«Хитрость мисс Кэролайн»

Энн Дуглас Хитрость мисс Кэролайн

Глава первая

Наверное, она когда-то была красавицей. Дикон Ричардсон, граф Райкот, мог представить себе, с каким благоговением и восторгом смотрели юноши на это тонкое лицо, прямой нос, подбородок с ямочкой.

Сейчас она была болезненно худой, неряхой, на грани истощения. Прямые пряди выбивались из-под черной шляпы и падали на низко склоненное лицо. Ее руки, теребившие носовой платок, лежали на огромном животе, который уже не закрывала темная накидка, наброшенная на плечи. Она была беременна, и срок был большой.

Немолодая женщина, по всему видно, что служанка, сидела рядом на грубой скамье во дворе «Бул энд Маус». Служанка что-то пробормотала, и женщина на мгновение подняла голову. Дикону, стоявшему в дюжине футов от нее, показалось, что женщина смотрит прямо на него, хотя поля шляпы отбрасывали тень на ее лицо. Неровный свет, исходивший от факелов во дворе, придавал ее облику загадочность.

Была середина декабря. Для такого холодного вечера на постоялом дворе было удивительно оживленно: всюду сновали пассажиры, конюхи, извозчики, грумы, зеваки. От их дыхания в воздухе поднимались и исчезали клубы пара. Все кругом гудело. Женщина со служанкой не обращали внимания, словно были за сотки километров от этого места.

Дикон удивился: «Почему женщина в таком положении ездит одна, лишь в сопровождении служанки. Где ее муж?» Он оглядел постоялый двор. Дикон и его старшая сестра Рут, леди Стилтон, собирались сесть в почтовую карету, отправлявшуюся в Дарем по Большой северной дороге. Никто не обращал ни малейшего внимания на двух женщин на скамейке.

Он толкнул локтем сестру, высокую красивую женщину лет сорока пяти, и озабоченно спросил:

— Разве этой женщине можно путешествовать? Она ведь может разродиться каждую минуту! Надеюсь, она не едет в Дарем. Путешествие и так не из приятных, а тут еще и возможность обзавестись лишним пассажиром в любой момент.

— Бедная женщина, — с жалостью проговорила Рут. — У нее, наверное, очень веская причина, раз она отправилась в путешествие одна в такое время. Хотя ее срок еще не подошел. — Рут внимательно посмотрела на женщину, сидящую на скамейке. — Мне кажется, она на шестом месяце. Бедняжка! Выглядит она ужасно.

— Ладно, нас это не касается, — сказал Дикон, уводя сестру. — Нужно найти нашу карету. Черт побери, мне все это не нравится. Ехать в Дарем в почтовой карете! Будем надеяться, что я не встречу знакомых.

— Мы ведь обо всем договорились, — Рут внимательно посмотрела на брата. — Ты же знаешь, что мама расстроится, если мы не приедем к ней на Рождество. А об отдельном экипаже не может быть и речи. Это в два раза дороже. Я себя прекрасно чувствую в почтовой карете. И тебе тоже следует считать деньги, мальчик мой.

— Да уж! — вздохнул брат. — Неизвестно, что за сброд поедет в этой почтовой карете. Джентльмены ездят в отдельных экипажах.

— Мы учимся экономить, — ласково напомнила Рут брату. — От одного раза ничего с тобой не случится. Это не наша карета? По-моему, наша. Пошли скорей, надо занять место.

Дикон покорно пошел за ней. Его служба в Военном министерстве, и так бесполезная, как он считал, стала в последнее время еще и настолько изнурительной, что он понял: либо нужно немедленно уехать, либо он просто спятит. Он пустил в ход всю свою изобретательность, чтобы вымолить несколько выходных и съездить к матери в Дарем на Рождество. Ему пришлось намекнуть, что его бедная мать страдает какой-то опасной болезнью и зовет его к себе. Правдой было по крайней мере то, что она звала его к себе. Они уже почти год не виделись.

А теперь его еще и заставляют ехать в почтовой карете. Погода была плохая и, похоже, станет еще хуже. Он вообще не любил долгие путешествия в экипаже, но был в таких стесненных обстоятельствах, что не мог позволить себе роскошь путешествовать в отдельной карете. В Военном министерстве платили мало. Короткий отпуск, которого он ждал с таким нетерпением, начинался не очень удачно. Несмотря на шинель, ему было холодно. Он тихо выругался.

Дикон помог Рут сесть в отличный черно-красный экипаж. Там уже сидел пассажир: пожилой мужчина в облачении священника. Дикон проследил, чтобы погрузили их багаж, и забрался в карету.

Через несколько минут появились новые пассажиры: загадочная будущая мать и ее служанка. Рассмотрев женщину с близкого расстояния, Дикон решил, что ей далеко за тридцать. Она, конечно, старше его. Дикону был тридцать один год. Сердце его упало. Вот черт! Еще одно осложнение. Он так надеялся, что эта женщина едет со своей служанкой недалеко, в какой-нибудь соседний город. У него не было никакого настроения вести себя как джентльмен и суетиться вокруг какой-то незнакомой дуры, которая, будучи в таком состоянии, не придумала ничего лучшего, как отправиться в путешествие холодным декабрьским вечером.

Женщина неуклюже взобралась в экипаж, поддерживаемая сзади служанкой. Та подбадривала хозяйку, помогая ей преодолевать ступеньки. Женщина в черном села в углу, указав служанке на место между собой и священником. У Дикона и Рут были места по ходу кареты, пассажирки сидели напротив. Карета была рассчитана на четырех пассажиров. Дикон решил было сесть рядом с кучером, но передумал. Он заплатил за место внутри, и у него нет желания сражаться с ветром. Все трое, сидевшие напротив, были людьми маленькими и худыми, даже женщина с животом, и тесно им не было.

— Не хотите сесть на мое место, мэм? — вежливо спросил он женщину.

Она сидела, низко склонив голову, черная шляпа почти полностью закрывала лицо. Голова поднялась, и пустые глаза посмотрели сквозь него. Женщина убрала выбившуюся из-под шляпы прядь волос и снова опустила голову.

— Нет, — сказала она наконец. У нее был низкий и певучий голос, но Дикон никогда не слышал, чтобы в одном слове звучала такая безысходность. — Нет, благодарю вас, — повторила она, но головы не подняла. Из сумочки появился носовой платок, и женщина принялась методически теребить кружево.

Дикон с сестрой переглянулись. Рут недоуменно подняла брови и пожала плечами.

Кондуктор заглянул внутрь и собрал билеты. Он был удивлен, обнаружив в карете пять пассажиров вместо четырех. Он помолчал, затем крикнул:

— Все места заняты! — и захлопнул дверь. Прогудел рожок, и почтовая карета, идущая в Эдинбург через Дарем, выехала с постоялого двора. Было ровно восемь часов вечера.

Дорога, по которой они ехали, была в приличном состоянии, но путешествие оказалось ужасным. Они еще не проехали Излингтон, как пошел мокрый снег. Извозчик, которому не хотелось выбиваться из расписания, не придерживал лошадей до тех пор, пока те несколько раз не поскользнулись. Впечатление было устрашающее. После этого они уже шли шагом до следующего постоялого двора, где меняли лошадей. Дикон знал, что можно не надеяться ни на что хорошее, когда четыре лошади в одной упряжке идут шагом. Их медленная тяжелая поступь заставляла его скрипеть зубами. Если бы не было так холодно, он бы сам пошел пешком. Воздух в карете был спертым, и Дикон открыл окно, чтобы проветрить. Но как только он высунул голову, его тут же облепило мокрым снегом. Он старался уснуть, но у него слишком замерзли ноги. Он ворчал и жаловался Рут, которая стойко держалась. Иногда он поглядывал на беременную женщину. Та казалась равнодушной ко всему, что происходило вокруг, и продолжала методично теребить носовой платок.

Карета ненадолго останавливалась, чтобы сгрузить или загрузить почту. Пассажиры, ехавшие наверху, на таких остановках тоже менялись. Дикон каждый раз выходил, чтобы размять ноги. Священник вышел в городке под названием Биглзуейд, и в карете теперь их осталось четверо. Ночь прошла, наступил день, и вместо мокрого снега теперь моросил холодный унылый дождь. Карета поехала быстрее.

На коротких остановках Дикону с Рут удавалось что-нибудь перекусить, но они все равно оставались голодными. Женщина со служанкой ни разу не вышли из кареты. Женщина почти не двигалась. Интересно, она спит или потеряла сознание. Дикон вопросительно посмотрел на служанку, та уставилась на него ничего не выражающим взглядом.

— Черт подери, — сказал Дикон, когда они с Рут подходили к очередному крохотному трактиру в надежде немного размять затекшие ноги и чего-нибудь съесть. — Она едва дышит. Мы должны что-то сделать?

— Что мы можем сделать? — ответила вопросом на вопрос сестра. — Если ей понадобится помощь, она, естественно, скажет. Ее служанка спокойна.

— Она ничего не ела. Может, взять ей пирожок? Если она откажется, может быть, ее служанка поест.

— Почему бы и нет? — согласилась Рут. — Мне это кажется вполне уместным. Ей, наверное, трудно выйти, а потом снова подняться в коляску. Вот почему она и не выходит.

— Или она от кого-то прячется и не хочет, чтобы ее увидели, — предположил Дикон.

— Ты так думаешь? А почему? — Рут широко открытыми глазами смотрела на брата. — Я знаю почему! Она не замужем, и ее отец разгневался на нее. Такое может быть, как ты думаешь? Хотя, честно говоря, не могу представить себе мужчину, который бы на нее позарился. Бедняжка. Мы никогда не узнаем, в чем дело.

— Что-то я сомневаюсь, — покачал головой Дикон, — что отец мог так долго ничего не замечать и только терпеть и не разгневаться. Что бы там ни было, я собираюсь купить ей пирожок.

— Купи два, — попросила Рут. — Есть еще служанка.

У Дикона с Рут оказалось достаточно времени на пирожки и на то, чтобы запить их элем, прежде чем карета снова тронулась в путь. Дикон принес два все еще теплых пирожка, завернутых в бумажный кулек. Ни одна из женщин не пошевелилась.

— Вам нужно поесть, мэм, — произнес Дикон и протянул кулечек.

— О! — воскликнула женщина. Она внимательно посмотрела на него, обвела взглядом карету и повернулась к своей спутнице. — Пирожки, Досси?

— О, спасибо, мисс Кэролайн, — оживилась служанка, — но сначала вы! Вам больше нужно.

— Съешь оба, — приказала женщина.

— Но, мисс Кэролайн! Вы ведь ничего не ели! Вы совсем ослабеете!

— Я не могу есть, — сказала женщина. Она вздохнула, глубоко и безнадежно. — Ешь, Досси. — Женщина снова забилась в угол и закрыла глаза.

— Да, мэм, — ответила Досси и с наслаждением съела пирожки.

Они отставали от расписания, и извозчики, которые менялись через каждые две остановки, старались наверстать упущенное. Остановки, на которых по расписанию они должны были стоять сорок минут, сократились сначала до двадцати минут, а затем до пятнадцати. Дикон, у которого был прекрасный аппетит и который и так не наедался за сорок минут, бормотал проклятия, а Рут делала вид, что не слышит. Женщина, сидевшая напротив, не обращала на это внимания.

Беременная женщина вдруг оживилась, когда карета въехала в Уонсфорд и они остановились у трактира, построенного из серого котсуолдского камня. Здесь, на постоялом дворе под названием «Копна сена», меняли лошадей. Женщина что-то тихо сказала служанке, и они, неловко двигаясь, вышли из коляски.

— Ты слышал, служанка назвала ее мисс Кэролайн? — спросила Рут, пока женщин не было. — Мне кажется, что я права. Несчастная, запутавшаяся женщина, которую соблазнили, и теперь она вынуждена расплачиваться за это внебрачным ребенком. Кошмар! Мужчина обязан был жениться.

— Да, — согласился Дикон.

Он был озадачен. Несмотря на то, что их спутница была растрепанной и небрежно одетой, она производила впечатление женщины из приличной семьи. Дикон не мог себе представить, что она легкомысленная женщина, эдакая вертихвостка. Он знал, что даже очень осторожные женщины иногда теряют голову и потом за это расплачиваются. Может быть, она одна из них.

Минут через десять женщины вернулись. Они выглядели уже не такими мрачными. Та, что помоложе, даже робко взглянула на Рут, устраиваясь в углу.

Наступили ранние декабрьские сумерки, а они все еще не приехали. Мисс Кэролайн неожиданно вздрогнула и удивленно воскликнула:

— О!

Дикон с Рут встрепенулись. Досси дремала рядом со своей хозяйкой и ничего не услышала.

— Моя дорогая, могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила Рут. — Началось?

— О нет, нет еще, — тихо ответила мисс Кэролайн, она так и не повернула голову. — Еще несколько месяцев.

— Вы уверены? Иногда дети рождаются раньше срока. Это ваш первый ребенок?

— О нет, — она поморщилась. — Это уже четвертый, мне кажется. Или пятый? Так трудно пом… — Мисс Кэролайн потеряла сознание.

Ей не хотелось просыпаться. Кто-то растирал ей руки, кто-то хлопал по щекам. Почему они не оставят ее в покое? Она не открывала глаза в надежде, что они перестанут ее мучить и дадут отдохнуть. Но ей продолжали оказывать помощь. Откуда-то издалека она услышала голос старой Досси, но не обычный, ласковый, а звенящий от страха:

— Мисс Кэролайн! Мисс Кэролайн! Очнитесь, мэм! Мы еще не приехали! Вы не можете так со мной поступить. Что же мне делать? — причитала она.

Кэролайн открыла глаза. Досси растирала ее руки, а добрая дама, сидевшая напротив, хлопала ее по щекам и время от времени гладила ее лоб. Слава Богу, никто не предложил нюхательной соли. От одной мысли о нюхательной соли ее начинало тошнить.

— Я здесь, — слабым голосом проговорила Она. — Не волнуйтесь. Мне уже лучше. — Она лежала на скамейке, а ее верная Досси сидела, скрючившись, на полу. Кэролайн попыталась подняться.

— Лежите спокойно, — сказала дама напротив. Кэролайн повернула голову и увидела джентльмена, сидящего рядом с дамой. Какой красивый! Ничего это не значит. Когда-то она думала, что Уолтер тоже красивый. В этом высоком, стройном теле с широкими плечами, густыми темными волосами и большими карими глазами может сидеть настоящий дьявол. Правда, в данный момент ничего дьявольского в облике джентльмена не было. Он был очень напуган.

— Рут, — прошептал джентльмен, — она не собирается… не собирается… нет? Может, остановить карету? О Боже.

— Ш-ш-ш! Не думаю, что уже пора, — сказала Рут. — Боли начались, мадам? — спросила она Кэролайн.

— Нет. Я в состоянии уже сама определить, правда? — Она хмуро посмотрела на выступающий живот. — У меня просто слабость. Но это пройдет, я уверена.

— Не пройдет, если есть не будете, — пробормотала служанка.

— А куда вы едете? — спросила женщина, которую звали Рут.

Сказать правду? Она решила, что не стоит. Она так устала, ей трудно собраться с мыслями. Историю, которую она старательно сочинила на такой случай, она забыла и никак не могла вспомнить. Она помнила лишь одно: она не должна оставлять за собой след, по которому ее может найти Уолтер. А этих людей могут ведь и спросить, с кем они ехали.

— Мы едем к моей сестре, — солгала она. — В Дарем.

— А ваш муж? — спросила Рут.

— Умер, — она нахмурилась, услышав, как тихонько вскрикнула Досси. — Два месяца назад.

— А ваши… ваши дети! — воскликнула расстроенная Рут. — Вы хотите сказать, что оставили детей одних?

Кэролайн закрыла лицо руками. Она не должна была говорить о них! Никогда, никогда.

— Они в хороших р-руках, — заплакала она. — Я з-за них не волнуюсь. — Она не хотела плакать, но это уж слишком. — О, к чему все это? — Она отвернулась, ей хотелось стать невидимой. Она уткнулась лицом в подушки сиденья и разрыдалась.

Досси, которую раскачивало вместе с каретой, склонилась над ней и погладила Кэролайн по руке.

— Не надо, не надо, красавица моя. Скоро все закончится. Потерпите немного, ангел мой. Успокойтесь.

Ребенок перестал колотить ее, и Кэролайн стало легче, если не морально, то физически. Так приятно лежать и не двигаться, даже на неудобном сиденье почтовой кареты, несущейся с огромной скоростью на север. Она решила не вставать.

Воспоминания снова нахлынули на нее. Если бы она случайно не подслушала Уолтера…

Она, наконец, решилась поговорить с Уолтером. Они должны спокойно обсудить, как им жить дальше. Поэтому она осмелилась прийти к нему в кабинет, куда ее обычно не приглашали. Случилось это накануне, перед ужином. Дверь в кабинет была слегка приоткрыта, и она остановилась. На ней были мягкие тапочки, и она двигалась бесшумно.

— …будет опять девочка, я уверен, черт бы ее побрал, — говорил Уолтер. — Эта стерва не способна родить мне нормального живого сына, как я ни старался. Я дошел до ручки. Я был уверен, что она умрет во время родов, но не тут-то было! Младенцы умирают, а она? Ничего подобного! Ноет и ноет, как кошка, ходит, как грязная потаскуха. Мне прикоснуться к ней противно, не то что думать еще об одном ребенке! Послушай, Фенланд. Помоги мне! Ты не пожалеешь. Она уже на шестом месяце, а это значит, что она может родить в любое время. Однажды роды начались на четвертом месяце, если не ошибаюсь. И если это не будет живой мальчик, клянусь, это конец. Несчастный случай: карета перевернулась… с лошади упала… рядом никого не оказалось… умерла, истекая кровью… что-нибудь можно придумать, не правда ли? Пройдет положенное время, и я найду себе нормальную здоровую молодую женщину, которая родит мне наследника.

Похолодев от ужаса, Кэролайн не стала дожидаться, чтобы узнать, согласится ли Джеймс Фенланд организовать ее убийство. Она знала Фенланда и не сомневалась, что он с радостью согласится. Она побежала по лестнице, насколько позволяло неповоротливое тело, растормошила Досси, дремавшую на стуле в ее спальне, и велела собрать самое необходимое. Вдвоем они спустились по черной лестнице и вышли через кухню. Слуги, занятые подготовкой к ужину, с любопытством смотрели на них, но долго отвлекаться они не могли: приготовления были в самом разгаре. У Кэролайн было всего несколько фунтов на карманные расходы. Она взяла с собой шкатулку с драгоценностями в надежде заложить их или обменять на билеты на почтовую карету.

Куда им ехать? Они добрались в наемном экипаже до «Бул энд Маус», откуда уходили почтовые кареты во многих направлениях. Кэролайн была уверена, что никто из ее семьи им не обрадуется. Досси смогла предложить лишь один выход попросить убежища в семье, в которой она работала до Кэролайн пять лет назад. В Дареме.

— Относились ко мне, как к родной, такие они, — убеждала Досси. — Миссис Финкастер, она всегда привечала заблудших, можно сказать, а мистер Финкастер ничего не имел против. Говорил, что «так Господу угодно». Вы ведь не против утренней молитвы, мисс Кэролайн? Миссис Финкастер придает большое значение молитве. Я рассказывала вам о ней, помните? Она позаботится о вас, если вы согласитесь, чтобы за вас молились.

Кэролайн считала, что это мизерная плата за безопасное пристанище.

— Ты уверена, что Финкастеры все еще в Дареме? — спросила она.

Досси заверила ее, что они там, и Кэролайн решила ехать в Дарем. А что потом? Она отказывалась думать о будущем. Сейчас ей нужно уехать подальше от Уолтера.

Глава вторая

Кэролайн пролежала весь оставшийся путь до Дарема. По правде говоря, она не очень хорошо себя чувствовала, хоть и не верила, что пришло время рожать. Она с горечью подумала, что у нее достаточно опыта, чтобы определить, когда начнется. Она хотела подвинуться, чтобы Досси смогла сесть, но Досси отказалась. Пара, сидевшая напротив, Дикон и Рут, как они друг друга называли, брат и сестра, подвинулась, и Досси села. Кэролайн закрыла глаза.

Путешествие подходило к концу, и мужество ей изменило. Что скажут бывшие хозяева Досси, Финкастеры, когда она появится в их доме с незнакомой женщиной на шестом месяце беременности, которой нужна помощь? Досси не видела их с тех пор, как пять лет назад стала горничной у невесты виконта Кэрроуэйя. Они могли забыть Досси.

Она подумала о своей семье. Генри сейчас уже двадцать пять. Он женился три года назад, и у него уже двое детей. Когда-то они были очень дружны, но она его не видела уже много лет. Он был занят собой и, по-видимому, не вспоминал о своей единственной сестре. Она никогда не видела жену Генри и его детей. Они, так же как и ее родители и шестеро других братьев, жили в Бедфордшире, недалеко от Лондона, но Кэролайн не могла к ним ездить, чтобы не рисковать еще не родившимися детьми. Они иногда ей писали, но не приезжали после первого выкидыша ни разу. Она их понимала. В доме виконта Кэрроуэйя не было радости.

Кэролайн стиснула кулаки и стала вспоминать, какие еще ограничения наложили на нее ее бесконечные беременности. Никаких прогулок верхом. Дневной «отдых», хотела она этого или нет. Дюжина тонизирующих средств. Уолтер слышал, что они способствуют рождению здоровых детей. К каждой новой беременности добавлялись новые тонизирующие. Гардероб бесформенных платьев, очень похожих на то, которое сейчас на ней. Полное отсутствие светской жизни из-за страха, что она может «перевозбудиться». И что еще хуже, бесстрастные, деловые попытки Уолтера сделать ее снова беременной, которые возобновлялись с угнетающей частотой вскоре после того, как она рожала или у нее случался выкидыш. Она рожала дважды, и оба младенца вскоре умерли.

Кэролайн заставила себя не думать о прошлом. Независимо оттого, где она окажется, она была решительно настроена на то, чтобы жить нормальной жизнью, после того как родится этот, четвертый, ребенок. Она не надеялась, что он выживет, но если повезет и он все-таки выживет, она найдет маленький коттедж и с помощью Досси будет растить ребенка сама. Уолтер никогда не узнает о его существовании.

Она боялась, что все ее планы могут оказаться несбыточной мечтой, но впервые она думала о другой жизни, а не о том ужасе, в котором жила с тех пор, как вышла замуж. Она задремала, и ее лицо стало чуть спокойнее.

Дикон смотрел на нее. Окна были закрыты, и в карете было темно. Он прав. Она когда-то была красавицей, и сейчас во сне она была почти красива. Он ругал себя за свои эгоистичные мысли, за свои жалобы, что ее присутствие сделает путешествие неприятным. Если у этой женщины проблемы, то он должен помочь. Он был единственным мужчиной в карете и обязан вести себя как джентльмен и сделать все возможное, чтобы помочь. Но вот незадача! Он понятия не имел, с чего начать.

— Мисс Кэролайн! Проснитесь. Мы подъезжаем к Дарему, — Досси осторожно трясла ее за плечо. — Очень холодно. Если вы посторожите наши вещи, я попробую нанять коляску.

Кэролайн неохотно открыла глаза. Очень темно, но постоялый двор хорошо освещен и кругом полно людей и лошадей.

— Который час? — спросила она.

— Почти два, — ответил Дикон. — Вас встречают? Где живет ваша сестра? — озадаченно спросил он.

Кэролайн совершенно забыла, что рассказывала раньше.

— Что? — вздрогнула она.

— Ваша сестра. Вас никто не встречает? — Он выпрыгнул из кареты и протянул руки, чтобы помочь ей сойти. Холодный, пронизывающий до костей ветер сразу набросился на них. Кэролайн отвернулась, чтобы ветер не бил в лицо, и встретилась глазами с Диконом. Темные глаза, почти черные. Смотрят на нее с сочувствием и участием. Как не похоже на всегда холодный взгляд Уолтера.

Кэролайн очнулась и отвернулась.

— Нас не ждут, — сказала она. — Мы… не знали, как поедем. Не знали, какой каретой поедем, поэтому и не предупредили. Мы возьмем экипаж.

— В два часа ночи? Далеко живет ваша сестра? Может быть, позволите нам с сестрой подвезти вас. Нас ждет карета, вон там, — Дикон махнул рукой в сторону блестящего черно-желтого экипажа, ожидавшего неподалеку.

— Вы должны согласиться, — вторила брату Рут. Она махнула рукой кучеру, который зевнул, потянулся и направил экипаж в их сторону.

Кэролайн растерянно посмотрела на Досси. Она сама не имела ни малейшего понятия, где находится дом Финкастеров. Она никогда не бывала в Дареме.

— Извините меня, я… я так устала, что мне трудно сообразить, — пробормотала Кэролайн. — Досси, сможешь объяснить дорогу?

— Да, мэм, — испуганно ответила Досси. Она огляделась, словно пыталась сообразить, где находится. — Я никогда не выходила в город после наступления темноты, знаете, но мне кажется, что Финкастеры живут к северу… нужно доехать до собора и затем на север…

— Финкастеры? — одновременно воскликнули Рут и Дикон.

Кэролайн и Досси удивленно посмотрели на них.

— Вы имеете в виду Нелл Смиренную? — спросил Дикон. — Но она не может быть вашей сестрой. Она вам в матери годится!

— Вы… вы их знаете? — растерянно спросила Кэролайн. Почему эти двое не оставят их в покое? Она прикусила губу.

— Мы знаем о них, — подтвердила Рут. — Дикон, нехорошо так говорить о родственнице мисс Кэролайн. Все в Дареме знают о набожности миссис Финкастер. Она ничего плохого не делает, наоборот, известна своими добрыми делами. И никто слова дурного не может сказать о мистере Финкастере, — она с упреком смотрела на брата.

— Извините, — пробормотал Дикон. — Давайте не будем стоять на холоде. — Он видел, что Кэролайн дрожит. — Садитесь, это карета моей матери. Я присмотрю за багажом. По пути все обсудим. — Он взял Кэролайн за руку, решительно отвел ее к карете и вернулся за багажом, сложенном на земле. Почтовая карета, доставившая их, отправлялась в Эдинбург.

Дикон узнал дорожную сумку Кэролайн, он заметил ее еще тогда на постоялом дворе в Лондоне. Сумка стояла рядом с его багажом. Так мало вещей. Почему она не взяла дорожный сундук, если решила остаться в Дареме? Одежда, которая была на ней, не дешевая, разве что не очень красивая. Он вспомнил, что она в трауре по мужу. И все же Кэролайн была загадкой. Ему хотелось бы побольше узнать о ней.

Наконец их общий багаж был надежно закреплен, и кучер, не дожидаясь приказа, вывел карету со двора. Кэролайн не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Она очень устала и чувствовала себя такой несчастной, что ей не хотелось спрашивать, куда они едут. Женщина откинулась на мягкие удобные подушки и предоставила другим принимать решения. Дикон постучал в дверцу и спросил, знает ли кучер, где живут Финкастеры.

— Вы едете к ним? — недоверчиво спросил кучер.

— Сначала туда, — сказал Дикон. — Потом домой.

— Да, сэр, — кивнул кучер. Он свернул на следующем повороте.

Кэролайн не слышала. Она снова потеряла сознание.

— Мисс Кэролайн! Мисс Кэролайн! О, что же мне делать? — Досси снова стояла перед ней на коленях, снова растирала ей руки, со страхом заглядывая в лицо хозяйке.

— Мы скоро будем у Финкастеров, — заверил ее Дикон. — Поскольку вас ждут, я уверен, все готово, чтобы встретить мисс Кэролайн. У них найдется для нее свободная спальня, не так ли? Но я все же не понимаю. Миссис Финкастер не может быть ее сестрой. — Он был уверен, что с помощью кучера он сможет отнести мисс Кэролайн в дом, если она не очнется. И поправил себя. Даже если она очнется.

— Сестрой? — голос Досси выдал ее. — У мисс Кэролайн нет ни одной сестры, сэр. Их в семье восемь, остальные — взрослые здоровые парни. О-о-о… — Досси закрыла рот рукой. — Что я говорю? Я хотела сказать, сэр, что миссис Финкастер ей как сестра. Да, так оно и есть. — Она вызывающе посмотрела на Дикона.

Дикон открыл дверцу и крикнул кучеру:

— Забудь о Финкастерах, Джон. Едем домой!

— Хорошо, сэр, — ответил кучер и повернул в другую сторону. В это время, холодной декабрьской ночью, улицы были пусты, и он пустил лошадей крупной рысью.

— Что ты делаешь? — возмутилась Рут. — Дикон, ты с ума сошел!

— Здесь что-то не так, — ответил он. Служанка что-то по-прежнему бормотала, склонившись над хозяйкой, и его тихий ответ почти утонул в грохоте колес, ехавших по скованной морозом дороге. — Она может провести ночь, или то, что от нее осталось, в Райфилде, а утром мы отвезем ее к друзьям.

— Привезти совершенно незнакомую женщину… да еще в таком положении… глубокой ночью? У мамы будет удар! — шепотом ответила Рут. — Мы должны отвезти ее к сестре, другу или кем там является миссис Финкастер, — решительно закончила она.

— Всему свое время, — возразил Дикон и улыбнулся. — По правде говоря, у меня нет ни малейшего желания провести ночь у Финкастеров, отвечая на дурацкие вопросы, на которые к тому же у меня нет ответа. Еще неизвестно, удастся ли нам их вообще разбудить. Я замерз, устал и хочу поскорее добраться до постели. Уверен, тебе хочется того же. — Он умоляюще посмотрел на сестру и убрал с ее лба прядь, падавшую ей на глаза.

— Очень хорошо, — сказала Рут и посмотрела на Кэролайн. — Она пришла в себя? — спросила Рут Досси. Услышав отрицательный ответ, Рут вздохнула. — Мы отвезем вас к себе домой, — объяснила она служанке. — Вы сможете поехать к Финкастерам завтра, если хотите. Мне бы не хотелось будить их сейчас, а наш дом уже рядом.

— О, мэм! Спасибо, мэм! — ответила Досси и вздохнула с облегчением от того, что кто-то принял за нее решение и освободил хоть на время от ответственности.

Через десять минут они были в Райфилде. Большой квадратный каменный дом был темным, лишь в одном окне горела свеча, да над входной дверью ветер рвал пламя факела. Как только карета остановилась, Дикон спрыгнул, помог Рут и Досси выйти и велел кучеру помочь ему вынести Кэролайн. Она пришла в себя и тихо стонала, не открывая глаз.

Кучер озабоченно посмотрел на нее, освещенную факелом, и сказал:

— Надо поскорее отнести ее, пока не началось.

Дикон осторожно вынул ее из кареты. Кучер помог ему поудобнее пристроить Кэролайн на руках и пошел следом, готовый в любую минуту поддержать, если что. Дикон неловко поднялся по ступенькам, Рут уже стучала в дверь.

Несмотря на то, что женщина была тонкой как тростинка, Дикон тяжело дышал, подойдя к двери. «Этот ребенок в утробе весит не менее трех стоунов, — подумал он. — Может, у нее будет двойня или тройня?»

— Наконец! Дети мои… — воскликнула было пухлая седая женщина в темно-красном халате. Дикон решил, что она, наверное, не ложилась и ждала их у двери. Сердце его упало. Он надеялся, что им удастся устроить гостью где-нибудь, пока мать не проснется.

— Кто это, ради всего святого? — спросила леди Райкот, внимательно глядя на Кэролайн.

Дикон покрепче обхватил свою ношу и подтолкнул кучера к лестнице у дальней стены просторного холла.

— Всему свое время, — сказал он матери. — Сначала надо уложить ее в постель. Куда прикажешь? В голубую комнату? Там есть постель?

— Да… нет… камин разожгли, но… Господи, мальчик мой, она что, рожает? — леди Райкот была в панике. — Мы не можем… только не в голубую комнату! Неси ее в комнату Бенджамина.

Кэролайн уже пришла в себя и обнаружила, что ее несут на руках. Она восприняла это как должное, ей было так удобно. Она с любопытством наблюдала за пухлой седой дамой, которая отчаянно жестикулировала и что-то кричала, пока вдруг не поняла, что весь этот переполох из-за нее. И в эту же минуту Кэролайн поняла, что Дикон устал: он на мгновение ослабил объятия, тут же схватил ее крепче и почти неслышно что-то проворчал.

— Пожалуйста, отпустите меня, — попросила она. — Простите меня за эти приступы. Я уверена, что смогу идти сама.

Дикон осторожно поставил ее на ноги и крепко взял за руку.

— Мы можем отнести ее на стуле, милорд, — предложил кучер.

— Отличная мысль, — улыбнулся Дикон. Он взял один из стульев с прямой спинкой, стоявших вдоль стены в холле. Они с кучером не дали Кэролайн опомниться, как она уже сидела на стуле. Они вдвоем взяли стул и понесли ее к лестнице. Дикон призвал на помощь сонного, наспех одетого лакея, который без дела слонялся по холлу.

Леди Райкот не стала их дожидаться, она побежала впереди, ей хотелось, чтобы это существо поскорее убрали с глаз долой. Внезапно она повернулась и побежала вниз по лестнице, да так неожиданно, что Дикон с кучером чуть не выронили стул вместе с Кэролайн.

— Нужна лампа, — объяснила она, быстро огляделась, заметив свечу на столе, схватила ее и бросилась вверх по лестнице. — Вот, — торжественно сказала она. — Сюда.

— Мама, я не хуже тебя знаю, где комната Бенджамина, — запротестовал Дикон. Их ноша с каждой минутой становилась все тяжелее.

Леди Райкот смогла сдержать себя до тех пор, пока они не добрались до спальни, которая принадлежала ее младшему сыну Бенджамину. Она поставила свечу и откинула полог большой, высокой кровати.

— Положите сюда, — зачем-то сказала она. Пока мужчины осторожно укладывали Кэролайн на кровать, леди Райкот заметила Рут и Досси, вошедших в комнату следом. — О! Рут, конечно. Добро пожаловать домой, дорогая. У тебя новая горничная? Отправь ее к Реддинг, пожалуйста, пусть разведет огонь.

— Она не знает Реддинг, — устало проговорила Рут. Объяснения подождут. — Я сама схожу. — Она вышла из комнаты, оставив Досси стоять с открытым ртом.

— Позвольте мне помочь мисс Кэролайн, — пробормотала Досси, обращаясь к ее светлости. Она взглянула на кучера, который был настолько заинтригован, что никак не хотел уйти. — Не могли бы вы принести ее вещи, сэр? Дорожная сумка наверху на карете. — Она подошла к кровати и погладила Кэролайн по лбу. — Ну, вот. Позвольте старой Досси помочь вам. Вы можете сесть? Я помогу вам снять платье.

Сообразив наконец, что горничная служит не Рут, а этой незнакомой женщине, леди Райкот решила оставить ее в покое. И вдруг она с ужасом поняла, что это за женщина. Это Дикон привез свою любовницу, на сносях, в дом своей матери! На Рождество! Она гневно смотрела на своего старшего сына.

— Дикон, — сказала она ледяным тоном. — Ты меня разочаровываешь. Мы сейчас же идем в гостиную, и ты объяснишься. Даже если на это уйдет вся ночь. Как ты мог так со мной поступить! — Ничего не видя перед собой, она стремительно вышла из комнаты.

— Но мама! Она больна… мы не должны… — Дикон бросился за ней. К счастью, в коридоре горели лампы. Он был уверен, что в таком состоянии мать не видит, куда идет.

— Ничего с ней не случится. Эта горничная с ней знает что делать. С твоей мисс Кэролайн. Зачем, скажи на милость, привозить ее сюда? О Дикон, — леди Райкот шмыгнула носом.

Дикон, сердитый, шел за матерью. Спустившись на первый этаж, они столкнулись с Рут, которая собиралась подняться по лестнице.

— Пошли с нами, — приказала леди Райкот дочери. — Совершенно ясно, что ты тоже участвуешь в этом… этом… О! Пошли! — она схватила Рут за руку. Озадаченная Рут не сопротивлялась.

— С Рождеством Христовым! — пробормотала Рут, и они направились в гостиную.

Прежде чем наброситься на него, леди Райкот позволила Дикону налить бренди, который был ему просто необходим. Рут тоже попросила бренди и получила, несмотря на изумленно поднятые брови матери.

— Кто эта мисс Кэролайн и зачем нужно было привозить ее сюда? — потребовала ответа леди Райкот. — Ваш отец в могиле перевернулся бы…

— Никогда раньше ее не видел, пока не наткнулся на нее в «Бул энд Маус» в Лондоне, — объяснил Дикон. — Рут, подтверди!

Рут утвердительно кивнула.

— Они со служанкой ехали вместе с нами в одной карете, — сказала она. — Мы знаем лишь, что ее зовут Кэролайн. Она сказала нам, что муж ее умер два или три месяца назад, да? И что она едет к сестре в Дарем.

— Конечно! Как же! — Леди Райкот презрительно поджала губы. — Как она это сделала: притворилась больной, а вы с радостью бросились ей помогать? И вы, два идиота, на это клюнули! Можете не сомневаться, у нее нет и не было никакого мужа. Почему она не поехала к этой «сестре»?

Рут и Дикон растерянно переглянулись. Рут пожала плечами и отпила из своего бокала. Пусть Дикон объясняет. Он сам решил изображать из себя рыцаря, она его не заставляла.

— О, мне кажется, что муж был, — произнес Дикон, потягиваясь. У него было такое впечатление, что он вывихнул обе руки, пока они карабкались по лестнице. Он сделал руками несколько вращательных движений, взял свой бокал и сделал внушительный глоток.

— Почему ты так думаешь? — спросила мать. — У тебя ведь нет доказательств. Служанка так сказала? Возможно, она просто предана своей мисс, заметили, я сказала: «мисс», потому что это соответствует действительности.

— Это ее четвертый ребенок, — тихо проговорил Дикон.

Леди Райкот с изумлением смотрела на него. Она не могла вымолвить ни слова.

— Мы узнали, что она собирается поехать к Финкастерам, — продолжал Дикон. — У меня сложилось такое впечатление, что она понятия не имеет, где живут Финкастеры. Да и Нелл Смиренная не может быть ее сестрой. Мы хотели ее подвезти, но когда она потеряла сознание, я решил, что она поедет с нами и проведет здесь остаток ночи. Она нездорова, мама. Она может отправиться к Финкастерам завтра или, точнее, сегодня. Ты не можешь выгнать ее сейчас.

Леди Райкот сидела с опущенной головой и теребила пояс своего халата. Она долго молчала. Затем подняла на своего сына выцветшие голубые глаза и смахнула слезы.

— Я была несправедлива, прости меня. Если то, что ты рассказал, правда, мы должны помочь ей. — Она выпрямила спину, расправила плечи. — Финкастеры! Не могу в это поверить. Я не сомневаюсь, что Нелл будет за нее молиться во время родов, но она и пальцем не пошевелит, чтобы помочь. С какой стати она решила ехать к Финкастерам? — Леди Райкот вдруг пришла в голову мысль, от которой она разволновалась. — Дикон! — закричала она. — А эта мисс Кэролайн из благородной семьи? Мы не можем позволить, чтобы женщина низшего сословия спала в комнате Бенджамина! Скажи мне, она из высшего общества?

— Мне кажется, она из знатной семьи, — сказала Рут. — Можно судить по тому, как она говорит, правда, мы не много слышали, и по одежде. На ней траур, но насколько я могу судить, это дорогой туалет. И потом, у нее есть служанка.

— Любой может нанять служанку, — буркнула леди Райкот, все больше волнуясь. — А что, если она вдова какого-нибудь разбогатевшего купца?

— Мама! — зарычал Дикон, — довольно! Какое это имеет значение? Она не собирается жить здесь. Мы просто приютили ее на ночь. — Он залпом выпил оставшийся бренди. — Спрошу у служанки, как она, и отправляюсь спать. Господи! Когда я спал в последний раз? — он вышел из комнаты.

— Я только спросила, — тихо произнесла леди Райкот. Она встала и подошла к Рут. — О, дорогая моя, я так счастлива, что вы приехали. Мне кажется, нам нужно проведать нашу гостью, проверить, готова ли кровать для ее служанки, и тоже идти спать. Пожалуйста, поспи подольше утром. Я знаю, что ты очень устала. — Она обняла дочь, и они вместе отправились наверх.

Они обнаружили Дикона, который собирался лишь справиться о самочувствии гостьи, сидящим на стуле у ее кровати. Спальня была мрачной комнатой. Мрачность больше всего привлекала в детстве прежнего обитателя этой комнаты, Бенджамина. Все здесь соответствовало его пристрастиям: и большая темная мебель, и коричневые стены, и тяжелые коричневые шторы. Он запирался в этой комнате и вместо того, чтобы делать уроки, с упоением читал всякие жуткие истории. Сейчас Бенджамин уже в чине капитана сражался с Наполеоном на Пиренейском полуострове и сам мог рассказать не одну жуткую историю.

«Какое гнетущее впечатление должна, наверное, произвести на эту бедную женщину комната Бенджамина, — впервые подумала леди Райкот. — Даже у самого жизнерадостного человека от этой комнаты может начаться мигрень». Сейчас, когда она уже сочувствовала мисс Кэролайн, попавшей в трудное положение, леди Райкот корила себя за то, что велела отнести женщину в эту комнату. Хотя она уедет отсюда через несколько часов. Чтобы как-то загладить свой нелюбезный прием, леди Райкот подошла к кровати, приветливо улыбаясь, Рут встала рядом с матерью.

— Как вы себя чувствуете, мисс Кэролайн? — спросила леди Райкот. — Я надеюсь, лучше?

Дикон нахмурился, и они с сестрой переглянулись.

— Мне кажется, нам следует называть эту даму ее настоящим именем, — сказал он. — Она говорит, ее зовут миссис Мейкпис. Правильно, мадам?

— Да, — ответила Кэролайн. Она надеялась, что сама не забудет. «Мейкпис» — девичья фамилия ее бабушки. — Да, правильно. Я должна поблагодарить вас за вашу доброту. Вы, как мне сказали, графиня Райкот, вдова графа Райкота, а ваша дочь — леди Стилтон, а этот джентльмен — граф? Мы не представились друг другу в карете, и я только сейчас узнала, кто вы. У меня нет слов, чтобы отблагодарить вас за то, что вы решились помочь совершенно незнакомому человеку, да еще ночью. Я не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством. Через несколько часов мы с Досси… отправимся к моей сестре, но я вам так… благодарна. — Она устало улыбнулась леди Райкот.

При упоминании о «сестре» леди Райкот рассердилась.

— Только не рассказывайте мне сказки о миссис Финкастер, — заявила она. — Только не Нелл Смиренная.

Кэролайн смутилась. Ее уличили во лжи, но уставший мозг отказывался придумывать какую-нибудь более правдоподобную историю. У нее был большой опыт. Уолтер был очень подозрителен, и она знала, что делать, если не можешь дать правдоподобный ответ, — смени тему. Это не всегда срабатывало, но попробовать стоит.

— О! — вскрикнула она. — Неужели… Леди Райкот встрепенулась.

— Дикон, пошли лакея за доктором Френсисом. Рут, вели кому-нибудь на кухне кипятить воду, пусть Реддинг приготовит чистые простыни. Я останусь здесь и сделаю все, что смогу. Миссис Мейкпис, ведь еще не время, не так ли? — Кэролайн отрицательно покачала головой, и леди Райкот забеспокоилась. — Надеюсь, мы сможем предотвратить… Вы ведь не хотите, чтоб случился выкидыш… О Господи. Мы сделаем все, что в наших силах.

Кэролайн чувствовала себя ужасно из-за того, что заставила всех так суетиться.

— Может быть, стоит подождать немного, вдруг болей больше не будет? — спросила она слабым голосом. — Это может ничего не значить. У меня время от времени бывают боли.

— Лучше подготовиться, — решительно заявила леди Райкот. Сыну и дочери, слонявшимся рядом в ожидании ее окончательного решения, она приказала: — Выйдите! — Они повиновались.

Леди Райкот села на стул, освобожденный Диконом.

— Мне сказали, что это ваш который? Четвертый? Значит, вам должно быть легче. Не волнуйтесь, моя дорогая. Мы сделаем все, что сможем. Скажите, где остальные ваши дети? Какая семья! Вы, наверное, очень скучаете. Я надеюсь, они все живы?

Отчаяние охватило Кэролайн. Она отвернулась и прошептала:

— Нет. Никто не выжил.

Слезы текли по ее щекам. Она подумала, как все эти долгие, тревожные годы старалась родить Уолтеру живого, здорового сына. Она выносила до конца двоих, первый умер через несколько недель. И только третий, Чарльз, казалось, выжил. Как радовался Уолтер! У маленького Чарльза все было самое лучшее. У него была кормилица, Кэролайн кормить ребенка не разрешалось из-за опасения, что она не сможет иметь еще ребенка, пока будет кормить Чарльза. У малыша была еще и нянька, и горничная, которая обслуживала и няньку, и кормилицу.

Но однажды утром, через восемь месяцев, маленького Чарльза нашли в колыбели без признаков жизни. Ярость Уолтера была страшной. Он прогнал кормилицу, няньку и горничную, но был уверен, что во всем виновата Кэролайн. Он обвинил ее в том, что она тайком пробралась в детскую и задушила ребенка в безумной страсти отомстить ему за то, что он так хотел получить наследника. Кэролайн уверена, что он мог избить ее, если бы она не была уже на четвертом месяце.

И теперь она здесь, во временном убежище, в доме незнакомых хороших людей, но вскоре ей придется уйти в другой незнакомый дом, к незнакомым людям. Захотят ли они принять ее? Замечания о Нелл Смиренной ее настораживали. До рождения ребенка, если все будет нормально, еще три месяца. Будущее еще никогда не казалось таким неопределенным. Но что бы ни случилось, к Уолтеру она не вернется.

Потрясенная леди Райкот взяла руку Кэролайн и сжала в своей теплой руке. Другую руку она положила ей на живот.

— Я чувствую, как он шевелится, — радостно сказала она и снова стала серьезной. — Бедная вы моя, сколько же вам пришлось пережить. Потерять всех малышей, а потом еще и мужа! С этим трудно справиться. Конечно, теперь, когда ваш муж умер, это будет ваш последний ребенок. Мы будем молиться за него.

Кэролайн ее не слышала, она была погружена в воспоминания и продолжала плакать.

Досси, спавшая на низенькой кровати, проснулась и подошла к хозяйке.

— Ну, ну, мисс Кэролайн, — ласково проговорила она. — Еще не время. У вас бы уже начались боли.

— Болей нет, — ответила Кэролайн сквозь рыдания. Вдруг глаза ее стали большими, и она скривилась. — О! Начинается!

Вскоре боли стали регулярными и Частыми. Появилась Рут с охапкой чистых простыней и сообщила, что скоро будет кипяченая вода.

Дикон пришел доложить, что за доктором Френсисом послали. Кэролайн, завернутая в ношеный халат, который достали из дорожной сумки, стояла у кровати, опираясь одной рукой на спинку стула. Ее лицо казалось спокойным, хотя в глазах все еще стояли слезы. Леди Райкот, Рут и Досси снимали с кровати постель и застилали ее простынями, которые принесла Рут. Дикону здесь было нечего делать. Он ушел в библиотеку, прихватив с собой бутылку бренди.

«Черт знает что, — подумал он. — Все так суетятся, словно ждут моего ребенка». Он так устал, что его глаза сами закрывались. Он снял галстук и ботинки, провел рукой по волосам, вытянул ноги. Вскоре он уже спал, бокал, наполовину полный, стоял рядом.

Ранним утром серого и холодного дня его разбудила Рут, положив руку ему на плечо. Она выглядела изможденной, волосы рассыпались, глаза красные и воспаленные, на юбке — пятна.

— Это был мальчик, — сказала она. — Он родился мертвым. Миссис Мейкпис в порядке, насколько это возможно.

Глава третья

Когда Кэролайн проснулась, она увидела над собой испуганное лицо Досси.

— Вкусный, наваристый бульон, мисс Кэролайн, — сказала Досси. — Выпейте, пока не остыл. — Горничная помогла Кэролайн сесть и положила ей под спину подушки.

Кэролайн не сразу сообразила, где находится. Она опустила глаза. Живота нет. Она видела, как поднимается холмиком одеяло над ее ногами. Кэролайн чувствовала себя опустошенной и бесполезной, слабым существом, не способным выполнить ту миссию, которую определил для нее Создатель. Это было уже знакомое ей чувство, неприятно знакомое. Месяцы пассивной жизни, не отпускающей ни на секунду тревоги, питательной пищи, тонизирующих и прочих средств, молитв и боли, надежды и отчаяния, а какой результат? Еще одна неудача. С каждым разом становилось все больнее.

— Я так устала, — чуть слышно сказала она. — Который час? Мы, наверное, уже должны быть у Финкастеров?

— Вы ничего не будете делать, пока не выпьете бульон.

Досси поднесла дымящуюся чашку к кровати. Так вкусно запахло, что Кэролайн была готова выпить содержимое одним глотком. Она так быстро схватила чашку, что чуть ее не опрокинула.

— Не так быстро! — предостерегающе крикнула Досси. — Мы сделаем все как следует. — Она поставила чашку на поднос, на котором была также тарелка с тонким ломтиком хлеба с маслом, салфетка, чашка чая, серебряные ложечки и маленькая вазочка с распустившейся апельсиновой веточкой, издававшей нежный и тонкий аромат. Веточка попала сюда из хозяйского парника.

Тяжелые коричневые шторы были отдернуты, и Кэролайн смотрела в окно, пока Досси пристраивала поднос у нее на коленях. День был серый и мрачный, как она и думала.

— Сейчас, должно быть, утро, — проговорила она. — Какой день. Может быть, солнце еще появится.

— Сейчас полдень, — сказала Досси. Кэролайн удивленно смотрела на горничную.

— Полдень! — воскликнула она, едва успев удержать чашку, норовившую съехать с подноса. — Почему меня не разбудили? Нам ведь нужно к Финкастерам!

— Нет, мэм. Я приведу миледи. Она велела позвать ее, когда вы проснетесь, — Досси вышла из комнаты.

Давно не евшая Кэролайн выпила бульон, съела хлеб с маслом, выпила чай и с сожалением посмотрела на чашку из-под бульона. А можно ли попросить еще? Но она так устала. Ей хотелось лечь, но мешал поднос, она полусидела, или полулежала, в голове был полный сумбур. Конец еще одной беременности. Еще одно убийственное разочарование. Ничего этого больше никогда не будет. Но что теперь? Перспектива переезда к Финкастерам не привлекала.

Вошли улыбающиеся леди Райкот и Рут.

— Как вы себя чувствуете, дорогая? — спросила леди Райкот. — Вы поели? Ах, да, вижу, — она убрала поднос на столик.

— Я чувствую себя хорошо, — ответила Кэролайн. — Мне кажется, я смогу добраться до Финкастеров, если мне кто-нибудь поможет спуститься по лестнице. Мне не хочется злоупотреблять вашим гостеприимством. Вы так добры ко мне! — У Кэролайн больше не было сил демонстрировать всем, как хорошо она себя чувствует, и она упала на подушки.

— Вы никуда не поедете, — заявила леди Райкот. — Вы должны отдыхать и набираться сил. Тем не менее нам придется поговорить о грустном. Где вы хотите похоронить младенца? Вы, наверное, хотите, чтобы он лежал со своими маленькими братьями и сестрами и с вашим мужем в вашем фамильном склепе или у вашей церкви? Вы, конечно, не можете сейчас всем этим заниматься, но я уверена, что Дикон сделает это за вас. Вам только нужно сказать ему где.

«О Боже, — подумала Кэролайн. — А что теперь?»

Она повернулась на бок, чтобы получше рассмотреть леди Райкот. Она видела доброе лицо, полное искреннего участия. Сейчас, когда леди Райкот поверила, что Кэролайн не любовница Дикона, она была искренне готова помочь. Кэролайн в первые минуты своего пребывания в этом доме услышала достаточно, чтобы понять, за кого приняла ее леди Райкот.

Кэролайн посмотрела на Рут. Рут была высокой женщиной с величественной осанкой и тронутыми сединой темными волосами. От нее Кэролайн не видела ничего, кроме добра и заботы, с тех пор, как они оказались вместе в одной карете.

— Если вы будете так добры и пригласите графа, я объясню, — сказала Кэролайн.

Рут вызвала лакея и отправила его за Диконом. Леди Райкот посмотрела на Кэролайн, а затем на кружку из-под бульона.

— Вы такая худенькая, — вздохнула она. — Я велю, чтобы вам еще принесли бульону. Господи! Вы что же, хотели себя голодом уморить, дитя мое?

— О нет, — ответила Кэролайн, удивляясь, как леди Райкот может считать ее ребенком. Ей казалось, что она прожила на свете не менее ста лет. — Я не ела, потому что меня всегда укачивает в карете. Мама никогда не заставляла меня есть перед поездкой.

— Но вы, наверное, уже давно живете без мамы, — произнесла леди Райкот. — Со многими детьми такое происходит, но они вырастают, и все проходит.

— С тех пор, как я вышла замуж, я ни разу никуда не ездила. Поэтому мне не хотелось испытывать судьбу.

Леди Райкот была в полном замешательстве. Она уже было открыла рот, чтобы еще спросить, как вошел Дикон.

— Доброе утро, — сказал он, подходя к постели и улыбаясь Кэролайн. — Вернее добрый день. Я надеюсь, вы хорошо отдохнули…

— Да, хорошо, — улыбнулась она и внимательно посмотрела на него. Он был еще красивее, чем она запомнила. Медные пуговицы сияли на темно-синем сюртуке из дорогой ткани, на панталонах ни складки, галстук завязан безупречно, ботинки сияют. Густые темные волосы тщательно расчесаны и уложены. Она почти ничего о нем не знала, но ей придется ему довериться. Она не знала, сможет ли. Мужчинам она не верила.

Кэролайн откашлялась и обратилась к троим представителям семьи Ричардсон, которые были так к ней добры.

— Я понимаю, что должна быть с вами откровенной и кое-что объяснить, — начала она, — Мне приходится признать, что я не сказала вам всей правды.

Леди Райкот смотрела на нее с любопытством, Рут с удивлением, а Дикон с сочувствием и?..

— В шестнадцать лет я была помолвлена, в семнадцать вышла замуж, — без всякого выражения говорила Кэролайн. — Женщины в моей семье считаются «хорошими… производителями». Когда мужчина, ставший моим мужем (я не стану называть его настоящего имени, пусть будет… Джон), искал себе жену, которая сможет родить ему детей, он обратил свое внимание на меня. В моей семье восемь детей, я — единственная женщина. Моя мать родила девятерых и лишь одного потеряла. Мне так льстило внимание Джона, я считала его красивым, он был самым настойчивым из всех моих поклонников, и я сразу же согласилась, когда он сделал мне предложение. Мои родители считали, что он — блестящая партия. — Кэролайн глубоко вздохнула и продолжала: — Чего я не знала, пока мы не поженились, так это того, что Джон отчаянно хотел сына, который бы стал его наследником. О, я знаю, — торопливо сказала она, увидев, что ей собираются возразить, — что в этом нет ничего необычного, но женщины в семье Джона не такие хорошие «производители», как в моей. У матери Джона было шестеро детей, но кроме Джона никто не выжил. Поэтому он решил не терять времени и сделать все возможное, чтобы получить наследника. Первого ребенка я родила в семнадцать лет. С тех пор я почти все время ждала очередного ребенка, но так и не смогла родить ему наследника.

— Сколько лет вы замужем? — спросила леди Райкот.

— Пять лет, — ответила Кэролайн.

— О, дорогая, — воскликнула леди Райкот, — так вам должно быть всего двадцать три года.

— Да, — ответила Кэролайн. — Вы удивлены? Я знаю, что выгляжу гораздо старше. Но у меня была нелегкая жизнь.

Нелегкая жизнь? А чего еще может желать или просить женщина? Дикон нахмурился, размышляя над ее словами. Ему казалось, что ее жизнь была не труднее, чем у других. Возможно, у нее были какие-то проблемы со здоровьем, о которых она не хотела говорить. Может быть, муж был с ней слишком суров. Или, возможно (и скорей всего), ей пришлось ухаживать за ним во время долгой, изнурительной болезни, но ничего не помогло, и она все-таки его потеряла.

— Ваш муж долго болел? — участливо спросил он. — Вам, наверное, было трудно справляться самой. Ваша семья вам не помогала?

Кэролайн молчала в нерешительности.

— Это то, что я должна вам объяснить, — наконец сказала она. — Мой муж жив. И совершенно здоров.

— Тогда почему он не с вами? — спросил Дикон. — Он вас выгнал? Или вы сами от него ушли? Боже мой, почему вы не вместе?

— Я… я… — Кэролайн больше не могла себя сдержать. Она уткнулась лицом в подушку и разрыдалась.

Рут тут же бросилась к ней и стала успокаивать.

— Вы теперь в безопасности, — тихо говорила она. — Расскажите, что заставило вас приехать в Дарем, пожалуйста, миссис Мейкпис.

Борясь с рыданиями, Кэролайн рассказала, как подслушала разговор мужа с приятелем, как узнала, что муж решился от нее избавиться, если она не родит ему здорового ребенка.

— Я поняла, что мне нужно бежать. Только не знала куда. Досси работала у Финкастеров, прежде чем стала моей горничной, еще до того, как я вышла замуж. Она уверяла, что Финкастеры набожные люди и примут меня. У меня не было времени, чтобы написать им. Мы просто сели в почтовую карету и решили приехать без предупреждения. Я была бы уже у них, если бы… если бы вы не были так добры ко мне. Мне кажется, нам с Досси пора уехать к Финкастерам. Мы не можем больше злоупотреблять вашим терпением.

— Вы можете жить здесь, сколько хотите, — твердо сказала леди Райкот. — Мне будет приятно, если вы останетесь. Эти двое, — она кивнула в сторону Рут и Дикона, — вернутся в Лондон после Крещения. Мой второй сын (а это в его комнате вы сейчас находитесь) воюет на Пиренейском полуострове. Позвольте мне кое-что сказать вам о Финкастерах. Надеюсь, вы не обидитесь. Нелл Смиренная действительно набожная женщина, и она убеждена в том, что брак священен. Как только она узнает, что ваш муж жив, вам ничего не останется, как вернуться к нему. «То, что Господь соединил, да не разрушит человек»… Вы знаете, о чем я. Моя дорогая миссис Мейкпис, вы не должны уходить к Финкастерам.

— Но… — начала Кэролайн.

— Вас действительно зовут Мейкпис? — поинтересовался Дикон.

— Нет, но вам лучше называть меня так. Или Кэролайн. Почему бы вам не называть меня Кэролайн?

— Мы все будем называть вас Кэролайн, если вам так нравится и если вы пообещаете, что не уйдете к Финкастерам, — сказала леди Райкот.

— Обещаю, по крайней мере до тех пор, пока не наберусь сил, — согласилась Кэролайн. — А там посмотрим.

— Сил! Значит, еще бульону! — провозгласила леди Райкот и позвонила. Затем она вспомнила. — Мне неприятно вам напоминать, но вы должны решить, где нам похоронить вашего ребенка, — понизив голос, проговорила леди Райкот. — Дикон, ты возьмешь это на себя?

— Конечно, — согласился он. — Какие будут пожелания, мэм?

— Я не знаю, что мне делать, — горестно ответила Кэролайн. — А что вы предлагаете?

Дикон задумался на минуту.

— На деревенском кладбище, у церкви, — предложил он. — Викарий живет на наши пожертвования. Он будет рад помочь. Скромная церемония, как вы считаете? Молитва над гробом.

— Да, — вздохнула она. — Еще одно надгробие. — Кэролайн задумалась. — И надпись: «Младенец Мейкпис» и дата. Не должно быть слишком дорого. У меня есть немного денег… и драгоценности…

— Об этом не волнуйтесь, — прервал ее Дикон. — Обсудим позже, когда поправитесь. Я поеду к старине викарию. — Он поклонился и вышел. Кэролайн услышала стук каблуков по лестнице.

— Не понимаю, почему никто из ваших малышей не выжил, — сказала леди Райкот, поправляя постель. — У вас должны были быть лучшие доктора. Они как-нибудь объясняли это? К сожалению, это наша доля: я потеряла двоих, но троих вырастила, а Рут, бедная девочка, потеряла троих малышей, но у нее трое славных сыновей, все уже взрослые теперь. Я собиралась вам сказать, что думает доктор Френсис, но все не было возможности. У малыша что-то с легкими. Он, конечно, родился недоношенным, но доктор Френсис считает, что он был не жилец, даже если бы вы его выносили до конца. Я верю доктору Френсису. Он учился в Эдинбурге. В вашей семье был кто-нибудь со слабыми легкими? Другие малыши тоже от этого умерли?

— Нет, — ответила Кэролайн. — Насколько я знаю, в моей семье не было никого с больными легкими. — Она подумала, что, может быть, в семье Уолтера у кого-то были слабые легкие. У него были родственники в Кенте, которых он регулярно навещал (без Кэролайн), но ни родных сестер, ни братьев у Уолтера не было, а его родители умерли.

— Это всего лишь предположение, — произнесла леди Райкот. — А вот и ваш бульон. И поспите хорошенько. Вам надо набираться сил. Мы с Рут собираемся взять Дикона и отправиться за рождественским поленом. Если у вас будут силы, мы отнесем вас вниз, чтобы вы могли на него посмотреть. — Она помогла Кэролайн сесть и поставила ей на колени поднос с бульоном, который принесла Реддинг. — Скажите своей горничной, когда поедите, и кто-нибудь уберет, — сказала она и вышла из комнаты.

Кэролайн смогла выпить лишь полчашки. Досси убрала поднос, и Кэролайн уснула.

Отпуск проходил совсем не так, как он ожидал, думал Дикон, сокрушенно покачивая головой, пока переодевался. Он собирался поговорить с викарием из соседней деревни, которая называлась Бренспет. От ежедневного сидения за столом в Военном министерстве и чтения рапортов, не поддающихся расшифровке, голова у него шла кругом, а мышцы становились вялыми. Ему нужна разминка и свежий воздух.

Ему было приятно, что он может сделать что-нибудь для мисс Кэролайн, как он продолжал ее называть про себя. Странно, что эта изможденная незнакомая женщина так его занимает. Это, наверное, естественно: любой нормальный человек сочувствовал бы женщине, оказавшейся в таком положении. Надо же! Она моложе его! Он ни за что не дал бы ей двадцати трех лет. Он подумал о ее муже, которого звали Неджон, а как-то иначе. Любила ли она его, когда выходила замуж? Разве она не знала, что, став женой, должна будет рожать детей? Дикон никогда не задумывался, что значит для женщины исполнение супружеских обязанностей. Но стоило лишь вспомнить Кэролайн: ее изможденное, неспокойное лицо; чрезмерную худобу; приступы слез, чтобы понять, какую власть имеет мужчина над неопытной женщиной.

Дикон продолжал думать об этом, направляясь в конюшню, отдавая распоряжения груму. Он думал об этом и по дороге в Бренспет. Солнце садилось, окрашивая облака, плывущие на восток, в розовый и сиреневый цвет. Он знал, что успеет обернуться до наступления темноты.

Дикон быстро обо всем договорился. Погребение состоится утром. Надгробие обещали сделать. Дикон постарался объяснить викарию обстоятельства дела настолько кратко, насколько это было уместно, и попросил викария особенно не распространяться на этот счет. Никто не сомневался, что разговоры будут. Дикон знал, что слуги шепчутся о незнакомой женщине, появившейся в Райфилде, о преждевременных родах, но он надеялся, что разговоры постепенно утихнут.

Он был уже в полумиле от Райфилда, когда ему повстречался одинокий всадник, явно очень спешивший. Всадник проскакал мимо и резко затормозил.

— Дикон! — изумленно крикнул он. — Неужели это ты?

— Гарри! — Дикон узнал своего старого друга сэра Генри Уэдсуорта. Друзья рассмеялись и похлопали друг друга по плечу.

— Ну и как там в Военном министерстве? Вам уже удалось избавить нас от Бонапарта? — спросил Уэдсуорт.

— Страшная скучища, — ответил Дикон, скривившись. — Зачем я позволил семье уговорить себя поступить на службу в Военное министерство? Бенджамин в Пиренеях и держится молодцом, ни одной царапины, судя по последнему письму, а я сижу в Лондоне и бумажки перебираю. Боже мой, как хорошо, что мне удалось вырваться. Мы с Рут здесь пробудем до Крещения. Ты куда едешь? Почему бы тебе не приехать к нам на ужин? Нам есть о чем поговорить.

— Я бы с радостью, но не могу. Я должен отвезти Медди на обед к Пекенемам и уже опаздываю.

— Значит, теперь это Медди, да? Мисс Кертис? Так вот как обстоят дела на сегодня.

— Она согласилась выйти за меня, свадьба в мае, — сказал друг. Он повернул лошадь.

— Поздравляю! — крикнул вслед ему Дикон. — Приезжай, когда сможешь, расскажешь обо всем.

Итак, дружище Гарри решил поменять свободу на семейные узы. У них с Медди Кертис все должно быть хорошо. У Гарри прекрасное имение, которым он сам занимается. Дикон подумал о своем нынешнем положении. Райфилд не был процветающим поместьем, и он сомневался, что что-нибудь изменится, пока не кончится война, и он не вернется домой в Дарем, и не займется хозяйством сам. Он регулярно посылал своему управляющему Феттеру и матери распоряжения, советовал, что делать. Но что он мог знать о тех проблемах, которые возникали каждый день, если он торчал в душном лондонском кабинете?

Дикон вдохнул морозный декабрьский воздух и пожелал себе дождаться того дня, когда он вернется насовсем в свой любимый северный край.

Глава четвертая

На похоронах младенца следующим утром были лишь Дикон, Рут да их мать. Они надеялись, что никто из соседей не узнает, но небольшая стайка мальчишек, наблюдавших издалека, надежды им не оставила. Вскоре весь Бренсепет будет говорить, а затем и весь Дарем. А со временем и весь Камберленд и Уэстморленд, не говоря уже о Нортумберленде и Йоркшире — с тоской думал Дикон. Он не привык быть объектом сплетен.

Оказалось, у него были все основания для беспокойства. Через три дня Рут сообщила ему, что ей рассказала Реддинг. Реддинг была в Бренсепете и слышала, будто бы все вокруг уверены, что это его незаконнорожденный ребенок похоронен на деревенском кладбище под именем Мейкпис.

— Пропади все пропадом! Неужели все эти кретины думают, что я мог привезти любовницу, особенно любовницу, которая вот-вот родит, в дом своей матери! — Дикон стукнул кулаком по каминной полке в библиотеке, глядя на Рут с негодованием. — На Рождество?

— Успокойся, — приказала Рут. — При чем здесь Рождество? Если ребенок должен родиться на Рождество, значит, он родится на Рождество. Боюсь, что мамино предположение, первоначальное, о мисс Кэролайн слышали слуги, уж не знаю сколько. Ты же знаешь, как бывает. О таком никто не сможет смолчать, так и чешется язык рассказать всему свету, даже если сейчас, я уверена, большинство из них уже знает правду. Господи, Дикон, да на тебе это никак не отразится. А вот о ком я действительно беспокоюсь, так это о мисс Кэролайн. Ее репутация может быть погублена навсегда.

Дикон подавил раздражение и спросил более спокойным тоном:

— Как это может быть? Никто не знает, кто она… Даже мы не знаем!

— Правильно. Но пока она будет жить здесь, о Кэролайн Мейкпис никто слова доброго не скажет. Я сомневаюсь, волнует ли ее в настоящий момент репутация Кэролайн Такой-то из Лондона. Эта женщина исчезла.

— Ну и что делать мне? — спросил Дикон.

Рут нахмурила лоб.

— Не знаю. Ты, конечно, будешь отрицать любую связь с мисс Кэролайн и ее ребенком. Если мама собирается приласкать Кэролайн, а мне кажется, что она собирается, то сплетни утихнут. Ни одна мать не станет держать в своем доме любовницу сына или их незаконнорожденного отпрыска.

— Если бы Кэролайн нам до конца доверяла, — проговорил Дикон. — Если бы она сказала нам, кто она и кто этот ее муж-злодей, черт бы его побрал!

— А почему это тебя так интересует? — с любопытством спросила Рут. — Муж не сделал ничего дурного. Я не верю, что он хотел от нее избавиться. Сказки все это. Звучит неправдоподобно. Она это придумала себе в оправдание. Какой порядочный мужчина станет себя так вести? А что до того, что она потеряла всех детей, такое случается. Вспомни королеву Анну: она родила семнадцать детей, и никто не выжил.

— Но ведь это было сто лет назад! Естественно, что в наше время…

— Дикон, в деторождении ничего не изменилось. — Рут внимательно смотрела на своего младшего брата. Он был на двенадцать лет моложе. Их мать потеряла двоих до Дикона и считала, что ей повезло, и она смогла вырастить их и Бенджамина. Дикон знал об этом так же хорошо, как и другие. Общеизвестно, что половина детей, рожденных в Англии, умирает в младенчестве. Почему он так болезненно относится к желанию мужа Кэролайн иметь наследника?

— Этот ее муж — животное, — сказал Дикон и отвернулся от сестры.

— Мне кажется, я начинаю понимать, — торжественно произнесла Рут. — Ты ревнуешь.

— Ревную? Кого к кому? Если ты думаешь, что я испытываю страсть к этому несчастному существу в комнате Бена, то ты ошибаешься! Подумай хорошенько, прежде чем говорить! Боже мой, да самый последний развратник на нее не позарится. Мне ее просто жаль.

— Возможно, — улыбнулась Рут. — Возможно. Мне кажется, ты завидуешь ее мужу. Тебе пора подумать и о своем собственном наследнике, и ты…

— Довольно! — крикнул Дикон и выбежал из комнаты.

Поднимаясь к себе, он думал о том, что говорила Рут. Он не испытывал никакого желания к мисс Кэролайн. Она была жалким существом, утратившим красоту и не способным ни на какие чувства, кроме отчаяния и страха. Что касается ее мужа… Он остановился. Что испытывает мужчина, который хочет ребенка еще, и еще, и. еще? Ведь это же чертовски здорово. Ему стало жарко.

Ясно, что мисс Кэролайн ничего замечательного в этом не видела. Дикон никогда не имел дела с женщиной, которая не получала никакого удовольствия от любви. Может быть, мисс Кэролайн просто не способна испытывать подобные чувства. Или, может быть, ее мужу, этому Неджону, как Дикон его про себя называл, просто в голову не приходило научить жену получать удовольствие от любви?

Дикон решил, что его последнее предположение верней всего. Глупый муж, как он мог игнорировать подобное, ведь был бы вознагражден сторицей. Мисс Кэролайн была очень эмоциональной молодой женщиной, как бы она ни старалась себя сдерживать, и могла бы с радостью исполнять свои супружеские обязанности, если бы к ней относились с нежностью.

Если бы ее мужем был он, а не этот Неджон…

Дикон собирался съездить в деревню, но прежде, чем переодеться, он должен справиться, как мисс Кэролайн себя чувствует. Всего лишь дань вежливости. Он постучал. Досси открыла дверь и сказала, что мисс Кэролайн уснула. Разочарованный, он пошел к себе.

Накануне Сочельника мисс Кэролайн чувствовала себя почти здоровой. Леди Райкот считала, что Кэролайн еще нельзя вставать, но сама Кэролайн знала, что чем больше она будет лежать, тем тяжелее придется потом. Она через все это уже проходила.

— Я должна одеться и спуститься, — объявила она, когда в ее спальне после завтрака появилась леди Райкот. — Я съела невероятно обильный завтрак, пролила чай на рубашку, не испачкала маслом простыни, хотя это было очень нелегко! Пожалуйста, миледи, разрешите мне есть за столом. — Она улыбнулась и спрыгнула с кровати. — Видите? — спросила она и подошла к платяному шкафу, чтобы взять халат. — Я уже могу сама ходить. Я обещаю, что буду держаться на лестнице за перила. Досси, помоги мне одеться.

— О, очень хорошо, — сказала леди Райкот, которую обвели вокруг пальца. — Вы можете спуститься и посмотреть на рождественское полено. Но вы не должны выходить на улицу. На этом я настаиваю!

Час спустя Кэролайн в одном из своих бесформенных, скучных платьев медленно спускалась по лестнице. Ее волосы были зачесаны назад, в них была вплетена черная лента. Она была очень бледна, но глаза сияли. Кэролайн держалась за перила, но голова была высоко поднята. Дикону, стоявшему внизу, она казалась королевой в нищенском платье.

Кэролайн посмотрела на Дикона и увидела, что он разговаривает с незнакомым молодым человеком, который смотрел на нее с нескрываемым интересом.

— Кто это, черт побери? — тихо спросил Гарри Уэдсуорт. Вопрос предназначался Дикону, но Кэролайн услышала.

Дикон не растерялся. Он улыбнулся и протянул ей руку.

— Кэролайн, позвольте представить вам моего старого друга и соседа сэра Гарри Уэдсуорта. Гарри, это миссис Мейкпис, старинная подруга моей сестры. Встречает вместе с нами Рождество.

— Миссис Мейкпис, — Гарри поклонился ей, не отводя от нее внимательного взгляда. — Вы хорошо себя чувствуете, мадам? — спросил он, от него не ускользнула ее болезненная бледность.

Кэролайн не успела открыть рот, как Дикон уже говорил:

— Миссис Мейкпис была больна. Мы рады, что она смогла спуститься сегодня, впервые со дня своего приезда. — Повернувшись к Кэролайн, он спросил: — Не хотите ли выпить с нами чаю, мадам? Я велел накрыть в маленькой столовой.

— Благодарю вас, с удовольствием, — ответила она. Ей хотелось знать, какие еще версии у Дикона на уме. Старинная подруга Рут? Хорошо, что она вовремя прикусила язык.

Устроившись в веселой маленькой столовой, в которой обычно завтракали, Кэролайн попыталась расслабиться. Лакей принес чай и теплые ячменные лепешки. Но Кэролайн было неуютно под откровенно любопытным взглядом сэра Гарри Уэдсуорта. Она боялась, что не сможет поднять тяжелый чайник, и позволила лакею налить ей чаю, и положила слишком много сахару.

— Так вы старинная приятельница Рут? — начал сэр Гарри. — Из Лондона, я полагаю?

— Д-да, — ответила она, — из Лондона.

— Так вы, конечно, знаете ее мальчиков, — продолжал он. — Как там молодой Альфред? Я думал, он тоже приедет, но после того, что случилось…

Кэролайн умоляюще посмотрела на Дикона.

— С ним сейчас уже все в порядке, он проводит каникулы с Джорджем и его женой, — спокойно сказал Дикон. — Я не думаю, что вы видели его с тех пор, как ему стало лучше, не так ли, Кэролайн?

— Нет, — ответила она, — нет, не видела. — Она не замечала, что продолжает ожесточенно размешивать чай. В глубине души она была благодарна Дикону за то, что он так спокойно контролировал ситуацию, но сколько это будет продолжаться? Она всегда жила в смертельном страхе, оттого что боялась сказать что-нибудь не то.

— Я так и не узнала, что же на самом деле произошло, — решилась произнести она, глядя на Дикона. — Рут мне не рассказала.

— Нет? Она, наверное, думала, что вы знаете, — ответил Дикон. Обращаясь к сэру Гарри, он продолжал: — Ты наверняка слышал, что Альфреда сбросили с Джентльмена Джексона во время драки, к которой Альфред не имел никакого отношения, он просто попал под горячую руку. Его сбили с лошади, и все поначалу боялись, что у него перелом, но оказалось, что это всего лишь растяжение, и сейчас он совсем как новенький.

— Это действительно прекрасная новость, — искренне обрадовался Гарри. — Альфред отличный парень. Скажите, пожалуйста, мисс Мейкпис, вы…

— Я совсем забыл, что вы еще не видели наше рождественское полено. Мы его с трудом притащили, — перебил его Дикон. Он улыбнулся Кэролайн, поставил свою чашку и встал. — Позвольте, я провожу вас? Гарри, ты тоже можешь посмотреть.

Несколько озадаченный, Гарри тоже встал.

— С удовольствием, — сказал он.

Кэролайн с облегчением вздохнула и позволила джентльменам проводить себя в зал, где в камине полыхало огромное полено.

— Как красиво, — выдохнула она. — Напоминает детство. Господи! Я только сейчас поняла, как давно я ничего подобного не видела.

— Вы хотите сказать, вы не… — начал сэр Гарри, но остановился, увидев, как нахмурился Дикон. — Извините, — пробормотал сэр Гарри.

— Мне нужно найти леди Райкот… Она хотела, чтобы я… Я должна идти, — сказала Кэролайн. Она не могла больше ни минуты оставаться с другом Дикона, тот был слишком любопытен. — Извините, — быстро сказала она и направилась к лакею, чтобы тот проводил ее к леди Райкот.

— Очень хорошо. Теперь ты можешь рассказать мне правду об этом пугале, — сэр Гарри с изумлением смотрел на Дикона. — В деревне говорят, что ты сделал ей ребенка, и у тебя хватило наглости привести ее рожать к матери! Я не могу все это переварить. Не похоже на тебя, Дикон. Кто она?

Дикон смотрел на рождественское полено.

— Приятельница Рут, — ответил он. — Я ее ни разу не видел, пока мы не познакомились в почтовой карете. Я о ней почти ничего не знаю.

— Приятельница Рут, да? Ты живешь с Рут в Лондоне, правда? Странно, что вы никогда раньше не встречались, — он понимающе улыбнулся.

— Ты мне не веришь? Ты думаешь, что я…

— Я вынужден тебе верить, но только потому, что эта несчастная не в твоем вкусе. Черт побери, Дикон, да она же не из тех, на кого мужчины обращают внимание. Может, это по части благотворительных занятий Рут? Она просто пожалела беднягу? Я так понял, что ребенок умер. Весело небось у вас здесь было. Как твоя мама к этому отнеслась?

— Мама отнеслась с пониманием, — с гордостью произнес Дикон. — И Рут не «просто пожалела беднягу», они подруги. У нее какие-то сложности, ей некуда было податься, так мне сказали, но я не знаю подробностей.

— То есть ты не хочешь о них говорить, — догадался Гарри. — Очень хорошо. Загадка года, прямо здесь, в Дареме, и ты держишь рот на замке. А где мистер Мейкпис?

— Понятия не имею, — жестко ответил Дикон.

— Если мистер Мейкпис существует, — не унимался Гарри.

— Ты говорил, что сельскохозяйственные угодья сокращаются из-за строительства новых шахт, — сказал Дикон. — Как ты думаешь, твоей земле это угрожает?

— Ах, — рассмеялся Гарри. — Таинственные незнакомки, рожающие в чужих домах, — тема гораздо более интригующая. Разве нет? Что касается шахт, нет, не думаю, что в ближайшем будущем это станет серьезной угрозой для моих пастбищ. Ладно, Дикон. Ты обещал отвести меня в конюшню и показать, что там у тебя еще осталось. Обещаю больше не упоминать имени миссис Мейкпис… сегодня. Идем?

Кэролайн нашла леди Райкот в кабинете, она просматривала почту.

— Присаживайтесь, — пригласила она Кэролайн. — Хотите чаю? Сейчас принесут. Помогает успокоиться, когда я смотрю счета. Не понимаю, чего добиваются эти торговцы? Прошу прощения. Вам это не интересно. Я так злюсь! — она отодвинула целую стопку счетов в сторону и положила сверху пресс-папье в форме львиной головы.

— Нет, спасибо, — неуверенно ответила Кэролайн. — Я только что пила чай с его светлостью и его другом. И знаете, мадам, я не знала, что мне говорить, когда его друг начал задавать вопросы. Слава Богу, его светлость пришел мне на помощь!

— Правда? Должна признать, вы меня удивили. Обычно мой дорогой Дикон не особенно считается с чужими чувствами, — сказала леди Райкот. Она оглядела Кэролайн. — Дорогая, у вас нет другой одежды? Сейчас, когда вы не в положении, вам ни к чему такие… чересчур свободные платья. У вас, наверное, есть что-нибудь, скажем, не такое бесформенное?

— Нет, — отрицательно покачала головой Кэролайн. — Когда бы я их носила? Перерывы между беременностями были такие короткие, что просто не было смысла затевать все эти примерки… и я, естественно, никуда не ходила, поэтому мне все это было ни к чему.

— Вы нигде не бывали? — переспросила леди Райкот. — В Лондоне? Там столько всего интересного! Разве ваш муж не разрешал вам ездить к друзьям, по магазинам, куда-нибудь между детьми? Конечно, если вы себя хорошо чувствовали, — она ласково смотрела на Кэролайн.

— Мой муж не верил, что я себя хорошо чувствую, — ответила Кэролайн и вздохнула. — И по правде говоря, я едва успевала родить или потерять малыша, как мой муж делал все, что мог, чтобы я носила следующего ребенка, — с горечью проговорила она.

— Он словно держал вас в тюрьме! — возмущенно сказала леди Райкот. — Вы никогда не бунтовали?

— Бунтовала? Против Джона? У меня не было шансов, — Кэролайн чуть улыбнулась. — Я однажды сбежала. Он регулярно ездил в Кент навестить какого-то родственника, какого-то кузена, кажется. Он всегда старался, чтобы ко времени его отъезда я была в положении. Однажды, уже несколько лет назад, когда я была уже на третьем месяце и чувствовала себя на удивление хорошо, я, не говоря ему ни слова, велела Досси нанять экипаж, и мы отправились по магазинам! Я купила новую шляпу, пару светло-сиреневых перчаток, прелестный шелковый веер, на котором были нарисованы розы, и шаль невероятной красоты! Я все записала на счет мужа. Нас не было дома почти всю вторую половину дня! О, какое это было наслаждение!

Сердце леди Райкот сжималось от жалости к этой молодой женщине, представление о наслаждении которой не выходило за рамки заурядной поездки по магазинам за всякой дребеденью. Что же за чудовище ее муж? Подумать только, Кэролайн жила как узница, которая должна была лишь производить потомство, целых пять лет. Немыслимо!

— Он узнал? — спросила она. — Хотя конечно, когда получил счета.

— Да, — ответила Кэролайн. — Я хотела, чтобы он узнал. Поэтому и записала расходы на его счет. Я хотела, чтобы он увидел, что я не рабыня бессловесная, — она вздохнула. — Это было бесполезно. Мне некуда было выходить в этих вещах. Какой прок от сиреневых перчаток или веера, если ты никуда не ходишь и никто, кроме слуг, тебя не видит? Когда муж получил счета, он устроил мне допрос и… И я не хочу больше об этом говорить, — Кэролайн отвернулась, чтобы леди Райкот не увидела слез, которые потекли ручьем.

— О, моя дорогая, бедняжка. — Леди Райкот подошла к Кэролайн и положила руку на плечо. — Но не мог же он вас ударить, правда?

— Нет, — ответила Кэролайн срывающимся голосом. — Я была на четвертом месяце, когда пришли счета, а он не прикасался ко мне, пока я была беременна. Он отобрал у меня все, что я купила, и сжег. Не вернул! О нет! Он сжег все и так, чтобы я видела. Он сжег все, кроме веера. Я его спрятала, а ему сказала, что веер сломался и я его выбросила. Он и сейчас у меня, — она гордо подняла голову.

— Браво! — захлопала в ладоши леди Райкот. — Моя дорогая, я так рада, что вы нас нашли. Вы не должны возвращаться к этому чудовищу. А теперь я должна знать, что этот мошенник Дикон сказал своему другу. Мне нужно быть в курсе.

— Я — старинная подруга леди Стилтон, — ответила Кэролайн. — Но теперь, мадам, вы должны мне рассказать о леди Стилтон. Я должна о ней знать, если меня спросят.

— С удовольствием расскажу, — кивнула леди Райкот и позвонила. — Еще чаю. Чума бы их взяла, эти счета. — Она с неприязнью смотрела на бумаги, лежащие под пресс-папье. — А теперь я вам расскажу о моей единственной дочери, и самой лучшей дочери, о которой только может мечтать мать.

Леди Райкот рассказывала о своей дочери, о ее счастливом браке с лордом Стилтоном, о троих сыновьях, о ее вдовстве, украшая свои рассказ многочисленными смешными историями. Кэролайн начала понемногу приходить в себя. Ей стало казаться, что Уолтер и их совместная жизнь были далеко и очень давно. Она все еще была слаба, но чувствовала себя такой бодрой, какой не бывала годами. Страх, который ей внушал Уолтер, и злость на него, к которым примешивалось чувство вины за то, что она его оставила, — может быть, ей просто послышалось, и он не собирался от нее избавиться? — постепенно отступали. Услышав ее рассказ, леди Райкот пришла в ужас, а Кэролайн ценила мнение леди Райкот. Она правильно сделала, что убежала. Она улыбалась гостеприимной хозяйке и прощала ей, что в ее устах Рут была божеством, спустившимся на землю.

Рут провела большую часть Сочельника у своих старых друзей. Она повезла с собой подарки детям и изюмный пудинг, испеченный миссис Райт, известной поварихой, которой по праву гордился Райфилдом. Рут вернулась домой в приподнятом настроении, рассказывала о детских проделках и была готова украшать дом остролистом, омелой и хвойными ветками.

— Начнем украшать перед ужином, — говорила леди Райкот дочери, которая грела руки у камина, — а затем нас ждет еще одно приятное занятие после ужина — придумаем прошлое для миссис Мейкпис.

— Мы? — изумилась Рут. — Разве это не ее прерогатива?

— Естественно, она будет с нами и сможет вставлять свои замечания, — ответила леди Райкот. — Я считаю, нам нужно всем собраться, чтобы рассказывать одно и то же. Между прочим, Дикон уже сказал своему другу Гарри, что миссис Мейкпис твоя старинная и близкая подруга. А я полдня рассказывала ей о тебе. Она теперь знает тебя так же, как и я, если не забудет. А теперь нам надо узнать побольше о ней. Конечно, больше всего о ней должна будешь знать ты, потому что мне не обязательно знать все, ведь я только что с ней познакомилась. Дикон — прохвост. Уже заявил, что никогда раньше ее не видел и познакомился только в карете.

— Он не проболтался, я надеюсь, — заволновалась Рут. — Зная Дикона…

— Кэролайн говорит, что он вел себя превосходно и не дал ей попасть в неловкое положение.

— Замечательно! С нетерпением жду самого необычного в моей жизни Сочельника. Где у тебя ветки? Давай начнем, а то мы не успеем до ужина.

Дикон ушел куда-то с сэром Гарри, а за Кэролайн послали лакея, и она помогала развешивать зеленые украшения на лестнице, над семейными портретами, вдоль каминных полок. Венки из остролиста венчали головы двух греческих бюстов в зале. Кэролайн пристроила венок на мраморную голову красивого греческого юноши и заявила, что вид у того стал совершенно разгульный. Ей позволили сделать последний штрих и повесить венок у основания люстры рядом с входной дверью, с чем она успешно справилась, стоя на лестнице, поддерживаемой сильным лакеем.

Дикон появился к ужину без сэра Гарри. После ужина мать сообщила ему о планах на вечер, и все отправились в библиотеку.

— Мисс Кэролайн, вы словно выжатый лимон, — сказал Дикон, подводя ее к самому удобному креслу у огня. — Мои неугомонные мать и сестра уморили вас, как только вы встали с постели. Мама, как ты могла?

— Нет, — воскликнула Кэролайн, поднимаясь с кресла, в которое только что села. — Что вы! Все было не так! Все было просто замечательно. Я ни на минуту ни о чем не пожалела. Мне это было просто необходимо, ваша светлость. Я немного устала. Но это самый прекрасный, самый добрый день за многие годы. — Она посмотрела на людей, окружавших ее. — Вы вернули меня к жизни. — Она старалась не расплакаться. — Я никогда не смогу вас отблагодарить.

Дикон нарушил неловкую тишину:

— Кстати, о жизни. Может быть, придумаем вашу, — ласково предложил он.

Некоторые предложения были совершенно неприемлемы, особенно те, что поступали от Дикона, который был в каком-то необычном настроении. Он все хотел представить Кэролайн иностранной принцессой в изгнании, или богатой наследницей, потерявшей память и не знающей, кто она («Откуда же я знаю, что я наследница?» — спросила Кэролайн), или что ее младенцем подбросили в семью на острове Малл, и она теперь разыскивает в Дареме своих настоящих родителей («У меня нет шотландского акцента, — возразила Кэролайн. — И почему я ищу именно в Дареме?»).

Кэролайн так смеялась, что охрипла. Дикон посмотрел на нее и тоже рассмеялся. «Зачем он меня смешит?» — подумала Кэролайн. Как не похож он на того капризного, чопорного джентльмена в почтовой карете.

Когда смех наконец затих и все трое смогли перевести дух, было решено, что Кэролайн — вдова, на некоторое время оставшаяся без средств, пока довольно запутанное завещание ее мужа не вступит в силу. Возможно, до тех пор, пока не найдут одного из наследников. Неожиданная потеря ребенка — еще один удар судьбы. Об остальных детях решено было не упоминать.

— А что говорить о ваших планах на будущее, если кто-нибудь спросит? — поинтересовалась Рут.

Кэролайн покраснела.

— К сожалению, у меня пока нет никаких, — ответила она. — Но я что-нибудь придумаю, не беспокойтесь. Я не намерена злоупотреблять вашим гостеприимством. Теперь, когда я себя уже лучше чувствую…

— Вы ничего такого не сделаете, — решительно сказала леди Райкот. — Я уже просила вас остаться здесь, сколько захотите. Когда эти двое уедут, — она махнула рукой в сторону своих детей, — я останусь совершенно одна и мне будет только приятно, если вы составите мне компанию.

— Благодарю вас, леди Райкот, — ответила Кэролайн, — но я должна сама о себе позаботиться. Мы с Досси пока совещаемся, но как только мы примем какое-то решение, я дам вам знать.

— Вы не собираетесь к Нелл Смиренной, — с ужасом спросила леди Райкот, — правда? Вы обещали!

— Нет, я думаю, — ответила Кэролайн. — По крайней мере, до тех пор, пока другие мои планы не провалятся.

— Мы не оставим вас в беде, дорогая, — заверила леди Райкот. — Я прошу вас, подумайте и о том, что вы можете остаться здесь.

— Благодарю вас еще раз. Я обязательно вам скажу.

Джеймс Фенланд проклинал все на свете, пока извозчик, зажав в руке полученные от него золотые, взбирался на козлы. Неужели никто не видел, куда поехала леди Кэрроуэй? Он провел не один день на лондонском постоялом дворе в «Бул энд Маус», пока, наконец, не узнал, что невзрачная на вид, беременная женщина села в почтовую карету, идущую в Дарем. И вот он в Дареме. Сегодня Сочельник, а он устал, замерз, подавлен и хочет есть, и никто вокруг ничего не знает. Да еще и дождь заморосил.

Он вернулся в трактир, где запах влажной шерсти и ростбифа забивал тонкий еловый дух, исходивший от гирлянд, висевших в зале по случаю Рождества. Фенланд сел за стол, заказал ужин и проверил свои карманы. Еще несколько соверенов за хоть какие-то сведения, и деньги у него закончатся. Он решил перейти на шиллинги. Кэрроуэй не узнает.

А что, если леди Кэрроуэй купила билет до Дарема, а вышла раньше? Черт, если так, ему придется обыскать пол-Англии. Ему нужно разыскать того извозчика, который высадил ее в тот день. И что это был за день?

Фенланд почесал лысеющую голову. Ему было сорок лет, у него была настолько заурядная внешность, что никто не обращал на него никакого внимания. Он знал, что именно за это Кэрроуэй так его ценит. Господи, когда он наконец освободиться от Кэрроуэйя, он покажет всем, что он не заурядный человек. Будет носить шитые золотом жилетки и бриллиантовые булавки…

Черт бы побрал этого Кэрроуэйя! Зачем ему нужна эта тусклая кляча? Он радоваться должен, что она сбежала. Он может найти себе подходящую девушку. Предположим, что леди К не вернется, никто не станет осуждать Кэрроуэйя за то, что он снова хочет жениться. Не совсем законно, если нет доказательств смерти леди К, но закон никогда особенно не волновал Кэрроуэйя. Он как-нибудь выкрутится.

Фенланд яростно вонзил зубы в ростбиф. Еще день или два в этой дыре, и он не успеет в Кент, чтобы отправить посылку до Нового года. Да к тому же в Кенте так хорошо по сравнению с этим суровым северным климатом. Он не мог понять, почему кому-то приходит в голову жить севернее Лондона. Фенланд схватил свою кружку так резко, что пролил эль на рукав. Проклятье. Весь рукав в эле.

В трактир вошли несколько человек, поющих рождественские гимны. Фенланд хмуро смотрел на улыбающиеся лица посетителей.

Рождество. Ему стало тошно.

Глава пятая

На Рождество Кэролайн проснулась, готовая горы свернуть. Когда Досси отдернула тяжелые коричневые шторы и Кэролайн увидела, что светит солнце, ей стало еще радостнее. Значит, в Дареме тоже светит солнце!

Она спрыгнула с кровати и плеснула себе в лицо холодной воды. Ее ноги немного дрожали. Наверное, она себя переоценила и способна свернуть пока лишь холмы, а не горы. Горы — завтра. Сегодня Рождество, и она встречает его в доброй, заботливой семье. Чего еще можно желать?

— Помоги мне одеться, — приказала она Досси. — Я умираю с голоду, а после завтрака собираюсь на прогулку. Какой чудесный день! Пойдешь со мной гулять, Досси?

— Гулять, мисс Кэролайн? Да с какой стати? О, простите, пожалуйста, мэм. Вам решать.

Кэролайн, надевавшая чулки, посмотрела снизу вверх на пожилую женщину, которая с неодобрением рассматривала рыжевато-черное платье Кэролайн, которое держала в руках. Никакая прогулка уже давно не доставляла удовольствия Досси, ноги у нее совсем не те, что раньше.

— Не важно, — сказала Кэролайн. — Кто-нибудь наверняка тоже захочет погулять, или я могу пойти сама. Но подумай только, Досси! Я свободна! Я могу идти, куда хочу! Никто меня не запирает, не…

— Они сказали, вам нельзя выходить, — напомнила Досси.

— О! Да ведь это было до того, как я выздоровела. Сейчас я совершенно здорова.

— Это будет на вашей совести, — мрачно пробормотала Досси. — Идите завтракать.

Кэролайн съела апельсин, кусочек рыбы и три яйца, запив все это чаем, несмотря на предупреждение леди Райкот, что нужно оставить место для рождественского ужина с индюшкой, до которого осталось несколько часов.

— Пока буду гулять, проголодаюсь, — заявила Кэролайн. Она отломила кусочек от сухого тоста, оставшегося от завтрака, и отправилась наверх за своим пальто.

— Стойте! — крикнул ей вслед Дикон. — Куда это вы собрались?

— За пальто. Кто-нибудь еще пойдет гулять? Какой чудесный день!

— Действительно чудесный. Отличная идея. Кто-нибудь еще идет? Мама? Рут?

Дамы переглянулись.

— А церковь? — с упреком сказала леди Райкот. — Разве ты не идешь с нами в церковь, Дикон? Уверяю тебя, что служба будет очень красивая. И ты не был в нашем соборе уже несколько лет.

— Правильно, но большинство народу думает, что я в Лондоне, поэтому мое отсутствие никого не удивит. Мы не можем оставить мисс Кэролайн одну, не так ли? И я бы не советовал ей показываться в церкви или еще где-нибудь, особенно в Дареме. Кто знает, может быть, ее ищут? Вы с Рут поезжайте, мама, а я останусь дома и буду развлекать нашу гостью.

Дамы согласились.

— Идите за своим пальто и шляпой и наденьте на ноги что-нибудь другое, — велел Дикон Кэролайн. Он посмотрел на ее мягкие туфли. — У вас есть другая обувь?

— Ах, нет, — ответила она. — Мне было ни к чему.

— Может быть, что-нибудь мамино подойдет… Я поищу.

Через десять минут Кэролайн была в холле, с наслаждением вдыхая запах хвои. На ней было ее черное, порыжевшее платье, темное пальто, черная шляпа и старенькие перчатки из белой лайки. На ногах мягкие туфли. Не найдя Дикона в холле, она села на один из многочисленных стульев; стоявших в ряд, и сделала рожицу величественному греческому бюсту с цыганским венком из остролиста на голове. Мимо нее прошли леди Райкот и Рут, она пожелала им счастливого пути.

Минут через десять из той половины дома, где жили слуги, появился, тяжело дыша, Дикон. В руках у него были стоптанные ботинки с задранными носами.

— У мамы ничего подходящего не нашлось, — извиняющимся тоном сказал он. — Пришлось искать у слуг, и вот вам результат. Они все готовятся к ужину, а я, как людоед среди всех этих пудингов, сладостей и… и индейки. Вы никогда в жизни не видели такой индейки, клянусь! Вот. Это ботинки Эстер, она работает на кухне, кажется. Я просто их стащил, поскольку все заняты.

Дикон с гордостью продемонстрировал ей похищенные сокровища. Несколько цукатов, которые он также для нее прихватил, крепко прилипли к тонкому льняному носовому платку. Он растерянно смотрел на Кэролайн.

— Ешьте прямо с платка, — посоветовал он. — Примерьте, посмотрим, подойдут ли они вам, — он поставил перед ней ботинки.

Ботинки были слишком широкие, но по длине вполне подходили. Кэролайн сказала, что они ей подходят, и пошла вслед за Диконом.

Несмотря на то, что светило солнце, на улице было холодно и немного ветрено. Кэролайн застегнула пальто, подумав, что давно уже ей не приходилось застегивать пальто на талии. Старенькие перчатки грели плохо: она их носила еще до замужества, они были зашиты в нескольких местах уже не один раз.

Дикон шел впереди по дорожке, вдыхая с наслаждением свежий воздух, и вдруг понял, что идет слишком быстро и она не успевает. Он остановился.

— Извините. Я все забываю, что вы только начинаете поправляться. Вы… вы выглядите совершенно здоровой. У вас румянец, и глаза сияют, и вы улыбаетесь… — Он улыбнулся, и она увидела, что его глаза тоже сияют. Они остановились, глядя друг на друга, и Кэролайн ощутила какое-то странное чувство, растущее в ней. Она отвела взгляд.

Дикону удалось нарушить неловкое молчание, когда он заметил ее перчатки. Черт возьми, неужели этот Неджон не разрешал своей жене иметь ни одной пары приличных перчаток? Ему не хотелось ее смущать, поэтому он предложил:

— Почему бы вам не положить руку мне в карман? Там тепло, потом поменяемся местами и согреем другую руку.

— Как хотите, — чуть слышно ответила она. Она опустила руку в его карман, и он сжал ее своей рукой. Она даже через перчатку ощутила его тепло. — Так лучше, — призналась она.

Они не спеша шли по дорожке, подставив солнцу лицо. А точнее, солнце светило лишь ему в лицо.

— Стойте, — вдруг сказала Кэролайн. — Шляпа мешает. — Она вынула руку из кармана и развязала ленты на шляпе.

— Сейчас же наденьте! — приказал Дикон. — Простудитесь!

— Смотрите. — Она, улыбаясь лукаво, безжалостно отогнула плотные поля своей шляпы назад и снова надела ее, теперь шляпа напоминала головной убор монахини. — Теперь она окончательно испорчена, — тяжело вздохнула Кэролайн и неожиданно расхохоталась.

Дикон, удивленно за ней наблюдавший, тоже рассмеялся. Он решительно взял ее руку и положил себе в карман. Они продолжили прогулку, лакомясь цукатами, которые он раздобыл на кухне.

Дикон и Керолайн гуляли около часа. За это время ее вторая рука тоже успела побывать в его кармане, а Кэролайн также смогла узнать, что значит для Дикона погруженный сейчас в зимнюю спячку Райфилд. Дикон был настроен на лирический лад, рассказывая ей о тех преобразованиях, которые хотел бы провести в Райфилде: увеличить поголовье скота; рыбу разводить в притоке реки Уэр, текущем по его земле.

— А что вам мешает? — спросила она, когда они на несколько минут остановились на берегу. Поверхность реки была покрыта тончайшим слоем льда, через который было видно, как течет река. — Почему вы живете в Лондоне, если хотите жить здесь?

— Я не могу жить здесь. Я служу в Военном министерстве, — угрюмо сказал он. — Я хотел написать рапорт с просьбой отправить меня в Пиренеи, но моя семья взбунтовалась. Наследник не имеет права испытывать судьбу. Ха! Поэтому вместо меня на Пиренеи отправился Бенджамин, а я добровольно, обратите внимание, добровольно, взялся выполнять свой долг в Военном министерстве. Я бы с радостью поменялся с Бенджамином. Думаю, что я погибну от скуки или затхлого воздуха задолго до окончания войны.

— Которая скоро закончится с Божьей помощью, будем надеяться, — сказала Кэролайн. Она понимала его. Она сама прожила большую часть жизни в сельскохозяйственном Бедфордшире, и ей не нравился шумный, грязный Лондон. Дарем не похож на Бедфордшир, но это его родина.

Хотя джентльмен, не связанный семейными узами, не должен скучать в Лондоне.

— Разве в Лондоне мало развлечений? — спросила она. — Мой муж всегда находил, чем заняться. Он ездил в свой клуб, на скачки, в театр, играть в карты… Мне кажется, джентльмен всегда может найти себе развлечение в Лондоне.

— Это верно, если есть деньги, — произнес он, швырнув в воду камень. — Поскольку меня здесь нет, имение не приносит того дохода, на который мне хотелось бы рассчитывать. Я не собираюсь просаживать в карты то немногое, что у меня есть.

— О! — воскликнула она, сообразив, каким грузом они с Досси могут быть для семьи, у которой денежные затруднения. Она думала, что Райфилд — вполне благополучное, если не богатое, поместье. — Я не подумала. Вы не должны позволять нам с Досси злоупотреблять вашим терпением и добротой. Вы видите, я вполне здорова. Я прикажу Досси собираться…

— И куда вы отправитесь? — Дикон вынул ее руку из кармана и крепко сжал. Его темные глаза не отрываясь смотрели на нее. Она попробовала выдернуть свои руки, но он не отпустил. Она опустила голову и увидела задранные кверху носки своих ботинок, одолженных у прислуги.

— Я… я пока не знаю, но я думаю об этом и уверяю вас, я что-нибудь придумаю. Я могу стать гувернанткой, или продавщицей, или экономкой… Да! Я могу быть экономкой. Я занималась своим домом пять лет. — Она решительно посмотрела на него.

— Занимались домом? А сколько обедов вы за это время устроили? Балов? Приемов? Музыкальных вечеров? Раутов?

— Ни одного, — тихо согласилась она. — Мы никуда не выезжали вместе и никого не принимали из-за опасения, что я могу переутомиться и это навредит ребенку.

Дикон сквозь зубы выругался. Он повернулся, положил ее руку в карман, и они отправились к дому.

— Никуда вы не поедете, — сердито сказал он и сжал ее руку.

Кэролайн готова была поклясться, что ни разу в жизни не съела столько за один присест. Они просидели за столом часа два, а из кухни приносили все новые и новые блюда, и казалось, что каждое следующее было вкуснее предыдущего. Когда наконец появились сушеные фрукты, цукаты и прочие рождественские сладости, Кэролайн сдалась. Дикон посмотрел на нее и подмигнул ей.

Роскошная трапеза закончилась, и ее участники отправились спать, а слуги приступили к своему рождественскому ужину. Досси отмечала Рождество со слугами, и Кэролайн была в спальне одна. Она сняла туфли, ботинки были возвращены владелице, и легла. Ей нужно подумать.

Они с Досси должны уехать. Это абсолютно ясно. Она — обуза для этой семьи, но больше всего она опасалась, что Дикон испытывает к ней нежные чувства, а этого нельзя допускать. Она замужняя женщина. А если бы она вдруг стала свободной, то больше никогда бы не вышла замуж. Всем мужчинам нужны наследники, а от этой мысли ее бросало в дрожь. Да и какой смысл? Она не может родить здорового ребенка.

Но куда же ей идти?

Она так и уснула, не найдя ответа на этот вопрос.

* * *

Один за другим просыпались обитатели Райфилда и с трудом спускались в столовую, где их уже ждали холодные закуски и чай. Несмотря на протесты и стоны, они потихоньку принимались отщипывать то кусочек индейки, то крошку хлеба с маслом, клевать орешки и наливать чай. После завтрака леди Райкот принесла корзинку с подарками и пожелала всем счастливого Рождества.

Кэролайн расстроилась: она никому ничего не подарила. Все отмахнулись от ее извинений и с радостным предвкушением наблюдали, как она разворачивает пакет, на котором было написано ее имя. Это была шляпа из розовой шерсти с короткими полями. Кэролайн была растрогана до слез.

— Как вы узнали? — спросила она. — Вы не могли знать, ведь я только вчера ходила гулять! О, если бы вы только знали, как я ненавижу эту мою старую черную шляпу, но это все, что у меня было.

— Как только мы узнали, что вы не вдова и не в трауре, мне сразу пришла в голову эта идея, — объяснила леди Рай-кот. — Розовый — самый подходящий цвет для того, кто болел. Вы становитесь здоровее, я имею в виду, что цвет лица здоровее кажется в розовом. Я давно уже велела сделать ее для вас, — леди Райкот ласково глядела на Кэролайн.

— О, благодарю вас! — Кэролайн надела шляпу. Она сидела прекрасно. Кэролайн завязала пышный бант под подбородком и принялась кружить по комнате.

— Я веду себя как маленькая девочка, — сказала она, останавливаясь. — Пожалуйста, простите меня. У меня, наверное, еще тот вид: в жутком черном платье и розовой шляпке. — Она села. — А свои подарки вы не собираетесь открыть?

Остальные открывали свои подарки, обмениваясь тихими восклицаниями. Это были небольшие сувениры, не очень дорогие, но сделанные со смыслом и любовью. Кэролайн завороженно наблюдала. В доме Уолтера не существовало такой привычки дарить на Рождество подарки, а она не отмечала так Рождество с тех пор, как уехала из родительского дома.

Остаток дня был посвящен подаркам для слуг. Назавтра был день рождественских подарков. Они заворачивали такие нужные вещи, как фартуки, шапки и чепцы (но ни одной розовой шляпки, как заметила Кэролайн), шали и шарфы. Фермеры получали еду.

Наконец все было готово. Все четверо спустились в холл, чтобы полюбоваться на рождественское полено, все еще весело пылающее в камине, и на гирлянды из живых веток, украшавшие холл. Постепенно все разошлись по своим спальням.

Кэролайн тоже направилась к лестнице, но ее остановил Дикон, крепко взяв за руку. Он проводил ее через весь холл, и они стали под люстрой у входной двери.

Он поднял голову и посмотрел на венок из омелы, который она пристроила на люстру, затем — на нее. Положив ей руки на плечи, он поцеловал ее и отпустил.

— Счастливого Рождества, мисс Кэролайн, — сказал он. — Запомните, вы никуда отсюда не уедете.

Она смущенно посмотрела на него и бросилась вверх по лестнице, чтобы укрыться в своей комнате.

Кэролайн понимала, что ей нужен приличный гардероб. Найдет она себе какое-нибудь занятие или нет, она не может носить темные бесформенные платья. Теперь, когда она себя уже чувствовала хорошо, она умоляла леди Райкот разрешить ей съездить в Дарем и посмотреть, что она может себе купить.

— У меня есть драгоценности, которые можно продать. Я думаю, мне хватит на несколько новых платьев, — объясняла она за завтраком, на третий день Рождества.

Дикон, поглощенный копченой рыбой, лежавшей на его тарелке, посмотрел на Кэролайн.

— Вы, очевидно, забыли, что хотите оставаться инкогнито, — проговорил он. — Самое лучшее место встретиться с теми, кто вас ищет, это Дарем. Вам пока везло эти две недели, не так ли? Но ведь вам по-прежнему угрожает опасность. — Он, нахмурившись, о чем-то задумался. — Если вы хотите продать свои драгоценности, я с удовольствием этим займусь. Могу сделать это прямо сегодня. У меня дела в Дареме. Вы понимаете, что не получите за них настоящую цену. Что касается платьев, прошу простить. Мама, что ты предлагаешь?

Леди Райкот переводила взгляд с Кэролайн на Рут, которая только что появилась, и обратно. — Ни Рут, ни я не подходим, — сказала она. — Вы все еще слишком худенькая, дитя мое. Таких, как вы двое, нужно в наши платья. Мне кажется, нужно снять с вас мерки и отдать их нашей портнихе. Мы скажем, что вы очень слабы и не можете сами приехать. О! Но вы же не сможете выбирать ткани! А ведь это самое важное.

Кэролайн видела перед собой шелковые и атласные, муслиновые и хлопчатобумажные ткани, теплую и мягкую шерсть, бархат — рулоны и рулоны красивых тканей. Все это давно забытое: последний раз она была у портнихи пять лет назад, когда вместе с матерью выбирала ткань на подвенечное платье. С тех пор портнихи приезжали к ней домой с мрачными коричневыми, серыми и черными тканями (черные ткани привозили всегда), главное требование к ее туалетам было удобство, а не мода. Уолтер ясно дал понять, что не потерпит никаких украшений, да и к чему они ей были. Ведь она никуда не выезжала. Да на такую фигуру. К тому же она постоянно носила траур по своим детям. Подвенечный наряд до сих пор висел в шкафу в их лондонском доме.

Увидев ее потерянное выражение, леди Райкот решила ее утешить.

— Вы скажете нам, какие цвета и ткани любите, и мы постараемся выполнить все ваши желания. Правда, Рут? Какое это удовольствие — заказывать сразу несколько платьев!

Кэролайн не могла сразу принять решение. Какой вред оттого, что она съездит в город в закрытой карете? Ей нужно будет лишь выйти и войти. К тому же она никуда кроме швейной мастерской заезжать не собиралась. Кто станет ее искать у портнихи?

Она подумает.

— Вы очень добры, — сказала она леди Райкот. — Я принесу свои драгоценности, ваша светлость, сразу после завтрака.

Дикон был изумлен, увидев драгоценности Кэролайн. Из кожаной сумочки высыпались бусы, ожерелья, кольца, диадемы и множество булавок, украшенных бриллиантами, рубинами, изумрудами и жемчугом. Такие сокровища никак не вязались с рассказами о недобром муже, державшем свою жену, как пленницу, взаперти. На мгновение ему стало не по себе: что за игру она ведет? Сначала она рассказала им одно, затем совершенно другое. Неужели и вторая история тоже выдумка? Он повертел в руках брошь с бриллиантами и нахмурился.

Кэролайн поняла.

— Вы удивляетесь, откуда все это, не так ли? Уверяю вас, это действительно все мое, подарок моей матери. Вы помните, я единственная дочь в семье. Мои родители были счастливы, что я выхожу замуж за пэра. — Она замолчала. Ей не нужно было об этом говорить. — И они хотели, чтобы я производила в обществе достойное впечатление. Это, можно сказать, часть моего приданого.

Леди Райкот тут же услышала слово «пэр».

— Так вы, значит, леди Мейкпис, а не просто миссис Мейкпис?

— Я не то и не другое, как я уже говорила, — улыбнулась Кэролайн. — Не могли бы вы и дальше называть меня миссис Мейкпис? Я уже привыкла к этому имени.

— Но у вашего мужа есть титул? — не унималась леди Райкот.

— Да. И это все, что я могу сказать.

— Я всегда знала, что вы — леди, — пробормотала леди Райкот.

— Правда? — спросил Дикон. — Что-то мне раньше так не казалось. — Он улыбнулся матери, которая вдруг стала пунцовой.

Дикон вернулся из Дарема в приподнятом настроении. Ему удалось продать драгоценности Кэролайн за тысячу шестьсот фунтов. Конечно, они стоили гораздо дороже, объяснил он, но все равно это больше, чем он рассчитывал. Ему было не по себе оттого, что пришлось продавать единственные ценные вещи, которые у Кэролайн были, — фамильные драгоценности, которые многое для нее значили. Если бы у него были эти тысяча шестьсот фунтов, он бы сам «купил» их у нее, а затем бы вернул, но таких денег у него не было.

Он был удивлен, увидев, что она не очень переживает из-за потери этих драгоценностей, а если даже и переживает, то очень умело скрывает свои чувства.

— Тысяча шестьсот фунтов! — повторила Кэролайн. Ее глаза засветились, когда он протянул ей деньги.

— Подумать только, сколько платьев! Амазонка! Новая накидка! Ботинки! Яркие цвета! Клянусь, никогда больше не буду носить черное, кто бы ни умер.

— Это ужасно, что вы вынуждены продавать семейные драгоценности, чтобы сшить себе несколько платьев, — сказал Дикон.

— Ах! Зачем они мне? Вы можете себе представить гувернантку в диадеме с бриллиантами? Или изумрудное колье на экономке? Да еще на экономке в таком выгоревшем черном платье, как у меня? Нет, мне ничего не жалко. — Она улыбалась.

Кэролайн смотрела на эту кучу денег. Никогда она не видела сразу такой суммы. Она пыталась осознать тот факт, что это все ее деньги. Дикон положил свою руку на ее.

— Вы никуда отсюда не уедете, — повторил он. Она подняла на него глаза.

— Разве вы не понимаете? — спросила она. — Я здесь такая же узница, как и в доме своего мужа. Пожалуйста, поймите меня правильно. Мне здесь нравится. Райфилд — очень красивое место, даже зимой, а вы и ваша семья так ко мне добры. И все же я — узница по-прежнему. Я должна уехать.

Она собрала деньги и вышла из комнаты. Дикон не произнес ни слова. Узница в Райфилде? Для него это рай земной. И ему казалось, что он бы напоминал рай небесный, если бы в нем жила мисс Кэролайн.

В конце концов Кэролайн, несмотря на соблазн, никуда не поехала. Она так серьезно и не задумалась о своем будущем. Она так и не придумала для себя достоверную легенду, чтобы не привлекать внимания возможных преследователей. Кэролайн упрекала себя за это. Она наслаждалась обществом своих хозяев, тем, что стала частью Райфилда, и поэтому опасность быть обнаруженной Уолтером или кем-то из его подчиненных казалась ей нереальной. Ей казалось, что, позволив леди Стилтон и леди Райкот заказать для нее платья, она просто соблюдает меры безопасности.

Сегодня они отправились в Дарем в великолепном экипаже, прихватив с собой Досси, которая знала, что нравится Кэролайн, и могла помочь советом. Досси была с Кэролайн, когда та выбирала для себя одежду перед свадьбой, и несмотря на то, что за пять лет мода изменилась, Кэролайн знала, что Досси сможет помочь. К тому же она надеялась отдохнуть от Досси хотя бы на несколько часов, та утомляла ее своей постоянной заботой. Досси, опасаясь, что Кэролайн по-прежнему слаба и нездорова, постоянно умоляла ее отдохнуть. «Совсем как в Лондоне», — удрученно думала Кэролайн.

Кэролайн вернулась в свою мрачную комнату и принялась рассматривать в зеркале свои волосы. Ей показалось, что они стали гуще. С каждой беременностью волосы становились все тоньше и реже, и она часто задумывалась над тем, что придется носить парик. Но если волосы перестанут так выпадать, она не станет их обрезать и менять свою внешность. Может быть, все-таки придется носить парик, но только прятать под него свои собственные волосы — для маскировки…

Она очень надеялась на новую одежду. О да, конечно! Никто не видел ее в красивом, по фигуре, хорошо сшитом платье яркого цвета. Кэролайн решила, что обсудит новый гардероб в этом смысле с Ричардсонами. Она им доверяла, и они всегда были рады помочь.

— Это швейная мастерская миссис Каттер, — сказала леди Райкот Досси, указывая на маленькую мастерскую, у которой они остановились. В полукруглых витринах, сияющих чистотой, были выставлены рулоны всех расцветок. — У миссис Каттер не так дорого, как у этой французской выскочки на соседней улице, но платья у нее получаются ничуть не хуже. Разве не хорошее имя для портнихи? Миссис Каттер[1]? — улыбнулась леди Райкот.

— Да, мэм, — согласилась Досси.

Они вошли, и их попросили подождать: у миссис Каттер была клиентка. Досси неловко переминалась с ноги на ногу и не решалась рассматривать рулоны тканей, как Рут и леди Райкот. Досси уставилась в пол, когда из примерочной вышли миссис Каттер с клиенткой.

Клиентка, увидев Досси, издала пронзительный вопль и бросилась к горничной.

— Досси Картер! Что ты делаешь в Дареме? Я думала, ты служишь у какой-то знатной дамы в Лондоне! Как ты, моя дорогая? Надеюсь, Господь хранит тебя.

— Миссис Финкастер! О, мэм, как я рада вас видеть. А как мистер Финкастер, мэм? Я так часто вас вспоминаю. Почти пять лет прошло. А я так себе, мэм, ничего. Только кости болят.

— Ты здесь вместе со своей хозяйкой? — спросила миссис Финкастер. Голос у нее был громкий, он, казалось, заполнил все небольшое помещение. Друзья говорили, что у миссис Финкастер просто громкий голос, остальные называли ее «иерихонской трубой». Высокая и властная, она словно приняла на себя полное командование мастерской миссис Каттер. Прежде чем Досси смогла придумать ответ, миссис Финкастер махнула миссис Каттер рукой и прокричала:

— Я приду на последнюю примерку в следующую среду. Мне кажется, вы успеете.

Миссис Каттер испуганно пробормотала, что к следующей среде она непременно успеет.

Тем временем Досси бочком протиснулась к леди Райкот и спросила шепотом:

— Что говорить, мэм?

— О Боже, — расстроенно сказала леди Райкот, — скажи ей, что ты ушла от своей прежней хозяйки и, прежде чем искать другую работу, приехала сюда навестить свою подругу, которая у меня работает. Нет, так ничего не получится, она знает, что у тебя не было подруг среди моей прислуги. Возможно, ты думала, что твоя подруга у меня работала. Быстро придумай, кто бы это мог быть! И, конечно, мы приютили тебя на время после такого длинного путешествия, которое тебе пришлось проделать. — Леди Райкот нахмурилась. Она была уверена, что Досси не умеет быстро соображать. — Хочешь, я за тебя все объясню?

— О, пожалуйста, мэм!

Леди Райкот, за которой как привязанная семенила Досси, подошла к миссис Финкастер, приветливо улыбаясь.

— Нелл Финкастер! Как давно мы не виделись? Вы выглядите просто прекрасно. А как мистер Финкастер?

— Леди Райкот! — миссис Финкастер сделала реверанс — нелепое зрелище в исполнении такой высокой и неуклюжей дамы. — Ах, я чувствую себя прекрасно, а вот мистер Финкастер — нет. Мы каждую ночь молимся за него и надеемся, что милостивый Создатель пощадит его. Но, конечно, все в руках Всевышнего. Досси с вами?

— Да, — радостно воскликнула леди Райкот. — Рут, — позвала она свою дочь, — ты ведь помнишь миссис Финкастер, не так ли? Рут приехала ко мне на праздники вместе с моим старшим — Диконом, — объяснила леди Райкот, — Бенджамин, как вы наверное знаете, в Пиренеях.

— Мне так приятно вас видеть, миссис Финкастер, — произнесла Рут, вложив в приветствие все свое обаяние. — Так жаль, что ваш муж плохо себя чувствует. Давно он болеет?

— Больше месяца, — сообщила миссис Финкастер. — Ничего не может есть, все лезет обратно. Тает на глазах, представьте себе. У меня теперь работает девушка. Ее зовут Петси. Она готовит специально для мистера Финкастера бульон, но и с бульоном та же история. Еще одна девушка, кажется, Сара, ухаживает за ним, прибирает, меняет простыни, все моет, но ничего не помогает. Он чувствует себя хорошо, только когда Салли или Элла вытирают ему лоб влажной салфеткой и когда Элла или Салли читают ему из Библии. Они уже дошли до «Бытия», насколько мне известно.

— Вы его надолго не оставляете? — спросила леди Райкот.

— Я провожу с ним все свое свободное время, — ответила миссис Финкастер. — Мне приходится присматривать за всеми этими девушками. Но так угодно Господу. Поверьте мне, эти девушки рассказывают такие невероятные истории. Через что они только не прошли, прежде чем оказались у меня! У вас бы волосы встали дыбом, уверяю вас.

— И сколько же их у вас сейчас? Как я понимаю, вы опекаете только девушек.

— В настоящий момент у меня их семеро. Совсем недавно я нашла работу для двоих в других местах. Вам не нужна расторопная служанка на кухню, ваша светлость?

— Нет, не думаю, — ответила леди Райкот. — Но я буду иметь в виду. А как они к вам попадают?

Миссис Финкастер пустилась в подробное описание биографий всех семерых и еще тех двоих, которым она нашла работу, объясняя дамам, что девушек направил к ней Господь. Она внезапно замолчала.

— А что Досси Картер здесь делает? — вдруг спросила она.

— Может быть, Господь направил ее к нам, — пробормотала Рут. Леди Райкот сердито посмотрела на нее.

— Она временно работает у нас, пока ее хозяйка за границей, — объяснила леди Райкот, не моргнув глазом, — в Италии, да, Досси? Ее хозяйка — близкая подруга Рут.

Рут поспешила матери на помощь.

— Мы дружим, с тех пор как я переехала в Лондон. Досси с таким теплом вспоминает время, которое она провела в Дареме с вами, и ей так хотелось снова здесь побывать и, конечно, увидеть вас, дорогая миссис Финкастер. Когда я об этом узнала, я пригласила ее поехать со мной. Для нее это как возвращение домой, правда, Досси?

Досси слушала с открытым ртом. Казалось, она готова была удрать в любой момент. Когда Рут обратилась к ней, она смогла лишь тихо ответить:

— Да, мэм.

Миссис Каттер, которая все это время стояла в сторонке, спросила, наконец, леди Райкот, чем она может быть ей полезна.

— Нам нужно заказать несколько платьев, — начала леди Райкот, — для нашей подруги, которая не может сделать это сама из-за болезни. У нас с собой ее мерки. Мы с леди Стилтон хотели бы выбрать ткани.

— Вы хотите, чтобы я сказала, что ей нравится? — спросила Досси, очнувшаяся от столбняка и готовая помочь.

Леди Райкот и леди Стилтон уничтожающе смотрели на Досси, которая не поняла, что натворила. А миссис Финкастер, стоявшая уже у самой двери, слышала каждое слово.

— Кто-то болеет в Райфилде? — всплеснула руками она. — Вы позволите мне помолиться за вашу больную? Скажите мне, как ее зовут, и я сегодня же начну за нее молиться. А лучше, если с вашего разрешения я сама навещу ее.

— Вы так добры, — улыбнулась леди Райкот, — но это ни к чему, мне кажется. Она уже поправляется. Я знаю, как вы заняты, с больным мужем на руках, и вам еще необходимо заботиться о семерых несчастных девушках. Мне даже неловко подумать о том, чтобы доставить вам такие хлопоты.

— Если ей не станет легче, позовите меня, — сказала миссис Финкастер, признав свое поражение. — Досси, не могла бы ты проводить меня до экипажа? Дамам ты не нужна, а я должна знать, как у тебя дела. — Она взяла ошеломленную Досси за руку и потащила ее к двери.

Леди Райкот с дочерью переглянулись. Они могли надеяться лишь на то, что у Досси хватит ума держать язык за зубами и не рассказывать о мисс Кэролайн и о том, почему они в Дареме. Но надежда эта была слабая.

— А нам нужно все-таки посмотреть ткани, — проговорила Рут, взглянув на мисс Каттер. — Посмотри на этот голубой поплин. Что скажешь?

Джеймс Фенланд все-таки надеялся на удачу. Он наконец нашел кучера, который вспомнил беременную женщину, путешествовавшую со служанкой. Они вышли в Дареме примерно две недели назад. Фенланд так обрадовался, что дал извозчику три шиллинга. Единственное, чего не мог вспомнить извозчик, так это куда направились женщина и ее прислуга.

— С ними были еще двое, похоже, господа, — сказал извозчик. — Их ждал экипаж. Нет, не знаю чей. Экипажи все похожи. Я их высадил и поехал дальше на север. Понимаете, мне нужно придерживаться расписания.

Извозчик даже не смог вспомнить, были ли «господа» дамами или дамой и джентльменом. Он попробовал шиллинги на зуб и, убедившись, что они настоящие, ушел.

Фенланд решил, что леди Кэрроуэй все еще находится где-то поблизости. Где же искать? Он еще раз попробовал представить себе, как леди Кэрроуэй выглядела, когда он ее видел в последний раз. Он ударил себя по колену. Ну конечно! Ей понадобится новая одежда. Нет, это тоже неверно. Она была уже на седьмом месяце. И ей придется подождать с новыми платьями. Но он готов поклясться, что какие-нибудь ленты или кружева она могла покупать. Все женщины это любят. Но опять же, если она уже на седьмом месяце, она не станет сама ходить по магазинам Дарема, или станет? Если принять во внимание, сколько времени Кэрроуэй держал ее буквально на привязи, она может с удовольствием ходить куда угодно, несмотря на свое состояние.

Он решил походить по городу в поисках беременной женщины. Больше ничего в голову не приходило.

Вскоре он устал. Он постоянно толкался среди женщин, сопровождаемых служанками с корзинами, в которых чего только не было. Они часто останавливались, чтобы поглазеть на выставленные в витринах товары: ленты, туфли, шляпы, книги. Ему приходилось обходить их на узких тротуарах, чтобы разглядеть получше. Господи, чего бы он не отдал за кружку эля! Но было лишь чуть больше полудня, и он уныло шел дальше.

Его внимание привлекла высокая неуклюжая женщина, которая очень громко разговаривала с пожилой женщиной, по всей видимости прислугой. Женщины стояли у довольно ветхого экипажа, и высокая женщина передала кучеру бумажный пакет.

— Моя дорогая, — воскликнула высокая женщина, и голос ее зазвенел на всю улицу, — что, ради всего святого, ты делаешь в Дареме? Если у тебя неприятности, ты ведь знаешь, что тебе только стоит ко мне обратиться… Почему ты сразу ко мне не пришла, как только приехала? Ты ведь приехала еще до Рождества. Я уверена, что его светлость и ее светлость приехали до Рождества.

— Да, мэм, — кивнула Досси. — Я собиралась к вам приехать пораньше, но мне пришлось ждать. Мне не хотелось просить, чтобы мне специально дали экипаж, я не могла просить, как я смею? А как еще мне до вас добраться?

У Фенланда глаза поползли на лоб. Боже, разве эта старая кляча не служанка, с которой сбежала леди Кэрроуэй?

— Эй, — крикнул Фенланд. Как же зовут старую клячу? Кажется, Досси. — Досси!

Досси узнала его. От ужаса она не могла придумать ничего лучшего, как обратиться с мольбой к миссис Финкастер:

— Увезите меня с собой! Быстрее, мэм! Я должна уехать! — Не дожидаясь приглашения, она прыгнула в экипаж миссис Финкастер.

Миссис Финкастер последовала за ней и велела кучеру ехать.

— Итак, — строго проговорила она, — скажи, что все это значит?

— Это плохой человек, — пробормотала Досси. Дрожа от страха, она выглянула в окно, чтобы узнать, преследует ли их Фенланд. Тот, казалось, затерялся в толпе.

— Плохой человек? В каком смысле? Досси, ты ведь знаешь, всегда есть надежда. Мы поедем ко мне домой и помолимся за душу этого человека. С нами будут молиться и все семь девушек, которые сейчас у меня живут, и мистер Финкастер, если сможет. Но ты не ответила на мой вопрос. Что ты делаешь в Дареме?

— Ее светлость ведь вам объяснила, — Досси не намеревалась больше ни о чем рассказывать. — Они были так добры, что разрешили мне поехать вместе с ними в Дарем, пока моя хозяйка отсутствует. Больше я ничего не могу сказать, — Досси заломила руки.

Досси не возвращалась, и леди Райкот с Рут забеспокоились. Рут предложила выйти и посмотреть, разговаривает ли Досси все еще с миссис Финкастер, хотя они не имели ни малейшего понятия, где находится ее экипаж. Они проговорили с портнихой почти час, и Рут отправилась на поиски. Экипажа Финкастеров нигде не было видно. В их собственном экипаже не было никого, кроме кучера, терпеливо их дожидавшегося на козлах. Он не видел Досси.

— Мы заедем к Нелл Смиренной и все разузнаем, — решила леди Райкот. — У меня такое подозрение, что Нелл пытается что-нибудь из Досси выудить. Помогай нам Бог, если она все узнает. Весь Дарем будет знать.

Они заказали для Кэролайн три платья: одно из мягкого голубого поплина, одно из розовой шерсти, очень похожей на новую шляпу Кэролайн, и последнее — муслиновое платье с яркими желто-белыми цветами и зелеными листьями, ворот и подол которого должен быть украшен зеленой оборкой. Все платья по фасону были очень простыми, но элегантными. Когда леди Райкот узнала, что на все пойдет гораздо меньше тысячи шестисот фунтов, она заказала еще и голубую накидку и ярко-зеленую амазонку. Было решено, что новыми ботинками займутся завтра. Обеим дамам не терпелось найти поскорей Досси.

Они без труда нашли дом миссис Финкастер: в Дареме ее все очень хорошо знали. Они с мужем жили в большом, старом, обветшалом доме, каменные стены которого посерели от времени и копоти. Никто не знал, на что они живут. Финкастер был клерком, работа его не очень хорошо оплачивалась. Кое-кто говорил, что миссис Финкастер получила наследство.

Леди Райкот в сопровождении Рут поднялась на крыльцо и постучала. Дверь открыла неряшливо одетая девушка лет шестнадцати.

— Да? — сказала она.

— Можем мы поговорить с миссис Финкастер? — спросила леди Райкот.

— Она на молитве, — ответила девушка. — Старому мистеру Финкастеру стало хуже. Вы хотите подождать?

— Мы подождем, — кивнула леди Райкот. — Вы не знаете, она не привозила с собой старую женщину, служанку? Ее зовут Досси Картер.

— Так это она? Да, она здесь. Вы хотите ее увидеть?

— Да, хочу, — проговорила леди Райкот с таким важным видом, на который только была способна. — Скажите ей, что леди Райкот здесь.

— И не знаю, могу ли я во время молитвы… — неуверенно пробормотала девушка. — Миссис Финкастер это не понравится. Подождите здесь, мэм.

Девушка ушла, предоставив дам самих себе. В холле не было ни одного стула. Стены были оклеены обоями, на которых когда-то были изображены красные розы, теперь ставшие желтовато-коричневыми. Вешалка и столик были очень старыми. Сильно пахло капустой.

Наконец, они услышали шаги и увидели Досси, неуклюже спускавшуюся по лестнице. Досси очень спешила, насколько ей позволяли ее старые и больные ноги.

— О, мэм! — закричала она. — Благодарение Господу за то, что вы здесь! Мисс Кэролайн и я, мы должны немедленно уехать! Он здесь! Он нас нашел!

— Кто? — леди Райкот пыталась успокоить перепуганную до смерти служанку. — Ты хочешь сказать, муж мисс Кэролайн?

— О нет, нет, не он. Это его ужасный человек. О, что я наделала?

Глава шестая

Пока карета леди Райкот неслась в Райфилд, Досси, не переставая всхлипывать, рассказывала о том, как она встретила «этого ужасного» человека. Леди Райкот понадобилось время, чтобы понять, что же произошло, потому что служанка была очень расстроена и постоянно себя упрекала. Леди Райкот потеряла терпение.

— Кто этот «ужасный человек»? — перебила она стенания Досси. — Возьми себя в руки, Досси!

Та шмыгнула носом и вытерла рукавом слезы.

— О, ваша светлость, — закричала она, — это тот, с кем водится их светлость. Тот самый, который должен был подстроить несчастный случай с ее светлостью, помните? Его светлость, должно быть, послали его искать ее светлость. И зачем я только поехала с вами к швее? Я должна была знать. Я должна была знать! — Досси опять разрыдалась.

Леди Райкот, которая, наконец, разобралась со всеми «светлостями», вопросительно посмотрела на Рут.

— Как ты думаешь, этот «ужасный человек», кто бы он ни был, сможет сложить два и два и связать нас с мисс Кэролайн? Не могу себе представить, как он может связать нас с Кэролайн, он не видел ни тебя, ни меня, — сказала она, вздыхая.

— Нет, но он может узнать о нас от миссис Финкастер, — сказала обеспокоенная Рут. — Он узнает, кому принадлежит эта старая карета. Все в городе знают карету миссис Финкастер. Нам нужно было дождаться ее и попытаться убедить ничего никому не рассказывать. О Господи, почему мы этого не сделали?

— Потому что это было не самое подходящее время, — сухо ответила мать. — Умирает мистер Финкастер, и я сомневаюсь, что у нее было бы настроение нас выслушивать, не могу ее в этом винить. И не забывай, там целый табун девчонок. Кто знает, сколько их видело, как приехала Досси? А даже если не все видели, то все уже знают. Не сомневайся, «этот ужасный» человек все равно узнает от одной или от другой.

— Мистер Фенланд, — всхлипнула Досси. — Так его зовут, мистер Фенланд.

— Что ты знаешь о мистере Фенланде? — спросила леди Райкот.

— Не очень много, — ответила Досси. — Он дружок его светлости, он все время околачивается рядом и пьет бренди хозяина. Похоже, он работает на его светлость, но как это может быть, ведь у его светлости никого нет, кто бы на него работал, кроме слуг, конечно. Мистер Фенланд не ведет себя как слуга.

— Кэролайн должна знать больше, — проговорила Рут. Карета повернула на подъездную дорогу к Райфилду. — О Боже, мы должны ей сразу же все рассказать.

Когда встревоженные дамы вернулись домой, Кэролайн и Дикон пили чай в маленькой столовой. Кэролайн вздохнула с облегчением, услышав их возбужденные голоса. Они раздевались в холле, и лакей забирал у них пальто. Нервы ее от общения с Диконом были на пределе. Стараясь не касаться опасной темы, они обсуждали, что следует предпринять Кэролайн. Дикон не видел никакой необходимости что-то еще предпринимать: разве она не была в безопасности? разве ей не хорошо в этом доме? Она вдруг увидела в нем еще одного мужчину, который ждет, что она будет делать то, чего хочется ему, не важно, что она чувствует по этому поводу. Ей не нравилось то, что она видела в его глазах. Чем больше старался он уговорить ее, тем непреклоннее она становилась. Она решила отдать себя на милость своего брата Пола, хотя бы на какое-то время. Уолтер, можно не сомневаться, будет искать ее у родителей, но он никогда не считал необходимым поддерживать хоть какие-то отношения с ее братьями или хотя бы знать, где они живут и чем занимаются. Она думала, что двое или трое ее младших братьев все еще живут с родителями. Но остальные должны быть уже женаты и жить отдельно. Если ей удастся убедить Пола держать в секрете то, что она у него живет, она какое-то время будет в безопасности.

— Я останусь здесь, только пока вы с леди Стилтон не вернетесь в Лондон, — сказала она Дикону. — Вы могли бы оставить меня у брата в Бедфордшире. И если вы согласитесь отрицать факт знакомства со мной, то мне больше ничего и не надо.

Дикон, она была уверена, прореагировал на это слишком бурно.

— У брата, — взорвался он, — да этот Неджон будет вас там искать в первую очередь! Я не позволю!

— Ваша светлость, — мягко проговорила она, — не вам решать. — Кэролайн поставила свою чашку на стол и посмотрела ему в глаза. — Умоляю, позвольте мне поступать так, как я считаю нужным, и расстанемся друзьями. Я никогда не смогу отблагодарить вас и вашу семью за все…

На этом их разговор прервался появлением в комнате всех троих чрезвычайно взволнованных женщин.

— О, мисс Кэролайн! — зарыдала Досси, подбегая к хозяйке и неуклюже заламывая руки. — Он здесь! Этот ужасный мистер Фенланд здесь! Что нам делать? — Она смотрела на Кэролайн опухшими от слез глазами.

Кэролайн вскочила и испуганно уставилась на дверь столовой.

— Здесь? — переспросила она, готовая броситься наутек. — В доме? Как он попал сюда?

— Нет, нет, — успокоила ее леди Райкот. — Но он в Дареме, как уверяет Досси. — Она объяснила Кэролайн, как Досси встретилась с мистером Фенландом. — Приходится лишь надеяться, что он не догадается разыскать миссис Финкастер и узнать от нее или от кого-нибудь из ее девушек о том, что вы как-то с нами связаны, но я боюсь, что надежда эта очень слабая. — Леди Райкот опустилась в кресло у камина. — Позвони, пусть принесут еще чаю, Дикон. Клянусь, я промерзла до костей. Нелл Смиренная умирает от любопытства. Какая неудача. И надо же было ей оказаться в мастерской миссис Каттер как раз в тот момент, когда мы приехали.

— Я не должна была ездить с вами, — причитала Досси. — О, мисс Кэролайн, я не должна была. Это я во всем виновата! — Она хотела было сесть, но остановилась. — Прошу прощения, — устало сказала она, — мне лучше подняться наверх.

— Нет, останься, — велела Кэролайн, — нам понадобится твоя помощь. Ты уверена, что это был мистер Фенланд?

— О да, мисс! Я не могла ошибиться! Он назвал меня по имени. «Досси!» — крикнул он. — Досси отошла подальше, опасаясь помешать господам.

— Мы должны уехать немедленно, — заявил Дикон, глядя на четверых испуганных женщин. — Рут, сколько тебе нужно, чтобы собраться?

— Но вы должны остаться до Крещения! — закричала леди Райкот.

— Мама, подумай. У нас нет еще одного экипажа. Мы должны ехать почтовой каретой, и мы должны уехать до того, как этот Фенланд обнаружит, что мы имеем какое-то отношение к мисс Кэролайн. В противном случае ему придется лишь справиться на постоялом дворе, чтобы найти нас. Может быть, он этим сейчас и занимается! Он понял, что мисс Кэролайн узнает от Досси, что он ее разыскивает, он понял также, что мисс Кэролайн захочет тут же уехать. Черт! Когда идет следующая почтовая карета? — он посмотрел на дам.

Никто не знал.

Дикон нервно провел рукой по своим волосам. Он тяжело вздохнул и посмотрел на Рут.

— Мне кажется, что единственный выход — это нанять отдельную карету, — сказал он. — Сколько бы это ни стойло…

— Нет, — воскликнула Кэролайн, и в этот момент появилась прислуга с чаем. — Вы не сделаете ничего подобного. Это моя забота. Мы с Досси поедем одни. Вы должны остаться со своей матерью до Крещения. Досси, можешь идти собираться. О, мои новые платья! Вы заказали? Какая жалость! Придется уехать без них, — она с ненавистью оглядела себя. Затем она гордо подняла голову и обратилась к леди Райкот.

— Скажите мне, пожалуйста, сколько вы заплатили. Я оставлю деньги. Возможно, вы сможете переслать их мне, когда я устроюсь. У нас должны остаться деньги на дорогу.

— Когда платья будут готовы? — спросил Дикон.

— Что-то — через неделю, что-то — через две, о, не помню точно, — ответила леди Райкот. Она дрожащими руками налила себе чаю. — Дорогая, — проговорила она, ласково глядя на Кэролайн, — даже если вычесть стоимость платьев, у вас должно остаться около шестисот фунтов. Вы спокойно сможете доехать до… куда? Куда вы хотите ехать?

— К брату Полу, — ответила Кэролайн. — В Бедфордшир. Я надеюсь, он приютит меня. Мне нужно было сразу же ехать туда, а не в Дарем. Я для вас такая обуза.

— Почему же вы не поехали? — резко спросила леди Райкот.

Кэролайн не спешила с ответом. Она не хотела делиться своими сомнениями: она не знала, какой прием может получить в доме брата. Она всегда была ближе с Джорджем, старшим братом, но Джордж был наследником. Она опасалась, что их взгляды на наследников могут не совпадать. Пол, второй брат, мог отнестись к ее положению по-другому. По крайней мере, она на это надеялась.

— У Пола для меня найдется место, — уверенно сказала она, хотя на самом деле уверена в этом не была. — У него небольшая семья. Почему я не поехала к нему? Даже не знаю. К сожалению, у меня с семьей не очень близкие отношения. И… мне казалось, что лучше всего уехать как можно дальше от Лондона. — Кэролайн проглотила слезы. Она должна сама о себе позаботиться, что бы ей ни предложили эти добрые люди.

Дикон рассердился не на шутку. Оставить Кэролайн на милость равнодушного к ее судьбе брата? Который вряд ли захочет ее прятать, а скорей всего заставит вернуться к мужу. Неужели она должна навсегда пропасть в Бедфордшире, и он, а также его мать и сестра, конечно, никогда не узнают, что же с ней произошло? Это было немыслимо. Почему ему не все равно? Он не хотел об этом задумываться. Он был зол и растерян.

— К черту Пола! — заявил Дикон. — Мы наймем карету, — что бы ты там ни говорили, Рут, и уедем в Лондон. Вы прекрасно знаете, что этот Неджон объедет всех ваших братьев одного за другим, чтобы найти вас. С нами вы будете в безопасности, в доме, в котором мы живем с Рут.

— Н-но мистер Фенланд узнает у миссис Финкастер… Он найдет вас в Лондоне, как только узнает, что я имею к вам какое-то отношение… И у вас мне будет угрожать такая же опасность, как и в доме Пола.

— Обратите внимание, прошу вас, — произнес Дикон, — что Лондон — последнее место, в котором Фенланд и Неджон станут вас искать. Они и не подозревают, что вы можете отправиться в Лондон и спрятаться у них под носом! К тому времени, пока они объездят ваших родителей и всех ваших братьев, мы с Рут сможем подыскать вам безопасное место. Может быть, и новое имя, и новую легенду…

— Я уверена, что Джон уже побывал и у моих родителей, и у моих братьев, — спокойно сказала Кэролайн. — Он не станет сидеть и ждать, пока мистер Фенланд выполнит всю грязную работу за него. Он уже знает, что у Пола меня нет. Если я сейчас отправлюсь к Полу, я там буду в безопасности.

Дикон был твердо настроен на то, чтобы избежать Пола и всех других братьев любой ценой. Он все возьмет в свои руки, и они не поедут через Бедфордшир.

— Мы не должны рисковать, — заявил он и позвонил в колокольчик. — Рут, ты собираешься? Я отправлю лакея узнать о карете и иду собираться». — Он поставил свою чашку на стол так решительно, что блюдце с чашкой зазвенели.

Кэролайн изо всех сил старалась сдерживать свой гнев. Какое право имеет Дикон говорить ей куда ехать? Этот человек упрям как баран, безмозглый баран. К сожалению, выбирать ей не из чего.

— О, очень хорошо, — улыбнулась Кэролайн, — мне это нравится. Мы можем ехать через Бедфордшир, это по пути. Я уверена, что смогу найти его дом, погодите, дайте подумать…

— Вы что же, не знаете его точного адреса? — возмущенно спросил Дикон.

В этот момент появился лакей, и Дикону пришлось успокоиться. Он отправил лакея на постоялый двор с поручением нанять карету как можно быстрее.

— Итак, — произнес он, как только лакей вышел, — расскажите, где живет ваш брат, — он хмуро посмотрел на Кэролайн.

— Мне кажется, рядом с Сэнди, — ответила она. — Или это Чарльз? Вы знаете, я никогда раньше там не была, вообще ни у кого из братьев не была. Они все выросли, женились и устроились уже после того, как я вышла замуж, кроме самых младших, конечно. Они все еще живут дома или в школе.

— Мы не станем рисковать, — решительно сказал Дикон, — мы поедем в Лондон сразу.

— Но…

— Пожалуйста, соберите свои вещи. Мама, может быть, ты попросишь повариху приготовить нам еду в дорогу. Мы не можем ждать до ужина. Мне нужно собраться. — Дикон выпроводил женщин из столовой и направился в свою комнату.

О чем Кэролайн думает? Что за детский лепет? Зачем ей ехать в Бедфордшир, если он, вместе с Рут, конечно, предлагает ей гораздо более безопасное убежище? Он, вместе с Рут, конечно, позаботятся о ее безопасности. Невозможно объяснить, почему женщины так капризны, сокрушался Дикон, заталкивая рубашку в чемодан.

Кэролайн, Рут и Дикон сидели в гостиной в ожидании лакея, который должен был нанять карету. Настроение у всех было мрачное. Их чемоданы и дорожные сумки стояли в холле. Леди Райкот хлопотала вокруг, спрашивая, достаточно ли они взяли еды в дорогу, будут ли они ночевать где-нибудь на постоялом дворе, или собираются ехать всю ночь, не будет ли лучше отложить поездку до утра, не хотят ли они выпить чаю перед дорогой.

— Мама, довольно! — воскликнула, наконец, Рут. — Пожалуйста, сядь в конце концов и успокойся. Мы трое взрослых людей и в состоянии позаботиться о себе. — Она собиралась встать со своего кресла, когда послышался звук колес. — Ах, наверное, Моффат вернулся.

Но человек, голос которого они услышали через несколько минут в холле, был не Моффат.

— Граф ждет меня, — сказал сэр Гарри Уэдсуорт, — я не опоздал?

Дамы посмотрели на Дикона с укором. Дикон стукнул кулаком по ручке кресла.

— Черт! Как я мог забыть! — воскликнул он.

Сэр Гарри, как старый знакомый, не стал дожидаться, пока его проводят в гостиную. Он вошел в комнату, улыбаясь, и сразу увидел, с каким напряжением все на него смотрят. Сэр Гарри в замешательстве уставился на них.

— У меня пиджак порвался? — спросил он. Никто не ответил. — Нет? Кто-то умер? Почему вы все так на меня смотрите?

— Извини, старина, совсем забыл, что ты должен приехать, — сказал Дикон. Он глубоко вздохнул и продолжил: — Думаю, теперь уже ничего не поделаешь. Придется тебе все рассказать. Гарри, черт бы тебя побрал, ты должен дать слово, что никому ничего никогда не расскажешь. Ты понял?

Прежде чем Гарри успел ответить, Дикон встал, подошел к нему и посмотрел прямо в глаза.

— Я могу тебе доверять?

— Отличное угощение ты приготовил мне на ужин, — проговорил Гарри. — Конечно, ты можешь мне доверять. Ты о чем?

Дикон быстро рассказал ему о том, что случилось. — Мы ждем возвращения Моффата с каретой и тут же уезжаем, — закончил он. — Нельзя терять ни минуты.

Кэролайн внимательно наблюдала за Гарри, пока тот слушал историю о ней. Удивление на лице Гарри сменилось испугом, потом сочувствием и, наконец, нетерпением, хотя он ни разу не перебил Дикона.

— Ха! Всегда знал, что за «миссис Мейкпис» скрывается что-то большее, — сказал Гарри. — А теперь послушай меня, Дикон. Никакой коляски до Лондона ты нанимать не станешь. Я этого не допущу. Слишком легко будет выследить вас. Возьмете мой дорожный экипаж. Я не ездил на нем никуда почти год. Он мне ни к чему. Ваш мистер Фенланд ни за что не сможет связать вас со мной. Тебе нужен кучер? Ты его получишь. И лошадей, конечно. Прошу прощения, но в твоей конюшне я не увидел хороших ходоков, поэтому бери моих. Все с возвратом, конечно, но без спешки.

Дикон расправил плечи и пристально посмотрел на своего приятеля.

— У нас есть свой собственный экипаж, спасибо, — обиделся он. — Я не еду в нем только потому, что в Лондоне он нам ни к чему. Так же как и твой.

— Спустись, пожалуйста, на землю, — попросил Гарри. — Мы все знаем, что у тебя есть экипаж, прекрасный экипаж, желто-черный, с гербом, известный всему Дарему, так? Мой экипаж черный, не новый, не старый, легко может затеряться среди сотен подобных. Поэтому я и предлагаю тебе его. Не будь ослом, Дикон.

— Гарри, — Дикон схватил друга за руку, — я не могу тебе позволить так поступить.

— А почему, можно спросить? Ты бы то же самое сделал для меня, и раньше не один раз уже так поступал. А для чего тогда друзья?

Дикон не мог поверить в удачу. Гарри готов сделать это для него, даже не для него, а для мисс Кэролайн, которую он совсем не знает, потому что Дикон хочет ей помочь? Но ведь это именно то, что нужно. Частный экипаж выследить труднее, чем почтовую карету. А карету из Райфилда слишком легко запомнить.

— Я согласен.

Когда, наконец, вернулся Моффат и сообщил, что ни одну карету раньше утра нанять не удалось, Дикон отказался от своей идеи окончательно.

— Щедрое предложение сэра Гарри следует отметить, — заявила леди Райкот и обрушилась на сэра Гарри с вопросами и восклицаниями. — И ужин! Вы не можете уехать, не поев. Я немедленно предупрежу повариху. — Она вылетела из комнаты.

Однако Гарри с Диконом не хотели терять ни минуты. Они почти сразу же отправились к Гарри домой, в Брансбридж, за каретой, кучером и лошадьми. Когда леди Райкот вернулась из кухни, она обнаружила только Рут и Кэролайн, которые все еще не могли прийти в себя от того, как молниеносно принимались решения. Досси была наверху, приводя в порядок комнату Бенджамина.

— О, мадам, мне не нравится этот план, — вздохнула Кэролайн. — Я для вас совершенно чужой человек, и теперь не только ваша семья, но и сэр Гарри настаивает на том, чтобы принять участие в моей судьбе. Вы ведь слышали только от меня, что мне угрожает опасность. Откуда вы можете знать, что я вас не обманываю?

— А как же мистер Фенман, или Фенланд, или как его там зовут?

Кэролайн вздрогнула при упоминании этого имени, и леди Райкот это заметила. Если ей нужны еще какие-нибудь доказательства, что Кэролайн ничего не придумала, то вот оно. Страх молодой женщины был осязаем. Ее муж, должно быть, настоящее чудовище.

Леди Райкот улыбнулась и сказала:

— Не лишайте мальчиков удовольствия, моя дорогая. Я давно уже не видела Дикона таким решительным, а они с сэром Гарри два сапога пара. Им нужно взбодриться. Клянусь, если бы сэр Гарри мог, он бы поехал с вами, придумывая и планируя каждый ваш шаг. Ну а пока их нет, идите поужинайте. Времени у вас не очень много, боюсь, ужин будет на скорую руку, но вам нужны силы, — она подтолкнула их в столовую, где уже был готов холодный ужин.

Кэролайн, которой казалось, что она настолько взволнована, что просто не сможет есть, обнаружила, что голодна как волк. Отрезая себе второй кусок от индейки, она решила, что будет относиться к путешествию, как к приключению, так, как к этому, видимо, и относится граф Райкот. Побег в чужой карете почти через всю Англию, да еще зимой! С графом Райкотом, который все берёт на себя, можно ни о чем не беспокоиться. Если бы он только не был таким упрямым. Она постарается изо всех сил уговорить его ехать в Бедфордшир, хотя особых иллюзий на этот счет у нее не было. В любом случае он, похоже, готов сделать все, чтобы ее спасти, хотя ей очень хотелось знать, зачем ему нужно ее спасать.

Кучер сэра Гарри, Илайес Стэкпоул, был невысоким крепким человеком. Казалось, что его голова растет прямо из туловища. Он лишь кряхтел, когда вместе с Гарри и Диконом грузил вещи на карету. Гарри, которого увлекло всеобщее возбуждение, вернулся в Райфилд, чтобы проводить их и ничего не пропустить. Он продолжал отдавать Илайесу всевозможные распоряжения и советы, пока Дикон помогал дамам и Досси сесть в карету. Под ноги пассажирам положили горячие кирпичи, потому что было очень холодно.

— Стоит ехать по Большой северной дороге? — спросил Дикон сэра Гарри, наматывая шарф вокруг шеи. — Фенланд в первую очередь подумает о ней, как только узнает, что мы уехали.

— Правильно, но у тебя будет фора, по крайней мере, в сутки, — сказал Гарри. — Он обязательно приедет сначала в Райфилд, как только узнает, что вас что-то связывает с миссис Мейкпис. Вряд ли он будет готов сразу кинуться за вами вдогонку. Мы не знаем, есть ли у него свой экипаж, как он попал в Дарем. Ему, может быть, придется нанимать экипаж, а на это тоже уйдет какое-то время. И с чего вдруг он должен решить, что вы опять едете в Лондон? Я вам советую ехать сразу на юг и как можно скорее.

Дикон думал примерно так же. Размышления друга укрепили его уверенность. Убедившись, что все готово, он поцеловал мать и прыгнул в экипаж. Илайес щелкнул кнутом, и они тронулись в путь, женщины продолжали кричать слова прощания и благодарности, пока они не скрылись из виду. Рут быстро закрыла окно, чтобы сохранить немного тепла внутри кареты.

Дикон, потирая озябшие руки, широко улыбнулся своим спутницам, которые молча смотрели на него в тусклом свете лампы.

— Ну вот, снова едем, — сказал он. — Все те же четверо, как и несколько недель назад, по той же самой дороге, разве что в другом направлении, но как все изменилось! Теперь мы все друзья, и нас объединяет одна цель. Что касается меня, то я умираю с голоду. Вы, дамы, поели, а я был слишком занят. Досси, передай, пожалуйста, корзинку. Кто-нибудь хочет сыру? Нет? А индейку? А пирожок? А я не могу отказать себе в удовольствии.

Дикон, пребывая в прекрасном расположении духа, плотно поел. — Разговор не клеился, потому что одна за другой дамы заснули. Дикон тоже решил вздремнуть, но карета вдруг дернулась, опустилась и остановилась. Кажется, они попали в канаву.

Глава седьмая

От резкого толчка первой проснулась Рут.

— Где мы? — спросила ока сонным голосом. — Почему стоим?

Она увидела, что сидит гораздо выше, чем Кэролайн, и почувствовала, что сползает вниз. Дикон, сидевший напротив Рут, медленно сползал к Досси, сидевшей напротив хозяйки.

— Дикон, — сказала Рут, — этот дурак-кучер завез нас в канаву.

— Да, — кивнул Дикон. — Ты очень наблюдательна. Помоги мне открыть дверь, пожалуйста. Надо узнать, что случилось.

Однако оказалось, что открыть дверь — задача не из легких. Пришлось бороться и с силой тяжести, и с прочной задвижкой. Тем временем проснулась Досси, перед которой предстала следующая картина: граф Райкот сползает в ее сторону, несмотря на все усилия продвинуться вперед к двери, которую он пытался открыть. Досси, очевидно, опасаясь, что ее раздавят, завизжала.

Проснувшаяся Кэролайн смогла сразу же оценить обстановку.

— Замолчи, Досси, — приказала она. — Ничего с тобой не случилось. Лучше попробуй мне помочь открыть дверь с этой стороны.

Кэролайн с помощью неуклюжей Досси удалось открыть задвижку на своей двери, но сама дверь открылась лишь на фут. Она уперлась в нижний край канавы, покрытый длинной, побуревшей от мороза травой. Закрыть дверь также не удалось: ее держали пучки травы.

Дикон с Рут все еще возились со своей дверью, тщетно пытаясь открыть ее, когда кучер спросил:

— У вас все в порядке? Я сейчас помогу.

Приглушенное ругательство — и дверь открылась. В ней показалась голова Илайеса.

— Вам лучше выйти, а я попробую вытащить карету. Только осторожно! Здесь вода дюймов на шесть — восемь. Сюда, сэр, позвольте, я помогу, — Илайес протянул Дикону руку. Тот все еще висел у двери, скрючившись. Наконец, он собрался с силами и выпрыгнул из кареты, благополучно приземлившись на противоположный край канавы.

Дикон не успел себя поздравить с благополучной высадкой, как почувствовал, что ноги его ползут по скользкой, влажной траве. Он схватился за ручку кареты, ему удалось удержаться, но тихий всплеск и холод, от которого сразу стали цепенеть ноги, дали почувствовать ему, что он стоит в воде.

— Проклятье! — пробормотал Дикон и тряхнул головой: его высокая бобровая шапка, в которой было неудобно сидеть в карете, осталась лежать на корзинке с провиантом. — Илайес, помоги мне высадить дам.

Дамы вели себя примерно. Лишь Досси, казалось, вот-вот разразится истерикой. Рут высадили первой, она произнесла лишь удивленное: «О!» — когда ее ноги соскользнули в воду. Кэролайн передала Дикону шляпу, затем с большим трудом вытащила корзинку с едой и только после этого позволила вытащить себя из кареты. Она сняла свои старые туфли и затолкнула их в сумочку. Когда она оказалась снаружи, чулки ее промокли почти до колен.

— Кирпичи скатились к другой двери, — сообщила она Дикону, который втащил ее на край канавы, подальше от скользкого склона. — Мне кажется, они уже все равно остыли.

Дикон внимательно осмотрел карету и местность. Лошади стояли спокойно поперек дороги. Карета была развернута таким образом, словно выполняла крутой поворот, но в свете фонаря, висевшего на карете, никакого поворота видно не было, дорога впереди и сзади была прямая. Как же они умудрились угодить в канаву?

— Итак, я слушаю, — сурово сказал Дикон, обращаясь к кучеру.

— Другая карета, ваша светлость. Разве вы не слышали? Появилась неизвестно откуда, ни фонарей, ни факела — ничего, как будто это ее собственная дорога. Я ее слышал, но не видел до самой последней минуты. Я постарался свернуть в сторону, дать ей проехать, но не заметил этой проклятой канавы, сэр, клянусь, я ее не заметил. Луны нет, вы же видите, как темно вокруг. А теперь отойдите все, пожалуйста, я вытащу карету.

Илайес взобрался на карету, натянул поводья, лошади подались вперед, но ничего не произошло.

— Вот дьявол! — выругался он.

Еще одна попытка. Карета сдвинулась на несколько дюймов и скатилась вниз.

— Очень скользко в этой чертовой канаве, — заявил он. — Ваша светлость, вы не могли бы?..

Дикон отважно ступил в ледяную воду, наклонился, подставив под карету плечо, и по сигналу Илайеса толкнул экипаж что было силы. С третьей попытки (всякий раз карета подавалась вперед, а потом съезжала) карету все-таки удалось вытолкнуть из канавы и удержать, прежде чем она успела снова съехать в канаву.

Скорчившиеся от холода, пассажиры снова забрались внутрь. Пока Илайес поправлял багаж, дамы очистили дверцу кареты от травы и грязи так, что дверь смогла закрыться на засов. Дикон раздал всем небольшие коврики, лежавшие в ящичке под сиденьем, чтобы все могли укрыть промокшие ноги. Он молча поблагодарил своего ангела-хранителя за то, что тот надоумил его попросить у Гарри эти коврики, когда они готовили экипаж в дорогу.

— Придется заночевать на каком-нибудь постоялом дворе, — сказал он дамам. — Я надеялся, что если не будет никаких приключений, то мы не станем нигде останавливаться на ночь. Но мы все промокли и просто замерзнем.

— Который час? — спросила Рут.

Дикон достал свои часы, пытаясь разглядеть время в тусклом свете единственной лампы, чудом уцелевшей.

— Начало двенадцатого, — ответил он.

— Где же мы в такое время сможем остановиться?

— Не знаю, но первой же гостинице придется иметь с нами дело, — Дикон постучал по крыше, и когда Илайес заглянул внутрь, велел ему остановиться у первой же гостиницы, как бы та ни выглядела.

Через двадцать минут они въехали в Дарлингтон. Дикон встал и на онемевших ногах доковылял до двери маленькой гостиницы, у которой остановился Илайес. Дикон стучал до тех пор, пока не появился хозяин, уже собиравшийся лечь спать, и договорился о двух номерах. Ни в одном не горел камин. Когда развели огонь и уставшие путники развесили свою влажную одежду на стульях и добрались до постелей, был уже час ночи.

У Дикона с Илайесом была одна спальня на двоих. Дикон не стал тратить время и силы на то, чтобы размещаться по-другому. Он дожидался, пока кучер устроит лошадей, и сидел у камина, грея ноги. Рядом стояла бутылка бренди.

Когда появился измученный Илайес, Дикон заставил его выпить стакан бренди.

— Присядь, — велел он. — Почему ты сам напросился в эту поездку?

Илайес громко рассмеялся.

— Я думал, что будет весело. Я обрадовался, когда сэр Гарри попросил меня поехать. Уж больно скучно в Брансбридже.

— Уж что-что, а скучным это путешествие вряд ли будет, — сказал Дикон.

После крепкого сна и сытного завтрака настроение у путешественников заметно улучшилось. В гостинице было полно народу. В основном это были покупатели и продавцы шерсти и хлопка, которые совершали сделки за завтраком из яичницы и бесконечного чая. Дарлингтон превращался в центр текстильной промышленности, и гостиница, похоже, была излюбленным местом тех, кто занимался текстилем.

Прислушиваясь к разговорам за соседними столиками, Кэролайн неожиданно для себя поняла, как мало она знает о жизни большинства англичан. Она привыкла измерять ткань в локтях, но никто вокруг не говорил о локтях, счет шел на дюжины, десятки рулонов. Вокруг говорили о доставках, скидках, качестве, о том, что лучше идет на рынке, о жалованье рабочим. У Кэролайн голова пошла кругом. Эти люди ни о чем другом не говорили, причем было ясно, что они живо в этом заинтересованы и даже получают удовольствие, обсуждая подобные темы.

— Они что, никогда не говорят ни о чем другом? — спросила она шепотом у Дикона, кивнув в сторону двоих мужчин, что-то оживленно обсуждающих.

Дикон прислушался.

— Они спорят о цене на шерсть. Она, к сожалению, упала. Из-за войны и американской блокады мы не можем продавать шерсть на континенте и за океаном, вот ее и накопилось на складах видимо-невидимо. В Райфилде в этом году получили много шерсти, но выручили мы за нее немного.

— Так вы тоже этим занимаетесь!

— Конечно. Шерсть — важнейшая часть дохода в Райфилде.

— Но вы ведь служите в Военном министерстве!

— Вот именно. Мастер на все руки, да только мастером, честно говоря, меня назвать нельзя. Я стараюсь подальше держаться от всего этого: от цен на шерсть и баранину, зерновых, картофеля, лошадей, последних достижений в земледелии, севооборота. Стараюсь думать лишь о своих обязанностях в Военном министерстве.

Дикон вдруг предстал перед Кэролайн совершенно в другом свете. Господи, как один человек может заниматься всем этим? Во время их прогулки по Райфилду она с интересом слушала его, когда он рассказывал о своих планах на поместье. Но она представляла его себе эдаким джентльменом-фермером, наблюдающим за тем, как претворяются в жизнь его планы, и объезжающим свои земли, или сидящим в кабинете и проверяющим счета и расписки. А он, как она поняла, никакой не дилетант. Но из-за нее ему пришлось уехать из Райфилда почти на две недели раньше.

— Когда вы собираетесь снова приехать в Райфилд? — спросила Кэролайн.

— Кто знает? — Дикон поморщился. — Когда закончится война?

Они выехали вскоре после завтрака и направились на юг. Было холодно, но ветра почти не было. Иногда из-за туч на несколько минут выглядывало бледное солнце. После остановки на обед Дикон сел на козлы рядом с Илайесом, объяснив дамам, что он совсем разленился на подушках в карете.

До наступления полной темноты они смогли добраться до Йорка и остановились у привлекательного на вид трактира с гостиницей. Дикону удалось заказать для них ужин в отдельный кабинет. Он удобно устроился в общем зале, потягивая бренди, пока дамы приводили себя в порядок.

Вдруг он увидел, что Рут делает ему какие-то знаки.

— Мне нужно поговорить с тобой. Зайди в кабинет.

— Да? — сказал Дикон, когда они сели у камина и молодая женщина принесла Рут чаю в большом чайнике. — У нас проблема?

— Может быть, еще рано делать выводы, — тихо проговорила Рут, — но мне кажется, что все идет хорошо. Почему у тебя такой встревоженный вид? Ведь нас никто не преследует, правда?

— Я не об этом, — произнес Дикон. Интересно, что Рут заметила его волнение, а ведь он старался виду не подавать. Она слишком хорошо его знала. — Боюсь, было мало времени, и я плохо подготовился к этому путешествию. У нас всего одна пара лошадей, и я не смог договориться о смене. Времени не было, по крайней мере на то, чтобы это организовать. Мы не можем себе позволить сменить лошадей сейчас. Кто нам гарантирует, Что Гарри получит обратно своих лошадей? Но это еще не все, Рут. Я не уверен, что нам хватит денег, чтобы каждую ночь останавливаться в приличной гостинице. Нас пятеро, всех нужно накормить и устроить на ночлег, лошадей тоже нужно устраивать и кормить. Я бы предпочел кредит, но ни трактирщики, ни хозяева гостиниц ничего обо мне не знают, никто не хочет открывать мне кредит. Когда я заказывал здесь комнаты и сказал, что я — граф Райкот, человек за стойкой посмотрел на мою подпись так, словно я ее подделал, и сказал: «С вас всего пять фунтов, пожалуйста, плюс одна гинея за отдельный кабинет». Черт бы его побрал!

— Пять фунтов — это уж слишком.

— Я тоже так думаю, но ты готова ездить по всему Йорку в поисках более дешевых номеров? Я не готов.

— Ты забываешь, — шепнула Рут, грея руки о чашку с чаем, — у мисс Кэролайн все еще есть эти шестьсот фунтов, и я уверена, она с радостью поделится с нами. В конце концов, ведь это все делается для нее.

— Нет! — Дикон поставил свой бренди на стол и схватился за ручки кресла. — Ей нужен каждый пенни. Это все, что у нее есть, и на неопределенное время. Даже слышать об этом не хочу.

«Опять оседлал своего любимого конька», — подумала Рут. Когда же брат наконец поймет, что его решение не есть единственно правильное? Неужели он верит, что никогда не ошибается?

— Что ты предлагаешь? — спросила она. — Господи, Дикон, веди себя разумно. У меня есть какие-то деньги, их должно хватить на одну ночь в гостинице, если мы будем экономны. А затем я поговорю с мисс Кэролайн. Что касается лошадей, ничего не могу предложить, кроме того, что нужно делать так, как сейчас, и останавливаться, когда они устают, и надеяться на лучшее. Мы бы уже были в Лондоне, если бы поехали в почтовой карете.

— Может быть, — устало кивнул Дикон, потянулся к графину и налил себе еще бренди.

Кэролайн тоже волновала финансовая сторона дела. Этим же вечером, пока Досси помогала обеим дамам готовиться ко сну (Досси предложила свои услуги и Рут, видя, что та путешествует без горничной), Кэролайн заговорила об этом.

— Граф сам за все платит? — спросила она Рут. — Он отказывается со мной это обсуждать. Я не могу этого позволить.

— Все его дурацкая гордость, — призналась Рут. — Человек на грани разорения не может себе позволить такую роскошь как гордость, но попробуйте ему это сказать, — она грустно усмехнулась. — Он не стесняется постоянно одалживать у меня деньги, но у вас? Ни за что. Хотя только сегодня вечером он признался мне, что денег до Лондона у него не хватит. У меня с собой есть немного, и мы их потратим, но у вас мы не возьмем ничего.

— Тогда я дам деньги вам, а вы отдадите ему.

— Прямо «как с неба свалились», да? — улыбнулась Рут. — Мне кажется, у нас может получиться. Я изображу удивление, когда найду еще несколько фунтов в сумочке, или за подкладкой пальто, или еще где-нибудь. Благослови вас Господь, мисс Кэролайн. Если лошади выдержат, мы доберемся до Лондона, может быть. — Она оттолкнула Досси, которая причесывала Кэролайн, и обняла молодую женщину. — Извини, Досси, — сказала Рут.

— Вы едете в Лондон, я — в Бедфордшир, — заявила Кэролайн.

— Посмотрим, — ответила Рут.

На следующий день не переставая шел холодный косой дождь, который превратил дорогу в сплошное месиво. Несмотря на многочисленные накидки и шарфы, Илайес промок до нитки. Его трясло, когда они остановились на обед. Дикон велел ему греться у камина в общей комнате и накачал его горячительным, задержав отъезд почти на час. Наконец, Илайес заявил, что он готов ехать, и отправился выводить напоенных и накормленных лошадей. Но Дикону не понравилось, как выглядит их кучер. Он велел остановиться на ночь в Донкастере.

Снова Дикон с Илайесом ночевали в одном номере. Обычно кучер устраивался на ночлег в конюшне или в комнате похуже, где останавливались слуги, но Дикон решил, что так будет проще. Ему нравился Илайес, умный и всегда готовый услужить. Дикон знал его не один год, но никогда не говорил с ним, они лишь перекидывались несколькими словами, когда Дикон гостил у сэра Гарри. Два предыдущих вечера они обсуждали перед сном лошадей вообще, лошадей сэра Гарри в частности, и никак не могли вспомнить, как же звали давно ушедшего в мир иной скакуна из конюшни сэра Гарри, который прославился своей страстью опрокидывать все корзины с едой, до которых был в состоянии дотянуться своими копытами.

Илайес, напичканный всевозможными лекарствами, завернутый в бесчисленное количество одеял, лежал в своей постели, время от времени шмыгая носом.

— Агамемнон, — сказал он.

Было всего девять вечера, и Дикон просматривал газеты, устроившись у камина и потягивая бренди.

— Правильно! — закричал он. — Агамемнон! Как я мог забыть? Спасибо, Илайес.

Он перевернул страницу. Сообщение с Пиренейского полуострова. Ничего нового. Стычки, перестрелки. Кто-то отступил. Кто-то продвинулся вперед. Он давно об этом знает.

— Агамемнон, — донеслось с кровати.

— Правильно, — ответил Дикон. Он прочел о бале, который давал принц-регент в «Карлтоне». В комнате было тихо, если не считать треска дров в камине. Когда он складывал газету, ему показалось, что бумага слишком громко шуршит. С кровати донесся звук, который его насторожил.

Дикон встал и подошел к кровати кучера. Тот тяжело дышал. Рот его был открыт, лицо красное, глаза закрыты. Илайес дрожал, и одеяла дрожали вместе с ним.

— О Боже, — прошептал Дикон. — У него же лихорадка.

Он выбежал из комнаты, промчался вниз по лестнице и потребовал, чтобы хозяин гостиницы послал за доктором.

— Илайес не может нас дальше везти, — сообщил Дикон дамам, которых собрал в отдельном кабинете. — Оставляем его здесь, а сами едем дальше, или ждем день-два? Я могу сесть на козлы, если нужно. Я пока не заметил, чтобы нас кто-то преследовал. Уверен, что нам удалось отделаться от мистера Фенланда, но я чувствовал бы себя спокойнее, если бы мы были в Лондоне, а не в Донкастере. Проголосуем?

«И правильно, — подумал он. — Они не смогут обвинить меня в том, что я сам принимаю решения, не считаясь с их пожеланиями». Он посмотрел сначала на Рут, потом на Кэролайн. Досси осталась у дам в спальне.

— Едем, — кивнула Рут.

— Останемся, — одновременно с ней сказала Кэролайн. — Мы не можем бросить его! — закричала она. — Кому хочется болеть, одному в чужом городе, когда никого рядом нет, чтобы о тебе позаботиться? Это чудовищно! Да, вы можете править лошадьми, ваша светлость, но что, если дождь не перестанет и вы тоже подхватите лихорадку? Что тогда мы станем делать? Я предлагаю остаться.

— А что нам делать все это время? — спросила Рут. — Мне никогда особенно не хотелось в Донкастер.

— Мы можем посмотреть ипподром, — предложил Дикон. — Даже если сейчас нет скачек. Но на трибуны все равно стоит посмотреть, так мне, по крайней мере, говорили. Может быть, вам захочется прогуляться по Главной улице и полюбоваться дворцом. Признаюсь, больше ничего про Донкастер не знаю.

— А откуда ты вообще столько знаешь о Донкастере? — язвительно осведомилась Рут.

— От хозяина нашей гостиницы, конечно же. Он очень гордится Донкастером. И имеет право, ведь мы гордимся нашим Даремом.

— Но в Дареме есть собор! — возразила Рут.

— Есть, но не каждому городу так повезло, — сказал Дикон и насмешливо посмотрел на сестру. — Я вижу, придется и мне голосовать. Я голосую за то, чтобы мы остались еще на один день. Посмотрим, сможет ли Илайес ехать с нами дальше. Завтра вечером можем еще разок проголосовать. Дамы, спокойной ночи!

Дикон распорядился, чтобы Илайеса перенесли в комнату, которую для него сняли, в маленькую комнатку для прислуги под крышей. Дикону не хотелось заразиться от кучера. Он заплатил дочери хозяина, молодой женщине лет семнадцати, чтобы та присматривала за Илайесом, следила, чтобы его вовремя кормили и чтобы он принимал лекарства. Все это — дополнительные расходы, и Дикон с облегчением узнал, что Рут нашла у себя деньги, про которые она совершенно забыла. Теперь не нужно просить денег у мисс Кэролайн! Дикон аккуратно пересчитал деньги, чтобы потом отдать сестре все до шиллинга.

На следующее утро дождь прекратился. После ужина Рут с Кэролайн в сопровождении Досси отправились по магазинам, и Кэролайн смогла купить себе пару крепких ботинок. Уже одно это оправдывало их остановку в Донкастере.

Дикон куда-то ушел. Если он и пошел на ипподром, то никому об этом не сказал.

К вечеру всем уже не терпелось уехать, но Илайесу было по-прежнему худо.

— Подождем еще один день, — сказал Дикон за ужином. — Только один, и уедем с кучером или без.

Утром следующего дня кучер чувствовал себя лучше; казалось, что он выздоравливает. Элси, девушка, присматривавшая за ним, попробовала отыскать Дикона, но граф ушел, и никто не знал куда. Тогда Элси разыскала леди Стилтон. Рут и Кэролайн были в своей комнате и по очереди подходили к окну, когда надоедало читать.

— Похоже, пойдет снег, — проговорила Рут, угрюмо глядя на низко нависшие серые облака.

— Ваш человек говорит, что он чувствует себя лучше, — сказала Элси, когда ее впустили. — Не может глотать свое лекарство, говорит, оно хуже лихорадки, — хихикнула она.

— Спасибо, Элси, — улыбнулась Рут и дала девушке монетку. — Кэролайн! Мы должны найти Дикона и сказать ему. Если Илайесу лучше, мы сможем выехать уже сегодня. О, зачем Дикону куда-то ходить? Понятия не имею, где его искать. — Она снова подошла к окну, словно надеялась увидеть его среди прохожих.

— Я пойду поищу его внизу, — предложила Кэролайн. — Он мог уже вернуться, может быть, сидит в общей комнате, ждет обед, откуда мы знаем. Хотя Элси скорей всего уже искала его там.

Она взяла свою шляпу и накидку.

— Нет! — запротестовала Рут. — Вы никуда одна не пойдете! Слишком опасно. Я иду с вами. Досси, останешься здесь, вдруг граф придет раньше нас. Мы вернемся скоро. Просто, на всякий случай… — Она завязала ленты на шляпе и накинула пальто.

В общем зале Дикона не было. Когда спросили хозяина, тот ответил, что не видел графа. Дамы застегнули свои пальто, натянули перчатки и вышли на улицу, и тут же их взору открылось замечательное зрелище: четверо мужчин, двое женщин и ребенок, недавно научившийся ходить и старавшийся вырваться от женщины, державшей его за руку, направлялись в гостиницу. За ними двое носильщиков несли целую гору багажа.

— Дорогу! Дорогу! — кричали носильщики.

Рут и Кэролайн удивленно смотрели на эту группу, не понимая, как они здесь оказались без кареты или коляски. Вдали поднимался столб дыма.

— Пожар! — крикнул кто-то, и все, кто был в это время на улице, кроме прибывших, бросились бежать. Столб дыма рос, становился шире, чернее и уродливей.

— Это «Белая лошадь» горит! — крикнул человек, стоявший рядом, и бросился туда, откуда шел дым.

Рут и Кэролайн как завороженные смотрели на этот черный столб. Они почти не обращали внимания на вновь прибывших, которые у входа в гостиницу столкнулись с постояльцами, пытавшимися выйти. Казалось, вся гостиница собиралась высыпать на улицу, чтобы поглазеть на пожар.

Женщин оттеснили в сторону, и они вцепились друг в друга, пережидая, пока схлынет толпа и освободится проход. Кэролайн, стоявшая за высокой Рут, чуть не пропустила небольшого человека с заурядной внешностью, который был одним из только что прибывших. Это был Джеймс Фенланд.

Глаза восьмая

Он заметил ее? Кэролайн решила, что нет, иначе он бы как-то отреагировал, может быть, схватил бы ее. Ей стало страшно. Она стояла, не шевелясь, вцепившись в Рут мертвой хваткой, низко наклонив голову и отвернувшись, пока не убедилась в том, что Фенланд вошел в гостиницу вместе с другими.

Вдруг они остались одни: все желающие посмотреть на пожар покинули гостиницу, а новые постояльцы вместе со своим багажом наконец вошли.

— Рут! — хрипло прошептала Кэролайн. — Это был Джеймс Фенланд! Он здесь! Что нам делать?

— О Господи, — промолвила Рут. — Вы уверены? Который?

— О да. Мы не можем войти, он там. Конечно, вы можете войти, он вас не знает, но и вы его не знаете. Мужчина, который шел вторым, вы заметили? Нет, наверное. У него самая обыкновенная внешность. Только мы с Досси можем его узнать. Боже мой, только бы Досси не вздумала выйти из номера! Но… но я не могу оставаться на улице весь день!

Все надежды, то исцеление, которое, как она верила, началось с тех пор, как она сбежала от мужа, — всего этого как не бывало. Старый, отбирающий всякую надежду страх вернулся и парализовал ее. Попытка исчезнуть была с самого начала обречена на провал. Уолтер, как всегда, победил. Она — его рабыня, собственность, он мог делать с ней все, что хотел. Если бы можно было начать все сначала, она никогда бы не вышла за него замуж, но она сама своими руками вырыла себе могилу и должна лечь в нее. Ужас охватил ее. От мысли, что ей придется вернуться к Уолтеру, ее начало мутить.

Господи, куда подевался Дикон?

Рут видела, что Кэролайн в отчаянии. Но хотя она не могла предложить пока никакого решения, сдаваться Рут не собиралась.

— Готова держать пари, что, куда бы Дикон ни отправился, он сейчас наблюдает, как горит «Белая лошадь», — сказала Рут и ободряюще сжала руку Кэролайн. — Там сейчас, наверное, весь Донкастер. Подойдем поближе? Мы найдем его.

Кэролайн кивнула. Все, что угодно, только подальше от «Трех перьев», гостиницы, где сейчас находился Джеймс Фенланд. Она крепко держала Рут за руку, пока они шли по улице.

Едкий дым заполнял ноздри: они подходили к месту пожара. Языки пламени поднимались высоко в небо. Пожарная команда Донкастера отступила. Пожарники поняли, что им не справиться. Они поливали соседние дома, чтобы огонь не перекинулся на них. Вокруг горящего здания собрались зрители, они перекрикивались, сообщая друг другу новости и сплетни. Рут и Кэролайн узнали, что пожар начался в одной из спален: загорелась занавеска, висевшая слишком близко к камину. Пожар заметили, когда показывали номер приезжему. Этот приезжий вместе с другими, только что приехавшими, был отправлен в «Три пера», а прислуга гостиницы пыталась потушить пожар водой из кувшина, стоявшего в спальне. Тщетная попытка, к тому же было уже слишком поздно.

Конюшни «Белой лошади», к счастью, не загорелись, но конюхи и грумы не хотели рисковать. Они пытались вывести животных, но лошади отчаянно сопротивлялись. Хрип и ржанье напуганных лошадей, отчаянные крики людей, гул огня, смешавшийся с треском горящего дерева и грохотом обрушившейся крыши, — все это напоминало декорации к сцене в аду. Так казалось Кэролайн. Она прижалась к Рут.

— Давайте уйдем, — взмолилась она. — Нам здесь нечего делать.

— Я надеялась найти Дикона… — сказала Рут, встав на цыпочки и оглядывая толпу. — О! Вон он! — она бросилась вперед, увлекая за собой Кэролайн.

Дикон, весь в саже, без шапки, со ссадиной на щеке, выпрыгнул им навстречу.

— Что вы здесь делаете? — спросил он. — Вам здесь не место!

— Что ты здесь делаешь? — спросила в свою очередь Рут. — Ты был в «Белой лошади»? Что с тобой случилось?

Вид Дикона привел Кэролайн в ужас. Он мог погибнуть! Она с изумлением обнаружила, какое большое значение стал иметь для нее этот человек.

Дикон объяснил, что отправился в «Белую лошадь» в надежде нанять здесь лошадей. «Белая лошадь» — постоялый двор, на котором меняют лошадей почтовые кареты, здесь большая конюшня и больше шансов найти свободных лошадей, чем в «Трех перьях». Услышав крик: «Пожар!», — он побежал в гостиницу, чтобы помочь вывести постояльцев и спасать ценные вещи, то есть делать все, что понадобится. Он признался, что был внутри слишком долго и чуть не попал под обвалившуюся балку. Благодарение Господу за крепкие ботинки: балка упала рядом и задела ботинок. Он поднял ногу. Ботинок был сильно поцарапан и порван.

— Давайте вернемся в «Три пера», — предложил он. — Мне нужна ванна!

Рут с Кэролайн переглянулись.

— Дикон, Джеймс Фенланд в «Трех перьях», — сказала Рут.

— Да ты что? Вы уверены? Он вас видел?

Дикон остановился и внимательно посмотрел на своих спутниц.

Кэролайн рассказала, как заметила этого человека.

— Я уверена, что он меня не заметил. Но как мне быть? Ведь мы должны вернуться за Досси и Илайесом и нашими вещами. Где мне спрятаться? Даже если я сделаюсь невидимкой, есть Досси, она еще ничего не знает. — Она замолчала, а затем сказала прерывающимся голосом: — С таким же успехом я могла бы вернуться и покончить со всем. — Кэролайн водила ботинком по земле, позабыв, что на ней новые ботинки, от которых она еще вчера была в восторге.

— Мисс Кэролайн! — Дикон взял ее за подбородок: ей пришлось посмотреть ему в глаза. — Это не та мисс Кэролайн, которую мы знаем. Та была решительно настроена и хотела устроить свою собственную жизнь без Неджона. Та мисс Кэролайн не собиралась сдаваться, особенно когда рядом друзья, готовые все сделать, чтобы ей помочь, — он улыбнулся и опустил руку. — Ой, я вас сажей испачкал. Пойдемте. Мы со всем справимся. Интересно, как там Илайес?

— Ему лучше! — сказала Рут. — Вот почему мы и отправились искать тебя. Мы можем ехать?

— Очень на это надеюсь, — произнес Дикон.

Кэролайн снова почувствовала себя живой после прикосновения этих испачканных в саже пальцев. У нее опять появилась надежда, как только граф Райкот снова взял все в свои руки. Ей было стыдно за свой панический страх. Разве ей не удалось убежать от Уолтера без посторонней помощи и добраться до Дарема, да еще на шестом месяце беременности? Да по сравнению с этим прятаться от Джеймса Фенланда, да еще когда тебе помогают двое друзей и двое слуг, — это просто детские игры. Она расправила плечи и решительно пошла в сторону «Трех перьев».

— И что теперь? — спросила Кэролайн, когда они подошли к гостинице. Она остановилась и вопросительно посмотрела на Дикона.

— Заходим, поднимаемся по лестнице и идем к себе собираться в дорогу, — ответил Дикон. — Ваш друг Фенланд уже давно ушел в свой номер, будем надеяться. Я поднимусь проведать Илайеса и посмотрю, может ли он ехать дальше. Дамы, вы не станете возражать, если он какое-то время будет ехать с вами в карете. Я посижу на козлах, пока он не окрепнет. Думаю, ему не следует сразу лезть на козлы: похоже, пойдет снег. — Дикон смотрел на небо, затянутое низкими серыми тучами.

— Очень хорошо, — кивнула Рут и взяла Кэролайн за руку. Дикон тоже взял Кэролайн за руку, и они вошли в гостиницу.

У стойки раздраженный Джеймс Фенланд кричал на хозяина:

— Я заплатил за номер в «Белой лошади» и не собираюсь платить еще раз! Говорю вам…

Хозяин пытался его успокоить.

— Вам следует выяснить этот вопрос в «Белой лошади», — вежливо говорил он. — Вам повезло, сэр, что у нас нашлась для вас комната, но вы, конечно, должны заплатить!

Фенланд скривился.

— Как я могу получить обратно свои деньги в «Белой лошади»? — спросил он. — От нее же ничего не осталось! Я вас спрашиваю. Почему я должен платить дважды?

Дикон, Кэролайн и Рут прошли мимо, словно и не было никакого Фенланда. Кэролайн в розовой шляпе отвернулась от хозяина и его клиента, она смотрела прямо перед собой. Дикон надеялся, что ему удастся разглядеть человека получше, но он увидел лишь спину. Добравшись до лестницы, они припустили так, словно за ними неслась свора собак.

Дикон не был до конца уверен, что Илайес может ехать с ними, но кучер настоял, чтобы его взяли.

— Здесь такая скука, даже в Брансбридже веселее, — пожаловался он. — Не с кем поговорить, кроме Элси, а у нее в голове пусто. — Он встал и начал одеваться. — Надо проведать лошадей. Когда уезжаем? — спросил он.

— Как можно скорей, — ответил Дикон. — Но сначала мы с тобой спустимся вниз, и ты внимательно рассмотришь человека, который меня интересует, если он еще там. Это мистер Фенланд, Илайес, человек, который ищет мисс Кэролайн, то есть миссис Мейкпис. Нам нужно знать его в лицо.

— Боже мой, — сказал Илайес, — он видел ее?

— Надеюсь, что нет, но избежали мы этого чудом.

Пока они спускались по лестнице, Дикон боролся с желанием схватить Джеймса Фенланда за шиворот и спросить, что ему нужно. Ни к чему, кроме перебранки, это не приведет, а Фенланд и Неджон смогут быстренько обнаружить, где скрывается мисс Кэролайн. Лучше исчезнуть быстро и незаметно.

Они прошлись по общему залу и другим помещениям, но человека, который мог бы быть Джеймсом Фенландом, не нашли, поэтому Дикон с Илайесом отправились в конюшню, чтобы подготовить карету и лошадей.

Пока Кэролайн рассказывала Досси о Фенланде и пыталась ее успокоить, Рут договорилась на кухне, чтобы им приготовили еду в дорогу. Ни у кого не было желания есть в гостинице. К двум часам они были готовы к отъезду. Илайес подкатил карету, спустился, уступив Дикону место, помог дамам сесть и, наконец, взобрался сам. Они проезжали мимо дымящихся руин «Белой лошади». Кэролайн отодвинула занавеску, чтобы в последний раз посмотреть на город, и увидела прямо перед собой лицо Джеймса Фенланда. Он смотрел на нее.

Кэролайн отпрянула и быстро задернула занавеску, но она боялась, что было слишком поздно.

— Он видел меня! — закричала она. — О Господи Боже, он видел меня!

Глава девятая

Дикон, сидевший на козлах, не знал о встрече с Фенландом, а Кэролайн не решалась подать сигнал. Нужно было уехать как можно дальше, пока Фенланд не отреагировал на эту встречу. Когда Донкастер остался позади и они уже проехали одну или две мили, Кэролайн постучала по крыше. Дикон отъехал в сторону, остановился, спрыгнул с козел и открыл дверь.

— В чем дело? — спросил он, глядя на испуганные лица.

— Вы его видели? — взволнованная Кэролайн схватила свою сумочку, словно это было живое существо, которое пыталось от нее сбежать. — Там, у «Белой лошади»? Вы видели его?

— Вы о Фенланде говорите? — спросил Дикон. Он заставил себя успокоиться. После всех усилий, когда уже казалось, что все идет хорошо… — Я видел там нескольких человек, но особенно никого не разглядывал, просто старался не наехать. Зачем Фенланду понадобилось возвращаться в «Белую лошадь»? — И он тут же сам себе ответил: — Чтобы потребовать назад свои деньги. Боже, вы хотите сказать, что он вас заметил? Он вас узнал?

— Я уверена, — ответила Кэролайн. — Он смотрел прямо на меня. Между нами было не более двух-трех футов.

Дикон на минуту задумался.

— Мне кажется, нам пора оставить Большую северную дорогу, — сказал он. — Мы заплатим пошлину. И если Фенланд поедет следом за нами, а я уверен, что так и будет, он узнает, куда мы направляемся. А мы при первой же возможности повернем на запад. Если нам повезет, Фенланд решит, что мы едем в Линкольн, и не найдет нас. Согласны?

Все кивнули.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Дикон Илайеса. — Неважно выглядишь.

— Я должен сидеть на козлах, ваша светлость, а не вы. Не годится мне ехать вместе с дамами. Можно, я сяду рядом с вами? — кучеру было очень неловко.

Дикон рассмеялся.

— Придется тебе еще немного пострадать. Возможно, до завтра.

Он закрыл дверь и собрался уж было взобраться на козлы, но остановился и снова открыл дверцу.

— Илайес. Мне нужна твоя шапка. Я потерял свою на пожаре, а здесь чертовски холодно. Одолжи мне свою, пожалуйста.

Илайес протянул ему шапку и с интересом смотрел, как Дикон нахлобучил ее на себя. Она была слишком большой, сползала на уши и глаза. Дикон снял головной убор, задумчиво на него посмотрел, потом намотал себе на голову шарф и снова надел шапку. Выглядел он необычно, если не сказать больше, но шапка, по крайней мере, не сползала.

— Дело сделано. — Дикон захлопнул дверцу, взобрался на козлы и взмахнул хлыстом.

Как и ожидалось, пошел снег, но несильный, и шел он лишь временами и тут же таял. Дикон почти не обращал на него внимания. Он был возбужден. Теперь он знал, что человек, от которого они скрывались, был реален, не возможен, вероятен, а реален, из плоти и крови, его видели и узнали в Донкастере. И он, Дикон, должен был перехитрить негодяя. Дикон был так занят разработкой плана, что не чувствовал холода и почти не обращал внимания на дорогу.

На заставе он заплатил пошлину и спросил у сборщика пошлины, сколько им еще ехать до Линкольна, куда, естественно, они ехать не собирались. Через пять миль после заставы он увидел дорогу поуже, идущую на запад, и свернул на нее. Дорога шла среди холмов, на вершине холма стояли величественные руины крепости Конисбро. Дикон напряг свою память и понял, что они едут в Шеффилд, указатель на перекрестке подтвердил его предположение. Он тут же повернул на запад, зная, что разумнее всего ехать по менее оживленным дорогам и избегать крупных городов. Миновав Конисбро, он продолжал ехать на запад, после Уатапон-Дирн он повернул на юг, затем на запад, снова на юг, потом на юго-запад. Дорога петляла, поворачивала, шла прямо. Смеркалось. Вскоре Дикон уже с трудом мог читать, что написано на указателях, не очень часто попадавшихся на пути. Он неплохо ориентировался на местности, но сейчас ему стало казаться, что это умение изменило ему. Небо было затянуто облаками — ни луны, ни звезд, по которым можно бы было определить дорогу. Он мог поехать и на север, даже не сообразив, что делает. Дикон остановил лошадей прямо посреди дороги, поскольку никакой обочины не было, дорога была окружена с обеих сторон живой изгородью. Он зажег лампу и наклонился к окну посоветоваться с пассажирами.

— Я не знаю, где мы, — признался он.

— Спросим на первой же ферме, — сказал Илайес и рассмеялся. — Я все гадал, куда вы едете. Давайте я немного посижу на козлах, ваша светлость. А вы погрейтесь внутри. — Он вылез из кареты, забрал у Дикон свою шапку и придержал дверь для его светлости. Дикон забрался внутрь, несколько сконфузившись.

Как приятно оказаться внутри, где нет ветра. Он удобно устроился на кожаных подушках, улыбнулся своим спутницам и расслабился. Дикон дремал, когда карета остановилась, и Илайес, открыв дверь, с гордостью произнес:

— Шеффилд! Мы добрались, ваша светлость! С Новым годом!

Новый год? Никто, кроме Илайеса, не вспомнил, какое сегодня число. Они проехали за день половину Йоркшира и все равно оказались в Шеффилде, несмотря на все усилия Дикона обойти его стороной. Он решил начать 1812 год с того, чтобы объяснить Илайесу, куда они поедут дальше, если ему, Дикону, удастся самому решить, куда же они все-таки едут.

Они заночевали в Шеффилде. Ночь была спокойной.

Джеймс Фенланд не знал, куда ему ехать. Ему приказали найти жену Уолтера, но ему также напомнили, что посылка придет первого января и что ему лучше к этому времени уже быть в Кенте. Что ж, он нашел жену Уолтера, живую и невредимую, в Дареме. Она живет у какой-то вдовствующей графини. Эта Финкастер, настоящая трещотка, сообщила, что сын и дочь графини приехали в гости к матери и собираются гостить до Крещения. Казалось, что баба Уолтера пробудет в Дареме хотя бы до Крещения. Скорей всего, эти сын с дочерью ее друзья. Уверения миссис Финкастер в том, что она не знает, что за женщина гостит у графини, ни на йоту не убедили Фенланда.

Фенланд даже не потрудился съездить к дому этой вдовствующей графини, чтобы самому на месте убедиться, что проклятая баба там. Слишком рискованно: его могли заметить. Он поблагодарил миссис Финкастер и пообещал, что возьмет одну из ее девушек в прислуги к своей жене, как только посоветуется со своей второй половиной. Он поцеловал даме руку и отправился на юг, в Кент.

Он не планировал останавливаться в Донкастере, но его попутчики по почтовой карете оказались таким сбродом, что он понял: еще минута пути в их компании, и он не выдержит. Маленький ребенок ныл, не переставая; пьяный, которого рвало, испачкал сапог Фенланда; толстая женщина, сидевшая рядом, так придавила его, что он чуть не задохнулся. Куда катится мир? Он решил сделать остановку в Донкастере в надежде, что на следующий день ему с попутчиками повезет больше. Раз Уолтер отказался дать ему больше денег в дорогу и он не мог нанять отдельный экипаж, чтобы добраться до места гораздо быстрее, то пусть Уолтер сам и расхлебывает последствия.

Фенланд никак не мог успокоиться после перепалки с хозяином «Трех перьев», который требовал с него плату за постой, когда Фенланд уже заплатил в «Белой лошади». Но если бы он не отправился в «Белую лошадь», чтобы попробовать получить свои деньги обратно, он бы не увидел этой чертовой бабы, едущей как ни в чем не бывало в красивой черной карете на юг. Проклятье! Куда они едут? Они знают, что он их ищет? Эта дура Досси все растрепала. Он не подумал, что она его знает, он никогда не обращал на нее никакого внимания и даже ни разу не заговорил.

Что ему теперь делать? Догонять эту бабу, которая уехала неизвестно куда, или мчаться в Кент, где посылка, с Божьей помощью, уже ждет его. Уолтер в любом случае свернет ему шею. И так плохо, и так.

Он заплатил за комнату в «Трех перьях». Почтовая карета, идущая на юг, давно ушла, другая будет только завтра. Ему нужно выпить и все хорошенько обдумать.

Хотя у Илайеса по-прежнему был насморк и кашель, он заявил, что здоров, и настоял на том, чтобы ему снова доверили вожжи на следующее утро. Они с Диконом посовещались и с помощью карты, предоставленной хозяином гостиницы в Шеффилде, составили приблизительный маршрут. Дикон давно решил, что в Бедфордшир он не поедет, но, судя по той скорости, с которой они передвигались, до Бедфордшира нужно было добираться еще несколько дней.

Он также посоветовался и с дамами. Дикон отвечал за это путешествие, все это признавали, даже если вслух об этом не говорили. Однако он уже много лет советовался со старшей сестрой и знал, что женщинам не откажешь в здравом смысле. Как джентльмен он чувствовал, что должен выслушать их мнение.

Кэролайн сказала то, что он и ожидал от нее услышать: нужно ехать в Бедфордшир к ее брату, чтобы она могла с ним поговорить и узнать, захочет ли он предоставить ей убежище. Дикон этого делать не собирался. Он спросил Рут, что думает она.

— Твой гениальный план погулять по проселочным дорогам и не заезжать в большие города дал нам возможность насладиться южным Йоркширом в полной мере, не так ли? — Рут насмешливо взглянула на брата. — Я уверена, что летом здесь бесподобно, но в декабре? Дикон, мы едем уже целую вечность. Ты должен быть в Военном министерстве после Крещения. И я считаю, что нам нужно ехать прямо в Лондон. Предлагаю ехать до Питерборо и оттуда по Большой северной дороге домой. Мы не можем ездить по всей Англии, чтобы запутать этого Фенланда. Я хочу домой!

— Хорошо, — согласился Дикон. И не спеша они приехали в Лондон.

* * *

К тому времени, когда они добрались до дома, в котором жили Рут и Дикон, у Кэролайн сложилось такое впечатление, будто она знает их уже целую вечность. Она знала о Рут достаточно много от леди Райкот. Но это была материнская версия. Рут была сильной, уверенной в себе женщиной, которая терпеть не могла дураков и видела насквозь своего обожаемого младшего брата. Кэролайн восхищалась Рут и завидовала ее силе духа.

Что касается Дикона, Кэролайн начала верить, что он не может причинить ей никакого вреда. Когда они с Рут спорили, а это случалось довольно часто, он никогда не злился, и если не соглашался, то отшучивался. Иногда брат прислушивался к своей сестре и поступал так, как она советовала, иногда улыбался и делал по-своему. От высокомерного джентльмена, которого она увидела впервые в почтовой карете, едущей в Дарем, не осталось и следа.

— Это полностью ваша заслуга, — как-то вечером сказала Рут Кэролайн, еще до того, как они приехали в Лондон. — Дикон всегда был занят собой. А теперь у него есть кое-что поинтересней. Мне кажется, что операция по вашему спасению сделало из него мужчину.

— О, ну что вы! — покраснела Кэролайн. — Он так добр ко мне, но я не могу представить…

— Уж поверьте мне на слово, — проговорила Рут.

Кэролайн было не по себе, когда они въехали в Лондон. Она боялась смотреть в окно кареты. Ей казалось, что она непременно увидит удивленное лицо Уолтера, как увидела Фенланда в Донкастере. Несмотря на то, что Кэролайн прожила в Лондоне пять лет, все казалось ей незнакомым. Дикон и Рут жили в Мейфэре на Голден-сквер, недалеко от Ганновер-сквер, где жили Кэролайн с Уолтером, но Кэролайн никогда раньше не бывала на Голден-сквер. И вообще нигде не бывала. Она угрюмо усмехнулась. Дом на Ганновер-сквер был ее тюрьмой.

Она дала себе слово, что не допустит, чтобы дом леди Стилтон стал ее новой тюрьмой, хотя это и могла быть роскошная тюрьма. Ее устроили в комнату для гостей, яркую и веселую комнату, в которой преобладали желтый и кремовый цвета. Окна выходили во внутренний сад. В комнате был камин, отделанный бледно-желтым мрамором, большая удобная кровать и даже отдельная уборная, в которой стояла кровать для Досси. В комнате также был дамский письменный стол с чернильницей, перьями и бумагой.

Кэролайн было велено чувствовать себя как дома, и она вскоре с головой окунулась в приятную повседневную жизнь. Вторую половину дня часто занимали визиты знакомых леди Стилтон. Они поспешили к Рут, как только узнали, что она снова в Лондоне. Кэролайн в платьях, сшитых в Дареме, была представлена всем как миссис Мейкпис, старинная приятельница из Дарема, которая гостит у леди Стилтон. Леди Райкот, как только получила от Рут письмо, прислала сразу почти все модные произведения миссис Каттер. Кэролайн чувствовала себя в новых платьях невероятно уверенной — новое, незнакомое чувство.

Кэролайн видела Дикона редко. Первое, что он сделал по приезде в Лондон, это навестил своего банкира и снял деньги, чтобы отдать долг сестре, которая в свою очередь незаметно вернула деньги Кэролайн, а та отложила их как неприкосновенный запас на неопределенное будущее. Дикон вскоре ушел с головой в работу в Военном министерстве, сообщив дамам, что в его кабинете накопились горы рапортов, с которыми нужно как-то разбираться.

Он был разочарован. В Военном министерстве ничего не изменилось. Конца войны видно не было, а чтение рапортов, нацарапанных кое-как, и необходимость разбирать смысл написанного удручало его, как никогда прежде. Он мечтал о покрытых снегом полях Райфилда, о Большой северной дороге… Он был далеко от своих рапортов, и его непосредственный начальник, лорд Эйвбери, уже не раз вызывал его на ковер и отчитывал за невнимательность.

Однажды вечером Дикон рассказал об этом Рут, когда Кэролайн ушла спать.

— Ты представить себе не можешь, чего мне стоило удержать себя и не уехать в Дарем вместе с Илайесом, — признался он. — Я повторял себе в оправдание, что ему будет трудно проехать одному такой длинный путь, но на самом деле я больше не выношу Военное министерство. Все равно что тюрьма.

— Теперь ты понимаешь, что чувствует мисс Кэролайн, — проговорила сестра.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивленно спросил Дикон. — Ее же никто не заставляет делать работу, которую она презирает.

— Нет, но она, как и ты, связана по рукам и ногам. Она не может никуда пойти из страха, что ее увидят и узнают. Подумай об этом.

Как сделать мисс Кэролайн свободной? Еще одна проблема для человека, у которого и без того полно проблем. Дикон сделал все, что было в его силах, чтобы спасти даму. Разве она не была свободна от мужа, человека, который ее преследовал, разве она не живет теперь легко и беззаботно в доме на Голден-сквер? Очевидно, этого недостаточно.

Дикон так мало видел ее с тех пор, как они вернулись в Лондон. Он считал, что это к лучшему. Она странно на него действовала. Дикон знал, что это запретная зона, но знание это не избавляло его от тех чувств, которые он к ней испытывал. Только сегодня утром ему пришлось бороться с желанием заключить ее в свои объятья. Ему удалось отшутиться.

— Вы едите уже третий тост, — сказал Дикон, кивая на блюдо. — Вы превратитесь в настоящую толстуху. — Он окинул взглядом ее фигуру. Болезненная худоба исчезла, уступив место округлости линий, что казалось ему очень привлекательным.

— Толстуху? — переспросила она. — А кто ест уже вторую копченую селедку?

— Вы что-то имеете против копченой рыбы? Нельзя начинать рабочий день, не просолившись как следует. Могу я подсолить вас немного, мадам? — Он посмотрел на нее голодным взглядом.

— А что это значит? — улыбнулась Кэролайн.

— Вас никогда не подсаливали? Вот досада. Я думал, об этом каждый школьник знает. Наклонитесь поближе, мадам, я вам покажу.

Дикон сидел во главе стола, Кэролайн — сбоку. Она наклонилась, рассмеявшись.

Дикон положил ей в рот кусочек. Вместо того, чтобы сразу убрать руку, он дотронулся пальцами до ее губ.

— Нужно поцеловать руку дающего, таков обычай, — объяснил он. — Это и называется подсолить.

Вспыхнув, Кэролайн подчинилась.

— Понимаете, почему я каждое утро ем эту рыбу, — произнес он зловеще, поднося пальцы к губам.

«Вот дьявол, — думал Дикон, приходя в себя, — я играю с огнем, и игра эта опасная. Мне это не нравится, и ей, думаю, — тоже. Лучше завтракать и ужинать тоже отдельно».

— Давайте еще раз обсудим, откуда я и где мой дом, — предложила Кэролайн Рут утром, когда они пили чай. — Ваши приятельницы — леди Робстарт и миссис Хинкл особенно интересуются. Я чувствую себя так неловко, как тогда, когда сэр Гарри стал задавать мне вопросы в Райфилде, я боюсь, что скажу что-нибудь невпопад. Трудно вспоминать прошлое, которого у тебя не было.

Рут рассмеялась.

— У вас неплохо получается. Говорите о природе Дарема и окрестностей. Я уверена, эти дамы там никогда не бывали. Что вы сказали сэру Гарри? Я не знала, что он вами так интересовался.

— Он спрашивал о ваших сыновьях, поскольку я, естественно, должна о них знать, — объяснила Кэролайн. — Кстати, когда я их увижу?

— Теперь уже скоро, в любое время. Давайте я вам лучше расскажу.

Уилл, старший сын, который жил теперь в Дорсете, в поместье Стилтонов, приехал через несколько дней. О нем объявили в тот момент, когда Рут с Кэролайн принимали знакомых дам, в том числе леди Робстарт и миссис Хинкл.

Кэролайн была рада, что о его приезде объявили, она бы его ни за что без Рут не узнала. Молодой человек двадцати четырех лет, с волосами песочного цвета, сияющими голубыми глазами, широко улыбаясь, вошел в гостиную. Он был одного роста с Рут.

Уилл поздоровался с матерью, поцеловав ее в щеку, и повернулся к гостям. Рут пришла ему на помощь:

— Ты помнишь… — говорила она, называя каждую даму на тот случай, если он забыл, как ее зовут.

Кэролайн поняла, что здесь может быть ловушка, но было поздно.

— Ты помнишь миссис Мейкпис, — сказала Рут, улыбаясь Кэролайн.

Уилл, не узнавая, посмотрел на нее и спросил:

— Мы раньше встречались, миссис Мейкпис? Я не мог бы вас забыть.

Кэролайн услышала, как зашептались леди Робстарт и миссис Хинкл. Наверняка упивались таким неожиданным заявлением. Ей захотелось провалиться сквозь землю, но пришлось улыбнуться и сказать:

— Уилл! Ты шутишь. Неужели я так изменилась с тех пор, как ты в последний раз приезжал в Дарем? Рут, — она повернулась к леди Стилтон, — разве я так сильно изменилась? Скажите этому глупому мальчику, что это не так. Конечно, я болела, но ведь теперь я здорова.

Уилл был явно озадачен, но увидев, как мать смотрит на него, понял, что здесь нужно быть осторожным, и, пробормотав: «Конечно», — повернулся к следующей гостье.

Как только дамы ушли, Рут объяснила сыну, кто такая Кэролайн и как она оказалась в их доме. Кэролайн опасалась, что самое плохое предотвратить не удалось. Две уже известные нам дамы (у обеих языки как помело) начнут, можно не сомневаться, рассказывать всему Лондону, что сын леди Стилтон не узнал «старинную и ближайшую подругу» матери, подругу, которая гораздо моложе леди Стилтон и больше подходит по возрасту Уиллу, чем его матери.

Кэролайн знала, что ей нужно уехать. Ее присутствие ставит хозяйку в неловкое положение.

Наступил февраль. Кэролайн помогала Рут устроить нескольких небольших приемов и один музыкальный вечер, на котором пела новая итальянская знаменитость — удивительное сопрано. Кэролайн постаралась извлечь для себя из этого пользу. Она очень ценила приобретенный опыт. Если она найдет работу экономки, то сможет помогать своей хозяйке устраивать развлечения для гостей. Она не забывала об этом ни на минуту, прекрасно понимая, что как бы приятно и беззаботно ни было ее теперешнее положение, долго так продолжаться не может. Кэролайн поправилась, и с ее лица исчезло выражение испуга и беспокойство. Она больше стала уделять внимания своей внешности, по-новому причесывала волосы и почувствовала, что ей действительно двадцать два, а не тридцать два года.

Дикон не остался равнодушен к перемене, произошедшей с ней. Гадкий утенок превращался в прекрасного лебедя, изящное создание, которое постоянно присутствовало в его снах и мечтах, несмотря на то, что в жизни он изо всех сил старался ее избегать. Его постоянное отсутствие раздражало Рут, которой не хватало его на званых приемах. Она отказывалась верить, что Военное министерство не может без него обойтись хотя бы на время.

— Ты говоришь, что тебя тошнит от твоей службы, а сам чуть ли не живешь в своем Военном министерстве, — заявила она ему в воскресенье утром, когда он сказал, что не может поехать с ними в церковь. — Что там делать в воскресенье? Я уверена, что никаких донесений по воскресеньям туда не доставляют.

— Они могут прийти в любой момент, — ответил Дикон, стараясь не смотреть ей в глаза. — Никогда не знаешь…

— Чепуха! — заявила Рут. — Ты просто избегаешь мисс Кэролайн, я права? Ты испытываешь к ней нежные чувства, так мне кажется. Дикон, ты прекрасно знаешь, что так нельзя. Почему бы тебе не оставить свой кабинет и не обратить внимание на других женщин? На тех, кто может составить тебе подходящую пару, на тех, кто не замужем. В этом сезоне целое созвездие невест. — Она замолчала. Вдруг в глазах ее появился блеск. — Я знаю, что делать! Я устрою раут и приглашу столько гостей, сколько может вместить этот дом. У тебя будет выбор. Дай мне слово, что ты будешь присутствовать. Дикон, мальчик мой, тебе давно пора сделать выбор и жениться.

— У меня слишком много работы, — упрямо сказал Дикон, — я занят.

— Ха! Можешь продолжать играть в войну. А я займусь раутом.

Глава десятая

Рут назначила дату — тринадцатое февраля. Для подготовки оставалось примерно две недели, и весь дом на Голден-сквер встал на дыбы. Пока Кэролайн, сидя за письменным столом в своей спальне, писала приглашения, слуги убирали, мыли и чистили все комнаты на первом этаже. Чистилось серебро, гладились скатерти, покупались продукты.

Рут объяснила Кэролайн для чего она устраивает раут. Кэролайн согласилась, что Дикону пора жениться, но испытала при этом странное чувство потери. Это означает, что он станет жить отдельно своей собственной жизнью, и она будет редко его видеть. Кэролайн не часто и теперь его видела, но знала по крайней мере, что он будет рядом, если понадобится. «Что понадобится?» — спросила она себя. Ей не нужен мужчина. Ее дружба с Рут и Диконом останется приятным воспоминанием, поддерживаемым, возможно, лишь перепиской. Сразу же после раута она займется поисками работы.

Увидев, что огонь в камине скоро погаснет и что корзинка для угля пуста, Кэролайн встала, разминая уставшие пальцы, и пошла вниз с корзинкой в руках. Слуги были так заняты, ничего удивительного, что она осталась без угля. Одна из горничных, полировавшая перила на лестнице, виновато вскрикнула, увидев Кэролайн с пустой корзинкой. Не сказав ни слова, она взяла у Кэролайн корзинку и побежала за углем.

Рут, одетая в старое платье и чепец, обсуждала с лакеем, как лучше расставить мебель. Нужно, чтобы гости могли беспрепятственно переходить из одной комнаты в другую, но чтобы при этом везде было достаточно кресел и стульев для пожилых гостей и тех, кто хотел бы отдохнуть. Увидев Кэролайн, Рут заставила ее присоединиться.

— Вы приглашаете пожилых людей? — удивилась Кэролайн. — Я думала, что это парад очаровательных молодых особ, который должен принимать граф.

Рут улыбнулась.

— Да, это так, но у большинства очаровательных молодых особ есть папы и мамы. И у меня есть друзья, которых я не могу не пригласить. Леди Робстарт и миссис Хинкл, например. На раут приглашают всех.

— Думаю, мне появляться не стоит, — сказала Кэролайн. Рут удивленно посмотрела на нее и подбоченилась.

— Это еще почему?

— Мы не должны забывать, что я прячусь. Если вы приглашаете всех, то среди них могут быть и те, кто знает Джона и то, что его жена пропала. Они могут сложить два и два, да еще принимая во внимание подозрение, которое моя особа уже вызывает у леди Робстарт и миссис Хинкл.

— Вы верите в то, что ваш муж сказал кому-то, что вы сбежали? — спросила Рут. — Вас никто никогда не видел, вы же сами говорили, поэтому никто вас и не узнает.

— Даже если вы и правы, я бы хотела остаться в этот день в своей комнате, — ответила Кэролайн. — Я с радостью помогу вам, но я отказываюсь появиться перед гостями. Пожалуйста, поймите меня.

Рут слишком хорошо все понимала. Трудно смотреть, как Дикон ходит на задних лапках перед целым строем юных красавиц. Ей стало жаль Кэролайн.

Устраивая раут накануне дня святого Валентина, Рут хотела украсить дом сердечками. Слуги рыскали по всем сервантам и шкафчикам, собирая бокалы, рюмки, стаканы и чашки розового и красного цвета. Рут специально наняла белошвейку, которая делала салфетки из розовой ткани в виде сердечек. Гирлянды из сердечек висели над камином, украшали люстры и канделябры. По всему дому стояли горшочки с тюльпанами. Повариха пекла пирожные в виде сердечек с клубничной начинкой.

Наконец Рут согласилась, что сердечек более чем достаточно. Обычный распорядок дня был нарушен. Все перекусывали на скорую руку, когда было время, мебель стояла на непривычных местах. Слуги валились с ног и ворчали. Рут притащила тяжелое кресло из библиотеки на время, поставила его у камина и упала в него.

— Еще два дня, — трагическим голосом сказала она, — и меня можно отправлять в сумасшедший дом, — она велела принести чайник.

Вместе с чаем, который принесла сердитая горничная, появился и ее брат.

— Дикон! — воскликнула Рут, стараясь говорить приветливо и бодро, — я не видела тебя несколько дней.

— В этом доме невозможно жить, — проворчал Дикон. — Я пришел тебе сообщить, что не смогу быть на твоем распрекрасном приеме. Я только что узнал, что Военное министерство…

— Мне надоели твои сказки! — Рут вскочила и гневно уставилась на брата. — Я делаю это для тебя! Для тебя! И ты придешь, даже если мне придется тебя связать. Ты дал слово! Вспомни, ты обещал!

— Я ничего не обещал. Ты просила меня, но я не давал слова. Военное министерство…

— Да гори оно синим пламенем! — Рут упала в кресло и закрыла лицо руками. — О Дикон, ты должен быть на этом рауте, — она разрыдалась. — Сначала мисс Кэролайн, а теперь ты. Как подумаю, сколько сил потрачено, времени, как я загнала слуг…

— Что мисс Кэролайн? Она не хочет быть на приеме?

— Она постоянно боится, что ее найдут, — сказала Рут, шмыгая носом. — Я не могу ее переубедить, хотя и не верю, что ей угрожает опасность.

— Хорошо, — произнес Дикон. — Я попробую поговорить с лордом Эйвбери. Может быть, он сможет отпустить меня пораньше, и я приду на пару часов.

Наступило тринадцатое февраля, и в доме на Голден-сквер все было готово к приему гостей, осталось лишь расставить букеты из свежих цветов, которые привезли в последнюю минуту. Кэролайн расставляла цветы под наблюдением Рут, которая так устала, что была на грани нервного срыва.

Рут еще раз обошла холл, лестницу, гостиную, двери которой были широко раскрыты.

— Это слишком, — неожиданно проговорила она. — Я переборщила. Мне хочется содрать все эти сердечки и выбросить половину цветов. Свет решит, что я сошла с ума! О Кэролайн, я так старалась. Мне хочется только одного — добраться до постели и спать-спать-спать. Мой раут будет настоящей катастрофой, — она устало опустилась на стул.

— Ну, ну, — сказала Кэролайн. — Везде так красиво. Ваш раут будет настоящим успехом. Мне жаль, что меня не будет.

— Еще не поздно! Приходите! Вы можете надеть свое желто-белое платье, вы его еще ни разу не надевали.

— И как я буду смотреться на фоне ваших красных сердец? Нет, благодарю.

Несмотря на принятое решение, Кэролайн чувствовала себя одинокой, когда вернулась к себе. Она решила, что поужинает, почитает и ляжет спать. Она так устала, что может лечь пораньше. Кэролайн работала почти столько же, сколько Рут. Правда, не сможет насладиться результатом своего труда. Ей было грустно. Она заставила себя расправить плечи. Раз сама так решила, значит, нечего себя жалеть.

К вечеру стали съезжаться гости. До Кэролайн доносились звуки музыки и голоса. Рут надеялась, что народу будет много, и, похоже, ее надежды оправдались. Кэролайн старалась сосредоточиться на том, что читала, но без особого успеха. Что сейчас делает граф Райкот? Разговаривает с девушкой, которая ему понравилась? Интересно, как она выглядит. Блондинка, наверное, маленькая и изящная, с голубыми глазками и очаровательной улыбкой. Кэролайн вдруг почувствовала жгучую ненависть к маленьким, изящным блондинкам.

Пришла запыхавшаяся горничная с подносом.

— Велели принести сначала вам, — объяснила она и скрылась.

Кэролайн не хотелось есть, но она села за стол и принялась за еду: нужно как-то убить время. Прошло полчаса. Она отламывала кусочки от пирожного с клубникой, в форме сердечка, когда в дверь постучали. Горничная за подносом?

— Войдите, — сказала она. Это был Дикон.

— Что вы здесь делаете? — выдохнула Кэролайн.

Никогда еще он не выглядел таким красивым. Несмотря на растерянность и смятение, она не могла не заметить, как ему идет его костюм: синяя жилетка под светлым кремовым пиджаком подчеркивала широкие плечи, голубые панталоны сидели как влитые на красивых сильных ногах. Над белоснежным жабо рубашки — безупречный галстук.

Кэролайн посмотрела на свое старое серое платье, которое она надела для последних приготовлений к рауту.

— Что вы здесь делаете? — повторила она. Дикон смотрел на нее и молчал. — Скажите что-нибудь. — Она быстро положила пирожное на тарелку, встала и отряхнула юбку. Кэролайн подошла к Дикону, вопросительно глядя на него.

— Вы должны быть внизу, — проговорил он.

— Нет! Нет. Я объяснила Рут… Вам не следует здесь находиться, ваша светлость. Этот вечер для вас.

— Вы должны быть внизу. Идемте со мной? — Он протянул ей руку и повернулся, словно собираясь вывести ее из комнаты.

— Не говорите глупостей. — Кэролайн нервно засмеялась. — Посмотрите на это жуткое платье.

— Тогда у нас будет свой вечер здесь, — решил он. — Позвольте пригласить вас на танец, — он протянул руки, словно хотел обнять ее, как в танце.

Кэролайн сделала шаг назад.

— Это не бал. Это раут. На рауте не танцуют.

— Отговорки, все отговорки, — сказал Дикон и подошел к ней.

— Ваша светлость! — Без всякой причины Кэролайн была напугана, точнее — в панике. Она чувствовала, что ничего уже не будет так, как прежде, но сил предотвратить это у нее не было. Она приросла к полу под взглядом его темных глаз. Она вся дрожала, будто у нее был жар.

— Вы давно знаете, что это неизбежно, — проговорил Дикон. Он был всего в нескольких дюймах от нее. Ей показалось, что он хочет взять ее за руки. Она закрыла на мгновение глаза. — Я знаю, что не должен этого делать, — сказал он. — Я стараюсь держать себя в руках. — Он не двигался. — Я больше так не могу, — наконец вырвалось у него. — О Кэролайн. — Он обнял ее, прижал ее голову к своей груди и стал гладить ее волосы. Он покрывал ее голову поцелуями и снова гладил, словно хотел стряхнуть следы поцелуев. Кэролайн не шевелилась. Он отпустил ее и посмотрел ей в глаза. — Скажите мне, чтобы я ушел, — попросил он. — Скажите. Или скажите, что все правильно, что мы давно уже идем друг к другу и больше не можем сопротивляться.

Кэролайн не смогла ничего ответить, только не отрываясь с изумлением смотрела на него. Его губы коснулись ее. Теплые, нежные, они дразнили, требовали ответа. Она почувствовала, что отвечает на его поцелуй. Она чувствовала, как пуговицы на его пиджаке впиваются в нее. Она вдыхала запах одежды, крахмала, мыла.

Кэролайн чувствовала себя тряпичной куклой, у которой не было воли. Поцелуй длился бесконечно, но когда Дикон отпустил ее, ей показалось, что ее бросают. Она, не понимая, что делает, положила ему голову на грудь и обняла его. Никогда еще она не чувствовала себя такой желанной, любимой.

Кэролайн впервые поняла, что имеют в виду, когда говорят о любви. О, вот чего ей не хватало! Переполненная радостью, она хотела дотрагиваться до него, гладить его волосы, лицо.

Но ничего подобного она не сделала. Она заставила себя отойти к столу и села, отодвинув поднос с остатками ужина. Обхватив голову руками, она смотрела на чернильницу.

— Вы знаете, что мы не можем, — устало проговорила Кэролайн. — О Дикон, нельзя.

— Посмотрите на меня и скажите, что мы не можем. — Дикон стоял сзади. — Оглянитесь. Посмотрите на меня.

— Что вам от меня нужно?! — крикнула она. — Господи, помоги мне. Я замужняя женщина. Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей? — она презрительно сжала губы. — От меня мало толку. Я — холодная женщина. Вы разве не знаете? — Она не могла оглянуться, она не хотела, чтобы он видел ее отчаяние.

— Вы не холодная женщина, — ответил Дикон. Он положил руки ей на плечи, гладил ее шею. У Кэролайн мурашки побежали по коже. Какое блаженство.

Она знала, что если и дальше будет слушать этот ласкающий голос или позволит ему ласкать себя, то не выдержит. Огромным усилием воли Кэролайн заставила себя повернуться к нему.

— Рут будет вас искать. Она надеялась, вы вместе будете встречать гостей.

— Эта часть программы завершена, — сказал он угрюмо.

— Но вы почетный гость! Вы должны быть там.

— Там мальчики Рут. Пусть пользуются случаем. Все эти юные создания могут с таким же успехом демонстрировать свои прелести перед Уиллом и Альфредом. Они не женаты. Никто не заметит, что меня нет.

— Вы знаете, что вам не следует находиться в моей спальне.

— Вот как. А мне показалось, что вы рады меня видеть.

— Конечно, я всегда вам рада. Вы с Рут так добры ко мне…

— Вам ни к чему начинать все с начала, словно я незнакомец, который помог вам перейти улицу. Давайте посмотрим правде в глаза, мисс Кэролайн. Между нами что-то происходит. — Дикон нахмурился. — Мы не искали этого. Мы с этим боролись, по крайней мере, я старался. Я устал от борьбы с самим собой. К черту все! Почему, как вы считаете, я столько времени провожу в Военном министерстве? Я с трудом выношу свою службу. Всех этих патриотов, которые считают себя государственными деятелями, знающими, как можно выиграть войну. Мне нет жизни ни здесь, ни там. Разве мы не понимаем друг друга? Мне особенно нечего вам предложить, моя дорогая, но все, что у меня есть, — ваше. Мы можем уехать из Лондона… жить в Райфилде… Моя мать вас обожает. Мы можем сказать, что ваш Неджон умер. Возможно, нужно сыграть свадьбу, ради моей матери… Мы можем что-нибудь придумать.

Кэролайн не могла видеть этот умоляющий взгляд. Его предложения нереальны, он должен это сам понимать. Для них двоих — выхода нет. О, какое искушение! Она должна быть сильной. Она встала и посмотрела ему в глаза.

— Нет, Дикон. Я уже была женой и больше не хочу. А фиктивный брак, или без брака, с вами, с кем-то еще, невозможен для меня. Я уже приняла решение, что ухожу сразу после этого раута, и я так и сделаю. Прощайте, Дикон, — она замолчала, а затем добавила дрогнувшим голосом: — И храни вас Бог.

Дикон прижал ее к себе и стал покрывать поцелуями ее лицо. Кэролайн отчаянно сопротивлялась. Он на мгновение отпустил ее, посмотрел ей в лицо и снова поцеловал. Бесконечный поцелуй, от которого она почувствовала себя бестелесным существом, которого трясет как в лихорадке.

Он отпустил ее, и она упала в изнеможении на стул. Дикон повернулся и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Ночью Кэролайн почти не спала. Она вспоминала поцелуи и ласки, изумляясь тому, какую целительную силу имеет мужское внимание. Уолтер был ее единственным кавалером, и он ни разу ее даже не поцеловал. Ему нужно было лишь, чтобы она рожала ему детей. И, как она предполагала, ласки и нежность просто были для Уолтера напрасной тратой времени. Те нежные чувства, которые она испытывала к Уолтеру до замужества, бесследно исчезли в брачную ночь.

Она думала, что после Уолтера не сможет ответить на чувства никакого мужчины вообще. Как же она ошибалась! И как безнадежно положение, в котором они с Диконом оказались. О разводе и речи быть не может, Уолтер отвергнет саму мысль, несмотря на то, что хочет от нее избавиться. Уолтер дорожит своей безупречной репутацией и не позволит ее разрушить, как бы он себя ни вел без свидетелей.

А хуже всего, напомнила себе Кэролайн, что Дикону тоже нужен наследник. Даже если в отдаленном, розовом будущем ей и удастся избавиться от Уолтера, она не сможет родить Дикону наследника. Пять лет бесплодных попыток родить Уолтеру сына — тому доказательство.

Кэролайн представляла себя в объятиях Дикона, мечтала о том, как все могло бы получиться. Это была пытка. Угли в камине давно погасли и остыли".

Наконец она встряхнулась, встала, зажгла свечу и принялась разжигать камин.

«Интересно, он догадывается, как сильно я его люблю, — думала Кэролайн, доставая свою дорожную сумку из гардероба и укладывая в нее свои вещи. — Я надеюсь, он все-таки найдет себе кого-нибудь из этих девочек, которых пригласила для него Рут, и будет счастлив, и никогда не узнает, что мое сердце разбито, хоть никакой его вины в этом нет».

Во всем виноват Уолтер. Как она его ненавидит.

Глава одиннадцатая

Когда на следующее утро в восемь часов Дикон спускался по лестнице, в доме было очень тихо, словно все вымерло. На первом этаже мебель уже стояла на своих местах, словно накануне никакого раута и не было. Он вошел в столовую. Там было пусто, стол не накрыт, никакой еды на буфете. Дикон позвонил и сел за пустой, красного дерева стол.

Наконец появилась сонная горничная с подносом, на котором стояли чайник и сахарница с молочником.

— Чай, ваша светлость? — равнодушно спросила она.

Он кивнул, и она поставила перед ним поднос.

— А где все? — поинтересовался он.

— Ее светлость сказали, чтобы мы отдыхали сегодня утром, — ответила горничная. — Сказали никому не вставать до обеда. — Она осуждающе посмотрела на него. — Вы хотите завтракать?

— Если можно. Сколько мне ждать? Мне нужно на службу.

— Не знаю, — ответила она, зевая, — ваша светлость, — быстро добавила она.

— Ждать не буду. — Дикон быстро выпил чай, поставил чашку на стол, так, что она зазвенела о блюдце, и вышел из комнаты.

Дворецкого тоже не было нигде видно. Дикон взял пальто, шляпу, перчатки и вышел. На углу Голден-сквер он взял экипаж. Так проще, чем будить грума, ждать, пока запрягут его кабриолет. Так и день пройдет, пока он выедет.

Он решил подать в отставку и уйти из Военного министерства, пока не свихнулся окончательно.

Свидание с Кэролайн накануне вечером произвело на него сильное впечатление. Он сейчас признавал, что увлекся. Как он мог надеяться, что она согласится на его безмозглое предложение? Он не сможет ее содержать. Только благодаря тому, что он жил с сестрой, в приличном доме, мог он позволить себе и приличный экипаж, и приличный гардероб. И ничего не изменится, пока он не вернется в Райфилд и сам не займется поместьем. За одну ночь ничего не изменишь. Лучше уйти из министерства, вернуться в Дарем и самому заняться восстановлением своего хозяйства.

Это поможет и избежать соблазна схватить Кэролайн и сбежать с ней куда глаза глядят. Он знал, что она не согласится. Она никуда с ним по доброй воле не поедет. Не будет она себя свободно чувствовать, живя с ним под одной крышей, хотя ему так же неуютно в этом доме, как и ей! «Неуютно» еще слабо сказано. Как он себя чувствовал, когда она стала холодной и правильной, а ему казалось, что она только мгновение назад была такая нежная и отзывчивая на его ласки. Черт, черт, черт. Он должен уехать, чтобы она могла остаться. Он был уверен, что ей не очень хотелось ехать к брату Полу. А что касается работы экономки, то это просто смешно, он ничего абсурднее в жизни не слышал.

Дикон пришел в Военное министерство одним из первых. Стопка донесений выросла за ночь. Он вышел из министерства и зашел в булочную купить себе что-нибудь перекусить во время работы.

В десять часов Дикон отправился к лорду Эйвбери, который не приходил на службу раньше десяти. Ему сообщили, что лорд Эйвбери прислал записку, что его не будет на службе два дня: он отправился в Оксфорд выручать своего сына, попавшего в переделку.

Дикон вздохнул и вернулся к стопке донесений. Быстро просмотрев бумаги, он не нашел никакого упоминания о капитане Бенджамине Ричардсоне. Брат Бен жив и продолжает сражаться.

В час пополудни Дикон ушел из своего кабинета. Он никого не предупредил о своем раннем уходе, и никто его не спросил, куда он идет. Он зашел в паб по дороге, выпил несколько порций крепкого бренди, взял экипаж и поехал домой.

Рут проснулась в полдень, посмотрела на часы, стоящие на камине, и снова упала на подушки. Она может не вставать целый день, если не хочет, а она не уверена, что ей хочется вставать. Благодарение Богу, что раут уже в прошлом. Самое амбициозное предприятие за всю ее жизнь, она была абсолютно уверена в этом. Но причина у нее была очень важная, жизненно важная. Она еще никогда так не переживала за успех ни одного своего предприятия.

Рут поморщилась. Сколько времени ушло, чтобы приготовиться, чтобы заполучить к себе на прием всех самых популярных барышень в сезоне для своего упрямого брата, а какой результат? Дикон провел с гостями не более часа, быстро представившись одной барышне, он тут же переходил к следующей с одинаковой для всех улыбкой. К своему ужасу, Рут вдруг обнаружила, что он что-то оживленно обсуждает с леди Робстарт. Леди Робстарт, да она же замужем и в матери ему годится! И вскоре он вообще исчез.

Если бы не ее дорогие мальчики, Уилл и Альфред, Рут считала бы свой раут полной катастрофой. Джордж был с женой, Мэриан. Но неженатые Уилл и Альфред превзошли самих себя. Не одному глупому юному существу вскружили голову. Рут гордилась сыновьями.

А Дикону она скажет все, что о нем думает, как только он осмелится вернуться из своего министерства. Она решила, что все-таки встанет и пойдет к Кэролайн: ей, наверное, не терпится услышать о том, что вчера было на рауте.

Рут пошла к Кэролайн, постучала в дверь и не услышала ответа. Она снова постучала. Тишина. Тут она поняла, что уже за полдень, Кэролайн не было на рауте, она легла вовремя. Конечно, она уже спустилась.

Рут оделась и пошла вниз. В столовой было пусто. Чайник с давно остывшим чаем и пустая чашка на подносе — единственные следы того, что здесь кто-то был. Слуг нигде не было видно.

Рут позвонила. Когда появился лакей, она спросила, где миссис Мейкпис. Лакей удивленно посмотрел на нее и сказал, что не знает. Те слуги, что уже работали (далеко не все уже приступили к своим обязанностям), тоже ничего сообщить не смогли. Никто не видел миссис Мейкпис все утро.

Рут помчалась наверх и распахнула дверь в комнату Кэролайн. Комната была пуста. В гардеробе пусто.

На маленьком письменном столе лежала аккуратно свернутая записка.

«Благодарю вас обоих от всего сердца. Я еду к брату. Я и так слишком долго откладывала. Как только устроюсь, сразу же напишу вам.

Кэролайн Мейкпис».

— О нет! — Рут была в отчаянии. Кэролайн не знала точный адрес своего брата. Как она сможет доехать одна, с одной только Досси, если даже не знает, куда едет? Это было уже слишком. Дикон должен что-то предпринять. Если он хоть когда-нибудь вернется из Военного министерства…

Рут остановилась. Какое право имеют она и Дикон говорить Кэролайн, куда ей ехать и что делать? Кэролайн — взрослая женщина и сама способна принимать решения. Рут придется сказать Дикону, что Кэролайн ушла, он сразу заметит, что ее нет. Может быть, ей удастся отговорить Дикона мчаться за Кэролайн.

Но даже если он все-таки помчится за ней вдогонку… Рут вдруг обнаружила, что они не знают фамилии брата Кэролайн или где именно в Бедфордшире он живет. Разве можно ездить по всему Бедфордширу и разыскивать человека по имени Пол?

Когда Дикон прибыл в три часа дня, едва держась на ногах, Рут набросилась на него.

— Слава Богу, ты сегодня раньше. Кэролайн сбежала.

«Мы уже два месяца знаем ее, но так и не узнали ее настоящего имени, фамилии, адреса родителей, имени мужа, его адреса, — размышлял Дикон. — Почему она нам так и не рассказала? Мы бы никому ее не выдали».

Он снова был в «Бул энд Маус», надеясь, несмотря ни на что, что мисс Кэролайн сядет в почтовую карету, идущую в Бедфордшир. Он поглядывал в сторону собора Сент-Мартин-ле-Гранд, мимо которого проезжали все почтовые кареты. По расписанию следующая карета должна была отойти только через два часа, в восемь вечера, но пассажиры уже собирались, и саму карету готовили к путешествию. Однако ни одна лошадь из четырехсот лошадей, содержавшихся в подземной конюшне, еще не была запряжена. Дикон подошел к скамейке из грубого дерева, на которой он впервые увидел Кэролайн. Скамейка была пуста.

Погода портилась. Холодный ветер раздувал полы пальто Дикона и все пытался сорвать с него шапку. Некоторые путешественники спрятались в укрытие.

«Что может делать одинокая женщина со служанкой целый день?» — думал Дикон. Они вероятнее всего ушли из дома на Голден-сквер рано утром, прошло уже часов десять или двенадцать. Он выяснил, какая карета идет в Бедфордшир, нашел ее и стал ждать.

Ему казалось, что ожидание никогда не кончится. Устав стоять на холодном ветру, Дикон укрылся за каретой, которая должна была отправиться в Бедфордшир. Он стоял, прислонившись к ней, пока раздраженный охранник не прогнал его прочь. Дикон принялся ходить между бедфордширской каретой и каретой, идущей в Кингз Линн. Он наблюдал, как одни пассажиры забирались внутрь, другие располагались наверху, и как охранник в красном сюртуке с короткоствольным ружьем занял свое место, готовый защищать «Королевскую почту» от любых посягательств. За несколько минут до восьми часов он услышал звук рожка, крики провожающих и увидел, как карета на Бедфордшир, третья по счету из дюжины других карет, выстроившихся для отправки, забрала свою почту в Управлении почт и двинулась на север мимо Сент-Мартин-ле-Гранд. Но ни мисс Кэролайн, ни ее служанки нигде не было видно.

Замерзший, упавший духом, потерпевший поражение Дикон вернулся домой.

«Может быть, хорошо, что лорда Эйвбери нет на службе», — думал Дикон, греясь в библиотеке у камина. Он не стал рассказывать о своем намерении уйти в отставку и вернуться в Дарем сестре, которая заставила его выпить горячего шоколада и рассказать ему подробнейшим образом, как он искал Кэролайн.

Ему пришлось признаться самому себе, что желание уехать из Лондона было продиктовано не только стремлением заняться пришедшим в упадок хозяйством, но и стремлением оказаться подальше от Кэролайн. Он прекрасно понимал, что если бы они с Кэролайн продолжали жить под одной крышей, он не смог бы себя сдержать, а проводить все время в Военном министерстве он тоже не мог, будь все проклято!

Теперь, когда Кэролайн ушла, приоритеты изменились. Он должен найти ее. Во многом она была очень наивным человеком. Пробыв невольной пленницей, запертой в своем доме в течение пяти лет, она не подозревала об опасностях и ловушках, которые заключал в себе реальный мир. Как она справится, не имея никакой поддержки, кроме старой служанки? Дикон не придавал никакого значения ни ее брату Полу, ни другим родственникам. Было совершенно очевидно, что им не было никакого дела до судьбы Кэролайн и что она вряд ли станет искать у них помощи.

— Куда она могла поехать? — спрашивал Дикон у сестры, не ожидая ответа.

— Может быть, она поехала в дилижансе? — предположила Рут. — Дилижанс дешевле, а ей теперь придется считать каждый пенни. Но в дилижансе небезопасно, особенно для женщины, которая путешествует одна! Они всегда переполнены — людей как сельдей в бочке. Да и разбойники на дорогах. Господи помилуй! Не могу себе представить Кэролайн в дилижансе.

— Я тоже, — сказал Дикон, — но я все равно должен выяснить. Если не разыщу никаких следов в Лондоне, поеду в Бедфордшир. Может быть, напрасно, но мне кажется, что я должен это сделать, хотя бы попытаться, — он вздохнул и принялся изучать остатки шоколада. — Интересно, тепло ли ей сейчас и предложил ли кто-нибудь горячего шоколада. — Он покачал головой и встал, собираясь уйти.

— Одну минуту, — остановила его Рут. — Ты не объяснил, почему ушел с моего раута вчера. Что за выходка! А я ведь так старалась. Мне было очень неловко, Дикон. Некоторые заметили, что тебя не было. Ты ведь не станешь говорить, что вернулся в Военное министерство? Я тебе не поверю, Дикон.

Дикон расправил плечи и высокомерно посмотрел на сестру.

— У меня были другие дела, — ответил он. — Мне с самого начала не понравилась эта твоя идея устроить для меня парад невест. Я в состоянии сам найти себе жену, если вдруг захочу жениться. Признайся, Рут. Ты прекрасно провела время и смогла познакомить Уилла и Альфреда с целым букетом юных красавиц. Я тебе был совершенно не нужен! Поэтому я и ушел.

— Куда ты ушел? — Рут пристально смотрела на него.

— А уж это мое дело, — ответил Дикон и вышел из библиотеки, прежде чем она задала ему следующий вопрос.

Следующие несколько недель Дикон не отрабатывал свое жалование в Военном министерстве. Он появлялся на службе каждое утро, стремительно просматривал бумаги, и через несколько часов уходил из министерства. Он обходил постоялые дворы, обслуживавшие дилижансы, и постоялые дворы, обслуживавшие почтовые кареты. Он даже побывал на конюшнях, где можно было нанять отдельную почтовую карету для долгого путешествия. Но никаких ценных сведений нигде не получил.

Потом он заявил на службе, что ему срочно нужно уехать: его мать при смерти. И отправился в своем кабриолете в Бедфорд.

По сравнению с Лондоном Бедфорд казался крошечным городишком, а это означало, что в нем гораздо меньше постоялых дворов, которые ему придется обойти. Но и здесь Дикона ждала неудача. Он вспомнил, как Кэролайн однажды сказала, что Пол живет рядом с Сэнди. И вот в один прекрасный день, когда светило солнце и первые почки были уже готовы распуститься, он отправился в Сэнди.

Сэнди оказался небольшой деревушкой: несколько домов и одна или две лавки по обеим сторонам единственной улочки. Он остановился у булочной, от которой исходил такой аромат, что пройти мимо было просто невозможно. «Ну и что я должен спрашивать?» — спросил Дикон самого себя.

Он вошел в булочную, с наслаждением вдыхая ее запахи, и купил две булочки. Выуживая из кармана мелочь, он улыбнулся и спросил:

— У вас, наверное, покупателей много даже из отдаленных районов?

Продавщица, полная женщина неопределенного возраста в огромном белоснежном чепце, удивленно посмотрела на него и ответила:

— Иногда.

— От вашей булочной такой запах, что его должны учуять за несколько миль от этого места, — сказал Дикон.

Женщина широко улыбнулась.

— Как от любой булочной. Вокруг много булочных, и все сами пекут свой хлеб и сдобу. Но мы справляемся.

Она вернулась к своему занятию: расставляла на огромном подносе крохотные пирожные с белой и розовой глазурью.

— Поблизости нет больших домов? — не отставал Дикон.

Женщина задумалась.

— Нет, того, что можно действительно назвать большим, таких нет. Самый большой дом у сэра Чарльза Лэпема, мне кажется. Дальше на запад. Есть еще дом сэра Хемфри Смарта, но такие, как он, у нас не покупают. Слишком важные. А что? Хотите им что-нибудь продать? — она с любопытством посмотрела на него.

— Я ищу дом, в котором живет человек по имени Пол, — объяснил Дикон, — но черт меня подери, я не помню его фамилии. Не знаете здесь поблизости семьи, главой которой был бы джентльмен по имени Пол? Я не собираюсь им ничего продавать.

— Пол? — женщина снова задумалась. — Единственный Пол, которого я знаю здесь, это Пол Краск. Сын кузнеца. Ему двадцать один — двадцать два года. Может, это тот, кто вам нужен?

— Благодарю вас, но это не он, — вздохнул Дикон. — Спасибо за помощь. С удовольствием съем ваши булочки.

Он вернулся в Бедфорд, забрал свои вещи из гостиницы, в которой остановился, и поехал обратно в Лондон. Дикон еще никогда не чувствовал себя таким растерянным. Он не может ездить по всему Бедфордширу в поисках человека, если он понятия не имеет о том, кого ищет. Все это предприятие оказалось напрасной тратой времени. Но, по крайней мере, он хоть на несколько дней отдохнул от Военного министерства.

На следующее утро он пришел на службу поздно и обнаружил, что количество бумаг на его столе приобрело монументальные размеры. Некоторые его коллеги ворчали по поводу того, что лорд Эйвбери предложил им взять часть работы Дикона на себя, но у них достаточно и своих обязанностей.

Лорд Эйвбери тоже вскоре появился. У него был обеспокоенный вид.

— Рад вас снова видеть, — сказал он. — Ваша мать… Она?..

— Она что? — спросил Дикон, не подумав. — Ей гораздо лучше, благодарю вас, сэр, — спохватился он.

— Рад это слышать, — проговорил лорд Эйвбери.

За следующие несколько дней Дикону удалось разгрести бумаги на своем столе, но в мыслях он был далеко. Где Кэролайн? Как она? Почему она не сообщила им своего адреса, как обещала в записке? Когда шел дождь, он представлял ее под дождем без зонта, видел, как с розовой шляпы стекает вода, как она ищет укрытие и не может найти, как простужается и у нее поднимается температура. Всякий раз это заканчивалось тем, что Дикон видел ее в бедной мансарде (и было непонятно, как она попала в эту мансарду) умирающей и зовущей его из последних сил. Когда дул ветер, он видел, как она дрожит в своей старенькой одежде, кутаясь в шаль и предлагая прохожим букетики лаванды, но у нее ничего не получается, она не может конкурировать с опытными торговцами цветов. Когда светило солнце, Дикон представлял, как она с трудом выбирается из своей мансарды, чтобы погреться на скамейке в одном из лондонских парков. В его воображении она всегда была бледной, голодной, грустной и потерявшей надежду. Он нужен ей. Дикон был в этом убежден.

Но он не мог ее найти.

— Ваша мать снова больна? — однажды спросил Дикона лорд Эйвбери. Было это в начале марта.

— О нет, сэр. Благодарю вас, сэр, — Дикон вскочил, уронив обе стопки уже просмотренных и еще не читанных донесений.

— Что-то вас гложет, — сказал начальник. — Не могу разобраться в вашем последнем рапорте, — лорд Эйвбери подсунул бумагу Дикону под нос. Дикон узнал свой рапорт. — Посмотрите. Вы пишете о третьем пехотном полке и о «Баффс»[2], и здесь вы цитируете подполковника Вильяма Стюарта, а здесь внизу, здесь, — он раздраженно помахал бумагой перед Диконом, — вы цитируете некоего Мейкписа? Господи, Райкот! Вы же не хуже меня знаете, что третьим пехотным полком командует подполковник Стюарт. Кто такой этот Мейкпис? Никогда не слышал о таком.

Дикон стал пунцовым.

— Простите, сэр. Это просто ошибка. Такого больше не повторится.

Эйвбери с сомнением посмотрел на него.

— Постарайтесь, чтобы не повторялось. Хм. — Он помолчал, снова посмотрел на Дикона и вышел из меленького кабинета.

Дикон с карандашом в руках перечитал донесение Стюарта о передвижении третьего пехотного полка, или точнее того, что от него осталось после катастрофы, которая случилась с этим полком при столкновении с французами в 1811 году под Альбукерком, и написал новый рапорт. За следующие несколько дней Дикон написал еще несколько рапортов. Он был очень внимателен.

Однажды Дикон вернулся домой очень уставшим. Его совершенно доконал рапорт одного капитана, который был написан совершенно неразборчивым почерком. Дикон так и не понял, про что писал этот капитан: про лафеты, кареты или насесты? Дикон обнаружил Рут в безумном состоянии.

— Она нашлась! — крикнула Рут, как только он вошел и дворецкий не успел взять еще его шляпу. — Дикон! Ты должен за ней съездить! Не снимай пальто. Я еду с тобой… Мне нужно взять пальто… О, где мои перчатки? Боже! Нельзя тратить ни минуты. — Рут, его спокойная, разумная сестра, носилась как сумасшедшая, хватая одну шляпу, затем другую. Надев зеленую перчатку и не найдя вторую, она принялась натягивать серую.

Дикон понимал, что она чувствует. День вдруг сразу стал светлым и теплым, и он сам вдруг разволновался не на шутку. Наконец! Кэролайн нашлась!

— Где она? — спросила он. — Откуда ты узнала? С ней все в порядке? Ради Бога, Рут, расскажи!

— Нужно спешить, — сказала Рут, выталкивая его из дому. — Я все объясню по дороге. Берем экипаж, как считаешь?

— Да, берем. Быстрей! — Бесполезное замечание со стороны Дикона, потому что Рут неслась к углу площади впереди брата.

Устроившись в теплом экипаже, Рут велела извозчику ехать к Чаринг-Кросс и стала рассказывать:

— Досси появилась сегодня после обеда. Сказала, что ей неудобно просить у нас помощи, но она не знает, к кому обратиться. Она говорит, что мисс Кэролайн работает белошвейкой. Они никуда не уезжали из Лондона! Кэролайн шьет одежду для крещения малышей. Можешь себе представить такое? Сегодня она должна была отнести готовые платьица в мастерскую, и Досси воспользовалась ее отсутствием и поехала к нам. Бедняжка, она хотела добраться до Голден-сквер пешком, но заблудилась, и ей пришлось взять экипаж. Не сомневайся, я дала ей денег на обратную дорогу. У меня есть адрес Кэролайн, вот он, — Рут вынула клочок бумаги из сумочки. — Это одна из этих безобразных улочек за Чаринг-Кросс. О Кэролайн! Зачем ты это сделала?

— Белошвейка! — зарычал Дикон. — Ну погоди, я до нее доберусь! — Он яростно стукнул кулаком по потрепанным подушкам экипажа. — Ничуть не лучше ее безмозглого намерения стать экономкой!

— Похоже, у нее есть какой-то опыт, — продолжала Рут. — Досси говорит, Кэролайн постоянно этим занималась, пока ждала очередного ребенка, надеясь, что на этот раз… Пока это не превратилось во что-то похожее на увлечение, печальное, надо сказать.

— Она не сможет содержать себя и Досси на такие гроши, — сказал Дикон, немного успокоившись. — Они нормально питаются? У них приличное жилье?

— Досси не рассказывала никаких подробностей. Она очень волновалась, что не успеет вернуться к приходу Кэролайн, и та догадается, куда она ушла.

Экипаж остановился, и извозчик крикнул:

— Чаринг-Кросс!

Рут объяснила ему, куда дальше ехать. Они немного проехали по Чаринг-Кросс-роуд и свернули на темную улочку, на которой стояли жалкие лачуги и полуразвалившиеся дома. Здесь экипаж остановился.

Рут в изумлении смотрела на здание, у которого они остановились. Дикон помог ей выйти из экипажа.

— Господи Боже! — воскликнула она. — Я даже не подозревала, что такие места существуют!

— В Лондоне есть места и похуже. Ты прекрасно об этом знаешь.

Здание, которое когда-то было, очевидно, частным домом, превратилось в меблированные номера. На одном из окон висело засиженное мухами объявление: «Сдается». Они поднялись на грязное крыльцо, и Дикон постучал в дверь, на которой не было ни звонка, ни молоточка. Им открыла неопрятная женщина, от которой разило джином. Она смотрела на них невинным взглядом.

— Хотите посмотреть, как живут другие? — спросила она и сплюнула, чуть не угодив на ногу Рут.

У вас живет некая миссис Мейкпис? — спросил Дикон.

— Не-а, — ответила женщина, собираясь закрыть дверь.

Дикон подставил ногу.

— Молодая белошвейка с пожилой компаньонкой, — продолжал он. — Она могла назваться другим именем.

Женщина почесала голову, сдвинув на бок чепец.

— У нас здесь живет несколько белошвеек. У меня здесь приличное место, хочу вам сказать. Здесь живут приличные женщины, да, приличные. — Она еще на один дюйм приоткрыла дверь.

— Может быть, кого-нибудь из них зовут мисс Кэролайн? — спросил Дикон.

— Мисс Кэролайн. Хм. У меня живет мисс Моди, мисс Белва, мисс… Ах, мисс Кэролайн. Это, должно быть, та, тихая. Мы ее почти не видим. Наверху живет. Всего несколько недель.

— Да, — кивнула Рут. — Можно нам подняться?

— А кто вам мешает? — женщина открыла дверь, отошла в сторону и поправила чепец. — Наверху, — повторила она.

Дикон с Рут поднялись по визжащей под их ногами лестнице. Лестница заканчивалась у двери, молоточка на которой не было видно в полутьме. Дикону пришлось шарить по двери в поисках молоточка. Наконец, он его нашел и постучал. Если не будет ответа, он все равно войдет.

— Кто там? — спросили из-за двери.

— Рут!

Ответа не последовало, но они услышали, как за дверью что-то отодвинули. Дверь открылась. Они увидели Кэролайн, удивленное выражение лица которой сменилось постепенно на смущенное.

— О! В-входите, — она отошла в сторону, чуть не упав в старое тяжелое кресло с потершейся обивкой, которое стояло у двери. Она отодвинула кресло вглубь комнаты и, казалось, была полностью поглощена этим занятием. Она боялась взглянуть на своих гостей.

Дикон смотрел голодными глазами на старое знакомое серое платье, висевшее на ней мешком; на ботинки — счастливое приобретение в Донкастере; на руки, кожа которых покраснела и огрубела; руки эти сейчас безуспешно пытались скрыть пятна на обивке кресла. Он едва сдержался, чтобы не подойти и не обнять ее.

— Как вы меня нашли? — спросила Кэролайн. Она стояла за креслом, положив руки на его спинку. Казалось, ей необходимо было за что-то держаться.

Рут не хотела, чтобы верную Досси ругали.

— Это не имеет значения, — сказала она. — Кэролайн, это глупо. Вам здесь не место. Возвращайтесь домой.

Кэролайн посмотрела на Дикона и затем ответила:

— Я не согласна с вами. Я отказываюсь быть для вас обузой. У меня все очень хорошо. Конечно, я очень рада вас видеть, но… Посмотрите, что я делаю.

Она подвела их к Досси, которая тихо сидела в углу и что-то шила при свете единственной в комнате свечи. Горничная делала сборки на крошечном платьице из тонкого хлопка. Кэролайн взяла платьице у нее из рук и с гордостью продемонстрировала его своим гостям.

— А на вороте и рукавах будут кружева. Это будут очень тонкие и мягкие кружева, чтобы не поцарапать младенца. У этого платьица спереди сборки. Я делала складки, но сборки делать быстрее, а скорость в такой работе имеет значение. Это, конечно, не очень хорошо, потому что мне хотелось бы что-нибудь еще вышить… Вы знаете, что в семьях часто платья для крещения передаются из поколения в поколение. Мне нравится думать, что какой-нибудь малыш будет окрещен в этом платьице лет через пятьдесят или сто, — она с любовью провела пальцами по крошечному платьицу. — Досси мне помогает. Мы справляемся. Так мило, что вы пришли. Мне бы хотелось предложить вам что-нибудь выпить, прежде чем вы уйдете, но я…

— Хватит, Кэролайн, — перебил ее Дикон. — Посмотрите на это место. Одна-единственная комната с таким грязным окном, что я сомневаюсь, проникает ли сюда вообще солнечный свет. Обои отклеиваются! Ковра нет! Камин не горит! Ни угля, ни дров! Посмотрите на эту мебель! Узкая кровать на двоих! Как вы можете…

— Мы с Досси греем друг друга, — она ласково улыбнулась старой женщине.

— Вы едете с нами, — заявил Дикон. — Мы настаиваем. Рут, скажи.

— Да, мы настаиваем. Сейчас же. Можно, я помогу вам сложить вещи? Досси, где дорожная сумка мисс Кэролайн?

Досси с готовностью достала сумку из-под кровати: в ней лежали платья, гардероба в комнате не было. Два пальто, Кэролайн и Досси, висели на крючках на стене. Сборы заняли несколько минут, несмотря на протесты Кэролайн. Она опустилась в большое обшарпанное кресло и не двинулась с места, пока Дикон не схватил недошитое платьице и не спросил:

— Что с этим делать?

— Осторожно! — закричала Кэролайн. Она вскочила, осторожно взяла платьице из его рук и завернула его в бумагу. — Оно должно быть чистым, — объяснила она. — Если сдаешь испачканную вещь, цену снижают, — Кэролайн положила сверток поверх своих вещей в дорожную сумку.

Дикон снял ее пальто с вешалки и помог надеть его.

— За комнату заплачено до конца недели, — сокрушалась Кэролайн.

Тем не менее она позволила Дикону надеть на нее пальто. Поправляя ей воротник, он прикоснулся к ее плечам, и от этого прикосновения ей захотелось упасть. Она снова оказалась в своей комнате на Голден-сквер в тот вечер, когда у Рут был раут.

От одного прикосновения этого человека в ней просыпались такие желания, которые ей было очень трудно подавлять.

Дикон — угрюмо думала она — стал такой же угрозой ее существованию, как и Уолтер. Однако она покинула холодную, запущенную комнату, послушно спустилась по лестнице и пошла вместе со всеми по улице к Чаринг-Кросс. Только на Чаринг-Кросс можно было нанять экипаж. На их улочку экипажи не заезжали.

Кэролайн не проронила ни слова, пока они ехали на Голден-сквер, несмотря на то, что Рут и Дикон пытались завязать разговор. Она была в панике.

Чего она добилась? Она даже не смогла заработать достаточно для того, чтобы прокормить себя и Досси: они жили на то, что осталось от продажи ее драгоценностей. И теперь они возвращаются на Голден-сквер к Дикону. Как она может ему противостоять?

Кэролайн с ужасом думала о будущем. Ничего не решено. У нее нет никаких средств к существованию. Она убеждает себя в том, что не испытывает никаких чувств к Дикону. Разве не лучше бы было, если бы она его больше никогда не видела? Она не могла ответить на этот вопрос.

Глава двенадцатая

Дикон подозревал, что Кэролайн все это время голодала. Иначе она не набросилась бы так на еду, когда они сели ужинать, вернувшись на Голден-сквер. Когда Дикон посмотрел на ее тарелку, а затем на нее, Кэролайн покраснела.

— Должна признать, я соскучилась по еде, которую готовит ваш повар, — сказала она. — Если бы вы питались на «Овсяном острове», вы бы поняли меня.

— «Овсяный остров»? — спросила Рут. — Где это? На Темзе?

— Нет, — ответила Кэролайн. — Это сеть продуктовых магазинов и прочего в этом же роде, недалеко от того места, где мы жили. У нас не было никакой кухонной утвари. Мы могли лишь кипятить воду для чая в камине, а камин топили редко. Миссис Хоббз не одобряла, когда жильцы готовили дома. Говорила, что это привлекает мышей.

— Миссис Хоббз — это та проспиртованная особа, которая нам открыла? — спросил Дикон. — Не просыхает от джина.

— Джин? Ах, вот это что? Я никак не могла понять, что с ней.

Дикон изумленно покачал головой. Какая она наивная! Как можно прожить двадцать два года и не научиться распознавать пьяниц?

Понимая, что она скоро окажется без средств к существованию, Кэролайн, оставив дом на Голден-сквер, нашла магазин, который торговал одеждой для крещения, и предложила свои услуги. Ей повезло: хозяин попросил сделать образец, а не отказал сразу. Она вышла из магазина вместе с молодой женщиной, которая, как оказалось, тоже шила для этого магазина. Когда Кэролайн спросила, где живет эта женщина, и сказала, что ей тоже нужна комната, молодая женщина, мисс Моди, привела ее к миссис Хоббз. Комната мисс Моди была этажом ниже. Они подружились. Мисс Моди отвела Кэролайн на «Овсяный остров», показала кратчайший путь от дома до магазина, рассказала, сколько стоят в настоящее время платьица для крещения, чтобы Кэролайн не обманули при расчете. Платьице, которое Кэролайн сделала как образец, приняли, и она стала работать на этот магазин.

— А как вы объяснили присутствие Досси? — поинтересовалась Рут. — Не у каждой белошвейки есть прислуга!

— К счастью, я обдумала это заранее, — улыбнулась Кэролайн. — Я сказала, что она моя тетя. Моди, наверное, удивилась, что моя тетя зовет меня «мисс Кэролайн», но я не стала объяснять.

— Вы не искали своего брата Пола? — спросил Дикон.

— Нет. Я поняла, что это слишком опасно. Что бы я делала, если бы Пол решил сообщить Джону? Вы однажды сказали, что Лондон — последнее место, где Джон станет меня искать, поэтому у миссис Хоббз я чувствовала себя в безопасности.

— Я искал вас в Бедфордшире, — сообщил Дикон. — Безрезультатно, естественно. Я ведь не знаю фамилии вашего брата.

— Вы искали меня? — сердце Кэролайн дрогнуло.

Он искал ее! Она любила его еще больше. Она опустила глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы.

— Вам не кажется, что давно пора сказать нам, как зовут вашего брата? — ласково спросил Дикон. — Обещаю, я никому не скажу, ни одной живой душе; никогда ничего не использую против вас; никогда не стану ничего выведывать, если вы этого не захотите. Мы знакомы с вами уже не один месяц и ничего о вас по-прежнему не знаем, а ведь вы уже достаточно много знаете о нас. Разве это справедливо? Кэролайн, ведь вы же теперь прекрасно знаете, что нам можно доверять.

— Да, — кивнула Кэролайн. — Конечно, вы правы. Моя девичья фамилия — Лэпем, — она тяжело вздохнула. Наконец, она произнесла это вслух. Но свою нынешнюю фамилию она не скажет. Не потому, что она не доверяла Дикону и Рут, но она так боялась Уолтера, что поклялась никому не называть его фамилии. Вдруг кто-нибудь услышит.

— Лэпем! — Дикон ударил кулаком по столу так, что чашки и блюдца подпрыгнули. — Господи! В Сэнди мне рассказали о каком-то Лэпеме, но его звали, дайте вспомнить, мне кажется, его звали Чарльз. Да, сэр Чарльз Лэпем.

— Чарльз — мой третий брат, — сказала Кэролайн. — Так это он живет в Сэнди! Я знала, что кто-то из братьев живет в Сэнди, но думала, что это Пол. Все равно я не поехала в Сэнди искать Пола, — она грустно рассмеялась. — Чарльз служил в армии, но был ранен и вернулся домой. Мне говорили, он потерял три пальца на левой руке и у него повреждено колено. — Кэролайн откинулась назад, задумавшись. Она не видела Чарльза с тех пор, как он был еще непослушным мальчиком. Он обожал забираться на яблоню и трясти зеленые яблоки на ничего не подозревающих прохожих, в том числе и на нее. Теперь он уже не сможет лазить по деревьям.

Рут и Дикон с сочувствием смотрели на нее. Каких хороших людей встретила она тогда в почтовой карете!

— Я надеюсь, вы будете и дальше называть меня миссис Мейкпис, — проговорила она. — Не следует смущать ваших знакомых, которые меня уже знают.

— Конечно, — пробормотала Рут. — Пойдемте. Я помогу вам разобрать вещи. Комната, в которой вы жили, по-прежнему ваша.

Дикону было все неуютнее в Военном министерстве, хотя, казалось бы, куда уж хуже. Похоже, лорд Эйвбери сомневался в его добросовестности. Дикон должен был представлять начальству полную картину того, что происходит в зоне военных действий, но эта задача была не из легких. Он получал донесения из разных точек, подчас очень удаленных друг от друга, и, чтобы собрать более подробные сведения об определенном районе, приходилось ждать не один день или даже не одну неделю.

Лорд Эйвбери знал об этом, но Дикон подозревал, что тот перестал ему доверять. Два отпуска из-за плохого самочувствия матери, проникновение в рапорта некоего Мейкписа, его отписки вместо рапортов. Он долгое время не был в состоянии писать отчеты, потому что беспокоился за Кэролайн. Все это, вместе взятое, не могло не насторожить начальство.

В один прекрасный день, в конце марта, Дикону было приказано явиться к лорду Эйвбери. Он был готов к самому худшему. Возможно, его собираются уволить, и тогда он с чистой совестью уедет в Дарем подальше от Кэролайн. Жить с ней в одном доме стало для Дикона невыносимо. Она относилась к нему так же, как к Рут, как к другу. Но иногда, встречаясь с ней взглядом, Дикон понимал, что если бы она не была замужем, если бы обстоятельства складывались по-другому, их отношения могли бы быть не просто дружескими.

— Да, сэр, — сказал Дикон, войдя в кабинет сэра Эйвбери, комнату внушительных размеров. Хозяин кабинета сидел за огромным полированным письменным столом. На столе лежали карандаши, перочинный нож, стояла чернильница, плошка с песком, миниатюрные портреты жены и сыновей лорда Эйвбери. Перед лордом лежал лист бумаги. — Вы меня вызывали?

— Садитесь, Райкот, — лорд Эйвбери махнул рукой на стул, обитый зеленой кожей. — У меня сложилось впечатление, что вам не очень нравится ваша работа. Я прав?

— Я стараюсь, сэр, — ответил Дикон.

— Это не ответ. Ваши способности пропадают зря. Ваша голова занята чем-то другим. Это из-за вашей матери? Мне кажется, она серьезно больна?

— Ах… нет, сэр. Ей гораздо лучше. Могу я просить об отставке, сэр? — Дикон старался не выдать свою радость.

Лорд Эйвбери хмыкнул.

— Надеетесь, я вас уволю за грехи? Не надейтесь. Вы нужны нам, Райкот. Мне кажется, что смена обстановки пойдет вам на пользу. Как вы относитесь к тому, чтобы на время уехать из Лондона?

— То есть взять отпуск? С удовольствием, сэр. Я уеду в Дарем, займусь поместьем. Мне давно следовало…

— О нет, — перебил его Эйвбери. — Вы не поняли, Райкот. "Нам нужен человек, который бы вплотную занялся тем, что происходит в Кенте. Похоже, кто-то отправляет оттуда оружие и боеприпасы во Францию. Английское оружие переправляется во Францию, чтобы стрелять в английских солдат! У нас мало информации. Кто-то что-то слышал и что-то заподозрил. К счастью, это подозрение дошло до нас. Я вас заинтересовал?

Дикон не ожидал ничего подобного, и ему понадобилось время, чтобы осмыслить все, что он услышал. Чем больше он об этом думал, тем больше ему это нравилось. Он уедет подальше от ненавистного Военного министерства, от постоянного соблазна дома, будет работать на свежем воздухе, а не в душном министерском кабинете.

— Я с радостью за это возьмусь, — ответил Дикон. — С чего мне начать? С какого места в Кенте?

— Ромнийские болота.

— Мне следовало догадаться.

Дикон пытался вспомнить, что ему известно о Ромнийских болотах. Они находились на юго-восточной оконечности Кента. Это была довольно обширная болотистая местность. Он слышал, что на этой загадочной территории не было никого, кроме овец и контрабандистов. Только те, кто прожил там всю свою жизнь, могли пробраться через болота по настоящему лабиринту из естественных водных каналов. У Дикона теперь была настоящая работа.

— Когда я должен приступить? — спросил он.

— Я собираюсь назначить на ваше место юного Бадсли, — сказал Лорд Эйвбери. — Объясните ему его обязанности и можете ехать. — Он встал и протянул Дикону руку. — Я хочу, чтобы вы перед отъездом встретились с полковником Дейвенпортом. Он один из тех, кто доставил нам эти сведения.

Дикон вернулся к себе в кабинет. Голова у него шла кругом. У него до понедельника уйма работы.

Кэролайн казалось, что она никуда не уезжала с Голден-сквер. Хотя это было не совсем так. Она теперь особенно ценила то, что в холодный день топился камин, что отличная еда появлялась на столе и для этого ей не нужно было даже пальцем шевелить, что в ее комнате было много воздуха и она была в два раза больше того жилища, которое она снимала в меблированных комнатах миссис Хоббз. Но больше всего Кэролайн ценила то, что у нее были друзья, настоящие друзья. Моди была очень дружелюбна, но они с ней принадлежали двум разным мирам. Моди и понятия не имела о том, что в мире существуют такие красивые и приятные вещи. Кэролайн поморщилась. Какая она высокомерная! Все равно, она рада, что вернулась в привычный ей мир.

Кэролайн продолжала шить платьица для малышей. Ей всегда нравилось этим заниматься, и ей нравилось делать что-то полезное. Она собиралась отнести целую партию своих изделий в магазин, который теперь рассчитывал и на нее тоже. Досси делала простые швы, подшивала подол и рукава. У нее было слабое зрение, и она не могла заниматься тонкой отделкой и вышивкой, которая так нравилась Кэролайн. Кэролайн могла тратить больше времени на каждое платьице, количество теперь не имело для нее такого важного значения.

Но она чувствовала себя бесконечно обязанной тем, кто предоставил ей кров. У Рут, видимо, денег было много, хотя она никогда этим не кичилась. А у Дикона денег не было. Все, что он зарабатывал, уходило на дом, в котором они все вместе жили, слуг, экипаж. Из Райфилда приходило очень мало. Кэролайн несколько раз была невольным свидетелем спора между Диконом и Рут по поводу денег, хотя она старалась уходить, когда возникали подобные разговоры между братом и сестрой. Она чувствовала себя очень неловко оттого, что не могла ничем помочь.

Когда у нее набралось шесть очень изысканных платьиц для крещения, Кэролайн решила отвезти их в магазин. За них можно было получить несколько шиллингов. Если нанять экипаж, за негр придется отдать почти все, что она выручит за платьица. Магазин был слишком далеко от Голден-сквер: пешком не дойдешь. Просить кабриолет у Дикона она не могла. Нужен и кучер.

Но Кэролайн решила сначала показать свою работу Рут. Та перебирала старую одежду, которую собиралась отнести в церковь.

Рут отложила платье, которое она внимательно рассматривала.

— Похоже, я опять поправилась, — грустно сказала она. — Пуговицы не могу застегнуть.

— А если распустить швы? — предложила Кэролайн.

— Уже. Что это у вас?

Кэролайн показала ей свою работу. Рут восхищалась платьицами, когда они услышали, что приехал Дикон.

— Рут! — крикнул он. — И мисс Кэролайн. У меня новости.

Вскоре они собрались в библиотеке, велев подать туда же чай.

Дикон рассказал им все, что ему было известно о своем новом назначении. Он старался быть спокойным, но перед своими самыми благодарными слушателями сдерживаться было трудно. Дикон не мог скрыть своего возбуждения и радости. Он ходил по комнате, отчаянно жестикулируя.

— Но ведь это Ромнийские болота! — воскликнула Рут. — Все равно что искать иголку в стоге сена. Что ты собираешься делать?

— Я уже думал об этом. Скорей всего, устрою штаб-квартиру в Димчерче. Всем известно, что это рассадник контрабандистов. Буду смотреть и слушать. Больше пока ничего сказать не могу.

— Димчерч. Я где-то слышала это название, — пробормотала Кэролайн. И вдруг она вспомнила. — Я знаю! Там живет родственник моего мужа. Тот, которого Джон часто навещает. Не могу вспомнить его имени. Никогда его не видела.

Дикон навострил уши. «Нет, — одернул он себя. — Не может быть здесь связи. С чего вдруг аристократу связываться с контрабандой оружия?» Он должен выбросить это из головы. Просто на всякий случай нужно попросить Кэролайн сообщить ему имя этого человека, если она вспомнит.

— Ты надолго едешь? — спросила Рут.

— Кто знает? Не волнуйтесь, я буду писать. Какая возможность выбраться из проклятого министерства! Просто дождаться не могу.

Кэролайн слушала Дикона, и в душе ее росла тревога. Это не пикник. Дикону угрожает настоящая опасность. Те, кто занимается отправкой оружия врагу, не станут колебаться, если обнаружат, что за ними следят.

Она также понимала, что Дикону нравится такое задание. Как тогда, когда они скрывались от Джеймса Фенланда и Дикону пришлось использовать всю свою смекалку, он получал удовольствие от всего предприятия. Она понимала, что он именно тот человек, который нужен для выполнения подобной миссии.

— Поздравляю, — улыбнулась Кэролайн. Она будет очень скучать, но ему не надо об этом знать. — Вы справитесь. Я уверена. Только будьте осторожны.

— О, постараюсь, — заверил ее он.

В пятницу Дикон встретился с полковником Дейвенпортом. Это был старый солдат, давно в отставке, что не мешало ему следить за ходом войны. Он был в Кенте, инспектировал фортификационные сооружения, построенные на случай нападения французов. По своей собственной инициативе, сообщил он Дикону. И вот тогда-то до него и дошел этот слух.

— Один из моих бывших подчиненных, капитан Феррис, служил у меня до того, как потерял ногу, — сказал полковник. — Мы с ним выпивали за старые добрые времена, и он мне рассказал об этом. Он был вне себя от ярости, что англичанин может заниматься подобным! После третьей рюмки он признался, что сам тоже занимается контрабандой французского коньяка. «Никому никакого вреда, — сказал он. — Что человеку делать, если у него одна нога?» У него есть свой налаженный канал. Кто-то другой доставляет коньяк с континента. Не имеет значения. Я не собираюсь доносить на него. Он был хорошим солдатом. Я спросил, что он может еще рассказать об этом слухе — о контрабанде оружия. Он замолчал. Конечно, он боится говорить, потому что его тоже могут поймать. Мне пришлось заказать еще выпивку. Он был очень пьян. Не знаю, можно ли доверять тому, что он сказал. Он пробормотал: «Следите за Кэрроуэйем». Не очень много, не так ли? Никогда раньше не слышал этого имени. Но, наверное, это человек, живущий на кентском побережье. Вам придется его разыскать.

— Мне кажется, в Лондоне живет виконт Кэрроуэй, — задумчиво проговорил Дикон. — Никогда с ним не был знаком. Но это не может быть он. Возможно, кто-то из родственников. Фамилия не очень распространенная.

— Займитесь этим, молодой человек, — сказал полковник. — Англия отблагодарит вас. Судя по тому, как отзывается о вас лорд Эйвбери, если кто-то и может выполнить это задание, так это вы.

— Он так сказал? — Дикон был приятно удивлен. Ему казалось, что лорд Эйвбери с трудом его терпит. — Благодарю вас, сэр. Я сделаю все, что в моих силах.

Дикону не терпелось рассказать Рут и Кэролайн о своем разговоре с полковником. Сведения, которые он получил, были конфиденциальными, но он доверял своим дамам, как никому другому. Как жаль, что нет рядом Гарри Уэдсуорта. Это мужское предприятие, и ему нужно было обсудить его с мужчиной. А поскольку такового рядом нет, он обсудит его с сестрой и своей… возлюбленной. Да, она была его возлюбленной.

Он передал дела своему преемнику и очистил письменный стол от бумаг. В субботу ему придется написать несколько последних распоряжений, поэтому сразу же после встречи он отправился домой. Он нашел Рут и Кэролайн в саду за домом: они восхищались первыми весенними цветами. Он сорвал яркий желтый нарцисс и с поклоном преподнес его Кэролайн.

Кэролайн улыбнулась.

— Подлизываетесь? — спросила она. — Вам это не поможет.

— Я в отчаянии, — серьезно ответил он. Она предлагает ему безобидный флирт? Он посмотрел на сестру, которая в ответ загадочно улыбнулась.

— Отправь эту бессердечную особу распорядиться насчет чая, — сказал он сестре. — Мне нужно кое-что вам сообщить.

Они снова сидели у камина в библиотеке, пили чай, и Дикон рассказывал о своем разговоре с полковником Дейвенпортом.

— Этот парень, Феррис, из Райя. Поэтому мне, наверное, лучше начать в Райе, а не в Димчерче. Возможно, мне удастся его там найти. Не так уж трудно разыскать человека с одной ногой. Может быть, узнаю еще какие-нибудь подробности.

— А что вы уже узнали? — спросила Кэролайн.

— Немного. Он сказал что-то типа: «Следите за Кэрроуэйем», не объяснив, кто такой этот Кэрроуэй.

Кэролайн вскрикнула. Дикон с Рут изумленно смотрели на нее.

— В чем дело? — спросила Рут.

— О Боже, — простонала Кэролайн. — О Боже.

Рут с Диконом молча ждали, пока Кэролайн успокоится. Рут рылась в карманах, пытаясь отыскать флакон с нюхательной солью, и вспомнила, что оставила его в своей комнате. Она терпеть не могла нюхательную соль, но леди Робстарт и другие дамы время от времени просили нюхательную соль, когда рассказывали особенно шокирующие сплетни.

— Уолтер Кэрроуэй, виконт Кэрроуэй, мой муж, — сказала Кэролайн. Ее обещание никому не называть его имени теперь не имело значения. Если Уолтер предатель, она сделает все возможное, чтобы наказать его.

Ответом ей была мертвая тишина.

— Господи, — наконец, произнес Дикон.

— Это не означает, что он занимается контрабандой оружия во Францию, — произнесла Рут. — Он ведь в Лондоне, не так ли? Я не могу себе представить его в Кенте… О, нет! Вы сказали, у него есть родственник в Димчерче? Это что-нибудь может означать? — она задумалась.

— Он постоянно ездит в Кент к своему родственнику, — ответила Кэролайн. — Как жаль, что я не могу вспомнить его имени! О да, он иногда берет с собой Джеймса Фенланда. Не всегда. Возможно, они встречаются с Фенландом уже в Кенте. Не знаю.

— Ладно, ладно, — сказала Рут. — Мы обвиняем человека, о котором ничего не знаем. Не сомневаюсь, что это другой Кэрроуэй.

Кэролайн покачала головой.

— Не надо меня щадить. Уолтер на это способен. Он не допускал меня к своим делам, поэтому я ничего не могу рассказать. О, Боже, я и подумать не могла.

— А как вы могли? — спросила Рут с сочувствием. — Я все же настаиваю на том, что пока рано делать выводы о том, что ваш муж в этом замешан. Этот капитан Феррис был в стельку пьян, когда назвал имя, не так ли, Дикон? Нельзя верить на слово пьяному.

— Что у трезвого на уме… — пробормотал Дикон.

«Виконт Кэрроуэй. Кэролайн — леди Кэрроуэй», — повторял про себя Дикон. Из всей лондонской знати Кэрроуэй был последним человеком, про которого Дикон бы мог предположить, что это и есть ненавистный муж Кэролайн. Он знал об этом человеке немного. Тот, казалось, был увлечен скачками и азартными играми, а не балами и приемами, по крайней мере, так говорили. Правда, Дикон сам не часто посещал балы и приемы. Он даже не помнил, чтобы кто-то говорил, что Кэрроуэй женат. А на самом деле оказалось, что он просто прячет свою жену.

— Нужно приучать себя думать о нем как об Уолтере, а не как о Неджоне, — сказал он, чтобы как-то развеселить присутствующих. — Хотя мне больше нравится Неджон. Кэролайн, я вам обещаю, я узнаю, является ли ваш муж тем человеком, которого мы ищем. Надеюсь, что нет. Если же да… Не знаю, что сказать.

— Вы не станете его убивать! — закричала Кэролайн. — Вас обвинят в убийстве! — За убийство предателя человека могут и простить. Но она не хотела, чтобы Дикон подвергал себя опасности. Но если Дикону или кому-то другому удастся покончить с Уолтером, то ей, да и всем остальным, будет легче дышать без Уолтера Кэрроуэйя.

— Конечно нет. Он заслуживает этого, но думаю, что все должно быть законно. Если он виноват, если удастся это доказать и поймать его с поличным, боюсь, для вас это будет суровым испытанием, моя дорогая. Ведь то, что вы его жена, станет известно. Муж в тюрьме — это плохо и для женщины. Если его осудят, ему грозит виселица или ссылка в Австралию.

— Если он виновен, он этого заслуживает, — твердо сказала Кэролайн. — Уверяю вас, я переживу.

Они почти ни о чем другом не могли говорить весь вечер. Кэролайн казалось, что она живет словно во сне. Этого не может быть! Уолтер переправляет оружие во Францию! Невыносимо об этом думать. Она пыталась вспомнить какие-нибудь обрывки разговоров, намеки. И ничего вспомнить не могла. Уолтер всю жизнь развлекался: петушиные бои, бега, бокс, карты. Его часто не было дома, и она не знала, где он и чем занимается. Каждый месяц он ездил в Димчерч к своему родственнику. Через год после свадьбы они настолько отдалились друг от друга, что почти перестали разговаривать, разве что обменивались какими-то общими фразами за столом.

Готовясь ко сну, Кэролайн впервые задумалась о том, откуда у Уолтера деньги. Она всегда считала, что он получил наследство. Она никогда не спрашивала, а он никогда не говорил. Может быть, мрачно подумала она, он их заработал на продаже оружия во Францию. Может быть, еда, которую она ела, несчастные платья, которые носила, каждый уголек в камине — все было куплено на деньги, полученные за нелегальную деятельность?

Как она могла выйти замуж за такого человека?

Наступил понедельник. В этот день Дикон уезжал. Они с Рут помирились. Они поссорились из-за вещей, которые Дикон собирался взять с собой. Когда он принялся разыскивать в своем шкафу старые, но любимые панталоны и жилетки — вещи, подходящие для выполнения его миссии, и не обнаружил их, он накинулся на своего камердинера, но тот лишь недоуменно пожал плечами. Тогда Дикон отправился к Рут.

— Эти обноски! — возмущенно воскликнула та. — Да в них уже и в саду возиться стыдно. Они лежат вместе с моими вещами. Я собираюсь отправить их в церковь, как только будет время.

— Ты не имеешь никакого права! — кричал Дикон. — Ты мне не нянька! — Он пробормотал про себя несколько крепких выражений. — Где они?

— Мне кажется, в прачечной. Ради Бога, Дикон, ты же не собираешься…

— Собираюсь, — ответил он, гневно глядя на сестру. И помчался в прачечную выручать свою одежду, которая была аккуратно завернута в узел и перевязана веревкой. Дикон разорвал веревку и собрал свои мятые сокровища.

— Прикажи, чтобы погладили, — потребовал он от Рут, притащив к ней свою одежду. — И никогда, никогда не смей совать свой нос в мой шкаф.

Они не разговаривали целый день, но сегодня, в понедельник, все было забыто. Старая одежда была выстирана, отглажена и аккуратно сложена. Лошадей уже впрягли в кабриолет. Пора было уезжать.

— Мне было бы спокойнее, если бы ты взял с собой кого-нибудь, — взволнованно говорила Рут. — Мне не нравится, что ты будешь один в этом осином гнезде. Возьми с собой хотя бы грума.

— Мне кажется, что я уже достаточно взрослый и смогу сам за себя постоять, — весело сказал Дикон. Ничто не могло сегодня испортить ему настроения.

Кэролайн смотрела на них, раздираемая противоречивыми чувствами. Если бы она смогла поехать с ним! Дикон не узнает Уолтера, если они столкнутся лицом к лицу. И Джеймса Фенланда он тоже не знает. Она могла бы ему помочь!

Ей было не просто подавлять в себе те чувства, которые она испытывала к Дикону, ей казалось, что ему тоже было не просто скрывать свои чувства. Нельзя сказать, чтобы он очень старался. Она помнила глупую выходку с копченой селедкой. Были и другие, такие невинные, как улыбка или случайное прикосновение, когда он брал свою чашку. Он ее мучил, и они оба об этом знали.

«Господи, — думала она. — Сколько замужних женщин имеют любовников. Почему я не могу? Об этом сплетничают, но никто не возражает, если все происходит тайно».

Кэролайн не могла заставить себя на это согласиться. Она кивала, улыбалась и желала Дикону успеха. Она обещала писать, как только Дикон сообщит им свой адрес. Она махала вслед, пока кабриолет не исчез из виду. Затем она отправилась к себе кроить новое платьице для крещения.

Ехать сразу в Рай, чтобы разыскать там Ферриса, информатора, или ехать прямо в Димчерч? Если полковник Дейвенпорт, бывший начальник Ферриса, не смог узнать ничего большего, напоив его как следует, то Дикон не видел, каким образом ему удастся этого добиться.

Он также не был уверен, что в Димчерче узнает что-нибудь ценное. Все, что у него есть, это заявление Кэролайн, что ее муж регулярно ездит туда к своему родственнику. Эти поездки могут быть совершенно невинными. Он уже давно ненавидел его и хотел, чтобы виконт Кэрроуэй был тем человеком, за которым он охотится, но уговаривал себя быть благоразумным.

Весна в Кенте была в полном разгаре. Дикон старался не терять зря времени. Он наслаждался свежим воздухом, запахом цветущих яблонь, персиков и слив, видом работающих на полях фермеров. Он заметил в саду вдоль дороги целую колонию гнездящихся дроздов, шелест их крыльев поднимал ему настроение. Это не его любимый Дарем, но Кенту было чем гордиться.

Он заночевал в Танбридж-Уэлс и прибыл в Димчерч в среду.

Последние мили перед Димчерчем разительно отличались от плодородных полей и садов, к которым он уже стал привыкать. Никакой дороги через Ромнийские болота не было; ему пришлось объезжать их, чтобы добраться до Димчерча. Он смотрел на огромные пространства, покрытые болотной травой, то тут, то там прорезанные водными каналами, и понимал, что это идеальное место для тех, кто прячется от закона. Если человек или люди, которых он ищет, решили обделывать свои делишки именно в этих болотах, то совершенно ясно, что Дикону, который ни разу за всю свою жизнь в лодке не сидел, ни за что их не найти.

Его коню, Пегасу, болота не понравились. От резких криков болотных птиц он нервно подергивал ушами и готов был в любой момент понести. Дикон остановил Пегаса, спрыгнул с кабриолета и подошел к коню, тихо нашептывая ему на ухо ласковые слова. Пегас испуганно оглядывался по сторонам. Затем он встал как вкопанный и отказался идти дальше. Дикон выругался. Его легкий кабриолет был неприспособлен для такого долгого путешествия. Это был городской экипаж, но другого у Дикона все равно не было. Ему пришлось долго уговаривать Пегаса, пока тот не успокоился и не согласился идти дальше.

Приподнятого настроения как не бывало. Дикон медленно въехал в Димчерч и остановился у какой-то захудалой гостиницы.

Глава тринадцатая

Дикон зарегистрировался как Дэниел Ричардс и получил комнату, в которой были кровать, умывальник, стул, крошечный камин и окно, из которого открывался мрачный вид, по сравнению с которым вид из окна в комнате Кэролайн у миссис Хоббз казался просто чудесным. Так, по крайней мере, думал Дикон. Он спустился в трактир и заказал бренди.

Дикон считал себя неплохим знатоком бренди. Разве он мало выпил за всю свою жизнь? Он был уверен, что может отличить настоящий французский коньяк, хоть и контрабандный, от подделки.

То, что ему принесли, было настоящим коньяком. В таком месте, как это, хороший коньяк казался неуместным. Завсегдатаи, судя по их виду, должны были скорее предпочитать пиво, эль, джин, но не коньяк. Дикон потягивал коньяк, посматривая на свои часы, словно поджидая кого-то, и время от времени оглядывал зал.

В трактире становилось все оживленней. Каждую минуту подходили новые любители выпить. За стойкой работали две горничные. Вскоре гул голосов стал походить на рев: посетители вынуждены были кричать, чтобы их могли расслышать собеседники. Дикон понял, что подслушать что-нибудь интересное не удастся.

Справа от него за соседним столом сидел человек со слезящимися глазами. На голове у него была вязаная шапочка. Когда служанка поставила перед ним стакан с выпивкой, он перехватил ее руку.

— Не так быстро, милашка, — проговорил он, обнажая в улыбке почерневшие зубы. — Задержись. Мне нужна компания, чтобы отметить одно событие, не так ли, Джимми? — спросил он своего спутника, и тот согласно кивнул. — Джимми не в счет, — объяснил он девушке. — Он не умеет праздновать.

— Простите, сэр, я не могу. У меня работа, — сказала девушка, пытаясь освободиться.

— Задержись на минутку, милашка. Только один глоток. Вот, отпей у Джимми. Он еще не пил.

Девушка слегка наклонилась, резко опустила руку, и человек со слезящимися глазами обнаружил, что хватает воздух. Горничная проскользнула между столиками, и ее поклонник только теперь понял, что она сбежала.

— Черт побери! — пробормотал он. — Иди домой, Джимми. Я не могу праздновать с такими как ты. Я не виноват, что твоя лодка дала течь. Пусть жена любуется твоей кислой рожей! — и он повернулся к Джимми спиной.

Джимми мрачно посмотрел на него, встал и вышел, не сказав ни слова. Дикон наблюдал за Слезящимися Глазами. Тот осушил свой стакан и огляделся, то ли чтобы заказать еще, то ли в поисках подходящей компании. Дикон не понял.

Неожиданно для себя Дикон ободряюще улыбнулся Слезящимся Глазам, встал, подошел к его столику и спросил:

— Можно мне вас угостить?

— С какой стати? Я тебя не знаю.

— Нет? Вы меня не помните? Я слышал, вам крупно повезло, и хотел помочь отпраздновать. Девушка! — крикнул он горничной, но его голос потонул в гаме.

Слезящиеся Глаза осмотрел Дикона с ног до головы: городская одежда, такую не носили в кентских деревнях, промышлявших контрабандой, но одежда старая и не модная. На других посетителях трактира было примерно то же самое. Слезящиеся Глаза остался доволен.

— А почему я тебя не помню? — спросил он. — Я никогда не продавал тебе бренди, правда? Я бы запомнил.

— Нет пока, — сказал Дикон. — Мы говорили с вами об этом пару месяцев назад, но у вас тогда не было лишнего. Не помните?

— Нет, черт возьми, — ответил Слезящиеся Глаза. — Давай выпьем.

Дикон пересел за его столик и стал махать девушке, которую безуспешно пытался пригласить в свою компанию Слезящиеся Глаза. Она вопросительно посмотрела на Дикона.

— Вы с Бартом? — спросила она. — Я думала, вы за другим столиком. Будьте с ним осторожней. Барт уже достаточно выпил.

— Я видел, — кивнул Дикон, улыбнувшись. — Я подсел к нему, чтобы отпраздновать. Принеси ему выпить.

Девушка взяла пустой стакан Барта и вскоре вернулась уже с полным. Ставя его на стол, она старалась держаться от Барта подальше.

— Ну, — сказал Дикон, — что отмечаем?

— Я думал, ты знаешь! Думал, все знают! — Барт широко улыбнулся. Дикон смог разглядеть даже его язык за гнилыми зубами.

— Конечно, знаю. Но мне хочется услышать подробности. Господи, Барт, это настоящая удача, старина. Выпьем.

Барт выпил. Но не сразу. Дикон удивился, сколько в Барта помещается. Тот смаковал выпивку и рассказывал.

Он нашел нового поставщика, француза, у которого судно в два раза больше, чем у его прежнего партнера. И первая операция, накануне ночью, прошла без сучка без задоринки.

— Все точно как в аптеке, — хвастался Барт.

Фляги с коньяком надежно спрятаны на болотах. Барт собирался вывозить их небольшими партиями, чтобы не возбуждать подозрения.

— Этим таможенникам за нами не угнаться, — говорил он. — Я могу протащить коньяк прямо перед их носом, и они не заметят.

— Так ты их не боишься? — спросил Дикон.

— Не-а. Я знаю все их уловки. Ни один таможенник не справится со стариной Бартом Макбрайдом. Ты говоришь, что хотел купить у меня коньяк? Хочешь из этой партии? У меня теперь его много, так что и тебе хватит.

— Давай, — ответил Дикон, внутренне содрогнувшись. Что он будет делать с таким количеством коньяка? Его интересовал груз, который вывозили, а не ввозили. Но у него было такое чувство, что это все связано. Казалось вполне разумным, что те, кто ввозил контрабандный коньяк, с радостью предоставят свои услуги для вывоза какого-то другого груза, чтобы не возвращаться порожняком.

— Мне нужно сообщить своим клиентам, — сказал Дикон. — Они… э… работают в районе Кентербери. Доставка через, скажем, неделю?

— Сколько?

— Три?

— Черт меня возьми, ты можешь взять и шесть. Для старого друга не жалко, понимаешь? — Барт снова улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы. Голова его качалась из стороны в сторону.

— В следующий раз возьму шесть, — пообещал Дикон. — А сейчас три. Должен сначала договориться.

— Не помню, как тебя зовут, — проговорил Барт.

— Дэниел, — ответил Дикон. Он чувствовал себя в пасти льва. — Дэниел Ричардс.

— Черт, а ты хороший парень, — сказал Барт. — Закажи еще.

— С удовольствием, — ответил Дикон.

Позже, лежа в своей комнате и пытаясь заснуть, несмотря на шум, доносившийся снизу из трактира, Дикон думал, как он сможет избавиться от этих трех бочонков коньяка, которые придут к нему через неделю. Такую возможность они с лордом Эйвбери должны были заранее обсудить. Теперь уже поздно. Ему в голову пришла заманчивая идея, но он не знал, справится ли один. Он все думал, как же лучше провернуть это дело, и не заметил, как подкрался сон.

На следующий день Дикон отправился осматривать Димчерч. Он уделил особое внимание побережью. Берег здесь был песчаный. Не лучшее место для судов, доставляющих контрабанду. Но, возможно, они бросают якорь подальше от берега, а груз перевозят на лодках или маленьких суденышках. А, может быть, они швартуются в другом месте. Как жаль, что он почти ничего не знает о контрабандистах. Ему придется как следует заняться Бартом Макбрайдом, если тот, протрезвев, будет по-прежнему так же доброжелателен.

Осмотрев побережье, Дикон отправился на другой конец города, к болотам. Они казались такими же недоступными, как и накануне. Несмотря на солнечный день, над болотами висел туман и раздавался целый хор птичьих голосов. Гуси, утки, куропатки, коростели, травники, кроншнепы — кого здесь только не было? Многих Дикон не мог отличить по голосам или просто не знал, а может быть, таких птиц не было в Дареме. Иногда стая куликов или ржанок поднималась над туманом. Птицы делали несколько кругов и возвращались на болота.

У края болот Дикон увидел несколько лодок с веслами, но людей вокруг не было. В один прекрасный день он наймет лодку и попросит хозяина отвезти его на болота.

Следующей задачей был сбор сведений о человеке по фамилии Кэрроуэй. Как это сделать и не вызвать при этом подозрений? Он решил не торопиться: что-нибудь обязательно должно прийти в голову. Дикон вернулся в гостиницу, чтобы снять грязные сапоги и поесть. Затем он написал письмо Рут и Кэролайн, одно на двоих, рассказав о своем путешествии, знакомстве с Бартом, и сообщил свой адрес. Отправив письмо, он вернулся в трактир выпить и попытаться завязать знакомства с другими клиентами.

Девушка, обслуживавшая его накануне, поздоровалась с ним, но больше никто не обратил на него внимания. Барт Макбрайд не появлялся. Посетителей было немного. Дикон понял, что предыдущая ночь, очевидно, была неблагоприятной для контрабандистов. Он поужинал, решил больше никого и ничего не ждать и отправился спать.

Следующий день оказался безрезультатным, Дикон ничего не смог узнать, и он стал сомневаться, что ему удастся выйти на человека, занимающегося контрабандой оружия. Решив не терять контакта с Бартом Макбрайдом, он разыскал его дом, это было не трудно: Макбрайда все в Димчерче знали.

Дом, на удивление аккуратный и крепкий, стоял на краю болота, на искусственной насыпи. Интересно, выдержит ли она затяжные дожди. На его стук дверь открыли два мальчика. Они сообщили Дикону, что не знают, где Макбрайд, и больше не обращали на Дикона внимания. Прихватив с собой удочки, они пробежали мимо и направились к болоту — искать подходящее место для рыбной ловли.

Попытка найти человека, который бы отвез Дикона на болота, тоже не увенчалась успехом. Он вернулся в гостиницу, зашел в конюшню проведать Пегаса и подумал, а не прокатиться ли. Но куда и зачем? Он передумал. Дикон бесцельно бродил по деревне, здороваясь с каждым, кто не смотрел на него подозрительно.

Наконец ноги снова привели его к болотам. В них была какая-то притягательная сила. Ему никогда еще не приходилось видеть такого огромного пространства, покрытого болотной травой. Казалось, в нем ничего не было. Ничего? Это была низкая и плоская местность, но в ней скрывались десятки тысяч живых существ: рыб, насекомых, птиц. Дикон завороженно наблюдал, как серая цапля поймала маленькую рыбешку и, задрав клюв, проглотила ее. Он был уверен, что видел, как менялась форма птичьей шеи, пока та заглатывала рыбешку.

Ястреб — Дикон решил, что это болотный ястреб, — низко парил над землей, лениво и грациозно взмахивая крыльями, выискивая добычу. Он пролетел всего в нескольких футах над цаплей, которая испуганно крикнула и взмыла в воздух высоко, гораздо выше ястреба.

День заканчивался великолепно. Дикон не мог припомнить такого красивого захода солнца. На западе небо было раскрашено широкими мазками сиреневого, розового и оранжевого цвета, и все это великолепие отражалось на поверхности воды.

Нет, день не был прожит зря. Как жаль, что Кэролайн этого не видит.

На следующий день, рано утром, Дикон взял свою коляску и отправился в Рай. Расспросив прохожих, он отправился в таможню. Подтвердив свои полномочия внушительного вида документом, выданным ему лордом Эйвбери (бумаги были спрятаны за голенищем сапога — подальше от любопытных глаз), Дикон рассказал о своем задании.

Чиновника, с которым Дикон разговаривал, звали Гарольд Пенни. Тот только всплеснул руками.

— Рад вам помочь, но вы понимаете, о чем просите? Весь Димчерч занимается контрабандой, а что уж говорить о Нью Ремни? Литл Стоуне? Грейт Стоуне? Кэмбере? И всей этой территории? Видите, сколько нас здесь, и мы не можем быть везде одновременно. У нас есть свои агенты, и мы время от времени получаем кое-какие сведения. Нам нужно знать, что происходит или чего не происходит. Но, видите ли, вы ищете человека, который что-то вывозит, а не ввозит. То, что вывозится, пошлиной не облагается. Это не в нашей компетенции.

Увидев, как Дикон расстроился, Пенни немного смягчился.

— Стоит лишь связать одно с другим, и мы найдем то, что ищем, — сказал он. — Вы правы. Похоже, что судно, которое приходит с коньяком или шелком, возвращается обратно с оружием на борту, если ваши сведения верные. Мы возьмем их за контрабанду коньяка или шелка, и вы сможете ими заняться. Но имейте в виду. Это ловкие ребята. Как вы собираетесь их поймать, если вы здесь один? Что, Военное министерства такое бедное, что не смогло дать вам никого в помощь?

— В министерстве решили, что если я буду один, то буду меньше привлекать внимания, — объяснил Дикон. — Я здесь как покупатель контрабандного коньяка, и зовут меня Дэниел Ричардс. Я уже договорился с неким Бартом Макбрайдом о трех бочонках.

Пенни свистнул.

— Мы все знаем Барта. О да, мы его знаем! Вам повезло, молодой человек. Сообщите нам, когда будете готовы. Дэниел Ричардс, да? Давайте я запишу. Скажу своим ребятам, чтобы они знали, кто вы. Между прочим, сынок, — остановил Пенни Дикона, который собрался уходить, — что вы собираетесь делать с этими тремя бочонками?

— Если ничего не подвернется, выпью.

— Даете слово? Тюрьма уже вам обеспечена, молодой человек. — Пенни громко расхохотался и проводил Дикона.

Обратный путь в Димчерч был длиннее. Дикон сделал большой круг. Он хотел въехать в Димчерч со стороны Кентербери, где обитали его предполагаемые клиенты.

Хотя Кэролайн и была занята — продолжала шить платьица для крещения, помогала Рут в организации очередного приема, небольшого вечера, который должен был состояться на следующей неделе, — она ощущала какую-то странную пустоту. Никто ей не подмигивал, никто не посылал ей особенных взглядов. Они нигде не бывали с тех пор, как уехал Дикон, кроме магазина, куда она отвозила работу. С тех пор, как она сбежала из дому, прошло много времени, но она все еще боялась, что муж может ее найти. Конечно, он уже перестал ее искать, она боялась рисковать.

Как всегда, у них на приеме были леди Робстарт и миссис Хинкл. Интересно, что они делают, когда не бывают у леди Стилтон. Дамы сидели рядом и разговаривали. Миссис Хинкл кивала, слушая подругу. Страусиное перо, украшавшее ее ярко-красный тюрбан, кивало в такт.

— Идите к нам, дорогая, — позвала леди Робстарт Кэролайн. — А где же наш дорогой Райкот? — спросила она. — Я слышала, что он сбежал, скрылся, уехал. Это правда?

— Я не знаю, где он, — ответила Кэролайн. — Почему бы вам не спросить у леди Стилтон?

— О!

— Мы знаем, что спрашивать нужно у вас, ведь вы так близки, — жеманно проговорила миссис Хинкл.

— У лорда Робстарта есть сестра, ее зять служит в Военном министерстве, — сказала леди Робстарт, — и он сообщил, что нашего дорогого Райкота выгнали. И он уехал в Дарем зализывать раны, не правда ли? Почему он не взял вас с собой? Вы ведь так близки.

Кэролайн разозлилась. Ей захотелось сорвать перо с тюрбана миссис Хинкл и уколоть им обеих дам. Она гневно посмотрела на них.

— Прошу прощения, — сказала Кэролайн и вышла из комнаты.

Мысль о том, что о ней сплетничают, что, возможно, считают любовницей Дикона, потрясла ее. Разве ее поведение не безупречно! Конечно, ее считают вдовой, то есть в ее ситуации вполне возможно принимать знаки внимания от джентльмена. Но даже если так, то, что кто-то думал, будто у них роман и что все это происходит у Рут на глазах, было невероятным. Возможно, разговоры утихнут сейчас, когда Дикон уехал.

Как только гости откланялись и они остались одни, Кэролайн рассказала Рут о том, что услышала. Рут лишь рассмеялась в ответ.

— Если все считают, что Дикон уехал в Дарем, тем лучше. Я не стану отрицать, если меня будут спрашивать. Кстати, мне сказали, что пришло письмо от Дикона, я ждала, пока все уйдут.

— Теперь мы можем ему писать! — воскликнула Кэролайн, когда письмо было прочитано. — О, я так счастлива, что он в безопасности! Интересно, что он будет делать с тремя бочонками коньяка.

— Если у вас есть предложения, поделитесь с ним, — Рут улыбнулась. — Не могу представить, чтобы он все сам выпил. Боже!

— Я напишу ему сегодня же, — пообещала Кэролайн. — Я вспомнила имя родственника Уолтера, Дикон должен знать.

— О? И как же его зовут?

— Джон Данторп, — сказала Кэролайн.

— Джон Данторп, — повторял Дикон. — Этим нужно заняться немедленно.

Осталось два дня до прибытия трех бочонков, и это его очень беспокоило. В его коляску три бочонка не поместятся. Он уже договорился насчет тележки, но куда ее везти?

Дикон старался не думать об этом, пока не получил письмо Кэролайн. Теперь у него было имя.

Ему удалось поближе познакомиться с Бартом Макбрайдом, хотя тот частенько озадаченно чесал голову, стараясь припомнить, как познакомился с Дэниелом Ричардсом. Дикону еще не удалось ни разу побывать на Ромнийских болотах, но Макбрайд, казалось, был готов разрешить ему наблюдать, как будут выгружаться его бочки с коньяком. Правда, Дикон не знал, где это произойдет. На болоте? На берегу? Дикон спрятал письмо Кэролайн в карман, нахлобучил шляпу и отправился к Макбрайду.

Макбрайд был дома, но новому клиенту не очень обрадовался. Он не пригласил Дикона войти, они разговаривали на крыльце.

— Что случилось, парень? — спросил он.

— Я получил более выгодное предложение, Макбрайд, — серьезно сказал Дикон. — Джон Данторп предлагает мне взять у него три бочонка по цене гораздо ниже твоей. Я сэкономлю на каждом бочонке девять шиллингов. Что скажешь?

Макбрайд помрачнел.

— Ты хочешь хороший коньяк? Ты можешь достать его у старины Барта, парень. А этот Данторп… Где ты с ним встречался?

— То здесь, то там, — непринужденно ответил Дикон. — Я хожу по Димчерчу и встречаюсь со многими людьми. Нельзя без этого, это моя работа. Отличный коньяк по низкой цене — вот что нужно моему клиенту.

— Где ты раньше покупал коньяк? Дикону пришлось быстро соображать.

— В Литтл Стоун, — ответил он.

— А почему ты перестал там покупать?

— Слишком далеко. Мне нужно что-нибудь поближе к Кентербери.

— Да, — Макбрайд задумался. — Ты хочешь, чтобы я сбавил цену? Ничего не выйдет, парень. Многие готовы взять у меня всю партию. Я хотел сделать тебе одолжение.

— А ты уверен, что твой коньяк лучше, чем у Джона Данторпа? — Дикон сделал вид, что колеблется. — Откуда мне знать?

— Господи! Да ты попробуй, — оживился Макбрайд. — Заходи, парень. У меня есть немного.

Это был действительно отличный коньяк, мягкий, выдержанный, хотя и был подан в керамическом кувшине. Дикон потягивал его с видом знатока. Этот коньяк был лучше того, что подавали в трактире, а ведь коньяк у трактирщика был отличный.

— Ты меня убедил, Барт. Скажу Данторпу, что я не покупаю у него. Можешь объяснить, где он живет?

— Ты что ж, не знаешь? Я думал, ты с ним обговаривал свои дела.

— Но не у него дома, — объяснил Дикон.

— Вверх по дороге. Он живет в другой стороне, в одном из этих черно-белых двухэтажных домов. Данторп думает, что важный и благородный, раз живет в таком доме. Ха! Толкает дешевый коньяк, вот как он разбогател. А я живу в своем маленьком коттедже и не теряю уважения к самому себе, — он хмыкнул.

— Я очень рад, — Дикон энергично пожал Макбрайду руку. — Сейчас же иду к Данторпу.

Дом Данторпа был действительно больше соседних домов. Дикон не стал подходить. Он огляделся по сторонам, чтобы найти подходящее место для наблюдения, и решил, что лучше низкого каменного забора, окружающего дом с садом на противоположной стороне улицы, ему не найти. Он уселся на забор с видом человека, прошедшего слишком много и решившего отдохнуть. Перед домом Данторпа не было палисадника. Дом был деревянный, старый, построенный еще, возможно, при королеве Елизавете. Он от старости покосился, и его правая часть немножко напоминала подвыпившего гуляку. Но было видно, что дом недавно покрасили и что он в хорошем состоянии.

Дикон наблюдал за дверью, открывавшейся прямо на улицу, и за двумя занавешенными окнами. Но не увидел ни одной живой души, никаких признаков жизни. Сидеть на каменном заборе было очень неудобно. Дикон встал и не спеша прошелся до конца улицы, затем вернулся. День постепенно подходил к концу, и у Дикона была возможность наблюдать еще один прекрасный закат.

Смеркалось, и Дикон собирался уходить, когда заметил, что за одним из окон на первом этаже что-то мерцает. На улице никого не было, поэтому он перешел через дорогу и заглянул в окно, пытаясь разглядеть, что происходит внутри, но окна были плотно закрыты. Свет горел где-то в глубине дома. Может быть, обойти дом и посмотреть с другой стороны?

Для этого Дикону пришлось довольно долго идти, дом Данторпа не был последним. Он дошел до конца улицы и повернул. Теперь перед ним были задние дворы с конюшнями, садами и огородами. Он, к сожалению, не заметил, которым по счету был нужный ему дом. И сейчас, в сгущающихся сумерках, все дома казались одинаковыми, в некоторых дворах стояли конюшни. Он вернулся. Дом Данторпа был четвертым от края улицы. Дикон снова подошел к дому со стороны конюшни, надеясь, что в темной одежде он будет незамечен в сумерках. Белая рубашка! Он остановился, спрятав манжеты под рукава куртки, подняв воротник, и сунул в карман свой шейный платок. Он тихо шел по улице, направляясь к конюшне, которая, по его предположению, должна была принадлежать Данторпу.

Где-то фыркнула лошадь, и Дикон от неожиданности вздрогнул. Он отпрянул в сторону и осторожно пошел вдоль участка, принадлежавшего соседу Данторпа. Дом выходил на задний двор, и Дикону не хотелось, чтобы его заметили. Он остановился, решил, что нужно пробраться к конюшне и идти вдоль ее стены: тогда его не заметят. Он наскочил на забор, низкий и заросший травой так, что в темноте Дикон принял его за кустарник, через который можно пролезть. Он ударился о забор, содрав кожу с локтя. К тому же он наделал столько шуму, что вполне мог разбудить хозяина.

Потирая ушибленный локоть и тихо ругаясь, Дикон стоял минуты две, не решаясь идти дальше. Он слышал, как двигаются лошади в конюшне, как жуют овес; но никаких звуков, издаваемых человеком. Прихрамывая (оказалось, что он ушиб не только локоть, но и ногу), он подкрался к дверям конюшни. Они были закрыты. Дикон осторожно открыл дверь. Ее скрип прозвучал в ушах как пистолетный выстрел. Он остановился — сердце ушло в пятки — и стал ждать. Потом боком протиснулся внутрь. В конюшне было темно, хоть глаз выколи. Он понимал, что дверь должна открываться на задний двор. Но как ее найти в темноте?

Двигаясь на ощупь, Дикон уверял себя, что знает, как выглядит обыкновенная конюшня. Он осторожно пробирался вдоль стены к предполагаемой двери, нащупал перегородки между стойлами. Лошади вытягивали головы навстречу незнакомцу. Дикон натыкался на свисавшие с крюков повода, удила, сбрую, издававшие при этом звуки, от которых он замирал на несколько мгновений. Наконец, пройдя довольно много, он скорее почувствовал, чем увидел, что лошадей здесь больше нет, и решил, что где-то поблизости должна быть дверь, а не пустое стойло. Между проходом и стеной не было никакой перегородки. Он подался вперед, вытянув руку, в надежде найти дверь.

Дикон споткнулся обо что-то большое и мягкое, лежащее на его пути.

— Это вы, ваша светлость? — тихо спросил кто-то.

— Да, — тоже шепотом ответил Дикон и замер.

— Хорошо вы меня стукнули, — сказали из темноты. Человек рассмеялся, потом закашлялся и затем спросил: — Где ваша лошадь?

— На постоялом дворе, — честно ответил Дикон.

— Хозяина нет, — донеслось в ответ. — Велел сказать вам, что вы встречаетесь с Фенландом здесь завтра, в то же время. Что-то случилось, и ему пришлось уйти.

Дикон услышал, как человек встал и стал чесаться.

— Так Фенланд здесь? — спросил он.

— Да. Уже приехал. Хозяин велел ему устроиться на постоялом дворе, как и вам. Вы встретитесь с ним здесь.

Человек был настоящий великан. Он буквально навис над Диконом. Дикон не видел его лица и надеялся, что тот его тоже не видит.

— Спасибо. Я приду, — сказал Дикон. — Теперь ты можешь идти, раз уже с обоими поговорил. На полу спать не очень удобно, — он направился к двери в противоположном конце конюшни.

— Не знал, что вы такой заботливый! — ответил человек и снова рассмеялся своим хриплым смехом, закончившимся приступом кашля.

Пока человек откашливался, Дикон добрался до противоположной стены и двери, которой очень обрадовался. Он боком выскользнул наружу, прикрыл за собой дверь и отправился в гостиницу. Прежде чем войти, он остановился, чтобы стряхнуть с себя солому.

Дикон направился прямо к своей комнате, сбросил сапоги и упал на кровать.

Во что он вляпался? Он тяжело вздохнул. По счастливой случайности он смог уйди из конюшни Данторпа. Дикон так испугался, обнаружив в конюшне человека. Слава Богу, что когда человек спросил его: «Это вы, ваша светлость?», он, не задумываясь, ответил утвердительно, разве он не «его светлость»? Хотя совершенно понятно, что не та светлость.

Он проигрывал в голове возможные варианты. Казалось, все его предположения оправдываются. Джеймс Фенланд как-то во все это замешан, а это означает, что и виконт Кэрроуэй тоже замешан. Он предположил, что человек в конюшне принял его скорей всего за Кэрроуэйя. Но что произойдет, когда настоящий Кэрроуэй появится? Дикон надеялся, что человек в конюшне после встречи с ним покинет свой пост и Кэрроуэй не получит сообщения, предназначенного для него. Что тогда станет делать Кэрроуэй? Нужно ли Дикону искать Фенланда в трактире? Как ему теперь добраться до этих людей и не выдать себя при этом?

Голова у него шла кругом. Дикон наконец встал, повязал галстук, причесался и вышел в общий зал. Потягивая прекрасный контрабандный коньяк, он осматривал комнату, пытаясь понять, кто из присутствующих может быть Джеймсом Фенландом.

Глава четырнадцатая

Съев скудный ужин, Дикон вернулся к себе в номер. Он понимал, что сам загнал себя в угол. Он перебирал в голове различные варианты выхода из создавшегося положения, но все отверг. Шанс разоблачить виконта Кэрроуэйя (а он теперь был уверен, что Кэрроуэй и есть тот самый человек, на которого он охотится) казался весьма сомнительным, а опасность, которой он сам подвергался, огромной. Но отступать было поздно, и он поклялся самому себе, что сделает все возможное.

Незаметно для себя он стал думать о Кэролайн. Для нее все это будет ужасно. Если о ее муже начнут писать газеты, его имя будет у всех на устах. Он надеялся, что, возможно, ее удастся уберечь от позора, если сохранить в тайне, что она жена Кэрроуэйя. Может ли тот факт, что муж находится в тюрьме, стать основанием для развода? Дикон не надеялся на это. Он никогда ни о чем подобном не слышал. И с другой стороны, положение ее станет еще сложнее, потому что ей придется публично признать, что она жена Кэрроуэйя.

Что бы ни произошло, Дикон не видел никакой возможности заполучить Кэролайн, если только Неджон не… умрет… или не будет повешен. Но за измену теперь не вешают. У осужденного отберут его земли, а как дополнительное наказание ему может грозить ссылка в Новый Южный Уэльс, на другом краю света. Дикон хотел во что бы то ни стало разоблачить Кэрроуэйя. Но он не был уверен, что с разоблачением Кэрроуэйю придет конец.

На нескольких клочках бумаги он набросал возможные варианты расследования. Каждый последующий вариант казался невероятнее предыдущего. Он скомкал бумагу и швырнул ее в камин. Один из клочков не загорелся. Дикон вытащил его и уже собрался было отправить вслед за другими. Он развернул листок. Это был все тот же смешной план, который пришел ему в голову в первый вечер в Димчерче. Возможно, это знак свыше. Он разгладил листок, спрятал его среди своих бритвенных принадлежностей на умывальнике и лег в постель. Нужно попробовать. Если не получится, придется придумать что-нибудь другое, если он останется в живых.

Первое, что Дикон решил сделать на следующий день, это повидать Барта Макбрайда и попросить того доставить три бочонка с коньяком на день раньше условленного срока. Он уже договорился с хозяином повозки, что тот даст повозку по первому же требованию. Если не будет лошади, он может использовать своего Пегаса. Пегас как рабочая лошадь! Смех да и только.

Сразу после завтрака он отправился к Макбрайду. Дикон не сомневался, что среди тех, кто на скорую руку завтракал вместе с ним, был и Джеймс Фенланд, но Фенланд подождет. К счастью, Макбрайд был дома. Подходя к дому, Дикон слышал, как тот ругался с женщиной.

Один из уже Знакомых мальчиков открыл ему дверь и попросил подождать. Ссора затихла, и вскоре появился Макбрайд, кипящий от злости.

— Опять ты, — сказал Макбрайд и оглянулся, вероятно, ожидая увидеть за своей спиной женщину. Но той видно не было. Он вопросительно уставился на Дикона. — Что тебе нужно на этот раз?

— Я договорился о перевозке и был бы тебе очень признателен, если бы ты смог доставить мне товар не завтра, а сегодня. Я готов заплатить немедленно.

Выражение лица Макбрайда изменилось. Возможность немедленно получить деньги наличными была соблазнительной.

— Мне нужно организовать парней. Я не могу сам выгрузить и загрузить товар. Вот что я тебе скажу — привози коляску к часу дня. А я возьму Джеки или Питера.

— Я бы сам мог помочь тебе. Я уже не один бочонок держал в руках, будь спокоен. По крайней мере хоть как-то смогу тебя отблагодарить за то, что ты пошел мне навстречу, — улыбнулся Дикон.

Макбрайд смерил его взглядом с головы до ног и оказался удовлетворенным тем, что увидел: этот мускулистый молодой человек может справиться с работой. Макбрайд согласно кивнул.

— Это грязная работа, — предупредил он. — Лучше надень какое-нибудь тряпье. Там грязь и все такое…

— Хорошо.

Дикон направился к хозяину повозки, предоставив Макбрайду возможность вернуться к женщине и продолжить ссориться.

Дикон предупредил хозяина повозки, что та ему понадобится около часу дня, договорился о лошади (Пегасу не придется тащить повозку) и отправился к себе переодеваться в самое старое, что у него было с собой.

Время завтрака закончилось, и общая комната опустела. Лишь две служанки убирали со столов и подметали пол. Хозяин отдавал девушкам какие-то распоряжения и копался в счетах. Когда Дикон, одетый в невероятные обноски, появился в зале, хозяин удивленно поднял бровь.

— У вас есть некий Джеймс Фенланд? — спросил Дикон.

— Да, опять приехал, — кивнул хозяин, — кажется, ушел куда-то.

— Меня просили найти его, — тихо сказал Дикон. — Боюсь, я его не узнаю.

— Мне кажется, он завтракал здесь. Правда, Рози? Одна из девушек кивнула.

— Как его можно узнать? — спросил Дикон.

— Его? Ищите человека, на которого не обратили бы внимания. Это и будет Фенланд.

— Он часто здесь бывает?

— Да. Он регулярно приезжает в Димчерч. Хотя не всегда останавливается в нашей гостинице. Не знаю, где он живет, но он иногда заходит пропустить стаканчик другой, когда останавливается в другом месте.

— Спасибо большое. Пожалуйста, не говорите ему, что я о нем спрашивал, — Дикон заговорщически подмигнул хозяину и положил ему в руку соверен.

— Никогда с вами не разговаривал, — ухмыльнулся хозяин и опустил соверен в карман.

Дикон отправился за повозкой. Он никогда в жизни не имел дела ни с повозками, ни с тележками, и ему нужно было быстро научиться управляться с ними. Повозка, которую ему показали, оказалась тяжелой. Ее должны были тащить две лошади. На ней, объяснил владелец, возят морские водоросли для удобрения полей. Он также объяснил, что водоросли очень тяжелые. Что хочет перевозить мистер Ричардс? Что бы это ни было, повозка, которую он ему дает, выдержит.

— Мне не нужна тяжелая повозка. Нет у вас чего-нибудь полегче, на одну лошадь? — спросил Дикон.

Хозяин сказал, что на данный момент у него такой повозки нет. Дикон не хотел говорить, что собирается перевозить. Кто знает? Может быть, хозяин повозки шпион, работающий на таможенников.

Хозяин запряг в повозку лошадей и объяснил Дикону, как открывается борт повозки во время погрузки. Борт открывался как дверь, а не опускался. С такой системой Дикон не был знаком. В Райфилде были крытые повозки, но он никогда на них не ездил, этим занимались работники. Ему казалось странным, что повозка, на которой возили морские водоросли, открывается таким старомодным способом. Наверное, поэтому она оказалась доступной.

Дикон не решился ехать в повозке, а пошел рядом, ведя лошадей под уздцы. Увидев, какие глубокие следы оставляют колеса и что повозка не подпрыгивает, он понял: это то, что ему нужно. Дикон повел лошадей по улице, ведущей к гостинице, из которой он должен был начать свой путь. Это оказалось делом нелегким. А он считал себя хорошим возницей! Дикон еще больше зауважал хозяина повозки.

Он все еще был не уверен, правильно ли поступает, но был уже почти час, и он направил лошадей к дому Макбрайда.

Макбрайд уже ждал его.

— Господи, — сказал он, — повозка для морских водорослей! — и покачал головой.

Барт взял лошадей и повел их по дорожке среди болотной травы к небольшому озерку, у которого была привязана маленькая лодка. Макбрайд жестом приказал Дикону садиться. Дикон, не привыкший к лодкам, обнаружил, что та качается, и неуклюже плюхнулся, прежде чем окончательно потерял равновесие. Макбрайд фыркнул, но ничего не сказал. Он отвязал лодку, прыгнул в нее, оттолкнулся от берега одной ногой и принялся грести.

Дикон решил, что запомнит каждый поворот пути, каждый пролив, но вскоре отказался от этой затеи. Макбрайд прекрасно знал дорогу и уверенно налегал на весла. Минут через пятнадцать они были на месте.

Когда они подплыли к одной из лодок, Макбрайд улыбнулся, в его глазах светилась гордость.

— Это моя рыбацкая лодка. Эй, там! — крикнул он. Появилась всклокоченная голова. — Мой сын Эйбел, — объяснил Макбрайд. — Он у меня что-то вроде смотрителя. — Макбрайд отодвинул их лодку чуть в сторону и забрался в ту, что была побольше. Заметив, что Дикон колеблется, он подал ему руку. — Не привык к лодкам, а? — спросил Макбрайд и хмыкнул.

— А где мой обед, па? — спросил Эйбел. — Не могу работать на голодный желудок.

— Потом, — сказал Макбрайд, подходя к дубовым бочонкам, покрытым брезентом. — Подсоби-ка, мальчик мой.

У Макбрайда был целый запас прочных веревок. Этими веревками поддерживались бочонки при погрузке. Работали Макбрайды споро, и Дикону казалось, что его помощь не понадобится. Но он никак не мог понять, к чему такие предосторожности. Не лучше Ли спрятать коньяк у Макбрайда дома или в каком-нибудь другом надежном месте на суше? Он спросил об этом Макбрайда.

— Ты что, чокнутый? — с возмущением спросил Макбрайд. — Да ничего безопаснее Ромнийских болот не придумаешь. Мне кажется, Создатель специально придумал здесь эти болота, чтобы мы, бедняки, могли честно заработать себе на жизнь. Дураки бы мы были, если бы не воспользовались этим.

Три бочонка заняли много места, и Дикону пришлось поджать свои длинные ноги. Он ждал, пока Макбрайд переговорит с сыном. Наконец Макбрайд бросил парню пакет с едой, прыгнул в лодку к Дикону, и они отправились в обратный путь.

Сгружать бочонки, когда они добрались до суши, оказалось делом более сложным, чем перегружать их с лодки на лодку, да и Эйбела здесь не было, чтобы помочь. Они спустили бочонки на берег и, неуклюже двигаясь, покатили их к повозке. Затем Дикон забрался в повозку и стал принимать бочонки, которые подкатывал Макбрайд. После небольшой заминки им удалось закрыть борт повозки.

Они отправились в дом к Макбрайду, чтобы завершить сделку. Сварливой женщины нигде не было видно. Макбрайд предложил Дикону кружку с коньяком, тот принял предложение и отсчитал деньги. Слава Богу, лорд Эйвбери догадался прислать ему деньги на всякий случай.

— В следующий раз — шесть, — напомнил Дикон Макбрайду и направил своих лошадей к дому Джона Данторпа.

Уже был вечер, но не так поздно, как накануне, когда Дикон разговаривал с человеком в конюшне Данторпа. «Завтра в это же время», — сказал человек. Дикон надеялся, что он пришел не очень рано.

Он въехал на улицу, которая шла позади дворов и конюшен, и остановился недалеко от конюшни Данторпа. Повозка заняла почти всю узкую улочку, так что никто не мог бы свободно проехать или пройти. Он привязал лошадей к изгороди, закрывавшей конюшню, и решительно направился к двери.

Было еще не очень темно, и Дикон смог разглядеть, что в конюшне никого, кроме лошадей, нет. Он прошел конюшню, нашел дверь, ведущую во двор, и вышел.

Сад был запущен, и только клумба у заднего входа носила на себе некоторые следы внимания со стороны хозяев. Сквозь траву и прошлогоднюю листву виднелась дорожка, выложенная каменной плиткой. Дикон пошел по этой дорожке к дому, подошел к двери и постучал. Когда ему открыл человек с копной сальных, черных, как смоль, волос, с черными глазами и маленьким полногубым ртом, Дикон улыбнулся и спросил:

— Джон Данторп?

— Он самый, — ответил Данторп. — Что нужно?

— У меня есть к вам предложение, сэр, — сказал Дикон. — Мне кажется, оно вас заинтересует. Можно мне войти?

— Меня не интересуют никакие предложения, черт возьми. Уходите. — Данторп вошел в дом и стал закрывать дверь.

— Но, сэр, неужели вы хотите сказать, что отказываетесь от предложения, которое увеличит ваш доход вдвое? Очень хорошо, тогда я предложу свой товар кому-нибудь другому. Барту Макбрайду, например, — улыбнулся Дикон.

— Макбрайду? Этому крикуну? — Данторп задумался.

— Конечно, вам решать. Но ничего не случится, если вы просто меня выслушаете, правда? — Дикон замолчал в ожидании ответа, ему очень хотелось скрыть свой страх и неуверенность.

— Я не могу с вами сейчас разговаривать. У меня гости. — Данторп нахмурился и снова попробовал закрыть дверь.

— Ваши друзья? Может быть, их тоже заинтересует мое предложение.

— Да что за предложение? Хотите, чтобы я вложил деньги в новый канал? Нет, спасибо. Приходил уже на прошлой неделе один тип, пытался продать мне акции канала, я его послал куда следует. Меня не интересуют каналы.

— Я не имею никакого отношения к каналам, сэр. Речь идет о коньяке. — Дикон с надеждой смотрел на Данторпа.

— Коньяк? Я знаю о коньяке все. Что вам нужно, молодой человек?

— Если вы позволите мне войти и сообщить о моем предложении вам и вашим друзьям, вы все поймете.

Данторп уже, казалось, согласился, потом снова стал сомневаться.

— Кто направил тебя сюда? — спросил он. — Почему ко мне? Как ты сюда попал? Через мою конюшню?

— Сэр, я в Димчерче уже почти неделю, — ответил Дикон. — Я занимался тем, что изучал, как здесь идет торговля, — он старался избегать неприятного слова, которым называется эта «торговля», — и мне не один раз говорили о вас, как о главном человеке здесь. Хоть мы с вами и не встречались, я прекрасно понимаю, что вы именно тот человек, к которому я должен обратиться со своим предложением. У вас прекрасное чутье, репутация, образованность, и вы умеете всем этим пользоваться как никто другой.

— А тебе от этого какая выгода? — спросил Данторп.

— Я, конечно, не стану говорить, что ничего не надеюсь выиграть. Было бы глупо, не так ли? Позвольте, я объясню? — Дикон подошел поближе.

— Ладно, — сказал Данторп, — входи.

Несмотря на низкие потолки, дом оказался уютным и хорошо спланированным. Дикон прошел следом за Данторпом через холл к двери слева, которая открывалась в комнату, похожую на кабинет. Двое мужчин подняли головы, когда они вошли.

— Кто это? — резко спросил один из них.

Дикон внимательно вглядывался в этого человека. Около тридцати лет. Очень красив; темно-русые вьющиеся волосы, небрежно причесанные; прямой нос; широко поставленные глаза. Человек облизнул губы. Дикон заметил, что у него жестокий рот.

— У этого человека для нас предложение, — объяснил Данторп.

— Послушай, Данторп, у нас нет времени ни на какие предложения, — сказал второй гость, неприметный человек с редеющими волосами. — Избавься от него.

Дикон сразу понял, кто эти двое. Он пристально смотрел на виконта Кэрроуэйя.

— Не торопись, Фенланд, — сказал Кэрроуэй. — Пусть парень расскажет, что у него там, раз уж он пришел. Как тебя зовут, парень?

Парень? Дикон был старше этого монстра. Он проглотил возмущение и ответил:

— Дэниел Ричардс, сэр. С Кентерберийской дороги.

— И что ты хочешь предложить?

— Сэр, я могу удвоить ваш доход, гарантирую. У меня есть связи, через которые я могу доставать самый лучший французский коньяк. Сам принц-регент от такого не отказался бы. Говорят, что русский царь не пьет ничего другого, кроме этого коньяка! Конечно, такого коньяка не так уж и много производится. Но у моей семьи есть связи во Франции, и я всегда могу обеспечить себе необходимое количество. Единственная проблема состоит в доставке. У меня нет знакомых среди моряков. Ну я и подумал, что нужно найти кого-нибудь, кто уже занимается перевозками. Ни у кого, насколько мне известно, не налажено дело так хорошо, как у мистера Данторпа. Коньяк настолько лучше обычно поставляемого сюда, что его можно продавать по самым высоким ценам, уверяю вас. Вдвое дороже, чем вы продаете сейчас, мистер Данторп. Могу ли я надеяться, что мы можем вместе заняться этим делом?

— Ха. Бренди есть бренди. Большинство не понимает разницы, — сказал Кэрроуэй.

— Позвольте, я дам вам попробовать. И судите сами.

— Он у тебя в заднем кармане, — презрительно фыркнул Фенланд.

— Нет, на улице. Позвольте, я принесу?

Кэрроуэй кивнул, и Дикон поспешно направился к повозке. Ему было непросто вытащить бочонок из повозки, пронести его через конюшню, по каменной дорожке в дом. Он тяжело дышал, когда торжественно вкатил бочонок в кабинет. Мужчины не пошевелились, чтобы помочь.

— У вас найдутся стаканы, сэр? — радостно спросил Дикон у Данторпа. Было ясно, что Кэрроуэй здесь главный, но он обращался к Данторпу.

— Сейчас принесу, — сказал Данторп и быстро вышел. Через несколько минут трое мужчин пробовали коньяк, а Дикон смотрел на них, улыбаясь.

— Должен признать, что этот гораздо лучше нашего, — недовольно проговорил Кэрроуэй. — Что скажешь, Данторп?

— Неплохой коньяк, — согласился Данторп. — Фенланд?

— Точно.

Дикон радостно кивал головой.

— Я с удовольствием отдам вам еще два бочонка. Это все, что у меня пока есть. Доставка очень сложное дело, вы понимаете. Возможно, это именно то, что можно предложить своим лучшим клиентам. Подождите, что они скажут, если хотите. Я гарантирую, что они удивятся и обрадуются.

— Очень любезно с твоей стороны, — произнес Кэрроуэй. Хотя по его виду нельзя было сказать, что он так считает. — Мы принимаем твое предложение.

— Очень хорошо, джентльмены, — улыбнулся Дикон. — Я оставляю их вам. Когда сможем обсудить доставку следующей партии?

— Не так быстро! — ответил Кэрроуэй. — Мы не можем решить этот вопрос за одну ночь. У нас есть… э-э-э… и другие дела. Мы ждем судно завтра ночью. Я поговорю с… капитаном, когда они придут. Возможно, мы сможем договориться на следующий месяц. Наше судно приходит примерно раз в месяц, в зависимости от погоды.

— Можно мне познакомиться с командой? — спросил Дикон. — Я могу помочь вам завтра ночью. Я могу помочь в разгрузке или погрузке, что вам нужно будет.

— Нет, — Кэрроуэй подозрительно посмотрел на Дикона. — Ты можешь быть и шпионом, который работает на таможенников, откуда нам знать? Ты просто будешь спать в своей постели, а мы о себе сами позаботимся.

— Как вам угодно, — Дикон, старался казаться равнодушным. — Может, мы сможем встретиться с вами в среду или четверг, чтобы я мог знать, о чем вы договорились с командой?

— Возможно, — сказал Кэрроуэй. — Ты остановился в трактире? Мы тебя найдем.

— Очень хорошо.

Дикон вернулся к повозке и с трудом выгрузил два оставшихся бочонка. Он пронес их через конюшню и оставил во дворе у двери конюшни. «Пусть кто-нибудь другой теперь их потаскает», — злорадно подумал он.

Дикон отвел лошадей и пустую повозку к хозяину, заплатил за них и пошел пешком в гостиницу.

Итак, он избавился от трех бочонков коньяка. Пока его план сработал. Дикон надеялся, что удача будет на его стороне и в дальнейшем.

Вечером он написал Рут и Кэролайн. Он очень скучал по Кэролайн, но теперь был рад, что она в Лондоне в безопасности. Этот злодей, ее муж, был в Димчерче, и если у Дикона получится все, как он задумал, Кэрроуэй никогда не сможет до нее добраться.

Он написал о своей встрече с Кэрроуэйем, Фенландом и Данторпом, стараясь не выдавать своих чувств к этому трио. Ни к чему усугублять. Но когда Дикон писал, он вдруг представил Кэролайн с Кэрроуэйем в постели и сжал кулаки. Кэрроуэй был молод и красив, несмотря на жестокий рот. Неудивительно, что Кэролайн и ее семья решили, что Кэрроуэй — подходящая пара.

Как узнать, где разгружается контрабандный коньяк Кэрроуэйя? Дикон должен быть там завтра. Он не может ждать целый месяц до мая, когда придет следующая партия. Дикон вздохнул. Его единственным источником информации был Макбрайд, и ложась спать, он молился о том, чтобы Макбрайду было известно место разгрузки.

— Барт, друг мой! — воскликнул Дикон, увидев контрабандиста на следующее утро. Макбрайд выглядел неприветливо, но Дикон теперь знал, что он всегда такой. — Ты сказал правду! Я сразу же продал то, что получил от тебя. И получил заказ почти на дюжину. Сможешь достать столько? И когда, хотя бы приблизительно?

Дикон вытащил список трактиров и пабов, приготовленный заранее, но не дал Макбрайду заглянуть в него. Это всего лишь плод его воображения.

— Скорей всего, недели через две, — мрачно ответил Макбрайд. — Зависит от погоды. Никогда не знаешь, каким будет море.

— Сможешь достать дюжину? — не унимался Дикон.

— Думаю, да, — ответил Макбрайд. — Ты все это время будешь в Димчерче?

— Не уверен. Если и уеду, то вернусь. Между прочим, у меня был неприятный разговор с твоим другом Данторпом.

— Никакой он мне не друг! — Макбрайд сплюнул. — Этот Данторп и его дешевый коньяк всем нам создают дурную славу. Я бы и минуты не стал разговаривать с этим мошенником.

— Он ужасно разозлился, когда я отказался от его услуг, Барт. Я сказал ему, что у меня есть кое-что получше, но, конечно, имени твоего не назвал. Он мне угрожал! Сказал, что позаботится, чтобы никто в Димчерче ничего мне не продавал! Он может это сделать?

— Не-а. Хочет все прибрать к рукам, да? — Барт рассмеялся.

— У меня есть идея, — понизил голос Дикон. — Мне очень хочется посмотреть, как они будут разгружать его товар. Я так понял, что его судно приходит сегодня ночью. Мне не хочется, чтобы Данторп или его дружки меня видели, но я хочу знать, где он разгружается. И если он действительно выполнит свою угрозу, я сдам его таможенникам.

Макбрайд ужаснулся.

— Он мне не друг, но я бы не сделал такого и злейшему врагу. Мы никого не выдаем. Нет, сэр!

Дикон решил зайти с другой стороны.

— Я не стану его сдавать, — пытался убедить он Макбрайда. — Я хочу только припугнуть его. Если бы я знал, где он выгружает свой товар, я мог бы ему сказать что-то вроде: «Может, мне сказать таможенникам, чтобы они поискали там-то и там-то около двух часов ночи тогда-то и тогда-то…» Разве так не получится?

Макбрайд задумался.

— Мне это не нравится, — наконец проговорил он.

— А ты сам знаешь, где он разгружается?

— Конечно. Там дальше, на берегу. Но где, не скажу. Там и другие разгружаются. Да и я сам иногда.

— Таможенники не знают об этом месте?

— Не-а. Только не они! Похоже, они не могут его найти, — рассмеялся Макбрайд.

Дикону во что бы то ни стало нужно было узнать, где это место. Если он не поймает это трио сегодня ночью, придется ждать целый месяц. Он не был уверен, что продержится еще месяц: его могут разоблачить в любую минуту.

— Ты даже не намекнешь? — шутливо спросил он. Но Макбрайд не был настроен шутить.

— И не налейся, парень. Тебе лучше не знать.

Он дал понять, что разговор закончен, войдя в дом и плотно закрыв за собой дверь. Дикон остался один на крыльце.

Дикон вернулся в гостиницу, велел запрячь Пегаса и отправился в Рай.

В маленькой конторе снова дежурил Гарольд Пенни. Он обрадовался Дикону.

— Мистер Ричардс! — воскликнул он. — Какие новости?

— Виконт Кэрроуэй с друзьями ожидают сегодня ночью партию товара, — сказал Дикон. — Но я не знаю где. Мне кажется, где-то к северу от Димчерча. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Так вы установили, что это виконт Кэрроуэй? Поздравляю, дружище. Вы узнали гораздо больше, чем мы могли бы выяснить сами. Что касается места выгрузки, мне бы самому хотелось знать, где это. Боже, да таких мест не меньше дюжины. А затем они перевозят свой товар на болота. А как только товар оказывается на болотах, и тысяча таможенников не найдет его.

— Могу я по крайней мере надеяться на вашу помощь сегодня ночью? — спросил Дикон. — Разве нельзя взять люгер и походить вдоль берега и понаблюдать? Может быть, появится подозрительное судно?

— Ночью искать судно без опознавательных огней? Да вы в своем уме?

— Но ведь есть еще и лунный свет? — с надеждой напомнил Дикон.

— Полнолуние уже было. Дайте подумать. Два дня назад. А это значит, луна восходит поздно, да! У нас может и получится, если не будет облаков. — Пенни подошел к окну и выглянул. — Сейчас облачно. Может быть, облака рассеются, если же нет, то все напрасно. Хотя и так все может быть напрасно.

Пенни отвернулся от окна и пристально посмотрел на Дикона.

— Вы собираетесь сами в этом участвовать, старина? Если эти мошенники вас заметят, с вами будет покончено. Они вас на пушечный выстрел не подпустят.

— Я знаю, — сказал Дикон. — Но все же рискну.

Они с Пенни договорились встретиться после захода солнца у Глобсденского пролива, где будет стоять люгер. Дикон сразу вернулся в Димчерч, затем съездил в Глобсден. Он взял на всякий случай пистолет.

Закончилось тем, что ему пришлось догадываться, когда зашло солнце, потому что тучи закрыли небо. Дикон свернул с дороги, идущей вдоль берега моря, и въехал в рощу. Там он выпряг Пегаса, спрятал коляску среди деревьев и пошел по направлению к единственному строению — коттеджу у ручья, который брал свое начало в болотах. Удивленный владелец коттеджа согласился подержать у себя его лошадь за плату. Дикон снова отправился в путь, поедая на ходу бутерброд с сыром, который захватил с собой, потому что времени поесть у него не было. Подойдя в люгеру, он понял, что здесь не было никакого причала, и из-за огромного количества песка и гальки у берега люгер не мог подойти ближе. Дикон прошел песчаную полосу, и Пенни отправил за ним лодку.

Пенни удрученно махнул рукой.

— Чертовы тучи. Благоприятная ночь для контрабандистов. Ладно, по крайней мере прогуляемся вдоль берега. Найдите себе место, старина. Ждать, может быть, придется не один час. Остальные ребята внизу. Они скоро придут.

— Сколько? — спросил Дикон.

— Кроме команды еще двое. Все, что мы можем.

На палубе Дикон нашел свернутый канат и пристроился на нем. Он проверил пистолет, завернутый в промасленную тряпку, и засунул его за пояс. На мачтах, возвышающихся над ним, паруса были свернуты. Он надеялся, что ему разрешат посмотреть, как старое судно отправится в плавание. Сколько же ткани и другого оснащения нужно, чтобы заставить двигаться судно!

Дикон смотрел на грот-мачту, пытаясь определить ее длину, когда почувствовал, как на щеку упала капля. Начался дождь.

Глава пятнадцатая

Кэролайн не переставала удивляться тому, как быстро приходили письма. Воспоминание о путешествии в почтовой карете только усиливало впечатление. Ей казалось, что она едва закончила свое письмо к Дикону, как уже из Кента пришел ответ. Письмо, как всегда, было адресовано Рут.

Его принесли в библиотеку, где Кэролайн сидела одна, читая газету. Она теперь регулярно читала газеты. И искала там упоминания об Уолтере, хотелось быть в курсе того, что происходит на фронте. Когда война закончится, если она когда-нибудь закончится, Дикон уедет из Лондона. Эта мысль была невыносима.

Когда лакей принес поднос с письмами, она не стала дожидаться Рут, которая переодевалась к очередному приему. Кэролайн сломала восковую печать и стала читать его письмо. Он был здоров, в безопасности, он загнал Уолтера в угол!

— Рут! — закричала она, уронив на пол газету. Она выбежала из библиотеки и бросилась вверх по лестнице. — Рут! Дикону удалось! Он нашел Уолтера! И Фенланда, и Данторпа. Давай я тебе прочту.

Кэролайн прочитала письмо, и они с Рут с тревогой посмотрели друг на друга. Хотя они и не говорили об этом, но каждая думала об опасности, которая угрожает Дикону, интуитивно чувствуя, что любой неверный шаг означает неминуемую смерть.

— О, моя дорогая, — сказала Рут и обняла Кэролайн. — Я знаю, как много вы значите друг для друга. Дикону нелегко, он обычно такой несдержанный и часто ставит меня в неловкое положение, но он умен и сообразителен, я верю, что у него все получится. Мы должны на это надеяться и не должны позволять себе впадать в отчаяние.

— Да, — вздохнула Кэролайн, — не должны.

Итак, Уолтер, этот ненавистный человек, в Димчерче. Кэролайн по опыту знала, что поездки к родственнику (интересно, Данторп действительно его родственник?) занимали несколько дней, иногда неделю. На этот раз она может быть уверена, что он не вернется в Лондон раньше чем через два-три дня. И Фенланд с ним, его тоже нет в Лондоне. Сейчас у нее есть шанс, на который она и рассчитывать не могла.

— Рут, — сказала она, когда они вместе спускались по лестнице. — Я не могу быть сегодня на вашем приеме, если вы не возражаете. Я думаю, нам с леди Робстарт и миссис Хинкл не о чем говорить, а мне нужно кое-что сделать.

— Миссис Хинкл не будет. У мистера Хинкла приступ подагры, и ему нужно, чтобы кто-то был рядом и выслушивал его жалобы.

— Боюсь, я даже одну леди Робстарт не вынесу. Я оставлю ее на ваше попечение, а мы с Досси уедем. Я вернусь быстро.

Рут была озадачена. Она надеялась, что Кэролайн не собиралась отвозить в магазин платьица именно в тот день, когда у Рут прием, но спрашивать не стала.

— Досси! — Кэролайн напугала дремавшую в ее спальне горничную. — Мы едем домой!

Досси озадаченно посмотрела на нее.

— Мы дома, — заявила она.

— Мы едем на Ганновер-сквер, — пояснила Кэролайн. — В наш старый дом. Пошли, Досси. Времени нет.

— Боже мой, мисс Кэролайн, вы понимаете, что говорите? Вы возвращаетесь к этому… к этому… к его светлости?

— Он в Кенте, Досси. Он ни о чем не узнает. Где моя накидка?

Кэролайн надела ботинки, и они вышли из дома через дверь для слуг, чтобы не столкнуться с гостями, которые могли приехать пораньше. Досси почти всю дорогу ворчала, что некоторые дамы не могут оставить в покое некоторых старых женщин и таскают их на всякие сумасшедшие предприятия. Они взяли экипаж и поехали на Ганновер-сквер, которая находилась недалеко от Голден-сквер.

Кэролайн остановилась, чтобы посмотреть на дом, в котором она прожила пленницей целых пять лет. Он выглядел как всегда: чистый и солидный, металлическая решетка недавно покрашена, окна сияют. Он был таким же, как и другие дома на площади. Стараясь подавить страх, она поднялась по лестнице и собралась постучать в дверь, но обнаружила, что молоточка нет. Это означает, что никого из хозяев этого дома сейчас нет.

Кэролайн постучала кулаком.

Дверь открыл дворецкий Джейнс. У него рот открылся, когда он ее увидел.

— Леди Кэрроуэй! — воскликнул он.

— Да, это я, — сказала Кэролайн. — Как ты, Джейнс?

— Очень хорошо, мадам. Как приятно, что вы вернулись.

— Сомневаюсь, — ответила Кэролайн.

Она вошла в холл, вслед за ней вошла Досси. Кэролайн огляделась. Ничего не изменилось. Как будто она никуда не уезжала. Ей казалось, что стены так сильно давят на нее, что она с трудом сдерживала себя, чтобы не убежать и больше никогда не возвращаться в этот дом. Но она расправила плечи и решительно направилась к лестнице.

— Я пришла лишь для того, чтобы забрать свои вещи, — обратилась она к дворецкому. — Я вас долго не задержу.

— Д-да, мадам, — кивнул он. Дворецкий нерешительно взмахнул руками, то ли хотел выставить ее из дома, то ли позвать слуг, чтобы они ей помогли. Но не сделал ни того, ни другого. Он просто смотрел, как они с Досси поднимаются по лестнице.

— Мне кажется, у нас в кладовой есть чемоданы и сумки, — сказала Кэролайн своей горничной, когда они оказались в ее спальне. — Мы не сможем донести сундук. Пойди посмотри, а я займусь гардеробом.

Она знала, что найдет в своем гардеробе: такие же безрадостные платья темных расцветок. Там, конечно, висит и ее подвенечное платье. Фасон вышел из моды, но оно сшито из прекрасного материала. Можно будет перешить. Есть еще чулки и нижнее белье. И еще четыре крошечных платьица для крещения младенцев. Она складывала одежду в отдельные стопки, когда появилась Досси с сумками и чемоданами. Меньше чем через час все было уложено.

У них были заняты руки, когда они неуклюже спускались по лестнице. Джейнс ждал внизу. Было ясно, что он озадачен.

Кэролайн велела Досси сесть и сторожить их пожитки. Нужно покончить еще с одним делом, ради которого она пришла в этот дом. Она направилась в кабинет Уолтера.

Джейнс сразу понял, куда она направляется, и преградил ей путь.

— Его светлость говорит, что вы не должны входить в кабинет, — сказал он.

— Но его здесь нет, не так ли? Я здесь главная, когда его нет, позвольте вам напомнить. Отойдите, Джейнс.

Джейнс не пошевелился. Кэролайн топнула ногой.

— Я не собираюсь ждать целый день, Джейнс. Отойдите.

Джейнс не сдвинулся с места. Он сложил руки на груди и в упор посмотрел на нее.

— Нет, мадам.

Неожиданно для себя Кэролайн со всей силы вонзила свой каблук ему в ногу. Джейнс вскрикнул от боли и отступил. Кэролайн юркнула в кабинет, быстро закрыла за собой дверь, повернув ключ и с облегчением вздохнула.

Сначала письменный стол. На нем ничего нет, кроме письменных принадлежностей. Все ящики закрыты на ключ. Она осмотрела кабинет, чтобы найти какой-нибудь инструмент и взломать замки на ящиках. Но ничего не нашла. Уолтер, похоже, следил за тем, чтобы ничего лишнего не было в кабинете. Кэролайн осмотрела книжные полки. Ей было интересно узнать, и что предпочитал читать Уолтер, и что он мог прятать за книгами. Может, попадется что-нибудь подходящее. Большинство книг были скучными: судебные разбирательства; анналы какого-то странного общества, борющегося за улучшение положения трактирных служащих. У них никогда не было ни трактира, ни трактирных служащих. Почему Уолтеру это интересно? Она открыла книгу и прочла имя: Дэвид Уинстон Харгривз.

На нижней полке в книге с потрепанной обложкой, настолько потрепанной, что почти невозможно было прочесть, что на ней написано, Кэролайн прочла слово: «Lycee». Она знала, что так называется по-французски школа. И снова имя: Дэвид Уинстон Харгривз. У Уолтера библиотека из чужих книг! Он выбирал книги только по их внешнему виду! В той книге, которую она держала сейчас в руках, не было ничего интересного. Единственно интересная вещь — это закладка. Закладка была кожаная, но твердая. Очень твердая.

Кэролайн вдруг поняла, что это закладка, обшитая кожей. Это металлическая закладка, медная пластинка, судя по весу, обшитая кожей. Она нашла то, что искала.

Она едва засунула закладку между ящиком и столом, как кожаная обшивка тут же порвалась. Только теперь она поняла, что мягкая кожа была лишь футляром для металлической пластинки. Она вынула пластинку, повертела ее в руке, и тут до нее дошло: металлическая пластинка, которую она держала в руках, была серебряной, а не медной, и на ней была надпись, по-французски:

«Уолтеру Кэрроуэйю За выдающиеся заслуги перед Францией. 1809»

У Кэролайн округлились глаза. Вот доказательство того, что Уолтер — предатель, хотя она не сомневалась, что он может сочинить какую-нибудь невинную историю, объясняющую появление этой проклятой награды, потому что это, безусловно, награда. Он, наверное, положил ее в чехол, спрятал в книгу и забыл о ней. Четыре года назад! Уолтер, очевидно, оказывал Франции услуги значительно раньше. Она положила пластинку в чехол, чтобы защитить руку от острых краев, и принялась за работу.

Но задача оказалась не из легких. Ящики плотно закрывались, и просунуть пластинку было трудно. Она яростно пыталась открыть ящик, царапая отполированную поверхность розового дерева. Наконец, она смогла просунуть пластинку, но тут наткнулась на замок. Кэролайн в отчаянии снова огляделась.

На небольшом столике стоял серебряный подсвечник с наполовину сгоревшей восковой свечой. («А меня заставлял пользоваться сальными свечами», — с отвращением вспомнила она.) Кэролайн сняла огарок, бросила его на пол и принялась бить подсвечником по замку. Попасть в цель было трудно. Кэролайн несколько раз чуть не угодила по руке.

Но она была в ярости. Столько уже сделать и сдаться! Если бы Джейнс не был так предан Уолтеру, если бы с ней был Дикон, если бы…

Эти «если бы» никогда ей не помогали. И теперь не помогут. Кэролайн принялась за работу с удвоенной силой.

Замок не поддавался. Передняя стенка ящика тоже была прочной. Тогда Кэролайн, сев на пол, заколотила по дну ящика подсвечником. Дно было сделано из более тонкого дерева. Царапая и колотя по дну, Кэролайн смогла разбить его, наконец, и содержимое ящика посыпалось на пол.

Кэролайн поднялась с пола и села в кресло, откинувшись на спинку. Она отбросила назад волосы, падавшие на глаза, размяла плечи, болевшие от напряжения, а затем опять опустилась на колени и стала изучать содержимое ящика.

В ящике почти ничего интересного не оказалось: перья; визитные карточки, чистый, аккуратно выглаженный носовой платок. Что-то сверкнуло, и она увидела связку ключей.

Один из ключей подошел к ящикам письменного стола. В самом нижнем Кэролайн нашла бухгалтерскую книгу, которую быстро пролистала. Она не могла понять записи и отложила книгу в сторону: она возьмет ее с собой. В другом ящике были письма. Они с Досси не смогут все это унести вместе с ее вещами! Кэролайн вложила целую стопку писем в бухгалтерскую книгу, оставив остальные лежать на полу.

В связке было семь ключей. Один из них, короче и больше остальных, привлек ее внимание. Она вспомнила, что подобный ключ был у ее отца, и вдруг поняла: это ключ от сейфа!

Минуты через три она нашла сейф за картиной с изображением корабля, несущегося на всех парусах. Ключ подошел. В сейфе были стопки банкнотов, перевязанных бечевкой, и кожаные мешочки с золотыми соверенами. Кэролайн оставила соверены, они были слишком тяжелыми, взяла пачку банкнотов и засунула их за лиф платья.

Прижав к себе бухгалтерскую книгу так, чтобы не выпали письма, она оставила все как есть: содержимое ящика вместе с кусками дерева было разбросано по всему полу, поцарапанный подсвечник без свечи стоял на письменном столе. Серебряная закладка в кожаном чехле отправилась в бухгалтерскую книгу. Она подошла к двери, прислушалась и, ничего не услышав, повернула ключ. Кэролайн приоткрыла дверь и выглянула. Она увидела не только Досси, но почти всех слуг, которые собрались в холле и о чем-то оживленно шептались.

Они забрасывали Досси вопросами, а та повторяла одно и то же:

— Ничего не знаю!

Кэролайн поспешила ей на помощь.

— Довольно, — повелительным тоном сказала она, обращаясь к слугам. Некоторые удивленно посмотрели на нее. «Не привыкли к тому, чтобы я повышала голос», — подумала Кэролайн. Она мало занималась слугами в прежние времена. — Можете возвращаться к своим обязанностям. — Кэролайн обошла толпу и, плотно прижав к груди бухгалтерскую книгу, взяла в обе руки по чемодану. — Пошли, Досси.

— О, мисс Кэролайн! Я уже не надеялась, что вы когда-нибудь вернетесь, — проговорила Досси. — С вами все в порядке?

— Да, — Кэролайн повернулась к дворецкому, стоявшему у нее за спиной. — Джейнс, можете открыть дверь.

Джейнс бросился выполнять ее приказание, но выражение лица у него было сердитое.

— Где его светлость сможет вас найти? — спросил он. — Он захочет знать.

Кэролайн со значением посмотрела на его ногу и сказала:

— Объясните ему, что я живу в другом доме.

Высоко подняв головы, они с Досси вышли на улицу. Слуги, которые и не подумали разойтись, изумленно наблюдали за ними.

Но только когда они сели в экипаж, Кэролайн вздохнула с облегчением. Она обняла Досси за плечи и воскликнула:

— Мы сделали это! Не могу поверить, но мы сделали это! О Досси, мне было так страшно!

— Они никогда не узнают, что вам было страшно, — утешала ее служанка. — А этот мистер Джейнс! О, как вы его!

Кэролайн откинулась на спинку сиденья и положила бухгалтерскую книгу на сиденье рядом с собой.

— Да, неплохо получилось, правда? Я и представить не могла, что способна на такое. Надеюсь, что больше никогда не вернусь в этот дом.

Двухмачтовый люгер стоял на якоре в Глобсденском проливе, волны тихо бились о его борт. Кроме двух членов команды, на палубе никого не было. Команда была внизу, в кают-компании — пряталась от дождя.

— Если не будет ветра, мы никуда не пойдем, — сказал Гарольд Пенни Дикону. Двое других таможенников кивнули головами в знак согласия. — Раз идет дождь, должен быть и ветер. Черт!

— Вы зажжете огни? — спросил Дикон. — Если мы сможем двигаться, конечно.

— Капитану решать, — ответил Пенни. — Вы правильно поняли Макбрайда: действительно к северу от Димчерча? Он мог вас сбить с толку специально. Может быть, на самом деле они подходят с юга. Стена Димчерча тянется чуть дальше на север, а это значит, что там полно песка и гальки, через которые нужно пройти, чтобы подойти к берегу, так же как и здесь. Здесь нет никакой дороги к морю. Лошади не пройдут, понимаете — о чем я? Лошади должны довезти товар до лодок, на которых его доставят на болота.

— Что такое Стена Димчерча? — спросил Дикон.

— Песок и галька на всем протяжении от Хайта до Дендж-Несса. Разве вы не видели? Даже лодка не может подойти.

Дикон старался не показывать своего разочарования. Он был уверен, что суда разгружаются на севере, как сказал Барт Макбрайд. Он вдруг воспрянул духом. А что, если Макбрайд решил, что «мистер Ричардс» ему не поверит и станет искать на юге, когда выгрузка происходит именно на севере?

Он поделился своими соображениями с Пенни.

— Макбрайд — отъявленный мошенник, — произнес тот. — Может быть, вы и правы, дружище. Пойдем на север, если будет ветер. Но особенно не рассчитывайте на успех сегодня. Дождь, ни луны, ни ветра. Черт! Мы называем это «счастьем таможенника».

Примерно с час они с мрачными лицами просидели в тесной каюте, ожидая изменения погоды. Дикон пожалел, что не оставил немного коньяка из бочонков, полученных от Макбрайда. Сейчас коньяк не помешал бы.

Наконец, они услышали крики и шум над головами, грохот якорной цепи, скрип и стоны старого судна, которое выходило в открытое море. Дикон поднялся на палубу. Матросы поднимали паруса. Легкий ветерок раздувал их, и они повели старый люгер на север. Только на корме горели ходовые огни. Дождь все еще шел, но Дикону показалось, что он уже не такой сильный.

Кто-то дал ему плащ, и он пошел на корму. Он скорее слышал, чем видел в неясном свете единственного фонаря, волну, идущую следом за судном. Дикона все больше охватывало волнение, но это чувство вскоре сменилось другим.

Морская болезнь! Об этом он никогда не думал. Дикон перегнулся через борт и отправил в море свои бутерброды с сыром.

«Уже должно быть утро», — сонно подумал Дикон. Он лежал, растянувшись на палубе, на корме, стараясь не мешать команде и быть подальше от рулевой рубки, где за штурвалом стоял капитан и болтал с тремя таможенниками. Дождь прекратился, но Дикон успел промокнуть до нитки. Палуба — не самое удобное место для отдыха. Он замерз. Апрель — не середина лета.

Прекрасно понимая, как он себя чувствует, остальные оставили его в покое. Дикон угрюмо подумал, что они, должно быть, животы надорвали, глядя на него. Он сел, непослушными пальцами отыскал в кармане свои часы и узнал, что сейчас всего лишь чуть за полночь. Ему стало немного легче. И люгер двигался гораздо спокойнее.

Он встал и, держась за перила, поднялся в рубку, где его приветствовал Пенни.

— Мы дошли до конца Стены и теперь идем на юг, — сообщил тот. — Ничего подозрительного пока не видели. Вы, наверное, насквозь промокли. Как себя чувствуете?

— Лучше, — сказал Дикон, убирая мокрые волосы с глаз. — Но промок до нитки, это точно. Переодеться не во что? Прошу простить меня… за то, что… произошло.

Пенни рассмеялся.

— Вы не первый и не последний, приятель. Выпейте рому, согреетесь. Имейте в виду, это легальная выпивка! Пошлина уплачена. Флот сотни лет держится на роме. Жаль, что не можем предложить вам сухую одежду, но… — он протянул наполовину полную бутылку.

Дикон с благодарностью взял ее. Один глоток — и внутрь побежала горячая, обжигающая жидкость. Он надеялся, что ром ему поможет.

К часу ночи ветер высушил его верхнюю одежду, и ему стало легче, хотя нижнее белье было по-прежнему влажным. Однако его энтузиазм полностью улетучился. Что, ради всего святого, он, граф Райкот, родившийся и выросший в Дареме, сухопутный человек до мозга костей, делает здесь? Приказывает таможенникам его величества куда идти и что делать? Надеется поймать виконта Кэрроуэйя, перевозящего контрабандный коньяк из Франции и контрабандное оружие во Францию? Каким бестолковым и самонадеянным может быть человек!

Его размышления были прерваны тихим свистом. Капитан посмотрел вверх, а один из матросов уже подбежал к нему и показывал рукой на темное пятно на воде. Похоже на судно без ходовых огней. Капитан жестами приказал всем молчать, погасить фонарь и повернуть парус. Сделать это бесшумно невозможно, но капитан надеялся, что пассажиры неизвестного судна не обратят на них внимания, пока люгер не подойдет поближе.

— Подождем, пока не выйдем прямо на него, — прошептал капитан. — Придется их обходить, а то мы их потопим. Вы ведь не хотите этого, правда? Если сможем пройти сбоку, вам, возможно, удастся спрыгнуть к ним на борт. — Он вглядывался в темные очертания на воде.

— Где мы? — тихо спросил Дикон.

— Только что прошли Брок-Фарм, — также тихо ответил капитан. — Отсюда можно пройти до Баттерс-Бридж. Здесь можно и причалить и спокойно уйти.

— Они опять пользуются этим местом? — не выдержал Пенни. — Дьявол! Как подумаю, сколько раз мы устраивали здесь засады, и никто так ни разу и не появился… Я мог поклясться, что они его забросили.

Люгер тихо поворачивал, чтобы подойти к судну сбоку. Расстояние между ними сократилось футов до двадцати, когда из облаков появилась луна. В ее свете все увидели рыболовецкий траулер, готовый к высадке людей и выгрузке бочонков, которые были сложены на противоположном от люгера борту. С траулера бочонки выгружали в две шлюпки и пользовались для этого сетями. Но работали как-то беспорядочно. Очевидно, обычный порядок был чем-то нарушен.

— Эй, на траулере! — крикнул капитан. — Назовите свое имя и страну.

Ответа не последовало. На большом траулере не было никакого флага.

Капитан повторил приказ. Дерзкий голос ответил:

— А вам какое дело?

Пенни вышел из рубки и перегнулся через борт.

— Таможня! — крикнул он. — Мы берем вас на абордаж.

— Черта с два, — ответил тот же голос. С люгера было видно, как люди на рыболовецком судне спешно прыгают в шлюпки. В шлюпках была полная неразбериха — бочонки, сети и люди, сидящие друг на друге. Шлюпки быстро пошли к берегу, оставив на борту траулера бочонки.

Пенни тихо выругался.

— Теперь попробуй их поймай, — сказал он. — Все, что мы можем сделать, это взять их судно как доказательство. Капитан, у вас найдется парочка матросов, которые могли бы высадиться на борт траулера? Они вооружены? Кто-нибудь из команды мог остаться на борту.

— Мистер Пенни, — воскликнул Дикон. — Сэр, вы думаете только о коньяке. Им нужно судно для перевозки оружия! Как они доставят оружие во Францию без этого судна? Мы не сможем захватить их с поличным, если судно уйдет! Пожалуйста, сэр. Давайте сойдем. Пусть думают, что мы про оружие ничего не знаем и хотим поймать их на берегу, прежде чем они скроются на болотах.

— Они ни за что не станут грузить оружие, пока наш люгер здесь стоит, — проговорил капитан.

— Тогда отойдите на несколько миль, подберете нас позже, — попросил Дикон.

— Вы ничего не соображаете? Половина моей команды у них на борту. Я не могу сделать все один, — капитан презрительно смотрел на Дикона.

— Быстрее! — Дикон увидел, что обе шлюпки были всего в тридцати футах от берега. Те, кто сидели на веслах, действовали вразнобой. При лунном свете было хорошо видно, как они гребли, в воздухе иногда мелькали весла.

Пенни, видимо, тоже решил, что времени терять нельзя.

— Не берите их на абордаж, — приказал он капитану. — Попробуем сделать так, как предлагает этот парень. Никакого вреда не вижу. Дождитесь свою команду и исчезните на время, хорошо? Возвращайтесь за нами часа через два-три.

Матросы, которым предстояло брать судно на абордаж, остались на люгере. Им не хотелось брать судно с боем, и кто мог их за это упрекнуть? Они не были таможенными служащими, их наняли, как команду обычного судна, и к пиратству они не привыкли. Услышав новый приказ, они спустили на воду лодку и помогли Дикону и таможенникам спуститься в нее.

— Вперед, Ричардс, — скомандовал Пенни. — Вы проверили свой пистолет? Он не отсырел?

Дикон улыбнулся и похлопал себя по груди.

— Хорошо упакован.

Двое таможенников взялись за весла, и лодка понеслась к берегу. Она стала тереться о дно задолго до берега, но таможенники не обращали на это никакого внимания. Один из них наконец выпрыгнул, взялся за носовой фалинь и пошел вперед, таща лодку за собой. На глубине не более двух дюймов он остановился, и все выпрыгнули из лодки.

Две шлюпки с траулера лежали футах в пятнадцати от них. В них все еще лежали бочонки, но людей поблизости не было.

— За ними, — приказал Пенни. В его голосе звучало разочарование. — Сколько раз уже приходилось этим заниматься!

Дикон, ноги у которого были абсолютно мокрыми, тоже не испытывал особенного оптимизма. Он оглядел прибрежную полосу. Единственное, что говорило о присутствии человека, это следы, которые вели вглубь. Но было темно, и идти по следам не так уж просто. Очень скоро они добрались до болот, рядом тек ручей или канал, специально прорытый. Он впадал в море. Следы теперь, когда они ушли с песка, превратились в помятую траву. У ручья следы исчезали. Кому-то нужно перейти на другой берег и идти дальше по следам, если там таковые найдутся. Дикон тяжело вздохнул.

— Я пойду, — предложил он.

Оказалось, что это был только первый из четырех ручьев, протекавших рядом. Дикон обошел их все, проклиная по очереди виконта Кэрроуэйя, Джеймса Фенланда, Джона Данторпа, Ромнийские болота и французов. Четкой границы между ручьями не было, лишь трава росла между ними.

За четвертым ручьем земля поднималась и казалась суше. Дикон быстро шел вперед. Он неожиданно наступил на что-то, это что-то издало испуганное: «Бе-е-е-!» Овца, да не одна, а не меньше дюжины. Овцы поднялись и побрели прочь.

Дикону пришлось минут десять искать след, по которому он шел. Он никак не мог определить, где следы людей, а где — овечьего стада.

Они шли по следам контрабандистов уже не меньше часа, и казалось, не приблизились ни на дюйм. Дикон стал беспокоиться, что люгер может вернуться гораздо раньше, чем необходимо. У контрабандистов где-то недалеко от берега должна быть база, но им может понадобиться не один час, чтобы доставить к шлюпкам оружие и боеприпасы, которые они надеялись переправить во Францию. Ничего у них не выйдет, если люгер будет мозолить всем глаза. Дикон пошел быстрее, его спутники не отставали.

Когда они подошли к одинокому коттеджу, стоявшему на небольшом возвышении среди болот, Пенни выругался.

— Брок-Фарм! — сказал он. — Нас обвели вокруг пальца.

Его спутники смотрели на него с удивлением.

Пенни стиснул кулаки.

— Они пустили нас по ложному следу, — огорченно проговорил он. — Брок-Фарм находится в миле, не больше, от берега, а может и меньше. Между берегом и фермой есть дорожка для повозок. Если б мы знали, куда идем, нам бы четверти часа хватило. Уверяю вас, они пошли по этой дорожке и предупредили встречающих, что мы их преследуем, и те повели нас в обход. И заставили нас тащиться через эти болота, пока сами занимались своими черными делами. Держу пари, мы там теперь никаких следов не отыщем.

Пенни оказался прав только наполовину. Людей они не нашли, но следов было много. Вокруг коттеджа были следы от ног, копыт лошадей и колес повозки. Похоже, что повозка пришла со стороны Баттерз-Бридж и затем отправилась к морю.

— К берегу! — крикнул Пенни, и его небольшой отряд неуклюже побежал. Один из таможенников взял у Дикона фонарь и пошел первым, показывая дорогу.

— По крайней мере, прежде чем загрузить шлюпки, им придется их разгрузить, — задыхаясь, сказал Пенни Дикону, бежавшему рядом. — Поэтому, может быть, мы и успеем.

Неожиданно болота расступились и перед ними оказался берег. Они пробежали не меньше мили от фермы. Все остановились, тяжело дыша, и таможенник потушил фонарь. Они заговорили шепотом.

Крадучись подошли поближе. Теперь можно было разглядеть шлюпки, которые казались черными пятнами на фоне воды. Человек пять или шесть, у которых был только один фонарь, переговаривались тихо между собой и вытаскивали бочонки с коньяком из шлюпок. И снова казалось, что в их действиях нет никакой организации, но бочонки, тем не менее, оказывались на берегу. Одни бочонки стояли, другие лежали на боку. Двое мужчин снимали с ближайшей повозки ящики и быстро укладывали их в шлюпки.

Дикон как смог описал тех, кто руководил контрабандистами. Данторпа все знали, а Кэрроуэйя и Фенланда — нет. Пенни распределил обязанности между членами своего маленького отряда. Все проверили свое оружие и осторожно пошли вперед.

Контрабандисты поставили караул довольно далеко от берега и шлюпок, его скрывала полная темнота. Но таможенники заметили фигуру караульного. Один из них мгновенно вывел караульного из строя. Крикнуть он не успел. Пенни заткнул рот контрабандисту своим шейным платком и связал: они займутся им позже.

— Кажется, осталось шестеро или семеро? — шепотом спросил Пенни. — Помните, они нам нужны живыми. Если будете стрелять, старайтесь не стрелять в голову или грудь. Нас меньше, но мы можем застать их врасплох. Очень надеюсь на это!

Настоящий хаос начался тогда, когда контрабандисты поняли, что их обнаружили. Те, кто грузили ящики, прекратили работу и стали прыгать в шлюпку, которая лежала на гальке: был отлив. В другой шлюпке все еще оставалось несколько бочонков. Те, кто ее разгружал, бросили свой груз. Двое побежали к болотам, трое остались. Используя лодку как прикрытие, они спрятались за нее, и кто-то из них выстрелил. В это время первая лодка, которую контрабандистам удалось стащить в море, направлялась к рыболовецкому судну. Люгера нигде не было видно.

Казалось, что все просто: четверо против троих контрабандистов. Но у контрабандистов был хороший щит: шлюпка и бочонки, а Дикон и таможенники были на виду — отличная мишень, несмотря на темноту. Контрабандисты погасили свой фонарь. Выстрел испугал лошадь, запряженную в повозку. Она заметалась, пытаясь освободиться, но ее держала большая свинцовая гиря, к которой была привязана веревка. Лошадь протащила гирю несколько ярдов и остановилась, но слишком далеко от контрабандистов, чтобы служить для них защитой, и слишком далеко от таможенников, которым повозка могла бы быть прикрытием.

По знаку Пенни один из таможенников побежал зигзагами в сторону лошади и укрылся за повозкой. К счастью, пуля, выпущенная в него, цели не достигла. Остальные трое, приседая, стали подходить к контрабандистам с трех разных сторон, надеясь, что в темноте смогут подойти достаточно близко, чтобы можно было стрелять.

— Кэрроуэй, выходи, — бормотал Дикон, приближаясь к шлюпке. Он знал, что трое оставшихся на берегу контрабандистов должны быть Кэрроуэй, Фенланд и Данторп. Они не могли бежать, оставив бочонки с коньяком, ящики, не говоря уже о повозке с лошадью.

Очевидно, Кэрроуэй считал, что ящики более опасные вещественные доказательства, чем коньяк. Прежде чем Дикон или таможенники смогли подойти близко к шлюпке, из нее выпрыгнул человек, которого Дикон принял за Кэрроуэйя, и бросился к повозке. Он отчаянно пытался поднять тяжелую гирю и положить ее в повозку, когда таможенник, прятавшийся за повозкой, поднялся и тихо приказал:

— Не старайтесь. Положите свое оружие на землю.

Кэрроуэй, презрительно фыркнув, не обратил внимания на пистолет, направленный на него, вытащил свое оружие из кармана и выстрелил таможеннику в руку. Вскрикнув от боли, таможенник уронил пистолет и упал на песок.

Дикон был слишком далеко от цели, к тому же он не хотел попасть в лошадь. Он побежал за Кэрроуэйем, надеясь, что тому придется остановиться и перезарядить свой пистолет. Но Кэрроуэйю, казалось, было важнее увезти повозку, чем пристрелить кого-нибудь. Он снова наклонился, пытаясь еще раз освободить лошадь от гири. Держа поводья в одной руке, Кэрроуэй что-то искал в повозке другой рукой. Наконец, в этой руке появилась коса, которой он перерезал веревку, державшую лошадь и один из поводьев. Он прыгнул в повозку и послал лошадь вперед.

При свете луны было видно, как двое оставшихся контрабандистов растерянно глядели вслед удаляющемуся Кэрроуэйю. Когда до них наконец дошло, что их вожак собирается сбежать без них, они закричали ему вслед, но не вышли из своего укрытия. Пенни и таможенник смогли за это время подойти ближе к шлюпке и окружили ее. Контрабандистов обезоружили без особого труда.

Дикон бежал за повозкой, его тяжелые грязные сапоги увязали в мокром песке. На что он надеется, стараясь догнать лошадь? Все, что Кэрроуэйю нужно сделать, — это обернуться и выстрелить, вряд ли он промахнется. Дикон тяжело дышал, почти выбился из сил, но не собирался сдаваться.

Неожиданно лошадь резко повернула назад. Дикон не мог понять почему, разве что Кэрроуэй надеялся выехать на дорогу между Брок-Фарм и Баттерз-Бридж. Дикон помчался наперерез возвращающейся повозке.

Но Повозка не пошла по дороге. Она продолжала идти по кругу. Дикон пытался понять, что происходит, он с трудом переставлял ноги. Единственное объяснение, пришедшее в голову, состояло в том, что Кэрроуэй в спешке обрезал один повод и теперь, когда он натягивал вожжи, лошадь, подчиняясь команде, шла по кругу. Кэрроуэй продолжал натягивать повод, а лошадь продолжала поворачивать.

Дикон слышал, как Кэрроуэй ругал лошадь, повозку и всю английскую таможню. Наконец, когда повозка в своем движении по кругу подошла к болоту, он спрыгнул и побежал. Болота были его надеждой. Дикон бежал следом, совсем рядом.

Дикон слышал, как продирался Кэрроуэй сквозь высокую болотную траву. Он слышал, как чавкала вода под его ногами. Снова появилась луна, и Дикон смог хорошенько его разглядеть. Это действительно был Кэрроуэй, все правильно.

— Стой! — крикнул Дикон.

Кэрроуэй обернулся.

— Ты.

Он потянулся за пистолетом, но Дикон, прицелившись, выстрелил ему в ногу. И попал. Все закончилось.

Глава шестнадцатая

Письмо Дикона, в котором он сообщал Кэролайн и Рут о ранении и аресте виконта Кэрроуэйя, об аресте Фенланда и Данторпа, а также об аресте одного из контрабандистов, стоявшего в карауле, пришло в Лондон незадолго до того, как он туда вернулся. Ему нужно было подтвердить участие Пенни в операции. Он также хотел дождаться появления траулера, который ушел лишь с половиной груза. Он надеялся захватить и арестовать других контрабандистов. Но судно не появилось.

Но гораздо важнее было знать, что и сколько было в тех ящиках, которые ушли вместе с судном. Они с таможенниками открыли один из ящиков сразу же. В нем были патроны. Возможно, в других — оружие, но они не стали проверять. У них был раненый, которому нужна была медицинская помощь, и еще один, серьезно раненный, арестованный, у них были контрабандисты, проклинавшие свою судьбу. У них была повозка и лошадь с одним поводом.

Люгер вернулся за ними лишь через час с небольшим после того, как ушел траулер. Арестованные, кроме Кэрроуэйя, который стонал и терял сознание, грузили ящики на люгер, но места для лошади и повозки на судне не было. Раненого таможенника оставили вместе с ними, его собирались отвезти, когда подойдет помощь.

Люгер отправился к проливу. Там Дикон сошел на берег, забрал свою лошадь и коляску. Они с Пенни договорились встретиться в Райе на следующий день. Туда же, в местную тюрьму, временно поместили арестованных. Уже рассвело, уставший Дикон забрал свою лошадь, запряг в промокшую насквозь коляску и оправился в Димчерч. Добравшись до своего номера, он упал на кровать и проспал почти тринадцать часов.

Спустившись в трактир, он плотно поужинал. В зале разгоряченные посетители громко обсуждали арест контрабандистов, но роль Дикона в этом деле, очевидно, никому не была известна. Он был этому рад. Дикон понимал, что если бы посетители узнали о той роли, которую во всем этом сыграл «мистер Ричардс», то его бы побили, или повесили, или совершили бы с ним что-нибудь подобное со смертельным исходом.

На следующий день, отправив домой письмо, он выехал в Рай вместе со своими вещами. У него не было никакого желания встречаться с Бартом Макбрайдом или кем-нибудь еще в Димчерче. В Райе он узнал, что раненому таможеннику лучше и что он должен поправиться. Другое дело Кэрроуэй. Оказалось, что пуля попала в жизненно важное место.

— Но ведь я стрелял в ногу! — настаивал на своем Дикон.

— Да, дружище, в ногу. Может быть, вы прицелились чуть выше? Может быть, он дернулся? — спрашивал Гарольд Пенни.

— Возможно. Он поправится?

— Не сомневаюсь. Он крепкий малый. Мы собираемся оставить его в живых, пока его не допросят по крайней мере. Его отправят в Лондон, чтобы ребята из Военного министерства на него посмотрели. У них для него накопилось слишком много вопросов, понимаете ли.

— Как насчет контрабанды коньяка? Мне казалось, вы хотели сначала разобраться с этим.

— Такова доля таможни, старина, — обиженно проговорил Пенни. — Нас никто не любит. Мы срываем большую операцию контрабандистов, и где благодарность? Нет, мы должны отдать нашего главного контрабандиста, к тому же виконта! А Военное министерство снимет сливки. Счастье таможенника. Вот что это такое.

— Могу я поговорить с виконтом?

— Думаю, да. Лучше сегодня. Завтра его отправляют в Лондон.

Дикон пришел к Кэрроуэйю в тюрьму. Тот лежал на койке. Глаза его были закрыты, правая нога и бедро забинтованы. Он не открыл глаза, когда надзиратель, открывший с грохотом дверь камеры, сообщил ему, что к нему посетитель.

— Лорд Кэрроуэй, — позвал его Дикон. Тот не ответил. — Господи, — сказал Дикон, — я надеюсь, вы будете гореть в аду за все, что вы сделали с леди Кэрроуэй, — он повернулся, чтобы уйти. Кэрроуэй тут же ожил.

— Что вы сказали? — хрипло спросил он. — Леди Кэрроуэй?

— С ней все в порядке, но это не ваша заслуга, — проговорил Дикон. — Она знает о вашем аресте. Она знает обо всем. Я постарался, чтобы она все узнала.

Кэрроуэй не отрываясь смотрел на своего гостя.

— Она родила? — спросил он.

— Ребенок умер, — ответил Дикон.

Кэрроуэй не удивился.

— Кто вы такой, «мистер Ричардс»? Вы и ваши предложения удвоить наши доходы? Что вы сделали с моей женой? — Он презрительно усмехнулся. — С моей дорогой, неспособной к рождению нормального ребенка, женой?

— Никто, — сказал Дикон. — Я — никто. Всего хорошего, ваша светлость.

Дикон стукнул в дверь, надзиратель тут же выпустил его.

Когда раскрыли остальные ящики, оказалось, что в них достаточно оружия и патронов, чтобы вооружить целый полк. Оружие тоже отправили в Лондон в Военное министерство.

Попрощавшись и крепко пожав руки всем таможенникам, Дикон покинул Димчерч.

— Тысяча фунтов? Господи! Какая же вы молодчина! — Рут не терпелось узнать от Кэролайн подробности посещения дома на Ганновер-сквер.

— Но посмотрите, что я еще нашла, — возбужденно сказала Кэролайн. — Поглядите на это, — она протянула Рут серебряную закладку в кожаном чехле.

Рут, озадаченная, повертела ее в руках.

— Что это?

— Выньте из чехла.

Рут повиновалась.

— О! — воскликнула она, заметив надпись. — Вот Дикон увидит! А что это у вас еще?

Кэролайн показала бухгалтерскую книгу, в которой лежали письма. В них говорилось о «доставках», «грузах» или «товарах». Кэролайн решила, что это письма от клиентов Уолтера, покупавших у него коньяк. Подписаны они были только именами, без указания фамилий: Джем или Роджер, в одном случае письмо было подписано: «Одноглазый Билли». Как улика, письма не имели большого значения. Никого нельзя было связать с торговлей оружием. Это были заказы на товар, а не предложения продажи.

Затем Кэролайн принялась за бухгалтерскую книгу. Похоже, что записи в ней зашифрованы. Это для Дикона.

Но тысяча фунтов и вещи, которые она привезла с собой, — это все ее собственность. У нее было достаточно денег на ближайшее будущее, одежда и чувство собственного достоинства. Эта было великолепное чувство.

Они с Рут считали дни до возвращения Дикона. Кэролайн пыталась сшить еще одно платьице, но мысли ее были далеко. Ей несколько раз приходилось распарывать то, что она пыталась вышить, и приниматься за работу снова. Наконец, ее терпение лопнуло, и она отложила платьице. Зачем так торопиться, если у нее есть тысяча фунтов?

Кэролайн пребывала в полной растерянности. Как она должна отнестись к Уолтеру, который лежит сейчас где-то с серьезным ранением? Судя по последнему письму от Дикона, он был помещен в тюрьму в Райе. Но она предполагала, что его переведут в Лондон, где он должен будет предстать перед судом. Где он будет? В Ньюгейте? В своем нынешнем положении он не может причинить ей никакого вреда. А поскольку Фенланд тоже находится под стражей, то ей нечего бояться. А что делать с клятвой, которую она дала, выходя замуж? «В болезни и здравии…» Должна ли она выполнить эту клятву теперь, когда Уолтер ранен?

В глубине души она жалела, что Дикон не убил его.

Она ругала себя за такие мысли. Конечно, его повесят, если обвинят в измене. Для обвинения доказательств достаточно.

Приезд Дикона разрядил напряжение, в котором они все это время пребывали. Рут и Кэролайн часами обсуждали, как отметить его возвращение, но ничего более праздничного, чем торжественный ужин, придумать не смогли.

— Должны быть все его любимые блюда, — заявила Кэролайн.

— У него все блюда — любимые, — смеясь, отвечала Рут. — Разве вы не заметили? Поставь перед ним любую еду, и он ее с жадностью съест.

Посовещавшись с поварихой, они составили меню, которое начиналось с ростбифа и заканчивалось крыжовенным киселем со взбитыми сливками. Единственная сложность состояла в том, что никто не знал, когда будет ужин. Они не знали, когда Дикон вернется.

Он приехал утром, ближе к полудню. Дамы в это время читали дневную почту. Они тихо обсуждали, стоит или не стоит ехать на музыкальный вечер к леди Лакруа, когда в гостиную вошел Дикон и сказал:

— Доброе утро.

— Дикон! — воскликнула Рут и бросилась обнимать его. — О Дикон, ты вернулся живой! Мы так тобой гордимся!

Кэролайн тоже встала, но подойти не решилась.

— Вы не хотите, чтобы я вас обнял? — улыбнулся ей Дикон. — У меня в запасе много объятий, мне кажется… Секундочку, — он оглянулся. — Да, еще парочка найдется, — и протянул к ней руки.

Кэролайн рассмеялась и подошла к нему.

От него пахло дальними странами, но она сразу же перестала думать об этом, оказавшись в его объятиях. Кэролайн не решалась взглянуть ему в лицо из опасения, что она увидит в нем приглашение, от которого не сможет отказаться. Она прижалась к его груди. Она так рада его видеть, — и… не рада. Желание вернулось.

— С возвращением, — сказала она, уткнувшись в его пальто. И крепко обняла.

Кэролайн старалась вести себя так, словно ничего не случилось, когда Дикон наконец выпустил ее. Она была смущена из-за того, что Рут видела проявление ее чувств. Но Рут, казалось, не обратила на это внимания. Она как ни в чем не бывало обсуждала с Диконом праздничный ужин и хотела знать, что он предпочитает: крыжовенный кисель со взбитыми сливками или бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками.

— Кисель обязательно, — улыбнулся Дикон. — Ну а теперь, когда мы решили самый важный на сегодняшний день вопрос, могу я спросить, как вы обе справлялись здесь без меня? Какие у вас тут были трудности?

— Сейчас увидите, — многозначительно взглянула на него Кэролайн, и ее глаза заблестели. Она вышла из комнаты и скоро вернулась с закладкой и бухгалтерской книгой. Кэролайн вынула серебряную пластинку из чехла и протянула ее Дикону.

Дикон едва удержался, чтобы не произнести неджентльменское выражение.

— Откуда это у вас? — спросил он. — О, это поставит точку в деле Неджона, я надеюсь! Отлично! — он сжал руку Кэролайн.

Кэролайн рассказала о своем визите в дом на Ганновер-сквер.

— А это бухгалтерская книга. И еще я взяла тысячу фунтов, деньги на булавки за пять лет.

Дикон почти не обратил внимания на сообщение о тысяче фунтов, его занимала бухгалтерская книга. Он внимательно вчитывался в цифры. Они были записаны в два ряда: приход и расход. Записи к цифрам могли бы с таким же успехом быть сделаны на греческом или санскрите. Дикон ничего понять не мог. В любом случае было очевидно, что виконт Кэрроуэй был ключевой фигурой в этой игре с контрабандой. Если удастся расшифровать его записи, то фактов будет достаточно, чтобы дважды осудить его по всем статьям. Закладка была последней каплей.

— Мне нужно поехать в Военное министерство немедленно, — сказал Дикон, отказываясь от чая. — Я счастлив, что появились эти дополнительные улики. Нужно немедленно сообщить лорду Эйвбери. Возможно, удастся расшифровать записи. Но Кэролайн! Как я должен объяснить, откуда у меня все это? Должны ли мы сказать лорду Эйвбери, что жена виконта Кэрроуэйя живет под вымышленным именем вместе со мной и моей сестрой? — Он нахмурился. — Сразу же начнутся разговоры!

Кэролайн задумалась.

— А вам обязательно говорить, откуда у вас эти вещи? — Когда же Дикон объяснил ей, что иначе нельзя, она согласилась, чтобы он рассказал правду о ней. — Но попросите, чтобы он не распространялся обо мне, — умоляюще добавила она.

— Я постараюсь его убедить, — пообещал Дикон. Он ушел, прихватив бухгалтерскую книгу и закладку с собой, и пообещал вернуться к праздничному ужину.

У них даже не было времени послушать, что за это время произошло с самим Диконом.

Рут перебирала приглашения, лежавшие на ее столе.

— Музыкальный вечер у леди Лакруа? Нет, я думаю, мы очень заняты. У леди Робстарт в следующий вторник просмотр. Мы обе приглашены. Что мы будем смотреть, интересно? Ах, да, вот — нам предстоит восхищаться ее портретом, только что написанным. Здесь сказано: в полный рост! Вы хотите пойти?

— Пардон? — сказала Кэролайн.

— Просмотр у леди Робстарт! Вы не слушаете, что я говорю.

— Нет, — ответила Кэролайн.

Она думала о джентльмене, отправившемся к своему начальству с уликами, которые отправят ее мужа на смерть.

Повариха колдовала над супом, ростбифом, заливным угрем, морковным салатом, соленьями, крыжовенным киселем со взбитыми сливками и другими блюдами, которые она с такой любовью готовила к возвращению его светлости.

Но Дикон не возвращался.

Рут то и дело отправляла прислугу на кухню с распоряжением отложить ужин на пятнадцать минут, затем на полчаса, потом еще на полчаса. Они с Кэролайн, надев свои лучшие платья, нетерпеливо ждали его возвращения.

— Он никогда не опаздывает! — взволнованно сказала Кэролайн.

— Когда он в Военном министерстве? Вы шутите! Никогда не знаешь, когда он сможет оттуда вырваться.

— Надеюсь, с ним ничего не случилось, — продолжала Кэролайн. — Он обещал. Что могло его так задержать?

— Кто знает? — весело ответила Рут. Она не станет показывать Кэролайн, что тоже волнуется. — Может быть, продолжим читать приглашения, пока Дикона нет, ведь все равно ждем? Нужно ли написать леди Робстарт, что… Я думаю, мне нужно пойти к ней, ведь она столько раз бывала здесь. Могу я надеяться, что вы пойдете со мной?

— К черту леди Робстарт, — не выдержала Кэролайн. — Смотреть ее портрет, в полный рост, все равно что получить двойную дозу ее присутствия. Боюсь, я не смогу. Нет, благодарю.

— Она — мой крест, который я обязана нести. Ведь она родственница моего покойного мужа, — вздохнула Рут.

Дикон вернулся, когда на часах было почти десять. Повариха уже давно на него обиделась. Она прислала сказать, что ростбиф почернел и хрустит как крошки, овощи превратились в безвкусный пудинг, и она не отвечает за то, во что превратился крыжовенный кисель. Но дамы отказывались ужинать без Дикона. Что за праздничный ужин без виновника торжества?

Он выглядел подавленным, совершенно не похожим на того веселого Дикона, которого они видели утром.

— Он покончил с собой, — без предисловия сказал он.

— Уолтер? — воскликнула Кэролайн и похолодела. — Да. Уолтер.

Дикон будет помнить эту страшную сцену до конца своих дней. Он просидел весь день с лордом Эйвбери, обсуждая детали, заполняя пробелы в деле. Он предъявил закладку и бухгалтерскую книгу. Лорд Эйвбери посадил за книгу одного из самых образованных и опытных своих сотрудников. Закладку присовокупили к другим уликам. Эйвбери и Дикон уже заканчивали разговор, когда появился курьер с сообщением о смерти виконта Кэрроуэйя. Они поспешили в тюрьму.

Арестованный, прибывший накануне из Райя, заплатил за приличный обед, но съел только половину, когда, очевидно, и решил покончить со всем разом. Высоко над его койкой было зарешеченное окно. Очень высокий человек, встав на койку, мог бы смотреть в него. Кэрроуэй не был настолько высок. Он развязал свою рану. Сделал из бинтов веревку, обмотал ее вокруг шеи, затем, встав на койку, сумел привязать конец веревки к решетке окна. Оттолкнулся здоровой ногой от койки, и вскоре все было кончено.

Дикону приходилось в своей жизни видеть мертвых, но никогда он не видел смерти в таком отвратительном виде, какой представлял собой Уолтер Кэрроуэй: неприкрытая рана, вывалившийся язык, выпученные глаза. Он был один в камере, то ли по распоряжению Военного министерства, то ли сам заплатил надзирателю за отдельную камеру. Дикон не знал. Когда его обнаружили, он был мертв уже несколько часов.

«Я это сделал, — изумленно думал Дикон. — Я его убил. Как люди, воюющие на континенте, живут с этим? Для них это будни, они видят, как умирают их товарищи и враги, каждый день. Наверное, они привыкли».

Он не стал рассказывать Рут и Кэролайн неприятные подробности.

— Уолтер сам для себя все решил, и поэтому у него хватило сил забраться на койку с такой раной, — закончил он. — Мне сказали, что он шел на поправку. Возможно, он бы полностью выздоровел, остался бы лишь без некоторых… а-а-а… мужских органов.

— Теперь суда не будет, — произнесла Кэролайн.

Возможно, об этом деле никто и не узнает, если журналисты не пронюхают. Конечно, нельзя надеяться на то, что не всплывет ее имя. Но ведь еще предстоят похороны, а кто кроме нее займется ими? Она с ужасом думала о черном платье, венках, похоронном кортеже. Ей снова придется носить черное. Это уж слишком, и все из-за человека, которого она презирала.

Может быть, ей удастся уговорить его поверенного взять на себя эти заботы. Поверенный, однако, слишком хорошо знал о ее существовании. Она не могла представить, чтобы старый мистер Лэмбертон согласился сделать это для нее.

— Зачем он покончил счеты с жизнью? — говорил Дикон. — Должен признаться, что я в растерянности. Повеситься! Наказание за измену — лишение всех земельных владений, а не повешение. Я об этом забыл. Этот изменник мог прожить до глубокой старости! Проклятый всеми — да, лишенный земли — да, но он бы выкрутился. Лорд Эйвбери был потрясен. Он думал, что на суде Уолтер будет все отрицать, и если бы ему повезло, то все ограничилось бы выплатой штрафа, он ведь был скользкий как угорь. Фенланд и Данторп с радостью валят все на него. Оба настаивают на том, что они образцовые граждане и Уолтер заставил их заниматься этим под угрозой смерти.

— Мне кажется, что «угроза смерти» была обыкновенным шантажом, — сказала Кэролайн. — Если Фенланд и был образцовым гражданином, то лишь когда ему было два года от роду. Меня от него трясло всякий раз, когда он у нас появлялся.

— Мы никогда не узнаем, что его заставило решиться на самоубийство, — заключил Дикон. — Может быть, поужинаем, наконец?

— Я знаю! Конечно! — воскликнула Кэролайн. — Вы сказали, он был ранен в… в…

— Да.

— Значит, у него никогда бы не было наследника. — Огромный груз свалился с ее плеч. Со смертью Уолтера чувство вины за то, что она не могла родить ему наследника, меньше не стало. Но по какой-то необъяснимой причине тот факт, что если бы он был жив, то никогда бы не смог иметь наследников, освобождал ее от этой вины.

— Дикон! — закричала она. — Я свободна!

— Да, — сказал он. — Вы понимаете, наконец? Вы свободны.

Но какой ценой. Приподнятое настроение, в котором Дикон пребывал из-за того, что ему удалось сокрушить Уолтера, разоблачить его, сменилось холодным презрением. Уолтер был одним из многих отщепенцев, которые получали выгоду от этой проклятой войны с Францией. Когда она закончится? Сколько еще молодых англичан должны будут защищать родину и умирать или возвращаться домой калеками? Сможет ли его брат Бенджамин выжить в этой войне?

Но он выглядел совершенно спокойным, когда они отправились ужинать. Рядом с ним шли его дамы, и он сжимал руку Кэролайн гораздо крепче, чем было необходимо.

— Мне бы хотелось поехать с вами к вашему поверенному, — сказал Дикон за завтраком. Было еще рано. Кэролайн, страшась предстоящего ей разговора, хотела побыстрей покончить с этим.

— О, правда? — с облегчением проговорила она. — Не могу себе представить, как быть с похоронами. Я готова согласиться на все, что предложит мистер Лэмбертон, поскольку я ничего не умею и из-за всего остального. Я, наверное, должна позаботиться, чтобы у слуг были черные нарукавные повязки, черные перчатки, нужно найти священника, который смог бы поведать о предполагаемых достоинствах Уолтера… Я не уверена, что перенесу это.

Кэролайн была бледна и выглядела усталой. «Можно подумать, что она действительно скорбит по этому негодяю», — подумал Дикон.

Словно прочитав его мысли, она сказала:

— Я не жалею о том, что его не стало. Мне интересно, могла ли я предотвратить это или положить этому конец. Мне следовало интересоваться его делами. А я упивалась своими несчастьями и шила платьица для крещения, и жалела себя. Конечно, я должна была знать, чем он занимается. Джеймс Фенланд часто к нам приезжал, и они запирались в кабинете Уолтера. Мне нужно было подслушать или подкупить кого-нибудь из слуг, они не все были у него под пятой. Не все были ему преданы. И я бы знала, чем он занимается. Но я ничего не сделала! Я ни о чем не подозревала! Я слишком была занята своей неспособностью быть матерью… своими несчастьями…

Кэролайн закрыла лицо руками и разрыдалась.

Дикон тихо спросил:

— А что бы вы смогли сделать, если бы узнали, чем Уолтер занимается?

— Я не знаю! — крикнула она. — Но я бы обязательно что-нибудь придумала. Досси могла бы отвезти письмо моему отцу. Я могла бы написать премьер-министру!

— Возможно, — сказал он. — Но мне кажется, что обвинения несчастной жены, к тому же отвергнутые Уолтером, имели бы мало веса.

— Да, — неохотно признала она. — Вы совершенно правы. Кто бы стал слушать обыкновенную женщину? — Она прикусила губу.

— Давайте съездим к мистеру Лэмбертону. Коляска уже готова. — Дикон обменялся с молчавшей Рут взглядом и проводил Кэролайн к выходу.

Мистер Лэмбертон посоветовал Кэролайн устроить самые скромные похороны, но согласился, что сделать это будет нелегко. Новость об измене Уолтера и его смерти уже распространилась по Лондону благодаря газетам. Имени Дикона не называли. Не упоминали и о самоубийстве. Сообщалось, что Уолтер Кэрроуэй умер от ран в ожидании суда. Ничто не могло помешать его похоронам по обряду, освященному церковью.

Чувствуя себя обманщицей, Кэролайн согласилась. Ей было все равно, где похоронят Уолтера. Но обычная церемония казалась ей лучшим выходом из положения. Она понимала, что ей придется принимать соболезнования в доме на Ганновер-сквер, чего она страшилась, но надеялась, что это продлится всего несколько часов…

— Ну а теперь завещание, — произнес мистер Лэмбертон.

— Да? Он, наверное, оставил свое состояние обществу по борьбе за права трактирных служащих? — съязвила Кэролайн.

Мистер Лэмбертон нахмурился. Ирония в данном случае неуместна.

— Вы — его единственная наследница, — сказал он и многозначительно посмотрел на тонкую талию Кэролайн, — если нет отпрысков от этого брака?

— Отпрысков нет, — ответила Кэролайн.

— Завещание было составлено в ноябре 1807 года, — продолжал Лэмбертон, — То есть вскоре после вашей свадьбы, если не ошибаюсь?

— Да.

— Его светлость несколько раз говорил мне, что хочет изменить завещание, но он так и не сделал этого. Я не имею ни малейшего понятия, что он хотел изменить. Таким образом, это его последняя воля. Я оглашу завещание сейчас, ведь больше нет наследников, вы — единственная. Насколько я помню, у него не было родственников, которые могли бы оспорить это завещание. Я прав?

— Да, — кивнула Кэролайн.

— Придется потратить какое-то время, чтобы выяснить вопрос обо всех его вложениях. Если мне не изменяет память, он является… являлся владельцем собственности в Кенте и где-то еще, а также дома на Ганновер-сквер. Недвижимость будет конфискована в пользу Короны. Это обычная практика, когда человека осуждают за измену. Тем не менее, ваша светлость, вы получите… ахм… примерно двести тысяч фунтов плюс-минус что-то.

Лэмбертон выглядел несчастным.

Кэролайн потеряла дар речи. Двести тысяч фунтов! Она и не подозревала, что на свете существуют такие деньги. Она вдруг вспомнила сейф в кабинете Уолтера. Банкноты и золотые соверены, лежавшие там, наверное, не фигурировали в завещании, поэтому сумма, которую она получит, может быть больше. И дом, и собственность в Кенте, что бы это ни было… Сколько из всего этого было заработано контрабандой оружия и коньяка? Она была уверена, что большая часть. Но кто точно скажет?

— Буду ли я нести ответственность за… незаконные доходы Уолтера? — спросила она поверенного.

Он снова нахмурился.

— Вполне возможно, что кроме всего прочего, будет наложен и штраф, — ответил он. — Вы должны знать, что я ничего не знал о… торговых операциях его светлости, пока не прочел о них в газете. Абсолютно ничего! Естественно, я был потрясен. Действительно потрясен.

— Благодарю вас, — сказала Кэролайн. — Лорд Райкот, мы можем идти.

Дикон, которого представили поверенному как друга семьи, встал и взял Кэролайн под руку. Он печально улыбнулся Лэмбертону. Эта улыбка была рассчитана на то, чтобы у поверенного сложилось впечатление, что леди Кэрроуэй — беспомощная женщина и ничего не понимает в таких делах, поэтому ей и понадобился мужчина для поддержки. Дикон не сомневался, что Лэмбертон был в курсе всех незаконных дел Уолтера Кэрроуэйя. Он дал себе слово, что не допустит, чтобы в алчных руках этого человека застряло больше, чем это было необходимо.

На прощание они обменялись вежливыми и фальшивыми с обеих сторон изъявлениями благодарности и пожеланиями.

Похороны привлекли внимание такого количества народу, словно это были скачки или театральная премьера. Надежды Кэролайн на скромную и короткую церемонию не оправдались. Зеваки окружили церковь, а затем и дом на Ганновер-сквер, где были устроены поминки. Носовые платки с траурной отделкой и траурные кольца, которые она дарила пришедшим на похороны, быстро закончились. На Кэролайн было платье из черного бомбазина из ее старых запасов.

Тяжелей всего было принимать соболезнования от людей, которые искренне ей сочувствовали. Многие друзья Уолтера и не подозревали о ее существовании и с трудом скрывали свое удивление. Никто, казалось, не знал, о чем еще можно с ней говорить, если не о смерти Уолтера.

Рут и Дикон все время были рядом, хотя лишь некоторые из присутствующих были с ними знакомы: они и Уолтер вращались в разных кругах.

Рут попыталась нейтрализовать одну парочку, которая (она была уверена) появится обязательно: леди Робстарт и миссис Хинкл. Они даже своих мужей прихватили. Обе дамы сердечно расцеловались с Рут и направились к Кэролайн, хотя Рут отчаянно пыталась помешать им.

— Леди Кэрроуэй! — воскликнула миссис Хинкл. — Вы сразили меня наповал! Я просто не могла поверить, когда узнала, что вы совсем не миссис Мейкпис, — она хихикнула. — Мы с леди Робстарт хотим выразить вам наши глубокие соболезнования. Я знаю, что вы в отчаянии из-за безвременной кончины любимого мужа, — она многозначительно посмотрела на Дикона, стоящего рядом.

— О да, — вступила леди Робстарт, — какое несчастье остаться вдовой в таком юном возрасте! Мне кажется, у вас нет детей? Они могли бы быть для вас утешением. Но конечно, у вас есть близкие друзья, которые вас утешат, — она тоже посмотрела на Дикона.

Последние несколько дней были для нее таким тяжелым испытанием, что Кэролайн сомневалась, удастся ли выдержать до конца эту ужасную процедуру. Язвительные замечания двух гарпий были, казалось, последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Но Кэролайн велела себе держаться.

— Благодарю вас за участие, — спокойно ответила она. — Я никогда этого не забуду, — и отвернулась к другим гостям, давая понять, что аудиенция закончена. Дамам пришлось уйти, следом шли их мужья, которые так и не проронили ни слова.

Наконец все ушли, и остались только Рут и Дикон.

— Поехали домой. Слава Богу, все позади, — вздохнула Рут.

— Я поеду с вами, но завтра сюда вернусь, — сказала Кэролайн. — Это мой дом, по крайней мере, пока я не найду себе другой. Я уверена, правительство даст мне время, чтобы найти новое жилье.

— Вы не станете делать ничего подобного, — заявила Рут. — Что за глупости! Да вас могут вышвырнуть отсюда в любую минуту!

— Вы не можете! — закричал Дикон. — Вы член нашей семьи!

— Благодарю вас, дорогие мои. Пока это мой дом. И я намерена кое-что в нем изменить. Нужно уволить Джейнса — дворецкого и некоторых других. Нужно многое сделать, и я должна этим заняться.

Глава семнадцатая

Прощание было грустным. Кэролайн собирала вещи и не позволяла себе думать о предстоящих длинных и одиноких днях. Она надеялась, что будет занята и у нее не останется времени скучать по Рут, и особенно по Дикону. Они будут часто видеться. Кэролайн была слишком многим им обязана и не знала, как отплатить.

Дикон отказался отпустить ее, не поговорив с глазу на глаз. Утром перед отъездом, он сказал ей об этом, пока Рут разговаривала с поварихой.

Кэролайн вошла в библиотеку, Дикон вошел следом. Он закрыл дверь и прислонился к ней.

— Идите сюда, — произнес он.

Кэролайн испуганно посмотрела на него. После его возвращения из Кента они не прикасались друг к другу. Они не обменивались ни тайными улыбками, ни тайными взглядами. Дикон был мрачен и занят. Она его понимала. Измена Уолтера и его смерть заслонили все остальное.

— Идите сюда, — повторил Дикон. Увидев, что она не решается, он подошел к ней и обнял. — Господи! Как долго я ждал этого, — прошептал он, целуя ее и гладя по щеке. — Дорогая мисс Кэролайн! — он целовал ее ухо, — моя обожаемая миссис Мейкпис! — теперь он целовал другое ухо, — моя любимая леди Кэрроуэй, — он поцеловал кончик ее носа. — Не кажется ли вам, что настало время еще раз поменять фамилию? На леди Райкот, например? — Следующий поцелуй в губы, лучший из всех.

Кэролайн казалось, что ее сердце сейчас разорвется. О, если бы она только могла! В объятиях Дикона она готова была согласиться на все, что угодно. Но это невозможно. Она должна соблюдать траур как положено, в течение года. Дикон должен это понять. Но понимает ли он, что она никогда не сможет родить ему наследника, которого он непременно захочет, возможно, так же страстно, как этого хотел Уолтер? Пусть выберет себе девушку, которая сможет родить ему сына, и не одного сына. Теперь у нее достаточно денег, чтобы прожить всю оставшуюся жизнь комфортно. Она может путешествовать, возможно, восстановит отношения с семьей, найдет интересное занятие.

Но неизвестно почему будущее казалось безрадостным.

— О Дикон, вы же знаете, что я не могу.

— Почему? — спросил он, убирая с ее лба упавший локон.

— Я должна соблюдать траур в течение года. Мне не нравится то, что обо мне уже говорят. Будьте уверены, что уже говорит весь город, если за это взялись леди Робстарт и миссис Хинкл. Я не хочу давать им лишнего повода, не соблюдая еще и траур.

— А что говорят? — спросил Дикон, целуя ее пальцы.

— Вы прекрасно знаете! Что я сбежала от мужа, жила под вымышленным именем — а на самом деле это девичья фамилия моей бабушки, я вам говорила? Что у меня близкие отношения с мужчиной, который не является моим мужем, и что это длится уже давно и началось еще до смерти моего мужа. Разве этого не достаточно? А скоро, наверное, заговорят о том, что я занималась контрабандой оружия вместе с Уолтером.

— А кто этот мужчина, с которым, как говорят, вы близки? — Дикон провел пальцем по ее руке.

— Как будто вы не знаете! Вы, конечно! А ведь мы так порядочно себя вели все это время. Но всегда есть люди, готовые поверить в самое худшее.

— Не вижу в этом ничего плохого, — сказал он, улыбаясь так, что у нее защемило сердце. — Для меня это звучит упоительно. Ничего лучшего я придумать не могу. Я хочу, чтобы мы были близки. Очень близки. — Он снова обнял ее. — Кэролайн, вы нужны мне, я хочу, чтобы мы были близки на всю оставшуюся жизнь. Я люблю вас, и я хочу, чтобы вы стали моей женой. Забудьте, что «они» говорят. Выходите за меня, и мы покажем им, что такое быть близкими.

Почти сдавшись от поцелуев и предложения, Кэролайн расплакалась.

— О! Если бы только… — воскликнула она, вырываясь из его объятий.

Если бы. Опять. Она же дала себе слово не произносить эти «если бы». Она расправила плечи и вытерла слезы.

— Я не могу, Дикон. Вы знаете, что я не могу. Пожалуйста, давайте больше не говорить об этом. Мне пора. Вы хотите отвезти меня или мне взять экипаж? У меня, оказывается, много вещей, да еще и Досси.

— Тогда я сделаю две поездки, — решил Дикон. Он поцеловал ее. — Мы не в последний раз видимся, — предупредил он.

— Нет, я надеюсь! Я хочу, чтобы вы с Рут пришли ко мне, как только я устроюсь.

— Мадам, ваше желание для меня закон, — Дикон поклонился ей, приняв невозмутимый вид. Он широко распахнул для нее дверь и, пропуская вперед, подмигнул.

Кэролайн не пришлось скучать на Ганновер-сквер. Прислуга раскололась на два лагеря: на тех, кто не любил виконта Кэрроуэйя, хотя раньше никогда этого и не показывал, и на тех, кто хранил ему верность даже теперь. Кэролайн очень хорошо знала, кто к какому лагерю принадлежит. Но настроения некоторых слуг, от которых она была далека, были для нее полной загадкой. Конюхи и грумы, например. Она знала лишь, как их зовут, и все. Ей не хотелось увольнять хороших работников, которым к тому же нужно было как-то кормить себя.

В конце концов, она уволила Джейнса и двух лакеев из его свиты. Через агентство она нашла нового дворецкого по фамилии Краббинз и одного лакея. Ей как вдове второй лакей был ни к чему.

Она жила в постоянном страхе, что ее в любой момент заставят освободить этот дом, но ничего не сделала для того, чтобы подыскать себе другой. Она не могла позволить себе купить дом, пока не вступит в права наследования. Мистер Лэмбертон советовал ей запастись терпением. Он добился отсрочки по поводу дома на том основании, что Уолтер не был осужден. Кэролайн это казалось чистой формальностью, но она приняла объяснения мистера Лэмбертона вместе со счетом, который он ей представил. Он не получит деньги за свои услуги, пока завещание не вступит в силу.

Она каждый день выезжала на прогулки. Наступило лето. Теперь, когда прекратили топить камины, воздух был чистый. Но главная причина, по которой она каждый день выходила из дому, состояла в том, чтобы доказать себе самой, что она свободна и может уходить и возвращаться, когда пожелает. Нужно только распорядиться, чтобы запрягли экипаж, и она могла ехать куда угодно.

К своему удивлению, Кэролайн быстро привыкла. К июлю она уже утратила интерес к прогулкам. Ей страшно было уезжать из дома, она боялась, что когда вернется, окажется, что дом у нее уже отобрали.

Кэролайн занимала себя тем, что выбирала, что заберет себе, а что оставит Короне. Она понимала, что Корона имеет право на все, но сомневалась, что Корона не обойдется без ее одежды и нескольких личных вещей. А что делать с новым маленьким письменным столом, который она купила, чтобы заменить испорченный письменный стол Уолтера? Кэролайн обнаружила, что все деньги в сейфе оказались нетронутыми, и поместила их в банк. Там было достаточно, чтобы оплатить новый письменный стол и прожить, пока она не получит наследство. В старом письменном столе она больше не нашла ничего интересного. Письма, которые она обнаружила, были в основном о новых заказах на коньяк. Кэролайн их сожгла.

Однажды к ней приехал с визитом лорд Эйвбери. Его проводили в кабинет, теперь ее кабинет. Она была потрясена, что к ней пришел начальник Дикона. Когда Краббинз объявил, что к ней пришел лорд Эйвбери, она внутренне содрогнулась. Он думает, что она что-то знает о занятиях Уолтера? Сколько еще она будет связана с тем, что заварил Уолтер? Кэролайн хотела покончить с этим раз и навсегда.

— Проводите, — сказала она Краббинзу.

После обычного обмена любезностями лорд Эйвбери сразу перешел к делу.

— Это вопрос штрафа. Дело может разбираться в казначейском суде, если вы захотите оспорить штраф. Вам, конечно, сообщат, но я счел необходимым предупредить вас.

— Означает ли это, что я должна буду расплачиваться всю жизнь за то, что сделал Уолтер? — спросила она. — Мне сказали, что у меня собираются отобрать этот дом. И всю недвижимость.

— О да. Его собственность будет конфискована. Это законно, уверяю вас. Вы еще не вступили в права наследования, не так ли?

— Нет. На это нужно время. Вы не знаете, каким будет штраф?

— Корона требует пятьдесят тысяч фунтов. Если вы не согласны, вы можете опротестовать это решение в суде.

Мечты Кэролайн о долгой безбедной жизни вдруг оборвались.

— Пятьдесят тысяч фунтов! — воскликнула сна. — Но это же слишком! Как они могут так со мной поступить? Почему такая огромная сумма, ваша светлость?

Эйвбери с сочувствием посмотрел на нее.

— Потому что они знают, что она у него есть, — сказал он. — Вам повезло, что у вас не забирают все, чем он владел, и не оставляют вас ни с чем. Я смог вступиться за вас, приняв во внимание серебряную закладку, которую вы разыскали и передали Райкоту. Не говоря уже об этой бухгалтерской книге. Наш эксперт-шифровальщик до сих пор над ней работает. Мы надеемся, что с ее помощью выйдем на тех, у кого Кэрроуэй покупал оружие. В это трудно поверить, но я смог убедить свое начальство, что вы ничего не знали о деятельности вашего мужа, что вы на самом деле оказали Короне услугу и что вас нельзя оставлять без средств к существованию. Вы собираетесь оспаривать штраф? Я вам не советую этого делать, потому что вы скорее всего проиграете, да и дело может застрять в суде казначейства на несколько лет, затем отправится в другой суд и, в конце концов, в Палату лордов. — Подумайте, миледи. Откуда у него деньги? Я никогда не слышал, чтобы Кэрроуэй был особенно богат. Возможно, этот дом он получил в наследство, но мало что еще. Вы знали что-нибудь о его состоянии, когда выходили за него замуж?

— Нет, — прошептала она. — Нет, ничего.

— Разве ваш отец не наводил о нем справки? Вам не приходило в голову попросить об этом своего отца? Из того, что я знаю о вас от нашего общего друга Райкота, я так понял, что вы на все обращаете внимание, что вы не легкомысленная дамочка. На самом деле, я должен вас поздравить. Почему мне это не пришло в голову раньше? Как вам удалось отыскать эту закладку? Ведь это же полное разоблачение Кэрроуэйя. Это такая удача, поверьте мне! С виконтом было бы покончено, даже если бы Райкот не смог арестовать его на месте преступления.

— Благодарю вас милорд. Благодарю за все, что вы для меня сделали. Вы так добры! Что касается Уолтера, сэр, то мне было шестнадцать лет, и я не очень задумывалась о таких вещах. Мой отец хотел этого брака. Уолтер был красив и очень внимателен…

— Конечно. Он вас очаровал, не так ли? — Лорд Эйвбери улыбнулся. — Мы все ошибаемся, миледи. Я надеюсь, вы не сделаете еще одной ошибки и не разобьете сердце бедному Райкоту.

Кэролайн покраснела.

— Я в трауре, — напомнила она.

— По этому предателю? О мадам, я знаю, вы хотите, чтобы все было пристойно, но кому нужно, чтобы вы скорбели по нему?

Эйвбери, очевидно, решил, что и так сказал слишком много.

— Прошу прощения, — пробормотал он. — Рад, что вы в добром здравии, мадам. Обращайтесь ко мне, если вам понадобится помощь.

Он вскоре ушел.

Кэролайн надолго задумалась после его ухода. Он заверил ее, что у нее останется достаточно денег, чтобы безбедно прожить до конца дней своих. Сумма, которую она и не надеялась получить, пока не побывала у Лэмбертона. Она прекрасно проживет на сто пятьдесят тысяч фунтов. Она сообщит поверенному, чтобы он уплатил штраф.

Ей хотелось обсудить свои проблемы с кем-нибудь. Но рядом никого, кроме слуг, не было. Как она могла прожить в этом доме столько лет и не иметь возможности с кем-нибудь поделиться своими мыслями? Не очень хорошо. Потом у нее была эта удивительная жизнь, всего несколько месяцев, с леди Райкот, Рут и Диконом, когда она могла обсудить все, что приходило в голову. И они слушали ее, а она слушала их. Единственными ее знакомыми в Лондоне были люди, с которыми она познакомилась благодаря Рут и Дикону. Она слишком зависит от этих двоих. Ей пора заводить свои собственные знакомства и связи. Ведь она абсолютно одинока.

Кэролайн попыталась представить себе, как обсуждает штраф в пятьдесят тысяч фунтов с кем-нибудь из новых знакомых. С леди Робстарт? Невероятно. Ее мысли, как всегда неотвратимо, вернулись к Дикону.

Она отправила к нему лакея с запиской, надеясь, что он не увидит в ней того, чего там не было.

Когда на следующий день после обеда он пришел, она поздоровалась с ним довольно официально и проводила в кабинет.

— Что я могу сделать для вас, миледи?

Как объяснить ему, что ей нужна дружеская беседа, как те многочисленные беседы, что они вели раньше? Как объяснить ему, что она соскучилась по нему, по его улыбке, его прикосновению, по взаимопониманию, когда они, казалось, без слов прекрасно понимали друг друга?

— Как продвигается ваша работа в Военном министерстве? — спросила она. — Вы все также готовите отчеты с фронта для лорда Эйвбери?

— Меня освободили от этой работы, — сказал он, смеясь. — Мой преемник, которого назначили на мое место, пока я был в Кенте, так старается произвести хорошее впечатление на лорда, проявляет такое усердие, которого у меня никогда не было. Эйвбери, похоже, верит, что у меня талант, который лучше использовать на другой работе. Он хочет, чтобы я работал с информаторами и разоблачал других предателей. Мне предстоит еще не одно путешествие. Но ведь вы не для этого пригласили меня сюда, — продолжал он. — В чем дело, Кэролайн? Вы же знаете, что можете мне все рассказать.

— Вчера ко мне приходил лорд Эйвбери.

— Правда? Зачем?

— Мы говорили с ним о наследстве и о штрафе, который наложили на Уолтера. — Она рассказала о том, что говорил ей лорд Эйвбери. — Представляете, Дикон! Он вступился за меня, поэтому у меня не отберут все деньги! У меня есть те деньги из сейфа Уолтера, но я и представить себе не могла, что у меня могут забрать все. Они хотят получить пятьдесят тысяч фунтов. Вы работаете на хорошего человека, Дикон.

Дикон усмехнулся.

— Он сейчас на подъеме, — сказал он. — Вы собираетесь остаться в Лондоне?

— Что? Конечно. Куда же мне деться? Я думала вернуться в Бедфордшир, но как-то…

— Дарем, — предложил он и, затаив дыхание, ждал ответа.

— Дарем? Да с какой стати? О Дикон, вы невыносимы. Я знаю, чего вы добиваетесь! Я же просила вас больше не говорить об этом. Пожалуйста!

— Вы счастливы, Кэролайн? — спросил он серьезно.

— Да, я счастлива. Хотите чаю? Я позвоню. — Она быстро подошла к звонку, не взглянув на него.

Дикон смотрел на любимую женщину. На ней было ужасное бесформенное черное платье, копия тех, которые он уже видел. Но оно ее не портило. В волосах черная лента. За те месяцы, что он ее знает, она расцвела, но теперь блеск в глазах исчез, здоровый румянец пропал. Он была не счастливее его.

— Кэролайн, вы живете во лжи, носите траур по этому чудовищу. — Он подошел к ней и заставил ее посмотреть ему в глаза. — Вы в трауре, но не по виконту Кэрроуэйю. Посмотрите на себя! Живете одна в этом доме, беспокоитесь о деньгах, о том, где жить, о том, что нужно платить штраф. И я уверен, вы никого не видите. Почему бы вам не перестать притворяться и не выйти за меня замуж? Ради Бога! Вы так ни разу и не смогли разумно объяснить мне ваше нежелание выйти за меня замуж. Вы не забыли, что теперь свободны? Вы ведь любите меня, не так ли? Или я просто тешу себя иллюзиями?

Он не станет обнимать ее и целовать, пока она не согласится на его предложения. Он не станет. Ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы сдержать себя.

Появилась горничная, и ей велели принести чай. Дикон не двигался с места, не отпуская Кэролайн, пока горничная не вышла.

— Я люблю вас! Вы знаете! — сказала Кэролайн, глядя на него. В глазах у нее были слезы. — Поэтому я и не могу так с вами поступить.

— Как поступить?

— Дикон, я не могу родить здорового сына. Господи, я очень старалась. Я не могу снова через все это пройти! Вы не представляете себе, какой это ужасный удар — терять ребенка, одного за другим… Вы — граф Райкот, потомок уж не знаю скольких графов Райкотов, и вы заслуживаете того, чтобы у вас был сын, которому вы могли бы передать свое имя и титул. Я не могу родить вам сына. Вам нужна жена, которая сможет.

Дикон рассвирепел.

— Вы из-за этого мне отказываете? — закричал он. — Позвольте вам напомнить, миледи, что у моей сестры трое сыновей, и любой из них может стать графом Райкотом. Более того, у меня есть брат, и хотя он еще не женат, но женится, если вернется живым с войны. Так что наследников достаточно!

— Но это не ваши сыновья, — тихо проговорила она.

— Мадам, я не Уолтер Кэрроуэй. И наследник — не главная цель моей жизни. В данный момент главная цель состоит в том, чтобы убедить вас стать моей женой. Если у нас не будет сыновей, значит, так тому и быть.

На этом разговор был прерван появлением горничной с подносом. Кэролайн молча разлила чай. Дикону хотелось знать, о чем она думает.

Никогда еще у нее не было такого искушения. Ей казалось, что ему гораздо больше хочется иметь сына, чем он говорит об этом. А какому мужчине не хочется? О чем она не могла себя заставить говорить, так это о страхе перед исполнением супружеских обязанностей. Он, конечно, захочет использовать это свое право, и она неизбежно забеременеет. И потом потеряет ребенка, или он родится больным и потом умрет. Она больше этого не переживет. Даже ради Дикона она не может себя заставить на это пойти. Это будет так же ужасно для него, как и для нее.

— Нет, — сказала она. — Я не могу с вами так поступить. Мне очень жаль, Дикон. Вам надо найти кого-то другого.

— Разве я не имею права сам решать? — закричал он. — Если я не боюсь, что у меня не будет сына, почему вы изображаете из себя жертву? — Он нервно провел рукой по своим волосам. — Господи, мадам, с меня довольно. Всего доброго. — Он поставил на стол чашку с чаем, к которому так и не притронулся, и вышел из комнаты.

Кэролайн огляделась. Вот новый письменный стол, тяжелый маленький столик, за которым она пила чай, тяжелые голубые портьеры, стул с темно-красной обивкой, книжные полки, красивый аксминстерский ковер на полу. Все вещи. Вещи, а не люди. И эти вещи ей тоже не принадлежат.

И теперь ей даже не с кем будет поговорить. Она оттолкнула Дикона и сомневалась, что Рут захочет с ней общаться.

Кэролайн была слишком расстроена, чтобы плакать. Она вздохнула и выпила свой чай.

Кэролайн почти никого не видела в июле. Лондонский сезон подходил к концу: все уезжали за город. Ее никто не приглашал: она была вдовой изменника, поэтому на нее не следовало обращать внимание. Старые друзья могли бы заходить к ней, но у нее не было старых друзей. Она вспоминала приемы Рут и подумывала о том, чтобы самой устроить подобное, но знала, что ей станет еще хуже, если никто не придет.

Однажды вечером за ужином Кэролайн опомнилась. Вот она сидит, совершенно одна за длинным столом из полированного красного дерева, рядом стоит лакей в ливрее. Дюжина свечей горит в серебряном канделябре. Перед ней стоят хрустальные бокалы, рядом с тарелкой — серебряные приборы. За всем этим великолепием простирается бесконечная поверхность из красного дерева, а по бокам — пустые стулья.

Кэролайн посмотрела на декорации, на себя в обычном траурном наряде, и рассмеялась. Она смеялась, пока на глазах не выступили слезы. Она вытерла глаза салфеткой.

Обеспокоенный лакей спросил:

— Миледи? С вами все в порядке?

— Я не уверена, — ответила Кэролайн. — Что там еще должно быть? Я забыла.

— Вы только начали! — ответил он, ужаснувшись. — Вам не нравится суп? Что пожелаете, мэм?

— Велите заложить экипаж. Скажите Хэскеллу, что мне нужно уехать. Можете убирать со стола, Оливер. Я больше не хочу ужинать.

— Хорошо, мэм, — ответил испуганный Оливер, — сию минуту, мэм.

Кэролайн быстро прошла в свою комнату. Она велела Досси приготовить желто-зеленое платье, сшитое в Дареме.

«Ничего черного больше», — думала она, стиснув зубы.

— Это уродство — в корзину. Все остальные туда же, Досси. Траур закончился.

— Да, мэм, — улыбаясь, ответила Досси.

Через двадцать минут она ехала на Голден-сквер.

— Кэролайн! — воскликнула леди Стилтон. — Неужели это вы? Мы уже не надеялись вас увидеть. Заходите. Хокинс, — обратилась она к лакею, который впустил Кэролайн, — позовите графа.

Хокинс удалился, и Кэролайн нерешительно сказала:

— Я проезжала мимо… Я знаю, что уже поздно… Вы поужинали? Мне бы не хотелось вам мешать…

— Глупости, дитя мое, — улыбнулась Рут. — Двое моих сыновей сегодня с нами ужинают, но мы уже закончили, они сейчас просто разговаривают и пьют. Уилл надоедает Альфреду рассказами о своих победах в «Олмеке». Пойдемте в гостиную.

Кэролайн шла следом за Рут по знакомому холлу, знакомой лестнице, в знакомую гостиную. Этот уютный дом был для нее больше домом, чем тот, в котором она прожила пять лет и жила сейчас.

Рут сразу же заметила платье Кэролайн. Подняв брови, она спросила:

— С черным покончено?

— Да, — ответила Кэролайн, — все.

— Молодец. Как ваши дела?

— Очень хорошо, Рут. А у вас?

Рут рассмеялась.

— Со стороны может показаться, что мы только что познакомились. Мы скучаем без вас, Кэролайн. Мы ничего ни от вас, ни о вас не слышали. Даже леди Робстарт и миссис Хинкл обратили внимание на то, что вас нет. А уж если они не знают, что вы делаете, значит, никто не знает.

— Они могли бы и зайти ко мне, — сказала Кэролайн. — Мне кажется, я бы их приняла.

— Леди Робстарт обиделась, что вы не пришли смотреть ее портрет. Помните, несколько месяцев назад, сразу после того, как лорд Кэрроуэй… а… хм. Портрет занимает почти всю стену в ее желтой гостиной. Клянусь, высота — шестнадцать футов. Она изображена с черно-белым щенком на руках. Щенок очень похож, хотя сейчас это уже взрослый пес. Про леди Робстарт такого сказать не могу. Кэролайн рассмеялась.

— Где Дикон?

— Дикон в последнее время часто уезжает, — ответила Рут. — Занимается какими-то подозрительными людьми в Эссексе, по-моему. Он вернулся домой пару дней назад. Я рада, что вы приехали, пока он здесь. Да куда же он пропал? Он не стал сидеть с моими мальчиками, сказал, что ему нужно просмотреть какие-то бумаги.

— Ты хотела меня видеть? — спросил Дикон, внезапно появляясь в дверях. С непроницаемым лицом он посмотрел на Рут, прошел в гостиную, выбрал себе кресло, убрал с него подушку и сел. — О, мисс Кэролайн? — он обращался к ней, как к чужой.

Рут переводила взгляд с одного на другого. Двое упрямцев, которые не могут договорить. Теперь, когда Кэролайн была вдовой, у Рут не было никакого желания знакомить Дикона с юными барышнями. Эти двое были созданы друг для друга, и Рут лишь хотела помочь им понять друг друга. И вдруг, совершенно неожиданно, Дикон отказался даже упоминать имя Кэролайн. Он сказал Рут, не выбирая выражений, что Кэролайн решила прекратить с ними отношения. Он никогда больше не собирался разговаривать с Кэролайн и советовал Рут последовать его примеру. Рут думала, что это досадное недоразумение, и скоро пройдет. Но шли дни, недели, а Дикон отказывался это обсуждать.

Сейчас, глядя на них, она понимала, что ее присутствие здесь неуместно, и единственное, что она может сделать для этих двоих глупцов, так это исчезнуть.

— Мне нужно кое-что сказать Уиллу и Альфреду. Прошу простить меня. — Рут поспешно вышла из комнаты.

— Что вас сюда привело? — спросил Дикон.

Кэролайн не ответила на его приветствие, если это можно было назвать приветствием.

— Я думала… — начала она.

Сейчас, когда она была здесь, смелость ее исчезла. Кэролайн посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, и поправила юбку. Ей понадобилось столько времени и сил, чтобы отказаться от траура, а Дикон даже не обратил на это внимания.

— Да?

— Боюсь, я была слишком эгоистична, Дикон. Если… если вы все еще этого хотите, я согласна стать вашей женой. — Она неуверенно посмотрела на него. Может, у него теперь другая женщина? Ведь они уже давно не виделись.

Дикон, казалось, совсем не обрадовался, как она надеялась. Сердце у нее упало.

— Интересное решение, мадам, — произнес он. — Могу я узнать, почему вы пришли к такому выводу? Что-то изменилось?

— Нет, — сказала она. — Я изменилась.

Теперь он более внимательно смотрел на нее. Она казалась ему прежней, такой же дорогой, доброй, чуткой женщиной, в которую он был влюблен, такое же красивое лицо, высокое, стройное тело. Он вдруг понял, что на ней нет ее ужасного черного платья.

— Вы больше не носите траур! — удивился он.

— Нет. Я больше не хочу жить во лжи.

— Поздравляю. Для этого нужно определенное мужество, но я знаю, что оно у вас есть. Пусть эти гарпии говорят все, что им вздумается.

— Хотите знать, что еще изменилось? — спросила Кэролайн. Естественно, она пришла сюда не затем, чтобы показать, что больше не носит траур.

— Еще что-то? Я должен угадать?

Она горько рассмеялась.

— Нет. Как я уже сказала, я думала все это время, Дикон.

Мне очень трудно это сказать. Я полагаю, что если мы поженимся, если вы все еще этого хотите, вы захотите, чтобы я исполняла свои супружеские обязанности.

Дикону стало любопытно. Он внимательно смотрел на нее.

— Конечно. Я люблю вас, Кэролайн. Вы пытаетесь мне сказать, что выйдете за меня замуж, если я дам слово не трогать вас? Господи, что же это тогда за брак?

Теперь она подошла к самому трудному. Она надеялась, что никогда в жизни не будет ни с кем обсуждать эту тему. Она заставила себя: сейчас или никогда.

— Дикон, я не хочу так с вами поступать. Но я тем не менее поняла, что если мне придется исполнять свои супружеские обязанности, и я буду — о, ради вас буду! — я неизбежно забеременею. Я знаю. Так всегда случается. И мы оба будем надеяться, и молиться, и принимать все меры предосторожности, и все равно я не смогу родить ребенка, или он родится мертвым, или больным и слабым, и мы его все равно потеряем. Дикон, я не могла представить, что снова смогу все это пережить, и для вас это будет трагедией. Вот почему я не принимала ваши предложения. Но сегодня вечером, когда я ужинала одна в этом чудовищно огромном доме, я вдруг поняла. Должна ли я страдать, и вы тоже, возможно, всю оставшуюся жизнь, долгие годы, из-за того, что боюсь, что не смогу родить вам наследника? Я была бы самой счастливой и гордой матерью на свете, если бы смогла родить вам сына. Этого не случится, я знаю, но я хочу рискнуть.

Она не успела закончить, как сильные руки Дикона подняли ее с кресла, и она оказалась в его объятиях.

— Моя ненаглядная! — воскликнул он, страстно ее целуя. — Почему вы раньше мне об этом не сказали? Я хотел вас, с наследником, без наследника. Я и сейчас вас хочу. Что будет, то будет. Мы не должны отказываться от этой возможности. Но Кэролайн! Почему вы думаете, что это ваша вина, что вы не могли родить нормального ребенка? А разве не мог ваше чудовище Уолтер быть этому причиной? Разве вы никогда не задумывались над этим?

В ее глазах стояли слезы, но ее улыбка не была печальной.

— Конечно, думала, но Уолтер убеждал меня, что такое предположение бессмысленно. Он был здоровым, нормальным мужчиной, Дикон. Действительно, так и было. Он постоянно говорил мне об этом и напоминал мне о моих недостатках. Меня постоянно тошнило, у меня были мигрени, я худела; я была измученной, ни на что не годной, когда вы меня в первый раз увидели, разве не так? Он жаловался, что его обманули. Он думал, что я смогу рожать ему детей, ведь он взял меня из здоровой семьи! Вы тоже здоровый, нормальный мужчина. Если я не смогу родить здорового ребенка, можно не сомневаться, что это моя вина.

Кэролайн спрятала лицо у Дикона на груди. Она была ужасно неуверенна в том, что права, решившись на такой шаг.

Но она вдруг вспомнила, что дала себе слово не думать о «если бы». Если она откажется стать женой Дикона и рожать ему детей, то на всю жизнь останется одна со своими «если бы».

— Мы примем все, что судьба уготовила нам, — прошептал Дикон, снова обнимая ее. — О Кэролайн! Моя дорогая Кэролайн! — он осыпал ее поцелуями. Наконец, он выпустил ее из своих объятий. — Мы должны сразу же рассказать Рут. Она уже из-за всего этого измучилась.

Он велел позвать сестру. Та сразу же обо всем догадалась, как только увидела их счастливые лица.

— Вы будете моей невесткой! — закричала она. — Добро пожаловать в нашу семью!

Поскольку Дикону через несколько дней снова нужно было уехать по делам Военного министерства, он получил специальное разрешение, и они с Кэролайн поженились в присутствии только Рут и лорда Эйвбери. Дикон переехал в дом на Ганновер-сквер. Ему нравился этот дом, но он там чувствовал себя не в своей тарелке. Пока он гонялся за человеком, который подозревался в том, что переправлял во Францию большие суммы денег, дом был конфискован. Кэролайн переехала на Голден-сквер. Ей удалось спасти лишь свою одежду и новый письменный стол. Вскоре она наконец получила наследство в сто пятьдесят тысяч фунтов минус довольно крупную сумму, которую потребовал за свои услуги Лэмбертон.

Фенланд с Данторпом были сосланы в Австралию.

Новая должность Дикона была сокращена вскоре после девятнадцатого октября, когда Наполеон был разбит под Лейпцигом, в сражении, ставшем известным как Битва наций. Хотя Бонапарт отрекся от престола лишь одиннадцатого апреля 1814 года, все верили, что худшее позади. Дикону разрешили уйти в отставку, и он торжественно отвез свою молодую жену в Дарем. Вдовствующая графиня Райкот встретила их с распростертыми объятиями и устроила в их честь бал, пригласив в качестве почетных гостей сэра Гарри Уэдсуорта и его молодую жену. Кэролайн и Медди, леди Уэдсуорт, вскоре стали неразлучными подругами.

Кэролайн даже мечтать не могла о том, что супружеские обязанности, которых она так боялась, могут быть такими приятными. Ее любимый Дикон был таким нежным и внимательным, что ее супружеская жизнь была совершенно не похожа на те мрачные отношения, которые были у нее с Уолтером.

Она была переполнена счастьем. Однажды ночью, когда они ложились спать после длинного и суматошного дня, она думала о том, что это новый брак так ее преобразил. Кэролайн была энергична, радовалась началу каждого дня и ни минуты не сидела без дела, чем заставляла старую графиню с удивлением качать головой.

— Мне кажется, я никогда так хорошо себя не чувствовала, — говорила она Дикону, снимавшему рубашку. Она лежала в постели, с восхищением глядя на мужчину, за которого вышла замуж. — Это все твоя заслуга. Я здорова, потому что счастлива. Иди ко мне. — Она протянула к нему руки.

— Хочешь поцелуй? — сказал он, послушно склоняясь над ней. — Я всегда к вашим услугам.

— Да, но знаешь, я хочу есть. У меня перед глазами тот виноград, что был на столе за ужином. Он меня так и манит. Дикон, я должна съесть виноград. Будь умницей, принеси. Я обещаю, никаких косточек в постели.

Удивляясь такой неожиданной страсти к винограду, Дикон выполнил ее просьбу. Появилось блюдо с виноградом, на котором вскоре не осталось ничего, кроме косточек. До него вдруг дошло.

— Дорогая, ты не беременна? — спросил он. — Почему ты мне не сказала? Мы должны быть очень осторожны, ты же знаешь. — Он озабоченно посмотрел на нее.

— Беременна? Почему ты так думаешь? Потому что я захотела винограду? — она рассмеялась.

— Разве с тобой раньше такого не бывало, чтобы хотелось съесть чего-нибудь? Я помню, Рут рассказывала, когда она носила Альфреда, и Чарльза, по-моему. Она не могла жить без горячих крестовых булочек. Их было очень трудно найти после Великого поста. Интересно, хватит ли нам винограда.

— Правда? Никогда о таком не слышала! Но я не могу быть беременной. Я слишком хорошо себя чувствую! — Она задумалась, делая в уме подсчеты. Может быть, и правда?

Это оказалось правдой. После спокойной беременности в июне 1814 года она без особых осложнений родила здорового мальчика, которого назвали Ричардом в честь отца Дикона. Если его родители, наблюдая за ним, бесконечно волновались, это было понятно, но его разумная бабушка, вдовствующая графиня, очень быстро положила этому решительный конец.

После битвы при Ватерлоо двадцать второго июня 1815 года в Райфилд вернулся Бенджамин Ричардсон с огромным шрамом через все плечо, но целым и здоровым.

Появление дочери Кэролайн и Дикона — Рут в 1816 году — добавило еще больше радости к тому счастливому настроению, в котором пребывала семья после возвращения Бенджамина. Теперь самой главной заботой Кэролайн была ревность, которую ее маленький сын испытывал к появлению другого ребенка в семье.

Затем родились Гарри и Питер, и последний — Джон — все здоровые дети. Кэролайн с гордостью смотрела на свою растущую семью.

— Ты хочешь, чтобы у нас была семейная команда для крикета? — спросила она однажды мужа, укладывая спать Джона.

Няня часто жаловалась, что леди Райкот слишком много времени проводит в детской. Кэролайн и Дикон были родителями, может быть чересчур заботливыми, но они никогда не уставали от своих растущих обязанностей. Мама всегда сама укладывала Джона спать.

Дикон рассмеялся.

— Слишком большая разница в возрасте. Представляешь себе Джона с битой в руках? Ему еще расти и расти. Ричард уже сейчас хочет быть капитаном. А как насчет Рутти?

— Может быть, нам нужна еще и женская команда, — ответила Кэролайн.

Примечания

1

Каттер (англ.) — закройщица. (Прим. перев.).

(обратно)

2

«Темно-желтые» — Королевский восточнокентский полк. (Прим. перев.).

(обратно)

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глаза восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Реклама на сайте