«Мудрость сердца»

Глава 1

1817 год

На набережной Дувра царил настоящий хаос.

У пристани разгружались одновременно три корабля, в то время как другие суда стояли на рейде, ожидая, когда освободится место у причала.

Казалось, здесь яблоку негде было упасть. Повсюду высились груды оружия, ящики с амуницией, сундуки, конская упряжь и седла; рядом топтались дрожавшие в испуге лошади, растерянные и ошеломленные этой сутолокой; грумы старались их успокоить, хотя сами, казалось, были растеряны не меньше, чем их подопечные.

На берег одни за другими выносили носилки с ранеными. Некоторые из них, по всей видимости, уже стояли одной ногой в могиле, другим, безруким и безногим, помогали сойти на берег измученные санитары, которые сами выглядели отнюдь не лучше калек.

Здесь же столпились кавалеристы, потерявшие в этом хаосе оружие и свои вещевые мешки, а старший сержант, окончательно сорвав голос, все выкрикивал приказы, которых никто, похоже, не слушал.

«Если это и есть мир, — подумал полковник Ромни Вуд, спускаясь с корабля по шаткому трапу, — то на войне, по крайней мере, больше порядка».

В то же время, хотя он и убеждал себя, что это всего лишь сантименты, он не мог сдержать глубокого волнения при мысли, что наконец-то снова ступает на родную землю после долгих шести лет, проведенных им вдали от родины, на войне, на вражеской территории.

Подобно большинству солдат и офицеров британской армии полковник надеялся, что после Ватерлоо и ссылки Наполеона на остров Святой Елены они все смогут вернуться домой. Однако, по мнению герцога Веллингтона, оккупационная армия являлась залогом мира в Европе и должна была там оставаться и после разгрома ненавистного корсиканца.

Вначале полковник Вуд полагал, что главнокомандующий настаивает на этом без всякого основания, особенно после того, как Париж сложил оружие, отказавшись от дальнейшей борьбы.

Впрочем, Веллингтон и не намеревался вмешиваться в работу будущего гражданского правительства Франции. Как всегда после сражений, он был занят защитой гражданских лиц от военных эксцессов.

Поскольку сами парижане были в этом заинтересованы, они не видели ничего дурного в мерах, предпринятых британской армией, а разница между их союзниками и союзниками Британии стала очевидна сразу, как только была проиграна битва при Ватерлоо.

Ромни Вуд старался изо всех сил держаться подальше от политических интриг и не видел большого смысла в том, чтобы оставаться дальше на воинской службе. Однако герцог Веллингтон был очень к нему привязан, а кроме того, весьма ценил как человека исключительной честности и одного из своих лучших офицеров. Поэтому полковнику приходилось не только заниматься делами тех воинских частей, которыми он непосредственно командовал, но и частенько, выполняя поручения герцога, наводить порядок там, где возникали разного рода инциденты, портившие торжество от одержанной победы.

— Будь все проклято! — чуть ли не ежедневно говорили молодые офицеры полковнику Буду. — Для чего же мы сражались, если не для того, чтобы победить Наполеона и отправиться по домам?

Они не могли найти ни одной разумной причины, чтобы объяснить, почему герцог настаивает на оккупационной армии, и соглашались с французами, что организовать снабжение ста пятидесяти тысяч человек продовольствием — непосильная задача.

Герцог вызвал к себе Ромни Вуда.

— Они хотят, чтобы я отправил тридцать тысяч человек по домам, — сказал он с возмущением.

— Я слышал, ваша светлость, что они решили остановиться именно на этой цифре.

— Решили! — тут же вспылил герцог. — Я один могу здесь что-то решать!

— Разумеется, — согласился с ним полковник Вуд.

— Я и так уже сократил армию на восемь сотен человек, доведя ее всего до ста пятидесяти тысяч! — продолжал бушевать герцог.

Полковник Вуд благоразумно промолчал.

Он знал, что политики обеих стран полагали такое сокращение армии недостаточным. В январе 1817 года герцог заявил на заседании постоянной комиссии стран-союзников в присутствии четырех послов: «Я признаю, что мое мнение существенно изменилось, и я поддерживаю предложение сократить армию на тридцать тысяч человек. Это сокращение намечено на начало апреля».

Многие считали, что таким образом был сделан шаг в правильном направлении, но не всех он удовлетворил. Мадам де Сталь, а также другие весьма привлекательные и влиятельные женщины, прибегнув к своим чарам и искусству обольщения, находившимся в их арсенале, сделали все от них зависящее, чтобы окончательно покончить с оккупацией и добиться роспуска целой английской армии.

Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Как обычно неторопливый в своих решениях, кабинет министров внезапно изменил свое мнение на диаметрально противоположное.

Герцог Веллингтон показал полковнику Буду депешу от графа Бэферста, в которой говорилось буквально следующее:

«Общественное нетерпение французов, стремящихся как можно скорее избавиться от иностранцев, отнюдь не вызывает во мне сталь же горячего стремления покинуть эту страну».

Полковник Вуд рассмеялся, прочитав эти строки.

— Я прекрасно понимаю, что вы чувствуете, ваша светлость. Но в то же время было бы ошибкой не принимать во внимание то обстоятельство, что в какой-то момент это может превратиться в «отступление».

Герцог озабоченно кивнул.

Он знал не хуже полковника Вуда, что нарастающая враждебность между французскими и английскими офицерами грозила вылиться в сложную проблему.

Но теперь наконец большая часть трудностей и сложных решений осталась позади и основная часть британской армии возвращалась на родную землю.

Пересекая Канал, Ромни Вуд вспоминал эти последние три года, проведенные им вдали от родины, и думал о том, что это было не самое легкое и приятное время в его жизни.

Конечно, были моменты, доставившие ему немало радостей, особенно в Париже, где жизнь возвращалась в свое нормальное русло гораздо быстрее, чем этого можно было ожидать.

Тем не менее, повторял полковник себе снова и снова, он не желал уподобиться салонным шаркунам, которые предпочитают полю битвы будуары прелестниц, а грому пушек — звуки вальса.

В то же самое время, пережив множество трудностей и лишений и пройдя через суровые испытания и жестокие сражения в Португалии и Франции, полковник признавал, что соблазны Парижа, в том числе хорошая еда и прекрасные женщины, — это то, от чего он не мог отказаться, хотя и относился к ним с большой долей цинизма.

Но что в действительности очень беспокоило Ромни Вуда, так это то, что начиная с этого дня ему предстояло распрощаться с армией.

Оформив все документы, он зашел проститься с герцогом перед тем, как покинуть Францию..

— Мне будет вас не хватать, — сказал Веллингтон просто, но так искренне, что невозможно было усомниться в его чувствах.

— Мой отец умер два года назад, — ответил он тогда герцогу. — Мне действительно необходимо вернуться домой и заняться наконец своими собственными делами.

— Святые небеса! — воскликнул главнокомандующий. — Я совсем забыл, что вы теперь лорд Хейвуд!

— Я не хотел пользоваться своим титулом, пока служу в армии, — ответил полковник. — Но уверен, ваша светлость понимает, что поскольку я был единственным ребенком в семье, то после смерти отца не осталось никого, кто мог бы приглядеть за родовым поместьем в мое отсутствие. Я не был в Англии уже шесть лет, и сейчас состояние моих дел таково, что требует моего безотлагательного присутствия.

Герцог ничего не возразил на это, но Ромни Вуд понимал с болью в сердце, как сильно ему будет не хватать людей, с которыми он столько лет служил и не раз смотрел в лицо смерти. Он прекрасно понимал, что дружба, которую он обрел на войне, не может сравниться с теми отношениями, что складываются между людьми в мирное время, и уже заранее тосковал по этой дружбе.

— Я дома! — попытался ободрить себя полковник, прокладывая путь среди толпы и завалов груза на пристани.

Однако в следующую минуту все сантименты были тут же забыты, и он выругался вслед носильщику, налетевшему на него со своей тележкой.

В этот день уже не было никой надежды выбраться из Дувра, и только благодаря своему высокому званию и внушительной, властной манере держаться полковнику удалось найти комнату, где он мог бы переночевать.

Утро следующего дня принесло ему бесчисленное множество проблем, связанных с улаживанием дел подчиненных из его собственного полка, которым он вызвался помочь до своего отъезда.

Помимо всего прочего, у него была назначена важная встреча, и ему было очень сложно найти подходящее место для конфиденциального разговора в гостинице, где царила такая же суета и неразбериха, что и на улицах.

Еще перед тем, как покинуть Францию, он обдумывал свое будущее по приезде на родину. Рассудив, что ему незачем ехать в Лондон, но придется пересечь всю страну, чтобы добраться до дома, полковник написал в адвокатскую контору, которая занималась его делами, а ранее — делами его отца, с тем чтобы они послали и , своего доверенного представителя в Дувр.

Договариваясь об этом, Ромни Вуд даже не представлял себе, насколько трудно будет с ним встретиться, фойе гостиницы было битком набито офицерами, так что просто нечем было дышать. С большим трудом он разыскал в этой толпе человека, ожидавшего его с каким-то отчаянным и слегка ошарашенным видом, оглушенного шумом и суетой, царящими здесь. При этом еще надо было найти комнату, в которой они могли бы спокойно поговорить, не прерываемые гомоном множества голосов.

В конце концов управляющий гостиницей предложил Ромни Буду воспользоваться его собственной конторой, и, когда дверь за ними закрылась, им показалось, что они попали в оазис блаженной тишины.

— Я не имел представления, мистер Гроссвайс, когда просил вас приехать на встречу со мной из Лондона, — сказал полковник адвокату, — что в Дувре царит такой хаос.

— Это вполне объяснимо, милорд, в подобных обстоятельствах, — кивнул мистер Гроссвайс.

Это был маленький, сухой старичок в очках, с умными, внимательными глазами и седой головой. Глядя на него, Ромни Вуд с чуть заметной улыбкой подумал, что безошибочно узнал бы в нем стряпчего где угодно и среди какой угодно компании.

— Прежде всего, — произнес лорд Хейвуд, когда мистер Гроссвайс уселся напротив него, держа на коленях свой раздутый портфель, — я бы хотел поблагодарить за те подробные письма, которые я получал от вас, будучи во Франции. Хотя должен признаться, что сообщения, полученные мной за последние восемнадцать месяцев, могут кого угодно повергнуть в уныние.

— Неудивительно, милорд, — ответил мистер Гроссвайс. — Очень многие молодые люди, подобно вам демобилизованные из армии, оказываются так же неприятно удивлены, ознакомившись с состоянием дел в Англии.

— Я слышал, что экономическое положение в военное время резко ухудшилось и сейчас стране грозит нищета и серьезные экономические трудности, — резко ответил лорд Хейвуд.

— Это так, — согласился с ним мистер Гроссвайс. — И я не хочу скрывать от вашей светлости тот факт, что Англию в ближайшем будущем ждет множество тягот, а также, несомненно, серьезные социальные потрясения.

То же самое лорд Хейвуд слышал и от герцога Веллингтона после его краткосрочного визита в Англию. Однако в данную минуту он предпочитал заняться своими собственными проблемами.

— Давайте вернемся к нашим делам, мистер Гроссвайс. Как я понял из ваших последних отчетов, поместье Хейвудов доведено почти до полного разорения.

— Это не то слово, которое я бы хотел употребить, милорд, — ответил стряпчий, — но, к сожалению, дела обстоят таким образом, что арендаторы не могут платить свою ренту. У них совсем нет денег, да и взять их, если сказать честно, просто неоткуда. Если только ваша светлость не имеет каких-либо неизвестных мне доходов, то я даже не знаю, что вы будете делать в самом ближайшем будущем.

— Неужели все обстоит так плохо? — спросил лорд Хейвуд.

Но и без мистера Гроссвайса он прекрасно знал ответ на этот вопрос.

— Боюсь, даже хуже, милорд!

— Что ж, ладно, — сказал он, — значит, нам надо решить, что можно продать.

— Я предвидел, что ваша светлость задаст мне этот вопрос, — с важным видом сказал мистер Гроссвайс. — Поэтому я заранее составил список ценного имущества, имеющегося в вашем распоряжении, которое вы можете продать. Только, боюсь, этот список совсем невелик.

Лорд Хейвуд нахмурился.

— Что значит невелик?

Мистер Гроссвайс кашлянул с виноватым видом.

— Вашей светлости должно быть известно, что ваш дедушка включил почти все имущество, которым обладал род Хейвудов, в акт о майоратном наследовании, то есть без права отчуждения, и разорвать этот акт могут только трое прямых наследников всего состояния, живущих в одно и то же время.

— Я никогда даже не слышал об этом.

— Я принес с собой все бумаги, чтобы вы, ваша светлость, могли на них взглянуть, — сказал адвокат и потянулся за своим портфелем.

— Я готов положиться на ваше слово в этом вопросе, мистер Гроссвайс. Так, значит, вы заявляете мне, что я не могу продать Хейвуд-хауз в Лондоне и аббатство Хейвудов в деревне, а также почти все, что в них содержится?

— Именно так, милорд. — Мистер Гроссвайс согласно наклонил голову.

В его голосе послышалось облегчение, так как ему совсем не хотелось самому вдаваться в эти неприятные для его клиента детали.

Лорд Хейвуд некоторое время сидел молча, барабаня пальцами по крышке стола, покрытой пятнами от пролитого вина и чернил и исцарапанной грубыми краями оловянных кружек. Но лорд Хейвуд ничего этого не замечал. Он был сейчас полностью погружен в невеселые мысли о том, как ему жить дальше, не имея ни пенни за душой, потому что именно к этому и сводилось все то, что сообщил ему сейчас мистер Гроссвайс.

Оглядываясь назад, полковник с горечью вспоминал, каким богатым и процветающим было поместье Хейвудов в Букингемшире во времена его детства, когда он мальчишкой катался там на лошадях, бегал по полям и лесам, полным дичи, охотился на кроликов и фазанов.

Арендаторы казались вполне преуспевающими и довольными жизнью, работники весело улыбались. В конюшнях поместья перебирали стройными ногами несколько десятков великолепных лошадей, а в нижнем большом холле с колоннами всегда дежурило с полдюжины молодых лакеев.

Поместье обслуживала целая армия садовников, грумов, конюхов, плотников, сторожей и лесничих. Благодаря их труду хозяйство поддерживалось в образцовом состоянии, что делало его одним из самых великолепных владений во всем графстве, а может быть, и во всей стране.

Казалось невероятным, что все это в один прекрасный момент может исчезнуть, подобно тому как мгновенно сдувается наполненный газом шар: пф-ф — и все, ничего не осталось.

Лорд Хейвуд уверял себя, что это невозможно, что мистер Гроссвайс просто сгущает краски.

— Могу вас заверить, милорд, что я тщательно все проверил в обоих домах, сверил все имущество с описью. И вновь должен сказать, что, к моему глубокому сожалению, там осталось очень мало ценностей, которые ваша светлость могли бы продать, может быть, даже и совсем ничего нет.

— А что лесные угодья? — поинтересовался лорд Хейвуд.

— Деревья, которые можно было использовать, срубили еще в первые годы войны. Те, что остались, — либо слишком старые и больные, либо совсем молодые и не годятся ни для кораблестроения, ни на постройку домов.

— Но должно же остаться хоть что-нибудь! — воскликнул лорд Хейвуд, и, несмотря на то что он старался контролировать себя, в его голосе все же прозвучали нотки отчаяния.

Он слишком хорошо сознавал свое положение. Дело усугублялось еще и тем, что у него самого имелись долги. Сумма была немалая, так как в последний год жизнь в Париже сильно истощила его кошелек.

Однако это произошло вовсе не потому, что он растранжирил деньги на красивых, но алчных женщин, которыми так славился Париж, как могли бы подумать те, кто не знал полковника Вуда как следует. Его деньги ушли на то, чтобы помочь и поддержать друзей-офицеров, оказывавшихся время от времени в еще более тяжелом положении, чем он сам.

— Я буду вынужден вернуться домой без единого пенни, будь я проклят! — как-то горько посетовал один из его капитанов.

— Все разрушено, разбито, ничего не осталось, — жаловался ему другой, более молодой офицер. — Вот какую цену приходится платить, когда сражаешься за своего короля и страну, в то время как те, кто остался дома, преспокойно наживаются на наших бедах.

И он давал взаймы и тому, и другому, и третьему, хотя совершенно не рассчитывал на то, что эти деньги к нему когда-нибудь вернутся. Он просто считал, что должен отплатить добром за дружеское отношение, преданность и восхищение более молодых офицеров, служивших под его началом, за их поддержку как во время боевых действий, так и позже, во время оккупации.

Теперь полковник понял, что был тогда слишком щедр и непростительно легкомыслен. Он совсем забыл, что несет ответственность за своих собственных людей, тех самых, которые всю свою жизнь работали в его огромном поместье.

Внезапно лорд Хейвуд понял, что мистер Гроссвайс смотрит на него внимательным взглядом, в котором читалось явное беспокойство.

— Я подожду принимать какие-либо решения до того момента, как приеду в поместье, — сказал он, — а там посмотрю, что можно будет сделать. Так вы говорите, что на моем счету в банке ничего нет?

— Мой партнер и я, ваша светлость, следуя вашим распоряжениям, которые вы сделали после смерти вашего батюшки, выплачивали пенсион старым слугам и заработную плату тем, кто оставался работать в поместье и лондонском доме, до тех пор, пока они не находили другого места.

— Сколько человек сейчас живет в лондонском доме?

— Там остались дворецкий и его жена, которые в действительности слишком стары, чтобы работать, и нуждаются в пенсионе. И еще лакей, которому уже семьдесят три, и слуга для поручений, ему, если я не ошибаюсь, около восьмидесяти.

— А в поместье? — спросил лорд Хейвуд, с трудом подавив тяжелый вздох.

— К счастью, большинство слуг нашли другую работу, — ответил мистер Гроссвайс. — Там остался только Меривейл, который, как вы, возможно, помните, был лакеем еще у вашего деда, а позже служил дворецким у вашего отца.

— Да, я знаю Меривейла, — задумчиво ответил лорд Хейвуд.

— Он уже очень стар. Они с женой все это время присматривали за поместьем, наводили там порядок в меру своих сил. Они живут в коттедже, рядом с домом.

— Значит, в поместье остался только Меривейл?

— Именно так, милорд. Вы ведь понимаете, у нас в распоряжении не было денег, чтобы нанять новых слуг.

К тому же мы не считали это необходимым. Никто не знал, когда ваша светлость вернется.

— Вы, разумеется, совершенно правы, — вздохнул полковник. — А теперь давайте посмотрим, что можно продать.

С этими словами он протянул руку и взял лист бумаги, который до этого ему показывал стряпчий.

На нем ясным четким почерком было перечислено не более дюжины пунктов.

— И это все?

— Боюсь, что так, милорд. Мебель в спальнях поместья, картины и серебро, а также кое-какая мелочь в доме: ковры, портьеры, мебель в небольших комнатах, все это не представляет ценности и в настоящий момент вряд ли может быть продано, разве что за очень незначительную сумму, о которой даже не стоит и говорить.

— В лондонском доме такое же положение?

— К сожалению, да, милорд.

Лорд Хейвуд несколько минут молчал, сжав зубы.

— Я думаю, нет смысла спрашивать вас, нет ли сегодня покупателей на землю, а тем более на хозяйства арендаторов.

— На рынке переизбыток предложений, — грустно ответил мистер Гроссвайс. — Почти каждый землевладелец пытается сбыть с рук фермы, большинство из них — убыточны. Закон о зерне, принятый правительством с целью закрыть путь на рынок дешевому иностранному зерну, привел лишь к усилению голода в стране, но ничего не дал его производителям.

Лорд Хейвуд хотел заметить, что такова цена победы, но подумал, что это прозвучало бы как пустая, ничего не значащая в такой ситуации фраза. Он сам достаточно наслышался в последнее время подобных высокопарных и совершенно бессмысленных сентенций, поэтому просто промолчал.

Мистер Гроссвайс собрал бумаги, закрыл свой чемоданчик и сказал:

— Я бы очень хотел, милорд, принести вам более благоприятные и обнадеживающие известия, но, увы… Мой партнер и я, если таковым окажется ваше желание, можем еще раз осмотреть Хейвуд-хауз. Однако должен заметить, что единственная персона, которая в эти дни что-то покупает, это его королевское высочество принц-регент. А поскольку он никогда не платит своих долгов, большинство джентльменов не спешат продавать ему свое имущество.

Лорд Хейвуд поднялся.

— Сейчас, мистер Гроссвайс, — сказал он довольно решительно, — я намереваюсь ехать прямо в поместье. Как только я сам познакомлюсь с обстановкой и приду к какому-нибудь решению по поводу того, что можно будет предпринять, я обязательно свяжусь с вами.

— Благодарю, милорд.

— Это я вам весьма благодарен за тот труд, который вы на себя взяли по контролю за состоянием моих дел в мое отсутствие. Я не сомневаюсь, что с удовольствием буду пользоваться и в будущем вашими услугами.

— Примите нашу огромную благодарность за ваше милостивое покровительство, ваша светлость.

Стряпчий с поклоном удалился, а лорд Хейвуд опустился на стул и сидел еще несколько минут в конторе, глядя в пространство невидящими глазами.

Хотел бы он знать, черт возьми, что же ему теперь все-таки делать! Однако, просидев так несколько минут, полковник с присущей ему практичностью решил, что нет смысла что-нибудь планировать до тех пор, пока он не увидит своими собственными глазами состояние как поместья, так и лондонского дома.

Только сейчас он увидел, что мистер Гроссвайс оставил ему кипу документов. Большую часть составляли бумаги с описью имущества. Так на них и значилось:

«Опись Хейвудского аббатства и имущества Хейвуд-хауза в Лондоне».

— Должно же там быть хоть что-то ценное! — пробормотал он.

Впрочем, он не питал на этот счет никаких надежд.

Все, на что пока лорд Хейвуд мог рассчитывать, это около двадцати фунтов наличными, которые у него были с собой.

Эти деньги он выручил, продав все свое имущество, которое набралось у него за годы жизни в Париже. Сумма была до смешного мала, но большего он не смог выжать из невероятно жадного французского агента по продаже недвижимости.

Лорд Хейвуд тогда еще подумал, что уж лучше бы он жил в палатке со своими людьми или в бараках, которые они реквизировали в предместьях Парижа. Все равно ему пришлось разрываться между городом, где находился герцог, и пригородом, где расположились его люди.

Теперь лорд Хейвуд думал о том, что ему следовало гораздо раньше вернуться домой. Ведь если бы он не упустил время и продал несколько ферм сразу после смерти отца, его положение не было бы таким тяжелым.

Но сейчас было слишком поздно сожалеть об этом.

Все, что он мог сделать, это отправиться поскорее домой и убедиться самому, так ли уж плохи дела, как это представлялось из отчета мистера Гроссвайса.

Солнце едва поднялось над горизонтом, когда лорд Хейвуд и его ординарец Картер подъехали к аббатству.

Из-за всей суеты и неразберихи, царящей в Дувре, они не смогли выехать из города рано утром. И как ни старались они гнать своих лошадей, темнота застигла их в пути, и они были вынуждены переночевать на придорожном постоялом дворе.

В доме было грязно и неуютно, отсутствовали всякие удобства. Даже место для лошади Картера в маленькой полуразрушенной конюшне отыскали с большим трудом, а великолепный боевой конь лорда выглядел в ней и вовсе неуместно.

Они едва уговорили хозяина найти для лошадей немного свежей соломы. Ложась в этот вечер на жесткий, как камень, тюфяк, лорд Хейвуд подумал, что лошади, без сомнения, проведут эту ночь гораздо лучше, чем они сами.

Впрочем, он не жаловался. Военная походная жизнь, особенно в тот период, когда им приходилось разбивать походные биваки в голых, суровых горах Португалии, научила его довольствоваться минимальными удобствами.

И тем не менее он не собирался задерживаться здесь ни секундой дольше, чем это было необходимо, потому что по своим удобствам эта комната в придорожной гостинице была сравнима разве что с походной палаткой в горах.

Он поднялся с первыми рассветными лучами и обнаружил, что Картер уже оседлал лошадей.

На завтрак им предложили несколько ломтей хлеба, кусок жесткого сыра и масло с прогорклым запахом.

— Я, пожалуй, потерплю до дома, — заметил лорд Хейвуд, отодвинув все это в сторону.

Он расплатился с хозяином гостиницы, и они тронулись дальше в путь.

Когда они наконец доехали до мест, так хорошо ему знакомых, лорд Хейвуд сразу вспомнил трепет, охвативший его, когда он только вступил на английскую землю в Дувре после долгих лет, проведенных на чужбине.

Теперь все эти земли по праву принадлежали ему, они были неотъемлемой частью его жизни, вошли в его плоть и кровь. Здесь прошли его детство и юность, и, едва ступив на эту землю, он сразу же погрузился в воспоминания, о которых, как полагал, давно забыл и думать.

Эти воспоминания, как яркие живые картины, вставали у него сейчас перед глазами.

Он видел, как билась на конце лески первая пойманная им рыба. Лорд Хейвуд вновь ощущал струи воды, холодящие кожу, когда он, быстро рассекая воду, плыл по озеру, а потревоженные лебеди бросались от него врассыпную, возмущенные его внезапным вторжением в их спокойную жизнь. Купаться в озере ему категорически запрещалось, и, конечно, его не раз ругали за это, но он не мог отказаться от такого удовольствия.

Он вспомнил, как подстрелил свою первую дичь, голубя, и с гордостью принес домой, чтобы показать отцу. Потом был первый убитый им кролик, первая куропатка, первый фазан.

И, конечно, его первый пони — самая большая, ни с чем не сравнимая радость, — он тогда едва научился ходить. Потом был пони покрупнее, и наконец лошади, всегда самые быстрые, на которых он мог мчаться, обгоняя ветер.

Эти воспоминания, так же как и земля, по которой они сейчас ехали, были неотделимы от него, как дыхание; как сама жизнь. Молодой лорд Хейвуд прекрасно понимал — что бы ни случилось в будущем, эта земля всегда останется частью его жизни, которую он никогда не сможет потерять и никогда не сможет покинуть. Накануне он сказал Картеру:

— Если ты поедешь со мной, тебя вряд ли ожидает легкая, приятная жизнь. Англия теперь не та, что была, когда мы ее покидали, и все, что я сейчас могу обещать тебе, — это что, возможно, нам даже не каждый день удастся пообедать.

Он помолчал несколько мгновений, а затем добавил:

— Честно говоря, я пока совершенно не представляю, откуда мне взять деньги, чтобы платить тебе.

— Насчет этого не извольте беспокоиться, сэр, — ответил Картер. — Мы же как-то устраивались, когда шла война, а что до обеда, так осмелюсь сказать, уж я как-нибудь сумею добыть нам провизию, не впервой.

Лорд Хейвуд рассмеялся.

— Если ты попытаешься это сделать, то в один прекрасный день тебя повесят или сошлют на каторгу за воровство, если то, что ты украдешь, будет превышать по стоимости шиллинг. Нам не с врагом здесь предстоит иметь дело, а с английским законом, и неизвестно, что хуже!

Картер ухмыльнулся:

— Я и то всегда думал: слава богу, что эти французские фермеры такие никудышные стрелки!

Лорд Хейвуд ничего не ответил, считая рассуждения Картера совершенно недопустимыми.

Он не раз говорил ему, что англичане в отличие от французов всегда должны платить за все, что они берут у жителей страны, на территории которой сражаются. Но все было бесполезно. Картер предпочитал поступать согласно своим представлениям о том, что следует или не следует делать.

Сколько раз полковнику приходилось возвращаться на очередную ферму, с которой Картер стащил пару кур или молодого барашка, чтобы заплатить до веденному до бешенства и, разумеется, крайне враждебно настроенному по отношению к англичанам хозяину. Французы охотно брали у него деньги, удивляясь подобной честности.

— Надеюсь, ты еще сможешь найти достаточно кроликов и другой дичи в лесах поместья, — сказал лорд Хейвуд. — По крайней мере, это моя собственность, а значит, и твоя, если ты сумеешь ее поймать или подстрелить. Таким образом ты докажешь, что мы пока в состоянии сами себя обеспечить, как это и полагается настоящим мужчинам.

Однако, проезжая по знакомым местам, лорд Хейвуд начинал подозревать, что в его лесах осталось не так уж много кроликов и куропаток, как он надеялся. Не было видно и никаких признаков фазанов, которые в былые годы в изобилии встречались в лесу.

Лорд Хейвуд рассудил, что с тех пор, как он уехал, здесь просто не хватало лесничих, чтобы приглядывать за лесными угодьями и охранять их от местных жителей. Те же, в свою очередь, предпочитали нарушить закон с риском подвергнуться суровому наказанию, если их застанут на месте преступления, чем умереть от голода.

«Несомненно, дела в деревне не могут быть так плохи, как кажется на первый взгляд», — пытался успокоить себя лорд Хейвуд.

Но вскоре подобные мысли вылетели у него из головы, так как вдали показались смутные очертания его родного дома, едва различимого в предрассветной дымке. Было раннее утро, и над озером, расположенным на территории поместья, плавал густой туман, сквозь белые клубы которого смутно проступали стены старинной часовни.

Хейвудское аббатство, когда-то построенное трудолюбивыми монахами, пришло в полный упадок, и к настоящему времени от самого аббатства почти ничего не сохранилось, кроме этой часовни.

Второй лорд Хейвуд поручил Роберту Адаму, тогда еще совсем молодому человеку, построить на территории аббатства дом, который бы соответствовал его непомерным притязаниям и не менее огромному состоянию. Поэтому весь ансамбль поместья, выдержанный в неоклассическом стиле, поражал своей величественностью и производил внушительное впечатление. От главного здания с колоннами и центральным портиком отходили в обе стороны два жилых крыла, придавая всему строению строгую завершенность. Изысканная, совершенная гармония, которая отличала это здание, была характерна для всех последующих работ Роберта Адама, ставшего с годами одним из самых известных английских архитекторов восемнадцатого столетия.

И сейчас, освещенное первыми лучами восходящего солнца, здание выглядело столь величественно, что лорд Хейвуд с трудом мог себе представить свой дом совершенно пустым и заброшенным. Однако он прекрасно осознавал, что у него нет возможности нанять даже одного слугу, чтобы поддерживать в этом великолепном доме хоть какой-то порядок.

Он придержал лошадь, и едущий за ним следом Картер сделал то же самое.

Какое-то время они хранили молчание, лорд Хейвуд от избытка чувств, Картер из уважения.

Наконец Картер не выдержал:

— Неужто это ваш дом, милорд?

— Да, Картер.

— Совсем как огромная казарма!

Лорд Хейвуд рассмеялся. Он знал, что Картер — типичный кокни, который отправился на войну в основном из любви к приключениям. Ему, конечно, трудно было представить, что такое огромное здание может принадлежать одному человеку и быть его родным домом.

И еще лорд Хейвуд понимал, что, раз он решил жить именно здесь. Картер был ему нужен сейчас больше, чем кто-либо другой. Его неунывающий характер и чувство юмора делали юношу ценным и просто-таки незаменимым помощником. Он никогда не унывал и мужественно, с веселой шуткой переносил все невзгоды и трудности. Кроме того, Картер обладал удивительной и весьма ценной в настоящих обстоятельствах способностью добывать еду в самых неожиданных местах, так что для лорда она появлялась порой как манна небесная.

И конечно, лорд Хейвуд, со свойственной ему проницательностью чувствовал, что Картер был по-своему очень предан ему и, возможно, даже боготворил своего командира.

Картер был сирота, волею судьбы оказавшийся в приюте, а затем отданный на обучение человеку, который жестоко обращался с ним. Парнишка сбежал от него, долго бродяжничал, затем оказался в армии.

В самом начале войны судьба случайно свела его с лордом Хейвудом. Полковник взял парня в ординарцы и в скором времени стал для него настоящим кумиром, центром и смыслом его существования. Картер обожал своего полковника и восхищался им.

— Казарма или нет, — сказал лорд Хейвуд громко, — нов этом доме мыс тобой будем теперь жить. Могу только пообещать, что там будет гораздо удобнее, чем в гостинице, где мы останавливались на ночлег.

— Что ж, сэр, уж будьте уверены, мы устроим все в лучшем виде! — откликнулся неунывающий Картер. — Вот только сапоги сносишь, бегая из конца в конец!

Лорд Хейвуд рассмеялся на его замечание и тронул лошадь, посылая ее вперед. Теперь он спешил поскорее попасть в свой старый дом, где не был столько лет.

В конюшне было непривычно тихо и пусто. На окнах небольшого коттеджа, где, как он знал, жили Меривейл с женой, шторы были еще опущены. Везде царили тишина и запустение.

Они завели лошадей в стойла, явно нуждавшиеся в чистке, расседлали их и дали напиться воды. Затем направились к задней двери дома.

— Вполне вероятно, что мы не сможем войти, — сказал лорд Хейвуд. — В этом случае придется будить старика Меривейла. Я бы предпочел подождать, пока он сам проснется. Боюсь, как бы него не было шока, если он увидит меня без предупреждения.

— Не беспокойтесь, сэр, то есть, я хотел сказать, милорд, уж я как-нибудь смогу забраться в дом.

Картер постоянно забывал, что теперь к его хозяину следовало обращаться иначе, чем он привык в армии.

Однако, вопреки опасениям лорда Хейвуда, они смогли попасть в дом безособенных осложнений. Задняя дверь была действительно закрыта, но зато было приоткрыто узкое окошко, и Картер проворно залез в него. Затем он открыл большое окно, куда уже без труда смог забраться и сам хозяин.

Лорд Хейвуд чувствовал себя крайне неловко. Не так рисовалось ему возвращение в родной дом после долгих лет отсутствия.

В то же время ему хотелось побыть сейчас одному под сводами этого здания, побродить по пустым комнатам, все как следует осмотреть и вспомнить, а не выслушивать нудную стариковскую болтовню о том, что сделано и что еще надо сделать.

Он оставил Картера исследовать обстановку на кухне, чтобы выяснить, нельзя ли что-нибудь приготовить на завтрак, а сам направился вдоль длинного коридора, в конце которого обитая сукном дверь вела в основную часть дома.

Здесь царили полумрак и мертвая тишина. Все шторы были опущены. Только редкие лучи поднимающегося утреннего солнца проникали в щели между тяжелыми занавесями.

И среди этого полумрака и покоя герцог ясно ощутил, что время повернуло вспять. Он вновь почувствовал себя мальчишкой, которому эти комнаты и коридоры представлялись огромными и таинственными. Казалось, он явственно слышал глубокий, зычный голос отца и мягкие нотки нежного голоса матери.

Он заглянул в огромную светлую столовую. Здесь в центре стоял длинный стол, за которым вполне могли поместиться сразу пятьдесят человек.

Все было покрыто толстым слоем пыли. От мысли, что он никогда больше не сможет принимать и угощать здесь гостей, лорд Хейвуд испытал тягостное чувство потери. Он закрыл дверь и поспешно прошел дальше.

Миновав еще несколько больших комнат, он зашел в маленькую гостиную, в которой его мать и отец предпочитали проводить вместе вечера. Как правило, более роскошно обставленные помещения использовались лишь в особых торжественных случаях.

В этой комнате шторы также были спущены. В призрачном свете, который едва проникал сюда сквозь плотные занавеси, он смог разглядеть лишь неясные очертания мебели, покрытой плотными чехлами.

Лорд Хейвуд прошел еще дальше и оказался у двери, которая вела в огромную библиотеку. Перед его мысленным взором сразу предстали длинные ряды полок, заставленные бесчисленным множеством книг. Он вспомнил, как любил мальчишкой забираться по узкой винтовой лестнице на галерею, расположенную почти под потолком.

Однако сейчас он не стал туда заходить, а развернулся и по широкой лестнице с резными деревянными перилами медленно спустился вниз.

Прямо перед ним был Большой зал, где, как он помнил, его мать и отец принимали принца Уэльского и устраивали балы, на которые обычно собирались все самые знатные люди графства.

Здесь также все было закрыто чехлами, и он пообещал себе обязательно вернуться сюда позже, снять чехлы, отдернуть шторы и впустить солнечный свет в этот казавшийся сейчас мертвым зал.

Проходя по темным, мрачным, пустынным комнатам, лорд Хейвуд чувствовал себя так, словно присутствовал на похоронах близкого человека. Чтобы закончить этот тягостный для него обход, он прошел по широкому коридору в направлении комнат, которые всегда занимали родители.

Ему казалось, что, навестив комнаты, где отец испустил последний вздох и где рождались и умирали многие поколения его предков, он отдаст последний долг своим родителям, которых так любил.

О смерти отца он узнал лишь спустя два месяца после похорон.

Они тогда вели бои на территории Франции у границ Бельгии. Он хорошо помнил тот день, когда письмо, следовавшее за ним много недель по дорогам войны, попало наконец в его руки.

Получив конверт из рук вестового, полковник подумал вначале, что это какое-то официальное уведомление, но, увидев, что это всего лишь письмо из Англии, торопливо сунул его в карман мундира, решив, что прочтет позже.

В тот тяжелый день он смог добраться до постели лишь поздним вечером. Там, в своей палатке, при свете свечи он и узнал печальную новость о смерти отца и о том, что сам он стал пятым лордом Хейвудом.

Титул в то время не имел для него большого значения, и для всех своих подчиненных и соратников, и даже для герцога Веллингтона, он продолжал оставаться просто полковником Вудом.

Лорд Хейвуд открыл дверь в спальню своего отца и прошел через комнату к одному из окон, чтобы откинуть тяжелые шторы и впустить солнечный свет.

Эта комната сейчас показалась ему такой же большой, как и в его воспоминаниях. Огромная кровать с резными колоннами по углам была все так же задернута малиновым парчовым пологом. В изголовье красовался фамильный герб, вышитый более века назад женой второго барона, после того, как муж покинул ее навсегда, отправившись на битву с Мальбруком.

Лорд Хейвуд помнил обстановку этой комнаты до мельчайших деталей. Вспомнил он и то, как, будучи маленьким мальчиком, мечтал, что когда-нибудь тоже будет спать на этой огромной постели. В его воображении кровать представлялась боевым кораблем с раздутыми малиновыми парусами, который он, будущий лорд Хейвуд, поведет в бой.

Он оглянулся с ощущением давно забытого покоя и умиротворения. На миг ему показалось, что сам дух его отца приветствовал возвращение сына в родной дом после долгих лет отсутствия.

В дальнем конце находилась дверь в смежную комнату, служившую спальней его матери, и лорд Хейвуд направился к ней.

Мать умерла, когда он служил в Португалии, и у него также не было возможности приехать домой, чтобы проводить ее в последний путь.

Сейчас он вспоминал о том, как добра и прекрасна она была, и даже спустя столько лет чувствовал острую боль и тоску по ней.

Лорд Хейвуд не ожидал, что воспоминания окажутся такими мучительными. Все дело было в этих пустых, заброшенных комнатах. Они так живо напомнили ему обо всех любимых людях, заставив, совсем как в детстве, тосковать по матери, когда ему по какой-то причине приходилось с ней расставаться.

Он вспомнил, как кто-то однажды сказал ему: «Ты никогда не повзрослеешь сам до тех пор, пока не умрут родители, только тогда ты можешь быть уверен, что стал мужчиной».

Дверь смежной комнаты оказалась запертой, видимо, это сделал отец после ее смерти.

Лорд Хейвуд снова вернулся в коридор и попытался открыть наружную дверь в комнату. Но и эта дверь не открывалась.

Раздосадованный тем, что еще не удалось попасть в комнату матери, он уже решил было направиться к Меривейлуза ключами, однако в последнюю минуту вспомнил, что есть еще один путь, через будуар.

Он прошел еще немного дальше по коридору до двери будуара и повернул ручку. Дверь тихо открылась.

Как и во всех остальных комнатах, окна здесь были закрыты тяжелыми портьерами. Однако в отличие от других помещений эта небольшая комната неожиданно показалась ему вполне жилой, воздух здесь был свежим и пахло не пылью, а какими-то цветами.

Не задерживаясь, чтобы подумать о причине такого необычного явления, лорд Хейвуд открыл смежную дверь и сразу же прошел к ближайшему высокому окну спальни, занавешенному плотными шелковыми портьерами бледно-голубого цвета, который его мать предпочитала всем другим.

Откинув одну из портьер, он, к своему изумлению, обнаружил, что окно открыто и мягкий теплый ветерок ласково обдувает его горящее от волнения лицо.

В комнату сразу же проник солнечный свет. Пока он осматривал дом, солнце поднялось уже достаточно высоко и его жаркие лучи осветили сверкающий в каплях росы сад и рассеяли последние клочья тумана над озером.

Лорд Хейвуд отдернул вторую портьеру, и яркий солнечный свет залил всю комнату. Он медленно повернулся, полный воспоминаний, чтобы взглянуть на большую красивую кровать с золочеными резными столбиками, поддерживающими шелковый полог.

Перед его внутренним взором всплыли счастливые картины дней его детства, когда он приходил по утрам поздороваться с матерью. Он словно видел ее, ласково улыбающуюся, красивую, с рассыпавшимися по подушке темными волосами.

И в это мгновение в глубине кровати что-то шевельнулось.

Лорд Хейвуд едва мог поверить своим глазам. Покрывало на кровати чуть сдвинулось, он увидел белокурые длинные волосы, разметавшиеся по подушке. В следующий момент обладательница этих роскошных волос резко дернулась и села, испуганно уставившись на лорда.

Эта неизвестная особа обладала небольшим овальной формы личиком и розовыми щеками, словно у только что проснувшегося младенца. Длинные светлые волосы густой волной окутывали хрупкую фигурку в белой полупрозрачной ночной рубашке.

На лорда уставились огромные темно-синие глаза, и нежный, чуть дрогнувший голос с удивлением произнес:

— Кто… вы? Что вы тут делаете?

Глава 2

Лорд Хейвуд был настолько ошеломлен этой встречей, что в первый момент не мог вымолвить ни слова. На какое-то время в комнате воцарилась тишина.

Затем, оправившись от изумления, он спросил в свою очередь:

— Как хозяин этого дома, я бы предпочел, чтобы сначала вы ответили на этот вопрос.

Синие глаза открылись еще шире, хотя это казалось невероятным.

— Хозяин? Вы? Не может быть… Вы лорд Хейвуд? Но… он же за границей!

— Как видите, я вернулся, — ответил лорд Хейвуд, — и, очевидно, не в самый подходящий для вас момент.

Незваная гостья некоторое время обдумывала его слова, затем произнесла, чуть запинаясь:

— Момент действительно может оказаться не совсем… подходящим, если… вы потребуете, чтобы я… покинула этот дом… так как есть причина… по которой я не могу сделать это немедленно.

— Что вполне очевидно, — сухо отозвался лорд Хейвуд.

Эта история нравилась ему все меньше и меньше. При этом он бросил выразительный взгляд на ее ночную рубашку, сквозь полупрозрачную ткань которой просвечивали восхитительные холмики юной, но вполне оформившейся груди. Проследив за его взглядом, девушка вспыхнула и поспешно натянула на себя покрывало.

При этом лорд Хейвуд заметил, что простыня, обшитая по краю атласной лентой, была украшена монограммой его матери, а наволочка на подушке отделана тонкими кружевами, которые он так хорошо помнил.

— А вы, кажется, неплохо здесь устроились… со всеми удобствами, — произнес он насмешливо.

— В доме никого не было… кто мог бы… мне помешать, а смотрители, я имею в виду этих двух стариков, никогда не поднимались выше первого этажа, — пояснила незнакомка.

Лорд Хейвуд отошел от окна и сделал несколько шагов в сторону кровати, однако не стал подходить слишком близко, чтобы не напугать эту весьма странную молодую женщину.

Теперь, когда он смог лучше рассмотреть свою незваную гостью, он понял, что она очень мила. На самом деле она была даже слишком красива для того, чтобы одной бродить по окрестностям, а тем более спать в чужом доме и в чужой постели, скрываясь ото всех.

— Очевидно, нам придется начать все сначала, — сказал он. — Поскольку вы знаете, кто я, пожалуйста, скажите, как ваше имя и почему вы тут оказались.

Наступила весьма продолжительная и довольно неловкая пауза. По лицу девушки лорд понял, что она о чем-то напряженно думает.

Наконец она произнесла с запинкой:

— Меня зовут… Лалита.

Лорд Хейвуд терпеливо ждал продолжения, но, так как она, по-видимому, больше ничего не собиралась говорить, спросил сам:

— Лалита, а как дальше?

— Вам… вполне достаточно знать, что меня зовут Лалита… просто Лалита.

— Могу догадаться, что вы, очевидно, сбежали откуда-то и теперь скрываетесь здесь.

Она одарила его обворожительной улыбкой.

— Весьма разумное объяснение. Вы, по всей видимости, очень умны.

— Благодарю вас за столь лестную оценку моих способностей, — лорд шутливо поклонился, — но все равно, того, что вы сообщили мне, совершенно недостаточно.

— Это все, что я могу вам сказать.

— Но почему?

— Потому что, как вы правильно догадались, я… беглянка. И… поскольку в этом чудесном доме никто не жил, я подумала… что это очень подходящее место, где я могла бы… спрятаться.

— От кого же?

Она вновь ослепила его улыбкой, но на этот раз в ее глазах мелькнуло задорное, чуть вызывающее выражение.

— А это, как вы и сами могли бы догадаться, как раз тот вопрос, на который я не собираюсь отвечать.

— Ну что ж, — сказал лорд Хейвуд, — пусть так, раз уж вы намерены напускать на себя таинственность, но, может быть, вы хотя бы скажете, по какой причине вы это сделали?

Лалита задумчиво смотрела на него, слегка наклонив набок голову. С некоторым изумлением и досадой лорд Хейвуд неожиданно понял, что она просто раздумывает о том, можно ли ему доверять.

Видя ее нерешительность, он сказал с едва заметным раздражением:

— Позвольте заверить вас, что ничего из того, что вы мне сейчас скажете, никогда не будет использовано против вас.

Девушка чуть слышно рассмеялась, а он невольно отметил, что в ее смехе было гораздо больше веселья, чем можно было бы ожидать в такой щекотливой ситуации. Эта странная особа, кажется, поставила себе целью постоянно изумлять его.

— А вы мне представлялись совершенно другим, — заявила она. — Когда я рассматривала всех этих важных и гордых лордов, ваших предков, чьи портреты украшают лестницу в столовую, то думала, что вы — такой же, как они. А на самом деле вы ни капельки не похожи.

— Вот как? А я всегда полагал, что между нами есть определенное фамильное сходство.

— Очень слабое, и, кроме того, вы гораздо красивее, чем можно было ожидать, судя по этим портретам. К тому же значительно моложе.

— Я бы принял это как комплимент, если бы не думал, что вы говорите это с вполне определенной целью.

Она снова рассмеялась.

— Так и есть! Я хочу, чтобы вы позволили мне остаться здесь, в этом доме.

— Вы же прекрасно понимаете, что это невозможно, — твердо сказал он.

Повинуясь безотчетному желанию рассмотреть ее получше, лорд Хейвуд откинул портьеры, закрывающие второе окно.

Теперь солнечный свет заливал всю комнату, наполняя ее золотистым сиянием. Лорд Хейвуд медленно повернулся и взглянул на освещенную солнцем кровать своей матери, где среди белоснежных простыней, отделанных кружевами, на фоне голубого полога сидела голубоглазая красавица с золотыми волосами, распущенными по плечам, и смотрела на него невинным взором.

Эта картина внезапно показалась ему абсолютно нереальной. Невольно пришла в голову мысль, что юная Лалита здесь, в этой комнате, которую он так хорошо знал, выглядит словно какое-то сказочное существо, таинственная фея, загадочным образом появившаяся в его доме. Он едва удержался, чтобы не ущипнуть себя, проверяя, что она — не плод его пылкого воображения и что все это не сон.

Лорд Хейвуд опустился в кресло с позолоченными резными подлокотниками, обитое, как и вся мебель в комнате, голубым атласом. Это кресло, так хорошо ему знакомое по воспоминаниям, помогло ему почувствовать себя гораздо спокойнее и увереннее. Ощущение нереальности происходящего исчезло, он снова чувствовал себя хозяином положения.

— Если вы просите меня о помощи, вы, по крайней мере, должны это как-то обосновать.

Она бросила на него быстрый взгляд из-под длинных ресниц. Он обратил внимание на то, что ее густые темные ресницы загибались кверху, словно у маленького ребенка.

— Полагаю, именно так вы разговаривали со своими бедными солдатами, когда они представали перед вашими грозными очами за опоздание на построение или какую-нибудь еще столь же ужасную провинность.

— Они, как правило, всегда предъявляли мне весьма уважительную и вполне правдоподобную причину своего поступка, — возразил хозяин дома.

— Ну хорошо, я тоже открою вам причину своего бегства. Я убежала из дома потому, что мой опекун пытается выдать меня замуж за… слабоумного.

Лорд Хейвуд скептически взглянул на девушку.

— Но это правда! — воскликнула она, заметив выражение его лица.

— Зачем же вашему опекуну это делать?

— Потому что этот слабоумный — его сын!

— Мне это кажется очень сомнительным.

— Как и любому другому человеку, как мне кажется, — грустно ответила Лалита. — Но я все равно отказываюсь выходить замуж за человека, про которого его собственные слуги говорят, что у него «не все дома», и который распускает слюни и… и еще у него всегда такие потные руки…

Все это она произнесла с большой горячностью, возмущенно сверкая глазами. При этом она напомнила лорду какого-то маленького преследуемого зверька, отчаянно фыркающего и царапающегося. Глядя на нее, он не мог сдержать невольной улыбки.

— Конечно, вы-то можете смеяться, — обиженно добавила Лалита, заметив его реакцию, — но в данных обстоятельствах мне оставалось либо согласиться на то, чего хочет мой дядя, либо сбежать из дома.

— Так, значит, именно ваш дядя является вашим опекуном? — тихо спросил лорд Хейвуд.

— Ну вот, теперь вы пытаетесь хитростью выведать у меня сведения обо мне, — вспыхнув от возмущения, сказала девушка. — Но только знайте, если вы попробуете отправить меня назад, я обещаю вам, что опять сбегу или утоплюсь в вашем озере!

— Очень драматично! — насмешливо воскликнул лорд Хейвуд. — Но только это уже напоминает истерику и сильно ослабляет ваши позиции.

Лалита издала возглас, который можно было принять за крайнее раздражение.

— И зачем только вы вернулись! — воскликнула она. — Я нашла такое замечательное место, где меня никто бы не стал искать, и здесь было так… удобно!

— Что же вы предполагали есть в этом замечательном месте?

Девушка неуверенно взглянула на него. Было совершенно ясно, что она раздумывает, стоит ли говорить ему правду.

Наконец она медленно произнесла:

— Конечно, еда здесь довольно однообразная. Смотритель держит кур, которые… повсюду откладывают яйца, а кроме того, в огороде много овощей.

Лорд Хейвуд усмехнулся.

— Я вижу, вы весьма изобретательны.

— На самом деле я очень неплохо умею готовить, если, конечно, у меня есть все необходимое для этого, но когда я сбежала из дома, то даже не представляла себе, куда пойду, и поэтому не подумала взять с собой еду.

— Но вы, вероятно, все-таки думали о том, куда направляетесь, не могли же вы бежать куда глаза глядят, — предположил лорд Хейвуд.

— Я собиралась добраться до Франции. И хотела бы попросить вас мне помочь.

— Не думаю, что Франция сейчас подходящее место для одинокой женщины, — заявил он с неожиданной горячностью.

— Почему же? Война окончена. Я прекрасно говорю по-французски. К тому же у моей матери во Франции была близкая подруга, герцогиня де Сосон, которая, вне всяких сомнений, будет рада меня видеть, если, конечно, я сумею отыскать ее.

— И вы действительно намерены скитаться по Франции совершенно одна в поисках этой герцогини, которая могла, как вы прекрасно понимаете, уже умереть?

— Думаю, это было бы очень волнующее приключение, — мечтательно сказала Лалита.

— Вы просто не представляете себе, о чем вы говорите.

Произнося это, лорд Хейвуд думал о том хаосе, который царил в стране, откуда он только что приехал.

В стране было полно дезертиров из французской армии. Они бродили по дорогам и занимались мародерством и грабежами. Были и обнищавшие за годы войны крестьяне, отчаявшиеся поправить свои дела и готовые на все. И, конечно, как всегда после войны, было много разрушений и горя.

Поэтому вполне понятно, что путешествие такой прелестной девушки, как Лалита, одной по стране, недавно пережившей войну, представлялось ему полным безумием.

Увидев, что он задумался, она через несколько мгновений вновь заговорила:

— Ну, раз уж вы считаете, что мне опасно ехать во Францию… мне ничего больше не остается, как… остаться здесь.

— Это, как я уже имел честь вам сообщить, совершенно невозможно! — отвечал лорд Хейвуд, еле скрывая раздражение.

— Но почему же? Дом ведь достаточно велик, и, если вы беспокоитесь, что ваши друзья могут заметить меня, я могу спрятаться здесь в самом укромном углу, на чердаке например.

— Я не имел в виду ничего подобного, и я вовсе не намерен принимать у себя гостей, — сказал лорд Хейвуд.

— Почему же? Наверное, очень многие ваши друзья захотят увидеть вас и поздравить с возвращением, ведь вы приехали домой после такого долгого отсутствия.

— В дом, который я не могу больше содержать! — с горечью воскликнул полковник.

Он вовсе не собирался делиться с ней своими проблемами, просто подобные мысли постоянно терзали его. Эти горькие слова сами сорвались с языка, прежде чем он успел подумать о том, что говорит.

— Вы хотите сказать, что оказались в том же положении, что и многие другие мужчины, вернувшиеся с этой войны? — спросила Лалита.

— Это зависит от того, что вы имеете в виду, — осторожно сказал лорд Хейвуд, уже сожалея о своей неуместной откровенности.

— Но вы должны знать, что большинство демобилизеванных оказались в отчаянной нужде, многие совсем обнищали. Когда они вернулись до мой, то обнаружили, что крыши текут, дети голодают, скотина отощала. Думаю, нет нужды говорить, что для них не нашлось никакой работы.

Лорд Хейвуд был поражен. И удивила его не только способность юной девушки вполне трезво судить о подобных вещах, но и сочувствие, прозвучавшее в ее голосе. Оно явно показало, что страдания этих людей причиняли ей самой сильнейшую боль.

Почти все англичанки, которых он встречал в Париже с тех пор, как окончилась война, были заняты исключительно своими собственными делами. И хотя старшие офицеры вели разговоры о том тяжелом положении, которое сложилось в Англии, это никоим образом не было предметом разговоров на званых обедах и балах. Лорд Хейвуд прекрасно понимал, что богатым нет никакого дела до страданий бедняков.

Он видел, что Лалита ждет от него ответа на свой вопрос, и, подумав, сказал:

— Вы очень красочно и точно описали мое теперешнее положение.

— Но у вас есть этот великолепный дом, хотя, конечно, ваши фермы в таком же плохом состоянии, как и все остальные в округе.

— Откуда вы знаете об этом?

— Я их видела.

— Когда?

— На подобные вопросы я не собираюсь отвечать, так как я понимаю, что вы пытаетесь что-то выяснить обо мне.

— Но вы ведь должны понимать, что я не смогу помочь вам до тех пор, пока не узнаю, откуда и зачем вы сюда попали, — резонно заметил лорд Хейвуд.

— Я ведь уже сказала вам, что не хочу возвращаться домой, ведь тогда мне придется выйти замуж за человека, от одной мысли о котором меня бросает в дрожь. Поэтому мне ничего другого не остается, как отдаться на вашу милость, раз вы не хотите помочь мне уехать во Францию.

— Это все, конечно, очень трогательно, — недовольно ответил лорд Хейвуд, — но совершенно невозможно по нескольким причинам. Во-первых, потому, что я вряд ли смогу скрывать у себя в доме девушку ваших лет и при этом не навлечь на себя множество проблем, а во-вторых, потому, что я не могу позволить себе принимать у себя каких бы то ни было гостей.

— Я могу заплатить за себя, у меня есть немного денег.

— Я, по крайней мере, еще не достиг той точки падения, когда принимают деньги от женщины, — весьма холодно ответил лорд Хейвуд.

— Скажите пожалуйста, какой надменный! — усмехнулась Лалита. — Нищим не приходится выбирать.

Она испугалась, что оскорбила его, и тут же быстро добавила:

— Не подумайте, что я всерьез считаю вас нищим, раз у вас есть такой великолепный дом.

— Он принадлежит, вместе со всем имуществом, которое здесь находится, будущему наследнику титула, — горько сказал лорд Хейвуд.

— Вы имеете в виду вашему сыну?

— Судя по тому, как обстоят сейчас дела, маловероятно, чтобы я стал предпринимать какие-либо шаги в этом направлении.

— Но вы же, наверное, собираетесь жениться?

— Боже, нет, конечно! — невольно вырвалось у лорда Хейвуда. — У меня и без того сейчас достаточно забот.

— Прекрасно! Раз ни вы, ни я не собираемся связывать себя брачными узами, мы можем прекрасно поладить друг с другом.

Лорд Хейвуд глубоко вздохнул.

— Послушайте, Лалита, — сказал он как можно более спокойно. — Прежде чем увлекаться подобными фантастическими планами, давайте посмотрим в лицо фактам. Я очень сочувствую вам, если, конечно, дело обстоит именно так, как вы рассказываете, но поймите, я ничем не могу вам помочь. А сейчас я пойду поищу своего ординарца и узнаю, не приготовил ли он что-нибудь поесть. Вам же стоит собраться и покинуть мой дом. У нас с вами разные пути.

— Но куда я пойду? — Лалита была в отчаянии.

— Это уже ваши проблемы, — пожал плечами лорд Хейвуд.

— Как же вы можете быть таким жестокосердным… таким грубым… таким беспощадным, что выгоняете меня! Ведь вы же знаете, мне… совсем некуда пойти!

— Вероятно, вам следует вернуться домой.

— И выйти замуж за человека, которого я презираю и ненавижу? Да меня просто в дрожь бросает, когда я думаю, что он может… хотя бы дотронуться до меня!

В голосе девушки прозвучал такой неподдельный ужас, что у лорда Хейвуда невольно сжалось сердце.

Выражение этого прелестного лица красноречивее любых слов говорило ему, что девушка отнюдь не играла. Теперь он ясно видел — она действительно была сильно напугана.

— Но неужели у вас нет других родственников, которые могли бы вам помочь? — спросил он.

— Я не думаю, что они захотели бы прятать меня от дяди.

— А кто он такой, ваш дядя? — Лорд Хейвуд не мог скрыть своего любопытства.

— Я не собираюсь говорить вам об этом, и, если вы джентльмен, вы не станете принуждать меня, — вскинула головку Лалита.

— Если бы у меня была хоть капелька здравого смысла, я должен был бы заставить вас сказать мне всю правду, а затем — немедленно сообщить обо всем вашему дяде, чтобы он смог приехать сюда и забрать вас домой.

— Но вместо этого вы… пытаетесь разобраться… попять, в каком отчаянном положении я нахожусь, не правда ли? — с надеждой спросила она.

Вопрос прозвучал как самая горячая мольба, и через несколько мгновений лорд Хейвуд сказал довольно сурово:

— Я пытаюсь войти в ваше положение, но и вы должны понять, что не можете здесь оставаться.

— Но… куда же мне… идти? — растерянно спросила девушка.

— Я должен над этим подумать, — сказал он. — А сейчас, я полагаю, вам следует… одеться.

При этих словах лорд Хейвуд поднялся и обнаружил, что Лалита смотрит на него оценивающим взглядом.

— Почему вы медлите? — резко спросил он.

— Потому что я не могу это сделать в вашем присутствии. А может быть, мне стоит отказаться вставать с постели до тех пор, пока вы не позволите мне остаться на какое-то время в вашем доме. Ведь как бы то ни было, а вы не выгоните меня на… улицу в одной ночной рубашке! — Лалита лукаво взглянула на него.

Лорд Хейвуд рассмеялся.

— А если и выгоню, — сказал он, — то скорее всего буду чувствовать, что вы с помощью какого-то хитрого, непонятного мне способа заставили меня сделать именно то, что вам самой нужно.

Она слегка наклонила набок голову и спросила:

— Так, значит, я могу не бояться и вставать?

— Боитесь вы или нет, — ответил уже с некоторым раздражением лорд Хейвуд, — но только чем скорее вы подниметесь, тем будет лучше! В конце концов, должны же вы понимать, что мне не следовало бы сидеть и разговаривать здесь с вами, пока вы в таком виде.

— Но ведь здесь никого нет, кого бы могло шокировать ваше и мое поведение, за исключением разве что мышей — кстати, мышей здесь за панелями видимо-невидимо, — поэтому не думаю, что это может иметь какое-то значение, — спокойно ответила Лалита.

— Ну, это вопрос спорный, — насмешливо сказал лорд Хейвуд. — И вам лучше поспешить, потому что если мой ординарец сумел приготовить завтрак, то я скорее всего съем его весь, потому что жутко голоден. Так что если вы не поторопитесь…

С этими словами он направился к двери, отпер ее и вышел в коридор.

Уже за дверью лорд Хейвуд услышал, как Лалита возмущенно ахнула, и подумал, что скорее всего она не менее голодна, чем он сам.

Спускаясь по лестнице, он думал о том, что его возвращение в родной дом слишком уж отличалось от того, каким он его себе представлял.

И еще подумал, что неожиданное появление Лалиты в постели его матери полностью развеяло его подавленное и несколько сентиментальное настроение и добавило новых проблем, которые были ему сейчас не по плечу.

Лалита отставила пустую тарелку в сторону.

— Теперь я чувствую себя намного лучше! Должна признаться, тосты с маслом были очень вкусные. Давно уже я не ела с таким аппетитом, — призналась она.

Картер взял у Меривейлов яйца и бекон, а также немного хлеба и масла, которое, как знал лорд Хейвуд, они покупали у одного из здешних арендаторов.

— Супруги Меривейлы очень извинялись, милорд, что больше ничего не могут вам предложить, — сказал Картер, когда лорд Хейвуд спустился к нему в кухню и застал за приготовлением завтрака.

— Боюсь, что даже то немногое, что у нас есть, нам придется разделить еще кое с кем, — отвечал лорд Хейвуд.

Картер с беспокойством взглянул на хозяина, и тот объяснил ему, что в доме остановилась молодая леди.

— Она пряталась в верхних комнатах, так что Меривейлы не видели ее и ничего о ней не знали.

— Нечего удивляться, милорд, — заметил Картер, — в этом доме можно спрятать целый полк. Очень разумно с ее стороны здесь укрыться. Думаю, она хорошо тут устроилась.

— Весь вопрос в том, что мы собираемся есть, — сменил тему лорд Хейвуд. — Я надеюсь, ты заплатил Меривейлам за все, что ты у них взял?

— Да, милорд, но это все стоило недорого.

— Ты будешь впредь давать за продукты нормальную цену, — резко отреагировал лорд Хейвуд. — Говоря по совести, их пенсион и так слишком мал, а у меня сейчас нет никакой возможности его увеличить.

— Здесь неподалеку есть ферма, где я, пожалуй, смог бы достать что-нибудь на ленч, милорд. И если уж вы хотите, чтобы я платил, тогда попрошу у вас несколько шиллингов.

Лорд Хейвуд достал из кармана гинею и положил ее на стол.

— Вот, Картер, возьми. На это нам надо прожить довольно долго. Покупай лишь то, что нам абсолютно необходимо. Сразу, как только мы позавтракаем, я пойду посмотрю, что осталось в оружейной комнате. Когда-то там находилась прекрасная коллекция оружия, может быть, что-нибудь из нее уцелело.

— Мы не будем голодать, милорд, уж будьте уверены, — заявил Картер. — А лошадей я пустил на выгон, пусть там сами травку пощиплют.

Лорд Хейвуд подумал с благодарностью, что Картер обо всем успел позаботиться.

Четверть часа спустя, усевшись в огромной столовой дома за маленький столик у окна, накрытый белой чистой скатертью, он опять мысленно поблагодарил судьбу, пославшую ему Картера.

Завтрак был подан на тарелках из сервиза, который лорд Хейвуд так хорошо помнил. Они были отделаны по краю синим с золотом рисунком, а в центре красовался герб Хейвудов.

Он как раз принялся за яичницу с беконом, которые Картер только что принес с кухни, когда в комнату быстро вошла Лалита.

Лорд намеревался подняться при ее появлении, но не успел — девушка подошла и поспешно заняла место по правую руку от него.

— Пожалуйста, продолжайте вашу трапезу, — сказала она. — Если вы не знаете, когда и откуда вам удастся добыть следующий обед, будет большой ошибкой, если вы позволите остыть тому, что у вас сейчас на столе.

— Благодарю вас, — чуть насмешливо ответил ей лорд Хейвуд.

Он говорил себе, что должен был бы чувствовать возмущение и негодование оттого, что в его жизнь бесцеремонно вторгся совершенно чужой человек, который к тому же еще и требовал к себе внимания. Но вместо этого лорд Хейвуд не мог не признать, что девушка была необыкновенно мила и нисколько не вызывала у него раздражения, скорее наоборот, она ему, пожалуй, даже нравилась.

На ней было надето легкое летнее платье, очень красивое и на первый взгляд очень простое. Однако лорд Хейвуд неплохо разбирался в дамских нарядах и нисколько не сомневался, что оно было сшито у дорогой портнихи. Платье прекрасно сидело на ней, подчеркивая изящные линии стройной фигуры, а цвет шелковых оборок, которыми оно было отделано, великолепно сочетался с цветом голубых глаз.

Не успела она сесть за стол, как Картер тут же принес тарелку с яичницей и беконом и поставил перед ней.

— Утро доброе, мисс, — сказал он, светясь от удовольствия. — Надеюсь, вам понравится моя стряпня.

— Я сейчас такая голодная, что съела бы, пожалуй, целую лошадь! — заявила Лалита.

— Надеюсь, вы не собираетесь есть наших лошадей, — ответил Картер с усмешкой. — Мы ни за что не расстанемся со своими боевыми друзьями.

— У вас здесь есть лошади! — восторженно воскликнула девушка. — Как замечательно! Я так люблю ездить верхом! Пустая конюшня выглядит очень печально, почти как брошенное птичье гнездо после того, как птицы улетели.

— Если вы полагаете, что сможете кататься на моих лошадях, то вы очень заблуждаетесь, — довольно резко заявил лорд Хейвуд.

— Но почему? — удивилась Лалита. — Я хорошая наездница.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, но, пока вы живете здесь, хотя это и не продлится долго, вам необходимо вести себя так, как вы и намеревались. А именно, спрятаться у меня в доме и никому не показываться на глаза.

Лалита усмехнулась.

— А вы, оказывается, очень беспокоитесь о своей репутации!

— На самом деле я думал в первую очередь о вашей репутации, — с раздражением ответил лорд Хейвуд, — но теперь, когда вы упомянули об этом, я понял, что не желаю прослыть повесой и распутником как раз в тот момент, когда стал главой семьи! . — А кто-нибудь из ваших родственников может навестить вас здесь? — поинтересовалась Лалита.

— Это возможно, хотя я очень надеюсь, что этого не произойдет. У меня нет ничего, чтобы предложить им, кроме того угощения, которое вы нашли таким удручающе однообразным: яйца и овощи.

— Чепуха! — уверенно заявила Лалита. — В ваших лесах наверняка найдется, что можно было бы подстрелить, если у вас достаточно меткий глаз.

Она взглянула на него с озорной улыбкой и добавила:

— Хотя, конечно, французы — более крупная мишень, чем кролик или куропатка.

— Мне кажется, вы специально стараетесь вывести меня из себя, — заметил лорд Хейвуд, — и я отказываюсь отвечать до тех пор, пока мы не закончим наш завтрак. Как я уже говорил вам, я страшно голоден!

И действительно, они молчали до тех пор, пока не уничтожили все, что было на столе, и Картер унес на кухню грязную посуду.

Только тогда лорд Хейвуд продолжил разговор.

— Давайте поговорим серьезно, Лалита. Мы должны придумать, как вам действовать в сложившейся ситуации и куда вы сможете отсюда уехать.

— Но почему я не могу остаться здесь? — В глазах девушки читалось недоумение. — Я бы с удовольствием жила здесь с вами и вашим человеком, как, кстати, его имя? Картер? Он кажется мне расторопным малым и умело ухаживает за вами, а поскольку о себе я и сама могу прекрасно позаботиться, у нас не возникнет никаких проблем.

Лорд Хейвуд начал терять терпение.

— Послушайте меня, Лалита. Я не могу все время повторять одно и то же. Вы не можете здесь оставаться. И для вас и для меня могут возникнуть серьезные проблемы. Мы можем попасть с вами в неприятное и весьма щекотливое положение, если станет известно, что вы находитесь здесь совсем одна в обществе мужчин.

— Ну хорошо, допустим, но куда мне идти?

— Вы, я надеюсь, не ждете, что я смогу ответить на этот вопрос. Ну откуда я могу знать, где вы можете найти приют?

— Поэтому глупо настаивать, чтобы я ушла отсюда. Я уже сказала вам, что собиралась поехать во Францию. Ведь если я останусь в Англии, скорее всего дядя меня все-таки разыщет и насильно выдаст замуж. Кроме того, не могу же я бродить по округе в поисках пустующих домов. А если я попытаюсь одна, без сопровождающих, устроиться в отеле, это может показаться подозрительным.

Лорд Хейвуд понимал, что она права, это действительно покажется очень странным, и в большинстве случаев ей просто откажут.

Тем не менее он полагал, что в этой ситуации должен быть какой-то простой выход, вот только в настоящий момент не мог позволить себе думать об этом.

— А пока вы раздумываете над тем, что лучше — утопить меня или разрезать на множество кусочков и зарыть в саду, — сказала она слабым голосом, — я, пожалуй, пойду и посмотрю на ваших лошадей.

— Прекрасно, идемте к Ватерлоо и Победителю, — решил лорд Хейвуд.

— Эти имена вы дали им после битвы? — удивленно спросила Лалита.

— На этом настоял Картер, — объяснил он. — Он сразу назвал свою лошадь Победителем и упорно продолжал обращаться к моему Ролло, так звали моего коня раньше, как к Ватерлоо, пока и я сам, и Ролло не привыкли к этому новому имени.

— Я уверена, что не буду разочарована, когда увижу вашего коня. Надеюсь, Ватерлоо выглядит так же великолепно, как и вы сами!

Это прозвучало совсем просто, как обычная констатация факта, и нисколько не напоминало льстивые комплименты, которые расточали ему женщины, преследовавшие его своим вниманием. Поэтому он не стал возражать, а молча подал ей руку и повел к конюшне.

Лошадей они увидели на выгоне за конюшней. Ватерлоо действительно был великолепен — крупный вороной конь с лоснящимися боками и мощной грудью.

Лорд Хейвуд каким-то особым образом свистнул, и жеребец рысью помчался прямо к нему.

— Ах, какой красавец! Я не ошиблась, он и в самом деле просто чудо! — воскликнула Лалита в восторге. — Неудивительно, что вы так его любите!

— Откуда вы знаете, что я его люблю? — с любопытством спросил лорд Хейвуд.

— Просто когда вы говорили о нем, ваш голос звучал как-то особенно тепло, совсем не так, как вы обычно говорите. А кроме того, ни одно животное не станет вот так легко откликаться на свист и так радоваться приходу хозяина, если не знает, что он его по-настоящему любит. Животных не обманешь.

Лорд Хейвуд чуть приподнял бровь, но ничего не сказал на такое странное заявление, лишь выразительно посмотрел на нее.

Освещенная солнцем, в легком летнем платье, девушка ласково поглаживала нос его норовистому коню, который спокойно и с видимым удовольствием принимал эту ласку. И она была так хороша в эту минуту, что лорд Хейвуд с невольным восхищением подумал о том, что эта живописная картина, несомненно, достойна кисти мастера.

Прочитав в глазах Лалиты таящуюся в них невысказанную просьбу, он решил, что не может отказать в том, о чем она не решалась попросить вслух.

— Я собираюсь нанести визиты нескольким арендаторам, живущим поблизости с имением, — сказал он. — Быть может, вы не откажетесь составить мне компанию на Победителе?

— Вы серьезно мне это предлагаете? — удивленно уставилась на него Лалита.

— При условии, что, когда я буду заходить к арендаторам в дома, вам придется ожидать меня в лесу, чтобы ни сам фермер и вообще никто не догадался, что я приехал к ним не один.

— Я обещаю вам это, и спасибо огромное… спасибо за то, что вы предложили мне поехать с вами!

— Прежде всего нам надо найти для вас подходящее седло, — сказал лорд Хейвуд. При этом он подумал, что, несмотря на опустевшую конюшню, в доме осталось еще много конской упряжи, так что седло найти будет совсем несложно.

И правда, в специально отведенной для этого комнате они нашли не только дамские седла, но и дорогую сбрую, красиво отделанную серебром, украшенную гербами рода Хейвудов. Все это, как хорошо помнил лорд Хейвуд, использовали для выездов в особенно торжественных случаях, когда запрягали в карету лучших лошадей. При виде всех этих вещей воспоминания о былой славе и богатстве их рода больно ранили пятого лорда Хейвуда.

Теперь, разглядывая все эти теперь уже бесполезные, но красивые и дорогие вещи, он задумался, нельзя ли их продать, но тут же вспомнил, что говорил ему поверенный. Скорее всего подобными вещами рынок был завален, слишком много людей оказалось в подобном положении — без лошадей и денег, но с множеством дорогих и бесполезных в данной ситуации вещей.

Когда лошади были оседланы и лорд Хейвуд уже собирался вскочить в седло, он обратил внимание, что Лалита до сих пор стоит в том же платье, даже не заикнувшись, что ей необходимо переодеться.

— Я полагаю, — сказал он, выразительно глядя на нее, — что у вас больше ничего нет из одежды, кроме того платья, что на вас сейчас надето?

— На самом деле я взяла с собой еще два платья, но мой саквояж оказался слишком тяжелым, и я с трудом донесла его до почтовой кареты.

При этих словах девушка взглянула на лорда Хейвуда и по выражению его лица догадалась, что невольно дала ему еще один ключ к разгадке своей тайны.

Стараясь исправить свою оплошность, она поспешно добавила:

— Но почтовые кареты ездят сейчас в самых разных направлениях, останавливаясь в каждом поселке.

— В то же время вам пришлось добираться до нее довольно долго, — заметил он. — А это значит, что вы приехали откуда-то издалека. Однако вы знали, что этот дом пуст, а я нахожусь за границей. Значит, ваш родной дом расположен где-то в этом графстве.

— Очень умно! — одобрительно кивнула Лалита. — Если я буду сообщать вам каждый день по одному подобному факту, то, пожалуй, года через три, возможно, вы и догадаетесь, кто я и откуда. Тогда вы, наверное, будете меня шантажировать, угрожая отправить домой.

— Я был бы весьма невысокого мнения о своих умственных способностях, если бы допустил, что мне потребуется на это целых три года, — усмехнулся лорд Хейвуд. — Но полагаю, для вас не должно стать неожиданностью, если ваш дядя, всерьез обеспокоившись вашим исчезновением, все-таки разыщет карету, на которой вы уехали, и узнает у кучера, где именно вы сошли с нее.

— Конечно же, я подумала об этом, — с победным видом заявила Лалита. — Я сказала ему, что схожу здесь, чтобы дождаться следующей кареты, которая направляется в Оксфорд. А он предупредил, что мне придется подождать минут двадцать.

— Она так искренно радовалась, что может доказать своему собеседнику собственную предусмотрительность, что лорд Хейвуд не смог удержаться от смеха.

— Я уже начинаю думать, — сказал он, — что вы вовсе не бедная напуганная сирота, попавшая в беду, а опытная, расчетливая обманщица и авантюристка!

— Может быть, и так, — сказала Лалита, лукаво глядя на него, — но в таком случае вы должны быть со мной очень и очень осторожны, потому что я могу обвести вас вокруг пальца, если вы захотите сделать что-то вопреки моему желанию.

Лорд Хейвуд должен был признаться самому себе, что находит эту милую девушку весьма забавной, дерзкой и, без сомнения, очень необычной.

Внезапно ему пришла в голову мысль, что она ведет себя с ним очень осторожно, так, словно боится, что не сумеет в конце концов настоять на своем и остаться в его доме на какое-то время.

В то же самое время он отдавал себе отчет, что с каждым часом ему все труднее решать, как правильно ему себя с ней вести и что следует предпринять в такой необычной ситуации.

Было совершенно недопустимо, чтобы она оставалась с ним одна в пустом доме, но он не был волшебником, и ему негде было взять пожилую даму ей в дуэньи. К тому же ему хватало своих собственных забот, чтобы взваливать на себя еще и непростые проблемы Лалиты.

Стоило ему переступить порог дома на первой ферме, как все мысли о девушке тут же вылетели у него из головы.

Арендатор был уже достаточно стар, один из его сыновей служил в армии, другого насильно забрали во флот. Третий сын был еще подростком, но пытался помогать отцу с таким усердием, что лорд Хейвуд про себя пожалел этого мальчишку.

Коровы казались слишком истощенными, чтобы давать молоко, свиньям не хватало корма, и они были чересчур худыми, чтобы можно было их продать на рынке. И больше на дворе не было видно никакой живности, за исключением нескольких тощих кур.

Лишь небольшая часть земли была распахана, да и та заросла сорняками и крапивой.

— Должно быть, вы получили хорошую цену за то, что продавали продукты для снабжения нашей армии? — спросил лорд Хейвуд.

— Это правда, милорд, но только цены на все уж очень выросли за последние год-два, да и трудно мне управляться одному, без помощников, — пожаловался пожилой арендатор.

Лорд Хейвуд видел, с какой надеждой смотрят на него эти люди, рассчитывая, что он поможет им починить дом и восстановить хозяйство. Он осторожно объяснял им, как много ему еще надо сделать в первую очередь, и не мог набраться мужества и прямо сказать этим старикам, что от него сейчас мало что зависит и будущее представляется ему совершенно безнадежным.

Следующий визит мало чем отличался от первого. Ферма была в таком же удручающем состоянии, что привело лорда Хейвуда в еще более мрачное расположение духа.

Он решил, что на сегодня с него хватит, и, ни слова не говоря, развернул лошадь по направлению к дому. По дороге лорд Хейвуд, погруженный в свои невеселые мысли, почти забыл о присутствии Лалиты и не обращал на нее никакого внимания, пока девушка сама не напомнила о себе.

— Вы должны что-то сделать для них и для себя тоже.

— Я совершенно не представляю, что именно могу сделать, — ответил он довольно резко.

— Но что-то необходимо сделать. Нельзя же равнодушно смотреть на такое…

— Здесь может помочь только чудо вроде манны небесной, например, дождь из золотых гиней, — с горечью произнес лорд Хейвуд.

— Но ведь чудеса иногда случаются!

— В далеком прошлом, в Библии да еще в сказках, — покачал головой он. — Нам надо смотреть на вещи реально, Лалита.

— Бог помогает тем, кто сам себе помогает, а не проводит время в бездействии.

— А я и хочу только одного — помочь себе, вот только кто мне может подсказать, как это сделать, — ответил лорд Хейвуд.

Когда они подъезжали к аббатству, оно показалось им еще более великолепным и величественным, чем обычно, и с трудом верилось, что у его хозяина на самом деле нет ни пенни, который он мог бы истратить, чтобы поддержать это величие.

Словно прочтя его мысли, Лалита сказала:

— У вас есть список имущества?

— Да, конечно.

— Ну, предположим, что стряпчие могли ошибиться и не внесли в него всего. Вдруг вы сможете обнаружить что-нибудь, что они пропустили?

— Мой поверенный убеждал меня, что они осмотрели все очень тщательно.

— А может быть, есть какое-нибудь спрятанное сокровище на чердаке или клад в подвале.

— Если я найду там несколько бутылок вина в погребке, то и вправду поверю, что нашел сокровище, которое скрасит наш скромный обед.

— Раз вы так говорите, я могу вообразить, что вы приглашаете меня остаться с вами по крайней мере еще на сегодняшний вечер, — сказала Лалита.

— Похоже, что так, — согласился он. — Но при этом я вынужден добавить, что вы должны собраться и уехать отсюда завтра утром.

— Не могу поверить, что вы получите от завтрашней прогулки верхом такое же удовольствие, как сегодня, если вас будет сопровождать Картер, а не я, — улыбнулась Лалита.

Поскольку это была правда, лорд Хейвуд почувствовал раздражение.

— Уверяю вас, — сказал он, — я очень хотел бы помочь вам и постараться подыскать надежное убежище, но в настоящий момент мои проблемы занимают меня гораздо больше.

— Ну конечно, именно поэтому я и предлагаю вам свою помощь, — поспешила сказать Лалита.

— Здесь вы мне ничем не сможете помочь.

— А вы в этом так уверены? Я ведь из кельтов — вот вам, кстати, еще одна зацепка, — а у всех кельтов имеются особые способности. Например, моя мать могла отыскивать под землей воду…

— У нас достаточно воды, спасибо, — ответил лорд Хейвуд, взглянув на озеро.

— Почему-то мне кажется, что однажды я смогу удивить вас, — продолжала Лалита.

— Вы и так уже достаточно меня удивили, — холодно заметил он. — Мог ли я представить, что, вернувшись домой в то утро, обнаружу в постели своей матери безбилетного пассажира.

— Точно, я именно безбилетный пассажир! И ни один человеколюбивый капитан не выкинет меня за борт.

— Это очень распространенное заблуждение, как я полагаю, — ответил лорд Хейвуд. — И позвольте мне указать вам, что безбилетные пассажиры вынуждены в конце концов отрабатывать свой проезд.

— Я как раз и собиралась это сделать, — подхватила Лалита. — И когда вы увидите, насколько я вам необходима, вы только порадуетесь, что я выбрала именно ваш корабль для того, чтобы на нем спрятаться.

Она произносила все это с такой искренностью и неподдельным убеждением, что немало позабавила его.

И все же, глядя на девушку, проезжавшую впереди через широкие ворота, такую юную и прелестную в своем белом платье, отделанном голубыми лентами, он подумал о том, что, если бы рассказал кому-нибудь из своих друзей о сегодняшнем приключении, ему бы вряд ли поверили.

Глава 3

— Лалита! — позвал лорд Хейвуд, входя в столовую.

— Я здесь! — отозвалась девушка.

По голосу он определил, что Лалита была в кабинете, и направился туда, но не успел войти, как девушка выбежала ему навстречу.

— Вы вернулись? — воскликнула она несколько некстати. — Что случилось?

По выражению его лица Лолита сразу поняла, что ответ будет неутешительным. Однако лорд Хейвуд, не произнеся ни слова, прошел мимо нее прямо в дверь кабинета, из которой она только что вышла.

Кабинет — так довольно прозаически именовался изысканно отделанный и великолепно обставленный салон — вел прямо в библиотеку. Именно эту комнату, по совету Лалиты, решил использовать лорд Хейвуд для работы.

В его особняке было множество комнат, вполне пригодных для работы, но близость этого помещения к библиотеке, где хранились многие документы, а также письменный стол, большой и удобный, который располагался здесь, определили его выбор.

Конечно, эта комната с белыми стенами, украшенными золотым орнаментом, и огромной сверкающей люстрой в центре больше подходила для торжественных приемов, чем для ежедневной работы. Но здесь стояли удобные кресла и кушетка для отдыха и везде было множество книг.

Правда, все это было покрыто толстым слоем пыли, и Лалита тут же принялась за уборку. Многие книги были просто свалены на полу, и вскоре ее руки и одежда стали черными от той грязи, что скопилась здесь за несколько лет.

Войдя Следом за лордом Хейвудом в кабинет, Лалита увидела, что он стоит спиной к потухшему камину и задумчиво смотрит в окно. Девушка выглядела немного странно в чересчур большом для нее закрытом фартуке служанки, надетом поверх платья. Голову она повязала куском льняного полотна, сложенного в виде косынки. Вспомнив об этом, она торопливо сдернула его с головы.

Солнечный свет, льющийся сквозь высокие окна, заиграл золотыми бликами в ее волосах. Лалита нетерпеливым движением откинула волосы со лба и с беспокойством подумала, что и лицо ее тоже покрыто пылью.

Впрочем, лорд Хейвуд не обращал на Лалиту никакого внимания. По его нахмуренным бровям и выдвинутому вперед квадратному подбородку она могла догадаться, что он очень расстроен.

Когда после завтрака он сказал ей, что собирается навестить пожилых слуг, живущих в небольших коттеджах на территории поместья, девушка сразу поняла, что ему будет нелегко встретиться с этими стариками. Многих он хорошо знал во времена своей молодости, они работали у его отца и деда и теперь полностью зависели от него.

Теперь ее опасения полностью оправдались.

— Как прошли ваши визиты? — мягко спросила она.

— Из пятнадцати коттеджей, в которых я побывал, — мрачно ответил он, — тринадцать нуждаются в срочном ремонте.

— Я боялась этого.

— Крыши текут, половицы отскочили, дымоходы чадят, и их необходимо чистить. И бог знает, что там еще не в порядке!

В комнате повисла напряженная тишина. Затем, догадавшись, что он не собирается рассказывать ей всего, Лалита спросила:

— А что еще огорчило вас?

— Они все ждут выплаты денег на первой неделе следующего месяца, а я представления не имею, собирается ли мистер Гроссвайс, мой поверенный, платить им.

В голосе лорда Хейвуда прозвучала неожиданно отчаянная нотка, которая лучше всяких слов дала понять Лалите, что он переживает все это гораздо глубже, чем хочет показать.

— Что вы собираетесь делать? — спросила она.

— Я должен завтра поехать в Лондон и увидеться с моими адвокатами, — ответил он задумчиво. — Я должен также продать кое-какие вещи, не включенные в майоратное наследование. И остается надеяться, что, когда эти деньги будут истрачены, подвернется еще что-нибудь.

Наступила пауза. Затем Лалита нарушила тишину:

— Мы еще не закончили с вами осматривать дом. Может быть, мы найдем здесь что-нибудь, что можно было бы продать?

— Все, что еще можно продать, это личные вещи, принадлежавшие моей матери: картины, украшения, посуда.

Лалита стиснула пальцы.

— Мне невыносимо думать, что вы должны расстаться с этими великолепными картинами из ее спальни или с ларцом, который, как вы рассказывали, многие века принадлежал ее семье, и с ее украшениями.

— Сейчас не время предаваться сантиментам, — резким от напряжения голосом произнес лорд Хейвуд.

Снова в кабинете повисла тишина. Наконец Лалита заговорила:

— Как вы думаете, может быть, в Лондоне…осталось что-нибудь еще, что ваш поверенный не внес… в тот список?

— Именно это я и собираюсь проверить. Я также собираюсь выставить Хейвуд-хауз на рынок недвижимости — разумеется, не для продажи, я не имею права этого делать, — но, может быть, кто-то захочет снять дом.

Однако он сам прекрасно понимал, какой слабой была надежда на это, да и Лалита думала так же.

Она часто слышала еще до того, как приехала сюда, в поместье Хейвудов, что сейчас очень многие люди пытаются сдать в аренду свои лондонские дома, так как для них стало непомерным бременем содержать даже один большой особняк, не говоря уже о двух — городском доме и загородном.

Затем она умоляюще посмотрела на лорда Хейвуда и, чуть запинаясь, сказала:

— У меня с собой есть… кое-какие драгоценности, которые принадлежали моей матери. Я собиралась… я бы хотела просить вас… продать их для меня… как-нибудь… но я предполагала… может быть, вы бы согласились… принять их от меня взаймы…до тех пор, пока они не понадобятся мне самой.

Лалита боялась, что он разгневается, но он лишь улыбнулся.

— Я высоко ценю то, что вы пытаетесь помочь мне в решении моих проблем, — сказал он, продолжая тепло улыбаться, — но, моя дорогая девочка, вы должны в первую очередь побеспокоиться о себе самой. Поверьте мне, вам понадобится каждый пенни, который у вас есть, если вы не собираетесь возвращаться домой.

— Вы же знаете, я не могу этого сделать, — грустно ответила Лалита. — Но… если мне не придется уезжать отсюда… тогда мне не нужны будут деньги.

— Ну вот, мы вернулись к тому, с чего начали, — вздохнув, сказал лорд Хейвуд. — Вы ведь знаете, что я по этому поводу думаю.

— Слишком хорошо! Но, если у вас есть хоть капелька здравого смысла, вы поймете, что мое предложение очень целесообразно и вполне осуществимо.

— Оно совершенно нецелесообразно. Может быть, я и беден, но у меня, по крайней мере, еще осталась гордость.

— Гордость до добра не доведет.

Лорд Хейвуд ничего ей не ответил. Он в задумчивости прошелся по комнате и, подойдя к окну, уставился невидящим взором на плывущие за окном облака. Лалита сердцем чувствовала, что происходит сейчас в его душе, какие вопросы его мучают. И главным был вопрос, что делать со всеми этими людьми, которые зависели от него и которые сейчас, после войны, когда баснословно выросли цены на все товары и продукты, едва могли рассчитывать выжить на свою скромную пенсию.

Правда, в графстве существовали работные дома, но даже самые последние бедняки всеми силами старались избежать этого страшного места. Еще до того, как лорд Хейвуд покинул страну, он не раз слышал жуткие рассказы о том, как обращаются с их обитателями. Эта тема постоянно тревожила общественность и давала пищу для критических и возмущенных статей в либеральной прессе.

И вот теперь он с отчаянием спрашивал себя, неужели он может отправить этих стариков и старух, всю жизнь проработавших на его семью, в работные дома и оставить их там доживать свой век в таких ужасных условиях.

— Мне необходимо достать хоть немного денег, — сказал он едва слышно.

— Предположим, вы продадите одну из картин, упомянутых в описи к завещанию, — спросила Лалита, — и, может быть, кое-что из фарфора. Что тогда произойдет?

— Сразу, как только это обнаружится, а рано или поздно это обязательно станет известно, — отвечал лорд Хейвуд, не поворачивая головы от окна, — я буду вынужден предстать перед магистратом и мне предъявят обвинение в воровстве. Скандал, который за этим обязательно последует, будет очень громким и навсегда ляжет темным пятном на мою репутацию.

Лалита тяжело вздохнула. Она прекрасно понимала, каким ударом для него могло бы стать подобное обвинение. Он был слишком честен и слишком благороден, чтобы пойти на это.

— Но вы ведь сумеете найти что-нибудь, что может принести хоть немного денег, — сказала она упавшим голосом.

— К сожалению, не много, а это значит, что надо искать какой-то другой выход из этого положения, — довольно резко возразил лорд Хейвуд. — Но так или иначе, завтра, как и намеревался, я еду в Лондон.

И словно больше не в силах вынести разговора на эту тему, он быстрым шагом вышел из комнаты.

Лалита, глядя в задумчивости ему вслед, потерла рукою лоб, совсем забыв о том, какие у нее грязные руки.

На протяжении всех трех дней, которые прошли со дня возвращения лорда Хейвуда в поместье, девушка постоянно чувствовала, как проблема денег тяжелым бременем давит ему на плечи.

Наконец она взяла длинный список включенных в наследство предметов, который лорд Хейвуд получил от своего поверенного, и обошла все комнаты в надежде найти хоть что-нибудь, незамеченное и не упомянутое в этом реестре. Однако в результате она лишний раз убедилась, что в доме не было практически ни одной вещи, не упомянутой в завещании.

— И как только ваш дедушка мог быть таким дотошным, — сказала она лорду Хейвуду. — Ведь он перечислил там все, вплоть до мелочей.

— Мои дед и бабушка были крупными коллекционерами, — отвечал он. — Думаю, мой отец довольно сильно напугал их, когда был еще молодым человеком, — что и вынудило их прибегнуть к подобной мере.

Лорд Хейвуд увидел, что Лалита не поняла его замечания и ждет объяснений, а поэтому добавил:

— Еще учась в Оксфорде, он проявил себя как необузданный игрок и, по их мнению, неисправимый мот.

— И поэтому они побоялись, что он продаст и пустит на ветер всю коллекцию, которую они столько лет собирали?

Лорд Хейвуд задумчиво кивнул.

— Когда его выгнали из университета, он приехал в Лондон, и там его дорогие экипажи и лошади служили постоянной темой для насмешек карикатуристов. За два года он умудрился спустить целое состояние за карточным столом.

— Теперь я понимаю, почему ваш дедушка решил, что не может доверить ему свои бесценные сокровища, собранные здесь, — кивнула Лалита.

— Мой дед бессчетное число раз оплачивал его карточные долги и каждый раз уговаривал его образумиться, но отец продолжал свои кутежи и экстравагантные выходки почти до самой смерти.

Голос лорда Хейвуда зазвучал чуть более резко, когда он с горечью добавил:

— Именно поэтому я сейчас и оказался в таком положении.

— Но все же вы можете жить в этом великолепном доме, полном настоящих сокровищ.

— И умирать здесь от голода! Не очень веселая перспектива, что и говорить!

— Но, наверное, вам еще менее понравилась бы мысль жить в маленьком полуразвалившемся домике или оказаться вообще без крыши над головой, — возразила Лалита.

Лорд Хейвуд улыбнулся ее горячности.

— Полагаю, что я смог бы найти какой-нибудь пустующий дом, который покинули хозяева, — с иронией ответил он.

Лалита сверкнула глазами.

— Теперь вы допускаете, что для меня было единственным выходом скрываться здесь? Ведь если бы вы не вернулись, никто так никогда и не узнал бы обо мне.

— Вы вряд ли смогли бы жить здесь годами, общаясь с одними лишь мышами.

— Но именно так мне и представлялась дальнейшая жизнь, пока вы не появились в моей спальне. Для меня это был самый настоящий шок! — тряхнула головой Лалита.

— Для меня тоже, — усмехнулся лорд Хейвуд. — И немалый!

Несмотря на его видимое недовольство, Лалита, со свойственной ей интуицией, чувствовала, что ее присутствие помогает лорду Хейвуду легче переносить горечь своих забот. Было очевидно, что она помогает ему держаться и не падать духом. Эту догадку подтвердил не кто иной, как Картер.

— Если вы меня спросите, — заявил он, когда Лалита как-то заговорила с ним на кухне, — то я вам скажу, это просто замечательно, что у полковника теперь есть человек, на которого он может поворчать и с которым может поделиться своими горестями.

— Я тоже так думаю, — отозвалась Лалита.

— Все-таки это глупейшая штука, — продолжил Картер. — Весь дом набит золотом, как говорится, и никто из нас не смеет даже пальцем прикоснуться ко всему этому богатству.

— Все это очень расстраивает его светлость, но он в первую очередь беспокоится не о себе, а о тех людях, которые от него зависят.

— Он уж всегда такой, — согласился с ней Картер. — Во всем полку не было другого такого офицера, как полковник Вуд. Всегда думал только о своих людях, никогда о себе. И они тоже готовы были за него и в огонь и в воду!

— Так же, как и вы сами. Картер, не так ли? — спросила ласково Лалита.

Накануне, когда Лалита зашла на кухню, она обнаружила, что Картер собирается отправиться на соседнюю ферму, чтобы купить каких-нибудь продуктов. Девушка застала его в тот момент, когда он с невеселым видом пересчитывал деньги, что лежали в ящике буфета, те самые, которые дал ему лорд Хейвуд.

С заговорщицким видом Лалита спросила его:

— Послушайте, Картер, если я кое-что предложу вам, вы можете пообещать, что ничего не скажете его светлости?

— В зависимости от того, что это такое, мисс, — отвечал верный Картер.

— Когда я убежала из дома, — отвечала девушка, — я взяла с собой достаточно денег, ведь я не такая глупая, чтобы рассчитывать, что смогу обойтись без них.

Увидев, что Картер при этих ее словах весь превратился в слух, Лалита продолжала:

— Я говорила его светлости, что могу за себя заплатить, но он, конечно, отказался из-за того, что я женщина. Но даже женщины должны что-то есть и при этом платить за еду.

— Не собираюсь с вами спорить, — кивнул Картер.

— Вот почему, — продолжала Лалита, — я намерена заплатить за себя, но так, чтобы его светлость об этом ничего не узнал.

Она подумала, что Картер может отказаться, поэтому быстро добавила:

— Конечно, я могла бы сама пойти и купить продукты, но это было бы опасно, ведь тогда люди увидят, что я здесь, и сплетни быстро облетят всю округу, поэтому было бы лучше, если бы вы сделали это вместо меня.

— Его светлость с меня с живого шкуру спустит, если только прослышит об этом, — покачал головой Картер, нерешительно глядя на Лолиту.

— Поэтому нам надо быть умнее и сделать так, чтобы он ничего не узнал, — произнесла девушка уверенным тоном.

С этими словами она положила три соверена на кухонный стол, полагая, что против такого аргумента Картер вряд ли устоит.

— Когда вы все это потратите, ядам вам еще. Мне кажется, совершенно необходимо, чтобы его светлость питался как следует, а мясо, я уверена, стоит слишком дорого.

Картер взглянул на соверены, и глаза его блеснули.

— Пожалуйста, не говорите ничего его светлости, — продолжала настаивать Лалита. — Он сильный человек, но он себя совсем не щадит, а вы ведь знаете, что ему, так же как Ватерлоо и Победителю, нужна хорошая еда, чтобы поддержать силы.

— Уж я, думаю, смог бы стащить немного овса для наших лошадок, — сказал Картер, — но только эти люди, что на ферме, такие же бедняки, как и мы.

— Сейчас очень многие крестьяне переживают тяжелые времена по всей стране, — отозвалась Лалита. — Но, как сказал его светлость, мы должны платить за себя. Именно так я и намереваюсь всегда поступать, а поскольку у меня есть деньги, в этом не будет никаких затруднений.

Ее слова, очевидно, развеяли последние сомнения Картера. Очень поспешно, словно боясь, что его кто-то может остановить, он схватил со стола соверены и спрятал их в карман.

— Помоги мне, боже, если его светлость прознает! — сказал он. — Но только, если он что будет мне говорить, я скажу ему, что и Адам не устоял перед искусительницей Евой!

— Старое как мир оправдание всех мужчин! — смеясь, ответила Лалита.

Она была очень рада, что все вышло так, как она хотела.

Девушка рассудила, что лорд Хейвуд, как и большинство мужчин, скорее всего не станет задумываться над тем, откуда взялась еда и сколько она стоит, и, конечно, оказалась права.

За обедом прошлым вечером лорд Хейвуд с большим аппетитом съел внушительную порцию жареного мяса и, покончив с едой, со вздохом удовлетворения сказал:

— Превосходно, Картер! Недаром я считал тебя лучшим поваром в нашем полку. Я всегда боялся, что тебя заберут готовить в офицерскую столовую.

— Меня вскорости бы выгнали оттуда, милорд, — заявил Картер, сверкнув улыбкой. — Двух обедов было бы достаточно, чтобы они поняли, что я им не подхожу. Я не мастак готовить всякие изысканные блюда.

Лорд Хейвуд весело рассмеялся.

— Не могу с тобой согласиться. По-моему, ты повар по призванию. Мисс Лалита и я хотели бы выразить тебе свою благодарность за твое искусство, мясо было просто восхитительно!

Убирая то, что осталось, со стола, Картер незаметно подмигнул Ладите.

При этом девушка подумала, что для слуги его светлости это было не совсем подобающее поведение. Впрочем, сейчас она была довольна, так как вкусная сытная еда да вдобавок бутылка хорошего вина из погреба должны были привести его светлость в благодушное настроение.

После обеда они сидели в кабинете, и его светлость даже ни разу не упомянул о том, что она должна немедленно уезжать отсюда. Вместо этого он принялся строить планы, как сделать этот кабинет более удобным, перенеся сюда кое-какие вещи из других салонов.

Он даже был готов Поменять одну из картин, которые висели здесь, на ту, что очень понравилась Ладите. Она висела в другой комнате, которой они пока не собирались пользоваться.

— Завтра я собираюсь выбрать несколько других украшений для каминной полки, — сказала она, — и принести из Большого салона те восхитительные вещицы из дрезденского фарфора, чтобы украсить столик в углу.

Он ни слова не возразил ей и только улыбнулся. Лалита же с тайным удовольствием вновь подумала, что причина этой необыкновенной снисходительности с его стороны кроется в такой простой вещи, как хороший обед.

— Я бы хотела кое о чем вас спросить, — заявила она на следующий день за завтраком.

— Да, и о чем же?

Лорд Хейвуд задал этот вопрос весьма рассеянным тоном, так как в этот момент все его внимание было распределено между газетой, которую он читал, и яичницей с беконом.

Картер принес газету из деревни. Она вышла несколько дней назад, но, раскрыв ее, лорд Хейвуд обнаружил, как долго он на самом деле был оторван от всех событий, происходящих в стране. Собственные проблемы заслонили от него весь остальной мир.

— Вы знаете, я уже говорила вам об этом, — начала Лалита неуверенно, — что я взяла с собой всего три платья, два в саквояже и одно то, что на мне было надето.

— Да, вы, кажется, говорили мне об этом, — рассеянно отвечал лорд Хейвуд, не отрываясь от газеты.

— Я бы хотела спросить вас… как вы думаете, это было бы не слишком… неуместно и, может быть, оскорбительно для вас… если я попрошу позволить мне надеть… амазонку вашей мамы?

Она проговорила это все, отчаянно запинаясь и краснея, и лорд Хейвуд невольно поднял голову и с удивлением посмотрел на нее.

— Амазонку моей матери? — переспросил он.

— Там, в ее спальне, где я сейчас сплю, хранится много всякой одежды в гардеробе.

— Я никогда об этом не думал, но, полагаю, это действительно так, — кивнул он. — Я сам, к своему удовольствию, обнаружил не только свою прежнюю одежду, что когда-то носил, но и одежду отца, которая прекрасно подошла мне.

— Вам… может быть, неприятно, что я прошу вас об этом, — сказала Лалита, — но если я буду ездить верхом в своих собственных платьях, то они вряд ли мне долго прослужат.

— Вполне с вами согласен, — заметил лорд Хейвуд. — Тем более что вам, видимо, придется обходиться этими платьями достаточно долго.

Он улыбнулся, а затем добавил:

— Вы можете взять любые вещи моей матери, какие вам понравятся. Мне почему-то кажется, что, если бы она могла узнать о том, что здесь произошло, это бы ее очень позабавило.

Глаза девушки радостно вспыхнули.

— Благодарю вас, благодарю! — воскликнула она. — Как странно, однако, что вы так говорите! Когда я сплю в ее комнате, то временами у меня возникает ощущение, что она все еще здесь и в отличие от вас нисколько не осуждает меня за то, что я сбежала из дома!

— Ну, в этом вы не можете быть уверены, — все тем же снисходительным тоном проговорил лорд Хейвуд. — Однако я вижу, что вы намерены прокатиться со мной верхом, а раз так, вам лучше пойти и переодеться.

— Я мигом! — радостно воскликнула Лалита и бросилась из комнаты, словно у нее за плечами выросли крылья.

И снова лорд Хейвуд должен был признать, что эта милая девушка очень его забавляет.

В этот день не было и минуты, чтобы он не находил ее совершенно необычной, удивительной и, бесспорно, далеко не глупой. Ему нравилась ее непосредственная манера разговаривать, молчать, улыбаясь, смотреть из-под полуопущенных ресниц. Кроме того, она помогала ему сохранять присутствие духа и не давала погрузиться в мрачные раздумья о будущем.

Между тем Лалита поставила себе целью убрать и привести в порядок комнаты, которыми они пользовались.

Лорд Хейвуд был уверен, что ей никогда прежде не приходилось заниматься ничем подобным, тем более ее старания были достойны всяческого восхищения. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что те красавицы, которых он встречал в Париже или помнил по своей довоенной жизни, ни за что не стали бы заниматься столь неприятным и недостойным делом, как уборка в доме.

Пока Картер выбивал пыль из ковров, Лалита вычищала щеткой мягкую мебель и старательно стирала пыль со столов, зеркал и всевозможных дорогих вещиц, украшавших комнаты.

Лорд Хейвуд обнаружил в первый же день, что его кровать застелена чистыми простынями, что, без сомнения, было делом рук Лалиты, и все дни в его комнате поддерживалась безукоризненная чистота и порядок, как это было в дни его юности.

Конечно, они были не в состоянии поддерживать чистоту и порядок во всем доме, но Лалита привела в достойный вид библиотеку, кабинет и их спальни, а Картер довел до блеска столовую, так что теперь, освещенная солнечным светом, она просто сверкала чистотой.

Но, несмотря на все их старания, лорд Хейвуд не мог отделаться от воспоминаний о тех временах, когда шесть высоких, статных лакеев, одетых в зелено-желтые ливреи фамильных цветов рода Хейвудов, стояли, вытянувшись в струнку, в зале, а старый Меривейл, тогда еще не высохший, как сейчас, а представительный, исполненный чувства собственного достоинства, с важностью царедворца принимал прибывающих гостей.

Лорд Хейвуд помнил и то, как около полудюжины горничных сновали из комнаты в комнату; как домоправительница, шурша юбками из черной тафты, с серебряной цепочкой для ключей на поясе, зорко приглядывала за слугами и за порядком в доме.

И теперь, заметив, с какой грустью смотрит Лалита на свои загрубевшие от работы руки, он почувствовал себя виноватым.

— Вам совершенно ни к чему всем этим заниматься, — заявил он довольно резко, когда спустя час зашел в кабинет и застал ее там: девушка, стоя на коленях, все еще протирала стопку пыльных книг.

— Мы же не можем каждый раз пачкаться, как трубочисты, когда берем книгу с полки, — возразила она. — К тому же книги портятся, если за ними не ухаживать.

— А какое вам, собственно, дело до моих книг? — сказал он, не подумав, что может обидеть ее.

Лалита опустила тряпку и, сев на пятки, взглянула на него снизу вверх.

— У вас, наверное, дурное настроение? — спросила она. — Я спрашиваю это потому, что как раз собиралась вам предложить сделать кое-какую работу в оранжерее, которая мне не под силу.

— В оранжерее? — не сумел скрыть своего изумления лорд Хейвуд.

— Я знаю, что у вас не так много времени, чтобы приглядывать за теплицами, — продолжала Лалита как ни в чем не бывало, — но персики уже начинают поспевать, и Картер говорит, что их можно будет есть уже через неделю. А если вы того заслужите, то получите к обеду клубнику!

Лорд Хейвуд рассмеялся.

— Вы заставили меня почувствовать себя так, словно я только что приехал из школы и к моему возвращению приготовили разные вкусные вещи.

— На этот раз вы вернулись не из школы, а с войны, — серьезно отвечала девушка. — Но если вы не будете добрым, то я накажу вас и съем все сама.

Лорд Хейвуд опять засмеялся.

— Но учтите. Картер сказал, что ленч будет готов точно через пять минут, а вы ведь знаете, как он пунктуален, — предупредил полковник. — Так что у вас осталось совсем мало времени, чтобы вымыть руки и привести себя в порядок.

— Ну, успею я их вымыть или нет, все равно я страшно голодная! — выпалила Лалита.

Она легко поднялась на ноги и, подобрав юбки, чтобы не мешали ей быстро двигаться, поспешно выбежала из комнаты.

С улыбкой глядя ей вслед, лорд Хейвуд думал о том, какое все-таки она милое и забавное дитя. Но затем улыбка его погасла, и он тяжело вздохнул. Хотя он должен был признаться, что присутствие Лалиты в доме доставляет ему радость, было необходимо серьезно подумать о ее предстоящем отъезде.

«Сразу же, как только вернусь из Лондона, надо будет вплотную этим заняться», — решил он.

Лорд Хейвуд был уверен, что, услышав о его возвращении, к нему вскоре начнут наведываться знакомые со всего графства, хотя бы просто из любопытства. Можно представить, с каким изумлением и тайным злорадством они станут обсуждать такую пикантную новость, что в доме лорда Хейвуда живет одинокая молодая женщина, а он даже ничего толком не знает о ней. В том, что это обязательно произойдет, можно было не сомневаться, это был лишь вопрос времени.

«Нет, Лалита непременно должна уехать отсюда, — твердо решил лорд Хейвуд. — И в ближайшее время».

Но он совершенно не представлял себе, как уговорить девушку уехать, а главное — куда он может ее отправить.

Каждую ночь, лежа без сна под гнетом тяжелых мыслей о будущем, он гадал, кто она такая. Была в этой истории одна очень странная деталь, которая настораживала лорда Хейвуда и вызывала у него недоумение. Почему родственники Лалиты до сих пор не подняли никакого шума по поводу ее побега?

Он почти не сомневался, что объявление о розыске пропавшей девушки обязательно появится в газетах, однако там ничего не было.

Судя по тому, что ему рассказала сама Лалита, а также учитывая, что она слышала об аббатстве, была неплохо осведомлена о жизни в поместье, знала о том, что он служил во Франции, лорд Хейвуд мог предположить, что девушка жила где-то неподалеку.

Он мог бы поручить Картеру расспросить местных жителей. Они вполне могли что-нибудь слышать о сбежавшей или исчезнувшей девушке.

Но он решил, что это было бы нечестно. Лалита доверяла ему, и обмануть ее доверие было недостойно джентльмена, ведь своими действиями он мог невольно навлечь на нее беду.

И тем не менее что же ему с ней делать?

Она была слишком молода и слишком красива, чтобы одной скитаться по миру. Он содрогался от одной мысли о том, с какими ужасными опасностями она может столкнуться в этой нелегкой жизни.

Когда Лалита вернулась в кабинет, он все еще продолжал о ней думать. Девушка сняла свой огромный фартук горничной и выглядела теперь чисто и опрятно, но лорд Хейвуд прекрасно видел, хотя ни словом и не обмолвился об этом, как покраснели ее нежные руки. Видимо, ей пришлось оттирать с них грязь.

Кожа у нее была ослепительно белой и светилась, подобно жемчугу. И снова лорд Хейвуд, восхитившись ее нежной прелестью, подумал о том, как она хороша и как все-таки несправедливо, что она должна одна вступить в этот враждебный, жестокий мир.

Сопровождая Лалиту в столовую, лорд Хейвуд спрашивал себя с некоторой долей сарказма, многие ли из его знакомых мужчин стали бы вести себя столь же целомудренно, как он, оказавшись волею случая наедине со столь очаровательной женщиной? Да и многие ли женщины, попав в подобные обстоятельства, отказались бы от всяких попыток завлечь его?

Он мог вспомнить среди всех своих знакомых лишь нескольких молодых женщин, которые не стали бы в такой ситуации флиртовать с ним или пытаться соблазнить. Но при этом они скорее всего держались бы с ним со сдержанной холодностью. Лалита же вела себя как доверчивый шаловливый ребенок.

Причина того, что она не воспринимала его как мужчину, крылась, по-видимому, в ее невинности и весьма юном возрасте.

Лорд Хейвуд знал, что она считала его очень красивым, во всяком случае, она так ему говорила. Кроме того, она всегда считалась с его мнением, уступая ему во всем, что само по себе можно было принять за утонченную форму лести.

Но все это слишком отличалось от льстивых речей и недвусмысленного кокетства, то есть от всего того, что казалось лорду Хейвуду неизбежным, когда он оставался наедине с женщиной.

Внезапно он обнаружил, что думает о леди Ирен. Ему нетрудно было представить себе, насколько все сейчас было бы иначе, останься она с ним наедине в поместье.

Леди Ирен слишком ясно дала ему понять тогда, в Париже, каковы ее чувства и намерения по отношению к нему. Он, бесспорно, находил ее необыкновенно привлекательной и был благодарен за то, что в ее пылких объятиях мог ненадолго отвлечься от своих многочисленных забот. Тем не менее он был не слишком опечален, когда прощался с ней, уезжая в Англию.

Ее муж был убит в одном из сражений и погребен во вражеской земле, поэтому после прекращения военных действий леди Ирен приехала во Францию, чтобы побывать на его могиле.

Их познакомил сам герцог Веллингтон. Леди Ирен была дальней кузиной герцогини, и лорду Хейвуду фактически поручили позаботиться о ней, отвлекать от печальных мыслей и не позволять слишком предаваться своему горю.

Однако лорд Хейвуд очень скоро понял, что леди Ирен вовсе не так убита горем, как могло показаться вначале. Смерть супруга отнюдь не разбила ее сердца.

Она вышла замуж еще совсем молодой, но вскоре разочаровалась в замужестве и горько сожалела о своей импульсивности. Поэтому, овдовев, она нисколько не была этим огорчена.

У нее было достаточно денег, которые давали ей возможность жить в роскоши, к которой она привыкла, и пользоваться славой одной из самых красивых женщин высшего света.

Герцог Веллингтон, который знал толк в красивых женщинах, без сомнения, сам с удовольствием «позаботился» бы о красавице Ирен, если бы его внимание не было поглощено в тот момент другой очаровательницей, невероятно ревнивой и очень требовательной.

Так получилось, что ему пришлось поручить лорду Хейвуду показывать своей родственнице Париж, сопровождать в дальней поездке на могилу мужа, а затем доставить обратно к развлечениям французской столицы.

Надо сказать, что леди Ирен была весьма довольна тем эскортом, который предоставил в ее распоряжение герцог.

Она не стала терять времени даром и сразу же дала понять лорду Хейвуду, что только он может ее утешить и залечить разбитое горем сердце. Всем своим видом она показывала, что без него все соблазны Парижа ничего для нее не значат.

Лорд Хейвуд слишком долгое время был лишен женского общества, если не считать особ легкого поведения, которые, как это было во все времена, всегда сопровождают армию. Кроме того, после окончания военных действий у него появилось достаточно свободного времени.

Он не был бы настоящим мужчиной, если бы не воспользовался случаем, который предоставила ему судьба.

Эти отношения стали для него отрадной передышкой среди тягот службы. Увлеченный ее пылкой страстью, он забывал на короткие мгновения все свои заботы и тревоги. Однако вскоре полковник понял, к своему огорчению и беспокойству, что леди Ирен претендует на более важную роль в его жизни, чем легкое, ни к чему не обязывающее увлечение.

Хотя леди Ирен была весьма неразборчива в своих любовных связях и рассматривала любого мужчину, попавшего в ее поле зрения, как потенциального любовника, тем не менее она ни на миг не оставляла мыслей о новом браке.

Как только она узнала, что человек, всем известный под именем полковника Вуда, на самом деле не кто иной, как лорд Хейвуд, она тут же решила, что нашла достойного кандидата себе в мужья.

Конечно, она знала, что у него, как у многих представителей дворянства в этот послевоенный период, нет денег, но по сравнению с тем, что он принадлежал к древнему славному роду и являлся хозяином великолепного дома в Лондоне и одного из лучших поместий во всей Англии, это казалось не столь уж важным.

Леди Ирен уже видела себя принимающей гостей в качестве хозяйки в огромном доме Хейвудов в Лондоне. Этот особняк был несравнимо больше и величественней, чем дом ее мужа. Что касается аббатства, то о нем она много слышала как об одном из самых красивейших поместий в стране.

— Я люблю тебя, Ромни! — сказала она в ночь перед его отъездом в Англию. — Сразу, как только я вернусь домой, мы обязательно должны поговорить о нашем будущем!

В первый раз она заговорила об этом так прямо, хотя и прежде не раз намекала на то, что хотела бы быть с ним вместе всю свою жизнь. Но, как и раньше, лорд Хейвуд ничего ей не ответил.

— Я никого так не любила в своей жизни, как тебя, — продолжала леди Ирен, придвигаясь к нему еще ближе, хотя, казалось, «это было вряд ли возможно.

Она обняла его за шею и в страстном порыве притянула к себе.

— Мы будем с тобой очень счастливы вместе, любовь моя! — продолжала она пылко. — И я уверена, ни у одной женщины на свете никогда не было и не будет такого пылкого и требовательного возлюбленного!

Повинуясь ее горячим жадным губам, лорд не мог ничего сказать, даже если бы и попытался.

Но в то время как в его теле невольно разгорался огонь страсти, зажженный ее настойчивыми, жаркими поцелуями, разум не менее горячо твердил, что он вовсе не намерен жениться наледи Ирен или на какой-либо другой особе, подобной ей. Леди Ирен была красива, но не такой представлял себе лорд Хейвуд свою будущую жену.

Правда, он сам как следует не знал, какая жена ему нужна, но он был абсолютно уверен, что постарается еще долго избегать уз брака.

Если уж ему вздумается жениться, то, во всяком случае, не на женщине, которая сразу после его отъезда найдет утешение — а в этом он нисколько не сомневался — в объятиях его собратьев-офицеров или кого-нибудь из молодых дипломатов, которые только того и ждали, чтобы броситься в любое, ни к чему не обязывающее любовное приключение…

Лорд Хейвуд вместе с Лалитой вошел в столовую и увидел Картера, спешащего из кухни с блюдом в руках.

И тут ему невольно пришла в голову мысль, что с деньгами или без денег, но он, безусловно, предпочтет находиться здесь с Лалитой, чем с леди Ирен.

После ленча они поехали кататься верхом и не возвращались до тех пор, пока не устали их лошади. Затем по настоянию Лалиты они зашли в сад и в оранжереи проверить, как там обстоят дела.

Лорд Хейвуд увидел сам, что персиковые деревья, за которыми несколько лет никто не ухаживал, обильно плодоносили, все ветки были усыпаны золотистыми плодами, но сами персики были гораздо мельче, чем в предыдущие годы.

Виноград также уже начал поспевать. Он срезал одну самую спелую кисть для Лалиты, и девушка с удовольствием ела сладкие, чуть с кислинкой, ягоды, пока они шли по направлению к цветочной оранжерее.

Орхидеи довольно сильно пострадали без надлежащего ухода, хотя все еще цвели, а вот неприхотливые гвоздики привели Лалиту в полный восторг. Она тут же срезала несколько букетов, чтобы украсить комнаты.

— Поспело слишком много фруктов, — сказала она. — Нам все их не съесть. Но я знаю, что с ними можно сделать. Я приготовлю вам необыкновенно вкусный фруктовый напиток, который всегда делала моя мама, когда я была маленькой девочкой. Она научилась его готовить еще в детстве, живя в Бостоне.

Заметив быстрый взгляд, который бросил на нее лорд Хейвуд при этих словах, она засмеялась.

— Ну вот видите, я, кажется, дала вам еще один ключ к моей тайне.

— Так, значит, ваша мать была американкой!

— Думаю, после моего промаха было бы глупо лгать или отказываться отвечать на этот вопрос, — улыбнулась Лалита.

— Очень глупо! — согласился лорд Хейвуд. — Вот так постепенно, как складывают части головоломки, я сложу вместе все разрозненные факты, которые вы невольно сообщаете мне, и тогда уж вам непременно придется рассказать мне всю вашу историю во всех подробностях.

— Но только подумайте, как вы будете разочарованы, когда вам не над чем будет ломать голову! — нашлась Лалита.

— Не над чем ломать голову! — воскликнул он. Затем невольно рассмеялся. — Вам не удастся так легко сбить меня с толку.

— Я бы очень хотела… рассказать вам все, — сказала Лалита, став внезапно серьезной, — но я думаю, что это… будет ошибкой. Станет только хуже, если вы все узнаете.

— Хуже вам или мне?

— Ну разумеется, вам. Ведь если вы будете знать, кто я, то сразу почувствуете себя обязанным сообщить обо всем моему опекуну, и тогда вам придется отправить меня к нему. А так вы можете вполне успокаивать свою совесть… если она у вас есть, конечно… говоря, что я держала вас в неведении и поэтому вам ничего другого не оставалось, как проявлять себя добрым самаритянином.

Лорд Хейвуд прекрасно понимал, что в ее словах заключалась определенная доля истины, и поэтому не стал возражать ей.

Девушка призналась ему, что у нее с собой имеются драгоценности и деньги, и если ей придется одной скитаться по стране, то рано или поздно ее ограбят или сделают еще что-нибудь похуже.

В стране было сейчас неспокойно. Как знал лорд Хейвуд из многочисленных газетных статей, особенную тревогу вызывали люди, демобилизованные из армии и флота без пенсий сразу после окончания войны. Быстро истратив все, что они имели, бывшие воины бродили по стране, выпрашивая подаяние, грабя, а иногда и убивая свои жертвы.

Его ужасала одна только мысль о том, с какой опасностью может столкнуться одинокая девушка в подобных обстоятельствах. Он прекрасно понимал, что сама Лалита, которая до этого момента беззаботно жила среди близких ей людей, заботившихся о ней и баловавших ее, едва ли отдает себе отчет в том, что значит остаться одной, без защиты и поддержки.

Словно прочитав его мысли, Лалита коснулась его руки и тихо сказала:

— Я очень вам благодарна, правда, очень! Временами я думаю, что моя мама, которую я часто вспоминаю в своих молитвах, сама привела меня сюда и сделала так, чтобы вы вернулись домой как раз вовремя, чтобы позаботиться обо мне. Не знаю, что бы я без вас делала!

Лорд Хейвуд хотел уже было ответить, что это совершенно невероятное предположение, чтобы о нем стоило говорить серьезно, но в том, как произнесла это Лалита, с какой наивной доверчивостью взяла его за руку, было что-то детское и беззащитное, и он, почти против своей воли, чуть сжал ее нежные пальцы в своей горячей ладони.

И вместо слов, которые уже были готовы сорваться с его губ, он произнес:

— Мне бы очень хотелось попробовать этого вашего фруктового напитка; думаю, я такого никогда не пил.

Этим же вечером, перед обедом, лорд Хейвуд сказал Картеру, что завтра он отправляется в Лондон.

— А как ваша светлость собирается ехать? — поинтересовался бывший ординарец.

— Полагаю, верхом на Ватерлоо.

— В конюшне стоит очень неплохой двухколесный экипаж, он еще вполне приличный и годится для путешествия.

— Двухколесный экипаж?

— Ваша светлость можете взять Победителя. Ватерлоо не совсем для этого годится, но тут у одного арендатора есть молодая лошадь, которую он впрягает в повозку, так она может составить пару с Победителем.

— Конечно, удобнее было бы ехать до Лондона в экипаже, — задумчиво сказал лорд Хейвуд.

— Так я мигом доскачу до арендатора и возьму у него эту лошадь, милорд. Если дать им хороший отдых и вволю овса, как только ваша светлость доберется до места, так они вмиг домчат вас сюда, домой, на следующий день.

— Ты прав, Картер. Это действительно гораздо удобнее, чем ехать верхом, и к тому же мне не придется менять лошадь, когда я доберусь до Лондона.

Хотя Победитель был, несомненно, лучших кровей, молодая лошадь, взятая взаймы, отличалась силой и выносливостью, и вместе они составляли вполне подходящую пару.

Экипаж был еще в хорошем состоянии, он был выкрашен в черный с желтым цвета и легок в управлении, так что поездка до Лондона обещала стать весьма приятной.

На следующее утро лорд Хейвуд тщательно оделся и, спустившись по лестнице с цилиндром в руке, встретил восхищенный взгляд девушки, ожидавшей его внизу.

Лалита была приятно поражена, когда наутро увидела лорда Хейвуда. Таким элегантным она его еще никогда не видела.

До сих пор он носил лишь бриджи для верховой езды да сюртук свободного покроя с галстуком, свободно завязанным вокруг шеи. Поэтому она несколько опешила, обнаружив, что он одет как истинный лондонский денди.

Его туго обтягивающие панталоны цвета шампанского, введенные в моду принцем-регентом, были заправлены в высокие, отполированные до блеска сапоги, про которые Картер гордо говорил, что в них, если хочешь, можно смотреться, как в зеркало. Короткий спереди сюртук с длинными фалдами, как было известно Лалите, был введен в моду Красавчиком Брумелем, а галстук повязан очень модным способом, который назывался» математический стиль»и который, как писали в газетах, был наиболее замысловатым и сложным для исполнения, а потому особо чтимым светскими щеголями.

Она смотрела на него во все глаза, и лорд Хейвуд, заметив ее взгляд, чуть самодовольно улыбнулся.

— Я никак не ожидал, что одежда, которую я носил, когда был молод и глуп, может так прекрасно сохраниться и, главное, не выйти из моды, — сказал он, чуть поведя плечами.

— Она прекрасно на вас сидит!

— Да, только, кажется, немного тесновата, — ответил он, чуть поморщившись. — Видимо, в армии я несколько раздался в плечах, и теперь сюртук несколько сковывает движения.

— Но выглядите вы просто восхитительно! Наверное, именно это имеют в виду, когда говорят «одет как франт».

— Благодарю, — засмеялся лорд Хейвуд, — только я вовсе не стремился к этому. Но у меня небольшой выбор: либо эта одежда, либо та, что я носил до сих пор.

— Я думаю, вам было бы неловко появиться в Лондоне в своей повседневной одежде!

— Возможно, вы правы, во всяком случае, банк вряд ли предоставит мне кредит, если я буду выглядеть как обнищавший землевладелец.

— Так вы за этим едете в Лондон?

— Я намерен попытаться взять ссуду, хотя и не очень надеюсь на успех, — признался лорд Хейвуд.

— Уверена, они войдут в ваше положение, — сказала Лалита. — А я, в свою очередь, буду усердно молиться, когда вы уедете, чтобы они были более сговорчивыми и пошли вам навстречу.

— Не сомневаюсь, ваши молитвы обязательно мне помогут, — с теплой улыбкой отвечал лорд Хейвуд. — А теперь мне пора в путь.

Лалита прошла с ним до входной двери. И хотя это было нелепо, но она чувствовала себя одинокой и покинутой оттого, что не может с ним поехать и вынуждена оставаться здесь, дожидаясь его возвращения.

— Я буду присматривать за домом, пока вы не вернетесь, — грустно сказала девушка.

— Думаю, за вами самой необходимо присматривать, — отозвался лорд Хейвуд.

— Это будет делать Картер…

— И надеюсь, что вы оба будете хорошо себя вести и не попадете в какую-нибудь неприятность, пока меня здесь не будет.

— Обещаю! — вздохнула Лалита и добавила:

— Но только… возвращайтесь поскорее.

В ее голосе явно послышалась мольба. Это глубоко тронуло лорда Хейвуда, который понял по ее грустному взгляду и тону, что девушка будет скучать по нему.

— Я постараюсь вернуться так быстро, как только смогу, — сказал он ласково. — Но, если я не вернусь завтра к вечеру, не стоит беспокоиться.

— Это легко сказать, — запротестовала Лалита. — Я все равно буду беспокоиться, поэтому… пожалуйста, постарайтесь… не пропустить те вкусные вещи, которые мы приготовим… к вашему приезду.

Лорд Хейвуд улыбнулся ей, и, когда девушка приподняла лицо, глядя ему в глаза умоляющим взглядом, ему неожиданно пришла в голову странная идея поцеловать ее на прощание.

Вместо этого он резко развернулся, вскочил в экипаж и, подобрав поводья, стегнул лошадей.

Уже отъехав довольно далеко от дома, лорд Хейвуд оглянулся. Увидев Лалиту, стоящую на ступенях его огромного дома, он подумал о том, что девушка выглядит очень одинокой и беззащитной, но в то же время необыкновенно прелестной.

Странно, но ему на миг показалось, что Лалита всегда жила здесь и что его величественный особняк был ее родным домом. Он возвышался над ней, как огромное дерево над нежным цветком, будто пытаясь защитить и уберечь от невзгод.

Глава 4

Как только лошади и двуколка исчезли из виду, Лалита повернулась и пошла в дом, по пути обращаясь к Картеру:

— Я очень надеюсь, что он благополучно доедет до Лондона.

— Да его светлость может править хоть кем, — отвечал убежденно Картер, — запряги хоть мула с обезьяной вместе!

Лалита засмеялась, но внезапно оборвала смех и прислушалась к каким-то звукам, раздавшимся позади них.

Обернувшись, она увидела почтальона, который обошел вокруг дома и теперь направлялся к ним со стороны боковой двери. Он поднялся по ступеням и вручил Картеру два письма.

— Уж я стучал, стучал, — ворчливо сказал почтальон, — а в доме никого не слышно и не видно! Померли, что ли, тут все!

— Да вот, шестой лакей, видать, только прилег, — нашелся с ответом Картер.

Лалита не стала слушать их обмена остротами и направилась прямо в дом.

Когда Картер через несколько минут присоединился к ней, она сказала, кивнув на письма:

— Интересно, от кого они. Если там что-то важное… жаль, что его светлость не успел получить их перед отъездом.

— В одном, похоже, счета. Это не к спеху, — заявил Картер, рассматривая письма, которые все еще продолжал держать в руке. — А второе и вовсе подождет.

— Откуда ты можешь знать? — удивилась Лалита его уверенному тону.

— Да просто оно от одного человека, с которым его светлость сам был рад расстаться, когда уезжал из Парижа.

Лалита мгновенно поняла, что речь, конечно же, шла о женщине, и не смогла удержаться, чтобы не спросить:

— А она… красивая? — И тут же устыдилась своего неуместного любопытства.

— Кто? Леди Ирен? — переспросил Картер.

— Ее так зовут?

— Иуда. Леди Ирен Давлиш. Красивая-то она красивая. Только я вам скажу, она сама собой больше всех и восхищается.

Картер говорил таким презрительным тоном, что Лалита сочла это неуместной дерзостью с его стороны.

Но в то же время сообщение Картера ее очень заинтересовало.

— Наверное, — сказала она после минутного колебания, — поскольку его светлость так хорош собой, всегда находится немало женщин, привлеченных его обаянием?

— Еще бы! Уж будьте уверены! Они кружили вокруг него, словно мухи над горшком с медом, — отвечал Картер с нескрываемой гордостью. — Они и меня-то замучили, постоянно приставали, чтобы я им всячески помогал.

Заметив удивление на лице Лалиты, Картер пояснил, изобразив в лицах, что он имел в виду. При этом он изменил голос и, подражая жеманным манерам какой-то прелестницы, произнес:

— «Картер, скажи, в какое время я смогу застать его светлость одного?»А то еще: «Картер, передай его светлости, что я жду его здесь, чтобы сообщить нечто очень важное».

Картер насмешливо ухмыльнулся:

— Еще бы это не было важно… для них!

Лалита ничего не ответила, но, к своему удивлению, обнаружила, что слова Картера помогли ей увидеть лорда Хейвуда совсем в ином свете.

Возможно, именно его неожиданное появление сегодня утром этаким щеголем изменило ее представление о нем как о мужчине. Она невольно подумала, что ни один человек из тех, кого она знала в своей жизни, даже ее отец, не мог бы с ним сравниться в привлекательности.

Он был так элегантен, так хорош, что Лалита не могла не оценить этого. Но не только красивая внешность отличала лорда Хейвуда. Лалита почувствовала в нем что-то еще, чего она никогда не встречала в других мужчинах.

Перед отъездом в Лондон он сказал ей, что собирается встретиться со своим поверенным. И теперь ей очень бы хотелось знать, не собирался ли он нанести еще один визит, к некой прекрасной леди, вроде той, которая написала ему.

Картер положил письмо на столик в прихожей возле лестницы, и Лалита не удержалась, чтобы не рассмотреть почерк на конверте. Он показался ей чересчур витиеватым и манерным.

Лалита поймала себя на том, что попыталась нарисовать в своем воображении портрет женщины, которая могла бы привлечь лорда Хейвуда.

— Странно, почему его светлость до сих пор не женат, — сказала она вслух, ни к кому, собственно, не обращаясь.

— Женат? — переспросил Картер. — Вот уж о чем он никогда не думал, во всяком случае, все то время, пока я с ним. Это ему не по карману.

— Но он ведь мог бы найти себе богатую жену, — предположила Лалита.

— Вручить женщине вожжи и позволить собой править? — фыркнул с возмущением Картер. — Только не его светлость! Но я не говорю, что у него не было такой возможности.

При этих словах Картер выразительно взглянул на письмо. Лалита догадалась, о чем он сейчас подумал, и осторожно спросила:

— У леди Ирен много денег?

— Так я слыхал, — коротко ответил Картер.

— Значит, если его светлость женится на этой женщине, у него сразу появятся средства, на которые можно было бы восстановить и дом, и поместье в их былой славе. Здесь снова появилось бы множество лакеев, лошадей в конюшне, он сразу перестал бы беспокоиться за судьбу арендаторов и состарившихся слуг.

— Я вам так скажу, если вы хотите знать мое мнение, что все наши нынешние неприятности — это сущие пустяки по сравнению с теми бедами, которые может принести его светлости леди Ирен.

— Похоже, что тебе она не нравится.

— Нравится? — переспросил Картер. — Да эта женщина такого сорта, что доверять ей — все равно что пускаться ночью в путь со слепым проводником по незнакомой дороге!

Затем, вспомнив внезапно, с кем он разговаривает, Картер быстро добавил:

— Ну, об этом мне, пожалуй, не стоило бы с вами толковать, лучше уж пойду займусь делами. — И с этими словами он поспешно вышел из холла.

Его откровенное смущение выглядело очень забавным, но Лалита даже не улыбнулась. Вздохнув, она медленно направилась в кабинет, поглощенная мыслями об этой женщине.

Здесь, в кабинете, было непривычно пусто и тихо. На полу валялись вчерашние газеты, на столике стоял пустой бокал, который лорд Хейвуд захватил вчера из столовой, когда после обеда они перешли в кабинет… И девушку внезапно охватило тоскливое чувство одиночества. Без него ей все здесь казалось бессмысленным и ненужным.

Она принялась прибирать в комнате, в то же время думая о том, какими неожиданно счастливыми оказались для нее эти последние несколько дней.

Прежде Лалита даже не знала, как это бывает замечательно, когда остаешься наедине с молодым человеком, с которым можно разговаривать, шутить, ссориться, поддразнивать друг друга.

Лалита была вполне счастлива, когда жила вместе с родителями. Но молодых людей она почти не видела, а отец был уже стар, и ей никогда не приходило в голову разговаривать с ним как с равным. Для него она всегда оставалась ребенком, которого он не воспринимал всерьез и с мнением которого он никогда не считался.

И вот теперь она могла поговорить с человеком, который ее внимательно слушал и пытался понять. Она иногда спорила с ним, горячо отстаивая свое мнение. Несколько раз ей даже удавалось переубедить его. И это было так замечательно!

Они говорили на самые разные темы, и эти разговоры необычайно увлекали девушку. Правда, порой ей приходилось быть очень внимательной, чтобы избежать хитрых ловушек, когда он пытался выведать, кто она и откуда.

Лалита была достаточно умной и проницательной, чтобы понять, что ей позволено оставаться здесь, в его доме, только потому, что лорд Хейвуд был настоящим порядочным человеком, слишком джентльменом, чтобы выгнать ее на улицу, в неизвестность. И все же она наслаждалась каждой минутой этого необыкновенного общения с этим удивительным, посланным ей самой судьбой человеком.

«Похоже, ему нравится, что я живу здесь», — подумала девушка, вспоминая, с какой теплой улыбкой он иногда наблюдал за ней.

Но сразу же ей в душу закралось сомнение — а что, если бы он предпочел, чтобы вместо нее здесь оказался кто-нибудь подобный леди Ирен, какая-нибудь влюбленная в него женщина, с которой он мог бы предаваться любви?

Она точно не знала, что это значит, но ей казалось, что «предаваться любви»с таким человеком, как лорд Хейвуд, это, должно быть, что-то восхитительное и необыкновенное.

Эти смущающие ее мысли невольно напомнили Лалите о кузене, за которого дядя пытался выдать ее замуж.

Но даже само воспоминание об этом показалось ей сейчас настолько отвратительным, что она поспешила отбросить его прочь. Лалита не стала больше задерживаться в этой опустевшей комнате и, взяв стакан, быстро вышла и направилась на кухню. Там она, по крайней мере, могла поболтать с Картером. Меньше всего ей хотелось сейчас оставаться наедине со своими невеселыми мыслями.

Картер действительно сидел на кухне и обдирал кролика.

— Ты поймал его в одну из своих ловушек? — спросила она.

— Я уж второго в нее ловлю, — кивнул головой Картер.

— Бедняжка! — сказала Лалита. — Мне кажется, очень жестоко ловить этих беспечных зверушек. Правда, их в лесу много, а мы такие голодные… и все-таки мне их очень жаль…

— Ну уж не стоит вам переживать об этих кроликах, мисс, — ответил Картер, качая головой. — О его светлости, вот о ком нам с вами надо подумать.

«Будто я могу думать о чем-нибудь другом!»— вздохнув, сказала себе девушка. И вспомнив, что она обещала помолиться, чтобы дела в Лондоне сложились удачно, Лалита направилась к себе в комнату.

Лорд Хейвуд добрался до Лондона к полудню без всяких осложнений.

Лошади бежали легко и дружно, править упряжкой было одно удовольствие, и он мог продумать по дороге план действий, которые ему следовало предпринять сразу по приезде в город. Особенно его беспокоило посещение банка, здесь надо было как следует все рассчитать и взвесить.

По приезде ему пришлось оставить лошадей в свободных стойлах на конюшне и побеспокоиться, чтобы за ними хорошо ухаживали. Он заплатил груму, обслуживающему соседние конюшни, чтобы тот вычистил лошадей и достал для них овса. Убедившись, что у лошадей есть все необходимое, лорд Хейвуд направился к своему дому.

Поднявшись по лестнице огромного особняка, в котором жило не одно поколение Хейвудов, он позвонил в колокольчик у парадной двери.

Он стоял и слушал, как звон колокольчика раздается по всему холлу, а затем ему пришлось еще постучать, прежде чем дверь наконец открылась и пожилой слуга в поношенной ливрее, кланяясь, пригласил его войти.

Лорду Хейвуду пришлось порыться в памяти несколько мгновений, пока он не узнал Джонсона, своего дворецкого, которого не видел уже очень много лет.

Старик был глуховат и к тому же почти ослеп. Поэтому лорду Хейвуду пришлось довольно долго объяснять, кто он такой.

— Милорд! — наконец удивленно произнес Джонсон. — Я уже не ожидал вас увидеть, сэр!

— Ну а я вот приехал, Джонсон! — сказал лорд Хейвуд. — И знаю от мистера Гроссвайса, что вы с женой присматривали все это время за домом.

— Дела совсем не так хороши, как им следовало бы быть, — скорбно произнес дворецкий. — Печально признавать это, сэр.

Именно эта мысль не покидала и самого лорда Хейвуда, пока он обходил пустынные, мрачные комнаты. Вся мебель здесь, так же как и в поместье, была затянута плотными чехлами, чтобы уберечь ее от пыли.

Этот дом тоже казался безжизненным и заброшенным. Везде царил полумрак, затхлый, душный воздух был пропитан пылью. Впрочем, ничего иного он и не ожидал здесь увидеть.

Лорда Хейвуда в основном интересовали некоторые предметы мебели, которые, как указывал мистер Гроссвайс, не были внесены в список имущества, передаваемого по наследству.

Как он и ожидал, он нашел то, что искал, в комнатах матери. Каждый из этих предметов будил его воспоминания о счастливых днях детства. Ему казалось святотатством продавать их, но другого выхода лорд Хейвуд не видел.

Затем он внимательно осмотрел другую часть дома, надеясь, что благодаря какой-нибудь счастливой случайности сможет обнаружить здесь картину или предмет обстановки, ускользнувшие от зоркого глаза его деда.

Однако надеждам его не суждено было сбыться. Все, что он здесь обнаружил, — это два кресла, которые вряд ли могли принести ему сколько-нибудь ощутимую сумму, да несколько небольших полотен. Хотя картины казались ему не очень ценными, но их, по крайней мере, если как следует отчистить, вполне можно было продать.

Лорд Хейвуд знал, что с тех пор, как принц-регент начал проявлять интерес к произведениям искусства, среди знати стало модным приобретать полотна, раньше считавшиеся не заслуживающими внимания.

За время жизни в Париже лорд Хейвуд не поленился побывать во всех дворцах и музеях, в которых Наполеон собрал бесценные сокровища, вывезенные им из покоренных стран. Благодаря этому лорд Хейвуд стал лучше разбираться в живописи и мог отличить работы итальянских и голландских мастеров, которые ему особенно нравились.

Ему очень хотелось надеяться, что в доме могут находиться полотна, не представлявшие интереса для коллекционеров в те времена, когда его дед составлял опись для включения в наследство, и поэтому не обратившие на себя его внимания. Теперь же работы этих мастеров вполне могли войти в моду.

Тщательный осмотр дома навел его на мысль, что необходимо провести квалифицированную экспертизу всех художественных произведений, а не полагаться полностью на пессимистические суждения мистера Гроссвайса и его партнеров.

Было уже довольно поздно, когда лорд Хейвуд закончил осмотр дома. Завтракал он в этот день рано и теперь намеревался отправиться в свой клуб, чтобы перекусить. Просить стариков Джонсонов приготовить для него что-нибудь на ленч ему не хотелось.

Наемный экипаж доставил его в Уайт-клуб, на Сент-Джеймс-стрит. Едва он появился в дверях клуба, как его тут же обступили друзья и знакомые. Для многих появление лорда Хейвуда после столь долгого отсутствия было приятным сюрпризом. С искренней радостью и с некоторым изумлением они приветствовали его и поздравляли с благополучным возвращением на родину.

Друзья наперебой провозглашали тосты и хотели выпить с ним. Кроме того, он получил несколько приглашений на ленч, что было весьма кстати, так как давало возможность не тратить на питание свои деньги, которых и так было немного.

В действительности они сам был очень рад увидеться со своими старыми приятелями, вспомнить довоенную жизнь, когда был еще совсем молодым, беспечным юнцом, не отягощенным грузом бесконечных забот. С большим трудом смог лорд Хейвуд вырваться из этой веселой компании. Они отпустили его, только когда он принял приглашения на обед от трех своих старых друзей.

Теперь ему предстояло дело менее приятное — лорд Хейвуд отправился с визитом в банк.

Встреча с друзьями подняла его настроение, придала бодрости и уверенности в себе. К тому времени, когда он вошел в главную контору управляющего банком, лорд Хейвуд был полон надежд на то, что фортуна наконец сжалится над ним и повернется к нему лицом.

Но действительность оказалась более суровой.

Когда умер его отец, на счету в банке еще оставалась значительная сумма, превосходящая кредит, которая несколько уменьшилась в первые годы после его смерти за счет выплаты ренты за поместье.

Однако в последние два года доходы практически прекратились из-за экономического кризиса в стране. В то же время компания «Стоке и Шарес», акции которой составляли довольно значительную часть его капитала, снизила ставки по дивидендам. На самом деле, постепенно снижаясь в цене, акции этой компании почти полностью обесценились.

— Вы, конечно, можете найти на них покупателя, — сказал ему директор банка, — но я думаю, милорд, в ваших интересах подождать по крайней мере год или около того, так как дела у них еще могут поправиться. Продав же их сейчас, вы практически ничего не получите.

Заметив выражение сомнения, промелькнувшее на лице лорда Хейвуда, директор поспешил добавить:

— Мы можем вас заверить, что экономическое процветание страны не за горами. Четырехсторонний альянс быстро поставит Европу на ноги. Я могу с уверенностью сказать, что в Англии вскоре превосходно пойдут дела.

— Я могу лишь надеяться, что вы правы, — сухо отвечал лорд Хейвуд. — Но в настоящий момент это никак не может помочь мне.

Покидая банк час спустя, он с грустью вынужден был признаться, что его положение нисколько не улучшилось по сравнению с тем, когда он выезжал из аббатства.

Даже можно сказать, что все стало еще хуже, потому что теперь он точно знал всю сумму своих долгов, а надеяться было уже не на что. И лорд Хейвуд вновь впал в отчаяние, еще более глубокое, чем прежде.

Визит к поверенному не принес ему никаких утешительных новостей.

Мистер Гроссвайс был настроен весьма сочувственно. И тем не менее только под огромным давлением лорда Хейвуда он согласился выплатить пособие старым слугам еще за один месяц, ясно дав понять, что он и его партнеры теперь, когда вернулся сам лорд Хейвуд, больше не могут нести бремя ответственности за состояние его дел Лорду Хейвуду ничего больше не оставалось, как выразить благодарность за их службу и, покинув адвокатскую контору, направиться прямо на аукцион «Кристи».

Именно здесь находился один из самых знаменитых и наиболее уважаемых салонов в Лондоне, где выставлялись вещи для продажи и устраивались самые дорогие аукционы.

Лорд Хейвуд вспомнил, что именно на этом аукционе пошло с торгов имущество бедняги Джорджа Бруммеля, когда тот был вынужден покинуть страну, а также выставлялись вещи лорда Байрона, уезжавшего из Англии.

Один из директоров, к которому обратился лорд Хейвуд, мгновенно понял, что тому было нужно.

— Я пришлю к вам одного из наиболее опытных оценщиков, милорд, — сказал он. — И уверяю вас, если в Хейвуд-хаузе есть что-нибудь ценное, он ни за что это не пропустит.

— Я был бы благодарен, если б он смог поехать также и в мое поместье, — ответил лорд Хейвуд. — В аббатстве положение точно такое же. Мой дед перед смертью описал и включил в завещание почти все имущество. Однако там есть кое-какие картины, не включенные в опись. Я надеюсь, что за прошедшие годы могло измениться отношение к этим полотнам и сейчас их цена несколько выше, чем во времена моего деда. Тогда он не посчитал их достаточно ценными, чтобы внести в список имущества, подлежащего передаче по наследству, но с тех пор взгляд на живопись изменился.

— Такое вполне может быть, — заверили его эксперты. Это были единственные обнадеживающие слова, которые лорд Хейвуд услышал за весь день.

К тому времени, как он покинул салон «Кристи», уже совсем стемнело. Он направился назад, в Хейвуд-хауз, чтобы переодеться в вечерний костюм, который Картер предусмотрительно уложил в дорожный саквояж.

Переодеваясь в спальне, которую в прежние годы занимал его отец, лорд Хейвуд поймал себя на мысли о тех огромных суммах, которые бездумно тратились в течение многих лет, словно они сыпались из неиссякаемого рога изобилия.

На конюшне, где он оставил Победителя и взятую взаймы лошадь, кроме них, разумеется, никаких лошадей больше не было, зато он увидел там множество экипажей.

Так же как и в поместье, здесь были фаэтоны, и двухколесные экипажи, и тяжелые дорожные кареты, и кабриолеты — и все это предназначалось для нужд одного-единственного человека!

Кроме того, лорд Хейвуд обнаружил, что, пока он был за границей, отец отделал несколько комнат с экстравагантной экзотической роскошью. Тяжелая шелковая парча на стенах гостиной гармонировала с дорогими, искусно вытканными портьерами. В столовой вся гипсовая лепнина была покрыта тонким листовым золотом, а заново расписанный итальянским художником потолок выглядел очень импозантно.

У его отца всегда были самые высокие запросы, только, к сожалению, ему нечем было их оплачивать.

И, внезапно ощутив всю тяжесть этой непосильной ноши, оказавшейся сейчас на его плечах, лорд Хейвуд с тоской подумал о том, что хотел бы бежать прочь от всего этого и никогда больше не видеть бесполезного великолепия. Мысли о бегстве невольно вызвали в памяти образ Лалиты. Вспомнив о девушке, он вдруг представил себе, как она стала бы над ним насмехаться, узнав, что он совсем пал духом после всех неприятных открытий сегодняшнего дня.

«Вы непременно должны что-нибудь придумать!»— сказала бы она ему.

И лорд Хейвуд вынужден был признаться, что эта девушка, неизменно веселая И жизнерадостная, несмотря на свои не менее сложные обстоятельства, помогала ему не падать духом и не терять надежды. Если бы ее не было, то тучи, сгустившиеся над ним, показались бы ему еще более мрачными и беспросветными.

«Надо скорее возвращаться в аббатство», — сказал он самому себе.

Облачившись в нарядный вечерний костюм, лорд Хейвуд решил не без некоторого самодовольства, что выглядит безукоризненно. Стараясь не обращать внимания на то, что фрак заметно жал под мышками и в плечах, он спустился вниз по лестнице.

В холле его ждал старый Джонсон.

— Я должен был сообщить вашей светлости, что с почтовой каретой из Дувра доставили вчера ваш багаж, да только это совсем вылетело у меня из головы.

— Я как раз собирался спросить тебя об этом, — ответил лорд Хейвуд. — Все, что я привез с собой из Франции, я отправил багажом сюда. Поскольку его привезли, завтра я все заберу с собой в поместье.

Ему пришлось несколько раз повторить эту фразу, пока Джонсон все расслышал и понял. Затем дворецкий сказал:

— Для вас есть несколько писем, милорд. Они приходили почти каждый день на имя вашей светлости.

Одного взгляда на эти письма, лежащие на серебряном подносе, было достаточно, чтобы понять, кто их автор.

На всех конвертах красовался витиеватый бисерный почерк Ирен Давлиш. И, глядя на эти письма, лорд Хейвуд с упавшим сердцем подумал о том, что она, видимо, уже вернулась в Англию.

От этой мысли ему стало очень неуютно, и он поспешно сказал:

— Я прочту их, когда вернусь, Джонсон. Пожалуйста, передай жене, чтобы приготовила мне завтрак к восьми часам. Я хочу завтра уехать как можно раньше.

— В котором часу, вы сказали, милорд? — переспросил туговатый на ухо дворецкий.

— В восемь часов, — терпеливо повторил лорд Хейвуд.

Затем, постаравшись выкинуть из головы воспоминания о леди Ирен, он поспешил покинуть дом и направился в клуб.

Там в кругу друзей ему на какое-то время опять удалось отбросить все печали и заботы. К нему вернулось хорошее настроение, и он от души наслаждался хорошей едой и приятной беседой, до тех пор, пока один из его приятелей не сказал, с лукавой насмешкой глядя на него:

— Знаешь, тут тобой очень интересовалась одна особа, Хейвуд, и, когда я сказал ей, что ты в Лондоне, леди проявила необыкновенный интерес к моему сообщению.

— И кто же это был? — спросил лорд Хейвуд, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более равнодушно.

— Ирен Давлиш! Полагаю, ты часто встречался с ней и наверняка пользовался ее расположением, когда вы оба были в Париже.

В его словах прозвучал явный намек, поэтому лорд Хейвуд поспешил ответить:

— Могу тебя заверить, что не я один. Леди Ирен пользовалась огромным успехом, не побоюсь утверждать это, почти у всей оккупационной армии.

Ответом на его слова послужил взрыв смеха, а один из его друзей заметил:

— Только целая армия и могла удовлетворить аппетиты прекрасной Ирен! Нам следовало бы отправить ее эмиссаром на следующий конгресс. Она, без сомнения, смогла бы поддержать дух у делегатов и показать, на что способны наши послы!

— Почему бы тебе не обратиться с этим предложением к секретарю по иностранным делам и не выступить перед парламентом? — пошутил кто-то.

— Лично я против экспорта наших красивых соотечественниц, — пылко, заметил третий.

Вспоминая позже все, что было сказано об Ирен, лорд Хейвуд подумал, что если он когда-нибудь и женится, То только на женщине, в адрес которой ни у одного человека не возникнет желания отпускать подобные колкости и шуточки.

Перед тем как лечь спать, он вскрыл наугад два письма от леди Ирен. Прочитав их, «он убедился, что его самые худшие предположения подтвердились. Она не только оказалась слишком настойчивой в своем стремлении встретиться с ним, но к тому же явно рассчитывала на более серьезные отношения.

Ему пришлось признать тот весьма неприятный факт, что Ирен не отказалась от стремления выйти за него замуж. За то время, что они не виделись со дня его отъезда, она явно определилась в своих целях и теперь, кажется, была готова преследовать его даже с большей настойчивостью, чем раньше.

Ее письма, как казалось на первый взгляд, дышали страстью и восторгом от предвкушения близкой встречи. Но при всей их эмоциональности они показались лорду Хейвуду неискренними. Он невольно спрашивал себя, сколько раз до этого она использовала те же цветистые фразы и те же льстивые слова, обращаясь к другому мужчине, в которого была влюблена.

» Я всего лишь один из многих, кого она пыталась поймать в свои сети «, — с раздражением подумал он.

В то же время лорд Хейвуд был достаточно искушен, чтобы не понять, что их отношения, которые начинались как легкий, приятный, ни к чему не обязывающий флирт, внезапно переросли в настоящую проблему.

У него было немало любовниц, но они не претендовали на что-то серьезное, и почти всегда после расставания он продолжал поддерживать с ними хорошие дружеские отношения.

С леди Ирен все было иначе.

Он явно дал ей понять, что их недолгая любовная связь закончилась. Во всяком случае, с его стороны. И он не сомневался, что леди Ирен это прекрасно поняла, — но было очевидно, что она не собиралась отпускать его.

Никогда, даже в самых безумных снах, лорд Хейвуд не мог вообразить, что она когда-нибудь захочет выйти за него замуж, да еще окажется столь настойчивой в своих притязаниях.

Леди Ирен никогда не делала секрета из того, что у нее было множество любовников. Но даже если бы он не придавал этому значения, что было бы непросто, он никогда бы не подумал, что леди Ирен может рассматривать его в качестве своего будущего мужа. Лорд Хейвуд полагал, что если она соберется вновь замуж, то выберет себе человека гораздо более богатого и знатного, чем он.

В том, что она предпочла его другим мужчинам в качестве своего любовника, не было ничего необычного. Полковник Вуд всегда нравился женщинам. Но чтобы ее мог удовлетворить брак с человеком, потерявшим состояние, да к тому же не имеющим высокого титула, такого он не мог себе вообразить.

Это было для него загадкой, так как не вязалось с тем, что он успел узнать об этой взбалмошной, но очень тщеславной вдовушке.

И чем больше лорд Хейвуд задумывался над этим, тем больше это его начинало беспокоить. Ответ здесь мог быть только один, и он ему очень не нравился. Вполне возможно, что впервые в жизни леди Ирен действительно полюбила.

Но только не той любовью, о которой он сам мечтал и которую никогда не надеялся встретить. Ею владела чисто физическая, темная, сводящая с ума страсть, в которой было слишком много животной, примитивной чувственности и очень мало истинного глубокого чувства.

С неожиданной ясностью лорд Хейвуд вдруг осознал, что она будет преследовать свою добычу с настойчивостью и яростью тигрицы, пока не получит ее. И он понял также, к своему огорчению, что в настоящий момент этой добычей оказался он сам.

Правда, он все же надеялся в глубине души, что преувеличивает сложность ситуации, дав волю своей богатой фантазии.

Уже собираясь лечь в кровать, он еще раз невольно взглянул на открытое письмо, лежавшее поверх стопки писем на секретере, и ему в глаза бросились несколько фраз, полных страстной мольбы. Они обожгли его, словно огнем. Эти слова, каждая буква, еще долго пылали в мозгу, не отпуская от себя ни на мгновение. Ему стало не по себе.

После такого тяжелого дня лорд Хейвуд был уверен, что заснет сразу, едва коснется головой подушки. Вместо этого он еще долго лежал без сна, думая об Ирен и о том, как ему избежать ее хищных коготков.

Покидая Париж, он очень надеялся на то, что она быстро забудет о нем, утешившись в объятиях другого мужчины.

На балах, которые устраивались почти каждую ночь, она сверкала, как самая яркая звезда, легко затмевая всех красавиц, неважно, были они француженки или англичанки. Вокруг нее всегда вилось множество поклонников, стремящихся добиться ее благосклонности, и среди них было несколько мужчин, которые, как знал лорд Хейвуд, воображали, что они безумно влюблены в нее.

И все же в ночь перед его отъездом, после бурных ласк и страстных объятий, леди Ирен сказала ему, прижимаясь к его плечу:

— Мы навсегда принадлежим друг другу, Ромни, знай это. Я хочу тебя, и я знаю, что не смогу жить без тебя.

— Ты определенно не сможешь жить со мной! — легкомысленно воскликнул он тогда. — Я собираюсь вернуться в дом, где не осталось ни одного слуги. Мое имущество состоит из одних долгов, а будущее настолько туманно, что я и сам еще не представляю, как и на что я буду жить!

— Какое все это имеет значение, если я люблю тебя? — сказала она нежно. — У меня сейчас достаточно денег для нас обоих. А поскольку Ричард умер, то папа все свое имущество оставит мне.

Тон, которым она заговорила о брате, погибшем в одном из сражений два года назад, покоробил лорда Хейвуда.

Он вспомнил, что Маркус Мортлейк до сих пор был безутешен, оплакивая своего единственного сына. Это горе совсем его сломило. И тем более бездушным показался лорду Хейвуду намек его дочери на скорое получение наследства.

Он вспомнил, как еще до встречи с ней он сочувствовал леди Ирен, потерявшей почти одновременно и мужа, и брата, но затем быстро понял, что смерть Давлиша едва ли сильно опечалила ее. А теперь он услышал, как равнодушно она говорит о смерти своих самых близких людей.

Лорд Хейвуд расцепил прекрасные руки, обвившие его шею, и сказал довольно холодно:

— Если это предложение, Ирен, то, хотя я глубоко тронут и польщен этим, я отвечу тебе просто и коротко — нет!

Леди Ирен вскрикнула, пытаясь протестовать, и прижалась к нему с еще большим пылом.

— Неужели ты и в самом деле веришь, что я позволю тебе отказаться от меня? Я люблю тебя, Ромни, я очень люблю тебя! Ты слышишь? Я люблю тебя, и никто и ничто в мире не отнимет тебя у меня!

Лорд Хейвуд тогда ничего не смог возразить, отвечая на ее пламенные, жадные поцелуи. Все его протесты утонули в океане сжигающей ее страсти. Никогда прежде он не встречал женщины столь пылкой и необузданной в своих желаниях…

— Мне только этого не хватало, черт побери! — заключил он свои ночные раздумья, лежа в темноте без сна.

И, с тяжелым вздохом перевернувшись на бок, заставил себя думать о том, как он расскажет Лалите о своих посещениях банка, адвоката и аукциона.

» Она все поймет «, — подумал он с благодарностью. Но он вряд ли смог бы объяснить себе, почему был так в этом уверен.

Лошади за это время хорошо отдохнули и всю обратную дорог) домой бежали бодро и легко. Настроение у лорда Хейвуда заметно улучшилось, и с каждой милей, приближающей его к дому, он чувствовал все большую уверенность в том, что ему удалось избежать цепких коготков леди Ирен.

Утром он поднялся рано, но старая миссис Джонсон, которая едва передвигалась, заставила его подождать с завтраком. Едва он собрался идти в конюшню, чтобы запрягать лошадей, как в доме появился грум с запиской, одетый в ливрею, цвета которой лорд Хейвуд так хорошо знал.

Сам он в это время находился внизу в холле и слышал, как грум сказал открывшему дверь Джонсону:

— Вот еще одно любовное послание. Похоже, что, если это будет продолжаться, у меня скоро вырастут крылья, как у купидона.

Грум не стал дожидаться ответной реплики Джонсона, а быстро вскочил на лошадь и помчался прочь.

Старый дворецкий некоторое время растерянно оглядывался в поисках подноса, на котором следовало подать записку хозяину, когда лорд Хейвуд подошел к нему.

— Положи на стол, — сказал он. — И если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, скажи, что я уехал еще до того, как приходил грум.

У него ушло несколько минут на то, чтобы объяснить Джонсону, что он от него хочет.

Наконец дворецкий все уяснил и спросил в свою очередь:

— Если ее светлость спросит, должен ли я сказать ей, куда ваша светлость поехали, милорд?

— К сожалению, она сама вполне может догадаться об этом, — вздохнув, ответил лорд Хейвуд.

Это небольшое происшествие еще более укрепило желание лорда Хейвуда как можно скорее покинуть Лондон. Поэтому, зайдя на кухню, чтобы поблагодарить миссис Джонсон за завтрак, он распрощался со стариками, дал дворецкому гинею, чем очень порадовал обоих, и покинул дом через заднюю дверь, которая вела на конюшенный двор.

Только выехав из города и покатив по относительно свободной дороге, что вела в сторону аббатства, он вздохнул с облегчением.» Если я достаточно долго буду избегать ее, — сказал себе лорд Хейвуд, — то скорее всего ей надоест преследовать меня и она найдет еще кого-нибудь, на ком сможет попробовать свои чары «.

От этой мысли он несколько воспрянул духом. В то же время он прекрасно сознавал, что такая светская львица, как Ирен, вряд ли легко откажется от своей добычи.

Теперь, задумавшись об этом достаточно серьезно, он понял, что на самом деле среди их общих знакомых не так уж много холостых привлекательных мужчин, подходящих по возрасту, за кого бы леди Ирен могла выйти замуж.

Он знал, что молоденьких девушек, принадлежащих к аристократическим семействам, родители стремились выдать замуж как можно раньше. Так же поступали и с сыновьями, едва только те достигали соответствующего возраста.

Как они жили дальше, это было уже их личное дело, но мужчины обычно и после женитьбы наслаждались всеми радостями жизни. Те, кто бывал в Карлтон-хаузе, следовали примеру принца-регента, и у них никогда не было недостатка во всевозможных любовных авантюрах с прелестницами.

Встретить мужчину, который достиг бы возраста тридцати двух лет и не обзавелся еще женой и детьми, как сейчас понимал лорд Хейвуд, было почти невозможно. Он представлял собой довольно редкое в высшем свете явление.

Припоминая всех пылких обожателей леди Ирен, он едва ли мог назвать хоть нескольких, которые, как и он сам, находились в положении потенциальных женихов. Было среди ее поклонников и несколько безбородых юнцов, гораздо моложе, чем она сама. Если бы она приняла предложение одного из них, ее бы просто подняли на смех.

» Мне никогда не приходило это в голову, — подумал он, криво усмехаясь. — Оказывается, несмотря на то, что я остался совершенно без средств к существованию, я все еще представляю некоторую ценность на ярмарке женихов «.

Лорд Хейвуд всегда презирал стремление многих амбициозных мамаш выдать замуж своих дочерей, едва покинувших классную комнату, за любых титулованных распутников, лишь бы девушки могли, что называется, » устроить свою жизнь «. Причем чем громче был титул, тем более удачным считался брак.

И не было случая, чтобы при решении о заключении брака учитывались сердечные склонности молодых людей или чтобы одним из условий брачного контракта была любовь.

Лорд Хейвуд как-то однажды услышал фразу, сказанную одним циником:» Любовь — следствие свадьбы, а не ее причина «. В той степени, в какой это относилось к высшему свету, это была горькая правда.

Если он когда-нибудь и женится, думал лорд Хейвуд по дороге домой, — что, впрочем, было весьма проблематично, если учитывать его положение на сегодняшний день, — то только потому, что будет любить ту, которая станет его женой. И это будет такая женщина, с которой ему захочется провести вместе всю оставшуюся жизнь.

Он знал твердо, что не потерпит измены жены.

Лорд Хейвуд и сам хотел так сильно любить женщину, которой он даст свое имя, чтобы всегда хранить ей верность.

Лорд Хейвуд отдавал себе отчет, что почти все его знакомые, особенно те, с которыми он болтал и смеялся прошлым вечером в клубе, посчитали бы его не вполне нормальным, если бы он вздумал поделиться с ними подобными мыслями.

И все же, хотя он никогда и никому об этом не говорил, сам он был твердо убежден, что никогда не женится без любви. А поэтому он никогда не сможет извлечь для себя выгоду из женитьбы, что, кстати, отнюдь не считалось зазорным с общепринятой точки зрения.

Он прекрасно понял, что было на уме у его поверенного, когда они разговаривали последний раз у него в конторе, хотя мистер Гроссвайс был достаточно тактичен, чтобы не высказываться об этом прямо.

Лорд Хейвуд легко читал его мысли, когда они сидели друг напротив друга и говорили о безнадежном положении его дел. Нет никаких сомнений, думал поверенный, что красивый, обаятельный молодой человек из славного рода, владеющий великолепным домом и поместьем, вызывающим зависть у всех, кто хоть однажды видел его, без всякого труда сможет найти себе богатую жену. Многие состоятельные женщины с радостью заплатили бы все его долги и обеспечили ему уют и покой, которые он, безусловно, заслужил после стольких лет, проведенных на войне.

Лорд Хейвуд почти слышал эти слова, словно мистер Гроссвайс на самом деле произнес их вслух. Он с трудом удержался от того, чтобы в резкой форме не ответить адвокат)', что не намерен жить на деньги своей будущей жены. И еще ему хотелось добавить, что если не будет иного пути, чтобы спасти аббатство, то пусть оно лучше обрушится ему на голову, чем он станет жениться на деньгах.

Потом мистер Гроссвайс заговорил о других вещах, и лорд Хейвуд забыл о том, что его так возмутило.

Теперь же он вновь вспомнил об этом. Выехав на совершенно свободную дорогу и дав волю лошадям, которые, обрадовавшись предоставленной им свободе, резво понеслись вперед, лорд Хейвуд почувствовал, что с каждой милей все дальше удаляется от реальной угрозы, оставшейся за его спиной, в Лондоне.

В то же время он не тешил себя иллюзиями, что, уехав из города, он навсегда отделался от леди Ирен.

Он мог оставить ее письма нераспечатанными и сделать вид, что не получал их. Но она-то знала, что он приезжал в Лондон и поспешно уехал назад, даже не попытавшись встретиться с ней. И ему казалось, что его преследует и звучит в ушах ее голос, звенящий в пылу страсти:» Мы принадлежим друг другу, Ромни, и я никому тебя не отдам!«

Глава 5

Когда лорд Хейвуд добрался до дома, погода окончательно испортилась. Еще издали он увидел величественные очертания аббатства и невольно залюбовался необычной красотой здания, четко выделяющегося на фоне темнеющих грозовых облаков.

День был необыкновенно душный, и лорд Хейвуд, когда ему позволяла дорога, старался ехать как можно быстрее, наслаждаясь дуновением освежающего ветерка на разгоряченной коже.

Чем ближе он подъезжал к дому, тем легче и радостнее становилось у него на душе. И хотя он понимал, что его оптимизм абсолютно не связан с реальным состоянием дел, аббатство представлялось ему сейчас оплотом надежности и безопасности, которому ничто не может угрожать.

Последние несколько миль лорду Хейвуду даже не пришлось погонять лошадей, они сами бежали все быстрее и быстрее, словно чувствовали, что до дома осталось совсем недалеко и скоро их ждет отдых в удобных стойлах и добрая порция овса.

Въехав в ворота, лошади сделали круг по дорожке, покрытой гравием, и, с шиком подъехав к парадному крыльцу, остановились у широкой лестницы.

В тот же момент из дома выбежал Картер и поспешил навстречу хозяину. Схватив лошадей под уздцы, он радостно воскликнул:

— Добро пожаловать домой, милорд!

Лорд Хейвуд спустился на землю и, перекидывая поводья Картеру, невольно оглянулся. К его удивлению, Лалита не вышла ему навстречу.

Внезапно, словно удар грома, его поразила ужасная мысль, болью отозвавшаяся в сердце: что, если, пока его не было дома, Лалита уехала? Уехала так же тихо и без предупреждения, как и появилась здесь. Страх, который лорд Хейвуд при этом испытал, смутил и озадачил его самого.

Он хотел было спросить у Картера, где девушка, но тот уже скрылся в конюшне, поспешив позаботиться о лошадях.

С тяжелым сердцем лорд Хейвуд начал подниматься по ступеням, как вдруг услышал радостный возглас и, подняв голову, увидел, что ему навстречу легко, словно на крыльях, спешит Лалита.

Она встретила его посередине лестницы и с восторженными восклицаниями бросилась ему на шею, обвивая руками и целуя его в щеку, словно ребенок, непосредственно выражая свою радость по поводу встречи.

— Вы вернулись! — весело щебетала она. — Я так боялась, что вы задержитесь и мы зря вас прождем весь вечер.

Она выпустила его шею и, взяв за руку, пошла рядом с ним, оживленная, сияющая, как солнечный лучик, и на душе у лорда Хейвуда сразу стало теплее.

— Ну, что произошло в Лондоне? — спрашивала она. — Рассказывайте, мне не терпится все знать!

Лорд Хейвуд покорно шел за ней. В ее голосе и жестах было столько юношеского задора и энергии, что он невольно поддался ее настроению. И хотя в том, что он мог рассказать ей, не было ничего нового и обнадеживающего, все равно ему каким-то образом показалось, что он привез неплохие новости.

— Идемте, и вы все мне расскажете, — тараторила Лалита, не давая ему вставить ни слова. — Я все вам приготовила в кабинете, чтобы вы смогли отдохнуть и поесть.

Все еще держа его за руку, она нетерпеливо тянула его за собой.

Наконец они вошли в кабинет, и лорд Хейвуд увидел повсюду вазы с цветами и стол, где в центре стояла бутылка вина в ведерке со льдом и большой кувшин, которого он никогда раньше не видел у себя в доме.

Лалита отпустила его руку и подошла к столу.

— Вы, должно быть, умираете от жажды, — сказала она. — Сегодня такой душный, жаркий день, а на дороге, я уверена, полно пыли.

По тому, как она это произнесла, лорд Хейвуд догадался, что она приготовила что-то, чтобы утолить его жажду, поэтому сказал с улыбкой:

— Вы совершенно правы, я действительно очень хочу пить.

— Я была в этом уверена, — заявила Лалита. — Картер уверял меня, что вы предпочтете вино, но я все равно, как и обещала, приготовила для вас персиковый сок.

Она заметно волновалась, ожидая его ответа, поэтому он сказал:

— Даже не могу себе представить ничего, что могло бы сейчас порадовать меня больше, чем бокал свежего сока.

Лалита кивнула с довольным видом и, налив сок в хрустальный бокал, подошла к нему, держа бокал в одной руке и кувшин в другой.

Он с удовольствием расположился в удобном кресле с бокалом в руке и, глядя, как она наливает в другой бокал прозрачный янтарный напиток, невольно подумал, что так, наверное, возвращается домой женатый мужчина, которого встречает преданная, заботливая жена.

Лорд Хейвуд поднес бокал к губам и сделал глоток, понимая, что Лалита с нетерпением ждет его реакции.

— Очень вкусно, — заявил он. — Действительно, необыкновенно вкусно! Никогда не пробовал ничего подобного!

— Я знала, что вам понравится! — с радостной улыбкой воскликнула она.

Подождав, когда он допьет весь сок, Лалита взяла у него бокал и поставила на стол.

Затем вернулась к нему и села рядом, но не на стул, а на низкую скамеечку у его ног. При этом она выглядела такой юной и прелестной, что у лорда Хейвуда невольно сжалось сердце.

Она подняла на него свои большие глаза и взволнованно спросила:

— Вам удалось уладить денежные дела?

— Взять кредит? Увы, нет, — грустно покачал головой лорд Хейвуд.

Ее улыбка медленно погасла.

— Я так горячо молилась за ваш успех! Я была уверена, что мои молитвы будут услышаны! — упавшим голосом произнесла она.

— Вполне возможно, они и были услышаны, но только несколько в другом смысле, — сказал лорд Хейвуд. — Я нашел кое-что из мебели и несколько картин в лондонском доме, которые, как я надеюсь, могут принести немного денег, и оценщик обещал взглянуть на них на этой неделе.

— Это замечательно! — оживилась Лалита.

— Он также обещал заехать сюда, и, кроме того, я настоял, чтобы мой поверенный выплатил пенсион старым слугам в этом месяце. Это даст нам короткую передышку.

— Вы сделали все, что могли, насколько я могу судить!

— Не так хорошо, как мне бы хотелось, — вздохнул лорд Хейвуд. — Но вы должны продолжать свои молитвы и надеяться, что оценщик найдет что-нибудь действительно ценное, за что мы сможем выручить приличные деньги.

— Я обязательно буду молиться, вы ведь знаете! Затем Лалита рассказала ему, чем они с Картером занимались в его отсутствие в саду и оранжереях.

— Мы сняли все спелые персики, — рассказывала она. — И Картер нашел для них кувшины, куда мы отжали сок. Когда у нас не останется никаких фруктов, мы сможем пить этот сок.

Лорд Хейвуд понял, что она имеет в виду приближающуюся зиму, и подумал, что Лалита, конечно, не сможет оставаться здесь с ним так долго. Однако он не стал говорить об этом, чтобы не расстраивать ее.

А девушка продолжала болтать, рассказывая ему о самых обыкновенных вещах. К своему удивлению, лорд Хейвуд обнаружил, что ему с ней не менее интересно, чем с друзьями в клубе, где он целый вечер выслушивал всевозможные великосветские сплетни.

— А теперь расскажите мне, где вы обедали и ужинали, — попросила она.

Она слушала его очень внимательно, пока он описывал ей не только встречу со своими друзьями в клубе, но также и то, что им подавали на обед, и кое-что из того, о чем они говорили.

— Все это, наверное, было так интересно! — вздохнула Лалита, когда он закончил свой рассказ. — Но у вас, вероятно, было время, чтобы нанести визит кому-нибудь из ваших… друзей?

По тому, как она запнулась перед словом» друзей «, он понял, что она имела в виду женщину.

— Я провел очень приятный и довольно утомительный вечер в клубе и потом сразу поехал домой и лег спать.

Ему показалось, что он заметил явное облегчение, отразившееся на лице девушки, и с досадой подумал, что совершенно не обязан отчитываться о своих действиях перед этой юной особой, которая живет в его доме в качестве незваного гостя.

— Наверное, сегодня вы не так хорошо пообедали, как вчера, — предположила она, прерывая его мысли.

— Собственно говоря, по дороге мне пришлось остановиться в одной деревушке, так как лошадь сбила подкову. Пока я ждал, чтобы мне ее подковали, съел хлеба с сыром и выпил пинту пива со старым знакомым, которого там встретил.

— Думаю, знакомый был очень рад этой встрече, — сказала Лалита. — Но только Картер приготовил для вас необыкновенно вкусный обед. Вот почему мне бы хотелось, чтобы вы оказались голодным.

— Так и есть, — ответил лорд Хейвуд. — Я очень проголодался, пока доехал до дома.

Он увидел, как засветились от радости ее глаза. И в эту минуту сквозь рассеявшиеся тучи выглянуло солнце, словно сама природа приветствовала его возвращение домой. Солнечные лучи осветили комнату, и лорд Хейвуд невольно залюбовался, как вспыхнули золотыми искрами волосы Лалиты.

Он смотрел на нее, такую юную и прелестную, и невольно сравнивал ее с теми цветами, которые она поставила в вазы, чтобы украсить комнату. Сейчас сама Лалита была лучшим украшением этой комнаты. Девушка словно излучала некое сияние, придававшее всему, что ее окружало, несвойственную ему прежде красоту.

Затем Лалита подняла на него глаза, будто спрашивая, о чем он думает. Их взгляды встретились… И еще несколько мгновений лорд Хейвуд не мог отвести своего взгляда от этих глубоких, как голубые озера, глаз.

Прежде чем лорд Хейвуд прошел к себе, чтобы переодеться, ему пришлось еще заняться кое-какими делами.

Наконец он поднялся в спальню и обнаружил, что Картер приготовил для него ванну. Смыв дорожную пыль, он переоделся в один из вечерних костюмов своего отца, который был несколько просторнее, чем его собственные, а следовательно, и более удобным. Затем спустился вниз, горя нетерпением, весь в предвкушении обещанного обеда и подсмеиваясь из-за этого над собой.

» Было бы более естественно сейчас предаваться унынию и сходить с ума от беспокойства из-за своей неудачной поездки «, — мелькнуло у него в голове.

Вместо этого лорд Хейвуд обнаружил, что начал совсем иначе воспринимать свое положение и всю ситуацию, сложившуюся с наследством, чем в те дни, когда он только что вернулся в родной дом.

Действительно, он не мог продать ни картины, ни мебель, но они все же принадлежали ему, составляли неотъемлемую часть его родного дома.

Пусть в Большом зале не стояли навытяжку лакеи в фамильных ливреях, величественный дворецкий не встречал гостей у входа и многочисленные горничные не сновали тут и там, наводя порядок в доме, зато с ним Картер и Лалита. В настоящий момент он был вполне этим доволен и ему нечего было больше желать.

Когда лорд Хейвуд вошел в столовую, то сразу понял, сколько пришлось потрудиться этим двоим, чтобы приготовить праздничный обед к его возвращению.

Сегодня вечером был накрыт большой стол вместо обычного столика у окна. Перед его креслом с высокой спинкой во главе стола стоял великолепный серебряный канделябр с шестью горящими свечами. В колеблющемся пламени поблескивали серебряные столовые приборы, о существовании которых он уже забыл.

В столовой сразу же воцарилась торжественная атмосфера, и лорд Хейвуд растроганно подумал о том, с какой любовью и заботой готовились к его приезду Картер и Лалита, что даже не поленились отчистить фамильное серебро, что стоило им, наверное, огромного труда и времени.

Лалита только что кончила зажигать свечи перед его приходом и теперь стояла возле стола. Он взглянул на нее с улыбкой и восхищением. Девушка была одета в изумительное вечернее платье, подчеркивавшее все достоинства ее гибкой стройной фигуры, на ее шее сверкало алмазное ожерелье.

В волосы она тоже вдела алмазную заколку, и такой же браслет сверкал и переливался на ее запястье.

Лорд Хейвуд подошел к девушке, и та присела в глубоком реверансе. Ее прелестное лицо при этом светилось таким искренним, почти детским восторгом, словно она присутствовала на своем первом балу.

— Вы действительно решили торжественно отметить мое возвращение домой, — сказал глубоко тронутый всем увиденным лорд Хейвуд. — Спасибо, Лалита.

— Именно так всегда и должно быть в доме вашей светлости, — ответила девушка. — И давайте на сегодняшний вечер забудем обо всех проблемах, трудностях и о неясном будущем. Сегодня вы будете только отдыхать и наслаждаться покоем.

— Это именно то, что я и намереваюсь делать, — с улыбкой сказал лорд Хейвуд.

Он сел в приготовленное для него кресло и обнаружил, что в его бокал уже налита мадера.

Отпив глоток, он торжественно произнес;

— В первую очередь я хочу выпить за вас, Лалита. Я не ожидал такой встречи, и, признаюсь, мне очень приятно.

Картер, наряженный в фамильную ливрею Хейвудов, черного и желтого цветов с серебряными пуговицами, вошел в столовую, неся первую перемену. Лорд Хейвуд сразу же догадался, что именно Лалита подбирала, какое вино следует подавать к каждому блюду, и с этой целью ей, без сомнения, пришлось обследовать винный погреб. Все было выполнено безукоризненно.

Когда Картер в завершение обеда появился с бутылкой шампанского и персиковым шербетом, который ему особенно удался, лорд Хейвуд сказал Ладите:

— Я полагаю, что вы уже поняли, что дали мне еще один ключик к вашей тайне. Ваш отец должен был знать толк в хорошей еде и в хорошем вине, раз вы так прекрасно разбираетесь во всех тонкостях этого дела.

— Это правда, но учил меня в основном мой дедушка. Именно ему больше, чем кому-либо еще, я обязана своим умением вести дом.

— Я и это могу записать в досье, которое собираю на вас, — улыбнулся Хейвуд.

— Почему-то мне кажется, что в нем не так уж много заполненных страниц!

— Думаю, вы бы очень удивились, если б узнали, как много там про вас уже написано, — поддразнил ее лорд Хейвуд, не сомневаясь, что возбудит своими словами ее любопытство.

— Досье, видимо, содержит не только факты из моей жизни, но и ваши суждения о моем характере, — заметила Лалита.

— Конечно, — согласился он.

— Я бы очень хотела знать, что вы…думаете обо мне. Лорд Хейвуд рассмеялся.

— Наконец-то я 9 первый раз за все время получил подтверждение, что вы истинная женщина. Женщины всегда очень интересуются собой, правда, вы до сих пор казались мне исключением.

— Я интересуюсь лишь тем, что вы думаете обо мне, — попыталась вывернуться Лалита. — И если бы вы поделились со мной вашим мнением по поводу моего характера, то я бы рассказала вам о том, что я думаю о вас, — добавила она.

Лорд Хейвуд расслабленно откинулся на спинку кресла с бокалом шампанского в руке.

— Прошу вас. Джентльмены всегда пропускают леди вперед. Я бы очень хотел узнать, что вы обо мне думаете.

Лалита чуть наклонила голову набок и взглянула на него. Лорду Хейвуду безумно нравился этот жест, который он считал очаровательным. В этот момент она напоминала ему бойкую маленькую птичку.

— Ну, что ж, дайте мне подумать, — медленно произнесла она. — Вы, конечно, и сами знаете, что вы сильный, решительный, властный и деспотичный! Вам наверняка об этом многие говорили.

Лорд Хейвуд чуть приподнял бровь, но ничего не сказал.

— Но вы также очень добры и способны к состраданию. Вы все понимаете и способны глубоко сочувствовать другим. Вы многое принимаете близко к сердцу, но не показываете виду.

— Откуда вы это можете знать? — спросил он, пытаясь скрыть свое удивление.

— Я просто это чувствую. Это похоже на шестое чувство, я как будто вижу, что вас волнует и как вы на это реагируете, но не глазами, а… — Она коснулась груди. — Наверное, я чувствую это сердцем.

Лалита произнесла все это, настороженно поглядывая на него, словно боялась, что он не поймет ее. Наконец она беспомощно взмахнула рукой и добавила:

— Я не могу все это объяснить. Но вы ведь такой тонкий человек… Вы должны понять, что я пытаюсь сказать.

— Понимаю, — серьезно кивнул лорд Хейвуд. — И мне это кажется очень странным.

— Почему же?

— Возможно, потому, что таким, как вы меня описали, меня не знает никто.

Лалита радостно улыбнулась ему. И вместе с улыбкой ее глаза приобрели прежнее задорное выражение.

— Я ведь предупреждала вас, что я из кельтов, а значит, я немножко колдунья. И хотя вы не поверили мне, я знаю, что все обязательно будет… точно так, как вы хотите.

— Хотелось бы в это верить, — вздохнул лорд Хейвуд.

— Вы должны в это верить, потому что все так и будет, — настаивала Лалита. — Вы осязательно победите, потому что по своей природе победитель, воин. Вы — человек, который всегда берет верх над своими врагами, неважно, люди это или обстоятельства. Лорд Хейвуд поднял свой бокал.

— Сегодня, после такого великолепного обеда в столь очаровательном обществе, — торжественно произнес он, — я готов поверить во все, что угодно, даже в горшок с золотом, зарытый в том месте, где начинается радуга.

— Это именно то, во что вы должны верить, — сказала она тихо.

Наступила неловкая тишина, затем Лалита сказала:

— А теперь скажите, что вы думаете обо мне.

— Решительная, упрямая, непослушная, дерзкая. Лалита что-то пыталась возразить, но лорд Хейвуд, не давая ей сказать, добавил:

— Но при этом добрая, обладающая богатым воображением, сообразительная и необыкновенно прелестная.

Девушка внезапно вспыхнула, а лорд Хейвуд подумал, что, кажется, в первый раз за все время их недолгого знакомства Лалита по-настоящему смутилась.

Выразив свое восхищение и благодарность Картеру за столь великолепный обед, они перешли в кабинет, где Лалита показала лорду Хейвуду старинную книгу, которую она обнаружила на полке во время своей уборки.

Это было подробное описание самого первого аббатства, построенного монахами. В книге был также приведен план, на котором показаны старые части здания, сохраненные Робертом Адамом при последующей перестройке.

— Одна из часовен сохранилась точно в таком виде, как ее построили монахи, — сказала Лалита. — Как только у меня будет время, я приведу там все в порядок, поставлю цветы, зажгу свечи на алтаре, а затем помолюсь, чтобы те, кто когда-то жил в аббатстве, вновь посетили эти места и благословили нас.

— Мне приятна ваша убежденность, что это может случиться, — мягко сказал лорд Хейвуд.

Они сидели рядом на диване, листая книгу и внимательно разглядывая рисунки. Девушка была полностью поглощена этим занятием. Она была взволнована своей находкой, и теперь ей хотелось, чтобы хозяин поместья по достоинству оценил эти старинные гравюры. Но внимание лорда Хейвуда занимало сейчас совсем иное. Он внезапно осознал ее близость.

Он слышал нежный аромат роз — запах ее любимых духов, чувствовал тепло ее тела…

Она была одета в вечернее платье и, может быть, потому показалась ему сегодня необыкновенно женственной и нежной. Он с трудом удерживался от желания обнять ее, привлечь к себе, поцеловать.

Внезапно его пронзила мысль, что в его жизни еще не было такого случая, чтобы женщина, сидящая рядом так близко, как сейчас Лалита, не подняла к нему зовущих к поцелую губ, не попыталась привлечь его своими чарами, возбудить в нем чувственность.

И именно лицо леди Ирен возникло в эту минуту у него перед глазами, и он в который уже раз за сегодняшний день поблагодарил бога за то, что ему удалось вовремя уехать из Лондона.

— Жаль, что Роберт Адам оставил так мало от старого аббатства, когда строил этот дом, — сказала Лалита, не подозревая о том, какая буря бушевала сейчас в душе у лорда Хейвуда. — Оно было не только красиво, но могло стать священным местом.

— Но у нас все еще остается наша часовня, — ответил он. — И вы совершенно правы, Лалита, нам надо привести ее в тот вид, какой она имела, когда я был мальчишкой. Это было прекрасное место для молитв и размышлений.

— Если мы это сделаем, я каждый день буду там молиться о вас, — пообещала она.

Девушка захлопнула книгу и пересекла комнату, чтобы поставить ее на книжную полку.

Невольно залюбовавшись ею, лорд Хейвуд подумал, что в своем элегантном бальном платье, с бриллиантами в волосах и на шее она могла бы стать первой красавицей на любом балу. И вот вместо этого ей приходится бесцельно тратить свою юность и красоту в обществе мужчины, у которого нет ничего за душой, кроме крыши над головой.

Вслух же он произнес:

— А вам не приходило в голову, Лалита, что самый верный способ избавиться от своего опекуна, от которого вы скрываетесь здесь, это выйти замуж?

Она резко повернулась и посмотрела прямо ему в глаза.

— Замуж?

— Ваш дядя сразу же потеряет все права на вас, как только у вас появится муж, который будет защищать вас.

Сообразив по выражению ее лица, что она сразу же подумала о том ненормальном, которого ее опекун выбрал ей в мужья, лорд Хейвуд быстро добавил:

— На свете много мужчин, которые, я уверен в этом, были бы счастливы предложить вам руку и сердце, если бы им представилась возможность увидеть вас.

Выражение ужаса постепенно исчезло с лица девушки.

— Вы предлагаете дать бал, чтобы вывести меня в свет? — спросила она.

— Я бы с радостью сделал это, если бы только имел такую возможность. Но я абсолютно уверен, что вы должны занять подобающее вам место в обществе. Вы созданы, чтобы блистать.

— Я вовсе не уверена, что могла бы занять то положение в свете, о котором вы говорите, — сказала Лалита. — Но если вы не станете устраивать бал для меня, то в следующий раз мы пригласим на наш праздничный обед деревенского скрипача. И тогда я смогу танцевать с вами целый вечер.

И, прежде чем лорд Хейвуд успел что-либо ответить, довольная собой, она радостно захлопала в ладоши.

— Какая замечательная идея! Мы ведь можем завязать ему глаза, чтобы он меня не увидел, хотя, конечно, ему может показаться очень странным, что вы весь вечер будете танцевать сами с собой.

Лорд Хейвуд рассмеялся.

— У вас голова просто забита сказками, Лалита. Но я, в отличие от вас, серьезно думаю, что вам не следует тратить свою юность и красоту на такого старика, как я.

— Ну а теперь вы явно напрашиваетесь на комплименты! — весело заявила Лалита. — Признаюсь вам, что я на самом деле сделаю. Я монополизирую вас и буду держать вдали от всех этих беспокойных маленьких пчелок, которые вечно вертятся вокруг горшка с медом, который называется Ромни Вуд.

— Вы определенно наслушались глупой болтовни Картера! — заявил лорд Хейвуд обвиняющим тоном.

— Конечно, я говорила с ним. Он открыл мне глаза на то, какой привилегией я пользуюсь, обедая вдвоем с мужчиной, который в свое время разбил, должно быть, не одну дюжину сердец! — весело согласилась Лалита, не обращая внимания на его гордый тон.

— Если вы будете так разговаривать со мной, я на самом деле рассержусь!

Лорд Хейвуд пытался, чтобы его голос прозвучал достаточно резко, но глаза его при этом весело поблескивали.

Лалита вновь подошла к нему и села, как днем, у его ног на низкую скамеечку. При этом платье пышными волнами вспенилось вокруг нее, и девушка стала еще больше, чем раньше, похожа на едва распустившуюся розу.

— Я не намеревалась задеть вас, — сказала она, — потому что мое шестое чувство подсказывает мне, вы очень ранимы… Вместо этого я просто скажу, что я бы с большим удовольствием предпочла обедать здесь с вами, чем танцевать на балу в Девоншир-хаузе.

— А я все еще продолжаю утверждать, что вы должны быть именно там.

— А я вам отвечу то же самое, что и раньше: я очень… очень… счастлива… здесь… с вами.

Не было никакого сомнения в искренности ее слов. Лалита смотрела на него сияющими глазами и была так хороша в этот миг, что лорду Хейвуду пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы подавить почти неодолимое желание прижать ее к себе и поцеловать.

На следующее утро они, как обычно, рано выехали на верховую прогулку. И вновь лорд Хейвуд почувствовал себя иначе, чем до своего отъезда в Лондон, и все вокруг казалось ему совсем другим, словно он на все смотрел теперь новыми глазами.

Он ничего не сказал Ладите, но ей и не нужны были слова, чтобы понять его состояние. Они ехали рысью бок о бок, и девушка заметила, словно ни к кому не обращаясь:

— Многие вещи начинают цениться только тогда, когда за них приходится бороться.

— Почему вы так говорите?

— Потому, что прошлой ночью я лежала без сна и думала, что большинство людей в своей жизни так редко встречаются с настоящими трудностями и безнадежным отчаянием, что склонны некоторые очень важные вещи считать как бы само собой разумеющимися, не понимая их истинной ценности.

Лорд Хейвуд хорошо понял, что она хотела этим сказать, и тут же ответил:

— Деньги для большинства людей — это очень важная вещь.

— Только когда их нет, — резонно возразила Лалита. Она бросила взгляд на него из-под густых ресниц и добавила:

— Моя мама говорила мне, когда я была ребенком:

» Всегда цени то, что тебе дается»Я думаю, что если вы начали свой путь в аббатстве и дошли до Ватерлоо, то это был славный путь и вам не в чем упрекнуть себя — Вы, похоже, читаете мне наставления, — возмутился лорд Хейвуд. — Я полагаю, это неслыханная дерзость с вашей стороны.

— На самом деле я просто вам завидую, — вздохнув, ответила девушка. — Богатому или бедному, старому или молодому, но любому человеку прежде всего нужен дом. А это именно то, чего я лишилась и, возможно, уже никогда не обрету снова.

Ее слова прозвучали с такой тоской и болью, что лорд Хейвуд сказал, не подумав:

— Мне кажется, в настоящий момент вам не о чем грустить, ведь вы живете в моем доме и, кажется, неплохо себя здесь чувствуете, во всяком случае, хозяйничаете вы весьма умело.

— Я только делаю вид, что это так. А на самом деле я ежеминутно опасаюсь, что вы выставите меня отсюда.

— Но вы же знаете, я забочусь исключительно о вашем благе.

— Я могу очень просто ответить вам на это. Но прежде, чем мы с вами перейдем к столь серьезной теме, давайте поскачем наперегонки вон к тем деревьям! Будет только справедливо, если я возьму небольшую фору на старте!

С этими словами Лалита тронула Победителя хлыстом и, словно вихрь, рванулась с места, так что лорд Хейвуд лишь с большим трудом смог нагнать ее.

Сразу же по возвращении в аббатство они принялись приводить в порядок часовню. Как оказалось, часовня была запущена больше, чем какая-либо комната в доме.

Здесь не только скопилась многолетняя пыль и грязь, но некоторые витражи в окнах оказались разбиты, и залетевшие сюда птицы свили гнезда на резных карнизах и даже на скульптурной группе над алтарем.

Однако скульптуры на стенах сохранились в прекрасном состоянии, а мраморная композиция самого алтаря, после того как его как следует отмыли, поражала величественной красотой, освященной столетиями. Тут все осталось так, как было при монахах, и среди этих древних стен Лалиту невольно охватил священный трепет. Ей казалось, что она перенеслась в те далекие времена, когда монахи возносили здесь свои молитвы богу.

Они проработали в часовне почти до полудня. Затем привели себя в порядок и, переодевшись, направились в столовую, откуда доносились аппетитные запахи. Картер приготовил им на ленч великолепное рагу из кролика.

Вполне довольный проведенным днем, лорд Хейвуд сказал:

— Мне кажется, что мы достаточно сегодня поработали, поэтому я предлагаю отдохнуть немного, пока не сойдет жара, а затем мы пройдемся по саду.

— Эта идея мне нравится, — кивнула Лалита.

— Я бы хотел показать вам место, где моя мать однажды пыталась создать красивый уголок, — сказал лорд Хейвуд. — Правда, я боюсь, что сейчас все заросло сорняками, но там должны сохраниться небольшие фонтаны и пруды, где когда-то плавали золотые рыбки. Возможно, когда-нибудь мы сможем восстановить все это в том виде, как было раньше. Я тогда был еще мальчишкой, но помню, как все это было красиво.

Он сказал не подумав и, лишь когда поймал на себе внимательный взгляд огромных голубых глаз, понял, что его планы на будущее подразумевали, что Лалита пробудет здесь достаточно долгое время.

«Я не должен обнадеживать ее», — подумал он с горечью.

— Это действительно должно быть замечательно, — согласилась девушка. — И у меня тоже есть кое-что показать вам, если останется время.

— Что же это?

— Несколько рисунков. Я нашла их в ящике стола в комнате, которая, мне кажется, известна как Геральдический зал. Они чрезвычайно интересны и могут оказаться весьма ценными, если выполнены достаточно известным художником.

— Мне бы хотелось взглянуть на них, — заинтересовался лорд Хейвуд.

— Они настолько хороши, что, я уверена, вы не захотите с ними расстаться, — продолжала Лалита. — Мне кажется, их стоит вставить в рамки и повесить на стены.

— К сожалению, я неважно разбираюсь в рисунках, — признался лорд Хейвуд. — Но мы можем показать их оценщику из фирмы «Кристи», когда он приедет сюда. Помните, я говорил вам о нем?

Картер подошел к нему с бокалом портвейна, но он жестом показал, что не будет пить.

— Я очень скоро растолстею. Картер, если ты будешь так хорошо меня кормить. Кстати, это напомнило мне — ты, должно быть, истратил уже все деньги, которые я тебе дал. Полагаю, ты начал брать продукты в долг, а ведь я тебе это категорически запретил!

При этих словах Картер и Лалита обменялись тревожными взглядами, которые лорд Хейвуд, к счастью, не заметил.

— Так уж вышло, милорд, — сказал Картер. — Я просто ждал приезда вашей светлости, чтобы попросить у вас одну-две гинеи.

Лорд Хейвуд засунул руку в карман.

— У меня сейчас есть с собой эти деньги, — сказал он. — И смотри, ты должен платить реальную цену за все, что берешь у крестьян.

— Я так и делаю, милорд, — поклялся Картер.

— Не забывай об этом! — настойчиво повторил лорд Хейвуд.

Решив, что эта тема исчерпана, он направился к двери.

Лалита с облегчением вздохнула.

Было совершенно очевидно, что он не имел ни малейшего представления, сколько они с Картером уже истратили на еду, которую лорд Хейвуд находил такой вкусной.

Не желая, по понятным причинам, возвращаться к этому предмету, Лалита оживленно заговорила о рисунках, которые хотела бы ему показать. В кабинете она достала папку и, вновь устроившись в своей излюбленной позе, на скамеечке возле его ног, принялась раскладывать листы с рисунками так, чтобы лорд Хейвуд мог их увидеть.

— Взгляните на этот! — говорила она. — Какая тонкая работа!

— Мне кажется, это должен быть вид Рима, — сказал лорд Хейвуд, внимательно разглядывая рисунок. — И он, без сомнения, выполнен рукой большого мастера.

— Именно так я и подумала. А вот посмотрите на этот. Хотя я никогда не была там, но уверена, что это вид Парижа.

— Действительно! — согласился с ней лорд Хейвуд. — И я даже помню, что был однажды именно в этом месте.

— С кем? — невольно вырвалось у девушки.

— Мне кажется, я слышу подозрение в вашем голосе? — Он усмехнулся. — Я был там со сварливым старым генералом, который так много выпил за обедом, что с трудом держался на ногах даже с моей помощью.

— Как неромантично!

Лалита откинула голову и звонко рассмеялась.

И в этот момент дверь отворилась, и смех мгновенно замер у нее на устах.

В комнату вошла, словно видение из другого мира, самая прекрасная женщина, которую она когда-либо видела в своей жизни.

На красавице была накинута зеленая ротонда из сверкающего шелка, на голове — прелестная шляпка со страусовыми перьями того же цвета. Она была так восхитительна, так неотразима, что в первый момент Лалита подумала, что перед ней актриса.

При виде гостьи лорд Хейвуд поднялся, и девушка услышала, как он чуть слышно произнес:

— Ирен!

«Так вот она какая, — с невольным смятением подумала Лалита, — знаменитая леди Ирен, о которой так нелестно отзывался Картер и с которой, по его словам, лорд Хейвуд был рад расстаться, уезжая из Парижа».

Леди Ирен обвела взглядом комнату. На ее ярко-красных губах играла вызывающая улыбка, глаза сверкали под сильно накрашенными длинными ресницами.

Однако ее улыбка медленно погасла, когда она взглянула сначала на лорда Хейвуда, затем — на Лалиту.

— Как ты мог, Ромни, приехать в Лондон и даже не навестить меня? — спросила она довольно резким тоном. И, еще раз взглянув на Лалиту, добавила:

— Кто это? И что она здесь делает?

В последних словах красавицы сквозила бешеная ярость, которую та едва сдерживала.

Лалита поднялась на ноги. Леди Ирен подошла ближе, и девушка увидела открытую враждебность в ее взгляде.

И в следующую секунду Лалита приняла почти безотчетное решение. Она должна спасти лорда Хейвуда от этой женщины.

Девушка не думала в этот момент о себе. Она беспокоилась только о нем, так как понимала, что, обнаружив их здесь вдвоем, леди Ирен может поднять такой скандал, который нанесет ощутимый вред лорду Хейвуду.

Действуя импульсивно, словно по наитию свыше, Лалита подошла к леди Ирен и протянула ей руку.

— Полагаю, — сказала она с улыбкой, — вы леди Ирен Давлиш. Я давно хотела с вами встретиться, ведь я столько слышала о вас от своего… мужа.

После слов Лалиты в комнате повисла напряженная тишина. Девушка почувствовала, как лорд Хейвуд и леди Ирен застыли от изумления, словно каменные изваяния.

Затем леди Ирен переспросила:

— Вы сказали… вашего мужа?

Лалита не смела взглянуть на лорда Хейвуда и не сводила глаз с лица женщины, стоящей прямо перед ней.

— Да… мы… поженились недавно, — ответила она, — но, видите ли, мы держим пока в тайне это событие, потому что я… ношу траур по своему дедушке. Но я уверена, что вы все понимаете и не станете никому ничего говорить до тех пор, пока мы не сможем объявить об этом так, как полагается.

— Поженились! — воскликнула леди Ирен, и это слово эхом прокатилось по комнате.

Она шагнула вперед и оказалась лицом к лицу с лордом Хейвудом.

— Как вы могли так поступить со мной? — спросила она, едва владея своим голосом. — Вы не отвечали на мои письма, не сделали никакой попытки увидеться со мной, а теперь я узнаю, что вы — женаты!

Леди Ирен повысила голос:

— Меня еще никогда так не оскорбляли, и я считаю, что ваше поведение отвратительно и недостойно джентльмена!

Лорд Хейвуд произнес с явным усилием:

— Мне лишь остается принести свои извинения, если я огорчил вас.

— Огорчили меня? — повторила леди Ирен вне себя от гнева. — Как вы думаете, что я должна сейчас чувствовать? Когда мы расставались с вами в Париже, вы говорили, вы обещали…

Она с отчаянием взмахнула рукой.

— Но какой смысл сейчас говорить об этом? Вы женаты, а я-то верила… я надеялась…

Леди Ирен была не в силах продолжать, негодование душило ее.

И, внезапно потеряв контроль над собой, она топнула ногой.

— Вы еще пожалеете, что пренебрегли мной, Ромни Вуд! — заявила она с угрозой. — И я добьюсь того, что эту невзрачную крошку не примут ни в одном приличном доме!

Последние слова она буквально выпалила ему в лицо. Развернувшись на каблуках, она словно вихрь в ярости вылетела из комнаты, шурша шелками, напомнившими Лалите шипение клубка змей.

Они стояли и слушали ее удаляющиеся шаги по коридору, пока лорд Хейвуд с некоторым опозданием не вспомнил о хороших манерах и не поспешил вслед за ней.

Оставшись одна, Лалита внезапно почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и медленно опустилась на облюбованную ею низкую скамеечку.

И только тут она с ужасом поняла, что наделала.

Все произошло так быстро, слова о том, что они женаты, сорвались с языка почти помимо ее воли, и она едва могла сообразить в тот момент, насколько все усложнилось после ее неожиданного заявления.

И все же, если Картер был прав — а сегодняшний визит леди Ирен только подтвердил его слова — и лорд Хейвуд был отнюдь не в восторге от того, что она упорно преследовала его, стремясь во что бы то ни стало выйти за него замуж, все сложилось к лучшему. Теперь леди Ирен поймет, что ей больше не на что надеяться, и оставит его в покое.

Но затем Лалита начала беспокоиться, что в действительности все совсем не так просто, как ей представлялось. Поэтому, услышав шаги лорда Хейвуда, медленно возвращающегося обратно, она почувствовала, что вся дрожит от волнения.

Не в состоянии взглянуть ему прямо в лицо из страха увидеть там презрение и негодование, Лалита наклонилась и стала собирать разложенные по полу рисунки.

Она услышала, как он вошел и закрыл за собой дверь, но не подняла головы.

Лорд Хейвуд подошел к ней и встал всего в нескольких футах. Лалита поняла, что он ждет, когда она взглянет на него.

— Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что вы натворили ! — жестко произнес он, и она услышала в его голосе явное осуждение.

— Я думала… Я хотела… помочь вам.

— И для этого вовлекли себя в еще более сложную и запутанную ситуацию, чем до сих пор!

— Но я… не вижу, как это может… повредить мне.

— Не будьте идиоткой! — вспылил лорд Хейвуд. — Вы представляете себе, что произойдет, когда моим друзьям сообщат, что я женился, и они захотят меня поздравить!

— Ну… вы тогда скажете… что это была шутка и вы просто хотели посмеяться над леди Ирен, — тут же нашлась Лалита.

Лорду Хейвуду такое объяснение не показалось достаточно остроумным и уж тем более разумным. К тому же он был уверен, что вся эта история будет иметь серьезные последствия.

Он подошел к окну и встал там спиной к Лалите, уставившись на затягивающееся тучами небо, словно это помогало ему обдумать ситуацию.

— Если я… сделала что-то, что может вам повредить… — тихо сказала девушка, — тогда я… сейчас же покину ваш дом.

— И все же я совершенно не понимаю, зачем вы это сделали, — со вздохом признался лорд Хейвуд.

— Картер сказал мне… что вы… были рады, когда… расстались с ней в Париже, — запинаясь, выдавила она из себя.

— Картер не имел никакого права говорить подобные вещи, — раздраженно бросил лорд Хейвуд.

— Но ведь это — правда?

— Я не собираюсь обсуждать это с вами.

— Но… она не подходит вам… если вы думали жениться на ней!… Она… дурная женщина!

— Откуда вы можете знать? — холодно спросил лорд Хейвуд.

— Но я знаю! Она плохая… злая… я могу поклясться, что она недостойна вас! И теперь, когда она так разозлилась, она… постарается навредить вам, если сможет.

Лорд Хейвуд ничего не ответил, но подумал, что Лалита, к сожалению, права, однако не в его силах было предотвратить месть этой фурии.

Сейчас он был слишком смущен и вместе с тем ошеломлен произошедшим, чтобы объясняться с Лалитой. Но на самом деле он действительно был рад избавлению от Ирен.

Все получилось слишком неожиданно, слишком легко и просто, но мысль о том, что это произошло при участии Лалиты, приводила его в ярость, и он вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

…Лалита сидела, уставившись на рисунки, разложенные возле ее ног на полу, ничего не видящими, полными слез глазами.

Ведь она хотела только помочь ему.

Она попыталась защитить его от леди Ирен, которую еще до своей встречи с ней считала очень дурной женщиной. Теперь же Лалита была совершенно уверена, что леди Ирен даже хуже, чем она о ней думала. Эта красавица была исчадием ада!

Лалита всем своим существом ощущала зло, которое распространяла вокруг себя эта женщина. И в этом леди Ирен была похожа на ее дядю.

Девушка вспомнила волну ненависти и злобы, исходившей от него, когда он настаивал на браке с его сыном Филиппом. Нечто похожее она почувствовала и сейчас в присутствии этой красивой, но злой и коварной женщины.

И Лалита была уверена, что должна была спасти лорда Хейвуда от этой ведьмы, которая, без сомнения, могла лишь разрушить ему жизнь и погубить его душу.

Думая о нем, Лалита была уверена, что, несмотря на его сдержанность, он, как и подобало в ее представлении храброму, благородному человеку, хранил в душе верность самым высоким идеалам.

В то утро, когда они вместе работали в часовне, она думала, что только по-настоящему благородный человек, свято верящий в бога, способен с таким рвением возрождать это святое место.

«Он должен жениться, — сказала себе Лалита, — только на женщине, которая будет вдохновлять его на рыцарские подвиги, достойные монахов, построивших это аббатство во славу божию».

Ей казалось, что именно дух прежних обитателей аббатства помог ей защитить лорда Хейвуда. И пусть он сейчас сердит на нее, но очень скоро обязательно поймет, почему она сделала то, что сделала, и что благодаря ей он избавился наконец от леди Ирен.

«Я ненавижу ее!»— сказала сама себе Лалита, вспоминая с болью в душе, как хорошо им было вместе, пока не появилась она.

Эта красавица принесла с собой мрак и ощущение опасности в это мирное прекрасное место. Лалита чувствовала, как тяжело ей стало на душе. Даже запах чужих духов показался ей зловещим. И, словно присутствие этой женщины отравило сам воздух в комнате, девушка быстро подошла к приоткрытому окну и распахнула его настежь, впуская воздух.

Она почувствовала, какая жара воцарилась снаружи, и заметила, что все небо затянуто тяжелыми грозовыми тучами.

«Кажется, собирается дождь, — мстительно подумала Лалита. — Надеюсь, что ее светлость как следует вымокнет по дороге в Лондон».

Лалита и сама понимала, что это была по-детски глупая, злорадная мысль, но она принесла ей некоторое удовлетворение.

Главное, что ее тревожило сейчас, это гнев его светлости. Он очень рассердился на нее, и теперь она не знала, сможет ли вновь вернуть те счастливые мгновения, когда им было спокойно и хорошо вместе.

— Боже, пожалуйста, помоги мне еще немного, — прошептала она, молитвенно сложив руки.

Но мрачное предчувствие все больше угнетало ее, и с каждой минутой тяжесть, которую она чувствовала на сердце, становилась все невыносимей.

Лалита взглянула на серое небо.

— Пожалуйста… О, пожалуйста, — шептали ее губы. Но ни один солнечный луч не пробился сквозь тяжелую завесу облаков в ответ на ее страстную мольбу.

Глава 6

Лорд Хейвуд лежал в постели, погруженный в свои мысли, и почти не обращал внимания на невыносимую духоту.

Прежде чем лечь спать, он откинул портьеры и открыл окно пошире, но и это не помогало. За день воздух раскалился так, что было трудно дышать. Однако теперь, с наступлением темноты, казалось, стало еще хуже. Душный тяжелый воздух казался плотным, почти осязаемым. Все застыло в неподвижности, как обычно бывает перед сильной грозой.

Однако мысли лорда Хейвуда сейчас были полностью поглощены тем, что произошло недавно в кабинете. Этот инцидент полностью вывел его из себя. Думая о Ладите, вспоминая ее огромные испуганные глаза, с мольбой обращенные к нему, он испытывал жгучий стыд, так как понял с запоздалым раскаянием, что просто вылил на нее свое раздражение и гнев, вспыхнувшие в нем при виде леди Ирен.

Оставив Лалиту в кабинете одну, он отправился на длительную прогулку по окрестностям. Страдая от едва переносимой духоты, он все же сумел несколько успокоиться и привести в порядок свои чувства и эмоции.

Лорд Хейвуд понимал, что перед ним возникла совершенно новая проблема, еще более запутанная, чем все прежние. И хотя он и раньше беспокоился за Лалиту и чувствовал, что несет за нее ответственность, теперь лорд Хейвуд понимал, что положение, в которое она себя поставила, обязывало его что-то для нее сделать.

Весь вопрос только состоял в том, что именно он мог сделать в сложившейся ситуации.

Лорд Хейвуд был совершенно уверен, что после того, как леди Ирен возвратится в Лондон, история о том, что он скоропалительно женился неизвестно на ком, получит самую широкую огласку.

Она не принадлежала к числу тех женщин, которые предпочитают молча переживать свои страдания. Он был уверен, что леди Ирен сделает все от нее зависящее, чтобы привлечь на свою сторону всех знакомых. Изображая себя в роли невинной, оскорбленной жертвы, она непременно попытается убедить их, что лорд Хейвуд бессердечный и вероломный обманщик.

Поскольку ее многочисленные поклонники будут только рады, что он выбыл из игры, они, может, и не станут столь сурово осуждать его, но, чтобы потрафить ей, постараются опорочить его в глазах общества.

Конечно, если учитывать, что леди Ирен была слишком хорошо известна своей неразборчивостью в знакомствах, можно было бы предположить, что более разумные и серьезные люди только посмеются над ее претензиями и скажут, что ему еще очень повезло, раз он сумел вовремя сбежать от нее.

Однако сплетен нельзя было избежать, и интерес всех женщин непременно обратится на счастливую соперницу, неожиданно занявшую место леди Ирен.

«Но что я могу тут поделать?»— растерянно спрашивал себя лорд Хейвуд.

Так и не найдя решения этого вопроса, он вернулся домой в весьма скверном расположении духа.

В результате он был необыкновенно холоден с Лалитой, когда они встретились вечером за обедом.

Он видел, с какой мольбой она смотрела на него. Лорд Хейвуд понимал, что девушка готова просить его о прощении, если, как он считал, она поступила дурно.

Однако они никак не могли поговорить за обедом в присутствии Картера, который без конца приходил, чтобы подать новые блюда и унести грязную посуду. Когда же с едой было покончено, лорд Хейвуд, вместо того чтобы пойти, как они обычно делали, в кабинет, отправился прямиком на конюшню.

Обе лошади, к его удивлению, оказались не в загоне, как он ожидал, а в стойлах.

Что касалось Победителя, это было еще объяснимо, ему нужно было дать отдых, но почему Ватерлоо не гулял в загоне?

Он рассеянно похлопал коня по шее, и его мысли вновь вернулись к Лалите. Но тут к нему подошел Картер.

— Почему ты решил завести лошадей в стойла? — спросил лорд Хейвуд.

— Да сдается мне, что гроза приближается, милорд.

— Это было бы неудивительно, — заметил лорд Хейвуд, — при такой духоте.

— Сегодня после полудня где-то вдали гремел гром, милорд, — продолжал Картер. — И, как мне кажется, сюда идет настоящая буря. Если она нас накроет, то Ватерлоо может сильно занервничать.

Картер усмехнулся и добавил:

— Конь может подумать, что опять попал на боле боя, а он очень уж боится выстрелов, с тех пор как шестифунтовое ядро упало аккурат рядом с вами.

Лорд Хейвуд очень хорошо помнил этот случай. Ватерлоо тогда от страха взвился на дыбы, и только благодаря своему искусству наездника он смог удержаться в седле.

— Ты поступил правильно, что завел лошадей в стойла, — одобрил он. — Нам не нужны новые неприятности.

Говоря это, он понимал, что испуганные лошади могли поранить себя или даже погибнуть, налетев на ограждение или пытаясь перепрыгнуть слишком высокую для них изгородь загона.

Когда лорд Хейвуд вышел из конюшни, все было тихо и спокойно, и он подумал, что, возможно, Картер был излишне осторожен.

И вот теперь, лежа в кровати обнаженный до пояса и мучаясь от жары, он вспомнил слова Картера и подумал, что гроза могла бы сейчас принести желанную свежесть и прохладу, особенно если пройдет проливной дождь. Тогда сразу стало бы легче дышать.

Едва он подумал об этом, как сверкнула молния, осветившая всю комнату ярким, голубоватым светом, и сразу вслед за тем, казалось, прямо над домом раздался оглушительный удар грома.

Это было так неожиданно, что лорд Хейвуд невольно вздрогнул. Он лежал, глядя через открытое окно на черное небо, и ждал, что будет дальше.

Долго ждать ему не пришлось. Сначала — яркий блеск молнии, затем сразу же последовал раскат грома, еще оглушительнее, чем первый. От этого удара в окнах задрожали стекла и даже, как показалось лорду Хейвуду, содрогнулся весь дом.

А затем он услышал, как открылась дверь в его комнату, и повернулся, пытаясь разглядеть в полной темноте своего незваного гостя. Там, в дверном проеме, отделяющем его спальню от бывшей спальни его матери, стоял кто-то в белом.

— Лалита! — воскликнул он.

В этот момент еще одна молния прорезала воздух, освещая испуганное лицо девушки в ореоле светлых волос. Удар грома, последовавший за молнией, был настолько сильным, что почти оглушил их.

В следующую секунду лорд Хейвуд почувствовал, как Лалита, дрожа всем телом, прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.

Изумленный, он обнял ее обеими руками. Прижимаясь к нему всем телом, девушка упала возле него на кровать.

Он чувствовал, как она дрожит, и ощущал жар ее тела сквозь тонкую ткань ночной рубашки.

— Все хорошо, — успокаивающе произнес он.

— Я… боюсь…. она… ударит прямо в дом! — услышал он ее бессвязный шепот.

Сразу за ее словами вновь сверкнула ослепительная молния, осветив всю комнату, и сразу раздался удар грома, от которого задрожали стены.

Лорд Хейвуд непроизвольно сжал руки и притянул девушку ближе к себе. В ту же секунду, подобно вспышке молнии, его пронзила мысль, что он бесконечно любит ее.

Но почти одновременно с этим он вдруг осознал, что любовь уже давно жила в его сердце, только он не хотел признаваться себе в этом. Понял лорд Хейвуд и другое — что он любит так, как никогда и никого прежде не любил.

— Неужели вы не боитесь грозы? — спросила Лалита дрожащим голосом.

От страха все ее тело била мелкая дрожь.

Задавая вопрос, Лалита подняла голову, и в свете молнии лорд Хейвуд увидел ее широко открытые, испуганные глаза, обращенные к нему, белое как мел лицо и полуоткрытые дрожащие губы.

Он видел ее всего долю секунды, но прелестный облик девушки ярко запечатлелся в его памяти.

Не в силах совладать со своими чувствами, он придвинулся к ней ближе и приник губами к ее губам.

В первое мгновение Лалита не могла поверить в то, что случилось. Но внезапно ее ужас перед грозой исчез.

Его горячие губы, его сильные, жаркие объятия вытеснили из ее сознания все, что волновало ее еще минуту назад. Она уже не замечала бури за окном. Она вообще ничего не замечала. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме самого дорогого для нее на земле человека и того вихря чувств, который он вызвал в ней своей лаской.

Отвечая на его поцелуй, она поняла, что именно этого ждала уже давно, не понимая этого и не решаясь признаться себе.

Лалита мгновенно забыла, что еще несколько часов назад чувствовала себя такой несчастной из-за того, что он рассердился на нее. Волна бесконечной радости и счастья захлестнула девушку. Она почувствовала такой восторг, такой всплеск чувств, который, как ей всегда казалось, мог существовать только в ее мечтах.

Его губы, сначала такие горячие и властные, овладели ее губами с жаром и страстью. Но через какое-то время, почувствовав ту невидимую, но прочную связь, которая возникла между ними, он стал целовать ее с удивительной нежностью.

Это показалось девушке настоящим чудом. На какой-то миг она подумала, что грезит наяву, что это не может быть правдой, что так не бывает…

Но еще через мгновение она все же поняла, что это не сон и не мечты, что лорд Хейвуд из плоти и крови здесь, рядом с ней, что его сильные руки обнимают ее, словно пытаясь защитить от всех бед и несчастий в мире, что его губы все еще держат ее в сладостном плену..«.

Несколькими минутами позже он поднял голову и, когда она чуть слышно застонала, испугавшись, что он сейчас уйдет от нее, прошептал каким-то незнакомым голосом:

— Боже мой, девочка, что ты делаешь со мной?

А затем начал целовать ее снова.

Его поцелуи были требовательны, словно он хотел подчинить ее себе, и в то же время, казалось, он умоляет ее о чем-то, так что ей самой хотелось отдать ему все, что он желал.

» Я принадлежу ему! Я всегда ему буду принадлежать!«— с восторгом подумала Лалита.

Впрочем, ни о чем другом она и не могла сейчас думать. Своими поцелуями лорд Хейвуд пробудил в ней такие удивительные чувства и незнакомые ей прежде сладостные ощущения, о существовании которых она даже не подозревала или не думала, что способна на них.

Ей казалось, что каждый нерв в ее теле трепетал от возбуждения и восторга. Она чувствовала, что растворяется в нем, становится его частью, словно они больше не были двумя разными людьми, а превратились в одно целое.

Он продолжал целовать ее, и никто из них не заметил, что гроза постепенно ушла и теперь лишь неяркие вспышки молнии да затихающие вдали раскаты грома напоминали о ней. Но она сделала свое благодатное дело.

За окном начался ливень, который принес долгожданную свежесть и прохладу, очищая воздух и изгоняя прочь удушливую жару.

Его поцелуи дарили ей блаженство, и в эти мгновения Лалита чувствовала, что летит в пространстве, оставив где-то далеко внизу бренную землю…

Должно быть, прошло довольно много времени, прежде чем лорд Хейвуд оторвался от ее губ и произнес незнакомым ей, нетвердым голосом:

— Моя милая, сокровище мое, этого не должно было произойти, это дурно.

— Но как это может быть дурно? — спросила Лалита, прерывисто вздохнув. — Ведь это… чудесно, и я… люблю тебя!

— И я! Видит бог, как я люблю тебя! — ответил лорд Хейвуд. — Но у меня ничего нет, что я мог бы дать тебе!

— У тебя есть все… все, о чем я только могла мечтать… или хотела… или представляла себе, что когда-нибудь найду…

Ему показалось, что Лалита с трудом подавляет рыдания. После паузы она добавила:

— Я никогда не представляла себе, что… любовь может быть так восхитительна!

— Так же, как и я, — ответил лорд Хейвуд, нежно глядя ей в глаза. — И я никогда не любил никого так, как люблю тебя.

— Это правда? — прошептала она.

— Мне очень хочется убедить тебя, что это правда. Но, сокровище мое, мы должны быть благоразумны.

— Зачем? — удивилась она.

У нее было предчувствие, что он сейчас скажет то, чего она совсем не хотела услышать. Не давая ему ответить, Лалита подняла руку и нежно дотронулась до его лица, едва различимого во мраке комнаты.

— Ты правда меня любишь? — спросила она.

— Я люблю тебя, но у меня есть здравый смысл и, возможно, чувство порядочности. Что я могу предложить тебе? Ты ведь знаешь, в каком состоянии мои дела.

— Но в тебе одном — вся моя жизнь…все, что бы я хотела получить в этой жизни и о чем когда-либо мечтала, — прошептала Лалита.

— Ах, моя любимая, как я могу быть уверен в этом? — спросил он.

Лорд Хейвуд позволил ей откинуться на подушки, а сам, склонившись над ней, вновь стал покрывать поцелуями ее губы, глаза, шею, снова губы… Его поцелуи были нежными, но настойчивыми… и страстными.

По ее учащенному дыханию, по тому, как она сжала пальцы у него на плечах, он понял, что возбудил в ней чувства, которые очень сильно отличались от того, что она когда-либо ранее испытывала. И это несколько отрезвило его.

Внезапно он оторвался от ее губ и откинулся навзничь на подушки, тяжело дыша. Пытаясь справиться с собой, он старался не глядеть на девушку, на ее прелестное лицо, на манящие своей нежностью губы, на ее трепещущую, соблазнительную грудь, отчетливо вырисовывающуюся сквозь полупрозрачную ткань ночной рубашки. Судорожно сглотнув, он отвернулся и уставился в окно.

Дождь прекратился, тучи рассеялись. Высоко в вышине сверкали звезды на черном бархате неба.

— Это не должно было случиться! — повторил лорд Хейвуд. — Но, сокровище мое, как бы это ни было дурно, я ничего не мог с собой сделать!

— Ты хочешь сказать, что это дурно… для тебя… меня любить? — спросила тихо Лалита. — Но я не верю, что в этом чувстве… таком совершенном…. таком божественном, может быть что-то дурное!

Он не ответил, и она продолжила:

— Сегодня, когда ты помогал мне убираться в часовне, я поняла, что ты благородный, великодушный и что ни один другой мужчина на свете не может быть таким… замечательным! Но даже тогда я еще не понимала, что то, что я чувствую к тебе… это и есть любовь.

Она подняла руку и коснулась его лица.

— В любви не может быть… ничего дурного… я уверена в этом.

— Дело не в самой любви, — отвечал лорд Хейвуд, и Лалита почувствовала, что слова даются ему с трудом. — Все дело в том, что я не могу просить тебя стать моей женой, зная, какие лишения и нужду тебе придется терпеть вместе со мной.

— А ты… хочешь, чтобы я… стала твоей женой? — еле слышно спросила Лалита, чувствуя, как от волнения у нее кружится голова.

— Конечно, я хочу этого! — ответил он пылко. — Больше всего на свете я хочу, чтобы ты принадлежала мне, стала моей единственной любовью на всю оставшуюся жизнь.

Он улыбнулся, затем добавил:

— Такое со мной случается впервые в жизни, чтобы я просил кого-то выйти за меня замуж или даже просто желал назвать кого-нибудь моей женой. Но я знаю только одно, любовь моя: даже не подозревая об этом, я всегда ждал тебя. Именно тебя.

— Я рада, я так рада! — воскликнула Лалита. — Только представь, что, если бы мы встретились, когда ты был бы уже женат! Это было бы ужасно!

Когда она говорила, то думала о леди Ирен, и, догадавшись об этом, лорд Хейвуд резко сказал:

— Забудь о ней! Ей не удастся испортить нам жизнь, и я ни за что не позволю ей причинить тебе вред!

— Мне ничего не угрожает, — сказала Лалита, — пока ты… не захочешь бросить меня или… не отошлешь домой.

Последние слова она произнесла таким тоном, что лорд Хейвуд понял: она боится, что он действительно может это сделать.

— И это как раз именно то, что я обязан был бы сделать, — сказал он, но не слишком уверенным тоном.

— Ничто… никакие силы в мире меня не заставят оставить тебя… теперь! — заявила Лалита. — Все, что я хочу, это остаться с тобой в аббатстве… и жить долго и счастливо… как говорится в сказках.

— Ты мое сокровище, — прошептал он. Он вновь повернулся к ней. При ярком свете луны лорд Хейвуд мог рассмотреть ее нежное лицо, пышные волосы, разметавшиеся на подушке, сияющие глаза, внимательно изучающие его лицо.

— Ты так прекрасна! — сказал он. — Если ты приедешь в Лондон, то сразу же обнаружишь, что стоит тебе только захотеть, и любой мужчина окажется у твоих ног. И ты тогда выберешь себе в мужья того, кто сможет одеть тебя в шелка и бархат, усыпать драгоценностями, дать тебе титул и жизнь спокойную и роскошную, которой только и достойна твоя красота.

— Но никто из них не сможет дать мне такой великолепный дом, как этот, — отвечала Лалита. — И никакой другой мужчина на свете, кроме тебя, не сможет подарить мне эти сияющие звезды, которые смотрят сейчас на нас с небес, и солнце своей любви, что будет согревать мне сердце… изо дня в день в течение всей нашей жизни… Нашей совместной жизни…

Ее слова звучали в его ушах самой восхитительной музыкой на свете. И когда, справившись со своим волнением, лорд Хейвуд заговорил, она поняла, что он глубоко тронут ее словами.

— Что я должен сделать, чтобы быть достойным твоей любви?

С этими словами он легко провел согнутыми пальцами по ее тонким, чуть вразлет, бровям, затем вниз, вдоль линии носа. Теми же ласкающими движениями, едва касаясь кожи, он медленно очертил линию ее губ, сначала верхней, потом нижней. Лорд Хейвуд почувствовал, как его легкие прикосновения снова заставили ее дрожать от наслаждения, как тогда, когда он целовал ее в шею.

— Я люблю тебя! — прошептала она. — И когда ты так делаешь, мне хочется… целовать тебя… и целовать… и чувствовать, как ты обнимаешь меня… очень крепко.

— Любимая моя, это только начало. Нам предстоит изведать в любви еще очень многое…

А затем он снова ее целовал, и Лалита почувствовала, что не в силах вынести этот восторг и что еще немножко, и она просто умрет от счастья и наслаждения.

Внезапно лорд Хейвуд прервал поцелуй и резко отодвинулся на другой край кровати.

Быстрым движением он подхватил длинный шелковый халат, который лежал на одном из кресел возле кровати, надел его и, поднявшись, подошел к окну. Он стоял у открытого окна, вдыхая свежий ночной воздух, подставив разгоряченное лицо прохладному ветерку.

Глядя на погруженный в тишину, умытый дождем сад, на мерцающую в тусклом свете звезд мокрую листву, он пытался хоть на миг отвлечься от властного зова ее губ и рук. Но усилия его были тщетны. Глядя на звезды, он видел ее глаза, а ласковый влажный ветерок, касающийся его разгоряченной кожи, был так нежен, как ее губы.

Пытаясь успокоиться, он старался глубоко и ровно дышать. Неожиданно за спиной его прозвучал тихий испуганный голос, полный раскаяния:

— Я что-то…сделала не так?.. Ты сердишься на меня? Лорд Хейвуд издал странный звук, который можно было бы принять за смех, если бы он не прозвучал с таким отчаянием. Затем повернулся и снова подошел к кровати, сев на ее край лицом к девушке.

Теперь он мог хорошо рассмотреть ее и невольно подумал, что никогда еще не видел такой прелестной, похожей на сказочную фею девушки. Ему на миг показалось, что она плод его воображения, что он просто придумал ее. И вот теперь, благодаря какому-то волшебству, она внезапно превратилась в реальную, живую и в то же время немного сказочную красавицу.

Он увидел, что она взволнованно смотрит на него в ожидании его ответа.

— Такой чудесной девушки никогда еще не было в моих объятиях, — нежно сказал он. — Но, любовь моя, я мужчина, и рядом с тобой, когда ты так волнуешь меня, мне очень трудно помнить о том, что я должен вести себя как джентльмен.

— А я… правда… волную тебя? — покраснев от удовольствия, спросила девушка.

— И даже слишком сильно, для того чтобы продолжать жить так, как мы жили до сих пор, — отозвался он. — Поэтому, любимая, мы должны пожениться в ближайшее время.

Она чуть слышно ахнула, и глаза ее засветились от счастья.

— Ты… действительно хочешь жениться на мне?

— Если только ты поклянешься, что любишь меня так, что никогда не станешь сожалеть об этом или упрекать меня в том, что я воспользовался твоей неопытностью и женился на тебе помимо твоей воли.

— Если ты не женишься на мне, — сказала Лалита, — мне остается только… умереть. Потому что… тогда у меня не останется больше ничего, ради чего стоит жить.

Она крепко сжала пальцами его руку.

— Как я могу… отказаться от тебя? Как я могу отказаться от счастья, которого я до встречи с тобой никогда прежде не знала, от этого чуда — стать твоей женой… это для меня все равно что жить в раю!

— Надеюсь только, что ты всегда будешь так думать! — воскликнул растроганный лорд Хейвуд.

— Я буду очень стараться… чтобы сделать тебя… таким же счастливым, как и я сама.

— Сокровище мое, это именно то, что я и сам хотел сказать тебе, — ответил лорд Хейвуд.

Он видел, каким счастьем осветилось ее лицо, и это же счастье сейчас отражалось в сверкающих, как звезды, глазах, когда она смотрела на него.

Лорд Хейвуд почувствовал, что она тянется к нему, что ее губы зовут его к поцелуям.

Из последних усилий он держал себя в руках. Обнимая ее, он старался, чтобы его нежные объятия не переросли в бурю страсти, которая бушевала сейчас в его сердце и которая могла смести все его благие намерения.

— Послушай, любимая, — сказал он тихо, — ты должна вернуться к себе в спальню. Завтра я пошлю Картера в Лондон, чтобы взять специальное разрешение на брак, и, как только он вернется, я тут же попрошу местного священника, который знает меня еще с детства, обвенчать нас здесь, в нашей часовне.

Лалита порывистым движением села.

— Это именно то, чего бы мне больше всего хотелось, — радостно сказала она. — Мы украсим всю часовню цветами. Хотя это будет тайное бракосочетание, зато на свете никогда не было и не будет более счастливой невесты и более великолепной свадьбы.

— И ни у одного жениха не было и не будет более очаровательной невесты, — добавил с улыбкой лорд Хейвуд.

— Это будет… просто замечательно! — пробормотала Лалита и добавила, вздохнув от нетерпения:

— Как я хотела бы, чтобы быстрее прошла эта ночь и мы могли без промедления отправить Картера в Лондон.

— Ты так же нетерпелива, как и я, — улыбаясь, сказал лорд Хейвуд.

Он поднялся сам и потянул за собой Лалиту, не отрывая взгляда от ее губ.

Теперь, когда она стояла перед ним в полупрозрачной ночной рубашке, он мог с восхищением оценить, как изящна и стройна была ее фигура. Ему пришлось сделать немалое усилие — о чем она, впрочем, даже не подозревала, — чтобы не прижать ее к себе и не осыпать вновь поцелуями.

Вместо этого он потянул ее за собой через свою спальню к двери в смежную комнату, где спала Лалита. Они вместо вошли туда.

Все шторы были задернуты, но лорд Хейвуд зажег свечу на столике возле кровати. Пока он это делал, Лалита скользнула под покрывало.

В комнате явственно ощущался нежный аромат роз. Это пахли цветы в вазе, которую Лалита поставила на столик между окнами. Такой же точно запах исходил и от ее волос, когда он целовал ее, вспомнил лорд Хейвуд.

Он подумал, что, со своей невинностью и чистотой, она сама походила на цветок белой розы на кустах, что росли в изобилии в розарии сада. С внезапно нахлынувшей на него нежностью лорд Хейвуд вспомнил, что это были любимые цветы его матери.

Сев возле нее на край кровати и не отрывая от нее своего восхищенного взгляда, он думал о том, что другой такой же прекрасной и в то же время чистой и невинной женщины нет на свете. Если бы он не встретил Лалиту, то считал бы, что такого чуда вообще не существует на земле.

Она предстала перед ним как воплощение самой юности и красоты. И он знал, что должен защищать ее от всего мира и даже от себя самого.

— Я люблю тебя, сокровище мое, — сказал он своим глубоким, проникновенным голосом, — и, когда мы поженимся, я смогу доказать тебе, как страстно я хочу, чтобы ты принадлежала мне. Но мы должны подождать, пока бог не соединит нас и не благословит наш брак.

Он говорил тихо и нежно и в то же время очень серьезно. Лалита поняла, что он старается объяснить ей что-то очень для него важное.

Увидев, что она несколько сбита с толку, лорд Хейвуд улыбнулся и добавил:

— Я хочу, чтобы ты поняла, моя любимая, что не должна приходить ко мне в спальню, как ты сделала это сегодня ночью, до тех пор, пока я Не надену на твой палец обручальное кольцо.

Лалита беспечно улыбнулась.

— Наверное, это было не совсем правильно… и даже, наверное, неприлично, — сказала она, — но только я не жалею об этом. Если бы я не пришла сегодня к тебе., возможно, ты так никогда бы и не сказал, что… любишь меня.

В этом не было никакого сомнения, и лорд Хейвуд мог лишь по достоинству оценить ее чуткость в отношении его чувств.

— Рано или поздно, но это все равно бы произошло. Гроза, без сомнения, предоставила нам для этого прекрасный случай, но я уже давно мечтал поцеловать тебя, — признался он. — Сегодняшняя ночь просто ускорила наше объяснение.

— Ты. , давно хотел… поцеловать меня?

— Ты так прелестна, моя любимая, что от этих мыслей мне было очень трудно удержаться.

— Тогда, пожалуйста… поцелуй меня еще раз.

С этими словами она протянула к нему руки. Лорд Хейвуд нагнулся к ней, быстро притянул ее к себе, крепко обнял и прижался губами к ее губам.

Поцелуй длился всего мгновение, а затем он быстро выпустил ее из объятий и поднялся на ноги.

— Теперь спи, любовь моя, — сказал он решительно. — А завтра, как только ты проснешься, мы начнем все готовить к нашей свадьбе. И до того, как священник обвенчает нас, я намерен вести себя так, чтобы не разочаровать твою матушку, если бы она была жива.

— Я уверена, что твоя мама знает, как… мы счастливы… и радуется за нас, — прошептала Лалита, тронутая его словами. — Я знаю, что она… хотела бы, чтобы я заботилась о тебе и… любила тебя.

— И также, чтобы я заботился о тебе. Он наклонился и еще раз поцеловал ее так нежно, что у Лалиты защемило сердце. А затем он задул свечу.

— Спокойной ночи, моя восхитительная будущая женушка, — сказал он. — Надеюсь, что ты будешь думать обо мне.

— О ком же я еще могу думать? — нежно проворковала Лалита.

Она услышала, как закрылась дверь между их комнатами, и едва подавила в себе желание побежать вслед за ним и еще раз сказать, как сильно она его любит.

Но она знала, что он бы этого не одобрил, и решила, что будет вести себя так, как он этого ждет от нее.

Опустившись снова на подушки, Лалита лежала и счастливо улыбалась, заново переживая все волнующие события этого восхитительного вечера, начавшегося со страшной грозы. Она с восторгом вспоминала его поцелуи и вновь удивлялась тем необыкновенным чувствам, которые он пробудил в ней. И еще она думала о том изумительном, не правдоподобном счастье, которое так скоро ждет их обоих.

» Как же могло случиться, что мне так невероятно повезло и я встретила такого удивительного, великолепного мужчину?«— спрашивала она себя, все еще боясь поверить своему счастью.

Лалита обратилась к богу с благодарностью, и казалось, что слова, которые она шептала в темноте, молитвенно сложив руки, сами возникали в ее голове.

— Благодарю тебя, господи, — повторяла она снова и снова, — за то, что ты дал мне любовь… Благодарю тебя зато, что привел меня сюда… и позволил мне обрести счастье с таким удивительным, таким необыкновенным человеком…

На следующее утро Лалита поднялась с первыми лучами солнца. Она вся горела нетерпением и не хотела терять ни одной минуты, которую могла провести с лордом Хейвудом.

Интересно, думала она, скоро ли он поднимется. Быть может, то, что предыдущей ночью они легли спать так поздно, приведет к тому, что теперь он проспит дольше обычного.

Пока Лалита лежала, раздумывая над этим, она услышала, как тихо скрипнула дверь его комнаты и по коридору мимо ее спальни кто-то осторожно прошел. Значит, лорд Хейвуд уже поднялся.

Она быстро соскочила с кровати и принялась приводить себя в порядок. Хотя ей очень хотелось побыстрее спуститься вниз, ее женская природа все же взяла верх, и оттого, что ей хотелось как можно лучше выглядеть перед любимым человеком, она затратила на прическу и одевание гораздо больше времени, чем обычно.

Наконец она спустилась вниз, одетая в костюм для верховой езды, принадлежащий его матери.

Так как было слишком жарко, Лалита не стала надевать жакет и осталась в легкой белой блузке, отделанной кружевами. В этом костюме она выглядела еще более юной, будто только что покинула классную комнату.

Едва она вошла в столовую, как лорд Хейвуд поднялся ей навстречу. Ему показалось, что вместе с ней в комнату ворвалось утреннее солнце, залив все вокруг своим сияющим благодатным светом.

Лалита подбежала к нему. Ее сверкающие от счастья глаза излучали такую радость, что казались огромными и занимали почти все ее личико.

— Вы хорошо спали? — участливо спросил лорд Хейвуд.

— Я долго думала о… вас… до того, как уснула. Ее голос был едва слышен. Затем, уже громче, она спросила:

— Скажите… это все было на самом деле… прошлой ночью? Вы правда сказали мне, что… любите меня?

— Я люблю вас!

И им больше не нужно было ничего говорить.

Любовь окутала их сверкающим плащом, сам воздух, казалось, был пропитан ею и дрожал от напряжения. И, хотя лорд Хейвуд даже не притронулся к ней, девушке казалось, что его руки крепко обнимают ее, а губы приникли к ее губам.

А затем в столовую вошел Картер с подносом, но от его присутствия чары не рассеялись.

Время от времени, забывая о еде, они замирали, глядя друг другу в глаза. И в эти мгновения им не нужны были слова, они все понимали и так.

После завтрака, когда лорд Хейвуд сказал Картеру о своем решении послать его в Лондон за специальным разрешением на брак, он понял по выражению лица молодого человека, что это не было для него сюрпризом.

— Мои поздравления, милорд, — сказал Картер, весело улыбаясь. — И если вы спросите меня, то это самое лучшее из всего того, что ваша светлость когда-нибудь делали. Мисс Лалита — как раз такая жена, которую я бы для вас выбрал, если б только вы спросили мое мнение.

Лорд Хейвуд рассмеялся. Такое мог заявить только Картер.

— Я очень рад, что она тебе по душе.

— Да еще как по душе, милорд, — ответил Картер. — И мисс Ладите больше не придется тревожиться за себя, куда ей деваться. Уж мы, верно, сумеем о ней позаботиться. С нами ей будет безопасно.

— Да, Картер, мы сумеем о ней позаботиться, — серьезно произнес лорд Хейвуд.

Когда Картер был уже готов отправиться в путь и лорд Хейвуд стал писать их имена, чтобы затем их занесли в документ, он обратился к Лалите:

— Это выглядит совершенно нелепо, любовь моя, и никто бы этому ни за что не поверил, но я так до сих пор и не знаю, как тебя зовут.

— Моя фамилия… Дункан.

Лалита произнесла это таким тоном, что лорд Хейвуд понял: она ожидала, что это имя должно быть ему знакомо, но, как он ни пытался вспомнить что-нибудь связанное с фамилией Дункан, в эту минуту ему ничего не приходило на ум.

— Кстати, — сказал он, — не пора ли рассказать мне всю вашу таинственную историю… от начала и до конца?

— Ну, это… длинная история, а нам… еще столько надо сделать сегодня, — неуверенно сказала Лалита. — Пожалуйста… подождите… еще немного… хотя бы до завтрашнего вечера!

Она была так мила, что лорд Хейвуд подумал с нежностью, что стоит ей только попросить, и он готов достать для нее луну с неба, а не только подождать с выяснением ее тайны. К тому же сейчас ее секрет уже не казался ему таким важным, раз они любят друг друга и скоро она станет леди Хейвуд.

» Завтра вечером я все объясню ему, — решила Лалита. — Раз мы будем уже женаты, он ничего не сможет сделать… хотя, конечно, очень рассердится «.

После отъезда Картера они вместе поехали на верховую прогулку.

Картер уехал в Лондон верхом на Ватерлоо, так как Победитель устал после двух дней долгого пути. Они решили ехать медленно, не подгоняя лошадей, чтобы дать им отдых. Лалита ехала на лошади, которую Картер одолжил у арендатора.

Их вполне устраивало, что не надо было никуда спешить. Они медленно ехали через тенистый лес, наслаждаясь тишиной и покоем, любуясь цветами и бликами солнца в зеленой листве. Они непринужденно болтали о пустяках или просто молчали, чувствуя неразрывную связь друг с другом, и для этого им не нужны были слова.

Вернувшись в аббатство, они решили продолжить уборку часовни.

Когда они вошли в нее, то увидели, как две маленькие пичужки порхают под потолком. Глядя на них, лорд Хейвуд заметил:

— Надо найти какого-нибудь стекольщика, чтобы вставил оконные стекла. Хотя, пожалуй, пока я не могу себе этого позволить. Придется мне самому забраться по лестнице наверх и закрыть дыры бумагой.

— И вы думаете сами это сделать? — удивилась девушка.

— Конечно, — улыбнулся он. — Надеюсь, вы скоро поймете, что я очень многое могу делать своими руками.

— Думаю, вы можете делать абсолютно все, что захотите, — ответила ему Лалита. — Я ведь уже говорила, что верю, будто вы все можете и обязательно всего добьетесь.

— На самом деле я добился только одного в своей жизни, что действительно очень важно для меня, — сказал он нежно. — Твоей любви.

Они взглянули друг на друга, охваченные теми же чувствами, что и прошедшей ночью. Но сейчас они находились в святом месте, и лорд Хейвуд не решился ее поцеловать, как бы ему этого ни хотелось.

Он поспешил вернуться к своему занятию и принялся тщательно подметать выложенный плитами пол. Лалита в это время отчищала и натирала до блеска ограду и подсвечники. Они нашли груду подсвечников, сваленных за алтарем, закопченных до черноты, так как их давно никто не чистил.

Подошло время ленча, и они прервали работу, чтобы немного отдохнуть. Лалита спросила:

— Как вы думаете, Картер успеет вернуться к вечеру?

— Он заверил меня, что будет здесь к тому времени, когда надо будет готовить обед, — ответил лорд Хейвуд.

— Так значит, мы можем пожениться уже сегодня? — прерывающимся от волнения голосом спросила Лалита.

— Почему бы и нет?

По тому, как засветилось ее лицо, он понял, что эта мысль ее очень обрадовала.

Девушка сняла просторный фартук, который надевала во время работы на прелестное муслиновое платье, принадлежавшее когда-то его матери, и они вышли из часовни. Часовня соединялась с главным зданием длинной галереей, поэтому они прошли в дом, не выходя на улицу.

Войдя в нижний зал, они услышали стук колес по гравию. Видимо, какой-то экипаж подъехал к главному входу.

Лалита неуверенно взглянула на лорда Хейвуда.

— Должно быть, кто-то приехал к вам с визитом. Мне, вероятно, следует спрятаться?

— Разумеется, нет! — воскликнул он. — Мы просто преподнесем визитерам туже самую историю и скажем, что уже женаты.

Он прошел к главной двери, которую Картер оставил открытой, так как день снова был очень жаркий.

Какой-то человек уже поднимался по ступеням в дом. За его спиной виднелся фаэтон, в котором остался другой мужчина, более молодой. Он смотрел в их сторону, пересаживаясь тем временем на место возничего.

Не успел лорд Хейвуд понять, что происходит, как услышал позади себя сдавленный возглас Лалиты, полный ужаса.

— Дядя… Эдуард, — прошептала она едва слышно, когда мужчина вошел в дом.

Увидев девушку, он прямиком направился к ней. Этот джентльмен был самой отталкивающей наружности, какую только можно себе представить.

Длинный нос и глубоко посаженные глаза отнюдь не украшали его, но особенно неприятным было выражение злобного торжества, отразившееся на этом хищном лице, когда он увидел девушку, сжавшуюся от страха за спиной лорда Хейвуда.

— Ага! Так вот ты где! — воскликнул новоприбывший с нескрываемой злобой. — Это последнее место, где я мог ожидать тебя встретить! И все же, когда леди Ирен Давлиш, застигнутая в дороге грозой, заехала в Мэнор и описала особу, на которой женился ее любовник, я понял, что ошибки быть не может.

Когда лорд Хейвуд понял, что Лалита от ужаса не может вымолвить ни слова, он вышел вперед, пытаясь загородить ее, и спокойно сказал:

— Поскольку вы не представились, я был бы рад услышать ваше имя. Меня зовут, как вы, очевидно, уже знаете, лорд Хейвуд.

— А мое, как вы, без сомнения, должны были давно узнать, Эдуард Дункан! — заявил тот, зло сверкая глазами и брызгая слюной. — И хотя, лорд Хейвуд, вы, может быть, воображаете себя большим ловкачом, я заявляю вам, что вы просто коварный, подлый охотник за наследством, и вы никак не сможете этого опровергнуть!

Он говорил с такой яростью и убежденностью, что лорд Хейвуд в изумлении уставился на него.

— Уж не вообразили ли вы, — продолжал дядя Лалиты, все более распаляясь от ярости, — что можете безнаказанно похитить богатую наследницу и обманом заставить ее выйти за себя замуж без согласия опекуна? Так вот, вы заблуждаетесь! Ничего у вас не выйдет!

— Нет… нет, дядя Эдуард! — крикнула Лалита, выходя вперед. — Все, что вы говорите, это… не правда. Лорд Хейвуд ничего не знает о моем богатстве! Он… женился на мне потому, что… мы любим друг друга! И вы ничего уже не сможете с этим поделать!

— Я все могу и намерен сделать все, что надо, — заявил Эдуард Дункан. — Неужели ты думаешь, что хоть один человек при дворе поверит, что нищий Хейвуд, у которого не осталось ни гроша в кармане, представления не имел, с кем имеет дело, и не понимал, что, женившись на тебе, вернее, на твоих деньгах, он сможет содержать этот дом и заплатить долги своего отца?

Эдуард Дункан издевательски расхохотался и продолжал:

— Идем, я забираю тебя с собой. Я добьюсь, что твой брак будет объявлен недействительным, а затем ты выйдешь замуж за Филиппа, как и было сразу задумано.

— Я не выйду замуж… за Филиппа… и ни за кого другого! — крикнула в отчаянии Лалита.

Эдуард Дункан протянул руку и цепко ухватил ее за запястье. Девушка попыталась вырваться, но тщетно.

Лорд Хейвуд шагнул вперед, но негодяй вытащил пистолет.

— Держитесь подальше от нее, Хейвуд, — заявил он, — или я пристрелю вас на месте, как куропатку! Я забираю свою племянницу с собой! А потом вы можете доказывать на нее свои права сколько угодно. Сейчас Лалита уйдет со мной, и даже не пробуйте меня остановить! Вы об этом пожалеете!

— Я не пойду с вами! Я хочу остаться! — закричала Лалита.

— Лалита останется здесь, — отрезал лорд Хейвуд.

— С какой это стати? — насмешливо спросил Эдуард Дункан. — Вы совершили незаконный поступок, Хейвуд, и если вы вмешаетесь, то я упрячу вас на каторгу за похищение моей несовершеннолетней племянницы.

С этими словами он направился к двери, таща за собой упирающуюся Лалиту.

Девушка сопротивлялась как могла, но Эдуард Дункан был очень силен и почти не обращал внимания на ее тщетные усилия.

— Прежде всего вы выслушаете, что я вам скажу, — твердо заявил лорд Хейвуд.

Он бросился вслед за ними через парадную дверь и остановился на верхней ступени, пока Эдуард Дункан тащил Лалиту вниз за собой.

— Не подходите, или очень об этом пожалеете! — крикнул он лорду Хейвуду.

При этих словах он изо всех сил дернул Лалиту за руку, и девушка, не удержавшись на ногах, упала и скатилась по ступеням.

Этого лорд Хейвуд не смог вынести. Он бросился вниз на Эдуарда Дункана и сбил его с ног. Тот упал, с размаху ударился головой о край каменной ступени и потерял сознание. Пистолет с глухим стуком выпал из его рук.

Лорд Хейвуд поднялся на ноги и, подхватив обмякшее тело Эдуарда Дункана, стащил его вниз и отнес к стоящему у лестницы фаэтону.

Опустив обмякшее тело на пол экипажа, он обратился к молодому мужчине, который все еще держал вожжи и испуганно глядел на пылающего яростью лорда.

— Заберите этого типа отсюда и постарайтесь, чтобы он больше здесь никогда не появлялся!

— Вы не смеете так обращаться с моим отцом! — воскликнул молодой человек дрожащим не то от страха, не то от негодования голосом.

— Если это ваш отец, то мне искренне вас жаль, — резко ответил лорд Хейвуд. — А теперь убирайтесь с моей земли, и чем быстрее, тем лучше.

Его угрожающий тон, без сомнения, напугал Филиппа Дункана, и он готов был беспрекословно слушаться.

Молодой человек нервно стегнул лошадей, и экипаж покатил прочь. Одна нога Эдуарда Дункана, лежащего без чувств на полу фаэтона, свесилась наружу и раскачивалась при движении экипажа из стороны в сторону.

Такой эта картина и запечатлелась в памяти лорда Хейвуда, и потом он всегда вспоминал ее, когда речь заходила о бешеном дяде Лалиты.

Проводив удаляющийся фаэтон взглядом, лорд Хейвуд наклонился, чтобы взять пистолет, который скатился по ступеням и теперь лежал у подножия лестницы.

Затем он повернулся и увидел, что Лалита уже поднялась и стоит, виновато глядя на него.

Она была очень бледна и сильно напугана.

— Вы… спасли меня! — воскликнула она. — Я так боялась, что ему удастся… увезти меня отсюда!

Лалита была готова зарыдать, но ее остановило холодное выражение лица лорда Хейвуда. Она с тревогой увидела, что на нем нельзя было сейчас прочитать ни сочувствия, ни нежности.

Все еще держа пистолет в руке, лорд Хейвуд поднялся по ступеням.

Поравнявшись с ней, он мрачно сказал:

— Мне кажется, пришло время, когда вы просто обязаны мне все объяснить, Лалита. Я хочу наконец услышать всю правду. И прямо сейчас!

Глава 7

Лорд Хейвуд прошел через зал и, не останавливаясь, решительным шагом направился прямо в кабинет.

Лалита потерянно следовала за ним. Ее охватило безнадежное отчаяние, все рушилось прямо на глазах. Все, о чем она мечтала и что так чудесно начиналось, могло сейчас безвозвратно погибнуть. Неужели она потеряет то, что значило для нее так много? Что стало для нее смыслом жизни!

Она закрыла за собой дверь в кабинет и встала прямо перед лордом Хейвудом, с мольбой глядя на него. В ее глазах, огромных и тревожных, как у испуганной лани, отражались все ее сомнения и самые дурные предчувствия.

О на все еще слегка дрожала от пережитого ею ужаса.

Больше всего ей хотелось сейчас подбежать к лорду Хейвуду и спрятать лицо у него на плече, чтобы он обнял ее своими сильными надежными руками. Не глядя на нее, лорд Хейвуд холодно сказал:

— Кажется, я припоминаю теперь генерала Дункана, который жил когда-то в шести милях отсюда.

— Это был мой дедушка.

— Почему вы ничего мне не сказали о нем?

— Дедушка давно умер, а вы ведь видели дядю Эдуарда! Как я вам говорила, он принуждал меня… выйти замуж за его сына Филиппа… — тихо сказала девушка и чуть слышно добавила:

— Его вы тоже видели.

— Потому что вы богатая наследница? — уточнил лорд Хейвуд.

Лалита подошла ближе. Силы совсем оставили ее, и, чтобы не упасть, она тихо опустилась на край одного из кресел.

— Сначала, — все так же тихо отвечала она, — я боялась… что вы отошлете меня… назад к дяде. А потом, когда вы стали уверять… что ни за что… не примете денег от… женщины…. я просто не могла сказать вам, что я… очень богата.

Лорд Хейвуд молчал, и Лалита, не в силах больше сдерживать слова, которые так и рвались наружу, воскликнула:

— Пожалуйста… пожалуйста, не отвергайте меня! Теперь, когда я поняла, что я люблю вас… я не смогу уйти и жить одна…и…неужели любовь не важнее каких-то денег!

Она сжала руки в порыве отчаяния и, не в силах больше сдерживать чувств, что бушевали сейчас в ее груди, разрыдалась, не сводя с лорда Хейвуда полных слез глаз.

Но лорд Хейвуд, не глядя на нее, все так же холодно спросил:

— Вы сказали, что расскажете мне все завтра вечером. Вы именно это и собирались мне рассказать?

И поскольку Лалита ничего не ответила, а только тихо всхлипывала, он продолжил:

— Мне кажется, я понял. Значит, вы намеревались выйти за меня замуж, скрыв сведения о том, что вы богатая наследница. Я правильно полагаю?

Поскольку это была правда, Лалите нечего было возразить, и после минуты молчания она сказала не очень уверенно:

— Рассказать вам… что произошло… на самом деле?

— Именно этого я и жду от вас, — кивнул лорд Хейвуд.

— Мой отец встретил мою маму, которая приехала из Америки, когда она гостила в Англии у своих родных. Они оба сразу же влюбились друг в друга.

При этих словах ее голос зазвучал мягче, и она с трогательной нежностью взглянула на лорда Хейвуда, словно чувствуя, что ее рассказ должен был затронуть сентиментальные струнки в его душе.

Но он никак не отреагировал, и она продолжила:

— Они поженились. Это произошло сразу после того, как началась война, и мама не решилась возвращаться в Америку. К тому же отец был военным и служил в гвардии.

— Итак, они остались в Англии, и вы родились здесь, — закончил за нее лорд Хейвуд. Лалита кивнула.

— Мама не хотела терять связи с родиной и постоянно писала своим родителям, но письма часто пропадали или шли очень долго. А когда много позже Англия была втянута в войну с Америкой, письма и вовсе перестали доходить, и мама длительное время не имела никаких вестей о своих родных.

— Это неудивительно, — заметил лорд Хейвуд.

— Потом папа был ранен в ногу, и его демобилизовали, — продолжала Лалита. — Бабушка умерла, дедушка ушел в отставку, и мы переехали жить к нему в Мэнор-хауз, где я с тех пор и жила.

— Где именно это находится?

— В Литл-Шелдоне. Это небольшой поселок недалеко от вашего поместья.

— Теперь я вспомнил, — сказал лорд Хейвуд.

— Это около шести миль отсюда по дороге, — объяснила Лалита. — Но если ехать на лошади прямо, через поля и лес, то это гораздо ближе.

Только теперь чуть заметная улыбка появилась на губах лорда Хейвуда, когда он сказал:

— Так вот откуда вы так хорошо знаете о моем поместье.

— Я иногда проезжала мимо и видела этот дом. Он очень мне нравился, и я иногда придумывала всякие интересные истории, связанные с этим домом. Когда ваш дедушка умер… мне очень хотелось вас увидеть… я представляла себе, какой вы…

Она замолчала, и через мгновение лорд Хейвуд довольно сурово потребовал:

— Продолжайте.

— После Ватерлоо, когда прекратились военные действия, мама получила письмо из Америки, в котором говорилось, что ее отец умер и оставил ей все деньги.

— Он был богатым человеком? — спросил лорд Хейвуд.

— Очень богатым, — сказала Лалита. — Поскольку было необходимо, чтобы мама поехала и вступила в права наследства, они с отцом оставили меня с дедушкой, а сами уехали в Америку.

— Это было два года назад? — спросил лорд Хейвуд.

— Да, почти два года. Это произошло в августе.

— И что случилось потом?

— Корабль, на котором они возвращались в Англию… затонул… Все, кто был на борту… погибли.

Голос девушки чуть дрогнул, и лорд Хейвуд шагнул было к ней, но, сделав над собой усилие, сдержал этот порыв.

Взяв себя в руки, что, как понял лорд Хейвуд, далось ей с большим трудом, Лалита продолжала:

— Из Америки мама писала дедушке о том, сколько денег она получила… и еще о том, что, поскольку я их единственный ребенок, все это состояние должно перейти ко мне.

— И что сказал об этом ваш дедушка?

— Он был не слишком доволен, — ответила Лалита. — Он сказал мне тогда:» Это значит, моя девочка, что все охотники до богатого приданого Англии будут виться возле тебя в надежде заполучить твои деньги! И чтобы этого не случилось, мы никому не скажем о твоем наследстве!«

— Ваш дедушка рассудил очень мудро. Но, когда он умер, как я полагаю, этим не преминул воспользоваться ваш дядя?

— Именно так все и случилось, — кивнула Лалита, тяжело вздохнув. — Я думаю, что дедушкин поверенный в делах, должно быть, сказал ему об этом, так как дядя Эдуард вскоре прибыл в Мэнор и объявил, что он теперь является моим опекуном и я должна делать все, что он мне велит.

— А до этого вы часто его видели? — поинтересовался лорд Хейвуд.

— Нет, у него с дедушкой были довольно прохладные отношения. Дедушка никогда не одобрял его поведение. Прежде всего за то, что он, ссылаясь на плохое здоровье, избежал службы в армии. Ну и потом, дядя постоянно требовал, чтобы дедушка оплачивал его долги.

— Теперь я понимаю, что у вашего дедушки действительно были причины скрывать от него ваше положение богатой наследницы.

— Дедушка не хотел, чтобы… об этом вообще кто-нибудь знал. Он собирался на этот сезон привезти меня в Лондон, чтобы я могла побывать там на балах и светских приемах, но, к сожалению, заболел, и все наши планы рухнули.

— Вы были очень этим огорчены?

— Нет, совсем нет, я была вполне счастлива в Мэноре. У меня были лошади, много прелестных платьев, и если дедушка боялся охотников за приданым, то и я их боялась.

— Но вы же наверняка хотели выйти замуж?

— Только если бы… я действительно полюбила… Лалита вздохнула и после паузы добавила:

— Вы можете себе представить, что я почувствовала, когда дядя Эдуард привез с собой в Мэнор Филиппа и объявил, что мы должны с ним пожениться? Я думаю, он узнал от поверенных, связанных с адвокатской конторой в Америке, что единственный путь для него получить контроль над моим наследством — это выдать меня замуж за своего сына.

Лорд Хейвуд был уверен, что так все и было на самом деле, поэтому он сказал:

— И потому, что вы были напуганы перспективой стать женой своего кузена, вы и сбежали из дома?

— Я была… очень сильно напугана, — ответила Лалита. — Я чувствовала, что дядя Эдуард ни перед чем не остановится, чтобы заставить меня выйти замуж за Филиппа… Поэтому я пришла сюда, зная, что вы находитесь во Франции…

Лорд Хейвуд подумал, что она умно поступила, спрятавшись в абсолютно пустом доме. Вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову искать ее здесь, где не было никого, кто мог бы ей помочь, кто мог бы заботиться о ней.

Словно прочитав его мысли, Лалита сказала:

— Когда… вы вернулись домой… и все стало вдруг так замечательно… я поняла, что никогда еще не была так счастлива!

Она поднялась и подошла к лорду Хейвуду.

— Вы не можете… отправить меня назад, — сказала она, умоляюще глядя ему в глаза. — Вы не посмеете… отвергнуть меня сейчас только потому, что я богата…. Если хотите, забудьте о моих деньгах, откажитесь от них… но я без вас не смогу жить!

Голос у нее дрожал и срывался, глаза вновь наполнились слезами, она готова была разрыдаться.

Лорд Хейвуд некоторое время смотрел на нее с непонятным выражением в глазах, потом медленно раскрыл ей объятия.

С тихим возгласом облегчения она бросилась к нему и обвила руками его шею.

В это мгновение дверь в кабинет отворилась, и они услышали, как какой-то мужской голос произнес:

— Извините меня, но, поскольку никто так и не отозвался, когда я звонил и стучал внизу, у входной двери, я позволил себе войти без приглашения.

Лалита и лорд Хейвуд обернулись и с удивлением посмотрели на незнакомого мужчину.

Небольшого роста, с седыми волосами и в очках, он выглядел как степенный школьный учитель.

Лорд Хейвуд выпустил Лалиту из своих объятий и пошел навстречу новоприбывшему.

— К сожалению, мой слуга в отъезде, и потому никто не открыл вам дверь. Мое имя лорд Хейвуд, и я являюсь хозяином этого поместья. Вы, вероятно, желали видеть именно меня?

— Да, разумеется, милорд, и я должен извиниться за свое бесцеремонное вторжение, а также за свой неожиданный визит. Я не успел сообщить заранее о своем приезде.

— Кто вы?

— Мое имя Вэлтон, милорд. Я приехал в ваше поместье по договоренности с дирекцией акционерного общества» Кристи «. Я работаю у них оценщиком.

— Ну конечно! — воскликнул лорд Хейвуд. — Я просил их прислать оценщика, однако не предполагал, что вы прибудете так скоро!

— Это мне известно, милорд, но, поскольку дело вашей светлости не терпит отлагательства, я поспешил выехать из Лондона еще вчера вечером. Я лишь немного разминулся с вами в Хейвуд-хаузе, поэтому поспешил сюда.

— Входите и садитесь, прошу вас, — сказал лорд Хейвуд. — И объясните мне, почему дело такое спешное. Я, конечно, просил одного из директоров, с которым разговаривал, чтобы прислали кого-нибудь при первой же возможности, но полагал, что вначале вы осмотрите Хейвуд-хауз, а уже затем приедете сюда.

— Но именно об этом я и пытаюсь сообщить вашей светлости, — ответил мистер Вэлтон.

Продолжая говорить, он прошел вперед и сел в ближайшее кресло. В руках мистер Вэлтон держал небольшой чемоданчик для бумаг.

Лалита украдкой вытерла слезы и, подойдя к мужчинам, села в кресло по другую сторону камина, в то время как лорд Хейвуд стоял, повернувшись к камину спиной.

— Вчера вечером я успел доехать до ближайшей от вас деревни, — продолжал мистер Вэлтон свои пространные объяснения. — И надеялся добраться до вашего поместья сразу после завтрака сегодня утром, однако по дороге мне невольно пришлось задержаться из-за одного крайне прискорбного дорожного происшествия.

— Дорожного происшествия? — переспросил лорд Хейвуд.

— Да, милорд. Мне навстречу попался фаэтон. Им правил молодой человек, но либо он не умел править, либо просто обезумел. Во всяком случае, он потерял контроль над лошадьми. Пытаясь уклониться от встречной почтовой кареты, в которой я ехал, он врезался в ограждение моста, того, что переброшен через реку на окраине вашей деревни.

Пока он говорил, Лалита, полная самых тревожных предчувствий, поднялась со своего места и подошла к мужчинам, встав за спиной лорда Хейвуда.

— И что произошло дальше? — спросил лорд Хейвуд, стараясь не показать внезапно охватившего его волнения.

— Все это было очень печально, милорд, — продолжал свой рассказ мистер Вэлтон. — Фаэтон занесло на повороте, когда он въехал на мост. В этот момент другой, пожилой, мужчина, также ехавший в этом экипаже, вывалился прямо в реку, и его понесло вниз течением.

Мистер Вэлтон замолчал на несколько минут и, сняв очки, принялся протирать стекла носовым платком. Он выглядел очень расстроенным, видимо, это дорожное происшествие произвело на него крайне тяжелое впечатление.

Лалита больше не могла вынести неизвестности. Предчувствуя недоброе, она положила руку на сгиб локтя лорда Хейвуда. Пытаясь ее ободрить, он накрыл ее руку своей ладонью, чуть сжав пальцы.

— Скажите, сильно ли пострадал человек, который выпал из экипажа? — тихо спросил он.

— Мне искренне жаль говорить об этом, милорд, но к тому времени, когда его выловили довольно далеко от моста, вниз по реке, этот джентльмен был уже мертв. Лалита вздрогнула, но не произнесла ни звука. Мистер Вэлтон вновь водрузил очки на нос.

— Я ничем не мог помочь, — сокрушенно сказал он. — И когда на месте происшествия появились викарий и местные жители, которые начали хлопотать вокруг молодого человека и делать все необходимое, я поехал дальше, так как спешил как можно скорее увидеться с вашей светлостью.

Из груди Лалиты вырвался вздох, и лорд Хейвуд понял, что это был вздох облегчения.

Теперь, когда ее дядя был мертв, они могли ни о чем не беспокоиться. Никакие неприятности им больше не угрожали.

Прочитав в глазах девушки откровенную радость, он тепло ей улыбнулся, и Лалита поняла, что солнце вновь засияло над ними и все черное и мрачное уходит из их жизни.

Он вновь сжал ей пальцы своей горячей ладонью, и Лалита с благодарностью ответила на этот заботливый жест, почувствовав себя гораздо увереннее.

Мистер Вэлтон, так и не поняв, какое утешительное сообщение он принес им, в это время открывал свой чемоданчик.

— После того как вы покинули вчера аукцион» Кристи «, милорд, — начал он, — директору сообщили, что посол одной страны, который на этот момент хочет остаться инкогнито, посетил нас с довольно неожиданным предложением.

— Что это значит? — спросил лорд Хейвуд.

— Эта страна, которая в скором времени, несомненно, будет играть важную роль в европейских делах, особенно после Венского конгресса, намеревается открыть в Лондоне свое посольство. Представители посольства сообщили, что поскольку намерены обосноваться здесь на долгие годы, то хотели бы безотлагательно снять для этой цели один из наиболее представительных и красивых лондонских особняков.

Глаза лорда Хейвуда внезапно загорелись от охватившего его волнения. Это сообщение не могло его не заинтересовать, но он ничего не сказал, предоставляя мистеру Вэлтону возможность продолжить, что тот и сделал достаточно торжественным тоном.

— Директор» Кристи «, милорд, решил, что более подходящего особняка, чем ваш, ему не найти, и если ваша светлость готов сдать его, то могу сообщить, что это будет означать весьма солидную сумму ренты, которая будет выплачиваться сразу, как только мы оформим соответствующие документы.

— Вы имеете в виду, что дом будет сдан со всей обстановкой? — спросил лорд Хейвуд.

— Директор, с которым ваша светлость говорили вчера, сделал вывод, что дом вполне готов, если можно так выразиться, к приему гостей, и это, несомненно, очень большое удобство как для арендатора, так и для нашей фирмы.

— Я готов сдать Хейвуд-хауз на таких условиях, — сказал лорд Хейвуд.

Он старался говорить безразличным тоном, но все-таки не мог сдержать радостной нотки, которая прозвучала в его голосе.

— Это для нас большое облегчение, милорд, — отвечал обрадованный мистер Вэлтон. — Я привез с собой заранее заготовленные документы, которые вы, разумеется, пожелаете сначала показать своему адвокату, прежде чем подписывать договор.

— Разумеется, — согласился с ним лорд Хейвуд. Затем, словно ему пришла в голову мысль каким-то образом отметить такое неожиданное благоволение фортуны, он сказал:

— Я должен принести свои извинения, мистер Вэлтон, так как даже не предложил вам ничего выпить. Думаю, это именно то, в чем вы сейчас нуждаетесь, особенно после того, как вы стали свидетелем такого прискорбного случая на пути сюда.

— Благодарю, милорд, — отвечал мистер Вэлтон. — Это и в самом деле было довольно неприятное зрелище.

— Что вы предпочитаете? Может быть, бокал шерри? Мистер Вэлтон покачал головой.

— Благодарю вас, милорд, но я не пью. Алкоголь противопоказан мне докторами.

Лорд Хейвуд вопросительно взглянул на Лалиту.

— Я знаю, что может понравиться мистеру Вэлтону, — сказал он. — Это бокал твоего персикового сока.

— О да, конечно! — воскликнула она.

Ее глаза сияли от счастья. Девушка в эту минуту могла думать лишь о том, что теперь, когда лорд Хейвуд может сдать свой лондонский дом и получать за это достаточно приличные деньги, его гордость не будет уязвлена мыслью, что он полностью зависит от ее богатства.

Пока она шла по коридору до кухни, ее сердце пело от Счастья, а губы шептали благодарственную молитву.

— Благодарю тебя, боже, — шептала она. — Теперь, я уверена, он не откажется жениться на мне!

Дойдя до кухни, она вспомнила, что отнесла сок в винный погреб, чтобы он лучше сохранился на холоде.

Сбежав по каменным ступеням, Лалита взяла керамический кувшин, стоящий на выложенном плитами холодном полу. Затем остановилась в нерешительности, думая, не прихватить ли для хозяина дома бутылку вина.

Но затем решительно покачала головой и покинула погреб с одним кувшином, решив, что хоть лорд Хейвуд и был бы рад отметить такое радостное событие, но тем не менее он не станет пить в столь ранний час.

Она не спеша направилась назад, осторожно прижимая к себе тяжелый кувшин и беспокоясь лишь о том, как бы не выронить его или не споткнуться.

Когда Лалита вошла в кабинет, лорд Хейвуд сидел за своим рабочим столом и просматривал разложенные перед ним бумаги. Мистер Вэлтон стоял рядом и что-то объяснял лорду.

— Мне кажется, здесь все составлено очень разумно, — сказал он, обращаясь к мистеру Вэлтону. — Не вижу причин, почему бы мне не подписать их прямо сейчас.

При этом он думал лишь о том, что ему очень не хочется снова ехать в Лондон и оставлять Лалиту одну.

— Уверяю вас, милорд, — сказал мистер Вэлтон, — что это абсолютно честный и всеобъемлющий договор об аренде, который полностью учитывает интересы как нашего клиента, так и вашей светлости.

— Я в этом не сомневаюсь, — согласился с ним лорд Хейвуд.

Подняв голову, он увидел Лалиту, которая появилась в кабинете с запотевшим кувшином.

— Но позвольте я еще раз внимательно прочту его. Прошу вас, выпейте пока этот необыкновенно вкусный сок. Он приготовлен из персиков, которые растут в нашем саду. Уверен, вы найдете, что он весьма необычен на вкус и прекрасно утоляет жажду.

— Не думаю, что я когда-нибудь прежде пробовал персиковый сок, — сказал мистер Вэлтон с некоторым удивлением.

Лалита прошла в дальний конец комнаты, где на небольшом столике стоял поднос со стаканами. Взяв один из них, она вернулась к столу и налила в него сок из кувшина.

Мистер Вэлтон внимательно наблюдал за ее действиями, и едва только она наполнила стакан, как он взволнованно воскликнул:

— Где вы нашли этот кувшин?

Его голос прозвучал так неожиданно громко, что и лорд Хейвуд, и Лалита одновременно подняли головы и с изумлением взглянули на него.

— Я просто не верю своим глазам! — возбужденно продолжал мистер Вэлтон. — Это, должно быть, подделка!

— О чем вы говорите? — удивленно спросил лорд Хейвуд.

Затем все внимательно посмотрели на кувшин, на который раньше почти не обращали внимания.

Это был довольно большой кувшин обычной формы с ручкой, украшенный довольно безвкусным, с точки зрения Лалиты, геометрическим рисунком красно-коричневого и черного цветов.

Весь покрытый глазурью, кувшин выглядел довольно приятно, и все же, по ее мнению, в нем не было абсолютно ничего, что могло бы вызвать такой восторг и волнение мистера Вэлтона.

Тем временем мистер Вэлтон проворно и очень внимательно исследовал кувшин, пробегая пальцами по рисунку.

Наконец он сказал:

— Нет, я абсолютно уверен, что он подлинный, и я бы сказал, что это один из лучших образцов, сохранившихся до нашего времени.

— Образцов чего? — удивился лорд Хейвуд.

— Афинских гончарных изделий с геометрическим рисунком семьсот пятидесятого года до нашей эры. Лалита ахнула.

— Вы хотите сказать, что это ценная вещь?

— Не просто ценная, невероятно ценная. Это музейный экспонат, — взволнованно ответил мистер Вэлтон. — И совершенное безумие использовать его как обычный кувшин! — закончил он с упреком.

Лалита взглянула на лорда Хейвуда.

— Думаю, — сказал он, улыбаясь, — мистер Вэлтон будет счастлив, если ты перельешь сок в какой-нибудь менее ценный сосуд, дорогая.

— Еще бы! — воскликнул мистер Вэлтон. Но Лалита, будто не слыша их последних слов, тихо сказала:

— Я уверена, это не включено в завещание.

— Нет, в списке не упомянуто ничего, что бы относилось к Греции, — отозвался лорд Хейвуд.

С этими словами он выдвинул ящик стола и достал документы, с которыми они тщательно обследовали весь дом, пытаясь найти хоть что-нибудь, что можно было бы продать.

Положив их на стол, он сказал:

— Помню, мой дед ездил в Грецию, когда был уже довольно стар. Думаю, опись имущества для передачи по наследству была составлена еще до этой поездки.

— Но в таком случае, — быстро отреагировала Лалита, — в доме могут быть и другие вещи, привезенные им из Греции.

— Другие вещи! — воскликнул возбужденно мистер Вэлтон. — Вы хотите сказать, что у вас могут быть еще изделия из керамики, подобные этому кувшину и в таком же прекрасном состоянии?

— Боюсь, что на самом деле я не имею об этом никакого представления, — сконфуженно признался лорд Хейвуд. — Но мы обязательно поищем. Где ты нашла этот кувшин, Лалита?

— В цветочной комнате. Он там стоял вместе с вазами. Мистер Вэлтон пришел в неописуемый ужас и, издав звук, очень похожий на стон, схватился за голову.

— Ведь его там могли разбить! — воскликнул он. Лорд Хейвуд поднялся из-за стола.

— Думаю, что самое лучшее, что мы можем сейчас сделать, это пойти в цветочную комнату и посмотреть, нет ли там чего-нибудь еще столь же ценного.

— Я готов сделать это немедленно, милорд, — заявил мистер Вэлтон.

При этом он осторожно переставил кувшин в самый центр стола, видимо, опасаясь за его сохранность.

— Подумать только, что ваша светлость не знали истинной ценности этого великолепного образца греческой керамики! Я просто содрогаюсь от мысли, что могло с ним случиться за это время!

— Так давайте посмотрим, нет ли там еще чего-нибудь, с чем бы следовало обращаться так же осторожно, — предложил лорд Хейвуд.

Он обращался к мистеру Вэлтону, но глазами искал взгляд Лалиты. Девушка незаметно взяла его за руку, и он нежно сжал ее пальцы, не говоря ни слова. Слова им были не нужны, они оба думали об одном и том же.

Они вместе с мистером Вэлтоном прошли по длинному коридору в комнату, которую Лалита назвала цветочной и которая была расположена рядом с кладовой.

Это была небольшая комната, где Лалита нашла вазы для цветов на узких полках, занимавших всю стену.

В центре стоял сосновый стол, на котором обычно составлялись букеты и делались другие украшения из цветов. Когда Ладите понадобился сосуд для сока, она просто взяла один из кувшинов, стоящих на нижней полке.

Войдя сюда, лорд Хейвуд и Лалита пропустили мистера Вэлтона вперед, чтобы он смог все как следует оглядеть.

Оценщик принялся с энтузиазмом осматривать полку за полкой. Лалита было подумала, что он будет весьма разочарован, если ничего не найдет, но в этот момент он с радостным восклицанием нагнулся и достал то, что Лалита поначалу приняла за круглый сосуд, совершенно ничем не примечательный.

С благоговением мистер Вэлтон долго смотрел на этот сосуд. При этом он произнес фразу, которая прозвучала словно какое-то магическое заклинание:

— Лонкуан, бледно-зеленый сосуд в форме лепестка лотоса, династия Сон!

— Вы хотите сказать, что это китайская ваза? — спросила Лалита.

— Великолепный экземпляр! — ответил мистер Вэлтон вне себя от восторга. — Взгляните только на эту бледно-зеленую глазурь!

Он был необыкновенно горд своей находкой, и, когда на последней полке внизу мистер Вэлтон обнаружил кувшин, покрытый черно-коричневой глазурью и относящийся, по его словам, к северной династии Сон, Лалита не решилась признаться восхищенному ценителю, что этот кувшин кажется ей некрасивым.

— Я думаю, китайские вазы принадлежали моей бабушке, — задумчиво сообщил лорд Хейвуд. — Вот почему они не внесены в опись. Я смутно помню, как она рассказывала, что ее отец бывал в Китае.

— Но как же я могла догадаться, что они такие ценные! — воскликнула Лалита.

Ей показалось, что мистер Вэлтон очень неодобрительно отнесся к ее невежеству, но Лалиту это не волновало. Она была слишком счастлива за лорда Хейвуда, чьи мысли и чувства сейчас были ей понятны без слов.

Между тем мистер Вэлтон умолял их поместить эти драгоценные сосуды в такое безопасное место, где им ничто не угрожало бы. После того как лорд Хейвуд заверил его в этом, тот объявил, что ему следует немедленно отправляться обратно в Лондон.

— Не хотите ли вы остаться на ленч? — спросил лорд Хейвуд. — Правда, поскольку моего слуги сейчас нет, то я могу предложить вам лишь самую простую пищу, но вы принесли такие хорошие новости, и мне, как хозяину, не хотелось бы отпускать вас без обеда в обратный путь.

— Это очень великодушно с вашей стороны, милорд, — ответил мистер Вэлтон, — однако мне необходимо как можно скорее вернуться в Лондон с документами на аренду. Директор получит приятную возможность сразу же информировать своего клиента о великодушном решении вашей светлости предоставить в его распоряжение Хейвуд-хауз.

— Мне это не менее приятно, — сказал лорд Хейвуд. — И я хотел бы искренне поблагодарить вас за то, что вы помогли мне найти эти сокровища, которые, я буду надеяться, вы сможете продать так скоро, как только возможно.

— Я уверен, что наша фирма будет гордиться, что вы доверяете нам такое сокровище, которое приведет в восторг всех ценителей древностей.

— Так почему бы вам не взять их с собой прямо сейчас? — предложил лорд Хейвуд. Мистер Вэлтон ужаснулся.

— Я не могу взять на себя такую ответственность, милорд! — быстро и несколько испуганно произнес он. — Но, с позволения вашей светлости, я пришлю сюда специального человека, который особым образом упакует их и доставит в полной безопасности в Лондон на экипаже, более подходящем для этих целей, чем почтовая карета.

— Вероятно, так действительно будет лучше, — согласился с ним лорд Хейвуд. — Разбить их сейчас, через столько веков, было бы, пожалуй, настоящим несчастьем!

Бедный мистер Вэлтон был так огорчен легкомыслием лорда Хейвуда, что Лалита пожалела его, подумав, что было слишком жестоко шутить с тем, что было ему так дорого.

Положив подписанные документы на аренду Хейвуд-хауза в чемоданчик для бумаг, мистер Вэлтон попрощался с таким нетерпением, что Лалита заподозрила, что он неспроста стремится в Лондон.» Наверное, ему не терпится сообщить о своей ценной находке «, — решила она, с симпатией глядя на этого страстного любителя древностей.

Еще раз настоятельно напомнив о необходимости как можно бережнее обращаться с найденными древними сокровищами, мистер Вэлтон отбыл наконец в обратный путь.

Лалита стояла вместе с лордом Хейвудом на верхней ступеньке лестницы, провожая гостя. И только когда почтовая карета, увозящая мистера Вэлтона в Лондон, скрылась из виду, она поняла, как много значил для них его приезд.

Она взглянула на лорда Хейвуда и увидела, что мрачное выражение окончательно исчезло из его глаз и они блестят от радости. И в эту минуту он показался ей необыкновенно молодым и красивым, как никогда.

Несколько мгновений они стояли, глядя друг на друга. А затем лорд Хейвуд раскрыл ей объятия и, когда она прильнула к нему, прижал ее к себе.

— Я думаю, ты самая настоящая колдунья! — заявил он, с лукавой нежностью заглядывая ей в глаза. — Ты ведь постоянно говорила мне, что все будет хорошо, и вот действительно все уладилось самым неожиданным образом.

— Я знала, что ты победишь! — тихо отвечала Лалита.

— Я не могу поверить в это, — продолжал он, — после всех волнений и бессонных ночей, когда я тщетно пытался придумать выход из этой отчаянной ситуации! Теперь многие из моих проблем решились сами собой. Я буду получать ренту за лондонский дом, которая составляет значительную сумму, и, кроме того, мы сможем получить, по всей видимости, неплохие деньги от продажи этих горшков.

Лалита засмеялась.

— Что касается меня, то все три мне кажутся просто безобразными, и мне совсем не жаль, что их придется продать, хотя, я полагаю, мне не следовало бы так говорить.

— Конечно, нет! — с шутливым ужасом поддержал ее лорд Хейвуд. — Те, кто в этом разбирается, решат, что у нас просто начисто отсутствует вкус!

— Я все еще не могу во все это поверить, — продолжала Лалита. — И мне все кажется, что я вот-вот проснусь и обнаружу, что все это только сон и что я должна буду вернуться в Мэнор… к дяде Эдуарду.

Лорд Хейвуд крепче прижал ее к себе.

— Нам обоим просто очень повезло. Невероятно повезло!

Лалита спрятала лицо у него на груди.

— Когда… Картер… вернется… — начала она с заметным колебанием.

Лорд Хейвуд понял, о чем она хочет попросить, и, отвечая на ее невысказанный вопрос, улыбнулся ей с нежностью.

— Полагаю, что теперь, когда у вас нет опекуна, я просто обязан жениться на вас. Ведь вы безнадежно скомпрометировали себя тем, что так долго оставались наедине с мужчиной.

Лалита растерянно взглянула на него.

— Вы вовсе… не обязаны на мне жениться, — прошептала она, — если вы действительно предпочитаете… оставаться свободным.

— Тогда как же, по вашему мнению, мне следует поступить с вами? — спросил он, дразня ее.

— Я могу… оставаться здесь с вами, — отвечала она с тихим вздохом. — И если вы… будете стыдиться меня… когда ваши друзья будут сюда приезжать… я буду прятаться от них… так, как я предлагала вам делать это прежде.

Лорд Хейвуд рассмеялся, и это был самый счастливый смех, который она когда-либо слышала.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что я хочу того же, чего хочешь ты, — сказал он весело. — Поэтому теперь, я думаю, мы можем наконец вернуться к старым добрым традициям.

Она несколько озадаченно посмотрела на него, и он, улыбаясь, объяснил:

— Я всего лишь хочу сказать, мое сокровище, что теперь могу просить тебя стать моей женой с полным сознанием того, что я делаю.» Итак, моя любимая, не окажешь ли ты мне честь, согласившись стать моей женой?

Последние слова он произнес очень серьезным тоном, и Лалита в восторге обвила руками его шею.

— Ты сам сказал, что это то, чего я хочу! — воскликнула она. — И ты знаешь ответ… Да! Да! Да!

— Я полагал, что ты будешь вести себя, как подобает скромной юной леди в таких случаях, — пошутил он. — Тебе следовало бы покраснеть, смутиться и сказать что-нибудь вроде: «Ах, это так неожиданно!»

— Если бы я так себя повела, то у тебя появился бы шанс отступить, — не осталась в долгу девушка. — О, мой изумительный, великолепный Ромни, я так хочу быть с тобой… навсегда… и любить тебя!

Она на мгновение смолкла, затем с волнением спросила:

— Ты… ведь правда хочешь… моей любви?

— Я хочу этого больше всего на свете! — серьезно ответил лорд Хейвуд.

— И ты… не будешь… сердиться или обижаться… из-за того, что я… богата?

— Ну, я полагаю, это одна из тех неприятных проблем, с которой я, пожалуй, смогу справиться, — сказал он, улыбаясь. — И осмелюсь сказать, что это, так или иначе, может оказаться весьма полезным.

Лалита облегченно рассмеялась.

— Я знаю, ты собираешься истратить деньги на помощь арендаторам и старым слугам и еще на дома для инвалидов войны.

— Ты забыла, что я должен оставить немного на то, чтобы ты смогла купить себе новые платья, — сказал лорд Хейвуд, все еще сохраняя серьезность. — Или одну из этих восхитительных и невероятно соблазнительных ночных рубашек.

То, как он это произнес, заставило Лалиту покраснеть.

— Ты должен забыть… до тех пор, пока мы завтра не поженимся… что ты видел меня… в одной из них.

— Завтра? — спросил удивленно лорд Хейвуд. — С какой это стати я должен ждать до завтра?

— Я… я думала, — прошептала Лалита, — что мы… должны будем пожениться…

— Сегодня! — закончил он за нее. — Картер обещал, что вернется к обеду. Иди и переоденься, моя милая. Сейчас мы оседлаем наших лошадок и поедем договариваться со священником.

— Так ты… правда…Ты хочешь? Ты собираешься… прямо сегодня? — запинаясь и краснея, спрашивала Лалита, внезапно поняв, что это все происходит на самом деле, не в мечтах и не во сне.

— Почему же нет? — отозвался лорд Хейвуд, радуясь ее смущению. — Если ты думаешь, что я смогу спокойно спать в своей комнате, которую отделяет от твоей спальни одна-единственная дверь, то ты глубоко заблуждаешься.

— Это самая замечательная идея, о которой я когда-либо слышала… пожениться сегодня… вечером, — сказала Лалита. — Но… прежде всего я должна украсить часовню цветами.

Это внезапно напомнило лорду Хейвуду, что вся деревня сегодня будет говорить о смерти Эдуарда Дункана. Поэтому он тут же решил, что будет лучше, если ни одна душа, кроме священника, с которого он возьмет слово молчать, не должна увидеть здесь Лалиту или узнать об их свадьбе.

— Думаю, будет, пожалуй, лучше, — сказал он, — если я съезжу к викарию один.

— Да, конечно, — тут же согласилась с ним Лалита. — И… у меня есть одна идея, если только ты согласишься.

— Какая же?

— У меня нет подходящего наряда для свадьбы, но я нашла… свадебное платье твоей матери.

— Где?

— В большом шкафу в одной из комнат, где хранится множество разной одежды. Там есть даже твои детские костюмы.

— Свадебное платье моей матери! — задумчиво повторил лорд Хейвуд. — А почему ты так уверена, что оно подойдет тебе?

Лалита смутилась и отчаянно покраснела.

— Ты примеряла его! — воскликнул он с веселым укором.

— Я только… на тот случай, если бы ты… захотел жениться на мне!

— И теперь, когда я решил это сделать…

— Пожалуйста…ну пожалуйста…я так хочу быть красивой, для тебя… если только ты не переменишь своего решения…

— Я ни за что не переменю своего решения, моя ненаглядная девочка, и мне все равно, будешь ли ты в свадебном наряде моей матери или же в своей восхитительной ночной рубашке… впрочем, священник, пожалуй, предпочтет, чтобы ты была одета по форме.

— Там есть такой чудесный венок и к нему фата… и я так хочу почувствовать, что я… на самом деле выхожу замуж и что это моя свадьба…

— Хочу заверить тебя, что это будет самая настоящая свадьба. А теперь иди приготовь платье и начинай собирать цветы для часовни. Я вернусь не позже чем через полчаса и помогу тебе.

Лалита радостно кивнула.

— Я пойду соберу все гвоздики и, конечно, еще розы…

— Которые так на тебя похожи, — сказал лорд Хейвуд своим удивительным глубоким голосом, который она слышала лишь в ту памятную грозовую ночь. — Я всегда думал о тебе, мое сокровище, как о чудесной белой розе, чистой, невинной и пока еще не полностью раскрывшейся — еще в бутоне, но уже готовой развернуть мне навстречу свои нежные лепестки.

В том, как он произнес это, было что-то, заставившее Лалиту вспыхнуть, ей внезапно стало жарко, словно столб огня или яркого солнечного света пронзил ее тело сверху донизу.

— Я… люблю тебя, — прошептала она.

— И я люблю тебя! — ответил лорд Хейвуд. — Как только ты станешь моей женой, я объясню тебе, как сильно, как глубоко я тебя люблю и как много ты для меня значишь.

И с этими словами он жадно приник к ее губам. Он целовал ее до тех пор, пока она не почувствовала, как тогда, в первый раз, что целый мир перестал для нее существовать, что нет ни земли, ни неба, а только сила его рук и настойчивая нежность губ и еще то огромное и чудесное ощущение единства, которое появлялось, когда они были вместе.

Он пробудил в ней восторг, озаривший ее, словно вспышками молний, и разлившийся, подобно солнечному свету, теплой сверкающей радостью, которая наполнила сейчас все ее существо.

Это необыкновенное чувство восторга и пьянящей радости, охватившее Лалиту, стало частью того пожара, который полыхал и в нем самом.

В этом чувстве была и небесная музыка, и красота звезд, и еще ощущение защищенности, исходившее от его сильных рук.

В тот миг, когда она решила, что никто на свете никогда не переживал такого восторга, он поднял голову.

— Не могу себе представить, — сказал он дрогнувшим голосом, — что я мог тебя не встретить, разминуться с тобой в этой жизни, ведь ты — часть меня. Ты незаметно проникла в мою жизнь, и теперь я просто не смогу без тебя обойтись.

— Я так хотела… чтобы ты чувствовал это, — ответила тихо Лалита. — Я знаю, если тебя со мной не будет… мне останется только умереть… потому что в тебе одном вся моя жизнь.

— Но мы вместе. И всегда теперь будем вместе, — сказал лорд Хейвуд. — Это так много значит для нас обоих, и, полагаясь на свою интуицию, которая в этих вопросах работает так же хорошо, как и твоя, я могу смело сказать, что вряд ли могут быть два человека более счастливы, чем мы с тобой.

— Я сделаю все, чтобы ты… был счастлив, — пообещала Лалита. — И ты видишь, любовь моя, как я и говорила тебе, ты победил…потому что ты — воин, и ты всегда будешь победителем.

— Думаю, если мы хотим быть честными, мы должны признать, что здесь победила любовь. Именно она дала нам силы и надежду. Против этого чувства никто и ничто не сможет устоять.

— Ничто! — согласилась Лалита, сияя от счастья. — И пожалуйста, поцелуй меня еще раз. Твои поцелуи так восхитительны и так волнуют меня!

Лорд Хейвуд хотел ей что-то ответить, но не успел, захваченный врасплох ее губами.

Она была так прелестна, так нежна и восхитительно женственна, что лорд Хейвуд почувствовал, как от ее поцелуя в нем закипает кровь, застучав в висках и охватывая огнем его тело, и как полыхает в нем безумное желание обладать ею, сделать ее навсегда своей возлюбленной.

Но он понимал, что в его чувствах к Ладите было много больше, чем просто чувственное желание обладать ею.

Такого он не испытывал до сих пор ни к одной другой женщине; он ощущал, что Лалита стала не только частью его плоти и крови, но и частью его души.

И ему не просто хотелось сделать для нее все, чтобы она была счастлива, но и самому стать более достойным ее необыкновенной любви.

Ему бы очень хотелось сказать ей об этом, облечь свои чувства в слова, но вместо этого он поцеловал ее, вложив в поцелуй всю свою страсть и восхищение.

И, почувствовав, как Лалита полностью подчиняется настойчивой ярости его поцелуя, он понял, что она сказала ему правду.

Он выиграл свою последнюю в жизни битву, он победил!

Он победил в любви! Он завоевал сердце Лалиты, и она пробудила в его сердце такую любовь, которая позволила и еще позволит ему в будущем выиграть все остальные жизненные битвы.

«Любовь всегда побеждает!»— хотелось сказать ему, но Лалита и так всегда это знала.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7