«Очарованный»

Глава 1

1870 год

Дверь библиотеки открылась, и леди Эльфа Алертон бесшумно проскользнула по ступеням на галерею.

Библиотека в доме герцога Норталертона была выдающимся сооружением, вызывавшим возглас восхищения у каждого посетителя, поражая своими величественными размерами и галереей, украшенной медной решеткой сложнейшего узора. Перила лестницы, ведущей наверх, поражали своим изяществом и воздушностью.

Нижняя часть ограды представляла собой плотный узор из цветов и листьев, и это частое металлическое кружево делало Эльфу практически невидимой из комнаты снизу.

Она любила проводить здесь время в уединении. Вот и сегодня, тихо устроившись с книгой в руках, она читала, надеясь, что, если кто-то и зайдет в библиотеку, скорее всего не обнаружит ее.

Раздались легкие шаги и шуршание шелка, из чего Эльфа заключила, что пришла мать. Девушка прекрасно знала, что если та ее увидит, то немедленно пошлет с каким-нибудь заданием в сад заниматься цветами.

Герцогиня Норталертон была без ума от своего сада и не могла понять, почему ее дети считали скучным срезать головки увядших цветов, сажать приобретенные в разных концах страны новые редкие сорта или, того хуже, пропалывать клумбы.

Она уже давно считала, что ее младшая дочь Эльфа слишком много времени тратит на чтение, отчего в голове у нее сплошной туман, и, как часто герцогиня говорила окружающим, живет «в плену собственного придуманного мира».

Эльфа аккуратно перевернула страницу и вновь углубилась в чтение заинтересовавшей ее книги, когда стук двери и голос отца, раздавшийся снизу, заставили ее оторваться от этого занятия.

— Ах вот ты где, Элизабет! А я повсюду тебя ищу. Я полагал, ты, как обычно, в саду.

— Я хотела узнать, как правильно пишется по-латински название цветка азалеа, который мы только что получили, — смущенно ответила герцогиня. — Ты должен обязательно на него взглянуть, Артур. Это очень редкий вид, и я поражаюсь, как он смог благополучно добраться до нас после такого трудного путешествия.

— Я должен кое-что сообщить тебе, Элизабет, — не скрывая раздражения, сказал герцог. — И мое сообщение намного важнее, чем все твои цветы.

— Что случилось? — встревожилась герцогиня. Она знала, что ее бесстрастный, даже весьма прозаический муж крайне редко волнуется из-за чего-либо, и поэтому столь необычно было услышать нотки смятения в его голосе.

— Я решил вопрос с поместьем Магнус Крофт раз и навсегда, — решительно сказал герцог.

— Магнус Крофт? — переспросила герцогиня.

— Не будь дурой, Элизабет! Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что я имею в виду десять тысяч акров земли, которые являются камнем преткновения в отношениях между нами и Линчестерами в течение вот уже двадцати лет.

— Ах это! — воскликнула герцогиня.

— Да, это! — решительно заявил герцог. — И я думаю, никому не удалось бы найти столь великолепного компромиссного решения, примиряющего стороны.

Эльфа с интересом прислушивалась к разговору родителей, потому что знала лучше матери, как спор из-за владения поместьем Магнус Крофт разжигал наследственную вражду между двумя герцогскими домами.

В то время, как этот спор развлекал все графство, он отравлял жизнь обоим герцогам, мешая им наслаждаться обществом друг друга.

Ссора двух самых крупных в графстве соседей-землевладельцев была не только темой для бесконечных сплетен, но также служила пищей для различных сплетен и домыслов газет.

Последнее обстоятельство вызывало ярость герцога Норталертона, который возмущался тем, что он называл «бульварной прессой», особенно учитывая его убеждение, что имя настоящего аристократа может появляться в печати только по поводу его рождения и смерти.

В результате ссоры, которую в округе прозвали «герцогской», пострадали Эльфа и ее сестра Каролина, так как их не приглашали в семьи, державшие сторону Честер-хауз — резиденции герцога Линчестерского.

В детстве это особенно не волновало их, потому что вокруг было более чем достаточно благоволивших к ним соседей.

Но теперь, когда Каролина выросла, а Эльфе предстоял в этом году ее первый официальный выход в свет, было весьма обидно сознавать, что новый герцог, который унаследовал этот титул два года назад, дает всевозможные балы и приемы, которые для них были недоступны.

— Вам все равно там было бы скучно, — решительно пресекала их жалобы мать. — Друзья герцога намного старше вас и намного образованнее, и вы будете себя чувствовать неудобно в их компании.

Раздражение, с которым она об этом говорила, подсказывало Эльфе, что ее мать не одобряет друзей герцога.

Тем не менее она не могла избавиться от мысли, что с ними могло бы быть значительно веселее и интереснее, чем с увлеченными только охотой престарелыми местными сквайерами и аристократами, которые постоянно посещали Алертон-тауэрс.

У Каролины интерес к герцогу давно прошел, а Эльфа, которая изредка видела его издалека на охоте, считала, что он выглядит именно так, как должен выглядеть герцог.

И поэтому она с интересом ждала ответа на вопрос матери:

— Что ты придумал с этой землей, Артур? Мне любопытно услышать об этом, хотя я полагаю, что самым разумным было бы и для тебя и для герцога Линчестера разделить ее поровну.

— Ты никогда не слушаешь, что я тебе говорю, Элизабет! — взревел ее муж. — Я уже говорил тебе и повторяю вновь и вновь, что. — когда покойный герцог предложил сделать это моему отцу, тот категорически отказался даже обсуждать эту идею. Он заявил, что эта земля его н он был бы проклят, если бы отказался от борьбы за нее, даже если бы ему пришлось потратить на это последний пенни.

Герцогиня вздохнула:

— Я забыла об этом, Артур.

— Однако ты должна помнить обстоятельства этого дела. Линчестер всегда обвинял моего отца, что он выиграл эту землю у него в карты, когда тот был слишком пьян, чтобы осознавать, что делает. Все, что я могу сказать по этому поводу: если человек играет в карты в таком состоянии, он заслуживает всего, что получает при этом.

Герцогиня вновь вздохнула.

Она уже слышала эту историю десятки раз и не помнила случая за все время своего замужества, чтобы упоминание об этой земле, лежащей между двумя герцогствами, не превратилось в спор.

Вся проблема состояла в том, что десять тысяч акров поместья Магнус Крофт представляли собой лучшие охотничьи угодья во всем герцогстве Линчестер, а в его лесах было больше фазанов, чем во всех владениях Алертонов.

Она знала и не могла забыть, что нынешний герцог, как только вступил в наследство, пытается убедить ее мужа продать ему эту землю, которая веками принадлежала Линчестерам.

Герцог Алертон не испытывал особого недостатка в деньгах, а поместье Магнус Крофт к тому же находилось на самом краю его владений и было почти непригодным к земледелию. Но он отнюдь не был намерен отказываться от того, что ему, несомненно, принадлежало по праву.

Новый герцог Линчестер был, однако, известен своей непреклонностью.

— Я не говорил тебе об этом раньше только потому, что ты все равно никогда не слушаешь меня, — продолжал герцог, — но Линчестер заводил со мной разговор об этой земле каждый раз, когда мы встречались в различных учреждениях графства или Лондона. Он старался убедить меня, что это охотничье угодье отнюдь не является землей, из которой я могу извлечь выгоду.

— Ну конечно нет, — смиренно согласилась герцогиня.

— А сегодня, — продолжал герцог, — когда Линчестер вновь заговорил об этом после того, как мы обсудили безрассудство одного парня, натаскивающего новую свору охотничьих псов, у меня родилась идея.

— Что за идея, Артур? — спросила герцогиня, воспользовавшись паузой, чтобы перевести дыхание.

Во время этого разговора она смотрела на закат и надеялась, что скоро сможет вернуться в свой любимый сад.

Это был идеальный день для высадки цветов, с которой она и так уже опаздывала, потому что в теплице ростки уже достаточно подросли и окрепли и их надо было высаживать в грунт на открытом воздухе.

— Я ответил Линчестеру, — сказал герцог, — что наш спор на эту тему и так уже слишком затянулся, и предложил ему разделить эту землю совершенно иным способом.

— Что ты подразумеваешь под этим? — вежливо, но равнодушно поинтересовалась Элизабет Норталертон.

— Если вы женитесь на моей дочери, — сказал я, — она может принести вам Магнус Крофт в качестве приданого.

Герцогиня вздохнула.

— Ты предложил Сильваниусу Линчестеру, чтобы он женился на Каролине? Артур, как ты мог?

— Я считаю, что это было весьма ловко с моей стороны, — гордо ответил герцог. — Все говорят, что в тридцать четыре года герцогу уже пора жениться и обзавестись наследником, а что может быть более логичным для Каролины, чем стать его женой?

— Но Артур, она любит Эдварда Далкирка, как ты прекрасно знаешь, — укоризненно покачала головой герцогиня.

— У парня есть только имя, но ни гроша за душой! — резко возразил герцог, — а Линчестер, несомненно, самый выгодный жених во всем графстве.

— Но Артур, ты обещал Каролине, что, если Эдвард добьется успеха со своими лошадьми, ты позволишь им пожениться.

— Я не обещал, — высокомерно возразил герцог. — Я лишь сказал, что подумаю над этим, и теперь мой ответ будет: «Нет!» Каролина выйдет замуж за Сильваниуса Линчестера, и эта земля станет одним из пунктов брачного договора. Из Каролины выйдет прекрасная маленькая герцогиня, и фамильные бриллианты Линчестеров будут ей весьма к лицу.

Голос герцога потерял былую уверенность, когда он произносил эту фразу. , никогда не скрывал, что их старшая дочь Каролина — его любимица.

Хотя он и гордился двумя сыновьями, которые учились в Итоне , именно Карелина заполняла все его сердце, если оно у него было, и ей легко удалось лаской добиться от него согласия на брак с любимым человеком.

— Но Артур! — запротестовала герцогиня. — Каролина влюблена!

— Любовь! Любовь! — презрительно бросил ее супруг. — Что это такое? Любовь приходит после свадьбы, Элизабет, тебе ли не знать этого? К тому же Линчестер не собирается проводить слишком много времени со своей женой. Всем известен его неукротимый темперамент.

— Но Артур, я не понимаю, как ты можешь говорить такое… — вспыхнула герцогиня.

— Элизабет, не строй из себя скромницу! — перебил ее герцог. — Линчестер, с тех пор как закончил учебу, не пропустил ни одной смазливенькой женщины от нашего графства до Северного полюса, о чем ты прекрасно знаешь, а все они, хорошенькие, умные и образованные, замужем, и ему отнюдь не нужен скандал.

— Но подумай о Каролине, — грустно вздохнула герцогиня.

— Мне что, надо объяснять азбучные истины? — раздраженно спросил герцог. — Линчестер хочет получить назад Магнус Крофт. Рано или поздно ему надо будет жениться, а что при этом может быть более подходящим, чем взять в жены ту, которая принесет ему в приданое действительно ценную для неге вещь — десять тысяч акров хорошей земли, которую его отец потерял, потому что был слишком пьян, чтобы твердо держать карты, и которую он всеми силами желает заполучить назад.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что разобьешь этим Каролине сердце? — осуждающе покачала головой герцогиня.

Герцог издал какой-то звук, похожий на фырканье.

— Она быстро оправится, — бросил он резко. — Девушки часто влюбляются в кого-нибудь совсем неподходящего, каковым, по моему мнению, является Эдвард Далкирк.

— Ты раньше так не думал, — возразила Элизабет.

— Что я раньше думал или не думал, не имеет существенного значения, — сказал герцог зло. — Каролина выйдет замуж за Сильваниуса Линчестера, и ты убедишь ее не делать глупостей, а подчиниться моей воле. Я не собираюсь менять своего решения.

— Но Артур!.. — начала герцогиня.

— Это мое окончательное решение! — перебил ее супруг, до того как она успела что-нибудь сказать. — И прежде, чем Линчестер приедет к нам завтра после полудня, тебе лучше предупредить Каролину сегодня, что ее ждет.

— Но Артур!.. — опять начала герцогиня.

Ответом ей был звук хлопнувшей двери библиотеки.

Эльфа не шевелилась. Она, замерев, сидела на балконе с самого начала разговора родителей.

Ей казалось, что она затаила дыхание с первых слов, и, только когда услышала, что ее мать тоже вышла из комнаты, сделала первый вдох.

Возможно ли, чтобы ее отец придумал такую жестокую вещь? Неужели он способен так поступить со своей дочерью?

Она подумала, что, если бы не слышала все это своими собственными ушами, никогда бы не поверила.

В полной растерянности Эльфа вскочила на ноги, поставила книгу на полку и, стуча каблучками по ступенькам, бегом спустилась вниз и бросилась из библиотеки. Миновав великолепный холл с мраморным полом и статуями, она по широкой лестнице взбежала на второй этаж, где были спальни девочек и их классная комната, которая после отъезда гувернантки Эльфы превратилась в их собственную гостиную.

Эльфа задыхалась, когда подбежала к двери этой гостиной, и остановилась на какое-то мгновение, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.

Как сказать об этом Каролине? Что она может сказать?

Она понимала, что, как только откроет дверь, станет посланцем Рока из древнегреческих трагедий.

— Я… не могу! Я не могу… потерять… Эдварда! — повторяла Каролина в сотый раз.

Даже сейчас, когда ее лицо было залито слезами, Каролина оставалась красавицей, которой ни один мужчина, включая герцога Линчестера со всем его обаянием и высокими требованиями к внешности женщин, не смог бы отказать в привлекательности.

— Я знаю, дорогая, — вздохнула Эльфа, — но папа настроен решительно, и я не думаю, что нам удастся избежать этого замужества.

— Я… могу «, сказать» нет «, — дрожащим голосом воскликнула Каролина.

— Я не думаю, что герцог услышит тебя, а папа изменит свое решение.

Эльфа, как только могла, мягко пыталась сообщить жуткую новость сестре. Но после первых же ее слов Каролина так побледнела, что Эльфа испугалась, что она упадет в обморок, а затем безутешно разрыдалась.

Каролина не обладала сильным характером, но она была настолько мила, умна и женственна, что каждый мужчина, хотя бы раз увидевший ее, стремился встретиться с ней вновь.

Она была как раз той девушкой, которая, по мнению Эльфы, была в глазах герцога идеальной женой: высокая, стройная, с короной пышных волос цвета спелой пшеницы, ясными голубыми глазами и прекрасной фигурой.

За всю свою жизнь она не доставила родителям ни минуты беспокойства до тех пор, пока не полюбила Эдварда Далкирка.

Это чувство было столь сильным, что другие мужчины просто перестали существовать для нее. Любые ухаживания наталкивались на холодную стену безразличия, любые знаки внимания она встречала с полным равнодушием, и в конце концов все эти попытки заканчивались полным провалом.

Герцог не имел ничего против Эдварда, кроме того, что тот был беден.

Он был единственным сыном виконта Далкирка, который жил в полуразвалившемся замке в обедневшем поместье в Шотландии. Прослужив почти всю жизнь в армии, он покинул свой полк и обосновался в этом поместье, решив зарабатывать на жизнь разведением лошадей. Этой цели способствовало то обстоятельство, что умерший дядя оставил ему в наследство пятьсот акров земли, граничащей с землями Норталертона, что и привело к знакомству Эдварда с Каролиной.

С момента их встречи Эдвард работал как сумасшедший, потому что полюбил так же глубоко', как и она, и надеялся заработать достаточно денег, чтобы просить ее руки.

К несчастью, выведение породистых лошадей зависит от качества производителей, которых он может купить, и требует много времени, так что Эдвард вряд ли смог бы просить руки Каролины у герцога в ближайший год.

— Я думаю, что вы могли бы убежать, — предложила Эльфа, — и где-нибудь скрыться, чтобы папа не смог вас найти.

— В этом случае… Эдвард потеряет все… деньги, которые он вложил в своих… лошадей, и не сможет найти другое жилье. Но я не могу выйти замуж… за герцога! Я должна выйти замуж за… Эдварда! — рыдала Каролина. — Я люблю… его! Только… его… и я умру, если буду вынуждена выйти замуж за… кого-нибудь другого!

Эльфа встала и подошла к окну.

Она очень люб ила свою сестру, и ее сердце разрывалось от горя.

Но чем больше она думала над аргументами, которые Каролина могла высказать отцу в пользу замужества с Эдвардом Далкирком, тем большая в нее вселялась уверенность, что герцог не захочет ее слушать.

Эльфа прекрасно знала, что отец мечтает о блестящей партии для Каролины.

Он всегда гордился, когда восхваляли ее красоту, и, оглядываясь назад, Эльфа вспомнила выражение личного триумфа на лице отца на первом балу Каролины, где она блистала красотой.

Это было два года назад, когда Эльфа была еще школьницей, но уже тогда, слегка поджав губы, она подумала, что на ее первом балу отец вряд ли будет столь же горд.

Тогда же она поняла, что герцог, который всегда хотел для своего любимого ребенка блестящего положения, будет просто счастлив увидеть свою дочь с герцогской короной на голове, которая, несомненно, позволит ей занять самое высокое положение в обществе после королевской семьи.

Эльфа знала о борьбе за главенство титулов между двумя герцогскими домами, чьи владения находились по соседству.

Старый герцог Линчестер имел довольно слабый характер и множество скверных привычек, так что ее отец пользовался гораздо большим уважением и любовью в графстве, которое по всем статьям превратилось в его собственную империю.

Но новый наследник герцогского титула Линчестеров был совершенно другим человеком.

Он был другом принца Уэльского и, насколько Эльфе удалось узнать, лидером весьма известного кружка аристократов в Лондоне, принадлежность к которому вызывала зависть у многих, кто не был шокирован поведением его членов. Он, несомненно, пользовался влиянием, которое серьезно грозило подорвать империю ее, отца.

В том, что она часто думала о герцоге, не было ничего удивительного. Эльфа видела его на охоте несущимся на прекрасном коне впереди стаи гончих собак, и весь его гордый и надменный вид говорил, что с этим человеком нельзя не считаться.

Ей не доводилось разговаривать с ним, но она была уверена, что он невыносим и своенравен, а это просто убьет беспомощную Каролину.

Каролина была по характеру кротка и покладиста, и поэтому именно Эльфа, несмотря на то что была на два года моложе, была лидером и заводилой во всех их проказах и, если их наказывали, всегда защищала Каролину и брала на себя всю вину. И это, по мнению отца, было только справедливо, так как Эльфа обладала несравненно большим воображением, чем ее старшая сестра.

— Что мне… делать? Что… мне делать? — бормотала Каролина в перерывах между рыданиями, прижав к глазам и так уже совершенно мокрый от слез платок. — Я не могу выйти замуж за герцога!

Даже сейчас, заплаканная, с распухшим, покрасневшим носом и наполненными слезами голубыми глазами, она все равно была прекрасна.

— Должен быть выход, — задумчиво прошептала Эльфа.

Она по-прежнему стояла у окна, пристально вглядываясь в сад.

— У меня есть идея! — вдруг воскликнула она. Каролина не ответила, казалось, она просто утонула в своем кресле, из которого изредка поднимались только тонкие руки с платком, чтобы вытереть слезы.

Эльфа обернулась к сестре. Лицо ее светилось воодушевлением.

— Я нашла выход. Я вижу, что надо делать, так же отчетливо, как картину перед своими глазами. Я могу это сделать! Я знаю, что могу это сделать — бессвязно твердила она.

— Сделать… что? — грустно спросила Каролина.

— Спасти тебя! — воскликнула Эльфа.

— От… замужества с герцогом?

— Да, от замужества с герцогом.

— Как? Как? — спросила Каролина, боясь обрести надежду, чтобы вскоре не потерять ее. — Я знаю, что папа… даже слушать меня не захочет, а у Эдварда… сейчас… нет денег. Вчера… когда мы встречались, он сказал мне, что взял кредит в банке, чтобы купить двух последних лошадей.

— Даже если Эдвард возьмет в кредит миллион фунтов стерлингов, — заявила Эльфа, — это не спасет тебя от замужества с герцогом.

— Я знаю… Я знаю, но я не… хочу быть герцогиней Линчестер! Я хочу жить только с Эдвардом в его уютном доме, только с ним вдвоем.

Голос Каролины был почти не слышен, в то время как слезы ручьем бежали по ее щекам и падали на платье.

— Послушай. Послушай меня, Каролина.

Эльфа встала перед ней на колени и взяла ее руки в свои.

— Я придумала, как спасти тебя, Каролина, но ты должна будешь в точности выполнить то, что я тебе скажу. Ты обещаешь?

— Я обещаю сделать все, что может привести к моему замужеству с Эдвардом.

— Очень хорошо. А теперь послушай меня…

Герцог Сильваниус Линчестер наблюдал, как карета его соседа, герцога Норталертона, выезжала из ворот замка. Затем он пересек холл и направился в кабинет, где обычно занимался своими делами.

Это была удобная, прекрасно спланированная комната, в которой было весьма немного книг, но зато все стены были увешаны картинами с изображением лошадей, которые герцог велел перенести сюда со всего дома. В основном это были полотна Стаббса, Сарториуса и Херринга, собранные одним из его предков. Перевесив их в одно место, герцог считал, что одну комнату он уже привел в порядок, и был намерен добиться такого же совершенства и в остальных.

Герцог во всем искал гармонию, хотя сам не признавался себе в этом. Он любил, чтобы все вокруг него было доведено до совершенства и радовало глаз и сердце.

Его раздражало, в каком виде ему оставили Честер-хауз его отец и дед. Это было весьма впечатляющее строение, законченное в 1750 году, представляющее собой прекрасный образец архитектуры георгианской эпохи, что признавали все, кто его видел. — Второго герцога Линчестера интересовали в жизни только женщины и лошади, да еще, пожалуй, путешествия, что стоило семье потери весьма крупных сумм денег и некоторых великолепных картин из фамильной коллекции. Оставшиеся от них пустые места на стенах были бездумно заполнены первыми попавшимися полотнами подходящего размера, которые перевесили из других комнат. Нынешний хозяин дома находил получившийся результат не только безвкусным, но и отвратительным.

Но теперь он мог делать все по своему желанию, и, хотя дом постепенно приобретал новый, приятный ему облик, молодой герцог понимал, что ему явно не хватает женской руки.

К несчастью, эту проблему можно было устранить, только разделив огромный дом с будущей женой.

Раньше Сильваниус был уверен, что не женится, понимая, что брак помешает ему вести веселую жизнь, к которой, он привык в Лондоне, а общение с одной женщиной помешает получать удовольствие от многих других.

Но теперь, даже без нажима со стороны родственников, он пришел к выводу, что настало время жениться и завести детей, и особенно наследника высокого титула и обширных поместий.

— Если будешь ждать слишком долго, ты станешь слишком старым, когда придет время учить своего сына стрелять и ездить верхом, — ворчливо сказала ему бабушка во время их последней встречи.

Сильваниус ничего не ответил, и она добавила:

— Меня повергает в уныние мысль, что фамильные бриллианты Линчестеров перестанут сверкать, а жемчужины потеряют свой цвет, потому что они не будут касаться теплой женской кожи.

Герцог рассмеялся, но понял, что его бабушка говорит вполне серьезно.

Позднее, когда Сильваниус думал об этом, то никак не мог себя представить женатым в том социальном мирке, где он царствовал и где изредка, если вообще это случалось, увлекался какой-нибудь девушкой. Хотя он встречал их множество, скучных и томных, вызывающих у него лишь снисхождение.

На балах, которые он сам давал и посещал, гостьи подбирались с особой тщательностью и по определенному принципу: они должны быть не только красивыми, но и интересными женщинами. И, по мнению герцога, они должны были обладать как минимум еще двумя качествами — очарованием и колдовскими чарами!

Это именно то, что он находил в изысканных опытных красотках, которые стреляли в него глазками из-под полуопущенных длинных ресниц, кокетливо складывая губки и давая понять, что они, так же как и он, готовы к сумасшедшему любовному приключению.

Герцог отлично знал правила этой трудной охоты за его деньгами, азарт погони и нелегкие жертвы. Охоты тем более увлекательной, что она не приводила ни к чьей гибели.

Однако всякое правило имеет исключение.

Женщины, с которыми сталкивала герцога жизнь, обычно теряли с ним не только рассудок, но и сердце.

Размышляя о своей жизни, Сильваниус часто задумывался, почему, когда женщины страстно, до полной самоотдачи в него влюбляются, ему через весьма краткое время становится с ними скучно и тревожно.

Сильваниус не понимал, почему у него вдруг иногда пропадало всякое желание общаться с ними и он начинал оглядываться вокруг себя в поисках нового интересного лица.

Герцог пришел к выводу, что это происходит оттого, что он всегда заранее знает, что они скажут и сделают, все их ужимки и кокетство — все, что он уже видел множество раз.

И, по большому счету, ему давно хотелось положить конец этим однообразным кратким интрижкам и забыть о них.

Но на практике это было не так просто сделать: влюбленные женщины продолжали домогаться его, утомляя мольбами и слезами.

Наконец ему все отчаянно надоело и герцог стал задаваться вопросом, стоит ли вообще терять на это время.

Он любил женщин, по крайней мере он так думал, так же как и лошадей, и не мог себе представить жизни без тех и других. Ему также хотелось иметь детей.

Недавно ему пришла в голову мысль, что он научит своего сына, если он у него будет, любить родное гнездо, заботиться о нем и поддерживать Честер-хауз в надлежащем виде.

Герцог научит сына охоте на лис с фокстерьерами, мастером которой он считался, и с ранних лет начнет заниматься с ним стрельбой, чтобы тот стал таким же великолепным стрелком, как и он сам.

Он также научит его рыбной ловле. Сначала на близлежащем озере, а потом повезет сына в Шотландию, от посещения которой у него с детства остались восхитительные воспоминания. Он ясно помнил радость, испытанную им в двенадцать лет, когда он вытаскивал своего первого лосося.

Предложение герцога Норталертона жениться на его дочери Каролине сначала привело его в недоумение. Между тем, чем дольше он об этом думал, тем больше ему казалось, что это станет удовлетворительным решением проблемы, которая его волнует в последнее время.

Сильваниус вспомнил рассказы, будто леди Каролина Алертон очень красива, и вспомнил, хотя не был в этом уверен, что, кажется, видел ее во время охоты.

Высокая, стройная и голубоглазая, она, несомненно, будет прекрасно выглядеть в сапфирах, которые так любила его мать, и ей весьма будет к лицу бирюза, такого же цвета, как ее глаза.

И что еще более важно — поместье Магнус Крофт вернется во владение Линчестеров.

Его всегда приводило в бешенство, как глупо отец потерял часть их владений.

Стоило ему посмотреть на карту графства, как его охватывала ярость оттого, что поместье Магнус Крофт, наподобие клина врезающееся в их фамильные владения, окрашено в зеленый цвет, вместо красного, как все его земли.

— Надо воспринимать вещи такими, как они есть, — сказал себе герцог.

Сильваниус откинулся на спинку кресла и задумался: что сделает Изабель, когда узнает, что он женился?

Графиня Уолшингем была его нынешней любовницей и еще не наскучила ему.

Она была гораздо остроумнее, чем все его другие знакомые, и умела заставить его смеяться от души, хотя сам герцог считал, что утратил эту способность еще в детстве.

Она выглядела прекрасной даже в те минуты, когда была наиболее язвительна, а источающие Яд глаза делали ее еще более привлекательной.

Герцог также открыл для себя, что ее страстный ответ на его любовные ласки был более сильным и требовательным, чем все, что он знал до этого.

Сильваниус понял, что пока не хочет расставаться с Изабель. Ему казалось, что тогда его жизнь станет совсем скучной и однообразной.

Более того, он не видел причины, по которой женитьба могла бы помешать его прежним увлечениям, если сохранять их в тайне.

Герцог был намерен относиться к жене с полным уважением и не делать ничего, что бы расстроило ее или заставило усомниться в его верности.

Он знал, что как его жена и герцогиня, получившая титул из его рук, она будет встречать надлежащие прием и почтение где угодно, будь то Вукингемский дворец, Виндзорский замок или Честер-хауз.

— У нее не будет оснований для жалоб на этот счет, — решил герцог.

Единственная разница в его поведении в случае женитьбы в будущем будет состоять в том, что встречи с Изабель или какой-нибудь другой женщиной нужно будет тщательно скрывать.

Сильваниус Линчестер был достаточно умен, чтобы понимать, что нескромные взгляды и злые языки могут привести к неприятностям, но был уверен, что справится с этим.

Довольный собой, герцог сел за письменный стол, чтобы разобрать письма и приглашения, которые подготовил для него секретарь.

Не успел он заняться бумагами, как открылась дверь.

— Привет, Гарри! Рад тебя видеть! Хорошо, что ты приехал раньше остальных.

Герцог поднялся и раскрыл объятия навстречу своему самому старому другу Гарри Шелдону, который ответил на его приветствие:

— Я собирался побить твой рекорд скорости на дистанции между нашими домами, но проиграл. К сожалению, должен признать, что мои лошади не так хороши, как твои.

— И за сколько ты добрался? — поинтересовался Сильваниус.

— Два часа двадцать три минуты.

— На десять минут больше.

— Я знаю, — вздохнул Гарри Шелдон, — и не стоит больше об этом говорить.

Он плюхнулся в кресло и в обычной своей манере бросил:

— Хватит об этом. Я заслужил бокал шампанского и надеюсь, что в этом доме оно достаточно холодное.

— Ты обижаешь хозяина, — усмехнулся герцог. Он встал и подошел к столу в углу комнаты, на котором в серебряном ведерке со льдом стояла початая бутылка шампанского.

— Сильваниус, ты вчера пропустил неплохую вечеринку, — сообщил Гарри Шелдон. — Мы пообедали в одном уютном ресторанчике, а затем отправились в» Дом удовольствий «, который недавно открылся в Лондоне. Там были такие куколки из Франции; таких милашек ты никогда еще не видел. Все время» 0 — ля-ля»и много «Да-да-да». Я получил большое удовольствие.

— Я могу составить тебе компанию на следующей неделе, — сказал герцог, задумчиво расхаживая по комнате с бокалом шампанского в руке. — А между прочим, Гарри, я собираюсь жениться!

Гарри Шелдон чуть не выронил свой бокал.

— Ты сказал: жениться? Я не ослышался? Герцог кивнул.

— Боже праведный! — воскликнул Гарри. — Вот и ты бросаешься в омут! Но какого дьявола? Не может быть, чтобы ты влюбился! Кто она? Я ее где-нибудь видел? — нетерпеливо забросал он вопросами старого друга.

— Между прочим, я сам ее никогда не видел, — признался герцог.

— Ты это серьезно? — не поверил Гарри.

— Абсолютно!

— Тогда кто же она?

— Она дочь герцога Норталертона. Он только что предложил мне ее вместе с десятью тысячами акров поместья Магнус Крофт.

— Просто не верится!

— Это правда.

— Тогда ты в выигрыше! — воскликнул Гарри. — Ты получишь жену и вернешь поместье, которое твой отец швырнул на карточный стол.

— Да, я буду в выигрыше и полагаю, что он будет упакован в весьма привлекательную обертку. Мне рассказывали, что Каролина Алертон — красотка.

— Каролина Алертон? Но ты действительно никогда ее не видел? Ведь Алертоны твои соседи?

— Все это так, но Линчестеры не общались с Норталертонами после того, как герцог отказался вернуть поместье, несмотря на объяснения моего отца, что под влиянием алкоголя он был не в себе, когда поставил на кон поместье и проиграл его.

— Алертона не в чем обвинять. Карточный долг — долг чести.

— Несомненно! В то же время мой отец полагал, что герцог поступает неблагородно, и порвал с ним всякие отношения, кроме строго официальных.

— А предложение тебе руки своей дочери носило строго официальный характер? — полюбопытствовал Гарри.

— Весьма официальный. У нас есть общий соперник. Один, недавно поселившийся в этих местах землевладелец завел новую в нашем графстве свору гончих на лис. До этого их было только две: одна моя и вторая герцога Норталертона. И, как ты понимаешь, нам необходимо заключить союз, чтобы загнать соперника обратно в конуру, из которой он вылез.

— И в результате этого необычного сотрудничества ты решил жениться на дочери герцога? — с ехидной усмешкой спросил Гарри.

— Он предложил, и я счел это предложение разумным.

Гарри откинулся в кресле и захохотал.

— Разумным! — воскликнул он сквозь смех. — Мой дорогой Сильваниус, как это может быть разумным — жениться на девушке, которую ты никогда не видел, только потому, что она может вернуть тебе поместье, вроде того виноградника, которого ты домогаешься?

— Но этот виноградник всегда по праву принадлежал Линчестерам, — высокомерно ответил герцог.

— К черту все это! Подумай, на каких условиях ты женишься! — пытался образумить друга Гарри.

— А почему бы и нет? Она хорошо воспитана — никто не может возражать против этого, — я слышал, что она красавица, и, откровенно говоря, Гарри, я полагаю, что Ане пришло время жениться.

— Я думаю об этом все последние пять лет! — сказал его друг. — Тебе пришло время остепениться и, самое главное, — завести наследника.

— Ты рассуждаешь, совсем как моя бабушка, — улыбнулся Сильваниус.

— Твоя бабушка очень разумная женщина, но как твой старый друг я должен тебя предупредить, что ты выбрал не самый лучший способ для женитьбы.

— Ты говоришь со знанием дела! — сказал с издевкой герцог.

— Нет, но я хочу сказать тебе одну вещь: я никогда не свяжу себя брачными узами с женщиной, пока не буду полностью уверен, что люблю ее и смогу выносить ежедневный разговоре ней за завтраком.

— Нет такого закона, который обязывает мужа разговаривать с женой за завтраком, — запротестовал герцог.

— Нет такого закона, который требует, чтобы ты выслушивал ее, — ответил Гарри. — Но в браке есть неизбежные вещи.

Сильваниус стоял спиной к камину с таким выражением лица, которое говорило его другу, что спорить с ним бесполезно.

— Очень легко, Гарри, — сказал он, — критиковать и выискивать ошибки у других, но ты, как и добрая дюжина моих родственников, един в убеждении, что мне надо жениться!

— Тебе действительно пора это сделать, — пробормотал Гарри.

— Но я не какой-нибудь зеленый юнец, который готов влюбиться в первое попавшееся хорошенькое личико, — продолжал герцог, — и я не настолько глуп, чтобы считать, что недавняя школьница представляет для меня интерес или знает что-нибудь из того, что меня может в ней заинтересовать.

Гарри попытался возразить, но Сильваниус протестующе поднял руку.

— Дай мне закончить, — сказал он. — Я тщательно обдумал это. Если мне приходится жениться и самому выбирать жену, я должен жениться на молодой девушке. Я должен иметь основания полагать, что она будет достаточно умна, чтобы быть приятной не только для меня, но и для моих друзей. И если она будет достаточно хорошо воспитана, она будет мне благодарна за то, что сидит рядом со мной за столом, и на нескольких ошибках научится быть хорошей хозяйкой.

— Я согласен со всем этим, — сказал Гарри, — но как вы будете чувствовать себя, когда останетесь вдвоем?

Лукавая усмешка пробежала по лицу герцога, и он ответил:

— Здесь я согласен с тобой. Но почему мы должны оставаться вдвоем, за исключением крайне редких случаев?

Сильваниус прошелся по комнате и продолжил:

— В старые времена, как ты прекрасно знаешь, в доме таких размеров жили не только герцог и герцогиня или, прежде чем моя прабабушка получила этот титул, маркиз и маркиза Честер!

Он слегка улыбнулся и продолжал:

— Здесь жили их дети, другие родственники, бабушки и дедушки, двоюродные тети и дяди, племянники и племянницы, старые друзья, нянечки, гувернантки и множество слуг! По сути, дом постоянно был наполнен людьми, не говоря уже о гостях, которым оказывалось особое внимание круглый год, о чем свидетельствуют дневники того времени.

Гарри рассмеялся.

— Так вот какую жизнь ты собираешься вести: что-то вроде главы большого семейства или, лучше сказать, — короля во главе собственного двора? Надеюсь, я буду приглашен ко двору Вашего Высочества?

— Неужели ты думаешь, что может быть иначе? — спросил герцог. — Но, серьезно, Гарри, ты улавливаешь идею?

— Конечно, я понимаю, куда ты клонишь, и очень надеюсь, что твоя будущая герцогиня окажется именно такой, какой ты ее представляешь: куклой на веревочках, за которые ты будешь дергать. И которая будет продолжать танцевать, когда ты ее заведешь, даже после того, как ты уйдешь и оставишь ее одну.

— Не читай мне проповедей, — остановил его Сильваниус. — Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что существуют традиции аристократического быта, которые были заложены еще во времена Елизаветы, когда первый Честер построил здесь дом и пригласил королеву посетить его.

— Она приехала? — с интересом спросил Гарри.

— Конечно, и он истратил кучу денег, развлекая ее.

— Хорошо, ты не можешь пригласить сюда королеву, — сказал Гарри. — Но принц Уэльсский, несомненно, будет развлекаться на твоих вечеринках, и, следовательно, также будет и… Изабель?

В интонации, с которой Гарри упомянул имя графини, прозвучал вопрос.

— Да, будет и она, — медленно ответил герцог, глядя другу прямо в глаза.

— В таком случае я желаю твоей герцогине, чтобы она была напрочь лишена чувства юмора, — сказал Гарри. — Иначе она будет изжалена язвительным язычком Изабель, истерзана пытками от ее намеков и, несомненно, прежде, чем ты сможешь помешать атому, доведена до слез через пять минут после того, как Изабель войдет в этот дом.

— Я знаю, как укротить Изабель, — возразил герцог. — И я не позволю ей выкидывать подобные номера.

— Хотел бы я видеть, как тебе это удастся, — засомневался Гарри. — Она будет как львица защищать свою добычу от любых конкурентов, и у твоей жены вряд ли будет шанс устоять против ее когтей.

— До этого не дойдет, — резко возразил герцог. — В любом случае я полагаю, что все вокруг, включая тебя, будут относиться к моей жене с уважением.

— Мне всегда казалось, что слова «уважение», «долг», «обязательство»и «ответственность» навевают неописуемую скуку, — сказал Гарри. — Если у твоей жены будет хоть капля разума, она захочет иметь намного больше, чем просто уважение.

— Заткнись, Гарри! — взревел герцог. — Ты пытаешься заставить меня пожалеть, что я принял предложение герцога Норталертона. А между тем уже завтра я намерен отправиться к нему и официально просить руки его дочери.

Гарри Шелдон ничего не ответил, и после минуты молчания герцог воскликнул:

— Черт побери, где же выход? Ты хочешь меня женить. Все последние годы меня подталкивают к этому, а теперь ты сам стараешься воздвигнуть препятствия на пути к этому. Если я не женюсь на Каролине Алертон, значит, я женюсь на какой-нибудь другой неоперившейся школьнице.

Немного помолчав, Гарри ответил:

— Конечно, никто другой не принесет тебе такого огромного поместья.

— Никто! И что бы ни случилось, будущие поколения Нестеров, несомненно, будут благодарить меня за жертву, которую я принес для них.

— Жертва? Вот подходящее слово, — воскликнул Гарри. — Я должен понимать это так, что ты продаешь свою свободу за «миску похлебки»?

— За десять тысяч акров земли, — коротко бросил герцог.

— Мне кажется, — пророчески заявил Гарри, — что ты так или иначе заплатишь за каждый акр. Герцог рассмеялся.

— Если ты еще позволишь себе делать столь печальные предсказания, я отошлю тебя обратно в Лондон. Мне кажется, тебе лучше выпить еще один бокал шампанского! Ах да, я забыл тебе сказать, что среди моих гостей будет очаровательная Маргарита, которая приезжает сегодня вечером специально, чтобы повидать тебя.

Гарри Шелдон вскочил, и в его глазах загорелся огонь страсти.

— Она согласилась?

— И с восторгом, — с усмешкой ответил герцог. — Но — возьми себя в руки — она приезжает одна. Джеймса, к сожалению, его светские обязанности задерживают в Букингемском дворце.

Гарри Шелдон с восторгом воскликнул:

— Сильваниус, ты вернул мне жизнь и радость, и когда-нибудь я постараюсь отплатить тебе тем же.

— Я напомню тебе об этом, — сказал герцог. — Кто знает, если я женюсь, мне может понадобиться твоя помощь.

Глава 2

— Почему вы молчите?! — воскликнул герцог сердито. Он обращался ко всем сидящим за столом, но смотрел при этом на Каролину.

Эльфа тоже с сочувствием посмотрела на нее. Она видела, что старшая сестра с огромным усилием сдерживает свои чувства.

Каролина была подготовлена к этому разговору сегодня утром, когда отец позвал ее в свой кабинет и сказал, не тратя лишних слов на вступление:

— У меня для тебя есть хорошие новости, Каролина. Действительно, я полагаю, что ты — очень счастливая девушка.

— Почему, папа?

— Потому что герцог Линчестер хочет жениться на тебе и сегодня днем приедет, чтобы официально просить твоей руки.

Если герцог и заметил реакцию своей дочери на эти слова, то не показал виду, только голос его стал чуть громче и говорил он более решительно, чем обычно.

Несмотря на то что она знала заранее, о чем отец собирается с ней говорить, Каролина чуть не расплакалась.

Но потом она вспомнила наставления Эльфы и еле выдавила из себя:

— Это… большой сюрприз… папа, но… большая честь.

— Именно так, на мой взгляд, ты и должна это воспринимать, — сказал герцог с удовлетворением. — Это очень большая честь, и для меня нет ничего приятнее, моя дорогая, чем видеть тебя герцогиней и знать, что ты живешь рядом.

Каролина выскочила из отцовского кабинета и сразу бросилась в классную комнату, повиснув на шее у Эльфы.

Она дрожала и некоторое время была не в силах говорить.

— Ты ответила ему, как я тебе сказала? — спросила Эльфа.

Каролина утвердительно кивнула.

— Это было разумно с твоей стороны, — сказала Эльфа. — Пока он не должен подозревать, что ты собираешься сопротивляться его планам.

— Но надеяться… только надеяться… — испуганно начала Каролина.

— Доверься мне, — прервала ее Эльфа. — Будь спокойна и собранна на завтраке и говори как можно меньше.

— Я расплачусь… Я знаю, что… я расплачусь, — пробормотала Каролина.

— Если ты это сделаешь, ты все погубишь, — сказала Эльфа — — Это твой единственный шанс, Каролина, и, если ты его упустишь, ни я, ни кто другой не смогут спасти тебя от замужества с герцогом.

Эта угроза заставила ее собрать все силы, чтобы выполнить то, что велела Эльфа.

Сейчас, за столом, прежде чем Каролина успела ответить отцу. Эльфа сказала быстро:

— Мне кажется, из-за погоды у Каролины разболелась голова.

— Кто сказал, что у нее болит голова? — вопрошающе прогремел герцог, поворачиваясь к своей младшей дочери.

— Она пожаловалась на головную боль, когда проснулась утром, — ничуть не смущаясь, сказала в ответ Эльфа. — Мне кажется, что в воздухе пахнет грозой.

— Вздор! — резко возразил герцог.

Он посмотрел через стол на свою жену.

— Если у Каролины болит голова, надо найти для нее какое-нибудь лекарство, и чтобы к трем часам дня она была одета в свое самое лучшее платье.

— К трем часам? — переспросила герцогиня, мысленно прикидывая, что сегодня на ее любимую возню с цветами выпадет слишком мало времени.

— Линчестер должен приехать часом позже, — объяснил герцог, — но я не хочу, чтобы вы носились в это время, как загнанные зайцы, из-за того, что не будете готовы.

— Ну конечно нет, Артур, — согласилась герцогиня.

— Итак, я жду тебя и Каролину в картинной галерее в три часа.

— Очень хорошо, Артур.

После этого герцог произнес длинный монолог насчет новичков, которые, стоит им приехать в графство, начинают вести себя здесь как хозяева.

Ни герцогиня, ни Каролина не слушали его, но Эльфа знала, что отец имеет в виду несчастного джентльмена, который пытается завести свою собственную свору гончих на лис.

Чтобы отвлечь его внимание от Каролины, она задала несколько вежливых вопросов, на которые герцог ответил с нескрываемым раздражением. Но тем не менее этого разговора хватило до конца завтрака.

Герцогиня выкроила все-таки время, чтобы забежать хоть ненадолго в сад, и после этого отправилась переодеваться. Каролина и Эльфа поднялись к себе.

— У меня… действительно разболелась… голова, — пожаловалась Каролина.

— Я тебе верю, — с сочувствием откликнулась Эльфа.

— Но тебе следует убедить маму, когда она сюда поднимется, что ты слишком плохо себя чувствуешь, чтобы выходить из комнаты.

— А что, если она… заставит меня… спуститься вниз?

— спросила Каролина испуганным шепотом.

— Вряд ли она будет делать это, если ты встретишь ее, как я тебе сказала, в одном белье. Ты должна бросить платье на стул, как будто собиралась надеть его, но за шаг до стула, обессилев, упала в кровать.

— О, Эльфа… я боюсь! А вдруг она не поверит мне?

— Думай об Эдварде, и ты сможешь все сделать нормально, — ответила Эльфа. — Единственное, что тебе надо сделать, — это избежать встречи с герцогом, сделать все, чтобы он не увидел, как ты красива.

Каролина обессиленно опустилась на стул, а Эльфа отправилась в свою комнату, чтобы переодеться в костюм для верховой езды.

В половине третьего, дав Каролине последние инструкции, она спустилась вниз, вышла из дома через боковую дверь и направилась в конюшню.

Главный конюший посмотрел на нее с удивлением.

— Я не ждал тебя увидеть здесь сегодня днем, госпожа, — сказал он с фамильярностью старого слуги. — Мне казалось, ты будешь занята в доме, принимая его светлость.

Эльфа не удивилась, что Гарстон уже знал о визите герцога Линчестера и о его причине. Так как у отца была привычка говорить за столом обо всех делах, как будто стоящие рядом слуги глухие и полностью лишены обычного человеческого любопытства. Эльфа понимала, что все в доме уже в курсе того, что нелады между двумя герцогами в скором времени могут прекратиться и каким путем этого собираются достичь.

— Мама и Каролина справятся без меня, — ответила она Гарстону, — а Ласточка застоялась и нуждается в пробежке.

Ласточка была ее личной лошадью, и, улыбаясь, Гарстон сказал:

— В общем, это так, госпожа, но тебе надо прогнать и Резвого.

— Прекрасно, возьмем и Резвого, на которого может сесть Бен.

— Бен? — переспросил Гарстон. — Вашу светлость обычно сопровождает Джим.

— Сегодня я предпочла бы Бена, — капризно сказала Эльфа.

Бен был одним из самых молчаливых и спокойных парней в конюшне, на которого всегда можно было положиться, так как он делал всегда то, что надо, и без всяких вопросов.

Пять минут спустя Эльфа мчалась на Ласточке по парку.

Лошадь была резвой, и ее с трудом сдерживали, когда седлали, но, стоило Эльфе сесть в седло, она, как обычно, становилась послушной малейшей команде наездницы.

Вскоре Эльфа забыла обо всем на свете, полностью отдавшись радости скачки быстрее ветра на великолепном животном.

Она проскакала парк и поля, а затем повернула на северо-восток графства, куда обычно крайне редко ездила.

Эльфа знала, что, если бы с ней поехал Джим, он постоянно спрашивал бы, куда они едут, а Бен молча скакал рядом, занятый лишь тем, чтобы Резвый не отставал от Ласточки.

Они скакали туда, где пыльная дорога пересекала границу владения Алертонов и вторгалась в поместья Линчестеров.

Здесь Эльфа остановила Ласточку, уверенная, что с этого удобного места ей будет видно далеко настолько, чтобы разглядеть высокий фаэтон как минимум за милю до того, как он подъедет к ней.

Бен держал Резвого чуть сзади нее, по-прежнему не задавая никаких вопросов.

На горизонте ничего не было видно, и Эльфа решила воспользоваться передышкой и дать объяснения сопровождавшему ее груму.

— Слушай, Бен, — сказала она, — мы здесь потому, что, как ты знаешь, герцог Линчестер должен сегодня приехать в наш дом.

— Я слышал об этом, госпожа, — кивнул Бен.

— Леди Каролина и моя мать хотели бы быть готовы к тому моменту, когда его светлость въедет во двор, а, как ты прекрасно знаешь, герцогиня не хочет покидать своего сада до последнего момента.

— Да, госпожа, — коротко согласился Бен.

— Твоя задача будет состоять в том, чтобы, как только мы увидим карету его светлости, как можно быстрее прискакать к Эмили, которая будет ждать в комнате для слуг, и сообщить ей, что герцог Линчестер едет.

— Эмили, госпожа? — переспросил Бен, но лицо его не выразило удивления.

— Да, Эмили, — подтвердила Эльфа.

Эмили была самой молодой девушкой из тех, кто прислуживал ей и Каролине, и Эльфа велела ей ждать а дверях кухни, начиная с пяти минут третьего.

— Как только Эмили передаст тебе мое сообщение, — наставляла она Каролину, — сними платье и ложись в постель, полузадернув шторы. Положи на лоб смоченный в одеколоне платок и, когда мама поднимется к тебе, говори с ней медленно, как будто тебе трудно произносить слова.

— Я никогда… не смогу… сделать это… убедительно, — ответила Каролина, но Эльфа ее не слушала.

Теперь, чтобы убедиться, что Бен верно понял ее приказание, она повторила его.

— Когда ты передашь мои слова Эмили, — продолжала она, — скачи сразу назад ко мне. Если меня здесь уже не будет, возвращайся и жди меня на краю парка.

Она видела, что Бен выглядит немного озадаченным, но надеялась, что он все понял правильно.

— Мы должны вернуться домой вместе, — закончила она. — Ты знаешь, что отец не любит, когда я скачу одна без слуг.

Она надеялась, что последние слова не позволят Бену задержаться, чтобы пошептаться со слугами или отправиться в конюшню, чтобы там разболтать, что происходит.

Единственная гарантия этого заключалась в том, что Бен не был болтуном в отличие от Джима.

Так как Эльфа не хотела отвлекать Бена от полученного задания другими разговорами, она стала молча внимательно вглядываться в дорогу.

Когда Ласточка уже стала нетерпеливо перебирать ногами, она заметила вдали какое-то движение.

Не было никакого сомнения, что это ехал фаэтон с джентльменом в высокой шляпе и что пара лошадей скакала достаточно быстро. Эльфа повернула голову.

— Фаэтон приближается! Возвращайся быстро., как только можешь, и не теряй ни минуты!

Бен послушно развернул Резвого, и, как только он пустил его в галоп. Эльфа поскакала в обратную сторону вдоль границы владений.

Примерно через милю поле закончилось, и Эльфа въехала в лес, переведя Ласточку на шаг и стараясь ехать посередине пыльной дороги.

Она вновь остановилась, чувствуя, как сердце сильно бьется в груди, а губы стали сухими.

Неужели она не сможет? Неужели все ее планы рухнут и герцог не захочет выслушать ее? В этом случае сердце Каролины будет разбито, и, несмотря ни на какие последствия, им с Эдвардом придется бежать.

Она сильно нервничала, и от этого ей казалось, что прошло слишком много времени. Эльфа стала беспокоиться, недоумевая, почему герцог не появляется так долго.

Затем, как только она увидела приближающийся к ней по дороге фаэтон, она поняла, что пара лошадей, которыми правил герцог Линчестер, были лучше, чем любая из лошадей отца, а красивый фаэтон был последней модели, которую еще не видели в их графстве.

В первую минуту, увидев женщину перед собой посередине дороги, герцог не собирался придерживать лошадей. Он подумал, что она отойдет в сторону, чтобы пропустить его. И только когда понял, что она не собирается делать этого, он резко натянул поводья.

Эльфа не пошевельнулась. Когда лошади остановились, она медленно подъехала к его фаэтону.

— Добрый день, ваша светлость! Герцог вежливо приподнял шляпу.

— Добрый день! Но мне кажется, мы незнакомы.

— Нет, но я хотела бы поговорить с вашей светлостью по очень важному вопросу.

Сильваниус Линчестер в удивлении поднял брови и ответил:

— Я тороплюсь. Не могли бы мы назначить встречу на более подходящее время?

— Мне подходит настоящий момент, ваша светлость, и дело, которое я хотела бы с вами обсудить, не только очень важное, но и весьма срочное!

— Тогда я готов выслушать вас, — согласился герцог, весьма заинтригованный происходящим.

— Спасибо, — ответила Эльфа, — но это очень конфиденциально, и надеюсь, что не попрошу у вашей светлости слишком многого, если вы пройдетесь со мной до опушки леса.

Герцог посмотрел на нее с удивлением, и Эльфа с ужасом подумала, что он готов отказаться.

Но Линчестер пожал плечами и сказал с иронической усмешкой:

— Очень хорошо, но я надеюсь, что это не шутка, чтобы собрать с меня дорожный налог, ведь у меня слишком мало денег с собой в кошельке.

— Я честью клянусь вашей светлости, что ничего подобного не случится, — сказала Эльфа.

— Охотно вам верю.

Герцог повернул голову, чтобы отдать приказание слуге взять лошадей под уздцы, но прежде, чем он успел закрепить вожжи и воткнуть хлыст, тот уже стоял около них.

Он лениво вышел из кареты и увидел, что Эльфа уже спешилась.

— А как же ваша лошадь? — спросил Сильваниус.

— Ласточка пойдет за мной, — ответила Эльфа.

Она пошла впереди герцога, обойдя фаэтон, и направилась к полянке на окраине леса.

Они прошли несколько шагов по лесу, и Эльфа увидела на его краю, как и ожидала, потому что прекрасно знала эти места, несколько поваленных деревьев, ожидавших вывозки.

Она села на одно из них, и герцог, хотя и с осторожностью, последовал ее примеру.

— Итак, — сказал он, — о чем идет речь? Я надеюсь, что вы начнете с того, что представитесь. Полагаю, меня вы знаете!

— Да, ваша светлость, а мое имя Мэри Маргарет Александра Эльфа Алертон.

У герцога вытянулось лицо, но прежде, чем он смог заговорить, она добавила:

— Но обычно меня называют Эльфа, по вполне понятным причинам.

Герцог замер пораженный. Как только она заговорила с ним, он подумал, что эта решительная незнакомка выглядит необычно по сравнению со всеми другими девушками, которых ему доводилось встречать прежде.

Теперь он понял, что это оттого, Что в ней действительно было что-то от эльфов, может быть, эта мысль пришла ему в голову после того, как она назвала свое имя. У нее был необычный разрез непомерно больших для маленького личика глаз, которые в уголках слетка поднимались вверх. В ней есть что-то, подумал герцог, что напоминает иллюстрации к сказкам, которые он читал с няней в детстве. Странным был и ее очень маленький ротик, который также в уголках слегка поднимался вверх, а когда она улыбалась, на щеках появлялись две прелестные ямочки.

Она подняла взгляд на герцога.

— Когда я родилась, — объяснила она, как будто он задал ей вопрос, — папа был уверен, что я «чэнджелинг», и, так как все говорили, что я очень похожа на маленького эльфа, моя крестная мать, у которой было чувство юмора, добавила мне имя «Эльфа», когда отдавала в руки священника перед купелью. Папа был в ярости, но уже поздно было что-либо менять.

— Я только могу добавить, что ваше имя вам очень подходит, — заметил герцог.

Эльфа посмотрела на него и сняла свою шляпу для верховой езды.

— Без шляпы намного удобнее, и я надела ее, только чтобы произвести на вас впечатление.

— Вы полагаете, это было необходимо?

Он задал этот вопрос автоматически, потому что опять задумался, глядя на ее волосы, которые, как и ее лицо, были необычными.

Казалось, что они были цвета листьев бука, но покрытых золотом, как лучами солнца, которое сверкало необычным огнем на фоне зеленых деревьев.

Без шляпы Эльфа, несомненно, еще больше походила на эльфа, чем на реальную земную девушку. При этом она была настолько тоненькая, что о ней с трудом можно было думать как о женщине.

Пальцы, в которых она сейчас теребила перчатки, были длинными и тонкими и, как только теперь заметил герцог, очень белыми.

— Итак, леди Эльфа, — сказал он громко, — после того, как мы представились друг другу, не соблаговолили бы вы сообщить мне секрет, из-за которого прервали мою поездку?

Эльфа сидела очень прямо, зажав ладони рук в коленях, и герцогу казалось, что и ее глаза сверкали тем же странным огнем, что и волосы.

При этом он подумал, что она смотрит на него какого оценивающе, проникая в самую душу и стараясь там что-то найти. Но что именно — он не мог понять.

На самом деле наряду с тем, что она боялась того, что ей предстоит сказать. Эльфа думала, что герцог выглядит даже лучше, чем ей показалось издалека на той охоте.

В то же время она видела, что в нем было что-то властное и даже пугающее. Она ожидала, что у него будет снисходительный вид, но не настолько, чтобы он выглядел ошеломляюще всевластным, если это верное определение.

Он был великолепен и в то же время величествен, а его голос и манеры наводили на мысль о его решительности и, возможно, даже упрямстве.

— Итак, что вы хотели сказать? — спросил герцог, и в его голосе прозвучали нотки нетерпения.

— Ваша светлость, — сказала Эльфа, — я прекрасно знаю, что вы едете просить руки моей старшей сестры Каролины. А не могли бы вы оставить ее в покое и жениться на мне?

Если Эльфа собиралась поразить герцога, то, как она поняла, ей это удалось.

Он не шелохнулся и не повел бровью, но она увидела выражение недоверия в его глазах. Затем его губы сжались в жесткую линию.

— Это, вероятно, шутка? — резко спросил он.

— Конечно, нет, — ответила Эльфа. — Это очень серьезная просьба, скорее даже мольба о помощи.

— Что вы подразумеваете под этим?

— Моя сестра Каролина, которую отец хочет выдать за вас замуж, очень любит другого человека. Они надеялись пожениться через год, но сегодня отец заявил Каролине, что она должна стать вашей женой. Если ее вынудят сделать это, ее сердце будет разбито.

Герцог выглядел так, как будто все, что ему говорят, не может быть правдой. И, что поразило Эльфу, договариваясь с отцом, он ни на миг не допускал мысли, что Каролина не будет в восторге от идеи выйти за него замуж.

Она подумала, что после многочисленных женщин, которые домогались его, а если верить отцу, за ним тянулся длинный шлейф амурных побед, для герцога было шоком, что какая-нибудь девушка может не захотеть стать его женой.

Линчестер молчал, и Эльфа через некоторое время добавила:

— Это может выглядеть весьма удивительным, ваша светлость, что у Каролины нет желания выходить за вас замуж, но любовь более важная вещь, чем герцогский титул, и она предпочтет делить нужду с Эдвардом, чем жить в роскоши с вами.

Герцог наконец обрел способность говорить.

— Я принял решение о женитьбе, — сказал он медленно, — полагая, что предложение вашего отца получило одобрение его дочери.

Эльфа усмехнулась.

— Не предполагаете же вы, что Каролину спросили, хочет ли она выходить за вас замуж? — сказала она. — Папа просто сказал ей, что она должна сделать это, но, к счастью, я случайно подслушала, как он рассказывал маме о своем плане по прекращению ссоры между нашими семьями, сообщила это сестре и, как могла, постаралась утешить ее.

— Предложение вашего отца выглядело весьма практичным, — ответил герцог, покачав головой. Эльфа улыбнулась и сказала:

— Мы все вздохнем с облегчением, когда перестанем слышать бесконечные споры о Магнус Крофт, день за днем, год за годом. Но вы не сможете праздновать победу, если не женитесь на мне вместо Каролины.

— Вам так хочется стать моей женой? — спросил герцог, и в его вопросе прозвучали отнюдь не ласковые нотки.

— Нет, конечно, нет, но я хотя бы не влюблена в другого, — серьезно ответила Эльфа. — Но, если жертва необходима, пусть это буду лучше я, чем Каролина.

Она увидела по выражению лица герцога, что он оскорблен, и быстро добавила:

— Извините! Я не хотела вас… обидеть, но вы вряд ли можете ожидать от женщины, чтобы она была в восторге, когда ей говорят, что она должна выйти замуж за человека, с которым даже не обмолвилась ни одним словом.

— Я, видимо, — медленно произнес герцог, — слишком мало общался с молодыми девушками и не ожидал, что они столь трепетно относятся к браку, полагая, что их родители лучше знают, что им нужно.

— Вы тоже были когда-то молоды, — возразила Эльфа, — и, конечно, должны помнить, что тогда ваше отношение к жизни, окружающим людям и самому себе отличалось от сегодняшнего. То же самое и у женщин, за исключением, может быть, того, что они более идеалистичны, чем мужчины.

Герцог все еще выглядел пораженным, но при этом понял, что ему есть что возразить.

— Настолько же идеалистичны, как вы, которая готова пойти за меня замуж при самых неидеалистичных обстоятельствах? — с иронией спросил он.

— Я тщательно обдумала ситуацию, — сказала Эльфа. — Здесь нет другого выхода: или вы женитесь на Каролине и этим разрушите ее счастье. Боюсь, это заставит вас чувствовать себя весьма неловко, если не сделает несчастным…

— Или?

— ..я предложу вам себя вместо нее, — решительно закончила Эльфа.

— У меня сложилось впечатление, — насмешливо сказал герцог, — что вы ощущаете себя овцой, которую ведут на заклание.

— На самом деле, я думаю, вы нисколько не проиграете от этого обмена, — храбро произнесла девушка.

— Что вы под этим подразумеваете?

— В то время как Каролина только плакала бы и скорбела по Эдварду, я действительно постараюсь, насколько мне это удастся, стать вам хорошей женой.

Ей показалось, что он опять поражен ее словами, и она быстро добавила:

— По мнению папы, любовь приходит после женитьбы. Но не к женщине, на которой вы женитесь, таким образом этой проблемы у нас не будет.

Герцог рассердился.

— Я не верю, что ваш отец мог сказать вам подобную вещь!

— На самом деле он сказал это маме, — ответила Эльфа, — когда не знал, что я его слышу.

— Так вы подслушивали!

— Я же уже говорила, что именно так я одной из первых узнала, что вы с папой заключили соглашение по поводу Магнус Крофт.

— Я всегда полагал, что слушать то, что не предназначается для ваших ушей, вряд ли соответствует поведению настоящей леди.

Эльфа улыбнулась, и ямочки показались на ее щеках.

— Леди не должны быть «джентльменами», и не они составляли кодекс чести.

— Я рад, что вы предупредили меня, — сказал герцог. Эльфа вопросительно посмотрела на него, и он ответил:

— У меня очень неприятное чувство, что я делаю ошибку, но мне представляется затруднительным, леди Эльфа, найти возможность отказать вам в вашей просьбе.

Эльфа издала возглас радости и, сжав руки, спросила:

— Так вы согласны? Вы действительно согласны?

— В противном случае мне придется повернуть лошадей назад.

— Что будет означать, что папа сохранит у себя Магнус Крофт.

— Именно!

У герцога между бровей пролегла морщинка.

— Теперь я вижу, что мне сразу надо было отказаться от этого нелепого предложения.

— Вы не можете так говорить после всех споров, которые велись годами из-за Магнус Крофт!

— Это было весьма неспортивно со стороны вашего дедушки — воспользоваться состоянием человека, который не осознавал, что он делает. Я всегда был уверен, что, когда ваш дедушка предложил сделать ставку, мой отец полагал, что речь идет о поместьях с обеих сторон.

— Если это было неспортивно, — возразила Эльфа, — то, полагаю, еще более неспортивно скулить и жаловаться, вместо того чтобы списать свой проигрыш как потерянный долг!

Она буквально бросила ему в лицо эти слова, и герцог недоумевающе уставился на нее, а затем неожиданно, откинув голову назад, рассмеялся.

— Ну вот, мы опять начинаем старый спор! — воскликнул он, и Эльфа в ответ тоже рассмеялась.

— Я не думаю, что выдержу это еще восемнадцать лет! — сказала она.

— Значит, вам восемнадцать?

— Я прибавила себе месяц. Мне исполнится восемнадцать в июне.

— Вы так молоды.

— Чтобы выходить замуж? — спросила Эльфа. — Каролине двадцать лет, но я всегда знала, что ее надо опекать и защищать. Я не думаю, что возраст определяется годами, а не разумом.

— И вы полагаете, таким образом, что вы очень опытная, умудренная особа?

— Я надеюсь, — просто ответила Эльфа, — хотя вообще-то у волшебников, фей и эльфов нет возраста, и они живут вечно.

В глазах герцога промелькнул огонек, и он, скривившись, заметил:

— Это, несомненно, великолепная мысль. Эльфа подняла свою шляпу с земли.

— Я полагаю, — сказала она, — что если вы действительно согласились не предлагать руку Каролине, вам следует поехать в Тауэрс. Мама сидит в картинной галерее в ожидании вас и считает минуты, которые у нее отнимают для занятий цветами.

— Может быть, вы научите меня, что мне делать и что говорить? — спросил герцог с издевкой в голосе.

— Может быть, это слишком дерзко с моей стороны — «, — ответила Эльфа, словно не замечая сарказма в его тоне, — но факт нашей с вами встречи здесь должен остаться секретом, о котором никто никогда не узнает.

Она вздохнула.

— Кто-нибудь мог видеть нас и рассказать папе, а он придет в ярость из-за того, что вы не женитесь на Каролине.

— Почему? — удивился герцог.

— Потому, что она у него любимица, и теперь, когда вы сказали, что согласны, я могу сказать вам, что она очень, очень красива.

— Я уже слышал об этом.

— Тогда вы знаете, что она выглядит именно так, как должна выглядеть герцогиня, а я вас в этом плане разочарую. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Может быть, мне проявить благоразумие и вернуться к первоначальному плану? — с вызовом спросил герцог.

— Если вы сделаете это, я любым способом найду для Каролины деньги, чтобы они с Эдвардом смогли бежать, в результате чего разразится скандал, в котором вы будете весьма глупо выглядеть, когда все узнают, что она предпочла нищего молодого человека богатому могущественному герцогу!

— Так вы шантажируете меня! — воскликнул Сильваниус. — Я думаю, что вы не эльф, а маленький дьявол, который намерен бросить мне вызов.

Эльфа рассмеялась.

— Вы подумали о гоблинах, которые живут под землей и могут доставить много неприятностей людям, если захотят.

— Я помню о гоблинах и о неприятностях, которые они могут доставить, — сказал герцог, — но о ни выглядят несколько отлично от вас!

— Я знаю, что после всех прекрасных женщин, которых вы любили, для вас это будет большим разочарованием, — сказала Эльфа, — сидеть за столом с женщиной, которая не сможет в самом выигрышном свете продемонстрировать ваши фамильные бриллианты. Но, как бы я ни хотела, я не могу изменить свою внешность.

— Осмелюсь сказать, что этого и не надо делать! — возразил герцог.

Говоря это, он поднялся.

— Я полагаю, — сказал он, — что леди Каролина, а может быть, и кто-нибудь еще, знает, что, когда я приеду в ваш дом, я не предложу ей обещанного?

— Вы не увидите Каролину, — ответила Эльфа, — и, таким образом, у вас будет шанс сообщить папе и маме, что вы предпочитаете меня.

— Но, если предполагается, что я вас не встречал, мое предложение покажется им крайне странным, — сказал Сильваниус, удивляясь хитроумному плану, созревшему в этой хорошенькой головке.

— Вы можете сказать, что видели меня на охоте. Я вас видела много раз и успела как следует разглядеть. Надо признать, что вы выглядите изысканно.

— Спасибо! — поклонился герцог.

— Вы не только хороший наездник, но у вас еще и лучшие лошади в графстве.

— Вы говорите мне комплименты, леди Эльфа? Я прихожу к печальному выводу, что вы все это спланировали лишь для собственной выгоды.

— И Каролины с Эдвардом, — добавила Эльфа. — А это означает, что вы сделаете счастливыми массу людей.

— Вообще-то меня намного больше интересует моя собственная судьба, — охладил ее пыл герцог.

— Тогда на всем протяжении дороги до Тауэрса вы должны повторять: Магнус Крофт мой! Магнус Крофт мой!

Эльфа улыбнулась ему и, подняв свои шляпу и перчатки, направилась на опушку леса, где Ласточка мирно щипала траву.

Она тихо свистнула, Ласточка подняла голову и рысью поскакала к ней.

Герцог шагнул, чтобы помочь ей сесть в седло, но, прежде чем он успел это сделать, Эльфа уже была на лошади, как будто взлетела с земли на невидимых крыльях.

Когда она посмотрела на него сверху и улыбнулась, он вновь увидел очаровательные ямочки на ее щеках.

— Счастливой охоты! — сказала она и, прежде чем Сильваниус сообразил, что ей ответить, вихрем ускакала прочь.

Девушка уже скрылась вдали, когда герцог сел в свой фаэтон.

По дороге в Алертон-тауэрс он думал над тем, что с ним случилось, и нашел, что это почти невероятно.

Эльфа изо всех сил пришпоривала лошадь. На краю парка ее терпеливо ждал Бен.

— Ты передал мои слова Эмили? — спросила она.

— Да, госпожа.

Дальнейшие вопросы были излишни, и Эльфа поскакала прямиком к конюшне.

Она перебросилась парой фраз с Гарстоном, когда он ставил лошадь в стойло, и быстро поднялась через боковую дверь на второй этаж.

Эльфа внимательно осмотрелась вокруг и не удивилась, увидев одну из самых старых служанок выходящей из комнаты Каролины.

— В чем дело, Дороти? — спросила она.

— Я совершенно не знаю, что сказать ее светлости! — ответила растерянная служанка. — Я уже второй раз прихожу к леди Каролине, чтобы сообщить, что ее ждут в картинной галерее, но она отвечает, что у нее болит голова.

— Ей стало хуже? — поинтересовалась Эльфа. — Какая жалость!

— По словам молодой леди, ей действительно плохо, но ее светлость очень настойчиво требует ее к себе вниз.

— Скажи ее светлости, что леди Каролина спустится, как только ей станет лучше, — сказала Эльфа. — Посмотрю, чем я ей могу помочь.

— Это очень хорошая мысль, — заметила Дороги и поспешила вниз.

Эльфа пересекла коридор и вошла в спальню Каролины.

— Все в порядке! — поспешила сообщить она. — Он согласился!

Каролина села в кровати.

— Он?.. О, Эльфа! Я… так боялась, так… боялась! Как только она начала говорить, слезы потекли по ее щекам.

— Я знаю, дорогая, — сказала Эльфа, — но тебе надо действовать. Ты знаешь, что, как только он приедет, папа пошлет за тобой.

Каролина взяла руку сестры в свою.

— Ты… уверена? Ты действительно уверена, что он не… передумает?

— Я сказала ему, что, если он это сделает, я смогу найти достаточно денег, чтобы вы с Эдвардом могли бежать, и он тогда останется в дураках.

Каролина с ужасом посмотрела на нее.

— Ты не могла… сказать такое… его светлости!

— Я сказала! — ответила Эльфа. — И теперь я уверена, что он сделает, как обещал, сказав, что женится на мне.

— Я не думаю, что… тебе… следовало это делать.

Каролина никак не могла поверить, что ее сестренка решилась на такой шаг.

— Я знаю, но вы с Эдвардом будете счастливы.

— Очень, очень счастливы, — сквозь слезы улыбнулась Каролина.

Вдруг Эльфа вскрикнула.

— Ты вся сияешь! Ради бога, Каролина, притворяйся больной, или папа с мамой догадаются о правде.

Каролина улеглась в кровать, подперев голову рукой.

— Подожди, — сказала Эльфа, — у меня есть идея! Она выбежала в классную комнату и вернулась с карандашом.

— Я сейчас нарисую тебе синие круги под глазами, чтобы ты выглядела действительно больной, даже если не чувствуешь себя таковой, и, бога ради, не вздумай улыбнуться.

— Мне хочется петь и танцевать, но больше всего… видеть Эдварда, — призналась Каролина.

— Я знаю, но до этого мы должны быть уверены, что сможем сообщить ему приятные новости.

— Да… конечно, и я буду молиться изо всех сил, чтобы… ты оказалась права.

— Ты будешь молиться, — сказала Эльфа, — но после того, как герцог покинет наш дом. А теперь закрой глаза.

Каролина подчинилась, и она нарисовала ей под глазами синие круги.

— Осторожно — не сотри случайно их носовым платком, тогда мама все поймет, — предупредила она. — И положи платок на лоб, как только услышишь ее шаги на лестнице.

— Что ты собираешься делать? — с любопытством спросила Каролина.

— Я собираюсь надеть мое лучшее платье, — ответила Эльфа, — и быть готовой спуститься вниз, чтобы принять предложение руки и сердца от его светлости герцога Линчестера.

Она скорчила рожицу и добавила:

— У него нет выбора, как только просить меня стать герцогиней или окончательно проститься с Магнус Крофт.

Она выбежала из комнаты Каролины и поспешила в свою.

И только когда Эльфа сбросила с себя костюм для верховой езды, она задумалась над тем, что, спасая Каролину, вынуждена выходить замуж за человека, который хотя и обладает многими хорошими качествами, но жизнь с которым явно будет нелегка.

Однажды ей удалось заставить его подчиниться ее, воле, но вряд ли это удастся повторить.

Эта мысль опечалила ее, и она подошла в задумчивости к окну. Перед ней расстилался сад, за которым виднелся лес, обрамленный кустарником. Всю свою недолгую жизнь она в горе и радости бежала в лес. Он охранял ее и помогал. Ей казалось, что там ее окружают не деревья и кустарники, а живые существа, такие же, как она, с которыми ей было приятно общаться, которые понимали ее.

В этом было что-то такое, что она не могла никому объяснить, и эти секреты леса составляли важную часть не только ее грез, но и самой жизни.

И теперь, когда ей предстояло выйти замуж за герцога, она впервые задумалась, что же сможет никого полюбить, как Каролина.

Но, в конце концов, у нее есть своя тайная любовь, которую никто, даже будущий муж, не сможет отнять у нее.

— Вот что главное для меня, — сказала она себе.

Когда герцог уедет, она одна отправится в лес, чтобы убедиться, что ничего не изменилось и они все так же ждут ее.

Глава 3

Размышляя по дороге в Алертон-тауэрс обо всем происшедшем, герцог понимал, что, если у него есть хоть капля разума, он должен повернуть лошадей назад и выкинуть мысль о женитьбе из головы.

Для него стало неприятным открытием, что на свете существует какая-нибудь девушка, которая не мечтает стать его женой.

После разговора с Эльфой он осознал, что многого не понимает, хотя ему было неприятно признаваться в этом.

Он так долго общался только с многоопытными замужними женщинами, которые всячески льстили ему, чтобы добиться расположения, и не скрывали своего желания стать его любовницами, что Сильваниус, кажется, позабыл, что есть женщины, у которых другое мнение на этот счет.

Он не ожидал, как признался Эльфе, что есть девушки, которые могут так глубоко чувствовать, и поэтому, когда герцог Норталертон предложил ему жениться на своей дочери, ему и в голову не пришло, что у той может быть другой взгляд на это.

» Я брошу всю эту затею, — подумал он, — и забуду о намерении жениться еще на несколько лет «.

Однако Сильваниус знал, что это было не так просто сделать. Ему не нужен был еще один повод для вражды с герцогом Норталертоном. А если он откажется от женитьбы на его дочери, то нанесет соседу сильнейшее оскорбление.

Отказ от приглашения»в Алертон-тауэрс делал бы примирение невозможным, и ссора из-за Магнус Крофт разгорелась с новой силой.

Вражда между двумя герцогскими домами сама по себе была весьма неприятным делом, но она еще и породила вражду между их слугами, что было крайне плохо для всего графства.

Он знал, что его лесничий весьма бурно и отрицательно реагируют, когда герцог Норталертон охотится в Магнус Крофт, и ему часто приходило в голову, что слуги не должны следовать примеру хозяев, которые отчаянно ссорятся из-за земли.

В то же время он понимал, что ему не следует участвовать в этой брачной афере, которая с самого начала пошла отнюдь не гладко Многое из того, что сказала Эльфа, смутило его и обеспокоило, и, чем ближе он подъезжал к Тауэрс, тем меньше и меньше хотелось ему туда ехать.

— «Все это стало просто смешным», — подумал Сильваниус. Но возвращение назад только еще больше ухудшило бы ситуацию.

В конце концов, когда лошади остановились перед дверями замка, герцог ощущал себя идущим на эшафот.

Винить, кроме себя, было некого, но от этого ему не стало лучше. И поэтому, выходя из фаэтона, он выглядел весьма хмурым, идя навстречу ожидавшему его у дверей герцогу Норталертону.

— Добро пожаловать, мой дорогой Линчестер! — добродушно приветствовал его герцог. — Как приятно видеть вас здесь после стольких лет ссоры между нашими семьями.

Они пожали друг другу руки и прошли в гостиную, где их ждала герцогиня.

Герцог Линчестер не знал, что перед его приходом в доме разразилась гроза.

Герцог, как и обещал, вернулся в гостиную в три часа, где застал только свою жену.

— Где Каролина? — спросил он резко.

— Я только что послала наверх напомнить ей о времени, — ответила герцогиня.

Она отвечала рассеянно, так как думала в это время о рассаде новых редких сортов лилий, оставленных ею в саду, которые необходимо было высадить в землю прежде, чем пойдет дождь.

Старший садовник, который был уже настолько стар и опытен, что превратился в пророка, сказал ей задумчиво утром:

— Вашей светлости необходимо поторопиться — скоро будет дождь. Я это чувствую по ломоте в костях. А слишком много воды так же плохо, как и слишком мало.

Герцогиня согласилась с ним. Но, как она ни торопилась с высадкой лилий, а она никому не доверяла свои драгоценные цветы, ей удалось справиться лишь с четвертью тех растений, которые ожидали в ящике своей очереди.

Ее мысли были далеки настолько, насколько были далеки от гостиной невысаженные цветы, когда она наконец заметила, что муж раздраженно ходит из угла в угол, как тигр в клетке.

— Не ворчи, Артур, — сказала она, — Каролина пунктуальная девочка и не заставит себя ждать.

— Пунктуальная? Пунктуальная? — взревел герцог. — Уже десять минут четвертого! Когда я говорю три часа, я имею в виду три часа, Элизабет!

— Да, Артур.

Герцог вышел из гостиной и обратился к первому попавшемуся слуге.

— Пошлите служанку к леди Каролине и скажите, что я ее здесь жду! — приказал он.

Когда герцог отдавал это распоряжение слуге, он увидел одну из горничных, спускающуюся со второго этажа, и подумал, что она сообщит ему, что происходит с его дочерью.

— В чем дело? Где леди Каролина? Служанка опустила глаза к полу.

— Леди извиняется, ваша светлость, у нее болит голова.

— Голова, — рассвирепел герцог. — Что ты имеешь в виду? Немедленно отправляйся к леди Каролине и скажи ей, что, болит у нее голова или нет — она должна спуститься немедленно!

Служанка побежала выполнять приказание, а герцог вернулся в гостиную.

— Каролина сказала, что у нее болит голова, — сказал он враждебно, как будто в этом была вина герцогини.

— Она жаловалась на это еще во время завтрака, если ты помнишь.

— Это все нервы. Только нервы! Все женщины одинаковы: они всегда устраивают истерики, когда речь идет о чем-нибудь важном.

— Мне кажется, Артур, Каролина вела себя очень хорошо, — сказала герцогиня. — Несмотря ни на что, она даже не возразила, когда ты ей сообщил, что она должна выйти замуж за герцога, хотя она любит Эдварда.

Герцог отмахнулся от нее, как бы говоря, что он не желает затевать разговор на эту тему.

— Эй! — закричал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Сколько можно передавать мои слова леди!

Однако ему пришлось прождать еще несколько минут, прежде чем ему сообщили, что леди Эльфа делает все возможное, чтобы помочь сестре, но старшей дочери он пока так и не увидел.

В результате уже к половине четвертого герцог готов был разнести все вокруг.

— Иди наверх и поговори с этой чертовой девчонкой! — кричал он жене. — В конце концов, это твоя дочь!

— И твоя, Артур, — ответила герцогиня тихо.

— Хорошо, я пойду сам, — заорал герцог.

Он бросился вверх по лестнице, и Эльфа услышала его шаги.

— Папа идет! — вскрикнула она. — Теперь твой вы — , ход, Каролина, и помни, что ты делаешь это для Эдварда.

— Нет… папа… — в ужасе пробормотала Каролина, но Эльфа уже выскользнула из комнаты сестры в свою спальню.

Перед спальней дочери герцог замедлил свои тяжелые шаги. Постучав в дверь, он тут же открыл ее.

— Я велел тебе спуститься… — начал он. Затем увидел дочь, лежащую в постели в одной сорочке с мокрым платком на лбу.

— Ты не одета! — воскликнул он.

— Я… больна… папа.

Она еле говорила, настолько была напугана. Хотя она знала, что отец любит ее, и сама любила его, но считала его чересчур властным, если не сказать диктатором. Она также знала, что, если он что-нибудь решил, вся семья должна этому подчиняться, даже если от этого страдали все остальные.

Герцог подошел к кровати.

— Что с тобой? — спросил он. — Сейчас не время для фокусов!

Он застыл в ожидании ответа, и Каролина после долгого молчания, не смея открыть глаза, прошептала:

— Это… моя… голова.

Увидев темные круги под ее глазами, герцог смутился. Он вдруг подумал, что, если он заставит ее, она, конечно, спустится, но, как бы прекрасна она ни была, сейчас она выглядит не столь привлекательной. И Линчестер может усомниться в своем, и так не слишком сильном, желании жениться на ней.

Герцог знал о многочисленных любовных приключениях молодого соседа и, хотя не ожидал от него, что тот будет верен своей будущей жене, все же искренне надеялся, что тот будет поражен красотой его дочери и рано или поздно полюбит ее.

Герцог был светским человеком и прекрасно знал, что большинство аристократических браков заключаются по материальным соображениям, но считал, что браки легче устраивать, когда обе стороны испытывают чувства друг к другу.

Он сам восхищался своей старшей дочерью и поэтому не мог себе представить, что какой-либо молодой человек мог остаться равнодушным к ее красоте.

Его вдруг поразила мысль, что Линчестер не будет слишком оскорблен, если их встреча с Каролиной немного отложится. Это может даже внести некоторую пикантность в их отношения, которой пока не хватает.

Вслух он произнес:

— Я даже представить себе не мог, что ты заболеешь в столь неподходящее время, но мне не хочется, чтобы твой жених впервые увидел тебя в таком виде, и я приглашу его завтра на ужин. К этому времени, надеюсь, ты будешь на ногах.

— Я… постараюсь… папа, — дрожащим голосом произнесла Каролина.

— Надеюсь.

Резкость слов герцога контрастировала с нежностью в его глазах. Эта двойственность раздражала его, и он сильно хлопнул дверью, выходя из комнаты.

Эльфа слышала, как он вышел из спальни, и, когда его шаги затихли вдали, бросилась к Каролине.

— Умница! — одобрила она. — Ты убедила папу, и теперь все должно получиться.

Каролина уселась на кровати и сняла со лба платок.

— Он сказал, что собирается пригласить герцога на ужин завтра, — чуть слышно прошептала она. Эльфа глубоко вздохнула.

— К этому времени, если все не сорвется, он уже попросит моей руки.

Каролина всхлипнула:

— Ах, Эльфа, а вдруг он не сделает этого? Что мы… будем делать тогда?

— Нам остается только надеяться, что он сдержит свое слово, — ответила Эльфа.

Герцогиня с некоторым вызовом смотрела на герцога Линчестера.

Она тоже видела его раньше издалека во время охоты и находила весьма красивым. Он сидел напротив нее с вежливо-холодным видом, который казался ей несколько высокомерным.

Она знала от своего мужа, как высоко герцоги оценивают себя, и была наслышана, что Линчестеры в этом далеко не из последних.

Элизабет Норталертон полюбила своего мужа после того, как они уже поженились, но ей часто приходило в голову, что если бы она вышла замуж за обыкновенного фермера, который бы так же, как и она, интересовался садоводством, то была бы по-человечески более счастлива. Та жизнь, которую она была вынуждена вести согласно своему положению, тяготила ее.

— Мне много рассказывали, ваша светлость, о великолепии вашего сада, — неожиданно сказал герцог Линчестер. — Я также слышал, что все это достигнуто благодаря вашим трудам и заботам.

Глаза герцогини заблестели — она почувствовала себя весьма польщенной.

Она ведь не знала, что о ее саде Сильваниусу рассказал Гарри Шелдон, которому в свою очередь все это поведала собственная мать, также увлекающаяся садоводством.

— Я уверена, что сады Честер-хауза очень красивы, — вежливо ответила герцогиня, — и мне хотелось бы посмотреть их.

— Это теперь легко будет сделать, но я боюсь, что они не настолько совершенны, как мне хотелось бы, а, как прекрасно знает ваша светлость, любые усовершенствования требуют времени.

— Именно так, — улыбнулась герцогиня.

В то время как Сильваниус Линчестер говорил, она подумала, что ее мнение о нем полностью изменилось: она была уверена, что мужчина, который любит сад, будет хорошим мужем.

Ее супруг заговорил, тщательно подбирая слова, и Элизабет с пониманием посмотрела на него.

— Боюсь, у нас несколько разочаровывающие новости для вас, Линчестер, — сказал он герцогу. — Моя дочь Каролина, которая с нетерпением ожидала знакомства с вами, к сожалению, слегла с ужасной головной болью. Но ничего серьезного, виновата погода.

— Я крайне огорчен самочувствием вашей дочери, — ответив герцог, — но в данном случае я прибыл, чтобы увидеть не леди Каролину, а леди Эльфу.

Если бы в этот момент в гостиной взорвалась бомба, герцог и герцогиня не были бы больше поражены.

— Эльфу? — воскликнул герцог. — Почему вы пожелали увидеть ее?

Сильваниус Линчестер постарался ответить как можно спокойнее:

— Потому что именно леди Эльфе я хотел бы засвидетельствовать свое почтение.

Герцогу понадобилось время, чтобы обрести голос. Затем он воскликнул:

— Нет! Нет! Вы ошиблись! Вы хотите жениться на Каролине — моей старшей дочери!

— У меня нет намерений спорить с вами, Норталертон, но меня интересует именно леди Эльфа.

Герцогиня никак не могла понять, что происходит, и сидела молча, а герцог, вскочив, повысил голос:

— Я не понимаю! Когда мы обсуждали этот вопрос, я предложил вам Магнус Крофт в качестве приданого, моей дочери Каролины.

— Боюсь, что вынужден возразить вам, герцог, — высокомерно заявил Линчестер. — Ваши точные слова были «моей дочери».

— Честно говоря, я не имел в виду Эльфу, — возразил герцог. — Она ведь только что закончила школьное обучение и еще не была представлена королевскому двору.

Губы герцога Линчестера растянулись в холодно-вежливую улыбку.

— Перечисленные обстоятельства не могут служить препятствием для ее замужества.

— Но Каролина подходит во всех отношениях, — не сдавался герцог Норталертон. — Она украсит наш стол, и на ней фамильные бриллианты засверкают как ни на ком другом.

Сильваниус Линчестер понял, почему Эльфа говорила о бриллиантах.

Так или иначе он прекрасно понимал состояние герцога Норталертона, потому что сам находился почти в аналогичном.

Затем, сознавая, что говорит о весьма деликатной вещи, медленно и тихо произнес:

— Насколько я знаю, сердце леди Каролины уже занято.

Его слова вновь произвели аффект изорвавшейся бомбы. Воцарилось молчание. Казалось, ни герцог, ни герцогиня не могут найти нужных слои.

Наконец герцог Норталертон заговорил:

— Кто сказал вам это?

Вопрос прозвучал весьма резко, но герцог Линчестер только пожал плечами.

— Слухами, как вы знаете, земля полнится. Как только герцогиня почувствовала, что может наконец вставить слово в разговор двух мужчин, она торопливо сказала:

— Я уверена, что, если ваша светлость действительно хочет жениться на Эльфе, мой муж будет только счастлив дать нашей младшей дочери свое благословение.

Она посмотрела на герцога, который все еще стоял с выражением крайнего изумления на лице.

— Я полагаю, Артур, ты должен послать за Эльфой. Она где-то в доме.

Не говоря ни слова, ошеломленный герцог повернулся и как загипнотизированный пошел к двери.

Герцогиня посмотрела на Линчестера, и на этот раз В ее глазах было выражение благодарности.

— Эльфа, конечно, еще очень молода, — сказала она. — Она во многих отношениях весьма отличается от Каролины, и мой муж не понимает ее. Она очень чувствительная девушка.

Герцог чуть не сказал ей, что сам думает точно так же, но вовремя вспомнил, что он не должен показывать вида, что уже встречался с Эльфой.

— Я хотел бы познакомиться с леди Эльфой, — сказал он твердо.

Герцогиня вздохнула. Она сочла, что сделала все необходимое в подобной ситуации для своей старшей дочери.

Она знала, что ее младшая дочь сильно отличается не только от Каролины, но и от всех других людей. Настолько, что даже мать не понимала ее.

Даже когда она была младенцем. Эльфа не желала лежать в колыбели и никогда не капризничала, как другие дети.

Артур называл ее «чэнджелинг», и, возможно, он был прав — настоящий эльф, который по ошибке оказался среди смертных, в то время как она была существом из мира волшебства и сказок.

Герцогиня опомнилась: то, о чем она думала, было смешно — ведь если ребенок и отличается от других, в этом вина только родителей и никого больше.

Артур души не чаял в Каролине, потому что она была очень красивой, а герцогиня, если уж говорить правду, знала, что любит сыновей намного больше, чем дочерей.

Герцог вернулся в гостиную.

— Я послал за Эльфой. И надеюсь, что вы, ваша светлость, не будете разочарованы своим выбором.

В его голосе звучали такое разочарование и обида, что герцог Линчестер не сдержал улыбки.

— Спасибо вам! Огромное спасибо! — благодарно воскликнула Эльфа.

Им предложили прогуляться по саду, чтобы герцог мог наедине высказать ей свое формальное почтение.

Когда они спустились с террасы на газон, герцог с удивлением отметил, что смотрит на девушку с интересом.

Она сменила свой костюм для верховой езды на зеленое платье, которое очень хорошо гармонировало с зеленым покровом земли, и выглядела, как ему подумалось, еще больше похожей на эльфа, чем при их первой встрече.

Он не мог знать, что Эльфа впервые надела одно из платьев, которые были приготовлены для поездки в Лондон, где она должна быть представлена королевскому двору.

Для дебютантки при дворе полагался белый цвет. Но если Каролина в нем смотрелась как ангел, то для Эльфы он не подходил.

Герцогиня была слишком занята своим садом, чтобы волноваться о том, что носят ее дочери, и поэтому в выборе нарядов у них было больше свободы, чем у других их сверстниц, которые находились под неусыпным вниманием своих матушек.

Если для Каролины почти все платья заказывались у лучших портных в Лондоне, то Эльфа, за исключением этого платья и еще одного, которые были сшиты специально для представления ко двору, вынуждена была довольствоваться трудами проворных пальцев миссис Бэнкс, которая была портнихой семейства Норталертонов в Тауэрсе.

За долгие годы работы она приобрела большую сноровку в копировании моделей из «Журнала для дам»и платьев леди, которые появлялись в их доме. Она проникала в их комнаты, когда знала, что те находятся за столом или в саду, рассматривала их наряд и потом рассказывала о своих открытиях Каролине или Эльфе.

— У ее светлости, госпожа, прекрасное платье из Парижа, — сообщила она Эльфе три месяца назад, — скроенное самим Бортом, и, если вы достанете подходящий материал, я сошью для вас такое же, как будто вы в нем родились.

Когда Эльфа увидела это платье, она поняла, что миссис Бэнкс была права.

У Эльфы настолько хорошо было развито воображение, что она легко уловила вдохновение, которое водило рукой Ворта при создании этого платья. Она послала слуг в Лондон за шелком, атласом и тюлем не только для этого наряда, но и для копирования других платьев, увиденных портнихой у этой гостьи.

Вечернее платье, которое на ней было сейчас, представляло собой хорошую имитацию творения Ворта. Оно волнами опоясывало ее стройную фигуру, в отличие от облегающих, платьев, которые заказывала ей мать. Герцог подумал, что девушка удивительно вписывается в обстановку сада.

А когда она произнесла несколько любезных фраз голосом, в котором звучала неподдельная искренность, он поймал себя на том, что размышляет о ее странного цвета волосах, которые совсем не нуждаются в драгоценных камнях, чтобы обратить на себя внимание.

— Я никогда не думал, что меня будут благодарить за то, что я не сделал женщине предложение, — цинично заметил он.

— Я поблагодарю вас, — сказала Эльфа, — когда вы сделаете его мне.

— Вы хотите формального предложения? — спросил он.

— Ну конечно! — улыбнулась Эльфа. — Ведь я должна записать что-то интересное сегодня в свой дневник. Герцог гневно посмотрел на нее.

— Мне кажется, что вы смеетесь надо мной, а это как раз то, чего вам решительно не следует делать.

— Почему? — удивилась Эльфа. — Если бы вы знали, какой переполох наделал ваш визит, вы бы тоже смеялись от всей души.

— У вашей сестры действительно сильная головная боль?

— Нет, конечно, нет! Она была неописуемо счастлива, когда я ей сообщила, что вы с пониманием отнеслись к моим словам, и я даже испугалась, что папа заподозрит неладное.

— Я нахожу все это недостойным, — уныло сказал Сильваниус.

— Я не вижу, в чем вы можете себя укорять, — возразила Эльфа. — В конце концов вас интересовало только поместье Магнус Крофт, и вы его получили.

— И вдобавок своенравную жену! — добавил он.

— Я предупреждала вас, что я не из самых кротких девушек.

— Но вы пообещали мне, что сделаете все, чтобы стать мне хорошей женой, — сказал он и увидел, как искры сверкнули в ее глазах, но не понял, что бы это значило.

— Я действительно сделаю все, что смогу, — сказала она задумчиво, — но вам придется рассказать мне подробно, какой я, по вашему мнению, должна быть на ваших приемах в качестве хозяйки. И, по правде сказать, мне всегда хотелось быть приглашенной на один из них. Говорят, они гораздо интереснее, чем те, что бывают в нашем доме.

— Что вы хотите знать о моих приемах? — резко спросил герцог.

— Только то, что шокировало мою маму и что означает, что они проходят весьма весело! Герцог рассмеялся.

— Какое разочарование! Если вы вновь будете мне пересказывать сплетни стареющих матрон, я вынужден буду сообщить вам, что большинство жителей провинции — стары, помпезны, скучны и крайне глупы!

Герцог неожиданно рассмеялся, прежде чем сказать:

— Я полагаю, Эльфа, что, если это то, что нас ждет в провинции, — нам лучше развлекаться в Лондоне. Она ничего не ответила, и он спросил:

— О чем вы думаете?

— Я лишь подумала, что, раз уж вы называете меня по имени, мне тоже надо знать, как вас зовут.

— Генри Фредерик Сильваниус, — ответил он, — но, так же как и вас, меня все зовут по последнему имени.

Он заметил, что после этих слов Эльфа странно посмотрела на него.

— Сильваниус! — воскликнула она.

— Да. А что в этом плохого?

— Это имя духа деревьев.

— Вы знаете это?

— Ну конечно! Ведь деревья значат для меня так много, а Сильваниус — очень важное божество, и я весьма почитаю его.

Она говорила так вдохновенно, что герцог с удивлением посмотрел на нее.

— Должен признаться, я никогда не думал об этом всерьез. Вообще-то моя первая гувернантка учила меня древней мифологии, но, учась в Оксфорде, я считал древнегреческий слишком сложным языком.

— Как вы могли? Я всегда мечтала выучить его, но папа считал, что для женщины он совершенно необязателен. Вообще-то Сильваниус — бог древнеримского пантеона, но большинство их богов были заимствованы из Древней Греции.

Удивление Эльфы его невежеством было настолько очевидным, что он холодно сказал:

— Возможно, вы сможете отдаться этому увлечению после замужества.

— Я всегда мечтала о двух вещах, — ответила она, — выучить древнегреческий и путешествовать.

— В Грецию, я полагаю?

— И туда, конечно. Но больше всего мне хотелось бы поехать на Кавказ, где, как мне кажется, деревья самые высокие и красивые в мире.

Она говорила так мечтательно и увлеченно, что, казалось, забыла, где и с кем находится.

— Я думаю, что в ближайшее время вряд ли удается посетить Кавказ, — сказал герцог, — но, если вы настолько любите леса, я могу предложить вам Австрию и, конечно, Черный лес.

Эльфа издала какой-то испуганный возглас, а затем, словно вернувшись на землю, сказала:

— Я уверена, что эти места будут скучны для вашей светлости, но надеюсь, что в вашем поместье деревья ничуть не хуже, чем у нас.

— Мне не приходило в голову сравнивать наши леса, но, конечно, я уверен, что мои более красивые.

Она улыбнулась»и он снова имел возможность полюбоваться ямочками на ее щеках.

— Впредь я буду думать, прежде чем сказать вам, правы вы или нет.

— Если вы тактичная женщина, каковую я только и вижу в качестве своей жены, вы, конечно, будете говорить, что я прав, даже когда будете считать, что это не так, — с усмешкой сказал Сильваниус.

— Мне не кажется, что вы действительно этого хотите. Вы представляетесь мне настоящим мужчиной, которого не пугают споры, препятствия и даже сражения, чтобы отстоять свою точку зрения.

Пораженный герцог уставился на нее.

— Что заставляет вас так думать?

Ей показалось, что она и так уже слишком много сказала и даже выдала секрет. Поэтому она быстро ответила:

— Мне просто… так кажется.

— Теперь вы говорите не правду. Что вы обо мне слышали такое, что заставило вас думать именно так? — настаивал герцог.

— Я не слышала… ничего особенного.

— Но, а все-таки, что же вы слышали? На ее лице отразилось сомнение, и ему показалось, что она размышляет, можно ли ему доверять или нет. Он потребовал:

— Скажите мне. Эльфа. Я желаю это знать. Она посмотрела на него своими ясными детскими глазами. Но в этих глазах была такая глубокая мысль, что он понял, как далеко ушло ее сознание от детства.

— Могу ли я… сказать, — ответила она через минуту, — что мне подсказала это моя душа?

— Вы хотите сказать, что вы понимаете меня душой?

— Да, я знаю… какой вы! — загадочно ответила Эльфа.

— Откуда?

— Иногда я очень хорошо понимаю… людей. Я не могу этого объяснить… но я никогда не ошибаюсь. Герцог был заинтригован.

— Что же вы знаете обо мне?

— Пока ничего особенного. Все мои знания приходят мне в голову как озарения. Это так, и я ничего не могу поделать с этим.

Герцог подумал, что это очень странная беседа, с кем бы она ни велась, не говоря уже о молодой девушке, которую он видит всего второй раз в жизни.

— Мне кажется, — сказал он, — нам следует вернуться в дом. Мы достаточно долго гуляли, чтобы я успел сделать вам предложение, а вы ответили на него согласием.

— Кажется, я разболталась. Но я обязательно запишу ваши последние слова в свой дневник.

— Вы действительно ведете дневник?

— Нет… не совсем дневник.

— А что же?

— Я иногда пишу стихи, — задумчиво сказала она, — и записываю мысли и изречения, которые мне кажутся… интересными.

— Полагаю, что это именно то, чем, как полагают люди, занимаются эльфы, — заметил герцог.

Он рассмеялся, удивляясь нелепости своих слов.

— Я не писал стихов с восемнадцати лет, когда впервые влюбился.

— Какая она была?

— Она играла Джульетту в заезжей труппе в Оксфорде, и мне казалось, что она самая прекрасная женщина, какую мне когда-либо доводилось встречать. Я целую неделю каждый вечер ходил на все спектакли, прежде чем решился зайти в ее гримерную.

— И что же произошло затем?

— То, что неизбежно происходит в жизни, — ответил герцог. — Я был разочарован.

— Почему?

— Она была очень опытной актрисой, но ей уже было под сорок, что без грима сразу бросалось в глаза.

— И вы порвали свои стихи, хотя так и не смогли их изгнать из сердца.

Герцог чуть было не спросил ее, откуда она это знает, но сдержался, решив, что и так слишком раскрылся.

— Я уже забыл, насколько глуп был тогда. Вскоре я утопил в вине все свои печали.

Во время своего рассказа Сильваниус видел по выражению ее лица, что она не верит ему. И сам не понимал, почему это задело его.

Они вернулись в дом через террасу.

Герцог с герцогиней ждали их в гостиной. Эльфа была уверена, что вплоть до их с Линчестером возвращения родители отчаянно ссорились.

Она прекрасно знала причину этой ссоры, о чем красноречиво свидетельствовало глубокое разочарование в глазах отца после того, как герцог сообщил ее родителям о том, что их младшая дочь дала свое согласие стать его женой.

— В выходные я устраиваю прием. Затем мне необходимо вернуться в Лондон, но, надеюсь, вскоре мы увидимся вновь.

— Предпочитаете ли вы, чтобы объявление в газеты дал я? — спросил герцог Норталертон. — Или вы сделаете это сами?

— Я был бы благодарен вам, если бы вы смогли взять это на себя, — ответил Сильваниус. — При следующей встрече мы могли бы выбрать наиболее подходящую дату для свадьбы и обсудить ее детали.

Говоря это, он подумал, что чем раньше его лесники смогут освоить Магнус Крофт, тем лучше. Его главный лесничий уже много раз жаловался ему, что там развелось огромное количество птиц и зверей, которых необходимо отстреливать, «Сороки, куницы и белки повсюду, ваша светлость! Я никогда ничего подобного не видел!»— повторял он многократно в прошлый охотничий сезон.

В связи с этим герцогу пришло в голову, что он должен жениться как можно скорее! А чего ждать?

Реальность заключалась в том, что ему хотелось завладеть поместьем как можно скорее.

Он уже направлялся к дверям, когда неожиданно остановился и сказал:

— Мне вдруг подумалось, что если мы собираемся праздновать свадьбу не в городе, то, по-моему, было бы лучше это сделать летом, когда сады выглядят прекраснее всего.

Говоря это, он знал, что герцогиня поддержит его, и, прежде чем кто-нибудь успел вымолвить слово, она радостно воскликнула:

— Ну конечно же! И розы мне кажутся более подходящим фоном для свадьбы, чем, например, лилии.

— Можно и летом, — согласился ее муж. — Но люди могут подумать, что мы слишком торопимся.

Он внимательно посмотрел на герцога Линчестера и добавил:

— Мне кажется, вы хотели бы начать охотиться в Магнус Крофт уже этой осенью.

— Эта мысль тоже приходила мне в голову, — согласился герцог Линчестер.

Герцог Норталертон рассмеялся, и в этот момент всем показалось, что хорошее настроение вновь вернулось к нему.

— Если меня пригласят, я хотел бы увидеть, как вы управляетесь на охоте. Мне всегда казалось, что птицы улетают раньше, чем охотник успевает прицелиться, или летают слишком высоко, чтобы достать их из ружья.

— Я, несомненно, постараюсь настрелять их как можно больше, — сказал герцог. — А что, если назначить свадьбу на начало июля? К этому времени большинство людей уезжает из Лондона в свои поместья.

Эльфа, глядя на сосредоточенное выражение лица матери, подумала, что та в это время подсчитывает, какие цветы распустятся в это время.

— Последняя неделя июня подходит больше, — сказала она.

— Очень хорошо, — согласился герцог Линчестер. — Я уверен, что к этому времени мы успеем закончить все приготовления к церемонии, и я готов полностью доверить это вам.

При этом он одарил герцогиню обворожительным благодарным взглядом.

Стоя в стороне и не участвуя в общем разговоре, Эльфа подумала, что единственный человек, мнение которого никого не интересует, — это невеста. А она могла бы лучше других рассказать Линчестеру, насколько заброшен и полон дичью и зверьем Магнус Крофт.

Она очень любила леса этого поместья и их обитателей. Часто она скакала там на лошади в полном одиночестве, хотя это было нелегко устроить из-за строгих правил отца, восхищаясь красивыми птичками и резвыми зверушками, которых, как она знала, охотники называют «добычей».

Она не хотела, чтобы зверей и птиц убивали.

Эльфа знала, что люди разоряют птичьи гнезда и поедают яйца и ни одна птица не может чувствовать себя безопасно, даже когда поет в небе над Магнус Крофт.

В то время когда герцогиня прикидывала время распускания цветов. Эльфа подсчитывала, сколько времени ей осталось наслаждаться нетронутой дикостью девственного леса.

«Я поскачу туда завтра утром, — подумала она, — пока папа спит и не сможет дать указание не отпускать меня одну».

Тут она заметила, что герцог Линчестер уже уходит и отец провожает его к дверям.

Она знала, что ей надо сопровождать их, и шла сзади, думая, что больше похожа на подружку невесты, сопровождающую новобрачных.

Когда они подошли к дверям, оба герцога остановились, и Линчестер поцеловал ей руку.

— До свидания. Эльфа. Надеюсь вскоре увидеть вас.

Эльфа съязвила:

— Думаю, это неизбежно, ваша светлость. В ее глазах было какое-то странное выражение, и герцог задумался, для кого, по ее мнению, это неизбежно: для него или для нее.

Через несколько минут, сидя в карете, он оглянулся и увидел ее в зеленом платье, стоящую позади своих родителей. Он подумал, что она выглядит неуместно на фоне серых камней замка.

«Она принадлежит лесу», — подумал он, тут же высмеяв себя за излишнюю впечатлительность.

Ему пришло в голову, что Эльфа весьма ловко умеет привлечь к себе внимание, хотя на первый взгляд она и не может соперничать красотой с сестрой.

Он обнаружил, что вновь обдумывает все, о чем они говорили друг с другом.

В конце концов, чем глубже он проникал сквозь налет мистицизма в ее душу, тем сильнее укреплялся в мысли, что она говорила искренне, не стараясь произвести впечатление, а выражая то, что лежит у нее на сердце.

«Очень странно, — думал он, — что такие обычные и неинтересные люди, как супруги Норталертон, произвели на свет столь необычного ребенка».

Потом он вспомнил: Эльфа рассказывала, что ее считают «чэнджелингом».

«Такого просто не бывает», — подумал он.

В то же время он понял, что эта мысль прочно засела у него в мозгу, вызывая в памяти светлые сказки детства.

«Думаю, что уже вскоре после нашего более близкого знакомства я обнаружу, что ее идеи банальны, а она обычна, как и все остальные люди», — подумал он с усмешкой.

Но сейчас он вынужден был признать, что все, что делала или говорила Эльфа, было весьма необычным.

Затем у него возникло странное необъяснимое чувство, что он входит в мир, который не понимает, в который не верит, у которого в действительности нет материальной оболочки.

Он с раздражением признал, что для Эльфы этот мир существует.

Но где и как — он не мог объяснить.

Глава 4

Эльфа медленно вышла из спальни, спускаясь в холл, где, как она знала, ее будет ждать отец.

Она размышляла о том, заметит ли он, что ее свадебное платье столь необычно. Но, ввиду того что он так горько переживал, что не Каролину будет сопровождать под венец. Эльфа решила; что вряд ли отец вообще обратит на нее внимание.

Когда она отправилась с матерью в Лондон покупать свадебный наряд и приданое, то решила, что будет покупать только вещи, которые ей идут, а не те, что положены по этикету невесте.

Она очень тщательно продумала, какое впечатление должна произвести в качестве жены герцога.

Эльфа была уверена, что друзья герцога Линчестера будут удивлены, что из двух сестер он не выбрал ту, которая была известной красавицей.

Эльфа опасалась, что их критика может навлечь на голову Каролины неприятности: отцу может прийти в голову попытаться найти другого претендента на ее руку.

Он был настолько расстроен, что герцог Линчестер сделал Предложение ей, а не его любимой Каролине, что постоянно находился в раздраженном состоянии, которое распространялось и на стартую дочь.

Это особенно мешало Эдварду Далкирку продолжать свои ухаживания, но Эльфа была уверена, что она найдет способ помочь им.

Эльфа также хотела бы предотвратить вероятные разговоры о том, что она не подходит на роль герцогини и от Сильваниуса Линчестера ожидали выбора совсем другой жены.

В то же время ей надо было очень осторожно манипулировать матерью. Поэтому в первую же их поездку в Лондон за покупками нарядов к свадьбе она предложила герцогине:

— Вы знаете, мама, многочисленные томительные примерки надоедят вам. Почему бы вам не отправиться в лондонский ботанический сад посмотреть, что нового там высадили? Мне кажется, что сейчас там должны проходить выставки цветов, которые, я уверена, будут вам намного интереснее.

Герцогиня быстро и с нескрываемым удовольствием согласилась, бросив дочери на прощание совет, чтобы она не ходила по магазинам одна, а взяла с собой старшую служанку.

Ясно, что Эльфа отвергла все наряды, выбранные матерью накануне, и купила совершенно другие, которые, по ее мнению, подходили ей по покрою и цвету.

Сначала самым непреодолимым препятствием казалось свадебное платье, потому что она не собиралась выходить замуж в белом, который, она знала, ей не шел.

К счастью, среди магазинов, куда они заходили, попался один, в котором работала портниха, сумевшая понять, что именно хочет Эльфа. К тому же она некоторое время обучалась в Париже у самого Фредерика Ворта.

У него она научилась делать платья, которые были не просто красивой оболочкой для клиенток»а подчеркивали их индивидуальность. Таким образом, они с Эльфой придумали платье, в котором она выглядела просто великолепно. В то же время оно полностью подходило к необычной внешности Эльфы.

Два дня назад она сказала герцогу на одном из приемов, который давался в их честь:

— Вы не хотите сделать мне подарок?

— Конечно! — воскликнул он. — Но если вы просите об изумрудном колье, подходящем к вашему кольцу, то вы найдете великолепный экземпляр в коллекции фамильных драгоценностей Линчестеров. Эльфа отрицательно покачала головой. Она была удивлена его внимательностью, когда он запомнил ее слова о том, что она равнодушна к бриллиантам, находя их слишком холодными.

Когда герцог подарил ей кольцо с огромным изумрудом, обрамленным бриллиантами, которое сверкало удивительным мистическим светом, она долго разглядывала его, прежде чем спросила:

— Как вы узнали, что этот камень я люблю больше остальных?

— Я не настолько туп, как вы полагаете, — ответил он.

Эльфа посмотрела на него снизу вверх, и Сильваниус впервые заметил, что ее глаза светятся не только золотым светом, но и зеленым.

— Этот цвет имеет… большое значение для меня… и для вас.

— Я рад, что меня тоже упомянули, — сказал он с раздражением, — хотя и последним.

Она рассмеялась в ответ и стала носить это кольцо, хотя и знала, что большинство женщин завидуют ей не потому, что камень прекрасен, а потому, что он очень дорогой.

Наконец она ответила на его вопрос:

— Я не прошу о чем-то дорогом, лишь о букете, с которым я пойду к алтарю.

Герцог был еще больше удивлен, когда она объяснила:

— Папа уже заказал садовникам самые лучшие белые гвоздики, белые розы и, конечно, лилии. Я с ними буду выглядеть у алтаря нелепо, можете мне поверить.

— А что вы хотите вместо них?

— Не думайте, что я не уважаю местные обычаи, но не могли бы вы подарить мне букет зеленых орхидей? В ваших оранжереях они, верно, найдутся.

— Если их там нет, — пожал плечами Сильваниус, — я закажу в Лондоне.

— Благодарю вас, — тихо сказала Эльфа. Хотя он и подумал, что это весьма странный выбор цветов для букета невесты, но ничего не сказал.

Теперь, спускаясь с букетом зеленоватых орхидей, она остановилась перед последним пролетом лестницы, ведущей в холл.

Она увидела отца, с нетерпением ожидающего ее внизу.

Эльфа бросила взгляд на свое отражение в огромном зеркале. Она совсем не похожа была на обычную невесту. Ее платье, свидетельствующее, вне всякого сомнения, о парижском шике, казалось серебряным. Усыпанное бриллиантами, как каплями воды, оно сверкало при каждом движении.

Она казалась нимфой, вышедшей из глубины волшебного пруда, чтобы своим видом поразить простых смертных.

Ее вуаль была из очень тонкого серебряного тюля, модель которой Ворт несколько лет назад предложил для императрицы Евгении.

Вместо герцогской короны, которую ей предложила надеть мать, голову Эльфы украшал венок из серебряных цветов, в чашечке каждого покачивался на тоненькой проволочке бриллиант.

После продолжавшихся несколько недель споров Эльфа выиграла сражение за то, чтобы у нее не было традиционных «подружек невесты».

— Каролина гораздо выше меня, — говорила она, — и если она будет возглавлять процессию из девушек такого же роста, я буду смотреться смешно. Кроме того, Каролина, являясь старшей сестрой, еще не замужем, и для нее будет обидным быть подружкой невесты.

Это стало последним аргументом, который помог ей выиграть сражение, но в то же время он вновь заставил герцога задуматься о том, что его старшая дочь в чем-то ущемлена по сравнению с младшей.

Эльфа шагнула с последней ступеньки.

— Скорее! Скорее! — раздраженно крикнул отец. — Мы давно уже должны быть в церкви.

— Невесту всегда ждут, — ответила Эльфа.

— Чепуха! — бросил герцог. — Если ты заставишь Линчестера слишком долго ждать, он может изменить свое решение, и где ты тогда окажешься?

— С тобой дома, папа! И ты сможешь сохранить Магнус Крофт, — уколола Эльфа.

Герцога это не позабавило. Он схватил Эльфу за руку и втащил в открытое ландо, ожидавшее на улице.

Это была великолепная карета, которой герцог пользовался только на ежегодной церемонии открытия сессии парламента. Эльфа подумала, что на этот раз лакеями в великолепных ливреях и лошадьми с плюмажами на головах смогут полюбоваться разве что деревенские жители.

Лакей поднял длинный шлейф ее платья в карету, захлопнул дверцы, и они медленно тронулись в направлении маленькой церквушки, которая находилась почти сразу за воротами их поместья.

Эльфа взяла отца за руку и с необычным для нее волнением сказала тихим голосом:

— Я грущу, покидая родной дом. У меня было очень счастливое детство, папа, и я всегда буду тебе благодарна за это.

Герцог был поражен ее словами. Помолчав, он сказал:

— Ты странная девочка, Эльфа, и я не хочу обманывать, будто всегда хорошо понимал тебя. Но я рад, что ты теперь займешь высокое положение.

— И я рада, папа.

— Линчестер будет хорошо с тобой обращаться, — сказал герцог. — И хотя репутация у него не из лучших, но он джентльмен, и ты не пожалеешь, что вышла за него замуж.

— Надеюсь, папа.

— Но ты должна вести себя соответственно этому положению, — в голосе герцога появился металл. — Без истерик и ворчания. У мужа есть свои права, и, что бы он ни делал сегодня ночью, ты должна покорно подчиниться его желаниям.

Воцарилось молчание, после которого Эльфа озадаченно спросила:

— Что ты имеешь в виду, папа? Вновь воцарилось молчание, прежде чем герцог сказал:

— Надеюсь, мама говорила с тобой о замужестве?

— Нет, папа.

Герцог издал возглас отчаяния.

— Она должна была это сделать! Невозможно, чтобы она оставила тебя в неведении. Но я полагаю, она думала, что ты все знаешь.

— Знаю что, папа? — недоумевала Эльфа. Казалось, герцог потерял дар речи. Тут карета въехала в ворота церковной ограды, и он раздраженно бросил ей:

— Линчестеру придется самому объяснить тебе все. Известно, что у него достаточно опыта, а ты должна выполнять все, что он пожелает. Ты поняла?

У Эльфы уже не оставалось времени задавать вопросы, а если бы оно и было — герцог не услышал бы их.

Толпа слуг, крестьян и арендаторов обоих поместий громкими криками приветствовала карету. По мере приближения ко входу в церковь эти крики становились все громче.

Маленькая церковь смогла вместить лишь самых близких родственников и друзей.

Было решено, что многочисленная челядь и жители обоих поместий смогут увидеть новобрачных только снаружи. Затем молодежь доберется сама, а старики будут доставлены в Тауэрс, где для празднования бракосочетания молодых господ раскинули огромный шатер. В нем были накрыты длинные столы, ломившиеся от снеди, на которых также было достаточно пива, чтобы они продолжали праздновать еще долго после ухода новобрачных.

Как только Эльфа ступила на землю из ландо, она услышала возгласы восхищения, хотя была уверена, что многие из собравшихся были удивлены ее нарядом.

Она улыбнулась сквозь легкую вуаль многим арендаторам их земель, которых знала лично, не чувствуя и тени смущения, которое, как она знала, должна испытывать невеста.

У нее из головы не выходили непонятные и раздраженные слова отца, произнесенные им в карете, которые весьма озадачили ее. Но она решила забыть о них на время и сосредоточиться на том, что ей сейчас предстоит.

Церковь была набита до отказа.

Краем глаза Эльфа заметила нескольких родственников, с которыми ее отец был в ссоре и которые пришли только потому, что она выходила замуж за герцога Линчестера.

Затем Эльфа увидела своего жениха, который ждал ее и, как она подумала, выглядел самым красивым и нарядным из присутствующих мужчин.

Было заметно, что он смотрит на происходящее цинично, как будто вся свадебная церемония навевает на него скуку.

Затем их взгляды встретились, и она увидела, в его глазах искорку удивления и поняла, что он поражен ее нарядом.

Церемония, которую вел епископ с помощью трех церковнослужителей, была пышной, многословной и весьма затянутой.

Хор был увеличен за счет певчих из личной церкви Линчестеров, которые вынуждены были стоять так тесно, что вызывало удивление, как им удается переворачивать страницы псалтыри.

Они пели от души, но Эльфе подумалось, что не слишком мелодично.

После того как епископ благословил их, герцог подал ей руку, чтобы повести к ризнице, где была Сделана запись о регистрации, к ним присоединилась толпа родственников, отталкивающих друг друга от первого ряда, чтобы занять подобающее их рангу место.

Каролина подошла к Эльфе и откинула вуаль с лица.

— Мама была в ярости, когда увидела твое платье, — прошептала она.

— Я знала, что так и будет, — ответила Эльфа, — но теперь она уже ничего не может поделать!

Каролина улыбнулась. Она была так прекрасна, что Эльфа вновь подумала, не сожалеет ли герцог, что не попросил ее руки, как намеревался с самого начала.

От нее не укрылось, что с первого же мгновения, как Линчестер увидел Каролину на семейном обеде, он не мог отвести от нее взгляда, словно не верил, что в этой провинции, да еще по соседству, могла жить такая прекрасная девушка.

Но Эльфа знала, что Каролина выглядит такой счастливой и сияющей потому, что была уверена, что, если бы ее вынудили выйти замуж за герцога, в ее жизни не было бы ничего, кроме слез, несчастья и глубокого отчаяния.

Герцог поторопился покинуть ризницу, и они вместе вышли, прежде чем родственники успели занять в процессии подобающие их положению места.

Раздались крики приветствий и поздравлений, когда новобрачные появились в дверях церкви, со всех сторон на них посыпались лепестки роз и рис, прежде чем молодые уселись в открытую коляску и выехали из церковных ворот.

— Что мне во всем этом больше всего не нравится, — заявил герцог, как только карета тронулась, — так это рис, который мне швыряют в лицо. Я весь им исколот!

Эльфа рассмеялась.

— Я знаю, что в вашей жизни такого еще не случалось, — сказала она, — и не случится, если со мной не произойдет несчастья и я не умру молодой.

— Надеюсь, ничего с вами не произойдет, — ответил герцог.

Он говорил автоматически, и Эльфа подумала, что, если бы она умерла, он смог бы жениться на ком-нибудь, кого выберет сам, получив наконец обратно в свое владение Магнус Крофт.

Она подумала, что это не те мысли, которые должны приходить в голову девушке в день свадьбы, и, положив букет на сиденье впереди, сказала:

— Спасибо вам за орхидеи. Теперь вы видите, что традиционный свадебный букет был бы здесь не к месту.

— Ваше платье необычно, как и все, что имеет отношение к вам, — заметил герцог.

— Я полагала, что вы одобрите его, хотя Каролина прошептала мне, что мама в ярости. Мне удалось так купить его, что она ничего не знала до последнего момента.

Герцог улыбнулся.

— Вы начинаете пугать меня, Эльфа, — сказал он. — У меня появилось тяжелое чувство, что — не силой, так лаской — вы всегда добиваетесь своего.

— Это неверно, — запротестовала Эльфа. — Мне только иногда удается добиваться успеха. Сегодня, в день своей свадьбы, я должна была выглядеть так, чтобы вы гордились мной.

— И вы добились этого, — ответил Сильваниус. Они прибыли в Тауэрс и вошли в бальный зал, украшенный гирляндами белых цветов и огромными вазами с лилиями.

Мажордом громким, хорошо поставленным голосом объявлял имена и титульностей.

Родственники приехали раньше молодоженов, и Эльфа заметила, что ее родня весьма горячо поздравляла герцога, в то время как его близкие были крайне сдержанны в отношении нее.

Она удивилась, что так много людей знали или догадывались о подлинных мотивах этого брака.

После того как множество провинциальных вельмож закончили свои поздравления новобрачным, настала очередь друзей, многие из которых не затруднили себя поездкой в церковь, а прибыли прямо на торжество.

— Лорд и леди Девхерст! — провозгласил мажордом. Очень хорошенькая женщина положила обе руки на плечи герцогу.

— Сильваниус! — воскликнула она. — Я надеюсь, ты будешь очень, очень счастлив. Как я могу пожелать тебе другого?

— Спасибо! — ответил герцог и поднес ее руку к своим губам.

Если из слов леди Девхерст Эльфа и не поняла, что это была одна из любовниц ее мужа, то критический, оценивающий взгляд дамы, брошенный в ее сторону, сказал об этом весьма красноречиво.

Затем свои поздравления и пожелания счастья выразили еще две очень хорошенькие женщины, которые, как заподозрила Эльфа, играли аналогичную роль в жизни ее мужа.

Потом она услышала мажордома, провозглашающего:

— Граф и графиня Уолшингем!

Это имя Эльфа ждала. И хотя она была почти уверена, что графиня не приедет на эту свадьбу, та была здесь.

Эльфа сразу заметила, что красотой она напоминала Каролину.

Графиня была так же высока и стройна, но волосы у нее были цвета спелой пшеницы, а глаза — темно-синие.

Черты , с лица были совершенны, так же как и фигура. А судя по тому, как она была одета, становилось ясно, что графиня собиралась блистать на этой свадьбе.

Во всем синем, в соответствии с цветом своих глаз, графиня сверкала бриллиантами, которые обвивали ее шею, горели в ушах и на пальцах, струились по запястьям рук, а платье блистало драгоценными камнями, Она остановилась на мгновение перед герцогом и проницательно посмотрела на него. Затем интимным вкрадчивым голосом, обращенным только к нему одному, сказала:

— Дорогой, драгоценный Сильваниус! Я знаю, что мы не сможем забыть друг друга никогда, и особенно — сегодня ночью!

Герцог без слов поцеловал ей руку, и она перешла к Эльфе. Теперь в ее темно-синих глазах было совершенно другое выражение, и Эльфа инстинктивно почувствовала ту же смутную тревогу, как и тогда, когда впервые при ней произнесли это имя. Ей казалось, что от этой прекрасной женщины в синем платье исходит опасность.

Графиня ничего не сказала, даже не протянула руки.

Она едва взглянула на Эльфу, верхняя губа у нее презрительно дернулась, и она прошествовала дальше.

Герцог, который приветствовал в это время ее супруга, ничего не заметил, но Эльфа почувствовала, что нет необходимости говорить ей, что она встретила врага и война объявлена.

Прием поздравлений продолжался томительно долго и казался бесконечным. Затем жених и невеста вышли из бального зала и прошествовали в шатер, где их приветствовали криками радости и поздравлений работники и арендаторы, которые к этому времени уже изрядно закусили и еще больше выпили.

Герцог сказал короткую речь, встреченную взрывами хохота. Затем говорили много тостов в их честь, а перед возвращением новобрачных в зал спели заздравную.

Все гости собрались, чтобы пожелать им счастливого пути.

Герцог высказал предположение, и Эльфа согласилась, что им не стоит совершать долгий путь в поместье супруга сразу же после утомительной свадебной церемонии.

Было решено, что они переночуют в Честер-хаузе, а затем отправятся во владения Линчестера.

— У меня там приготовлены отличные лошади, — сказал он. — Я решил, что мы получим большое удовольствие от скачек, особенно по скаковому кругу, который я построил по всем законам — с препятствиями и рвами — и который не уступает национальному ипподрому.

— Я с удовольствием займусь этим, — ответила Эльфа.

Ей показалось, что Сильваниус думает не столько о ее развлечениях, сколько о своих. Но пребывание в соседнем имении, ставшем теперь для нее родным домом, привлекало ее гораздо больше, чем путешествие за границу.

Она была уверена, что герцог будет умирать со скуки при посещении музеев древнеримского искусства и исторических развалин.

Будто подслушав ее мысли, герцог продолжал:

— На время нашего пребывания во владениях я пригласил погостить своего друга Гарри Шелдона. Он прекрасный наездник, и мы сможем устроить настоящее состязание.

— Я с нетерпением буду ждать этого, — улыбнулась Эльфа.

До сих пор со времени помолвки им считанные минуты удавалось оставаться наедине.

Они встречались в Лондоне на званых обедах у родственников герцога, на приемах, куда их обоих приглашали, изредка Сильваниус приезжал в Алертон-тауэрс встретиться с родителями Эльфы.

При первой возможности он старался уехать задолго до того, как начинали разъезжаться остальные гости, и она не винила его за это.

Эльфа понимала, что так мало еще знает его: ничуть не больше, чем после их первой встречи на дороге, когда герцог Линчестер ехал делать предложение Каролине.

Вскоре они добрались до Честер-хауза, где оба почувствовали себя крайне усталыми после многочисленных приветствий, улыбок и рукопожатий.

После помолвки Эльфа лишь дважды была в Честер-хаузе, который находила одним из самых прекрасных замков — много лучше, чем их Тауэрс.

С первого мгновения, как она его увидела, Эльфа почувствовала радость, не только потому, что сам замок был очень красив и великолепно устроен, но и потому, что сзади его обрамлял огромный лес, как оправа драгоценный камень.

Она знала, что единственное, чем ей хочется заняться, — это изучением леса. Ей казалось, что деревья зовут ее, Но сначала ей пришлось восхищаться картинами, хрусталем, старинной мебелью, которая составляла фамильную гордость, и огромной коллекцией китайского фарфора и греческих статуй, которыми был заполнен дом.

Но на что бы ни смотрела Эльфа, взгляд ее упорно возвращался к зеленеющему лесу, который, казалось, загипнотизировав, манил ее к себе.

Когда они въехали в ворота владения и уже приближались к дому, герцог сказал:

— Боюсь, что вам предстоит выполнить еще один нелегкий долг. Я должен представить вам моих слуг, а затем мы отправимся отдыхать, возблагодарив господа за то, что все это кончилось.

Эльфа улыбнулась, но после того, как ей пришлось более тридцати раз пожать руки, она была рада отправиться наверх в сопровождении служанки.

Ей показали самую великолепную спальню, которую ей когда-либо доводилось видеть и которая, как ей сообщили, всегда была спальней герцогинь Линчестер.

Она была отделана на французский манер с огромными канапе в стиле Людовика XIV, с кроватью под балдахином, изысканными комодами, картинами французских мастеров на голубых с золотом стенах. Все это заставило Эльфу почувствовать, будто она вошла в картину Фрагонара и стала ее частью.

Служанки помогли ей раздеться, и она села в кресло, оставшись в чудесной ночной рубашке в ожидании приготовляемой ванны.

Она впервые за этот насыщенный впечатлениями день вспомнила о странном разговоре с отцом по дороге на церемонию бракосочетания.

Что он имел в виду, думала она, говоря, что мать должна была рассказать ей о значении замужества? И еще он говорил, чтобы она не устраивала истерики и позволила мужу делать все, что он пожелает этой ночью, — все это вновь и вновь прокручивалось в ее мозгу.

Неожиданно ей пришло в голову, что, возможно, замужество с герцогом влечет за собой не только обязанности хозяйки его дома при приеме гостей, но требует от нее еще чего-то, чего она не знает.

Ей ни разу с момента, когда она попросила его жениться на ней вместо Каролины, не приходило в голову, что брак предполагает определенные интимные отношения между супругами.

Эльфа была совершенно невинна по той простой причине, что отношения между мужчиной и женщиной никогда не обсуждались в ее присутствии и ей никогда не снились потаенные сны об отношениях между двумя человеческими существами и их чувствах.

Она знала, конечно, что Каролина позволяет Эдварду целовать себя, потому что они любили друг друга. Это было правильно и прекрасно — ведь они были влюбленными.

Сейчас Эльфа поняла ужас Каролины перед замужеством с кем-нибудь другим, так как вспомнила, с каким страхом и отвращением та думала, что ее может поцеловать кто-либо другой.

Эльфа сказала себе, что раз герцог до сих пор не попытался ее поцеловать, то теперь он вряд ли будет делать это, так как у нее отныне обручальное кольцо на руке.

И все-таки она ощущала смутное беспокойство: что отец подразумевал под тем, что может ее заставить нервничать и испугаться?

Однако для дальнейших размышлений уже не оставалось времени, так как ей пора было отправляться принимать ванну, иначе она опоздает к ужину с герцогом. А это, по ее убеждению, будет плохим началом их супружеской жизни, так как она знала, что герцог просто помешан на пунктуальности.

От ее внимательного взгляда не укрылось, что все в доме было организовано безупречно: сочетание великолепного вкуса с необходимостью обязательного комфорта.

«Здесь все само совершенство, — подумала она, — и он ждет от меня, что я тоже буду само совершенство».

Она выбрала одно из своих лучших платьев, которое тоже было зеленым, но — светлого тона, как первая весенняя трава. У него был тюлевый воротник с оборочками по краям, который, охватывая ее плечи, оттенял кожу цвета белой магнолии в обрамлении позолоченной бронзы волос.

Она не надела никаких драгоценностей, кроме обручального кольца, и, когда вошла в комнату, где ее ожидал герцог, ему пришло в голову, что ее глаза в свете пламени свечей горят, как изумруды.

— Бокал шампанского? — спросил он, когда она приблизилась. — Мне кажется, вы заслужили его.

— Благодарю вас, да, — ответила Эльфа. — Я не ожидала, что на свадьбу соберется так много людей.

— Все это лишь из любопытства, — сухо сказал герцог.

— Я могу понять их, — сказала Эльфа, — так как здесь слишком мало развлечений, разве что цирк, который приезжает раз в год, да огромный костер в ночь Гая Фокса .

Герцог улыбнулся.

— Я думаю, мы увеличили количество развлечений для местных жителей.

— Я уверена в этом! Мы дали им пищу для пересудов как минимум еще на полгода.

— Здесь, в глуши, так оно и будет, но в Лондоне это событие будет обсуждаться не больше недели.

— Потому, что вы женились на мне?

— Потому, что я вообще женился, — усмехнулся Сильваниус.

— Мне показалось, что некоторые хорошенькие женщины, приехавшие из Лондона, были несколько удивлены вашим решением, — заметила она. — И, наверное, выбором жены, Герцог бросил на нее сердитый взгляд, так как в ее словах ему послышался сарказм.

Затем, сделав вид, что она заставила его обороняться, сказал:

— Я принял меры предосторожности, предупредив тех, кто мог быть этим недоволен. Если они ожидали, что в последний момент я передумаю, они были разочарованы.

— Это был героический поступок, — ответила Эльфа. — Папа с трудом верил, что вы можете на него пойти.

— Если бы я не сделал этого, ваш отец не отдал бы Магнус Крофт. Он подписал документы на приданое только после того, как я поставил свою подпись в книге регистрации на алтаре.

Эльфа усмехнулась.

— Мой отец всегда был, как говорят шотландцы, «хитрюгой», и его крайне бы расстроило, если бы вы, прихватив приданое, оставили меня с носом.

Мажордом пригласил их к столу, за которым обсуждали массу интересных вещей, которые, как считал герцог, женщину не могут интересовать.

Он привык, что обед наедине с женщиной превращается всегда в своеобразную дуэль на словах, которые призваны подогревать нарастающее, почти не скрываемое страстное чувство: каждое слово имеет двойной смысл, и каждая пауза означает обмен взглядами, которые говорят больше слов.

Эльфа же говорила с ним о лошадях и деревенских событиях, делая это неожиданно интересно и остроумно.

Рассказывая ей о своих впечатлениях от поездок за границу, Сильваниус обнаружил, что она слушает с неподдельным вниманием и задает умные вопросы, на которые, к его радости, он мог дать исчерпывающие ответы.

В общем, он с удивлением открыл для себя, что провел время в ее обществе неожиданно интересно.

Только к концу ужина Сильваниус обнаружил, что больше говорит с женщиной, которая стала его женой, а не с Гарри, перескакивая с одной темы на другую, находя каждую последующую интереснее предыдущей.

После ужина они вновь вернулись в гостиную.

— Завтра утром немного прогуляемся на лошадях? — спросила Эльфа.

— Мне хотелось бы, — ответил герцог, — если вы не слишком устали.

— Конечно, я не устала, но сейчас мне кажется разумным отправиться в постель. Это был слишком длинный день.

— Согласен с вами.

Пока Эльфа раздумывала, желать ли ему спокойной ночи, герцог, к ее удивлению, направился к столику со спиртными напитками за рюмкой бренди.

— Я не слишком задержусь, — сказал он, — чтобы вы не успели заснуть.

Эльфа бросила на него удивленный взгляд, а затем направилась в холл, из которого лестница вела на второй этаж в ее спальню.

Ожидавшая служанка помогла ей снять платье и надеть великолепную ночную рубашку, купленную специально для свадьбы, — а Эльфа все это время размышляла о словах герцога.

— Вас причесать, ваша светлость? — спросила служанка, когда она вынула из волос все заколки и они золотым водопадом рассыпались по плечам.

— Нет, благодарю вас, — ответила Эльфа. Служанка подождала, пока она не ляжет в постель и не устроится уютно на мягкой перине. Эльфа отметила, что все белье отделано тонкими кружевами.

Погасив все свечи, кроме маленького канделябра рядом с ее постелью, девушка присела в реверансе, сказав напоследок:

— Спокойной ночи, ваша светлость. Желаю вам провести счастливую первую брачную ночь!

В том, как служанка произносила эти слова, прозвучал какой-то скрытый смысл, как показалось Эльфе.

И вдруг ей стало страшно.

Раздеваясь, она заметила дверь, которая, несомненно, вела в спальню герцога, а в другом конце комнаты будуар.

Весь странный разговор с отцом вновь всплыл в ее памяти. К нему добавились слова герцога:

— Я не слишком задержусь, чтобы вы не успели заснуть.

Ведь это значит, что он придет сейчас к ней!

Только пожелать доброй ночи? Или он собирается остаться у нее?

Эльфа знала, что супруги спят вместе в одной постели, но ей ни разу не пришло в голову, что герцог может спать с ней — ведь он женился только для того, чтобы получить назад проигранный когда-то его отцом Магнус Крофт.

Что еще он может захотеть, на что намекал несколько раз отец с раздражением и смущением одновременно?

Увидев графиню Уолшингем, она поняла, какой интерес эта женщина может вызывать у мужчин, ведь она действительно была очень красива.

Эльфа также не осуждала герцога за то, что он женился на ней из-за поместья: женитьба была платой за возвращение владений и восстановление добрых отношений между соседями.

Но Эльфа искренне думала, что это замужество не приведет к тому, что он будет прикасаться к ней, потому что они не любили друг друга, а без любви она не могла бы этого позволить.

Она услышала за стеной шаги герцога. «Он разденется у себя и придет через соединяющую их спальни дверь ко мне», — поняла Эльфа.

Она посмотрела вокруг, ища место, где можно было бы спрятаться.

Можно под кроватью, но она будет выглядеть смешной, когда он найдет ее.

Выскользнув из-под одеяла. Эльфа подошла к двери и остановилась, оглядываясь вокруг.

На этом этаже было еще немало других комнат, но Эльфа понимала, пищу для каких сплетен и пересудов даст она слугам, когда они найдут ее там. А вскоре рассказ об этом дойдет до Тауэрса.

— Что делать? Что делать? — в отчаянии шептала она.

Если бы у нее было время, она поговорила бы с герцогом и объяснила ему свои чувства. Но не сегодня ночью, когда они оба очень устали и у нее нет времени сосредоточиться, чтобы обдумать все, что сказал отец.

Шторы — она спрячется за ними!

Вдруг ее осенила неожиданная идея.

В дальнем углу комнаты стоял тонкой работы миниатюрный платяной шкаф. Он был слишком мал для одежды, скорее всего его поставили только для украшения интерьера. Его верх был отделан резьбой, изображающей резвящихся купидонов, и венчался герцогской короной.

С места, где она стояла. Эльфа заметила, что верхняя панель шкафа, украшенная резьбой на целых полтора фута , возвышается над его крышкой.

Она обошла его, затем, не отдавая себе отчета в том, что делает, ведомая лишь бессознательным порывом, встала на стул и легко, словно вспрыгивая на лошадь, как на крыльях, вспорхнула на крышку шкафа.

Как она и ожидала, крышка была ниже резной декоративной панели, и ей, миниатюрной и хрупкой, удалось легко спрятаться за ней и стать незаметной «

Она только пожалела, что не сообразила взять с собой подушку.

Но в этот момент она думала не о комфорте, а лишь о необходимости спрятаться, тем более что на шкафу для нее было вполне достаточно свободного места.

В тот момент, когда открылась дверь соседней спальни герцога, у нее в голове пронеслась мысль, что ее сердце бьется так сильно не от волнения, а от безотчетного страха.

Она не смела поднять головы, боясь быть замеченной, но была уверена, что герцог вошел в комнату.

Эльфа услышала, как он закрыл за собой дверь, затем раздались его тихие шаги в мягких домашних туфлях. Видимо, он направился к постели.

Потом она поняла, что он стоит перед кроватью в нерешительности, пораженный тем, что нашел ее пустой.

Она ждала, что герцог развернется и уйдет, но, судя по тихому шороху белья, поняла, что он лег в постель!

Теперь Эльфа поняла, что он ждет ее возвращения, и лихорадочно размышляла, как долго он выдержит в одиночестве.

И так как ей ничего другого не оставалось, как ждать, потому что выглянуть она боялась из-за опасности Произвести малейший шум, который мог услышать герцог, она осторожно и тихо сложила ладошки вместе и подложила их под голову.

» Он уйдет через минуту-другую «, — сказала она себе и закрыла глаза.

Глава 5

Эльфа убегала от преследователей. Вот ее настигли, чьи-то жадные руки протянулись к ней, и она вскрикнула, ожидая их прикосновения к своему телу… Она почувствовала резкую боль и проснулась. Еще в полусне Эльфа привстала и замерла, ничего не понимая. Где она и что происходит?

Она обвела взглядом незнакомую комнату, а затем увидела герцога, который, приподнявшись на локтях на кровати, пораженный, смотрел на нее.

После минуты гробового молчания он произнес:

— Какого черта вы там делаете?

Эльфа еще не проснулась и поэтому сказала правду;

— Я спряталась здесь… я… боялась.

— Меня?

— Да.

Герцог сел на кровати и в крайнем изумлении уставился на нее, выглядывающую из-за резной панели наверху шкафа.

Свет от свечей играл не только на позолоченных фигурах орнамента, но и в волосах Эльфы, зажигая их золотым огнем на фоне темной стены.

— Не могу понять, — сказал герцог после минутного раздумья, — чем я вас мог напугать.

— Папа… сказал…мне по дороге… в церковь… — начала она, но смущенно смолкла.

— Что он сказал?

— Что у моего мужа есть права, и, что бы… вы ни делали… этой ночью… я должна подчиниться.

— Вы поняли, о чем он говорил?

— Нет, но он сказал, что мама должна была рассказать мне о замужестве.

Герцог, еще более пораженный, уставился на нее.

Ему не могло даже прийти в голову, что женщина, на которой он женится, может оказаться настолько невинной в этом вопросе.

Те, которых он встречал в своей жизни, были весьма изощренны и опытны в искусстве любви.

Сейчас Сильваниус признался себе, что вел себя как последний идиот: мог бы и догадаться, что Эльфа сильно отличается от них, и ему следовало поговорить с ней об этом до свадьбы.

Он молчал, и Эльфа через некоторое время произнесла с сомнением в голосе:

— Мне казалось, что… если я спрячусь этой ночью, то мы… потом сможем поговорить спокойно.

— Это, конечно, мудрая мысль, — сказал герцог. — До сих пор у нас не было достаточно времени, чтобы обстоятельно поговорить.

Помолчав, Эльфа сказала:

— Я думала, что, когда, ., мы поженимся, вам… от меня… не нужно будет ничего, кроме как… быть хозяйкой в вашем доме и вашей женой… на публике.

— Почему вы так решили? — грубо бросил герцог.

— Потому, что папа сказал, что… ваши интересы лежат… в другой области, а я знаю, что вы влюблены в прекрасную леди Уолшингем.

Герцог нахмурился.

— Я не могу поверить, что ваш отец сказал вам нечто подобное!

— Он не назвал ее имени, но другие люди намекали мне, что именно она значит для вас много, и, когда я увидела ее сегодня, я поняла, что… вы чувствуете.

Герцог еще больше нахмурился.

— Нам не следует это обсуждать, — его начал раздражать этот разговор.

— Почему? — спросила она. — Мы поженились не по любви, вследствие этого я не ожидала, что вы придете ко мне… в постель… или захотите… трогать меня.

— Вы говорите так, будто вы не хотели бы, чтобы я делал это.

— Я не люблю, когда люди… прикасаются ко мне, — просто ответила Эльфа, — и хотя я знаю, что мужчины и женщины… целуются, они… делают это только… по любви.

От наивности ее ответа у герцога перехватило дыхание, и, не придумав достойного ответа, он сказал спустя минуту:

— Я думаю, абсурдно продолжать сейчас дискуссию, и мне представляется, что вы чувствовали бы себя намного удобнее, спустившись со шкафа.

Он увидел, что Эльфа колеблется, и быстро произнес:

— Даю вам слово, что не прикоснусь к вам. Эльфа посмотрела вниз и сказала:

— Я спущусь, как вы предлагаете, но не будете ли вы так любезны закрыть глаза или, что еще лучше, вылезти из постели и повернуться ко мне спиной?

— Зачем еще? — удивился Сильваниус, Ему показалось, что он вновь увидел ямочки на ее щеках, когда она ответила:

— Я полагаю, что когда я забиралась сюда, то представляла собой не самое эстетичное зрелище, и, когда я буду спускаться, оно вряд ли сильно изменится к лучшему.

— Я вас понял, — сказал герцог, — и сделаю и то, и другое: закрою глаза и вылезу из постели.

— Благодарю вас.

Она перегнулась через панель, спустила ноги сначала на стул, а потом спрыгнула на пол.

Когда она повернулась к герцогу, то увидела, что он сдержал свое слово и стоит в шелковом халате спиной к ней, глядя на камин, усыпанный белыми цветами.

Эльфа пересекла комнату и забралась в постель, закутавшись до самого носа в расшитое кружевами одеяло.

— Теперь вы можете смотреть, — сказала она.

Герцог повернулся.

Она выглядела маленькой, нежной и беззащитной в этой огромной кровати, и ему показалось, что пылающие волосы, ниспадавшие на плечи, делают ее похожей на сказочную принцессу, которая пришла из леса в человеческое жилище.

Он подошел к ней и сел на стул рядом с кроватью.

— Уверен, что здесь вам намного удобнее, чем на шкафу, — произнес он.

— Я была так испугана, что забыла побеспокоиться о своих удобствах, — ответила Эльфа. — Я уснула сразу, как только почувствовала себя в безопасности, — наивно призналась она.

Герцог улыбнулся, и сердитая складка у него на лбу разгладилась.

— Несомненно, я не предполагал, что моя невеста окажется на такой высоте, — усмехнулся он. — Вероятно, шкаф — ближе всего к деревьям.

Эльфа смущенно улыбнулась и ответила:

— Это было глупо… с моей стороны… так испугаться.

— Но это можно понять в данных обстоятельствах. Герцог посмотрел на нее долгим взглядом.

— Ну и как же мы должны теперь вести себя в отношении друг друга?

Он увидел, как по ее лицу пробежала тень беспокойства, прежде чем она ответила:

— Я хотела бы вести себя правильно и… быть хорошей женой, но быть хорошей женой для меня зависит от того, что… под этим понимать.

Герцог собирался сказать ей, как это должно быть на самом деле, но потом передумал.

— Я намерен предложить. Эльфа, — сказал он, — чтобы мы лучше узнали друг друга прежде, чем перейдем к интимному содержанию нашего брака.

Он увидел вспыхнувший свет в ее глазах, и она спросила:

— Это означает, что… вы не… будете прикасаться ко мне?

— Ни за что, прежде чем вы не попросите меня об этом, — поклялся Сильваниус.

— Это именно то, что бы я хотела, — сказала она, — и так как я восхищена вами и мне доставляет удовольствие разговаривать с вами — думаю, нам будет весьма интересно проводить время вместе. Действительно, я думаю, мы можем быть счастливы.

— И я на это надеюсь, — сказал герцог, — но предлагаю, чтобы впредь, если вас что-то испугает, особенно с моей стороны, вы вместо того, чтобы прятаться, просто скажете мне об этом.

Эльфа улыбнулась ему.

— Я обещаю. Я очень сожалею, что не дождалась вас, чтобы нормально поговорить, как должна была сделать. Герцог поднялся.

— Ну а теперь вам надо заснуть, день выдался нелегким, — сказал он. — И должен признаться, что я тоже весьма устал.

— Утром мы отправимся на прогулку на лошадях? — спросила Эльфа.

— Если вы, конечно, не проспите…

— Я не просплю. Здесь так много интересного, особенно деревья, — восторженно сказала она.

— Вы не забыли, что мы предполагали выехать в поместье завтра утром или на следующий день?

— Это так необходимо?

— Боюсь, что многим покажется странным, если мы не поедем, но мы ни коим образом не обязаны жить там слишком долго, а когда вернемся, я покажу вам деревья, которые я люблю с самого детства.

— Конечно, они являются частью вашей жизни, — заметила Эльфа, — где же еще Сильваниус может чувствовать себя как дома!

Герцог рассмеялся.

— Спокойной ночи. Эльфа!

— Спокойной ночи, Сильваниус!

Пока они разговаривали, она свернулась клубочком в постели, закутавшись в одеяло, и, будто почувствовав, что она просит его об этом, герцог шагнул вперед, чтобы задуть свечи. Прежде чем погасла последняя, он увидел, что ее глаза уже закрыты.

— Благодарю… вас, — еле расслышал он затухающий шепот, когда уже подошел к двери.

Когда на следующее утро они выехали из Честер-хауза, у нее было чувство, что ее с корнем вырвали из родных мест.

Предыдущим днем, пока герцог был занят с секретарем разбором каких-то бумаг, ей удалось совершить краткую прогулку по лесу, и она нашла его великолепным, волшебным и не похожим ни на какие леса, которые она видела прежде.

Но для подробного изучения леса у нее было слишком мало времени.

Она только поняла, что, как никогда прежде, ощущает магнетизм этих деревьев и, как обычно, слышит их музыку. Она складывалась из шума ветра в кронах деревьев, тихого шелеста листьев и едва различимого гула движения соков по ветвям.

» Мне бы не хотелось уезжать «, — сказала себе Эльфа, бегом возвращаясь в дом, уверенная, что гуляла дольше, чем собиралась.

К счастью, герцог не заметил, что Эльфа уходила, чему она была рада, так как у нее не было желания объяснять ему, где она была.

Сильваниус мог спросить о том, что она чувствовала в лесу, а ей казалось, что она не сможет как следует объяснить охватившие ее ощущения, а мужу не удастся понять ее.

Теперь, покачиваясь в самой современной карете, запряженной холеными породистыми лошадьми, она начала считать дни до возвращения в Честер-хауз.

Эльфа обратила внимание на то, что герцог выглядел весьма элегантным, когда с удовольствием накануне показывал ей дом и сад. Она поняла, что он любит свои владения и гордится ими.

За обедом они говорили о многих вещах, включая мифологию, о которой Сильваниус завел разговор, несомненно, только потому, что хотел угодить ей.

При этом Эльфа обнаружила, что он знает о богах и божествах греков и римлян гораздо больше, чем ей казалось, и они даже проспорили об их влиянии на последующие цивилизации, не заметив, как обед кончился.

В зеленом дорожном платье с гармонирующим коротким жакетом, в маленькой шляпке с зеленой ленточкой, завязанной под подбородком, Эльфа выглядела, на взгляд герцога, весьма хорошенькой, по крайней мере не похожей на всех других женщин, которых он возил в своей карете до этого.

Ему доставило удовольствие то, что она оценила его лошадей. И он заслужил ее благодарность, которая выразилась в возгласе восторга, когда сообщил ей, что отправил Ласточку и других лошадей вперед, чтобы они ждали их в охотничьем домике.

— Как мило с вашей стороны было позаботиться об этом! — воскликнула она. — Я боялась, что брать с собой Ласточку будет слишком хлопотно, а мне так хотелось проскакать на ней, преодолевая препятствия, по вашему скаковому кругу.

— Ну конечно, вы сможете сделать это, — согласился герцог. — Но, кроме того, я выслал туда еще дюжину своих скакунов, с которыми намерен выиграть все скачки — забег за забегом.

— Я постараюсь опередить вас, — сказала Эльфа, — и позвольте мне добавить, что Ласточка — самая быстрая кобыла в папиной конюшне.

— Вызов принят, — торжественно провозгласил герцог.

На первый ночлег за время поездки они остановились в доме, который у герцога арендовал его друг.

Он был довольно интересным, но, по мнению Эльфы, слишком серым. В парке было слишком мало деревьев, а природа вокруг дома была унылой и неинтересной.

Они прекрасно провели время за обедом, и Эльфа вновь подумала, как хорошо говорить с человеком, который тебя внимательно слушает, а не старается опровергнуть любые твои мысли и подавить твою точку зрения, как обычно это делал ее отец.

Когда они отправились спать. Эльфа отметила, что ее поместили в просторную комнату с большой кроватью, в то время как герцог устроился в маленькой комнатке, которая обычно наверняка служила гардеробной.

Дверь, соединяющая их комнаты, была открыта, и Эльфа предложила:

— Если вам будет удобнее в большой кровати, я готова поменяться местами.

Сильваниус посмотрел на нее странным взглядом, прежде чем ответил:

— Я полагаю, вы понимаете, что мы проводим медовый месяц и все думают, что мы спим вместе.

— Я понимаю, что именно из-за этого вы выбрали себе эту комнатку, но я прекрасно высплюсь и в маленькой, в то время как вы можете расположиться в большой кровати.

Герцог собирался сказать ей, что существует лучшее и более очевидное решение этой проблемы, но подумал, что может опять напугать ее и нарушить заключенный между ними договор.

— Вы забыли, что я был солдатом, — сказал он вместо этого, — и могу заверить вас, что в армии мне приходилось довольствоваться и более неудобным ложем.

Он подошел к двери и сказал, как и во все предыдущие ночи:

— Спокойной ночи. Эльфа! Добрых снов. Мы тронемся рано утром, так как я намерен прибыть в охотничий домик к обеду.

— Я буду готова вовремя, — пообещала Эльфа. Но дверь между их комнатами уже закрылась, и она не была уверена, что ее ответ был услышан.

Охотничий домик герцога, который Эльфа представляла себе совсем маленьким, оказался на самом деле внушительным строением в георгианском стиле. Когда она увидела его, ей пришло в голову, что она уже могла бы понять, что все дома герцога великолепны и изысканно обставлены.

» Даже представить себе невозможно, — подумала Эльфа через несколько дней жизни в герцогском доме, что можно было бы пожелать еще для большего комфорта «.

Она предполагала, что, когда Гарри Шелдон присоединится к ним, старые друзья забудут о ней и будут воспринимать лишь как обузу.

Но вместо этого она обнаружила, что если Гарри — привлекательный и интеллигентный человек — и привнес что-нибудь в их семейную жизнь, то лишь оживление и дополнительную энергию.

Он вел себя с ней точно так же, как и со своим другом Сильваниусом. Отнюдь не игнорируя ее, именно Гарри делал ей комплименты, восхищаясь ее ездой на лошади, ее платьями и особенно ее быстрыми и точными репликами во время словесной пикировки за едой.

Эльфа не подозревала, что однажды, когда она уже отправилась спать, Гарри сказал другу:

— У твоей жены есть мозги, Сильваниус, и я полагаю, что ты этого не ожидал.

— Она мыслит даже слишком оригинально. — пожаловался герцог. — Я никогда не знаю, что она ответит на мой вопрос, и должен признать, что ее оригинальность частенько ставит меня в тупик.

— Она, конечно, отличается от обычных женщин, с которыми всегда знаешь наперед, что они ответят, — заметил Гарри.

Герцог вспомнил, что именно на это он жаловался, когда Гарри спросил его, почему ему так быстро надоедают любовные приключения.

Однако он не собирался ни с кем обсуждать Эльфу, а меньше всего с Гарри, и весь разговор старых друзей перед сном вертелся вокруг предстоящей на следующий день скачки, которая так волновала Эльфу.

Гарри был слишком тактичным человеком, чтобы задавать вопросы об их интимных отношениях, но был достаточно наблюдательным, чтобы не заметить, что Эльфа относится к своему мужу с доверием и простотой ребенка.

Между ними не было той близости, которая неизбежно возникает между супругами, даже женившимися без любви.

» Она восхищается им, она прислушивается ко всему, что он говорит, — размышлял Гарри. — Но она так же вела бы себя с братом или даже со своим отцом «.

Это удивляло его, но он оставил свои мысли при себе.

Гарри пробыл с ними в охотничьем домике неделю, и все это время Эльфа веселилась и наслаждалась жизнью как никогда раньше.

Ей нравилось скакать на лошади, преодолевать препятствия на беговом круге и принимать участие в состязаниях, в которых она пришла второй после герцога, а также в скачках на время, которые она выиграла, потому что джентльмены, как истинные кавалеры, дали ей фору на старте.

Каждый день был настолько насыщен различными развлечениями и спортивными состязаниями, что она засыпала, едва коснувшись головой подушки, и в буквальном смысле не имела свободной минуты, чтобы поразмышлять о герцоге как о муже, а не только как о друге и хозяине дома.

И лишь в последний день Гарри сказал нечто, что обеспокоило ее.

Они приехали с очередной прогулки на лошадях, и герцог оставил их наедине, вынужденный уйти на встречу с кем-то из соседей.

Эльфа сидела в кресле в своем шелковом зеленом платье с большим бокалом лимонада в руке. Глядя на нее, Гарри подумал, что она очень привлекательна, как уникальное сокровище, которыми был наполнен дом.

Она заметила его взгляд и, слегка поджав губы, спросила:

— О чем вы думаете? Я сделала что-то не так?

— Наоборот, — возразил Гарри. — Я лишь думал, что вы очень подходите Сильваниусу.

— В каком смысле?

— Как жена, конечно.

Он заметил странное выражение, появившееся при этом у нее на лице, и спросил:

— Вы сами в этом не уверены?

— Я точно не представляю, какую жену Сильваниус хотел бы иметь. А он сказал мне, будто вы осведомлены, что я лишь часть его владений размером в десять тысяч акров, — искренне сказала Эльфа.

— Да, Сильваниус рассказал мне все с самого начала, — ответил он. — Но я думаю, что под вашим влиянием он изменил свое представление об идеальной герцогине Линчестер, которая должна была бы быть лишь марионеткой и куклой в его руках.

— По крайней мере, я не такова, — улыбнулась Эльфа.

— Вы много больше. — сказал Гарри. — Я начинаю думать, что вы именно такая жена, какую бы я выбрал для Сильваниуса, если бы он меня попросил об этом.

— Спасибо вам! Вы очень галантны, — степенно поблагодарила Эльфа.

— Я говорю искренне! Сильваниус, из-за своей привлекательности и богатства, а также потому, что он носит высокий титул герцога, просто устал от надоевших ему домогательств женщин, но он, конечно, не мог полностью запретить им преследовать его, как нельзя запретить солнцу светить. А они делали его все более и более циничным, и он все больше начинал скучать в их обществе.

— Я буду весьма сожалеть, когда надоем ему, — сказала Эльфа. — Но наши отношения отличаются от тех, что вы описываете.

— Вот об этом я и размышляю, — согласился Гарри. — И, поскольку вы спросили меня, скажу, что Сильваниус поймет, что его жизнь с вами весьма отличается от того, что он знал в прошлом.

— Как вы можете быть уверены в этом? Вероятно, когда медовый месяц закончится, мы вернемся в светское общество, где его ждет графиня Уолшингем.

Гарри ошеломленно уставился на нее, а она продолжала:

— Я узнала от папы, что до нашей женитьбы у Сильваниуса был особый» интерес «, и, когда я увидела ее на свадьбе, я поняла, почему он полюбил столь красивую женщину.

— Зная об Изабель, вы не возмущаетесь? — с недоверием воскликнул Гарри.

— А почему я должна возмущаться? Я полагаю, что потеряю его, если, ему будет не с кем говорить и смеяться, но я не вижу, почему его любовь к графине Уолшингем должна помешать нам по-прежнему наслаждаться общением друг с другом, как сейчас.

Гарри посмотрел на нее с недоверием и сказал:

— Но вы, конечно, понимаете, что Сильваниус не должен продолжать поддерживать эту связь с Изабель и проводить с ней много времени, потому что теперь у него есть вы? Вы, несомненно, должны бороться, чтобы предотвратить это.

Эльфа удивленно посмотрела на него.

— Зачем? — спросила она. — Если он с ней счастлив, то с моей стороны будет не правильным ворчать на него за это или пытаться мешать ему получать удовольствие.

Гарри молчал. Он просто не знал, что на это сказать. А она после некоторого молчания продолжила:

— Если с Каролиной случится нечто подобное и ее жених увлечется другой женщиной, это просто убьет ее, ведь она любит Эдварда так сильно. Но Сильваниус не любит меня, так же как и я его, поэтому мы, если хотите, друзья, а друзья желают друг другу счастья.

— Мне кажется, что такие отношения между супругами крайне неестественны, — резко сказал Гарри.

Уже начав говорить, Гарри понял, что причина, почему он считал это столь странным и даже шокирующим, заключалась в Эльфе, которая резко отличалась от того типа жены, которую он представлял для герцога, да и сам Сильваниус предполагал для себя.

Затем в комнату вернулся герцог, и у них не было больше возможности продолжить дискуссию.

Они покинули охотничий домик, и, вместо того чтобы отправиться прямо в Честер-хауз, как хотела Эльфа, герцог решил, что они должны провести ночь в Лондоне.

Сильваниус получил приглашение от герцогини Девоншир посетить их на день рождения ее мужа.

» Это будет вечер сюрпризов, — писала она, — и я прошу всех близких друзей моего мужа принять участие в его празднике «.

— Ко мне тоже обратились с подобной просьбой, — сказал Гарри. — Я полагаю, мы не вправе отказаться.

— Ну конечно же, не можем, — поддержал друга герцог. — Эльфе тоже понравится в лондонском доме Девонширов, и это даст мне возможность представить ей некоторых моих друзей, которые не смогли приехать на нашу свадьбу.

— Надеюсь, что они не будут разочарованы, — быстро сказала Эльфа. — Тем более что у меня есть подходящее для этого случая платье.

— Вам лучше надеть фамильные изумруды, — посоветовал герцог. — Тогда женщины умрут от зависти, потому что ни у кого нет подобных великолепных драгоценностей.

Говоря это, он вспомнил, как любовницы просили его дать хотя бы на время некоторые из этих драгоценностей. Сильваниус всегда отказывал. Во-первых, потому, что их носила его мать и ему казалось, что это будет оскорблением ее памяти, если их наденет его любовница. А во-вторых, хотя он и не признавался себе в этом, Сильваниус всегда осознавал, что в один прекрасный день их будет носить его жена, и никто больше.

— Вам также следует надеть герцогскую корону, — вторил Гарри. — Тогда все комплименты мужчин на дне рождения будут ваши.

— Меня вполне устроит, если меня не будут замечать, — неожиданно для мужчин ответила Эльфа.

Но, когда она внимательно рассмотрела все фамильные драгоценности в лондонском доме Линчестеров, Эльфа обнаружила среди них не только массивную герцогскую корону, которая смотрелась бы величественно не только на церемонии открытия парламента, но и весьма тонкой работы обруч для волос, усыпанный крупными изумрудами в обрамлении бриллиантов.

Но, когда служанка помогла ей прикрепить его на голове, распустив волосы свободными волнами сзади, и она надела сверкающее на ее белой шее ожерелье, Эльфа поняла, посмотрев на себя в зеркало, что Гарри был прав и все присутствующие на празднике женщины умрут от зависти, когда увидят ее.

Ее, однако, не очень волновало, что о ней подумают другие женщины, она была равнодушна к вниманию и комплиментам мужчин — ей было достаточно, что ее попросил об этом муж.

Эльфа не могла не думать, как умопомрачительно выглядела бы Каролина с ее прекрасными волосами в массивном ожерелье из бирюзы, которое она нашла среди фамильных драгоценностей.

Эльфа решила, что когда она лучше узнает герцога, то попросит его время от времени давать Каролине носить некоторые драгоценности из фамильной коллекции, особенно изготовленные из бирюзы.

Но сейчас она была весьма рада, что сможет украсить себя в этот вечер изумрудами, которые нравились ей больше других, камней и напоминали ей о лесе.

Их дворец был совсем рядом с жилищем Девонширов, и поэтому они быстро прибыли туда, въехав в золоченые ворота и присоединившись к компании ближайших друзей герцога.

Герцогиня писала, что прием должен стать полным сюрпризом для ее супруга, но Эльфа подумала, что он не мог не догадаться об этом, увидев, что весь дом украшен цветами, в саду приготовлены ракеты для салюта и фейерверка, а на деревьях развешены китайские фонарики.

Но у нее практически не было времени думать о герцоге Девоншире, потому что она постоянно с кем-то здоровалась и ее непрерывно представляли различным друзьям Сильваниуса.

Сначала на нее смотрели с любопытством, а затем начали говорить цветистые комплименты, которые, она надеялась, замечал ее муж. Правда, это касалось только присутствующих мужчин.

Ужин был изысканным и очень продолжительным. Когда он наконец закончился, приехало еще множество других гостей и оркестр заиграл в зале для танцев, терраса которого выходила прямо в сад.

Эльфа впервые танцевала со своим мужем.

— Я никогда не танцую, если нет крайней необходимости, — сказал он, — но это ваш первый бал, и все ждут нашего выхода.

— Надеюсь, что я танцую достаточно хорошо! — воскликнула Эльфа.

Герцог улыбнулся.

Она была легка, как пушинка, и Сильваниус не мог избавиться от чувства, будто он держит в руках не женщину, а нимфу.

Они станцевали вальс. Потом Гарри попросил танец. А потом кавалеры стали меняться один за другим, так что Эльфа потеряла им счет, когда вдруг заметила, что мужчины буквально сражаются за право ангажировать ее на танец.

Герцог, станцевав с женой положенный этикетом танец, отправился в соседнюю комнату, где сел за карты. Ему удалось выиграть огромную сумму денег, прежде чем его противник швырнул свои карты на стол со словами:

— Черт побери, это несправедливо, Линчестер! Говорят:» кому везет в любви — тому не везет в картах «. Но к вам это не относится. Вы владеете самой очаровательной женщиной и к тому же выигрываете весь вечер.

Герцог удивленно посмотрел на него через стол, но ничего не ответил.

Он с трудом рассовал по карманам выигранную сумму и пошел разыскивать Эльфу.

Сильваниус не обнаружил ее в зале для танцев и вышел в сад.

Это было весьма романтическое зрелище: свечи освещали дорожки, а фонарики бросали мягкий свет на парочки, которые старались уединиться на скамейках, почти скрытых зарослями растений.

В поисках Эльфы герцог пересек лужайку, решив сделать ей выговор и объяснить, что неприлично молодой замужней женщине гулять в одиночку по темным аллеям.

Сильваниус начал думать, что ошибся и она находится где-то в доме, когда услышал ее голос и понял, что он раздается из-за цветущего кустарника, который скрывал его.

Герцог застыл.

— Нет… пожалуйста, — говорила его жена, — вы не должны говорить мне подобные вещи.

— Почему, когда я считаю вас самым восхитительным существом, которое я когда-либо встречал. Я сражен вами, моя маленькая прелестная герцогиня, и я безумно влюблен в вас!

— Это смешно! — воскликнула Эльфа. — И, пожалуйста, оставьте меня, мне надо вернуться в зал.

— Я позволю вам уйти с одним условием, — сказал невидимый герцогу мужчина.

— О чем вы? — растерянно спросила Эльфа.

— Прежде вы позволите мне поцеловать вас.

— Нет… нет… ни за что!

Герцог наконец узнал говорившего мужчину — это был его друг лорд Гэмптон, весьма красивый молодой человек, который считался одним из наиболее развязных и развратных молодых людей в светском лондонском обществе.

— Вы не можете отказать мне просто так, — услышал он слова лорда Гэмптона. — Ведь поцелуй — это удовольствие и способ возбуждения страсти для двух людей, которые привлекают друг друга, а меня влечет к вам сильнее, чем я могу это выразить словами.

— Я не… хочу, чтобы вы целовали… меня… и я хочу вернуться в… зал.

— Вы безжалостны! Один поцелуй — ничто для вас, но так много для меня, — наступал лорд Гэмптон.

— Я не думаю, что поцелуй ничего не значит… для меня, — возразила Эльфа, — и если меня поцелуют… я думаю… это будет прекрасно… и я навсегда… запомню это.

Наступило минутное молчание, и лорд Гэмптон спросил:

—» Если вас поцелуют «? Я не понимаю, что вы хотите этим сказать…

— Меня… никогда не целовали, — ответила Эльфа. — И вы понимаете, что я… не хотела бы, чтобы… кто-то, кого я узнала… несколько минут назад, стал бы первым человеком, который., меня поцелует.

Она едва успела закончить фразу, когда до ее мужа дошло, что это надо немедленно прекратить.

Сильваниус решительно раздвинул кусты и увидел, как и ожидал, сидящих на скамейке в увитой зеленью беседке лорда Гэмптона и Эльфу.

Он, естественно, не хотел, чтобы Джордж Гэмптон догадался, что он подслушивал их разговор, и поэтому безразличным голосом заметил:

— Вот вы где, Эльфа. А я вас ищу повсюду, потому что прибыл принц Уэльский, и я хотел бы представить вас ему.

Эльфа тут же вскочила.

— Конечно, Сильваниус! Я иду с вами!

— Привет, Джордж! — сказал герцог лорду Гэмптону. — Герцогиня разыскивала вас минуту назад. Вам лучше вернуться в дом.

— Единственный человек, которого я никогда не заставляю ждать, это — наша сегодняшняя хозяйка, — ответил тот.

Гэмптон взял руку Эльфы и грациозно поднес ее к своим губам.

— Спасибо вам за самый прекрасный танец, — сказал он и направился к дому.

Сильваниус ничего не сказал. Он взял Эльфу под локоть и повел в обратном направлении.

Только когда они дошли до неосвещенной части сада, Эльфа оценивающе посмотрела на герцога: сердится ли он за то, что она ушла в сад с лордом Гэмптоном.

Этот молодой человек был так настойчив после танца, убеждая ее, что им надо поговорить, что она даже и не заметила, как они оказались в столь безлюдном месте, пока они не сели на скамейку в темной беседке.

И только когда лорд Гэмптон начал говорить ей комплименты, она почувствовала что-то неладное.

Он был высоким и сильным мужчиной, и Эльфа почувствовала, что лорд Гэмптон мешает ей покинуть его, когда она пыталась это сделать. К тому же ей казалось неудобным возвращаться в дом из сада одной.

Она была по-настоящему рада, когда появился муж. Но сейчас Эльфа отметила, что в его поведении сквозят нотки раздражения. При свете звезд ей удалось разглядеть, как у него нахмурились брови и агрессивно выдвинулся подбородок.

Они шли молча, пока не уперлись в высокую стену, ограждавшую сад.

Эльфа оглянулась назад и посмотрела на огни дома, откуда доносилась романтическая мелодия вальса.

Она вновь снизу вверх посмотрела на Сильваниуса, когда он заговорил:

— Как вы могли сказать Джорджу Гэмптону или кому-либо другому, что вас никогда не целовали?

— Вы… слышали? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Да, я слышал, — холодно сказал Сильваниус, — и, поскольку это делает из меня дурака, вы не будете иметь возможность сказать такое еще кому-либо.

Говоря это, он обнял ее и грубо притянул к себе и, подняв одной рукой ее подбородок, с силой прильнул своими губами к ее нежному рту. Только теперь Эльфа почувствовала, насколько он был зол.

Так как Эльфа до этого никогда не целовалась, она не была к этому готова, и Сильваниус причинил ей только боль. В этот момент она могла думать только о том, что он оскорбляет ее.

Эльфа попыталась сопротивляться, но его руки только крепче сжали ее.

У нее были такие мягкие и нежные губы, и герцогу показалось, что он целует бесплотное существо.

Но теперь его губы стали не грубыми, а, наоборот, ласковыми и жаждущими.

Он почувствовал, что Эльфа дрожит. А ей показалось, что сила и мощь его тела, которые она все сильнее ощущала с тех пор, как они прожили несколько дней в охотничьем домике, каким-то необычным образом связаны с дрожью в ней самой.

Их влекло друг к другу каким-то необыкновенным магнетизмом, который она никогда не ощущала прежде, разве что в своих фантазиях в лесу.

Теперь, когда герцог еще крепче прижал ее к себе, а его губы стали еще более настойчивыми, Эльфе показалось, что внутри нее происходит что-то необычное.

Сначала это было похоже на горячую волну, которая поднялась из самых глубин ее тела и достигла груди. Затем ее всю охватил жар, и она услышала музыку, которую до этого слышала только в лесу. Потом жар стал нарастать, превратившись в неведомое ей чувство, которое постепенно достигло губ.

Это было так чудесно, так прекрасно и так отличалось от всего, что она могла себе представить, что Эльфа была не в состоянии думать, анализировать свои ощущения, а полностью отдалась на волю чувств.

Он вдруг поняла, что это именно то, к чему она всегда стремилась, но никогда не могла достичь.

Герцог поднял голову, посмотрел на Эльфу и притянул ее голову к своей груди. Затем, ничего не говоря, он стал целовать ее вновь и вновь долгими требовательными поцелуями.

Эльфе казалось, что они — часть мира звезд, что светят над ними, и деревьев, которые, она знала, хранят свои секреты.

Она почувствовала, что все ее существо отвечает не только губам герцога, но чему-то более сильному и страстному, что идет из самой глубины его души.

Вдруг она ощутила, что они не два человека, а единое существо. В этот момент ее счастливый смех разорвал обруч, соединивший их, и герцог вновь поднял голову.

Они спустились на землю.

Эльфа не могла вымолвить ни слова, она только смотрела на герцога как на неземное существо, которое спустилось на землю и подняло ее на неведомые высоты, а теперь вынуждено возвращаться обратно.

Он, вероятно, понял ее чувства, потому что молча взял за руку и медленно повел по дорожке к дому.

— Я бы… хотела… вернуться домой.

— Конечно. Возьмите вашу накидку, я подожду вас в холле.

Они вошли в дом не через открытую в сад террасу, чтобы не пересекать зала для танцев, а через боковую дверь, и Эльфа, не взглянув на герцога, бросилась по лестнице на второй этаж в спальню, где она оставила накидку.

Там были две спальни, соединенные открытой дверью. Эльфа помнила, что оставила свою накидку в дальней комнате. С тех пор в дом прибыло множество гостей, и среди их верхней одежды было весьма нелегко найти свою.

Служанке понадобилось некоторое время, чтобы найти ее зеленую накидку, так гармонирующую с платьем.

Наконец она нашла ее и накинула на плечи Эльфы.

— Благодарю вас, — сказала молодая герцогиня и направилась в следующую комнату.

В это время она услышала, как кто-то сказал:

— Что вы думаете о маленькой герцогине Сильваниуса?

Инстинктивно Эльфа остановилась и замерла, прислушиваясь.

— Я вообще не думаю о ней! — ответил женский голос. — Сильваниус мой, как вы прекрасно знаете.

— Но, Изабель, он теперь женат!

В ответ раздался саркастический смех.

— Ну и что это означает? Почти все мужчины рано или поздно вынуждены жениться. Единственное, что имеет значение, — где они оставляют свои сердца. А его сердце, Одри, у меня, и я не собираюсь расставаться с ним.

— Ты очень самоуверенная женщина, Изабель!

— Конечно! И если тебя волнует то, что Сильваниус уделяет слишком много внимания этому странному маленькому существу, то позволь сообщить тебе, что он уже попросил разрешения посетить меня завтра вечером! — хвастливо заявила Изабель.

— Мне казалось, что у него медовый месяц! — воскликнула женщина, которую звали Одри.

И вновь ответом ей был громкий заливистый смех.

— Медовый месяц или не медовый месяц — никто так не умеет целовать, как Сильваниус, и я хочу получить его Поцелуев как можно больше, прежде чем он бросит меня. Должна признаться, мне его дьявольски не хватает!

Эльфа вдруг поняла, что она подслушивает чужой разговор, и, с трудом сдержав крик, бросилась через другую дверь в коридор.

Она спустилась по широкой лестнице и увидела герцога, который, как и обещал, ждал ее в холле.

Эльфа молча подошла к нему. Сильваниус взял ее под руку и повел на улицу, где их ожидала карета.

Они сели в карету, и экипаж отправился к их дому.

Герцог попытался взять ее руку в свою, но Эльфа решительно воспротивилась.

Она поняла, что он смотрит на нее вопросительно, не понимая, что происходит, поэтому нашла нужным объяснить:

— Когда вы… целовали меня недавно, это… было великолепно и очень… очень… очень приятно, более приятно, чем я могла себе представить.

Она с трудом сдержала вздох, который, казалось, может разорвать ее грудь, и тихо продолжила:

— Затем, когда я поднялась наверх, я услышала, как… графиня Уолшингем… говорила кому-то, что вы… попросили у нее встречу на завтра, чтобы… целовать ее! Я не хочу пить из… чужого… бокала.

Она почувствовала, что по мере того, как она говорит, герцог становится все более неподвижным, как статуя, уставившись на нее.

Прежде чем Сильваниус успел что-либо ответить, они прибыли домой, и слуга открыл дверцу кареты.

Эльфа быстро, как спасающийся от погони маленький зверек, выскочила из экипажа и бросилась в дом..

Когда герцог подошел ко входной двери, он увидел только кончик ее платья, мелькнувший в тени лестницы.

Глава 6

Эльфа проснулась оттого, что служанка раздернула шторы в ее спальне, и прежде, чем она успела подумать о событиях вчерашнего вечера, девушка сказала:

— Его светлость просил передать вам поклон и просил вашу светлость быть готовой к отъезду в замок к одиннадцати часам.

Усевшись в кровати. Эльфа недоуменно уставилась на служанку.

— Вы сказали… в замок?

— Да, ваша светлость, ваш завтрак уже готов.

Она вышла и вернулась с подносом, на котором был сервирован завтрак для Эльфы. Поставив его на столик рядом с кроватью, она стала прибирать в комнате.

А Эльфа не могла отвести ошеломленного взгляда от великолепного фарфорового кофейника, чашек и блюда, как будто видела их в первый раз.

Итак, они возвращаются в замок, и герцог не пойдет к графине Уолшингем, как она об этом хвасталась.

Не зная еще, что думать по этому поводу, она встала, быстро оделась и за несколько минут до одиннадцати спустилась вниз, где герцог отдавал последние приказания слугам.

Он мельком взглянул на нее, их вопрошающие взгляды встретились, но ни один ничего не сказал другому.

Затем Эльфа заметила у дверей карету и, пройдя мимо челяди через двери, села в нее. К ней присоединился герцог, и карета тронулась по залитым солнцем улицам Лондона.

Лошади были отдохнувшие и резвые. Эльфа посмотрела из-под полуопущенных ресниц на герцога и увидела, что он весь сосредоточен на лошадях.

Ее мучил вопрос: злится ли он на нее за то, что она сказала ему вчера?

Затем она вспомнила вкус его вчерашнего поцелуя, ощутив его как солнечный свет на своих губах, и вновь теплая волна, переходящая в жар, прокатилась по всему ее телу. Эльфа подумала, что, что бы ни случилось, что бы он ни сделал, ему уже не испортить самый прекрасный миг ее жизни.

Она не могла себе объяснить, что же все-таки произошло тогда. Эльфа только знала, что герцог вознес ее к мечте, которая вдруг стала реальностью.

Это было ее сокровенное, личное и настолько интимное, что она никогда не поделится этим ни с одной живой душой.

Они ехали, сохраняя полное молчание, и Эльфа почувствовала странным образом, что им удается говорить друг с другом без слов.

Герцог с супругой прибыли в Честер-хауз около часу дня. При подъезде к дому Эльфа подумала, что он выглядит еще более прекрасным, чем она запомнила его.

Вновь она почувствовала, что деревья за домом зовут ее и она не может не подчиниться этому зову.

Поднимаясь по лестнице в свою спальню. Эльфа услышала, как герцог сказал конюшему:

— Ее светлость и я сегодня после обеда намерены прогуляться на лошадях. Они должны были прибыть из охотничьего домика вчера, они здесь?

— Они в конюшне, ваша светлость, и с ними все в порядке. Никаких проблем, о которых необходимо было бы доложить вам.

— Хорошо! Передайте, чтобы оседлали Ласточку для герцогини и одну из лошадей, которая здесь оставалась для меня.

— Будет сделано, ваша, светлость.

В этот момент Эльфа уже поднялась на второй этаж.

Ее сердце пело, потому что она опять увидит Ласточку и будет скакать по лесам и полям рядом с герцогом.

Она поняла еще до отъезда в охотничьи угодья, а сейчас еще больше осознала это, что прогулка верхом вместе с Сильваниусом для нее значит очень многое.

До вчерашней ночи она считала, что их близость сродни ровному галопу лошадей в унисон и ритму музыки ветра в кронах деревьев, но теперь не была уверена в этом.

Ее личная служанка приветствовала ее улыбкой и словами:

— Приятно видеть вас дома, ваша светлость.

— Спасибо, — ответила Эльфа. — После обеда я отправляюсь на прогулку верхом и хотела бы надеть одно из моих новых платьев, которые должны были уже прибыть из Лондона.

— Они уже здесь, ваша светлость! Ах, как они хороши, особенно одно шелковое — под цвет глаз вашей светлости.

— Именно его я и хочу надеть, — сказала Эльфа.

Затем, так как она спешила увидеть герцога, быстро спустилась вниз, и супруги отправились обедать.

Пока слуги стояли за спинками их стульев. Эльфа и Си — 1ьваниус могли говорить только на общие темы, хотя ей казалось, что каждое слово имеет особое значение и скрытый смысл.

Вдруг в беседе наступила пауза, и ей показалось, что герцог пристально смотрит на ее губы. Она поняла, о чем он думает, и смутилась, нежный румянец стыдливой невинности залил ее щеки.

Затем неожиданно резко, как будто он боялся разговора, который мог возникнуть между ними, герцог встал из-за стола и сказал, что лошади уже готовы.

Они ехали по парку, чувствуя, как после неподвижной езды в карете застоявшаяся в жилах кровь вновь начинает пульсировать, наливая силой и бодростью все тело. Для Эльфы скакать на Ласточке, чувствуя рядом герцога, было непередаваемым удовольствием, что отражалось в ее светящихся счастьем глазах.

Она не могла понять, почему чувство, которое он зародил вчера в ее душу, с каждой минутой крепнет, а каждый раз, когда она любуется его красотой и гордой осанкой, сердце ее начинает биться как-то по-новому.

Погода стояла жаркая, и вскоре они перевели лошадей на легкий галоп, а потом и совсем на шаг. Герцог направлял их к деревьям в самом конце парка.

Они ехали среди высоких деревьев с пышными кронами, которые закрывали солнце. Лишь их верхушки были залиты светом. От этого у Эльфы возникло ощущение, что они едут по солнечному туннелю.

Лес был очень тихий, лишь изредка взмывала в небо испуганная их приближением птица. Но Эльфа была уверена, что деревья говорят с ними, и, хотя это было невозможно, ей казалось, что и герцог слышит их, как она.

Они проехали лес, и Сильваниус направил коня по дорожке вдоль рощицы, которая была так прекрасна, что Эльфе захотелось остановиться и почувствовать рядом духов леса.

Однако она стеснялась предложить это герцогу, и они продолжали ехать, пока вновь не увидели герцогский замок. Эльфа поняла, что он намерен вернуться, потому что в его голове созрел план в отношении их обоих.

Для нее стало очевидно, что она может читать его мысли, так же как и он может читать ее. Сильваниус сказал, словно отвечая на ее незаданный вопрос:

— Я привел вас сюда сегодня, потому что я люблю бывать в этом лесу, когда остаюсь один. Я хочу показать вам также лес за домом, где есть особенное место, которое мне хотелось бы, чтобы вы увидели.

— Особенное для вас? — спросила она.

— Совершенно особенное, — ответил он, — и я думаю, что вы сможете мне объяснить, почему в детстве и юности оно так много значило для меня.

Прежде чем продолжить, Сильваниус улыбнулся.

— Когда у меня неприятности, или я чувствую себя особенно одиноким, или меня что-то тревожит, что я не могу объяснить, и мне необходим душевный покой — я прихожу к пруду в центре этого леса.

— К пруду? — переспросила Эльфа.

— Я уверен, что вы назовете его волшебным. Я много лет не был там. Но с тех пор, как встретил вас, меня все время тянет к этому месту.

Он говорил это таким голосом, от звуков которого у Эльфы перехватило дыхание, и они больше не обмолвились ни единым словом, пока не подъехали к дому и не отдали лошадей конюхам.

Эльфа поднялась наверх, чтобы сменить платье, потому что ей показалось, что именно сейчас необходимо надеть то, в котором, по ее мнению, она может вызвать восхищение у герцога. Она посмотрела на часы и поняла, что они провели на прогулке гораздо больше времени, чем ей казалось.

Она совсем не чувствовала усталости, а, наоборот, ощущала необычайный прилив сил и бодрости, и буквально слетела, как на крыльях, по лестнице вниз, где, как она знала, ее ждет герцог.

Эльфа не ошиблась.

Он стоял в элегантном костюме, спокойный и расслабленный. В то же время, если она не ошибалась, он выглядел счастливее, чем когда-либо раньше.

Стол был накрыт для чаепития, и Эльфа сама налила ему в большую чашку времен георгианской эпохи, так как почувствовала, что именно этого он от нее сейчас ждет Перед ними были самые разные деликатесы, но герцог них чему не притронулся, кроме чая. Эльфа почувствовала, что у нее также совершенно нет аппетита.

Хотя во время скачки ее мучила жажда, сейчас она не смогла сделать даже глоток ароматного китайского чая.

— Я хочу поговорить с вами. Эльфа, — сказал герцог, — но у нас был тяжелый день, и вы, наверное, устали. Так что этот разговор придется отложить до тех пор, когда вы как следует отдохнете.

— Я не устала, — ответила Эльфа, — и совершенно не… хочу… отдыхать.

— Тогда мы можем поговорить здесь? — спросил Сильваниус, ставя пустую чашку на стол. — Или лучше пойти в кабинет, где, по-моему, несколько уютнее.

— Я предпочла бы пойти в кабинет, — быстро ответила Эльфа. — Я знаю, почему вы любите эту комнату больше всего: там на стенах развешены картины, изображающие лошадей.

— Откуда вы узнали? — спросил он, улыбнувшись. — Я чувствую, хотя я и не могу это объяснить, что мы знаем друг о друге очень много.

У Эльфы перехватило дыхание.

В глазах герцога было такое выражение, что у нее возникло ощущение, будто она стоит на вершине скалы: один шаг, и она взлетит в неведомое пространство, не имея ни малейшего понятия, когда приземлится.

— Эльфа, — сказал герцог резко и протянул ей руку. В это время дверь открылась, и слуга произнес:

— Графиня Уолшингем, майор и миссис Фенвик, мистер Гарри Шелдон, лорд Гэмптон!

Прежде, чем он закончил перечислять прибывших гостей, в комнату ворвалась графиня. Она бросилась с протянутыми руками к герцогу. Ее глаза сверкали, а на ярких губах играла улыбка.

— Ты удивлен нашим визитом, Сильваниус? — спросила она. — Когда я узнала, что ты покинул Лондон, я подумала, что ты так просто от меня не отделаешься! И вот мы приехали к вам.

На мгновение герцог лишился дара речи. Затем графиня опустила руки и остановилась, глядя с улыбкой ему прямо в глаза. Она была так очаровательна, что Эльфа подумала, что вряд ли найдется мужчина, который сможет устоять перед ней. Герцог, нахмурившись, посмотрел на Гарри Шелдона.

— Это не моя идея! — воскликнул Гарри, заметив его раздражение. — Изабель настояла на визите, и я подумал, что мне лучше тоже приехать, чтобы оказать тебе моральную поддержку.

— Конечно, я настаивала, — вмешалась Изабель. — Ведь ты так часто клялся мне, что я могу располагать всеми твоими домами и замками, что я решила проверить эти слова. Кроме того, Китти давно хотела с тобой повидаться.

Сделав над собой усилие, герцог вспомнил о хороших манерах и поклонился миссис Фенвик.

— Рад видеть вас, Китти! — сказал он. — Как дела, Эдвард?

При этом он был уверен, что лорд Гэмптон уже стоит около Эльфы и подносит ее руку к своим губам.

— Я собирался навестить вас сегодня, герцогиня, — сказал лорд Гэмптон. — Хотя вы и избегаете меня, на сей раз вам этого сделать не удалось, Герцог прервал его:

— Эльфа, я рад представить вам миссис Фенвик, которая является моим старым другом, и ее мужа, с которым мы служили в одном полку.

Эльфа кивнула супругам Фенвик, не сделав малейшей попытки поприветствовать графиню, которая стояла прямо, глядя в глаза герцогу, что, по мнению Гарри, было просто неприлично.

Затем голосом, который звучал тише и спокойнее, чем у незваных гостей, она сказала:

— Думаю, если ваши друзья, Сильваниус, намерены остаться у нас, я должна отдать распоряжения, чтобы слуги приготовили им комнаты.

Герцог понял, что это повод, чтобы покинуть салон, и быстро сказал:

— Конечно, сделайте это.

— Герцогине не стоит беспокоиться, — резко сказала графиня. — Миссис Филд отлично знает, где моя комната, а где разместятся остальные гости, я уже сказала слугам.

Эльфа вела себя так, будто не слышала этих слов. Она отошла от герцога, а Гарри бросился открывать перед ней дверь.

Она остановилась и сказала ему:

— Я с удовольствием сообщаю вам, что лошади уже прибыли в Честер-хауз и они в полном порядке. Несмотря на наши многочисленные прогулки и скачки, ни одна из них ничего не повредила себе.

— Я рад слышать это, — улыбнулся Гарри, Он было решил проводить ее в холл, чтобы извиниться за непрошеное вторжение, но потом подумал, что вряд ли ей будет приятно говорить на эту тему.

Гарри испытал неловкость, когда получил послание от Изабель, в котором она сообщала, что в компании друзей собирается навестить Честер-хауз и приглашает его присоединиться к ним.

Хотя герцог и не говорил ему ничего на эту тему, но они были близкими друзьями, и Гарри полагал, что Сильваниус уже далеко не так сильно интересуется Изабель, как до своей женитьбы.

Он готов был поспорить на любые деньги, что, когда они были в охотничьем домике, герцог даже не вспомнил о своей прежней любовнице.

Гарри предупреждал герцога, что Изабель будет драться за то, что она считает своей собственностью, как львица. И единственной, кто пострадает при этом, будет Эльфа. Но он не знал, как это можно предотвратить.

Затем Гарри с удивлением увидел, что Эльфа с достоинством, спокойно поднимается по лестнице. Ее уход совсем не напоминал бегство от чего-то неприятного.

Времени для доверительных разговоров уже не осталось, так как надо было, не задерживаясь, переодеваться к обеду.

Поднявшись в свою комнату и даже не попытавшись отдавать какие-либо приказания слугам, она увидела, что ее служанка уже распаковала вещи, прибывшие с ними из Лондона.

Эльфа подошла к окну и, словно завороженная, смотрела на скрывающиеся в наступающих сумерках луг и деревья.

Ее мысли были далеки от женщины, которая находилась в этот момент внизу. Она прекрасно видела, что герцог был не только удивлен ее приездом, но и сильно раздражен..

Эльфа уже знала, что он не любил, когда кто-то или что-то мешает его планам, ему нравился устойчивый распорядок жизни, он считал сюрпризы чем-то разрушительным и весьма редко приятным.

Эльфа думала об их недавней прогулке на лошадях и возникшем чувстве близости, которое она ощущала до сих пор.

— Что вы наденете вечером, ваша светлость? — спросила ее служанка.

Какое-то мгновение Эльфа не могла сосредоточиться на ее вопросе.

Затем ответ пришел сам собой:

— Я надену свадебное платье!

Глядя через стол на свою жену, сидящую на другом конце с лордом Гэмптоном по правую руку и Гарри по левую, герцог подумал, что Эльфа сейчас пребывает в каком-то своем мире, и вдруг испугался, что не сможет попасть туда.

Во время обеда Изабель вела себя агрессивно и провокационно по отношению ко всем, кроме хозяина дома, которого она демонстративно пыталась обольстить.

Когда она вошла в салон, протягивая к нему руки и стараясь нежно коснуться его, Сильваниус уже знал, что его чувства к этой женщине полностью изменились. Почему-то он даже не находил ее больше красивой.

Такое расставание с женщинами, которыми он увлекался, было для него не характерно. Обычно он отходил от них постепенно, переживая длительный период охлаждения чувств, когда начинал замечать их манерность, банальность разговоров и непомерные запросы. Они какое-то время все еще привлекали его физически, но он начинал все больше скучать в их компании.

Теперь как будто пелена спала с его глаз: он почувствовал, что ее красота не имеет над ним силы, даже для того, чтобы сделать ей банальный комплимент.

Во время обеда его все больше стали раздражать ее властолюбивые манеры, язвительное остроумие, способное нанести оскорбление, и особенно ее стремление сконцентрировать внимание всех присутствующих только на своей особе.

Сильваниус пожалел, что у него не хватило воли и решительности отказаться принимать незваных и нежеланных гостей.

Он вовремя понял, что это приведет к скандалу, который будут обсуждать во всех светских салонах и который может выставить в невыгодном свете не только его, но и Эльфу.

Теперь ему ничего не оставалось, как играть роль радушного хозяина. Когда они поднимались, чтобы переодеться к обеду, и Гарри прошептал ему свои извинения, герцог сказал:

— Это моя вина. Мне следовало это предвидеть.

— Я предупреждал тебя, что Изабель поведет себя именно так, — сказал Гарри.

— Я помню. К сожалению, ты оказался прав. Гарри собирался добавить что-то еще, но поднимавшаяся впереди них под руку с Китти Изабель обернулась и сказала:

— О чем вы там шепчетесь? Ты знаешь, дорогой Сильваниус, что я не позволяю тебе иметь секреты от меня.

Герцог ничего не ответил. Войдя в свою спальню, он хлопнул дверью.

Сильваниус знал, что комната, которую занимала Изабель, находится напротив его спальни.

Он хорошо понимал, зачем она приехала и чего добивается. И поэтому во время переодевания у него было отвратительное настроение.

Сильваниус так много собирался сказать Эльфе сегодня вечером, но теперь ему не удастся этого сделать.

Но теперь, пока нескончаемо тянулся этот обед, он размышлял о том, как закончится этот вечер и что ему предпринять, чтобы не позволить графине оскорблять его жену. Графиня это делала каждым взглядом, каждым словом, каждым нежным прикосновением к его руке и растущей фамильярностью, с которой она вела себя в отношении него.

Под конец обеда, когда женщины должны были по этикету покинуть комнату, оставив мужчин одних, Эльфа почувствовала на себе взгляд графини, и прежде, чем она успела встать, та вскочила и громко провозгласила, как будто хозяйкой дома была она:

— Полагаю, нам надо оставить джентльменов с их портвейном, но, Сильваниус, дорогой, не задерживайся слишком долго. Ты знаешь, я не люблю, когда ты надолго меня покидаешь.

Это было настолько вызывающе, что даже снисходительный ко всем Гарри изменился в лице. Эльфа молча встала у дверей, чтобы пропустить Изабель вперед.

Она прошествовала мимо нее в своем голубом шифоновом платье, вся сверкающая бриллиантами, в сопровождении Китти Фенвик.

Когда приятельницы шли по коридору под руку, а Эльфа сзади них, Изабель громко сказала:

— Надеюсь, ты знаешь, что я помогала Сильваниусу переделывать и оборудовать этот дом, развешивать его бесценные полотна.

— Я никогда не видела таких великолепных картин! — воскликнула Китти.

— Таких же великолепных, как и их хозяин! — улыбнулась Изабель.

Они прошествовали в салон, и графиня капризным голосом сказала:

— Я никому не могу позволить сидеть в моем любимом кресле, которое всегда ожидает меня. Садись рядом, Китти, и я поделюсь с тобой прекрасной идеей, которая пришла мне в голову.

— Что за идея? — спросила Китти Фенвик.

— Ты слышала, что Сильваниус построил новую яхту? Я еще ее не видела, но уверена, что она просто великолепна. Когда ее оборудование будет закончено, мы должны отправиться за границу, и я не вижу причин, почему бы Сильваниусу не заменить поездку в Шотландию на вояж по Сене. Можно ли представить себе что-либо более романтическое, чем оказаться в Париже с ним?

Графиня говорила подчеркнуто громко, чтобы Эльфа могла ее слышать. Но она, погруженная в собственные мысли, стояла у открытой двери на террасу и смотрела в сад.

Неожиданно, даже не посмотрев в сторону двух женщин, сидящих около украшенного цветами камина, она шагнула на террасу и исчезла в темноте.

Герцог отказался от второй рюмки портвейна и поднялся, собираясь покинуть мужскую компанию.

— Что за спешка, Сильваниус? — спросил лорд Гэмптон.

Герцог ничего не ответил, и только Гарри знал, что беспокоит хозяина дома. Он боялся, что Изабель в этот момент оскорбляет его юную жену.

Сильваниус в сопровождении лорда Гэмптона направился в картинную галерею, где друзья застали только Изабель и Китти.

Герцогу не надо было спрашивать, где Эльфа.

Он сразу же шагнул к двери, ведущей на террасу. У него возникло такое чувство, что он знает о ее мыслях, улавливая какие-то невидимые волны, которые Эльфа оставляет для него после себя.

Так же, как и она, он без слов вышел на террасу.

Как только Изабель поняла, что он собирается покинуть их общество, она окликнула его, но Сильваниус шагнул в сад и быстро пошел по бархатному газону.

Целый день стояла жара, которую не ослабило даже наступление вечера. В воздухе не было ни малейшего дуновения ветерка, чтобы охладить разогретую землю, которая страдала от зноя, будто солнце продолжало стоять в зените.

На небе сверкали звезды, и полная луна освещала окрестности таинственным призрачным светом. Герцог не сомневался, что найдет свою жену в ближайшем лесу.

Чтобы достичь леса, надо было довольно долго идти по саду. Герцог шел очень быстро, чувствуя острую необходимость увидеть ее как можно скорее. Ему стало жарко, он снял тесный пиджак и перекинул его через руку.

Сад закончился, и, чтобы достичь леса, ему оставалось пройти по дорожке среди густых кустарников.

Дойдя до леса, герцог почувствовал, что изнывает от жары, и повесил пиджак на ветку дерева, решив, что заберет его на обратном пути.

Поддавшись внезапному импульсу, он развязал галстук и расстегнул рубашку.

Он всегда так делал в жару, когда был подростком, что вызывало резкие нарекания его гувернеров и учителей.. Но он не обращал на это внимания, поступая, как ему хотелось, и сейчас, спустя много лет, повторил свою детскую привычку.

Сильваниус не боялся заблудиться в лесу в темноте, потому что яркая луна хорошо освещала ему дорогу, Лес был так прекрасен, что ему, как никогда прежде, захотелось разделить это чудо с Эльфой, зная, какое большое значение она придает этому мистическому и великолепному миру, в отличие от того, который он только что покинул.

Сильваниус был уверен, что тропинка, по которой он шел, приведет его к ней, и ему даже не приходило в голову, что Эльфа может заблудиться в темном лесу, где до этого никогда не была..

Наконец он пришел туда, где надеялся найти свою супругу.

Высокие стройные деревья окружали пруд, который, как он рассказывал Эльфе, очень много значил для него в детстве.

В нем плавали водяные лилии, а по краям росла сочная, высокая, густая трава, среди которой было множество цветов.

Все это делало пруд мистическим и сказочным.

Вокруг молчаливо стояли старые, древние деревья, которые словно бы охраняли это волшебное место. Первое, что бросилось в глаза герцогу, был лежащий на земле сверкающий лунный свет.

Он не сразу понял, что это серебристое платье Эльфы, в котором она была за столом этим вечером, а сама она стояла рядом, совершенно обнаженная.

Словно завороженный, Сильваниус смотрел на нее. Мягкий волшебный лунный свет, падающий на ее тело, играл в каплях воды, из которой она только что вышла, словно нимфа.

Она была миниатюрна, хрупка и прекрасна, хотя в этот момент герцог любовался ею, не ощущая ее как женщину, которую вожделеет.

Наоборот, он чувствовал сильную духовную связь с Эльфой, на неведомые волны которой отвечало его тело.

Хотя Сильваниус стоял в тени деревьев, она сразу почувствовала его присутствие и обернулась.

Эльфа не шелохнулась, когда он подошел к ней, и не сделала ни малейшей попытки прикрыть свою наготу.

Она молча стояла и ждала, а лунный свет сверкал в каплях воды на ее теле, Он подошел к ней и остановился пораженный, разглядывая ее прекрасное тело. У Сильваниуса было такое чувство, что они пришли друг к другу сквозь вечность и все это когда-то давно, задолго до их рождения, было уже предопределено.

Потом Сильваниус услышал нежную, тихую музыку, которая исходила не только от деревьев, но и от самой Эльфы.

Казалось, они двигаются, подчиняясь ритму этой мелодии, когда он обнял ее и прижал к себе.

Его губы коснулись ее рта, и он почувствовал, что она холодна и почти бестелесна.

Первые мгновения в его поцелуе не было никакой страсти, как будто он целовал нечто святое и духовное, чистое и вечное.

Но, когда он ощутил прикосновение ее тела, в нем стал нарастать жар страстного чувства, его поцелуй сделался настойчивым, глубоким, продолжительным, Сильваниус почувствовал, когда она прильнула к нему, что смог разбудить в ней тот же жар, что и накануне, которым горел и сам.

Никогда раньше, занимаясь любовью с многочисленными женщинами, он не испытывал такого чувства, которое сумела пробудить в нем Эльфа, когда они целовались в саду герцогов Девоншир.

Оно было настолько сильным и великолепным, что, проснувшись сегодня утром, Сильваниус засомневался, не придумал ли он все это.

Теперь он понял, что это было лишь малой толикой того чувства, которое Эльфа может пробудить в нем, и счастья, которое они могут испытывать вместе.

Он обнимал ее все крепче и крепче, и волшебство ночи входило в них, и расцветала их любовь, которая не походила ни на что ранее испытанное или даже воображаемое герцогом.

Эльфа принадлежала ему, а он ей, и разделить их было невозможно. В этот момент они казались не земными мужчиной и женщиной, а бестелесными божественными созданиями.

Ярко светила луна. Музыка деревьев становилась все громче, сливаясь с музыкой их сердец. Духи леса замерли в ожидании чуда.

Герцог поднял Эльфу на руки как пушинку и осторожно, как величайшую и самую хрупкую драгоценность, опустил на траву.

Потом было только неописуемое счастье и высшая свобода, которая на крыльях экстаза любви уносила их в — , бездонную высь…

Прошло много времени. Деревья своей тенью, словно защищая влюбленных от чужих глаз, накрыли их, а луна ушла за лес, когда Эльфа едва слышно прошептала:

— Я… люблю… тебя!

Ее голос был еле слышен, и это были первые слова, произнесенные во время их нынешней встречи. А ему казалось, что они рассказали друг другу о себе все и между ними больше не было секретов.

— И я люблю тебя, моя прекрасная Эльфа, моя дорогая, мое сердце, моя жизнь! — нежно вторил он.

— Я не… понимаю, как можно… чувствовать такой восторг, такое счастье… такое абсолютное совершенство и… остаться живым! — прошептала Эльфа.

— Я не испугал тебя?

Он догадался, что она улыбнулась прежде, чем ответить:

— Как меня… может… испугать… Сильваниус?

— Ты считаешь, что я именно такой?

— Ты — бог, которому я всегда… поклонялась и молилась, о котором грезила, гуляя в лесу, и когда… ты пришел сейчас… я поняла, что мечта моя воплотилась в жизнь. Я чуть не упала перед тобой на колени.

— Это я хочу упасть перед тобой на колени. Потому что ты самая изысканная нимфа, которая когда-либо выходила из волшебного пруда в этом лесу.

Эльфа рассмеялась от счастья.

— Волшебный пруд, — сказала она. — Когда я увидела его, то сразу поняла, почему ты в детстве любил приходить сюда.

— Ты знала, что я пойду за тобой в этот вечер? — спросил Сильваниус.

— Мне кажется… я знала почти наверняка. Деревья позвали меня сразу, как только я увидела их. Когда я вошла в лес, они показывали мне, куда… идти.

— Мне кажется, наша встреча у пруда в эту дивную ночь давно была предопределена.

— О, Сильваниус! Ты понял это! — воскликнула Эльфа. — Я никогда даже и не мечтала, что кто-то сможет понять это, а в последнюю очередь — ты.

Она почувствовала, что он обиделся на эти слова.

— Я не… имею в виду… бесчувственность, а лишь… я так много слышала… всякого о тебе, что считала тебя человеком… могущественным, но доступным… просто человеком.

— А теперь?

— Для меня ты… бог, который всегда был… частью моей жизни.

— Так же, как и ты была частью моей, хотя я и не осознавал этого. Только теперь, когда ты оказалась в моих объятиях, я наконец понял, что не только наш союз был предопределен с момента зарождения жизни на земле, но и что мы будем вместе целую вечность.

— Ты считаешь, что?..

— Мне потребуется вся жизнь, чтобы убедить тебя, что я говорю сейчас правду, но с первой минуты, как я тебя увидел, ты околдовала меня, и теперь я знаю, что ни одна женщина не может увлечь меня.

Эльфа радостно вскрикнула и еще теснее прижалась к нему.

Герцог нежно провел рукой по ее гладкой коже, прежде чем сказать:

— Почему я говорю» женщина «? Ведь ты не женщина, а — сверхъестественное существо, которое меня очаровало и околдовало.

— Я… хочу, чтобы ты… так думал.

— Почему?

— Потому что, — прошептала она, — я не знаю, почему… любовь… околдовывает и… полностью подчиняет людей друг другу.

Она еще теснее прижалась к Сильваниусу.

— Это волшебство… волшебство, которое… я почувствовала, слушая… слушая музыку листьев.

— Давай слушать ее вместе, — предложил герцог, — тогда мы никогда не ошибемся.

— Я ошибалась на твой счет… но теперь я буду любить тебя и поклоняться тебе… всегда!

Губы герцога нашли губы Эльфы. Его поцелуй был нежным, но требовательным.

Как только Сильваниус почувствовал ее тело в своих руках, он услышал музыку, которая звучала все яснее и громче. Он вновь ощутил, что трава и цветы, деревья и земля — все вокруг них живое, а они — часть этого волшебного мира.

Их поцелуи стали крепче, а губы горячее, и он почувствовал, как в ней опять загорелся ответный огонь его страсти.

— Люби меня!.. О, Сильваниус, люби меня! — воскликнула Эльфа.

Затем свет их душ слился и накрыл их, как свет луны накрывает деревья в ночном лесу. Любовь подняла их на свои сказочные крылья и понесла прямо к звездам.

Глава 7

Герцог проснулся с необъяснимым ощущением счастья.

Он лежал с закрытыми глазами и думал, что никогда раньше не испытывал такого счастья, удовлетворенности и полноты жизни.

Сильваниус открыл глаза и подумал, что шторы почему-то не отдернуты: вероятно, слуга приходил и, увидев хозяина крепко спящим, не решился его будить.

Это было странно, потому что они с Эльфой вернулись домой вскоре после того, как луна только начала свой путь по небосклону, а звезды только появились на темном бархатном фоне.

Они с огромным трудом заставили себя оторваться от колдовства пруда и таинства леса и пойти домой.

Когда они шли через лес и сад. Эльфа с такой любовью и нежностью смотрела на него, что он подумал, что ни одно существо на свете не может быть столь соблазнительным телесно и духовно высоким одновременно.

Ничто не отвлекало их друг от друга. Но, как только впереди показались контуры освещенного дома, герцог вспомнил о проблемах, которые ему предстоит разрешать завтра, хотя ни одна из них не могла заставить забыть о сегодняшней ночи.

Он провел Эльфу через боковой вход по маленькой лестнице для слуг так, что никто, даже ночной сторож, не увидел их.

Сильваниус снял с нее платье и на руках отнес на кровать. Глядя на ее сверкающие волосы, он подумал, что сказал правду, что теперь не сможет смотреть ни на одну женщину, и ни одна из них не покажется ему привлекательной.

— Спи, моя дорогая, — сказал он, устраиваясь рядом с ней. — И пусть в твоей голове останется только мысль о том, что мы нашли друг друга, а все остальное не имеет значения.

— Я люблю тебя… Сильваниус… я люблю тебя! — пробормотала, засыпая. Эльфа.

Он нежно поцеловал ее, и она заснула прежде, чем Сильваниус успел покинуть спальню.

Оставшись один, он подумал, что впервые за многие годы ему хочется вознести молитву благодарности и признательности за то, что после многих лет разочарования в женщинах он наконец нашел ту, которая является его половиной.

Сильваниус заснул с именем Эльфы на губах, а проснувшись, почувствовал радость и прилив сил от мысли, что она находится буквально в нескольких шагах от него и он может через мгновение ее увидеть.

Посмотрев на часы, герцог подумал, что она наверняка спит так же крепко и он сможет разбудить ее поцелуем.

Встав с постели, он увидел под дверью, соединяющей их комнаты, листок бумаги, Он точно помнил, что, уходя от нее, закрыл дверь, опасаясь, что приходящий по утрам слуга может громким голосом потревожить ее сон. Герцогу пришло в голову, что впервые в жизни он заботится о ком-то другом, а не о себе.

По этой же причине он ушел спать в свою комнату, а не провел всю ночь рядом с Эльфой, сжимая ее в объятиях.

Ее превращение в женщину было столь необычным и прекрасным, что герцога переполняла радость при мысли, что она счастлива. Но тут же подумал, что ему надо с еще большей нежностью и заботой относиться к ней.

» Я буду защищать и лелеять ее всю свою жизнь «, — решил герцог.

Ему пришло в голову, что она вернула ему давно утраченные идеалы юности и дала другие, о которых он даже и не подозревал.

Нагнувшись, чтобы поднять лежавшее под дверью письмо, Сильваниус неожиданно ощутил страх.

Что случилось? Зачем ей было писать ему, хотя стоило ей повернуть ручку двери, и она оказалась бы в его объятиях?

Сильваниус решил, что это абсурдно, его страхи беспочвенны, и удивился, что у него тряслись руки, когда он вынимал листок бумаги из конверта.

Эльфа написала всего несколько строк, и он медленно прочитал их несколько раз:

» Я люблю тебя, Сильваниус! Я не смогу вынести ничего, что может отравить или оскорбить нашу любовь. Когда ты позовешь меня, я услышу и вернусь «.

Он понимал, почему Эльфа написала это.

Герцог испытывал то же чувство. Он считал, что их любовь была столь божественной, что стало бы святотатством бросить на нее тень или чем-то отравить ее. А желающих сделать это было немало, начиная с Изабель.

Он хорошо понимал чувства Эльфы, но волновался, не подозревая, куда она могла исчезнуть.

Хотя Эльфа и сказала, что они стали настолько близки, что она услышит, когда он позовет, Сильваниус не мог и часа прожить без нее.

Он стоял посреди комнаты с письмом в руке и напряженно размышлял. Как когда-то он готовил атаку своих солдат, детально изучая обстановку на поле боя, мощь противника и свои собственные силы, когда он тщательно продумывал и планировал обстановку и перестройку своего дома, так и теперь он должен все предельно точно уяснить себе, то есть представить себя Эльфой, пишущей это письмо.

После некоторых размышлений, во время которых он в глубокой задумчивости ходил по комнате, герцог взял колокольчик и вызвал слугу.

Он отдавал приказания резко, четко, решительно, как не делал уже давно.

Час спустя герцог бешеным галопом скакал по полям в направлении дома Норталертонов.

Под ним была одна из самых быстрых лошадей его конюшни, и поэтому он добрался до жилища соседей всего за двадцать минут.

Бросив поводья подбежавшему конюху, герцог Линчестер вошел не через парадный вход, а через боковой и решительно направился прямо в зал.

Встретив служанку, которая с изумлением посмотрела на него и склонилась в почтительном поклоне, он сказал:

— Я хотел бы переговорить с леди Каролиной.

— Полагаю, что госпожа находится в гостиной, ваша светлость. Следует ли мне сказать ей, что вы хотите ее видеть?

— Нет, только покажите мне дорогу туда, — сказал Сильваниус.

Служанка провела его на второй этаж к дверям комнаты, в которую он вошел, не дожидаясь объявления о своем приходе.

Каролина сидела на софе рядом с Эдвардом Далкирком.

Они оживленно разговаривали, держась за руки, когда вошел герцог Линчестер. Они тут же вскочили, словно были в чем-то виноваты.

— Я извиняюсь, что помешал вам, Каролина, — сказал герцог, — но у меня неотложный и приватный разговор к вам, о котором не должны знать ваши отец и мать.

— Я, пожалуй, пойду, — начал Эдвард Далкирк, но герцог остановил его, взяв за руку.

— Рад видеть вас вновь, Далкирк, — сказал он. — Я собирался повидаться с вами в скором будущем, но случай свел нас сегодня.

Эдвард Далкирк — симпатичный молодой человек с ясным открытым взглядом — удивленно посмотрел на него, а герцог продолжил:

— Эльфа говорила мне, что вас очень привлекает разведение лошадей. Я подумал, что, может быть, вы нуждаетесь в конюшнях, некоторые из которых в моем имении пустуют, и добавлю без ложной скромности, что они великолепны.

На мгновение Эдвард Далкирк лишился дара речи.

— Воспользоваться… вашими… конюшнями, ваша светлость? — от изумления растягивая слова, произнес он.

— Было бы глупо не сделать этого, ведь мы ближайшие соседи, — сказал герцог. — Но, может быть, было бы даже лучше нам стать партнерами.

Эдвард Далкирк на этот раз полностью лишился дара речи и не смог ответить, лишь Каролина издала радостный возглас.

— Вы… считаете, что… Вы… действительно так считаете? — в замешательстве спросила она. — Если Эдвард станет вашим деловым партнером, я… уверена, что… папа… разрешит нам… пожениться.

— Именно это я и имел в виду, — улыбнулся герцог Линчестер.

— Я не… могу… поверить в это! — воскликнула Каролина.

— Я не знаю, что сказать, ваша светлость, — начал Эдвард.

— Не надо ничего говорить, — перебил его Сильваниус. — Вам надо встретиться с Гарстоном, который руководит моими конюшнями, и договориться с ним обо всем. Я отдам соответствующие распоряжения.

Пока Эдвард пытался выразить свою благодарность, герцог повернулся к Каролине.

— Я кое о чем хотел бы вас спросить.

— Конечно.

Эдвард Далкирк, все еще пытавшийся найти подходящие слова, повернулся к двери, собираясь выйти.

— Подождите! — воскликнула Каролина. — Вас никто не должен видеть!

Он улыбнулся, дав понять ей, что все понял, и закрыл дверь.

Каролина посмотрела на герцога.

— Как я могу вас отблагодарить? — начала она — Вы можете сделать это, сообщив мне, куда уехала Эльфа, — сказал герцог.

Он увидел, как широко раскрылись глаза Каролины, и быстро добавил:

— Нет, мы не поссорились. Мы счастливы, так счастливы, как будете вы с Далкирком, но к нам приехало несколько непрошеных гостей, и она мудро покинула дом до их отъезда.

Каролина посмотрела на него с удивлением.

— Я узнал, что Эльфа ускакала рано утром на Ласточке, и не думаю, что она могла уехать далеко.

— Нет, уверена, что она не сделает этого.

— Так где же она могла укрыться? — настаивал герцог. — Есть ли у нее настоящий друг где-нибудь по соседству?

Каролина задумалась на мгновение, затем воскликнула:

— Конечно! Я знаю, куда она могла уехать — к своей воспитательнице мисс Матиссон. Она однажды уже уезжала туда, и папа ее наказал за своеволие.

— Где живет мисс Матиссон? — спросил Сильваниус нетерпеливо.

— Десять миль отсюда к югу. Деревушка Литл Велхэм.

— Я, кажется, знаю это место, — пробормотал герцог.

— Да, именно там она наверняка и находится, — уже с уверенностью заявила Каролина.

— Спасибо, — поблагодарил герцог. — Будьте добры, Каролина, не говорите вашим родителям о моих расспросах, а я надеюсь, что они не узнают о моем визите.

— Папа куда-то уехал, а мама поглощена своим садом, — сказала Каролина, — так что на этот счет вы можете быть спокойны.

Когда она попыталась вновь благодарить герцога, он, не став ее слушать, сбежал по лестнице вниз. Через минуту он уже скакал домой.

Вернувшись в Честер-хауз, Сильваниус с удовлетворением узнал, что Изабель и Китти еще спят, но у него не было ни малейшего желания встречаться и с Джорджем Гэмптоном или Эдвардом Фенвиком.

Он поднялся к себе в спальню сменить костюм и послал слугу позвать Гарри Шелдона.

Гарри очень быстро явился на зов друга.

— Где ты пропадаешь, Сильваниус? — спросил он. — Ты не составил за завтраком мне копанию, а когда я спросил, где ты, мне ответили, что ты ускакал куда-то довольно рано.

— Теперь послушай меня, — начал герцог. — Я уезжаю. Ты однажды сказал мне, что вернешь долг в любое время, когда мне понадобится твоя помощь.

— Что я должен для тебя сделать?

— Я прошу тебя избавить меня от Изабель раз и навсегда. И приглядывать за домом, пока меня здесь не будет.

Гарри уставился на него в недоумении.

— Как понимать твои слова? Что мне надо делать?

— Это не трудно, — сказал герцог, умело завязывая галстук. — Вплоть до моего возвращения ты будешь управлять всеми делами в поместье, и самое большое внимание ты должен уделить лошадям.

— Куда ты едешь? Когда ты вернешься? — вопросы один за другим сыпались из уст Гарри.

— Откровенно говоря, я не могу дать ответ на твой второй вопрос: просто не знаю. А куда я направляюсь — наш с Эльфой секрет.

Гарри посмотрел на него и медленно произнес:

— Мне кажется, что я не ошибаюсь… Неужели ты, Сильваниус, влюбился?

— Я счастлив впервые в жизни, — признался его друг.

— Я чертовски рад за тебя, но меня не радует перспектива разбирательства с твоей бывшей любовницей…

— Мне больше не на кого положиться, — ответил герцог.

Гарри скорчил гримасу и заявил:

— Ты представляешь, что сделает Изабель?

— Будь спокоен, у меня нет ни малейшего желания видеть эту особу, и я надеюсь, что Китти, у которой достаточно здравого смысла, поможет ей понять, что ее поведение вчера вечером просто непростительно.

— А если она откажется уехать? Что мне делать тогда?

— Вышвырни ее вон или, еще лучше, дай ей возможность поскучать в деревне. Она скоро сойдет с ума от тоски…

— По тебе! — закончил Гарри.

— Вот именно — согласился герцог. — Но меня это не волнует!

Он встал, накинул плащ и, повернувшись к другу, протянул ему руку.

— Спасибо тебе, Гарри. И помни — все в доме в твоем распоряжении.

— Как долго тебя не будет?

— До тех пор, когда мы с Эльфой не будем готовы вернуться к цивилизации.

Глядя на него, Гарри подумал, что это случится нескоро. Он никогда не видел друга таким счастливым и беззаботным.

В его лице появилось какое-то новое выражение, и это навело Гарри на мысль, что в его жизни произошло что-то, что изменило его самого, но он еще не может дать этому объяснения.

Не то чтобы он стал старше, но как будто вырос в собственных глазах и окреп характером. Гарри очень любил Сильваниуса и знал, что именно твердости и зрелости не хватало ему до сих пор.

— Передай мои заверения в любви своей супруге, — сказал он. — С первого взгляда я понял, что она не только внешне отличается от других женщин, но и своим внутренним миром.

Ему показалось, что в глазах герцога загорелся счастливый огонек, и продолжил:

— Я не ошибусь, Сильваниус, если скажу, что на этот раз тебя не ждут скука и разочарование.

— В этом я уверен и сам, — сказал тот просто. — Проводи меня.

Они вышли к боковым дверям, куда герцог приказал подать карету.

Гарри понял, что Сильваниус не хочет, чтобы его провожал еще кто-нибудь, чтобы не давать вынужденных объяснений о причинах столь поспешного отъезда.

Карета, которая ждала герцога, была самой быстрой из всех его экипажей, а лошади, запряженные в нее, как знал Гарри, — самые резвые в его конюшнях.

Его удивило, что к карете были привязаны еще две великолепные запасные лошади. Но он догадался, что герцог собирается ехать далеко и вынужден будет менять лошадей. Но не осмелился комментировать свое открытие.

— Спасибо, Гарри! Счастливо оставаться! Герцог сел в карету и взял вожжи у кучера. Когда карета герцога отъехала, Гарри почувствовал зависть, хотя сам не понимал почему.

Герцог без труда добрался до деревни Литл Велхэм и нашел дом мисс Матиссон.

Подъехав к нему, он спрыгнул на землю и, не дожидаясь, пока его кучер постучит в дверь, сам сделал это. Дверь открылась, и он увидел перед собой пожилую седую женщину, которая выглядела именно так, как должна выглядеть бывшая воспитательница благородных юных леди.

— Вы, должно быть, мисс Матиссон? — сказал герцог. Женщина улыбнулась и, почтительно поклонившись, ответила:

— А я уверена, что вы — его светлость герцог Линчестер. Эльфа предполагала, что вы приедете за ней, но не думала, что это произойдет так скоро.

— Где она? — нетерпеливо спросил герцог.

— Вы найдете ее, ваша светлость, в лесу. Она сказала, что ей надо поразмышлять над важными вещами, и отправилась туда сразу, как прискакала.

Герцог не стал дожидаться окончания ее объяснений.

Он шагнул мимо мисс Матиссон, прошел через ее дом и вышел через заднюю дверь, перед которой простирался небольшой, но ухоженный садик, а за ним виднелся лес.

В лесу была дорожка, которая шла мимо огромных дубов и буков, продиралась через заросли кустарников. В конце ее Сильваниус увидел светлую фигурку, прильнувшую к высокому раскидистому дубу.

Эльфа все еще была в зеленой шелковой юбке от костюма, в котором она выехала из Честер-хауза, но сняла курточку и шляпу.

Ее блузка из тонкого муслина смотрелась на фоне могучего темного дерева пятном света, а волосы отливали золотом солнца, которое, казалось, она принесла в темную чащу леса.

Герцог стоял не двигаясь и любовался ею. Вдруг Эльфа обернулась, словно почувствовала его присутствие.

Ее глаза расширились, и она, издав радостный крик, бросилась в его объятия с раскинутыми, как крылья, руками.

Сильваниус обнял ее и начал целовать, пока они не перестали замечать все вокруг.

Их сердца бились как сумасшедшие, и, когда герцог поднял на нее глаза, он не мог вымолвить ни слова. Голос не слушался его.

— Сильваниус! Ты… здесь, — шептала Эльфа. — Я не думала, что ты… найдешь меня… так быстро.

— Как ты могла уехать тайком? — спросил герцог. — Нет, ты была права, что уехала, моя дорогая, но я хотел бы, чтобы ты дождалась меня и мы уехали бы вместе.

— Я не думала, что ты… захочешь сделать… это, — ответила Эльфа.

— Но ты ошиблась, и теперь, так как нам предстоит долгая дорога, нам нельзя терять времени.

Она с немым вопросом посмотрела на него.

— Это секрет, — улыбнулся Сильваниус.

Эльфа рассмеялась и взяла его под руку.

— Но это будет чудесно, потому что… ты со мной.

— Я больше никуда не отпущу тебя!

Он увлек ее по тропинке в сторону кареты, но много раз останавливался, чтобы поцеловать ее вновь и вновь — страстно и настойчиво. Сильваниус удивлялся, насколько прекрасна и бесценна была для него Эльфа.

Как и пообещал герцог, они проделали долгий и тяжелый путь. Только к вечеру Эльфа увидела вдали море и почувствовала вкус соли на своих губах.

Инстинктивно, потому что теперь она догадалась, куда они едут. Эльфа теснее прижалась к супругу. Но не потому, что устала, а из-за незнакомого ранее ощущения покоя и радости, которые она испытывала, чувствуя его сильное тело рядом.

Герцог понял ее состояние и улыбнулся. Он подумал, что весь день совершенно нещадно палило солнце и стояла жара, а они даже не заметили этого.

Через некоторое время они подъехали к маленькой рыбацкой деревушке, которая раскинулась на берегу естественной гавани, куда герцог велел привести свою яхту.

Она называлась» Мермэйд»и была построена на верфях, расположенных в южной части страны, где герцог владел землями. Сначала он планировал воспользоваться ею только через месяц, но теперь его намерения изменились. Герцог был доволен жизнью. Ему казалось, что сама судьба или боги, к которым Эльфа причисляла и его, взяли их жизнь в свои руки и организовали идеальный медовый месяц.

Прежде чем отправиться к Норталертонам сегодня утром, Сильваниус послал слугу через всю страну с подробными инструкциями. Когда они приехали на побережье, он с удовлетворением отметил, что повозка с багажом Эльфы, запряженная шестью лошадьми, уже прибыла.

Эльфа же не могла оторвать глаз от яхты, удивляясь ее классически правильным линиям и огромным размерам, которые превышали ее самые смелые ожидания.

Герцог помог ей выйти из кареты. Несмотря на страстное желание поскорее попасть на борт яхты и осмотреть ее. Эльфа погладила прекрасных лошадей, которые привезли их сюда, и пожелала счастливого возвращения кучеру.

— Убедитесь, что лошади хорошо отдохнули, прежде чем отправитесь назад, Джим, — приказал герцог.

— Будет исполнено, ваша светлость.

— Мне кажется, они похожи на коней Аполлона, которые несли его по небу в карете из солнечного света, — сказала Эльфа.

В глазах герцога блеснул огонек.

— Я занял их у него только для этого случая!

Она рассмеялась, Когда они взошли на борт яхты. Эльфа подумала, что никогда еще не встречала человека, который бы разделял ее фантазии, а не высмеивал их.

Яхта была, как этого можно было ожидать, великолепно сконструирована по чертежам самого герцога. Она воплотила в себе все самые последние достижения кораблестроения и, по словам капитана, вызывала черную зависть у большинства владельцев частных яхт.

Салон был выдержан в зеленых тонах: зеленые занавески над иллюминаторами, зеленая обивка кресел и стульев. Герцогу сейчас пришло в голову, что, когда он выбирал этот цвет, он действительно подсознательно чувствовал, что это любимый цвет Эльфы.

Когда они спустились в просторную каюту, она вновь не могла поверить, что не вступает в мир своих грез.

Стены каюты были цвета палевого нефрита, середину помещения занимала огромная кровать из дуба, отделанная резьбой, изображающей различные деревья и обитателей леса: птиц и животных. Они были так искусно выполнены, что Эльфа в полном изумлении уставилась на герцога.

— Когда я строил яхту, — сказал он, — в соседней деревне мне повстречался бывший моряк, который показал мне некоторые свои работы, и я заказал ему эту кровать. Ты будешь первым человеком, который будет спать в ней, моя дорогая, и первым гостем, который ступил на борт «Мермэйда».

По тому как он говорил эти слова. Эльфа поняла, что Сильваниус вкладывает в них особый смысл, понятный им обоим после того, что она сказала ему в саду у Девонширов.

Она, однако, не могла забыть слова графини о поездке в Париж и спросила его с некоторой долей опаски в голосе:

— А… куда… мы… поплывем? Герцог обнял ее и сказал:

— Мы поплывем, куда ты пожелаешь, моя обожаемая жена, но я думал, что мы могли бы начать с плавания вдоль берегов Англии в графство Корнуолл, где у меня есть дом, в котором я не был с самого детства.

Эльфа поняла, что он имеет в виду, что там никогда не было других женщин. А Сильваниус продолжал:

— Он принадлежал семье моей матери и перешел ко мне после ее смерти. Дом стоит на берегу моря, окруженный деревьями, которые растут почти у самой воды. Там мы будем одни. Никто не побеспокоит нас.

Эльфа посмотрела на него счастливыми глазами.

— Это звучит слишком прекрасно! — прошептала она. — Я так счастлива, что я… боюсь.

— Боишься? — удивился Сильваниус. — Чего тебе бояться, дорогая Эльфа?

— Боги могут позавидовать.

— Я смогу защитить тебя даже от богов, — пообещал герцог.

Он повернул ее лицом к себе и прижал еще крепче.

— Как мне удалось найти такое совершенство? Такое изящество, такую редкость?

Эльфа загадочно улыбнулась, и Сильваниус сурово добавил:

— Ты моя, и я никогда, никогда не смогу делить тебя ни с кем! Я уже дьявольски тебя ревную не только к другим людям, но и ко всему, что вызывает твой интерес или занимает твои мысли.

— У тебя нет… никаких оснований… для ревности, — возразила Эльфа. — Ты знаешь, так же как и я, что я твоя… полностью… абсолютно твоя.

Ее голос был еле слышен, когда она продолжила:

— Прошлой мочью, когда ты любил меня, я поняла, что меня… нет без тебя и мы — как один человек, как будто мы заключены в… стволе одного дерева.

Она видела, что герцог слушает ее, затаив дыхание, и продолжала:

— Но у деревьев есть ветки и листья, которые дают людям тень и защиту… Это то, что ты делаешь в отношении меня, и, возможно, я смогу помочь тебе немного, ., делать это… в отношении других людей.

Герцог не нашелся что ответить.

Он знал, что все женщины, которые вызывали у него интерес и которые, несомненно, отдавали ему свои сердца, никогда не задумывались о том, что он делает для кого-то другого.

Он также понял сегодня утром, что Эльфа открывает перед ним новые горизонты жизни, новые идеалы и цели.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, моя бесценная жена, и постараюсь не разочаровать тебя. Но сейчас, прежде чем мы начнем заниматься еще чем-нибудь, я намерен полностью отдаться медовому месяцу.

Глаза Эльфы засветились от счастья, и она сказала:

— Я поняла это, когда увидела «Мермэйд».

— Она унесет нас в мир грез, — сказал герцог, — где мы сможем говорить друг другу о любви до тех пор, пока ты не решишь, а это будет только твое решение, что надо возвращаться к обычной жизни, которая ждет наг.

Эльфа улыбнулась ему.

— Где бы мы с тобой ни очутились, дорогой Сильваниус, куда бы не занесла нас судьба, всегда найдется… время, когда мы сможем… побыть вдвоем.

С восхитительной простотой она посмотрела на кровать, и герцог рассмеялся смехом счастливого человека.

— Ты можешь не сомневаться, моя колдунья: даже самый занятой человек имеет хотя бы ночи для того, чтобы отдаться лунному свету, звездам, мечтам и, конечно, — любви.

Его голос окреп.

— Я прикажу накрывать на стол, как только ты будешь готова. У нас был тяжелый день, моя дорогая, и я считаю, что нам следует лечь в постель пораньше.

Эльфа ничего не ответила. Она просто подставила свои губы для поцелуя.

Сильваниус поцеловал ее страстно и нежно. Он знал, что это только начало, и ему предстоит не только многому научить ее, но и многому научиться самому.

Это будет не только самая захватывающая и интересная жизнь, о которой он и не мечтал, но и новый жизненный опыт, который он уже не думал приобрести.

Герцог принял бокал бренди от стюарда и, когда тот вышел из салона, поднял его со словами:

— За тебя, моя обожаемая жена! И за наш медовый месяц, который, что бы ни случилось, мы будем повторять каждый год, чтобы не забывать это наше первое совместное путешествие.

Эльфа подняла свой бокал:

— За Сильваниуса! — сказала она просто. Ей не было необходимости добавлять к этом тосту какие-либо слова. То, как при этом сияли ее глаза, лучше всего говорило герцогу о ее чувствах.

Ее платье было того же цвета, что и обивка стен, и ему представилось, что Эльфа принадлежит морскому царству, хотя он и знал, что она связывает себя с лесом.

Во время ужина он додумал, что все, о чем они говорят, живо интересует его.

Сильваниус обнаружил, что ему приходят мысли, которые раньше никогда не посещали голову, у него появились новые идеи, которые он однажды воплотит в жизнь, — все это приходило к нему словно вдохновение от какой-то высшей силы.

— О чем ты думаешь? — спросила Эльфа.

— У меня такое ощущение, что я могу взобраться на самую высокую гору, править миром по-новому, мудро, присоединиться к богам на Олимпе и поразить их своими талантами.

— Ты принадлежишь к ним, — сказала Эльфа. — В то же время, я думаю, боги понимают, что их миссия заключается в том, чтобы помогать человечеству. От них древние греки получили огонь, они научили людей мыслить так, как они до этого не могли.

— Нечто подобное ты сделала со мной.

— Мне хотелось бы верить в это, — заметила Эльфа, — но я полагаю, что ты дошел бы до этого и сам, хотя любовь и является в жизни сильнейшим стимулом.

— Мне казалось, молодые девушки ничего не знают о любви, — поддразнил ее герцог.

— Я говорю не о земной любви, — ответила Эльфа. — Любовь, которую ты подарил мне… отличается от того, что я… ждала или что представляла себе. И в то же время есть много похожего, потому что это любовь, о которой шептались деревья в лесу и переговаривались полевые цветы. Любовь, о которой я мечтала…

— Теперь мы будем мечтать вместе, — твердо пообещал герцог.

Он протянул ей руку через стол, и она положила свои тонкие пальцы на его ладонь. Герцог нежно поцеловал их.

Яхта плыла по спокойному морю, подгоняемая легким ветерком, который сопутствовал им с самого отплытия из маленькой гавани.

Эльфа услышала звук падающего якоря и вопросительно посмотрела на герцога.

— Мы станем на якорь в заливе на ночь. Это не только даст команде возможность отдохнуть, но и избавит нас от лишнего беспокойства. Так что, моя бесценная жена, пора спускаться вниз.

Эльфа заметила огонь в его глазах, и ее щеки залил нежный румянец смущения.

Герцог помог ей подняться, обнял за талию и так довел до самой каюты.

Когда они вошли, Эльфа увидела приготовленную постель, на которой была разложена ее ночная рубашка. Служанки не было.

— Боюсь, тебе придется помочь… мне снять платье, — стыдливо сказала она герцогу.

— Я с удовольствием сделаю это, — ответил он. — Когда мы прибудем в наш дом в Корнуолле, у тебя там будет служанка, а здесь на «Мермэйде»я буду прислуживать тебе, моя любовь. И я нахожу это восхитительным.

— Ты… смущаешь меня, — запротестовала Эльфа.

— Ты не смущалась прошлой ночью.

— Это было совсем не то, это было совсем другое, — возразила она. — Тогда ты был Сильваниус-бог, которому я всегда… поклонялась, сегодня… ты — мужчина.

Последнее слово она произнесла очень тихо, и герцог сказал:

— Мужчина, который восхищается тобой и преклоняется перед тобой как перед богиней. Но ты, моя дорогая, еще и женщина.

Он прижал ее к себе и, когда голова его юной жены откинулась назад, внимательно посмотрел на ее странное лицо, действительно напоминающее лики сказочных эльфов.

Сильваниус нежно провел пальцами по ее бровям, коснулся глаз и маленького прямого носа, дотронулся легким движением до ее губ.

В это время он почувствовал, что ее охватывает дрожь, выдавая страстное желание. Он нежно засмеялся и сказал:

— Я могу возбуждать тебя, моя восхитительная Эльфа! И я счастлив, что ты возбуждаешь меня до сумасшествия!

— Я хочу… возбуждать… тебя, — сказала Эльфа, задыхаясь.

— Ты не только возбуждаешь меня, но и околдовываешь и порабощаешь.

Сильваниус нежно погладил ее по шее, и его рука опустилась ниже, коснувшись ее нежной груди.

— И это не все: я околдован, моя дорогая, не только твоим лицом и твоим телом, но и твоим духом, твоим сердцем, твоей душой. И от этого колдовства я никогда не избавлюсь.

Платье Эльфы соскользнуло на пол. Он поднял ее на руки и бережно опустил на кровать. Ел показалось, что она вновь очутилась в лесу около волшебного пруда, залитого лунным светом.

Но Эльфа успела подумать, что не имеет значения, где она находится, если муж рядом с ней. Когда он лег, она крепко обняла его, почувствовав силу и жар его тела.

— Я люблю… тебя, — прошептала она.

— Я хочу тебя, — ответил герцог. — Я хочу тебя всю целиком, сейчас и навсегда!

Его губы стали требовательными, и она почувствовала в них огонь, но это не смутило и не испугало ее. Это была сила любви — всевластной и божественной.

Она отдалась ему, тая в его руках, чувствуя, как его сердце бьется в том же ритме, что и ее.

А потом были только любовь и нежные объятия моря.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7