«Магия Парижа»

От автора

Император Франции Наполеон III 2 сентября 1870 года сдался прусским войскам в битве при Седане.

Это стало концом империи и началом Третьей республики.

Вторая империя была провозглашена в парижской ратуше второго декабря 1852 года, и столица приветствовала нового императора. Вторая империя была целиком его творением, и именно Луи Наполеон сформировал ее политический и социальный характер.

Восемнадцать лет Франция наслаждалась блистательным императорским режимом.

Безумная расточительность куртизанок, их драгоценности, их роскошь и их надменность изумляли Европу — и все это стало частью французской истории.

В окончательной катастрофе отчасти была повинна императрица Евгения, которая открыто заявила, что их сын не будет царствовать, если император не покончит с военным превосходством Пруссии.

Именно она, вместе с министром иностранных дел, герцогом де Грамоном, заставила больного императора объявить войну.

Бисмарк же знал, что французы абсолютно не готовы к современной войне.

После освобождения из плена свергнутого императора королевская семья бежала в Англию, где Луи Наполеону сделали две операции.

Казалось, он хорошо перенес их, и в 1873 году была назначена третья.

Тем январским утром в присутствии врача император прошептал:

— Мы не были трусами под Седаном.

Это были его последние слова. Луи Наполеон умер до того, как операция состоялась.

Император собирался вернуться во Францию, надеясь восстановить империю.

Но смерть принца, его сына, шестью годами позже лишила не только Бонапартов всякого будущего, но и Францию — монархии.

Глава 1

1869 год

Ева беспомощно обвела взглядом комнату.

Это была очень приятная комната с изящной французской мебелью, украшенной позолотой и изысканными инкрустациями, с обюссоновским ковром на полу и с очаровательными картинами французских художников, тонко чувствующих красоту.

Когда девушка впервые увидела этот дом, она воскликнула:

— Папа, смотри, он похож на прелестный кукольный домик! О как же нам повезло!

— Да, действительно! — ответил ее отец, сэр Ричард Хиллингтон.

В тот момент он думал не только о доме, но и о том, что он снова в Париже.

Сэр Ричард любил этот город больше всех других столиц мира.

Когда полгода назад он узнал, что мать его жены, графиня де Шабрилен, оставила дочери дом в Париже, то просто возликовал.

К несчастью, леди Хиллингтон уже подхватила ту болезнь, которая очень быстро унесла ее в могилу.

Сэр Ричард считал, что всему виной их поездка в Альпы. Конечно, он купил тогда шубку и закутывал жену как можно теплее, но коварные ветры с заснеженных пиков все же поразили ее легкие. Леди Хиллингтон умерла через четыре месяца после того, как узнала, что владеет домом в Париже, так и не увидев его.

Врачи сказали: она слишком слаба, чтобы пересечь пролив.

Сэр Ричард обожал свою жену.

Ради женитьбы на ней он отказался от блестящих перспектив своей дипломатической карьеры.

По сути, они сбежали.

Хиллингтон был в Париже, когда встретил самую красивую девушку в своей жизни. Но, как принято среди французской аристократии, юная красавица была уже помолвлена. Ее жених — француз немного старше ее — принадлежал к столь же аристократическому роду, как и сама девушка.

Уже был назначен день свадьбы, и стали прибывать подарки, когда ко всеобщему ужасу Лизетта де Шабрилен сбежала с Ричардом Хиллингтоном.

Такое, сказали французы, могло бы случиться только в Англии, но никак не во Франции.

Родители Пизетты сочли, что их дочь поступила недостойно. Как она посмела бросить французского дворянина, с которым уже обручена, да еще и променяв его на какого-то безвестного англичанина?

Много лет Лизетта не получала известий от оскорбленной семьи.

Только когда умер ее свекор и муж унаследовал титул, став пятым баронетом, пришло первое, довольно прохладное письмо.

После этого Хиллингтоны и Шабрилены изредка обменивались письмами, но ни Лизетту, ни ее мужа так и не пригласили приехать во Францию.

Конечно, леди Хиллингтон хотелось навестить семью. Лизетта все же скучала по родным, хоть и была вполне довольна той жизнью, которую выбрала: своим мужем, которого она обожала, и их прелестной дочуркой, очень похожей на нее.

Ева унаследовала материнскую фигуру и ее большие, темные выразительные глаза. Белокурые же волосы ей достались от отца — получилось необычное, но захватывающее сочетание.

Сэр Ричард прекрасно сознавал, что, когда дочь дебютирует в свете, ее тотчас объявят красавицей.

Это должно было случиться в начале года, но Ева носила траур по матери.

Что еще хуже, сэр Ричард только сейчас обнаружил, что у них очень мало денег.

После смерти отца он бросил дипломатическую карьеру, так и не достигнув ранга посла.

Ему пришлось заняться большим, неуютным домом в Глостершире и поместьем, которое требовало огромных расходов.

Ричард Хиллингтон всегда думал, что отец достаточно состоятелен. Но фермы, которые сдавались в аренду, за все эти годы пришли в полный упадок.

Сэр Теренс явно не был хорошим управляющим и совершенно не разбирался в финансовых вопросах. Он вкладывал деньги в предприятия, которые обанкротились, и одалживал деньги друзьям, которые забывали их вернуть.

Сэр Ричард попытался спасти дом, принадлежавший их семье в течение двух веков, но это оказалось невозможным.

Наконец, когда умерла жена, он понял, что нет другого выхода, кроме как продать дом в Глостершире и переехать с Евой в Париж. Там по крайней мере у них над головой будет крыша, которая не протекает.

Ева очень обрадовалась, когда отец воспрянул духом.

Он так горевал после смерти жены, что девушка боялась никогда больше не увидеть его улыбки.

Ева понимала, что отец не сможет жить в деревне без приличных лошадей и что большой дом требует много слуг, а этого они не могут себе позволить. А уж о развлечениях и гостях не стоит и упоминать.

— Поедем в Париж, папа, — сказала девушка. — Л уверена, там все будет дешевле.

Как раз в этом сэр Ричард сомневался, но он знал, что Глостершир наводит на него уныние.

К тому же это неподходящее место для его красавицы-дочери.

Сэр Ричард лежал ночами без сна, думая о том, как лучше представить Еву светскому обществу. Только там девушка встретит человека, за которого сможет выйти замуж.

Отец не собирался принуждать ее к браку. Он хотел, чтобы дочь была так же счастлива, как он был счастлив с ее матерью, только без скандала.

Сэр Ричард никогда не сожалел, что женился на Пизетте, потому что безумно любил ее. Однако этот брак дорого стоил ему: если бы не их скандальное бегство, сэр Ричард стал бы послом.

Но французы слишком бурно негодовали, вот почему его нынешнее положение в обществе оказалось далеко не столь уже завидным.

Однако никто не станет подвергать сомнению знатность рода Хиллингтонов. Но только во Франции, немного цинично подумал сэр Ричард, его предков оценят больше, чем в Англии. Да и Еве нужно отвлечься, бедняжка очень тяжело переживает смерть матери.

Они продали дом в Глостершире и все свое имущество, и девушка внезапно обнаружила, что они с отцом словно два школьника, убегающих на поиски приключений, — так же возбуждены предстоящим переездом.

Ева никогда не была в Париже. После женитьбы сэр Ричард заезжал туда пару раз по пути в другие столицы Европы, но один, без семьи.

Тем не менее девушка много слышала от своей матери о стране, где та родилась. И в рассказах леди Хиллингтон Париж казался городом из волшебной сказки.

Ева с отцом приехали в столицу Франции поздно вечером.

Увидев домик на улице Сент-Оноре, девушка поняла, что это мама привела их туда.

Дом ее бабушки, доставшийся той от родителей, а не от Шабриленов, оказался маленьким, но изысканным.

Он приютился между двумя большими домами и казался сном, который исчезнет бесследно, стоит лишь проснуться.

Графиня отделала каждую комнату, словно драгоценную шкатулку, найдя для каждой вещи идеальное место.

Все в этом доме отвечало самому взыскательному вкусу, а спальни с кроватями под пологом из шелка и муслина были достойны, как считала Ева, только членов королевской семьи.

— Теперь, моя дорогая, — сказал ее отец, — мы вместе насладимся самым цивилизованным и самым захватывающим городом в мире.

Сэр Ричард повел Еву ужинать в «Кафе Англе». Это, объяснил он дочери, самое модное место в Париже, где бывают все, кто занимает достаточно видное положение в обществе.

Кафе и в самом деле было многолюдно, и многие здесь помнили сэра Ричарда.

С того момента отца захватила светская жизнь, и девушке показалось, что она теряет его.

Отец устроил для Евы поездку в Булонский лес и пару раз брал ее с собой осмотреть традиционные достопримечательности Парижа.

Но после этого сэр Ричард почти каждый вечер говорил:

— Ты простишь меня, дорогая, если я не буду сегодня ужинать дома и оставлю тебя одну?

— Конечно, папа, но почему я не могу пойти с тобой?

Иногда он отвечал, что этот прием только для мужчин. Но чаще отец говорил уклончиво:

— Ну, это будет вечеринка, на которой твоя мама не хотела бы тебя видеть.

— Но почему, папа? — допытывалась Ева.

— Потому, моя дорогая, что эти дамы, которых я нахожу очень привлекательными, не были бы приняты твоей бабушкой-графиней и, если уж на то пошло, никем из твоих родственников Хиллингтонов.

И больше он ничего не рассказывал о своих подругах, к которым ходил один.

Ева, конечно, сгорала от любопытства: уж не те ли это дамы, которых она видела на прогулке в Булонском лесу?

Они действительно выглядели эффектно, но их наряды, их лошади и экипажи больше подходили для театра, чем для обычной повседневной жизни.

А неделю назад произошло несчастье.

Оно было так ужасно, что Ева до сих пор не могла поверить, что все это случилось на самом деле.

В тот вечер девушка ужинала по английскому обычаю в половине восьмого. Отец сидел с ней за столом, развлекая ее разговором, но уже предупредил Еву, что ужинает позже с одной из тех таинственных подруг, с которыми девушке не разрешалось встречаться.

Глядя на отца, сидевшего тут же, в их маленькой, красиво обставленной столовой, Ева подумала, что он выглядит очень элегантно.

Сэр Ричард всегда считался франтом и даже теперь, приближаясь к пятидесяти годам, был необычайно красив.

Он по-прежнему сохранял стройную, атлетическую фигуру, а немного седины на висках только делали его представительнее.

Фрак, сшитый в Савайлроу, сидел на нем без единой морщинки, а ворот накрахмаленной рубашки был застегнут жемчужной запонкой.

Эту жемчужину, обрамленую маленькими сапфирами, подарила ему на день рождения ее мать три года назад.

Леди Хиллингтон целый год откладывала деньги для этой покупки.

Запонка обрадовала сэра Ричарда не только потому, что такую вещицу приятно носить. Главное то, что она явилась выражением неизменной любви его жены.

Ева помнила все так живо, словно это произошло вчера: вот ее отец открывает коробочку и недоверчиво смотрит на мерцающую жемчужину. Потом обнимает жену и говорит:

— Большое спасибо, моя дорогая. За такой восхитительный подарок я могу поблагодарить тебя только так, — и он страстно поцеловал свою супругу.

А Ева, поняв, что о ней забыли, тактично выскользнула из комнаты, чтобы оставить их одних.

— Ты выглядишь очень нарядно, папа, — заметила девушка, откладывая вилку и нож.

— Л рад, что ты так думаешь, — ответил он, — потому что у меня масса соперников.

— Соперников? — удивилась Ева. Скривившись, сэр Ричард пояснил:

— Дама, которая ужинает со мной, получила дюжину других приглашений!

Но его глаза блестели, и девушка подумала, что отец возбужден победой над соперниками, кем бы они ни были.

Когда отец ушел, Ева взяла книгу и поднялась в свою спальню.

Она читала до полуночи, потом заснула.

Ее разбудил слуга-француз, который прислуживал им вместе со своей женой.

— Проснитесь, мадемуазель! Проснитесь! — кричал он.

Ева испуганно села.

— В чем дело? Что случилось, Анри?

— Это мсье, мадемуазель, его привезли обратно, и ему плохо, очень плохо!

Ева соскочила с кровати, набросила халат.

Сбежав по лестнице, она увидела, что двое мужчин уже внесли сэра Ричарда в дом и положили на диван в гостиной, а сами стояли рядом, глядя на него.

Ева бросилась к отцу.

Казалось, он спит, но лицо его было слишком бледным, а рука — холодной, и прикоснувшись к ней, девушка содрогнулась от ужаса.

Ева срочно послала за доктором, но она уже знала, что отец мертв.

Он умер от сердечного приступа.

Это было тем более горько, что девушка понятия не имела, что с ним что-то не так. Отец всегда казался таким сильным, таким здоровым…

Через два дня его похоронили на кладбище британского посольства.

Когда служба закончилась, присутствовавший на ней британский посол подошел к Еве:

— Полагаю, моя дорогая, вы захотите вернуться в Англию, и конечно, я готов помочь вам всем, чем только смогу.

— Спасибо, ваше превосходительство, — ответила девушка.

— Что ж, вы знаете, где меня найти, — сказал посол. — Буду ждать от вас известий.

Домой Ева вернулась одна.

В отчаянии девушка думала о том, что, не считая посла, которого она никогда раньше не встречала, ей совершенно не с кем посоветоваться о будущем.

Она осталась одна.

Наверное, посол прав, и ей следует вернуться в Англию.

Там живут родные ее отца, которые, конечно, согласятся позаботиться о ней.

Но для них это будет обязанностью, а не искренним желанием.

Всякий раз, когда Ева общалась со своими английскими родственниками, ее не покидало ощущение, что вся отцовская родня считает довольно эксцентричным с его стороны быть так влюбленным в свою жену.

Нет, все Хиллингтоны — очень милые люди, но они никогда не питали истинно дружеских чувств к иностранке.

Мать Евы, в свою очередь, находила их скучными и старомодными.

— Англичанам, — часто жаловалась она своей маленькой дочери, — недостает веселости французов. В их присутствии все словно теряет свой блеск и живость, и даже солнце тускнеет, когда они приезжают навестить меня.

— Почему так, мама? — как-то спросила Ева.

— Потому, та petite , что англичане очень, очень серьезны, — засмеявшись, ответила Лизетта Хиллингтон. — Они слишком озабочены тем, что плохо, а не тем, что хорошо.

Но, обдумав слова матери, Ева пришла к выводу, что так оно и есть.

Родственники ее отца почти всегда начинали разговор так:

— Боюсь, это огорчит тебя…

Или:

— Думаю, тебе следует знать…

А одним из их любимых вступлений было:

— Конечно, это не мое дело, но…

— Л рада, что я наполовину француженка, мама, — заявила она матери.

Леди Хиллингтон засмеялась и поцеловала Еву.

— Я тоже, — ответила она. — Но ты еще и дочь своего отца, и я благодарю Бога, что на его губах всегда улыбка, а в глазах — огонек.

«Мама была права», — подумала девушка.

Даже оставшись почти без денег, отец смеялся, и глядя на него, Ева тоже смеялась.

— Что-нибудь да подвернется! — говорил сэр Ричард.

А увидев их парижский домик, он воскликнул:

— Неужели нам и вправду так повезло, и вся эта красота теперь наша?! Знаешь, дорогая, у меня такое чувство, будто твоя мама здесь, со мной: так похож на нее этот дом.

Глядя теперь на этот маленький салон, Ева поняла, что он имел в виду.

«Я здесь, в Париже, с мамой, — сказала себе девушка, — так почему я должна возвращаться в Англию? Почему я должна жить с папиными родственниками в одном из тех пыльных, угрюмых домов, где вся мебель из темного красного дерева, а тяжелые портьеры не впускают солнце?»

Она обошла комнату, глядя на картины, стулья Людовика XIV и красивый комод с позолотой.

«Я могла бы продать что-нибудь из этого, — подумала девушка, — но лучше буду работать, чтобы сохранить все точно таким, как есть».

Даже забрать одну картину или стул из любой комнаты казалось ей преступлением.

Однако Ева была достаточно практична и понимала, что та небольшая сумма денег, которую ее отец положил в банк, скоро кончится, и тогда нечем будет платить слугам.

Кроме того, неизбежно встанет проблема еды.

«Что же мне делать?»— спросила себя девушка. Лучше, подумала Ева, чем сидеть дома, стараясь не плакать.

Радуясь, что нашла себе занятие, девушка надела черный капор, купленный в Париже, и набросила на плечи шелковую шаль. День выдался теплый, поэтому больше ей ничего не потребовалось.

Ева никогда не задумывалась об этом, но ее простое черное платье не только идеально облегало ее совершенную фигурку, но и выгодно оттеняло английскую прозрачность ее кожи и золото волос, унаследованных от отца.

Спустившись по лестнице, девушка застала в прихожей Анри.

Пожилой слуга и его жена, которая была немного старше его, вели все хозяйство в доме.

— Бы уходите, мадемуазель? — спросил слуга.

И тут она вспомнила кое-что, о чем не думала после смерти отца.

Перед приходом доктора сэра Ричарда перенесли наверх и раздели, и Анри, слуга, заметил, что на его рубашке не хватает запонки.

Той самой, жемчужно-сапфировой, подарка ее матери.

Подумав, что запонка упала с рубашки во время приступа, Ева спросила Анри, не знает ли он, с кем ужинал ее отец.

Теперь девушка вспомнила, что слуга неохотно ответил:

— С мадам Леонидой Лебланк, мадемуазель.

В своем горе и за всеми хлопотами, связанными с похоронами, Ева совсем забыла об этом.

Теперь же она решила, что сходит к мадам Лебланк и спросит, не находила ли француженка этой запонки. Все — Да, Анри, и я хочу, чтобы ты назвал мне адрес мадам Леониды Лебланк.

Слуга изумленно посмотрел на девушку:

— Зачем он вам, мадемуазель?

— Л собираюсь зайти к мадам Лебланк и спросить, не находила ли она папиной жемчужной запонки. Я уверена, она откололась во время приступа.

Анри выглядел озабоченным.

— Я сделаю это вместо вас, мадемуазель.

— Не нужно, Анри. Просто назови мне адрес.

— Мадам живет на улице Офмон, но вам не подобает идти в дом…

Слуга замялся, не зная, как сказать, и Ева упрямо возразила:

— Но я хочу туда пойти и думаю, что дама, которая была большим другом моего отца, не откажется принять меня.

Анри стоял неподвижно, словно прирос к месту, поэтому его молодая хозяйка сама открыла переднюю дверь и вышла на улицу. Но если бы девушка оглянулась, то увидела бы, что слуга с тревогой смотрит ей вслед.

Ева давно уже изучила карту той части Парижа, где они живут, и знала, что улица Офмон недалеко.

Стоял прекрасный солнечный день, и девушка почувствовала, как ее настроение поднимается вопреки горю и всем невзгодам, которые обрушились на нее после смерти отца.

Ева шла по улице, не замечая того, что почти каждый мужчина, проходящий мимо, оглядывается и восхищенно смотрит ей вслед.

Да, ни один француз не устоит перед красивой женщиной, а Ева была просто прелестна.

На улице Офмон жандарм указал девушке нужный ей дом.

Поднявшись на крыльцо, Ева взялась за очень затейливый, до блеска начищенный дверной молоток.

Раздался громкий стук.

Почти мгновенно дверь открылась, и на пороге возник слуга в роскошной ливрее.

— Могу я поговорить с мадам Леонидой Лебланк? — спросила Ева на безупречном французском.

— Я спрошу, принимает ли мадам, — ответил слуга. — Как о вас доложить?

— Я мисс Ева Хиллингтон, дочь покойного сэра Ричарда Хиллингтона.

Слуга провел девушку через прихожую, тесно заставленную дорогой мебелью, в боковую комнату.

Комната показалась Еве чересчур набитой мебелью, пусть и очень ценной, и даже на занавесках, подумала девушка, слишком много кисточек.

Но что удивило ее больше всего, так это цветы.

Повсюду стояли огромные корзины и вазы с самыми экзотическими и дорогими цветами — орхидеями, тигровыми лилиями, гвоздиками и пармскими фиалками, которые в это время года могли быть доставлены только с юга Франции.

Вновь появился слуга.

— Мадам примет вас, мадемуазель, если вы поднимитесь наверх.

Слуга шел впереди, Ева последовала за ним.

Поднявшись на второй этаж, слуга открыл дверь, и девушка вошла в комнату.

К удивлению Евы, она оказалась в спальне, но какой спальне!

Все свободное пространство заполняли орхидеи.

Они стояли на столиках и в огромных вазах на полу, превращая комнату в очаровательную беседку.

И посреди этого экзотического великолепия, на огромной кровати с голубым шелковым пологом, который держали золотые купидоны, возлежала их владелица. Ее темные волосы струились по плечам, а кружевная ночная рубашка едва прикрывала восхитительной формы груди с розовыми сосками.

Мадам Лебланк оказалась намного моложе, чем ожидала девушка.

Вовсе не красавица, и даже не хорошенькая, француженка, однако, сразу притягивала к себе внимание, благодаря обворожительному обаянию. Ева подумала, что такое лицо трудно забыть.

Протянув девушке руку в сверкающих перстнях, Леонида воскликнула:

— Мне так жаль твоего дорогого отца! Наверное, это было страшным ударом для тебя!

— Д… да, — ответила Ева.

— Он был очаровательным мужчиной, женщины ни в чем не могли ему отказать!

— Л знаю, мадам, что тем вечером, когда отец умер, он очень радовался, что будет ужинать с вами.

— Да, я никогда раньше не видела его в таком хорошем настроении, — подтвердила мадам Лебланк. — Садись, дорогая.

Она указала на стул рядом с кроватью и, когда Ева села, заметила:

— Alors , ты просто прелестна, как я и ожидала от дочери сэра Ричарда.

— Спасибо, — сказала девушка, — но без него… все стало… совсем другим.

— Я понимаю, но ты должна быть мужественной, — ответила Леонида Лебланк. — Что ты собираешься делать теперь?

— Возможно, это… вы… могли бы мне… посоветовать.

— Я?

Эта мысль явно изумила француженку.

— Собственно, я пришла спросить вас, мадам, не находили ли вы папенькину запонку? Такую жемчужину, окруженную маленькими сапфирами, которую подарила ему моя мама.

Мадам Лебланк вскрикнула:

— Так вот она чья! А я-то гадала, кто ее владелец, когда Жози нашла ее под кроватью.

Глаза Евы расширились.

Но потом девушка сказала себе, что мадам Лебланк, очевидно, принимала ее отца так же, как принимает ее.

Возможно, он сидел на том же самом стуле, на котором Ева сидит сейчас.

— Я верну тебе запонку, — пообещала мадам Лебланк. — А пока объясни, что ты имела в виду, когда сказала, что я могла бы тебе помочь.

Она говорила так дружелюбно… Почему бы и не посоветоваться с этой милой женщиной? — подумала Ева и начала свой рассказ:

— Не знаю, говорил вам папа или нет, но мы унаследовали домик на Сент-Оноре. Он такой славный, такой прелестный, что мне невыносима сама мысль о том, чтобы бросить его и вернуться в Англию, как посоветовал мне посол.

— Ты хочешь остаться в Париже? — спросила Леонида.

— Я наполовину француженка и знаю, что была бы счастливее здесь, чем в Англии с папиными родными.

Мадам Лебланк улыбнулась, словно понимая ее, и Ева продолжила:

— Но я не знаю, где взять деньги на содержание дома. Бот если бы я могла найти работу, например, учить детей или еще что, где бы мне достаточно платили, тогда я бы могла позволить себе остаться здесь, в своем домике.

Леонида Лебланк уставилась на девушку:

— Ты хочешь сказать, отец не оставил тебе денег?

— Очень-очень мало, этих денег не хватит надолго.

— Тогда я должна подумать, — ответила француженка и как-то странно, почти оценивающе посмотрела на Еву.

Девушка невольно спросила себя, не является ли ее внешность ценным преимуществом?

Впрочем, скорее наоборот.

Еве хватало ума понять, что, если она будет работать гувернанткой у какой-нибудь дамы, хозяйка может счесть ее слишком хорошенькой и начать ревновать.

Девушка тревожно посмотрела на Леониду Лебланк.

Но даже беспокойство не помешало ей восхититься, как очаровательно ухитряется выглядеть эта француженка, даже лежа в постели с неприбранными волосами.

В дверь постучали.

— Entrez ! — крикнула мадам Лебланк.

Это был тот же слуга, что впустил Еву. Он держал в руке золотой подносик, на котором лежала карточка.

Прочитав ее, Леонида Лебланк приказала:

— Проводи мадемуазель Хиллингтон в салон и вели шеф-повару приготовить ей английский чай. Затем проведи лорда Чарльза наверх.

Она проговорила все это очень быстро и как бы в сторону.

Потом француженка обратилась к Еве:

— Послушай, дорогая, я хочу продолжить наш разговор и подумать, как тебе помочь, но у меня важный посетитель, которому я не могу отказать.

— Л понимаю, — откликнулась девушка, — конечно, я могу уйти и вернуться в другой день.

— Нет-нет, никаких других дней, — возразила Леонида Лебланк. — Ступай вниз и подожди, пока я освобожусь. У меня иногда бывают гости-англичане, так что мой повар знает, чем угостить их в четыре часа!

Она засмеялась, да так заразительно, что Ева рассмеялась тоже.

— Ну, беги, а я позову тебя, как только смогу, — велела Леонида, и девушка в сопровождении слуги отправилась вниз.

Пройдя через прихожую, они вошли в комнату — не ту, где Ева сидела до этого, а другую, побольше, но так же заставленную мебелью и так же утопающую в цветах.

Девушка заметила, что и в прихожей, прямо перед входной дверью, появилось несколько корзин с орхидеями и лилиями, которых не было там, когда она только пришла.

«Наверное, мадам Лебланк — актриса, — сказала себе Ева. — Бот почему у нее столько цветов! И должно быть, она очень знаменитая актриса!»

Девушка села на обитый бархатом диван.

И сев, пожалела, что не проявила большего любопытства и не заставила отца рассказать подробнее о его подругах.

Но одно было очевидно: мадам Леонида Лебланк разительно отличалась от всех, кого Ева встречала прежде.

Однако девушка не могла не чувствовать себя несколько шокированной.

Мадам принимала своего следующего гостя — лорда Чарльза, как она его назвала, — в спальне!

Глава 2

Когда Ева ушла, Леонида Лебланк встала с кровати и села за туалетный столик.

Она припудрила нос, смазала губы бальзамом и опрыскалась экзотическими духами, созданными специально для нее.

Затем француженка вернулась в постель, ожидая, когда лорда Чарльза проведут наверх.

Ева и не подозревала, что Леонида Лебланк была куртизанкой, причем не просто куртизанкой, а одной из двенадцати самых известных куртизанок Парижа.

Несмотря на свою молодость, эта дама уже заслужила прозвище «мадам Максимум».

Никто не знал наверняка, чему она обязана этим титулом — своим гонорарам, своим туалетам или своей расточительности. Но скорее всего причиной послужило число ее любовников.

Леонида прибыла в Париж с отцом, когда ей было всего пять лет.

Он был сапожником в Бурли, маленькой деревушке в департаменте Луара, однако решил, что его малышка должна жить в столице.

Не имея других способов передвижения, отец и дочь отправились туда пешком.

Под самым Парижем их застиг сильный ливень. Ботинки Леониды размокли, и в столицу Франции девочка вошла босиком.

Честолюбивый сапожник хотел, чтобы дочь стала гувернанткой, и отдал ее в школу.

Девочка оказалась очень способной. Она получила много наград, и учителя наперебой расхваливали ее ум.

Однако Леонида вовсе не собиралась быть гувернанткой. Она мечтала стать актрисой, и только актрисой.

В четырнадцать лет она сбежала из школы и добилась роли на сцене театра Бельвиль на окраине Парижа.

Оттуда Леонида перебралась в Театр варьете, где имела большой успех. Но, поняв свою неотразимость для мужчин, она бросила сцену, как уже ненужную ей работу.

Позже об этой куртизанке писали:

«Мадам Лебланк не только очень остроумна, очень амбициозна и очень умна; она — воплощенное сладострастие».

Честолюбие Леониды заставило ее поднять la galanterie до изящного искусства, и вскоре она имела самых именитых любовников в Париже.

Самым влиятельным из них был Генрих Орлеанский — герцог д'Омаль. Этот вельможа из Шантильи обеспечил ее самой изысканной мебелью и произведениями искусства — предметом зависти всех, кто их видел.

Очень скоро Леонида стала одной из достопримечательностей не только Парижа, но и Баден-Бадена и других модных курортов, а ее суммарный доход уже превысил полмиллиона франков.

«Ла ви Паризьен»и другие журналы и газеты Франции редко обходились без упоминаний об этой куртизанке. В свои двадцать шесть лет Леонида Лебланк была признана самой очаровательной женщиной во всей стране.

Теперь, когда француженка снова откинулась на подушки, она подумала о Еве и задалась вопросом, как помочь дочери Ричарда Хиллингтона.

Леонида нашла ее отца очаровательным и наслаждалась его любовью, не требуя платы за свои услуги.

Поскольку роковой приступ случился с сэром Ричардом в ее объятиях, куртизанка чувствовала себя в долгу перед его дочерью.

Но Леонида не представляла, что она может сделать для этой девушки.

Дверь открылась, и вошел лорд Чарльз.

Очень красивый молодой мужчина, брат герцога Кинкрейгского, он обладал заразительной joie de vivre , которая завоевывала ему любовь в любом кругу.

Всякий раз, когда лорд Чарльз бывал в Париже, он неотступно следовал за куртизанкой, и в конце концов мадам Лебланк уступила его домогательствам, хотя англичанин был не в том положении, чтобы давать Леониде деньги или осыпать ее подарками, как делали другие любовники.

Лорд Чарльз понравился ей, потому что он аристократ.

Куртизанка нашла его идеальным в постели и очень веселым вне ее.

Теперь лорд Чарльз ворвался в комнату, подошел к Леониде, обнял ее и поцеловал.

После чего молодой человек рухнул на постель и воскликнул:

— Красавица моя, я в беде!

— Опять? Нет!

— На этот раз хуже, чем всегда.

— Почему?

— Потому, моя обожаемая сирена, что я не вижу выхода, если только ты чего-нибудь не придумаешь.

— Я постараюсь, Чарльз, но я вовсе не желаю оплачивать твои долги.

— Это не мои долги! Это жернов у меня на шее и кандалы, которые я не могу сбросить с ног, — простонал лорд Чарльз.

Леонида поудобнее устроилась на подушках.

— Начни сначала, чтобы я поняла.

Куртизанка разговаривала со своим любовником по-французски. Молодой человек хорошо владел языком и хотя говорил с сильным акцентом, но удивительно бегло.

— Когда я был здесь месяц назад, — приступил он к своему рассказу, — Рафайл Бишоффхейм, этот банкир-миллионер, попросил меня найти ему лошадей.

— Да, я слышала, что Бишоффхейм открыл конюшню! — воскликнула Леонида. — И конечно, английские лошади отлично показали себя во Франции.

— Поэтому он и попросил меня купить ему шесть — восемь первоклассных лошадей у лучших владельцев в Англии.

— И ты купил?

— Они прибывают завтра.

— Тогда в чем проблема? Не сомневаюсь, что ты заставишь Бишоффхейма выложить за них кругленькую сумму!

— Само собой разумеется, — отозвался лорд Чарльз. — Хотя в действительности, поскольку это самые великолепные животные, что ты когда-либо видела, для Бишоффхейма они будут выгодной покупкой, сколько бы он за них ни заплатил!

— Я тебе верю, — улыбнулась куртизанка, — хотя очень многие не поверили бы!

— Приехал я, как ты знаешь, вчера, — продолжил лорд Чарльз, — и сразу пришел к тебе. Затем я отправился в клуб послушать последние сплетни.

— Уверена, ты много чего узнал, — немного саркастически заметила Леонида.

Лорд Чарльз глубоко вдохнул.

— Один мой друг сообщил мне, что Бишоффхейм, предвкушая, как получит этих лошадей, решил заодно, что я стану отличным мужем для его старшей дочери!

Куртизанка уставилась на своего любовника.

— Ты шутишь!

— Если бы! — с горечью ответил молодой человек. — Этому амбициозному банкиру мало открыть лучшие конюшни во Франции, он еще желает блистать в Англии!

После изумленного молчания Леонида проговорила:

— Невероятно, просто невероятно! И что же ты будешь делать?

— Это я и хотел спросить у тебя, — печально откликнулся лорд Чарльз.

И чуть погодя добавил:

— Представляешь, что скажет мой брат, если я предложу ввести дочь Бишоффхейма в семью? Кроме того, как ты хорошо знаешь, я вообще не хочу ни на ком жениться!

— Ты действительно думаешь, — спросила куртизанка после паузы, — что, если ты откажешься сделать так, как он хочет, Бишоффхейм потребует вернуть лошадей в Англию?

— А ты еще сомневаешься? Да он же знает, что я по уши в долгах — ничего нового в этом нет, — и знает, что этих лошадей я купил в кредит. Честное слово, Леонида, я загнан в угол и понятия не имею, как выбраться!

— Но ты обязан выбраться! — вскричала куртизанка.

Она посмотрела на молодого мужчину, сидящего напротив нее — красивого голубоглазого блондина с чистой, гладкой кожей.

А затем представила себе Рафаила Бишоффхейма — маленького, темноволосого, с огромным носом и ослепительно ярким умом, но абсолютно без каких-либо благородных кровей.

Все знакомые Леониде аристократы — и французы, и англичане, — давно и ясно дали ей понять, как много значит для них происхождение.

Да, подумала куртизанка, лорд Чарльз действительно, как он сам выразился, «загнан в угол».

— Прошу тебя, Леонида! — взмолился англичанин. — Ты же самая умная женщина во Франции! Спаси меня! Придумай, что мне сделать и что сказать.

— Бишоффхейм — упорный человек, — медленно проговорила куртизанка. — Если ему захотелось выдать свою дочь за аристократа, я готова поставить все свои франки на то, что он это сделает!

— Пусть себе выдает, но только не за меня! — ответил лорд Чарльз. — Будь я проклят, если женюсь на француженке, которой нечего мне предложить, кроме денег ее отца.

— Но ты мог бы преуспеть с ними, — заметила Леонида.

— Только не ценой моей свободы, и если откровенно, мне не хочется порочить семейное древо фамилией Бишоффхейм!

— Бот этого ему говорить не стоит!

— Да, но я вынужден буду сказать, если он нажмет на меня, а самое скверное то, что после этого мне придется вернуть лошадей в Англию.

Лорд Чарльз встал с кровати и беспокойно заходил по комнате.

— Я чуть ли не на коленях умолял продать мне этих лошадей, — пожаловался он. — Я даже купил одну с Королевского конного завода!

Куртизанка молча наблюдала за ним.

— Ради бога, Леонида, скажи, что я должен сделать? Нет, что я могу сделать!

Снова воцарилась тишина, но вдруг куртизанка вскричала:

— Знаю! Знаю отличное решение!

Лорд Чарльз снова уселся на кровать.

— Какое?

— Ты должен опередить Бишоффхейма и сказать ему, что помолвлен!

— Помолвлен? — переспросил лорд Чарльз. — Но с кем? Вряд ли он поверит, что у меня есть невеста в Англии, если об этом не объявлено в газетах!

— Ты подберешь себе невесту, — медленно проговорила Леонида, — здесь, в Париже!

С минуту лорд Чарльз молча смотрел на нее, потом воскликнул:

— Леонида, ты гений! Но тебе придется найти эту девушку, и она должна будет соответственно выглядеть. Бишоффхейм не дурак!

— Л знаю. Ты хочешь сказать, что она должна быть леди до кончиков ногтей.

Увидев сомнение в глазах лорда Чарльза, куртизанка добавила:

— Не беспокойся. Она будет знать, что играет роль и что на самом деле ты не хочешь на ней жениться, но тебе придется заплатить ей.

— Да я бы отдал ей сокровища короны, если она вытащит меня из этой передряги! — импульсивно вскричал лорд Чарльз.

— Спокойнее, — охладила его куртизанка. — Ты должен извлечь выгоду из этой сделки.

Лорд Чарльз засмеялся.

— Леонида, я обожаю тебя! Расскажи, что конкретно ты задумала.

Куртизанка помедлила, словно выбирая слова.

— Л знаю девушку, — сказала она наконец, — которая несомненно леди. но нуждается в деньгах, чтобы остаться в Париже.

— Ну, если она хорошо выглядит, у нее не должно быть трудностей с деньгами! — усмехнулся лорд Чарльз.

— Я же сказала, что она леди, — резко осадила его Леонида, — и если ты собираешься обращаться с ней как с jolie poule , выкручивайся сам, как знаешь.

Лорд Чарльз всплеснул руками.

— Прости, я больше не буду! Пожалуйста, продолжай, я слушаю.

— Я договорюсь с ней, — изрекла Леонида, — но только при одном условии.

— И каком?

— Ты не дотронешься до нее, не попытаешься ее соблазнить и оставишь точно такой, какой нашел: очень чистой и очень невинной юной девушкой. Лорд Чарльз уставился на куртизанку.

— И она — твоя подруга? Что-то не верится. Или она поручена тебе ее родителями?

— Это мое дело! — отрезала Леонида. — Так ты обещаешь выполнить то, о чем я прошу, или нет?

— Обещаю! Слово джентльмена!

— Хорошо, тогда вот что ты должен делать…

Француженка замолчала, явно обдумывая план.

Молодой человек терпеливо ждал и, глядя на Леониду, думал, что нет другой такой куртизанки, которая способна быть другом своим любовникам.

Леонида особенная. С одними она говорит о политике, с другими — об искусстве. Многие ее поклонники специально едут в Париж, чтобы увидеться с ней, потому что восхищаются этой женщиной и любят ее.

И Пеонида — единственная, к кому лорд Чарльз может обратиться за помощью.

Куртизанка прервала его раздумья:

— Когда ты встречаешься с Бишоффхеймом?

— Он пригласил меня завтра на обед, и я планировал, что сразу после обеда мы поедем в его конюшни, куда утром доставят лошадей.

— Отлично! — воскликнула куртизанка. — Так вот, ты должен отправить банкиру записку. В ней ты напишешь, что тебе не терпится увидеть его и показать покупки, сделанные от его имени.

При воспоминании о лошадях губы лорда Чарльза сжались, но он не перебивал.

— А в конце ты добавишь, что приведешь с собой еще кое-кого, кого очень хочешь познакомить с ним.

— Я не напишу, кого именно? — поинтересовался лорд Чарльз.

— Нет, и даже не напишешь, мужчина это или женщина. Когда вы приедете, ты представишь ее, но при этом заставишь Бишоффхейма поклясться сохранять тайну, поскольку ваша помолвка официально еще не объявлена. А не объявлена она потому, что твоя невеста, которая наполовину француженка, еще не познакомилась с твоим братом.

— Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — промолвил лорд Чарльз. — Единственный вопрос — как она выглядит?

— Она будет выглядеть как надо и сыграет свою роль, а ты сдержишь данное мне слово, — ответила Леонида.

— Хорошо, — согласился лорд Чарльз. — Но лучше бы ты заполнила пробелы.

— Я сделаю это завтра, когда ты заедешь за ней сюда в полдень. А теперь мы должны решить, сколько ты заплатишь девушке.

— Это целиком зависит от того, раскошелится ли Бишоффхейм или нет, — вздохнул лорд Чарльз. — В данную минуту мои карманы пусты!

— В этом я не сомневалась, — заметила куртизанка. — Но поскольку у него уже не будет повода отказаться от лошадей, которых он сам просил тебя купить, ты получишь чек. Полагаю, моя маленькая протеже должна получить… так, дай мне подумать…

— Ради Бога, Леонида! — воскликнул лорд Чарльз. — Оставь мне хоть парочку франков на личные удовольствия. А я куплю тебе орхидей, а то их у тебя так мало!

Англичанин говорил с улыбкой, но куртизанка оставила шутку без внимания: она мысленно пересчитывала франки в фунты.

— Я предлагаю пятьсот фунтов, — сказала наконец Леонида.

Поскольку молодой человек боялся, что будет больше, он протянул руку.

— Договорились! Но если она окажется не идеальна в своей роли и Бишоффхейм оставит меня с носом, она не получит ничего!

— Согласна! — промолвила куртизанка, подавая ему руку.

Лорд Чарльз поцеловал ее и, наклоняясь вперед, пылко прошептал:

— Ты как всегда неотразима!

Сидя внизу, Ева начала думать, что мадам Лебланк забыла о ее существовании.

Девушка уже давно напилась чаю с французскими пирожными, которые оказались настолько вкусными, что Ева не удержалась и съела целых два.

Потом она осмотрела салон, где обнаружила замечательную коллекцию табакерок, которой, несомненно, восхищался ее отец.

Большинство из них было украшено бриллиантами, жемчугом и разными драгоценными камнями, но на некоторых были миниатюры с портретами французских королей.

На каминной полке стояла красивая коллекция очень редкого, розового севрского фарфора. А еще Ева увидела резные фигурки из нефрита и розового кварца, тоже необычайно ценные.

Но даже восхищаясь таким удивительным собранием сокровищ девушка все спрашивала себя: что же предпринять?

Как заработать деньги?

Если мадам Лебланк выступает на сцене, может, она найдет для Евы маленькую роль в театре?

Однако девушка нисколько не сомневалась, что ее мать пришла бы в ужас от такой идеи.

«Почему я не обсудила это с папой, пока он был жив?»— спросила себя Ева.

Впрочем, он бы все равно не стал об этом говорить, только ответил бы в своей беззаботной манере, что «что-нибудь да подвернется».

Девушка старалась не думать о том, во что обошлись его похороны, и о том, что продукты во Франции оказались гораздо дороже, чем в Англии.

Конечно, дома у них были собственные куры и утки, а зимой ее отец приносил из лесу дичь.

Но все же товары, которые они покупали в деревенской лавке, не казались такими дорогими, как те, что Мария, жена Анри, покупает на рынке.

«Должно же быть что-то, что я могу сделать!»— в отчаянии сказала себе Ева, повторяя те же слова, что звучали в ее голове и прошлой, и позапрошлой ночью.

Мадам Лебланк все не посылала за ней, и девушка стала подумывать, не пойти ли в прихожую и не спросить ли у слуги: может, хозяйка дома и вправду забыла о ней?

Наконец появился слуга и сказал Еве, что она снова может подняться.

Девушка подумала, что гость мадам, этот лорд Чарльз, явно был очень многословен.

Однако Ева надеялась, что мадам Лебланк хватило времени подумать как о нем, так и о ней.

Девушка вошла в спальню и снова подумала, как привлекательно выглядит ее владелица.

На щеках француженки играл легкий румянец, а глаза, казалось, сияют.

Но, может, это был просто солнечный свет, льющийся в окна.

— Прости, та cherie , что так долго заставила тебя ждать, зато я нашла тебе работу.

Ева сжала руки.

— Это правда? О, как вы любезны! Я молилась, чтобы вы нашли какое-то решение моим проблемам.

Леонида Лебланк улыбнулась:

— Похоже, сегодня на меня обрушилось слишком много проблем. Но твои я решила, по крайней мере на ближайшее время. Теперь сядь, я расскажу, что ты должна делать.

Девушка села, а мадам Лебланк взяла со столика возле кровати бокал и сделала глоток. Содержимое бокала удивительно напоминало шампанское, но Ева тут же подумала, что, вероятно, ошибается.

Она не могла представить себе, чтобы кто-нибудь пил шампанское в постели.

Дома ее родители изредка открывали бутылку, чтобы отпраздновать день рождения или юбилей, и, конечно, на Рождество, но для обычных дней оно было слишком дорогим.

Обычно ее отец пил кларет или белое вино, а мама предпочитала лимонад.

Пеонида Лебланк отпила еще глоточек. Затем сказала:

— Итак, тебе придется сыграть роль.

Ева ахнула:

— Я только сейчас думала, что раз вы выступаете на сцене и, очевидно, очень талантливая актриса, то, может, вы найдете для меня место в театре.

— Это не в театре, — резко возразила француженка. — Мне бы и в голову не пришло посылать дочь сэра Ричарда на сцену.

Ева посмотрела на нее широко открытыми глазами. Потом зарделась и пролепетала:

— Я знаю, мама… не одобрила бы… но… но я подумала, что это, наверное… единственное, что я могла бы… делать.

— Это то, чего тебе не следует делать! — отрезала Леонида. — И когда я сказала «играть роль», то имела в виду нечто другое, для чего ты очень хорошо подходишь.

Ева вопросительно посмотрела на нее, и мадам Лебланк продолжила:

— Моим последним гостем, который только что ушел, был лорд Чарльз Крейг. Он сейчас в затруднительном положении.

В первый раз Ева услышала его фамилию.

Хотя она звучала как-то знакомо, девушка не помнила никого из друзей отца по фамилии Крейг.

— Лорд Чарльз, — продолжала француженка, — очаровательный молодой человек, который никогда не был женат и жениться не собирается.

Она говорила медленно, сделав ударение на трех последних словах, как будто хотела внушить их Еве.

— Однако он не по своей вине угодил в неприятную ситуацию.

— А что случилось? — спросила девушка.

— Ты когда-нибудь слышала о Рафаиле Бишоффхейме? Это самый влиятельный банкир в Париже.

Ева отрицательно покачала головой.

— Он решил — надо сказать, он может себе это позволить — завести беговых лошадей, которые принесут ему победу на скачках над членами Жокейского клуба.

Девушка улыбнулась. Она могла понять амбиции банкира. Отец рассказывал ей о Жокейском клубе и о том, насколько влиятельны его члены.

— Мсье Бишоффхейм попросил лорда Чарльза купить ему несколько лошадей в Англии из самых лучших конюшен.

Леонида Лебланк всплеснула руками и засмеялась.

— И вот теперь лорд Чарльз обнаружил препятствие, которого он не предвидел.

— Препятствие?

— Мсье Бишоффхейм хочет, чтобы лорд Чарльз женился на его дочери!

Девушка удивилась.

— Но… ведь?.. — пробормотала она.

— Совершенно верно! — ответила француженка. — Лорд Чарльз не может жениться на дочери мсье Бишоффхейма, будь она хоть трижды красавицей. И его брат, герцог Кинкрейгский, пришел бы в ярость от подобной идеи!

— Я понимаю, — кивнула Ева, недоумевая: а при чем тут она?

— У лорда Чарльза, — продолжала Леонида, — есть только одна возможность получить деньги, потраченные им на лошадей, не оскорбляя мсье Бишоффхейма отказом стать его зятем.

Девушке не пришлось задавать вопрос, который трепетал у нее на губах.

Мадам Лебланк театрально добавила:

— Если он представит банкиру свою невесту!

— О! — воскликнула Ева. — Значит, лорд Чарльз уже помолвлен!

— Л уже сказала, что он вообще не хочет ни на ком жениться! — ответила француженка.

— Тогда как… как же… он сможет?..

— Не будь дурочкой, — сказала Леонида Лебланк. — Лорд Чарльз представит как свою невесту тебя!

— Меня?

— Ты должна будешь притвориться, что ты — та девушка, с которой он помолвлен!

Она минуту помолчала, потом продолжила:

— Когда лорд Чарльз получит чек за лошадей — кстати, на довольно значительную сумму, — ты тактично исчезнешь.

Ева выглядела смущенной.

— Но… вы думаете?.. — начала она.

— Ты легко с этим справишься, просто будь собой, — резко сказала Леонида Лебланк. — Но, конечно, мы придумаем тебе другое имя, и даже лорд Чарльз не должен знать, кто ты на самом деле.

— Но почему?

— Потому, моя дорогая, что это смутило бы его. Кроме того, если бы в Англии стало известно, что ты притворялась помолвленной с очень известным молодым аристократом, это погубило бы твою репутацию и твои шансы выйти замуж за такого человека, которого твой отец хотел бы видеть твоим мужем.

— Да… конечно… я понимаю, — нервно сказала Ева. — Тогда… кем же я… буду?

Леонида Лебланк улыбнулась:

— Важнее, и об этом тебе следовало бы спросить, сколько он за это заплатит.

— Но… мне ведь… не придется… спрашивать лорда Чарльза? — испугалась Ева. — Л… меня бы это… очень смутило!

— Конечно, смутило бы! Бот почему я договорилась обо всем вместо тебя. Если ты убедительно сыграешь свою роль и мсье Бишоффхейм откажется от нелепой затеи женить лорда Чарльза на своей дочери, ты получишь пятьсот фунтов!

У девушки перехватило дыхание.

Она знала, что обычная гувернантка в Англии получает около сорока фунтов в год!

Если Ева будет экономна, пятьсот фунтов позволят ей жить в ее домике в течение долгого времени, не беспокоясь о деньгах.

От изумления девушка сказала первое, что пришло в голову:

— Это… это… слишком много! Леонида Лебланк рассмеялась и замахала руками.

— Никогда не отказывайся от денег, та cherie ! Никогда не говори, что какая-то сумма слишком велика, если ты должна работать за нее, а принимай с благодарностью то, что дают тебе боги.

— Я думаю, что на самом деле я должна… благодарить вас, — сказала Ева. — Бы так добры ко мне! Я вам очень… очень признательна!

— Я любила твоего отца и возвращаю ему долг за те часы счастья, что мы провели вместе.

— Тогда я уверена, что и папа… где бы он ни был сейчас… тоже очень благодарен вам, — тихо проговорила девушка.

После ее слов в спальне воцарилась тишина. Затем Леонида, словно боясь показаться сентиментальной, быстро сказала:

— Ну, пора браться задело. Думаю, у тебя есть платья, которые мсье Бишоффхейм сочтет подобающими для юной английской леди, помолвленной с братом герцога Кинкрейгского?

— Боюсь… они… не очень нарядные, — виновато призналась Ева. — Но у меня есть с собой несколько маминых платьев, которые я могу надеть, только они, конечно… не черные.

— Ты не должна носить черное! — в ужасе воскликнула мадам Лебланк. — Ты должна выглядеть счастливой, да и какая девушка не была бы счастлива, выходя замуж за лорда Чарльза?

Она немного подумала, затем сказала:

— Я отправлю с тобой мою горничную, Жози, к тебе домой. Она почистит и выгладит то, что у тебя есть, и, может, добавит ленту или кружево, если платье выглядит слишком унылым.

— Это было бы… очень любезно, — обрадовалась девушка.

— А теперь мы должны решить, как тебя будут звать.

— Меня зовут Евой.

— Что ж, это подойдет, раз у тебя мать англичанка и отец француз.

Девушка засмеялась:

— Вообще-то наоборот.

— Конечно, но тебе придется объяснить, почему ты во Франции, а не в Англии.

— А какая у меня будет французская фамилия?

У Евы в голове мелькнуло, что можно бы назваться Шабрилен — по фамилии матери до замужества.

Но девушка тут же сообразила, что это опасно: вдруг мсье Бишоффхейм знаком с этой семьей?

— Бенард, — решила Леонида Лебланк. — Ты будешь Евой Бенард. Звучит приятно, и поскольку ты не захочешь много говорить о своей семье, банкир ничего не узнает.

— А что, если он начнет… расспрашивать меня?

— Ну, думаю, тебе хватит ума весело говорить о чем-нибудь другом.

— Я постараюсь… Я постараюсь сделать все так, как вы сказали, — послушно ответила Ева.

А ее сердце пело.

Пятьсот фунтов означали, что она сможет остаться в Париже!

Она сможет жить в своем собственном чудном домике, и будущее казалось ей в эту минуту уже не таким страшным.

Леонида Лебланк внимательно посмотрела на девушку и неожиданно сказала, словно впервые ее увидела:

— О! Ведь ты прелестна! Даже просто красива, и, думаю, я могла бы дать тебе один маленький совет, которому, надеюсь, ты последуешь.

— Бы же знаете: я сделаю все, что вы скажете. Я вам так благодарна за вашу доброту!

— Прибереги свои благодарности до тех пор, пока пятьсот фунтов не окажутся у тебя в руках, а лорд Чарльз не уедет из Парижа свободным человеком.

— Я только… боюсь, что… совершу ошибку, — погрустнела Ева.

— С чего бы тебе совершать ошибки? — возразила Леонида Лебланк. — Просто будь собой, но помни, что ты очень правильная, чопорная англичанка, и тебя смущают грубые комплименты.

Она минуту помолчала, а потом внушительно добавила:

— И ты никогда не позволяешь мужчинам прикасаться к тебе.

— Прикасаться ко мне? — удивленно переспросила Ева. — Бы имеете в виду, что… им нельзя держать мою руку?

— Я имею в виду, что им нельзя целовать тебя!

— Не представляю, чтобы кто-то захотел меня поцеловать, если знает меня недостаточно хорошо, — возразила девушка.

— Нет, конечно, да у них и не было бы такой возможности, если бы тебя сопровождала твоя мать.

Ева испуганно посмотрела на француженку.

— Я… я не подумала об этом… и конечно, мсье Бишоффхейму и лорду Чарльзу покажется… странным, что я живу в своем доме на Сент-Оноре одна, без компаньонки?

— Именно это я и собиралась тебе сказать. Ты ни в коем случае не должна раскрывать им, где именно ты живешь и что живешь одна.

Глаза Евы расширились, а француженка продолжала:

— Говори убедительно, что приехала сюда с тетей, но та сейчас лежит с простудой и потому не может принимать гостей.

Выдержав паузу, Леонида добавила:

— И ты тоже не можешь, поэтому, если какой-то мужчина выразит желание прийти к тебе домой, ты очень вежливо объяснишь, что это было бы нехорошо, так как твоя тетя больна.

— Да, конечно… я понимаю, — пробормотала Ева. — Как глупо, что я не подумала об этом раньше.

«На будущее это надо учесть и быть осторожной», — мысленно сказала она себе при этом.

Но девушке как-то не верилось, что она встретит много мужчин, которые захотят ее навестить.

Если же захотят, ответ есть.

Леонида Лебланк отпила еще глоточек из своего бокала.

— Сейчас я вызову Жози и объясню, что я от нее хочу. А также отдам тебе запонку.

С этими словами она позвонила в колокольчик у кровати.

Через несколько секунд дверь отворилась, и в комнату вошла горничная — женщина лет сорока, в черном платье с крошечным белым фартучком, отделанным кружевом.

Она немного удивленно взглянула на Еву и подошла к хозяйке.

— Жози, — представила мадам Лебланк, — это дочь сэра Ричарда Хиллингтона, которому, — помнишь? — стало плохо здесь неделю назад.

— Да, мадам, конечно, помню. Бедный джентльмен! Мне было так жаль его.

— Ну, очевидно, это его запонку мы нашли тогда, — сказала Леонида. — Я хочу, чтобы ты вернула ее мисс Хиллингтон, а еще я хочу, Жози, чтобы ты пошла с моей гостьей к ней домой и посмотрела ее платья.

Теперь горничная точно удивилась, и Леонида Лебланк пояснила:

— Л поручила мисс Хиллингтон маленькое задание, которым она обяжет меня, но, чтобы выполнить его, она должна быть одета соответствующим образом.

Жози с любопытством посмотрела на черное платье Евы, а ее хозяйка продолжила:

— Ей требуется что-то нарядное, но очень изысканное для завтрашнего обеда. Ты понимаешь, Жози. Она — jeune fille и ни в коем случае не должна быть вульгарной.

— Я знаю, что нужно мадемуазель, — ответила горничная. — Когда я служила у жены посла, я три года провела в Англии. О, мадам, вы не представляете, эти английские jeune fille такие немодные, скучные и бесцветные!

Она обращалась к своей хозяйке по-французски, думая, вероятно, что гостья ничего не поймет.

Но Ева рассмеялась.

— Мадемуазель прекрасно говорит по-французски, Жози, — объяснила Леонида Лебланк.

— Простите, мадемуазель, — смутилась горничная. — Л не хотела вас обидеть!

— То, что вы сказали, — чистая правда, — успокоила ее Ева. — Моя мама была француженкой и часто говорила то же самое!

Поняв, что оговорилась, девушка взглянула на мадам Лебланк.

— Ошибка, — покачала та головой. — Здесь это не страшно, но помни, в будущем следует быть очень внимательной. Твоя мать была англичанкой, а отец — французом.

— Я… я буду помнить, — пообещала Ева.

— Поторопись, Жози, и надень капор, — приказала Леонида. — Тебе еще нужно вернуться, чтобы помочь мне одеться.

— Mais оui , мадам, я быстро. Она вышла из комнаты, и Ева встала.

— Не знаю, как и благодарить вас.

— Ты отблагодаришь меня, если сделаешь в точности то, что я тебе сказала, — ответила француженка. — Лорд Чарльз — мой друг и я хочу сделать ему приятное. Я также хочу помочь тебе в память о твоем отце. И все это вместе, так сказать, очень трогательно.

— Да… да!.. — согласилась девушка.

Она пожала руку мадам Лебланк, а потом вдруг наклонилась и поцеловала ее в щеку.

В первый момент француженка казалась удивленной. Затем она улыбнулась:

— Ты очень мила и, надеюсь, когда-нибудь выйдешь замуж за кого-то такого же приятного, каким был твой отец, и будешь очень-очень счастлива.

— Это то, чего я всегда хотела, — ответила Ева.

Глава 3

В целом Жози вполне лестно отозвалась о платьях Евы.

Они очень простые, но, как сказала горничная, именно такие требуются для jeune fille.

Однако Жози не была бы француженкой, если бы не захотела их немножко оживить.

Ева восхищенно смотрела, как преображается под руками горничной ее гардероб.

Бант на плече, кружево вокруг рукавов и несколько шелковых цветов на подоле превратили совсем заурядные платья в модные туалеты, которые вполне могла бы носить юная француженка.

— Спасибо, спасибо вам, — поблагодарила Ева.

Посмотрев на часы, Жози сообщила, что должна вернуться к мадам Лебланк.

Элегантность дома на Сент-Оноре явно произвела впечатление на француженку. Но еще раз оглядевшись, Жози заметила неодобрительно, будто старая ворчливая няня:

— Вам не следует жить здесь одной, мадемуазель!

— Но я очень счастлива, хоть и скучаю без отца, — запротестовала Ева.

— Vous etes tres belle , и вам нужна компаньонка.

— Я уже обещала мадам, что буду вести себя осмотрительно, — защищаясь, ответила девушка. — Я сделаю вид, что моя очень строгая тетя лежит в постели с простудой.

Жози засмеялась:

— Мадмуазель очень умна, но вы еще так молоды.

— Я повзрослею, — сказала Ева, — а если будет слишком трудно, я вернусь в Англию.

Девушка не совсем точно представляла себе, что она подразумевает под «слишком трудно», но это каким-то образом было связано с мужчинами, которые захотели бы поцеловать Еву.

С мужчинами, от которых предостерегала ее Леонида Лебланк.

«Когда я выполню то, что требуется лорду Чарльзу, — утешила себя девушка, — то больше не стану встречаться ни с какими светскими людьми. Я буду ходить в музеи и попробую написать картины, которые удастся продать».

Поразмыслив об этом, Ева решила, что живопись — единственная возможность для нее заработать деньги и держаться подальше от мужчин.

Мама хвалила ее акварели.

Как-то Ева попробовала свои силы в живописи маслом и после многих ошибок написала вполне приличный портрет.

Это был портрет… лошади.

— Может, удастся выкроить деньги на уроки? Ведь в Париже много художников, которые могут поучить меня, — вслух подумала девушка, но тут же сообразила, что связываться с художниками, поэтами и писателями, живущими на левом берегу Сены, гораздо опаснее, чем иметь дело со светским обществом, которым наслаждался ее отец.

— Остается только, как и папа, надеяться, что «что-нибудь да подвернется», — философски заметила Ева.

Однако она была так возбуждена перспективой заработать кучу денег, что никак не могла заснуть.

Лишь на рассвете девушка наконец задремала, и ей приснилось, что она скачет на лошади по беговой дорожке, а за ней гонится множество незнакомых мужчин, тоже верхом на лошадях.

Ева проснулась и посмеялась над своим сном.

Одеваясь, девушка чувствовала себя в приподнятом настроении, как будто сегодня должно случиться что-то необыкновенное.

В то же время она ужасно нервничала, вдруг сделает что-нибудь не то.

Встав на колени у кровати, Ева прошептала:

— Пожалуйста… папа… помоги мне! Ты знаешь, что за люди лорд Чарльз и мсье Бишоффхейм. Не дай мне сказать… ничего, что… разрушило бы планы мадам Лебланк.

Поднявшись с копен, она тщательно причесалась и надела выглаженное Жози платье.

В этом белом платье с широкой юбкой и тесным лифом, который плотно облегал ее стройную фигурку, Ева выглядела, сама того не сознавая, очень юной и невинной.

Для красоты горничная добавила бантик из голубой ленты на плечо и второй такой же бантик — с противоположной стороны — на талию.

Завершала наряд круглая шляпка. Она словно нимб обрамляла личико девушки, а шелковые нежно-голубые ленты были откинуты назад.

Ева готовилась идти на улицу Офмон пешком, как вчера, когда в дверь спальни постучали.

— Entrez , — крикнула девушка. Вошел Анри.

— За вами прибыл экипаж, мадемуазель, — доложил он.

— За мной? — удивилась Ева, но, сообразив, кто послал экипаж, воскликнула:

— Как любезно со стороны мадам подумать обо мне!

Чувствуя себя важной персоной, девушка села в роскошную коляску, которая по своей затейливости превосходила все экипажи, когда-либо виденные Евой.

И только когда коляска тронулась, девушка вспомнила, что ей не следовало идти вчера одной по улицам, чтобы повидать мадам Лебланк.

Ее мать как-то давно сказала ей, что, когда Ева едет в Лондон пройтись по магазинам или гуляет в парке, ее должна сопровождать горничная.

— Как скучно, мама! — воскликнула девушка в тот раз.

— Возможно, — согласилась ее мать, — но для jeune fille совсем не соrrе il fait , Ева! — сказала мадам Лебланк.

Она отвернулась от зеркала, внимательно посмотрела на девушку и удовлетворенно заметила:

— Tres biеn ! Ты выглядишь именно так, как я хотела, и вижу, Жози тоже постаралась: добавила бантик на плечо и подобрала шляпку.

— Она была очень любезна и чрезвычайно полезна, — подтвердила Ева.

Пока они разговаривали, горничная сходила в другую комнату и принесла шляпу для мадам Лебланк.

Того же цвета, что и платье, но украшенная перьями, которые переливались при каждом движении, эта шляпа оказалась настолько потрясающим зрелищем, что девушка так и застыла с открытым ртом, не в силах оторвать от нее глаз.

Леонида Лебланк улыбнулась:

— Я собираюсь на прогулку в Булонский лес в открытой коляске. Я каждый день появляюсь в новом туалете и, как правило, с новой ливреей для слуг!

— Бы выглядите изумительно! — воскликнула Ева.

Француженка засмеялась:

— Теперь ты понимаешь, почему, уйдя отсюда с лордом Чарльзом, ты никогда не должна признаваться, что знаешь меня?

— Нет, а почему? — удивилась девушка.

— Будь благоразумна, дорогая. Ты можешь представить свою мать или свою мифическую тетю, которая лежит с простудой, так разодетыми?

Она настолько забавно это спросила, что Ева засмеялась.

— Нет, мадам, если бы они появились в Лондоне в таких нарядах, они бы остановили городское движение!

— Именно это я пытаюсь сделать в Париже, — самодовольно изрекла француженка. — Масса народу едет в Булонский лес специально, чтобы увидеть меня!

Жози надела ей шляпу.

— Нет, все же позавчера я выглядела шикарнее, — пожаловалась Леонида, глядя в зеркало.

— Ничего подобного, мадам! — твердо заявила Жози. — Сегодня вы мне нравитесь больше. И вы сами говорили, что черный кучер в белой ливрее был ошибкой.

Для Евы все это звучало фантастично, но она ничего не сказала.

Мадам Лебланк пожала плечами.

Жози закрепила шляпу длинными булавками, сверкающими бриллиантами, и куртизанка встала, по-прежнему глядя на свое отражение.

— Мне надоели эти рубины. Верни их моему ювелиру, пусть оправит их заново.

— Хорошо, мадам, — невозмутимо ответила Жози, как будто ей часто приходилось это делать.

— Счет пусть пошлет герцогу. Или нет, лучше я уговорю герцога подарить мне ожерелье из изумрудов. То колье, что у меня есть, мне тоже уже надоело.

И не дожидаясь ответа, Леонида Лебланк направилась к Еве.

— Лорд Чарльз внизу, и мы заставили его ждать достаточно долго. Теперь помни, ты девушка, на чью долю выпали трудные времена. Тебе нужны деньги, но ты — леди и за пределами этого дома ничего не знаешь о женщинах вроде меня.

Она говорила насмешливо, но Ева возразила:

— Я знаю, что вы очень добры, мадам, и я всегда буду вспоминать вас в своих молитвах.

Леонида Лебланк на мгновение застыла, потом быстро сказала:

— Идем же, идем! Я должна ехать в Булонский лес, а вам с лордом Чарльзом нужно немного поговорить, прежде чем отправиться к мсье Бишоффхейму.

Они спустились по лестнице. Слуга открыл дверь, и Леонида Лебланк стремительно вошла в салон.

Лорд Чарльз, который читал газету, сидя на диване, встал.

— Я думал, ты забыла обо мне, — сказал он.

— Ну разве я могла забыть? — проворковала француженка.

Ева подумала, что с лордом Чарльзом мадам Лебланк говорит совсем не так, как с ней.

Девушка не могла подобрать точного слова, но мысленно назвала ее новые интонации «ласковыми»и «манящими».

Леонида подала лорду Чарльзу руку, и он поднес ее к своим губам.

Девушке показалось, что они разговаривают друг с другом без слов.

Затем француженка быстро проговорила:

— Теперь я хочу познакомить тебя с Евой Бенард, которая обещала помочь тебе и сделает все, что от нее требуется.

Девушка вошла в салон вслед за мадам Лебланк, но в тот момент лорд Чарльз даже не взглянул на нее.

Теперь же он уставился на Еву, и девушка подумала, что подобное разглядывание просто оскорбительно. Лорд Чарльз между тем воскликнул:

— Леонида, ты чудо! Я назвал тебя гением, но теперь знаю: ты — волшебница, и можешь сотворить все, чего бы ни пожелал человек!

Француженка улыбнулась:

— Не пугай Еву. Она никогда еще не делала ничего подобного, и тебе нужно многое объяснить ей.

— Ты уходишь? — спросил лорд Чарльз.

— А почему я так одета, как ты думаешь? Моя публика ждет, нельзя разочаровывать ее!

— Я провожу тебя до экипажа, — предложил лорд Чарльз и, взяв куртизанку под руку, вышел с ней из комнаты.

Оставшись одна, девушка попыталась собраться с мыслями. Во-первых, следовало отметить, что лорд Чарльз вел себя по отношению к Еве довольно грубо.

Но хуже всего то, что, несмотря на свою очень приятную внешность, он испугал девушку, и на минуту она даже пожалела, что ради пятисот фунтов согласилась на такую сложную работу.

Но потом Ева сказала себе, что она очень неблагодарна.

Какая другая девушка имела бы такую великолепную возможность?

— Я смогу остаться в Париже, — прошептала она, — и жить в моем славном домике, поэтому я должна быть разумной и не жаловаться, что бы ни случилось.

Лорд Чарльз вернулся в комнату, а Ева по-прежнему стояла там, где он ее оставил.

Весело улыбнувшись девушке, англичанин сказал:

— Позволь похвалить тебя, или я должен поздравить Леониду? Ты выглядишь именно так, как мне хотелось бы!

— Спасибо! — ответила Ева. — Надеюсь, я не сделаю никаких ошибок.

— Может, присядем и поговорим об этом? — предложил лорд Чарльз. — Я велел слуге принести шампанское. Думаю, нам обоим требуется выпить.

Девушка посмотрела на него удивленно.

Она не думала, что джентльмены вроде лорда Чарльза начинают пить так рано, и была уверена, что ее мать не одобрила бы этого.

Дверь открылась, и вошел слуга с бутылкой шампанского — наверное. держал ее наготове, решила Ева. Наполнив два бокала, слуга подал их на золотом подносе сначала девушке, потом — лорду Чарльзу.

Не посмев отказаться, Ева взяла шампанское, но, сделав крошечный глоточек, поставила бокал на столик возле дивана.

Когда слуга удалился, лорд Чарльз перешел к делу:

— Полагаю, Леонида рассказала тебе, что ты должна делать?

— Я притворяюсь… что я ваша… невеста, — немного нерешительно ответила Ева, — но вы должны… рассказать мне, как давно мы знакомы… и где мы встретились: во Франции… или в Англии?

— Во Франции! — твердо заявил лорд Чарльз. — Если Бишоффхейм расскажет о тебе кому-нибудь из моих друзей-англичан, им покажется странным, что они о тебе раньше не слышали.

— О, я понимаю, — воскликнула Ева, — и мадам Лебланк сказала, что я должна говорить, что мой отец француз.

— Думаю, это сойдет за истину. По утверждению Леониды, ты в совершенстве владеешь французским, чего Бишоффхейм не ожидал бы от англичанки.

— Объясните подробнее, что вы хотите делать, — попросила Ева.

— Ну, стало быть, так. Мы приезжаем к Бишоффхейму, сообщаем ему, что помолвлены, и, когда он раскошелится, спокойно исчезаем без всяких проблем.

— Я… я надеюсь, так и будет, — неуверенно проговорила девушка.

— Ты сомневаешься! — воскликнул лорд Чарльз. — Что тебя беспокоит?

— В сущности, ничего… Вот только моя мама всегда говорила, что я очень плохая лгунья, и я боюсь… подвести вас.

Лорд Чарльз засмеялся:

— Уверен, этого не случится. Леонида отлично разбирается в людях и заверила меня, что ты идеально подходишь для этой роли.

Он выпил еще шампанского.

— Ты выглядишь потрясающе! И как Леониде удалось отыскать тебя за такой короткий срок?

Ева чуть было не сказала, что сама пришла к мадам Лебланк, но вовремя спохватилась, что не стоит посвящать молодого человека в подробности.

Поэтому она ответила:

— Думаю, нам следует помнить только то, что я ваша невеста и мы с нетерпением ждем свадьбы.

Внимательно посмотрев на девушку, лорд Чарльз засмеялся.

— А ты уклончива! Что ж, все правильно. Храни свой секрет, и будем придерживаться сценария.

Он посмотрел на каминные часы.

— Бишоффхейм просил нас не опаздывать, так что поехали. Он живет на Елисейских полях в роскошнейшем особняке.

— Мсье Бишоффхейм настолько богат? — спросила Ева.

— Он богат, как Мидас, и все, к чему он прикасается, превращается в золото, — ответил молодой человек. — Говорят, без Бишоффхейма вся империя рухнула бы, а уж господа с Парижской фондовой биржи, несомненно, ползают у его ног.

— Похоже, вы не любите его, — заметила девушка.

Лорд Чарльз улыбнулся:

— Зато я очень люблю его деньги. Ева засмеялась.

Отставив пустой бокал, лорд Чарльз встал и удивленно воскликнул:

— Ты не выпила шампанское! Девушка собиралась ответить, что не хочет пить так рано утром, но передумала и сказала:

— Не думаю, что ваша невеста, милорд, стала бы пить… разве что по особым случаям.

— Тут ты права, — согласился лорд Чарльз. — Но тебе незачем притворяться, когда мы одни.

Помолчав, он добавил:

— Л нахожу, что ты очень интересная и красивая, и хочу услышать истинную историю, почему ты, с твоей внешностью, не так богата, как Леонида.

Ева не поняла, что он имеет в виду, поэтому ответила просто:

— Полагаю, истина в том, что я не так умна, как мадам Лебланк.

С этими словами девушка вышла из салона и не увидела выражения, мелькнувшего в глазах лорда Чарльза.

Экипаж, ждавший их у крыльца, ни в каком отношении не мог сравниться с коляской Леониды. Да и пара лошадей, запряженных в него, заметно уступала лошадям мадам Лебланк.

Правда, кучер был должным образом одет, и верх экипажа опущен, но Ева подумала, что это просто фиакр, который можно нанять в лучшей платной конюшне.

Уточнять она, однако, не стала, решив, что неприлично задавать такие вопросы.

Когда лошади тронулись, девушка вдруг поняла, что лорд Чарльз нервничает, хотя внешне и выглядит спокойным.

Не сдержав любопытства, она спросила:

— А если мсье Бишоффхейм всерьез рассердится, что вы не женитесь на его дочери, что будет с лошадьми, которых вы купили для него?

— Он может отказаться заплатить за них, и тогда мне придется искать другого покупателя или признать себя банкротом, если брат не спасет меня.

Англичанин говорил с яростью, и Ева поняла, что он действительно боится.

Почувствовав жалость к молодому человеку, девушка сказала:

— Я молюсь, очень усердно молюсь, чтобы этого не случилось. И я уверена, что мои молитвы будут услышаны, потому что мсье Бишоффхейм поступает нехорошо, навязывая вам свою дочь.

— Надеюсь, что ты права, — вздохнул лорд Чарльз. — И очень любезно с твоей стороны так интересоваться моими делами.

— Я думаю и о себе, — честно призналась Ева.

Лорд Чарльз с любопытством посмотрел на девушку.

— Неужели пятьсот фунтов столько значат для тебя, при твоей-то внешности? Да есть, наверное, дюжины мужчин, готовых дать тебе эту сумму и еще очень много сверх того?

Глаза Евы расширились, пока, казалось, не заполнили все ее лицо.

— Л не знаю столько мужчин… и, безусловно, я ни от кого не могла бы… принять деньги… если не заработала их.

Она говорила так шокированно, что лорд Чарльз подумал: если девушка играет, то она несомненно блестящая актриса.

«Где, черт возьми, Леонида отыскала ее? — спросил себя англичанин. — И как этой малышке удается так выглядеть и так разговаривать?»

Но долго удивляться ему не пришлось, ибо они подъехали к дому Рафаила Бишоффхейма.

Прежде этот особняк принадлежал некоему французскому аристократу. Но разорившийся дворянин не смог содержать его и удалился в свой замок в сельской местности. А Бишоффхейм выгодно купил один из самых великолепных домов в Париже.

Особняк стоял среди деревьев в большом саду. Ева с лордом Чарльзом въехали туда через чугунные ворота, украшенные золотыми пиками.

Все вокруг говорило о богатстве.

Красный ковер, сбегающий по каменной лестнице, был мягче и пушистее всех ковров, по которым Еве доводилось ступать.

В холле стояли навытяжку шестеро лакеев, а их причудливые ливреи блестели золотыми галунами.

Еще более великолепный мажордом провел гостей через холл и, спросив у лорда Чарльза их имена, открыл дверь.

— Мадемуазель Ева Бенард и лорд Чарльз Крейг, мсье! — объявил он громовым голосом.

От страха в глазах у девушки все поплыло. Ей показалось, что комната качается, но затем Ева поняла, что ее слепят огромные хрустальные люстры и зеркала в резных золотых рамах.

Золота вообще оказалось очень много. Картины, украсившие бы любой музей, тоже висели в огромных золотых рамах, и даже стулья и диваны были отделаны золотом.

Рафаил Бишоффхейм пошел навстречу гостям.

Когда глаза привыкли к блеску, Ева смогла разглядеть банкира: невысокого роста, блестящие темные волосы, навнешне брови. Ему было уже за пятьдесят, но он по-прежнему сохранял стройность и быстроту движений. Банкир протянул руку лорду Чарльзу:

— Очень рад видеть вас, милорд, и, конечно, я готов приветствовать вашу подругу?..

Ева не уловила вопросительного знака после слова «подруга», как не заметила и подозрительного выражения в глазах мсье Бицюффхейма, словно банкир подумал, будто лорд Чарльз привел с собой молодую женщину, которую не одобрили бы в гостиной его матери.

Однако лорд Чарльз прекрасно понял смысл вопроса и спокойно ответил:

— И я очень рад быть здесь, мсье. Позвольте представить вам мадемуазель Еву Бенард.

А потом добавил конфиденциальным тоном:

— Мы посвятим вас в маленькую тайну, но вы должны дать слово никому ее пока не открывать. Мы с мадемуазель помолвлены и собираемся пожениться!

Рафаил Бишоффхейм был слишком хорошим бизнесменом, чтобы выдать свое удивление.

Но лорд Чарльз, который внимательно наблюдал за ним, понял, что такого поворота событий банкир никак не ожидал.

Бишоффхейму потребовалась пара секунд, чтобы приспособиться к новой и совершенно неожиданной для него ситуации.

Когда же банкир заговорил, в его ровном голосе звучала одна только искренность:

— Л чрезвычайно признателен, что вы доверили мне свою тайну. И конечно, я никому не скажу о вашей помолвке, пока вы мне не позволите.

— Видите ли, — объяснил лорд Чарльз, — я еще не сообщил эту новость моему брату и остальному семейству.

Улыбнувшись Еве, он добавил:

— Но как только они узнают, мы назначим день свадьбы и непременно пошлем вам приглашение.

— А я буду очень рад его получить! — ответил мсье Бишоффхейм. — Позвольте мне первым поздравить вас, и, конечно, я должен выпить за ваше здоровье!

Они пошли к камину.

В этот момент — и лорд Чарльз понял, что так и было задумано, — в комнату вошла мадемуазель Иаиль Бишоффхейм.

При явном сходстве с отцом девушка выглядела вполне миловидно: ее довольно крупный нос компенсировали огромные темные глаза на маленьком овальном личике.

— А, вот и ты, моя дорогая! — воскликнул банкир преувеличенно сердечным тоном. — Л хочу, чтобы ты познакомилась с лордом Чарльзом Крейгом и его подругой мадемуазель Евой Бенард.

Все обменялись рукопожатиями.

Вслед за этим потянулся довольно принужденный разговор, пока не объявили, что обед подан.

Поскольку в столовой их было только четверо, лорд Чарльз понял, как умно задумал Рафаил Бишоффхейм познакомить его со своей дочерью. А после обеда, перед тем, как поехать в конюшни, банкир предложил бы молодому аристократу жениться на ней.

За столом лорд Чарльз говорил с хозяином дома о купленных лошадях.

Он рассказал, из каких они конюшен, подчеркивая не только их родословную, но и родословную их владельцев.

Ева поняла, что должна вести беседу с Иаиль Бишоффхейм.

Но дочь банкира оказалась очень робкой. Больше того, она до ужаса боялась прогневать отца каким-нибудь случайным словом. Прежде чем ответить на любой вопрос, бедняжка смотрела: слушает ли он и одобряет ли ее.

К концу обеда Ева убедилась, что мсье Бишоффхейм — самый настоящий деспот.

Точно так, как он выжимал деньги из людей за пределами своего дома, он требовал полной покорности от домашних.

Когда обед закончился, лорд Чарльз поблагодарил хозяина за великолепную еду и вино — самое лучшее и дорогое, какое только могут дать французские виноградники, — и сообщил банкиру, что лошади ждут их в конюшнях.

— Тогда нам нужно съездить посмотреть на них, — откликнулся мсье Бишоффхейм. — А юные дамы, если желают, могут остаться здесь.

Не успел лорд Чарльз открыть рот, как Ева попросила:

— О, пожалуйста, позвольте мне поехать с вами. Я люблю лошадей и столько слышала о тех прекрасных животных, что прибыли во Францию для вас!

— Тогда, конечно, вы должны поехать с нами, — согласился мсье Бишоффхейм. — А как ты, Иаиль?

— У меня урок музыки, папа, — ответила его дочь.

Иаиль говорила убедительно, но Ева почувствовала, что девушке уже дали понять, что она не нужна.

Оставив фиакр лорда Чарльза ждать у дома, они сели втроем в легкую рессорную коляску банкира.

Все в ней сияло, и в своем роде эта коляска была не менее эффектна, чем экипаж Леониды Лебланк.

Еве очень хотелось узнать, сделано ли все убранство — фонари, бляшки на уздечках, дверные ручки и прочее — из настоящего золота, но спросить она не решилась: вдруг мсье Бишоффхейм оскорбится?

Конюшни банкира располагались на самой окраине Парижа и тоже были воплощением роскоши.

Девушке показалось, что даже попоны сделаны из более толстой и хорошей шерсти, чем в других конюшнях, а уж стойла не уступали по роскоши комнатам во дворце Тюильри!

Мсье Бишоффхейм уже имел несколько лошадей, однако ни одна из них не могла сравниться с теми, которых лорд Чарльз привез из Англии.

Возможно, банкир был раздосадован, что его планы относительно замужества дочери окончились ничем.

Но он не смог скрыть радости от того, что стал владельцем таких великолепных животных.

Они осматривали жеребца, которого лорд Чарльз купил на Королевском конном заводе, когда старший конюх доложил:

— У вас гости, мсье!

Бишоффхейм повернулся к проходу. Одновременно с ним лорд Чарльз оглянулся через плечо и воскликнул по-английски:

— Привет, Уоррен! Не ожидал увидеть тебя здесь!

— Я слышал, что ты в Париже, Чарльз, — ответил новый гость: необычайно красивый высокий мужчина атлетического сложения.

Ева подумала, что куда бы этот человек ни приехал, в нем везде узнали бы англичанина. А еще девушке показалось, что в его лице есть что-то неуловимо знакомое.

Лорд Чарльз повернулся к банкиру:

— Не думаю, мсье Бишоффхейм, что вы встречались с моим братом, герцогом Кинкрейгским?

— Нет, как-то не доводилось, но я очень рад познакомиться с вашей светлостью.

— А мне не терпится увидеть ваших лошадей, — признался герцог. — Граф сказал, что у вас одна из самых великолепных конюшен во Франции.

— Очень на это надеюсь, — польщенно ответил мсье Бишоффхейм.

Герцог оглянулся на джентльмена, который сопровождал его. Тот, отдав распоряжения своему слуге, подошел к остальным, говоря:

— Простите меня, Бишоффхейм, как дела? Приятно видеть вас снова.

— И я рад видеть вас, мсье! — откликнулся миллионер.

Герцог посмотрел на брата:

— Чарльз, ты ведь, кажется, не знаком с графом де Шабриленом, у которого я остановился?

— Нет, но я слышал о нем! — ответил лорд Чарльз, протягивая руку.

Услышав слова герцога, Ева вздрогнула и уставилась на гостя.

Это был мужчина лет пятидесяти, очень представительный и в то же время явно француз.

«Так ведь это мамин брат и мой дядя!»— мысленно воскликнула девушка.

Тут Ева обнаружила, что герцог смотрит на нее.

— Позвольте представить, — медленно проговорил лорд Чарльз, — мой брат, мадемуазель Ева Бенард!

Девушка присела, а банкир воскликнул:

— Какое знаменательное событие! Бот уж не ожидал, что это произойдет в моих собственных конюшнях!

Герцог удивился:

— Знаменательное?

Мсье Бишоффхейм прижал пальцы к губам.

— Tiens! — воскликнул он. — Теперь я совершил faux pas!

Какой же я неловкий! Бы должны простить меня, лорд Чарльз, но я совершенно забыл, что ваша помолвка — это секрет!

Однако Ева была абсолютно уверена, что он ничего не забыл.

Банкир нарочно причинял неприятность лорду Чарльзу, потому что был раздосадован.

Теперь девушка не сомневалась, что он купит лошадей.

Но поскольку его планы относительно дочери пошли насмарку, Бишоффхейм не собирался позволить лорду Чарльзу выйти сухим из воды.

— Помолвка? — переспросил герцог. — Почему ты не сказал мне об этом, Чарльз?

Он явно рассердился, и лорд Чарльз быстро проговорил:

— У меня еще не было времени, и в любом случае я понятия не имел, что ты во Франции.

— Ну, раз секрет раскрыт, — вмешался граф де Шабрилен, — надо отпраздновать это событие.

Он с улыбкой повернулся к лорду Чарльзу:

— Позвольте пригласить вас поужинать со мной сегодня. Заодно и ваша невеста лучше познакомится с вашим братом.

Не видя другого выхода, лорд Чарльз поблагодарил графа за любезность и принял приглашение.

Решив, видимо, что подложил молодому человеку хорошую свинью, мсье Бишоффхейм вернулся к прерванной теме и стал многословно расхваливать лошадей, прибывших из Англии.

Ева шла по конюшне вслед за мужчинами. Никто не обращал на нее внимания, и девушка смогла как следует рассмотреть своего дядю.

Что за странная прихоть судьбы, думала она. Бот бы ее отец посмеялся! Ведь это надо же: именно тогда, когда Ева притворялась кем-то другим, она встретила главу семьи своей матери!

Глава 4

От особняка банкира к ее дому на Сент-Оноре Ева с лордом Чарльзом возвращались одни.

— Как мог мсье Бишоффхейм поступить так дурно? — спросила девушка. — Почему он рассказал герцогу о нашей помолвке, когда обещал молчать?

— Разозлился, потому и сказал! — ответил лорд Чарльз. — Бишоффхейм безжалостный и мстительный человек, это всем известно, и теперь он здорово осложнил мне жизнь!

Ева негромко вздохнула:

— Наверное, мне не стоит… ужинать сегодня с графом.

Но именно этого ей очень хотелось. Ведь это так интересно — посмотреть на своего дядю. Девушку всегда снедало любопытство: какие они, ее французские родственники?

Минуту подумав, лорд Чарльз сказал:

— Нет, тебе нельзя не прийти.

— Почему?

— Ну, во-первых, мой брат подумает, что ты его избегаешь. А во-вторых, Бишоффхейм может что-нибудь заподозрить.

— Разве граф пригласил и мсье Бишоффхейма? — удивилась Ева.

— Да, перед уходом — я сам слышал. В конце концов, вряд ли банкира единственного из всех могли не пригласить.

— Да… конечно, — согласилась девушка.

— У графа дом у Булонского леса, поэтому я заеду за тобой без четверти восемь. Мы не ужинаем до половины девятого.

Лорд Чарльз говорил довольно хмуро, и Ева поняла: он расстроен, что брату сказали о его «помолвке».

Дальше они ехали в молчании, пока лорд Чарльз не проворчал:

— Чертов банкир! Нам совсем ни к чему этот ужин, но придется играть дальше: ведь чек-то он мне пока не дал.

— Неужели мсье Бишоффхейм и теперь может отказаться заплатить вам? — испуганно спросила девушка.

— Бишоффхейм настолько богат, что сам себе закон, — изрек лорд Чарльз. — И как ты уже убедилась, мы не можем доверять ему. Поэтому, ради Бога, не делай никаких ошибок!

— Я… постараюсь, — нервно ответила Ева.

Для ужина девушка выбрала одно из платьев матери, над которым тоже поработала Жози.

Впрочем, оно и до этого выглядело более изысканно, чем собственные платья Евы.

Сшитое из мягкого шифона очень бледного оттенка пармской фиалки, простое по фасону, оно отличалось той эффектностью, которой не было у платьев Евы.

Надев его, девушка подумала, что такое платье могло бы принадлежать Леониде Лебланк.

Не хватало лишь аметистового колье и серег, но вряд ли они у Евы когда-нибудь появятся.

При этой мысли девушка засмеялась. Ну и что, что у нее нет драгоценностей. Зато у нее есть свой собственный уютный домик и будут деньги, чтобы жить в нем еще долго-долго.

Среди материнских вещей Ева отыскала бархатную ленту того же цвета, что и платье, и, уложив в локоны свои длинные волосы, завязала ее бантом на затылке.

Посмотревшись в зеркало, девушка подумала, что добилась стиля, который Жози создавала для мадам Лебланк.

К платью нашелся еще и палантин из того же бархата, что и лента. Ева набросила его на плечи и, дождавшись лорда Чарльза, села в его экипаж.

— Ты выглядишь прелестно! — воскликнул англичанин, когда лошади тронулись. — Могу предсказать, что сегодня вечером все мужчины будут ухаживать за тобой, кроме моего брата!

— Думаете, он… не одобрит меня? — спросила Ева.

— Уверен, что не одобрит, — ответил лорд Чарльз. — Я видел, какое у него стало лицо, когда Бишоффхейм сказал о помолвке. Нет, ничего хорошего нам от него ждать не приходится.

Он говорил таким обеспокоенным тоном, что девушка прошептала:

— Мне… мне жаль.

Но лорд Чарльз засмеялся:

— Все будет в порядке. Как только Бишоффхейм заплатит мне, я расскажу Уоррену правду и заставлю его признать, что я сделал единственно возможный шаг при данных обстоятельствах.

Однако Ева не разделяла его уверенности. В герцоге было что-то властное, а таких людей трудно к чему-либо принудить.

Но девушка промолчала, и лорд Чарльз заметил, словно про себя:

— Ничего другого нам не остается. Они ехали в том же экипаже, что и днем.

Но Ева заметила, что кучер другой, и поняла, что не ошиблась, когда предположила, что эта коляска взята напрокат из платной конюшни.

Они подъехали к Енисейским полям. Перед самым Булонским лесом лошади свернули на маленькую аллею, ведущую к красивому особняку.

Леди Хиллингтон много рассказывала дочери о замке графа в деревне, где жила девочкой, но Ева не помнила, чтобы мать упоминала дом в Париже.

Впрочем, в данную минуту девушку больше интересовал сам граф, чем его собственность.

Хозяин ждал их в большой гостиной с окнами, выходящими в сад с другой стороны дома. И сама эта гостиная, и холл, через который их провели, были обставлены очень красиво и в истинно французском стиле.

Граф в щегольском фраке, который немного отличался от тех, что носили герцог и лорд Чарльз, протянул Еве — Рад приветствовать вас здесь, мадемуазель, — сказал он. — И я искренне восхищен вашим женихом за его знание лошадей, хотя никто не осведомлен в этом вопросе лучше, чем ваш будущий деверь.

Пока ее дядя говорил эти комплименты, герцог хмурился, и в его глазах, смотрящих на Еву, не было даже намека на восхищение.

— Мне очень повезло сегодня, — продолжал граф, — видеть у себя в гостях еще одного знатока лошадей, которого, я думаю, все вы знаете.

В этот момент в комнату вошел новый гость: импозантный мужчина средних лет, очень властного вида.

Девушка не удивилась, когда его представили как маркиза де Суассона.

Маркиз явно был в дружеских отношениях с герцогом.

— Поздравляю, Жак! — сказал последний. — Слышал, две ваши лошади пришли первыми на прошлой неделе, и я подозреваю, что вы уже подумываете выиграть Золотой кубок в Эскоте.

Маркиз засмеялся:

— Смею ли я метить так высоко?

— А почему нет? — улыбнулся герцог. — У вас очень неплохие шансы!

— Раз так, я непременно попробую, — ответил маркиз.

Он пожал руку лорду Чарльзу и мсье Бишоффхейму, после чего граф сказал:

— А теперь, мадемуазель Бенард, я должен представить вам одного из наших самых влиятельных «покровителей скачек»— маркиза де Суассона!

Ева сделала реверанс и, когда маркиз протянул руку, вложила в нее свои пальчики. При этом девушке показалось, что француз удивлен ее видом.

За столом Еву посадили справа от графа.

С другой стороны от нее сел маркиз.

К ее досаде, поскольку девушке хотелось послушать, что говорит ее дядя, маркиз делал все возможное, чтобы завладеть ее вниманием.

Он говорил Еве комплименты и смотрел на нее с дерзкой бесцеремонностью.

Граф рассказывал герцогу что-то смешное.

В этот момент маркиз спросил тихо, чтобы только Ева услышала:

— С кем вы пришли и когда я смогу увидеть вас снова?

Девушка изумленно посмотрела на него и промолчала.

— Полагаю, вы пришли с Бишоффхеймом! — продолжал маркиз. — Он обожает юных красоток!

И тут Ева поняла, что за столом нет других женщин.

Так вот почему у маркиза создалось совершенно неверное представление о ней.

Возможно, де Суассон подумал, что она актриса — как, например, Пеонида Лебланк, которая способна бросить вызов условностям, потому что не является леди в полном смысле этого слова.

Ева не могла сказать маркизу, что помолвлена с лордом Чарльзом, боясь, что француз распространит эту ложь дальше.

Но она знала, что должна что-то ответить.

— Я… я пришла сюда с лордом Чарльзом Крейгом, — холодно проговорила девушка.

— Пот de пот ! — выругался маркиз. — Он уже не в первый раз обходит меня!

Взрыв смеха с другого конца стола заглушил его следующий вопрос:

— Полагаю, вы знаете, что у него нет денег?

Ева совсем растерялась.

Потом быстро повернулась к графу:

— Уверена, это была очень забавная шутка, но маркиз разговаривал со мной, и я ее не услышала!

Граф улыбнулся:

— Вы не пропустили ничего, что подходило бы для ваших юных ушей. Но теперь, мадемуазель, вы должны рассказать мне о себе. Ваша семья живет в Париже?

Ева покачала головой:

— Нет, я только приехала сюда ненадолго, а живу на юге, близ Ванса.

Еще одеваясь к ужину, девушка подумала, что она скажет, если зададут такой вопрос? А потом вспомнила, что читала о Бансе и о том, как он красив.

— Тогда вы, вероятно, не часто приезжаете на север? — спросил граф.

— На самом деле — в первый раз.

— Значит, вы никогда не бывали в замках южнее Парижа?

— Нет, но мне хотелось бы побывать.

— Герцог Кинкрейгский может подтвердить вам, что мой, в частности, очень привлекателен, — улыбнулся граф.

— О, расскажите мне о нем! — взмолилась Ева.

Девушка очень хотела продолжить с ним разговор. Она знала, что, если дядя отвернется к герцогу, ей придется слушать маркиза де Суассона.

— Мой замок построен в то же время, что и Боле-Биком, — начал граф, — о котором вы, несомненно, читали в исторических книгах.

— Да, читала, — энергично подтвердила Ева.

На самом-то деле это мать рассказала ей о замке Во, когда описывала имение де Шабриленов.

— Тогда вы, конечно, знаете, что он возведен по проекту Ле Во, который ввел моду среди придворных Людовика XIV строить себе причудливые замки под Парижем.

Девушка слушала внимательно, и граф неожиданно сказал:

— Вижу, вам интересно, так вместо того, чтобы слушать меня, почему бы вам не приехать, чтобы самой увидеть мой замок?

Ева задохнулась.

— Мне бы хотелось этого больше всего на свете! — воскликнула она.

— Тогда вы обязательно должны приехать, — ответил граф и посмотрел на лорда Чарльза.

— Раз уж ваш брат гостит у меня, лорд Чарльз, и эта очаровательная леди страстно мечтает увидеть мой замок, почему бы вам не привезти ее завтра? Погостите у нас пару дней, а потом вернетесь к парижским развлечениям.

Ева видела, что лорд Чарльз колеблется. Но решив, видимо, что отказ вызовет подозрения, он ответил:

— Бы очень любезны, мсье. Уверен, мы получим большое удовольствие от этой поездки.

Девушка облегченно вздохнула, потому что ей очень хотелось, чтобы лорд Чарльз согласился.

Случайно повернув голову, она встретила изумленный взгляд де Суассона.

— О чем это все? — спросил маркиз. — И что скажет госпожа графиня?

— Надеюсь, мсье, она будет рада видеть меня, — чопорно ответила Ева и снова отвернулась к графу.

Они продолжили разговор о замках, и у маркиза больше не было возможности обратиться к девушке.

По французскому обычаю Ева оставила столовую одновременно с мужчинами.

Вскоре после того, как все перешли в салон, мсье Бишоффхейм сообщил графу, что должен уйти, потому что обещал заглянуть на вечеринку к одному из своих друзей.

Прощаясь с лордом Чарльзом, банкир сказал:

— Боюсь, завтра меня не будет в Париже, но если вы заглянете ко мне, когда вернетесь от графа, мы сможем закончить наше депо.

Ева не сомневалась, что лорд Чарльз раздосадован. Бишоффхейм снова откладывал расчет за лошадей.

Однако лорд Чарльз ничего не мог сделать.

Когда банкир, очень довольный собой, удалился, девушка подумала, что он наслаждается, держа ее «жениха»в состоянии неизвестности.

Вскоре ушли и Ева с лордом Чарльзом.

— Какого черта ты уговорила Шабрилена пригласить нас в гости? — спросил молодой человек, как только они отъехали от дома графа. — Если бы мы остались в Париже, послезавтра я получил бы деньги.

— Но я… не уговаривала, — испугалась Ева, — просто он рассказывал о своем замке, а мне действительно хотелось послушать…

Лорд Чарльз недовольно молчал, и, чтобы оправдаться, девушка пожаловалась:

— Маркиз де Суассон интересовался, почему я нахожусь на ужине, где не присутствуют другие дамы.

Лорд Чарльз посмотрел на нее удивленно.

— Что конкретно он говорил?

— Он спросил, не с мсье Бишоффхеймом ли я, и сказал, что хочет… увидеть меня снова.

— Ну, ясно, — изрек лорд Чарльз. — Послушай моего совета: не связывайся с ним. У маркиза скверная репутация.

— Так я и думала, — прошептала Ева.

— Конечно, он богат, — продолжал молодой человек, — что, как ты знаешь, покрывает множество грехов, но у тебя наверняка найдется масса других мужчин, намного лучше него! Ева не поняла, что имеет в виду лорд Чарльз, и, не желая больше говорить о маркизе, сменила тему.

— Наверное, это крайне досадно для вас, но я очень хочу увидеть замок графа, и нам достаточно остаться там всего на одну ночь.

— Да, конечно, — ответил лорд Чарльз, — и задерживаться дольше не в наших интересах: не забывай, там будет мой брат.

— Может, было бы разумнее… сказать ему правду? — тихо предложила Ева, а сама подумала, что, если лорд Чарльз сделает это, он может затем решить, что им незачем гостить у графа.

И тогда ей не удастся увидеть замок, где жила ее мать.

— Нет, лучше не стоит, — поразмыслив, ответил лорд Чарльз. — Уоррен из тех людей, которые никогда не станут лгать, если могут избежать этого, а если по несчастной случайности Бишоффхейм узнает, что мы обманываем его, беды не миновать!

— Значит, мы должны быть очень, очень осторожны! — сказала Ева.

— Мы и будем осторожны, — согласился лорд Чарльз, — и брат ни о чем не узнает, только ради Бога, следи за тем, что говоришь.

— Тогда пожалуйста… не оставляйте меня одну с ним, — попросила девушка.

— Л постараюсь, — обещал лорд Чарльз, — но ты же знаешь, что представляют собой эти французские семьи: слишком много народу и все жаждут поговорить!

Ева засмеялась.

Она не могла сказать лорду Чарльзу, что никогда не была во французской семье и понятия не имеет, что они собой представляют.

На следующий день Ева проснулась в приятном возбуждении. Болею судьбы она сможет побывать в доме своей матери!

Девушка никогда не надеялась, что это случится.

Она не сомневалась, что семья де Шабриленов обижена тем, что бабушка оставила дом в Париже ее матери.

Они ни разу не изъявили желания познакомиться с ее отцом или, если уж на то пошло, с ней.

«И в самом деле странно, что я должна войти в их дом под вымышленным именем», — подумала Ева.

При этой мысли девушку охватил легкий озноб: а вдруг ее разоблачат?

Тогда рассердится не только ее дядя, но и лорд Чарльз, и его грозный брат, герцог.

— Пожалуйста, мама… помоги мне, — прошептала Ева, ведь никто, кроме матери, не мог бы это сделать.

Еще девушка подумала, что неплохо бы сообщить мадам Лебланк, что они уезжают, но у нее не было возможности.

Лорд Чарльз договорился заехать за Евой завтра в одиннадцать утра.

Девушка знала, что ей самой придется подготовить и уложить все, что нужно для поездки: ну какой помощи можно ждать от старых слуг?

Встав пораньше, Ева достала свои английские платья, которые с самого приезда в Париж так и лежали нераспакованными, выгладила их и уложила в чемодан.

Когда девушка закончила, ей только-только хватило времени, чтобы одеться и причесаться.

В дорогу Ева выбрала не слишком нарядное, но хорошенькое платье, и нашла подходящую к нему шляпу.

Помня, что сказала ей Леонида Лебланк, девушка ждала лорда Чарльза в прихожей.

Когда он появился, Ева быстро проговорила:

— Простите, что не могу пригласить вас войти. Моя тетя, с которой я живу, не совсем здорова и позавтракала в постели.

— Тетя? — повторил лорд Чарльз, поднимая брови.

Но больше он не произнес ни слова, как будто ему даже не показалось странным, что девушка заговорила вдруг по-английски.

А Ева просто не хотела, чтобы Анри, который выносил из прихожей ее чемодан, понял их разговор.

Вместо вчерашнего фиакра перед домом стояла очень нарядная двуколка, запряженная парой лошадей с грумом на запятках.

Интересно, тут же подумала девушка, нанял ее лорд Чарльз или купил?

Лошади, во всяком случае, явно были чистокровные.

Лорд Чарльз взялся за вожжи, и вскоре стало ясно, что правит он превосходно.

Казалось, им не о чем особо говорить, поэтому они ехали в молчании, пока не выехали из города с его оживленным движением на очаровательный сельский простор.

Дорога бежала вдоль Сены, а вокруг простирались зеленеющие поля.

— Как красиво! — невольно воскликнула Ева.

— Я говорю себе это всякий раз, как приезжаю во Францию, — ответил лорд Чарльз. — Но ты, наверное, привыкла, так как живешь здесь.

— Но Франция всюду разная, — уклончиво сказала девушка.

— Да, конечно, и я понимаю, почему художники валят сюда толпами!

Ева засмеялась и подхватила:

— Увидев замок графа, они должны или писать картину, или слагать стихи.

— Меня лично больше интересует бумажка под названием чек! — заявил лорд Чарльз. — К полуночи мы вполне успеем насладиться и обществом самого графа, и его замком, поэтому я думаю уехать завтра рано утром, так что смотри, не проспи.

— Л буду готова в любое время, когда вам угодно, — мягко ответила Ева, и лорд Чарльз посмотрел на нее удивленно, словно в первый раз увидел.

— Ты очень услужливая девушка! — заметил он. — К сожалению, все идет не совсем так, как я рассчитывал. Вчера меня чуть удар не хватил, когда брат вошел в конюшню Бишоффхейма!

— Бы говорите так, будто боитесь его, — высказала Ева.

— Разумеется, боюсь! Ты не понимаешь, но в Англии глава такой семьи, как наша, владеет и титулом, и поместьем, и всеми деньгами!

— Абсолютно всеми? — уточнила девушка.

— Я вынужден выпрашивать у него каждое пенни, — свирепо ответил молодой человек. — А в данный момент у меня вместо денег гора долгов!

— Звучит очень… пугающе!

— Так и есть!

Они еще немного проехали, и лорд Чарльз произнес:

— Уоррен явно зол, что я без его ведома обручился с девушкой, у которой нет ничего, кроме внешности!

Обидевшись, что о ней говорят, как о ничего не стоящей, Ева робко предложила:

— Может, нам стоит притвориться, что я богатая наследница, пока не сможем рассказать герцогу правду?

Лорд Чарльз засмеялся, но смех вышел невеселый.

— Это слишком опасно. Французы любят деньги и хорошо знают, у кого они есть, а у кого — нет. Мой брат понимает, что, если бы Бишоффхейм знал, что ты увешена золотыми шекелями, он бы упомянул об этом.

Ева молчала, и еще через минуту лорд Чарльз изрек:

— Ладно, главное — высидеть до завтра. А там я получу свои деньги, и мы сможем вздохнуть свободно.

— Тогда я могу лишь повторить: пожалуйста… не оставляйте меня одну с герцогом, — тихо проговорила девушка. — Если он устроит мне допрос, то догадается, что я лгу…

— Этого нельзя допустить! — отрезал лорд Чарльз. — И между прочим, за это тебе и платят, так что следи за своими словами и не ввергни нас в еще большие неприятности!

Еве нечего было на это ответить, и дальше они ехали в молчании. Но девушка чувствовала себя подавленной.

Только когда показался замок, ее настроение снова поднялось.

Он был точно таким, каким Ева ожидала его увидеть, — с башнями, фонтанами и классическими французскими парками.

Коляска подъехала к парадному входу, и девушке словно послышался голос матери, говорившей ей, что в некотором смысле Ева вернулась домой.

Они прибыли перед самым обедом. Граф экспансивно приветствовал их, а слуга принес аперитив.

Пока мужчины беседовали, Ева подошла к окну посмотреть на парк.

Парк был именно такой, как рассказывала ее мать, но слова не передавали всей его красоты.

В центре парка играл в солнечных лучах огромный фонтан, а ближе к дому — фонтаны поменьше.

Тот, что в центре, представлял собой изящную фигурку купидона с громадным рогом изобилия в руках.

Струи фонтана сверкали и переливались на солнце, и тут в разлетающихся брызгах Ева увидела радугу — она даже дыхание затаила от восторга.

— Надеюсь, мой замок и парк оправдали ваши ожидания, мадемуазель? — услышала она голос графа.

— Они… они просто великолепны! — воскликнула девушка. — Именно такими я их себе и представляла!

Граф улыбнулся.

— У вас такое прекрасное воображение, или вы слышали о моем замке еще до нашей встречи?

— И то, и другое, — засмеялась Ева. — И как все-таки чудесно, что такое красивое здание пережило революцию и сегодня остается точно таким, каким было построено.

Уже произнеся эти слова, девушка спохватилась: а не проговорилась ли она?

Это мама рассказала Еве, что замок, как это ни странно, совсем не пострадал во время революции.

«Вероятно, все дело в том, — предположила леди Хиллингтон, — что деревенские жители настолько любили того нашего предка, что пощадили не только его жизнь, но и его дом».

— Здесь вы найдете, на что посмотреть, это я обещаю, — говорил граф. — А вот и моя жена. Ей не терпится познакомиться с вами.

Еву представили очаровательной женщине, родом, как позже узнала девушка, из уважаемой семьи, равной Шабриленам.

После этого все перешли в столовую. Графиня села во главе большого стола, а граф — на другом конце, напротив нее.

Оба выглядели очень изысканно и аристократично.

Теперь Ева понимала, почему семья была разочарована, когда ее красавица-мать сбежала с каким-то англичанином.

Как и рассказывала леди Хиллингтон, в доме жило много родственников, а кроме того, еще и шестеро детей графа и графини: трое уже взрослые, а возраст остальных — от двенадцати до восемнадцати лет.

Все они, подумала девушка, очень миловидные, но главное — волосы у всех темные.

Даже если кто-нибудь заметит сходство Евы с матерью, волосы девушки и тон ее кожи несомненно отличались от цвета волос и кожи ее кузин.

За обедом все болтали между собой в восхитительно непринужденной манере, характерной для французов.

Ева нашла эту манеру очаровательной. Единственное, что портило ей настроение, — это неприязненный взгляд герцога.

Когда они прибыли, он очень холодно поздоровался с девушкой и своим братом.

После обеда граф сказал:

— А теперь я хочу показать вам своих лошадей. Надеюсь, лорд Чарльз и мадемуазель Бенард не сочтут, что они слишком уступают тем великолепным животным, которых вы привезли из Англии.

— Я обыскал всю страну, чтобы добыть лучших! — заметил лорд Чарльз.

— Оно и видно, — ответил граф. — Хотелось бы мне иметь таких лошадей, но, увы, у меня нет бишоффхеймовских капиталов!

Мужчины засмеялись, словно это была шутка, после чего все направились через парк к конюшням.

Еве хотелось задержаться и рассмотреть фонтан, но и лошадей ей тоже хотелось увидеть.

Девушку сопровождал один из ее старших кузенов, который добровольно взялся рассказать ей об истории семьи, — то, что всегда хотят знать гости.

— А чем вы занимаетесь? — спросила Ева, когда юноша на секунду умолк.

— Я собираюсь стать политиком, только не говорите об этом папе! Он думает, что политика — скучная штука, тогда как я нахожу ее интригующей!

Девушка засмеялась.

— Я сохраню вашу тайну, и я согласна с вами: политика это так интересно!

— Если вы интересуетесь историей, — сказал кузен, — то я должен рассказать вам о пушке, которую вы видите в конце парка.

Они пошли дальше.

Еву так и подмывало сказать юноше, что она знает историю этой пушки не хуже его самого, но, к счастью, они уже подошли к конюшням.

Лошади графа были хороши, очень хороши.

Но им, конечно, было далеко до тех, что девушка увидела в конюшнях банкира.

— Я вот что подумал, лорд Чарльз, — сказал граф, — если вы обеспечили Бишоффхейму победу на всех бегах, тогда какой смысл нам, всем остальным владельцам конюшен, бороться за Гран-при или любую другую скачку!

— Думаю, вы слишком пессимистичны, — возразил лорд Чарльз. — В конце концов, пусть Бишоффхейм и купил себе лучших животных, но он мало что знает о лошадях. Правильная тренировка и выбор подходящего жокея — вот что решает выигрыш на бегах.

Граф положил руку на плечо лорда Чарльза.

— Бы рассуждаете очень разумно, молодой человек, и я уверен, что ваш брат ценит то, как много вы знаете о «спорте королей».

— В своей области Чарльз, несомненно, знаток, — нехотя признал герцог.

«Какой же он неприятный!»— с негодованием подумала Ева, не забывая держаться от герцога как можно дальше.

До самого вечера она любовалась парком, а затем в компании Пьера — того самого кузена, который сопровождал ее раньше, — пошла в библиотеку.

Неожиданно к ним присоединился герцог.

— Ваша матушка ищет вас, Пьер, — сообщил он. — Я сказал, что попытаюсь вас найти. Она в Голубой гостиной.

Пьер тотчас отправился к матери, а Ева с ужасом поняла, что, как ни старалась этого избежать, все же осталась наедине с герцогом.

— Бы интересуетесь книгами, мисс Бенард? — спросил он.

— Очень! Но я никогда раньше не была в такой великолепной библиотеке.

— В данный момент я предпочел бы поговорить о вас, — заметил герцог.

— А… а вы не знаете, где Чарльз? — быстро спросила Ева.

Она вовремя вспомнила, что сказал ей лорд Чарльз, когда они подъезжали к замку: «Не забудь обращаться ко мне по имени! Не станешь же ты называть своего жениха» милорд «!»

— Чарльз пока беседует с хозяином дома. И вы не можете, мисс Бенард, и дальше убегать от меня!

Ева покраснела.

Девушка и не подозревала, что герцог заметил ее попытки держаться подальше от него.

Возле огромного средневекового камина стояли два дивана, и герцог предложил:

— Не присесть ли нам?

Делать нечего, пришлось Еве сесть.

Но перед этим она взглянула на дверь, молясь, чтобы кто-нибудь присоединился к ним.

— Прежде всего, — потребовал герцог, — расскажите о своей семье. Мой брат был настолько неучтив, что даже не сообщил мне о вашем существовании.

— Он собирался сделать это, когда вернется в Англию, — ответила Ева.

— Но я здесь, — возразил герцог, — и будет намного проще, если вы расскажете мне о себе.

— Боюсь, особо нечего рассказывать, — осторожно начала Ева. — Мои родители… умерли.

«Это, во всяком случае, правда», — подумала она.

— Простите! Вам, наверное, очень тяжело быть одной.

— Я скучаю по ним… очень скучаю!

— Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, вы не совсем француженка?

— Нет, моя мать была англичанкой.

— Вот как? И какой была ее фамилия?

Ева уже думала об этом и, поскольку не желала лгать больше, чем нужно, ответила:

— Хил л. Ее девичья фамилия была Хил л.

— В Англии полным-полно Хиллов, — заметил герцог. — Это очень распространенная фамилия. А где жил ваш дед?

— В… в Глостершире.

— Вы бывали в Англии?

— Да.

— И она понравилась вам так же, как Франция?

— Я люблю обе страны, — ответила Ева. — Ив конце концов, их разделяет только пролив.

Герцог улыбнулся:

— Хорошо сказано, но все же он их разделяет. А мне просто хочется знать, мисс Венард, — или мне следует называть вас Ева, раз вы собираетесь стать моей невесткой? — будете ли вы довольны, живя в Англии.

— Я этого очень хочу! — попыталась защититься Ева.

— Надеюсь, Чарльз уже предупредил вас, что жить вам придется в несколько стесненных обстоятельствах, если, конечно, у вас нет собственных денег?

Девушка почувствовала, что теряет почву под ногами.

Испугавшись того, что ей придется сказать дальше, Ева встала.

— Прошу простить меня, ваша светлость, — быстро заговорила она, — но я должна найти нашу хозяйку. Она обещала показать мне… парадные залы, и будет невежливо заставлять ее слишком долго ждать…

Не дожидаясь, когда герцог ответит, Ева сделала реверанс и бросилась к двери.

Даже если бы он окликнул ее, девушка бы его не услышала.

Оказавшись в коридоре, Ева побежала к холлу, а потом вверх по лестнице на второй этаж.

Только захлопнув за собой дверь спальни, которую ей предоставили, девушка почувствовала себя в безопасности.

«Он пугает меня! — пожаловалась себе Ева. — Хорошо хоть, я не влюблена в лорда Чарльза, потому что его брат явно намерен тем или иным способом расстроить нашу» помолвку «.

Она села на скамеечку перед туалетным столиком.

» Возможно, если бы герцог знал, кто я на самом деле, он не отнесся бы ко мне так враждебно, — рассуждала девушка, глядя на свое отражение. — Он думает, я недостаточно хороша для его драгоценного братца — и папа счел бы это оскорблением!«

Глава 5

После веселого и шумного ужина граф спросил:

— Ну что, джентльмены, не желаете ли сыграть в карты?

Его сыновья и лорд Чарльз дружно подтвердили, что желают.

— Раз вы с мадемуазель Бенард покидаете нас рано утром, — обратился граф к англичанину, — то мы с вашей невестой сходим в портретную галерею. Она не может уехать, не посмотрев на моих предков.

Младшие Шабрилены засмеялись и стали подтрунивать над отцом, а Ева сказала:

— Знаете, я хочу посмотреть на все в вашем замке. Я никогда в жизни не видела более очаровательного места.

— Бот видите, есть человек, который разделяет мою одержимость! — заявил граф Пьеру, на что тот ответил:

— Мы все гордимся замком, как и ты, папа, но мы не говорим об этом так много!

— Иди играй в карты, нахальный мальчишка! — приструнил его отец.

Граф вывел Еву из салона, и они отправились туда, где размещалась длинная галерея, так же красиво оформленная, как все гостиные, залы и столовая.

Портреты начинались с первых предков графа и оканчивались современным Tableau de Genre . Это были портреты его самого, его жены и его детей.

Многие из имен оказались знакомы девушке.

Графы де Шабрилен были прославленными государственными деятелями, придворными и генералами и стали ее героями еще тогда, когда она была маленькой девочкой.

Ева внимательно слушала все, что рассказывал ей дядя.

Они медленно переходили от портрета к портрету, когда сердце девушки вдруг бешено забилось, и она поняла, что смотрит на лицо своей матери.

На портрете Лизетте было семнадцать.

Еще до того, как граф сказал это, Ева догадалась, что портрет написан сразу после ее официальной помолвки с тем французом.

Девушка смотрела на мать и видела свои собственные глаза, свой собственный нос и свои собственные губы.

Главное отличие заключалось в том, что волосы ее матери были темными и ее кожа не имела той бело-розовой прозрачности, которая свойственна англичанкам.

Этот портрет так много значил для Евы, что девушка даже забыла о графе. Она стояла, не в силах оторвать глаз от полотна, и ей казалось, что мать разговаривает с ней.

Заметив особый интерес девушки к этому портрету, граф пояснил:

— Это моя сестра Лизетта. Боюсь, она вызвала скандал в семье, когда сбежала с англичанином.

Ева ничего не ответила, и он продолжил:

— Как видите, она была очень красива, и мне очень жаль, что до самой ее смерти мы с ней так больше и не виделись.

Девушка глубоко вдохнула, пытаясь удержать слезы.

Всегда, когда Ева вспоминала о матери, ей хотелось плакать. И теперь, глядя на этот портрет, который, казалось, разговаривает с ней, девушке потребовалось все ее самообладание, чтобы не потерять контроль над собой.

Граф отправился было дальше, но когда девушка не сдвинулась с места, повернулся к Еве.

Внезапно на его лице отразилось смятение.

Граф взглянул на портрет, потом снова повернулся к девушке и воскликнул:

— Боже, какое сходство! Невероятно! Я чувствовал, что ваше лицо мне чем-то знакомо, но такое мне и в голову не могло прийти!

Ева задохнулась от ужаса, но не успела она вымолвить и слова, как граф сказал:

— Неужели ты — дочь Лизетты?

В страхе, что их кто-нибудь услышит, Ева оглянулась на дверь и умоляюще прошептала:

— Пожалуйста., ничего больше не говорите! Это тайна… никто не знает об этом.

Граф уставился на нее:

— Ты хочешь сказать, что ты — моя племянница и помолвлена с лордом Чарльзом, но он понятия не имеет, что ты — дитя моей сестры?

Ева кивнула.

— Пожалуйста… пожалуйста, не задавайте больше вопросов…

Граф улыбнулся.

— Ты и вправду считаешь меня бесчувственным? Неужели теперь, когда я нашел тебя, я должен об этом молчать?

— Но вы должны молчать… должны! — воскликнула Ева. — Если я объясню почему, вы поклянетесь… своей честью, что ничего не скажете ни лорду Чарльзу, ни герцогу?

— Я обещаю все, что ты просишь, но сначала я намерен выслушать твою историю.

Граф взял племянницу за руку, потом посмотрел на портрет и тихо сказал:

— Я думаю, твоя мама хотела бы, чтобы ты мне все рассказала.

Он говорил так ласково, так по-доброму, что у Евы невольно слезы потекли по щекам.

Девушка быстро вытерла их.

Граф отвел Еву в конец галереи, где стоял удобный диван и несколько стульев, и усадил рядом с собой на диван.

— Прежде всего я должен сказать тебе, как глубоко я сожалею, что так и не увиделся с твоей матерью после ее бегства.

— Мама… очень переживала, что потеряла свою семью, — ответила девушка, — хотя она была бесконечно счастлива… с папой.

— К сожалению, меня не было здесь, когда это случилось, — продолжил граф. — Я был на пять лет старше Лизетты и служил в армии. Вскоре после того, как она сбежала, меня отправили в Африку с моим полком.

— Мама рассказала мне все о вас и остальных ее братьях и сестрах… Бот почему мне так хотелось увидеть замок.

— Я понимаю, — ответил дядя. — Я с самого начала подумал, что ты очень хорошенькая, но теперь я знаю, почему ты мне понравилась: ты похожа на мою красавицу-сестру.

Ева смахнула непрошеную слезинку, и граф сказал:

— Не надо плакать, лучше расскажи, что случилось с твоим отцом и почему ты здесь с лордом Чарльзом?

Девушка смущенно вытерла глаза, хотя слезы тут же набежали снова, и поведала дяде, как умер ее отец от сердечного приступа, как она пошла забрать его запонку у Леониды Лебланк, и как мадам Лебланк уговорила ее спасти лорда Чарльза от женитьбы на дочери мсье Бишоффхейма.

При упоминании о Леониде Лебланк граф окаменел, но девушка не заметила этого, а когда она заговорила о намерениях банкира, дядя воскликнул:

— Какой позор! Да как Бишоффхейм посмел задумать подобный шантаж! Женить лорда Чарльза на своей дочери — да он совсем зарвался!

— Теперь вы понимаете, почему лорд Чарльз так отчаянно пытался избежать этого. И он все еще ужасно боится, что мсье Бишоффхейм не заплатит за лошадей.

— Ты не имела никаких других отношений с Леонидой Лебланк, кроме того, что она была подругой твоего отца? — спросил граф.

— Мадам Лебланк была очень добра. Она договорилась, что мне заплатят столько денег, что я и дальше смогу жить в том красивом домике, который бабушка оставила моей маме.

Граф улыбнулся.

— Кое-кто из семьи был страшно разочарован, что он достался не им.

— Этого я и боялась, — вздохнула девушка. — Ио я тоже люблю его и хочу заработать деньги, чтобы жить в нем..

— Мы поговорим об этом в другой раз, — сказал граф. — А сейчас я хочу, чтобы ты знала, что тебе здесь всегда будут рады. И думаю, моя жена окажется лучшей компаньонкой, чем та тетя, которая якобы живет с тобой.

Ева широко открыла глаза.

— Бы… вы серьезно?

— Конечно, серьезно.

— Только пожалуйста… никому ничего не говорите, пока лорд Чарльз не получит чек.

— Теперь я понимаю, почему он так хочет вернуться в Париж завтра утром, — заметил граф.

Девушка кивнула.

— Хорошо, моя дорогая, поезжай с ним, а как только все уладится, мы встретимся и поговорим о твоем будущем.

— Бы добры… очень добры, — прошептала Ева. — Л знаю, маму бы это очень обрадовало. Но… я не хочу быть для вас большей обузой, чем была бы для родственников моего отца…

— Как ты видела, комнат здесь предостаточно, — улыбнулся дядя. — И разумеется, ты можешь пользоваться своим домом в Париже, когда пожелаешь, — только прихватывая с собой кого-нибудь из семьи.

Граф рассмеялся и добавил:

— Можешь не сомневаться, они охотно будут твоими гостями. Все мои старшие дети тоскуют по столице и часто жалуются, что в моем парижском доме для них не хватает комнат. Не беспокойся пока об этом, просто делай то, что обещала лорду Чарльзу. А на следующий день после того, как ты освободишься, мы вместе пообедаем.

— А до тех пор вы обещаете никому ничего не говорить?..

— Шабрилены никогда не нарушают своего слова, — сказал граф. — И поскольку в тебе течет та же кровь, что и во мне, то я понимаю, что и ты не можешь нарушить своего.

— Спасибо, что вы так сказали… Л знаю, мама была бы очень благодарна вам, — прошептала Ева. — И спасибо, что вы так… добры!

— У меня еще не было возможности быть добрым, — возразил граф, — но я чувствую, что должен тебе очень много того, что должен был сделать для твоей матери.

Он глубоко вздохнул.

— Но сожаления — пустая трата Бремени. Мое единственное оправдание в том, что наш отец был суровым человеком. Он так и не простил Лизетту и за все эти годы ни разу не упоминал ее имени.

— Но вы помнили мою маму, — ответила девушка, — и я уверена, она будет счастлива знать, что мы встретили друг друга…

— Безусловно, — подтвердил граф, — и ты никогда больше, моя красавица, не должна думать, что ты одна, и искать помощи у таких, как Леонида Лебланк.

В его голосе сквозило явное неодобрение.

Девушка подумала, что это, наверное, из-за театрального облика француженки. Как сказала бы Евина мать, она не выглядит как леди.

» Но мадам Лебланк была так добра ко мне, — подумала девушка, — и я должна выразить мою благодарность, хоть и не знаю пока как «.

Граф взглянул на часы над камином.

— Думаю, мы должны вернуться к остальным, да и тебе пора спать, — сказал он. — Но я столько еще хочу услышать о твоей матери, что с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи.

— Я тоже! — призналась Ева. Оба встали, затем граф наклонился и поцеловал девушку в щеку.

— Ты так прелестна, моя дорогая. И всякий раз, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что моя сестра снова с нами.

Они пошли по галерее, и уже перед самой дверью Ева спросила:

— Бы будете очень осторожны в присутствии лорда Чарльза и герцога? Если они узнают, что я ваша родственница, они будут шокированы тем, что я сделала.

— Да уж, — согласился граф, — но такое никогда больше не повторится.

Слава Богу, как только лорду Чарльзу заплатят, все кончится.

Девушка благодарно улыбнулась ему.

Они молча вошли в салон, где мужчины все еще играли в карты.

Однако кое-кто из женщин уже удалился, и Ева тоже незаметно проскользнула к себе.

Лежа в постели, девушка долго молилась, говоря своей матери, как замечательно находиться в доме, который она так любила.

Теперь Еве не нужно беспокоиться о будущем.

» Я знаю, это все благодаря тебе, мама, и, конечно, благодаря папе, который всегда верил, что «что-нибудь да подвернется». Мне повезло… мне очень, очень повезло!«

Когда девушка заснула, ей приснилось, что она разговаривает со своей матерью, сидя вместе с ней внизу, в салоне, под хрустальными люстрами.

Ева велела горничной разбудить ее рано утром и принести завтрак в спальню — так, решила девушка, будет быстрее.

Она только-только успела позавтракать и надевала шляпу, когда ей передали, что лорд Чарльз ждет ее в экипаже.

Девушка вполне понимала его нетерпение.

Лакей торопливо вынес из комнаты ее чемодан, и, взглянув напоследок в зеркало, Ева побежала вниз.

В холле она увидела почти всю семью Шабриленов, собравшихся, чтобы попрощаться с ней.

Графиня поцеловала Еву.

— Надеюсь, дорогая, вы с мужем приедете погостить к нам, когда поженитесь. Мы будем очень рады вам!

— Спасибо, мадам. Каждая минута в вашем доме была для нас наслаждением! — ответила девушка.

Граф помог ей сесть в двуколку, говоря при этом:

— Чувствую, что мы очень скоро встретимся снова, мадемуазель Бенард!

Он подмигнул Еве и сжал ее пальцы.

Девушка поняла, что его забавляет спектакль, который они разыгрывали перед лордом Чарльзом.

— Спасибо! Спасибо вам за все! — крикнула Ева.

Она знала, что дядя поймет. Когда двуколка отъехала от крыльца, Ева оглянулась и увидела, что человек шесть ее родственников все еще стоят на ступеньках и машут им вслед.

» Они очаровательны, — подумала девушка, — и я уже так сильно их люблю «.

Лорд Чарльз умело погонял лошадей.

Ева чувствовала, что он полон решимости как можно скорее оказаться в Париже и довести сделку с банкиром до конца.

Не сдержав любопытства, девушка спросила:

— Бы… ничего не расскажете ему о нашей» помолвке «?

— Разумеется, нет! Вряд ли ты когда-нибудь столкнешься с ним, но если это случится, просто держи себя с достоинством и откажись отвечать на любые вопросы.

Ева подумала, что это будет не так-то легко, но промолчала.

Остановив двуколку перед ее домом, лорд Чарльз поспешно внес чемодан девушки в прихожую, бросил на ходу:

— Увидимся позже, — и уехал, даже не сказав спасибо.

Еве это показалось невежливым, но она не стала обижаться.

Девушка хотела только одного: чтобы у него больше не было никаких трудностей или препятствий в получении денег. Тогда Ева снова сможет стать собой и вернуться в замок, как предложил ее дядя.

При этой мысли девушку охватило такое счастье, что ей захотелось петь и танцевать, и она, побежав переодеваться, взлетела по лестнице так, словно у нее выросли крылья.

Надев платье, которое Жози сделала достаточно модным для Парижа, девушка снова спустилась в гостиную. И тут ей пришло в голову, что надо бы навестить Леониду Лебланк и сказать ей, что все прошло хорошо.

Француженка знала ее отца; только она может понять, что значит для Евы быть принятой в семью Шабриленов.

» Я должна увидеться с ней немедленно!«— подумала девушка.

Вспомнив, что не следует ходить по улицам без сопровождения, Ева отправилась на кухню за Марией. Но оказалось, что та ушла на рынок, а просить ее мужа девушка не хотела: страдающий от ревматизма Анри ходил очень медленно, да и вряд ли захотел бы оставить дом.

— Что такого, если только сегодня я схожу одна? — спросила вслух Ева и торопливо вышла.

Поглощенная своими мыслями, девушка не обращала внимания на окружающих и не замечала, что все мужчины оборачиваются, чтобы еще раз увидеть ее.

Пока она добиралась до улицы Офмон, подошло время обеда.

Ева почувствовала, что проголодалась.

» Может, мадам Лебланк угостит меня чем-нибудь «, — подумала она.

Открывший дверь слуга улыбнулся девушке.

— Добрый день, мадемуазель! Если хотите видеть мадам, то она в спальне и одна.

— Я очень хочу ее видеть, — ответила Ева и взбежала по лестнице.

Француженка лежала в кровати, еще более очаровательная, чем всегда.

На ней была прозрачная ночная рубашка нежно-розового цвета и розовые ленты в волосах.

— Дорогая, я так рада видеть тебя! — воскликнула мадам Лебланк. — Я все думала, как там у вас дела, и дашь ли ты мне знать, идет ли все по плану.

— Не совсем по плану, — улыбнулась Ева, — но очень хорошо.

Она села на стул рядом с кроватью и рассказала Леониде обо всем, что произошло.

Та слушала, не перебивая, а когда девушка закончила, воскликнула:

— C'est extraordinaire! Comme un conte de fees !

— Я и сама так подумала, — призналась Ева.

— Какая удача, что граф — твой дядя! Теперь графиня позаботится о тебе и найдет подходящего мужа.

— Но я совсем не хочу выходить замуж — по крайней мере пока! Я мечтаю найти кого-нибудь такого же обаятельного и веселого, как папа.

Мадам Лебланк вздохнула.

— Helas , такие мужчины редки! Но теперь ты в безопасности, и никто не обидит тебя, зная, что ты под защитой семьи Шабриленов.

— Кто же захочет меня обидеть? — удивилась девушка. — Разве что герцог: он такой любопытный и относится ко мне враждебно.

— Забудь его! — посоветовала Леонида. — Он вернется в Англию, а ты останешься во Франции и никогда больше не увидишь ни его, ни лорда Чарльза.

— Чарльз очень благодарен вам за свое спасение, — заметила Ева. — Уверена, сам бы он никогда не додумался до такого хитроумного плана.

— Ты хочешь сказать, он никогда бы не нашел девушки вроде тебя! — усмехнулась Леонида. — Но теперь ты должна забыть эту маленькую проделку и никому о ней не рассказывать, кроме своего дяди.

— Да… конечно, — согласилась девушка.

В дверь постучал слуга:

— Прикажете подавать обед, мадам?

— Да и немедленно! — ответила Леонида. — И мадемуазель Бенард будет обедать со мной.

Посмотрев на Еву, она добавила:

— Сдается мне, никто не пригласил тебя на обед?

— Никто! — засмеялась девушка.

— Тогда мы пообедаем вместе и после этого мы должны расстаться. Ты ведь понимаешь, что никому и никогда не должна рассказывать, что знакома со мной?

— Я сказала дяде.

— Уверена, он был шокирован, даже если не показал этого.

Ева подумала, что это скорее всего правда, хотя по-прежнему не понимала почему. А вслух произнесла:

— Я всегда буду помнить, как вы были добры. И хотя вы говорите, что мне нельзя видеть вас, я думаю, папа хотел бы, чтобы я вас любила и всегда была вам очень, очень благодарна, потому что именно благодаря вам я нашла своего дядю.

— Я уже сказана тебе, что это просто сказка! — повторила Леонида. — И теперь ты должна всегда жить счастливо!

Они обе засмеялись. Тем временем слуги подали наверх блюда на изысканных подносах. Еда оказалась очень вкусной, и, болтая с мадам Лебланк, девушка сама не заметила, как все съела.

Затем Ева стала прощаться:

— Мне бы хотелось что-нибудь подарить вам, — сказала она француженке. — Что-нибудь такое, о чем бы вы мечтали.

Девушка оглядела заставленную цветами комнату и вспомнила красивые произведения искусства, которые видела в салоне.

— Но кажется, у вас все есть! — добавила она.

— Чего бы я хотела, — сказала Леонида, — это чтобы ты присылала, хоть иногда, маленькое напоминание о себе — сообщение о твоем браке, фотографию со свадебной церемонии и, конечно, фотографии тебя и твоих детей, когда они у тебя будут.

— Ну конечно, я пошлю их вам! — вскричала Ева. — И, посылая, всякий раз буду вспоминать вас, эту комнату и все, что случилось благодаря вам.

— Adieu , моя самая очаровательная и прелестная подружка. Не забудь, ты никогда не должна признаваться, что была здесь, в моем доме. Просто вспоминай меня иногда в своих молитвах.

— Обязательно буду вспоминать, — твердо ответила девушка.

Она нежно поцеловала француженку и пошла к двери. На пороге Ева оглянулась, чтобы помахать на прощание, и ей показалось, что в глазах Леониды мелькнула какая-то тоска.

Девушка последний раз взглянула на орхидеи, заполонившие прихожую, и на те, которые увидела через открытую дверь салона.

Затем дворецкий выпустил ее, и, спустившись по лестнице на улицу, Ева поспешила домой, зная, что сейчас не время задерживаться у магазинов.

Когда слуга открыл дверь, она сказала:

— Я вернулась, Анри. Кто-нибудь заходил?

— Нет, мадемуазель.

Девушка побежала наверх снять шляпу.

Она надеялась, что беседа лорда Чарльза с банкиром прошла гладко.

Если сделка вдруг не состоится, Еве и дальше придется играть роль невесты, и тогда, прощай, ее завтрашний обед с дядей.

» Господи, только бы все прошло хорошо, — подумала девушка. — Но, конечно, лорд Чарльз уже мог бы что-нибудь мне сообщить! Или мсье Бишоффхейм снова заставляет его ждать?«

Она спустилась в салон, который казался очень маленьким после огромных гостиных замка.

Но по убранству они были очень похожи. Еще бы, ведь именно ее бабушка, как поняла Ева из рассказов дяди, сделала замок таким привлекательным.

У старой графини был безупречный вкус.

Ева стояла перед стеклянным шкафчиком, любуясь хорошенькими фигурками дрезденского фарфора, когда услышала, как открылась дверь.

Девушка нетерпеливо повернулась, думая, что это приехал лорд Чарльз.

К ее изумлению, в комнату вошел маркиз де Суассон.

Ева недоверчиво уставилась на него, потом спросила:

— Почему вы здесь?.. Что вам нужно?

Маркиз улыбнулся.

— Что касается первого вопроса, то совершенно случайно я ехал по улице Офмон, когда увидел тебя выходящей из одного дома — самого известного дома на всей улице!

Ева оцепенело смотрела на маркиза, думая о том, как же ей неприятен этот человек.

Она также поняла по его тону, что француз просто раздувается от гордости, думая, будто очень удачно ее в чем-то изобличил.

— Я последовал за тобой сюда, — продолжал маркиз, — и теперь, мадемуазель Ева Бенард, мы можем выложить карты на стол. Как бы ловко ты ни обманывала лорда Чарльза, меня тебе не провести!

— Л не знаю о чем вы говорите, — ответила девушка, — и поскольку моя тетя, которая присматривает за мной, больна… и лежит наверху в постели, я должна просить вас, мсье, уйти немедленно…

Де Суассон засмеялся.

— Так-так, продолжаешь свою игру? Ну, дорогуша, меня не одурачишь, и, уверяю тебя, как подруга Леониды ты больше не можешь выдавать себя за светскую дебютантку.

— Л просила вас уйти, мсье!

— Сначала послушай, что я тебе скажу.

— Не думаю, что вы скажете что-нибудь, что я хотела бы услышать, — возразила Ева, — и я могу лишь просить вас вести себя прилично и цивилизованно и оставить меня одну!

Маркиз сел на диван.

— Перестань играть и дай мне объяснить, что я чувствую. Я хочу тебя и намерен тебя получить!

— Я… понятия не имею… о чем вы. Ева говорила чистую правду, но в то же время она испугалась.

Что-то в его тоне и выражении глаз сказало девушке, что этот человек опасен.

Но Ева не знала, как выгнать его из дома. Позвать на помощь слугу? Но Анри уже вернулся на кухню, и потом он стар, ему не справиться с маркизом.

Пока она лихорадочно думала, что же предпринять, маркиз сказал:

— Будь разумной девочкой. Сядь и послушай, что я тебе скажу.

Решив, что у нее нет выбора, Ева направилась к стулу, стоявшему в другом конце комнаты.

Однако маркиз показал рукой на диван, на котором сидел сам.

Чтобы не показаться капризным ребенком, девушка примостилась с краешку, как можно дальше от француза.

Де Суассон развязно откинулся назад, положив руку на спинку дивана.

— Ты невероятно прелестна! Когда я впервые увидел тебя, то не поверил собственным глазам и даже спросил себя: ты — настоящая или только плод моего воображения?

Ева ничего не ответила, и маркиз снова заговорил:

— Не думаю, что ты давно в Париже, иначе я встретил бы тебя раньше, чем Крейг. Но раз уж он — первый мужчина в твоей жизни, то я намерен быть вторым!

— Я… я помолвлена… с лордом Чарльзом, — выдавила девушка.

Маркиз засмеялся, и это был очень неприятный смех.

— Да, Бишоффхейм сообщил мне эту новость, но я не так наивен, чтобы поверить!

Ева в ужасе посмотрела на своего незваного гостя.

Неужели маркиз все испортил? Неужели он сказал мсье Бишоффхейму, что они вовсе не помолвлены?

Может, поэтому лорд Чарльз и не принес ей чек, как обещал, и вся сделка расстроилась?

Эта мысль так испугала девушку, что она спросила:

— Но ведь вы не сказали ничего такого… неверного… мсье Бишоффхейму?

— Да нет, не сказал! — ответил маркиз.

Ева глубоко вздохнула.

— Но я наблюдал за тобой и Крейгом и подумал, что во всем этом есть что-то сомнительное, если не считать того, что вас пригласили в замок Шабрилен.

— Не понимаю, почему вы решили, что с нашей помолвкой… что-то не так! — ухитрилась вымолвить девушка.

— Я убедился, что прав, моя крошка, когда только что увидел тебя выходящей из дома Леониды. А теперь расскажи, что у тебя за игра! И если спросишь меня, то ты ставишь не на ту лошадь!

Ева повела рукой.

— То, что вы говорите… совершенно… непостижимо!

— Вздор! — возразил маркиз. — Ты поняла каждое мое слово! Ты решила, что Крейг богат, и преследовала его, а поскольку этот молокосос довольно глуп, он обещал жениться на тебе!

Де Суассон помолчал, не сводя с девушки хищных глаз, а потом заявил:

— Ты не выйдешь за него, можешь не сомневаться, когда его брат узнает, кто ты такая. Так что брось эту пустую затею!

От его речей и тона Ева совсем растерялась. Но не успела она еще раз попросить маркиза уйти, как он продолжил:

— Я хочу сделать тебе гораздо лучшее предложение. Я очень богат и, когда получаю то, что хочу, очень щедр. Этот дом, как я полагаю, снимается, но я куплю тебе твой собственный дом, экипаж с двумя лошадьми и все драгоценности, которые ты сможешь повесить на свою прелестную шейку! Что скажешь на это?

Он говорил цветисто, словно думал, что девушка не устоит перед таким предложением.

— Я думаю, мсье… вы… оскорбляете меня!

Маркиз засмеялся.

— Ты не хуже меня знаешь, что тебе вряд ли предложат больше, если ты не Леонида, а ты не она! Так что хватит притворяться!

И с этими словами он потянулся к Еве.

Поняв, что маркиз собирается прикоснуться к ней, девушка вскочила.

— Уходите! — в лихорадочном испуге заговорила она. — Уходите… отсюда! Бы… вы ужасны! Бы омерзительны! Я не желаю… больше… слушать вас!

Маркиз тоже встал, и Ева осознала вдруг, какой он высокий и сильный.

Бея похолодев, девушка отступила назад, говоря:

— Оставьте… меня!

— И не подумаю! И позволь тебе заметить, что я люблю птичек, которые порхают и не даются мне в руки. Я нахожу очень возбуждающим ловить их!

И маркиз двинулся к ней.

Ева сделала еще шаг назад и наткнулась на стул. Дальше отступать было некуда.

Де Суассон схватил ее и грубо притянул к себе.

Девушка вскрикнула и стала отталкивать его руками, при этом мотая головой из стороны в сторону, чтобы не дать маркизу поцеловать себя.

— Ты возбуждаешь меня! — прорычал он, словно бешеный зверь. — Я хочу тебя, и клянусь Богом, я тебя получу!

Тогда Ева закричала.

Потом девушка ощутила на своей мягкой коже его губы, горячие и требовательные, и снова закричала.

Глава 6

Герцог не попрощался с Евой и лордом Чарльзом по той простой причине, что уехал из замка раньше их.

У него была важная встреча в Париже.

Поэтому герцог поскакал напрямик, через поля, верхом на одной из самых быстрых лошадей графа, отправив свой багаж и камердинера по дороге.

Приехав в дом у Булонского леса, он принял ванну, переоделся и, сытно позавтракав по английскому обычаю, отправился на встречу с императором.

Герцог привез ему послания от принца Уэльского и от премьер-министра. Закончив с официальной частью, Луи Наполеон и англичанин больше получаса сидели и просто беседовали, поскольку были старыми друзьями.

Вернувшись в дом графа, герцог расположился в кабинете и писал письмо, когда его брат ворвался в комнату с криком:

— Я получил его! Я получил его! Конец всем неприятностям!

Герцог улыбнулся.

— Выходит, ты опасался, что Бишоффхейм не заплатит?

Брат положил перед ним чек на промокательную бумагу, и герцог увидел, что чек выписан на пятнадцать тысяч фунтов.

— Неудивительно, что ты беспокоился! — заметил он. — Сколько из них твои?

— Почти девять тысяч.

— Это покроет все твои долги?

— Большинство срочных. Но кое-какие еще останутся.

Герцог молчал, и Чарльз посмотрел на него вопросительно. Потом старший брат сказал:

— Я оплачу остальные.

Чарльз уставился на него.

— Ты серьезно, Уоррен?

— Разумеется, при одном условии.

— Каком? — тревожно спросил его брат.

— Ты немедленно уедешь в Лондон.

— Но почему?

— По-моему, это очевидно, — ответил герцог. — Твоя подруга Леонида Лебланк захочет получить что-то из этих денег, и говоря откровенно, ты не можешь позволить себе парижских женщин.

— Если уж на то пошло, — защищаясь, сказал лорд Чарльз, — Леонида никогда не брала с меня ни франка.

— Значит, тебе повезло. Но если куртизанка увидит эту сумму, она непременно потребует подарок.

— Тут ты, пожалуй, прав, — задумчиво сказал Чарльз. — Но я и в самом деле должен ей кое-что за Еву.

Герцог застыл.

— Что ты имеешь в виду?

— Л собирался рассказать тебе, когда Бишоффхейм выпишет чек! — заторопился Чарльз. — Мне вовремя намекнули, что он намерен женить меня на своей дочери?

— Бот дьявол! — воскликнул герцог. — Да как бы ты мог на ней жениться!

— Я и не собирался, — парировал Чарльз, — но если бы я отказался, он пригрозил бы не заплатить мне те деньги, что я уже потратил на лошадей.

— Это самый позорный шантаж, о котором я когда-либо слышал! — возмутился герцог. — Этот человек — совершеннейший плебей.

— Знаю, — согласился Чарльз, — но мне пришлось играть по его правилам, и именно Леонида извлекла откуда-то Еву, словно кролика из шляпы!

Старший брат молчал, и Чарльз, рассмеявшись, добавил:

— Ты не поверишь, но она заставила меня поклясться честью, что я» оставлю эту девушку точно такой, какой нашел ее «.

— Что это значит? — спросил герцог.

— Говоря ее собственными словами:» Чистой, невинной и нетронутой «.

Герцог поднял брови, и его брат сказал:

— Я сдержал слово, но я обещал Леониде, что дам Еве пятьсот фунтов.

Лорд Чарльз ждал от брага какого-нибудь замечания, но герцог только вытащил из бумажника чековую книжку.

— Я немедленно получу деньги по чеку Бишоффхейма в своем банке в Париже, — объяснил он, — а ты возьмешь мой чек на ту же самую сумму в Лондон.

— А Ева?

— Я заеду к ней, а также пошлю что-нибудь от твоего имени Леониде Лебланк. Что-нибудь, что она оценит.

— Уоррен, ты порядочный человек! — воскликнул Чарльз. — Но ты действительно заплатишь мои долги?

— Я же сказал, что заплачу, но постарайся впредь быть немного благоразумнее. А то я все удивлялся, как это ты будешь содержать жену в кредит!

Лорд Чарльз засмеялся.

— Ты же знаешь, что это невозможно, если б мы только не согласились на рай в шалаше!

— Ну, теперь это, во всяком случае, не понадобится, — облегченно произнес герцог.

— Просто и не знаю, как благодарить тебя… — начал Чарльз.

Герцог посмотрел на часы.

— Если ты не успеешь на поезд в Кале, который отходит в час дня, я могу и передумать.

Чарльз издал вопль ужаса, смеясь при этом.

— Я успею, — пообещал он, — и всю дорогу до Дувра буду пить за твое здоровье!

— Прежде чем уйдешь, — остановил его герцог, — не забудь дать мне адрес Евы Бенард.

Выслушав объяснения брага, как найти ее дом на Сент-Оноре, герцог сказал:

— Позволь дать тебе совет — никому не рассказывай об этой истории! Это было бы большой ошибкой.

— Но надо же мне похвастаться, что я обвел вокруг пальца самого Рафаила Бишоффхейма! — запротестовал Чарльз.

— Насколько я представляю, он очень злопамятный человек, а так как деньги всегда звучат громче смеха, ты пожалеешь о своей болтливости.

— Да… ты прав, — согласился Чарльз. — Конечно, ты прав. Но я ведь действительно взял над ним верх.

— Ну, так держи это при себе, — посоветовал герцог.

Младший Крейг вышел из комнаты, и герцог услышал, как брат громко требует двуколку, в которой ездил в деревню.

— Чарльз неисправим! — с улыбкой сказал себе герцог.

Но он лучше брата понимал, что с Бишоффхеймом шутки плохи, и потому немедленно отправился на улицу де ла Пэ, где находился банк, имеющий связь с его банком в Лондоне.

Там герцог получил по чеку деньги, погасил часть долгов брата и взял сумму в пятьсот фунтов наличными.

Затем он поехал в свой клуб.

После легкого обеда англичанин снова сел в графский экипаж, который привез его к дому на Сент-Оноре.

Дверь открыл пожилой слуга.

Герцог вошел в прихожую и услышал крик Евы.

Не дожидаясь Анри, который как обычно еле передвигал ноги, англичанин стремительно подошел к гостиной и распахнул дверь.

Один взгляд на происходящее сказал ему, что девушка отчаянно борется с маркизом де Суассоном.

Никто из них двоих не заметил, что кто-то еще появился в комнате.

В этот момент Ева снова вскрикнула — беспомощно, жалобно, словно пойманный в капкан зверек, — и герцог стал действовать.

Он бросился вперед, схватил маркиза за ворот и оттащил его от девушки.

— Какого черта вы делаете?

В первую секунду и маркиз, и Ева смотрели на герцога в полном изумлении.

Затем девушка кинулась к англичанину.

— Спасите меня… спасите! — закричала она и уткнулась лицом в его плечо.

Вырвавшись из рук герцога, де Суассон одернул сюртук.

— А вы-то как здесь оказались, Кинкрейг? И какое вам дело, что тут происходит? — поинтересовался он.

— Убирайтесь! — резко приказал герцог.

Маркиз побагровел.

— У меня здесь столько же прав, сколько и у вас! — заявил он.

— Я велел вам уйти, — отчеканил герцог.

— А если я откажусь? — агрессивно спросил де Суассон.

— Тогда я готов выставить вас силой, — холодно промолвил англичанин.

Поскольку герцог не повышал голос, его угроза прозвучала гораздо внушительнее, чем если бы он кричал.

К тому же герцог был намного выше маркиза, и в его глазах появилось леденящее выражение, которое многих заставляло трепетать перед ним.

Бормоча проклятия, де Суассон повернулся кругом и вышел из салона, хлопнув дверью.

Англичанин даже не взглянул в его сторону. Он смотрел на Еву, которая, дрожа всем телом, все еще прятала лицо на его груди.

Поддерживая девушку за плечи, герцог осторожно подвел ее к дивану и усадил.

Ева была очень бледна, и в глазах ее застыл ужас.

— Все в порядке, — успокоил ее герцог. — Маркиз ушел, и сомневаюсь, что он вернется.

— Но если… вернется? — нерешительно спросила девушка и содрогнулась.

Герцог обвел глазами комнату.

— Бы живете здесь одна?

Ева была так разбита всем случившимся, что сказала ему правду.

— Д-да.

Герцог несколько удивился.

— А чей это дом? — спросил он.

— М-мой.

Теперь англичанин был определенно изумлен.

Он снова взглянул на красивую старинную мебель.

— К-как… вам удалось… прийти так… в-вовремя… чтобы… с-спасти меня? — очень тихо спросила Ева.

Герцог достал завернутые в бумагу деньги, которые получил в банке, и положил девушке на колени.

— Я принес вам это от брата. Здесь те пятьсот фунтов, которые он обещал заплатить вам.

— Значит… мсье Бишоффхейм дал ему чек?

— Дал, — подтвердил герцог.

Ева уставилась на пакет, лежащий на ее коленях, а потом сказала, так и не притронувшись к деньгам:

— Пожалуйста… вы не вернете их лорду Чарльзу? Л… я не хочу их брать.

— Но вы их заработали, — возразил герцог.

— Я рада… что не сделала никаких ошибок… но теперь это не нужно… и я предпочла бы не получать плату за то… что я сделала.

Герцог посмотрел на нее озадаченно.

— Бы хотите сказать, что вы достаточно богаты, чтобы отказаться от такой большой суммы, или у вас есть еще один так называемый жених?

— Нет… нет… конечно, нет! Мне нужны были деньги, чтобы… жить здесь, в этом прелестном домике… но теперь я могу поехать в замок.

— Замок? — удивился герцог. — Бы имеете в виду тот, где мы были вчера?

Девушка кивнула. Помолчав, герцог спросил:

— Граф знает, что вы подруга Леониды Лебланк?

— Я рассказала ему, что ходила к мадам Лебланк за помощью, потому что она была папиным другом… но граф не велел мне никому говорить о ней…

— Леонида Лебланк была другом вашего отца? — повторил герцог, словно пытаясь понять.

Ева всхлипнула.

— Папа… умер в ее доме… когда мы уже переехали сюда… и вы, возможно, думаете, что я поступила дурно… согласившись помочь лорду Чарльзу… но после того, как я заплатила за похороны, денег почти совсем не осталось…

При воспоминании об отце на глаза девушки набежали слезы, и голос задрожал.

Глубоко вдохнув, Ева попыталась объяснить:

— Я знала, что если заработаю пятьсот фунтов, то смогу еще долго жить здесь и платить слугам, но, конечно, я лгала… и мама была бы шокирована… хоть я и помогала… лорду Чарльзу.

— Теперь я начинаю понимать ваши трудности, — добрым голосом промолвил герцог, — но мне по-прежнему не понятно, почему граф пригласил вас жить с его семьей.

Девушка смущенно опустила глаза:

— Я… я боюсь, что вам представили меня не под той фамилией…

— Хотите сказать — вы не Бенард?

— Д-да.

— Тогда как же вас зовут по-настоящему?

— Моим… моим отцом был… сэр Ричард Хиллингтон.

Герцог вздрогнул:

— Хиллингтон? Не может быть!

— Это правда. Мы приехали… в Париж, потому что моей маме оставила этот прелестный дом ее мать… которая была графиней де Шабрилен.

Герцог шумно вздохнул:

— Как вы могли совершить такую глупость? Оставаться здесь одной после смерти отца, да еще и поддаться на уговоры сыграть роль невесты моего брата!

Ева ничего не ответила, и герцог сказал:

— Вам следует вернуться в Англию. У вас же есть там родственники?

— Да, много. Но мне… тяжело с ними… ведь на самом деле они никогда… не одобряли маму… Во всяком случае, не больше, чем Шабрилены… одобряли папу, когда она… сбежала с ним.

— Теперь я припоминаю: кто-то мне рассказывал, что ваш отец, которого я часто встречал на скачках, в молодости вызвал массу пересудов.

— Папа и мама сбежали, когда она должна была выйти замуж за француза, которого выбрали для нее Шабрилены… — пояснила девушка.

— Это был очень храбрый поступок, — заметил герцог.

Ева стиснула руки.

— Спасибо, что вы так сказали… Мама была очень… очень счастлива с папой… хотя всегда огорчалась, что ее семья не общается с ней…

— А теперь вы собираетесь жить с ними! — задумчиво проговорил герцог. — И вы думаете, это сделает вас счастливой?

— Они очень, очень добры, а их замок — самое красивое место, что я когда-либо видела!

— Л тоже так думаю, — согласился герцог, — но только я предпочитаю свой собственный дом.

— Он такой впечатляющий?

— Очень впечатляющий! Тут за дверью что-то упало. Девушка вздрогнула, и в ее глаза снова вернулся ужас.

— Т-там… кто-то есть! — пролепетала она. — Бы… вы не думаете?..

— Предоставьте это мне, — сказал герцог, вставая с дивана.

Выйдя из салона, англичанин закрыл за собой дверь, и Ева услышала, как он с кем-то разговаривает, хотя слов не разобрала.

Вновь охваченная страхом, девушка вдруг совсем ослабела.

Ее руки снова тряслись, и она снова вспомнила твердые губы маркиза на своей щеке.

Ева чувствовала тогда в отчаянии, что, если они завладеют ее ртом, этот ужасный человек втянет ее во что-то грязное, во что-то позорное, от чего она не сможет спастись.

» Я ненавижу его!«— подумала девушка.

Герцога все не было, и Еву вдруг охватил озноб: что, если ее спаситель оставил ее?

Если он уйдет, а маркиз вернется, она не сможет защитить себя и окажется полностью в его власти.

Девушке захотелось побежать наверх и запереться в спальне, но не хватило сил даже встать с дивана. Все, что она могла, — это откинуться на подушки и закрыть глаза.

Голова кружилась, и Еве казалось, будто она падает в бездонную яму.

Тем временем герцог вернулся в комнату.

Подойдя к дивану, он посмотрел на девушку, а потом негромко сказал:

— Все в порядке! Это был только ваш слуга. Я велел ему никого не впускать.

Ева не ответила, и герцог вдруг понял, что она на грани обморока.

— Послушайте меня, Ева, — мягко проговорил он.

Девушка с усилием открыла глаза.

— Сейчас я отнесу вас наверх, и хочу, чтобы вы поспали. А позже, в восемь часов, я заеду за вами и отвезу вас в ресторан поужинать.

Ева слабо улыбнулась ему, и герцог поднял ее на руки.

Медленно взойдя по лестнице, он обратился к девушке:

— Бы должны показать мне, где ваша спальня.

Не в силах говорить, Ева только слабо повела рукой на ближайшую дверь.

Кое-как открыв ее, герцог внес девушку в большую комнату, которая явно служила спальней ее бабушке.

Как и салон, она отличалась элегантным убранством. На каминной полке стояли миниатюры де Шабриленов, а на стене висел портрет графини в молодости. Герцог сразу заметил сходство с Евой в форме и цвете глаз.

Он бережно опустил девушку на кровать и, решив, что вряд ли она станет раздеваться, укрыл ей ноги атласным покрывалом.

— Теперь спите. Я скажу слугам разбудить вас в семь часов.

Ева что-то прошептала и закрыла глаза.

Поняв ее шепот как согласие, герцог еще долго стоял, глядя на ее длинные ресницы, такие темные на фоне бледных щек, и прислушивался к ее легкому дыханию. Девушка заснула.

Это был сон полнейшего изнеможения.

Такое случается с людьми после битвы или в море после свирепого шторма: от пережитого потрясения они спят крепко, без сновидений.

Герцог подошел к окну и приспустил штору, чтобы солнце не мешало девушке.

Последний раз взглянув на Еву, англичанин вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Слуг он нашел на кухне. При его появлении Анри и Мария почтительно встали.

Герцог ясно и четко отдал им распоряжения, чтобы не возникло никаких недоразумений.

Оставив на столе два золотых луидора, он направился к выходу, и Анри, открывая ему переднюю дверь, рассыпался в благодарностях.

— Mersi beaucoup, monsieur, mersi! — повторил он несколько раз.

— Ну, вы поняли? — спросил маркиз на чистейшем французском. — Никому, кроме меня, не разрешается входить в дом.

— Да, да, мсье, все будет исполнено, как вы приказали, — ответил Анри.

Герцог сел в ждущий его фаэтон, но поехал вовсе не к дому возле Булонского леса, а на улицу Офмон.

Он услышал от Евы такую запутанную историю, что она казалась невероятной.

Герцог хотел получить подтверждение всему, что рассказала девушка, и единственным человеком, знающим правду, была Леонида Лебланк.

Когда англичанин прибыл к куртизанке, слуга сообщил ему, что она только что вернулась домой и сейчас одна в салоне.

— Доложите обо мне! — приказал герцог, называя свое имя.

Увидев сейчас Леониду, Ева подумала бы, что она выглядит еще причудливее и театральнее, чем всегда.

Ее платье — явно творение Фредерика Уорта — было малиновым. Юбка на турнюре состояла из множества оборок, украшенных бархатом, кружевом и шелковыми цветами. На шее куртизанки мерцали нити жемчуга, стоившего, как подумал герцог, бешеные деньги, а на жемчужных серьгах сверкали бриллиантовые подвески размером с оливки.

Услышав, кто пришел, Леонида явно удивилась.

Затем она поднялась навстречу гостю со своей неподражаемой грацией.

— Неужели это грозный брат Чарльза? — пленительным голосом спросила француженка. — Я всегда жаждала, мсье, познакомиться с вами.

— Теперь ваше желание исполнится, — ответил герцог, — поскольку мне нужна ваша помощь.

Леонида ахнула:

— Ваш брат опять в беде? Неужели Бишоффхейм не заплатил ему?

— Нет-нет, заплатил, — успокоил ее герцог.

— Тогда, пожалуйста, мсье, садитесь и расскажите обо всем, — предложила Леонида. — Я беспокоилась, вдруг что-то пойдет не так в самый последний момент.

Герцог удобно расположился на диване и скрестил ноги.

— Я весьма благодарен вам за такой интерес к Чарльзу. Насколько я понимаю, вы спасли его от возможной катастрофы!

— Я не могла представить себе, ваша светлость, что вам пришлось по вкусу заполучить в невестки дочь Бишоффхейма.

— Да, мне бы это совсем не понравилось, — подтвердил герцог, — и брат сказал, что именно вас я должен благодарить за его спасение.

— Я рада оказаться полезной, — промолвила Леонида с провокационной улыбкой и подвинулась чуть ближе к герцогу. — А теперь, что я могу сделать для вас?

— Это совсем не сложно, — заявил англичанин. — Я хочу услышать, как вы встретились с Евой Хиллингтон.

Леонида посмотрела на своего гостя, пытаясь прочитать его мысли. Затем сказала проницательно:

— Бы думаете, что Чарльз и Ева солгали вам? Но все действительно очень просто.

— Тогда, пожалуйста, расскажите мне правду, — попросил герцог.

— Сэр Ричард Хиллингтон, который был моим старым другом, во время сердечного приступа нечаянно уронил свою жемчужную запонку. После похорон его дочь пришла спросить меня, не здесь ли эта жемчужина.

— Запонка! — шепотом повторил герцог. — Так вот как вы познакомились!

— Пока Ева была здесь, — продолжила куртизанка, — прибыл ваш брат, только что узнавший о намерении банкира сделать его своим зятем.

Леонида вскинула руки в красноречивом жесте.

— И тут меня осенило! Герцог засмеялся:

— Конечно. Выдать Еву за невесту Чарльза — это была ваша затея. Не зря все говорят, что вы самая умная женщина в Париже.

— Мне нравится в это верить, — промолвила куртизанка, — а теперь расскажите, что случилось с вашим братом и, конечно, с Евой.

— Я отправил Чарльза обратно в Англию, и он просил меня сделать вам подарок. Одна из причин, почему я зашел, — это спросить, что мне купить, чего у вас еще нет.

Леонида засмеялась.

— На такой вопрос легко ответить, когда его задает англичанин.

Она выразительно посмотрела на герцога из-под ресниц, и он спросил:

— Ну? Так что же?

— Ну конечно, лошадь! — воскликнула куртизанка.

Герцог улыбнулся.

— Хорошо, у вас будет лошадь, которой вы сможете гордиться, и я договорюсь, чтобы ее доставили как можно скорее.

— Herd, monsieur, vous etes tres gentil , — сказала Леонида и придвинулась еще ближе, подставляя ему свои губы.

— Поблагодарите моего брата, когда в следующий раз увидите его, — откликнулся герцог. — Это его подарок, не мой.

Леонида была слишком опытной женщиной, чтобы не понять того, что крылось за его словами.

Она встала с дивана.

— Теперь прошу извинить меня, ваша светлость, но мне нужно лечь. Очень скоро ко мне придет гость, а вечером меня ждут несколько приемов, которые, как обычно, продлятся допоздна.

Герцог встал.

— Позвольте еще раз поблагодарить вас. Бы мудрая женщина, и я знаю, что вы никому не расскажете об этой истории.

— Я бы не сделала ничего, что повредило бы вашему брату, которого я очень люблю, или Еве, которой я уже велела никому не говорить, что она когда-то встречалась со мной.

— В таком случае я могу лишь повторить: вы очень мудрая женщина!

Он поцеловал куртизанке руку.

— Бы получите лошадь, достойную» королевы Парижа «, которой вы, несомненно, являетесь!

Оставив Леониду, герцог поехал к графу де Шабрилену.

Едва войдя в холл, англичанин понял, что хозяин дома вернулся, и нашел его в кабинете, в полном одиночестве.

— Привет! — воскликнул граф. — Как император?

— Болен и подавлен.

— Что, пруссаки причиняют больше неприятностей, чем обычно?

Герцог взял предложенный хозяином бокал шампанского и сел в кресло.

— Если вы спросите меня, то я скажу одно: французы сами себя загоняют в ловушку. Если они не поумнеют, их вызов пруссакам закончится катастрофой.

— Полностью с вами согласен, — ответил граф. — Подобный вызов был бы абсолютно гибельным! Бы сказали это императору?

— Его величество дал мне понять, что у него слишком много советчиков. Однако императрица упорно толкает его на конфронтацию с нацией, которую она никогда не любила.

— Женщины не должны вмешиваться в политику или государственные дела! — сердито вставил граф.

— В то же время, — продолжил герцог, — немало французов думают, что они могут ринуться в бой с одними флагами и фанфарами и победить лишь потому, что они французы.

— Я вас очень хорошо понимаю, — промолвил граф, — и кому-то надо что-то делать, пока еще не слишком поздно.

— Бот именно, — подтвердил герцог.

Они еще поговорили о политике, пока граф не спохватился, что должен одеваться к ужину, ради которого и приехал в Париж.

— Сегодня я ужинаю с принцем Наполеоном, — сообщил он герцогу. — Принц уже несколько лет говорит, что мы играем на руку врагу, но его никто не желает слушать.

Вскоре и герцог пошел наверх переодеваться, и лицо его было очень серьезным.

Из последних донесений он знал, что Пруссия держит на границе с Францией большую, хорошо обученную армию.

Если дойдет до войны, французы, с их непомерной расточительностью, очаровательными женщинами и бесконечными поисками наслаждения, окажут очень слабое сопротивление.

— Если французская армия потерпит поражение, — сказал себе герцог, — недалеко и до осады Парижа!

Это казалось невероятным.

И в то же время эти две страны никогда не могли ужиться вместе, а их государственные деятели оскорбляли друг друга как в личных беседах, так и публично.

Принимая ванну, герцог думал о том, с каким удовольствием пруссаки унизят французов и как мучительно это будет для парижан.

Затем он сказал себе, что это не его дело и нечего беспокоиться из-за глупости других людей.

Слава богу, британцев всегда отделял от континента пролив.

Одевшись, герцог обнаружил, что хозяин дома уже уехал, но один из его удобных экипажей был оставлен в распоряжении гостя.

Герцог поехал на Сент-Оноре, предвкушая встречу с Евой.

По дороге он думал о том, как прелестна эта девушка, причем прелестна на очень оригинальный и необычный манер.

Теперь англичанин понимал, что ее белокурые волосы с их золотистым отливом, как и белая кожа, достались Еве от отца, а темные глаза — наследство ее матери.

Герцог видел ее совершенные черты в детях де Шабриленов, когда был в замке, и теперь даже удивился, что сразу не обратил внимания на явное сходство между Евой и младшей дочерью графа, которой недавно исполнилось семнадцать лет.

Но Ева отличалась еще и яркой личностью, которая поразила герцога с первой минуты встречи.

Бот только он не понимал, почему девушка его боится.

Сначала англичанин думал, что это из-за ее тайной помолвки с Чарльзом.

Но Ева и дальше сторонилась его и даже сбежала, когда герцог разыскал ее в библиотеке.

Затем он понял, что это более глубокий страх, чувственный страх и совсем не похожий на тот ужас, что вызвал в ней де Суассон.

Герцог знал, что даже борясь с маркизом, девушка не вполне понимала, чего добивается этот француз. Только милостью божьей он, герцог, прибыл вовремя и спас Еву от опыта, который на всю жизнь мог изменить ее душу.

Когда он нес девушку наверх, он думал, какая же она легкая и хрупкая. А потом, на кровати, Ева выглядела как сказочная принцесса, заснувшая на сотню лет.

Глядя тогда на нее, герцог вспомнил сказку о Спящей красавице, разбуженной поцелуем принца, и понял, что хочет поцеловать девушку.

Хотя бы лишь для того, чтобы успокоить ее и убедить, что ей не нужно больше бояться.

После того, что сказал Чарльз, герцог был совершенно уверен, что Еву никогда прежде не целовали.

Крайне прискорбно, что первым мужчиной, возжелавшим ее, оказался маркиз — этот развратный, испорченный человек.

Герцог многое знал о нем, но не собирался делиться этим знанием с Евой. Он думал о том, что девушке придется защищать себя и от маркиза, и от великого множества других, ему подобных. Но тогда Ева утратит то неуловимое очарование невинности, что отличает ее от всех женщин, с которыми герцог обычно общался.

— Я должен поговорить с девушкой о будущем, — твердо сказал себе англичанин, выходя из экипажа.

Анри уже ждал его и почтительно распахнул дверь.

Герцог шагнул в знакомую прихожую со странным волнением в душе.

Ева ждала герцога в салоне.

Слуга проводил его до двери, и, как только англичанин вошел, девушка вскочила со стула и сделала шаг вперед, будто хотела побежать к нему.

Затем, словно спохватившись, медленно пошла навстречу, пока они не сошлись в центре комнаты.

Там Ева сделала реверанс.

» Она выглядит прелестно «, — мысленно отметил герцог.

Он не знал, что девушка снова надела одно из платьев своей матери.

Увидев это платье, Жози пришла в восхищение и заявила, что никакие украшения не сделают его более совершенным, чем оно есть.

Ева брала с собой это платье в замок на тот случай, если удастся остаться на вторую ночь.

Но теперь она смотрелась в нем достаточно нарядной и для гораздо более важного события, чем тихий ресторан, в который они идут.

— Вам уже лучше? — спросил герцог.

Ева подняла на него сияющие глаза и проговорила:

— Я спала, пока Мария не разбудила меня, и теперь я должна извиниться, что вела себя так… глупо.

— Бы не были глупы, вы просто испугались, и это вполне понятно при таких обстоятельствах, — возразил герцог и увидел признательность в ее глазах.

Затем девушка сказала уже другим тоном:

— Я… я должна… спросить у вас кое-что.

— И что же?

— Это так любезно, что вы пригласили меня на ужин… но возможно, мне не следует идти с вами одной… Вдруг дядя рассердится на меня?

Герцог улыбнулся:

— Конечно, вам не позволили бы этого, если бы вы оставались в замке с графиней. Но поскольку вы еще не поселились там, они не имеют на вас никаких прав.

— Значит, я могу пойти с вами? — жадно спросила Ева.

— Я буду крайне разочарован, если вы откажетесь. К тому же мы идем в очень тихое место, где нас никто не увидит и никто не будет сплетничать о нас завтра.

— Как чудесно! — воскликнула девушка. — Когда мы только приехали, папа два раза водил меня ужинать в ресторан, а теперь я боялась, что больше никогда не смогу туда попасть.

— Мы идем в ресторан, где готовят великолепные блюда, — пояснил англичанин. — И я буду очень огорчен, если вы не насладитесь ими.

— Я буду наслаждаться каждой минутой, — пообещала Ева.

— Тогда чего мы ждем?

Девушка улыбнулась и легкими шагами, словно паря над полом, вышла в прихожую.

Там Ева накинула на плечи бархатный палантин.

Когда они сели в экипаж, девушка сказала:

— Это такое волнующее событие для меня, но ведь вы очень влиятельный человек и вам следует ходить в ресторан с кем-нибудь вроде…

Тут Ева запнулась. Герцог понял, что она собиралась сказать» Леониды Лебланк «, а потом вспомнила, что ей велели не упоминать этого имени.

Помолчав, девушка немного неубедительно продолжила:

— ..тех красивых дам, которых я видела в Булонском лесу.

— Если вы ожидаете комплиментов, — промолвил герцог, — то я могу заверить вас, Ева, что вы так же красивы, нет, даже красивее всех дам, которых я видел в Булонском лесу с тех пор, как приехал.

Ева ойкнула от удовольствия. Это прозвучало как-то по-детски непосредственно и очень трогательно.

— Это правда? Никто раньше не говорил мне… ничего подобного.

— Значит, я имею честь быть первым, — ответил герцог.

Они выехали на улицу Мадлен.

Там вблизи церкви находился ресторан, где герцог часто ужинал, когда бывал в Париже.

» Пару» не считался фешенебельным, но славился своей кухней, и его посещали исключительно гурманы.

Герцог потребовал стол в нише, где, как он знал из прошлых визитов, можно ужинать и видеть всех, самим оставаясь незамеченными.

Когда они сели, по лицу девушки герцог понял, что она захвачена окружающей обстановкой: мягкими диванами, горящими на столах свечами и обилием цветов.

И в отличие от других ресторанов в «Лару» не было никакой музыки.

Осмотревшись, Ева сняла перчатки и воскликнула очень юным, возбужденным голоском:

— Как замечательно оказаться здесь… с вами!

Она посмотрела на герцога, и когда их глаза встретились, обоим было трудно отвести взгляд.

Глава 7

Герцог долго выбирал еду и вино.

Когда же официанты удалились, он откинулся на спинку стула и проговорил:

— Я был бы очень невнимательным, если бы не сказал вам, что вы выглядите очаровательно!

Ева порозовела, а герцог подумал, что давно уже не видел, как женщина краснеет.

Еда оказалась восхитительной, и девушке вспомнился отец: он бы наверняка оценил ее.

К каждому блюду подавали особое вино, но Ева делала лишь крошечный глоточек, предоставляя пить герцогу.

Только когда принесли кофе с ликером, девушка сказала:

— Я навсегда запомню этот ужин и это чудесное место, в которое вы привели меня.

Она говорила тем же восхищенным голоском, каким восторгалась красотой замка и его внутренним убранством.

Герцог понял, что ее слова совершенно искренни и пришли из самого сердца.

— Мне очень приятно это слышать, Ева, но теперь я хочу поговорить о вас.

Девушка немного испугалась. Герцог помолчал, словно подыскивая слова, а потом спросил:

— Бы совершенно уверены, что поступаете благоразумно, решив не возвращаться в Англию?

— Я… я уверена, что была бы счастлива в замке, где моя мама жила девочкой, — ответила Ева.

Ей показалось, что герцог обеспокоен, и, еще помолчав, он сказал:

— Все же ваш отец был англичанином, поэтому я считаю, что вам не следует жить во Франции.

— Почему? — спросила девушка.

— Ну, два обстоятельства беспокоят меня.

— Какие?

— Во-первых, я совершенно уверен, что в этом году следует ждать конфронтации между Францией и Германией.

— Бы говорите о войне? — изумленно спросила Ева.

— Боюсь, она неизбежна, :

— ответил герцог.

— Но все французы кажутся такими счастливыми! — вскричала девушка. — Зачем им воевать с Германией?

— Это долгая история, — промолвил герцог, — но сегодня я был у императора и уверен, что императрица и герцог де Грамон подталкивают его к войне.

— Я слышала, как папа говорил об этом, — подтвердила Ева, — и все равно не могу поверить, что они готовы стольким пожертвовать. Ведь все здесь кажется таким очаровательным и роскошным.

— Удовольствия Парижа! — тихо проговорил герцог.

Он думал в эту минуту о безумной расточительности куртизанок вроде Леониды Лебланк и тех баснословных суммах, которые тратят на нее мужчины.

Ева смотрела на него с тревогой, и герцог сказал:

— Я только хочу надеяться, что, если начнется война — а французская армия значительно уступает прусской, — вы будете в безопасном месте.

— Безопасном месте? — удивилась девушка. — Но я буду в замке моего дяди.

— И это меньше чем в двадцати пяти милях от Парижа, — заметил герцог.

Помолчав, Ева спросила:

— Бы полагаете, что пруссаки могут дойти до Парижа и захватить его?

— Я думаю, что осада не исключена.

— Не могу поверить в это! — прошептала девушка.

Герцог отпил бренди.

— Есть еще одно обстоятельство, которое, как мне кажется, вы не учли, решив остаться здесь.

— Еще? Что?

— Ваш дядя, будучи французом, счел бы своим долгом устроить ваш брак.

Ева выпрямилась на стуле.

— Бы хотите сказать, что мне… уготован брак вроде того, от которого сбежала моя мама?..

— Граф верил бы, что это в ваших интересах, — спокойно заметил герцог. — Как вы сами знаете, вся семья не одобрила вашу мать, потому что она вышла замуж за человека, которого любила.

Ева сжала руки.

— Я никогда не думала об этом… Как глупо, что я про это забыла…

Она глубоко вздохнула.

— Бы правы… я должна вернуться в Англию…

— Я надеялся, что вы это скажете, — ответил герцог. — И я знаю, что вы не пожалеете об этом.

Но девушка прошептала:

— Почти все папины родственники очень старые… Они будут говорить и говорить о нем. Я… я чувствую, что не смогу сейчас этого вынести.

— Я все понимаю, — сказал герцог, — и если вы предоставите это мне, я найду кого-нибудь, у кого вы сможете остановиться на первое время… и кто будет счастлив принимать вас, пока вы не найдете себе дом, в котором действительно захотите жить.

— Бы… правда можете это сделать? — спросила Ева. — Это было бы очень… очень любезно… Но я бы не хотела навязываться вам…

— Об этом не беспокойтесь. А теперь, поскольку у вас был долгий и тяжелый день, я отвезу вас домой.

Увидев, как разочарованно вытянулось лицо девушки, герцог добавил:

— Я остаюсь в Париже до послезавтра. Пообедайте с вашим дядей и скажите ему, что передумали. А вечером, быть может, вы окажете мне честь снова быть моей гостьей за ужином.

— Конечно, — воскликнула Ева. — Это будет так чудесно!..

Ее омрачившиеся было глаза снова засияли, и герцог продолжил:

— Послезавтра я повезу вас обратно в Англию. А до тех пор вы не должны делать ничего настолько безрассудного, как бродить одной по улицам.

Ева вспомнила, что, когда она ходила к Леониде Лебланк, маркиз увидел ее.

Девушка содрогнулась, и герцог понял, о чем она думает.

— Забудьте его! — потребовал он.

— Л… я постараюсь, — прошептала Ева, — но когда вы сказали, что дядя устроит мой брак… я подумала, что, возможно, мне пришлось бы… выйти за кого-нибудь вроде маркиза!

— Не все французы так ужасны, — возразил герцог. — И потом, не забывайте, что маркиз не обращался бы так с вами, если бы знал, кто вы на самом деле.

Понизив голос, он строго добавил:

— Никогда не нужно лгать.

— Да… я понимаю, — покорно согласилась Ева, — и мама… ей было бы стыдно за меня!

Герцог потребовал счет, и они ушли из ресторана.

Экипаж уже ждал их.

Весь недолгий путь до Сент-Оноре Ева молчала. Глядя на ее профиль, освещенный уличными фонарями, герцог думал, что девушка очень красива.

«Как она сможет постоять за себя, когда все мужчины находят ее неотразимой!»

Опыт говорил ему, что мужчин влечет к Еве не только потому, что она так прелестна.

Ее окружала аура чистоты и невинности, которую сразу распознала Леонида Лебланк.

Именно из-за ее чистоты такие, как маркиз, инстинктивно будут желать девушку.

Лошади подъехали к домику, и когда они замерли у крыльца, Ева прошептала очень тихо и испуганно:

— А… а вдруг пока меня не было… он проник в дом?

Ее глаза снова наполнились ужасом, а руки затряслись.

— Я удостоверюсь, что его здесь нет, — мягко сказал герцог.

Белев экипажу ждать, он вошел в дом вместе с Евой.

Впустив их, Анри снова запер дверь и зашаркал обратно на кухню, а они тем временем вошли в салон, где в канделябрах еще горело несколько свечей.

Ева посмотрела снизу вверх на герцога, словно ожидая, чтобы он проявил инициативу.

Герцог улыбнулся ей.

— Хорошо, сейчас мы вместе осмотрим дом, и вы сможете спать, ничего не боясь.

Девушка ответила ему робкой слабой улыбкой.

Взяв Еву за руку, словно ребенка, герцог сначала обошел салон.

Он посмотрел за занавесками и за красивой ширмой, которая стояла в одном углу.

Затем они прошли через пустую прихожую в маленькую столовую, очень милую, с овальным столом и мраморным камином XVII века.

Герцог снова проверил за занавесками и даже заглянул под стол.

Потом они поднялись по лестнице на второй этаж.

Здесь было намного темнее, только снизу, из прихожей, шел свет от горящих в бра свечей.

Девушка крепче ухватилась за руку герцога. Он подошел к первой двери, ведущей в ее спальню, и открыл ее.

В ту же секунду внутри раздался грохот.

Ева вскрикнула и кинулась к герцогу. Обняв лихорадочно цепляющуюся за него девушку, англичанин шагнул в комнату.

У кровати горела свеча, и в ее колеблющемся свете он увидел, что грохот вызван сквозняком из открытого окна.

Порыв ветра взметнул занавеску, и та опрокинула горшок с цветком, стоящий рядом на столике.

Занавески по-прежнему раздувались, но герцог был совершенно уверен, что за ними никого нет. Однако Ева пришла в такой ужас, что вся дрожала.

— Все в порядке, — успокаивающе сказал герцог.

— Это он… это он! — прошептала девушка. — Спасите… спасите меня еще раз, — и она умоляюще посмотрела на англичанина.

Впервые в жизни герцог видел настолько испуганное создание.

— Л спасу вас, моя дорогая, — сказал он, привлекая к себе Еву.

Его губы коснулись ее губ.

В первую секунду девушка оробела. Она не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Но когда герцог завладел ее губами, страх оставил Еву, и ему на смену пришло что-то невероятно чудесное.

Поначалу герцог целовал девушку очень нежно, словно боялся еще больше испугать. Но затем, когда он ощутил мягкость и невинность ее губ, его губы стали более требовательными, более настойчивыми, и в это мгновение для Евы словно открылись Небеса.

Девушке чудилось, что она парит в снопе лунного света, возносится с ним к самим звездам и кружится в их хороводе, а лунный свет, проникая сквозь тело, струится от ее сердца к губам, затопляя всю ее невыразимым восторгом.

Когда герцог поднял голову, Ева вздохнула, потому что теряла его.

Но девушка была настолько переполнена тем удивительным восторгом, что не посмела ничего сказать, а только спрятала лицо на его груди.

— Теперь ты совсем, совсем в безопасности, моя драгоценная, — проговорил англичанин немного нетвердым голосом. — И я никому не позволю обидеть тебя!

— Я… я люблю… вас, — прошептала Ева, поднимая к нему глаза.

В ее голосе снова слышалась та восхищенная нотка, а лицо светилось таким одухотворенным восторгом, какого герцог никогда еще не видел.

— И я люблю тебя, — ответил он, — давно люблю.

— Давно?

— С тех пор, как впервые увидел тебя, но я думал, что ты принадлежишь моему брату.

— А я… думала, что вы… не одобряете… меня, — прошептала девушка.

— Я не одобрял твой брак с Чарльзом, потому что сам хотел жениться на тебе!

Он крепко обнял Еву.

— Как ты могла так мучить меня, моя дорогая, позволяя мне думать, что будешь моей невесткой, когда я хотел видеть тебя своей женой?

Девушка слабо ахнула, но для герцога это трогательное восклицание прозвучало как песня ангелов.

Потом она спросила едва слышным шепотом:

— Бы… вы… просите меня… выйти за вас замуж?

Герцог улыбнулся.

— Как же еще я смогу заботиться о тебе и защищать тебя? Ты слишком красива, чтобы оставлять тебя одну хоть на минуту!

— Я люблю вас… я люблю вас… всем своим существом! Но… я не знала, что это… любовь.

— Я научу тебя любви, а если кто-то другой попытается это сделать — я его убью!

Ева с обожанием посмотрела на герцога, и он сказал:

— Я не собирался говорить тебе о моих чувствах, пока не отвезу тебя обратно в Англию, и мы не узнаем друг друга получше.

— Теперь я… понимаю, почему вы… хотели, чтобы я… вернулась домой, — прошептала девушка.

— То была главная причина. Но и мои замечания о войне и о том, что значит быть француженкой, остаются в силе.

— Я хочу… быть англичанкой… и я… хочу быть… с вами! — страстно воскликнула Ева.

— Так и будет, — пообещал герцог, — и если, моя дорогая, ты достаточно меня любишь, мы можем пожениться еще до возвращения в Англию.

— Я так… сильно вас люблю, что… хочу… выйти за вас сейчас… немедленно… сию же минуту! — вскричала девушка.

Герцог засмеялся.

— Это было бы затруднительно, но я постараюсь устроить нам венчание на завтра или послезавтра.

Ева прижалась к нему.

— Бы… совсем-совсем уверены… что хотите жениться на мне?

— До встречи с тобой у меня ни разу не возникало желания жениться, — признался герцог. — Все думают, что я — убежденный холостяк.

Помолчав, девушка спросила:

— А вдруг… когда мы… поженимся… вы разочаруетесь… и решите, что… ошиблись?

Герцог улыбнулся.

— Ты — все, что я мечтал видеть в своей жене. Я люблю и обожаю в тебе все. И хочу знать о тебе как можно больше.

Ева торжественно посмотрела на него.

— Бы обещаете… научить меня… всему тому, что вы… хотите от меня?

— Обещаю, — сказал герцог, — но, главное, будь такой, какая ты есть.

Девушка снова спрятала лицо на его груди.

— Мне… так стыдно теперь, что я… лгала.

Но герцог знал, что она попала в беду не потому, что солгала, а потому, что связалась с Леонидой Лебланк.

С другой стороны, если бы Ева не пошла к куртизанке за отцовской запонкой, он бы никогда не встретил ее.

— Пути Господни неисповедимы, моя драгоценная. Мы нашли друг друга, и это все, что мы должны помнить, и отныне мы будем очень-очень счастливы.

— А ваша семья не… возмутится, что вы женились на такой… незначительной девушке, как я?

— Я думаю, многие из них встречали твоего отца и были очарованы им, как, впрочем, и все, кто его знал.

— Мне так… приятно слышать это… от вас, — призналась Ева. — Может, я тоже сумею… очаровать их?

— Конечно, сумеешь, — заверил ее герцог, — ты очаруешь их точно так же, как очаровала меня.

И его губы снова прильнули к ее губам.

Теперь девушка плыла по радуге в Небеса, о существовании которых она даже не подозревала.

«Это Небеса Любви», — подумала Ева.

Ее охватил неземной восторг, и чудо его было так велико, что, казалось, сердце девушки сейчас не выдержит и разорвется у нее в груди.

Наконец герцог промолвил:

— Я хочу остаться здесь, моя дорогая, целовать тебя и говорить, какая ты удивительная, но тебе пора спать.

Переполненная счастьем, Ева забыла свой страх, что маркиз прячется где-то здесь.

Но теперь она снова огляделась по сторонам, и герцог сказал:

— Давай только закончим проверку. Зажги свечи, а я пока закрою окна.

Девушка взяла подсвечник и зажгла несколько свечей. От их света комната стала уютной и теплой.

Прежде чем закрыть окно, герцог выглянул наружу и с удовлетворением увидел, что стена дома отвесно уходит в маленький сад. Никто не смог бы залезть по ней без очень длинной приставной лестницы.

Ничего не сказав Еве, герцог задернул занавески и поднял горшок, валяющийся на полу.

Затем он снова взял девушку за руку и вывел ее в коридор.

Они осмотрели две оставшиеся спальни, поменьше той, в которой спала Ева.

В них никого не было.

Закончив с проверкой, герцог запер двери снаружи и дал Еве ключи.

— Теперь ты должна запереться изнутри, а я скажу твоему слуге, что до моего прихода никому — абсолютно никому — не разрешается входить в дом.

— Бы… не забудете обо мне?

— Ну что ты, разве это возможно? Стоя наверху лестницы, герцог привлек девушку к себе и сказал:

— Чтобы тебе было легче, прелесть моя, я сообщу твоему дяде, с которым увижусь завтра утром, что мы намерены пожениться.

Нежно посмотрев на Еву, он продолжил:

— Поэтому тебе незачем будет обедать с ним, как вы договаривались.

— Вы передадите ему, что я очень… очень благодарна за его доброту? — спросила девушка.

— Конечно, передам, — обещал герцог, — но я каждую минуту хочу быть с тобой, так что давай пообедаем вместе, вдвоем. К тому времени я уже буду знать, как и когда мы сможем пожениться.

Ева радостно кивнула, и герцог еще раз поцеловал ее, очень нежно и с бесконечной любовью, как самую большую драгоценность.

— Теперь иди в свою спальню. Запри дверь так, чтобы я услышал, и постарайся заснуть.

— Я… я помолюсь и… миллион раз поблагодарю Бога, что вы любите меня, — сказала Ева.

Растроганный ее словами, герцог поцеловал девушку в лоб.

Потом повернул ее кругом, ласково подтолкнул в спальню и закрыл за ней дверь.

Услышав, как повернулся ключ в замке, герцог спустился вниз.

Там он отыскал Анри, дал ему распоряжения на завтра и оставил чаевые за то, что старик так долго не ложился спать.

Убедившись, что слуга запер дверь на засовы, герцог сел в фаэтон, который повез его обратно к дому у Булонского леса.

Дорогой герцог думал о том, что готов всю свою жизнь посвятить Еве, готов до конца своих дней любить и защищать ее.

Еще ни к одной женщине он не испытывал подобных чувств.

Герцог знал, как беспомощна без него Ева и какие страшные беды угрожают ей не только во Франции, но и в Англии.

«Я нужен ей, — сказал себе англичанин, — а она нужна мне, только до сих пор я этого не понимал».

Когда герцог спустился к завтраку, хозяин дома уже сидел за столом, держа перед собой развернутую газету.

— Газетчики уже настраивают народ против Пруссии, — сообщил он. — Остается надеяться, что они не зайдут слишком далеко.

Герцог не стал заводить полемику. Он уже высказал графу свое мнение о происходящем, но тот ему не поверил.

Поэтому англичанин сменил тему и сказал графу, что собирается жениться на Еве.

Граф страшно удивился.

— Бот так новость! — воскликнул он. — Мне и в голову не приходило, что вы интересуетесь ею!

Герцог улыбнулся.

— Я нахожу ее совершенно восхитительной.

— Тут я с вами согласен, и конечно, я очень рад, что один из моих самых уважаемых друзей женится на моей племяннице.

— Я надеялся, что вы не станете возражать, потому что мне нужна ваша помощь.

Как герцог и ожидал, де Шабрилен решительно высказался за тайный брак.

— Если британское посольство узнает, что вы поженились, — заявил он, — эта новость разойдется по всем английским газетам!

— Верно, — согласился герцог. — И, как вы понимаете, все начнут осуждать Еву за то, что она вышла замуж, не сняв траура. А уж сколько появится догадок о том, почему брак заключен в такой спешке — лучше и не говорить.

Дальнейшие комментарии были не нужны. Оба аристократа понимали, какие неприятные сплетни могут возникнуть в таких условиях.

В полном согласии друг с другом герцог и граф разработали на их взгляд идеальный план.

Затем герцог взял один из фаэтонов графа и поехал к Еве на Сент-Оноре.

Девушка ждала его в салоне, нарядившись в одно из своих самых хорошеньких платьев.

Когда герцог вошел в гостиную, и Анри закрыл за ним дверь, Ева шагнула к нему навстречу, а потом замерла в нерешительности, хотя ей страшно хотелось побежать к своему возлюбленному.

Герцог улыбнулся и протянул руки, и в следующее мгновение девушка была в его объятиях.

Чувствуя, как все ее тело трепещет от возбуждения, герцог прижал Еву к себе и целовал, пока у обоих не захватило дыхание.

Потом он сказал:

— Дай мне посмотреть на тебя, моя дорогая. Ты хорошо спала?

— Я спала… и мне приснилось, что вы… целуете меня.

— И мне снилось то же, — ответил герцог.

Он снова поцеловал девушку, затем повел к дивану.

— Л должен столько всего рассказать тебе.

— И я так этого жду! — быстро проговорила Ева.

— Прежде всего, — начал герцог, — скажи мне, что ты не передумала.

Девушка засмеялась, и это был очень прелестный смех.

— Я боялась, что это вы могли передумать…

— Это совершенно невозможно, — заявил герцог.

Ева подняла свои губы к его губам, но он чуть отодвинул от себя девушку.

— Не искушай меня. Мне хочется целовать тебя бесконечно, но сначала ты должна выслушать, что я задумал.

— Вы не отправите меня обратно в Англию… одну, без вас?

— Ты действительно думаешь, что я на это способен?

— Просто я боялась, вдруг вы решите, что… так будет правильнее?

— То, что мы собираемся сделать, другие могут счесть недопустимым. Но для нас все это правильно и хорошо.

Ева сжала руки и подвинулась ближе к герцогу.

— Мы… поженимся? — прошептала она.

— Тайным браком, о котором долго никто не узнает.

— Пожалуйста… расскажите мне все.

— Мы разработали этот план вместе с твоим дядей, который, кстати, очень рад, что ты выходишь за меня замуж.

— Бы… совершенно уверены, что он не сердится?

— Нисколько не сердится, — улыбнулся герцог. — Ему очень приятно породниться с английским герцогом.

Ева засмеялась.

— Так вот, мы договорились, что твой дядя зарегистрирует наш брак в мэрии. В данный момент он уже там, так что через час ты будешь моей законной женой.

Девушка затаила дыхание.

— Благодаря своему влиянию, твой дядя убедит мэра не объявлять публично о нашей свадьбе, — рассказывал дальше герцог, — и все останется в тайне до тех пор, пока мы не будем готовы послать сообщение о браке в английские газеты.

Ева быстро кивнула, и герцог продолжал:

— Сегодня вечером, в шесть часов, твой дядя заедет за тобой и отвезет в дом одного из своих друзей, у которого есть собственная домовая церковь.

Девушка крепко сжала его руку.

— Нас обвенчает личный капеллан твоего дяди. И конечно, он никому не откроет того, что произошло.

Ева недоуменно вскинула глаза.

— Капеллан?

— Твой дядя сказал мне, что после твоего рождения твоя мама написала своей матери, а твоей бабушке письмо, где сообщила ей, что поскольку сама она воспитана католичкой, то и тебя окрестила в католическую веру, а потом, из любви к твоему отцу, еще и в протестантскую.

— Ну, конечно! — вскрикнула девушка. — Мама говорила мне это как-то давно. Но с тех пор я об этом даже не вспоминала, потому что родители всегда ходили в англиканскую церковь вблизи нашего дома.

Помолчав, она добавила:

— Мама так горячо любила папу, что всегда делала то, что он хотел… и никогда не думала о себе.

— Ты тоже будешь так поступать? — спросил герцог.

— Л всегда буду делать то, что вы хотите… потому что мама однажды сказала, что любовь важнее всего другого…

— Гораздо важнее! — согласился герцог. — И эта любовь, которую мы чувствуем друг к другу, моя красавица-невеста, исходит от Бога и выше любого ритуала или обряда. И я глубоко убежден, что это самое Божественное чувство.

Он говорил очень торжественно, и Ева с волнением сказала:

— Я никогда не надеялась, что найду человека, который будет… думать, как думаю я… чувствовать, как чувствую я… и верить, как верю я.

— Но теперь ты нашла меня, — ответил герцог, — и когда мы поженимся, мы станем единым целым.

— Как это будет… чудесно — стать частью вас! — воскликнула девушка. — И я всегда… буду помнить, что вы… самая важная часть! Герцог улыбнулся.

— Я очень хочу, чтобы ты так думала, но для меня в мире нет ничего важнее тебя!

Он снова поцеловал Еву, и девушка поняла, что никогда ни на кого его не променяет.

Они пообедали в тихом ресторанчике, говоря о себе и своих чувствах.

Вернувшись домой, девушка сообщила Анри и Марии, что выходит замуж.

Слуги возбужденно заахали, но обещали хранить все в полном секрете.

— Сегодняшнюю ночь мы с мужем проведем здесь, — сказала им Ева, — а завтра уедем в Венецию. Потом мы отправимся в Рим, а оттуда — в Неаполь, где сядем на яхту, которую наймет мой муж, и посетим многие места на Средиземном море.

Рассказывая об этих планах, девушка подумала, как прекрасно будет остаться наедине с герцогом.

Конечно, Еве очень хотелось побывать во всех тех местах, о которых она читала, но никогда не надеялась увидеть. Однако все, что действительно имеет значение, — это быть с ним.

— У нас будет очень долгий медовый месяц, моя драгоценная, — сказал ей герцог. — И только перед самым возвращением в Англию мы объявим о нашем браке, не сообщая точной даты, когда он был заключен. Если все решат, что мы обвенчаны неделю или две, то это их дело, а не наше.

Он улыбнулся девушке.

— Тогда ты сможешь вернуться домой без траура, и никто не упрекнет, что тебе следовало дольше подождать после смерти отца, прежде чем обзаводиться мужем.

— Но я уверена, что папа… хотел бы, что бы я вышла замуж за вас, — заметила Ева.

— Конечно, — согласился герцог, — и он хотел бы, чтобы я заботился о тебе.

— Теперь я… всегда буду чувствовать себя в безопасности? — воскликнула Ева. — И мне никогда не придется больше бояться!..

— Никогда! — решительно подтвердил герцог.

Когда герцог отвез Еву домой, девушка, следуя его указаниям, пообещала Анри и Марии, что увеличит их жалованье, и поручила им присматривать за домом.

Они и дальше должны вести хозяйство, а Ева будет приезжать в Париж так часто, как только сможет.

Когда девушка поднималась по лестнице, спрашивая себя, какое платье надеть на венчание, к дверям доставили коробку.

В ней оказалось очень красивое свадебное платье от Фредерика Уорта.

Глядя на это восхитительное творение — белое, модное, с юбкой в серебряном тюле, украшенном бриллиантами, — Ева не могла поверить, что оно действительно предназначено ей.

Только когда девушка, чуть дыша от благоговейного страха, надела этот несравненный наряд, Мария призналась, что, уходя, герцог забрал с собой одно из платьев Евы: вот так он узнал точный размер ее крошечной талии.

Кроме платья в коробке лежала свадебная фата с венком из флердоранжа.

Закрепив ее на волосах, Ева посмотрела в зеркало и поняла, что хочет только одного — чтобы герцог восхищался ею.

А еще девушка знала, что, хотя это будет скромное и тихое венчание, ни она, ни герцог никогда его не забудут.

Вместе с дядей Ева поехала в огромный особняк на Елисейских полях.

При виде герцога, ждущего ее в крошечной церкви, сердце девушки бешено забилось.

Во фраке, со всеми регалиями, как и положено во Франции, герцог выглядел красиво и вместе с тем, очень по-английски.

Дядя подвел свою племянницу к алтарю.

Герцог взял руку девушки в свою, и служба началась.

Она была очень короткой, потому что, хотя Ева считалась католичкой, герцог был протестантом.

Священник произнес слова по-латыни и по-французски, чтобы все поняли, и когда Ева встала рядом с герцогом на колени для благословения, она поняла, что Господь действительно благословил ее.

Всю свою жизнь Ева будет благодарить Бога за то, что Он привел ее к герцогу.

Зная, что это доставит удовольствие графу, герцог согласился после венчания поехать в его дом.

Там они выпили шампанское, а граф снова и снова повторял, как он рад, что его племянница стала теперь герцогиней Кинкрейгской.

— Я думал найти тебе мужа, моя дорогая, — сказал он Еве, — но обыщи я всю Францию, едва ли бы мне удалось отыскать человека более уважаемого или более очаровательного…

Глубоко вдохнув, девушка ухватилась за руку мужа.

Герцог был совершенно прав, говоря, что дядя сочтет своим долгом выдать ее замуж за какого-нибудь аристократа.

Но теперь Ева спасена от этого.

Прежде чем молодые отправились в ждущий их домик, граф преподнес своей племяннице подарок — очень красивую брошь от Оскара Мазина, знаменитого ювелира, который создал много прелестных вещей для императрицы. Среди его творений значились и великолепные ювелирные украшения для куртизанок.

Когда они вернулись на Сент-Оноре, герцог сказал:

— Один свадебный подарок ты уже получила, а теперь, моя дорогая, я хочу вручить тебе мой.

— Но у меня для тебя… ничего нет! — вскричала девушка.

— Ты можешь сделать мне подарок, который я хочу больше всего на свете. Но об этом я расскажу тебе позже.

Ева не совсем поняла, что имеет в виду герцог, но под его взглядом она зарделась.

Муж поцеловал ее и сказал:

— В замке Кинкрейг тебя ждут замечательные фамильные драгоценности, но это нечто особое, нечто очень личное, что будет принадлежать только тебе, и что, я надеюсь, ты всегда будешь носить.

И с этими словами он вытащил из кармана бархатную коробочку.

Герцог открыл ее, и девушка увидела необыкновенно изысканное кольцо, сделанное в форме сердца.

В центре его сверкал бриллиант, окруженный бриллиантами поменьше.

Когда они заискрились на свету, Ева поняла, что это самая большая драгоценность в ее жизни.

Она поцеловала мужа, а герцог обнял ее так крепко, что стало трудно дышать.

— Есть еще тысячи вещей, которые я хочу подарить тебе, — сказал он, — но в нашем свадебном путешествии у нас будет много времени для поиска сокровищ, которые всегда будут напоминать нам о нашем счастье.

— Тогда они будут действительно драгоценные! — тихо промолвила Ева.

Герцог до говорился, чтобы им прислали ужин из «Пару», куда они ходили вчера.

Анри, с помощью молодого официанта, торжественно подавал кушанья.

Как оказалось, герцог заказал именно те блюда, что понравились Еве больше всего, но в этот вечер девушка не могла думать о еде и все повторяла мысленно, как красив ее муж.

По выражению его глаз Ева поняла, что герцог думает только о ней. И то и дело в их беседе возникали паузы, и они разговаривали друг с другом без слов.

Намного позже той же ночью, когда они лежали в кровати, которую Ева всегда считала слишком большой для одной своей маленькой персоны, герцог спросил:

— Ты не спишь, моя прелесть?

— Как я могу заснуть… когда я так счастлива?

— Я сделал тебя счастливой?

— Безумно, необыкновенно счастливой! И мне даже не верится, что я все еще… жива. Нет… я должно быть сплю!

— Ты очень даже жива, — промолвил герцог, — а спать мы будем, дорогая, еще очень долго.

Оглавление

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7