«Билет до станции «Счастье»»

Шерил Сент-Джон Билет до станции «Счастье»

Пролог

Восток штата Нью-Йорк

Апрель 1869

Промокшие пассажиры, уставшие ждать, когда им разрешат вернуться в купе, толпились неподалеку от станции на мрачной маленькой деревянной платформе, освещаемой лишь лунным светом.

Всякий раз, как поезд останавливался для заправки углем и водой, Сара Торнтон опасалась, что не успеет найти дамскую комнату, выстоять в очереди и вернуться до отхода поезда. Что касается еды, то о ней она уже целые сутки даже не вспоминала.

Холодный моросящий дождь неприятно просачивался за отороченный мехом красной лисы воротник ее двубортного шерстяного пальто. Прошлой зимой это было писком моды в Бостоне. Теперь же мех больше походил на лохматый шарф из неизвестно какого материала. Да и пальто не застегивалось на выросшем животе.

Она сжала зубы, чтобы унять пульсирующую боль в пояснице, и наклонилась поднять с земли кожаную сумку, с которой не расставалась ни на секунду, боясь потерять последнее из своего скудного богатства. Однако рука нащупала лишь воздух. Сара опустила глаза туда, где всего несколько минут назад стояла сумка.

– Моя сумка! – в панике закричала она, уставившись на мокрые доски.

– Посадка! – крикнул проводник, и толпа начала рассеиваться. Сара в отчаянии пробежала по платформе, но, кроме нескольких смятых бумажек и тлеющих окурков, ничего не нашла.

– Едете, мэм?

Сара робко направилась в сторону одетого в черную форму проводника.

– У меня пропала сумка!

– Сожалею, мэм, но вам нужно заявить об этом начальнику станции.

Как раз в это время раздался свисток, и у Сары чуть не вырвался такой же надрывный стон.

– Но ведь я не успею! Поезд уже уходит.

– Решайте. Ехать дальше или остаться.

В смятении она перебрала в памяти несколько своих украшений, дневник и личные вещи. Хорошо хоть, что остался чемодан с одеждой в багажном вагоне и серебряный браслет с изумрудами, зашитый под подкладку ридикюля. Она ступила на платформу.

– Билет, пожалуйста, – нараспев произнес проводник.

Сара, не мигая, уставилась на него. Билет был в пропавшей сумке.

– У меня его нет.

– В таком случае, боюсь, я не смогу позволить вам войти в вагон.

– Но…

– Сожалею, мэм.

– Но я должна попасть на этот поезд! Мой багаж здесь, и потом, мне некуда больше идти!

– Правила есть правила. Есть билет – едете на поезде. Нет билета – не едете.

– Но сэр, вы не понимаете…

– Нет, леди, – отрезал он и, уверенно подхватив ее под локоть, направил вниз по ступенькам.

Сара чуть было не потеряла равновесие, но, к счастью, вовремя схватилась за холодные металлические поручни.

– Что случилось? – спросил мужской голос позади нее.

Она обернулась и увидела высокого незнакомца.

– У леди нет билета, и она задерживает отправление поезда.

– Да, но…

Незнакомец взял ее под руку, помогая сохранить равновесие, и заглянул ей прямо в глаза.

– Дорогая, ты забыла, – с теплотой произнес он. – Билет ведь у меня. – И он действительно извлек из кармана билет. – Моя жена могла замерзнуть здесь до смерти. Вы не должны были задерживать ее в такую погоду. Она всего-навсего немного забывчива последнее время. – Незнакомец показал проводнику билет, и тот посторонился, всем своим видом демонстрируя раскаяние.

– Прошу простить, мэм, – салютовал проводник.

Дрожа от холода, Сара позволила галантному джентльмену проводить себя в вагон.

Он заговорщически улыбнулся ей и постучал в дверь купе. Дверь мгновенно распахнулась.

На пороге стояла высокая улыбающаяся рыжеволосая женщина. При виде Сары выражение радости у нее на лице сменилось удивлением.

– Кто это?

– У леди проблемы с проводником.

– Входите, дорогая, – любезно пригласила молодая женщина и помогла Саре снять мокрое пальто. – Я Клэр, – представилась женщина, когда они оказались в крошечном купе.

Сара заметила, что женщина даже моложе, чем показалась вначале. И дело было даже не в медного цвета волосах, не в ярких румянах и помаде, а в чем-то неуловимом, скользившем во взгляде и изгибе губ. Когда она повернулась, Сара увидела, что женщина беременна, причем находится примерно на таком же сроке, как и она сама.

– А я Сара, – немного расслабилась она.

– Ну что ж, Сара, – тепло улыбнулся мужчина. – Позвольте представиться. Я Стефан Холлидей, а это моя жена, Клэр.

– Не знаю, как благодарить вас… за то, что помогли мне вернуться в поезд. Кто-то украл мою сумку. А в ней был билет.

– Не нужно меня благодарить. Нам всем рано или поздно может понадобиться помощь. Просто, в свою очередь, помогите кому-то еще, – ответил он.

– Спасибо.

– Не за что. Клэр, любимая, не могла бы ты подобрать нашей гостье что-нибудь из одежды? Ей надо переодеться в сухое. А я пойду закажу нам ужин и вернусь за тобой. Поедим в вагоне-ресторане, пока Сара отдохнет здесь в одиночестве.

Клэр кивнула и наградила мужа любящей улыбкой.

Стефан Холлидей вышел, оставив их с Клэр одних. Доставая длинную атласную рубашку и халат, Клэр обратилась к гостье:

– Разве он не душка? Иногда я просыпаюсь и удивляюсь, что это не сон, что я действительно его жена. Он драматург, к тому же талантливый. – Она извлекла из саквояжа пару мужских носков и, помахав ими, объяснила: – Простите, все мои тапочки упакованы, но это, думаю, подойдет.

– Конечно, подойдет, спасибо. – Сара взяла носки.

Клэр помогла Саре снять платье и ботинки и деликатно отвернулась, чтобы Сара могла спокойно сменить мокрое белье. Сара быстро переоделась в предложенные вещи и натянула шерстяные носки на заледеневшие ноги.

– Он потрясающий, правда? Я познакомилась с ним в Нью-Йорке, когда делала костюмы для его спектакля. А сейчас он везет меня знакомиться со своей семьей в Огайо. Хотя, честно говоря, я не уверена, что понравлюсь им.

– Почему вы так думаете?

– Мы с Холлидеями из разного теста. Они богатые. Отец Стефана много лет назад открыл литейный цех. Теперь они продают печи и тому подобное по всей стране, даже в Европу.

Холлидей Айрон? Сара вспомнила, что видела такую табличку на чугунных плитах на кухне в поместье отца.

– Мой же отец до самой смерти работал на фабрике простым рабочим. Он умер, когда я была совсем маленькой, и нам с мамой пришлось несладко. Так что, понимаете, не голубая кровь.

– Наверняка они полюбят вас, – сказала Сара больше с надеждой, чем с уверенностью. Она-то хорошо знала, как относятся сливки общества к тем, кого считают низшим сословием.

Клэр продолжала болтать, а Сара из последних сил боролась со сном. Наконец вернулся Стефан с ужином для Сары: аппетитным куском мяса с овощами и стаканом холодного молока. От запаха пищи желудок радостно заурчал. Сара была так тронута, что чуть не расплакалась.

– Мы отправляемся в вагон-ресторан, – предупредил Стефан, – а вы ешьте и отдыхайте. Потом я приведу Клэр обратно, а сам подыщу себе компанию и остаток ночи буду развлекаться игрой в карты.

Сара съела ужин, самый вкусный из тех, что доставались ей в последние несколько месяцев, с тех пор как она ушла из дому. Благословляя судьбу за свою удачу, Сара устроилась на узкой полке.

Она положила руку на свой большой живот. Да, отец прав – она действительно глупая девчонка. Отвергла женихов, которых отец ей подбирал, и связалась с мужчиной, совершенно не заслуживавшим отцовского одобрения.

Гайлен Карлайл соблазнил ее, не имея серьезных намерений. Он не только не собирался жениться, но и не сумел быть ей элементарно верным. К тому же, стоило ей только сообщить ему о своих подозрениях по поводу беременности, как он тут же удрал на континент.

Сара ничего не предпринимала до тех пор, пока положение не стало слишком явным. И тогда она призналась отцу. Разъяренный, он тут же выставил ее из дому, чтобы избавить себя от проблем.

Она сняла комнатку над лавкой мясника, где и жила вплоть до последней недели, когда сбережения начали таять особенно стремительно. Благодаря стараниям отца никто в Бостоне не мог предложить ей ни работы, ни жилья. Она продала ожерелье – наследство от матери – и решила уехать из Бостона. Неприятности посыпались, как из рога изобилия, и вот эта последняя и самая ужасная неприятность.

Ноющая боль в пояснице распространилась на живот, и Сара чуть не застонала в голос. Однако ритмичное постукивание колес идущего на запад поезда, сухая одежда и теплая постель, а также приятное ощущение сытости сделали свое дело – Сара погрузилась в глубокий сон.

Неожиданный резкий толчок и оглушительный скрежет металла разбудили ее. Больше она ничего не помнила.

Глава первая

Нога болела так сильно, что Сара даже позабыла о боли в пояснице. Зато теперь она точно знала, что жива. Учащенный пульс отдавался в голове и ноге. Наконец она сдалась боли и провалилась в темноту.

Некоторое время спустя ее ноздри пронзил запах каких-то лекарств и крахмала. Нога все еще болела, но уже не так сильно. С трудом разлепив один глаз, Сара чуть не ослепла – яркий солнечный свет ворвался сквозь маленькое окошко в темно-зеленую комнату. Она открыла рот, но ей удалось издать лишь глухой звук, напоминающий карканье.

– Лежите тихо, дорогая. Вы попали в ужасную аварию, и доктора говорят, вам не следует двигаться.

– Г-где я…

– Тс-с. Все вопросы потом, вам нужно отдыхать.

Сара закрыла глаза, как и велела женщина.

Сиделка. Значит, она в больнице. Она укрыта накрахмаленной простыней, одна нога не шевелится. Сара проверила руки, попеременно сжимая и разжимая кулаки.

Она снова распахнула глаза и правой рукой инстинктивно потянулась к животу.

К плоскому животу!

– О, мой… – Сара попыталась оторвать голову от подушки.

– Нет, нет, лежите спокойно, – утихомиривала ее сиделка.

– Мой ребенок! Где мой ребенок? – На это единственное движение и несколько слов ушли все силы, голова закружилась, и Сара в изнеможении упала на подушки.

– С вашим ребенком все в порядке, – ответила женщина.

– Где? – сумела выдавить Сара.

– Мы будем ухаживать за ним, пока вам не станет лучше. А теперь отдыхайте, тогда вы быстро пойдете на поправку и сможете сами заботиться о нем.

Сара снова прикрыла глаза – голову пронзила острая боль. О нем? У нее родился мальчик? Слезинка выскользнула из-под ресниц и скатилась по виску.

Когда Сара проснулась в следующий раз, ей потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, где она и что с ней произошло. Она ехала на поезде, случилось что-то ужасное, и теперь она лежит в больнице. А еще – у нее есть сын.

Несколько минут спустя на пороге появились маленький жилистый доктор и две чопорные медсестры, одна из которых держала в руках крошечный сверток, завернутый во фланелевую ткань.

– Ой! – Сара схватилась за сердце, заворожено наблюдая за медсестрой, несшей ребенка – Можно мне подержать его?

Медсестра вопросительно взглянула на доктора и, после того как он согласно кивнул, бережно передала младенца молодой матери.

Краснолицый младенец разглядывал из-под прищуренных век все вокруг. Он нахмурился и стал как две капли воды похож на отца Сары.

– Какой симпатичный! – воскликнула медсестра. – У нас давно не рождались такие крепыши.

Сара облегченно вздохнула. Ее ребенок действительно жив и здоров.

– Мы отнесем его в детское отделение, и вы сможете отдохнуть, миссис Холлидей.

Неохотно выпустив из рук ребенка, Сара даже не сразу поняла, что ее смутило в этих словах. Когда, наконец, до нее дошел их смысл, она изумленно уставилась на медсестру.

– Что?

Тут вперед вышел доктор, а медсестра поспешно забрала у нее ребенка.

– Боюсь, у нас плохие новости. Сара моргнула.

– Ваш муж погиб в катастрофе. Сара снова попыталась сесть, но доктор уложил ее обратно.

– Но я… – начала Сара.

– У вас пострадала голова, миссис Холлидей. Еще несколько дней вам следует поменьше двигаться. – С этими словами перед Сарой появилась еще одна медсестра, поднесшая ей стакан воды.

Сара послушно выпила воду и легла. Она должна все объяснить этим людям. Но тут комната снова закружилась, и Сара потеряла сознание.

«Ваш муж погиб в катастрофе… миссис Холлидей». Сара вспомнила добрую рыжеволосую женщину и ее обаятельного мужа.

Итак, все думают, что она Клэр Холлидей.

Как она объяснит, что произошло? Каждый раз, когда она пыталась поговорить с доктором или медсестрами, они относились к ней так, словно она умалишенная, и пичкали снотворным.

Ей разрешали садиться, понемногу есть овсянку и пить чай. Еще через какое-то время медсестра принесла ей ребенка и рассказала, как правильно кормить его. Она старалась изо всех сил, изумляясь, что ее крошечный сын инстинктивно знает, что нужно делать, чтобы поесть. Сара потрогала пушистую мягкую головку, крошечные пальчики, специально распеленала его, чтобы полюбоваться розовыми пяточками и тельцем с перевязочками.

Он оказался таким крошечным… таким беспомощным… Непрошеные слезы подступили у нее к глазам – он полностью зависит от нее. От нее! Как она собирается заботиться об этом ребенке совершенно одна? У нее нет ни денег, ни жилища, нет абсолютно никаких перспектив.

Медсестра вернулась за ребенком, и Сара задремала. Проснувшись, она увидела стоящего рядом с ее кроватью доктора.

– Добрый день, миссис Холлидей. Сегодня вам уже намного лучше. – Он снял повязку и осмотрел лоб. – Вас уже можно транспортировать. Правда, еще некоторое время вы по-прежнему не сможете наступать на больную ногу. Вы молоды и здоровы, поэтому нога заживет очень быстро.

Интересно, куда он собрался ее транспортировать?

– Вчера приехал мистер Холлидей, брат вашего мужа. Он ждет моего разрешения, чтобы забрать вас домой.

Сара кусала губы. Если она начнет возражать, ее снова накачают снотворным. Она притворилась спокойной, кивнула и откинулась на подушки. Доктор ушел.

Сара вспомнила об отце, о своем благополучном детстве, об оставленном доме и крепко зажмурилась. О том, чтобы вернуться домой, не могло быть и речи.

Когда появится этот Холлидей, она ему все объяснит. С ним ей будет легче разговаривать, чем с доктором и сестрами.

Ночь она провела беспокойно, часто просыпалась, ей снился покореженный металл, темные холодные переулки и плачущие голодные младенцы. Наконец наступило утро, и в палате снова появились медсестры. Одна помыла ей голову и искупала, другая подготовила какую-то чужую одежду.

– Я пыталась найти что-нибудь подходящее для вашего путешествия, миссис Холлидей, – нерешительно объяснила медсестра. – Ваш багаж уже отправлен.

Сара посмотрела на черную шерстяную юбку, льняную блузку и короткий бархатный жакет с изящной вышивкой. Все это явно куплено на деньги мистера Холлидея.

Медсестра робко улыбнулась.

– Вам не нравится костюм? Я купила его готовым, поэтому у меня был не слишком большой выбор.

– Нет, ничего. Благодарю вас.

Медсестры помогли ей одеться, затем аккуратно усадили в деревянное кресло на колесах и принесли ребенка. Сару удивил огромный саквояж, который принесли одновременно с малышом.

– Откуда все это?

– Мистер Холлидей позаботился обо всем, мэм. – С этими словами медсестра открыла круглую коробку и извлекла оттуда бархатную шляпку с черной шелковой лентой и страусовым пером.

Сара, не мигая, смотрела на шляпу. На душе было неспокойно. Где этот человек? Он потратил столько денег, даже не взглянув на нее, даже не дав ей возможности все объяснить!

– Вам не нравится? – Медсестра была почти в отчаянии.

– Просто я никогда не носила ничего такого… строгого.

– Вы же в трауре, – напомнила медсестра.

– Разумеется. – Сара взяла шляпу и повернулась к зеркалу. Как только он приедет, она расскажет ему все.

Сара почувствовала, как атмосфера в комнате изменилась. Она медленно повернулась и увидела на пороге палаты высокого мужчину. Взгляд его черных, как черный кофе, глаз, смотревших вопросительно и неуверенно, остановился на ее длинной юбке, затем на светлых волосах, выглядывавших из-под шляпки, которую Сара удерживала на голове одной рукой, и только потом встретился с ней взглядом. Весь его облик говорил о боли и утрате.

– Я брат Стефана, Николас. – Голос оказался низким, резонирующим, с оттенком, который любая женщина слышит не только ушами, но и душой. Он был красив, как Стефан, у него был тот же подбородок, та же линия лба, однако на этом сходство заканчивалось. Если лицо Стефана было открытым, а взгляд улыбчивым, то лицо этого человека больше походило на неприветливую маску без намека на улыбку.

Однако, разумеется, она не должна забывать, что его нынешнее состояние не слишком располагает к веселью, – наверняка ему пришлось пройти через множество формальностей. Возможно, даже опознавать тело брата. Похоронил ли он его? Отправил ли тело домой?

И еще Клэр. Милая молодая женщина… Сара моргнула, прогоняя подступающие слезы.

А что с телом Клэр? Если они думают, что Сара это Клэр, что же произошло с настоящей Клэр? В животе похолодело от страха и чувства вины: она спаслась, а родственники этого человека погибли. Слова, которые она должна была сказать, застряли у нее в горле.

Его пристальный взгляд переместился на ребенка, лежавшего на кровати.

– Мама просила сказать, что она с нетерпением ждет вашего приезда, и что вы можете жить у нас столько, сколько захотите.

Сара еще раз безуспешно попыталась выдавить хоть слово.

– Счет я уже оплатил.

– Счет?

– За лечение и пребывание в больнице. Ну что, поехали?

Сара почувствовала, что вот-вот разрыдается. Она сжала зубы. Если бы только отец был хоть немного человечнее, если бы только ей было, к кому обратиться за помощью. Но она одна.

– Я спросил, ты готова? Кучер уже у подъезда. У нас впереди около двух дней пути, и потом, дома меня тоже ждут дела.

Только сейчас она окончательно поняла, что ей не договориться с этим человеком. Он не поймет. А что будет с ней и ее сыном, если Николас Холлидей потребует, чтобы она вернула ему деньги прямо здесь и сейчас? Может и за решетку упрятать.

– Да, я готова. – Она повернулась к зеркалу и прикрепила шляпку к волосам длинной шпилькой. Она временно воспользуется ситуацией, пока не представится возможность поговорить с его матерью. Женщина скорее сможет ее понять и позволит рассчитаться с ними, когда Сара будет в состоянии это сделать.

Медсестра подкатила кресло с Сарой к Николасу.

– Твои вещи удалось найти. Я отправил их вперед, не решившись искать среди них твою дорожную одежду, поэтому попросил медсестер купить все необходимое.

– Спасибо, – единственное, что смогла ответить Сара. Она вопросительно посмотрела на него.

Правильно истолковав ее беспокойство, он пояснил:

– Я привез свой экипаж и кучера. Мне кажется, сейчас этот способ передвижения тебе будет больше по душе.

Слава Богу, он не выбрал поезд! Сара облегченно вздохнула.

Медсестра устроила ребенка у нее на руках и покатила кресло. Николас последовал с вещами следом. Сару провезли на кресле по коридору, и, наконец, они оказались на улице. Впереди была неизвестность.

Сердце у Сары бешено стучало. Она прижала сынишку поближе к себе. Что бы ни ждало их в будущем, ее благополучие – не самое главное. Самое важное – это ее сын. Ради него она готова на все.

Глава вторая

Николас оказался не готов к тому, что Клэр может оказаться непохожей на всех предыдущих подруг Стефана. Страдание девушки, не только физическое, но и душевное, было совершенно очевидно, поэтому вряд ли от нее стоило ожидать светской болтовни. Ее замкнутость и молчание, – с тех пор, как они покинули больницу, она не проронила ни слова, – не обязательно характеризовали ее личность. Или… может быть, она хотела, чтобы он поверил, что это скорбь по Стефану.

После обеда они приготовились к длинному путешествию. Она сняла шляпу. Ее волосы, небрежно собранные и поднятые невидимыми заколками, тотчас привлекли его внимание. Длинные локоны представляли собой удивительное сочетание прядей разных оттенков: одни – цвета спелой пшеницы, другие – темные, как мед, третьи – почти белые. Волоски золотистого цвета создавали иллюзию металлических нитей. Колечки волос подчеркивали прозрачность кожи на виске и изящную грацию белой шеи. Казалось, если оттянуть их вниз, они мгновенно закрутятся обратно.

Тут Николаса осенило, что заглядываться на ее волосы и придумывать поэтические сравнения неуместно, и он перевел взгляд на весенний пейзаж за окном – недавно засеянные пастбища Пенсильвании. Время от времени, когда девушка прикрывала веки и отдыхала, он изучал изгиб ее золотистых ресниц на фоне светлой кожи, приятную полноту губ и крошечные морщинки вокруг рта, свидетельствующие о том, что когда-то она улыбалась. Интересно, кому? Может быть, Стефану?

Даже ее уши, мочки которых украшали скромные сережки-жемчужины, казались изящными. Брови у нее были того же оттенка, что и самые темные пряди волос. Однако, несмотря на несомненную красоту, она казалась слишком угрюмой.

Николас никак не мог смириться с тем, что она оказалась совсем не такой женщиной, какую им описывал Стефан. Конечно, Стефан не вдавался в подробности, но он рассказывал о ее чувстве юмора, обаянии и жизнелюбии. Остальное Николас разузнал, воспользовавшись услугами частного детектива.

Девушка открыла глаза и обнаружила, что Николас изучает ее.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Она кивнула, и сережки у нее покачнулись.

– Ты устала. Скоро мы остановимся поужинать и переночевать. И малыш уже просыпается.

Шея и бледные щеки у нее покрылись румянцем. Николас никогда не видел женщины, которую столь легко можно смутить одним намеком на кормление ребенка и естественные потребности человеческого организма. Если бы он ничего о ней не знал, то подумал бы, что перед ним юная леди, выращенная в тепличных условиях. Всякий раз, как ребенок просыпался, он просил кучера остановиться, а сам ждал на улице, пока она кормила сына. На станциях Николас радовался, что купил Клэр пару костылей, так как по объективным причинам он не мог сопровождать ее всюду.

Ребенок начал тихо хныкать, и она наклонилась к люльке.

– Город уже скоро, – сказал Николас, отодвинув кожаную шторку от окна, и дал инструкции кучеру.

Когда Клэр надела шляпку, закрепила ее шпилькой и взялась за перчатки, Николас заметил отсутствие украшения, которое точно должно было быть у нее на руке.

– А где твое обручальное кольцо? – поинтересовался он.

Она подняла на него чистые голубые глаза.

– У меня пальцы отекали, – тихо ответила она, смущенно отводя взгляд и надевая перчатки. Настоящая леди.

Или, черт возьми, прекрасная актриса. Время покажет.

Экипаж замедлил ход и вскоре остановился перед двухэтажным деревянным строением с табличкой «Отель», видавшей и лучшие времена, а теперь болтавшейся на ветру. Николас приподнял кожаную шторку и присмотрелся к сооружению.

– Выглядит не особо привлекательно. Может быть, поедем дальше?

Она серьезно оглядела здание.

– Уверена, что в качестве кратковременного убежища оно нас устроит, мистер Холлидей.

– Называй меня Николас, мы ведь все-таки семья.

Она опустила глаза, якобы рассматривая перчатки.

Дверца открылась, и Грувер опустил ступеньку. Николас вышел и, отстегнув с задней стороны экипажа деревянное кресло на колесах, вытер с него дорожную пыль, подкатил к дверце. Как и раньше, когда они останавливались, Клэр нерешительно приняла его руку и опустилась в кресло.

Николас поставил корзину с уже плачущим ребенком ей на колени и покатил кресло вперед.

У стойки он записался в регистрационной книге и взял ключи от номеров.

– Двадцать четвертый вверх по лестнице и направо, – объяснил служащий за стойкой. – Двадцать седьмой чуть подальше слева, а двадцать восьмой – напротив.

– А нет ли у вас комнат на нижнем этаже? Миссис Холлидей не может ходить.

– К сожалению, нет. Здесь только кухня, обеденный зал и служебные помещения.

– Хорошо. Сейчас я вернусь.

Он взял у нее ребенка, корзину и вещи малыша, поднялся по ступенькам, вошел в ближайшую из их комнат, положил всхлипывающего мальчика на кровать и вернулся вниз.

Грувер появился в крошечном холле с их багажом. Николас передал ему ключ и попросил:

– Подними, пожалуйста, наверх кресло миссис Холлидей.

Сам он обратился к Саре:

– Наклонись вперед.

Глаза у нее вопросительно расширились, но она молча сделала, как он просил. Он обнял ее одной рукой за спину, а другой подхватил под коленями, каким-то образом справившись с ее пышными юбками, и аккуратно, стараясь не причинить боли ее сломанной ноге, легко поднял на руки. Весила она немного, однако нести ее было неудобно. Головой он умудрился сдвинуть на бок шляпку, и ей едва удалось поймать ее. Растрепавшиеся волосы коснулись его шеи и подбородка, а их запах взволновал его.

Она обхватила его за шею, и ее полные груди коснулись его пиджака. Он чертыхнулся, неожиданно почувствовав, как его организм реагирует на близость женщины, но сумел подавить свой неуместный отклик и решил сосредоточиться на ступеньках.

Сердце у Сары билось так громко, что он наверняка мог слышать его удары сквозь одежду. Прижавшись к нему всем телом, она чувствовала широкую грудь с мощными твердыми мышцами, сильные руки, поддерживавшие ей спину и ноги. Она вдыхала запах крахмала от его рубашки, и едва уловимый аромат пены для бритья, исходивший от его подбородка.

Жалобный плач сына вызвал зуд у нее в груди, и почти тут же Сара почувствовала, как увлажнилось платье. Она испугалась, что молоко просочится сквозь одежду и испортит костюм Николаса.

Он внес ее в комнату и остановился. Грувер вкатил кресло и, положив ее шляпку на сиденье, откланялся.

Николас бережно опустил Сару в кресло.

– Помочь тебе снять жакет? – спросил Николас, повышая голос, чтобы она услышала его, несмотря на плач ребенка.

– Нет! – Сара посмотрела вниз в надежде, что хотя бы жакет еще сухой и прикрывает ее. – То есть я имею в виду спасибо, не нужно. Я могу сделать это и сама.

Он выпрямился и беспомощно посмотрел на корзину.

– Может, прислать тебе служанку? Она с благодарностью кивнула.

– Да, спасибо.

Он сделал шаг назад, затем повернулся и вышел, закрыв за собой дверь. Сара наконец скинула жакет и расстегнула блузку.

Ребенок быстро нашел источник пищи, припал к груди и начал громко чмокать. Сара тихонько засмеялась.

– Тебе ведь все равно, где мы и что с нами происходит, правда?

Когда появилась молоденькая девушка с темными волосами, короной уложенными на голове, и принесла воду и полотенца, малыш уже успел насытиться.

– Господин щедро заплатил мне, чтобы я помогла вам с ребенком, мэм. У меня пять братьев и сестер, и мне приходилось ухаживать за всеми. Позволите мне искупать его? Потом я уложу его спать, а вы отдохнете.

Забота Николаса тронула ее. Минна искупала и переодела сына, пока сама Сара укладывала свою больную ногу на возвышение из подушки и удобно устраивалась на кровати.

– Какой хорошенький, миссис Холлидей. Как его зовут?

Сара неожиданно испытала странное чувство стыда. А ведь и правда, как она могла не позаботиться о том, чтобы дать ребенку имя?

– Что? Я-я еще не успела придумать.

Минна взглянула на нее с любопытством.

– Несколько дней назад с нами произошел несчастный случай, и он появился до срока, – попыталась объяснить Сара.

– Д-а, так вот что с вашей ногой. Сара кивнула.

– Ваш муж отлично ухаживает за вами. Уверена, вы очень быстро поправитесь.

– Он брат моего мужа. – Это было первое и самое простое объяснение, которое пришло ей на ум. Она внутренне сжалась в ожидании чего-нибудь типа грома, молнии или землетрясения. Однако единственное, что она услышала, это был плеск воды: Минна купала ребенка.

В дверь постучали. Минна подняла голову, но руки у нее были заняты, и она не могла открыть.

– Кто там? – спросила Сара.

– Николас.

– Входи.

Он появился в дверном проеме. На нем была свежая рубашка и темный пиджак. Он взглянул на девушку.

– Ты поужинаешь со мной внизу или мне сказать, чтобы тебе принесли сюда?

– Я останусь с ребенком, – мгновенно предложила свою помощь Минна.

Сара представила, как он опять несет ее на руках по этим проклятым ступенькам, а потом еще и обратно наверх и решила, что гораздо безопаснее будет поесть в комнате.

– У меня страшно раскалывается голова, – тут же придумала она. – Можно, я поем здесь?

– Разумеется. Я прослежу, чтобы тебе принесли какое-нибудь лекарство от головной боли.

– Ты очень добр. Он кивнул и вышел.

– Мистер Холлидей женат? – поинтересовалась Минна.

Сара уставилась на дверь. Теперь, когда девушка задала этот вопрос, Сара поняла, что ее волнует. Она ничего не знает ни об этом человеке, ни о его семье.

– Не знаю.

Минна положила завернутого в полотенце младенца на кровать и вытерла его.

Сара взяла его за крошечную ручонку и стала наблюдать, как девушка умело запеленала и одела его. Ее собственные попытки проделать то же самое были довольно неуклюжими.

Я научусь, мой маленький, про себя пообещала она, я стану самой лучшей матерью, которая только бывает у маленьких мальчиков.

– Он прекрасный человек, – продолжала девушка. – Да и красивый тоже.

Николас Холлидей действительно производил впечатление хорошего человека. Человека, который не заслуживает, чтобы его обманывали. Она взглянула на свой багаж возле двери, на купленные им вещицы для ухода за ребенком, на костюм, который был на ней, и поняла, что пройдет немало времени, прежде чем она сможет выплатить ему долг. А пока она будет играть роль Клэр Холлидей.

Утро выдалось прохладным и ясным, как зимой, хотя был ранний апрель. В воздухе уже слышался запах весны – травы и садовых цветов. Николас постарался заставить себя наслаждаться прекрасным видом, а не сожалеть о потерянном времени. Жаль, конечно, что они не могут поехать поездом, но на Милоша Швайцера вполне можно положиться – он в состоянии справиться с любой проблемой в отсутствие хозяина.

Он с облегчением подумал, что сегодня Клэр выглядит немного лучше, чем накануне, – пропала мертвенная бледность, а лицо стало менее напряженным. На ней была аккуратно отутюженная блузка и дорожный костюм. А шляпка – он заметил это, когда подул сильный ветер, была тщательно закреплена на волосах.

Им придется еще раз заночевать в дороге, прежде чем они доберутся до Мэхонинг Вэлли. Выносливость лошадей опасений не вызывала, а Груверу уже не раз приходилось управлять экипажем целые сутки без отдыха. Если кто и вызывал у Николаса опасения, так это Клэр. Она оказалась гораздо более хрупкой, чем он себе представлял, и, совершенно очевидно, что она не привыкла к длительным путешествиям. Однако она не вымолвила ни слова, и ему ужасно хотелось знать, что творится в этой головке со светлыми локонами.

– Стефан говорил, вы познакомились прошлой осенью, – наконец произнес он.

Сердце у Сары сжалось, а мозг заработал в ускоренном режиме. Ей необходимо избегать вопросов, на которые придется отвечать ложью.

– Где тело Стефана? – спросила она.

Выражение лица у него стало еще мрачнее.

– Его уже похоронили в семейном склепе. А церемония будет, когда ты немного окрепнешь.

А где его любимая Клэр? – хотела спросить Сара. Они должны бы быть вместе. Если бы она только могла сказать ему… если бы только была такая возможность… она бы непременно сказала. Разумеется, сказала бы. Она осторожно покосилась на него. Но если он такой же строгий и непреклонный, как ее отец, он выбросит ее прямо на дорогу. А она не может полагаться на случай. Придется ждать.

Он с хрустом вытянул длинные ноги, и это навело Клэр на размышления о его возрасте. Возможно, больше тридцати. Ей захотелось задать ему вопрос, который заронила ей в голову Минна накануне вечером. Несколько минут она изучала ландшафт и, наконец, решилась начать издалека.

– Куда мы едем?

Он смерил ее таким взглядом, словно она спросила, какого цвета небо.

– А ты не знаешь?

Сара внутренне сжалась, сожалея о собственной поспешности. Клэр наверняка знала, куда они направлялись вместе со Стефаном.

– Я знаю только, что ваша мать живет в Огайо, – быстро ответила она.

– Мэхонинг Вэлли, – ответил он. – Все наши кузницы и фабрики, равно как и дом, расположены неподалеку от Янгстауна.

– А кто живет в доме? – спросила она через некоторое время.

– Мы с мамой и несколько слуг.

Он не упомянул жену. А почему ее это волнует?

– У нас большой дом. Там полно комнат, хватит и для вас.

Как раз об этом она и не думала, когда завела разговор о доме. Скорее, ее больше волновало, сколько человек ожидают появления Клэр. Чем меньше, тем больше ее это устраивало.

Днем они сделали еще одну остановку и, отдохнув, отправились в Сент-Питерсберг, что в устье реки Аллегейни. Остаток пути они могли бы преодолеть уже этой ночью, как поняла Сара из разговора Николаса с кучером, но решили не упорствовать. Из-за нее, не сомневалась Сара.

В отеле Сент-Питерсберга был лифт, который позволил им избежать давешней неловкости.

– Ужин тебе подать наверх?

– Да, пожалуйста.

– Завтра мы будем дома. Я напишу, чтобы к нашему приезду вызвали местного доктора. Нью-Йоркский доктор велел обязательно менять повязку у тебя на ноге, а мы этого еще ни разу не делали. – С этими словами он собрался уже было закрыть дверь, но Сара окликнула его:

– Мистер Холлидей!

– Николас, – поправил он, останавливаясь на пороге.

– Николас, – снова начала она, – ты очень заботлив, спасибо.

Его темные глаза на мгновение вспыхнули, но выражение лица не изменилось.

– А как же иначе я могу обращаться с женой моего брата?

Ответ прозвучал почти резко, и сердце у нее замерло.

Чутье подсказывало, что он чем-то встревожен. Он вежливо обращался с ней, обеспечивал всем, что только могло потребоваться, но в глазах было что-то неуловимое, за словами скрывался какой-то подтекст. Сомнение.

Завтра она познакомится с матерью Стефана и расскажет ей правду.

Ковыряясь в тарелке с ужином, кормя ребенка, устраивая его в кроватке, она снова и снова возвращалась мыслями к своему двусмысленному положению и каждый раз приходила к выводу, что у нее не было другого выбора. Она все расскажет матери Стефана и будет надеяться на лучшее.

Что еще страшного может с ней случиться?

Мэхонинг Вэлли, штат Огайо

Облаченная во все черное, Леда Холлидей встретила Сару с распростертыми объятиями. И Сара, встав на здоровую ногу и позволив всхлипывающей женщине обнять себя, поняла, что вот это как раз и есть то самое страшное, что могло произойти.

От миниатюрной женщины исходил аромат фиалок и немного камфары. Обняв невестку, она перестала сдерживаться и разрыдалась. На глазах тут же появились слезы.

Леда отстранилась, позволив Саре сесть обратно в кресло, но не отпуская ее руки.

– Ты красавица, как Стефан нам и описывал, – все еще всхлипывая, произнесла Леда. Николас обнял мать и прижал к широкой груди. Когда он отнял лицо от темных, с серебристыми прядями волос Леды, его черные ресницы и глаза тоже блестели.

Сердце у Сары разрывалось, когда она смотрела на них. Угрызения совести пронзили ей сердце, словно стальной клинок. Она не находила в себе сил встретиться взглядом с Николасом. Она не сможет при нем сказать Леде то, что собиралась.

Наконец Леда отстранилась от возвышающегося над ней сына и посмотрела в сторону двери. Там, на пороге, стоял кучер и держал в руках детскую люльку.

– Ну же, Грувер, неси его сюда, – попросила Леда.

Выражение лица у нее было и выжидательным, и любопытным. Когда она увидела ребенка, то на несколько секунд накрыла пальцами свои дрожащие губы. Сара настолько ясно видела, как отчаянно ей хочется узнать своего сына в этом крошечном создании, что раскаяние с новой силой охватило ее.

– Он хорошенький, – наконец вымолвила Леда, расчувствовавшись. – Как его зовут?

Смущенная Сара отвела взгляд от Николаса и посмотрела прямо в серые глаза Леды.

– Я еще не назвала его, – ответила она, прекрасно понимая, что пожилой женщине это покажется столь же странным, как и Минне.

Вместо этого Леда расцвела так, словно ее одарили королевскими почестями.

– Мы сделаем это вместе.

Глаза у Николаса сузились, однако Сара не отвела взгляда.

– Твои комнаты готовы, – сообщила Леда. – Думаю, что мы все предусмотрели, но если что, тебе стоит только попросить.

Сара взглянула на огромную изгибающуюся мраморную лестницу, ведущую наверх к открытому холлу, и тут встретилась взглядом с темными глазами Николаса.

– Они наверху, – сказала Леда и затем, словно только что сообразив, прикрыла рот рукой. – О, дорогая…

– Не беспокойся, мам, – заговорил Николас – Мы с Клэр решили эту проблему с транспортировкой. Грувер, отнесешь наверх маленького и можешь быть свободен весь оставшийся день и завтра. Уверен, ты соскучился по семье.

– Спасибо вам, сэр.

Николас наклонился вперед, подождал, пока Сара обхватит его за шею, и, подхватив ее под коленями, прижал к груди и повернулся к матери.

– Видишь, мам? Все эти орехи и овощи все-таки сделали свое дело.

– Я в этом не сомневалась, – усмехнулась женщина и последовала за ними наверх, шурша юбками. Этот короткий смешок немного сгладил неловкость Сары, и она была бесконечно благодарна Николасу за то, что ему удалось заставить свою мать улыбнуться.

Сара задумалась. То, как он разговаривал с матерью, как обращался с кучером, говорило о нем гораздо больше, чем могут сказать слова. Он хороший человек. Искренний. Уважаемый и порядочный.

А она по-прежнему использует его.

Леда наняла няньку. Высокая седовласая вдова, миссис Трент, занялась ребенком, пока Николас и Леда устраивали Сару. Сара облегченно вздохнула, когда, наконец, Николас, извинившись, покинул комнату.

– Миссис Холлидей… – начала было Сара.

– Леда, пожалуйста. – Пожилая женщина накрыла одеялом здоровую правую ногу Сары и убедилась, что вторая покоится на подушке.

– Леда, я ждала возможности поговорить с вами.

– Знаю, дорогая. У нас много времени впереди. Ты станешь мне дочерью, которой у меня никогда не было. А этот молодой человек…

Леда взяла сына Сары у миссис Трент и прижала его к своей мягкой груди. Слезы ручьями потекли у нее по щекам.

– Этот молодой человек поможет мне не умереть от разрыва сердца.

При виде всего этого Сара почувствовала в груди удушливую тяжесть.

– Я не та, за кого вы меня принимаете, – выдавила она.

– Мне все равно, кто ты, – почти всхлипывая, ответила Леда. – Если бы эти последние несколько дней я не жила ожиданием встречи с тобой и ребенком, я бы не вынесла постигшего меня несчастья. Мать никогда не должна терять своего ребенка. Никогда, – горячо сказала она. – Ты мне нужна, чтобы продолжать жить. Ты и он. – С этими словами она ткнулась носом в склоненную головку мальчика, и Саре пришлось проглотить признание, которое она уже готова была сделать.

Не сейчас, не в данный момент. Она подождет. Подождет до тех пор, пока скорбь Леды хоть чуть-чуть ослабнет. К тому времени ее нога заживет, и она сможет уехать. А пока… разве кому-то будет хуже, если Леда еще немного будет считать их членами своей семьи?

Миссис Трент ловко ухаживала за ребенком, купала и переодевала его, но никогда не возражала, если Саре хотелось сделать что-то самой. Даже наоборот – ей было приятно поделиться своим опытом и ответить на вопросы Сары.

Леда часто навещала Сару и ребенка, а Николас не появлялся уже несколько дней. Дважды вызывали тучного доктора средних лет, который сказал, что ее нога идет на поправку, но становиться на нее всем весом пока рано. Он осмотрел голову Сары, поинтересовался, хорошо ли кушает малыш, осмотрел его и пожелал ей хорошего дня.

Сара с сыном спали, ели, набирались сил. Чувствуя заботу и любовь Леды, Саре уже не казалось, что она одинока, но только до тех пор, пока она не вспоминала, что эта добрая женщина принимает ее за другую. Свою тайну Сара так до сих пор никому и не раскрыла. Это была тяжелая ноша, которая мучила ее каждый день и каждую ночь.

Однажды поздно вечером после чая Леда появилась у нее в апартаментах.

– Я подумала, мы могли бы решить сегодня, – с надеждой в голосе сказала женщина.

– Что решить, миссис Холлидей?

– Леда, пожалуйста. Как назвать ребенка, разумеется.

– Ах да, конечно.

– Скажи, вы со Стефаном думали о каких-либо именах? Возможно, имя твоего отца?

Сара не знала имени отца Клэр, поэтому ей пришлось отвергнуть эту идею. Она покачала головой.

– Мне нравится Томас. Или Виктор. Питер тоже ничего. А у вас есть какие-нибудь предпочтения? – спросила Сара, прекрасно понимая, что должны быть.

Леда поставила чашку на блюдце и вытерла губы льняной салфеткой.

– Моего отца звали Горацио. А отца Стефана – Темплтон.

Сара очень надеялась, что у Леды есть родственники с более приемлемыми именами.

– Мой дед был Вильямом…

– Вильям – отличное имя, – быстро перебила ее Сара.

– Тебе нравится?

– Да, очень.

– Ему нужно еще и второе имя, – напомнила Леда.

Сара неохотно кивнула.

– Как насчет Стефана?

Сара вспомнила о великодушном молодом человеке, который подобрал ее под дождем, уступил ей на ночь свою постель. Если бы он ехал в своем купе, то, возможно, сейчас был бы жив.

– Думаю, Стефан – самое подходящее имя.

Леда, как ребенок, восторженно захлопала в ладоши.

– Вильям Стефан Холлидей! Разве не великолепное имя!

Чувство вины, противное, как холодный бостонский туман, захлестнуло Сару. И при виде искреннего счастья, озарившего лицо Леды, она не нашла в себе сил огорчить ее.

– Сегодня вечером Николас отвезет тебя на ужин, – сказала Леда, вставая. – Тогда мы и сообщим ему. – С этими словами она вышла из комнаты.

Сара направила колеса своего кресла к алькову, где под ярко раскрашенным потолком стояла купленная Ледой резная железная кроватка. Она коснулась пушистых волос сына и ласково похлопала его по попке, укутанной фланелевыми пеленками.

– Вильям, – прошептала она. – Милый Вильям.

Что она наделала!

Она позволила матери Николаса назвать ребенка в честь ее деда. Сара нервно кусала губы. Она вдруг поняла: только что она перешла ту черту, из-за которой нет возврата.

Еще одна проблема – она не знала, что надеть к ужину. Чемоданы Клэр были доставлены, а горничная Леды сказала, что уже погладила и развесила все платья.

Сара раскрыла обе двери гардеробной и с опаской уставилась на одежду. Сатин и шелка, платья ярких цветов с глубокими вырезами и смелые нижние юбки с обручами. Какой странный вкус был у Клэр! Сара просмотрела все вещи и не нашла ничего подходящего. Наконец ей удалось обнаружить черное шелковое платье с кружевной вставкой, и она попросила миссис Трент помочь ей отпороть ее. Слава Богу, лиф оказался достаточно свободным для располневшей фигуры Сары.

В конце концов, предполагается, что она вдова, поэтому черный – самый подходящий выбор. Этот цвет убивал ее. Пришлось нанести румяна и слегка подкрасить губы помадой, которую она нашла в ящике туалетного столика. Сара вдохнула аромат духов, но тут же поспешно закрыла пузырек, почувствовав неловкость от прикосновения к духам Клэр…

Николас появился вовремя. Миссис Трент осталась с Вильямом, а Николас взял Сару на руки и понес вниз.

– Мое кресло, – напомнила она, взглянув ему через плечо.

– Тебе оно не потребуется, – ответил он, и она грудью почувствовала, как вибрирует у него голос. На нем была льняная рубашка и легкий пиджак, которые позволили Саре оценить мускулы, касавшиеся ее тела.

Ее позвоночник дрожью отозвался на его голос, а собственная реакция на его близость привела ее в замешательство.

Она постаралась сосредоточить внимание на комнатах, по которым Николас ее нес. Их обстановка и оформление были такими же, нет, даже уютнее, чем в ее бостонском доме. В гостиной, где они, наконец, оказались, стояли два серванта и встроенные китайские шкафчики из роскошного орехового дерева. Стены украшали картины в позолоченных рамах, изображающие охотничьи сцены и извилистые реки.

Леда уже ждала их с нетерпением.

– Добрый вечер, мои дорогие!

Николас усадил Сару в кресло напротив Леды, а сам сел во главе стола. Пожилая женщина окинула взглядом ее платье.

– У меня нет ничего подходящего для траура, – пояснила Сара.

– Разумеется, нет. А мы и не подумали об этом, правда, Николас?

Он отрицательно покачал головой и, вопросительно взглянув па Клэр, замер с бутылкой вина.

Клэр?

– Я не буду, спасибо.

Он поставил бокал на длинной тонкой ножке перед матерью.

– Завтра я пошлю за портнихой, – сказала она.

– Что вы, не нужно, – возразила Сара.

– Конечно же, нужно, в конце концов, ты вдова. И к тому же Холлидей. Ты не можешь появляться перед людьми в неподходящем платье.

Это правда, она не сможет надеть ни одно из платьев Клэр. О чем думала эта женщина, когда их покупала? Каким человеком была?

Николас несколько минут странно смотрел на нее.

– Твой акцент больше похож на бостонский, чем на нью-йоркский, – сказал он, наконец.

– Правда? – Она непринужденно глотнула воды. – Люди часто подражают тем людям, которые их окружают, а многие мои друзья из Бостона.

Похоже, ей все-таки не удалось его убедить, и она решила, что надо внимательнее следить за своей речью. Она все глубже увязает во лжи.

– Ты что-то хотела сказать? – спросил Николас у матери, глядя на нее поверх бокала с вином.

– Да, – широко улыбнувшись, ответила Леда. – Мы хотели сделать тебе сюрприз, дорогой. Клэр выбрала имя ребенку.

У него на лице не отразилось никаких эмоций: ни удивления, ни любопытства. Он только равнодушно сделал глоток вина.

– Вильям Стефан Холлидей, – с гордостью объявила Леда. – Разве не замечательное имя?

Пальцы Николаса, державшие бокал, напряглись.

– Вильям – это…

– Имя моего дедушки, – закончила его мать за него.

– Здорово.

– И у него будет имя Стефан, – добавила Леда.

Вошла служанка с подносом в руках и подала ужин. Несколько минут они ели молча.

– У Стефана были какие-либо планы относительно работы? – спросил он.

Сара замерла с кусочком тушеной свинины на вилке.

– Работы?

– Занять здесь должность. Вернуться на побережье. Во всех его телеграммах говорилось только о том, что он везет тебя познакомить с нами. И ни слова о его планах. Может быть, он только хотел оставить тебя здесь дожидаться ребенка, а сам собирался продолжать свои глупости на Востоке?

– Николас! – одернула его мать.

– А что, ведь он действительно никогда не интересовался нашим семейным бизнесом. И если уж на то пошло, то ненамного больше интереса он проявлял и к самой семье.

– Николас, пожалуйста, – пробовала остановить его мать. – Твой брат мертв. Прекрати. Ты испортил Клэр ужин.

– Нет, – возразила Сара. Он проверяет ее. – Николас не испортил мне ужина. – Она повернулась к Николасу: – Я абсолютно уверена, что вы со Стефаном во многом были не похожи. Я не знаю, собирался ли он подключиться к бизнесу, но я точно знаю, что он никогда не бросил бы жену и ребенка.

– Откуда такая уверенность? – спросил Николас. – Ты знала его всего несколько месяцев.

Сара вспомнила, с какой любовью говорил Стефан о Клэр, как он дотрагивался до нее. Казалось, что она нужна ему, как воздух.

– Не обязательно знать человека долго, чтобы распознать любовь, когда видишь ее.

– Конечно, дорогая. Мой сын слишком стар и скучен для тебя. Он всех судит по себе. Не расстраивай нашу Клэр, Николас. Я не позволю тебе быть грубым.

– Прости, мама. Прости, Клэр. Почему бы тебе не рассказать нам о стремительном развитии вашего романа? Тогда мы, конечно, лучше все поймем.

Сарказм вопроса был очевиден, но Леда, казалось, не обратила на это внимания.

Сара положила свою вилку на край тарелки и нервно вытерла пальцы о салфетку.

– Я скажу тебе кое-что. Твой брат был одним из самых добрых, самых великодушных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Он располагал к себе людей, он был заботливым и внимательным. Он умел открыто смеяться и искренне любить. И я почти уверена, что в отличие от большинства людей, жизнь которых подошла к концу, ему практически не о чем было жалеть.

Николас медленно прожевал и проглотил кусок мяса, прежде чем встретиться с ее твердым взглядом.

– Ты закончила ставить меня на место? – поинтересовался он.

Пульс у нее участился. Она не знала, как реагировать на его вопросы. То ли ему не нравился его брат, то ли она сама?

– Ну, будет вам, дети. Нам нужно обсудить гораздо более важные вещи, – вмешалась Леда. – Необходимо кое-что решить.

– Что именно? – Николас переключил свое внимание на мать, и Сара перевела дух.

– Панихида по Стефану. Теперь, когда Клэр стало лучше, мы должны все организовать.

На лице у Николаса появилось мрачное выражение, губы вытянулись в тонкую линию.

– Мы с Клэр можем позаботиться об этом, дорогой, – произнесла Леда, касаясь его руки. – Ты и так уже много сделал, уладив все в Нью-Йорке.

Сара поняла желание Леды сделать это для Стефана самой, избавив своего второго сына от невеселой процедуры.

– Да, – тихо ответила она, – мне бы хотелось.

– Разумеется, – отозвался Николас, осторожно изучая Сару, словно проверяя ее реакцию.

Она не чувствовала вкуса еды – желудок отчаянно сопротивлялся. Сара выпила воды, пытаясь успокоить вибрирующие нервы. Панихида! Как она сможет изображать Клэр на таком мероприятии? Чего от нее будут ждать? Сколько людей ей придется увидеть?

– В субботу днем, по-моему, самое подходящее время, тебе не кажется? – спросила Леда.

В субботу днем. Только один день. Она сумеет пройти через это. Сара кивнула и улыбнулась Леде улыбкой, которая, как она надеялась, выглядела ободряющей.

Николас сложил свою салфетку и резко встал.

– Если леди позволят, я должен уладить кое-какие дела.

– Еще десерт, – произнесла ему вслед Леда, но он уже ушел. – Мы съедим его долю, – натянуто улыбнулась Леда.

Саре хотелось выскочить из комнаты, вслед за Николасом. Но она сама поставила себя в такую ситуацию и теперь должна выдержать. Она взглянула на решительно настроенную Леду и смирилась. Единственное, что она может сделать, это помочь бедной женщине и поддержать ее, насколько сможет. Она должна им это. Она должна им намного больше.

В конце концов, сколько может длиться панихида?

Глава третья

На следующий день рано утром в дверь Сары постучалась Леда. Они вместе составили текст приглашений, и Леда велела Груверу отвезти образцы в типографию.

Затем прибыла Виржиния Вивер, портниха, чтобы снять с Сары мерки для платья и нижнего белья. Она принесла каталоги, из которых они с Ледой выбрали утягивающую юбку, скрывающую полноту, и шесть корсетов. Сара наблюдала за всем со все возрастающим волнением.

– Я бы рекомендовала вам сшить, как минимум, шесть таких нижних юбок, – заявила Виржиния. Женщины собрались в огромной гардеробной, составлявшей часть апартаментов Сары.

Идея тратить деньги Холлидеев на ее одежду Сару не особо радовала.

– Но ведь обычно я не такая… толстая, – возразила она в надежде на то, что они поймут: когда она вернется к своему нормальному весу, все эти обновки станут никому не нужны.

– Разумеется, дорогая. Но такой размер у вас будет не меньше года, а потом мода вообще изменится.

Сара взглянула на Леду, и та заметила:

– Виржиния права. Знаешь… – она сделала несколько шагов вперед, сложив ладони, – думаю, Клэр надо обязательно сшить один из этих турнюров. Может быть, я тоже себе такой закажу. И несколько подходящих к ним платьев.

– Да, это последний писк моды, – одобрила Виржиния.

Сара вспомнила о своих собственных платьях, которые были у нее в чемодане. Интересно, где они сейчас?

Единственное, что у нее осталось, это изумрудный браслет, который она вшила за подкладку своей сумочки. Сумочку каким-то чудом нашли и доставили в больницу вместе с ней. Она надеялась, что, продав его, сможет хоть с чего-то начать, когда покинет этот дом.

Виржиния раскрыла саквояж с образцами ткани. Новые платья, конечно, все будут черные. Муслин, бомбазин[1] и хлопок в рубчик – для дневных платьев; шелк, полушелковая тафта и блестящий сатин – для вечера и торжественных мероприятий.

– Как вы можете ходить в этом? – спросила Виржиния, опустившись на колени перед Сарой и глядя на ее домашние туфли. Засунув палец между пяткой и мягкой кожей задника, она заявила: – Они же вам не по размеру!

– Ничего, я последнее время мало хожу, – пробормотала Сара.

– Тебе велики туфли? – уточнила Леда.

– Перед рождением Вильяма у меня ноги сильно отекали, – постаралась объяснить Сара в надежде, что никто не заметит, как при этом запылали у нее щеки.

– Бедняжка, – сказала Леда, и у нее на глазах заблестели слезы. – А наш милый Стефан купил тебе новую обувь.

– Да. – Ее ответ прозвучал так тихо, что больше походил на шепот.

– Платье должно быть совершенно особенным, – твердо заявила Леда. – Стефан наверняка захотел бы, чтобы это было именно так. Элегантное и модное, несмотря на траур.

– Тогда нужно надеть турнюр, – решила Виржиния. – И у меня есть немного французского черного кружева, которое я берегла для особого случая.

– Но никто и не заметит его, раз я буду в этом кресле, – хотела урезонить их Сара.

– Неважно, ты – Холлидей. А Холлидеи занимают определенное положение в этом обществе, – возразила Леда. – Измерьте ей ногу, ей понадобятся туфли, – обратилась она к Виржинии.

Плач Вильяма напомнил, что подошло время кормить. Миссис Трент принесла малыша.

Сара раскрыла объятия навстречу младенцу – наконец-то она побудет наедине с сыном и хоть на время избавится от опеки Леды.

– Пожалуйста, вы не могли бы отвезти нас в другую комнату?

Миссис Трент выполнила ее просьбу.

– Я пока постираю его белье и пообедаю, если вы не против, миссис Холлидей.

– Конечно, идите.

Наслаждаясь уединением, Сара с Вильямом на руках села возле балконной двери, зашторенной тюлем. Леда и миссис Трент так опекали ее, что уже начали досаждать ей.

Каждый новый день увеличивал ее долг перед Холлидеями. Но пути назад, уже не было.

Она провела кончиками пальцев по шелковистым светлым волосам мальчика и вдохнула их молочный аромат. Где бы они сейчас были, если бы не доброта Стефана, доверие Леды и терпение Николаса?

Ей страшно было это даже представить.

Она не может опозорить Холлидеев перед их друзьями и близкими. Леда и Николас будут единственными, кто узнает правду.

Однако сейчас у нее нет выбора, и она должна доиграть свою роль до конца.

На церковной скамье Николас сидел возле матери. Через проход справа от него в кресле-каталке сидела его невестка. Он сфокусировал взгляд на ярких витражах за спиной священника. Тихие слова священнослужителя парили в воздухе, смешиваясь с запахом свечного воска и ароматом фиалковой туалетной воды Леды. Николас сжал руку матери, чтобы хоть немного успокоить ее.

Бессмысленная смерть брата не могла не терзать его. Почему именно этот поезд? Почему именно в эту ночь? Если бы только Стефан остался в университете, если бы он был благоразумнее. Если бы послушался совета Николаса и, закончив обучение, вернулся домой.

Если бы не Клэр, последние несколько месяцев Стефан был бы с ними. Николас предпочел бы, чтобы эта девушка не была членом их семьи. А теперь он вынужден делить с ней их горе.

Против своей воли он перевел взгляд с ее ноги, вытянутой вперед под слоями черной материи, к рукам в черных перчатках, сложенным на коленях. Если бы не твердое желание матери доставить ее в Мэхонинг Вэлли, Николас дал бы ей денег и как можно быстрее отправил обратно в Нью-Йорк.

Ей принадлежали последние недели Стефана. Последние мгновения.

Мысль, что он никогда больше не увидит брата, причиняла боль. Николас был старшим, и взял на себя ответственность за их семейный бизнес, за мать и брата. Он делал все возможное, чтобы воспитать Стефана так, как, ему казалось, сделал бы их отец.

А Стефана раздражало назойливое вмешательство брата в его жизнь. Он делал все возможное, чтобы досадить Николасу. В том числе женитьбой на Клэр. Их брак вполне мог превратиться в фарс.

А теперь Николас вынужден решать, что с ней делать.

– Николас! – прошептала его мать. – Тебе пора говорить.

Он встал и сделал несколько шагов к кафедре, которую только что освободил священник.

Клэр сидела с опущенной головой, сложив руки на коленях. Сначала он видел только ее шляпку, но потом она подняла голову. Черная вуаль скрывала глаза, но был виден нежный подбородок и обманчиво податливый рот. Губы выглядели припухшими, словно она недавно плакала. Убедительно, но только не для него. Она шила для актрис, напомнил он себе. Она должна уметь притворяться.

Николас ровным голосом заговорил о Стефане-ребенке, подростке, молодом человеке. Он сказал все то, что хотела услышать его мать, все, что ей необходимо было услышать. Все, что хотели услышать родственники и друзья. Все то, о чем он старался не думать до сего момента.

Стефан. Стефан. Его свободолюбивый брат, полный неуемной жажды жизни. У него еще столько нового и неизведанного было впереди. Он умер, оставив столько нерешенных между ними вопросов. Затянется ли когда-нибудь эта кровоточащая рана и пройдет ли боль потери?

Настало время участникам церемонии садиться в экипажи и ехать на кладбище. Николас поддерживал мать, а подошедший Милош Швайцер покатил кресло Клэр.

Саре было все равно, кто катит ее кресло. Ее мысли были заняты происходящим. Кто-то помог ей сесть в экипаж, где она устроилась, вытянув ногу, и невидящим взглядом уставилась в окно. Хорошо хоть, что лицо скрыто вуалью.

Ей придется увидеть могилу Стефана. Она снова подумала, что он мог бы остаться в живых, если бы в тот вечер ехал в своем купе.

Они остановились и снова вышли из экипажа. Сердце у Сары готово было выскочить из груди. Она запаниковала, увидев впереди балдахин.

Весенний дождик намочил траву и сделал ее ярко-зеленой. Однако красивые цветы и яркие букеты не могли скрыть свежий могильный холм, покрывавший тело Стефана Холлидея.

Сара смотрела и чувствовала, как ее охватывает ужас оттого, что она натворила.

Она уже думала о том, что стало с телом Клэр, однако тогда ей удалось отогнать мучительные мысли. Теперь они нахлынули снова.

Где же все-таки Клэр? Где настоящая жена Стефана? Она должна лежать здесь, рядом с ним, они должны быть вместе навечно, но из-за нее никто не собирался разыскивать тело.

А ребенок, которого ждала Клэр! Кто пожалел о нем?

Никто, кроме нее.

Боль вытеснила воздух из легких и слезами полилась из глаз.

Сара нащупала в ридикюле носовой платок и прикрыла им дрожащие губы.

Измученная страданиями и чувством вины, Сара молилась, чтобы этот день поскорее закончился.

– Пора идти. – Позади ее кресла стоял Милош Швайцер, и, как она поняла, он стоял там уже некоторое время. Все уже разошлись, и она сидела под навесом одна.

Он покатил кресло по рыхлой земле в сторону экипажа, затем подсадил Сару и помог миссис Трент, которая несла Вильяма. Когда женщины расселись, Милош устроился рядом с Сарой, и они тронулись в путь.

– У Стефана было столько друзей, – сказала Леда хриплым от слез голосом. – Достаточно посмотреть, сколько пришло сегодня.

Николас потрепал мать по руке.

– Он покоится в чудесном месте, правда, Клэр? – спросила она. – Слева от отца.

Клэр уткнулась в платок, чтобы не расплакаться в голос. Когда Леда узнает правду, она возненавидит Сару за то, что та лишила настоящую Клэр и ее настоящего внука их законного места подле Стефана.

Именно в этот момент разрыдался Вильям. Миссис Трент покачала его, но Леда сама взяла его на руки и позволила до самого дома сосать палец.

Клэр сидела, прижав к губам платок. Наблюдая за ней, Николас, размышлял, не больна ли она.

– Я позабочусь о миссис Холлидей, – сказал он Милошу, когда они остановились у подъезда. – Помоги маме, пожалуйста.

Милош удивленно посмотрел на него, но лишь сказал:

– Сочту за честь.

Николас дотронулся до Клэр. Она вздрогнула, но сумела взять себя в руки. Он поднял ее и, прижав к груди, вынул из кареты.

Держа ее в объятиях, он обнаружил, что она дрожит.

– Ты больна?

– Нет, – тихо ответила она и оперлась рукой в перчатке о его грудь.

Да, она пахнет так же экзотично и эротично, как ему и запомнилось. Сейчас он жалел, что Милош испытал удовольствие от соприкосновения с ее женственными изгибами. Она – Холлидей.

Николас не одобрял этого брака, не доверял ей, но он был обязан оберегать ее и заботиться о благополучии ее сына. Нравится ему это или нет, но обязательства Стефана перешли теперь к нему.

Он не хочет нести такую ответственность.

Он не доверяет ей.

Или, может быть, он не доверяет себе?

Однако у него нет выбора.

Поднимаясь по ступенькам, он не мог заставить себя не думать о скользком прохладном материале ее платья, касающегося его груди, таинственном шуршании ее нижних юбок и неровном биении собственного сердца.

Он внес ее в комнату и двинулся в сторону кресла.

– На кровать, пожалуйста, – устало махнула она.

– Ты все-таки больна. – Он наклонился и уложил ее на подушки.

– Нет, просто устала.

Николас потянулся к ее шляпке, но, вспомнив, что она где-то приколота, вместо этого поднял вуаль, открыв ее бледное лицо. Потемневшие голубые глаза посмотрели на него удивленно и… растерянно. Или, может, это был стыд?

– День выдался тяжелый, – еле слышно произнесла она.

Он встал в изножье кровати.

Это слабое существо, которое он видел перед собой, резко отличалось от тех твердохарактерных женщин, которых предпочитал его брат.

В коридоре раздался плач Вильяма. Клэр сняла перчатки.

– Я принесу твое кресло, – сказал он.

– Оставь его в холле, пожалуйста. Думаю, я некоторое время передохну здесь.

Он согласно кивнул.

Миссис Трент поспешно вошла в комнату с пронзительно кричащим ребенком на руках. Клэр вынула булавку и сняла шляпу. Длинные пряди волос рассыпались по плечам. Гувернантка отнесла ребенка в кроватку.

Николас смотрел, как она меняет мокрые пеленки. Вильям был крепким малышом со светлыми волосиками и гладкими розовыми щечками, которые так и хотелось погладить, но Николас сумел сдержаться.

Полненькие ножки, которыми малыш молотил по матрасу, говорили о здоровье и хорошем аппетите. Таким ребенком можно гордиться, но он до сих пор не уверен, что это сын Стефана. Он внимательно смотрел на ребенка в поисках хоть какой-нибудь черты Холлидеев.

Из отчетов, которые он получал от агента.

Николас знал, что Стефан был не первым мужчиной, с которым встречалась Клэр. Она работала швеей, но вечера проводила с театральной публикой. Именно там, после коротких романов с тремя другими мужчинами, она познакомилась со Стефаном.

Ребенок как ребенок, пришел к выводу Николас. Разве можно сравнивать эти крошечные черты лица с чертами лица взрослого? Невозможно. Его мать будет в отчаянии, если выяснится, что это ребенок не Стефана.

Миссис Трент перепеленала Вильяма и вопросительно взглянула на Николаса.

– Отнесите его матери.

Она отнесла ребенка Клэр. Клэр подняла на Николаса глаза, и от смущения щеки у нее порозовели – за сегодняшний день на них впервые появился румянец.

Чувствуя себя нежеланным гостем, Николас извинился и вышел. Для женщины, уже имевшей опыт общения с мужчинами, она неплохо играла роль скромной, застенчивой молодой матери. А почему бы ей и не притвориться? Как вдове Стефана, ей больше ни одного дня не придется работать… и не придется быть любовницей других мужчин.

Вспомнив, что оставил у нее свои перчатки, Николас вернулся. Он уже наполовину приоткрыл дверь, но остановился и постучал.

Клэр полулежала, облокотившись на белоснежные подушки, а младенец, уткнувшись в се грудь, блаженно причмокивал. Во взгляде матери читалась такая нежность, что даже подозрительный Николас не решился бы назвать ее наигранной.

Ладно, она любит мальчика. В конце концов, она его мать, так что это ничего не доказывает. Она могла так сильно хотеть подарить ему отца, что использовала для этих целей Стефана.

Николас просмотрел бумаги, которые были при Стефане, и, если он правильно помнил дату их венчания, это было семь месяцев назад.

Хотя, конечно, преждевременное рождение Вильяма могло быть вызвано и несчастным случаем. Скорее всего, он никогда не узнает правду.

Николас еще некоторое время наблюдал за матерью и сыном и, наконец, решился. Он никогда не узнает, чей это ребенок, если Клэр сама не скажет ему. Она единственная, кто знает это наверняка. Значит, он должен выведать это у нее.

Всеми возможными способами.

Глава четвертая

Во время обеда Николас угрюмо молчал и размышлял о мужчинах, с которыми общалась Клэр. Нравилось ли ей это? Или это был всего лишь способ найти богатого мужа?

На ней было очередное черное платье, на этот раз вечернее, согласно обстоятельствам, достаточно скромное. Он невольно представил, как она будет выглядеть в красном или, скажем, в каком-нибудь оттенке зеленого.

Неудивительно, что Стефан влюбился в нее. Мягкая, безупречная кожа, роскошные полные губы – все, что способно пленить любого мужчину, – покорило Стефана. А может, его вниманием с первого взгляда завладели эти тугие локоны у нее на шее? Может, ему захотелось коснуться их губами?

Почувствовав его пристальное внимание, Клэр покраснела. А покраснела ли кожа под этим черным платьем?

Совершенно неуместно ему вдруг представилось, как его брат прикасается к ней, целует ее, занимается с ней любовью. Шокированный собственными мыслями, он бросил вилку на тарелку и, извинившись, встал из-за стола.

Сара взглянула на Леду, которая, похоже, слишком устала, чтобы замечать странное поведение сына.

– Вам надо немного отдохнуть, – сказала она ей. – Это был трудный день для всех нас.

– Да. – Леда откинулась на стуле, жестом показывая служанке, что можно убрать ее тарелку. – Хорошо, что все уже позади. И еще я благодарна тебе, что помогла мне справиться со всем этим.

– Мне было в радость, – честно ответила Сара. То, что ей удалось хоть немного облегчить страдания Леды, успокаивало ее совесть.

– Наверное, я пойду к себе, – проговорила Леда, немного помолчав. – Ты не могла бы попросить миссис Пратт принести мне чуть позже вина? Это поможет мне уснуть.

– Конечно, попрошу. Спокойной ночи. Леда оставила ее одну в столовой.

– Я могу еще что-нибудь сделать для вас, миссис Холлидей? – спросила служанка.

Сара передала ей просьбу Леды и выехала на своем кресле из комнаты. Ее ни разу до этого не оставляли внизу одну. Обычно после ужина Николас относил ее в комнаты. Если он не позаботился о ней сейчас, можно будет попросить о помощи кого-нибудь из слуг. А если Вильям расплачется, то к нему придет миссис Трент.

Она решила использовать момент и осмотреть первый этаж дома Холлидеев. Дерево, латунь, минимум стекла говорили о преобладании мужского вкуса. Она оказалась возле закрытых дверей из орехового дерева, подалась вперед и тихонько постучала.

– Войдите.

Сара открыла дверь и протиснула кресло в комнату, освещенную живым пламенем камина и золотистым светом висячей лампы.

Возле камина в кресле-качалке сидел Николас. Он обернулся при ее появлении.

Клэр?

– Прости за вторжение, – извинилась она.

Покрутив в бокале на длинной ножке золотистую жидкость, он указал ей на графин возле своего локтя.

– Бренди?

– Нет, благодарю.

– Ты не пьешь?

– Все, что я сейчас ем или пью, влияет на Вильяма.

– Мне кажется, мы оба несем ответственность за Вильяма.

– Тебя это тяготит? – спросила она.

– Совсем нет. В конце концов, он наследник Холлидеев.

Чувство вины вновь охватило Сару, и она отвернулась, делая вид, что изучает окружающую обстановку. Книжные полки вдоль одной стены, картины – на другой. Огромный письменный стол занимал целый угол. Бумаги и большие тетради лежали на нем аккуратными стопками. Сколько еще ей придется играть в эту опасную игру?

Над камином висел портрет.

– Твой отец? – спросила она.

Николас кивнул. Танцующие огоньки пламени освещали его волосы.

Она заметила сходство между красивым темноволосым джентльменом и его сыновьями.

– У Стефана улыбка вашей матери, – вслух сделала она наблюдение. Мужчина на полотне казался таким же мрачным, как и Николас.

– Ты чего-то хотела? – спросил он.

– Вообще-то, да.

Он ждал объяснений. Его лицо ничего не выражало. За все время знакомства с ним ей нечасто удавалось видеть его эмоции. Что за человек скрывается под этой непроницаемой маской?

– Я хотела сказать тебе, что очень сочувствую вам, – начала она. – Я понимаю, как сильно ты любил Стефана. Все это должно быть очень тяжело для тебя. А ты еще находишь в себе силы поддерживать мать.

Он ничего не ответил, и она продолжила:

– Тебе пришлось заниматься всем этим с самого начала – улаживать формальности, приехать за мной, следить, чтобы все было сделано как надо.

Она нервно разгладила складки на юбке.

– Я хотела поблагодарить тебя. А еще – если я могу тебе чем-нибудь помочь, тебе достаточно только сказать.

У него слегка дернулась щека. Ему явно была неприятна тема их беседы. Или дело было в ней? Похоже, он с трудом терпел ее в своем доме.

Не надо было заходить к нему в кабинет.

Она перевела взгляд на огонь.

Николас наблюдал за ней со смешанным чувством злости, раздражения и желания, которое подогревало его сильнее, чем разлившееся по желудку тепло от выпитого бренди. Ее речь вызвала в нем непонятные чувства.

– Мне не нужна твоя жалость, – вымолвил он наконец.

Она перевела на него взгляд голубых глаз.

– Я не предлагаю тебе жалости.

– Остерегайся того, что предлагаешь. Я не такой дурак, как мой брат.

Глаза у нее удивленно расширились. Спустя мгновение она сжалась и отвела взгляд. Она уже тронула колеса своего кресла, но он вставил ногу между спицами.

– Тебе нужно помочь подняться по ступенькам.

– Я попрошу кого-нибудь, – ответила она и попыталась уехать.

Именно этого он и боялся. Он злился на себя за ужином и, стараясь поскорее выкинуть ее из головы, позабыл о своих обязанностях.

Николас отставил бокал с остатками бренди, поднялся и покатил Клэр из своего кабинета. У подножия лестницы он остановился, взял ее на руки и начал подниматься.

Она обхватила его за шею, прижалась округлой грудью к его груди, ее мягкие волосы касались его уха, щеки. Он устоял против сумасшедшего желания повернуться и зарыться губами ей в локоны. Он ненавидел себя за эти желания, чувствуя себя зеленым юнцом.

Возможно, она рассчитывала на это. Нарочно целилась в уязвимое место, предлагая свое сочувствие, но он крепкий орешек. Это он всегда заботился о других, поддерживал и улаживал все проблемы. Никто не поддерживал его, никто не предлагал ему своей заботы и помощи. Даже если она и не собиралась ничего для него делать, ей удалось найти слабину в его броне. Наверху он понес ее к ней в комнату.

– На стул или на кровать? – спросил он.

– На стул, – быстро ответила она. – Ты не мог бы позвонить миссис Трент?

Он подставил ей под ноги табуретку и позвонил. Когда он вернулся, она пыталась снять одной ногой туфлю с другой.

– Позволь мне?

Она покраснела до корней волос.

– Уверена, миссис Трент скоро будет. Просто мне кажется, что нога отекла, и туфля стала жать.

Он опустился на колени и аккуратно снял туфлю, заметив, как Клэр при этом вздрогнула. Он не мог позволить ей мучиться и, приподняв юбки, отстегнул чулок и нежно снял его с ноги, игнорируя шуршание нижних юбок и прикосновение прохладного шелка.

Как раз в этот момент в дверях появилась миссис Трент. Она положила спящего Вильяма в кроватку и поспешила к Клэр.

– Принесите нам немного льда, – приказал Николас, прежде чем она подошла к Клэр.

– Сэр, я…

– Сейчас.

Поспешно подобрав юбки, она ушла и вернулась со льдом.

– Я схожу за се креслом. А вы помогите Клэр переодеться и приготовьте нам чаю.

– Вы будете пить чай здесь? – в голосе миссис Трент звучало явное осуждение.

– Это мой дом, миссис Трент, и я пью чай там, где считаю нужным. А вы, пожалуйста, держите свое мнение при себе.

Она сжала губы, но промолчала.

Когда Николас вернулся с креслом, Клэр сидела на кровати, а няни в комнате уже не было.

– Позволь мне помочь. – Николас повернул Клэр, чтобы поднять ей ноги на кровать. Он подоткнул ей под левую ногу подушку и положил лед на отекшие пальцы.

Он обратил внимание на другую ее ногу, маленькую и изящную, со стройной лодыжкой. Белая ночная рубашка не скрывала изгиба икры.

– Накрой меня, пожалуйста, – попросила она напряженно.

Он накинул покрывало ей на ноги, оставив не укрытой только ступню, на которой лежал лед.

– У тебя есть какое-нибудь обезболивающее?

– Я не хочу его принимать. Вильям может проснуться среди ночи.

Он присел у нее в ногах.

– Миссис Трент спит рядом. Она может вставать к нему.

– Да, но я должна кормить его.

– Может, найти Вильяму кормилицу?

– Нет!

От удивления он даже поднял голову.

– Хорошо-хорошо. Я хотел как лучше для тебя.

– Это отдалит его от меня, и мне будет только хуже.

– Похоже, тебя это сильно возмутило.

– Он мой сын, и я, разумеется, очень люблю его.

– Конечно, он – все, что у тебя осталось от Стефана. Помимо акций компании и других капиталовложений, которые он оставил тебе в своем завещании.

Он не отвел глаз от ее взгляда, но боль, которую, как ему показалось, он прочитал у нее в глазах, заставила его почти пожалеть о сказанном.

Миссис Трент вернулась с подносом, который поставила на ночной столик с таким грохотом, что чашки задребезжали.

– Это все, – сказал ей Николас. – Можете идти.

Она с нескрываемым осуждением сдвинула брови и поджала губы.

– Спокойной ночи, – попрощался с миссис Трент Николас и начал разливать чай. – Сливки, сахар?

– Мед, пожалуйста, – тихо ответила Клэр, украдкой взглянув вслед миссис Трент. Та удалилась в гардеробную, где спала на узкой кушетке, чтобы слышать Вильяма.

Николас размешал в чае ложку меда, передал ей чай и налил себе.

– Позовите меня, если понадоблюсь, миссис Холлидей, – произнесла с порога миссис Трент.

– Миссис Холлидей обязательно позовет вас, – заверил ее Николас. Неужели эта чопорная женщина считает, что он изнасилует свою невестку прямо в нескольких шагах от ее сына и навязчивой няни?

Она вновь исчезла, и он взглянул на Клэр.

– Ты стала пить чай с медом, познакомившись со Стефаном? Это его привычка, – заметил он.

– Я всегда пила чай с медом. – Такой ответ ее ни к чему не обязывает. Она и не признает, и не отрицает свою осведомленность о пристрастиях Стефана.

– Что ты больше всего ценила в Стефане? – спросил он, устраиваясь на стуле. Он сам не понимал, почему ему так хотелось узнать подробнее об ее отношениях с братом.

Она уставилась в свою чашку.

– Его заботу о других. Он был чутким, щедрым человеком.

– Легко быть щедрым с деньгами Холлидеев, – согласился он.

Губы у нее от возмущения вытянулись в ниточку, и она подняла на него глаза.

– Когда мы встретились, я даже не подозревала о его состоянии.

– Даже не подозревала?

– Ты не слишком уважал своего брата? – спросила она.

– Почему ты спрашиваешь? – удивился он.

– Ты считал его настолько глупым, что он якобы был способен жениться на охотнице за состоянием.

– А ты не такая?

– Ты все равно не поверишь, если я скажу «нет».

Николас не мог не оценить разумности се слов.

– Скажем так: мой брат не всегда принимал самые мудрые решения.

– Иными словами, принимал не такие решения, какие ты хотел, чтобы он принимал.

Он опустил чашку, взглянул на грозящий потухнуть огонь и встал, чтобы подбросить дров. Он специально дразнил ее. Рана от гибели брата еще саднила, а присутствие Клэр действовало ему на нервы.

– Ну и как эта новая жизнь по сравнению с нью-йоркской? – спросил он.

– Другая, совсем не такая, о какой я мечтала.

– В каком смысле?

– Разве не ясно? Стефана больше нет.

– Он повез тебя в Европу до знакомства с семьей. Тебе не кажется это странным?

– Вовсе нет. Если ты относился к нему с таким же презрением, как и ко мне, то у него было бы не слишком приятное начало семейной жизни. Разве нет?

– Что нет?

– Разве ты не относился к нему с презрением?

Николас не любил, когда его бьют его же оружием.

– Он не рассказывал тебе о своей семье? – спросил он вместо ответа.

– Нет, не рассказывал. Я ничего не знала о вас, пока не оказалась здесь.

– Ты хочешь сказать, что потеряла голову от любви к моему брату и вышла за него замуж, ничего не зная ни о нем, ни о том, способен ли он заботиться о тебе. Неужели тебя не интересовало, как он зарабатывает на жизнь? И зарабатывает ли вообще?

– Я знала о его пьесах. На Востоке они имели большой успех.

– То есть ты думала, что выходишь замуж за пробивающего себе дорогу драматурга. И вдруг, о чудо, оказывается, что его семья сделала немаленькое состояние в металлургии.

– Мне никогда не нужно было ни цента из вашего состояния, – сказала она, сверкнув голубыми глазами. – Ведь это ты приехал за мной, ты увез меня из больницы. Ты привез меня сюда. Леда настояла на покупке для меня новой одежды. Я все приняла потому, что она хотела этого.

И как жене Стефана ей все это полагалось. И даже больше. Если он будет грубить Клэр, это не вернет Стефана и не облегчит его страданий.

Причина его раздражения была в другом – он понимал, что Клэр наполнила смыслом существование его матери, и это убивало его.

– Теперь ты Холлидей, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Неважно, кем ты была до этого. Неважно, почему Стефан женился на тебе. И теперь я отвечаю за тебя. Но и у тебя появились определенные обязательства.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы поговорим об этом завтра. Мне нужно поработать над кое-какими бумагами.

– И закончить бутылку бренди.

– Если сочту это необходимым.

– Уверена, что сочтешь.

– Спокойной ночи. – Он вышел и закрыл за собой дверь. Самообладания ей, конечно, не занимать, однако и он молодец – сделал правильные выводы. Наконец она начала показывать свое истинное лицо. Не такая уж она и застенчивая, какой притворялась вначале.

Николас валился с ног от усталости. Теперь все-таки станет легче. Он знал, что будет тяжело сообщать матери о крушении поезда, опознавать тело Стефана и переправлять его домой. Было утомительно искать Клэр и заботиться о ней и ребенке. Но сегодняшнее появление перед друзьями и родственниками забрало его последние силы. Теперь будет легче.

Разумеется, если не считать, что теперь придется бороться с влечением к собственной невестке и чувством вины, терзавшим по ночам.

Он проверяет ее и не скрывает этого, а она не знает, что говорить. Она понятия не имеет, какими людьми были Клэр и Стефан Холлидей, и неизвестно, как долго ей придется пользоваться гостеприимством их семьи. Нужно что-то делать со своей неосведомленностью. И чем скорее, тем лучше.

О Стефане она может поговорить с Ледой. Леда любит рассказывать о сыне. Вполне естественно, что две женщины обсуждают свою потерю и делятся горем.

С Клэр дело обстояло сложнее. Чем больше Сара об этом думала, тем сильнее убеждалась, что, скорее всего, Николас прибегал к услугам частного детектива. А если это так, то результаты расследования должны быть у него в кабинете. Возможно, даже в том огромном письменном столе. Если ей удастся прочитать отчет, то у нее будет хоть какое-то представление о той, за кого она себя выдает. По крайней мере, она будет знать о Клэр столько же, сколько и Николас.

От Леды и слуг она знала, что Николас ездит на фабрику каждый день. У нее созрел план.

На следующий день за ужином Сара пригласила Леду к себе в комнату. Они пили чай и играли в крибидж[2] у камина.

– Расскажите мне, каким Стефан был в детстве, – попросила Сара.

Леда слабо улыбнулась.

– Он был таким же жизнерадостным, как и потом, уже став взрослым. Конечно, он немало проказничал, но был добрым и любящим.

– А в школе?

Леда рассказывала историю за историей и, как Сара и надеялась, периодически вспоминала и его взрослые годы. Сара внимала каждому слову, задавала вопросы, смеялась и плакала вместе с ней. И с ужасом думала о том дне, когда ей придется сказать Леде правду.

На следующий день рано утром приехал доктор.

– Думаю, вам уже можно ходить на костылях. У вас ведь не было приступов головокружения или потери равновесия?

– Нет, – ответила Сара, – я чувствую себя хорошо.

– Рекомендую вам по ступенькам без посторонней помощи не ходить.

На следующее утро Сара обнаружила, что уже может сама спуститься по лестнице. Выставляя костыли вперед, она медленно, но решительно направилась к кабинету Николаса. У нее мало времени – пока спит Вильям.

Все документы Николаса были аккуратно разложены по ящикам. Сара с сожалением обнаружила, что ящики письменного стола заперты. В поисках ключа она начала осматривать столешницу и все доступные горизонтальные поверхности. Безрезультатно.

Вильям может вот-вот проснуться. Пора было возвращаться.

Сара подхватила костыли и выскользнула из кабинета, закрыв за собой дверь.

Леда и Вильям отдыхали днем в одно и то же время. Кроме того, горничные убирали дом по утрам, поэтому днем Сара меньше рисковала. На следующий день она оставила миссис Трент дремать в кресле-качалке возле детской кроватки, а сама пошла проверять комнаты второго этажа.

Сара доковыляла до коридора, переходящего в отдельное крыло. В доме было тихо, не считая приглушенного стука ее костылей по покрытому ковром полу.

Коридор заканчивался массивными двойными дверями. Оперевшись о костыль, она открыла одну из дверей.

Маневрируя так быстро, как только могла, Сара вошла и закрыла за собой дверь, отметив, что горничная уже успела здесь побывать – кровать была убрана, а комната сияла чистотой.

Огромная комната была обставлена тяжелой мебелью: массивные кресла возле камина с одной стороны, письменный стол в углу и огромная кровать на возвышении с витиеватой резьбой по деревянной доске в изголовье и изножье. У стены комод. Еще одна дверь вела в гардеробную, а другая – в небольшое немеблированное помещение.

Откуда начать?

Письменный стол был самым подходящим объектом, поэтому она начала именно с него. Ящики оказались не заперты, но там оказались лишь несколько аккуратных стопок писчей бумаги, перья, чернила и письма.

Письма были от Стефана. Сара открыла первое, датированное несколькими годами назад, и прочитала о его первом драматургическом опыте в Лондоне. Следующее было посвящено интересной женщине, с которой он познакомился на Востоке, и восторженному описанию премьеры пьесы, которую он хотел посмотреть в Нью-Йорке.

Она положила их обратно, только несколько штук опустила в глубокий карман юбки. Николас не заметит пропажи, а она вернет их, как только побольше узнает о Стефане.

В других ящиках вообще ничего не было, и Сара принялась за комод. Запах свеженакрахмаленного хлопка и льна вызвал в памяти тот момент, когда Николас прижимал ее к своей груди. На какую-то долю секунды ей показалось, что он сейчас здесь. Она даже виновато оглянулась.

Сара быстро просмотрела ящики, стараясь не нарушить порядка и чувствуя себя преступницей. В верхней части комода оказался деревянный ящичек – подходящее место для ключа. В одном отделении она обнаружила две розы – одну засушенную, а другая выглядела так, словно он положил ее туда несколько дней назад. Но почему?

Сара вспомнила гору цветов на могиле Стефана, и ответ пришел сам собой. Тогда откуда засушенный цветок? Ей припомнился портрет на каминной полке у него в кабинете. С могилы отца? Странно, сентиментальность совсем не вяжется с этим суровым и недоверчивым человеком.

А может, ему подарила их женщина? Сара положила цветы на место.

В других отделениях она нашла только гранатовый перстень в тяжелой золотой оправе, несколько бриллиантовых запонок, карманные часы и несколько золотых монет.

Потом она осмотрела этажерку возле кровати, затем ящики небольших столиков возле кресел.

Раздался негромкий звук гонга. Сара чуть не подпрыгнула и осмотрелась вокруг. Били стоявшие на комоде часы. Сара отняла руку от чуть не выскочившего из груди сердца.

Это безнадежно. Если ключ спрятан, то он может оказаться за какой-нибудь картиной или в любом из нескольких сотен карманов его одежды. Скорее всего, он носит его при себе.

Сара взялась за костыли и собралась выходить, когда услышала тяжелые шаги по коридору. Ужас сжал ее сердце.

С быстротой, на которую она была только способна, Сара заковыляла в противоположную сторону, судорожно ища, где бы укрыться. Она проскользнула в нежилую комнату как раз в тот миг, когда одна из огромных дверей орехового дерева распахнулась и Сара услышала, как Николас гневно чертыхнулся.

Глава пятая

Оказавшись в своей комнате, Николас всласть выругался. Он содрал с себя испачканные кровью пиджак и рубашку.

Томас Крейн, один из рабочих цеха, попал под сорвавшийся блок, Николас тут же послал за носилками и собственноручно пытался остановить кровотечение, пока начальник цеха скручивал импровизированный жгут.

Потом он сопровождал Томаса в город к врачу и ждал, пока тому наложат швы и стянут ребра.

Вошел Грувер с медной ванной.

У Крейнов маленькие дети. Николас видел семью Томаса на ежегодно устраиваемом летом пикнике для работников «Холлидей Айрон». На их бюджете отразится потеря даже недельного заработка. Надо сказать Милошу, чтобы следующие несколько недель их снабжали продуктами.

Грувер поставил ванну на каменную плиту возле камина. Две горничные наполнили ее водой и быстро удалились.

– Я вам нужен? – спросил Грувер.

– Подберите мне чистую одежду. – С этими словами он снял брюки и залез в наполовину наполненную ванну.

Из своего укрытия Сара слышала каждое слово. Сердце бешено колотилось. Брошенный украдкой взгляд выхватил дверь, которая, как она надеялась, вела в коридор.

Раздался плеск воды.

Осмелится ли она перебежать через комнату? Сколько времени в ее распоряжении? На кого она наткнется в холле?

Она робко наклонилась к замочной скважине. Полуденное солнце освещало комнату и блестело на медной ванне. А в ванне стоял…

Господи!

До этого Саре никогда не приходилось видеть мужчину столь совершенно сложенного. Николас стоял к ней спиной и намыливал руки и грудь.

Широкая мускулистая спина с подвижными мышцами сужалась к тонкой талии и упругим ягодицам. У нее перехватило дыхание.

Боже! Боже! Ее сердце стучало так громко, что ей казалось, вот-вот выдаст ее укрытие.

Он наклонился, зачерпнул горсть воды и вылил на голову. Струйки потекли по спине.

Сара резко выпрямилась. Лицо и шея у нее горели. Она сбежит сейчас, пока он моется, и будет молиться, чтобы Грувер еще был занят подбором одежды. Вильям уже мог проснуться, и миссис Трент вот-вот явится за ней.

Аккуратно она пошла по голому деревянному полу, следя за тем, чтобы костыли не стучали. Лоб и спина покрылись потом. В любую минуту он может открыть дверь и… и…

И, о, Боже, он будет голым. И мокрым.

Она добралась до двери и дрожащей рукой дернула за ручку. Дверь открылась.

Быстро, как только могла, она поспешила покинуть это крыло дома.

Когда Сара вошла, миссис Трент была занята вышиванием.

– Он только что начал ворочаться, – сообщила она. Если ей и показалось странным, что Сара куда-то ходила, она не сказала ни слова.

Сара нащупала в кармане письма. Она прочтет их вечером, когда останется одна.

У нес есть ребенок, а она никогда не видела обнаженного мужчину. За ужином Сара не могла смотреть на Николаса, не вспоминая его мускулистое тело. Щеки у нее горели.

Как она ни пыталась сконцентрироваться на жареном мясе молодого барашка или на разговоре о несчастном случае на фабрике, она не могла избавиться от стоящего перед глазами образа покрытого капельками воды тела. Как потрясающе сложен этот мужчина… и все это спрятано под одеждой. Сара по-новому оглядела его темно-серый костюм и белоснежную рубашку.

Она вспомнила, как странно иногда он сам смотрит на нее. Интересно, он думает о ней то же самое? Разумеется, нет! Он же считает ее своей невесткой!

Клэр!

При звуке его низкого голоса она подняла глаза.

– Ты не могла бы после ужина зайти ко мне в кабинет? – попросил он.

Ей стало трудно дышать. Зачем он просит ее зайти к нему? Неужели он обнаружил пропажу писем?

– Да, хорошо.

– Дорогая, ты нормально себя чувствуешь? – спросила Леда. – За весь вечер ты не проронила ни слова, и ты покраснела.

– Я в порядке, – поспешила заверить ее Сара.

– Ты научишься жить с этим чувством одиночества, – заметила Леда. – Со временем ты найдешь, чем занять свое время.

Сара согласно кивнула и опустила глаза. Ей было стыдно за то, что Леда всегда находила оправдание ее плохому настроению, ее молчанию, даже ее присутствию в этом доме. Как у Клэр, у нее есть оправдание.

Но как Сара Торнтон, она ответственна за всю ложь. Жизнь Клэр была бы гораздо проще.

Миссис Пратт убрала нетронутый десерт.

– Ты присоединишься ко мне? – спросил Николас.

Сердце Сары дрогнуло, но она кивнула.

– Мама, ты с нами?

– Нет, спасибо, дорогой. Грувер отвезет меня к Остинам на партию в крибидж.

Николас поцеловал мать и повел Сару в кабинет.

– Ты не против, если я буду курить?

Она подняла глаза и увидела, что большим и указательным пальцами он держит тонкую сигару.

– Нет, мой отец курит трубку.

– Курит? А я думал, что он умер. Сара прикусила язык.

– Да, я имела в виду, курил. – И, прежде чем он успел продолжить свой допрос, она спросила: – О чем ты хотел поговорить со мной?

Непринужденно опустившись на колени перед огнем, он зажег сигару лучиной. Густой аромат хорошего табака наполнил комнату. Николас поднялся, продолжая смотреть па огонь.

Сара снова вспомнила шокирующее зрелище, представшее ее глазам в замочной скважине. Она больше никогда не сможет смотреть на этого мужчину по-прежнему. И вновь странное тепло разлилось у нее в груди, спустилось к животу, вызвав неуютное ощущение.

Он повернулся к ней.

– Я хотел обсудить с тобой обязанности, о которых упомянул в прошлый раз.

– Хорошо. – Она села в кресло подальше от камина. Ей и без того было жарко.

– Как у жены Стефана и матери Вильяма у тебя есть определенные обязательства перед семьей.

Сара молчала – было ясно, что ее ожидает очередной тест.

– Стефан не всегда выполнял свои обязательства, – сказал Николас.

Почему он все время считал своим долгом рассказать ей о недостатках Стефана?

– Может быть, ты этого от него и ждал?

– Стефану принадлежала такая же часть «Холлидей Айрон» как и мне, – отрезал он.

Но он уклонялся от связанных с этим обязанностей.

Она идиотка, что сразу не поняла, к чему он клонит. Вот она, настоящая причина, почему Николас не доверяет ей.

– А какая часть «Холлидей Айрон» принадлежала Стефану?

– Одна треть. Мама и я владеем остальными двумя третями. После ее смерти ее доля должна была быть поделена между мной и Стефаном.

Деньги. Все дело в деньгах. Клэр и ее ребенок должны были стать наследниками.

– А что теперь? Что будет с долей Стефана?

– Как будто ты не знаешь.

– Откуда я могу знать? Я не общаюсь ни с кем, кроме тебя и Леды, а никто из вас мне не говорил об этом.

– А Стефан не говорил тебе?

– Стефан не собирался умирать! – Она услышала возмущение в собственном голосе и знала, что Николас тоже его услышал. – Наша супружеская жизнь только-только началась.

Его темные глаза оглядели ее волосы и лицо, потом он резко отвернулся и стряхнул пепел в огонь.

– Вильям унаследовал долю Стефана. А после смерти мамы он унаследует половину ее трети. Половина «Холлидей Айрон» будет принадлежать Вильяму.

– В конце концов, он был не таким уж и безответственным, тебе не кажется? – не удержалась от улыбки Сара. – Он побеспокоился о благополучии своего сына.

Его глубокие карие глаза метали молнии.

– А… – она чуть не сказала «Клэр», – а я? – поинтересовалась Сара. – Что причитается мне?

Николас смерил ее таким взглядом, который мог прожечь даже самую толстую кожу.

– На твой счет сделаны финансовые распоряжения. Определенные суммы будут выплачиваться ежегодно из прибыли компании. – Он выдохнул дым. – И ты собираешься сказать мне, что ни о чем не знала?

Сара оскорбилась за Клэр. Как смеет этот человек приписывать добрейшей женщине подлые манипуляции!

– Не хочешь же ты обвинить меня в том, что я подстроила крушение поезда с целью получить деньги Стефана?

Ее горячность смутила его.

Он бросил сигару в огонь и отошел от камина.

Пульс у Сары участился. Зачем она с ним спорит? Зачем злит его? Зачем не дает ему право сомневаться? Она ему никто. Но доброта и щедрость Клэр и Стефана очень много значат для нее. Благодаря им, она жива.

– Нет, я не думаю, что ты желала Стефану смерти, – наконец вымолвил он совершенно спокойным голосом. – Но я не уверен в мотивах, которыми ты руководствовалась, выходя за него замуж.

Сара молчала. Она не сказала, что ей неважно, что он думает о мотивах Клэр. Стефан женился на ней.

– О каких обязательствах ты говорил?

– Я буду уважать волю своего брата, – сказал он, проигнорировав ее вопрос.

– А как насчет его женитьбы? Его жены? Их ты будешь уважать? – Она внутренне сжалась от собственной неожиданной дерзости. – Извини, я не должна была этого говорить. Я не хочу ссориться с тобой. Просто скажи, чего ты ждешь от меня.

Он подошел к ней почти вплотную.

– Я жду от тебя, Клэр, что ты будешь уважать фамилию Холлидеев, что будешь вести себя соответственно, что примешь на себя обязанности, которые все эти годы выполняла моя мать. Ей не всегда было легко. В те времена, когда фабрика только зарождалась, ей было тяжело. Теперь она заслужила отдых.

Сара не сомневалась, что это правда. Кроме того, она сама чувствовала бы себя лучше, если бы приносила пользу.

– У меня нет жены, – продолжал он. – Когда и если я женюсь, моя жена разделит с тобой эти обязанности.

– Что конкретно ты хочешь, чтобы я делала?

– Устраивала приемы, вела домашнее хозяйство, контролировала слуг, покупки, составляла меню. Мама поможет тебе.

Она должна играть роль Клэр перед гостями. Сара похолодела.

– Как часто у вас бывают приемы?

– Когда наши деловые партнеры бывают в городе. Раз или два в месяц.

Она увязает все глубже и глубже.

Если бы на ее месте была Клэр, то она исполнила бы желание Николаса. Что еще ей оставалось делать? Она бы сделала это ради своего ребенка.

Значит, так же должна поступить и Сара. Чтобы не вызвать подозрений.

– Хорошо. Ты поговоришь об этом с матерью?

– Утром поговорю.

По тому, как он держал голову, она заметила, что плечи у него напряжены.

– Я буду стараться.

Он посмотрел на нее с сомнением.

– Посмотрим.

Это не была угроза. По крайней мере, не прямая. Однако Сара поняла, что последствия будут ужасны, если она не пройдет это испытание.

Хотя, какая ей разница? Она пробудет здесь максимум несколько недель. Максимум несколько недель ей осталось терпеть неприкрытую неприязнь Николаса. Потом она возьмет Вильяма и исчезнет. Найдет место, где сможет начать новую жизнь.

А до тех пор она как-нибудь справится. У нее нет выбора.

Глава шестая

Конечно, крестины Вильяма должны были стать первым таким испытанием. Стефан похоронен и оплакан; теперь нужно явить свету наследника Холлидеев.

Сара содрогалась от ужаса при мысли о необходимости представить Господу своего сына с просьбой о благословении. Какой удел ждет их после этого очередного ее прегрешения?

Когда звуки органной музыки разлились по Янгстаунской церкви, а воздух наполнился ароматами свечного воска и дорогих духов, Сара взяла себя в руки. Она заставила себя не думать о том, что ее ребенка крестят под чужим именем. И каждый раз, когда она готова была дрогнуть, она вспоминала о своем отце, молча проклиная Мориса Торнтона за его роль во всем этом фарсе.

Она дала себе обет, что Вильям никогда не получит такого жестокого урока. Она будет любить его независимо от его поступков. Она будет понимающей и прощающей матерью. Сара дала свою молчаливую клятву на пороге церкви и поспешила в дом проверять, как идут последние приготовления.

В обеденном зале устроили шведский стол. Николас наблюдал, чтобы, после того как слуга примет пальто каждого нового гостя и добавит подарки ко все увеличивающейся горе свертков, Сара приветствовала каждого персонально.

Она не была знакома с этими промышленниками и банкирами, но, когда Николас проходил мимо небольшой группы гостей, где она стояла, он услышал ее вопрос.

– Если идея канала так хороша, то почему проект был заморожен?

– Слишком дорого, – ответил Эдвард Каулин, отошедший от дел банкир. – А фабрики сейчас больше пользуются услугами железных дорог, чем реками.

– О канале говорят уже не меньше сотни лет, – заметил мэр Вейс. – Когда-нибудь кто-нибудь соберет достаточно денег и возьмется за этот проект.

Похоже, мэру Вейсу приглянулась Клэр. Николас заметил, как горбоносый вдовец хорохорился перед ней. Он наблюдал, как она перешла к другой группе гостей, каким-то образом умудрившись придать грациозность своим шагам на костылях.

– Что вы думаете о моей невестке? – спросил Николас, напоминая Филиппу Вейсу, что объект его интереса – одна из Холлидеев и находится под защитой Николаса.

– Потрясающая женщина. Как жаль вашего брата. Должно быть, они были очаровательной парой. Она молода и красива. Скоро она снова выйдет замуж.

Николас тут же перевел взгляд с мэра на Клэр. Снова выйдет замуж? Вообще-то, это совершенно естественно. Она молода. И она красива. И почему она должна довольствоваться одинокой жизнью богатой вдовы, когда может стать вдвойне богатой женой?

– Ты давно не был в театре, – сказал Николасу Эдвард. У них была ложа на балконе, куда Николаса обычно сопровождала Леда. – Почему бы тебе не прийти с Клэр в субботу вечером? Она могла бы познакомиться с моей женой.

Николас проследил за ней взглядом.

Клэр подошла к Милошу Швайцеру, одетому в аккуратно отутюженные черные брюки и серый пиджак. Он наклонился вперед, и прядь песочного цвета волос привычно упала на один висок. В его серых глазах появился неприкрытый интерес.

– В субботу вечером, договорились, Николас? – спросил Эдвард.

Клэр произнесла что-то, предназначенное лишь для ушей Милоша, тронув при этом его за рукав. Он улыбнулся и ответил ей. Николас не мог себе объяснить, почему их беседа ему неприятна.

– Да, – отозвался он. – Увидимся. – Продвигаясь по комнате, он встал возле своей невестки.

Милош взглянул на него.

– Клэр отлично поработала над меню. Ты пробовал гусиный паштет?

Николас пытался справиться с непонятным раздражением.

– Да, мама хороший учитель.

Клэр взглянула на него, и если бы он не знал ее лучше, то подумал бы, что прочитал боль в этом взгляде. Она может обмануть кого угодно, но только не его. Он не собирается поддаваться ее коварным чарам и мелодичному нью-йоркскому акценту.

– Как Томас себя чувствовал, когда ты заезжал к Крейнам? – поинтересовался Николас у своего помощника.

– Идет на поправку. Его больше всего волнует потеря работы. А миссис Крейн шлет тебе благодарность за провизию.

– Как думаешь, этого было достаточно?

– Там полвагона продуктов, Николас, – усмехнулся Милош.

– Твоя щедрость достойна восхищения, – заметила Клэр.

– Пусть этот жест не обманывает тебя, – возразил Милош. – Он очень расчетлив, в бизнесе не уступит ни пенни. Он будет торговаться о цене за каждый фунт стали, пока поставщикам не надоест и они не уступят.

– Мой отец начинал свой бизнес с кредита, взятого в «Каулинс Сейвингс и Траст», – ответил Николас. – Я был бы нищим, если бы в память о нем не преумножал капитал и не продолжал его работу.

– И ты преуспел в этом, Николас. Теперь тебе надо позаботиться о наследнике, который возьмет в свои руки бразды правления, чтобы ты мог спокойно наслаждаться старостью, – заметил подошедший к ним Самуэль Бреслоу, фабрикант.

Повисло молчание. Николас устоял и не взглянул на Клэр.

– Меня еще надолго хватит в «Холлидей Айрон», – заверил он Самуэля.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – усмехнулся тот. – Я привез тебе коробку сигар из Джорджтауна. Что, если мы пойдем попробуем их?

Николас слегка кивнул Клэр.

– Извини нас.

Сара кивнула, и мужчины ушли.

– Я легко могу себе представить его практичным бизнесменом, – сказала Сара Милошу. – Это его вторая сторона.

– Он лоялен к своим работникам, – заметил Милош.

– И к своей семье, – добавила она.

– И к своей семье, – согласился Милош.

– Вы давно его знаете?

– Очень давно. Когда-то мы были влюблены в одну юную леди.

Да?!

– Нам было по десять, – улыбнулся Милош. – Мы ненавидели друг друга почти целый месяц.

– И что случилось?

– Я сделал так, чтобы все подумали, что это он разлил чернила на стуле учителя, а он разбил мне нос. Затем Мэри Джой переехала в Чикаго, и мы забыли о ней.

Сара улыбнулась.

– Они со Стефаном были как вода и масло, – продолжил Милош. – Николас делал все, чтобы доставить удовольствие Темплтону.

– Их отцу? Он кивнул.

– А Стефан всегда нарушал правила и никогда не заботился о том, что все, в том числе его отец, о нем думают.

– Значит, их отец отдавал предпочтение Николасу?

– Как раз наоборот. Конечно, он старался не показывать этого, но его любимцем был Стефан. Ему сходили с рук самые ужасные проделки. В то время как Николас…

Да?

– Николас просто еще сильнее старался заслужить уважение отца. Теперь, задним числом, мне кажется, что таким образом он пытался сгладить то разочарование, которое приносил их родителям Стефан. – Неожиданно выражение его лица изменилось. – Простите меня.

– За что?

– Я не должен был говорить этого. Вы жена Стефана.

– Ну что вы. Я благодарна, что вы искренни со мной. Я многого не знаю и не понимаю в этой семье. Чем больше я узнаю, тем легче мне будет с ними жить.

Неожиданная мысль осенила ее.

– Вас не удивило, что Николас нанял детектива, чтобы расследовать мою подноготную?

– Правда? – искренне удивился Милош.

– Вы не знали?

Нет.

– Я подумала, что, возможно, он говорил вам.

– В принципе, это совершенно здравое решение. Любой человек его положения должен быть внимательным и защищать свою собственность. Естественно, избранница Стефана подверглась проверке. Не сомневаюсь, что, когда Николас соберется жениться, прежде чем произнести клятву перед алтарем, свою жену он тоже проверит.

Похоже, он искренен и, скорее всего, от него ничего не удастся узнать о Клэр. Но благодаря его дружелюбию ей было легко с ним общаться, и Сара чувствовала себя увереннее, чем в начале вечера.

– Что он рассказывал обо мне?

– Только то, что вы приезжаете с ребенком и что вы пострадали во время происшествия. Он симпатичный мальчик. Я рад, что с вами обоими все в порядке.

Вечерело. Гости разошлись. Сара с Ледой успели открыть подарки в ярких обертках. Леда крепко обняла Сару, заверив, что та отлично потрудилась, и пошла к себе отдыхать.

Проследив за тем, чтобы слуги приступили к уборке, Сара направилась к лестнице. Нога, начавшая болеть еще несколько часов назад, теперь нестерпимо ныла. Остановившись у ступенек, она крепко ухватилась за перила и взглянула вверх, собираясь с силами для подъема.

– Почему ты ничего не сказала?

Низкий бархатный голос Николаса застал ее врасплох. Она обернулась.

– О чем? – Сердце у нее застучало. Неужели он что-то заподозрил? Может быть, кто-то узнал ее? Она не видела никого из знакомых.

– О том, что у тебя болит нога, – ответил Николас.

Она с облегчением облокотилась о блестящий дубовый поручень.

– Мне не так уж плохо, – ответила она.

– Зачем делать вид, что у тебя ничего не болит? – произнес Николас. – Это глупо, – и без предупреждения поднял ее на руки.

От него шел запах табака и еще тот аромат, который она почувствовала у него в гардеробной – его уникальный мужской запах. Какое-то время она держалась напряженно, противясь его бесцеремонности. Но когда он поднялся с ней на несколько ступенек, она поняла, как благодарна ему за его заботу.

Сара позволила себе расслабиться, наслаждаясь чувством защищенности, которое ей дарили эти крепкие объятия.

Он отнес ее в спальню и положил на край кровати. Едва он отстранился, она завизжала. Оказывается, прядь ее волос зацепилась за пуговицу его жилетки. Николас сел возле нее и начал изучать сплетение.

– Прости, – тихо произнесла она по-ребячески, но одновременно соблазнительно прикусив нижнюю губу.

– Дай я, подвинься, – предложил он.

Она с готовностью наклонилась вперед, и он дотронулся до запутавшегося локона, аккуратно снимая его с пуговицы. Волосы на ощупь оказались чистым шелком. Освободив прядь, он еще некоторое время держал ее в руке, наслаждаясь приятным ощущением.

Сара подняла голову, но не отстранилась, лишь устремила на него серьезный взгляд, в котором он прочитал немой вопрос. Он оглядел нежную кожу цвета слоновой кости, волнующий изгиб губ и роскошные волосы цвета золотистой пшеницы.

Неожиданно для самого себя он взял пальцами локон, висевший вдоль ее лица, и погладил его, завидуя его близости к ее соблазнительно красивому лицу.

В следующую минуту его пальцы коснулись ее губ, пробежали по мягкой коже. Она покраснела.

Губами он чувствовал ее неровное дыхание, казавшееся сладким на вкус, приглашающим, гипнотизирующим. Соблазнительный аромат ее волос и кожи будоражили его чувства. Выдох вырвался сквозь ее провоцирующие губы, и страстное желание почувствовать их вкус растопило его сознание, словно горячий нож масло.

Его пальцы утонули в массе локонов у ее виска. Его губы приблизились к ее губам. Она коротко вздохнула от удивления или удовольствия – он не был уверен, – но он накрыл ей рот, прежде чем она сумела возразить или отстраниться.

Несколько минут Николас пребывал в растерянности от желания, вызванного поцелуем, прежде чем понял, что она положила ему ладонь на грудь в деликатном протесте.

Это движение привело его в чувство. Он отстранился, убрал руку и встал. Сердце у него стучало.

Она сидела, опустив глаза, опираясь на одну руку, а другой пытаясь уложить непослушный локон.

– Прости, – прошептала она, и он увидел, как серебристая капелька заблестела у нее на ресницах.

– Это я виноват, – пробормотал он. – Набросился на тебя, как…

Капелька превратилась в каплю и уже катилась по ее щеке цвета слоновой кости. Она смахнула ее.

– Прости меня, Клэр, – заставил он себя произнести. – Ты слишком уязвима сейчас. Это было нечестно с моей стороны.

Она медленно покачала головой и одними губами проговорила: «Нет».

– Больше это не повторится.

Она продолжала сидеть без слов и движения.

– Ради Бога, посмотри на меня, это же был просто поцелуй.

Она посмотрела. Но лучше бы она этого не делала. Лучше бы он не просил ее. Потому что когда она подняла на него свои блестящие глаза, он прочитал в них такое замешательство и боль, что понял правду.

Это был не просто поцелуй.

Сара готовилась к вечернему выходу в театр. Она бы с удовольствием осталась дома с Ледой: тогда у нее было бы несколько лишних часов, чтобы вернуть на место письма Стефана и прочитать оставшиеся. Те, что она уже успела прочесть, мало помогли ей.

Сара выбрала одно из своих новых платьев, из черной парчи с оборками из французского кружева и жемчужными бусинами на талии.

Она изучила свое отражение в зеркале. Сара до сих пор не привыкла к своим ставшим более женственными очертаниям фигуры. Груди стали полнее, а бедра более округлыми, пропала подростковая угловатость.

Тут она вспомнила вечер, когда Николас отнес ее в комнату. И поцеловал. Интересно, что Николас думает о ней?

Какое это имеет значение? Он даже не знает, кто она на самом деле, напомнила она себе.

Всякий раз, как она задавалась этим вопросом, ей приходило на ум самое вероятное объяснение: это был еще один тест. Тест, чтобы проверить, что за женщину выбрал себе в жены его брат, проверить моральные качества матери единственного на сегодняшний день наследника Холлидеев. И как каждый раз после его проверок, она не была уверена, что прошла тест.

Поцелуй Николаса все еще не давал ей заснуть по ночам – ее никогда так не целовали.

Никогда не целовали с такой нежностью, с такой глубокой чувственностью, с благоговением.

Но это было глупо.

Она провалила тест. Вдова его брата должна была дать ему пощечину и громким криком сообщить всем о нанесенном оскорблении. Она этого не сделала.

Не сделала.

Она положила руку ему на грудь, почувствовала учащенное сердцебиение и жар его мускулистого тела. Она помнила захватывающую дух красоту его обнаженной спины и собственное смятение, слышала внутренний голос, напоминавший о ее обязательствах перед сыном, и она оттолкнула мужчину, которого желала прижать еще ближе.

Она не хотела попасть в ловушку, поскольку еще была свежа память о предательстве.

Эта мысль немного отрезвила ее. У Николаса есть цель, и эта цель лично ей не сулила ничего хорошего.

Сара отвернулась от зеркала, чтобы не видеть краску унижения и желания, которая до сих окрашивала ее кожу при воспоминании о том вечере.

Вильям тихо лежал в своей кроватке, но еще не спал. Она только что покормила его перед тем, как надеть платье. Она взяла его на руки и подошла к окну.

– Мамочка уходит ненадолго, – пообещала она, целуя его в лобик. – И я буду очень по тебе скучать.

В ответ он одарил ее своей беззубой улыбкой, которая заставила Сару улыбнуться.

– Ты мой самый любимый мальчик.

Она снова улыбнулась, и ее сердце, наполненное любовью, запело.

– Вильям еще не спит? – спросила миссис Трент, подходя к ней.

– Да, он все больше времени может проводить без сна. – Сара передала ребенка няне. Достав свой ридикюль, она переложила содержимое вместе со свежим носовым платком в одну из вечерних сумочек Клэр. Проверив объемную льняную подкладку, за которую зашила браслет, Сара, несколько раз дернув за нитку, высвободила свою последнюю ценную собственность.

Из своей серебряной оправы изумруды подмигивали ей, словно знали ее секрет. Она сжала в руке драгоценность и почувствовала, как камни приятно холодят кожу. Какой была бы ее жизнь, если бы ее мать была еще жива? Возможно, женское воспитание и опека уберегли бы ее от ошибки с Гайленом Карлайлом. А если бы она все-таки совершила эту ошибку, то, быть может, мать смогла бы остановить отца и не позволила бы выгнать ее – их единственного ребенка – из дому.

Она этого никогда не узнает. Сара застегнула браслет на запястье. У нее есть только две вещи, которые принадлежат ей по праву: Вильям и изумрудный браслет. Она должна в полной мере насладиться этим драгоценным украшением, прежде чем расстанется с ним.

Николас ждал ее в фойе. Официальный черный вечерний костюм и безупречно белая рубашка подчеркивали его демоническую привлекательность.

Его ничего не выражающий взгляд пробежал сначала по ее волосам, потом по платью и остановился на лице.

– Готова? – спросил он.

– А где твоя мама?

– Сегодня она ужинает с друзьями. Разве она не говорила?

Они идут в свет вдвоем? Одни? На краткий миг она позволила себе представить, как он целует ее. У нее перехватило дыхание, застучало сердце, но, приструнив крамольные мысли, она задвинула их в дальний уголок сознания.

– Нет, – ответила Сара, – мне она ничего не говорила.

– Разве это имеет для тебя значение, пойдет она с нами или нет?

Сара уже не помнила, когда в последний раз была в театре, и сегодня она была намерена насладиться вечером. И плевать ей на Николаса Холлидея со всеми его тестами и поцелуями. Она подобрала юбки и сделала шаг в его сторону.

– Конечно, нет.

Пьесу, которую они смотрели, Саре доводилось видеть и в лучшем исполнении, но это не испортило ей удовольствия.

Элизабет, вторая жена Эдварда Каулина, была всего на несколько лет старше Сары. Это была миниатюрная, живая брюнетка с мелодичным смехом, державшая в ежовых рукавицах своего мужа-банкира. Когда во время антракта их сопровождающие удалились, Элизабет устроилась подле Сары и стала развлекать ее разговорами. У Каулинов было два маленьких ребенка, а Элизабет состояла во множестве женских организаций.

– На следующей неделе я даю благотворительный завтрак для «Женской помощи». Ты должна прийти, Клэр.

– Спасибо, – ответила Сара. Должно быть, Николас хотел проверить ее реакцию на необходимость выполнять социальные функции. – С удовольствием.

Вернулись мужчины. От их одежды пахло дорогими иностранными сигарами. В зале снова погас свет.

Через несколько минут после начала действия Сара взглянула на Элизабет и заметила, что та обнимает мужа, а он, в свою очередь, любовно держит ее за руку. Эта тайная сцена озадачила ее. Не потому, что она была шокирована, – она уже успела заметить, как трогательно относятся они друг к другу, несмотря на разницу в возрасте – а потому, что вдруг остро ощутила тоску. И одиночество. Она почувствовала себя еще более одинокой.

Она надеялась, что когда-нибудь у нее будет любящий муж. Ее мечты непременно включали обожающего мужа и детей, которых они будут растить вместе.

Что станет с ней и Вильямом, когда они покинут дом Холлидеев?

Ей придется притворяться вдовой, чтобы их не презирали. Новая ложь. Но она не сможет создать своему сыну нормальной атмосферы, дать хорошее образование, если не солжет. Иначе никто не сдаст им комнаты и не возьмет ее на работу.

Вильям будет ее семьей. А она обязана дать ему все лучшее.

Глядя на сцену невидящим взором, Сара почувствовала взгляд Николаса. Она обернулась и увидела, что он действительно смотрит на нее. Она мгновенно перестала жалеть себя.

– Я должен был раньше подумать о том, что это будет болезненным напоминанием о Стефане, – мягко произнес он и, к ее изумлению, взял ее холодную руку и согрел между ладонями.

От его прикосновения рука и плечи у нее быстро покрылись гусиной кожей. Ей хотелось прижаться к нему всем телом. Но это будет глупо, если она примет утешение этого жестокосердного человека. Неужели она так истосковалась по любви, что готова принять внимание любого?

Пусть он думает, что она тоскует по Стефану. Это ей очень кстати.

Посередине действия, когда он так и не выпустил ее руки, Сару осенила неожиданная мысль. А может быть, это он ищет ее утешения и поддержки?

Она украдкой взглянула на его профиль. Нет, только не великий Николас Холлидей, человек из стали. Но потом она вспомнила, как он нежен с матерью. Да, пожалуй, этот человек таит в себе много секретов.

Она отвела взгляд от его лица, убрала руку. Нет. Каждое его действие, каждый шаг, каждое слово – все имеет смысл. Он постоянно проверяет ее. Делай то, что делала бы Клэр, строго напомнила себе Сара.

Это было бы гораздо проще, если бы она имела представление о том, какой была Клэр.

У них был забронирован столик, и после спектакля Грувер отвез их на ужин в элегантно обставленный ресторан неподалеку, который выбрали Каулины. Сара отказалась от вина, отдав предпочтение белому виноградному соку, который она весь вечер потягивала через соломинку. Ее полные груди начали ощущать дискомфорт, и единственное, о чем она сейчас мечтала, так это о возможности удалиться, не привлекая внимания.

Элизабет развлекала их рассказами о путешествии в Европу. Ее лицо озарилось улыбкой, когда она увидела проходивших мимо их столика актеров, участвовавших в только что просмотренном спектакле.

– О, мне так понравилась ваша игра сегодня вечером! – воскликнула она, махнув рукой.

Стройная женщина с огненно-рыжими волосами ответила с улыбкой.

– Спасибо. – Без грима она была не так сногсшибательна, как на сцене.

Рыжая, Патрис Бомонт, представила им своих коллег, а Элизабет представила их маленькую компанию.

– Холлидей? – спросила щедро одаренная природой брюнетка по имени Джудит Марчелино. – Вы имеете какое-то отношение к Стефану Холлидею?

Николасу определенно не понравился ее вопрос.

– Да, – ответил он, вставая и нерешительно пожимая протянутую руку. – Я его брат.

– Я играла в одном из спектаклей Стефана в Нью-Йорке прошлой зимой, – сказала она. – Мы были так опечалены, когда узнали о его смерти. Пожалуйста, примите мои соболезнования.

– И Клэр, конечно, – добавила она, подходя ближе и наклоняясь, чтобы коснуться своей напудренной щекой щеки Сары. – Милая Клэр. Ты, должно быть, очень одинока без нашего дорогого, дорогого Стефана. Скажи, что я могу для тебя сделать?

– Ну, я… я… – пробормотала Сара, мечтая лишь о том, чтобы удрать из ресторана. – Ничего. Брат Стефана заботится о нас.

Нас?

– У Клэр есть ребенок, – ответила Элизабет. Светло-зеленые глаза Джудит изучили лицо Сары, ее волосы, критически осмотрели платье. Она протянула руку и коснулась большим пальцем изумрудного браслета.

– Какая великолепная вещица, – прокомментировала она, переводя оценивающий взгляд на Николаса.

Сара отдернула руку, неожиданно почувствовав тошноту.

– Спасибо.

– Ты откуда?

Сара покраснела. Она пыталась избавиться от своего бостонского акцепта, но речь волей-неволей выдавала ее.

– Из Нью-Йорка, – ответила она.

– Ах, я так люблю Нью-Йорк. Там можно встретить самых интересных людей.

– Спасибо, что пришли на спектакль, – помахала рукой Патрис, и они удалились.

Сара так и не подняла глаз, пока не убедилась, что они ушли. И первое, что она увидела, это жесткий взгляд Николаса.

– Этот браслет тебе подарил Стефан? – спросил он достаточно тихо, чтобы другие не могли услышать.

Она покачала головой и с трудом сглотнула, справляясь с напряженными нервами.

– Он принадлежал моей матери.

Его брови взметнулись в изумлении, и Сара прикусила язык. Не надо было этого говорить.

– Слишком экстравагантный подарок, чтобы простой рабочий мог подарить такое своей жене, – ответил он. – Или швея могла сама себе купить.

– Он… он был в семье многие годы, – быстро ответила она.

Николас приподнял темную бровь, словно все еще не верил ей.

– Где, ты думаешь, я взяла, его? Украла?

– Вряд ли ты бы стала размениваться на такие мелочи, – усмехнулся он, – ведь ты у нас теперь богатая вдова. Интересно, кто тебя содержал до Стефана…

– Меня не волнует, что ты думаешь. Браслет принадлежал моей матери. Это единственное, что мне от нее осталось, поэтому мне особенно приятно носить его.

– Ты так говоришь, словно твоя мать умерла, – прошептал Николас.

Его пронизывающий взгляд пришпилил ее к стулу, как бабочку к картонке. Если у Клэр есть мать, он должен недоумевать, почему она до сих пор не связалась с ней! Саре стало жарко.

– Мне надо уйти, – неожиданно сообщила она. – Я плохо себя чувствую.

– Но только что принесли еду.

– Извини, но я не голодна. Просто отправь меня домой, а потом Грувер вернется за тобой.

– Клэр, это будет грубо. Каулины пригласили нас.

Она повернулась к Элизабет.

– Элизабет, я уверена, вы поймете, если мне придется уйти прямо сейчас. Я не привыкла так надолго оставаться без Вильяма.

– Ну конечно, я понимаю, дорогая, – ответила Элизабет. – Имея двух собственных детей, я все отлично помню. Еще увидимся. И я жду тебя в четверг на следующей неделе.

С облегчением и благодарностью Сара пожала ей руку, подхватила костыли и поспешила из ресторана.

Глава седьмая

Оказавшись на улице, она быстро пошла к экипажу. По дороге ее догнал Николас. Появился Грувер.

– Миссис Холлидей спешит, – сказал Николас.

– Простите меня, вам придется вернуться за мистером Холлидеем, – извинилась Сара.

– Нет, не придется, – сказал Николас кучеру, а затем повернулся к ней: – Это слишком далеко, чтобы ездить туда-сюда в этот час. Я уже пожелал Каулинам спокойной ночи.

Он уложил костыли и поднял ее саму, а затем сел напротив. Грувер убрал подножку, залез на козлы, и уже через минуту они были в пути.

– Я очень сожалею, что испортила тебе вечер, – извинилась Сара.

Он вздохнул и устало откинулся на сиденье.

– Ты не испортила мне вечера. Я просто хотел доставить тебе удовольствие и познакомить тебя с женой Эдварда.

Эти произнесенные тихим голосом слова удивили ее. Он приподнял кожаную шторку, и лунный свет осветил его строгие черты.

Да, он был человеком жестким и упорным, как сталь с его фабрики. Он был предельно осторожен и подозрителен к ней.

И он, кстати, был абсолютно прав.

Она обманывала и его, и его добрейшую мать. Она играет роль, преследуя лишь собственную выгоду, и он в равной мере был пешкой и противником в ее игре. Неожиданно она осознала абсурдность своей злости на него.

– Спасибо, Николас, – мягко, искренне поблагодарила она его. – Мне очень понравилось в театре. И я рада, что познакомилась с Элизабет. С ней так приятно общаться.

Он повернулся, и в полутьме она скорее почувствовала, чем увидела его взгляд. Он не побеспокоился о том, чтобы включить свет в салоне. После долгого, как ей показалось, молчания он произнес:

– Пьесы Стефана были лучше этой. Правда?

– Ты хочешь сказать, что видел работы Стефана? – в голосе прозвучал скепсис. Она была уверена, что он всегда игнорировал избранную братом профессию.

– Две.

– Он знал?

Лицо у него стало печальным. Он покачал головой и снова отвернулся к окну.

– Я знаю, ты не одобрял выбора Стефана, – мягко произнесла она. – Но я также знаю, что ты сильно любил его.

Он повернулся, и в темноте она смогла увидеть только половину его лица.

– Откуда ты знаешь?

– Я вижу твою боль. И я не забываю, что причина твоего недоверия и подозрительности – лишь желание защитить свою семью.

Он ничего не ответил, и она добавила:

– Неважно, как все складывалось между тобой и Стефаном, ты хотел как лучше. Ты хотел как лучше для него.

Похоже, над последними словами он задумался.

– Тебе не кажется, что хотеть лучшего не всегда достаточно?

– Теперь такое впечатление, что ты винишь себя за ваши размолвки.

– Леди, вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моих отношениях с братом.

– Я начинаю думать, что знаю.

Он отвернулся, и Сара поняла, что разговор окончен. Ему не нравилось, когда с ним менялись ролями.

Похоже, все это грозило плохо кончиться, если только за время своего пребывания у них она не найдет возможности изменить ситуацию.

Этот вопрос занимал ее мысли всю следующую ночь.

Последние несколько дней Милош был каким-то отстраненным. Николас знал его достаточно долго, чтобы понять, что того гложет какая-то мысль. Он оторвался от стопки писем и внимательно посмотрел на своего заместителя, сидящего за столом напротив.

– С цифрами какая-то проблема? – спросил Николас.

Милош отрицательно покачал головой.

– Мы выполнили нашу производственную норму?

– На самом деле на несколько тысяч фунтов даже перевыполнили.

Николас постучал по столу кончиком украшенного перламутровой ручкой ножа для бумаги.

– Ну, тогда скажи, что тебя беспокоит?

Милош пробежал пальцами по своим песочным волосам, откинулся на стуле, отчего заскрипели пружины и кожаная обивка, и, глядя Николасу в глаза, ответил:

– Ладно. Дело в Клэр.

Николас в негодовании отбросил нож.

– Так я и знал. Что сделала эта женщина на этот раз?

Милош некоторое время смотрел на него поверх скрещенных кистей рук.

– Она ничего не сделала. По крайней мере, я ничего такого не знаю. Кроме того, что она вышла замуж за твоего брата, а затем с ней случилось несчастье. Именно поэтому я не понимаю, откуда у тебя такое отношение к ней и такая подозрительность.

– Что за чушь она вбила тебе в голову? – спросил Николас, нахмурившись.

– Ты нанимал детектива расследовать ее прошлое?

Николас не видел причины чувствовать себя виноватым из-за желания защитить интересы семьи.

– Конечно. Я был бы дураком, если бы этого не сделал.

– Ну и как, результаты повлияли на твои к ней чувства?

– Конечно. Ее отец был рабочим на заводе в Нью-Йорке. Он умер, когда она была совсем маленькой. Доходы ее матери стали несколько сомнительными.

– А Клэр?

– Клэр начала работать на швейной фабрике, когда ей было тринадцать лет. Но ту работу она оставила, чтобы шить костюмы для театров. У нее было несколько интимных связей с мужчинами до Стефана. Все так или иначе связаны с театром.

– А тебе не кажется, что Стефан и сам был в состоянии судить о ней? Неужели он женился бы на женщине, которая только использовала его ради денег? Ведь ты именно об этом думаешь?

– Конечно, я думаю об этом. Что меня беспокоит, так это почему ты не видишь всего этого? Какое-то время она даже жила в многоквартирном доме!

Милош закрыл гроссбух и встал. Отойдя от своего стола, он пристально посмотрел на Николаса.

– Я думал, что знаю тебя, а теперь вижу, что нет. Неужели ты думаешь, что родословная человека определяет, хороший он или плохой?

Сталь, которую Николасу редко доводилось слышать, зазвучала в голосе у Милоша. Что, черт возьми, Клэр сказала или сделала, чтобы заполучить Милоша в союзники?

– Конечно, нет, но это определяет их характер.

– И каким же образом?

– С тех пор, как она здесь, она ни разу не связалась со своей матерью. Если бы она была столь благородна, как тебе кажется, разве ее не волновала бы судьба матери? Она без оглядки сбежала из своего города. Кроме того, я не математик, как ты, мой друг, но могу подсчитать, что она не была замужем за моим братом, когда был зачат Вильям.

– И ты собираешься осуждать ее за то, что она любила твоего брата?

– Нет, если Вильям действительно сын моего брата.

– У тебя есть основания считать, что он не ребенок Стефана? – Милош еле справился с удивлением.

– У меня есть основание сомневаться, – резко ответил Николас. – Она была бедной, Стефан был богатым. Выйдя за него замуж, она тоже стала богатой. У нее были отношения с другими мужчинами до Стефана.

– Ничто из этого не является доказательством.

– Именно поэтому она здесь, – сказал Николас, ударив кулаком по столу. – Потому что я ничего не могу доказать.

Милош пронзил его серым немигающим взглядом.

– Я думал, она здесь потому, что она жена твоего брата.

Николас подавил свою злость, которая выросла до опасного предела. Почему его друг защищает эту женщину? Почему Стефан женился на ней? Будь он проклят! Будь они оба прокляты!

Милош подошел к столу Николаса.

– Эти подозрения не против Клэр лично. – Его пытливый взгляд искал подтверждения на лице друга. – Это недоверие относится больше к Стефану. И причина этого недоверия – твое постоянное осуждение и отсутствие уважения к брату. Он мог жениться на девушке с Востока, занимающей видное положение и с приданым, и ты все равно нашел бы повод осуждать его.

– Неправда.

– Правда. А если ты оглянешься на прошлое «Холлидей Айрон», то и сам поймешь это.

– Не надо напоминать мне об ошибках, допущенных в отношении Стефана, – почти ровным голосом заметил Николас. – Я ни о чем так не сожалею, как о невозможности вернуть время вспять и все изменить. Это невозможно.

– Да, невозможно, – согласился Милош. – Поэтому не допусти еще большей ошибки с Клэр.

Николас слушал Милоша, и его ярость угасала. Если бы это сказал кто-нибудь другой, не Милош, он вышвырнул бы его из офиса. И Милош знал это. Чтобы говорить с такой прямотой, он должен был быть уверен в крепости их дружбы.

– Я понял, – уступил Николас. – И пока мы не сменили тему, я хочу дать тебе один совет: не ошибись в ней сам.

Совет, казалось, озадачил Милоша. Он задумчиво кивнул уже на пути к своему столу.

Николас вернулся к почте с твердым намерением думать лишь о работе и забыть про Клэр до конца дня. Ну, разумеется, его чувства к Стефану влияли на его отношение к Клэр!

Снова зазвенел тревожный колокольчик – ему пришла на ум новая мысль. Если она настолько коварна, что способна использовать и Милоша в своих интересах, то он точно потерпит поражение. А этого допустить было нельзя.

Он был настолько глуп, что поцеловал ее, но оказался достаточно мудрым, чтобы задавить инстинкты и напомнить себе, кто она и что он может потерять. Однако ее поцелуй способен превратить в ее союзника любого мужчину. Подарила ли она такой же поцелуй и Милошу?

Дом Каулинов был обставлен так же элегантно, как и дом Холлидеев, хотя здесь больше чувствовалась женская рука. Обед подавали в освещенной солнцем музыкальной гостиной, которая благодаря кружевным папоротникам в огромных жардиньерках и висячим бегониям напоминала сад.

Элизабет знакомила Сару с каждой новой гостьей.

Сара потягивала чай и впервые получила возможность поговорить с другими женщинами о кормлении младенцев и воспитании детей. На несколько коротких часов она забыла о своих проблемах и чувствовала себя как обычная молодая мать.

Дама-лектор была из общества «Женская помощь». Она говорила о нуждах их общества, о том, что любое пожертвование пойдет на пользу. Она говорила о судьбе рабочего, который недавно оказался без работы, и чья жена заболела. Эти люди нуждались не только в деньгах, им нужна была помощь по дому, по уходу за детьми.

Может быть, это тот же рабочий, о котором, как она слышала, Николас рассказывал Груверу? Тот, которому Николас посылал провизию? Хотя «Холлидей Айрон», конечно, не единственная фабрика в долине.

После речи Сара отвела женщину в сторону.

– Один из рабочих Николаса пострадал, – сказала она. – Его фамилия Крейн.

Фиби Грэм кивнула.

– Да, тот самый, о котором я говорила. У него очень больна жена.

У Сары не было собственных средств для пожертвований, но у нее было время. Мгновенно ей вспомнился совет Стефана: просто, в свою очередь, помогите кому-нибудь еще.

– Вы не могли бы дать мне адрес? – попросила она. – Я бы хотела сама съездить к Крейнам.

– Я пришлю вам посыльного с адресом сегодня вечером, – пообещала миссис Грэм.

Этим же вечером за ужином Николас сообщил о приезде гостей.

– Три моих деловых партнера и их жены около недели поживут у нас. Я хотел бы, чтобы ты сделала необходимые приготовления к их приезду. – Он поднял бровь и посмотрел на Сару. – Подумай и о вечерних развлечениях. Квин Клеймами важный биржевой брокер, а Монти Галламур и Шервуд Маккаул одни из наших самых крупных покупателей.

Она кивнула и посмотрела на Леду. Та ободряюще улыбнулась.

– Тебе они понравятся, дорогая. А я помогу. Как только Николас извинился и вышел из-за стола, Сара обратилась к Леде:

– Мы будем нанимать дополнительную прислугу па эту неделю?

Леда ответила утвердительно.

– Я позабочусь об этом. Сегодня вечером я поговорю с миссис Пратт по поводу меню, но завтра у меня есть кое-какие дела.

О?

Сара рассказала о жене Крейна.

– Клэр, дорогая, пожалуйста, не рискуй собственным здоровьем. Николас может послать кого-нибудь еще.

– Нет-нет, не волнуйтесь. Я искала способ быть полезной, и…

– Но ты и так очень помогаешь мне.

– Боюсь, Николасу так не кажется. Я должна это сделать.

Леда неуверенно посмотрела на нее.

– Что ж, делай, если чувствуешь, что должна.

Сара порывисто наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– А мне оставь вечерние развлечения. Я придумаю что-нибудь. И они нежно друг другу улыбнулись.

Грувер пришел за ней ровно в двенадцать пятнадцать, как она и просила. Он знал район, в котором жили Крейны, и доставил ее прямо к их двери.

– Я могу подождать вас.

– Нет, нет. Спасибо.

Она с тяжелым сердцем осмотрела ряд лачуг.

– Здесь безопасно, миссис Холлидей, – заверил ее Грувер. – Я бы не привез вас сюда, если бы вам угрожала опасность.

Сара пошла по грязной тропинке к дому. В ящиках под каждым из двух окон, выходивших на улицу, красовались красные и желтые цветы. Сара постучала в дверь.

В образовавшейся щели появился маленький ребенок.

Да?

– Здравствуй. Это дом Томаса Крейна?

– Мой папа не может сейчас выйти, – ответил ребенок.

– Я знаю. А твоя мама дома?

– Мама в постели. Она болеет. Если у вас белье для стирки, то вы можете отнести его Паулсонам. Здесь недалеко.

– Нет, у меня нет белья. Я пришла помочь твоей маме. – Она повернулась к Груверу, который с интересом наблюдал за происходящим, и крикнула ему: – Возвращайтесь к четырем.

Он салютовал в знак того, что понял приказание, и уехал.

Вот уже три дня Сара помогала Крейнам, потом спешила домой покормить Вильяма, а вечером занималась приготовлениями к предстоящему приему гостей. Поэтому она чуть не застонала, когда однажды увидела, что Николас привез Милоша на ужин. Она попросила миссис Пратт поставить еще один прибор.

За ужином мужчины галантно развлекали женщин разговором, а Сара валилась с ног от усталости, с трудом заставляя себя слушать.

– Мы утомили тебя, Клэр?

Она вскинула голову, и румянец залил ей щеки.

– Нет, конечно, нет.

– Клэр просто устала, дорогой.

– Ты устаешь за день? – спросил Николас, усмехнувшись. – Ты составляешь неплохие меню на ужин, но вряд ли это так утомительно.

Сара предостерегающе посмотрела на Леду, уже готовую вступиться за невестку. Она не говорила Николасу, где пропадает днем, и почему-то ей не хотелось делать этого и сейчас.

– Если ты хочешь, чтобы я занималась чем-нибудь еще, тебе стоит только сказать, – услужливо ответила она.

– Пока мама довольна и имеет возможность отдыхать, я тоже доволен, – примирительно ответил он.

Сара взглянула на Милоша. Конечно, Милош – близкий друг семьи, но ей не нравилось, что Николас при нем унижает ее.

Милош улыбнулся ей одной из своих широких улыбок, и она воспряла духом.

Тут на кухне кто-то завизжал, и раздался страшный грохот.

– Я посмотрю, сэр. – Миссис Пратт поставила поднос на комод и поспешила в кухню.

Николас немедленно встал и пошел на половину прислуги.

– Прошу прощения. – Сара извинилась перед Милошем и, оттолкнув стул, бросилась на кухню следом за Николасом.

Раздался смех, миссис Пратт зашикала и предостерегающе замахала руками. Сара выглянула из-за широкого плеча Николаса и увидела кучу мокрых юбок и ноги в панталонах на мокром полу. Хихикая и не замечая ни миссис Пратт, ни своих хозяев, Пенелопа схватила с разделочного стола корыто с мыльной водой и вылила его содержимое на голову Грувера.

Только тут она заметила Николаса и Сару.

Смех замер у нее на губах, а улыбка сменилась выражением ужаса. Пошатываясь, Грувер поднялся на ноги и встал, часто мигая. Мыльные капли стекали с его лица и одежды на мокрый пол.

– П-прошу прощения, мистер Холлидей, – пробормотала Пенелопа.

– У Холлидеев гости, – едко напомнила миссис Пратт. – Вашим детским проказам вы бы лучше посвящали свое свободное время и делали это в своей комнате. – Повернувшись к Николасу, она добавила: – Сэр, я все улажу.

Несколько долгих минут Николас не говорил пи слова. Сара чувствовала панический ужас Пенелопы Грувер.

– Простите нас, мистер Холлидей, – умоляла она. – Грувер немного развеселился сегодня вечером. Этого больше не повторится.

– Что же вы праздновали? – Судя по выражению лиц присутствующих, Николас своим вопросом удивил не только Сару, но и всех остальных.

– У нас будет ребенок, – объявил Грувер. Пенелопа покраснела еще сильнее. Нервным движением она пыталась вытереть мокрые руки мокрым фартуком.

– Ну, тогда поздравляю, – сказал Николас. Саре очень хотелось увидеть его лицо, но она стояла у него за спиной.

– Спасибо.

– Думаю, можно подавать десерт, миссис Пратт, – сказал Николас.

– Одну секунду. – Она поспешила к морозильнику.

– Спасибо, мистер Холлидей, – блеснула благодарной улыбкой Пенелопа и, собрав мокрые юбки, убежала.

Николас обернулся и обнаружил позади себя Сару. Он взял ее за руку и повел в небольшой холл между кухней и гостиной.

Там он остановился, и Сара, стоя совсем рядом с ним, смогла разглядеть странное выражение его лица.

– Я никогда не слышал, как ты смеешься. Хотя и не видел, как ты улыбаешься.

Она могла бы сказать то же самое и про него. Но не сказала.

– Приходи к нам как-нибудь посмотреть, как мы моем Вильяма, как он плескается в воде и обливает с ног до головы миссис Трент. Тогда ты услышишь, как я смеюсь.

Они стояли в опасной близости друг от друга, и взгляд Сары сам собой опустился на его губы.

– Это приглашение? – спросил он.

– Конечно.

– Когда Вильям купается?

– После завтрака.

Они оба знали, что в это время он уже уходит на фабрику, но Николас неожиданно ответил:

– Я приду.

Позади них открылась дверь, и они поспешили в гостиную, опережая миссис Пратт с десертом.

Миссис Пратт подала крем, и Сара взяла ложку.

– Как там Томас Крейн? – спросил Николас, обращаясь к Милошу.

Вопрос несколько озадачил ее. Неужели кто-то выдал?

Прежде чем ответить, Милош бросил на нее едва уловимый взгляд.

– Понемногу поправляется. Правда, жена у него была больна, но «Женская помощь» помогает им.

Милош знает! Серебряная ложечка выскользнула у нее из пальцев и упала на китайскую фарфоровую тарелку. Том, скорее всего, рассказал ему о ее визитах. А вдруг Милош выдаст ее?

Трезво взглянув на вещи, она поняла, что Николас никогда не одобрит ее действий.

Николас закончил десерт, и миссис Пратт убрала его тарелку. Подперев подбородок сильной рукой с длинными пальцами, Николас другой рукой слегка раскачивал свой бокал.

Встретившись с Сарой взглядом, который она сумела выдержать, он проговорил:

– У меня для тебя сюрприз.

Его лицо ничего не выражало. Она вопросительно взглянула на Леду и снова на него. Что еще за сюрпризы?

– Ты, наверное, устала от этих бесконечных приемов, но должен тебя предупредить, что к нам собирается еще одна очень интересная персона.

Это что-то новенькое. Он что, с ней советуется?

– Одним больше, одним меньше – какая разница!

– Я тоже так думаю. Я направил ей приглашение и только-только получил ответ. Она согласилась нас навестить.

Последние слова показались Саре подозрительными. Она? Значит, в жизни Николаса все-таки есть какая-то женщина? Эта мысль не должна ее расстраивать. Если у него есть подруга, то это не ее дело. Еще несколько месяцев, и Сара совсем исчезнет из их жизни.

– Я должна сделать какие-то особые приготовления?

– Пожалуй, – загадочно ответил он.

Брови у Сары озадаченно приподнялись.

– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

Милош, похоже, тоже заинтересовался. Не дождавшись пояснений, он спросил:

– Ну и что же за таинственная женщина приезжает к вам?

Николас, глядя Саре в глаза, спокойно произнес:

– Мать Клэр.

Глава восьмая

Мать Клэр.

Сердце у Сары тревожно забилось. Она с опозданием поняла, что допустила еще один крупный промах.

Леда выжидающе улыбалась.

– Какая же я эгоистка, – сказала она. – Единственное, о чем я думала, так это о том, что мне придется с кем-то делить Вильяма.

Мать Клэр была жива, и они оба, и Николас, и Леда, знали об этом. В последнее время у Сары было столько дел, что она совсем забыла про письма Стефана. А из них наверняка можно было бы многое узнать про Клэр.

– Николас послал ей денег и пригласил погостить у нас, сколько ей захочется, – объяснила Леда. – Я знаю, как важно для тебя ее присутствие.

Николас пристально смотрел на Сару твердым, оценивающим взглядом, в котором легко можно было прочесть ненависть. Голова и язык у нее стали тяжелыми от страха, она смогла произнести лишь несколько слов:

– Я не знала, что вы подумали об этом.

– Я сразу же сказала об этом Николасу, – ответила Леда. – Девочка должна быть со своей мамой, которая поможет ей пережить трудные времена. Мы ничего тебе не говорили потому, что не хотели обнадеживать на случай, если бы вдруг сорвался ее приезд.

– Я… вы такие заботливые, – пролепетала Сара.

– Ужин был великолепен, – отодвинул стул Милош. Николас последовал его примеру.

– Выпьете с нами по бокалу шерри, дамы?

– Спасибо, – ответила Сара, – но я хотела бы пойти к себе в комнату.

– Я тоже пойду, дорогой. Вы двое сможете поговорить о том, что джентльмены обычно обсуждают наедине. – Леда наклонилась к сыну, подставив щеку для поцелуя. – Спокойной ночи, дорогие.

– Спокойной ночи, мама. Сара последовала за Ледой.

– Почему ты не рассказала ему о своих поездках к Крейнам? – поинтересовалась Леда, пока они поднимались по мраморной лестнице. Она несла Вильяма, поэтому Сара могла опираться на один костыль и держаться за перила.

И что ей теперь делать? Первое, что пришло в голову, – собрать свои скудные пожитки и бежать. Немедленно. Ночью. Она взглянула на своего беспомощного сына и поняла, что нужен какой-то более разумный план.

– Потому что я не хотела, чтобы Николас думал, что я делала это, чтобы завоевать его расположение, – не слишком убедительно ответила она.

– Он не особенно благоволит к тебе, не так ли? – спросила Леда.

О Господи, эта женщина еще ничего не заметила! Сара крепко, так, что побелели костяшки пальцев, схватилась за дубовые перила, чтобы не рухнуть на кафельный пол у подножия лестницы.

– Я его понимаю.

– Он просто по-другому не может. – Леда словно оправдывала своего сына. – В очень юном возрасте на него легла ответственность за фабрику, за Стефана, за меня. И он подошел к этому со всей серьезностью.

Сара заставила себя сконцентрироваться на словах Леды. Это были вещи, о которых ей следовало знать.

– Как же так получилось, что ваши сыновья выросли столь непохожими друг на друга?

– Стефан был еще маленьким, когда мой Темплтон умер. Николас к тому времени окончил первый курс колледжа, а Стефану было всего двенадцать. Между ними у меня был еще один ребенок – девочка, но она прожила всего несколько недель.

Они поднялись в холл верхнего этажа и медленно пошли дальше. Теперь у Сары уже начали дрожать колени.

– Николас сразу же приехал домой и принял на себя управление всеми делами. Ни дня я не занималась фабрикой. Он стал взрослым в день смерти своего отца. Это он заставил Стефана закончить колледж.

Леда вошла с Сарой в ее комнату и положила Вильяма на пушистое, изумрудного цвета покрывало, которым была застелена кровать.

– Моему Николасу пришлось во многом себе отказывать. Но он никогда не жаловался. Даже сейчас он ни за что не признается, что был лишен чего-то, что чем-то жертвовал. Вот такой он гордый. – Она покачала головой. – Его собственное образование, его амбиции. И хотя он уверял, что с той девушкой в колледже они были только друзьями, я уверена, они бы поженились.

Сара слушала с удивлением и возрастающим интересом.

– Он заявил, что невозможно продолжать отношения, когда она в Бостоне, а он здесь. Наверное, он был прав. К тому времени, когда он привел дела предприятия в порядок и бизнес снова стал приносить доходы, она нашла кого-то другого.

Единственное, чем хотел заниматься Стефан, так это ходить по театрам, писать сценарии и путешествовать. Я знаю, Николас надеялся, что после завершения обучения Стефан вернется и разделит с ним бремя управления фабрикой. Николас работает так же много, как и его отец. Он очень серьезно относится к жизни. Я знаю, у нас не было бы всего того, что мы имеем сейчас, если бы они оба так не отдавались работе, но иногда мне кажется… может быть, мой муж был бы еще жив, если бы он чуть больше…

Она помедлила.

– Я хотела сказать, чуть больше походил на Стефана. Но его тоже больше нет.

Ее серые глаза наполнились слезами. Сара отложила костыли и крепко обняла ее.

– О, Клэр. Ты мое счастье. – Голос Леды глухо звучал у плеча Сары. – Я не знаю, смогла ли бы выжить в эти последние недели без тебя. Только мысль о том, что ты здесь, помогает мне спать по ночам.

Леда отстранилась, закрыв лицо кружевным носовым платком, который всегда был у нее под рукой, и отступила к кровати.

– А появление Вильяма – просто королевский подарок. Вы оба так дороги мне. – Она присела и дотронулась пальцем до крохотного кулачка. Обожание, с которым Леда смотрела на малыша, было для Сары красноречивее любых слов.

Она подняла на Сару полные слез глаза.

– Иногда я чувствую себя эгоисткой. Я знаю, что своей матери ты тоже нужна. Но ведь ты была готова к разлуке с ней? Вы, наверное, были очень близки. Я не понимаю, как она может прожить без тебя хоть день.

Матери Клэр предстоит узнать, что ее дочь мертва.

Леда, Николас и Милош будут не единственными, кому причинит боль эта ужасная вынужденная авантюра. Теперь еще и бедная мать Клэр. Скольких людей это коснется, прежде чем она осмелится положить конец этой истории?

Сара опустилась на краешек кровати, у нее разрывалось сердце от угрызений совести. Женщина, наверное, недоумевала, почему ее дочь не даст о себе знать. Сколько еще у Клэр родственников, о которых Саре ничего неизвестно?

Что делать? Она же не может просто сидеть и притворяться Клэр, когда войдет эта женщина. Может, ей все-таки стоит уйти сегодня же вечером?

– Когда она прибывает? – с замиранием сердца поинтересовалась Сара.

– Во вторник, я надеюсь.

– В этот вечер здесь будут гости Николаса, а я столько всего запланировала.

– Мы просто включим ее в число гостей. Никакой проблемы.

Никакой проблемы? В висках у Сары пульсировала пронзительная боль. Она помассировала их кончиками пальцев. Что же теперь? Что же теперь?

Может, она встретит ее у поезда? Точно! А потом что? Просто сказать ей, что ее дочь мертва, надеясь, что она сядет в обратный поезд и отправится домой?

Сара не знает эту женщину в лицо, не знает ее имени.

Что же делать?!

– Клэр, ты сильно побледнела! Позволь мне послать миссис Трент присмотреть за Вильямом, а я помогу тебе раздеться. Ты перегружаешь себя этой благотворительностью. Ты не забыла, что твое здоровье влияет на самочувствие твоего сына?

– Конечно, нет. – Сара была в растерянности.

Уже ушла последняя служанка, Вильям крепко спал в своей металлической кроватке, а мозг Сары по-прежнему лихорадочно работал.

Она лежала, уставившись в темноту, глаза у нее горели, а желудок сжался от мрачных предчувствий. Раскаяние и беспокойство терзали ей душу.

Она еще не может ходить без костылей и, значит, даже не сможет нести Вильяма и сумки, и уж тем более добраться до железнодорожной станции.

Всю ночь она провела без сна, однако рассвет ее обрадовал – пора было кормить Вильяма, она сможет хоть с кем-то поговорить.

Она могла бы уйти прямо сейчас, но какая жизнь ждет Вильяма, если она убежит без единого цента в кармане? Как она будет заботиться о нем?

Позволить матери Клэр увидеть ее и разоблачить? Это невозможно!

Встретить ее на станции и заблаговременно поговорить с ней? Может быть, если она расскажет ей правду и объяснит ситуацию, эта женщина сжалится над ней.

К утру Сара остановилась на последнем варианте. Она рискнет и попробует договориться с матерью Клэр. Но как же она узнает ее имя? Слышала ли она когда-нибудь его от Клэр? Она непременно должна вспомнить. Она встретит ее на станции, но к тому времени она должна узнать ее имя.

Было воскресенье. У нее два дня, чтобы выяснить. И единственное, что пришло ей в голову, – это просмотреть оставшиеся письма Стефана.

В понедельник утром Сара приступила к осуществлению своего плана. Вильям спал, так что она спокойно пробралась в комнату Николаса. Она аккуратно положила прочитанные письма на место, забрала оставшиеся и, не вскрывая, поспешила к себе. Ее пугала легкость, с которой она стала совершать подобные поступки. Как низко ей придется пасть, прежде чем все останется позади?

Днем, пока Вильям спал, Сара попросила миссис Трент съездить проведать Крейнов вместо нее. Сама же решила использовать свободное время, чтобы прочитать оставшиеся письма Стефана.

Даты на письмах подсказали Саре, что Стефан писал редко. За последний год он написал лишь пять писем. В предпоследнем он говорил о Клэр Патрик.

Сара уставилась на имя. Его-то она и искала.

Стефан называл ее остроумной и обаятельной, полной жизни, самой красивой женщиной из тех, в кого он был влюблен. Сара застонала. Неудивительно, что Николас находил ее непохожей на описание, данное Стефаном.

В последнем конверте она нашла три телеграммы: одна – о свадьбе и планируемом путешествии в Европу, вторая сообщала дату их приезда домой. Несколько долгих минут Сара сидела неподвижно с этой телеграммой в руках. Это была последняя весточка, которую Николас получил от брата.

Когда Сара прочитала последнюю телеграмму, мурашки побежали у нее по спине.

Прискорбием сообщаем зпт штате Нью-Йорк произошло крушение поезда тчк Пожалуйста зпт как можно скорее приезжайте опознать тело своего брата тчк Миссис Холлидей помещена больницу Ньюбурге тчк Она идет на поправку зпт ребенок здоров тчк

Сара представила себе, как Николас держит в руках этот листочек бумаги, какой ужас испытывает. Его первые мысли наверняка были о матери. Как он ей скажет? Как она переживет смерть своего любимого Стефана?

С тяжелым сердцем Сара сложила письма. «Мать никогда не должна терять своего ребенка. Никогда», – яростно произнесла как-то Леда. До этого момента Сара не понимала до конца смысла ее слов. Леда потеряла крошечную дочь, а теперь взрослого сына.

Сара подошла к люльке, поправила одеяло на Вильяме, коснулась его мягких, пушистых волос и немного успокоилась. Ее сын здоров и в безопасности. Неважно, что будет дальше, главное для нее – его благополучие.

Если бы не он, она бы все рассказала Николасу и Леде в первый же день. Они не заслуживали лжи, которая вместе с ней поселилась у них в доме. Она слишком любит их.

Любит их? Она подумала именно так?

Любит их?

Днем, когда они вдвоем пили чай, Сара отчаянно подыскивала слова, чтобы выразить свое чувство к женщине, к которой за это короткое время успела так сильно привязаться. Что бы ни случилось, ей невыносимо жаль, что придется причинить этой женщине новую боль.

– Леда? – тихо позвала она.

– Да, дорогая.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя. Что бы ни случилось, помни, я искренне люблю тебя и благодарна тебе за все, что ты для меня сделала.

Да, она любит ее.

Но Николас? Он едва ли обмолвился с ней полудюжиной вежливых слов за все время, что она здесь. Он недоверчив, необщителен… Стоп, одернула она себя.

У Николаса есть все основания быть таким. В конце концов, это ведь она обманывает его.

Леда допила чай и ушла, а Саре вспомнился их поцелуй и чувства, которые он в ней вызвал. Это не был братский поцелуй.

Даже сейчас, когда она закрывала глаза, перед ней стоял его темный, полный страсти взор, его руки, уверенные и сильные. Иногда по ночам ей снились эти руки, этот низкий чувственный голос.

К брату такого не испытывают. Такого она не испытывала и к Гайлену Карлайлу, а ведь он уговорил ее подарить ему свою невинность! Она готова была выйти за него замуж!

Любила ли она его?

Может, даже к лучшему, что он сбежал? Однажды она могла бы проснуться и понять, что несчастна, что не любит своего мужа. Отношение отца ранило ее намного больше, чем отъезд Гайлена.

Сара вздохнула – надо вернуть письма до того, как она поедет на станцию и вручит свою судьбу в руки миссис Патрик.

Уверенная в том, что знает дневной распорядок Николаса, на следующее утро Сара поспешила к нему в комнату. Она в последний раз вторгается в его личные владения.

Сара быстро подошла к столу, открыла ящик и опустила в него конверты.

– В чем дело…

Она закричала.

От ее крика он тоже подскочил.

– Что ты делаешь?

Сара приложила ладонь к готовому вырваться из груди сердцу и уставилась на Николаса.

Одетый только в черные брюки, он двинулся на нее. Ее взгляд упал на густые черные волосы, покрывавшие мускулистую грудь и треугольником спускавшиеся к талии, на широкие плечи, на мышцы рук.

Он наклонился, и сердце у нее остановилось.

Николас схватил ее за запястье. Он поднял ее руку со стопкой писем, крепко зажатых в парализованной от ужаса руке.

– Что ты здесь делаешь? Почему роешься в моих вещах?

Мускусный запах его кожи с примесью горьковатого аромата мыла для бритья дразнили ей обоняние. Ей было стыдно, она была в растерянности оттого, что ее застали на месте преступления, но главным был его вид, его запах. Он сверлил ее взглядом, а от его хватки ей было даже немного больно.

– У меня в столе нет ничего ценного, Клэр. Не считая инкрустированного перламутром ножа для бумаги, но на нем выгравированы мои инициалы. Тебе нелегко будет его продать.

Теперь была ее очередь злиться. Его слова вывели ее из оцепенения.

– Я не воровка, – твердо заявила она.

– Правда? Тогда зачем же рыскать в чужой комнате в отсутствие хозяина?

– Я ничего не украла, – ответила она, чувствуя, что храбрость оставляет ее. – Я хотела вернуть кое-что.

– Вот как? – Он нахмурился и перевел взгляд на письма, зажатые у нее в руке. Он сразу понял, что это, и снова посмотрел ей в глаза.

Николас чувствовал, как у него под пальцами бешено бьется ее пульс, видел, какой страх отражался в голубых глазах.

Кончиком языка она нервно облизала пухлую нижнюю губу, розовая кожа заблестела. Ее дрожь напомнила ему о том, что он крепко держит ее.

Письма Стефана? Она брала письма Стефана? Зачем?

– Что ты надеялась найти? – поинтересовался он.

Она неуверенно пожала плечами.

– Ты нашла в них то, что искала?

Она покачала головой. Ее взгляд переместился ему на грудь, а потом куда-то вдаль, ему за плечо. Неужели она стесняется его обнаженного торса? Этого не может быть, недоуменно подумал Николас.

Он вдохнул пьянящий аромат ее волос и перевел взгляд на непослушные локоны.

Все в ней было мягким и женственным. Эта уязвимость, подчеркнутая черным траурным цветом, влекла его, как пчелу на особенно сочный клевер.

Словно догадавшись о его мыслях, пульс у нее забился еще чаще, ее глаза расширились, а губы приоткрылись.

– Зачем ты пришла сюда? – резко спросил он.

– Вернуть письма.

– А зачем ты их брала?

– Хотела прочесть.

– А как ты узнала, где их искать?

– Это… это было нетрудно предположить, – пробормотала она.

– И что ты надеялась в них найти? – спросил он.

– Не знаю, – Голос у нее превратился в шепот.

– А что ты нашла?

– Я узнала, что его не волновало ничего, кроме его пьес и путешествий, – неуверенно ответила она.

Он смерил ее подозрительным взглядом.

– До того, как он встретил тебя, конечно.

Она медленно перевела взгляд на крышку стола.

– Конечно.

В очередной раз Николас задался вопросом: зачем Стефан вез жену домой – чтобы остаться навсегда, или пожить до рождения ребенка, или же он собирался оставить Клэр на попечение Николаса на неопределенный срок?

Он любовался ее стройной шеей с пульсировавшей жилкой под нежной кожей.

Она была замужем за его братом, но спала с ним и несколько недель до свадьбы. Стефан считал ее соблазнительно красивой и желанной, так же, как и сам Николас.

Если бы она принадлежала ему…

Он ослабил хватку, и письма рассыпались по столу. Она не опустила взгляда, не сделала ни шагу.

Поддавшись порыву, он наклонился к манящему изгибу ее шеи, прикоснулся губами и копчиком носа и вдохнул запах ее кожи.

Молния пронзила все его тело. Боже, как она пахнет! Свежестью, немного цветами и чем-то еще, чем-то еще…

Он раскрыл губы и почувствовал, как затрепетало у нее тело. Он коснулся языком теплой гладкой кожи, и судорожный вздох вырвался у него из груди. Тело напряглось, и в тот же миг ее ладонь уперлась ему в грудь. Он никогда не ощущал ничего более восхитительного и возбуждающего, как это осторожное прикосновение.

Вкус ее кожи был таким же волшебным, как и ее запах, – немного солоноватый, немного мускусный и удивительно женственный.

Отчаянное желание обладать ею захлестнуло Николаса. Он начал покрывать ей шею яростными поцелуями, повторяя языком движение крови по ее жилам. Она застонала и обмякла.

Он обнял ее обеими руками, крепко прижав к себе мягкое тело, наслаждаясь давлением пышной груди.

Затем коснулся ее волос, приподнял локоны, откинул ей назад голову, повернув к себе лицо.

Их взгляды встретились. Она смотрела на него удивленно и настороженно.

Тогда он поцеловал ее, не заботясь ни о ее прическе, ни об одежде, ни о последствиях, наслаждаясь ее близостью. Он поцеловал ее со всей страстью, которую она в нем вызывала.

Тело у нее дрожало, пальцы касались волос на его груди, она ответила на поцелуй.

Он коснулся ее губ языком, и она нерешительно раскрыла их.

Рот у нее был таким сладким. Ее тело разжигало в нем огонь, а жалобные стоны были такими волнующими, что он понял, что может потерять рассудок.

Эта мысль остановила его. Он нежно отстранился от ее губ, ладонями обхватил ей лицо и начал рассматривать. Губы у нее стали ярко-розовыми и немного припухшими, а глаза казались удивленными…

Ее ладонь все еще упиралась ему в грудь, и она чувствовала, как бешено бьется его сердце. Пальцем другой руки она робко прикоснулась к его нижней губе.

Это кажущееся невинным, но такое чувственное прикосновение усилило его желание. Он поднял ее лицо, и на этот раз его поцелуй был исполнен необыкновенной нежности и благоговения.

Никогда раньше он не целовал так женщину.

Он знал страсть и огонь.

Но никогда еще его не охватывала такая захватывающая дух нежность и берущий за душу голод, который беспокоил и опустошал его, раздирал на части и одновременно возрождал.

Эта женщина смущала и приводила его в ярость, обнажала ему душу. И все это она делала, не прилагая никаких усилий.

Возможно, именно так она вела себя со Стефаном.

Он хочет жену своего брата.

С горьким сожалением Николас прервал поцелуй. Чтобы удержать равновесие, она ухватилась за его голое плечо, напомнив ему о ее жаре и трепете.

Его охватила ярость за собственную беспомощность и бессмысленность ситуации.

Клэр вопросительно смотрела на него, и сомнение туманило ей взгляд. Чего она хочет от него? Что он может дать ей?

Ответ быстро пришел на ум. Дом. Средства к безбедной жизни и возможность в хороших условиях растить сына.

– В следующий раз, когда тебе что-нибудь понадобится, просто приди ко мне и попроси, – сказал наконец он. – Не надо рыскать, как какая-то воровка.

Удивление или, возможно, вина сделали еще темнее ее и без того потемневшие глаза. Он не смог выдержать ее взгляда и отвернулся.

Ему потребовалось немало усилий, чтобы сдержаться и не взвалить на нее ответственность за случившееся. Он сам виноват, что потерял над собой контроль.

Он проклинал вес на свете за то, что первая женщина, взволновавшая его за многие годы, оказалась вдовой его брата. И едва ли такой женщиной, которую он привел бы домой к своей матери.

Клэр была не такой женщиной, какие нравились Николасу, не такой, каких он удостаивал второго взгляда. Но каким-то необъяснимым образом он хотел только ее.

Сомнение грызло ему душу. Он никак не мог понять, почему она отвечает на его поцелуи. Может, она боится не ответить? Или это все-таки часть какого-то плана?

Повисло напряжение. Николас глубоко вздохнул и отступил.

Глава девятая

Сара не знала, чего боялась больше, – самого Николаса или же собственных к нему чувств.

Дрожа всем телом, она попятилась назад, все еще ощущая прикосновение его рук, обжигающий жар его губ, чувствуя, как сильно бьется готовое вырваться из груди сердце.

Если это было наказание, она готова была с радостью умереть на месте. Унижение жгло ей кожу, как языки пламени. Она не могла отвести взгляд от губ, которые только что целовала, от покрытой волосами широкой груди, к которой прижималась всего несколько секунд назад. Его лицо и тело были прекрасны, слова жестоки, а поступки загадочны.

Ей нечем было оправдаться, нечем объяснить пребывание у него в комнате. Она стояла перед ним и была в его власти, молясь о том, чтобы у него нашлась для нее хоть капля сочувствия.

– Ты нашла, что хотела, в письмах Стефана?

– Частично.

– Может быть, тебе нужно что-нибудь еще? Скажи, не стесняйся.

Его сарказм не ускользнул от нее. Она покачала головой.

– Да ладно тебе. Наверняка есть что-то еще. Не уходи с пустыми руками.

Она вдруг решилась. В конце концов, это его дом, его комната, и она не имеет права злиться на него.

– Хорошо, – ответила она.

Осмелев, она подняла глаза и увидела самодовольный блеск в его карих глазах и надменный наклон головы:

– Я хотела бы увидеть отчет с результатами расследования моего прошлого.

Его каменное лицо ничего не выражало.

– Почему ты думаешь, что я проверял твое прошлое?

– Насколько я тебя знаю, ты должен был непременно это сделать.

Некоторое время он молча смотрел на нее. Не зашла ли она чересчур далеко? Он совершенно непредсказуем, его чувства скрыты так глубоко, что она никогда не знает, как правильно вести себя с ним. Но он никогда не причинял ей вреда. Вряд ли это случится сейчас.

– Зачем тебе досье? – спросил он. – Ты и так знаешь, кто ты и откуда.

Она отвернулась, машинально остановив взгляд на голубе, севшем на подоконник.

– Я хочу знать, что знаешь ты.

Боковым зрением она отметила, как он резко выпрямился, словно приняв решение.

– Отлично. У меня сейчас дела, а ты иди. Но… я дам тебе бумаги позже.

Он не мог удивить Сару больше. Она не сумела выдавить из себя ни слова.

– Это все? – уточнил он. – Я должен одеться.

– Да, с-спасибо. – Она вылетела из комнаты так быстро, как только позволяла ее нога, не останавливаясь и не замедляя шага, пока, наконец, не оказалась в спасительной безопасности своих комнат.

Повар практиковался в рецептах всю неделю. Николас вместе с Грувером упаковали два ящика восхитительных мясных и овощных блюд, пирожных и кексов и отнесли их в карету. Лучше отвезти излишек Крейнам, чем позволить всему этому пропасть.

К тому же это прекрасная возможность навестить своего работника и самому посмотреть, как тот поживает.

Томас Крейн встретил Николаса у порога. Рука у него больше не была прибинтована к телу, но ребра, очевидно, еще болели. У него на лице появилась радушная улыбка. – Мистер Холлидей! Заходите. Николас вместе с Грувером внесли ящики в дом и поставили их на стол, покрытый яркой лоскутной скатертью. Буйство красок изумило Николаса. Он огляделся вокруг и заметил ярко-оранжевые кухонные шторы, которые, он мог бы поклясться, были из атласа.

В другой комнате окно украшали голубые шторы. Все ткани были новыми и блестящими и казались неожиданными в этом доме, хотя без них он выглядел бы особенно унылым и бесцветным.

– Доктор сказал: уже через недельку повязки можно будет снять, и я стану, как новенький, – сообщил Томас.

– Именно это я и хотел услышать, – улыбнулся Николас.

– Я не ждал вас, – сказал Томас и обернулся, чтобы позвать жену.

Она появилась на пороге с крошечной девочкой на руках. Когда Николас увидел на ребенке платье из темно-пурпурного атласа, он недоуменно взглянул на Грувера.

По губам Грувера пробежала усмешка.

– Я подожду на улице, сэр, – сказал он и вышел из дома.

– О, мистер Холлидей! – Мэри Крейн опустила ребенка на пол и застенчиво поправила волосы, собранные в аккуратный пучок. – Выпьете чашечку кофе или чаю?

– Я… – хотел было отказаться Николас, но она перебила его:

– Вода уже вскипела. Чаю?

– Это было бы чудесно.

– Тогда присаживайтесь, – предложила она, указывая на место за столом. Она подошла к столу, чтобы убрать ящики, но он опередил ее и поставил туда, куда она показала. Затем он устроился за столом, а Томас сел напротив.

– Вы можете пригласить других гостей и устроить небольшой праздник, – сказал он.

Мэри поставила на стол чашки, затем, заглянув в ящики, завизжала от удовольствия.

– Какая замечательная идея! – воскликнула она. – У нас будет вечеринка! У меня даже есть красивое новое платье!

– Скажи спасибо миссис Холлидей, – заметил Томас. – Она просто ангел. Мэри молится за нее каждую ночь. Правда, Мэри?

Его жена радостно закивала.

– Это так.

– Передавайте ей наши самые лучшие пожелания, – добавил Томас.

– Маме? – уточнил Николас.

– Ей, конечно, тоже, – быстро ответила Мэри, – но Том имел в виду вашу невестку.

Клэр?

– Да, добрейшая Клэр, – ответила она. – Она приезжала каждый день, пока я болела. Она заботилась о малышах, а когда Элиссу тоже начало лихорадить, Клэр ухаживала за ней, как родная мать.

Николас молча смотрел в свою пустую чашку.

– Мы вам тоже благодарны за продукты, которые вы присылали, – поспешил добавить Том. – А из материала, который она подарила Мэри, получились обновки для всех наших малышей. А свое платье Мэри бережет для особых случаев, и теперь ей представится возможность надеть его.

Мэри Крейн разлила чай.

Николас же изучал лоскуты на скатерти. Это все Клэр им подарила?

Его озарило некое воспоминание. Тогда он был в шоке и печали, но сейчас отчетливо вспомнил, как открыл сундуки, которые передали ему служащие железной дороги. Помнится, горы ярких вечерних платьев с откровенными декольте и дамское белье из одного кружева смутили его. Именно тогда он, закрыв сундуки и отправив их домой, попросил медсестер в больнице купить Клэр одежду и все необходимое для дороги.

И она отдала всю свою одежду семьям рабочих?

Еще она ухаживала за женой и ребенком Томаса, пока те были больны. Он чувствовал себя идиотом. Почему она не сказала ему?

Он выпил свой чай и поспешил откланяться.

– Ты знал обо всем?

Грувер кивнул, пряча улыбку.

– Я, м-м, привозил ее сюда несколько раз, сэр.

– Почему никто мне ничего не сказал? – хмуро поинтересовался Николас.

– Я не думал, что это мое дело, сэр, – ответил кучер, придерживая открытой дверь экипажа и разглядывая что-то на облачном небосводе.

– С сегодняшнего дня я хочу знать, куда ты возишь миссис Холлидей.

– Обеих миссис Холлидей?

– Нет, только молодую миссис Холлидей.

– Хорошо, сэр.

Закрыв дверцу, Грувер забрался на козлы. Николас лениво изучал ряд потрепанных домишек, в которых жили рабочие. Интересно, почему у Клэр были такие диковинные платья? Если это всего лишь следствие ее плохого вкуса, то ему хотелось бы знать причину, по которой она решила избавиться от них.

А тот факт, что никто не сказал ему о благородных визитах, и вовсе раздражал его. Эта благотворительность в сочетании с сегодняшним утренним инцидентом превращали ее в весьма подозрительную особу, каковой он всегда ее и считал. Клэр что-то вынюхивает.

Но только вот что?

Голова у Сары кружилась от царящей в ней неразберихи. Она не представляла, что ей делать дальше. Ожидая возвращения Грувера, она ходила взад и вперед по дугообразной подъездной дорожке у дома, не обращая внимания ни на боль в ноге, ни на собирающиеся на небе облака.

Николас застал ее в своей комнате.

И он был зол. Даже его поцелуй был злым. Почему это не оттолкнуло ее? Почему не остановило?

Почему он это сделал?

Удачные вылазки в кабинет Николаса дали ей ложное чувство уверенности. Она полагала, что вернуть письма тоже не составит труда.

Хотя на самом деле в глубине души она даже радовалась тому, что произошло. Он никогда больше не будет ей доверять, а значит, она никогда не сможет сделать еще раз что-нибудь подобное.

Но поцелуй. Боже, поцелуй. Первый раз был случайностью, но этот поцелуй случайностью не был. Она видела это по глазам Николаса, не скрывавшим желания, чувствовала по напрягшемуся телу.

А она пошла на это. Поощрила его.

Наслаждалась этим.

Что она за женщина? Она уже попала в неприятности, справиться с которыми ей оказалось не под силу. Одному мужчине она уже позволила заглушить голос здравого смысла.

Ее лицо заполыхало от стыда. Неужели она из тех глупых женщин, которые думают, что любят каждого мужчину, с которым знакомы? Николас не был даже милым.

Однако ее трепещущее сердце тут же опровергло эту мысль.

Она идиотка, что думает об этом сейчас. Она собирается на железнодорожную станцию, чтобы встретить женщину, которая окончательно решит ее судьбу.

Могут ли они бросить ее за решетку за то, что она выдавала себя за их невестку? Сделают ли они это?

Стук лошадиных копыт и звяканье упряжи предупредили ее о приближении элегантной черной кареты, запряженной великолепными черными лошадьми. Грувер спрыгнул с козел и, открыв дверь, опустил ступеньки.

– Простите, мэм, за опоздание. Мистер Холлидей поздно выехал сегодня утром.

Как хорошо ей это было известно!

– Я знаю, Грувер. У нас еще есть время. – Прежде, чем он закрыл дверцу, она наклонилась вперед. – Грувер, сегодня с утра у меня побаливает нога. И я не знаю, сколько смогу пройти. Мне придется попросить вас встретить миссис Патрик самому и проводить ее к экипажу, где я и буду ждать.

– Слушаюсь, мэм, – козырнул он.

Он закрыл дверцу, и она смогла откинуться назад, пытаясь унять бешеное биение сердца. Поездка до станции показалась ей слишком короткой, хотя они ехали почти час. Сара снова и снова проговаривала про себя слова, которые скажет матери Клэр, когда та поднимется в карету в надежде увидеть свою дочь.

Грувер оставил ее в экипаже, а сам отправился искать их гостью. Она открыла шторку и жадно вдохнула пряный после дождя воздух. Под своим тугим неудобным корсетом и черным габардиновым костюмом она покрылась испариной.

Низко надвинутая черная шляпа с вуалью помешает матери Клэр увидеть ее лицо до тех пор, пока она не устроится в карете и Грувер не сядет на козлы. Она всматривалась в толпу на платформе и слышала звук выбрасываемого из котла пара. Звук скрежещущего металла напомнил ей о той ужасной ночи. Она закрыла глаза, пытаясь унять головокружение.

Заставив себя глубоко вздохнуть, она не открывала глаз, пока кошмарные воспоминания не покинули ее. Сара выхватила взглядом из толпы двух мужчин в черном, между которыми шел кто-то странно одетый, и она поспешно закрыла шторку и откинулась на спинку сиденья.

Дверца открылась.

Зашуршала материя, карета закачалась, и зад Грувера в потертых черных штанах появился прямо у Сары перед носом.

Она подняла взгляд.

Он влез в карету и, обеими руками поддерживая женщину под мышки, втащил ее внутрь, в то время как потный грузчик пытался справиться с ногами женщины.

Она мертвая?

Сара уставилась на их бесчувственную ношу. Они положили ее на противоположном сиденье.

Грузчик тут же исчез.

Шляпа у женщины сползла набок, седые, плохо выкрашенные в жуткий рыжий цвет волосы были растрепаны и спутаны. Из ее открытого рта неожиданно раздался далеко не женственный храп. Густой запах перегара ударил Саре в нос, и она перевела взгляд с пьяной женщины на Грувера.

Он определенно выглядел смущенным.

Сара снова взглянула на нее в поисках сходства с той молодой женщиной, с которой была так мало знакома. Те же медные рыжие волосы, та же бледная веснушчатая кожа.

Мать Клэр была мертвецки пьяна!

– Хм, простите меня, Грувер. Грузчик все еще там?

Он оглянулся.

– Да, мэм.

Она взяла свой ридикюль и вынула несколько монет.

– Передайте ему, пожалуйста. Грувер взял деньги.

Спустя минуту она услышала, как сзади к карете прикрепляют багаж. Она, не мигая, смотрела на бесчувственную женщину.

От запаха алкоголя Сару затошнило. Возможно, бедняжка плохо переносит дорогу и выпила немного, чтобы скрасить путешествие. А ведь могло быть и хуже, успокоила себя Сара.

Через час они приехали домой.

Грувер появился в проеме в своей помятой шляпе с растерянным выражением на лице.

– Наверх?

– Боюсь, что да, – ответила она. – Я сожалею, – снова извинилась она, – но я не хочу оставлять ее здесь или внизу, пока Николас не придет домой.

– Конечно, – сочувственно согласился он. – Не волнуйтесь, миссис Холлидей. Я сам отнесу ее, и мистер Холлидей никогда не узнает.

– Спасибо, Грувер.

Сара поспешила вперед в комнату и распахнула дверь. Несколько секунд спустя миссис Патрик без особых церемоний водрузили на матрац.

Грувер выпрямился и сделал гримасу, потирая спину.

– Пойду передохну несколько минут и принесу сундуки, – сказал он, наблюдая, как Сара снимает с женщины туфли.

– Ну конечно! Спасибо вам.

Он усмехнулся и вышел из комнаты. Сара обернулась и уставилась на мать Клэр, испытывая малодушный страх. И что теперь?

Поздно вечером женщина так и не проснулась. Начали прибывать гости Николаса. Первыми приехали Галламуры, Монти и Эллен, супруги лет шестидесяти. Сара едва успела усадить их, когда миссис Пратт объявила о появлении Клейманов, Квин и Кэтрин. Они ждали своего первенца.

Монти Галламур и Квин Клейман уединились в кабинете Николаса, а их жены отдыхали после дороги.

Сара была в кухне, в очередной раз проверяя, всё ли готово к ужину, когда приехал Николас.

– Добрый вечер. Все гости собрались? – спросил он Сару.

– Маккаулы еще не приехали, а все остальные в сборе. Джентльмены почти весь вечер провели у тебя в кабинете.

– А твоя мать?

Она попробовала суп и сделала комплимент миссис Пратт, прежде чем ответить.

– Боюсь, она плохо себя чувствует.

– Она больна? У нее что-то заразное?

– Нет, просто нездорова. К завтрашнему дню она будет на ногах.

– И часто у неё бывают такие приступы?

– Боже, надеюсь, нет.

– Что?

– Ничего страшного, с ней все будет в порядке. Просто дело в том, что она плохо переносит дорогу. Поздоровайся с гостями. У меня все под контролем.

– Уверена?

– Уверена. Ужин будет подан ровно в восемь.

Он оглядел кухню.

– Кажется, ничего плохого не должно случиться.

– Твое доверие радует.

Он последний раз оглядел ее и вышел. Сара повернулась к Пенелопе.

– Мне хотелось бы оставить поднос с едой в комнате моей матери, на случай если она проснется. Печенье и джем или что-нибудь в этом роде. И кофе. Много черного кофе. Я отнесу наверх.

Пенелопа собрала еду на поднос.

– Грувер рассказал тебе о моей матери? – спросила Сара тихо у Пенелопы.

– Да, мэм, я не скажу мистеру Холлидею.

– Спасибо. Ты не могла бы проведывать ее время от времени?

– Хорошо. У меня есть лекарство от головной боли.

Сара благодарно улыбнулась ей и взяла поднос.

Миссис Патрик так и лежала без движения. Сара поставила рядом поднос, подложила в камин полено и поспешила в свою комнату привести себя в порядок.

Специально нанятые на эту неделю служанки принесли горячей воды и полотенца во все жилые комнаты. Она быстро помылась и почувствовала себя свежее. Вильяма в этот день она почти не видела, поэтому не удержалась и заглянула на пару минут в детскую.

– Леда приходила к Вильяму сегодня? – спросила Сара у миссис Трент.

– Миссис Холлидей никогда не пропускает ни одного дня, – ответила та. – Он вырастет самым избалованным ребенком во всем Огайо.

Сара надела одно из своих самых симпатичных платьев. Она была уже сыта по горло черным цветом и решила как-нибудь смягчить свой скучный вид. Она застегнула на запястье изумрудный браслет и приколола к лифу белый кружевной платок в форме веера.

Поспешив к двери Леды, она постучалась и после тихого ответа вошла.

– Я по вас соскучилась, – искренне сказала она.

Леда как раз надевала туфли.

– Как твоя мать? – спросила она, ответив на краткое объятие Сары.

– Она плохо себя чувствует. Сейчас спит.

– О, дорогая, я оставила вас одних, вместо того чтобы помочь.

– Нет, спасибо, ничего не нужно. Завтра ей будет лучше.

– Что, ты думаешь, с ней такое?

– Возможно, укачало в поезде. Например, мне и сейчас становится дурно от одного свистка паровоза или звука выпускаемого пара.

– Со временем этот страх пройдет, – заверила ее Леда. – Скажи мне, если я смогу чем-то помочь. Я не хочу, чтобы ты сама заболела от работы. Я уже предупреждала тебя. Тебе нравится это платье? Я так устала носить мрачные цвета, – призналась она. – Я носила черное очень долго после смерти Темплтона, а теперь снова.

– Оно вам к лицу.

Сара взяла Леду под руку, и они пошли вниз в парадную гостиную.

Клейманы уже сидели на диване. Квин встал.

– Добрый вечер.

– У нас еще не было возможности выразить вам свои соболезнования по поводу вашего сына, – сказал Квин и, поворачиваясь к Саре, добавил: – И вашего мужа.

– Да, мы столько пережили, – ответила Леда.

Несколько минут все молчали.

– Я надеюсь, что скоро мы встретимся с вашим малышом, – сказала Кэтрин. И Сара, подняв голову, обнаружила, что Кэтрин обращается к ней. – Я с нетерпением жду этого.

– Мы попросим няню принести его нам после ужина, – пообещала Леда. – Он симпатичный мальчик. Он заставит вас еще сильнее захотеть своего собственного.

– О, я знаю, – с улыбкой ответила Кэтрин, – я уже хочу.

На пороге появился Грувер.

– Приехали Маккаулы, миссис Холлидей. Сара начала вставать, но Леда усадила ее обратно.

– Сиди, я сама прослежу, чтобы они устроились.

Сара с благодарностью улыбнулась ей.

– Рада, что вы поладили, – заметила Кэтрин, когда Леда извинилась и пошла встречать новых гостей. – Мне кажется, вы именно то, что ей было нужно.

– Ну, наши чувства взаимны, – ответила Сара.

– Надеюсь, у вас будет время пообщаться с моей женой, – сказал Квин. – Кэти слишком любит меня, чтобы жаловаться, но у нее мало подруг сверстниц, и я уверен, она умирает от желания задать вам множество вопросов.

– Конечно, мы пообщаемся, – заверила Сара. Правда, она не представляла, что ценного сможет рассказать этой милой женщине. Сама она была одна и напугана, когда носила под сердцем ребенка, а когда Вильям появился на свет, она вообще была без сознания. Наверное, взрослые женщины больше подошли бы Кэтрин в роли наперсниц.

Вскоре появились Николас и Милош, и разговор зашел о предстоящей грозе и о том, как мало было дождей в этом сезоне. Маккаулы присоединились к ним, и Николас представил всех друг другу.

Слуги превзошли самих себя, и Сара заметила, что даже Николас был доволен столом и обслуживанием.

– Будет ли позволено джентльменам удалиться в кабинет и покурить? А после мы присоединимся к вам, милые леди, в гостиной, – сказал Николас.

Насытившись изысканными яствами, все перешли в холл, откуда мужчины отправились в кабинет Николаса.

Шум на верху лестницы привлек всеобщее внимание. Громкий голос, фальшиво напевающий «Девчонок из Баффало», донесся с вершины изогнутой мраморной лестницы. У Сары волосы встали дыбом, когда она в ужасе подняла глаза.

О нет! Боже мой, нет! Только не сейчас! Только не так!

Молчание гостей у подножия лестницы показалось Саре таким же громким, как и вопли наверху. На лестнице появилась женщина, ступавшая неуверенными шагами. На ней было ярко-зеленое атласное платье и такого же цвета бант в растрепанных, грязных оранжевых волосах.

Сара почувствовала панику. Женщина не только проснулась, но она была все еще пьяна. Или снова пьяна! Что она натворит, когда обнаружит, что Клэр здесь нет? Сара подумывала о том, чтобы запереть ее в комнате, но тогда эта мысль показалась ей слишком жестокой. Но теперь…

Миссис Патрик неуверенно спустилась на одну ступеньку. Петь она перестала, и теперь, сощурившись, пыталась сосредоточить взгляд на ошеломленно взиравшей на нее публике внизу.

– Где Клэр? – громко спросила она трескучим голосом.

Началось.

Сара почувствовала, как одна за другой в ее сторону обернулись все головы, и она увидела в один миг шок на лицах гостей, улыбку Милоша, сочувствие Леды и ярость на лице Николаса.

Кожа над его накрахмаленным воротничком превратилась в синевато-багряную. Его глаза, казалось, вот-вот просверлят ее насквозь.

Она взглянула на мать Клэр и перевела взгляд обратно. Запоздалое сожаление охватило ее. Она должна была остаться с ней. Должна была приказать кому-нибудь из слуг присматривать за ней. То, что всего несколько часов назад казалось бессмысленной тратой времени, сейчас было очевидным.

Она должна была запереть дверь.

Что скажет миссис Патрик, что она сейчас сделает?

Сара встретилась взглядом с Николасом, и его ярость проникла в самые глубины ее жалкой, обреченной души.

Он предупреждал ее.

И все оказалось гораздо хуже, чем он мог себе вообразить.

Глава десятая

Как при замедленной съемке, не слыша других звуков, Сара в ужасе наблюдала, как мать Клэр дошла до первого лестничного пролета и, споткнувшись, задела основание бело-голубого сосуда. Листья заколыхались. Горшок перевернулся, и черная земля вместе с керамическими осколками рассыпалась водопадом, окатив Николаса и ошарашенную Пенелопу.

Одна из женщин, стоявшая к Саре ближе всех, взвизгнула. Сверху раздался глухой смешок и громкое: «Уп-с!»

Женщина неуклюже упала, растянувшись в неприличной позе, широко раскинув ноги, приземлившись задом. Юбка задралась, обнажив полные бедра. Прическа и нелепый бант перекосились. Словно удивившись, она сощурилась и отбросила с лица прядь всклокоченных волос. Одна туфля слетела с ноги.

Если бы у Сары была возможность загадать одно, единственное в жизни желание, она пожелала бы провалиться сквозь землю.

Николас помог Пенелопе подняться на ноги, и они начали отряхивать землю со своей одежды.

Сара была не в силах поднять глаза ни на него, ни на его гостей, ни на его мать.

Заставив свои онемевшие ноги двигаться, она подобрала юбки и поднялась по ступенькам так быстро, как только ее слабые ноги могли нести ее.

Она услышала успокаивающий голос Леды. Та взяла ситуацию в свои руки и теперь призывала гостей заняться тем, чем они и собирались.

При приближении Сары мать Клэр подняла глаза. Сара успела подойти к ней вплотную, крепко взяла за руку, подняла на ноги и повела вверх по ступенькам.

– Какого черта, – воспротивилась женщина.

– Тихо, миссис Патрик, – цыкнула на нее Сара. – Вы уже обратили на себя достаточно внимания. Сейчас вы идете к себе в комнату.

Они дошли до холла второго этажа, и, когда оказались вне поля зрения собравшихся внизу, Сара позволила ей вырваться.

– Где моя дочь? – спросила та. – Я приехала к своей дочери.

Сара подтолкнула ее вперед по коридору.

– Откуда вы знаете, что приехали туда, куда нужно? Вы приехали уже пьяная, без сознания.

Я не туда попала? Разве это не дом Холлидеев?

– Да, это дом Холлидеев. – Они дошли до лавандовой комнаты. Сара втолкнула ее туда и закрыла дверь.

Женщина сразу подошла к бутылке на столике возле кровати и наполовину наполнила бокал, расплескав ликер на деревянную мебель.

Сара взяла полотенце и вытерла лужу.

– Итак, где Клэр?

– Я должна вам кое-что сказать о Клэр, но я не могу сказать вам это так.

– Как так?

– Так, – Сара указала на нее рукой, – как сейчас. Когда вы в таком состоянии.

– А в каком я состоянии, сладкая?

– Вы пьяны!

Женщина сделала большой глоток.

– Не-ет, это я не пьяна. Я еще понимаю, что делаю.

Сара растерянно покачала головой, вспомнив о крике Пенелопы, ярости Николаса, смущении Леды.

– Так где все-таки Клэр?

Сара оценивающе посмотрела на нее. Что произойдет, если она заберет все спиртное и вернется, когда эта дама протрезвеет? Это будет еще хуже. Она слышала, что люди становятся неуправляемыми, когда им не дают пить. А этой женщине предстоит узнать о смерти своей дочери.

– Миссис Патрик, я думаю…

– Селия.

Что?

– Меня зовут Селия. Или Сел. Но никогда не зовите меня миссис Патрик.

– Хорошо, Селия. Боюсь, у меня для вас очень плохие новости о Клэр.

Селия плюхнулась на край кровати.

– Так я и знала. Этот ублюдок бросил ее. Так?

Сара сощурилась.

Кто?

– Стефан Холлидей, великий сценарист, конечно. Разве она выходила замуж за кого-то еще?

– Нет… Нет, он не бросил ее. Селия… Стефан мертв. Вы не знали?

– Знала. Я подумала, что, возможно, он бросил ее, например по возвращении в Штаты.

– Почему он должен был это сделать?

– Просто мы из разного теста, – ухмыльнулась она, и Сара вспомнила, как слышала именно эти слова от Клэр, когда та говорила о своем волнении перед предстоявшим знакомством с Холлидеями. Может быть, это ее мать внушила ей такой страх.

– Моя Клэр хорошая, – продолжала она, – а он обрюхатил ее.

Сара с отвращением отвела взгляд.

– Полагаю, он поразвлекся, а когда у нее вырос живот, начал искать кого-то еще.

– Нет, – ответила Сара со все возрастающим раздражением, – он очень сильно любил ее.

Селия фыркнула в свой стакан.

– Ну, так какие тогда плохие новости? Он спустил свое состояние? – Она поставила стакан. – Кто ты, в конце концов?

– Именно об этом я и должна с вами поговорить.

– Ну, я никуда пока не ухожу. Говори. – Она села на кровать, плюхнувшись прямо на подушки.

Медленно, подбирая слова, Сара начала с рассказа о собственной ситуации. Она рассказала Селии о том, как ехала на поезде на запад в надежде найти работу и местечко, где сможет жить с ребенком и работать. Она объяснила, как встретила Стефана и Клэр. Рассказала, как проснулась в больнице, как доктор и медсестры называли ее миссис Холлидей, и как все это недоразумение разрасталось, подобно снежному кому.

Селия уставилась на нее затуманенным взором. Она была пьяна, но было очевидно, что смысл слов доходил до нее. Она покосилась на Сару.

– Что ты хочешь сказать, девочка? – Она ровно села. – Ты хочешь сказать то, что я думаю?

Она сползла на край кровати и снова наполнила стакан, сделав тут же несколько подкрепляющих глотков.

– Боюсь, что да, – горестно ответила Сара. – Клэр погибла в той аварии на железной дороге.

– А где… где ее тело? – спросила женщина, дернув головой.

– Не знаю, – призналась Сара. – Стефана нашли. Николас был вынужден опознавать тело и отправить домой для захоронения. Поскольку никто не искал Клэр, все думали, что Клэр это я, то я не знаю, что случилось с ее телом.

– А как же твой старик? Он знал, что ты была в поезде?

Сара кивнула.

– В багажном вагоне были мои вещи. У меня были документы. Наверное, все это отправили отцу.

– Может быть, они отправили ее тело ему, думая, что это ты.

Раньше Саре не приходило это в голову. Может быть, ее отец думает, что она мертва!

– Почему ты уверена, что Клэр умерла?

– Если бы она была жива, то связалась бы с вами или Холлидеями. Вы так не думаете?

Селия кивнула. Слезы блестели у нее в глазах. Рука, державшая стакан, дрожала.

– Она была добра ко мне. Любила меня. Я была плохой матерью, но она все равно любила меня.

Сара вытерла навернувшиеся слезы.

– А знаешь, я не удивлена, – сказала Селия. – У меня было ужасное предчувствие относительно этого замужества. Я знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Она поехала и убила себя.

– Крушение поезда было несчастным случаем, миссис Патрик. Это было ужасно. Авария унесла много жизней, но это был несчастный случай. Никто не виноват, и никто не знал, что такое может произойти.

– Я же просила, не называй меня так. Пэтти был первостатейным подлецом. Я хочу забыть о том, что он когда-то существовал.

– Простите, Селия. Я сожалею о Клэр. Она была одним из самых добрых людей, которых мне доводилось встречать. Правда.

Лицо Селии сморщилось, а плечи содрогнулись. Сара размышляла о том, стоит ли ей подойти и обнять ее, но не успела она решить, как Селия распрямилась.

– Мне не довелось стать бабушкой, – низким голосом произнесла она. – Хотя я и матерью-то не была хорошей. Но вот Клэр была бы хорошей матерью. Сара кивнула.

– Она заботилась обо мне. – Она снова зарыдала в стакан. – Кто теперь будет меня содержать?

Сару как громом поразило. Селия лишилась кормушки! А теперь она плачет о том, что некому давать деньги на ее попойки.

Около получаса Селия впадала то в истерику, то в некое подобие ярости.

– Что ж, – сказала Сара, теперь зная, как сможет достучаться до нее, – я могу заботиться о вас, пока я сама здесь.

Селия уставилась на нее.

– Пока они думают, что я Клэр, они будут считать нормальным, что я ухаживаю за вами.

Женщина прищурилась.

– Да?

Сара ненавидела себя за этот новый обман. Но что еще ей оставалось делать?

– Ты хочешь сказать, что я могу здесь остаться? – Затуманенным взором Селия обвела комнату.

Должно быть, это самое роскошное место, которое ей когда-либо доводилось видеть в своей жизни. Не говоря уже об отличной еде и бесплатной выпивке.

– На некоторое время, разумеется, – ответила Сара. – До тех пор, пока они считают, что я Клэр.

– Это будет трудно, – посмотрела на нее Селия.

Сара проявила твердость и встретилась с ней взглядом.

– Но возможно.

– Пока вы пьяны, вы будете сидеть здесь, – начала выдвигать условия Сара. – Наверняка это будет большая часть времени.

Селия хмыкнула.

– Вы чуть не убили одну из служанок, унизили Холлидеев перед очень важными деловыми партнерами и поставили себя в идиотское положение. Вы будете оставаться в этой комнате, пока я не разрешу вам спуститься. Если вы перестанете пить, то все будет по-другому.

Селия откинула голову назад и, сощурившись, посмотрела на Сару.

– Знаешь, может быть, это будет не так и сложно притворяться, что ты Клэр.

После этих слов подбородок у нее дрогнул.

– Девочка любила меня.

– Мы поняли друг друга?

– Ты Клэр. Я сижу здесь, пока ты не выпустишь меня, сладкая.

Можно ли ей довериться?

– Если вы выйдете отсюда, – она указала на дверь, – и проговоритесь, то нас обеих вышвырнут из дома.

– Я пьяная, но не выжившая из ума. Я буду сидеть здесь и развлекаться в одиночестве. Я люблю читать газеты. Как ты думаешь, я могу попросить газеты?

– Я прослежу, чтобы вам приносили газеты, как только мистер Холлидей их прочитает. Наверняка он получает несколько изданий.

– А как насчет… ну ты знаешь… них?

– Холлидеев? – Сердце у Сары подпрыгнуло при мысли о том, что ей придется посмотреть им в глаза. – Я поговорю с ними. Извинюсь.

– Притворись, что стыдишься меня. Это всегда с такими срабатывает.

Сара повернулась. Бедная Клэр. Без матери Сара всегда чувствовала себя обделенной, но иметь такую мать, как Селия, должно быть… чрезвычайно трудно. Мягко говоря.

– Я оставила здесь бисквиты и джем. Поешьте и выпейте кофе. Я попрошу прислать вам горячего чаю.

– И посмотри, что из спиртного пьют богатые. Ладно? Я хочу пить то же самое.

Сара поморщилась от отвращения и вышла из комнаты.

Грувер вытирал грязь и убирал камешки с пола в холле. Он уже успел убрать осколки разбитого горшка. Он поднял глаза, и у него на лице отразилось сочувствие.

Сара подошла ближе и, изучив разбитые напольные плитки, спросила с дрожью в голосе:

– Сколько штук испорчено?

– Кажется, пять. Миссис Пратт говорит, их заказывали в Италии еще в то время, когда старый мистер Холлидей строил дом.

Сара поймала себя на том, что кусает губы.

– Их можно заменить? Он покачал головой.

– Не знаю.

– А что с горшком?

– Его миссис Холлидей привезла из путешествия по Индии.

– Какой ужас! – Сара стиснула руки. – Грувер?

Он посмотрел на нее.

– Мне понадобится ваша помощь.

– Что скажете, мэм?

– Селии, кстати, не называйте ее миссис Патрик, нельзя позволять без моего разрешения выходить из комнаты. Я не могу допустить, чтобы снова случилось что-нибудь подобное.

– Я предупрежу слуг, – с пониманием ответил он. – Мы будем поочередно следить, чтобы она не выходила.

– Спасибо. Гостям уже подали чай? Он кивнул.

– Отлично.

– Да, мэм. Мэм?

– Да, Грувер?

– Он больше бранится, чем на самом деле сердится. И знайте, что мистер Холлидей благородный человек. Его поступки всегда справедливы.

Справедливость в данном случае – это выставить ее из дома вместе с ее ребенком. Эта пьяная женщина наверху имеет больше прав находиться здесь, чем она. Потому что она – мать Клэр.

– Я помню. Спасибо.

Каким-то образом она должна спасти репутацию Николаса перед его клиентами и друзьями. Она пригладила юбки и остановилась в холле, чтобы проверить перед зеркалом прическу. Ее кудри были, как всегда, безнадежны, несколько прядей выбилось. Зато щеки алели, словно она весь день провела на солнце.

Смирившись со своим видом, Сара расправила плечи и, игнорируя пульсирующие виски и боль в ноге, направилась в парадную гостиную. Кэтрин и Джейн Мэри обсуждали спектакль, который видели в Лондоне в прошлом сезоне. Николас угрюмо созерцал гостей. Клэр знала, что может случиться, и она должна была позаботиться о порядке. Если бы она предупредила его или слуг, они смогли бы предотвратить беду.

Опершись о каминную полку, он потягивал бренди. Боковым зрением Николас заметил какое-то движение и обернулся.

Шурша черным атласом, вошла Клэр. К вечеру она стала хромать сильнее обычного. Щеки у нее были румяны, и она была необыкновенно хороша, словно только что танцевала вальс, а не общалась с пьяной матерью.

Он не ожидал, что у нее хватит мужества показаться на глаза его гостям, ему самому. Николас с трудом поборол восхищение.

Остальные изо всех пытались не делать события из ее появления.

Леда встала и пошла к ней, но Клэр остановила ее. Все взгляды устремились на нее.

– Я хотела бы взять на себя ответственность за случившееся. – Голос у нее немного дрожал. – Я в трудном положении. У моей матери проблемы с алкоголем.

Она внимательно посмотрела на него, а он не мог отвести от нее глаз.

– Она в таком состоянии очень давно. С тех пор, как не стало моего… отца. И я прошу у вас прощения за собственную безответственность, поскольку я должна была лучше присматривать за ней. Я знаю, что миссис Грувер могла серьезно пострадать. – Голос у нее дрогнул на этом слове. – Я могу заверить вас, что ваше пребывание здесь больше не будет омрачено подобными неприятностями.

Она взглянула на Леду.

– Мы с сыном не видели ничего, кроме добра, от Николаса и миссис Холлидей. Я многим обязана им, и я очень сожалею, что разочаровала их.

Голос у нее стал мягче, а огромные голубые глаза смотрели прямо на него.

– Я надеюсь, все вы будете великодушны и простите меня.

Ничто не могло бы так ловко выбить у него почву из-под ног, как эта речь. Он ненавидел, когда его застигали врасплох. Он ненавидел положения, в которых не мог владеть ситуацией. Сейчас же ситуация была целиком в руках Клэр. Только что она завоевала сердце и симпатию каждого человека в этой комнате своей искренностью и большими чистыми глазами.

Он выставит себя мерзавцем, если отвергнет ее боль. Как хитра она оказалась. Он уже не мог ни бушевать, ни неистовствовать, как ему хотелось. Ярость кипела в нем.

Вслух признаться перед всеми в своей беде, взять на себя ответственность за то, что она не уследила за матерью. Умно.

Милош кашлянул, ясно давая Николасу понять, что ему пора действовать.

Леда встала и бросилась обнимать свою невестку.

– Мы забудем обо всем. Правда? – Обняв Клэр за талию, она обвела взволнованным взглядом всех присутствующих.

Все кивнули и издали соответствующие звуки сочувствия.

Взгляд матери остановился на нем, и Николас понял, что над ним одержали верх. Он кивнул.

Леда просияла и усадила Клэр на диванчик возле себя. Клэр расправила юбки и неуверенно посмотрела на него. Она знала, что он не удовлетворился ее извинениями. Однако она умело сохранила лицо перед остальными.

– Миссис Пратт, вы не могли бы попросить миссис Трент принести Вильяма познакомиться с нашими гостями? – Леда повернулась к Кэтрин: – Сейчас вы увидите нашего драгоценного мальчика.

Когда миссис Трент принесла Вильяма, женщины сгрудились вокруг и начали сюсюкать и охать. Мужчины отошли в сторону и заговорили о ценах на перевозки.

Николас подозвал Сару.

– Мы еще не все обсудили относительно происшедшего, – сказал он, сжав ей запястье.

Она подняла на него испуганные голубые глаза.

– Хорошо, – ответила она. – Мне зайти к тебе в кабинет?

– Не знаю, сколько еще гости просидят. Кабинет открыт для них в любое время.

Одна светлая бровь вопросительно приподнялась.

– Я приду к тебе в комнату. Жди меня. Она согласно кивнула, отводя взгляд. Николас отпустил ее руку и поспешил обратно в комнату.

Он должен быть осторожен и не дотрагиваться до нее. Не приближаться к ней близко, чтобы не видеть огня у нее глазах, не чувствовать запаха ее кожи и волос.

Даже когда он был зол на нее, даже после того, как она позволила своей матери унизить его, даже несмотря на то, что он видел насквозь ее махинации, она пробуждала в нем желание. Если он даст слабину, это будет непростительной ошибкой.

Да, он должен быть осторожен.

Глава одиннадцатая

Николасу этот день показался бесконечным. Наконец собравшиеся в его кабинете джентльмены пошли наверх в свои комнаты, а он сам распахнул окна, чтобы проветрить наполненный табачным дымом кабинет.

На следующее утро мужчины поедут с ним в Янгстаун, а рассвет уже скоро. Он поднялся по ступенькам, решив все-таки выслушать Клэр.

С объемным конвертом в руках он тихонько постучался к ней. Миссис Трент и ребенок, скорее всего, уже спят. Она тут же открыла и отступила, пропуская его в комнату.

Николас вошел в комнату, в которой пахло так же, как и от нее самой, и обругал себя за то, что пришел на ее территорию.

Нет! – одернул он себя. Здесь нет «ее территории». Это его дом. Она здесь постольку, поскольку он позволяет ей это.

Он тут же почувствовал себя виноватым за такие мысли. Она – жена Стефана. У нее столько же прав быть здесь, сколько и у него. Просто он пытается поддержать в себе уверенность в правильности и справедливости своего гнева на нее.

– Ты не возражаешь, если я присяду? – спросила она.

Он повернулся. Судя по ее бледности, она очень слаба.

– Нет, – ответил он.

Она села в кресло и положила больную ногу на мягкую табуретку.

Он посмотрел вниз. Она была в туфлях. Одна лодыжка была заметно больше другой.

– У тебя нога отекла.

– Всегда так после проведенного на ногах дня.

– Надо было снять обувь.

– Я знала, что ты придешь.

Он почувствовал себя чудовищем. Он отложил в сторону бумаги и наклонился, чтобы расшнуровать ей туфли. Она вздохнула.

– Больно?

Она покачала головой. Губы у нее вытянулись в ниточку.

Он снял ботинок, осторожно опустил больную ногу на подушку и проделал то же самое со второй ногой.

– Тебе надо положить лед.

– Я уже отправила слуг спать. Завтра им рано вставать.

Он вспомнил про тающий лед в серебряном ведерке у себя кабинете.

– Я сейчас.

Он вернулся с ведерком, завернул лед в полотенце и приложил к ее лодыжке.

– Лучше?

Она закрыла глаза и откинула голову назад.

– Давай поговорим о том, ради чего ты пришел.

Конечно. Ей надо поспать.

– Это терпит, – решил он. Глаза у нее распахнулись.

– Ты заставил меня ждать, а теперь говоришь, что это терпит?

– Клэр, мы оба устали. Наверное, будет лучше, если мы поговорим в другой раз. – Интересно, какие мысли скрываются за серой дымкой ее глаз. – Я сдержал обещание.

Украдкой она посмотрела на конверт на столе.

– Бумаги, которые ты хотела, – пояснил он. Она не шелохнулась.

Он взял конверт и положил ей на колени. Наконец она подняла глаза.

– Спасибо.

У нее слипались глаза. Наверное, после того, как он видел ее последний раз, она успела навестить мать, покормить Вильяма, отпустить слуг. И после этого она еще ждала, когда он придет к ней скандалить.

– Наклонись.

Она вопросительно посмотрела на него, но повиновалась.

Он взял ее на руки и отнес на кровать. Его мятежное тело тут же отреагировало на ее запах, немного цветочный, но очень женственный. Опасный запах.

– Ложись спать, – сказал он и вышел из комнаты.

Сара убрала лед, открыла незапечатанный конверт, и на покрывало выскользнули бумаги. Перед ней лежали все подробности жизни Клэр. Некоторые отчеты были исписаны небрежным угловатым почерком, другие аккуратно отпечатаны. Ну, разумеется, он обратился в агентство Пинкертона, никак не меньше. Поэтому вся информация была записана с детальной аккуратностью. Прилагался и список источников.

Скромное образование Клэр, ее друзья, ее родители – все подробности се короткой жизни были отражены на этих страницах. У Клэр был брат, которого убили в уличной драке.

С трудом разлепляя глаза, Сара прочитала о трех мужчинах, с которыми у Клэр были интимные отношения до встречи со Стефаном.

Итак, у Клэр была трудная жизнь. Она жила в трущобах, работала в убогой лавке до тех пор, пока не встретила мужчину из театральной среды и не стала костюмершей. Однако это не сделало ее золотоискательницей, как это виделось Николасу.

Сара была уверена, что будь у Холлидеев хоть искра надежды, что жена и ребенок Стефана живы, они не пожалели бы ничего, чтобы отыскать невестку и внука. А раз за Клэр принимают ее, значит, и искать рыжеволосую женщину, приютившую Сару в своем купе, предстоит ей, Саре.

Она слезла с кровати, нашла спички и зажгла масляную лампу под розовым стеклянным абажуром. Повертев в руках бумаги, она нашла имя детектива, которого нанимал Николас. Она наймет другого агента, чтобы быть уверенной, что тот не свяжется с Николасом. Она может кое-что для них сделать перед отъездом. Конечно, это не оправдает ее ложь, но пригодится Леде и Николасу, когда они узнают правду. И еще она сделает это для матери Клэр.

Взяв лампу, Сара проскользнула в коридор к лавандовой комнате и воровато приоткрыла дверь.

Кудрявую голову она увидела над спинкой стула.

– Вы не спите?

– Не сплю.

Сара вошла и села на табуретку.

– Я приняла решение.

– Какое?

– Первое, что я сделаю завтра утром, пошлю телеграмму в агентство Пинкертона и найму их разузнать, что случилось с телом Клэр.

– Тебе станет легче? – спросила Селия.

– Я думала, что легче станет вам.

Селия пожала плечами. Сара надеялась, что этим небрежным движением она хотела скрыть свои истинные чувства.

– Просто я хотела, чтобы вы знали.

– Хорошо, я знаю.

Сара взглянула на кровать.

– Почему вы не ложитесь?

– Скоро лягу.

– Спокойной ночи. – Сара тихонько вышла из комнаты и на цыпочках направилась к себе.

Возможно, через неделю-другую у нее будет информация о Клэр. К тому времени она будет в состоянии покинуть дом Леды. До тех пор она должна не дать Селии проговориться и заботиться о гостях Николаса.

Сара в отчаянии молилась, чтобы ее изобретательность помогла ей прожить оставшиеся несколько недель, а потом найти работу и жилье, найти способ заботиться о своем сыне.

Сара завернулась в одеяло и заставила себя уснуть.

На следующий день ужин был еще изысканнее, чем накануне. Свечи, хрусталь, блюда, подобранные так, чтобы дополнять друг друга, и Клэр – милая и радушная хозяйка.

После десерта она пригласила гостей в музыкальную комнату, где струнный квартет и пианист исполнили для них камерный концерт. Даже музыка была подобрана безупречно.

Николас наблюдал за ней из своего кресла в противоположном конце комнаты. Клэр потрясающе умела носить черный цвет. Этим вечером она сделала новую прическу, длинные локоны закрывали плечи и спину.

Эллен Галамур по правую руку от нее и Милош по левую разговаривали с ней, а она наклонялась, чтобы услышать их шепот. Она что-то ответила Милошу, один из локонов коснулся его плеча, и он кивнул.

Клэр наградила его веселой улыбкой.

Эта легкая улыбка сделала что-то странное с чувствами Николаса. Как-то она приглашала его присутствовать при купании Вильяма по утрам, если он хочет увидеть ее улыбку. Однако он не думал, что сможет увидеть, как она улыбается его другу.

Ему вдруг захотелось, чтобы у нее нашлась улыбка и для него.

То, как она организовала ужин и развлечения для гостей, говорило о безупречном вкусе. Клэр вела себя уверенно и непринужденно. Он не мог найти ни одной оплошности ни в ее туалете, ни в манерах.

Она покорила его гостей нежной красотой и искренним извинением.

Он не мог понять, откуда в ней это кажущееся врожденным чувство достоинства.

И еще – как у нее все это получается? Перед гостями она обращалась к нему не иначе как мистер Холлидей. И, несмотря на необразованность, она не испортила ни одного разговора о литературе или науке, демонстрируя запас знаний настоящей леди. Даже со слугами она обращалась так, словно делала это всю жизнь.

Концерт закончился, и Клэр повела гостей в гостиную пить кофе с ликером. Николас шел следом, наблюдая, как ее рука лежит на рукаве Милоша.

Даже если все это она выучила в преддверии свадьбы со Стефаном, она должна была уже допустить хоть какой-нибудь промах. А она продолжала себя вести так, словно ей десятки раз приходилось организовывать званые вечера, словно она была рождена и воспитана для такой жизни.

Он был терпелив. Он наблюдал и ждал.

Они прошли в гостиную. Гости расселись, и завязался непринужденный разговор. Клэр подошла к Николасу.

– Вы разольете ликер или мне позвать кого-нибудь из слуг?

– Я разолью.

Не сказав больше ни слова, она вернулась к гостям.

Николас наполнил бокалы и заговорил с Монти Галамуром о бизнесе, не выпуская Клэр из поля зрения. Если ей нужна его благосклонность, до какой черты она готова дойти, чтобы ублажить его?

От этой мысли ему стало даже жарко. Она прошла тест на умение принимать и развлекать гостей. Но что если он проверит ее верность?

Можно научиться безупречно выполнять поставленные задачи и имитировать эрудицию. Но нельзя притвориться любящей и верной. Если она любила и боготворила Стефана, как думает его мать, как она сама пытается всех убедить, она никогда не позволит себе оказаться в объятиях другого мужчины.

Клэр уже позволила ему поцеловать себя. Может, она думает, что это поможет ей закрепить свои позиции?

Мысль была ему неприятна, однако идея заинтриговала.

Это будет настоящая проверка ее любви к Стефану. После этого не останется никаких сомнений.

Николас не мог дождаться, когда гости разъедутся.

Глава двенадцатая

Сара сумела найти время, чтобы съездить в Янгстаун и послать письмо и аванс в агентство Пинкертона. Она предупредила на телеграфе, чтобы всю корреспонденцию, приходящую на ее имя, оставляли в офисе.

Спустя пять дней гости разъехались. Сара так тяжело переживала отъезд Кэтрин, что убежала к себе в комнату и расплакалась.

Леда последовала за ней и, войдя без стука, села на стул рядом с подоконником, на который взгромоздилась Сара.

– Что случилось, дорогая? – нежно спросила она.

Устыдившись своего порыва, Сара утерла слезы и, щурясь, подставила лицо солнечному свету, лившемуся в окно.

– Ничего.

– Я же вижу. Ты просто не хочешь говорить старухе.

Сара выдавила улыбку и, приняв протянутый Ледой платок, источавший аромат фиалок, высморкалась.

– Дело в том, что я так привязалась к миссис Клейман, и мне грустно, что она уехала.

– Это совершенно естественно, – заверила ее Леда. – Женщины должны общаться с женщинами своего возраста. Вот уже сколько времени ты общаешься только со мной.

А теперь еще и с запертой в своей комнате ужасной пьяницей, наверное, подумала Леда.

– Я люблю вас, – быстро произнесла Сара. – Пожалуйста, не думайте, что я не ценю вашу дружбу.

Леда поправила волосы, и слезы показались в ее серых глазах.

– Я так и не думаю. Я знаю, что такое одиночество, детка. Но ты скоро снова увидишься с Кэтрин. Мы довольно часто видимся с Клейманами.

Сара кивнула. Ей не стало легче. Когда семьи встретятся снова, Кэтрин узнает о ее обмане.

– Думаю, тебе надо вздремнуть, – предложила Леда. – Я разбужу тебя к ужину.

Сара снова кивнула. Леда помогла ей расстегнуть платье и ушла.

Сара сняла туфли, выскользнула из черного с кринолином платья и легла прямо поверх покрывала. Спустя несколько секунд она уже спала.

– Я очень доволен тем, как прошел визит моих партнеров, – удивил Сару Николас после ужина. До этого момента он не сказал про прием ни слова. Правда, он работал допоздна. – Вы, леди, превзошли сами себя с угощениями.

– Моей заслуги здесь нет, – поспешила сообщить Леда. – За меню отвечала Клэр. Я лишь контролировала, чтобы все в порядке было в ванных, со стиркой, с комнатами…

– Клэр молодец, – сказал Николас. Что-то теплое шевельнулось в груди у Сары.

От его похвалы щеки у нее порозовели.

Она ждала, затаив дыхание, что Николас скажет что-нибудь про мать Клэр. Но она ждала напрасно.

– Наши гости восхищены тобой, твоим вниманием. Я должен поблагодарить тебя.

Сара не знала, что и сказать. Слова словно прилипли к языку.

– С-спасибо, – выдавила она, наконец.

– Тебе спасибо, Клэр. Стефан гордился бы тобой.

Она встретилась с ним взглядом. Его темные глаза светились загадочным блеском. Боль сжала ей горло. Стефан гордился бы тобой. Она не знала, как расценивать это последнее утверждение. Хотя, конечно, он мог и не вкладывать никакого тайного смысла в свои слова.

Гордился ли бы Стефан Клэр, если бы она делала все те вещи, которые сделала Сара? И волновало ли бы это Стефана вообще? Ведь это Николаса волновали мелочи, имеющие отношение к фабрике.

– Наша Клэр – чудо! – воскликнула Леда. – Даже если бы она не могла отличить вилку для креветок от других приборов, я все равно бы любила ее. Стефан сделал прекрасный выбор, когда женился на тебе.

Сара слабо улыбнулась.

– Дорогие, сегодня вечером я играю в крибидж, – сообщила Леда, допивая вино и вставая. – Если вам не нужен Грувер, я отпущу его после того, как он отвезет меня к Остинам. А кучер Декстриксов доставит меня домой.

– Хорошо, мам. Конечно, если у Клэр нет никаких планов.

Сара покачала головой, удивляясь, что ее вообще спросили.

– Не забудь о пикнике в следующую субботу, – напомнил Николас, прежде чем она ушла.

– Уже пришло время? – удивилась Леда. – Клэр знает о пикнике?

– Пикник «Холлидей Айрон», – пояснил он.

– Николас готовит угощение и фейерверки для всех рабочих фабрики, – добавила его мать. – Всегда бывает очень весело.

– Буду ждать с нетерпением, – отозвалась Сара.

– Клэр, – сказал Николас после того, как его мать ушла, – ты не могла бы принести Вильяма ко мне в кабинет сегодня вечером? – Сара молчала, и он добавил: – Я подумал, что мы с ним должны поближе познакомиться.

– С удовольствием, – ответила она.

Покормив и переодев Вильяма, Сара попросила миссис Трент прийти за ним, когда настанет время укладывать его. Она неуверенно подошла к кабинету Николаса.

Сара без стука открыла дверь и вошла. С последнего раза, когда она была в кабинете, здесь появилась детская кроватка.

– Я обнаружил ее на чердаке, – ответил он на ее вопросительный взгляд. – Я подумал, что ему понравится смена обстановки. Я не буду курить, пока он здесь.

Все это было удивительно. Она стояла рядом, не произнося ни слова.

– Я попросил принести тебе чаю.

Она взглянула на поднос на углу его массивного стола.

Он подошел ближе и осторожно принял переданного ему младенца. Сара молилась, чтобы Вильям вел себя спокойно.

– Сделай себе чаю, – предложил он. Она налила, добавила лимона и сливок.

– А ты хочешь чашечку?

Он покачал головой и устроился в кресле.

– Ну что ж, Вильям, что у тебя за жизнь со всеми этими женщинами наверху? Тебе надо почаще спускаться ко мне, пока они тебя не избаловали.

Подавив улыбку, Сара взяла чашку и села на диван.

– Не понимаю, как женщины умудряются увидеть знакомые черты у такого маленького человечка. У него крошечный нос, крошечные ушки, крошечный ротик… какого цвета у него глаза?

– Голубого. Твоя мама думает, что цвет может измениться, но мне так не кажется. – Сара сделала глоток чая.

Николас рассматривал Вильяма как человек, впервые увидевший младенца. Он поймал кулачок, которым Вильям молотил по воздуху, и стал рассматривать пальчики.

Чай, успокаивающий голос Николаса и его мирное настроение успокоили Сару. Она откинулась на спинку дивана и наслаждалась.

– У него такие светлые волосы, – заметил Николас спустя несколько минут, снова привлекая ее внимание. – При свете огня они кажутся золотыми, как у тебя.

Сердце у нее бешено заколотилось. Он увидел золото в ее волосах?

– По-моему, у него твои губы. Точно такой же изгиб верхней губы вот здесь.

Он знаком с формой ее рта? Николас нежно погладил младенцу щечку и в изумлении вскинул голову.

– Он улыбнулся!

Плененный, Николас рассматривал Вильяма добрую половину часа, разговаривал с ним, гладил щечки. Милое поведение Николаса, его внимание к Вильяму успокоили Сару настолько, что она начала представлять, каково это иметь мужа – настоящую семью. Когда-нибудь у Николаса будут собственные дети. Его жена будет сидеть здесь же и любоваться тем, как он общается с ребенком. Может быть, она будет вязать. Или петь.

Миссис Трент появилась ровно по часам, удачно прервав эти неуместные мысли.

Николас перевел взгляд с миссис Трент на Сару.

– Его ведь не надо уносить? Ты не могла бы переодеть его или что там нужно сделать и оставить здесь?

Сара кивнула миссис Трент. Та ушла и вернулась с чистыми пеленками. Сара поменяла Вильяму пеленки, покраснев от заинтересованного взгляда Николаса.

– Это все? – спросил он.

– Пока все.

Он взял его на руки и начал укачивать, пока Вильям не уснул.

– Кажется, я утомил его.

Сара положила ребенка в кроватку и укрыла одеяльцем.

– Просто его всегда укладывают в это время, – улыбаясь, ответила она.

Николас подошел к ней сзади, и она почувствовала его тепло, услышала запах крахмала от его рубашки, острый запах табака, пропитавший одежду.

Его дыхание коснулось ее уха, посылая дрожь по плечам и рукам. – Он красив.

Слезы подступили к глазам, и она яростно заморгала.

От близости Николаса сердце дико забилось. Она дура, что что-то чувствует к этому мужчине. Она могла с легкостью растаять рядом с ним, окутанная его запахом и теплотой. Ее это унижало, и она молилась, чтобы он отошел, прежде чем догадается, что делает с ней.

– Я действительно думаю то, что сказал раньше, – сказал он ей на ухо.

Колени у нее ослабли, но она сумела не шелохнуться.

– Я горжусь тобой.

– Но…

– Ты хочешь сказать про свою мать? Она кивнула.

– Не надо.

Она ожидала, что он начнет бранить ее за Селию. Но он не производил впечатление человека, настроенного на ссору. И это ей не нравилось.

– Но плитки на полу…

– Грувер нашел в загоне для кареты запасные.

– О-о. А цветок твоей матери?

– Я всегда считал его чересчур кричащим.

– Но она, должно быть…

– Хватит. Пора закрыть этот вопрос. Навсегда.

– Хорошо, – прошептала она.

– Может быть, тебе удастся убедить ее поужинать как-нибудь с нами. – Его дыхание прошелестело по ее волосам. Дрожь пробежала по позвоночнику, голова закружилась в смятении. Она не хотела, чтобы Николас общался с Селией, но как она может ему помешать?

– Твои волосы сводят меня с ума с самого первого момента, когда я увидел их, – признался он.

Эти слова парализовали ей мысли. Если он дотронется до нее, она окончательно растает.

– Мне хотелось потрогать эти упругие локоны, обрамляющие твое лицо и струящиеся по шее. Мне хотелось посмотреть, закрутятся ли они обратно, если их оттянуть.

Она наклонила голову и бессознательно дотронулась до волос.

– Тебе так нравятся мои волосы?

– Не только волосы.

Боже. Глаза закрылись против ее воли. Словно она надеялась защитить себя от чувственной атаки его голоса.

– Мне нравится, как они лежат у тебя на шее, какая светлая и мягкая у тебя кожа. Такая нежная. Такая же мягкая, как у Вильяма.

Я вижу, как бьется пульс у тебя на шее. Я смогу почувствовать его, если коснусь губами. Почему у тебя так участился пульс, Клэр?

Саре казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она потянулась, чтобы ухватиться за что-нибудь и сохранить равновесие, но наткнулась лишь на его протянутую руку.

Другой рукой он нащупал ее локоны, потянул их, наклонился ближе и вздохнул. Сара была уверена, что услышала его стон.

– Можно? – спросил он хрипло, отпуская ее руку.

Она кивнула, и, подняв руку, встретилась с его пальцами, уже вытаскивавшими шпильки. Дрожащими руками она помогала ему, пока волосы не заструились по плечам. Он погрузил в них пальцы, зарылся лицом, сдвинул на одну сторону и коснулся губами ее шеи.

Он целовал ей шею, языком скользнул по уху, затем нежно повернул ее к себе и языком провел по шее, то спускаясь к пульсирующей точке, то поднимаясь к подбородку.

Она смотрела ему прямо в лицо, откинув голову назад. Он погрузил пальцы ей в волосы и крепко держал голову, поднося губы к ее губам.

Чтобы не упасть, Сара схватила его за плечи и позволила его губам коснуться ее губ. Губы у него были теплыми, податливыми и голодными. Она хотела раствориться в нем. Она хотела его. Она ответила ему таким же голодным, жадным поцелуем.

Он прижал ее к себе, и Сара потеряла чувство времени и места, чувство стыдливости. Ее пышные груди прижались к его твердой груди. Их бедра соприкасались через одежду: его – стройные и мускулистые и ее – трепещущие. – Я хочу тебя, – прошептал он возле самых ее губ. Близость его тела шокировала и вместе с тем возбуждала ее. Она должна оттолкнуть его, должна положить конец происходящему. Он пробежался руками по ее спине и сквозь слои платья и нижних юбок нащупал ягодицы. Сара подумала, как это было бы, если бы она была без одежды.

Очевидно, у Николаса промелькнула та же мысль, поскольку он развернул ее спиной к себе и начал одну за другой медленно расстегивать длинный ряд крошечных пуговичек. Его дыхание касалось ее шеи.

Она бесстыдно помогла ему снять корсаж и сорочку, которая застряла под корсетом. Он повернул ее лицом к себе и остановил горящий темный взгляд на ее груди.

Сара покраснела, тело у нее затрепетало, груди налились и стали тяжелыми.

– Тебе не будет больно, если я дотронусь до них? – спросил он.

Она покачала головой.

Он накрыл ладонью одну грудь нежнее и благоговейнее, чем она могла предположить, коснулся нежной кожи, пробежался подушечкой большого пальца по соску, наблюдая, как тот твердеет.

Затем снова поцеловал ее, еще нежнее, еще трепетнее.

Отчаянно желая дотронуться до него, Сара подняла руки, но ей мешал корсет.

– Николас, – сказала, касаясь губами его губ.

Не произнося ни слова, он расшнуровал ей корсет и освободил ее от нижних юбок.

Она дотронулась ладонями до его теплой, слегка шершавой щеки и притянула его лицо к своему, пока он сбрасывал пиджак.

Он поцеловал ее и подвел к дивану, где уложил и провел ладонями ей по плечам и груди.

Сара вздохнула от удовольствия и, обняв его за шею, приподнялась, чтобы ему было удобнее. Он скользнул пальцами от ее соска к шее, поймал подбородок и поцеловал.

Он оставлял поцелуи на ее веках, подбородке, шее, ложбинке между грудей, языком коснулся соска, и она вздрогнула. Он взглянул на нее темными от страсти глазами, и она погладила его щеки и бровь.

Он опустил голову и ста! ласкать ей грудь – губами, языком, зубами. Но тут она почувствовала, что у нее потекло молоко, и она смущенно отстранила его голову. Он взглянул на нее и поцеловал в губы.

Сара притянула его к себе, поглаживая спину сквозь влажную рубашку, вдыхая запах крахмала, смешанный с его мужским запахом.

Его рука скользнула ей по бедрам, и он придавил ее своим мощным телом.

Сара ухватилась за его плечи, сходя с ума от поцелуев и прикосновений, впадая в состояние, близкое к экстазу.

Николас уткнулся носом ей в волосы, почувствовал, как напряглось ее роскошное тело. Он упивался ее стонами и с упоением ощущал, как часто бьется ее пульс у него под рукой.

В какой-то момент он понял, что его план привел к обратным результатам. Как он узнает, делает она это, чтобы снискать расположение богатого мужчины или просто потому, что он сумел сказать и сделать то, что ей было нужно? Одно он знал точно – ее реакция не была фальшивой.

Но, возможно, он напоминал ей Стефана. Она одинока. А если она искренне любила его брата, то ее должно тянуть к Николасу из-за простого физического сходства.

Сара молчала и не шевелилась. Она ждала. Ему хотелось овладеть ею прямо сейчас, нырнуть в нее и раствориться в ее желанном пышном теле. Он боролся с желанием взять ее быстро и грубо. Он сжал зубы. Крепко.

– Николас? – не выдержала ожидания она. Он погладил ей бедро поверх хлопчатобумажной ткани панталон.

Что?

– Ты не собираешься?..

– Нет, – ответил он, и это было самое трудное решение, которое ему когда-либо приходилось принимать.

– Но-но… – Ясно, что она не знала, что сказать или подумать.

– Ты только что родила ребенка, Клэр.

Она напряглась.

– Несколько месяцев назад, – ответила она.

– Но тебе же не нужен сейчас еще один, – логично возразил он.

Ей нечего было ответить. Румянец окрасил ей щеки. Боже, как она красива.

– Все в порядке, Клэр.

Ее голубые глаза, казалось, превратились в серые.

– Мне так не кажется.

Он потянулся к ее лицу, но она отвернулась и уклонилась от поцелуя. Ему хотелось поцеловать ее. Даже больше, чем удовлетворить свою страсть, он хотел поцеловать ее, успокоить. Что на него нашло, почему его волнует, что она думает или чувствует? Он мог взять ее. Здесь и сейчас, и это был бы лучший секс в его жизни.

Он все еще мог. Если бы он заговорил с ней, успокоил, погладил ее шелковистую кожу и поцеловал, он все еще мог овладеть ею.

Но он не станет – ему слишком стыдно. Наполнив ее своим семенем просто ради того, чтобы доказать себе, что он может это сделать, он ничего не докажет. Это не та победа, которой он ожидал.

Он вообще ничего не доказал.

Кроме того, что он вел себя, как негодяй.

И что она уязвима.

И что он хочет ее, как никого в этой жизни.

Он заслужил бессонную ночь.

Неважно, это ребенок Стефана или нет. Она была женой Стефана, и он, как последний сукин сын, решил соблазнить ее.

К желанию примешалось оглушающее чувство вины.

Он нежно погладил ее по бедрам и голым рукам, аккуратно убрал волосы с лица и поцеловал в висок, продолжая обнимать ее и чувствуя приятное давление ее груди и легкое дыхание возле своей шеи.

Он почувствовал, что она упирается рукой ему в грудь, и ослабил хватку. Она отстранилась, поспешно отвернувшись, подбирая с пола и натягивая скомканную белую хлопковую сорочку.

Когда он протянул руку, чтобы помочь ей, она отвела его руки и отступила назад, подбирая отброшенное черное платье.

– Клэр, – мягко произнес он.

Подбородок у нее вздернулся, и она посмотрела ему в глаза. На золотистых ресницах блестели слезы. Стыд отразился на нежном лице.

– Пожалуйста, ничего не говори, – попросила она. Голубые глаза были красноречивее слов. – Просто позволь мне уйти в свою комнату.

Он не знал, что сказать. Что он сожалеет? Он не сожалеет. Конечно, он плохо поступил, но разве не сделал бы он то же самое, если бы можно было повернуть время вспять? Разве он не хочет знать, какова на ощупь ее кожа, или какой вкус у ее губ, или слышать ее стоны, когда его прикосновения возбуждают ее?

Унижение горело в глубинах ее раненого взгляда. Он не жалел, что возбудил ее и доставил ей удовольствие. Он жалел лишь о том, что она сначала принадлежала Стефану, и что у него нет никакого права хотеть ее.

Он отступил назад, наблюдая, как она собирает корсет и нижние юбки, берет на руки спящего сына и выбегает из его кабинета, словно за ней гонятся демоны.

Николас смотрел на рассыпанные вокруг детской кроватки шпильки. Он подобрал их и сжал в кулаке. Нет, он не жалеет о том, что произошло.

Он жалеет лишь о том, что вообще узнал о существовании Клэр Патрик Холлидей.

Глава тринадцатая

Сара уже забыла, как это – засыпать, не мучаясь страхами и волнениями. Уже около года она не спала мирным сном молодой женщины, не обремененной чрезмерными заботами.

А все из-за ее бунтарской натуры. Она бы не умерла, если бы вышла замуж за одного из тех перспективных молодых людей, которых отец выстраивал перед ней. Возможно, принимая тайные приглашения Гайлена, она просто мстила отцу за то, что у него никогда не было для нее времени, за то, что он лишь властно определял ее жизнь.

Сейчас, оглядываясь назад, легко говорить, что она была глупой и опрометчивой, но, скорее всего, правда заключается в том, что Гайлену не было до нее особого дела, как и ее отцу, да, собственно, как и Николасу Холлидею, которому тоже на нее наплевать. Что с ней такое, почему она ищет любовь мужчин, которые не только не могут ответить ей взаимностью, но и просто не симпатизируют ей? Что за темные потребности, что за извращенные желания?

Она не стала укладывать Вильяма в его кроватку, а положила рядом с собой. Ей необходимо было видеть очертания его хрупкой фигурки в тусклом свете камина, вдыхать его сладкий детский запах и касаться его каждый раз, когда на нее накатывала очередная волна боли.

У нее есть Вильям. Он ее и только ее. Никто не может отнять его у нее или встать между ними. И неважно, что еще в этой жизни с ней приключится, – у нее есть ее сын.

Слезы тонкой струйкой покатились по виску к волосам, и боль, словно тяжелая ноша, сжала ей грудь. Она не лучшая мать на свете – это ясно, но она очень любит своего сына и сделает для него все, что будет в ее силах. Сегодня вечером она допустила еще одну серьезную ошибку – подвергла опасности благополучие Вильяма. Если бы Николас не остановился, она могла забеременеть вторым ребенком! Неужели она никогда не научится? Она не в состоянии заботиться об одном ребенке, что уж говорить о двоих!

У нее не было никаких иллюзий относительно Николаса Холлидея. Он может хотеть ее, как и Гайлен Карлайл, но вместе с тем он стремится избавиться от нее. Чем дольше она здесь пробудет, тем сложнее ей будет уйти. Между ними никогда ничего не может быть. Об этом она сама позаботилась, затеяв свой обман.

Приглушенный звук бьющегося стекла в коридоре заставил ее вскочить. Вытерев глаза одеялом, она на цыпочках подошла к двери. Льющийся из огромного окна лунный свет осветил сгорбленную фигуру на ступеньках. Сара поспешила к ней.

Боль пронзила ей ступню. Сара вскрикнула и остаток пути пробиралась на цыпочках.

– Что вы делаете? Вы знаете, сколько сейчас времени?

Селия поправила спутанные волосы и повернулась. Сара тут же пожалела о заданном вопросе. У Селии нет чувства времени. Когда она не спит, она пьет. А когда она выпьет достаточно, то засыпает.

– Я проголодалась. – Судя по голосу, Селия уже изрядно выпила, но глаза смотрели вполне осмысленно.

Сара села на ступеньки рядом с ней.

– То мне приходится заставлять вас есть, то вам кажется, что вы голодны.

Желтый свет осветил стены, отбрасывая их тени на обои. В одних брюках по ступенькам поднимался Николас с лампой, которая высветила темную лужицу на деревянном полированном полу около стены и осколки, разбросанные в центре коридора.

– Кто ранен?

Вопрос удивил Сару, пока она не разглядела кровь на ковровой дорожке.

– Твой ковер! – в ужасе воскликнула она.

– К черту ковер, – зарычал он. – У кого из вас идет кровь?

– Боюсь, что у меня, – съежилась Сара.

– Покажи, – потребовал он.

Он сел рядом с Селией и, поставив на пол лампу, поднял ногу Сары. Взгляд блестящих глаз Селии прошелся от широких золотистых плеч Николаса к бледной ноге Сары, к ее лицу.

Сара сглотнула и постаралась не смотреть на темные курчавые волосы у него на груди. Она закрыла глаза.

– Ай! – воскликнула она и отдернула ногу.

– Там осколок, – пояснил он. – Совсем маленький.

Селия виновато посмотрела на нее.

– Селия голодна, – объяснила Сара. – Она шла вниз, чтобы найти что-нибудь съедобное.

Женщина кивнула.

– Я не ужинала.

– Пенелопа приносила тебе ужин. Просто ты проспала его, и она унесла еду, – спокойно объяснила Сара.

– Я никого не виню, – неустойчиво поднимаясь на ноги, произнесла Селия. – Я просто хотела что-нибудь поесть!

Николас встал, взял вышитую льняную салфетку со стоявшего поблизости журнального столика и опустился на колени.

– Не надо, – слишком поздно запротестовала Сара. Он уже успел обернуть салфеткой ей ногу. – Ее придется выбросить.

– Сидите здесь, – проигнорировал он ее протесты и добавил: – До моего возвращения не двигайтесь обе. Поняли?

Они кивнули одновременно.

Он пошел в темноту вниз по лестнице.

– Между вами что-то есть? – спросила Селия, когда он отошел достаточно далеко. Надо же, какая наблюдательность.

– Нет, – заверила ее Сара. – Неужели, вы думаете, я настолько глупа?

Селия изогнула бровь и смерила Сару долгим взглядом.

– И совсем это не глупо. Думаю, если ты правильно разыграешь свои карты, то этот денди будет твоим.

– Я совсем не хочу, чтобы «этот денди» был моим, – возразила Сара. – И, разумеется, я не могу позволить себе задержаться здесь дольше, чем это потребуется.

– Ты все испортишь, – сказала Селия, прислонившись к дубовой балясине. – У меня никогда не было слуг.

– И что? – с раздражением спросила Сара. – Вы будете играть роль моей матери до конца наших дней?

Селия подняла голову и уставилась на Сару стеклянным взглядом.

– Это ты притворяешься, дорогая. А я – мать Клэр.

Сара сжала зубы и отвернулась, будто изучая их тени на стене. После нескольких минут молчания она прошептала:

– Вы, конечно, правы. Я сама заварила всю эту кашу, и я не имею права злиться на вас. На самом деле я должна извиниться перед вами. Простите меня.

Брови у Селии приподнялись.

– За что?

– Шшш. За то, что втянула вас в это, заставила играть роль.

Некоторое время Селия не поднимала глаза, а потом произнесла:

– Не думай, что я бы на твоем месте поступила иначе. Возможно, и Клэр тоже.

Эта мысль удивила Сару.

– Я сама совершила множество такого, чем не могу гордиться, – тихо произнесла она.

Сара восприняла это как извинение, почувствовав некоторое облегчение.

Их тени наклонились, и она увидела, что Николас поднимается с фонарем и подносом.

– Не двигайтесь. Вы в какой комнате живете?

Он спросил Селию, но ответила Сара.

– В лавандовой. Здесь слева.

Обогнув осколки на полу, он исчез и вернулся за Селией уже без подноса.

– Вставайте. Я принес вам цыпленка и пирог.

Взглядом он приказал Саре оставаться на месте, пока не вернется за ней.

– Возьми лампу и держи ее ровно, – велел он. Николас поднял Сару на руки, как делал уже много раз, и спросил: – Это опять твоя больная нога?

Сквозь тонкую материю ночной рубашки она почувствовала тепло его тела.

Да.

– Хорошо, что ты еще не наступаешь на нее в полную силу, иначе осколок вошел бы глубже.

Они дошли до комнаты Селии. Та сидела, как королева, в кресле с обшивкой из стеганой парчи и уминала курицу, довольно облизывая пальцы, как кошка свежую рыбку.

Николас усадил Сару и велел ей положить ногу так, чтобы ему был хорошо виден порез. Каждый раз ей приходилось бороться со смущением, которое вызывало его прикосновение к ее голой лодыжке.

Николас аккуратно обработал рапу и извлек кусочек стекла. Спирт, которым он смочил тряпку и прижал к ноге, жег так сильно, что у нее на глазах выступили слезы.

– Извини, – мягко произнес он.

Она смахнула слезы и прогнала глупые мысли.

– Я перевяжу ногу, чтобы рана смогла побыстрей затянуться.

– Мне нужно запить еду, – из противоположного угла комнаты произнесла Селия.

– На подносе есть стакан молока, – обернулся к ней Николас.

– Терпеть не могу эту дрянь, – фыркнула она, и, поднявшись, нашла на прикроватной тумбочке початую бутылку.

Николас посмотрел на Сару, словно ища совета. Как будто она знала, что делать с этой несносной женщиной. Она пожала плечами.

– Я не хочу, чтобы вы разбили еще один стакан, миссис Па…

– Не называй ее так, – тихо посоветовала Сара. – Зови ее Селия.

– Тогда мне не нужен стакан, – отозвалась Селия, усаживаясь на кровать и поднося к губам бутылку.

Выругавшись, он ушел, бесшумно ступая по пушистому ковру.

– Николас просил, чтобы вы присоединились к нам за ужином, – сообщила Сара. – Вам придется взять себя в руки.

– Зачем я ему нужна за ужином?

– Люди часто ужинают вместе, разговаривают.

– Мне нечего сказать ему из того, что он хочет от меня услышать.

– Это плохо, что вы постоянно сидите здесь взаперти. Я приду и помогу вам одеться. Будьте готовы. – Сара надеялась, Селия поняла, что ее последние слова означали: не напивайтесь.

Николас вернулся с серебряной кружкой.

– Мило. – Селия рассматривала в свете лампы его выгравированные инициалы.

Николас взял у нее бутылку и налил немного содержимого в кружку.

– Стефан прислал мне ее из одного из своих путешествий, – как бы между прочим заметил он. – Мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы больше не станете разбрасывать осколки битых стаканов по коридору. Пожалуй, – добавил он, опуская в карман бутылку и собирая остатки ужина на поднос, – мне лучше убрать их, пока никто больше не поранился.

– Я сама уберу, – вставая, сказала Сара.

– Нет, не уберешь, – возразил он, поднимая руку. – Пожелай своей маме доброй ночи.

Сара озабоченно посмотрела на Селию, которая уже развалилась на кровати и захрапела.

– Спокойной ночи, мама.

Николас поднял ноги Селии на матрас и укрыл ее теплым покрывалом. Потом подошел к Саре.

– Я могу идти, – быстро сообщила она.

– У тебя порезана нога, – напомнил он и легко поднял ее на руки, словно она весила не больше Вильяма.

Он осторожно отнес ее в комнату и направился к кровати.

– Осторожно, – предупредила она, – там Вильям лежит.

Он рассмотрел в темноте детскую фигурку и положил Сару возле нее.

– Спасибо, Николас, – проговорила она. Он замер.

– Спасибо, – тихо повторила она, – за то, что позаботился о моей ноге. Я очень сожалею о разбитом стакане… и пятне на ковре.

– Если будет болеть, пошли за доктором, – посоветовал он.

– Хорошо.

Он все не уходил.

Наверно, она должна извиниться за Селию тоже.

– Ты знаешь, Клэр, – произнес он так тихо, словно это предназначалось лишь для ее ушей, – что ты желанна в этом доме и можешь оставаться здесь столько, сколько сама захочешь. И твоя мать тоже.

Сара в изумлении уставилась на него.

– Я не могу винить тебя за ее поведение. Мы вместе позаботимся о ней.

Вместе. Такого она не ожидала. Они с Николасом никогда ничего не смогут делать «вместе».

Его доброту ей было принять гораздо сложнее, чем его насмешки и ярость… потому что она не заслуживала ее.

– Но почему? – спросила она, наконец.

– Она твоя мать, – просто ответил он. – И бабушка Вильяма.

Сара закрыла глаза от невыносимого стыда.

Ей некого винить. Ни отец, ни Гайлен тут ни при чем, во всем виновата она одна.

Она открыла глаза.

Николаса уже не было.

Без сил она скрючилась на матрасе, в поисках утешения прикоснулась к головке Вильяма, не обращая внимания на тупую боль в ступне и острую в сердце.

Выбора нет. Никогда не было.

Вскоре ей придется уйти.

Глава четырнадцатая

На следующее утро Николас постучался в дверь Клэр.

Его приход удивил ее. На ней был белый фартук поверх темно-зеленого домашнего платья. Впервые он видел ее не в черном.

– Доброе утро, – поздоровался он. – Я успел к купанию Вильяма?

– Мы как раз готовим ему ванну, – ответила она.

– Ты забыла, что приглашала меня?

– Нет, но…

– Ты просто не думала, что я приму приглашение всерьез, – закончил он за нее.

– Ну я же знаю, как ты загружен.

– Надеюсь, я не помешаю. – Он уже начал опасаться, что пришел зря.

– Нет, конечно. – Она жестом показала ему, куда идти, и обернулась. – Готово, миссис Трент.

Крепко поддерживая Вильяма, нянька опустила его в ванночку и смочила волосики, отчего они стали темно-золотыми. Клэр передала ей мыло, и миссис Трент намылила Вильяма и смыла пену. Клэр вытерла насухо ему головку, и миссис Трент посадила его в керамической ванне, поддерживая спинку и голову.

Все это, по всей видимости, было обыденной процедурой, которую женщины выполняли ежедневно, но Николас наблюдал, как завороженный. Как им удается крепко и уверенно держать мокрого, извивающегося младенца? Как только Клэр стала поливать водой плечи и маленький круглый животик сидящего в воде Вильяма, он начал брыкаться и молотить руками по воде. Брызги полетели во все стороны.

Клэр засмеялась.

Николас тоже.

– Какой ты сильный мальчик, – восхитилась она со смехом. – И красивый тоже.

– Завтра на пикнике придется за тобой присматривать, – добавил Николас. – А то все девчонки захотят с тобой познакомиться.

Она рассмеялась и встретилась с ним взглядом. Улыбка смягчила черты ее лица, румянцем украсив кожу и добавив блеска глазам. Она обещала, что он сможет увидеть ее улыбку, если придет посмотреть на купание Вильяма. Именно поэтому он и пришел.

От ее вида у него захватило дух.

Улыбка обнажила ее ровные белые зубы и морщинками окружила чудесные губы. Щеки у нее пылали, а на подбородке висела капелька воды. Огромные мокрые пятна покрывали ее платье и фартук.

Вильям снова ударил ручонкой по воде, облив даже стоявшего чуть вдали Николаса. Тот громко рассмеялся.

Удивление в глазах Сары озадачило его. Ну конечно, она ведь тоже раньше не видела, как он смеется.

Клэр положила ребенка на кровать и вытерла его полотенцем. Всего за несколько мгновений она тщательно запеленала его. Наверное, ей было неуютно в мокрой одежде, наверное, она хочет переодеться.

– Мы выезжаем завтра в десять утра, – сообщил он.

– Мы будем готовы.

– А твоя мать? – спросил он.

– Не волнуйся. Я договорилась с миссис Трент, она присмотрит за ней в наше отсутствие.

– Я не волнуюсь. Я просто подумал, что тебе захочется взять ее на пикник.

Она нахмурилась.

– Я спрошу у нее.

Сара посмотрела ему вслед, когда он уходил из комнаты. Что принесет ей сегодняшний вечер и завтрашний день, оставалось только гадать.

Сара помогла Селии одеться, проверила, чтобы туфли подходили к платью, и чтобы нигде на себе та не припрятала фляжки. Она потратила целый час, инструктируя Селию, как себя вести за обеденным столом Холлидеев. Николас и Леда уже ждали их к ужину в гостиной.

– Ты не принесла Вильяма? – расстроилась Леда.

– Он так сладко спит, что я не решилась беспокоить его, – ответила Сара. На самом деле ей не хотелось лишних осложнений.

– Добрый вечер, Селия, – поприветствовал Николас, видимо, запомнив, какое обращение ей больше нравится.

– Добрый, – ответила Селия, усаживаясь рядом с Сарой.

– Насколько я знаю, вы очень ловко обращаетесь с ниткой и иголкой, – заметила Леда, нарушая тишину.

– Да уж, я немало шила в свое время, – согласилась Селия.

– И передали свое мастерство Клэр, – добавила Леда.

Селия потянулась к бокалу, и Сара с Николасом переглянулись, пока она делала большой глоток вина.

– На самом деле Клэр всегда хотела заниматься чем-то другим, – ответила Селия.

– Вы смотрели все спектакли, костюмы для которых шила Клэр? – поинтересовался Николас.

– Некоторые.

Сара напряглась. Неужели нет ни одной безопасной темы для разговора?

– Мы завтра собираемся на пикник, – ловко сменила тему Сара. – Николас хотел бы, чтобы ты к нам присоединилась.

Селия опустошила еще один бокал вина и отказалась от кофе.

– Я лучше останусь здесь.

– Это была бы хорошая возможность для тебя подышать воздухом. Погода стоит замечательная, – продолжала уговаривать ее Сара.

– Я плохо схожусь с людьми. Поверьте, вам же будет лучше, если я не поеду.

– Хорошо, мы оставляем это на ваше усмотрение, – ответил Николас. – Простите меня, леди.

– Что вы думаете о турнюрах? – поинтересовалась Леда.

Селия нахмурилась.

– Я не могу решить, что надеть. Может, вы посмотрите?

– Конечно, – пожала плечами Селия. Сара последовала за дамами в комнату Леды, а потом проводила мать Клэр к ней в комнату.

– Ты думаешь, я действительно что-то из себя представляю, как хочет мне показать эта женщина? – поинтересовалась Селия у Сары, когда та помогала ей снять платье.

– Она замечательный человек, – ответила Сара. – Она никогда не задирает нос и не считает себя выше других.

– Ее сыновья тоже?

Ее сыновья? Да, Стефан был очень похож на Леду. Но Николас?

– Ее сыновья тоже, – сказала она.

– Ты не могла бы найти мне выпивки?

– Разве вы не достаточно выпили за ужином?

– Я скажу тебе, когда мне будет достаточно.

Сара принесла ей бутылку и оставила одну.

Трудно представить день более удачный для пикника, чем выдавшаяся суббота. Солнце ярко светило и немного припекало, но не так сильно, чтобы испортить мероприятие. Сару изумило количество импровизированных столиков, накрытых скатертями и заставленных корзинами с едой.

– Смотрите, какой приз мы приготовили для победителя в соревнованиях этого года! – наперебой галдели несколько мужчин, окруживших Николаса.

– Не волнуйтесь, мы делали его не в рабочее время, – засмеялся кто-то.

Леда нашла себе местечко в тени, где оживленно разговаривала с другими женщинами. Сара не знала, куда ей приткнуться.

Дети бегали и резвились, их смех разносился по всей округе.

– Миссис Холлидей! Клэр! – Сара оглянулась.

К ней спешила Мэри Крейн с розовощеким Дэвидом на руках и Элиссой, приклеившейся к багряно-голубым юбкам из тафты.

– Привет, – поприветствовала Сара всех троих.

– Вы уже что-нибудь выпили? – спросила Мэри. – У вас, наверное, после долгой поездки в горле пересохло.

– Я бы с удовольствием выпила чего-нибудь прохладного.

– Идите за мной. – Мэри подвела ее к двум бочонкам. – Здесь лимонад, а в том чай. Или, если вы хотите, мужчины уже готовят коктейли.

– Лимонад это прекрасно! – Они наполнили жестяные кружки.

– Пойдемте, я хочу вас познакомить с остальными.

Сара пошла вслед за ней, и Мэри познакомила ее с женами рабочих фабрики.

Молодая женщина с острым подбородком по имени Велла восхитилась Вильямом и заговорила с Сарой и Мэри.

– Ваш зять добрейший человек, – воскликнула Велла. – Мы каждый год с нетерпением ждем этого пикника. Муж моей сестры работает на «Нелай Айронворкс», но их пикникам далеко до наших.

– Ваш муж тоже работает в цехе? – поинтересовалась Сара.

– Я пока не замужем, – покраснела девушка. – Мой папа один из бригадиров.

Вильям начал капризничать, и Мэри нашла им с Сарой место в тени, где за фланелевой занавеской Сара смогла его покормить.

Вильям мгновенно уснул.

– Оставьте его здесь, я за ним присмотрю, – предложила Мэри. – Дэвид тоже заснул, а Элисса еще с одной девочкой играют в куклы неподалеку.

Сара оглядела женщин.

– Пожалуйста, – мягко повторила Мэри. – Это самое малое, что я могу для вас сделать. Отдыхайте, пока он спит.

Сара, удивленная словами Мэри, улыбнулась.

– Спасибо, я пройдусь. Мэри кивнула.

Почувствовав полную свободу, Сара гуляла между семьями рабочих. Было похоже, что все знают, кто она такая. Конечно, они ее раньше не видели, но ее черное траурное платье выделялось на фоне яркой одежды других. К ней подходили, чтобы выразить соболезнования по поводи гибели Стефана, поблагодарить за помощь Крейнам, за подарки.

Удивительно, но никто не ощущал себя чужим, и вскоре Сара поняла, почему. Когда она искала глазами Николаса, то находила его всегда в окружении рабочих – то они пили вместе пенистое пиво, то шутили, то просто разговаривали. Да и Леда большую часть утра не расставалась с группой женщин примерно одного с ней возраста.

Волна оживления пробежала по толпе, и мужчины собрались на покатом берегу мелкой речушки. Женщины тоже направились к реке, и Сара вернулась за Вильямом, чтобы Мэри смогла присоединиться к остальным. Он уже проснулся и с любопытством рассматривал листья над головой.

– Я подумала, что вам интересно посмотреть, что там происходит, – сказала она Мэри.

– Вы тоже идите. Там будет перетягивание каната.

Сара поменяла Вильяму пеленки, подхватила свой зонтик от солнца и последовала за Мэри.

Мужчины разделились по командам. Половина, включая Николаса, перешла ручей по небольшому мостику на противоположный берег. Николас снял пиджак и закатал рукава.

Сара смотрела на него со стороны, высокого, красивого и уважаемого, и ее охватило странное чувство собственника. На какой-то краткий миг ей даже захотелось, чтобы она имела право на такое чувство. Но этого права у нее нет. У нее вообще нет никаких прав на Николаса Холлидея. Но она решила не портить себе день самоуничижением и поспешила прогнать эти мысли.

Появился толстый канат. Один из мужчин завязал на его конце узел и бросил его на противоположный берег. Николас поймал узел, и мужчины выстроились вдоль каната.

Так же выстроились мужчины и на этом берегу. Канат натянулся. Раздался сигнал к старту, и мужчины начали тянуть канат в противоположных направлениях. Они отклонялись назад, напрягались и цеплялись ботинками за землю.

Женщины кричали, некоторые из них бросились к мостику, чтобы лучше видеть.

Сара никогда раньше не видела ничего подобного.

– Боже мой, – произнесла она, крепко ухватившись за ручку зонтика, – если одна сторона не будет тянуть достаточно сильно, то они ведь упадут в воду!

– В этом весь смысл, – рассмеялась Мэри. – Победят те, кто не замочит обуви.

Сара тоже засмеялась.

– Вот это весело!

Женщины и дети ободряли соревнующихся возгласами, выкрикивая имена мужей, сыновей, отцов.

Несколько дюжин пар ног упирались в покатый берег, поскальзывались, вырывали дерн, пытаясь покрепче встать на ноги. Сара с замиранием сердца наблюдала, как Николас держит канат вместе с другими. Мышцы, обтянутые тканью рубашки, напряглись, лицо покраснело и покрылось потом. Он отчаянно пытался удержаться на месте, но терял сантиметр за сантиметром.

Его команда изо всех сил тянула его от края воды. Наконец, на радость толпы им удалось отвоевать целый фут, но потом они снова потеряли преимущество.

Сара чувствовала, как напряжение передается ей. Она стиснула рукоятку зонтика и нетерпеливо вытягивала шею.

Ей никогда не приходилось видеть, чтобы люди так развлекались. Она видела скачки, игры в поло, сама играла в крокет, но здесь было совсем другое.

Мужчина, стоявший сразу за Николасом, поскользнулся и сбил с ног и Николаса. Тот уцепился за канат, но уже не смог удержаться. Третий мужчина споткнулся и отпустил веревку, чтобы не повалиться на предыдущего.

Мужчины на этом берегу притянули к себе уже свободный конец каната. Разгоряченные игроки обменивались радостными возгласами и хлопали друг друга по спине.

Николас вместе со своей командой, громко шлепая по воде, перешел ручей.

Победители протянули им руки и помогли подняться на берег.

Сара немного посидела с Мэри и Веллой, а потом пошла искать Леду. Рядом с ней она увидела Николаса в мокрой мятой рубашке, испачканных брюках и в мокрых стоптанных ботинках.

Он посмотрел на Вильяма, удобно устроившегося на руках матери.

– Вильям, тебе нравится перетягивание каната? Когда ты немножко подрастешь, сможешь помогать мне.

Леда протянула Саре одеяло и взяла у нее ребенка.

Они расстелили одеяло, наполнили тарелки и сели есть.

Крейны помахали ей с соседнего одеяла. Сара помахала им в ответ.

– А где Милош? – поинтересовалась она. Николас неуверенно оглядел толпу.

– Наверняка нашел, с кем пообедать. Вот, я принес тебе кусок пирога.

Сара застонала.

– Я больше не могу.

– Ты только попробуй.

Он протянул ей свою вилку с нанизанным кусочком слоеного пирога с красной начинкой.

Тесто таяло во рту, а ревень придавал приятный привкус.

– Ммм, потрясающе, – оценила она. Глаза у него потемнели, а взгляд остановился у нее на губах.

Сердце Сары ускорило ритм, а щеки покрылись румянцем.

Она встретилась с ним взглядом и поняла, что он вспоминает их страстный поцелуй. Она тоже вспомнила.

– Еще кусочек? – предложил он.

Сара отрицательно покачала головой и потупила взгляд.

– Тогда я доем твой кусок. – Николас удобно устроился на одеяле, положив одну руку на поднятое колено согнутой ноги. Леда болтала с Вильямом. Через несколько минут Сара тоже расслабилась.

– Как вам здесь? – поинтересовался женский голос.

Сара подняла глаза и увидела устремленные на нее светло-зеленые глаза. Показавшееся знакомым лицо скрывалось под тенью белого зонтика. Сара чувствовала, что должна вспомнить, где раньше видела эту женщину, такую опасную женщину.

– Да, замечательный день, – ответила Сара.

– Простите, – произнесла женщина, протягивая руку Леде. – Мы с вами знакомы. Я Джудит Марчелино.

– Конечно. – Голос Николаса был не слишком приветлив, и Сара поняла, что он тоже не сразу узнал ее. – Разве вы не уехали вместе с труппой?

Вот оно! Они встречались с ней в ресторане в Янгстауне после спектакля.

– Нет, я решила остаться на некоторое время. – Она многозначительно потрепала по руке своего спутника.

– Джей Ви, – поприветствовал его Николас.

– Мистер Холлидей, – вежливо кивнул мужчина.

Она осталась, потому что познакомилась с рабочим?

– Приятно познакомиться, Джудит, – отозвалась Леда. – Вы знакомы с Клэр?

– О, конечно, мы давно знакомы. Не правда ли, Клэр?

Сара только часто моргала.

– Мы знаем друг друга с Нью-Йорка, она тогда еще не была даже знакома со Стефаном. Она шила костюмы для «Сна в летнюю ночь». Я играла главную роль.

– О-о, – с интересом протянула Леда.

– Клэр сшила очень красивое голубое платье, расшитое жемчугом. – Пронзительный взгляд зеленых глаз содержал молчаливое послание. – Помнишь, Клэр?

Сара запаниковала, сердце готово было остановиться.

Что она говорит? Боже, чего она хочет? Если она знала Клэр и хочет разоблачить Сару, то почему не сделала этого при их первой встрече? Очевидно, она ждет, что Сара ей подыграет.

– Я-я… – пробормотала она.

– Оно было почти синее, – напомнила Джудит.

– К-конечно, я помню то платье, – ответила наконец Сара.

Николас с интересом взглянул на нее.

– А это кто? – поинтересовалась девушка, грациозно опускаясь на колени рядом с Ледой, державшей на руках Вильяма.

– Это мой внук, Вильям Стефан Холлидей, – с гордостью ответила Леда.

– О! – Джудит еще раз внимательно посмотрела на ребенка. – Вильям Стефан Холлидей, – повторила она, словно пробуя имя на вкус.

Саре хотелось прыгнуть и оттолкнуть эту женщину от своего сына, но она приказала себе сидеть неподвижно.

– Вы думаете, он похож на Стефана? – поинтересовалась Джудит у Леды.

Сердце у Сары чуть не вырвалось из груди.

– Немного, – широко улыбаясь, ответила Леда. Она симпатизировала любому, кто проявлял интерес к Вильяму. – Но вообще, он одно лицо с Клэр. Посмотрите, те же светлые волосы, тот же подбородок.

– Да, пожалуй, – согласилась Джудит, словно это было действительно для нее важно.

Николас и парень, которого он назвал Джей Ви, обменялись взглядами.

– Вы не присоединитесь ко мне, я хочу пойти раздобыть напитки? – спросил Николас.

– Разумеется. – Широкая улыбка расплылась по лицу молодого человека, будто его удостоили великой чести.

Мужчины направились за пивом.

– А вы пообщайтесь, – предложила Леда Саре. – Нам с Вильямом еще нужно произвести впечатление на нескольких леди.

Сара помогла ей встать и беспомощно посмотрела ей вслед. Дрожа всем телом, Сара повернулась к женщине, которая уже успела устроиться на одеяле и теперь расправляла складки вокруг себя.

– Мы можем поболтать, как в старые добрые времена, не правда ли, Клэр?

Колени у Сары подкашивались, и она поспешила сесть.

– Что ты делаешь?

– Что я делаю? – Джудит театрально прижала руку к груди. – Просто веду себя, как старая приятельница!

От ее улыбки у Сары мурашки поползли по коже.

– Ну и, конечно, подтверждаю твою легенду.

– Ты знаешь не хуже меня, что до того вечера в ресторане мы никогда не встречались.

– Ты знаешь, я знаю, но Холлидеи-то не знают. – Она высокомерно приподняла бровь и посмотрела на Сару сквозь угольно-черные ресницы. – Пока.

Саре стало трудно дышать.

– И полагаю, ты хочешь, чтобы они продолжали пребывать в неведении.

– Чего ты хочешь?

Джудит покрутила кольцо на пальце правой руки, разгладила складки на платье и поправила прическу.

– Конечно, того же, что и ты. Богатого мужа. Много нарядов и украшений.

Краска прилила к лицу Сары.

– Чего ты хочешь от меня? Джудит пристально посмотрела на нее.

– Я буду счастлива, если Холлидеи будут продолжать считать тебя своей драгоценной Клэр. Если ты этого хочешь, то этого хочу и я.

Сара молчала.

– Я уверена, ты с радостью захочешь поддержать искусство в этом сезоне. Небольшая дотация, тому, что мы обе так любим.

– У меня нет своих денег, – резко ответила Сара.

– Конечно, нет. Иначе почему ты здесь? Но у тебя отличные отношения с Холлидеями. А если ты правильно себя поведешь, то не успеешь снять траур, как обнаружишь у себя на пальце обручальное кольцо.

– Я имею в виду, – Сара огляделась, – у меня нет денег для тебя. Ты не можешь просто оставить нас в покое?

– Ты считаешь меня такой идиоткой? Они считают тебя Холлидей. Уверена, ты сможешь достать денег, а пока сойдет и тот милый изумрудный браслетик…

Ошарашенная Сара уставилась на Джудит.

– Он принадлежал моей матери!

– Уверена, она сочла бы это достаточно серьезным поводом, чтобы расстаться с ним. В конце концов, у тебя будут и другие.

– Пожалуйста, ты не понимаешь…

– О, я понимаю. Отлично понимаю. А если не хочешь, чтобы это поняла и твоя рыбка на крючке, Николас, то ты сделаешь, как я говорю. – Она встала.

Сара в ужасе смотрела на нее, не в силах пошевелиться.

– Я позвоню послезавтра утром. И я уеду богаче, чем приехала. Поняла?

Сара тупо кивнула.

– А если нет, то я, по крайней мере, раскрою глаза мистеру Холлидею. Широко раскрою. Усекла, детка?

Сара снова кивнула. Джудит поправила юбки.

– Что ж, пойду искать своего спутника. У него нет денег, но это компенсируется другими талантами.

Она раскрыла свой отделанный бахромой зонтик и поплыла прочь.

Сара не знала, плакать ей или терять сознание.

Люди вокруг разговаривали, дети визжали, но она ничего не слышала – у нее гудело в ушах. Ее шантажируют. Но ведь шантажируют только воров и убийц. Она прижала пальцы к вискам.

Нет, еще шантажируют тех, у кого есть тайна. А она скрывает нечто ужасное.

Каждый день приближал ее к этому моменту. Это было только делом времени – пока Селия не проговорится или она сама не попадется на чем-нибудь.

Но ей нечем заплатить Джудит. А браслет – единственное, что она может продать, чтобы получить средства на будущее Вильяма. Конечно, она не отдаст его.

Надо бежать.

Сара решила, что ее последний день в Мэхонинг Вэлли должен остаться у нее в памяти, как самый веселый день. Поэтому она с головой окунулась в праздничные развлечения, присоединившись к Милошу в соревновании по метанию колец и наблюдая за скачками на трех ногах для отцов и сыновей.

Она смотрела, смеялась и на несколько часов забыла о том, что она Сара Торнтон, и что завтра она останется одна, и что все здесь присутствующие будут вспоминать о ней, как о женщине, обманувшей их.

Глава пятнадцатая

Все воскресенье Сара обдумывала план побега. Она решила, что уйдет на следующее утро, как только Николас уедет на фабрику.

Леде она напишет записку, что на целый день уехала к Крейнам и взяла с собой Вильяма.

Последние часы, проведенные с ними в воскресенье, дались Саре ужасно тяжело. Они с Ледой приготовили холодный ужин и провели вечер с Николасом у него в кабинете. Сара избегала встречаться с ним взглядом и уж тем более оставаться наедине. Поздним вечером Леда зашла к ней в комнату, и миссис Трент принесла им чаю.

– Спасибо, миссис Трент, – поблагодарила Сара. – Теперь вы можете идти отдыхать. Я уберу все сама и присмотрю за Вильямом, если он проснется.

– Благодарю вас, мэм.

– Нога у тебя гораздо лучше, – заметила Леда. – Я обратила внимание еще на пикнике.

– Да, намного лучше. Только по ночам немного болит.

– Наверное, все еще заживает.

– Скорее всего.

– Ты знаешь, как ты дорога мне, Клэр, – начала Леда. Сара напряглась. Она боялась, что этим вечером не выдержит угрызений совести. Она кивнула. – Ты стала для меня как дочь. Не обижайся, я знаю, что у тебя есть родная мать, – поспешила добавить Леда.

– Я не обижаюсь. Я понимаю, о чем вы говорите. – Она сама воспринимала Леду как мать. Многие годы она ни к кому так не относилась. Расстаться с ней ей будет так же трудно, как расстаться с Николасом.

– И поскольку ты знаешь, как сильно я люблю тебя, – тихо продолжала Леда, – надеюсь, ты поймешь мои слова правильно.

Сара напряглась.

– Да?

– Я любила Стефана так, как любая мать любит своего сына, как ты любишь Вильяма.

– Конечно, я знаю.

– Я смотрела сквозь пальцы на большинство его безрассудств. Сначала я прощала его потому, что он был маленьким, а потом – потому что Николас обращался с ним, как с ребенком. И, наконец, я прощала его просто потому, что это был Стефан. Так же, как Николаса я прощала за то, что он был лидером. Потому что они – мои сыновья. Мать становится слепа к тому, чего она не хочет замечать.

– Думаю, я понимаю, но не возьму в толк, что вы пытаетесь мне сказать.

– Это потому, что я плохо выражаю свои мысли. Но мне почему-то кажется, что вы со Стефаном не пара. Ну вот, я и сказала это. Сара не знала, что ответить.

– Ты не обиделась? Я не хотела, чтобы ты меня неправильно поняла.

– Нет, Леда. Вы не можете обидеть меня. – Она наклонилась, накрыла ее руку своей и потупила взгляд, прежде чем Леда смогла в нем что-нибудь прочитать. – Я все понимаю.

Некоторое время они сидели молча. Саре хотелось успокоить Леду.

– Леда, как-то я говорила вам, что Стефан был добрейшим человеком, которого я когда-либо встречала. Это правда. Пожалуйста, никогда об этом не забывайте. Он был хорошим человеком. Великодушным. У него было в сердце столько любви. И я знаю, он очень сильно любил вас.

Слезы наполнили серые глаза Леды. Она крепко сжала руку Сары.

– Я знаю, что тебя он тоже очень любил.

– Никогда не забывайте, как сильно я благодарна вам и вашим сыновьям, – произнесла Сара, чувствуя комок в горле.

– Я буду помнить. – Леда потрепала Сару по руке и встала. – А сейчас нам надо отдохнуть. Увидимся завтра.

Борясь со слезами, Сара обняла Леду. Она никогда не забудет ее доброту. От нее она многое узнала о любви. Научилась быть матерью. Научилась быть женщиной.

Леда отстранилась, и Сара отпустила ее. Закрыв за ней дверь, она зажала рот и села на край кровати. Сейчас не время терять над собой контроль.

Проснулся Вильям. Сара поменяла ему пеленки и немного поиграла с ним. У нее не будет другой возможности, поэтому она взяла его с собой, когда пошла навещать Селию.

Женщина сидела в своем любимом кресле у камина. В ногах у нее валялась стопка мятых газет, а на столике рядом стоял стакан с янтарного цвета жидкостью.

Когда Сара вошла, она подняла глаза.

– Это мальчик?

– Это Вильям, – кивнула Сара.

Селия наклонилась, чтобы получше рассмотреть его.

Сара села напротив.

– Он выглядит милым.

– Спасибо.

Селия кивнула.

– У меня тоже был мальчик.

Сара вспомнила отчет Пинкертонов – брат Клэр был убит в уличной драке.

– Его звали Уолт. Я назвала его в честь старого поклонника. Но, наверное, это принесло ему несчастье. Первого Уолта тоже убили.

Их взгляды встретились, и Сара снова отчетливо вспомнила слова Леды: мать никогда не должна терять ребенка. Никогда. Селия потеряла сына.

А теперь она потеряла и второго ребенка.

– Нью-Йорк не то место, где можно растить детей. – Селия сделал глоток из своего стакана.

– Да, наверное.

– Вот этот дом идеален для этого.

– Да. – Надежен. Безопасен. Если бы только она могла остаться, Мэхонинг Вэлли был идеальным местом для жизни. – А что насчет вас, Сел? Вы тоже можете здесь жить и работать. Возможно, даже работать швеей, если захотите. Это было бы, хоть какое-то занятие для вас.

– Кто бы говорил. Можно подумать, у тебя все в жизни правильно и хорошо.

– Я не осуждаю вас, а просто хочу, как лучше для вас.

– Я сама знаю, что для меня лучше.

– Ладно. У вас есть все необходимое.

– Да, спасибо тебе.

Она могла не беспокоиться о том, что случится после ее отъезда. Николас с Ледой позаботятся о Селии. В конце концов, эта женщина – мать Клэр.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной. Спасибо, что принесла его.

Она поспешила к себе в комнату и положила Вильяма спать. Он немного поворочался и быстро уснул.

Сара сложила пеленки, распашонки и одеяльца и составила список всего, что смогла уместить в двух сумках.

Расположившись за небольшим столиком, она опустило перо в чернильницу и начала прощальную записку, текст которой мысленно составляла вот уже несколько недель.

Николас и Леда,

Я знаю, то, что я сделала, непростительно, поэтому я не прошу у вас прощения. Единственное, о чем я прошу, не ненавидеть меня. Я собиралась рассказать вам правду в самую первую минуту, когда очнулась в больнице. Но когда я увидела твое горе, Николас, и когда ты предложил мне уход и крышу над головой для моего сына, я не смогла заставить себя произнести необходимые слова. Я подумала, что, возможно, мне будет легче рассказать все твоей матери.

А потом, дорогая Леда, когда я увидела ваши слезы, то, как вы смотрели на меня и моего сына, я опять не смогла произнести ни слова. Я до сих пор не нахожу в себе силы сказать вам все лично, поэтому оставляю это письмо.

Я – не Клэр Холлидей. Я никогда не была замужем за вашим Стефаном. Я встретила его только в тот день, когда произошло крушение поезда. Он спас меня от дождя, и они с Клэр дали мне сухую одежду, пишу, разделили со мной свое купе.

Если бы они остались у себя в купе в ту ночь, возможно, они были бы живы. Поэтому, видите, я ответственна за их смерть. С этим мне придется жить всю оставшуюся жизнь.

Я лгала вам и притворялась Клэр в ожидании, пока моя нога заживет, и я смогу самостоятельно передвигаться.

В приложении к этому письму вы найдете перечень вещей, которые я беру с собой. Как только я устроюсь и найду работу, я верну вам деньги за одежду, пищу и проживание в вашем доме.

Но я никогда не смогу расплатиться с вами ни за вашу доброту, ни за свою ложь, ни за потерю вашего сына и брата. Я могу только сказать вам, как мне стыдно и как я сожалею о случившемся.

Не знаю, найдете ли вы в своих сердцах еще немного доброты, чтобы не возненавидеть меня. За то, что я сделала, я сама себя ненавижу.

У вас нет оснований верить мне, но теперь мне нечего терять, поэтому я хочу еще раз сказать вам: Стефан был хорошим человеком. Он умел любить. Таким сыном и братом можно гордиться. Я была для них чужим человеком, но они с Клэр показали мне, что такое настоящая доброта. Вы бы полюбили Клэр, я уверена. Чтите их память.

Искренне ваша, Сара Торнтон.

Письмо и перечень вещей Сара положила в конверт и запечатала его. На конверте она аккуратно вывела имена Николаса и Леды и спрятала его под подушку.

Когда утром Николас уедет и вернется Грувер, она положит записку на видное место и уйдет.

Николас приехал домой рано, в хорошем настроении и голодный.

– Мистер Холлидей, сэр, – позвала его Пенелопа, – ваша мама просила, чтобы я передала вам ее просьбу присоединиться к ней, как только вы приедете. Они с гостьей в парадной гостиной.

К его немалому удивлению, гостьей оказалась Джудит Марчелино. И по всему было видно, что мама себя чувствует неуютно.

– Мистер Холлидей, – произнесла она, протягивая ему руку без перчатки. – Я прождала Клэр большую часть дня. Мы договаривались о встрече.

– А что, ее нет? – спросил он.

– Она оставила мне записку, что уехала к Крейнам, – ответила Леда. – Но обычно она всегда возвращается к этому времени. И она взяла Вильяма с собой. Это странно.

Похоже, его мать очень расстроена из-за опоздания Клэр. Чтобы успокоить ее, Николас позвал Грувера.

– Грувер, вы договорились с миссис Холлидей, когда заберете ее от Крейнов?

– Но я не отвозил ее сегодня к Крейнам. Только в Янгстаун.

– Янгстаун! И когда вы должны забрать ее?

– Она сказала, что сама доберется домой, сэр.

– Где конкретно ты оставил миссис Холлидей?

– Конкретно? – Грувер сглотнул. – У ювелира.

– Почему там?

– Она спросила меня, не знаю ли я, где можно выгоднее всего продать ювелирные украшения.

Николас ничего не понимал. Какие ювелирные украшения она решила продать? Зачем? Она не нуждается в деньгах. Все это выглядело так странно, словно она сбежала. Но зачем ей сбегать?

Он повернулся к матери. Та тоже ничего не понимала.

– О, бедняжки, – проговорила Джудит. – Я боялась этого. Я пришла предупредить вас, но, похоже, слишком поздно.

Николас подошел к ней.

– Что вы хотите сказать? Она тоже встала.

– Я знала Клэр еще в Нью-Йорке. И она всегда выбирала того мужчину, который мог больше предложить. Пожалуйста, не принимайте это близко к сердцу. – Она сочувственно взяла его под руку, и ее полная грудь коснулась его пиджака.

Николас отодвинулся.

– Я бы проверила серебро и драгоценности, – добавила Джудит многозначительно.

– Зачем, Клэр бы никогда… – начала Леда.

– Никогда? – перебила ее Джудит. – Вы же не думаете, что она сбежала, не имея за душой ни гроша? – Она уселась рядом с Ледой и взяла ее за руку. – О, бедняжка, я знаю, как вы сейчас подавлены. – Она театрально прижала руку к груди. – Ничего удивительного. У меня сердце разрывается при мысли, что у этого милого маленького мальчика такая мать.

Серые глаза Леды широко распахнулись. Она перевела растерянный взгляд с Джудит на сына.

– Ты же не думаешь… о мой…

Николас присел рядом с матерью, обнял ее за плечи.

– Ты же видела ее с ребенком, мама. Ты знаешь, она будет хорошо за ним ухаживать.

– Конечно, я уверена, она будет хорошо ухаживать за наследником Холлидеев, – быстро добавила Джудит. – В конце концов, он стоит целое состояние.

– Какие у вас были дела с Клэр? – поспешно спросил Николас, пока Джудит не добила его мать.

– Она была должна мне кое-какие деньги. Похоже, теперь мне не удастся получить их назад.

– За что она вам была должна деньги?

– Я одолжила ей, когда она попала в переделку в Нью-Йорке. Она постоянно говорила, что вернет.

– Сколько?

Джудит задумчиво посмотрела на него.

– Не будем сейчас об этом беспокоиться. У вас и без того полно забот. Из-за ребенка, и вообще. Оставляю вас проверять ценности.

Николас не хотел, чтобы мать почувствовала, как он подавлен. Эта Марчелино раздражала его. Или его мучило собственное унижение? Как же ловко его обманули!

– Грувер, проводите мисс Марчелино. Грувер устремил на Джудит едкий взгляд и ответил:

– С удовольствием.

– Позвоните, если я смогу вам чем-нибудь помочь, – сладко пропела она.

Грувер вывел ее из комнаты.

– Я не могу поверить, что Клэр могла сделать такое, Николас, – дрожащим голосом произнесла Леда. – Вдруг с ней случилось что-то ужасное?

– Ты же слышала Грувера, мама. Она уехала по собственной доброй воле.

– Может, это какая-то ошибка? Может быть, она скоро вернется?

На это он не слишком рассчитывал. Николас взял мать за руку.

– Пошли.

– Куда?

– Проверим твою шкатулку с украшениями.

– Нет! – воскликнула она.

– Тогда я сделаю это сам. Она встала.

– Ладно.

Он открыл дверь и вошел в ее пахнущую фиалками и камфарой комнату.

– Где ты хранишь украшения?

– Здесь, – дрожащим голосом ответила она, вынимая из ящика и раскрывая атласный мешочек для драгоценностей.

Леда разрыдалась.

– Что?! Что, черт возьми, отсутствует?

– М-мои кольца, изумрудное колье, которое твой отец подарил мне, бриллиантовый браслет, который ты подарил мне на день рождения.

Николас выругался и ударил кулаком по столу.

– Так я и знал! Я знал, что от этой женщины будут только неприятности с того самого момента, как услышал ее имя.

Мать опустилась на край кровати и продолжала плакать.

– Как она могла? Как она могла сделать с нами такое? А В-вильям! – причитала она. В ее голосе появились истерические нотки, дыхание стало прерывистым. – Мы должны найти его! Мы не можем позволить, чтобы что-нибудь случилось с Вильямом!

Николас сел рядом с матерью и прижал ее к груди.

– Ну же, ну. У тебя слишком доброе сердце, а она воспользовалась этим.

У него не было слов, чтобы утешить ее. Без внука она будет страдать всю жизнь.

– Ты поедешь за ней? – спросила она. – За украшениями?

Он поправил выпавшую из ее прически прядь волос и ответил:

– Я поеду и выкуплю твои украшения у Грэмба.

– Меня не волнуют украшения. Меня волнует только Вильям!

– Я знаю, мам…

– Ты должен найти Вильяма. Мне нужен мой внук!

В нем бурлили ярость и боль. Он не хотел больше видеть Клэр. Но его мать хочет вернуть своего внука.

– Хорошо, – пообещал он, – я отыщу его.

– Спасибо, Николас. Спасибо. Я только не могу понять, – она всхлипнула, – зачем ей воровать у нас и сбегать?

– Нам хода ее мыслей не понять, – ответил он.

– Но та мелочь, которую она выручит от продажи украшений, ничто по сравнению с тем, что могла иметь, оставаясь здесь. Ей стоило только попросить.

Она права. Это нелогично.

– Если только она не выжидала чего-нибудь. Может быть, ей было нужно время, чтобы приблизиться к большей и лучшей добыче.

Леда покачала головой.

– Нет, я не верю в это.

Немного успокоив мать и послав за доктором, Николас пошел в комнату Селии. Клэр сбежала и от своей матери тоже, но, может, эта женщина что-нибудь знает.

На стук никто не ответил, и он толкнул дверь.

Женщина, ссутулившись, сидела в кресле возле тлеющего камина. У ее ног на ковре валялась пустая бутылка, другая, наполовину пустая, стояла рядом па столике.

– Селия! – резко позвал он.

Она не пошевелилась.

Он распахнул окно, отнес ее на кровать, в пустую корзину сложил все бутылки, пустые и полные, и ушел, прихватив с собой корзину.

Слугам он приказал не приносить ей спиртного без его личного разрешения. Затем он заперся у себя в комнате.

Проверив свои личные вещи и обнаружив, что пропали запонки с бриллиантами и часы, он вынужден был согласиться с матерью, что побег Клэр не имел смысла.

Николас приглушил свет керосиновой лампы и откинулся на кровать. Ее предательство угнетало его. Он был прав, когда не доверял ей. Она вышла за Стефана ради денег Холлидеев.

И пока он сам не женится и не заведет ребенка, она – мать единственного наследника Холлидеев.

Он закрыл лицо руками. Непрошеное отвратительное подозрение закралось в его душу. Милош. Он отчаянно пытался прогнать его, но оно не уходило, и ему пришлось рассмотреть его повнимательнее. Они оба наслаждались обществом друг друга. Они часто увлеченно разговаривали, обменивались улыбками.

Николас ненавидел себя за то, что не доверяет своему другу. Милош никогда не предавал его. Он слишком уравновешенный, чтобы позволить женщине лишить его здравого смысла.

Но разве Николас не считал себя всегда таким же? И вот, она так легко его одурачила. Она могла одурачить любого мужчину.

Нет, нельзя было поддаваться таким мыслям. Он напрасно изводит себя. Милош красивый мужчина, но он недостаточно богат на вкус Клэр.

Что с ним происходит? Он сам не свой с того самого момента, как поехал за Клэр в больницу.

Она унизила его, заставила почувствовать себя предателем по отношению к памяти брата.

Это был ее план, с горечью осознал он. Если тактика явного обольщения, которую использовала Джудит Марчелино, раздражала его, то метод Клэр вскружил ему голову.

Она могла получить все. Он никак не мог понять, почему она упорхнула, когда ее хитрость оказалась такой удачной.

Но она ушла. И это все, что он знает.

Он не хочет ее больше видеть, но он должен чтить желания своей матери.

На следующее утро он стоял перед дверью «Грэмб и сыновья». Говард Грэмб, тучный джентльмен, отпер дверь и впустил Николаса.

– Вы хотите приобрести подарок? – поинтересовался он.

– Я пришел за украшением, которое продала молодая женщина вчера.

– А-а, да. – Ювелир наклонился, открыл напольный сейф и извлек атласную коробочку. – Великолепная вещица.

Николас уставился на изумрудный браслет. Он видел его на запястье у Клэр, по крайней мере, раза два.

– А где остальное? Изумрудное ожерелье, несколько колец, браслет с бриллиантами…

Говард Грэмб покачал своей лысой головой.

– Запонки с бриллиантами, часы?

Он снова покачал головой.

– Это единственная вещь, которую я приобрел за весь вчерашний день.

– Но она предлагала вам остальное?

– Нет, у нее был только этот браслет.

– Я хочу знать, сколько вы дали ей за этот браслет.

– Сто двадцать пять долларов, – признался он.

– Но он стоит раза в четыре больше.

– Не для меня. Я буду счастлив, если смогу продать его за двести пятьдесят.

Николас достал из кармана пиджака кожаный бумажник и извлек из него ассигнации.

– Двести пятьдесят. – И Николас потянулся через прилавок, чтобы забрать у удивленного ювелира браслет. – Если она вернется, немедленно сообщите мне, – приказал Николас, бросив свою карточку на стеклянный прилавок.

– Да, мистер… Холлидей! Непременно. Спасибо вам.

Николас опустил браслет в карман.

– Сколько еще ювелиров в Янгстауне?

– Человек семь.

Николас вышел из магазина. Вечером за ужином он достал из кармана браслет.

Его мать уставилась на мерцающие изумруды.

– Это браслет принадлежал Клэр.

Он пожал плечами.

– Или кому-то, кого она обокрала раньше. Она продала его Грэмбу.

– А остальное?

Он покачал головой.

– Пока нет. Я телеграфировал ювелирам в пяти штатах. Я верну твои украшения.

Она кивнула. Ее не волновали украшения.

Остаток ужина прошел в молчании. Леда все время косилась в сторону пустой люльки, пока Николас не приказал миссис Пратт убрать ее. В конце концов, Леда извинилась и встала из-за стола.

– Спокойной ночи, мама. – Он подождал, пока она не выйдет из комнаты, отодвинул тарелку и, поставив локти на стол, закрыл лицо руками.

Чертова женщина! Чтоб она провалилась! Мало горя она причинила семье, выйдя замуж за Стефана? Зачем ей надо было причинять боль и его матери тоже? Ради чего?

А как же их поцелуи и объятия?

О чем он думает?

Его интуиция говорила ему, чтобы он был осторожен. Он был осторожен, но его очаровали. Ослепили. Каким же глупцом он оказался.

Она отличная обманщица. Красивая, страстная, с налетом невинности. Она летел, как бабочка на огонь.

– Вы закончили, сэр?

Николас поднял глаза – миссис Пратт убирала со стола.

– Да, спасибо.

Он встал.

Ему нужно встретиться с ее матерью.

Глава шестнадцатая

– Что вы знаете об отъезде Клэр? – спросил Николас у Селии на следующий день.

Селия медленно повернулась, словно каждое движение причиняло ей боль. Она заглянула в ящик в шкафу, потом в секретер, затем оглядела комнату.

– Отъезде куда?

– Именно это меня и интересует.

– Где моя вчерашняя бутылка? – спросила она сама себя.

– Я отвечу вам на этот вопрос, когда вы ответите на мой.

Она искоса посмотрела на него и опустилась в кресло.

– Ладно. Черт возьми, меня мучает жажда.

– Я хочу знать, куда уехала Клэр и почему.

– Уехала? – повторила Селия.

– Совершенно верно, она уехала. Продала браслет, который, говорила, вы ей подарили.

– Какой браслет?

– Изумрудный.

– Хм. – Селия откинула с лица прядь своих красных кудрей.

– Вы ей дарили браслет?

Их взгляды встретились, и он с удивлением обнаружил, что глаза у нее трезвее, чем он надеялся.

– Вам кажется, что я похожа на человека, способного раздаривать изумрудные браслеты?

– Клэр никогда не упоминала об отъезде?

– Нет, не упоминала, вы довольны? Очень опрометчиво с ее стороны, если вас интересует мое мнение.

– Интересно, что-нибудь из того, что она мне говорила, правда? – вслух размышлял он.

– Она вам когда-нибудь говорила, что любит вас?

– Что?

– Ну, это была бы правда.

– Вы сошли с ума.

– Может быть, но я знаю, о чем говорю. И еще я хочу знать, где, черт возьми, бутылки.

Он усмехнулся.

– Ну, в любом случае она была неплохой актрисой.

– Она была плохой актрисой. Ей ни на минуту не удалось меня обмануть.

– Это потому, что вы ее мать.

Она закатила глаза.

– Естественно.

– Ну ладно, я вижу, вы совершенно потрясены ее отъездом, поэтому оставляю вас наедине со своим горем. – Он направился в сторону двери.

– Да, и скажите чертовой горничной, чтобы принесла мне бутылку и газеты! – потребовала она.

Некоторое время Николас молча смотрел на нее. Клэр была чересчур снисходительна к дурному характеру этой женщины и ее отвратительным привычкам.

– У слуг есть приказ не приносить вам бутылок. За ужином вы сможете выпить белого вина. Я рассчитываю, что сегодня вечером вы оденетесь и спуститесь вниз к восьми.

Глаза у нее чуть не вылезли из орбит.

– Какого черта…

– И попридержите язык, когда будете разговаривать с моей матерью.

Он покачал головой и закрыл дверь, не обращая внимания на ее ругательства. Большое тебе спасибо, дорогой мой Стефан. Боже, помоги ему, если он связан с этой женщиной до конца жизни. Но если это так, то перемены неизбежны. Он об этом позаботится.

Форт Вейн, Индиана

Сара смотрела в темноту. Она не ожидала, что найдет в себе силы сесть в Янгстауне на поезд. Но она села. И она держала Вильяма и обе сумки при себе все пять дней.

Она была благодарна судьбе даже за переполненную людьми ночлежку.

Хозяйка предупредила ее, что если Вильям будет плакать ночью, то им придется уйти.

Она поспешила заверить, что раньше Вильям никогда не плакал по ночам и что, если потребуется, она всю ночь продержит его у своей груди. Ей нужно поспать. Нога болела от долгой ходьбы, от бесконечных подъемов и спусков по металлическим ступенькам вагонов, от пробежек, от борьбы за сидячее место после остановок. Спина ныла под тяжестью сумок.

Одиночество и стыд мучили ее сильнее, чем голод, усталость или едва сросшиеся кости.

– У малыша есть папочка? – Кто-то спросил тихим голосом из темноты рядом с ней.

– Нет, – ответила Сара.

– Жаль. У малыша должен быть папочка.

Слезы потекли по ее вискам к волосам. Ложь, ложь и еще раз ложь.

– Он умер.

– Ой, как жалко.

– Да. – Что стало с ее жизнью? Сможет ли она когда-нибудь разговаривать, не контролируя каждое свое слово?

– Нужна работа?

Да.

– На фабрику с малышом нельзя.

– Я знаю.

– Там платят поменьше, но я знаю кое-кого, кому нужна помощница.

– Правда?

– Заткнитесь! – Громкий голос вспугнул Сару, и даже Вильям вздрогнул во сне.

– Скажу утром. – На этот раз тихий голос превратился в шепот.

– Спасибо, – ответила она, благодаря Бога за то, что в мире еще есть добрые люди.

Утро настало слишком скоро. Женщины собирались на работу.

– Так вот насчет места, о котором я говорила.

Сара подняла глаза. Ее собеседница оказалась почти девочкой с большими фиолетовыми глазами и медового цвета волосами, собранными на затылке в аккуратный валик.

Да?

– Это работа на миссис Харгроув в отеле «Голд».

Кто-то сзади усмехнулся.

– Ты думаешь, хозяйка позволит ей принести ребенка?

– У одной из ее девушек есть ребенок.

– Ну, ее это не слишком радует.

– Что нужно делать? – спросила Сара, обеспокоенная, что работа может включать что-то, чего она не умеет.

– Горничные в гостинице занимаются всем. Убирают кровати, подогревают воду и все такое.

– Что ж, я готова на все. – Выбора у нее не было.

– Думаю, ты справишься.

– Огромное спасибо за помощь.

Около семи она, волнуясь, стояла в кухне отеля «Голд» в ожидании миссис Харгроув. Поварихи и другие служанки суетились вокруг, не обращая на нее никакого внимания.

В семь тридцать появилась хозяйка.

– Тебе нужна работа? – резко спросила она.

Да.

– Что ты умеешь делать?

– Все, что вы мне прикажете.

– Это твой ребенок?

– Да. Его зовут…

– Что ты собираешься с ним делать?

– Мне нужна работа, на которой я смогу оставить его при себе. Он никогда не плачет. Он совсем не доставит хлопот.

– Как тебя зовут?

Теперь у нее не было оснований скрывать свое имя, и, по крайней мере, в одном она могла быть честна.

– Сара… Сара Торнтон.

Миссис Харгроув критически оглядела ее.

– Ты вдова?

– Да, мэм.

– Давно?

– Почти четыре месяца.

– Тогда, надеюсь, мне не придется беспокоиться, что ты злоупотребишь общением с гостями?

Сара почувствовала, что краснеет.

– Не придется, мэм.

– Если ты не подойдешь, то никакой оплаты, и тебе придется уйти. Если будешь хорошо работать, то получишь две униформы, которые будешь сама стирать и гладить, одноразовое питание и стартовое жалованье. Тебя устраивают эти условия?

Да.

– График на столе. В нем сказано, какие комнаты заняты и в какое время гости предпочитают, чтобы убирали их комнаты.

– Да, мэм.

– Я проверю комнаты, которые ты уберешь. Кувшины должны быть вымыты, лампы протерты, а на крючки повешены свежие полотенца.

– Да, мэм.

– Теперь идем со мной. Если ты не сможешь прочитать график, то тебе придется…

– Я умею читать.

Миссис Харгроув вскинула брови и объяснила, как пользоваться графиком. Затем она развернулась и ушла.

С помощью двух одеялец Вильяма Сара привязала его себе к груди. За день она убрала семнадцать комнат.

Она никогда в жизни не вытирала пыль, не мыла пол, не делала тех вещей, которые сделала в этот день, но они приносили ей удовлетворение. Это честная работа. Она сможет зарабатывать.

Когда миссис Харгроув нашла ее за ужином с другими служанками, она обратилась скорее к Мэтти, чем к Саре.

– Мэтти, Сара убралась хорошо. Выдай ей униформу. – И ушла так же неожиданно, как и появилась.

– Это значит, что ты прошла проверку, – объяснила другая горничная, по имени Ханна. – Как видишь, униформы черные. Я уже так долго ношу черный, что, мне кажется, других цветов просто не существует. Словно траур по мужу, который погиб во время аварии на рудниках еще до рождения нашего ребенка.

Ханна казалась такой молоденькой, что в се вдовство было трудно поверить.

– Я сожалею, – произнесла Сара, размышляя, где сейчас ее ребенок.

Ханна кивнула.

– Да, это трудно. Моих стариков уже нет, остались только сестры. Иногда мне хочется все бросить, взять ребенка и сбежать, но я не знаю, где будет лучше, чем здесь.

– Первые дни самые трудные, – сказала Мэтти Саре. – А потом ты привыкнешь.

– Не волнуйтесь за меня, – заверила Сара больше себя, чем девушек. Все что угодно будет лучше, чем день и ночь ехать на поезде и сидя спать.

– Где ты работала раньше? – поинтересовалась Мэтти.

– Ну, я… – Сначала она хотела сказать правду, но потом решила, что они вряд ли примут ее, если она признается им, что ни дня в своей жизни не работала. – В одной семье в Огайо. Я смотрела за их домом. – По крайней мере, частично это правда. Она вела хозяйство Холлидеев последние несколько месяцев.

– Если ты будешь носить ребенка на спине, тебе будет легче, – посоветовала Ханна.

– Да? – обрадовалась перемене темы Сара.

– Я покажу тебе. У меня маленькая девочка.

– А где она?

– Сейчас она с моей сестрой. Сестра живет на соседней ферме, поэтому я могу навещать ее в выходные.

А что она будет делать, когда Вильяма станет тяжело носить? Ей не хотелось думать об этом сейчас.

– Вообще в отеле постоянно не хватает рабочих рук. Девушки либо выходят замуж, либо устраиваются работать на фабрику. Девушки с фабрики тоже уходят. Я бы с удовольствием ушла с этого жалкого места, если бы меня позвал замуж какой-нибудь фермер или хуторянин.

Мэтти рассмеялась.

– Я бы тоже.

– Тебе тоже надо выйти замуж снова, Сара, – произнесла Ханна. – Ты самая хорошенькая из тех, кого мне доводилось здесь видеть за последнее время.

– Ну, я не знаю, – начала Сара, но запнулась. В данный момент мысль о замужестве заботила ее меньше всего.

– Мы свободны с четверти десятого, – сообщила Мэтти. – И либо субботний, либо воскресный вечер у нас выходной.

– Мне все равно, – предложила Сара. – Я могу брать воскресенья, чтобы у других были свободны субботы.

Мэтти и Ханна поблагодарили ее.

Сара устраивала Вильяма на ночь рядом с собой на кровати. Тело болело еще сильнее, чем в предыдущую ночь, но все-таки это была работа. И снова она задумалась о том, сколько времени сможет держать ребенка при себе весь рабочий день.

Перед закрытыми глазами возник образ Николаса. Он предстал перед ней таким, каким она увидела его в самый первый раз. Она вспомнила силу его рук, когда он поднимал ее, запах его волос и одежды.

Таких мужчин больше нет.

В изнеможении Сара провалилась в дрему. Ей снился мужчина с черными волосами и глазами, темными, как крепкий кофе. Через час она проснулась от криков ужаса и удушающего запаха дыма.

Глава семнадцатая

Сара, завернутая в простыню, стояла на улице вместе с остальными обитателями ночлежки. Летняя ночь была отвратительно жаркой, и хлопчатобумажная рубашка липла к влажному телу. А у нее на плече покоилась влажная от пота головка Вильяма.

– Похоже, это будет длинная ночь, – ворчала одна из женщин.

– Ладно, девочки, поднимайтесь к себе. Огонь был в жилом отсеке по соседству, за обувным магазином. Его уже потушили.

Сара последовала за причитающими постоялицами по скрипящей наружной лестнице обратно в душную комнату наверху. В спертом воздухе до сих пор чувствовался запах дыма.

Свернув свое одеяло и сделав из него подушку, она постаралась устроиться на койке, оставив место и Вильяму. Она не позволяла себе думать о Мэхонинг Вэлли, о доме Холлидеев, о Николасе. Какой бы жалкой ни была ее новая жизнь, теперь это ее жизнь.

Нашел ли детектив, которого она наняла, информацию о Клэр?

Одиночество и стыд еще долго будут ее самыми близкими приятелями. Она должна привыкнуть к ним.

Секретарь Николаса постучался в дверь его офиса и вошел.

– Здесь снова мисс Марчелино, мистер Холлидей. Она хочет видеть вас.

– Ты сказал ей, что я занят?

– Сказал, сэр. Но ее не так легко выставить.

– И не говори. И это третий раз за месяц.

Скажи ей…

– Сами скажите мне, – раздался голос с порога.

Секретарь ошарашено посмотрел на Николаса.

– Все в порядке, я сам разберусь, – произнес Николас, вставая.

Не дожидаясь приглашения, Джудит уселась на стул напротив стола Николаса.

– Если все это из-за денег, которые вам должна миссис Холлидей, – произнес он, – то почему бы вам не позволить мне отдать ее долг?

Она вздернула подбородок.

– Вы знаете, что вы глупы?

Он окинул взглядом ее рассерженное лицо и позу.

– Я не так глуп, как вам кажется. Например, еще во время вашего первого визита я догадался, что вы решили завлечь меня в свои сети. Но я, мягко говоря, не заинтересован в отношениях с вами.

Шея и щеки у нее покрылись пятнами. Интересно, что ему сейчас предстоит услышать от этой фурии?

– Ты, сукин сын, считаешь, что слишком хорош для такой, как я? Считаешь меня театральным мусором!

Некрасивая жилка проступила у нее на виске.

– Что ж, жена Стефана тоже была театральным мусором, и ничем не лучше меня.

Этот поток слов удивил его.

– Да?

– А как насчет твоей драгоценной «Клэр», которой ты настолько гордился, что брал ее в театр, ресторан, показывал людям? – спросила она, сделав ударение на имени. – Ты считаешь, она лучше меня? Ты считаешь, она лучше настоящей Клэр?

Он крепко держал ее за запястье.

– Подожди-ка минутку. Настоящей Клэр? Как это понимать?

– Твоя маленькая блондиночка – обманщица. – Она рассмеялась, вырвав у него руку. – Я знала Клэр Патрик, мы виделись в Нью-Йорке. И твоя сладкая штучка – не она.

– О чем ты говоришь?

– У Клэр были медного оттенка рыжие волосы и веснушки, длинные ноги и крепкая маленькая задница. Эта маленькая пышечка – не Клэр. Вот, мистер Всемогущий Холлидей, насколько вы оказались глупы. – Для усиления впечатления она ткнула его пальцем в грудь и развернулась, чтобы уйти.

Он поймал ее за руку и повернул к себе лицом.

– Нет, ты не можешь просто уйти.

– Хорошо, я разжую это для тебя. Эта маленькая штучка, которая тебя так возбуждала, не Клэр Патрик. Я знала Клэр. И Стефана тоже. Он не был таким напыщенным ничтожеством, как ты, – тут она демонстративно понизила голос, – он умел наслаждаться жизнью.

Николас некоторое время молча смотрел на нее, словно разглядывал морщинки вокруг глаз.

– Почему я должен тебе верить?

– Можешь не верить. Мне все равно.

Она освободилась от его цепкой хватки и сделала несколько шагов к двери, но потом остановилась.

– Хотя… сколько ты готов заплатить за доказательство? – спросила она через плечо.

– Я заплачу тебе столько, сколько была должна Клэр.

Она повернулась.

– Тысяча долларов.

Он выдвинул ящик стола, достал ручку и выписал чек.

Она потянулась к листу бумаги, но он успел отодвинуть его. Глаза у нее сузились, а лицо превратилось в ненавидящий оскал.

Он подул на чернила и медленно встал.

– Сначала доказательство. Потом деньги. Джудит раскрыла сумочку, извлекла из нее конверт и бросила. Конверт пролетел через комнату, ударился о стену и упал на пол.

– Что это?

– Прощальная записка.

Он подошел к тому месту, где лежал конверт, и поднял его. Его имя вместе с именем его матери было аккуратно выведено на самом конверте. Николас достал листок бумаги и развернул его.

Николас и Леда,

Я знаю, то, что я сделала, непростительно, поэтому я не прошу у вас прощения. Единственное, о чем я прошу, не ненавидеть меня. Я собиралась рассказать вам правду в самую первую минуту, когда очнулась в больнице.

Сердце у него упало. Он протянул чек, радуясь, что наконец-то избавился от посетительницы. Джудит с усмешкой вырвала бумагу у него из рук.

Николас подошел к столу и сел. Он продолжал читать.

Но когда я увидела твое горе, Николас, и когда ты предложил мне уход и крышу над головой для моего сына, я не смогла заставить себя произнести необходимые слова. Я подумала, что, возможно, мне будет легче рассказать все твоей матери.

Кто угодно мог такое написать, яростно подумал Николас. Джудит сама могла написать это письмо, чтобы заработать тысячу долларов.

А потом, дорогая Леда, когда я увидела ваши слезы, то, как вы смотрели на меня и моего сына, я опять не смогла произнести ни слова. Я до сих пор не нахожу в себе силы сказать вам все лично, поэтому оставляю это письмо.

Я – не Клэр Холлидей. Я никогда не была замужем за вашим Стефаном. Я встретила его только в тот день, когда произошло крушение поезда. Он спас меня от дождя, и они с Клэр дали мне сухую одежду, пишу, разделили со мной свое купе.

Если бы они остались у себя в купе в ту ночь, возможно, они были бы живы. Поэтому, видите, я ответственна за их смерть. С этим мне придется жить всю оставшуюся жизнь.

Непохоже, чтобы Джудит могла до такого додуматься. Или могла? Судя по этим строкам… «она» винит себя за смерть Стефана и Клэр. Но если та женщина, которую он привез домой, не Клэр, то кто она?

Он поднял голову и увидел торжествующую ухмылку Джудит.

– Где ты взяла это письмо? – спросил он.

Самодовольная улыбка сползла у нее с лица.

– Н-неважно.

Интересно, его чувства – смущение, обида – написаны у него на лице? Николасу было неприятно, что эта женщина наблюдает за тем, как он читает письмо.

– Убирайся, – сквозь зубы процедил он.

Левый глаз у нее задергался в приступе нервного тика. Она задрала подбородок, развернулась на каблуках и выплыла из кабинета.

Николас немедленно вернулся к чтению письма. «С этим и со своей ложью», – читал он, представляя, как Клэр произнесла бы эти слова своим тихим голосом.

Я лгала вам и притворялась Клэр в ожидании, пока моя нога заживет и я смогу самостоятельно передвигаться.

В приложении к этому письму вы найдете перечень вещей, которые я беру с собой. Как только я устроюсь и найду работу, я верну вам деньги за одежду, пишу и проживание в вашем доме.

Николас прочел перечень предметов одежды и вещей для малыша. Мелочовка, все вместе не больше ста долларов. Именно те вещи, отсутствие которых заметила миссис Трент. Никто больше не мог этого знать.

Но почему ничего не сказано о драгоценностях, которые она взяла?

Пальцы у него дрожали.

Но я никогда не смогу расплатиться с вами ни за вашу доброту, ни за свою ложь, ни за потерю вашего сына и брата. Я могу только сказать вам, как мне стыдно и как я сожалею о случившемся.

Не знаю, найдете ли вы в своих сердцах еще немного доброты, чтобы не возненавидеть меня. За то, что я сделала, я сама себя ненавижу.

У вас нет оснований верить мне, но теперь мне нечего терять, поэтому я хочу еще раз сказать вам: Стефан был хорошим человеком. Он умел любить. Таким сыном и братом можно гордиться.

Слезы начали жечь Николасу глаза.

Я была для них чужим человеком, но они с Клэр показали мне, что такое настоящая доброта. Вы бы полюбили Клэр, я уверена. Чтите их память.

Искренне ваша, Сара Торнтон.

Сара Торнтон.

Кто такая, черт возьми, эта Сара Торнтон?

Теперь, оглядываясь на прошлое, он вспоминает ее нежелание говорить о Стефане, ее стремление посмотреть отчет агентства Пинкертона. Да, пожалуй, все так и было.

– Меня не будет остаток дня, – предупредил он секретаря.

Он взял лошадь и, как сумасшедший, поскакал домой.

Селия вместе с его матерью сидели в тени веранды.

– Николас! – воскликнула Леда. – Ты никогда не приходил домой так рано.

– Прости, мам, – произнес он и обратился к Селии: – Что вы об этом знаете? – Он помахал письмом перед ее носом.

– Что это?

– Письмо. От Сары Торнтон.

Она побелела и потянулась к стакану, но, поняв, что это лимонад, отодвинула его.

– О Боже! – Она помахала перед собой носовым платком.

– Николас, что происходит?

Он передал письмо матери.

– Я не знаю, но собираюсь узнать. Ты узнаешь почерк?

Она внимательно посмотрела на лист бумаги.

– Да. Это почерк Клэр.

Он снова повернулся к Селии.

– Когда вы обнаружили, что здесь нет вашей дочери?

– После… после того вечера, когда я споткнулась на лестнице. Она пришла ко мне в комнату и сообщила.

– Кто пришел в вашу комнату?

– Сара.

– И что она вам сказала?

– Что Клэр погибла во время крушения поезда, и что все считают ее Клэр.

– И что вы сделали?

– Ну, я заплакала, конечно.

– А после этого?

– А после этого она сказала, что она проследит, чтобы за мной ухаживали, и что я могу здесь оставаться, сколько я сама захочу, при условии, что не выдам ее секрет.

Леда читала письмо.

– Она не Клэр?

Селия покачала головой.

Его мать выглядела такой же ошеломленной, как сам Николас час назад.

– Но тогда… ребенок?.. – неуверенно произнесла она.

– Не твой внук, – закончил он за нее.

Она никогда не была замужем за Стефаном, никогда не встречалась с ним, вплоть до той ночи в поезде.

– Тогда кто отец ребенка? – спросила Леда.

Селия покачала головой.

– Какой-то парень, который сбежал от нее. Она ждала, сколько могла, прежде чем сказать об этом отцу, а он вышвырнул ее из дома. Она направлялась на Запад, когда встретила Клэр и Стефана.

– Абсурд какой-то, – произнесла Леда. – Я не могу поверить, что она лгала нам все это время.

– А вы, – обратился Николас к матери Клэр, – что вы выиграли от этой лжи? Вы – мать Клэр, и мы бы в любом случае заботились о вас.

Она покачала головой.

– Она умоляла меня. Она казалась… я не знаю. Она просто очаровала меня.

Николас отлично знал, как трудно устоять против этой женщины. Он сам был очарован ею, и она использовала это, чтобы обокрасть их и опозорить. Леда тихо плакала, вытирая глаза платочком.

Это правда, она не Клэр. Она управляла слугами, составляла меню, развлекала гостей с такой легкостью, словно привыкла к этому с детства. Он подозревал, что все это не соответствует воспитанию женщины, прошлое которой расследовал нанятый им частный детектив.

– Вы думаете, она вернулась к отцу? – поинтересовалась Леда.

Селия покачала головой.

– Он отрекся от нее и сделал так, чтобы она не смогла найти работу в Бостоне.

Вот откуда этот бостонский акцент. Она выросла в хороших условиях, воспитывалась в обществе. Ее отец наверняка не так уж плох. Без сомнения, она избалована, но на этот раз отец, видно, не уступил ее прихоти. Может быть, она хотела испугать его, чтобы получить свободу действий, и теперь вернулась домой.

– Что это за отец, который способен выгнать из дома собственного ребенка? – спросила Леда.

Николас поднял голову и уставился на мать.

– Ты что, сочувствуешь ей?

– А что ей оставалось делать? Особенно после того, как она попала в аварию и сломала ногу. Куда ей было идти? Как ей было заботиться о… о… – Слезы наполнили ее серые глаза. – Как ты думаешь, она еще будет называть его Вильямом?

Николас был в ярости. Она и так настрадалась достаточно, а теперь еще и это!

– Когда ты жалеешь ее, не забывай о том, что бедная Сара не смогла уйти без колец, ожерелья, моих запонок и часов.

Селия уставилась на него.

– Что?

– Да. Бедная девочка перед отъездом захватила наши драгоценности.

– Вы уверены, что это она? – спросила Селия.

– Может, это вы взяли?

– Николас! – одернула его мать.

Селия безразлично взмахнула руками.

– Обыщите мою комнату, если вам станет от этого легче.

– Обязательно.

– Я бы никогда не поверила, – произнесла Леда, вкладывая письмо обратно в конверт, – если бы кто-то сказал мне такое. Но это письмо не оставляет сомнений.

Она медленно встала и посмотрела на Николаса с такой болью в глазах, что ему отчаянно захотелось найти эту женщину и придушить ее.

– Понимаешь, – сказала Леда, – даже зная то, что я знаю сейчас, я по-прежнему очень жалею, что она ушла. А теперь я пойду отдохну.

– Не думаю, что она обокрала вас, – грустно произнесла Селия, покачав головой.

Николас сел, вспоминая все, что произошло в доме за последнее время. Он должен все понять. Она взяла письма Стефана, чтобы узнать что-нибудь о нем. Каждый раз, когда он задавал вопрос, она увиливала или лгала. Ведь именно так он о ней и думал. Она обманывала его, и это его злило. Но она причинила боль его матери. И за это она заплатит.

Он найдет Сару Торнтон.

На следующее утро Николас съездил на станцию и узнал, что записи о покупке билета ни Сарой Торнтон, ни Клэр Холлидей у них нет. Николас еще раз обошел все ювелирные лавки. В одной из них за стойкой он встретил женщину, с которой еще не разговаривал.

– Я Николас Холлидей, – представился он.

– Приятно познакомиться. Чем я могу вам помочь?

– Я не видел вас здесь раньше.

– Я замещаю своего мужа, когда у него другие дела.

– Понятно. Я оставлял ему свою карточку и просил его сообщить, если кто-нибудь появится с этими вещами. – Он показал ей перечень, который предварительно составил.

– Я не знала о вашей просьбе, но эти вещи приносили позавчера.

– Кто их продал?

– Женщина.

– Вы не могли бы ее описать?

– Ну, она была в трауре. Я не смогла рассмотреть ее лица, потому что на ней была вуаль. У нее была детская коляска. Ребенок спал.

– Я бы хотел купить драгоценности.

– Сейчас я принесу их.

Было все, кроме одного кольца.

– Вы уже продали кольцо?

– Нет, это все.

Он закрыл атласную коробочку и положил ее в карман пиджака.

Его мать приняла украшения без эмоций. Это испугало Николаса. Она справилась со смертью его отца, со смертью Стефана, но это оказалось, похоже, последней каплей. Ее страдания убивали Николаса.

Сара продала побрякушки всего два дня назад. Это означало, что она все еще может быть в Янгстауне. Он проверил отели. Безрезультатно. Возможно, она вернулась к отцу…

Он одевался, шел на фабрику, ходил по цехам, разговаривал с каждым бригадиром, сидел за столом… но его мысли были далеко.

Он сидел за столом, сложив руки под подбородком, когда Милош постучал по краю стола.

Николас поднял на него глаза.

– Ты в порядке?

Милош бросил стопку писем в корзину, а один конверт протянул Николасу.

– Ты, наверное, захочешь посмотреть это.

– Что такое?

– Я только что из «Вестерн юнион». Сэм Пирс держал это для… – он замялся, – для Клэр. Сары.

Николас взял конверт и открыл его. Он развернул телеграмму.

– Обнаружено местонахождение тела, очевидно Клэр Холлидей. Она была похоронена на бостонском кладбище. Под именем Сары Торнтон.

Глава восемнадцатая

Бостон, Массачусетс

Николас стоял перед трехэтажным особняком из коричневого камня. Он постучал латунным молоточком, украшавшим одну из двойных, покрытых черным лаком дверей.

Дверь распахнулась.

– Мистер Холлидей?

Да.

– Мистер Торнтон ждет вас. Сюда, пожалуйста.

Николас последовал за слугой в библиотеку. Тучный мужчина со стального цвета волосами встал и протянул Николасу руку.

– Вы не указали в письме причину своего визита, – начал мистер Торнтон, сразу переходя к делу.

– Это деликатное дело, поэтому я решил, что лучше обсудить его лично.

– Это связано с вашей фабрикой?

Николаса не удивило, что о нем навели справки.

– Нет, это связано с вашей дочерью.

Мужчина напрягся.

– У меня нет дочери.

– Есть, – поправил Николас. – У вас есть дочь.

Выражение лица Мориса Торнтона ожесточилось, и он поднял голову.

– Если вы здесь не из-за инвестиций, то мне не о чем с вами говорить.

– У меня шокирующие новости, – без вступления объявил он. – Сара жива.

Мужчина сел, даже не предложив сесть Николасу, открыл коробочку и извлек сигару.

– Вы похоронили мою невестку и ребенка моего брата. Вы ведь не опознавали тело?

Отец Сары оглядел комнату и только потом поднял глаза на Николаса.

– Нет. После крушения поезда прошло несколько недель, прежде чем меня известили, прислали тело и ее багаж. Глупая девчонка. Я похоронил ее рядом с ее матерью.

– Теперь понятно, почему вы не опознали ее.

Он все подробно рассказал Морису.

– Так что, вы видите, ваша дочь очень даже жива.

Мужчина откинулся в кресле и некоторое время так и сидел, потом поднялся и встал.

– У меня нет дочери. Для меня, для этого города Сара Торнтон умерла.

В эту самую секунду Николас понял, в какого человека он сам может превратиться.

И он понял еще кое-что. Он понял, почему молодая женщина была вынуждена уйти из дома и сесть в тот злосчастный поезд.

– Вы правы, – тихо произнес Николас, контролируя себя. – У вас нет дочери. Такой человек, как вы, не заслуживает дочери.

Жесткое выражение лица Мориса Торнтона не изменилось.

– Вы можете забрать тело, но сделайте это тихо.

– Я обязательно позабочусь об этом перед отъездом из города.

Через несколько дней Николас разговаривал с Милошем в своем кабинете.

– Я встречался с Морисом Торнтоном, – сказал Николас, устраиваясь в кресле и зажигая сигару.

Милош отрезал кончик своей сигары и взял у Николаса горящую спичку.

– Ты привез сюда тело Клэр?

Николас кивнул.

– Все эти месяцы Морис Торнтон считал свою дочь погибшей при крушении поезда. Тут прихожу я, сообщаю, что его дочь жива, а он недоволен, потому что правда ему неудобна. Он предпочел продолжать считать свою дочь умершей.

– Ты считал, что она сбежала из-за денег. Теперь тебе будет труднее разобраться в ее поступках.

– Мне кажется странным, что она в первую очередь продала браслет своей матери, – проговорил Николас. – Он так много значил для нее, а она продала его до наших драгоценностей.

– Действительно, это нелогично, – согласился Милош. – Ты уверен, что их не взяла Селия?

– Абсолютно. Кроме того, жена ювелира описала Сару.

Николас повторил описание.

– Ты когда-нибудь видел на ней вуаль, кроме панихиды? – спросил Милош.

– Нет.

Они курили и думали.

– Возможно, это была маскировка, – первым произнес Николас.

– Что такое?

– Джудит! – вскричал Николас, резко вскакивая с кресла.

– Актриса? Когда она могла украсть их?

– В тот день, когда была в доме и ждала Сару.

– Что ты теперь будешь делать?

– Я по-прежнему намерен найти ее. И Вильяма. Для матери.

Милош скептически на него посмотрел.

– Конечно, – понимающе произнес он. – Для матери.

– Мне приходили какие-нибудь сообщения? – разгоряченный и уставший, Николас ждал ответа.

Клерк за стойкой отеля «Голд» терпеливо проверил.

– Нет, сэр.

– Если мне придет телеграмма, неважно, в котором часу, будите меня.

– Хорошо, сэр.

Николас пересек элегантный холл и стал подниматься по лестнице.

Детектив из агентства Пинкертона сообщил ему, что следы Сары ведут в Форт Вейн, и если она не поехала дальше на запад, то они обнаружат ее местопребывание в течение дня или двух.

В комнате он снял пиджак и галстук и широко распахнул оба окна. Потом достал из кожаной папки несколько бумаг. Среди них было письмо Сары. Он бережно развернул его, словно это была любовная записка, и снова прочитал слова, которые знал почти наизусть.

Должно быть, сбегая из дома, отцу она тоже оставила письмо. Может быть, даже писала ему и после этого. Николас хорошо представлял, как Морис Торнтон выбрасывает эти письма, даже не распечатав.

Он не мог заснуть, думая о том, есть ли ей где переночевать.

Он сложил письмо и положил на прикроватную тумбочку. Потушив свет, он лег и уставился в темноту.

Где она сегодня? Какие мысли мучают ее и мешают заснуть? Сожаление? Стыд? Страх?

Она хотела сказать ему, писала она в письме. Это было недоразумение, она хотела прояснить его. Почему она этого не сделала?

Он приехал в больницу, уладив формальности и распорядившись относительно тела брата и их вещей. Впервые он увидел ее спящей. Она была такой маленькой и одинокой, с уже посветлевшими синяками на коже, такой бледной и нежной, как лепестки белой розы.

А когда он вернулся на следующий день, она ждала его. Она сидела в кресле на колесиках, которое он купил ей, одной рукой держала шляпку, а другой пыталась приколоть ее шпилькой к своим светлым волосам.

Дал ли он ей возможность рассказать?

Ее глаза, такие же огромные и такие же голубые, как летнее небо в Огайо, смотрели на него, когда он вошел и заметил крошечного младенца, которого считал сыном своего брата.

А что он сказал ей? Он сказал, что его мать ждет их, заверил, что у нее есть крыша над головой, и сообщил, что уже оплатил счет за пребывание в больнице.

Она спросила, сколько.

Она впервые увидела его и уже чувствовала себя обязанной ему за кресло, одежду, больничный счет. А он, как обычно, спешил, и ему не терпелось отправиться в путь.

Нет, он не дал ей возможности признаться.

Итак, она собиралась признаться во всем его матери, когда они окажутся дома. А что сделала его мать, увидев их двоих? Она тут же расплакалась и сказала, как они нужны ей. Вильям был ее утешением, бальзамом для ее раненой души. Сара поняла это и не смогла причинить ей еще большую боль, чем она уже испытала.

Он не знает, что сделал бы, если бы она рассказала ему в первый же день… или первую неделю… или первый месяц. С каждым днем Саре становилось все труднее и труднее рассказать правду.

Николас встал, обернул простыню вокруг талии и подошел к окну, наслаждаясь прохладным бризом, остужавшим его влажную кожу. Он был так жесток к Стефану. Он никогда не давал ему денег на то, чего не одобрял, он даже не позволял ему наслаждаться пребыванием дома, постоянно критикуя его и тем самым снова вынуждая уехать.

Только сейчас он понял всю тяжесть своей вины.

Слезы застилали ему взгляд. Несколько девушек в гостиничной униформе прошли по улице под желтым светом фонаря.

Почему он так одержим поисками Сары?

Он должен снова увидеть ее.

Почему? Потому что – Николас зажмурился и заглянул к себе в душу – он любит ее.

Глава девятнадцатая

Сара покормила Вильяма. Ханна, Мэтти и несколько других девушек стояли в прачечной.

– Ты выглядишь так, словно уже весь день проработала.

– Я себя и чувствую так же. – Сара повесила Вильяма себе за спину, как ее научила Ханна.

Ханна легонько коснулась Вильяма, и он радостно загукал.

– Сара, ты не позволишь сегодня поносить его?

– Хорошо.

Они разместили Вильяма за спиной у Ханны. Сара поцеловала его в щеку и коснулась его носа своим.

– Не берите четырнадцатую, я сама там уберусь, – попросила Ханна.

– Красавец гость? – поинтересовалась Мэтти.

– Чертовски красив, – подтвердила Ханна.

– И мы знаем, что он чертовски богат, раз остановился здесь, – заметила кто-то из горничных.

Все рассмеялись.

Жара и необходимость ждать не улучшали настроения Николаса. Он попросил воды, и вскоре в его дверь легонько постучали.

– Ваша вода, сэр.

– Спасибо.

Худенькая девушка с ребенком за спиной внесла ведро и перелила воду в позолоченный кувшин, стоявший рядом с тазиком.

– Что-нибудь еще? – спросила она.

– Нет, спасибо.

Он вручил ей монетку, и она покраснела. Широко улыбнувшись, она поблагодарила его и пожелала хорошего визита в Форт Вейн.

Он кивнул, поглощенный мыслями о Саре.

Она повернулась, чтобы уйти, и тут Николас увидел ребенка за ее спиной.

Светловолосый младенец смотрел на него широко распахнутыми голубыми глазами. Глазами Вильяма. Несколько секунд Николас ошарашено смотрел на ребенка. Этот ребенок немного больше Вильяма, но он не видел его уже несколько недель.

– Мисс, – позвал он девушку.

– Да, сэр?

– У вашего ребенка… у вашего ребенка очень красивые голубые глаза.

Она улыбнулась.

– Да, я тоже так думаю. Только это не мой ребенок.

Сердце у Николаса остановилось.

– Это ребенок одной из наших горничных.

– Что ж, он очень красивый. Как его зовут?

Она повернулась так, чтобы он мог видеть малыша.

– Вильям, – ответила она.

В полдень Сара вместе с остальными сидела на ступеньках черного хода и завтракала. У нее тридцать минут, чтобы они с Вильямом немного отдохнули и поели.

Ханна еще немного поиграла с Вильямом и, когда перерыв подошел к концу, помогла Саре устроить его за спиной.

Ей велели отнести воду в четырнадцатую. Она взяла ведра и поспешила к гостю. Постучалась.

– Войдите, – раздался приглушенный голос.

– Ваша вода. – Она прошла в комнату и наполнила водой медную ванну, стоявшую за ширмой в гардеробной. Она вышла в коридор и вернулась с полотенцами.

– Волосы у него начинают виться, как у тебя.

Она задрожала.

Николас!

Сердце бешено застучало, а дыхание остановилось. Она попыталась убежать, но он оказался быстрее и сильнее. Он схватил ее за руку.

– Сара.

Она стыдливо отвела глаза.

– Сара, пожалуйста, – произнес он. Ее имя, слетевшее с его губ, взволновало ее. – Я не знаю, как сказать тебе то, что должен сказать, – произнес он голосом, слишком мягким для человека, которого обманули.

Она покачала головой, сглотнув свой страх и мрачные предчувствия.

– Ты ненавидишь меня за то, что я лгала тебе. Я не виню тебя. – Она взяла себя в руки. – Не надо держать меня. Я не убегу.

Он отпустил ее руку.

– Как ты меня нашел?

– Детектив из агентства Пинкертон проследил твой путь до Форт Вейн.

Они так и стояли на том месте, где он остановил ее.

– Давай сядем, – предложил он.

Она неохотно последовала за ним в комнату.

– Я должна вернуться в прачечную.

– Нет, не должна, – возразил он. – Я попросил миссис Харгроув прислать тебя сюда и сообщил ей, что ты больше у нее не работаешь.

Паника охватила Сару. Она так дорожила своим местом. Она так старалась. А теперь за несколько считанных минут он лишил ее работы.

– Что ты сделал? – Слезы застлали ей глаза. – Это наша жизнь, и ты не имеешь права разрушать ее.

– Имею.

– Да, действительно, имеешь, – прошептала она, слишком уставшая от собственной беззащитности. – Зачем ты приехал? – спросила она, сама удивившись своему безжизненному голосу.

Он поднял на нее глаза.

– Я не позволю тебе забрать его, – теперь у нее в голосе появились истерические нотки. – Он не сын Стефана, теперь ты это знаешь.

– Сара, нет. – Он накрыл ей руку своей рукой. – Нет, я приехал не для того, чтобы забрать у тебя Вильяма.

– Поклянись.

– Клянусь. Я думал, ты захочешь узнать, что Клэр похоронена возле Стефана.

– Ты нашел тело? – с облегчением произнесла она.

Он кивнул.

– Ее похоронили как Сару Торнтон.

Так она и думала. Значит, пришлось связаться с ее отцом.

– Твой отец похоронил ее рядом с твоей матерью.

Она кивнула, еле сдержав слезы.

– Он думал, я умерла?

Николас кивком согласился.

– А теперь?

– Он разрешил мне забрать тело.

Слова, которых он не сказал, были для нее такими же ясными, как и те, что он произнес.

– Ты писал ему?

– Я встречался с ним.

Она закрыла глаза, представив себе эту встречу.

– Уверена, это было очень поучительно.

– Да, там я понял нечто важное.

– И что же ты понял? – Она боялась его ответа, но не спросить было еще хуже.

– Я понял, что виноват перед братом. Я ненавидел Стефана за то, что он не помогал мне, – признался он. – Я нес все эти обязанности на фабрике многие годы, чтобы он смог получить образование. Я ожидал, что он оценит это и тоже, в свою очередь, пожертвует чем-нибудь ради меня. А когда он этого не сделал, я разозлился на него. И моя злость росла и росла.

– А теперь просто прости его, – посоветовала она.

Он внимательно посмотрел на нее. Вильям сопел во сне.

– Просто простить, – повторил он. Она кивнула.

Ноги перестали держать Николаса, и он снова опустился на край кровати.

– Хорошо, – он выдохнул, – я прощаю его.

За все те месяцы, что она знала Николаса, она никогда не видела его таким открытым.

– Если можешь, прости меня за мой обман. Я хотела все рассказать тебе, – произнесла она. – Я с самого начала хотела рассказать. Но не смогла. И чем дольше я тянула, тем труднее это становилось.

– Я помню, как впервые смотрел на тебя в карете, – начал он, словно не слыша ее объяснений. – С той минуты мне хотелось прикоснуться к твоим волосам. Я ругал себя за чувства, которые к тебе испытывал. Я считал тебя женой Стефана. И я хотел тебя.

Щеки у нее порозовели.

– У тебя были висячие жемчужные сережки. Где они?

– Я продала их.

Печаль пробежала по его лицу. Он встал, взял ее за руку, и что-то вложил ей в ладонь.

Она разжала пальцы и увидела изумрудный браслет своей матери.

– Зачем ты сделал это?

– Я знал, как много он для тебя значит. Единственное, что я… прошу… правду… о твоем отъезде. Почему именно в тот день? Почему именно так?

– Джудит, – ответила она.

Ярость вспыхнула в глубине его карих глаз.

– Она хотела, чтобы я отдала ей этот браслет или взяла деньги у вас, чтобы она не рассказала вам, что знала настоящую Клэр.

– Значит, из-за этого ты уехала?

– Нет. Я уехала потому, что не должна была быть там. Я никогда не должна была оставаться у вас. Я обещаю, что верну каждый пенни за еду и одежду.

– Сара!

– Да?

– Ты мне ничего не должна.

Она разжала кулак и посмотрела на браслет.

– Но…

Он перебил ее, прикоснувшись пальцем к ее губам.

– Это подарок.

– Я не понимаю.

Он обнял ее, поднес ее пальцы к губам и поцеловал.

– Возвращайся, Сара. Пожалуйста. Поехали со мной домой.

Ей вдруг на секунду показалось, что все возможно. Если бы она была мечтательницей, то поверила бы. Но она реалистка.

– Почему? – спросила она. – Почему я должна с тобой ехать? Почему ты меня об этом просишь?

Глава двадцатая

Ее серьезный вид, надежда в этих грустных голубых глазах разрывали ему сердце. Потому что я не хочу, чтобы ты в чем-либо нуждалась. Потому что не могу видеть тебя грустной и одинокой. Потому что ты нужна мне.

– Потому что ты нужна моей матери.

Она не смогла скрыть разочарования.

– Понятно.

– Сара.

Она подняла на него свои огромные голубые глаза.

– Я хочу, чтобы ты вернулась. – Он встал и подошел к ней. – Ты нужна мне.

Одинокая слеза покатилась у нее по щеке. Он поймал ее большим пальцем.

Несколько локонов выбились из-под форменной белой шапочки. Он взял один из них, расправил и поцеловал.

Губы у нее раскрылись, на шее затрепетала жилка. По щеке медленно поползла слезинка.

Николас наклонился и поймал ее языком. Она оказалась солоноватой. С такого расстояния он мог чувствовать запах волос Сары, ее разгоряченной кожи.

– Почему ты плачешь?

– Потому что я не думала, что когда-нибудь снова увижу тебя. Потому что не думала, что ты сможешь не возненавидеть меня. Ведь это так?

– Так.

– Ты самый великодушный человек на свете.

– Ты была высокого мнения о Стефане.

– Стефан был добрым и щедрым. Ты тоже такой. Но еще ты надежный и трудолюбивый.

Ты забыл про свои мечты, про себя ради своих близких.

– Думаю, у меня остались кое-какие мечты. – Он прикоснулся ладонью к нежной коже ее щеки и приблизил ее лицо к своему лицу. Она не сопротивлялась, она ответила на его поцелуй.

Он целовал ее нежно, нежно и бережно.

Сара обняла его за плечи, зарылась пальцами в его волосы и крепко прижалась губами к его губам. Похоже, ей нужна не только нежность.

Николас обнимал ее и наслаждался.

– Сара, – проговорил он, касаясь губами ее губ. Сара никогда не любила Стефана. Она не была его женой. Она не была ничьей женой.

Она отстранилась.

– Ты любишь кого-нибудь еще? – Может быть, она все еще любит отца Вильяма?

– Нет, – тихо ответила она, – никого.

– Возвращайся со мной. Пожалуйста.

– Почему ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

– Я хочу, чтобы ты всегда была со мной – вот причина. Ты нужна мне.

Она положила ему руки на грудь.

– Откуда ты знаешь, что я не притворяюсь для того, чтобы ты содержал меня?

Он накрыл ей руки своими руками.

– Я знаю.

– Откуда?

– Некоторые вещи просто невозможно сыграть, – произнес он.

– Не меньше дюжины раз ты говорил мне, как сильно хочешь меня, – произнесла она, откидываясь в его объятиях, чтобы видеть его лицо.

Он знал, что она может чувствовать биение его сердца под своими ладонями.

– Но дело в том, что хотеть меня, нуждаться во мне, этого недостаточно. Однажды меня уже обманули. Я всем сердцем люблю Вильяма, но я не повторю своих ошибок. Я не сделаю этого ради своего сына, ради самой себя.

Несколько секунд он пристально смотрел на нее, вникая в смысл ее слов. Он сказал ей, что хочет ее. Он знает, что она хочет его. Но только сейчас он понял, почему она нужна ему.

– Мне этого тоже недостаточно, – вслух проговорил он.

Ее светлые брови вопросительно изогнулись.

– Я грубый настойчивый дурак, – произнес он. – Я не принимаю отказа. До встречи с тобой я знал, чего хочу, и не думал, что мне что-нибудь еще нужно в этой жизни. Потребность в тебе не вязалась с моим представлением о самом себе. Это было… как слабость. А я ненавижу быть слабым.

Она подняла руку к его лицу. Николас поймал ее и приложил ладонь к своей щеке.

– Ты нужна мне, Сара, потому что я люблю тебя.

Глаза у нее наполнились слезами.

– Ты даже не знаешь меня, – дрожащим голосом напомнила она. – Ты не знаешь настоящей Сары.

– Знаю, – заверил он. – Я знаю Сару, которая больше всего на свете любит своего сына. Я знаю Сару, которая умеет сострадать. Сару трудолюбивую, способную ладить с людьми и бороться с жизненными невзгодами, легко управлять хозяйством. Сару, которая строго судит себя, Сару, которая нужна семейству Холлидеев.

Он крепко прижал ее к себе.

– И я знаю Сару, страстную и отзывчивую, способную подарить свою любовь мужчине, который это оценит.

– Николас, – прошептала она. – Ты уверен?

– Уверен, – убежденно ответил он.

Сара улыбнулась. Улыбнулась только для него улыбкой, которую он страстно хотел увидеть.

– Выходи за меня замуж, Сара. Всю свою жизнь я буду делать тебя счастливой.

– Это не будет трудно, – произнесла она, – твоя любовь уже счастье для меня.

– Нет, – возразил он, целуя ее в шею, – с этого момента ты будешь еще счастливее.

Она обхватила ладонями его лицо и произнесла:

– Я люблю тебя, Николас.

Пахнущая фиалками Леда обняла Сару.

– Ты так хорошо выглядишь в этом платье, – заметила она, оценив светло-зеленое платье Сары. – Я знала, что тебе пойдет этот цвет.

– Спасибо, что заказали его для меня, – поблагодарила Сара. – И спасибо за то, что одолжили мне свое ожерелье.

Сара прикоснулась к изумрудам у себя на груди.

– Мне нравится видеть тебя с красивыми украшениями, – произнесла Леда. – Я хочу, чтобы ты оставила их себе.

– Но я не могу…

– Ожерелье подходит к браслету твоей матери. Теперь у тебя будут изумруды от обеих матерей.

– Я буду беречь его.

Николас в белой рубашке, черном костюме и галстуке подошел к Саре и обнял ее за талию.

– Счастливы ли мои самые любимые женщины?

– Очень, – заверила его Сара.

– Вы потрясающе выглядите вместе, – заметила его мать. – Николас темный, а ты светлая. Я не смогла бы желать для своего сына лучшей жены.

Он усмехнулся.

– Почти все гости разошлись, – сказал он и добавил: – Некоторые удивились, что я так быстро женился на жене своего брата, но, похоже, никого не смутило, что ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Сарой.

– У некоторых народов принято, что мужчина обязан жениться на вдове своего брата, – сказала Леда. – Даже в наше время очень часто заключаются такие удобные браки.

– Да, наш брак очень удобен, – согласился Николас. – Сара любит меня, а я схожу по ней с ума.

Он обнял ее, и тут Сара заметила мать Клэр.

– Селия отлично выглядит, не правда ли? – заметила Сара.

– Ни капли шампанского, – отозвался Николас.

– Все же я волнуюсь за нее, – произнесла Сара. – У нее нет друзей и очень мало интересов.

– Меня Селия тоже беспокоит. Но я решил эту проблему.

– Как? – спросила Сара, и обе женщины с интересом посмотрели на него.

– Я нанял для нее компаньонку.

Сара с Ледой обменялись удивленными взглядами.

– И у Вильяма тоже будет компаньонка.

– Но у Вильяма есть миссис Трент, – напомнила Леда.

– Это будет подружка, а не няня, – пояснил он.

Леда уставилась на Сару и только покачала головой.

– Я не представляю, о чем он говорит. Кто такая миссис Роуз?

– Сейчас увидите.

Николас открыл дверь и провел в комнату девушку с ребенком на руках. Сара сразу узнала ее.

– Ханна!

Ханна поспешила к Саре и обняла ее.

– Николас, так вот кого ты нанял в компаньонки Селии, – уточнила Сара.

Он кивнул.

Она рассказывала ему о Ханне, о том, как она потеряла мужа, о том, что была вынуждена оставлять своего ребенка с сестрой.

– О, Николас, – крепко обняла она его, – ты замечательный.

Он тоже обнял ее и улыбнулся.

– Мама, ты не могла бы проследить, чтобы миссис Роуз устроилась?

– Зовите меня Ханна, пожалуйста, – предложила девушка.

– Идемте, дорогая, – позвала Леда.

Николас взял Сару за руку.

– Тебе нужно проверить Вильяма?

– Он устал и проспит до утра. Он очень доволен, что вернулся в свою кроватку.

– Тогда ты вся моя, – сказал Николас. – Теперь, когда ты моя жена, я могу сказать тебе, как сильно я хочу тебя, могу показать, как сильно я хочу тебя, – он прижал ее к себе, – как сильно я люблю тебя.

Эпилог

Мэхонинг Вэлли, Огайо

Июль 1870

Сара положила восьминедельного Харриса Темплтона Холлидея в коляску, стоявшую в тени, и обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вильям бежит по поросшему травой склону в сторону аттракционов.

Николас поймал его и отнес туда, где Сара расстелила стеганое одеяло.

– Думаю, твоя мама хочет, чтобы ты вздремнул, – произнес Николас, взбегая по склону холма и раскачивая смеющегося Вильяма.

– Он никогда не заснет, если вы будете трясти его вместе со съеденным завтраком, – заметила Ханна с соседнего одеяла.

– Ложись там, рядом с Амандой, – нежно, но твердо сказал Николас, вручая его Ханне.

– Поцелуй, папа! – попросил Вильям, раскрывая полные ручки навстречу Николасу.

Николас чмокнул его в щеку и взъерошил пшеничного цвета волосики.

– Тебе тоже нужно отдохнуть, – посоветовал он Саре, обнимая ее и глядя на сына.

– Я в порядке, – ответила она, откидываясь назад в его сильных руках.

К ним подошел загоревший на полуденном солнце Милош в рубашке с закатанными рукавами.

– Как малыш?

– Такой же милый и спокойный, как его отец, – ответила Сара с улыбкой.

– И внешне похож на него, – согласился Милош.

– Да, он очень красивый, – подтвердила она.

– Аманда спит?

И Вильям, и Аманда уснули. Его светлые локоны контрастировали с ее прямыми черными волосами. Ханна взглянула на Милоша, затем на своих хозяев и покраснела.

– Мы посидим с Амандой, пока она спит, – заверил ее Николас. – Идите развлекайтесь.

Ханна благодарно улыбнулась и встала.

– Я приду за тобой, когда начнется перетягивание каната, – пообещал Николасу Милош.

– Вот увидишь, в этом году я выиграю, – ответил Николас.

Милош усмехнулся, и они с Ханной пошли к аттракционам.

– Ты не видела маму? – спросил Николас.

– Видела. Она вместе с другими любительницами рукоделия слушает лекции консультанта.

– Консультант? Кто же это?

– Мастер своего дела – художник по костюмам и одеялам.

– Все, понял. Селия учит их стегать одеяла.

– Точно. Она сразила их еще тогда, когда прошлой весной сшила свадебное платье для дочери одного из рабочих.

Николас лег на одеяло, подперев голову рукой.

– У меня для тебя сюрприз.

– Что же это такое?

– Думаю, меня нужно поцеловать, чтобы я вспомнил.

Она коснулась губами его губ и нежно поцеловала.

– Помогло?

– Пожалуй, нужно еще раз.

Она снова поцеловала его. Он улыбнулся.

– Ну что же это?

– Этой осенью мы едем в Виргинию к Клейманам.

– О, Николас, это будет замечательно! Это деловая поездка?

– Частично. Мы можем взять миссис Трент, тогда у тебя будет больше времени для общения с Кэтрин.

– Как здорово! Я буду с нетерпением ждать. – Сара радостно улыбнулась.

Что-то у него в сердце потеплело и расцвело… так происходило всегда, когда Сара улыбалась.

Примечания

1

Бомбазин – шелковая ткань, обычно черного.

(обратно)

2

Крибидж – карточная игра.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Эпилог X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?