«Похищенная наследница»

ОТ АВТОРА

Географически Мексика — уникальная страна. Она испещрена высокими горами, то резко обрывающимися, то плавно переходящими в дикие, заросшие лесами низины. Погода там столь же разнообразна, как и ландшафт. В одной части страны дождь выпадает в виде нескольких капель за год, а в другой вода от осадков может подниматься на шестнадцать футов, как, например, в долине реки Грихальва.

Двадцать веков Мексика страдала от нападений, захватов, беспорядков и бесчисленных революций.

В результате долгого правления испанцев их язык стал государственным, хотя многие говорят на английском. А в некоторых отдаленных местностях до сих пор существует древний язык индейцев.

Кецалькоатль — Бог Жизни, Дождя и Утренней Звезды — издревле является самым значимым для мексиканцев. В его честь строились дома, деревни и целые города. Свадебная церемония, описанная в этой книге, проходила среди его последователей.

Бенито Хуарес родился в бедной семье индейцев племени чапотеко. Учился в школе при монастыре. Сделав успешную карьеру, стал президентом.

Это был великий реформатор, известный своей целеустремленностью и чистыми помыслами.

Он пытался вести свою страну вперед, к прогрессу. Хуарес был инициатором Движения реформ, которое настаивало на передаче образования. под государственный контроль, провозглашении религиозной свободы, а главное — отделении церкви от государства.

Понадобились годы, чтобы завершить его начинания. Но Хуарес, индейский мальчик с монастырским образованием, был первым, кто предоставил Мексике право гордиться своими людьми.

Глава 1

1889 год

Клинт Хантер взглядом безумца уставился в окно на Пятую авеню.

— Если ты не выйдешь за меня замуж, я покончу с собой, — сказал он, не оборачиваясь.

— Ну что за глупости, Клинт! — раздраженно бросила ему в спину Орина Вандехольт после минутного ошеломления.

— Это гораздо серьезнее, чем ты думаешь. — Клинт отошел от окна. — Уже несколько месяцев я сгораю от любви и каждый день умоляю тебя выйти за меня замуж. Но ты безучастна, и это не может больше так продолжаться — я просто не выдержу.

Его драматический тон и театральная поза вывели Орину из себя.

— Если ты будешь продолжать в таком духе, то мне придется расстаться с тобой, — холодно произнесла она.

— Нет, только не это, умоляю! Я люблю тебя! Я очень люблю тебя! Я не могу без тебя жить!

Орина изучающе посмотрела на него.

Вполне симпатичный молодой человек.

Но в то же время сквозь эту привлекательную оболочку проглядывало нечто беспомощное и ущербное, как, впрочем, у большинства мужчин, и это ей не нравилось.

Пару лет назад она вышла в свет и успела почувствовать усталость от их навязчивого внимания, становясь все более недоступной и скрытной.

О, как несовершенны все эти мужчины, бросающие свои сердца к ее ногам!

Правда, какие именно их недостатки так коробили ее, она не могла объяснить даже себе самой.

Ей, видимо, просто не нравились их многозначительные взгляды и слова.

Орина попала в этот мир из пуританского дома, где ее окружали гувернантки и преподаватели; она ничего не знала о мужчинах и весьма поверхностно была осведомлена о характерных особенностях светской жизни.

Ее мать, леди Мюриэл Лот, дочь графа Кинлота, во время своего первого лондонского сезона безумно влюбилась в американца.

Свершившийся факт поверг ее родителей в настоящий шок, несмотря на то что Дейл Вандехольт был чрезвычайно богат, к тому же на редкость умен и тактичен.

Он прибыл в Англию, полный оригинальных идей в области судостроения и расширения железных дорог, что крайне интересовало отечественных предпринимателей.

В круг его общения входили представители аристократической элиты и даже сам принц Уэльский.

Как только леди Мюриэл увидела столь красивого, импозантного молодого человека, она поняла, что это и есть тот самый долгожданный принц.

А успех среди мужчин сопровождал ее с тех пор, как отец дал грандиозный бал в честь ее первого выхода в свет.

Мюриэл была прелестная, кроткая и отзывчивая девушка.

Поэтому неудивительно, что ее намерение выйти замуж за Дейла Вандехольта вызвало такой переполох в благородном семействе.

Отец был в ярости, мать тихо плакала, родственники насмехались над юной графиней и всеми Кинлотами.

Но Мюриэл оказалась упрямой и отстаивала свое право соединиться с человеком, которого любит.

В противном случае она грозилась убежать, и не куда-нибудь в английскую провинцию, а в Америку, на противоположное побережье Атлантики.

В конце концов граф сдался.

Но всю дорогу до церкви он ворчал и подвел дочь к алтарю с недовольной гримасой на лице.

Молодые были обвенчаны в соборе Сент-Джордж, а после свадьбы уехали в Нью-Йорк.

Вопреки всяческим опасениям, брак оказался на редкость счастливым. Англичане увидели в Вандехольте чрезвычайно умного, достойного человека, чего они, откровенно говоря, не ожидали.

Отец Дейла, датчанин, иммигрировавший в Америку, познакомился там с очаровательной дочерью посла Венгрии.

Так же как и леди Мюриэл, она без памяти влюбилась, и никакие уговоры и угрозы не смогли заставить ее вернуться на родину и там подыскать удовлетворяющую всех партию.

Дейл Вандехольт соединил в себе красоту матери и ум отца.

Он родился в пути и это обстоятельство расценивал как некое знамение, указывающее ему, что свои жизненный путь он должен проложить сам.

Дейл и Мюриэл нежно и страстно любили друг друга, но помимо этого было в их отношениях нечто поразительное, чего нельзя объяснить словами.

Дейл стремился быть таким, каким она хотела видеть его, и, возможно, именно поэтому он так быстро вскарабкался вверх по лестнице успеха.

Казалось, все, чего касается его рука, на глазах превращается в золото.

И когда на принадлежащей ему земле в Техасе была найдена нефть, его жена от души рассмеялась.

— Теперь у тебя есть все, милый мой, тебе действительно больше нечего просить у Бога.

— Всего этого я добился только благодаря тебе, — серьезно ответил Дейл. — Ты хотела, чтобы я стал преуспевающим человеком, — и я лишь старался им быть.

Он поцеловал ее, и этим поцелуем красноречивее, нежели словами, выразил свою любовь и признательность.

Ведь она всегда верила в него, вдохновляя на покорение новых вершин или, если перевести на язык американцев, — покорение новых небоскребов.

Единственным облачком на ясном небосводе их семейной жизни было то, что после рождения дочери врачи запретили Мюриэл иметь еще детей, а Дейл так мечтал о сыновьях!

Осознав реальность данного факта, он всю свою родительскую любовь отдавал дочери.

Но счастье этого святого семейства — увы! — оказалось недолговечным.

Когда Орине исполнилось десять лет, скоропостижно ушла из жизни леди Мюриэл.

Она умерла от перитонита, с которым в то время не умели бороться.

Сердце Дейла Вандехольта было разбито.

Все, чего он достиг, поблекло, потеряло смысл.

О, если б можно было вернуть его ненаглядную подругу при условии, что он потеряет все накопленное за целую жизнь, он бы ни секунды не колебался!

Вскоре отец Мюриэл, бывший тогда вовсе не старым человеком, прислал Дейлу письмо, в котором, в частности, говорилось:

Так как моя внучка осталась без материнской опеки, крайне необходимой в ее возрасте, я считаю, что для ее же блага вы должны позволить Орине, обучаться в Англии, по крайней мере несколько месяцев в году.

Я уверен, Мюриэл полностью согласилась бы с моими доводами. Кроме того, в сложившейся ситуации на мою внучку оказала бы благоприятное воздействие встреча с остальными членами нашей семьи, с теми, кто вырастил и воспитал ее мать, Мюриэл.

Вне всякого сомнения, Орина найдет здесь много друзей и, конечно же, перспективного жениха, когда придет время…

Дейл прекрасно понял суть этого письма.

Тесть вежливо намекал, что свадьба его дочери с американцем была явной ошибкой и он не желал бы подобной судьбы своей внучке.

Неужели по прошествии стольких лет он все еще не может смириться с этим браком, даже несмотря на то что Мюриэл была бесконечно счастлива со своим мужем, который год от года становился все богаче и богаче!

Дейл Вандехольт был не просто умен, он отличался редкой тактичностью, не позволявшей ему прекословить тестю.

Все обдумав, он впервые осмыслил, чем его так притягивала Мюриэл.

Она всего-навсего разительно отличалась от хамоватых американских женщин с прокуренными голосами.

Им не хватало изысканности и, как говаривал граф, «врожденной пластичности», которую можно найти только в Англии.

Собрав в кулак всю свою волю, Дейл отправил Орину к дедушке, поставив, однако, условие, что по крайней мере два месяца в году она будет проводить с ним.

Граф был на седьмом небе.

Он очень тосковал без дочери и в то же время не мог ей простить столь безрассудного замужества, негативно повлиявшего, как ему казалось, на ее положение в обществе.

Он надеялся, что внучка окажется умнее.

А Орине нравилось жить в большом родовом поместье дедушки в Хантингдоншире.

Прекрасный дом с древней историей хранил сокровища, приумножаемые многими поколениями, — они были неотъемлемой частью истории ее семьи.

Орина научилась с благоговением относиться к портретам своих предков, висевшим на стенах.

Художественное чутье подсказывало девочке, что антикварные вещи, которые она собиралась привезти из Нью-Йорка, были бы совсем не к месту в кирпичных стенах этой старинной постройки.

Она вполне адекватно воспринимала мир по обе стороны Атлантики.

Любила суету и шум Нью-Йорка, где отец всегда находил для нее что-нибудь удивительное, но также по душе ей пришлись спокойствие и чинность англичан.

Они были хорошо воспитаны и любезны, и жизнь в Англии текла по строго определенному порядку, неторопливо и сдержанно.

Она наблюдала, как бабушка принимает гостей, и эта церемония напоминала ей сцены из балета.

Она удивленно смотрела на слуг, подающих кушанья.

Они никогда и ни в чем не ошибались, как будто кто-то невидимый диктовал им, что и как надо делать.

Гости тоже вели себя совершенно иначе, нежели развязные американцы.

Там можно было громко переговариваться через стол и болтать друг с другом, энергично жестикулируя и не замечая никого вокруг.

Здесь же беседовали в основном только с соседями по столу, причем тихо, чтобы никого не потревожить.

И Орине это нравилось.

Но американских лошадей отца Орина все же любила больше.

Они были резвее и жизнерадостнее английских.

Она видела разницу в породах и выучке, но не решалась заговорить на эту тему с дедом.

Граф Кинлот был богатым человеком, однако Дейл Вандехольт послал дочь в Англию с огромным банковским счетом, дабы она всегда могла рассчитывать на собственные средства.

Дед настаивал, чтобы свой первый сезон внучка провела в Лондоне, и вскоре она была представлена ко двору своей бабушкой, графиней Кинлот.

И началось!

Орину стали приглашать на все балы и званые вечера, она сидела в королевской ложе во время традиционных королевских гонок, была признана самой красивой дебютанткой.

Но ее успех определялся не одной лишь красотой; легенда о сказочном богатстве ее отца, единственной наследницей которого она являлась, тоже играла немаловажную роль.

В конце июня отец вызвал ее к себе, и Орина отправилась в Америку.

На корабле ее сопровождали телохранители и личная прислуга.

Ей была предоставлена самая комфортабельная каюта.

Дейл встречал Орину в Нью-Йорке, окруженный фотографами и журналистами.

К этому времени он подготовил для дочери торжество, какого еще не знал Нью-Йорк.

В ее честь был дан обед на триста человек, не количество гостей, которые приехали после обеда на бал, не смог бы сосчитать никто.

Каждому гостю в подарок преподносилось золотое украшение с выгравированными на нем инициалами Орины.

На празднике были задействованы целых три оркестра: самый известный и дорогой оркестр Нью-Йорка; цыганский, специально приглашенный из Венгрии; и музыканты, играющие в стиле кантри и прибывшие с собственного ранчо Вандехольта.

Все три ансамбля репетировали в течение года.

Да, этот бал еще долго вспоминали в столице Нового Света.

Ведь там можно было увидеть такие чудеса!

Фонтан исторгал брызги дорогих духов; по озеру, специально созданному в саду, плыли гондолы; полуночный фейерверк взрывал огнями темное небо.

Это было самое фантастическое зрелище в жизни Орины.

От него просто захватывало дух.

В последующие месяцы пребывания в Нью-Йорке она получила больше предложений руки и сердца, чем за предыдущие полгода в Лондоне.

Но вскоре ей это надоело.

— Давай уедем на ранчо, папа, — взмолилась она.

— И оставим всех твоих воздыхателей здесь? — рассмеялся Дейл.

— До чего же они все одинаковые! — с досадой ответила Орина. — В то время как они затаив дыхание смотрят мне в глаза, в уме у них идет подсчет, сколько денег ты заработал в прошлом году и как это повлияет на их семейное благосостояние.

Отец всплеснул руками.

— Ну надо же быть такой циничной в восемнадцать лет! Я не могу в это поверить!

— Я не циничная, — улыбнулась Орина, — я просто такая же практичная, как ты, папа.

Лучше смотреть правде в глаза, чем верить в детские сказки про любовь, не так ли?

К ее удивлению, отец не засмеялся, а серьезно посмотрел на девушку.

— Знаешь, дочка, детские сказки про любовь не всегда являются вымыслом. — Он говорил тихо, глаза его увлажнились. — Когда я встретил твою мать, моя детская мечта сбылась.

— Я знаю это, папа, — так же тихо ответила Орина. — Мама говорила, — что страстно полюбила тебя в тот самый миг, как увидела. Ты покорил ее сердце. — Она сделала плавные движения руками, как бы рисуя сердечко в воздухе. — Но, папа, мне кажется, это никогда не случится со мной.

— Случится, обязательно случится, — заверил ее отец. — Однажды это произойдет с тобой, и я прошу тебя — обещай мне не выходить замуж, пока не убедишься, что действительно любишь этого человека и он любит тебя.

Орина кивнула.

— Я всегда сожалел, — продолжал Дейл, — что ты единственный ребенок в нашей семье, но Бог и так дал мне слишком много, поэтому я не могу просить большего. Однако и ты должна понимать, какая ответственность в связи с этим ложится на твои плечи.

— Я понимаю, — пролепетала Орина.

Дейл пристально посмотрел на нее.

— Если ты это уже поняла, скажи честно, не пугает ли это тебя?

— Конечно, нет! — торопливо ответила девушка.

Больше она ничего не сказала.

Дейл Вандехольт был достаточно деликатен, чтобы не настаивать на продолжении разговора.

Они укатили вдвоем на ранчо, и впервые со дня смерти Мюриэл безутешный вдовец был счастлив.

Они катались на лошадях и допоздна болтали обо всем на свете.

Однажды вечером после ужина Дейл стал рассказывать дочери о планах на будущее, о своем бизнесе, о необходимости приобщать к нему молодых, энергичных людей.

Он верил, что найдутся люди с чувством собственного достоинства и справедливости, присущим ему самому.

Это был очень душевный разговор, который сблизил и подружил их.

Постепенно у Дейла вошло в привычку делиться с Ориной своими планами и секретами.

А она с необычайным интересом и волнением слушала его, изумляясь, какими сетями опутывает ее отец Америку.

— Это великая страна, — говорил он. — У нее колоссальные возможности, нужны лишь первоклассные мозги и работящие руки.

— Значит, Америке повезло, что у нее есть ты, папа! — воскликнула Орина.

— Я вообще-то кое-чего достиг и горжусь этим, — без ложной скромности заявил Дейл, — — но здесь достаточно места для любого. Просто надо не завидовать чужим успехам, а направлять свои знания и способности туда, где они нужнее всего. Страна испытывает потребность в людях, которые озабочены не только собственным благополучием, но и процветанием всей нации.

Потом он показал Орине схему строительства новой железной дороги.

Осуществление этого проекта находилось пока на начальной стадии.

Для него вводились в строй заводы, производящие разные виды оборудования, практически во всех крупных городах.

Для него направлялись люди в Европу, чтобы выведывать новые идеи.

И не только идеи — они привозили с собой энтузиастов, мечтавших воплотить свои замыслы в жизнь, но не имевших для этого средств.

Так крутилась эта машина.

— Папа, ты просто гений! — искренне восхитилась Орина грандиозностью его планов.

— Совершенно справедливо. А тебе придется стать гением в будущем, дорогая, — пророчески изрек отец.

Дочь удивленно посмотрела на него.

— Ты хочешь, чтобы я занялась всем этим, если с тобой вдруг — не дай Бог, конечно, — что-нибудь случится ?

— Разумеется, — без тени, улыбки ответил он. — Пойми, это твоя судьба, и именно так все должно быть, дабы не получилось, что я зря прожил свою жизнь.

Орина крепко обняла его.

— Ты еще совсем молодой, папочка, — промурлыкала она, — и я не собираюсь забивать себе голову печальными мыслями. Но охотно буду пытаться понять все, что ты станешь втолковывать мне, и постараюсь точно выполнять твои указания.

Дейл Вандехольт поцеловал ее.

— Наверное, есть некоторый перебор, моя милая, в том, что ты одновременно так красива и так умна. Но в жизни тебе это очень пригодится, — заключил он.

Они провели еще несколько дней на ранчо, после чего Дейл повез Орину осматривать его владения.

Они доехали по собственной железной дороге до Чикаго, затем попутешествовали по западу.

Посетили Вашингтон и Майами.

В Майами Дейл продемонстрировал дочери свои корабли и с особой гордостью яхту, которую уже почти достроили.

Благодаря внушительным размерам она выглядела как трансатлантический лайнер; мощнейший мотор позволял обогнать любую яхту ж считанные минуты.

И в этом не было ничего удивительного, ибо Дейл Вандехольт был одержим идеей владеть тем, чего еще никогда не было у других.

И Орине это нравилось, причем гораздо больше, чем танцевать на балах, которые давались в честь ее отца в каждом городе, куда они приезжали.

Так прошел год, пришла пора возвращаться в Нью-Йорк.

Перед отъездом Орине сужаемо захотелось вновь посетить ранчо.

— Я просто хочу прогуляться на одной из твоих резвых лошадок, папа. Они так отличаются от тех кобыл в центральном парке, которые еле передвигают ноги.

Отец засмеялся.

— Ну ладно, милая, мы обязательно туда заедем, хотя тебе может показаться, что там сейчас прохладно.

Орина снисходительно улыбнулась: отец сам показывал ей установленную на ранчо новую отопительную систему, когда они были там последний раз.

Он заказал ее специально для дочери, чтобы она никогда не мерзла, если ей захочется посетить эти места в холодное время года.

Отец хотел, чтобы дом всегда был наполнен летним теплом.

На ранчо они встретили Рождество.

Дейл подарил Орине великолепное ожерелье из восточных жемчужин, а также много иных драгоценностей, достойных самой королевы.

Однако Орине больше нравилось скакать на буйных, практически необученных лошадях из конюшен отца.

Время пролетело незаметно.

До отъезда в Нью-Йорк оставался один день.

Они решили под занавес покататься на лошадях.

Погода стояла очень холодная, все вокруг серебрилось инеем.

— Думаю, галоп разогреет нам кровь! — весело прокричал Дейл Вандехольт.

— Вот увидишь, я обгоню тебя! — задиристо пообещала Орина.

Обе лошади резко сорвались с места.

Довольная собой, Орина думала о том, как ловко обогнала отца.

Как вдруг позади нее раздался истошный крик, от которого она содрогнулась, а потом послышался дикий хруст, стоны и хрип лошади.

Орина молниеносно развернула свою лошадь и поскакала к отцу.

То, что она увидела, повергло ее в ужас.

Сталлион, красивый жеребец, на котором мчался Дейл, поскользнулся на тонком льду и всей своей тяжестью придавил всадника.

Пытаясь собраться с мыслями, Орина понеслась за помощью.

Дейла Вандехольта доставили на ранчо.

У него были множественные переломы и внутренние повреждения.

Через несколько часов он умер, не приходя в сознание.

Орине казалось, что рухнул весь мир.

Ей хотелось только одного: просто сидеть в комнате отца на ранчо и не думать ни о чем, вытравить из памяти страшные финальные сцены.

Но это было невозможно.

Друзья, родственники и управляющие обширных владений Дейла настаивали на ее возвращении в Нью-Йорк.

По приезде туда она запаниковала, осознав, какая огромная ответственность легла на ее плечи, с каким объемом работы необходимо срочно справиться.

В ее задачу входило не просто подписывать документы, а руководить и отвечать на довольно сложные деловые вопросы.

Мог ли Дейл Вандехольт даже на какой-то миг представить, что так нелепо оборвется его жизнь!

У него уже были назначены многочисленные встречи с лучшими адвокатами и лучшими советчиками по управлению имуществом.

Компания, в которой по воле судьбы оказалась Орина, была сплоченным мужским коллективом.

Она оценивала этих людей тем же методом, к какому прибегал отец, то есть тщательно изучала все их сильные и слабые стороны.

И поняла, что всецело сможет положиться на них в будущем.

Видя, как она поглощена работой, свет милосердно оставил ее в покое.

Но по прошествии нескольких месяцев снова начал понемногу завоевывать какую-то часть ее жизни.

Вначале это были просто дружеские визиты. двух или трех человек — из тех, кто знал и любил ее мать.

Они пытались стать настоящими друзьями «осиротевшего ребенка».

Со временем число «друзей» все увеличивалось.

Через полгода уже стало невозможно отказывать людям во встречах, прикрываясь желанием побыть одной.

Череда бесконечных завтраков, обедов и ужинов постепенно перерастала в званые вечера.

Орина понимала, что многие стремятся быть поближе не столько к ней, сколько к ее деньгам.

Она была самой богатой и влиятельной девушкой в американском обществе.

Мужчины наперебой предлагали ей руку и сердце при первой же встрече.

В ответ на заявление, что она не собирается замуж и хочет жить по своему разумению, Орина слышала одно и то же:

— Я люблю тебя, и ты будешь моей!

Возможно ли было, без конца выслушивая эту сакраментальную фразу, не стать циничной!

Временами Орине казалось, что за ней охотятся.

Она слышала голоса своих преследователей в вое ветра за окном, в скрипе ступенек и вздрагивала от звука открывающейся двери.

«Я люблю тебя! Ты будешь моей! Я люблю тебя!»

Иногда в голосе проскальзывала искренность, но гораздо чаще таинственный шепот любви выдавал желание воздыхателя завладеть ее деньгами, ее состоянием.

И вот однажды ночью Орина сказала себе: пора отринуть всяческие иллюзии, потому что никто никогда не полюбит ее просто так, бескорыстно, а не ради ее имущества и капитала.

С тех пор она мысленно возвращалась в Лондон, к своему первому сезону, когда началась охота за ней и на вопрос «Ты выйдешь за меня замуж?» ее внутренний голос отвечал протестом.

Она пыталась как-то отгородиться от всего этого и, посещая приемы один за другим, быстро скрывалась затем от своих поклонников.

Но сегодня она очутилась один на один с самым упорным из них.

Клинт Хантер следовал за ней повсюду еще от Лондона и грозился в случае отказа свести счеты с жизнью.

— Так ты выйдешь за меня замуж? — сразу взял он быка за рога.

Орина посмотрела на него так, будто видела впервые, подумав при этом, что, даже если он будет умолять ее до конца своих дней, она все равно никогда не согласится.

— Послушай, Клинт… — попыталась она объясниться в сотый раз.

Вдруг он резко повернулся к ней, и девушка уловила фанатичный блеск в его глазах.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, — вскричал он, — и не собираюсь слушать! Я сказал, что убью себя, если ты не выйдешь за меня…

Хотя, нет, клянусь Богом, сначала я убью тебя!

Ты — искусительница, сирена! Ты сначала привлекаешь мужчин своей красотой, чтобы потом проклясть их и отправить в ад, на вечные муки, где они будут страдать без любви!

И внезапно, словно он был фокусником, в его руке возник пистолет.

— Я убью тебя, и ни один мужчина не будет больше страдать так, как страдаю я!

— Пожалуйста, Клинт, успокойся, — стараясь сохранять невозмутимость, сказала Орина.

Он направил пистолет прямо на нее, и она почему-то испытала в этот миг скорее не страх, а любопытство: что он будет делать дальше?

— Дай это мне, — тихо молвила она, — — и давай поговорим.

— Нам не о чем с тобой разговаривать! — нервно выкрикнул Клинт и нацелил оружие ей в сердце.

Она молча смотрела на него, а он неожиданно резко развернул руку в сторону своей груди и спустил курок…

Раздался оглушительный выстрел.

Пистолет выпал у Клинта из рук, и он медленно, очень медленно опустился на пол.

Глава 2

Стоя на палубе яхты, вальяжно отчалившей от берега, Орина с облегчением вздохнула: наконец-то вся эта суета позади.

С того момента, как Клинт растянулся на полу ее комнаты, жизнь девушки превратилась в кошмар.

Сначала ей показалось, что он умер.

Когда же слуги вбежали в комнату, он истекал кровью, но был жив — пуля прошла чуть выше сердца.

Клинта увезли в больницу, а Орина, оставшись наедине с собой, отчетливо поняла, в какой опасной ситуации находилась несколько минут назад.

Вот уж будет чем поживиться газетчикам, если они узнают о таком происшествии!

Но все же ей повезло, что в это время в доме гостил хороший друг отца, Бернард Хоффман, знавший Дейла Вандехольта с юности.

Он вошел в комнату, где ждала Орина, и сразу заметил, как она бледна и растерянна.

— Теперь послушай меня, девочка, — сказал он. — Ситуация очень серьезная, но мы должны по-умному выкрутиться из нее.

— Да… я уже думала об этом… — заикаясь от волнения, промолвила Орина. — О, пожалуйста, помогите мне!.. Я понятия не имею, как такое могло произойти.

Бернард Хоффман улыбнулся.

— Это наказание за твою красоту, ну и за богатство, конечно, тоже.

— Я знаю… я знаю, — всхлипнула Орина, — но от этого совсем не становится легче. И вы это же не станете отрицать, что теперь люди начнут во всем обвинять меня.

— В какой-то мере так оно и есть, — пробормотал себе под нос Хоффман. — Но сейчас мы должны заставить всех поверить, что это был несчастный случай и что ты не имеешь к выстрелу никакого отношения.

— Вы думаете… в это… кто-нибудь поверит?

— Я уже сказал слугам, что в момент выстрела тебя не было в комнате. Версии могут быть разные: например, ты была в кабинете, искала то, что вы вместе с Клинтом обсуждали, — допустим, книгу или письмо, не важно. Услышав выстрел, ты вбежала и увидела его лежащим на полу.

Орина послушно кивнула.

— К тому времени, — продолжал Хоффман, — он уже показал тебе новый револьвер, который недавно купил. Это была последняя модель, и он чрезвычайно гордился им.

Бернард внимательно посмотрел на девушку, как бы желая удостовериться, что она понимает, о чем он говорит.

— Видишь ли, это такой тип револьвера, в котором трудно определить, сколько пуль находится в обойме. Он нечаянно просчитался, подумав, что внутри пусто, а на самом деле там оставалась еще одна пуля — она-то и продырявила парня.

Орина быстро сообразила, к чему он клонит.

Она устало опустилась в кресло, с удивлением отметив про себя, что у нее дрожат колени, чего раньше с ней никогда не случалось.

— Так вот, теперь о том, что тебе надо делать, — объяснял тем временем Бернард. — Я считаю, самое лучшее для тебя сейчас — Просто исчезнуть из Нью-Йорка.

— А не подумают ли все, что я бессердечна? — спросила Орина.

— Может быть, твои фальшивые здешние друзья так и решат, но меня больше беспокоят назойливые и «подозрительные газетчики, умеющие, как никто другой, делать из мухи слона.

— Да, вы правы, мне, пожалуй, действительно стоит уехать. Но на чем? Куда?

— Между прочим, одно путешествие уже достаточно долго ждет тебя, — хитро прищурился Хоффман. — Морская прогулка на яхте твоего отца должна тебе понравиться.

Орина восхищенно захлопала в ладоши.

— Как чудесно! Это именно то, о чем л давно мечтала: уплыть далеко-далеко, затеряться в морских просторах, просто побыть наедине с собой, Она говорила, думая о преследовавших ее в Лондоне и Нью-Йорке поклонниках.

— Ты можешь уплыть куда пожелаешь, милая, но я бы предложил путешествие по Мексиканскому заливу. Поверь, оно будет интересным.

— Да, конечно, звучит заманчиво, — согласилась Орина.

Вообще-то ей было все равно, куда плыть.

Главное — вырваться отсюда, забыть тот ужасный миг, когда она увидела Клинта на полу и подумала, что он умер.

— Да, но миссис Карстрайт все-таки будет сопровождать тебя.

Голос Хоффмана отвлек Орину от беспокойных мыслей.

— Неужели это так необходимо? — насупилась она. — Я бы лучше путешествовала одна.

Хоффман улыбнулся:

— Если честно, я в этом сомневаюсь. И вообще, зачем давать лишний повод для сплетен.

Твое имя и так у всех на слуху.

Орина пожала плечами:

— Ну ладно, я возьму с собой миссис Карстрайт, но больше никаких женщин на борту!

Папа всегда говорил, что от служанок в море одни неприятности, потому что их все время тошнит.

— Да, я помню, он частенько повторял это, — грустно усмехнулся Хоффман. — Так что я согласен с тобой, больше не стоит никого брать. За исключением стюарда, того самого, о котором Дейл говорил, что он; самый лучший камердинер и сиделка в одном лице, Орина тихо засмеялась, — Я знаю, на Джеймса можно положиться, он присмотрит за мной. Но единственное, чего я хочу, так это иметь возможность самой следить за собой.

— Ну хорошо, тогда я сделаю все необходимое, чтобы завтра утром ты могла спокойно покинуть порт. Пока же напиши коротенькую записку с соболезнованиями этому молодому глупцу Хантеру, а я договорюсь о цветах в больницу.

— А что мне делать, если… если он умрет? — шепотом спросила Орина — Брось, он здоровый парень, и я не вижу здесь смертельной опасности, — ответил Бернард. — Он, несомненно, проведет в больнице довольно много времени, а дырка в теле может здорово помешать ему в старости, но, как говорится, такова жизнь.

Он нахмурился и добавил:

— У меня нет сожаления к слабым молодым людям, которые ведут себя подобным образом из-за женщины, даже если она такая красавица, как ты.

— Я ненавижу мужчин! — неожиданно сказала Орина. — Ненавижу их всех! А следовательно, будьте готовы к тому, что никогда не увидите меня замужем и что всю свою жизнь я посвящу процветанию бизнеса моего отца.

Немного помолчав, она закончила свой монолог весьма необычным умозаключением:

— По крайней мере машины не пытаются залезть тебе в душу и не создают подобных неприятностей.

Хоффман рассмеялся.

— Нет, дорогая, здесь ты не права, машины иногда создают такие проблемы владельцам, похожим на тебя, что трудно даже вообразить.

Но Орина уже практически не слышала его.

Она думала о письмах, которые получила этим утром от двух своих поклонников из Лондона.

Они сообщали, что приезжают в Нью-Йорк, и девушка ожидала их прибытия через несколько недель.

Орина встала, подошла к столу и сгребла. письма рукой.

— Одно от лорда Эрсдейла, другое от сэра Монтегю Сеймура. Я уверена, по приезде они попытаются разыскать меня, так что прошу вас, — она посмотрела Хоффману в глаза, — скажите, что я уехала в Ньюфаундленд.

— Что ж, неплохая отговорка. Там тебя трудно будет найти, значит, туда я буду посылать всех слишком настойчивых поклонников и вездесущую прессу.

— Спасибо… спасибо вам! — искренне сказала Орина. — И, пожалуйста, извинитесь перед всеми, чьи балы, приемы и бог знает что еще я обещала посетить в течение следующих трех недель.

— Думаю, они будут весьма разочарованы отсутствием» звезды «, — пошутил Бернард. — Но я нисколько не сомневаюсь, что мы поступаем правильно, и не возвращайся до тех пор, пока тебе не надоест.

— Предупреждаю, это может никогда не случиться, — в тон ему ответила Орина, заметив его ироническую усмешку.

Ну конечно, он дает ей понять, что, пользуясь таким бешеным успехом в Лондоне и Нью-Йорке, она не сможет долго жить в одиночестве.

— Когда ты вернешься, — тем временем говорил Бернард, — в случае, если Хантер не успокоится и будет по-прежнему назойлив, я бы посоветовал тебе навестить дедушку. Он будет счастлив тебя видеть.

— Я тоже по нему очень соскучилась, так что не думайте, будто из-за него я не хочу ехал в Англию. Все дело в джентльменах, которые ждут меня там, чтобы умолять, угрожать, набрасываться на меня, как на мешок с золотом.

Бернард Хоффман запрокинул голову и громко, от души расхохотался.

— Можете смеяться сколько угодно, — с горечью молвила Орина, — но вы даже не представляете, как это ужасно — чувствовать, что в любой момент тебя могут поймать и засунуть в клетку, из которой уже никогда не выбраться.

— Что, в самом деле все так плохо? — перестав смеяться, спросил Бернард.

— Хуже… намного хуже, — уверила ею Орина. — И как вы прекрасно знаете, охотятся в основном не за мной, а за моими деньгами.

Хоффман не мог сдержать улыбку.

— Ну а теперь ты чересчур скромничаешь.

Думаю, многие мужчины намерены добиваться лично тебя, а не твоего состояния. Я хорошо знаю англичан, большинство из них никогда не стали бы ухаживать за дамой из-за денег. Они хотят быть независимыми хозяевами своих замков!

Орина призадумалась немного, а потом выпалила залпом:

— Наверное, есть такие англичане. Но есть также англичане-снобы, которые погрязли в консерватизме, презрительно относятся к людям другой национальности и к тому же воображают, будто женщины недостаточно хороши для них!

Хоффман почувствовал, с какой болью в душе она это произнесла, и, чтобы отвлечь ее, сказал:

— Теперь я пойду приводить в готовность колеса, которые завтра помчат тебя в Майами, а ты просто вели горничной уложить все, что тебе понадобится в пути. Да, и не забудь про купальник.

Орина рассмеялась, потому что ожидала услышать совсем другие Слова в ответ на свою тираду.

— Так как я собираюсь отсутствовать довольно долго, возьму с собой, пожалуй, и меховые ботинки, — поддержала она затронутую Хоффманом тему.

Он уже вознамерился было выйти из комнаты, но Орина взяла его за руку.

— Я очень благодарна вам. Именно сейчас, когда папы нет рядом, мне важно знать, что я могу найти в вас поддержку. Спасибо!

— Твой отец был самым лучшим из людей, которых мне довелось встретить за свою жизнь, — ответил Хоффман. — Я никогда не смог бы подвести его, и будь уверена, не подведу и тебя.

— Спасибо, — повторила Орина.

Когда она вышла из комнаты, его глаза наполнились слезами, и он отвернулся к окну.

С тех пор как Орина вернулась из Англии, все складывалось как-то ненормально. Он не пытался вызвать ее на откровенный разговор, чувствуя, что рано или поздно все и так откроется.

Однако он как никто другой донимал, сколь огромный вред его подопечной может причинить безрассудное поведение молодого Хантера.

Оставалось только молиться, чтобы в сочиненную им версию поверили люди.

Но вся беда в том, что жители Нью-Йорка обожают драмы.

Они, несомненно, все преувеличат, и в их интерпретации история самоубийства будет выглядеть гораздо трагичнее и печальней.

» Будь ты проклят, глупец! — мысленно произнес он. — Ну почему, черт побери, ты не смог обуздать свои эмоции? Зачем тебе понадобилось ломать жизнь молодой девушке, которая и так во всех отношениях слишком хороша для тебя?«

Бернард Хоффман искренне любил Орину с младенческих лет.

Он постоянно сопровождал в поездках Дейла Вандехольта, поэтому имел возможность видеть, как из милейшего ребенка она превратилась в прелестную десятилетнюю девочку.

Она как будто сошла с обложки журнала.

Уже тогда она была не правдоподобно красива. Друзья часто задумывались над будущим Орины.

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, Бернард, — сказал однажды Вандехольт, — что женщина, владеющая огромным богатством, сталкивается с не менее огромной проблемой: ее преследуют толпы охотников за ее состоянием. Вот и моей дочери будет очень трудно найти человека, который действительно полюбит ее сердцем и душой, а не жадными глазами.

— Если твоя дочь будет хоть немного похожа на тебя, — ответил тогда Хоффман, — она сумеет отличить настоящего мужчину от проходимца.

— Надеюсь, ты прав, но я волнуюсь за нее, ужасно волнуюсь! — признался Вандехольт.

Оба приумолкли, и наконец Бернард сказал с некоторым сомнением:

— А знаешь, Дейл, есть довольно простое решение. Почему бы тебе снова не жениться? У: тебя мог бы появиться сын или даже несколько сыновей. Ради такой-то цели стоило бы решиться на подобный шаг.

Вандехольт улыбнулся:

— Откровенно говоря, я уже думал об этом, но, видишь ли, я был так счастлив с Мюриэл, что ужасно боюсь не только испортить свое будущее, но и осквернить память о нашем идеальном во всех отношениях союзе.

Бернард Хоффман все понимал.

Его друг был привлекателен и энергичен; многие женщины Америки с радостью упали бы в его объятия, даже если б он был не столь богат, помани он лишь пальцем.

К сожалению, Дейлу не суждено было жениться во второй раз, и Орина унаследовала все его огромное состояние.

» Она слишком молода для такой ответственности «, — подумал тогда Хоффман.

Но что он мог еще сделать, кроме как поддерживать морально и защищать юную наследницу.

Однако и он не мог спасти Орину от невыносимой грусти, навалившейся на нее, когда она вошла в собственный вагон-люкс, чтобы укрыться в Майами.

Слишком часто ездила она в таких вагонах вместе с отцом, и слишком много воспоминаний враз нахлынуло на нее.

Когда поезд тронулся, она почти физически ощутила его присутствие, услышала его голос: он рассказывал ей о тех местах, по которым они проезжали.

Но в реальности рядом была миссис Карстрайт — она удобно расположилась в кресле, укрывшись пледом.

Дейл пригласил миссис Карстрайт после смерти жены, чтобы та присматривала за девочкой.

Он сознательно выбрал пожилую женщину, рассудив, что, умудренная опытом, она не станет почем зря вмешиваться в жизнь его подрастающей дочери.

Миссис Карстрайт оправдала его надежды: она оказалась абсолютно безупречной.

Уроженка Юга, она получила хорошее воспитание в уважаемой всеми семье.

Ее покойный муж, нью-йоркский епископ, отличался редкой деликатностью и мягким характером.

Но Орине миссис Карстрайт показалась безумно скучной.

Еще будучи в нежном возрасте, она наперед знала, что скажет миссис Карстрайт в той или иной ситуации и какой приветливой, но чертовски нудной будет ее беседа с каждым, кого бы она ни встретила на своем пути.

Дейл Вандехольт был ею доволен, она вполне отвечала всем его требованиям, да и Орина, несмотря ни на что, тоже к ней привязалась.

Миссис Карстрайт стала как бы частью интерьера в их огромном доме на Пятой авеню.

Орина относилась к ней уважительно, но часто вообще забывала о ее существовании.

Саму миссис Карстрайт это совершенно не волновало; за годы службы в доме Вандехольтов она привыкла ко всем их странностям.

И постоянные переезды с места на место с какой бы то ни было целью она считала одной из них.

В этот раз она едва успела упаковать вещи Орины и свои, как они уже очутились в роскошной коляске на пути к станции.

Бернард Хоффман, конечно же, сопровождал дам.

— Если тебе чего-нибудь захочется, — напутствовал он свою подопечную, — то просто телеграфируй, и я сделаю все возможное, чтобы твое желание немедленно исполнилось.

— Хорошо, так и сделаю, — засмеялась Орина, — но прошу вас, пишите мне обо всем, что происходит. И не удивляйтесь, если от меня вы получите всего несколько писем.

— Смотрю, ты с каждым днем все больше становишься похожа на своего отца: он тоже ненавидел писать письма и гораздо чаще диктовал текст своему секретарю, чтобы хоть какие-то вести о нем доходили до друзей и родственников.

— Боюсь, от меня вы не дождетесь и этого, ведь у меня нет пока даже секретаря, — пошутила Орина. — Ну ладно, мистер Хоффман, спасибо за все, что вы сделали для меня, спасибо за то, что заботитесь обо мне.

— Теперь тебе придется заботиться о себе самой, но я верю, ты справишься, — растроганно ответил Бернард. — И еще. Я думаю, ты знаешь, что капитан Беннет весьма разумный человек, а поэтому прислушайся к моему совету: прежде чем сделать серьезный шаг, переговори с ним.

Орина засмеялась:

— Единственное, чем я собираюсь заниматься, так это думать о себе. Мне нравится бывать. одной, и такая возможность представляется мне впервые за очень долгое время.

— Наверное, тебе будет интересно познакомиться с молодой леди по имени Орина Вандехольт, — улыбнулся Хоффман. — Возможно, в ней ты найдешь то, что удивит даже тебя!

— Вот это-то мне и интересно, — задорно ответила Орина, и оба рассмеялись.

Наконец поезд тронулся, и девушка махала рукой, пока Бернард не скрылся из виду;

» Как он мил! — подумала она. — Неудивительно, что папа безраздельно доверял ему. Хоффман даже похож на него — такой же добрый в быту и такой же решительный в бизнесе.

Эта решительность, которую еще иногда называют «безжалостностью», и позволила им стать блестящими предпринимателями.

Именно этого катастрофически не хватало молодым людям, с которыми ей приходилось встречаться.

Они просто плыли по течению, находя интерес лишь в увеселениях и родительских деньгах.

Орина села в кресло у окна напротив миссис Карстрайт.

Ей почему-то вспомнилась Англия, и она подумала об увлеченности англичан спортом, который занимает огромное, чуть ли не самое главное место в их жизни.

Потом ей на ум пришли слова дедушки о том, что англичане больше интересуются собаками, нежели своими собственными детьми, а их жены в не меньшей степени увлечены лошадьми.

Он сказал об этом смеясь, и она тогда решила, что он дразнит ее.

Однако, познакомившись в лондонском свете со многими молодыми англичанами, она поняла, как прав был ее дед.

Тогда же она ясно представила, во что превратятся деньги ее отца, если она выйдет замуж за одного из них.

Обученные на эти деньги лошади впоследствии должны будут выигрывать кубки Дерби и Золотые кубки Аскота.

А дорогие собаки ее мужа, разумеется, войдут в десятку лучших гончих Англии.

Американцы были другими, Орине приходилось встречать мужчин, целиком поглощенных своим бизнесом, но для них это не являлось делом жизни, а лишь способом заработать деньги.

Деньги, чтобы обогатить себя, а не страну, в которой они живут.

Ее отец не имел ничего общего с подобными дельцами.

Она видела, сколько души он вкладывал в благосостояние Америки.

Он помогал строить великую державу и надеялся, что когда-нибудь она станет самой могущественной в мире.

— Мы еще очень молоды и должны пройти долгий путь, — часто говорил он, — но у нас есть средства, есть еще не разработанные природные ресурсы. Но одного, моя милая Орина, нам все-таки не хватает: хороших мозгов.

— Как раз этого у тебя предостаточно, папа — ответила девушка.

— Хотелось бы так думать… Но я всего лишь один из миллионов в этой огромной стране. Нам нужна; неравнодушная, энергичная молодежь, которая захочет донести звезды и полосы нашего флага в каждый уголок мира, как сделали это англичане.

Орина знала об этом из книг, убедительными были и географические карты: половина материков на них была окрашена в красный цвет, то есть входила в состав Британской империи.

— Я знаю, кем тебе надо быть, папа. Ты должен стать президентом! Тогда ты сможешь вдохновить гораздо больше людей, и все последуют за тобой, — воодушевленно говорила Орина.

— А это и есть моя конечная цель, — улыбаясь, ответил Дейл. — Я человек дела; именно деловые люди, а не болтуны должны сделать Америку великой державой.

Поезд набирал скорость, и Орина вновь и вновь повторяла под стук колес: «Разве справедливо, что папа погиб — ведь он так нужен всем итак много еще не сделал? Осталось слишком мало тех, кто смог бы продолжить его дело».

Орина немного сомневалась в правоте своих слов, но в то же время, вспоминая юношей, которые во время танца просили ее руки, она понимала, как далеко им было до отца.

«Я никогда не выйду замуж, — мысленно произнесла она фразу, днем раньше сказанную Хоффману. — Будет лучше, если я стану расширять папину империю. Я сделаю ее такой могущественной, что, если б отец был жив, он бы гордился мною и не пожалел, что у него не было сына».

Конечно, ей очень нелегко будет этого добиться по одной простой причине — она женщина.

Американская женщина может быть боссом у себя дома и только там указывать своему мужу.

Но уж коль дело хоть немного коснется бизнеса, никто не будет ее слушать.

Двери офисов и контор наглухо закрыты для нее.

«Может, с помощью Бернарда я смогу изменить это?»— размышляла Орина.

Потом она задумалась — а так ли уж сильно ей этого хочется?

Определенного ответа не было.

Девушка вообще не имела понятия, чего именно она хочет достичь в жизни, к каким вершинам стремиться.

Хотя, нет, одно она знала точно: она не намерена проводить свои лучшие годы в бессмысленных, легковесных развлечениях, в среде светской элиты Лондона и Нью-Йорка.

Поезд продолжал равномерное движение, унося ее от суетной жизни и мучительных проблем, которые тем не менее не покидали ее и во время путешествия.

Так в раздумьях Орина просидела до вечера, пока не подошло время перейти в спальное купе вагона.

Майами был необычайно красив в лучах утреннего солнца.

Именно таким и ожидала его увидеть Орина.

Около вагона уже стояла коляска; прямо с перрона она доставила девушку вместе с гувернанткой в гавань, где ждала яхта Дейла Вандехольта.

Она только что была спущена на воду после тщательного осмотра.

Ей не нашлось бы равной среди самых больших и самых великолепных частных яхт, и это не было для девушки секретом.

Капитан Беннет с легкостью подхватил ее багаж.

Орина медленно прошла по трапу.

Два молодых офицера помогли подняться миссис Карстрайт, за что она очень вежливо поблагодарила их, умиляя мягким южным выговором.

— Рад видеть вас, мисс Орина, — приветствовал девушку Беннет.

— Я тоже, капитан.

— Ну а теперь меня интересует, куда мы поплывем, — улыбнулся Беннет.

— Из одного конца мира в другой, — в тон ему ответила Орина, — хотя мистер Хоффман предлагал мне поплавать по Мексиканскому заливу. Что вы на это скажете?

— Я как раз об этом и думал, погода прямо-таки предназначена для такого путешествия, и я не помню, чтобы вы посещали Мексику вместе с вашим отцом. Так что, по моему разумению, вам должно там понравиться.

— Ну и прекрасно, — кивнула Орина. — К тому же мы не спешим и по пути сможем останавливаться там, где нам понравится, не так ли?

— Конечно, ведь мы будем проплывать мимо маленьких, но очень живописных пляжей и заливов; уверен, они вас заинтересуют. Где скажете, там и остановимся, — добродушно сказал капитан.

— Спасибо, — кивнула Орина. — И еще мне хотелось бы осмотреть эти изумительные новые приборы, которые есть на яхте.

— Да, это, пожалуй, вас удивит, — с гордостью сказал Беннет. — Только ваш отец мог додуматься до такого чуда техники, ничего подобного не увидишь ни на одной яхте.

Через полчаса они покинули гавань.

Кто бы мог поверить, что она путешествует одна на таком огромном судне, если, конечно, не считать миссис Карстрайт!

Окажись на ее месте ее ровесницы, большинство из них наверняка захотели бы взять с собой Молодого человека, чтобы танцевать и флиртовать с ним.

А она, войдя в каюту, обставленную по последнему слову моды, подумала — какое счастье, что она здесь одна!

Вскоре постучался капитан; он спросил Орину, не хотела бы она занять каюту своего отца, самое просторное помещение на судне.

Но девушка предпочла остаться в своей, небольшой, но очень миленькой и уютной. Она создавалась специально для нее, и Орина пребывала там с самого первого путешествия.

При жизни Мюриэл у отца была другая яхта.

Они много проплавали на ней, но после смерти жены Дейл продал судно, которое долгие годы, было для него яхтой счастья и любви.

Через некоторое время он заказал новую, гораздо большую.

Орина понимала его.

На этом новом судне он не так страшился того одиночества, которое охватывало его на борту старой яхты, потому что там не было Мюриэл, Сейчас, думая об этом, Орина невольно сравнила любовь своих родителей с чувствами молодых людей, предлагавших ей руку и сердце.

Это было несопоставимо.

Ее родители, казалось, с самого рождения принадлежали друг другу.

Их любовь, такая всепоглощающая и безумная, не позволяла думать о них по отдельности.

Их чувства сложно было объяснить словами.

Теперь Орина осознала, какую любовь она хотела бы испытать в своей жизни, и в полумраке каюты спрашивала себя, как могла прийти ей в голову мысль о браке с человеком вроде Клинта Хантера.

Орина пыталась не думать об этом, но как-то сам собой вспоминался тот день, когда прогремел выстрел.

Она должна? чувствовать себя виноватой.

Однако можно ли считать, что она поступила не правильно, честно отказавшись от брака с нелюбимым мужчиной, который оказался настолько глуп, что в ответ на это решил лишить себя жизни?

«Если он повел себя таким образом, то не исключено, что могут быть и другие, сталь же малодушные юноши».

Эта мысль испугала ее.

Орина поняла, что чувство страха будет неотступно преследовать ее, если кто-нибудь еще осмелится предложит ей руку и сердце.

Провожая Орину, Хоффман на станции сказал ей, что справлялся о здоровье Клинта Хантера.

«Он провел спокойную ночь, — сообщил Бернард, — и хирурги уверены, он проживет еще сто лет, хотя сейчас понадобится некоторое время, чтобы рана затянулась».

В его голосе чувствовалось неуважение к Хантеру, к его поступку, я это не ускользнуло от Орины.

Она была согласна с тем, что невозможно уважать человека, способного причинить совершенно неоправданную боль не только себе, но и девушке, которую якобы любит.

«Нет, я совсем не ненавижу Клинта, — рассуждала она, уже сидя в каюте, — я презираю его, как презирала бы любого мужчину, который не может достойно пережить неудачу. Так, как сделал бы это отец».

Потом Орина вспомнила, ради чего, собственно, пустилась в это плавание, — разумеется, чтобы отвлечься от всяких навязчивых мыслей.

И как бы ни было сложно, она должна этого добиться.

Но сейчас девушке казалось, будто все вокруг причиняет ей боль.

Разумом она понимала, что это просто шок от случившегося с ней, но чувства не хотели подчиняться разуму. Поэтому боль не проходила.

Невозможно было поверить, что отца нет в соседней каюте.

Она инстинктивно порывалась побежать к нему, рассказать о своих чувствах.

Потом неумолимая реальность возникала, с беспощадной отчетливостью, и тогда Орине хотелось верить, что существует другой мир, где отец все видит не слышит и готов помочь, ей в любую минуту.

А что, если нет?

Что, если то, к чему он стремился всю жизнь, не более чем иллюзия, и после всего достигнутого он стал просто бездыханным телом, покоящимся в земле церковного кладбища.

Девушка чувствовала, как все внутри нее протестует против подобной бессмысленности жизни.

Общеизвестно, что большинство людей неверующих считают, будто смерть — это конец всего.

«Какая мне разница, — заявила как-то одноклассница Орины, — что будет после того, как я умру. От того, что я буду сидеть на берегу лазурного моря и слушать гнусавые арфы ангелов, мне не станет легче».

Орина тогда согласилась с ней.

А вот другая, более умная ее подруга, сказала:

«Все верования, включая самые древние, утверждают, что смерть — это еще не конец. А многие восточные религии вообще говорят, что после смерти человек перевоплощается в другом теле».

«Ну и что из этого, — возразила ей тогда третья. — Я сомневаюсь, буду ли намного счастливее, если окажусь в теле древнего римлянина или, например, в теле африканского аборигена».

Орина тогда посмеялась над словами соучениц, но подсознательно чувствовала значимость той дискуссии для себя.

«Может, в этом путешествии я найду ответ не только на жизненные вопросы, но и на вопрос о смерти», — подумала она и впервые после того, как у, нее на глазах стрелял в себя Клинт, заплакала.

Она плакала не из сострадания к нему, а от жалости к себе.

Она плакала потому, что осталась жить на земле, на которой больше нет ее отца.

А он так нужен ей!

— Папа! Папа! — кричала она в темноту. — Как ты мог бросить меня? Почему я не могу быть с тобой, где бы ты ни был? Неужели ты не понимаешь, я совсем одна… совсем одна, и мне так необходима твоя помощь!

Сама того не замечая, она говорила вслух громким голосом, и горючие слезы беспрерывно текли по ее щекам.

Когда она немного успокоилась, вокруг царила полная тишина, только волны бились о борт яхты.

Глава 3

В течение следующих двух дней они медленно и спокойно плыли по Мексиканскому заливу.

Но к вечеру третьего дня небо заволокло пеленой, начинался небольшой шторм, и капитан взял курс на берег.

Они переночевали в небольшой безымянной бухте, а наутро, еще до завтрака, отправились в дальнейший путь.

Миссис Карстрайт появлялась только к обеду.

Все остальное время она или отдыхала у себя в каюте, или сидела на палубе, подставив под ноги маленькую скамеечку.

Во время обеда было непривычно тихо, и Орина наконец решилась спросить:

— С вами все в порядке, миссис Карстрайт?

Мне кажется, вы несколько бледны.

— У меня все хорошо, дорогая, — улыбнулась гувернантка. — Просто последнее врем» меня беспокоили какие-то странные боли, но ты же знаешь, я не люблю, когда доктора начинают возиться со мной.

— Да, отец тоже этого не любил, — сказала Орина, — но я думаю, если у вас боли, следует обратиться к специалисту.

— Ну что ты, у меня же есть таблетки, они помогают мне уснуть, а когда я сплю, боль отступает, — проворчала миссис Карстрайт. — И больше мне ничего не нужно, никаких докторов.

Она говорила так уверенно, что Орина решила больше ей не надоедать своими вопросами.

Оставалось лишь надеяться, что ничего серьезного со старушкой не происходит.

Она помнила, как не любил отец больных людей на судне.

Поэтому он всегда настаивал, чтобы Орина не брала с собой никаких служанок, а сама обслуживала себя в путешествии.

Но миссис Карстрайт!

С ней раньше никогда не было никаких проблем.

Лишь теперь Орина вдруг вспомнила, что вдова епископа неумолимо стареет.

«Ей надо быть осторожнее, чтобы не поскользнуться и не упасть на палубе, особенно в такую погоду», — подумала Орина.

На следующее утро, выйдя на палубу, девушка увидела бурлящее за кормой море и потому совсем не удивилась, узнав, что будет завтракать одна.

— С миссис Карстрайт все в порядке? — поинтересовалась она у стюарда.

— Я отнес ей завтрак в каюту, но она отказалась есть, сославшись на то, что не голодна. Но я думаю, мисс, вся причина в морской болезни.

Орина застонала.

Да, отец был прав.

Теперь, если миссис Карстрайт не станет лудите, им придется причалить к берегу и ждать, пока море не успокоится.

А Орине так нравился поединок волн за кормой.

Она никогда не страдала от морской болезни, ив любую погоду море манило ее.

После завтрака она поднялась на капитанский мостик поговорить с Беннетом.

— Я боюсь, миссис Карстрайт чувствует себя не очень хорошо, и, если ей станет хуже, полагаю, нам придется зайти в порт.

— Конечно, мисс, — ответил капитан. — Но, с другой стороны, я горю желанием проверить, на что способен этот новый мотор, установленный вашим отцом.

Орина улыбнулась.

— Вы совсем как мой отец, такой же испытатель технических средств в борьбе с природой.

Но мы еще не знаем, какая погода в Атлантике, а я думаю, как раз там по-настоящему можно проверить мощность мотора.

— Именно это я и мечтаю сделать, мисс, — согласился Беннет, — но при условии, что на яхте не останется слишком уж чувствительных пассажиров.

Так за разговором незаметно прошло несколько часов, и наступило время обеда.

Перед едой Орина решила навестить миссис Карстрайт.

Спустившись вниз, она встретила стюарда, который вызвался ухаживать за больной: женщиной.

Он сказал, что гувернантка спит.

— Вы не беспокойтесь, мисс. Я позабочусь о старой леди, и раз уж она уснула, лучше не беспокоить ее.

Орина подозрительно взглянула на негр.

— А не дал ли ты ей случайно снотворного? — строго спросила девушка.

— Нет, что вы, мисс, в этом не было никакой надобности. Она сама принимает таблетки, чтобы избавиться от болей, которые последнее время мучают ее.

«Не следовало брать ее с собой», — с сочувствием к миссис Карстрайт подумала Орина.

Но все произошло так стремительно, что она сама ни в чем толком не разобралась, целиком положившись на Бернарда Хоффмана.

К тому же она была уверена, что без гувернантки он бы ее никуда не отпустил.

После обеда море немного успокоилось.

Орина попыталась еще раз навестить миссис Карстрайт, но ей вновь сообщили, что та спит.

Остаток дня Орина провела на палубе, беседуя с капитаном.

Он хвалил ее отца за дальновидность в выборе мотора, который и в этом путешествии показал все свои достоинства. Яхта шла ровно, ни на фут не сбавляя скорости, независимо от величины и силы волн за кормой.

К вечеру они бросили якорь у скалы, которая защищала от волн и ветра, и Орина спокойно пошла спать.

Утром, проснувшись, она увидела Джеймса, поднимавшего занавески: в ее каюте.

Какой открылся прекрасный вид на море!

Стюард заметил, что она уже не спит, и тихо сказал:

— Боюсь, у меня плохие новости, мисс Орина, но, прошу, не принимайте их слишком близко к сердцу.

— Говори же, что случилось? — встревожилась она.

— Старая леди умерла сегодня ночью во сне, — пробормотал Джеймс.

— О Господи, не могу в это поверить! — воскликнула девушка.

— Она совсем не мучилась, улыбка застыла на ее губах. Думаю, она знала, что врата рая открыты для нее.

Стюард поклонился и вышел из каюты.

Когда за ним закрылась дверь, Орина вскочила с кровати, натянула платье и поспешила к миссис Карстрайт.

Джеймс уже скрестил ей руки на груди и, по-видимому, расчесал и уложил ей волосы.

На губах покойной действительно была улыбка.

Орина не могла отвести взгляд от безжизненного тела своей гувернантки, потом упала на колени и стала молиться.

Позже, когда она шла к себе в каюту, ее не покидало чувство вины за смерть этой милой женщины, без всяких колебаний согласившейся на столь длительное, тяжелое для нее путешествие.

Но, вспомнив, как не любила миссис Карстрайт докторов, Орина подумала, что, возможно, старая леди и сама предпочла бы умереть здесь.

Вопрос о наследстве миссис Карстрайт разрешился, слава Богу, еще давно.

У нее не было никаких родственников, и все свое состояние она завещала одному из детских приютов Нью-Йорка.

«Наверное, такой смерти я могла бы пожелать себе», — подумала Орина.

Однако она все еще в какой-то степени чувствовала себя ответственной за случившееся.

В эти минуты беспомощности хозяйки судна капитан представлял собой надежную опору.

— Вы не должны винить себя, мисс Орина, — рассудительно сказал он. — Единственная ошибка в том, что миссис Карстрайт должна была сказать вам о своем недуге до того, как поднялась на борт яхты.

— Придется ли нам теперь возвращаться обратно? — нервничала Орина. — Думаю, гаи зеты могут заинтересоваться смертью миссис Карстрайт, она ведь была вдовой епископа Нью-Йорка. Им будет также любопытно, почему она умерла в море, на яхте, :в обществе восемнадцатилетней девушки, которая неведомо зачем отправилась в путешествие в разгар светского сезона.

Орина тяжело вздохнула.

Она была уверена, что газеты каким-нибудь образом свяжут смерть ее старой гувернантки с выстрелом Клинта Хантера у нее в комнате.

Как будто прочитав ее мысли, капитан сказал:

— Мистер Хоффман настаивал на том, чтобы ваше путешествие длилось как можно дольше, поэтому я думаю, мисс Орина, самым лучшим решением будет похоронить миссис.

Карстрайт в море.

Орина с удивлением посмотрела на него.

— Вы думаете, такое возможно сделать? — растерянно спросила она.

— А почему бы нет? — ответил Беннет. — Как капитан этого судна я имею право в случае необходимости и хоронить, и женить пассажиров, и я абсолютно уверен, никто не будет искать миссис Карстрайт до вашего возвращения в Нью-Йорк.

Орина согласилась, что это наилучший вариант в сложившейся ситуации.

В то же время она не могла избавиться от чувства вины за то, что слишком мало уважения и скорби будет выказано к бедной миссис Карстрайт.

Капитан направил яхту в открытое море, и уже через полчаса берег исчез за голубой дымкой.

Погода разгулялась, волны успокоились, — от яркого солнечного света вода была застлана золотистой дымкой, все вокруг блестело и переливалось.

Тело миссис Карстрайт завернули в белый холст и покрыли сине-красным флагом со звездами.

Капитан провел короткую погребальную церемонию, и тело медленно соскользнуло в воду.

Раздался прощальный залп из ружей, и море с благодарностью приняло миссис Карстрайт.

Это был простой, необременительный ритуал, и Орина подумала, что именно так следовало бы попрощаться и с ней.

Она вспомнила, с каким шумом и помпой проводились похороны ее отца.

Отпевание проходило в маленькой церкви, всего в миле от ранчо.

Резной гроб везли на подводе, запряженной шестью лучшими лошадьми.

Весь гроб был усыпан цветами.

Впереди, под руку с Бернардом Хоффманом, шла Орина, затем все его секретари и менеджеры.

За ними тянулась скорбная процессия — это были люди, работавшие во владениях Дейла Вандехольта;

Один из них вел под уздцы его любимого жеребца.

Вся церковь была, в цветах.

Люди, прибывшие с разных концов страны, заполнили ее до отказа, но большинство даже не попали внутрь.

Они простояли всю церемонию на улице, сквозь открытые двери слушая голос священника и трогательное звучание хора.

Да, это были впечатляющие похороны очень важного человека.

Орине казалось, будто она слышит, как иронизирует отец над подобной напыщенностью церемонии.

Тело миссис Карстрайт медленно поглотили волны, и девушка поняла, что, будь у отца выбор, он предпочел бы именно такой способ погребения.

Когда церемония закончилась и мотор заработал вновь, Орина сошла вниз.

Она устало опустилась на свою кровать и, закрыв глаза, попыталась завалиться за миссис Карстрайт.

Ничего не получалось, и, как ни стыдно было Орине перед самой собой, пришлось в конце концов признать, что она совсем не будет скучать по своей гувернантке.

Она не могла вспомнить ничего значительного из того, что говорила миссис Карстрайт.

Ее жизнь была такой же монотонной и скучней, как и она сама.

«Но все равно я должна была больше о ней заботиться», — упрекнула себя Орина.

Однако мысли непроизвольно уносились куда-то в другом направлении, и вскоре девушка перестала думать о недавно похороненной в море миссис Карстрайт.

Капитан развернул судно обратно к берегу, но теперь они очутились гораздо южнее.

Здесь было намного жарче и, как показалось Орине, эта часть Мексики была практически не заселена и менее цивилизованна, чем северная.

Жаль, что она знала так немного об этой стране.

Вот бы прочесть сейчас книги о Мексике!

По каким-то неведомым причинам отец никогда не рассказывал ей об этой стране.

Лишь однажды он сказал, что когда-нибудь хотел бы посетить Мексику и посмотреть на недавно найденные там пирамиды и гробницы.

Единственное, что помнила Орина, это то, что в 1500 году испанцы вторглись в Мексику и со времени их завоевания там говорят по-испански и что правление испанцев продолжалось вплоть до нынешнего века, а сейчас страна стала республикой.

«По-моему, вполне достаточно знаний, чтобы с легкостью путешествовать, — засмеялась она про себя. — В любом случае я узнаю гораздо больше из жизни».

Поздно вечером яхта вошла в небольшой порт.

Она узнала, что городок называется Садаро, но должного впечатления он не произвел.

— Надеюсь, местные жители окажутся дружелюбными, — ухмыльнулся капитан Беннет. — В противном случае мы надолго тут не задержимся.

— Дружелюбными? — удивилась Орина. — А какими еще они могут быть?

— Дело в том, что в некоторых частях Мексики местные жители не приемлют туристов и боятся незнакомцев.

— О Господи, а я и не думала об этом! — воскликнула Орина. — Я полагала, американцев любят везде, особенно там, где люди бедные.

В ее голосе была слышна нотка сарказма, но капитан ответил абсолютно серьезно:

— Деньги не всегда обладают всемогуществом, как мы привыкли думать, вот что я скажу. А сейчас подождите, я пошлю запрос — узнаем, что это за место, перед тем как встать на якорь.

Орина была уверена, что он суетится понапрасну.

Тем не менее на следующее утро она не удивилась, когда Джеймс сообщил ей:

— Капитан сказал, что люди в Садаро неплохие, но им ужасно не хватает денег, мисс, и они готовы продать нам последнюю рубашку и обувку.

— Да, его величество доллар снова победил! — съязвила она. — И все-таки я рада, так как мне очень интересно посмотреть на их жизнь.

— Но вы же не пойдете без сопровождения, мисс? — спросил Джеймс.

— Конечно, я пойду одна, и не спорь со мной, — твердо заявила Орина. — Ты знаешь, так же как и я, что, если бы миссис Карстрайт была жива, она бы все равно не пошла со мной.

Она бы решила, что на улице слишком жарко, а земля слишком тверда для ее ног.

— Ну хорошо, только не уходите слишком далеко, мисс Орина, — попросил Джеймс. — Ведь трудно предугадать, какие сюрпризы могут преподнести эти иностранцы!

Девушка рассмеялась.

Покончив с завтраком и переодевшись, она спустилась по трапу на грязный причал мексиканского городка.

С первого же взгляда стало ясно, что Садаро очень беден.

Краска на домах облупилась, стекла потрескались, а люди, которые уставились на Орину, когда она появилась, были одеты, как нищие.

Девушка продолжала идти от берега в сторону центра.

На главной улице среди всеобщей убогости построек донельзя вызывающе выглядело большое, пышное здание, ослепительно белое в лучах яркого солнца.

Орина остановилась возле магазинчика, где на прилавке красовались разнообразные фрукты.

Она по-испански спросила владельца магазина, кому принадлежит этот дом.

— Это дом управляющего, сеньора, — с уважением ответил он.

Орину так и подмывало спросить, почему это управляющий живет в таком процветающем доме, когда все остальные люди вокруг него наверняка прозябают в нищете.

Особенно это было заметно по детям.

Босоногие, в каком-то немыслимом тряпье, они в то же время были очень милы, чем-то напоминая маленьких щенков с голодными глазами.

Девушка купила несколько авокадо и бананов и протянула их троим стоявшим поблизости ребятишкам.

Через несколько секунд она была окружена толпой маленьких мексиканцев.

Но, как это ни показалось ей странным, вели они себя весьма пристойно, во всяком случае, деликатнее трущобных детей Лондона или Нью-Йорка.

Они ничего не просили и не хватали Орину за руку.

Они просто стояли и смотрели на нее.

Невозможно было уйти, не дав каждому из них хотя бы по одному фрукту.

Владелец магазина, надо сказать, был тоже очень доволен.

Когда она расплатилась с ним, к ней подошла девочка, одетая немного лучше остальных.

В руках у нее были карандаш и листок бумаги.

— Пожалуйста, сеньорита, — попросила она по-испански, — не Могли бы вы написать мне свое имя?

Вспомнив, как часто ее просили об этом в Нью-Йорке, Орина улыбнулась.

Взяв у девочки листок, она положила его на угол стола, заваленного фруктами.

— И еще, сеньорита, напишите, пожалуйста, мои имена!

— И какие же это имена? — поинтересовалась Орина.

— Мария-Тереза-Арабелла Лопес, — с умным видом ответила девчушка.

Орина рассмеялась.

— Такое большое-большое имя у такого маленького человечка! — воскликнула она.

Однако написала все ее имена, добавив в, конце свое.

— Большое спасибо, сеньорита. — Девочка сделала реверанс.

Орина вознамерилась продолжить прогулку, но стайка мексиканских детей неотступно следовала за ней.

Стараясь как можно четче говорить по-испански, она объяснила им, что фруктов больше не будет, но это не помогло — они продолжали преследовать ее.

Вскоре, понимая, что она же и спровоцировала их на такое поведение, Орина вернулась на яхту.

— Это невероятное место, — поделилась она своими впечатлениями с капитаном, который нетерпеливо ждал ее на палубе.

— В каком смысле? — не понял он.

— Ну, здесь я увидела сногсшибательный дом управляющего, на который, несомненно, потрачено огромное количество денег, хотя здесь же рядом, в деревне, дома выглядят просто ужасно, и вообще, насколько я заметила, местные жители одеты в какое-то тряпье.

— В это нетрудно поверить, — ухмыльнулся капитан Беннет. — Местное правительство зачастую коррумпировано, а здешние управляющие заботятся только о себе, а не о своих людях — Но тогда их должны увольнять! — гневно воскликнула Орина. — А дети! Мало того что они одеты в лохмотья, они к тому же еще очень худые.

— Я думаю, мы встретим немало таких уголков в Мексике, — попытался умерить ее гнев капитан. — В чем-то у мексиканцев уже наметился прогресс, но еще во многом они остались нецивилизованными. В то время как бизнесмены и золотоискатели процветают, индейцы подвергаются преследованиям и порабощению в такой же степени, как во времена испанских завоеваний.

— Хорошо, что папа не видит этого, он был бы очень расстроен, — задумчиво сказала Орина. — Он ненавидел жестокость, а я помню из школьных книг, как вели себя здесь испанцы.

— Да, это правда, — согласился капитан. — Помню, когда несколько лет назад я впервые побывал здесь, мне рассказали об ужасном обращении с индейцами. Но, несмотря ни на что, большинство из них смогли выжить, и это замечательно.

После обеда Орина расположилась на тенистой стороне палубы под навесом; его натянули, как только яхта вошла в порт.

Она сидела, поджав под себя ноги, с книгой, обнаруженной на полке в каюте отца.

Книга была о Мексике, которая с недавних пор так заинтересовала девушку.

Она успела прочесть всего пару страниц, когда явился Джеймс.

— Что случилось? — недовольно, спросила Орина.

— Мисс, там пришел какой-то мужчина, хочет с вами поговорить.

— О чем же?

— Он велел сказать вам» что ему срочно требуется ваша помощь, — ответил стюард.

— И наверняка эта помощь должна выражаться в деньгах, — проворчала Орина, вспомнив, чем обернулась ее доброта сегодня утром, когда она хотела угостить фруктами троих детей, а в итоге накормила всех ребятишек деревни.

— Передай ему, что я отдыхаю. А если он будет настаивать, скажи, что я недолго собираюсь здесь оставаться и меня совсем не волнуют местные дела.

Губы стюарда растянулись в улыбке.

— Вы очень мудро поступаете, мисс. Один попрошайка потом обязательно приведет второго, — изрек он.

— Ты прав, так что постарайся в любом случае избавиться от него. — И Орина вновь уткнулась в книгу.

Джеймс ушел, а она погрузилась в увлекательную, живо и красочно описанную историю Мексики.

За чтением Орина провела почти весь день.

К вечеру стало прохладно; Джеймс принес ей накидку и стакан лаймового сока, самого любимого ее напитка.

— Не знаю, заинтересует ли вас это, мисс Орина, — сказал он, ставя сок на поднос, — но внизу на причале несколько мужчин хотят показать вам своих лошадей.

Орина удивленно взглянула на него.

— А я как раз читаю о том, как во времена правления испанцев индейцам запретили ездить на лошадях.

— Им, наверное, тогда было очень тяжело, мисс, ведь им больше не на чем было передвигаться, разве что босиком, — с сожалением промолвил Джеймс.

— Да, все так и было, — кивнула Орина.

Она не сказала стюарду, что большинство животных вскоре одичали и их стали отлавливать.

А когда наконец поняли, что лошади играют значительную роль в экономическом и культурном развитии страны, выросло новое поколение людей.

На многих ранчо появились специальные конюхи, которые пользовались не меньшим авторитетом, чем управляющий, и торговля лошадьми набирала все большие обороты.

Хотя эта информация относилась к прошлому, Орина решила, что в любом случае ей не помешает взглянуть на лошадок.

Может, в Мексике ей удастся найти животных, достойных того, чтобы занять свободные места в конюшнях отца.

Она встала, отложила книгу и последовала за Джеймсом на противоположную сторону палубы.

На причале стояли четыре лошади, оседланные молодыми людьми в весьма добротной одежде, что немало удивило Орину.

Она спустилась на причал и внимательно оглядела мужчин.

Один из них, по-видимому, главный, заговорил первым.

Его испанский немного отличался от того, на котором говорили владелец магазина и дети из деревни, но тем не менее она вполне сносно понимала смысл его слов.

Мужчина спросил, не желает ли она прокатиться на какой-нибудь из этих лошадей.

— С большим удовольствием, — улыбнулась девушка.

— Сейчас или завтра? — спросил другой из бравой четверки, с интересом взглянув на нее.

Орина на минуту задумалась, и все тоже замолчали, дабы не отвлекать ее от мыслей.

— Я бы, пожалуй, прокатилась за городом, хочется получше ознакомиться с природой этого края. — Она обвела руками широкий круг, как бы охватывая все пространство, которое следует объездить.

— Мы покажем вам все, сеньорита. Вы поедете на лучших наших лошадях. В какое время заехать?

Договорились, что они явятся за ней в девять часов утра.

Потом мимикой и жестами девушка объяснила, что предпочитает ездить не на женском одностороннем седле, а верхом.

Их улыбки ясно говорили, что они ее поняли.

Попрощавшись с ними, Орина вернулась на палубу, где ее дожидался капитан Беннет.

— Надеюсь, эти лошади обучены, — заметил он.

— Выглядят они очень хорошо, а я, между прочим, опытный наездник, — улыбнулась Орина.

— Я не об этом, — пояснил капитан. — Просто, насколько мне известно, в этой части Мексики нет ничего особенно интересного, поэтому прошу вас не слишком отдаляться от яхты.

— Я уже договорилась с этими молодыми людьми, и завтра мы отправляемся за город. А вообще, капитан, если честно, то я жду этого с нетерпением.

Беннет рассмеялся.

— Я предвидел, что вы скоро устанете от такого времяпрепровождения — «леди на досуге». Вы совсем как отец. Если он ничего не делал в течение одного дня, то на следующий вел себя так, словно отдыхал три месяца и ему надо наверстывать упущенное.

— Да уж, что правда, то правда, — улыбнулась Орина. — Жаль, его уже не будет с нами.

Я знаю, он бы заинтересовался этой загадочной страной.

— Если бы ваш отец был с нами, уверен, через пару дней он бы нашел какую-нибудь пирамиду или нечто такое, чего никто не обнаруживал раньше, — добродушно ухмыльнулся капитан. — У него был особый дар предчувствия, которого нет у обыкновенных людей вроде нас.

— Это точно, — с грустью сказала Орина. — Он всегда знал, чего хочет, и всегда добивался своего.

Капитан пристально посмотрел на нее и вдруг произнес:

— Я скучаю по нему, мисс Орина, я очень по нему скучаю! — и, резко повернувшись, ушел, прежде чем девушка успела ответить.

Он просто не хотел, чтобы она видела, как он расчувствовался.

— Папа, ну почему ты так рано ушел? — спросила она, глядя в небо.

Голубая даль ответила ей молчанием, и неожиданно Орина ощутила в себе обиду и злость на весь мир.

«Отчего вокруг так много горечи и отчего тот, кто так много делал на благо Америки и так необходим ей, должен был умереть в расцвете лет?»— размышляла она.

Ей хотелось бросить вызов судьбе, ниспославшей такое ужасное несчастье не только ей, но и тысячам людей, работавших вместе с отцом.

«Это нечестно! — болью отзывалось ее сердце. — Это нелепо и несправедливо! И ничего нельзя с этим поделать. Я ненавижу… ненавижу этот мир, где нет справедливости!»

Она чувствовала, что винит во всем и самого Бога за то, что Он позволил случиться беде из-за какой-то ледяной корочки на дороге.

Она устала просто плакать по отцу, она хотела отомстить за него. Но кому и каким образом?..

Почему-то все пошло в ее жизни не так с того самого дня, как Дейла Вандехольта не стало.

Она совершенно одинока.

Теперь, как корабль без рулевого, попавший в шторм, Орина не имела понятия, куда прибьют ее волны.

Одно лишь чувство заполнило все ее существо — ненависть к окружающему миру и людям, обитающим в нем.

Она вновь взяла книгу о Мексике, но ей не хотелось больше углубляться в минувшее.

Испанцы приходили и уходили; людей пытали и убивали. А Бог, в которого они так верили, не сделал ничего, чтобы спасти их.

Так где же ответ?

Во что или в кого ей верить?

Орина долго не могла уснуть.

Она лежала с открытыми глазами, бессмысленно уставясь в темноту.

Впервые в жизни в ее сердце прокралась ненависть.

И почти совсем его покинула любовь.

Глава 4

На следующее утро Орина встала очень рано.

Позавтракала и облачилась в одежду, которую надевала для поездок верхом и на ранчо.

По странному совпадению, они с отцом шутя называли ее «мексиканской», и Орине всегда хотелось узнать, схожа ли с ней настоящая мексиканская одежда.

Широкая юбка с бахромой по краям и вдоль швов плотно облегала талию, а специальные ботинки для прогулок верхом придавали хозяйке довольно лихой вид.

К костюму прилагался еще оранжевый жакет, но было слишком жарко, и он за ненадобностью остался в каюте.

Вместо него девушка надела легкую блузку такого же цвета с длинными рукавами.

Зная, каким беспощадным может быть солнце, Орина позаботилась о том, чтобы все участки кожи по возможности были прикрыты.

Закончив процедуру одевания, она представила, как разительно будет выделяться ее наряд на фоне убогой одежды местного населения.

На улицах Садаро Орина встретила всего несколько человек.

Город еще не совсем проснулся после знойной мексиканской ночи.

Правда, дети уже высыпали на улицу и начали свои повседневные игры.

Орина вернулась на яхту к девяти часам.

— Значит, мисс Орина, вы собираетесь в поездку? — встретил ее вопросом капитан.

— Да, — ответила девушка, — лошади, которых я видела вчера, произвели на меня чрезвычайно хорошее впечатление. Я никак не ожидала встретить таких великолепных животных в этой части света.

Капитан обеспокоенно взглянул на нее.

— Надеюсь, они хорошо обучены, — проворчал он. — Я бы не хотел, чтобы с вами что-нибудь приключилось.

Пытаясь как-то успокоить его, Орина торопливо произнесла:

— Вы же знаете, капитан, я в седле с самого раннего детства, так что вряд ли в Мексике, как, впрочем, и везде в мире, существуют такие лошади, с которыми я не смогла бы справиться.

Речь ее прозвучала несколько хвастливо, зато тревоги в глазах капитана значительно поубавилось.

— Надеюсь, все будет в порядке, — неуверенно сказал Беннет. — Жаль, что я никого не могу послать с вами: на яхте одни моряки, а они нетвердо чувствуют себя на земле.

— Что ж, каждому свое, — засмеялась Орина. — А вам я обещаю, все будет в порядке.

Попрощавшись с капитаном, она легко сбежала вниз по трапу на причал.

Там ее уже ждали двое мужчин, с которыми она разговаривала вчера, и лошадь без всадника, подготовленная для нее.

Она была даже лучше, чем девушка себе представляла.

Орина подошла к ней и восхищенно похлопала по холке, проверила, достаточно ли туго подтянута подпруга.

Молодой человек спрыгнул с коня, подал ей руку и помог сесть в седло.

Под ней была великолепная лошадь, и Орина замерла в ожидании чудесной прогулки.

Помахав капитану, троица отправилась в путь.

Один всадник скакал впереди, а Орина с другим молодым человеком следовали за ним.

Они миновали полуразрушенный город и уже через несколько минут были за его пределами.

По обе стороны узенькой дороги тянулся густой лес.

Однако вскорости джунгли остались позади, и перед ними открылось пространство, напоминавшее пустыню.

Орина вспомнила, что в некоторых частях Мексики дождя практически не бывает, и решила, что это относится и к Садаро, так как он расположен на самом юге страны.

Чем дальше они ехали, тем все более сухой и плоской становилась земля, что прекрасно подходило для галопа.

Не обсуждая свое желание со спутниками, Орина резко пустила лошадь вперед.

Проскакав почти милю, она перешла на рысь, чтобы насладиться окружающей природой.

Орина так мечтала посмотреть страну!

И вот теперь она простирается перед ней до самого горизонта, где земля встречается с небом.

Легкий ветерок ласкал кожу, но она знала — ветер исчезнет, как только солнце поднимется выше.

Спутники присоединились к Орине, и они вместе поскакали дальше.

Ей показалось, что молодые люди почти не обращают на нее внимания и уж точно не собираются показывать ей ничего интересного.

Прошло почти два часа с начала их молчаливого путешествия, и Орина решила, что самое время поворачивать обратно.

Когда она сообщила об этом, один из всадников показал рукой вдаль и крикнул:

— Пирамида, скоро найдем пирамиду.

Его испанский был довольно странным, к нему примешивался индейский акцент.

Но Орина поняла, в чем состоит их цель, и с нетерпеливым интересом стала всматриваться в даль.

Они скакали еще некоторое время, но никакой пирамиды не было и в помине.

— Так где же пирамида? — медленно «, по слогам выговаривая слова, спросила Орина.

— Подальше, чуть подальше, — ответил всадник.

Девушка подняла глаза к небу — оно было ярко-голубое, и солнце уже начинало палить.

Да, если она хочет вернуться на яхту к обеду, пора разворачиваться.

— Пожалуй, я посмотрит пирамиду в другой день, — сказала она.

— Увидишь скоро! — ответил мужчина, напряженно глядя вперед.

Орина проследила за его взглядом, и ей показалось, будто на горизонте возникла маленькая черная точка.

Чтоб не огорчить своих спутников, она промолвила:

— Ну ладно, поедем туда, но только потом сразу же повернем обратно.

Надеясь, что ее поняли, она пришпорила коня, и тот поскакал быстрее.

Подъехав поближе, она увидела, что пирамида выглядит довольно странно, а через несколько минут поняла: это вовсе не пирамида, а старый индейский дом.

— Но это же не пирамида! — возмущенно воскликнула она.

— Еда для сеньориты! — торжественно объявил мужчина. — Хорошая мексиканская еда.

Сеньорите понравится!

Орина в недоумении уставилась яа него.

— Вы заказали для меня еду?

— Si, Si, сеньорита, — улыбнулся он. — Маха. Очень хорошо — очень вкусно!

Все это казалось весьма необычным, но в то же время было так трогательно, что они приготовили для нее обед.

Они подъехали к дому, который на самом деле оказался большой хижиной.

Внутри собралось много индейцев, несколько ребятишек играли во дворе.

Мимо кактусов бродили худые, грязные куры, а к полуразрушенной ограде была привязана коза.

Молодые люди спешились и подбежали к Орине, удержали за поводья ее лошадь.

Она соскользнула на землю, и лошадей увели за хижину.

Девушка неуверенно прошлась по дворику и шагнула внутрь.

Там ее ждала индианка; она низко поклонилась гостье.

Потом провела ее в комнату, определенно занимавшую значительную часть дома.

Через открытую дверь Орина увидела еще одно помещение, должно быть, кухню.

В комнате, где они находились, возле окна без стекол стоял большой стол, рядом с ним стул; на него указали Орине, предложив сесть.

Вся остальная часть комнаты была завалена матрацами.

У противоположной стены стояла небольшая статуэтка индейского бога.

» Интересно! — подумала Орина. — Вот я и увидела мексиканско-индейский дом. Он явственно отличается от шатров в аравийской пустыне и от тиипи, в которых живут наши индейцы «.

В кухню вошли ее спутники.

Девушка услышала, как они смеются и разговаривают с индианкой; она, по-видимому, там готовила.

Через несколько минут индианка вошла в комнату и принесла Орине обед.

Он оказался на удивление вкусным.

Орина уже слышала о masa.

Это блюдо готовилось довольно просто.

Брали сушеные зерна, вымачивали их в каком-нибудь соке, чтобы подсластить, а потом запекали в тесте.

Ко всему этому попросту добавляли все съестное, имевшееся в доме.

Что было именно в этой masa, Орина определить не смогла.

Она была очень голодна и быстро опорожнила грубую тарелку из глины.

Потом та же женщина принесла ей нечто, называемое, как слышала Орина, особенным блюдом Южной Мексики.

Это были какие-то неизвестные девушке фрукты, завернутые в банановые листья Вкусом они напоминали артишоки, что очень ее удивило.

Напоследок индианка принесла кофе.

Кофе был горячий и ароматный, и Орина долго пила его маленькими глоточками, растягивая удовольствие.

» Все это, конечно, очень интересно, — думала она про себя. — Но я бы хотела поговорить с этой женщиной «.

Однако разговор не получился, потому что та говорила только на своем смешанном испанско-индейском языке.

Индианка, скорее всего, была накоротке с теми двумя, которые ели на кухне.

Они постоянно смеялись, и женщина смеялась вместе с ними.

Орина допила кофе и уже собиралась зайти за мужчинами, чтобы ехать обратно, как неожиданно почувствовала страшную усталость, молниеносно распространившуюся по всему телу.

Трудно было держать глаза открытыми.

Борясь со странным наваждением, девушка попыталась встать на ноги, но они ей не подчинялись.

Уже теряя сознание, она заметила, что индианка стоит рядом с ней.

Потом наступила темнота.

Орина почувствовала, как кто-то трогает ее за руку.

Она подумала, что еще очень рано для подъема и уже хотела вслух сказать это, как услышала чей-то голос.

— Проснитесь, сеньорита, проснитесь!

Открыв глаза, Орина несколько секунд не могла понять, что случилось с потолком каюты, пока не сообразила, что над ней совершенно другой потолок.

Он был сделан из грубо отесанного дерева с дырами, сквозь которые виднелось небо.

— Проснитесь, сеньорита, — повторил женский голос.

Орина с трудом повернулась и с удивлением обнаружила, что лежит на полу на матраце.

— Что случилось? — спросила она. — Почему… я… спала?

— Нам надо уезжать, — прервал ее мужской голос. — Лошади ждут.

Она узнала этот голос, он принадлежал одному из ее спутников.

Приложив нечеловеческие усилия, она села.

Протерла глаза, окинула мутным взглядом все вокруг, силясь разобраться в своих мыслях.

Ничего не получалось, ее все еще ужасно клонило ко сну.

Индианка принесла ей стакан лаймового сока.

Орина почувствовала, как пересохло у нее во рту.

Жадно выпив сок, она спросила:

— Который… теперь час? Как я могла… уснуть?

— Просто здесь очень жарко, сеньорита, — ответил стоявший , в дверях мужчина. — И вы устали, а мы вообще-то все здесь спим, когда солнце в зените.

Орина была уверена, что причина ее сна совсем не в этом, но у нее просто не было сил спорить.

Вместо этого она, нетвердо встала на ноги, подобрала лежавшую рядом с кроватью шляпу и надела на голову.

Ей стало немного легче, и теперь она была почти уверена, что в кофе что-то подсыпали.

Нечто такое, что заставило ее уснуть быстро и крепко.

» Может быть, мужчины сами хотели передохнуть, — подумала она. — Лучше я не буду ни в чем их обвинять, но в другой раз буду внимательнее, когда мне предложат кофе «.

Слегка пошатываясь, девушка прошла к двери.

Потом достала из кармана три серебряные монеты и дала их стоявшей рядом индианке.

— Muchos grac'ias! — молвила при этом Орина. — Спасибо большое!

Индианка низко поклонилась и рассыпалась в благодарностях на своем языке.

Орина аккуратно спустилась по ветхим ступенькам.

Лошади стояли во дворе, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Индианка крикнула что-то на прощание, гостья помахала ей в ответ.

Девушке помогли забраться в седло, и лошади рванули с места.

Они проскакали не так уж далеко вперед, когда Орина осознала, что они едут в направлении, противоположном нужному, — продолжают двигаться на запад.

Она не сразу поняла это, потому что, когда они попрощались с индианкой, чувствовала сонливость и не заметила, что они не повернули на восток.

Она рывком остановила свою лошадь.

— Мы едем не туда! — крикнула она. — Я хочу вернуться на яхту!

— Мы выбрали другой путь, сеньорита, — ответил один из спутников.

Орина покачала головой.

— Нет, — твердо сказала она, — я бы хотела вернуться тем путем, которым мы приехали…

Она стала разворачивать лошадь, но молодые люди одновременно воскликнули:

— Нет-нет, сеньорита, мы поедем этим путем!

— А который час? — поинтересовалась она, крайне сожалея, что оставила свои часы на яхте.

— Времени достаточно, чтобы ехать тем путем, который мы предлагаем, — услышала она в ответ.

Всадники пришпорили лошадей и поскакали вперед, оставив Орину одну среди пустыни.

Она не знала, что делать.

С одной стороны, было бы явной ошибкой ехать с ними дальше.

Но, с другой, сможет ли она самостоятельно найти обратную дорогу к яхте?

Ей казалось, что весь путь они скакали прямо, но она не была в этом уверена.

Здесь было малолюдно, и ей не хотелось совершить очередную глупость — потеряться в этой пустыне.

Не видя иного выхода', Орина догнала своих загадочных спутников.

Она решила больше не обращать на них внимания, а просто наслаждаться путешествием, хотя ей приходилось смотреть только вперед, а не по сторонам, так как скакали они очень быстро.

— Быстрее, сеньорита, быстрее! — кричали они, уже довольно сильно опережая ее.

Со все нарастающим раздражением Орина догнала их.

Они становились утомительными, и девушка не знала, как вести себя с ними.

Так они проскакали с полчаса, и теперь Орина окончательно убедилась, что они продолжают углубляться на запад.

— Повторяю, я должна вернуться на яхту! — решительно заявила она. — Если я туда не вернусь, капитан Беннет пошлет людей на поиски. И он будет очень зол на вас!

Ей никак не ответили, а один равнодушно пожал плечами, продолжая невозмутимо скакать вперед.

» Каким образом можно повлиять на них? Как заставить вернуть меня обратно на яхту?«— думала Орина в тот самый миг, когда недалеко впереди возникла группа быстро скачущих всадников.

Их кони подняли столько пыли, что Орине потребовалось время, дабы как следует разглядеть и сосчитать их.

Всадников было шестеро, один опережал остальных.

Они приближались, и Орина обратила внимание на первого.

Он обладал довольно впечатляющей внешностью и определенно отличался от прочих.

Мужчины превосходно держались в седле, казалось, они были частью лошади, и тем не менее, оценив все с профессиональной точки зрения, Орина заметила, что первый всадник был лучшим.

Он скакал быстрым галопом по направлению к ней и буквально в метре от нее резко натянул поводья, от чего конь встал на дыбы.

Девушка распознала этот старый арабский трюк, о нем ей много рассказывал отец.

Но она никак не ожидала увидеть его в мексиканской пустыне.

Хотя потом она вспомнила, что испанцы всегда славились виртуозностью в обращении с лошадьми.

Рассматривая главного всадника, она пыталась угадать, кем он мог быть.

Его внешность не была безоговорочно ни испанской, ни индейской, что не относилось к остальным окружающим его людям.

Его кожа была смуглой, но таковой она могла стать от местного жгучего солнца.

Черты лица были строго очерчены.

А впрочем, он мог принадлежать и к той, и к другой национальности.

» Однако раз он так высок и широкоплеч, — подумала Орина, — то скорее испанец, чем индеец»А всадник тем временем медленно подъехал к ней вплотную.

— Добрый день, мисс Вандехольт! — приветствовал он ее. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули после первой части путешествия.

Он говорил на чистом английском языке, и Орина удивленно уставилась на него.

Она ожидала чего угодно, но никак не этого.

Несколько секунд она просто смотрела на него, думая, что наверняка ослышалась.

Он нисколько не похож на англичанина.

Одет так, как одевается рабочий человек в любой стране мира.

Бриджи кое-где порваны, ботинки не начищены.

Вместо галстука на шее повязан разноцветный платок, большое сомбреро лихо сидит на голове.

«Что ж, — решила Орина, — не важно, к какой нации он принадлежит. В любом случае он явный лидер».

Мужчина, однако, ждал ответа, и после длительного молчания Орина услышала собственный голос.

— Добрый день, — промолвила она. — Так как вы знаете, кто я, мне было бы очень приятно, если б вы сказали, в этой ли стороне лежит Садаро. Мне необходимо побыстрее добраться туда, но эти молодые люди, мои нынешние спутники, боюсь, ведут меня в противоположном направлении.

— Нет, все верно, и я предлагаю вам следовать за мной, — все на том же чистом английском языке ответил мужчина.

— Благодарю вас, — ответила девушка.

Она думала, что ей предстоит развернуться, но он повернул своего коня лишь немного в сторону и, подождав, когда Орина присоединится к нему, пустил коня шагом.

Остальные, пропустив девушку вперед, молча последовали за ними.

— Мне очень хотелось посмотреть на эту страну, — объяснила Орина, держась рядом с незнакомцем, — но я чувствую, что заехала слишком далеко, слишком много невероятного случилось со мной за один день.

— Осталось совсем немного, — успокоил ее спутник.

Они проехали еще некоторое время в молчании.

— Так как вы знаете мое имя, — наконец сказала она, — мне бы хотелось узнать ваше.

— Меня зовут Хуарес, — ответил он таким тоном, словно ее вопрос возмутил его.

Орина взглянула на него, подумав, что перед ней действительно какой-то таинственный человек.

Она вознамерилась было спросить, откуда он так блестяще знает английский.

Но, вспомнив, как он ответил на ее предыдущий вопрос, решила не задавать вопросов, опасаясь показаться слишком любопытной.

Ей вдруг пришло на ум, что некоторые мексиканцы терпеть не могут иностранцев и туристов.

Может, этот мужчина из их числа, и ему кажется, будто своим появлением она ущемляет его права на эту землю.

Дальше они ехали молча, и Орина заметила, что земля стала еще суше и пустынней.

Вокруг не было ни деревьев, ни кустарников, ни даже обыкновенной травы.

У нее на языке уже вертелся вопрос по этому поводу, но тут недалеко впереди она заметила огромную гору.

— По-моему, это не Садаро, — сказала девушка. — Может быть, я не права, но отсюда все выглядит довольно странно.

— Это отроги горной цепи, — объяснил Хуарес.

— Горной цепи? — переспросила Орина. — Но я хотела бы вернуться к морю.

— Боюсь, это невозможно, — невозмутимо изрек ее спутник.

Она в изумлении посмотрела на него:

— Простите, я не поняла.

— Все объяснится, когда мы придем на место. — услышала она в ответ.

Орина затаила дыхание.

Похоже, ее похитили.

Как же глупо она повела себя, не догадавшись об этом раньше!

Но ей и в голову не приходило, что с ней может такое случиться.

О, как она была слепа!

Теперь все становилось на свои места.

Вот почему ее увезли так далеко в пустыню и напоили кофе со снотворным.

Они просто ждали этого человека, по всей видимости, автора затеи.

Она запоздало вспомнила, как был осторожен ее отец на ранчо.

По ночам всегда выставлялась охрана, а на верховые прогулки она никогда не ездила без сопровождения.

Но здесь она и подумать не могла, что кто-то может знать о ней в этом Богом забытом месте.

Ей даже во сне не могло привидеться, что и здесь найдутся люди, желающие похитить ее, зная, какой сенсацией это станет в Америке.

Хотя это не Штаты, а Мексика, причем самая незаселенная ее часть.

Она с досадой осмотрелась вокруг и стала лихорадочно думать, как ей освободиться от своих охранников.

Первым побуждением было развернуть коня и умчаться прочь, на свободу, но она быстро осознала, что у нее практически нет шансов на побег.

Рядом и позади нее скакали вооруженные люди.

Их лошади устали гораздо меньше и наверняка опередят ее.

Страх неумолимо пробирался в душу, но Орина попыталась убедить себя: единственное, что им нужно, — это деньги.

«Да, это будет самая дорогая конная прогулка в моей жизни, но, как только они получат деньги, я смогу тут же вернуться на яхту».

Молча следуя за своими стражами, Орина обратила внимание на то, что местность стала каменистой, без всякой растительности.

Холмы разной величины сменяли друг друга, и лошади медленно одолевали их.

Когда подъехали ближе к самой высокой горе, Орина очень удивилась, увидев там много людей.

Гораздо больше, чем она могла себе представить на такой земле, как эта.

Там были женщины и дети — они сидели возле грубо сколоченных хижин.

Их соорудили из кусков рваной ткани, натянутой на воткнутые в землю шесты.

На некоторых было жалкое подобие крыши из перетянутых веревками стволов бамбука.

Сначала Орина в смятении оглядывалась вокруг, ей казалось, что здесь сгрудилось не меньше тысячи человек.

Вскоре толпа заметила их, и люди побежали навстречу, крича и маша руками тому, кто ехал рядом с ней.

Он приветственно поднял руку, и легкая улыбка коснулась его губ.

Сейчас он не казался столь воинственным. И тем не менее он ужасно пугал Орину.

Оставалось лишь надеяться, что внешне она выглядит уверенно, хотя внутри у нее все было напряжено.

«Я заплачу, сколько он потребует, — подумала она, — но только при условии, что меня немедленно освободят».

Лошади неспешно брели через толпу, присевшую на корточки.

Потом они продолжили свой путь вдоль камней и огромных валунов, пока не достигли подножия горы.

Орина заметила множество дыр на каменной поверхности — значит, в горе были пещеры.

Когда лошади наконец остановились, девушка различила высеченные в горе ступеньки, круто поднимавшиеся вверх.

Хуарес спешился и помог спуститься Орине.

Затем передал поводья другому всаднику.

— Идите за мной, — коротко бросил он и пошел вперед.

Орина неохотно поплелась за ним.

Она не оглядывалась, но чувствовала, как смотрят на нее те двое, что утром встретили ее у яхты.

Теперь-то она знала, ее специально выманили прогулкой на лошадях.

Сейчас они, должно быть, поздравляют сами себя с успешно выполненным заданием.

Орина почувствовала внезапный прилив ненависти к этим людям, так ловко обманувшим ее.

Как она могла оказаться такой дурочкой — Я просто не послушалась своей интуиции, как это сделал бы папа, — пробормотала она себе под нос.

Хуарес продолжал подниматься вверх.

Когда они достигли небольшой ровной поверхности, она увидела в глубине темное помещение.

Мужчина направился туда.

Перед тем как последовать за ним, Орина оглянулась.

Внизу шумела толпа.

Теперь людей, казалось, было даже больше, чем когда она только въезжала в эту горную деревушку.

«Интересно, откуда они здесь взялись, да еще в таком количестве?»— подумала она.

Потом, вспомнив, что в глубине скалы ее ждет Хуарес, она поспешила туда.

Это оказалась довольно просторная пещера, размером с комнату в обычном доме.

В ней даже была кое-какая мебель.

Несколько стульев стояли вдоль стен, а центр занимал большой стол.

Пол был покрыт коврами; судя по рисункам и подручному материалу, их сработали местные умельцы из овечьей шерсти, в качестве красителей они использовали сок растений.

Хуарес уже снял сомбреро и теперь с интересом разглядывал Орину.

Вид у него был довольно внушительный, вселяющий чувство надежности, а отнюдь не вульгарный и наглый, что ожидала увидеть девушка.

И очень самоуверенный.

Взяв инициативу в свои руки, Орина начала разговор.

— Вы должны немедленно сообщить мне, какой выкуп требуете, и я готова заплатить. А главное — я прошу отвезти меня на яхту, причем сделать это как можно быстрее.

— Я рад, что вы поняли, как мне необходим выкуп, — улыбнулся Хуарес.

— Да, я догадалась, — ответила Орина. — И виню себя за то, что доверилась мужчине, не важно, какой он национальности.

Она отчеканивала слова громко и энергично, давая понять Хуаресу, что нисколько не боится его.

— Я вижу, вы очень разумная девушка, — сказал он. — Поэтому я как можно короче объясню, зачем привез вас сюда.

— Спасибо, я и так уже поняла это, — прервала его Орина, — и еще раз прошу вас сказать, какую сумму вы требуете.

Он вновь улыбнулся, прежде чем ответить.

— Может, вы присядете?

— Думаю, в этом нет необходимости, — отрезала девушка. — Это деловой разговор, и чем скорее вы назовете мне требуемую сумму, тем быстрее мы поставим точку в этом деле.

Она подумала, что отцу понравилась бы ее решительность.

Она вела деловую беседу по всем правилам и надеялась, что ее визави должен оценить ее компетентность.

Но вместо этого он резко пододвинул к себе стул, развернул его и сел так, чтобы оказаться лицом к лицу с Ориной.

Это вывело ее из себя.

— Ну что ж, мисс Вандехольт, если вы так настаиваете, давайте поговорим по-деловому.

— Да, именно этого я и хочу. — Орина старалась говорить спокойно. — И я уже сказала вам, что желаю вернуться на яхту как можно скорее.

Хуарес притворно вздохнул.

— Боюсь, это невозможно!

— Как это понимать? Что значит невозможно? — язвительно спросила Орина.

— Вы должны позволить мне все объяснить. Тогда мы действительно сможем сэкономить время.

Она с недовольной миной села на стул напротив Хуареса.

Затем, почувствовав, что немного болит голова, сняла шляпу и нетерпеливо бросила ее на пол.

— Так вот, вы наверняка видели людей, мимо которых мы только что проезжали… — сказал Хуарес.

— Ну конечно, я их видела! — раздраженно ответила Орина. — И какое отношение эти люди имеют ко мне?

— Прямое, — взглянул ей в лицо Хуарес, — потому что они голодают.

— Голодают? Но почему?

— Потому что в этой части страны уже два года не было дождя. А это их дом, здесь они живут уже многие века.

Он замолчал на секунду.

— Это племя, — продолжал он, — и без того постепенно вымирает от истощения, но в нынешнем году все оказалось гораздо хуже, чем когда-либо раньше, и кто-то должен помочь им пережить это трудное время.

— И этот кто-то, по-видимому, вы! — иронично произнесла Орина.

— Конечно, — согласился он. — Но, к сожалению, у меня нет денег, чтобы сделать все задуманное. И тут, мисс Вандехольт, в игру вступаете вы.

— Как уже было сказано, я заплачу любой выкуп. Поэтому я не понимаю, почему бы вам просто не назвать точную цифру, чтобы я успела вернуться на яхту до темноты. Мне бы не хотелось волновать капитана.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Хуарес. — Но тем не менее дайте мне закончить. Если говорить коротко, то я хочу дать этим людям воду.

Орина в недоумении посмотрела на него.

— Дать им воду? Как изволите вас понимать?

— Это возможно, — убежденно произнес он. — Я выяснил, что вполне реально провести сюда воду через горы, если построить дамбу и направить одну из горных рек в эту сторону.

— Это очень разумная мысль, — равнодушно молвила Орина. — Теперь я понимаю, вам понадобится очень много денег. Так сколько?

— Видите ли, эту сумму невозможно подсчитать, даже если привлечь эксперта, — , заявил Хуарес. — Мне понадобятся деньги и сейчас, и завтра, и в будущем.

Орина едва перевела дыхание.

«Да, конная прогулка обойдется мне в несметную сумму. И будет очень трудно убедить адвокатов отца выплатить ее».

— Я знаю, о чем вы думаете, — неожиданно вторгся в ее размышления Хуарес. — И, конечно, вы правы. Поэтому, мисс Вандехольт, я вижу только один способ осуществить возведение дамбы и спасти жизнь людям.

Он умолк в ожидании вопроса, на который хотел ответить.

— И какой же это способ? — неохотно спросила она.

— Вы выйдете за меня замуж!

Глава 5

Орина в недоумении уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Это что, шутка? — спросила она.

— Конечно, нет, — с улыбкой ответил Хуарес. — Это единственный способ получить необходимые мне деньги.

— Я уже предлагала вам любые деньги, сколько бы ни понадобилось, — размеренно, четко, словно разговаривала с абсолютным тупицей, произнесла Орина.

— А потом меня арестуют за похищение человека и вымогательство! — бросил он ей в лицо. — В Мексике это серьезное обвинение, и десять лет тюрьмы мне будут обеспечены.

Нет уж, спасибо!

Орина почувствовала, как ее окутывает страх.

— Я уверена, мы что-нибудь придумаем, — сказала она.

— Зачем же? — пожал плечами Хуарес. — Я убежден, дамба будет построена и люди спасены лишь при условии, что вы станете моей женой!

— Но я отказываюсь… Ни за что… Я отказываюсь! — пробормотала Орина.

— В таком случае есть другой вариант, — медленно промолвил он, глядя на нее.

— Ну… и какой же?

Она пыталась говорить твердо, но сама чувствовала, как дрожит ее голос.

Может, из-за того, что ей подсыпали что-то в кофе?

— Я могу взять тебя силой. И если ты родишь моего ребенка, по-прежнему отказываясь выходить за меня замуж, тогда я смогу через суд забрать его у тебя на том основании, что ты плохая мать, если не хочешь, чтобы у твоего ребенка был отец.

Он говорил спокойным, деловым тоном, и Орина почувствовала себя, как загнанный зверь.

Она пыталась придумать достойный ответ.

Отец учил ее думать быстро и логично.

Но в этой ситуации она не знала, что противопоставить неопровержимости его аргументов.

— Я никогда… не выйду… за тебя замуж!

Не выйду! — неожиданно для себя самой перейдя на «ты», простонала она.

— Вообще-то, — тихо молвил Хуарес, — мы уже женаты.

— Ч-что ты… имеешь… в виду?

— Вчера, когда я увидел тебя в Садаро, я понял, что ты моя последняя надежда, и сделал все, дабы ты от меня не улизнула.

— Я… не понимаю… о чем… ты говоришь?

— Тогда позволь, я объясню, — вежливо сказал Хуарес. — Я ездил в Садаро подать последнее заявление, чтобы получить деньги у управляющего. Он, как всегда, был пьян, но все-таки довольно вразумительно объяснил мне, что все деньги, поступающие в эту провинцию, тратятся исключительно на его собственные нужды.

«Тогда понятно, почему его дом так отличается от остальных», — подумала Орина.

— В отчаянии я пошел к священнику, — продолжал между тем Хуарес. — Он всегда поддерживает меня с тех пор, как я начал помогать этим бедным людям. Он знает, что я уже потратил свои собственные средства на это и все деньги, которые смог выпросить и одолжить у друзей.

Он говорил не повышая голоса, с затаенной горечью, и Орина внимательно слушала его.

— Выходя из его дома, я увидел, как ты даешь фрукты детям, и попросил одну девчонку узнать, кто ты такая. Когда она сказала, что ты леди с яхты, я попытался увидеть тебя.

Орина вспомнила, как отослала вчера какого-то человека, который пришел за помощью.

— Когда мне передали твои слова, — признался Хуарес, — я подумал, что ты такая же, как все американские женщины, — избалованная, эгоистичная, озабоченная только собственными интересами и проблемами.

Теперь он говорил язвительно, и каждое его слово отзывалось болью в сердце.

— Но… это… не правда… — пыталась возразить она.

Он прервал ее.

— Тогда я вернулся обратно к моему другу священнику и рассказал, что я задумал. Мы вместе пошли в контору управляющего. Понимаешь, по мексиканским законам любой, у кого все в порядке с документами, имеет право жениться, а священник вполне может совершить обряд без невесты, достаточно только знать ее имя.

Орина с силой сжала кулаки, ногти больно вонзились в ладони.

Ей хотелось кричать и плакать.

— Я открыл аккредитив на твое имя в — местном банке, и все, что ты должна сейчас сделать, это просто выписать чек, — продолжал Хуарес, — тогда мы оплатим еду, поступающую сюда каждые три дня.

Он тяжело вздохнул.

— Пища, которую привезут сегодня, будет последней, если мы не оплатим следующие разы.

Он встал и подошел к открытому окну.

Как загипнотизированная, Орина последовала за ним.

Внизу она увидела большой фургон, запряженный шестеркой лошадей; он продвигался к центру толпы.

Пакеты с зерном бросали женщинам в руки.

Дети радостно кружились вокруг, предвкушая сытный обед.

— Ты слышала, это последний фургон с едой, который приехал сюда, если мы не заплатим сегодня? — повторил Хуарес. — Если твой чек не вернется в город вместе с фургоном, то Бог знает, когда мы получим следующую партию продуктов.

Интонация, с которой он произнес эти слова, не оставляла сомнений в том, как много этот народ значит для него.

— Я выпишу чек на что угодно, — ответила она, — но все равно отказываюсь выйти за тебя.

— Выписывай чек! — коротко бросил он.

Подойдя к столу, он достал чековую книжку, какой Орина никогда не видела раньше.

Она поняла, что это книжка банка Садаро, где он, очевидно, открыл счет на ее имя.

Чувствуя, как в ней закипает гнев, Орина с презрением выдавила из себя:

— Ты бы лучше… написал сумму… тогда… я подпишу.

Не противореча, он взял книжку, написал цифры и швырнул через стол прямо ей в руки.

— Да, кстати, ты подпишешь чек как Орина Стендиш, — не терпящим возражения тоном произнес Хуарес.

— Стендиш? — переспросила она. — Так ты англичанин?

— Когда я приехал сюда, люди назвали меня Хуарес в честь их национального героя.

— И ты не поправил их?

— А зачем? Новая жизнь — новое имя.

Орине показалось, что фамилию Стендиш она уже слышала в Англии.

Взглянув на чек, она промолвила, стараясь держаться как можно увереннее:

— Я отказываюсь подписывать его не своим именем.

Он бросил на нее через стол пронзительный взгляд.

— Ты все равно сделаешь, как я говорю. Но мой метод убеждения может показаться тебе чрезвычайно болезненным.

И не столько по голосу, сколько по взгляду, в котором читался вызов, она поняла, что лучше не заходить слишком далеко.

Несомненно, она абсолютно беспомощна в руках этого безумца.

Она была уверена: он сделает все, чтобы спасти от страданий этих людей внизу.

Переполненная ненавистью и страхом, девушка взяла ручку и подписала чек.

Не говоря ни слова, он схватил чек и вышел из пещеры.

Орина слышала, как он по-испански разговаривает с каким-то мужчиной, объясняя, что делать с чеком.

Затем мужчина поспешил вниз, а Хуарес вернулся обратно.

— Мы поженимся через пару часов после того, как люди поедят, — предупредил он. — Они с нетерпением ждут церемонии.

— Ты что… правда… думаешь, будто я… стану устраивать цирк… чтобы повеселить эту толпу? — зло спросила Орина. — Я могу говорить по-испански. Я расскажу им… всю правду о том, что… ты делаешь… со мной и как… не праведно ты ведешь себя.

— Те, что говорят по-испански, не поверят тебе, — холодно ответил Хуарес. — А большинство вообще не поймут смысла твоих слов.

Повисшую над их головами тишину первой нарушила Орина.

— Пожалуйста… пожалуйста, не делай этого… со мной! Я заплачу… любые деньги и даже… буду притворяться твоей женой… но пожалуйста… я ненавижу всех мужчин… как ты можешь хотеть жениться на мне… когда я такая?

— Я думал, что понятно все объяснил, — прервал ее стенания Хуарес. — Я заинтересован в твоих деньгах, а не в тебе! До тех пор, пока ты станешь делать, что я говорю, тебе ничего не грозит. А потом, когда я отпущу тебя, ты сможешь официально расторгнуть наш брак. Я думаю, денег на развод у тебя хватит, — с сарказмом заключил он.

Орина закрыла глаза.

Да, у него есть ответ на все.

Надо признать, он тщательно продумал каждую деталь своего плана.

Он в любом случае оставался в выигрыше.

Ей снова захотелось кричать, но самоконтроль, воспитанный в ней отцом, и гордость заставили держать голову высоко.

Ногти по-прежнему впивались в ладони.

Неожиданно он сказал тихим, более покладистым голосом:

— Мне кажется, тебе стоит отдохнуть. Индейская девушка Зиити, которая говорит немного по-английски, проводит тебя. Да, кстати, я купил тебе платье, оно вполне сойдет за свадебное на сегодняшней церемонии.

Внезапно Орина вновь почувствовала, как ее душит злость.

— Я не позволю кому бы то ни было диктовать мне, что я должна надеть на эту церемонию, которая на самом деле не больше чем ложь! Я появлюсь на ней, потому что ты вынудил меня, но в том же костюме, что ты видишь сейчас на мне.

— Но это очень разочарует людей, которые будут ждать нас, — выговаривал ей Хуарес. — Тем более твоя одежда грязная. Кстати, тебе наверняка жарко после целого дня, проведенного в седле, поэтому не забудь искупаться, прежде чем наденешь свадебный наряд.

Его спокойный тон еще больше вывел Орину из себя.

Но прежде чем она успела бросить ему в лицо, что не собирается делать ничего подобного, он добавил:

— Конечно, если тебе понадобится помощь, я готов раздеть тебя.

И не было никаких оснований сомневаться в правдивости его слов.

Орина раздраженно воскликнула:

— Как можно быть таким… грубым… таким несправедливым! Ты хочешь быть богом для этих бедных людей, но я уверена, что на самом деле ты настоящий дьявол в человеческом обличье!

Хуарес запрокинул голову и громко рассмеялся.

— Я думаю, твои умозаключения ни у кого не найдут здесь поддержки, — с улыбкой сказал он. — Если я, как ты говоришь, дьявол, то, мне кажется, я вполне готов справиться с этой ролью и вести себя, как он. Так что будь хорошей девочкой и слушайся. Не напрягай понапрасну свою хорошенькую головку, все козыри у меня.

Орине захотелось ударить его.

Но вместо этого она развернулась и твердой походкой направилась к выходу из пещеры.

Она резко отдернула занавеску и вышла, решив предпринять попытку сбежать и скрыться от него, каким бы безнадежным это решение ни казалось.

Но Хуарес подошел к ней сзади и сказал уже знакомым ей равнодушным голосом:

— Нет никакой необходимости выходить на улицу. В наши спальни можно пройти и через эту пещеру.

Орина посмотрела вниз и увидела, что там стоит вооруженный человек и у нее нет никаких шансов проскользнуть мимо него.

Она обернулась.

Хуарес уже стоял у противоположной стены пещеры, около еще одной занавески, отодвинув ее в сторону.

За ней была еще одна небольшая пещера, и девушка поняла без объяснений, что это и есть ее спальня.

Там стояла кровать, больше похожая на восточную кушетку, чуть возвышавшуюся над полом.

Свет падал из отверстия в стене; оно было так высоко, что увидеть через него улицу было невозможно.

«Значит, и внутрь тоже никто не сможет заглянуть», — подумала Орина.

Это ей понравилось.

— Вот твоя комната, — прервал ее мысли Хуарес. — И, возможно, тебя обрадует, что моя комната расположена на другом конце пещеры, из которой мы вошли сюда.

Ей показалось, что он намеренно издевается над ней.

Она вздернула подбородок и холодно взглянула на него.

Но не успела что-либо сказать, так как в комнату вошла девушка.

— Это Зиити, — представил ее Хуарес. — Как я уже говорил тебе, она немного понимает по-английски.

Зиити оказалась довольно хорошенькой индианочкой.

Она низко поклонилась Орине и посмотрела на нее огромными глазами.

— Я… смотреть… за… сеньорита, — произнесла она на ломаном английском.

— Спасибо, — улыбнулась Орина.

— Твоя одежда прибудет завтра, — вмешался Хуарес.

— Моя одежда? — глупо повторила Орина.

— Да, я забыл сказать тебе, что ты написала письмо капитану, в котором сообщаешь, что встретила здесь хороших друзей и решила задержаться. Поэтому просишь, чтобы вся одежда, которая может пригодиться тебе в течение следующих двух-трех недель, была передана завтра утром человеку, который за ней придет.

— Я написала письмо? Что… что это значит? — опешила Орина. — Если ты подделал мою подпись, капитан заметит это.

— Священник — очень способный человек. Он может копировать подписи людей с такой точностью, что вряд ли капитан заметит подделку.

Орина взглянула на него, потом очень медленно промолвила:

— Девочка… которая попросила меня расписаться, когда я была в деревне!

— Точно! — воскликнул Хуарес. — Так же мы поступили и с аккредитивом, который будет принят в Нью-Йорке.

— Как ты мог подослать ее? — бросила ему упрек Орина.

— Когда я организую что-нибудь, — ответил он, — то продумываю все до мелочей. А так как ты женщина, полагаю, тебе потребуется одежда, даже если никто, кроме меня, ее по достоинству не оценит.

«Он определенно провоцирует меня», — подумала Орина и, несмотря на то что была в неописуемой ярости, смогла сдержать себя.

Он ждал, но, поняв, что ничего не дождется, развернулся и, как ей показалось, с недовольной ухмылкой вышел из пещеры.

На выходе он сказал Зиити что-то на языке индейцев, которого Орина не понимала.

Потом Хуарес ушел, и она устало опустилась на кровать.

Ее ладони и пальцы болели — с такой силой вонзались ногти в плоть.

— Сеньорита, душ, вода? — тонким голосом спросила Зиити.

— Душ? — удивилась Орина.

Индианка кивнула и пошла к выходу.

Девушка последовала за ней.

Она боялась, что Хуарес где-то поблизости, ей бы не хотелось снова встретиться с ним.

Но большая пещера была пуста, и Зиити провела ее через другое отверстие в скале, тоже отделенное занавеской.

Когда Зиити отдернула ее, Орина увидела, что та сделана из какого-то водостойкого материала.

За ней обнаружилась небольшая пещера с маленьким отверстием, сквозь которое сочился свет.

Под потолком была сооружена компактная деревянная платформа; на ней стояли два ведра.

Сквозь дырку в полу стекала грязная вода.

Видимо, потом она скатывалась по скале вниз.

При виде этого смешного, примитивного душа Орина, не в, силах удержаться, засмеялась.

— Очень умная задумка, — сказала она со смехом.

— Como Dios очень любит, — ответила Зиити.

— Como Dios? — медленно повторила Орина. — Подобный Богу — так вы его зовете?

Зиити кивнула.

— Como Dios очень великий человек. Спас… нашу… жизнь. Спас много… много… детей. Он пришел… сюда с именем героя, но мы зовем его Подобный Богу.

«Да уж, для меня он определенно не подобен Богу», — подумала Орина, но решила не говорить об этом Зиити.

Она вернулась к себе в пещеру и стала раздеваться.

Как справедливо заметил Хуарес, ее одежда была покрыта толстым слоем дорожной пыли.

Зиити вылила на нее ведро воды.

Она разрешила Орине использовать только одно ведро, потому что второе было приготовлено для Como Dios.

Затем она помогла Орине вытереться и отвела ее в спальню.

Девушка с удовольствием забралась в постель.

Она была измучена долгой дорогой, кофе со снотворным и дальнейшими передрягами.

Вскоре она заснула.

Проснувшись, Орина прежде всего увидела Зиити на коленях возле своей постели.

— Время вы одеться, сеньорита, — сказала она.

Орина протерла глаза.

Она чувствовала себя более или менее отдохнувшей.

Комната была залита солнечным светом, проникавшим через отверстие, которое Орина назвала «мое окно».

Значит, солнце уже садится и день близится к вечеру.

Зиити помогла ей надеть платье, подготовленное Хуаресом.

Оно было выполнено в классических индейских традициях.

Орина видела аналогичные платья на фотографиях и на рисунках, где были изображены статуи, найденные в пирамидах.

Платье, сбитое из мягкого белого материала, держалось на единственной тесьме, которую индианка завязала на ее груди.

Плечи и шея оставались обнаженными.

Талию обвивал толстый пояс, свисающий до земли, а подол был отделан вышивкой — красными и зелеными листьями.

Такими примитивными рисунками мексиканские индейцы украшали свою одежду и жилище.

Орина уже видела подобные листья на ковре в большой комнате пещеры.

Зиити принесла венок из листьев, точно таких же, что были вышиты по краю платья.

Волосы Орины были спутаны, и Зиити достала расческу, чтобы привести их в порядок.

Распущенные волосы укрыли спину девушки до пояса.

Сначала Орина была недовольна и хотела заколоть их по-своему, но потом решила, что это довольно удачный вариант, так как распущенные волосы скроют наготу ее плеч.

— Сеньорита… очень хорошо, очень… красиво. Como Dios понравится!

Орина хотела сказать, что ее меньше всего волнует, понравится ли она Хуаресу.

Но она знала, что индейская девушка ее не поймет, а к тому же считала неприличным выражать свои чувства перед кем бы то ни было.

Кроме того, Зиити, судя по всему, обожала этого человека, который по отношению к Орине вел себя ужасно.

Теперь она одета, через несколько минут ей придется предстать перед ним.

Ее охватила неожиданная паника.

«Что мне делать? О Господи… что мне делать? — мысленно вопрошала она. — Как я могу выйти замуж за этого человека? Как я могу унижаться… перед ним?»

Она вдруг вообразила себя лежащей на кровати в притворном обмороке.

Но тотчас вспомнила, как он говорил, что с радостью поможет ей раздеться.

И вообще, неповиновение ему может обернуться для нее еще большими мучениями.

Зиити проскользнула из соседней пещеры и восторженно сообщила:

— Он ждет, сеньорита… Он готов… Я желаю счастья для вас!

Она упала на колени и поцеловала Орине руку.

Девушка не знала, как на все это реагировать, поэтому, собрав в кулак все свое мужество, уверенно вошла в соседнюю пещеру.

Несколько секунд она в замешательстве смотрела на Хуареса.

Он так изменился, что почти ничего не осталось от того образа, в котором он предстал перед ней в последний раз.

Теперь он был в одежде гаучо, и, надо признать, она неплохо сидела на нем.

Белая рубашка, короткий бархатный пиджак, длинные зауженные брюки и широкий красный пояс, казалось, прибавили ему росту, и сейчас он выглядел гораздо мужественнее, чем раньше.

Мокрые после душа волосы были гладко зачесаны, в то время как раньше он не обращал внимания на свою прическу.

Новоиспеченные жених и невеста стояли молча, как бы заново знакомясь друг с другом, пока Хуарес не промолвил:

— Полагаю, я должен сказать, что ты смотришься совсем неплохо.

Орина уловила в его голосе сарказм.

Презрительно взглянув на него, она сказала по-французски, чтобы Зиити не поняла:

— Я думаю, было бы глупо выяснять отношения перед слугами.

Его ответ неожиданно смутил ее.

— Touche! — воскликнул он, и в глазах его появился загадочный блеск.

Затем он предложил Орине руку, и девушка непринужденно опустила свою ладонь в его.

Люди ожидали на улице, и Орина изумилась, увидев искреннее восхищение на их лицах.

Когда появились молодые, приветственные крики сотрясли воздух.

Солнце медленно садилось.

Небо уже побагровело на горизонте, но над ними оно все еще оставалось голубым… Когда Хуарес и Орина спустились по ступенькам, толпа разверзлась, образуя коридор, чтобы пропустить их.

Дети танцевали впереди и позади них, что-то выкрикивая на языке индейцев, — наверное, желали счастья и радости молодым, так, во всяком случае, показалось Орине.

Вскоре перед ними возникло возвышение.

На нем стояли двое мужчин.

— Я забыл сказать тебе, — прошептал ей на ухо Хуарес. — Мы должны жениться дважды.

— Дважды? — переспросила Орина.

— Меня крестили в католической церкви, — ответил он, — и отец Мигель обвенчает нас в соответствии с католическим каноном. Это будет короткая церемония, если ты, конечно, не очень набожна.

— А другой мужчина? — поинтересовалась девушка.

— Индейцы поклоняются Кецалькоатлю. Ты когда-нибудь слышала о нем?

— Я… ну я читала о нем… в книге… на яхте, — запинаясь, произнесла Орина.

— Это Бог Жизни, Дождя и Утренней Звезды. Множество пирамид и гробниц, найденных на этой территории, были посвящены ему.

Орина молчала.

Она не могла поверить, что это происходит с ней.

Она выходит замуж за ненавистного ей человека с благословения католической церкви, для которой этот брак — вечное и великое таинство.

К тому же их будет сочетать жрец, посвятивший себя Кецалькоатлю, одному из великих местных богов.

Они подошли к платформе.

Теперь Орина заметила за спиной католического священника небольшой алтарь.

На нем стоял плоский камень.

Девушка знала, что это — камень Посвящения.

Он есть у всех пастырей-миссионеров.

Ее отец однажды направил одного из них в леса на северо-западе…

Там не было церкви для местных жителей, и они полностью полагались на приезжих священников.

Орина и Хуарес предстали перед алтарем.

Люди вокруг замолчали.

Они затаив дыхание внимали священнику, проводившему службу, — сначала на испанском языке, потом на латинском.

Впервые в жизни Орина услышала имя человека, за которого выходила замуж.

Алексис Луис взял ее в законные жены и надел кольцо ей на палец.

Орина не удивилась, что он заранее приготовил кольца.

Она только подумала, что ему повезло и кольцо оказалось ей впору.

Они опустились на колени, и священник благословил их.

Потом Хуарес встал и увлек за собой Орину на противоположный край возвышения. Там их ждал индейский жрец — высокий морщинистый старик с ясными глазами.

У него был тихий и глубокий голос.

Хуарес синхронно переводил ритуальные слова.

— Босиком ходящие по земле с лицами, поднятыми к солнцу, мужчина и женщина встретили друг друга под Утренней Звездой и стали частью друг друга.

Его речь была так красива, что Орина невольно заслушалась.

Старик тем временем продолжал:

— Подними свое лицо и скажи: «Этот мужчина — мой Дождь с небес».

Помня, что Кецалькоатль — Бог Дождя, Орина повторила слова жреца.

Тот перевел взгляд на Хуареса.

— Опустись на колени, тронь землю и скажи: «Эта женщина — моя Земля».

Хуарес опустился на одно колено и, положив ладони на землю, произнес:

— Эта женщина — моя Земля.

Потом он встал, и индеец указал на Орину.

Она стала медленно повторять за шепчущим Хуаресом:

— Я, женщина… целую ступни мужчины… дарую ему силу… и мы будем… вместе в сиянии Утренней Звезды.

— Ты должна встать на колени, — едва слышно промолвил Хуарес.

Ей очень хотелось проигнорировать его слова, но она спиной ощутила волнение толпы сзади и каким-то шестым чувством поняла, как много для них значит эта церемония.

Вернее, она ощутила это сердцем.

Хотя совершать такой обряд без любви ей казалось кощунством, она все-таки опустилась на колени и склонила голову.

Глаза ее были закрыты.

Конечно, она не целовала его начищенные ботинки; она поступила подобно французу, когда тот целует руку женщине.

Потом Хуарес коснулся ее волос и медленно сказал по-английски:

— Я, мужчина, целую брови и касаюсь головы этой женщины. Я буду ее миром и ее спасением, и мы будем вместе в сиянии Утренней Звезды.

Затем он поставил Орину на ноги и коснулся губами ее лба.

После этого жрец положил руку Орины на глаза Хуаресу, а его руку на ее глаза и произнес:

— Этот мужчина с его телом и со Звездой его формы повстречал эту женщину с ее телом и со Звездой ее формы, и они едины, и Кецалькоатль благословляет их и соединяет их с Утренней Звездой.

Как только Хуарес перевел последнее слово, он убрал свою руку с глаз Орины, и она убрала свою.

Последние лучи солнца скользнули по небосводу и исчезли за горизонтом.

Великое волшебство предстало перед всеми.

Орина видела его, чувствовала его каждой клеточкой своего тела.

Как будто все вокруг тоже почувствовали это, и в вечернее небо взлетела песня, подхваченная одновременно всеми индейцами.

Жрец воздел руки к небу, словно прощаясь с закатившимся солнцем.

И тотчас в сумраке зажглась первая звезда.

Хуарес повернулся к Орине и взял ее за руку.

Когда они спустились вниз и пошли обратно к пещере, люди вокруг, казалось, обезумели.

Они танцевали, кричали, пели, поднимая вверх руки.

Орина не сомневалась: если бы вместо высушенной земли вокруг здесь росли цветы, люди бросали бы их под ноги молодоженам.

Но вот они подошли к ступенькам.

Хуарес медленно поднимался, оборачиваясь и махая толпе, гудящей внизу.

Волнообразно от нее взмывали вверх возгласы восторга.

Люди были счастливы за своего Сото Dios.

Орина и Хуарес еще долго стояли на последней ступеньке, улыбаясь и приветствуя народ.

Наконец Хуарес увлек ее в пещеру.

В их отсутствие там накрыли стол.

На нем стояли четыре зажженные свечи, освещавшие расставленные кушанья и бутылку странного прозрачного вина.

Орина удивленно смотрела на все это, а Хуарес сказал:

— Боюсь, теперь мы сами должны будем развлекать себя, потому что народ за окнами станет танцевать и петь в течение нескольких часов, — от этого никуда не деться.

Пока он говорил, раздались звуки музыки.

Это была совсем не та музыка, какую она привыкла слушать.

Необычные волшебные звуки заполнили ночь, и, казалось, весь мир затаил дыхание, вслушиваясь в мелодию индейской песни.

Орина мысленно вернулась к только что прошедшим церемониям.

Две разные религии скрепили ее узами брака с мужчиной, которого она ненавидела.

Сначала она молилась Богу, чтобы Он спас ее, не дал свершиться чудовищному браку без любви, но не помог ей.

Потом она преклонила колени перед Кецалькоатлем, индейским божеством, и теперь пыталась понять, откуда взялось воодушевление, охватившее , ее.

Может, так подействовали на нее слова индейского жреца или искреннее ликование окружавших ее людей.

Во время этой церемонии Орина испытала необыкновенное чувство святости всего происходящего.

Возможно, что-то магическое было в голосе жреца, или, быть может, в этом дивном вечернем свете скрывался сам Кецалькоатль, несущий свет Утренней Звезды.

Сейчас, сидя за столом, Орина пыталась внушить себе, что ее обманули, оскорбили, заставили войти в мир, которому она не принадлежит.

Но скоро это наваждение закончится, и все вернется в привычное русло.

Хуарес тем временем разлил в бокалы удивительное прозрачное вино и произнес тост:

— Конечно, в честь такого выдающегося события мы должны выпить за наше счастье. Две религии благословили нас сегодня. Может ли о чем-то большем мечтать человек?

В голосе ее суженого звучала издевка.

Поднимая свой бокал, Орина чувствовала, как сильно ненавидит его, и это чувство подавляло все остальные.

Она пыталась достойно ответить ему, но в голову, как назло, ничего не приходило.

В пещере воцарилась тишина.

И Орина подумала в этот миг, что, какие бы благословения ни получила она от двух богов, сейчас она целиком и полностью находится в руках дьявола.

Глава 6

Солнце еще не встало, оно лишь чуть зарумянило край неба.

Орина могла слышать, как поют мужчины, поднимаясь в гору, чтобы возводить дамбу.

Хуарес отвел ее туда вчера, на следующий день после свадьбы.

То, что она увидела, глубоко поразило ее.

— Думаю, тебе любопытно знать, — сказал он тогда своим обычным равнодушным тоном, — куда пойдут твои денежки. Пойдем, я покажу тебе.

Это означало, что встать придется очень рано, потому что работа спорилась лучше всего, когда солнце еще не начало палить.

Они долго взбирались на гору, и по пути Орина прокляла все на свете за то, что согласилась на это.

Но с вершины ей открылось нечто восхитившее и поразившее ее.

Русло реки уже стало меняться благодаря деньгам самого Хуареса, вложенным в это строительство.

Река стекала с горы и, по-видимому, до какого-то древнего землетрясения имела природный сток в долину.

Но теперь она обрывалась небольшими водопадами на противоположном склоне горы.

Возводя маленькие дамбы, Хуарес сделал первые шаги к воссоединению этих разрозненных водопадов в единую водную систему.

Оттуда вода будет попадать в главную дамбу, строительство которой планировали начать, а уже из нее — в долину.

Сначала Орине показалось странным, что река течет так высоко в горах, но Хуарес сказал, что для горных районов Мексики это обычное явление.

Племена, живущие в восточной части гор, без этой речушки были бы обречены на смерть и потому борются за воду.

Орина смотрела на людей, копошащихся внизу, и обратила внимание на изначальный путь русла.

Река бежала с горы вниз, пересекала долину и направлялась прямо к Садаро, превращая землю по обеим берегам в оазис.

Продолжая рассказывать о своих грандиозных планах, Хуарес заметил, что люди работают на строительстве бесплатно.

Они трудятся для будущего, для своих детей и внуков.

Они знают, что никогда не уйдут с этой земли, принадлежащей им уже многие века.

Их привязанность к этому мало приспособленному для жизни краю так сильна, что никому не удастся убедить их перебраться в другое место.

— И они лучше умрут, чем уйдут с этой земли? — спросила Орина.

— Именно, — ответил Хуарес. — Они считают, что в любом другом месте будут чувствовать себя чужаками…

На следующий день после свадьбы Орина получила свою одежду.

Вместе с ней пришло письмо от капитана Беннета, в котором тот выражал свою радость по поводу того, что она встретила друзей, и заверял, что яхта будет ждать в Садаро ее возвращения.

«Да, Хуарес действительно все просчитал», — со злостью подумала девушка, прочитав письмо.

Единственным утешением были для нее полученные платья.

На улице стояла дикая жара, и хотелось надеть что-нибудь из легкого летнего гардероба.

Но вскоре Орина узнала, что ей запрещается выходить куда-либо без сопровождения.

За ней постоянно следили: куда бы она ни пошла, с кем бы ни разговаривала, сзади всегда маячила тень охранника.

Она чувствовала себя, как в тюрьме.

Мысль о побеге не давала покоя.

Как же ей хотелось оставить в дураках этого самоуверенного Хуареса!

По вечерам, возвращаясь с дамбы, он выглядел крайне уставшим.

Но, несмотря на это, принимал душ и переодевался к ужину в свою одежду гаучо.

Орине тоже приходилось сменять дневное платье на вечерний наряд, что очень раздражало ее.

Он все равно никогда не посмотрит на нее как на женщину, Хуареса интересовали только деньги.

Во время беседы за ужином он всегда нарочито отстаивал противоположное мнение, чтобы досадить Орине.

Казалось, ему нравится выводить ее из себя.

«Боже, как я ненавижу его!»— повторяла она изо дня в день.

Но ей пока хватало ума, чтобы не произносить это вслух.

Люди вокруг боготворили его и подобно Зиити называли его Сото Dios.

Она была уверена, что последователи Кецалькоатля полагают, будто душа их бога живет в нем.

В четвертый вечер ее жизни в пещере Орина поинтересовалась, для чего Хуаресу понадобились все эти люди и зачем он помогает им.

Хуарес долго молчал, и Орина уже подумала, что он не собирается ей отвечать, но неожиданно он сказал:

— Когда я увидел, в каком бедственном положении находится это племя и сколько я могу сделать, чтобы помочь им, то я не смог просто пройти мимо.

— Мой отец поступил бы так же, — задумчиво произнесла Орина.

— Но с его средствами он мог бы сделать это, не совершая столь отчаянных поступков, как свадьба с тобой.

— Он не был богат в молодости, — возразила Орина. — У него было совсем немного денег. Они появились только после смерти моего дедушки. Ему в наследство перешло состояние, которое он во много раз приумножил, работая во благо Америки.

Она особо подчеркнула последние слова.

Хуарес поднял на нее глаза:

— И это правда? Ты хочешь сказать, что он действительно работал во имя благополучия страны, а не с целью личного обогащения?

— Если б ты знал моего отца, тебе бы не пришлось спрашивать меня об этом. Для него было бы оскорблением услышать, будто кто-то думает, что он работает ради самих денег, — еле сдерживая гнев, сказала Орина.

Потом, стараясь говорить спокойнее, она продолжала:

— Он хотел сделать Америку великой державой не с помощью войн и завоеваний, а путем развития техники, флота, железных дорог, новых изобретений, которые обогатят не только нашу страну, но и весь мир.

Она вкладывала в свою речь столько чувства, что ее глаза увлажнились.

Она подумала, что если Хуарес не поверит ей или станет издеваться над ее словами, она обязательно что-нибудь швырнет в него.

Однако он тихо спросил:

— А ты собираешься продолжить дело отца?

— Я пытаюсь, конечно же, пытаюсь! — сквозь спазмы, сдавившие горло, ответила Орина. — Но я женщина в этом мире мужчин, поэтому мне будет очень непросто.

Он промолчал.

Орина, почувствовав, что слезы вот-вот брызнут из глаз, рывком поднялась из-за стола и пошла к себе в комнату.

А утром, спускаясь по лестнице, она ощущала удивительную легкость и душевное спокойствие.

Она вдруг подумала о своей длительной изоляции от внешнего мира.

«Интересно, как там дела в Америке, в каком состоянии имущество отца? Надо связаться с Бернардом Хоффманом. Но как объяснить ему, что я только денежный поставщик в некоем сумасшедшем плане по спасению тысяч людей? И это вместо того, чтобы думать о миллионах!»

Он будет поражен, узнав, что она вышла замуж, — он наверняка помнит слова, которые она еще недавно говорила ему.

Так размышляя, она добрела до подножия горы и быстро пошла мимо сгрудившихся там семей.

Матери держали на руках младенцев; те, что постарше, бегали вокруг, крича и смеясь.

Теперь, когда у Хуареса есть деньги на еду, дети стали сильнее и жизнерадостней.

«Когда я впервые попал сюда, — рассказывал он, — они просто лежали возле своих родителей, уставясь в одну точку, или тихонько стонали от голода».

Орина пыталась не слушать его.

Ей казалось, что все это он говорит лишь затем, чтобы убедить ее, будто он поступил правильно, женившись на ней.

«Он нецивилизованный, наглый, ужасный человек!»— в ярости бормотала она себе под нос.

Каждый раз, когда она видела блеск кольца на своей руке, ей хотелось кричать.

Она проходила мимо людей, чувствуя, что ее охранник где-то поблизости.

Утро было на редкость приятным, и Орина решила прогуляться на более далекое расстояние, чем обычно.

Она шла вдоль деревни и вскоре очутилась у последней из тех странных круглых построек, где жили индейцы.

«Им нужны дома, которые будут надежнее защищать их от солнца и дождя», — невольно подумала она и в этот момент увидела нескольких новых людей.

Они стояли на окраине деревни, неловко оглядываясь по сторонам.

Их вещи были завязаны в узлы и лежали на земле.

Люди были в грязи и дорожной пыли;

Орина вспомнила, что Хуарес говорил о засухе, поразившей окрестности.

Пришельцы были истощены, одежда висела на них.

Как, должно быть, они рады, что смогли добраться сюда, где есть пища, а главное — вода.

Хуарес протянул длинную трубу от речушки в горах, и в деревню поступало хоть немного воды.

Она стекала по желобу в ведро; когда ведро наполнялось, его сразу же заменяли другим.

Орина подошла к страдальцам поближе.

Семья состояла из мужчины, который вполне смог бы работать на строительстве дамбы, и женщины, на руках которой спал младенец.

Оба были испанцами.

Девушка обратилась к ним на их языке:

— Я вижу, вы только что пришли сюда.

Думаю, вам нужна пища, вы найдете ее там, у подножия горы.

Она показала рукой туда, где находился постоянно охраняемый склад провизии.

— Мы прошли долгий путь, сеньорита, — ответил мужчина. — Моя жена очень устала.

— Я побуду с ней, пока ты сходишь за едой, — сказала Орина. — Возьми с собой миску и кувшин для воды.

Он порылся в узелке, достал посуду и поспешил к складу.

Орина присела рядом с женщиной.

Лицо ее было бледно, глаза полузакрыты, йоги разодраны в кровь.

— Дай я подержу твоего малыша, — предложила Орина, протянув к ней руки.

Она взяла ребенка и увидела, что это мальчик.

Большие глаза с длинными ресницами выдавали в нем испанца.

Орину поразила его худоба.

Ну конечно, если мать не ела несколько дней, откуда было взяться молоку для ребенка?

Но она сочла неделикатным напрямую спрашивать об этом женщину.

Передав ребенка, мать легла на землю, положила под голову узел и с облегчением закрыла глаза.

Ребенок заплакал.

Орина поднялась и стала баюкать его.

Мать даже не пошевелилась, и девушка ходила взад и вперед, надеясь, что мужчина скоро принесет еду и воду.

И вот он вернулся.

Он шел от горы медленно, стараясь не расплескать драгоценную влагу.

Ребенок продолжал плакать, и Орина не выдержав спросила:

— У вас есть чем накормить малыша?

— Мать покормит его, — ответил мужчина.

Он поставил на землю миску и стал будить ее.

И вдруг он истошно закричал.

Орина посмотрела на него и поняла, что случилось.

Женщина, пришедшая вместе с ним, была мертва.

К счастью, несколько человек, из тех, что были недалеко и слышали его крик, приблизились к ним.

Они говорили на одном языке, и им было легче выразить ему сочувствие.

Орина больше ничего не могла сделать.

Ее охранник находился неподалеку, и Орина обратилась к нему:

— Я заберу ребенка с собой. Скажи его отцу, где он будет, понятно?

— Да, сеньора, — кивнул тот.

Орина быстро вернулась в пещеру.

Она обрадовалась, увидев там Зиити, которая убиралась внутри.

Объяснив девушке, что случилось, Орина сказала:

— Нам нужно молоко для ребенка.

— Нет молока, сеньора, — пожала плечами Зиити.

— Почему нет? — нахмурилась Орина.

— Козы очень дорого. Сото Dios не может позволить коз.

Орина была в бешенстве.

Она хотела сказать, что Хуарес эгоист, раз не заботится о детях.

Но тут она вспомнила, что до женитьбы на ней он тратил свои деньги хоть на какое-то поддержание жизни этих людей и строительство дамбы.

Ему приходилось платить за инструменты, материалы и многое другое, что требовалось для этого.

Орина задумалась, чем накормить ребенка.

Все, что можно было здесь достать, никак не годилось ему в пищу.

В отчаянии она попросила Зиити найти немного меда.

Его должны были привезти с последней партией провизии.

Мед был одним из недорогих лакомств, которые могли теперь позволить себе индейцы.

Когда Зиити принесла мед, Орина смешала его с водой и дала несколько маленьких ложечек малышу.

Тот проглотил напиток и заснул.

Девушка крепко прижала его к себе.

Потом она велела Зиити послать кого-нибудь за Хуаресом.

— Сото Dios занят на дамбе, — попробовала возразить Зиити.

— Он может ненадолго покинуть ее, — тоном, не терпящим возражений, сказала Орина.

Зиити подчинилась, и Орина осталась одна с ребенком на руках.

Она поклялась, что спасет жизнь этому малышу, понимая, что здесь невозможно найти молоко.

«Хуарес все устроит, — успокаивала она себя. — В конце концов, я еще ни разу ни о чем его не просила».

А между тем она уже дала ему два чека на гораздо большие, чем в первый раз, суммы.

Орине даже стало интересно, как воспримет Хоффман информацию банка о том, какие суммы она снимает со счета почти каждый день.

Она могла только догадываться, сколько денег пошло на материалы для строительства.

Но поступали они на удивление быстро, фургоны разгружали ежедневно.

— Все, что мне надо, так это молоко, — вслух произнесла Орина. — И Хуарес должен найти его для меня!

Ребенок тихонько захныкал, и она дала ему еще немного меда с водой.

«Ну где он так долго? — не на шутку разозлилась она. — Он же понимает, что я не стала бы посылать за ним, если б это не было так важно».

Зиити принесла немного еды, и они перекусили.

Наконец она услышала топот ног по ступенькам.

А кстати, сейчас время сиесты, значит, у работников небольшой перерыв, а их дети и жены спят в домиках, скрываясь от невыносимой жары.

Поэтому на улице такая тишина.

Хуарес возник на пороге пещеры.

— Мне сказали, ты ждешь меня, — коротко бросил он.

— Да уж, тебе понадобилось довольно много времени, чтобы дойти сюда!

— Я не смог уйти раньше, — холодно ответил он на ее упрек. — Что тебе нужно, зачем звала меня?

— Мне нужно молоко для этого ребенка, его мать умерла сегодня.

Хуарес недоверчиво посмотрел на нее.

— Молоко? — переспросил он так, словно, впервые слышал это слово.

— Да, тебе нужны козы, много коз! — огрызнулась Орина. — Но сейчас мне просто нужно молоко, чтобы спасти этого малыша, потому что его мать, как ты уже слышал, не сможет больше кормить его по одной простой причине — она мертва.

Она посмотрела на маленькое сморщенное личико, прижавшееся к ее груди, и вдруг почувствовала странное желание иметь собственного ребенка.

Да, собственного ребенка, несмотря на то что не хочет быть замужем.

Было что-то такое беззащитное и милое в этом крошечном мальчике.

Ей хотелось заслонить его от всего мира, уберечь от боли и несчастья.

Но сейчас самым главным было накормить его.

Хуарес пристально смотрел на нее.

Она думала, что он, наверное, злится на нее за то, что она заставила его прийти сюда из-за такой ерунды.

Неожиданно даже для самой себя она стала умолять его:

— Пожалуйста… пожалуйста… найди молоко, чтобы… я смогла… кормить этого малыша. Я дала ему мед, но ничего другого он не сможет проглотить.

Хуарес молча подошел к ней.

К ее удивлению, он наклонился и взял мальчика из ее рук.

— Извини, — тихо сказал он, — но уже слишком поздно.

Сначала Орина не поняла смысла его слов.

Она резко встала и выхватила малыша, но, взглянув в его сморщенное личико, поняла, что Хуарес прав, потому что маленький испанец умер, а она даже не заметила этого.

Он не сказал ни слова, просто взял ребенка и вышел из пещеры.

Снаружи он отдал мертвое тельце охраннику.

Когда он вернулся, Орина стояла на том же месте.

— Ты ничего не могла бы сделать, — мягко сказал он.

Казалось, что-то надломилось в ней.

С трудом понимая, что делает, девушка уткнулась в его грудь, и слезы потекли по ее щекам.

Он нежно обнял ее.

— Он… был… такой… маленький… такой худенький, — сквозь рыдания лепетала она.

— Я знаю, — сказал Хуарес, — но с завтрашнего дня это не повторится.

Он поднял ее заплаканное лицо и посмотрел ей в глаза.

— Т-ты… сказал… с завтрашнего дня? — заикаясь, спросила она.

— Да, завтра! — повторил Хуарес. — Я закажу коз, чтобы другие дети имели вдоволь молока. Ты увидишь, испанский мальчик не умер зря.

Орина с усилием отстранилась от него и вытерла глаза.

Он убрал руки.

— Я должен возвращаться, — молвил Хуарес. — Следи за собой и постарайся больше не плакать.

Она кивнула, но ничего не ответила.

Когда он ушел, в пещеру вошла Зиити.

Она заставила Орину прилечь и принесла ей чаю.

— Завтра великий день! — сообщила она. — Вода течет в долину, все меняется. У нас есть вода!

Ее глаза светились от счастья, и Орина поняла, как много эта дамба значит для нее.

Она была рада за индейцев, но в то же время ей хотелось плакать при воспоминании о маленьком испанском мальчике.

Ни он, ни его мать уже не увидят, как свершится это чудо.

Орина неожиданно осознала, что если все будет так, как задумал Хуарес, и долина получит воду, то она станет свободной.

Люди будут сеять и собирать урожай.

Земля станет плодородной, такой, как раньше, до землетрясения.

«И он отпустит меня», — подумала она.

Но почему-то, может, из-за смерти ребенка, она не почувствовала в себе того ликования, какое, казалось, должно было посетить ее.

Хуарес вернулся очень поздно, когда солнце уже село и сумерки сгустились над деревней.

Ужин стоял на столе.

Но Орина оставалась в своей комнате, она хотела, чтобы он первым сел за стол.

«Это будет уже слишком, если я как настоящая жена начну пилить его за позднее возвращение», — думала она.

Она слышала, как он сначала отправился в душ.

Потом звуки поведали ей, что он наливает вино в бокалы.

Она решила, что это, наверно, то странное прозрачное вино, которое они пили в день свадьбы.

Обычно они употребляли мексиканское вино, которое привозили с севера, оно тоже имело приятный вкус.

Орине было немного не по себе после всего случившегося, и потому она медленно и неловко вошла в гостиную.

Хуарес сидел на своем обычном месте за столом и обернулся, услышав ее шаги.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

Она не ожидала, что он проявит к ней интерес, и не знала, как ответить на его вопрос.

Она молча прошла к столу и села на стул напротив него.

Он подал ей бокал.

С усилием Орина подняла на него глаза.

— Я думала… вы будете праздновать… сегодня.

— Еще рано праздновать, — заявил он. — Может случиться все что угодно, поэтому я пока держу пальцы скрещенными.

— Люди… они… будут молиться, — тихо сказала Орина.

— А ты? Что ты будешь делать?

Она отпила небольшой глоток вина, прежде чем ответить.

— Я… думаю, — молвила она запинаясь, — теперь… когда я больше не нужна… тебе… ты, быть может… захочешь избавиться от меня.

— Полагаю, именно так ты и должна думать.

В это время запыхавшаяся Зиити подала горячее блюдо.

Его приготовила местная женщина, слывшая отменной кулинаркой.

Еда была намного вкуснее, чем обычно, видимо, индианка постаралась на славу.

Во время еды Орина думала, что не стала бы добавлять так много специй в кушанья.

Но, наверное, мексиканцы не умели готовить по-другому.

— Перед тем как ты появилась, — сказал как-то Хуарес, — я ел masa каждый вечер.

Должен признаться, через некоторое время я не мог на нее смотреть…

Теперь фургон привозил из Садаро кур, уток и морскую рыбу.

Так что ужин из необходимости превратился в удовольствие.

У Орины почти пропал аппетит после всего, что случилось, а Хуарес быстро съел все, что было подано.

Она догадалась: он не ел после завтрака, потому что перерыв провел с ней.

Когда на столе появилось последнее блюдо и Зиити исчезла, Хуарес вытер рот салфеткой и сказал:

— Перед ужином мы говорили о том, что произойдет завтра. Думаю, если объединить все в одно слово, то получится — свобода! Ты станешь свободна!

Это было именно то, о чем думала Орина.

Но вот, поднимая бокал, она увидела обручальное кольцо, отражавшее пламя свечи.

— Но я… же… все еще замужем.

— Это только фамилия, — поправил он ее. — Полагаю, если ты заплатишь нескольким неплохим адвокатам в Нью-Йорке, они с радостью вернут тебе свободу, о которой ты так мечтаешь.

В этот миг Орине вовсе не хотелось спорить с ним.

— Прежде всего разреши мне все-таки поздравить тебя с победой. Мне кажется, если б ты совершил подобное в другой стране, а не в Мексике, тебя бы обязательно удостоили какой-нибудь награды.

Она улыбнулась.

— В Англии, например, посвятили бы в рыцари.

— Сомневаюсь, — усмехнулся Хуарес. — Во всяком случае, я не стремлюсь к этому.

— Ну конечно, так я и поверила! Все равно ты хочешь, чтобы тебе были благодарны, любому этого хотелось бы.

Он пожал плечами:

— Люди, для которых я построил эту дамбу, будут благодарить меня всякий раз, возделывая землю, купаясь в реке и делая masa из собственных овощей и фруктов.

Орина засмеялась:

— И пока они будут заниматься всем этим, где будешь ты?

— Я еще не решил. Я приехал в Мексику, чтобы исследовать пирамиды, найти то, чего никто не находил до меня.

— И если ты найдешь это, что тогда будешь делать? — любопытствовала Орина.

— Может, напишу книгу или оставлю все в наследство потомкам.

В комнате стало тихо-тихо.

Каждый из них, видимо, обдумывал только что сказанное.

— Это звучит как-то незначительно, мелко, — вдруг произнесла Орина, — по сравнению с тем масштабным строительством, которое ты завершил: ты возвел дамбу, изменил русло реки, спас тысячи жизней!

— И что же ты предлагаешь мне делать в таком случае? — спросил Хуарес.

Именно таких людей, как он, искал ее отец.

Этот волевой человек мог сделать много полезного для Америки.

У нее в руках был ключ к пещере сокровищ, в которой хранились новые идеи, новые разработки.

Эти мысли сейчас пришли ей в голову, но тут же улетучились, как только она подумала о том, что все это принадлежит ей, а если она посвятит Хуареса в свои планы, то уже никогда не освободится от него.

Он изучающе посмотрел на нее.

— Точно! — словно в каком-то озарении воскликнул он. — И именно потому было бы огромной ошибкой предлагать мне это!

Она изумленна уставилась на него:

— Ты что, читаешь мои мысли?

— Конечно, — ответил Хуарес. — И даже если бы ты сделала это великодушное предложение, я бы все равно отказался.

— Но почему… почему ты так говоришь?

— Потому что ты тоже в этом участвуешь!

А так как ты не хочешь иметь ничего общего со мной, то и я не желаю идти навстречу тебе.

Он говорил жестко, и Орина замерла в напряжении.

Он определенно грубил ей.

Но вскоре она поняла, что первая обидела его.

— Мы же… все равно… расстаемся, — заметила она. — Я думаю… было бы не правильно, если бы… все закончилось так. Нам ведь… не нужен скандал, не правда ли?

Орина с горечью вспомнила, что именно это послужило поводом для ее отъезда из Нью-Йорка.

Она сбежала оттуда, стараясь уйти от скандала, и будет очень обидно, если он настигнет ее здесь.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Хуарес. — Нам обоим следует быть разумными, но в любом случае сейчас, я думаю, нам стоит поднять тост за чудо, которое завтра произойдет в Садаро.

— Этот народ никогда не забудет тебя! — воскликнула Орина.

— А ты? Ты меня забудешь? — неожиданно тихо спросил Хуарес.

Этого вопроса она не ожидала. Тем более что он был задан таким тоном, который заставил ее посмотреть ему в глаза и искренне ответить:

— Нет… я никогда… не смогу… тебя забыть!

Она поняла, что говорит правду, и это испугало ее.

Глава 7

Напряжение в толпе возрастало с каждой минутой.

Орина чувствовала это даже в пещере.

Вчера вечером Хуарес сказал ей, что открытие дамбы назначено на четыре часа, когда жара понемногу начнет спадать.

Едва взошло солнце, он ушел туда; Орина слышала, как он собирался.

Пение мужчин, идущих на работу, раздалось сегодня тоже раньше обычного, и Орине слышалось в их голосах больше чувства и вдохновения.

Конечно, мечта нескольких поколений должна сбыться сегодня.

Зиити зашла к ней со счастливой улыбкой.

— Великий день! Только Сото Dios смог принести нам вода… и жизнь!

Орина узнала слова из молитвы Кецалькоатлю и подумала, что сегодня, как никогда прежде, две религии сольются воедино.

День был необычайно жарким даже для этих мест: солнце, казалось, замерло и нещадно жгло землю.

Орина немного перекусила и, скрывшись в прохладной тени пещеры, захотела почитать.

Она оглянулась вокруг, но так и не обнаружила ни одной книги и впервые со времени своего пребывания в пещере решила зайти в комнату Хуареса.

Его пещера была очень похожа на ее собственную.

Такая же невысокая кровать, такое же окно, занавешенное легкими шторами, и только присутствие мужской одежды говорило о различии этих пещер.

Поискав глазами книги, Орина с радостью обнаружила несколько на полке, в углу.

Она подошла поближе и взяла книгу на английском языке.

В ней рассказывалось о Мексике, и Орина с раздражением подумала, что Хуарес мог бы дать ей эту книгу гораздо раньше.

Девушка пролистала с десяток страниц.

История страны предстала перед ней.

Внезапно ее внимание привлекло одно имя.

Хуарес.

Взяв книгу, она вышла из его комнаты и пошла к себе.

Села на кровать и открыла эту страницу.

Да, именно о нем она давно уже хотела узнать.

Еще через несколько страниц она поняла, почему люди назвали этого человека, строившего им дамбы, именем своего священного героя.

Настоящий Хуарес был прекрасно образован; он прошел путь от ученика монастырской школы до президента страны и друга Авраама Линкольна.

Следующие два предложения были выделены, и Орина внимательно прочла их:

Он был великим реформатором, известным своей целеустремленностью и чистыми идеалами, пытавшимся вести свою страну вперед, к новому возрождению. Он достиг главного — дал Мексике право гордиться своими людьми.

Орина в смятении отложила книгу.

В памяти всплыл разговор с отцом.

Она снова подумала, что Хуарес похож на него.

Хотя, нет, пыталась она изменить направление своей мысли, ее отец никогда не стал бы действовать в такой весьма нетактичной манере.

В книге еще много страниц было посвящено настоящему Хуаресу, но Орине больше не хотелось читать про него.

Надо было чем-то занять себя.

Она не могла спать днем, как это делали здесь все женщины и дети.

Надо было придумать нечто более приемлемое.

Она посмотрела на часы, стоявшие на столе в главной пещере, и внезапно отметила, что уже почти четыре и до открытия дамбы осталось совсем немного.

Подумав, надела свое лучшее платье и посмеялась сама над собой, так как показывать его было некому.

Хуарес ясно дал ей понять, что она совершенно не интересна ему как женщина.

«Я для него мешок с деньгами!»— с горечью подумала Орина. , Она прихватила с собой зонт от солнца и вышла из пещеры.

Охранник улыбнулся, увидев ее, она улыбнулась в ответ и устремилась к собравшейся у подножия горы толпе.

Приблизившись, Орина обратила внимание на то, что люди как бы разделились на две группы.

Католики сидели на земле вокруг своего священника.

Другие окружили старого индейца, который проводил свадебную церемонию Кецалькоатля.

Недолго думая, Орина встала между этими группами и подняла взгляд на гору.

Дамба ярким пятном выделялась среди серых камней.

Издалека она выглядела какой-то ненастоящей, и Орина невольно подумала: «А что, если все надежды, возлагаемые на нее, окажутся напрасными? Вдруг все пойдет не так как надо.

Река откажется течь по предложенному руслу или высохнет от подобного преобразования».

Она пыталась избавиться от этих мыслей, но чувствовала, что люди вокруг думают о том же.

Она оглянулась.

Лица индейцев уже не были так бледны и безжизненны, как при первой встрече с ними.

Хорошая еда, которую они стали получать благодаря ее деньгам, сделала свое дело.

И тем не менее было заметно, что они не совсем выздоровели.

Это станет возможно, когда они начнут выращивать свежие овощи на собственной земле, которая сейчас не давала им ничего, кроме пыли.

Сможет ли Хуарес помочь им?

Орина снова взглянула на гору.

Ничего не изменилось, там по-прежнему никого не было.

Вокруг нее люди молились.

Католики вслух повторяли слова священника, обращенные к Богу.

Индейцы молчали, лишь их тела медленно покачивались из стороны в сторону.

Наверняка они просили помощи у Кецалькоатля. Бога Дождя, Жизни и Утренней Звезды…

В тот момент, когда напряжение достигло крайней степени и требовало выхода, на вершине горы появился Хуарес.

Несколько человек стояли недалеко от него.

Орина знала, что они собираются делать, и затаила дыхание.

Люди вокруг тоже замолчали.

Воцарилась невероятная тишина.

Девушка увидела, как Хуарес наклонился и задвигал руками; мужчины на противоположной стороне последовали его примеру.

Они открывали дамбу.

Ее губы сами собой зашептали слова молитвы:

— Пожалуйста, Господи… пожалуйста… пусть здесь… будет вода! Пусть… она придет… сюда!

В этой мольбе она чувствовала свою душу и души окружающих ее людей.

Неожиданно что-то блеснуло, словно солнечная вспышка.

Это была вода!

Вода побежала сверкающим ручьем с вершины горы!

Лучи солнца, отражаясь в ней, создавали разноцветную радугу, и казалось, она ниспослана самими небесами.

Вода продолжала бежать к подножию, на глазах превращаясь из тонкого ручейка в переливающийся на солнце поток.

Орина с восхищением смотрела на это волшебство, сотворенное в единении природы и человека.

Слезы радости и облегчения текли по щекам.

Такое же чувство охватило всех присутствующих.

Они не говорили, не шевелились.

Они просто смотрели на искрящийся поток и плакали от переполнявшего их счастья.

А потом в едином порыве и индейцы, и католики воздели руки к небу, благодаря Бога и Кецалькоатля за бесценный дар жизни.

В этот миг Орина поняла, что нашла ответ на вопрос, мучивший ее перед поездкой в Мексику.

Она спрашивала, является ли смерть концом всего, или жизнь продолжается даже после того, как тело умирает.

Теперь она знала, что отец рядом с ней и он утверждает:

«Смерти нет — жизнь вечна».

Отец казался настолько живым, что Орине хотелось дотронуться до него.

Она нашла ответ на свой вопрос.

Он пришел вместе с водой, льющейся с вершины.

Дети нарушили торжественность момента.

В то время как их родители плакали от радости, они с криками бросились к реке.

Они никогда не видели сразу столько воды.

Они ныряли, плескались, смеялись и брызгали друг на друга.

Их матери вытерли слезы и тоже поспешили к реке.

Женщины опускались на колени и нежно трогали воду, как будто хотели убедиться, что она настоящая.

Потом они засмеялись, но комок все еще стоял в горле.

Вокруг было столько радостных переживаний, что Орина больше не могла здесь находиться.

Ей хотелось побыть одной, подумать об отце, который посетил ее, когда она меньше всего этого ожидала.

Девушка повернулась и пошла обратно к ступенькам, заметив, между прочим, что ее охранник, увлеченный происходящим, забыл про нее.

Как и все остальные, он смотрел на воду.

Поднявшись, Орина не вошла внутрь пещеры, а остановилась на последней ступеньке и стала смотреть вниз.

Не каждый художник смог бы передать на холсте то, что происходило в долине.

Вдруг она заметила Хуареса, он спускался вниз с горы.

Увидев его, индейцы упали на землю и стали целовать ему ноги.

Для них он был богом.

Богом, принесшим жизнь.

Испанцы целовали ему руки и опускались на колени.

Орина видела, как матери бежали к нему, умоляя благословить их детей.

Да, этим людям явилось настоящее чудо, которое навсегда изменит их жизнь.

Хуарес направился к ступенькам, касаясь ладонью младенцев и благословляя их.

Наконец он дошел до горы.

Орина забежала к себе в пещеру и закрыла вход занавесками.

Она чувствовала, что не в состоянии сейчас с ним разговаривать.

Она не сможет поздравить его с этим великим событием по одной простой причине: она расплачется.

Сидя у себя на кровати, она услышала, как он вошел в главную пещеру.

Она знала, что он ищет ее там.

— Орина! — раздался его голос.

— Я… здесь, — тихо ответила она.

Наступило молчание, а потом он сказал:

— Я переоденусь, и когда ты будешь готова, подадут ужин.

Она подумала, что он наверняка ничего не ел с самого раннего утра, а может, не ел и утром, оттого что переживания по поводу открытия дамбы отняли у него аппетит.

Хотя, если б она спросила об этом, он, без сомнения, сказал бы, что был абсолютно спокоен и уверен в благополучном исходе предприятия.

Точь-в-точь как ее отец: заключая огромные сделки или затевая грандиозные проекты, он вел себя так, будто ничего особенного не происходит.

Но Орина знала, как он себя чувствовал в такие дни.

К ужину она выбрала светлое платье и ничуть не удивилась, что Зиити не пришла ей помочь.

Разве могла она оторваться от волшебной реки?

Одевшись, Орина вошла в большую пещеру.

Хуарес уже ждал ее.

Он разливал вино по бокалам.

— Я думаю, этот вечер много значит для нас, — сказал он, — и особенно важно, что он последний.

— Важно… чем? — спросила Орина.

— Моя работа здесь закончена, твоя тоже, — тихо ответил Хуарес. — Завтра я отвезу тебя обратно.

— Завтра? — повторила Орина.

Ей не приходило в голову, что он скажет об этом сейчас.

Он молча подал ей бокал.

— Твоя яхта ждет тебя, — напомнил он. — Ты сможешь продолжить свое путешествие, если, конечно, не решишь вернуться в Нью-Йорк.

Орина подумала, что, отправляясь в это плавание, она хотела найти что-то новое, а в результате получила ответ на самый важный для себя вопрос.

С трудом подбирая слова, она спросила:

— Ты… отсылаешь меня… или… едешь… со мной?

— Я посылаю тебя обратно, в цивилизованный мир, — ответил Хуарес. — Я вырвал тебя из него по крайней необходимости. Теперь я намерен вернуть тебе все деньги до последнего пенни. Конечно, мне надо сначала определить, чем заняться, где заработать, а на это потребуется время. Но я все верну, обещаю.

Он снова говорил тусклым, равнодушным голосом, таким же, как в первый день, когда привез ее в пещеру.

Орина подумала о тех часах, которые они провели вместе, ужиная за этим столом.

Тогда он говорил и спорил с ней на равных.

А сейчас она чувствовала себя оскорбленной не столько его словами, сколько тоном, которым он их произносил.

Но прежде чем она успела ответить, вошла Зиити.

Она выглядела смущенной и провинившейся, когда ставила на стол ужин.

— Простите меня… простите меня! Я смотрела воду и забыла время. Красиво! Люди говорить Como Dios — это Бог! Они сделать памятник!

— Спасибо, — ответил Хуарес, — но лучше пусть они просто помнят меня, и не надо никаких памятников.

— Мы сделать памятник! — вдохновенно воскликнула Зиити. — Чтобы все хорошо росло.

Своей одержимостью она чрезвычайно растрогала Орину.

— Спасибо, Зиити, — повторил Хуарес.

Когда девушка вышла из пещеры, Орина спросила:

— Ты действительно намерен завтра уехать?

Ты уверен, что им не понадобится твоя помощь, когда они будут пахать и сеять?

Хуарес покачал головой.

— Люди, которые помогали мне, очень талантливы. Мы о многом говорили во время строительства дамбы, и теперь они четко знают, чего хотят.

— А куда же ты… поедешь?

Он по-испански широко развел руками.

— Я еще не решил. Мир велик.

Он умолк и стал есть.

Понимая, что он сильно голоден, Орина не отвлекала его до конца ужина.

Она просто сидела и смотрела на него.

Она чувствовала себя так, словно кто-то неожиданно ударил ее по голове.

Она не могла думать.

Все — и яхта, и капитан Беннет, и путешествие, о котором она мечтала, — осталось где-то далеко позади.

Нью-Йорк и Лондон были теперь другими мирами, и Орина с трудом могла представить себя их частью.

Зиити принесла следующее блюдо, и Хуарес подлил вина.

Когда ужин подошел к концу и Зиити унесла посуду, он сухо сказал:

— Мне нужно подготовиться к завтрашнему отъезду. Надеюсь, ты простишь, если я оставлю тебя. Это был длинный день.

— Но и очень успешный! — воскликнула Орина.

— Да, конечно, — ответил он. — Спокойной ночи, Орина!

Он стремительно вышел, оставив ее в замешательстве.

Ей хотелось позвать его обратно, умолять еще немного посидеть и поговорить с ней, но он ушел, а она постеснялась окликнуть его.

Орина встала, задула свечи и пошла к себе в пещеру.

Зиити оставила свечу возле кровати.

Орина медленно разделась.

Она слышала музыку, доносившуюся снаружи.

Люди были слишком счастливы, чтобы спать этой ночью.

Но только не она.

Завтра предстоит долгое путешествие, поэтому чем быстрее она заснет, тем легче ей будет завтра.

Орина старалась не думать о том, что сказали бы люди, узнай они, что Хуарес покидает их.

Наверняка приложили бы немало усилий, чтоб остановить его.

Она задула свечу и пыталась заснуть.

Но что-то мешало ей, что-то было не так.

Она боялась выразить словами то, что чувствовала.

«Я должна быть счастлива… Я должна быть счастлива от мысли, что покидаю это место», — уверяла она себя.

Но почему-то радости эта мысль не приносила.

Орина долго глядела на луну, льющую в окно сомнамбулический свет.

Наконец она задремала, но вскоре странный звук разбудил ее.

Похожий на лай собак или на грохот падающих камней, он повторялся снова и снова.

«А вдруг это землетрясение! — со страхом подумала девушка. — Тогда русло реки может вновь изменится, и люди опять останутся без воды».

Звук, казалось, приближался; эти загадочные «бум-бум»и «гав-гав» слышались уже совсем рядом.

Орина ужаснулась от мысли, что может быть погребена заживо.

Вскочив с кровати, она бросилась в главную пещеру, а затем, в ночной рубашке и босиком, резко отдернула занавеску в комнату Хуареса.

Он сидел на кровати, читая при свете свечи.

— Я… я… боюсь! — прошептала Орина, заикаясь.

— Да, мне нужно было раньше сказать тебе, — ответил Хуарес. — Это всего лишь ветер.

В этот миг грохот заглушил звук его голоса, и Орина не расслышала слов.

В страхе она бросилась к нему.

— Это… что… землетрясение? — в панике пролепетала она.

Он бросил книгу и обнял ее.

Она смотрела на него потемневшими от ужаса глазами.

Несколько секунд он молча смотрел на девушку.

— О Боже! — вдруг вырвалось из его груди.

Его губы коснулись ее губ.

Орина, окаменев от шока, не могла пошевелиться.

Его губы настойчиво и жадно целовали ее.

И внезапно она поняла, что именно этого ждала, именно этого хотела, сама о том не подозревая.

Его поцелуи становились все требовательнее.

Нежно положив ее на кровать, он склонился над ней.

Для Орины это было еще одно чудо минувшего дня — после волшебства воды, льющейся с горы, и чувства встречи с отцом.

Она не могла ни о чем думать, неземное блаженство уносило ее к небесам, Ее еще никогда так не целовали, и непонятное ей, только-только зарождающееся чувство страсти, нежности и восторга завладело ею.

Казалось, яркие лучи солнца пронзают насквозь ее тело, и жаркие губы Хуареса — это тоже часть волшебства.

Она перестала дышать, когда он, приподняв голову, хрипло прошептал:

— Моя любовь, моя радость! Что же ты делаешь со мной?

И вновь стал осыпать ее поцелуями.

Огонь, так долго сдерживаемый внутри, вдруг вырвался на волю, и его уже невозможно было удержать.

Но Орина его не страшилась.

Впервые в жизни она чувствовала себя совершенно счастливой.

Откуда-то издалека донесся голос Хуареса:

— Я хочу тебя… О Боже, как я хочу тебя!

Но я прошу тебя, любовь моя, останови меня, пока не поздно, самому мне это не под силу…

Но Орина не понимала смысла его слов.

Обвив руками его шею, она шептала:

— Я люблю тебя… О Хуарес… Как я люблю… люблю тебя!

Счастливый стон вырвался из его груди, и безудержная страсть вознесла их к небесам.

Весь мир наполнился светом Утренней Звезды.

Через несколько часов Орина очнулась на плече Хуареса.

Его руки крепко обнимали ее.

— Прости меня, — тихо молвил он. — Я не хотел, чтобы это случилось.

— Но я люблю тебя, — сказала Орина. — И теперь знаю, что люблю тебя очень давно…

Знаю это, но не могу объяснить словами… Когда ты открыл дамбу и вода полилась с горы, что-то произошло во мне.

— А я полюбил тебя с той минуты, как впервые увидел, — признался Хуарес. — Я не мог поверить своим глазам, когда ты предстала передо мной, такая красивая и обольстительная. Но я пытался заглушить это чувство, заставляя себя думать лишь о твоих деньгах.

— А сейчас… сейчас ты любишь меня… просто за то, что я это я? — волнуясь, спросила она.

— Я люблю тебя так, как никогда в жизни не любил, — ответил Хуарес. — Но, кроме моей любви, я не могу тебе ничего предложить. Поэтому должен дать тебе свободу. Ты можешь уйти.

Крик ужаса вырвался у нее из груди.

— Уйти… теперь, когда я принадлежу тебе?

Как могла прийти тебе в голову такая жестокая мысль?

Хуарес еще крепче обнял ее.

— Я не надеялся быть с тобой. Я просто хотел отвезти тебя завтра или, вернее, уже сегодня на яхту и исчезнуть.

— Но… но ты не можешь! Ты не можешь… так бессердечно поступить со мной!

— Я должен, — повторил он. — Так тебе будет лучше.

Орина с трудом понимала происходящее.

— Папа как-то сказал, что большинство… англичан… не захотят жениться на мне… из-за моих денег… а я встречала мужчин… которые делали мне предложение… лишь для того, чтобы добиться меня, и… не собирались затем жениться…

Услышав нотку цинизма в ее голосе, Хуарес спросил:

— Поэтому ты говорила, что ненавидишь мужчин?

Орина кивнула и уткнулась лицом в его плечо.

— Скажи мне, что произошло? — участливо спросил он.

— Это случилось… когда я впервые принимала участие… в лондонском сезоне, — запинаясь, сказала Орина.

Хуарес нежно поцеловал ее волосы.

— Там я повстречала одного человека… маркиза… очень симпатичного. Он уделял мне… много внимания, и… я подумала, что он действительно любит меня.

— Но оказалось, это не так?

— Я нечаянно подслушала его разговор с приятелем, которого звали Генри.

Орина вздохнула.

Воспоминание о том дне все еще причиняло ей боль.

— Я слышала, как Генри сказал: «Ты, по-видимому, очень увлечен Ориной Вандехольт.

Когда собираешься жениться на ней?» Маркиз рассмеялся: «О небеса, никогда! Представь себе реакцию моей семьи, если я женюсь на американке!» Тогда Генри ответил: «Она довольно необычная американка! Ее отец самый богатый человек в стране и с каждым днем становится все богаче!»

Орина закрыла глаза.

Слова маркиза, услышанные в ответ, до сих пор резали слух.

Она сделала над собой усилие, чтобы повторить их:

— «У меня и в мыслях нет такого, — воскликнул он, — чтобы я, маркиз, из-за денег женился на краснокожей индейской скво!»

Хуарес пальцами приподнял ее подбородок и пристально посмотрел в глаза.

— Поэтому ты думаешь, что все мужчины таковы?

— Да, и американцы ничуть не лучше англичан. Я почти вижу их, считающих мои миллионы… прежде чем спросить… согласна ли я быть их женой!

— Моя бедняжка, — сочувственно произнес Хуарес. — Я прекрасно понимаю твои чувства.

И должен сознаться, как англичанин, я бы очень хотел, чтоб ты стала моей женой, но пройдет много лет, пока я смогу заработать достаточно денег, дабы мы позволили себе жить в привычных для тебя условиях. Поэтому я должен уехать.

— Если ты уедешь, — предупредила Орина, — я последую за тобой. Я буду жить в палатке, в шалаше, в пещере! Я не потрачу ни цента из моих денег, и если мы будем страдать от голода и холода, то будем страдать вместе!

Хуарес бросил на нее изумленный взгляд.

— Ты говоришь серьезно? — тихо спросил он.

— Клянусь, все, что я сказала, чистая правда!

Хуарес так сжал ее в объятиях, что она едва могла дышать.

— Неужели ты так сильно любишь меня?

— Сильнее… гораздо сильнее, — прошептала Орина. — Ты научишь меня… управлять владениями, которые оставил мне папа… Он верил: такие люди, как ты, помогут развитию нашей страны.

Хуарес молчал.

— Я читала вечером о твоем тезке, великом реформаторе, который вселил в мексиканцев чувство гордости. Это именно то, что мой отец делал для Америки.

Орина затронула тему, которая постоянно тревожила ее душу, и уже не в силах была остановиться.

— Мы не можем бросить все достигнутое на произвол судьбы, — продолжала она. — Нужные люди должны быть в нужном месте в нужное время. Когда они состарятся, новые встанут на их места.

Девушка сосредоточенно посмотрела на него.

— Помоги мне… помоги мне сделать все как следует… Но помни, я твоя жена и… я в любом случае не покину тебя.

Хуарес задумался.

Орина пыталась представить, как поступил бы в такой ситуации ее отец.

Как убедить его остаться с ней? Что еще она должна объяснить?

Наконец она спросила почти шепотом:

— А м-может случиться так… что сегодня ночью… ты подарил мне ребенка?

Хуарес какое-то время пребывал в оцепенении после этих слов, а потом словно взорвался.

— Я прилагал неимоверные усилия, чтобы остановить себя! С моей стороны было нечестно овладеть тобою. Но я не мог больше контролировать свои чувства. Я и так держал себя в узде каждую ночь, зная, что ты всего через пещеру от меня.

— Ты хочешь сказать… что и раньше хотел меня?

— Невыносимо! — воскликнул он. — Ты слишком красива, моя милая. Какой мужчина устоит перед тобой!

Он нежно провел рукой по ее телу.

— Мне стыдно за свою слабость, — повинился он.

— Я думаю… ты имеешь в виду… тебе стыдно за то, что ты любил меня, — грустно молвила Орина.

— Нет-нет, это не правда! — с горячностью возразил Хуарес. — Я люблю тебя за то, что ты такая храбрая? такая мужественная, такая независимая. За то, что не теряла достоинства, даже попав из-за меня в такую ужасную ситуацию.

— Но теперь… ты хочешь… оставить меня! О, Хуарес, как ты можешь быть столь жестоким?

И вновь молчание было ответом на ее отчаянный вопрос.

— А что, если у меня и в самом деле будет ребенок… а тебя не будет рядом и… он умрет, как тот маленький испанский мальчик?

— Не смей думать о таких вещах, — резко ответил он. — Нет никакого повода предполагать, что у тебя будет ребенок.

— Я буду… молиться, чтобы… у меня был малыш, — сказала Орина. — Но… пожалуйста, Хуарес… я боюсь оставаться с ним одна… даже если десятки докторов станут суетиться вокруг.

— Ты искушаешь меня. Единственное могу тебе сказать: меня угнетает огромный долг перед тобой, и, пока я не верну его, не смогу чувствовать себя мужчиной.

— Ты хочешь сказать, что деньги для тебя значат больше… чем любовь?

Он молчал, и тогда Орина сказала:

— Что ж, хорошо… но знай… если ты оставишь меня… я пойду за тобой… куда бы ты ни отправился. И если все… что мой отец сделал в течение жизни рухнет… из-за невостребованности… то я… ничего… не смогу… с этим поделать.

Последние слова она сказала очень тихо, сквозь слезы, душившие ее.

— Адам был прав, говоря, что Ева искусила его.

Хуарес наклонился над ней и поцеловал.

Потом снова и снова, жадно впиваясь в ее губы.

Он вел себя не так, как в первый раз.

Сейчас он доказывал свое мужское превосходство, свою силу и страсть, и она не могла этому противиться.

Она плыла по волнам блаженства, чувствуя, как его сердце эхом отзывается на удары ее сердца, и поняла, что он никогда не оставит ее.

Они подъехали к яхте ближе к вечеру, когда солнце начало садиться и спала жара.

Путь был долог и утомителен.

Выехав рано утром, они скакали почти весь день, лишь единожды остановившись перекусить в индейской хижине, где Орину опоили кофе со снотворным, перед тем как захватить.

Потом Хуарес настоял на отдыхе в комнате индианки.

Зная, что женщина не помешает им, они предавались любви.

И вот наконец они добрались до Садаро.

Весть о дамбе невероятным образом разнеслась по всей округе.

Люди выбегали из домов, чтобы приветствовать Хуареса.

Молодожены поскакали к причалу, сопровождаемые толпой ребятишек.

Там, спешившись, Орина вынула всю мелочь из карманов и отдала детям, чтобы они купили себе фруктов.

Прыгая от радости, они побежали к магазину.

Орина робко взглянула на Хуареса — она боялась, как бы он не подумал, что она сорит деньгами.

Ее не покидало ощущение, что в будущем их ждет много проблем, что день за днем, час за часом расстояние между ними может увеличиваться.

Капитан Беннет тепло встретил их, и они вошли в главную каюту.

— Я распорядился принести напитки и фрукты, — сказал Беннет. — Ужин будет немного позже.

— Спасибо, капитан, — улыбнулась Орина. — Надеюсь, вы уже слышали, что я вышла замуж.

— Да, мне известно об этом, и я надеюсь, вы будете очень счастливы.

Он повернулся к Хуаресу:

— Примите мои поздравления, сэр. И позвольте заметить: то, что вы сделали для этого индейского племени в горах, потрясает воображение.

Он добродушно усмехнулся и добавил:

— Не думаю, чтобы мысль об изменении русла реки могла прийти в голову кому-нибудь из Садаро.

Хуарес только молча улыбнулся.

— Между прочим, сэр, — вновь обратился к нему капитан, — у меня для вас телеграмма от отца Мигеля. Управляющий долго не знал, кому ее отдавать, так как здесь никто не знает, что ваша фамилия Стендиш.

Орина с нескрываемым интересом взглянула на телеграмму.

Капитан Беннет вышел из каюты, а Хуарес продолжал стоять неподвижно с телеграммой в руках.

— Что… что в ней? Откуда он мог узнать, что ты здесь?

— Она из Нью-Йорка.

Орина подошла к Хуаресу и, надеясь, что плохих вестей в телеграмме не будет, встала на цыпочки и медленно прочитала через его плечо:

Алексис Стендиш, эсквайр

Дом управляющего, Садаро

ОТ МИЛТОНА РИДЖВОРТА ПОМОЩНИКА ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА БРИТАНСКОГО ПОСЛА НЬЮ-ЙОРКЕ ТЧК

ГЛУБОКИМ СОЖАЛЕНИЕМ СООБЩАЮ ВАШ ДЯДЯ ЛОРД СТЕНДИШ ПОСОЛ ВЕЛИКОБРИТАНИИ США УМЕР СЕГОДНЯ РЕЗУЛЬТАТЕ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА ТЧК ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ НЬЮ-ЙОРК КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ ТЧК

НЕОБХОДИМА ВАША ПОМОЩЬ ПОХОРОНАХ И ОГЛАШЕНИИ ЗАВЕЩАНИЯ ТЧК

— Значит, твой дядя был послом Великобритании в США? Я думаю, папа знал его.

— Уверен, что да, — кивнул Хуарес. — И конечно, моя дорогая, тебе уже понятно, как это все меняет.

— Что… что ты имеешь в виду? — испугалась Орина.

— Я его единственный наследник, — ответил он, — и я должен сопровождать его тело обратно в Англию для погребения на фамильном кладбище.

Увидев вопрос в глазах Орины, он добавил:

— Ты, конечно же, поедешь со мной, и я покажу тебе дом, который станет теперь моим и в котором мы будем проводить несколько месяцев в году, отдыхая от работы по увеличению благосостояния Америки.

Орина не верила своим ушам.

— Ты хочешь сказать… что твой дядя… оставил тебе свои деньги? — неуверенно спросила она.

Хуарес засмеялся:

— Он оставил достаточно, чтобы окружить мою жену комфортом. И вдобавок ко всему, думаю, неплохо бы получить титул.

— Я не могу… поверить в это! — воскликнула Орина. — О Хуарес, неужели это правда?

Обняв его, она прошептала:

— Я знала… что папа… помогает мне… я почувствовала, что он рядом… когда ты открывал дамбу. Я знаю… он выбрал тебя задолго… до того… как ты… стал, моим мужем. Он выбрал тебя для управления его империей.

— Мы сделаем ее еще более великой, любовь моя, — прошептал Хуарес. — Не только в Америке, но и в Англии. Эти две страны имеют много общего и должны дополнять друг друга.

— Конечно, конечно! — плача от радости промолвила Орина. — А ты — мой любимый, прекрасный муж и я… я дополняю тебя… Ты ведь… больше… не захочешь избавиться от меня?

Хуарес крепко обнял ее.

— Я уверен, ты единственное, от чего я никогда не смогу отказаться. И теперь, будучи твоим мужем, я могу высоко держать голову.

— Мне… все равно… как ты держишь голову…

Я просто хочу… быть уверена, что все мое — твое и все твое — мое.

— Так и будет!

Хуарес приподнял ее подбородок и так поцеловал, без следа развеяв последнее облако сомнений.

Их любовь была частью того чуда, которое произошло в Мексике.

Два любящих сердца озарились божественным светом и лучами Утренней Звезды.

Оглавление

ОТ АВТОРА

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7