«Леди Смелость»

Сюзан Робинсон Леди Смелость

ГЛАВА 1

Хатфилд-хаус,[1] Англия, 1558 год

Монахини более не опасались за свою жизнь, как при старом короле Гарри,[2] и одна из них, вся скрюченная от старости, возвращавшаяся, очевидно, в свой монастырь, остановилась у бывшей королевской резиденции в Хатфилде. Закрыв за собой трясущейся рукой в митенке дверь хатфилдской часовни, она повернулась лицом к главному проходу и бросила украдкой взгляд на единственную коленопреклоненную фигуру у алтарной ограды.

Это была молодая женщина в шелковом платье и едва державшемся на макушке черном чепце с вуалью, из-под которого ниспадали золотисто-рыжие волосы. Монахиня проковыляла по проходу к алтарю, опустилась на колени и положила руки с зажатым в них крестом на алтарную ограду. Рыжеволосая женщина даже не повернулась в ее сторону, продолжая смотреть прямо перед собой. Монахиня склонила голову в молитве, и в часовне зазвучали латинские слова. Неожиданно старуха чихнула и выронила свой крест. Мгновенно умолкнув, она вытянула перед собой трясущуюся руку, словно пытаясь его отыскать.

С быстротой молнии молодая женщина опустила на дрожащую руку монахини свою. Белые тонкие пальцы ухватились за митенку и сорвали ее. Освобожденная от своего покрова рука монахини застыла под пальцами молодой женщины. Намного крупнее той, что держала ее сейчас, она была гладкой и смуглой, и на среднем пальце сверкало золотое кольцо с печаткой.

Монахиня вновь чихнула, и молодая женщина тихо рассмеялась.

— Поделом вам, лорд Монфор. Господь, очевидно, решил наказать вас за этот маскарад, послав лихорадку.

Мужчина выпрямился. Скрюченное плечо распрямилось, и весь он как будто мгновенно вырос и стал больше. Кристиан де Риверс, лорд Монфор, сын графа Вастерна, потер свой нос и посмотрел искоса из-под ниспадавшего ему на лицо черного покрывала на женщину.

— Ваше высочество, — он слегка поклонился и тут же снова чихнул. — Эта ряса вся пропахла мышами.

Принцесса Елизавета окинула его насмешливым взглядом и повернулась к алтарю.

— Какие вести вы принесли мне о моей сестре?

— Королева время от времени сходит с ума и постоянно умирает.

Принцесса шумно вздохнула, но с губ ее не слетело ни слова.

Кристиан тихо продолжал, устремив взгляд на алтарную ограду:

— Наконец-то она рассталась со своей фантазией, что носит ребенка. Сейчас она полагает, что живот у нее раздулся от водянки. Но она во всеуслышание клянется, что Ваше высочество никогда не станет королевой, так как вы…

— Незаконнорожденная… Дура! Она не может пойти против воли нашего отца. Если она все же решится на это, то следующей претенденткой на престол является, как известно, шотландская королева.

Кристиан вновь натянул митенку на правую руку.

— Советники все время спорят. Некоторые из них поддерживают кандидатуру шотландской королевы, но большинство отстаивает права Вашего высочества. Однако все они желают избавиться от испанского супруга королевы Марии и положить конец этой дурацкой войне с Францией.

Две головы в черном придвинулись друг к другу, и Кристиан начал рассказывать принцессе во всех подробностях о последних дворцовых интригах.

— А как обстоят дела у вас? — спросила Елизавета. — Вы еще не прикончили Луиса д’Атеку?

— Ваше высочество знает, что я не могу убить посла супруга королевы.

— Я только знаю, что вы не должны этого делать, — заметила Елизавета. — Но вы забыли, мы с вами знаем друг друга c четырех лет, и, насколько я помню, никакие условности вас никогда не останавливали. А теперь скажите мне, почему вы с д’Атекой так жаждете крови друг друга?

Кристиан наморщил нос.

— Я отказал ему кое в чем, Ваша светлость.

Елизавета повернулась к Кристиану и вопросительно подняла брови. Кристиан вздохнул, поняв, что она не собирается оставлять этой темы.

— Я отказал ему в моем… обществе.

— В вашем обществе?

— Я бы сказал, в моей дружбе.

— Вы говорите прямо как невинная девица. Ну-ну, не делайте такого лица, я понимаю. Но, Кристиан, никаких дуэлей с этим человеком короля Филиппа. Д’Атека опасен, и я запрещаю вам без необходимости рисковать своей жизнью.

— Да, Ваше высочество…

Где-то хлопнула дверь, и Елизавета, вздрогнув, резко подняла голову. Она бросила взгляд через плечо и повернулась к Кристиану.

— Вам пора уходить. Если вас узнают, я лишусь своего лучшего тайного агента.

Кристиан согнулся в три погибели и вновь стал походить на дрожащую старую монахиню.

— Не беспокойтесь, Ваша светлость. Я совсем не желаю, чтобы наша королева узнала, что один из ее лордов-католиков в действительности еретик, служащий ее сестре.

— Вам еще повезет, если она лишь заточит вас в этом случае в Тауэр. Но боюсь, стоит ей заподозрить, что вы ставите под сомнение старую религию, и она сожжет вас на костре. Сколько уже погибло с тех пор, как Мария провозгласила этот закон против ереси? Несколько сотен, я полагаю…

Кристиан ухмыльнулся.

— Ваша светлость не слышали леди Джоанну и леди Дормер. Они обе считают, что костер мне не страшен, потому что сердце и душа у меня изо льда.

Белый пальчик щелкнул слегка Кристиана по носу.

— Вы всегда останетесь моим главой ордена беспутства.

Он взял ее руку и поднес к губам.

— Я всегда останусь слугой Вашего высочества. Молю Бога ниспослать вам избавление от ваших врагов. Англия нуждается в вас. Мы в долгах, умираем с голода, нас подвергают пыткам. И наше освобождение находится в руках дочери старого короля Гарри.

— Да сделает меня Господь достойной любви моего народа, — прошептала принцесса.

— И да защитит Он Вашу светлость.

С этими словами Кристиан повернулся и заковылял к двери. Через минуту он был уже на улице. Елизавета вновь обратила свой взор на алтарь. Никто из них не оглянулся.

Стремясь избежать встречи со стражем-тюремщиком принцессы, Кристиан прошел сразу же на конюшню, где он оставил своего мула. Дав мальчишке, присматривавшему за животным, пенни и легкий подзатыльник, он двинулся в путь и через какое-то время земли замка остались позади. Апрельский день выдался на редкость солнечным, но холодным, и вскоре от резкого ветра щеки его разрумянились. Вынужденный ехать согнувшись в три погибели, Кристиан мечтал лишь о том, чтобы как можно скорее достичь развилки, откуда шла дорога на Лондон.

Спустя некоторое время показалась развилка с древним каменным указателем, высеченная надпись на котором настолько стерлась, что разобрать ее не было никакой возможности. Кристиан соскользнул с мула и, делая вид, что рассматривает копыта животного, быстро огляделся. В пыли неподалеку рылась белка. Она была, похоже, единственным живым существом на этой дороге, которая более походила на грязную тропу. По обе стороны от дороги тянулись узкие полосы обработанной земли, а видневшаяся поодаль бледно-зеленая лента молодой поросли отмечала начало леса.

Кристиан выпрямился и, взяв в руки поводья, повел своего мула через поле к деревьям. Он шел через лес, углубляясь все дальше и дальше, пока не увидел старый полузасохший дуб. Здесь он остановился, привязал мула к суку и, чихнув, стащил монашеский головной убор, под которым оказалась пышная грива темно-каштановых волос. Вслед за этим он сбросил покрывало и, начав развязывать веревку на поясе, крикнул, не поднимая головы:

— А ну-ка вылезайте, мои ангелочки. Люцифер соскучился по компании.

В тот же миг у валунов, казалось, выросли головы, а деревья выпустили из стволов конечности. С древнего дуба, мелькнув в воздухе, свалилось худое длинное тело. Это был некто Иниго-Ловкач, вор-карманник и разбойник с большой дороги. Упав на землю, он прокатился под брюхом мула, вскочил на ноги и склонился в поклоне перед Кристианом. Узкоплечий, с худыми, как жерди, ногами, он своими быстрыми движениями напоминал испуганную ласку.

— Милорд?

Кристиан продолжал раздеваться, не обращая внимания на Иниго. Что-то здесь было не так, он чувствовал это, потому что иначе его компания головорезов и нищих попрошаек не собралась бы сейчас вокруг него в полном составе. Оставшись в одних плотно обтягивающих ноги штанах, Кристиан повернулся к напоминавшему своей массивной фигурой башню замка Энтони-Простофиле, который держал в руках его сапоги для верховой езды из мягкой кожи. За Энтони стояла Полли Три Зуба, протягивая Кристиану батистовую рубашку.

— Черт подери, — проговорила Полли, облизываясь, — да ты, дорогуша, стал никак еще краше. — Она ухмыльнулась, продемонстрировав единственные три зуба, которые ей только и удалось сохранить за свою долгую жизнь торговки вразнос, воровки и проститутки.

Иниго оторвал ее руки от обнаженных плеч Кристиана.

— Прочь, потаскуха! Не смей дотрагиваться своими грязными лапами до нашего прекрасного Кита.

— Чтоб ты сдох, — пробормотала Полли, со злобой посмотрев на Иниго.

Иниго несомненно нашел бы, что ей ответить, если бы не поймал в этот момент устремленный на него ледяной взгляд своего господина. Увидев эти глаза, казавшиеся сейчас подернутыми льдом озерами фиолетовых чернил, разбойник моментально умолк.

— Что вы все здесь делаете, сбившись вместе, словно куча гнилых яблок? — спросил Кристиан. Явно не ожидая ответа Иниго, он продолжал: — Так, понимаю. Решили облегчить работу констеблей и палача, позволив им схватить вас всех скопом.

Иниго побледнел. Полли подалась назад, а толстяк Энтони спрятался за деревом. Несколько фальшивых нищих поспешили сделать вид, что собирают хворост для костра.

— Но, милорд… — начал было Иниго.

Кристиан просунул руки в рукава своего черного камзола и застегнул спереди серебряные пуговицы.

— Если они схватят вас, я не шевельну и пальцем. Вместо того, чтобы, как обычно, подкупить их, я лучше спляшу на вашей казни и брошу цветы на ваши трупы.

Он резко повернулся и выхватил свой пояс и меч из рук человека, молча стоявшего у него за спиной.

— Терпеть не могу повторять тысячу раз одно и то же, — гневно произнес он, — подобно бормочущему над своими книжками школяру!

Человек, ставший невольной жертвой столь яростного выпада, лишь моргал в ответ. Он был одет как джентльмен, с мечом и кинжалом за поясом.

— Милорд, — наконец осмелился подать он голос, — они не пожелали мне ничего рассказывать.

Мгновение взгляд Кристиана был прикован к лицу Эдварда Хекста, который был его неизменным телохранителем с самой юности. Наконец он отвернулся, и Хекст вздохнул с облегчением. Вскочив на валун под засохшим дубом, Кристиан протянул вперед руки и нежнейшим, как у сирены, голосом позвал:

— Томас, сладкий мой, пойди-ка сюда.

Малыш в грязном платьице выглянул из-за юбок Полли. Кристиан сунул руку в висевший у него на поясе черный с серебром кошель и достал оттуда мешочек. Развязав стягивающий его шнурок, он порылся в нем и вытащил засахаренную сливу. Томас подобрал подол своего платьица и засеменил к Кристиану. Грязная ладошка раскрылась в ожидании сладости. Кристиан протянул ему сливу, но не выпустил ее из руки.

— Что привело сюда твою мать, Томас?

Иниго охнул, и Кристиан махнул ему свободной рукой, приказывая молчать.

Томас высунул розовый язычок и облизал губы.

— Черный Джек, — сказал он и, схватив засахаренный фрукт, бросился к матери.

Все застыли, но только на мгновение, так как в следующую же секунду Кристиан бросился на Иниго, и тот повалился на землю, увлекая его за собой. С быстротой молнии Кристиан выхватил из-за пояса кинжал и приставил его к горлу разбойника.

— Я задам этот вопрос только один раз, — прошипел Кристиан. — Итак, что там насчет Черного Джека?

Иниго сглотнул застрявший в горле комок, и кончик кинжала дернулся в такт с движением горловых мышц.

— Они прошли здесь менее часа назад, он и его ребята. Я слышал, как они говорили что-то о леди, едущей на одном коне с другим всадником. Мы не могли уйти, не убедившись, что он покинул эти места.

— И вы не собирались мне ничего говорить, пока он отсюда не уберется, — заметил Кристиан. Он сунул кинжал за ухо Иниго. — Может, мне разукрасить твою рожу как следует, чтобы научить тебя наконец повиновению? Шлюхи из «Кошки и скрипки» и так расставят для тебя ноги, но я не уверен, сделает ли это милашка Энни Тёрнстайл.

— Если вы будете попусту тратить время, вы упустите Джека.

Иниго был освобожден так же мгновенно, как был захвачен. Кристиан бросился к лошадям, которых Эдвард Хекст уже выводил из зарослей кустарника, где они были спрятаны. Иниго поднялся на ноги, но тут же был вынужден отпрыгнуть в сторону, дабы не попасть под копыта коня, на котором промчался мимо него Кристиан. Глядя вслед всадникам, Иниго вытер выступивший над верхней губой пот.

К нему подошла Полли, у которой на бедре висел привязанный маленький Томас.

— Говорила я тебе, не надо скрывать этого от него, — сказала шлюха, прислушиваясь к постепенно замирающему вдали цокоту копыт. — Наш Кит разгадывает любые секреты не хуже цыганки-гадалки, и он мечтал насадить голову Джека на свое копье, еще когда был чуть больше моего Томаса.

— Иди ты — знаешь куда?! — огрызнулся Иниго. — Как будто я сам этого не знаю. У меня до сих пор трясутся поджилки, когда я вспоминаю тот последний случай, когда он гнался за Черным Джеком. — Он засунул большие пальцы рук за пояс и покачал головой. — Мало найдется людей на этом свете, от которых я жду беды для нашего Кита, и Черный Джек первый в этом списке. Но милорд последовал бы за Джеком на край земли и даже в сам ад, если бы мог.

Иниго вновь покачал головой и грязно выругался. Ему оставалось только надеяться, что Кит доедет до Лондона, так и не встретив Джека. Как бы опасен ни был его господин, Черный Джек вполне мог оказаться еще опаснее. Этот разбойник с большой дороги владел мечом не хуже итальянского наемника, и душа у него была такой же черной, как у ведьмина дружка черта. К тому же при виде Черного Джека Кит вполне мог потерять голову, дав тому еще одно преимущество.

Кристиан заставил коня перепрыгнуть через глубокую высохшую яму, в которой вполне могло уместиться небольшое озеро. Перед ним вилась, уходя вдаль, к следующей деревне, дорога, вдоль которой не было ни клочка обработанной земли. Несмотря на утрамбованную землю, древний лес подступал почти вплотную к самой кромке. В одном месте деревья росли так близко, что их ветви, сплетясь, образовали нечто вроде зеленого свода над головой, благодаря чему на дороге царил полумрак. Это было излюбленное место разбойников для устройства засад.

Не обращая внимания на протесты ехавшего за ним Хекста, Кристиан продолжал скакать вперед, пока не услышал женский крик и звон оружия. Выхватив меч из ножен, он заставил коня свернуть с дороги, намереваясь обогнуть то место, откуда доносились звуки сражения. Хекст последовал за ним.

Вскоре в просвете между деревьями они заметили движение. На узкой тропе пятеро вооруженных воинов в зеленых с желтым ливреях противостояли девятерым разбойникам. Четверо из них спешились, но пятый сражался, оставаясь в седле, и за спиной у него сидела дама, держа на сгибе локтя корзинку. Две женщины, судя по их виду, горничные, припали, стеная, к земле.

Кристиан быстро оглядел сражавшихся, ища гриву серебристо-черных кудрей и мелькающий с быстротой молнии меч.

Вот он! Один из воинов в желто-зеленой ливрее рухнул на землю. Человек, сразивший его, вырвал из тела меч, и на мгновение тот ослепительно сверкнул на солнце. Пришпорив коня, Кристиан ринулся вперед. Жеребец вылетел на тропу, разметав в разные стороны четверых разбойников. С громкими воплями они попадали на землю, где их уже ожидал противник. Взгляд Кристиана был по-прежнему прикован к человеку с черной блестящей шевелюрой, слегка посеребренной сединой. Услыхав за спиной шум, разбойник оглянулся, и глаза его расширились при виде Кристиана. Он испустил радостный крик и сильнее уперся ногами в землю, готовясь к встрече. Кристиан слегка наклонился набок и, пролетая мимо, сделал выпад, целясь в голову черноволосого разбойника. В последний момент он выпрямился, избежав удара в грудь. Это был лишь вызов, проба сил, ничего более. Кристиан пронесся мимо, остановил коня и соскользнул на землю. Его противник уже бежал к нему со всех ног. Сражение вокруг них не стихало. Верный Эдвард Хекст встал за спиной Кристиана.

Спрыгнув с коня, Кристиан выбросил вперед руку, направив острие меча в грудь человеку, который стоял сейчас перед ним.

— Черный Джек!

Несмотря на жгучую ненависть, которая, казалось, захватила его мозг, лишив всякой способности рассуждать здраво, Кристиан сказал это совершенно спокойным тоном. Взгляд его был прикован к лицу человека, которого он мечтал убить с восьмилетнего возраста. Черный Джек смотрел на него с нескрываемым восторгом.

— Кит! — Он рассмеялся и описал мечом в воздухе круг. — С возвращением тебя, и добро пожаловать назад. Снова захотелось стать моим рабом?

Вместо ответа Кристиан сделал выпад. Клинки зазвенели, скрестившись, скользнули вверх, их рукояти сплелись, и Кристиан был вынужден ухватиться за свой меч обеими руками, чтобы оттолкнуть от себя противника. Черный Джек отскочил назад, мгновенно развернулся и бросился на Кристиана, целясь ему в грудь. Так они кружили вокруг друг друга, словно в каком-то диком танце, под аккомпанемент криков сражавшихся рядом мужчин.

Увернувшись от удара, который он едва не пропустил, Кристиан сделал в свою очередь выпад и почувствовал, как его меч рассек кожу куртки. Джек чертыхнулся и отпрыгнул назад, бросив взгляд на раненую руку.

— Я и забыл, что щенок превратился в волчонка, — сказал он, парируя следующий удар Кристиана. — Мне тоже тебя не хватало, — продолжал разбойник. — Ты мое создание — сын графа и выученик самого знаменитого головореза во всей Англии.

Не отвечая на поддразнивания разбойника, Кристиан продолжал молча наступать на него, тесня туда, где сидели на лошади мужчина и женщина. В ярде от всадников Черный Джек вдруг остановился и свистнул. В тот же миг что-то промелькнуло в воздухе и вонзилось в горло всаднику. Тот дернулся и упал ничком на холку коня. Всадница словно обратилась в камень, продолжая смотреть расширившимися от ужаса глазами на своего поверженного спутника.

Не желая прерывать поединок с Черным Джеком, Кристиан лишь крикнул ей:

— Прыгай с лошади, дура, и удирай!

Женщина вздрогнула и повернулась к нему, но, прежде чем она успела что-либо сказать, с ветви дерева над нею спрыгнул человек и повалил ее на землю. Кристиан бросился было к ним, но Черный Джек направил на него меч, загородив дорогу.

— Э, нет, мой дьяволенок. Сначала я хочу тебя кое с кем познакомить. — Джек, продолжая направлять острие меча в грудь Кристиану, махнул свободной рукой в сторону разбойника, захватившего женщину. — Кит, любовь моя, позволь представить тебе Блейда, твою ровню и мое утешение, вторую строчку в моем куплете. Как ты сам только что смог убедиться, он вполне достоин своего имени.[3] Упоминание об утешении в конечном итоге заставило Кристиана повернуть голову. Первое, что бросилось ему в глаза, было приставленное к горлу женщины сверкающее лезвие ножа. Его взгляд поднялся выше, к руке в заплатанной коже, задержался на локоне темно-каштановых волос, почти таких же, как и у него, и наконец остановился на лице, на котором застыло выражение первобытной жестокости. Лицо было совсем юным, без единой морщины. Серые глаза смотрели на него с вежливым равнодушием.

— Блейд мог бы попасть в молнию и вырезать звезду из небосвода, — сказал Джек. — Отзови своих людей, или я прикажу ему продемонстрировать свое искусство на этой бабенке.

Кристиан перевел взгляд на Черного Джека.

— А мне-то что? Единственное, чего я хочу, так это выпустить тебе кишки.

Черный Джек кивнул Блейду, и тот рванул батист, закрывавший глубокий вырез на платье женщины. Тонкая ткань затрещала, и в следующее мгновение батист оказался у разбойника в руке. Услышав треск рвущейся материи, Кристиан повернул голову, и взгляд его тут же наткнулся на видневшиеся в вырезе платья женщины белые холмики грудей. Внезапно Блейд надавил на них снизу, так что они едва не выскользнули наружу.

Девушка зашипела, и в первый раз за все это время Кристиан взглянул ей в лицо. Черт подери, это была мышка Элеонора Бекет, одна из фрейлин королевы.

— Порази тебя чума, Джек, — сказал он. — Отпусти ее.

— Так, значит, тебя волнует, что с ней станет? — Джек шагнул к женщине и, наклонившись, провел пальцем по ее груди. — Может, порезвимся с ней чуток? Сделаем из этой простушки хорошую шлюху? Мы с тобой вполне можем поделиться. Блейд не будет возражать. Он не из ревнивых.

Кристиан приблизился к Черному Джеку.

— Ты превратил меня в настоящего Калигулу,[4] так что придется тебе придумать кое-что поинтереснее, если хочешь отвлечь меня от моей цели. Отпусти ее, чтобы я мог наконец заняться тобой.

Он сделал быстрый выпад, направив острие меча в грудь разбойника, но тот мгновенно парировал удар. Кристиан продолжал атаковать, пока крик женщины не заставил его вновь оглянуться.

Юнец, которого звали Блейдом, прижал женщину к себе и приставил ей к сердцу нож. Кристиан увидел, что острое лезвие рассекло нежную кожу на ее груди. Поймав взгляд юнца, он крикнул:

— Оставь ее. Ты совсем не обязан ему повиноваться.

Прямые черные брови сдвинулись, и по выражению его лица с резкими чертами Кристиан с радостью понял, что юнец явно колеблется.

Черный Джек расхохотался.

— Клянусь дьяволом, да ты никак пытаешься испортить мне моего новичка?

— Вовсе нет, — ответил Кристиан. — Я лишь ждал Хекста.

Пока он говорил, Хекст пробежал последние несколько футов, поднял свой меч и с силой ударил рукоятью юнца по голове. Блейд упал на колени, выпустив из рук Элеонору. В тот же миг Кристиан кинулся к Черному Джеку, но разбойник уже со всех ног улепетывал в глубь леса. Кристиан побежал было за ним, но внезапно до него донесся крик Хекста. Оглянувшись, он увидел, что его верный телохранитель валится на землю и в плече у него торчит нож. Блейд тут же бросился к нему, держа второй нож наготове. Кристиан кинулся назад. Когда до Хекста оставалось несколько шагов, он прыгнул и, одной рукой схватив юнца за плечо, а другой перехватив его кулак с зажатым в нем ножом, который был уже у самого сердца Хекста, всем своим телом придавил разбойника к земле.

Блейд испустил приглушенный крик. Неожиданно в его свободной руке появился еще один нож, кончик которого сверкнул перед самыми глазами Кристиана.

— Черт подери!

Кристиан схватил юнца за обе руки и, рывком подняв их у него над головой, с силой ударил ими о валун. Оружие выпало. Блейд рванулся, едва не выскользнув из рук Кристиана, затем плюнул ему в лицо.

— Ублюдок с голубой кровью! — заорал он. — Я отрежу твой член и преподнесу его Черному Джеку на серебряном блюде!

Продолжая сжимать обе руки юнца, Кристиан рассмеялся.

— Клянусь всеми святыми, ты совсем как я в молодости.

— Иди ты в задницу, грязный боров! Вонючее отродье цыганской потаскухи!

— Э-э, полегче с выражениями, а не то мне придется поучить тебя хорошим манерам.

— Он все мне рассказал о тебе, чертов сукин сын.

— Блейд, мой мальчик, от таких выражений у тебя, несомненно, вскоре отсохнет язык.

Внезапно Блейд дернулся всем телом, попытавшись сбросить с себя Кристиана.

— Черт меня подери, если я оставлю тебя Черному Джеку, — пробормотал Кристиан, с силой вжимая его в землю.

Извиваясь как уж, Блейд крикнул:

— Нет!

В ответ Кристиан пробормотал что-то вроде извинения и ударил его в челюсть. Блейд мгновенно обмяк, и Кристиан наконец с облегчением вздохнул. Оставив юнца лежать на земле, он подошел к Хексту, который сидел неподалеку, держа раненую руку на весу. Рядом с ним была Элеонора Бекет. Двое из сопровождавших ее воинов почти не пострадали в схватке, и сейчас один из них стоял около девушки, тогда как другой ловил разбежавшихся лошадей и занимался своими ранеными товарищами и истерично рыдавшими служанками.

Опустившись на колени подле Хекста, Кристиан осторожно стащил с него камзол и рубашку и тщательно ощупал рану. Точность Блейда, похоже, спасла его телохранителю жизнь. Нож прошел сквозь мягкие ткани, и кость была не задета.

— Простите, милорд, — сказал Хекст. — Мне следовало бы ударить парнишку посильнее.

Кристиан промолчал, боясь, что если откроет рот, то уже не сможет за себя поручиться. Закончив осмотр, он вытер пальцы о камзол Хекста, приложил ладони ко рту и издал звук, похожий на ястребиный клекот.

Опустив руки, он взглянул с ледяным презрением на Элеонору Бекет.

— Господи, упаси меня от глупости женщин. Ты что, не знаешь, как брыкаться? В следующий раз, сделай милость, воспользуйся своими ногами, вместо того чтобы торчать недвижимо посреди сражения, как майский столб с титьками.

Элеонора вся съежилась от его слов. Она пыталась прикрыть рукой свою обнаженную грудь, и вид этой белоснежной, блестящей от пота кожи странным образом рассердил его еще больше. Он наклонился, помогая Хексту подняться, и тот тяжело оперся на него.

— Потерпи немного, мы уже уезжаем.

— Милорд, — осмелился подать голос Хекст. — А как же леди?

— Оставим ее моим красавчикам. Они скоро будут здесь.

— Милорд, вы не можете оставить женщину одну с этой компанией.

— Наоборот, этой кобылке придется прокатить на себе ребят пару раз, чтобы расплатиться с ними за их помощь. Может, доброе семя какого-нибудь бродяги превратит наконец мышь в тигрицу.

Хекст убрал свою руку с плеча Кристиана.

— Ваш отец отрубит мне правую руку. Я не могу оставить даму Иниго-Ловкачу и его головорезам.

Кристиан. одарил своего телохранителя улыбкой, от которой у того обычно уходила душа в пятки. Но ни этот раз, увидев ее, отпрянул воин Элеоноры. Хекст только стиснул зубы и остался стоять на месте. К счастью, ему пришлось выдержать этот зловещий взгляд менее минуты, так как дама, о которой шла речь, поднялась и положила свою маленькую ручку Кристиану на локоть.

— Простите, что ничем не смогла помочь, — робко проговорила она. — Вы правы, я действительно ужасная трусиха. Мне надо было что-то сделать, но я страшно испугалась.

Кристиан перевел свой полный ярости взгляд на нее, продолжая молчать, и у нее мгновенно задрожали губы. Внезапно из-за деревьев показались Иниго, Полли Три Зуба и остальная компания. Хекст направился к ним, чтобы сделать необходимые распоряжения.

Наконец Кристиан заговорил:

— Эта ваша рука, прижатая к груди, означает ли она, что вы хотите привлечь к ней внимание или желаете походить на мадонну?

— Ни то и ни другое.

Но Кристиан ее не слушал. Внезапно он оторвал ее прижатую к груди руку, и взору его предстала напоминающая красную шелковую нить на белой камке линия пореза. Тонкие струйки крови стекали из раны в ложбинку между грудями. Молча Кристиан вытащил из-за обшлага камзола носовой платок и, свернув его, приложил к ране. Элеонора вздрогнула, и он схватил ее за руку, приказав не двигаться.

— Полли, принеси воды, — крикнул он через плечо.

В следующую минуту, не обращая внимания на протесты девушки, Кристиан уже промывал ей рану. Закончив, он вытер лицо и руки и бросил платок в таз, который все это время Полли держала перед ним.

— Полагаю, Полли, на тебе нет и чистой нитки?

— Моя нижняя юбка.

— А ну-ка, оторви нам от нее кусок. — Кристиан протянул Элеоноре чистую полоску ткани. Пока она засовывала ее за корсаж, он сбросил с себя камзол. — Накинь-ка это.

Он тщательно расправил тяжелые складки, но плечи камзола все равно были слишком широки. Элеонора совершенно тонула в нем, и тут только он в полной мере осознал, какой она была маленькой. Стащив с нее камзол, он дал ей взамен свой плащ. Она моментально закуталась в него по самую шею и подняла глаза на Кристиана.

Чепец у нее на голове сбился набок. С раздражением Кристиан сдернул его, и длинные темные кудри рассыпались по ее плечам.

Губы его скривились в насмешливой улыбке.

— Полли, ты только взгляни на нее. Прямо скворец. Хотя нет, скорее сорока. Да, черно-белая сорока.

Он отвернулся и направился к своему коню, приказав двум воинам Элеоноры, которые не были ранены, следовать за ним. Вскочив в седло, он повернул коня назад, к Элеоноре Бекет. Она уже подняла с земли свою корзинку и теперь стояла, прижимая ее к груди.

— Не смотри на меня так, женщина. С кем еще ты можешь ехать?

Взмахом руки он показал на помогавших ее воинам грязных оборванных разбойников, которые то и дело отпускали похабные шуточки, бросая плотоядные взгляды на нее и ее двух прислужниц.

— Ну, давай мне руку, или я оставлю тебя здесь моим котам.

Маленькая ручка взметнулась вверх. Почувствовав прикосновение хрупких пальчиков девушки, Кристиан ощутил в душе какое-то неясное волнение. Мгновенно рассердившись на себя, он рывком поднял Элеонору и посадил ее перед собой. Она тут же вцепилась в гриву коня, будто ожидая, что в следующий момент Кристиан сбросит ее отсюда. Обхватив ее руками за талию, он привлек ее к себе. Однако слишком близко, как он сразу же осознал, почувствовав легкое давление на свои чресла. В смущении Элеонора заерзала, и голосом, напоминавшим шипение змеи, он предупредил ее, чтобы она не двигалась.

Внезапный порыв ветра бросил ему в лицо темную прядь волос. Кристиан раздраженно откинул ее, и Элеонора обернулась. В огромных карих глазах, устремленных на него, застыл вопрос. Он приподнял брови и бросил насмешливый взгляд на ее пухлую нижнюю губу. Покраснев, она отвернулась.

— Я поехал, — крикнул он Хексту и Иниго. — Кончайте тут и догоняйте нас с остальными женщинами.

Он вонзил шпоры в бока коня и пустил его рысью вперед. Элеонора стиснула его руки. Ее корзина качнулась и ударила его по ребрам. Он заскрежетал зубами, и тут в корзинке что-то взвизгнуло, и из-под тряпки, которой она была накрыта, выглянули две лохматые головы. Щенки.

Он уже собирался прикрикнуть на них, как вдруг ветер снова бросил ему в лицо прядь волос Элеоноры. Он натянул поводья и заставил коня остановиться. Оторвав от себя пальцы девушки, он обнял ее одной рукой за талию. Маленькие пальчики мгновенно вновь вцепились в нее, и он понял, что она боится, как бы он ее не уронил. Он высвободил свою руку, но привлек девушку к себе ближе.

— Господи, избавь меня от невинных дев, — пробормотал он сквозь зубы, отбрасывая со своих плеч и лица пряди ее волос. Волосы были нежными и мягкими на ощупь, как шерсть на животе горностая, и, почувствовав это, он моментально отдернул руку, словно она коснулась раскаленного железа.

Пинком заставив коня тронуться с места, он резко бросил:

— Ненавижу черные волосы!

ГЛАВА 2

Слабо пискнув, Нора Бекет проснулась. Как оказалось, ее разбудил крик ночного дозорного. Мгновенно отодвинувшись от Кристиана де Риверса, чьи руки обнимали ее, не давая упасть, она выпрямилась. Хотя их путешествие продолжалось уже два дня, она все еще никак не могла привыкнуть к близости молодого человека и чувствовала себя весьма неловко в его объятиях.

Такова, вероятно, была воля небес, пожелавших, чтобы ее спас от разбойников человек, чья репутация была много хуже, чем у любого из них, подумала со вздохом Нора. С самого начала он повел себя с ней так, будто это была исключительно ее вина, что ему не удалось заколоть этого разбойника с дурацким именем. Все эти два дня лорд Монфор кипел от ярости, как отвергнутая куртизанка, облегчая время от времени душу площадной бранью, от которой она вся сжималась в комочек. Ее утешало лишь то, что он мог сделать бланманже из любого разбойника, который осмелился бы на них напасть. Но почему ее спаситель должен был явиться к ней в виде этой фиалковоглазой кобры со зловещей улыбкой на губах? Какое несчастье!

Она успокаивала себя тем, что скоро она наконец избавится от лорда Монфора и вернется опять во дворец. Возможно, ее и нельзя было назвать украшением двора, но королева Мария была неизменно добра к ней.

И, самое главное, у нее теперь было дело, которое помогало ей заполнить пустоту ее жизни. К несчастью, это дело, если бы все открылось, могло привести ее на костер.

Однако она тщательно хранила от всех свой секрет. Причиной страхов, обуревавших ее в данный момент, была главным образом необузданность человека, который держал ее сейчас в своих равнодушных объятиях. Он вполне мог оставить ее в руках разбойников; в этом она ничуть не сомневалась. Благодаря дворцовым сплетням ей было кое-что известно о Кристиане де Риверсе. Когда мальчику было восемь лет, на него с отцом, графом Вастерном, напали разбойники. Графа, сочтя убитым, они оставили в лесу, а мальчика забрали с собой. Граф нашел сына, но лишь через четыре года, да и то совершенно случайно. Любой человек, проведший в таком нежном возрасте столько времени среди английских воров-карманников, плутов, мошенников и шлюх, несомненно не чувствовал бы никаких угрызений совести, отдавая девушку на растерзание своре разбойников. Так что, полагала она, Господь в каком-то смысле защитил ее, заставив Эдварда Хекста настоять, чтобы ее проводили до дворца.

Продолжая сидеть прямо и неподвижно перед лордом Монфором, Нора окинула взглядом окрестности. Церковные шпили, за которые опускалось солнце, и ужасная вонь, поднимавшаяся от грязной дороги, говорили о том, что они наконец достигли Лондона. Заставляя себя держать глаза открытыми, несмотря смыкавшую веки усталость, она смотрела перед собой не произнося ни слова, пока вдруг не заметила, что они скачут совсем не к Уайтхоллу.

— Милорд, дворец…

— Заперт сейчас крепче, чем пояс целомудрия, — ответил Кристиан. — Мы едем ко мне. Ну-ну, не кукситесь. Мой отец дома, так что вашей добродетели ничто не угрожает. Хотя я и так бы на нее не посягнул, учитывая вчерашнюю ночь.

Нора прикусила губу. Очень скоро она поняла, что ей лучше не отвечать на его язвительные замечания, так как это только подливало масла в огонь. Поэтому она ничего не сказала в ответ на его слова о вчерашней ночи, когда пышногрудая служанка в придорожной харчевне отвоевала его у трех своих товарок. Все это было так отвратительно. Служанки даже устроили шуточную дуэль между собой за право провести с ним ночь.

Тихо вздохнув, Нора обратилась мыслями к своей встрече в лесу с Черным Джеком и лордом Монфором, которого разбойник называл Кит. Какой же она выказала себя трусихой! При виде ужасной силы мужчин, их ярости, крови она мгновенно перестала что-либо соображать. Всю свою жизнь она совершенно не выносила зрелищ насилия и жестокости, и, когда этот мальчик приставил ей к груди нож, она тут же поникла, как роза на ветру. Если бы только это был не лорд Монфор, кто бы напал на разбойников. Вот он-то действительно являлся украшением двора; об этом говорила сама королева Мария. По существу, у лорда Монфора при королевском дворе был собственный двор из громогласных, грубых, заносчивых молодых аристократов, которых мало что могло привлечь в пожилой и фанатично верующей королеве. Кристиан де Риверс был неофициально признанным кронпринцем удовольствий и граф-маршалом молодых повес, таких же жестоких и необузданных, как и те, что бесчинствовали когда-то в Англии во времена Плантагенетов.

И этот кронпринц явно от нее устал. Нора знала, что он о ней думает. Мышь. Это было прозвище, данное ей блестящими придворными дамами и тут же подхваченное джентльменами. Она чувствовала, как он мысленно произносит «мышь» при каждом взгляде на нее. К счастью, делал он это не слишком часто.

Они выехали на Стрэнд, тянущуюся вдоль Темзы лондонскую улицу, где располагались роскошные особняки герцогов и епископов. Между двумя мужчинами, скакавшими за ними, ехал, привязанный к своей лошади словно поросенок, которого везут на рынок, мальчик по имени Блейд. В первую же ночь их путешествия он попытался сбежать. Она не знала, что сделал с юношей лорд Монфор, но Блейд вернулся к ним бледный, дрожащий и больше не делал попыток сбежать. Хотя, конечно, если бы ее, как Блейда, притащили бы назад на веревке и со связанными руками, она вне всякого сомнения тоже вела бы себя смирно.

Через ворота, над которыми развевался штандарт со вздыбленными драконами Монфоров, они въехали в выложенный каменными плитами двор. Прямо перед ними веером распростерлись широкие белые ступени лестницы. Навстречу им тут же поспешили, держа в руках факелы, люди в красных с серебром ливреях. Лорд Монфор что-то резко сказал одному из них, и Блейда тут же стащили с лошади и куда-то унесли.

Продолжая щуриться от яркого света факелов, Нора вдруг почувствовала, что лорда Монфора уже нет у нее за спиной. Она бросила взгляд вниз и увидела, что он стоит подле коня и протягивает к ней руки. Он что-то проговорил, но она, засыпая на ходу, ничего не поняла из его слов, и он рассмеялся.

Внезапно ее подняли в воздух, и в следующее мгновение она оказалась в объятиях лорда Монфора. Она хотела сказать ему, что вполне может идти сама, но он уже взбегал по ступеням, крепко прижимая ее к своей прикрытой шелком мускулистой груди. Он внес в тускло освещенный холл, и краем глаза она заметила черно-белые плиты мраморного пола, полированые дубовые панели стен и еще одного Кристиана де Риверса. Определенно это был двойник лорда Монфора.

Рука, поддерживающая ее под ноги, упала, и Нора поспешила выпрямиться. Когда она твердо встала на ноги, лорд Монфор отошел от нее и преклонил колени перед человеком, который встретил их в холле. У Норы едва не отвисла челюсть. В последние два дня ей не раз приходилось видеть, как склонялись перед лордом Монфором многие из мужчин и почти все женщины тогда как он, подобно королю, лишь слегка кивал в ответ на эти знаки почтения. И вот сейчас, у нее на глазах, он с непередаваемым изяществом и смирением ребенка поверг себя к ногам этого человека.

— Сир, — сказал он.

Глаза Норы совершенно округлились, когда она увидела, что лорд Монфор целует руку своему двойнику.

— Что ты опять натворил, Крис?

— Совершил рыцарский подвиг, милорд отец. Я спас вороненка по имени Элеонора Бекет от разбойников.

Граф Вастерн, от которого, как видела сейчас Нора, Кристиан унаследовал свои широко расставленнье глаза и звучный голос, нахмурился.

— Ты нашел Черного Джека?

— Вам не о чем беспокоиться, — ответил Кристиан. Он поднялся с колен и кивнул в сторону Норы. — Она помешала мне прикончить негодяя. Я не убил ее за это лишь потому, что тогда мне пришлось бы взять на себя заботу о ее двух щенках и обезглавить ее слуг.

Больше всего на свете Норе хотелось в этот момент просочиться сквозь щели между мраморными плитами пола. Внезапно двери распахнулись, и в холл вошли три старика в длинных плащах и плоских шляпах, какие обычно носят купцы или священники. Двое из них, лысые, приземистые, не привлекли бы к себе ничьего взора, но внешность третьего была весьма примечательной. Он был высокого роста, с длинной редкой бородкой, седыми волосами и изборожденным морщинами лицом, на котором выделялись сверкающие глаза. Прошмыгнув через холл, троица мгновенно скрылась где-то в дальних комнатах.

Как крысы, кинувшиеся в укрытие, подумала про стариков Нора. Она бросила взгляд на Кристиана де Риверса, но тот не обращал на нее никакого внимания, глядя пристально на своего отца. Граф Вастерн, как показалось Норе, кивнул, но так незаметно, что она не была полностью уверена, видела ли она это на самом деле. Кристиан вдруг повернулся и направился к ближайшей лестнице. Коснувшись рукой перил, он оглянулся.

— Сир, прошу вас, устройте эту леди в своих апартаментах. Она, конечно, настоящая конфетка, засахаренный лепесток розы, нежная и свежая, как бутон, но сейчас ей нужна только постель. Одинокая, увы.

И с невинной улыбкой на губах он начал подниматься по лестнице.

Щеки Норы вспыхнули. Она была сыта по горло язвительными шуточками лорда Монфора и не желала больше молчать. С губ ее сорвалось:

…Где бы что бы ни было — Смеется он. Манеру эту странную Не назовешь ни милой, ни изысканной.[5]

Она прикусила губу, пораженная собственной смелостью. Лорд Монфор застыл на ступени, спиной к ней. Внезапно он резко повернулся, и она встретилась с его сверкающим взглядом. Мгновение он смотрел на нее, не отрываясь, затем рассмеялся.

— Да она цитирует мне Катулла! Господи, девчонка, словно клирик, пытается влезть мне в душу, притворяясь невинной овечкой!

И с этими словами лорд Монфор отвернулся от Норы, уши которой пылали, и, хохоча во все горло, стал быстро подниматься по лестнице.

Нора осталась наедине с графом Вастерном. Пока для нее готовились покои, граф провел ее в гостиную и, предложив ей вина и сладостей, засыпал вопросами. Поначалу она чувствовала себя довольно скованно в его обществе. Ее не покидало чувство, что он все о ней знает, и к тому же сходство его с сыном заставляло ожидать и от него такого же грубого отношения. Но она ошиблась. Тревога за нее, сквозившая в каждом слове графа, помогла ей постепенно расслабиться и почувствовать себя в полной безопасности. Он так сильно беспокоился о ее здоровье, ее чувствах, ее имуществе, что очень скоро она поняла: этот человек был настолько же мягким и добрым, насколько его сын был грубым и бесцеремонным.

— Госпожа Бекет, — обратился он к ней с вопросом, когда она пила предложенное им вино, — как получилось, что вы выехали из дома вашего отца с таким небольшим эскортом?

Нора опустила глаза на высовывающиеся из-под подола амазонки носки своих туфель.

— Многие из них свалились в пути от лихорадки и нам пришлось оставить их, милорд.

Она понимала, что граф ей не поверил, однако он кивнул и задал новый вопрос:

— И вы так неожиданно покинули двор. Не случилось ли чего с вашим отцом? Могу я предложить свою помощь?

— Нет, благодарю вас, милорд. Мой о… отец послал за мной, чтобы известить меня о своей предстоящей женитьбе.

Граф высказал обычные в подобном случае добрые пожелания, но, несмотря на это, Нора подозревала, что он знает, как она себя чувствует… знает, как воспряла она духом, и в душе ее вспыхнула надежда, когда отец затребовал ее к себе. Возможно, подумалось ей тогда, она наконец-то заслужила его любовь? Ей не следовало обольщаться подобными несбыточными надеждами. Все, что услышала она от по приезде, была брань, которой он осыпал ее за неумение поймать в свои сети какого-нибудь подходящего дворянина…

Почувствовав на себе взгляд отца Кристиана, подняла голову, но тут же опустила ее снова, не в силах смотреть в эти добрые, все понимающие глаза.

— Я хочу поблагодарить вас, госпожа, за то, что вы помешали моему сыну сразиться с Черным Джеком.

При этих словах она быстро посмотрела на графа. Он нежно ей улыбнулся, словно сочувствуя всему тому, что ей пришлось вытерпеть от Кристиана.

— Вы большая трусиха, не так ли? — спросил он. — Но в вас, несомненно, должно быть и что-то от тигрицы, если вы на протяжении двух дней смогли выносить гнев Кристиана и не сошли при этом с ума.

Она покачала головой, но так и не нашла, что ответить. Все, что приходило ей на ум, прозвучало бы оскорбительно для ушей отца.

— Он обычно не поддразнивает дам так усиленно, как вас, — проговорил граф. — Интересно, чем вы его так раздражаете, что он набрасывается на вас, как ястреб на зайца?

— Я не знаю.

— Я тоже, но позвольте мне дать вам совет. Это всегда помогает мне в моих отношениях с Кристианом. Более всего он жесток и полон ярости, когда желает что-либо скрыть или чего-то боится. Страх побуждает его тут же атаковать. И не отступайте, не поддавайтесь ему, иначе он вас не будет уважать.

— Благодарю вас, милорд, — ответила Нора. — Но думаю, после сегодняшней ночи мне не придется больше отражать нападки лорда Монфора. Во всяком случае, я буду всем сердцем молиться о том, чтобы мне не пришлось этого делать.

На следующее утро Нора вернулась в Уайтхолл, довольная тем, что не стоит больше на пути у лорда Монфора. По прибытии во дворец она сразу же прошла в свою комнатушку. Вместе с ней здесь жила еще одна фрейлина, но сейчас она была на дежурстве. Норе тоже вскоре предстояло приступить к своим обязанностям, и ей хотелось быть во всеоружии, прежде чем она вновь встретится с презрительными взглядами, которыми окидывали ее придворные дамы, сопровождая это какой-нибудь колкостью, когда внимание королевы было чем-то отвлечено, и она не смотрела в их сторону.

Ей потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, почему она является объектом всеобщих насмешек. Поначалу она думала, что каким-то образом при дворе стало известно о ее незаконном происхождении, но, судя по всему, отец ее схоронил навечно эту постыдную тайну в своей груди. Объяснение презрительному отношению к ней придворных дам дала невольно королева Мария. Все дело, оказывается, было в одежде Норы. И не только в ее одежде, но и ее манерах.

— Моя дорогая Нора, — как-то сказала ей королева. — Твой головной убор совершенно очарователен. Он напоминает мне один из тех, что носила обычно моя матушка.

При этих словах Марии у Норы мгновенно упало сердце. Матерью королевы была Екатерина Арагонская, изгнанная из Уайтхолла первая жена Генриха VIII. Екатерину отстранили, дабы освободить место матери будущей принцессы Елизаветы, Анне Болейн, ради которой Генрих разгромил католическую церковь в Англии и отказался подчиняться Папе.

Но, как оказалось, Мария совсем не сердилась на Нору, наоборот, она ею была вполне довольна. Королеве нравились ее скромность, ее спокойствие, ее старомодные наряды, которые напоминали Марии о злотых днях юности, когда отец еще не прогнал от себя ее мать, чтобы жениться на своей любовнице. Замечание королевы заставило Нору присмотреться внимательнее к заполнявшим залы дворца дамам в платьях с узкими рукавами и головных уборах с ниспадавшей сзади вуалью. Она поняла, что ее гардероб соответствовал моде двадцатилетней давности. Вот что происходит, когда живешь в глуши.

Нора сменила все свои головные уборы конической формы на более модные, которые едва прикрывали волосы, но у нее не было средств, чтобы обновить весь свой гардероб. Ее отец ясно дал ей понять, что он отправил ее ко двору с единственной целью — найти там себе подходящего мужа. Вильям Бекет не сомневался, что ей это удастся. Он был богатым человеком и мог предложить хорошее приданое за своей дочерью, чтобы наконец-то от нее избавиться. При этой мысли Нора криво усмехнулась. Ее отец явно не предполагал того, что его дочь будет считаться здесь отставшей от моды мышью.

Появление в этот момент Артура, ее пажа, прервало воспоминания Норы. Королева требовала ее присутствия в приемном зале. Королевские музыканты должны были с минуты на минуту начать свое выступление, и Ее величеству было известно, как любит Нора музыку. Нора расправила пышные рукава своего верхнего платья. В них ее руки казались еще меньше, чем были на самом деле, но, к сожалению, как с этим, так и с завышенной линией талии, какой бы она ни была немодной, ничего нельзя было поделать. А кокетку на платье она и не собиралась убирать. Даже если бы ей не нужно было прикрывать рану, она все равно не стала бы вышагивать по залам дворца, тряся драгоценностями на обнаженной груди, подобно некоторым фрейлинам королевы.

Удовлетворенная тем, что она была прилично, если и не слишком модно одета, Нора направилась за своим пажом через анфиладу комнат в зал для приемов. Войдя, она сразу же устремила взгляд на лишенное всяких следов косметики маленькое и некрасивое лицо королевы, но прежде чем она смогла к ней приблизиться, ей пришлось, согласно этикету, трижды преклонить колено. Вокруг нее звучали приглушенные голоса придворных. В воздухе стоял аромат корицы, гвоздики и роз и слышался звон золотых и серебряных кубков. Когда Нора в последний раз преклонила колени прямо перед королевой, та своим низким, почти мужским голосом, который так не вязался с ее миниатюрной фигурой, произнесла:

— Господь уберег тебя от опасности, моя добрая Нора. Надеюсь, ты отблагодарила Его?

— Я благодарю Его каждый день за свое спасение, Ваше величество.

Взмахом унизанной кольцами короткопалой руки Мария велела девушке встать. Поднявшись, Нора оказалась достаточно близко от королевы, чтобы та могла видеть ее совершенно отчетливо своими близорукими глазами. Заметив ясный взгляд королевы и ее спокойно лежащие на коленях руки, Нора порадовалась за бедную женщину, у которой, очевидно, был сегодня один из ее редких хороших дней. В плохие дни Мария беспрестанно рыдала, звала своего отсутствующего супруга, проклинала французов и всех еретиков и поминутно заглядывала во все шкафы и под кровати в поисках наемных убийц. Но сегодня, похоже, самочувствие у королевы было хорошим, и она улыбалась. Неожиданно она вновь взмахнула рукой, подзывая кого-то, находящегося за спиной у Норы.

— Лорд Монфор, подойдите-ка сюда и расскажите всем нам о своем рыцарском поступке.

Нора прикусила губу и устремила взгляд на одну из расшитых шелком бархатных подушечек, лежавших на полу подле кресла королевы. Итак, он был здесь, черт его подери. Даже если бы королева и не обратила к нему, можно было бы догадаться о его появлении в зале по тому, как моментально оживились все придворные дамы.

Приблизившись, он остановился рядом с Норой. В стремлении скрыть свое смущение, она склонила голову, приседая перед ним. В тот же миг и он ей поклонился, и когда их головы были совсем близко, она услышала его шепот:

— Только попробуйте опровергнуть мой рассказ, и я закончу работу, начатую Блейдом на вашей прекрасной груди.

Она вздрогнула и, подняв на него глаза, моргнула. В одном ухе у него был рубин, который сверкал мрачным красноватым светом, резко выделяясь на фоне его волос цвета темного топаза. Когда они оба выпрямились, он одарил ее одной из своих ангельских улыбок. Продолжая слышать в голове эту угрозу, она отвечала односложно на все вопросы королевы и кивала, соглашаясь с враньем лорда Монфора. Вскоре лорд Монфор сумел даже рассмешить королеву, рассказав, как он разогнал разбойников веткой. И ни разу в своем рассказе он не упомянул имени Черного Джека.

— Подобная доблесть, даже если оружием была только палка, заслуживает награды, — сказала королева, когда он закончил. — Я попрошу госпожу Кларансьё написать об этом отцу леди Норы.

Нора почувствовала, как лицо ее заливает краска стыда. Несмотря на всю грубость лорда Монфора и случайность оказанной им помощи, она осталась жива лишь благодаря ему. И она даже не отблагодарила его за свое спасение! Вряд ли, конечно, он нуждался в словах благодарности. Но, скорее всего, они будут единственной наградой, которую ему суждено было получить, так как от ее отца он ничего не дождется. Выходит, благодарить его придется ей.

Страх, мгновенно охвативший ее при мысли о этом тяжком для нее испытании, помешал Норе расслышать обращенные к ней слова королевы. Неожиданно она почувствовала на своей руке пальцы лорда Монфора. Он увлекал ее за собой.

— Проснись, мой маленький дрозд, — прошептал он, — или ты наступишь на подол своего платья.

— Что вы делаете?

— Мы должны станцевать для королевы.

Он поставил Нору во главе шеренги дам, занял свое место среди джентльменов напротив и поклонился. Танец начался. Дамы и кавалеры сблизились, и она протянула ему руку, как требовал того танец. Он сжал ее пальчики и, повернувшись, они медленно поплыли по залу под аккомпанемент флейты, барабана и клавесина. Затем, по ходу танца, они остановились и, повернувшись лицом друг к другу, сделали шаг вперед. Их сплетенные руки образовали арку у них над головами. Лорд Монфор наклонился к ней так близко, что она увидела фиалковые крапинки в его глазах. Рубин у него в ухе, казалось, подмигнул ей.

— Зачем ты скрываешь такую великолепную грудь?

Она застыла, но тут же лорд Монфор увлек ее вперед, склонился над ее рукой и преклонил колено. Когда она описала круг и присела перед ним в реверансе, он поднялся и, стиснув ей руку, улыбнулся.

— Твоя кожа своим цветом напоминает клубнику в молоке. Глупо скрывать такое сокровище.

Нора вспыхнула и открыла рот, но оттуда не вырвалось ни звука. В этот момент дамы должны были отойти от кавалеров, и с необычайным проворством она поспешила прочь. Лорд Монфор рассмеялся ей в спину и вместе с другими джентльменами зашагал к дамам. Приблизившись к Норе, он взял ее за руку, и они заскользили между стоявшими лицом друг к другу дамами и кавалерами.

«Поступки дам нам говорят, что жалобы их ложны, — прошептал он ей в самое ухо, — и проявляют внешне неприязнь они к тому, чем жаждут обладать…» Ты ведь любишь Катулла, не так ли? Какой беспутный учитель дал тебе его стихи?

— Я…

— Оказывается, мышка не такая уж и мышка, какой притворяется. Во всяком случае, не с такими пышными сочными плодами и дрожащим голоском, в котором явственно звучит приглашение.

Никогда прежде не чувствовала себя Нора такой униженной, как в этот момент. Ей хотелось разрыдаться в голос прямо посреди придворного танца, на глазах у королевы и всего двора, и она с силой стиснула зубы, стараясь удержать готовые брызнуть из глаз слезы. Они проплыли между стоявшими друг против друга дамами и кавалерами, и она присела перед ним в реверансе. Когда он склонился над ней, она прошептала:

— Не знаю, почему вы мучаете меня, но я прошу вас прекратить это.

Соединив и подняв руки над головой, они пошли по кругу. Нора не поднимала глаз и была рада, что он молчит. Но ей следовало знать, что долго это не продлится.

— Моя бедная, маленькая птичка, ты не имеешь ни малейшего понятия, как играть в подобные игры.

Он наклонился к ней, слегка задев ее по щеке прядью своих волос. Она подняла голову и устремила на него полный суровости взгляд. К своему несказанному удивлению, она не увидела на этот раз в его глазах раздражения, ни насмешки.

— Мне, вероятно, следовало бы обнажить спину и дать тебе в руки цеп, — проговорил он, — дабы ты могла подвергнуть меня заслуженному наказанию. Но, увы, мои прегрешения малы, как вздох ангела, так что тебе придется распроститься со своими мечтами о мести. Мужайся, Нора Бекет, наш танец подошел к концу.

Он отвел ее назад к королеве, усадил на подушки и тут же отошел, присоединившись к кружку блестящей молодежи в кружевах и драгоценностях. Остаток вечера Нора провела, прислуживая Марии и ругая себя последними словами за то, что у нее не хватило мужества влепить лорду Монфору пощечину прямо здесь, в королевском зале для приемов.

За королевскими конюшнями находился небольшой огороженный участок, где под навесом у Норы жили ее питомцы. К ним она и направлялась на следующее утро после танца с лордом Монфором, торопливо идя по дорожке, ведущей к конюшням. Ее юный паж, Артур, семенил сзади с корзинкой в руках. Вторую, более тяжелую корзину несла сама Нора.

Хотя стоял уже конец апреля, по утрам было все еще очень холодно, и поверх платья Нора накинула отороченной мехом плащ. Плащ был старым, но это как нельзя более отвечало ее целям. При ее приближении к огороженному участку к хору, начатому малиновками и воробьями, присоединились тявканье и визг. Открыв калитку, Нора вошла внутрь. Артур скользнул за ней и тут же закрыл калитку на щеколду. Мгновенно их окружили толстые, неуклюжие щенки. Трехлапая гончая приветствовала Нору радостным лаем, тогда как черно-белый метис закружился в полном восторге на месте, пытаясь поймать собственный хвост.

Оставив Артура кормить всю эту свору беспризорников, Нора с миской, полной мясного фарша, направилась к навесу. Здесь в куче соломы спали два щенка мастифа, которых она везла с собой, когда на них напал Черный Джек. Она поставила перед щенками миску и тут же рассмеялась, увидев, как забавно зашевелили они носами, почуяв запах мяса. Когда они все доели, она положила их в большую корзину, в которой принесла еду своим беспризорным питомцам. Щенки свернулись клубочком и тут же уснули. Артур накрыл корзину сверху куском старого бархата.

Нора бросила на корзину взгляд, полный сомнения.

— Я все-таки не совсем в этом уверена, Артур.

— Мастифы очень ценятся, миледи. А эти двое, когда вырастут, смогут достать передними лапами до плеча взрослого мужчины.

Улыбнувшись горячности, с какой он произнес эти слова, Нора дернула его слегка за светлый чуб. Нежный, живой мальчик, он был таким же сиротой, как и ее четвероногие питомцы. Она встретила его два года назад, когда жила в дальнем имении, куда отослал ее отец. Ее управляющий притащил к ней Артура, всего избитого и окровавленного, обвиняя его в краже хлеба с кухни и, что было еще хуже, книги. Ей потребовалось несколько часов, чтобы выведать у мальчика историю его несчастий. Родители у него умерли от лихорадки. В семь лет работать в поле он не мог, поэтому его оставили при кухне, где он целыми днями отскребал горшки и кастрюли, питаясь одними объедками. Наконец он не выдержал ужасных болей в животе и стащил кусочек хлеба. Книжку он прочесть не мог, но ему очень хотелось посмотреть, как выглядят написанные слова. В тот же день Артур стал ее пажом, и у нее, наконец, появилась возможность заботиться еще о ком-то, кроме себя.

Когда они вернулись во дворец, Нора оставила Артура в своей комнате присматривать за щенками, а сама направилась в бельевую с намерением завершить одно важное дело. Там она вытащила из рукава платья клочок бумаги и сложила его несколько раз с тем, чтобы он уместился под золотой лентой для отделки. Затем, взяв свою перчатку из лайки, она пришила ленту со спрятанным под ней клочком бумаги к ее манжете в том месте, где был узор.

Сделав последний стежок, она позвала служанку и с ее помощью облачилась в отделанное серебряным кружевом черное платье. Кружево было спорото ею со старого платья, из которого она выросла еще несколько лет назад. Одевшись, она накинула на плечи свой лучший плащ и отправилась одна во внутренний садик на территории дворца.

В этот час придворных в садике не было, и ее могли видеть лишь несколько слуг. Медленно она прошла по дорожкам между кустов, подстриженных в форме геометрических фигур, и клумб с почти распустившимися цветами и, дойдя до ограды, присела на облупившуюся каменную скамью. Рука ее, невидимая в пышных складках плаща, опустилась, и перчатка с зашитой в ней запиской упала в траву. Она подняла голову и какое-то время смотрела на небо, затем поднялась и подошла к фонтану. Несколько мгновений она стояла там, слушая журчание воды, льющейся из раковины в руке каменного херувима, после чего повернулась и направилась ко входу во дворец.

Открывая дверь, она бросила взгляд через плечо и увидела, как один из садовников, пошарив рукой в траве под скамьей, поднял перчатку и сунул ее себе за пазуху. Удовлетворенно кивнув, Нора вошла во дворец.

Тайным агентом она стала совсем недавно. Всего лишь несколько месяцев назад, после того как ей пришлось присутствовать при казни. Королева приговорила к сожжению на костре нескольких еретиков, и в тот день в Смитфилде собралась огромная толпа поглазеть на казнь последнего из них. Это была совсем еще юная девушка, не старше четырнадцати лет. Нора слышала, как в толпе кто-то сказал, что она была неграмотной деревенской девчонкой, не сумевшей ответить епископу на вопрос о значении мессы.

Нора прибыла в Смитфилд, когда пламя уже лизало лицо осужденной. Брошенный в костер порох, взрыв которого должен был прекратить ее мучения почти мгновенно, почему-то не воспламенился, и она ужасно кричала. Внезапно кожа у нее на животе лопнула, и оттуда вывалились внутренности. Нора, стоявшая в толпе придворных, рухнула на землю, потеряв сознание.

Королева Мария, будучи католичкой, горела решимостью вернуть Англию в лоно католической церкви, что было вполне осуществимо, так как по крайней мере половина жителей королевства все еще оставались католиками, хотя, конечно, Лондон и его окрестности кишели протестантами. Мария была доброй женщиной, но в ее глазах ересь являлась самым чудовищным грехом. Она карала за нее, как и ее супруг, король Испании, огнем. Все это было известно Норе, но до того дня в Смитфилде она была верна своей государыне, так как не представляла себе всего ужаса смерти на костре. В ночь после сожжения девочки, когда она, полупьяная от вина, лежала в своей постели не в силах уснуть, Нора изменилась.

До этого она знала в своей жизни лишь послушание и обязанности, видя в этом искупление за собственное рождение. Но в ту ночь что-то в ней взбунтовалось. Душа ее искала ответа у Бога, и когда забрезжил рассвет, она знала этот ответ. Христос никогда бы не согласился на сожжение человеческого существа на костре, так как это было чудовищной жестокостью. Королева была не права. Католические короли Франции и Испании были не правы.

Но королева оставалась королевой. Вся надежда была на ее сестру, терпимую и обладавшую блестящим умом Елизавету. Принцесса считалась еретичкой, но Мария не осмеливалась сжечь ее, как других, из страха, что тем самым она подпишет себе смертный приговор. И все же фанатичные католики при дворе продолжали убеждать Марию отрубить принцессе голову. Елизавета нуждалась в помощи.

В качестве фрейлины королевы Норе часто приходилось слышать разговоры о заговорах. Уверенная, что какие-то из этих сведений могут пригодиться Елизавете, она попыталась поговорить с другом принцессы, сэром Вильямом Сесилом, во время одного из его редких посещений двора. Обладавший, как и его госпожа, принцесса, недюжинным умом, хитрый Сесил поначалу отказался говорить с ней на эту тему. Но она проявила настойчивость и, встретившись с ней тайно, он наконец убедился в ее искренности и сказал, что будет рад ее помощи. С тех пор, когда ей удавалось раздобыть какие-либо важные с ее точки зрения сведения, она записывала их шифром на клочке бумаги, прятала его в своей перчатке и оставляла перчатку во внутреннем садике. В конце концов записка попадала к Сесилу, а перчатка возвращалась опять к ней.

Сегодня в зашифрованном послании говорилось об охоте на трех еретиков, авторов оскорбительных баллад и памфлетов, в которых подвергались резкой критике королева, ее испанский супруг и сожжения еретиков на костре. Один из сочинителей, Арчибальд Даймок, даже назвал королеву Марией Кровавой.

Из садика Нора возвратилась в свою комнату, чтобы забрать Артура, щенков и служанку. Все трое вышли во двор, где их уже ждала карета. Грум помог усесться Норе и забросил внутрь Артура. Затем, с корзинкой в руках, села служанка. Нора плотнее закуталась в плащ и откинулась на спинку сиденья.

— Надеюсь, ты прав насчет мастифов, — сказала она Артуру. — Я действительно очень на это надеюсь.

ГЛАВА 3

По окончании их танца перед королевой Кристиан усадил Нору Бекет на подушки и вернулся к своим приятелям. Он не испытывал никаких угрызений совести за доставленные им девушке муки. Поделом ей, этой мышке, которая вот уже несколько дней, разыгрывая из себя недотрогу, заставляет его кипеть от страсти. Как же он желал ее! Он желал ее уже в ту минуту, когда обрушился на нее с яростью за то, что она помешала ему разделаться с Черным Джеком. Вероятно, страсть его распаляла ее манера одеваться — укутывая себя с головы до ног. Все эти покровы вызывали в нем непреодолимое желание сорвать их и посмотреть, какой она была под ними.

Некоторые женщины, мелькнула у него мысль, тычат во всех своей невинностью, как алебардой. Женщины, подобные Норе. Насколько же проще иметь дело с откровенными шлюхами, такими, как, например, те, что подают ему в таверне мясо с пивом, сверкая голыми грудями в глубоком вырезе платья. За годы, что прошли с того дня, как отец нашел его, ему встречалось немало знатных дам, которые бросали украдкой взгляды поверх своих вееров на его гульфик и постоянно надоедали ему записками, умоляя назначить им свидание.

Всех женщин, от простолюдинок до знатных дам, привлекало в нем одно — его красота, красота, которая доставляла ему больше хлопот, чем удовольствий. И никто из них не был способен разглядеть под блестящей маской графского сына сложное, противоречивое существо, состоявшее словно из сшитых вместе, где золотой нитью, где простой бечевкой, кусков шерсти и шелка, фетра и бархата…

Присоединившись вновь к своим друзьям, Кристиан, в паре с Роджером Мортимером, сел играть в карты, желая, главным образом, повернуться спиной к девушке, которую все называли мышью и которая, по его глубокому убеждению, являлась скорее настоящим фениксом. Он уже выиграл целое состояние у маркиза Винчестерского, когда объявили о приходе Эдмунда Боннера. При этом имени двое игравших с Кристианом дворян что-то нечленораздельно прошипели, один вполголоса чертыхнулся, и на лицах некоторых членов королевского совета появилась такая гримаса, будто им хотелось плюнуть.

Кровавый Боннер, называли его люди. Епископ Лондона и главный инквизитор, сжигавший на костре еретиков. Роджер Мортимер как-то рассказал Кристиану, как Боннер казнил за ересь старого сапожника, вся вина которого заключалась в том, что, не умея ни читать, ни писать, тот ничего не понял в мессе. Следя сейчас за шествием через зал Боннера, Кристиан слегка повернулся на своем стуле. Епископ был таким толстым, что казалось, его вот-вот разорвет. Из-под головного убора у него по круглым мясистым щекам ручейками стекал пот, теряясь в пышных складках епископского облачения. Кристиан зевнул, бросил карты на стол и, полуприкрыв веки, устремил взгляд на принесенные Боннером королеве на подпись бумаги. Поклонившись Марии, Боннер подал знак следовавшему за ним слуге с подносом, на котором лежали бумаги, приблизиться. Тот мгновенно повиновался и, протянув поднос королеве, застыл на месте. Мария взяла бумаги и, продолжая разговаривать о чем-то с епископом, подписала их одну за другой.

Один из дворян, пришедший вместе с Боннером, внезапно обернулся и перехватил устремленный на епископа и королеву взгляд Кристиана. Светлые, как сияние луны, волосы обрамляли лицо дворянина, слегка кудрявясь над ушами. Несмотря на худобу и пронзительный взгляд, Луис д’Атека, благодаря своему пышному наряду и горделивой осанке, производил весьма внушительное впечатление. Встретившись глазами с Кристианом, д’Атека злорадно ухмыльнулся и отвесил поклон. Кристиан, не ответив, вновь вернулся к своим картам.

Боннер принял у королевы подписанные ею бумаги и вместе со своим эскортом направился к выходу, Луис д’Атека, идя последним, задержался возле Кристиана.

— Вас не было на мессе.

Кристиан бросил карту на стол и, не поднимая головы, лениво процедил:

— Я молюсь дома.

— Позвольте мне в этом усомниться. Негоже знатным подданным королевы пропускать мессу, подавая тем самым дурной пример простонародью.

— Вы что, отмечаете все случаи нашего отсутствия, посылая затем подробные отчеты об этом Ее величеству? Как же это должно быть утомительно, испанец. И как понятно.

Рука д’Атеки легла на эфес шпаги.

— Неужели вы думаете, — презрительно проговорил он, откидывая мешавшую ему полу плаща, — что мне нравится прозябать на этом унылом, варварском острове? Я мог бы сражаться в Голландии или во Франции.

Отложив в сторону карты, Кристиан сочувственно поцокал языком.

— А вместо этого вам приходится торчать на нашем маленьком, бедном островке и соблазнять мальчиков. — Он схватил руку д’Атеки, не дав тому выхватить шпагу из ножен. — Берегитесь. Если вы бросите мне вызов, королеве, я думаю, захочется узнать причину нашей ссоры.

Испанец убрал руку с эфеса шпаги. Лицо его было багровым от едва сдерживаемой ярости.

— Оставьте английских мальчиков в покое ради собственного же блага, — продолжал спокойно Кристиан. — С этого дня постарайтесь выбирать жертвы постарше, которые сами могут за себя постоять.

Д’Атека ухмыльнулся.

— Я пытался, но вы ускользнули из расставленных мною сетей. — И с этими словами он легкой, беззаботной походкой, которая не вязалась с пылавшим в его глазах гневом, зашагал к выходу.

Ничуть не встревоженный стычкой с д’Атекой, Кристиан вернулся к игре, но королеву, судя по всему, явно расстроило содержание принесенных ей Боннером на подпись бумаг. Почти мгновенно после ухода епископа она удалилась в свои покои, и ее фрейлины последовали за ней. Склонившийся в поклоне Кристиан выпрямился, успев заметить удаляющуюся изящную спину Норы за мгновение до того, как она скрылась за дверью. Внезапно сзади него раздался голос Роджера Мортимера:

— Когда-нибудь ты зайдешь в своей ненависти к д’Атеке слишком далеко.

— Наш милый Луис в немалой степени способствовал появлению инквизиции в королевстве. Я хочу сразиться с ним на дуэли.

Пожав плечами, Роджер переменил тему:

— Боннер охотится за Арчибальдом Даймоком.

Кристиан снова сел за стол и смешал свои карты.

— Боннер всегда за кем-нибудь охотится.

— Но сейчас ему стало известно, что Даймок в Лондоне, и он не успокоится, пока его не поймает. Удивляюсь, как до сих пор никто не проткнул этого жирного борова.

Помахивая перед лицом своими сложенными веером картами, словно ему вдруг стало жарко, Кристиан изучающе посмотрел на друга. Как и все при дворе, Роджер не пропускал ни одной мессы, но, подобно принцессе Елизавете, он был слишком умен и человечен, чтобы быть фанатиком.

— Скорее его следовало бы заставить поработать как мула на водяной мельнице. — Он сложил свои карты и похлопал ими Роджера по рукаву камзола. — Но боюсь, крутя мельничное колесо, он весь изойдет потом, как свинья, и Темза выйдет из берегов, затопив всю округу.

Роджер рассмеялся. Отвернувшись, Кристиан снова бросил карты на стол. Рука Роджера коснулась его плеча.

— Ты пойдешь завтра на травлю медведя?[6]

— Разумеется. Если уж я не могу насладиться зрелищем поджариваемого на костре еретика, то почему бы мне тогда не поглядеть, как будет рвать на части слепого, старого медведя свора голодных собак.

Роджер стиснул его плечо.

— После представления мы немного развлечемся.

— Ты все еще вздыхаешь по этой золотоволосой малютке? Ах, Саутуарк, мой любимый квартал удовольствий! Возможно, дорогой Мортимер, я и помогу тебе выследить твою красотку.

— На это я и рассчитываю. С тобой мне и искать ее не придется. Все женщины тут же ринутся к тебе. А пока она не появится, я буду изображать из себя твоего телохранителя.

Пообещав Роджеру, что он обязательно встретится с ним на следующий день, Кристиан наконец отделался от друга. Вскоре он был уже в Вастерн-хаусе, где его ожидал другой, более непокорный подопечный. Освободившись от шпаги, плаща и камзола, Кристиан наполнил два кубка вином и поднялся по лестнице на третий этаж. Перед закрытой дверью в угловой башне стоял страж. Приказав ему открыть дверь, Кристиан скользнул внутрь и тут же захлопнул ее, прислонившись к ней спиной. Не отходя от двери, он поднял голову и взглянул на своего пленника.

Блейд сидел на скамье у окна, глядя на белеющие далеко внизу плиты двора. При появлении Кристиана он вскочил и дерзко посмотрел на него. Под взглядом Кристиана, продолжавшего молча оглядывать его с головы до пят, он вздернул подбородок еще выше.

— Ты, грязное отродье потаскухи, — выкрикнул он, — сейчас же выпусти меня отсюда!

Легким грациозным шагом Кристиан приблизила к юноше и протянул ему кубок с вином. Блейд чертыхнулся, но кубок все же взял.

— Ключ к твоей свободе у тебя в руках, — сказал Кристиан. Он сел на скамью и, скрестив ноги, положил руку на согнутое колено. — Скажи, где мне отыскать Черного Джека, и можешь лететь из моего дома на все четыре стороны.

Заметив взгляд, брошенный Блейдом на дверь, Кристиан улыбнулся.

— Она не заперта.

— Я не повторяю своих ошибок.

— Тогда ты готов сказать мне свое настоящее имя?

— Иди ты знаешь куда! — выкрикнул юноша и сделал большой глоток из кубка.

— Дорогой мой мальчик, — проговорил Кристиан, — постоянное сквернословие свидетельствует о недостатке либо ума, либо образования. Прошу тебя, говори нормальным человеческим языком. Твой лексикон уже начинает меня несколько утомлять.

Глядя злыми глазами на своего стража, Блейд с силой стиснул в руке кубок.

Кристиан отвернулся и выглянул в окно.

— Может, ты и сам не знаешь своего имени, поэтому-то и отказываешься назвать его мне?

Рывком он повернулся и ловко поймал пустой кубок, которым запустил ему в голову Блейд. В следующее мгновение оба кубка полетели на пол, и Блейд завопил от боли. Продолжая заворачивать ему руку за спину, Кристиан с силой ударил его о каменную стену. Блейд охнул.

— Я не слишком терпеливый человек. В Лондоне восемнадцать тюрем, и я могу засадить тебя в любую из них на твой выбор. Но тебя там, уверяю, не ждет ни хороший стол, ни мягкая постель. Скорее всего, это будет вонючая яма, где тебе придется делить свой обед с крысами и спать среди трупов.

— Вам меня не запугать, — слетело с побелевших губ Блейда. — Я видел Ньюгейт.

Кристиан еще раз прижал пленника к стене.

— А приходилось ли тебе отдыхать в долговой яме на Вуд-стрит? Никакой еды вообще, кроме той, что бросят в окно на уровне мостовой сердобольные прохожие. Заключенные, умирающие от язв, дети, кричащие над трупами своих родителей? Хотя, конечно, ты мог бы выторговать себе кое-что, согласившись оголиться перед тюремщиками.

Блейд рассмеялся и тут же издал стон, когда Кристиан вновь выкрутил ему руку.

— Вы пытаетесь меня запугать. Неужели вы думаете, что подобная перспектива может страшить меня после того, как я побывал у Джека?

Мгновение Кристиан молчал, затем сделал шаг назад и, опустив руку юноши, стал энергично ее растирать.

— Как-то, когда мы с отцом охотились в лесу, — начал Кристиан напевно, подражая голосу трубадура, повествующего о делах давно минувших дней, — на нас напал Черный Джек. Он проткнул мечом графа и, бросив меня перед собой на лошадь, увез к себе. Я был уверен, что мой отец убит. В течение нескольких месяцев я неоднократно предпринимал попытки бежать, но чаще валялся окровавленный от ударов его плети. В конце концов я смирился и после этого начал постепенно забывать о своей прежней жизни. Мне понравилось быть разбойником.

Блейд вырвал свою руку.

— Ничем не могу вам здесь помочь.

— Итак, я прав, ты не знаешь своего настоящего имени.

— Ах ты, черт тебя подери! — воскликнул Блейд.

— Именно этим он и удерживает тебя возле себя? Говоря, что только ему одному известно твое настоящее имя, и если ты не станешь повиноваться, он никогда тебе его не откроет? Да, ловко придумано, ничего не скажешь. Но, скорее всего, Черный Джек так и кормил бы тебя обещаниями до самой смерти. Подумай над этим. И знаешь почему?

— Иди ты к черту! Придумал красивую сказочку и сам в нее поверил.

Кристиан возвратился к окну и вновь сел на скамью.

— Дорогой мой, ты забываешь о своем акценте. Когда ты в возбуждении пыхтишь, словно кузнечные мехи, то можно подумать, говорит священник из Оксфорда. Если Джек взял тебя к себе в качестве моей замены, то я хочу это знать. Видишь ли, Черный Джек питает к аристократам такую всепоглощающую, лютую злобу, что рядом с ним Кровавый Боннер со своей ненавистью к еретикам выглядит просто Святым Франциском.

Блейд покачал головой.

— Вы лжете.

Поднявшись, Кристиан лениво потянулся всем телом и направился к двери.

— Судя по всему, мой дорогой, тебя следует или помучить, или соблазнить. Я подумаю над тем, что будет более спасительным для твоей души.

Время уже близилось к полудню, когда Кристиан на следующее утро покинул стены самого роскошного борделя в Саутуарке и в сопровождении Иниго-Ловкача и нескольких дам направился к себе домой. Получив необходимые ему сведения, он чувствовал себя сейчас во всеоружии, и на губах у него змеилась улыбка, от которой, как заметил Иниго, его просто бросало в дрожь. Вся компания прошла во внутренние покои, и Кристиан сразу же погрузился в горячую ванну, полностью отдавшись нежным женским рукам. Иниго, развалившись на его постели, время от времени прикладывался к бутылке с вином… Кристиан уже завязывал пояс, когда в комнату вошел слуга со словами, что пришла Нора Бекет.

Оттолкнув от себя женщину, игравшую незаправленными концами его рубашки, Кристиан поспешно сунул ноги в бархатные туфли. Такого он от Норы никак не ожидал. Похоже, он ошибся, думая, что она была не из тех женщин, которых привлекает грубое обращение. Ей бы бежать от него, как монахине от сводника, а она вместо этого сама заявилась к нему в дом. Кристиан рассмеялся и так резко повернулся, что пышные рукава его рубашки захлопали, как крылья огромной птицы.

— Я вас покидаю, мои дорогуши, ко мне пришли. Развлекайтесь тут пока с Иниго.

С этими словами он ринулся вниз по лестнице, отталкивая в сторону замешкавшихся слуг. Не прошло и нескольких мгновений, как он уже распахивал дверь, ведущую в нижний холл. Нора стояла у самого входа, как всегда в каком-то несуразном наряде, более приличествующем жене купца. Он бросил раздраженный взгляд на круглый бархатный воротник ее платья. Хорошо еще, что на ней сегодня не было черной шелковой маски, без которой она обычно никогда не появлялась в городе.

— Ба! Да это наша маленькая мышка! — воскликнул он и с грохотом захлопнул за собой дверь. В два шага оказавшись подле Норы, он дернул ее за воротник. — Ярмо более пристало носить волам, моя дорогая. Оставь его в следующий раз дома, а не то, клянусь, я прибегну к методам Блейда, чтобы обнажить твою прекрасную кожу.

Рот Норы открылся от изумления и, не удержавшись, Кристиан прильнул к розовым губам. Мгновенно отпрянув, он прошептал:

— Поцелуй нежный, воздушный и медленный, как весенний дождь или тающая свеча.

Он снова поцеловал ее, на этот раз более страстно, и почувствовал, как задрожало все ее хрупкое тело. В следующую секунду она уперлась ему в грудь обеими руками и попыталась оттолкнуть.

Кристиан, не выпуская ее из своих объятий, протянул руку к воротнику. Он решил все-таки сорвать с нее этот проклятый хомут. Но тут кто-то дернул его за рубашку. Он не обратил на это никакого внимания, и его дернули еще раз, сильнее. Повернувшись, он посмотрел вниз и встретился со злобным взглядом херувима в ливрее Бекетов, чьи светлые волосы в падавшем из окна солнечном луче, отливали червонным золотом.

— Не трогайте мою госпожу, милорд.

Кристиан поднял глаза на покрасневшую Нору.

— Странная дуэнья. Он что, должен поклясться в твоей невинности, когда ты ее потеряешь?

— Нет, — ответила Нора. Она попыталась вырваться из его объятий, но Кристиан еще крепче прижал девушку к себе и прильнул губами к ее шее.

— Освободись от него, — сказал он.

Мальчишка пнул его. Отстранив от себя Нору, Кристиан сгреб его в охапку и поднял высоко в воздух. Мальчишка заорал и попытался его укусить.

— Херувимы не должны вести себя как злые эльфы, — проговорил Кристиан. — Может, мне вздернуть тебя на стропилах? — он ловко увернулся от пинка. — Хорошей порки, вот чего ты заслуживаешь.

— Нет! — выкрикнула Нора и, повиснув на руке Кристиана, потянула изо всех сил вниз. — Он ни в чем не виноват. Вы не поняли, милорд. Я пришла лишь затем, чтобы подарить вам щенков.

Кристиан опустил ребенка на пол, но из рук не выпустил.

— Щенков?

Она кивнула и откашлялась.

— Вы подождете?

Освободив ребенка, Кристиан широко развел руками. Нора со всех ног бросилась к дверям и через мгновение вернулась с корзиной, прикрытой куском старого бархата.

— У меня нет средств выказать вам мою благодарность надлежащим образом, — проговорила она с запинкой, сунув ему в руки корзину. — И боюсь, у моего о… отца трудный характер. Но мне не хотелось оставаться в долгу и… Они чистокровные и настоящие бойцы… и защитят вас…

Кристиан сообразил, что своим взглядом смущает ее, и опустил глаза на корзинку. Прикрывавшая ее ткань шевельнулась, и, сдернув ее, он увидел двух толстых рыжевато-коричневых щенков мастифа. Один тут же попытался укусить его за палец, тогда как второму явно пришлось по вкусу его кольцо с печаткой. Кристиан дотронулся до кончика влажного носа и, подняв голову, встретился с тревожным взглядом Норы Бекет.

— Я понимаю, что в ваших глазах этого явно недостаточно, но я дарю вам их от всего сердца!

— Черт подери, она принесла мне щенков!

В первый раз в своей жизни Кристиан не знал, что сказать, и несколько мгновений они стояли, молча уставившись друг на друга.

— Я заберу их, — нарушила наконец молчание Нора.

— Ни в коем случае. — Кристиан подошел к двери, открыл ее и передал корзину с щенками слуге. Повернувшись снова к девушке, он сказал: — Уходи, Нора Бекет, прошу тебя. Скройся с глаз моих, чтобы я больше не слышал всей этой чуши насчет долга и благодарности. Мне надоело все это и ты тоже.

Она подарила ему щенков!

Кристиан откинулся на мягкую спинку сиденья в медвежьем садке на южном берегу Темзы. Внизу, на круглой арене, вожак с помощниками устанавливали вокруг медведя ограду. Весь в шрамах, зверь качался из стороны в сторону и скалился, пуская слюну и рыча. В ложе вместе с Кристианом были Роджер Мортимер со своей последней пассией, Нед Говард, и еще несколько молодых повес, пьяных от пива и предвкушения кровавого зрелища. Сидевшая рядом с Кристианом Барбара Уайт все время хихикала, но он даже не морщился, давно научившись не замечать ее.

В благодарность за свое спасение Нора Бекет подарила ему щенков. Не драгоценности, не золото или серебро, даже не себя. Щенков.

Похоже, она не ожидала какого-нибудь дара или слов благодарности от своего отца. Вероятно, подумалось ему, человеку, отправившему ее ко двору одну и без надлежащего гардероба, было в высшей степени наплевать и на ее жизнь.

Щенков звали Гомер и Вергилий. Об этом ему сообщил юный паж Норы, Артур, добавив, что Кристиану весьма повезло, так как его госпожа доверяла своих питомцев далеко не каждому. Вспомнив, с какой важностью произносил эти слова Артур, Кристиан рассмеялся, вызвав недоуменный взгляд Роджера. Эти два щенка уже сделали попытку сжевать ножны шпаги и налили огромную лужу на разбросанных на полу спальни подушках.

Если бы она только не подарила ему этих щенков! Тогда он с легким сердцем выбросил бы ее из головы, забыл о ней. Но нет, этой робкой мышке с ясным взором огромных карих глаз надо было вновь появиться в его жизни. Игнорировать ее теперь было поздно, и с тем же пылом и страстью, какие он вкладывал в поимку Черного Джека, он уже начал строить планы, как затащить ее к себе в постель.

Солнце палило нещадно, и снизу в ложу, где он сидел с мрачным видом, предаваясь своим мыслям, поднимались волны горячего, насыщенного испарениями воздуха. Запахи человеческих тел, собак и медведя смешивались с ароматами свежеиспеченной сдобы и пива, окружая его со всех сторон. Лениво он наблюдал за тем, как внизу, в толпе зрителей, работают два вора-карманника, отвлекая внимание потенциальной жертвы с помощью хорошенькой потаскушки. Все трое были членами шайки Мег из «Лысого пеликана».

Мег. При мысли о старой приятельнице Кристиан невольно улыбнулся. Почти шести футов ростом, громогласная и бесцеремонная, Мег держала небольшую таверну, которая, как это часто бывает с подобными заведениями, служила прикрытием для воровской и мошеннической деятельности. У Мег там было даже нечто вроде школы, где обучались своему ремеслу будущие воры-карманники. Именно к Мег он и пришел тогда, в двенадцать лет, когда ему удалось сбежать от Черного Джека.

Внезапно его слуха коснулось произнесенное Барбарой имя Норы, и Мег была мгновенно забыта. Странно, подумал он, как это ему удалось расслышать ее имя среди криков торговцев вразнос, шума и свиста толпы.

— Что ты сказала? — обратился он к Барбаре.

— Только то, что Нора Бекет все-таки пришла, и я просто не могу этому поверить, — она кивнула в сторону скамей справа от них.

Да, это была Нора Бекет. Приподняв юбки, она опустилась на скамью. Лицо ее частично скрывала черная шелковая маска, и она была в компании нескольких наиболее смелых искательниц приключений из числа придворных дам. Усевшись, она стиснула руки на коленях и устремила взгляд в пространство. Она была необычайно бледна. Черты ее лица, не скрытые маской, застыли, и она сидела совершенно неподвижно, словно боялась, что при малейшем движении разобьется как хрустальная ваза. Ни разу она не взглянула на арену, где уже совсем скоро должно было начаться представление.

Роджер присвистнул.

— Вот уж не думал, что она на это решится.

— На что? — спросил Кристиан.

— Прийти сюда. Вчера вечером во дворце Джейн Дормер сказала ей, что она настоящая трусиха, и у нее не хватит мужества смотреть травлю медведя. Она назвала госпожу Бекет в лицо мышью, и Нора поспорила с ней, что придет сюда сегодня.

Кристиан не сводил с девушки глаз. Когда выпустили собак, руки ее, лежащие на коленях, задрожали, но в следующее же мгновение вновь застыли в полной неподвижности. Взгляд ее по-прежнему был устремлен куда-то вдаль. Одна из сидевших рядом с ней дам шепнула ей что-то на ухо, и она посмотрела вниз.

По арене кружили, не спуская глаз с медведя и щелкая зубами, пять мастифов. Внезапно один из них прыгнул и вцепился зверю в ляжку. Когда медведь оторвал от себя пса, из раны брызнула кровь. В следующий момент прыгнули еще два мастифа, и медведь схватил одного зубами. Мастиф завизжал. Мощные желтые клыки вонзились собаке в спину, и тут на зверя набросилась вся свора.

Кристиан оторвал взгляд от кровавого зрелища и взглянул на Нору. Сорвав с себя маску, девушка вскочила на ноги. Ухватившись одной рукой за перила, она лихорадочно пошарила другой у себя на поясе, нашла висевший там в футляре ароматический шарик и поднесла его к носу. Глаза ее были широко раскрыты, и, казалось, она ничего не видит. Кристиан рывком поднялся и бросился к лестнице еще до того, как она исчезла.

* * *

Он ждал ее на площадке второго этажа. Заслышав легкие неуверенные шаги, он подошел к самой лестнице. Она шла как слепая. Внезапно ароматический шарик выпал у нее из рук, и она едва не упала. Кристиан схватил ее за руку.

— Лорд Монфор? — она подняла на него глаза.

Лицо ее было мертвенно-бледным и влажным от пота, взгляд блуждающим. Судорожно сглотнув, она попыталась вырваться, и тогда он поднял ее и, прижав к груди, прошептал:

— Потерпи еще немного, я сейчас.

Продолжая крепко прижимать Нору к груди, Кристиан сбежал вниз и, крикнув служителя, попросил того указать им какое-нибудь уединенное место. Служитель провел их в пустую комнату. Кристиан опустил Нору на кушетку и, обхватив ее одной рукой за талию, а другой сзади за шею, прижал голову девушки к коленям, не обращая никакого внимания на ее протесты.

Служитель принес таз, влажные салфетки и пиво. Дав ему несколько монет и отпустив его, Кристиан поставил таз на пол и положил салфетки Норе на лицо и шею. Она все еще выглядела необычайно бледной, но дыхание ее уже не было таким учащенным, как раньше. Он вытер у нее на щеке каплю, но на ее месте тут же появилась вторая. Это были слезы. Отодвинувшись от Кристиана, Нора разрыдалась.

Кристиан сидел подле нее, держа в руках салфетку, и ждал, когда она успокоится. Но рыдания становились все сильнее. Казалось, еще мгновение, и она задохнется от душивших ее слез. Зрелище этого безысходного горя совершенно потрясло Кристиана. Внезапно он вспомнил щенков.

Рывком он посадил Нору к себе на колени и крепко обнял. Носик ее уткнулся ему в шею, и у него мгновенно защемило сердце.

— Дурочка, — прошептал он ей в вуаль. — Ты совершенно не умеешь скрывать своих чувств, но нельзя же позволять другим играть собой, словно мячиком.

Он почувствовал, как она кивнула. Улыбаясь, он погрузил руку в мягкие шелковистые волосы девушки. Пальцы нащупали ее шею. Она была горячей и влажной, и он слегка ее помассировал. Неожиданно с арены донесся рев медведя. Он был едва слышен, но Нора, задрожав, сразу же вскочила.

— Не думай об этом, — сказал Кристиан и тут же чертыхнулся, так как она опять разрыдалась.

Усадив ее снова рядом с собой на кушетку, Кристиан обхватил ладонями лицо девушки и впился в нежный рот страстным поцелуем. В следующее мгновение она перестала дрожать и отпрянула от него. Выпустив ее из объятий, он поднялся и протянул ей руку.

— А теперь идем, моя нежная мышка, я отвезу тебя назад через реку. Мы поплывем на моем баркасе.

— Но я приехала с…

— Чтоб их всех забрали черти! — в сердцах воскликнул он и тут же застонал про себя, увидев, что она поморщилась, так как ему совсем не хотелось быть с ней грубым.

Взяв Нору под руку, он повел ее к Темзе, где у берега, покачиваясь на волнах, ждал подаренный ему отцом прогулочный баркас. Судно было покрыто позолотой и украшено флажками, и кругом лежали ковры с разбросанными тут и там подушками. Не давая ей времени одуматься, Кристиан поспешно провел Нору на баркас и усадил на подушки. Она было запротестовала, но он мгновенно оборвал ее, заметив с улыбкой:

— Мы все равно уже отчалили, так что тебе ничего другого не остается, как только ждать.

Внезапно они услыхали легкий топот. По берегу со всех ног мчался маленький золотоволосый паж. Добежав, он тут же, не раздумывая, прыгнул, хотя баркас уже отошел от берега, и, выругавшись, Кристиан выбросил вперед руку и поймал его за полу развевающегося плаща. Артур шлепнулся на настил задом, и Нора, рассмеявшись, помогла ему подняться. Но мальчик тут же снова сел между ней и Кристианом и, подняв голову, устремил мрачный взгляд на своего врага.

— Я всегда сопровождаю мою госпожу! — с вызовом произнес он и стукнул кулаком по настилу, словно стремясь таким образом придать больший вес своим словам.

— Ну, на этот раз может и не выйти, если я сейчас тебя утоплю, — сказал Кристиан.

Артур сложил руки на груди, продолжая мрачно смотреть на Кристиана. Нора слегка пожурила его за такое поведение, а Кристиан одарил недоброй улыбкой.

Гребцы все так же ритмично и слаженно работали веслами, и Кристиан, попытавшись отвлечь внимание Норы от молчаливого и надутого Артура, рассказал ей историю о черной ведьме, которая превратила золотых дел мастера в угря.

— Ведьмы! — воскликнула Нора. — Фи!

— Фи?! — Кристиан уперся руками в бока и насупил брови. И тут же крикнул, показав на воду: — Вон, смотри! Одна сейчас точно там.

Нора перегнулась через борт, и Кристиан, быстро обмокнув пальцы в реке, брызнул водой девушке в лицо. Взвизгнув, она отпрянула и бросила на него недоуменный взгляд. С довольной ухмылкой он откинулся на подушки. Однако в следующую же секунду метко пущенная в него подушка стерла улыбку с его лица. Он схватил подушку обеими руками и выставил перед собой, прикрываясь ею словно щитом, но пыл Норы уже угас. Она смотрела сейчас на него с опаской, явно сожалея о своем поступке и ожидая, что он ее тут же ударит в ответ. Отложив подушку, он улыбнулся.

Она ответила ему неуверенной улыбкой.

— Благодарю вас, милорд, за мое вторичное спасение.

— Придется мне, видно, обратиться к Ее величеству за лицензией на монополию на твое спасение, а то это начинает занимать у меня слишком много времени.

— Я сожалею об этом, милорд.

— Кристиан.

Она покачала головой.

— Но я все равно буду называть тебя Норой, так что ты вполне можешь называть меня тоже по имени.

Нора промолчала и, отвернувшись, принялась разглядывать проплывающие мимо дома на берегу. Вокруг них скользили по воде баркасы и лодки, и шум бьющихся о борт волн смешивался с криками гребцов. Артур, все еще хмурясь, неотступно наблюдал за Кристианом, словно боялся, что тот в любую минуту может накинуться на его госпожу.

Однако Кристиан не имел подобных намерений. Ему было достаточно просто смотреть на Нору, сидевшую к нему в профиль. Щеки и губы девушки напоминали своим цветом розовые датские тюльпаны. Лоб плавно переходил в линию носа. Тонкие колечки черных волос на висках слегка шевелились под порывами ветра. Он не позволял себе опускать взгляд ниже ее шеи.

Ему, конечно, следовало вернуть ее во дворец, но он не собирался этого делать. Но куда он мог отвезти эту нежную и в то же время такую соблазнительную юную женщину? Опустив руку в воду, он перебирал в памяти таверны, публичные дома и парки, в которых любил бывать.

— Мы проведем остаток дня в удовольствиях, миледи, — лениво протянул он, улыбаясь.

Она покачала головой, но он проигнорировал этот жест и запел старинную французскую песню:

Я иду широкою юности дорогой И о добродетели забываю строгой, О своем спасении думаю не много, И лишь к плотским радостям льну душой убогой…[7]

Баркас ударился о северный берег, когда он закончил. Он помог Норе подняться и сойти на землю, где, не дав ей возможности что-либо сказать, стиснул ее руку и увлек за собой на улицы Лондона.

— Идем со мной, моя черная, как ночь, мышка, я познакомлю тебя с плотскими радостями.

ГЛАВА 4

Кристиан сидел, откинувшись назад, на скамье во внутреннем дворике «Золотого единорога» и с улыбкой смотрел на заливавшегося громким смехом юного телохранителя Норы. У него не заняло много времени устроить для своих гостей выступление актеров, и сейчас Бого Литтлфут, у которого на голове красовался кухонный горшок, а в руках вместо меча и щита были вертел и поднос, изображал на импровизированной сцене Ноттингемского шерифа, весьма похожий в этом наряде на закованный в броню пудинг на ножках.

Сочтя, что веселое представление, еда и вид довольного Артура заставили Нору наконец забыть о пережитом ею ужасе в медвежьем садке, Кристиан взял ее за руку и жестом показал, чтобы она следовала за ним. В этот момент на сцене появился Робин Гуд, и Артур, как и двое телохранителей Кристиана, приветствовали его радостными криками. Нора оглянулась было на них, но Кристиан тут же увлек ее за собой в таверну. Они прошли через кухню, несколько комнат, зал и были уже у выхода, когда Нора неожидано заупрямилась, отказавшись идти дальше.

— Куда вы ведете меня, милорд?

— Кристиан. Я вдруг вспомнил, что мой отец просил меня забрать заказанную им чашу, которую он хочет преподнести на банкете Ее величеству.

Нора покачала головой.

— Я не могу идти с вами одна.

— Неужели ты думаешь, что я собираюсь бродить по улицам Лондона с прекрасной дамой и золотой чашей сам по себе? Конечно же, у нас будет эскорт.

— Но Артур…

Кристиан поднял палец, призывая ее к молчанию. Несмотря на шумные разговоры посетителей таверны, с внутреннего дворика явственно доносился радостный смех.

— Артур веселится. Ты же не захочешь лишить его удовольствия, не так ли? — С этими словами он увлек ее на конюшенный двор. — И потом, это совсем рядом. Мы дойдем туда пешком.

В сопровождении нескольких телохранителей он двинулись в путь. Кристиан шел быстро, и Норе, едва поспевавшей за ним, было не до возражений. К тому же ей все время приходилось смотреть, куда она ступает, чтобы ненароком не поскользнуться на неровном булыжнике или не попасть ногой в колею. Он протащил ее по улице, полной народа, завернул за угол и, не обращая внимания на большую громыхающую карету, ринулся на другую сторону. Карета заскрипела и остановилась, застряв в грязной колее, и Кристиан, подхватив Нору за талию, перенес ее через грязь. Поставив девушку на землю, он вновь потянулся к ее руке, но она шлепнула его по пальцам.

— Ой-ой-ой! Леди, вы слишком жестоки!

— Сейчас же отведите меня назад!

— Но мы уже пришли, — он кивнул в сторону деревянного отштукатуренного строения у нее за спиной.

Нора обернулась и застыла на мгновение. Потом, сделав неуверенный шаг, прильнула к окнам с выставленными в них сокровищами. Кристиан с довольной улыбкой на губах последовал за ней, кивнув двум стоявшим у дверей работникам, и они понимающе ухмыльнулись в ответ.

Лавка Хьюго Антэнка была единственной в своем роде, так как он был собирателем редкостей. Проведя свою молодость в путешествиях по Европе и Ближнему Востоку, Антэнк наконец осел в Лондоне еще во времена старого короля Гарри, с намерением торговать заморскими товарами. Никто не знал, как ему удавалось раздобыть все эти сказочные, экзотические предметы, которыми он торговал, так как Антэнк не слишком-то поощрял расспросы. Присоединившись к стоявшей у окна Норе, Кристиан бросил взгляд на усыпанный рубинами золотой крест, затем посмотрел на девушку. Нора, однако, и не думала разглядывать выставленные в окне сокровища. Проследив за ее взглядом, он увидел, что она смотрит через стекло на попугая — огромного зеленого с розовым попугая, который сидел в свисавшей с консоли на цепи позолоченной клетке. Нахмурившись, Кристиан чертыхнулся про себя. А он-то рассчитывал, что ее интересуют драгоценности, часы на цепочке, которые дама могла прикрепить к своему пояску, украшенный красочными рисунками Часослов или веера из слоновой кости и кружев… Пока он так стоял, насупив брови, Нора проскользнула мимо него и вошла в лавку. Когда он нагнал ее, она уже стояла подле клетки с попугаем, гладя пальцем перо в его хвосте, которое вылезло наружу между прутьев.

— Антэнк!

Нора вздрогнула от неожиданности при крике Кристиана, как и направлявшийся к ним в этот момент один из работников Антэнка.

— Иду, милорд! — Из-за занавеси, отделявшей задние комнаты от собственно лавки, появился Хьюго Антэнк. — Зачем кричать? — Он остановился на мгновение, смахивая пылинки со своего бархатного плаща, поправил берет с воткнутым в него золотым пером и, приблизившись к Кристиану, поклонился.

— А как насчет законов, запрещающих простолюдинам носить бархат и тому подобное, Антэнк?

Купец улыбнулся и слегка щелкнул пальцем по перу в берете.

— Вы, как всегда, правы, милорд. Чем могу служить?

Кристиан вспомнил о цели своего прихода. Бросив взгляд на Нору, занятую попугаем, он отвел Антэнка в сторону.

— Я пришел за чашей, которую заказал милорд мой отец. Но также найти что-нибудь, что могло бы заинтересовать леди. Сделай это быстро, приятель, но никаких твоих дешевых безделушек. Мне нужны чудеса, редкости, все, что угодно, только бы отвлечь ее внимание от этой проклятой птицы.

Попугай пронзительно крикнул, и Кристиан невольно поморщился, тогда как Нора рассмеялась и захлопала в ладоши. Антэнк скрылся за занавесью, но почти мгновенно появился вновь в сопровождении трех помощников, несших в руках коробки, которые тут же были поставлены на застланный дамастом стол. Кристиан подошел к девушке:

— Нора!

Она не обратила на него никакого внимания, продолжая говорить попугаю какие-то нежности.

— Нора, — Кристиан повысил голос, — тебя совсем не интересует чаша, которую отец собирается преподнести Ее величеству?

— Интересует, — ответила Нора, но головы так и не повернула.

Кристиан вздохнул, взял ее за руку и подвел к стулу, стоявшему перед столом с разложенными на нем коробками. Поставив перед девушкой ларец из черного дерева, Антэнк достал из кошелька ключик и открыл его. Внутри на бархатном ложе стояла изумительной работы чаша чеканного серебра с позолотой. Чашу украшали расписанные фиолетовой финифтью сцены коронации Марии, а крышку венчали гроздь испанских гранатов и тюдоровские розы.

— Как ты думаешь, она понравится Ее величеству?

— Конечно!

Кристиан наклонился и заглянул Норе в глаза.

— И это все, что ты можешь сказать после того, как мой бедный отец истратил на нее целое состояние?

— Она очень милая.

— О Господи! — Кристиан воздел руки. — Милая! — Он повернулся к Антэнку. — Вот так-то! Послушай, Нора, ты оскорбила Антэнка. Перо у него на берете трясется, а лицо скривилось, как у безутешного вдовца. Покажи ей что-нибудь еще, приятель.

Ларец убрали, и на его месте появилась шкатулка из вишневого дерева. С видом волшебника, собиравшегося в следующий момент явить им чудо, Антэнк откинул крышку, и взору Норы предстали драгоценности, от которых у принцессы Елизаветы, несомненно, засверкали бы глаза. Ловкие пальцы Антэнка погрузились в ворох украшений и вытащили роскошную подвеску в виде окруженного рубинами золотого феникса.

Нора вежливо кивнула, но тут же, к раздражению Кристиана, вновь оглянулась на клетку с ее шумным обитателем. Антэнк кашлянул, и, повернувшись к нему, она похвалила протягиваемое им золотое финифтевое кольцо с камеей из оникса, изображавшей королеву.

Кристиан дернул купца за плащ и, отведя его от Норы, сердито прошипел:

— Сделай же что-нибудь, черт тебя подери! Мне надо знать, что ей нравится.

Антэнк поспешил в глубины лавки и возвратился еще с одним ларцом, на этот раз совсем маленьким.

— Перед этим она точно не устоит, милорд, — шепнул он Кристиану. — Ни у одной придворной дамы ничего подобного.

Выхватив из рук купца ларец, Кристиан опустился на колени перед Норой. Она перевела взгляд на него.

— Взгляни, дорогая, сюрприз.

Кристиан откинул крышку, и Нора увидела внутри необычайной красоты яйцо чеканного золота. В яйце, которое оказалось своеобразной шкатулкой, лежали часики, такие маленькие, что могли запросто уместиться у Норы в ладошке. Сделанные из золота и хрусталя, они были снабжены золотой цепочкой, позволявшей даме носить их на шее. Кристиан вынул часики и, положив их на ладонь, поднял глаза на Нору.

Но он увидел лишь ее юбки, взметнувшиеся перед самым его носом, когда она бросилась к окну. По улице в этот момент проходили какие-то оборванцы, и в руках у одного из них был мешок, в котором что-то извивалось и пищало.

Не успел Кристиан подняться с колен, как Нора уже выскочила за дверь. Сунув ларец с часами в руки Антэнку, Кристиан крикнул своим людям, чтобы они оставались на месте и кинулся за Норой вдогонку. Оскорбленный до глубины души, он поклялся себе, что, добравшись до этого черноволосого эльфа, покажет ей, куда должно быть направлено ее внимание. Однако все мысли о каких-либо угрозах тут же вылетели у него из головы, когда он увидел, что она устремилась за бродягами в полутемную аллею. Схватившись за эфес шпаги, он бросился за ней.

Однако он опоздал. Он еще бежал к ней, когда увидел, как она протянула руку и коснулась плеча самого высокого и широкоплечего из бродяг. Здоровяк обернулся, и Кристиан узнал конокрада Уотта Пигси, известного каждому вору, головорезу и попрошайке в Лондоне благодаря его безошибочному нюху на больных лошадей. Пигси был настоящим тупицей, и сознание собственной неполноценности толкало его на особенно низкие и бесчестные поступки. Кристиан застонал, услышав голос Норы. Ей, конечно, надо было выбрать именно этот момент, чтобы забыть о своей робости.

— У вас в этом мешке котята, — сказала она Пигси. — Они напуганы, отпустите их.

Пигси открыл от удивления рот. Два его дружка толкнули друг друга в бок и ухмыльнулись.

— То моя живность, леди, — прогундосил Пигси. — Они будут у нас заместо футбольного мяча.

— Нет. — Нора вытянулась во весь рост и помахала перед носом Пигси пальцем. — Отдайте мне этих котят.

— Они мои.

Пигси был, разумеется, непреклонен. Кристиана, который застыл в нескольких ярдах от них, в тени домов, бродяги пока не заметили.

— Я не позволю вам их обижать, — зазвенел вновь голосок Норы. — Отдайте котят мне.

— Никогда.

— Нет, вы отдадите.

На лице Пигси появилось выражение, которое он, очевидно, считал хитрым. А может, подумал Кристиан, его просто мучили газы в желудке. Но похоже, Пигси придумал, как избавиться от надоедливой леди. Он двинулся прямо на нее, решив заставить уйти с дороги. Когда его массивная туша нависла над ней, Нора невольно подалась назад. Но Пигси допустил одну ошибку. Он ударил по мешку рукой.

Котята внутри жалобно пискнули, и Нора тут же бросилась на их защиту. Выбросив вперед ногу, она зацепила Пигси за толстую икру и с силой дернула. Пигси от неожиданности охнул и, потеряв равновесие, шлепнулся задом на землю. Оба его дружка оказались достаточно сообразительными, решив не связываться с благородной дамой. Они пробежали мимо Кристиана, когда тот, кинувшись вперед, был уже в нескольких шагах от Норы. Он выхватил шпагу, но тут Пигси стиснул одной рукой щиколотку Норы, а другой ухватился за ее юбку. Кристиан хорошо знал силу этих рук. Стоит Пигси добраться до шеи Норы — и она погибла.

Продолжая бежать, он крикнул Пигси остановиться, проклиная себя за то, что ждал слишком долго. Рука бродяги уже дотянулась до шеи Норы, и в этот момент она с силой ударила его коленом в пах. С громким воплем Пигси согнулся пополам и рухнул на землю. Глядя с содроганием на стенающего гиганта, Кристиан убрал шпагу в ножны и взял Нору под локоть.

— Господи, женщина, да у тебя мозгов не больше, чем у курицы. Пигси ведь легко мог убить тебя.

Нора вырвала руку и кинулась к мешку, который Пигси выронил, когда она его ударила. Кристиан шагнул за ней.

— Я разговариваю с вами, леди. Вы слышите меня? Вас могли убить.

— Дайте мне ваш кинжал.

Кристиан скрипнул зубами.

— О Господи, пошли мне терпение!

Нора молча протянула руку, и с ворчанием он передал ей кинжал.

Пока Нора вынимала котят из мешка, Кристиан продолжал ворчать:

— Я не могу этого понять. Ты совершенно неспособна защитить себя от глупых гусынь при дворе. Ты никнешь от любого грубого слова и дрожишь при виде разбойников, и, однако, из-за мешка с котятами ты была готова сразиться с тремя головорезами.

Нора выпустила последнего котенка.

— Уж вы-то, вне всякого сомнения, позволили бы им мучить бедные создания.

Кристиан раскрыл от изумления рот.

— Конечно же нет!

— Вы их даже не заметили. — Она сунула ему в руки одного из котят. — Вы были слишком заняты разглядыванием… безделушек.

Кристиан чертыхнулся. Котенок впился крошечными коготками ему в ладонь, и он чертыхнулся снова. Нора забрала остальных котят и зашагала назад к лавке. Кристиан на мгновение задержался, отдирая от ладони коготки котенка. Когда он догнал Нору, лицо его было багровым от ярости. В довершение всего, войдя в лавку, он увидел, как Нора с благодарным видом протягивает котят Антэнку, и в нем вспыхнуло страстное желание ее отшлепать.

— Господин Антэнк, — проговорила она, поворачиваясь к Кристиану, — обещал найти котятам дом.

— Так… — протянул Кристиан, передавая котенка, которого нес, одному из работников Антэнка. — Так…

Нора подняла на него глаза.

— Так, милорд?

— Ты рассыпаешься в благодарностях перед обычным купцом только за то, что он согласился взять у тебя этих котят. А я… Да если бы меня не было на травле медведя и я вовремя не подоспел, тебя вырвало бы прямо на лестнице.

— Какое отношение имеет одно к другому?

Кристиан закрыл глаза и начал читать про себя греческий алфавит. Когда он открыл их снова, в устремленном на него взгляде Норы было откровенное смущение.

— Не смотри так на меня, — проговорил он. — Ты сама виновата. Сначала ты ведешь себя как мышь, а затем кидаешься в бой словно бог Марс. Разве ты не знаешь, что чувствует мужчина, видя, как женщина внезапно загорается страстью?

— Я была просто вне себя. Когда мы в первый раз встретились, вы упрекнули меня в трусости.

Он застонал и потер рукой лоб.

— Господи, она была вне себя! Неужели тебе не ясно, что ты должна защищать себя точно так же, как и этих котят.

— Это разные вещи.

— Ты права, дорогая. Ты намного важнее котят.

— О нет, вы ошибаетесь. Животные — Божьи создания, и кто-то же должен о них заботиться.

— Прежде всего ты должна позаботиться о себе, Нора Бекет.

Она покачала головой и рассмеялась. Глаза ее сияли — в первый раз для него, — и Кристиан почувствовал, как мгновенно улучшилось его настроение. Он решил более не спорить и быть галантным, пока не доставит ее во дворец. Однако похоже, она действительно не видела в своем поведении ничего странного, и это заставило его задуматься. Интересно, кто приучил ее смотреть на себя как на нечто несущественное, значившее меньше, чем бродившие по улицам Лондона бездомные кошки и собаки?

Нора стояла за спинами фрейлин во внутренних покоях королевы, слушая рыдания Марии. Опущенные на всех окнах шторы не пропускали внутрь дневной свет, и в опочивальне царил полумрак. Хотя был уже май, двор не покинул Лондон из-за состояния королевы. Нора бросила через плечо взгляд на дверь, ведущую во внешний мир, не зная, на что решиться: продолжать и дальше слушать стенания королевы или все же выйти, рискуя натолкнуться на лорда Монфора. Внезапно Мария повысила голос, на миг прервав ее размышления.

— Почему он не приезжает? — стонала королева. — Он знает, что я опять ношу ребенка, и мне нужна его поддержка. И потом, эта война с Францией. Мне требуется совет.

Мария откинулась на руки своей любимой фрейлины, продолжая жаловаться Луису д’Атеке. Вся в черном, с раздутым животом и красными от слез глазами, она представляла собой ужасное зрелище.

— За что Господь наказывает меня? — она закатила глаза к потолку. — За еретиков, которых полно в моем королевстве? Но я неустанно ищу их.

Норе не был слышен тихий ответ д’Атеки, но нетрудно было догадаться, что он, как всегда, пытается разуверить королеву, убеждая ее в верности короля Филиппа и в то же время советуя ей сжигать как можно больше еретиков. Нора вздохнула. Прошло три недели с того дня, когда она поступила необдуманно, отправившись на травлю медведя, и за это время состояние королевы значительно ухудшилось. Она снова начала носить кольчугу и, не переставая, безутешно рыдала, жалуясь на отсутствие супруга. Как неизбежное следствие, атмосфера при дворе день ото дня становилась все более напряженной, и слухи множились с невероятной быстротой. Нора исправно несла свою службу, сообщая Вильяму Сесилу о всех дворцовых сплетнях.

Согласно последним слухам, королева решила назначить своей преемницей вместо принцессы Елизаветы кузину, католичку Марию, королеву Шотландии. Норе не надо было говорить Сесилу, что, будь такое решение принято, это означало бы гражданскую войну.

Королева взмахом руки отослала д’Атеку и прихрамывая направилась к ложу. Рыдания ее не утихали, и фрейлины, не зная, что предпринять, топтались вокруг нее в полной растерянности. Нора стиснула руки в кулаки, пытаясь унять их дрожь. Бедная Мария! Отвергнутая собственным отцом, потом объявленная незаконнорожденной и вынужденная преклонять голову перед любовницей отца! Неудивительно, что она чувствовала себя несчастной.

На протяжении многих лет Мария жила в постоянном страхе, что отец отрубит ей голову и она так и не вступит на престол. И, однако, сейчас, став наконец королевой, она снова и снова убеждалась, что люди, чьи души она желала спасти, ненавидят ее.

Один из фаворитов королевы велел фрейлинам покинуть опочивальню, и Нора едва сдержалась, чтобы стремглав не выбежать из комнаты. В последние несколько дней королева отказывалась покидать дворец, и это порождало новые слухи. Одни говорили, что принцессу Елизавету заточили в Тауэр, другие, что ее убили по приказу королевы. Были и разговоры о том, что убили саму королеву. Затем прошел слух, что Мария попросила своего супруга прислать войска, дабы захватить и пытать несколько десятков еретиков. На следующий день все уже утверждали, что Мария отослала корону Англии шотландской королеве и ее французскому супругу.

Покинув последней покои королевы, Нора заторопилась за другими фрейлинами, бросая взгляды по сторонам. Однако лорда Монфора не было видно, и она расслабилась. Возможно, он был занят приготовлениями к сегодняшнему празднеству. Королева настояла, чтобы банкет состоялся, несмотря на ее болезнь, и вместо себя она посылала своих фрейлин.

Нора шла за толстой графиней через анфиладу комнат, стуча каблучками. Сегодняшний банкет ее не пугал. До сих пор ей удавалось — по большей части — избегать лорда Монфора; она вполне сможет пережить несколько часов в его доме среди сотни гостей.

Оказавшись в своей комнате, она взяла в руки вышивание и села на небольшой диванчик у окна. Артур с лютней устроился тут же, и, размышляя о своем, она вполуха слушала, как он практикуется. Да, она оказалась хитрее лорда Монфора, который, похоже, был полон решимости не давать ей прохода, набрасываясь на нее повсюду, от зала для приемов до тисового лабиринта в дворцовом парке.

— Думаю, лорд Монфор наконец сдался, — заметила она вслух.

— Хорошо, миледи. — Несмотря на попытки лорда Монфора подкупить его новым луком со стрелами и разными сладостями, Артур продолжал относиться нему с откровенной неприязнью.

— Но я, конечно, благодарна ему за свое спасение, — добавила она поспешно.

— Да, миледи.

Нора улыбнулась. Она частенько сидела вот так с пажом, разговаривая по существу, сама с собой, тогда как Артур вставлял время от времени ничего не значащие вежливые фразы. Несмотря на его юный возраст, она говорила с ним о таких вещах, которых никогда не доверила бы девушкам ее возраста при дворе.

— Однако, — продолжала она, — несмотря на все его внимание и льстивые речи, я уверена, он не изменил своего мнения обо мне. Он считает меня… мышью.

— Сволочь, — бросил Артур и провел пальцем по струнам.

Нора моргнула, услышав подобное слово из уст Артура.

— И потом, я чувствую себя рядом с ним как-то неуютно.

— Миледи?

— Я хочу сказать, что мне как-то неловко, когда он смотрит на меня. Ну, в общем, я не знаю, как это объяснить… — Она бросила критический взгляд на узор, который вышивала золотой нитью. — Тебе ведь приходилось присутствовать при дуэлях, Артур. Ты знаешь это выражение, которое появляется в глазах человека, когда он знает, что должен всецело сосредоточиться на своем противнике, а иначе он погибнет. Так вот, лорд Монфор смотрит на меня точно так же. И я, естественно, чувствую себя неуютно.

Артур отложил в сторону лютню и огляделся по сторонам, словно боялся, что кто-то мог их подслушать. Удостоверившись, что они в комнате одни, он прошептал:

— Похоже, он очень хитрый человек, миледи, может даже колдун. Другие пажи говорят, что он водит дружбу с мошенниками и разбойниками, по-прежнему служа злу, к которому его приучили когда-то.

Несколько мгновений Нора, нахмурившись, размышляла над возможностью того, что Кристиан де Риверс был колдуном. Священники королевы говорили, что слуги дьявола находятся среди людей, выступая во многих обличьях. Если лорда Монфора послал дьявол, то, надо сказать, он выбрал для своего слуги довольно приятное обличье, тем больше оснований его опасаться. Она поздравила себя с тем, что ей удалось обхитрить его и не дать застать себя одну. Он действительно был далеко не добродетельным человеком, и она чувствовала себя в его присутствии весьма неуютно.

В дверь постучали. Артур открыл и в следующую минуту возвратился с письмом. Узнав почерк отца, Нора едва не выхватила письмо у него из рук. Сломав печать, она быстро пробежала глазами послание и тут же уронила его на колени, устремив невидящий взор на свои пяльцы.

Итак, он приезжает. Он приезжает в Лондон и зайдет к ней. И он в ярости, виня ее одну в том, что ей до сих пор так и не удалось поймать какого-нибудь богатого наследника в свои сети. Он прав, ей следовало бы давным-давно выйти замуж, но как она могла найти себе мужа, живя в деревне, куда он отослал ее, и вынужденная довольствоваться лишь обществом няньки и учителей, а потом Артура.

Она старалась быть примерной дочерью, во всем достойной своих родителей. Смутно она припоминала, как мать говорила ей, какая она умница, побуждая ее следовать примеру принцессы Елизаветы, о чьей учености, блестящем уме и отваге говорили все вокруг. Елизавета знала латинский, французский, греческий и итальянский языки. Елизавета была бесстрашной, она не побоялась дать достойную отповедь допрашивавшим ее членам тайного совета. Все многочисленные заговоры, целью которых было лишить принцессу головы, провалились, и она покинула Тауэр под радостные крики народа, когда Марии пришлось освободить ее ввиду отсутствия доказательств государственной измены.

Елизавета отличалась умом, красотой и бесстрашием, чего о ней, Норе, как не уставал повторять ей отец, никак нельзя было сказать. И вот сейчас он собирался появиться здесь. Он должен был прибыть этим вечером.

Следующие несколько часов Нора провела, разглядывая себя в зеркало и пытаясь придумать оправдание недостаткам, на которые он наверняка ей, как всегда, укажет. Недостатков было не счесть, так что час прибытия отца наступил довольно быстро. Сунув несколько монет помощнику начальника караула, она спряталась за ширмой в галерее, ведущей к ней в комнату, намереваясь подглядеть за отцом, но так, чтобы остаться самой незамеченной.

Подглядывание за отцом было у нее давней привычкой. Оно началось еще в те дни, когда ему вдруг пришла в голову мысль, что она была не его ребенком.

Она ясно помнила тот день, когда он пришел к ней в классную, отпустил гувернантку и сказал ей о своем подозрении. С того дня, хотя он держал свои подозрения при себе, и о них знали только они с матерью, Нора ни разу не видела на его лице улыбки, обращенной к ней. Много дней подряд ее мать, рыдая, уверяла его в том, что он ошибается, но всегда только, когда, как ей казалось, Нора не могла их слышать. Вскоре мать подхватила лихорадку и слегла. Измученная горем, она была не в силах бороться со своей болезнью и вскоре скончалась.

Лишившись в десять лет любви отца, а затем потеряв и мать, Нора почувствовала себя утлым суденышком в бурном враждебном океане. Через какое-то время у нее вдруг возникла мысль, что в несчастье родителей была виновата она сама.

Казалось таким естественным предположить, что, если бы мама не была несчастной из-за нее, она бы не умерла.

Сознание собственной вины напугало ее и заставило замкнуться в себе. Она была безмерно одинока.

Прошло несколько месяцев, и постепенно она привыкла к отсутствию матери. Мать ее умерла, но отец был жив. Она видела его каждый день, хотя он всячески избегал ее общества. И тогда она начала подглядывать за ним в попытке хоть немного скрасить свою жизнь. Она пряталась по углам и за шторами, чтобы увидеть его улыбку, обращенную к друзьям или любовницам, улыбку, которой он теперь никогда ее не одаривал. Когда отец наконец отослал ее, это было настоящим благословением. В старом имении бабушки она постепенно научилась не думать о своем горе, и ее жизнь стала более радостной.

И вот сейчас она вновь, как в детстве, пряталась за ширмой, подкарауливая его. Шаги отца она не спутала бы ни с какими другими. Всегда быстрая, но и шумная, по причине массивности его фигуры, походка отца напоминала ей топот быка, который, заприметив вдруг на своем пастбище чужака, весело гнал его прочь. Представив отца, галопом мчащегося по лугу, Нора хихикнула, но тут же зажала себе ладошкой рот. Внезапно раздавшийся в этот момент в галерее грохот кожаных сапог возвестил о прибытии отца.

В следующую секунду в поле ее зрения появился и сам Вильям Бекет. Белокурый, с мощным торсом, облаченным в коричневый бархат, на котором сверкали золотые цепи, он стремительно шагал по галерее, не обращая никакого внимания на любопытные взоры придворных. От всей его массивной фигуры веяло достоинством и сдержанностью аббата. Эта сдержанность покидала его лишь в моменты отдыха или гнева. В одну секунду он способен был тогда утратить все свое спокойствие и вскипеть от ярости, как случилось, например, в тот день, когда ему вдруг пришло в голову, что золотоволосый гигант, каким был он, никак не мог породить такую черноволосую крошку, как Нора.

В одно мгновение Вильям миновал ширму, за которой она пряталась, и, повернувшись, Нора помчалась к себе в комнату, стремясь оказаться там раньше него. Ворвавшись в комнату, она ринулась к небольшому столику, уставленному винами и яствами, и застыла, ловя ртом воздух. Не успела она отдышаться, как дверь распахнулась и на пороге возник Вильям Бекет. Быстро облизав губы, она присела в реверансе.

Вильям поздоровался, буркнув что-то себе под нос, и, не обращая внимания на приветствие, которое она еле слышно пробормотала в ответ, прошел к столу. Наполнив кубок вином из серебряного кувшина, он залпом осушил его и только тогда обратился к ней:

— Прекрати эти глупые приседания и встань. Я устал и хочу как можно быстрее добраться до постели и лечь спать. Господи, как же мне не везет! Быть в прекрасном настроении, жаждать поделиться чудесной новостью и иметь в качестве единственной слушательницы дуру, у которой мозгов не больше, чем у курицы!

С грохотом он поставил кубок на стол и опустился на единственный имевшийся в комнате стул. Нора открыла было рот, чтобы извиниться — сама не зная, за что, — но тут Вильям заговорил снова:

— Господь наконец-то услышал мои молитвы. Моя жена беременна, и я приехал в Лондон купить ей подарки. Теперь у меня будет собственный ребенок. Тебе понятно, что это означает?

Нора лишь шире раскрыла глаза, молча глядя на него. Ей была известна причина его повторной женитьбы — желание иметь наследника, в чьем происхождении он мог быть уверен. Что она могла сказать на это?

— Это означает, что честь моя наконец-то восстановлена, — сказал он в следующий момент, так и не дождавшись от нее ответа.

Нора наморщила лоб, пытаясь понять ход его мысли.

— И я хочу сбыть тебя с рук прежде, чем появится на свет мой ребенок. Не следовало мне посылать тебя ко двору. Но я надеялся, что ты хоть немного пообтешешься, видя постоянно перед собой самых красивых женщин королевства, хотя, конечно, глупо было ожидать от тебя такого.

Нора покраснела до корней волос и опустила голову.

— Я пыталась… но мои платья… — Она говорила все тише и тише, по мере того как все больше таяло под взглядом Бекета ее мужество.

— Я должен был знать, что ты никому никогда не понравишься. Ты некрасивая и глупая, а ни один мужчина не хочет иметь некрасивую и глупую жену. Поэтому я решил взять это дело в свои руки. Ты выйдешь замуж за Персиваля Флегга, сына сэра Бадульфа. И ты должна сделать это в течение трех месяцев, до того как родится мой наследник.

— Персиваль Флегг? — с трудом выдавила из себя Нора. Она облизала губы и заставила себя продолжить: — Но ведь Персиваль Флегг… все знают… он болен. Поэтому-то он и не может найти себе жену. Зараза разъедает его лицо, да и мозги тоже.

— Все это сплетни. — Вильям поднялся с видом человека, исполнившего тяжелую обязанность. — Я и вправду здорово устал. А теперь — поскорее домой. Хороший кусок мяса и пиво — вот что мне необходимо.

Он бросил взгляд на кубок, из которого пил, и, схватив его, быстро спрятал под стол. Невольно Нора вспомнила, что отец терпеть не мог вида грязной тарелки, скатерти или пола. Во время трапез он всегда требовал, чтобы каждое блюдо, как только оно освободится, убирали со стола и заменяли чистым. Из-за этой прихоти он устроил в доме три судомойни.

Нора, погруженная в раздумья, внезапно очнулась, увидев, что отец направился к двери.

— Только не Персиваль Флегг!

Вильям резко повернулся, и она вздрогнула от раскатов его голоса.

— Только не Персиваль Флегг? Черт подери! Женщине требуются три достоинства: целомудрие, молчаливость и послушание. Это единственное, на что они способны, и я ожидаю этого и от вас, мисс. Порази меня Господь, если я не относился к тебе всегда как истинный христианин. — Он подошел к Норе и, наклонившись, приблизил к самому ее лицу свое. — Когда я понял, что ты не моя дочь, я не выбросил тебя на улицу. Я кормил и одевал тебя на протяжении многих лет в память о той любви, которую я питал к твоей матери. Но черт меня подери, если я и впредь буду так делать. Тебе давно пора выйти замуж, ты засиделась в девках. Я не допущу, чтобы мой ребенок страдал от соприкосновения с неизвестно чьим отродьем.

Нора подалась назад от этой вспышки ярости, которая обожгла ее, как горячая волна воздуха из печи.

— Но, отец…

— Молчать! В следующем месяце я подписываю брачный контракт. Желаешь ты этого или нет, ты все равно выйдешь замуж, и мне безразлично, как или за кого. Ты выйдешь замуж, даже если для этого мне придется связать тебя по рукам и ногам!

Он схватил ее за плечо и оттолкнул от себя, после чего, даже не оглянувшись, вышел из комнаты.

Потирая плечо, Нора уставилась на закрывшуюся за отцом дверь. Персиваль Флегг! По слухам, распутство довело его до болезни, и теперь у него губы в язвах, и он страдает от приступов неудержимой ярости. И он не появляется при дворе, потому что его родные пытаются скрыть от всех, каким он стал. Им отчаянно хочется иметь наследника от Персиваля, но никто из знатных людей королевства не желает отдавать за него свою дочь, так как и он, и его поведение слишком хорошо известны.

Нора перекрестилась и опустилась на колени. С губ ее сорвались слова мольбы. Не может быть, что Господь ей не поможет. Даже она, какой бы некрасивой и глупой ни была, не заслуживала Персиваля Флегга. Или, может, заслуживала? Она вдруг заколебалась. Может, это было Божьим наказанием? И отец, обвиняя ее, был прав? Нора плотно стиснула веки и стала молиться еще горячее. Господь прощал даже самых злостных грешников. Может, если она будет молиться достаточно усердно, он спасет и ее?

ГЛАВА 5

Ловко лавируя между слуг, тащивших посуду и тяжелые скамейки, Кристиан пронесся через холл и, распахнув дверь в дальнем его конце, бросился к лестнице, ведущей в башню, где был заточен Блейд. Но тут его позвал голос отца.

Себастьян де Риверс сидел за столом в библиотеке спиной к залитому солнцем окну. Перед ним лежала раскрытая книга, судя по всему, только что из типографии, о чем говорили ярко блестевшие в свете свечей буквы. Приблизившись, Кристиан преклонил колени.

Не отрывая глаз от книги, Себастьян протянул руку и погладил темные кудри сына.

— Ты снова собираешься мучить этого мальчика?

Кристиан поднял глаза на отца, но тот продолжал читать с таким же спокойствием, с каким священник произносит вечернюю молитву.

— Я был слишком занят в последние дни охотой на мышек и совсем забросил бедного Блейда.

— Я предпочел бы, чтобы ты охотился за женщинами, нежели за Черным Джеком. — Себастьян откинулся на спинку кресла и взглянул на сына. — На этот раз ты, похоже, избрал добродетельную мышь.

— Вы, как всегда, попали в самую точку, сир. Всякий раз я возвращаюсь с охоты в камзоле, застегнутом на все пуговицы, и мой гульфик так и трещит по швам.

Граф громко рассмеялся.

— Подходящее наказание за все твои проделки, мой упрямец. Может, тебе повезет больше сегодня на банкете.

Улыбнувшись, Кристиан промолчал. Но когда он встал и направился к двери, Себастьян остановил его взмахом руки.

— Сядь, — Себастьян показал на скамью у окна. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Мой подопечный голоден, я должен отнести ему еду.

— Сядь, я сказал. Ты сеешь ненависть, как пахарь ячмень, и мне это не нравится. И не вскидывай на меня, пожалуйста, свой подбородок. Тебе все равно придется меня выслушать.

Кристиан сел на скамью и, обхватив руками колено, поднял глаза на отца. Однако Себастьян, в отличие от Иниго или Полли, не вздрогнул и не съежился. Полностью проигнорировав яростный взгляд сына, он прислонился к стене рядом с ним и спросил:

— Тебе известно, почему я укрываю у себя еретиков?

Нахмурившись, Кристиан покачал головой.

— Какое это имеет отношение к Блейду?

— Помолчи. — Себастьян повернул голову и посмотрел на покрытый позолотой лепной потолок. — Когда Черный Джек захватил тебя и мне не удавалось так долго тебя разыскать, я нашел утешение в новом знании.

— Это было давным-давно, сир.

Взмахом руки Себастьян вновь призвал его к молчанию.

— После того как я почти три месяца рыскал по окрестностям, до меня наконец дошло, что я не смогу прочесать всю Англию. Я вернулся сюда и стал посылать на поиски тебя своих людей. Я пообещал врачам, что буду отдыхать, но так как стоило мне закрыть глаза, и я видел тебя, я старался гнать от себя сон. Его мне заменило чтение. Мне открылось так много нового в Аристотеле, Сократе, Платоне и Овидии — намного больше, чем в юные годы. Нередко я читал всю ночь напролет, дабы отвлечься от мыслей о тебе.

— Я думал, вы ищете меня.

— Так оно и было. Я ни на минуту не прекращал своих поисков. Но шли месяцы, ты не находился, и я читал вместо еды и сна. И с каждой новой книгой я все более и более поражался мудрости этих людей, которые жили до рождения Божьего Сына. И вот однажды мне вдруг пришла в голову мысль, что церковь, несомненно, осудила бы всех этих философов как еретиков. Их души были бы обречены, то есть были бы обречены церковью.

— Поэтому-то вы и прячете у себя еретиков?

— Да.

— Потому что священники предали бы проклятию душу Аристотеля?

— Ты озадачен?

Кристиан кивнул.

— Отлично! Может, теперь ты не будешь так уж стремиться спорить со мной, когда я вновь попрошу тебя оставить твои планы мести в отношении Черного Джека.

Кристиан пошевелился, намереваясь встать, но взгляд графа пригвоздил его к месту.

— Ты помнишь тот день, когда я нашел тебя?

— Нашли меня? Да, я срезал тогда с вашего пояса кошелек. Я никогда не сделал бы этого, если бы увидел ваше лицо, но у меня перед глазами были только ваш берет и кошелек, полный звонкой монеты.

Кристиан улыбнулся, вспомнив о той встрече. Он находился в Лондоне всего четыре месяца и был преисполнен восхищения к самому себе после побега от Черного Джека и от четырех лет рабства. Пройдя выучку в лучшей в городе школе для воров-карманников, он в тот день практиковался в своих новых знаниях неподалеку от собора Святого Павла и попытался срезать кошелек у собственного отца.

— Не скажешь ли мне сейчас, — спросил Себастьян, — почему ты не вернулся ко мне, когда ушел от Черного Джека?

Кристиан поднялся и подошел к столу.

— Вы знаете, я не говорю на эту тему.

— Я позволил тебе заточить этого мальчика в моем доме, что, без сомнения, неверно и может довести тебя до беды. Я хочу знать, ради чего я рискую вновь потерять тебя.

Кристиан водил пальцем по корешку лежащей на столе книги, продолжая молчать. Он чувствовал на себе добрый взгляд отца, который стоял рядом, ожидая ответа.

— Все это произошло давным-давно, — нарушил наконец молчание граф. — Ты можешь рассказать мне, потому что я люблю тебя.

Кристиан вздохнул и закрыл глаза.

— Он сказал, что после того, что я сам сделал и что он сделал со мной, вы не захотите меня видеть. По его словам, он пытался получить за меня выкуп, но вы отказались дать ему ту сумму, которую он у вас требовал.

— Боже правый!

Кристиан рывком повернулся и умоляюще протянул к отцу руки.

— Простите. Я был слишком юн, и он бил меня. Я не хотел этого делать. По крайней мере вначале.

— Мне не нужны твои извинения. Я уже сказал тебе: забудь прошлое. Ты делал все это только для того, чтобы выжить, и я благодарю Господа, что Он не дал тебе погибнуть, пока я был занят твоими поисками.

Плечи Кристиана поникли.

— Но я не хотел возвращаться к вам не только поэтому. — Вскинув подбородок, он посмотрел отцу в глаза. — Я не вернулся, потому что… потому что к тому времени мне это начало нравиться. Мое место определенно среди воров, проституток и мошенников. Будь я по натуре своей добродетелен и благочестив, мне не нравилось бы так всем этим заниматься. Я не находил бы удовольствия в компании воров и разбойников, когда мне не было еще и двенадцати, не чувствовал бы себя среди них как дома.

Опустившись на одно колено перед креслом, в котором сидел Кристиан, Себастьян покачал головой.

— Ты очень похож на меня, Крис. Мы даже думаем с тобой одинаково, ты не находишь? Хотя ты, вне всякого сомнения, гораздо более практичный. Ты надел на себя личину вора, чтобы выжить. Однако грех лежит не на тебе, а на Черном Джеке.

— Так вы мне сказали, и я намереваюсь заставить его искупить этот грех.

— Что же до воровства, — продолжал Себастьян, — то какой мальчишка не мечтает о свободе? Уверен, любой захотел бы оказаться на воле и бродить по окрестностям, воруя пироги и охотясь за живностью в чужих владениях, будь у него такой шанс. Особенно, если судьбой ему предназначено нести груз ответственности и забот. — Взгляд Себастьяна на мгновение задержался на печально опущенных уголках рта сына. — Мы говорили с тобой об этом не раз, но вижу, мне так и не удалось тебя убедить.

— Нет, сир.

— Упрямый дурачок. Недаром я называю тебя своим упрямцем. Ступай тогда вон.

Кристиан поднялся, взял с полки какую-то книгу и со вздохом произнес:

— Как я уже раз сто говорил, вы давно бы женились, если бы не мои грехи.

— А я сто раз отвечал тебе, что предпочитаю одну остроумную дочь купца, на которой королева никогда не позволит мне жениться. Ты здесь ни при чем. Нет твоей вины и в том, что ее семье приходится скрываться от Марии в Шотландии. Но пусть душа твоя успокоится. Еще до зимы я собираюсь отправиться на север и повидаться с ней.

Кристиан кивнул.

— Думаю, не стоит нам в такой чудесный праздничный день говорить о серьезных вещах. К тому же у меня уже мозги набекрень от беготни за этой крошкой по всему дворцу.

— Так прекрати ее преследовать.

— Не могу. Нора Бекет нуждается в присмотре. Она совершенно неспособна за себя постоять, и эти гусыни, фрейлины королевы, делают с ней все, что им заблагорассудится.

— Так ты выступаешь в роли ее рыцаря, рассчитывая в конечном итоге получить достойную рыцаря награду?

Кристиан широко раскрыл глаза.

— Я лишь пытаюсь улучшить ее характер.

— Если бы твоя мать не умерла, когда ты был совсем крошкой, ты не бегал бы так за женщинами. Я уверен в этом. Не смотри на меня такими невинными глазами, повеса.

Граф снова сел за стол и, сложив руки кончиками пальцев вместе, посмотрел поверх них на Кристиана. Тот отвернулся и, мурлыча себе что-то под нос, принялся разглядывать книги на полке.

С громким стуком граф захлопнул книгу, которую читал. Кристиан нервно облизал губы и провел пальцем по золоченому корешку перевода «Илиады».

— Я все думаю об Элеоноре Бекет, — проговорил Себастьян. — В городе ходят слухи, что отец выдает ее замуж за Персиваля Флегга. Похоже, тебе придется оставить ее в покое.

На мгновение палец Кристиана застыл, но тут же возобновил свое движение по корешку книги.

— Флегг — прогнивший насквозь грязный распутник.

— Судя по всему, Бекету на это наплевать. Его новая жена ждет ребенка, и он явно хочет как можно скорее сбыть Нору с рук. Полагаю, девушка станет возражать. Может быть, она даже окажет сопротивление. Тогда ты сможешь возобновить свою мышиную охоту.

— Нора Бекет оказывает сопротивление только тогда, когда дело касается четвероногих и пушистых созданий. — Кристиан резко повернулся и, избегая взгляда отца, направился к дверям. — Господи, что за невезенье! В кои-то веки встретить чудесную, умную девушку и тут же потерять ее, узнав, что она выходит замуж. Придется мне, видно, выбросить ее из головы, до той поры, по крайней мере, когда она пробудет замужем несколько недель. Думаю, за это время, да еще в компании Персиваля Флегга, плод окончательно созреет и сам упадет мне в руки. Итак, решено: я постараюсь забыть о ней.

Открывая дверь, он услышал, как фыркнул позади Себастьян:

— Лгать грешно, Крис, даже если лжешь самому себе.

Проклиная про себя проницательность отца, Кристиан направился на кухню за едой для Блейда. Подготовка к банкету там шла полным ходом, и вокруг стоял шум, как в какой-нибудь пивной. Усевшись за угловой стол, Кристиан вытащил свой кинжал и с остервенением вонзил его в приготовленного для Блейда жареного каплуна на подносе, который поспешил поставить перед ним слуга.

Персиваль Флегг! Боже правый! Как может отец отдать свою единственную дочь этому прогнившему насквозь распутнику?! И Норе, конечно, не хватит мужества отказать мерзавцу. Кристиан вздохнул. В последние несколько недель он окончательно убедился в робости девушки, видя, как она мгновенно спасается бегством, стоит ей его увидеть. Всего несколько дней назад, во время фехтовального состязания в одном из внутренних двориков дворца он попытался заговорить с ней, но она тут же укрылась за юбками этих дуэний, которых королева держит при себе в качестве фрейлин. Внезапно кухня с ее чадом и грохотом исчезла, и Кристиан, словно наяву, вновь увидел, как метнулась маленькая фигурка за стену из бархата и парчи.

Вместо того чтобы последовать тогда за Норой, он смешался с толпой придворных и принялся наблюдать за ней. Через несколько минут, привстав на цыпочки она выглянула из-за спины испанской дамы внушительных размеров и поискала его глазами. Не найдя его, она, очевидно, решила, что он ушел и, успокоившись, вновь перевела глаза на фехтовальщиков. Поняв, что она потеряла его из вида, Кристиан начал медленно обходить толпу придворных, намереваясь подойти к ней сзади. Но когда он был от нее всего в нескольких шагах, она вдруг выскользнула из толпы и направилась во дворец.

Он осторожно следовал за ней, прячась в тени галерей, пока она не скрылась за какой-то дверью. Дверь, как оказалось, вела в небольшой садик, редко посещаемый придворными из-за его близости к сточной канаве, от которой поднимался отвратительный запах. Приоткрыв дверь, Кристиан увидел, что Нора с корзинкой в руке идет по аллее. На мгновение она задержалась у розового куста и, достав из корзинки ножницы, срезала цветок. Следя за ее продвижением, он видел, как она срезала еще несколько стеблей, пока наконец не дошла до кустов жимолости.

Перед ними она вновь остановилась и начала стягивать с рук перчатки, что было затруднительно, так как ей мешали корзинка и ножницы. Наконец она сняла их, положила под розы, и ногой толкнула корзинку под скамью, стоявшую рядом с кустом жимолости. Кристиан ухмыльнулся, когда она быстро огляделась, явно не желая, чтобы ее кто-нибудь увидел. Когда она склонилась к кустам, нюхая жимолость, он проскользнул через дверь и быстро подошел к ней.

— «Ее лицо напоминает сад, где растут розы и белые лилии…»

Вскрикнув, Нора выпрямилась, и Кристиан схватил ее за руку, боясь, что она тут же бросится бежать. Однако мгновенно вырвав у него руку, она не побежала, как он ожидал, а лишь отступила, задев при этом корзинку, и опустилась на скамью. Мгновение ее взгляд был прикован к лицу Кристиана, но тут, заметив упавшую на бок корзинку, она вскрикнула и кинулась к ней, как наседка к цыплятам, едва не сбив при этом его с ног.

Кристиан опустился на колени рядом с Норой и, взяв одну из перчаток, которые вместе с розами вывалились на землю, рассмеялся:

— Ну и курбеты ты выделываешь, прекрасная Нора, не хуже придворного шута.

— Отдайте мне мою перчатку!

— Как? Вы браните меня за мой рыцарский поступок? — Он протянул ей перчатку, которую она тут же вырвала у него из рук и сунула в корзинку. — И почему вы украдкой ускользаете с фехтовального состязания и занимаетесь здесь работой служанки?

Она положила розы на перчатки и встала, прижимая корзинку к груди. Кристиан тоже поднялся и шагнул к ней. Она отпрянула и, ударившись ногой о скамью, с размаху села.

— Уходите.

Не обратив на слова Норы никакого внимания, он сел рядом и наклонился к самому ее лицу. Она повернулась к нему, держа перед собой корзинку, словно щит.

Бросив взгляд на корзинку, он приподнял одну бровь.

— Никогда еще мне не доводилось видеть подобной трусихи. Ты должна благодарить Бога, Нора Бекет, что он создал тебя женщиной. Я, во всяком случае, так и делаю.

Он ожидал, что она закричит и бросится бежать. И вновь она удивила его. Вместо того чтобы кинуться от него со всех ног, она опустила глаза на корзинку, которую продолжала прижимать к груди, и побледнела. В следующий момент она поставила корзинку на землю и толкнула ее ногой, так что та исчезла за ее юбками.

Не в силах долее сдерживаться, Кристиан привлек ее к себе. Она съежилась, и, почувствовав тепло этого свернувшегося в комочек женского тела, он прижал ее к себе еще сильнее. Почти ничего не соображая от мгновенно вспыхнувшего в нем желания, он шептал какие-то нежности в попытке ее успокоить. В висках у него стучало, взор затуманился. Единственное, что он ощущал в этот момент, была бархатистая кожа под его губами.

Он не заметил, когда Нора прекратила борьбу. Почувствовал лишь, как ее тонкие, нежные пальчики легко, как дуновение ветерка, коснулись его лица. Неуверенное прикосновение девушки заставило его на миг очнуться и взглянуть на нее. Нора смотрела на него не отрываясь, и губы ее безмолвно шевелились. Она явно пыталась что-то сказать.

— Ш-ш-ш, — прошептал он.

Вновь прижавшись губами к ее щеке, он почувствовал, что она вся дрожит. Руки его сами собой стиснули девушку еще сильнее. Губы его прошлись по ее подбородку, коже за ухом и застыли на мгновение в том месте, где на шее у нее билась жилка. Дыхание ее было сейчас почти таким же учащенным, как и у него.

Осторожно он опустил ее на скамью. Она попыталась было выставить перед собой руки, но в эту минуту он навалился на нее всем телом и впился в ее губы страстным поцелуем. Рука его скользнула выше, к ее груди. Почувствовав его прикосновение к своей обнаженной коже, она вздрогнула и с силой дернула его за волосы.

— Ой! — Он невольно откинул голову назад и несколько раз моргнул, пытаясь прийти в себя.

Она отпустила волосы и обхватила его лицо ладонями.

— Я вам не нравлюсь.

— Что?

— Вы считаете меня трусихой, милорд.

Приподнявшись на локтях, он схватил ее за руки.

— Вот и оставайся ею, моя дорогая. Теперь не время проявлять храбрость и сопротивляться. — Он вновь опустился на нее и, продолжая держать за запястья, приник к ее рту.

Пытаясь раздвинуть ей коленом бедра, он вдруг услышал всхлип. Возбуждение, владевшее им, мгновенно испарилось, и он поднял голову. Веки Норы были плотно сжаты, и у виска застыла единственная слеза. Он тут же поднялся, сел на скамью и усадил ее рядом.

Нора обхватила себя руками и прикусила нижнюю губу. Кристиан скривился и, отбросив упавшую на лоб прядь волос, чертыхнулся про себя. Время от времени ему даже нравилось нагонять на женщин страх, но никогда прежде он не чувствовал себя таким чудовищем, как сейчас, когда смотрел на совершенно перепуганную Нору. Он легко коснулся пальцем ее щеки, и она мгновенно вся сжалась. Опустившись на колени, он протянул к ней руки.

— Уходите. — Она ладошкой смахнула слезы.

— Умоляю, прости меня, дорогая. Я думал, что даже к тебе прикасался до меня хотя бы один мужчина.

Она хлюпнула носом и села поудобнее.

— Уходите.

— Нет.

Он думал, что уж сейчас она непременно убежит, но она даже не пошевелилась, и он нахмурился. Она тут же отодвинулась, зацепившись при этом платьем за корзинку. Поспешно придвинувшись снова, она прикрыла корзинку юбкой и подняла на него испуганные глаза. Зубы у нее стучали, и она с силой прикусила нижнюю губу.

Он протянул руку и легонько дотронулся кончиками пальцев до прикушенной губы.

— Не надо. Ты причиняешь себе боль, а я не могу этого видеть, как не могу сам причинить тебе боль. Что ты со мной сделала?

— Ничего я не делала. Пожалуйста, уйдите.

— Но ведь что-то ты все-таки сделала. Иначе я бы не остановился. — Кристиан потер рукой подбородок и прошептал в изумлении: — Я остановился! — Он покачал головой. — Мне надо повидать врача. Похоже, в моем теле таится какая-то болезнь.

— Это все я, — тихо проговорила Нора. — Я больна. Я вся горю и… и мне как-то неудобно.

На мгновение у Кристиана перехватило дыхание, а затем он так громко захохотал, что Нора вновь вскочила и посмотрела на него с недоумением. А он, присев на корточки перед скамьей, все никак не мог остановиться. Наконец, успокоившись, он поднял на Нору глаза и проговорил:

— Моя невинная, моя нежная глупышка.

— Я же говорила, что я вам не нравлюсь.

Он с улыбкой покачал головой.

— Тебе лишь не нравится то, что ты чувствуешь, когда я к тебе прикасаюсь.

— Нет, мне просто неудобно.

— То, что ты испытываешь, не неудобство, а удовольствие.

— Ха!

— Правда. Вот смотри. — Он положил ей руку на плечо. — Что ты сейчас чувствуешь?

— Тепло.

— Где?

— Там, где вы касаетесь меня.

— И?

Она покраснела и плотно сжала губы.

— Здесь? — Он положил ей другую руку на бедро, и она вновь сжалась. Рука его скользнула ниже и нажала внизу живота между бедер. Голос его звучал хрипло, когда он сказал: — Здесь также, бьюсь об заклад.

Она ударила его по пальцам.

— Черт побери, женщина! — Он поднес горевшую от удара руку к губам. К несчастью, ничего не могло облегчить ему боль в паху. — Ты, как всегда, выбираешь самый неподходящий момент, чтобы забыть о своей трусости.

Нора вскочила и, скрестив на груди руки, устремила на него суровый взгляд.

— Я должна быть в приемном зале, милорд.

— Ведьма.

— Уходите.

— Я еще с тобой не закончил. — Он встал и сделал к ней шаг, но тут же был вынужден остановиться, услышав, как хлопнула выходившая в сад дверь.

Бросив взгляд через плечо, он увидел садовника, в руках у которого были корзины с компостом. Повернувшись вновь к Норе, он тихо произнес:

— Предупреждаю тебя, дорогая. Я не привык выступать в роли просителя. Я вырос среди воров и знаю, как выкрасть то, что мне надо. Прячься от меня сколько угодно, это все равно тебе не поможет.

Вернувшись к настоящему, Кристиан снова с ненавистью вонзил кинжал в каплуна. Лезвие прошло сквозь мясо и со звоном ударилось о металлический поднос.

— Уверен, ее никто никогда в жизни не целовал, — произнес он вслух. — Надо же. Не четырнадцатилетняя невеста, кажется, а туда же, «неудобно».

— Милорд?

Кристиан поднял глаза. Перед ним с караваем хлеба в руках стоял слуга. Слуга положил хлеб на поднос и застыл, глядя на раскромсанного каплуна. Бросив свирепый взгляд на онемевшего от изумления слугу, Кристиан схватил поднос и выбежал из кухни. Через несколько мгновений он был уже в комнате в башне. Блейд лежал на кровати, согнув одну ногу в колене и положив на нее другую, и глядел вверх, на балдахин. Стопа книг занимала большую часть стола возле кровати, и Кристиан отодвинул их в сторону, чтобы освободить место для подноса.

— Где книга, которую я дал тебе вчера?

— Вам известно, что я не знаю латыни, — протянул лениво Блейд.

Кристиан выудил из кучи книг на столе одну и, перелистав, прочел:

— «Disce bonas artes, moneo, Romana inventus, Non tantum trepidos ut tueare reos; Quan populus iudexque qravis lectusque senatus, Tam dabit elequoiu victa puella mancs». Переведи.

— Иди ты к черту!

— Ты предпочитаешь пасти свиней?

Блейд опустил ногу и, встав на четвереньки, оскалился на своего тюремщика.

— Я не знаю латыни. И никогда не знал. Никогда!

— Твоя манера речи говорит об обратном. — Кристиан опустил глаза на страницу и перевел только что прочитанный им отрывок — «Овладевайте благородными искусствами, я советую вам, молодые патриции Рима, и не только для того, чтобы защищать дрожащих плебеев; женщина, как и плебеи, суровые судьи или избранный сенат, подчинится вам, покоренная вашим красноречием». Овидий, «Искусство любви».

— Вы пытаетесь сделать из меня джентри.[8] Но я мошенник, взломщик, вор и разбойник, а не какой-нибудь там потерянный знатным вельможей сын.

Кристиан взял лежащий на подносе нож, отрезал щедрый кусок от порядочно искромсанного каплуна и протянул мясо юноше. Блейд бросил на мясо подозрительный взгляд, затем схватил его обеими руками.

— Почему, как ты думаешь, я перебрасывал тебя с одной работы на другую на протяжении этих двух недель?

Блейд проглотил кусок и пожал плечами.

— Чтобы разозлить меня?

— Когда я приставил тебя помогать дворецкому моего отца, он сказал, что ты не умеешь ни разрезать птицу, ни вычистить столовое серебро, ни даже сложить как следует скатерти и салфетки.

— Толстый боров!

— Я ставил тебя по очереди к кожевнику, кузнецу и свинопасу. И ты не смог овладеть ни одним из этих ремесел.

— Говорю вам: я разбойник.

— Ты дурак.

Кристиан приоткрыл дверь и отдал какой-то приказ стражу. Тот тут же передал ему две шпаги, и Кристиан, бросив одну из них Блейду, отсалютовал ему своей.

— Слушай внимательно или отправишься на корм червям. Pasado![9] — Кристиан сделал выпад, целясь Блейду в грудь. Но юноша мгновенно выбросил вперед руку и парировал удар.

— Punto reverso,[10] — сказал он и, отпрыгнув назад, нанес удар по шпаге Кристиана.

Оба посмотрели друг на друга сквозь скрещенные в воздухе лезвия, и Кристиан улыбнулся.

— Твои движения — движения ученика в начальной школе фехтования. И ты ответил на pasado в итальянской манере.

На лбу Блейда появилась складка, и еле слышно он пробормотал:

— Джек сказал, что это он научил меня.

— Черный Джек не говорит ни на одном иностранном языке. Он франклин,[11] согнанный со своего клочка земли каким-то жадным вельможей, решившим огородить общинные земли. Почему, ты думаешь, он так сильно ненавидит аристократов? Его жена и дети умерли от холода, когда этот лорд выбросил их на улицу, и они лишились крыши над головой. Повторяю: Черный Джек не знает ни одного иностранного языка.

— Но я…

— Но ты реагируешь на итальянские фразы, как человек, который учился у мастера по фехтованию. — Кристиан опустил шпагу и отошел.

Выронив из рук собственное оружие, Блейд уставился на Кристиана невидящим взглядом. Судя по всему, мысли его витали где-то далеко.

— «Honi soit qui mal y pense», — громко произнес Кристиан.

— «Да устыдится тот, кто думает об этом дурно», — машинально перевел Блейд. — О!

Продолжая держать свою шпагу в левой руке, Кристиан не спеша приблизился к пленнику и прошептал ему на ухо:

— А теперь поразмышляй-ка на досуге, мой милый, над тем, как это тебе мгновенно удалось перевести девиз Ордена Подвязки? — Увидев, как вся кровь отхлынула от лица юноши, Кристиан быстро подхватил его под руки. — Сядь-ка, пока ты не упал. И пусть это послужит тебе на будущее хорошим уроком. «Frontis nulla fides».

— «Наружность обманчива», — перевел Блейд, опускаясь на кровать. Он зажал руками уши и зажмурился. — Прекрати, пожалуйста.

— Ты не можешь и дальше игнорировать двуличие Черного Джека.

— Кристиан!

Это был граф. Кристиан, нависший над юношей, выпрямился и повернулся лицом к отцу.

— Что ты опять натворил? — Себастьян встал между сыном и Блейдом. — Мальчик бледен как смерть и дрожит так, словно у него лихорадка.

Кристиан наклонился и поднял валявшуюся на полу шпагу.

— Он дрожит, так как вдруг понял, что Черный Джек совсем не ангел, каким он всегда его считал.

Себастьян слегка надавил на плечо Блейда, заставив юношу откинуться на подушки.

— Не бойся, дружок. У Кристиана впереди еще много дел. Его ждут банкет и Нора Бекет, так что сегодня у него не будет времени вздернуть тебя на дыбу.

— Ну, времени у меня еще предостаточно.

Граф вздохнул и направился к двери, толкая перед собой Кристиана. Выскочив на лестницу, Кристия остановился и, резко обернувшись, скрестил на груди руки.

— Ты оставишь мальчика в покое на сегодняшний вечер. Таково мое желание.

— Но, отец, он нуждается…

— В покое. Юноше нужно побыть одному и успокоиться. Поверь, я знаю, как перевоспитывать преступников. Мне этим уже приходилось заниматься в своей жизни.

Кристиан скрипнул зубами.

— Слушаюсь, сир.

— Да, говоря о преступниках, — продолжал Себастьян, спускаясь вслед за сыном по лестнице. — Наши трое гостей нас еще не покинули.

Остановившись, Кристиан повернулся и с изумлением воззрился на отца:

— Что случилось?

— Кровавый Боннер расставил своих ищеек по всему порту. Капитан судна, на котором они должны были отплыть, испугался и вышел в море без них, так что мне придется договариваться о их перевозке снова.

— Черт возьми! Мы собираемся развлекать сегодня здесь Боннера с его компанией, и все это время под нашей крышей будут находиться трое еретиков.

— Я укрыл их в подвале.

— Ладно, я постараюсь найти замок, который даже Блейду не удалось бы взломать.

— У нас будут еще гости. — Себастьян спустился на ступеньку и встал рядом с сыном. — Я встретил у Антэнка Бекета и пригласил его к нам на празднество. Также и Флегга.

— Да, сир, в чувстве юмора вам никак не откажешь. Вы, верно, хотите поставить меня в неловкое положение?

— Совсем нет, сын мой. Сказать по правде, я считаю Нору Бекет неподходящей женой для любого мужчины. Слишком тихая, слишком обыкновенная. И к тому же пугливая. Любая малость заставляет ее дрожать от страха. Если бы я не был уверен в том, что ты ищешь с ней лишь плотских утех, я запретил бы тебе видеться с этой девушкой.

Кристиан кивнул, чувствуя, как мысль, которая до этого лишь смутно брезжила в его мозгу, начала постепенно приобретать более четкие очертания.

— Да, она слишком тихая и обыкновенная. И пугливая. Она боится всего на свете.

— И дрожит от страха.

— Да, и дрожит. Согласен, это был бы неразумный выбор. — Кристиан спустился еще на одну ступеньку. — Но уверяю вас, сир, я никогда не думал о Норе Бекет как о будущей жене.

— Тогда мы понимаем друг дуга.

— Конечно, — пробормотал еле слышно Кристиан. Затем покачал головой и с усилием рассмеялся. — К тому же какому мужчине нужна жена, которая говорит ему, что в его присутствии она чувствует себя «неудобно»?

ГЛАВА 6

Нора приняла у королевы пустую чашку и поправила накидку на плечах Марии. Пальцы ее коснулись холодного металла кольчуги, которую королева надела на себя этим утром после прочтения одного из последних памфлетов, призывавшего всех добропорядочных граждан свергнуть ее с престола. Вскоре после ухода отца Нору позвали прислуживать королеве, но, чувствуя себя глубоко несчастной, девушка никак не могла полностью сосредоточиться на своих обязанностях.

— Всех их подбивает на подобные богомерзкие поступки эта дочь греха, — сказала Мария и бросила памфлет, который держала в руках, на пол. Положив после этого ладони на свой раздувшийся от водянки живот, она выругалась и вновь поникла в кресле. — Что беспокоит тебя, девушка? Твой нос совершенно красный и глаза опухли. Ты знаешь, я не выношу подле себя больных. Мне надо помнить о ребенке.

— Я не больна, Ваше величество.

— Тогда в чем дело? Ты что, плакала? Почему? Ну-ка признавайся, Нора. У меня достаточно своих горестей, чтобы еще волноваться по поводу моих фрейлин.

Не отрывая глаз от пустой чашки в своих руках, Нора еле слышно проговорила:

— Ничего важного, Ваша светлость.

— Ерунда! Ты явно чем-то расстроена, и я желаю знать чем. Сейчас же скажи мне об этом.

— О, Ваше величество, меня заставляют выйти замуж за Персиваля Флегта. — Начав говорить, она была уже не в силах остановиться. — Я знаю, что дочь обязана повиноваться своему отцу, но… но Персиваль Флегг?

— А чем тебе не нравится Флегг? Я видела его на днях. Весьма привлекательный мужчина.

— Но, Ваше величество, все говорят, что он больной.

— Господи, это не двор, а какой-то рассадник слухов. Флегг самолично уверил меня, что все эти сплетни распускают Говарды, ненавидящие его как сына истинной церкви. Я сама могла убедиться, что нос у него в полном порядке, да и остальные части тела тоже. Успокойся, Нора, тебе совершенно не о чем тревожиться.

Поставив чашку на буфет, Нора тяжело вздохнула. Королева развеяла лишь малую толику обуревавших ее страхов. А что, если Персиваль Флегг, увидев ее, раздумает на ней жениться? Не слишком привлекательная, не обладавшая большим умом, как она могла надеяться на то, что сможет вызвать в ком-то восхищение и любовь?

— Опять кислая мина, — воскликнула королева. — Клянусь распятием, Нора, я рада, что ты идешь сегодня на банкет к Риверсам. Это тебя немного развеселит.

— Я так не думаю, Ваше величество.

— А почему нет? Перестань кусать губы и выскажись яснее, девушка.

— У меня такой невзрачный вид, Ваше величество. Я выгляжу настоящей мышкой.

Королева что-то проворчала себе под нос и уже громче сказала:

— Послушай, Нора. Это правда, что от природы женщины являются орудием Дьявола, а не Бога. Но если девушка добродетельна, послушна и умна, нет никакой причины ей не быть также и красивой. Господь рад красоте, посвятившей себя трудам в Его славу.

— Вы так считаете, Ваше величество?

— Мой отец говорил об этом постоянно. А он как-никак был великим королем Гарри.

Мгновение Нора обдумывала эту мысль. Если так полагал даже великий и грозный Генрих VIII, то не ей подвергать это сомнению. Осмелев, она сказала:

— Мне хотелось бы несколько изменить свой наряд для банкета. После него состоится еще представление в масках, и герцогиня Саффолк говорит, что мое платье более годится для похорон, нежели для веселого праздника.

— Ступай, глупышка. Моя добрая Фрэнсис знает, что подходит женщине. Если она говорит, что твоему наряду чего-то недостает, то так оно и есть. Я пошлю тебе свою белошвейку.

Несколько часов спустя Нора стояла перед королевским зеркалом в полный рост, придирчиво изучая результаты собственной смелости. На ней был наряд, переделанный из старой одежды матери. Белое шелковое верхнее платье плотно облегало грудь и руки, расширяясь от талии к низу. Разрез спереди позволял видеть нижнюю юбку из черного шелка, украшенную, как и платье, жемчугом. На голове был такого же цвета чепец, и прикрепленная к нему сзади небольшая белая вуаль резко контрастировала с ниспадавшими из-под нее черными кудрями.

Единственное, что продолжало смущать Нору, был вырез. Он был по-модному низким, но тонкий черный батист шемизетки полностью закрывал грудь и шею. Решившись, она попросила белошвейку подправить шемизетку, и через несколько мгновений та скрылась за вырезом платья. Холодок, который Нора мгновенно ощутила на обнаженной груди, говорил ей о том, что наконец-то она была не только хорошо, но и модно одета. Девушка вздохнула. Черный батист шемизетки, выглядывавший из-под длинных рукавов верхнего платья, не придавал ей большой уверенности. Она чувствовала бы себя намного спокойнее, если бы все было наоборот: ворот шемизетки натянут до самого подбородка, а руки обнажены.

Камеристка прервала грустные размышления Норы, протянув ей шкатулку с монограммой Марии на крышке. Нора открыла ее и ахнула, увидев внутри изумительной красоты жемчужное колье с подвеской из неограненного рубина посередине. Мария редко надевала это украшение, которое когда-то забрал у ее матери король Генрих, чтобы преподнести его будущей матери Елизаветы.

— Королева велела сказать вам, — подала голос камеристка, — что эти жемчуга должна носить леди, обладающая красотой и добродетелью.

С ее помощью Нора надела на себя роскошное колье. Рубиновая подвеска легла прямо над ложбинкой между ее грудей, а нити жемчуга закрыли плечи, наполовину исчезнув под платьем.

Нора в изумлении посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Да я красива!

Камеристка глядела на нее как на дурочку.

— Конечно, миледи.

Залившись краской, Нора сцепила пальцы и мысленно выругала себя за тщеславие. Разве отец не говорил всегда, что женщины греховны от рождения? Она только что доказала правоту его слов, назвав себя красивой.

Камеристка дотронулась до рукава ее платья.

— Простите, миледи, но не позволяйте всем этим другим дамам выговаривать вам. Вы такая же красивая, как любая из них. Все слуги считают вас самой прекрасной леди при дворе.

Нора пробормотала какие-то слова благодарности и отпустила женщину. Хотя она и смутилась, но комплимент, звучавший непривычно для ее ушей, пришелся сейчас как нельзя кстати. Втайне она надеялась сегодня привлечь к себе внимание хотя бы еще одного мужчины, помимо сэра Персиваля. Даже если слухи о болезни Флегга были ложью, ей совсем не хотелось выходить замуж за человека, проводившего чуть ли не все свое время в грязных притонах, которые, по словам его друзей, к тому же и принадлежали ему.

Подобрав юбки, Нора выскользнула из бельевой и отправилась на поиски Артура. Вне всякого сомнения, предстоящий вечер станет для нее настоящим испытанием. Ей предстояло не только увидеться с Персивалем Флеггом, но и каким-то образом пережить еще одну встречу с лордом Монфором. При этой мысли Нора внутренне вся сжалась. Ей вспомнилось, как последний раз Кристиан застал ее в саду, когда она прятала там очередное послание Сесилу. При воспоминании о том, как он с ней тогда обошелся, на щеках Норы вспыхнули два ярких пятна.

Он явно заразил ее. Это было единственным объяснением. А иначе почему он снился ей каждую ночь, а днем она искала фиалковые глаза в лице каждого придворного? Однажды, когда ей было семь лет, она позволила одному мальчику, который был старше ее, прикоснуться к своей ноге. За это мать отхлестала ее тогда ивовым прутиком. Несомненно, этот детский проступок не заслуживал такого сурового наказания, но сейчас ей вдруг подумалось, что она согласилась бы вынести любые побои, если бы благодаря этому могла вновь ощутить прикосновение к своему телу бедер Кристиана и тепло его губ.

— Прекрати! — приказала она себе. — Не смей думать о подобных вещах.

— Миледи?

Она подняла голову и увидела спешащего к ней навстречу по галерее Артура.

— Ничего, — ответила она. — Пожалуйста, принеси мне мой плащ.

Милосердный Спаситель, она не могла явиться на празднество с такими фривольными мыслями о пользующемся дурной славой лорде Монфоре. За последний месяц ей пришлось увидеть по крайней мере пятерых красавиц, которые, судя по их вздымавшимся грудям и полуоткрытым губам, откровенно предлагали себя лорду Монфору.

Господь свидетель, у нее были и другие заботы. Не хватало ей только в довершение всего еще и влюбиться в мужчину, которому достаточно было войти в комнату, чтобы тут же покорить любую находившуюся там женщину. Возможно, все они желали его именно из-за его скандальной репутации, Кристиан де Риверс обладал притягательностью запретного плода. Герцогиня Саффолк откровенно рассуждала о его карьере в качестве вора и разбойника с большой дороги, и блеск, который появлялся при этом в ее крохотных поросячьих глазках, ясно свидетельствовал о невысказанном вслух жгучем любопытстве в отношении его неотразимой чувственности.

Как он сам заявил ей об этом, Норе нечего было и тягаться с ним в подобных делах. Так что она постарается понравиться какому-нибудь доброму человеку, который сможет защитить ее и увезти отсюда. Покинув двор, она расстанется и с лордом Монфором, и тогда, возможно, он перестанет ей сниться каждую ночь.

Зажатая между отцом и Персивалем Флеггом, Нора вздрогнула при звуках трубы, возвестивших о появлении следующего блюда на банкете графа Вастерна. Ее рука слегка дрожала, когда она поднесла ко рту серебряный кубок, и пока ее лицо было наполовину скрыто им, бросила взгляд на Флегга. Да, нос у него был. Маленький, прямой нос без всяких изъянов, как и, насколько она могла судить, остальные части его тела. Надо признать, сэр Персиваль был почти так же привлекателен, как лорд Монфор. У него были длинные стройные ноги и, благодаря занятиям фехтованием и верховой езде, крепкие мускулы, которых не могли скрыть штаны в обтяжку. Пока она так разглядывала Флегга, ее отец что-то сказал ему у нее над головой, и тот оглушительно захохотал.

Нора закрыла глаза и мысленно послала молитву к небесам. Но, несмотря на все ее мольбы, в их сторону повернулось все же несколько голов.

Она открыла глаза и посмотрела направо. Сидевшая на возвышении Фрэнсис, герцогиня Саффолк. громко фыркнула и, положив пухлую ладонь Кристиану де Риверсу на обшлаг камзола, зашептала ему что-то на ухо. Кристиан подцепил вилкой кусок жареного вепря и предложил его герцогине, пробормотав какие-то слова в ответ. Он даже не повернул головы, услыхав за спиной визгливый смех сэра Персиваля.

Нет, не может она выйти замуж за человека, который так смеется, подумала Нора. Тем более что, по мысли Флегга, развлекать даму значило пичкать ее страшными историями о том, как умирают на медвежьей травле в садке бедные животные. Но как она могла этому воспрепятствовать?

Мимо нее по пути к возвышению проплыл на блюде фаршированный павлин в ярком оперении и с позолоченным клювом, величаво взиравший невидящими глазами на веселящихся гостей. На ум Норы невольно пришла мысль, что она сейчас совсем как эта птица: позолоченная и разукрашенная снаружи и словно вся изрубленная внутри. И не имело никакого значения, что Роджер Мортимер сказал ей комплимент, а Кристиан при ее появлении в зале начал заикаться и забыл обратиться с приветственной речью к герцогине Саффолк. Главным было то, что ей предстояло связать судьбу свою с человеком, которого она ненавидела всеми фибрами души.

Только несколько раз в жизни в Норе вспыхивала подобная жгучая ненависть к человеку с первой же встречи. Одним из таких людей был фальшивый нищий, как-то заговоривший с ней в деревне, неподалеку от ее имения, другим — епископ Боннер, который, казалось, весь исходил потом и жестокостью. Третьим был Флегг. Несмотря на свою довольно приятную внешность, он вызывал в ней непреодолимое отвращение. Его мысли были грязными, словно душа его вывалялась в сточной канаве. А этот его ужасный смех стал последней каплей.

В зал внесли еще блюда: лебедя, куропаток в вине, артишоки, салаты, телятину и баранину. Нора все еще вертела в руке артишок, когда вошли четверо слуг, сгибаясь под тяжестью огромного сооружения из марципанов в виде окруженного драконами замка.

Вскоре после появления марципанового замка Нора наконец смогла выйти из-за стола. Хозяин дома пригласил гостей следовать за ним туда, где должно было состояться представление в масках, и вся компания, в порядке, предписываемом этикетом, потянулась за графом Вастерном. По обе стороны от Норы шли отец и Персиваль Флегг.

Возведенное неподалеку от графского особняка небольшое строение, куда они направлялись, было чем-то вроде домашнего театра, похожего на тот, что выстроил Генрих VIII. Ряды обитых мягкой тканью скамей располагались полукругом перед сценой, за которой находились костюмерные для актеров и кладовые. В этот вечер весь театр сиял огнями. Нора поспешила занять место в ряду, отведенном для дам, довольная тем, что хотя бы на время сможет избавиться от общества Флегга.

Из-за занавеса послышался рев. Женщины рядом с Норой завизжали. Занавес отдернулся, и на сцену вылетел мужчина в золотых доспехах, преследуемый драконом. Дамы прекратили свой визг и аплодисментами приветствовали героя, тогда как джентльмены тут же принялись заключать пари о том, кто победит: дракон или человек.

Две женщины, оживленно беседовавшие прямо перед Норой, не обращали на дракона никакого внимания. Их больше занимал Кристиан.

— Все это совершенно бессмысленно, — проговорила одна из них. — Он не желает меня видеть. Сегодня утром его отец отослал меня. А прошлой ночью в его комнате спали Роджер Мортимер и этот отвратительный Иниго. У него больше защитников, которые оберегают его тело, чем у какой-нибудь принцессы-девственницы.

— Ты же знаешь, Джейн, — ответила другая женщина, — что его друзья всегда заботились о его покое.

— Еще не прошло и двух недель, как он желал меня. Что с ним произошло? Ты знаешь, что он мне заявил? Он сказал, что я могу заполучить его, только если преподнесу ему голову Черного Джека. После этого он готов удовлетворять меня столько времени, сколько я пожелаю. Разве так должен относиться к леди мужчина?

— Ты же знала о его злом языке, когда пыталась его увлечь, — ответила приятельница Джейн. — Мужайся, моя дорогая. Он совершенно околдовал леди Сибил, а потом выбросил ее посреди ночи из своей постели прямо на улицу. И все потому, что от нее, видите ли, пахло сиренью и конским потом.

Ответ Джейн потонул в реве дракона. К тому времени, когда Нора вновь могла их слышать, женщины уже обсуждали своих мужей. Девушка застыла на своем сиденье, и лишь пальцы ее рук, лежащих на коленях, лихорадочно сжимались и разжимались. В эту минуту Нора Бекет узнала о себе нечто новое. Оказывается, она была способна испытывать ярость.

Развратник. Он знал только, как напиваться, дурачиться и предаваться разгулу. Он не смел к ней прикасаться, если собирался прикасаться к кому-нибудь еще. Господи, как же ей хотелось протянуть руку и вырвать все волосы на голове Джейн! Сжав кулаки, Нора не спускала глаз с сидевшей впереди женщины. Не такой уж она была и красавицей. Кристиану, должно быть, изменил его хороший вкус, если он позарился на эту костлявую шлюху с глупым лицом.

Сатир. Наставляющий рога ничего не подозревавшим мужьям. Да, он весьма быстро превращал королевский двор в собственный бордель. Внезапно Нора не выдержала, и вся ее ярость выплеснулась наружу. Проворчав что-то нечленораздельное, она уперлась рукой в бок и ударила с силой ногой по стоявшей перед ней скамье, вызвав гневный взгляд Джейн. Нора ответила ей не менее злобным взглядом, но Джейн заморгала от удивления. Затем ее глаза сузились, и она попыталась сбросить Нору со скамьи. Нора удержалась на месте и, чертыхнувшись, выбросила вперед кулак, целясь Джейн в лицо.

Ее остановили звуки охотничьего рога и внезапное появление сразу же вслед за этим в зале группы мужчин, одетых, как разбойники с большой дороги, в грубую шерсть и кожу. Соскользнув вниз по свешивавшимся со стропил веревкам и выскочив из-под скамей, где они до этого прятались, разбойники напали на танцующих перед гостями актеров и на самих гостей.

Один из разбойников в кожаной куртке и лайковых перчатках свалился сверху прямо под ноги Норе. Лицо его скрывала черная маска, а на голове был ярко-красный платок.

— Я поймал дам! — завопил он во все горло, поднимаясь на ноги и обнажая шпагу.

Джейн и ее приятельница с визгом повскакали со своих мест и бросились бежать. Разбойник вспрыгнул на освободившуюся скамью и громовым голосом приказал всем замолчать. Нора, стоявшая на своей скамье на четвереньках, подалась назад и выпрямилась. Но не успела она сделать шаг, как разбойник в маске извернулся и приставил кончик шпаги к ее горлу.

— Стой на месте, леди, я еще не устал смотреть на тебя.

И с этими словами он вновь повернулся лицом своей аудитории. Каждый из его людей захватил даму и, продолжая отражать нападение бросившихся на помощь дамам джентльменов, отступал сейчас туда, где стоял их вожак. Когда сражавшиеся приблизились, Нора заметила Роджера Мортимера, который теснил разбойника, крича и ухмыляясь во весь рот.

— Кристиан, ты, грязный преступник, сейчас же освободи дам! — выкрикнул Роджер и, проскочив мимо своего противника, вспрыгнул на парапет, идущий вдоль переднего ряда скамей.

В мгновение ока Кристиан схватил свободной рукой Нору за талию и обратился к Роджеру.

— Говорил я тебе, что украду их. — Кристиан выбросил вперед руку и дотронулся кончиком шпаги до носа друга. — У меня уже шесть дам, так что пари ты явно проиграл.

Нора изворачивалась, пытаясь вырваться из рук Кристиана. Все знали, что это был он и его компания молодых повес. Он даже не подумал о том, чтобы как-то замаскировать свое мускулистое тело, а его насмешливый колдовской голос она и так узнала бы с закрытыми глазами. Герцогиня Саффолк откровенно смеялась, глядя на безуспешные попытки захваченных в плен дам освободиться.

Роджер застонал.

— Нора Бекет, вы стоили мне моего нового берберийского жеребца!

— Отпустите меня, — прошипела Нора, пытаясь вырваться из железных объятий Кристиана.

Он усмехнулся и прошептал ей на ухо:

— Пока еще нет, дорогая. Видишь ли, все это часть представления. Так что постарайся как следует сыграть свою роль. Можешь визжать и вырываться, сколько твоей душе угодно. Крикни своего смешливого жениха и попроси его освободить тебя.

Нора закрыла рот. Кристиан бросил на нее взгляд, и губы его растянулись в отвратительной ухмылке.

— Как? Никаких стонов и криков о помощи? Ну что же, придется мне, видно, справляться с нашей ролью одному.

Стиснув ее еще сильнее, он ухватился за веревку, по которой соскользнул вниз, и прыгнул. От страха у Норы перехватило дыхание, и она зажмурилась. Они пролетели над Роджером, и в следующее мгновение Кристиан выпустил веревку из рук. Его ноги первыми коснулись пола, и он поймал Нору, когда она вслед за ним рухнула вниз. Остальные разбойники со своими пленницами последовали за своим вожаком.

Выпрямившись, Нора рванулась в сторону в надежде убежать, но Кристиан поймал ее за запястье и, таща за собой, со всех ног бросился к возвышавшейся в дальнем конце театра позолоченной горе.

У подножия горы он остановился, поджидая своих людей. Несколько дворян, собравшихся неподалеку, принялись в шутку ругать Кристиана и его головорезов, и он, продолжая крепко сжимать руку Норы в своей, выступил вперед.

— Почтенные джентльмены, — обратился он к ним, — заметьте, я, Кит, разбойник, вторгся вместе со своими людьми в ваши владения и захватил в плен самых прекрасных дам, каких только мог разыскать. Сейчас мы вызываем вас на поединок, дабы шпагой оспорить наше право на захваченных нами дам. Победитель проведет в компании своей дамы остаток вечера. А теперь к бою! Мой добрый приятель Робин-Карманник первым готов ответить на вызов того, кто желает оспорить у него его даму.

Нора попыталась вырваться, но Кристиан лишь сильнее сжал ее пальцы и увлек за спины разбойников.

— Отпустите меня, милорд, — взмолилась она, безуспешно пытаясь освободить свои пальцы.

Не обращая никакого внимания на попытки Норы освободиться, Кристиан продолжал тащить ее куда-то за собой вдоль основания горы. Внезапно он остановился и, приподняв полог, выкрашенный в тот же цвет, что и гора, и ничем не выделявшийся на ее фоне, скользнул в темную пещеру.

— Это папье-маше и деревянный остов, — прошептал он Норе в самое ухо. — Прекрасное укромное местечко для нежных забав.

Нора почувствовала его губы на своей щеке и в изумлении повернулась к нему. Тут же, воспользовавшись этим, он впился в ее рот страстным поцелуем. Нора попыталась ухватить его за волосы и оттолкнуть от себя, но ее рука встретила лишь платок у него на голове.

Платок свалился, и ее пальцы погрузились в мягкие шелковистые волосы Кристиана. Он продолжал целовать ее, и когда она попыталась что-то сказать, ее слова прозвучали скорее как стон.

— Вот-вот, моя дорогая, постони немного из-за меня.

— Я не стону, и вы должны сейчас же это прекратить.

— Нет.

Внезапно она почувствовала, что он наклоняется к ней, и резко отпрянула, так что его губы лишь мазнули ее по щеке.

— Черт!

Рывком он поднял ее и, прежде чем Нора успела сообразить что происходит, положил на пол, навалившись на нее всем телом.

— Я устал от мыши, — прошептал он у самого ее рта. — Покажи мне маленького дракона, который чуть не поглотил мои губы в дворцовом садике.

Он снова впился в ее губы поцелуем, затем начал сосать ей язык, слегка двигая в такт бедрами. Поначалу Нора онемела, пораженная его вторжением в свой рот, но вскоре странный колдовской ритм захватил ее, в крови словно вспыхнул огонь, и все страхи исчезли. Ей казалось совершенно естественным отвечать на его поцелуи и позволить ему положить сначала одну ногу, а затем и другую меж ее бедер. И все это время его бедра вжимались и поднимались и вновь вжимались в ее тело в унисон с движениями его языка у нее во рту.

Она вся горела. Ей хотелось дотронуться до него, но она не решалась. Однако все усиливающийся у нее в груди и в низу живота жар постепенно подавил стыд, и она коснулась его бедра. Она провела рукой по твердым мускулам и, мгновенно потеряв самообладание, схватила его за ягодицы. Когда ее пальцы вонзились сквозь ткань в его тело, он пробормотал:

— Да, трогай меня, моя дорогая, прикасайся ко мне. Ощупай меня всего. — Он провел языком по ее шее к грудям и взял в рот сосок. — Скажи, что придешь ко мне в постель, дорогая. Я не могу взять тебя здесь.

Ее глаза широко раскрылись.

— О Боже!

— Я хочу тебя.

— О! — Все желание Норы мгновенно испарилось. — О нет.

— Да. — Его рука скользнула в вырез ее платья и ниже, в ложбинку между грудей. — Обещай мне.

— Я вам не нравлюсь, — прошептала она в ответ, извиваясь всем телом и пытаясь его оттолкнуть. — Я вам не нравлюсь, лорд Монфор. Пожалуйста, не делайте этого.

Он приподнял голову.

— Кто сказал тебе, что ты мне не нравишься?

— Никто. Вы проявляете по отношению ко мне жестокость, насмехаясь надо мной, говоря, что я прекрасная дама, тогда как я некрасива, и выставляя меня тем самым перед всеми в смешном виде.

— Черт подери! С чего это ты взяла, что ты некрасива?

— Отец говорит…

— Вранье. Неужели ты думаешь, что я стал бы тратить время на уродливую женщину?

— Но…

— Приходи ко мне, и я докажу тебе, насколько ты прекрасна. Приходи. — Он снова прижался бедрами к ее телу. — Приди, приди, приди ко мне.

— Не надо, — простонала она. — Вы поступаете нечестно, милорд, дразня меня так, когда я должна выйти замуж.

— Флегг — ходячий корм для червей. Откажи ему, потому что ты все равно будешь моей, даже если для этого мне потребуется его прикончить.

Изумленная Нора вновь попыталась освободиться.

— Нет, дорогая, — прошептал Кристиан. — Прости, что испугал тебя, но ты доводишь меня до безумия, и у нас мало времени. И запомни, я не сплю с теми, кто мне не нравится.

— Но вы жестоки, — повторила она.

— Я не жесток в постели.

Она застонала и вновь забарабанила кулачками по его груди.

— Вы что, не слышите меня? Я говорю о Персивале Флегге.

— Откажи ему.

— Я не могу. Его избрал для меня мой отец. И это ужасно, потому что я ненавижу его…

— …смех. Да, этот дурак смеется как обезумевший павлин. А душа у него состоит на три четверти из отбросов и на одну из сластолюбия. Откажи ему.

— Не могу. — Она с трудом подавила рыдание. Сгорать от желания к мужчине, собиравшемуся, по-видимому, провести лежа на ней весь вечер, и быть не в силах удовлетворить его, да еще и слышать все это время в двух шагах от себя веселый смех и разговоры гостей, было настоящей пыткой.

— Можешь, — твердо сказал Кристиан. — Я видел, какой отпор ты дала бродяге. Ты смогла защитить котят, сможешь защитить и себя. Послушай, я устрою так, что ты встретишься наедине с отцом. А я спрячусь близости и буду тебе помогать. Ты можешь это сделать, дорогая. Тебе следует научиться защищать и себя.

— Но отец…

— Его восхитит твое мужество.

Нора с сомнением покачала головой.

— Я так не думаю.

— А я так уверен в этом. Ты сама убедишься и позже, сегодня вечером, сможешь меня за все отблагодарить.

— О нет!

— Идем, — сказал он, поднимаясь. — Мы должны покинуть наше уютное гнездышко, или нас начнут искать. Мне уже пора сражаться за тебя, и я хочу хоть ненамного отвлечься и забыть о боли в своем гульфике.

С этими словами он мягко вытолкнул ее наружу, и Нора мгновенно зажмурилась от ослепившего ее света десятков факелов. Джон Сент-Винсент все еще сражался с Робином-Карманником за свою невесту, и, так как взоры всех были прикованы к ним, никто не заметил, как сначала Нора, а за ней и Кристиан вылезли из позолоченной горы. Взяв девушку за руку, Кристиан увлек ее туда, где в окружении толпы бились соперники. Вскоре поединок закончился, и Нора прижала ладони к своим горящим щекам в попытке хоть немного их охладить. Она находилась в таком возбуждении, что прослушала вызов Кристиана и очнулась, лишь когда прозвучало ее имя. Он сам вызвал на поединок Персиваля Флегга, так как тот, судя по всему, и не собирался оспаривать у него Нору.

Флегг вышел из толпы и, улыбаясь, встал перед Кристианом. Улыбка не исчезла с его лица, даже когда раздался свист и улюлюканье. Он лишь повысил голос, чтобы его было слышно:

— Увы, достопочтенные джентльмены, я вынужден отклонить вызов ввиду того, что еще не совсем оправился от ужасной лихорадки, удерживавшей меня все эти долгие месяцы вдали от двора.

С улыбкой доброго хозяина Кристиан поклонился Флеггу и прошептал, но так тихо, что его услышали только они трое:

— Дорогой Флегг, да ниспошлет вам Господь скорейшее восстановление ваших сил. И все же я не понимаю. Вы, кажется, собираетесь жениться? Но как же вы сможете воспользоваться своим телесным клинком, если не способны даже обнажить тот стальной, что в ваших ножнах?!

Лицо Флегга пошло пятнами, и рука потянулась шпаге. Словно не замечая этого, Кристиан продолжал стоять неподвижно, лишь глаза у него заблестели, как у кота, загнавшего в угол свою добычу, да на губах заиграла довольная улыбка. Невозмутимость Кристиана едва не довела Флегга до беды. Он схватился за эфес шпаги, и Кристиан толкнул Нору себе за спину, подальше от него, как вдруг между ними втиснулся Роджер со своим собственным вызовом. Разбойники Кристиана тут же увлекли их в круг, образованный любопытными гостями, и развели в разные стороны. Персиваль Флегг исчез.

Соперники двигались с молниеносной быстротой, и за поединком было трудно уследить. Норе показалось, что она отвела взгляд лишь на секунду, но, когда она вновь повернулась лицом к сражавшимся, Кристиан уже стоял над поверженным Роджером, приставив острие шпаги к бархатному камзолу друга. Роджер застонал, жалуясь, что в довершение к своему лучшему жеребцу он еще и потерял прекрасную даму, и громким голосом воззвал к нежным чувствам какой-нибудь доброй леди, моля его утешить. Пухленькая госпожа Мэри Вентворт поспешила откликнуться на его зов и под громкий свист и улюлюканье разбойников и гостей прижала Роджера к своей необъятной груди.

Кристиан вложил шпагу в ножны и, вновь завладев рукой Норы, обратился к собравшимся:

— Дорогие гости, а теперь, когда наш спор разрешен, самое время нам освежиться, перекусить и перейти к танцам.

Оглядевшись, Нора заметила в окружавшей их толпе отца, который смотрел на нее с нескрываемым гневом. Рядом с ним стоял Флегг, очевидно чувствовавший себя в обществе ее отца в полной безопасности. На мгновение Нора испытала острое чувство вины, но тепло ладони Кристиана, продолжавшего крепко держать ее за руку, придало ей мужества. Господь не допустит, чтобы она вышла замуж за дурака и труса. Может быть, Он послал ей лорда Монфора научить ее бесстрашию? Она будет храброй и откажет Персивалю Флеггу. С помощью Кристиана она сможет убедить отца в том, что ее брак с Флеггом был бы ошибкой. Но Кристиан заблуждался, считая ее дурочкой, которая готова за помощь тут же расстаться со своей девственностью.

Нора улыбнулась. Может, она и мышь, но во всяком случае мышь неглупая. Кристиану де Риверсу давно бы следовало это понять.

ГЛАВА 7

В паре с леди Джейн Кристиан танцевал павану. Не успел он вернуться в зал со своими гостями, как она тут же обратилась к нему с просьбой быть ее партнером в танце, и, не желая показаться грубым, он согласился. Джейн поедала его глазами, но он, отвлеченный видом танцевавшей неподалеку со своим отцом Норы, не обращал на свою партнершу никакого внимания. Ему пришлось самоустраниться перед Бекетом. Нельзя же было отказать девушке в обществе собственного отца, но ему следовало быть настороже, так как Флегг непременно вновь попытается завладеть ею.

— …в театре.

Кристиан опустил глаза на Джейн.

— Что ты сказала?

— Жди меня после танца в театре.

— У тебя под юбками в мешке спрятана голова Черного Джека?

— Разумеется, нет.

— В таком случае избавь меня от своих приглашений.

Джейн вонзила ногти в его ладонь.

— Негодник, ты, как я вижу, уже устал от меня.

— Сейчас же прекрати царапаться, или я наступлю тебе на подол платья, и твои груди вывалятся наружу.

Отпустив руку Кристиана, леди Джейн прошла, как того требовал танец, по кругу, возвратилась к нему, и они вновь поплыли по залу.

— Какие непристойные намеки, милорд. Похоже, за годы, проведенные в компании Черного Джека, вы стали настоящим распутником.

Кристиан бросил на нее яростный взгляд.

— Черт подери, да ты никак вся пылаешь.

— Это ведь то, чего ты хотел, не так ли?

Музыка кончилась и, поклонившись, Кристиан покачал головой:

— Уходи.

И, не дав Джейн времени опомниться, он быстро скользнул мимо нее к приближавшимся Бекету с Норой.

Но только он к ним подошел, как откуда ни возьмись появился Флегг, который тут же, схватив Нору за руку и поднеся ее к губам, принялся умолять девушку подарить ему танец. Он собирался было поцеловать Норины пальчики снова, но Кристиан мгновенно завладел ими, сунув ему под нос собственную руку. Флегг отпрянул и с изумлением уставился на Кристиана.

— Я говорил вам, сэр Персиваль, — ответил Кристиан на немой взгляд соперника, — что общество Норы Бекет на сегодняшний вечер принадлежит мне и только мне, за исключением, разумеется, — он поклонился Вильяму, — ее отца.

Прежде чем Вильям с Флеггом успели что-либо сказать, Кристиан увлек Нору в центр зала, где с минуты на минуту должна была начаться следующая павана.

— Посмотрите, что вы наделали, — упрекнула его Нора, заскользив с ним по залу. — Отец просто разъярен.

— Не дрожи так. Он лишь немного раздосадован. Но как же ты собираешься сказать ему, что не намерена выходить замуж за этого идиота, если даже при мысли о его гневе ты чуть ли не падаешь в обморок?

— Я не могу сказать ему об этом.

— Нет, можешь.

— Нет, не могу. Поэтому-то я и оделась так сегодня. — Она вдруг нахмурилась и нервно облизала губы.

— Что ты хочешь этим сказать? Да ты покраснела как маков цвет! — Задержав на мгновение взгляд на лице Норы, которое заливал восхитительный румянец, Кристиан ухмыльнулся. — Так вот что убедило тебя последовать наконец моему совету и открыть свою прекрасную грудь. Вижу, страх перед Флеггом придал тебе храбрости.

— Пожалуйста, милорд! Нехорошо поддразнивать меня, когда вы видите, в каком я нахожусь отчаянии.

— Наберись мужества и скажи своему отцу, что не желаешь выходить замуж за Флегга.

— Я не могу. Отец выбросит меня на улицу. Он сам мне об этом сказал.

— Пустые угрозы. Все, что от тебя требуется, так это стоять твердо на своем. Стоит твоему отцу убедиться, что ты не намерена менять свое решение, и твоя сила духа приведет его в восхищение. Мужчинам нравятся сильные и бесстрашные женщины.

— Но…

— Поклонись.

Нора послушно склонила голову и подала Кристиану руку, так как танец закончился.

— Милорд.

— Я тебе помогу.

— Но у меня ничего не получится.

— Получится, если я буду рядом и в нужный момент поддержу тебя. Через несколько минут я под каким-нибудь предлогом направлю твоего отца в библиотеку. Когда я кивну тебе, ты должна будешь выйти и присоединиться к нам. Я укроюсь за портьерой у северной двери. Если ты встанешь перед ней, я смогу разговаривать с тобой и нас никто не услышит.

— Что я скажу?

— Скажи ему, что ты не выйдешь замуж за Флегга, дурочка. — Он проводил Нору на ее место подле герцогини Саффолк и собирался уже уйти, когда она вдруг схватила его за руку.

— Я никогда не смогу этого сделать.

— Ты знаешь, где находится библиотека?

— Да, но вся эта идея мне не нравится.

— Я предупрежу стражу о твоем появлении, так что тебя никто не остановит.

Кристиан отошел от Норы, проводившей его полным тревоги взглядом, и отправился на поиски Бекета, намереваясь послать того в библиотеку под предлогом, что граф желает поговорить там с ним о чем-то наедине. К его досаде, Флегг, который так и не покинул Бекета, отправился в библиотеку вместе с ним.

Черт подери, подумал Кристиан, Нора и так боится встретиться лицом к лицу со своим отцом, а при виде Флегга с ней точно случится припадок. Он поискал глазами Нору. Она по-прежнему сидела подле герцогини, но вид у нее был довольно спокойный, так что, скорее всего, она не видела, что отец ее покинул зал вместе с Флеггом. Поймав ее взгляд, Кристиан кивнул. Она облизала губы, с трудом сглотнула и, извинившись перед герцогиней, поднялась.

Предоставив отцу одному занимать гостей, Кристиан кружным путем, через буфетную и кухню, прошел в комнату рядом с библиотекой. Между ними была дверь, на которой висела портьера. Кристиан тихо открыл ее и сквозь щель между дверной рамой и портьерой заглянул в библиотеку.

Флегг с Бекетом стояли посреди комнаты у стола, рассматривая книги на полках. При виде Флегга Кристиан скрипнул зубами. Тот выглядел точно как лиса, собиравшаяся полакомиться ничего не подозревающим цыпленком.

— Итак, мы, как я понимаю, договорились с вами по поводу брачного контракта? — спросил Флегг.

— Да. Завтра мой клерк приготовит все нужные бумаги.

— Вы уверены, что ваша дочь согласится лишиться дома, являющегося частью ее приданого, как и доходов с ее земель в Норфолке?

— Вы видели Нору. Само послушание. Не помню случая, чтобы она меня когда-нибудь ослушалась. Подарите ей несколько домашних зверюшек и книжки, и она будет счастлива.

— Я подарю ей детей, милорд. Мои родные хотят как можно скорее иметь наследника от этого союза.

Бекет начал проявлять нетерпение.

— Где же все-таки граф? Непохоже на него заставлять друга ждать.

Кристиан отступил назад в комнату и тут только в изумлении увидел, что рука его с силой сжимает рукоятку кинжала. Он и не помнил, как вытащил его из-за пояса.

— Будь я проклят, — пробормотал он и вышел из комнаты. Необходимо было как можно скорее отыскать Нору. Если она не поторопится, то окажется замужем этой же ночью — так не терпелось Бекету от нее избавиться.

Поиски привели его в галерею, в конце которой начиналась лестница, ведущая вниз, в подвалы. У лестницы горела лишь одна свеча, и Кристиан напряженно вгляделся в темноту, ища глазами белое пятно платья Норы.

— О Господи.

Голос девушки донесся снизу.

— Нора?

— Милорд? Я, кажется, заблудилась.

— Я это вижу, леди. Вы почти в подвале. — Сообразив, что он сказал, Кристиан про себя чертыхнулся. — Стой! Нора, стой, где стоишь. Не ходи дальше.

Выхватив свечу из скобы на стене, Кристиан бросился вниз по ступеням. Он нашел ее у первого же поворота, и, заморгав от ослепившего ее яркого пламени свечи, девушка подняла на него испуганные глаза.

— Твой отец ждет.

— Ах! — донесся вдруг из темноты какой-то звук, словно там кто-то вздохнул.

Нора едва не подпрыгнула и спряталась за Кристиана, затем осторожно вытянула голову и вперила взгляд в темноту.

— Что это было?

— Ничего. Опять, верно, слуги пасутся у моих бочек с элем. Идем. — Он повернулся и, держа ее за руку, начал подниматься по лестнице.

— Ай!

— Господи ты боже мой, — пробормотал Кристиан при виде внезапно появившегося из темноты старого Тома Бёрча. — Исчезни, идиот.

Он уже собирался столкнуть безмозглого еретика вниз, но Том словно вжался в стену и так отчаянно затряс головой, что казалось, его борода сейчас отвалится.

— Крысы, милорд. Там живут огромные, как псы, крысы.

Встав перед Норой, которая раскрыла глаза от удивления, Кристиан схватил старика за шиворот и поднял в воздух. Едва сдерживая себя, он заговорил спокойно, но Том весь съежился от его ледяного тона.

— Сейчас же сгинь с глаз моих, или я сотру тебя в порошок. — Кристиан выпустил свою жертву, и Том, ловя ртом воздух, начал вновь спускаться по ступеням.

Нора выглянула из-за спины Кристиана.

— Кто это был?

— Ленивый старый любимчик моего отца.

— Он не похож на слугу.

— Отец портит его, одаривая время от времени одеждой и деньгами, так как Том присматривал за ним, когда он был ребенком. Поспеши. Твой отец в любую минуту может уйти.

И он подтолкнул ее вперед, не давая времени задуматься над тем, что она видела. Господи! Непременно надо будет завтра же избавиться от этих трижды проклятых еретиков. Хорошо еще, что Тома видела лишь Нора Бекет.

Когда они подошли к двери в библиотеку, Кристиан оставил Нору и, пройдя в соседнюю комнату, вновь встал за портьерой. К тому времени, когда он туда добрался, Нора уже вошла в библиотеку. Заглянув в щель между портьерой и дверной рамой, Кристиан увидел, что она стоит, прижавшись к двери, словно лань, загнанная волками в угол. Воспользовавшись тем, что Флегг с Вильямом стояли к нему спиной, Кристиан приподнял портьеру и поманил пальцем Нору, которая в панике, похоже, забыла, где он велел ей встать. При виде внезапно появившегося из-за портьеры Кристиана глаза Норы расширились, и, с запинкой пробормотав приветствие Флеггу, она обошла отца и встала подле двери, за которой укрывался Кристиан.

— Сэр Персиваль согласен на бракосочетание, — проговорил Бекет. — Завтра мы подписываем брачный контракт.

Флегг обратился к Норе с витиеватой речью, и рука Кристиана невольно вновь потянулась к рукоятке кинжала. А Нора все молчала. Наконец, не выдержав, Кристиан ткнул ее в спину пальцем. Она пискнула, но так тихо, что ни Флегг, ни Вильям не услышали ее. Флегг дошел уже в своей речи до сравнения щек Норы с розами, а она все продолжала молчать. Кристиан пихнул ее снова. Нора что-то пробормотала, но Флегг, увлеченный собственной речью, не обратил на это никакого внимания.

Приложив губы почти вплотную к портьере, Кристиан прошептал:

— Говори.

Молчание.

— Скажи ему.

Все то же молчание в ответ.

В полном отчаянии Кристиан, видя, что Флегг с Бекетом не смотрят в эту сторону, протянул руку и ущипнул Нору за ягодицу.

— Ой! — Она подпрыгнула.

Флегг умолк. Бекет оторвал глаза от книги, которую он в этот момент рассматривал, и оба мужчины в немом изумлении уставились на Нору.

Приложив ладонь ко рту, Кристиан прошептал:

— Я не желаю этого брака.

— Я не желаю этого брака, — повторила Нора.

У Флегга отвисла челюсть, и он повернулся к Бекету. В ответ на его удивленный взгляд Бекет проревел имя дочери и стукнул кулаком по столу.

— Ты что, рехнулась? Как ты смеешь идти мне наперекор? Клянусь Богом, я научу тебя послушанию!

Он обошел стол и встал рядом с Флеггом. Под яростным взглядом отца Нора отступила назад и нервно облизала губы.

Кристиан вновь прошептал:

— Я не выйду замуж за Персиваля Флегга.

— Я не…

На этот раз разъяренный рев Бекета заставил съежиться Флегга. Нора отступила еще на шаг, и Кристиан был вынужден протянуть руку, чтобы не дать ей упасть. Хотя он сейчас и ничего не видел из-за спины девушки, ему были прекрасно слышны проклятия Бекета и тихие протесты Норы.

— Или ты сделаешь, как я сказал, — закончил наконец Вильям, — или пеняй на себя. Даю тебе ночь на размышления, и, если ты не одумаешься, я вобью плетью послушание в твою безмозглую голову!

На мгновение Кристиан встревожился, увидев, что Бекет, схватив Нору за руки, выталкивает ее из комнаты. Однако тот тут же повернулся к Флеггу, извинился перед ним и, пробормотав, что пойдет узнает, куда подевался граф, вышел. Кристиан уже собирался тоже уйти и отправиться на поиски Норы, когда до него вдруг донеслось ворчание Флегга:

— Чтоб их всех чума забрала! На что только приходится идти человеку ради золота и наследника.

— Кристиан приподнял портьеру и вошел в библиотеку.

Флегг резко повернулся:

— Что ты здесь делаешь, Монфор?

— Это мой дом. Ссоры и разногласия между моими гостями не оставляют мне и минуты, чтобы отдохнуть от своих обязанностей хозяина.

Нахмурившись, Флегг принялся кружить по комнате, не спуская настороженного взгляда с Кристиана, как фехтовальщик, выискивающий слабые места противника.

— Ты шпионил.

— С чего ты взял, что у тебя может быть наследник? Насколько мне известно, пока еще ни одна из твоих многочисленных шлюх не одарила тебя потомством.

— Ты смеешь лезть в мои дела?

Не обращая внимания на пританцовывающего вокруг него Флегга, Кристиан оперся бедром о стол и принялся рассматривать книги на полках.

— Тебе не подходит такая невинная девушка, как Нора Бекет. Займись-ка лучше какой-нибудь особой побойчее, себе под стать. — Кристиан наконец посмотрел на Флегга, и его ледяной взгляд на мгновение пригвоздил того к месту. — Оставь свои мечты, бедный влюбленный.

Флегг встал прямо перед Кристианом и, скрестив на груди руки, широко улыбнулся:

— Я женюсь, на ком захочу.

Рывком Кристиан выпрямился, и, схватив одной рукой Флегга за шиворот, стиснул другой рукоять кинжала.

Флегг ухватился за кулак Кристиана и попытался вырваться.

— Убери от меня свои грязные вонючие лапы, Монфор. Я знаю, чего ты добиваешься. Ты сам мечтаешь ее заполучить, но пока у тебя ничего не выходит. Ты желаешь ее для себя.

Кристиан освободил Флегга и, подойдя к полкам, принялся перелистывать какой-то греческий текст.

— Скажи лучше, что я не желаю, чтобы она досталась тебе.

— Ты хочешь заставить меня поверить, что после стольких лет обучения самых распутных лордов королевства новым грехам ты превратился в защитника добродетели? — Флегг фыркнул. — Нет ничего более отвратительного, чем распутник, старающийся изобразить из себя святого. Если ты и вправду желаешь стать добродетельным, Монфор, начни с честности. Признай, ты не можешь вынести мысли, что кому-то другому достанется то, чем ты сам мечтаешь завладеть.

Захлопнув книгу, Кристиан с силой стиснул ее в руках. Единственным звуком в комнате было тяжелое дыхание Флегга, который явно запыхался от своего постоянного кружения. Не оборачиваясь, Кристиан мотнул головой в сторону двери:

— Вон.

— Я хочу, чтобы ты дал слово, что оставишь Нору в покое.

— Исчезни с глаз моих, ты, безмозглый червяк, или я отрежу твой язык и заставлю тебя его проглотить.

Дверь закрылась за Флеггом, и Кристиан оторвал наконец вцепившиеся в книгу руки. Они дрожали от сжигавшей его ярости. Что на них всех нашло? Его отец, Флегг, даже Иниго-Ловкач обвиняли его в том, что он потерял голову. Он вытянул перед собой правую руку, несколько мгновений глядя, как она дрожит. Затем с силой сжал ее в кулак, борясь со жгучим желанием догнать Флегга и бить его до тех пор, пока от него не останется мокрое место.

Он был честен с собой. Он никогда и не отрицал, что желает Нору, так почему же тогда все смотрели на него, как на сумасшедшего? Черт подери, он соблазнял женщин и прежде. Правда, ни одна из них не была такой, как Нора. Таких, как Нора, вообще не было. Робкая и в то же время обладавшая скрытой силой, очаровательная, но и чрезвычайно застенчивая, не сознающая своего необыкновенного очарования. Со стоном Кристиан облокотился о книжную полку и уронил голову на согнутую руку. Ни разу за все свои двадцать шесть лет он не терял головы из-за женщины, и вот теперь, словно охваченный любовным пылом юный школяр, он перечисляет в уме достоинства своей возлюбленной!

— Черт ее подери! — вырвалось у него. — Все, чего я хочу, так это немного развлечься.

Он вышел из библиотеки и направился к лестнице в подвал, решив до возвращения в зал навестить отцовских еретиков. Однако у лестницы ему встретился граф, который только что поднялся снизу.

— Должен тебе сказать, — проговорил Себаcтьян, — что Луис д’Атека пытался покинуть зал. Он заявил, что искал по просьбе герцогини Нору Бекет, однако, когда его задержали, он направлялся в сторону кухни. — Граф умолк, ожидая ответных слов Кристиана, но тот продолжал молчать. — Крис? Кристиан?

— Да, сир?

— Ты слышал, что я тебе сказал о д’Атеке?

— Да, сир, но он не смог бы спуститься вниз. Там стоит на страже Иниго-Ловкач с несколькими крепкими ребятами.

Себастьян всплеснул руками.

— Ловкач! С таким же успехом ты мог бы поставить там исполнителей морриса.[12] Ладно, оставим это. Мы должны возвратиться в зал. Да, еще одно. Сесил прислал записку, предупреждая, что все сведения о нем и его деятельности достигают ушей королевы через Боннера. Из осторожности нам придется подождать еще какое-то время, прежде чем вывезти отсюда Тома и остальных.

Взяв отца под руку, Кристиан направился вместе с ним в зал. На какое-то время мысли о плетущихся при дворе и в королевстве поистине византийских интригах вытеснили из его головы Нору Бекет. Как все-таки узнать, что было доподлинно известно Боннеру? Можно было не сомневаться, что ни один из знакомых священников или дворян из окружения епископа не ответит ему на этот вопрос. Оставался д’Атека. Но зная о его чувствах к себе, испанец тоже ему не доверится. Кто же мог приблизиться к д’Атеке, не вызвав при этом у него никаких подозрений?

— Мой упрямец, ты меня не слушаешь.

— Простите, сир, я думал о д’Атеке.

— Я говорил, что ты был не слишком-то ловок своих играх с Норой Бекет. Что ты сделал с Персивалем Флеггом? Он вылетел из дома, словно за ним гнался отряд стражников.

Кристиан стиснул зубы и взглянул отцу прямо в глаза.

— Я запретил ему жениться на ней. Он для нее недостаточно хорош.

— Возможно, ты и прав, но его для нее избрал отец, и она должна принять Флегга. — Себастьян поднял руку, предупреждая готовый сорваться с губ сына протест. — Ты не более подходишь Норе Бекет, чем Флегг. Ей нужен мягкий добрый человек, тогда как тебе — хотя я тебя и люблю, мой упрямец, — совершенно не свойственны подобные добродетели.

— Может, и так, сир, но я лишь пытаюсь вдохнуть в Нору Бекет немного мужества, которого ей явно недостает. — Остановившись, Кристиан обернулся к отцу. — Если Черный Джек и научил меня чему-то, так это тому, что слабость порождает жестокость, а сила внушает уважение. В тот день, когда я ответил ударом на удар, он перестал меня истязать.

— Нора Бекет такая, какая она есть. Ты не можешь изменить ее натуру. Ладно, оставим этот разговор. Я запрещаю тебе мешать их браку. И не смотри на меня с такой яростью. Я должен возвратиться к герцогине и, прежде чем я уйду, мне надо знать, обещаешь ли ты оставить Нору Бекет в покое.

— Я не могу этого сделать.

— Ну, это мы еще посмотрим.

— Да, сир.

— Себастьян направился в зал, и Кристиан остался один. Нахмурившись, он смотрел на дверь, за которой скрылся отец, как вдруг она вновь отворилась и появилась леди Джейн. На лице ее было хорошо знакомое ему выражение ослиного упрямства.

— Угодил прямо в ловушку, — пробормотал он.

Неожиданно она удивила его, широко улыбнувшись.

— Вот ты, оказывается, где. Герцогиня отправила меня на поиски костюма василиска из последнего спектакля. Должна предупредить, она собирается переманить у тебя твоего создателя костюмов. Я сказала ей, что ты никому не говоришь его имя, но она надеется убедить тебя сделать для нее исключение.

— У меня сейчас нет времени на поиски костюмов.

— Хорошо. Я поищу его сама.

— Нет. — Он загородил ей дорогу. — Они, скорее всего, все еще в театре. Сюда.

С этими словами Кристиан увлек леди Джейн в зал, откуда можно было попасть в здание театра. Войдя, он поискал глазами Нору Бекет. Она стояла у стены и, не обращая внимания на склонившегося над ее рукой Роджера Мортимера, смотрела на разговаривавшего с кем- то неподалеку Вильяма Бекета. Глаза ее были мокрыми от слез. Внезапно они расширились от удивления, когда Роджер, выпрямившись, вдруг прижал руку к груди, словно пораженный страстью влюбленный.

Ее смех отозвался в груди Кристиана такой болью, что он остановился как вкопанный, так что Джейн даже натолкнулась на него. Никогда Нора не смеялась так для него.

— Я не потерял головы, — еле слышно пробормотал он.

— Что? — спросила Джейн.

Повернувшись спиной к смеющейся паре, Кристиан улыбнулся Джейн такой томной улыбкой, что у нее перехватило дыхание.

— Вы действительно дарите свои милости, повинуясь минутному капризу, милорд.

— Ты не хочешь моих милостей?

— О, я жажду их.

Не говоря больше ни слова, Кристиан протиснулся сквозь толпу гостей и вышел во внутренний дворик между особняком Вастернов и зданием театра. Джейн не отставала, вцепившись в рукав его камзола. Не успели они миновать фонтан в виде единорога, как она уперлась каблуками в землю и, обхватив Кристиана руками за шею, притянула к себе его голову. Губы ее прижались к его губам и, слегка куснув их, она прошептала:

— Ты не обманываешь меня, правда?

Губы ее прошлись по его шее и впились поцелуем в кожу чуть ниже ключицы. Кристиан вздрогнул.

— Прекрати.

— Мне ведь не придется платить тебе за твои милости головой какого-нибудь разбойника? — Пальцы ее потянулись к пуговицам на его камзоле.

Он оторвал рот от ее вновь впившихся в него губ.

— Черт тебя возьми! Прекрати говорить о Черном Джеке. — Он схватил ее руку, успевшую уже добраться до завязок на его гульфике. — Распутница. Подожди хотя бы до тех пор, пока мы не окажемся внутри.

Она послушалась, воздерживаясь прикасаться к нему, пока он не закрыл за ними дверь костюмерной, заставленной коробками и сундуками с одеждой. Фантастические наряды сегодняшнего представления были свалены кучей прямо на полу, а маска головы лошади водружена на тело дракона.

Не успели они войти, как Джейн тут же бросилась к платью сказочной принцессы из белой прозрачной кисеи с золотой ниткой. Внезапно на месте переливающейся ткани перед глазами Кристиана возник шелк, облекающий розовое тело Норы. Он снова был на садовой скамье, сжимая трепещущую под ним нежную плоть, ища вход…

— Оставь его, — проговорил он ровным тоном.

Джейн застыла, и платье из ее рук упало на пол. Мгновение Кристиан смотрел на переливающуюся, как вода под солнцем, ткань, затем отвернулся.

— Ты опять изменился. — Джейн вздохнула. — Это просто нечестно. Ты принадлежал мне, пока эта простушка Нора Бекет не привлекла твоего внимания. Я имею на тебя больше прав. К тому же все знают, что она выходит замуж за Флегга.

Склонившись над кучей разбросанных на полу костюмов, Кристиан вытащил маску сокола и приложил ее к своему лицу. Позолоченные перья разошлись, открыв прорези для глаз. Клюв, твердый и тоже золотой, торчал вперед, полностью закрывая его нос.

Кристиан завязал ленту на затылке и резко повернул шею, подражая движению птицы. Маска заканчивалась чуть ниже носа, оставляя открытыми его рот и подбородок.

Он взмахнул руками и шипя, как рассерженный сокол, налетел на Джейн и повалил ее на груду сваленной на полу одежды.

Она хихикнула, но мгновенно умолкла, так как Кристиан не произнес ни слова. Тяжело дыша, она вглядывалась в его закрытое маской лицо, пытаясь понять, в каком он сейчас настроении. Не отрывая глаз от лежавшей под ним Джейн, Кристиан начал развязывать шнуровку на ее платье.

— Маска, — игриво проговорила она, — я не вижу твоих глаз.

Молча Кристиан вдруг рванул за корсаж платья, и ткань разошлась, открыв его взору груди Джейн, вздымающиеся в такт ее учащенному дыханию. Все еще не сводя с нее глаз, Кристиан накрыл одну из них ладонью.

Джейн заерзала под ним, и он сильнее надавил на нее бедрами. Приподнявшись на локте, он увидел, что возбуждение ее все растет, и улыбнулся.

— Сними одежду, — прошептала она.

Ничего не ответив, он потянул за завязки на своем гульфике. Когда до Джейн дошло, что он собирался сделать, она вся выгнулась и попыталась сбросить его с себя, но это ей оказалось не под силу.

— Нет, — вырвалось у нее. — Я хочу видеть все твое тело.

Его улыбка превратилась в злобную ухмылку. Рывком он задрал платье и нижние юбки Джейн к ее талии и опустился между ее ног. С трудом он сдержал стон, когда его воспламененная плоть коснулась ее лона. Ухмылка исчезла с его лица, и он прижал руки Джейн к полу. Она прекратила все свои протесты и посмотрела в блестевшие сквозь прорези глаза.

— Сними маску, — еле слышно простонала она. — Ты меня слышишь? Скажи что-нибудь.

Он уставился на нее, пытаясь заставить себя подождать, но противный тоненький голосок у него в голове зазвучал еще громче: «Это не Нора. Не та, кого ты желаешь. Не Нора, не Нора, не Нора». Едва не вскрикнув от внезапно охватившего его отчаяния, он рывком скатился с Джейн и, сорвав с лица маску, прикрыл рукой глаза.

— О Господи!

Вне себя от ярости Джейн встала и начала приводить в порядок свою разорванную одежду.

— Как ты смеешь обращаться со мной подобным образом?! — воскликнула она с угрозой в голосе.

Кристиан убрал руку и посмотрел на стоявшую перед ним женщину. Он был все еще слишком поражен собственным поступком, чтобы тревожиться по поводу ее слов.

— Я обращаюсь с тобой так, как ты сама позволяешь с собой обращаться.

Ее глаза сузились, и он напрягся, подумав, что сейчас она набросится на него. Но она отвернулась и вышла из комнаты, оставив его наедине с его неутоленным желанием и тревожными мыслями о Норе.

ГЛАВА 8

Кристиан де Риверс укрывал еретиков в своем подвале!

Подперев рукой щеку, Нора делала вид, что внимательно следит за игрой в мяч королевских лейб-гвардейцев. Однако, в отличие от то и дело восклицавших дам, игроки ее сейчас совсем не занимали. В голове у нее был полный сумбур. Слишком многое произошло вчера, и она чувствовала себя совершенно сбитой с толку.

Самым большим потрясением для нее явилось то, что человек, которого она считала самовлюбленным и жестоким распутником, пытался спасти жизнь старикам. Испугавшийся крыс человек был, вне всякого сомнения, Томом Бёрчем. Она никак не могла обознаться, так как описание его внешности, как и внешности Арчибальда Даймока и Джона Пексмита, были по приказу епископа Боннера развешаны по всей стране. Все трое обвинялись в написании и распространении изменнических листков, призывавших народ свергнуть Марию и возвести на престол Елизавету, дабы спасти Англию от нищеты. В случае поимки их бы, несомненно, повесили, вынули бы у еще живых внутренности и наконец четвертовали.

О Господи, если бы Кристиана схватили вместе с ними, его бы тоже подвергли ужасным пыткам, а потом казнили. Она представила себе, как Кристиана вешают, а потом, у еще живого, вытаскивают внутренности, и рот ее наполнился горькой слюной. Боже правый! Нора прижала кончики пальцев к губам. Нет, она не в силах больше думать об этом. Она предупредит Сесила. Сесил позаботится о Кристиане.

Однако, как она ни старалась выкинуть их из головы и успокоиться, ужасные картины наказания за государственную измену вновь и вновь возникали в ее мозгу. Она плотно сжала веки, и мир вокруг сразу же окутала пелена, казавшаяся из-за ярко светившего солнца кровавой. Милосердный Боже, что она станет делать, если Кристиана де Риверса арестуют? Если он умрет, она так никогда и не узнает… Господи, о чем она только думает?! Ее глаза открылись, но она видела перед собой сейчас не лужайку для игры в мяч. Она видела глаза Кристиана, и в них было выражение, которое, как она хорошо знала, означало, что он хочет к ней прикоснуться. Господи! Она любила его!

Но он ее не любил. Он считал ее дурой и трусихой. Никакого мужества, говорил он. Он хотел лишь ее соблазнить. Может, с тем чтобы поразить двор, превратив ее из невзрачного серенького воробышка в лебедя?

Кто-то дернул ее за юбку. Опустив глаза, она увидела Артура. Внезапно все придворные встали, громко аплодируя игрокам. Нора тоже поднялась и несколько раз хлопнула в ладоши. После чего, взяв Артура за руку, последовала за остальными фрейлинами во дворец. Там, однако, она пробыла недолго. Вскоре, сказав, что идет к себе, она вместе с Артуром выскользнула за дверь и направилась в расположенную на дворцовой территории тисовую рощу. Ей не терпелось как можно быстрее написать донесение о трех еретиках, и роща была одним из немногих укромных местечек, где она могла без помех этим заняться.

Артур шагал рядом с ней, неся корзинку с нитками для вышивания и письменными принадлежностями. Они устроились в тени деревьев, и, поручив Артуру разобрать нитки по цветам, Нора принялась сочинять на маленьком клочке бумаги свое донесение. В последнем послании Сесила ей предписывалось помещать отныне свои сообщения в большую полую серебряную бусину.

— Госпожа, — подал вдруг голос Артур, — вы собираетесь выйти замуж за сэра Персиваля Флегга?

Она подняла глаза на мальчика, чувствуя, как мужество оставляет ее. И это при простом упоминании имени Флегга!

— Так решил мой отец. В чем дело, малыш? Почему у тебя такой несчастный вид?

Артур скривил рот и машинально стал наматывать нитку на палец.

— Сэр Персиваль… он не любит меня.

— Что ты сделал, Артур?

— Ничего, госпожа. Это была случайность. Вы же знаете, я помогал раздеваться джентльменам, пришедшим на банкет. — Артур поддал ногой сухую ветку. — Сэр Персиваль скинул плащ прямо на меня, и он накрыл меня с головой. Я не виноват! Мне ничего было видно, и я скинул его. А он упал прямо на ноги сэру Персивалю, когда тот уходил.

Артур вновь подбросил ветвь ногой. В глазах мальчика блестели слезы, но Нора не решилась его утешить. Артуру не нравилось, когда она слишком уж, по его мнению, нянчилась с ним.

— Сэр Персиваль упал, — продолжал паж, — а когда поднялся, то хотел меня ударить, но лорд Монфор не позволил ему этого сделать. Он еще сказал ему что-то на латыни, и сэр Персиваль весь покрылся красными пятнами и зашипел, как суп на плите. Ну а потом лорд Монфор отослал меня на кухню есть марципаны, велев оставаться там, пока не настанет время уходить.

— Ах, этот мерзкий, ничтожный, скользкий, вонючий… — Нора на мгновение умолкла, ища в голове подходящий эпитет, и закончила: — Червяк!

Пораженный Артур уставился в изумлении на Нору, а та все никак не могла успокоиться. Мысль о том, что Флегг обидел Артура, привела ее в такую ярость, какой никакая несправедливость в отношении ее самой никогда бы не смогла в ней вызвать. Не в силах усидеть на месте, она сунула готовое донесение в карман, отставила в сторону чернильницу и, вскочив на ноги, принялась ходить взад-вперед по лужайке.

— Все в нем отвратительно! Отвратительные привычки, отвратительный смех, подлая душа. Мне все равно, что род его необычайно древний и у него красивая внешность. — Нора на мгновение остановилась перед Артуром, не замечая продолжавшего взирать на нее в немом изумлении мальчика. — Я не хочу его. Я хочу… Силы небесные! — Она прижала кончики пальцев к вискам и простонала: — Это просто немыслимо, но я хочу…

— Хотите чего, госпожа?

Нора очнулась и покачала головой.

— Ничего. Помоги мне собрать нитки.

Она опустилась на колени и принялась собирать раскиданные по траве разноцветные нити, стараясь ничем не выдать Артуру своего волнения. Сознание того, что она любит, наполняло ее душу таким неизъяснимым восторгом, что у нее все дрожало внутри и на глаза навертывались слезы. Что же ей все-таки делать? Кристиан никогда ее не полюбит. Он был слишком изящен, слишком красив и более обворожителен, чем сирена. Изменчивый, как сам свет, таинственный, как движение далеких звезд, он был в то же время опасен, как дикий зверь, для любого, решившего его схватить. Возможно, когда-нибудь кто-то и сможет это сделать, но, без сомнения, и сам пострадает при этом.

— Артур, — проговорила она, пристально глядя на склонившегося посреди алых, серебряных и золотых нитей пажа. — Артур, тебе нравится лорд Монфор?

Мальчик сунул собранные нитки вместе с несколькими прилипшими к ним травинками в корзинку и поднял голову.

— Вначале он мне не нравился, госпожа, но после того как он спас меня от сэра Персиваля, я стал относиться к нему по-другому. В конце концов он же наполовину вор, и потом, он обещал показать мне, как срезают кошель с пояса купца.

— Это правда? Он так прямо тебе это и сказал? Ну, нет. Я тебе это не позволю. Я поговорю с лордом Монфором и скажу ему, чтобы он ничего такого тебе не показывал.

— Госпожа!

— Но я попрошу его отвести тебя в школу фехтования.

Лицо мальчика вспыхнуло от восторга. Не в силах сдерживать обуревавшие его чувства, он скакал вокруг Норы всю обратную дорогу до ее комнаты. Сама же она задавалась в это время мучительным вопросом: как же ей все-таки избежать брака с Персивалем Флеггом? Внезапно она вновь почувствовала стыд, вспомнив, как мгновенно сникла при первом же грубом окрике отца. И это после всех усилий Кристиана ей помочь! И Кристиан видел, как она струсила. Еще одно унижение у него на глазах. Кажется, когда бы они не встречались, она неизменно выставляла себя перед ним полной дурой.

А ей так хотелось, чтобы он ею восхищался. Сейчас, зная, что он, как и она, ненавидит жестокость, ненавидит всех этих фанатиков, совершавших преступления во имя веры, ей хотелось, чтобы у нее с ним было больше общего. Они могли бы вместе сражаться за принцессу Елизавету. Может, если бы ему стало известно о ее донесениях Вильяму Сесилу, он перестал бы считать ее мышью. Но она не могла сама сказать ему об этом.

Так и не придумав, что ей делать, Нора взял корзинку у Артура, отпустила его и направилась в маленький садик, где всегда оставляла свои донесения. Был уже почти час дня, время, назначенное ей для передачи сообщений. Пройдя галерею, где толпились придворные и просители, Нора подошла к двери, ведущей в самое близкое к садику крыло дворца, и взялась уже за ручку, когда кто-то позвал ее по имени. Это был Луис д’Атека.

— Я не испугал вас, госпожа Бекет? — спросил он, приблизившись.

Она присела перед ним в реверансе и покачала головой.

— Хорошо, — сказал он, — потому что мне хотелось бы поговорить с вами.

Он предложил ей руку, и Норе ничего другого не оставалось, как, оперевшись на нее, последовать за испанским грандом. Он привел ее в зал, отведенный для игры в карты. Там уже сидело за столом несколько придворных, которые не обратили на них никакого внимания. Нора опустилась на скамью в оконной нише, после чего д’Атека, прислонившись плечом к стене, склонился над ней, полностью отгородив от собравшихся в зале. Нора молча ждала, когда он заговорит, моля небеса, чтобы это было поскорее, так как времени у нее оставалось в обрез.

— Банкет у графа был великолепен, не правда ли? — начал наконец д’Атека. — За исключением, разумеется, обычного для англичан отсутствия декорума.

Д’Атека говорил с сильным акцентом, и Нора мгновение помедлила с ответом, боясь что-либо перепутать. Но, разобрав слова «банкет» и «великолепен», она тут же поспешила согласиться. Она согласилась бы с чем угодно, чтобы не вызывать раздражения одного из самых могущественных приспешников короля Филиппа. Д’Атека улыбнулся, и Норе пришло на ум сравнение с роскошно одетой ящерицей. Клинообразное лицо испанца походило на дольку апельсина, тело было гибким и худощавым. Прямые светлые волосы, голубые глаза и бледная кожа придавали ему вид аскета, чему, однако, противоречила роскошь его одежды и висевшая у него на груди цепь из оправленных в золото рубинов.

Нора смотрела на д’Атеку, с каждым мгновением все более холодея от страха. Никогда прежде испанец не обращал на нее особого внимания, а сейчас с его лица не сходила улыбка, улыбка палача, которая словно говорила, что он был бы счастлив держать в эту минуту в своей руке топор, дабы иметь возможность перерубить им ей шею.

— Клянусь распятием, госпожа, — нарушил затянувшееся молчание д’Атека, — весь двор жужжит, подозревая, что великолепный Кит воспылал к вам страстью.

— Это неправда, милорд. Все это одни только глупые разговоры.

— Я так не думаю. Будь они глупыми, вы не покраснели бы сейчас, как маков цвет, и не опустили бы глаза с девичьей скромностью. — Д’Атека окинул взглядом Нору с головы до ног. — На лорда Монфора это совсем непохоже, эта страсть к девицам.

— Он не пылает ко мне страстью, милорд.

— И, однако, он называет вас перед всем двором прекраснейшей дамой и даже сражается за право быть в вашем обществе.

— Все это было не более чем игрой, игрой и пари между лордом Монфором и Роджером Мортимером.

— Я так не думаю, — повторил д’Атека.

Нора, не зная, что на это ответить, продолжала молча глядеть на испанца.

Пальцы д’Атеки коснулись рубина на его груди.

— Огромное несчастье может постичь женщину, связавшуюся с таким необузданным человеком, каким является лорд Монфор. Его никогда не будет волновать ни ее доброе имя, ни то, что с ней случится потом. Будьте осторожны, госпожа.

— Но я ничего не сделала… — начала было Нора, однако д’Атека ее уже не слушал.

Взгляд его был прикован к кому-то в зале. Нора увидела, как мгновенно расширились и тут же сузились его глаза и рука нервно затеребила звенья цепи. Однако, сделав над собой невероятное усилие, он в следующее же мгновение овладел собой и убрал руку за спину. Только тогда Нора повернула голову, ища объект, приведший испанца в такое волнение.

Кристиан де Риверс шел по залу в компании какого-то молодого человека, представляя его то одному, то другому по мере своего продвижения. Подле карточных игроков он остановился и, склонившись, поцеловал руку женщине, перед которой лежала на столе самая большая кучка золотых монет. Когда он выпрямился, дама вскрикнула, так как золото исчезло. Кристиан со смехом вытянул руки, показывая, что в них ничего нет.

— Уверяю вас в своей невиновности, леди Марджори. Вы можете даже обыскать меня, чтобы в этом удостовериться.

Одна из дам воскликнула:

— Клянусь честью, Марджори, если ты откажешься, я сама это сделаю. Ну-ка, иди сюда, негодник, чтобы я могла тебя обыскать. Обещаю приложить к этому все свое старание.

Но леди Марджори, похоже, не нуждалась ни в чьей помощи. Мгновенно поднявшись, она принялась быстро ощупывать молодого человека. Его спутник стоял рядом, наблюдая за этой сценой со скучающим видом, но даже он, казалось, был шокирован, когда рука леди Марджори скользнула меж ног Кристиана.

Внезапно д’Атека быстро подошел к Кристиану, схватил его за рукав камзола, потряс, и оттуда дождем посыпались золотые монеты. При приближении испанца Кристиан застыл, и взгляды мужчин скрестились на мгновение, как два клинка. Но тут же игроки все разом закричали, и рывком Кристиан сбросил с себя руку д’Атеки.

— Не расстраивайся, Марджори, — сказал один из джентльменов со смехом. — Я готов снова украсть твои деньги, если ты пообещаешь искать их с таким же старанием.

Нора смотрела на происходящее, вся кипя от возмущения. Она была уже готова запустить в леди Марджори своей корзинкой, когда д’Атека направился вдруг к этой бесстыдной парочке. Ярость, вспыхнувшая в ней в тот момент, когда эта распутница прикоснулась к Кристиану, была столь огромна, что все, даже недавняя тревога по поводу опоздания в садик, было ею мгновенно забыто. Не понимая, что с ней происходит, она негодовала на всех, кто так легко относится к подобному разврату, и больше всех на Кристиана де Риверса. Как смеет он соблазнять женщин своим телом?! Кто мог винить эти бедные создания, если они были не в силах сопротивляться соблазну? Она сама знала, как трудно было удержаться от того, чтобы не прикоснуться к нему.

Внезапно гнев совершенно ослепил Нору. Не помня себя, она вскочила на ноги, стиснула в руке корзинку и зашагала через зал прямо к Кристиану. Они встретились посредине: заметив ее, он отошел от Луиса д’Атеки и направился к ней.

Когда они оказались рядом, Кристиан поклонился и шагнул к ней, намереваясь запечатлеть на ее щеке поцелуй.

— Здравствуй, мой нежный марципан.

— Бесстыдство не заслуживает приветственного поцелуя.

Склонив набок голову, Кристиан облизал губы и присвистнул.

— Да она заметила! А я-то думал, мне придется проехаться по залам дворца голым на коне, чтобы это проверить.

— Позволить этой женщине так вас лапать!

— Вы знакомы с моим кузеном с севера?

— И перед всем двором к тому же, — продолжала она, не слушая его.

— Куда он делся? — Кристиан вытянул шею, ища своего спутника среди толпящихся в зале придворных.

— Она готова была положить руки на ваш… на ваше…

Кристиан махнул молодому человеку, с которым он пришел, и вновь повернулся к Норе.

— Тело, моя драгоценная. Слово, которое ты ищешь. Тело. Этого будет вполне достаточно, так как я знаю, ты никогда не скажешь «член».

Нора вздернула подбородок и процитировала ему Библию:

— «Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу — о духовном. Помышления плотские суть смерть».[13]

Кристиан откинул голову назад и захохотал. Нора бросила на него полный ярости взгляд и открыла было рот, чтобы высказать ему все, что она о нем думает, но к ним подошел д’Атека.

— Мы как раз беседовали с госпожой Бекет, когда вы ворвались сюда, — произнес испанец, слегка поклонившись Кристиану.

В этот момент появился и молодой кузен с севера. Нора окинула взглядом незнакомца, обратив внимание на его блестящие темно-каштановые волосы, стройные ноги и глаза, которые, несмотря на его молодость, казалось, принадлежали умудренному жизнью старику. Кристиан представил:

— Мой кузен, лорд Ричард Фицуолтер.

Услышав свое имя, молодой человек слегка приподнял брови, однако в следующее же мгновение на лице его вновь появилось скучающее выражение, и с вежливым равнодушием он поклонился Норе и д’Атеке. Плащ его, небрежно накинутый на одно плечо, при этом распахнулся, и на боку блеснул кинжал. Он засверкал так ярко, попав в полосу солнечного света, что глазам Норы стало больно, и она выдохнула:

— Блейд!

— Черт! — воскликнул Кристиан. — Ты вспомнила. — Он выхватил у нее из рук корзинку, взял обе ее ладони в свои и запечатлел на щеке поцелуй, шепнув при этом: — Пожалуйста, дорогая, успокойся.

Способная в эту минуту думать лишь о том, как бы оказаться как можно дальше от Блейда, Нора быстро обошла Кристиана и встала подле него с другой стороны, тогда как д’Атека подошел ближе к молодому разбойнику. Кристиан схватил Нору за руку.

— Мы недаром прозвали нашего кузена Блейдом, — проговорил он, обращаясь к д’Атеке. — Идемте со мной, друзья. Мы попросим его продемонстрировать нам свое искусство.

Продолжая крепко держать Нору за руку, Кристиан вышел из дворца и направился к растущему неподалеку на лужайке старому дубу. Д’Атека с Блейдом последовали за ними. Когда они туда пришли, Кристиан отыскал в Нориной корзинке золотую нить и, сорвав с ближайшего куста розу, привязал ее к стволу дерева. После чего он, Нора и д’Атека отошли в сторону, а Блейд зашагал назад ко дворцу. Вскоре он был уже так далеко, что у Норы на мгновение даже мелькнула мысль, что он решил их покинуть. Наконец Блейд остановился и повернулся к ним лицом, держа в руке кинжал.

Д’Атека пожал плечами.

— Он никогда не попадет в цветок с такого расстояния. Я не отказался бы взять над вами верх, милорд, но не на таких условиях.

— Миледи? — обратился Кристиан к Норе. — Вы не против пари? Если Блейд попадает в цель, я требую поцелуя.

Нора подняла на него глаза. Она испробовала на себе искусство молодого разбойника и знала, на что тот способен. Прекрасно понимая это, Кристиан смотрел на нее как коршун, ожидая ответа.

— Я принимаю пари, — ответила она тихо и, пораженная собственной смелостью, быстро отвела взгляд от Кристиана.

— Ну, так как, сеньор? — спросил тот д’Атеку. — Неужели дух ваш слабее, чем у дамы?

Испанец мгновенно весь напрягся, и мужчины обменялись быстрыми взглядами. Нора ничего не поняла, но в воздухе явно чувствовалось напряжение. В каждой фразе, с которой они обращались друг к другу, за внешней веселостью таилась угроза, и это ее безмерно пугало.

Взгляды Кристиана и д’Атеки вновь скрестились как два клинка, и Нора уже подняла руку, собираясь дотронуться до Кристиана, как вдруг раздался крик Блейда, и это несколько разрядило атмосферу. Отвернувшись от испанца, Кристиан махнул юноше, чтобы тот приблизился.

— Прекрасный кузен, — произнес он, когда Блейд подошел, — наш друг здесь настолько не верит в твое искусство, что даже отказывается заключать пари.

Молча Блейд снял шляпу и его блестящие темно-каштановые кудри рассыпались по плечам, засверкав на солнце. Бросив шляпу на землю, он вытащил из-за пояса кинжал и, не сводя глаз с д’Атеки, начал проверять на своей ладони остроту лезвия. В первый раз за это время он приковал к себе все внимание испанца. Несколько мгновений д’Атека наблюдал за тем, как скользит взад-вперед на ладони Блейда блестящее лезвие. затем поднял глаза, и на его губах появилась плотоядная улыбка.

— Если ты попадешь в розу, прекрасный Блейд, я подарю тебе целый вечер в лучшей таверне города. Вряд ли ты видел что-либо подобное у себя на севере.

— Он не видел, — быстро ответил Кристиан.

Вгляд д’Атеки был по-прежнему прикован к лицу Блейда.

— А я и не знал, что у англичан имеются дуэньи мужского пола.

— Я обхожусь без нянек с четырехлетнего возраста, — бросил Блейд, коснувшись кончиком лезвия нижней губы. — Я согласен на пари, кузен.

— Задиристый маленький петушок, — проговорил Кристиан, — мне надоело защищать твою добродетель. Заботься отныне о себе сам, если можешь.

— Я не нуждаюсь ни в чьей защите, — ответил Блейд, повышая голос.

— Пожалуйста, — сказала Нора, увидев мгновенно вспыхнувшую ярость в глазах Кристиана, и мужчины обернулись к ней. — Пожалуйста, милорды, это ведь дружеское состязание, не так ли?

Настроение Кристиана тут же изменилось.

— Ладно, кузен, давай. Госпожа Бекет, надеюсь, простит нам нашу резкость, если ты ее развлечешь. К тому же в случае твоей победы я смогу ее поцеловать.

Блейд повернулся, собираясь отойти.

— Подожди, — остановил его Кристиан. — Чтобы победить, ты должен попасть не в цветок, а в стебель.

— Так нечестно! — возмутился д’Атека.

— Не тревожьтесь, милорд, — подал голос юноша, — это легкая задача.

Д’Атека перевел взгляд с лица Кристиана, на котором застыло напряженное выражение, на Блейда. На губах молодого разбойника появилась томная улыбка, и испанец согласно кивнул.

— Возможно, Господь одарил тебя, как и твоего кузена, не только красотой, но и мастерством.

Блейд вновь отошел почти к самому дворцу. Норе с трудом верилось, что он сумеет на таком расстоянии попасть в стебель. Хотя, надо признать, этот разбойник мастерски владел своим оружием. Внезапно Блейд повернулся и, на мгновение отведя руку назад, тут же выбросил ее вперед. Клинок со свистом разрезал воздух и вонзился в кору дуба.

Вслед за Кристианом и д’Атекой Нора поспешила к дереву. Острие кинжала вонзилось прямо в стебель, приблизительно на дюйм ниже цветка. Скрестив на груди руки, Кристиан посмотрел на испанца. Откровенная враждебность между Кристианом и д’Атекой, похоже, ничуть не встревожила подошедшего к ним в этот момент Блейда.

Однако на Нору, которую и так снедало беспокойство по поводу ее возможного опоздания в садик, эта враждебность действовала чрезвычайно угнетающе. Так что, когда Кристиан с д’Атекой вновь затеяли свою игру, начав обмениваться колкостями, она быстро извинилась и покинула мужчин.

Как она и ожидала, Кристиан, занятый своей словесной дуэлью с испанцем, даже не заметил ее ухода. Вскоре она была уже во внутреннем садике и шагала по дорожкам, делая вид, что рвет цветы.

Яблоня подле старой облупленной скамьи была вся в цвету, и между скамьей и деревом стояли две деревянные миски. Обычно садовник собирал в них смокву и клубнику, но сейчас его нигде не было видно.

Нора опустилась на скамью и достала из кармана свое донесение и пустотелую цилиндрическую бусину. Сложив бумажку как можно плотнее, она засунула ее в крошечный цилиндр. Внезапно за стеной, отделяющей внутренний дворик от дворцовой лужайки, раздался смех, и Нора мгновенно съежилась. Ей неизменно приходилось призывать себе на помощь все свое мужество, когда бы она сюда ни отправлялась. Любой неожиданный звук, даже громкий шелест листвы от сильного порыва ветра тут же заставлял ее сжиматься от страха.

Трясущейся рукой она поискала в миске незрелый плод, чтобы не испачкаться, и одним сильным нажатием пальца вдавила бусину внутрь.

— Я так и знал, что найду тебя здесь.

Нора вздрогнула, и смоква, выпав у нее из руки, покатилась по траве, пока не замерла у кончика бархатной туфли Кристиана. Облизав пересохшие губы, Нора уставилась на плод, затем медленно подняла голову и взглянула на Кристиана.

Он улыбался ей, и в его глазах сверкал огонь, который, как она недавно узнала, был совсем не яростью, а чем-то намного более опасным для нее. Милосердный Боже, только не это! Она сойдет с ума, если он именно сейчас, когда она трепетала от страха, что все откроется, вновь будет мучить ее своими прикосновениями. Нора затаила дыхание, когда Кристиан поднял смокву. Однако он тут же опустился на скамью подле нее и протянул плод ей.

— Не совсем сочная, — заметил он при этом, — в отличие от тебя.

Нора выхватила у него смокву и положила в миску.

— Мне хотелось бы прогуляться. — Она попыталась встать, но он протянул руку и прижал ее к спинке скамьи.

— А мне нет.

Наклонившись так низко, что она почувствовала тонкий запах лесного мыла, которым он пользовался, Кристиан подул на выбившийся у нее из-под чепца завиток. В следующее мгновение он внезапно нахмурился и, протянув руку, сорвал чепец вместе с вуалью. Нора тут же выхватила у него чепец и уже собиралась сказать ему какую-то резкость, но тут ее остановил его голос.

— Элеонора. — Голос был низким, вибрирующим, и по спине у нее пробежал холодок восторга.

Она задрожала и сделала попытку взглянуть ему в лицо, но он, держа ее пальцем за подбородок, повернул к себе профилем. В следующее мгновение он убрал палец и вновь подул на колечко волос у нее на виске. Внезапно язык его коснулся мочки ее уха, и она почувствовала в этом месте холод. В следующее мгновение Кристиан провел по уху губами, и мочку словно обожгло огнем. Ласка была такой легкой, что у Норы мурашки пошли по телу. Он не прикасался к ней ни в каком другом месте, и, однако, она была готова в любую минуту вцепиться ему в рубашку и сорвать ее с него.

Ее возбуждение достигло той стадии, когда ощущения, какими бы сладостными они ни были, начинают причинять боль. Внезапно она обнаружила, что взгляд ее прикован к мерцавшему в ухе Кристиана рубину. Ей мучительно хотелось коснуться губами его губ, пройтись ими по его щеке до нежной кожи, скрытой этой драгоценностью, но она не могла. Она не могла ему позволить остаться в укромном садике. Если она это сделает, то вскоре очутится на земле подле миски с ягодами и он будет лежать на ней. Когда Кристиан принялся водить кончиком языка по ее подбородку, она выпалила первое, что пришло ей в голову:

— Блейд.

Губы Кристиана вновь обратились к ее уху.

— Блейд тебе не нужен, — услышала она его шепот. — Он слишком юн, и к тому же наш милый гранд застолбил уже там участок.

Ухватившись за эти слова, как за соломинку, Нора быстро повернула голову и взглянула в лицо своему мучителю.

— Что вы там опять затеяли? Почему этот разбойник появился здесь сегодня вместе с вами, и зачем вы навязываете его Луису д’Атеке?

— Я обещал себе подчинить своей воле этого дикого зверя, и я этого добился, — ответил Кристиан и попытался обнять ее за талию, но она шлепнула его по руке. — Блейд не твоя забота.

— Нет, моя. Он пытался меня убить.

— Если бы он пытался, то, несомненно, преуспел бы в этом.

Зажав чепец с вуалью в кулаке, Нора уперлась руками в бока.

— Вы выставляете его перед всеми, чтобы привлечь внимание Черного Джека.

— Клянусь кровью Христовой!

У Норы мгновенно перехватило дыхание, и она поспешно отпрянула при виде вспыхнувшей в глазах Кристиана ярости. Выпрямившись, он рыкнул:

— Не смей произносить это имя! Когда я слышу его, мне тут же хочется кого-нибудь убить!

От ужаса у Норы словно выросли за спиной крылья. Не успел Кристиан и пошевелиться, как, выронив из рук чепец, она вскочила и бросилась бежать. Он крикнул ей остановиться, и в следующее мгновение она услышала, что он бежит за ней.

Ничего не видя перед собой, с единственной мыслью спастись от ярости демона, в которого в одночасье превратился этот неотразимый соблазнитель, Нора влетела во дворец. Она завернула за угол и тут же резко остановилась, едва при этом не упав.

Перед ней была королева. Рядом с Марией стоял епископ Боннер, а позади них несколько фрейлин. Нора поспешно преклонила колени, и в этот момент из-за угла вылетел Кристиан. Шум его шагов мгновенно стих и, слегка повернув голову, Нора увидела, что он тоже опустился на колени.

Несколько мгновений королева, сложив руки распухшем от водянки животе, молча смотрела на своих коленопреклоненных подданных. Затем сделала шаг вперед. Пухлой рукой взяв Кристиана за подбородок, она заставила его поднять голову и пристально взглянула ему в лицо.

— Что означает эта неприличная поспешность, милорд? Но оставим пока это и обратимся к более серьезным вещам. До наших ушей дошли разговоры о государственной измене. Разговоры о шпионстве и предательстве. Вы главное наше украшение, и мы решили сами поговорить с вами, не передавая вас Его преосвященству здесь для учинения допроса.

У Норы упало сердце. Королева говорила о государственной измене. Господи, спаси и помилуй! Она знала. Королева знала об еретиках.

Кристиан не шелохнулся. Не отрываясь, он смотрел прямо в полубезумные глаза Марии. Беги, спасайся, хотелось Норе крикнуть ему. Кровавый Боннер приблизился к Кристиану и навис над ним, похожий в этот момент на раздувшегося жирного паука. Нора сжала кулаки. Откуда у нее взялась смелость заговорить, она не знала. Она лишь облизала губы, и неожиданно с них слетели слова:

— Прошу дозволения Вашего величества говорить.

— Нора, — сказала королева, поворачиваясь к ней, — мы совсем забыли о тебе, дитя. Беги. Нас ждут дела.

— Пожалуйста, Ваше величество.

Мария поморщилась, но все же кивнула.

— Ваше величество, — начала Нора, — клянусь, я просто не понимаю, как лорд Монфор мог думать о государственной измене, когда он все свое время проводит, пытаясь… пытаясь…

— Говори, девушка.

Нора скрипнула зубами и, чувствуя, как лицо ее заливает краска стыда, произнесла:

— Он… он проводит все свое время, пытаясь соблазнить меня, Ваше величество.

Нахмурившись, Мария бросила вопросительный взгляд на Кристиана.

Епископ Боннер потер влажной от пота рукой подбородок.

— Блуд и измена шагают рука об руку, Ваше величество.

Не ответив на его замечание, Мария подошла к Норе и заглянула ей в глаза, затем перевела взгляд на застывшего Кристиана.

— Господь наделил госпожу Бекет невинностью, честностью и добродетелью. Когда невинность говорит в защиту обвиняемого, нам следует прислушаться к ее голосу. Мы все удаляемся в тронный зал.

Два лейб-гвардейца встали по обе стороны Кристиана и взяли его под руки. В ужасе от той роли, которую она сама себе избрала, Нора последовала за королевой и епископом. Она не осмеливалась оглянуться на Кристиана, страшась прочесть в его глазах ненависть. По существу, жизнь его была сейчас в ее руках. Одно ее неверное слово — и этот красавец, этот щедрый на ласку острослов примет смерть, такую мучительную и страшную, с какой ничто не могло сравниться и в самом аду.

ГЛАВА 9

Кристиан почувствовал, как, подчиняясь его воле, на него медленно нисходит покой. Он научился этому за долгие месяцы страданий, которые провел у Черного Джека. Боннер явно жаждал крови, и единственным его оружием сейчас было полное самообладание. С чего это, черт подери, Норе вдруг вздумалось выступать в его защиту? Страх за нее ледяной рукой сжимал его сердце, лишая покоя, в коем он сейчас столь нуждался.

Войдя в тронный зал и отпустив фрейлин, королева уселась на стоявшее на возвышении кресло под балдахином, и Боннер занял место подле нее. Кристиан преклонил колени перед королевой и почувствовал, как на него пахнуло ароматом свежести от находившейся в двух шагах Норы. Девушка скользнула к нему и, прикрыв на мгновение пышными юбками, стиснула ему руку. Черт ее возьми, подумал он в сердцах. О чем она только думает, пытаясь спорить с королевой, хотя даже своему отцу она и слова не может сказать поперек?

— Убирайся отсюда сейчас же, — грубо прошептал он.

Нора проигнорировала его слова. Вне себя от злости, Кристиан сжал кулаки, и стоявшие позади гвардейцы, заметив это, положили ему руки на плечи и в качестве предупреждения стиснули эфесы своих шпаг. Пытаясь скрыть охватившую его ярость, он опустил глаза и уставился на ковер.

Королева заговорила о своем желании возвратить Англию в лоно католической религии, и огонь, зажегшийся при этом в ее глазах, казался много ярче того, что пожирал еретиков. Кристиан понимал, что времени у него почти не остается. Как только Мария кончит говорить, ему придется держать ответ. Его подозревали в измене. Он часто думал о том, что рано или поздно это случится. Не думал только, что это также поставит под удар невинную девушку, один вид которой вытеснял из его души все чувства, кроме всепоглощающего желания обладать ею.

Глубоко вздохнув, он попытался упрятать свою тревогу за Нору в самый дальний уголок мозга и, призвав себе на помощь всю свою изворотливость, поднял широко раскрытые невинные глаза на судившую его пару. Королева все еще говорила, но Боннер не отрывал от него своего хищного взгляда. Несмотря на разделявшее их расстояние, Кристиан всей кожей чувствовал исходившую от епископа угрозу. Боннер потер рукой подбородок и наклонился вперед, но в этот момент королева наконец завершила свой монолог и обратилась к Кристиану:

— Из любви, которую мы питаем к вам, лорд Монфор, и к вашему отцу, мы оказываем вам честь, знакомя с выдвинутым против вас обвинением, — она кивнула Боннеру.

Епископ, сложив на необъятном животе руки, сделал шаг вперед.

— Кристиан Ричард Вильяр де Риверс, лорд Монфор, вы обвиняетесь в ереси.

— Нет, — услышал Кристиан слабый вскрик Норы и, наморщив лоб, устремил на королеву изумленный взгляд.

— Ваше величество, я не понимаю. Не ваши ли собственные монахи, занимаясь со мной, многие годы назад открыли мне свет истинной веры?

Мария наклонилась вперед в своем кресле.

— То же самое можно сказать и про нашу собственную сестру, но нас не обманывают ни ее притворное смирение, ни громогласные заверения в благочестии, не правда ли, Боннер?

— Ни в коем случае, Ваше величество. Если будет на то воля Вашей милости, отдайте мне лорда Монфора, и я быстро заставлю его признаться в своей ереси. — Королева, казалось, задумалась над его словами, и, не в силах долее сдерживаться, Боннер подскочил к Кристиану и, невзирая на огромный живот, склонился к самому лицу молодого человека. — Думаешь, тебе удастся обмануть Ее величество своими хитрыми речами? Надеешься, твое красивое лицо спасет тебя от Божьего суда? Уверяю тебя, этого не будет. Только полное признание в своих грехах и покаяние могут спасти тебя сейчас.

Кристиан отпрянул, почувствовав зловонное дыхание епископа, и покачал головой. Больше всего в этот момент ему хотелось вцепиться обеими руками в жирную шею Боннера и душить его до тех пор, пока у того не полезут глаза из орбит. Но он не мог себе этого позволить. Не спуская с Боннера недоуменного взгляда, он вновь покачал головой:

— Я не понимаю.

— Ты умен, де Риверс, это всем известно. Но нас тебе не провести. — Епископ выпрямился и положил на плечо Кристиана пухлую ладонь. — Возможно, следует тебе напомнить о наказании за ересь. Уверен, Ее величество не станет возражать против твоего присутствия при сожжении. Иногда дерево слишком сырое и не загорается сразу или не взрывается порох, который кладут в костер, дабы избавить еретика от страданий. — Рука Боннера стиснула плечо Кристиана. — В таких случаях грешник находится в сознании, когда огонь пожирает его тело.

Вся кровь отхлынула от лица Кристиана, и, бросив взгляд на Нору, он увидел, что девушка вся дрожит. Как же ему хотелось ее утешить, но, к несчастью, это было невозможно. К тому же ему требовалась сейчас вся его сила воли, чтобы не сбросить с себя эту жирную длань и не накинуться на Боннера. Стиснув зубы, он заставил себя и дальше терпеливо сносить прикосновение епископа.

— Однажды я видел человека, — продолжал между тем тот, — который еще шевелил губами, хотя у него сгорело уже все горло. Потом исчез и рот, и он начал махать тем, что осталось у него от рук, пока не обуглилась и не лопнула кожа.

Боннер ухмыльнулся, и Кристиан, отпрянув, тихо проговорил:

— Ты сумасшедший.

— Хватит, — раздался голос королевы. — Вы расстраиваете Нору, Ваше преосвященство.

— Простите меня, Ваше величество. Я лишь пытаюсь показать этому погрязшему в пороках юноше, сколь отвратителен совершенный им грех и сурово наказание, которое его ждет. Отдайте мне его на неделю, Ваше величество, и я верну его вам полным смирения и освободившимся от ереси или молящим о смерти.

— Боннер! — голос королевы прозвучал резко, как свист хлыста, и все вздрогнули. — Придержи язык!

Епископ вновь рассыпался перед королевой в извинениях, и, воспользовавшись тем, что его внимание отвлеклось, Кристиан посмотрел на Нору. Она кусала губы, с трудом удерживаясь от рыданий. Почувствовав на себе его взгляд, она повернула голову, и он ей подмигнул. От удивления слезы в ее глазах мгновенно высохли. Все это время Кристиан медленно, незаметно поднимал свою руку к вороту камзола. Добравшись наконец до цели, он расстегнул бриллиантовую пуговицу и дернул за завязки рубашки. Рука его скользнула под белый шелк и ухватила золотую цепочку. Он вытащил ее наружу и сомкнул пальцы вокруг висевшего на ней предмета.

Голосом, в котором откровенно звучала душевная мука и растерянность, он принялся умолять королеву дозволить ему говорить. Мария было нахмурилась, но, встретившись с умоляющим взглядом Норы, кивнула.

— Ваше величество, я не понимаю. Как мог я совершить этот ужасный грех? — Кристиан смотрел на Марию так, словно в ней было заключено все его спасение, сохраняя в то же время на своем лице выражение оскорбленной невинности. Когда взгляды их встретились, он так и впился в нее глазами и лишь по прошествии нескольких секунд, словно устыдившись своей вольности, поспешно опустил голову. — Вашему величеству известно, — проговорил он тихо, — что еще ребенком пришлось познакомиться с грехом весьма близко.

— И сейчас, став взрослым, вы сбиваете других с пути истинного, — вставил Боннер.

Кристиан по-прежнему смотрел на пол. Плечи его, и так поникшие, опустились, казалось, еще ниже, когда королева прикрикнула на епископа, запретив тому прерывать лорда Монфора.

— Я никогда никому не рассказывал об этом, Ваше величество, потому что мне было стыдно, — начал Кристиан, когда Мария велела ему продолжать. — Я… я даже воевал с отцом, сопротивляясь всем его попыткам меня исправить. Воевал целых два года, до того самого дня, когда он привел меня во дворец, чтобы представить великому королю Гарри.

Мария кивнула.

— Отец часто рассказывал о том, как вы предстали тогда перед ним, разъяренный, как загнанный в угол бродячий кот.

— Граф Вастерн, — продолжал Кристиан, — втащил меня в зал и бросил прямо под ноги Его величеству. Я был просто вне себя. Но когда я поднял глаза и увидел лицо короля, я сразу же понял, что нахожусь в присутствии поистине великого человека, и меня охватил страх.

Мария вновь кивнула.

— Все это чувствовали. Мой отец был избран Господом за свое величие.

— Да, Ваше величество. Итак, я испугался, но король лишь рассмеялся этим своим громоподобным раскатистым смехом и постучал меня по голове своей тростью. — Кристиан сделал паузу, отметив про себя, что завладел сейчас всеобщим вниманием. — И потом… — Королева Мария подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова. — И потом… — Боннер так и впился глазами в лицо Кристиана. — И потом Его величество приказал мне взять лютню и петь для него, пригрозив при этом, что, если я откажусь, он велит бросить меня в Тауэр и повесить. И, подыгрывая себе на лютне, я начал петь.

— И что вы пели? — вырвалось невольно у Норы, и она поспешно зажала себе ладонью рот.

— Да, — сказала в нетерпении королева, — что вы пели?

Губы Кристиана дрогнули, и он начал:

Моя глупая девчушка Убежала в хоровод, Я остался на опушке, Но она уж не придет. Тур- ля-ля, тур-ля-ля, Но она уж не придет. Зря прождал я на опушке, Завтра вновь сюда вернусь. Но, боюсь, своей подружки Здесь я больше не дождусь. Тур- ля-ля, тур-ля-ля. Здесь я больше не дождусь.

Он сделал это, подумал Кристиан. Он добился того, что настроение королевы изменилось и страх и подозрительность в ее душе уступили место воспоминаниям. Подобно развеваемым ветром лентам на майском дереве, настроение Марии было подвержено мгновенным переменам по причине какого-то глубокого душевного разлада, которого Кристиан не понимал, но научился использовать в своих интересах.

Королева громко рассмеялась, вызвав улыбки на лицах Норы и Кристиана.

Подобие улыбки появилось и на губах Боннера.

— Слухами о вашем необыкновенном уме полнится земля, но не думайте, что это спасет вас сейчас, лорд Монфор. Вы каждодневно якшаетесь с еретиками.

Лишь благодаря той школе, что он прошел в бытность свою бродягой, смог Кристиан сохранить при этих словах на лице улыбку. Все веселье королевы мгновенно испарилось, и ему почудилось в ее обращенном на него взгляде отблески костров Смитфилда. Не было никаких сомнений, что Боннер знал о Даймоке и подвале.

Епископ ткнул толстым, как сарделька, пальцем в Кристиана и повторил:

— Вы якшаетесь с еретиками.

— Нет.

— Я докажу вам это с помощью одного из них, находящегося сейчас у меня в темнице.

— Одного?

— Одной. Вонючей потаскухи по прозвищу Полли Три Зуба. Она неспособна даже сказать, что такое месса, и превращается ли вино для причастия в кровь Христову.

Кристиан сжал сильнее предмет, который держал в руке.

— У вас находится Полли?

Подобная возможность даже не приходила ему голову. Это была настоящая катастрофа.

— Она и еще этот худой как жердь разбойник, который отказывается признавать Папу.

— Иниго-Ловкач. — Кристиан едва расслышал собственный голос, настолько тихо он прозвучал.

— Оба они еретики.

— О, Ваше величество, нет! — воскликнула Нора. Все это время ее не было слышно, и королева с Боннером, совершенно забывшие о присутствии девушки, уставились на нее так, словно вдруг заговорил один из покрывавших стены гобеленов. — Простите мне мою смелость, Ваше величество, — Нора бросилась в ноги Марии, — но его преосвященство ошибается.

— Я знаю, что есть ересь и что нет! — взревел Боннер.

— Разумеется, ваше преосвященство. — Голос Норы дрожал, и все же она не замолчала. — Но лорд Монфор общается с этими разбойниками с особой целью.

— Чем можно оправдать общение с приспешниками дьявола, Нора? — вопросила королева.

— Конечно же, стремлением спасти их от ереси, в которой его обвиняют, Ваше величество.

Кристиан возвел глаза к потолку. Господи, ну почему она не ведет себя как мышь и лезет на рожон, продолжая рисковать жизнью? Они никогда не поверят ее сказке, если только он не придет ей на помощь. Нора между тем, с каждым мгновением смелея все больше, сочиняла дальше свою историю.

— Вот уже несколько месяцев лорд Монфор направляет их на пути к истинной вере, Ваше величество. Помните, как вы всегда сокрушались по поводу того, что наше высшее сословие сбивает с пути истинного простых людей, которых Господь вверил их попечению? Ваши слова проникли лорду Монфору в душу. Он пытается приобщить к истине тех, кто в ней более всего нуждается.

— Чушь! — воскликнул Боннер. — Все это только слова, с помощью которых он пытается отвести глаза добродетели. Все свое время он проводит в пьянках, якшаясь с грешниками, потому что он сам грешен. Взгляните на лицо его греха, Ваше величество.

Боннер подал знак стоявшим у дверей стражникам. В следующее мгновение двери распахнулись, и, отброшенный сильной рукой, в зал влетел человек и упал лицом вниз на пол рядом с Кристианом. Кристиан рванулся к нему и перевернул на спину. Это был Иниго. Глаза его распухли и превратились в щелочки, губы были разбиты. Он зашелся в кашле, и на губах у него тут же выступила кровь. Все время, пока не прошел приступ кашля, Кристиан обнимал друга за плечи, не давая упасть. Наконец Иниго успокоился, и, подняв глаза на епископа, Кристиан молча пообещал себе прикончить негодяя.

Боннер улыбнулся.

— О, Ваше величество, этот человек как раз из тех людей, которых пытался просветить лорд Монфор! — воскликнула Нора. Она все еще стояла на коленях перед королевой, и лицо ее было мертвенно-бледным. — Его зовут Иниго-Ловкач.

— Откуда это тебе известно, девушка?

— Лорд Монфор просил порекомендовать ему священника, к которому он мог бы обратиться за помощью. И… и он также хотел, чтобы я помогла ему подобрать четки для Иниго.

— Все ложь! — вскричал Боннер. — Вор наставляет вора, вот как это называется. Лорд Монфор недостаточно добродетелен для подобной миссии.

Кристиан снял с себя плащ и накрыл им Иниго, после чего встал и повернулся лицом к епископу.

— Вы правы, ваше преосвященство, но в таких делах я не полагаюсь на свою добродетель. Я полагаюсь на это.

Он снял с себя цепочку. На ней висел усыпанный бриллиантами золотой крест. Перевернув крест, Кристиан положил его на ладонь и протянул королеве. С обратной стороны на кресте была выгравирована надпись:

«Кристиану. Генрих, король».

Медленно Мария поднялась, не отрывая глаз от креста. Протянув руку, она коснулась выгравированной надписи, и из одного глаза у нее выкатилась слеза.

— Он подарил его мне спустя несколько месяцев после того, как я пел для него, — сказал тихо Кристиан. — Чтобы показать, по его собственным словам, что Господь награждает тех, кто ему служит, лучше, чем дьявол. А сейчас я пытаюсь спасти души воров и разбойников, обучая их истинной вере. Признаю, их трудно в чем-либо убедить, Ваше величество, и я ничего не мог добиться, пока однажды не показал им дар короля Гарри. Поначалу, как и следовало ожидать, их привлекли лишь бриллианты и золото, но по крайней мере, они стали внимать моим словам.

Он затаил дыхание, глядя на королеву, которая по-прежнему не сводила глаз с креста. Внезапно она пробормотала что-то об отце и о Господе и, стиснув в руке крест, произнесла:

— Я вам верю.

Склонив голову набок, Кристиан улыбнулся Марии.

— Такая ангельская улыбка, милорд, когда, как мы хорошо знаем, по природе своей вы скорее бесенок. — Королева взяла у Кристиана цепочку и, надев ее ему на шею, возложила руку на голову молодому человеку. — Я полагаю, сам Господь говорил с вами устами нашего отца и госпожи Бекет. Ступайте же и заберите с собой нашу Нору и своего бродягу. Недоразумений для одного дня было достаточно. Но, — Мария подняла палец, — запомните. Нам не нравится, что вы бегаете за девушкой, которая обручена. Декорум, милорд. Соблюдайте декорум.

И с этим последним предупреждением Мария удалилась в свою спальню. Кристиан взвалил на плечо Иниго и зашагал вслед за Норой к выходу. Епископ не отставал от них, рассыпаясь в извинениях, пока перед ними не закрылась дверь в королевские покои. Тут он остановился и, пропустив Нору, загородил Кристиану дорогу.

— Д’Атека говорил, что ум твой так же гибок, как и тело.

— Какое отношение ко мне имеет д’Атека?

— Никакого. Но помяни мои слова, Кристиан де Риверс. Ты погряз в пороках и ереси. На твоем месте я начал бы готовить себя к мученичеству, так как если когда и была на свете душа, нуждающаяся в очищении огнем, так это твоя.

— Чума на тебя, Боннер. И да упаси меня Господь от тех, кто осмеливается судить там, где только Он один судья.

Только выйдя в холл и услышав, как Нора отдает приказание позвать слуг с носилками, Кристиан окончательно поверил, что ему удалось избежать ловушки Боннера. Нора стояла к нему спиной, занятая разговором с лейб-гвардейцем. Господи, она спасла его. Конечно, он и сам сумел бы себя спасти, но она готова была пожертвовать ради него жизнью! Мысль эта вызвала в его душе целую бурю чувств. Здесь был и гнев, и изумление, и страстное желание забыть в ее объятиях о всех своих страхах и ярости.

— Я, кажется, схожу с ума, — пробормотал он.

Стараясь отвлечься от мыслей о Норе, он опустил глаза на лежащего без сознания у его ног Иниго. Кто же все-таки устроил эту чудовищную западню? У Боннера, несомненно, никогда не хватило бы мозгов придумать такое одному. К счастью, его маленькая мышка, обратившаяся вдруг в дракона, разрушила западню, прежде чем он в нее угодил.

Как странно, подумал он. Она ревновала его, и в то же время, не раздумывая, тут же бросилась его защищать, несмотря на грозящую ей самой смертельную опасность. И он желал ее. Все еще. Постоянно. Поразительным было это неослабевающее желание, непреходящая прелесть для него этой мышки-дракона… Оставив Иниго, он присоединился к Норе. Лейб-гвардеец отсалютовал ему и тут же исчез, когда Кристиан наклонился и прошептал ей на ухо:

— «Кто светла как заря, прекрасна как луна, ясна как солнце и ужасна как армия под знаменами?»

***

В этот вечер в знаменитом «Лысом пеликане», расположившемся на одной из узких зловонных улочек южного Лондона, было настоящее столпотворение. Заслышав донесшийся с верхней площадки лестницы львиный крик, завсегдатаи этого гостеприимного заведения тут же побросали свои кружки с элем, карты и кости и полезли прятаться под столы и стулья. Все они, воры и проститутки, мошенники и бродяги, одинаково дрожали от страха, ибо Кит снова был здесь, и далеко не в мирном настроении. Внезапно из одной из трех дверей наверху вылетела глиняная чашка и, ударившись о край игорного стола, раскололась на мелкие кусочки. За ней последовала кожаная сумка. При падении она раскрылась, и из нее вывалились ножи и скальпели. Два картежника тут же бросились к ней и, не поделив добычи, начали было тузить друг друга по голове, но донесшийся в этот момент сверху чей-то испуганный крик заставил их мгновенно ретироваться. На площадке лестницы появился разгневанный Марс в батистовой рубашке и штанах в обтяжку, у которого в руках бился, пытаясь освободиться, похожий на хорька человечек в платье и берете, говоривших о его принадлежности к лекарской братии.

— Ах, ты сукин сын, годный лишь на корм червям! — вскричал Марс и, крепко ухватив извивающегося и визжащего человечка за ворот платья, перебросил его через перила.

Повисший в воздухе лекарь отчаянно молотил конечностями, которые, как могли судить стоявшие внизу зрители, были белыми, волосатыми и не совсем чистыми.

— Ах ты мразь!

Человек, державший лекаря на весу, расставил пошире ноги для большей устойчивости и, стукнув свою жертву головой о перила, выпустил из рук.

Лекарь рухнул на трактирного слугу, оказавшегося в этот момент, на свое несчастье, прямо под ним. Слуга взвизгнул и рывком сбросил с себя живой снаряд. Тот грохнулся на пол и так и остался лежать там, стеная и охая. Сидящий за ближайшим столиком Эдвард Хекст продолжал как ни в чем не бывало поглощать с наслаждением свой мясной пирог, не обращая на страдальца никакого внимания.

Упираясь руками в бока, из кухни выплыла восхитительная Мег, хозяйка этого веселого заведения и наставница множества честолюбивых юнцов, избравших своей карьерой воровство.

Сдув с лица влажную от пота светлую прядь, она подняла голову и крикнула все еще стоящему на площадке человеку:

— Ты же сам просил лекаря, дорогуша. А теперь куда он годится?

Человек в батистовой рубашке бросил на Мег яростный взгляд.

— Ты прислала мне мошенника. Он полез в раны Иниго грязными пальцами, да еще пытался пустить ему кровь.

— Но, клянусь, он настоящий лекарь, Кит.

— Мне плевать, кто он. Я видел, как люди умирали от потери крови и занесенной в раны грязи. Чтоб ему всю вечность жариться в аду! — Кит положил руку на рукоять кинжала у себя за поясом.

— Ну-ну, успокойся, дорогуша. — Мег двинулась вверх по лестнице. — Я выгоню его, если уж тебе этого так хочется. Нет никакой нужды убивать несчастного, когда ты гневаешься на кого-то другого.

Она приблизилась к нему и положила руку на рукав камзола. Кит мгновенно отпрянул и встал, прислонившись спиной к перилам.

— Им пора бы уже быть здесь.

— Терпение, дорогуша. Требуется какое-то время, чтобы вытащить человека из подземелья. Да не тревожься ты так. Полли не привыкать. Она провела там не одну ночь в свое время.

Кит отвернулся от Мег и шагнул в комнату, где лежал Иниго.

— Я не тревожусь о Полли. Боюсь только, как бы мне не пришлось заниматься воспитанием ее грязного ребенка. Принеси мне свежей воды и еще тряпок, и пришли жареной баранины и вина. Для Иниго супа.

Мег чертыхнулась и двинулась вслед за Китом. Когда она вошла, он стоял у стола и, держа в обеих руках лоскут материи, тянул его в стороны, пытаясь разорвать.

— По твоей милости, мой красавец, в таверне вот уже несколько часов стоит настоящее столпотворение.

Губы Кита раздвинулись в хищной ухмылке. Не обратив на него никакого внимания, Мег оглядела его с головы до пят.

— Чего тебе не хватает, дорогуша, так это хорошей встряски в кроватке, дабы излить из тебя всю эту желчь.

Кит дернул за лоскут, разорвав его надвое.

— У меня нет сейчас настроения.

— Ты покинул мою школу слишком рано, чтобы толком чему-то научиться, мой красавец.

— Я выучил достаточно. — Он разорвал надвое еще один лоскут, и еще один.

Из открытой двери послышался смешок, и две девушки Мег, Энни и Гертруда, внесли в комнату полные снеди подносы.

— Еда, Кит, — сказала Энни.

— Вино, Кит, — сказала Гертруда.

Кит не обратил на девушек никакого внимания. Собрав приготовленные им тряпки и отнеся их на кровать, где лежал Иниго, он принялся промывать свежей водой раны друга и перевязывать те из них, что требовали перевязки. Когда он перевязывал последнюю рану, женская рука оторвала от тряпки его пальцы и закончила работу за него. Другие руки подняли его с кровати.

— Он спит, — сказала Гертруда.

— Больше ты ничего не можешь здесь сделать, — сказала Энни.

Мег оставила Иниго и направилась к Киту, который пытался увернуться от протянутых к нему рук девушек, отступая к двери.

— Я больше не голоден, — проговорил он.

Мег наступала на него спереди, тогда как девушки зажимали его с обеих сторон.

— Я хорошо тебя знаю, красавец, — проговорила Мег. — Ты в ярости, и, пока твое настроение не изменится, никто не сможет чувствовать себя в безопасности.

— Приведи мне сюда этого лекаря и, обещаю тебе, настроение мое сразу же улучшится.

Мег покачала головой и подступила к нему ближе.

— Тебе нужна встряска.

— Убийство — отличная встряска. Э… не трогай меня!

Вонзив ногти ему в ляжки, Мег хихикнула:

— Поздно, дорогуша.

Руки Энни скользнули ему под рубашку.

— Поздно.

— Слишком поздно, — проговорила в унисон ей Гертруда, впиваясь ему в рот поцелуем.

Кит дернул головой.

— Я так не думаю. — Он шагнул назад и толкнул спиной дверь.

Мег издала победный клич и прыгнула на него. Под тяжестью ее тела Кит покачнулся, и в следующее мгновение его втащили назад в комнату и бросили на кровать. К счастью, на ней с легкостью могли уместиться и пятеро.

Полностью скрывшись под юбками, Кит хватался за русые и темно-каштановые волосы, в то время как нежные пальчики дергали за завязки на его штанах и гульфике. Наконец член его выскользнул из своей темницы и оказался в руках у Мег. Кит чертыхнулся и попытался вывернуться, но тут Мег быстро, опытной рукой провела по его плоти. Гертруда села ему на грудь, а Энни схватила за руки и, держа их у него над головой, впилась в рот поцелуем.

Мег опустила голову между его ног.

— Все, дорогуша, ты окружен. — Она поцеловала его. — Сдавайся.

Кит изогнул спину в отчаянной попытке сбросить их всех с себя, но тут Мег снова его поцеловала.

— Сдавайся.

Кит чертыхнулся, и Мег тихо рассмеялась, ощутив ритмичное движение его бедер.

— Вот так-то лучше, мой сладкий. Покажи-ка нам, как ты разгневан.

На этот раз, к несказанному удовольствию посетителей «Лысого пеликана», на лестничную площадку выкатились Энни с Гертрудой. Мег поднималась по лестнице с кувшином эля в руках, когда дверь в спальню распахнулась и оттуда выскочила с криком Энни, а за ней, получив пинком под зад, вылетела и Гертруда.

В дверном проеме возник Кит. Рубашка на нем была разорвана в клочья, и сквозь прорехи виднелась вздымающаяся мускулистая грудь и влажная от пота кожа.

— Говорю вам, негодницы, хватит! Держите свои руки подальше от моего гульфика.

Энни показала ему язык, Гертруда сделала то же самое, и толпа внизу взревела от восторга. При виде Мег Кит повернулся на каблуках и шагнул назад в спальню. Ухмыльнувшись, она шлепнула его по ягодицам. Рывком он обернулся, и взгляд его наткнулся на кувшин с элем. Продолжая хихикать, Мег протянула ему кувшин.

— Не стоит вновь портить себе настроение, дорогуша, после всех тех усилий, что мы потратили, пытаясь его тебе поднять. Будь хорошим мальчиком.

— Черт тебя подери, Мег! Разве я не был хорошим? Но я усвоил преподанный тобой урок и теперь и с места не сдвинусь без надлежащей охраны. — Он вошел в комнату, бросив через плечо: — Я запираю дверь.

Дверь за ним с треском захлопнулась, и зрители внизу расстроились, решив, что их развлечениям на сегодняшний вечер пришел конец. Однако они ошиблись, так как не успела дверь спальни наверху захлопнуться за Китом, как входная дверь с грохотом растворилась, и в таверну вихрем влетел юноша в зеленом бархатном плаще. Игроки в кости и карты поспешно прикрыли руками свои монеты, боясь, как бы юнец не смахнул их все на пол своим плащом.

За юношей в зал ворвались двое мужчин. Проскочив между служанкой и мальчишкой-половым, юноша толкнул их на своих преследователей и, вспрыгнув на стойку, побежал по ней, ругая на чем свет стоит пытавшихся поймать его мужчин.

— Ублюдки! Шлюхино отродье! Чтоб у вас отсохли члены! — Внезапно в руке юнца блеснул серебряный кинжал.

В следующую секунду один из преследователей взвизгнул. Бросив взгляд вниз, он увидел, что кинжал, пройдя у него между ног, вонзился в стену, пришпилив к ней его камзол.

Завсегдатаи, которые до этого хохотали во весь голос, наслаждаясь зрелищем того, как два взрослых мужика гоняются по залу за юнцом, разом умолкли и попрятались за стулья и под столы. Один только Эдвард Хекст, дремавший в своем кресле у очага, так и остался на месте. Внезапно наступившая тишина в зале заставила его открыть один глаз.

— Да поднимайтесь вы. Это ведь только щенок.

— Ничего себе щенок, — простонал пригвожденный к стене преследователь. — Он чуть было ногу мне не оттяпал.

Юноша рассмеялся и, нагнувшись, быстро выхватил нож из-за пояса стоявшего у стойки посетителя.

— В следующий раз это будет твой член, Саймон Спрай.

Увернувшись от пытавшихся схватить его рук владельца ножа, юноша побежал по стойке в сторону кухни.

Внезапно сверху прямо на стойку перед ним спрыгнул человек. Юноша остановился как вкопанный и, держа оружие наготове, устремил на неожиданно появившегося Кита гневный взгляд.

— Я что тебе, сосунок, что ты посылаешь за мной этих двух усатых кормилиц?

В глазах Кита был полярный холод.

— Подойди и познакомься с нашей хозяйкой, мой сладкий.

Блейд перебросил нож из одной руки в другую и медленно покачал головой. Неожиданно Кит присел и, выбросив вперед ногу, с силой ударил Блейда по ногам. Юноша повалился на стойку, и Кит, подхватив выпавший у него из руки нож, быстро отпрянул.

— Чтоб ты сдох! — выкрикнул Блейд.

— Я тоже тебя люблю. — Кит протянул юноше руку и, когда тот отказался ее взять, усмехнулся и сел рядом со своим подопечным. В следующее мгновение нож словно выпрыгнул у него из руки и, пролетев через всю комнату, вонзился в каравай хлеба, лежавший на одном из столиков. Блейд застыл, не сводя взгляда с ножа. Но Кит тут же вновь заставил его обратить на себя внимание, запев ему в самое ухо:

Весной, и в летнюю жару, и в зимнюю метель Она варила поутру в корчме свой крепкий эль. И поднималася чуть свет — котел на всех один. И кто зайдет на огонек попробовать пивка, Эсквайр иль простолюдин, Столяр, школяр иль баронет, надменный господин, Присядет всяк у камелька, осушит кружку в два глотка. А ты опять котел нальешь, опять подсыпешь хмель. У нас такого не найдешь, кто не любил бы эль.

Закончив песню, Кит сказал:

— Мег оторвет мне голову, если я и дальше буду нарушать покой в ее заведении. Может, поднимемся наверх?

Спрыгнув на пол, он вновь предложил юноше руку. Делая вид, что не замечает протянутой руки, Блейд спрыгнул сам, и Кит тяжело вздохнул, словно своим отказом юноша глубоко его ранил.

— Я начинаю думать, мой сладкий, что, послав за тобой старину Спрая, я помешал тебе смыться.

Блейд набросил на плечо плащ.

— Черт тебя подери! Я же дал тебе слово. Ты сказал, что общение со знатью поможет моей памяти пробудиться. Ну, так скажу тебе, ничего из этого не вышло.

Схватив у проходящего мимо служки с подносом кружку, Кит протянул ее Блейду.

— Общество д’Атеки явно привело тебя в дурное настроение. Идем.

В спальне Кит указал Блейду на табурет и, когда тот уселся, навис над юношей, скрестив на груди руки.

— Что тебе удалось узнать?

— Только то, что д’Атека не дурак. Он осыпает меня комплиментами, всячески развлекает и старается разжечь во мне гнев против тебя. А я кокетничаю и строю ему глазки, как ты учил меня, но он все равно мне не доверяет. — Блейд поставил свою кружку на стол. — Если бы я точно знал, что тебе нужно, это в какой-то степени облегчило бы мою задачу.

На мгновение Кит оставил Блейда, чтобы поправить покрывало на Иниго.

— Я тоже пока тебе не доверяю, так что придется тебе и дальше действовать в неведении. Он пригласил тебя на завтрашнюю охоту, не так ли?

— Да, и меня мутит при мысли, что мне придется провести целый день в компании испанцев. А вообще-то весь этот твой план, похоже, не сработает. Сколько поклонов я ни отвешиваю, сколько прекрасных речей не слушаю, я все равно ничего не понимаю. — Блейд поднялся и, с отвращением взглянув на Кита, направился к двери.

— Милорд, — тихо проговорил Кит.

— Да? — Блейд вдруг замер и медленно повернулся лицом к Киту. — Ты слышал?

— Я рискнул и был вознагражден. Да не смотри ты на меня такими испуганными глазами. Отец пишет всем, кто, как он знает, не любит бывать при дворе. Понимаешь? Если бы твои родственники искали почестей или денег или были близки к королевской семье, мы бы давно уже услышали о пропавшем мальчике.

Блейд сделал несколько неуверенных шагов к Кристиану.

— Ты меня не обманешь. Тебе нужен Черный Джек, и ты рассчитываешь, что я помогу тебе, если ты завоюешь мою симпатию, вернув мне память.

— Умный Блейд. Злой, нудный, кровожадный, но умный. Забудь на вечер о своей злости и выпей со мной. — Кристиан взмахнул рукой, показывая на комнату. — Во всяком случае, нора эта хорошо знакома нам обоим. Давай заключим с тобой на вечер перемирие и немного повеселимся. Это, конечно, не улучшит нашего настроения, но по крайней мере поможет провести время. Завтра мне снова надо быть при дворе.

— Чтобы повидать Нору Бекет.

— Да, повидать Нору Бекет и, возможно, прикончить некоего шута с идиотским смехом и нравом чудовища.

ГЛАВА 10

Нора осторожно приоткрыла дверь садика, где они прятались с Артуром, и быстро оглядела галерею. Отодвинув в сторону ее юбки, Артур тоже прильнул к щели.

— Они ушли, госпожа.

Нора закрыла дверь.

— Помоги мне притащить скамью. Если мы поставим ее здесь, никто не сможет сюда войти.

Задыхаясь и кряхтя, они дотащили скамью до двери и тут же оба рухнули на нее, ловя ртом воздух.

— Уверена, этот ужасный Флегг установил за мной слежку, — проговорила, отдышавшись, Нора, — так как он обвинил меня в том, что я обманываю его с лордом Монфором. Подумать только, с лордом Монфором!

— Но, госпожа, вы же сами говорили, что лорд Монфор самый храбрый, самый красивый мужчина в королевстве.

Нора погрозила пажу пальцем.

— Не смей никогда этого повторять. Да отсохнет у тебя язык, если ты это сделаешь.

Мгновенно Артур высунул язык и, скосив глаза, принялся его разглядывать.

С тяжелым вздохом Нора откинулась на дверь, изо всех сил стараясь не поддаться отчаянию. Вчера он спасла жизнь Кристиану де Риверсу, и, когда Боннер их оставил, она надеялась, что наконец-то Кристиан посмотрит на нее с восхищением и любовью. Но вместо этого он затащил ее в нишу и, не обращая внимания на слуг, которые укладывали Иниго на носилки, начал ее целовать и обнимать.

И в этот момент появилась присланная королевой госпожа Кларансьё. Решительным шагом старуха подошла к ним и стукнула веером Кристиана по голове, затем схватила Нору за руку и потащила за собой, ругая молодого человека на чем свет стоит. С тех пор они с Кристианом не виделись.

А этим утром к ней пришел отец и сказал, что помолвка и подписание брачного контракта состоятся немедленно. Ей надлежало облачиться в парадное платье и прибыть в королевскую часовню. Она послушно оделась и отправилась туда, но при первом же взгляде на Персиваля Флегга ее едва не стошнило от отвращения. Она сбежала, и вот теперь они с Артуром прятались здесь, в этом маленьком садике.

— Что мне делать? — простонала она.

— Прячьтесь, пока он не уйдет.

Артуру, похоже, надоело разглядывать свой язык, и он принялся водить прутиком по земле, рисуя лук.

— Но меня ищут во дворце.

Артур отбросил прутик и поднял на нее внезапно загоревшиеся надеждой глаза.

— Мы могли бы тайком выбраться из дворца и спрятаться в той харчевне, где смотрели пьесу о Робин Гуде. — Натянув на голову берет, Артур сел рядом с Норой. — Это было бы совсем нетрудно, госпожа.

— Но как долго мы сможем там скрываться? Нет, лучше уж мне выйти отсюда, пока отец сам меня здесь не нашел.

Внезапно за северной стеной садика кто-то диким голосом проревел имя Норы, и девушка с мальчиком мгновенно съежились. Это был Флегг. Неожиданно рев прекратился, и в полном недоумении Нора с Артуром переглянулись. Артур спрыгнул со скамьи и зашагал к смоковнице, растущей у самой стены. Нора последовала за мальчиком, который, ухватившись за ветку, начал быстро карабкаться вверх и вскоре исчез, скрытый густой листвой.

Нора ждала, но паж не появлялся. Он молчал так долго, что она наконец не выдержала и, подоткнув подол, полезла наверх к нему. Артур примостился на толстом суку и, высунув голову из листвы над садовой оградой, неотрывно смотрел куда-то вниз. Устроившись рядом, Нора проследила за его взглядом и увидела на дорожке, обсаженной кустами, Флегга.

Он стоял на одном месте и, медленно поворачиваясь, внимательно оглядывал кусты. Внезапно он вновь проорал Норино имя, и девушка с мальчиком невольно поморщились. Если он не прекратит орать, подумала Нора, то скоро здесь появятся лейб-гвардейцы. Голос Флегга поднялся на октаву, став похожим на писк умирающего цыпленка, затем резко оборвался. В следующее мгновение глаза Норы раскрылись от изумления при виде раздувшихся от напряжения щек Флегга и его побагровевшего лица. И тут он открыл рот и завыл как травимый собаками медведь в садке. Воя, он одновременно с силой ударял себя кулаками по ляжкам.

Пораженные этим диким зрелищем, Нора с Артуром крепко прижались друг к другу, не в силах пошевелиться. Неожиданно Флегт упал на колени и принялся стучать по земле так, словно она была его смертельным врагом. Лицо его было влажным от пота, волосы слиплись, на губах выступила пена. Истощив, вероятно, силы, он вдруг повалился на спину, но тут же вновь принялся бить по земле кулаками и каблуками сапог.

Схватив Артура за руку, Нора начала спускаться. К тому времени, когда они оба спрыгнули на землю, Флегг уже непристойно ругался, подкрепляя периодически свою ругань ударами по земле. Закрыв ладонями уши, Нора с Артуром бросились со всех ног к скамье. Через какое-то время они опустили руки и, услышав удаляющиеся шаги Флегга, вернулись к смоковнице и расположились на лужайке.

— Мне он не нравится, — пробурчал Артур.

— Мне тоже.

Нора нервно теребила в пальцах прядь волос, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Ей не хотелось пугать Артура, но если он уже не был напуган этой отвратительной сценой, то нервы у него были крепче, чем у нее.

— Артур, похоже, нам и дальше придется прятаться.

— Хорошо.

— Я не могу выйти замуж за это животное.

— Конечно. Он нам не нравится, и потом, он может побить нас, как бил сейчас по земле.

— Он может. — Она содрогнулась. — Должно быть, он одержим дьяволом, но отец все равно заставит меня с ним обвенчаться.

— И тогда мы не сможем выйти замуж за лорда Монфора.

— Что?!

В изумлении Нора воззрилась на Артура, но тот, поглощенный какой-то мыслью, даже не поднял головы, продолжая машинально вырывать траву на лужайке.

— Но если мы спрячемся и отыщем лорда Монфора, он женится на нас и защитит нас от сэра Персиваля.

Нора не смогла сдержать улыбки.

— Мы?

Артур кивнул.

— Мы нравимся лорду Монфору, так уж лучше нам выйти замуж за него.

— Да, я полагаю, так было бы лучше.

* * *

Планы Кристиана де Риверса прикончить Персиваля Флегга нарушили его гости-еретики. За ними наконец прибыло судно, и ему предстояло отвезти их на него. Весь день он был занят приготовлениями к отъезду, собирая своих разбойников для эскорта и обдумывая, как незаметно вывести стариков из дома отца и доставить их на пристань.

К досаде Кристиана, не успели они с отцом войти вечером в замковую часовню, где должен был состояться благодарственный молебен в ознаменование снятия королевой с Кристиана всех обвинений в ереси, как начал накрапывать дождь. В часовне уже находилось несколько священников, и, как только Кристиан с отцом заняли свои места, месса началась.

По окончании службы домочадцы, как и капеллан графа, сразу же удалились, и Кристиан, оставив отца, быстро подошел к стоявшим в темном углу часовни францисканским монахам.

— Пора, — сказал он. — Идемте.

Трое из братьев последовали за ним, тогда как четвертый, Эдвард Хекст, остался стоять на страже.

Когда Кристиан с тремя монахами прошел за алтарь, граф был уже там. При виде их он откинул ковер, покрывавший серые плиты пола, и, сунув в щель кинжал, поднял одну из них. Под ней было железное кольцо. Граф потянул за него, и в следующее мгновение взорам присутствующих открылась уходящая вниз лестница. Подталкивая перед собой еретиков, Кристиан начал спускаться. Граф с подошедшим в этот момент Хекстом последовал за ними. Появившийся в последнюю минуту капеллан протянул графу свечи и опустил за ними люк.

— Здесь сыро и холодно, — раздался голос одного из францисканцев.

— И темно, — в тон ему проговорил второй. — Я устал от темноты. Нам лучше возвратиться.

— О Господи! — вскричал Кристиан. — У меня в голове не укладывается, как можно быть таким храбрым на бумаге и в то же время так безбожно трусить перед коротенькой прогулкой.

Губы Себастьяна скривились в усмешке.

— Надеюсь, дождь несколько охладит твой гнев, Крис. Бери-ка лучше рясу, и вот еще четки и крест.

— Сесил, должно быть, уже на пути во Францию, — пробормотал Кристиан, натягивая на себя темно-коричневую шерсть. — Мои ребята говорят, за домом нет слежки, но Сесил наверняка догадывается, кто натравил на меня Боннера. Может, это д’Атека, или Хэмптон, или даже…

— Сейчас это не имеет никакого значения, — прервал сына Себастьян, облачаясь в свою очередь в рясу. — Ты же знаешь, королева считает тебя спасителем всех лондонских бродяг. Ну, как я выгляжу? Похож на монаха?

— Не больше, чем я на епископа. — Кристиан порылся в корзине, из которой они достали свои облачения. — Поэтому-то я и захватил тут кое-что еще. — Он передал отцу подушку и взял одну сам. — Стоит привязать ее к моему животу, и я ничем не буду отличаться от любого другого толстого и бесполезного монаха в христианском мире.

Вскоре с переодеванием было покончено, и Кристиан повел свой маленький отряд дальше по тоннелю к выходу, который находился сразу же за стеной, окружавшей особняк графа. Там их уже поджидал с ослом, запряженным в телегу, промокший до нитки Саймон Спрай. Был одиннадцатый час, но они могли бы добраться до пристани в считанные минуты, если бы, спустившись к Темзе, двинулись по берегу вниз по течению. Однако они избрали другой, более безопасный путь, решив следовать вверх по течению, пока не выберутся из города. Это должно было занять у них часа два, после чего они намеревались взять лодку до пристани, с тем чтобы все выглядело так, будто они только что прибыли из деревни.

С помощью отца Кристиан усадил еретиков на телегу. Себастьян, севший с ними, возвышался над троицей на целую голову. Кристиан вытер капли дождя с подбородка и махнул Спраю с Хекстом следовать за ними.

Заглянув вчера в глаза смерти, молодой человек был сейчас весь как на иголках. Повсюду ему чудились враги, и он вздрагивал при каждом хрусте ветки под ногой, при каждом фырканье осла. Ноги его постоянно разъезжались на раскисшей от дождя глинистой почве, и окружавший их липкий туман мешал дышать. В темноте скрип телеги и фырканье осла казались необычайно громкими и резали слух.

Несмотря на все его страхи, путешествие их проходило без всяких приключений. Выехав из города, они пересели с телеги на лодку и добрались до пристани, когда было еще темно. Кристиан помог сойти на берег страдающему подагрой Арчибальду Даймоку, за которым последовали остальные двое. Спрай с Хекстом остались в лодке, так как до ожидавшего еретиков судна было уже совсем недалеко.

Этот последний отрезок пути был для Кристиана самым мучительным. Он уже почти избавился от этих чертовых еретиков, и его так и подмывало подтолкнуть их в сторону корабля датчан и убраться отсюда восвояси со своим отцом. Однако, стиснув зубы, он заставил себя идти по переулку, который должен был привести их к кораблю. Вскоре они приблизились к перекрестку, и Кристиан, держа руку на рукояти меча, скользнул вперед. Дойдя до угла, где стоял деревянный сарай, он осторожно высунул голову и быстро огляделся. Похоже, все было чисто, тревожило только то, что пересекающая дорога заканчивалась слева тупиком. Оглянувшись назад, он увидел, что остался один.

Его отец и еретики находились в нескольких ярдах сзади. Граф дергал одного из стариков за полу рясы, побуждая его продолжать путь, но тот словно врос в землю. Кристиан поспешил назад к ним, застыв на мгновение на полдороге, когда услышал нытье Даймока:

— Я больше не могу. Не могу мириться с этим атрибутами ереси. Я должен скинуть с себя бесовское облачение.

Кристиан едва удержался, чтобы не запустить камнем в голову еретика.

— Вы, безмозглые идиоты, — прошипел он, подходя, — сейчас же прекратите свое нытье, или, клянусь Господом, я вас брошу, ибо мне совсем не улыбается угодить по вашей милости на виселицу.

Даже не оглянувшись, чтобы проверить, следуют ли за ним еретики, Кристиан снова бросился к сараю. Еретики позади него умолкли, и он напряг слух, пытаясь уловить хоть какой-то звук, но все заглушал шум дождя.

Держась за влажные доски стены сарая, он осторожно двинулся вперед и, дойдя до угла, обернулся. Еретики, подгоняемые его отцом, приближались. Окинув быстрым взглядом камни мостовой, тени и линию крыш, Кристиан вышел из своего укрытия и, оглядевшись, бросился через дорогу на противоположную сторону, где тут же прильнул к угловому зданию. Вновь обернувшись, он увидел, что Себастьян помогает подняться одному из еретиков, который, поскользнувшись, упал прямо в лужу.

Кристиан оторвался от стены, намереваясь вернуться и помочь. Но не успел он сделать и шага, как слуха его коснулся звук вынимаемого из ножен меча. Мгновенно развернувшись, он разорвал на себе рясу и выхватил меч. Едва он приготовился, как на него напали сразу трое.

Криком предупредив отца об опасности, Кристиан повернулся лицом к нападавшим. На них не было ничего, ни ливреи, ни какого-либо другого знака, что помогло бы ему определить, кто они такие. И их было трое. Кристиан понимал, что должен быстро убить одного из них, или в следующее мгновение они окружат его с трех сторон.

Казалось, время вдруг замедлило свой бег, позволив ему отразить удар одного из нападавших, стукнуть ногой в живот второго и увернуться от меча третьего. Отпрыгнув назад, он услышал за спиной звон оружия. Итак, на его отца тоже напали.

Оглянувшись, он увидел, что Себастьян сражается двумя противниками. Даймок, встав на четвереньки, быстро полз прочь от графа. Второй еретик выл, сидя луже, а третий весь трясся, прикорнув к стене.

— Даймок, дерись, черт тебя побери! — вскричал Кристиан.

Он увернулся от удара меча, направленного ему в грудь, перекатился на спину и вновь вскочил на ноги.

Веревка, удерживающая у него на животе подушку, вдруг лопнула и, воспользовавшись этим, он запустил ею в одного из своих противников. Не успел он, однако, сделать и шага в сторону отца, как второй из нападавших загородил ему путь.

Рубя, коля, уворачиваясь от ударов и сам нанося их, он чувствовал, как с каждой минутой тают его силы. Повернув голову, он вдруг с ужасом увидел, что к отцу направляется еще один головорез. Он отвлекся всего на секунду, но и этого оказалось достаточно. Острие меча вошло ему в бедро, и, покачнувшись, Кристиан упал на одно колено. Он выхватил из-за пояса кинжал, но бросить его не успел, так как в этот момент на него обрушился град ударов.

Из раны на бедре хлестала кровь, стекая по ноге в сапог. Он поскользнулся, и один из нападавших, выхватив нож, тут же ударил его в грудь. Наглецу пришлось заплатить за это жизнью. Сделав обманное движение влево, Кристиан вдруг кинулся вправо и с силой метнул в противника свой кинжал.

Цена победы была, однако, высока. Второй из нападавших проскользнул под поднятой для броска рукой Кристиана и ударил его острием меча в бок. Почувствовав укол, Кристиан мгновенно отпрянул. Однако его шатало из стороны в сторону, он спотыкался, с трудом удерживая в руке меч.

Не осмеливаясь более смотреть на отца, он ухватил рукоять меча обеими руками и сосредоточился на своих противниках.

Однако он действовал словно во сне. Движения его замедлились, и он едва успевал отражать удары. Два лезвия, прорезав воздух, едва не рассекли ему грудь. Инстинктивно он упал на колени, и в этот момент раздался свист, который преследовал его даже во сне с восьмилетнего возраста.

Противники его вновь ринулись в атаку. Кристиан поднял меч, и сталь зазвенела, ударившись о сталь. Но второй меч уже опускался, целясь ему прямо в сердце. Внезапно он был отброшен в сторону другим, более широким лезвием.

— Кит, дорогуша, ты должен сохранить все свои удары для меня, — послышался над ним насмешливый голос Черного Джека.

Кристиан вскочил на ноги и застыл в ожидании атаки, обхватив рукоять меча обеими руками. К его изумлению, Джек снова свистнул, и два разбойника тут же накинулись на противников Кристиана. Очнувшись, Кристиан оттолкнул Черного Джека в сторону и, спотыкаясь на каждом шагу, бросился к отцу, который все еще сражался с двумя противниками.

Его раненая нога то и дело подворачивалась, грудь словно сдавило железным обручем, но Кристиан продолжал бежать, не спуская глаз с отца. Граф сбил одного из противников с ног и повернулся к другому, который продолжал атаковать. И тут Кристиан с ужасом увидел, что упавший на землю человек поднимается, держа в руке нож наготове.

— Отец, сзади! — крикнул он.

Себастьян отразил удар и начал поворачиваться, но вдруг споткнулся, наткнувшись на все еще сидевшего в луже еретика. Сбитый графом с ног человек резко выпрямился и вонзил ему в спину нож.

— Нет! — заорал Кристиан и прыгнул.

Он приземлился на все четыре конечности между отцом и двумя убийцами. Чувствуя его слабость, те бросились к нему, но тут в воздухе что-то просвистело и, так и не добежав до Кристиана, они рухнули на землю. Из спин обоих торчали стрелы.

Черный Джек явно был сейчас на его стороне, но Кристиану было не до того, чтобы разбираться в мотивах поступка разбойника. Поднявшись, он бросил взгляд на отца. Граф лежал на животе, и в левом плече у него торчал нож. У Кристиана на миг перехватило дыхание, когда он увидел, в каком положении находится нож. В этот момент к ним подошел Черный Джек, но Кристиан не обратил на него никакого внимания. Наклонившись, он выдернул нож и коротко бросил:

— Мне нужна какая-нибудь тряпка.

Джек оторвал полосу ткани от рясы одного из дрожащих от страха еретиков и молча передал Кристиану. Трясущимися руками Кристиан начал перевязывать рану. Когда он уже заканчивал, в переулок с обнаженным мечом в руке влетел Хекст. Приблизившись, он опустил оружие.

— Их больше, чем нас.

Не сводя глаз с отца, Кристиан покачал головой.

— На этот раз Джек выступает в роли нашего спасителя. Графа необходимо как можно скорее доставить в особняк. И его нельзя трясти.

С помощью Черного Джека Кристиан перевернул отца на спину.

— Черт подери! — воскликнул разбойник. — Да это твой отец! Я не участвую в убийствах вельмож. — Он поднялся. — Идем со мной, Кит.

Кристиан прикрыл Себастьяна плащом.

— Тебе придется прежде убить меня.

— И меня, — сказал Хекст.

— Но с минуты на минуту здесь появится стража, — продолжал настаивать разбойник. — И ты слишком слаб сейчас, чтобы сражаться со мной.

— У меня нет времени для всех этих глупостей. Я должен отвезти отца как можно скорее домой.

Черный Джек бросил взгляд на посеревшее лицо графа.

— Он умирает, Кит.

Кристиан кинулся на разбойника и, свалив его с ног, сел на него верхом и принялся молотить его кулаками в грудь.

— Он не умрет, и если ты мне не поможешь, я убью Блейда.

— Но я как раз и последовал за тобой сюда из-за Блейда. Я думал, ты хочешь спрятать его от меня.

— Клянусь, я сверну ему шею собственными руками, и я… — Голова его внезапно словно налилась свинцом, и он заморгал, уставясь на Джека.

Выбросив руку, разбойник поймал его, не дав свалиться на землю.

— Я убью Блейда, — прошептал Кристиан. Язык его заплетался, и перед глазами стоял туман.

— Я верю тебе, Кит. — Джек помог ему подняться и махнул своим людям.

— Не прикасайся ко мне.

— Если я не буду тебя поддерживать, как ты доберешься до реки, мой сахарный?

— Обещай, — пробормотал Кристиан, вцепившись разбойнику в ворот рубашки. — Обещай мне, что ты доставишь его домой в целости и сохранности. Со мной ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

— А, сколько лет я ждал от тебя этих слов! Но придется мне, видно, подождать еще немного, пока тебя не подштопают. Сейчас ты явно мало на что годен.

Кристиан его не слушал. Взгляд его был прикован к графу, которого Хекст и люди Джека в этот момент осторожно подняли и понесли к реке. Кристиан сделал было шаг, намереваясь последовать за ними, но тут его раненая нога подвернулась, и он упал. До него донесся тихий смех Джека, и в следующую секунду чьи-то сильные руки подняли его и поставили на ноги. Обхватив Кристиана одной рукой за плечо, Черный Джек не повел, а скорее понес его к реке.

— В свое время я напомню тебе о твоем обещании, — услышал Кристиан над ухом голос разбойника. — И если твой отец останется жив, ты будешь мне обязан вдвойне. Прекрасная ночь, мой драгоценный. Прекрасная для убийства и… для обещаний.

***

Весь день Нора провела вместе с Артуром на смоковнице, ожидая, когда стихнет шумиха, которая поднялась во дворце из-за ее исчезновения. Поиски прекратились лишь с наступлением темноты, и, воспользовавшись тем, что все были в зале на вечерней трапезе, девушка с пажом, переодетые в одежду слуг, тихонько выскользнули из дворца.

В первый раз оказавшись на улицах Лондона без эскорта, Нора всю дорогу до харчевни тряслась о страха. Добравшись до места, они сняли комнату и попытались хотя бы ненадолго заснуть. Однако с первыми же лучами солнца Нора уже была на ногах. После того как она написала записку одному из дворцовых поваров, помогавшему ей ухаживать за ее бездомными питомцами, вверяя их его заботам, они с Артуром быстро позавтракали и поспешили к реке. Там они взяли лодку и вскоре уже были у причала перед особняком графа Вастерна. Стремясь как можно скорее оказаться в укрытии, Нора быстро прошла мимо стоявшей у ворот стражи, не дав им времени заговорить с собой. Дворецкий, открывший им дверь, едва не запачкал тут же свою прекрасную ливрею, настолько велик был его шок при виде Норы и Артура. Боясь утратить последние остатки решимости, девушка поспешила пройти мимо уставившегося на нее в изумлении слуги.

Не успела она, однако, войти, как тут же поняла, что что-то случилось. Несмотря на ранний час, все были одеты и на ногах. Кругом была расставлена стража, и по главной лестнице бегали с кувшинами с водой и салфетками слуги. А проходя через холл, она увидела там не менее двадцати человек из личной охраны графа. При виде всей этой кутерьмы Нора застыла у подножия главной лестницы, стиснув в руке пальчики Артура. Дворецкий оправился, наконец, от своего шока и послал к ней одного из офицеров.

— Что-то не в порядке, миледи? — проговорил тот, приблизившись к Норе, и не дождавшись ее ответа, добавил: — Вы должны позволить мне проводить вас до дворца, так как граф не может принять вас сейчас. Он болен.

— Что с ним?

— Ночью на них с лордом Монфором напали разбойники. Миледи!

Но Нора уже мчалась вверх по лестнице. Артур бежал за ней следом. Офицер догнал ее и схватил за плащ, но она шлепнула его по руке и понеслась дальше. Отыскать покои графа не составило большого труда, так как перед ними толпилась целая куча врачей. Оттолкнув двоих из них в сторону, Нора проскользнула сквозь полуоткрытую дверь и оказалась лицом к лицу с Эдвардом Хекстом.

— Миледи. — Хекст схватил ее за руку.

— Позвольте мне пройти. Пустите меня.

Они были в прихожей перед дверью в спальню графа, и Хекст продолжал крепко держать ее за руку. В комнату протиснулись офицер с Артуром и тут же остановились при виде Хекста.

— Миледи, — повторил Хекст. — Граф серьезно ранен, и вам следует уйти.

Нора покачала головой.

— Лорд Монфор…

— Нельзя терять ни минуты. Я пытаюсь убедить лорда Монфора впустить врачей. Он не оставлял графа ни на минуту с тех пор, как они возвратились домой после нападения, и я боюсь, он истечет кровью, если никто не займется немедленно его ранами.

— Я могу помочь, — воскликнула Нора. — Я действительно могу, — повторила она, увидев появившееся на лице Хекста выражение недоверия.

— Не вижу как.

— Я ведь спасла его от королевы, не так ли?

Мгновение Хекст колебался, затем отступил в сторону. Офицер охраны запротестовал, но Нора, не обращая на него внимания, быстро шагнула в спальню. Окна все еще были зашторены от ночной прохлады, и в воздухе стоял смешанный запах воска, пряностей и розового дерева. В глубине комнаты возвышалась под балдахином кровать графа, о чем свидетельствовали цвета и штандарт дома Вастернов. На ней под простынями лежал сам граф, а рядом с ним, спиной к двери, сидел Кристиан.

Ни граф, ни Кристиан не шевелились, и на мгновение Нора подумала, что они напоминают картину на одной из мраморных гробниц в ее семейной усыпальнице. И хотя рука Кристиана лежала на руке его отца, она не заметила в ней никакого движения.

Медленно, словно перед ней был алтарь, Нора направилась к ним через комнату, чувствуя, как с каждым шагом ее охватывает все больший страх. Приблизившись к кровати с той стороны, где сидел Кристиан, она увидела у него на бедре повязку. Повязка вся намокла от крови, которая тонкой струйкой продолжала течь из-под нее по его ноге. Он опирался на правый бок, вытянув перед собой раненую ногу, и его левая рука, судя по тому, как она выглядела, тоже была повреждена.

Нора вступила в полосу света, отбрасываемого стоявшей на столе подле кровати свечой, но Кристиан даже не шелохнулся, словно не замечая ее присутствия. Взгляд его был прикован к лицу графа. Сделав еще один шаг, Нора заметила, что камзол Кристиана был рассечен по диагонали и тоже весь пропитался кровью. Рубашка сползла у него с одного плеча, и там виднелся глубокий порез.

Лицо его было не задето, но именно оно напугало Нору больше всего. Лишенное какого бы то ни было выражения, оно походило на лица тех фигурок, которыми часовых дел мастера обычно украшали свои самые дорогие творения. У королевы были такие часы, на которых, возвышаясь над циферблатом, стоял на коленях перед своим мечом, словно то был крест, рыцарь из серебра. Серебряный, холодный и неживой.

Кристиан был столь неподвижен, что Нора боялась заговорить. Она стояла, желая, чтобы ее дыхание не было таким громким, желая, чтобы у нее было мужество хоть что-то сказать. Внезапно ей вспомнился день, когда она впервые увидела Кристиана с его отцом. При виде графа он тогда мгновенно преобразился, превратившись из чудовища, каким был всю дорогу, в покорного ангела. Этот водивший дружбу с разбойниками мучитель обращался к Себастьяну «сир», как к королю.

Затаив дыхание, Нора протянула руку и коснулась пальцем окровавленного плеча.

— Убирайся, — проговорил Кристиан. — Убирайся, пока я не убил тебя.

ГЛАВА 11

Еще совсем недавно она тут же сбежала бы, услышав подобную угрозу. Может, в последние дни она слышала от мужчин слишком много угроз. Может, она была слишком напугана напоминавшей смерть неподвижностью Кристиана и его отца, чтобы обращать внимание на какие-то угрозы. А может, спасаясь бегством и прячась весь день, она уже почти ничего не сооображала.

Как бы там ни было, она не убежала сейчас. Она ждала, что Кристиан скажет еще что-нибудь или хотя бы шевельнется. Но он продолжал сидеть все так же неподвижно, и, протянув руку, она вновь до него дотронулась. Прикосновение было легким, но он тут же отпрянул, с шумом втянув в себя воздух, и поднял руку, дабы предотвратить дальнейшие вольности.

— Не вынуждай меня выбрасывать тебя на улицу. Там и так полно всякого мусора.

По крайней мере, он разговаривал.

— Что произошло?

— Мы распутничали в одном из притонов, когда на нас напали. Хочешь знать, что мы там купили и как этим распорядились?

— Я… нет, милорд. — Она прикрыла ладонями уши.

Кристиан не улыбнулся, но она заметила, что на мгновение в его глазах мелькнули веселые искорки.

— Хекст! — внезапно крикнул он.

От неожиданности Нора вздрогнула. В следующее мгновение на пороге спальни возник Хекст и с надеждой взглянул на Кристиана.

Он собирался выставить ее за дверь! Приподняв юбки, Нора отскочила от Кристиана и побежала вокруг кровати. Рывком поднявшись, он бросился за ней. Несмотря на раненую ногу, он почти сразу же схватил ее и, протащив через комнату, толкнул к Хексту.

— Немедленно, Хекст. И постарайся показать ей, насколько она здесь нежеланна.

Хекст потащил ее к дверям, и Нора запаниковала.

— Нет, пожалуйста. Я не могу вернуться.

Услышав ее крики, в комнату ворвался Артур.

— Сейчас же убери свои лапы от миледи! — крикнул он Хексту и пнул его в голень так, что тот взвыл.

— Тихо! — взревел Кристиан, и паж поспешил укрыться за спинами Хекста и Норы. — Черт подери! Я сыт по горло всем этим воем и стонами.

Схватив Артура за шиворот, он выволок его из-за спины Хекста и поднял в воздух. Артур извивался как уж, пытаясь освободиться. Кристиан поставил пажа перед Хекстом, который тут же вцепился в волосы и, продолжая крепко держать за руку Нору, потащил их обоих к дверям.

— Чтоб тебе вечно гореть в аду! — вскричал Артур. — Мы все равно не вернемся во дворец и не выйдем замуж за этого приспешника дьявола!

Кристиан уже вновь сидел подле графа. Но, услышав слова Артура, он поднял руку, и Хекст мгновенно остановился.

— Что ты сказал?

Нора шикнула на мальчика, приказывая ему молчать, но Артур лишь вздернул подбородок и бросил яростный взгляд на Кристиана.

— Они хотели заставить нас подписать эти… эти брачные бумаги, но мы спрятались. И мы не собираемся выходить замуж за этого человека. Он припадочный.

Кристиан взглянул на отца, затем поднялся и, прихрамывая, подошел к ним.

— Хекст, отведи этого золотоволосого крикуна на кухню и прикажи накормить.

— Мы не вернемся, — повторил Артур.

— Не испытывай моего терпения, юный Марс, или я тебя отшлепаю.

Артур с Хекстом вышли из спальни, и Кристиан возвратился к отцу. Предоставленная самой себе Нора застыла в нерешительности, не зная, уйти ли ей тоже или остаться. Похоже, Кристиан не собирался выставлять ее за дверь, во всяком случае пока. Может, ей все же уйти? Она могла бы поговорить с ним и позднее, после того как он отдохнет. Только, судя по всему, отдыхать он не собирался. Несомненно, он так и будет бодрствовать подле своего отца, пока не истечет кровью. На цыпочках, стараясь двигаться бесшумно, она вновь подошла к кровати.

При ее приближении Кристиан даже не повернул головы. Однако он ее и не прогонял. Осмелев, она спросила:

— Что говорят врачи?

— Что они всегда говорят. Что он в руках Господа.

Он горько рассмеялся, и этот безрадостный смех, отозвавшись болью в ее сердце, заставил Нору поморщиться.

— Он был в руках Господа прошлой ночью, — продолжал Кристиан, — но я благополучно помог ему выпасть из них прямо на нож.

— Вы хотите сказать, это были ваши разбойники? — поспешила задать вопрос Нора.

— Не выставляй себя большей дурой, чем ты есть.

— Вы хотите сказать, что знали о готовящемся нападении?

— Нет, конечно. Черт тебя возьми, Нора Бекет, я более не в силах выслушивать твои глупости.

— Но, милорд, не хотите же вы сказать, что считаете себя ответственным за зло тех, кто нападает по ночам на честных граждан? Вы так же не могли этому помешать, как не могли помешать когда-то Черному Джеку захватить вас.

Кристиан взял со стола салфетку и осторожно промокнул ею лоб отца. Несмотря на шум, граф за все время даже не шелохнулся.

— Уходи, — проговорил Кристиан. — Мой дворецкий отведет тебе покои.

— Я остаюсь.

— Сейчас не время проявлять упрямство. И мое терпение истощилось.

С этими словами Кристиан поднялся, явно намереваясь выставить ее наконец за дверь.

— Пожалуйста, — проговорила она, отступая.

— Никаких «пожалуйста».

Припадая на раненую ногу, он двинулся к ней, и при виде этого у нее вдруг вспыхнула в мозгу одна идея. Она перестала отступать и, когда он оказался рядом, пошатнулась, делая вид, что падает. Кристиан подхватил ее и наклонился, чтобы взять на руки. И тут его раненая нога подвернулась, и, чертыхнувшись, он упал на колени.

Нора, увидев, что он покачнулся, поспешно подставила ему свое плечо. Он тут же ухватился рукой за другое плечо, оставив на платье кровавые пятна. Понимая, что это только вызовет его гнев, она не стала звать на помощь и, приложив все свои силы, помогла ему подняться и дойти до кровати.

Он мгновенно повалился на бок, ловя ртом воздух и держась за бедро.

— Милорд… — начала она.

— Я позову охрану, — прервал он ее на полуслове.

Стиснув руки, она прижала их к груди и, подражая Артуру, вздернула подбородок.

— Если вы это сделаете, я подожду, когда вы упадете от потери крови, и приду назад.

— Кровь Господня!

— Подумайте лучше о вашей, которой вы уже забрызгали всю спальню, милорд.

Кристиан прикусил губу.

— Почему ты не бежишь от меня, как давеча от своего отца?

— Если вы не позволите мне заняться вашими ранами, очень скоро у вас совсем не останется сил смотреть за вашим отцом.

Она подождала, но ни потока непристойностей, ни угроз бросить ее в навозную кучу не последовало. Своим молчанием Кристиан де Риверс давал ясно понять, что согласен, а большего Норе и не требовалось. Медленно, опасаясь, что он оттолкнет ее, она протянула руку и, легонько надавив ему на грудь, заставила лечь рядом с графом. Когда он вытянулся на кровати в полный рост, она быстро, не давая ему времени передумать, начала снимать с него окровавленные повязки. Она выходила в своей жизни многих животных, но никогда еще ей не приходилось лечить человека. Тем более такого, который ее полностью игнорировал.

Он лежал спокойно, позволяя ей дотрагиваться до себя, но взгляд его был устремлен или на отца, или вверх, на бархатный балдахин.

Внезапно Нора осознала, что отсутствующий взгляд Кристиана скрывает настоящую бурю в его душе. Мало-помалу она начинала понимать этого непредсказуемого человека. Она жаждала спросить, что его тревожит, и в то же время боялась это сделать. Пути Кристиана де Риверса были путями тьмы, темными закоулками, где бродили фантомы и звери в человеческом облике, такие, как Черный Джек. Ей хотелось и позвать Кристиана, вернув его тем самым из его мрачного мира, и оказаться сейчас за тысячи миль от этой комнаты.

На мгновение она оставила его, чтобы попросить одного из слуг, ожидавших перед дверью спальни, принести ей необходимые принадлежности. Возвратившись, она застала Кристиана все в том же положении. За время ее отсутствия он даже не пошевелился. Достав из принесенной слугой корзинки ножницы, она разрезала на Кристиане камзол и рубашку, осторожно отодрала присохшие к коже окровавленные лохмотья и застыла, не в силах оторвать взгляда от его обнаженной груди.

Она, несомненно, была дурной женщиной. Она пожирала его глазами, словно он был чашей с вином, а она умиравшим от жажды пилигримом. Вид этой смуглой кожи с ясно вырисовывавшимися под ней упругими мышцами совершенно ее завораживал. На лбу у нее выступили капельки пота, и она промокнула его рукавом платья, прежде чем начать снимать с Кристиана остатки рубашки.

Затем она стащила с него сапоги, задержав на мгновение руку на обнаженной щиколотке. Кожа его была ледяной, и она вспыхнула, молча выругав себя за то, что стыдится снять с него штаны, когда он так нуждается в ее помощи. Прикусив нижнюю губу, она дернула за завязки у него на боку. Ткань натянулась, сдвигая гульфик, и это привлекло наконец его внимание к девушке.

Он схватил ее за запястья, и, подняв голову, она встретилась с ним взглядом.

— Дорогая, если бы я не был сейчас в аду, я с удовольствием позволил бы тебе продолжить. Отойди.

В следующее мгновение он позвал ее, и, повернувшись, Нора увидела, что он уже лежит под простыней. Она подошла и осторожно приподняла простыню, ожидая, что сейчас он отпустит какую-нибудь непристойную шутку. К ее удивлению, даже не улыбнувшись, он сам приподнял край простыни и тут же бросил обеспокоенный взгляд на отца. Снова выругав себя за недостаток мужества, Нора занялась раной на его бедре. Рана была просто ужасна и, смыв засохшую кровь, она поняла, что ее придется зашивать. Как, скорее всего, и ту, что была у него на плече.

Она быстро приготовила иглу, нить и салфетки. Заметив в корзинке бутылочку, она вспомнила слова слуги, что он положил и сонное зелье. Доза была написана на бутылочке сверху. Плеснув зелья в чашу с водой, Нора протянула ее Кристиану.

— Что это?

— Я должна зашить ваши раны.

— Но я этого не просил.

— Это всего лишь сонное зелье.

— Нет.

— Но вам будет больно.

— Что больнее, как ты думаешь? Стерпеть несколько стежков или проснуться и обнаружить, что он мертв?

Нора отставила чашку в сторону и взялась за иглу. В отличие от ее раненых щенков и кошек, он не издал ни звука, лишь плотнее сжал губы, пока она зашивала его раны. Заканчивая перевязывать его бедро и плечо, она была почти готова поклясться, что он вообще ничего не заметил.

— Он не двигается, — проговорил Кристиан, когда она выпрямилась.

— Когда ты ранен, тело засыпает, чтобы набраться сил.

— Или чтобы умереть.

Не зная, что на это ответить, Нора промолчала. Внезапно Кристиан взялся рукой за простыню и приподнялся на локте.

— Что вы делаете?

— Мне нужна одежда, я должен кое-что разузнать. Кровь Господня, женщина, неужели ты думаешь, что это нападение было случайным? И двух дней не прошло, как Боннер пытался поймать меня в свой капкан и сломать все кости в моем теле одну за другой.

Ничего не ответив, Нора протянула руку и легонько толкнула его в грудь

Он попытался бороться.

— Убери от меня свои руки, или я…

— Вы слабее новорожденного щенка.

— И ты думаешь, это дает тебе право открыто мне не повиноваться, плаксивая мышка?

Нажав сильнее ему рукой на грудь, она заставила его лечь и расправила сбившиеся простыни. Он тут же вновь попытался их сбросить, и тогда она схватила его за запястья и, нажимая изо всех сил, попыталась опустить его руки ему за голову. Внезапно силы Кристиана иссякли, и она упала ему на грудь, больно ударившись при этом носом. Мгновенно приподняв голову, она увидела, что лицо Кристиана побагровело от ярости. Он был просто вне себя оттого, что с ним так легко справились. Нос у Норы болел и чесался, но, видя Кристиана в таком состоянии, она боялась и на миг оторвать руки от его запястий. Кончик ее носа подрагивал от нестерпимого желания чихнуть, и Кристиан, неожиданно прекратив бороться, открыл рот и уставился на него, совершенно завороженный этим зрелищем. Пискнув, Нора быстро повернула голову в сторону и чихнула.

Лицо ее тут же вспыхнуло от смущения, и она поспешно опустила голову на сгиб локтя. Однако уже через несколько секунд вновь ее подняла. Не могла же она лежать вечно на обнаженной груди Кристиана. Он оставил все свои попытки подняться и теперь лежал спокойно под ней, внимательно разглядывая ее лицо. На его губах появилась легкая улыбка.

— «Смех не вовремя — глупейший из грехов», — прошептал он. Улыбка его вдруг исчезла, и он закрыл глаза. — Ты стоила мне последних сил, что еще у меня оставались, черт тебя подери.

Поспешив воспользоваться этим моментом слабости, Нора быстро проговорила:

— Отдохните немного, милорд. Я не спущу глаз с графа и, клянусь Господом, разбужу вас при малейшей перемене в его состоянии.

Он попытался открыть глаза.

— Мне повинуются лорды и разбойники, дамы и потаскухи. Почему же я подчиняюсь мыши?

Она выпрямилась, чувствуя облегчение каждой клеточкой своего существа.

— Может, потому, что я, как вы говорили, переодетый дракон в обличье мыши.

— Обещай. Никакого кровопускания, никаких лекарей.

— Обещаю.

Тело Кристиана, казалось, утратило все свое напряжение. Он повернул голову в сторону отца. Ресницы его на мгновение дрогнули и тут же застыли в неподвижности.

Нора услышала его ровное глубокое дыхание и поняла, что он заснул. Придвинув к кровати кресло, она устремила взгляд на лежащих перед ней мужчин. Час проходил за часом, а она все сидела, не сводя с них глаз и пытаясь разобраться в своем собственном положении. В середине дня зашли Хекст с дворецким и поблагодарили ее за то, что ей удалось убедить Кристиана отдохнуть.

Однако о благодарности было забыто, когда она попыталась помешать трем ученым докторам графа войти в спальню. Чувствуя приближение битвы, Хекст с дворецким поспешно ретировались. Словно три гарпии, врачи ринулись к кровати, шевеля от нетерпения пальцами. Один из них, похожий на паука, худой человек с бородой до пояса, прошептал остальным двум:

— По крайней мере, у них жар. Он воспрепятствует вредным испарениям. — Взглянув на Нору, паук поднял брови и поклонился. — Хобарт Догдайк, врач. Дворецкий сообщил нам, госпожа Бекет, о том, как самоотверженно вы ухаживали за графом и его наследником.

В голосе врача слышался невысказанный вопрос, и от Норы не укрылось также странное выражение на его лице. Внезапно сообразив, как ее поступок должен был выглядеть со стороны, она стиснула руки и опустила голову.

— Это Тимблби, мой коллега, — продолжал Догдайк. — Мы учились с ним вместе в Падуе. А это Клоптон, аптекарь. Извините нас, госпожа Бекет, но сейчас вам лучше оставить нас. Мы должны пустить графу кровь.

С этими словами Догдайк отошел. Тимблби, держа в руке сумку с инструментами, поспешил за ним. Аптекарь вышел и в следующую минуту возвратился с несколькими железными тазами. Со все возрастающим ужасом следила Нора за всеми этими приготовлениями. Догдайк держался с большим апломбом. Он совершенно подавлял ее своим авторитетным тоном и манерами. Но не могла же она нарушить обещание, данное ею лорду Монфору. Скорее она умрет.

Догдайк тем временем сунул руку в сумку и вытащил оттуда ланцет.

— Я говорил лорду Монфору, — обратился он к Норе, — что у большинства людей слишком много крови. Кровопускание принесет облегчение, и, наблюдая за тем, как течет кровь, я смогу лучше судить о состоянии пациента.

— Я… я запрещаю вам это.

Не отрывая взгляда от рук аптекаря, обнажавшего в этот момент грудь графа, Догдайк вытер ланцет о салфетку и сказал:

— Не волнуйтесь, миледи. Здоровье графа находится под влиянием планеты Сатурн, и потом, у меня припасена новая настойка из горького яблока, ртути, скипидара…

— Я сказала: нет! — Она бросилась к кровати и простерла над графом руку. — Нет!

— Граф был вверен моим заботам. — Догдайк шагнул к кровати, держа в поднятой руке ланцет. — Я не могу позволить вам вмешиваться. Это может стоить жизни моего самого важного пациента.

Оттолкнув Нору в сторону, он склонился над графом, тогда как Тимблби и аптекарь встали перед кроватью, загораживая ей путь. Внезапно граф застонал.

— Он просыпается, — вскричала она. — Прекратите!

Никто из врачей не обратил на ее слова никакого внимания, но Кристиан пошевелился. Он приподнялся на локте и увидел склонившихся над его отцом врачей.

— Кровопийцы, — проговорил он заплетающимся языком. — Вон отсюда!

Рывком встав на колени, он схватил Догдайка за горло. Резкое движение вызвало, вероятно, острую боль в его раненой ноге, так как он тут же с шумом втянул в себя воздух и покачнулся, едва не упав при этом на графа. Внезапно Тимблби подскочил к кровати и схватил Кристиана за раненую руку. Аптекарь, издав испуганный крик, бежал с поля боя.

В ужасе смотрела Нора на то, что она натворила своим неумелым вмешательством. Весь в крови, Кристиан, поминутно поминая черта, сражался с двумя врачами. Если он потерпит поражение, Догдайк пустит кровь графу, а за ним настанет очередь и самого Кристиана. Она бросила лихорадочный взгляд через плечо в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия, и вдруг заметила в углу, у сундука, меч Кристиана. Ринувшись туда, она мгновенно выхватила меч из ножен и кинулась назад.

Взявшись за рукоять обеими руками, она ударила Тимблби мечом плашмя по заду. Он вскрикнул и, отпустив руку Кристиана, прикрыл свои ягодицы обеими ладонями. В следующее мгновение она стукнула его рукоятью по голове, и со стоном он повалился на пол. Перешагнув через него, она подбежала к Догдайку.

Но, похоже, Догдайк, занятый в этот момент тем, что пытался оторвать пальцы Кристиана от своего горла, даже не заметил нанесенного ему удара. Внезапно он опустил руку на раненое плечо Кристиана и с силой сжал его. Вскрикнув от боли, Кристиан застыл, дав Догдайку возможность оторвать наконец от своего горла душившие его пальцы.

— Вы находитесь под влиянием вредных испарений, милорд. — Догдайк толкнул Кристиана, и тот со стоном упал на раненую ногу.

Гнев придал Норе сил.

Взмахнув мечом над головой, она с силой ударила им плашмя по тупому черепу лекаря. Догдайк покачнулся и начал падать на графа. Поспешно Кристиан выбросил вперед руку и нанес удар Догдайку прямо в живот. Нора быстро подставила лекарю под ноги меч и, запнувшись, он грохнулся на пол.

— Вон! — крикнула она, направив на него острие меча.

Догдайк открыл от изумления рот. Она легонько ударила его мечом по руке и, взвизгнув, на четвереньках он быстро пополз к дверям. Тимблби в комнате уже не было. Закрыв за Догдайком дверь, Нора задвинула засов и, выронив из рук меч, возвратилась к кровати и склонилась над графом. Кристиан продолжал прикрывать отца рукой. Несмотря на выступившую на его лице бледность и сжатые от боли губы, он слабо усмехнулся, прежде чем вновь опуститься на спину.

— Черт подери, ну и боец!

Убедившись, что граф продолжает спать, она повернулась к Кристиану и тут же вспыхнула до корней волос. В пылу битвы она и не заметила, что окровавленные простыни Кристиана валяются у него в ногах, и он лежит перед ней совершенно обнаженный. Она закрыла глаза, ожидая услышать в следующий момент какую-нибудь непристойную шутку, но он молчал, и она открыла их снова. Кристиан лежал на спине, вытянув раненую ногу и согнув другую в колене. Здоровой рукой он держался за бедро, и голова его была повернута в сторону отца. Несомненно, он слишком страдал, чтобы думать в эту минуту о ней.

— Сонное зелье! — тихо воскликнула она, забыв о своем смущении.

Выхватив из корзинки бутылочку, она плеснула в чашу настойки и поднесла ее к губам Кристиана. Глаза его открылись, и вместе с ними рот, в который она тут же и вылила все содержимое чашки. Лишь небольшая часть снадобья расплескалась, когда он хотел ее остановить.

— Клянусь, я выпорю тебя, хитрая маленькая ведьма!

Она отошла от него на шаг и стала ждать, когда зелье подействует. Он попытался было подняться, но тут же вновь рухнул без сил на кровать.

— Черт тебя подери, Нора Бекет. Обещай мне. Обещай.

— Я уже обещала, и я вас не предала. Пожалуйста, милорд, доверьтесь мне и отдохните.

— Довериться мыши…

Он погрозил ей пальцем.

— Доверяют лишь дети и дураки. Ты хочешь сделать из меня дурака?

Она легонько сжала его руку с грозящим ей пальцем и опустила ее осторожно ему на грудь.

— Я поклялась именем Господа… И я не могу вас предать. Я… я люблю вас.

— Черный Джек был там. Он спас мне жизнь. — Взгляд Кристиана был устремлен вверх, на балдахин. — А теперь меня спасает мышь. Я чувствую себя как больная черепаха, и она противоречит мне на каждом шагу. На каждом шагу…

Он умолк и закрыл глаза. Нора перевела дыхание.

Сейчас, когда Кристиан заснул, она наконец могла спокойно заняться обоими мужчинами. Несмотря на весь этот шум вокруг него, граф так и не проснулся. Она проверила его рану, расправила на нем простыни и обратила все свое внимание на Кристиана.

Хотя раны его слегка кровоточили, ни один из швов, к счастью, не разошелся. Нора перевязала его снова и застыла, не в силах оторвать от него глаз. Да и кто мог бы на ее месте? Казалось, он весь состоит из одних только мышц и сухожилий. Его обманчиво гладкая кожа скрывала поистине устрашающую силу.

Ноги его запутались в простыне, и, высвобождая их, она вдруг застыла и тут же вспыхнула. Бросив взгляд через плечо и удостоверившись, что она, как и прежде, одна, она возобновила осмотр.

Она выходила много больных животных и была хорошо знакома с мужской анатомией. Но сейчас… нет, что-то здесь было явно не так. Он был слишком маленьким и, судя по виду, мягким на ощупь. Но ведь гульфик Кристиана…

Господи, какими лицемерами, лжецами и мошенниками были все мужчины! Гульфик лорда Монфора был еще не такой большой, но у многих при дворе они были просто-таки огромных размеров! Лжецы! Интересно, что произойдет, если она до него дотронется?

— Нора Бекет! — прошептала она вслух. — Ты быстро становишься настоящей потаскухой, какой он, без сомнения, и хочет тебя видеть.

Она поспешно расправила простыню и накрыла ею Кристиана. Вот так-то лучше, подумала она. Не пристало ей пожирать его глазами, как какой-нибудь шлюхе.

Из- за двери послышался голос Артура, звавший ее по имени. Она впустила его и приложила палец к губам.

— Госпожа, — зашептал он. — Мы с Хекстом ходили во дворец.

— Я вижу, ты повсюду суешь свой нос.

— Нет, госпожа. Но хорошо, что мы пошли. Я научился так бесшумно подкрадываться, что теперь меня вообще никто не заметит.

— Чудесное времяпрепровождение.

— Мы подслушали, что о вас говорили. Весь дворец жужжит, как потревоженный улей. Ваш отец, увидев королеву взволнованной, сказал ей, что вы ушли, так как у вас вдруг сильно разболелся зуб. — Артур энергично закивал при виде появившегося на лице Норы изумленного выражения. — Хекст говорит, он сказал так, чтобы спасти свою честь и не допустить вмешательства королевы. Все думают, что вы сейчас страдаете в своем городском доме от зубной боли, тогда как ваш отец тайком от всех пытается вас разыскать.

— Значит, у нас есть небольшая передышка. Которой мы, несомненно, лишимся, если ты и дальше будешь скакать по улицам Лондона, рискуя попасться на глаза моему отцу.

— Я буду осторожен, госпожа.

— Да-да, я знаю, ты теперь научился подкрадываться совсем незаметно. Святая Мария, прости меня за то, что я ввергла ребенка в этот вертеп.

Артур ухмыльнулся. Отпустив его, она вновь заняла свое место в кресле у кровати и задумалась над состоянием графа. Его рана, хотя и была чистой, находилась почти рядом с сердцем. Неудивительно, что врачи не осмелились ее трогать. Не было никакой возможности сказать, как глубоко проник клинок, и насколько серьезны были нанесенные им повреждения. Единственное, что можно было сделать в таких обстоятельствах — это держать рану в чистоте и не тревожить больного… и молиться.

Раны Кристиана были не столь серьезны, но Норе приходилось видеть животных, умиравших от подобных повреждений. Рана могла ни с того ни с сего загноиться, и тогда спасения не было. По опыту, однако, она знала, что если держать раны в чистоте, то это увеличивало шансы на выздоровление. Почему так происходило, она не знала, но, возможно, Господь просто любил чистоту.

Поставив кресло возле кровати со стороны Кристиана, она попыталась немного отдохнуть. Но тут же, не в силах удержаться, протянула руку и дотронулась до плеча молодого человека. Он не услышал ее признания в любви, но, может, это было и к лучшему. Конечно, он был болен и занят своими мыслями, чтобы обращать на нее внимание.

А может, он игнорировал ее потому, что не любил ее и не хотел, чтобы и она его любила? Ерунда. Он не хотел, чтобы она вышла замуж за этого ужасного Флегга.

Но, возможно, ему было жаль ее, или он хотел переспать с ней первым, или и то и другое вместе. Она его совершенно не понимала, и ей страстно хотелось задать ему вопрос, что он в действительности к ней чувствует.

Но, скорее всего, он ничего ей не скажет. Получить от Кристиана де Риверса ответ на такой вопрос было так же невозможно, как добиться от Папы признания принцессы Елизаветы законнорожденной.

Она наклонилась и откинула у него со лба темный локон. Волосы его были мягче, чем у нее, и блестели как шелк. Поспешно она убрала руку, чувствуя, как захлестывает ее страсть и горячее желание его защитить. И защитить также его отца, любовь которого к сыну была такой же страстной, как и у нее. Что она будет делать, если потеряет их обоих, когда она только что открыла для себя чудо их существования?

Опустившись на колени подле кровати, Нора прижалась лбом к матрасу и вознесла страстную молитву к небесам. Господь не допустит их смерти. Он был добр, и Он знал, как она нуждается в Кристиане.

Кристиан помог ей раскрыться, освободил ее от неуверенности и страхов, заставил ее поверить в собственные силы. Нет, Господь не даст ему умереть. И когда он поправится, она наберется мужества и попросит у него его руки. Да, так она и сделает.

Подняв голову, она прошептала:

«С тобой желала бы я жить, С тобою умереть».

ГЛАВА 12

Праздность, как утверждали некоторые, была матерью всех пороков. В последующие три дня Норе, похоже, не грозило впасть в подобный грех. Самое большее, что она могла себе позволить, так это время от времени соснуть на часок где-нибудь в уголке.

Она меняла повязки и постельное белье, протирала влажной салфеткой горевшие в лихорадке потные тела, поддерживала огонь в камине и пыталась убедить лорда Монфора хоть что-нибудь съесть.

С тех пор как у его отца началась горячка, Кристиан почти совсем перестал отдыхать. Граф все время или бредил, или находился в обмороке, и на четвертый день Нора начала опасаться, что Господь решил все-таки призвать его к себе. Этим днем, однако, сознание возвратилось к нему на несколько минут, и он чуть не разбил ей сердце полным безразличием к собственному состоянию. Первая его мысль, когда он очнулся, была о сыне.

Нора подтыкала простыню под матрас со стороны графа, когда он пошевелился. Она подняла голову и встретилась с устремленным на нее взглядом темно-синих глаз. Они округлились, когда он ее узнал, но попытка понять, откуда она здесь взялась, оказалась ему явно не под силу. В изнеможении он на мгновение вновь прикрыл веки и еле слышно произнес:

— Мой сын…

— С ним все в порядке, милорд. Он лежит здесь, рядом с вами. Несмотря на все мои просьбы, он не желает оставлять вас и на минуту. Дать вам воды?

Граф провел рукой по простыне и, коснувшись сына, спросил:

— Он спит?

— Да, милорд. Сейчас я его разбужу. Я обещала сразу же это сделать, как только вы очнетесь.

— Нет. — Рука графа упала, и он попытался приподнять голову. — Нет времени. Скажите ему, что я желаю… я желаю… Он должен забыть о ненависти. Господь накажет его, если он этого не сделает.

Нора слегка похлопала графа по руке, встревоженная тем, как угасал постепенно его голос. Ей пришлось наклониться к самому лицу графа, чтобы расслышать его последние слова.

— Скажите ему, я люблю его, и он должен… беречь себя.

На мгновение ей показалось, что он умер, но потом она заметила, что грудь его слегка поднималась и опускалась в такт дыханию. Глаза ее наполнились слезами. Он знал. Он знал, что у него почти не было шансов поправиться, и все же, даже умирая, он думал лишь о том, как уберечь сына.

Какой- то сдавленный звук заставил ее поднять голову. Поглощенная своими мыслями о графе, она и не заметила, как, услышав голос отца, Кристиан проснулся.

Он лежал лицом вниз, и Нора скорее почувствовала, чем услышала вырвавшееся у него из груди рыдание. Забыв обо всем, она протянула руку и дотронулась до плеча Кристиана.

— О Господи, прошу, оставь меня.

Нора никогда не оставляла своих больных питомцев; не собиралась она делать этого и сейчас. Понимая, как ей следует поступить, она обошла кровать и, подойдя к Кристиану вплотную, рывком приподняла его и прижала к себе. Голова его сама собой упала ей на грудь, и на долю секунды он прильнул к ней. Она опустилась рядом с ним на постель и, обняв одной рукой его за плечи, а другой за голову, притянула его лицо к своей шее.

При первом же соприкосновении его губ с ее кожей Кристиан замер. Затем с шумом втянул в себя воздух, содрогнулся и припал к ней всем лицом. Чувствуя, что одержала победу, Нора обняла его еще крепче, и из груди у него вырвался стон. Она качала его, как ребенка, чувствуя, как дрожит от несказанной муки все его тело.

Вскоре, однако, это сладостное для Норы мгновение кончилось. Кристиан поднял голову, отодвинулся и вгляделся в ее залитое слезами лицо. Она почувствовала, как рука его ворошит волосы у нее на затылке.

Медленно, не отрывая от нее глаз, он привлек ее к себе и прильнул губами к ее губам. Губы его слегка подрагивали. В страстном желании дать ему облегчение, в котором он так сейчас нуждался, она впилась в его рот поцелуем.

Внезапно он перестал дрожать, и это послужило ей предупреждением. Отодвинувшись от нее, он лег на спину и повернул голову в сторону отца. Нора соскочила с кровати и застыла в ожидании. Кристиан, однако, продолжал молчать, и с каждым мгновением страх все сильнее сжимал ее сердце.

— Прекратите это, леди.

— Милорд?

— Прекрати это, я сказал. Запомни, я в тебе не нуждаюсь. Я могу желать тебя, но нуждаться — нет! Ты думаешь, испытать эту муку один раз мне было недостаточно? — Он повернулся к ней лицом и взглянул прямо в глаза. — Я мастер в том, что касается хитростей, обмана и коварства. Это моя защита, и я не нуждаюсь ни в какой другой. А теперь оставь меня.

Она открыла было рот, чтобы возразить, но он закрыл глаза и снова отвернулся. Было ясно, что, оставаясь, она рискует услышать такие слова в свой адрес, по сравнению с которыми смерть на костре покажется ей райским блаженством.

Усталая и встревоженная, она вышла, закрыв за собой дверь.

Он испугался! Он не испугался бы, если бы не нуждался в ней. И он не нуждался бы в ней, если бы она ему не нравилась. В мгновение ока она вновь воспряла духом. Это было поистине бесценное открытие.

Продолжая про себя изумляться этой неожиданной победе, Нора отправилась готовить настой из трав, которым поила своих питомцев, когда те страдали от лихорадки.

Вечером графу стало совсем плохо. Всю ночь они с Кристианом не сомкнули глаз, стремясь хоть как-то облегчить страдания больного, из последних сил боровшегося с лихорадкой, которая угрожала свести его в могилу.

Врачи дважды пытались войти в спальню, но ей удалось им помешать. Кристиан этого даже не заметил. Сам весь в жару, он с помощью Норы постоянно протирал графа влажными салфетками, чтобы хоть немного охладить его пылающее в лихорадке тело. Он отказывался от еды и пил лишь воду, да и то потому, что Нора сказала, что он свалится, если не будет пить. Время от времени Нора поила графа приготовленным ею настоем, и Кристиан помогал ей в эти минуты, приподнимая и держа его за плечи. Она подумала было о том, чтобы дать настой и ему, но тут же отказалась от своей мысли, поняв, что капризное создание, конечно же, от него откажется. Итак, час за часом они протирали графа, поили его настоем, поддерживали в камине огонь и меняли влажные от пота простыни, пока уже под утро Кристиан, склонившись над отцом с очередной салфеткой, вдруг не потерял сознание.

— О Господи! — воскликнула Нора и, схватив Кристиана за плечо, потянула на себя.

Однако он был слишком тяжел для нее, и, придвинув к кровати кресло, она перекатила его в него.

— Милорд?

Убирая волосы у него со лба, она почувствовала, что он весь горит. Страх ее мгновенно сменился настоящим ужасом.

Трясущимися руками она начала развязывать тесемки на вороте его рубашки, как вдруг, к ее несказанному удивлению, он открыл глаза. Зрачки его были огромными, взгляд невидящим. Однако, подчиняясь его несгибаемой воле, этот взгляд с каждым мгновением становился все более и более осмысленным.

— Отец, — услышала Нора слабый шепот.

Она поняла, что это была просьба, и отодвинулась, чтобы он мог видеть графа. Кристиан наклонился вперед, вцепившись обеими руками в край постели.

— Он не двигается.

Она повернулась к графу и, склонившись над ним, коснулась его щеки.

— Господь милосерден.

— Нет!

— Осознав, что Кристиан не понял ее слов, она поспешно стиснула в ладонях его вцепившуюся в матрас руку.

— Нет-нет, милорд. Наступил перелом. Лихорадка спала, и я думаю, ваш отец будет жить. Господь милосерден.

Ей пришлось помочь Кристиану подняться, чтобы он сам мог коснуться прохладной кожи и убедиться, что жизни его отца отныне ничто не угрожает. Усадив Кристиана вновь в кресло, она вышла, чтобы сообщить добрую новость остальным. Встретив Хекста, она тут же сказала ему об этом, и вскоре весь особняк наполнился радостными восклицаниями.

Прошло несколько дней. Ее подопечные уже не требовали от Норы прежних забот, и она смогла наконец немного отдохнуть. На утро четвертого дня, после того как в состоянии графа наступил перелом, она вдруг заметила, подходя к главной лестнице, мелькнувшие у входной двери золотые кудри Артура. В следующий момент тяжелая дубовая дверь захлопнулась за ним, заглушив ее крик. Дурачок опять отправился бродить по улицам, подумала она. Ну, нет, она положит этому конец. Теперь, когда жизнь графа была вне опасности, она могла наконец полностью посвятить себя воспитанию совершенно отбившегося от рук чертенка. Приподняв юбки, она устремилась за пажом.

Он прошел уже через внутренний двор и вышел за ворота. Чертыхнувшись, Нора ускорила шаг и проскользнула сквозь щель между чугунными створками ворот за мгновение до того, как они захлопнулись.

И тут же, не ожидая, что на улице будет многолюдно, едва не попала под копыта двух скакунов. На одном из них восседал Блейд, который при виде ее мгновенно натянул поводья, и его чалый отпрянул сторону, слегка задев при этом черного жеребца Луиса д’Атеки.

Улыбнувшись, Нора кивнула юноше. За это время он дважды посещал комнату, где лежали Кристиан с графом, и оба раза Кристиан тут же обрушивал на него поток приказов и угроз, от которых ей хотелось убежать и спрятаться в каком-нибудь темном углу. Поначалу Блейд отвечал проклятиями и площадной бранью, но потом, заметив, насколько тяжелым было состояние графа, несколько поутих.

Пробормотав извинения, Нора отошла в сторону и поспешно зашагала по улице вдоль окружавшей особняк графа стены, громко зовя Артура. Когда она достигла угла, перед ней вдруг возникла чья-то рука в перчатке и схватила ее за локоть. Она уткнулась в покрытую бархатом грудь и тут же замолотила кулачками, пытаясь освободиться.

— Наконец-то я поймал тебя! — прокаркал над ней чей-то голос.

Нора подняла глаза.

— Персиваль!

Господи, она совершенно о нем забыла!

— Ах ты, проклятая женщина. Я проучу тебя, чтобы впредь тебе было неповадно меня так унижать. — Схватив ее за руку, Флегг потащил ее по улице. — Я несколько дней тебя разыскивал. Наконец заметил этого твоего щенка, черт его подери…

Упершись каблуками в землю, Нора заставила Флегга остановиться. Блейд позвал ее, и страх помог ей вновь обрести голос.

— Блейд, на помощь!

Рывком она повернулась к юноше. Блейд смотрел прямо на нее, и на лице его читалось явное смущение. Она пнула назад, по ногам Флегга, и закричала снова. Внезапно лицо Блейда прояснилось, и рука его потянулась к кинжалу у него за поясом. И тут Флегг схватил ее и перебросил через седло. Мгновенно, вцепившись лошади в загривок, Нора приподняла голову. Рука Блейда была поднята для броска, и в ней сверкал кинжал. Юноша прицелился, и в этот момент д’Атека наклонился и схватил его за руку. Блейд чертыхнулся и попытался вырваться, но испанец резко дернул, и юноша потерял равновесие.

Воспользовавшись этим, д’Атека перебросил его с чалого на своего жеребца. Внезапно из ворот графского особняка выбежала стража, и д’Атека с Блейдом были мгновенно сброшены наземь. Конь поднялся на дыбы, и люди графа кинулись в укрытие.

Флегг прижал ее рукой к загривку лошади, не давая подняться, и вскочил в седло. Она позвала Блейда, но юноша лежал в этот момент на земле под д’Атекой и ничем не мог ей помочь. В полном отчаянии Нора крикнула еще раз, зовя Блейда, но тут Флегг вонзил шпоры в бока лошади, и они понеслись с такой скоростью, что у нее все замелькало перед глазами.

Когда она смогла наконец вновь поднять голову, особняк графа исчез из виду. Флегг на мгновение пустил лошадь шагом и, приподняв ее, посадил боком перед собой. Прижав девушку к себе, он ухмыльнулся:

— Ты мне за все заплатишь. Клянусь Господом.

Одна, если не считать двух охранников, Нора сидела на скамье в часовне своего отца и молилась. Она просила Бога поразить Персиваля Флегга до того, как тот войдет в часовню и сделает ее своей женой. Она просила и о том, чтобы отец переменил свое решение или чтобы у нее выросли крылья и она смогла бы улететь отсюда. Все, что угодно, только бы не допустить этого брака.

Два дня назад Флегг заметил Артура на улице и, последовав за ним, обнаружил, где она прячется. После этого он принялся терпеливо ждать, когда она выйдет за ворота особняка де Риверса. Схватив ее, он тут же отвез ее в дом отца. Выругавшись при виде блудной дочери, Вильям влепил ей пощечину и объявил, что бракосочетание состоится немедленно.

Это было полчаса назад. Священник должен был появиться с минуты на минуту, и отец обещал сломать ей все кости, если она попытается вновь что-нибудь выкинуть. Усталость, недосыпание на протяжении нескольких дней и тревога притупили ее восприятие, и сейчас ей казалось, что все вокруг происходит в каком-то замедленном сне.

Может, причина этого крылась в том, что ей просто не хотелось верить в реальность происходящего. Во всяком случае, соображала она туго, и слова, обращенные к ней, доходили до нее лишь спустя какое-то время.

Чувствуя, как тело ее постепенно словно наливается свинцом, Нора продолжала молиться, пока не услышала, как дверь часовни отворилась. Плотно сжав веки, она затаила дыхание, вслушиваясь в звук приближающихся шагов. Внезапно она почувствовала на себе руки отца. Рывком он поднял ее на ноги и повернул лицом к Флеггу. Медленно она подняла глаза на жениха, затем обвела взглядом согнанных на церемонию слуг. Ее отец что-то говорил, но Нора его не слушала, вглядываясь в лица дворецкого отца, его конюшего, клерка… Когда-то, давным-давно, она хорошо их знала…

Вильям дернул ее за руку:

— Стой прямо, девушка.

Он сунул ее руку в ладонь Флегга и подал знак священнику.

Нора уставилась на то место, где только что была ее рука. Она исчезла. Отец сунул ее в руку Флегга, словно она была старой, ненужной перчаткой. Господи, как же она устала все время подчиняться чужим капризам. Раздражение ее постепенно перешло в гнев и, плотно сомкнув рот, она скрипнула зубами.

Мессу пропустили, начав сразу же с церемонии бракосочетания, которую священник явно стремился закончить как можно скорее. Флегг пробормотал свои ответы, и Нора бросила яростный взгляд на его ухмыляющееся довольное лицо.

Священник обратился к ней. Она перевела полный ярости взгляд на него и облизала губы. В наступившей тишине отчетливо прозвучало шарканье чьих-то ног. Стоявший неподалеку клерк кашлянул.

Тишина.

Священник повторил свой вопрос. Нора выдернула ладонь из руки Флегга и демонстративно сложила руки на груди. Вильям подошел к ней сзади и дернул за волосы. Нора вскрикнула.

Однако ее крик сразу же потонул в раздавшемся в этот момент протяжном свисте. Дверь часовни распахнулась, и внутрь хлынул поток тел, мгновенно захлестнувший проходы, скамьи, стражу и слуг. Вильям выпустил волосы Норы и схватился за меч. Он уже наполовину вытащил его из ножен, как вдруг перед ним вырос гигант в домотканом одеянии и, легонько ткнув его в живот, осклабился:

— Все кончено, дружище. Нас больше.

Тяжело дыша, Вильям отпрянул от гиганта и опустил руку.

Кое-где, как заметила Нора, происходили стычки. Акробат в ярком разноцветном трико оседлал охранника, пытавшегося задушить менестреля. Молодой человек, одетый в костюм джентльмена для верховой езды, грозил отрезать ножом нос дворецкому, тогда как один из нищих, лицо которого украшали фальшивые коросты и язвы, колотил по голове клерка.

В конце главного прохода волна непрошеных гостей разделилась, и мало-помалу потасовки прекратились. Постепенно в часовне вновь воцарилось спокойствие, и Нора увидела, что пестрая компания пришельцев одержала победу. Гигант, стоявший подле ее отца, снова свистнул, и все обернулись к дверям. В следующее мгновение на пороге часовни возникла высокая фигура и направилась к группе у алтаря.

Флегг проворчал:

— Монфор.

Кристиан де Риверс быстро шел по проходу, хлопая себя перчатками для верховой езды, которые держал в руке, по бедру. В двух шагах от Флегга он остановился и поднял брови.

— Я, кажется, предупреждал тебя, Флегг. — Он проигнорировал чертыханье сэра Персиваля и повернулся к Вильяму. — Приветствую вас, милорд.

— Монфор, что это за сумасшествие?

— Позвольте мне представить вам моих друзей. — Кристиан взмахом руки обвел часовню. — Людей моего отца вы знаете, а это Роджер Мортимер.

У Норы чуть не отвисла челюсть, когда она поймала взгляд смотревшего на нее с ухмылкой молодого повесы. Оглядевшись, она заметила среди заполнявшего часовню сброда еще несколько дворян, которые тут же поклонились группе у алтаря.

— Но вам еще предстоит познакомиться с моими бесценными охотничками, — продолжал Кристиан, показывая в сторону шута, нищего и других бродяг. — Фокусники, воры, картежники. Жертвы огораживания и выселения, повышения арендной платы и рождения во грехе. Шайка воров, грабителей и разбойников, не хуже всех других возмутителей спокойствия, которых когда-либо пороли на задке телеги. Прошу любить и жаловать — моя семья!

Проскользнув между отцом и гигантом, Нора встала подле Кристиана. Он посмотрел на нее, и она увидела, что глаза его лихорадочно блестят, и влажное от пота лицо заливает нездоровый румянец. Она едва не протянула руку, чтобы дотронуться до его щеки, вовремя остановилась. Он был явно в дурном настроении, и вид его не предвещал ничего хорошего. На мгновение он задержал взгляд на ее щеке, где багровел кровоподтек, затем вновь обратился к сэру Персивалю.

— Как я уже сказал, Флегг, я тебя предупреждал, — проговорил он самым любезным тоном и поцокал языком. — Ты рассердил меня, уведя даму прямо под крыши моего дома, когда я находился у постели больного отца.

— Ты же сказал мне, что она была в таверне! — вскричал Вильям, повернувшись к Флеггу.

Они заспорили, постепенно повышая голос, и от Норы не укрылось, как скривился при этом рот Кристиана. Движение его губ было почти незаметным, но она видела это не раз в последние дни.

— Вам не следовало покидать спальни, — не выдержав, проговорила она, качая головой. — Когда я уходила, вы отдыхали.

Он лишь ухмыльнулся в ответ.

— Спальни?! — вскричал Вильям. — Спальни!

Поспешно Нора зажала рот рукой, но было уже поздно.

Флегг отодвинулся от разгневанного Вильяма.

— Это не имеет значения. Я все равно на ней женюсь.

— Нет, не женишься, — сказал Кристиан.

— Нет, женюсь. Церемония почти окончена. Она должна лишь сказать «да», и мы станем мужем и женой. Скажи это, Нора.

— Скажи, — повторил за Флеггом Вильям.

Поймав на себе взгляд отца, Нора съежилась. Он возненавидит ее, если она откажется, сейчас она видела это ясно. И все же слова не шли у нее с языка. Она попыталась пошевелить губами, но они так и остались плотно сжатыми. На глаза у нее навернулись слезы. Какой смысл желать то, что она никогда не получит?! Лорд Монфор пришел сюда из жалости и, возможно, из благодарности. Своим упрямством она лишь выставляет себя на всеобщее посмешище. Она облизала губы, но Кристиан не дал ей произнести готовое соскользнуть с них слово.

— Черт подери, конечно же она скажет «да», но не тебе, Флегг. Мне.

— Она обручена со мной! Она выставила меня перед всеми настоящим дураком, когда сбежала. Я заслужил ее.

— Ты не заслуживаешь и руки Медузы!

— Моя дочь обручена, — вмешался Вильям, окидывая Кристиана с ног до головы оценивающим взглядом. — Она как раз сочетается браком с сэром Персивалем Флеггом.

— Простите, сэр, что возражаю вам, но Нора как раз делила со мной ложе, когда нам помешал Флегг.

Рев Вильяма заставил Нору съежиться. Она побледнела, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. Кристиан обнял ее одной рукой за плечи и привлек к себе.

— Все равно я женюсь на ней! — воскликнул упрямо Флегг.

Вздохнув, Кристиан обратился к гиганту:

— Мой добрый Энтони, брось-ка этого хорька в Темзу.

Под крики и улюлюканье бродяг лорда Монфора Флегг был схвачен, поднят и вынесен из часовни. Видя, как болтаются в воздухе руки и ноги ее мучителя, Нора едва не рассмеялась. Она подняла глаза на Кристиана, но взгляд того был устремлен на ее отца.

— Вы обесчестили мою дочь.

— Виноват, признаю.

— Я пожалуюсь королеве.

— Она выслушивает жалобы на меня каждый день.

— Ваш титул вас не защитит.

— Знаю. Похоже, ничто не защитит меня от вашей дочери. Поэтому я решил избавить себя от необходимости защищаться, женившись на ней.

— Хорошо.

— Что? — Нора выскользнула из-под руки Кристиана и воззрилась на него в изумлении.

— Что-то я плохо соображаю из-за этой проклятой лихорадки, — он коснулся рукой влажного лба.

— Вы пойдете домой и отдохнете, когда мы здесь все закончим, — произнес Вильям. — Нам надо обратиться за разрешением к Ее величеству.

Нора, вглядевшись в мутные глаза Кристиана, прикусила губу.

— Отец, у лорда Монфора жар. Он не понимает, что говорит.

— Вы ошибаетесь, леди, я все прекрасно понимаю. — Кристиан взмахнул рукой. — Идемте, мои котятки. Мы сделали свое дело, и если я задержусь здесь хоть на минуту, она заставит меня пить свой вонючий отвар из корней и веток.

И с этими словами он в окружении своих приятелей направился к выходу.

— Монфор, тебе не удастся сбежать от меня. Монфор!

— Это бесполезно, — проговорила Нора. — Он не станет слушать то, что не желает слушать.

— Со мной у него это не выйдет, — ответил Вильям. — Сын графа или нет, ему не удастся обесчестить нашу семью. Оглашение в церкви уже состоялось. Нам остается лишь изменить имя в брачном контракте. На это потребуется не больше недели.

— Но граф серьезно болен, как и сам лорд Монфор.

— Это не имеет значения. К следующей неделе граф или умрет, или поправится, но в любом случае у Кристиана де Риверса будет жена, даже если для этого мне придется притащить священника прямо к гробу его отца.

Нора покачала головой:

— Он убьет вас.

— Ерунда. Во всяком случае, твоего мнения в этом вопросе не спрашивают. Ступай к себе в комнату и отдохни. Ты выглядишь так, словно всю ночь провела в кроличьей норе.

И, поглощенный своими планами загнать лорда Монфора в угол, Вильям быстро вышел из часовни. Обхватив себя руками за плечи, Нора опустилась на скамью и задумалась. Действительно ли Кристиан ворвался в часовню с намерением просить ее руки? Может, он всего лишь хотел помешать церемонии? Охваченный тревогой за отца и сам больной, вряд ли он отдавал себе отчет в том, что делает. Заставлять его выполнить обещание, данное в таких обстоятельствах, было просто нечестно.

И он заявил во всеуслышание, что соблазнил ее! Конечно, она сама намекнула королеве на подобные поползновения с его стороны, но утверждать, что они находятся в близких отношениях!.. Хотя, разумеется, лорд Монфор никогда не отличался особой щепетильностью в том, что касалось женщин.

Нора откинулась на спинку скамьи и вздохнула. Она желала его, так какое же у нее право быть недовольной тем, как она его получила. Потому что она действительно его получила. Ее отец и королева позаботятся об этом. Но, охраняя ее честь, они также позаботятся и о том, чтобы она никогда не узнала, женился ли на ней Кристиан ради нее самой… или из милости.

ГЛАВА 13

Кристиан, в белом фартуке и бесформенном колпаке булочника, спрыгнул с телеги, нагруженной корзинами со свежеиспеченной сдобой. За ним соскочили Саймон Спрай и Энтони-Простофиля и начали разгружать пироги, хлеб и булочки. С важным видом Кристиан направил их на кухню своего отца и, схватив одну из корзин, сам нырнул в дом.

На кухне, где в этот момент шли последние приготовления к утренней трапезе, дым стоял коромыслом, и никто не обратил ни малейшего внимания на булочника и его двух подмастерьев. Кристиан выскользнул из кухни и по черной лестнице поднялся наверх.

Стоявшие возле дверей в покои графа стражи лишь подняли брови при виде обсыпанного с ног до головы мукой наследника.

— Как он? — спросил Кристиан.

— Хорошо, милорд, — ответил один из стражей. — Правда, когда он попытался сесть, ему опять стало хуже.

На мгновение Кристиан закрыл глаза, проклиная необходимость, вынудившую его вновь оставить отца. Затем вздохнул и вошел в спальню. Бодрым шагом он приблизился к кровати и остановился, держа корзину перед собой. Себастьян спал. Он был бледен и выглядел увядшим, как цветок на клумбе, который забыли вовремя полить.

— Ты пахнешь, как пирог со сливами, — проговорил вдруг Себастьян с закрытыми глазами. Затем он открыл их и оглядел сына с головы до ног. — И выглядишь так, будто сейчас тебя сунут в печь вместе с твоими пирогами.

Кристиан опустил корзину на пол и, достав из нее небольшой пирожок, помахал им перед носом Себастьяна.

— Вас это не соблазняет? Пироги особенно мне удаются.

— Чем ты занимался, мой упрямец?

— Работал на кухне Кровавого Боннера.

Граф резко приподнялся и тут же застонал.

— Черт тебя возьми, я никогда не поправлюсь, если ты и дальше будешь меня так пугать.

Бросив пирог обратно в корзину, Кристиан заставил отца вновь опуститься на подушки.

— Простите меня, сир.

— Среди твоих бродяг и попрошаек полно тех, кто умеет прекрасно менять свою внешность. Зачем ты сам рискуешь?

— Потому что я делаю это лучше многих, и потом, я спешу. Мне совсем не хочется, чтобы за дверью брачных покоев меня ждал топор палача.

Кристиан стащил с головы колпак и провел испачканными мукой пальцами по своей шевелюре. Однако он тут же замер, заметив на лице отца улыбку, какой не видел лет с семи. В следующее мгновение улыбка погасла, и Себастьян похлопал по постели рядом с собой. Осторожно, стараясь не потревожить отца, Кристиан опустился на кровать.

— Что тебе удалось узнать?

— Ничего. Его клерки немы, как рыбы, а у его священников рты настолько набиты каплунами и пирогами, что я смог услышать лишь сопенье и причмокиванье. Но не волнуйтесь. Мег несомненно удастся затащить к себе парочку святых отцов, которые предпочитают кататься по вечерам не только на своих ослах.

— А как королева?

— Отругала меня, как настоящая крестная мать. — Кристиан стукнул себя по бедру, подняв легкое облачко белой пыли. — Она врезала мне по ушам и пригрозила превратить меня в нищего, если я не женюсь на Норе. Черт подери Ее кровавое величество!

— Но она не сомневается в твоей вере, беспечный мальчишка?

— Нет, только в моей чести.

Себастьян вздохнул.

— Хорошо. Я боялся, что она была причастна к нападению на нас.

— Она умирает. Все это знают, кроме самой королевы. Всякий раз, как становится известно, что она слегла в постель, весь город вздыхает с облегчением. Блейд узнал от д’Атеки, что испанцы боятся, как бы страна не перешла в руки Марии Шотландской и ее французского супруга. Полагаю, они скорее предпочли бы видеть на английском престоле нашу юную Бесс. Филипп мог бы жениться на ней и сохранить тем самым свою власть над Англией.

— Она никогда на это не пойдет.

— На то, чтобы разделить с кем-то власть? Ее величество Елизавета? Да скорее рак свистнет. — Кристиан встал, смахивая с фартука комочки засохшего теста. — Боюсь, мне давно пора принять ванну, пока я еще не превратился в опару и не начал подниматься.

Граф остановил его, подняв руку:

— Прежде чем уйти, ты скажешь мне, почему ты должен рисковать жизнью в день твоей свадьбы.

— После этого времени для каких бы то ни было переодеваний уже не будет. Я сообщил Сесилу, что должен приостановить на несколько месяцев свою деятельность. Кто-то внушил Боннеру подозрения в отношении меня, и я не могу сейчас рисковать, ставя под удар вас, Нору и моих друзей.

— Ты уже поставил под удар Нору. Ты женишься на ней сегодня.

— Я пытался объяснить, сир. — Кристиан поднял с пола колпак и начал счищать с него белую пыль. — Все решили, что она опозорена, но, уверяю вас, я здесь совершенно ни при чем. Глупышка сама случайно сболтнула, что находилась в моей спальне. И потом, даже такой прожженный тип, как я, не мог равнодушно взирать на то, как она выходит замуж за этого чумного Флегга.

Под пристальным взглядом отца Кристиан смущенно переступил с ноги на ногу и замурлыкал какую-то неприличную песенку.

— Тебя вынудили.

— Лихорадка затуманила мне мозги.

— Но честь твоя обязывает тебя жениться.

— Тело его было истерзано болью, разум затуманен…

Себастьян фыркнул:

— Тебе известно мое отношение к этому.

— Она не столь изнежена и робка, как мы с вами думали. — Кристиан вдруг ухмыльнулся и взмахнул руками. — Господи, сир, если бы вы только видели, как она била моим мечом этих ваших лекарей. Ей пришлось держать его за рукоять обеими руками, но она не дрогнула ни на мгновение. Похоже, мои уроки не прошли даром.

— Я никогда еще таким тебя не видел, — проговорил Себастьян.

Кристиан перестал улыбаться и покраснел. С усилием он заставил себя поднять голову и посмотреть графу прямо в глаза.

— Она спасла вашу жизнь, но, несмотря на это, я все же пытался от нее избавиться. А потом ее схватил Флегг, и я чуть не сошел с ума. Вначале, когда ее похитили, я почти убедил себя, что это даже к лучшему. Но потом Блейд сказал то, что я никогда не забуду. Он сказал, что я должен подумать над тем, какой будет моя жизнь без Норы. — Кристиан скривился. — Он хорошо знает, что это такое, когда у тебя никого нет. По его словам, я заслуживал потерять ее. Странно, что он проникся к ней такой симпатией, так как она не жалует его, как и меня.

— И какой была бы твоя жизнь без робкой госпожи Бекет?

— Не знаю. — Кристиан с усилием рассмеялся. — И знаете почему? Потому что я боюсь себе такое даже представить. Должно быть, я совсем свихнулся.

Себастьян вздохнул:

— Хорошо.

— Ваша тревога за меня трогает меня до глубины души.

— Я боялся, что ты испытываешь к ней лишь вожделение, но это любовь, и я счастлив.

— Тс-с! — Кристиан кинулся к двери и, удостоверившись, что она закрыта, возвратился к отцу. — Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь еще узнал о моей глупости.

— Королева была весьма любезна, согласившись на то, чтобы церемония состоялась здесь. Я был бы огорчен, если бы пропустил твое бракосочетание, мой упрямец.

— Вы ведь ничего не скажете об этом, не так ли?

— О чем? — Граф улыбнулся сыну.

— О любви.

— Ты сам об этом скажешь и, надеюсь, скоро. Уверен, ты совсем измучил бедную девушку, заставив ее думать, что ты женишься на ней из чувства долга. И так как это не брак, устраиваемый родителями, я вряд ли могу говорить что-либо за тебя. Ступай, мой упрямец. Я устал, а ты скачешь по комнате, словно боевой конь перед битвой.

* * *

Облачившись в зеленый с золотом костюм из дамаста и взяв с собой кольцо, Кристиан отправился на поиски своей невесты. Не прошло и двух часов после его ухода из спальни отца, как он, дрожа, словно кролик у лисьей норы, уже входил во дворец.

Кольцо он получил от Антэнка. Темно-красного золота, филигранное, оно состояло из трех соединенных между собой колец. Одно из них было обручальным. Двумя другими они обменяются сегодня вечером. И после этого Нора будет принадлежать ему безраздельно. Наконец-то.

Как и следовало ожидать, он не смог отыскать ее ни в одном из тех мест, где ей полагалось бы быть. Даже там, где она держала своих бездомных питомцев, находился один только Артур. Щедро одарив мальчугана сластями и пообещав научить его стрелять из лука, Кристиан возобновил свои поиски. Вспомнив наконец, где он неизменно находил ее прежде, он выругал себя за то, что сразу же не подумал об этом проклятом садике. Наверняка она была там, собирая, как обычно, цветы и травы и прячась от придирчивых глаз госпожи Кларансьё.

Желая застать ее врасплох, Кристиан осторожно приоткрыл дверь в садик и прильнул лицом к щели. Солнце стояло еще невысоко, и в его лучах сохранившаяся кое-где на траве и листьях роса сверкала как серебро. От земли поднимался свежий влажный запах.

Нора собирала травы, и на фоне густой зелени ее платье показалось ему ярким цветком. В землю подле розового куста была воткнута лопата, и это предупредило его, что садовник должен скоро вернуться. Но он продолжал стоять, не в силах оторвать от Норы глаз. Она не была красавицей, как многие другие дамы при дворе, не было в ней также и той бесшабашности и фривольности, столь присущей его дорогой Мег. И, однако, она приковала к себе его сердце так же верно, как если бы оно было пузырьком с духами, свисавшим сейчас у нее с пояса на цепочке.

Он увидел, что она связывает в пучок корни ангелики. Покончив с этим, она начала срезать анютины глазки.

Анютины глазки. Люди говорили, что с их помощью можно заставить себя полюбить. Он как-то попытался смутить ее, сказав ей об этом, но она в ответ даже не улыбнулась, заверив его, что их в основном применяют при лечении оспы. Он вспомнил, как серьезно она говорила об этом, совершенно не заметив его попыток придать их разговору фривольный характер.

Вновь он почувствовал изумление, когда понял, какое перед ним было чистое, доброе и благородное существо.

Что это она там делает? Он приоткрыл дверь пошире, чтобы лучше видеть Нору, которая, собрав букет анютиных глазок, склонилась над ним и, казалось, уснула. Внезапно она выпрямилась и быстро оглядела пустынный садик. Она была необычайно бледна. На мгновение взгляд ее остановился на двери, и он поспешно шагнул назад. Но, похоже, она ничего не заметила, и, вздохнув, прошла к стоявшей у смоковницы скамье и села.

Заинтригованный, Кристиан продолжал наблюдать. Перевязав анютины глазки лентой и положив их в корзинку рядом с ангеликой, она вновь обвела взглядом садик, на этот раз медленно, вглядываясь в каждый темный угол. Удовлетворенная, похоже, осмотром, она откинулась на спинку скамьи и поднесла руку к вороту платья.

В следующее мгновение, сунув руку под кружево, прикрывавшее ей грудь, она что-то достала, но Кристиан так и не смог понять что, так как предмет был слишком маленьким. Засунув его в букет анютиных глазок, она перевязала цветы еще одной лентой и положила их снова в корзинку.

На мгновение пальцы ее задержались на лепестках, но она тут же убрала руку и вновь внимательно оглядела садик.

Задумчиво Кристиан потер указательным пальцем верхнюю губу. Интересно, какими это делами она занималась? Он был уверен, что она только что спрятала в букет какое-то послание. Может, она замышляет спасти каких-то животных, с которыми дурно обращаются, или взять на воспитание еще одного несчастного ребенка вроде Артура? Как бы там ни было, ему придется вмешаться. Она больше не могла действовать самостоятельно; отныне она должна будет всегда спрашивать у него разрешение и делать так, как он ей скажет.

Он вошел в садик, закрыв за собой дверь. Услышав звук задвигаемого засова, Нора с криком вскочила. При виде ее изумленного лица Кристиан ухмыльнулся, но тут же стал серьезным, когда она заломила вдруг руки и чуть ли не разрыдалась. По мере того как он приближался к ней, глаза ее раскрывались все шире и шире. Она была по-настоящему напугана, понял он наконец, остановившись перед ней, и это была его вина. Ему следовало разыскать ее сразу же после того, как они с ее отцом подписали брачный контракт. Только граф был еще слишком слаб и сам он слишком разгневан, сердясь на себя за то, что никак не может подавить свою страсть к ней.

— Да не дрожи ты так, цыпленок, — проговорил он с нежностью. — Я пришел кинуться в полном уничижении к твоим ногам.

Вместо того чтобы расплыться в улыбке, как он того ожидал, она вдруг кинулась бежать. Совершенно потрясенный, Кристиан бросился за ней и догнал ее уже у самой двери. Он сгреб ее в охапку, отнес к скамье и сел, продолжая держать ее на коленях.

— Черт подери! Я признаю, что внушаю ужас всем мошенникам и картежникам, но мне казалось, мы с тобой покончили со всей этой пугливостью. Успокойся, дорогая. Я не собираюсь есть тебя. Пока.

Нора затихла, упершись ладонями в золотое шитье его камзола. Он улыбнулся ей и впервые в жизни попытался сдержать свое вожделение и желание ее поддразнить. Он был тут же вознагражден за свою сдержанность, так как из глаз ее исчезло выражение загнанного животного и она заметно расслабилась.

— Ты способна сейчас выслушать меня?

— Да, милорд.

— Итак, ты готова выйти за меня замуж?

Она опустила голову.

— Я…

Кристиан затаил дыхание, чувствуя, что она пытается сказать что-то очень важное.

Мгновение она молчала, потом слова хлынули из нее потоком, как вода изо рта едва не утонувшего человека.

— Я люблю вас, но вы совсем не обязаны на мне жениться… я не собираюсь ловить вас на слове… я знаю, вы пытались лишь помочь мне избавиться от Флегга, и я благодарна, но я знаю, вы находите меня лишь забавной и вам нравится ко мне прикасаться… но вы всегда хотели только переспать со мной, так что все в порядке… но вы действительно не должны больше пытаться меня соблазнить, потому что, видите ли, я так вас люблю, что мне кажется, я умру от этого.

Она умолкла.

Кристиан застыл, не сводя с нее глаз. В мозгу его продолжали звучать последние слова этого отчаянного признания.

— Господь ниспослал мне свое благословение, — наконец сказал он.

Она взглянула на него, затем снова опустила голову.

— Да, да. Итак, мы пришли к согласию.

— Ничего подобного.

— Нет?

— Нет. Мы не пришли ни к какому согласию и не придем к нему, пока ты не перестанешь верещать, как павлин, за которым гонится с ножом повар. Успокойся и помолчи хоть мгновение. — Он взял ее руки в свои. — Я никогда не говорил, что женюсь на тебе из жалости или чувства долга. Я делаю это ради себя самого. Похоже, я не могу без тебя обойтись. Понимаю, в это трудно поверить, но так оно и есть. Нахожусь ли я в добром здравии или прикован к постели, читаю ли тебе стихи или кричу на тебя, я не перестаю желать тебя.

— Но…

Он крепко прижал ее к себе, сбив при этом набок ее чепец.

— Я люблю тебя, несносная девчонка. — Внезапно разозлившись на себя за то, что был вынужден это сказать, он отодвинул ее от себя и в сердцах бросил: — Кровь Господня! Глупая дворяночка. Приставучая девчонка.

Внезапно он умолк, почувствовав губы Норы на своем подбородке, и повернулся к ней лицом.

— Не плачь, голубка. И прости меня. — Он вновь привлек ее к себе. — Господи, помоги мне, но я никогда еще никого не любил… и чувствую себя чертовски неудобно. — Он услышал, как Нора тихо засмеялась. — Я совершенно околдован, и у меня голова идет кругом.

— Поэтому-то вы сейчас и особенно остры на язык.

Он устремил взгляд на ее губы.

— Тогда давай притупим его немного.

Он раздвинул ей языком губы, но почти мгновенно отодвинулся. Она вздрогнула и воззрилась на него в изумлении, но он уже покусывал ей нижнюю губу, щеку, подбородок. В следующее мгновение он провел языком по ее шее и, прижавшись щекой к кружевному воротнику ее платья, положил руку на одну из грудей.

Здесь он остановился, испытывая свою волю и мучая себя в то же время. Внезапно он не выдержал. Уткнувшись ей лицом в шею, он стиснул нежную девичью грудь.

— Господи, Нора. — Он выпрямился и вновь отодвинул ее от себя. — Беги!

— Милорд?

— Беги отсюда! — В голосе его звучала откровенная мука. — Беги или, клянусь, в следующее мгновение ты очутишься подо мной и мой фаллос будет у тебя между ног!

Он не слышал, как она вышла из садика. Стиснув скамью обеими руками, он пытался побороть сжигавшее его безумное вожделение. Наконец он смог опуститься на землю перед скамьей и прижался щекой к прохладному камню. Через какое-то время он открыл глаза, и взгляд его упал на ее корзинку. Он протянул руку и дотронулся пальцем до анютиных глазок. Среди них вдруг блеснул металл. Вспомнив, он улыбнулся. Она что-то спрятала в цветы.

Он сунул руку в букет и достал маленькую цилиндрическую бусину. Из нее торчал клочок бумаги. Продолжая улыбаться, он вытянул его из бусины и развернул. В следующее мгновение улыбка его исчезла и страх ледяной рукой сжал сердце. Послание было написано шифром! Но шифровались лишь самые важные, секретные сообщения, никак не письма невинных девиц. Во что это она вляпалась?

Свернув бумажку, он вновь засунул ее в бусину и убрал за обшлаг рукава. Его секретарь расшифрует послание, после чего он отправится с ним к Норе и потребует объяснений. Чем бы она там ни занималась, этому следует положить конец. Глупая мышь. Он не позволит ей участвовать в каких-либо дворцовых интригах, как бы ни болело ее нежное сердце, горя желанием спасти какую-нибудь заблудшую душу. Ее безопасность была более важна. Она была сейчас самым важным в его жизни… почти столь же важным, как убийство Черного Джека.

Когда он возвратился, в доме его было настоящее столпотворение, так как граф велел привести особняк в надлежащий вид к свадьбе наследника. Сам Кристиан, конечно, забыл отдать необходимые распоряжения. Дворецкий метался между главным холлом, кухней и конюшней и орал на слуг, не давая им ни минуты передышки.

Грохот передвигаемой мебели и крики слуг вынудили Кристиана сбежать наверх. Он отдал найденное послание секретарю и приказал немедленно его расшифровать, после чего, сразу же забыв о шифре, направился к себе в небольшую библиотеку, которую пристроил к своей спальне.

Они его уже ждали. Кристиан замер на пороге, увидев четыре пары глаз, глядящих на него с немым укором. Иниго-Ловкач тут же поклонился, но остался на месте, поняв по яростному взгляду Кристиана, что его ждет хорошая трепка за подобное вторжение. Подняв руку, Кристиан шагнул к разбойнику, но тут вмешалась Мег. Кинувшись к Кристиану, она заключила его в объятия и крепко поцеловала в губы. Три ее девушки окружили его, и в следующее мгновение он почувствовал на себе их руки.

— Кит, мой сахарный, — пропела Мег. — Если уж ты решил отныне обзавестись женой, то нам хотелось бы напоследок насладиться тобой в полной мере.

— Ничего не выйдет. — Он с трудом оторвал от себя впившуюся ему в губы Холли. — Иниго, идиот, выстави их сейчас же отсюда.

— Но, Кит! — запротестовал Иниго, воздев руки. — Ты же знаешь, Мег всегда делает только то, что ей нравится.

— А ты, Кит, — вставила Мег, — ну очень мне нравишься. — Она обошла его кругом, оглядев с ног до головы. — Черт подери, ты всегда умел доставить мне удовольствие с того самого дня, как я тебя этому научила. Ты был таким необузданным, таким неутомимым в постели. Да и в моей школе для воров у меня никогда не было лучшего ученика.

Вырвавшись наконец из рук обнимавших его женщин, Кристиан спрятался за спину Иниго.

— Я благодарен тебе, Мег, за все, чему ты меня научила. Но я больше не нуждаюсь в твоих уроках, и черт меня подери, если я допущу, чтобы вы иссушили меня в день моей свадьбы! Убирайся, или я кину тебя своим парням.

— Ты разбиваешь мне сердце.

— Какое сердце?

Мег рассмеялась и махнула девушкам:

— Идемте, цыпочки, наш жеребчик не желает, чтобы на него садились, а у нас с вами полно таких, которые только этого и ждут, да еще и платят при этом.

Девушки вышли, и Мег протянула руку Кристиану. Выйдя из-за спины Иниго, он взял ее и легонько пожал. Мег погладила его по щеке и заглянула в глаза.

— Я пришла лишь для того, чтобы убедиться, что ты счастлив, мой сорвиголова. — Она поцеловала его. — Ты мог бы прийти попрощаться.

— Я никуда не уезжаю.

Она вновь погладила его по щеке.

— Согласна. Но я думала, мы семья, ты, я, Иниго и все остальные. И то, что мы теряем тебя из-за этой девчонки, так же верно, как если бы тебя бросили в Тауэр.

— Ничего не изменится.

— Так ты будешь заглядывать ко мне вечерами, чтобы выпить кружечку пивка с Иниго и Спраем и Энтони-Простофилей?

— Иногда.

— А это мне все еще дозволяется? — Она вновь крепко поцеловала его и прижала к себе.

Когда он оторвал от себя ее руки, она отступила на шаг и покачала головой.

— Да?

— Нет.

— Но почему, Кит, если ничего не меняется?

Кристиан отвернулся.

— Черт тебя подери! Я не знаю почему. Я что, должен отчитываться перед тобой и Иниго? — Он на мгновение умолк и с шумом втянул в себя воздух. — По-хорошему тебя прошу, Мег, уйди. Мне сейчас не до компании. Дай мне покой в этот день, и клянусь, я приду к тебе с подарками и песнями в другой раз.

— Ну, разумеется.

— Прекрати смотреть на меня с таким высокомерием. Иниго, проводи ее до двери.

— С тех пор как он встретил эту девчонку, он сам не свой, — подал голос Иниго.

— А ну, пошел вон, сукин сын! Убирайтесь оба.

Мег взяла Иниго под руку и кивнула:

— Он не успокоится, пока не затащит ее к себе в постель.

— Черт! Я вас обоих задушу сейчас. Хотя нет. Где тут был мой хлыст?

Поспешно Мег вытащила Иниго из комнаты и захлопнула дверь. Услышав, как они хохочут, Кристиан рванулся было за ними, но тут же заставил себя остановиться.

Он не собирался выставлять себя на посмешище, чего эти двое, судя по тому, как они спелись, и хотели. Ничего, он им еще покажет. Опустившись в кресло, он взял толстый том и попытался заставить себя перевести латинский текст. Какое-то время спустя рука его скользнула в кошелек у него на поясе, и он вытащил оттуда тройное филигранное кольцо. Он машинально соединял и разъединял кольца, когда в комнату вошел слуга со словами, что его требует к себе граф.

Мгновенно встревожившись, он последовал за слугой, расспрашивая его по дороге о состоянии графа. Однако тот тут же развеял все его опасения, сказав, что его светлость чувствует себя прекрасно. Когда Кристиан вошел в спальню отца, Себастьян сидел, опершись спиной на подушки, и поглаживал перо на светло-фиолетовом берете. Рядом с ним на постели был разложен роскошный светло-фиолетовый костюм, отделанный серебром.

— А, вот и ты, мой упрямец! Хекст, он должен немедленно раздеться и влезть в лохань.

— Что все это значит? — пробормотал Кристиан, когда Хекст схватил его за руку и потащил к деревянной лохани с водой.

— Уже поздно, глупый мальчишка, — ответил Себастьян. — Почти час, как мы тебя повсюду разыскиваем.

Кристиан выглянул в окно:

— Господи, уже ночь на дворе!

— Ты всегда был сообразительным ребенком.

— Я и не заметил, как пролетело время.

— Не волнуйся, я обо всем позаботился.

Раздевшись, Кристиан с наслаждением погрузился в теплую воду. Он просидел в своей библиотеке несколько часов и даже не заметил этого. Похоже, он действительно совсем рехнулся.

— Я приказал приготовить этот костюм вчера, — проговорил Себастьян. — Поспеши, Крис.

Чувствуя, что у него голова идет кругом, Кристиан отдался на волю слуг и попытался успокоиться. К тому времени, когда к нему наконец в какой-то степени вернулось его былое самообладание, он был уже полностью одет. Он вытянул перед собой руку. Она была облачена в светло-фиолетовый шелк, и в прорезях сверкало серебро. Кристиан нахмурился.

— Он такого же цвета, как твои глаза, — произнес граф. — В день своей свадьбы мой наследник должен быть одет так, как приличествует его сану, и потом, я хотел, чтобы ты очаровал свою нежную леди.

— Вы еще нездоровы, сир. Вам не следовало столь утруждать себя из-за таких мелочей.

— Я чувствую себя прекрасно. И кто-то же должен был этим заняться. — Себастьян откинулся на подушки. — Но я немного отдохну, пока не прибудет королева. У меня есть еще в запасе несколько минут.

Слуги готовили покои графа к прибытию королевы, устанавливая для нее кресло под балдахином и зажигая дополнительные свечи. Неожиданно Кристиан услышал подле себя голос секретаря.

— Милорд, — прошептал тот. — Шифр.

Кристиан обернулся. Секретарь нервно теребил в руках свой берет, и на щеках его алели два ярких пятна.

— Не сейчас.

— Милорд, шифр. — В голосе секретаря звучала необычная настойчивость.

Кристиан вздохнул:

— Хорошо. Следуй за мной.

У себя в комнате Кристиан повернулся и молча протянул руку. Секретарь вытащил из-за пазухи бумагу, передал ему и, едва волоча ноги, направился к двери. Мгновение Кристиан смотрел на него в удивлении, затем обратился к бумаге и прочел:

Я не знаю, что случилось с еретиками, которые были в доме Монфоров. Их необходимо найти. Граф все еще жив.

Кристиан поднял невидящий взгляд на стоявшего у двери секретаря.

— Ты уверен в том, что расшифровал все правильно?

— Да, милорд.

— Можешь идти.

Оставшись один, Кристиан прочел две строчки снова, и снова, и снова, пока слова не начали расплываться у него перед глазами. Его мозг отказывался воспринимать написанное. Он стоял посреди комнаты, читая по складам, как школьник, каждое слово. Он повторял и повторял эти слова шепотом, пока они не стали отдаваться у него в голове барабанным боем:

Граф все еще жив. Граф все еще жив. Граф все еще жив. Но как долго?

Она была шпионкой. Шпионкой королевы или Боннера.

Кто еще мог поймать в свои сети такого, как он, как не невинная мышка? Она подглядывала за ним и подслушивала, и это едва не стоило его отцу жизни.

— О, Господи!

Он зажмурился, пытаясь прогнать стоявшую у него перед глазами картину: его поверженный наземь отец, из которого по капле, вместе с кровью, уходит жизнь, и он сам, склонившийся над ним, в отчаянии, что ничем не может ему помочь. Вне всякого сомнения, она была причастна к этому. Он не знал как, но ей было известно об еретиках, и из записки было ясно, что она кому-то сообщала об этом.

Неудивительно, что она предложила ухаживать за ними. Она искала еретиков, и ей нужен был какой-то предлог, чтобы попасть к ним в дом. Она работала на кого-то, и этот кто-то устроил засаду, в которой едва не погиб единственный любимый им человек. Его отец. И он вполне может еще умереть. Нередко те, кто были серьезно ранены, начинали, казалось, идти на поправку, и вдруг, ни с того ни с сего, умирали от лихорадки.

Он подошел к буфету и трясущимися руками налил себе вина в бокал. Держа бокал в руке, он уставился невидящим взглядом в висевший на стене гобелен. Господи, она едва не убила его отца, проклятая сука. И он был в западне. Если он откажется жениться на ней, он тем самым вызовет гнев и подозрения у королевы. Из груди его вырвался вопль, и он швырнул бокал через комнату. Бокал ударился о стену и, отскочив, упал подле его кровати.

Он стоял посреди комнаты, широко расставив ноги и тяжело дыша, сжимал и разжимал кулаки. Внезапно безумный гнев на собственную глупость и бессилие, сжигавший его изнутри, выплеснулся наружу, и он разразился проклятиями. Однако, выкрикивая одно за другим самые непристойные ругательства, каким научился на улицах и в притонах Лондона, он тем не менее смутно сознавал, что должен совладать с собой. И как можно быстрее.

Королева вот-вот должна прибыть. И вместе с ней Нора. Он припал к столбику кровати, пытаясь успокоиться. Прошло несколько мгновений. Наконец он выпрямился, чувствуя, что в какой-то мере вернул себе душевное равновесие.

Дрожащей рукой он вытер со лба пот.

Итак, выбора не было. Ему придется жениться на этой суке. Жениться на женщине, которая едва не отправила на тот свет его отца и вполне могла еще попытаться это сделать, если он не проявит должной бдительности. Но он не даст ей этого шанса. Поглощенный одной лишь мыслью, убьет или нет он свою супругу, но ей будет не до того, чтобы строить козни.

Он представил, как сжимает руками шею Норы, и лицо ее постепенно синеет. Нет!

— Будь ты проклята, Нора Бекет!

Ладно. Он не способен ее убить. Как бы там ни было, она проиграла. Но он жестоко отомстит ей и, мстя, вырвет ее из своего сердца.

Медленно он заставил себя опуститься на кровать. Дыхание его было неровным, и он дрожал мелкой дрожью.

Упав на спину, он прикрыл рукой глаза, и в мозгу его вспыхнули слова из Катулла:

«Да! Ненавижу и все же люблю. Как возможно, ты спросишь? Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь».[14]

ГЛАВА 14

Бог услышал ее молитвы, хотя Нора никак не ожидала, что Он откликнется на них таким невероятным образом. Ей было немного стыдно. Да, будь она рыцарем короля Артура, она бы не отправилась за Святым Граалем, а занялась бы поисками живого сокровища в образе мужчины с нравом василиска и глазами цвета летней ночи. Самому сокровищу было невдомек, насколько она недостойна владеть им. На ее происхождении, а следовательно, и на ней самой лежало пятно, да и в любом случае она не обладала ни красотой, ни богатством, ни умом. Почему же он хотел ее? Это была какая-то загадка.

Нора удобно расположилась на королевской барке. На ней было платье из жесткого желтого дамаста, раздражавшего кожу, подарок ее вечно озабоченной госпожи, самое дорогое платье из всех, что ей доводилось носить до сих пор.

Она уже успела оцарапать ладонь о бриллианты, украшавшие спереди лиф платья. Сейчас ее пальцы теребили один из драгоценных камней, нашитых чуть выше талии.

Размышляя о необъяснимом с ее точки зрения влечении к ней лорда Монфора, она вспомнила об их последней встрече и побледнела. Он снова это проделал — свалился как снег на голову в тот момент, когда она чувствовала себя в полной безопасности, и едва не раскрыл ее секрет. Придется попросить Сесила, когда он вернется из Франции, придумать какой-то иной способ передачи донесений. Она вспомнила, как испугалась при его неожиданном появлении, как настойчиво пыталась увести его из сада, и сердце ее болезненно сжалось. К счастью, он ничего не заметил; он был поглощен своим объяснением в любви, объяснением, которое застало ее врасплох.

Возможно, она и сумела бы убедить его уйти из сада, если бы не его поцелуй. Воистину, пути Господни неисповедимы, подумала Нора. Она нисколько не сомневалась, что раз Кристиан де Риверс нашел ее в этом укромном месте, чтобы снова мучить, значит, на то была воля Господа. Слишком часто ему это удавалось.

Нора тогда почувствовала себя как человек, стоящий на краю пропасти. Страх разоблачения и желание боролись в ее душе. После того как Кристиан отослал ее, и она вернулась во дворец, госпожа Кларансьё загрузила ее приготовлениями к свадьбе, и ей не удалось снова проскользнуть в сад и проверить, на месте ли ее донесение.

Итак, Нора пребывала в смятении. Она настолько погрузилась в свои переживания, что не заметила, как они добрались до особняка Монфоров. Она вошла в него как в тумане и пришла в себя только на лестнице, ведущей в покои графа. По обеим сторонам лестницы стояли слуги Монфоров. Она попыталась поднять годову повыше и улыбнуться им, но это оказалось ей не по силам.

Что она делала? Она же совсем не знала этого мужчину и тем не менее собиралась вверить себя его заботам на всю оставшуюся жизнь. Это невозможно. Но если она этого не сделает, она потеряет его, а он был необходим ей как вода и пища.

Она дошла до лестничной площадки и усилием воли заставила себя двигаться дальше, к входу в графские покои, куда уже подошли королева со своими фрейлинами и отец Норы. Впереди нее шел Артур в паре с другим пажом, а перед Артуром еще один королевский паж с серебряной чашей в руках, наполненной вином с пряностями и украшенной позолоченной веточкой розмарина. Где-то рядом раздавались звуки лютни, флейты и виолы.

Стараясь не споткнуться, Нора переступила порог графских покоев. Себастьян, полусидевший в кровати, почтительно, насколько это было возможно в его положении, поклонился королеве, и они о чем-то заговорили. Внезапно граф посмотрел на Нору, ободряюще улыбнувшись ей, и она благодарно улыбнулась в ответ. Королева уселась в высокое кресло с прямой спинкой, и в тот же момент отворилась находившаяся рядом дверь.

В комнату вошел Кристиан, и по телу Норы стад расползаться страх. Все вокруг перестало для нее существовать; она видела лишь его лицо — теплая смугловатая кожа, твердый подбородок, неестественно спокойный взгляд. Он поклонился королеве, потом повернулся к Норе и, улыбнувшись ей улыбкой, которая растопила бы сердце и жестокому турку, подошел к ней и взял за руку.

Прикосновение его руки успокоило Нору, доведенную до состояния почти неконтролируемого волнения созерцанием этого прекрасного лица. Неужели она и вправду питала надежду стать достойной мужчины, обладавшего таким неповторимым очарованием? Бросив взгляд вокруг, она наконец-то смогла осознанно воспринять собравшихся в комнате людей: друзей графа и Кристиана, своего отца, слуг королевы. Неподалеку от нее стоял Роджер Мортимер, и она также заметила Иниго-Ловкача, укрывшегося в складках полога.

Что с ней такое, спрашивала она себя. От волнения она не услышала ни слова из того, что говорил венчавший их священник. Необычайное возбуждение, в котором она пребывала на протяжении всей церемонии бракосочетания и обмена кольцами, было вызвано терзавшими ее сомнениями, мешавшими до конца поверить, что она все-таки получила то, к чему так отчаянно стремилась.

Возглас Роджера Мортимера вывел ее из этого состояния. Горячие губы Кристиана прижались к ее губам, заставив испытать непривычное для нее ощущение полного счастья. Она почувствовала вкус вина, приправленного пряностями, и ее губы раскрылись в ответном поцелуе. Одной рукой он взял ее за подбородок и, приподняв голову, заглянул в глаза, словно что-то искал в них. Пальцы другой впились ей в руку повыше локтя, и она поморщилась от боли.

— Прошу простить меня, дорогая жена, — сказал он, — но я не в силах совладать с желанием.

— Возможно, виновато вино, милорд, — ответила она с улыбкой, показывая, что не сердится.

— Вряд ли. Я выпил всего две бутылки.

— Две?! — Она не могла не отметить про себя его уверенных движений и ясного прямого взгляда. — Вы уверены, что выпили целых две бутылки?

— И часть третьей. Сегодня особый день. Подставь мне снова твои губы.

Это вызвало новый радостный возглас Роджера, и их тут же окружили веселые смеющиеся молодые люди. Отталкивая друг друга, они хватались за фату невесты в надежде оторвать кусочек на память. Кристиан засмеялся и приказал:

— Подайте свадебную чашу.

Принесли серебряную чашу, и Кристиан протянул ее Норе. Она отпила немного, затем он сделал глоток, а затем чашу пустили по кругу.

Пока чаша переходила из рук в руки, Кристиан подвел Нору к королеве, которая должна была благословить молодых. Покончив с этой обязанностью, Мария удалилась. С ее уходом развеялась атмосфера некоторого уныния, всегда создаваемая ее присутствием. Нора наблюдала за своим новоиспеченным супругом. Он смотрел вслед удалявшейся королеве с выражением, диктуемым придворным этикетом, не позволявшим угадать его истинные мысли. Затем он подвел Нору к своему отцу:

— Сир, представляю вам мою жену и прошу вашего благословения.

Нора вспыхнула и присела в реверансе. Граф вытянул руку и положил ее на голову Норы, опустившейся на колени.

— Благословляю тебя, Нора де Риверс, хотя думаю, что уже в ближайшие месяцы тебя не раз посетит мысль о раскаянии. Мой сын подобен урагану, шторму, буре.

— Но какой это прекрасный шторм, милорд, — ответила Нора.

Граф засмеялся, а Кристиан опустился на колени рядом с ней.

— Прошу вас, сир, не пугайте мою жену раньше времени. Не такой уж я страшный. — Повернув голову, он встретился взглядом с Норой. — И я не хочу, чтобы она чувствовала себя несчастной. Ведь я женился на ней по любви, а не по принуждению. Поэтому не будем говорить о наказании для моей сладкой цыпочки, не будем жаловаться на цепи и мучения, подобно холостякам.

— Что вы имеете в виду? — нахмурившись, спросила Нора.

— Всего лишь пытаюсь объяснить тебе, мой невинный ангел, что я не принадлежу к тем ворчунам, которые ополчаются на судьбу, приведшую их к браку. Да у меня и нет для этого оснований.

Граф опять засмеялся, а Нора потупила взор. Она не привыкла к лести и не знала, как ответить. Однако отвечать ей не потребовалось, так как Кристиан тут же повел ее принимать поздравления, а потом они спустились вниз на праздничный пир. Стол был заставлен блюдами с бараниной, козлятиной, свининой, дичью. Кристиан положил ей по куску лебедя и фазана, а в бокал вместо вина налил сидр. В собственный кубок он все время подливал какое-то крепкое вино и один раз дал попробовать его Норе по ее просьбе. Это был портвейн. Норе он совсем не понравился, и она скривилась.

— Послужит тебе уроком, — заметил он. — Пей свой сидр, цыпленок. Пьяная новобрачная мне в постели ни к чему.

Лицо Норы запылало как в огне, она даже испугалась, как бы кожа на нем не обуглилась. А ее муж, этот дьявол, откинулся в кресле и громко расхохотался, так что слуги, сидевшие в дальнем конце стола, вытянули шеи, пытаясь разглядеть, что происходит. Кристиан снова наполнил кубок и залпом осушил его. Нора была уверена, что за это время он прикончил еще одну бутылку, но не могла заметить в нем признаков явного опьянения. Лишь веки слегка набрякли и движения стали ленивыми, как у хорошо наевшегося волка, но и раньше ему часто удавалось дурачить ее, напуская на себя совершенно ему несвойственный вид человека, пребывающего в состояние оцепенения.

Праздник продолжался, и Нора обнаружила, что вновь ее охватывают волнение и легкий страх, правда иного рода, чем раньше. Сегодня ей не придется ничего скрывать, бояться разоблачений. Сегодня она сможет прижаться к нему, обнять его, насладиться его телом. Если, конечно, у нее хватит мужества. Его пальцы прикоснулись к ее шее, и она вздрогнула.

Он смотрел на нее из-под полуопущенных ресниц, невозможно было определить, что выражал его взгляд.

— Пора. Я больше не могу ждать. — Он поднялся, увлекая ее за собой, и поцеловал ей руку. — Идем в постель.

Она стояла неподвижно, не отводя от него глаз, пока он не подал знака одной из женщин. Затем, взяв Нору за плечи, развернул и подтолкнул в спину. Ее тотчас же окружили женщины и повели наверх, в покои, как она думала, лорда Монфора. Их уход сопровождался непристойными жестами гостей и еще более непристойными куплетами.

Нора удивилась, когда их процессия миновала комнаты, занимаемые графом и его сыном, и свернула в другое крыло здания. Госпожа Кларансьё в ответ на ее вопрос, куда они идут, ободряюще пожала ей руку.

— Тебе повезло, моя дорогая, что ты стала женой такого любезного, внимательного и находчивого джентльмена. Граф сказал мне, что эта идея пришла его сыну в голову буквально за несколько минут до твоего прибытия. Укромное местечко для молодой парочки. Никто не живет в этом крыле, и лорд Монфор приказал приготовить для вас комнаты в самом дальнем его конце, где вас никто не побеспокоит. Не каждой невесте достается муж, жаждущий уделить все свое внимание ей одной.

— Но граф все еще болен, — возразила Нора…

— Он поправляется. Он бы тоже посоветовал тебе стараться угодить мужу.

Новые покои, выбранные для них Кристианом, действительно находились на отшибе. Они прошли через целую анфиладу пустых комнат, прежде чем оказались у двойных дверей, у которых стояли улыбающаяся горничная Норы и девушка, выделенная графом ей в помощь. Они вошли в маленькую прихожую, за которой были расположены гостиная и две спальни. В одной из спален горела дюжина канделябров, заливая желтым светом стоявшую в центре кровать, накрытую бархатным покрывалом. Розы и ветки жимолости украшали спальню, наполняя ее своим ароматом.

Но великолепное убранство не способствовало избавлению Норы от нервозности. Напротив, беспокойство ее все возрастало, пока женщины раздевали ее, готовя к брачной ночи, и постепенно перешло в страх. В присутствии Кристиана любовь вытесняла страх, но стоило ей остаться одной, как ее сразу же начинало терзать знакомое чувство неуверенности в себе. Она представляла в общих чертах, что должно произойти нынешней ночью. Но она не была уверена в том, как поведет себя, и не могла предугадать, чего он от нее потребует.

Охваченная робостью и беспокойством, забралась она на огромную кровать и сразу же почувствовала себя маленькой и никчемной. Шли минуты. Женщины прибрали в спальне и стали в смущении обмениваться взглядами. Где же мужчины?

Госпожа Кларансьё пошла разузнать, в чем дело. Вернулась она, задыхаясь от смеха.

— Они гоняются за лордом Монфором. — Она прислонилась к столбику кровати и перевела дух. — Лорд Монфор поклялся, что не позволит раздеть себя как новорожденного младенца и не даст им напугать свою жену грязными шуточками и жестами, а Роджер Мортимер набросился на него. Лорд Монфор побежал, и все пустились за ним вдогонку. Он забрался на крышу конюшни и теперь сидит там с бутылкой вина, издеваясь над ними. Они слишком пьяны, чтобы туда добраться, и пытаются изловить его сетью с веревками.

— Но он же может расшибиться, — воскликнула Нора.

Она сбросила покрывало и начала вылезать в кровати под протестующие возгласы окружавших ее женщин.

— Нет, — ответила госпожа Кларансьё. — Они поймали сами себя вместо лорда Монфора. Мортимер запутался в сети, а вместе с ним юный кузен лорда Монфора и двое Говардов. Другие пытаются освободить их, но лишь создают еще большую неразбериху.

Нора прикрыла рот рукой, но все же не удержалась и хихикнула, и вскоре уже все дамы в комнате заливались смехом.

— Действительно неразбериха, — прервал взрывы смеха низкий мужской голос.

Нора, сидевшая посреди кровати, поджав под себя ноги, выглянула из-за спины госпожи Кларансьё и увидела, что ее дамы пятятся от вошедшего лорда Монфора. Он остановился, прислонившись спиной к двери спальни и скрестив ноги, и обвел женщин обманчиво сонными глазами. В одной руке он держал бутылку, другой опирался на дверную раму из темного дуба.

Затем, не обращая больше внимания на заулыбавшихся ему женщин, молча воззрился на Нору. Под его пристальным взглядом во рту у нее пересохло, она снова спряталась за спину госпожи Кларансьё и, стыдясь собственной трусости, принялась перебирать ленты и кружевные оборки на своей ночной сорочке. Кристиан стоял не двигаясь, пока не затихли смешки и перешептывания женщин. Тогда он кивнул госпоже Кларансьё, распахнул дверь и поклонился:

— Благодарю вас, милые дамы, за вашу заботу о новобрачной. Желаю вам приятной ночи.

После того как последняя из женщин покинула комнату, он запер дверь и повернулся к Норе.

— Вы были на крыше конюшни, — сказала она.

Он ухмыльнулся и приветственно взмахнул бутылкой.

— Это я ловко придумал, правда, моя милая? Я знал, что ты умрешь от страха, как мышь, если Мортимер с компанией кинут меня голым тебе в кровать.

Ее задели эти слова, и она с головой залезла под покрывало, а он расхохотался:

— Вылезай оттуда, мой утенок.

Она опустила покрывало; волосы упали ей на лицо. Откинув их, она увидела, что Кристиан опять занял свое место у двери и наблюдает за ней. Все его веселье куда-то исчезло.

— Я заслужила, чтобы меня называли мышью, — сказала она с отвращением.

— Возможно. — Он отпил из бутылки, не отрывая взляда от ее лица. — Но в этом обольстительном теле скрывается дракон. И ты и я знаем это.

Она облизнула губы и заметила, что его взгляд переместился к ее рту.

— Дракон?

Казалось, он не слышал ее.

— Тебе нравятся стихи Тома Уайета? — спросил он и, снова глотнув из бутылки, продекламировал отрывок из произведения сего благородного джентльмена:

В угарном безумии страсти Кружилась моя голова, Но поздно я понял, к несчастью, Что внемлю фальшивым словам. Я клятвы своей не нарушил, Награды в тебе не искал И голос сомненья не слушал, Когда видел смерти оскал. Тобою я предан и продан, А я-то как честный слуга Змеиному верил отродью — Заклятым на радость врагам.

Нора наморщила лоб и прекратила перебирать свои кружевные оборки.

— Я не понимаю.

— Господи, и зачем ты создал ее такой… соблазнительной.

— Я чем-то провинилась, милорд?

Он не ответил. Тряхнув головой, он оттолкнулся от двери и скользнул к кровати. Норе захотелось дотронуться до этого серебристо-фиолетового воплощения ее мечтаний, но она не осмелилась, смущенная несвойственной ему задумчивостью.

Взрыв его смеха застал ее врасплох. Широко раскинув руки, он повалился на кровать. Она едва успела подхватить выпавшую у него из руки бутылку.

— У меня в голове полная неразбериха, мой птенчик, ты должна простить меня. Я привык к роли любителя шлюх, а не мужа и, обнаружив, что моим заботам вверена волшебная фея, утратил способность соображать. — Приподняв голову, он посмотрел на нее. — Хочешь, чтобы я поухаживал за тобою на придворный манер?

Его голова снова упала на кровать. На лице появилось сосредоточенное выражение и, сложив руки, он продекламировал:

Я верный твой раб, и любое желанье твое Исполнить готов. Разве большего можно желать?

— Вы, мой раб? — Нора хихикнула. — Едва ли это так, милорд.

Он улыбнулся, и напряжение отпустило ее.

— Ну хорошо. Не хочешь верить, что я твой раб, поверь хотя бы, что я очарован тобою.

Он сел так внезапно, что она вздрогнула, и, заключив ее в объятия, приблизил губы к ее губам. Она попыталась выровнять дыхание, уверенная, что он заметил, как прерывисто она дышит.

— Не бойся, цыпленок. Клянусь, что сегодняшний акт любви будет для тебя сплошным удовольствием. Мне хочется, чтобы ты запомнила полученное наслаждение. — Он помолчал, закрыв глаза и сжав зубы, потом вымолвил всего три слова: — Хорошо запомни его.

В смущении Нора попыталась отвернуться, но он не позволил, прижавшись к ее губам. Она расслабилась, почувствовав теплоту и нежность его губ. Осыпая ее лицо поцелуями, он одновременно легкими щекотными движениями поглаживал ей руку. Потом провел кончиком языка по шее и замер, дойдя до груди.

Он нежно сжал ей грудь и отстранился, оставив ее на кровати трепещущую с закрытыми глазами. Открыв глаза, она увидела, что он уже раздевается. На секунду лицо его приняло хмурое выражение, которое тут же исчезло, сменившись широкой улыбкой, такой сладострастной и похотливой, что ей позавидовала бы потаскуха из лучшего публичного дома в Лондоне.

Он подмигнул ей:

— Чтобы поучить тебя, я разденусь первым.

При этих словах штаны полетели в угол спальни, и он, уже обнаженный, направился к кровати. Не больше секунды ушло у него на то, чтобы преодолеть расстояние в несколько шагов, отделявшее его от кровати, но за это короткое мгновение она увидела достаточно: широкая грудь с ложбинкой посредине, тугие узлы мускулов, упругие бедра, между которыми вздымался напряженный член.

Она ждала со смешанным чувством ужаса и любопытства. Вот он поставил колено на кровать и наклонился к ней. Она отодвинулась.

— У тебя это не так, как у моих животных.

Он проследил направление ее взгляда.

— Не так. Но такими мужчину и женщину создал Бог, и так они могут давать наслаждение друг другу, а мы мужчина и женщина. — Он дотронулся до нее. — Не бойся!

— Мне это не нравится.

Она говорила искренне. Он изменился. В нем ощущалась какая-то напряженность, и он не отрываясь смотрел на самые интимные части ее тела.

— Я позволил тебе размышлять слишком долго.

Взяв Нору за плечи, он притянул ее к себе и стал целовать, сначала нежно, но с каждым новым поцелуем губы его становились все более требовательными. Мускулы на руке, поддерживавшей Нору за спину, то напрягались, то снова расслаблялись, и по этому беспрестанному подрагиванию мускулов она поняла, чего ему стоит сдерживать себя.

Вот мускулы напряглись в очередной раз, и в то же мгновение он опустил Нору на кровать и навалился на нее обнаженным телом. Почувствовав его тяжесть, Нора инстинктивно толкнула его в грудь, и он шепнул ей в ухо, щекоча кожу своим дыханием:

— Охота окончена.

Остальных слов она не разобрала, так как от его дыхания ее словно обожгло огнем, и она ощутила легкое покалывание в пальцах рук и ног. Это покалывание заставило ее прижать пальцы к мускулам на его руке, и она открыла для себя, как приятно ласкать их.

Он исследовал ее рот губами и языком, а она исследовала его обнаженное тело, водя ладонями по горячей коже, ощупывая его спину, ребра, талию. Затем, вытянув руки во всю длину, сжала пальцами его упругие ягодицы.

От этого прикосновения Кристиан выгнул спину и выругался, потом придвинул бедра к ее бедрам, обтянутым тонкой тканью рубашки. Она ощутила давление и твердость его члена, словно пропахавшего внутреннюю поверхность ее бедер.

Без всякой подсказки с его стороны она крепче сжала ладонями его ягодицы, направляя его член к тому участку своего тела, где ей хотелось его чувствовать.

С губ Кристиана сорвалось еще одно проклятие. Приподнявшись, он грубо сорвал с нее рубашку и снова опустился между ее бедер. Это первое его насильственное действие испугало Нору, и она съежилась, но когда его разгоряченное тело прижалось к ней, а его подрагивающий член потерся о ее ляжки, страх прошел.

Между ног у нее повлажнело, набухло и слегка побаливало. Он терся членом о ее бедра, направляя его к той точке, что пульсировала при каждом его прикосновении. Ноги ее были широко раскинуты. Вонзив ногти в его обнаженную плоть, она выгнула вверх бедра, едва не приподняв его над кроватью. Он с силой толкнул ее вниз и укусил в шею.

Потом просунул руку между их телами. Она задохнулась и с трудом удержалась от крика, когда его рука коснулась заветной точки. Его пальцы ласкали, пощипывали, потирали эту чувствительную точку, и она утратила всякое представление о том, кто она, где и с кем находится. Наслаждение захлестывало ее все сильнее, и его ласки доводили ее почти до безумия. Она прижалась лобком к его пальцам и вскрикнула, когда наступила кульминация. Он нашептывал ей жаркие страстные слова, возносившие ее на вершину блаженства.

Дрожь волной прокатилась по ее телу. Кристиан изменил позу, приподняв бедра. Она застонала, почувствовав, как его член уперся в ее словно набухшую плоть, и открыла глаза. В его глазах она увидела дикую ярость, но он тут же закрыл их и стиснул зубы. Затем начал осторожно входит в нее. Все еще во власти собственного наслаждения, она стала извиваться под ним.

— Не надо, — сказал он. Руки его задрожали, и он приподнялся над ней. — Нет.

Не обратив внимания на его слова, Нора сильнее задвигала бедрами, стараясь полностью вобрать в себя источник своего наслаждения, промассировать им свое лоно. Мгновение Кристиан сопротивлялся, но потом, как-то беспомощно вскрикнув, с силой проник в нее. Пронзившая боль заставила Нору на секунду забытъ о страсти. Прикусив ему грудь повыше соска, она судорожно вздыхала при каждом его новом толчке, слыша одновременно его прерывистое неконтролируемое дыхание. Но вот он со стоном погрузился в нее так глубоко, что коснулся матки кончиком члена, замер, и в нее хлынули его соки.

Наполненная чужой плотью, Нора почему-то перестала ощущать боль. Спустя некоторое время Кристиан вновь обрел утраченный на мгновение контроль над собой и медленно начал расслабляться. Он опустился на нее, широко раскинув руки и ноги и отвернув лицо в сторону, и молча поцеловал ее в плечо. Нора лежала не двигаясь. Все еще чувствуя внутри себя ритмичную пульсацию его плоти, она улыбнулась и уткнулась лицом ему в шею.

Вдруг мускулы его снова напряглись, но он по-прежнему не произносил ни слова. Ей стало трудно дышать под тяжестью его тела, и она легонько толкнула его в грудь. Он приподнялся, опершись на локти. Лицо его пылало, капли пота выступили на лбу и верхней губе. Нора отвела ему со щеки завиток волос.

Его глаза изучали ее лицо, затем опустились к груди и ниже, туда, где соприкасались их тела. Удивленная его продолжительным молчанием и тем, как напряглось его тело, Нора вопросительно подняла брови:

— Милорд, что случилось?

Он положил ладонь ей на щеку, провел пальцем по губам, погладил шею. Затем посмотрел прямо в глаза.

— Тебе было хорошо со мной?

Отвернувшись, она кивнула. Взяв в ладони ее лицо, он заставил ее посмотреть на себя. Она с изумлением заметила, как просветлел его взгляд.

Он улыбнулся ей. Это была нежная томная улыбка, и голос, когда он заговорил, был нежным и томным:

— Ты любишь меня?

Увидев эту улыбку и услышав его вопрос, Нора перестала сомневаться в том, что Господь даровал ей рай при жизни.

— О да. Я… я давно вас люблю.

— Наслаждение и любовь. Я так и думал.

Резким движением он встал. Это произошло так неожиданно, что Нора не сразу сообразила, в чем дело, и некоторое время продолжала лежать без движения. Потом села. Кристиан подошел к шкафу и достал оттуда красный шелковый халат. Надев его, он вернулся к кровати, завязывая на ходу пояс.

— Я тоже очень доволен. Не каждому мужчине удается жениться на шпионке, которая пыталась убить его.

— Что…

— Я нашел твое донесение, ты, тварь. — Он встал над ней, скрестив руки и расставив босые ноги. — Ты шпионила за мной все это время, ты предала меня. Да, ты предала меня и едва не довела до смерти моего отца.

Она прижала простыню к груди.

— Нет.

— И если ты не скажешь мне, для кого предназначалось твое донесение, я заставлю тебя пожалеть о том, что не убил тебя сразу.

Нора взглянула ему в глаза и увидела в них равнодушие палача. Она поняла, что сейчас она для него чужая и он мысленно представляет ее смерть.

— Ты чуть не убила моего отца, — тихо повторил он.

Чувствуя, как силы оставляют ее с каждым его словом, она покачала головой:

— Нет. Я бы никогда этого не сделала. Оно предназначалось для… — Она прикусила губу. Быстро же он запугал ее настолько, что она едва не выложила ему всю правду.

— Для кого? Спасай свою шкуру, Нора. Ну-ка, сделай еще попытку. — Она не подняла на него глаз, и тогда он больно схватил ее за запястье. — Господи, мне хочется убить тебя. Почему я не могу убить тебя?

Задохнувшись от боли, она попыталась высвободить руку, но безуспешно.

— Повторяю, это было абсолютно безобидное сообщение.

— Я заставлю тебя сказать правду. Кому ты их посылала?

— Я не могу этого сказать.

Его пальцы крепче сжали ее запястье, и на глазах у нее выступили слезы.

— Если уж ты следила за каждым моим шагом, то можешь, черт возьми, сообщить мне, кто же извлекал пользу из твоих подглядываний и подслушиваний.

Она вскрикнула, когда он принялся трясти ее и продолжал трясти до тех пор, пока ей не стало казаться, что голова у нее вот-вот оторвется. Затем бросил на кровать, как тряпичную куклу. Она упала на спину и заморгала, поскольку все расплывалось у нее перед лазами. Обретя способность видеть ясно, она уставилась на Кристиана.

— Отвечай на мой вопрос, Нора.

Ей был знаком этот тон. Так он говорил с д’Атекой и Черным Джеком. Ровный, холодный, бесстрастный голос свидетельствовал, что его обладателю неведомы такие понятия, как сострадание, жалость, совесть, честь. Не веря своим ушам, она лишь молча покачала головой. Кристиан отошел от нее, и с ним буквально у нее на глазах произошла разительная перемена: он перевоплотился в Кита — спокойного, бесшабашного, со смешинкой в глазах. Он рассмеялся.

— Ну что ж, я выясню это сам. Это не займет много времени. — Смех прекратился, глаза сузились. — А теперь моя очередь сказать тебе правду, хотя ты и не пожелала быть откровенной со мной.

Прислонившись к столбику кровати, он поглаживал бархатный полог, наблюдая за ней прищуренными глазами. Нора подтянула колени к груди; она все еще не могла в полной мере осознать происходящее.

— Правда, глупышка, заключается в том, что я солгал.

— В чем? — боязливо спросила она.

— Что я люблю тебя, конечно. Неужели ты вообразила, что я могу полюбить маленькую дурочку, чей лепет о щенках и котятах способен утомить до смерти. — Он продолжал поглаживать бархатный полог. — Нет. Я это нарочно придумал. Сначала мною двигало лишь любопытство — было интересно узнать, что испытываешь, раздвигая ноги сельской девственницы. Потом возникла необходимость помешать тебе заниматься твоими штучками и выяснить, что уже ты успела натворить.

Нора, как болванчик, все качала головой. Она съежилась, словно таким образом могла защититься от его жестоких слов.

— Вы не любите меня?

Он громко расхохотался, и она почувствовала себя так, будто ее ударили кинжалом. А ведь совсем недавно этот смех доводил ее чуть ли не до экстаза.

— Люблю тебя? — Он покачал головой, желая показать, что изумлен ее доверчивостью. — Может, мне следует объяснить тебе для твоей же пользы, что твой отец был прав. Ни один мужчина не захочет тебя. Какой мужчина способен полюбить неловкую, неуклюжую, невзрачную простушку? Неужели ты поверила, что я могу увлечься жалким вороненком с душой червя, который целыми днями пищит и роется в грязи, выискивая зерна?

Иногда боль бывает настолько сильной, что в какой-то момент человек перестает на нее реагировать. Слушая, как мужчина, которого она любила, говорит ей о своей ненависти и отвращении, Нора чувствовала, что душа ее медленно умирает, и все ее счастье вытекает из нее с потоками слез. Правду говорят люди о разбитом сердце.

Ее собственное сжал болезненный спазм, и она, застонав, прижала руки к груди. Кристиан продолжал говорить что-то, насмехаясь над ней, но захлестнутая первой волной боли, она не воспринимала смысл его слов.

— Господи, что же ты не хнычешь? — говорил он. — Я хочу, чтобы ты хныкала, скулила и причитала. Тогда я не буду чувствовать себя таким виноватым из-за того, что не убил тебя.

Он подошел к ней ближе, разглядывая ее, как мясник разглядывает разделанную им тушу.

— Видишь ли, я так хотел убить тебя. Но даже я, лишенный совести, не способен убить женщину. Придется мне утешаться твоими страданиями. Раз уж я не могу убить твое тело, я убью твое счастье, твое наслаждение, твою радость, любое светлое чувство, в котором ты захочешь найти утешение от проявлений моей мести.

— Пожалуйста, — проговорила Нора, задыхаясь от рыданий. Она не могла смотреть ему в лицо и сидела, опустив голову на изгиб локтя. — Пожалуйста, я н… ничего не сделала.

Кристиан схватил ее за волосы и приблизил к ней свое лицо. Она судорожно вздохнула и попыталась оторвать его руку, но он не выпускал ее.

— Я ненавижу тебя так же сильно, как Черного Джека, нет, гораздо сильнее. Теперь ты моя жена, ты в моей власти. Всю оставшуюся жизнь ты проживешь нелюбимой, нежеланной, окруженной людьми, которые знают, что ты из себя представляешь, и ненавидят тебя за это.

Он отшвырнул ее от себя и исчез в соседней комнате, захлопнув за собой дверь. Нора осталась лежать там, куда он ее бросил, уставившись на то место, где он только что стоял. В ее ушах звучали слова, открывшие ей ужасную правду о его истинных чувствах к ней. У нее было ощущение, будто ее колют остроконечными копьями, и она истекает кровью.

Некрасивая, нелюбимая, глупая. Некрасивая. Некрасивая, глупая, некрасивая, некрасивая, некрасивая. Я ненавижу тебя.

Ее тонкий пронзительный крик разорвал тишину безлюдного крыла Вастерн-хауса. И сразу же вслед за криком раздался смех Кристиана де Риверса.

ГЛАВА 15

Воздух в покоях новобрачных был пропитан запахом свечей, роз и жимолости. Последняя свеча, догорев, погасла, и комната погрузилась в полную темноту. Повсюду — на кресле, комоде, пустой кровати — была разбросана одежда. Нора сидела скрючившись в углу комнаты подальше от окруженного пологом места своего унижения, душевной пытки и крушения надежд. Ее густые волосы были собраны в узел, сама она завернулась в покрывало и прижалась к стене.

Она совсем обессилела. Состояние душевной агонии, в котором она пребывала, сменилось полной апатией, спасительной сейчас прострацией и лишь на периферии сознания еще пульсировала боль. Постепенно она начала воспринимать звуки и, услышав скрипы и шорохи, обычные в любом доме ночью, подумала, что он вернулся, и съежилась еще больше. Выйдя из оцепенения, она вновь обрела способность чувствовать, и на нее накатила новая волна отчаяния.

Еще она испытывала страх. Страх больший, чем когда на них напал Черный Джек со своей шайкой. Больший, чем когда отец хотел заставить ее выйти замуж за Персиваля Флегга. Лорд Монфор ненавидел ее. Должно быть, она утратила разум, вообразив, что он желает ее.

Его слова подтвердили ее тайные опасения. Теперь она не сомневалась, что не заслужила того, к чему больше всего стремилась. Убедившись в собственной никчемности, увидев себя его глазами, она утратила всякую надежду.

Одна смерть могла принести облегчение, в котором Нора нуждалась. В какой-то момент ночью, перестав плакать, она даже обыскала комнату, пытаясь найти что-нибудь, чем можно было бы покончить с собой. В одном из ящиков комода она обнаружила кинжал и даже приставила его к груди, но довести дело до конца у нее не хватило решимости. Поняв, что она слишком труслива для того, чтобы покончить с собой, она испытала едва ли не самую великую муку за всю эту злосчастную ночь.

Нора изменила позу. Бедро у нее затекло, спина ныла, во рту пересохло, глаза щипало. Странно, что эти мелкие неудобства занимали ее после того, как умерла любовь.

Но все же ощущение дискомфорта заставило ее выбраться из своего угла. Выпрямившись, она почувствовала, что все тело у нее одеревенело. Придерживая на себе покрывало одной рукой, а другой подобрав волочащийся по полу его конец, она сделала несколько медленных неуверенных шагов, не отдавая себе отчета, куда идет, и застыла в середине комнаты. Из соседней спальни донеслись голоса. Слуга лорда Монфора пришел пожелать доброго утра своему господину. Ночь кончилась для всех, кроме нее.

Что же ей делать? Он ненавидел ее, но это была ненависть по недоразумению. Если бы только она могла убедить его в том, что неповинна в предательстве. Возможно, он не любил ее, пусть даже не испытывал к ней ни малейшей симпатии, но тогда он по крайней мере не стал бы насмехаться над ней и унижать ее. Но она не могла предать Сесила и принцессу Елизавету. И все же ей надо попытаться убедить лорда Монфора в своей невиновности. Но для этого необходимо встретиться с ним лицом к лицу, а это было выше ее сил.

Размышляя таким образом, Нора умылась и надела платье, которое нашла в гардеробной, расположенной рядом со спальней. Все ее тело было покрыто синяками и кровоподтеками, а так как она не хотела, чтобы мужчина, называвший себя ее мужем, застал ее обнаженной, она сумела в конце концов приладить тяжелое платье так, что оно без морщин легло на нижнюю юбку. Парчовая юбка расходилась от талии в форме буквы Л, открывая шелк и кружева нижней юбки. Она застегивала на талии пояс с ароматическими шариками, когда в комнату, перешептываясь, вошли три служанки, принесшие воду и полотенца. Девушки остановились, глядя на нее в изумлении.

— Вы уже оделись, миледи? — проговорила наконец одна.

Ответить Нора не успела, так как в дверях появился ее отец. Бросив быстрый взгляд на Нору и не обратив внимания на служанок, Вильям прошествовал к кровати и уставился на смятые простыни.

— Ну что, погонял он тебя?

От этого замечания к горлу у нее подступила тошнота, и она прижала пальцы к губам. Вильям рылся в одежде и простынях, высматривая пятна крови.

— Прекрасно, — отыскав испачканную кровью простыню, он стащил ее с кровати. — Теперь я спокойно могу ехать домой.

Он направился к выходу, не удостоив ее больше взглядом. Служанки перешептывались между собой, но Норе было все равно. Ее отец ушел, убедившись, что его цель достигнута, ушел, как уходит купец с места заключения сделки.

Где-то внутри нее словно открылся глубокий пустой колодец. Комната исчезла, и она почувствовала, что проваливается в небытие, в пустоту, но вдруг услышала, как в этой мрачной пустоте кто-то произносит ее имя. Вздрогнув, она пришла в себя и увидела, что служанки уходят.

— Нора!

Это был лорд Монфор. Она приподняла юбки, собираясь убежать, но не успела сделать и шагу, как он уже был в комнате. Взгляд фиалковых глаз, казалось, пронзил ее насквозь, и она стала отступать перед приближавшимся к ней мужем. Сейчас место Кита, подвергнувшего ее столь тяжкому унижению, вновь занял неистовый и властный лорд Монфор.

— Спускайся вниз, — приказал он.

Нора продолжала пятиться от него, пока не уперлась в стену. От ужаса она лишилась дара речи. Лорд Монфор подошел к ней почти вплотную; она ощутила жар, исходивший от его тела, и кипевшую в нем ярость. Казалось, ярость овладевала им от одного ее вида. Она не ответила и не двинулась с места. Глядя ей прямо в глаза, он улыбнулся, и рука его потянулась к завязкам гульфика.

— Я сказал тебе идти вниз. — Сильные пальцы дергали за шелковые завязки.

Угадав его намерение, она сорвалась с места, переполненная отвращения. Она бежала через пустые комнаты, не замечая ничего вокруг, и увидела Иниго лишь после того, как наступила ему на ногу.

— О Господи, ты, чертовка. Имей жалость к моим ногам.

Он поддержал ее за локоть, но она отшатнулась от него, уловив в его голосе злобу. Этот человек тоже ее ненавидел.

— В чем дело? — послышался голос лорда Монфора.

Нора подпрыгнула при звуках этого голоса и обернулась. Он шел к ним, все еще перебирая свои завязки. Иниго указал на нее кивком головы.

— Господин просит прийти вас обоих. Хочет повидать любимую жену своего сына.

— Нет.

— Кит, он знает, что ты здесь наверху. Ты же знаешь, какой он, не успокоится, пока не убедится, что все вокруг довольны. Дворецкий идет, чтобы отвести к нему тебя и маленькую предательницу.

— О черт, — пробормотал сквозь стиснутые зубы Монфор и, повернувшись к Норе, схватил ее за руку.

Она вскрикнула от боли, но он, не обратив на это внимания, притянул ее поближе и прошипел:

— Тебе придется притвориться перед моим отцом. Мы любим друг друга. Нам хорошо и радостно вдвоем, мы без ума от счастья. И ты, сучонка, моя верная преданная жена и души во мне не чаешь. Дай только моему отцу повод для огорчения, и я заставлю тебя пожалеть, что ты не вышла замуж за Флегга.

Нора кивнула. Этого было достаточно, и он тут же поволок ее за собой через весь дом в покои графа. Задержавшись в прихожей, он привлек ее к себе и, обвив рукой ее талию, внезапно наклонился к ее лицу. Прижав рот к ее рту, он принялся с силой сосать ее губы.

Охваченная страхом, Нора извивалась, пытаясь вырваться, и издавала какие-то приглушенные звуки. Ей уже начало казаться, что она вот-вот потеряет сознание от страха, но тут он отпустил ее. Она сделала несколько глубоких вздохов, стараясь восстановить дыхание. Рядом с собой она отчетливо слышала тяжелое дыхание Кристиана, но видела все вокруг словно сквозь какую-то дымку.

— Ну вот, теперь ты больше похожа на познавшую любовь новобрачную, а не на испуганного утенка, — сказал ее муж.

Крепче обняв ее за талию, он ввел Нору в комнату своего отца. В голове у нее был такой сумбур, что она не услышала приветствия графа и опомнилась, только когда лорд Монфор отошел от нее и, подойдя к кровати отца, опустился перед ней на колени. Она увидела, как он поцеловал графу руку и улыбнулся сияющей улыбкой. Прежде чем она успела удивиться этой внезапной перемене, он уже снова был рядом с ней, подталкивая ее вперед.

— Нора, отец обращается к тебе.

— Не вмешивайся, упрямец, — сказал Себастьян. — Я и без тебя вижу, что она смущена. Дай мне твою руку, Нора.

Нора протянула руку, и граф взял ее в свою.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он.

У Норы страшно болели губы, но, опустив глаза, она тихо проговорила:

— Да, милорд.

Граф потрепал ее по руке.

— Смущение и неловкость скоро пройдут, моя дорогая. Но предупреждаю: не позволяй Кристиану командовать, не балуй его полной покорностью. Ему нужна узда.

— Сир… — начал сын.

— Не возражай, — перебил его граф. — Я долгие годы пытался приструнить тебя, я знаю, что для тебя лучше. Теперь садитесь. Я приказал, чтобы завтрак принесли сюда. Потом вы оба сможете вернуться в свое гнездышко. Я всех отослал под предлогом своей болезни, и нам никто не помешает.

Лорд Монфор нежно усадил Нору в кресло, а сам стал сзади, беседуя с отцом. Нора попыталась следить за их разговором, но стоило Монфору положить руку ей на шею, как она переставала воспринимать что бы то ни было. Она сжалась и хотела было встать, но поняла, что он не даст ей этого сделать. Он поглаживал ей шею и, глядя на них со стороны, любой счел бы этот жест проявлением страстной влюбленности. Даже Себастьян, судя по его улыбке, был убежден в этом. И только Нора знала, что ее муж с радостью задушил бы ее, будь у него такая возможность.

Перед ними поставили различные кушанья, и Нора попыталась поесть. Вообще-то мысль о еде была ей противна, но, поймав яростный взгляд лорда Монфора, наблюдавшего, как она бесцельно крутит в руке нож, она принялась откусывать кусочки хлеба. Казалось, прошли часы до того, как граф отпустил их и она наконец снова вышла в прихожую. Кристиан схватил ее за руку повыше локтя и опять поволок через весь дом в крыло для новобрачных.

Оказавшись в спальне, Кристиан оттолкнул Нору от себя, так что она даже споткнулась. Она поскорее зашла за кресло, отгородившись им от Кристиана, но он не обращал на нее никакого внимания. Он расхаживал взад и вперед по комнате, бормоча про себя:

— Он слишком хорошо меня знает. Раньше или позже он заподозрит неладное. — Он остановился, постукивая пальцами по рукоятке кинжала. — Ему стало лучше, он уже не такой бледный.

Нора настороженно наблюдала за мужем, но он, казалось, забыл о ней. Выскользнув из-за кресла, она крадучись направилась к двери.

— Вернись.

Она ускорила шаг.

— Я сказал: вернись. Если мне придется догонять тебя, я сделаю это с хлыстом.

Она остановилась как вкопанная, сжав трясущиеся руки, затем повернулась и сделала шаг по направлению к Монфору. Он смотрел на нее с тем особым выражением отвращения, которое, казалось, было припасено у него специально для нее, и ей потребовалось собрать все свое жалкое мужество, чтобы подойти и встать перед ним. К ее огромному облегчению, он не дотронулся до нее.

— Мы уезжаем, — сказал он. — Начинай собираться сейчас же, но не зови служанку.

— Но…

— Послушание, — перебил он. — Ты будешь слушаться, или же мне запихнуть тебя в ящик и вывезти из Лондона в повозке?

— Н… н… но…

— Отвечай мне. Ты будешь слушаться?

— Да. — Увидев его приподнятую бровь, она быстро поправилась: — Да, милорд.

Он отошел от нее.

— А как же быть с Артуром? — сказала она ему в спину. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы я не осталась совсем одна.

— Щенок останется здесь и будет прислуживать моему отцу.

— О, пожалуйста…

— Или я вышвырну его на улицу.

— Нет. — Она умоляюще вытянула руку.

— Значит, мы понимаем друг друга. Ты не будешь мне противоречить, и я позволю мальчишке остаться в доме отца.

Он ждал ответа. Нора поборола желание убежать и спрятаться и, обхватив себя за талию обеими руками, проговорила:

— Да, милорд, мы прекрасно понимаем друг друга.

Кристиан шел по пыльной тропинке, таща за собой огромный мешок и стараясь не думать о двух прошедших днях. Он полагал, у него хватит ненависти делать то, чем он не занимался уже годами. Но оказалось, что это не так.

Тяжелый мешок волочился за ним, задевая по ногам, мешая идти. А для его души такой же тяжестью был его гнев на Нору, который не отпускал его ни на минуту, грозя свести с ума. Подобно мешку бродячего торговца, его жена таила в себе множество фальшивых, но оттого не менее желанных сокровищ. Он был обречен на муку, страстно желая обладать этими сокровищами даже тогда, когда рассудок повелевал выбросить их в первый попавшийся ночной горшок.

Прикосновения к ней ввергали его в ад. Он позволил себе плениться ее кроткой натурой, он вознесся в рай, обладая ее телом, забыв даже о ее двуличии. В физической близости с нею он нежданно-негаданно нашел утешение, бухту, в которой можно укрыться от невзгод, радоваться, шутить, наслаждаться. Боже милостивый, ему еще предстоит изгнать из ума и сердца представления и ощущения, связанные с Норой Бекет, — аромат роз и жимолости, розовые губы, бело-розовая кожа. Исцелением от этого наваждения была лишь память о том, что его отец едва избежал смерти. Мысли о случившемся с отцом преследовали его, язвя и терзая. Они разъедали душу даже в те моменты, когда его плоть, его чресла охватывал огонь при одном лишь воспоминании о теле Норы.

Кристиан остановился. Мешок ударил его по ногам, и он в сердцах лягнул его.

О Господи! Он прижал кулаки ко лбу. Эти противоречивые желания грызли ему сердце, жалили, как змеи. Кулаки разжались, руки соскользнули со лба, прикрыв рот. Невидящими глазами он вглядывался в лесную тропинку.

Я ненавижу и люблю… и смертельно томлюсь.

Очертания деревьев вдруг стали расплываться у него перед глазами, и Кристиан закрыл глаза. Он подставил лицо ветру, вслушиваясь в потрескивание веток. Эти звуки напомнили ему о годах, которые он провел, скрываясь в лесу, ведя борьбу за выживание, за освобождение от рабства. Когда он снова открыл глаза, они уже были сухими.

Тропинка петляла по лесу, и после очередного поворота он снова остановился. Отсюда ему были видны ворота в стене. Они вели на задний двор дома, в котором на положении гостьи-узницы находилась Елизавета.

Закинув мешок за спину, он поправил капюшон своего латаного-перелатаного плаща и направился к стоявшим у ворот стражникам. Один из них зевал, другой отгонял от себя мух. При его появлении оба насторожились.

Кристиан ухмыльнулся. Деревенская жизнь была деревенской жизнью, в какой бы части Англии ты ни находился. Монотонность этой жизни, когда один день похож на другой как две капли воды, нарушали лишь нечастые праздники да ярмарки; остальное время жители пребывали в своего рода умственной спячке. Естественно поэтому, что приход бродячего торговца с городскими товарами, новыми балладами и последними сплетнями вызывал ажиотаж даже в домах знатных господ. Кристиан поднял руку в знак приветствия и нараспев затянул обычную для бродячего торговца присказку:

— Что вам угодно? Что вам угодно, мои ребятки? У меня есть прекрасные тонкие рубашки и сорочки, мягкие перчатки и шелковые пояса, изящные расчески и зеркальца, которые растопят сердце ваших милых.

Оба стражника заулыбались, и один открыл перед Кристианом ворота. Он проскользнул внутрь, скликая слуг, служанок, горничных, поваров; его сразу же окружили переговаривающиеся, смеющиеся люди. Кристиан с преувеличенной торжественностью поставил мешок на землю и отвесил всем поклон.

— Чего желаете, милые девушки? Подходите и покупайте, подходите и покупайте, пока я не ушел со своим товаром.

Во дворе продолжали скапливаться возбужденные слуги. Кристиан демонстрировал им маски, которые надевают, выходя из дому, душистую воду, нитки, булавки, кружева, корсажи, золотые браслеты. Он как раз тряс алой лентой перед молочницей, когда окно на одном из верхних этажей с треском распахнулось и из него вылетела ваза. Кристиан едва успел отскочить в сторону, и ваза разбилась о камни у его ног. Раздался низкий женский голос:

— Что, черт возьми, там у вас за шум, что за гам?

В окне появилось бледное лицо, обрамленное золотисто-рыжими волосами, и всех покупателей Кристиана как ветром сдуло. Остались только два стражника, попытавшиеся спрятаться за свои пики.

— Эй, торговец, — крикнула женщина, — убирайся отсюда.

Кристиан отвесил низкий поклон и взмахнул рукой.

— Прекрасные кружева и золотые флаконы с благовониями для миледи, — заговорил он льстивым тоном торговца. — Ленты всех цветов радуги и диковинные пряности.

— Стража, вздуйте его за наглость и вышвырните вон. — Рыжая голова исчезла.

— Засахаренные фрукты.

Голова снова появилась.

— Восточные сладости, миледи. Фиги с медом и персидским вином, сладкие марципаны, вишни, пропитанные сиропом с пряностями из Греции и Турции, миндальное печенье.

— Приведите его ко мне немедленно.

Кристиана ввели в дом; в руках он все еще держал разные побрякушки. Несколько пожилых мужчин в бархатной одежде стояли перед входом в покои дамы. Один из них поднял руку, останавливая стражников:

— Обыщите его.

Грубые руки принялись ощупывать его тело, и Кристиан воплями выражал свой протест, пока один из стражников не стукнул его как следует. Его товары тоже осмотрели и сложили обратно в мешок. Стражник втолкнул его в прихожую, захлопнул за ним дверь и запер ее. Фрейлина, похожая на испуганную кошку, поманила его за собой:

— Быстрее. Шум, который вы подняли, вывел Ее высочество из себя. Она запустила в меня книгой.

Кристиан поспешил за женщиной в будуар принцессы. Елизавета отвернулась от окна, когда он вошел. Он поклонился и поставил на пол свой мешок. Не произнося ни слова, Елизавета обошла вокруг Кристиана, внимательно рассматривая запыленную кожаную куртку и поношенные штаны, обтягивающие бедра.

— Нищий торговец, — заговорила она наконец. — Бродячий разносчик товаров с языком Иуды и повадками шлюхи. Твои сласти должны быть много лучше тебя самого, иначе я прикажу посадить тебя в колодки.

Кристиан достал из мешка коробку из слоновой кости.

— Ах, госпожа, скромные засахаренные фрукты, хранящиеся в этой коробке, все равно не могут соперничать по сладости с Вашим высочеством.

— Чума тебя забери. Давай их сюда.

Кристиан обеими руками протянул ей коробку. Принцесса взяла ее и уселась на кресло с высокой спинкой. С улыбкой подняв крышку, она достала цукат и сунула его в рот. Разжевывая цукат, она продолжала внимательно наблюдать за торговцем, затем, оторвавшись на миг от цукатов, потребовала, чтобы он показал ей и другие товары. Фрейлина принцессы взвизгнула от восторга при виде золотого флакончика с ароматическими шариками, и Елизавета запустила в нее подушкой.

— Убирайся, глупая женщина. От твоего визга у меня будет сердечный приступ или меня вырвет.

Фрейлина пискнула и засеменила к двери. Наступило молчание. Елизавета сунула в рот еще одну фигу, повертела в руках флакон с благовониями и все еще с набитым ртом обратилась к Кристиану:

— Один из драгоценных камней на моем башмачке еле держится. У тебя есть шелковая нитка сизого цвета?

— Да, милостивая госпожа.

Елизавета встала и, подобрав юбки, поставила ногу в бархатной туфельке на кресло.

— Сейчас же укрепи его.

Встав на колени у ног принцессы, Кристиан осторожно взялся за туфельку. Елизавета вынула из нее ногу и наступила ему на руку. Затем прошептала, оглядываясь вокруг:

— Твои штаны в обтяжку тебе больше к лицу, чем плащ, мой беспутный рыцарь.

Кристиан растопырил пальцы под ногой принцессы, продолжая смотреть вниз.

— Известный вам кавалер все еще во Франции, и от него нет никаких известий. Король Филипп выговаривает королеве за то, что она отказывается решать вопрос о наследовании. Совет не дает ей покоя ни днем ни ночью, требуя, чтобы она объявила вас наследницей престола, хотя кое-кто направил прошение королеве Шотландии.

— Она называет меня незаконнорожденной, моя дорогая кузина Мария Шотландская. — Елизавета убрала ногу и уселась в кресло. — Она навлечет на Англию войну, и английский народ окажется под господством французов.

Кристиан присел на корточки и достал иголку с ниткой.

— Ваше высочество, я подсчитал количество ваших сторонников, вернее, я уже сбился со счета — так их много.

Елизавета ударила кулаком по подлокотнику кресла.

— Какой мне от них прок, если сестра успеет убить меня, прежде чем сама умрет.

— В связи с этим я и пришел, Ваше высочество. У меня есть сведения, что испанцы изменили свою позицию. Они решили, что ненавидят вас меньше, чем французов, и для них предпочтительнее, чтобы на английский трон села просто слабая молодая женщина, а не молодая женщина, имеющая мужем будущего короля Франции.

— Откуда ты это узнал?

Воткнув иголку в бархатный башмачок, Кристиан ответил:

— От д’Атеки.

— И каким же образом ты убедил его обнажить перед тобой что-то кроме своего тела?

— Я бросил ему наживку помоложе, и он попытался заглотить ее. Но пока он к ней подкрадывался, мысли его только этим и были заняты, а язык работал сам по себе.

Последовала пауза. Елизавета барабанила пальцами по подлокотнику кресла, Кристиан орудовал иглой, прислушиваясь к малейшему шороху, который мог бы свидетельствовать о приближении посторонних.

— Чем хуже ей становится, — заговорила наконец Елизавета, — тем больше придворных покидают двор и присягают на верность мне. Если она прослышит об этом, она может потерять тот разум, который у нее еще остался, и убить меня.

— Филипп не допустит этого.

— Может быть.

— А ваши тюремщики, по-моему, больше боятся вас, чем вы их.

Елизавета улыбнулась, а потом, откинув голову, громко расхохоталась.

— Клянусь Богом, Кристиан, мне надо взять с тебя клятву, что ты будешь защищать и утешать меня.

— Ваше высочество, мне прекрасно известно, что в ваших жилах течет кровь предка с душой льва. Вы разгоните этих кроликов, которыми они вас окружили.

Откусив нитку, Кристиан встал перед принцессой на колени, надел туфельку ей на ногу и поцеловал руку. Но когда он попытался подняться, она положила руку ему на плечо, удерживая на месте. Она внимательно вглядывалась ему в лицо.

— Ты собрался сыграть роль привидения, мой беспутный рыцарь? Я вижу боль в этих фиалковых глазах, которые раньше всегда искрились смехом и озорством.

— Пустяки, не стоящие вашего внимания, Ваша светлость.

Взяв его за подбородок, она приподняла ему голову и заставила посмотреть на себя.

— Я мало кому могу доверять и не могу позволить себе терять этих людей. Ты в беде.

— Боннер пытался покончить со мной.

— Но это ему не удалось, и потом, из-за Боннера ты бы не потерял аппетит. Клянусь кровью Христовой, непозволительно так относиться к своей плоти. В чем дело? Быстро говори мне, а то скоро вернется моя фрейлина.

Кристиан тяжело вздохнул, и плечи его поникли.

— Я взял себе жену, Ваше высочество.

— Черт возьми, ради чего ты это сделал?

— Она шпионила в пользу врага. И она чуть не убила моего отца.

— Кто она?

— Нора Бекет.

Елизавета покачала головой:

— Лжешь. Ты и эта мышка Нора Бекет. Нора и Кит. Невозможно. Вдобавок она никому не может причинить зла. Ты что-то напутал, мой мальчик.

Закатав рукав до локтя, Кристиан обнажил руку, на которой тянулся длинный шрам.

— Это знак ее любви ко мне. У меня их несколько, и моего отца она тоже пометила — кинжал в спину, чудом не попавший в сердце.

Елизавета провела по шраму длинными пальцами, и Кристиан вздрогнул.

— Предательство не доставляет особых страданий, если нет любви, — сказала она. — Я всю свою жизнь прожила, балансируя на краю обрыва, сомневалась, плела интриги. Я научилась разбираться в людях. Нора — воплощение доброты и невинности. Я высоко ценю эти два качества, хотя и не обладаю ими сама.

— Я ее ненавижу.

— Знаю. — Елизавета замолчала, прислушиваясь к женским голосам в соседней комнате. — Они возвращаются. Послушай меня, мой дикарь. Ничего не предпринимай, пока не посоветуешься с нашим общим другом. Он узнает правду.

— Как пожелаете, Ваше высочество.

Кристиан поцеловал руки Елизаветы и занялся своим мешком. Он заталкивал в него товары, когда в комнату вошли фрейлины и стражники. Его вывели на задний двор, где его вновь окружили слуги. Лишь спустя несколько часов он вышел за ворота и притворился, что направляется в соседнюю деревню.

Энтони-Простофиля ждал его в лесу с лошадьми и чистой одеждой. Кристиан бросил гиганту свой мешок и скинул залатанный плащ.

— Мы отвезли ее в Фале, — объявил Энтони, предваряя вопрос Кристиана, — и это не слишком ее обрадовало.

— А мои гости?

— Большинство тоже уже там. Саймон Спрай, Иниго со своими людьми, Мег и ее шлюхи.

Кристиан накинул на плечи черный плащ и застегнул серебряную пряжку. Затем подтянул пояс и поправил ножны с мечом.

— А мой отец?

— Сегодня ходил по своей комнате. Шлет тебе свою любовь.

Взяв из рук Энтони поводья, Кристиан вскочил на лошадь. Из кошеля, притороченного к поясу, достал запечатанное письмо и вручил его слуге.

— Отвези это графу и возвращайся ко мне в Фале. И помни, ни слова о нашей милой предательнице. И перестань отшатываться от меня, дурак. Я не тебя собираюсь наказывать.

— Мы все дрожим и трясемся перед тобой в эти дни, все твои верные вассалы и все шлюхи.

— Скажи на милость, вы же не грудные дети.

— Нет, Кит. Каждый из нас обязан тебе жизнью. Мы рады отплатить тебе, чем можем, за твою заботу. Просто мы все уже видели, как ты умеешь мстить, и нам жаль молодую леди.

Энтони едва успел уклониться от удара хлыстом.

— Жаль! — заорал Кристиан. — Жаль, вот как? Вы отца моего должны жалеть. Она устроила ему ад, да и мне тоже. Говорю тебе: я своими глазами видел, как уходила из него жизнь, зная, что он страдает по моей вине. — Лошадь, обеспокоенная свистом хлыста и громким голосом Кристиана, пританцовывала на месте. Он успокоил животное, не отводя взгляда от Энтони. — Запомни, я не хочу больше слышать причитаний по поводу моей суки жены и ее тяжелой судьбы. Любому, кто осмелится хотя бы посмотреть на нее с участием, я вырву глаза.

Кристиан пришпорил коня и умчался прочь, оставив Энтони-Простофилю глотать поднятую копытами пыль и приходить в себя после взрыва хозяйского гнева.

Никто не остановит его, сказал себе Кристиан. Он не будет слушатъ нытья слабаков и глупцов. Душа его жаждала мести, и он отомстит, отомстит, несмотря на протестующий внутренний голос. Он не будет слушать. Слушать — значит потакать собственной слабости, а он давно поклялся себе, что никогда больше не поддастся слабости.

ГЛАВА 16

На следующий день ближе к закату Кристиан выехал из леса и остановился, созерцая поросшую травой равнину, возвещавшую, что уже недалеко до Фале и… Норы. Опоясанный рвом замок стоял на холме, возвышаясь среди окружавших его лугов. Замок был старый — его построили предки Кристиана еще до того, как восемьдесят лет назад Тюдоры уничтожили последнего короля из династии Плантагенетов, — но Кристиан предпочел перебраться сюда, а не в фамильный замок Монфоров — массивное каменное сооружение, сырое, холодное, грозное.

Возможно, замок Монфор был бы лучшей тюрьмой для его жены, но Фале находился всего в дне пути от Лондона, а Кристиан хотел быть поближе к отцу. Кроме того, он послал людей разыскать тех, кто работал в саду, где Нора прятала донесения, и должен был находиться поблизости на случай, если его разведчики разузнают что-нибудь новое. А еще ему было легче подвергнуть Нору наказанию в собственном доме, ибо, сделай он это в любом другом месте, его отец мог бы узнать, что происходит, и принялся бы осыпать его упреками.

Пустив лошадь в галоп, Кристиан поехал через луг. Вскоре он приблизился к Фале настолько, что разглядел отражавшиеся в воде рва коричневые камни стен, зелень обвивавшего их плюща, голубое, как персидский шелк, небо. Красные трубы торчали на крыше, скрывая башенку, куда он приказал поместить Нору.

Он придержал лошадь, подъезжая к подъемному мосту, и ответил на приветствия нескольких крестьян, которые принесли что-то в замок и теперь возвращались домой. У лестницы перед главным входом он остановил коня. Подбежавший мальчонка-грум принял поводья, и Кристиан спешился. Он уже дошел до середины лестницы, когда какой-то жужжащий звук заставил его застыть на месте. Клинок из тонкого металла вонзился в дверь за мгновение до того, как Саймон Спрай открыл ее. Вор, моргая, взглянул на клинок, проткнувший дубовую панель рядом с его носом, затем снова скрылся внутри, захлопнув дверь.

Кристиан стукнул перчатками для верховой езды по ладони и сказал, глядя на клинок:

— Добрый вечер, мой сладкий.

— Мерзкое шлюхино отродье, — откликнулся откуда-то сзади голос Блейда.

— Удивительно, как тебе удается произносить самые мерзкие похабства с интонацией студента из Оксфорда. Ну что, вспомнил свое прошлое?

Блейд пересек двор, поднялся по лестнице и, остановившись ступенькой выше своего нового хозяина, повернулся и посмотрел ему в лицо.

— Что ты сделал с Норой?

— Занимайся своим делом, мой сладкий, а то придется тебя проучить.

Кристиан прошел мимо Блейда, но юноша взбежал по лестнице и встал перед дверью.

— Она бледная как труп, даже на солнце дрожит и не хочет со мной разговаривать. Ты приставил к ней своих волков и позволяешь им кусать ее. Господи, я знал, что ты злой, но мне казалось, что Нора тебе нравится. Что она сделала?

Засунув перчатки за пояс, Кристиан медленно надвигался на Блейда, который с негодованием воззрился на него, широко расставив ноги.

— Уйди с дороги, ангелочек.

— Что она тебе сделала? — повторил Блейд уже с ухмылкой. — Она что, оказалась не девственницей?

Кристиан выбросил вперед руки. Одной заломил за спину руку Блейда, другой схватил его за горло. Приподняв свою жертву, он принялся колотить ее головой о дверь, одновременно в такт ударам приговаривая:

Никогда от грязных мыслей не свободен. И на благородные поступки не способен.

Отпустив наконец едва державшегося на ногах Блейда, он спихнул его с лестницы, проговорив:

— Каждый раз, когда тебе придет в голову обсудить добродетель моей жены, для тебя это будет плохо кончаться. Я пришлю кого-нибудь вытереть тебе нос и уложить в постель, мой сладкий.

Он вошел внутрь. Саймон Спрай дожидался его, чтобы взять плащ. Он выставил заросший подбородок в сторону двери.

— Этот парень горячее, чем Мег под своими нижними юбками. Бесится, что его оседлали и надели узду, после того как он столько времени носился как хотел.

— Не доверяй неопытным юнцам, Саймон. Вспомни, каким я был в его годы.

— Ты и сейчас немногим старше Блейда, но я тебе доверяю.

— Тогда у тебя, старый плут, мозги не в порядке.

Кристиан отдал Саймону перчатки и вошел в зал, громко стуча сапогами по черно-белым мраморным плитам пола. Саймон следовал за ним. В камине уже горели огромные поленья — к ужину зал успеет как следует прогреться. Лягнув попавшийся ему на дороге стул, Кристиан подошел к камину и, положив руки на каминную полку, приблизил лицо к огню.

— Вы поместили ее в комнату для прислуги?

— Да, Кит, но ты уверен, что это правильно?

— Кормили ее?

— Она не спускается в зал, — ответил Саймон. — Оказавшись в этой комнате, она не стала возмущаться, а уселась на диванчике у окна, сложив руки. Знаешь, меня от нее страх берет. Такая молчаливая и спокойная. Она что-то замышляет, это так же точно, как то, что от рыбы воняет.

— А от моего доверенного ничего не слышно?

— Нет пока. Иниго ездил в город послушать, что ему нашепчут твои сороки, он говорит, что большая часть королевской челяди поразъехалась, после того как королева три дня назад отбыла в Хэмптон-корт. Их послали в какие-то другие дворцы. — Саймон помолчал, глядя в лицо Кристиану. — Послушай, Кит, у тебя такой вид, будто ты не спал с Рождества.

Кристиан взял кружку эля, поданную ему Саймоном, и осушил ее. Но от эля усталость его, казалось, усилилась, а мысли стали еще более путаными. Он отказался от второй кружки — предстояло еще увидеться с Норой. Приказав, чтобы ужин подавали через час, он отправился в комнату в башне восточного крыла замка.

В башне было три комнаты, к которым вела лестница в шесть пролетов с крутыми ступенями. Кристиан остановился перед одной из дверей и заметил, что Иниго повесил на нее массивный серебряный замок, что обычно вешался на двери собственных покоев Кристиана в любом из фамильных замков, который он выбирал своим местожительством. Достав из кошеля у пояса ключ, он замер, уставившись на него.

Это происходило опять. Одной лишь мысли, что она находится по другую сторону двери, оказалось достаточно. Пробормотав сквозь зубы ругательство, он уперся руками в дверь. Он пытался представить еретиков, сжигаемых заживо, вздернутых на дыбу, но воображение рисовало ему одну лишь Нору — обнаженную, большеглазую, доверчивую Нору. Если он сейчас не совладает с собой, он откроет дверь и набросится на нее как зверь, сжигаемый вожделением и ненавистью, и вряд ли и он и она переживут этот ад без ущерба для себя. Поэтому он стал думать об отце, вспоминая, как тот положил руку Норе на голову и благословил ее.

Когда боль в паху немного поутихла, он начал декламировать отрывки из «Илиады» на греческом. Прошло много времени, прежде чем он смог выпрямиться и войти в комнату. Первым, на что он обратил внимание, были густые тени, которые лишь местами рассеивал свет уходящего дня, попадавший в комнату через маленькое оконце в нише, и пыль, лежавшая толстым слоем на комоде, на покрывале на кровати, буфете. Он знал, что никто не позаботился о том, чтобы подготовить комнату к прибытию Норы. Загроможденная мебелью, комната казалась маленькой, бонбоньерка.

Нора сидела на диванчике у окна, освещенная последними лучами заходящего солнца. Она была без чепца, и волосы, рассыпавшиеся по плечам, казались таким же украшением ее платья для верховой езды, как и выцветшая вышивка. Съежившись, прижав руки к небеленым стенам, она молча наблюдала за Кистианом.

— Ты довольна своим новым жилищем? — спроси он, глядя на нее так же пристально, как и она на него.

Она вздрогнула при звуках его голоса и наморщила лоб. Потом оглядела комнату, словно видела ее впервые. Ничто в комнате не задержало ее внимания и она опять перевела взгляд на его лицо, так ничего и не ответив.

— Я спросил, жена, довольна ли ты своим новым жилищем.

— Да, все прекрасно.

Раздраженный тем, что она словно и не заметила жалкой неудобной обстановки, Кристиан предпринял другую попытку:

— А твои слуги, ими ты тоже довольна?

— Кем?

— Слугами, которых я выбрал специально для тебя, — Саймон Спрай, вор-лошадник и плут, Одо Твитч, лженищий и сводник, и, наконец, моя добрая Мег с ее девочками, но с ними ты еще не успела познакомиться.

— Прекрасные слуги, — ответила Нора. — Милорд, пожалуйста, выслушайте меня.

— Единственное, что я хочу от тебя услышать — это имена тех, кому ты служишь. Кому ты отправляла донесения?

— Этого я не могу вам сказать.

— Если мне придется выяснять это самому, тебя ждет наказание гораздо худшее. Скажи мне, и я с миром отправлю тебя в замок Монфор. Ты будешь узницей, но я откажусь… от других своих планов.

Нора протянула к нему руку, но тут же опустила ее. Она сплела пальцы, и он увидел, что глаза ее наполнились слезами.

— Милорд, я умоляю вас выслушать.

Кристиан, давно сдерживавший дыхание, с шумом выдохнул и направился к двери.

— Подождите.

Нарочито медленно он снова подошел к своей маленькой жене и остановился перед ней, скрестив руки и уставившись на нее пустыми глазами. Не говоря ни слова, он ждал, приподняв бровь. Нора не выдержала его взгляда и опустила глаза.

— Я знаю, вы подозреваете меня в том, что я служила епископу Боннеру, но это неправда. С самого начала мы с вами неверно понимали друг друга. Я думала… но я ошибалась, и я не виню вас за то, что я вам не нужна.

— Как любезно с твоей стороны не винить меня за то, что мне не нужна жена-предательница. Нет, ни слова больше. Повторяю: единственное, что мне от тебя нужно, это имя твоего хозяина. Это д’Атека?

— Нет.

Кристиан сузил глаза.

— Я не верю тебе, и мое терпение подошло к концу. Ужин через час. Я приду за тобой и выпущу тебя из твоей клетки.

— Я поем здесь.

— Если ты не хочешь остаться голодной, ты будешь есть там и тогда, где и когда я прикажу.

Он отвернулся, когда она впервые за все время встала со своего места и оказалась настолько близко, что он уловил исходивший от ее волос запах роз.

— Через час, — повторил он и чуть ли не бегом бросился из комнаты.

Бегство не принесло ему пользы — через час он вернулся к ней в комнату, по-прежнему терзаемый яростью и желанием одновременно. Отвесив шутовской поклон, он протянул ей руку. Она посмотрела на него, но не двинулась с места. Схватив ее руку и положив себе на локоть, он повел ее вниз в главный зал. Еще на подходе к залу они услышали раскаты смеха, рыгание, ругань. Вся эта какафония звуков достигла прямо-таки оглушительной силы, когда они вошли в зал и направились к возвышению, на котором по традиции стоял стол хозяина замка.

Кристиан наблюдал за Норой, пока они пробирались между двумя длинными столами, за которыми восседали потные молодчики со зловонным дыханием и следами оспы на лице. Наконец-то ему удалось вывести ее из состояния безразличия. До нее дошла вся необычность уклада этого дома. Она сморщила нос, подобрала юбки и замедлила шаги. Он тащил ее за собой, отмечая, что при их приближении сидевшие за столами смолкали.

Он почувствовал ее сопротивление, когда они подошли к возвышению, и, посмотрев на нее сверху вниз, проследил направление ее взгляда — она увидела Мег и других девиц, расположившихся за господским столом.

— Это мои дорогие друзья, жена, — объяснил он. — Пришли познакомиться с тобой.

Схватив Нору за руку, он втянул ее за собой на возвышение. Остановившись рядом с Мег, он взял ее руку, поднес к губам и стал медленно водить по ней языком, услышав, что Нора при этом судорожно вздохнула. По его лицу расползлась улыбка, а глаза Мег вспыхнули в предвкушении того, что последует после ужина.

— Ах, Кит, — пробормотала она, — не следует тебе так меня обнадеживать при людях.

— А я намерен оправдать твои надежды, — ответил он. — И будь я проклят, если я этого не сделаю.

Засмеявшись, Мег вскочила и бросилась ему на грудь, прижалась к нему всем телом и, приблизив к его лицу свое, раздвинула языком губы. Сидевшие внизу засвистели, кое-кто затопал ногами. Кристиан поднял голову. Все еще обнимая Мег, он повернулся лицом к собравшимся и громко проговорил:

— Мои добрые слуги, это моя жена Нора. — Стоявшая рядом с ним Нора перевела взгляд с Мег на мужа. Он ухмыльнулся ей. — Непорочная дева, переставшая недавно быть девой. Нежная, послушная, молчаливая и покорная, о такой любой мужчина может только мечтать.

Разгоряченное элем сборище криками выразило свое одобрение, и Кристиан дал всем знак продолжать трапезу. Он подвел Нору к креслу, стоявшему по левую руку от его собственного, а Мег уселась справа.

— Жена, позволь представить тебе моих дорогих уважаемых друзей. — Он сделал паузу; на лицах Холли и Саймона появились самодовольные ухмылки. — Саймона ты уже знаешь. А этот пухлый сосуд греха — Холли, а вон та милашка с набитым гусятиной ртом — Энни. Энни, не следует так набивать рот.

Энни быстренько проглотила то, что было у нее во рту, и кокетливо заулыбалась.

— Ну, мой рот был набит куда больше, когда я лакомилась тобой, мой сладенький Кит.

Нора опрокинула свой бокал, вино расплескалось на скатерть. Кристиан поднял бокал, изучающе глядя в ее побледневшее лицо.

— Тебе не нравятся наши шутки?

Нора облизнула губы и покачала головой.

— Ну и отлично. Отведай гусятины, — он бросил гусиную ножку на лежавшую перед ней доску, — и каплуна, и артишоков.

— А ты сам, Кит? — Мег наклонилась к Кристиану, так что ее груди прижались к его руке. — Возьми мяса. Сегодня тебе понадобятся все твои силы.

Кристиан открыл рот, и Мег стала кормить его кусочками мяса. Перед тем как глотнуть вина, он облизывал ей пальцы. Взглянув на Нору, он увидел на ее лице выражение ужаса, словно перед ней было исчадие ада. Руки, державшие бокал с вином, дрожали.

— Ты ничего не ешь, — сказал он. — Что, это зрелище лишает тебя аппетита? — Он жестом указал на Саймона Спрая, тискавшего Энни за грудь.

— Я не голодна.

— Я не потерплю, чтобы моя жена жаловалась и причитала по поводу достойных развлечений моих друзей. И почему, черт возьми, некрасивые женщины такие завистливые и постные?

Казалось, он должен был бы испытать величайшее удовлетворение, увидев, что Нора, в лице которой не осталось ни кровинки, задрожала как в лихорадке. Этого не случилось, и его охватила ярость на самого себя и на нее. Следовало временно прекратить это издевательство над ней, а то у него не хватит духа осуществить следующую часть своего плана.

— Представляешь, — обратился он к ней игривым тоном, — как приятно будет провести все лето и осень в обществе моих дорогих друзей?

Нора повернулась к нему, но ничего не ответила. В глазах у нее появилось знакомое ему отсутствующее выражение. Смотреть, как глаза ее тускнеют, голова и плечи никнут, было выше его сил. Как она смеет выглядеть такой жалкой? Ведь это по ее вине они попали в эту адскую ловушку.

— Ты выглядишь усталой, — заметил он. — Иди, ложись. — И, не услышав ответа, прокричал: — Убирайся с глаз моих.

Она побежала, а он смотрел ей вслед, ненавидя ее кудри, рассыпавшиеся по спине, ее груди, слегка подрагивающие при каждом ее шаге, загнанное выражение в ее глазах. Ненависть поглотила его целиком, и он даже не заметил, что рука Мег ласкает ему бедро. Только когда ее пальцы сжали ему член, он судорожно вздохнул и поглубже уселся в кресле.

— Ты был прав, Кит, — сказала Мег. — Она злобная тварь. Позволь, я помогу тебе забыть о ней.

Он оттолкнул руку Мег.

— Не сейчас, будь ты проклята. Сейчас не время. Позже, — и добавил, обращаясь скорее к самому себе: — наверху, когда я буду знать, что она слышит.

Мег рассмеялась.

— Начать можно и сейчас, мой сладкий.

Он отпихнул ее.

— Слишком уж ты ненасытна, женщина. Лучше бы тебе избавиться от этого недостатка. Мужчине нравится, когда его добиваются, но еще больше ему нравится быть в роли охотника. Почему, ты думаешь, нас так привлекают девственницы? — Он осекся, осознав, что говорит. — О черт!

Мег намочила палец в вине и провела им по губам Кристиана.

— Да, Кристиан? Что там насчет девственниц?

— Ничего. Плевать я хотел на девственниц, и на мышей, и на драконов тоже.

— Ты что, выпил испорченного эля?

— О Боже, женщина, оставь меня наконец в покое. Не видишь, я ем?

Нора опустилась на колени, сложила руки и склонила голову в молитве, но обнаружила, что не в состоянии общаться с Богом. Может, потому, что она боялась. Боялась, что ужас последних дней творился с ней по Его воле.

Крепче стиснув руки, она пыталась вспомнить хоть какую-нибудь молитву, но слова не шли на ум. Вместо этого она вспоминала, как шла по залу среди рыгавших, смотревших на нее с презрением молодчиков Кристиана, вспоминала женщин, сидевших за господским столом. Их образы возникали перед ней — яркие, как узоры витража.

Эта женщина, Мег. Она прикасалась к лорду Монфору так, словно он принадлежал ей. Она была гораздо старше его, но кожа у нее была гладкой, а фигура гибкой. Белокурая, прекрасная, с уверенными чувственными движениями, Мег обладала всем тем, о чем мечтала Нора. Мег, Холли и Энни — все они смеялись над ней, а лорд Монфор в их присутствии назвал ее некрасивой. Впрочем, любой мог увидеть это собственными глазами.

Что она делала? Жалость к себе была грехом, а она только тем и занималась, что жалела себя. Нора не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она покинула зал. После своей брачной ночи она перестала замечать ход времени. Поднявшись на онемевшие ноги, она стала раздеваться при свете единственной свечи, оставленной ей Саймоном Спраем.

Что он сейчас делает? Бессмысленно думать об этом. Пирует с этими людьми, этими мошенниками и грешниками. И Мег рядом с ним. Лучше бы он убил ее. Зачем ей жить, отвергнутой и ненавистной? С каждым днем он все больше отдалялся от нее, каждая ночь питала его ярость.

Стоя в центре комнаты, Нора огляделась, держа в руках свое платье, нижние юбки, корсаж. Ей разрешили пользоваться небольшим сундуком, в котором и были сложены ее вещи. Положив одежду на подоконник, она принялась рыться в сундуке, ища ночную рубашку. Наконец на самом дне сундука пальцы ее нащупали мягкий батист, и она извлекла рубашку наружу.

Облачившись в рубашку, она задула свечу и залезла в кровать. Лишь сейчас, усевшись на кровати поверх покрывала, она осознала, что дрожит. Она натянула покрывало на плечи, но не легла, по опыту зная, что все равно не уснет. Ей приходилось по несколько часов расхаживать по комнате или сидеть в кровати, прежде чем сон приходил к ней.

Итак, она сидела, вглядываясь в темноту, и задавалась вопросом, не обратиться ли ей за помощью к отцу. Безумная идея. К королеве? Но тогда лорда Монфора посадят в Тауэр, а Нора, несмотря на свой страх перед ним, на страдания, которые он ей причинял, не желала ему зла.

В конце концов, не его вина, что он составил о ней неверное мнение. Ей бы следовало попросить, чтобы для тайника выбрали какое-нибудь другое место, сразу же после того как он в первый раз проник в сад. Лорд Монфор прав: не слишком-то она сообразительна.

Должно быть, она задремала, потому что, открыв глаза обнаружила, что уткнулась носом в покрывало. Глаза жгло от усталости, ноги болели от долгого пребывания в неудобной позе. Выпрямив ноги, она залезла под покрывало, мечтая провалиться в спасительную пустоту раньше, чем ее мозг снова начнет функционировать и ее станут осаждать мысли о ее бедственном положении.

Устраиваясь под покрывалом, она услышала чей-то стон, а затем скрип трущихся о дерево постельных веревок, но эти звуки раздавались не в ее комнате. Он подняла голову. Глаза уже привыкли к темноте, и она различила, что дверь в ее комнату приоткрыта. Она ведь закрыла ее, вернувшись из зала. Или нет? И лорд Монфор сказал, что запрет ее. Неужели он забыл?

Через щель струился слабый свет. Снова послышался стон. Он доносился оттуда, откуда шел свет. Опять стон, на сей раз более тихий и продолжительный. Кто-то испытывал боль, похоже, что женщина.

Закутавшись в покрывало, Нора соскользнула с кровати и на цыпочках прошла через комнату. Покрывало шлейфом волочилось за ней. Выйдя из комнаты, она снова услышала скрип постельных веревок и повернулась к двери в соседнюю комнату, тоже приоткрытой.

Кривя губы, вслушивалась она в женские стоны. Должно быть, это одна из тех шлюх. Видно, перепила эля. Но вдруг у нее судорога в кишках. Судорога может быть опасной. Надо спросить, не помочь ли ей чем. Нора подкралась к двери и тихонько вошла внутрь.

Ее глазам предстала отвратительная непотребная картина.

Темная комната. Кровать, окруженная свечами. Смятые простыни. Женщина, лежащая на спине, широко раскинув ноги. Мужчина, лежащий на женщине и сосущий ей грудь. Мужчина с кожей цвета меда и волосами цвета ястребиного крыла. В полном замешательстве Нора нахмурила брови. Она не могла отвести глаз от мужчины, освещенного мягким светом свечей; увидела, как напряглись его мускулы, когда он, приподняв голову, стал тереться грудью о грудь женщины. Голова повернулась в сторону двери.

Нора попятилась назад, закрыв глаза, чтобы видеть лица лорда Монфора. Стукнулась плечом о дверную раму и повернулась, собираясь выскочить за дверь.

— Может, моя жена захочет присоединиться к нам.

Эти слова словно пригвоздили ее к месту, она застыла.

— Повернись, — скомандовал он.

Она покачала головой. Она держалась за дверную раму, не доверяя собственным ногам. Кристиан схватил ее за локоть и втащил в комнату. Он стоял перед ней обнаженный со вставшим членом. Нора отшатнулась от него, и он выпустил ее руку. Плотнее закутавшись в покрывало, она уставилась в пол.

— Смотри на меня. — Он ждал. — Смотри на меня, или я запру тебя здесь и возобновлю прерванные тобой игры.

Она посмотрит на него, решила Нора, все равно глаза ей словно застилала пелена. Он взял ее за подбородок и посмотрел в лицо. Взгляд его был холоден как лед в отличие от тела, от которого исходил жар.

— Назови мне имя твоего хозяина, и я вернусь на твое ложе.

Она моргнула. Губы ее двигались, но с них не слетало ни звука. Внезапно он притянул ее к себе и, сорвав покрывало, прижался к ней разгоряченным телом. Затем просунул ногу ей между ног. Сжимая ей ягодицы, он шептал ей в ухо:

— Скажи мне. — Тело его начало ритмично двигаться, будто под звуки воображаемого барабана. — Скажи мне, скажи мне. Уступи, Нора.

Вскрикнув, она вырвалась и бросилась прочь от этих похотливых бедер и требовательного тела. Она дрожала с ног до головы; все тепло ушло из нее, пока она добежала до своей комнаты; к горлу подступила тошнота.

Она споткнулась о покрывало и бросила его. Вбежав в комнату, захлопнула за собой дверь, которая тут же снова распахнулась, и лорд Монфор ворвался внутрь под хихиканье Мег. Нора забилась в самый дальний угол. Он остановился перед ней, раскинув руки и расставив ноги, демонстрируя свое обнаженное тело. Прикрыв рукой рот, Нора сглотнула наполнившую его горечь.

— Судя по твоему поведению, — сказал он, — ты отказываешься от моего предложения.

Нора боролась с приступом тошноты и не могла выговорить ни слова.

— Что ж, очень хорошо. Вскорости я и сам все узнаю, а сейчас буду избавлен от тяжкой обязанности, за что премного тебе благодарен. И так как ты отказываешься от моих услуг, я вернусь к Мег.

Он вышел, а Нора осела на пол. Оказывается, можно умереть и все же продолжать дышать, осознала она. Именно это случилось с ней в той пыльной комнате, когда она смотрела на своего мужа, лежащего между бедер проститутки. А так как внутри она была мертвой, то и боли больше не будет чувствовать. Наконец-то она была свободна.

Ребенком он жил в постоянном ужасе. Черный Джек находил для себя развлечение в том, чтобы заставлять его красть или просить милостыню и избивал, если он отказывался или его постигала неудача. День за днем его тюремщик выбрасывал его на улицы, где было полным-полно бандитов и проституток, и день за днем он рисковал жизнью ради единственной награды — боли.

Однажды, когда он вернулся со своего промысла с пустыми руками, Джек подвесил его к ветке дерева и порол ивовым прутом до тех пор, пока он не охрип от крика. На следующий день он выбрал своей жертвой какого-то старика. Он подошел к старику, заливаясь слезами, изображая потерявшегося ребенка. Заплакать было нетрудно: стоило лишь ослабить самоконтроль, и избитое тело тут же отреагировало болью. Старик поднял его на руки и стал нежно утешать. Кит показал ему дорогу к своему вымышленному дому в переулке, успев ощупать его кошелек. В переулке старик спустил его с рук, и Кит поспешил прочь.

Не прошел он и нескольких шагов, как услышал крик. Оглянувшись, он увидел, что Джек перерезает старику горло. Серебристый клинок проложил кровавую дорожку в человеческой плоти. При виде конвульсивно подергивающихся мускулов и хлещущей из раны крови Кит словно прирос к месту; он смотрел на повисшую клочьями кожу, слышал булькающие хрипы. Его глаза встретились с испуганными глазами старика.

Сидя обнаженным у двери в комнату Норы, Кристиан словно заново окунулся в ту грязь, через которую прошел в те дни. Глаза старика, почему он вспомнил о них сейчас? Наверное, потому, что в глазах Норы было выражение того же безграничного ужаса и боли.

— Боже милостивый, что же я наделал?

Дрожа, он положил руки на колени и прижался к ним лбом. Услышал собственное сухое рыдание и прикусил губы, стараясь приглушить его. Узнав о предательстве Норы, он снова превратился в того замученного ребенка-звереныша. Прикоснувшись к ней только что, предложив вернуться в ее постель, он рассчитывал вызвать страсть, которую открыл в ней в их первую брачную ночь. Но вместо этого вверг ее в агонию.

Доживи он до следующего века, он все равно не сможет забыть ее глаз, нежных глаз, которые могли светиться любовью и состраданием к слабым и обиженным, но в тот момент отражали муку вздернутого на дыбу, привязанного к колу для сожжения, подвергшегося клеймению. И это он, Кристиан де Риверс, соорудил дыбу, поджег хворост в костре, выжег клеймо. Он не мог продолжать так и дальше. Сцена с Мег должна была по его замыслу унизить Нору, причинить ей боль, но оказалось, что он сам испытывал страдание. Он убивал собственную душу.

— Кит? — Мег наклонилась над ним, прикоснулась к его обнаженному телу. — Кит, ты сидишь здесь Бог знает сколько времени. Пойдем в постель.

Она наклонилась ближе и откинула ему с лица волосы.

— Кит, в чем дело?

— Уходи, — сказал он.

— Что она с тобой сделала? — Опустившись на колени, Мег обхватила его лицо ладонями. — Господи, что она с тобой сделала?

Высвободив голову, Кристиан встал, опираясь руками о стену.

— Я сам это с собой сделал, дорогая Мег. Я пытался загнать ее в ад, но оказался в нем сам.

— Иди в постель. Я заставлю тебя забыть.

— Нет, — ответил он, направляясь к лестнице, — это тебе не под силу.

— Под силу. Я делала это раньше.

— Тогда я был ребенком, Мег. Нет, не спорь со мной. — Его губы изогнулись в каком-то подобии улыбки. — Я стал чудовищем, огромным отвратительным безглазым чудовищем.

— Чушь собачья. Ты пережил из-за нее кучу неприятностей. Она предала тебя. Мы все ненавидим ее за это.

Мег рванулась к нему, обняла за талию, поцеловала в грудь, но он никак не откликнулся на ее ласки. Он выскользнул из ее объятий и сделал шаг вниз по лестнице.

— Возьми ключ, который я тебе дал, и запри ее. Ключ отдашь Саймону. И, Мег, я благодарен тебе за все, и ты мне дорога.

— Я хочу большего. Ты принадлежишь мне, Кит, мне и этим негодным воришкам внизу.

— Я замерз, увидимся утром.

— Мы будем видеться каждое утро.

Он сжал перила и посмотрел на нее.

— Я думал, Мег, ты давно поняла, что я принадлежу только тебе.

— Разве, Кит? — Мег указала на дверь комнаты Норы. — А, может, ты принадлежишь ей и борешься, пытаясь освободиться от цепей, которыми она обвила твое тело?

— Я замерз и иду в постель. Спокойной тебе ночи, Мег.

Кристиан стал спускаться по лестнице, молясь про себя, чтобы Мег оставила его наконец в покое. Зря он надеялся.

— Отошли ее, Кристиан, — крикнула она ему вслед. — Она разрушает тебя, а ты этого и не видишь. Избавься от этой суки прежде, чем она снова нанесет тебе удар. В следующий раз ты можешь и не выжить.

ГЛАВА 17

Послеполуденное солнце припекало так жарко, что даже птицы перестали петь, и только стрекозы лениво и сонно кружились над рвом. Привратник кивнул Иниго-Ловкачу, проехавшему под опускной решеткой. Двор был пустынным, лишь мальчишка-конюх клевал носом в тени навеса, отгоняя от себя гнуса. Иниго легонько толкнул мальчика в плечо и передал ему поводья.

Внутри замка витал запах винного перегара и прогорклого жира, заставлявший вспомнить о таверне Мег, а лежавшие повсюду вповалку грязные люди довершали сходство. Пробравшись кое-как через неразбериху человеческих тел и остатков пиршества, Иниго подошел к господскому столу и ухватил за нечесанные волосы навалившегося на него человека. Саймон Спрай зашмыгал на Иниго красным носом.

Выругавшись и как следует встряхнув вора-лошадника, Иниго спросил:

— Где он?

— А… — пробормотал Саймон.

— Где он? Что, стражники в таком же состоянии?

Саймон отцепил от себя руки Иниго и рыгнул.

— Нет.

— Говори толком, сукин сын.

— Нет, ты же знаешь, он запрещает пить караульным. Они просто попрятались, чтобы не попасть ему под горячую руку.

Присвистнув, Иниго повторил свой вопрос:

— Где он?

— Не мог заснуть.

— О чем ты говоришь?

— Хозяин не мог заснуть. Бродил всю ночь по дому. Ходил и ругался, ходил и ругался, как ненормальный. Не давал мне спать. Ближе к рассвету куда-то ушел.

— И ты позволил ему уйти одному? — Иниго сжал Саймону горло.

— Черт тебя побери, Иниго. Идти за ним? Нет, благодарю покорно. Он не нуждался в моем обществе, а мне, знаешь ли, хочется, чтобы моя голова оставалась у меня на плечах, а член между ног.

Оттолкнув вора, Иниго спросил:

— Куда он пошел?

— В лес, но…

— Он вернулся, — раздался голос Кристиана.

Иниго резко обернулся и оказался лицом к лицу с молодым лордом, освещенным солнечным лучом, в тором кружились мириады пылинок. Он внимательно рассматривал сухую ветку, которую держал в руке.

— Кит, — сказал Иниго.

Кристиан стукнул веткой по стоявшей на столе чашке.

— Нашел садовника?

— Хекст нашел его, но этот простак не знает, кто забирал донесения.

— Ты уверен, что к нему применили все возможные методы убеждения?

— Конечно. Мы обнаружили, где он оставлял донесения. В печатной мастерской недалеко от дворца, принадлежащей какому-то жирному ежу по имени Хьюго Падерборн. Но Хьюго уехал в Уэльс навестить сестру.

— Неприятно.

Иниго кивнул, внимательно глядя на хозяина. Кристиан в последний раз ударил веткой по чашке, вздохнул и бросил ветку на пол.

— Пусть управляющий сообщит в замок Монфор, чтобы там подготовились к прибытию моей жены. Я отправлю ее через несколько дней, а мы вернемся в Лондон.

Иниго вопросительно посмотрел на Саймона, но тот только покачал головой и принялся изучать налипший на доске для еды жир. Стук двери и топот ног удержали Иниго от дальнейших вопросов. В зал ворвался Блейд и, приблизившись к Кристиану своей походкой фехтовальщика, схватил его за плечо. Затем развернул к себе лицом и потряс кулаком у него перед носом.

— Что ты на этот раз с ней сделал, ты, сикун проклятый?

— Ничего.

Блейд стал наседать на Кристиана, но Иниго тут же оттащил его; оттолкнув Иниго, Блейд снова набросился на Кристиана, но тот ждал этого и легонько толкнул юношу в грудь. Блейд покачнулся и отлетел в руки Иниго.

— Пусти меня, сукин сын, — закричал он, пытаясь вырваться. — Он что-то сделал с Норой, и я заставлю его послать за лекарем.

Выхватив Блейда из рук Иниго, Кристиан приблизил к нему лицо.

— Что ты имеешь в виду? Она заболела?

— А ты не знал?

— Нет, — ответил Кристиан и, отпихнув Блейда, выбежал из зала.

Перепрыгивая через три ступеньки, он первым добежал до комнаты Норы. Она была одна, лежала в постели — маленький воробышек под грубым покрывалом.

Черные волосы, спутанные и тусклые, разметались по подушке. Она ничем не показала, что слышала, как он вошел. Она почти не двигалась, но, подойдя ближе, он увидел, что она не спит.

Он остановился у кровати, молча глядя на нее. По щекам Норы, стекая на шею, безостановочно катились слезы. Беззвучные слезы. Он протянул руку к ее лицу, но отдернул, услышав, как в комнату вбежали Блейд и Иниго.

Блейд уселся на кровать рядом с Норой и прикоснулся к ее руке, лежавшей поверх покрывала.

— Она больна.

— Нет, не больна. — Тихий голос заставил их вздрогнуть. — Просто я никак не могу перестать плакать. Я пыталась, я правда пыталась, но я не могу, и я не знаю, что делать. — Она закрыла глаза.

Кристиан услышал вздох, перешедший в тихий протяжный стон, и страх как змея сжал ему внутренности. Он дотронулся до ее руки, и Нора съежилась. Убрав руку, он спросил, стараясь, чтобы голос его не дрожал.

— И давно ты в таком состоянии?

— Я не знаю, — проговорила она между рыданиями.

Не произнеся больше ни слова, Кристиан направился в комнату Мег. Мег лежала на кровати с мокрым полотенцем на глазах. Кристиан сорвал полотенце и, схватив Мег за руку, заставил сесть.

— Я велел тебе следить за Норой, — набросился он на нее. — Почему ты не сказала мне, когда она начала плакать?

Мег потрепала его по щеке.

— Разве довести ее до слез не было целью вчерашнего представления?

— С ней что-то не в порядке, и ты это знаешь.

— Ты же хотел увидеть ее страдания. Ты сказал, что жаждешь мести.

Кристиан сглотнул и отвернулся, не желая видеть издевательское выражение на лице женщины.

— Как давно это началось?

Мег пожала плечами. Схватив ее за волосы, он повторил свой вопрос, медленно и четко выговаривая слова:

— Как давно это началось?

— По-моему, тогда, когда я заперла ее дверь после твоего ухода. Ох, Кит, мои волосы.

— Принеси вина. Скажи дворецкому, пусть даст самое лучшее. И еще чистые полотенца и воду.

Мег не двинулась с места. Кристиан поднял руку, и этого оказалось достаточно — она стремглав бросилась к двери.

Вернувшись в комнату Норы, Кристиан обнаружил, что Иниго ушел, а Блейд сидит на прежнем месте и держит Нору за руку.

— Чего ради ты беспокоишься о моей жене?

— Даже я могу распознать истинно непорочную душу, — огрызнулся Блейд. — Ты женился на ней и стал вести себя как животное. Если она тебе не нужна, позволь мне увезти ее.

— Чем это она тебя приворожила? Упала в обморок от твоего обаяния или восторгалась твоим умением убивать? А может, она… — Стон Норы прервал его злопыхательства.

Блейд забормотал какие-то утешительные слова, но она, отвернув голову, заплакала, пытаясь дрожащей рукой приглушить рыдания. Блейд посмотрел на Кристиана глазами, полными ненависти.

— Уйди отсюда, Христа ради. Неужели ты не видишь, до чего доводит ее твое присутствие?

Сжав губы, Кристиан кивнул юноше и вышел. Оказавшись за дверью, он услышал чьи-то торопливые шаги. Кто-то бежал по лестнице, а секундой позже мальчишеская голова, как маленький снаряд, врезалась ему в живот.

— Иди назад, бесенок, — раздался голос Иниго этажом ниже.

Кристиан оторвал от себя «золотоволосый снаряд» и поставил перед собой.

— Как ты сюда попал?

— На лошади. — Артур поклонился Кристиану и уставился на него, вздернув подбородок. — Мы вышли за вас замуж, но меня вы с собой не взяли. Я спросил у графа, могу ли я поехать к миледи, и он разрешил.

— Мы?

Артур одернул свою ливрею и, склонив голову, посмотрел куда-то мимо Кристиана.

— Мы никогда не были замужем. Граф объяснил, что молодоженам нравится быть наедине друг с другом, но я… я никогда не оставался долго без моей госпожи.

Подоспел Иниго.

— Вот ты где, маленькая бестия.

— Я позабочусь об Артуре, — сказал Кристиан, — а ты иди на кухню и помоги Мег.

— Пойдем со мной. — Кристиан взял Артура за руку. Маленькая ручка целиком исчезла в его ладони, и он подумал о Норе. — Твоя госпожа нездорова, ты должен будешь подбодрить ее.

— У нее жар? — спросил Артур.

— Нет. У нее плохое настроение. Думаю, она скучает без тебя.

Кристиан отвел мальчика к Норе и позволил ему одному приблизиться к кровати, оставшись у двери. Он поманил Блейда, и тот соскочил с кровати, освобождая место Артуру. Артур вскарабкался на кровать и, опустившись на все четыре конечности, заглянул Норе в лицо. Прежде чем он успел заговорить, она, радостно вскрикнув, села и обняла его. Артур засмеялся и обхватил свою госпожу и руками, и ногами.

Глядя, как он уткнулся лицом в шею Норы, Кристиан задержал дыхание. Нора раскачивалась из стороны в сторону, положив ладонь Артуру на затылок. Комнату наполнил тихий бессвязный шепот. Увидев, что Нора перестала плакать, Кристиан вздохнул с облегчением, и они с Блейдом тихо вышли из комнаты.

Закрыв дверь, Блейд уставился на блестящий замок. Кристиан прислонился к стене и устремил взор в потолок.

— Думаешь, это ей поможет? — спросил Блейд.

— Как я мог забыть?

Блейд посмотрел на него:

— Что?

— Шок и предательство — в них все дело. Они довели меня до безумия.

— Забыть что? — переспросил Блейд.

— Щенков. Бездомных голодных кошек, большое доброе сердце в хрупком теле.

— Ты несешь бессмыслицу.

— Знаю. Со дня своей женитьбы я вел себя как человек, утративший разум. Я больше не знаю, чему верить, черт возьми.

— Просто оставь ее в покое.

Кристиан засмеялся.

— Не могу, друг мой. Ты просишь меня о том единственном, что выше моих сил. Если бы ты пригрозил, что насадишь меня на вертел, я и тогда не смог бы оставить ее в покое.

— Лжешь.

— Заткнись. — Обняв Блейда за плечи, он повел его к лестнице. — Сейчас мы с тобой поедим и выпьем, потом еще выпьем, и, может, это принесет мне освобождение от этих ужасных пут чувственной привязанности.

Проведя четыре дня в обществе Артура и ни разу за все это время не увидев лорда Монфора, Нора решила, что душа ее умерла не совсем. Правда, большая ее часть омертвела, но где-то в глубине упрямо тлела искра жизни, которую не смог погасить обрушившийся на нее шквал жестокости лорда Монфора. На пятый день она вышла из комнаты.

Свежий утренний воздух взбодрил ее еще больше, и она даже улыбнулась Артуру, который, пританцовывая от нетерпения, вел ее, чтобы показать свой сюрприз. Он провел ее через кухню на задний двор, открыл ворота и потащил дальше, к грядкам, засаженным цветами и зеленью.

— Это садик целебных трав, миледи. Повариха говорит, у нее нет времени ухаживать за ним, когда в доме столько гостей. Лорд Монфор разрешил нам делать здесь что угодно.

При упоминании имени ее мужа сердце Норы болезненно сжалось, но она постаралась не показать Артуру, какое впечатление произвели на нее эти слова. Он так радовался, что нашел способ развлечь ее. Он носился между грядок, показывая то на одно растение, то на другое.

— Розмарин, миледи. — Он остановился у грядки, на которой теснились растения с толстыми темно-зелеными листьями. — А это коровяк, шандра и валериана. А вон там — пижма. Я все их запомнил, когда помогал вам.

Она подошла к Артуру и, положив руку на голову, стала перебирать ему волосы.

— Ты мой хороший друг.

— А вы моя собственная госпожа. Я никому не был нужен, пока вы не приехали.

— Ты всегда будешь мне нужен, мой Артур. — Улыбнувшись мальчику, она присела у грядки с широколистными растениями. — Знаешь, что это?

— Он покачал головой.

— Это буквица. Говорят, ее используют против колдовства. Я лечу ею головную боль и даю, когда нужно успокоить нервы. Я читала, что, если в круг, выложенный буквицей, поместить двух змей, они закусают друг друга до смерти.

— Давайте найдем двух змей, — предложил Артур.

— Ну уж нет, друг мой. Я вижу, не следовало мне рассказывать тебе эту историю.

— А на лягушек или сверчков она действует?

— Не знаю. Этот садик нужно прополоть, и еще я хотела бы набрать кое-каких трав. Пожалуйста, принеси мне корзинку и перчатки.

— Да, миледи.

— И, Артур, никаких змей.

— Хорошо, миледи, — откликнулся Артур с тяжелым вздохом.

Артур исчез в направлении служебных помещений на заднем дворе. После его ухода Нора достала из-за корсажа платок и вытерла слезы.

Как часто случалось за последние несколько дней, в памяти всплыла картина — лорд Монфор в постели с той женщиной, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы прогнать видение. К ее собственному удивлению, воспоминание о грязной непристойной сцене не причинило ей слишком больших страданий. Она отплакала свое и теперь почувствовала лишь усталость, тупую боль и печаль. Она оцепенела.

Из этого состояния оцепенения ее вывели крики Артура. Она сразу же понеслась к сараям. Артур обладал способностью ввязываться во всякого рода конфликты, и сейчас, подбегая к месту действия, она слышала ругань и вопли.

Двое садовников разнимали Артура и другого парнишку. Рядом валялась перевернутая тачка и две лопаты. Нора остановилась, и в этот самый момент мальчишка садовник лягнул державшего его мужчину в голень. Тот взвыл от боли и выпустил его, и одновременно Артур вырвался из рук второго мужчины. Нора в испуге бросилась к ним, потому что мальчишка-садовник был выше и плотнее Артура. Она опоздала. Артур ударил старшего мальчика в живот и, увернувшись от садовников, побежал. Он вскарабкался на поленницу дров, а с нее перелез на каменную стену, окружавшую Фале.

— Артур, — закричала Нора, — спускайся сейчас же.

Выпятив разбитую губу, Артур, разъяренный и потный, схватил полено и бросил его на ноги своему противнику. Полено угодило мальчишке по пальцам, тот подпрыгнул и упал, приземлившись на мягкую часть.

— Он обзывал вас нехорошими словами, — объяснил Артур Норе. — Никому не позволено оскорблять мою госпожу, ты, прохвост.

— Ослиный зад, — завопил мальчишка. Он вскочил на ноги и запустил в Артура камнем, попав ему в голову. Вскрикнув, Нора рванулась вперед и успела подхватить Артура, упавшего ей прямо на руки. Держа его на руках, она опустилась на землю, не замечая, что вокруг собрались привлеченные шумом люди, и откинула прядь окровавленных волос, открыв рану на виске. Затем приложила к ране свой платок.

— Что здесь происходит? — услышала она голос своего мучителя и, не поднимая головы, ответила:

— Он подрался с другим мальчиком, и тот бросил в него камнем. Помогите мне донести его ко мне в комнату.

Садовники и слуги расступились, пропуская своего господина, и лорд Монфор поднял Артура на руки. Не обращая внимания на окружавших людей, Нора побежала вперед, отдавая на бегу приказания служанкам. Она едва сдерживала нетерпение, дожидаясь, пока ее муж положит Артура на кровать. Затем, оттолкнув Кристиана, скомандовала:

— Принесите мне целебных трав из садика — репешок, розмарин, вербену и базилик, но в первую очередь мне нужен зверобой. Быстрее.

Она промыла рану, испуганная бледностью мальчика и непрекращающимся кровотечением. Даже незначительные повреждения головы могли привести к смерти, если их как следует не лечить. При этой мысли руки у нее задрожали, а на глаза навернулись слезы. Она прикусила губу, пытаясь сдержать их. Осознание неприятной правды было подобно сильному удару. Артур пострадал в драке из-за нее. Он стал жертвой вражды между ею и лордом Монфором.

Милостивый Боже, если бы она осмелилась противостоять своему мужу, возражала бы ему, требовала справедливости, Артур не был бы ранен. Проклиная в душе собственную трусость, она прижимала к ране платок, чтобы остановить кровотечение. Ей следовало бы предвидеть, что мальчик бросится ее защищать, следовало поговорить с лордом Монфором. Пусть бы отослал его назад к графу. Но она предавалась сожалениям, оплакивала собственные беды и праздновала труса.

Вернулся лорд Монфор с листьями зверобоя. Подавив их на столе дном чашки, Нора приложила получившуюся кашицу к ране Артура. С беспокойством она прислушивалась к дыханию мальчика. Оно было еле слышным, но ровным.

— С ним все будет в порядке? — спросил лорд Монфор.

Нора не отвела взгляда от лица Артура.

— Не знаю. Думаю, да, но я должна дождаться, когда он очнется. Тогда я смогу сказать больше.

— Что случилось?

Сжав губы, она наконец повернулась к своему мужу. Его фиалковые глаза смотрели прямо на нее, но в них не отражалось никаких чувств.

— Он подрался из-за меня с тем мальчиком. Из-за меня.

— Я выгоню мальчишку.

— Не надо. В этом нет необходимости. Да и зачем это делать, если вы приложили немало стараний к тому, чтобы всем стало известно, с каким презрением вы ко мне относитесь.

— Я не потерплю драк среди своих слуг.

Снова повернувшись к Артуру, она махнула рукой.

— Мне некогда слушать все это, милорд. Прошу, оставьте меня, чтобы я могла ухаживать за ребенком.

— Я принесу остальные травы.

Не обращая на него больше внимания, Нора возобновила свое бдение у постели Артура. Артур пришел в себя через час, и за этот час ей вновь пришлось познать страх, который испытываешь, когда любимое существо находится в опасности. Она невольно вспомнила ужас, охвативший ее, когда епископ Боннер стал угрожать лорду Монфору.

Она представляла, что будет, если Артур ослепнет или вообще не придет в себя, или потеряет память, как, она слышала, иногда случалось, или будет страдать от невыносимых болей. Каков бы ни был исход, Артур пострадал из-за того, что у нее не хватило мужества защитить самое себя.

В конце концов Артур очнулся со страшной головной болью и промучился от нее весь день и всю ночь. За все это время Нора не сомкнула глаз, прогоняя всех, кто предлагал помощь. Никто не мог позаботиться о нем лучше нее, и вдобавок Артур начинал капризничать, если она надолго оставляла его. Ухаживая за ним, Нора осознала, насколько они зависят друг от друга — гораздо в большей степени, нежели сами отдают себе в этом отчет.

Проходили часы, она сидела рядом с ним, держа его за руку, а он старался не плакать. Нора извелась от угрызений совести. По мере того как ему становилось лучше, в ней медленно зрела решимость. То, что она ни за что не сделала бы для себя, она сделает для Артура. Она будет бороться.

Спустя две недели Артур окончательно поправился. За это время Нора нечасто видела своего мужа. Он оставил ее на попечение слуг, которые давно жили в Фале, но, предупрежденные лордом Монфором до этого, старались избегать Норы. Мег и ее девки исчезли, так же как и большинство остального сброда. Их место заняли обычные честные люди, выполнявшие свои обязанности с достоинством и хорошим настроением. Про себя Нора подивилась этой перемене в жизни замка, но любопытство ее было не слишком велико, и она не стал задавать вопросов лорду Монфору.

Проходили дни, и Нора постепенно оправлялась душевной чумы, поразившей ее после замужества. Успокоившись и заглянув в себя, она поняла, что лорд Монфор не вызывает в ней теперь никаких чувств, кроме страха и ненависти. Несмотря на ее мольбы о доверии, он использовал ее любовь как инструмент наказания. Из-за этого каждый раз, когда она думала о нем, она испытывала физическую боль, а если ей случалось вспомнить о его прикосновениях — как правило, это бывало ночью, когда сон не шел к ней, — ее охватывали ужас и стыд.

Пока она проходила через этот период очистительного страдания, Артур поправился, и к ее старым страхам прибавился теперь и страх за Артура. Упрямый, заводной, и иной раз вздорный, он наверняка снова попадет в беду. Она находилась в своей комнате в башне, развлекая своего непоседливого пажа игрой в карты и размышляя, как уберечь его от новых неприятностей, когда вошел лорд Монфор. Стараясь изо всех сил унять дрожь в руках, Нора положила карты на одеяло и встала.

Лорд Монфор подошел к ней, улыбнувшись мимоходом Артуру. У Норы подпрыгнуло сердце, и она стиснула зубы. Она стояла, сжав руки, и даже не потрудилась присесть в реверансе. Он не заслуживал ее уважения, и она устала склонять голову лишь для того, чтобы ее потом стукнули головой о стену.

Лорд Монфор послал Артура на кухню за сладостями и заговорил только после того, как тот вышел из комнаты.

— Теперь, когда Артур поправился, я договорился, чтобы вы переехали в замок Монфор. Отправитесь утром, а я вернусь в Лондон и продолжу свое расследование.

— Замок Монфор! Но это так далеко.

— Действительно далеко, и это соответствует моим планам. Вдали от Лондона ты не сможешь плести свои интриги, а если я узнаю что-то, что будет говорить не в твою пользу, что ж, там есть старинная башня.

Она напряглась, чувствуя, что ноги у нее подкашиваются.

— Вы запрете меня в этой башне? Надолго?

— Не знаю. Но не пугайся так. Я еще ничего не решил, и возможно, до этого дело не дойдет. Если, конечно, не выяснится, что ты отъявленная обманщица, но тогда тебя будет ждать кое-что похуже каменной башни.

— Но я ничего не сделала.

Наклонив голову, лорд Монфор вытянул руку, намереваясь прикоснуться к ее щеке. Нора отшатнулась, на расстоянии почувствовав кожей тепло его пальцев. Его рука повисла в воздухе, и он нахмурился.

— Я не сделаю тебе больно. Я не смог, даже когда мне очень хотелось ударить тебя, а теперь… я предлагаю мир.

Он снова вытянул руку, но она отпрыгнула к окну. Схватив подушку и прижав ее к груди, она покачала головой. Ее муж нахмурился еще больше. Он направился к ней, и с каждым его шагом сердце Норы колотилось все сильнее. В горле у нее совсем пересохло, когда он приблизился к ней почти вплотную. Широкий рукав его камзола задел ее руку, державшую подушку, и Нора опять отступила назад, задев каблуком за скамеечку у окна.

Потеряв равновесие, она покачнулась, и Монфор поддержал ее, взяв за руку повыше локтя. Она села на скамеечку с криком:

— Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.

Лорд Монфор высоко поднял обе руки, словно показывая, что не причинит ей зла.

— Я же сказал, что не сделаю тебе больно.

— Нет.

— У тебя новый приступ меланхолии? Я принесу вина.

Зарывшись лицом в подушку, которую она держала перед собой как щит, Нора повторила:

— Нет.

Уперев руки в бока, он уставился на нее.

— Объяснись.

Нора взглянула на него поверх подушки и заставила себя открыть рот. Если она будет молчать, он будет и дальше приставать и прикасаться к ней, пока она не сойдет с ума.

— Ваши прикосновения причиняют мне боль. — И, скрипнув зубами, продолжала, видя его недоумение: — Мне больно, когда вы прикасаетесь ко мне.

— Проклятие. Я же никогда не поднимал тебя руку.

Он снова потянулся к ней. Съежившись, Нора выпалила правду:

— Я не могу. Когда вы прикасаетесь ко я вспоминаю… ту ночь. Нашу брачную ночь. Любовь, а затем боль. Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.

— Боже правый. — Монфор отступил на шаг и снова поднял руки, так чтобы она их видела. — Успокойся, а то с тобой случится припадок. Смотри. Я обещаю, что не прикоснусь к тебе, пока ты сама этого не позволишь.

Лицо Норы было полностью закрыто подушкой, но когда он отошел, она подняла голову и взглянула на него одним глазом. Он смотрел на нее с тревогой. Наверное, подумал, что она снова начнет безостановочно плакать, догадалась она. Но она покончила с бесполезными слезами. Пусть она немного дрожала и трусила, но все же дала ему отпор. Совсем недавно это было выше ее сил.

Она увидела, что он опустил руки, и уловила перемену в его настроении. Тревога его улеглась. Он прикрыл глаза, потом совсем закрыл их. Он не двигался, лишь наклонил голову.

— Прости меня, Господи, — проговорил он. — Я сам не знаю, чего хочу.

Норе эти слова показались бессмыслицей. Ей было ясно, что он хотел сделать ее более несчастной, чем самый последний преступник, сидящий в тюрьме.

— Вы хотите ненавидеть меня, — сказала она. — Это у вас получается лучше всего, милорд. Вы смолоду выучились ненавидеть и оттачивали свое умение годами.

Она сама не верила, что говорит ему такие вещи. Он убьет ее за это.

— Я… — Он отвернулся, скрестив руки на груди. Видя теперь его лицо в профиль, она заметила, как ходят желваки у него на скулах. — Я не хочу ненавидеть тебя, — сказал он. — Но у меня нет выбора. Хотя в другом у меня тоже нет выбора.

— Что?

— Я передумал. Ты останешься здесь.

— Милорд, я не понимаю.

Повернувшись к ней лицом, он шагнул вперед и резко остановился, будто вспомнив, что она не выносит его близости.

— Я ошибался, сделав ставкой в игре собственное тело. Привычка юности. Оказалось, я обманывал самого себя. По правде говоря, я лишь отчасти хотел в ту ночь добиться от тебя признания, главным образом я хотел вернуться в твою постель.

Она вскочила и побежала мимо него, бросив в него подушкой. Лорд Монфор отбил подушку, но не сделал попытки догнать ее. Нора остановилась у двери, положив руку на ручку, готовая в любой момент сорваться с места.

— Бегство не поможет, дорогая моя, — сказал он.

— Если вы дотронетесь до меня, я сойду с ума.

— Не думаю.

Он направился к ней, и она открыла дверь.

— Не убегай. Я даю слово, что не побегу за тобой и не отведу в зал.

Он продолжал приближаться к ней, и с каждым его шагом Нора отступала все дальше. К несчастью, отступление завело ее в соседнюю комнату, и она оказалась рядом с кроватью. Монфор остановился примерно в футе от нее. Нора уловила знакомый блеск глаз, услышала слегка учащенное дыхание. Этот ужасный человек хотел ее.

В памяти у нее всплыли нежные слова, тихий голос, полный откровенного желания, и она ощутила в себе слабые признаки зарождающегося возбуждения. Но при этом сладком ощущении мгновенно ожил и ее страх перед пыткой, последовавшей за наслаждением, и она прижала руки ко рту, удерживаясь от крика.

Страх этот был так силен, что она не замечала реакции лорда Монфора, пока он не отошел назад к двери. Он постоял в дверях, погладил загорелой рукой гладкую деревянную панель, затем метнул на нее яростный взгляд, но она поняла, что гнев его был обращен на самого себя. Возможно, он злился на себя за то, что не может переступить через ее отвращение.

— Тебе дается сегодняшняя ночь, чтобы привыкнуть к мысли о том, что должно произойти, — сказал он. — Но помни: теперь, когда я сам понял, чего хочу, я получу это… жена.

Она подпрыгнула, когда дверь за ним захлопнулась, а потом какое-то время стояла без движения.

Она нисколько не сомневалась, что он намерен заставить ее сделать это. Намерен прикасаться к заниматься с ней любовью. Нет, не заниматься любовью, а совокупляться ради собственного удовольствия. Несмотря на свою ненависть, а может, именно из-за нее. Если он попытается использовать ее, она будет сопротивляться, но он, конечно же, одержит верх, в результате она сойдет с ума. Да, сойдет с ума. Тогда он сможет навсегда запереть ее в башне, и никто ничего не скажет. Может, в этом и заключается его план? Довести ее до безумия?

Зажав руками живот, чтобы избавиться от ощущения, будто в нем прыгали холодные лягушки, Нора ходила по комнате, стараясь успокоиться. Он придет к ней завтра. И наверняка не будет ждать захода солнца. Завтра она сойдет с ума, а когда это случится, Артур останется один и некому будет его защитить. Мальчик поймет, что во всем виноват Монфор. Господи Боже, Артур попытается отомстить за нее. Нет, этого нельзя допустить. Она должна защитить Артура и поэтому… поэтому…

Она должна защитить себя.

ГЛАВА 18

Что же он все-таки сделал — раздавил невинного маленького цыпленка или расстроил козни дьявола, принявшего вид обольстительной женщины? Ответа Кристиан не знал, и это усугубляло его страдания. Ночь он провел без сна. Разум мучительно искал ответ на поставленный вопрос, а тело предвкушало обещанное им самому себе облегчение.

Он был на ногах с первыми лучами солнца, разбудил своего личного слугу и дал кучу поручений поварихе и дворецкому. Постоянная прислуга Фале была немало раздосадована тем, что Кристиан явился в замок, не предупредив их заранее, так чтобы они успели все как следует подготовить. Дворецкий, Николас Тайдмен, знавший Кристиана с пеленок, не побоялся высказать свое неодобрение в адрес его сомнительных друзей в первый же день их пребывания в замке.

— Молодым благородным господам не пристало приглашать в дом таких людей и позволять своей жене находиться в их обществе, — изрек он, с отвращением поджав губы при виде Саймона Спрая и Одо Твитча.

Одевшись, Кристиан разыскал Тайдмена. Пожилой дворецкий был на заднем дворе, наблюдая, как разгружают новый рабочий стол. Кристиан подошел к нему и, едва ответив на его приветствие, приступил к делу.

— Тайдмен, мне нужен котенок.

— Милорд?

— Или щенок, а может, и тот и другой или несколько щенков и котят сразу.

— Мастер Кристиан, что за странные шутки.

— Если нет котят и щенков, сойдет и маленький ежик или барсучок.

Тайдмен засунул пальцы за пояс, еле сходившийся на толстом животе, и вздернул подбородок.

— Молодым благородным господам не пристало разыгрывать из себя шута перед своими слугами, мастер Кристиан.

— Я не разыгрываю из себя шута. Мне действительно нужен щенок, или барсучок, или ежик — кто-нибудь.

— А у меня нет привычки держать молодых ежиков или барсучков, милорд.

Кристиан бросил через плечо взгляд на мужчин, втаскивавших стол внутрь через кухонную дверь, и подошел ближе к Тайдмену.

— Это для моей жены, Ты уверен, что нельзя найти какого-нибудь раненого ягненка или изголодавшегося олененка?

— А, — Тайдмен кивнул, усмехнувшись.

— Удивлен, Тайдмен?

— Вашей жене, видимо, не понравился тот сброд, который вы держали при себе в течение последних недель, и теперь вы хотите завоевать ее расположение. Хорошо, что вы наконец отослали этих головорезов, мастер Кристиан. А леди Нора — небольшая любительница драгоценностей и тому подобного. Любит животных, да? — Тайдмен выглядел довольным.

— Мне нет надобности завоевывать расположение моей жены, — натянуто ответил Кристиан.

— Разумеется, мастер Кристиан.

— Я могу придумать себе занятие получше.

— Безусловно.

— Так найди мне щенка, Тайдмен.

Тайдмен проговорил сдавленным голосом, явно удерживаясь от смеха:

— По-моему, на конюшне есть щенки, мастер Кристиан.

Кристиан выбрал самого маленького и относительно худого щенка, что оказалось непростым делом. К его досаде, все они вволю наедались материнского молока и были пузатыми и упитанными. Попробуй найди тут для Норы изголодавшегося брошенного малыша. Завернув спящего щенка в одеяло, он вернулся в дом. Проходя через кухню, он увидел Блейда, развалившегося на лавке около стола.

— Нашел себе новый объект для мучений? — бросил юноша.

— Если бы мне захотелось развлечься подобным образом, я бы отвел тебя в подвал и позабавился от души.

Блейд откусил здоровый кусок фруктового пирога и изменил позу, поставив на лавку ногу.

— Это тебе не поможет. Щенок, я имею в виду. Она ненавидит тебя так же сильно, как ученики Христа ненавидели Иуду.

— Мне не нужна ее любовь. Мне нужны послушание и покорность.

Блейд отложил пирог и нахмурился.

— Она сказала мне, что тебе нужно. Почему бы тебе не убить ее и не покончить со всем этим?

Кристиан переложил щенка на левую руку и, взяв Блейда за подбородок, приподнял ему голову.

— Ты что, утешал мою жену, мой сладкий?

— Убери руки, Монфор. Она позвала меня сыграть в карты с ней и Артуром.

— Сегодня не будет никаких карт.

Кристиан ушел, а Блейд остался сидеть, ругаясь и со злостью кроша пирог.

Оказавшись перед дверью в комнату Норы, Кристиан вопреки своему обыкновению решил постучать. Грубость — плохой помощник, когда нужно уломать застенчивую деву. Он посадил щенка на плечо и улыбнулся, почувствовав, как тот принялся обнюхивать ему шею.

Тук-тук.

Молчание.

Тук-тук.

Щенок облизал Кристиану шею, заворчал, потом затих.

Тук-тук-тук.

Никакого ответа. Наверное, она спит. Решив посадить щенка ей в постель, Кристиан тихонько открыл дверь и проскользнул внутрь.

Полог был отдернут. Рядом с кроватью Норы стояла кровать на колесиках, на которой спал Артур, — ее так и не задвинули на место. Кристиан медленно подошел к пустой кровати, поглаживая свою пушистую ношу. Остановившись, он уставился на вмятину, где должна была бы лежать голова Норы. Осторожно опустил щенка на матрас, почесал ему головку и стал звать служанку Норы.

Лишь после третьего его крика появилась испуганная покрасневшая девушка.

— Где моя жена?

— Где… где… где…

— О Господи, прекрати заикаться и скажи, куда делись моя жена и ее паж.

— Я думала, она спит, милорд. Еще рано, и она не звала меня.

Девушка пискнула, когда Кристиан снова заорал:

— Тайдмен.

— Я схожу за ним, милорд. — Она убежала.

— Тайдмен. — Кристиан последовал за ней, прыгая сразу через несколько ступенек. Он наткнулся на дворецкого в зале и едва не сбил его с ног. — Где моя жена, Тайдмен?

— Она пропала, мастер Кристиан?

Ярость переборола смущение.

— Созови в зал всех слуг и караульных.

Спустя несколько минут Кристиан стоял у камина в зале, созерцая свою челядь. Блейд развалился на ступеньках у камина. В высокие, почти до потолка, окна лились потоки солнечного света и словно в насмешку над беспокойством Кристиана придавали залу приветливый веселый вид.

— Никто не видел ее с прошлого вечера, — заявил дворецкий. — И пажа тоже.

— И в конюшне недостает лошади?

— Да, главный конюх как раз докладывал мне об этом, когда вы меня позвали.

— Пусть караульные седлают лошадей, а слуги еще раз обыщут дом. Я хочу убедиться, что ее здесь нет, прежде чем отправиться на поиски. Блейд, поедешь со мной.

— Мне и здесь хорошо.

— Я хочу, чтобы ты был со мной, когда я ее поймаю. Я не дурак и понимаю, что она не сама на это решилась. Скорее всего, она направилась в Лондон, и, когда я найду ее, ей не избежать хлыста. Даже Нора могла бы придумать что-нибудь получше, чем шляться по дорогам Англии без защиты в сопровождении лишь своего ангелочка-пажа.

Кристиан в костюме для верховой езды уже сидел на лошади, когда вернулись обыскивавшие дом слуги. Проклиная их медлительность, он ускакал, сопровождаемый Блейдом и двумя караульными. Он хотел отыскать хоть какие-то следы, оставленные Норой, раньше, чем они исчезнут, затоптанные другими путниками или уничтоженные капризами погоды, и принуждал себя не нестись во весь опор. Обнаружить любые следы можно, лишь проявляя максимум упорства и внимания к мельчайшим деталям. Ему потребовалась вся его воля, чтобы обуздать свое беспокойство и ярость. Если Нора уцелеет после своего опасного путешествия, говорил он себе, он с радостью убьет ее собственными руками, как только поймает.

Она убежала от него. Потому что была предательницей или потому что не могла выносить его прикосновений? Скорее всего, в силу обеих этих причин. Он ехал по дороге из Фале в Лондон, внимательно всматриваясь под ноги и в окружающую местность в надежде заметить хоть какие-то признаки того, что она проезжала здесь. Прошло несколько часов, но ему так и не удалось обнаружить никаких следов. К этому времени он был закован в свою ярость, как в броню, пробить которую не могли никакие другие чувства.

Каким же дураком он, должно быть, выглядел, разгуливая по собственному дому с щенком на руках, гоняясь за женщиной, которая не хотела его видеть. Она не хотела, чтобы он прикасался к ней, но именно это он и сделает, поймав ее. Он будет ощупывать ее, сколько пожелает, и любым способом, каким пожелает, и пусть она тогда извивается, корчится сколько влезет.

Раздвинув занавес, образованный разросшимся гамамелисом, Нора заглянула в садик целебных трав. Садик купался в золотистых лучах заходящего солнца. В нем никого не было. Они давно уже перестали искать ее в доме и вокруг него, а ее муж уехал.

Остаться в Фале было ее идеей. Блейд, которому она рассказала про свой план, возражал, и она уговаривала его несколько часов, чтобы он согласился отвлечь ее мужа и направить его по ложному следу в Лондон. Лорд Монфор решил, что она, потеряв голову, побежала в лес или поскакала в Лондон, позабыв об опасности. Она была не так глупа, но рассчитывала на то, что он ее недооценивал. Расчет оказался верным, и теперь он скакал в Лондон, проклиная ее, без сомнения, на чем свет стоит. Если ей повезет, он пробудет в Лондоне несколько недель, пытаясь найти ее, а она тем временем спокойно обдумает будущее свое и Артура.

Мальчик стоял рядом с ней на коленях, дожидаясь с нетерпением, когда можно будет вылезти из зарослей гамамелиса, заполонившего эту часть садика. В этом месте две каменные стены образовывали угол, и гамамелис, вытянувшийся в высоту на три фута и вытеснивший вербену и петунию, надежно отгораживал его, превращая в укромное убежище. Они прятались здесь весь день, а пищей и водой их заранее снабдил Блейд.

Как Нора и предполагала, Тайдмен по окончании поисков заставил слуг наводить порядок в доме. Убедившись, что поблизости никого нет, она взяла из рук Артура корзинку с остатками еды и встала. Все тело у нее затекло от долгого сидения, и она с завистью посмотрела на гибкие движения Артура, который шел впереди нее, раздвигая стебли гамамелиса. Выбравшись на открытое место, она отряхнула свои юбки и пригладила спутанные волосы Артура. Затем передала ему корзинку, и он, посвистывая, направился к дому, а она не спеша пошла следом.

В кухне повариха склонилась над горшком, в котором тушилось мясо. Увидев Артура, она вскрикнула и уронила в горшок ложку.

— Миледи!

— Добрый вечер, — сказала Нора.

Помощники поварихи выпучили глаза.

— Миледи, — повторила повариха.

— Чудесный день выдался. Так приятно было побродить и перекусить у реки.

Повариха вытерла руки о фартук, двигая губами.

— Миледи.

— В чем дело?

— Мы думали, вы убежали.

Нора нахмурилась.

— Убежала? Что за глупая мысль. Вы разве не спросили хозяина? Он знал, что сегодня я отправилась на длительную прогулку.

— Но… но…

— А где все? В доме так тихо.

— Господи спаси, миледи. Милорд уехал искать вас. Отправился по направлению к городу.

— Искать меня? Но он несколько дней назад сам разрешил мне пойти на эту прогулку. О Боже!

— Миледи?

Нора повернулась и оказалась лицом к лицу с уставившимся на нее Тайдменом.

— О, мистер Тайдмен, — объяснила повариха, — миледи никуда не убегала.

Нора сжала руки и кивнула головой дворецкому. Сейчас ей предстояло непростое испытание: если удастся одурачить Тайдмена, то несколько недель она будет в безопасности.

— Кажется, произошла какая-то путаница, — сказала она.

— Милорд, ваш муж решил, что вы исчезли.

— Да, мне сказали.

Нора повторила дворецкому свою историю. Рассказывая, она смотрела ему в лицо, чтобы определить по его выражению, верит ли он ей. Судя по всему, он поверил. Нахмурившись, он немного поохал и предположил, что лорд Монфор забыл о собственном разрешении. Нора почувствовала укол страха, когда управляющий, покачав головой, заметил:

— Невероятно.

— Вы сомневаетесь в моих словах? — Нора постаралась напустить на себя негодующий вид.

— Нет, миледи. Я имел в виду, что забывчивость лорда Монфора невероятна. Это так на него не похоже. Чаще всего он помнит все до мелочей, которые лучше бы ему и не помнить. Но с тех пор как вы приехали… Да еще весь этот бред о ежах и бурундучках.

— Объясните.

— Боюсь, что милорд стал рассеянным. — Тайдмен понимающе посмотрел на нее. — Последние дни он был таким печальным и отрешенным, а сегодня утром попросил меня достать ему щенка или кого-то в этом роде. По-моему, он хотел подарить его вам, миледи. Да, любовь изменила милорда так, как я представить себе не мог.

— Любовь. — Нора не сразу сообразила. — Ах да, наша любовь. Ну, конечно. Возможно, вы правы. Милорд совсем потерял голову от любви, так же как и я. — Она покачала головой и улыбнулась с выражением сожаления. — И подумать только, что я находилась совсем близко, у реки.

— Но мы все вокруг обыскали, — сказал Тайдмен и посмотрел на Артура, который стоял, раскачиваясь на каблуках. Тот ответил ему невинным взглядом широко раскрытых глаз.

Слушая, как Тайдмен изливает свое недоумение, Нора про себя считала минуты. Приближалось время, когда должна была прибыть записка Блейда, и от этого зависел весь ее план. Блейд сказал, что подкупит одного из конюхов, чтобы тот притворился, будто получил записку.

— Надо сейчас же отправить сообщение лорду Монфору, — сказал наконец Тайдмен.

— Зачем спешить, времени предостаточно.

— Но миледи…

— Я проголодалась.

— Сообщение…

— Я бы с удовольствием съела кусок оленины и, пожалуй, хлебный пудинг.

Пока она выдумывала, чего бы еще ей хотелось, вошел мальчик-конюх с запиской в руке и вручил ее Тайдмену. Нора постаралась скрыть облегчение. Тайдмен взглянул на записку, потом перевел взгляд на нее.

— Это для вас, миледи.

Взяв записку, Нора развернула ее, специально держа так, чтобы Тайдмен видел, что в ней действительно что-то написано. Она округлила глаза и хихикнула.

— О, Тайдмен! Милорд и в самом деле забыл о нашем разговоре и только на полпути в Лондон вспомнил, где я. — Она скомкала в руке записку и улыбнулась озадаченному управляющему. — Он очень сожалеет и сообщает, что заедет в Лондон навестить отца, а уж после этого вернется. Ах, какая путаница. То-то мы над ним посмеемся, когда он вернется.

— Я и говорю, миледи, лорд Монфор стал несколько рассеянным после женитьбы.

— Да, действительно. Спасибо за заботу. Теперь, думаю, я пойду отдохну. До обеда я буду в своей комнате.

Она повернулась, собираясь уйти, но Тайдмен поднял руку.

— Миледи, милорд сказал, что вы переберетесь в господские покои.

— В этом нет необходимости, раз моего мужа нет. — Нора надеялась, что не слишком покраснела. — Мой муж говорил что-нибудь еще?

Теперь покраснел Тайдмен.

— Прошу прощения, леди Монфор. Мастер Кристиан признался мне, что вы захотели поближе узнать его, а уж потом перебираться в общие покои. Надеюсь, вы понимаете, что я знал лорда Монфора, еще когда он лежал в пеленках, и он часто удостаивает меня своим доверием. Какая неудача, что эта досадная неразбериха произошла накануне более тесного вашего сближения.

— Да, такое несчастье, — пробормотала Нора. Она была готова согласиться с чем угодно, лишь бы поскорее уйти. — Я понимаю.

Схватив Артура за руку, она поспешила покинуть кухню, пока Тайдмен не смутил ее окончательно. Он так о ней заботился, а она лгала ему.

— Госпожа, — сказал Артур, когда они уже были в ее комнате, — а вдруг чудовище вернется.

Артур стал называть лорда Монфора чудовищем, после того как Нора рассказала ему — разумеется, в пределах, доступных его пониманию, — как обращается с ней муж.

— Он будет занят моими поисками, у него и времени не будет, чтобы вернуться, — ответила Нора. — Блейд направит его по ложному следу.

Итак, она и Артур остались в Фале полноправными хозяевами, но прошло несколько дней, прежде чем Нора почувствовала себя в полной безопасности и даже перебралась в лучшую комнату — большую по размеру, с окнами, выходящими на передний двор. Ее спокойная жизнь продолжалась сутки. Вечером четвертого дня они с Артуром пускали волчок перед камином в зале, как вдруг одна из нижних створок окна распахнулась.

— Кит, лакомый мой, где ты?

Волчок заскользил по полу и ударился о камин Артур испуганно вскрикнул, а Нора резко обернулась, чтобы посмотреть, кто это вторгся к ним. В окно заглядывало накрашенное улыбающееся лицо. Слезящиеся глаза без всякого интереса скользнули по Норе и Артуру. Голова вертелась туда-сюда, фальшивые белокурые локоны прыгали надо лбом. Нора уловила запах эля.

Размалеванный помадой рот раскрылся, и незнакомка заголосила:

— Ки-и-ит. Это Сибилла. Ки-и-ит.

Нора зажала уши, Артур захихикал. Женщина продолжала призывать лорда Монфора. Послышались торопливые шаги, и в зал ворвался Тайдмен. При виде женщины он резко остановился. Пронзительные вопли Сибиллы вывели Нору из терпения. Как эта женщина осмелилась сунуть свою голову в ее, Норы, дом и звать человека, который был ее мужем? Подойдя к Сибилле, Нора сжала руку в кулачок и трижды стукнула женщину по голове.

— Успокойся.

— Ох, зачем же драться, милочка? Я знаю, что опоздала, но я только вчера узнала о приглашении Кита. Где он?

Нора пришла к выводу, что Сибилла ей не нравится.

— Его здесь нет.

— Ох, до чего голова болит.

— Ты пьяна, — вмешался Тайдмен. — Убирайся отсюда, женщина. Как ты сюда попала?

— Я еще девкой научилась проникать в дома благородных джентльменов.

Нора подошла ближе к окну и обнаружила, что от Сибиллы не только несло элем, но она к тому же насквозь промокла. Мокрыми были курчавые волосы, от мокрой одежды исходил противный запах плесени.

— Ты переплыла через ров, — в изумлении сказала Нора.

— А мне можно плавать во рву? — спросил, подбегая к окну вслед за Норой, Артур.

— Нет, — простонала Нора.

— Убирайся, женщина, — повторил Тайдмен.

Но голова женщины упала на подоконник, и ответом ему был лишь громкий храп.

— Я оттащу ее оттуда, миледи, — предложил Тайдмен.

— Нет. Приготовьте ей комнату рядом с моей.

— Но, миледи…

— Она промокла и ничего не соображает. Если мы выбросим ее, она может умереть от переохлаждения, или на нее нападет кто-нибудь. Поместите ее в комнату наверху.

— Хорошо, миледи.

На следующий день Нора вошла в комнату, куда поместили распутную Сибиллу, сопровождаемая Артуром, который нес охапку одежды. Сама Нора несла поднос. Войдя, она поставила его на табуретку рядом с кроватью, на которой, свернувшись в клубочек, лежала Сибилла. Женщина прижала руки ко лбу и застонала:

— Кто это так шумит? О… о… о…

— Мадам Сибилла, ты перепила, и я пришла помочь тебе.

— Оставь меня в покое. — Сибилла встала на колени, выставив зад вверх и уткнувшись головой в матрас. — Скажи Киту, пусть не беспокоится, через день-другой я смогу обслужить его. О, моя голова.

— Обслужить?

Вся благожелательность Норы испарилась. Она сорвала с женщины покрывало и со всей силы шлепнула по качающемуся заду. Сибилла взвыла и отползла прочь; Артур захлопал в ладоши и засмеялся.

— Артур, тебе нечего здесь делать. Иди помоги Тайдмену.

— Хорошо, миледи.

Сложив одежду на кровать, разочарованный Артур неохотно поплелся к двери.

Нора уперлась руками в бока и изучающе посмотрела на Сибиллу. Женщина съежилась в самом углу кровати и поглядывала на Нору из-под спутавшихся нечесаных волос. Указав на поднос, Нора изрекла непререкаемым тоном:

— Выпей это.

— Что это?

— Настой ромашки и других трав.

— Э… э… э. Нет, леди, спасибо. Где Кит?

Нора налетела на женщину, схватила за волосы и подтащила к краю кровати.

— Ох! Ты, засранка! А… а… а…

Тряся свою жертву за волосы, Нора выкрикнула, заглушив протестующие завывания Сибиллы:

— Замолчи, или я утоплю тебя во рву.

Сибилла была не в той форме, чтобы сопротивляться. Прижав руки к губам, она застонала и утихла. Нора выпустила ее волосы и налила чашку травяного чая.

— Пей.

— Не-а.

— Вспомни про ров.

Сибилла взяла чашку дрожащими руками и, отхлебнув, поставила на поднос.

— Бр-р.

Не дожидаясь нового отказа, Нора сама поднесла чашку к губам женщины и держала ее, пока та все не выпила. Получив минутную передышку, проститутка рыгнула и сплюнула, но Нора тут же поднесла ей ко рту вторую чашку; только влив в нее четыре чашки, она позволила своей подопечной лечь.

— Ох, я умираю.

— Через час ты оживешь. К тому времени сюда принесут таз. Я хочу, чтобы ты как следует вымылась и надела вот эту одежду. И, мадам Сибилла, не ищи моего мужа. Его здесь нет.

— Чертова колдунья.

— До скорой встречи, мадам Сибилла.

Спустя несколько часов Нора сидела напротив преобразившейся Сибиллы. Она смотрела на пышную фигуру, буйные кудри и начинала сомневаться в разумности плана, придуманного ею ночью.

— О черт, — вздохнула Сибилла. — Я чувствую себя прекрасно, и все благодаря тебе, леди. — Она откусила огромный кусок пирога с мясом и продолжала говорить с набитым ртом: — Плохо, что я не застала Кита. — И, проглотив прожеванное, добавила: — Пожалуй, можно вернуться в город.

— Не уезжай.

Сибилла вытерла рот тыльной стороной ладони, отпила эля, икнула:

— Почему?

— Ты воровка и…

— Шлюха, леди, чертовски хорошая шлюха. Спроси своего мужа.

— А не хочешь провести ночь в свинарнике?

— Только попробуй. — Сибилла начала подниматься из-за стола.

Нора вздохнула:

— Хватит спорить. Выслушай меня, я хочу заключить с тобой сделку.

— Говори скорее, я хочу убраться отсюда. Этот дворецкий в дрожь меня вгоняет.

— Пожалуйста, мадам Сибилла.

Не слишком охотно Сибилла снова уселась на лавку напротив Норы.

— Итак, ты воровка и, судя по всему, знаешь, как… добиться своего и постоять за себя. Так же как и мой муж. Я хочу, чтобы ты научила меня этому.

— Зачем?

— Мне нужно знать.

Сибилла уставилась на Нору. Нора выдержала ее взгляд, но лицо ее запылало, и тут уж она ничего не могла поделать.

— Ну и ну, чтоб мне оказаться в компании только что высадившихся на берег моряков.

— Что?

— Выходит, таким, как ты, наш Кит не по зубам. — Сибилла откинула голову и прищелкнула языком. — Меня это не удивляет, милочка. Он орудует хлыстом не хуже надсмотрщика над рабами. Беда в том, что он умеет заставить тебя полюбить это.

У Норы задрожали губы. Она быстро прикусила губу, и до слез дело не дошло.

— Мне это не нравится.

Сибилла молчала. Приблизив к Норе лицо, она долго всматривалась в нее.

— Да, вижу.

Она откинулась назад и поставила локти на стол.

— В борделях поговаривают, что Кит потерял голову из-за скромной робкой маленькой голубки с голубой кровью.

— Не знаю, — ответила Нора. — Но он хочет держать меня в полном подчинении, а я не могу этого терпеть. Больше не могу.

Сибилла наклонила голову набок.

— Ты хочешь сказать, что все еще боишься его? Глупый цыпленок.

— Я должна научиться постоять за себя и Артура.

— Ты имеешь в виду, что хочешь вырвать кнут из рук нашего бесподобного Кита и добиться того, чтобы он хоть раз почувствовал его поцелуй на своей шкуре?

— Что-то вроде этого.

— Да, это нелегкая задача.

— Я знаю.

— Клянусь кровью Христовой, хотела бы я хоть раз увидеть Кита под каблуком у женщины. Многие из нас хотели бы.

— Значит, ты научишь меня?

Сибилла взяла еще кусок пирога и откусила от него. Улыбаясь и стряхивая с губ крошки, она кивнула.

— За комнату, питание и небольшое дополнительное вознаграждение я научу тебя таким вещам, что тебе будет не страшен ни один мошенник королевства. А заодно, может, и кое-каким штучкам по части плотских утех.

Сибилла доела пирог и вытерла рот.

— Конечно, для этого нам кое-что понадобится. У тебя есть острый кинжал?

ГЛАВА 19

Кристиан посмотрел на отца, поглаживавшего морду своего боевого коня, на котором он одержал не одну победу в турнирах во времена короля Гарри. Он почувствовал себя маленьким и мерзким, как одна мух, вьющихся около лошадиного хвоста. Граф узнал о его обращении с Норой и теперь не желал слушать никаких объяснений. Отцы могут быть такими упрямыми. Себастьян бросил взгляд на Кристиана, и тот покраснел, что случалось с ним нечасто.

— Твое греховное стремление к отмщению зашло слишком далеко, — сказал Себастьян.

Кристиан прислонился к двери конюшни, сжал челюсти и концом хлыста принялся ворошить кучу соломы. О самых его позорных поступках в отношении Норы графу еще не было известно.

— Следовало сначала подумать, а уж потом действовать, — продолжал Себастьян. — Нора не обманщица.

— Некогда мне было раздумывать, — ответил Кристиан. — Я выяснил правду за минуты до свадьбы.

— Это не имеет значения. Эта молодая особа не стала бы союзницей епископа Боннера или короля Филиппа, и она скорее умерла бы, чем причинила мне вред.

— У меня есть ее донесение.

Себастьян протянул лошади пригоршню зерна, изучающе глядя на сына.

— А тебе не приходило в голову, что она могла отправлять их кому-то, кто не входит в число наших врагов.

Кристиан тыкал ручкой хлыста в свой кожаный сапог, словно хотел проделать в нем дырку, и молчал.

— Кристиан, — строго окликнул его отец.

Хлыст пролетел через конюшню и ударился о стену. Кристиан резко выпрямился и повернулся к графу спиной.

— Ты не понимаешь. Я ни о чем не мог думать. Представлял лишь, как ты лежишь, истекая кровью, на грани смерти, и причиной тому она. Она предала нас.

— Тебе это не известно, упрямец.

— Сегодня вечером я буду знать наверняка.

— А если окажется, что ты неправ?

— Невозможно, да и в любом случае мне еще предстоит найти эту мышку. Шесть дней прошло, а о ней ни слуху ни духу. Я поставил людей у дома Бекета, Флегга, у дворца. Я даже послал людей к нынешней резиденции королевы, но они еще не вернулись. Впрочем, я не думаю, что Нора направилась бы к Марии.

Отряхнув с ладоней пыль от зерна, Себастьян подошел к сыну и положил руку ему на плечо.

— Ты должен найти ее поскорее, — сказал он, качая головой.

— Знаю. Я ночи не сплю, думая, что с ней могло случиться. О Господи, по-моему, я пребываю в аду.

— Ну нет, вовсе ты не в аду. Ты влюблен.

Кристиан отвернулся.

— Я не могу любить предательницу.

— А этого и нет. Пойдем на кухню. Я не позволю тебе пуститься в одну из твоих авантюр, пока ты не набьешь живот мясом. За два дня ты съел какие-то крохи.

Под взглядом отца Кристиан заставил себя съесть порцию мяса вдвое больше своей обычной. Позже, этим же вечером, после того как граф удалился в свои покои, он проскользнул в потайной ход под часовней и вышел в город, где его ждали Хекст и Иниго. За несколько домов от лавки Антэнка Кристиан надел черную маску с прорезями для глаз, носа и рта, и они влезли на крышу. Скользя, прыгая, карабкаясь, они перебирались с одной крыши на другую, пока не оказались на крыше дома, в котором помещалась лавка, и влезли через чердачное окно внутрь.

Кристиан распахнул дверь, ведущую на третий этаж, и прислушался. Тишину нарушал лишь храп слуг Антэнка. Он сделал шаг вперед, но Хекст загородил ему дорогу и сам пошел первым, вытаскивая на ходу меч. Оттесненный назад, Кристиан бросил раздраженный взгляд на Иниго, но тот в ответ лишь ухмыльнулся и отвесил ему поклон.

Они прошли через темный дом, спустились к лавке внизу и остановились у панели в стене рядом с лестницей. Кристиан провел рукой по стыку панели, нажал что-то, услышал щелчок. Панель отошла в сторону, открыв пустое пространство, освещенное тусклыми отблесками какого-то отдаленного источника света. Лестница уходила дальше вниз, откуда доносились неразборчивые голоса. Все так же, с Хекстом во главе, они бесшумно спустились по лестнице. На участке, погруженном в тень, Кристиан обогнал Хекста и остановился у границы освещенного пространства, где четверо мужчин окружили пятого, привязанного к стулу.

Пленник был дородным мужчиной лет тридцати, одетым в костюм купца. Во рту у него был кожаный кляп. Кристиан ступил в круг света, и четыре пары глаз уставились на него. Антэнк, вздохнув, снял руку с меча; Саймон Спрай и двое их помощников последовали его примеру. Пленник посмотрел на Кристиана выпученными глазами.

— Хьюго Падерборн, — тихо проговорил Кристиан, и глаза пленника едва не вылезли из орбит. Кристиан лениво улыбнулся. — Жирный гусь, которого пора выпотрошить и изжарить. Выньте кляп.

Антэнк фыркнул:

— Зря вы это, милорд.

Услышав это обращение, узник заскулил. Кристиан махнул рукой, и один из помощников перерезал кляп ножом. Комнату мгновенно наполнил неестественно высокий скулеж, на октаву выше собачьего и куда более раздражающий.

— О Боже, не убивайте меня, не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте меня, о Господи, Господи, помоги мне, Христос, наш спаситель, спаси меня, о Боже, помоги мне, о Боже, помоги мне.

Кристиан заскрипел зубами и, стараясь удержаться и не ударить Хьюго, сжал рукой рукоять меча.

— Сейчас же прекрати эти причитания.

— О Господи, Господи, Господи, помоги мне, Иисусе, спаси меня, Христос-спаситель, спаси меня, о Боже, помоги мне, о Боже, помоги мне.

Хьюго ныл, скулил, подвывал. Кристиан потерял остатки терпения, которое и так уже было на исходе после многих дней беспокойства и разочарований. Склонившись над Хьюго, он ударил его по пухлой щеке раз, потом другой. Маленький красногубый рот Хьюго округлился, приняв форму буквы о, и Хьюго расплакался.

Кристиан поднял вверх руки.

— О Боже.

Расхаживая взад и вперед перед Падерборном, он ждал, когда тот перестанет всхлипывать. Прошла минута, но плач не прекратился, а, напротив, набрав в громкости вдвое, перерос в настоящий вой. Кристиан выхватил кинжал и приставил острие к шее Хьюго.

— Заткнись, или я проткну тебе шею.

Хьюго закусил нижнюю губу и замолчал, изогнувшись, чтобы не чувствовать прикосновения острия кинжала. Кристиан убрал кинжал, затем, поставив ногу на низенькую табуретку и упершись локтями в колено, воззрился на Хьюго. Чем дольше он на него смотрел, тем чаще у того сквозь плотно стиснутые губы вырылись какие-то повизгивания.

— Я задам тебе только один вопрос, — сказал наконец Кристиан. — Кто твой хозяин?

— Боже, о Боже, о Боже.

Кристиан засмеялся и повернулся к Антэнку.

— Где эта твоя игрушка?

Антэнк дал знак своим помощникам, и они вдвоем внесли металлический предмет размером немногим больше человеческой головы. Предмет представлял собой прямоугольник из железных полос. Через верхнюю полосу проходил толстый винт, к которому крепилось что-то вроде шапочки. Кристиан погладил это орудие пытки.

— Ну, Падерборн, тюлень ты мой толстый, даю тебе одну минуту. Не скажешь, кто твой хозяин, и на тебя наденут эту милую шапочку. Если я не услышу его имени, эти двое молодцов будут закручивать винт до тех пор, пока твоя голова не треснет, как переспевший арбуз. Я, само собой разумеется, отойду подальше, чтобы твои мозги не испачкали мой костюм.

— О Боже, о Боже, о Боже, о Боже.

Взглянув на помощников, Кристиан поднял бровь

— Ну что, ребята?

Двое подручных подняли свое орудие, Хьюго снова запричитал, но в этот момент наверху открылась дверь, и чей-то голос произнес:

— Узнаю это хныканье.

На мгновение все застыли, потом Кристиан обернулся, вытаскивая меч. Хекст и Иниго встали у лестницы, загородив Кристиана, а оба подручных отскочили от пленника и схватились за собственное оружие. По лестнице спустился худощавый мужчина в такой же, как у Кристиана, маске. Вид оружия, судя по всему, не произвел на него впечатления. Он спокойно вошел в круг вооруженных людей и остановился перед Кристианом. Как только на него упал свет, Кристиан, выругавшись, убрал свой меч, остальные последовали его примеру, а Хьюго зарыдал.

— Что это ты делаешь с моим печатником, лорд главный беспутник? — спросил вновь прибывший.

— Ты же должен быть во Франции.

— Я не во Франции, — последовал краткий ответ

— Слышал о последних событиях?

— Да, и благодарю Господа за то, что тот, кто тебе дорог, остался в живых. Я заходил к нему, и он послал меня за тобой, сказав при этом о тебе несколько слов, которые я не буду повторять.

Кристиан скрестил руки на груди.

— Я всего лишь пытаюсь защитить тех, кого почитаю и люблю. — Не отводя взгляда от человека в маске, он добавил: — Покажи-ка этому жирному гусю, как действует твоя новая игрушка, Антэнк.

— О-о-ох.

— Милорд беспутник, я знаю, ты рассержен, но не могу позволить тебе выдавить мозги одному из моих лучших слуг.

Кристиан словно превратился в камень, и лишь на виске пульсировала тонкая жилка. Потом он медленно поднял руку, и Антэнк начал развязывать пленника. Кристиан повернулся ко всем спиной и уставился в стену, размышляя о том, что он спустился в новый круг ада.

Все покинули помещение, уводя с собой Падерборна, и Кристиан остался наедине с вновь прибывшим. Когда дверь наверху закрылась, он подошел к стулу, на котором пару минут назад сидел Падерборн, поднял его над головой и швырнул в стену; в сторону полетели осколки кирпича и щепки. Но громче, чем звук удара, прозвучал поток непристойностей, изрыгаемых Кристианом.

Человек в маске не выказал ни малейшего беспокойства. Он снял маску и неторопливо сложил ее; стали видны его редеющие волосы и глаза с тяжелыми веками и чувственным выражением.

— И ты, и принцесса, — проговорил он, — имеете привычку, разволновавшись, швыряться вещами. Как ты считаешь, избавится она от этой привычки, став королевой?

Кристиан повернулся к нему. Он тяжело дышал, тело было напряжено. Он едва сдерживал ненависть, которая на сей раз была направлена на него самого.

— Сесил, ты понимаешь, что произошло?

— Кто-то пытается поставить тебя под удар.

— Или убить меня и моего отца, и я винил в этом Нору, Боже, прости меня.

— Да, — подтвердил Сесил.

— Но Падерборн служит тебе.

Сесил кивнул.

— А Нора отправляла донесения Падерборну.

— Я знаю.

Закрыв лицо руками, Кристиан прислонился к стене.

— Боже милостивый, Сесил, ты не знаешь, что я сделал.

— Боюсь даже представить, зная твой горячий нрав и жажду мести. Нора испытывала боль, видя, сколько людей вокруг страдают; помогая мне, сообщая, что творится при дворе, она немного приглушала эту боль. — Сесил положил руку на плечо Кристиану. — Послушай, друг, тебе по-прежнему грозит опасность. Уезжай с семьей в деревню, пока я тут займусь расспросами. В деревне ты будешь в большей безопасности, ну и кроме того, тебе надо исправить кое-какие свои ошибки.

Кристиан отнял руки от лица и уставился в потолок.

— Но принцесса…

— Заигрывает с испанцами и с французами, заставляя и тех и других гадать, кому же из них она отдает предпочтение, и тем временем сплачивает своих сторонников дома. Моя задача — вовлечь побольше людей в лагерь тех, кто требует от королевы, чтобы она объявила Елизавету наследницей престола. Ты не сможешь послужить нашей госпоже, если тебя убьют. Уезжай в деревню.

— Я должен найти жену. — Теперь Кристиан созерцал табуретку, единственный оставшийся в комнате предмет мебели.

— Найди ее и уезжай из Лондона. Таково желание принцессы. — Сесил тоже взглянул на табуретку и встал так, чтобы загородить ее от Кристиана.

Лишенный возможности дотянуться до предмета, на котором он мог бы сорвать свою злость, Кристиан напустился на Сесила:

— Мог бы сказать мне, что она наш друг.

— Какой же разумный человек будет раскрывать своих агентов всем и каждому?

— О Боже, что за несчастливое стечение обстоятельств.

— Верно, несчастливое, но все еще можно поправить.

Не получив ответа на это свое замечание, Вильям Сесил ушел так же незаметно, как и появился.

Кристиан услышал, как задвинулась панель наверху. Прислонившись к стене, он склонил голову на грудь и погрузился в размышления. Нора, трусливая застенчивая малышка Нора рисковала жизнью, помогая Елизавете. Это не укладывалось у него в голове. Последним самым ярким воспоминанием о Норе были ее большие испуганные глаза. Она была такой маленькой, такой трусишкой и в то же время такой мужественной — ведь для того, чтобы рисковать жизнью, слабой робкой женщине требуется куда больше мужества, чем мужчине, обученному, как постоять за себя. Лицо Кристиана исказилось, и сам он как-то съежился.

— Я обречен на вечное проклятие, — пробормотал он.

Память преподносила ему картины того, что он сделал с Норой, картины, которые он предпочел бы забыть. Вот он стоит над Норой, лежащей в их супружеской кровати, и разрывает на части вверенную ему душу; вот лицо Норы превращается в маску ужаса, когда до нее доходит, что это он лежит на обнаженном теле Мег; вот Нора рыдает, не в силах остановиться, настолько велика испытанная ею боль.

Кристиан сморщился и закрыл глаза, будто таким образом мог избавиться от мучительных угрызений совести, и тихо прошептал:

— Нет.

Он вспомнил их последнюю встречу. В тот раз он заметил в ней перемену. Раньше, как бы она его ни боялась, она всегда следила за ним глазами, словно он единственный вызывал у нее интерес. В тот последний раз этот всепоглощающий интерес исчез, хотя она и взглянула на него пару раз.

Охваченный чувством вины, Кристиан вдруг осознал, что он, возможно, убил любовь единственной женщины, ради которой готов был пожертвовать своей независимостью. Вслед за этой мыслью пришел страх. Этот отвратительный болезненный страх сначала прикоснулся к нему крыльями летучей мыши, а потом окутал с головы до ног, как плащ прокаженного.

Страх и чувство вины навалились на него тяжелым грузом, и под этой тяжестью Кристиан соскользнул на пол. Вина усугубляла страх, превращая его в сжигающий Кристиана изнутри ужас, не меньший, чем тот, который он испытал, едва не лишившись отца. Он чуть не убил Нору физически своей жестокостью и, весьма вероятно, убил ее любовь. Нора, великодушная, умеющая постоять за своих друзей, но не за себя, тонкая, сообразительная и… полная скрытой чувственности. Но он заставил ее бояться любви.

Качая головой, Кристиан смотрел на прикрепленный к стене подсвечник, не видя его.

— О Боже!

Он не мог разыскать ее. Возможно, ее уже нет в живых по его вине. Если она пострадала из-за его слепоты… Он закрыл лицо руками и усилием воли постарался прогнать навернувшиеся на глаза слезы, но на сей раз воля его подвела. На память ему пришли слова старинной песни:

Забвенья, покоя у Бога прошу Как будто в предчувствии смерти. Но тщетно надежду я в сердце ношу, Твой образ в сознанье не меркнет.

Неужели он действительно убил ее любовь? Вздрогнув, Кристиан поднялся на ноги. Он найдет ее и спросит. Пусть это будет самым трудным из всех выпавших ему на долю испытаний, но он будет бороться за ее прощение. Чувство вины — тяжелая ноша для души, омерзительная ноша, но наказание соответствует преступлению. Направляясь к лестнице, Кристиан едва не рассмеялся. Вот уж не думал он, что настанет день, когда он возжелает любви женщины более страстно, чем желал отомстить Черному Джеку, не думал, что его судьба будет зависеть от такого нежного хрупкого существа, как Нора Бекет.

***

К утру Кристиану удалось взять себя в руки и загнать свое раскаяние глубоко внутрь. Граф призвал его к себе в кабинет, но как только Кристиан вошел, появился Саймон Спрай с отчетом о ходе поисков. Не успел он произнести и трех фраз, как Кристиан налетел на него и изо всех сил наподдал ногой в зад. Спрай вылетел из комнаты и приземлился в холле. Кристиан бросился за ним, готовый нанести ему очередной удар. На пороге он на мгновение остановился.

— Не говори мне, что ты не можешь ее найти, свинья безмозглая. Ты обыщешь весь Лондон из конца в конец, даже если мне придется подталкивать тебя пинками на каждом шагу.

Он двинулся к Саймону, вор вскочил на ноги и побежал. Пробежав за ним немного по лестнице, Кристиан замедлил шаги, когда тот исчез в направлении кухонных помещений.

Скрип половиц привлек его внимание, и почти сразу же в поле его зрения возник Энтони-Простофиля, идущий следом за Блейдом. Блейд мрачно посмотрел на Кристиана.

— Как я могу успешно вести поиски или морочить голову д’Атеке, если за мной по пятам ходит этот столб?

— А, кого я вижу. Фруктовый леденчик в красивой обертке. Так и хочется съесть его поскорее.

Впервые Блейд рассмеялся, вместо того чтобы разозлиться.

— Ты меня больше не обманешь. У тебя все внутренности сводит от беспокойства, и чем дольше ее нет, тем сильнее их сводит.

Кристиан открыл было рот, но тут их окликнул его отец:

— Я запрещаю вам продолжать вашу перебранку. Сейчас же поднимайтесь ко мне оба.

Блейд прошествовал мимо Кристиана с важным видом, самодовольно ухмыляясь. Кристиан шепнул ему в спину:

— Поосторожнее, мой сахарный, а то я и в самом деле скормлю тебя испанцу.

— Ссать я на тебя хотел. — И Блейд взбежал по ступеням, прежде чем Кристиан успел схватить его.

Догнав его уже в кабинете графа, Кристиан одарил его взглядом гарпии. Блейд поприветствовал Себастьяна, преклонив одно колено и всем своим видом выражая восхищение и покорность, что настроило Кристиана на подозрительный лад. От размышлений на эту тему его отвлек голос графа.

— Это невозможно, упрямец. Нора слишком наивна и неопытна, чтобы так долго прятаться в городе.

— Я знаю, — ответил Кристиан, наблюдая, как Блейд крутит в руках сборник стихов греческих поэтов, показывая, что этот разговор его не интересует. — Я думал над всем этим делом. Я не смог обнаружить ее следов после нашего отъезда из Фале. Были следы лошади, но они исчезли.

Кристиан подошел поближе к Блейду и замолчал.

— Но она же направлялась к Лондону, — сказал Себастьян, изучая карту.

Кристиан прислонился бедром к столу.

— Да… направлялась в Лондон, но когда след исчез и я хотел повернуть назад, надеясь снова отыскать его, наш сладкий мальчик нашел рядом с дорогой платок моей жены. — С быстротой молнии Кристиан прижал к столу руку Блейда.

— Отпусти!

Не обращая внимания на протесты юноши, Кристиан соскочил со стола и завел ему руку за спину.

— В самый подходящий момент нашел мой невольный гость этот платок. Я не стал возвращаться. — Он вздернул руку юноши вверх, и тот вскрикнул. — Где она?

— Иди ты в задницу!

— Я тебе покажу задницу, ты…

— Хватит!

Окрик графа заставил обоих замолчать. Себастьян подошел к сыну и положил ему руку на плечо.

— Это не метод, Крис.

— Он знает, где она.

— Я это улажу. Отпусти его. Я так желаю.

Кристиан скрипнул зубами. Он бы с удовольствием сломал Блейду руку, лишь бы узнать то, что ему было нужно, но рука отца на плече и его полуприказ-полупросьба возымели эффект, какого не смогли бы добиться все силы королевства. Он подчинился.

Себастьян встал между сыном и Блейдом и помог юноше распрямить руку. Блейд охал от боли, и граф принялся растирать ему руку, говоря при этом:

— Я искал твою семью.

Выругавшись, Блейд ущипнул себя повыше локтя.

— И Кристиан тоже, — продолжал граф, — но пока мы никого не нашли. Правда, мы не успели обыскать все северные графства. На это уйдут недели, может, месяцы. Возможно, к зиме…

— Это бесполезно, — перебил Блейд.

— Нет, но я спрашиваю себя, понимаешь ли ты, что происходит. — Блейд покачал головой. — Мой сын, у которого буйный нрав, обращался с тобой как с куклой, колол тебя самыми острыми своими ножами, и все же ты еще жив.

— Ха!

— Ты все еще жив, и все это время он разыскивает твою семью.

— Он использует меня.

— Может быть, но ты должен признать, что он изменился.

— Отец, не надо, — подал голос Кристиан.

— Он любит эту девушку. — Граф предупреждающе поднял руку, когда Кристиан что-то проворчал. — Он страдает из-за своих грехов и хочет искупить их. А я хочу, чтобы ты помог ему в этом.

— Он снова ее обидит.

— Блейд, поверь мне, если не веришь Кристиану. Я бы никогда не стал подвергать Нору опасности. Я видел их вместе, видел, как они смотрят друг на друга. Оставь их наедине, и никакая сила на свете, ни дьявол, ни Господь Бог, не сможет помешать им прикоснуться друг к другу.

— Вы имеете в виду, что он хочет развратничать с ней.

— Не смей упоминать имя Норы, когда излагаешь свои грязные домыслы. — Кристиан сделал шаг вперед, но отец преградил ему путь.

Удерживая одной рукой сына, другой он оттолкнул Блейда.

— Скажи мне, где прячется Нора. Если тебе не жаль Кристиана, пожалей меня. Уже несколько дней он не ест и не спит. Он худеет, и если не уляжется терзающая его боль, он угаснет у меня на глазах. Я признаю, что характер у него не из лучших, но я не переживу его потери.

— Он слишком упрям, чтобы умереть, — ответил Блейд. — О, будь все проклято, ладно. Я скажу, если вы дадите мне слово, что он не причинит ей больше вреда.

— Не я, сам Кристиан даст тебе слово.

Кристиан рванулся к Блейду, рот сжат в узкую полоску, лицо пустое. Блейд со страхом взглянул на графа.

Себастьян влепил сыну несильную пощечину. Голова Кристиана мотнулась в сторону, рот округлился. Он воззрился на отца, держась за покрасневшую щеку.

— Сейчас не время угрожать, ослиная ты голова. Ты и так уже достаточно навредил себе своей привычкой пускать в ход кулаки.

Встретившись глазами с отцом, Кристиан увидел в его взгляде и осуждение, и понимание. Вздохнув, он пробормотал извинение и заставил себя повернуться к Блейду лицом и вынуть меч из ножен. Держа меч перед собой рукоятью вверх, он проговорил:

— Клянусь на этом кресте, что не причиню Норе вреда.

Блейд схватился за рукоятку меча.

— Клянешься, что любишь ее?

— Подожди, я шкуру с тебя спущу.

— Кристиан, — вмешался граф.

Нахмурившись, Кристиан отрывисто произнес:

— Клянусь, что люблю ее, ты, маленький мерзавец.

Блейд усмехнулся.

— Я так и подозревал, но с тобой ни в чем нельзя быть уверенным. — Кристиан прошипел грязное ругательство, и Блейд отскочил подальше. — Не стоит убивать меня раньше, чем я скажу, где она.

— Выкладывай, юноша, — сказал Себастьян, губы которого подрагивали в легкой усмешке, — а то с ним припадок случится.

Блейд усмехнулся.

— Прошу простить меня, милорд, но я так долго ждал случая заставить его поплясать под мою дудку. — Поклонившись, юноша все с той же усмешкой посмотрел на кипевшего от ярости Кристиана. — Думаю, ты разозлишься еще больше, когда я скажу, что она никуда не уезжала из Фале.

Последовало молчание. Усмешка Блейда превратилась в улыбку до ушей, пока он наблюдал, как Кристиан переваривает услышанное.

— Никуда не уезжала из Фале? — Резким движением, от которого зазвенел металл, Кристиан вложил меч в ножны, затем с силой ухватился за угол стола, словно пытался продавить дерево пальцами.

— Черт, черт, черт.

Сдавленные смешки Блейда действовали на него, как уколы кинжалом. Напрягши мускулы, он вдруг приподнял стол, но тут вмешался Себастьян: навалившись на стол всем своим весом, он вернул его в прежнее положение.

Кристиан, казалось, ничего не заметил. Бросив злобный взгляд на Блейда, он пошел прочь, бормоча про себя:

— Черт, черт, черт.

— Упрямец, — окликнул его граф. — На этот раз я пошлю с тобой моих собственных людей и Блейда. В твоем теперешнем состоянии ты не найдешь собственных сапог, не то что жену.

ГЛАВА 20

Нора держала свой деревянный нож на уровне талии острием вверх, стараясь не забывать при этом, что рукоятку нельзя зажимать в кулаке. Она и Сибилла кружили друг против друга на заднем дворе, а Артур подбадривал их криками. Они кружили и кружили, и каждая старалась заставить противницу стать лицом к солнцу. Внезапно Сибилла сделала выпад, и Нора увидела, как она взмахнула ножом, направляя его вниз. Нора мгновенно наклонилась и рванулась вперед, левой рукой отведя удар, а правой в свою очередь ударив Сибиллу в ребра.

Сибилла фыркнула и закричала:

— Не останавливайся, продолжай двигаться, не давай мне времени оправиться. Отпрыгивай назад, если сразу не прикончила противника. Ты слишком маленькая и проиграешь, если останешься в пределах его досягаемости.

Вытерев пот с лица, Нора отскочила и снова начала кружить около Сибиллы. На Норе было грубое платье служанки, подол юбки она протянула между ног и заткнула за пояс, чтобы удобнее было кружить и прыгать. А свобода движений была ей необходима — во время их тренировок Сибилла не давала ей ни минуты отдыха. В очередной раз увернувшись от ножа Сибиллы, Нора в то же мгновение нанесла ей удар в шею собственным ножом. Сибилла взвизгнула.

Нора уронила нож и подбежала к ней. Сибилла держалась рукой за горло и, отведя руку, Нора увидела, что она в крови.

— О нет. О, прости меня. — Нора прижала к ране свою юбку.

Сибилла застонала, потом усмехнулась.

— Не стоит извиняться, милочка. Ты только что меня убила. Что ж, я заработала свое вознаграждение.

Артур подбежал к ним, смеясь и хлопая в ладоши:

— Моя госпожа победила. Теперь моя очередь.

— Не сейчас, маленький попрошайка. Не видишь, я серьезно ранена. — Сибилла дала мальчику несильный подзатыльник и ткнула под ребра.

— Тогда можно я побегу к развалинам, миледи?

— Только обещай не лезть в воду, — ответила Нора.

Артур убежал, а Нора с Сибиллой пошли в дом.

— Что это за развалины? — спросила Сибилла, потирая ранку на шее.

— Старая башня у реки. Она совсем разрушилась. Артур играет там, изображая из себя рыцаря, осаждающего башню.

— Мужчины, они прирожденные воины. Поэтому таким, как мы, надо знать, как защитить себя.

— Да, но это трудно, — заметила Нора, и они вошли в дом.

— Ничего, ты научишься. Совсем недавно от одного моего грозного взгляда ты начинала верещать как монахиня, на которую влез мужчина.

— Сибилла!

— А ну-ка быстро. Как называется умение использовать фальшивые деньги, чтобы обмануть жертву?

— Закон обмана.

— Кто такой резальщик?

— Тот, кто срезает кошельки ножом, а обыкновенный жулик просто ловко действует руками.

— А что такое мошенничество с помощью шлюх?

Нора покраснела, но ответила:

— Это закон двойной зацепки. Проститутка завлекает клиента, а затем появляется ее сообщник и, изображая из себя ее мужа или брата и угрожая клиенту дуэлью, заставляет его заплатить ради спасения своей чести и жизни.

— У меня это здорово получалось.

Они уже подошли к лестнице, ведущей в комнату Норы. Нора приподняла юбки.

— О… Хм… какая ты ловкая.

— От этого навар больше, чем от простой проституции, — объяснила Сибилла. — Помню, в прошлом году был случай. Мне удалось подцепить сына торговца шерстью. Парень недавно женился, но у него свербило в одном месте, что он начал, даже не раздевшись полностью. Лучше, конечно, если застукать их совершенно голыми. Одним словом, он усердно занимался этим делом, когда появился Хэм, это мой сутенер. Торговец шерстью блеял не хуже одной из своих овец и заплатил нам столько, что хватило на всю зиму.

— Да, повезло, — откликнулась Нора.

Желая остановить поток этих непристойных воспоминаний, она напомнила Сибилле, что та обещала вымыться.

Ответом ей был протяжный стон.

— Я отдам тебе одно из своих платьев, если ты вымоешься.

Сибилла прикусила губу, размышляя.

— Голубое с вышивкой серебром?

— Если хочешь.

— Ладно, договорились. Надеюсь, я не подцеплю лихорадку от купания и не умру раньше, чем успею показаться Хэму в новом платье.

Спустя некоторое время Нора уже разглаживала юбку своего голубого платья на фижмах, надетых на бедра Сибиллы. Женщина то и дело дергалась, пытаясь увидеть себя в высоком зеркале, висевшем в комнате.

— Стой спокойно, — сказала Нора.

— Но я хочу посмотреть.

Усмехнувшись, Нора присела на корточки, а Сибилла принялась вертеться перед зеркалом.

— Е-мое. Оно мне в самый раз, только лиф тесноват. Ужасно титьки давит.

Нора взглянула на ее грудь. Сдавленные корсажем груди почти целиком вылезли из низкого квадратного выреза платья.

— Придется выпустить в швах. Я сама сумею это сделать.

— О, посмотри-ка. — Сибилла указала на зеркало. — Я похожа на тебя.

Нора встала рядом с ней и обнаружила, что они действительно были одного роста и имели одинаковые фигуры, за исключением груди, конечно.

— Подожди-ка. — Нора схватила с кровати свой чепец и надела его на Сибиллу. Чепец с вуалью полностью закрыл ее волосы. Нора снова встала рядом с женщиной, и они приняли одну и ту же позу.

— Я могла бы быть леди, — сказала Сибилла с придыханием. — Я могла бы быть такой же красивой, как и ты.

— Я некрасивая.

— Кто это говорит?

Нора отвернулась от ее скептического взгляда.

— Многие. Мой муж, например.

— Кит! — Сибилла фыркнула. — Должно быть, он был в ярости. Обычно он лучше соображает и придумывает оскорбления, от которых ты вся словно засыхаешь. Нет, Кит без ума от тебя, недаром в публичных домах все твердят, что снежный принц растаял.

— Не думаю.

Внезапно Сибилла повернулась к окну.

— Что это за топот?

Нора открыла окно и выглянула во двор. Через опущенный мост ехало несколько всадников, одетых в ливреи цветов Монфоров. Она не стала дожидаться, чтобы увидеть, кого они сопровождают, а быстро отошла вглубь комнаты.

— Боже мой, это мой муж.

— Где? — Сибилла высунула голову в окно и открыла рот, но Нора прижала ладонь к ее губам.

— Тише! Ты его предупредишь.

Сибилла отступила от окна и сбросила руку Норы.

— Ну и что?

— Бог мой, Сибилла, ты должна помочь мне убежать.

— Киту это не понравится.

— Помоги мне, и я подарю тебе еще два платья.

— По рукам. Иди на задний двор, а я встречу Кита. Я буду стоять на верхней ступеньке лестницы, когда он войдет, и в полутьме он меня не узнает.

Нора уже укладывала несколько платьев и деньги, которые она нашла в комнате Кристиана.

— Заставь его гоняться за тобой по всему дому. Займи его подольше. Платья возьмешь в моей старой комнате.

— Не беспокойся, милочка. Я быстрая, как олень.

Нора выбежала из комнаты, крикнув на ходу:

— Спасибо, Сибилла. Я этого не забуду.

Сбегая по лестнице, она услышала во дворе громкие голоса. Выскользнув за дверь, которая вела в заднюю часть дома, она прикрыла ее за собой, потом посмотрела через щель назад. Двойные двери в противоположном конце холла с шумом распахнулись; раздался голос мужа, который выкрикивал ее имя. Тревожно охнув, Нора припустила со всех ног. Пробежав мимо изумленной поварихи, она выскочила из замка через заднюю дверь, промчалась по узком мостику надо рвом и понеслась вниз по склону к лесу, который в этом месте подступал чуть ли не вплотную к замку.

Нужно было найти Артура и уйти от замка как можно дальше. Река протекала неподалеку; вскоре Нора вышла на полянку на берегу и остановилась отдышаться.

— Артур, — крикнула она, потом еще раз и еще.

На третий раз он откликнулся:

— Я здесь, миледи.

Нора свернула направо, продралась через кустарник, споткнулась о камень и едва не упала.

— Здесь наверху, миледи.

Золотистые кудри Артура сверкнули на самом верху старой башни. Впрочем, теперь это нормандское сооружение было больше похоже на груду камней, увитых плющом.

— Быстро спускайся, — сказала Нора. — Вернулся лорд Монфор, нам надо бежать.

И только она проговорила эту фразу, как раздался громкий голос, почти крик Кристиана, зовущего ее по имени. Нора повернулась в сторону Фале, услышала, как Кристиан пробирается по лесу. Артур начал спускаться.

— Нет, — скомандовала Нора, — полезай назад.

Перебросив через плечо свой узелок, она перелезла через россыпь камней у подножия башни и залезла к Артуру на самый верх. Там они, скрючившись, притаились за самым большим камнем. Отсюда Нора смогла увидеть Кристиана, выбежавшего из леса на поляну. На поляне он остановился и, склонив голову набок, прислушался. Сидящий рядом с ней Артур шарил руками в груде камней у их ног, и она жестом велела ему не двигаться.

Кристиан пересек поляну; он походил на хищника породы кошачьих, учуявшего след. Подходя к башне, он замедлил шаг и, встав на колени, потрогал согнутую ветку куста. Затем быстро вскочил на ноги и легкой походкой заспешил к ним.

— Проклятье, — выдохнула Нора, чей страх усиливался с каждым шагом ее мужа.

Артур вложил ей в руку камень, и Нора взглянула на своего маленького друга. Мальчик улыбнулся ей; сам он тоже сжимал обеими руками довольно увесистый булыжник. Она снова посмотрела вниз на своего мужа. Он остановился в нескольких ярдах от башни и, задрав голову, обшаривал развалины взглядом.

— Спускайся, цыпленок, — сказал он. — Я знаю, что вы там.

Нора, вздрогнув, пригнулась пониже. В голосе мужа звучала нежность. Он опять был в этом странном настроении. Хотел позабавиться с ней. Пальцы ее крепко обхватили камень, она прикусила губу. Она не будет больше его игрушкой, и она скорее убьет его, чем позволит обидеть Артура.

— Спускайся, Нора, я знаю, ты раздражена, но мне нужно многое тебе сказать.

С каждым произносимым словом голос Кристиана становился все громче, и Нора поняла, что он приближается к башне, собираясь взобраться наверх,

— Давай, Артур.

Она встала и, перегнувшись через ограждение, бросила камень. То же сделал и Артур. Камень Норы ударился о стену башни и пролетел мимо уха Кристиана. Снаряд Артура стукнулся о землю и, срикошетив, попал Кристиану в ногу.

— О черт, — Кристиан отпрыгнул, держась за ногу, а Артур расхохотался.

Но Норе было не до веселья. Она шарила вокруг в поисках других камней, но, когда Кристиан снова подошел к башне, выпрямилась.

— Попробуй только брось. — Уперев руки в бока, муж посмотрел на нее властным и одновременно раздраженным взглядом.

Она согнула руку и запустила камень ему в лицо. Он отклонился, но Артур был наготове со своим камнем, и тот попал Кристиану в спину.

— Дьяволы ада! — Невзирая на этот обстрел, Кристиан подскочил к основанию башни и начал взбираться наверх, увертываясь от камней.

— Беги, Артур, — крикнула Нора, увидев, что мужа отделяет от них буквально один шаг. — Беги, я его задержу.

Артур медлил в нерешительности, и она подтолкнула его, а затем обеими руками бросила в Кристиана новый камень. Он, выругавшись, пригнулся, и Артур проскользнул мимо него. Кристиан бросился к Норе; у нее в руках был уже следующий камень, и она подняла его над головой, но в этот момент Кристиан плечом ударил ее в живот. От толчка она отлетела назад, выронив камень. Оба упали, распластавшись на каменной площадке на самом верху башни.

Тут Нора вспомнила уроки Сибиллы. Извернувшись и заняв нужную позицию, она ударила Кристиана коленом в пах. Но юбки ослабили удар и ее единственной наградой был короткий вскрик.

— Ах ты волчонок, прекрати сейчас же.

Кристиан обхватил ее обеими руками и повалил на себя. В отчаянии Нора, думавшая только о том, как бы ускользнуть и присоединиться к Артуру, укусила его в шею. Ее муж охнул и оттолкнул ее. Восстановив равновесие, она бросилась вниз с башни за своим пажом. Но уже через секунду Кристиан схватил ее за руку, и она вновь оказалась прижатой к его груди. Однако в тот короткий момент, что он тянул ее к себе, Нора, сжав руку в кулак, успела ударить его в челюсть. Кристиан взвыл от боли, но не выпустил ее руки.

— Черт тебя побери, женщина, ты превратилась в настоящую гарпию. — Она нагнулась над его рукой, собираясь укусить. — Ну нет, — Кристиан отодвинул ее от себя на расстояние вытянутой руки, держа за запястья. — Послушай меня.

— Если ты обидишь Артура, я убью тебя.

— Обижу Артура?

Кристиан покачал головой, затем, вытянув губы, свистнул. Появился Хекст. Под мышкой он нес брыкающегося Артура.

— Дьявол, — вопил Артур, — чудовище! Отпусти меня.

Нора лягнула Кристиана в лодыжку.

— Отпусти его.

Кристиан, успевший вовремя увернуться, покачал головой.

— Прекрати драться. Обещаю, я не сделаю ему ничего плохого.

Нора уже подняла ногу для следующего удара. Она опустила ее и настороженно посмотрела на мужа, стараясь отдышаться. Волосы ее были в диком беспорядке, на верхней губе выступили капли пота. Кристиан наблюдал за ней с каким-то странным выражением, озадачившим Нору. По-прежнему держа ее за запястья и не отводя от нее взгляда, он обратился к Хексту:

— Отведи мальчика в дом и позаботься, чтобы он не оставался без присмотра. Запри его в комнате, а то нам придется гоняться за ним по всему графству.

Хекст ушел, все так же неся Артура под мышкой. После его ухода к Норе вернулся ее обычный страх, она почувствовала, что ноги у нее становятся ватными. Она облизала сухие губы и подняла глаза на мужа. Он смотрел на нее все тем же странным взглядом, что и несколько секунд назад. Взгляд этот отражал целую гамму чувств — любопытство, смущение, желание, еще какое-то чувство, которому Нора не смогла дать определения. Было ясно, что ее муж находится в состоянии величайшего душевного волнения, в котором Норе нечасто доводилось его видеть. Она попыталась отпрянуть от него, но он лишь крепче сжал ее запястья.

— Я не причиню тебе боли, Нора. Хотя ты только что пыталась забить меня камнями. Черт возьми, ты стала бойцом.

Она напрасно пыталась вырвать руки.

— Откуда мне знать, что вы не лжете?

— Будь ты проклята, женщина, прекрати извиваться.

Его слова не возымели действия. Нора по-прежнему продолжала дергать и вращать руками. Пробормотав ругательство, Кристиан притянул ее ближе к себе, и ее руки оказались зажатыми между их телами. Она тут же отвела назад ногу для удара.

— Если ты лягнешь меня, я брошу тебя в реку.

Опустив ногу, она уставилась на него. К ее удивлению, он вздохнул с облегчением и улыбнулся ей. Она не ответила на улыбку.

— Откуда мне знать, что вы не лжете? — повторила она.

Улыбка исчезла. На мгновение он закрыл глаза, а когда открыл их, Нора уловила в них выражение, которого до сих пор ни разу не замечала у своего мужа, — выражение страха.

— Я не хотел такого начала, — сказал он, — но ты не оставила мне выбора. Я… Падерборн дурак, знаешь ли.

— Кто?

— Откуда я мог знать?

— Что знать?

— Ты мне ничего не сказала, а он был во Франции.

— Кто был во Франции?

Нора толкнула Кристиана, который, судя по всему, чувствовал себя прескверно.

— Мне следовало выслушать тебя.

— Милорд, вы говорите загадками, и я все еще не верю, что вы не желаете мне зла.

— Но это так и есть, — он изучающе посмотрел на нее, потом опустил глаза. — Я разговаривал с Вильямом Сесилом.

Прошла, наверное, целая минута, прежде чем до Норы дошло, что он имеет в виду.

— О! — Она сделала глубокий вдох. — Вы можете отпустить меня.

Он ослабил свою хватку и, отступив на шаг назад, упал перед ней на колени. Она изумленно вздохнула, когда он поднес ее руку к губам, потом повернул ее и поцеловал в ладонь. Тут Нора вырвала руки и спрятала их за спину.

— Я был не прав, — сказал он, прикоснувшись к подолу ее юбки. — Я вел себя жестоко. Как настоящее чудовище. Прав Артур, называя меня так. Я прошу прощения.

Нора посмотрела сверху вниз на Кристиана де Риверса, стоящего перед ней на коленях и умоляющего опрощении. Когда-то она мечтала об этом.

— Это не имеет значения, — ответила она.

Он наклонился к ней.

— Конечно же, это имеет значение, — горячо прошептал он. — Я никогда не смогу искупить то, что сделал. Это имеет значение.

— Нет, — сказала она тоном, каким говорят со слабоумными. — Это имело бы значение, будь мне не все равно. Но мне все равно. Все равно, верите вы мне или нет, любите или нет, вижу я вас или нет. Мне абсолютно все равно. Поэтому, как вы понимаете, для меня не имеет никакого значения то, что вы осознали свои ошибки и хотите примирения.

Он поднялся, рука конвульсивно сжала рукоятку кинжала.

— Пожалуйста, Нора. Ты должна дать мне возможность исправить то, что я натворил.

Нора молча смотрела на протянутую к ней руку. Это была сильная чистая рука с гладкой, теплой, загорелой кожей; когда-то она готова была отдать все на свете за то, чтобы эта рука протянулась к ней в таком умоляющем жесте. Теперь это ее не волновало.

— Я изменилась, — проговорила она.

— Да, я начинаю понимать. — Он опустил руку и с задумчивым видом наклонил голову. — Может, нам следует начать все с начала, переписать заново книгу бытия.

Она покачала головой:

— У меня было время подумать. Я хочу вернуться в свой дом в деревне и жить там с Артуром и моими старыми слугами.

— Нет.

— Я не хочу быть вашей женой.

Она направилась к Фале, но он в два прыжка догнал ее и преградил путь.

— Никакая сила на земле не разрушит нашего брака.

— Я не дура. Не все жены и мужья живут вместе. Вы можете жить, как хотите, я буду поступать так же.

Говоря это, Нора заметила, как изменилось выражение его лица. Оно посуровело, и он холодным взглядом окинул ее с головы до ног.

— Кто занял мое место?

— Что вы имеете в виду? — Она попятилась.

— Ты нашла утешение в объятиях другого мужчины?

Тон был спокойным, но грудь его бурно вздымалась, словно ему не хватало воздуха. Нора продолжала пятиться, а он наступал на нее.

— По-моему, у вас с головой не все в порядке, — сказала она, пытаясь обойти его.

— Никто другой никогда не будет прикасаться к тебе.

— Мне никто другой и не нужен.

— Ага!

Он бросился к ней. Она отпрыгнула, но натолкнулась на дерево. Кристиан, раскинув руки, прижал ее к стволу.

— Значит, надежда все-таки есть, раз тебе не нужен никто, кроме меня.

Она со всей силы наступила ему на ногу. Он закряхтел, и она удовлетворенно улыбнулась.

— Я этого не говорила. Я сказала, мне никто не нужен.

— Другой. Ты сказала, никто другой тебе не нужен.

— Софистика. — Она толкнула его в грудь. — Отойдите от меня.

Он потерся лицом о ее щеку и прошептал:

— Слишком поздно. Ты в ловушке, цыпленок, зажата между мною и деревом. Знаешь, одного этого прикосновения было достаточно, чтобы у меня кое-что стало твердым, как этот ствол. Неужели ты ничего не чувствуешь?

Он снова прибегает к этому, подумала Нора. Пытается соблазнить ее своим телом. Делает эти похотливые движения, которые когда-то доводили ее чуть ли не до безумия. Она судорожно вздохнула, когда он прижался к ее бедрам. Чувства, которые, как ей казалось, невозможно воскресить, снова ожили, а вместе с ними вернулись и воспоминания о первой брачной ночи.

Страх вцепился в нее своими когтями, страх снова быть униженной и оскорбленной, но на сей раз Нора решила совладать со своим страхом. Она не позволит Кристиану себя использовать. Вытеснив страх и желание, в ней вспыхнул и разгорелся огонек ярости. Из ярости родились импульс и воля к действию, и Нора высвободила одну руку, пока Кристиан целовал ее в шею.

Заведя руку ему за спину, она схватила его за волосы и с силой, будто пыталась вырвать их, дернула. Он вскрикнул, откинулся назад, и она выскользнула из-под него, но волосы не выпустила. Она тянула так сильно, что Кристиан, потеряв равновесие, упал на спину. Нора побежала.

Однако через короткое время она услышала за собой его дыхание. Оглянувшись через плечо, она увидела, что он догоняет ее с искаженным от гнева лицом. Она прыгнула вперед, но все равно он настиг ее. Они упали на землю. В последний момент Кристиан сумел повернуться так, что они оказались лежащими рядом, и, прежде чем Нора успела прийти в себя, он перекатился и навалился на нее.

— Ради Бога, никогда больше так не делай. — Он яростно уставился на нее, она ответила ему таким же яростным взглядом, и он заморгал. — Будь я проклят, но ты теперь куда больше похожа на дракона, чем на мышь. — Он помолчал, облизнув губы. — Я обожаю драконов.

Закрыв глаза, он прижался пахом к ее лобку.

— Боже мой, Нора, ты же хотела меня. Я снова могу дать тебе наслаждение.

Наклонив голову, он прижался губами к ее губам. Нора считала, что ее гнев уже достиг апогея. Она ошибалась. Когда Кристиан, забыв о раскаянии, дал волю своему вожделению, ярость разгорелась в ней с новой силой; она впилась зубами в нижнюю губу Кристиана. Он с криком оторвался от нее и, схватив за плечи, принялся трясти так, что голова у нее моталась из стороны в сторону.

— Ты, маленькая гарпия, — кричал он. — Ты заплатишь за это, будь ты проклята!

Наконец он отпустил ее. Нора ничего не соображала, все вокруг кружилось в каком-то бешеном танце, шею то в одном месте, то в другом пронзала острая боль, содержимое желудка подступило к горлу. Она ударилась бы головой о землю, если бы Кристиан не поддержал ее. Он обнял ее и прижал голову к груди. Она почувствовала под щекой мягкую ткань его камзола. Окружающие предметы прекратили свой бешеный танец, чувство тошноты ослабело.

— Я снова это сделал, — проговорил он. — Я виноват. Но ты должна дать мне время привыкнуть к новой непокорной Норе. В конце концов до сих пор я имел дело с Норой-мышкой.

— Пустите меня, — пробормотала она.

— Никогда не проси меня об этом.

Вопреки собственым словам, он выпустил ее, встал, помог встать ей, а затем неожиданно поднял на руки. Она хотела было лягнуть его, но он крепко обхватил ее ноги. Она стала сопротивляться — он стиснул ее так сильно, что она вскрикнула от боли.

— Успокойся. Тебе со мной не справиться, а я не хочу снова причинять тебе боль.

— Что вы собираетесь делать? — Страх вернулся.

— Я же сказал тебе. Мы начнем все сначала. Я должен вновь завоевать тебя, а еще найти истинного виновника, интригана, которому едва не удалось меня погубить.

— Идите ищите вашего предателя и оставьте меня в покое.

Он не ответил. Нора безуспешно пыталась вырваться, пока он переходил мост и шел к задней двери. Она все еще сопротивлялась, когда он опустил ее на кровать в господских покоях.

Постель означала ее погибель. Она яростно зашипела и встала на четвереньки. Кристиан стоял и смотрел на нее. Его напряженная мужская стать, жесткое выражение лица не оставляли сомнений относительно его намерений.

— Нет, — сказала она.

Он кивнул, не говоря ни слова, и поставил колено на кровать. Взгляд скользнул к ее груди, и в этот момент она прыгнула на него. Неожиданное нападение застало его врасплох, поэтому Норе удалось вцепиться ему в пояс и соскочить с кровати с кинжалом в руке. Как только рукоятка кинжала легла ей в ладонь, ее наполнило ощущение собственной силы, и она улыбнулась. Повернувшись к мужу, она с удовлетворением отметила, что его сексуальное возбуждение исчезло. Однако обеспокоен он не был — на губах играла снисходительная улыбка.

— Послушай, цыпленок, не вздумай играть с этим.

— Я не играю.

Он соскользнул с кровати и начал кружить перед ней. Она двигалась в такт с ним. Он остановился, пораженный тем, что не может с ходу добиться желаемого результата. Затем возобновил кружение, пригнувшись на сей раз, как делают участники настоящих поединков на ножах. Нора тоже пригнулась, держа свое оружие на уровне талии. На лице Кристиана появилось выражение, свидетельствующее, что он наконец-то понял, в чем дело. Он присвистнул:

— Я пьянею от твоих талантов.

И в то же мгновение выбросил вперед руку, чтобы выхватить кинжал. Нора увернулась, парировав его движение свободной рукой. Сохраняя между ними дистанцию, она продвигалась к двери.

— Очень хорошо, — признал Кристиан.

Он снова приблизился к ней, заставив отойти от двери. Норе удалось встать спиной к окнам, получив таким образом преимущество перед мужем, которому свет бил прямо в глаза.

— Это Сибилла тебя научила?

— Да.

— Придется выпороть ее как следует.

— Что вы с ней сделали?

— Ничего, просто отшвырнул в сторону, когда поймал. Не думаю, что она после этого долго здесь оставалась. Ей известно, какова моя плата за плохие услуги. — Он остановился, заслонив глаза от света. — Ну ладно, хватит этих танцев. Ты же хотела меня когда-то.

— Больше я вас не хочу.

Ухмыльнувшись, он заговорил, понизив голос и лаская ее взглядом:

— Ну, моя сладкая, если мне однажды удалось внушить тебе страсть, я сумею сделать это снова. Когда я проникну тебе между бедер и мы насладимся друг другом, ты забудешь мои прегрешения. Мое семя в твоем теле смоет всякую память о них.

Огонь ярости все так же горел в сердце Норы, поэтому она не сразу среагировала, когда Кристиан упал и, перекатившись, ударил ее по руке ногой. Удар был несильным, он нарочно смягчил его, но Нора тут же вспомнила все свои уроки. Она позволила руке отлететь и сама развернулась всем телом, так что, когда Кристиан вскочил на ноги, они снова оказались лицом к лицу.

Он одобрительно засмеялся, и этот смех стал последней каплей. С силой, рожденной неделями унижения, она вонзила кинжал ему в плечо, прорезав бархат и шелк камзола. Она почувствовала, как рвется ткань, как кинжал входит в плоть. Шок, вызванный этим ощущением, заставил ее вскрикнуть и вытащить оружие из плеча мужа одновременно с тем, как он сам отшатнулся от нее. Нора отпрыгнула, дрожа и задыхаясь, глядя, как ее муж зажимает рану. Рана была неглубокой, но это была первая рана, которую она собственной рукой нанесла живому человеку, и чувствовала себя ужасно.

Ожидая взрыва ярости Кристиана, она устремилась к двери, но он оказался там раньше ее. Она отступила, держа кинжал наготове. Челюсть у нее отвисла, когда он внезапно усмехнулся:

— Вот что я получил за то, что попытался выработать в тебе храбрость.

— Вы получили это в ответ на ваше предположение, будто стоит вам овладеть мною, и я тут же упаду к вашим ногам.

— Так оно и есть.

Склонив голову, она смерила его презрительным взглядом.

— Если бы это было так, я бы уже лежала с вами в постели. Хотите, чтобы я объяснила вам все еще раз, милорд? Извольте. — Она возвысила голос и уже не говорила, а кричала во всю мощь своих легких: — Я вас не люблю! Вы меня слышите? Я вас не люблю. — Она помолчала и продолжала, чувствуя, что ее ярость постепенно испаряется. — По правде говоря, милорд, я пришла к выводу, что вы мне даже не нравитесь. И самое главное, вы мне настолько неинтересны, что я не считаю нужным тратить на вас свою ненависть.

В комнате повисло молчание. Кристиан медленно осознавал смысл ее слов. На мгновение лицо его исказила страдальческая гримаса, но сразу же на нем появилось пустое, отстраненное выражение, по которому нельзя было угадать, что он чувствует. Какое-то время они настороженно смотрели друг на друга. Кристиан по-прежнему зажимал рукой рану, из-под пальцев капала кровь. Наконец он заговорил:

— Судя по всему, нам предстоит поединок воли. Учти, цыпленок, моя воля сильнее. Уделом женщины Бог определил подчинение мужчине, а я любящий хозяин.

— Вашим заботам нельзя доверить даже собаку.

Он открыл дверь.

— Поскольку ты так изменилась, я напомню тебе слова из Библии.

Он процитировал их на латыни, но Нора хорошо помнила этот отрывок и без труда смогла перевести. «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и он же Спаситель тела; но как церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем».

Он ухмыльнулся.

— Так что, как видишь, я спаситель твоего тела.

— Думаю, милорд, Бог, вдохновивший Павла произнести эти слова, не имел в виду таких, как вы.

Нора бросилась на него и, вытолкнув из комнаты, с силой захлопнула за ним дверь. Скрестив руки на груди, она хмуро уставилась на дверь. Услышала щелчок — Кристиан повернул ключ в замке.

— Чудовище!

Из- за двери еле слышно донесся его смех. Взвизгнув, она пошла прочь от двери, потом повернулась и швырнула в нее кинжал. Кинжал воткнулся в дубовую панель и остался торчать в ней, покачиваясь. Нора упала на колени. Ее бросало то в жар, то в холод, и она испытывала невероятную слабость. Она перестала понимать себя.

Она не была грубиянкой, не была скандалисткой, но она лягала и кусала своего мужа и даже ударила его кинжалом. От ее агрессивности у него, наверное, голова пошла кругом. Значит, он прав и она действительно изменилась?

Нора села на пол и принялась размышлять о собственном безрассудстве. Она осмелилась дать отпор этому пугающему, прекрасному и жестокосердному мужчине, за которого вышла замуж. Вопрос заключался в том, что он теперь будет делать.

ГЛАВА 21

Кристиан несся вниз по лестнице, все еще зажимая рану рукой, и едва не столкнулся с Блейдом и двумя его охранниками. Охранники поспешно посторонились, он промчался мимо них и скрылся в глубине дома. На кухне он отругал повариху, которая поскорее ретировалась оттуда вместе со всеми своими помощниками. Схватив полотенце, Кристиан окунул его в ведро с водой.

— Черт, — бормотал он, — черт, черт, черт.

Должно быть, на него что-то нашло, раз он опять так повел себя с Норой.

— Черт, черт, черт.

Нарочито приторный голос прервал его чертыхания.

— Надеюсь, ты расстроился так не из-за моего присутствия. Ведь ты сам захотел, чтобы я приехал.

Повернувшись, Кристиан увидел улыбающуюся физиономию Блейда. Охранники юноши, угадав настроение своего хозяина, остались стоять в дверях. Кристиан махнул им, чтобы они уходили, и они мгновенно повиновались. Они так торопились уйти, что стали вдвоем протискиваться в дверь и чуть не застряли.

Указав на висевший над огнем котел, Кристиан таким же, как и Блейд, приторным голосом спросил:

— Не желаешь составить компанию овощам в этом сосуде?

— Пожалуй, нет, — ответил Блейд. — Ведь тогда я не увижу твоих страданий. Ты и не представляешь, какое удовольствие я получаю, глядя, как ты корчишься. Ты не ешь, не спишь, но настоящие мучения у тебя еще впереди. Можешь больше не приставлять ко мне охранников, я и сам останусь здесь с радостью.

Кристиан выжал полотенце, положил его на стол, затем разорвал до талии камзол и рубашку, открыв рану.

— Как любезно с твоей стороны.

— У тебя рука дрожит.

Крепко зажав полотенце, Кристиан принялся стирать кровь с раны.

— Убирайся.

— Я вижу твой страх. — Блейд подошел поближе и выхватил полотенце из рук Кристиана. Он потрогал пальцем рану и не выпустил из рук полотенце, когда Кристиан потянул за него. — Да, медленно я соображал, но теперь-то я все понимаю. Ты пытался убедить сам себя, что испытываешь к Норе вожделение и жалость. Но теперь, когда она тебя ненавидит, тебе придется посмотреть правде в глаза. — Блейд положил полотенце на рану и улыбнулся. — Не жалость заставила тебя жениться на ней. Ты любишь ее, причем так сильно, что тебя это пугает.

— Ты настоящий сучонок.

Блейд усмехнулся. Он взял руку Кристиана и прижал ее к полотенцу. Затем разорвал другое полотенце на полосы, а еще из одного куска чистой ткани сделал тампон.

— Может, шлюхино отродье?

— Нет, сучонок больше тебе подходит.

— Ты рассержен, потому что впервые в жизни тебя самого поджаривают на медленном огне, а не наоборот. — Блейд снял руку Кристиана полотенца и, подняв его, приложил к ране тампон. — Хочешь, я скажу тебе, что произошло? Ты нашел ее, попросил прощения, а она тебя оттолкнула. И ты, привыкший к поклонению женщин, не способных устоять перед твоей красотой, ты, не терпящий возражений, попытался добиться своего силой.

— Ты еще не вспомнил, кто ты?

Обматывая Кристиану плечо полотенцем, Блейл продолжал:

— Бедная Нора, ты доведешь ее до безумия. Мне жаль ее, хотя я, конечно, с удовольствием посмотрю, как ты будешь страдать, когда ее потеряешь.

— Ха! Не спеши вытаскивать свои траурные лохмотья. — Кристиан оттолкнул Блейда и спрыгнул со стола, на котором сидел. — Она изменилась. Превратилась в дуэлянтку и гарпию вместе взятых. Чуть не отрезала мне руку.

У Блейда отвисла челюсть, и он уставился на повязку.

— Так это она сделала?

— Да, еще одна неприятность, которая, без сомнения, доставит тебе радость. А теперь убирайся, пока я не решил, что несколько деньков в подвале пойдут тебе на пользу.

Кристиан ухватился за край ведра с водой и крепко сжал его, а Блейд снова захихикал.

— Ты испуган даже больше, чем я думал. Что вас гнетет, милорд? Только не говори мне, что ты верил, будто твой фокус с обольщением сработает. Как ты считаешь, почему она убежала?

С этими словами Блейд пошел прочь, но не успел сделать и двух шагов, как Кристиан вскочил и, догнав его, преградил путь.

— О чем ты говоришь?

Нахмурившись, Блейд засунул большие пальцы за пояс.

— А ты, я вижу, ничего не понял.

— Объясни.

— Ты и вправду не слишком-то хорошо выглядишь. — Блейд пододвинул Кристиану табуретку, но тот не обратил на нее внимания. — Это, наверное, из-за долгого путешествия верхом и плохого питания. Чего доброго упадешь у моих ног.

— Я жду объяснений.

— Перед тем как спрятаться от тебя, Нора сказала мне, что не может выносить твоих прикосновений, ну таких, знаешь, которыми мужчина хочет возбудить женщину. После вашей брачной ночи, сказала она. Кристиан!

Перед глазами Кристиана все вдруг поплыло, и он даже не стал возражать, когда Блейд подхватил его и помог сесть на табуретку. Сжав губы, он ухватился за руку Блейда и закрыл глаза, чтобы не чувствовать головокружения.

— Ну что, развлекаешься? — спросил он.

— Я позову кого-нибудь на помощь.

— Не надо, это пройдет. — Кристиан приоткрыл глаза, но все окружающие предметы тут же завертелись вокруг него, и он снова закрыл глаза. — Полагаю, мысль о том, что я потерял ее, приводит тебя в хорошее настроение.

— Неужели то, что ты сделал, было настолько ужасно?

— Непростительно.

— Ты уверен?

Кристиан почти улыбнулся.

— Это было намного хуже того, что я сделал с тобой, мой сладкий.

Последовало долгое молчание.

— Тебе надо бы поесть, — сказал наконец Блейд. — Какой интерес пикироваться с человеком, который и на ногах-то не стоит.

— Я не голоден.

С усилием открыв глаза, Кристиан убедился, что стоящий перед ним стол остался на своем месте. Испытывая облегчение, он оттолкнул от себя Блейда и встал, и стол сразу же стал куда-то уплывать. Вытянув руки, он вцепился в него, ища опору.

— Сейчас иди, — сказал он Блейду. — Обещаю, мы сразимся с тобой позднее.

Блейд поколебался.

— Я оставлю у двери человека.

Наклонив голову, Кристиан прислушивался к удалявшимся шагам молодого человека. А ведь юная бестия прав, подумал он. Он действительно боялся, боялся кроткой Норы Бекет. Но Блейд не мог знать, что еще открыл в себе самом Кристиан. Страх приводил его в ярость. Чем сильнее был страх, тем больше он злился. Злость долгое время служила ему утешением и личиной, под которой можно было скрыть истинные чувства.

В детстве, попав в рабство к Черному Джеку, он выжил лишь благодаря тому, что мог обращать свой страх в злость. Но на сей раз эта способность не принесла ему пользы, а наоборот, обернулась против него самого. Она заставила его наброситься на Нору, что привело к еще большему ее отдалению.

Что же ему делать? Она сказала, что ей все равно, и он испугался. Для него была невыносима мысль о ее равнодушии; он предпочел бы, чтобы она его ненавидела.

Он жаждал прощения и любви. Господи, она ведь любила его, а он не сумел этого оценить. Она смотрела на него с таким восторгом, словно видела в нем сокровище, словно он был для нее праздником. А ее редкий для женщин склад ума! Он мог обсуждать с ней самые сложные проблемы, а затем мог разжечь в ней страсть, которая доводила их обоих чуть ли не до безумия.

Подумав о плотских утехах, Кристиан резко втянул воздух. Он вытянул перед собой руку; рука дрожала, настолько сильны были обуревавшие его противоречивые чувства. Он ошибся, поддавшись страху, ярости и похоти. Он должен исправить эту ошибку. Но как?

Сжав дрожащие пальцы в кулак, он обхватил его другой рукой. Пожалуйста, Господи, помоги мне.

Сидя в кухне на табуретке, он обдумывал свое положение, советуясь с Богом. Ко времени вечерней трапезы у него сложился план. Он послал служанку отпереть комнату Норы и передать ей записку, в которой клятвенно заверял жену, что будет достойно себя вести, если она обещает не предпринимать попыток к бегству. Нора ответила согласием. Итак, было достигнуто временное перемирие.

Однако без участия Артура. За столом Кристиан наблюдал, как мальчик, отрезав себе кусок оленины, стал жевать его так, будто представлял, что вгрызается в их с Норой мучителя, а не в дичь.

— Мы нена… ва…

— Прожуй сначала, — сказал Кристиан.

Артур проглотил кусок.

— Мы ненавидим вас. Вы чудовище.

— Я же извинился.

— Мы вам не верим, и нам все равно. Мы ненавидим вас.

Понимая, что спорить с ним бесполезно, Кристиан ушел из кухни. У дверей в комнату Норы он ветретил Тайдмена. На лице дворецкого застыло официальное выражение; под мышкой он держал завернутого в одеяло щенка, того самого щенка, которого Кристиан выбрал для Норы. Казалось, это было очень давно.

Протянув Кристиану повизгивающий, извивающийся сверток, Тайдмен произнес:

— Милорд, ваш любимец.

— Он не мой, — Кристиан пытался удержать щенка, вознамерившегося забраться ему на грудь, в одеяле. — Ты все еще сердишься.

— Молодым благородным господам не пристало забывать о рыцарском поведении по отношению к женщине и о святых обязанностях, налагаемых на них браком.

— Я знаю, знаю, знаю.

— Доставить миледи такие неприятности!

— Я как раз пытаюсь искупить свою вину. Будь добр, отойди от двери.

Тайдмен замолчал и направился вниз по лестнице. Его тяжелые шаги свидетельствовали, что он далеко не удовлетворен. Проскользнув в комнату, Кристиан застал Нору в обществе служанки. Нора держала открытой дверцу шкафа, а служанка наводила в нем порядок. В шкафу висели платья, которые он убрал от Норы. Он вздохнул — еще один повод чувствовать себя виноватым. Он заказал для нее эти платья за несколько дней до свадьбы. Они были готовы вскоре после ее приезда в Фале, но он убрал их.

Щенок заскулил, и Нора подняла голову. Увидев щенка, она вздохнула и направилась к Кристиану, но, когда он, улыбнувшись, протянул ей свою ношу, застыла на месте.

Кристиан опустил руки, успокоил щенка, затем отпустил служанку. Нора села на диванчик у окна и выглянула наружу. Когда она повернулась, Кристиану стали видны контуры ее груди, и он почувствовал, как в паху зазмеилась боль. Стиснув зубы, он заставил не обращать внимания на свою бунтующую плоть и, приблизившись, положил щенка Норе на колени.

Нора тут же обняла пушистое создание и поднесла его к лицу. Глядя, как щенок обнюхивает и облизывает ей лицо, Кристиан сжал руки в кулаки, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься к ней и не попытаться занять место щенка. Он был настолько занят борьбой со своим чувственным влечением, что вздрогнул, услышав ее голос.

— Видите ли, в глубине души я всегда знала, что с моей стороны было глупостью поверить в вашу любовь. — Она подняла руку, давая понять, что не следует перебивать ее. — Думаете, я не понимаю, что не обладаю никакими достоинствами. Очарования во мне столько же, сколько в пряжке для обуви, я такая же незаметная и невзрачная. Поэтому я была так благодарна вам, когда вы женились на мне. Какой он хороший, добрый, мудрый, подумала я; он сумел разглядеть мою душу и согласился принять то, что я в состоянии ему дать.

— Нора!

— Нет, выслушайте меня до конца, я больше не вернусь к этому. — Она встала, прижимая щенка к груди. — Накануне нашего венчания я обещала Богу, что отблагодарю Его за Его дар, став самой послушной, самой безупречной женой в королевстве. Я ведь считала брак с вами Божьим даром, чудесным, изумительным подарком, наградой за то, что в течение многих лет я изо всех сил старалась стать достойной чьей-то любви.

Она потерлась щекой о голову щенка. Кристиан видел, что глаза у нее сухие, таким же сухим был и ее тон. Страх окутал его как ядовитый туман, просочился сквозь поры, проник до самых костей.

— Но вы оттолкнули меня, — продолжала она. — Вынесли мне приговор безо всякого следствия в вашей собственной Звездной палате и показали свои истинные чувства ко мне.

— Это произошло из-за моей глупости и слабости, — сказал он. — Мне бы хотелось, чтобы ты позволила мне исправить причиненное зло.

— Это вовсе не обязательно. Если вы хотите что-то для меня сделать, позвольте мне уехать к себе в деревню.

— Нет.

В очередной раз Кристиан заметил ее гнев. Он вспыхнул в ее глазах, и ему стало не по себе от этого гнева, выпущенного на волю его собственной жестокостью. Несколько недель назад она бы не осмелилась показать ему свое недовольство. Правда, выражение это быстро исчезло. Она бросила ему щенка, уселась на диванчик и, отвернувшись от Кристиана, уставилась в сгущавшуюся тьму за окном.

— Я принес тебе это проклятое создание, — сказал он, протягивая ей щенка.

— Я жду.

— Чего?

— Когда вы уйдете.

Он опустил щенка на пол и скрестил руки:

— Я не собираюсь уходить.

— Кажется, вы не поняли, что я имею в виду. — Она устремила на него ледяной взгляд. — Это будет происходить всегда, когда бы вы ни приблизились ко мне. Что бы вы ни говорили, что бы ни делали, я просто буду ждать, когда вы уйдете. Можете ругаться, умолять, угрожать, кричать. Это не имеет значения, потому что в душе я все время жду, когда вы уйдете. И тогда я заживу собственной жизнью, забыв, что когда-то вы были ее частью.

Раскаяние исчезло. Подойдя ближе к Норе, Кристиан грубо проговорил:

— Ты не можешь этого сделать.

— Я уже это делаю, с того самого момента, как вы сюда вошли.

— Я этого не допущу. — Осознав, что переходит на крик, он замолчал, и, поборов желание наорать на нее, продолжал уже спокойно: — Черт побери, женщина, я твой муж, и перед Богом ты обязана мне повиноваться.

— Я думала над этим. Слово Господне было записано людьми, а люди не безгрешны. Я уверена, Он учил, что женщины и мужчины должны пользоваться равными правами, но мужчины исказили Его заповедь.

— Ересь!

Она повернулась к нему с легкой улыбкой на губах, будто услышала что-то забавное. Кристиану захотелось броситься к ней, доказать, что она не сможет остаться холодной, когда его тело прижмется к ее телу. Но этого нельзя было делать ни в коем случае. Не тот был момент. Сделай он это, и она не станет терпеть даже его присутсвия.

— Повторяю, я жду, когда вы уйдете.

— О кровь Христова. — Он шагнул к ней, но, вовремя спохватившись, остановился. Она всем своим показывала, что его гнев ее не трогает. Сердце у этого маленького дракона было покрыто ледяной коркой.

Тут в голову ему пришла коварная мысль. Он нарочито тяжело вздохнул. Нора подозрительно на него посмотрела, но он не заметил этого, так как сосредоточился на том, чтобы принять неуверенно-печальный вид. Испустив еще один вздох, тяжелее первого, он продекламировал:

Забвенья, покоя у Бога прошу, Как будто в предчувствии смерти, Но тщетно надежду я в сердце ношу, Твой образ в сознанье не меркнет. Ты как амазонка пленила меня И сердце связала, как руки, Рабом твоим стал я и день ото дня Терплю унижения муки. Не смеет твой пленник желать госпожу, Не жди снисхожденъя, невольник, Я рад уж тому, что тебе я служу, И ты мной как будто довольна.

Нора фыркнула, и он нахмурился. Пройдясь пару раз по комнате, он остановился перед женой.

— Ты мне не веришь. — Он и сам услышал, что говорит как обиженный ребенок.

— Льстивые речи, манящие взгляды — все это мне знакомо.

— Я говорил правду.

— Да неужели! А я думаю, вы не узнаете правду, сиди она у вас на коленях.

Эти слова сопровождались свирепым взглядом. Кристиан не выдержал. Подойдя к Норе, он прикоснулся кончиками пальцев к ее шее. Она вздрогнула и вжалась поглубже в сиденье.

— Садись ко мне на колени, — прошептал он, — и мы это проверим.

Острый локоток ударил его в грудь. От неожиданности он покачнулся и упал на мягкое место. Он сидел на полу и ругался вовсю, но мгновенно замолчал, увидев, что по лицу Норы расползается яркий румянец. Покраснели даже шея и грудь. Он пробил лед, черт побери.

Опасаясь сделать что-нибудь, от чего она снова заледенеет, он поднялся и вышел. В дверях он обернулся и, бросив быстрый взгляд на лицо Норы, все еще пылавшее огнем, не удержался, усмехнулся.

Нора услышала его смешок.

— Идите и соблазняйте своих шлюх, милорд, — закричала она. — Наверняка Мег где-то рядом и ждет не дождется дать вам то, в чем я вам отказываю.

Улыбка Кристиана тут же угасла. Он забыл, как велик его грех, как жестоко он вел себя, как трудно ему заслужить прощение. Нет, пушистого толстого щенка недостаточно для искупления его грехов. Ему придется искупать их долгое время. Очень долгое.

Прошло несколько недель. Жизнь в Фале шла своим чередом, но Кристиан ни на шаг не приблизился к своей заветной цели — заслужить прощение Норы. Однажды днем он расхаживал по кабинету, дожидаясь, пока его секретарь расшифровывал послание Иниго, и оказался в полосе солнечного света; сверкнули серебряные пуговицы его камзола, ярко заблестело кольцо с печаткой у него на пальце. Кристиан остановился. Кольцо напомнило ему о его неудачной попытке подарить Норе драгоценности.

Драгоценности. Три дня назад их привезли из города в отделанной серебром шкатулке. Подвески, кольца, золотые цепочки, нитки жемчуга. Рубины и бриллианты, желтое и красное золото, еще бриллианты. Он обрадовался, получив драгоценности, потому что тем утром совершил очередной проступок, запретив Норе пойти с Артуром на прогулку в лес.

Она не захотела побыть с ним, о чем ему и сказала. Этот отказ был новым болезненным ударом для его и без того уже израненной гордости, и он запретил ей идти на прогулку. С какой стати она будет приятно проводить время без него, рассудил он, когда он так жаждет ее общества, что готов бежать за ней как щенок, которого он ей подарил, не отставая ни на шаг, дожидаясь, пока его погладят по голове.

Решив, что драгоценности заставят ее сменить гнев на милость, он понес их Норе сразу же после того, как она ушла к себе в комнату и захлопнула за собой дверь. Сначала, когда он вручил ей шкатулку, она только взглянула на нее. Он открыл крышку, и сердце его учащенно забилось, потому что он увидел в ее глазах выражение величайшего изумления.

— Что это значит? — спросила она.

— Они твои. Судя по всему, тебе не нужны мои извинения, и я подумал, что, может быть, ты хочешь…

— Чтобы меня купили?

Он покачал головой. Он хотел сказать, что блеск драгоценностей не может затмить блеска ее ума и красоты души, но это не имело смысла. Она усмотрела в его подарке желание откупиться. Пробормотав несколько слов, которых он не расслышал, она подбежала к окну, распахнула его и, вытащив из шкатулки пригоршню драгоценностей, выбросила их в окно. В первый момент он глазам своим не поверил; он стоял неподвижно, глядя, как исчезает за окном жемчужное ожерелье, все камни в котором были размером с ноготь его большого пальца. Затем, выругавшись, налетел на жену.

Вырвав шкатулку у нее из рук, он оттолкнул ее в сторону и выглянул в окно. На дорожке и лужайке внизу блестели драгоценности. Мальчик-грум и садовник стояли на дорожке, открыв рты. Нитка жемчуга, зацепившись за плющ под окном, повисла на нем как белая гирлянда.

— Проклятие, — пробормотал Кристиан и заорал на изумленных слуг: — Нечего пялиться. Подберите их.

Грум заморгал и указал на золотую цепь, украшенную рубинами и бриллиантами, свисавшую с ветки дерева.

— О Господи, держите меня.

Отойдя от окна, Кристиан повернулся к Норе.

— Неблагодарная скандалистка, я хотел сделать тебе приятное. — Он захлопнул крышку шкатулки.

— Вы осмеливаетесь указывать мне, идти мне на прогулку или нет, и надеетесь, что после этого я буду радоваться вашим подаркам? — Нора скривила губы. — Наверное, вы думаете, что у женщин достоинства не больше, чем у детей; с ними можно обращаться как с вещью, а потом задобрить побрякушками.

В смущении Кристиан пытался понять, что она имеет в виду.

— Ты говоришь какую-то бессмыслицу.

— Вы полагали, что я буду вести себя как ребенок. Ведь ребенка можно сначала отшлепать, а потом утешить фруктовой карамелькой.

— Никто тебя не шлепал.

Кристиан старался не показывать своего смущения. Но она не стала больше с ним разговаривать, и ему не оставалось ничего другого, как уйти.

Тряхнув с отвращением головой, он вернулся в настоящее и возобновил свое хождение по кабинету. Он так и не понял, почему она швырнула в него своей коробкой для рукоделия, когда он выходил из комнаты.

— Милорд, донесение. Милорд.

Кристиан взял бумагу. Пока он читал ее, секретарь стоял рядом, беспрестанно вытирая руки о свой черный костюм. Дочитав до конца, Кристиан скатал бумагу в трубочку и поднес к пламени свечи.

— Оставь меня, Томас.

— Милорд, это слишком опасно.

— Уходи сейчас же.

Томас ушел, а Кристиан подошел к полке с книгами и положил ладони на томик Платона. Прикосновение прохладной кожи не успокоило его. Он закрыл глаза и напряг волю, стараясь совладать с кипевшей в нем яростью. Его отец с помощью Иниго продолжил поиски тех, кто напал на них. Не далее как два дня назад Иниго выяснил, что один из нападавших был человеком из охраны епископа Боннера. Граф беспокоился, писал Иниго, раз их предала не Нора, значит, это сделал кто-то другой, но кто именно, узнать пока не удалось.

С этим Кристиан был согласен. Боннер был на маскараде, когда еретики, ослушавшись Кристиана, выбрались из подвала. Там же был и д’Атека. Черный Джек, взявшийся неизвестно откуда, спас их, когда на них напали на пристани. Кристиан не верил, что это объяснялось счастливой случайностью или своенравием Черного Джека. В задумчивости он перелистывал страницы книги. Завтра он поедет в город. Наверное, будет не так уж сложно опознать среди слуг Боннера того, кто принимал участие в нападении. Впрочем, возможно, этот человек где-то прятался.

Кто-то забарабанил в дверь, прервав размышления Кристиана о мести Боннеру.

— Входите.

Дверь открылась. Блейд застыл на пороге, но тут сзади появилась Нора и втолкнула его в кабинет. Удивленный Кристиан улыбнулся ей, но она ответила на его приветствие хмурой гримасой.

— Единственная причина моего прихода сюда — желание защитить Блейда, — сказала она и ущипнула молодого человека. — Давай выкладывай.

— Я думал, ты будешь довольна, — огрызнулся Блейд, — иначе ничего тебе не рассказал бы.

— Я не люблю д’Атеку, — ответила Нора, — и я представить не могу, что лорд Монфор заставлял тебя заигрывать с ним. У этого человека любимое блюдо на обед — молодые мальчики.

Кристиан обошел стол и приблизился к юноше.

— Что ты сделал?

— Ничего.

Положив ладонь на плечо Блейду, Кристиан повторил:

— Давай, мой сахарный, рассказывай все как есть.

Блейд молча смотрел на Кристиана.

— Ты знаешь, что бывает, когда он говорит тоном влюбленного рыцаря, — сказала Нора. — Лучше признавайся.

Блейд отодвинулся от Кристиана и спрятался за Нору, прежде чем Кристиан успел остановить его.

— Как твой любимый кузен, я взял на себя смелость пригласить д’Атеку в Фале.

— Зачем? — Приподняв Нору, Кристиан переставил ее так, чтобы она не загораживала Блейда. — Зачем ты это сделал, мой сладкий? Объясни своему любящему кузену. — Он протянул к юноше руку.

Блейд отпрыгнул.

— Хотел дать тебе возможность померяться силами с противником более опытным, чем Нора.

— Думаешь о собственных обидах, а не о Норе.

— И о том, и о другом. — Блейд снова спрятался за Нору.

Кристиан прекратил преследование и остановился, уперев руки в бока.

— Ты сумасшедший. Я вижу, что в моем собственном доме меня окружают злоумышленники. — Увидев их довольные лица, он выругался. — Когда приедет граф?

Блейд подошел к окну и выглянул наружу.

— Думаю, сейчас.

— Черт! — Кристиан ринулся к окну и увидел, что конюхи повели к конюшне нескольких лошадей. Взглянув искоса на Блейда, он проговорил: — Ты мне заплатишь за это, мой сахарный. Д’Атека, может, и обладает аппетитами грека, но при этом он коварен и хитер, как Медичи, а ты устроил так, чтобы он оказался в обществе моей жены.

Договорив, он обратил внимание на странную тишину в комнате. И он и Блейд разом оглянулись и обнаружили, что Нора исчезла.

— Бог мой, она пошла встречать его.

Кристиан выбежал из комнаты, Блейд последовал за ним. Одно неверное слово Норы может погубить их всех, д’Атека найдет способ разделаться с ними. Нора была умна, но неопытна, не ей тягаться с испанцем. Моля Бога, чтобы не было слишком поздно, Кристиан устремился вниз по лестнице вдогонку за своей любимой, навстречу своему противнику.

ГЛАВА 22

Уже у входа в галерею Нора услышала чей-то громкий топот на лестнице. Кристиан несся к ней с горящими глазами.

— Я избавлюсь от д’Атеки, — быстро сказала Нора.

— Ты не сможешь.

— Я же избавилась от вас.

Она чуть было не улыбнулась, увидев, как покраснели у него лицо и шея.

— Если хотите, можете спрятаться за гобеленом и наблюдать оттуда. — И она направилась к галерее, прежде чем он успел возразить.

Не обращая внимания на его яростный шепот, она вошла в залитую солнцем комнату и обратилась к их гостю со словами приветствия. Тонкий как хлыст испанец склонился над ее рукой. Он весь блестел в лучах — блестели его волосы, его богато расшитый серебром костюм.

— Боюсь, вы застали меня одну, — сказала Нора. — Блейд и мой муж еще не вернулись с соколиной охоты. Я должна просить у вас прощения за то, что мы не встречаем вас как положено. Дело в том, что наш легкомысленный кузен забыл о своем приглашении. Я приказала приготовить для вас комнаты, но вам придется подождать какое-то время.

Как Нора и ожидала, д’Атека не стал углубляться в эту тему, и она поскорее приступила к осуществлению своего плана.

— Я приказала принести вина, милорд. Должна заметить, я рада, что мне выпала возможность поговорить с вами наедине. Боюсь, Блейд пригласил вас в Фале, не посоветовавшись с нами. — Ей удалось изобразить смущение. — Как вы знаете, я замужем недавно и пока предпочитаю общество мужа любому другому. Мой муж разделяет эти чувства. Он даже решил не сегодня-завтра отослать Блейда в замок Монфор, так чтобы мы с мужем могли уделять друг другу еще больше времени и получше узнать друг друга.

Нора внимательно наблюдала за д’Атекой, но не заметила в его лице признаков гнева или разочарования.

— Возможно, я смогу сопровождать юношу в его путешествии, — сказал испанец.

— О! — Нора не ожидала, что он проявит такую настойчивость. Гобелен, за которым прятались Кристиан с Блейдом, качнулся, и она поняла, что муж недоволен. — Это может решить только мой муж.

Отойдя от гобелена так, чтобы заставить д’Атеку повернуться к нему спиной, она описала рукой круг.

— Как вам нравится у нас в Фале, милорд? Лорд Монфор многое тут изменил. Теперь у нас все по-современному. Окна, взгляните на окна. — Она указала на высокие, почти до потолка, застекленные окна, идущие по всей длине одной из стен галереи. — В Фале больше нет темных сырых комнат. А трубы! Никакой сажи на потолочных балках. Я никогда не жила в доме, где было бы столько окон и труб.

Войдя во вкус, Нора взахлеб рассказывала об обшивке стен дубовыми панелями и тому подобных вещах, а граф теребил галуны на своем костюме и боролся с зевотой. Наверное, он уже готов бежать из замка, опасаясь, как бы от скуки мозги у него не превратились в глину, подумала Нора с радостью.

— Да, — наконец сказал д’Атека. Он снял свой украшенный драгоценными камнями головной убор и вертел его в руках. — Действительно, все на современный лад. Однако в некоторых своих пристрастиях лорд Монфор остается на удивление старомодным.

— Милорд?

— Мысли вслух, моя дорогая леди Нора. Как граф?

— Ему значительно лучше. И настроение у него хорошее, и рана быстро заживает.

— Мой лекарь говорит, что граф чудом остался в живых.

— Да, и я считаю, что в лечении нанесенных мечом ран некоторые травы просто незаменимы. Ромашка, например. — Ее губы чуть дрогнули от скрытой усмешки, когда д’Атека поспешно прервал ее, не желая выслушивать длинную лекцию о свойствах целебных трав.

— Вы наверняка обладаете самыми разносторонними познаниями в этой области, раз вам удалось вылечить графа.

Он зашагал прочь от нее вдоль стены с окнами, назад к гобелену. Прочистив горло, Нора залепетала что-то о травах, но д’Атека, остановившись, снова перебил ее:

— В королевстве слишком много разбойников и бродяг, миледи. Это позор. Король Филипп никогда не допустил бы, чтобы воры и убийцы разгуливали по всей Испании, появляясь, где им заблагорассудится, даже на пристанях.

— Многие лишились жилья из-за огораживаний, — ответила Нора, не скрывая гнева. — Знать огораживает земли и выбрасывает на дороги тех, кто на них жил, нисколько не беспокоясь о том, что с ними станет. Даже Черный Джек был добропорядочным человеком до того, как лорд согнал его с его земли и…

И снова испанец перебил ее, разразившись тирадой о пороках английского дворянства. Пока он говорил, Нора напряженно думала. Одна сказанная д’Атекой фраза не давала ей покоя. Король Филипп никогда не допустил бы, чтобы воры и убийцы разгуливали по всей Испании, появляясь, где им заблагорассудится, даже на пристанях. Даже на пристанях…

Кристиан не говорил, что они с отцом были на пристани, когда на них напали. Он сказал, они были на южном берегу в публичном доме. Она хорошо это помнила, потому что с ревностью подумала тогда, что он мог делать в грязных притонах и домах терпимости этого района. И вот д’Атека сказал, что Кристиан был на пристани.

— Боже милостивый, — прошептала она.

Облизнув губы, Нора посмотрела на гобелен. Он не двигался. Может, Кристиан ушел? Но едва эта мысль промелькнула у нее в голове, как гобелен отлетел в сторону. Ее муж стоял, придерживая одной рукой гобелен, другой поглаживая рукоять меча. Нора похолодела и поспешила встать между Кристианом и д’Атекой.

— Милорд, вы вернулись.

Кристиан не обратил на нее внимания. Он не сводил глаз с испанца; тот ответил на его взгляд, и Нора чуть было не задрожала. Кристиан не произнес ни слова, не сделал ни одного движения, лишь пальцы его продолжали поглаживать серебряные и золотые украшения на рукоятке меча.

Нора, запинаясь, принялась объяснять присутствие графа в их доме, но мужчины будто и не слышали ее. Наконец д’Атека улыбнулся и с нежностью в голосе произнес имя Кристиана. И опять Кристиан ничего не ответил. Нора переплела пальцы и приподнялась на цыпочках, пытаясь заглянуть через плечо мужа, чтобы узнать, с ним ли Блейд. Но юноши нигде не было видно. Ей придется одной разбираться с этими двумя мужчинами. Если бы только увести Кристиана от д’Атеки, прежде чем он решит, что пришло время убить испанца. Гнев королевы обрушится на них всех, если ее муж убьет одного из приближенных короля Филиппа.

А она не сомневалась, что ее муж задумал убить д’Атеку. Она знала, что означает его пустой взгляд и кажущаяся расслабленной ленивая поза, которая раньше часто вводила ее в заблуждение. Но д’Атека этого еще не понял. Он жадно смотрел на Кристиана, чего, поняла Нора, делать ему вовсе не следовало, ибо его вожделение лишь подогрело ярость ее мужа.

Их молчаливое скрещение взглядов превратило в своеобразную дуэль, в которой испанец участвовал, не сознавая, какая опасность ему грозит. Для него это было скорее развлечение. Чем дольше молчал Кристиан, тем страшнее становилось Норе. Она буквально окаменела от страха. Она вспомнила, как Кристиан дрался с Черным Джеком, вспомнила, что владевшая им жажда убить своего противника превратила его великолепное тело в орудие смерти. Если уж он столь целенаправленно преследовал Черного Джека, насколько более безжалостным будет он с д’Атекой, человеком, который, не раздумывая долго, подверг опасности жизнь его отца. В этот момент Нора поняла, что ей не остановить Кристиана. Он не позволит.

Наконец Кристиан вошел в галерею и направился к д’Атеке. Проходя мимо Норы, он шепнул ей:

— Уходи отсюда, любовь моя.

Не дав ей времени ответить, он пошел дальше. Нора повернулась, наблюдая за ним. Он подходил все ближе и ближе к д’Атеке. Испанец не двинулся с места, позволив Кристиану подойти на расстояние вытянутого меча. Нора тихонько приблизилась к ним и услышала голос своего мужа — тихий, мягкий, угрожающий:

— Если кто-то возжелал вероломно погубить ближнего своего, нет ему Божьего прощения, и он заслуживает смерти.

Он замолчал и улыбнулся д’Атеке чувственной соблазнительной улыбкой, заставившей испанца сделать шаг вперед. Затем вытащил свой меч. Д’Атека с изумлением воззрился на блестящий клинок, направленный ему в грудь, но быстро пришел в себя и отступил, доставая собственный меч.

— Ты умрешь, — сказал Кристиан, — но не раньше, чем я вырву у тебя правду.

Держа меч наготове, д’Атека спросил:

— Какую правду? Вы рассердились из-за своего кузена? Я не прикоснулся к нему.

— Прекрати притворяться. Нора, сейчас же уходи отсюда.

А она думала, что о ней забыли.

— Нет. Д’Атека, он намерен убить вас.

Она с отчаянием увидела, что Кристиан, ухмыльнувшись, кивнул. Д’Атека, проявив наконец-то признаки беспокойства, стал пятиться от него.

— Пристань, — сказала Нора, заметив, что на лице испанца появилось недоуменное выражение. — Вы упомянули пристань, значит, вы знали, что граф и мой муж подверглись нападению на пристани.

Д’Атека шагнул к Норе, но Кристиан преградил ему путь.

— Уходи, любовь моя, или я накажу тебя за непослушание.

Нора вздернула подбородок; она прекрасно знала, что Кристиан не в состоянии поднять на нее руку.

— Я тоже имею право знать правду, ведь я пострадала не меньше вашего.

Д’Атека рассмеялся, и она посмотрела на него. Испанец снова был в движении; он старался занять позицию спиной к окнам. Нора отошла к противоположной стене и прижалась к ней спиной, так чтобы не отвлекать Кристиана и не мешать ему.

— Вот оно что, — проговорил д’Атека. — Я проговорился, а прекрасный виконт услышал это. Но вам известно далеко не все, и когда я расскажу вам, нам не придется драться. Видите ли, это была ошибка.

Кристиан направил меч в лицо графу.

— Как так?

— Я подозревал, что появление вашего прелестного кузена задумано вами как отвлекающий маневр. Он слишком много обещал и ничего не давал.

— Испанцы — недоверчивый народ, — отозвался Кристиан.

— И упрямый тоже. — Д’Атека сделал выпад и приставил лезвие своего меча к мечу Кристиана таким образом, что их рукоятки скрестились. Затем, схватив Кристиана за руку, посмотрел ему в лицо сквозь скрещенные лезвия. — Когда вы подсунули мне вашего кузена, я понял, что мои попытки пробудить ваш интерес оказались безрезультатными, и решил действовать иначе. Если бы вашей жизни угрожала опасность, подумал я, вы могли бы обратиться ко мне за помощью, и тогда вы были бы моим.

— Еретики, — сказал Кристиан.

— Какие еретики? — Д’Атека тихонько присвистнул. — Выходит, все, что я наплел Боннеру, не было сплошной выдумкой.

Нора оттолкнулась от стены, но, вспомнив уроки Сибиллы, вовремя остановилась и не бросилась на д’Атеку.

— Вы натравили Боннера на Кристиана.

— Мне был брошен вызов, — д’Атека улыбнулся Кристиану. — Никогда мне не приходилось вести такой увлекательной охоты. Клянусь святой девой, у меня сердце едва не разорвалось, когда я… Но вашей жене ни к чему знать об этом.

— Дальше. Я хочу знать, что ты сказал Боннеру, прежде чем убить тебя.

Д’Атека прищелкнул языком и покачал головой.

— Не распушайте перышки, мой петушок. Я всего лишь намекнул ему, что вы, возможно, еретик. Сначала я хотел пригрозить вам лично, но понял, что в этом случае вы меня убьете. Поэтому я использовал Боннера.

Кристиан отпихнул от себя д’Атеку. Некоторое время мужчины пристально смотрели друг другу в глаза.

— Я рассчитывал, что вас бросят в славное подземелье епископа, — продолжал д’Атека. Вздохнув, он бросил взгляд на Нору. — Но она вмешалась, и тогда Боннер поставил шпионов у вашего городского дома. Я слишком поздно узнал, что люди епископа следили за вами.

— Ты сукин сын.

— Это не моя вина, — объяснил д’Атека. — Я намеревался навестить вас в епископском подземелье, выждав момент, когда епископ доведет вас до полного отчаяния, но еще не успеет попортить ваше прекрасное лицо или какую-нибудь другую часть вашего тела.

— Достаточно, — перебил его Кристиан. — Исповедуйся, д’Атека.

— Кристиан, нет, — вмешалась Нора. — Ты же выяснил что хотел.

— Он погубит нас всех, Нора.

Д’Атека усмехнулся.

— Нет, если вы послужите мне так, как я того желаю.

— Будет так, как желаю я, — ответил Кристиан. — Ты не только угрожал моему отцу, из-за тебя я лишился любви этой леди, и за одно это я убью тебя.

При этих словах Нору словно кто-то с силой встряхнул. В мгновенном озарении ей открылась истинная причина ярости Кристиана, пусть даже показавшаяся ей невероятной. С запозданием разглядела она его непоколебимую внутреннюю решимость и источник, ее питавший. Казалось, от этой решимости тело Кристиана вибрирует как колокол после удара. Впервые за все это время Нора осознала глубину горя и раскаяния Кристиана; и дело было не только в том, что его горячо любимый отец едва не погиб. Кристиана доводила до безумия мысль о том, что он лишился уважения Норы. Он чувствовал себя беспомощным, а Кристиан де Риверс не выносил ощущения собственной беспомощности.

— Милорд, — сделала Нора еще одну попытку. — Не делайте этого. Подумайте о гневе короля с королевой.

— Отвернись, любовь моя.

Кристиан атаковал д’Атеку, проведя серию молниеносных ударов, от которых у Норы зарябило в глазах. Она еще что-то говорила, а Кристиан уже выбил у д’Атеки меч, который со звоном упал на мраморный пол у ее ног. Она наклонилась поднять его; д’Атека тем временем выхватил кинжал. Когда Нора выпрямилась, Кристиан отбросил свой меч с таким расчетом, чтобы он тоже упал у ее ног. Она с ужасом увидела, что и у него в руке блеснул кинжал.

— Я хочу почувствовать, как жизнь будет уходить из тебя, когда он вонзится тебе в сердце, испанец.

— Ты не посмеешь. В конце концов, твой отец остался в живых.

— Я не дурак. Много ли времени пройдет, прежде чем ты снова начнешь угрожать ему или Норе, чтобы добиться того, что тебе нужно.

— Не много.

Кристиан оттеснил д’Атеку к нише, в которой стоял бюст Платона. В последний момент граф отпрыгнул и, проскользнув мимо своего противника, помчался к Норе. Кристиан развернулся и устремился за ним.

Секунду Нора ошеломленно взирала на бегущих к ней мужчин, затем, вскрикнув, бросилась прочь. Д’Атека схватил ее за юбку и потянул, но она удирала его рукояткой его собственного меча. Это дало Кристиану шанс нагнать испанца. Он прыгнул на д’Атеку.

Испанец обернулся и успел отразить удар Кристиана, а затем оба упали, и схватка продолжалась на полу. Нора кружила рядом с катавшимися по полу мужчинами, съеживаясь каждый раз, когда в воздухе мелькал кинжал д’Атеки. Внезапно д’Атека перекатился и навалился всем телом на Кристиана, подмяв его под себя. Они оказались почти у ног Норы. Она подобрала юбки и поспешно сделала шаг назад, но было поздно.

Кристиан заметил подол ее платья, и это отвлекло его. Подняв голову, он посмотрел на нее, и в этот момент д’Атеке удалось высвободить руку с кинжалом. Он занес кинжал для удара, целясь в горло молодому человеку. Нору охватил животный страх. Смертоносный клинок, описав дугу, готов был обрушиться на ее мужа. Подняв обеими руками меч д’Атеки, она вонзила его в спину испанца.

Она почувствовала, как меч прорвал парчу и шелк и вошел глубоко в тело. Кровь брызнула ей на юбку. Д’Атека захрипел, дернулся всем телом, потом обмяк и рухнул на Кристиана. Столкнув с себя безжизненное тело, Кристиан встал на ноги.

Меч выпал из рук Норы. Отступив назад, она уставилась на убитого ею человека. Кристиан обхватил ее и прижал к себе.

— Ты не пострадала?

Откинув голову, она посмотрела на мужа.

— Я только что убила человека, а вы спрашиваете, не пострадала ли я. Конечно, нет. Это он пострадал.

— Ты женщина, у тебя чувствительная душа и слабое тело.

— Сейчас не время для слабости. Нам нужно спрятать тело д’Атеки.

— Блейд стоит на страже. Сюда никто не войдет. Ты не упадешь в обморок?

— Не теряйте времени даром, милорд.

Нора в задумчивости пошевелила губами. Испытывая смутное раздражение оттого, что Кристиан, видимо, не сознает грозящей им опасности и куда больше озабочен ее, Норы, самочувствием, она напряженно думала, пытаясь найти какое-то решение.

— Знаю, — вдруг сказала она. — Поменяйтесь с ним одеждой.

— Что?

— Наденьте его костюм. — Она уже наклонилась и стаскивала с д’Атеки плащ. — Быстрее, пока все не пропиталось кровью. Вы с Блейдом тайком выберетесь из замка. Тело мы пока спрячем в диванчик у окна. Вы поедете к лесу; когда вы отъедете достаточно далеко, но все еще будете в пределах видимости, я устрою так, чтобы вас заметили люди д’Атеки. Вы же, увидев их, скачите в лес.

Кристиан наморщил лоб.

— И там на д’Атеку и Блейда нападут разбойники.

— Именно. — Она потянула за сапог испанца.

— Еще одно наказание, — сказал он, опускаясь на колени, чтобы помочь ей. — Надеть на себя окровавленную одежду мертвеца.

— Это послужит вам уроком.

Кристиан замолчал и стал стаскивать с д’Атеки камзол. Потом быстро наклонил голову и заглянул Норе в глаза. Она вспыхнула.

— Ты спасла мне жизнь. Ты же сказала, что я тебе безразличен.

— Одевайтесь.

— Нора, ты убила ради меня человека.

— Я убила бы человека и ради спасения котенка.

— Что ж, — ответил он с улыбкой, — по крайней мере мной дорожат не меньше, чем котятами и щенками.

Она отвела глаза и, подняв юбку, оторвала полосу от нижней юбки; затем начала вытирать кровь на полу.

— Дорогая моя.

Она яростно терла пол.

— Нора, — он произнес ее имя тихим ласковым голосом. — Мой маленький дракон.

Она бросила окровавленную тряпку на тело д’Атеки и оторвала от нижней юбки еще одну полосу.

— Ты прекрасна, любовь моя, — пробормотал он на латыни, — ты прекрасна, и у тебя глаза голубки.

— Поспешите! Не время обольщать меня, когда у нас в галерее лежит мертвый человек.

Кристиан начал расстегивать свой камзол.

— Как прикажешь, любовь моя. Одно нежное слово из твоих уст мне дороже тысяч поцелуев других женщин.

— О Господи, избавь меня от мужчин!

***

Спустя несколько дней Нора сидела на берегу реки со своим вышиванием, а Блейд с Артуром удили рыбу. Блейд лежал на спине, закрыв глаза; удочку он воткнул в землю рядом с собой. Артур пытался поймать рыбу острогой, сочтя метод Блейда не слишком увлекательным.

Перекусив золотую нитку, Нора прошептала Блейду:

— Тебе следовало бы молиться, выпрашивать у Бога прощения за то, что из-за тебя погиб этот человек.

— Он заслужил смерть. Как ты думаешь, сколько несчастных он сам послал на смерть за то лишь, что они не сумели повторить за священником слова молитвы в нужной последовательности.

— И ты лил притворные слезы, когда испанские дворяне приехали, чтобы забрать тело.

Блейд потянулся и зевнул.

— Мне пришлось. Ведь предполагалось, что мы были близки с ним.

— И говорил им, каким добродетельным и благородным человеком был граф, какая это тяжелая утрата для короля Франции.

— Это была идея Кристиана. Недурно, правда?

Отложив в сторону вышивание, Нора заломила руки.

— Бог никогда не простит меня.

— Ерунда. Если уж он прощает папистов за их деяния, простит и тебя. Ты же защищала своего мужа. Это был твой христианский долг.

Ободренная его словами, Нора подняла голову.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— Мне не приходило в голову посмотреть на дело с такой стороны.

Блейд и Артур собрали свои снасти и рыбу и пошли в замок перекусить. Нора осталась сидеть на берегу, размышляя о новых аргументах в ее оправдание, высказанных Блейдом. Непосредственно после случившегося у нее не было времени на размышления такого рода — необходимо было срочно придумать, как скрыть убийство и спасти самих себя. Но позже ее замучили угрызения совести. Она не сомневалась, что попадет в ад. Уверения мужа, что граф заслуживал смерти, не могли облегчить ее мучений. К тому же в глубине души она знала, что ради спасения жизни Кристиана снова, не задумываясь, сделала бы то же самое. Сознание этого укрепляло ее уверенность в том, что ей нет и не может быть прощения. И вот Блейд напомнил ей, что она перед Богом поклялась почитать своего супруга. Какое же это было бы почитание, если бы она спокойно смотрела, как его убивают? Так что, возможно, она все-таки не была обречена.

— Позволить ему умереть было бы большим грехом, — вслух произнесла она.

Удовлетворенная этим объяснением, она огляделась, ища глазами свое вышивание. Оно лежало поверх ее корзинки с принадлежностями для рукоделия. Она потянулась за ним, но тут на корзинку упала чья-то тень. Подняв голову, она увидела того, ради кого согрешила. Поймав ее взгляд, Кристиан улыбнулся ей и, взяв ее вышивание, протянул ей, опустившись на колени. Передавая ей вышивание, он положил ладонь ей на руки, и она вздрогнула.

Улыбка Кристиана была печальной, и Нора отвернулась. Раздосадованная сама на себя за то, что в ее сердце проникла жалость к мужу, она убрала руку и взялась за иглу. Это не ее вина, подумала она. Его близость ударяла ей в голову; маленькие демоны сразу вселялись в ее тело и начинали свою пытку, заставляя испытывать ненужное возбуждение.

Кристиан встал и пошел к реке, опустив голову. Нора следила за ним, завороженная игрой мускулов на его бедрах, обтянутых черной материей штанов, как второй кожей, мускулов, казавшихся гибкими и твердыми одновременно. Как-то она случайно услышала, как одна из служанок восторгалась ногами лорда Монфора.

Боже милостивый, подумала Нора. Ей становилось все труднее его ненавидеть. Но она должна его ненавидеть. Стоит ослабеть ее ненависти, и он сразу же прижмет ее к ногтю, подчинит своей воле. Разве не так? Правда, последнее время ему, казалось, больше нравилось стоять на коленях у ее ног, чем навязывать свою волю.

Внезапно он обернулся и посмотрел на нее, и она тут же опустила глаза на свое вышивание, приказав себе не обращать на него больше внимания. Но он уже вернулся и уселся рядом с ней, опершись на локоть и вытянув свои длинные, тревожащие ее покой ноги.

— Что мне сделать, чтобы ты перестала меня ненавидеть? — спросил он, словно угадав ее мысли.

Встревоженная Нора немного отодвинулась от него, чтобы не чувствовать тепло его тела.

— Я вас не ненавижу.

— Но ты меня не любишь.

— Нет.

— Все чувства ко мне умерли?

Он заглянул ей в глаза, и она, вспыхнув, перевела взгляд на ало-золотистый цветок на своем вышивании.

— Не знаю. Не прикасайтесь ко мне.

Отдернув руки, Кристиан перекатился на живот и оказался на ее юбке, однако до самой Норы не дотронулся.

— Ты не уверена, — сказал он. — Дорогая, раз ты сомневаешься, значит, ты близка к тому, чтобы простить мне мои непростительные поступки.

Она покачала головой, смущенная его мягким тоном. Кроткий и нежный лорд Монфор не мог быть реальным человеком.

— Нора?

— Вы обидели меня.

— Я готов посвятить всю жизнь искуплению этого греха.

— Это бесполезно.

Кристиан наклонил голову, пытаясь увидеть ее лицо.

— Может, ты желаешь, чтобы я ухаживал за тобой, моя капризная госпожа, добивался твоего расположения?

— Вы имеете в виду, что будете соблазнять меня.

— Нет, мой маленький дракон.

Он изменил позу и, встав перед ней на колени, взял за руку. Нора попыталась вырвать руку, но он не позволил ей этого сделать.

— Она моя по праву, — заявил он. — Позволь мне по крайней мере подержать твою руку; обещаю, что не буду добиваться большего. Пока.

— Гм…

— Я обещаю. Тебе известны правила куртуазной любви?

Она покачала головой, не решаясь заговорить: во рту у нее пересохло.

— Таких правил двенадцать, и последнее гласит: предаваясь радостям любви, никогда не иди наперекор желаниям любимой. Я клянусь соблюдать это правило.

— Но я вам не верю.

— Что ж, это понятно, после всего, что я сделал. Я должен заслужить твое доверие. Хотя после моей попытки убить этого сукиного сына испанца только упрямая женщина стала бы… Кровь Христова, ты испытываешь мою добродетель, женщина, а я не слишком добродетелен.

— Действительно не слишком.

Она опять попыталась вырвать руку и опять безуспешно.

— Не дергайся. Я же ухаживаю за тобой.

— Мне не нужны ухаживания.

— Нет, нужны, и я намерен это сделать, даже если мне придется просидеть здесь до ночи.

— Ну что ж, хорошо.

Она оставила свои попытки вырвать руку и молча смотрела на него, ожидая, что будет дальше.

Кристиан улыбнулся ей, нежно погладил руку кончиками пальцев, потом легонько пожал ее.

— Какая маленькая ручка. — Он поцеловал руку. — Послушай, Нора.

Моя благородная леди, Себя отдаю вам во власть Вы в упоенье победой. Властвовать будете всласть. Не дотянул я до друга, Так потяну на слугу. Какими должны быть слуги, Представить себе я могу. Почтительный и не лживый, Веселый я паренек, А чтобы не стал нерадивым, Меня накажите вы впрок. Но все же вам не решиться Меня, как скотину, задрать, Во львицу вам не превратиться, Медведицей тоже не стать.

Когда он закончил, Нора поджала губы. Под влиянием нежного, тихого голоса нервозность ее уменьшилась, хотя и не исчезла полностью.

— Вы отдаете себя мне во власть? — спросила она. — Вы почтительный и не лживый?

— И полный раскаяния, как согрешившая монахиня.

— Кристиан!

— Черт возьми, я стараюсь изо всех сил.

— Докажите это, отпустите мою руку.

— Но я еще не кончил ухаживать за тобой.

— Отпустите мою руку, или я пойму, что вы остались тем же, кем и были — распутным бродягой.

Он отбросил ее руку с преувеличенно тяжелым вздохом и уперся кулаками в бока.

— Ты слишком жестока.

— Вы сказали, что будете мне повиноваться. — Норе начинало нравиться ощущение своей власти над ним.

— Да, и еще я сказал, что я веселый. Сейчас я докажу это.

Нору насторожил блеск, появившийся внезапно в его глазах. Он начал насвистывать какую-то мелодию, потом запел:

Вышла за околицу Милая девица. Стадо в поле выгнала, Надо торопиться. Были в стаде маленьком Овцы и ослицы, Козлики и козочки, И телок с телицей. Школяра увидела В поле под сосною: «Что сидишь без дела ты? Поиграй со мною!» «Перевод М. Л. Гаспарова.»

Кристиан просвистел еще несколько тактов и рассмеялся. Нора нахмурилась, рассердившись на себя за то, что покраснела как маков цвет.

— Я так и думала, — сказала она. — Вы распутник, хитрый и изворотливый, как ящерица.

— Твои слова ранят меня, дорогая.

— А вы пытаетесь меня рассмешить в надежде, что я забуду те ужасные слова, что вы мне наговорили.

— Согласен. Тут ты меня поймала.

— Так вот, у вас ничего не выйдет. — Она вскочила и, подхватив свое вышивание и корзинку, бросила их мужу. — Вот. Коль скоро вы захотели служить мне, несите это.

Подобрав юбки обеими руками, Нора направилась к замку, даже не оглянувшись, чтобы проверить, идет ли за ней Кристиан. Он шел; не сделав и десятка шагов, она услышала прямо у себя за спиной его голос. Он затянул очередную песню:

Если бы был я божьей птичкой, Сойкой, пеночкой, синичкой, Я б не вил гнезда. Я клянусь, что на всю ночку К ней залез бы под сорочку, Мне гнездо — ее…

ГЛАВА 23

Две следующие недели принесли Норе мир и покой, каких она не знала с того дня, как Кристиан де Риверс ворвался в ее жизнь со своими стихами, жаждой крови и стремлением обладать ее телом.

Лишь сейчас, когда муж поставил себе целью угождать ей, она в полной мере осознала, в каком хаосе жила все это время. В одно прекрасное утро она, проснувшись, обнаружила, что весь уклад жизни в замке изменился самым коренным образом. Тайдмен ни с того ни с сего отдал ей все ключи. Без всяких объяснений дворецкий и его подчиненные стали обращаться к ней за указаниями буквально по любому вопросу, будь то изготовление сальных свечей, или починка ковров, или установление отцовства ребенка одной из молочниц. Нора быстро догадалась, в чем тут дело: ее муж предоставил ей возможность стать полноправной хозяйкой Фале.

Итак, у Норы появились обязанности и занятия, к которым ее готовили няньки, гувернантки и наставники, но о которых до сих пор она не осмеливалась и мечтать. Выполняя функции хозяйки замка, она постепенно обретала самоуважение и чувствовала, как один за другим спадают с ее души железные обручи. Теперь у нее было дело. Находясь во дворе королевы, она неосознанно постоянно тяготилась своей бесполезностью. В своем стремлении вновь добиться ее расположения Кристиан неожиданно сделал ей бесценный подарок. Нора расцветала с каждой очередной удачно решенной ею задачей, с каждым своим новым хозяйственным достижением.

Кристиан тоже не сидел без дела, пока она хлопотала по хозяйству, а хлопот, как в доме любого знатного сеньора, было предостаточно. Он наконец-то вспомнил о своих обязанностях владельца замка, которыми раньше пренебрегал, за что его частенько журил Тайдмен. Он объезжал свои земли, осматривал леса и пастбища, беседовал с управляющим поместьем, улаживал различные спорные вопросы. Иногда, никого не предупредив, он исчезал на день или больше, а вернувшись, бросался к ногам Норы и преподносил ей драгоценности или редкие духи. Нисколько не смущаясь, Нора отказывалась принимать их и строго выговаривала мужу за то, что он по-прежнему охотится за Черным Джеком.

Как- то утром — Кристиан как раз возвратился из очередной своей таинственной поездки — Нора с тремя служанками пришла в буфетную; она собиралась заняться приготовлением розовой воды. Встав на табуретку, она потянулась за кувшином, стоявшим высоко на полке. Чья-то рука появилась рядом с ее головой. Кристиан взял кувшин, а другой рукой снял Нору со стула.

— Доброе утро, дорогая жена. — Он громко чмокнул ее в щеку и поставил на пол.

Бросив взгляд на хихикающих служанок, Нора кивнула Кристиану и выхватила у него кувшин. Нимало не обескураженный ее сердитым видом, Кристиан указал служанкам на открытую дверь, и они мигом исчезли.

— Я собираюсь делать розовую воду, милорд.

— Не сложная задача для той, что прекрасна как роза.

Нора подняла брови и фыркнула. Прекрасна, как роза. Что за обманщик. Отвернувшись, она поставила кувшин на стол. В комнате вдруг потемнело, послышался звук закрываемой двери. Она резко обернулась и увидела, что Кристиан, прислонившись к закрытой двери, зажигает вторую свечу от той, что уже горела.

Насторожившись, Нора зашла за чан, наполненный водой, когда Кристиан пересек комнату.

— Не пугайся, — сказал он. — Я всего лишь хочу подарить тебе кое-что.

— Опять?

— Когда-нибудь я найду достойный тебя подарок, такой, что вызовет твое восхищение, а пока буду ограничиваться теми скромными дарами, какие могу достать.

Он вытащил из камзола какой-то маленький предмет и, положив на ладонь, протянул Норе. Это был миниатюрный молитвенник, из тех, что дамы могут носить на поясе. В золотом переплете, украшенный эмалью ярких тонов — красного, белого и зеленого, он вполне мог соперничать с любым из молитвенников королевы, которые она носила на золотой цепочке, прикрепленной к поясу.

Не в силах устоять, Нора потрогала его.

— Возьми. — От его тихого голоса по коже у Норы пошли мурашки.

Она вытянула руку, и он вложил в нее молитвенник. Открыв его, она вглядывалась в латинские слова.

— Он очень красив.

— Но ему не сравниться с тобой.

Страх вытеснил удовольствие. Однажды он уже похвалил ее, а потом втоптал в грязь. Она протянула ему молитвенник.

— Он мне не нужен.

У Кристиана поникли плечи.

— Почему, Нора? Я думал порадовать тебя. Прошло так много времени…

— Некрасивая как горшок.

— Что?

— Так вы меня назвали. — Она хотела сглотнуть и не смогла — в горле у нее пересохло. — Я давно знала, что некрасива, но никто не говорил мне об этом в лицо. А услышать такое от вас было невыносимо.

Он резко взмахнул рукой.

— Прекрати! Ты должна забыть то, что я когда-то сказал. Это неправда. Неужели ты не понимаешь? Я был вне себя, терзаемый любовью и ненавистью. Да и вообще я не понимаю, как ты могла такому поверить.

— Потому что еще раньше мой отец растолковал мне, что я из себя представляю.

— Твой отец не способен будет понять, что ты из себя представляешь, даже если сам Господь Бог спустится на землю и объяснит ему это. Не знаю, что за бес вселился в Бекета, знаю только, что он заблуждается на твой счет. — Он подошел к ней так близко, что коснулся ее рукава. — Если ты мне не веришь, я могу привести чертову дюжину своих друзей, которые поклянутся в том, что ты умна и красива.

— Чертову дюжину? — Нора стиснула руки и с минуту раздумывала, потом покачала головой. — Бесполезно. Я боюсь поверить вам снова.

Он подошел еще ближе. Она встретилась с ним взглядом и, увидев в его глазах решимость, разволновалась еще больше.

— Я предполагал, что такое может случиться, — сказал он. — Если я не найду способа снова завоевать твое доверие, я в конце концов сойду с ума. Я даже не могу прикоснуться к тебе. Блейд говорит, что скоро я просто рассыплюсь. Но не смотри на меня осуждающе, я вовсе не пытаюсь вызвать у тебя жалость. Я решил, что единственный способ завоевать твое доверие — довериться тебе.

Он поднял молитвенник, открыл крошечную застежку, затем повернул крошечный язычок. Нора услышала щелчок, и обложка открылась. Под ней было потайное отделение. Кристиан повернул молитвенник так, что Норе стал виден находящийся внутри потайного отделения сложенный пергамент. Он вынул его.

— Возьми.

Нора взяла пергамент и, развернув, прочитала:

«Я, Кристиан де Риверс виконт Монфор, не признаю власти Папы и объявляю себя последователем вероучения, которое предписывал покойный король Англии Генрих VIII». Внизу стояла подпись Кристиана.

Нора уставилась на слова, которые могли привести ее мужа на костер, ощущая пульсацию крови в висках.

— Вы еретик, — прошептала она.

Он пожал плечами.

— С точки зрения папистов — да. Но по-моему, наши душевные устремления имеют для Бога большее значение, нежели внешние атрибуты нашего служения Ему.

— И вы даете это признание мне? — Сейчас Нора в полной мере осознала, что сделал Кристиан. Страх охватил ее, а вслед за страхом гнев. Она скомкала пергамент в кулаке и принялась колотить Кристиана по руке. — Вы что, лишились разума? Что нашло на вас? Зачем вы это написали?

Обежав вокруг чана, она поднесла пергамент к пламени свечи, положила его в углубление подсвечника и не сводила с него глаз, пока не убедилась, что он превратился в пепел. Затем повернулась к Кристиану и погрозила ему пальцем:

— Никогда больше не делайте ничего подобного, Кристиан де Риверс.

— Ты не понимаешь.

— Да, я редко когда понимаю резоны дураков.

— Выслушай меня.

— Доверить такое бумаге, Господи, спаси нас и помилуй.

Он склонился над ней и, взяв за руку, поцеловал кончики пальцев.

— Ты не поняла главного. Я доверил тебе свою жизнь.

Повернув ее руку, он стал водить губами по ладони. Она смотрела на его опущенную голову.

— Доверили мне свою жизнь?

— Да, в уверенности, что ты не воспользуешься этим во зло.

— Но мне бы такое и в голову не пришло.

Из-за пережитого потрясения Нора плохо соображала. Она никак не могла понять, зачем Кристиан дал ей оружие против себя. Разве могло у нее хоть на минуту возникнуть желание поставить под угрозу его жизнь?

— Возможно, я был излишне драматичен, — сказал он. — Я подумал, тебе будет приятно сознавать, что моя жизнь находится у тебя в руках, висит, можно сказать, у тебя на поясе.

Глаза ее широко раскрылись, и она сердито выкрикнула:

— Это невероятно! Мне это совсем не нравится. Это отвратительно!

Усмехнувшись, он отвесил ей поклон:

— Прошу прощения.

Она дернула мужа за ухо.

— Ох!

— Послужит вам уроком, пустая башка. Вы не написали чего-нибудь еще в этом роде?

— Нет.

— И не надо.

— Хорошо, маленький дракон.

— Дайте мне молитвенник.

Взяв молитвенник, она положила его в висевший на поясе кошелек.

— Теперь, по крайней мере, вам не придет в голову написать еще одно сумасшедшее признание и спрятать его в этом тайнике.

Она открыла дверь буфетной, намереваясь уйти, но Кристиан опередил ее и преградил путь, встав в дверном проеме. Она уперлась грудью ему в руку и принялась толкать его. Наклонившись, он шепнул ей:

— Теперь, если я захочу спрятать что-нибудь в молитвеннике, мне придется снять его у тебя с пояса, любовь моя.

Она почувствовала на талии его руку. Рука скользнула вниз якобы в поисках кошелька.

— Где он? — спросил Кристиан, ощупывая ее бедра.

Рот у нее открылся, и она чуть не задохнулась, когда он просунул руку ей между ног. Оттолкнув его, она выбежала из буфетной.

— Вернись, жена. Я не нашел свой молитвенник, а у меня вдруг возникло желание. Помолиться, я имею в виду.

Впервые за много недель его слова вызвали у Норы улыбку. Она ускорила шаги, услышав, как хлопнула дверь в буфетную.

— Нора, — снова позвал он, — маленькая плутовка, вернись и дай мне молитвенник.

Подняв юбки, Нора припустилась бегом и, пробежав через весь дом, выскочила в садик целебных трав и спряталась там за грядкой с наперстянкой. Кристиан пронесся мимо и помчался к реке. Когда он скрылся из вида, она встала и посмотрела ему вслед. Как ни странно, а это преследование привело ее в состояние приятного возбуждения.

В последующие две недели страх Норы перед мужем поуменьшился. Возможно, потому что он засыпал ее дорогими подарками, от которых она, правда, отказывалась. А может, этому способствовала его привычка затягивать непристойную песенку всякий раз, когда она о чем-то задумывалась, или то, что он мгновенно сбивался с мысли, если ловил на себе ее взгляд.

Она поймала себя на том, что часто на него смотрит. Она считала, что ей уже никогда не захочется на него смотреть, но в последнее время его губы стали притягивать ее взгляд. Губы у него были темно-розовыми. Она знала, что они теплые и мягкие, помнила, что при его поцелуях ей казалось, будто его губы развязывают какой-то узелок у нее между ног.

Все чаще и чаще ей приходили в голову подобные мысли. Она пришла к выводу, что Кристиан специально внушает ей такие мысли своими песенками и подношениями.

Он часто расхаживал перед ней как петух, красующийся перед курами, хотя, в отличие от петуха, не столь явно демонстрировал свои достоинства. Он выходил к завтраку в одной рубашке, штанах в обтяжку и сапогах. Его рубашки, сшитые из тончайшего шелка или батиста, были свободного покроя, но все равно прилегали к плечам и рукам так, что подчеркивали их мускулистость, вызывая у Норы желание разорвать белую ткань и прикоснуться к обнаженной плоти. Если бы только она перестала бояться.

В этом- то и была беда. Она осталась все той же Норой — робкой, обуреваемой страхом, что в один прекрасный день Кристиан вновь превратится в чудовище. Она была способна проявить мужество ради Артура, и она поклялась, что никогда не даст его в обиду. Но преодолеть страх ради себя самой — это было совсем другое дело.

Она колебалась — с одной стороны ей хотелось отбросить свою настороженность, с другой, она боялась, что, сделай она это, и ей снова причинят боль, которой на этот раз она не вынесет. Но собственные сомнения и колебания не мешали ей видеть, что Кристиан страдает. Блейд не солгал, сказав, что он почти ничего не ест.

Вдобавок по ночам он бродил по дому, мучаясь от бессонницы, и Нора начала чувствовать себя виноватой — ведь она была причиной его страданий. Первое время после его возвращения из Лондона она была слишком погружена в собственные переживания, чтобы вникать в объяснения Кристиана или пытаться понять его чувства. Что бы он ни делал, ничто не находило отклика в ее душе, и ее единственным чувством к нему было отвращение. Его подарки воспринимались ею как оскорбление, комплименты как обман. Так было до тех пор, пока не приехал д’Атека. Угроза жизни Кристиана пробудила в Норе способность к насилию, о наличии которой у себя она и не подозревала. Броня ее безразличия была пробита, и она не могла заменить ее на новую.

Она не могла больше не замечать Кристиана, а обратив на него внимание, увидела человека в агонии. Вечером того дня, когда тело д’Атеки увезли в Лондон, она стала невольной свидетельницей этой агонии. Все еще испытывая угрызения совести оттого, что убила человека, Нора весь день вела себя так, будто Кристиана не существовало. После вечерней трапезы он прекратил свои попытки добиться от нее хотя бы слова и сказал, что пойдет погулять. Позже Нора сама вышла в садик целебных трав, решив, что уж сюда-то он наверняка не придет. Она ошиблась. Он стоял там, созерцая кустик розмарина, а рядом стоял Блейд, внимательно глядя на самого Кристиана.

— Ты лишишь меня удовольствия, если умрешь от голода, — говорил Блейд.

— Уходи.

— Держи.

Блейд протянул ему половину краюхи хлеба. Кристиан равнодушно посмотрел на нее. Он слегка изменил позу, и Норе стало видно его лицо. Свет луны посеребрил прекрасные черты, подчеркивая тени под глазами.

— Чего ты хочешь, мой сладкий? — спросил он. — Накормить меня и тем самым продлить мои страдания?

— Можно и так сказать.

Кристиан без предупреждения набросился на Блейда.

— Я заключу с тобой сделку. — Голос его прервался. Схватив юношу за воротник, он приблизил к нему лицо. — Смотри, черт тебя возьми. Смотри на меня. Видишь ад в моих глазах? Я привязан к колу и горю на костре, который сам же и развел. Ну что, доволен? Наверняка доволен. Видит Бог, я бы предпочел быть вздернутым на дыбе, чем терпеть эту муку. — Он отпустил Блейда. — Уходи, юный стервятник, и если ты передашь ей мои слова, я объявлю тебя лжецом.

Блейд ретировался, но Нора осталась. Она увидела, как Кристиан упал на колени и закрыл лицо руками. Ей вдруг стало больно за него. В ярости оттого, что воскресают ее чувства к нему, она убежала из садика и заперлась в своей комнате.

Прошло несколько недель, но ее былое равнодушие так и не вернулось к ней. Кристиан худел день ото дня. Какая-то ее часть радовалась при виде страданий человека, когда-то причинившего ей боль. Ей было стыдно, и она молила Бога простить ей этот грех. Она поставила себе целью заставить его нормально питаться.

В конце концов ей пришлось каждый день садиться за стол вместе с ним, поскольку только в этом случае он соглашался есть побольше. Прислуживал им улыбающийся Артур. Поначалу оба они держались скованно. Помогало присутствие Блейда — юноша без конца подтрунивал над Кристианом, говоря, что любовный недуг лишил его аппетита, и скоро слухи об этом дойдут до двора. Завязывалась перебранка, и Кристиан во избежание издевательств Блейда битком набивал рот. Шел день за днем, и Нора начала чувствовать, что у нее есть семья, пусть даже в эту семью входили, наравне с прочими, шлюхи и бродяги, появлявшиеся в замке в самое неподходящее время.

Однажды поздно вечером, когда все уже спали, Нора сидела в кровати в какой-то полудреме. После того, что случилось в начале вечера, она никак не могла уснуть. Кристиан затащил ее в нишу в зале и прижался к ней всем телом. Он провел языком по ее губам, а потом поцеловал взасос, отчего она мгновенно ощутила сладчайшее покалывание в груди. После недолгого колебания она ответила на поцелуй, но тут же испугалась и убежала, и за ужином Кристиан ни к чему не притронулся.

Наверное, он тоже не может заснуть, подумала Нора. Она вспомнила темные круги у него под глазами — свидетельство напряжения, в котором он постоянно находился. Если он не обретет покоя, может ослабеть настолько, что заболеет лихорадкой или другой опасной болезнью. Печальные мысли Норы были прерваны повизгиванием и пофыркиванием ее щенка; он спал в корзинке в прихожей. Нора назвала его Катулл, сокращенно Кат. Повизгивание резко прекратилось, и Нора села в кровати. Прислушалась, но ничего не услышала. Обычно возня Ката, пока он устраивался в своей корзинке, подгребая под себя одеяло, продолжалась дольше.

Охваченная любопытством, Нора вылезла из кровати, надела домашние туфли, накинула халат. В прихожей она нагнулась над пустой корзинкой. Наверное Кат бродил по комнате, а дверь кто-то оставил приоткрытой. Она торопливо вышла, но щенка нигде было видно. Но тут она услышала звук шагов на лестнице, повизгивание Ката и голос Кристиана, успокаивающего щенка.

Ее любопытство возросло, и она пошла за мужем, ориентируясь по звуку его голоса. Она увидела его, когда он, крадучись, шел через садик целебных трав. Одной рукой он прижимал к груди щенка, в другой нес набитый мешок. Подойдя к задним воротам, он что-то сказал охраннику и поспешил дальше. Озадаченная Нора подождала, пока он прошел через ворота, и устремилась следом мимо изумленного охранника.

Она заметила Кристиана на лугу; он направлялся к реке. Она пошла за ним. Кристиан дошел до полянки у развалин башни, на которой горел костер; здесь он положил мешок и, подняв с земли большой плоский камень, перенес его в место, освещенное луной и пламенем костра. Кат принялся царапать брошенный мешок. Подойдя поближе, Нора спряталась за большим дубом.

Кристиан взял на руки Ката, потом покопался в мешке и вынул оттуда глиняный горшок и кувшин. Поставив горшок на огонь, он влил в него из кувшина какую-то жидкость. Затем вновь полез в мешок, выудил оттуда что-то вроде мотка веревок и надел это на извивающегося Ката наподобие сбруи. После этого он, к ужасу Норы, начал копать, подрывая землю вокруг какого-то растения, росшего рядом с костром. Покончив с этим, он достал еще один кусок веревки и привязал его одним концом к растению, другим к «сбруе» Ката. Присев перед щенком на корточки, он что-то протянул ему. Нора услышала его приглушенный голос:

— Вот вкусное мясо, Кат. Иди попробуй. Ну же, Кат.

Кат уткнулся носом во взрыхленную землю и засопел. Кристиан сунул мясо ему под нос, но тот принялся сосать свою лапу. Нора едва не захихикала, услышав проклятия Кристиана. Он потер мясом нос щенка и тем самым привлек наконец его внимание.

Напружинив короткие ноги, Кат рванулся за мясом, потянув за собой веревку. Что-то выскочило из земли, когда Кат набросился на мясо. Кристиан рассмеялся, поднял вырванное растение и ласково потрепал своего помощника.

К этому времени Нора уверилась, что от непосильного душевного напряжения Кристиан тронулся умом. Подумать только, выкапывает какие-то корешки при свете полной луны. Именно корешок, как разглядела Нора, он и держал в руке. Положив его на плоский камень, он начал резать его своим кинжалом. Мгновение — и он отделил кусочек корешка. Порывшись в мешке в очередной раз, Кристиан вытащил золотую цепь. Нора наблюдала, как он поместил этот кусочек в медальон на цепи и надел цепь себе на шею.

Широко разведя руки, он что-то пробормотал, подняв лицо к луне. Подозрение, как черный паук, закралось в сердце Норы. Колдовство. Подумав об этом, она закрыла глаза, а когда открыла их, Кристиан уже опять был в движении. Он достал из мешка шесть склянок и поставил их на плоский камень. Надев перчатку, вынул из огня горшок и тоже поставил его на камень. Затем вытащил пробки из склянок, взял из одной щепотку какого-то вещества и всыпал в горячую жидкость. Нора вдруг отчетливо услышала его голос и поняла, что он разговаривает с Катом, который влез ему на колени.

Придерживая щенка одной рукой, другой Кристиан помешивал палочкой свое варево.

— Старуха Винни сказала, что сначала надо положить вербену, Кат. Интересно, щепотки будет достаточно? Я не хочу ждать. Ожидание убивает меня. — Кат напрягся, пытаясь сунуть нос в горшок. — Нет, это не для тебя.

Нора улыбнулась, решив, что вряд ли Кристиан стал бы заниматься черной магией в компании щенка.

— Пять розовых лепестков, — продолжал он. — Вот, Кат, шестой можешь взять ты. — Кристиан бросил лепесток, и маленький язычок высунулся, пытаясь поймать его. — Чеснок, мускатный орех, лаванда. — Он насыпал в горшок по щепотке из каждой склянки. — И имбирь.

Кат вырвался из рук Кристиана и уселся рядом с камнем, внимательно наблюдая, как Кристиан, сидя на корточках, помешивает палочкой содержимое горшка. Что-то бормоча про себя, он нагнулся над горшком, понюхал и громко чихнул. Кат потянул носом, внюхиваясь в пар, поднимающийся над горшком, и тоже чихнул.

— Ох, нет, — сказал Кристиан, пытаясь еще раз помешать варево, и снова чихнул. Щенок заполз на камень, нюхнул и тоже чихнул.

Нора зажала рот рукой, стараясь удержаться от смеха. Кристиан чихал. Кат чихал. Вот Кристиан, ловя ртом воздух, бросил свою палочку и замахал руками, разгоняя пар, шедший из горшка. В это время щенок сунул мордочку в горшок и лизнул его содержимое.

Жалобное повизгивание заставило Кристиана посмотреть вниз. Он оттащил щенка.

— Ну нет. Смотри, что ты наделал. Обжег себе нос. Пусть это послужит тебе уроком. — Держа Ката обеими руками, он опять чихнул, раздраженно выругался и, встряхнув щенка, проговорил: — Возможно, ты испортил все чародейство, ты, жадный поросенок.

Кат, чье маленькое толстое пузо и короткие ножки болтались в воздухе, радостно завизжал.

— При моем везении, — продолжал изливать свое недовольство Кристиан, — может получиться так, что чары подействуют на тебя. У меня будет жирный поросенок в качестве любимой.

Этого Нора уже не могла вынести, она громко расхохоталась, к немалому удивлению Кристиана и его пушистого помощника. Прислонившись к дереву, она заливалась смехом. Кристиан отпихнул щенка и, поднявшись, направился в ее сторону. Нора попыталась взять себя в руки, но вид мужа, марширующего к ней в сопровождении Ката, заставил ее рассмеяться еще сильнее. Ей с трудом удалось выговорить, когда он подошел ближе:

— Что вы делаете?

Кристиан нахмурился, играя надетой на шею цепью, а затем расхохотался сам и, обняв ее за талию, закружил:

— Действует!

Внезапно она почувствовала, что ноги ее отрываются от земли. Перестав кружить, Кристиан подхватил ее на руки. Кат залаял на них, потом побежал к деревьям и стал рыться в лежавших на земле листьях. Нора восстановила дыхание, но тут же снова едва не задохнулась, так крепко сжал ее Кристиан. Прежде чем она успела набрать в грудь воздуха и запротестовать, он снял свой плащ и, расстелив его у костра, резко опустил ее.

Нора приземлилась на ягодицы и завалилась на спину, а Кристиан навис над ней. На секунду его тело заслонило от нее свет, и почти сразу она почувствовала на себе его тяжесть. Он продолжал смеяться как ребенок, получивший в подарок коробку сладостей. Цепь у него на шее задела ей щеку, он убрал ее под камзол и, наклонив голову, приблизил к Норе лицо.

Удивляясь собственному спокойствию, она с улыбкой посмотрела в его искрящиеся радостью глаза.

— Я решила, что лунный свет свел вас с ума. Что вы здесь делаете ночью, милорд? И как давно вы поверяете свои сердечные тайны щенкам?

Ответом ей был поцелуй. Не говоря ни слова, он прижался губами к ее губам, его быстрый теплый язык скользнул ей в рот. Все вопросы выскочили у Норы из головы. Осталось приятное радостное ощущение, вскоре перешедшее в возбуждение. Кристиан приподнял голову и начал лизать и пощипывать губами ее шею. Она вздрогнула.

— Кристиан?

— Я люблю тебя.

Не дав ей возможности ответить, он снова стал целовать ее в губы, потянув одновременно за ее халат. Ткань поддалась, и его тело прижалось к ее телу, прикрытому теперь только ночной рубашкой. Она хотела что-то сказать, но не могла из-за его поцелуев. Он поднял голову и протянул руку к камню, на котором стоял горшок. Взял его и поднес к ее губам:

— Выпей.

— Но, Кристиан, эти травы не оказывают никакого действия.

— Все-таки выпей.

Она сделала глоток, желая доставить ему удовольствие. Он поставил горшок на землю и снова принялся целовать ее. Потом рванул за ворот рубашки и обнажил ей грудь. Он ритмично сосал ее губы, а пальцами зажимал соски, затем голова его переместилась ниже, и он стал покрывать ей грудь короткими быстрыми поцелуями. Нора стиснула зубы, чувствуя, как от груди к бедрам разливаются сладостные волны. Она быстро, в такт с его поцелуями, дышала и без возражений позволила ему просунуть ногу ей между бедер.

Его бедра прижались к ее бедрам, и Нора начала извиваться под ним. Кристиан закрутил ее рубашку кверху и осыпал поцелуями впадинки между ребрами, груди, шею, рот.

— Вот в какой пище я нуждаюсь. Накорми меня. Накорми меня.

Она приоткрыла рот, и он просунул между губами язык. Он бормотал страстные требовательные слова, и они возбуждали ее так же, как и его руки, ласкавшие ее обнаженные бедра. Он провел кончиками пальцев по ее ногам, едва их касаясь, нежно погладил треугольник между бедрами. Нора хотела сказать что-то, но, словно угадав ее намерение, он слегка прикусил ей сосок, и она лишь взвизгнула от наслаждения. Ноги ее раздвинулись, и, воспользовавшись этим, он просунул туда руку.

Она не могла сопротивляться, даже если бы захотела. Он сосал ее грудь и одновременно ласкал разгоряченную влажную плоть между бедрами. Огонь желания разгорался в ней все сильнее, и вот ее бедра поднялись навстречу ему. При этом движении голова его скользнула вниз, и он прижался губами к входу в глубины ее тела. Его язык лизал, раздвигая, ее тайные складки, а пальцы ласкали и теребили сосок. Когда он вдруг оторвался от нее, Нора чуть не зарыдала, подумав, что могла бы убить его. Приподнявшись над ней, он принялся развязывать свой гульфик. Нора дернула за завязки, державшие в плену его член. Пенис обнажился, и она рукой ощутила, какой он горячий.

— Дай мне войти в тебя, моя сладкая, — прошептал Кристиан.

Он раздвинул ей бедра и вложил член между ее ног. Нора обхватила его за талию, притянула ближе, потом просунула руку между их телами и сжала его член. Кристиан выгнул спину и, вскрикнув, вошел в нее.

Нора почувствовала, как расступается ее плоть под напором его члена. Она приподняла бедра, и он погрузился в нее полностью, достав до матки. Откинувшись назад, он положил руки ей на грудь и начал быстро двигаться в ней, сжимая груди в такт с движениями своих бедер; Нора в свою очередь отвечала ему неистовыми движениями бедер. Они провалились в глубокий колодец наслаждения, где не было места никаким иным ощущениям, кроме все возраставшего возбуждения.

Почувствовав, что приближается кульминация, Нора шире раздвинула ноги и выгнула спину, чтобы дать ему доступ в самые свои сокровенные глубины. Внезапно он охватил ее бедра и, встав на колени, поднял ее ноги, продолжая быстро и ритмично двигаться внутри нее. Она застонала от удовольствия, и темп его движений ускорился вдвое. Купаясь в волнах наслаждения, она ощущала, как его плоть внутри нее наливается все новыми соками. Наконец он, вскрикнув, откинул голову, и его семя стало извергаться в нее.

Ночь наполнилась их стонами. Плечи Норы касались земли, а ноги лежали на бедрах Кристиана. Он замер между ее бедер, и его соки изливались в нее фонтанирующими струями.

Голова его была откинута назад, лицо искажала страстная экстатическая гримаса, по шее и груди стекали струйки пота. Застонав, он повернул голову и глубже вошел в нее, освобождаясь от остатков своего заряда. Нора улыбнулась, осознав внезапно, насколько велика в этот момент степень его рабства. Кристиан медленно открыл глаза; Нора уловила мелькнувшее в них выражение собственника.

Ее собственные глаза расширились, когда он опустил ее на землю, не выходя из нее.

— Ну вот, — проговорил он низким вибрирующим голосом. — Теперь ты моя. — Он поцеловал ее соски и заглянул в глаза. — Наконец-то ты моя, как и я твой.

Чувствуя его в себе, Нора не слишком вслушивалась в его слова. Она подвигала бедрами, и Кристиан втянул воздух. Удивляясь самой себе, она засунула руки ему в штаны и обхватила ягодицы. Потом переключила внимание на член. Желая усилить ощущение наполненности, она попробовала двигать мускулами влагалища и обнаружила, что это совсем нетрудно.

— Боже милостивый, Нора, прекрати.

— Нет.

Выругавшись, он оперся руками о землю и хотел было выйти из нее, но она надавила руками ему на ягодицы и своими сокровенными мускулами втянула глубже в себя. Изогнув спину, он с криком повалился на нее, и она вобрала его в себя без остатка.

— Пожалуйста, не надо, — пробормотал он, закрыв глаза и откинув голову. — Я не могу. А-а-а!

Чувствуя, что его член снова набирает силу, Нора подняла бедра. Ответом была пульсация его члена, постепенно заполняющего ее всю. Признав свое поражение, он возобновил движение внутри нее. Он послушно опускал и поднимал бедра, не в силах вырваться из ее сладкого плена. Вскоре Нора достигла новой кульминации, и оба они опять погрузились в океан наслаждения.

Радостное чувство овладело Норой, когда горячее тело Кристиана распласталось на ней. Его щека была прижата к ее лицу, раскинутые руки и ноги подрагивали. Ей было тяжело под ним, но она не протестовала; в конце концов, он выложился так по ее вине.

Она подумала о его попытках сварить приворотное зелье и улыбнулась. Только человек, любящий по-настоящему, способен пойти на риск стать всеобщим посмешищем. Ведь если бы его друзьям стало известно о том, что он обращался к старухе Винни, они не дали бы ему прохода своими шутками и насмешками. Старуха Винни была деревенской знахаркой, одной из тех, кого весьма почитали в сельской Англии за знание приемов белой магии.

Нора вспомнила, как однажды Кристиан высказался при ней по поводу любовного зелья и других подобных вещей. Уверенный в собственной неотразимости, он тогда посмеялся над неотесанными болванами, которые прибегают к помощи заклинаний. Этим шутам гороховым, заявил он, нужны не заклинания, им нужно поучиться, как доставлять женщине наслаждение. Бедный Кристиан, должно быть, он совсем отчаялся, раз пал так низко.

Бедный Кристиан. Она потерлась лицом о его щеку, и тут он запел тихим, полным довольства голосом:

Мой горячий петушок, Хрящеватый гребешок, Сизая головушка И мешком бородушка. Гребешок у него ал, Тверд и крепок, как коралл, Чуть набрякнет гребешок, Сразу вскочит петушок, Увлажнятся глазки, Ждет он новой ласки. Одного я не пойму, Все не раскумекаю: Ему вроде ни к чему Ночью кукарекать. Жаловался петуху я На судьбу свою лихую Мол, ты спать мне не даешь, До заутрени поешь. Он в ответ — а выход есть: К леди в гнездышко залезть.

Разгоряченное тело Норы запылало еще больше, хотя, казалось, это уже невозможно. Она уткнулась головой в шею Кристиана, и он тихонько засмеялся.

Вот уж действительно, бедный Кристиан.

ГЛАВА 24

Глубокий сон сменился дремотой; Кристиан начал воспринимать окружающий мир. Он испытывал умиротворенность, казавшуюся ему самому странной и ненадежной. Он лежал на спине, не желая просыпаться окончательно, ибо знал — с пробуждением к нему вернется смятение, сравнимое со смятением паука, обнаружившего, что его паутина порвана. Терзавшие его неуверенность и сомнение по силе приближались к страстям, владевшим героями греческих трагедий. Неуверенность заставила его приоткрыть один глаз, чтобы удостовериться, на месте ли Нора.

Глаз забегал вокруг, пока не наткнулся на изгиб женского тела. Этого оказалось достаточно, чтобы Кристиан ощутил сладостный зуд между ног. Открыв второй глаз, он подполз к Норе и прижался бедрами к ее ягодицам. Нора вжалась в него, и он улыбнулся глупой улыбкой, которую ни за что не позволил бы увидеть Иниго или любому другому из своих друзей. Она простила его, и он поглупел от счастья. Он не уставал благодарить Бога за ее великодушие.

Если бы только он был уверен, что Нора простила его по собственной воле, а не под влиянием заклинаний, которым научила его старуха Винни. Нора высмеяла его за то, что он в точности выполнил указания Винни касательно корня мандрагоры. Корень нельзя вытаскивать из земли самому, особо подчеркнула старуха, и он безоговорочно поверил этому. Сейчас, подумав об этом, он покраснел. И все же Нора появилась в ту ночь сразу же после всех его манипуляций, словно ее привела туда какая-то неведомая сила. Вдруг ее любовь исчезнет вместе с колдовством?

Даже сейчас, когда он терся бедрами о ее податливое тело, страх этот копошился в нем. Нора подняла его на смех, когда он сказал, что околдовал ее, и ее страсть только этим и объясняется. Вспыхнув, она стала уверять его, что источником колдовства является его прекрасное тело и ничего больше, и даже доказала это, доставив ему несказанное наслаждение ртом. После такого доказательства Кристиан, воспрянув духом, затащил Нору в комнату и не выпускал в течение двух суток.

Но и за двое суток он не насытил свою похоть, не скованную теперь страхом оказаться навсегда отлученным от тела Норы. Пришедшая к нему умиротворенность была незаслуженной наградой; она рождалась из сознания, что он любим, несмотря на все свои тяжкие ошибки и прегрешения, несмотря на свое неконтролируемое ненасытное вожделение. Почувствовав, как рука Норы сжала ему член, он улыбнулся. Возможно, вожделение вовсе не было грехом в глазах той, что была его объектом. Он судорожно вздохнул, когда ее рука крепче стиснула его член.

— Не удивительно, что Мег ни в какую не хотела от тебя отказываться.

Он укусил ее сзади в шею.

— Она занималась со мной любовью, когда я был еще мальчиком, и теперь думает, что я принадлежу ей.

— Нет, теперь ты принадлежишь мне. — Нора повернулась к нему лицом.

— Я никому не… Кровь Христова!

Тело Кристиана изогнулось — Нора ущипнула его одной рукой, а другой снова сдавила ему член. Не успел он прийти в себя, как она нырнула под одеяло и, завладев его членом, принялась сосать. Он вцепился руками в одеяло, пытаясь одновременно освободиться от ее рта. Это ему почти удалось, но в последний момент она перехитрила его, раздвинув ему ноги и пустив в ход зубы.

Дрожь наслаждения прошла по его телу, он приподнял бедра над кроватью и задвигался у нее во рту. Никогда прежде у него не возникало ощущения такой полной утраты контроля над собой. Но когда она ухватила его за мошонку, он навалился на нее и прижал к кровати, вознамерившись стереть с ее лица выражение триумфа.

Хотя и с трудом, но ему все же удалось стащить с кровати одеяло, одновременно удерживая Нору на месте. Положив руку на ее заветный холмик, он крепко сжал его, но больше ничего не стал делать. Нора попыталась извиваться; в ответ он принялся лизать и целовать ее грудь, не убирая при этом руки с заветного холмика. Под его рукой ее плоть увлажнилась и набухла.

Зная, что она старается угадать, когда он начнет двигаться, он держал ее в напряжении, не прекращая однако, сосать и покусывать ей грудь. Ее соски набухли и отвердели, и Нора зашипела на него.

Усмехнувшись, он положил голову ей на грудь, прислушиваясь к ее учащенному дыханию. Когда дыхание выровнялось, он стал водить пальцем между ее тайными складками. Он повторил это несколько раз, затем, опустив голову, приник к ним ртом. Он ласкал ее языком до тех пор, пока она не вонзила ногти ему в спину. Только тогда он оторвался от нее, положил ее ноги себе на бедра и вошел в нее.

Это было просчетом с его стороны — доведенный собственной игрой до состояния предельного возбуждения, он мгновенно утратил над собой контроль и яростно задвигал бедрами, стремясь получить максимальное удовольствие. Нора ответными движениями старалась втянуть его глубже в себя.

Затем, обхватив его бедра, стала направлять его движения таким образом, чтобы самой достигнуть вершин наслаждения. Эти ее манипуляции вызвали у него благоговейный трепет. Наконец она застонала в оргазме; ее влажная плоть всосала его в себя без остатка, и в тот же миг его соки хлынули в этот требовательный сосуд.

Когда улеглись волны наслаждения, он открыл глаза и обнаружил, что стоит на четвереньках между ног своей прекрасной мучительницы. Он в недоумении огляделся, не в силах поверить, что все вокруг осталось таким же, как раньше, потому что сам он изменился.

На секунду в нем с необычайной силой вспыхнул инстинкт собственника — ему захотелось отправить жену в замок Монфор и запереть в башне, чтобы ни один мужчина не смог прикоснуться к ней. Безумие.

Он улегся на Нору. Она гладила ему волосы, шепча слова восхищения его телом, и он, внутренне улыбаясь, поклялся себе, что не даст ей узнать, насколько близок он был к полному подчинению. Что она тогда сделает с ним, он и представить себе не мог. Размышляя над этим, он погрузился в сон, укрытый, как одеялом, руками и ногами своей любимой.

Проснувшись спустя несколько часов, Кристиан увидел, что Нора зашнуровывает лиф своего платья. На голове у нее была сетка для волос, которая, однако, не могла сдержать пышные кудри, вьющиеся вокруг лица и по плечам. Она затянула последний шнурок и, подняв глаза, обнаружила, что он, нахмурившись, наблюдает за ней. Она соскользнула с кровати и направилась к двери. Он рванулся за ней и, оказавшись у двери раньше нее, загородил собой дверной проем. Она уперлась в его грудь.

Схватив за плечи, он отстранил ее от себя.

— Нет, дорогая.

— Но пошел уже третий день, — сказала она, скрестив руки на груди.

— Ну и что?

— У меня есть дела.

Он указал ей за спину:

— В этой кровати.

— Ты боишься.

Он поднял одну бровь.

— Не тебя.

— Да, меня.

— Иди в кровать, жена. У меня есть в запасе несколько штучек, которым я хочу тебя научить.

— Кристиан де Риверс, ваши уловки и ухищрения меня не обманут. — Подойдя к нему, она ткнула пальцем ему в грудь. — В гневе вы способны на ужасные поступки, но со мной вы сбросили свою дьявольскую маску, и я не позволю вам надеть ее снова. Вы боитесь, что все эти дни я находилась под влиянием ваших заклинаний. Вот почему вы ведете себя как пчела с вырванным жалом.

Стараясь не показать своего беспокойства, Кристиан поймал ее руку, прижал к своей груди, а затем, соблазнительно улыбнувшись, положил между ног.

— Ну же, любовь моя, ты мне нужна. — Потеревшись носом о ее щеку, он тихонько шепнул: — Я совсем готов, созрел как репа и такой же твердый. Не заставляй меня мучиться.

— Лгунишка.

В своем возбуждении Кристиан пропустил момент, когда Нора освободилась. Тяжело дыша, она погрозила ему пальцем:

— Противный соблазнитель невинных дев. Ты ведешь себя нечестно, вот что. Я безумно люблю тебя, но я не могу… я хочу сказать… черт тебя побери, Кристиан, я пересохла.

— О! — Он моргнул, а потом схватил ее руку и поднес к губам. — Ругай меня, дорогая, я эгоистичное похотливое чудовище.

— Может, не такое уж чудовище.

Поглаживая ей руку, он не отрывал взгляда от своих пальцев, движущихся по крохотному участку белой кожи.

— А вдруг ты изменишься? Все это время ты находилась рядом с амулетом. — Он потрогал медальон, висевший на цепочке у него на шее.

— Старуха Винни шарлатанка еще большая, чем вы, милорд. — Она поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо: — Тайдмен говорит, она хитростью вынуждает невежественных деревенских женщин платить ей за заклинания, вызывающие беременность, прежде чем они убедятся в том, что понесли.

— Но любовное зелье сработало.

— Я использую эти травы, чтобы лечить несварение желудка и кашель.

— Несварение желудка?

— Готова поклясться на Библии.

— Дорогая, да я и не сомневаюсь, что ты говоришь правду. Я-то тебя знаю. — Кристиан вздохнул, не в силах избавиться от какого-то тревожного чувства.

— Я знаю, — ответила Нора. — Знаешь что, следи за мной, когда я буду выходить из комнаты, и при малейшем признаке неприязни с моей стороны, прыгай на меня.

— Ты смеешься надо мной.

— Немного.

— Жестокая госпожа.

Он снова вздохнул, но все же повернулся и открыл дверь. Держа ее за руку, он кивнул, и она переступила через порог. Обернувшись, посмотрела на него и начала медленно, с улыбкой отступать назад. Не отвечая на ее улыбку, он смотрел на нее, вытягивая руку. Но вот она отошла настолько, что он уже не мог дотянуться до нее рукой. Она встала на верхнюю ступеньку лестницы, и он затаил дыхание. Махнув ему, Нора побежала вниз по ступеням.

Выругавшись, Кристиан стукнул кулаком по двери. Ему не следовало так рисковать. Теперь он снова ее потеряет и умрет без нее. На лестнице послышались чьи-то шаги. Он поднял глаза — черноволосая фигурка стрелой бросилась к нему, и вот уже Нора была в его объятиях.

— Бу…у…

— Нора?

Он прислонился к дверной раме, ощупывая мягкий бархат. Влажный рот прижался к его шее.

Смеясь, Нора целовала его.

— Это и в самом деле колдовство, и оно никуда не исчезнет, мой сладкий. — Она потерлась носом о его нос, и он заулыбался. — Это мне следует бояться и не оставлять тебя без присмотра. Любая женщина, если она не совсем дряхлая старуха, с радостью отдаст все свое приданое, лишь бы затащить тебя за куст.

— Я покоряюсь только черноволосым, розовощеким колдуньям, которые вдобавок знают стихи греческих и римских поэтов.

— Тогда покорись сейчас, прежде чем я займусь маринованием и приготовлением миндального крема и фиалкового сиропа.

Кристиан позволил жене увлечь себя на пол, не обращая внимания, что дверь распахнута настежь.

— Я покоряюсь, госпожа, только обещай, что ты не будешь мариновать некий созревший огурец.

На этот раз, когда Кристиан проснулся, Норы уже не было. Рядом с камином, в котором горели свежие дрова, стоял таз с горячей водой. С чувством приятной усталости и боли в мышцах Кристиан не спеша вымылся и оделся. Спустившись наконец вниз, он уловил запах жарящегося мяса — признак того, что приближалось время вечерней трапезы. Норы на кухне было, лишь кувшины с сиропом и горшки с маслом свидетельствовали, что она не сидела без дела. Он сунул палец в открытый кувшин с фиалковым сиропом и был изгнан из кухни поварихой. Ее помощник, жарящий мясо на вертеле, подмигнув, сказал Кристиану, что леди Нора в сушильне.

Видно, он совсем потерял голову, раз даже поварята посмеиваются над ним, нахмурившись, подумал Кристиан. Выйдя из дома, он прошел через огород и направился к сушильне, где Нора хранила свои травы, специи и инструменты. Наверное, готовит какую-нибудь мерзкую травяную настойку для больного селянина или делает припарки, решил про себя Кристиан. С тех пор как она приступила к исполнению своих обязанностей хозяйки замка, крестьяне шли к ней за помощью как к родной матери.

Кристиан подошел к приоткрытой двери сушильни и замер, услышав доносившийся изнутри мужской голос:

— Настойка оказалась чудодейственной. Я принимал ее, следуя твоим указаниям, и сейчас испытываю изумительное чувство покоя.

— Ты находился в постоянном напряжении, вел борьбу с Кристианом и с самим собой, — ответил голос Норы. — Со временем в душе твоей воцарится мир, настроение выровняется и, может, тогда…

— Это уже случилось. Именно это я и хотел тебе сказать. Я вспомнил. Дорогая Нора, я… — говоривший понизил голос.

Кристиан повернул голову, стараясь разобрать слова. Это был Блейд. Но почему он говорил шепотом? Глаза Кристиана сузились, когда он уловил, с какой интонацией говорит юноша. Тихий голос вибрировал, как туго натянутая струна лютни, был теплым, как нагретый солнцем мед. Кристиан хорошо знал этот тон — он сам говорил так, находясь в объятиях Норы.

Открыв дверь, он проскользнул в сушильню, ища глазами Нору. Она стояла под веревкой, на которой были подвешены для просушки цветы и травы, держа в руках охапку лапчатки. Листья зашуршали, когда она наклонилась поближе к Блейду. По лицу пробежала улыбка, разогнавшая, казалось, тени в сушильне.

Кристиан затаил дыхание, наблюдая, как Блейд склонился над его женой, и рука его легла на рукоятку кинжала. На лице юноши не было сейчас и намека на его обычное непокорно-циничное выражение. Продолжая что-то говорить, он прикоснулся рукой к щеке Норы. Нора посмотрела на него с явным удивлением в широко раскрытых глазах.

— Я буду вечно тебе благодарен, — пробормотал Блейд и прижался губами к губам Норы.

Мгновенная вспышка ярости, удивившая самого Кристиана, толкнула его к Блейду. Вырвав Нору из рук юноши, он толкнул его плечом в живот. Оба упали, сбив заодно стол и какую-то коробку. Блейд оказался снизу и ударился головой о твердый земляной пол. Пока юноша извивался на полу, Кристиан схватил его за камзол и вытащил свой кинжал. Ярость кипела в нем, затмевая все мысли и чувства. Он приставил острие к горлу своей жертвы.

— Кристиан, нет!

Он вскрикнул, увидев, что Нора ухватилась за кинжал. Малейшее его движение — и он поранит ее. Он замер, уставившись на ее кулачок.

— Убери руку.

— Ты не можешь убить его!

Ухмыльнувшись, он посмотрел в глаза Блейду. Единственными признаками, выдававшими страх юноши, были бледность и тяжелое дыхание.

— Ошибаешься. Я бы убил его за одни только подобные мысли, а он осмелился еще дотронуться до тебя. Убери руку, и я снесу ему голову.

— Он всего лишь благодарил меня за то, что я помогла ему вспомнить.

Мотнув головой, Кристиан откинул упавшие на глаза волосы.

— Я знаю разницу между благодарностью и желанием. — Встряхнув Блейда, он прошипел ему в лицо: — Больше ты не будешь щупать чужих жен, сукин сын.

Больше он ничего сказать не успел — на голову ему посыпались колючие коричневые листья. Полетела пыль, Кристиан зачихал и невольно откинул голову. Блейд воспользовался моментом и, схватив его за запястье, отбросил руку с кинжалом. Потеряв равновесие, Кристиан завалился на бок, и Блейд, извиваясь, выбрался из-под него.

Но Кристиан, гибкий, как ивовая ветвь, мгновенно перекатился, вскочил на ноги и, вытянув руку, успел поймать Блейда. Юноша снова упал, однако тут же отполз в сторону и вцепился в рабочий стол. Кристиан бросился на него. Нора, вскрикнув, встала между ними. Наткнувшись на жену, Кристиан нежно поднял ее, намереваясь отставить в сторону; неожиданно Нора обхватила его ногами за талию, а руками обвила шею.

— Сейчас же прекрати это, Кристиан де Риверс.

Он попробовал оторвать Нору от себя, но она крепко вцепилась в него.

— Все равно этого щенка тебе спасти не удастся, — раздраженно прорычал Кристиан и снова попытался освободиться от ног Норы, находившихся слишком уж близко к его чреслам. — Отпусти меня, женщина. Думаешь, я позволю, чтобы он прикасался к тебе и погубил нас? Он только об этом и мечтает.

— Нет, — выкрикнул Блейд. Он вытер выступившую в уголке рта кровь и уставился на Кристиана.

Кристиан все еще безуспешно пытался отцепить от себя Нору.

— Подожди, — пригрозил он Блейду, — сейчас я освобожусь и убью…

Нора не дала ему договорить, запечатав рот поцелуем.

Кристиан старался вытолкнуть ее требовательный язык и вырваться из ее объятий, но споткнулся и налетел на стену. Оторвавшись наконец от Норы, он увидел спину убегавшего Блейда.

— Он убегает. Пусти меня, Нор… ммм.

Ее язык снова был у него во рту, и, отвечая на поцелуй, он на секунду забыл о своей ярости. Она начала тереться о него, и он прижал ее к своему быстро набиравшему силу члену. Адский огонь, разгоравшийся у него между ног, грозил окончательно вытеснить пламя ярости. Нора соскользнула с него, и он остался стоять, прислонившись к стене, как пьяница, нетвердо держащийся на ногах. Он тяжело дышал. Не дав ему опомниться, Нора опустилась перед ним на колени и, развязав гульфик, выпустила на волю изнывающего от желания узника. Сопротивление Кристиана было сломлено.

Не успел он прийти в себя, как ее рот уже овладел его плотью. Он дернулся как марионетка и, забыв обо всем, послушно задвигал бедрами. Гнев растворился в волнах страсти. Опустившись на пол, он навалился на свою жену, и вскоре оба одновременно подошли к восхитительному бурному оргазму. Немало минут прошло, прежде чем Кристиан приподнялся, опершись на локти и, нахмурившись, взглянул в лицо жены.

— Ты нарочно это сделала.

Она улыбнулась.

— Ты же сказала, что пересохла.

— Так оно и есть, сейчас даже больше, чем раньше.

Он вспыхнул и осторожно вышел из нее, потом посмотрел на ее бедра. Кожа на них покраснела. Выругавшись, он убрал свой вышедший из-под контроля член туда, где ему и положено было находиться. Завязывая гульфик, он открыл рот, собираясь поругать жену, а потом отправиться на поиски Блейда, но в этот момент снаружи послышались громкие голоса:

— Похоже, Полли, наш Кит променял бордели на сушильни.

Кристиан моргнул, узнав голос Иниго.

— Ни разу с тех пор, как соблазнила одного толстопузого священника, не слышала, чтобы благородный джентльмен издавал такие звуки, — ответила Полли. — А это было, поди, лет двадцать назад.

Нора прикрыла рот, но Кристиан видел веселые искорки в ее глазах, видел, что тело ее содрогалось от сдерживаемого смеха. Что ж, он сам виноват, отучил ее от стыдливости своей похотью.

С величайшим трудом подавляя желание дать выход своему раздражению и едва не лопаясь при этом от натуги, Кристиан встал, вытер пот со лба и поднял Нору.

— Это ты виновата, — упрекнул он жену.

Повернувшись, он вышел из сушильни и, оказавшись на свету, на секунду замер, моргая. Полли с Иниго ждали снаружи. На их лицах застыли самодовольные ухмылки.

— О, — промурлыкала Полли. — Вы только посмотрите на него. Похож на служанку, зажатую лордом за поленницей дров.

Кристиан оправил камзол, потуже затянул пояс.

— А не хочешь провести ночку в тюрьме в компании человек эдак тридцати воров, мошенников и бандитов?

— Ладно тебе, Кит, — вмешался Иниго. — Мы пришли сюда по подсказке дворецкого. Мы бы ушли, но уж очень мы беспокоились, не получив от тебя ответа на наши послания.

Нора вышла из сушильни и, встав рядом с мужем, положила ладонь ему на руку.

— Милорд был слишком занят последние дни. Насылал заклятья на щенков и…

— Нора!

Иниго засмеялся.

— Граф в доме. Готов рвать и метать. Говорит, если Кит не бросился к ногам Норы, он отходит его плетью.

Не обращая внимания на усмешку жены, Кристиан вытащил из ножен кинжал и провел пальцем по всей его длине.

— Носы, если их суют в чужие дела, можно и отрезать.

Полли поскорее отошла в сторону, но Иниго только ухмыльнулся.

— Что, уже все королевство обсуждает мои дела?

— Нет, Кит. Слухи о твоих фортелях дошли только до южного берега. Поскольку королевы нет в городе, двор об этом еще долго не узнает.

— Черт побери, я срежу эту ухмылку с твоего лица и буду носить как награду за победу в турнире.

Иниго протестующе поднял руки:

— Сдаюсь. У меня нет ни малейшего желания целовать тебе руки наподобие бедняги Блейда.

— Блейд! — Кристиан повернулся к вздрогнувшей от неожиданности Норе. — Ты, хитрая плутовка, думала, что я отступлю. — Он привлек ее к себе и приблизил к ней лицо. — Никто не останется в живых, прикоснувшись к тебе.

Оттолкнув Нору, он бросился к дому. Иниго закричал ему вслед:

— Он поехал на восток. Я думал, ты знаешь. Подожди, Кит, ты же не выслушал, что мы пришли сказать.

Кристиан резко изменил направление и понесся к конюшне, крича на ходу конюхам, чтобы выводили его лошадь. Он уже сидел на лошади, когда подбежала Нора. Не слушая, что кричат ему жена и Иниго, он пустил лошадь в галоп по дороге на восток, огибающей поля и уходящей в лес.

Гнев его разгорелся с новой силой. Он напряженно вглядывался вперед через шею своего скакуна, ища глазами следы копыт или сломанные растения. У лошади Блейда было зазубренное заднее копыто, так что обнаружить его след было нетрудно. Кристиан углубился в темный лес, зная, что на поиски у него остается меньше часа — через час должно было совсем стемнеть. Все дальше и дальше скакал он. Задача его облегчалась тем, что Блейд не пытался замести следы. Это было странно. Создавалось впечатление, что юношу нисколько не беспокоило возможное преследование Кристиана. Может, маленький предатель рассчитывал, что Нора не выпустит Кристиана из дому. Дурак.

Услышав какой-то шум, Кристиан натянул поводья. Почти не дыша, он пытался разобраться, что за звуки до него доносятся: вот зашелестели листья, лошадь взмахнула хвостом, задев за куст, вот раздался звук, какой бывает, когда в воду бросают камешки. Бесшумно спешившись, Кристиан пошел между деревьями в направлении этого звука.

Блейд сидел на валуне у пруда и по одному бросал в воду камешки, которые держал в руке. Одно колено у него было согнуто. Кристиан вытащил кинжал и пополз к нему. Блейд вздохнул и, вытянув руку с камешками над водой, быстро побросал их в пруд. Потом уперся подбородком в колено и уставился на расходящиеся по воде круги. Положив руку на валун, Кристиан наклонился к юноше и приложил кинжал плоской стороной к его щеке.

— Хитрый маленький сучонок, я нашел тебя.

Блейд отклонился и повернулся лицом к Кристиану, положив руку на рукоятку собственного кинжала. Кристиан прыгнул и подмял более легкого Блейда под себя. В долю секунды острие его кинжала оказалось у шеи юноши. Тот обмяк.

— Сдаешься так быстро? — спросил Кристиан. — Нехорошо, мой сладкий. Я не только жаждал твоей крови, я хотел посмотреть на твои страдания.

Блейд двинул головой, будто хотел избежать прикосновения кинжала.

— Я уже сказал тебе, я благодарил Нору за то, что наконец-то вспомнил, кто я.

— К сожалению, это открытие тебе не поможет.

— Когда я в последний раз видел отца, он был при смерти.

— Молчи.

— У него нет других детей. Это я знаю. Я единственный сын. Я родился, когда он был уже пожилым человеком. Как ты думаешь, он сумел пережить мою потерю?

— Замолчи, сукин сын, юный совратитель чужих жен!

— Твой отец был совсем молодым, а мой…

— Будь ты проклят. — Кристиан отвел кинжал от горла Блейда. — Как твое имя?

— Николас. Николас Эдвард Фитцстефен. Мой дом на границе с Шотландией. Если я верно помню, этот дом больше похож на груду камней, покрытых лишайником. Набеги шотландцев разорили нас, но отец не любит двор и городскую жизнь, поэтому мы не трогались с места. Ты говорил мне, что у меня произношение оксфордского магистра. Мой наставник из Оксфорда. Отец хотел, чтобы я продолжил учебу, и послал меня на юг, в Оксфорд. Это было ошибкой. Я так туда и не попал.

— Может, никогда не попадешь.

— Черт возьми, Кристиан, я же уже все рассказал тебе.

— Прекрати возражать. — Кристиан привстал, продолжая, однако, прижимать Блейда к валуну. — Будь ты проклят, я мог бы убить тебя, если бы ты не вспомнил.

Из- за деревьев раздался голос:

— Ложь. Если бы он собирался убить тебя, ты уже был бы мертв.

Кристиан вскочил и развернулся лицом к деревьям, чтобы увидеть обладателя этого голоса. Блейд встал рядом с ним. Из-за деревьев неторопливо вышел Черный Джек в сопровождении полдюжины своих подручных.

ГЛАВА 25

Кристиан уставился на своего давнего врага, проклиная собственную мальчишескую ревность, из-за которой он попал в ловушку.

Увидев выражение его лица, Джек загоготал и сказал, обращаясь к Блейду:

— Он задает себе вопрос, не ты ли заманил его в эту ловушку. В мозгах у него — брожение и кипение, он пытается решить, можно ли тебе доверять. — Он взглянул на Кристиана. — Ты всегда был сообразительным, мое сокровище. — Джек вытянул руку ладонью вверх. — Подойди ближе.

Кристиан отступил назад, и Блейд тоже.

— Не заставляй меня прибегать к силе. Мои молодцы могут связать вас как гусей. Неужели вы, двое молодых людей столь благородного происхождения, захотите подвергнуться такому унижению?

Кристиан приблизился к Джеку на расстояние вытянутого меча, Блейд последовал его примеру. Джек улыбнулся им и, поймав взгляд Кристиана, посмотрел ему прямо в глаза. Потом, тихонько посмеиваясь, обошел вокруг своих пленников, внимательно оглядывая их, и прищелкнул языком:

— Какой стыд — примчаться сюда без меча. У тебя горячая голова, и это тебя погубит.

Джек встал перед Кристианом и вынул свой меч. Его люди подошли ближе, тоже вытаскивая свое оружие. Кристиан не смел двинуться с места.

— Бросайте-ка ваши кинжалы в воду, — скомандовал Джек.

Кристиан повиновался, Блейд тоже. Как только кинжалы упали в пруд, Джек поднял свой меч и приставил острие к щеке Кристиана.

— Долго же я ждал, любовь моя.

Кристиан ничего не ответил. Он взвешивал свои шансы. Он ничего не мог предпринять, не зная, на чьей стороне Блейд. Будто угадав, о чем он размышляет, Джек усмехнулся и неожиданно мягко проговорил:

— Нет, это не так, как ты думаешь. Один из моих людей засек мальчишку. Я думал поймать одного хорошенького петушка, а попались сразу двое. Блейд всегда был кровожадным, поэтому я ждал остальных своих людей. Видишь ли, зверя куда труднее поймать, чем просто убить, но я терпелив, и вот моя награда.

— Я больше не ребенок, — ответил Кристиан. — Что тебе нужно от меня или от Блейда?

— А это мой секрет, любовь моя. Кроме того, жажда мести заставляла тебя гоняться за мной по всему острову, так что же ты удивляешься?

— А где, ты думаешь, я этому научился?

— Ну, хватит разговоров. — Джек провел острием меча по щеке Кристиана и приставил его к горлу своего пленника. — Теперь будь хорошим мальчиком и позволь Одо связать тебе руки.

— Нет. Если хочешь получить меня, тебе придется меня убить.

Джек колебался. Кристиан напружинил ноги, собираясь отпрыгнуть назад, но, услышав следующую фразу Джека, почувствовал, что силы оставляют его.

— Не стоит тебе умирать, Кит, любовь моя. Ведь тогда ты не узнаешь, кто направил меня сюда именно сегодня. — Он помолчал, желая еще больше возбудить любопытство Кристиана. — Не Блейд, любовь моя, Нора.

Кристиан покачал головой.

— О да. Леди прислала записку. Уберите его, молила она, убейте его. Решительная женщина твоя жена.

Воздух вокруг, казалось, стал холоднее. Кристиан пытался не слушать, но слова пронзали его мозг как стрелы. Неужели все это время его дурачили?

Блейд потянул его за рукав.

— Это ложь. Не позволяй ему обмануть себя.

Снова покачав головой, Кристиан сказал Джеку:

— Ты всегда отличался слишком изворотливым для крестьянина умом, но тебе никогда не убедить меня в том, что Нора могла… — Все слова вылетели у него из головы, потому что Джек протянул ему письмо со сломанной печатью.

— Вот послание, написанное собственной рукой твоей жены.

Кристиан медленно взял протянутое письмо. Всего несколько слов, написанных через всю страницу: «Приезжай в Фале, и он будет у тебя в руках». Увидев внизу подпись Норы, он закрыл глаза. Письмо забрали у него, пока он пытался приостановить распад самых основ своего «я».

Он собрал всю свою волю, но потерпел поражение, и надежда умерла. С ним происходило то же, что произошло бы с замком, у которого камни фундамента вдруг превратились в воду. Он чувствовал, как тает их мощная опора.

— Дурак, — сказал ему Блейд. — Это письмо — подделка. Она никогда не смогла бы предать тебя, так же как не смогла бы поджечь хворост в костре вокруг еретика на колу.

— Я слишком сильно ее обидел, — проговорил Кристиан, не замечая, что Блейда уже куда-то оттащили от него.

Он стоял без движения в кольце мечей и не мог найти в себе силы, чтобы оказать сопротивление приближавшемуся к нему Черному Джеку.

— Кристиан! — закричал Блейд, пытаясь вырваться из рук державших его мужчин.

Пока Кристиан затуманенным взором бессмысленно смотрел на лежавшее на земле бревно, Черный Джек схватил его за руки и, вытянув их вперед, с величайшей осторожностью защелкнул на запястьях наручники. Потом провел ладонью по щеке Кристиана, и тот, подняв голову, встретил его изумленный взгляд.

— Я ожидал отчаянного сопротивления.

Тряхнув головой, Кристиан попытался пробудить в себе былую жажду мести, но она ушла из него вместе с волей к сопротивлению.

— Ты внимательно меня слушаешь? — Джек взял Кристиана за подбородок. — Наконец-то я победил, и мне даже не пришлось прибегать к кнуту.

— Я бы предпочел кнут. А теперь мне все равно, что ты со мной сделаешь.

Без особого интереса он увидел, что Джек наконец-то понял. Выругавшись, разбойник дернул за наручники.

— Соберись с духом! Я хочу сражаться.

Еле слышно Кристиан ответил:

— Для этого нет никаких причин.

— Есть причины! — закричал Черный Джек. — Ах ты, дрянь! Да твое происхождение — достаточная причина. Я хочу отомстить. Я хочу, чтобы ты боролся и извивался, когда я буду тебя дрессировать. Что за удовольствие иметь в своем распоряжении послушного бессловесного раба! Почему, ты думаешь, я выбрал тебя, а потом Блейда тебе на смену?

— Мне все равно.

Черный Джек набросился на Кристиана и влепил ему пощечину, потом ударил кулаком в челюсть. Кристиан зашатался под ударами, ему показалось, что голова у него раскалывается. Он упал на одно колено, но двое подручных Джека поставили его на ноги, поддерживая с обеих сторон. Кристиан пытался вызвать в себе хоть какую-то реакцию на происходящее и не мог; с утратой надежды на него нашло полное оцепенение.

У него было ощущение, что все мысли и чувства вытекают из него и бесследно уходят в землю. Он не стал сопротивляться даже тогда, когда Джек, схватив за цепь, соединяющую наручники, поволок его к дереву. Он слышал, как Блейд что-то кричал ему, но не мог заставить себя вникнуть в смысл его слов.

Он испытал что-то вроде удивления, когда кто-то снял с него наручники, но чувство это тут же исчезло, поскольку наручники снова надели на него, заведя руки за спину. Джек привязал к цепи на наручниках веревку; конец веревки он перекинул через ветку над головой Кристиана и, взяв его в руки, встал рядом с ним.

— Пора напомнить тебе, кто здесь хозяин, — сказал разбойник и потянул за веревку. Руки Кристиана взлетели вверх.

Блейд, привязанный к другому дереву, разразился потоком брани:

— Джек, сукин ты сын, отпусти его.

— Молчи, — ответил ему Джек. — Скоро придет и твоя очередь.

При этих словах Кристиан встрепенулся.

— Отпусти мальчика. У тебя же есть я.

— Мне нужны вы оба. Сейчас ты почувствуешь, как вы мне нужны.

Он дернул за веревку. Она с треском натянулась, и острая боль пронзила плечи и руки Кристиана. Тело его дернулось. Он прикусил губу, удерживаясь от крика, — у него было ощущение, что его мышцы и сухожилия горят в огне. Джек ослабил веревку, и руки упали.

Напряжение в мышцах исчезло, но это вызвало еще большую боль. Кристиан сжал челюсти; на лице выступил пот, дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Джек снова дернул за веревку, и снова боль вцепилась в Кристиана острыми когтями. Грудь и руки, казалось, разрываются под тяжестью его собственного тела.

Он вскрикнул, но тут же вонзил зубы в нижнюю губу и подавил крик. Джек ослабил веревку, и новая волна боли окатила Кристиана. Ноги стали ватными. Он задрожал, и Джек обхватил его за талию. Вор что-то прокричал, но в пучине своей агонии Кристиан не разобрал ни слова.

Он чувствовал, что утрачивает способность контролировать свои реакции, и пришел к выводу, что сейчас боль нравится ему ничуть не больше, чем раньше, до того как предательство Норы породило в нем желание умереть. Он пожалел, что не сделал этого важного открытия немного раньше.

При этой мысли Кристиан усмехнулся про себя, усмешка неожиданно перешла в смех. Привалившись к разбойнику, он вздрогнул. Окрашенные в красноватые тона, перед глазами замелькали образы Джека, воскрешая в памяти воспоминания о жестоких побоях. Рука Джека на рукоятке плети. Кристиан снова вздрогнул, не сознавая, что продолжает смеяться.

Джек выругался, и Кристиан, повернувшись, с усмешкой посмотрел на него. И снова вор натянул веревку и, схватив Кристиана за волосы, откинул ему голову.

— Вспоминаешь старые времена, любовь моя?

— Чтоб у тебя член отсох.

— Узнаю своего Кита. Ты создан для того, чтобы упиваться мучениями слабых и невинных, а не падать из-за них в обморок. — Вор дернул за веревку и улыбнулся, увидев, как побледнел Кристиан. — Присоединяйся ко мне добровольно, любовь моя. Что еще тебе остается теперь, когда ты достаточно вкусил супружеского счастья? Я помогу тебе избавиться от жены.

— Оставь меня, — задыхаясь, проговорил Кристиан.

— Джек покачал головой:

— Я не могу этого сделать. Вдобавок еще одно упражнение с веревкой, и ты будешь умолять меня, чтобы я позволил тебе выполнить любое свое желание, лишь бы положить конец боли.

— Не удивительно, что лорд согнал тебя с земли. Ты, наверное, морил голодом собственных жену и ребенка.

Разбойник дважды ударил Кристиана кулаком в живот и одновременно натянул веревку. На этот раз Кристиан закричал. Этот крик доставил бы Джеку немалое удовольствие, не появись в этот момент на поляне вооруженные всадники.

Сквозь нестерпимую боль, нахлынувшую на него после того, как Джек отпустил веревку, Кристиан все же различил топот копыт и звон мечей, и, уже падая, услышал звуки завязавшегося боя. Джек не дал ему упасть, рывком поставив на ноги. Кристиан завалился вперед на поддерживавшую его руку; вор схватил его за шею и, запрокинув голову, приставил к горлу кинжал.

Когда голова Кристиана оказалась поднятой таким образом, он увидел своего отца и трех других вооруженных людей, сражавшихся с бандитами Джека. Граф, наклонившись вбок, перерубил одного из них чуть ли не надвое. Джек замахал графу, и Себастьян посмотрел в их сторону. Последовала пауза, граф опустил меч. Кристиан попробовал вырваться, но руки у него не действовали; онемевшие и бесполезные, они были зажаты между двумя телами: его собственным и его мучителя.

— Сдавайтесь, милорд, — заорал Черный Джек, — или я убью вашего сына.

Ужас охватил Кристиана при мысли об отце в руках Черного Джека. Нет. Он стал извиваться, не обращая внимания на то, что острие кинжала царапает ему кожу. Себастьян закричал, приказывая сыну прекратить сопротивление, но тот был уже не способен внимать голосу разума. Он рванулся в сторону и выругался, поняв, что ему не справиться с противником.

— Стой спокойно, любовь моя, — прошипел Джек, усиливая свой захват. — Я хочу, чтобы твоя голова еще побыла у тебя на плечах.

Видя, что его отец слезает с лошади, Кристиан с протестующим возгласом возобновил борьбу. Внезапно Черный Джек взвизгнул. Тело его дернулось, и Кристиан выставил вперед ногу с целью подставить вору подножку. И действительно, Черный Джек потерял равновесие и упал, подминая под себя Кристиана.

Кристиан стукнулся головой о землю. Джек навалился на его истерзанные болью руки и грудь всей своей тяжестью, но он все равно неистово извивался под ним, стараясь сбросить с себя. Это ему удалось, и он встал на колени, услышав в тот же момент, что сражение возобновилось.

Откинув упавшие на лицо волосы и выплюнув набившуюся в рот грязь, Кристиан стал искать глазами Черного Джека. Челюсть у него отвисла, когда он увидел Нору, стоявшую над вором с поленом в руках. Она обрушила на него полено, но Джек отклонился вправо, и удар пришелся по голове сбоку. Вор захрипел и покачнулся.

В ту же минуту Нора наклонилась вперед и вытащила из его правой ягодицы свой кинжал. Джек заорал и, зажав рану рукой, стал отползать в безопасное место, но почти сразу наткнулся на графа. Подняв обутую в сапог ногу, Себастьян изо всех сил ударил вора в плечо, затем приставил меч к его носу и улыбнулся.

Захват Джека положил конец сражению. Кристиан, все еще стоя на коленях в грязи, поднял голову и посмотрел на жену.

— Дорогая, — пробормотал он, с неохотой встретившись с ней взглядом.

— Ты слабоумный, безмозглый, пустоголовый тупица, — сказала Нора. — Ты законченный идиот.

От страха за Кристиана слезы выступили у нее на глазах. Ей одновременно хотелось броситься к нему в объятия и отшлепать его.

— Ты ускакал в лес без оружия и без сопровождения, — принялась она ругать мужа. — Ты ненормальный.

— Он сказал, ты послала его сюда.

— И ты ему поверил? Эх ты, колеблешься, как тростник на ветру. Выходит, у тебя совсем нет веры в мою любовь. Ну да ладно. — Она опустилась на колени рядом с ним и погладила по щеке, превратившейся в сплошной синяк. — Ты должен обещать мне, что никогда больше не будешь пугать меня так.

— Задержите его! — услышали они голос Блейда и обернулись.

Черный Джек ускользнул от графа и сейчас садился на лошадь. Он взвизгнул, опустившись в седло, но тем не менее тронул лошадь с места.

— Джек, — вскрикнул Кристиан.

Он начал подниматься, но Нора обхватила его.

— Нет, Кристиан.

— Пусти меня, он убегает.

В отчаянии Нора вцепилась в мужа, но ему удалось оторвать ее от себя, и он тут же устремился к лошади. Подбежал Блейд с ключом в руке и освободил Кристиана от наручников.

Нора протянула к мужу руки, но он не смотрел в ее сторону, он несся к своей лошади. Он бежал легко, согнув руки и прижав их к бокам. Он снова был во власти своей навязчивой идеи.

У Норы безвольно опустились руки.

— А как же я? — проговорила она полным безнадежности голосом.

Она сказала это очень тихо, и он не мог ее услышать, но он замедлил свой бег. Обиженная тем, что он оставил ее, когда больше всего на свете ей хотелось обнять его и почувствовать его объятие, она уже боялась на что-то надеяться. Но он остановился и повернулся к ней.

Черный Джек уже исчез из виду, скрылись и два погнавшихся за ним всадника из числа людей графа. Она знала, что разбойник способен ускользнуть от них, знал это и Кристиан. И все же он остановился.

Она задержала дыхание, когда он посмотрел сначала на нее, потом вслед ускакавшему Джеку. Он долго смотрел в ту сторону, потом отвернулся. Нора задрожала всем телом, когда он сделал шаг по направлению к ней, потом другой. Он возвращался.

Он остановился перед ней и заглянул в глаза. В его собственных она увидела боль. Он не прикоснулся к ней, хотя стоял очень близко. Помятый и растрепанный, он все равно был необыкновенно красив. Его вид действовал на Нору как пение сирены.

Сердце ее переполняли любовь и желание, но одновременно она испытывала и некоторую робость. Слишком недавно поверила она в его любовь, а он дважды за один день усомнился в ее преданности. Все ее старые страхи вернулись и принялись подтачивать ее вновь обретенную уверенность в себе. Возможно, он не мог поверить ей потому, что она не обладала качествами, способными вызвать доверие.

Он прикоснулся к ее руке и она, собрав мужество, встретила его взгляд.

— Если ты можешь простить меня еще раз, — сказал он, — то всю оставшуюся жизнь я буду доказывать тебе свою любовь.

— Я хочу попросить тебя об одной вещи, — поколебавшись, ответила она.

Взяв обе ее руки в свои, он подошел совсем вплотную к ней.

— Я исполню любое твое желание.

— Подожди давать обещания. Я хочу, чтобы ты отказался от этой безумной идеи о мести. Каждый день ты отдаешь ей частичку своей души и обедняешь тем самым нашу любовь. А Черный Джек способен погубить нас обоих.

Она ждала, огромным напряжением воли сдерживая страх. Наклонив голову, Кристиан поцеловал ей руки, потом опять посмотрел прямо в глаза.

— Секунду назад я собирался вскочить на коня и гнаться за Черным Джеком до тех пор, пока один из нас не упадет. Но осознал, что у меня слишком болят руки и, возможно, я и на лошадь-то сесть не сумею, не то что нестись во весь опор. А потом мне пришла в голову странная мысль. — Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку. — Я вдруг понял, что преследую Джека по привычке, а не по необходимости. Я потерял к нему интерес.

— Правда?

— Знаешь, что занимает в данный момент мои мысли?

Она покачала головой.

— Какое наказание придумает для меня мой маленький дракон за то, что я в нем усомнился.

Она бросилась к нему и, обхватив руками за шею, разрыдалась. Со стоном положив руки ей на талию, Кристиан забормотал слова утешения. Но Нора зарыдала еще сильнее.

— Т… тебя могли у… убить…

— Прости меня.

— Никогда б… больше не д… делай так.

— Не буду.

Захлебываясь слезами, она тем не менее почувствовала, как его губы прижались к ее уху.

— Нора, не надо. Если ты не перестанешь плакать, я возьму тебя на руки, а руки у меня болят. Ты же не захочешь, чтобы мне было больно.

— О, твои руки. — Она отстранилась от него, вытирая слезы. — Очень больно?

— Они словно налиты свинцом.

— Это для тебя заслуженное наказание, — подал голос граф. Он сидел неподалеку на бревне, вытирая меч.

— Сир, — начал Кристиан.

— Придержи язык, беспутник. У меня по твоей милости испорчено настроение. Не люблю, когда приходится спасать твою жизнь до обеда.

Нора хихикнула, но тут же прикрыла рот рукой, поймав грозный взгляд мужа. Она умиротворяюще положила руку ему на грудь.

— Ты не хочешь узнать, почему я попросила твоего отца отправиться за тобой вслед?

— Расскажи, сделай милость.

— Если бы ты удосужился выслушать Иниго, ты узнал бы, что ему сообщили об исчезновении Джека из города. Бедняга примчался предупредить тебя, но ты не стал слушать, а погнался за Блейдом. Тогда он рассказал об этом мне. Ох, у меня чуть сердце не остановилось от страха за тебя.

Кристиан начал было поднимать руку ко лбу, но, поморщившись, опустил ее.

— Я начинаю думать, что все эти заклятья старухи Винни подействовали неправильно и повредили мне мозги.

Нора улыбнулась мужу. Одежда его была в беспорядке, лицо в грязи, но это не имело для нее никакого значения, ее влекло к нему с непреодолимой силой без всяких заклятий. Камзол и рубашка под ним были порваны, обнажая гладкую, влажно поблескивающую кожу.

Она еще не решила, как отнестись к взрыву его дикой ревности. Теперь, когда он успокоился, она поймала себя на том, что испытывает нечто вроде благоговения. Он ревновал. По тому, как он смотрел на Блейда, она поняла, что он еще не простил юношу окончательно. Бедняга Блейд помогал людям графа связывать пленников и старался держаться подальше от молодого лорда.

Голос Себастьяна отвлек Нору от ее размышлений. Граф раздраженно отчитывал сына:

— Если бы ты с самого начала вел себя как положено, она бы бросилась к твоим ногам и тебе не пришлось бы ревновать к восемнадцатилетнему юнцу. Боже милостивый, я видел, как ты очаровывал пресыщенных распутниц и придворных матрон, исполненных добродетели. Как же получилось, что ты не смог вновь завоевать расположение кроткой нежной девушки?

Подойдя ближе, Нора увидела выражение горя и стыда на лице мужа; она взяла его руки в свои.

— Пожалуйста, милорд, — обратилась она к графу, — ваш сын завоевал мое расположение и вернул мою любовь несколько дней назад.

— Тебе не нужно лгать ради меня, — сказал Кристиан.

— Это не ложь. Просто я ужасная трусиха. Я боялась поверить тебе снова, пока не увидела, как ты варишь свое любовное зелье в обществе Ката. Раньше ты казался мне таким… таким… в общем, ты пугал меня, и тут вдруг я увидела, как ты пытаешься околдовать меня, произнося магические заклинания, взяв в помощники щенка.

Граф захохотал так, что чуть не свалился с бревна. Кристиан пробормотал что-то, чего Нора не расслышала, потом наклонился и прошептал ей прямо в ухо:

— Тебе обязательно надо было говорить это в его присутствии? Черт тебя возьми, женщина, я не потерплю, чтобы моя жена рассказывала обо мне всякое моему собственному отцу.

Заметив, как покраснел муж, Нора прикусила губу, удерживая улыбку. Ее снова переполняла уверенность в себе.

— Но, Кристиан, ты такой замечательный.

Он мигом успокоился и внимательно посмотрел на нее.

— Думаешь, я замечательный?

Она подошла ближе и, взяв его больные руки, осторожно положила их себе на талию. Подняв глаза, она взглянула ему прямо в лицо, вложив в этот взгляд всю свою любовь и обожание. Раньше она боялась показать ему, что он для нее значит, но теперь, зная, что и он полностью в ее власти, она могла быть откровенной.

Кристиан все еще хмурился и, казалось, сам не замечал, что трется о нее бедрами. Она ощутила приятное покалывание в груди и погладила его шею. Глубоко вздохнув, он пробормотал ее имя и потерся лицом о ее щеку.

— Замечательный, — прошептала она. — Чудесный, неистовый. Когда ты входишь в комнату, я воспламеняюсь от одного твоего вида.

— Рад это слышать, ибо намерен постоянно входить в комнаты.

Встав на цыпочки, она поцеловала его. Сначала он стоял неподвижно, пока она ласкала языком его рот, но очень скоро прижался к ней бедрами и активно заработал языком.

— Распутник, — сказал граф.

Кристиан поднял голову и, улыбнувшись Норе, ответил:

— Мы забыли про стыд, сир.

— Придется тебе повременить с этим, Кристиан. Ты, видимо, не замечаешь, что совсем стемнело, а я голоден. Если ты заставишь меня ждать здесь и дальше, я переброшу тебя через седло и повезу домой как мешок с репой.

Нора захихикала, и Кристиан отпустил ее.

— Пожалуйста, сир. Когда я смогу научить жену уважению ко мне, если вы высказываете подобные угрозы?

Взяв Кристиана за руку, Нора сказала:

— Вы сможете обдумать эту дилемму по пути домой, милорд. Я помогу вам взобраться на лошадь. Хорошая жена не допустит, чтобы ее муж выглядел как мешок с репой.

ГЛАВА 26

Спустя два дня после того, как она спасла Кристиану жизнь, когда она находилась в прядильне, наблюдая за работой, туда ворвался запыхавшийся и покрасневший от волнения Артур.

— Миледи, они опять дерутся, а я не могу найти графа.

Артур заскользил по полу, пытаясь затормозить, и задел ногой прялку. Служанка, работавшая на ней, хотела стукнуть мальчика, но он увернулся и отбежал от нее подальше.

— Скорее, миледи.

Подобрав юбки, Нора бросилась из прядильни вслед за Артуром. Она догнала его у входа в галерею. Дверь была закрыта, но она все равно услышала сердитый голос Блейда:

— Я не буду этого делать.

Кристиан ответил нежным голосом менестреля, заставившим Нору и Артура обменяться испуганным взглядом.

— Да, с моей стороны было глупо рассчитывать на твою благодарность.

Зная, что этот сладкий голос был у мужа признаком предельного раздражения, Нора поспешила войти. Кристиан развалился в кресле у окна, перекинув ноги через подлокотник. В солнечном свете блестели его темные волосы, сверкала рубиновая серьга. Он крутил в руках запечатанное письмо.

Бросив быстрый взгляд на Нору, он вернулся к созерцанию письма.

— Щенок призвал тебя, чтобы ты защитила этого неблагодарного невежу.

— Как получилось, что его опять надо от тебя защищать? — спросила Нора. — Я так наслаждалась покоем эти несколько дней.

Воздев руки, Блейд фыркнул и мотнул головой в сторону Кристиана.

— Я больше не хочу, чтобы меня пасли как овцу. И за что мне быть благодарным — за то, что меня запирали в башне, били и мучили?

Зевнув, Кристиан зажал письмо между большим и указательным пальцами и принялся раскачивать его. Нора попыталась прочесть, кому адресовано письмо, но оно двигалось слишком быстро. Полнейшая невозмутимость мужа, увидела Нора, вывела Блейда из себя, на что Кристиан, видимо, и рассчитывал. Юноша прошипел какое-то ругательство и сжал кулаки. Но, прежде чем он успел перейти к действиям, Нора вырвала у Кристиана письмо.

— Это тебе. — Она протянула письмо Блейду, который спрятал руки за спину.

Кристиан встал с кресла и прислонился к оконной раме.

— Он не возьмет его. Упрямый как мул. Мой отец послал людей к его отцу, они проделали весь этот путь к шотландской границе и обратно, а теперь он отказывается читать ответ. Я привяжу его к креслу и прочту письмо вслух.

— Сукин сын!

Кристиан мгновенно прыгнул к Блейду, но Нора ждала этого. В последний момент она встала на пути мужа и схватила его за руки. Его естественной реакцией было объятие, и, поняв, что его перехитрили, он застонал. Потом угрожающе проговорил, глядя на Блейда через голову Норы:

— Придержи свой грязный язык в присутствии моей жены, или я его отрежу.

— Пожалуйста, вы оба, — вмешалась Нора. — Я устала от ваших перебранок. Блейд, почему ты не прочтешь письмо отца?

Блейд отвернулся и ничего не ответил.

— Ну же, мой сладкий, — вставил Кристиан, — отвечай Норе. Это легче, чем отвечать мне.

Призвав мужа к молчанию взглядом, которому она от него же и научилась, Нора подошла к Блейду и положила руку ему на плечо.

— Ты боишься.

Блейд кивнул.

— Когда-то Кристиан тоже боялся предстать перед отцом.

— Нора! — прорычал Кристиан.

— Он боялся, — продолжала Нора, — что граф не захочет его знать, поскольку о нем и его делах шла дурная слава по всему королевству. — Блейд снова кивнул, и она сжала его плечо. — Но граф не придавал этому никакого значения. Он любил Кристиана и хотел, чтобы сын вернулся к нему. Твой отец любит тебя?

Блейд опустил голову, стараясь спрятать лицо, так что почти уткнулся подбородком в грудь, но при этом все же кивнул еще раз.

Она протянула ему письмо.

— Тогда это письмо не может быть ничем иным, кроме как свидетельством его любви и радости, и тебе нечего бояться.

Она терпеливо ждала и наконец услышала вздох. Она поднесла письмо еще ближе, и Блейд взял его. Уставился на печать и потер ее пальцем. Нора отошла от него и, взяв Кристиана за руку, повела в дальний конец галереи.

— Я не хочу уходить, — запротестовал Кристиан. — Вдруг он не станет читать письмо, а я обещал отправить его на север с эскортом.

Она потянула его за руку, не выпуская ее.

— Господи, как же мне хочется, чтобы кто-нибудь растолковал тебе, что нельзя распоряжаться жизнью других людей.

Обняв за талию, Кристиан поднял ее на руки и вынес из галереи. Проходя мимо изумленного Артура, он крепко поцеловал ее.

— Черт с ним, с Блейдом. Тут есть кто-то, кому мои распоряжения нужны куда больше, чем ему. Я попробую отдавать их в постели. — Он стал подниматься по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки.

— Кристиан, я пряла. — Нора задрыгала ногами.

— Можешь прясть подо мной, если сумеешь.

— Ах ты, распутник, — сказала она, когда Кристиан остановился на верхней ступеньке и прижался лицом к ее груди.

— Да, — ответил он; голос его звучал приглушенно. — Не забудь поблагодарить за это Бога в своих молитвах.

***

Спустя несколько дней прохладным туманным утром Нора стояла рядом с Кристианом и махала Блейду, проезжавшему в этот момент по мосту. Он уезжал на север к своему отцу. За эти несколько дней он немного успокоился и уже не с таким страхом, как раньше, ждал этой встречи. За его безопасность Нора не слишком беспокоилась, потому что его сопровождал граф со своими людьми. Кристиан заверил ее, что даже Черный Джек не осмелится напасть на графа с его рыцарями и слугами.

Смахнув с кончика носа капли тумана, Нора махнула последний раз. Кристиан резко взял ее за руку и потянул за собой в дом, а потом вверх по лестнице.

— Что ты делаешь? — Она никак не могла привыкнуть к непредсказуемому поведению своего мужа.

— Поспеши. Мы должны переодеться и поскорее ехать, если хотим успеть.

Она ухватилась за перила:

— Ехать? Куда мы поедем?

— Это сюрприз.

Вскоре Нора уже была одета в грубую шерстяную нижнюю юбку и платье со шнуровкой спереди. Волосы закрывал белый платок. Поверх платья была наброшена накидка, местами залоснившаяся от долгой носки. Костюм Кристиана был под стать ее одеянию: шерстяные чулки, кожаная куртка, поношенные сапоги. На голове — простой мягкий картуз. Лихо сдвинув картуз набок, он схватил Нору за руку:

— Пошли.

Нора отпрянула и распахнула свою накидку.

— Я не могу. Посмотри на вырез этого платья. — Она оттолкнула руку Кристиана. — Нет, сэр, я не доверяю вам, когда вы смотрите не меня таким жадным волчьим взглядом.

— Но, дорогая, ты так…

— Помоги мне со шнуровкой, или я никуда не пойду. — С помощью Кристиана ей удалось зашнуровать платье так, что грудь была должным образом прикрыта. — Откуда ты достал этот наряд?

— Забыл, дорогая, это было так давно. Ясно, однако, что дама, которая его носила, была плоскогрудой, как мальчик, а бедра у нее были широкие, как галеры. Ты уверена, что моя помощь больше не нужна? — Он провел рукой по ложбинке между грудями, и она ударила его по пальцам.

— Я не знаю другого знатного сеньора, который держал бы у себя одежду из гардероба торговца шерстью или бродячего торговца.

— Мы опоздаем.

Он торопливо повел ее из дома, предупредив, чтобы она как следует прикрыла накидкой платье. Вместе с ними должны были ехать Хекст, Иниго и еще дюжина людей. Вскочив на лошадей, они поскакали в туман, окутывавший поля и леса вокруг Фале. Они ехали большую часть дня, лишь изредка останавливаясь, чтобы отдохнуть и перекусить. Небо так и не прояснилось, и над ними висела сплошная серая пелена.

По мере их продвижения туман все больше сгущался и становилось прохладнее. Нора ехала рядом с Кристианом. Внезапно он развернул свою лошадь и, подъехав к Хексту, о чем-то заговорил с ним. Вскоре он вернулся, а их эскорт съехал с тропинки и исчез среди деревьев. Нора вопросительно посмотрела на Кристиана.

— Дальше мы поедем одни. Хекст разобьет для нас лагерь.

— А как же воры и Черный Джек?

— В этом лесу нет воров.

— Почему?

Он уставился в густой туман и слегка улыбнулся.

— Это особый лес.

— Какая таинственность!

— Может, ты устала? Потерпи, скоро мы отдохнем.

Они поехали дальше. Туман окружал их со всех сторон как белый океан, но Норе казалось, что это нисколько не мешает Кристиану ориентироваться и он прекрасно знает, куда едет. В лесу было тихо, не было слышно ни пения птиц, ни других звуков, словно все обитатели леса разом уснули. Лишь копыта их лошадей приглушенно цокали по мягкой земле, поскрипывали седла и позвякивали трензели.

У Норы онемел зад и начало сводить ноги, но тут наконец Кристиан объявил привал. Стреножив лошадей, он достал одеяло и кожаную флягу с водой и повел Нору к какой-то черной груде, оказавшейся остатками дерева, в которое ударила молния. За ней он расстелил одеяло и помог Норе сесть. Она со стоном вытянула перед собой ноги. Кристиан уселся рядом.

— Теперь ты скажешь, куда мы едем? — спросила она.

— Нет.

Перебирая завязки накидки, Нора прочистила горло и заговорила, стараясь, чтобы голос ее не дрожал:

— Ты… ты не сердишься на меня?

— Конечно, нет.

Она облизнула губы и сделала еще одну попытку.

— Кристиан, ты не собираешься избавиться от меня?

Сев прямо, он посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Ты боишься?

Она со вздохом покачала головой.

— Нет. Уже не боюсь. Не теперь, когда ты выглядишь таким удивленным. Но я так мало знаю тебя.

— Да, нескоро ты еще будешь полностью доверять мне. — Он нежно поцеловал ее. — Я могу это понять, хотя мне и горько при мысли о том, что ты все еще боишься меня. Не бойся.

Он опять поцеловал ее, и ее волнение улеглось.

— Я рада, что ты не собираешься избавиться от меня, — сказала она, в то время как он терся щекой о ее щеку. Он пробормотал что-то неразборчивое. — Иначе мне пришлось бы убежать и ради Артура вступить с тобой в борьбу.

Кристиан поцеловал ее в шею, потом посмотрел прямо в глаза.

— Не хочу я никакой борьбы.

Его спокойный тон и устремленный на нее взгляд отвлекли Нору от ее мыслей.

— Мы в лесной глуши, — сказала она, положив руки ему на грудь.

Он обхватил ее запястья и, разведя руки, навалился на нее.

— Вокруг туман.

— Да.

Она дернулась, когда он сжал ей лодыжку. Потом его рука скользнула ниже.

— Здесь могут быть волки и медведи.

— В этом лесу — нет.

Он надавил ладонями ей на бедра, разводя ноги пошире. Нора хотела приподняться, но он приник к ее рту и поцелуем опрокинул назад.

— Кристиан, не надо. В любую минуту кто-нибудь может появиться, — запротестовала она между поцелуями.

— Никто сюда не придет, поверь мне.

Она почувствовала, как он нежно провел от шеи к груди кончиками пальцев.

— Это и есть сюрприз?

— Нет. А теперь молчи.

— Но Кристиан…

— Черт возьми, женщина, придется заставить тебя замолчать.

Он просунул язык ей в рот, одновременно развязывая накидку. В таком положении она, естественно, не могла сказать ни слова. Она попыталась поймать его руки, но они двигались слишком быстро. Прежде чем она смогла помешать ему, он потянул вниз ворот ее платья, обнажив грудь, и стал ласкать соски кончиками пальцев. По ее телу прошла дрожь наслаждения, и она выгнула спину, мгновенно забыв о волках и медведях. Они надолго погрузились в бурный поток страсти.

Когда все закончилось, они распластались обессиленные, с влажной от пота и тумана кожей. Голова Кристиана покоилась у Норы на груди, его плоть, еще не совсем утратившая твердость, оставалась в ней. Нора бездумно сжимала ему ягодицы. Но вот он поднял голову и посмотрел на нее. Она с изумлением увидела, что в его глазах блестят непролитые слезы.

— Что случилось?

— Ничего. Все так чудесно, что меня охватывает страх — вдруг все это куда-то исчезнет, вдруг я потеряю тебя. — Он прижался лбом к ее лбу. — Понимаешь теперь, почему я не хотел любить тебя, привязываться к тебе? Я боялся. Так было и тогда, когда отец нашел меня. Я боялся любить, быть счастливым. Когда любишь, становишься уязвимым, способным испытывать боль. Я так люблю тебя, что не вынесу потери.

Она изо всех сил обняла его и обвила ногами.

— Ты потеряешь меня только в том случае, если перестанешь любить.

— Ты можешь умереть.

— Да. Но я буду ждать тебя.

Он нахмурился.

— Ждать меня?

— На небесах. Если я умру, я буду ждать на небесах, когда ты присоединишься ко мне, и тогда мы навсегда будем вместе.

— Я не подумал об этом.

— Конечно, ты должен обещать мне то же самое. И не смей развлекаться с каким-нибудь хорошеньким ангелом, пока будешь ждать меня.

Кристиан вздрогнул, потом, разразился смехом:

— Ты чудо. У тебя ум ученого, а тело… нет, этого я не скажу, а то маленький дракон рассердится.

Она чмокнула его в нос.

— Возможно ли, чтобы наводящее ужас чудовище так осторожничало со мной?

— Не моя вина, что науку чувственной любви я начал постигать в борделях. — Кристиан оправил свою одежду, помог Норе зашнуровать лиф ее платья и поднял на ноги. — Время подходит, любовь моя. Нам нужно ехать, если мы хотим вернуться к Хексту и остальным до темноты.

Они снова сели на лошадей и пустились в путь по окутанному туманом лесу. Спустя некоторое время они выехали к ручью. По мере их продвижения вдоль ручья местность становилась каменистой; ручей петлял и извивался среди неровностей почвы. Прошло еще около получаса. Кристиан остановился и стал внимательно к чему-то прислушиваться. Подъехав к нему и проследив направление его взгляда, Нора увидела нагромождение камней и огромных валунов, за которым исчезал ручей.

Кристиан продолжал напряженно вслушиваться; Нора, ничего не слышавшая, никак не могла понять, что же так приковало к себе его внимание. Он вытянул вперед голову и привстал в седле; тело его напряглось. Наконец она тоже услышала. Откуда-то издалека донеслись голоса; можно было разобрать, что говорят женщины и несколько мужчин. Низкий голос женщины показался Норе знакомым, но она не могла определить, где слышала его раньше.

Прежде чем она успела как следует покопаться в памяти, Кристиан спешился и помог ей сойти с лошади. Привязав лошадей, он подошел к Норе. Челюсти у него были сжаты, глаза сияли, как драгоценные камни в луче света. Он молча смотрел на нее, словно оценивая, потом слегка улыбнулся и пониже надвинул капюшон. Вытянув руку, поправил и ее капюшон тоже.

— Что бы ни случилось, — сказал он, — ты не должна открывать лицо. Обещай мне.

— Ты опять пугаешь меня.

— Обещай.

— Хорошо, обещаю.

— Тогда пошли.

Он взял ее за руку и повел к груде камней. Здесь он остановился и молча стал ждать, ничего не ответив, а лишь покачав головой на вопрос Норы, что он делает. Голоса стали громче, и Нора поняла, что неизвестные люди приближаются к ним. Когда они появились в поле их зрения, Кристиан упал перед Норой на колени, поцеловал руки и, бросив на нее сладострастный взгляд, начал декламировать:

Слилися наши души, Водой не разольешь, Но страсть и тело сушит, Чего ж ты еще ждешь? К чему пустые речи? Иди ко мне скорей, Прижмись ко мне покрепче И стыд преодолей.

Лицо у Норы пылало. Она безуспешно пыталась вырвать руки, пока Кристиан на виду у приближавшихся незнакомцев читал ей стихи. Он вздыхал, ворковал, закатывал глаза и целовал ей руки, и она уже начала думать, не зачаровала ли его какая-нибудь лесная фея.

Наконец ей удалось высвободить руки. Кристиан встал, а она обернулась посмотреть на подходившую к ним группу. Сердце у нее ушло в пятки. Прямо к ним шла белокожая молодая женщина с золотисто-рыжими волосами. Высокая женщина, ступавшая с решительностью солдата и грацией королевы. На ней был костюм для верховой езды из черного бархата, отделанный золотом. Пальцы унизаны рубиновыми и изумрудными кольцами, а на шляпе сиял бриллиант.

Сопровождавшие ее мужчины, одетые почти так же богато, как и их госпожа, услышав голос Кристиана, выступили вперед. Один из них потряс у него перед носом хлыстом:

— Что ты делаешь здесь, на королевских землях? На колени перед Ее высочеством принцессой Елизаветой.

— О, — воскликнул Кристиан. Он снова упал на колени, потянув за собой Нору. — Мы не хотели ничего плохого, милорд. Мы заблудились, милорд.

Изумленная Нора смотрела на кривляния мужа, не в силах понять, что происходит. Потом, опустив голову, глянула из-за края капюшона на принцессу.

Елизавета позволила своим людям обыскать Кристиана и задать ему кучу вопросов. Беспрестанно вертя в руках хлыст, она в свою очередь тоже внимательно разглядывала Нору и Кристиана. Наконец ей, судя по всему, надоело чрезмерное рвение ее спутников.

— Довольно, Алан. Это простые добрые люди. Хорошие честные люди, которые заблудились. Вне всякого сомнения, они любовники. Я поговорю с ними немного. Я давно не видела таких счастливых лиц. Идите, я скоро присоединюсь к вам.

Нора с благоговейным трепетом наблюдала, как по одному слову Елизаветы пятеро знатных вельмож поспешно отошли, чтобы не слышать разговора принцессы, хотя и остались в пределах видимости. Принцесса приблизилась и протянула Кристиану руку:

— Беспутник, я вижу: тиран превратился в раба.

— Не совсем так, Ваше высочество.

Кристиан поцеловал Елизавете руку; потом рука была протянута Норе, но перед этим принцесса ущипнула Кристиана за щеку. Нора была уверена в этом.

— Это та молодая женщина, о которой рассказывал Сесил?

— Да, Ваше высочество. Моя жена Нора.

Нора взяла протянутую руку. Рука была теплой; когда она прижалась к ней губами, Елизавета легонько сжала ей руку и что-то вложила в ладонь. У Норы хватило ума сделать вид, что ничего не произошло. Она быстро спрятала руку под накидкой. Елизавета улыбнулась ей, и Нора немного успокоилась.

— Мы все прячемся под тысячью масок, — сказала Елизавета. — Но думаю, скоро этому придет конец.

— Осень на исходе, Ваше высочество, — прошептал Кристиан, — а лекари говорят, что королева не протянет зиму.

— Ты предпочитаешь французскую или испанскую моду? — обратилась Елизавета к Норе, указывая на свой костюм для верховой езды.

Сердце у Норы забилось как пойманная рыба. Не в характере Елизаветы было задавать подобные легкомысленные вопросы.

— Ни ту, ни другую, Ваше высочество. Мне больше по вкусу все истинно английское, будь то мода, пища или семья.

Откинув голову, Елизавета расхохоталась, хлопнув себя по бедру хлыстом.

— И, однако же, ты вышла замуж за это фантастическое создание.

— Милорд в самом деле чем-то похож на феникса, но это английский феникс.

— А как насчет французских и испанских птичек? Не жуй губу, девочка, отвечай мне честно.

— Французские и испанские птицы курлыкают нежно как голуби, но в сердцах у них обман и злоба, Ваше высочество, — ответила Нора, удивляясь собственной смелости.

Елизавета взглянула на Кристиана.

— Беспутник, каким образом тебе удалось сделать правильный выбор? Ты ведь большую часть времени проводил в компании шлюх и воров.

Кристиан склонил голову, потом с улыбкой посмотрел на Елизавету.

— Тот, кто часто купается в грязи, способен оценить глоток чистой воды.

— Я прощаюсь с тобой, дерзкий. В ближайшие несколько месяцев играй себе роль безобидного новобрачного. Живите в деревне и держитесь подальше от Лондона. Английский корабль идет ко дну, и его команда устремилась вплавь к ближайшему берегу. Не все доплывут до него, и мне бы не хотелось, чтобы мои дорогие друзья оказались в числе бедняг, сгинувших в пучине.

— Мы уедем в замок Монфор, но все наши люди будут в полной готовности.

Кристиан опять склонил голову, и Нора последовала его примеру. Елизавета повернулась, собираясь уходить, но в последний момент задержалась и шепнула Норе:

— Будь я свободна, я поступила бы так же. Но я слишком люблю славу, к тому же каждый из нас действует в соответствии с Божьим замыслом. Прощай, леди Беспутница.

Нора крепко сжимала руку мужа, пока они наблюдали, как принцесса уходит в туман. Когда золотисто-черная фигура скрылась из виду, Нора покачала головой.

— Милосердный Боже.

— Я думал, ты будешь довольна.

— Боже милосердный.

Кристиан засмеялся, а Нора все продолжала качать головой из стороны в сторону.

— Милосердный Боже.

— Пора идти. Мы должны найти Хекста до наступления ночи.

— Боже милосердный. — Нора уставилась на свою руку.

— Нора, ты заговариваешься.

— Посмотри.

Держа руку ладонью вверх, Нора смотрела на предмет, который дала ей Елизавета. Это было кольцо с камеей в римском стиле, изображавшей Венеру и Купидона. Сзади на золотой основе была выгравирована роза Тюдоров.

Кристиан взял кольцо и надел его на палец Норы.

— Ей так долго приходится быть мужественной; она научилась ценить мужество в других.

— Мужество? Во мне?

Подняв глаза к небу, Кристиан громко вздохнул и повел Нору назад к лошадям. Еще не пришедшая в себя Нора молчала, ничего не замечая вокруг, пока он не обхватил ее за талию и не посадил в седло. Почувствовав его сильные руки, она вышла из оцепенения. Накрыв его руки своими, она залюбовалась контрастным сочетанием цветов в его лице: фиалковые глаза и темно-красные губы. От нее не ускользнуло кокетливое поведение Елизаветы и ее оценивающий взгляд. Это можно было считать предвестием того, с чем ей придется столкнуться, когда они вернутся ко двору из своего вынужденного уединения.

Внезапно судьбы королевства и грозящие ему беды утратили для Норы значение, равно как и похвала Елизаветы. Все это могло подождать; на первый план выдвинулась проблема сексуальной притягательности Кристиана для женского пола. Впрочем, Нора тут же вспомнила, что у мужа у самого есть слабое место.

— Кристиан!

Занятый ее седлом, он что-то пробормотал в ответ. Наклонившись, она положила ладонь ему на щеку, и он взглянул на нее. Она провела кончиком языка по верхней губе, и его руки застыли на подпруге. Губы раздвинулись, словно он хотел что-то сказать, но сбился с мысли, завороженный созерцанием ее губ. Ее пальцы пробежали по его шее, юркнули под камзол, потом поиграли с темными мягкими волосами. Он поднял ресницы, и она увидела в его глазах огонь, который сама же разожгла. Он схватил ее руку и отвел от своих волос.

— Веди себя скромнее, любовь моя, а то получишь то, на что напрашиваешься.

— А может, мне этого и хочется.

— Черт побери, а ты, похоже, не шутишь.

Он потянулся к ней, но она оттолкнула его руки.

— Не сейчас, распутное чудовище. Мне захотелось посмотреть, как ты будешь раздеваться в палатке при свечах.

Кристиан закрыл глаза и застонал.

— Бог наказал меня, сделав рабом жестокой и ненасытной женщины.

Он подбежал к лошади, вскочил на нее и, пришпорив бедное животное, пустил его рысью. Проезжая мимо Норы, он потянул за поводья ее кобылу.

— Поспеши, любовь моя. У Хекста было достаточно времени, чтобы поставить палатку.

— Мне пришла в голову одна мысль, — сказала она.

Он подъехал к ней так близко, что его жеребец толкнул плечом кобылу Норы.

— Какая мысль?

— Я подумала, что я, должно быть, и в самом деле мужественная женщина; ведь для того, чтобы верховодить лордом-беспутником, требуется огромное мужество.

— Мы еще посмотрим, кто здесь верховодит, женщина.

Она засмеялась, но смех тут же сменился вскриком: Кристиан, наклонившись, поднял ее с лошади. Посадив Нору впереди себя, он приник к ней в долгом поцелуе.

— Может, мы разделим власть, — сказала она, когда он отпустил ее.

— Может быть. — Он не отрывал взгляда от ее губ. — Я с наслаждением принимаю твой вызов.

Нору нисколько не испугали эти слова. Она улыбнулась мужу и обвила руками его талию.

— Я с восторгом вступлю в любое сражение ради такой награды, как вы, милорд.

Примечания

1

Королевская резиденция при Генрихе VIII (1491–1547), где находилась в заключении будущая королева Елизавета I (1533–1603). (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

2

Король Генрих VIII.

(обратно)

3

Блейд — клинок (англ.).

(обратно)

4

Калигула (12–41 г.) — римский император из династии Юлиев-Клавдиев. Отличался необыкновенной жестокостью.

(обратно)

5

Перевод С. Апта.

(обратно)

6

Травля привязанного медведя или быка собаками была популярным развлечением в Англии.

(обратно)

7

Перевод О. Б. Румера.

(обратно)

8

Нетитулованное мелкопоместное дворянство.

(обратно)

9

Термин в фехтовании (ит.).

(обратно)

10

Термин в фехтовании (ит.).

(обратно)

11

Свободный землевладелец недворянского происхождения.

(обратно)

12

Народный театрализованный танец (от Moorish — мавританский, по предполагаемому происхождению танца).

(обратно)

13

Послание к римлянам святого апостола Павла. Новый Завет, гл. 8 (5, 6).

(обратно)

14

Перевод А. Пиотровского.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?