«В поисках любви»

От автора

В 1805 году, когда между Францией и Англией было заключено временное перемирие, в Англии процветал шпионаж в пользу Бонапарта.

Контрабандисты промышляли тем, что перевозили шпионов через Ла-Манш.

Многие проживавшие в Лондоне французские политические эмигранты из тех, кто уехал после Великой Французской революции, сочли, что шпионаж в пользу родины может служить неплохим источником пополнения довольно скудного пособия.

По всей Европе прокатилась волна слухов и ложных донесений о том, что объявленное перемирие будет для Бонапарта лишь передышкой перед вторжением на Британские острова.

Все это привело к так называемой «охоте на ведьм»и в Уайт-холле, и в самых глухих провинциях.

Глава 1

1803 год

— Вы уверены, что я вам не понадоблюсь, мисс Гильда?

— Все в порядке, миссис Хьюлет. Не беспокойтесь обо мне. Надеюсь, свадьба будет веселой!

— Я в этом абсолютно уверена, мисс. Я так рада за нашу Эмили! Она действительно заслуживает счастья. У нее просто очаровательный жених!

Гильда улыбнулась. Она прекрасно понимала: больше всего миссис Хьюлет рада тому, что ей не придется теперь содержать свою племянницу. Именно по этой причине жених Эмили казался ей столь очаровательным.

Миссис Хьюлет была женщина хозяйственная и заботливая. Если бы не ее внимание и сердечность, неизвестно, что стало бы с Гильдой после смерти отца.

— Прошу вас, ничего не делайте. Посуду не мойте, я все уберу в понедельник, когда вернусь, — говорила миссис Хьюлет. — Не утомляйте себя. Постарайтесь как можно больше отдыхать.

Гильда подумала, что именно этим она и занимается все последнее время. Что же касается мытья посуды, то после ее скромной трапезы практически нечего мыть, даже если она будет копить все до понедельника.

Но вспух она ничего не сказала, так как знала, что спорить с миссис Хьюлет бесполезно. Это только расстроит ее и даст повод для беспокойства на все то время, что она будет на свадьбе племянницы.

Тем временем, хоть на улице и было тепло, миссис Хьюлет натянула на себя шерстяное пальто, взяла в руки плетеную корзинку, которую всегда носила с собой, и, в последний раз оглядев кухню, подняла дверную щеколду.

— Ну, мисс, желаю всего хорошего, — сказала она на прощание. — Я вернусь в понедельник днем, если экипаж будет подан вовремя, что, по правде говоря, случается довольно редко!

Когда дверь закрылась, Гильда вздохнула с облегчением. Она вышла из кухни и направилась по коридору к парадному ходу.

Небольшой особняк, в котором родилась и выросла Гильда, когда-то был уютным и удобным для маленькой семьи: родителей Гильды, ее сестры и для нее самой.

Однако теперь, когда Гильда осталась одна, дом казался ей просто огромным. С тех пор, как умер отец, девушка не раз подумывала о том, чтобы продать особняк и переехать в более скромный коттедж.

Эта мысль казалась вполне разумной. Однако Гильде невыносимо было думать о том, что тогда придется расстаться и с мебелью, которую она любила еще с детства. Эта обстановка была частью ее самой, и, возможно, единственным, что у нее осталось.

Рабочий стол отца, мамин туалетный столик, украшенный мозаикой, книжный шкаф красного дерева — все эти вещи были словно старые друзья. Без них Гильда чувствовала бы себя еще более одинокой, чем сейчас.

Тем не менее приходилось смотреть правде в глаза. Если ей не удастся найти дополнительный источник дохода, вскоре у Гильды не останется денег даже на еду.

Пенсию отца перестали выплачивать сразу же после его смерти.

Отец Гильды служил в гренадерском полку.

Пенсия генерал-майора позволяла им существовать довольно сносно до тех пор, пока отец не начинал увлекаться разного рода инвестициями и акциями.

Увы! Финансист из бывшего генерала оказался никакой.

Компании, в которые он вкладывал средства, либо выплачивали смехотворно низкий процент, либо вовсе разорялись.

И теперь у Гильды не осталось ничего, кроме небольшого дохода от приданого матери. В брачном контракте было оговорено, что эти деньги могут быть израсходованы только на воспитание детей.

Гильда часто думала о том, что она будет делать, если сестра потребует свою долю.

С тех пор как Элоиза поселилась у своей крестной в Лондоне, она не проявляла никакого интереса к своим бедным родственникам. Гильде даже казалось, что сестра их стесняется.

…Гильда сидела за отцовским письменным столом, склонившись над блокнотом, в котором делала пометки о расходах.

Траты были довольно существенными, несмотря на то что она пыталась экономить практически на всем: еде, одежде, собственных нуждах.

Гильда уже было совсем решила отказаться от услуг миссис Хьюлет, но стоило ей только заикнуться об этом, как добрая женщина пришла в жуткое волнение, словно ее оскорбили, и предложила работать бесплатно.

— Я тружусь здесь второй десяток пет, — сказала она, — и если вы думаете, мисс Гильда, что сможете обходиться без меня, вы сильно ошибаетесь! Ваша матушка перевернулась бы в гробу, если б услышала подобный вздор!

Миссис Хьюлет возмущалась и ворчала довольно долго, и в конце концов Гильда сама утвердилась в мысли, что без темпераментной, добросердечной компаньонки ей будет совсем тоскливо и одиноко.

И правда, в последнее время, кроме миссис Хьюлет, Гильда общалась лишь с глуховатым престарелым викарием и садовником Гиббсом.

Старый садовник уже давно не работал в саду, но любил навестить места, где ему приходилось прежде трудиться. Бедняге было грустно видеть, как плоды его труда гибнут от обилия сорняков и отсутствия ухода.

Гильда вписала в блокнот последние затраты, подсчитала все еще раз и снова убедилась, что расходы слишком велики.

«Что же мне делать?»— спрашивала она себя, размышляя над тем, как бы самой заработать денег.

По сравнению с многими девушками ее возраста у Гильды было превосходное образование.

Об этом позаботилась ее матушка, уроженка Корнуолла, чья семья долгое время занимала видное положение в графстве.

Однако, как считала сама Гильда, то обстоятельство, что ее деды и прадеды веками занимались юриспруденцией, вовсе не способствовало формированию у нее коммерческого мышления.

Отец Гильды также был человеком умным и образованным.

Когда он был жив, их дом всегда был попон гостей. Бывшие военные, старые друзья отца, часто говорили Гильде о том, что никто не умеет так искусно расположить войска или сформировать тактику боя, как ее отец.

— Ваш отец способен нанести врагу максимальный урон при минимальных потерях, — сказал ей как-то один офицер.

Сейчас Гильда понимала, насколько это была высокая похвала, но, увы, военный талант отца ныне никак не решал ее насущных проблем.

— Мне нужно что-нибудь придумать! — воскликнула девушка и, поднявшись из-за стола, подошла к окну.

Дом стоял недалеко от проселочной дороги, в миле от деревни. Гильда выглянула на улицу. Дорожка до обветшалых, полуразвалившихся ворот была некогда усыпана гравием — теперь здесь господствовали сорняки. Впрочем, с этим девушка все равно ничего не могла поделать.

Переведя взгляд, она залюбовалась бледно-желтыми нарциссами, что распустились под ветвистыми, замшелыми деревьями, посмотрела в восхищении на лилии, чьи белые и пурпурные бутоны должны были вот-вот раскрыться, на куст миндаля, который через несколько дней будет усыпан сказочно-прекрасными светло-розовыми цветами.

«Если бы я только умела рисовать! — подумала девушка. — О! Я непременно нарисовала бы этот дивный пейзаж. И кто бы отказался его приобрести?»

Но Гильда не мота купить ни краски, ни холст, и значит, ей единственной суждено любоваться этой очаровательной картиной ранней весны.

Гильда улыбнулась. Казалось, сама природа зовет ее к себе. Что же, подсчеты могут подождать, а сад — нет.

В саду есть над чем поработать, и не только в цветнике. Прежде всего необходимо заняться овощными грядками Единственная возможность прокормиться зимой — запастись овощами впрок.

И все-таки сначала Гильде очень хотелось полюбоваться вблизи белыми лилиями, которые так любила ее мама. Мама всегда ставила букеты в комнатах, и дивный запах еще долго витал в прозрачном воздухе.

При этом воспоминании на губах девушки заиграла улыбка. Гильда уже собралась выйти в сад, как вдруг ее взгляд упал на подъездную дорожку, и она замерла от неожиданности: в ворота въезжал экипаж, запряженный парой холеных лошадей.

На козлах сидел кучер в ливрее и высокой фуражке с кокардой, подле него восседал лакей.

Ни у одного человека в округе из тех, что могли позволить себе такой экипаж и слуг, не было повода заезжать сюда, и Гильда решила, что произошла ошибка: кто-то, наверное, перепутал дом.

Когда лошади подъехали ближе, Гильда получше разглядела украшенный гербами элегантный экипаж.

«Здесь какая-то ошибка, — снова сказала она себе. — Я должна выйти предупредить их».

Она машинально поправила прическу, оглядела себя в зеркале и осталась недовольна: платье было старое-престарое и настолько застиранное, что давно утратило первоначальный цвет и здорово подсело.

А впрочем — какая разница? Ведь гости приехали не к ней.

В дверь постучали, и смущение сменилось любопытством.

На пороге стоял лакей в роскошной ливрее, украшенной серебряными пуговицами.

Не спрашивая, чей это дом, он повернулся и открыл дверцу кареты.

Увидев выходящую из экипажа даму, Гильда обомлела и растерялась окончательно: к ней направлялась прелестная молодая женщина в легком голубом платье из тончайшего щелка и в шляпке, украшенной страусовыми перьями.

— Луиза! — не веря своим глазам, воскликнула Гильда, и тут же поправилась:

— Элоиза!

После того, как сестра переехала в Лондон, она несколько изменила свое имя, полагая, что новый вариант звучит более аристократичным.

Сестра написала отцу и просила впредь адресовать ей письма только как Элоизе.

— Ах, как я рада тебя видеть! — воскликнула Гильда. — Но почему же ты не предупредила о своем приезде?

Элоиза слегка наклонилась, подставив щеку для поцелуя.

— Я сама не была уверена, что приеду, до самой последней минуты, — ответила она и повернулась к лакею:

— Отнесите мои вещи наверх, Джеймс. Я жду вас обратно в понедельник утром. Не опаздывайте. Вы все помяли?

Голос сестры звучал властно и не допускал никаких возражений.

— Да, мисс, — поклонился лакей, и тут же принялся вытаскивать из багажного отделения вещи.

Гильда хотела было сказать лакею, в какую комнату их отнести, но Элоиза опередила ее:

— Мамина комната самая удобная, я расположусь в ней. Попроси кого-нибудь проводить лакея.

— Но… Элоиза… у миссис Хьюлет сегодня выходной.

— Тогда тебе придется самой проводить его, — пожала плечами Элоиза. — И проверь, чтобы распаковал все чемоданы.

— Хорошо, — кивнула Гильда.

Элоиза прошла в гостиную, оставив Гильду дожидаться в прихожей, пока Джеймс внесет вещи в дом.

Когда с переноской багажа было покончено, Гильда быстро поднялась по лестнице и открыла дверь в комнату, в которой когда-то жила их мать. Девушка торопливо раздвинула шторы и открыла окно.

Спальня была чистой: миссис Хьюлет постоянно прибирала все комнаты, не важно, жил в них кто-нибудь сейчас или нет.

— Сюда, мисс? — спросил лакей, ставя чемоданы возле двери.

— Да, благодарю вас, — кивнула Гильда, решив, что, если Элоизе будет неудобно, она сама переставит все по собственному усмотрению.

Лакей окинул пренебрежительным взглядом скромную обстановку, словно сравнивая ее с той роскошью, в которой ему посчастливилось служить.

Внезапно он улыбнулся:

— Так приятно вновь оказаться за городом, мисс! Я сам вырос на ферме и порой скучаю по сельским местам.

— Да, я понимаю вас, — улыбнулась в ответ Гильда. — Наверное, в Лондоне сейчас жара и духота.

— Да мисс, а зимой — сырость и слякоть.

Всего хорошего, мисс!

Он снова улыбнулся, и до Гильды донесся звук удаляющихся шагов.

Девушка подумала, что сестра, наверное, с нетерпением ждет ее, и поспешила спуститься вниз.

Когда она была в холле, экипаж уже отъезжал. Гильда вошла в гостиную, где ее ждала сестра.

— Я так рада видеть тебя, Элоиза! — воскликнула она. — Но почему ты решила приехать?

Сестра сняла шляпку, и Гильда увидела голубую ленту, обвившую непослушные золотистые кудри и обрамляющую прелестный лобик.

Элегантное платье еще больше подчеркивало ее хрупкость!

— Ты выглядишь прекрасно… просто прекрасно! — восхищенно произнесла Гильда.

— Я рада, что ты так думаешь, — улыбнулась Элоиза. — Я приехала сюда как раз для того, чтобы кто-нибудь мне об этом сказал.

Гильда недоуменно посмотрела на сестру, и Элоиза пояснила:

— Я убежала. Растворилась в воздухе. Но вопрос в том, будет ли он переживать из-за того, что случилось со мной или нет?

Гильда опустилась на краешек кресла напротив дивана, на котором сидела сестра.

— Ты говоришь загадками, — улыбнулась она. — Объясни же мне, что случилось.

Элоиза коротко рассмеялась.

— Все очень просто. Мне нужно устроить проверку одному джентльмену. Я решила, что внезапный отъезд — наилучший способ заставить его беспокоиться.

— Ах, Элоиза, это воистину восхитительно!

А как, по-твоему, поступит этот джентльмен, когда узнает, что ты исчезла?

— В том-то все и дело, — ответила Элоиза. — Сегодня днем мы собирались поехать к нему домой в Рейнлаг. Там устраивается грандиозный прием. Я уверена, его замучают вопросами о причинах моего отсутствия.

— А ты сказала ему, где тебя искать? — поинтересовалась Гильда.

— Конечно нет. Какие глупости! Я просто взяла и исчезла!

— Ах, Элоиза, какая ты смелая! — воскликнула Гильда. — Но разве твоя крестная не сообщит ему, где ты?

— Я не оставила ему ни малейшего шанса, — покачала головой Элоиза. — Я написала крестной записку, горничная прочтет ей, как только она проснется.

Гильда удивленно посмотрела на сестру, и Элоиза пояснила:

— Я забыла тебе сказать, что у ее светлости не все в порядке со зрением. Она практически ослепла.

— Ослепла! — всплеснула руками Гильда. — Какой ужас! Но почему?

— Доктора говорят, что это временная потеря зрения. Правда, сама я их всех считаю редкостными глупцами, — нетерпеливо объяснила Элоиза. — Крестной на глаза наложили повязку, и теперь она не может читать. Это входит в мои обязанности. Должна тебе сказать, это очень утомительно!

— Как мне ее жаль!

— Пожалей лучше меня, мне это нужнее, — проговорила Элоиза. — Ах, Гильда, если мой авантюрный план сорвется, я буду в отчаянии!

— Ты так… любишь этого… джентльмена? — поинтересовалась Гильда.

— Люблю? — переспросила недоуменно Элоиза. — Любовь тут абсолютно ни при чем.

Но я мечтаю стать маркизой Стэвертон!

— Так зовут джентльмена, от которого ты прячешься? — догадалась Гильда.

— Разумеется! — фыркнула Элоиза. — Гильда, милочка, не задавай глупых вопросов. Постарайся понять, что происходит. Он ухаживает за мной более месяца. Я ждала. Две недели назад мне показалось, что он готов сделать мне предложение, но…

— Что-нибудь случилось? — перебила Гильда.

— Он осыпал меня комплиментами, посылал цветы, возил кататься, устраивал в мою честь приемы…

Сестра мечтательно посмотрела в пространство.

— Он даже танцевал со мной дважды! Ты и представить себе не можешь, какая это честь!

Сам он ненавидит танцы. Тогда я и решила, что вот-вот его заполучу. Но слов, которые я так ждала, он до сих пор не произнес.

Гильда всплеснула руками.

— Ах, Элоиза, представляю, как ты разочарована!

— Разочарована — и весьма, — подтвердила сестра. — У меня дюжина поклонников, но ни один не может сравниться с маркизом!

— Расскажи мне о нем.

Элоиза вздохнула:

— Он один из самых состоятельных людей лондонского света. Близкий друг принца Уэльского. Самый блистательный франт и щеголь, хотя не очень любит, когда его так называют. А какое у него огромное состояние! Ах, Гильда, поверь, я не могу тебе описать всех его достоинств!

— Почему же он до сих пор не женился?

— А зачем? — пожала плечами Элоиза. — Любая девушка в Лондоне мечтает, чтобы он обратил на нее внимание, а любая замужняя женщина счастлива оказаться в его объятиях!

Слова сестры несколько шокировали Гильду, и Элоиза саркастически усмехнулась:

— Он не так глуп, чтобы вступать в связь с незамужними. Его могут заставить жениться!

Тон сестры не понравился Гильде: Элоиза говорила резко, даже раздраженно.

— Должно быть, маркиз искан женщину, в которую можно влюбиться, — несколько неуверенно предположила Гильда. — Может быть, ты как раз оказалась ею?

— Я почувствовала это с первой минуты! — кивнула Элоиза. — Но он никак не решится мне об этом сказать.

— И ты подумала, что твое внезапное исчезновение заставит его понять, как он тобой дорожит?

— На это я и рассчитываю, — ответила Элоиза. — Да он просто обязан это понять, черт его побери!

Гильда слегка поморщилась, услышав, что сестра употребляет такие крепкие выражения, и она поспешила перевести разговор на другое.

— Извини, я не предложила тебе с дороги ничего прохладительного.

— Да, я действительно хочу пить, — кивнула Элоиза. — В этом убогом месте можно раздобыть немного вина?

На мгновение Гильда остолбенела.

— Должно быть, в погребе найдется бутылка красного. По правде говоря, я не заглядывала туда с тех пор, как умер отец.

— Разумеется, не заглядывала, — сказала Элоиза. — Не могу представить, чтобы ты пила что-нибудь, кроме воды и молока.

Ее замечание совсем не звучало комплиментом.

— Если хочешь, — предложила Гильда, — г я налью тебе чаю.

— Придется удовольствоваться чаем, если больше ничего нет, — проворчала Элоиза. — Кстати, уже почти час дня, время ленча. Надеюсь, у тебя найдется что-нибудь перекусить?

— Есть свежие яйца, можно сделать омлет.

Могу предложить тебе немного холодной ветчины, сын миссис Хьюлет делает ее сам.

Элоиза сморщила носик.

— Не слишком аппетитно звучит. Лучше приготовь омлет. Если все равно ничего больше нет, утешимся тем, что диета благотворно влияет на фигуру.

Гильда молча взяла с кресла брошенную Элоизой дорожную пелерину и понесла ее в холл, чтобы повесить в старинный дубовый шкаф, где хранились на вешалках два отцовских плаща и ее собственное изрядно потрепанное манто, которое девушка надевала, когда наступили холода.

Пелерина Элоизы источала дивный аромат духов, несомненно привезенных из Парижа.

Повесив пелерину, Гильда поспешила на кухню готовить сестре омлет.

Ей не понадобилось много времени, чтобы разжечь огонь, поставить на плиту чайник и сковородку.

В кладовой осталось всего три яйца. Гильда напомнила себе, что завтра с утра надо сходить на ферму взять еще яиц.

На кухню вошла Элоиза, и Гильда снова с невольным восхищением подумала, как же она хороша. Модно уложенные золотистые волосы, большие голубые глаза — настоящая богиня Весны.

— Здесь ничего не изменилось, — недовольно произнесла Элоиза. — Я уже и забыла, насколько тут тесно. Такой старый дом! Как ты можешь здесь жить?

— У меня нет выбора, — ответила Гильда. — По правде говоря, я давно подумываю о том, чтобы продать этот дом: мне не по карману жить даже здесь.

Гильда заметила, как насторожилась Элоиза: видимо, испугалась, что сестра попросит денег.

— Отец что-нибудь тебе оставил? — спросила Элоиза минуту спустя.

— Пенсию перестали выплачивать сразу же как он умер, — ответила Гильда. — Если бы была жива мама, она, вероятно, имела бы право на его пенсию как вдова. Но на детей это не распространяется — В таких случаях молодой человек обычно идет работать, а девушка выходит замуж, — словно размышляя вслух, проговорила Элоиза. — Именно так тебе и придется поступить.

Гильда рассмеялась:

— Это решительно невозможно! Единственный неженатый мужчина в нашей округе — викарий, да и тому уже за семьдесят.

— Ну и что? По крайней мере брак с ним обеспечил бы тебе сносное существование! — заметила Элоиза.

Гильда снова рассмеялась. Впрочем, она прекрасно понимала, что Элоиза не шутит.

Сестра опустилась на табурет и внимательно посмотрела на Гильду.

— А знаешь, — задумчиво проговорила она, — мы с тобой очень похожи. Если бы ты дала себе труд немного позаботиться о своей внешности, то без труда смогла бы привлечь внимание какого-нибудь эсквайра. Но платье, которое ты носишь… Это просто ужасно!

— Я знаю, — пробормотала Гильда, — но одежда — последнее, что я могу себе позволить.

К чему мне быть элегантной, если я умру от голода?

— Неужели все действительно обстоит настолько плохо?

— Даже хуже, — попробовала пошутить Гильда.

Элоиза вздохнула:

— Я могла бы прислать тебе несколько своих платьев, которые я уже не ношу. Ее светлость, хоть и ужасная зануда, все-таки при всем при том очень щедра и хочет, чтобы я всегда выглядела безупречно.

— Она и правда была очень добра к тебе, — заметила Гильда. — В конце концов ведь она сама предложила тебе пожить у нее.

Несколько секунд Элоиза молчала, а потом небрежно произнесла:

— Вообще-то это была моя идея.

— Твоя? — изумилась Гильда. — Ты хочешь сказать… ты имеешь в виду…

— Я ей написала, — перебила Элоиза. — Она моя крестная. Никто не хотел меня понять. Остаться жить в этой дыре означало похоронить себя заживо.

— Но… как ты… на это… решилась? — растерянно спросила Гильда.

— Кто не рискует, тот не побеждает, — усмехнулась Элоиза. — Я написала ей такое письмо, которое растрогало бы даже статую. Написала, как тоскую без мамы, как я несчастна, какие терплю лишения и как меня не любит отец.

— Ах, Элоиза, как ты могла пойти на такую ложь? Ты же знаешь, что папа обожал тебя! Ты была первым ребенком. Мама всегда рассказывала, как они были счастливы, когда ты родилась.

Они говорили, что тебя им даровал Господь.

— Да, но Господь не был слишком щедр к моим нуждам, — усмехнулась Элоиза. — Пришлось мне все взять в свои руки.

— Да, и ты добилась успеха.

— Так, значит, я поступила разумно, — беспечно произнесла Элоиза. — Вообще-то для крестной мой приезд оказался весьма кстати. Она любит повторять, что моя красота привлекает в дом интересных и знатных людей. Раньше такого не было.

— Да, но при этом она очень щедра, покупает тебе красивые туалеты, дает возможность посещать балы и приемы. Раньше ты мне часто об этом писала.

— Сейчас у меня совсем нет времени писать письма, — поспешно ответила Элоиза. — Меня постоянно куда-нибудь приглашают.

— Нисколько не удивлена, — улыбнулась Гильда. — Ты всегда была хороша, а сейчас стала настоящей красавицей.

В ее голосе прозвучало столько искреннего тепла, что не заметить это было решительно невозможно.

Элоиза машинально поправила прическу.

— Ты права, милая. Никогда еще я не выглядела так хорошо, как сейчас. Но порой балы и приемы кажутся мне утомительными…

— А скажи, как же ты выезжаешь в свет, если ее светлость плохо видит и не может тебя сопровождать?

— Я пишу письма ее подругам с просьбой сопровождать меня, — ответила Элоиза. — Но, как правило, приглашения приходят от тех, кто прекрасно знает о ее болезни и потому считает заботу обо мне само собой разумеющейся.

— Наверно, очень приятно пользоваться таким успехом?

Элоиза слегка помедлила с ответом. Лицо ее сделалось хмурым.

— Это мой третий сезон, — сказала она наконец. — Мне просто необходимо выйти замуж!

Я не буду молодой и красивой целую вечность.

Нужно, чтобы маркиз женился на мне.

Она сделала ударение на последних словах.

— А ты не уверена, что он на тебе женится? — тихо спросила Гильда.

— У меня, конечно, есть и другой вариант, — размышляла вслух Элоиза, — но не настолько привлекательный.

— Кто он?

— Не знатен, но богат. Очень богат. Впрочем, пока я его не рассматриваю как возможную партию. Я вижу себя только маркизой Стэвертон, и я своего добьюсь!

Манера сестры говорить о таких вещах несколько пугала Гильду.

Ей казалось, что такой привлекательной девушке, как Элоиза, совсем не идет цинизм.

Гильда разбила наконец яйца на сковородку и обернулась к сестре:

— Тебе накрыть в столовой?

— Разумеется, — презрительно фыркнула Элоиза. — Я еще не настолько опустилась, чтобы питаться на кухне!

— Ну да… конечно… — пробормотала Гильда. — Ступай в столовую, я сейчас все принесу.

Она положила на поднос вилки и ножи, и принялась готовить омлет.

Гильда знала, что омлета на двоих не хватит, а потому решила удовольствоваться ломтиком ветчины, если Элоиза не захочет есть одна.

Правда, зная сестру, Гильда сомневалась, что той вообще придет в голову, что кому-то тоже хочется есть.

Ей вдруг вспомнилось, как вела себя Элоиза, когда они жили все вместе: мир существовал только для нее, никто, кроме своей собственной персоны, Элоизу не интересовал.

«Она красавица, так что это можно понять», — оправдывала Гильда сестру и тогда, и сейчас.

Она переложила румяный омлет на специально подогретую тарелку и внезапно спросила себя, а будет ли Элоиза счастлива, если ее мечты осуществятся и она станет женой маркиза?

Гильда допускала мысль, что большое состояние и высокое положение в обществе для многих людей и есть то, что составляет счастье.

Для многих, но не для нее, не для Гильды.

«Я хочу выйти замуж за человека, который полюбит меня, и которого буду любить я, — подумала девушка. — И мне совсем не важно, в каком доме мы будем жить: в большом или в таком маленьком, как этот».

Она вспомнила, как счастливы были ее родители вместе, особенно, когда отцу не нужно было на службу.

Генерал был намного старше своей супруги. Они прожили в браке несколько пет, прежде чем у них появились дети. Гильда довольно смутно помнила те дни, когда они переезжали вслед за отцом то в Солсбери, то еще куда-нибудь, где располагались войсковые части.

Как-то раз отцу пришлось уехать почти на два года, а когда он вернулся, в доме был такой праздник, что маленькой Гильде казалось, будто он длился вечность.

Шли годы, отец вышел в отставку, и смог больше времени уделять дому и семье. Гильда помнила, как родители все делали вместе, будь то работа в саду или чтение книг по вечерам.

За обедом всегда царило веселье, звучал смех. Гильда вспомнила, как сидела на лестнице и слушала голоса взрослых, доносившиеся из стоповой.

А иногда мама играла в гостиной на пианино и пела старинные песни, которые так любил отец.

«Они были счастливы, — сказала себе Гильда, — мне бы хотелось, чтобы Элоиза тоже стремилась к такому, а не к одному лишь достатку».

Однако Гильда понимала, что, попытайся она поговорить с сестрой, та и слушать не станет. Вряд ли она способна понять, о чем речь.

Элоизу всегда интересовало лишь то, что можно приобрести за деньги.

Гильда помнила, что, когда Элоизе исполнилось пятнадцать, а ей было тринадцать, сестра страшно разозлилась, не получив в подарок того, что хотела.

— Я просила у мамы новое платье, — яростно кричала она, — и новую пелерину, отороченную мехом! А она не придумала ничего лучше, чем подарить мне это барахло!

С этими словами сестра отшвырнула от себя мамин подарок: прелестную шляпку с голубыми лентами, сумочку и туфельки в тон шляпке.

— Но они такие милые, — попыталась успокоить ее Гильда, — тебе же нужны новые туфельки.

— Но я хочу еще новое платье и новое пальто! — неистовствовала Элоиза.

— Боюсь, сейчас мама не может позволить себе купить то, что ты просишь, — печально сказала Гильда.

— Ома могла бы что-нибудь продать и подарить мне то, что я хочу? — воскликнула Элоиза. — Наша мама попросту эгоистка! Ненавижу эти мерзкие подарки!

От этих слов Гильда оцепенела. Однако ее не удивило, когда через месяц Элоиза все же выпросила у мамы то, что хотела.

Через некоторое время мама сказала Гильде:

— Нам нужно немного урезать наши расходы, чтобы компенсировать затраты на подарки Луизе. Но они доставили ей столько радости, что я спокойно обойдусь этой зимой без нового пальто.

По дороге в гостиную Гильда думала о том, что сестра нисколько не изменилась.

Несмотря на то что дел у Элоизы никаких не было, она и пальцем не пошевелила, чтобы накрыть себе на стол.

Гильда быстро расстелила скатерть и поставила перед сестрой тарелку.

Элоиза устроилась в отцовском кресле и почти враждебно посмотрела на омлет.

— Это ты называешь приличным ленчем? — поинтересовалась она. — Одно хорошо: через сорок восемь часов меня здесь не будет. А в Лондоне я ни в чем не стану себе отказывать.

— Там, наверное, прекрасно кормят? — спросила Гильда, чувствуя, что сестре очень хочется похвастаться.

— Разумеется! Особенно, если ты приглашена на обед к принцу Уэльскому.

— Хочешь сказать, что ты обедала с самим принцем?

— Да, обедала. Не сомневаюсь, что принца убедил пригласить меня маркиз. А самому принцу всегда приятно увидеть новое красивое лицо.

Хотя он, увы, мало интересуется молодыми девушками.

Элоиза помедлила, чтобы убедиться, что сестра слушает внимательно, и добавила;

— Когда я получила приглашение, то буквально прыгала от радости!

— Могу себе представить, — сказала Гильда.

— У меня почти не было времени, чтобы купить новое платье. А пойти на прием в обносках я не могла. Я так крестной и сказала.

— А это не было невежливо? Ведь все наряды оплачивает тебе ома.

— Ничуть! Она согласилась, — беспечно проговорила Элоиза. — Я отправилась к самой шикарной модистке на Бонд-стрит. Ради комплимента из уст принца — да и всех остальных присутствующих мужчин — стоило потратить немного денег.

— А маркиз не ревновал тебя?

Элоиза наморщила лобик и ответила:

— Не уверена. Боюсь, он не так уж ко мне привязан. Увы, но это так, милая моя.

Она перестала есть и добавила:

— Вообще-то он самый неуравновешенный и вспыльчивый мужчина, которого я когда-либо встречала. Очень трудно понять его мысли и чувства.

— Тогда почему ты так хочешь за него замуж?

— Ах, Гильда, не будь дурочкой! Я уже ответила тебе! — бросила Элоиза.

— Да, конечно, прости, — быстро проговорила Гильда. — Но мне показалось, он довольно трудный человек.

— Для меня — нет, — ответила Элоиза. — Он злит меня и разочаровывает. Но я либо добьюсь, чтобы он надел мне на палец кольцо, либо умру!

— Ты уверена, что будешь с ним счастлива?

А вдруг он и дальше станет огорчать тебя?

Элоиза пожала плечами:

— Не в его сипах изменить сложившиеся обычаи. Ты живешь в глуши и не подозреваешь даже, что многие женатые люди в высшем свете существуют самостоятельно и вполне независимо друг от друга.

Гильда вопросительно поглядела на сестру, и та пояснила:

— В первый год нашего брака я произведу на свет наследника, а потом каждый станет жить своей жизнью: у меня будут свои друзья, у него свои. И никто не посмеет задавать лишних вопросов.

Гильда не сразу поняла, что хочет сказать сестра. Наконец она отважилась задать вопрос:

— То есть… Он что, будет встречаться с другими женщинами?

— Разумеется, — пожала плечами Элоиза. — Он не святой, чтобы всю жизнь хранить верность одной женщине. Я тоже не собираюсь отказываться от поклонников, по крайней мере пока не доживу до почтенного возраста.

Гильде хотелось спросить, чем же сестра будет заниматься тогда, но она не рискнула, а потому решила сменить тему.

— Боюсь, что кроме сыра мне больше нечего тебе предложить, — сказала Гильда, забирая у сестры пустую тарелку.

— Терпеть не могу сыр! — раздраженно бросила Элоиза.

— К вечеру я постараюсь приготовить тебе что-нибудь повкуснее. Например, испеку пирог. ТЫ до сих пор любишь сладкий домашний пирог?

— Боже мой! Я и забыла, что такие блюда существуют! — воскликнула Элоиза. — Теперь я припоминаю, как мы ели то сладкий пирог, то сливовый пудинг, то еще что-нибудь в том же духе! Как мы могли питаться такой гадостью?!!

— Расскажи мне, какие блюда подают тебе в Лондоне, — попросила Гильда, снова пытаясь сменить тему.

Элоиза принялась описывать сестре, какие деликатесы подают на приемах.

Она не упустила случая подчеркнуть, что как только станет хозяйкой в доме маркиза, шеф-повар будет выполнять лишь ее распоряжения.

Элоиза намеревалась поразить сервировкой стола весь высший свет Лондона.

Они проговорили почти весь день, точнее, говорила Элоиза, а Гильда слушала. Только когда Элоиза утомилась и захотела прилечь отдохнуть, Гильда решила отправиться на ближайшую ферму, которая принадлежала сыну миссис Хьюлет, и купить что-нибудь на ужин.

По дороге она пыталась подсчитать, во что ей обойдется покупка телятины. А ведь надо еще не забыть яйца и домашнюю колбасу — Элоиза прежде так все это любила.

Девушка прекрасно знала, во что ей обойдутся все эти продукты, и в глубине души радовалась, что сестра не останется надолго. Впрочем, она понимала, что думать так нехорошо.

Гильда была абсолютно уверена, что Элоиза не позаботится предложить ей хоть немного денег.

Но все равно ей был приятен приезд сестры, хотя и было немного обидно: ведь это первый визит за год.

Понятно, что все это время Элоиза не вспоминала ни о сестре, ни об их старом доме. Она была всецело поглощена своей новой жизнью.

«Она счастлива. Как хорошо, что леди Ниланд так к ней добра», — думала Гильда, и ей было неприятно, что Элоиза так тяготится болезнью крестной. Гильда считала, что сестра должна испытывать благодарность к человеку, который сделал для нее так много, даже не будучи родственником.

Леди Ниланд была близкой подругой их матери.

После того как миссис Уингейт вышла замуж, они встречались довольно редко, но переписываться продолжали регулярно.

У леди Ниланд не было детей, поэтому ей нравилось расспрашивать подругу о семейной жизни. На Рождество она всегда посылала обеим девочкам подарки. А Элоиза получала что-нибудь особенное еще и на день рождения.

«Как жаль, что мои крестные умерли, когда я была маленькой, и не упомянули меня в завещании», — опечалилась Гильда, но тут же сказала себе, что завидовать Элоизе нечестно.

Сестра имела полное право претендовать на все самое лучшее. Она и вправду была счастлива последние два года, все время, что жила с крестной.

Это время Гильда провела с отцом. Она любила слушать его рассказы об армии и читать с ним книги.

Никакие приемы, которые так ярко описывала Элоиза, не могли бы сравниться с дружбой с отцом. Гильда не могла выразить словами, как это освещало ее жизнь.

«Я любила папу, а он любил меня», — сказала себе Гильда.

И для нее это было куда важнее, чем возможность поймать на крючок какого-то маркиза — как казалось Гильде, человека довольно неприятного.

Глава 2

Элоиза решила провести почти все воскресенье в постели. Гильда накормила ее сначала завтраком, а потом обедом.

Она искусно приготовила телятину. Элоиза нашла, что мясо довольно нежное, и попросила добавки.

Теперь она сидела в кровати, необыкновенно красивая, и сгорала от желания поговорить.

— Я рада, что тебе хорошо спалось, — сказала Гильда. — Ты, видимо, очень устала, раз спала так долго.

Элоиза рассмеялась:

— Ты бы тоже долго проспала, если бы приняла накануне ложечку лауданума.

Гильда остолбенела.

— Настойка опия?«— воскликнула она. — Ты знаешь, что мама никогда не одобряла, когда доктора прописывали ее папе. Но он страдал ревматизмом и подолгу не мог заснуть.

— Я тоже не могу спать без нее.

Во взгляде Гильды читалось неодобрение.

— Ты, конечно, можешь упрекать меня, но, если бы тебе приходилось танцевать до четырех утра и все время пить шампанское, ты бы тоже не выдержала без снотворного.

Гильда вынуждена была признаться, что ей действительно хотелось бы как-нибудь попасть на бал и протанцевать до утра, но при этом она была абсолютно уверена, что лауданум очень вреден для здоровья.

— Мне кажется, ты бы могла обойтись более безопасным средством, например, выпить на ночь теплого молока. Мама всегда говорила, что мед и молоко…

— Ах, прошу тебя, не начинай! — недовольно перебила Элоиза. — Лучше я тебе расскажу, какой успех я имела на балу у герцогини Бедфорд. Все говорили, что я произвела настоящий фурор! Именно после этого бала на меня обратил внимание маркиз.

Она вновь принялись вспоминать о маркизе.

Гильда не возражала. Ей нравилось слушать, как сестра рассказывает о балах, на которых побывала, повторяет комплименты, которые говорили ей поклонники, описывает платья, которые она покупала. Гильда отметила про себя, что на деньги, потраченные на некоторые наряды, она могла бы безбедно прожить целый год.

Впрочем, Гильда не завидовала сестре — она никогда не была завистливой.

Элоиза была первым ребенком, и это чувствовалось во всем.

Она была старше Гильды на полтора года и настолько хороша собой, что всем казалось, будто это дает ей право требовать всего самого лучшего. Гильда же всегда довольствовалась тем, что оставалось.

— Когда маркиз пообещал мне, — продолжала свой рассказ Элоиза, — устроить в мою честь обед у себя дома на Беркли-сквер, я поняла, что достигла успеха.

— Это тот самый прием, с которого ты сбежала? — уточнила Гильда.

Элоиза кивнула.

— А тебе не кажется, что он рассердится?

— Он будет ревновать, — отозвалась Элоиза. — Будет думать, что я развлекаюсь где-то в другом месте, что я предпочла его обществу кого-то другого. Эта мысль приведет его в бешенство!

Гильда подумала, что неприлично срывать торжество, устроенное в твою честь, но ничего не сказала.

— Дело в том, — продолжала Элоиза, — что маркиз — человек испорченный. У него есть все, о чем только можно мечтать. Ему никогда не отказывала ни одна женщина, чьего расположения он добивался.

Она произнесла это таким тоном, что Гильде невольно пришла в голову мысль, что за этими словами что-то кроется.

Но она не успела ничего спросите», так как Элоиза продолжала:

— Я решила, что самое правильное — делать вид, будто он мне абсолютно безразличен, и что в отличие от других женщин я не преследую его везде и всюду.

Она рассмеялась и добавила:

— Хотя, конечно, на самом деле я именно это и делаю! Я намереваюсь поймать его в свои сети!

— А что потом? — спросила Гильда.

— Потом я стану маркизой Стэвертон, и моим трудностям настанет конец.

— Трудностям? Тебя что-то беспокоит?

— Конечно, беспокоит! — воскликнула Элоиза. — Мне скоро двадцать, ты сама знаешь. Многие девушки моего возраста уже нашли себе подходящие партии.

Она слегка нахмурилась.

— Разумеется, им повезло. У них есть родители, которые устраивают их браки. Так принято в аристократических кругах.

— Но разве… твоя крестная… она не может., найти тебе подходящую партию? — робко поинтересовалась Гильда.

Говоря это, она подумала, что «найти подходящую партию» звучит необыкновенно холодно. Но раз так принято, то для Элоизы это тоже вполне приемлемо.

— Крестная так несообразительна! — зло бросила Элоиза. — В прошлом году я предложила ей свести дружбу с лордом Корнуэллом, чей старший сын оказывал мне всяческие знаки внимания. Так она отказалась, сказала, что, видите ли, не так хорошо знает семью Корнуэллов!

— Я могу ее понять.

— Можешь, потому что ты так же глупа, как она! — взорвалась Элоиза. — И осмелюсь заметить, что мама, будь она жива, и следуя этим принципам, поступила бы не лучшим образом! Нельзя допускать никаких послаблений, когда речь идет о продвижении по общественной лестнице!

Гильда помолчала, а потом спросила:

— Маркизу тоже подыскивают подходящую партию?

— Не сомневаюсь, что многие герцоги, герцогини, графини и графы, у которых есть дочери на вещанье, так или иначе пытаются свести дружбу с маркизом, — ответила Элоиза. — Но, уверена, ему и дела нет до этих простушек. Он сам выберет себе супругу.

— Тогда будем молиться, чтобы свой выбор он остановил на тебе, — сказала Гильда.

— Сейчас мне не молитвы нужны, а изобретательность, — фыркнула Элоиза. — Слава Богу, этого у меня не отнять! Конечно же, маркиз сейчас просто с ума сходит, гадая, где я и с кем!

— Ты скажешь ему, что была здесь?

— Да ты совсем ненормальная! — воскликнула Элоиза. — Я скажу ему, скромно потупив глазки, что прекрасно провела время. В моем голосе будут звучать мягкие, проникновенные нотки. Он подумает, что я встречалась с кем-то из поклонников, и это заставит его ревновать.

Тогда-то он и решится сделать мне предложение!

Элоиза откинулась на подушки, устремила взгляд в потолок и предалась мечтаниям о том блаженном времени, когда она станет маркизой.

Наконец Гильда рискнула нарушить молчание:

— Я, конечно, плохо разбираюсь в таких вещах… но разве маркиз не решит, что с твоей стороны не слишком хорошо, если ты позволяешь себе целоваться с другими мужчинами?

— Если бы никто не хотел добиться моего расположения, он бы счел это довольно странным.

— Конечно, я понимаю, что другие мужчины не могут не восхищаться твоей красотой, но разве ты должна отвечать им взаимностью?

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — возразила Элоиза. — Позволь мне самой решать, как завоевать маркиза. Я знаю, что делаю.

— Да… конечно, — пробормотала Гильда.

Когда подошло время пить чай, Элоиза сочла, что спускаться ей незачем, и велела Гильде принести поднос наверх.

Гильда достала лучший мамин фарфор, накрыла поднос тонкой кружевной салфеткой и разложила хрустящие тосты. Она надеялась, что сестре они понравятся.

Когда они выпили чаю, Гильда обратилась к сестре:

— Мне… нужно кое о чем… попросить тебя, Элоиза.

— О чем же? — насторожилась сестра.

— Если… я приеду в Лондон… ты бы не смогла… помочь мне подыскать какую-нибудь… работу?

Элоиза нахмурилась:

— Ты хочешь приехать в Лондон? Но зачем?

— Я много об этом думала, — сказала Гильда. — Я не могу позволить себе оставаться здесь, у меня совсем нет средств. Если бы я могла где-нибудь заработать… но здесь у меня просто нет такой возможности.

— А почему ты думаешь, что в Лондоне у тебя такая возможность будет? — спросила Элоиза.

Она говорила довольно агрессивно, и Гильде даже показалось, что в глазах сестры она прочитала враждебность.

— Я могла бы… давать уроки детям… или устроиться гувернанткой.

— Гувернанткой? — в ужасе повторила Элоиза.

— Ну… что-то вроде… этого.

— А обо мне ты подумала? Как я буду выглядеть, если все будут знать, что моя сестра — самая обыкновенная служанка! Как это отвратительно!

— Прости… — промолвила Гильда, — я не знала, что это тебя так расстроит.

— Конечно, расстроит! — огрызнулась Элоиза. — Я пользуюсь таким успехом! Я никогда никому не признавалась, что родилась в бедном, обшарпанном доме и что у моего отца не было никаких доходов, кроме солдатского пайка!

Гильда и раньше чувствовала, что сестра стесняется своей семьи. Но теперь, когда она услышала это от самой Элоизы, она крепко сцепила пальцы, чтобы скрыть дрожь в руках.

— Прости, Элоиза, — быстро проговорила она. — Я не хотела тебя расстраивать. Я как-нибудь обойдусь.

Говоря это, она вспомнила, как вчера вечером проверяла свои расходы и пришла к выводу, что прожить на скромную мамину ренту не представляется возможным.

— Если хочешь воспитывать детей, — сказала Элоиза, — устройся воспитательницей здесь!

— Здесь уже есть преподавательница, и если я займу ее место, бедной мисс Крю придется умереть с голоду, — отозвалась Гильда.

Повисло тягостное молчание, после чего Элоиза сказала:

— Говорила я тебе, выходи замуж. Неужели здесь нельзя найти какого-нибудь фермера или преуспевающего коммивояжера, для которого брак с тобой будет большой честью?

Гильда встала с кушетки, на которой сидела, и подошла к окну.

Она стояла так несколько минут отнюдь не из желания насладиться прекрасным видом: она старалась унять подступившие слезы.

Теперь она была полностью уверена, что Элоиза не питает никаких нежных чувств ни к ней, ни к памяти матери.

Сестра полагает, что для Гильды вполне подходит стать фермершей. Даже лучше, чем гувернанткой. Это абсолютно ясно свидетельствовало о том, какие чувства Элоиза на самом деле испытывала к сестре.

Наконец Элоиза сказала:

— Выходит, я должна помочь тебе деньгами. Но я хочу, чтобы ты знала: я нахожу нужду, в которой ты живешь, отвратительной.

— Ничего, Элоиза, — с трудом выдавила Гильда. — Как-нибудь проживу.

Элоиза, казалось, совсем не слушала.

Злоба и неодобрение очень не шли к ее красивому нежному личику. Сейчас она выглядела примерно так же, как в детстве, когда ей не удавалось добиться своего.

— Я знаю, что делать, — произнесла она. — Я буду посылать тебе по двадцать фунтов в год, пока ты не выйдешь замуж. И не выпрашивай большего!

— Я… ничего не выпрашивала!

Гильда пыталась говорить с достоинством, но ее голос дрогнул, и по щекам побежали слезы.

— Я дам тебе денег, — продолжала Элоиза, ничего не замечая, — но только с одним условием: ты не приедешь в Лондон и не будешь ничего у меня требовать.

— Конечно… я понимаю…

— Имей в виду, — продолжала Элоиза, — когда я выйду замуж за маркиза, я не скажу ему, что у меня есть сестра. Я не хочу, чтобы ты когда-либо появлялась на моем горизонте. И к тому же мне вообще не хотелось, чтобы ты говорила кому-нибудь за пределами этой деревни, что мы с тобой состоим в родстве.

— Я сделаю, как ты просишь, Элоиза. Обещаю, — медленно проговорила Гильда. — Но денег твоих я не возьму. После того, что ты только что сказала, я лучше буду мыть полы в чужих домах, чем приму от тебя хоть пенни!

С «этими словами Гильда, хлопнув дверью, выбежала из комнаты. Она ворвалась к себе в спальню, упала на кровать и горько заплакала.

Элоиза была для нее единственным родным человеком, и Гильде казалось, что их связывает теплая сестринская любовь. Теперь она поняла, как сильно было ее заблуждение. Теперь она знала об истинных чувствах Элоизы.

Гильде казалось, что только что она потеряла что-то очень дорогое, и в ее душе останется рана, которую вряд ли удастся залечить.

Она проплакала почти весь вечер.

Когда подошло время ужимать, Гильда заставила себя подняться и пойти на кухню, чтобы приготовить телячий язык, купленный у фермера.

» Л недорого за него возьму, мисс Гильда, — говорил он. — И вам обеим будет чем поужинать «.

Теперь Гильда вспомнила, как сказала фермеру, что у нее гостья, но, к счастью, не объяснила, что это ее сестра.

Она посчитала тогда, что ему это вряд ли будет интересно, да к тому же она только что купила яиц и мяса и спешила домой, чтобы угостить сестру.

Гильда ополоснула лицо холодной водой и спустилась вниз.

Готовя ужин, она думала о том, что скоро подойдет срок уплаты налогов за дом.

» Может быть, я зря отказалась от денег, которые предлагала Элоиза?«— спросила она себя, но, вспомнив о своих корнуэлльских предках, гордо вскинула голову.

Чувство собственного достоинства досталось ей по наследству. Это чувство предки Гильды пронесли сквозь войны и битвы — сначала против норманнов, а потом против феодалов, посягавших на их свободу.

» Я что-нибудь придумаю… я обязательно что-нибудь придумаю «, — убеждала себя Гильда.

Она чувствовала себя весьма неуютно, когда несла поднос с едой в комнату Элоизы. Увидев сестру, та тут же спросила:

— Где ты так долго была? Мне пришлось вставать и самой зажигать свечи!

— Извини, — отозвалась Гильда. — Я готовила ужин, надеюсь, тебе понравится.

— Посмотрим, — безразлично произнесла Элоиза. — А ты случайно не догадалась захватить бутылку красного вина, о которой вчера говорила?

— Ах, прости, — сказала Гильда. — Я совсем забыла. Но, Элоиза, ты уверена, что вино не повредит тебе? Мама всегда говорила, что у женщин от большого количества вина портится цвет лица.

— Мама много глупостей говорила! — воскликнула Элоиза. — В Лондоне я пью довольно много, хотя большинству молодых девушек родители этого не позволяют.

— Тогда почему ты пьешь? — спросила Гильда.

— Во-первых, потому что мне это нравится, — ответила Элоиза. — А во-вторых, от вина поднимается настроение.

— Я слышала, что принц Уэльский пьет довольно много, так же, как и герцог Бекингемский, и другие светские щеголи.

— Да, иногда к концу вечера они бывают до неприличия пьяны, — подтвердила Элоиза. — Но только если не принимают участия в скачках.

— Мне всегда казалось, что настоящий джентльмен должен любить спорт, — заметила Гильда.

— Маркиз именно такой, — сказала Элоиза, возвращаясь к своей излюбленной теме. — Он такой высокий и широкоплечий, ему необходимо постоянно следить за фигурой, чтобы быть готовым к соревнованиям. Все говорят, что ему нет равных в выездке.

— А ты видела, как он берет барьеры?

— Нет, — призналась Элоиза. — Дамы редко посещают тренировки, да и вообще меня это не слишком интересует.

— Неужели? — удивилась Гильда.

— Я, конечно, притворялась, что мне это интересно, — продолжала Элоиза, — но на самом деле мне абсолютно все равно, чем маркиз занимается. Я больше люблю слушать, как он делает мне комплименты и восхищается моей красотой.

Она взяла ручное зеркальце и принялась разглядывать свое отражение.

— Знаешь, Элоиза, сейчас ты похожа на маму, — заметила Гильда. — Она всегда говорила, что мы обе похожи на нее и на нашу бабушку, которая была настоящей красавицей.

— Мне кажется, дальше Корнуэлла о ней никто никогда не слышал, — презрительно бросила Элоиза. — А вот меня называют главной соперницей герцогини Девонширской! Многие даже считают, что я намного красивее!

— Не сомневаюсь, что так оно и есть, — согласилась Гильда.

Когда они закончили ужинать, Элоиза объявила, что хочет спать.

— Мне нужно сегодня как следует выспаться, — объяснила она. — Завтра мне предстоит танцевать почти весь день, я должна выглядеть безупречно.

Она потребовала принести ей новый пеньюар и заставила Гильду накрутить ей волосы на папильотки. Элоиза была очень недовольна, что сестра не так искусна в этом, как ее лондонская камеристка.

— Прости, — сказала Гильда. — Я стараюсь делать все так, как ты мне говоришь, но прежде мне никогда не приходилось этим заниматься.

— Теперь понятно, почему твоя прическа всегда в таком беспорядке!

Тем не менее Элоиза была вынуждена признать, что прежде чем подняться до такого уровня, ее служанка довольно долго обучалась у опытного лондонского парикмахера.

— Конечно, каждый раз, когда я собираюсь на бал, мне вызывают еще специального парикмахера, — похвасталась Элоиза. — Он всегда говорит, что я для него прекрасная реклама, так как другие дамы, видя, как я выгляжу, стараются обращаться только к нему.

Гильда заколола золотые волосы сестры последней шпилькой и спросила:

— Так хорошо?

— Неплохо, — признала Элоиза.

Затем она потребовала надеть ей на голову кружевной чепец, чтобы накрученные локоны ночью не рассыпались.

После этого Элоиза нанесла на лицо крем, который, как она не преминула возвестить, был куплен на Бонд-стрит.

— Крем содержит вытяжку из луковиц ириса, — объяснила она, — благодаря этому кожа сохраняет чистоту и свежесть. Он стоит очень, очень дорого!

— У тебя всегда была прекрасная кожа, — заметила Гильда. — Я не верю, что ирисы или еще что-нибудь в этом роде так уж повлияли на твой цвет лица.

Элоиза рассмеялась.

— Рада, что тебя не слышит крестная, — сказала она. — Она была несколько поражена, получив счет за прошлый месяц, и сказала, что я еще слишком молода, чтобы пользоваться такими средствами.

— По-моему, она полностью права, — кивнула Гильда. — Тебе не нужны никакие лосьоны, кроме свежего воздуха и чистой воды.

Она говорила убежденно, но все же достаточно мягко, чтобы Элоиза не обиделась, и не уехала раздраженной.

» Что бы она ни говорила и как бы меня ни стыдилась, мы все же остаемся сестрами, — убеждала себя Гильда. — Кто знает, может быть, когда-нибудь я всерьез понадоблюсь ей «, — А теперь, — продолжала тем временем Элоиза, — закрой поплотнее ставни. Не хочу, чтобы меня разбудило солнце.

Гильда выполнила ее просьбу, хотя и считала, что просыпаться, когда солнечный свет наполняет комнату, намного приятнее, чем в темноте.

— И последнее, — сказала Элоиза, — принеси мне бутылочку с лауданумом, она стоит на трюмо. Я выпью ложечку.

— Ах, Элоиза, прошу тебя, не надо! — взмолилась Гильда.

— Я хочу спать крепко, — не слушала Элоиза. — Завтра в восемь утра ты меня разбудишь, чтобы я была готова, когда приедет экипаж.

Гильде ничего не оставалось, как принести сестре то, что та требовала. Вид темной жидкости в пузырьке показался ей зловещим.

Элоиза выпила три чайные ложки и сказала:

— Поставь флакон рядом с кроватью. Иногда мне этого бывает недостаточно, тогда я принимаю еще немного.

Гильда сделала так, как велела сестра, и задула свечи.

— Если тебе больше ничего не нужно. — сказала она, — я тебя оставлю. А завтра разбужу тебя в восемь, принесу завтрак и упакую твои вещи.

— Разбуди меня непременно, — подтвердила Элоиза. — Я должна до обеда попасть в Лондон. Уверена, маркиз захочет со мной увидеться.

— Конечно, так и будет.

Гильда взяла подсвечник и направилась к двери.

— Спокойной ночи, Элоиза, — сказала она. — Какие бы чувства ты ни испытывала ко мне, я хочу, чтобы ты знала: мне было очень приятно повидаться с тобой. Я буду молиться, чтобы в жизни у тебя получалось все так, как ты захочешь.

— Так и будет! — твердо сказала Элоиза.

Гильда вышла из спальни и направилась на кухню.

Она вымыла тарелки и приготовила поднос для завтрака.

» Я должна что-нибудь придумать, чтобы сохранить дом, — сказала себе Гильда. — Если у Элоизы будет что-нибудь не так, мне бы хотелось, чтобы она могла приехать сюда жить «.

Почему-то ей казалось, что маркиз не женится на ее сестре, как бы та ни старалась претворить в жизнь свой замысел.

Она часто повила себя на ощущении, что точно знает, что произойдет с тем или иным человеком. Каким бы нереальным и нелогичным ни казалось это предчувствие, через некоторое время выяснялось, что Гильда была права.

Сама она считала, что унаследовала эту способность от корнуэлпьских предков. Мама часто говорила, что корнуэльцы, так же, как и жители Шотландии и Уэльса, были кельтами, а кельтам дар ясновидения присущ испокон веков.

— Я всегда чувствовала, когда твоему отцу грозит опасность, — говорила миссис Уингейт. — Сначала я считала, что это не более чем мое воображение, но позже научилась угадывать даже время и место происшествий.

Затем она продолжала, понизив голос:

— Позже, когда ваш отец возвращался, выяснялось, что в то самое время, когда меня посещало предчувствие, он чудом избегал удара копья туземца или выходил живым из баталии, где погибло много солдат.

Гильда понимала теперь, что ей тоже передался дар ясновидения.

Стоило ей раз увидеть человека, как она могла безошибочно сказать, честен ли он или зол и завистлив.

Она всегда могла отличить правду от лжи.

Но со временем Гильда решила, что лучше не смущать своими предсказаниями других людей.

Теперь, когда Элоиза заговорила о маркизе и о предполагаемом браке, Гильда поняла абсолютно четко: сестру постигнет разочарование, маркиз не женится на ней.

» Нет, я не права… я ошибаюсь «, — говорила она себе, отправляясь спать.

Но уверенность в собственной правоте была так сильна, что она никак не могла заснуть.

Тогда Гильда решила завить себе волосы точно так же, как завивала Элоиза, хотя волосы Гильды вились от природы, тогда как у сестры были всегда прямыми.

» Наверное, утром я буду похожа на швабру «, — подумала она, но решила, что, если причесать волосы так же, как это делает сестра, все будет в порядке.

Внезапно она подумала о необыкновенно красивых нарядах и изящных шляпках, которые носит ее сестра.

Гильде очень захотелось примерить Элоизину шляпку с голубыми перьями, но она была уверена, что сестра не позволит.

Элоиза больше не заводила разговор о двадцати фунтах в год. Было абсолютно очевидно, что она никогда больше не захочет приехать сюда, разве что случится нечто действительно очень серьезное.

Гильде было больно думать о том, что Элоиза желает забыть, что у нее есть сестра.

Но она призвала себя к благоразумию — ведь пытаться изменить что-либо бесполезно.

Гильда проснулась рано и поняла, что у нее впереди еще уйма времени, чтобы приготовить Элоизе завтрак.

Она встала и отправилась вниз — прибраться в гостиной.

Гильда всегда предпочитала сама прибирать гостиную. Ей доставляло удовольствие протирать фарфоровые статуэтки, которые так любила мама.

К тому же она боялась, что энергичная миссис Хьюлет может разбить хрупкий фарфор.

Закончив уборку, Гильда решила, прежде чем готовить завтрак, разбудить Элоизу.

Она поднялась в комнату сестры, тихонько отворила дверь и раздвинула шторы. В комнату хлынули солнечные лучи.

Гильда выглянула в окно и с радостью обнаружила, что на кусте сирени бутонов стало намного больше.

Затем она подошла к кровати сестры. Элоиза спала крепким сном.

Гильда постояла несколько секунд, глядя на сестру. Элоиза была очень хорошенькой и во сне выглядела еще моложе.

На ее устах играла улыбка, кожа была нежной и гладкой.

— Элоиза! — позвала Гильда, но не получила ответа.

Она вновь окликнула сестру, и на этот раз слегка коснулась ее плеча.

Элоиза не реагировала.

— Элоиза, пора вставать! — громко сказала Гильда. — Уже восемь, тебе нужно собираться и ехать в Лондон.

Сестра по-прежнему крепко спала.

Гильда взяла ее за руку — и вздрогнула: рука сестры была холодна как мрамор.

Девушка бросила взгляд на флакон с лауданумом: Элоиза явно выпила еще: ложка была перевернута, а в самом флаконе жидкости осталось совсем немного.

Гильда испугалась.

Она взяла руку сестры в свои и принялась растирать, надеясь этим вырвать ее из забытья.

— Элоиза, проснись! Проснись! — кричала она.

Сестра не отвечала, рука оставалась безжизненной.

» Она холодна, как смерть!«— в ужасе подумала Гильда, взяла сестру за плечи и принялась трясти, что было сил. Голова Элоизы безжизненно, как у тряпичной куклы, склонилась набок.

Гильда отказывалась верить тому, что было уже очевидно: ее сестра умерла.

Соседи часто приглашали ее маму к больным, и та брала Гильду с собой, так что девочке доводилось видеть умерших.

Гильда еще раз попыталась нащупать пульс — и не смогла.

В деревне не было доктора. Значит, подумала Гильда, придется послать за врачом в ближайший городок, а это отсюда милях в пяти.

Семейный доктор, которого Гильда знала с детства, состарился, и ему на смену прислали другого.

За визит придется платить, и все это будет напрасно, ничего нового врач не сможет сказать. Она уже и так все знает: сестра умерла от передозировки лауданума.

Гильда решила подождать возвращения миссис Хьюлет и поспать за викарием, но вспомнила, что викарий в отъезде, и будет не раньше чем через три недели.

А значит, о похоронах придется договариваться со священником из соседней деревни.

» Как это могло случиться?«— задавала себе Гильда один и тот же вопрос и гадала, не могла ли она предотвратить трагедию.

Она вновь подумала о том, как Элоиза была прекрасна и как молода!

» Она очень молода, — размышляла Гильда, — но успела многого добиться. Мне не сделать этого и за целую жизнь!«

А долго ли будут носить траур по Элоизе ее друзья?

Возможно, скоро появится какая-нибудь другая девушка, молодая и красивая, и все забудут об Элоизе, которая умерла, не дожив и до двадцати пет.

» Во всем виноват маркиз, — подумала Гильда. — Если бы он сделал Элоизе предложение, ей бы не пришлось уезжать из Лондона «.

При мысли о Лондоне Гольда вспомнила, что необходимо поставить в известность о смерти сестры ее крестную, леди Милана, и самого маркиза.

» Я напишу письмо, — решила она. — И отправлю его с экипажем, который приедет за Элоизой «.

Однако она тут же задалась вопросом, не будет ли это бестактно по отношению к слепой леди Милана. Возможно, лучше отправиться к ней лично, и самой рассказать все?

» Мама бы именно так и сделала, — сказала себе Гильда. — Если леди Ниланд будет добра ко мне и позволит воспользоваться ее экипажем, я вернусь домой еще засветло «.

Внезапно она поняла, что ей абсолютно нечего надеть. Хотя леди Ниланд и ослепла, все же Гильда должна выглядеть достойно. Тем более что там наверняка будет маркиз. Так по крайней мере надеялась бедняжка Элоиза.

» Если родная сестра меня стеснялась, — подумала Гильда, — то маркиз уж точно будет шокирован моим внешним видом «.

А значит, как бы невежливо это ни выглядело, она напишет леди Ниланд письмо, и горничная прочтет его вслух.

Конечно, для престарелой дамы это станет страшным ударом.

Гильда подошла к окну и задернула занавески, словно для того, чтобы Элоизе не мешал солнечный свет.

Она вновь поглядела на сестру. До чего же несправедливо и жестоко, что ей пришлось расстаться со всем, что было для нее так важно и дорого!

Элоиза была красива, пользовалась успехом, хотела выйти замуж за маркиза.

» Как могло случиться такое? Почему ей суждена была столь нелепая смерть?«— спрашивала себя Гильда.

У нее не было и тени сомнения, что Элоиза умерла по роковой случайности.

Видимо, сестра не понимала, что настойка может причинить ей зло.

» Теперь Элоиза встретилась с мамой и папой, теперь они все вместе «, — успокаивала себя Гильда.

— Я осталась совсем одна, — сказала ома вспух. — Но ничего, скоро я и сама встречусь с ними, ведь впереди меня ждут лишь голод и нищета!

И она испытала боль, одновременно сладкую и мучительную.

И вдруг ее осенило!

Мысль пришла, как майский гром, стремительно и неожиданно.

Гильда не могла даже пошевелиться, она стояла у окна и немигающим взглядом смотрела на сад.

Она спрашивала себя, как такое вообще могло прийти ей в голову? Но выбросить мысль из головы было просто невозможно.

Гильда чувствовала себя так, как бывало в минуты озарения. Она знала: у нее все получится, но здравый смысл говорил обратное.

— Я сошла с ума! Это невозможно! — воскликнула Гильда.

И тем не менее новая мысль не оставляла ее.

— Каким бы безумием это ни казалось, все лучше, чем оставаться здесь и умирать с голоду! — убеждала она себя.

Гильда отошла от окна и села на стул возле туалетного столика, за которым сидела вчера вечером Элоиза.

Она вынула из волос шпильки, и мелкие кудри упали ей на плечи.

Сейчас она была похожа на Элоизу как две капли воды. Между сестрами всегда было необыкновенное сходство, ведь они обе были похожи на свою мать.

Гильда принялась придирчиво изучать свое отражение.

Овал лица и прямой маленький носик точно такие же, как у Элоизы.

А вот глаза — больше и ярче, чем у сестры. Впрочем, возможно, Элоиза просто устала с дороги.

На столике лежала косметика: губная помада, румяна, белая рассыпчатая пудра.

Точно так же, как накануне это делала Элоиза, Гильда нанесла румяна на лицо.

В субботу вечером, после приезда, Элоиза поднялась в спальню сменить дорожное платье на легкий домашний наряд.

Она взглянула на себя в зеркало и воскликнула;

— Боже мой! Я выгляжу просто ужасно? — и принялась накладывать на лицо грим: немного румян, затем помаду, чтобы губы казались сочнее и ярче, и, наконец, белую пудру. Гильде казалось, что все это делает сестру старше.

— В Лондоне все пользуются косметикой? — спросила она тогда.

— Разумеется! — ответила Элоиза. — Без нее я чувствовала бы себя просто голой!

— Она как-то меняет тебя, хотя и делает еще более красивой, — сказала Гильда.

В то время она стояла у сестры за спиной и смотрела на свое отражение в зеркале. По сравнению с Элоизой она казалась бледной, даже бесцветной.

Теперь же косметика превратила ее в Элоизу.

— Я как две капли воды похожа на нее! — воскликнула Гильда, поднимаясь со стула.

— Как я могла решиться на такое? — спросила она себя вслух, и на долю секунды ей показалось, что сестра сейчас поднимется с подушек и что-нибудь скажет в ответ.

Но Элоиза лежала неподвижно. Солнечные лучи слегка касались золотистых волос, создавая вокруг головы сияние, похожее на нимб.

— Я уверена, что, будь она жива, она бы относилась ко мне с добротой и любовью, — сказала себе Гильда, сознавая в душе, что это не так.

Она сделала над собой усилие и подошла к платяному шкафу.

Через полчаса Гильда вынесла из спальни упакованные чемоданы сестры.

Затем она вновь вошла в комнату, надела шляпку, перчатки, взяла сумочку. Несколько секунд она смотрела на Элоизу, а потом, словно в тумане, медленно опустилась на колени.

Гильда просила прошения у сестры за свой, возможно, грешный поступок, и вознесла Господу молитву, в которой просила упокоить душу Элоизы в мире.

— Ах, мама, если бы ты только могла дать мне совет, правильно ли я поступаю, — обратилась она к матери, — мне было бы намного легче! Но клянусь всем, что мне дорого, я буду добра, внимательна и милосердна ко всем людям, с которыми меня сведет судьба!

Она вздохнула и продолжила:

— Здесь мне не приходилось предлагать свою помощь, но, возможно, в Лондоне, я встречу людей, которым помогу в трудную минуту. Ты всегда так поступала. Помоги же мне быть хоть чуточку похожей на тебя! И прости, если мой поступок кажется тебе неблагородным.

Гильда с трудом удержала душившие ее рыдания, поднялась с колен и наклонилась, чтобы последний раз поцеловать сестру.

— Прощай, моя милая, — прошептала она. — Да упокоит Господь твою душу.

Затем она взяла свои вещи, вышла из комнаты и тихо притворила за собой дверь.

Глава 3

Когда экипаж медленно пробирался сквозь оживленное движение по Карзон-стрит, Гильда почувствовала испуг.

» Будет лучше, — говорила она себе, — если я скажу леди Ниланд, что приехала в Лондон лично известить ее о смерти Элоизы. Объясню, что мне пришлось надеть платье сестры, так как подходящей одежды у меня не было «.

В тот же момент чувство собственного достоинства, не позволившее ей принять деньги от Элоизы, сказало Гильде, что все ее страхи смешны.

Вернуться назад и существовать, питаясь одним картофелем и овощами, выращенными в саду, означало проиграть сражение еще до того, как оно началось.

Гильда пыталась убедить себя, что этот случай был ниспослан ей свыше, чтобы помочь выжить, и глупо было бы упустить такую возможность.

Прежде чем покинуть особняк, она попыталась обставить все так, чтобы ни у кого не возникло подозрений относительно ее смерти.

Девушка вновь поднялась в спальню, чтобы забрать пузырек с настойкой опия, и выбросила полупустой флакончик в густые заросли, туда, где его никто никогда не сможет найти.

Потом она вернулась в кабинет, села за отцовский письменный стоп и открыла свой блокнот.

Ей хотелось сделать что-нибудь напоследок для миссис Хьюлет.

Когда миссис Хьюлет вернется со свадьбы своей племянницы, то обнаружит, что ее молодая хозяйка умерла в спальне, в которой прежде никогда не спала.

Ей не к кому будет обратиться за советом.

— Нужно оставить ей немного денег, — сказала себе Гильда.

Она решила посмотреть в Элоизиной сумочке, нет ли там наличных. К своему удивлению, Гильда обнаружила приличную сумму. Довольно странно — ведь сестра намеревалась провести вне дома всего два дня.

По Гильда тут же сказала себе, что она просто в этом несведуща. Носить с собой несколько золотых гиней было, по-видимому, для лондонцев делом вполне обычным.

В любом случае эти деньги разрешали возникшие сложности.

Гильда раскрыла блокнот, чтобы казалось, будто, прежде чем отправиться спать, она занималась счетами.

Затем положила рядом две стопки монет и написала своим изящным почерком две пояснительные записки:

» Миссис Хьюлет — оплата за два месяца»и «Налог за землю до первого мая».

Потом она сложила еще одну стопку, которая предназначалась для оплаты мелких задолженностей и для того, чтобы устроить ее похороны.

Кроме миссис Хьюлет, никто не заходил в этот дом, поэтому Гильда часто оставляла деньги прямо на столе, это не вызовет лишних подозрений.

Когда экипаж прибыл, Джеймс вынес вещи и сложил в багажном отделении.

Гильда была не в сипах смотреть, как ее милый дом, дом, где она родилась и прожила столько пет, исчезает из виду.

Она отвернулась, чтобы не заплакать.

Всю дорогу девушка не вымолвила не слова. Она думала об Элоизе и о своей рискованной затее, еле сдерживаясь, чтобы не попросить кучера повернуть назад.

А пейзаж за окнами экипажа менялся, и Гильда поймала себя на том, что рассматривает с интересом места, где ей прежде не приходилось бывать.

И в то же время она не забывала о цели своего путешествия и продолжала вспоминать все детали, которые ей удалось узнать о жизни Лондона из рассказов Элоизы.

Ей предстояло встретиться с леди Ниланд и не совершить ошибки, что было совсем не легко.

Первая сложность состояла в том, чтобы ориентироваться в доме. Задачу облегчал рассказ Элоизы:

«Мы с крестной живем в доме на Карзон-стрит, там стоят дома богатых аристократов, но улица совсем не шумная, а наши спальни выходят окнами на задний двор».

«Это может мне пригодиться», — подумала Гильда.

Оставалось еще одно: имена слуг.

Девушка пыталась припомнить, не упоминала ли о них сестра, но тщетно: если и упоминала, то она совершенно этого не помнила.

К счастью, мама как-то рассказывала ей, как различать слуг в большом доме по их одежде:

«Экономки носят черные платья и передники, которые завязываются на поясе, у камеристок — черные платья, но без фартуков, а горничных можно отличить по форменным чепцам», — вспоминала Гильда.

Тем не менее, когда экипаж остановился у парадного крыльца богатого большого особняка, сердце у нее колотилось так, что вот-вот выскочит из груди, а во рту пересохло.

Лакей в такой же, как у Джеймса, ливрее поспешил открыть дверцу экипажа.

У входа ждал седой благообразный мужчина, в котором Гильда угадала дворецкого.

— Доброе утро, мисс Элоиза, — учтиво поздоровался он. — Рад снова видеть вас. Ее светлость вас ждет.

— Спасибо, — кивнула Гильда.

Она стала подниматься по лестнице, мучительно пытаясь сообразить, где может располагаться спальня леди Ниланд.

Наверху стояла женщина средних лет, одетая в черное платье без фартука. Гильда сообразила, что это, должно быть, камеристка.

— Доброе утро, — поздоровалась она, отчаянно желая как-нибудь узнать имя женщины.

— Доброе утро, мисс Элоиза, — ответила камеристка. — Ее светлость очень ждала вашего возвращения. Ваш неожиданный отъезд в субботу утром очень ее расстроил. Вам не следует больше так поступать. Переживания вредят здоровью ее светлости.

По тону камеристки Гильда поняла, что Элоиза поступила весьма необдуманно и бестактно, уехав не попрощавшись.

— Мне очень жаль, — неловко извинилась Гильда.

Камеристка бросила на нее удивленный взгляд, и Гильда поняла, что подобного ответа не ждали.

Они немного прошли по коридору, прежде чем одна из горничных открыла дверь.

— Ваша светлость, мисс Элоиза вернулась! — оповестила она и пропустила Гильду в красиво обставленную спальню, залитую солнцем.

На высоком кресле сидела сама леди Ниланд, на глазах у нее была повязка.

Гильда почувствовала, что ей предстоит пройти своего рода проверку.

Она знала, что у людей, потерявших зрение, обычно обостряется слух.

Оставалось только надеяться, что ее голос звучит так же, как у сестры, иначе ее немедленно признают самозванкой.

Леди Ниланд протянула руку.

— Элоиза, девочка моя, — проговорила она, — я была так обеспокоена твоим внезапным отъездом, да еще без сопровождения компаньонки или горничной!

Голос старой дамы звучал мягко и ласково, совсем не так, как назидательный тон камеристки, и Гильда бросилась к леди Ниланд, повинуясь внезапному порыву, со словами:

— Простите… крестная. Мне очень, очень жаль. Мне не следовало так поступать.

— Главное, что ты вернулась, и все в порядке, — умиротворенно сказала леди Ниланд. — Джеймс и Картер, конечно же, присматривали за тобой.

— Да-да, конечно, — подтвердила Гильда.

Она взяла леди Ниланд за руку и наклонилась, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Простите, что заставила вас беспокоиться, — продолжила она. — Чтобы заслужить прощение, я прочту вам все утренние газеты.

Леди Ниланд рассмеялась:

— Я буду рада. Сними сначала шляпку и пелерину, а потом расскажешь, как провела время дома. Слуги сказали мне, где ты была.

Гильда подумала, что со стороны Элоизы было глупо обманывать ее светлость: ведь слуги все равно рассказали бы, куда возили молодую хозяйку.

— Все было хорошо, — сказала она. — Но я рада, что вернулась.

— Мне приятно, когда ты так говоришь, — отозвалась леди Ниланд. — Твои поклонники будут счастливы узнать, что ты вернулась, особенно маркиз.

Повисла пауза. Наконец Гильда осмелилась спросить:

— Его расстроило… то, что… меня не было на его приеме?

— Этого я не знаю, — ответила крестная. — Маркиз заехал пригласить тебя покататься верхом и был очень удивлен, что ты изменила планы, не предупредив его.

Леди Ниланд улыбнулась и добавила:

— У меня сложилось впечатление, что маркизу отказали впервые в жизни, да еще в столь дерзкой манере.

Гильда поняла, что расчет Элоизы был абсолютно верным. Подобный поступок удивил маркиза и, возможно, заставил более серьезно задуматься о помолвке.

— В любом случае ты увидишься с ним сегодня вечером и объяснишь все сама.

— Сегодня вечером? — переспросила Гильда.

— А ты разве забыла, что приглашена на обед к моей подруге, графине Дорсет? Она заглянула ко мне вчера и сказала, что усадит тебя слева от маркиза.

— Да-да, конечно… я помню, — торопливо поправилась Гильда.

— Теперь ступай к себе в комнату, милая моя, — сказала леди Ниланд, — и немного передохни. А потом мы обсудим, что тебе следует надеть. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты выглядела неподражаемо.

— Я постараюсь, — ответила Гильда. — Но мне бы хотелось, крестная, чтобы вы тоже поехали со мной.

Ее слова растрогали старую даму.

— Мне бы тоже этого хотелось, — улыбнулась леди Ниланд. — Но ведь ты мне потом расскажешь, как все прошло, и я буду чувствовать себя так, словно сама побывала на этом приеме, а не сидела здесь, словно старая слепая крыса.

Она сделала попытку рассмеяться, но Гильда различила в ее голосе нотки отчаяния.

— Крестная. — сказала она, — я думала о вашем недуге, и вспомнила, как мама рассказывала мне о том, что морковь и зеленые овощи помогают восстанавливать и укреплять зрение.

Заметив по лицу леди Ниланд, что та слушает внимательно, Гильда поспешила продолжить:

— Я читала книжку, там шло повествование о какой-то восточной стране, где был сухой и душный климат, дожди были редкостью.

Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и снова заговорила, уже более медленно:

— Не помню, как называлась эта страна, но помню, что ее жители были очень слабы здоровьем, особенно зрением, но только до тех пор, пока не начинался сезон дождей, когда природа оживала. Тогда они могли добавлять в пищу ранние овощи, зелень и даже молодые зеленые побеги. Их здоровье — и зрение — восстанавливалось довольно быстро.

— Как интересно! — воскликнула леди Ниланд. — Я попрошу тебя, девочка моя, поговорить с шеф-поваром, чтобы он всегда подавал к столу свежую морковь и зеленые овощи.

— Вам стоит попробовать, возможно, это поможет, — улыбнулась Гильда.

— Непременно! — кивнула леди Ниланд. — Спасибо, что заботишься обо мне.

— Сейчас я пойду переоденусь с дороги, «сказала Гильда. — А потом почитаю вам вслух.

Она направилась к двери, размышляя о том, как ей найти свою комнату.

К счастью, горничная леди Ниланд ждала за дверью.

Гильда тут же обратилась к ней:

— Вы не поднимитесь со мной в спальню, чтобы помочь расстегнуть застежки на спине?

В дороге было так жарко, я хочу как можно быстрее переодеться.

С этими словами она сняла шляпку и передала ее горничной. Та направилась в конец коридора, где, как догадывалась Гильда, должна была располагаться ее комната.

Дом был не очень большим. Комната Элоизы находилась почти рядом со спальней леди Ниланд.

Войдя к себе, Гильда обнаружила, что ее вещи распаковывает молоденькая служанка.

— Так ты здесь, Эмили! — обратилась к ней провожатая Гильды. — Мисс Элоиза желает переодеться с дороги. Помоги ей.

Горничная удалилась, и служанка принялась расстегивать застежки на платье Гильды.

— Она сегодня не в духе, — сообщила Эмили.

— Боюсь, это я ее рассердила, — отозвалась Гильда.

— Она и на меня злится, — призналась Эмист. — Я испортила новую скатерть.

Она бросила на Гильду вопросительный взгляд, словно желая убедиться, что не сказала ничего лишнего, и — уже другим тоном — спросила:

— Какое платье желаете надеть, мисс?

— Что-нибудь полегче и попроще, — ответила Гильда.

Девушка подошла к платяному шкафу и открыла дверцы.

У Гильды перехватило дыхание.

Никогда ей еще не доводилось видеть столько ярких, красивых нарядов сразу. Казалось, кто-то поймал радугу и запер ее в шкаф.

Гильде не хотелось заставлять леди Ниланд ждать, и она быстро указала на первое понравившееся платье из легкого муслина с рисунком из мелких цветочков и бледно-зеленой листвы.

Оно было похоже на то, которое Элоиза носила дома, но только отделано было не голубыми, а зелеными лентами.

Платье было настолько прелестно, что Гильда с удовольствием надела бы его на прием, но тут же сказала себе, что лучше предоставить выбор наряда камеристке.

Переодевшись, Гильда поспешила к леди Ниланд.

Газеты лежали на столике возле кресла, где сидела старая дама. Она тут же подозвала к себе Гильду.

— Скажи мне, что на тебе надето. Я хочу представить, как ты выглядишь. Самая большая беда для слепого состоит в том, что окружающие не дают себе труда давать ему четкие и яркие описания происходящего. Они считают все само собой разумеющимся и не требующим подробных рассказов.

— Я постараюсь описать все как можно тщательнее, — отозвалась Гильда. — Но позвольте мне начать с того, что сегодня чудесный день.

Под теплыми солнечными лучами оживает природа. За городом сейчас зацветает сирень, а среди деревьев проглядывают кое-где золотые головки нарциссов.

Гильда постаралась вложить в описание природы всю душу, и когда она остановилась, леди Ниланд промолвила:

— Ты так чудесно рассказываешь, милая моя. Я и не знала, что у тебя бывает столь поэтичное настроение.

— А теперь позвольте мне описать мое платье, — быстро сказала Гильда.

Она вдруг вспомнила, что Элоиза никогда не интересовалась природой.

— Кстати, по поводу цветов, — проговорила леди Ниланд. — Андерсен доложила мне, что тебе прислали несколько букетов. Ты, наверное, хочешь взглянуть на них?

— Я посмотрю их позже, — ответила Гильда. — Сейчас мне больше хочется беседовать с вами.

Было очевидно, что эти слова одновременно и удивили, и обрадовали леди Ниланд.

Гильда принялась рассказывать о том, какое впечатление на нее произвело свидание с домом, и как красива природа в ее родных местах.

Повествование прервала вошедшая в комнату Андерсен.

— Обед для вашей светлости! Стол для мисс Элоизы накрыт в столовой.

— Ах, как жаль, что я не могу обедать вместе с вами! — воскликнула Гильда.

Леди Ниланд в изумлении застыла и лишь через несколько мгновений ответила:

— Разве ты не помнишь, милая моя, что сама говорила, как тебе невыносимо есть с подносов в спальных комнатах!

Гильда затаила дыхание, а потом коротко рассмеялась:

— Видимо, я встала не с той ноги, раз могла сказать такое. Я буду благодарна, если вы позволите мне составить вам компанию. Мне совсем не нравится обедать в одиночестве.

В этот момент она вспомнила о том, как часто, с тех пор как умер отец, ей приходилось есть одной. А когда домой уходила миссис Хьюлет, и вовсе становилось тоскливо и одиноко.

Иногда Гильда даже разговаривала вслух сама с собой.

— Мне бы тоже хотелось обедать в твоем обществе, — сказала леди Ниланд. — Но, к сожалению, для этого мне придется рискнуть спуститься вниз.

— А почему бы и нет? — удивилась Гильда. — Разве вам не скучно сидеть тут одной взаперти?

Уверена, вашим друзьям было бы приятно прийти навестить вас. А если для вас это не утомительно, можно устроить званый обед.

— За исключением зрения я на здоровье не жалуюсь, — ответила леди Ниланд. — Но, боюсь, мое общество не так уж приятно. Я слепа, и потому неаккуратно ем.

Гильда была уверена, что в этом крестную убедила Элоиза.

— Давайте сделаем вот как, — предложила она. — Давайте пригласим только самых близких друзей. Я подберу такие блюда, чтобы вам не приходилось их резать. Да и вообще я уверена, что если вы будете больше слушать и говорить, чем есть, все это прекрасно поймут.

Леди Ниланд улыбнулась:

— Для тебя это как игра. Но мне очень приятна твоя забота. Ах, Элоиза, как ты думаешь, мне суждено когда-нибудь вновь увидеть мир?

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — убежденно ответила Гильда.

Она и вправду чувствовала, что так будет: ей подсказывала интуиция.

Гильда решила, что должна немедленно отправиться к шеф-повару и поговорить с ним о том, чтобы он предлагал к стопу как можно больше блюд из свежих овощей.

Но самым главным было сейчас убедить леди Ниланд, что зрение непременно вернется к ней.

Андерсен распорядилась, чтобы мисс Элоизе отнесли обед наверх, в спальню ее светлости.

Гильде накрыли на маленьком столике, напротив леди Ниланд. Они проговорили все время, что длился обед, за которым прислуживали два лакея.

— Как хорошо! — воскликнула Гильда. — Так намного лучше, чем обедать в одиночестве?

Она писала быстро, надеясь, что излагает свои мысли с подобающим почтением. Девушке очень хотелось, чтобы ее замысел удался, и крестная хоть немного развлеклась сегодня вечером.

В записке говорилось:

Ее светлость пребывает в прекрасной физической форме. Единственный ее недуг — зрение. Ноя надеюсь, что забота н вера полностью вернут ей способность видеть.

Она закончила писать, поставила подпись и отдала записку лакею, который уже ждал у входа.

Гильда собралась было подняться наверх, но застыла как вкопанная: в холл входил мужчина, которого она узнала мгновенно.

По рассказам сестры, Гильда представляла себе маркиза высоким, широкоплечим, привлекательным мужчиной, но она не ожидала, что он столь поразительно красив и элегантен!

Девушка прекрасно понимала, что с тех пор, как стала взрослой, она встречала очень мало мужчин, и уж конечно, любой лондонский джентльмен непременно должен был выделяться на фоне сельских жителей: фермеров и эсквайров, но в то же время она чувствовала: маркиз будет выделяться везде, где бы ни появился.

Он шел прямо к ней, и на мгновение Гильда оцепенела, не в силах ни думать, ни чувствовать.

— Итак, вы вернулись! — сказал он, и его голос прозвучал властно и жестко. — Я жду ваших объяснений, Элоиза. Где вы были? Почему позволили себе столь возмутительное поведение?

Гильда едва не потеряла сознание, пытаясь найти ответ, но не могла ничего придумать, и лишь стояла и молча смотрела на маркиза. Казалось, взгляд его темных глаз буквально пронизывает ее насквозь.

Но она быстро справилась с собой и, гордо подняв голову, ответила:

— Если я доставила вашей светлости беспокойство, то мне не остается ничего, кроме как принести извинения.

— Да, именно так вам и следует поступить, — недовольно бросил маркиз. — Тем не менее я хотел бы поговорить с вами наедине прямо сейчас.

Не дождавшись ответа, маркиз открыл дверь в комнату, которая, как догадывалась Гильда, должна была служить гостиной.

Она вошла следом за маркизом и убедилась в правильности своей догадки.

Гостиная была просторна и обставлена с большим вкусом. С потолка спускалась огромная хрустальная люстра, бросавшая блики на золоченые детали мебели, обитой голубой парчой.

Гильда подумала, что столь элегантная обстановка была подобрана специально для Элоизы, и тут же напомнила себе, что теперь Элоиза — она.

Как только она вошла, маркиз закрыл дверь и повернулся спиной к камину.

Гильда робко опустилась на край кушетки.

Сейчас она чувствовала себя школьницей, которую должны отчитать за какую-то провинность. Но в ту же секунду она сказала себе, что раз маркиз еще не сделал предложения Элоизе, то и права вести себя как собственник он не имеет.

Однако маркиз стоял с весьма решительным видом, и сердце девушки билось так сильно, что вот-вот выскочит из груди. Ей было почти невыносимо даже смотреть на него.

— Итак, я жду! — воскликнул он.

— Чего именно?

— Вы знаете, что вели себя возмутительно, если не сказать больше, — ответил маркиз. — Я не привык устраивать званые обеды в честь молодых девушек, которые так воспитаны, что не предупреждают о своем отсутствии.

— Простите… — промолвила Гильда, не в силах придумать ничего лучшего.

— Это не объясняет вашего поведения.

— Мне жаль, что я расстроила вас, — повторила Гильда. — И особенно крестную. Могу сказать только одно: подобное более не повторится.

Говоря это, она не могла заставить себя посмотреть на маркиза, но чувствовала на себе его почти угрожающий взгляд.

Маркиз ответил не сразу.

— Вы удивляете меня, Элоиза, — медленно проговорил он. — Думаю, будет лучше не упоминать более об этом недоразумении. Но хочу, чтобы вы знали: меня привело в бешенство то, что все сорвалось в самое последнее мгновение.

— Я понимаю, — кивнула Гильда. — С моей стороны это было действительно очень бестактно, так что мне остается только повторить: сожалею о том, что доставила вам столько неприятностей.

Маркиз хранил молчание, и Гильда воспользовалась этим, чтобы украдкой бросить на него взгляд.

Он показался ей самым привлекательным мужчиной из всех, что ей доводилось когда-либо встречать. Но было что-то в жесткой линии губ или, возможно, в волевом подбородке, что говорило: этот человек бывает не только вспыльчивым, но и жестоким.

И она снова утвердилась в мысли: сестра не могла бы быть счастлива с маркизом, даже если он и был способен принести ей в дар все блага мира.

— Давайте забудем об этом, — словно одаривая ее своей щедростью, предложил маркиз.

Гильда поднялась.

— А теперь простите меня, милорд, но я должна вернуться к крестной. Ее тоже расстроил мой глупый побег, и мне хотелось бы как-то загладить свою вину. Для этого я собираюсь помочь ей отправиться на сегодняшний прием.

— К Дорсетам? — удивился маркиз. — Но разве это возможно? Ведь она слепа!

— Ну и что? — пожала плечами Гильда. — Крестная вполне здорова и прекрасно себя чувствует. По-моему, вынужденное заточение для здорового человека просто мука! Представьте, как ей одиноко сидеть вечерами в своей спальне и думать о том, что она не в состоянии присоединиться к своим друзьям.

— И как вы собираетесь ей помочь? — поинтересовался маркиз.

— Я только что отправила графине записку, в которой просила разрешения взять с собой крестную. Она, правда, немного смущается из-за того, что ей трудно аккуратно есть, но ведь она может сидеть, слушать музыку, разговаривать с друзьями. Если ей станет не по себе, мы с вами могли бы ей помочь.

— Мы с вами? — удивился маркиз. — Вы что, полагаете, что я буду принимать участие в этом фарсе?

— А почему бы и нет, милорд? — ответила Гильда. — Это будет актом милосердия. Уверена, крестная будет вам очень признательна.

Маркиз внезапно расхохотался, запрокинув голову.

— Элоиза, вы не перестаете удивлять меня! — воскликнул он. — Мне еще никогда не предлагали стать глазами незрячему.

— Все когда-нибудь приходится делать впервые, — промолвила Гильда. — А теперь вы должны меня извинить, у нас еще много дел.

— Но я приехал сюда, чтобы пригласить вас со мной прокатиться, — возразил маркиз. — Мой фаэтон стоит у ворот.

— Очень любезно с вашей стороны, милорд, — произнесла Гильда официальным тоном, — но, боюсь, в другой раз.

Взгляд маркиза говорил, что он изумлен ее отказом.

— Если таково ваше желание… Я понимаю, что крестная имеет больше прав на ваше общество, чем я. Увидимся вечером, Элоиза. Буду ждать с нетерпением.

Услышав в его голосе ироничные нотки, Гильда решила, что маркиз говорит неискренне.

Но ей тут же пришла в голову мысль, что, возможно, маркиз счел ее внезапную заботу о крестной попыткой затеять с ним игру.

Маркизу наверняка не раз приходилось сталкиваться с женским коварством, и он научился прекрасно разбираться в этом.

» Он считает, что я пытаюсь расставить ему. ловушку «, — сказала себе Гильда.

Как бы он удивился, если б узнал, что она не та, за кого себя выдает, и потому не испытывает к нему ни малейшего интереса. Более того, даже немножко побаивается.

Вообще маркиз произвел на Гильду впечатление человека умного, проницательного и способного почти что читать чужие мысли и угадывать скрытые переживания.

Гильда почувствовала, что, если позволить такому человеку проникнуть в душу, он может стать опасным врагом.

» Лучшее, что я могу придумать, — сказала она себе, — это стараться избегать встреч с ним и разговоров «.

Не дожидаясь, пока маркиз скажет что-либо еще, она направилась к двери.

На ходу Гильда обернулась и увидела, что маркиз и не думал идти за ней следом, видимо, посчитав, что она лишь играет с ним, а на самом деле не имеет ни малейшего намерения уходить.

Гильда сделала легкий реверанс.

— До свидания, милорд. Благодарю за приглашение поехать кататься. Надеюсь, мы увидимся сегодня вечером на приеме.

Она произнесла эту фразу с плохо скрываемой иронией, словно подражая интонации маркиза. Но скромность и робость перед этим человеком не позволили ей задержаться дольше.

Девушка распахнула дверь и направилась к себе в комнату, оставив опешившего маркиза одного в гостиной.

— Ну а теперь расскажи мне, что на тебе надето, — попросила леди Ниланд, когда Гильда вошла к ней в спальню.

— Я чувствую себя красавицей, — коротко рассмеялась Гильда. — И все это благодаря прелестному платью, трудам модистки, парикмахера и Андерсен, которая научила меня накладывать косметику.

Говоря это, Гильда заметила, что ее слова доставили огромное удовольствие Андерсен.

Камеристка была очень удивлена, когда Гильда попросила ее помочь с макияжем.

Парикмахер уже уложил ее волосы в модную, элегантную прическу, и теперь оставалось заняться лицом. Именно в этот момент Гильда прибежала в комнату крестной и воскликнула:

— Мне кажется, крестная, я накладываю слишком много румян и пудры! Вы не позволите похитить у вас на минутку Андерсен, чтобы она дала мне несколько советов, как лучше накладывать макияж. Ваша кожа выглядит изумительно, уверена, здесь не обошлось без ее трудов.

Это очень польстило Андерсен. Она и правду была искусной и опытной камеристкой.

— Всем молодым людям, — говорила Андерсен, — кажется, что они прекрасно обо всем осведомлены. Я всегда хотела вам сказать, мисс Элоиза, что вы кладете слишком много румян, да еще и не подходящего для вас цвета. А пудру следует наносить так, чтобы она выглядела на коже естественно, и была совсем незаметна.

— Вы абсолютно правы, — согласилась Гильда. — Я буду внимательно смотреть, как вы это делаете, чтобы потом повторить самостоятельно.

Андерсен искусно напудрила Гильде лицо.

Подходящую по цвету пудру почти не было видно на коже, зато она помогла убрать ненужный блеск с маленького носика и изящного подбородка.

Камеристка полностью поддержала предложение Гильды о том, что ее светлости тоже необходимо выбираться в свет.

— Нужно, чтобы кто-нибудь развлек ее, — сказала она. — Ей ведь очень тоскливо все время сидеть одной, не имея возможности пообщаться ни с кем, кроме прислуги.

— Полностью с вами согласна, — отозвалась Гильда.

— Ее светлость всегда любила приемы и визиты друзей. Не понимаю, почему нам не приходило в голову помочь ей выбраться в свет.

Даже если она и не видит, она может по крайней мере беседовать с друзьями.

— Да, конечно. Впредь мы не позволим ей тосковать в одиночестве, — сказала Гильда. — Я напишу всем, кто обычно приглашает меня на приемы и балы, и сообщу им, что отныне я везде буду появляться только с крестной.

— Это прекрасный поступок, мисс Элоиза, — ответила Андерсен.

По ее интонации Гильда поняла, что подобное поведение вряд ли было присуще ее сестре, но тут же сказала себе, что она не имеет права судить. Девушке не хотелось размышлять над тем, была ли Элоиза эгоистичной и высокомерной, или нет.

» Я обещала, что буду дарить счастье всем, с кем меня так или иначе сведет судьба «, — говорила себе Гильда. Для нее это было единственным способом скомпенсировать ложь, к которой она была вынуждена прибегнуть.

Когда она поблагодарила Андерсен за то, что та помогла ей подобрать макияж, и похвалила за умение, камеристка даже зарделась от удовольствия. Гильде показалось, что почти откровенная неприязнь, с которой ее встретила Андерсен, теперь уже забыта.

Гильда потратила довольно много времени, чтобы выбрать подходящий наряд для себя и леди Ниланд.

У ее светлости был богатый гардероб, но все платья серых и лиловых тонов: старая дама предпочитала эти цвета с тех пор, как умер ее муж.

— Как только зрение вернется к вам, — сказала Гильда, — я попрошу вас купить себе роскошное платье. Оно должно быть легким, как солнечный свет, и ярким, как цветы, которые мне дарят поклонники.

Леди Ниланд рассмеялась.

— Ну, если уж ты хочешь, чтобы я была похожа на райскую птицу, — сказала она, — тогда, как только ко мне вернется зрение, мы отправимся на Бонд-стрит к лучшим модисткам и закажем себе по паре роскошных нарядов.

— У меня и так много нарядов, вряд ли я успею их все перемерить.

— Не бойся, успеешь, — отозвалась леди Ниланд. — Ты еще скажешь, что тебе нечего носить. Таковы женщины — им всегда не хватает одежды!

Они обе рассмеялись, но Гильде так и хотелось признаться леди Ниланд, как много для нее значит возможность иметь новую одежду.

Как только девушка скинула свое старое платье, которое уже давным-давно стало ей мало, и надела наряд Элоизы, она почувствовала себя, словно бабочка, вырвавшаяся из кокона.

Ее новый наряд был сшит из легчайшей ткани и не только не скрывал фигуру, но выгодно подчеркивал все ее достоинства. Лиф был отделан серебряными ленточками, напоминавшими лунные блики и гармонировавшими с серебряными туфельками.

Парикмахер уложил Гильде волосы в тяжелый тугой узел, закрепил его на затылке и украсил блестящей лентой.

— Мне кажется, в таком наряде я похожа на греческую богиню, — говорила Гильда леди Ниланд, заканчивая описывать свой туалет. — Скорее всего на Диану-охотницу, только не хватает стрел!

— Стрелы тебе ни к чему, ты и без них разбила немало сердец, — с улыбкой ответила леди Ниланд. — Но мы так увлеклись разговором о наряде, что я забыла спросить, как прошла твоя беседа с маркизом.

— Он был удивлен и раздосадован моим поведением.

— Уверена, что ты принесла ему свои искренние извинения, — строго сказала леди Ниланд. — Он очаровательный мужчина, хотя и несколько эгоистичен.

— Вот уж точная характеристика! — воскликнула Гильда. — Мне кажется, он хочет выглядеть излишне внушительным.

Леди Ниланд помедлила с ответом.

— Я уже говорила, милая моя, — наконец сказала она, — что тебе не стоит столь далеко заходить в своих мечтах и пытаться завоевать маркиза. Сэр Хэмфри Грамж богат так же, как маркиз, хотя и принадлежит к не столь знатному роду.

Гильда запомнила имя, которое назвала леди Ниланд, и отметила про себя, что это, видимо, тот самый второй претендент на руку Элоизы, о котором сестра говорила, что для нее он недостаточно знатен.

— В мире так много мужчин, крестная! — осторожно ответила Гильда. — И по правде говоря, я не стремлюсь замуж.

Она говорила искренне, и была уверена, что изумила леди Ниланд.

— Но, девочка моя, ты так настаивала, что тебе необходимо замуж! Я тысячи раз повторяла, что нет нужды торопиться. Тем более что жить здесь ты можешь столько, сколько пожелаешь. Я хочу, чтобы у тебя было достаточно времени, чтобы определиться.

— Я помню, вы говорили это, крестная, — отозвалась Гильда. — Как бы то ни было, я приняла решение не выходить замуж по крайней мере до следующего года.

Леди Ниланд чуть не захлопала в ладоши.

— Я мечтала услышать от тебя эти слова!

Ах, Элоиза, я так боялась, что ты слишком поспешишь с замужеством и окажешься так же несчастна в браке, как когда-то я.

— Вы были несчастны? — удивилась Гильда. — Это так печально!

— Я никогда не говорила тебе об этом, — сказала леди Ниланд. — Помимо меня у моего мужа было много других интересов. Ему я была нужна только тогда, когда в доме собирались гости и требовалась хозяйка, чтобы устроить прием.

В порыве сочувствия Гильда села рядом с леди Ниланд и взяла ее за руку.

— Мне очень, очень жаль, — тихо проговорила она. — Я понимаю, как вам было непросто.

— Больше всего на свете я жалею о том, что у нас не было детей, — продолжила леди Ниланд. — Мне бы хотелось иметь дюжину дочерей и сыновей. Для меня было бы счастьем растить их и о них заботиться.

Гильда наклонилась и поцеловала леди Ниланд.

— Вы можете заботиться обо мне. Тем более что я не собираюсь замуж ни за маркиза Стэвертона, ни за сэра Хэмфри. Я буду ждать, пока в моей жизни появится мужчина, похожий на отца, такой же добрый и прекрасный. Тогда я буду счастлива, даже если нам придется жить в маленьком загородном доме на ограниченные средства!

Гильда говорила импульсивно, вспоминая свою мать.

Внезапно до нее дошло, что леди Ниланд смотрит на нее, застыв от изумления.

— Ты изменилась, Элоиза. Изменилась так сильно, что и не описать. Никогда не слышала, чтобы раньше ты говорила что-либо подобное.

Гильда поняла, что допустила ошибку, и поспешила сказать:

— Если я и изменилась, так только потому, что, уехав, поняла, как добры вы были ко мне.

А я думала лишь о собственной персоне и вела себя эгоистично.

Она перевела дыхание, чтобы продолжить:

— Теперь все изменится. Мы все будем делать вместе. Мы будем посещать только те приемы, куда нас будут приглашать вдвоем, а если нет, обе останемся дома и будем сплетничать, как два синих чулка!

Ей хотелось развеселить леди Ниланд, и она добилась своей цели.

— Ты говоришь вздор, милая моя, но за это я тебя тоже люблю, — улыбнулась леди Ниланд. — А теперь поспеши, или опоздаешь на званый обед. Обещаю, что приеду ровно к девяти. Я уже волнуюсь и чувствую себя, как девица на первом балу!

— Тогда я буду вашей дуэньей, — отозвалась Гильда. — Мне придется весь вечер отваживать от вас поклонников, которые так и будут норовить остаться с вами наедине, чтобы наговорить тысячу приятных глупостей.

Леди Ниланд вновь рассмеялась.

Вошедшая в эту минуту Андерсен накинула на плечи Гильды бархатную шаль.

Гильда вышла из спальни крестной и направилась вниз по лестнице, радуясь, что никто не догадывается о том, что сегодня она отправляется на свой первый бал в первом за всю жизнь вечернем платье!

Она будет веселиться и танцевать на балу!

Это было как сон.

Гильда спустилась в холл и увидела, что ее ожидает экипаж, чтобы отвезти в дом графини Дорсет.

Она надеялась только на то, что этот сон продлится хотя бы до полуночи.

Глава 4

Гильда пребывала в чудесном состоянии на грани между явью и сном.

Минувшая ночь была просто сказочной и превзошла самые смелые ожидания.

Гильда всегда мечтала попасть на настоящий бал, где в отблесках огромных хрустальных люстр под мягкую музыку оркестра танцуют красивые женщины и бравые кавалеры.

Обед у графини Дорсет был восхитительным.

За огромным столом, украшенным букетами орхидей, освещенным свечами в золотых канделябрах, расселось пятьдесят гостей.

Гильда разглядывала все это великолепие, широко раскрыв глазами. Внезапно она почувствовала пристальный взгляд маркиза. Девушка вспомнила, что все это не должно было быть для нее новостью, ведь предполагалось, что она знакома с таким великолепием по крайней мере два последних года.

И тем не менее, когда диадема, служившая украшением графине Дорсет, засияла в отблеске свечей мириадами бриллиантовых граней, Гильда не смогла удержаться от восхищенного вздоха:

— Это просто сказочно!

— Почему именно сегодня? — вдруг раздался над ее ухом слегка утомленный голос маркиза.

— Мне кажется, сегодня все выглядит по-другому, потому что я счастлива, — быстро ответила Гильда.

— Но почему? — повторил свой вопрос маркиз.

— А разве для того, чтобы быть счастливой, нужна причина?

— Если женщина говорит, что она счастлива, это означает, что она влюблена!

Гильда улыбнулась.

— Тогда я исключение. Я счастлива просто оттого, что вокруг все так красиво, а люди добры и приветливы!

— Почему это удивляет вас?

Гильда посчитала утомительным отвечать на все вопросы, а потому решила прервать их поток, повернувшись к своему соседу справа.

Это был молодой джентльмен, осыпавший ее комплиментами.

Она чувствовала, что слова слетают с его уст легко и непринужденно, а значит — вряд ли искренне. Но в то же время ей было приятно внимание.

Гильда делала все возможное, чтобы избежать разговоров с маркизом наедине, а потому очень обрадовалась приезду леди Ниланд.

Появление в зале ее светлости вызвало среди гостей легкий переполох. Старая дама была великолепна в элегантном темно-лиловом платье, с бриллиантовой диадемой в волосах и тяжелым аметистовым ожерельем на шее.

Гильда предусмотрительно заказала у докторов новую повязку для глаз, чтобы она по цвету гармонировала с платьем.

А грим, искусно наложенный Андерсен, освежал леди Ниланд и отвлекал внимание от вынужденной повязки.

Леди Ниланд выглядела прекраснее иных своих сверстниц, не страдающих никакими недугами.

Граф Дорсет помог даме пройти к высокому креслу, приготовленному специально для нее.

Гильда подошла к крестной, чтобы узнать, как она себя чувствует.

— Я так рада и взволнована, что могу снова слышать музыку и беседовать с друзьями! И все это — благодаря тебе, дитя мое.

И тут Гильда сообразила, как разрешить трудность, мучившую ее несколько последних часов.

Она прекрасно понимала, что все здесь присутствующие так или иначе знакомы с Элоизой, а следовательно, ей бы пришлось представлять их крестной:» Это леди «X», или: «Это лорд» Y «.

Теперь же девушка нашла выход из положения.

— Ну, крестная, давайте проверим, не забыли ли вы голоса своих друзей.

Леди Ниланд была даже рада такой игре, и в девяти случаях из десяти угадывала правильно.

Когда к ним подошел маркиз, Гильда не сомневалась, что он намерен поговорить с ней.

Чтобы избежать возможного выяснения отношений, она быстро сказала:

— А это, крестная, маркиз Стэвертон. Он обещал мне, что посвятит некоторое время, чтобы обрисовать вам, кто как из ваших друзей выглядит. Правда, боюсь, что сегодня он будет критиковать все и всех.

Леди Ниланд рассмеялась.

Маркизу ничего не оставалось, как поцеловать ей руку и сесть рядом, а Гильда улучила минутку, чтобы ускользнуть и потанцевать с одним из многих молодых людей, которые в этот вечер осаждали ее просьбами.

После каждого танца она возвращалась развлечь леди Ниланд, но обнаруживала, что в этом нет никакой нужды. Друзья окружили старую даму, и весь вечер развлекали разговорами и расспросами. Леди Ниланд чувствовала себя королевой бала.

Гильда только что закончила тур вальса с молодым человеком, который сидел рядом с ней за столом, как к ним подошел высокий широкоплечий мужчина.

— Как вы можете быть так жестоки ко мне, Элоиза? Вы исчезли внезапно, ничего мне не объяснив!

Девушка пыталась сообразить, кто это такой, но ее спутник сам пришел ей на помощь:

— Вы слишком торопитесь, сэр Хэмфри!

Мисс Уингейт обещала следующий танец мне, придется вам подождать!

— Очень жаль, — ответил сэр Хэмфри, — но мне нужно сообщить мисс Уингейт нечто важное.

С этими словами он взял Гильду под руку и повел на веранду.

Девушка не испытывала большого желания повиноваться, но выбора не оставалось.

К счастью, на веранде было еще несколько пар, и ее спутнику пришлось понизить голос до шепота.

— Вы с ума меня сведете! — начал он. — Когда вы намерены дать мне ответ? Я устал от ожидания!

Гильда решила, что, видимо, сэр Хэмфри имеет в виду сделанное им предложение, и неуверенно ответила:

— Такие вещи… в спешке… не решаются.

— В спешке! — воскликнул сэр Хэмфри. — Да я умоляю вас, стоя на коленях, уже почти шесть месяцев!

Гильда предпочла промолчать, и он воспользовался этим, чтобы продолжить:

— Я надеялся, вы выразите свою благосклонность хотя бы тем, что наденете сапфировое ожерелье, которое я вам подарил. Тем более что, хотя ваша крестная и присутствует сегодня здесь, она не может вас в нем видеть.

Гильда не сразу нашлась с ответом, она понятия не имела, о чем он говорит.

— Мне нужно возвращаться к крестной. Не сомневаюсь, она будет рада побеседовать с вами. Ей так приятно выбраться в свет и снова встретиться после долгого затворничества со своими друзьями.

— Меня интересуете вы, а не ваша крестная! — ответил сэр Хэмфри, приближаясь к Гильде почти вплотную.

» В нем было что-то отталкивающее, хотя Гильда и убеждала себя, что ее предчувствия не имеют никаких оснований.

Тем не менее она была уверена, что доверять этому человеку нельзя. Видимо, Элоиза тоже так думала, потому и тянула с ответом.

«Будь он богат, как Крез, я бы не вышла за него замуж», — подумала Гильда.

В этот момент на веранду вышли еще две пары, и Гильда воспользовалась случаем, чтобы сказать:

— Мне нужно навестить крестную, узнать, все ли у нее в порядке.

Не дожидаясь ответа, она поспешила оставить своего спутника.

Весь вечер сэр Хэмфри оказывался рядом и старался попасться ей на глаза, но Гильда пресекала любые попытки возобновить разговор.

И все же — несмотря ни на что — бал был великолепен.

У Гильды не осталось более даже тени сомнений, что ее сестра пользовалась оглушительным успехом. Ее общества искали самые блестящие кавалеры. Даже те, кто, как догадывалась Гильда, считал подобные развлечения скучными и приевшимися и предпочитал держаться особняком — даже они боролись за ее расположение, не уставая осыпать комплиментами.

По дороге домой Гильда не могла не думать о том, как несправедливо, что Элоиза ушла из жизни в расцвете молодости и в обаянии успеха.

Несмотря на то что она не принадлежала к знатному роду, сестре удалось произвести фурор в таком критически настроенном обществе, как лондонский высший свет.

Словно прочитав ее мысли, леди Ниланд сказала:

— Ты была сегодня просто восхитительна, дитя мое. И я должна поблагодарить тебя за прекрасный вечер, который мне посчастливилось сегодня пережить.

— Это я должна благодарить вас, — отозвалась Гильда. — Если бы не это чудесное платье, если бы я не была вашей крестницей, на меня вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание.

— Какая чепуха! — воскликнула леди Ниланд. — Твоя внешность — вот твоя визитная карточка! Ты не представляешь, сколько мужчин за сегодняшний вечер, включая маркиза, подходили ко мне и говорили в твой адрес самые изысканные комплименты.

— Маркиз, наверное, до сих пор задается вопросом, почему я убежала?

— Думаю, да, — ответила леди Ниланд. — Ио, дорогая, я считаю, что он для тебя не слишком подходящая партия. Графиня говорила мне, что за всю свою жизнь маркиз еще никогда никого не любил.

Гильда подумала, что это, наверное, правда, а леди Ниланд продолжала:

— По-моему, ему доставляет удовольствие отваживать от тебя поклонников. Он хочет доказать, что он первый и на скачках, и в любви.

— Вы правы! — воскликнула Гильда. — Но поверьте, дорогая крестная, я не принимаю его ухаживания всерьез.

— Рада это слышать, милая моя. Мне было бы горько сознавать, что маркиз разбил твое сердце так же, как сердца других несчастных.

— Со мной это ему не удастся, — убежденно сказала Гильда.

Когда они приехали домой, крестная принялась рассказывать Андерсен, как восхитительно они провели вечер. Гильда воспользовалась этим, чтобы пожелать крестной спокойной ночи, и отправилась спать.

Она никогда не танцевала так долго и заснула сразу же, как добралась до постели.

Девушка выспалась замечательно и прокручивала в голове события вчерашнего вечера. Все прошло безукоризненно, единственное, что ее беспокоило, это упоминание сэром Хэмфри о подаренных им сапфирах.

Что это за сапфиры? И если он действительно подарил драгоценности Элоизе, то где они теперь?

Размышления прервала Эмили, вошедшая в комнату с подносом в руках.

Когда Гильда закончила завтрак, был уже почти полдень.

— Мне пора вставать, — сказала она Эмили.

— Не стоит спешить, мисс, — улыбнулась камеристка. — Ее светлость еще не проснулись.

Я пришла сказать вам, что внизу для вас оставлено несколько букетов. А вот сопроводительные записки.

С этими словами она положила перед Гильдой конверты.

Гильда взяла первый попавшийся и прочитала:

Я должен с вами увидеться, прекрасная обольстительница. Буду счастлив, если вы согласитесь покататься со мной или позволите навестить вас в четыре часа.

Гильда не имела ни малейшего желания принимать предложение. И вдруг, почти смеясь, она осознала, что, приди оно несколькими днями раньше, когда она жила за городом, это стало бы в ее жизни целым событием.

От маркиза известий не было, авторов остальных записок она определить не смогла.

Когда Эмили помогала ей одеться, Гильда как бы между прочим заметила:

— Это платье украсила бы брошь.

— Вы совершенно правы, мисс, — отозвалась камеристка. — Может быть, ту с жемчугом, которая, как вы рассказывали, принадлежала вашей матери?

Гильда остолбенела.

Она знала, что все драгоценности ее матери были проданы, когда отцу понадобились деньги на приобретение акций и ценных бумаг.

— Да-да, конечно. Прекрасная мысль. Где она? — выдавила Гильда.

— В вашей шкатулке для драгоценностей, мисс, — ответила Эмили.

Пока Гильда размышляла, как бы теперь выяснить, где же хранится шкатулка, Эмили сама направилась к платяному шкафу и открыла дверцу.

Внизу лежал большой кожаный саквояж, напоминающий шкатулку для драгоценностей, но такой большой, что в нем могла бы поместиться корона.

Справившись с удивлением, Гильда рассеяно спросила:

— Куда же я задевала ключ?

— Я не хотела подглядывать, мисс, — быстро ответила Эмили. — Вы всегда говорили, чтобы я не вмешивалась. Но я случайно заметила его в вашей сумочке.

— Ах да! — воскликнула Гильда. — Я так устала вчера, что сегодня с утра постоянно говорю глупости.

Эмили принесла ту самую сумочку, которую она брала вчера с собой на бал. Гильда думала, что там нет ничего, кроме носового платка.

Теперь же, открыв протянутую камеристкой сумочку, она обнаружила на дне небольшой ключик.

Как только Гильда вставила его в замок, она, к своему удивлению, услышала голос камеристки:

— Я подожду за дверью, мисс. Позовите меня, когда закончите.

Видимо, так считала необходимым распорядиться Элоиза. Когда дверь за Эмили закрылась, девушка поближе придвинула к себе саквояж.

Он был большим и тяжелым. Должно быть, крестная подарила его Элоизе на день рождения.

Повернув в замке ключ и откинув крышку, Гильда не смогла сдержать восхищенного возгласа.

На специальном подносе лежало несметное множество драгоценностей.

— Как они достались Элоизе? — спросила себя Гильда.

Там была та самая жемчужная брошь, о которой говорила Эмили. Однако Гильда была абсолютно уверена, что никогда не видела этого украшения у своей матери.

Рядом с брошью в специальных футлярах лежали подходящие по стилю серьги и тяжелый золотой браслет, усыпанный бриллиантами и жемчугом.

В другом отделении Гильда обнаружила гарнитур: ожерелье из сапфиров и бриллиантов и такие же серьги. Ну конечно же, это те самые украшения, о которых говорил вчера сэр Хэмфри.

Гильду бросило в дрожь от того, что сестра могла принять в подарок такие дорогие вещи, да еще от человека, с которым никоим образом не собиралась связывать свою судьбу.

— Нужно отослать их обратно, — прошептала Гильда.

Еще она обнаружила нитку крупного жемчуга — несомненно натурального.

Гильда приподняла подставку, на которой лежали драгоценности, и чуть не задохнулась: на дне саквояжа была спрятана целая россыпь золотых соверенов!

Девушка долго смотрела на монеты, не в сипах оторвать глаз. Это было похоже на мираж!

Но где Элоиза смогла достать столько денег?

Здесь было явно не менее пятидесяти золотых монет.

Возможно, леди Ниланд была так щедра, что периодически давала Элоизе деньги на расходы? Ничего удивительного, если сестра предпочла сэкономить.

Под грудой монет Гильда обнаружила несколько писем и открыла первое попавшееся, с пометкой «Банк Коттса».

В письме говорилось:

Уважаемая мисс!

Имею честь сообщить вам, что сумма вашего текущего счета равна 1959 фунтов стерлингов.

Позвольте выразить признательность за то, что предпочли воспользоваться услугами нашего банка.

С уважением. Коттс.

Гильда решила, что, возможно, произошла какая-то ошибка.

Но, заметив на конверте надпись «мисс Элоизе Уингейт», поняла, что все действительно так.

— Не могу поверить! — еле слышно прошептала она. — Каким образом Элоизе удалось накопить такую огромную сумму?

Затем, словно испугавшись того, что она только что узнала, Гильда положила все бумаги на место, вставила подставку с драгоценностями и закрыла саквояж.

Она поднялась, села у туалетного столика и посмотрелась в зеркало. Однако вместо своего отражения Гильда видела отражение сестры и мысленно повторяла снова и снова тот же вопрос: что все это значит? Откуда взялись деньги?

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она очнулась и вспомнила, что за дверью ждет Эмили.

Гильда встала и отворила дверь.

— Я хочу увидеться с ее светлостью, — сказала она камеристке.

— Вам удалось найти брошь, мисс? — спросила Эмили.

— Я передумала, — глухо произнесла Гильда. — У меня пропало желание надевать драгоценности, Это солнечное утро маркиз Стэвертон посвятил верховой прогулке в парке. К себе в дом на Беркли-стрит он вернулся в прекрасном расположении духа, когда все еще только начинали просыпаться.

На прошлой неделе маркиз приобрел прекрасного молодого жеребца, который превзошел все его ожидания.

Он решил обязательно взять коня с собой, когда отправится за город, чтобы попробовать его в прыжках через барьеры. Маркиз специально подготовил тренировочную площадку, на которой его конюхи выезжали лошадей не только для скачек, но и для охоты.

Как только маркиз Стэвертон сел за стол, чтобы отведать одно из тех вкуснейших блюд, которыми славился его шеф-повар, в комнату вошел слуга.

— Простите, милорд, но к вам прибыл посланец от лорда Хоксбери, — доложил он. — Его светлость спрашивает, когда вам будет удобно навестить его?

Маркиз бросил взгляд на часы над камином и ответил:

— Попросите передать его светлости, что я буду у него не позднее одиннадцати.

— Слушаюсь, милорд.

После завтрака маркиз отправился в библиотеку, где его уже ждал секретарь, готовый разбирать бесчисленное множество приглашений, важных бумаг и запросов из владений, принадлежащих маркизу.

Маркиз провел у себя в кабинете около получаса, прежде чем ответил на все письма и отдал необходимые распоряжения.

Затем он поднялся к себе переодеться.

Через несколько минут роскошный экипаж, запряженный четверкой рысаков, вызывавших зависть и восхищение всех прохожих, увозил маркиза в департамент иностранных дел.

Старший клерк уже ждал маркиза в офисе на Сент-Джеймс-стрит, чтобы проводить в кабинет к главе департамента.

Как только маркиз вошел в кабинет, лорд Хоксбери поднялся ему навстречу:

— Очень любезно, что вы согласились прийти так быстро, Стэвертон, — сказал он.

— Не могу представить, зачем я понадобился вам так срочно, — отозвался маркиз.

С этими словами он устроился в удобном глубоком кресле напротив рабочего стола лорда Хоксбери. На лице последнего можно было прочесть следы явного волнения.

— Буду с вами откровенен, Стэвертон. Вы — моя последняя надежда.

Маркиз удивленно поднял бровь, но ничего не сказал.

— В это трудно поверить, — быстро проговорил его собеседник. — У меня практически нет доказательств, и все же я абсолютно уверен в том, что в нашем департаменте происходит утечка информации!

А вот это было уже серьезно. Маркиз выпрямился в кресле.

— Здесь, у вас? — переспросил он. — А подтверждения есть?

— К сожалению, у меня нет доказательств, — повторил лорд Хоксбери. — Я, конечно, допускаю, что мои опасения не имеют оснований, но интуиция мне подсказывает, что каким-то чудовищным образом вся информация из Уайт-холла попадает к Бонапарту.

В кабинете повисло молчание. Маркиз размышлял о том, что подписанный недавно пакт о ненападении был для Наполеона лишь уловкой, чтобы выиграть время и сосредоточить свои войска.

Это означало, что вероятность возобновления военных действий между Англией и Францией была вполне реальной.

Говорить об этом премьер-министру бесполезно.

Генри Эддингтон, занявший пост после Уильяма Питта, ушедшего в отставку в прошлом году, показал себя политиком слабым и нерешительным, особенно в вопросах, имеющих стратегический характер.

В прошлом маркизу не раз доводилось оказывать услуги министерству иностранных дел и лично лорду Хоксбери.

— Чем я могу помочь, если утечка информации действительно имеет место?

— Я собирался обратиться с этим же вопросом к вам, — с усталой улыбкой произнес лорд Хоксбери.

— Расскажите, как обстоят дела, — попросил маркиз.

Государственный деятель понизил голос почти до шепота, словно опасаясь, что и у стен могут быть уши.

— Я навел справки — тайно, разумеется, — о каждом из сотрудников.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Интуиция подсказывает мне, что Рерсби ведет нечестную игру. Конечно, доказательств никаких нет, все пока на уровне опасений.

Маркиз нахмурился.

Он вспомнил лорда Рерсби, франта, разодетого всегда в пух и прах. У маркиза никогда не возникало желания завязать с этим человеком дружеские отношения — ни на приемах, ни на скачках.

Но все же маркизу казалось, что он не может быть шпионом. Лорд Рерсби был из числа тех людей, которые вступают в тот или иной роскошный клуб только для того, чтобы быть поближе к знати и продвигаться по общественной лестнице.

— Вы с ним знакомы? — спросил лорд Хоксбери.

— Весьма шапочно, — ответил маркиз. — Он из числа людей, с которыми не хочется завязывать дружеских отношений.

— Я придерживаюсь того же мнения, — отозвался лорд Хоксбери. — Его отец был пэром, а сам Рерсби учился в весьма престижной школе.

У него есть небольшое поместье в Сассексе, и, как мне говорили, он страстно желает быть представленным принцу Уэпьскому.

Маркиз улыбнулся.

— Такая характеристика подойдет кому угодно!

— Вот именно, — ответил лорд Хоксбери. — Но, если я и ошибаюсь, то кто тогда? Больше никто сомнений не вызывает.

— А как он вообще попал в департамент?

— По стопам отца. Лорд Рерсби получил титул за оказание ряда услуг нашему департаменту. Выйдя в отставку, он пожелал, чтобы сын продолжил его дело.

Лорд Хоксбери помедлил, прежде чем продолжить:

— Когда его светлость умер, все решили, что молодой Рерсби немедленно выйдет в отставку и примется транжирить оставленное ему наследство. Однако он остался на своем посту и продолжал работать, весьма, надо заметить, добросовестно. Так что повода уволить его у нас не было.

— Тогда на чем основаны ваши подозрения?

— По правде говоря, я и сам не знаю, — ответил лорд Хоксбери. — Но он единственный, кому я не доверяю.

— Звучит неубедительно, — отозвался маркиз. — Так чего вы ожидаете от меня?

Лорд Хоксбери развел руками:

— И этого я тоже не знаю. Я приказал установить за Рерсби слежку. Однако заметить что-либо подозрительное нам не удалось. Если он и передает сведения, то доказательств нет никаких.

— Тогда чем я могу помочь? — повторил маркиз.

— Вы, Стэвертон, умны и проницательны.

Просто держите ухо востро и будьте начеку. Вам в последнее время везет. Мне кажется, что вы моя последняя и единственная надежда.

— Рерсби владеет какой-либо информацией, которая может заинтересовать французов?

— Бонапарта интересуют любые сведения о наших войсках или флоте. По моим данным, он вскоре высадится на островах.

— Вы действительно в это верите? — спросил маркиз. — Я думал, это просто уловка, чтобы держать в страхе старых дев и консерваторов.

— Нет, я говорю абсолютно серьезно. Согласно нашим данным, французы строят баржи, на которых можно будет разместить армию и переплыть Ла-Манш. Уверен, они хотят выждать момент и напасть неожиданно.

— Неожиданно? — воскликнул маркиз. — Тогда почему, черт побери, мы рассредоточили армию и флот, да еще так поспешно?

— Спросите об этом премьер-министра, — пожал плечами лорд Хоксбери. — Я протестовал против такого решения на обоих совещаниях кабинета министров. Но, как обычно, победило мнение тех, кто считает, что для сохранения мира достаточно лишь их желания.

— Да это просто возмутительно! — воскликнул маркиз.

— Полностью с вами согласен, — отозвался лорд Хоксбери, — но меня никто и слушать не станет, если я не представлю серьезных доказательств. У меня нет и тени сомнения, что у Бонапарта имеется немалая армия осведомителей, которые держат его в курсе событий в Англии. А значит, он выберет момент, когда мы будем готовы меньше всего, и одержит легкую победу.

— Мы просто обязаны это предотвратить! — воскликнул маркиз.

— Разумеется!

Они провели более часа, обсуждая ситуацию.

Когда маркиз покинул кабинет главы департамента, лицо его было серьезным и сосредоточенным.

По пути домой он неустанно размышлял, как найти выход: ведь решить эту задачу было все равно, что найти иголку в стоге сена.

Обедать маркиз отправился в клуб «Уайт», надеясь встретиться там с лордом Рерсби, и не ошибся.

Лорд Рерсби-старший был членом клуба, и его сын получил членство, будучи совсем юношей.

У маркиза не возникло и тени сомнения, что Рерсби считает этот клуб удачным местом для завязывания нужных знакомств.

Сейчас маркиз увидел, что лорд Рерсби беседует с двумя своими приятелями, людьми, не имеющими никакого влияния.

Было просто абсурдом подозревать такого человека в шпионаже в пользу Наполеона.

Однако, если Рерсби собирался обрести власть и влияние в высшем свете, ему необходимо было иметь приличную сумму, намного превышающую размер состояния, завещанного отцом.

В департаменте иностранных дел все были прекрасно осведомлены о том, что Бонапарт щедро оплачивает необходимую ему информацию. А контрабандисты, помогающие шпионам пересекать Ла-Манш, считали такой «груз» более выгодным, чем перевозка чая или бренди.

Многим членам кабинета министров стало казаться, что тайные агенты Бонапарта добрались и до Букингемского дворца.

Однако маркизу сложившаяся ситуация напоминала охоту на ведьм.

Он полагал, что слухи не имеют под собой никаких оснований: ведь люди способны иной раз нагонять страх на самих себя.

Что касается женщин, те вообще считают подобные интриги и сказки о шпионах едва ли не самым занятным развлечением.

Маркиз понаблюдал за Рерсби еще некоторое время и пришел к выводу, что этот человек вряд ли представляет опасность.

Вряд ли персоне столь мало влиятельной удается играть важную роль в тайной агентуре Бонапарта.

За Рерсби была установлена слежка, но ничего подозрительного замечено не было. Он никогда не вступал в контакт с французскими эмигрантами, которых принято было считать неблагонадежными, ибо они старались поддерживать связи с родиной всеми возможными способами.

«Уверен, что все эти сомнения — лишь игра воображения лорда Хоксбери», — сказал себе маркиз.

В то же время он вынужден был признать, что глава департамента иностранных дел всегда был человеком здравомыслящим, уравновешенным и хладнокровным. Он был вполне способен отличить вымысел от правды.

Больше в этом клубе маркизу делать было нечего. Он решил, что пришло время навестить Элоизу.

Маркиз привык, что женщины всячески пытаются завладеть его вниманием. Чтобы расставить ему ловушку, они идут на все. Многие, считая, что могут привлечь его интерес своей необычностью, решаются на различные ухищрения, чтобы казаться непохожими на других.

Но маркиз давно уже научился разбираться в женском коварстве.

Однако поведение Элоизы Уингейт действительно озадачило его.

Первой реакцией на ее внезапное исчезновение был гнев. Маркиз не любил, когда кто-то срывал его планы, тем более столь внезапно и дерзко. Элоиза не потрудилась даже проявить элементарной вежливости и предупредить его об отъезде.

Люди с дурными манерами никогда не вызывали у него уважения, поэтому маркиз решил прекратить с Элоизой всяческие отношения.

Затем он, почти смеясь, понял, что это еще одна уловка, чтобы навести его на размышления о том, что он якобы жить без Элоизы не может.

Маркиз сказал себе, что для подобных ухищрений он слишком умен и опытен.

И все же… Элоиза была одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо встречал.

Позволить увести девушку какому-нибудь воздыхателю из армии ее бесчисленных поклонников означало потерпеть поражение в глазах всего света.

Тогда маркиз решил заехать к Элоизе и узнать, чем она занята.

Вчера вечером она умело избегала любой возможности остаться с ним наедине. К тому же маркиз заметил в девушке некую таинственную перемену: казалось, она искренне наслаждается праздником, словно попала на него впервые.

До отъезда Элоиза вела себе совсем иначе: пользовалась любым предлогом, чтобы завязать с ним разговор, остаться наедине или совершить тур вальса.

Казалось, для нее не существовало в мире никого, кроме маркиза Стэвертона, она была полностью поглощена им — и только им.

Вчера же Элоиза ускользала от него, подобно ртути, и более того, казалось, девушка даже его боится.

«Это просто плоды моего воображения», — убеждал себя маркиз.

Тем не менее эта мысль неустанно преследовала его, а интуиция подсказывала, что он не ошибается.

Лорд Хоксбери был одним из первых, кто заметил, что за привлекательной внешностью и фатовством маркиза кроется острый ум и глубокая проницательность.

Он свел дружбу с молодым Стэвертоном и стал посвящать его в дела департамента. Постепенно поразительные способности в сочетании со сказочным везением сделали его незаменимым человеком в делах дипломатии.

Лорд Хоксбери нередко пользовался услугами маркиза, когда возникали какие-то трудности, и не уставал радоваться тому, что разглядел в молодом человеке незаурядную личность.

Со временем его удовлетворение переросло в восхищение и полное доверие. Именно поэтому, как только у главы департамента возникло подозрение относительно утечки информации, он ни минуты не сомневаясь, обратился к маркизу Стэвертону.

Когда маркиз согласился заняться этим делом, лорд Хоксбери с облегчением вздохнул, словно с его плеч свалился тяжкий груз.

Однако тот аналитический ум, на который так рассчитывал глава департамента, был занят теперь Элоизой Уингейт.

Маркиз решил, что непременно выяснит причину столь разительной перемены.

В этот день Гильда не могла думать ни о чем, кроме саквояжа для драгоценностей и его содержимого.

Андерсен настояла, чтобы леди Ниланд отдохнула после обеда, учитывая, что накануне она легла очень поздно, и Гильда собралась посвятить свободное время чтению.

Она отправилась в кабинет, где обнаружила несколько интересных книг. Выбрав одну, девушка устроилась у окна на кушетке и стала читать.

Однако перец глазами вместо книжных страниц стояли слова письма из банка и груда золотых соверенов.

Гильда в сотый раз задавала себе вопрос, как Элоиза могла накопить такую крупную сумму, когда дверь кабинета отворилась и на пороге появился лакей.

— К вам маркиз Стэвертон, мисс? — возвестил он.

От неожиданности девушка вздрогнула и выронила книгу.

Она не успела пошевельнуть рукой, чтобы поднять томик, как маркиз изящно опередил ее.

Прежде чем отдать книгу Гильде, маркиз прочел заглавие и удивленно вскинул брови:

— Руссо! Разве вы читаете по-французски?

— Да, и довольно неплохо. А эту книгу я давно собираюсь прочесть.

— Но для чего?

— Мне интересно. Мои родители любили произведения Руссо, хотя отец предпочитал книги о войне.

— А я и не знал, что вы любите чтение, — заметил маркиз.

Только сейчас Гильда вспомнила, что сестру никогда не интересовала литература, а французским она владела весьма посредственно.

Оставалось только надеяться, что таких подробностей маркиз не знал. Гильда поспешила перевести разговор на другую тему.

— Крестная не ожидала сегодня вашего визита.

— Вам прекрасно известно, — отозвался маркиз, — что я пришел с визитом не к леди Ниланд, а к вам.

— По какому-то определенному поводу?

— А мне требуется повод? — спросил маркиз. — Мне всегда казалось, что мы с вами близкие друзья и рады любому поводу быть вместе.

В его интонации Гильда уловила легкий сарказм.

— А мне кажется, ваша светлость, что вы изволите надо мной шутить, — спокойно ответила она.

— Да для чего мне это?

— Не знаю. Возможно, это оттого, что, как я слышала, вы находите общество молодых девушек довольно скучным.

Разумеется, ничего такого Гильда не слышала, но подозревала, что именно так маркиз должен относиться к незамужним женщинам.

— Вы правы, — улыбнулся маркиз. — Но вас, Элоиза, я не причисляю к числу тех простушек, которые нагоняют на меня тоску своей неопытностью и неловкими манерами.

Гильда коротко рассмеялась.

— Вы не слишком добры к ним. Бедняжки стараются изо всех сил. И помните, девушки вырастают, набираются опыта и превращаются в коварных красавиц.

— Иногда? — с загадочной улыбкой согласился маркиз. — Но вы, Элоиза, очень красивы.

И даже представить себе не можете, сколько мужских сердец вы уже успели разбить!

Гильда вновь рассмеялась.

— Мне кажется, вы делаете мне столь изысканные комплименты потому лишь, что никогда не упускаете случая попрактиковаться в этом искусстве. И вы, наверное, обдумываете их, даже когда принимаете ванну.

— Это звучит как оскорбление! — деланно возмутился маркиз, однако на губах его играла улыбка.

Гильда взглянула на каминные часы.

— Крестная, наверное, скоро проснется и захочет меня видеть. Я должна пойти переодеться.

Маркиз внезапно сделался серьезен.

— Если вы придумали это как предлог, чтобы избавиться от меня, то он весьма неубедителен! Вы хотите сказать, что не прошло и получаса с окончания ленча, как ее светлость успела отдохнуть после бурно проведенной ночи?

А вы, несмотря на то что выглядите в этом наряде свежо и прекрасно, собираетесь причинить себе кучу хлопот и пойдете переодеваться?

Гильда не знала, что ответить, а маркиз тем временем продолжал:

— Что происходит, Элоиза? Почему вы пытаетесь избегать меня?

— Ничего… такого… я не делаю, — весьма неубедительно пробормотала Гильда.

— Я не глупец, — возразил маркиз. — Сначала вы исчезаете — внезапно, без предупреждений. Затем возвращаетесь, но уже с совсем другим отношением ко мне — не желаете оставаться наедине, избегаете любой встречи. Мне кажется, я имею право требовать объяснений!

— Не понимаю, кто дал вам такое право!

По-моему, я не являюсь вашей собственностью.

— Ах вот как! — промолвил маркиз.

— Именно! — твердо сказала Гильда.

На мгновение маркиз замолчал, и Гильде показалось, что в этот момент он читает все ее мысли и заглядывает глубоко в душу. На долю секунды ей сделалось страшно.

И вдруг, словно услышав ее мольбы, маркиз сказал:

— Мне кажется, мы должны устроить праздник в честь возвращения вашей крестной в свет.

Глаза Гильды зажглись радостным огоньком.

— Вы в самом деле так считаете? Замечательная мысль! Крестная, несомненно, будет счастлива. Вчерашний вечер доставил ей несказанное удовольствие, тем не менее она все еще колеблется относительно моего предложения везде появляться вместе.

Она взглянула на маркиза и добавила:

— Наверное, вы заметили, что леди Ниланд ни для кого не желает быть обузой.

— Я знаю об этом. Я позабочусь об устройстве приема в ее честь. А вы должны мне составить список ее самых близких друзей.

— Можно рассказать крестной о наших планах? — спросила Гильда.

Маркиз покачал головой:

— Нет, пусть это будет для нее приятной неожиданностью!

— Раньше мне казалось, что жизнь крестной всегда была счастливой и безоблачной, пока она не рассказана мне, как несчастна была в браке. Мне кажется, сейчас она будет признательна за любое проявление любви и внимания.

Гильда говорила, понизив голос. На долю секунды она забыла, что беседует с маркизом.

Все ее мысли были поглощены леди Ниланд.

За обедом крестная не переставала повторять, как прекрасно она провела вчера вечер.

Гильда понимала, что леди Ниланд, будучи еще довольно молодой и привлекательной женщиной, невыносимо страдала оттого, что ей приходится проводить столько времени в одиночестве, в то время как Элоиза каждый вечер выезжала на балы и приемы. Возможно, это напоминало крестной ее жизнь с мистером Ниландом, когда, как она сама выразилась, он находил, помимо нее, «другие интересы».

Пока девушка размышляла, маркиз не переставал наблюдать за ней.

— Предоставьте все мне. Я организую прием завтра вечером.

— А вы успеете?

— Почему бы и нет? — пожал плечами маркиз. — Я думаю, будет не больше двадцати человек. Надеюсь, вы не откажетесь танцевать со мной?

— Мне бы больше хотелось слушать музыку, беседовать с гостями и, возможно, посмотреть, как играют в карты, — быстро ответила Гильда.

Маркиз снова бросил на нее пристальный взгляд, словно подозревал в неискренности. Но Гильда была полностью поглощена мыслями о леди Ниланд и ничего не заметила.

— Конечно, крестная не сможет принимать участие в игре, но по крайней мере она будет наслаждаться музыкой и беседой с друзьями.

— Что ж, тогда музыка будет звучать непрерывно, — улыбнулся маркиз.

— И еще, — поспешила добавить Гильда. — Нельзя ли подобрать такие блюда, чтобы крестной было легко с ними справляться?

— Вы так же, как и я, любите продумывать все детально, — заметил маркиз. — Я уже решил, что для вашей крестной будет подготовлено специальное меню, чтобы она могла обойтись только ложкой.

— Как вы добры! — воскликнула Гильда. — Благодарю, благодарю вас! Я знаю, никто за последнее время не устраивал приемов в ее честь.

— Тогда я позабочусь, чтобы среди присутствующих были только ее близкие друзья, — пообещал маркиз. — Но как насчет вас? Если вы и впредь намерены избегать меня, придется пригласить специально для вас нескольких ваших воздыхателей.

Гильда сразу подумала о сэре Хэмфри и невольно передернула плечами.

— Завтрашний прием устраивается не для меня, — сказала она. — Прошу вас, приглашайте только тех, кого будет рапа видеть крестная — и вы, конечно.

— Какая неожиданная скромность!

К удивлению маркиза, от этих слов Гильда вспыхнула.

Чтобы скрыть смущение, она поднялась.

— Вы намекаете, что мне пора? — спросил маркиз.

— Я подумала… что у вас, должно быть, еще очень много дел.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, Элоиза. Почему вы избегаете меня?

— Это не то, что… вы думаете… уверяю вас! — пробормотала Гильда.

— Тогда — что?

Гильда отчаянно пыталась подобрать слова, но тщетно.

— Я не люблю, когда мне так настойчиво задают один и тот же вопрос, — выдавила она наконец.

— Мне любопытно, — отозвался маркиз. — Если люди начинают вести себя непредсказуемо, я должен докопаться до причины.

Мысль о том, что она поставила маркиза в тупик, позабавила девушку.

— До этих ваших слов, — сказала она, — у меня было такое чувство, что вы в состоянии решить любую задачу, с которой вам приходится сталкиваться.

Маркиз невольно вздрогнул: несколько часов назад именно эти слова говорил ему лорд Хоксбери. Складывалось впечатление, что Элоиза обладает способностью видеть и слышать на расстоянии.

Ему вдруг пришла в голову мысль, что прежде Элоиза никогда не понимала мелькавших в разговоре французских слов.

В высшем свете давно вошло в моду перемежать родной английский французскими или итальянскими словами, или даже целыми фразами.

Маркиз прекрасно владел обоими языками, однако мало кто из знакомых ему женщин мог похвастать тем же.

Он решил устроить Элоизе нечто вроде проверки и как бы между прочим произнес по-французски крылатую фразу, которая переводилось как «Знание — опасное оружие, если им владеет невежда».

Гильда коротко рассмеялась и ответила на прекрасном французском:

— Ну вот, теперь вы пытаетесь меня поймать. Хотели проверить, мсье маркиз, не хвастаюсь ли я насчет Руссо?

У маркиза не осталось и тени сомнения, что его собеседница знает французский безупречно.

— Именно! Но теперь мне бы хотелось принести свои извинения за то, что сомневался в вас, — сказал он.

— Да вы просто обязаны это сделать! Но позвольте полюбопытствовать, откуда вы сами так прекрасно знаете этот язык, если, конечно, вы не являетесь поклонником Наполеона?

— Многие наши дамы, посетившие Париж, — сказал маркиз, — находят, что Бонапарт весьма яркая личность. Они не перестают делиться с другими, с какой роскошью их принимали в Тюильри. Вам бы хотелось побывать в Париже вместе с крестной, когда она будет лучше себя чувствовать?

— Конечно нет! — воскликнула Гильда так резко, что ее голос зазвенел. — Я считаю Бонапарта чудовищем! Он причинил народам Европы столько страданий, что порядочный человек никогда не подаст ему руку!

Маркиз был изумлен.

До сих пор ни одна дама из числа его знакомых не проявляла интереса к войне, разве что если дело касалось перебоев с поставками шелка для нарядов и отсутствия на балах красавцев военных.

— Я видела демобилизованных солдат, которые возвращались домой калеками, без рук, без ног, — продолжала Гильда, понизив голос. — Это так жестоко! Так страшно! Многие погибли совсем молодыми, еще не начав жить.

Маркиз стоял, словно оглушенный, не в силах произнести ни слова. На глазах у Гильды появились слезы, но она продолжала:

— Страдают не только люди. Отец рассказывал мне, как ужасно кричат раненые лошади, как их оставляют истекать кровью, подвергая медленной, мучительной смерти. Они не способны понять, почему люди так поступают. А как объяснить животным, почему их жизни обрываются так бессмысленно?

По щекам Гильды побежали слезы. Не желая демонстрировать перед маркизом слабость, она незаметно смахнула их тыльной стороной ладони.

Прежде чем он успел как-либо отреагировать, она сказала:

— Мне нужно идти к крестной. Благодарю вас… милорд, что взяли на себя… заботу… о празднике для нее. Рассчитывайте… на меня, если… понадобится какая-либо… помощь.

С этими словами, не сразу слетевшими с ее уст, Гильда повернулась и быстро вышла из комнаты, оставив оцепеневшего маркиза в одиночестве.

Глава 5

Маркиз возвращался домой после званого обеда, который показался ему весьма полезным времяпрепровождением. Дело в том, что все присутствующие оказались политическими деятелями, и за столом обсуждалась одна тема: отношения Англии и Франции. Сейчас маркизу это было просто необходимо.

Когда он собирался войти в библиотеку. его догнал секретарь, держа в руке какой-то список.

— Что это у вас, Каррингтон? — спросил маркиз.

— Думаю, милорд, вам будет интересно взглянуть на список гостей, подтвердивших свое участие в сегодняшнем приеме, — ответил мистер Каррингтон. — Боюсь, желающих оказалось намного больше, чем вы предполагали.

— Я так и думал, — сказал маркиз, словно обращаясь к самому себе.

Рассыпая приглашения, он был уверен, что мало кто откажется от возможности повидаться с леди Ниланд.

Все, с кем он советовался относительно предстоящего приема, одобрили идею.

Маркиз взял список из рук секретаря и еще раз пробежал его глазами. Он похвалил себя за то, что предусмотрительно пригласил нескольких молодых людей, поклонников Элоизы.

Он знал, что они, как обычно, будут весь вечер развлекать ее танцами и комплиментами.

И тем не менее он сделал это не только из желания доставить Элоизе удовольствие. Он преследовал вполне конкретную цель.

Маркиз был озадачен тем, как сильно изменилась Элоиза за последние два дня, и хотел посмотреть, как она будет вести себя с другими мужчинами, оказывавшими ей всяческие знаки внимания.

Прежде Элоиза открыто флиртовала со своими поклонниками и старалась делать это так, чтобы маркиз не мог не заметить, какое восхищение она вызывает у его соперников.

Па последнем же балу девушку было не узнать. Она разговаривала с партнерами по танцам спокойно и деликатно, а от наиболее напористых пыталась избавиться как можно быстрее.

«Что случилось? Откуда такая внезапная перемена? — не в первый раз задавал себе маркиз один и тот же вопрос. — Или это просто новый способ заставить меня обратить на нее внимание?»

Маркиз считал, что он прекрасно знает правила игры и без труда может сказать, что кроется за тем или иным поступком.

Но Элоизе удалось заставить его усомниться в этой его способности. Она продолжала избегать маркиза даже тогда, когда у нее была прекрасная возможность быть с ним. Это заставляло его терзаться в поисках удовлетворительного объяснения.

Мистер Каррингтон прервал размышления маркиза:

— Ожидается прибытие шестидесяти гостей, милорд.

— Думаю, мы сможем принять всех, — улыбнулся маркиз.

Он еще раз пробежал глазами список и добавил:

— Впишите имя лорда Рерсби и отправьте гонца с приглашением немедленно.

— Вы прежде никогда не приглашали его светлость. Боюсь, у меня нет его адреса, — сказал Каррингтон.

— Клуб «Уайт», — коротко ответил маркиз и принялся разбирать полученную корреспонденцию.

Маркиз был уверен, что лорда Рерсби и его друзей это приглашение удивит, но он обещал лорду Хоксбери сделать все от него зависящее, чтобы поближе узнать человека, подозреваемого в шпионаже.

«Не думаю, что эта короткая встреча позволит узнать что-нибудь существенное, — размышлял маркиз. — Но что еще я могу предпринять?»

Он очень придирчиво относился к выбору друзей и знакомых, и мысль о том, что ему предстоит провести вечер в обществе малоприятного человека, заставила маркиза невольно передернуть плечами.

Более того, он прекрасно понимал, что его близкие друзья будут чрезвычайно удивлены внезапным желанием маркиза сблизиться с молодым Рерсби и, несомненно, забросают его вопросами.

«Нет, — возразил сам себе маркиз. — Если он придет не один, а в сопровождении кого-либо из моих друзей, это никому не покажется странным».

Его подписи ждала целая стопка документов, но маркиз отложил дела и снова взял в руки список Каррингтона.

Его удивил тот факт, что Элоиза не настаивала на том, чтобы внести в список имена ее друзей и знакомых.

Он решил, что при очередной встрече обязательно спросит девушку, кого из близких друзей леди Ниланд она предлагает пригласить дополнительно.

Маркиз был рад, что у него нашелся повод еще раз повидаться с Элоизой, но он не признался бы в этом даже самому себе.

Особняк маркиза располагался недалеко от дома леди Ниланд, вниз по Карзон-стрит. Фаэтон был заложен с самого утра, и путь до дома леди Ниланд замял всего несколько минут.

Возле парадного входа маркиз заметил еще один фаэтон. Кучер водил лошадей взад-вперед, чтобы не дать им застояться. Маркиз решил, что хозяин фаэтона — кто-то из поклонников Элоизы.

Парадная дверь дома леди Ниланд была раскрыта настежь.

Маркиз вошел в дом, где его встретил лакей и поспешил принять цилиндр и перчатки.

— Мисс Уингейт дома? — спросил маркиз.

— Мисс в гостиной, милорд, — ответил лакей.

— Спасибо. Не провожайте меня, — бросил маркиз, направляясь к гостиной.

Едва он успел взяться за ручку двери, как из комнаты донесся крик Элоизы.

В это утро Гильда проснулась с приятным ощущением предстоящего праздника. Она была уверена, что прием необыкновенно обрадует крестную.

В то же время девушка должна была признать, что и сама ждет этого вечера с нетерпением: ведь сегодня ей предстоит увидеть дом маркиза и, конечно же, его самого.

Несмотря на то что в его присутствии Гильда чувствовала себя неуверенно, опасаясь, что маркиз может раскрыть ее тайну, она находила, что он весьма отличается от тех мужчин, с которыми она познакомилась за время пребывания в Лондоне, однако не могла объяснить даже себе, в чем это выражается.

Гильда предполагала, что ее привлекают в маркизе острый ум и образованность. Этих качеств не было в тех молодых людях, которые без устали осыпали ее дежурными комплиментами или старались, следуя моде, придать своему голосу рассеянные, утомленные интонации.

«Как бы я хотела, чтобы маркиз стал моим другом», — призналась себе Гильда, прекрасно понимая, что это, увы, невозможно.

Она знала, что для Элоизы маркиз был объектом охоты. Сестра делала все возможное, чтобы склонить его к браку.

Но Гильда почему-то чувствовала, что маркиз не собирался связывать себя брачными узами с ее сестрой, которой нечего было предложить будущему супругу, кроме своей красоты.

Мама часто рассказывала Гильде, что в богатых аристократических семьях принято относиться к браку как к сцепке. Каждый из супругов должен внести свой вклад, будь то деньги или земельные угодья.

— В любом случае, — продолжала миссис Уингейт, — аристократы, которые еще называются «представителями голубой крови», члены королевской семьи, например, всегда вступают в брак только с равными. Я уверена, что и ты, моя милая, и Элоиза, найдете себе достойные, с точки зрения общества, партии. Но я хочу, чтобы ты знала: я считаю главным в браке любовь и понимание.

Голос матери стал мягче и тише, когда она добавила:

— У твоего отца не было других оснований, кроме любви, когда он брал меня в жены. А я не только любила его, но и восхищалась им так сильно, что мне казалось, я не могу быть достойна его выбора.

Гильда подумала, что единственным условием ее брака будет любовь.

Однако, украдкой разглядывая гостей на балу у графини Дорсет, девушка пришла к вы воду, что, несмотря на внешний блеск и достаток, не многих из этих людей можно назвать счастливыми.

Не было сомнений, что маркиз во всем следует законам высшего света, а значит, Элоиза могла рассчитывать только на брак с кем-нибудь вроде сэра Хэмфри.

При мысли о Хэмфри Гильда передернула плечами, вспомнив при этом, как миссис Хьюлет говорила в таких случаях, что у нее «мурашки по спине пробежали».

Когда леди Ниланд отправилась отдыхать после обеда, хотя, по ее утверждению, в этом не было никакой необходимости, так как она нисколько не устала, Гильда спустилась вниз разобрать цветы, которые прислали ей сегодня утром.

Ее ждал огромный букет тюльпанов и нарциссов. Девушка поставила цветы в вазу из розового стекла и осталась довольна. Она жалела лондонцев за то, что они живут весной в городе и не выезжают в деревню, когда там так красиво.

— Если бы я была королевой, — сказала себе Гильда, — я жила бы в Лондоне только в холодное время года, а весной непременно выезжала бы за город наблюдать, как оживает природа, появляются первые цветы и распускаться почки на деревьях.

Но она тут же напомнила себе, что, останься она дома, после тяжелой работы на овощных грядках у нее не было бы никаких сип любоваться цветами.

Работа на земле сделала ее руки грубоватыми, и поначалу девушка боялась, что это может выдать ее, ведь ручки Элоизы оставались белыми и нежными.

Но за последние несколько дней руки Гильды вновь стали мягкими, и теперь вряд ли кто-нибудь мог догадаться, что еще совсем недавно ей приходилось держать лопату и возиться в земле.

— Как же мне повезло, что я смогла оказаться здесь, — сказала она себе вслух и принялась напевать какую-то мелодию.

В это время дверь отворилась, и на пороге появился лакей.

— К вам сэр Хэмфри Гранж, мисс.

Гильда вздрогнула и уже собиралась сказать, что она не принимает, но тут у нее возникла новая мысль, и она приказала:

— Проводите сэра Хэмфри, Генри. Скажите, что я буду через минуту.

С этими словами девушка выбежала из гостиной через другую дверь и, пройдя по коридору, поднялась по лестнице к себе в спальню.

Ома быстро достала из шкафа шкатулку с драгоценностями и извлекла оттуда сапфировый гарнитур.

Завернув драгоценности в случайно попавшуюся под руку салфетку, Гильда поспешила обратно.

Вчера вечером она твердо решила не оставлять у себя такой дорогой подарок.

Если она оставит себе сапфиры, она будет постоянно испытывать в присутствии сэра Хэмфри неловкость и не сможет избавиться от навязчивого внимания с его стороны.

В гостиную девушка вернулась тем же путем. Сэр Хэмфри стоял возле камина еще более самодовольный и напыщенный, чем накануне у Дорсетов.

— Добрый день, моя восхитительная чаровница! — воскликнул он, завидев Гильду.

Она протянула руку и тут же вздрогнула от отвращения, ибо сэр Хэмфри не просто коснулся руки губами в традиционном приветствии, а принялся покрывать ее страстными поцелуями, жаркими и требовательными.

Гильда отдернула руку.

— Я обожаю вас! — прошептал сэр Хэмфри. — Я ослеплен вашей красотой. Я приехал с надеждой, что сегодня вы будете ко мне более снисходительны.

— Я должна вам кое-что вернуть, сэр Хэмфри, — сказала Гильда, надеясь, что ее голос звучит спокойно и твердо.

— Что именно? — удивился он.

— С вашей стороны… было очень любезно… преподнести мне эти чудесные сапфиры, — начала Гильда. — Я, наверное, должна была сказать вам раньше… но я не могу принять такой дорогой подарок. Я считаю, что это было бы не правильно.

— Что вы хотите сказать? — не понял сэр Хэмфри.

В его голосе прозвучало нечто вроде угрозы, но Гильда, несмотря на волнение, стояла на своем.

— Пожалуйста… поймите, — вновь заговорила она. — Я ценю… ваше внимание. Но вам прекрасно известно, что… девушка не может принимать от мужчины никаких подарков… кроме, разве что цветов… когда они не… имеют… никаких взаимных отношений.

Гильда не знала, как лучше сформулировать свою мысль, чтобы она звучала убедительнее, поэтому говорила, слегка заикаясь.

— Это легко исправить. Я уже делал вам предложение. Я ждал, что вы скажете «да».

— Я говорю — «нет», сэр Хэмфри!

— Что значит «нет»? — с тихой яростью в голосе спросил он, сверля девушку взглядом. — До сегодняшнего дня вы играли со мной, каждый раз говоря: «возможно», «когда-нибудь». Что послужило причиной столь резкого отказа?

— Это… совсем не то… что вы думаете, — запинаясь, пробормотала Гильда.

— О, нет! Это именно то! — взорвался сэр Хэмфри. — Неужели Стэвертон сделал вам предложение? В клубе «Уайт» ставки были пятьдесят к одному, что он этого не сделает!

— Нет… нет, — быстро проговорила Гильда. — Дело в том, что сейчас я вообще не хочу выходить замуж. И прошу вас, сэр Хэмфри, заберите ваш подарок.

С этими словами девушка протянула ему сапфировые украшения, но сэр Хэмфри и не подумал взять их.

— Все-таки что-то случилось, — размышлял он вслух. — В вас произошла какая-то перемена. До этой минуты вы довольно ясно давали мне понять, что в очереди ваших поклонников я нахожусь по крайней мере на втором месте.

Гильда с испугом подумала, что сэр Хэмфри сообразительнее, чем ей казалось, и если он станет докапываться до сути, то может сделаться опасным.

— Я просто хочу, чтобы вы знали, — начала она снова, — что я очень счастлива, живя вместе с крестной. Я сказала ей, что приняла решение не выходить замуж по крайней мере еще год и что хочу больше времени проводить с ней. Крестная была очень рада.

— Что за ерунда! — взорвался сэр Хэмфри. — Я не верю ни одному вашему слову! Я хочу знать, что послужило причиной тому, что вы решили избавиться от меня!

— Депо… совсем… не в этом? — не зная, как еще убедить его, пробормотала Гильда.

— Тогда в чем же? — продолжал настаивать сэр Хэмфри.

И вдруг агрессия на его лице сменилась чем-то совсем иным.

Гильда даже представить себе не могла, до чего же она сейчас хороша. Солнце играло в ее волосах золотистыми бликами, а глаза от волнения стали еще больше и ярче.

— Я люблю вас! — неожиданно воскликнул сэр Хэмфри. — Я люблю вас и смогу научить полюбить меня! О, Элоиза, давайте не будем больше говорить о таких мелочах! Я осыплю вас золотом и бриллиантами, брошу к вашим ногам все, что только пожелаете!

Он грубым рывком привлек к себе Гильду и сжал в объятиях.

Девушка оцепенела от неожиданности и только и смогла, что произнести:

— Ах, прошу… прошу вас!

Но все попытки вырваться из его объятий были тщетными.

— Я заставлю вас полюбить Меня! — сказал он, пытаясь поцеловать ее.

Гильда продолжала вырываться и отворачивать лицо, но сэр Хэмфри был так страстен и настойчив и так сильно сжимал ее в объятиях, что девушка с ужасом поняла — она ничего не может поделать.

— Нет! Нет! — что было сил закричала Гильда, испугавшись проснувшейся в нем страсти и неистовства.

Ей показалось, что крик ее, похожий на крик маленького попавшего в клетку зверька, звучит совсем тихо и неубедительно.

В тот момент, когда у Гильды уже не осталось сип бороться, дверь в гостиную распахнулась, и она услышала голос, полный гнева:

— Что, черт возьми, вы себе позволяете?

Сэр Хэмфри ослабил кольцо объятий, Гильда вырвалась на свободу и с криком бросилась через всю комнату к маркизу.

Не задумываясь о том, что делает, Гильда инстинктивно прижалась к его плечу, показавшемуся ей в этот миг островком безопасности.

Маркиз обнял девушку одной рукой, словно желая защитить от кошмара.

Сэр Хэмфри, более всего напоминавший сейчас боевого петуха, яростно сверлил глазами соперника, словно желая прожечь его насквозь.

— Я задал вам вопрос, Гранж! — Резкий тон маркиза был похож на удар хлыста, распарывающего воздух.

— А вам что за дело? — гневно бросил сэр Хэмфри. — Элоиза сказала, что вы не помолвлены, а я предложил ей выйти за меня замуж, что дает мне больше прав, чем вам.

— Никто не давал вам права навязывать себя женщине против ее воли, вынуждая ее взывать о помощи, — холодно произнес маркиз.

— И спаситель не замедлил явиться! — ухмыльнулся сэр Хэмфри, нагибаясь и поднимая сапфировое ожерелье, которое Гильда уронила, пытаясь вырваться.

Он помедлил, прежде чем уйти, и зло добавил:

— Ну что же, мисс Уингейт, я забираю свой подарок и вместе с ним предложение выйти за меня замуж. Вы ясно дали понять, куда метите.

Надеюсь, вас не постигнет разочарование.

Он нарочно сделал ударение на последнем слове. Затем молча прошел мимо маркиза и удалился, хлопнув дверью.

Несколько мгновений Гильда не могла произнести ни слова, затем, собравшись с сипами, подняла голову и прошептала:

— Я… простите…

Маркиз взглянул ей в лицо и увидел, что девушка бледна как мел и до сих пор продолжает дрожать, хотя и не так сильно.

Гильда отошла к окну, пытаясь успокоиться.

Поведение сэра Хэмфри испугало ее, хотя теперь ей показалось, что она вела себя довольно глупо.

Однако с ней еще никогда не случалось ничего подобного, и, будучи не в сипах размышлять, Гильда инстинктивно оказала сопротивление, словно речь шла о жизни и смерти.

Внезапно она поняла, что со слов сэра Хэмфри маркиз узнал о том, что она приняла в подарок драгоценности. Ничего более унизительного придумать было невозможно.

«Я ничего не смогу ему объяснить, — подумала Гильда. — Лучше всего просто молчать. Он, наверное, и так меня уже презирает».

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она успокоилась и сердце перестало колотиться как бешеное. Наконец Гильда повернулась к маркизу и неуверенно произнесла:

— Мне очень… жаль.

— Разумеется, — жестко ответил маркиз. — Если вы позволяете себе обнадеживать мужчину таким способом, то рано или поздно он будет вести себя, как животное.

— Он так… испугал меня.

— Неужели вы до сих пор не привыкли справляться с подобными ситуациями? Мне кажется, он не первый мужчина, которого вы провоцируете. Неудивительно, что он потерял власть над собой.

Маркиз говорил тоном, полным сарказма.

Для Гильды это было хуже, чем если бы он кричал на нее.

Она вновь почувствовала, как ее охватывает дрожь, но совсем не так, как прежде.

— Идите сюда, Элоиза, и сядьте, — неожиданно приказал маркиз. — Я хочу с вами поговорить!

— Ах, прошу вас! — запротестовала Гильда. — Здесь нечего обсуждать. Я ничего не могу вам объяснить. Мне остается только надеяться, что сэр Хэмфри сдержит свое обещание и исчезнет из моей жизни.

— Вы говорите искренне? — спросил маркиз.

— Уверяю вас! — воскликнула Гильда. — Этот человек произвел на меня неприятное впечатление сразу, как только я его увидела.

И тут девушка поняла, что говорит о своих личных впечатлениях, забыв о том, что должна играть роль Элоизы.

Для маркиза и для всех других знакомых Элоизы было очевидно, что она не только поддерживала в сэре Хэмфри надежду на серьезные взаимоотношения, но и, как теперь стало ясно Гильде, использовала его в качестве источника дорогостоящих подарков.

— Я не могу говорить об этом, — быстро добавила Гильда. — Прошу вас, оставьте меня!

— Я немедленно уйду, если вы этого действительно хотите, — пообещал маркиз. — Но я приехал затем, чтобы обсудить предстоящий прием.

Он не настаивал на выяснении отношений, и Гильда вздохнула с облегчением. Медленно отойдя от окна, она опустилась в кресло напротив камина.

Все это время она чувствовала на себе изучающий взгляд маркиза, такой же, каким он встретил ее в первый день знакомства.

Неожиданно маркиз повысил голос:

— Посмотрите на меня!

Гильда не могла не подчиниться и подняла голову, чувствуя себя неловко и скованно, но в то же время не в силах отвести глаз.

— Я верю, что вы напуганы, — сказал маркиз, словно разговаривая сам с собой.

— Это очень глупо с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать.

— Я позабочусь о том, чтобы Гранж больше вам не досаждал, — пообещал маркиз. — Если он заедет, чтобы увидеться с вами, откажите ему, если будет настаивать, дайте мне знать, и я поговорю с ним.

— Я не хочу, чтобы из-за меня у вас возникли неприятности!

— Ничего страшного, — отозвался маркиз. — Этот человек всегда был мне неприятен.

Он вновь бросил на нее пристальный взгляд и добавил:

— Но не будем больше о нем говорить.

Я привез список гостей, приглашенных на прием в честь вашей крестной. Я хотел просить вас просмотреть его и, если необходимо, добавить еще чьи-нибудь имена.

— Да, конечно. Благодарю вас.

Она взяла список и пробежала его глазами, размышляя, как бы отреагировал маркиз, узнай он, что Гильда не имеет ни малейшего понятия о том, кто все эти люди.

Было бы неплохо внести свой вклад в составление списка гостей, но сейчас она не могла вспомнить ни одного имени, услышанного на балу у графини Дорсет. Ее сознание было похоже на чистый лист бумаги.

Все же девушка заставила себя прочитать список еще раз, теперь уже медленно, зная, что маркиз ждет от нее именно такого участия.

— По-моему, все прекрасно. Уверена, крестная будет счастлива увидеть столько своих старинных друзей.

— Они правда все ее друзья? — спросил маркиз.

— Думаю, да.

Маркиз поглядел на Гильду, задумчиво улыбаясь.

— Вы живете здесь уже два года, — сказал он. — Неужели вы до сих пор не знаете, кого леди Ниланд считает своим другом, а кого нет?

— Разумеется, знаю! — быстро отозвалась Гильда. — Все… эти люди… они уже… в вашем списке.

Говоря это, она подумала о том, что у маркиза, должно быть, сложилось впечатление, что она сухой и черствый человек.

Гильда была уверена, что он осуждает ее: ведь ему должно казаться, что она так равнодушна к крестной, что даже не знает имен ее близких друзей.

Но ей ничего не оставалось, как только повторить свои слова:

— Я уверена, что вы никого не забыли.

— Не желаете ли включить в список сэра Хэмфри? — усмехнулся маркиз.

Гильда замотала головой в знак Протеста, не сразу поняв, что он просто дразнит ее.

— Это… не смешно!

— Откуда вдруг такая антипатия? — спросил маркиз. — И что он имел в виду, когда сказал, что дал вам какие-то драгоценности?

От неожиданности Гильда не сразу нашлась, что ответить.

— Он предлагал… мне… взять их в подарок, — запинаясь, объяснила она, — но я отказалась.

— Неужели у него хватило наглости? — воскликнул маркиз. — Он должен помнить, что вы настоящая леди! А когда мужчина предлагает драгоценности, он…

Маркиз остановился на полуслове, видимо, не желая казаться грубым, но Гильда уже поняла, что он имел в виду.

Она читала об этом в книгах и как-то слышала от своего отца, что женщина принимает от мужчины драгоценности и деньги, когда становится его любовницей.

Гильда поняла, что маркиз думает, будто сэр Хэмфри хотел купить ее благосклонность, рассчитывая на легкую и быструю победу. От этой догадки краска бросилась ей в лицо.

Гильде вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, все драгоценности, найденные ею в шкатулке, были получены Элоизой именно таким способом.

Она была взволнована настолько, что, забыв о присутствии маркиза, поднялась с кресла и сделала несколько шагов по направлению к двери, словно намереваясь удалиться.

— Уже убегаете от меня? — спросил маркиз. — Не стоит, Элоиза, я и сам собирался уходить.

Гильда обернулась.

— Спасибо… за то, что… появились вовремя… и спасли меня.

От воспоминаний о сэре Хэмфри и о том, что, если бы не маркиз, этот грубиян начал бы целовать ее в губы, Гильду охватил озноб. Ничего более унизительного и мерзкого даже придумать было нельзя.

— Забудьте об этом, — твердо сказал маркиз. — И помните, если он попытается причинить вам неприятности, я разберусь с ним. Но постарайтесь больше не толкать мужчин на неблагоразумные поступки, хотя многие женщины находят такого рода времяпрепровождение весьма привлекательным.

— Я вовсе этого не хотела, — отозвалась Гильда. — Клянусь вам, что никогда не делала ничего подобного преднамеренно.

Он улыбнулся и протянул ей руку.

— Увидимся вечером, Элоиза. Буду рад, если прием доставит удовольствие вашей крестной.

— Я тоже жду его с нетерпением, — ответила Гильда. — Ах, благодарю, благодарю вас за вашу доброту!

— Поблагодарите меня, когда убедитесь, что прием имел успех, — отозвался маркиз. — А теперь вам лучше подняться к себе и отдохнуть после того, что произошло.

Его голос звучал мягко и успокаивающе, и Гильда улыбнулась:

— Вы же советовали мне все забыть, и я собираюсь выполнить вашу рекомендацию.

— Вот это шаг в верном направлении, — улыбнулся маркиз. — Прежде вам это было несвойственно.

Маркиз пожал ей руку и добавил:

— Думайте о том, что сегодняшний вечер принесет вам массу радости и веселья.

— Так и будет, — отозвалась Гильда.

Она поймала себя на том, что совсем не хочет, чтобы он отпускал ее руку и уходил.

Маркиз не только спас ее от сэра Хэмфри, но и избавил от страха разоблачения, и в его присутствии она испытывала чувство безопасности.

Однако девушка тут же она напомнила себе, что маркиз первым способен раскрыть ее обман, а потому его следует опасаться больше, чем кого-либо другого.

Маркиз подошел к двери, обернулся и еще раз улыбнулся ей на прощание.

Как бы ни было это странно и нелогично, но Гильда знала точно: этот человек не вызывает в ней ни страха, ни недоверия.

Дом маркиза, освещенный сотней мерцающих свечей, был просто великолепен. Как-то раз раздосадованный принц Уэльский сказал по этому поводу:

«Я потратил на отделку интерьера Карлтон-хаус целое состояние, Стэвертон. Но мне не удалось создать такой живописной атмосферы, как это сделали вы».

Не желая сердить принца, маркиз сложил в честь его дома хвалебную речь, которую цитировал потом весь Лондон. Сам принц был весьма польщен.

Дом маркиза был еще не обставлен полностью, но на его устройство уже ушла астрономическая сумма.

На Гильду роскошь вестибюля произвела сильное впечатление. Она не в силах была оторваться от этой красоты и, прежде чем подняться по резной позолоченной лестнице, остановилась на несколько секунд полюбоваться колоннадой из розового мрамора и целой галереей статуй, каждая из которых стояла в отдельной подсвеченной нише.

Затем Гильда поднялась наверх, чтобы оставить там свою пелерину, и вернулась в вестибюль, где ее ждала леди Ниланд. Та сразу же схватила свою крестницу за руку и спросила:

— Где мы находимся, дорогая?

— Это сюрприз, — отозвалась Гильда. — Сейчас вы встретитесь с хозяином дома и должны будете угадать, кто он.

Через несколько секунд к ним присоединился маркиз и провел обеих дам в огромную гостиную, залитую светом трех хрустальных люстр.

— Я узнала вас, милорд — воскликнула леди Ниланд при первых же словах его приветствия. — Так значит, вы и есть хозяин дома?

— Да, — отозвался маркиз. — Позвольте мне приветствовать вас как почетную гостью вечера, устроенного в вашу честь!

— Ах, как чудесно! — взволнованно воскликнула леди Ниланд. — Не могу в это поверить! Позвольте поблагодарить вас за щедрость и доброту!

В ее голосе звучало столько волнения и неподдельного счастья, что Гильда с маркизом не смогли удержать довольных улыбок.

Маркиз предложил леди Ниланд руку и принялся представлять ей гостей. Гильда заметила, что почти все они действительно были близкими друзьями ее крестной.

«Он обо всем позаботился», — сказала себе Гильда, вспомнив, что ничем не смогла помочь маркизу в устройстве праздника.

Но она тут же успокоила себя тем, что по крайней мере сделала все возможное, чтобы они с леди Ниланд выглядели безупречно. Как бы предвзято ни относился к ней маркиз, он не смог бы отыскать в ее внешности ни одного изъяна.

В этот день Гильда пригласила парикмахера, и у него было достаточно времени, чтобы уложить волосы леди Ниланд по последней моде, а затем увенчать голову чудесной диадемой.

Волосы самой Гильды были украшены живыми камелиями, так же, как и специально сделанная бутоньерка на платье.

Это платье было таким дорогим, что Гильда чувствовала себя виноватой перед сестрой за то, что надевает его.

Однако, когда она описала свой наряд леди Ниланд, та пришла в неописуемый восторг и, воскликнула:

— О, я так рада, что ты надела его сегодня!

Когда я покупала его тебе, то думала, оно просто создано для тебя, но потом мне показалось, что тебе оно пришлось не по вкусу.

— Вы ошибались, — быстро сказала Гильда. — По-моему, оно просто бесподобно! В этом платье я чувствую себя сказочной принцессой!

Леди Ниланд улыбнулась:

— Будем надеяться, что на сегодняшнем приеме ты встретишь сказочного принца, который скажет тебе, что ты настоящая красавица!

Гильда ничего не ответила.

Она подумала о том, что, раз вечер устроен в честь леди Ниланд, туда будут приглашены гости достаточно почтенного возраста, так что в отличие от недавнего бала никто не станет осыпать ее комплиментами.

Поэтому она была удивлена, когда увидела среди гостей нескольких молодых мужчин, которые сразу стали соперничать за возможность завладеть ее вниманием.

Внезапно Гильда поймала себя на том, что совсем не слушает своих поклонников, так как ее взгляд и внимание прикованы исключительно к маркизу.

А маркиз сидел рядом с леди Ниланд и ухаживал за ней, чтобы она чувствовала себя королевой бала. Он подавал ей шампанское, представлял вновь прибывших и не забывал сообщать каждому, что вечер дается именно в честь ее светлости.

«Как он добр!»— думала Гильда.

Она спрашивала себя, является ли чуткость по отношению к людям качеством характера маркиза или же эта черта появилась в нем лишь благодаря каким-то внешним обстоятельствам?

Гильда сидела довольно далеко от маркиза и леди Ниланд, и тем не менее ей было хорошо видно, как он внимательно относится к крестной. Его не затрудняло объяснять леди Ниланд, какие блюда стоят на столе, что следует попробовать, что происходит в зале… Он не забывал передавать слепой даме необходимый прибор или тарелку, если у нее возникали какие-либо затруднения.

«Он добрый», — сказала себе Гильда, прекрасно понимая, что мало кто из мужчин подобного положения захотел бы взять на себя заботу о слепой женщине.

Когда обед, состоявший из вкуснейших блюд, которые Гильде доводилось пробовать, подошел к концу, гости оставили гостиную и перешли в огромный бальный зал.

Из зала вынесли всю мебель, в одном из углов расположился небольшой струнный оркестр.

Стены были искусно украшены чудесными цветами, огромные витражные окна распахнуты настежь, открывая вид на сад, дорожки в котором подсвечивались, а на деревьях мерцали китайские фонарики.

Сад был небольшим, и Гильда тогда еще не знала, что отец маркиза собственноручно превратил безжизненный клочок земли в живописнейший ландшафт, оживленный искусственным водопадом и коллекцией редчайших растений, собранных со всех уголков света.

Сад был обнесен изгородью, и гуляющие могли в спокойном уединении наслаждаться красотой природы.

Когда оркестр заиграл первый танец, маркиз повел леди Ниланд в зал и усадил на кресло рядом с ее друзьями, чтобы они могли свободно беседовать и слушать музыку.

Леди Ниланд просила описать ей наряды присутствующих.

— Расскажите мне, кто, на ваш взгляд, выглядит сегодня бесподобно. Уверена, что моя крестница вне всякой конкуренции.

— Она будет украшением любого бала, — отозвался маркиз. — Но, уверен, вам бы так же понравился наряд княгини де Ливен.

— Неужели она тоже здесь? — удивилась леди Ниланд. — Я всегда восхищалась ею, но никогда не была ей представлена. Мне кажется, мое положение для этого недостаточно высоко.

— Сегодня вечером вы непременно должны с ней познакомиться, — ответил маркиз. — Русский посол, к сожалению, не смог сегодня присутствовать из-за важных дел, но его супруга, моя давнишняя знакомая, оказала нам честь своим появлением, отменив важные деловые встречи.

Спустя несколько минут, когда музыка стихла, маркиз представил леди Ниланд княгине и ее спутнику, молодому дипломату из России.

— Вы не перестаете удивлять меня, милорд! — воскликнула княгиня де Ливен, слегка касаясь веером руки маркиза. — Вы устроили восхитительный вечер. Сегодня здесь присутствует столько моих друзей — и ни одного неприятеля!

Маркиз рассмеялся, зная, что острый язык княгини настроил против нее половину высшего общества.

Затем он оставил княгиню беседовать с леди Ниланд и поспешил поприветствовать новых гостей, отметив по дороге, что Элоиза не испытывает недостатка в поклонниках.

Молодые участники приема не уставали наперебой оказывать ей знаки внимания.

Однако девушка не позволяла себе ни с кем из них удаляться от освещенных окон, зная, что уединение в тенистом углу сада или в одиноко стоящей беседке под неярким светом китайского фонарика может быть истолковано неверно.

— Я не узнаю вас, мисс Уингейт, — обратился к ней один из поклонников. — Откуда такая чопорность?

Гильда гордо вскинула голову, но промолчала.

— Вас удивляет, что я позволил себе говорить с вами в подобной манере? — спросил ее собеседник.

— Да, весьма, — отозвалась Гильда.

— Тогда я должен принести свои извинения, — сказал молодой человек. — Но в прошлую нашу встречу вы вели себя со мной значительно более приветливо.

Гильде стало неловко, ведь она не знала, что скрывалось за этим «более приветливо». С досадой и смущением она подумала о том, что, возможно, этот молодой человек один из тех, с кем Элоиза позволяла себе целоваться.

Не зная, что сказать, Гильда решила прибегнуть к испытанному способу — просто удалиться.

— Мне нужно подойти к крестной, — улыбнулась она. — Кажется, она хочет меня видеть.

С этими словами девушка направилась в гостиную, где леди Ниланд беседовала с каким-то джентльменом. Гильда дождалась, пока в разговоре наступит пауза, и спросила:

— Я пришла, крестная, чтобы узнать, не нужно ли вам чего-нибудь?

— Как это мило с твоей стороны, дорогая! — улыбнулась леди Ниланд. — Нет, благодарю тебя, у меня все есть. Я хочу сказать тебе, что рада этому празднику безмерно.

— Вы так долго скрывались от нас, — заметил джентльмен, с которым леди Ниланд только что разговаривала. — Теперь, когда вы прервали свое затворничество, уверен, ни один прием не будет без вас полным.

Леди Ниланд расцвела счастливой улыбкой, и Гильда поняла, что крестная не нуждается в ее опеке.

«Уж если о ком и надо беспокоиться, так это обо мне, — подумала Гильда. — Кто знает, в какие еще ловушки, устроенные Элоизой, мне суждено попасть?»

Но ничто не могло заставить ее в этот волшебный вечер грустить. Гильда была счастлива, мужчины добивались ее внимания и осыпали ее комплиментами, а дом, где она находилась, был сказочно красив и изыскан.

Гильда посмотрела на маркиза, беседовавшего с кем-то из знакомых, и подумала, что он самый красивый мужчина, которого она видела в жизни.

«Неудивительно, что Элоиза так мечтала выйти за него замуж», — сказала она себе почти вслух.

Гильда была так поглощена своими мыслями, что не сразу заметила, что рядом с ней стоит молодой человек и приглашает ее на танец.

Глава 6

— Этот танец такой стремительный! — улыбнулся партнер Гильды, когда они закончили круг быстрой кадрили.

— Да, верно, — улыбнулась она.

Они вышли в сад.

На улице было прохладно, но совсем безветренно. Гильда села на скамейку поддеревом, чьи ветви были украшены китайскими фонариками.

— Не желаете чего-нибудь выпить? — спросил молодой человек.

— Спасибо, — ответила Гильда. — Глоток холодного лимонада был бы очень кстати.

Ее спутник отправился в дом искать официанта, а Гильда, оставшись одна, открыла сумочку, чтобы вынуть носовой платок.

У Элоизы к каждому платью были подобраны соответствующие по цвету и по материалу сумочки, милые и воздушные, украшенные кружевом и лентами.

Едва она успела раскрыть сумочку и вынуть маленький кружевной платочек с инициалами сестры, как услышала позади себя тихий шепот:

— Бросьте сумочку!

Гильде показалось, что она ослышалась.

— Бросьте, я сказал! — повторили сзади.

Гильда не успела ничего понять и инстинктивно бросила сумочку на землю.

Мгновение спустя перед ней возник незнакомый джентльмен и произнес довольно громко:

— Позвольте, мисс Уингейт!

Он поднял сумочку и протянул ее Гильде.

Этого человека она видела впервые. Он был молод, темноволос и довольно хорош собой.

Гильда взяла протянутую сумочку и машинально поблагодарила незнакомца:

— Большое спасибо!

Джентльмен грациозно поклонился и быстро смешался с толпой, выходившей из зала в сад.

Не в силах пошевелиться, словно завороженная, Гильда проводила незнакомца взглядом.

Не послышался ли ей тот странный шепот, приказавший уронить сумочку?

Казалось, в этом не было никакого смысла.

Однако, когда девушка клала обратно носовой платочек, она нащупала на дне сумочки какой-то странный предмет. Что-то узкое и тяжелое.

Однако прежде чем она успела рассмотреть находку, вернулся партнер по танцу. За ним следовал официант с подносом в руках.

Гильда поспешила закрыть сумку и плотно завязала ленточки.

Молодой человек протянул ей бокал лимонада, другой взял себе и присел на скамейку.

— Не могу не сказать, что вы прекраснее всех на этом балу, — начал он. — Впрочем, уверен: вы слышали эти слова уже тысячу раз и безмерно утомлены комплиментами.

— Нисколько, — улыбнулась Гильда. — Однако здесь очень много красивых девушек помимо меня.

И она похвалила себя за то, что научилась принимать комплименты непринужденно, словно давно привыкла к ним. Поначалу Гильда боялась, что неопытность выдаст в ней провинциалку.

Они поговорили еще немного, но девушка не могла отделаться от мысли, что, будь на месте этого молодого человека маркиз Стэвертон, беседа была бы куда интереснее.

Гильде хотелось узнать, о чем же маркиз так оживленно разговаривал с княгиней де Ливен. Однако она тут же спросила себя, чем вызван столь живой интерес, — и сама испугалась ответа.

В зале вновь заиграла музыка, и Гильда поднялась, чтобы удалиться.

— Боюсь, рассчитывать еще на один танец бесполезно? — спросил ее собеседник.

— Может быть, позже, — отозвалась Гильда, зная, что ее бальная карточка расписана на шесть танцев вперед.

Они пошли к дому, куда уже направлялись еще несколько гостей: подошло время ужина.

Незаметно для себя Гильда оказалась в самой гуще толпы и потеряла из виду своего спутника.

Внезапно кто-то с силой дернул за ленты ее сумочки, висевшей на левой руке.

Гильда попробовала придержать сумочку свободной рукой, но тут же почувствовала новый рывок, сильнее прежнего.

Гильда обернулась — хотя в таком столпотворении это было сделать довольно трудно — и увидела позади себя высокого, представительного мужчину.

Она была зажата людьми со всех сторон, поэтому рассмотреть незнакомца было довольно сложно.

Гильда опустила правую руку в сумочку — проверить, не пропало ли что-нибудь, и, к своему изумлению, нащупала там чью-то руку.

От неожиданности она вскрикнула. Незнакомец тут же отдернул руку, проговорив, как ни в чем не бывало:

— Pardon!

Мгновение спустя он растворился в толпе, а Гильда оказалась в величественном вестибюле дома Стэвертона.

Она поспешила подняться наверх туда, где они с крестной оставили свои пелерины.

На вешалке висели элегантные пальто, палантины, шали, горжетки.

Две служанки присматривали за одеждой господ. При виде Гильды обе присели в грациозных реверансах.

Гильда прошла в соседнюю комнатку, поменьше, в которой также были сложены вещи, но, к счастью, не было никого из прислуги.

Встав спиной к двери, она поспешно раскрыла сумку: ей не терпелось удовлетворить свое любопытство и узнать, что происходит.

Под носовым платочком девушка увидела крошечный клочок бумаги, скрученный в тугую трубочку.

Гильда не спешила раскрыть послание: ей вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, это любовная записка от какого-то поклонника сестры, который, разумеется, был ей неизвестен.

Наконец девушка осторожно вынула записку размером не больше ее мизинца, туго стянутую и запечатанную сургучом, развернула и попыталась прочесть.

Послание было написано таким мелким почерком, что Гильда не сразу смогла разобрать слова.

Она поднесла записку к свече и прочла:

Английский военный корабль «Неустрашимый» только что отремонтирован.

Английский военный корабль «Стремительный» стоит в доке.

Английский крейсер «Непобедимый» отправляется в плавание курсом на Вест-Индию 15 мая.

Гильда изумленно читала текст, не в силах понять, что все это значит. На другой стороне она обнаружила продолжение:

Два батальона королевских драгун будут подтянуты в Дувр к 11 мая.

Один артиллерийский дивизион в настоящее время расположен в Фолькстоуне.

Несколько мгновений Гильда отказывалась поверить собственным глазам.

Ее осенила страшная догадка, от которой по всему телу пробежала дрожь.

В записке было еще какое-то сообщение, но Гильда не стала его читать.

Она быстро свернула послание и прикрепила сургучную печать на место.

Все это время мозг лихорадочно искал ответ на вопрос, что же теперь делать.

Заслышав в коридоре голоса, Гильда быстро сунула записку в сумочку и вдруг наткнулась еще на какой-то бумажный сверток, который сразу не заметила.

Развернув бумажку, Гильда едва не задохнулась от изумления. Банкнота в сто фунтов! Она не могла поверить своим глазам.

Девушке понадобилось несколько мгновений, чтобы унять колотившееся сердце.

Теперь она понимала, откуда у сестры было столько денег и драгоценностей. Смысл только что прочитанной записки стал абсолютно ясен.

Когда-то давно отец Гильды рассказывал ей о том, что шпионы, передающие информацию врагу, представляют огромную опасность, так как их деятельность страшно подрывает силы армии.

Отец обладал каким-то шестым чувством, которое помогало ему распознавать предателей среди, казалось бы, преданных и проверенных людей.

«Возможно, я не должен хвалить самого себя, — говорил как-то генерал, — но за всю свою жизнь я ни разу не ошибся и не наказал невиновного».

Гильда прекрасно понимала, какой вред может быть нанесен армии и сколько жизней подвергается опасности, когда враг владеет такого рода информацией, знает численность войск, состав, расположение и боеготовность противника.

Несмотря на то что Франция и Англия находились в состоянии перемирия, мало кто верил, что попытки Наполеона завязать «дружбу» носят искренний характер.

Гильда прекрасно понимала, что в ее сумочке лежит информация, предназначенная французам.

Теперь она знала, что ее сестра являлась своего рода связующим звеном между человеком, который приказал ей уронить сумочку, и мужчиной, пытавшимся вырвать у нее записку, воспользовавшись стечением гостей.

Конечно, сама идея была просто блестящей. Партнеры не знали друг друга в лицо, а местом передачи информации служила дамская сумочка.

«Как Элоиза могла решиться на такой гадкий, отвратительный поступок?»— спрашивала себя Гильда и не могла найти ответ.

Она лихорадочно пыталась отыскать выход из сложившегося положения.

С одной стороны, она узнала тайну сестры, чью роль играла теперь, с другой стороны, в ее руках оказалась важная информация, с которой нужно что-то делать.

На мгновение она пожалела, что не выпустила тогда из рук сумочку: теперь бы она ничего не знала и не была бы вынуждена принимать столь серьезного решения.

Видимо, предполагалось, что второй молодой человек должен незаметно вынуть записку, а потом галантно извиниться и вернуть сумочку хозяйке, которая якобы неловко уронила ее.

Внезапно Гильду охватил страх. Раз этому человеку не удалось получить то, за чем он сюда пришел, он вряд ли уйдет с пустыми руками. Скорее всего он вновь постарается разыскать Гильду.

Ей вспомнилось, как отец рассказывал о жестокостях врага, который шел на все, когда депо касалось передачи жизненно важных сведений.

Но она тут же сказана себе, что какие бы опасности ей ни угрожали, все это не идет ни в какое сравнение с тайной государственной важности, которая теперь находится у нее в руках и от которой зависят тысячи жизней.

«Что же мне делать? Что делать?»— в сотый раз спрашивала себя Гильда.

Ответ пришел сам собой: надо передать записку маркизу!

Гильда облегченно вздохнула, но тут же напомнила себе, что сделать это будет весьма непросто.

Маркиз наверняка станет задавать тысячи вопросов, когда и как все это с ней произошло.

Придется объяснять, что информация о расположении войск и флота была оплачена неизвестным человеком банкнотой в сто фунтов.

А это означает, что Элоиза замешана в шпионской деятельности, что является государственной изменой, и кара за это — смерть.

Гильда содрогнулась, представив, как маркиз будет задавать ей подробные вопросы. Их разговор будет тогда скорее напоминать допрос.

Хуже того, Гильда понимала, что ей тогда придется рассказать всю правду. Рассказать о том, как сестра занималась шпионажем, а сама она обманывала и маркиза, и леди Ниланд, выдавая себя за Элоизу.

«Я не могу этого сделать», — подумала Гильда.

И все же ей необходимо было найти решение как можно быстрее. Если маркиз обнаружит, что ее так долго нет в бальном зале, он непременно пошлет искать ее.

«Что мне делать? Что делать?»

Гильда была уверена, что ответ существует, только его очень трудно найти.

В это время в комнату вернулась служанка убедиться, что все в порядке.

Заслышав шаги, Гильда выскользнула через другую дверь, ведущую в длинный коридор, и тут же наткнулась на камердинера, выходившего из спальни.

В руках он держал сюртук, который Гильда совсем недавно видела на маркизе, и пару мужских сапог для верховой езды.

Заметив, что Гильда смотрит на него, камердинер склонил голову в знак приветствия и прошел дальше по коридору.

Девушка не двигалась, пока он не исчез из виду.

Затем, оглядевшись по сторонам, и убедившись, что за ней никто не следит, Гильда скользнула в незапертую комнату, из которой только что вышел камердинер.

Как она и ожидала, это оказалась спальня маркиза.

Огромная кровать была покрыта липовым шелковым покрывалом, в изголовье красовался фамильный герб.

Впрочем, сейчас Гильде было не до убранства, тем более что спальня освещалась лишь неверным светом единственной свечи.

Она быстро раскрыла сумочку, вынула записку и стофунтовую банкноту и спрятала под туго заправленную простынь.

Затем выскользнула из спальни в коридор и поспешила обратно в бальный зал.

Вся это заняло буквально несколько секунд, однако Гильде показалось, что мучительная процедура длилась вечность.

Ее уже ждал джентльмен, которому был обещан очередной танец. Молодой человек был явно взволнован отсутствием партнерши, считая, что Гильда о нем попросту забыла.

Девушка прощебетала что-то, принося свои извинения, и они вышли на середину круга.

Гильда искала глазами маркиза. Интересно, что бы он сказал, если б узнал о том, что только что произошло в его доме.

Наконец она обнаружила Стэвертона, беседовавшего с каким-то пожилым господином. Девушке захотелось немедленно броситься к нему, рассказать, как она напугана.

А вдруг человек, который вырывал у нее сумочку, в эту самую минуту наблюдает за ней?

От этой мысли Гильду пробрала дрожь.«

Когда танец закончился, она подошла к леди Ниланд.

— Ты не скучаешь, дорогая? — спросила крестная.

— Вечер просто изумителен, — ответила Гильда. — Но, боюсь, нам пора. Доктора не одобрят, что вы ложитесь спать так поздно, вернее, рано, если учесть, что сейчас уже далеко за полночь.

Леди Ниланд рассмеялась:

— Я чувствую себя дебютанткой в сопровождении строгой матушки!

— Вы и есть дебютантка? — отозвалась Гильда. — И я не позволю вам чрезмерно утомлять себя.

Леди Ниланд попыталась возразить, что она совсем не устала и что еще не так поздно. Ее поддержал один из джентльменов, которому был обещан следующий танец с Гильдой.

Если б они знали, как страшится Гильда оставить безопасность бального зала!

Хотя человека, который должен был получить сведения, нигде не было видно, Гильда не сомневалась: он где-то поблизости и неизбежно улучит момент, чтобы потребовать то, чего у нее уже не было.

Она не чувствовала себя в безопасности даже тогда, когда маркиз проводил их с леди Ниланд до экипажа, ожидавшего г чтобы отвести домой на Карзон-стрит.

— Как вам понравился прием? — спросил маркиз, помогая Гильде сесть в экипаж.

— Это был восхитительный вечер! — отозвалась она.

Маркиз пристально посмотрел на нее и неожиданно спросил:

— Вас что-то беспокоит?

Гильда вновь удивилась его поразительной способности угадывать мысли.

Поскольку она хранила молчание, маркиз сказал:

— Я заеду к вам завтра.

Когда Гильда помогала леди Ниланд подняться дома по лестнице, крестная заметила:

— Никогда не думала, что маркиз может быть столь внимательным и заботливым. Мне всегда казалось, что он занят лишь собой, но сегодня я изменила свое мнение.

Гильда не отвечала, и леди Ниланд продолжила:

— Лорд Хоксбери весь вечер не переставал восхищаться маркизом. Он считает Стэвертона одним из самых талантливых молодых людей в высшем свете. В устах главы департамента иностранных дел это высокая похвала!

У Гильды перехватило дыхание.

— Лорд Хоксбери сегодня был там?

— Да, милая моя, конечно. Почти весь вечер он просидел возле меня. Неужели ты его не помнишь? Он приходил к нам месяца за три до того, как я ослепла.

— Ах, иуда, конечно! — поспешно воскликнула Гильда.

— Он рассказал мне о маркизе многое, чего я не знала, — сказала леди Ниланд.

Гильда помогла крестной войти в спальню и сесть в кресло.

— Знаешь, моя девочка, я изменила мнение относительно тебя и маркиза. Мне кажется, он будет тебе хорошим мужем, тем более, если он тебя любит!

Гильда вновь промолчала. В спальню вошла Андерсен и стала помогать леди Ниланд снимать диадему. Гильда решила не мешать, и удалилась, поцеловав крестную на ночь.

» Если он тебя любит «!

Девушка не смогла удержать смех, скорее походивший на горестный вздох.

Вряд ли такое возможно!

Она не могла не думать о том, как прекрасно быть любимой таким человеком, как маркиз, но была абсолютно уверена: ей этого испытать не суждено.

Гильда понимала, что сестру привлекали в маркизе его богатство, положение в обществе и огромное влияние.

Однако для нее самой все это не имело никакого значения.

Она стояла посередине своей спальни не в силах думать ни о чем, кроме маркиза.

Понимание того, что она любит маркиза, пришло внезапно, как вспышка молнии, прорезавшая небосвод.

Это казалось абсурдом, вымыслом, грезой!

Но… Когда маркиз помогал ей садиться в экипаж и пообещал на следующий день заехать, сердце Гильды колотилось, как сумасшедшее.

Смятение и страх вдруг сменились умиротворением и покоем.

Он хочет ее видеть!

По сравнению с этим все беды и невзгоды, которые ей еще суждено было испытать, казались незначительными и смешными.

Гильда подошла к туалетному столику и тяжело опустилась на банкетку: ноги перестали слушаться ее.

— Как же это случилось? — спрашивала она себя. — Как я могла влюбиться в человека, который для меня недосягаем, как звезды?

А ведь еще вчера она прекрасно понимала, что планы сестры относительно маркиза были абсолютно беспочвенны.

Такому человеку незачем связывать свою жизнь с девушкой, не имеющей ни титула, ни богатства.

И потом — Элоиза так настойчиво старалась заманить маркиза в ловушку брака, что он не мог этого не чувствовать.

Гильда не сомневалась: он все прекрасно знает, но оставляет ей надежду на успех просто развлечения ради.

Он, конечно, спас Гильду от сэра Хэмфри, устроил в честь леди Ниланд роскошный прием, но так и не пригласил ее саму на танец!

Не предпринял ни одной попытки завязать с ней разговор наедине. Разве что тогда, когда она уже уезжала.

— И почему я не влюбилась в одного из тех молодых людей, что так страстно умоляли меня подарить им хоть один танец? — спросила себя Гильда, прекрасно зная ответ: маркиз не был похож ни на одного из них.

— Я просто глупа! — отругала она себя.

Однако, когда она легла в постель и задула все свечи, ей казалось, что она видит в темноте лицо маркиза и слышит его голос:

» Я навещу вас завтра «.

Вдруг Гильда вспомнила о том, что сегодня ночью обнаружит у себя под простыней маркиз, и взмолилась, чтобы он никогда не узнал, кто это туда подложил!

Нет, она не станет обращаться к маркизу за помощью, даже если шпионы попытаются выйти с ней на связь и потребуют вернуть записку.

Уже погружаясь в сон, Гильда в отчаянии прошептала:

— Я люблю его!

Звезды гасли на небосклоне, и ночь уступала место дню, когда последние гости покидали бал.

Все неустанно повторяли, что это один из самых лучших приемов, который им когда-либо доводилось посещать.

— Ваш главный козырь, Стэвертон, в том, говорил маркизу один из его друзей, — что вы всегда оказываетесь на шаг впереди других.

— Благодарю! — улыбнулся маркиз.

— Это жалоба, а не комплимент. — воскликнул собеседник, и оба расхохотались.

Лорд Хоксбери уехал почти сразу же за леди Ниланд и Гильдой.

В этот вечер они с маркизом ни словом не обмолвились о шпионаже. На прощание мужчины обменялись рукопожатием, но маркиз чувствовал, что лорд Хоксбери явно озабочен и по-прежнему считает его своей последней и единственной надеждой.

— Вечер был просто изумителен, мой дорогой! — сказала княгиня де Ливен, покидая гостеприимный дом.

В прошлом году между ними случился короткий, но бурный роман, кратковременный, внезапный союз двух неординарных людей, Они наслаждались острым умом и своеобразием друг друга, понимая, что подобная любовная интрига для каждого из них лишь приятное препровождение времени, не более.

Они расстались, ни в чем не оскорбив чувств друг друга, и остались хорошими друзьями.

— Эта молоденькая Уингейт произвела на меня весьма благоприятное впечатление, — говорила теперь княгиня маркизу. — Она еще больше похорошела. Я наблюдала за ней весь вечер.

Она определенно изменилась в лучшую сторону с тех пор, как я видела ее в последний раз. Странно, но мне даже показалось, что она выглядит моложе, чем в прошлом году.

Маркиз бросил на княгиню вопросительный взгляд, и та улыбнулась в ответ.

— Возможно, это звучит нелепо, — пояснила она, — но я уверена, что Элоиза совсем не та, какой была раньше. Интуиция подсказывает мне, что эта девушка вполне может оказаться тем бриллиантом, который вы так тщетно пытаетесь обрести.

Маркиз рассеянно улыбнулся, поцеловал княгине руку и помог сесть в экипаж.

Он не мог не отметить, что княгиня умела, как никто другой, облечь в слова те мысли, что не давали ему покоя.

Когда последний гость покинул дом, маркиз отправился спать. Друзья были искренни, говоря, что давно не бывали на столь чудесных приемах, — мелькнула у него мысль.

Маркиз не мог не думать об Элоизе, которая, по его мнению, была самой прекрасной гостьей бала.

Как только она появилась в его доме, Стэвертону показалось, что от нее исходит неземной свет. Па Элоизе не было надето никаких драгоценностей, но ее волосы сияли золотом, а глаза цвета морской волны светились восторгом.

— Она просто восхитительна — сказал себе маркиз.

Он подумал о том, что, если бы не Элоиза. вечер бы не состоялся вообще. Ведь это она настояла на том, что леди Ниланд необходимо выбираться в свет. Именно благодаря ей маркиз решил устроить сегодняшний прием.

Но в то же время его не переставал терзать один и тот же вопрос: почему вдруг Элоиза надумала так заботиться о крестной? Она успела побывать на многих праздниках, даже не вспоминая о леди Ниланд.

В спальню вошел камердинер и помог маркизу раздеться.

Когда он ушел, маркиз встал у окна, любуясь занимающимся рассветом. Легкий утренний ветерок словно стирал мягкой кистью остатки ночи.

Маркиз не испытывал и тени усталости. Он с нетерпением ждал утренней верховой прогулки.

Служба в армии приучила его высыпаться за очень короткое время, и ему хватало порой трех часов, чтобы восстановить силы.

Маркиз задул все свечи, оставив лишь одну, возле кровати, лег в постель и уже собирался задуть последнюю свечу, как вдруг нога наткнулась на что-то твердое.

Он отбросил простыню, чтобы выяснить, что же это такое, и увидел два туго свернутых клочка бумаги, один из которых был похож на записку, а другой…

Маркиз поднес находку поближе к свету, чтобы рассмотреть, что же это. ***

В это утро первым посетителем лорда Хоксбери оказался маркиз.

Сейчас глава департамента сидел в своем кабинете и внимательно слушал все, что рассказывал его гость.

Когда он развернул клочок бумаги, переданной маркизом, то не удержался от восклицания:

— Я был прав, Стэвертон! Утечка информации происходит именно из нашего департамента. Эти новости поступили ко мне от адмирала первого ранга не далее как вчера.

— А известие о расположении войсковых частей?

— Лорд Хобарт позавчера лично сообщил мне об этом.

— Глава департамента обороны! — воскликнул маркиз.

— Именно! — отозвался лорд Хоксбери.

— Невероятно! — размышлял вспух маркиз. — Но почему и каким образом эта записка попала ко мне в спальню?

— Наверное, встреча была назначена в вашем доме.

— Вы хотите сказать, что кто-то из моих гостей — предатель?

— По крайней мере область поисков сужается. Нужно будет перебрать всех, кто был у вас вчера, — сказал лорд Хоксбери.

— Я уже пытался это сделать, но никак не могу поверить, что кто-то из моих близких друзей — шпион.

— Если среди них есть предатель, то есть и патриот, — заметил лорд Хоксбери. — Совершенно очевидно, что тот, кто спрятал записку у вас в спальне, сделал это для того, чтобы она не попала в руки врага.

— Разумеется, — согласился маркиз. — Я тоже об этом подумал. Можно с уверенностью сказать, что человек, пытавшийся передать сообщение, работает в вашем департаменте. Он отправил кого-то в мой дом, чтобы передать информацию, но записка по неведомой нам причине оказалась спрятанной под моей простыней.

Видимо, кто-то надеялся, что я быстро обнаружу ее.

— Да, звучит, как сюжет для шпионского романа, — заметил лорд Хоксбери, — и тем не менее не мне вам говорить, насколько это все, черт возьми, серьезно! Мои подозрения насчет Рерсби вновь обретают силу. Кстати, я был удивлен, увидев его вчера среди гостей.

— Я пригласил его, чтобы иметь возможность присмотреться и понаблюдать за ним, — ответил маркиз. — Допустим, что он действительно информатор Наполеона и хотел использовать мой дом как место встречи. Но тогда каким образом это послание оказалось у меня? И почему именно у меня?

— Я согласен, что так сразу на все вопросы не ответить, — отозвался лорд Хоксбери, — однако можно с уверенностью сказать, что Рерсби — лишь одно из звеньев цепи.

Маркиз размышлял несколько секунд, а затем проговорил:

— Я пойду домой и расспрошу слуг, не видели ли они кого-нибудь вчера вечером у дверей моей спальни. Я не стал задавать им никаких вопросов, решив сначала поговорить с вами.

— Вы поступили правильно, — кивнул лорд Хоксбери. — Будет лучше, если мы посвятим в это депо как можно меньше людей. Да вы и сами прекрасно знаете, как следует себя вести. Здравый смысл — основная черта вашего характера. В прошлом это нас не раз выручало.

— Должен заметить, что прежде со мной ничего столь странного и загадочного не случалось, — улыбнулся маркиз.

— Мне кажется, вы уже и так сделали немало, — ответил лорд Хоксбери. — Вы подтвердили мои опасения на счет Рерсби. Теперь у меня нет и тени сомнения, что он предатель. Но сейчас нам следует вести себя весьма осмотрительно. Не следует давать ему повод подозревать, что ему сели на хвост. Сначала выясним, кому предназначалось послание.

Глава департамента взглянул на записку, и, не сдержав гнева, воскликнул:

— Именно эта информация требуется Наполеону для начала операции по захвату наших территорий!

— Ну по крайней мере мы можем быть уверены, что теперь послание не попадет в руки неприятеля, — сказал маркиз и поднялся, чтобы уйти.

Он протянул лорду Хоксбери руку и добавил:

— Совершенно с вами согласен, не будем торопить события. Если Рерсби и есть предатель, вскоре он узнает, что послание не дошло до адресата и попытается предпринять новую попытку. И мы сможем узнать еще об одном шпионе, который подрывает сипы нашей страны.

— Да, именно этого Наполеон и добивается. Если нам удастся представить доказательства того, что шпионаж реально существует, возможно, это выведет премьер-министра из несвоевременной апатии?

— Остается только надеяться, — согласился маркиз.

По пути домой он размышлял, кого из слуг следует расспросить сначала, и пришел к выводу, что его камердинер Харрис мог видеть больше, чем остальные.

Вернувшись в особняк на Беркли-сквер, маркиз поднялся в библиотеку и распорядился вызвать Харриса.

Камердинер служил у него уже более десяти лет и явился по приглашению хозяина незамедлительно. По его растерянному виду маркиз понял, что слуга волнуется, думая, что что-то было сделано не так.

— Вы хотели меня видеть, милорд? — спросил он.

— Да, Харрис. Мне нужна ваша помощь.

Камердинер слегка успокоился, но не произнес ни слова.

— Вчера вечером кто-то зашел ко мне в спальню и оставил записку, однако подписи на послании не было, а мне необходимо узнать, кто автор.

— Вам оставили записку? — переспросил Харрис. — Но я ее не видел.

— Она была спрятана у меня в кровати, — сказал маркиз.

Харрис удивленно посмотрел на маркиза и сказал:

— Впредь я буду запирать вашу спальню, особенно когда в доме столько посторонних. Эти юные девицы следуют за вами по пятам, и ведут себя так, словно они здесь хозяйки!

Маркиз улыбнулся.

— Ну, это уже случилось, — сказал он. — Мне крайне неловко получать анонимные письма, а значит — нужно выяснить, кто мог это сделать.

— Это могла сделать любая дама, — заметил камердинер.

Маркиз нахмурился, недовольный подобным замечанием, и слуга поспешил добавить:

— Хотя я догадываюсь, кто именно оставил письмо для вашей светлости.

— Правда, Харрис?

Камердинер кивнул.

— Я перебирал ваши вещи, чтобы отнести кое-какие из них почистить. Когда я выходил, то заметил в дверях комнаты напротив молодую леди.

Камердинер сделал паузу, чтобы убедиться, что его слушают; и продолжил:

— Она остановилась, как только увидела меня. Мне показалось, ее заинтересовало, что я нес в руках.

Маркиз знал, что Харрис любит рассказывать все в мельчайших подробностях, и решил подбодрить его вопросом:

— А что вы несли в руках?

— Ваш костюм для верховой езды и высокие ботфорты, которые я только что начистил.

— А кто, по-вашему, была та леди, что наблюдала за вами?

— Самая красивая из всех, что появлялись в этом доме за последнее время, — ответил Харрис. — Я говорю о мисс Уингейт!

— Я так и подумал, — отозвался маркиз. — А вы уверены, что это именно она написала мне записку?

— Вполне вероятно, — ответил Харрис. — Хотя до этого дня никто не осмеливался прятать письма в покоях вашей светлости.

Маркиз вновь нахмурился и спросил:

— А больше вы никого не заметили из тех, кто был рядом с моей спальней в это время?

— Нет, милорд. Больше там никого не было.

Когда я уходил, мисс Уингейт все еще стояла в дверях комнаты напротив.

— Спасибо, Харрис. Вы мне очень помогли.

Можете идти. — сказал маркиз.

Оставшись один, он принялся размышлять над тем, что сейчас услышал, но не мог в это поверить.

Неужели Элоиза Уингейт замешана в подобных делах?

Он вспомнил, как девушка была напугана поведением сэра Хэмфри и как бросилась к нему в поисках защиты, как она дрожала всем телом, не в силах совладать со своим страхом.

А вчера вечером, когда он спустился вниз, чтобы проводить Элоизу и леди Ниланд до экипажа, глаза девушки были полны страха и волнения.

Стэвертон заставил себя не торопиться и обдумать все без спешки.

А пока наилучшим выходом будет увидеться с Элоизой в назначенный срок, после ленча, когда крестная ляжет отдохнуть.

Ждать оставалось еще часа два-три. Маркиз знал, что это время покажется ему вечностью.

Он не мог не признаться себе в том, что все происходящее для него лично крайне важно. Ему отчаянно хотелось убедиться, что Элоиза не замешана в этой отвратительной истории.

Прокручивая в голове события прошлой ночи, он вспомнил, что девушка довольно долго отсутствовала перед последним танцем и появилась, когда вальс подходил к середине.

Весь вечер он наблюдал за ней и заметил ее отсутствие. А до этого Элоиза постоянно была в поле зрения, танцевала с кем-нибудь, беседовала или находилась подле крестной.

Маркиз еще подумал тогда, как она грациозна, прелестна и молода по сравнению с другими присутствующими дамами.

Но не только молодость делала Элоизу столь привлекательной. Казалось, она вся светится изнутри. Глаза сияли необыкновенным возбуждением, на губах играла улыбка, каждое движение выражало восторг.

Затем Элоиза вернулась в бальный зал, где ее уже ждал партнер по танцу.

Именно за несколько минут до этого — если верить Харрису — она была наверху.

После танца девушка быстро подошла к крестной и предложила ей уехать. Прощаясь с дамами, маркиз заметил, что Элоиза выглядит встревоженно и озабоченно.

Все события предыдущих дней складывались в таинственную головоломку, которую маркиз был решительно намерен разгадать.

Но каким образом в руки Элоизы попала пресловутая записка?

И если ей передали записку совершенно неожиданно, почему она не пришла к нему сама и не рассказала о том, что произошло?

Для чего ей понадобилось идти на довольно предосудительный шаг, проникать к нему в спальню, рискуя быть замеченной, и прятать записку в постели?

Было очевидно, что ома рассчитывала на то, что маркиз непременно обнаружит послание и сразу поймет всю важность того, что там написано.

Казалось, что поступок совершил человек весьма неразумный, но Элоизу назвать неразумной было нельзя.

— Черт побери! — Неожиданно для самого себя маркиз стукнул кулаком по столу. — Я докопаюсь до истины Услышав свой собственный голос, отраженный эхом, он поклялся себе, что сделает все возможное, чтобы уберечь Элоизу от беды.

Глава 7

Они уже заканчивали ленч, когда леди Ниланд сказала Гильде:

— Я чувствую себя усталой и разбитой. Наверное, мне следует немного отдохнуть.

— Да, мы приехали очень поздно, — улыбнулась Гильда.

— Конечно, но я была так рада и счастлива, — ответила леди Ниланд. — Сегодня я чувствую себя совсем иначе. Мне кажется, врачи должны позволить мне снять повязку.

— Не торопитесь, — предупредила Гильда.

— Обещаю, что буду осторожна, — отозвалась леди Ниланд. — И если мне суждено снова видеть, я буду безмерно благодарна за это!

— Мама всегда говорила мне, что мы бываем недостаточно благодарны Богу за все то, что он дает нам.

— Сегодня утром я думала о твоей матери, — сказала леди Ниланд. — Я ее очень любила. Кстати, ты знаешь что-нибудь о своей младшей сестре?

Гильда оцепенела.

— О сестре? — переспросила она.

— Ты говорила мне, она уехала к родственникам на север. Вы переписываетесь?

Гильда перевела дыхание и ответила:

— Я… давно не получала… от нее… известий.

Помогая леди Ниланд подняться в спальню, Гильда не переставала думать о том, как равнодушна была к ней Элоиза.

Видимо, она боялась, что леди Ниланд включит Гильду в свое завещание и придумала легенду о том, что ее сестра якобы находится далеко от Лондона, чтобы Гильду никто не пригласил на балы и приемы.

» Как она могла так относиться ко мне? — спрашивала себя Гильда. — Ведь мы провели вместе все детство!«

Но тут же сказала себе, что нет смысла печалиться о том, чего не исправить.

Гильде не хотелось думать об эгоизме и равнодушии сестры. Она решила помнить только о том, как они играли когда-то вместе в саду и какой хорошенькой была тогда Элоиза.

Убедившись, что леди Ниланд легла отдыхать, Гильда спустилась в вестибюль, где ее уже ждали цветы от поклонников.

Приятно было расставлять их по вазам, создавать красивые композиции. Горничные были благодарны Гильде — обычно у них не хватало времени на подобные вещи.

Один из поклонников, с которым Гильда танцевала накануне на балу, прислал огромный букет лилий, другой — чудесный букет роз.

Гильда отнесла цветы в гостиную, где слуга уже приготовил две вазы, наполнив их водой.

Девушка наслаждалась тонким ароматом цветов, тронутых светом солнечных лучей, когда дверь за ее спиной тихо отворилась.

Она обернулась, и тут же сердце отчаянно заколотилось, а по телу пробежала приятная теплая волна.

Это был маркиз. Он вошел так неожиданно, что несколько мгновений Гильда просто не могла пошевелиться.

Солнце играло в ее волосах золотыми искрами, а лилии так чудесно оттеняли цвет лица, что маркизу показалось, будто девушка сошла с картины.

— Я был уверен, что смогу встретиться с вами наедине, — тихо сказал он.

С этими словами он приблизился, чтобы поцеловать руку, и только тогда Гильда заставила себя присесть в вежливом реверансе.

— Я должна поблагодарить вашу светлость за чудесный вечер, — неуверенно начала она, боясь, что маркиз услышит, как стучит ее сердце.

— Я хотел поговорить с вами.

Гильда поставила цветы в вазу, расправила платье и села на краешек кушетки, вопросительно глядя на гостя.

Маркиз был серьезен и сосредоточен, и девушка пыталась понять, в чем причина столь необычного настроения.

Стэвертон начал не сразу, словно оставляя себе время подобрать нужные слова. Когда он наконец заговорил, Гильда оцепенела и задержала дыхание.

— Почему вы спрятали записку с секретными сведениями в моей кровати? — прямо спросил он.

Слова эти прозвучали резко, как выстрел.

Несколько мгновений Гильда не могла вымолвить ни слова.

Ее щеки покрылись ярким румянцем, выдав ее с головой.

Не найдя, что ответить, девушка сидела молча, склонив голову.

— Я задал вам вопрос?

— Почему вы решили, что это сделала я? — спросила она так тихо, что едва можно было разобрать слова.

— Мой камердинер видел вас наверху возле моей спальни, — ответил маркиз. — И к тому же никто из моих друзей не позволил бы себе подобную дерзость.

Гильда еще ниже опустила голову.

Ей казалось, что от маркиза исходит почти ощутимое презрение. Что, если он никогда больше не захочет с ней разговаривать?! Ее с позором выставят из этого дома, и придется ей возвращаться обратно в деревню.

Маркиз выждал немного и вновь повторил свой вопрос, но уже более мягко:

— Так вы расскажете мне, что произошло?

— Какой-то… мужчина, — начала она неуверенно, — приказал мне… уронить… сумочку, когда я сидела на скамейке в сапу.

— Вы послушались его?

— Он дважды повторил свой приказ… не знаю почему, но я… сделала то, что он требовал.

— Что случилось потом?

— Он подобрал ее… а потом вернул обратно, принес свои извинения… и удалился.

— Вам знаком этот человек?

— Нет, я никогда раньше не видела его.

Маркиз помедлил немного и задал следующий вопрос:

— Вы заметили, как он подложил вам что-то в сумочку?

— Несколько позже, когда доставала носовой платок.

— Все это было для вас неожиданным?

Маркиз говорил теперь излишне резко и требовательно, словно подозревая, что Гильда не до конца честна с ним.

— Да-да, конечно! — воскликнула Гильда. — Как я мота предположить, что подобное может произойти со мной на приеме в вашем доме!

— И, видимо, ни на каком другом приеме, — иронично усмехнулся маркиз.

— Нет, разумеется, нет!

— Вы можете поклясться, что не знали, для чего вам подложили эту записку?

— Я клянусь вам!

Гильда вспомнила, как вернулась в дом, когда заиграла музыка.

— Мне показалось, что в моей сумочке что-то лежит, — сказала она. — Я решила подняться наверх, посмотреть, что это такое. И вдруг кто-то потянул сумочку за ленты.

Гильда перевела дыхание.

— Там было так людно, что я подумала, кто-то просто задел меня. И вдруг это повторилось снова. Я решила придержать сумочку и наткнулась на мужскую руку!

— Что это был за мужчина? — спросил маркиз.

— Я не знаю…

— Вы видели его лицо?

— Да… да… Я повернула голову… это был высокий молодой человек… лоб у него достаточно открытый… Но я только мельком успела рассмотреть его.

— Он пытался заговорить с вами?

Гильда не сразу вспомнила, что произошло потом.

— Он только извинился… и исчез…

— Что вы решили делать после этого?

— Я поднялась наверх, в комнату, где лежала моя пелерина.

— И открыли сумочку?

— Да…

— И о чем вы подумали, вынув содержимое?

— Сначала я не поняла, что это такое, — тихо ответила Гильда. — Но потом, прочитав о расположении кораблей и армейских частей, решила, что эта информация предназначалась нашим противникам.

К концу фразы ее голос был едва слышен.

Гильда и представить себе не могла ничего более унизительного, чем признаваться маркизу в том, что она втянута, пусть и невольно, в шпионаж.

— Так вы говорите, что поняли всю важность полученной информации? — спросил маркиз.

По его тону Гильда поняла, что он обвиняет ее не только в том, что она знала о важности переданного сообщения, но также в том, что стала соучастницей.

— Клянусь вам, — сказал она. — Клянусь всем, что для меня свято, я понятия не имею, почему эта записка попала именно ко мне!

Гильда сознавала, что говорит не правду.

Она прекрасно знала, что шпионы выбрали именно ее, так как считали, что она — это Элоиза.

Девушка с ужасом вспомнила набитый доверху золотом саквояж, спрятанный у нее в спальне.

Это были деньги Элоизы. Грязные деньги, заработанные на жизнях сотен солдат и матросов, а возможно, и мирных жителей.

Мысль, посетившая ее, была так страшна, что Гильда встала с кушетки, не в силах усидеть на месте.

Маркиз видел, что она бледна как смерть.

— Что мне делать? — спросила она, подойдя ближе. — Как мне объяснить, что произошло?

— Вы спрятали записку у меня в спальне, — медленно произнес маркиз. — Почему вы не отдали мне ее лично?

Гильда отвела взгляд. Она никогда не сможет сказать правду.

— Я боялась, — тихо произнесла она.

— Боялись меня или того, что вас могут отправить в тюрьму?

— Вы хотите сказать… меня могут… арестовать?

Маркиз стоял неподвижно, а Гильда, не в силах сдержать рыданий, закрыла лицо руками, — Я так боюсь… пожалуйста… помогите мне! — прошептала девушка.

Когда она отняла руки от лица, по щекам ее текли слезы.

— Вы считаете… меня… могут повесить… или расстрелять за шпионаж?

Эта догадка была просто убийственна. На лице маркиза было написано обвинение, словно он имел право судить ее.

Не в сипах унять дрожь, Гильда бросилась к маркизу и уткнулась лицом ему в плечо.

— Спасите! Умоляю, спасите меня! — прошептала она. — Депо не в том, что я боюсь смерти… но ради памяти моего отца… это такое бесчестие!

Маркиз обнял Гильду, чувствуя, как все ее тело содрогается от рыданий, и стараясь успокоить.

Она не могла произнести ни слова, только тихо всхлипывала.

Немного погодя она услышала его слова:

— Перестаньте плакать! Вы ведь пришли ко мне за помощью, и я защищу вас!

Гильде удалось одержать слезы, но она все еще боялась оторваться от его плеча, словно черпала силы в его объятиях.

— Вы… можете… спасти меня? — спросила она, запинаясь.

— Я спасу вас, — пообещал маркиз. — Я тоже не хочу, чтобы честное имя вашего отца было замешано в этой грязной, позорной истории.

Гильда вздохнула с облегчением, но в тот же момент почувствовала, что сейчас потеряет последние сипы и упадет в обморок.

Не совсем ясно отдавая себе отчет в том, что делает, она еще крепче прижалась к маркизу, словно боясь, что он передумает.

— Но я смогу помочь вам только в том случае, — добавил маркиз, — если вы расскажете мне всю правду.

Гильда слушала внимательно.

— В противном случае у меня не будет шансов помочь вам в истории, в которой вы невольно оказались замешаны.

Гильда не отвечала и не двигалась.

— Вы не верите мне? — спросил он.

— Я бы хотела все вам рассказать, но мне страшно.

— Причина во мне?

— В том, что вы можете… обо мне подумать.

Гильда не видела, как на устах маркиза заиграла улыбка.

— Мое мнение для вас сколько-нибудь важно?

— О, конечно, конечно!

— Почему?

Вопрос был откровенным и прямым, как стрела, нацеленная в глубину ее сознания.

Маркиз ласково приподнял Гильду за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

На ее щеках остались дорожки от слез, губы дрожали, а голубые глаза смотрели смущенно и испуганно.

В этот момент маркиз подумал, что ни разу в жизни не видел женщины прелестнее и желаннее. В то же время в ней было что-то трогательное, делающее ее похожей на растерянного ребенка, — Скажите мне, — попросил он. — Почему для вас важно то, что я подумаю о вас?

Гильда хотела отвернуться, но он не позволил.

— Скажите, — прошептал маркиз, и просьба прозвучала почти как приказ.

Гильда была так растеряна, напугана и взволнована его близостью, что не нашла в себе сил утаивать правду.

— Я… люблю… вас! — запинаясь, проговорила она. — Я знаю… что не имею на это… права, но… ничего не могу с собой… поделать.

— Я тоже люблю вас, — жарко ответил маркиз и припал в поцелуе к ее губам.

На мгновение Гильде показалось, что такое счастье не может быть правдой, она решила, что умерла, и попала в рай.

Но восторг от его поцелуев развеял страх и темноту, в которой она оказалась, и Гильда чувствовала себя так, словно взлетает к самому солнцу.

Она готова была поклясться, что слышит шорох ангельских крыльев и неземную, дивную музыку.

И когда ей уже казалось, что большего счастья, радости и восторга не существует, маркиз поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза, и она еле слышно прошептала:

— Я люблю… вас! Я вас люблю! Я мечтать не могла, что встречу такого… такого прекрасного мужчину!

Гильда опустила голову ему на плечо, словно эти слова отняли у нее последние силы, и слезы вновь брызнули у нее из глаз.

Через несколько мгновений маркиз тихо спросил:

— Скажите, что вы чувствовали, когда я целовал вас?

— Разве это можно выразить словами? — восхищенно прошептала Гильда.

— Вы счастливы? — спросил маркиз.

— Я и не думала, что поцелуй может быть прекрасен, как солнечный свет, как цветы, как звезды…

И маркиз знал, что она говорит искренне.

— Такое случалось с вами раньше?

— Разве кто-то другой мог доставить мне столько счастья?

Маркиз еще крепче сжал ее в объятиях и сказал:

— Я был уверен, что вы так ответите.

И раз вы любите меня, то как скоро мы сможем пожениться?

Гильда оцепенела: этот вопрос напомнил ей о реальности, рассеял иллюзию сказки, созданную его неземными поцелуями.

— Ах нет! — воскликнула она. — Я не могу… выйти за вас замуж!

— Почему?

Гильда мучительно пыталась подобрать правильные слова.

— Во-первых, потому что вы слишком знатны, чтобы жениться на мне.

— Это мне решать, — отозвался маркиз. — Скорее всего вы не знаете о том, что вы первая женщина, которой я сделал предложение. Так что мне не хотелось бы получить отказ.

— Боюсь, мне придется отказать вам, — быстро сказала Гильда, высвобождаясь из его объятий. — Я не могу всего объяснить. Ио несмотря на то что предложение стать вашей женой — это самое замечательное, что со мной когда-либо случалось в жизни, я вынуждена ответить:» Нет «.

Гильда подошла к окну, словно ей не хватало воздуха.

Она знала, что, отказав маркизу, захлопнула перед собой двери в рай и что ей никогда больше не суждено испытать восторг его поцелуев.

Гильда вздрогнула, услышав за спиной его голос, она и не слышала, как он подошел.

— Я просил вас доверять мне! — тихо сказал маркиз.

— Я доверяю вам, я доверила бы вам даже собственную жизнь…

— Тогда что за тайну вы от меня скрываете?

Гильда затаила дыхание, боясь пошевелиться.

— О какой… тайне… вы говорите?

— Вы сами мне об этом скажете.

Гильда крепко сцепила пальцы рук, отчаянно пытаясь найти подходящее объяснение.

Словно почувствовав, как ей сейчас трудно, маркиз сам пришел на помощь:

— Сегодня утром я был в департаменте обороны и просмотрел досье вашего отца. Он был выдающимся человеком, таким солдатом гордилась бы любая страна.

— Жаль, что отец не слышит вашей похвалы, — тихо сказала Гильда.

— Из документов также следует, — продолжал маркиз, — что ваша мать умерла, оставив двух дочерей.

Гильде показалось, что комната погрузилась во мрак, а потолок сейчас рухнет прямо на нее.

Говорить она не могла: слова застревали в горле.

Маркиз тихо спросил:

— Так что случилось с Элоизой? Я абсолютно уверен, что вы — Гильда.

Повисла пугающая тишина. Наконец Гильда, запинаясь, спросила:

— Но… как вы… узнали?

Маркиз улыбнулся:

— Просто вы совсем не похожи на сестру.

С тех пор, как вы появились, вы не переставали удивлять меня, интриговать и ставить в тупик. Я никак не мог найти причин вашей перемены.

Гильда опустила голову.

— Элоиза… умерла. Она приехала… домой и умерла… от передозировки… настойки опия.

Я решила… занять ее место.

— Но зачем?

— У меня не было денег, и, если бы я осталась, как советовала Элоиза, в деревне, мне бы пришлось голодать.

Говоря это, Гильда подумала, что подобное объяснение служит ей слабым извинением.

Маркиз хранил молчание, и она добавила:

— Теперь вы понимаете, почему вам нельзя на мне жениться. Я обманывала вас, обманывала леди Ниланд, которая была необыкновенно добра и к Элоизе, и ко мне.

— Элоиза никогда не проявляла к ней столько внимания и заботы, как вы.

— Просто мне было необходимо хоть как-то замаливать свои грехи.

— Я уверен, вашей сестре такое никогда бы не пришло в голову, — сухо заметил маркиз.

— Но это было не правильно… не правильно, — сказала Гильда. — Прошу вас, простите меня и позвольте уехать домой. Я никогда больше не потревожу вас.

— Позволить вам голодать?

— Я что-нибудь придумаю…

— И вы никогда не будете сожалеть о том, от чего сейчас отказываетесь?

Гильда подумала, как сильно она будет страдать и жалеть о том, что никогда больше не сможет увидеть его, но сказала совсем другое:

— Я всегда буду с благодарностью вспоминать те дни, что провела в Лондоне, и то, как познакомилась с вами.

— Это имеет для вас какое-либо значение?

— О, конечно! Я и представить не могла. что в мире есть такой человек, как вы. Когда Элоиза рассказывала мне о вас, у меня сложилось на ваш счет неверное впечатление.

— Вы ненавидели меня? — спросил маркиз.

— Со слов Элоизы выходило, что вы жестокий человек, так как подали ей надежду на брак, мешая тем самым выйти замуж за кого-нибудь другого.

— Например, за сэра Хэмфри Гранжа?

— Он ужасный человек? — воскликнула Гильда. — По, возможно, нашелся бы кто-нибудь другой.

— Человек моего положения?

— Ваше положение не имеет никакого значения.

— Вы действительно так считаете?

— Конечно! Если бы я выходила замуж, то только за мужчину, которого полюбила. А какое он занимает положение в обществе, богат или беден, меня бы нисколько не интересовало.

Гильда говорила искренне и взволнованно.

Замолчав, она оторвала невидящий взгляд от окна и повернулась к маркизу.

— Теперь… вы знаете… правду. Как мне следует поступить?

Задавая этот вопрос, она уже представляла себе овощные грядки, на которых будет работать, чтобы выжить, и свой пустой дом, где ей не с кем поговорить даже тогда, когда бывает совсем страшно и одиноко.

Маркиз взял ее за плечи и заставил посмотреть себе в глаза.

— Сказать, как я хочу, чтобы вы поступили? — переспросил он.

Гильда вновь почувствовала, что ее охватывает какая-то невидимая, необъяснимая волна, объединяющая ее с этим человеком.

Не дожидаясь ответа, маркиз сказал:

— Мы поженимся немедленно, любовь моя.

И из вашей жизни исчезнут шпионы, грязные тайны, страх, одиночество, голод. Вы хотите быть со мной?

— Но… вы не можете… вы не должны…

Ее слова утонули в его страстном и жарком поцелуе.

Гильде показалось, что они с возлюбленным воспарили вместе к звездам, луне и солнцу.

— Я никогда не думал, что смогу так сильно кого-нибудь полюбить! — сказал маркиз, крепко прижимая ее к себе.

— Неужели это правда?!

Он улыбнулся.

— У нас впереди долгая жизнь, любовь моя, и я успею вам это доказать. Но прежде чем мы назначим день свадьбы, мне нужно решить кое-какие дела с лордом Хоксбери и убедиться, что шпион Бонапарта попал за решетку.

— Но как вы собираетесь это сделать? — удивилась Гильда.

Маркиз посмотрел ей в глаза. Он никогда не видел, чтобы лицо женщины светилось такой любовью и радостью.

Он знал, что ее любовь льется из самой глубины сердца, что это — настоящее чувство, благословенное Богом.

Маркиз не мог думать ни о чем, кроме своей любви, но сейчас ему было необходимо сосредоточиться на делах, и он неохотно отошел к камину.

— Я должен обдумать все то, что вы мне рассказали, — сказал он.

— Я… рассказала вам… не все…

— Нет?

— Мне очень стыдно, но вы должны знать.

— Знать что?

Преодолевая неловкость и унижение, Гильда рассказала маркизу о саквояже для драгоценностей и о счете в банке.

Маркиз слушал внимательно, презрительно поджав губы. Закончив свой рассказ, Гильда потерянно проговорила:

— Теперь у вас есть повод… отказаться… от меня…

Маркиз улыбнулся и раскрыл ей объятия, в которые она бросилась, как маленькая птичка.

— Придется, моя драгоценная, поучить вас, что такое любовь, — сказал он. — Настоящую любовь, какую мы с вами нашли, не может погубить ничто.

— Я не разлюбила бы вас, даже если бы вы совершили тысячу убийств — страстно воскликнула Гильда.

Маркиз прижался щекой к ее волосам, и сказал:

— А теперь мы должны серьезно подумать над тем, что нам может дать хоть какую-то зацепку. Я не говорю о том мужчине, который подложил записку вам в сумочку, я уже знаю, кто он.

— Знаете?

— Да, он работает в департаменте иностранных дел, — ответил маркиз. — Сейчас меня интересует тот, кто должен был получить информацию. Опишите его еще раз.

— Я не очень хорошо его рассмотрела, — вздохнула Гильда. — Я просто обернулась, когда он сказал:» Pardon «.

— Как он сказал? — воскликнул маркиз.

—» Pardon «, — повторила Гильда.

— Вы уверены, что он сказал это по-французски, а не по-английски?

— Я как-то об этом не думала, — ответила Гильда. — Но я уверена, что он именно так и сказал.

— Тогда я знаю, кто это!

— Знаете?

Маркиз кивнул.

— Вчера на приеме был только один иностранец — спутник княгини де Ливен. Он русский!

Теперь-то мы точно знаем, кто враг;

— Я рада, очень-очень рада! — воскликнула Гильда.

— Я тоже, — согласился маркиз, — потому что теперь мы может подумать о нас и о нашем будущем.

Он привлек Гильду к себе и спросил:

— Где ты хочешь жить после свадьбы?

— С тобой!

Маркиз рассмеялся:

— В этом ты можешь не сомневаться. Но я подумал, что ты привыкла жить за городом, ты была там счастлива, так, может, уедем из Лондона?

— Жить с тобой за городом — счастье, о котором я не смею мечтать.

— Значит, именно там мы и будем жить, — пообещал маркиз.

Он хотел снова поцеловать ее, но Гильда отстранилась.

— Я хочу еще кое о чем спросить тебя.

— О чем?

— Ты правда уверен, что хочешь сделать меня своей женой? Я хочу сказать, что я совсем не знаю жизни света, к которой ты привык.

Она перевела дыхание и добавила:

— Вдруг, женившись на мне, ты поймешь, что я лишь бледная копия Элоизы, и что ты мог бы быть счастлив только с ней?

Маркиз заставил Гильду посмотреть ему в глаза.

— Пожалуйста, послушай, что я тебе скажу, — произнес он. — Для меня важно, чтобы ты знала правду.

— Я… слушаю.

— Я хочу, чтобы ты знала: я никогда бы не женился на твоей сестре. Правда состоит в том, что, несмотря на ее красоту, я чувствовал, что она не та женщина, которая мне нужна. Ее внешность скрывала черствую, эгоистическую и, как мы теперь знаем, вероломную натуру.

Маркиз помедлил, подумав о том, что, если бы он сказал это несколькими днями раньше, ему бы никто не поверил.

— Мои чувства к тебе, любовь моя, совсем иного рода, — продолжил он. — Твое лицо прекрасно, как лепесток розы, а волосы похожи на жидкое золото. А когда ты говоришь мне о своей любви, я испытываю такой восторг, что у меня не остается сомнений: твои чувства идут из глубины сердца.

Гильда не могла сдержать счастливого восклицания, а маркиз добавил:

— Поэтому давай больше не будем говорить о прошлом. Я хочу, чтобы ты забыла о существовании своей сестры, скоро о ней забудут и другие. Это не ты ее отражение, а она твое, причем весьма бледное и посредственное.

— Правда?

— Мы всегда будем говорить друг другу правду. — пообещал маркиз. — А правда в том, моя драгоценная Гильда, что всю свою жизнь я проверял женские сердца на настоящее чувство, но ни в ком не находил его, пока не встретил тебя.

Гильда просияла и обвила руками его шею.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Ее губы были совсем близко от его губ, когда она прошептала:

— Научи, как не разочаровывать тебя. Научи, как мне стать для тебя всем в этой жизни.

Мне нечего дать тебе, кроме своей любви, но в этом вся я!

— А больше ничего мне не надо, — промолвил маркиз, запечатав ее уста поцелуем.

И в этом поцелуе они вознеслись к небесам, где обрели любовь, дарованную Богом.

Оглавление

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7