«Честь рыцаря»

Джулия Лейтем Честь рыцаря

Пролог

Англия 1480 год

В огромном зале замка Баннастер, резиденции Николаса, виконта Баннастера, Диана Уинслоу прислуживала за ужином, твердя себе, что быть первой женщиной, принятой в Лигу клинка, — вовсе не означает купаться в лучах славы. За неимением доказательств ее существования все считали Лигу мифом, исключая тех немногих, которые были благодарны Лиге за помощь, изменившую их жизнь. Диана жаждала бороться с несправедливостью — как это делали таинственные члены Лиги — и верила, что придет время, когда люди приглушенным шепотом, веря и не веря, будут рассказывать друг другу легенды о ее деяниях. Но она никак не ожидала, что первое же задание окажется таким трудным!

Вот уже три недели она играла роль служанки и старалась заручиться доверием других девушек. Их хозяин, виконт Баннастер, славился жестоким обращением со слугами. Своих незаконных детей, которых у него было много, он никогда не признавал, и беззащитная женская прислуга боялась его как огня. Одна из женщин незадолго до появления в замке Дианы покончила с собой, не перенеся бесчестья.

Однако никто не обратился в суд и не попросил о помощи. Виконт убедил всех, что законы к нему не относятся. Миссия Дианы заключалась в том, чтобы заставить людей понять: если они будут держаться вместе, то смогут вынудить виконта изменить поведение; он почувствует, что за насилие ему придется нести ответ. Лига никогда не действовала в открытую; помогая жертвам, члены Лиги всегда оставались в тени.

Диана с подносом в руках переходила от стола к столу, предлагая гостям на выбор куски жареного ягненка. Рыцари, солдаты и путешественники набрасывались на мясо, стараясь заполучить лучшие куски и едва не опрокидывая поднос. На нее они не обращали внимания, она ведь была прислугой, неприметной на вид. Свои длинные белокурые волосы она прятала под головной убор служанки, закрывающий и шею. Был момент, когда ей захотелось вытащить кинжал, требуя уважения к себе. Но она неустанно боролась со своим взрывным характером.

Ее мысли обратились к Мэри Гарднер. Куда подевалась девушка? Мэри уже пришлось побывать в постели виконта. А ее молоденькая кузина должна была вот-вот поступить в услужение в замок. Мэри пугало, что девушку ждало такое же надругательство, которое перенесла она сама, поэтому она была готова сделаться союзницей Дианы. Но многих других еще предстояло убедить. Эти женщины были не такими, как Диана, которая выросла на арене для турниров, среди рыцарей своего отца, и привыкла считать себя равной мужчинам.

Мэри в это время полагалось быть в зале и помогать другим служанкам подавать кушанья. «Где же она?» размышляла Диана, чувствуя, как в ней растет тревога, которая, впрочем, никогда не исчезала до конца в гнетущей атмосфере замка Баннастер.

Она взглянула в сторону главного стола, надеясь, что виконт уже появился, но его не было. За столом, игнорируемый шумными гостями, одиноко сидел только младший брат виконта, юный Томас Баннастер, который был только на год старше семнадцатилетней Дианы. Ему предстояло стать священником, и большую часть времени он проводил с настоятелем приходской церкви, готовясь к будущему служению. Диана не часто видела его, но когда видела, ей требовалось усилие, чтобы оторвать от него глаза, отчего оставалось чувство неловкости и смущения. Томас не был таким высоким и столь широким в плечах, как брат, — ему ведь не позволялось упражняться со сквайрами и рыцарями. У него были темные волнистые волосы и самые печальные карие глаза, которые ей когда-либо приходилось видеть. Его худощавое лицо, красивое, с треугольными скулами и твердым подбородком, еще не приобрело мужественности зрелого мужчины. Но что-то в его манере держаться наводило на мысль, что он не все время проводил в молитвах.

От Мэри она узнала то, что ни для кого не было секретом, — мастер Томас не горел желанием становиться священником, но таков был его долг перед семьей. Когда родители братьев два года назад умерли от чумы, он решил, что, сделавшись наследником виконта, сможет сам решать, как жить. Но старший брат, которого он обожал, как поведала ей Мэри, заявил, что жизнь Томаса по-прежнему принадлежит церкви. Мэри добавила, что как-то заметила у него взгляд, полный отчаяния, который сразу же сменился другим, выражающим покорность долгу.

Может ли он стать ее союзником? — размышляла Диана. Божий человек, конечно же, не хотел, чтобы женская прислуга в поместье подвергалась насилию. Когда ушли последние двое, ужинавшие за главным столом, и мастер Томас остался один, она подошла к нему как бы затем, чтобы подложить мяса на его оловянную тарелку. Он поднял на Диану глаза, и когда их взгляды встретились, у нее появилось странное чувство духовной близости, как если бы они были как-то связаны. Но она никогда не встречала его до того, как появилась здесь три недели назад. Его лицо вспыхнуло, и он быстро отвел взгляд.

— Мистер Томас, сэр, — тихо заговорила она, — вы поговорили с вашим братом?

Не глядя на нее, он кивнул.

— Но я не смог добиться результатов, на которые вы рассчитывали.

Он говорил низким хрипловатым голосом, странно не соответствующим его молодости.

Она вздрогнула, осознав, что не вслушивается в его слова. Почему становится так трудно думать, когда она оказывается рядом с ним?

— Ваш брат не стал слушать?

— Он сказал, что это не мое дело. — Его рот искривился. — Он заявил, что станет говорить со мной на эту тему только тогда, когда в будущем я буду исповедовать его. Но я снова попытаюсь достучаться до него. Такое его поведение не соответствует Божьим установлениям.

Она неуверенно произнесла:

— Может быть, вы скажете, чтобы он представил себе, каково было бы его матери или сестре, если бы их обесчестили?

— Мой брат видит мир таким, как он есть, — сурово сказал он, — он не утруждает себя мыслями о том, что могло бы быть.

— Спасибо вам за любую помощь, которую вы можете оказать, мистер Томас, — сказала она, вежливо поклонившись перед тем, как отойти.

Она и не рассчитывала, что виконт послушает младшего брата, но все равно была подавлена.

Так где же Мэри?

Диана еще раз взглянула на пустующий стул виконта, массивный, богато украшенный резьбой, по которому легко можно было составить представление, насколько высокого мнения был о себе виконт. Тревога переросла в страх. Ей хотелось отправиться на поиски подруги, но она не могла пренебречь своими, обязанностями, особенно на глазах внимательно наблюдающего за всеми повара, который стоял в дверях, ведущих на кухню. Она продолжала прислуживать, протискиваясь между тесно стоящими столами, сооруженными из положенных на козлы досок, и, опуская поднос, предлагала гостям мясо, а сама постоянно поглядывала на входящих.

Когда повар наконец покинул свой наблюдательный пост, Диана выскользнула в коридор и стала торопливо удаляться от света и тепла. Звуки постепенно затихали, пока наконец она могла слышать только собственное частое дыхание, поскольку почти бежала через полосы света от торящих факелов. По винтовой лестнице, встроенной в стену замка, она поднялась выше. Проходя мимо охранника или слуги, она кивала им в знак того, что пользуется особым доверием виконта, радуясь, что при ней оказался пустой поднос, накрытый льняной салфеткой, как если бы она выполняла поручение.

Дойдя до спальни виконта, она поставила поднос на пол и, задержав дыхание, прижала ухо к двери. Внезапно дверь распахнулась, и Диана едва не упала, но успела выпрямиться в тот момент, когда другая женщина — Мэри — бросилась мимо нее. Она услышала рыдания, заметила склоненную голову и полубезумный, умоляющий взгляд, брошенный на нее Мэри перед тем, как служанка пустилась бежать.

Затем над Дианой навис виконт; он смотрел поверх ее головы и кричал вслед Мэри:

— Сейчас же вернись! Как ты смеешь не повиноваться мне?!

Диана сделала шаг назад и вжалась в стенку за дверью в надежде, что виконт проигнорирует ее как нечто совершенно неприглядное. Мэри была спасена. Только это и имело значение. Однако темные глаза виконта остановились на ней, в них загорелся внезапный интерес, отчего в животе у Дианы поднялась волна тошноты.

Но она принадлежала к Лиге клинка, она боролась с такими зверями. Она постоит за себя.

Он схватил ее за голову, больно вцепившись в волосы, и втолкнул в спальню. Когда он отпустил ее, она споткнулась, но удержалась от падения на колени, что сделало бы ее совсем беспомощной. Тканые концы головного убора размотались, открыв белокурую косу.

Диана напряглась, готовясь повернуться и защищать себя, но она помнила, что была всего лишь зависимой служанкой. Все, что она могла, — это притвориться испуганной, пока он дергал узел ленты, вплетенной в косу, и распускал ее волосы, которые длинными золотыми прядями упали ниже ее талии.

Он схватил ее за руку и притянул к себе. Диана подняла на него глаза, пытаясь справиться с дрожащими губами.

— С такими волосами ты слишком хороша, чтобы и дальше прятать свои прелести, — заявил Баннастер. — А серые глаза как штормовое море. Да, ты проявишь пыл в моей постели.

Она попыталась вырваться.

— Нет, милорд. Отпустите меня. Я не из тех женщин, которые… которые…

— Спят с мужчинами? — Он хохотнул. — Все женщины делают это. Так что раздевайся и покажи мне больше, чем то, что могла предложить эта бледная немочь, которую ты пришла заменить.

Два кинжала, спрятанные в поясе на талии, казалось, жгли ее. Неужели придется пустить их в ход? Нельзя допустить, чтобы он изнасиловал ее. Боже, она ведь знала, что приходить сюда опасно, но оказаться в положении тех женщин, которых она пыталась защитить, было еще опаснее.

Он схватил ее за талию и толкнул в сторону кровати. Она перекатилась через нее и вскочила на ноги по другую сторону. Волосы упали ей на лицо, и она отбросила их назад.

Он скривился в улыбке, направился к ней и протянул руку.

— А ты прыткая девочка.

Он был пьян и слишком самонадеян, когда снова кинулся на нее. На этот раз Диана смогла ускользнуть и броситься к двери. Однако она недооценила его проворство, потому что он успел схватить ее за волосы и дернул. Она упала на спину и перестала дышать.

Он мгновенно оказался на ней. Она подумала, что пороки ослабили его, но у него было тело воина, он был пэром, уверенным в собственном превосходстве над подвластным ему миром. Она с силой пнула его коленом, но он еще сильнее дернул ее за волосы, так что она выгнулась под ним, чтобы не сломалась шея. Его рот, горячий и мокрый, впился в ее шею, и она задохнулась, когда он укусил ее. Она стала молотить ладонями по его голове, но это ничего не дало, потому что он поймал ее руки и широко развел в стороны.

— Кто-то научил тебя, как надо защищаться, — сказал он перед тем, как припасть к ее губам.

Она бешено замотала головой, чтобы высвободить рот, но добилась лишь жесткого удара по лицу. В ушах у нее зазвенело, все было как в тумане.

Боже, она не может потерять сознание. Этому монстру все равно. Очнувшись, она обнаружит, что обесчещена. Она начала отчаянно бороться, головой ударяя его по лицу. Он откинулся назад, потому что из носа у него потекла кровь.

— Сука!

У нее оказалось мгновение, чтобы выскользнуть из-под него и вскочить на ноги с кинжалом в руке. С кровожадной усмешкой он кинулся на нее и поймал на середине пути к двери. Она упала, стукнувшись головой о сундук, стоявший у стены, но не выпустила кинжал. Он одной рукой железной хваткой взялся за ее запястье и, сколько она ни отбивалась ногами, другой задрал ей юбки и притиснулся к ее бедрам, удерживая на месте. Когда она уперлась пятками в пол, пытаясь оттолкнуть его, он только стонал, как в экстазе.

От удара в голове у нее гудело, сердце бешено билось, она задыхалась. Он отражал все ее попытки освободиться. Она чувствовала себя животным, попавшим в силки, и в этот момент полного отчаяния она позабыла обо всем, кроме того, что ей надо спастись.

Выхватив из-за пояса второй кинжал, она вонзила его куда-то между ребер.

Он все еще напирал на нее, но выражение удивления появилось на его лице.

— Черт… — Казалось, он смотрел куда-то поверх нее. — Том…

Кто-то приподнял его и, оттащив, положил на спину. Она скорчилась на полу, спутанные волосы закрывали ей глаза. Она надвинула на голову капюшон, отчаянно пытаясь прикрыться, спрятаться от того, что наделала. Над ней, несомненно, стоял брат виконта.

Все еще оставаясь на коленях, ужасаясь и стыдясь, она не могла отвести взгляд от виконта, тело которого уже обмякло, а на лице оставалось почти комичное выражение недоумения. Затем его лицо застыло, жизнь ушла из его глаз.

Она убила пэра Англии.

Она ничего не слышала, только толчки крови в ушах. Обычная женщина на ее месте упала бы в обморок или закричала, но мозг Дианы лихорадочно работал в поисках решения, что делать дальше. Она ожидала, что начинающий священник грубо поднимет ее на ноги, крикнет стражников и обречет ее на адский огонь или на что-нибудь подобное. Рискнув осторожно взглянуть на него, она увидела, что он потрясение смотрит на распростертое тело.

Не взглянув на нее, он хрипло произнес:

— Уходите.

Рот у нее открылся. Она нашла в себе силы прошептать:

— Но… я не хотела… он…

Брат виконта прикрыл глаза, как от сильной боли, его лицо было застывшей гримасой страдания.

— Я знаю, что он тут делал, и не виню вас. Он предавался греху. Возьмите ваш кинжал и уходите, пока вас не увидел еще кто-нибудь. Никому ничего не рассказывайте. При первой возможности покиньте замок.

Согнувшись, чтобы укрыться от его взглядов, испытывая стыд, благодарность и чувство вины, она подобрала свой головной убор и оба кинжала, вытерев их о сброшенную рубашку. Брат виконта Баннастера — новоявленный виконт — все это время стоял не двигаясь. Сделав глубокий вдох, она прислушалась у двери, открыла ее и выглянула. В коридоре никого не было. Она подняла пустой поднос, взяла его под мышку и, стараясь идти медленно, пошла туда, откуда пришла. На ходу она заплела косу и спрятала ее под головным убором. В главный зал она не вернулась, боясь, что на ее одежде может оказаться кровь, а на лице — синяк от пощечины.

Переодеваясь за занавеской в каморке, которую она делила с тремя другими служанками, Диана и не думала о побеге. Это навлекло бы на нее подозрения. Нет, она должна остаться, дока не найдут тело. Мэри уже согласилась уйти из замка вместе с ней, а так как Мэри родилась здесь, ей легко будет убедить стражников, что ей необходимо посетить родителей, живущих в деревне. Они смогут выбраться из замка вместе. В конце концов, их не будут подозревать — какой мужчина поверит, что женщина смогла справиться с виконтом?

Диана лежала в темноте на своем убогом тюфяке, и ее била дрожь. И все же постепенно приходило облегчение после того, как она побывала так близко от смерти. Но она забрала жизнь человека, а это большой грех, который Бог, должно быть, не простит ей, особенно если учесть, что она не может признаться священнику в том, что совершила.

Она знала, что только защищалась, и потому не считала себя виноватой в полной мере.

А как же новый виконт? Хотя она думала, что он не видел ее лица, он знал, что его брата убила одна из служанок. Молодой виконт был в шоке, но он ведь мог передумать и не пожелать покрывать ее? Что ей делать тогда?

Глава 1

Йоркшир, шесть лет спустя

Вот уже несколько недель, страдая от зимней стужи, Том Баннастер с несколькими сопровождающими ехал на север, и только возможность увидеть предполагаемую невесту удерживала его в дороге, а также тот факт, что его кузен, король Генрих, предложил ему предпринять эту поездку с тем, чтобы встретиться именно с этой девушкой. Это само по себе вызывало беспокойство. Но он был верноподданным и, хотя за последние шесть лет сменились четыре короля, сумел выбрать правильный путь. Конечно, порой он оступался, но, когда приходится полностью пересматривать то, что прочно усваивалось с детства, ошибки неизбежны.

Всадников, которые подстегивали своих коней, поднимаясь все выше по заросшим вереском Пеннинским горам, обрадовал открывшийся вид на Ричмонд. Том и трое его тяжеловооруженных спутников заулыбались, глядя друг на друга, завидев вдалеке огни города на реке Суэйл, поблескивающей среди присыпанных снегом клочков земли.

Постоялый двор, который они выбрали, выходил окнами на старинный каменный мост, аркой перекинутый через реку. Мужчины оживились — огромный каменный камин согревал комнату, и они могли получить вдоволь эля.

С удовольствием поедая пирожки с мясом, с которых капал жир, Том думал о девушке, которую скоро увидит. Сесили Уинслоу, сестра барона, слыла настоящей красавицей. Король предложил ей подумать об этом браке, но в то же время засомневался, что его кузен сумеет убедить девушку выйти за него замуж, Черт, Тому потребовалось долгое время, чтобы просто понять, как обращаться с женщиной, слишком необычным было его воспитание, и за прошедший год он наделал немало нелепых ошибок.

Чтобы справиться с нахлынувшими воспоминаниями, он глотнул эля. Он ведь был совершенно уверен, что убедит леди Элизабет Хаттон, дочь графа Олдерли, выйти за него замуж, — тем самым объединит два больших рода и восстановит спокойствие в Глостершире после того, как Генрих взошел на трон. Но ситуация изменилась к худшему, и прежде, чем он узнал об этом, ему пришлось запереть дочь лорда в ее спальне в башне замка Олдерли на время, пока он смог связаться с королем. Но ей удалось убежать, и после этого она переезжала с места на место со своей горничной, чтобы перехитрить его. Должно быть, ему следовало уволить своего управителя Милберна, предложившего столь неудачный план. Но часть вины лежала и на Томе, потому что от отчаяния он легко с ним согласился.

И теперь Том гадал — не помешают ли его прошлые глупые ошибки добиться расположения дочери барона, живущей далеко на севере? Том сумел в определенной мере восстановить свою репутацию — прошлым летом он помог королю в сложном деле, связанном с предательством. Может быть, Сесили Уинслоу в некотором смысле окажется ему наградой, прекрасная девушка, которую будет нетрудно заполучить в жены. Ему хотелось иметь наследников, детей, которых он бы любил и с которыми обращался бы лучше, чем в свое время с ним. Прежде он думал, что никогда не сможет иметь жену и детей, и мысль о том, что его ночи в случае брака не будут одинокими, приятно волновала. Потому что, хотя шесть лет тому назад он смог отказаться от принятия духовного сана и порой проводил время с пожелавшей этого женщиной, в его жизни все больше чего-то не хватало. Он хотел ощущать рядом… близкую душу, быть любимым и отвечать любовью.

Он подумал, что наконец-то готов оставить прошлое позади. Минуло уже шесть лет. Подозрения если и не исчезли совсем, то улеглись. Но вначале было очень трудно. Он единственный выигрывал от смерти брата, пусть доказательств, что он совершил убийство, не было. Только несколько лет тяжкого труда убедили его людей, что он намерен стать достойным главой рода, и позволили ему завоевать их симпатии.

Но королевский суд — другое дело. Он знал, что всегда найдутся доброхоты, которые будут считать, что он убил своего брата из жадности и жажды власти. И в течение долгого времени их подозрения заставляли его изображать поиски убийцы. Но он даже не видел лица девушки, потому что смотрел только на мертвого брата.

Возможно, король думал, что удачная женитьба будет способствовать дальнейшему укреплению позиций его кузена при дворе. Однако убедить благородную леди в необоснованности слухов было непростой задачей. Может быть, Сесили Уинслоу окажется не такой, как другие.

Или, может быть, она просто захочет покинуть этот неприветливый край. Том расправился с еще одной кружкой эля и почувствовал, что ступни его ног начали наконец согреваться. Он притопывал ногой в такт звукам лютни, на которой играл один из музыкантов, и улыбался, глядя на женщин, вышедших танцевать. Посетители становились все более шумными, они ритмично хлопали в ладоши и выкрикивали слова одобрения женщинам, которые танцевали, виляя бедрами. Платья плотно натягивались у них на груди, и Том смотрел на них не без волнения. После стольких лет, в течение которых ему не разрешалось даже взглянуть на женщину, он мог позволить себе разглядывать изящные женские формы, как голодный мужчина. Когда одна из женщин, закончив танцевать, присела к нему на колени, он уже выпил достаточно эля, чтобы принять предложение, которое она шепнула ему на ухо. Вслед за ней он вышел из общего зала и повел ее в спальню, за которую заплатил.

Когда дверь закрылась, он потянулся к женщине, но она, смеясь, увернулась и поставила на маленький деревянный столик кувшин с вином.

— Почему бы не выпить еще, милорд? — произнесла она, покачиваясь. Локон цвета темной меди спускался на ее плечо, улыбка обещала многое, — Ночь слишком холодна.

Он ухмыльнулся:

— Тогда позволь мне согреть тебя.

Он хотел ее поцеловать, но она опять уклонилась, взяла кувшин и протянула Тому. Девчонка права, подумал он, хорошо приложившись к содержимому. Внутри разлилась теплота, хотя огонь в камине едва тлел, а ставни дребезжали от ветра.

Женщина убрала кувшин в сторону и потянула его к себе, понуждая встать. Он удивился тому, что комната медленно вращалась вокруг него, и крепче ухватился за ее руки.

— Мне не следовало так много пить, — сказал он, недоумевая.

Она потянула его к кровати и толкнула на нее, освободив свои руки. Когда он сел и захотел заключить ее в объятия, она уклонилась и стала медленно расстегивать платье. Том лег, опершись на локоть, чтобы наблюдать процесс раздевания.

А затем комната уплыла в темноту, и больше он ничего не осознавал.

Том пробудился от пронизывающего холода, такого, который заставляет дрожать всем телом. Он повернулся на бок и застонал. Он промерз до костей, так, что, казалось, никогда больше не сможет согреться. Ему-то представлялось, что они прошлой ночью добрались до постоялого двора. Неужели погас огонь?

Он перестал дышать, его тело напряглось — он вспомнил. Он действительно добрался до Ричмонда и теплого постоялого двора. С трудом разлепив веки, он обнаружил, что находится в сумрачном помещении, едва освещаемом одним факелом. По полу шныряли мыши.

Том медленно переместил руку на пояс и обнаружил, что его меч исчез, так же как и кинжал. Еще больше насторожившись, он поднял голову, но не увидел ничего, кроме грубых, выложенных из камня стен и двери с забранным решеткой окошечком. С одной стороны стена оказалась близко, и он понял, что лежит на дощатом настиле, приподнятом над полом.

Том сел, спустил ноги и услышал бряцанье цепи, сразу почувствовав ее тяжесть на своей лодыжке. Кто-то заковал его. Осознав, что схвачен и заключен в темницу, он не позволил себе запаниковать. Он больше не был ребенком, которого его семья чуть было не обрекла на жизнь в одиночестве.

Встав на ноги, он пошел к двери, но цепь натянулась, когда до нее оставалось шагов пять. Он осмотрел металлическое кольцо на своей лодыжке и убедился, что оно старое, но прочное. Конец цепи был прикован к торчащему из стены кольцу. Том изо всей силы потянул за кольцо, но оно не пошатнулось. Цепь не позволила Тому обследовать дверь, но он смог добраться до отверстия, скорее щели в каменном полу в дальнем углу помещения. Окон не было, так что ему пришлось взглянуть правде в глаза — он в подземной тюрьме.

— Есть здесь кто-нибудь? — крикнул он у двери. Его голос эхом отозвался в застоялой тишине.

Никто не ответил, а ему хотелось, чтобы обнаружился хотя бы еще один какой-нибудь пленник, который смог бы ответить на его вопросы. Но, по-видимому, он был единственным узником. Он принялся ходить, пытаясь вспомнить, что с ним случилось. До того момента, как он повел женщину в спальню, он был в полном порядке. Она дала ему что-то выпить. Черт, ведь сама она не пила. Он мог бы поклясться в этом. Если она хотела ограбить его, она просто бросила бы его бесчувственным. Но дорогое кольцо виконта осталось при нем, монеты в мешочке на поясе тоже. Почему его заточили здесь?

Том не мог найти ответа. Не имея возможности ориентироваться по дневному свету, он понятия не имел, сколько времени провел, мрачно вышагивая по небольшому пространству. Он присаживался на постель, но было слишком холодно, чтобы долго не двигаться. Том понял, что, если вскоре никто не появится, он может просто замерзнуть. Или умереть с голоду, если пробудет здесь достаточно долго. Чтобы не позволить воображению рисовать самые ужасные картины, он стал ощупывать стены, до которых мог дотянуться, в надежде обнаружить какую-нибудь лазейку.

Вдруг он услышал, как лязгнула дверь где-то в конце длинного гулкого помещения. В сумраке он заметил приближающееся пятно света. Он застыл у своего дощатого ложа в надежде, что его тюремщик недооценит длину цепи. Стоит тому подойти слишком близко, и тогда…

Через решетку он заметил какое-то движение в помещении за дверью, услышал звук вставляемого в замок ключа. Кажется, прошла вечность, прежде чем ключ повернулся в замке. Он приготовился к броску.

Но когда дверь открылась наружу он увидел стройную женщину с фонарем в руке. В другой руке она держала накрытый тканью поднос. Но эта была не та женщина, которая опоила его. Эта была высокая и худощавая. На ней было простое темное платье, которое только подчеркивало изящество ее фигуры. Не обладая пышными формами, она тем не менее выглядела очень соблазнительной. У нее были совсем светлые волосы, убранные назад под фетровую шляпу с загнутыми вверх полями. Некоторая нерешительность отражалась на ее лице, когда она смотрела на него настороженными серыми глазами.

— Кто вы? — требовательно произнес он. — Кто заключил меня сюда? Я виконт Баннастер, кузен короля, и…

— Я знаю, кто вы, милорд, — негромко сказала она ровным голосом. — Но я мало что знаю, кроме этого. Я должна буду заботиться о вас, пока мой господин не решит, что с вами делать.

— Кто ваш господин?

До того смотревшая прямо на него, она опустила глаза.

— Не могу сказать, милорд.

— Почему я оказался здесь?

— Не знаю.

— Что это за место?

— Я не могу сказать.

— Он требует выкуп? — Подавленный и злой, он внезапно бросился к ней, но она даже не шелохнулась, когда цепь удержала его в нескольких шагах от нее. — Черт вас возьми, мне нужны ответы!

Она повесила фонарь на торчащий из стены крюк возле двери.

— Мне сказано, что вы получите их через некоторое время. И тогда ваше положение изменится.

— И вы полагаете, что я в это поверю? — спросил он с издевкой.

Она только опустила голову.

— Где мои люди? Почему их нет здесь?

— Их не схватили вместе с вами, милорд.

— Так они считают, что я просто исчез?

— Вы и ваш конь.

— Им внушили, что я бросил их? — воскликнул он в гневе. — Они не поверят в это.

Она пожала плечами.

— Они отыщут меня. Она промолчала.

В первый раз ему пришло в голову, что случившееся может быть как-то связано со смертью его брата или даже с глупым лишением свободы леди Элизабет. Холодок дурного предчувствия пробежал по его спине. Может быть, кто-то хотел, чтобы он понес наказание, раз уж закон не осудил его. Однако эта женщина, кажется, верит, что его не будут держать здесь вечно. Если только она не лжет, чтобы войти к нему в доверие.

— Хотите есть? — спросила она.

При этих словах в желудке у него заурчало. Том стиснул зубы — он ненавидел выказывать слабость. Хотелось швырнуть ей поднос и сказать, что не станет есть, пока не получит ответы. Но он знал, что находится во власти этих людей, и скоро наступит время, когда ему придется выбирать между тем, чтобы начать есть или умереть.

— Что вы подсыпали в вино на этот раз? — с сарказмом спросил он.

Она только в смущении качнула головой.

— Я… не знаю, о чем вы, милорд. Я принесла вам мех с вином.

— Отпейте из него.

— Извините, милорд? — в замешательстве уточнила она.

— Я уже как-то выпил по приказу вашего господина и не хочу повторения. Попробуйте кушанье и отпейте вина на моих глазах.

— Хорошо, милорд.

К его удивлению, она грациозно опустилась перед ним на колени, поставила поднос на пол и сняла ткань. На большущий ломоть хлеба были выложены жаркое, куски мяса и овощей в густой подливке. Рядом лежали еще один кусок хлеба и мех с вином, о котором она упомянула. В животе у него еще громче заурчало, и она взглянула на него. Ее лицо не утратило бесстрастности, но ему показалось, что глаза у нее заблестели. Может быть, она внутренне смеялась? Глаза были слишком умные для служанки.

Он, прищурясь, смотрел на нее. Как, ее забавляло, что его насильно удерживали здесь? Она посерьезнела и, взяв несколько кусочков мяса, стала есть.

— Теперь хлеб, — потребовал Том. Она отломила кусочек хлеба и съела его.

— Вас наверняка мучит жажда, — добавил он с сарказмом.

Поднеся мех с вином к своим губам, она сделала большой глоток. Капля красного вина скатилась по щеке на нежную шею, и Том обнаружил, что слишком внимательно наблюдает за движением этой капли. Он издал болезненный звук и закрыл глаза. Ему слишком долго запрещалось общаться с женщинами, так что он до сих пор не мог на них насмотреться. Даже теперь, когда перед ним была простая молодая служанка, ему хотелось трогать ее. В ней было нечто… загадочное, упрятанное глубоко за бесстрастностью ее взгляда.

Том провел рукой по волосам и отвернулся. Он был не таким, как его брат, смотревший на служанок как на игрушки для получения удовольствия.

— Вы удовлетворены, милорд?

Он глянул через плечо и увидел, что она уже стоит и с серьезным видом наблюдает за ним.

Она повернулась и протянула руку к фонарю.

Он что, снова останется в одиночестве? Он произнес первые слова, которые пришли ему в голову.

— Меня удивляет, что вы уносите фонарь, но оставляете факел. Я могу устроить пожар, чтобы привлечь людей к месту моего заточения.

Она остановилась и снова взглянула на него, спокойно сцепив руки.

— Можете, милорд, но позвольте мне уверить вас, что никто ничего не заметит. Ваша темница находится в задней части замка, и только мой господин и я знаем о вашем местонахождении. Вы можете задохнуться в дыму до того, как я вернусь, а я приду только завтра.

— Выходит, что вы будете приносить еду только раз в день? — воинственно произнес он.

— Как скажет мой господин.

Он уже слышать не мог о ее хозяине, который только угрожал и ничего больше.

— Чем дольше он будет меня здесь удерживать, тем хуже для него.

Она кивнула:

— Я уверена, что он понимает это. Всего доброго, милорд.

Взяв фонарь, она вышла из узилища и долго возилась с замком, проверяя, надежно ли заперта дверь, к которой он не мог подойти, потому что цепь была слишком коротка.

Бессильный гнев охватил его, он едва удержался от того, чтобы не швырнуть поднос с едой в дверь. Но тогда он еще больше будет страдать от голода и сделается слишком слабым, чтобы воспользоваться возможностью бежать, если таковая представится.

Диана Уинслоу дошла до конца коридора подземелья и посмотрела вверх на ступени, ведущие во внутренний двор. Фонарь в ее руке качался, потому что рука дрожала. Она задула свечу в фонаре и в темноте бессильно опустилась на ступеньку. Никаких стражей не было, ни одного во всем замке — только Мэри и Джоан знали о виконте, запертом в заброшенном подземелье.

Она закрыла руками лицо и прислушалась. Но услышала только, как один раз ложка звякнула о поднос.

Боже, что она наделала?

Она запаниковала, вот что. Ее сестра Сесили стала еще надменнее, узнав, что виконт Баннастер едет сюда искать ее расположения. Диану же эта новость настолько ошеломила, что она не обращала внимания на злорадные улыбки сестры. Сюда едет Баннастер? Только об этом она и думала. И все больше вопросов молотками стучало в ее голове. Так в конце концов он отыскал ее?

Диана призвала на помощь Мэри и Джоан, которые понимали ее страхи. Они были рады служить у Дианы все эти шесть лет и теперь тоже испугались, что прошлое может настигнуть их. Диана никогда не простила бы себе, если бы из-за нее в смерти виконта заподозрили этих женщин.

Когда Баннастер спустился в долину, он послал человека известить о своем скором прибытии. Диана знала, что на ночь он остановится в Ричмонде, потому что в темное время суток дороги в горах небезопасны. В городе было всего несколько постоялых дворов, так что найти Баннастера не представляло труда. Поскольку Диану могли узнать, она не стала рисковать, и сыграть роль женщины легкого поведения вызвалась Мэри. Она заманила Баннастера в его спальню, напоила приготовленным заранее зельем, а потом они втроем дотащили бесчувственное тело виконта до черного хода, где во дворе их уже ждала повозка.

Вряд ли Баннастер мог случайно заинтересоваться Сесили, ведь он жил в Глостершире и проводил много времени в Лондоне. А Керкби-Кип был обветшалым замком, затерянным в пустынных холмах Йоркшира. Несколько лет тому назад Диану сослал в эту глушь ее брат Арчи. А позднее к Диане присоединилась Сесили — после того как ловкость Арчи в поиске покровителей при дворе наградила его женой, которая позавидовала красоте Сесили. Сестры, никогда не ладившие, вынуждены были жить вместе в маленьком замке, который Арчи забросил, ждать и надеяться, что он найдет для них подходящих женихов. Но никого стоящего не появилось.

То, что Баннастер из всех женщин Англии выбрал Сесили и собрался приехать просить ее руки за восемь дней до Рождества, представлялось Диане таким невероятным событием, что она могла вообразить только одно: он устал носить бремя подозрений в убийстве собственного брата. Когда еще шесть лет тому назад она поняла, что в убийстве могут обвинить его, она была готова вернуться и понести наказание. Но ей не позволил сделать это человек из Лиги. Он убедил ее, что титул виконта, а также отсутствие доказательств защитят Баннастера. Так и было — но не от подозрений и насмешек. Она была причиной всех унижений и горестей, обрушившихся на Баннастера.

Но… он не узнал ее. Да, она постаралась выглядеть иначе, специально оставив открытыми волосы, не спрятав их полностью под головным убором, как в тот роковой день. Теперь на ней не было грубой одежды служанки.

Когда она вошла к нему в подземелье, то почти не дышала, ожидая, что он скажет «ага!» и назовет ее убийцей. Но этого не произошло, он только потребовал ответа на вопросы, которого она не могла дать. Шесть лет назад она видела его только за едой и говорила с ним не больше нескольких раз. И даже тогда он едва ли хоть раз взглянул на нее. Может быть, он действительно не узнал ее, но тем не менее разыскивал ее или других служанок, Мэри и Джоан.

Или это всего лишь совпадение и она снова поступила необдуманно? Она так стремилась избавиться от своей склонности к слишком поспешным действиям, старалась вести себя в соответствии с требованиями Лиги, пусть Лига и не прибегала к ее помощи все эти шесть лет. Ей сказали, что она слишком непредсказуема, что прежде, чем дать ей новое опасное задание, им нужно заново оценить ее возможности. Но она все время ждала; ее жизнь утратила волнующую остроту. А теперь еще прошлые ошибки преследовали ее.

Неужели Баннастер действительно пустился в путь, только чтобы встретиться с ее сестрой?

Но в любом случае нельзя допустить, чтобы это случилось! Ведь она убила его брата! Она обратится в Лигу и попросит помощи. Ей очень не хотелось вмешивать в это Лигу, но она не могла допустить, чтобы ее действия навлекли на Лигу неприятности, лишили ее возможности выполнять секретную миссию помощи тем, кто в ней больше всего нуждался. Хотя ей не было известно местонахождение Лиги, она знала, где оставить сообщение, чтобы оно было отправлено нужным людям.

Устало поднявшись на ноги, она выбралась наверх. Подземелье находилось под одной из угловых башен, в него вела отдельная лестница. Погруженная в свои переживания, Диана шла по двору, заставляя себя отвечать на поклоны служанок, конюхов и псаря.

Изо рта у нее шел пар, пальцы ног покалывало иголочками — так они замерзли, пока она шла по, утоптанному снегу.

Когда-то в прошлом стена замка была в двух местах пробита, так что больше не было необходимости опускать ворота, предназначенные для защиты от нападения. У Дианы имелась стража, которая по ночам обходила замок, но это единственное, что она могла сделать для обеспечения безопасности. Теперь вблизи поместья проходила большая дорога; какие грабители стали бы соваться к ним, когда у них почти ничего не было?

Как бы хорошо ни относились к ней слуги, Диана никогда не чувствовала себя здесь дома. Она выросла на равнинах вблизи Йорка, в замке, где теперь жил Арчи с женой, когда наезжал из Лондона. Брат по своему капризу мог отослать Диану куда угодно. Это угнетало и оскорбляло, и хотя не одна она страдала от такого отношения, она была женщиной из Лиги, которую учили управлять ситуацией, не пасовать перед трудностями и предпринимать активные шаги в случае необходимости.

А она оказалась пленницей не в меньшей степени, чем теперь виконт Баннастер; она управляла хозяйством, это так, но не могла покинуть замок. И конечно, ей приходилось терпеть Сесили, заносчивую от сознания своей красоты и столь же недовольную своей участью, тем, что ее молодость проходит напрасно.

День клонился к вечеру. Диана прошла в главный зал и обнаружила, что обед уже убрали. По старому замку гуляли сквозняки; последней защитой от ледяного ветра, проникавшего в каждую щель, служили только потертые гобелены. Хорошо, что высоко в стенах имелось несколько стеклянных окон, через которые все же проникал свет. Прежнему владельцу замка это дорого обошлось, и Диана была благодарна ему за призрачное тепло, которое дарили лучи света.

Вздохнув, она быстро поднялась к себе в спальню, чтобы ее не увидела Сесили. Диана не хотела выслушивать сестру, радостно взволнованную скорым приездом виконта, не теперь, когда она знала, что он не появится, — по крайней мере для Сесили.

Спальня была местом, где Диана пряталась от мира. Спасаясь от сквозняков, она развесила по стенам свои любимые гобелены. Кровать с балдахином на четырех столбиках была удобной, с множеством подушек и теплых одеял. Впрочем, спальня Дианы не отличалась от спален других женщин ее круга. Если только не заглянуть в стоящий в углу сундук. В нем Диана хранила свое оружие: кинжалы, мечи и арбалет, которым прекрасно владела. Сесили часто насмехалась над ней, но Диана гордилась тем, что не похожа на свою сестру.

Необычные способности Дианы были замечены Лигой и в конечном счете привели к тому, что она оказалась в нынешнем двусмысленном положении: она насильственно удерживала в подземелье похищенного ею человека.

Нынешний виконт мало напоминал восемнадцатилетнего юношу, которого она помнила. Он еще вырос, постоянно упражняясь в боевых искусствах, раздался вширь: плечи, руки и грудь теперь бугрились мускулами, его лицо стало лицом мужчины, все из жестких линий. Он больше не производил впечатления несчастного существа. Напротив, всем своим видом Том как бы подчеркивал, что знает, в чем его предназначение. В его карих глазах, которые когда-то показались ей безрадостными, теперь она читала властность. Правда, иногда он выглядел подавленным. Все же его теперешняя жизнь была следствием того, что она убила его брата. С этого все и началось. Она утратила свое место в Лиге; он в значительной мере растерял доверие своих людей. Диана следила за всем, что происходило в его жизни. При дворе его не принимали всерьез, несмотря на то что его опекал сам король.

И вот она удерживает его как пленника. Она застонала и опустилась в мягкое кресло у пустого камина. Став виконтом, он привык иметь все. Она не предполагала, что он смирится с лишением свободы, но какой у нее был выбор?

Диана знала, что он как никто быстро приобрел необходимые рыцарю навыки. Но в то же время зачастую принимал непродуманные решения. Как может он жаловаться на то, что его держат в заточении, если сам делал то же в отношении женщины? Он давно перестал поступать как смиренный священнослужитель, каким пытался некогда стать.

Она задрожала от холода и обхватила себя руками. Нужно сказать слугам, чтобы разожгли огонь.

И тут она вспомнила о Баннастере, о том, как он мерзнет в подземелье. Придется снова идти к нему, а этого совсем не хотелось.

Глава 2

Диане удалось выскользнуть из дома, когда было уже совсем темно. Джоан заранее приготовила поднос с едой для узника и оставила его в комнатах Дианы. Диана спустилась по черной лестнице к редко используемой маленькой двери, ведущей в сад и дальше во внутренний двор. Она не взяла факел. С кулем на плече и подносом в руке она медленно пробиралась в темноте, убрав под капюшон свои слишком заметные светлые волосы. Только оказавшись в дальнем углу крепости, Диана вздохнула свободнее.

По ступенькам она спустилась в полной темноте. Немного света проходило только через решетку в двери. Опустив свою ношу на маленький столик, она достала ключ, спрятанный в поясе. Звуки шагов внутри камеры узника сразу прекратились. Она сжала зубы, с усилием стараясь повернуть ключ и страшась, что он слишком заржавел от старости. Толкнув дверь, она обнаружила Баннастера стоящим посередине камеры с цепью, свернувшейся змейкой у его ног; на побелевшем лице его была написана ярость. В каменном мешке стало еще холоднее, чем было днем. Ну что ж, она помнила плачевное состояние, в котором он был до того, как провел ночь на страшном холоде. Она внесла куль и поднос и опустилась на колени, чтобы распаковать ношу.

Когда он бросился на нее, она была готова к этому и только заморгала, когда он оказался совсем близко, изрытая проклятия.

Сузив глаза, он уставился на нее сверху вниз.

— Вы не испугались, — холодно сказал он.

— Чего же мне пугаться? — Наверное, этого говорить не стоило. Слишком смело для простой служанки, но в самый раз для женщины из Лиги.

Он нахмурился, и она поняла, что оскорбила его.

— Когда я буду на свободе, — сказал он, — вы узнаете, что такое испуг.

Она удержалась от того, чтобы спросить, уместно ли угрожать людям для человека, который некогда готовился принять духовный сан. Но тогда стало бы ясно, что она больше чем просто служанка и много знает о нем. Его одежда была в порядке, похоже, он не пытался освободиться. Хотя цепь на лодыжке оставляла ему мало возможности для действий.

— Угрозы ничего не изменят, милорд, — мягко сказала она. — Меня пугает другое. — «Моя собственная совесть».

— Кто ваш господин? — снова спросил он.

Не отвечая, она сняла с подноса салфетку. По ее просьбе Джоан приготовила тушеное мясо, которое сейчас было выложено на хлеб. Еще она принесла салат из моркови с бобами, заправленный кислым соусом, и новый мех с вином. Прежде чем положить ложку, она взглянула на освободившийся пустой поднос и обнаружила, что на нем нет ложки.

Она подвинула к нему поднос.

— Мой господин сказал, чтобы я не давала вам ложки, если вы спрячете первую.

Он снова нахмурился и стал ходить туда-сюда, не взглянув на еду.

— Долго вы намерены продержать меня здесь? Меня посчитают пропавшим.

— Я рада, что вы понимаете это, милорд.

— И что это значит?

Она не могла позволить себе разговаривать с ним, не будучи уверенной, что сможет взвешивать свои слова. Почему он ведет себя с ней так неуважительно? Она спокойно вынула из мешка жаровню и небольшой пакет с углем.

— Вы несли все это на спине и еще держали в руках поднос? — спросил он.

Его голос стал мягче, и, к ее смущению, он стал пристальнее разглядывать ее. Она опустила голову, сделав вид, что занята работой.

— Я не хочу, чтобы вы мерзли, милорд. Вы сможете разжечь уголь с помощью факела. В потолке есть маленькое отверстие для выхода дыма.

— Факел вот-вот погаснет. Она кивнула на мешок:

— Здесь вы найдете еще несколько.

— И вы подсказали мне способ бежать отсюда.

Не хочет ли он за этими словами скрыть подавленность? Она посмотрела наверх, туда, где темнота скрывала подлинную высоту потолка.

— Если вы сможете добраться до отверстия, милорд, то убедитесь, что оно не такое большое, чтобы через него мог пролезть человек. И оно не ведет наружу.

Он издал звук, выражающий досаду, а потом сел на пол, скрестив ноги, и стал смотреть на нее. Она пришла в такое удивление, что встретила его взгляд, позабыв обо всем. Они теперь стояли на коленях лицом к лицу, глядя друг другу в глаза, и она почувствовала, как что-то шевельнулось в ней. Она не могла бы дать название этому ощущению, никогда раньше не испытанному. Когда она смотрела в его темные горящие глаза, в ней пробудилась необычная дерзость, желание отвечать, словом на слово.

Но она служанка, напомнила себе Диана, она не имеет права на проявление эмоций.

— Почему я здесь? — снова потребовал он ответа. Она покачала головой, стараясь казаться беспомощной.

— Мне кажется, я вас где-то видел, — продолжал он. Внутри у нее все сжалось, но ее научили не показывать своих, чувств.

— Вам когда-нибудь раньше приходилось бывать в этом уголке Йоркшира, милорд? Потому что я никогда не покидала его.

— Вы здесь родились?

Она кивнула, легко солгав.

— И ваш господин тоже?

Она не ответила, только стала подниматься.

— Подождите!

Она бесстрастно взглянула на него.

— Да, милорд?

— Вы не попробовали пищу.

Она со вздохом снова опустилась на пол и понемногу отведала все, что принесла. Он молча следил за каждым ее движением. Она могла бы поклясться, что он слишком пристально смотрел на ее губы; у нее было чувство, словно он прикасался к ним. Глотнув вина, она снова стала подниматься, чувствуя облегчение от того, что может наконец уйти. Она струсила!?

— Откуда мне знать, что там нет медленно действующего яда?

— Вам нечего бояться, милорд. Поверьте, мой господин не хочет, чтобы я свалилась, когда буду уходить отсюда. Ему нет смысла вредить вам теперь, когда вы уже не можете ему угрожать.

Ей показалось, что она слышит, как скрипят его зубы. Поднявшись на ноги, она сказала:

— Утром я снова принесу еду.

— И как долго это будет продолжаться? — явно обескуражено спросил он, поднимаясь перед ней во весь рост. — Кажется, он не хочет, чтобы я умер от голода и холода, если вы приносите мне пищу, питье и огонь.

— Вероятно, у него нет такого намерения.

— Тогда что? Что это все значит?

Он стоял перед ней, уперев руки в бедра, устрашающе мощный. Шесть лет назад он был другим, еще совсем мальчиком, которому полагалось стать священником; теперь он, казалось, заполнял собой все пространство, вытесняя ее.

О чем она думала, что она будет делать с ним? Паника охватила ее, она была виновата в убийстве, и ее мучило, что из-за нее мог пострадать другой. Но непохоже, чтобы он страдал.

Даже если непогода совсем разгуляется, ей необходимо завтра же отправить донесение в Лигу. Она не в силах говорить с Баннастером каждый день, не имея возможности отвечать на его вопросы, не зная, как разрешить дилемму.

— Доброй ночи, милорд.

— Доброй? Я даже не знаю, ночь сейчас или день.

— Тогда слушайте церковные колокола. Она повернулась и вышла из его темницы.

— Черт, немедленно вернитесь! — гремел он, даже когда она заперла за собой дверь.

Она в темноте взбежала вверх по ступенькам, радуясь, что может уйти.

Цепь натянулась до предела. Том чувствовал, как железное кольцо впивается в кожу. Эхо, повторившее его слова, привело его в бешенство. Он не хотел, чтобы голос выдавал испытываемое им отчаяние, но больше всего на свете он ненавидел холод и одиночество. Они напоминали ему о долгих часах, проведенных на каменном полу церкви за чтением молитв, которые ему полагалось заучить, с ощущением, что он никогда больше не сможет согреться. За стенами маленькой церкви кипела жизнь, но он был выброшен из нее.

Он провел ладонью по лицу и с горечью усмехнулся. Неизвестному, бросившему его в подземелье, не было нужды лишать его еды и питья с целью сломить его, если он позволит собственному разуму ополчиться против себя. Он сел на постель, поднял камень и принялся разбивать железное кольцо. Оно оказалось слишком прочным, чтобы легко поддаться, но по крайней мере он что-то делал, что помогло бы освободиться.

Его не оставляли мысли о служанке. Потому что, сказал он себе, она была его единственной связью с внешним миром. Но он невольно оценил ее независимое поведение. Речь, манеры. Так не ведут себя простолюдинки, из которых набирают служанок. И она знала гораздо больше, чем говорила.

Диана проснулась до зари. Она быстро умылась холодной водой из тазика и уже оделась, когда вошла Мэри. Мэри была пышущей здоровьем полногрудой рыжеволосой женщиной, на которую заглядывались мужчины. Будь она благородной леди, она легко нашла бы себе мужа. Но Мэри была служанкой, которую обесчестил покойный виконт, поэтому она сторонилась мужчин. Диана думала, что, дав ей прибежище, поможет ей забыть пережитое. Мэри уверяла, что совершенно счастлива в Керкби-Кип, и это казалось похожим на правду. Диана, которая никогда не испытывала желания оказаться зависимой замужней женщиной, решила предоставить Мэри самой решать, что ей нужно. Но за Джоан, второй служанкой из замка Баннастер, ухаживал псарь, который считал, что им нужно помочь Мэри найти мужа.

Мэри закрыла за собой дверь и быстро подошла к Диане.

— Я не видела вас вчера вечером. Вы снова ходили к нему?

Диана вздохнула:

— Я не могла оставить его замерзать. Отнесла ему жаровню и запас факелов.

— Он может что-нибудь сделать не так и сам пострадает.

— Если он дурак, то попытается. Но он не глуп. Он хочет найти ответы на свои вопросы.

— Разве вы не захотели бы, окажись на его месте? Диана нахмурилась, зная, что Мэри права.

— Ты хочешь сказать, что мы допустили ошибку?

— Нет, вовсе нет! Нам нужно знать, зачем он ехал сюда. Но, миледи, что дальше?

— Мы отправим донесение в Лигу. А я схожу посмотрю, как он провел ночь.

— Если он хоть немного похож на своего брата, то, должно быть, в ярости.

Мэри вздрогнула, и Диана принялась было успокаивать ее, но вовремя вспомнила, что Мэри не хотела, чтобы ей напоминали о прошлом.

— Он в ярости, да, — сказала Диана, — но он не такой, как виконт.

Мэри подняла голову, в зеленых глазах мелькнуло любопытство.

— Почему вы так решили, особенно после того, что мы слышали о нем? Я жила в том замке, но мало его знала. Он был очень скрытным, семья вынуждала его стать таким.

— В его глазах нет жестокости. — Диана старалась не покраснеть.

— И только? — В удивленном взгляде Мэри скользило недоверие.

— Я не так наивна. Обещаю быть осторожной. — Диана вздохнула, — Смогу я этим утром избежать встречи с сестрицей?

Мэри ухмыльнулась:

— Ну нет, она уже проснулась и слишком взволнована предстоящим прибытием жениха, чтобы встать, как обычно, когда уже рассветет.

Тяжело вздохнув, Диана пошла к двери.

— Тогда мне придется вынести ее радостные вопли в связи с ожидаемым приездом виконта.

— А я принесу поднос для вашего гостя и оставлю его здесь.

— Спасибо, Мэри, — сказала она, устало улыбнувшись.

Служанка внимательно смотрела на нее.

— Неважно спали сегодня? Диана покачала головой:

— Я не знаю, чем все это обернется для меня.

— Еще не поздно все изменить, миледи. Мы можем снова воспользоваться зельем, завязать ему глаза и отпустить восвояси.

— А когда он явится сюда, чтобы встретиться с Сесили, как я спрячу свое лицо?

— Ох, я не подумала…

— И он заставляет меня пробовать еду и питье, так что зелье окажет свое действие и на меня.

— Умный человек. Диана вздохнула:

— Но я обещаю, что впредь буду умнее. Я придумаю, как все уладить.

Мэри недоверчиво посмотрела на нее, но ничего не сказала. В коридоре они разошлись в разные стороны.

Диана пошла в часовню, встроенную в стену замка, а после обедни оттуда направилась в столовую, чтобы перекусить. Ее сестра, следуя за ней по пятам, трещала без умолку. Сесили, несомненно, настоящая красавица, признавала Диана, беспристрастно глядя на голубые глаза сестры, ее личико в форме сердечка и золотые кудри. Она пользовалась тем, что девушкам позволялось не прятать волосы. Диане это было неудобно, она слишком много работала. Но Сесили пребывала в уверенности, что все остальные люди существовали, чтобы служить ей. На год младше сестры, она была небольшого роста, с изящной фигурой, что выгодно отличало ее от высокой и крепкой Дианы, Их отец души не чаял в младшей дочке и забаловал ее до того, что она считала особое к ней отношение вполне заслуженным. За милой улыбкой скрывалась эгоистичная натура.

— Ах, если бы сейчас было лето, — вздохнула Сесили, поднимаясь вслед за Дианой но лестнице в главный зал. — Мы могли бы к прибытию лорда Баннастера украсить весь замок цветами.

— Не думаю, что мужчинам это так же нравится, как женщинам, — сказала Диана, неохотно повернувшись к сестре.

Сесили задрала носик.

— Можно подумать, ты многое знаешь о мужчинах. Диана подняла бровь.

— Я хочу сказать о том, как они ухаживают за женщинами, — издевательски пояснила Сесили. — Если состязаться с ними, утопая в грязи арены для турниров, вряд ли они будут обращаться с тобой как с леди.

— Совершенно справедливо.

В кои-то веки Сесили внимательно посмотрела на нее.

— Отец воспитывал тебя так назло Арчи? — спросила она.

— Который, став бароном, пытался отомстить мне.

— Печально все это…

Кивнув головой, Диана погрузилась в воспоминания.

— Когда ты вышивала, меня больше интересовало, как правильно метать кинжал. Когда ты училась шить, я ходила ловить рыбу.

— Тебе лучше было бы родиться мальчиком.

К удивлению Дианы, это было сказано без издевки.

— Я тоже так думала, но теперь уже не знаю. Все женское мне ведь не чуждо.

— Потому что нами интересуется так много мужчин? — В ее голосе появились игривые нотки.

Диана только пожала плечами.

Сесили, махнув рукой, радостно заявила:

— Мне теперь все равно, как дурно обошелся со мной Арчи. Моей руки будет просить виконт!

Она наверняка сотню раз произнесла его титул.

— Стоит ему увидеть свою избранницу, как он сразу захочет избавить меня от прозябания в этом забытом Богом месте, защитить меня, я это знаю!

У Дианы вертелось на языке, что виконт по убогому виду замка поймет — приличного приданого не будет, но она не хотела расстраивать сестру.

Отчасти она даже желала, чтобы Сесили вышла замуж. Тогда Диану ждала бы спокойная жизнь без сестры с ее приступами дурного настроения и раздражительности. Но Сесили не могла выйти замуж за лорда Баннастера. Ужасный секрет, связавший их семьи, мог выйти наружу, и тогда виконт в наказание способен был сделать несчастной свою жену.

Но если рядом не будет Сесили с ее наивными девичьими мечтами, не случится ли так, что постепенно она ожесточится оттого, что перестала быть востребованной Лигой?

Сидевшая рядом Сесили наклонилась к ней.

— Обещай, что сегодня наденешь свое лучшее платье и шагу не ступишь в сторону арены для состязаний.

— Ты не боишься, что я уведу его у тебя? — шутливо спросила Диана.

Сесили только засмеялась, а Диане вдруг стало больно, хотя она сама выбрала другую судьбу. И все равно она никогда не смогла бы увести мужчину у своей красавицы сестры. Она давно смирилась со своей неказистостью. И чтобы не продолжать беседу в таком ключе, коротко бросила:

— Увидимся за обедом.

— Проследи, чтобы слуги хорошенько отмыли затоптанный пол.

Сесили всегда предоставляла сестре руководить уборкой замка. Диана почувствовала легкий укор совести за то, что относится к сестре с холодком, но иного та не заслуживала.

Когда Том услышал шаги в соседнем с его темницей помещении, он возненавидел себя за то, что почувствовал облегчение и предвкушение. Вечером он провел долгие часы, пытаясь сокрушить оковы, но добился всего лишь появления нескольких вмятин на металле. Потом он ходил по своей камере, пока не устал, а затем завернулся в одеяло, чтобы уснуть. Его темница была слишком большой, чтобы хранить тепло жаровни, поэтому, когда он проснулся, ему пришлось подвигаться, чтобы согреться.

Наконец-то пришла эта женщина, В ожидании он напрягся. По-прежнему она была одна. Она принесла поднос, ведро воды и еще один наполненный чем-то мешок. Когда она опускала все это на пол — там, докуда он не мог бы дотянуться, — он снова наблюдал за ней. Она была в другом платье — простом, но не из грубой ткани, как у обычных служанок. Или это было процветающее хозяйство, или она была больше чем служанкой. Может быть, любовницей его таинственного похитителя? Но как может любовница выполнять чисто мужские функции обслуживания узника? Это представлялось маловероятным. Ее речь была правильной, но если ее с детства обучали для того, чтобы сделать из нее образцовую горничную, то это объяснимо.

— Как мне называть вас? — спросил Том.

Она уставилась на него так, будто совсем не ожидала услышать спокойный голос.

— Если я буду кричать на вас, это мне не поможет, — добавил он. — И мне представляется глупым называть вас хозяйкой.

— Мне не дозволено назвать свое имя, — поколебавшись, сказала она.

— Похоже, ваш господин держит вас в большой строгости, хозяйка, — насмешливо произнес он. — Однако мне, его находящемуся в неведении узнику, не следует удивляться, Даже его слугам не позволено называть свои настоящие имена.

Она поджала губы и молчала.

Том решил, что чего-то добиться от нее он сможет единственным способом — завоевав ее симпатию, сделав так, чтобы ей было приятно находиться в его обществе. Больше он не будет кидаться на нее, как взбесившийся зверь. Он будет взывать к свойственным женщинам жалости и чувству вины.

Когда она поставила на пол поднос и подвинула его к нему, он усмехнулся и снова отправил его к ней.

— Хозяйка, вы знаете, я не доверяю вашему повелителю.

Стоя на коленях на холодном полу, она смотрела на него снизу вверх, и глаза у нее были безрадостные. Но я уверяю вас, что пища…

— Если бы речь шла только о вас, я бы поверил. Но я не могу.

Она вздохнула и сняла с подноса полотенце. Рядом с караваем хлеба на подносе лежало несколько яблок и большие куски сыра, еще были горшок с маслом и эль.

— Вы хотите, чтобы я надкусила каждое яблоко? — сухо спросила она.

— Достаточно, если вы просто разделите трапезу со мной. — Он расстелил одеяло и сел напротив нее, скрестив ноги. — Хотите подстелить одеяло?

Видя, что она колеблется, он достал еще одно одеяло и бросил ей. Она расстелила одеяло и села, грациозно поджав ноги. Им обоим было нетрудно дотянуться до подноса.

— Я делаю это только потому, что вы настаиваете, — строго сказала она.

— Разумеется. Вы не хотите, чтобы я голодал. Это благородно с вашей стороны.

Она надкусила яблоко, подняла бровь и бросила яблоко ему. Он поймал его и откусил от него в том же месте. Она нахмурилась, лицо ее приняло озадаченное выражение. Том понял, что обольстить ее легко не удастся. Она скорее всего не была ничьей любовницей. Ладно, он поищет другое средство. Пока он ел яблоко, она разломила каравай хлеба, намазала половину маслом, взяла кусок сыра и яблоко, после чего придвинула к нему поднос с остальной едой.

— Проголодались? — поинтересовался он.

— У меня не было времени поесть. Он намазал маслом свой хлеб.

— Ваш господин заставляет вас много работать.

— У женщины всегда много работы, милорд. Разве ваша мать не была всегда занята, или вы росли, ничего не замечая вокруг, как трава в поле?

Смех превратился в кашель, потому что хлеб застрял у него в горле.

— Теперь я буду знать, что вам свойственно своеобразное чувство юмора, — наконец произнес он улыбаясь.

Она изучающее смотрела на него.

— Вы сегодня слишком обходительны, милорд.

— Какой смысл вести себя по-другому? Ведь я так одинок.

— Я не могу составить вам общество здесь.

— Да я и не надеялся. — Он толкнул к ней поднос. — Вы забыли попробовать эль.

Она вздохнула, сделала большой глоток, снова отправила ему поднос, заскрежетавший по каменному полу темницы. Несколько минут они молча ели. Она откровенно изучающе смотрела на него, и в ее глазах он не заметил ни застенчивости, ни насмешки.

— Все еще раздумываете о моей матери? — спросил Том. — Воображаете, что она была ужасной особой, вырастившей непутевого сына. Раз ваш мудрый господин заключил меня в темницу, должно быть, я сделал что-то плохое.

— Я не знаю этого, милорд.

— Или, может быть, за мое освобождение потребуют выкуп?

— Речь не идет о деньгах.

— Ага, значит, хозяину не нужен выкуп. Но что же тогда?

Она покраснела, и он в первый раз заметил, что ее кожа не была такой белой, какой обычно бывает у леди; значит, она служанка, привычная к солнцу.

Она перестала есть яблоко.

— Я сказала слишком много, — прошептала она огорченно.

— Вы всего лишь сказали, что это не случайное похищение с целью потребовать денег. Я так и предполагал. Значит, между мной и вашим господином стоит что-то личное.

Она ничего не сказала, только с отсутствующим видом крутила в пальцах яблоко. Он нанес слишком сильный удар. К такому повороту разговора она не готова.

Когда она поднялась на ноги, он торопливо произнес:

— Подождите, вы еще не сказали мне, для чего это ведро.

Она подошла к ведру и подтолкнула его к нему.

— Здесь вода. Чтобы вы могли умыться.

— Какая забота! Это от Вас или от вашего господина?

Она по-прежнему молчала и отвернулась, но он успел заметить, как она покраснела. Пока она вынимала из принесенного мешка полотенца и мыло, он снял дублет[1]. Она, не глядя, побросала его вещи, не догадываясь, что он раздевается. Он привлек ее внимание, сделав вид, что бросает ей кусок мыла. Она охнула и выставила руки, как если бы хотела поймать его. И в этот момент она взглянула на него, оставшегося в рубашке и шерстяных штанах. Он стянул через голову рубашку, ожидая ее реакции, надеясь, что всколыхнет в ней тщательно скрываемые женские чувства. Попытка — не пытка.

Глава 3

Диана смотрела на его обнаженную грудь и чувствовала, как лицо ее заливается краской. Каким самонадеянным надо быть, чтобы выставить себя напоказ перед ней! Или у него была другая цель? Может быть, он хотел сконфузить или унизить ее, чтобы она нечаянно сказала еще что-нибудь лишнее, больше того, что так глупо уже сорвалось с ее губ.

— Милорд, — холодно произнесла она, — я не из тех служанок, которые пожелали бы мыть вас.

Он усмехнулся:

— Мне это не приходило в голову. Уверяю вас, что вполне могу сам справиться с такой задачей. — Он намылил маленькую мочалку для лица и начал тереть ею грудь.

Да, здесь было на что посмотреть. Диана росла на арене для состязаний, и ей приходилось видеть немало мужчин, раздевающихся до пояса после утомительных тренировок. Но сейчас это выглядело как-то… иначе. Они были одни, — только факел рассеивал мрак подземелья, воздух которого был дымным и теплым от жаровни. Очертания его тела несколько размывались, отчего оно казалось еще безупречнее, со скульптурными мышцами, выдававшими его причастность к рыцарским искусствам.

Темные волосы, покрывавшие его грудь, треугольником спускались к плоскому животу, и она вознегодовала, поймав себя на том, как далеко завел ее взгляд. Штаны плотно обтягивали его широкие, плотные бедра всадника. Диану бросило в жар. Ей нужно уйти, разобраться в себе и перестать думать о нем, нельзя поддаваться его обаянию.

— Я уйду, чтобы не мешать вашему занятию, милорд, — сказала она, гордая тем, что сумела произнести это бесстрастным тоном, хотя в голове у нее все смешалось. Она никак не могла понять, почему он так странно действует на нее.

— Я не собирался прогонять вас отсюда, хозяйка. Она поморщилась, подумав, что ей стоило назвать ему вымышленное имя. Ей очень не нравилось, как подчеркнуто он величает ее хозяйкой, пусть это и соответствовало действительности. На этот раз он каким-то образом взял верх над ней, и ей надо было исправлять положение.

Она вышла в коридор и принесла оттуда два седельных вьюка, опустив их на пол рядом с дверью.

Он застыл на месте, улыбка исчезла с его губ.

— Это мои.

— Так и есть.

— Верните их мне… пожалуйста, — добавил он. Она уловила усилие, которое ему пришлось сделать, чтобы заставить голос звучать ровно. Она уже напоминала ему, что он здесь всего лишь беспомощный пленник. Чувство вины слилось у нее с безрассудным волнением, которое он, казалось, возбуждал в ней.

— Мой господин велел мне проверить, нет ли в них чего-либо, что можно было бы использовать как оружие.

— Он доверил вам обыскать их? — спросил он с нескрываемым сарказмом.

Она с досадой смотрела, как мыльная вода стекала с его груди на штаны, увлажняя их.

— Да, милорд.

— И не захотел сам обыскать вьюки… Интересно! Это было ошибкой. Она вызвала у него гнев. Зачем ей понадобилось раздражать его, обыскивая вьюки в его присутствии? Вчера она уже, конечно, проверила их содержимое к обнаружила богато украшенную одежду, приличествующую придворному. Должно быть, он ехал прямо из Лондона. Она помнила его в черном одеянии священника. Сколько лет прошло с тех пор?

— Я не знаю, что он делал с вашей поклажей, милорд, — спокойно сказала она. — Я только знаю, что буду чувствовать себя спокойнее, если еще раз все проверю, прежде чем передам ее вам.

Резкие движения, которыми он смочил полотенце и вытер мыло со своей груди, показали, насколько он зол. Ему, должно быть, очень холодно стоять раздетому с мокрой кожей. Отвернувшись, она вынула несколько предметов мужской одежды. Чулок оказалось множество, шелковых одноцветных и в полоску.

— Осторожнее обращайтесь с моим нижним бельем, — сказал он с ледяным весельем. — Оно очень тонкой работы.

Она не взглянула на него, чувствуя, что даже кончики ушей у нее стали красными. Она вынула еще один мешочек с деньгами, небольшое огниво для высекания огня в дороге и книгу стихов.

— Это подарок, — кратко сказал он.

«Для Сесили?» — гадала Диана. Находка свидетельствовала о его плохой информированности: Сесили мало интересовала литература. Ее сестра предпочитала драгоценности.

Но Диана не собиралась позволить Баннастеру приблизиться к сестре, так что это не имело значения.

— Теперь я могу получить свои вещи? — спросил он. Она побросала его имущество обратно в сумки и кинула их ему; он бросил их на свое ложе.

— Ваш гардероб не очень соответствует вашему нынешнему положению, — заметила она.

— Он имеет успех у женщин.

— Так вы ехали сюда в зимнюю стужу, чтобы увидеться с женщиной?

Он ничего не сказал, но, когда он развязал шнурки своих штанов и опустил их ниже талии, в его глазах тлело возмущение. Она увидела верх его нижних полотняных штанов, прикрывавших места, которые так или иначе характеризуют мужское достоинство.

— Вы хотите видеть меня таким? — вкрадчиво поинтересовался он. — Совершенно беззащитным?

Был миг, когда она хотела остаться, чтобы доказать ему, что его язвительные замечания не действуют на нее. А еще… ей захотелось дотронуться до него, до его обнаженной гладкой кожи, почувствовать ее под своими пальцами. Взять влажное полотенце и пройтись им по его…

Она повернулась и бежала, благодари Бога, что Том считает ее простой служанкой, которую должно было шокировать его поведение. Его смех эхом гремел среди каменных стен, почти причиняя боль ушам, пока она неловко возилась с замком, запирая дверь.

Оборвав нарочитый смех, Том торопливо закончил свой туалет, чувствуя, что превращается в кусок льда. Но увидеть ее реакцию на его почти обнаженное тело — это стоило того, чтобы померзнуть. Нет, она не была ничьей любовницей. Он шокировал ее, однако, может быть, сумел добиться того, что она увидела в нем мужчину, а не только пленника. У нее была власть над ним, но теперь он тоже знал, как влиять на нее. Он заметил затуманенный взгляд и почувствовал себя полностью удовлетворенным.

Но откуда она знает, что он ехал на север, чтобы встретиться с женщиной? Что еще она и ее господин знают о нем?

Диана добралась до своей спальни совершенно окоченевшая. Но она была рада мягко падавшим снежинкам — поднимала голову, чтобы они охладили ее горячее лицо, убрали краску со щек прежде, чем кто-нибудь увидит ее. Она вынула из сундука восковую табличку и стала сочинять послание в Лигу. Прошли годы с тех пор, как она последний раз пользовалась тайнописью, которой обучилась в Лиге, позволяющей замаскировать донесение в тексте невинного письма, адресованного якобы подруге. На восковой табличке она практиковалась, на ней можно было исправлять ошибки, а потом оставалось только переписать зашифрованное послание на пергаментную бумагу.

Целый час она потратила на первый абзац, пытаясь найти слова, из которых нельзя было сделать вывод, что она запаниковала, узнав о приезде Баннастера. Когда в дверь постучали, Диана почти почувствовала облегчение. Стерев с таблички написанное, которое без труда могла воспроизвести по памяти, она крикнула, что можно войти.

Вошли Мэри и Джоан, у обеих были встревоженные лица. Изнасилованная хозяином Джоан Кару, у которой не было родственников, хотела поселиться там, где никто бы не знал о ее прошлом. Широкоплечая и веселая женщина никогда не забывала о том, что покойный виконт не признавал своих незаконных детей. Она настояла, чтобы одной из ее обязанностей было присматривать за малышами, матери которых должны были работать, добывая себе пропитание.

— Что случилось? — спросила Диана, поднимаясь. Мэри и Джоан переглянулись.

Мэри объяснила:

— Появились люди лорда Баннастера, разыскивающие своего господина.

— Но ведь они не думают, что он здесь?

Обе женщины, глаза которых стали круглыми, отрицательно замотали головами.

Диана сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Я знала, что в конце концов они появятся, ведь ехал он сюда. Сесили сообщили?

Джоан покачала головой.

— Она в комнате для шитья.

— Трудится? — удивилась Диана. — Неужели она решила совершенствоваться в рукоделии ввиду скорого замужества? — Диана вздохнула. — Простите, мне, наверное, не следовало этого говорить. Я иду с вами вниз.

— Но мы не можем, миледи, — сказала Мэри. — Нам надо держаться подальше от этих людей. Меня послал дворецкий, чтобы я отыскала вас, а я привела с собой Джоан. Мы можем узнать людей лорда, а они могут узнать нас.

— Конечно, я забыла. Не думаю, чтобы они помнили меня.

— Нет, миледи, — улыбнувшись, сказала Мэри. — Вы ведете себя совсем не как та робкая служанка, которой вы притворялись шесть лет назад.

Диана заметила любопытный взгляд, которым окинула их Джоан. Джоан знала лишь то, что Диана стремилась спасти служанок Баннастера от насилия. Если женщина и догадывалась, что дело было не только в этом, она была слишком благодарна Диане, чтобы задавать вопросы.

Диана одна спустилась в главный зал. У камина, согреваясь, стояли трое мужчин. В руках у них уже были высокие кружки с горячим вином с пряностями, от которых шел пар.

Они все еще кутались в плащи и время от времени поеживались от холода.

Когда они заметили ее, один из них, высокий, свирепого вида, с густой бородой и почти сросшимися бровями, шагнул вперед. К ее изумлению, он улыбнулся ей добродушной улыбкой.

— Добрый день, мистрис.

Она удивленно моргнула, услышав правильную речь.

— Добрый день, сэр. Я — леди Диана, сестра барона Уинслоу.

— Я — Толбот, капитан на службе у лорда Баннастера. Может быть, он уже здесь?

— Нет, сэр. — От страха ее замутило, но она воспользовалась этим, чтобы достовернее изобразить беспокойство. — Но мы его ждали. Разве его нет с вами?

Улыбка исчезла с лица Толбота, сменившись выражением суровой решимости.

— Он был с нами, мистрис, но два дня тому назад мы остановились на постоялом дворе в Ричмонде, и он исчез из своей спальни. Его лошадь и вещи тоже исчезли. Мы надеялись, что он поехал вперед. Но на всякий случай вчера обшарили весь город, однако не обнаружили никаких его следов.

Прежде чем Диана смогла что-то произнести в ответ, они услышали смех, доносившийся с лестницы. Взгляды всех устремились наверх, где стояла Сесили со своей хорошенькой горничной. Сестра была в светлом платье из прекрасной материи, подол которого колыхался вокруг стройных ножек, как если бы она стояла на ветру. Золотые волосы Сесили были уложены в локоны, часть которых была убрана назад, а другие живописно ложились на плечи. Даже Диане пришло на ум, что от ее появления унылый зимний день посветлел.

— Это моя сестра — Сесили, — сухо произнесла Диана. Сесили, легко ступая, стала спускаться по лестнице — казалось, она плыла. Ее улыбка приоткрыла прекрасные белые зубки, голубые глаза с любопытством оглядели одетых в грубое платье новоприбывших. Радостное выражение исчезло с ее лица.

— Послушай, дорогая, — сказала Диана, — лорд Баннастер исчез.

Сесили, вся в облаке благоухания, подошла к Толботу.

— Сэр, я не понимаю.

Тот беспомощно взглянул на Диану, но она только пожала плечами, поскольку объясняться надлежало ему.

— Мы надеялись, что он поехал вперед, горя желанием поскорее увидеть вас, мистрис, — почтительно сказал Толбот. Он тряхнул головой, как бы освобождаясь от чар Сесили. — Но раз его здесь нет, может быть, мы имеем дело с преступлением. — Он посмотрел на двух своих солдат, которые тоже помрачнели, а затем снова обратился к Диане: — Мы бы хотели расспросить жителей окрестных деревень, ваших арендаторов и солдат. Вы, надеюсь, не против?

Сесили шагнула вперед, встав перед Дианой, как бы показывая, что ей принадлежит главная роль.

— Разумеется, сэр. Если мы можем чем-то помочь, пожалуйста, дайте нам знать. Бедный лорд Баннастер. Мне страшно за него — пропасть в такой-то холод.

Диана отступила назад, предоставив сестре изображать, что та командует в замке Керкби-Кип. Люди Баннастера могут расспрашивать всех, кого захотят, но они не узнают ничего нового. Однако совесть не давала ей покоя, подсказывая, сколько усилий они потратят, как будут тревожиться — и все напрасно.

— Мистрис, — обратился Толбот к Сесили, — можно нам остановиться у вас, пока мы будем вести поиски в округе?

— Конечно, — сказала Сесили.

Диана внутренне содрогнулась. Глупо было надеяться, что они остановятся в Ричмонде.

Когда Толбот и его люди начали расспрашивать слуг, Диана попыталась уйти. Как всегда по утрам, ей предстояло тренироваться вместе с ее людьми, и она была рада занять себя чем-то, что отвлекало от мыслей о Баннастере.

Но прежде чем она подошла к лестнице, к ней подскочила сестра и взяла за локоть.

— О, Диана, как это ужасно!

— Да, — мрачно согласилась она.

— Он, должно быть, сильно пострадал, раз не приехал встретиться со мной.

Диана подняла бровь.

— Все его вещи исчезли из постоялого двора вместе с ним. Может быть, он уехал по своей воле?

Сесили закатила глаза.

— Нет, конечно! Он ехал сюда, чтобы увидеть меня, разве не так?

— Так нам сказали. Сесили нахмурилась.

— Диана, это не смешно. Надеюсь, ты не такая подлая, чтобы чувствовать удовлетворение.

— Я не понимаю.

— Я знаю, ты ревнуешь меня к моим поклонникам, которые не обращают внимания на тебя.

Диана сделала отстраняющий жест рукой.

— Нет, ты несправедлива ко мне. Я не завистлива и не чувствую радости оттого, что кто-то потерялся среди снегов.

Сесили недоверчиво посмотрела на нее.

— Пойду пригляжу, чтобы повар приготовил достойный обед для наших гостей.

Прежде чем подняться по лестнице, Диана через плечо бросила взгляд на людей Баннастера. Ей надо быть предельно осторожной, когда она пойдет навещать узника.

Когда несколькими часами позже Диана возвратилась с тренировки, разгоряченная, уставшая и довольная, она была готова закончить письмо в Лигу. Ей никогда не хватило бы сил одолеть опытных воинов, вооруженных мечами, но она умело оборонялась. А во владении кинжалом ей не было равных.

Диана стала раздеваться, чувствуя, как одежда липнет к ее влажному телу. Она распустила ворот рубахи и начала стаскивать ее через голову, когда у нее появилось странное ощущение. Она замерла, обшаривая глазами спальню. Что-то было… не так.

Она не заметила никакого движения. Но кто-то побывал тут, кто-то чужой.

Глаза ее остановились на сундуке, единственной ценной вещи, которая здесь имелась. Она быстро открыла его ключом, который всегда носила с собой. Она перестала дышать, когда увидела лежащий поверх арбалета свиток пергамента.

Это было послание из Лиги.

Она напряглась, ее первым побуждением было сбежать вниз и увидеть людей Баннастера — не заметит ли она какого-нибудь знака? Мог среди них быть кто-то из Лиги? Но если бы это было так, она не смогла бы так легко похитить Баннастера с постоялого двора.

Нервничая и чуть дыша, Диана развернула пергамент. Это было легкомысленное по содержанию письмо, написанное ей якобы одной леди, с которой она познакомилась в доме брата. Непослушными пальцами она вынула восковую табличку и стала расшифровывать письмо, преобразуя каждое слово. Она так сосредоточилась на расшифровке, что не вникала в содержание, пока перед ней не оказался весь текст.

Впервые за шесть лет Лига давала ей поручение, и оно касалось Баннастера. Внутри у нее все сжалось. Оказывается, при содействии короля Лига послала Баннастера встретиться с Сесили, чтобы Диана могла пронаблюдать за ним какое-то время. Диана застонала, уставшей рукой провела по лицу. Что она наделала?

Она заставила себя читать дальше. Ей сообщали, что Баннастер часто ошибался в своих оценках, и им нужно знать, можно ли доверять этому человеку, так близко стоящему к королю. Не был ли он замешан в интригах изменников, окружавших короля? Ей предписывалось составить мнение о Баннастере и сообщить в Лигу.

Она-то боялась, что Баннастер узнал о ее причастности к смерти брата, а оказалось, что это Лига привела его к Диане. Не хочет ли Лига одновременно проверить и ее, посмотреть, как она поведет себя с человеком, брата которого она убила?

Диана осторожно опустила восковую табличку и невидящими глазами уставилась на нее. Ей дали возможность вернуть доверие, а она со своей импульсивностью уже провалила первое за шесть лет задание. Она очень долго приучала себя к постоянному самоконтролю, и с такой сестрой, как Сесили, у нее не было недостатка в практике. Лига — ее единственный шанс избежать опеки брата, и вот теперь она близка к тому, чтобы навсегда утратить этот шанс.

Но Диана была не из тех женщин, которые легко впадают в отчаяние. Она справится. Ей необходимо выполнить поручение, пусть для этого ей придется изучать Баннастера прямо в подземелье. Наверняка в такой обстановке он больше раскроется.

Она должна признать, что до сих пор его поведение было вполне объяснимым. Чтобы заставить ее заговорить, сначала он использовал гнев, а теперь перешел к мягкому убеждению, взывая к ее женской натуре. Интересно, что он еще придумает?

Ей предстоит найти способ освободить его — к Рождеству? — и не дать ему жениться на Сесили. Ничего хорошего из этого не выйдет, ведь однажды он может узнать, что его свояченица убила его брата.

Глава 4

Для Тома это был долгий-долгий день. Большую его часть он провел, обшаривая каждый дюйм каждой стены, до которой мог дотянуться. Он обнаружил расшатавшийся камень позади своей постели и в течение нескольких часов ковырял его ложкой с очень малым успехом. Но если за ним оказалось бы помещение с незапертой дверью, это мог бы быть путь к спасению.

Только бы ему избавиться от цепи. Он много часов стучал по кольцу вокруг своей лодыжки, пока она не начала кровоточить, но это его не остановило, другие страдания были посильнее. Он даже сделал попытку ковырять стену в том месте; где цепь крепилась к стене, но прочный камень не поддавался.

Время от времени он слышал колокольный звон, доносившийся издалека каждые четыре часа. Служанка пришла, когда было уже очень поздно. Она снова была одна, что казалось ему все более подозрительным. Почему ее господин продолжает удерживать его, не объясняя причины?

Открыв замок и войдя в камеру узника, она резко остановилась, уставившись на него. Он знал, что сильно испачкался и что она поймет — почему. Он улыбнулся ей с дерзким видом, который удавался ему все с большим трудом. Хотелось выплеснуть весь накопившийся гнев, но для этого время еще не пришло.

Она покачала головой, почти не проявив удивления, и стала опускать на пол все, что принесла. Это были уголь и факелы, чистые полотенца, ведро воды и даже поднос с едой. Как ей удалось донести все это?

Он представил себе, какой неутомимой она была бы в постели, и тут же тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Нельзя позволять себе отвлекаться, подумал он, но она затрудняла ему эту задачу. Почему его так притягивала эта спокойная, сильная женщина, когда обычно ему нравились женщины слабые, готовые подчиниться? Ему следует злиться на нее, думать только о побеге, а не вожделеть ее.

Справившись со своими эмоциями, он ровным голосом произнес: — Добрый вечер, мистрис.

Она распрямилась, закончив возиться с поклажей, и посмотрела на него:

— Добрый вечер, милорд.

— Ваш господин по-прежнему не хочет навестить меня?

Она ничего не ответила, ее умное лицо осталось бесстрастным.

Он улыбнулся:

— Я начинаю сомневаться, существует ли он вообще.

Она вскинула голову, но больше никак не отреагировала на это заявление. В прошлом он, должно быть, часто обижал женщин — ведь он представления не имел, как вести себя с ними. Но ему, конечно, не приходилось встречать леди, готовых опуститься до похищения.

— Вы сегодня хорошо потрудились, милорд.

— Мне нужно чем-то занять себя, дни тянутся так долго.

— Многие находят опору в Боге. Он лишь развел руками.

— Я не из них. Я сам отвечаю за свои поступки — и за свое спасение. Бог освободит меня? Сомневаюсь.

Она наблюдала за ним с явным удивлением.

— В ваших словах много горечи, милорд.

— Что неудивительно, если учесть, что все детство и юность я провел, готовясь против своей воли стать священником.

Она замерла, рука ее застыла на салфетке, которую она собиралась снять с подноса.

— Разве ваш господин не рассказывал вам этого? — продолжил он. — Все, кто знает меня, наслышаны и о моем прошлом.

— Живя здесь, в глуши Йоркшира, я ничего о вас не знала, милорд. И все же скажу: не Бог виноват в том, что вас заставляли стать священником, а люди. Не на них ли должен быть направлен ваш гнев?

Она сняла с подноса салфетку и сделала вид, что поднимается, чтобы уйти. Он не хотел, чтобы она уходила.

— Трудно гневаться на мертвого, — сказал он. — Я унаследовал титул виконта от моего брата, который умер при загадочных обстоятельствах.

Она опустила голову.

— Вы перенесли трагедию, милорд.

— Однако же я избежал участи, которой не желал, так что в каком-то смысле это не было трагедией для меня.

Он сел, как всегда делал, приступая к еде, так, что поднос оказался между ними. Она снова пристально наблюдала за ним; глаза ее были цвета окружающего их камня и такими же непроницаемыми. Стояла тишина. Девушка излучала спокойствие, и это внушало уважение. «Вера ли помогает ей? Или выработанное умение принимать то, что должно принять?» — гадал он.

— Так вы… сожалеете о смерти брата? — с сомнением спросила она.

На ее лице было написано любопытство, и он знал, что ему следует удовлетворить его в надежде обнаружить ее слабое место.

— Вы считаете меня бессердечным ублюдком, который обрадовался его смерти? — Он взял каравай хлеба, разломил его пополам и бросил ей половину. Она поймала хлеб, выказав превосходную реакцию. — Я могу искренне сказать, что оплакивал его — или того, каким я его считал. В конце концов, он не был хорошим человеком, и убить его могли многие. — Он не сказал ей, что испытывает заслуживающее порицания облегчение.

Ему показалось, что она напряглась.

— Ну, это было убийство, негодяя так и не нашли.

Вынужденная ложь. Но ей казалось, что даже после стольких лет ему хотелось защитить бедную неизвестную женщину.

Она медленно намазывала масло на хлеб.

— Должно быть, это трудно переносить.

— Я привык. Какая-то часть меня еще жаждет узнать правду, но другая часть смирилась с тем, что я никогда ее не узнаю. Но я не отказался от поисков. — Именно это он всегда говорил всем, кто спрашивал.

Она кивнула, не поднимая глаз от еды, словно была не в силах встретиться с ним взглядом. Видимо, она не привыкла к тому, что мужчины так откровенно говорят с ней, решил он, особенно если она действительно служанка, за которую себя выдает. Ему не нравилось обсуждать свое прошлое с незнакомой женщиной, но если это может помочь ему склонить ее на свою сторону, он признается в своих грехах.

Диана чувствовала себя загнанной в ловушку, зная, что ей следует выслушивать все, что он пожелает сказать. Ее удивляло, что она испытывала чувство вины за то, что должна будет изложить все им сказанное в своем донесении в Лигу. Но чувства придется оставить в стороне во имя справедливости. Если Баннастер заслужит доверие Лиги, эта влиятельная организация, может быть, перестанет ощущать свою вину за то, что сделала его главным подозреваемым в смерти брата. Диане надо найти способ заставить его больше рассказать о себе.

Она отщипнула от куска вареной говядины и стала есть, отметив, что только тогда он взял остальное. Прожевав, она спросила:

— Даже если вы не хотели стать священником, наверное, было трудно оставить все в прошлом и начать другую жизнь?

Он рассматривал ее сузившимися глазами, его челюсть медленно двигалась. Она чувствовала себя неуверенно, понимая, что перед ней умный человек. Ее вопросы явно не походили на те, что могла бы задать простая служанка.

Он отпил вина и только потом сказал:

— Не могу найти слов, чтобы описать, как мне хотелось забыть, что я был священнослужителем, и поскорее стать таким, как все остальные. Но большинство мужчин проводят половину жизни на арене для состязаний, а я боялся даже взяться за меч.

Она молчала, просто смотрела на него широко открытыми глазами, как бы удивляясь таким откровениям.

— Я понимал, что не смогу командовать своими людьми, если не завоюю их уважение, и весь ушел в тренировки. Хотя мне было всего восемнадцать лет, я начинал как оруженосец, которыми обычно бывают мальчишки, только что оторвавшиеся от материнских юбок.

— Но вы были виконтом, — сказала она, искренне восхищаясь его стойкостью.

— Мне необходимо было стать рыцарем. Я тренировался больше, чем все другие, днями напролет, пока не становилось совсем темно. И постепенно стал пользоваться уважением.

«Но вам не удалось завоевать уважение других пэров», — думала Диана, зная, что отчасти виновата в этом она сама. Что, если подозрения, которые она навлекла на него, и привели его к необдуманным поступкам?

— И вас посвятили в рыцари? — спросила она.

— Именно этого я твердо решил добиться. — Он посмотрел на нее и улыбнулся, — И вот когда я был уже близок к очень важной цели, вы с вашим господином встали на моем пути.

Она смотрела, как он вгрызается в сочную грушу.

— И что это за цель, милорд?

— Вы уже знаете. Откуда-то вашему господину стало известно, что я отправился на север искать расположения благородной дамы.

Ей не следовало давать ему понять, что она знает это, но сожалеть было поздно.

— Господину нетрудно было догадаться. Одежда, которую вы взяли с собой, подарок, то, как далеко вы отъехали от дома в это время года…

— Так он знает, откуда я. — Баннастер кивнул, как если бы это подтверждало его соображения.

Он уже догадался, что похищение было совершено по личным мотивам, а не из корыстных расчетов неведомого «хозяина».

— Я только повторила вам, что он сказал, — чуть слышно пробормотала Диана неуверенным голосом, будто она боялась, что будет наказана.

Баннастер постарался улыбнуться ей, как бы желая заслужить прощение за многочисленные проступки.

— Да, это из-за женщины я пустился в путь в ваш Богом забытый край.

Она склонила голову, как бы в растерянности.

— Простите мою смелость, но меня удивляет, что вы не женаты.

Что-то изменилось в его глазах, они потемнели.

— Я пытался, — сказал он беспечно. — Но все попытки кончались ничем.

По большей части из-за собственных ошибок, подумала она с сарказмом.

— Но, как и положено мужчине, я не теряю надежды, — добавил он.

— Кто она?

Его улыбка стала шире.

— Думаю, это не та информация, которую я хотел бы сообщить вашему господину. Но поймите, мне необходимо поехать к ней, вам нужно освободить меня.

Диана поднялась, оставив ему поднос.

— Милорд…

Помрачнев, он вскочил на ноги. Она слышала, как загремела, натянувшись, цепь, видела, как сжались в кулаки его руки, но лицо его выразило только озабоченность.

— Я не позволю ему обидеть вас, если вы освободите меня, — произнес Баннастер приглушенным настойчивым голосом. — Если вы захотите, я увезу вас далеко отсюда, обеспечу вам лучшую жизнь. Я смогу найти вам мужа.

Она подняла голову.

— А почему вы решили, что у меня его нет?

— Догадался, — сказал он мягко, с ребячливой бравадой.

Она не смогла не покраснеть, вспомнив, как уставилась на него, когда он мылся почти голый.

Отступив к двери, она заговорила почти умоляюще:

— Не просите у меня помощи, милорд. Я… привязана к этому месту. Это мой дом.

Она повернулась спиной к нему, не реагируя на его слова: «Но, хозяйка, пожалуйста, выслушайте меня».

Оставив принесенные припасы там, где он мог достать их, она вышла, закрыла дверь и повернула ключ в замке. Ключ плохо поворачивался, каждый раз после возни с замком у нее болели пальцы. Она дошла до лестницы, после чего неслышно повернула обратно, желая узнать, чем он занялся после ее ухода. Может быть, в отчаянии выкрикивает проклятия? Швыряет поднос в стену? Выходит из себя?

Ничего подобного. Она слышала только то, что он двигается. Что же он делает? У самых дверей она опустилась на корточки, радуясь, что на ней головной убор, скрывающий светлые волосы. Она осторожно приподнялась и заглянула через забранное решеткой окошко. К ее удивлению, он двигался по своей камере, совершая движения, как будто в руке у него был меч, нанося удары, парируя их, прыгая над невидимым клинком воображаемого противника. На его лице застыло выражение свирепой сосредоточенности, как если бы энергичными движениями он перебарывал свое состояние, крах своих планов.

Он не сдался, думала она, ощущая легкую слабость внутри, когда в ее воображении возникала пробегающая по его мышцам волна, уходящая в низ живота. Он тяжким трудом приобретал умения, необходимые лорду, чтобы вести за собой своих вассалов и обучать их военному делу. Он мог бы просто принять наследство как должное, тратить деньги и жить в свое удовольствие, но он хотел, чтобы его люди знали, что он достоин быть их вожаком.

Еще один день прошел. Диана теперь собиралась с духом каждый раз, когда она входила в подземелье. Доброта и терпение Баннастера подавляли ее, заставляли все сильнее ощущать свою вину. Поскольку он не нашел способа вырваться на свободу, она стала его единственной надеждой. Он прибегнет к помощи своего обаяния — большинство женщин поддались бы на такую уловку. Она не могла понять, как этот же самый человек мог запереть женщину в башне и отправиться просить позволения жениться на ней.

Но… таков ли истинный виконт Баннастер? Он, конечно же, притворяется, чтобы завоевать ее доверие. Ей надо научиться видеть то, что скрыто, докопаться до сущности, прячущейся за шелухой любезных слов.

И как ее угораздило сделать такую глупость?

К ночи люди Баннастера воротились, напрасно обыскав все вокруг. Они пребывали все в большей тревоге, опасаясь за жизнь своего господина. Сесили то впадала в злобную подавленность, то жаловалась на свою горькую судьбу, и Диана чувствовала себя в ловушке.

Это должно произойти сегодня утром, решил Том. Он проснулся от колокольного звона. Он знал, что скоро там, наверху, все будут в церкви. Если служанка не изменит своих привычек, она принесет ему пищу после обедни, когда все обитатели замка займутся обычными делами.

Том принялся ходить, слушая звяканье цепи. В лодыжке ощущалась тупая боль. Он чувствовал себя пойманным животным, жаждал света и свежего воздуха. Хотя было всего лишь утро третьего дня в заточении, он почти не помнил, как выглядит небо и что значит быть свободным. Он продолжал разбивать оковы, и, хотя добился некоторого успеха, дело продвигалось медленно. Весь его мир сузился и ограничивался четырьмя стенами — и женщиной.

Он даже не знает ее имени, подумал он с горестным изумлением. Но все время думает о ней — когда не размышляет о том, как убежать. Он мог представить себе, как она движется, — уверенно, но с некоторой робостью. В ней было нечто, заставляющее воображать ее в постели. Не пряталась ли за внешней невозмутимостью страстная натура? Может быть, в глазах, которые она опускала, тлело пламя?

Застонав, он провел рукой по волосам и продолжил ходить взад-вперед. Прошлым вечером он помылся и надел чистую одежду, сам не зная почему. Скоро у него не останется ни одной чистой вещи. Но он не желает выглядеть как животное, в которое может превратиться.

Он услышал, как открылась и закрылась дверь, и напрягся. Ему и в голову не пришло, что мог прийти господин той женщины. Нет, это снова была она, женщина, которая обходилась с ним куда лучше, чем обычно обходятся с узниками.

Но ее доброта, желанность ее появления не поколебали его. Он планировал сюрприз для нее. Последние два дня он пытался склонить ее на свою сторону всеми доступными ему способами обольщения. Он рассказал о своем прошлом, чтобы вызвать сочувствие, в надежде, что она не сможет спать, думая, как он там — один, в промозглом, холодном подземелье.

Но ее поведение нисколько не изменилось. Так что пришло время для более действенных мер.

Когда скрипнула дверь, он поджидал ее в точно рассчитанном месте, тщательно уложив цепь.

Простое покрывало, усеянное тающими снежинками, как обычно, почти полностью закрывало ее волосы, и его снова охватило любопытство. Не мог ли он видеть ее раньше? Она была не из тех женщин, которые выделялись броской красотой, но ее отличала спокойная уверенность, редкая среди женщин, которых он знал, и вдвойне редко встречающаяся у служанок, за исключением разве только занимающих особое положение в доме. Может быть, она была горничной благородной дамы?

Она принесла обычные припасы и, сложив все возле двери, подняла на него глаза, потому что, как он уже знал, его молчание смущало ее.

Когда она наклонилась, чтобы подтолкнуть поднос к нему, он сделал быстрый выпад вперед и схватил ее за запястье. На миг ее широко открывшиеся глаза встретились с его глазами.

Свирепо улыбаясь, он сказал:

— Вам следовало бы внимательнее смотреть на цепь. И сразу дернул к себе — она оказалась в его руках, а деревянный поднос перевернулся. Теперь она была прижата к нему спиной, его руки обхватывали ее. Она оказалась такой теплой, а ему всегда было холодно. Прежде чем он смог начать искать ключи у нее на поясе, она локтем ударила его в живот. Когда он согнулся от боли, все еще склоненный над ней, она схватила его за волосы и перебросила через плечо. Он тяжело упал спиной на каменный пол, успев увидеть, как она отступила к спасительной двери.

Перекатившись и встав на четвереньки (его движения сопровождались звяканьем цепи), Том изумленно уставился на нее. Он тяжело дышал, болели голова и живот. Поднявшись на ноги, он еще пристальнее вгляделся в нее.

— Вы натренированы, как мужчина, — убежденно сказал он, совершенно ошеломленный.

Она яростно замотала головой.

— Я инстинктивно ответила на нападение.

— Нет, вы лжете.

Они смотрели друг на друга. Он пытался узнать правду, она явно старалась, чтобы на ее лице ничего нельзя было прочитать. Но она не могла скрыть опасение, что своим поведением выдала многое. Он с торжеством думал, что вот-вот доберется до истины.

— Мистрис Диана! — послышался встревоженный женский голос из коридора за дверью его темницы.

Прежде чем служанка выскользнула из нее и закрыла дверь, оставив большую часть принесенного недоступным для него, Том заметил испуг на ее лице.

Диана. Кажется, ее испугало, что он мог расслышать ее имя. И сразу что-то щелкнуло в его мозгу. Он соединил ее правильную речь, ее неопределенные ссылки на таинственного господина и непонятную причину его заточения. Неистовая ярость поднялась в нем.

— Диана Уинслоу?! — воскликнул он.

Сестра барона, сестра Сесили, женщины, ради которой он пустился в путь?

Глава 5

Захлопнув дверь темницы, Диана обнаружила Мэри, стоящую внизу лестницы с удивленным и испуганным лицом.

Они обе слышали возглас Баннастера: «Диана Уинслоу?!» На какой-то миг он перестал скрывать свой гнев.

Диана поморщилась. Ее не удивило, что он так быстро установил, кто она. Он не был глупцом.

Мэри закрыла лицо руками, ее трясло от ужаса.

— Вы не сказали ему свое имя?

Приложив палец к губам, Диана прислонилась к промерзшей стене и отрицательно мотнула головой. Мэри подошла ближе и зашептала:

— Но, я произнесла только имя, данное при крещении, миледи!

— Для неглупого человека этого, оказалось достаточно, — прошептала Диана, радуясь, что Мэри принесла фонарь, потому что ее остался висеть в камере. — Пойдемте, оставим его в наказание смотреть на то, до чего он не может дотянуться.

— В наказание? — повторила Мэри.

— Все шло как обычно, и я расслабилась. Он ввел меня в заблуждение, уложив цепь так, что она казалась натянутой до предела, и, схватив за руку, попытался отнять ключи.

Мэри остановилась и тронула Диану за руку.

— Вы не пострадали?

— Я боролась с ним и вырвалась, выдав свое умение. Мне следовало бы притвориться слабой, но тело… само среагировало на угрозу. — Не совсем так. Не только на угрозу, думала Диана, оказавшись перед фактом, что в тот короткий миг, когда его руки обхватили ее, когда она оказалась прижатой к его телу, ее перестало заботить, кем они приходились друг другу, она просто ощущала его тепло и силу. О Боже, что за грешные мысли поселились в ее голове?

— И тут я окликнула вас по имени, — сокрушенно сказала служанка.

— Ничего страшного, — уверила ее Диана. У двери Мэри схватила ее за рукав.

— Миледи, я пришла не просто так. Мне нужно было подождать, пока вы выйдете от него, но я запаниковала. По двору ходят люди Баннастера и расспрашивают всех. Я не хотела, чтобы вас увидели выходящей из этой башни.

Диана кивнула:

— Спасибо за предупреждение.

— Вы не думаете, что они… что-то подозревают? — Скорее всего доведены до отчаяния.

— А все испортила, — все сокрушалась служанка, оглядываясь на подвал.

— Мое поведение уже заставило Баннастера что-то подозревать. Он вот-вот догадался бы сам.

Мэри закусила губу, но ничего не сказала, потому что Диана уже открыла дверь.

Когда они уже вышли из-за конюшен и направились по протоптанной в снегу тропке к саду, их остановил мужской голос:

— Мистрис Диана!

Диана предупреждающе взглянула на Мэри, стерла озабоченность со своего лица и повернулась к солдату с милой улыбкой.

— Доброе утро, Толбот.

— Оно было бы добрым, если бы мне не нужно было продолжать поиски.

Он смотрел на них, как бы прикидывая, откуда они шли, но не мог же он задавать ей вопросы. Холодная дрожь пробежала по телу Дианы. Если бы открылось, что она лишила свободы виконта, ей бы пришлось держать ответ перед самим королем.

Конечно, Баннастер держал под замком дочь графа, с горечью думала Диана. И он не понес наказания, если не считать, что после этого не мог найти себе подходящую жену.

— Я задерживаю вас на холоде, — извинился Толбот. Но взгляд его оставался колючим. — Почему вы не в плаще?

Прежде чем Диана смогла ответить, Мэри сказала:

— Моя мистрис не похожа на других женщин, сэр. Разве вы не знаете, что она упражняется в искусстве владеть оружием бок о бок с нашими мужчинами? Холод не может повредить такой сильной женщине.

Диана была готова закатить глаза, но, казалось, Мэри удалось отвлечь Толбота от подозрений, потому что тот был искренне удивлен.

— Что я слышу, мистрис? — спросил он, поражаясь и не веря. — Ваша служанка говорит правду?

— Мой отец поощрял мою любовь к военному искусству. Конечно, я не могу сравниться с таким солдатом, как вы, — сказала она, надеясь, что лесть смягчит его.

— Видели бы вы ее с кинжалом, — с гордостью произнесла Мэри.

— Хотел бы я посмотреть на это, — сказал Толбот. Диана с трудом разлепила губы:

— Может быть, когда погода улучшится, сэр. Но скажите мне, как идут поиски виконта Баннастера?

Выражение удивления исчезло с его лица, на нем появилось беспокойство.

— Не слишком успешно, мистрис. Я послал одного из моих людей в Лондон на случай, если виконт вернулся туда, но я не верю в это. Он бы никогда не уехал, не поставив нас в известность. Нет, с ним что-то стряслось. Но он жив, — пробормотал Толбот, как бы убеждая себя.

— Конечно, жив, — твердо сказала Диана. — Кто посмеет причинить зло виконту? Один его титул защищает его.

— Только до какой-то степени, мистрис. Но многие считают, что именно титул делает его мишенью для нападок.

— Разве что со стороны нетерпеливого наследника. И кто он?

— Есть, мистрис, дальний родственник, который живет во Франции, но вроде бы он не стремится завладеть титулом.

Диана выдавила из себя улыбку.

— Идемте в дом, Толбот. Очень уж холодно. По крайней мере согреетесь, прежде чем продолжите поиски.

— Я вижу, вы приглашаете в Керкби-Кип крестьян из деревни.

Они поднялись по ступеням к двери, ведущей в главный зал. Диана взглянула на капитана. — Это мои люди, — сказала она, не вполне понимая, что он имеет в виду.

— Я был в деревне, мистрис, и хотя она в неплохом состоянии, видно, что она знала лучшие времена.

Диана открыла рот, но он продолжил прежде, чем она заговорила.

— И дело не в том, что сейчас зима. Нет, совершенно очевидно, что у вас нет средств. Стены замка, разрушаются. Я видел сорную траву под снегом на полях, а ведь им прошлым летом полагалось быть засаженными.

Диана пришла в замешательство, хотя в их бедах ее вины не было. Она не знала, что отвечать.

— Ваш брат не заботится о своих владениях?

Его бородатое лицо было добрым, и от этого ее пронзило чувство вины, не имеющее никакого отношения к состоянию замка и окружающих деревень.

— У моего брата, Толбот, много поместий, — сказала она, зная, что ее голос звучит холодно. — Он делает все, что может. — В тех случаях, когда поместье что-то значит для него, с горечью подумала она. Неужели брат так ненавидит ее потому, что отец любил ее больше? Или ему нужно было, чтобы она жила тут в бедности? Так или иначе, ее присутствие оборачивалось запущенностью замка и ухудшало положение его обитателей.

Может быть, она несправедлива к Арчи, может быть, и у него были трудности, о которых он не хотел говорить.

Ей надо думать о другом. Ей важно отвлечь Толбота от подозрений, а затем составить донесение о том, что она узнала о Баннастере.

Усмирив свой гнев, Том сел на край постели и накинул на плечи одеяло. В голове его крутился вихрь мыслей. Он удивлялся тому, что женщина оказалась способна побороть мужчину физически, но еще больше его занимало ее имя.

Диана.

Неужели она в самом деле Диана Уинслоу?

Похитили его в Ричмонде, от которого до Керкби-Кип полдня пути. Много ли женщин благородного происхождения с таким именем найдется в округе?

Может быть, барон потому враждебно относится к нему, что не желает, чтобы он искал расположения его сестры? Но Том был в Лондоне всего неделю назад, и Уинслоу тоже был там. Барону легче было бы воспрепятствовать его планам в Лондоне. Том прислонился к стене, чтобы холодный камень охладил его разгоряченный мозг. Нет, его похитили как раз после того, как он послал в Керкби-Кип весточку о своем скором прибытии. Его имя могло быть известно и здесь, далеко на севере. Он наделал много глупостей, стараясь помочь королю. Может быть, монарх решил, что от него пора избавиться?

Том надеялся, что, женившись на Сесили, он сможет начать все сначала, с чистого листа. А вдруг она предпочла остаться старой девой, лишь бы не выйти за него замуж? Все его планы разваливались, и причины коренились в прошлом, изменить которое — увы! — невозможно.

Но почему к нему приходит сестра Сесили, а не служанка? И совладать с ней непросто: Диана способна постоять за себя — в отличие от большинства женщин.

В жаровне прогорали последние куски угля. Он с вожделением смотрел на мешок, который Диана оставила там, где он не мог его достать. Он спугнул ее; оставалось надеяться, что он не замерзнет насмерть до тех пор, когда она снова придет к нему.

Существовал только один способ согреться и притупить горечь крушения всех надежд. Он взял камень и снова принялся стучать по кольцу на лодыжке.

Проходили часы, но к ужину, когда у него заболела рука, пот заливал глаза, а лодыжка кровоточила, старое кольцо наконец-то поддалось. Все в нем возликовало. Свобода! Какое желанное слово.

В его камере было темно. Пробираясь по коридору подземелья, Диана вздрагивала. Поставив фонарь на маленький столик, она открыла замок, бедром поддерживая поднос с ужином для Баннастера. Распахнув дверь, она подняла фонарь и держала его высоко.

— Баннастер?

В сумраке она едва разглядела, как длинное тело поднялось с лежанки, как он заслонил глаза. Цепь звякнула, когда он вставал. Было очень холодно, пар замерзал, вырываясь из ее рта. Она посмотрела на оставшиеся у двери припасы, на перевернутый поднос с едой, содержимое которого оказалось разбросанным по земляному полу.

Вскинув голову, она взглянула на него.

— Да, — миролюбиво сказал он, — я знаю, что отсутствие света и тепла — результат моих действий.

— Я не виню вас за попытку бежать, — отвечала она. — Я сделала бы то же самое.

— Уверен в этом. — Он оценивающе окинул ее взглядом. — Я убедился, какая вы сильная.

На миг она почувствовала гордость. Наконец-то мужчина признал результаты ее усилий, то, чего она добилась нелегкими тренировками. Но она быстро поняла, что он просто ищет ее слабое место, чтобы воспользоваться этим.

— Милорд, женщины бывают сильными, — холодно сказала она. — Спросите крестьянок, работающих на полях. Спросите недавно родивших женщин.

— Не пытайтесь уверить меня, что вы обычная женщина, такая как все… Диана.

Услышав свое имя, она почувствовала озноб, как если бы он сделал еще один шаг к разгадке связывавшей их тайны.

— Да, это я.

— Диана Уинслоу?

Она не ответила, взяла мешок с углем и факелы и толкнула все это к нему. Он на всякий случай не сделал никакого движения к ним, чтобы она не насторожилась. Сначала надо успокоить ее.

— Так я прав? — улыбнулся он.

То, что он не выказывал гнева, еще больше насторожило ее.

— Возьмите уголь и: разожгите жаровню. Вы, должно быть, окоченели.

Он наклонился, притянул к себе мешок и вынул факелы. Пока он поджигал растопку и накладывал сверху уголь, она тряпкой собрала с пола остатки еды. Он бросил ей пустой мешок, чтобы она использовала его под мусор.

— Догадаться, кто вы, было не так уж трудно, — наконец сказал он. — Сколько других женщин благородного происхождения с таким именем может оказаться поблизости? А я был похищен после того, как отправил в Керкби-Кип известке о своем скором прибытии, — Он помолчал, — Так что вы имеете против меня? Или это ваша сестра командует вами?

Она вздохнула. Упорствовать в отрицании его выводов было бессмысленно — это только отсрочило бы неизбежнее, Его предположения содержали более приемлемую для нее причину, по которой он оказался в подземелье. Но она не хотела вмешивать в их отношения Сесили.

— Защищать сестру — моя обязанность, — тихо сказала она.

— Понятно.

Он сел, как обычно садился, когда принимал пищу.

— Я хочу увидеть длину цепи, — сказала она.

Он поднял цепь и показал ей, что она натянута. Она толчком отправила ему поднос и села, поджав под себя ноги.

— Вы не окажете мне честь отужинать со мной? — спросил он.

— В этом больше нет необходимости. Вы уже поняли, что я не собираюсь отравить вас.

— Разве? Может быть, вы считаете, что это единственный способ не дать мне встретиться с вашей сестрой.

В его голосе она улавливала напряжение, хотя он старался смягчить тон.

— Если бы это было так, я бы уже сделала это. И потом, никто даже приблизительно не догадывается о вашем местонахождении.

Он перестал улыбаться.

— Мои люди здесь, ведь так?

Она вскинула голову.

— Думайте что хотите.

— Я знаю, что они не прекратят поиски. Я здесь уже четыре дня, и все это время они прочесывают окрестности, невзирая на погоду.

Диана оказалась не в силах встретить его взгляд. Он затронул больное место.

— Вы правы. Они преданы вам.

— И вы заставляете их напрасно растрачивать силы. Отпустите меня, — настойчиво попросил он.

Взгляд его карих глаз становился таким прямодушным и убедительным, когда он хотел этого.

— Я никому не скажу, что вы сделали в попытке защитить свою сестру, неправильно оценив ситуацию, — продолжал он.

— Вы больше, чем кто-либо другой, в состоянии понять причину, по которой вы оказались в заточении. — Она знала, что ее голос звучит вкрадчиво. Она сознательно позволяла ему подойти на близкую дистанцию.

Его взгляд стал острым.

— Так вот почему я здесь. Вы наслушались россказней обо мне.

— Вы отрицаете их?

— Я еще не слышал, что там вам говорили.

— У вас ужасная репутация, милорд, — твердо сказала она. — Я не верю, что вы будете хорошо обращаться с моей сестрой.

— Большинство женщин просто убедили бы своих сестер отказать мне. Но не вы.

Диана продолжала невозмутимо смотреть на него. Отчасти он был прав, но что с того?

— Вы много тренировались и умеете защищаться, — раздумчиво продолжал Баннастер. — Такая женщина поведет себя как мужчина, будет защищать сестру, полагаясь на силу. Как вам удалось захватить меня?

— Это было нетрудно, милорд, — холодно сказала она. — Вас легко соблазнило предложение провести время в постели с женщиной.

— У вас, конечно, имелись сообщники.

— А вы оказались так беспечны.

— Учту на будущее, — сказал он, бросая ей ломоть хлеба. — Откушайте.

Она бросила ему хлеб обратно.

— Не хотите — не надо. Дело ваше. Но я тоже учусь на своих ошибках.

Он, оперевшись на руки, откинулся назад с безмятежностью, которая, подумала она, была несколько нарочитой.

— Вам не мешает подучиться, — сказал он. — Ведь я почти добрался до ключей. И хотя мне не удалось отобрать их, все же вы были в моих руках.

Диана замерла, внезапно ей стало жарко в холодном подвале.

— Но совсем недолго, милорд.

— Это правда. Недолго. Мне понравилось ощущать ваше тело, крепкое, теплое и сильное.

— Достаточно сильное, чтобы справиться с вами. — Она позволила себе окинуть его взглядом. — И вы еще удивляетесь, почему я решила, что вы недостойны моей сестры.

Он засмеялся.

— Я еще не видел ее, меня не в чем упрекнуть. Что же касается вас, как же я мог не заметить женщину, которую держал в руках?

Она встала.

— Продолжайте ужин в одиночестве, милорд. Баннастер встал. Он был гораздо выше ее.

— Долго это будет продолжаться, Диана? Что вы собираетесь сделать со мной, кроме как отпустить?

Его слова волновали ее, усиливали ощущение опасности положения, в которое она загнала себя. Он, конечно же, был прав.

— Я что-нибудь придумаю. — Она стремительно развернулась и поспешно Пошла к двери.

Том понимал, что все решит точный расчет. Он не хотел вспугнуть ее, не вовремя звякнув цепью. Но когда она закрыла за собой дверь, он с зажатой в руках пряжкой от ремня как можно тише двинулся к выходу из подземелья, только чуть звякнуло кольцо, свалившись с его ноги. Он просунул плоский кусок металла между дверью и косяком, заблокировав замок. Ведь она всегда с трудом закрывала и открывала его.

Том вжался в стену, вслушиваясь в звук, сопровождающий попытки с той стороны повернуть ключ, и понял, что замок заклинило. Он закрыл глаза и ждал, рассчитывая на то, что она уверена — узник прикован к стене. Он слышал, как она застонала от досады, потом выругалась, и шаги ее стали удаляться.

Том выжидал, опасаясь, что она вернется, да еще, может быть, в сопровождении служанки. Он мог бы сразу бежать, но у него были планы относительно Дианы Уинслоу. Надо немного потерпеть.

Глава 6

Том ждал около часа — Диана не возвращалась. Он уже облачился в дорожное платье. Его одежда была теперь в таком состоянии, что невозможно было заметить, из каких дорогих тканей она сшита, так что он вполне мог бы смешаться с толпой слуг и выглядеть одним из них. Его головной убор был слишком искусной работы, так что он порылся в седельном вьюке, нашел шапочку, которую обычно надевал под шлем, и натянул ее на голову. Она закрывала уши и позволяла спрятать волосы. Никто не мог бы узнать его, кроме его собственных людей и Дианы, но он постарается избегать их. Если он будет осторожен, то сможет остаться незамеченным и выяснить, что же на самом деле происходит в Керкби-Кип.

Том открыл дверь, вышел и с огромным облегчением закрыл ее за собой. Он оказался в узком коридоре, из которого вели ступени наверх. Он поднялся по ним до наружной двери. Открыл ее — она скрипнула — и оказался в темноте зимнего вечера, не видя ничего, кроме слабого пятна света от случайного факела. Легкий снежок укрывал землю. После дымного и спертого воздуха подвала холодный воздух был восхитительно свежим. Том с удовольствием сделал глубокий вдох.

Он медленно обошел башню и остановился, чтобы сориентироваться. К его удивлению, факелы освещали брешь в стене замка, все еще заполненную упавшими камнями. Он прошел мимо конюшен, из которых слышны были мирные звуки, издаваемые лошадьми, и тихие голоса мужчин, разговаривающих с ними. Маловероятно, чтобы его жеребец был здесь, подумал он. Как бы Диана объяснила появление нового коня, особенно хорошо объезженного и поэтому очень недешевого?

Он увидел сторожевую будку, встроенную в стену у ворот, и понял, что решетка поднята и каждый может пройти через ворота, если его не остановит стража. Он подумал, что после стольких дней, проведенных в темнице, ему следовало бы теперь, когда свобода так близка, спасаться бегством. Но сестры Уинслоу оставались загадкой, и он не мог оставить ее неразгаданной. Его послал сюда король. Может быть, на то была особая причина.

Центральную часть замка огораживала стена высотой в три этажа, сосчитал он. По всему периметру стены горели факелы, в местах брешей стояли стражники. Но зимней ночью мало кто появлялся под стенами замка.

Том вернулся к конюшне, потом сделал вид, будто только что вышел из нее, и через двор пошел к центральной башне. Никто из солдат не проявил к нему интереса, и он смог подняться наверх позади двух мужчин, которые пьяно покачивались и как будто искали укромное место. Они открыли одну из огромных двустворчатых дверей, и Том вошел вслед за ними, укрываясь за их спинами. Хотя в большом помещении было по-настоящему холодно, в камине гудел огонь, и озноб пробежал по спине Тома. Он встал поближе к очагу, стараясь поскорее согреться после двух последних недель пути и заточения.

Внутри оказалась целая толпа народа, все оживленно разговаривали, слышались взрывы смеха. Его людей не было видно, и он был рад этому. Он не хотел, чтобы его заметили прямо сейчас. В помещении стояло несколько столов, сооруженных из положенных на козлы досок. На них кое-где лежали доски для игры в триктрак. Небольшие группки зрителей наблюдали за игроками, передвигавшими фишки. Том остановился у ближайшего к двери стола, подальше от центра зала.

Диану он увидел сразу. Она стояла возле камина, разговаривая с несколькими мужчинами. Она рассказывала что-то, сопровождая свои слова жестами. Во всем ее облике чувствовалась властность. Если ее брат не появлялся в Керкби-Кип — Том считал это маловероятным, — то было ясно, что она, как старшая сестра, вела здесь хозяйство. Мужчины слушали ее уважительно, а один сделал какое-то замечание, вызвав взрыв хохота.

Том не сводил глаз с Дианы. У нее было оживленное лицо, она смеялась, показывая белые зубы. В ней не было никакого жеманства или притворства, она смеялась открытым смехом сильной, уверенной в себе женщины. Волосы ее не были покрыты, и в отблесках огня выглядели золотистыми.

«Неужели она не испытывает чувства вины?» — думал он, и в нем разгорелся гнев. Он в одиночестве мерз в темнице, а она была здесь, наслаждаясь теплом и уютом зимнего вечера в приятном обществе.

Пока он не знал, кто она такая, он сыграл ей на руку, рассказав о том, как готовился к духовному сану, и об убийстве своего брата. Ей хотелось судить о нем по его прошлому, по совершенным ошибкам, так ей легче было оправдать его заточение.

Он пристально вглядывался в ее лицо и заметил, что она посмотрела в сторону лестницы и помрачнела. Том проследил за ее взглядом и увидел спускающуюся по лестнице на редкость красивую женщину в синем платье, выгодно подчеркивающем великолепие ее белокурых волос. Ее бледно-кремовое лицо с тонкими чертами сияло чистотой и безмятежностью, как на картинах с изображением Мадонны. Это наверняка была Сесили Уинслоу. Король Генрих не преувеличил, когда расписывал ее красоту.

Но почему Диана так насторожилась при виде Сесили? Разве это не ее любимая сестра, которую она старалась защитить, чью чистоту мог замарать такой грубый мужчина, как Том?

Сесили не обратила на Диану никакого внимания и грациозно прошла к группе женщин, занятых шитьем или вышиванием. Она прикоснулась к плечу одной из них, улыбнулась другой и сказала что-то третьей, после чего они все засмеялись.

Том провел большую часть детства в одиночестве, ему не позволялось обращать внимание на женщин, поэтому теперь он частенько получал удовольствие, разглядывая их. А смотреть на Сесили было истинным наслаждением. Интересно, каково это было бы — иметь такую прелестную, изящную жену, окруженную хорошенькими леди?

Его взгляд снова переместился на Диану. Она не присоединилась к другим женщинам, осталась с группой мужчин, с серьезным лицом выслушивая говоривших. Изредка она сопровождала свои слова энергичными жестами, иногда улыбаясь, но, казалось, улыбка была нечастым гостем на ее лице.

За столом, у которого стоял Том, зашумели, раздались веселые возгласы, потому что кто-то выиграл партию. Том: отодвинулся в тень, чтобы на него не обратили внимания. За стол сел следующий игрок, зрители примолкли, и Том снова принялся наблюдать за сестрами Уинслоу.

Сесили покинула, группу рукодельниц и грациозной походкой направилась к менестрелям. Один из них играл на лютне, другой — на свирели. Не ожидая, пока песня закончится, Сесили приблизилась к ним и сделала знак, привлекая внимание. Хотя несколько пар в это время танцевали, менестрели послушно перестали играть и выжидающе смотрели на нее. Том ожидал, что последует громкое объявление, но она говорила тихо, слов он не слышал. Менестрели заиграли другую мелодию. Сесили и некоторые другие начали танцевать.

Прежние танцоры, как по сигналу, отступили, и ни на одном лице не выражалось неудовольствие.

Том с любопытством посмотрел на Диану, от которой ничего не укрылось. При взгляде на сестру ее глаза сузились. Отвернувшись, она покачала головой.

К его удивлению, когда Сесили взглянула в сторону сестры, на ее лице было написано нечто похожее на мстительное удовольствие. Неужели между сестрами шло соперничество? Из-за чего или из-за кого?

Впрочем, Диана никак не прореагировала на выходку сестры и быстро вернулась к разговору.

— Простите, сэр? — раздался голос слева от Тома. Том вздрогнул, повернулся и обнаружил невысокого бородатого мужчину, который, не таясь, изучал его. Том не знал, что он будет делать, если его узнают, он еще не был готов покинуть замок.

— Да, милорд? — спросил Том, уверенный, что заговоривший с ним не знает его, и надеялся сбить незнакомца с толку.

Бородач откашлялся.

— Вы, представляется мне, человек нездешний, чужие редко сюда заглядывают.

— Меня зовут Том, милорд. Я странник, благодарный запищу и ночлег в тепле.

Его собеседник кивнул.

— Это все наша мистрис Диана, она всегда заботится о людях.

Том отметил, что этот человек твердо знал, какая из двух сестер дает приют странникам.

— Я никогда не видел хозяйку, — сказал Том. — Это она танцует?

— Нет, это ее сестра, леди Сесили. Леди Диана — та женщина, что стоит возле камина.

Том кивнул, переводя глаза с одной сестры на другую, как бы любопытствуя.

— Вы же видите, у них одинаковый цвет волос, — произнес другой мужчина и фыркнул — Это все, что у них общего.

— У них есть брат?

— Да, барон. Это не его родовой замок, так что он редко тут бывает.

— Зато две красивые леди точно росли здесь. Видно, что они чувствуют себя как дома.

Мужчина покачал головой:

— Это ни для кого не секрет. Леди появились здесь несколько лет назад, их отослал сюда брат. Я слышал, что новоявленная баронесса ревнует к красоте леди Сесили, что же до леди Дианы, которая появилась здесь первой, то между ней и ее братом что-то произошло. Какая-то неприятность. — Он хлопнул Тома по плечу. — Если вы не прочь выпить еще кружку эля, я скажу вам, к кому подойти. Я Хаттон, здешний кузнец.

— Большое спасибо, сэр, — сказал Том, склонив голову.

Хаттон снова стал следить за игрой, а Том решил больше не привлекать к себе внимание, расспрашивая о сестрах. Кажется, Сесили тут не очень любили. Эта женщина расточала улыбки, двигаясь в танце по кругу и переходя от одного танцора к другому. Нельзя было не почувствовать притяжение ее красоты. И с такой внешностью она оказалась не замужем. Это удивляло. Диана была на год старше, вспомнил он, и она тоже была не замужем. Может быть, их брат не желал вступать в союз с другими родами?

Когда танец наконец закончился, Сесили, к удивлению Тома, направилась к столам, за которыми расположились игроки. Он был не прочь рассмотреть ее поближе, пока…

Пока не понял, что, увлекшись рассматриванием Сесили, не заметил, как подошла Диана и села играть за соседним столом. Том быстро повернулся спиной к ней, схватил ближайшую кружку с элем и поднес ко рту, чтобы заслонить лицо.

Теперь он мог слышать, что говорит Диана. Робкий голосок служанки исчез. Она говорила со свободной уверенностью. Том немного отошел в сторону, но, затерявшись среди зрителей; мог время от времени видеть ее лицо.

Да, она умна, он поразился тому, насколько изменилось ее поведение. Со своими людьми она держалась открыто. Что бы они подумали, если бы знали, что она держит в подвале узника?

И кто же еще участвовал в его похищении? — гадал он, глядя на окружающих. По крайней мере еще одна женщина помогала Диане опоить его и полдня везти сюда из Ричмонда. А кто из мужчин исполнял распоряжение мистрис?

Он понял, что Диана выиграла партию, потому что она милостиво закивала, принимая поздравления.

Сесили наблюдала за сестрой с хитрым кошачьим выражением.

— Мало кто из мужчин играет лучше тебя, сестра.

— Я упражнялась много лет, — просто ответила Диана.

— Может быть, лорд Баннастер преуспеет за карточным столом.

Том так удивился, услышав свое имя из уст прекрасной Сесили, что почти упустил, как Диана изменилась в лице. Но она только быстро кивнула.

Одна из девушек, окружавших Сесили, спросила:

— Где же этот виконт? Вы говорили, он приедет еще несколько дней назад.

— Его разыщут, — убежденно сказала Сесили, — С ним, несомненно, приключилось что-то, иначе он уже был бы здесь.

— Но валит такой снег… Диана встала.

— Моя сестра разделяет ваши страхи, Эдит. Мы, конечно же, услышим о виконте, когда погода улучшится. Дороги сейчас плохи, а он с теплого юга. Он, должно быть, пережидает, когда легче будет проехать.

На миг Тому захотелось выступить вперед и заявить о себе. Диана держала его в заточении, лгала всем, все глубже копая себе яму. Она хоть представляла себе, чем это кончится?

Он видел, с каким уважением ее люди относились к своей мистрис, причем оно явно не распространялось на ее сестру.

За всем этим стояло что-то более серьезное. Диана заявила, что удерживает его, желая уберечь сестру — девушку, с которой, судя по всему, у нее не было настоящей близости. Это это, конечно, не означало, что у Дианы не было намерений защитить честь семьи, оградив ее от лихоимцев.

Или Диана делает все назло Сесили? Судя по ее поведению, она не испытывает к ней особых симпатий.

Он хотел это знать, а получить ответы на свои вопросы мог, только манипулируя Дианой Уинслоу, всегда оставаясь на шаг впереди нее. Том не собирался восстановить против нее обитателей замка, рассказав, что она натворила. Во всяком случае, не теперь, пока он не был уверен, как будут восприняты его обличения.

Диана наконец вышла из-за стола, сказала несколько слов тому самому человеку, с которым она говорила раньше — дворецкому? — и пошла по лестнице на следующий этаж. Том, наблюдавший за Сесили, заметил на ее лице неприязненное выражение, которое она не потрудилась скрыть, глядя вслед уходящей сестре.

Когда за стол уселись следующие игроки, а два солдата направились во внутренний двор, Том тоже вышел, стараясь держаться за ними; на дворе он отстал. Их голоса затихли, и Том оказался один на пронизывающем холоде. На случай если кто-нибудь увидит его, он пошатывался, притворяясь пьяным.

Он направился обратно к угловой башне с подземельем. В его тюрьме было по крайней мере теплее, чем снаружи. Надев на лодыжку железное кольцо, он скрепил его кожаным ремешком — на случай если неожиданно появится Диана с неурочным визитом.

Когда Диана открывала не запертую на замок дверь, она волновалась от мысли, что Баннастер всю ночь оставался незапертым, но она нашла его только-только встающим с постели. На нем были порядком запачканная рубаха и штаны, волосы всклокочены после сна, лицо заросло щетиной. Но он все равно выглядел красивым мужчиной, на которого приятно смотреть.

Уперев руки в бока, он наблюдал за ней с таким видом, словно ждал, что она станет делать. Она испытывала неловкость, став объектом столь пристального внимания мужчины, но как она могла винить его, когда была единственным существом, которое он видел в своем заточении?..

Он стоял, высокий и неподвижный, не говоря ни слова и разглядывая ее с нескрываемым интересом. Когда она отвернулась, чтобы взять мешок с углем и факелы, он шагнул к ней, гремя цепью, словно хотел подкрасться к ней.

Как глупо с его стороны. Цепь крепко держит его.

На этот раз его тюрьма показалась ей такой маленькой, что ему едва хватало в ней места. Вчера он почти флиртовал с ней, избрав новую тактику. А сейчас что придумает?

— Вы, конечно, очень голодны, милорд, — кротко сказала она.

— Скажите мне откровенно, почему вы удерживаете меня здесь, не давая встретиться с вашей сестрой?

Она подбоченилась и смело взглянула ему в лицо.

— Я уже объясняла вам. Вы не тот человек, за которого ей следует выходить замуж. Ей нужен кто-то… не представляющий опасности.

— Не представляющий опасности? — Он хрипло засмеялся. — Так растолкуйте мне, что же, по-вашему, я сделал страшного, чтобы заслужить такое отношение? Возможно, ваша сестра мне даже не понравилась бы.

— Не думаю. Она нравится всем мужчинам.

— Вы говорите это с сарказмом?

Она не ответила, боясь сказать лишнее.

— Не молчите, Диана! — молил он голосом, скорее похожим на рык. — Откройте мне, что я такого сделал? Вы сказали, что у меня ужасная репутация.

— Так и есть.

— Расскажите, что вы слышали.

Она медлила, проводя языком по губам, хорошо понимая, что на самом деле она не просто нервничает. Его взгляд слишком открыто был направлен на ее губы, как если бы он пристально изучал малейшее ее движение.

От этого становилось… неловко, беспокойно, как будто кровь в ее теле внезапно слишком разогрелась. Если ему нужна часть правды, она готова сказать.

— Вы тот человек, который способен держать женщину под замком, если она отказывается выйти за него замуж.

Он начал ходить взад-вперед, не спуская с нее темных глаз.

— И где вы услышали эту историю? — спросил он. Она была готова к такому вопросу, потому что едва ли могла сообщить, что источником сведений была Лига клинка.

— Наш брат пишет нам время от времени и, чтобы развлечь нас, сообщает придворные сплетни.

— Вместо того чтобы навестить вас?..

— Что вы хотите этим сказать? — негодующе спросила она. Интересно, что ее братец наговорил, будучи в Лондоне?

— Почему-то вы пытаетесь защитить вашу сестру, но никак не ваш брат. Я знаю, его здесь нет. Он не слишком-то заботится о своих сестрах, раз не побеспокоился сопровождать меня и представить Сесили.

— Мы говорим не о моем брате. О вас.

— Тогда расскажите, что он написал обо мне.

— Вы хотели жениться на дочери графа Олдерли, а когда узнали, что она уже помолвлена и ждет своего жениха, вы заперли ее и отправились убеждать короля аннулировать договоренность между их семействами.

— Факт номер один: я не держал леди Элизабет под замком, потому что она и ее камеристка поменялись местами.

Диана усмехнулась:

— Чтобы добиться своего, вы держали взаперти женщину.

— Вы засадили меня в подземелье только из-за этой байки? — разозлился он.

— Не худшее предположение.

— А вы задумывались, почему я это сделал? — наступал он. — Да, я намеревался жениться на леди Элизабет. А ее камеристка была заперта в роскошной спальне, не в подземной тюрьме! Мой кузен король в то время только что взошел на трон, в стране не везде еще было спокойно. Если бы у меня оказалась власть над этой частью Глостершира, это способствовало бы воцарению мира в королевстве.

— Не говоря уже о том, что вы сделались бы графом, — усмехнулась она, стараясь не выказывать своего триумфа. Что в нем такое, почему ей непременно хотелось взять над ним верх?

— А почему бы нет? — согласился он как-то чересчур охотно — но тогда у меня было бы еще больше возможностей помогать кузену. Мне была нужна жена, я не отрицаю этого. Были ли мои методы неуместными? Да, я и с этим согласен — сейчас. Но тогда я знал только то, что так поступали мой отец и отец моего отца — оба принуждали к браку женщин, связанных обязательствами с другими. Это далеко не редкость.

— И вы руководствовались исключительно тем, как было принято поступать в вашей семье, так? — медленно сказала она, начиная переосмысливать то, что она знала о нем. — Потому что у вас не было другого опыта, кроме подготовки к принятию духовного сана. В юности у вас были какие-то сношения с окружением короля?

Он нахмурился, сложив руки на широкой груди.

— Никаких.

— Ваш отец обсуждал с вами свои решения, знакомил вас с обязанностями пэра?

Теперь у него был почти угрожающий вид.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к тому, что…

— Вы не знали, как поступать, не так ли? — недоверчиво спросила она. — У вас не было никакого жизненного опыта, кроме церкви, а потом все ваши родные умерли. Вы стали виконтом в восемнадцать лет, потом тратили все силы и время на обучение военному искусству, но никак не искусству дипломатии.

Он угрожающе шагнул к ней, цепь натянулась, и он был вынужден остановиться. Она не двинулась с места, лишь нахмурила брови. Диана часто дышала, слишком возбужденная словесной дуэлью, тем, что узнала. Так он удерживал леди Элизабет по невежеству? Потому что его никто не воспитывал? Но ходили и другие слухи, похуже.

— Были люди, которые давали мне советы, — холодно сказал он.

— Они давали плохие советы.

Ей показалось, что в его темных глазах мелькнуло сожаление, но он тут же снова возвел между ними стену, за которой спрятал свои эмоции. Он вновь был гордым виконтом, мужчиной, который делал все, чтобы заслужить свой титул.

— Если это поможет вам вынести мне приговор, — продолжил он, — я уже понес наказание за свои ошибки.

— Какое?

— Я по-прежнему не женат, как видите.

Он выглядел удрученным, и она не знала — одиночество ли было тому причиной или злость, вызванная тем, что ему не удалось осуществить свои планы.

— Пройдет время — и все забудется, — сказала она. — Это не такое уж большое наказание.

— По-вашему, прошло еще мало времени? Или вас беспокоит, что ваша сестра в отчаянии из-за меня?

Он был прав, и это сердило ее. В какой-то момент она почти восхищалась им — когда он старался доказать, что не так уж плох, — а в следующий миг он приводил ее в ярость.

Но он был ее пленником, о котором по требованию Лиги ей надо было составить личное мнение.

Она докажет, что может быть полезной Лиге, и тогда сможет быть свободной.

Глава 7

Говорить о своих ошибках оказалось не так уж страшно, сказал себе Том. Он может опровергнуть ее доводы, объяснить свои мотивы, вероятно, убедить переменить сложившееся о нем мнение.

Так он думал до тех пор, пока Диана не сказала:

— Но это не все, что вы совершили в отношении тех двух женщин.

И тут на него нахлынули смутные воспоминания о ночи, когда, разочарованный и подавленный, он слишком много выпил и наделал глупостей.

Диана пристально вглядывалась в него, и ему вдруг ужасно не захотелось, чтобы она знала, каким человеком он чуть было не стал. О, он многому научился после той ночи, ужаснувшись тому, что почти совершил, и никогда больше не напивался. Но это не снимало с него вины. Он не мог сдвинуться с места, отвести взгляд.

— Да, не буду отрицать, той ночью чуть не случилось ужасное. Я слишком много выпил.

— Вы пытались силой овладеть леди Элизабет.

Ее голос был таким неживым, лишенным выразительности, что он даже отшатнулся.

— Кто бы ни сказал вам это, он лгал, — убежденно заявил Том. — Я хотел поцеловать ее, возможно, соблазнить, но дело и близко не дошло до этого.

Потому что его остановили, благодарение Богу. Он не любил вспоминать ту ночь. Когда одна женщина ускользнула от него, он попытался искушать другую. Он был близок к тому, чтобы стать похожим на брата.

Но откуда это знать Диане? — мучительно прикидывал он. Энн и Элизабет — и позже их мужья — никогда бы не стали вспоминать такое. Его видели один-два солдата, может быть, слуга, но их слова не могли достичь ушей брата Дианы.

Она что-то прочитала в его взгляде, потому что вдруг отступила, немного смягчилась.

— Вы, должно быть, чему-то научились на своих ошибках, — нехотя признала она. — Мой брат говорил, что этим летом вы сотворили благое дело — помогли найти негодяев, предавших короля.

— Нет, это заслуга одной храброй женщины. Я только помог ей в какой-то момент. — Том чувствовал, что голос его звучал отстраненно, он лихорадочно обдумывал новую для него информацию. Ее брат мог знать о провале планов предателей, но вообще-то детали были известны немногим, барон не входил в число советников короля.

Кто мог знать такие подробности о его прошлом, кроме людей из Лиги клинка? Они всегда оставались в тени, делали свое дело, а затем растворялись, не оставляя никаких следов, иногда исчезали на годы. Но когда король — или кто-нибудь из его окружения — нуждался в них, они оказывались тут как тут. В частности, помогли леди Элизабет воссоединиться с ее женихом. Так что в Лиге знали Тома не с лучшей стороны. А потом, прошлым летом, когда короля чуть не предали люди из его же окружения, Лига снова помогла ему.

Может быть, Диана знала кого-нибудь из Лиги? Не они ли связались с ней, чтобы больше узнать о нем? Может быть, они решили выяснить, не он ли убил своего брата?

Он не сможет узнать от нее правду, не обнаружив своих подозрений. Она, наверное, сама не знает всего. Ему надо набраться терпения и во всем разобраться. Но это невозможно, пока он сидит в подземелье.

Он посмотрел на еду, которую она принесла ему, чтобы он мог прервать свой вынужденный пост. Гремя цепью, он уселся, скрестив ноги, как бы приготовляясь есть, а сам незаметно вытащил скрепляющий кольцо кандалов ремешок и ощупал пряжку от ремня, спрятанную на груди.

Когда она собралась уходить, он заявил:

— Вы не сможете держать меня здесь все время.

— Я знаю, — мягко сказала она, не глядя на него. Вдруг она как-то подобралась и бросила на него непреклонный взгляд. — Но вы не женитесь на моей сестре.

Он только поднял бровь и усмехнулся, заставив ее заторопиться к выходу. Когда дверь за ней закрылась, он снова оказался возле двери, готовясь заблокировать замок. Пока Диана возилась, нервничая, потому что ключ не поворачивался, он молил Бога, чтобы она снова не вошла внутрь и не увидела, что он освободился от цепи. Ему не хотелось вступать с ней в борьбу, еще не время. Ему нужно было узнать ее секреты; ему нужно было убедить ее доверять ему.

Диана чувствовала себя… ужасно. Она быстро шла по внутреннему двору, едва замечая, куда идет. Светило солнце, сверкающие под его лучами снег и лед слепили ее: Она говорила себе, что ее работа на Лигу в действительности может помочь Баннастеру, если он того заслуживает. Лига хотела знать, изменился ли он, повзрослев и возмужав.

Но человек, который мог наброситься на женщин — даже двух женщин, если верить Лиге, — мог ли такой человек измениться? Он признался, что был пьян, подтвердив часть обвинений. Но он не захотел обсуждать происшедшее и преуменьшил серьезность своих проступков. Она никогда не считала, что он похож на своего брата, но ведь покойный виконт был неисправимым насильником.

Диана не верила, что Том Баннастер — человек того же сорта. Конечно же, он не мог сознательно совершить насилие над женщиной. Весь его вид говорил о том, что он чувствует себя… виноватым, что ему неловко, как если бы воспоминания тяготили его. Он изменился… или нет? Все годы она не упускала его из виду и благодаря Лиге знала, что по крайней мере слуги уважали его, чего совсем нельзя было сказать о покойном виконте.

— Диана…

Диана вздрогнула, оказавшись лицом к лицу с Сесили. Что делает ее сестра на таком холоде?

— Куда это ты постоянно исчезаешь? — подозрительно спросила Сесили, стоя в развевающемся на ветру плаще.

— С каких это пор ты следишь, куда я хожу? — изобразила удивление Диана, стараясь, чтобы ее голос звучал как обычно. — Тебе что-то нужно?

— Слуги ненавидят меня, — нахмурилась Сесили, — а тебя они обожают.

Диана снова направилась к дому, уводя сестру подальше от башни.

— Может быть, если бы ты обращалась с ними лучше…

— Я устала выслушивать одно и то же! — возмутилась Сесили. — Я их хозяйка.

— И они не могут не повиноваться тебе.

— Да, но… они все делают не так, когда я отдаю им распоряжения.

— Так ты торопишься? — Дыхание Дианы, замерзая, превращалось в слепящий туман перед ее глазами, и она щурилась.

— Ну… я хочу, чтобы главный зал был готов к приему нашего важного гостя.

Диана промолчала.

— Он уже едет, чтобы встретиться со, мной, — стояла на своем Сесили.

В голосе сестры появились нотки безысходности, и Диане стало жаль ее. Может быть, Сесили не была бы такой несчастной, если бы она получила что желала — мужа и собственных детей. Диана понимала, что сестре надоело быть одной, ей пора определить, что она хочет, найти свое место в жизни.

Диана назидательно произнесла:

— Мне кажется, сама судьба указывает тебе, что лорд Баннастер не тот человек, который тебе предназначен.

— Но других мужчин нет! — воскликнула Сесили, и ее голос прозвучал почти визгливо. Она схватила Диану за руку, останавливая. — Я не могу потерять его!

Они смотрели друг на друга так, словно их отделяло большое расстояние: обе не понимали друг друга. Но Диана чувствовала, что Сесили нужно отвлечься, занять себя чем-то, что можно делать прямо сейчас.

Сесили сузила глаза.

— Ты не сказала, где пропадаешь каждое утро. Она, видимо, решила отвлечься от своих проблем, досаждая Диане.

— А куда я всегда хожу? — преувеличенно терпеливым тоном заговорила Диана. — Упражняться с нашими людьми.

— Но они еще не собрались на арене для состязаний. Диана была готова к таким вопросам с самого начала.

— Иногда я тренируюсь одна.

— Тебя, разумеется, не смущает, что ты ведешь себя совсем не по-женски?

Диана изумленно подняла бровь.

— Конечно, нет.

— Не вижу меча.

Быстро выхватив из пояса кинжал, Диана почувствовала удовлетворение, когда ее сестра удивленно взвизгнула.

Сесили не унималась:

— И ты не в этой ужасной одежде, почти такой же, как у мужчин.

— Я должна быть готова отразить нападение, в какой бы одежде ни была. Если я в дороге защищу тебя от грабителей, ты будешь благодарна за мою предусмотрительность.

Сесили только застонала и ускорила шаг.

— Идем. Я хочу, чтобы в доме в любой момент все было готово к появлению виконта.

За ужином Диану мучили угрызения совести. Люди Баннастера возвратились днем замерзшие, уставшие и подавленные, добавив тяжести в ее груди. Со своего места за главным столом она наблюдала, какими вялыми, усталыми движениями брали они пищу, словно начинали осознавать, что их поиски могут оказаться безрезультатными. Баннастер был прав — что, если кто-нибудь пострадает во время бесполезных поисков, на которые она обрекла их?

У сидевшей слева от нее Сесили тревога сменилась гневом, который она перенесла на стоящую перед ней еду, злобно кромсая мясо ножом. В ожидании приезда Баннастера Сесили вела себя куда любезнее обычного, а теперь, когда ее ожидания не оправдались, ее манеры стали еще хуже, чем всегда. Диана опасалась, что слуги скоро будут сжиматься от страха, выслушивая то, что слетает с ее языка.

Вдруг раздался сильный стук в дверь, она распахнулась, задев молоденького привратника, который пошел посмотреть, в чем дело. Несколько солдат вскочили, заслышав шум. Диана тоже поднялась, недоумевая.

В дверях главного зала появился виконт Баннастер. Снег лежал на его головном уборе, на плаще. Он нес седельные вьюки.

Господи, как ему удалось сбежать? И не объявит ли он прямо сейчас, что с ним произошло? Она подумала обо всем, чего лишится, и ей стало страшно. Но она только выпрямилась, чтобы гордо взглянуть ему в лицо.

Она не произнесла его имени, потому что предполагалось, что она не знает его. Она посмотрела на Сесили, которая впилась в вошедшего широко раскрытыми глазами. Диана поняла, что сестра оценивает его одежду, его благородные манеры, красивое лицо, но едва ли смеет надеяться, что это виконт.

— Лорд Баннастер! — Толбот, старший в отряде виконта, поднялся, в его голосе звучали облегчение и радость.

Сесили судорожно глотнула воздух, а потом бросила на Диану самодовольный победный взгляд, как если бы его появление было результатом поединка между ними.

Баннастер шел между рядами столов, перед ним расступались, он шел прямо к возвышению, на котором стоял стол, но не смотрел на Диану. Она словно вмерзла в место, охваченная страхом, понимая, что провалила задание Лиги, что ее положение, и без того непрочное, стало безнадежным. Какое наказание придумает король для женщины, заточившей в подземелье одного из его родственников? Она медленно опустилась на стул с застывшей спиной, наблюдая, как Баннастера окружили его воины и стали наперебой задавать вопросы. Уголком глаза она заметила Мэри и Джоан, остолбеневших у прохода на кухню, пытавшихся не показать смятение. Диана поклялась, что не выдаст их участия в осуществлении ее провалившегося плана.

Ухмылка не покидала лица Баннастера, стоявшего в окружении своих людей. В конце концов он рассмеялся и поднял руки.

— Подождите, подождите, дайте мне поприветствовать хозяев и объяснить всем, что произошло.

Он что, издевается? Какое приветствие? Одно его слово — и она сама окажется в заточении. Диана сцепила на коленях пальцы, чтобы умерить их дрожь. Она рисковала и проиграла.

Толбот и его солдаты двинулись вслед за Баннастером, и Диана отстраненно отметила облегчение и радость, написанные на суровых лицах. Они верили в своего лорда, и он оправдал их веру.

Сесили, сидевшая рядом с Дианой, встала, и одной ее улыбки, предназначенной лорду Баннастеру, было достаточно, чтобы указать человеку, пришедшему с холода, куда идти.

— Я Томас, виконт Баннастер, — произнес он, снимая головной убор и низко кланяясь.

Когда он приблизился, Диана разглядела, что одежда его была испачканной, но — странно — Сесили оставила это без внимания. Впрочем, это никого не удивит, когда все узнают, что она сделала. Она скрипнула зубами, ожидая разоблачительных слов, но он все еще даже не взглянул на нее.

Сесили обошла вокруг стола, но осталась на возвышении, что позволило ей оказаться с ним лицом к лицу. Она так грациозно присела в реверансе, что Диана против воли почувствовала восхищение.

— Я Сесили Уинслоу, милорд, — негромко произнесла она мелодичным голосом, который тем не менее разнесся по всему замершему в ошеломлении залу.

Он взял ее руку и поднес к губам.

— Я много слышал о вашей красоте, миледи. Рад наконец-то встретиться с вами и убедиться в истинности этих рассказов.

Он в состоянии флиртовать? — удивлялась Диана.

— Где вы были, милорд? — спросила Сесили. — Ваши люди потеряли покой.

— Я не хотел заставлять их волноваться, — сказал он. — То, как я добрался сюда, целая история.

Он все еще не взглянул на Диану, у которой перехватило горло. Ей понадобились все ее силы, чтобы не крикнуть ему, что пора разоблачить ее и покончить с этим. Ему, наверное, доставит удовольствие засадить ее в тот же подвал, где она держала его.

— Но я слышал, что у вас есть прелестная сестра, — обратился Баннастер к Сесили.

Та недовольно повернулась к Диане, скрыв от Баннастера брошенный на сестру хмурый взгляд.

— Милорд, — произнесла Сесили, грациозным движением руки указывая на Диану, — позвольте мне представить вам мою старшую сестру Диану.

Она намеренно подчеркнула слова «старшую». Диана поднялась над столом так, словно это была баррикада. Баннастер наконец посмотрел на нее, и ее пальцы вцепились в стол. Он ждала, высоко держа голову, памятуя, что поспешные действия уже завели ее в беду.

Баннастер снова отвесил низкий поклон, распрямился и встретил ее взгляд. Его темно-карие глаза завораживали; она увидела в них отчасти вызов, отчасти веселое удовлетворение — то, что скорее всего не заметили другие.

— Миледи, я рад познакомиться с вами. — Его голос был совершенно спокойным.

Она чуть было не осталась стоять с разинутым ртом. Она не знала, что думать, что сказать, хорошо, что Сесили не оставила ей возможности произнести хоть слово. Потому что у нее просто язык не поворачивался, настолько она остолбенела. Почему он не обличает ее? Или хочет, чтобы она помучилась? И как ему удалось убежать?

— Мы ждем вашего рассказа, лорд Баннастер, — мурлыкала Сесили. — Мы жаждем узнать, что задержало вас в пути и почему вы оказались вдали от нас и ваших людей?

Баннастер встал так, чтобы его слышали все в настороженно примолкнувшем зале.

— Горя желанием встретиться с прекрасными сестрами Уинслоу, — Диана увидела, как напряглась Сесили, когда Баннастер не выделил ее, — я не мог спать, поэтому еще до рассвета покинул Ричмонд, зная, что мои люди вскоре нагонят меня.

Диана видела, что Толбот и другие солдаты смотрят на него как-то неуверенно. Их смущала оплошность виконта, который поехал один, вместо того чтобы разбудить свою охрану.

Зачем Баннастеру понадобилось лгать?

— Но из-за бури я потерял дорогу и много часов проплутал, совершенно выбившись из сил. Мне посчастливилось набрести на усадьбу арендатора, и семейство приняло меня у себя и позаботилось обо мне. Позднее они сказали, что у меня началась ужасная лихорадка, но я мало помню, что со мной было. Только вчера я пришел в себя и весь день потратил на восстановление сил. Сегодня они доставили меня сюда в своей повозке, потому что в бурю я потерял коня. Они отказались войти и получить вознаграждение, сказав, что просто поступили по-христиански, помогая попавшему в беду.

Пока по залу прокатывались волны одобрительного шепота, Диана не спускала с него глаз. Ей хотелось сказать, что для человека, только что перенесшего тяжелую болезнь, он выглядит что-то уж слишком здоровым, но это вызвало бы всеобщее возмущение. Он не стал разоблачать ее вероломство, а вместо этого придумал целую историю. Но она не могла расслабиться и почувствовать себя в безопасности, ведь в любой момент он мог сделать это. Что он задумал?

— Милорд, — заговорила Сесили, — как это ужасно! Я хотела бы поблагодарить тех добрых людей, которые дали вам приют. Вы знаете, кто они?

Он покачал головой:

— Им ничего не было нужно от меня, и я почитаю своим долгом уважать их желание.

Диана собралась уже в страхе отвести глаза, но не могла оторвать от него взгляд, как если бы он был змеей, приготовившейся нанести удар.

— Милорд, вы, должно, быть, голодны, — сказала Сесили, беря его за руку и увлекая за собой на помост. — К тому же вы сильно продрогли. Кто-нибудь, подбросьте в камин еще поленьев! Пожалуйста, садитесь со мной и поужинайте.

Диана хорошо знала свою сестру; Сесили хотела усадить виконта так, чтобы он оказался подальше от Дианы. Но Баннастер спокойно подошел и сел рядом с Дианой, вынудив Сесили сесть по левую руку от него.

— Леди Диана, — сказал он любезным тоном, — вы не представляете себе, как приятно в конце концов оказаться здесь и наслаждаться вашим гостеприимством.

Она только наклонила голову, понимая, что он просто наслаждается властью над ней.

Он откинулся на стуле и переводил взгляд с одной сестры на другую.

— А находиться между двумя такими прелестными дамами — это большая честь для меня.

Диана не выдержала.

— Разве в Лондоне нет красивых женщин? — спокойно спросила она.

Если бы Сесили умела глазами метать кинжалы, Диана упала бы замертво.

Баннастер засмеялся. К смятению Дианы, его низкий, бархатный голос, казалось, проникал внутрь, волновал ее. А ведь она и так была совершенно растеряна!

— Леди Диана, вы слишком умны, я просто робею в вашем присутствии, — сказал Баннастер. — Обычный комплимент не годится для вас.

— Зачем вам делать мне комплименты? Вы ведь здесь из-за моей сестры.

Он принял чрезвычайно удивленный вид.

— Разве я неясно выразился в моем послании? — Он обворожительно улыбнулся Сесили, а потом повернулся к Диане. — Король послал меня познакомиться с вами обеими.

Диана сузила глаза. Эта ложь наверняка была частью его плана, направленного против нее.

Баннастер взял обеих за руки — она с трудом удержалась от того, чтобы не вонзить в него ногти. Ощущение беспомощности бесило ее.

— Я с нетерпением буду ждать вашего решения, не подойду ли я одной из вас в мужья.

Диана заметила, как Сесили заморгала, удивленная и сбитая с толку. Его слова прозвучали так, словно он предлагал им самим решать, какой из них он подходит, но это явно был хитрый ход. Он делал сестер соперницами, по крайней мере в глазах Сесили. Диане придется иметь дело и с разъяренной сестрой, и с ухаживанием Баннастера. Зачем ему это нужно? Глупо так наказывать ее и мучить Сесили.

К удивлению Дианы, Сесили быстро оправилась от шока и улыбнулась так, что любой мужчина совершенно потерял бы голову.

— Милорд, — промурлыкала она, — как мило с вашей стороны быть таким любезным. Я благодарю вас за то, что вы столь добры к моей сестре.

Диана едва не улыбнулась, невольно восхитившись негодницей. Сесили подавила свой гнев, продемонстрировала душевную щедрость и представила Диану жалкой — все сразу. Ее сестра определенно выиграла первое сражение, смиренно подумала она.

Слуги толпились у стола, предлагая блюда из говядины и баранины, пироги с разнообразной начинкой и сдобренные специями жареные овощи. Диана не могла не видеть, с каким воодушевлением Баннастер набросился на еду; на его тарелке выросла целая гора всяких яств. Но ведь она не заставляла его голодать, с досадой думала Диана.

Пока он ел, Сесили следила, чтобы его кубок всегда был полон, чтобы, когда он брал хлеб, рядом с его рукой всегда оказывалось масло и чтобы ее приветливая улыбка всегда оказывалась на линии его взгляда. Если бы только Диана могла сказать сестре, что одобряет ее поведение…

Но это было бы неправдой. Ее настороженность сменилась крепнущей решимостью. Если Баннастер не намерен открывать ее секрет, какова бы ни была причина, по которой он принял такое решение, она должна, пока можно, воспользоваться этим в своих целях. Она еще не выполнила задание Лиги. Баннастер только что дал ей замечательную возможность находиться рядом с ним, пока она будет составлять донесение в Лигу. Досада Сесили ей только на руку.

Ох, это не очень-то справедливо по отношению к сестре, упрекнула себя Диана. Они теперь взрослые. Диана всегда была готова терпимо относиться к сестре, но Сесили продолжала вымещать на ней свое недовольство. Так что гармонии в их совместном проживании не получалось.

Вдруг она ощутила на своем бедре руку Баннастера. Она застыла и бросила на него быстрый взгляд, но увидела только его затылок, потому что он продолжал разговаривать с Сесили. Она попыталась стряхнуть его руку, но ей это не удалось, а если бы она применила больше усилий, это могло быть замечено другими.

Бешенство и беспомощность боролись в ней. Смятения добавляло то, что его длинные пальцы переместились выше и теперь ощутимо приблизились к месту, прикасаться к которому не дозволялось никому. Не думал же он, что она позволит ему непристойности, если он будет хранить ее секрет? Его рука скользнула между ее бедер. Она инстинктивно среагировала, схватив его мизинец и отогнув его назад. Когда его рука дрогнула, она позволила ей убраться, заметив, что он как ни в чем не бывало продолжал слушать и отвечать Сесили.

Когда Баннастер закончил есть, Сесили сказала:

— Милорд, на пути ко мне вы испытали много лишений. Теперь позвольте мне предложить вам достойный отдых. У нас есть замечательные менестрели, и если вы соблаговолите пригласить меня на танец…

Баннастер покачал головой:

— Если вы не против, миледи, я хотел бы удалиться для отдыха и воспользоваться вашим любезным предложением в другой раз. Прошу великодушно меня простить.

— О, конечно, вы ведь еще не до конца оправились от болезни, — продолжила Сесили, явно скрывая за сочувствием разочарование.

— Но я не хотел бы лишить удовольствия вас, — сказал он. — Нет нужды прекращать веселье.

— Благодарю вас, милорд, — отвечала она, с обожанием глядя на него.

— Я провожу вас в вашу спальню, лорд Баннастер, — сказала Диана. — Я тоже рано ухожу. — Она проигнорировала ярость шокированной сестры, которую той не удалось полностью скрыть. Сесили не могла не подумать, что Диана захотела переключить внимание виконта на себя. Так и было, но по другим причинам, нежели те, которые вообразила Сесили.

Баннастер вежливо улыбнулся:

— Благодарю вас, миледи… Я так устал, что могу зайти не туда, куда можно.

— Это вам свойственно, — пробормотала она и осеклась, гадая, как он поступит в ответ на ее дерзость.

Он только усмехнулся.

Она пошла вперед, зная, что он идет следом и внимательно наблюдает за ней. Насколько правильно он ведет себя в глазах обитателей замка? Конечно, он только что объявил всем, что будет присматриваться и к ней, оценивать ее, словно она лошадь, которую собираются купить. И вот теперь каждая служанка и каждый слуга с улыбкой смотрят на нее, взбудораженные тем, что он обратил на нее внимание. Гнев и страхи Дианы утихли, когда она поняла, что ее люди переживают за нее. Несколько лет тому назад она появилась здесь почти чужой, и они стали ее семьей. Она не могла чувствовать себя тут как дома, поскольку знала, что находится здесь только по капризу брата, который в любое время может изменить свои намерения.

А теперь ее судьба была в руках еще одного мужчины.

Она поднялась по главной лестнице, потом мимо нескольких слуг прошла по освещенному факелами коридору к винтовой лестнице, ведущей на следующий этаж. Еще раньше ей довелось выдержать битву с Сесили, которой пришла в голову нелепая мысль поселить виконта в соседней с ее спальне.

На следующем этаже Диана жестом указала на закрытую дверь.

— Разве учтивость не позволяет вам открыть ее для меня? — спросил Баннастер, все еще с приклеенной улыбкой на губах.

Стиснув зубы, она сделала это. Кто-то уже приходил сюда после появления в замке виконта, потому что свечи были зажжены, и от веселого огня в камине в комнате стало уютно.

Дверь стукнула позади нее. Баннастер обхватил девушку за талию и притиснул к стене. Потрясенная, она не могла поверить, что он решил наказать ее физически. Он пригвоздил ее бедра своими, широко развел ее руки, когда она попыталась сопротивляться, и приник к губам.

Куда-то делась ее хваленая способность защищаться, все мысли вылетели из головы, и она забыла все, что стояло между ними, осталось только желание дальнейшего. Его губы впивались в ее рот, его язык дразнил и в конце концов проложил дорогу в него. Том склонил голову набок и все крепче целовал ее, прижимаясь всем телом. И хотя он все еще не согрелся после долгого пребывания на холоде, там, где его тяжелая плоть прижималась к ней, она ощущала жар. Ее груди больно расплющились о его грудь; внизу живота нарастала острая потребность в чем-то.

Он втиснулся между ее бедрами, и она застонала, окончательно признав поражение.

Глава 8

Она как сладчайшее вино, думал Том, потерявшись в наслаждении, которое дарил ее рот. Его язык не встретил сопротивления, хотя ему показалось, что она была совершенно неопытной, и это удивило его. А дальше он уже ни о чем не думал, потому что весь ушел в ощущения. Ее тело было большим и плотным, не таким приятно мягким, как у большинства женщин. Ее маленькие груди так соблазнительно прижимались к нему, что он наслаждался каждым их сладостным изгибом.

Он хотел только поцеловать ее, чтобы взять верх, показать, чья теперь власть, но все его соображения испарились под натиском страсти. Ее бедра были предназначены вмещать его, его переполняло желание войти в нее, и он еще крепче прижался к ней.

Ее стон, низкий и сладострастный, был гибельным для него. Он отпустил ее руки, стал гладить ее плечи, руки, легко коснулся грудей, потом скользнул ниже, стремясь к ее бедрам. Ему хотелось обхватить их руками, поднять ее, прижаться крепче и…

Ее кулак тяжело ударил в его живот, и он, задохнувшись, отступил назад. Когда он восстановил дыхание, она все еще стояла на месте, вытирая рот одной рукой и разминая другую, которой нанесла удар. Глаза у нее были широко раскрыты, и ему показалось, что в них мелькнул страх за содеянное.

Ему не надо было спрашивать, почему она сделала это. Она запрятала его в темницу, чтобы не дать встретиться с ее сестрой — и еще Бог знает по какой причине, — а от первого поцелуя растаяла.

Том тоже растаял, и это уже опасно. Как мог он забыть, что она сделала с ним, на что она способна? Нельзя допустить, чтобы вожделение пересилило гнев. Он медленно выпрямился, не обращая внимания на боль в животе. Теперь они снова смотрели друг на друга как противники, готовые к схватке.

Он решил, что ему необходимо постепенно завоевать ее доверие, чтобы выведать ее секреты, а пока нужно вывести ее из равновесия. Она считает, что Том хочет разоблачить ее, и не поверит, если он станет отрицать это.

Возможно, она заслужила какое-то наказание.

— Я хотел этого все время, — низким голосом сказал он.

Она часто дышала, что принесло ему удовлетворение. Но в ее глазах все еще читался вызов.

— Так вам понравилось в плену? — насмешливо поинтересовалась она.

— Только в вашем. — Он позволил себе оглядеть ее всю и увидел, что ее грудь часто вздымается. — А вас явно возбуждает присутствие пленника.

Ее лицо стало пунцово-красным.

— Вы просто набросились на меня.

— Прошло немало времени, прежде чем вы решились прервать поцелуй.

У нее не было ответа на эти слова. Они не сводили друг с друга глаз, в ее глазах бушевало мрачное пламя. Как бы она ни противилась этому, под внешним спокойствием внутри ее разгоралась страсть, и потому она возбуждала его больше, чем любая женщина, которую он знал до сих пор. От других ее отличало то, что она была сильной и умной, пожелания оставались женскими. Том докажет ей, что она хочет его, и она по своей воле признает это.

— Как вам удалось бежать? — внезапно требовательным тоном спросила она. — Отвечайте быстрее, потому что вот-вот здесь появятся слуги с ванной для вас.

Он улыбнулся и взял ее за руку.

— Это сделает следующий поцелуй еще приятнее. Она вырвала руку и плюнула на пол.

— Вот что я думаю о ваших поцелуях! Отвечайте на мой вопрос!

Он засмеялся.

— Я разбил кандалы, разумеется, потратив на это много часов. Что до остального, постарайтесь сами догадаться, как я вышел из подвала.

Она сузила глаза.

— Дверь вчера и сегодня не была заперта.

— Интересно почему?

— Так вы могли уйти еще вчера?! Он пожал плечами.

— Что же вы делали? — спросила она с потрясенным видом.

Он только улыбался.

Она шагнула к нему, теперь они оказались лицом к лицу. Она не показывала страха, и он восхищался ею за это. Но не верил до конца. Она не могла не бояться его — того вреда, который он при желании мог ей причинить.

— У вас была возможность разоблачить меня тогда, в главном зале, — сказала она, — поведать всем, что я сотворила с вами, увидеть, как я буду наказана. Почему вы не сделали этого?

Он широко развел руки.

— Я не сообразил, что мне следует действовать в таком порядке.

— Это не ответ, — возразила она сердито.

Его забавляло, как свирепо хмурились ее светлые бровки. Хотел бы он провести по ним пальцами, разгладить, чтобы лицо сделалось мягче. Он видел, какой она была, когда смеялась, не зная, что за ней наблюдают. Опомнившись, он выругал себя за то, что позволил себе отвлечься.

— Если бы я хотел заточить вас в темницу, я мог бы осуществить это и сам, — сказал он намеренно игривым тоном. — Зачем мне поручать это другим?

Она издала звук, похожий на стон, и отскочила от него.

— Я вас не понимаю! Вы узнали, что я не хотела дать вам встретиться с моей сестрой. Вы могли бы получить ее сразу же, рассказав про мое прегрешение. Однако вы объявили, что король послал вас присмотреться и ко мне, будто кто-то мог вам поверить!

— Вы вполне подходящая для меня благородная леди. Почему я не могу выбирать между вами и Сесили? — Он посмотрел на нее, сузив глаза. — Не верю, что вы считаете себя хуже сестры.

Нахмурившись, она махнула рукой.

— Конечно, нет. Но мне известно, кто в нашей семье наделен красотой.

Том снова вплотную придвинулся к ней, зная, что она слишком горда и не отступит. Если бы она сделала глубокий вдох, ее груди коснулись бы его, однако она продолжала спокойно смотреть на него. Он ощущал исходивший от нее слабый аромат — вряд ли это были духи — и только еще больше возбудился.

— Откуда вам знать, что я считаю красивым? — мягко спросил он. — И отчего вы считаете, что красота — это все, чего я ищу?

— Мне все равно, что вы цените в жене, Баннастер. Мы оба знаем, что я никогда не стану вашей женой, и хотя моя сестра жаждет выйти замуж за любого, кто увезет ее отсюда, я все сделаю, чтобы вы не добились ее.

— Пренебрежение и вызов в одном предложении, — усмехнулся он, нежно проведя пальцами по ее мягкой щеке, прежде чем она отпрянула.

— Думайте что хотите, — холодно сказала она.

— Тогда поймите, что вы не заставите меня уехать, что бы вы ни говорили и ни делали. Мне нужна жена, и я проведу здесь столько времени, сколько понадобится, чтобы решить, подходит ли мне одна из сестер Уинслоу. И мне решать, какого наказания вы заслуживаете за то, что сделали со мной.

Он ждал, что она скажет в ответ, но в это время в дверь осторожно постучали.

— Это, должно быть, слуги с ванной, — предупредила она.

— Поскольку вы — старшая дочь, разве не ваша обязанность — лично проследить, чтобы все было подготовлено как надо?

Она в негодовании подняла к потолку глаза.

— Бросьте. Сей старинный обычай давно не соблюдают.

В его воображении возникла картина — они оба мокрые и голые сплетаются в ванне. Она встретила его взгляд с видимой неуверенностью. Неужто она представила себе то же самое?

Он понизил голос:

— Я мог бы настоять.

Но она не струсила, только вскинула голову.

— Вы не станете. Осрамить меня на глазах моих людей — не такого же наказания вы хотите для меня?

Он медленно расплылся в улыбке.

— Вы этого заслуживаете. И очень уж соблазнительно заставить вас прикасаться ко мне.

— Как вы это себе представляете? Вы силой принудите меня?

Улыбка исчезла с его лица. Она уже и так слишком много знала о его тайных страхах. Он не мог позволить ей думать, что она имеет власть над ним.

— Кто говорит о принуждении? Скорее, это ваш метод обращения с людьми.

Он не мог ошибиться — на этот раз она покраснела. Диана подошла к двери и распахнула ее, открыв настоящий парад слуг. Двое несли глубокую ванну, за ними следовало множество других с ведрами воды, от которой поднимался пар. Том удовлетворенно вздохнул. Прошло так много времени с тех пор, как он по-настоящему мылся. Не произнеся больше ни слова, Диана покинула его спальню.

Когда он наконец блаженно растянулся в ванне, отослав последнего слугу, который вызвался помогать ему, его мысли вернулись к сцене, разыгравшейся при его появлении в главном зале замка Керкби. Хотя Сесили Уинслоу действительно оказалась красавицей, у него сложилось впечатление, что за внешним очарованием прячется эгоистичная и себялюбивая натура.

Гораздо больше его занимала Диана, побледневшая и застывшая при виде его. Он старался не смотреть на нее, чтобы продлить ее мучения, заставить гадать, каковы его планы; но когда их глаза встретились, что-то новое зародилось в нем. Остальную часть вечера он провел в ожидании, когда они смогут остаться наедине.

Конечно, он желал ее, но понимал, что сейчас важнее сосредоточиться на том, чтобы узнать, не заинтересовалась ли им Лига. Но он все еще искал себе жену и не исключал, что ею может стать одна из сестер Уинслоу. Сесили при надлежащем руководстве может набраться ума. Она будет благодарна за имя, которое он даст ей, за богатство и защиту. Красавица, она украсит его дом, все будут завидовать ему.

Но Диана… Диана с ее секретами, дерзостью, телесной силой и необычными способностями, столь непохожая на других женщин, интересовала его гораздо больше. По крайней мере в данный момент. Как только он разузнает о ней все, чары развеются. Он снова станет самим собой и сможет принять правильное решение, которое определит его будущее.

Диана сидела в главном зале, ожидая, когда принесут еду. Баннастера все не было, что расстроило Сесили, которая выглядела совершенно очаровательно в зеленом платье и лентами в цвет ему в распущенных белокурых волосах.

— Как ты думаешь, где он? — волновалась сестра, не сводя глаз с лестницы, как если бы ее желание могло заставить виконта материализоваться на ней.

Диана заставила себя улыбнуться служанке, которая принесла хлеб и масло.

— Не знаю. Но он явно не из смиренников и не спешит возблагодарить Бога за то, что остался жив и здоров.

Ее сестра нахмурилась.

— Но… его не могут отлучить от церкви за грех непосещения обедни?

— Муж, отлученный от церкви. Если такое случится, пострадает его семья, все, чем он владеет. — Диана наблюдала за Сесили, надеясь посеять в ней сомнения.

Сестра разломила хлеб.

— Ну, этого не случится. Когда я выйду за него замуж, мне удастся убедить его, что он должен примириться с церковью ради наших детей.

Диана вздохнула и продолжила есть, не чувствуя вкуса пищи. Она понимала — чтобы оторвать Сесили от красавца виконта, требуется нечто большее. Перепалка с Баннастером прошлой ночью не выходила у нее из го ловы.

Как и ошеломительный поцелуй.

Она тряхнула головой, чтобы избавиться от ощущения слабости, которое охватило ее даже теперь — при одной мысли о его теле, вжимавшемся в нее. Что с ней происходит?

Но угроза исходила не только от его тела. Весь ее мир мог рухнуть по одному его слову. Ее брат Арчи, в случае если бы ее поведение отразилось на его положении при дворе, пришел бы в ярость и мог бы отречься от нее.

Не лучше ли было бы, если бы Баннастер разоблачил ее и все уже осталось бы позади, чем постоянные мучения от неизвестности и страха? В конце концов, это вопрос времени.

И за оставшееся короткое время ей нужно выполнить обязательства перед Лигой, потому что если брат откажется от нее — а он так и сделает, благо получит к тому повод, — ей потребуется помощь Лиги.

Странно, что она вообще может рассуждать, когда ее преследует видение: Баннастер, сидящий в ванне. И она прикасается к его блестящей коже. Что она сможет сообщить Лиге, если ей не удастся превозмочь вожделение?

Застонав, она уронила голову на руки.

— Что с тобой? — зло спросила Сесили. — Ты получила все, что хотела. Ты украла у меня его внимание…

— Я не просила его. — Диана не подняла головы.

— Не думай, что я облегчу твою задачу. Я без труда очарую его. Вот увидишь!

— Не сомневаюсь, — буркнула Диана.

— Когда я окажусь с ним рядом, ты должна держаться на расстоянии.

Диана вздохнула.

— И надевай самые старые платья — или эти твои мужские штаны! Так будет лучше всего.

Диана подняла голову и вытаращила на сестру глаза.

— Ну, это уж слишком!

— Значит, ты признаешься, что хочешь заполучить его! — сделала вывод Сесили.

— Не хочу. И тебе не советую. Пойми, у него плохая репутация.

— Ушам своим не верю, ты уже отговариваешь меня! — потрясенно произнесла ее сестра.

Диана только вздохнула:

— Я хочу, чтобы ты подумала над этим. Не соглашайся выходить замуж за первого встречного.

— У него титул, богатство, он хорош собой и молод. Чего еще мне желать? И я достойна его! — горячо заявила Сесили, как если бы ждала, что Диана начнет возражать.

— Есть другие вещи, которые делают брак успешным. Твой муж должен заслуживать твое уважение, а я не уверена, что Баннастера можно уважать. Ты знаешь, что он пытался силой принудить женщину выйти за него замуж?

Сесили пожала плечами и усмехнулась.

— Глупая женщина. Ему не нужно будет принуждать меня.

Прежде чем Диана смогла ответить, ее сестра задохнулась и прошипела:

— Вот он. Уходи, Диана.

Диана не удержалась и посмотрела в сторону лестницы, по которой в зал спускался Баннастер. Одежду, в которой он был, она видела в его седельной сумке. За ночь слуги привели ее в порядок. В темно-красном камзоле, распахнутом, чтобы был виден синий дублет, надетый на белую рубаху, он выглядел как истинный лондонский аристократ. Костюм дополняли хорошо подобранные чулки, туфли из дорогой кожи и шляпа с пером, слегка наклоненным назад. Он побрился — должно быть, первый раз за неделю — и не только стал выглядеть моложе: обнаружилось, что у него красиво очерченный квадратный подбородок, подчеркивающий прекрасную форму чувственных губ.

«Чувственных? — ужаснулась своим мыслям Диана. — Дворцовый павлин, который явился произвести впечатление на простых жителей севера!»

Но ему это удалось, неохотно признала она. Диана видела, как сияют глаза ее сестры, какой благоговейный трепет она испытывает, как радуется. Диану мучила совесть, она почти жалела, что не может позволить Сесили получить то, чего та всегда хотела.

Но по множеству причин это не должен быть виконт Баннастер — не в последнюю очередь из-за того поцелуя прошлой ночью. Было ли его поведение частью наказания? Дрожь пробежала по ее телу.

— Доброе утро, милорд, — приветствовала его Сесили с детской восторженностью.

Она что, не понимает, что слишком явно выражает свои желания?

Баннастер ответствовал широкой улыбкой, продемонстрировав превосходные белые зубы; в его карих глазах плясало веселье. Диана чувствовала, что не должна позволить себе поддаться его обаянию.

Она заметила, что, подойдя к ним, он быстро оценил обстановку и принял во внимание, что Сесили сидела рядом с Дианой, которая примостилась на краю стола. Видимо, посчитав неудобным просить Сесили подвинуться, он без колебаний занял место рядом с ней. Диана с облегчением вздохнула. Она не могла допустить, чтобы сестра стала подозревать о существовании особых отношений между ней и Баннастером.

Диана прислушалась к словам Сесили, которая завладела вниманием виконта, задавая ему вопросы.

— Вы отважно отправились на север перед самым Рождеством, милорд, — сказала она. — Дороги, должно быть, были ужасны?

— Только в самом конце пути, мистрис Сесили, — ответил он, проглотив ложку густой горячей похлебки. — Но меня это не остановило, ведь я знал, что моего приезда ждут две очаровательные женщины.

Диана чуть не поперхнулась.

— Праздники всегда гораздо веселее, когда в доме гость, которого хочется хорошо принять и развлечь, — сказала Сесили. — Обещайте, что останетесь у нас на несколько недель.

Диана не удивилась, когда он горячо поблагодарил ее за такое предложение.

— У вас дома осталась семья? — поинтересовалась Сесили. — Им будет не хватать вас?

Его лицо потемнело.

— Нет, мистрис. Мои родители и брат умерли несколько лет тому назад. Это единственная причина, по которой я стал виконтом, а не священником.

Сесили удивилась:

— Так ваш брат был виконтом до вас? Он, наверное, умер совсем молодым.

Баннастер бросил на нее быстрый взгляд, и Диана отгадала его мысли — он предположил, что Сесили кое-что знает о его прошлом.

— Это не была естественная смерть, — ровным голосом сказал он. — Кто-то убил его, и преступник так и не был найден.

Он говорил это всем? Та далекая ночь стояла у нее перед глазами, ее беспомощность перед жестокостью и силой покойного виконта, ее отчаянные попытки вырваться, и в конце — его смерть. Она освободила женщин от страха перед ним, избавила Баннастера от предназначенной ему участи священника. Правда, в глазах людей он еще может оставаться виновным. Он, разумеется, сожалел о том, что помог несчастной, — и еще больше сожалел бы, если бы знал, что это была она.

— Какая ужасная трагедия! — Сесили взглянула на Диану, не зная, что сказать, выслушав печальный рассказ.

Диана внимательно наблюдала за Баннастером. Он не стал утверждать, что попал в подозреваемые. А если использовать это против него — чтобы убедить Сесили не выходить за него замуж? Можно попробовать.

Ну и ну, в кого она превращается?

— Я не хочу возвращать вас к печальным воспоминаниям, — заявила Сесили. — Почему бы вам не рассказать мне о вашем доме, чем он отличается от моего?

— Вы выросли здесь? — спросил Баннастер. Сесили покраснела.

— Нет. Но наш брат недавно женился, а вы знаете, как раздражает нас, женщин, когда приходится жить вместе с золовкой. Но сейчас это мой дом, пусть и маленький.

— Мой больше, это так, но здесь есть нечто притягательное. — Он взял ее руку и сжал.

Он не стал рассказывать о своем доме, и Диана вынуждена была признать, что он щадил их чувства. Не мог же Том знать, что Сесили жаждет услышать о великолепии его владений.

— Может быть, вы, леди, покажете мне Керкби-Кип? — обратился он к сестрам.

— Я с удовольствием, но вряд ли это интересно Диане. Диана подняла бровь и с интересом ждала, как Сесили объяснит свои слова.

— Она не так хорошо знает хозяйство, как я, потому что много времени проводит с мужчинами.

Эти слова можно было воспринять по-разному. Во взгляде, который Баннастер бросил на Диану, промелькнуло что-то похожее на озорство.

— Как я понял, вы — старшая сестра, леди Диана, вам надлежит вести хозяйство.

— О нет, — заторопилась Сесили, не давая Диане открыть рот. — У нее необычные привычки. Вместо того чтобы заниматься тем, чем полагается заниматься женщинам, она предпочитает упражняться в мужских искусствах.

Баннастер не выглядел шокированным — скорее заинтересованным, и Сесили поняла, что ее уловка не сработала. Но она хорошо знала сестру: та не откажется от борьбы.

— Леди Диана, вы в самом деле упражняетесь на арене для состязаний? — спросил он.

— Представьте себе.

— Разве вам необходимо научиться защищать себя? У вас есть брат, у которого, конечно же, больше возможностей для этого.

Он испытующе наблюдал за ней, будто хотел вызнать что-то. Том уже оценил ее таланты, когда напал на нее в подземелье.

— Разумеется, наш брат всегда поможет, — согласилась Сесили, — вот почему наша мама была очень недовольна ее… занятиями.

— Однако отец дал мне разрешение, — добавила Диана.

— Что привело брата в ярость, — напомнила Сесили. Диана внутренне поморщилась, Баннастер достаточно умен, чтобы сделать вывод о неприязненных отношениях между отцом и сыном, в результате чего ей и было позволено заниматься боевыми искусствами. Брат не слишком заботился о сестрах, и это обстоятельство Баннастер может использовать против нее.

— Так, может быть, начнем осматривать Керкби-Кип? — предложила Сесили, вставая.

Диана видела, что Баннастер еще не покончил с едой, но учтиво поднялся и последовал за ее сестрой. Воспользовавшись, тем, что Сесили отвернулась, он бросил на Диану оценивающий взгляд и медленно растянул губы в улыбке. Диана поняла, что он не даст ей сегодня спокойно поупражняться на арене для турниров.

Что ж, пусть приходит и смотрит, подумала она. Если, узнав о том, что у Сесили не слишком завидные родственники, он откажется от своих намерений жениться на ней, тем лучше.

Его реакция на необычные способности Дианы многое прояснит. Вдруг он решит, что она опасный противник? В конце концов, она упражнялась гораздо дольше, чем он. Ее люди признавали ее мастерство и смотрели на нее как на ровню. Некоторые рыцари, высоко оценивая ее искусство, даже протестовали против ее участия в соревнованиях.

Но Баннастер выглядел скорее заинтригованным. Она была… взбудоражена, встревожена, и ей очень хотелось увидеть, как он отнесется к ее воинской сноровке.

Глава 9

Том шел позади Сесили, показывающей ему замок, видел, что все тут приходило в упадок, и в нем росла неприязнь к лорду Уинслоу, который отправил сюда своих сестер вместо того, чтобы поселить их с собой в родовом поместье или в Лондоне. Он терпеть не мог людей, пренебрегающих своим долгом.

Но в каком бы состоянии ни находился замок, он не мог не видеть, что его обитатели и крестьяне из соседней деревни были по большей части жизнерадостны и прилежно исполняли свои обязанности. Была ли в том заслуга Дианы? Он готов был признать притягательность ее тела, но восхищаться ее бойцовскими достоинствами совсем не спешил, изведав их на себе. К тому же у него были свои планы. Однако становилось все очевиднее, что многие вокруг уважают ее.

Это было заметно даже по тому, как люди реагировали на одно упоминание ее имени. Нельзя было также не заметить, что Сесили передергивало при упоминании о сестре и что в глазах окружающих, когда они видели эту девушку, появлялась настороженность.

Том снова и снова размышлял над тем, какие отношения сложились у девушек, почему Диана так не хотела, чтобы он женился на ее сестре.

Осмотр дома, помимо всего прочего, давал большие возможности узнать, не появлялся ли кто-нибудь в Керкби-Кип в последнее время, кто мог бы являться членом Лиги. Когда Сесили повела его осматривать хозяйственные постройки, примыкающие к стене — конюшни, кузницу и даже маслобойню, — он будто невзначай стал спрашивать, как долго тот или другой работник живут здесь. Если Лига клинка сумела заслать сюда своего человека, то кто это был? Том никак не мог понять, замешана ли здесь Лига. Но как иначе Диана могла узнать об ошибках, совершенных им в замке Олдерли? Должен же существовать какой-то способ выяснить это.

Он проявил максимум терпения, когда Сесили захотела показать ему комнату, где женщины ткали и шили, но под конец спросил: «А где здесь арена для турниров?»

Похоже, она ждала этого вопроса, потому что наградила его милой улыбкой и повела за собой. Может быть, среди рыцарей и воинов притаился кто-то из Лиги и выжидает, не выдаст ли себя Том, не обнаружится ли, что он виноват в смерти брата. Хотя он ни в чем не был виноват, следовало оставаться настороже, чтобы не усилить подозрения.

В сравнении с предыдущими днями значительно потеплело, временами через рваные облака проглядывало солнце. С крыш сползал снег и шлепался вниз, растекаясь лужами.

Арена для состязаний в дальнем углу внутреннего двора тонула в грязи. Но это не смущало Тома, человека, который большую часть жизни был лишен того, что мужчины считают своим неотъемлемым правом: возможности защищать себя к своих родных, В детстве он прятался где-нибудь вблизи арены, страстно желая быть похожим на своего брата, которого в те далекие дни считал достойным восхищения.

Том с интересом наблюдал упражнения в боевых искусствах. Несколько десятков мужчин тренировались в разных его видах — от фехтования на шпагах до состязаний в меткости метания кинжалов. Всадники галопом направляли лошадей на столб со щитом на перекладине, который всадник должен был пронзить мечом.

Том легко отыскал глазами троих своих воинов, хотя те и были все в грязи. Они упражнялись в отражении ударов кинжалом, стараясь обезвредить противника и прижать его к земле.

Он не увидел Диану, пока Сесили не пришла к нему на помощь: «Моя сестра там, с вашими людьми, она считает, что кинжал подходит ей больше всего».

И лишь тогда Том узнал ее. Высокая для женщины, одного роста с некоторыми мужчинами, она выделялась стройностью. На ней были штаны и кожаный жилет воина длиной до середины бедер, сглаживающий изгибы ее тела. Ее светлые волосы были убраны под шлем.

Он задохнулся, осознав, что она двигалась по кругу напротив его капитана, Толбота, который был на голову выше и в два раза шире в плечах. Тому не следовало выдавать свое волнение, потому что Сесили, разговаривая с ним, пожирала его глазами.

— Не опасайтесь за мою сестру, — произнесла она с преувеличенным равнодушием. — Она с самого детства участвует в поединках с мужчинами. Ей это очень нравится. Почему она предпочитает поединки тонкому искусству вышивания, я никогда не смогу понять.

Голос Сесили, казалось, доносился издалека. Том задержал дыхание, с изумлением глядя, как Толбот выбросил вперед кинжал, а Диана легко увернулась, так что кинжал прошел ниже ее руки, которой она нанесла Толботу удар в челюсть. Тот не удержался, шагнул назад и добродушной ухмылкой ответил на радостные возгласы людей из Керкби.

Диана по крайней мере соревновалась с человеком, который уважал ее искусство. Том знал многих мужчин, которые почувствовали бы себя оскорбленными, если бы женщина взяла над ним верх. Продолжая наблюдать за тем, как она делала ложные выпады, уходила в сторону, наклонялась и наносила удары, Том все более возбуждался. Он напоминал себе, что не надо быть глупцом, что эта женщина засадила его в подземелье, что у нее есть секреты и она собирается использовать их против него.

Но эти соображения отступали перед желанием оказаться с ней в одной постели. И Том тут же решил — он обязательно добьется, чтобы Диана по собственному желанию отдалась ему. Он хотел, чтобы ее длинные сильные ноги обхватили его, хотел погрузиться в тепло ее тела.

— Лорд Баннастер?

Он вдруг снова услышал голос Сесили и понял, что она спокойно и внимательно наблюдает за ним. Он ослепил ее своей самой обворожительной улыбкой.

— Да, миледи.

— Вы где-то… витаете.

— Придя сюда, вспомнил, что, прошло немало времени с тех пор, как я упражнялся в боевых искусствах последний раз. Ваши люди отменно подготовлены, и я уверен, что во время моего пребывания здесь получу удовольствие, состязаясь с ними.

— Но… моя сестра, несомненно, раздражает вас. Я прошу извинения за это.

— Она ведет себя вполне естественно, — уклончиво ответил Том. — Все мы делаем то, что считаем должным. Все же… не могу понять, как вашей сестре разрешили упражняться на равных с воинами. Ваша матушка наверняка находила для нее много других занятий.

— Да, так и было, — согласилась Сесили.

Том видел — она осторожно подыскивает слова, и подумал, что, хотя Сесили и видит в сестре соперницу, она не хочет слишком очевидно показывать этого и предстать жестокосердной.

— Я признаю, — продолжила Сесили, — моя сестра делала все, что требовала от нее мама. — Она помолчала, как если бы внезапно обнаружила, что проговорилась. — Но Диана своенравная и упрямая. Ей было мало того, что положено женщине. Она все время хотела большего. Наш брат Арчи застал ее, когда она упражнялась в метании кинжала. Ей тогда было двенадцать лет. Арчи решил, что она издевается над ним. Ему такие штуки давались с трудом; он много тренировался, чтобы угодить отцу, который не часто бывал им доволен. Чтобы наказать Арчи за его плохое отношение к Диане, отец позволял ей заниматься с мальчиками после того, как она заканчивала делать то, что говорила ей мама. — Она остановилась и сделала глубокий вдох, как бы испытывая неловкость за все сказанное.

Том перевел взгляд на Диану. Теперь он лучше понимал взаимоотношения в семье, в которой брат отослал сестер в удаленный замок, вместо того чтобы позаботиться о них и найти им достойных мужей. Уинслоу по-прежнему испытывал к сестре детскую ревность, только она теперь проявлялась иначе, поскольку он приобрел власть над сестрой.

— Похоже, в вашей семье непростые отношения, — сказал Том, и это явно было преуменьшением. — Очень жаль.

— Да, моя семья так и не смогла понять, что поведение Дианы бросает тень на всех нас.

Том же подумал, что виной всему явилось ребячество отца, неправильно поведшего себя по отношению к сыну, но он не собирался высказывать этого вслух. Он встал так, чтобы видеть Диану в нагрудном панцире. Сесили утомленно вздохнула. Он понимал — та хотела, чтобы он убедился, насколько безрассудна ее сестра, но если он проведет здесь слишком много времени, не станет ли она подозревать, что он неравнодушен к ней?

Он не собирался выказывать свою одержимость Дианой. Эта женщина владела секретами, которые ему необходимо было вызнать, она оказалась серьёзным противником. Что же до Сесили — он пока не знал, кем она может стать для него, еще не решил. Том неохотно отвернулся от арены, чтобы продолжить осмотр замка.

Диана помнила, когда Баннастер ушел, точно также, как она не забыла, когда он подошел. Она с трудом удержалась от того, чтобы не бросить на него вызывающий взгляд, дав понять, что не собирается мириться с его попытками подчинить ее и контролировать ситуацию.

Но непривычный страх, который она неожиданно стала испытывать, легко мог лишить ее сил, если она потеряет осторожность. Так что она перешла к выполнению упражнений, делая выпады и парируя удары воображаемого противника, чтобы укрепить мышцы рук к ног.

Она не знала, что думает Баннастер о ее способностях, хотя на него, несомненно, произвел впечатление отпор, который она дала ему в подземелье. Почему ей так хотелось проникнуть в его мысли? Она со злостью вонзила меч в набитое соломой чучело, служащее мишенью. Ее никогда не заботило, что думают люди о ее странной приверженности к чисто мужским занятиям боевыми искусствами. Она редко задумывалась о том, нужен ли ей муж, поскольку была очень занята ведением хозяйства в Керкби-Кип и тайным обучением всему, что должен знать и уметь член Лиги клинка. Она никогда не предполагала, что будет вести жизнь, привычную для женщины.

Тогда почему появление Баннастера заставило ее гадать, будет ли у нее муж, если учесть, какую жизненную стезю она выбрала для себя? Она вдруг ощутила… растерянность и неуверенность, как будто ее убеждения начали тускнеть.

Что с ней происходит? Да, ей пришлось заключить мужчину в подземелье. Разве ее цели могут от этого коренным образом измениться? Или она просто боится, что, когда он наконец решит, как ее наказать, шансов на нормальную жизнь уже не останется? Она вымещала свои сомнения на мишени, вновь и вновь вонзая в нее меч, пока не заболели руки. Несмотря на зимний холод, лицо ее заливал пот.

— Мистрис Диана?

Тяжело дыша, она рывком вытащила меч из мишени и неосторожно развернулась к тому, кто окликнул ее. Начальник стражи Нэш быстро шагнул назад, чтобы не угодить под удар.

Диана опустила руки с мечом.

— Простите, Нэш. Вам что-то нужно?

На его грубом простодушном лице отразилось беспокойство.

— Вы, похоже… слишком усердны сегодня, мистрис. Что-то не так?

К удивлению Дианы, ее солдаты и рыцари старались не смотреть на нее. Люди же Баннастера откровенно пялились.

— Все в порядке, мне просто захотелось проверить, достаточно ли у меня сил, — сказала она, выпрямляясь и протягивая ему меч. — На сегодня я закончила. Велите его почистить и отнести ко мне.

— Да, мистрис.

Диана не могла не заметить любопытство в его глазах, но проигнорировала его, повернулась и пошла, ступая по грязи. Она старалась для Сесили с ее спутником и даже не побоялась стать развлечением для Баннастера, не совсем понимая, как относится к тому, что он наблюдает за ней. Она хотела, чтобы он оценил ее мастерство. Но почему ее так заботило его мнение?

Погруженная в свои мысли, она, глядя себе под ноги, молча прошла через главный зал и поднялась к себе в спальню, где ее уже ждала бадья с горячей водой. Слуги знают свои обязанности, подумала она, стараясь стряхнуть с себя странное состояние. Они знали, что она предпочитает принимать ванну на ночь, так что приготовили только самое необходимое, чтобы она могла привести себя в порядок после тренировки.

Но сегодня она предпочла бы ванну, думала Диана, осторожно снимая с себя покрытую грязью одежду. Она несколько раз падала, так что ее одежда приобрела весьма неприглядный вид. Не избежала она и новых синяков.

Придвинув широкую бадью поближе к огню, она забралась в нее, обтерла лицо и тело намыленной мочалкой и стала обливаться теплой водой. Даже возле камина она поеживалась от холода. Поэтому быстро обернула вокруг тела чистую простыню и отерла грязь с рук. Наклонившись, чтобы смыть грязь с особенно сильно измазанной ноги, она услышала, как открылась и потом закрылась дверь.

Не поворачивая головы, она сказала:

— Мэри, мне нужно еще воды. Я сегодня очень измазалась.

Ответил мужской голос: — Дайте мне полотенце. Мне говорили, что у меня хорошо получается тереть спину и прочее.

Диана распрямилась так быстро, что чуть не потеряла равновесие, но сумела придержать простыню, которая начала сползать с ее груди. Баннастер, усмехаясь, прислонился к двери, неторопливо окидывая ее взглядом с головы до ног.

Никогда в жизни она не ощущала себя такой беззащитной. Здесь, в своем замке, чувствуя себя в безопасности, она забыла все, чему ее учили в Лиге, не приняла мер предосторожности от чьего-либо вторжения. Неправильная оценка ситуации привела к тому, что она снова оказалась один на один с Баннастером и дала ему преимущество. Она не попыталась прикрыть себя, ведь это было бы проявлением слабости. Ей оставалась только гордость, хотя она не знала, можно ли в такой ситуации испытывать гордость.

— Немедленно покиньте мою спальню! — холодно распорядилась она.

— И не подумаю.

Но по крайней мере он не двинулся к ней.

— Вам надлежит быть возле моей сестры.

Он поднял темную бровь, но не перестал улыбаться своей насмешливой улыбкой. Казалось, она должна была сердиться на него, но в действительности испытывала совсем другие чувства, и он знал это. Черт бы его побрал!

Он тихонько засмеялся и медленно пошел к ней, слегка покачиваясь и поигрывая мускулами. А что, если схватиться с ним в поединке — способна ли она выстоять против него?

Она ненавидела разгоравшееся в ней тепло, желание сдвинуть ноги, не от страха, но чтобы не ощущать странную, медленную пульсацию, возникшую в глубине тела. Она не могла позволить ему заметить ее растерянность, поэтому распрямила плечи и позволила разглядывать ее, пусть от полной наготы ее спасала лишь тонкая ткань.

— Помнится, — заговорил он доверительным тоном, обходя ее по кругу, — когда я сидел в подземелье, то я мылся, а вы смотрели.

Она покосилась на него через плечо.

— Вы забыли, что вам доставляло удовольствие раздеваться передо мной, зная, что мне это неприятно. Вы заставили меня смотреть на то, что полагается делать без свидетелей. И вот снова вы проявляете свойственную вам неделикатность, грубо нарушая уединение порядочной женщины. Не думаете ли вы, что можете шантажом заставить меня ответить вам взаимностью? Я скорее сгнию в подвале.

Обходя ее, он придвинулся слишком близко. Их плечи почти соприкасались, а низ его камзола касался прикрывающей ее простыни.

— Прочь от меня, — произнесла она тихим зловещим голосом, стараясь удержаться от мольбы. — Если вы думаете, что раз я без одежды, то не смогу вышвырнуть вас за дверь, а потом…

— А потом все узнают, что мы тут с вами уединились. Вы что, пытаетесь заставить меня жениться на вас?

— Я бы не вышла за вас замуж, даже если бы вы были…

— Вы ошибаетесь относительно моих намерений, Диана, — снисходительно прервал он ее, останавливаясь напротив. — Я наблюдал сегодня за вашими поединками с мужчинами, и ваше мастерство произвело на меня большое впечатление. Однако такие упражнения должны портить нежную женскую кожу, и теперь я вижу, что так оно и есть.

Сдерживая свой гнев, она глубоко вздохнула, отчего ткань на ее груди сползла, и ей пришлось потянуть ее вверх слишком откровенным движением.

— О чем это вы, Баннастер?

Он пальцем дотронулся до ее плеча, и она чуть было не ударила его, чтобы поквитаться за то, что по ее коже пробежали мурашки. Но тут же поняла, что он потрогал едва заметный шрам.

— Как это случилось? — спросил он.

Она освободила плечо и шагнула из бадьи. Хотя под ногами был ковер, от холода она покрылась гусиной кожей… Она знала, что Баннастер заметит, как торчком встали под тканью соски, но не позволила себе отвернуться от него. Врага надо встречать лицом к лицу.

Ей не следовало отвечать, но все же лучше переключить его интерес на ее неженские увлечения.

— Кинжал скользнул между пластинами доспехов.

Если он решил и дальше играть в интимные отношения, она не может просто вышвырнуть его из комнаты, учитывая то, что он знает о ней. Но как трудно отвлекать его и выигрывать в этой игре каждый раз, когда они оказываются одни!

Диана привыкла принимать каждый вызов, особенно если вызов исходил от него. Она не задумывалась, как это характеризует ее.

— Непохоже, что эту ранку обрабатывали, — сказал он, продолжая рассматривать ее плечо.

Или он встал так, чтобы можно было сверху смотреть на ее грудь?

— Моя мама зашила ее.

— Насколько я могу представить себе, ей никогда в голову бы не пришло, чем придется заниматься.

Диана вовремя остановила себя и отстранилась. Хотя ее мать повиновалась мужу, Диана знала, что она не одобряла поведения-дочери и тревожилась за нее. Что бы она сказала сейчас? Временами боль от ее отсутствия становилась невыносимой.

Ей стало легче, когда Баннастер снова начал ходить вокруг нее.

— Уйдите, Баннастер, мне надо одеться.

— Я вам не мешаю.

Веселые нотки в его голосе возмутил и ее.

— Я только смотрю на отметины на вашем теле. Я вижу ужасный синяк на руке сзади.

Было трудно изобразить равнодушие к его мимолетному прикосновению.

— Любезность вашего человека, Толбота, — сухо сказала она.

— Да, то же самое он проделал со мной. Но уверен, вашему брату пришлось тяжелее, когда вам позволено было тренироваться.

Она на миг закрыла глаза. Ему мало, что, находясь рядом, он доводил ее до полной потери способности рассуждать, он хочет проникнуть в ее мысли.

— Наверняка вам сообщила об этом Сесили, — сказала Диана. — Она не смогла удержаться от того, чтобы не рассказать, как вышло, что я стала вести себя как мужчина.

— О том, что вы с братом не ладили? Что ваш отец использовал вас как укор для вашего брата? Да, она говорила мне.

Диана почувствовала его пальцы на своей икре и была настолько ошарашена, что не смогла скрыть это. Однако не отступила. Она попыталась ударить его ногой, но он увернулся.

— Меня мало заботили побуждения моего отца, — призналась она неохотно. — Арчи глупец, если считает, что мое увлечение имело к отцу какое-то отношение. Мне самой хотелось испытать себя, научиться тому, что мне нравилось. Но Арчи не мог понять этого, потому что думал только о себе.

— А разве вы думали не только о себе? Она уставилась на него.

— Я не хотела делать больно другим, чтобы добиться своего. Разве с вами когда-то не происходило то же самое? И разве то, что случилось с вашим братом, помешало вам стремиться осуществить свои цели?

Он невозмутимо смотрел ей в лицо.

— А ваша матушка, Диана, не страдала от ваших неженских занятий?

Она поморщилась.

— Смерть вашего брата оказалась вам на руку и позволила вам заниматься тем, чем вы хотели.

Они горящими глазами смотрели друг на друга, и Диана, совершенно ошеломленная, не могла понять, что вселилось в нее. То, что она убила его брата, освободило его от участи, уготованной ему. Как может она дразнить его подозрениями в убийстве, с которыми он жил в течение шести лет? Но он вынудил ее забыть все и вступить в перепалку.

Он снова принялся ходить вокруг нее, а потом остановился сзади.

— Я не собираюсь драться с вами. Мне просто любопытно, какие следы оставляет на вашем теле та жизнь, которую вы выбрали.

— Мне все равно, что думают обо мне мужчины.

— Даже мужчина, который мог бы стать вашим мужем?

Она через плечо хмуро взглянула на него.

— Вы же не собираетесь жениться на мне.

— Я, разумеется, не себя имею в виду, — сказал он с совершенно простодушным видом, покаянно прижимая руки к груди. — Но придет день, когда вам надо будет предстать перед вашим законным мужем.

Диана нарочно не поворачивалась к нему, как будто не придавала значения тому, что он находится за ее спиной.

— Я не намереваюсь выходить замуж, но если выйду, мужчина, которого я выберу, примет меня такой, какая я есть.

— Вы хотите остаться одинокой?

В его голосе прозвучало неподдельное удивление, и она поняла, что выдала слишком многое. Он задумался, зачем ей все это нужно. Не могла же она сказать ему, на кого она работала.

— Так вы собираетесь жить как в монастыре? — спросил он, и в его голосе была издевка. — Нет, подождите, вы, кажется, хотите провести всю жизнь в качестве старой девы в доме вашей сестры.

Ее тело содрогалось от бешенства, руки сами собой сжались в кулаки.

— Вот еще ранка, — сказал он, понизив голос.

Она чувствовала его дыхание у себя на затылке, там, где несколько завитков выпали из ее убранных вверх волос. Его пальцы прошлись по верхнему краю простыни, скользнули под нее. Диана потеряла контроль над собой и резко двинула локтем назад, но на этот раз он, должно быть, ожидал такой реакции, потому что поймал ее за локоть, развернул к себе и заломил руки за спину. Она оказалась крепко прижатой к его груди и вдруг почувствовала, что, когда ока вырывалась, простыня, туго обернутая вокруг ее тела, начала спадать. Он прижимал ее слишком сильно, чтобы ткань могла свалиться, но ее правая грудь оказалась обнажена и прижата к его жилету.

Пока они боролись друг с другом, было слышно лишь их прерывистое дыхание. Когда она попыталась ударить его, он оторвал ее от пола, так что ее ноги бессильно повисли в воздухе, и ее кулаки скорее гладили его, чем наносили удары. Он удерживал ее руки, почти не причиняя боли, и, к ее ужасу, начал медленно перегибать ее назад, отчего голова ее запрокинулась, открыв беззащитную шею, голые плечи и обнаженную грудь.

Она прекратила бесполезное сопротивление. Холод охватил ее влажное тело. Она не могла вздохнуть полной грудью, не могла крикнуть, не могла сделать ничего, кроме как подчиниться. Взбудораженная, она затерялась в новых ощущениях, ее переполнили неведомые ранее смущающие чувства, которые только он мог вызвать у нее.

На миг она почувствовала его горячее дыхание — прежде чем он языком проложил влажную дорожку вокруг ее соска. Невыразимое наслаждение заставило ее дернуться в его руках, послав слабую волну боли к ее плечам и жгучую стрелу глубже — туда, где их бедра так сильно прижимались друг к другу, словно они совокуплялись.

— Баннастер… — выдохнула она.

Она не знала, что хотела сказать, больше она не промолвила ничего, потому что он взял в рот ее сосок и стал сосать его. Она застонала, задрожала и забыла обо всем.

Глава 10

С ней было как в раю, она пахла лепестками роз, должно быть, от мыла, которым она только что пользовалась. Том сгорал от желания, забыл обо всем, кроме того, как хорошо держать ее в своих руках, как она задрожала, когда он поднял ее и стал ласкать ее грудь. Она больше не сопротивлялась, поэтому он отпустил ее руки, чтобы обхватить бедра и вжаться между них. Наконец-то он почувствовал, как ее руки обхватили его за плечи, как ее пальцы скользнули в его волосы. Ее ноги с неожиданной силой обвились вокруг его бедер, теперь она стремилась к нему, стремилась к наслаждению, которое он мог дать ей. Он застонал, губами добрался до другой груди, ими же отодвинув ткань. Он ласкал ее ртом, трогал языком твердые пики ее сосков. Он терял самообладание от ее нежных стонов. Его ладони легли на ее голые ягодицы, пальцы оказались близко к горячему, влажному средоточию сладострастия. Ему хотелось сорвать простыню с ее тела, их уже ничего не разделяло.

— Это всегда так бывает? — вдруг выдохнула она.

Когда она оторвалась от его груди, все еще обхватывая ногами его талию, он поднял голову, увидел буйство в ее глазах и приоткрытыми губами стал тереться о ее губы.

— Когда овладевает страсть? — хрипло уточнил он. — Да, и не надо отрицать, что вы чувствовали ее с самого начала.

Он целовал ее, а она шептала:

— Но разве это настоящая страсть, если вам пришлось прибегать к силе? Ведь я не давала вам своего согласия!

Он поднял голову и посмотрел на нее сверху вниз, раздражение в нем мешалось с желанием.

— Как бы это ни началось, теперь вы обнимаете меня. Разве не так?

Ему не нравились нотки сомнения в ее голосе, как если бы Диане нужно было убеждать себя. Не так он представлял себе то, что будет происходить между ними. Когда она разжала ноги, он дал ей соскользнуть вниз по его телу, чувствуя, что ее бьет дрожь. Она отвернулась от него, и на миг он увидел манящую белизну ее голой спины, сильной и узкой, прежде чем она натянула простыню выше и плотно завернулась в нее.

— Вы знаете, что я не отступлюсь, — сказал он глухим голосом. — Утро я провел в обществе Сесили. После обеда наступит ваша очередь развлекать меня.

В ее глазах вспыхнул гнев. Какая наглость!

— Ваши люди должны видеть, что я поочередно ухаживаю за обеими сестрами, особенно за вами, всеобщей любимицей.

— Я не любимица. Просто я стараюсь обходиться с людьми уважительно. Вам это несвойственно. Что же касается нас с сестрой… Наверное, теперь настала очередь Сесили? Начнете соблазнять ее?

— Я не собираюсь…

— Позвольте предупредить вас, что Сесили даже самую грубую демонстрацию ваших плотоядных намерений встретит с восторгом.

— Так уж и грубую! — Он знал, что она подобными выражениями провоцирует его, но, оказавшись рядом с ней, он терял способность контролировать свои эмоции.

— Если вы начнете искушать Сесили, она будет добиваться, чтобы вы дошли до конца. Вы знаете, она отчаянно хочет замуж и согласна выйти за любого мужчину.

Он негромко рассмеялся.

— Я не буду пытаться совращать вашу сестру, не бойтесь. Роль соблазняемой я отвожу только вам. Я подумываю о том, чтобы жениться на Сесили, так что стану ухаживать за ней так, как подобает ухаживать за невинной молодой девушкой.

Он видел, как она содрогнулась, но, даже зная, что делает ей больно, не смягчился.

— Вы ведь не хотите того, чего хотят обычные женщины, а, Диана?

— Немедленно уходите!

В ее низком голосе было столько ярости, что он внутренне собрался, ожидая нападения.

Вдруг открылась дверь, и вошла рыжеволосая женщина; притворив за собой дверь и разглядев, что происходит, она замерла с открытым ртом. Том нисколько не озаботился тем, как они выглядели: Диана, едва прикрытая простыней, он — в помятой одежде. Том сразу же узнал служанку.

— Так это вы верная помощница, — язвительно сказал он, — которая предлагает себя ничего не подозревающим мужчинам и опаивает их по приказу своей мистрис?

Девушка вжалась в стену, как будто ждала, что он накинется на нее, и Том наконец понял, что теряет контроль над собой. Он отвернулся от женщин и провел рукой по волосам, в глубине души понимая, что ведет себя глупо. Он снова был, как в детстве, грустным мальчиком, который страстно желал того, чего, как он знал, у него никогда не будет.

— Мэри всего лишь повиновалась мне, — произнесла Диана, чеканя каждое слово. — Она ни в чем не виновата.

Он повернулся к ним.

— Мэри, вы здесь ни при чем. Вам нечего бояться. Что до вашей мистрис, тут другое дело.

Бросив на Диану пытливый взгляд, он вышел из комнаты.

Диана почти не заметила, как дрожащие руки Мэри сомкнулись вокруг нее.

— Мистрис, что он сделал с вами? Мы сможем когда-нибудь покончить с этим?

Диана погладила ее по спине и мягко отстранилась, обхватив себя руками. Только сейчас она почувствовала холод, о котором забыла в руках Баннастера. Девушка пребывала в смятении, ощущала незнакомое прежде томление плоти, как будто жаждала чего-то, что только он один мог ей дать.

— Мне надо было постучать, — продолжала ворчать Мэри, двигаясь по комнате, вешая на огонь котелок, чтобы подогреть воду, дрожащими руками складывая принесенное чистое белье. — Вы могли бы отослать меня прочь, и он никогда бы не увидел меня. Но тогда вы… тогда он… ох, мистрис, что, если он помнит меня по замку Баннастер? Он поймет, что и вы там были, что вы связаны с его прошлым.

— Я видела выражение его лица, Мэри, — успокаивающе сказала Диана. — Он помнит тебя только по постоялому двору. Разве не ты говорила, что он редко бывал в замке Баннастер, так как все время занимался со священником?

Мэри кивнула с отсутствующим видом, словно перед ее глазами проходило прошлое.

— Я хорошо знаю, что его брат любил проделывать с женщинами. А лорд Баннастер — Ее голос прервался, потекли слезы.

Диана обняла ее, зная, что, хотя Мэри оправилась от того, что сделал с ней покойный виконт, все равно она никогда этого не забывала.

— Нет, Мэри, вы не должны вспоминать то ужасное время. Этот лорд Баннастер не похож на своего брата. Но он все же побаивается своей натуры, и я могу использовать это в своих целях.

— В своих целях?

— Я должна, ты ведь понимаешь? Он в любой момент может узнать правду о смерти брата. К тому же виконт еще не решил, как наказать меня за свое заточение.

Мэри бросила быстрый взгляд на простыню, укрывающую тело Дианы.

— Наказание? В духе своего брата? Я видела, как он похотливо смотрел на вас, когда думал, что никто не видит его… А вы такая соблазнительная…

Диана отвернулась, чтобы Мэри не почувствовала ее замешательства. Ступая обратно в бадью, она начала мыть ноги.

— Не думаю, что он намеревается наказывать меня на манер своего брата. Он еще не решил, что предпримет. Виконт пытается понять, почему я посадила его в подземелье. Сейчас, когда он живет здесь, ему нетрудно заметить, в каких отношениях мы с сестрой. Он теперь знает, что опека Сесили не является моей единственной целью. Мне, Мэри, нужно быть очень осторожной.

— Да, конечно, мистрис, — рассудительно сказала Мэри, поднося горячую воду и невольно любуясь наготой госпожи. — Потому что, представляется мне, вы испытываете к нему то, что, может, и не хотите…

Диана поливала себя из ковшика, радуясь теплой воде.

— Ах, Мэри, сама не знаю, что со мной.

— Вы сможете выдержать, мистрис, хоть это и нелегко. Он, конечно, красивый мужчина, но и перед его взглядами можно устоять.

Как будто дело в его взглядах, грустно подумала Диана. Нет, все в нем неудержимо притягивало ее, но не могла же она сказать это Мэри. Она только вздохнула и согласно кивнула, показывая, что ценит преданность милой служанки.

— Ты не должна бояться его, Мэри, — вернулась к разговору Диана, когда служанка помогала ей одеться. — В лишении свободы он винит меня одну.

— Я понимаю, мистрис, и благодарю вас за вашу доброту. Но я не хочу оставлять вас одну. Сможете ли вы защититься?

— У меня хватит сил для этого, — уверила девушку Диана, завязывая на талии пояс. Она, как обычно, спрятала в нем кинжал — так она увереннее себя чувствовала.

— Будем надеяться, мистрис, — вздохнула Мэри.

В ее глазах Диана читала неуверенность, но что она могла ей сказать? Томас Баннастер был ее проблемой, и ничьей больше.

«Что еще он собирается делать сегодня? — гадала она. — И как противостоять ему?»

Все же… она не может просто не замечать его, разве не так? Если она выполнит задание, Лига обеспечит ей убежище. Возможно, она уже знает достаточно, чтобы отослать первое донесение. Она начнет писать его этой же ночью.

Но что она сообщит им? Что, хотя Баннастер преследовал ее, движимый желанием выведать секреты и наказать, она не перестает думать о его теле, о его губах, ласкающих ее груди, о том, какое наслаждение росло в ней, когда его бедра вжимались между ее бедрами? И теперь она мучается, злая и несчастная, не зная, как ей вести себя, когда они снова останутся вдвоем.

Нет, она должна подумать, о чем писать. Надо собраться с мыслями.

Утром на турнирном ристалище Тома радостно приветствовали трое его людей и — настороженно — солдаты Уинслоу. Том достаточно долго упражнялся в военных искусствах и знал, что достиг многого. Он переоделся в другую одежду, все еще носящую следы пребывания в подземелье, и ему подобрали кольчугу. С мечом в руке он чувствовал себя куда лучше, вполне на своем месте. Солдаты в Керкби не знали, что он не новичок в рыцарском искусстве, и видели в нем только пэра Англии. Ему это было на руку, иначе ему было бы труднее заслужить их уважение.

После часа разминки, убедившись, что не утратил ничего из достигнутого тяжким трудом, он вдруг осознал, что пытается забыть кое-что из того, что случилось в спальне Дианы.

Том явился к ней с намерением вывести ее из равновесия, заставить мучиться, гадать, что он замыслил, всегда в любой момент опасаться его появления. Ведь она была той ниточкой, потянув за которую можно попытаться узнать, находится ли в Керкби-Кип человек Лиги.

Но вместо Дианы-воительницы он увидел Диану-девушку с пленительными линиями тела и гладкой, влажной кожей.

Еще он узрел шрамы и синяки, полученные девушкой во время тренировок. Глупо, но, когда Том схватился в поединке с Толботом, его мысли были далеко.

Почему она тренировалась наравне с мужчинами? С какой целью? Это никак не могло помочь найти мужа. Сам он учился искусству воевать, чтобы возглавить своих людей и быть готовым защитить принадлежащую ему собственность, будь то земля или замок. Но в распоряжении Дианы были солдаты. И хотя она ведет хозяйство в Керкби-Кип, ей совсем не обязательно сражаться самой. Что за причуды?

Том шел к ней, чтобы получить ответы на свои вопросы, с вполне определенной целью — и все испортил. Он не смог удержаться от того, чтобы не потрогать ее, невольно спровоцировал ее. А когда она попыталась остановить его, он силой взял то, что хотел, — целовал ее в губы, обнимал, добился того, что она прекратила сопротивляться. Это угнетало. Он выместил свое недовольство на Толботе, с такой яростью ударяя по его затупленному мечу, что Толбот оступился и упал.

Том протянул ему руку и помог подняться.

Толбот покачал головой, воткнул свой меч в землю и оперся на него.

— Болезнь не ослабила вас, милорд, — произнес он, тяжело дыша.

Том вспомнил долгие часы, которые он провел в подземелье, упражняясь, чтобы сохранить силу.

— Рад слышать это.

Мысли о подземелье перешли в беспокойные размышления о Диане. Ему нельзя вести себя с ней подобным образом. Он ничего не узнает, если она станет остерегаться его. Разумеется, он не утратил намерения соблазнить ее, потому что убедился: она питает слабость к нему. Девушка подпадет под его чары без всякого принуждения, и он узнает правду о ее связи с Лигой.

Плотно запахнув плащ, поскольку дул холодный ветер, Диана, укрывшись за углом конюшни, наблюдала за поединком Баннастера и Толбота. Когда она впервые увидела Баннастера, он был бледным, тихим мальчиком, погруженным в молитвы, что отдаляло его ото всех. Теперь он действовал мечом с мастерством, позволяющим ему одолеть более крупного и мощного противника.

Том хотел стоять во главе своих воинов в сражениях, вот чего он добивался, поняла она. Он способен перехитрить противника, предвосхитить его действия и не дать добиться успеха. И всему этому молодой человек научился всего за несколько лет, тогда как у большинства мужчин на это уходит вся их сознательная жизнь.

Она не может не восхищаться им, неохотно призналась она себе. Из робкого юноши Томас Баннастер превратился в настоящего мужчину, воина. Ничто не могло остановить его.

Она так и напишет в Лигу — виконт обладает упорством и не отступит от намеченной цели. И конечно, он проявил эти качества совсем недавно, когда собирался жениться на женщине, которая отвергла его. Только что хорошего в упорстве, если оно использовалось в дурных целях?

К обеду мужчины закончили тренировки и, по обыкновению, стали сбрасывать с себя верхнюю одежду, чтобы почиститься. Они раздевались до пояса, и если было лето, то обливались водой из ведра. Но зимой они только торопливо смывали пот и грязь. Диана сказала себе, что должна уйти, но продолжала смотреть на Баннастера. И не потому, что не видела его раньше почти без одежды. Он постарался продемонстрировать ей свое тело, когда мылся на ее глазах в подземелье. А не далее как сегодня она могла бы поклясться, что он охотно сбросил бы с себя всю одежду, попроси она его об этом.

Эти сильные руки держали ее, она сама самозабвенно прижималась к нему, терлась об него, не чувствуя стыда.

«Господи, — думала Диана, страдальчески прикрывая глаза, — дай мне силу выполнить задание и не наделать глупостей».

Когда она открыла их, то ее охватил озноб. Баннастер повернулся спиной, на которой оказалось множество старых шрамов — жутких меток, оставшихся от ударов хлыстом, которые были и у ее солдат, — те с удивлением смотрели на них и тут же отводили глаза.

Кто посмел так ужасно наказывать сына виконта? Он, должно быть, потерял много крови. Случалось, что после таких наказаний умирали. А Баннастер сохранил способность беспечно улыбаться любому собеседнику, как если бы прошлое больше не имело над ним власти.

За обедом Баннастер снова ухитрился в результате ловкого маневра оказаться между Дианой и Сесил, и Диана решила поговорить с сестрой позже, указав на его поведение как на доказательство того, что у него нет серьезных намерений в отношении Сесили, — что хороший муж из него не получится. Разве бы он сел рядом с Дианой, если бы намеревался всерьез ухаживать за сестрой?

Но конечно, Сесили и слушать ее не станет. Она поймет это по-своему. Она просто решит, что ей надо приложить больше усилий, чтобы завоевать виконта, и будет делать все наперекор Диане. Для доказательства того, что Баннастер недостойный человек, надо придумать что-то другое.

Но за обедом сделать это было затруднительно. Он развлекал их рассказами о жизни при дворе, и Сесили часто заливалась смехом и ахала от восхищения. Даже Диане пришлось бороться с собой, чтобы оставаться невозмутимой и не улыбаться.

До улыбки ли тут, когда она не могла забыть, что он заставил ее испытать этим утром? Может быть, он проделывал то же самое и с другими женщинами, которыми мимолетно увлекался? Ей не хотелось думать об этом, она всегда считала, что ревность не может иметь к ней никакого отношения.

— Лорд Баннастер, — заговорила Сесили, — вы уже решили, чем заняться после обеда? А завтра утром, представляется мне, вы, наверное, захотите отправиться на охоту с нашими людьми — к празднику Рождества… — Она умолкла и взмахнула ресницами, явно, ожидая приглашения разделить его общество.

— Я думал над этим, миледи, — сказал он, отодвигая стул так, чтобы иметь возможность уделять внимание обеим женщинам.

Диана насторожилась.

— Считаю, что будет справедливо после того, как я провел утро в вашем обществе, — проговорил он, обращаясь к Сесили, и, повернувшись к Диане, закончил: — теперь столько же времени уделить вашей сестре.

Диана увидела, как округлились глаза Сесили за спиной Баннастера, а потом превратились в узкие злые щелки.

— Это не обязательно, милорд, — возразила Диана, гадая, какое еще наказание для нее он задумал. — У меня перед Рождеством много дел.

Сесили открыла было рот, но Баннастер опередил ее:

— Именно поэтому вам надо найти время для отдыха. Помните, король наказал мне, чтобы я получше узнал вас обеих? А приказ монарха надо выполнять.

— Я не хочу, чтобы вы делали то, к чему вас вынудили, — глухо проговорила Диана.

Сесили заулыбалась, посчитав, что их перепалка ей на руку.

— Вздор! Леди Сесили много потрудилась, показывая мне ваше хозяйство. Вы проведете меня по окрестностям. А если вам непременно надо что-то делать, — добавил он, видя, что она собралась ответить, — мы можем поискать омелу для украшения большого зала.

При слове «омела» лицо у Сесили стало красным, и Диана подумала — она вот-вот взорвется.

— Егерь попросил меня взглянуть на дерево, которое он выбрал для рождественского полена[2], — быстро сказала Диана. — Вы можете пойти с нами, если хотите. — У него не будет возможности остаться с ней наедине, и это устроит обеих, ее и сестру.

Баннастер растянул губы в улыбке:

— Идеальное решение. — Он повернулся к Сесили и вновь направил на нее все внимание.

Удачный предлог — искать омелу, думала Диана, стараясь казаться приветливой.

Глава 11

Том предпочел бы побыть наедине с Дианой, но он знал, что эта совместная прогулка отчасти укрепит предположения ее людей, которые думают, что он ухаживает за обеими сестрами. Так что они отправились в путь в сопровождении егеря и его помощника, которые ехали впереди них по тропе, поднимающейся вверх к дальним вершинам.

Диана ехала молча, сидя в седле по-мужски. Ее юбки задрались настолько, что почти полностью открыли башмаки, но ее это не смущало. Том обнаружил, что слишком часто поглядывает на ее ноги, надеясь увидеть больше. Как будто он только утром не удовлетворил свое любопытство.

Том чувствовал все большую неловкость. Диана почти не говорила с ним с тех пор, и он понимал почему. Но он не знал, как начать разговор об их недавней стычке, как уверить ее, что он не собирался прибегать к силе, принуждать ее к чему-то.

Он ведь вовсе не такой, как его брат.

— Прекрасная лошадь, — сказал он, щурясь от солнечных лучей, проникавших сквозь голые ветви деревьев у них над головами.

— Подходящая.

Он взглянул на нее, но она не смотрела в его сторону.

— У меня была лошадь, на которой я добрался сюда, — сказал он, памятуя, что впереди на небольшом расстоянии ехали егерь и его помощник. — Я не знаю, что случилось с ней, пока я лежал в лихорадке.

Она наконец встретилась с ним глазами, и он поразился уму, светившемуся в ее глазах.

— Может быть, какой-нибудь крестьянин нашел ее и оставил у себя до тех пор, пока не отыщется хозяин.

Он чуть улыбнулся, понимая, что она позаботилась о лошади. Едва ли она могла поместить ее в свою конюшню, ведь конюхи стали бы задавать неудобные вопросы.

— Разумная мысль. Может быть, я поищу ее после праздника.

Она только кивнула и снова стала смотреть вперед.

Солнце уже начало пригревать, так что Диана была без головного убора. Ее убранные назад волосы были перевязаны лентой, и светлые кудри слегка развевались на ветру. Его все время тянуло смотреть на нее, и чем больше он сопротивлялся, тем сильнее хотелось видеть ее чистый профиль, то, как она устремляла свой взгляд на далекие горы.

Тропа сделалась круче, порой путь преграждали валуны. Лошади замедлили шаг, и вскоре Том и Диана отстали на расстояние, на котором их нельзя было услышать.

— Леди Диана, — произнес он нарочито официально, чем немало удивил свою спутницу.

Она смотрела подозрительно.

— Нам надо ехать быстрее.

— Выслушайте меня. — Он пристально вглядывался в нее. — Утром я перешел границы дозволенного джентльмену. Я хочу, чтобы вы знали, что впредь подобное не повторится. Поверьте, я сожалею, что утратил самообладание. Подобная манера мне не свойственна.

Теперь она внимательно изучала его.

— А какая же свойственна? — удивилась она. — Как прикажете вас понимать?

— Что бы вы ни сделали со мной, вы не заслужили навязывания вам романтического поединка.

— Романтического? — с сарказмом произнесла она. — Не вижу ничего романтического в том, чтобы оказаться с заломленными за спину руками.

Он рассердился.

— С вами трудно обходиться, как с другими дамами, когда вы ведете себя по отношению ко мне совсем не как леди.

Она открыла рот, но он не дал ей говорить.

— Я ведь не оправдываю свое поведение тем, что вы засадили меня в подземелье. Поймите меня правильно — я все еще намерен соблазнить вас.

Она даже рот открыла от возмущения, но тут же взяла себя в руки.

— И когда я это сделаю, — продолжил он, — вы будете желать меня так же, как я желаю вас, — по своей воле, без принуждения. В моей постели вы найдете наслаждение, подобного которому никогда не знали.

Она прерывисто вдохнула, но больше ничто не свидетельствовало о том, что в ней идет борьба, что она старается усмирить свой норов.

— Вы, Баннастер, странный человек, — наконец тихо сказала она. — Вы берете то, что хотите, а потом извиняетесь. Вашу совесть не тревожат былые поступки?

Он скрипнул зубами.

— Я учился на них, как все мы учимся на наших ошибках.

— Или, может быть, не совесть, а кровь, текущая в ваших жилах, пугает вас?

Он сузил глаза.

— Скажите, что вы имеете в виду.

— Даже сюда, на север, дошли слухи о вашем брате. Это одна из причин, по которой я не хочу, чтобы Сесили выходила за вас замуж. И вы продолжаете подтверждать мои опасения. Почему я должна верить, что вы в состоянии обуздать свой нрав, свои похотливые желания, если ваш брат вовсе не пытался себя обуздывать? Это не входило в его планы. А теперь вот вы заявляете мне, что частью моего наказания будет попытка соблазнить меня.

Диана знала, что зашла далеко, заговорив о покойном виконте вскоре после того, как Баннастер увидел Мэри. Но Лига хотела узнать о нем нечто важное, и ей пришлось рисковать.

Тем не менее то, что он извинился, произвело на нее большое впечатление. По крайней мере его поведение свидетельствовало, что у него есть совесть. Этого она не ожидала, стараясь держаться поближе к своим людям, на случай если Баннастер попытается лишить ее связи с ними. Ее почти пугала перспектива оказаться с ним за пределами Керкби-Кип. Если бы она только знала его планы в отношении ее — помимо элементарного обольщения… Сколько еще ей придется ждать, пока он не разоблачит ее?

— Мой брат никогда и не пытался обуздывать свои порывы, — в конце концов заговорил Баннастер, цедя слова сквозь зубы. — Мне понадобилось немало времени, чтобы понять, каким человеком он был, и попытаться исправить то, что он натворил. Когда я готовился в священники, я надеялся, что, если буду горячо молиться, Бог, быть может, изменит его. Но эти мои молитвы, как и многие другие, остались неуслышанными. Он был убит, а многие женщины в замке Баннастер продолжали страдать от последствий его поведения.

— Кто-то услышал ваши молитвы, касающиеся брата, — сухо сказала она.

— Возможно, и на то была воля Всевышнего. — Он взглянул на нее. — Вы ведь не думаете, что это я убил его?

Она пожала плечами, понимая, что вступила на шаткую почву. Иногда ей казалось, что она недостаточно винит себя в смерти виконта. В конце концов, она убила человека, пусть и защищаясь от его насилия. Но ведь его брат, Томас Баннастер, попал под подозрение из-за того, что совершила она.

Несколько минут они ехали молча, продираясь сквозь густые ветки деревьев. Она плотнее запахнула плащ, потому что сюда, под деревья, проникало меньше солнечных лучей. Диане не хотелось говорить о смерти виконта, но приходилось, чтобы не вызвать у него подозрений.

— Вы не похожи на убийцу, — сказала она. — Как вы пытались исправить то, что он сделал со служанками?

Он не встретился с ней взглядом, потому что смотрел вперед, чтобы не оступиться на узкой тропке. Его плащ, подбитый мехом, развевался за широкими плечами, шапку он натянул до самых бровей.

— У нескольких женщин остались незаконнорожденные детишки, — сказал он наконец. — Я позаботился, чтобы они не нуждались, чтобы… находились под защитой.

«Он видит в них своих племянников и племянниц?» — недоумевала она. У аристократов всегда были внебрачные дети, и редко кого они признавали.

— Я также дал всем понять, что пострадавшие женщины могут рассчитывать на место в замке Баннастер до конца жизни, — продолжал он. — Но некоторые из них не захотели оставаться там, где их преследовали мрачные воспоминания, и я нашел для них приют в других своих поместьях или у соседей.

— Вы рассчитываете на похвалу или на создание благоприятного мнения? — спросила она.

Он удивился и фыркнул:

— Нет, кроме меня, это никого не касается. Я просто отвечаю на ваши вопросы.

— Не хотите ли вы добрым отношением к этим женщинам показать, что годитесь в мужья Сесили, а одновременно признаетесь в намерениях преследовать меня с нечистыми целями?

Он мрачно усмехнулся:

— Вы не склонны проявлять милосердие, Диана, не так ли?

— При чем здесь милосердие? Я сказала вам, что буду защищать свою сестру, и пусть вы не убийца и позаботились о женщинах, с которыми дурно обошелся ваш брат, я не одобряю того, что вы делаете здесь.

— Я не женат и не обручен с вашей сестрой. Что было раньше, не имеет значения.

— Вам еще многое предстоит узнать о женщинах, Баннастер. Вам не хватало для этого времени. Порой это сказывается. — Она пришпорила коня и выехала вперед, оставив его замыкать маленькую процессию.

Склон выровнялся, лес стал темнее, дубы выше и толще. Егерь начал искать подходящее дерево. И хотя Диана предпочла бы сосредоточиться на мыслях о Баннастере, нельзя было забывать о своих обязанностях.

В конце концов, приближалось Рождество.

Их поиски завершились у большого дуба, раскинувшегося на относительно ровной площадке, так что егерю и его помощнику было удобно пилить дерево. У егеря оказалась с собой длинная пила с деревянными ручками, которую он привез, привязав к седлу и предварительно тщательно обернув тряпицей.

— Вы прямо сейчас будете пилить, вас ведь всего двое? — с удивлением спросил Баннастер.

Молоденький помощник, Питер, совсем еще мальчишка на пороге взросления, засмеялся.

Егерь поднял бровь, и парнишка сразу притих. Диана улыбнулась:

— Питер, что тут смешного?

Должно быть, мальчик не слишком боялся егеря, потому что с улыбкой проговорил:

— Он любит показывать, как здорово умеет валить большие деревья, мистрис.

Егерь только покачал головой, снимая плащ.

— Кто-то ведь должен спилить его, мистрис, а мальчику полезно поучиться. После я пошлю людей и вола, чтобы доставить ствол в Керкби-Кип.

Диана взглянула на Баннастера. Он с интересом наблюдал, как егерь и его помощник взялись за пилу, встали по сторонам массивного ствола и начали пилить. Каждый с силой тянул пилу на себя, Хотя мальчик не мог сравняться со взрослым мужчиной, он очень старался.

Когда наконец силы у Питера иссякли, егерь объявил, что пора отдохнуть.

К ним подошел Баннастер.

— Можно, я займу место мальчика? Конечно, если вам не требуется отдых.

Егерь оглядел его и, помедлив, кивнул:

— Если хотите, милорд.

Он явно не верил, что пэр может сравниться в выносливости с человеком, привыкшим к тяжелой работе. Питер смахнул снег с плоского камня, сел и достал рог — ему хотелось пить. Баннастер снял плащ. Они с егерем быстро вошли в ритм. Резкие звуки пилы далеко разносились в тишине леса; слышно было тяжелое дыхание мужчин. Диана ждала, когда один из них запросит отдыха, но оба молчали.

Она улыбнулась Питеру, спросила, как идут его уроки чтения у деревенской вдовы, а сама не сводила глаз с мужчин. Нет, не надо себе лгать — она смотрела на Баннастера. Ритмичные движения его тела завораживали. Он стоял, широко расставив ноги, его плечи двигались назад, когда он тянул пилу на себя, и вперед, когда он потом толкал ее к напарнику. Пот тек по его лицу, но он не обращал на это внимания, неотступно следя за движением пилы. В конце концов она села рядом с Питером, который только улыбался, глядя на нее.

Наконец ноги у егеря стали дрожать, и не прошло много времени, как он крикнул: «Стоп!»

Мужчины медленно распрямились и обменялись измученными улыбками.

— Мне заменить его сиятельство? — окликнул его Питер.

Мужчины засмеялись.

— Нет, Питер, — отмахнулся егерь, — дай мне отдохнуть.

Диана с напускным равнодушием смотрела, как Баннастер снял тунику, оставшись в облепившей влажное тело рубахе. Та низко спускалась на плотные штаны, которые защищали от холода нижнюю часть тела. К ее смущению, он сел рядом с ней на место Питера и откинулся назад на локтях. Его грудь высоко поднималась от тяжелого дыхания, и Диана ощутила, как от его тела исходят волны тепла.

Они оба молча следили за егерем, который стоял, разглядывая глубокий пропил в стволе. Пропил доходил до середины ствола, но им еще предстояло немало потрудиться, прежде чем дерево можно будет свалить.

— Питер, — позвал Баннастер, — не подашь ли мой рог? Мальчик отвязал его от седла и протянул с застенчивой улыбкой.

Диана смотрела, как Баннастер взял рог и взъерошил волосы мальчика. Против воли она смотрела, как он вынул затычку и с жадностью стал пить. Она видела, как ходит ходуном его горло, видела дорожку, образованную каплями эля, стекавшими по шее и исчезавшими за вырезом рубахи. Когда он взглянул на нее, она отвернулась.

— Идем, Питер, — позвал егерь, поднимая пилу. Когда их нельзя было слышать, Баннастер сказал не без сарказма:

— Не хотите попробовать? Чтобы испытать себя? Она высокомерно нахмурилась.

— Не вижу необходимости. А вы молодчина.

Он вздохнул и снова прильнул к питью. При этом не сводил с нее глаз.

— Я не мог сидеть и смотреть, как эти двое делают всю работу.

Он разглядывал ее, и ей это не нравилась.

— Несмотря на все ваши тренировки, — небрежно заметил он, — вы можете быть очень обаятельной, когда захотите.

Она фыркнула. — Спасибо, конечно. Но мне кажется, вы не слишком-то разборчивы в оценке женских качеств. Его брови поползли вверх.

— Вы хотите сказать, что я побегу за любой юбкой? Не очень лестно.

— Я этого не утверждала. Но не вы ли всего час тому назад признались в порыве откровения, что со мной трудно обращаться как с леди?

— Ловите на слове? — пробормотал он саркастически и поднялся на ноги. — Я хочу продолжить! — крикнул он егерю.

Диана осталась одна, раздраженная и недовольная собой. Зачем она продолжает дразнить его, подвергать тщательному анализу его высказывания? Какой в этом прок? Ведь, что ни говори, ее судьба была в его руках.

Не прошло много времени, как дерево с громким звуком треснуло, и Баннастер оттолкнул Питера, потому что дерево стало падать, ломая ветки деревьев на своем пути. Мальчик широко улыбнулся Баннастеру, и они с удовлетворением пожали друг другу руки.

Диана знала, что это дерево без остатка сгорит за двенадцать дней Рождества. И, надо надеяться, за это время она разгадает, что представляет собой Баннастер, выполнит задание и отправит его идти по жизни своим путем — без жены и без любовницы.

И убедит его хранить ее секреты. Но чтобы осуществить все это, ей надо четко представлять себе ситуацию. Она больше не будет вести себя как последняя трусиха и ждать, какую он изобретет для нее месть.

После ужина, вместо того чтобы усадить присутствующих за настольные игры и приятные беседы, пока станут украшать главный зал, Диана пригласила для развлечения менестрелей. Крестьяне и арендаторы, собравшиеся в зале к ужину, с интересом рассматривали лорда Баннастера в его щегольском лондонском наряде и Сесили в одном из ее лучших платьев. Диана была одета, как обычно, в темное, ей не на кого было производить впечатление.

И она не хотела привлекать к себе внимание одного из присутствующих.

Все-таки это наглость — заявить, что он намерен соблазнить ее и что она все равно добровольно уступит ему! И тут же порадовать, что будет также искать общества Сесили! По крайней мере он не сказал, что намерен обольстить и ее. Если предоставить сестренке свободу действий, это непременно означало бы женитьбу.

Она мельком взглянула на Баннастера, стоявшего рядом с Сесили и наклонявшегося к ней, чтобы расслышать, что она говорит, потому что менестрели уже начали исполнять веселую песню, играя на свирели, арфе и тамбурине.

Зная Сесили, Диана легко могла предположить, что в этом дуэте скорее сестра будет искусительницей. Сесили, насколько было известно Диане, оставалась девственницей, но видела в Баннастере последнюю возможность удачно выйти замуж и была готова на отчаянный поступок.

Нет, ждать больше нельзя. Ей надо вызнать его планы. И в ее распоряжении остается только этот вечер.

Слуги и деревенские жители прислоняли к стенам лестницы и украшали остролистом и плющом каминную полку, гобелены и балюстрады. Диана видела вокруг себя счастливые лица и пыталась вспомнить, когда она так же вот простодушно наслаждалась этим мирным временем. Теперь ее одолевали тревоги. Из раздумий ее вывел вид служанки Мэри, стоявшей с озабоченным лицом под аркой прохода, ведущего на кухню.

Диана подошла к ней, улыбнулась и задала вопрос, ответ на который уже знала.

— Смотри, как все кругом веселятся. А ты что такая хмурая?

— Мистрис, его сиятельство узнал меня, — вполголоса сказала Мэри, как будто Баннастер мог услышать их среди шума и гама всеобщего веселья и звуков рождественской музыки. — Я не хочу и дальше подстегивать его память.

— А Джоан? Почему нет ее?

— Она не будет выходить из кухни, мистрис, пока его сиятельство здесь. Если, он увидит нас обеих… если он вспомнит, что мы обе были в замке Баннастер…

Она умолкла, и Диана кивнула. Им обеим надо сейчас быть настороже.

— Понимаю. Получается, что мы стали жить, день ото дня ожидая неприятностей. А все вокруг радуются празднику.

— Мистрис, я порадуюсь, когда его здесь не будет, — со значением произнесла служанка.

— И я тоже.

— Как прошла прогулка… с ухаживанием?

Диана внимательно посмотрела на девушку, но та не поддразнивала ее.

— Он извинился и сказал, что утренняя сцена больше не повторится.

— В самом деле? — с надеждой спросила Мэри.

Диана не собиралась говорить больше, но Мэри была единственным человеком, которому она всегда все рассказывала, в том числе и о своих страхах.

— Но он сказал… он сказал, что все равно будет пытаться… склонить меня к благосклонности.

— Склонить к браку? — в ужасе спросила Мэри. Диана только покачала головой.

— Ой! — Служанка нахмурилась. — Так вот оно что… Он хочет вас?

— Не знаю, что у него на уме, — тихо сказала Диана. — Но боюсь, он расценивает это как наказание.

Мэри смотрела на нее удивленно.

— Вы не знаете почему, мистрис? Но ведь вы очень привлекательная девушка. Даже я на вас иногда заглядываюсь…

Диана сделала большие глаза.

— У вас нет безупречной красоты вашей сестры, зато чудесная кожа, красивые черты лица, живые глаза. Разве удивительно, что виконт воспылал к вам страстью? Мужчина может позабыть свой гнев, если особа, которая доставила ему неприятности, по собственному желанию ответит на его ухаживания.

К удивлению Дианы, ее щекам стало жарко, как если бы она покраснела. Слова девушки были по-особому приятны.

— Мне придется позволить ему попытаться, — шепнула она. — Он… все-таки действует на меня, Мэри. И ты знаешь, о чем просили меня… руководители.

— У вас еще не набралось достаточно сведений, чтобы ответить им?

Диана покачала головой, озираясь, чтобы убедиться, что они одни. Сесили и Баннастер теперь танцевали поблизости от камина. Держась за руки, они двигались между другими парами.

Счастливое лицо сестры заставило сердце Дианы сжаться.

— Я не могу пока утверждать, что он изменился, что ему можно доверять.

— Сможете, мистрис, дайте время.

— А до тех пор мне придется страдать от его присутствия и бояться неизвестности: что он предпримет, чтобы наказать меня?

— Неужели то, что вы чувствуете, называется любовью? — тихонько спросила Мэри. — Скорее всего это томление вашего тела. Вас тянет к нему, как никогда не тянуло ни к одному мужчине.

Диана обхватила себя руками и плечом прислонилась к стене.

— Надеюсь, что никто, кроме тебя, не замечает моих терзаний.

— Никто здесь не знает вас так, как я.

— И никому нет до меня дела, — неожиданно для себя произнесла Диана.

— Кроме него, — сказала Мэри, подбородком указав на Баннастера.

Диана застонала и прикрыла глаза.

— Он идет сюда, — прошептала Мэри.

Когда Диана выпрямилась, служанки уже не было рядом. Она заметила удивленный взгляд Баннастера и надеялась, что ей удалось принять равнодушно-спокойный вид. А это было трудно. Как могло случиться, что гнев и подозрения отошли на второй план, что она тянулась к нему помимо собственного желания? Почему одного его прикосновения было достаточно, чтобы она забывала про все на свете? Но их разделяло так много непродуманных поступков и лжи, что у нее не возникало желания переступить через них. Он пробудет здесь несколько дней, если не недель, и уедет, возможно, с сестрой — в качестве нареченной.

И Диана останется одна, со своим секретом принадлежности к Лиге клинка, который отдалил ее от других женщин. Если, конечно, Баннастер не лишит ее свободы.

–. Ваша служанка шарахнулась от меня, как перепуганный кролик, — сказал он, растягивая губы в улыбке.

Рядом никого не было, только Сесили издали наблюдала за ними с лицом, похожим на маску любезности, но настороженно.

— Мэри боится вас, хотя мстить вы собираетесь мне. Он со вздохом прислонился к стене рядом с ней.

— Вы не танцуете?

— Чего вы хотите? — спросила Диана, Он взял ее руку и склонился над ней как будто для поцелуя; от его губ шло тепло.

— Вы знаете, чего я хочу.

Он говорил, не отпуская ее руки, и ей казалось, что она чувствует прикосновение его губ. Она отдернула руку. Он поднял на нее смеющиеся глаза.

— Почему бы нам не потанцевать?

— Непохоже, чтобы мы заключили перемирие после того, как вы извинились.

— Нет, но что подумают ваши люди, если их благородный гость будет пренебрегать одной сестрой и отдавать предпочтение другой?

— Что вы не благородный гость, а грубиян и невежа. Он тихонько фыркнул.

— Я не хочу, чтобы они так думали. Она выразительно оглядела его одежду.

— Вы слишком много внимания уделяете своему внешнему виду.

Он приложил руку к сердцу.

— Прямое попадание. Вам тоже понравилось бы носить красивую одежду, если бы вас в течение многих лет заставляли носить монашеское одеяние.

Она не смогла сдержать любопытства.

— Когда вы готовились в священники?

— Даже раньше, — ответил он. — Мои родители считали, что, если я буду жить как священник с раннего возраста, мне не придется сожалеть об отсутствии роскоши и удобств, когда я лишусь их.

— Что это означало? Он пожал плечами.

— Сколько я себя помню, в моих комнатах не было ковров, от которых было бы теплее и уютнее, только простое одеяло на голой кровати да молитвенники вместо светских книг.

Она вспомнила о книге, которую он предназначал Сесили, но еще не подарил ей.

— Вы преувеличиваете.

И хотя он улыбался, она вдруг поняла, что это правда.

— С вами обращались не как с сыном виконта?

— Отец покровительствовал мне, — учтиво сказал Том, поворачивая голову, чтобы взглянуть на всеобщее веселье.

— Покровительствовал? — Она видела шрамы у него на спине.

Том рассеянно улыбался, глядя, как рядом с камином ставят лестницу, чтобы повесить омелу.

— В конце концов, я был семейным вкладом в церковь, которая могла дать большую власть аристократу со связями.

— Но заставлять ребенка вести такую жизнь…

Она снова вспомнила его изувеченную спину, гадая, сколько лет ему было, когда это случилось, не зная, как спросить об этом. Он стал виконтом в восемнадцать лет, и после этого уж точно никто не мог так обойтись с ним. Теперь ей стало понятнее его стремление хорошо одеваться.

Он вновь пожал плечами.

— Отец настаивал, что мне не следует получать образование и иметь друзей. Мать подчинилась ему.

— У матери часто не оказывается выбора, — неожиданно для себя мягко сказала она.

Баннастер взглянул на нее с интересом. Она не собиралась сочувствовать ему и не хотела разделять общее мнение. Что, если в ходе этого неловкого разговора он невольно доверился ей, сказал больше, чем…

— А ваша матушка? — спросил он ровным голосом. — Как вела себя она?

— Она была добра ко мне, — просто ответила Диана. — Это я восстала против ее, как мне казалось, слишком скучной жизни.

— Вы и сейчас, как мне представляется, решительны и своевольны, если судить по моему опыту.

Она нахмурилась, неуверенно глядя на него, а он откинул голову назад и захохотал. Это снова привлекло внимание Сесили, во взоре которой уже сквозило раздражение.

— Звучит, как будто вы восхищаетесь мной, — язвительно заметила Диана.

Он усмехнулся.

— Меня многое в вас привлекает, — сказал он, дерзко оглядывая ее с ног до головы. — Но только не поспешность в выводах, которая привела к моему заточению.

Да, она всегда была импульсивной, подумала Диана с сожалением.

— А ваш отец? — продолжил он. — Уверен, вы обожали его, поскольку он согласился с вашим неординарным решением — уподобиться мужчинам.

Все в ней возмутилось.

— Я не нахожу предосудительным желание научиться защищаться, стать сильнее. По-моему, я вам уже все объяснила.

Повисло молчание, оба теперь смотрели на менестрелей, которые заиграли новый танец. Неожиданно Баннастер дружески взял ее за руку и повел за собой.

— Потанцуйте со мной, — попросил он, улыбаясь весело и загадочно.

— Вы не оставляете мне выбора, — произнесла она, насмешливо улыбаясь. — Что вы сделаете, если я откажусь? Выдадите меня?

Теперь он держал ее за обе руки и закружил так, что ей пришлось держаться за него крепче, чтобы не упасть. Его теплые руки были очень сильными.

— Да нет, — сказал он, притягивая ее ближе, чем того требовал танец, а потом снова отпуская. — Хочу раскрыть вам один секрет.

Его рука скользнула вокруг ее талии, и ей пришлось смириться с этим, потому что они уже двигались по кругу вместе с другими танцующими. Она видела бросаемые на нее одобрительные взгляды и поняла, что многие здесь присутствующие желали ей счастья. Стали бы они защищать ее, если бы узнали, что этот человек угрожает ей?

И тут она увидела Сесили, стоящую у камина с высоким, мрачного вида рыцарем.

Диана выполняла полагающиеся движения танца и не сводила глаз с сестры. С внезапным страхом она представила, на что может пойти Сесили, чтобы получить желаемое.

К ее удивлению, она почувствовала губы Баннастера у своего уха и услышала его шепот:

— Я знаю, что омела прячется в тайном алькове, созданном для любовников.

Она с силой наступила ему на ногу и сладко заулыбалась, когда он сморщился.

— Тогда, думается мне, вам придется целоваться с самим собой.

Глава 12

Диана шагнула внутрь и затворила дверь. По спальне Баннастера бродили тени, отбрасываемые горящими в камине углями. Диана замерла, снова и снова проверяя себя, затем отбросила свои страхи.

Она устала бояться и ждать худшего из того, что может произойти.

Девушка бесшумно кралась по комнате, замирая перед каждым шагом, проверяя каждую доску — не скрипнет ли? Поначалу она даже не осознавала, что делает, настолько глубоко в ней сидело заученное в Лиге. Оказавшись посередине комнаты, она поняла, что таиться нет необходимости — Баннастер нужен ей бодрствующим. Ведь она собиралась с ним поговорить. Остановившись у его кровати, она посмотрела на виконта. Из-за холода он натянул на себя одеяла до самой шеи. Она увидела темные волосы, гладкий лоб.

И открытые глаза, блестящие в пламени камина. Том резко вскочил с кровати, схватил ее за плечи и уложил под себя, обмотав одеяла вокруг ее бедер, Его руки тяжело легли ей на грудь. Почувствовав кинжал у горла, она лежала смирно, не пытаясь пошевелиться.

— Кто вы? — потребовал он ответа. — И что… — Он замолчал, глаза его широко открылись. — Диана?

Почувствовав, что он убрал кинжал от ее горла, она облегченно вздохнула.

— Да, это я. Разве у мужчин такие же формы, как у меня?

Он бросил кинжал на пол, но остался лежать на ней; лицо его было наполовину в тени, наполовину освещено пламенем камина. И он был зол. Его тело придавило ее, руки обхватили ее за плечи, он смотрел на нее сверху вниз.

— Я мог поранить вас, — хрипло сказал он.

— Я бы не позволила.

Он на миг закрыл глаза, потом заговорил сквозь зубы:

— И как бы вы остановили меня?

Она тяжело ударила его коленом, намеренно целясь в бедро, а не в пах. Он дернулся.

— Вот так, но в другое место. Вы собираетесь выпустить меня и позволить мне говорить?

— Вы в темной одежде, — сказал он раздраженно, — волос не видно. Я мог покалечить вас!

Казалось, он не может отделаться от этой мысли. Нахмурившись, она заявила:

— Я не хотела, чтобы кто-нибудь меня видел. И не собиралась прятаться от вас. И почему вас так испугало, что вы могли сделать мне больно? А теперь отпустите меня, прежде чем я не сделала больно вам!

Она заметила, как изменилось его лицо. Только что оно выражало злость и раздражение, а теперь на нем явственно читалась страсть. Неужели сражения и любовная интрига — все, о чем думают мужчины?

— Я пришла не за этим! — в сердцах сказала она.

— Я говорил, что собираюсь соблазнить вас, и вот вы здесь. — Его голос зазвучал низкими раскатами. — Это оказалось нетрудно.

К ее ужасу, он наклонился и прижался к ее шее губами. Она отвернулась и стала отчаянно отбиваться, чувствуя его дыхание на своей коже.

— Мне нужно поговорить с вами! — выкрикнула она, отталкивая его. Но он только застонал и навалился сильнее. В сдавленном стоне было нечто такое, отчего по ее спине пробежала дрожь, а внизу живота что-то затрепетало. — Вы обещали не применять насилие!

Он сдвинулся ниже, его щека оказалась на ее груди, которая теперь неистово вздымалась.

Он открыл темные глаза и смотрел на нее.

— Я не насилую вас. Мне остановиться? — Да!

С мелодраматическим вздохом он приподнялся. Она старалась выкарабкаться из-под него, но мешали одеяла. В конце концов она освободилась, но не раньше чем увидела, что он был совершенно голым — и возбудился.

Том посмеивался.

— Вы удивили меня… Должен признаться, такого подарка я сегодня не ждал.

Она едва устояла на ногах при виде его наготы. Но думать могла только об одном — неужели это может войти внутрь женщины?

Но не в нее — ни при каких обстоятельствах.

Она отвернулась.

— Прикройтесь. Мне нужно поговорить с вами, а единственная возможность для этого — остаться наедине. Сесили будет делать все, чтобы не оставить нас вдвоем.

— Если вы не планируете снова засадить меня куда-нибудь, я, пожалуй, лягу в кровать, так что не буду надевать одежду, в которой не нуждаюсь. Но теперь я прикрыт. И внимательно вас слушаю.

Она повернулась к нему, и ей пришлось облизнуть ставшие вдруг сухими губы. Он лежал на спине среди подушек, горкой наваленных в изголовье. Верхняя часть — его тела оставалась открытой взгляду и бугрилась мышцами, уходящими ниже. Бедра укрывала лишь одна простыня, и выпуклость между ними безошибочно указывала на его состояние.

Она не сразу вспомнила, что хотела сказать.

В его ухмылке сквозило мужское торжество.

— Диана?

Она снова взглянула ему в лицо. Разве можно так волноваться? Он играет с ней в кошки-мышки, старается запугать. Он враг, подумала она и почувствовала, как к ней возвращается спокойствие. Она сможет осуществить задуманное.

Что бы ни отразилось на ее лице, Баннастер понял, что она пришла явно не за тем, чтобы отдаться ему. Он перестал улыбаться, вздохнул и упавшим голосом спросил:

— Чего вы хотите, Диана?

— Я устала играть в ваши игры, гадать, что вы собираетесь делать.

Он поднял бровь.

— Я был предельно откровенен относительно моих намерений.

Она вытаращила глаза.

— Меня интересуют не намерения. Вы мужчина, следовательно, от вас нельзя ждать ничего хорошего.

— Вы мне льстите.

— Вы ничего не предпринимаете, только дразните меня. Не играйте со мной больше, наберитесь смелости и расскажите о своих планах.

Он подпер голову согнутой в локте рукой, и она попыталась отвести глаза от длинной линии мышц, бегущей от локтя к ребрам.

— Так вы сомневаетесь в моей смелости? — задумчиво произнес он. — Интересной же тактики вы придерживаетесь, если начинаете с подобных обвинений.

Она подбоченилась.

— Баннастер, просто скажите, собираетесь ли вы выдавать меня? Я больше не могу жить в таком напряжении. Мне нужно знать, что делать дальше.

— Вы предполагаете бежать? Спрятаться? Она покачала головой:

— Не смогу при всем желании. Мне некуда идти. — Понизив голос, она добавила: — Но мне нужно придумать, как реагировать на гнев брата.

— А не Сесили? Ей тоже могут не понравиться ваши уловки. Вы ведь делали все, чтобы не подпустить меня к ней, разве не так?

Ей не понравился его изучающий взгляд, словно он подозревал нечто большее.

Она быстро кивнула, соглашаясь:

— Да. Она не хочет понять, что я защищаю ее. Выражение его лица переменилось, теперь он выглядел удивленным.

— Я уже сообщил вам о своих планах — или вы не верите мне? Я не собираюсь никому рассказывать о том, как вы поступили со мной, если, конечно, вы не дадите мне повода к этому.

Сбитая с толку, она выкрикнула:

— Я вас не понимаю! Разве вы не собираетесь мстить мне?

Он поднялся на ноги, позволив простыне упасть. Его нагота была прекрасной, внушающей трепет — и возбуждающей, когда он подошел к ней.

— Хотел, но решил, что мне не доставит удовольствия бросать женщину в подземелье. Лучше я потрачу свою энергию на нечто гораздо более стоящее.

Она не понимала его. Он наступал, пока она не оказалась припертой к двери, а потом вплотную надвинулся на нее. Его твердый орган тяжело угнездился у ее живота, отчего она задрожала от незнакомого раньше желания.

Склонившись к ней, он шепнул:

— Я собираюсь соблазнить вас, сделать своей любовницей, чтобы вы многое познали в моей постели.

— Это и есть наказание? — в замешательстве спросила она.

Но по его торжествующему виду она поняла, что сказала не то.

Он удовлетворенно произнес:

— Я понял, что мое прикосновение, по крайней мере, не показалось вам неприятным. Это нетрудно было уяснить по вашей мимолетной реакции.

Она дернулась, когда его рука легла на ее грудь. Он слегка помял ее, и у Дианы вырвался стон, она почувствовала, как ее тело и даже ее воля ослабели.

Диану била дрожь, и Том почувствовал удовлетворение, видя, что она почти готова уступить. Ее грудь под его рукой была теплой и мягкой. Он наблюдал за ее лицом, двумя пальцами трогая сосок, пока он не сделался твердым. Он еще помнил вкус ее губ, приятный аромат ее кожи. А когда он заглянул в ее глаза, то увидел в них смущение, тревогу… и страсть.

Ее ресницы трепетали, то пряча, то открывая глубины мерцающих серых глаз. Взять ее сейчас? Достаточно ли будет его заявления о намерениях, чтобы она отдалась ему?

Свободной рукой он начал собирать юбку на ее бедрах. Она с силой оттолкнула его, и он сделал шаг назад. Она нащупала позади себя задвижку, отворила дверь и сбежала.

Издав звук, наполовину похожий на смех, наполовину — на стон, Том уперся ладонями в дверь и закрыл глаза, приходя в себя. В общем-то он не собирался соблазнить ее этой ночью, но не сожалел, что открыл ей часть правды. В его намерения не входило открывать миру отношения, которые их связывали, будь то его заточение или флирт. Могло бы возникнуть много вопросов, на которые он вовсе не желал отвечать.

Ему и так хватало дурной славы.

Он не хотел, чтобы она боялась его. Что бы она ни сделала с ним, было бы неправильно лишить ее дома. Судя по тому, что он узнал, ее брат мог бы не задумываясь вычеркнуть ее из своей жизни, стоило ей еще раз прогневить его. Том не прочь был помериться с ней силами на равных, превзойти смекалкой, остроумием и почувствовать радость от своей победы.

И еще нужно было выведать ее секреты.

Когда рассвело, обитатели замка отправились к мессе. Диана почти дремала во время службы, потому что провела бессонную ночь, опасаясь, что Баннастер попытается проникнуть в ее спальню и продолжит искушать.

Она пролежала большую часть ночи, глядя в темноту и думая о том, что же ей сообщить Лиге. Но так ничего и не придумала. Зато настораживалась при каждом скрипе половицы в коридоре, при этом не исключая, что Баннастер может, спустившись по веревке, влезть в окно — так сказать, с ответным визитом.

В церкви его не было. Теперь Диана знала о нем больше и подумала, что, наверное, он не осмелился благодарить Творца за свое теперешнее благополучие, потому что считал, что Бог слишком долго не отвечал на его молитвы. А может быть, это протест, зародившийся после долгих безрадостных лет жизни?

Вернувшись в замок, она занялась обычными делами. Мужчины, собирающиеся на рождественскую охоту, с воодушевлением поглощали еду, когда наконец спустился Баннастер. Диана обхватила себя руками, чтобы не дать разыграться нервам, но, к собственному удивлению, обнаружила, что почти не волнуется. Его откровение освободило ее от страха, и она призналась себе, что благодарна ему за это.

Но он все еще вызывал в ней множество противоречивых чувств. Ей хотелось бы научиться справляться с ними.

Хотя она пыталась не смотреть на него, когда он приветствовал Сесили, она все же заметила, что его одежда на этот раз была проще и теплее. На нем были рубашка и штаны под короткой туникой. Плащ он держал под мышкой, и Сесили взяла его у Баннастера, чтобы ему было удобно есть.

«О чем они говорят?» — гадала Диана. Он, разумеется, не рассказывал каждой женщине, за которой ухаживал, о своем прошлом, по крайней мере не в самом начале. И потом, разве Сесили озаботило бы, что его подозревают в убийстве? А Диана не могла сказать об этом сестре, учитывая, что убийцей была она сама.

Сесили проводила Баннастера к главному столу, проследила, чтобы ему достались лучшие куски ветчины и сыра. Она намеренно села между ним и Дианой и защебетала о том, как они собираются встречать Рождество.

— А так как сегодня канун Рождества, — сказала напоследок Сесили, — я решилась совершить нечто необычное и отправиться на охоту вместе с вами, лорд Баннастер.

Диана замерла, не донеся ложку до рта. Баннастер заулыбался:

— Какая удача! Я проведу этот день в компании сестер Уинслоу.

Сесили не взглянула на сестру, но Диана видела, как напряглась ее спина.

— Диана сегодня слишком занята, не правда ли, дорогая? — Сесили через плечо посмотрела на Диану, глаза ее предупреждающе сузились.

— Да, подготовка к празднику займет много времени, — согласилась Диана. Пусть они попытаются использовать охоту как предлог для сближения. Упрямая сестра скоро убедится, что лающие собаки, скачущие лошади и разбегающиеся звери оставляют мало места для романтики.

Сесили мило улыбнулась ей и вышла, чтобы отыскать свою горничную и сделать приготовления.

Баннастер пересел на стул рядом с Дианой. Она напряглась, стараясь не замечать, как предательски быстро забилось сердце. Неужели это тепло исходит от его бедра? А ведь они даже не касаются друг друга!

— Благодарю за возможность побыть с вашей сестрой. — Его голос прозвучал с учтивой небрежностью.

— Рада оказать услугу, — любезно сказала она, разламывая хлеб и придвигая масло.

— Уверен, что Сесили найдет способ остаться со мной — наедине, — задумчиво продолжал он. — Она с каждым разом все настойчивее добивается этого.

Судя по всему, оправдывались худшие предположения Дианы. Внутри у нее что-то сжалось — она начинала понимать, что планы на сегодняшний день придется менять.

— А я, в конце концов, только мужчина, — со вздохом произнес он. — Перед ней трудно устоять — особенно после того, как я был отвергнут одной из сестер, — шепотом добавил он. — К возвращению с охоты мы с ней окажемся фактически помолвленными.

Она уставилась на него, и он засмеялся.

— Вы нуждаетесь в моей защите? — спросила она ровным голосом с нотками сарказма.

Он придвинулся ближе, и она перестала дышать, потому что теперь его бедро прижалось к ней.

— У вас это неплохо получается. — Его взгляд прошелся по ее лицу и остановился на губах.

Она обнаружила, что дыхание у нее участилось, во рту пересохло, и ей пришлось приложить все усилия, чтобы не увлажнить губы языком.

Они сидели слишком близко. Любой мог заподозрить, чего он добивался. Сесили вот-вот вернется. Но Диана не отстранилась — не могла. Он чуть потерся о ее бедро. Ее взгляд утонул в темной глубине его глаз. Его рука под столом легла на ее колено, и она рывком отодвинулась, разрушив чары. И сделала это как раз вовремя, потому что по лестнице уже спускалась Сесили в своем красивом зеленом платье.

— Хорошие новости! — произнес Баннастер, когда она подошла. — Я убедил леди Диану присоединиться к нам. Почему она должна работать весь день, пока мы будем получать удовольствие?

Сесили оказалась в хитро расставленной ловушке, она не могла воспротивиться, тем самым выказав недоброжелательность. Но позже, когда Диана поднялась в свою спальню, чтобы взять плащ, она последовала за ней и с силой захлопнула за собой дверь. Диана стремительно повернулась, рука ее потянулась к кинжалу прежде, чем она поняла, кто это.

— Сесили, зря ты так, — сказала она, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Неужели ты не понимаешь, что портишь мне прогулку с лордом Баннастером!

— Я не собиралась ехать с вами. Но Баннастер чувствовал себя виноватым, оставляя меня здесь… в отличие от тебя. Ты всегда искала возможность нагрузить меня работой.

— Ты же справляешься с хозяйством лучше меня!

— Полагаешь, это оправдывает твое поведение? — спросила Диана.

— Не изменишь своего решения?

— Но ему сразу будет ясна причина.

— Мне все равно!

К удивлению Дианы, Сесили была возбуждена куда больше обычного. Ее светлые локоны беспорядочно падали на покрывшееся пятнами лицо. Диана понимала, что Баннастер был ее лелеемой мечтой, которая оказалась совсем рядом, так близко, что ее почти можно коснуться. Диана сожалела, что ей приходилось делать все, чтобы не дать сестре того, чего она так добивалась.

— Сесили, — мягко сказала она, — ты должна понять, что Баннастер…

— Не повторяй снова, что он не годится мне в мужья. Ты теперь видишь, какой он добрый, как он хочет меня.

Диана похолодела.

— Он что, пытался…

— Конечно, нет. Он джентльмен. Просто не стой на моем пути!

Сестра вышла, хлопнув дверью, оставив Диану в изумлении и печали.

Глава 13

Сочельник выдался холоднее, чем предыдущий день. Взглянув на быстро бегущие облака, через которые редко проглядывало солнце, Том плотнее запахнул плащ.

Два десятка мужчин и две женщины устремились за егерем с его сворой собак в лес вдоль берега реки. Лисы и зайцы их не интересовали, им нужен был олень; на мелких животных должна была охотиться другая группа охотников, Третья группа направилась на север, в сторону от реки, в поисках кабана.

Грязная тропа была узкой, и Том дал возможность сестрам Уинслоу ехать вместе впереди него, а рядом с ним оказался Толбот, Сесили ехала в дамском седле, плащ мягкими складками ниспадал на ее платье, слишком шикарное для охоты. Диана надела простые штаны, с пояса у нее свисал меч в ножнах, к седлу был приторочен арбалет. Что-то в этом настораживало Тома, но он не мог бы для себя определить почему.

Толбот прервал молчание, негромко сказав:

— Не завидую вам, милорд, видя, как вы ухаживаете за двумя девушками в одном доме. — Он пожал плечами.

Том лишь улыбнулся в ответ:

— Такая красота стоит усилий.

— Но из них только одна, кажется, рада вашему вниманию, — неловко добавил Толбот.

Том перестал улыбаться.

— И какая же из них?

— Мистрис Сесили, конечно. Мистрис Диана как будто… холодна к вам.

— Тревожитесь за меня, Толбот? — ухмыльнувшись, спросил Том.

Лицо Толбота покраснело, но он добродушно отмахнулся.

— Знаю, в этом нет нужды, милорд. Но она прелюбопытная особа. Подумать только, решила вызвать меня на поединок.

— Так она не победила вас?

— Разумеется, нет! — Он пожал плечами, на лице его появилось выражение неуверенности. — Просто не знаю, что с ней делать. Она не собирается выходить замуж, начать вести обычную для женщины жизнь…

Том посмотрел вперед, туда, где умело и грациозно гарцевала Диана.

— Я не знаю, чего она хочет, Толбот. Но она меня… интересует, даже если это не взаимно. — Это было сказано для Толбота. Том чувствовал, что Диану тянет к нему, хотя она и сопротивляется, как любая дикая лошадка поначалу противится наезднику.

Вдруг собаки залаяли, насторожив всадников. Они с криками пустили лошадей в галоп. Том видел, как Сесили растерянно огляделась вокруг и отступила, освобождая дорогу. Но Диана сорвалась с места и пустилась за остальными. Она уверенно лавировала между деревьями, пригибаясь и уворачиваясь, широко забирая, чтобы загнать оленя в центр, где его поджидали охотники с арбалетами.

За два часа охотники застрелили шесть оленей, и Диана больше не опасалась, что не сможет накормить всех гостей. Остальные группы охотников, несомненно, тоже оказались с богатой добычей.

Мужчины занялись погрузкой туш на лошадей, специально взятых с этой целью. Один из людей Дианы разжег костер, чтобы все могли обогреться, и она подошла поближе к потрескивающему пламени, потирая руки в перчатках.

Если бы она случайно не посмотрела в сторону, она никогда бы не увидела Баннастера и Сесили, исчезающих между деревьями.

Черт бы их побрал, подумала Диана. Она хотела бы оставить их вдвоем, но понимала, что не может. Ей нужно было знать, не солгал ли Том о своих намерениях относительно Сесили, ей нужно было защитить сестру от ее собственного недомыслия. Она потихоньку отступила за спины мужчин, которые стеснились, обсуждая результаты охоты.

Вскоре она смогла незамеченной покинуть поляну. Найти парочку по следам на снегу было нетрудно. Они остановились у ручья и о чем-то тихо говорили. Баннастер держал руки Сесили в своих ладонях, растирая их. Диана бесшумно двигалась между деревьями, обходя парочку стороной и одновременно приближаясь к ней. Диана хорошо усвоила уроки Лиги, она избегала наступать на сухие веточки и растворялась в тенях от стволов деревьев.

Наконец она подошла так близко, что смогла разобрать слова Баннастера, продолжавшего растирать руки Сесили.

— Миледи, вам в самом деле следовало одеться потеплее.

Стуча зубами, сестра ответила:

— Когда мы отъезжали, светило солнце. Я забыла, как холодно бывает в лесу при сильном ветре.

Диана знала, что Сесили не настолько замерзла, что она лишь умело изображает озябшую. Когда в конце концов Баннастер обхватил ее рукой за плечи, Сесили повернулась к нему и запрокинула лицо, явно ожидая поцелуя.

Это его шанс, подумала Диана. Сейчас, разумеется, все станет ясно — мужчина непременно возьмет то, что добровольно предлагает женщина.

Но Баннастер сделал шаг назад, и Сесили удивленно открыла рот.

— Миледи, я не могу воспользоваться тем, что мы одни, — мягко сказал он. — Я дал слово чести вашему брату оберегать вашу добродетель.

— Но один поцелуй…

— Если я позволю себе это, то непременно захочу большего. Вы слишком прекрасны для такого слабого мужчины, как я, я не устою.

Его слова, кажется, успокоили Сесили, и они наконец пошли обратно, чтобы присоединиться к остальным.

Он сдержал слово, поняла Диана, вжимаясь в ствол дерева, чтобы ее не заметили. Он мог бы взять все у безрассудной Сесили, но не пошел на это. Или Диана слишком быстро сделала вывод? Может быть, он собирался убедить Сесили, что станет достойным мужем?

Достойным? — размышляла Диана, прижимаясь щекой к коре дерева и закрывая глаза. Он ведь решил непременно соблазнить ее, Диану. А она с готовностью поддавалась ему. Кто же здесь достойный?

Впрочем, она всегда знала, что, хотя целью Лиги была справедливость для слабых, для достижения своих целей ее люди порой совершали сомнительные поступки. Она сама убила человека, чтобы защитить женщин замка Баннастер.

В сравнении с ней Баннастер, человек, который просто желал получить удовольствие, выглядит почти невинным юношей.

Том был поражен, когда на обратном пути к костру понял, что за ними кто-то следил. А он ничего не почувствовал, не услышал ни звука, только заметил след, оставленный на снегу узким башмаком, след, который не мог принадлежать ни ему, ни Сесили. Его могла оставить только Диана.

Когда они вернулись на поляну, Диана была уже там, но его не так-то легко обмануть. В ее шерстяном плаще застряли комочки снега, которых не могло быть, оставайся она у костра все время.

Он намеренно не замечал Диану, подавая Сесили кубок подогретого вина.

Диана проделала подобный фокус и прошлой ночью, когда он не услышал ни звука, пока она не оказалась у его кровати. Она могла бы легко убить его! Он всегда гордился чуткостью своего слуха. Кто-то же обучил Диану редким умениям, которыми она не могла овладеть на арене для турниров, упражняясь на ней с позволения отца.

Неужели Диана действительно связана с Лигой клинка? Холодок догадки пробежал по его телу.

Она могла входить во вспомогательное окружение Лиги или быть ее полноправным членом.

Женщина в Лиге клинка?

Неужели такое возможно? После того как в начале года он соприкоснулся с Лигой в замке Олдерли, он провел собственное расследование, поговорил с людьми из окружения короля, которые считали себя сведущими в этом вопросе. В их рассказах никогда не упоминалось о женщинах из Лиги.

Но разве есть другие женщины, похожие на Диану Уинслоу? Не мог ли его кузен, король Генрих, знать о ней, когда посылал Тома в Керкби-Кип?

Нет, он слишком торопится. Ни у кого никогда не было доказательств, что Том убил своего брата. Он считал, что ему, как виконту, ничто не грозит, а вдруг это не так и опасность витает рядом?

Ему необходимо узнать, в самом ли деле Диана — первая женщина, ставшая членом Лиги. И чем скорее — тем лучше.

Когда охотники к полудню вернулись в замок, Диана занялась сортировкой мяса к празднику. Она видела, что Сесили крутится возле Баннастера, который невозмутимо следил за хозяйственной суетой. Диана старалась не замечать их обоих, но в какой-то момент слуги, которым она давала указания, как-то забеспокоились, глядя за нее. Она обернулась и увидела Баннастера, стоявшего у нее за спиной.

— Да, милорд? — Зачем это он подошел?

— Ваша сестра хочет показать мне деревню, а так как уже сочельник и у вас есть слуги, чтобы приготовить еду…

— Милорд, я никак не могу отлучиться, — ответила она, прерывая его. — Как вы справедливо заметили, уже сочельник. Скоро на ужин начнет собираться народ.

— Но у нас есть несколько часов, — настаивал он. — Стемнеет еще не скоро.

Подошедшая Сесили взяла его за руку.

— Лорд Баннастер, я ведь говорила вам, что моя сестра слишком занята, у нее совершенно нет времени. Знаете, мысль о собственных удовольствиях ей и в голову не приходит, — добавила она, понизив голос, но Диана услышала.

— Она права, — подтвердила Диана, вежливо улыбаясь. — Пусть Рождество, все равно нужно готовить еду. — Он ведь сказал, что не раскроет ее секретов, так что она может позволить себе отказать ему. Приятно было сознавать это.

— Тогда мы все остаемся здесь, — неожиданно заявил Баннастер.

Сесили с раздражением посмотрела на Диану.

— Леди Сесили, я ведь понимаю, что вам нужно помочь сестре.

От Дианы не укрылись взгляды, полные ужаса, которыми обменялись несколько слуг. Стоило появиться Сесили, как работа начинала валиться у них из рук.

Повар вышел вперед.

— Мистрис Диана, ведь сегодня сочельник! Помощников у меня более чем достаточно. Вы могли бы пойти и получить удовольствие от прогулки в обществе молодого человека.

Сесили круто развернулась и направилась в сторону ворот. Диана знала, что сестра пытается справиться с охватившим ее бешенством. Ей не хотелось продолжать спорить, было жаль слуг.

— Что ж, пойдемте, лорд Баннастер, — устало проговорила она.

В неловком молчании они спустились по запорошенной снегом тропинке. Баннастер стал расспрашивать об окрестностях, о деревне, и хотя ответы Сесили не отличались обстоятельностью, она по крайней мере разговаривала. Навстречу им двигались целые семейства, уже направляющиеся в замок, попадались и успевшие выпить мужчины.

Подойдя к окраине деревни, они услышали громкий смех, и почти сразу же в лицо Баннастеру угодил комок снега. На какое-то время и Диана, и Сесили оторопело замерли, но до их ушей доносилось только завывание ветра.

Из-за засыпанного снегом колодца на деревенской улице снова послышался сдавленный смех, который тут же смолк. Баннастер, не сняв, перчаток, спокойно вытер лицо.

«Что он будет делать?» — с опасением гадала Диана. Он, конечно же, понял, что это озорничают дети. Они не хотели причинить ему вред.

Но у Баннастера не было детства. Знает ли он, что такое игры, и как относится к ним?

Сесили подхватила юбки, как если бы собралась одна пойти вперед.

— Как смеют дети бросаться снегом в пэра Англии! Прежде чем Диана двинулась с места, Баннастер взял Сесили за руку и приложил палец к губам. Глядя на колодец, из-за которого никто так и не появился, он наклонился и набрал побольше снега. Потом, ухмыляясь, на цыпочках двинулся к колодцу — удивительно легко для такого рослого мужчины, — с громким «ага!» обогнул его и обрушил снег на своих обидчиков.

Двое маленьких мальчиков пискнули и кинулись бежать, на ходу вытряхивая снег из волос. Сесили онемела, а Баннастер хохотал. Его лицо было еще влажным и красным от снега, но глаза так озорно смеялись, что Диана почувствовала зависть. После такого детства, которое выпало на его долю, он смог понять детей и участвовать в их игре.

— Вы, наверное, озябли, милорд, — неуверенно произнесла Сесили. — Если хотите вернуться…

Но он не слушал ее, снова наклоняясь за снегом. Сесили недовольно вздохнула:

— Но не можете же вы ловить этих детей.

И тут он обрушил собранный снег на голову Сесили. Диана остолбенела — а потом не смогла удержаться от смеха, глядя на забитые снегом волосы сестры и прилипшую к носу нашлепку из снега. Диана не помнила когда она в последний раз так искренне веселилась. А ведь ей должно было быть не до смеха — ее жизнь по-прежнему зависела от Баннастера, от непонятных чувств, которые она питала к нему; туманным представлялось и ее будущее в Лиге.

Сесили с визгом затрясла головой — почти как собака, а потом широкими злыми шагами направилась к замку.

— Леди Сесили… — забормотал было Баннастер, но потом взглянул на Диану и пожал плечами.

— Лучше я провожу сестру, — сказала Диана прежде, чем он смог предложить ей продолжить игру. Она не собиралась играть с ним — никогда больше.

Диана следила за тем, как идут дела на кухне и во внутреннем дворе, где в яме жарился большой кабан, предназначенный для рождественского пира. Кроме этого, и в других местах на нескольких кострах готовилось мясо — ожидалось множество гостей. После охоты было привезено рождественское полено, чтобы зажечь его в праздничную ночь. Обитатели деревень весь день стекались в замок, неся хлеб, эль и кур; многие женщины шли прямо на кухню, чтобы помогать печь пироги с фруктовой начинкой.

Уже поставили столы для большего, чем обычно, числа гостей, которые предусмотрительно захватили с собой собственные деревянные блюда и ложки. Под фанфары зажгли рождественское полено, и звуки праздничных гимнов понеслись к потолку вместе с радостными восклицаниями. Песнопения продолжались и между сменами блюд. На главном столе стояла искусно украшенная резным узором рождественская свеча, и Диана заворожено смотрела на пламя, ощущая, как понемногу улучшается ее настроение.

Это было ее самое любимое время года, когда все вокруг радовались. Весь вечер менестрели не переставали петь, а лицедеи развлекали детей, представляя веселые сценки. Диана почти забыла о своих бедах, убедив себя, что это самые счастливые дни.

До тех пор, пока ее взгляд не упал на Баннастера, играющего в триктрак с дворецким. Заметив, что он поймал ее взгляд, она повернулась к нему спиной, решив держаться от него подальше.

Но вскоре в зале зашикали, и она услышала треньканье лютни. А потом музыкант запел — чистый низкий голос потек, словно теплый мед. Диана закрыла глаза, притворяясь, что не знает, кто поет. Но в конце концов повернулась на голос и, хотя стояла довольно далеко от собравшихся у камина, увидела, что Баннастер идет через толпу, играя на лютне и распевая рождественский гимн.

«Господь да хранит вас, добрые джентльмены, пусть ничто не потревожит вас».

Он остановился перед Сесили и пел для нее — ее щеки разрумянились от волнения. После того как он отказался поцеловать ее, а позже разозлил, бросив в нее снегом, она держалась с ним строго, но романтическое пение явно вернуло ей радость.

«О, время спокойствия и радости», — пел он так многозначительно, что в толпе весело засмеялись, глядя на Сесили.

А потом он поймал взгляд Дианы, и, хотя та попыталась затеряться в толпе, руки стоящих сзади подтолкнули ее вперед, так что она оказалась лицом к лицу с Баннастером, который теперь пел, обращаясь к ней. Она изобразила вежливое внимание, но его голос проникал в душу, внутри замелькали искорки восхищения, и она испугалась, что они станут заметными.

Стоя перед Дианой, Том пел, наслаждаясь ее смущением он мог убедиться, что она не любит оказываться в центре мужского внимания, на виду у всех и на глазах у Сесили. Щеки Дианы горели, как алая заря, ее взволнованные серые глаза встретились с его глазами без притворной застенчивости. В них как будто не было ничего вызывающего, но он чувствовал, что вызов сидит внутри, словно костер, заваленный валежником, готовый с порывом ветра вспыхнуть с новой силой. Что еще пряталось в глубине ее глаз? Была ли она частью плана, ставящего целью завлечь его в ловушку, доказать, что он убийца? Она уже завлекла его в темницу, но он перехитрил ее. Однако она не могла бы добиться того, чего хотела, держа его в заточении. Нет, было что-то еще.

Когда умолкли последние звуки гимна, зал взорвался рукоплесканиями и криками одобрения, и Том почувствовал, что все эти почти незнакомые люди искренне расположены к нему. Заботило ли их, на какой из сестер Уинслоу он женится, гадал Том.

Вскоре сестры Уинслоу принялись раздавать слугам и арендаторам подарки — шапки, шарфы и варежки. Он еще раньше видел приготовленные для раздачи узелки с едой и вязанки дров, которые гости должны были взять с собой, расходясь по домам. Хотя Керкби-Кип не принадлежал к числу богатых замков, его хозяева позаботились, чтобы людям выпало счастливое Рождество.

У Тома не было сомнений, кто проявил такую щедрость, кто весь год вместе со служанками шил и вязал, готовясь к празднику. Возможно, он был несправедлив к Сесили, но если учесть, как равнодушна она была ко всему происходящему и как сияли от удовольствия глаза Дианы, скорее всего его выводы соответствовали действительности.

Впрочем, глаза Сесили тоже засияли, когда она развернула большой рулон синего шелка, который он привез для нее. Диане он подарил шелк темно-зеленого цвета, и хотя она держалась сдержаннее, тем не менее от души поблагодарила его.

Дождавшись, когда Диана ушла на кухню, Том подошел к Сесили, стоявшей возле камина и завел доверительный разговор среди общего шума и суеты, когда никто не мог их подслушать.

— Милорд, вам вовсе не обязательно было оказывать мне такое внимание, — с напускной скромностью сказала Сесили.

— Но я только хотел сделать подарок. У меня для вас припасено еще кое-что на Новый год, но шелк лучше вручить вам в начале праздников.

— Вы так щедры. Может быть, нам стоит завести традицию дарить подарки и на Рождество?

— В моем доме в сочельник бытует другая традиция, — сообщил он. — У вас принято рассказывать истории накануне Рождества?

— Нет, мы предпочитаем музыку и танцы. Должна признаться, когда я оказалась в Керкби-Кип, здесь было мало развлечений, но я взяла за правило каждый год нанимать лучших менестрелей, и праздники стали веселее.

— Вы порадовали ваших людей.

— И какого рода истории вы предпочитаете? — поинтересовалась она, как он и надеялся.

— Особенно всем нравились рассказы о Лиге клинка.

— О, я слышала о ней, — с важным видом сказала Сесили. — Но говорят, это просто выдумки.

— Так вы не знаете никого, кому бы Лига помогла? Она покачала головой:

— В детстве Диана раз или два упомянула о ней, но ее всегда отличали несвойственные леди фантазии.

Том насторожился. Не могла ли подросшая Диана под впечатлением слышанных в детстве легенд искать членов Лиги?

— Я встречал человека из Лиги, — тихо произнес он, оглянувшись, чтобы убедиться, что Дианы нет рядом. — Год назад люди из Лига помогли дочери графа Олдерли соединиться с ее женихом, с которым они были помолвлены с детства.

Сесили изучающе посмотрела на него.

— Диана сказала мне, что вы пытались силой заставить женщину выйти за вас замуж. Это вы про нее?

Он неловко помялся, решив, что произведет лучшее впечатление, если скажет правду.

— Да, так и было. Я надеялся жениться на ней, но появился ее суженый с давно составленным брачным контрактом. И король Генрих согласился признать его законность.

Сесили усмехнулась и наклонила к нему голову.

— Я рада этому, иначе не встретила бы вас. Удивленный, он сказал:

— Вы с Дианой необычные сестры. Вы замечательная красавица, миледи, а леди Диану отличают редкостные способности.

Хотя Сесили напряглась при упоминании о Диане, Том решил продолжать.

— Случалось ли ей участвовать в состязаниях? — спросил он, подумав, что в таком случае кто-нибудь из Лиги мог узнать о ней. — Уверен, что люди приходили издалека, чтобы увидеть женщину, бросившую вызов мужчинам.

Сесили колебалась, прикидывая, как она будет выглядеть, если расскажет о секретах сестры.

— Один раз было такое, когда ей уже исполнилось семнадцать лет, — наконец поведала она одну из сестринских тайн.

Чувство облегчения охватило его. Его догадка оказалась правильной.

— Наши родители уже умерли, а Арчи было все равно, что она делает, лишь бы она не позорила его, появляясь на людях без маскировки.

— Она маскировалась?

Сесили радостно закивала головой, думая, что это утверждение уронит Диану в его глазах.

— Вы ведь заметили, фигура у нее скорее как у мальчика. Она состязалась во владении кинжалом и мечом со сквайрами, потому что, конечно же, не могла соревноваться с рыцарями в доспехах.

— Я видел ее на тренировке. Наверное, она победила в состязании с кинжалами?

Сесили наморщила лоб.

— Да, так и было, но не в поединке на мечах. Когда я увидела незнакомца, разговаривающего с ней, я подумала, что мы погибли, что ее обман будет раскрыт. Однако она сказала мне позже, что он только похвалил ее и поздравил с успехом, но ничего не заподозрил.

«Может быть, это и был ее первый контакт с Лигой?» — подумал Том.

— А потом Диана разгневала Арчи, без его разрешения уехав на несколько месяцев к подруге. Когда она возвратилась, он в наказание отослал ее сюда.

— И она уже не навещала подруг? — спросил он, прикидывая, не могли ли эти отлучки иметь отношение к Лиге. — Ведь с тех пор прошло уже несколько лет.

Сесили покачала головой:

— Арчи запретил ей уезжать, к тому же, уверена, у него здесь есть человек, который сообщает ему обо всем.

Хотя Тому хотелось поговорить об исчезновении Дианы, он чувствовал, что дальнейшими расспросами только вызовет у Сесили подозрение. И как бы невзначай спросил:

— А вы оставались у брата?

— Да, пока он не женился в прошлом году. Его жена захотела быть единственной красавицей в доме, и я была вынуждена присоединиться к Диане в этом глухом углу.

— Но, миледи, слухи о вашей красоте продолжают распространяться, — сказал он улыбаясь. — Иначе почему бы я оказался здесь?

Ответная улыбка Сесили была в самом деле обворожительной, и на миг он позволил себе поддаться ей. Но в главном зале снова появилась Диана, и он видел, как она спокойно, со знанием дела разговаривает со слугами, как грациозно движется между гостями, обращаясь с ними на равных, будь то сосед-землевладелец или самый бедный работник на ферме. Том с удовольствием предвкушал, что уже скоро узнает ее секрет, что его догадки могли оказаться правильными.

Если верить Сесили, Диана никогда не покидала Керкби-Кип. Это шло вразрез с его догадками. Ведь, как он слышал, Лига хотя бы раз в год вызывала своих членов к себе, чтобы дать конкретное задание.

Он вспомнил, что его царственный кузен как-то раз упомянул о медальоне, имеющемся у каждого члена Лиги, по которому они узнавали друг друга. Он не видел на шее Дианы ничего подобного, но она могла и не выставлять его напоказ, а прятала где-нибудь в спальне.

— Лорд Баннастер! — вывела его из раздумий Сесили, кокетливо улыбаясь.

Когда его мысли вернулись к очаровательной собеседнице, она показывала вверх, где над камином висела ветка омелы. Прежде чем он сдвинулся с места, Сесили приблизилась и поцеловала его в губы, а затем убежала, притворяясь, что смущена. Люди вокруг заулыбались, он сам издал смешок, подумав, что ему следовало бы почувствовать нечто большее, когда его поцеловала такая красивая девушка.

Он оглядел зал и увидел Диану, быстро отвернувшуюся, якобы занятую делами. Или пытающуюся показать, что она не заметила, как он целовался с Сесили.

На мгновение он почувствовал угрызения совести, ведь он заверил Диану, что не будет искушать ее сестру. И он ведь не искушал, напомнил, Баннастер сам себе. Кроме того, это она лгала ему: И он докажет это.

Глава 14

Поздно вечером, после обильной еды, уставшая от хлопот Диана удалилась в свою спальню, взяв с собой подарок Баннастера. Каскад зеленого шелка заструился из ее рук, волнами ложась на одеяло. Материи столь искусной выделки и прекрасного цвета ей еще не приходилось видеть. Материи было много — как раз на платье. Может быть, Баннастер купил ее для Сесили и только позднее распространил свою щедрость и на нее? Или он предполагал таким образом заслужить ее признательность?

Все равно это был замечательный подарок, а у нее ничего для него не было. Сесили подарила ему несколько носовых платков, вышивание которых было ее обычным занятием. Но Диана ведь не предполагала, что он будет ухаживать и за ней.

Тут ее взгляд упал на темный предмет, лежащий на подушке. Она поднесла к нему свечу и увидела, что это была книга стихов, которая прежде лежала в его седельной сумке.

Он сказал, что всю жизнь жаждал читать такие книги. Диана знала, что этот сборник стихов предназначался Сесили. Но он отдал книгу ей. Еще одна попытка искушения?

Открыв книгу, она провела пальцами по ее гладким страницам.

— А я выглядела так глупо без подарка для него…

Внезапно она почувствовала, словно иголочки пробежали по ее спине, предупреждая, что она не одна. Обучение не прошло даром — с мгновенно выхваченным кинжалом в руке она стала всматриваться в темные углы спальни. Ее схватили за запястье сзади.

— Мне надо вывернуть руку, чтобы вы выпустили кинжал? — шепнул он ей в ухо. — Похоже, мы вечно разоружаем друг друга. Это делает ухаживание захватывающе интересным.

С глубоким вздохом облегчения она позволила своим мышцам расслабиться.

— Ах, это вы, Баннастер.

— И вас это даже не взволновало, — сказал он, изображая обиду. — Какой позор, что мое присутствие в спальне не вызывает у девушки беспокойства.

Ее губы дрогнули в улыбке в ответ на его дурачество, но она не хотела, чтобы он видел, что она рада этому визиту. Спрятав кинжал, Диана повернулась к нему. В темноте комнаты единственная горевшая свеча освещала только половину его лица. Он уже не улыбался. Глаза светились нежностью и оказались слишком близко. Необъяснимый трепет охватил ее, сердце громко стучало.

— Как жаль, что у меня нет омелы, — произнес он, шагнув ближе.

Она не отступила, только вздернула подбородок.

— Это я оставляю вам с Сесили.

— Ну, если вы видели, не я инициировал поцелуй. Поверьте, я не предавал вас с вашей сестрой.

— Между нами нет ничего, что можно было бы предать, — пожала плечами она, стараясь изобразить равнодушие.

Он усмехнулся:

— Тогда почему вы только что жалели, что у вас нет подарка для меня?

— Я сказала не так, — Ее рот пересох, голос стал хриплым, выдавая ее. Они стояли почти вплотную, и ей пришло в голову, что, если она сделает глубокий вдох, ее груди коснутся его. — Я просто пожалела, что глупо выглядела, когда у меня не нашлось ничего, что я могла бы подарить вам. Ведь вы сделали не один, а два подарка.

Его взгляд остановился на ее губах.

— Я могу предложить вам простой способ выразить свою благодарность.

Она тоже смотрела на его губы. Теперь весь ее мир сосредоточился в круге света от свечи, в котором, наполовину в тени, стоял он, такой большой, излучающий тепло, которое она уже ощутила и жаждала чувствовать еще. Она моргнула, стараясь вспомнить, что он обещал ей.

— Вы дали слово не принуждать меня ни к чему.

— Я и не принуждаю. Разве я не доказал вам свои благочестивые намерения прошлой ночью?

Его голос обволакивал, кружил голову, во всем теле разливалось приятное тепло. Ей следовало отодвинуться, сопротивляться греховному ощущению, которое он вызывал в ней.

— И что я должен думать о ваших намерениях, — продолжил он, — когда обнаружил, что вы шпионили за мной?

От страха внутри у нее все оборвалось. В ужасе, что ее разоблачили, она могла только безнадежно шепнуть:

— Когда я увидела вас с Сесили под омелой?

— Нет, в лесу, утром.

Ей стало легче. Глядя на него снизу вверх, она пыталась собраться с мыслями и вспомнить.

— Вы покинули охотников, чтобы побыть наедине с Сесили.

— Надеюсь, вы убедились, что я вел себя безупречно. Она, сама не зная зачем, механически проговорила:

— Мне нужно было защитить свою сестру.

— Вы уверены в этом? Мне представляется, что вам обеим лучше жить врозь.

— Собираетесь увезти ее отсюда?

Он тыльной стороной ладони, лаская, провел по ее щеке — и пробудил в ней желание; она и вообразить не могла, что может испытывать такие чувства. Каждый раз они с новой силой пугали ее.

— Я не слишком часто думаю о вашей сестре, — пробормотал он, проводя пальцем по ее нижней губе. — Диана, сделайте мне рождественский подарок.

Он шагнул к ней, и, когда его грудь коснулась ее грудей, она застонала. Она ослабела от желания и почти ухватилась за него, словно он оставался единственной опорой в этом зыбком мире. Диана с трудом устояла на ногах. Он наклонился, его рот приблизился к ее губам. Их дыхание смешивалось, и это было необыкновенно чувственное ощущение. Она нетерпеливо ждала поцелуя, но он медлил.

— Это должен быть подарок, — шепнул он. — Вы сами должны поцеловать меня.

Единственный раз, когда он поцеловал ее, поцелуй был яростным и жадным, диким и будоражащим — и тогда он начал первым. Она колебалась в предвкушении чего-то нового, смутно желая большего. Все, что раньше казалось таким важным, забылось.

— Зовите меня «Том», — попросил он. Она не пошевелилась.

— Том. — Она выдохнула его имя, поднялась на цыпочки и прикоснулась к его губам. Поцелуй был на удивление легким, этакое девичье обещание нежности. Она чувствовала себя потерянной, нуждающейся в опоре и, в конце концов, неуверенно положила руку ему на грудь, как если бы боялась упасть без его поддержки. Его сердце бешено билось под ее ладонью, губы нежно касались ее рта. Она приоткрыла губы, чтобы лучше ощущать его, и поцелуй получился крепче.

Теперь она вся клонилась к нему, ее голова упала ему на плечо. Его руки обхватили ее, прижали к себе, и не он, а она проникла в его рот, их языки сплелись. Его стон наполнил ее и желанием, и удовлетворением. Он был первым мужчиной, который разглядел в ней женское начало, оценил ее привлекательность, о существовании которой она сама не догадывалась. Впервые в жизни ее жаждал мужчина, и это смущало ее, заставляло по-новому взглянуть на все, чего она добивалась. Разве не могла она надеяться на личное счастье?

В течение многих лет у нее была лишь одна цель: стать полезным членом Лиги клинка. И вот она целует человека, которого ей поручено проверить! Ей предстояло многое переосмыслить заново.

Она в смущении прервала поцелуй, повернула голову. Том не сразу отпустил ее. Его руки лежали на ее талии, он прижимал ее к себе так, что их бедра соприкасались. Она чувствовала его твердый мужской орган, выпирающий через тунику, и знала, что он по-настоящему вожделел ее.

— Могу я получить еще один подарок на Рождество? — повторил он свою просьбу, дыша ей в затылок.

Она покачала головой, шагнула, чтобы повернуться к нему спиной, почти разочарованная, что он сказал это. Что же ей делать: стараться по-прежнему манипулировать им, использовать его страсть в своих интересах, чтобы разузнать о нем все, что нужно Лиге? Но разве не то же самое происходит при естественном ухаживании, когда люди лучше узнают друг друга?

Если она будет наблюдать, как он начнет ухаживать за Сесили, это ничего ей не даст. Она считала, что, приближая его к себе, сможет удерживать его подальше от сестры. И чем все это кончится?

Диана совсем запуталась.

— Я устала, Том. И завтра у меня очень много дел.

Он, стоя сзади, взял ее руки в свои.

— Мне нравится, как вы произносите мое имя. Это уже подарок.

И он ушел, а Диана опустилась на кровать, невидящими глазами уставившись на книгу стихов.

Оказавшись у себя в спальне, Том возбужденно заходил по ней взад-вперед. Хоть посылай за холодной ванной, думал он. Сегодня сочельник, и Диана по своей воле поцеловала его. Совсем неплохо!

Ему потребовалось собрать все силы, чтобы уйти от нее. Если бы он остался, то захотел бы большего, а в его планы не входило совращать ее. Впредь он не позволит, чтобы его поступками руководила страсть. Пусть она по крайней мере знает, что он уважает ее желания, ни к чему не принуждает.

Но не лгала ли она ему о себе, о том, чего хочет or него? Может быть, она все же состоит в Лиге, но не имеет поручения, касающегося Тома? А может быть, ей приказали не доверять ему, не подпускать к сестре. Нужно обязательно выяснить правду.

На Рождество бесшумно и мягко повалил снег. Диана, стоя на коленях на холодных камнях часовни, молила о мире и спокойствии, но ни того ни другого не приходило. Баннастер — Том — снова не пришел к обедне, и она сказала себе, что должна познакомить его со священником, убедить, что многие служители церкви — хорошие люди.

Последующие двенадцать дней никто не будет работать. Все могли наслаждаться праздником, время от времени делая только самое необходимое. Главная башня все еще была переполнена жителями окрестных деревень и арендаторами, многие из которых заворачивались в одеяла и на ночь ложились спать на полу в главном зале. Диане, поднявшейся до рассвета, пришлось, когда она спускалась вниз, переступать через спящих.

Вернувшись после обедни в главный зал, она увидела, что Том уже там. Он стоял в группе мужчин у камина. Он встретил ее взгляд, и это было, как если бы они коснулись друг друга. Она отвела глаза, испытывая смущение, но стараясь держаться равнодушно.

Что ей теперь делать? Когда все закончится, он, возможно, станет ее зятем. Или она все-таки сможет отвлечь его от Сесили? А если она «отвлечет» его, чего он станет ждать от нее — и что она сможет предложить? В Лиге решат, что она не была правдивой в его оценке.

Нет, прежде чем все окончательно выйдет из-под ее контроля, она этой же ночью начнет писать донесение — пока еще в силах оставаться объективной. Пусть это не будет полный отчет, но она уже достаточно узнала его, чтобы сделать какие-то выводы. В конце концов она найдет способ передать донесение в Лигу.

Праздник проходил под звуки рождественских песнопений; стар и млад развлекались веселыми играми. Играли в бобового короля. Том нашел бобовое зернышко в своем куске пирога и был объявлен королем празднования Двенадцатой ночи. Диана подозревала, что это произошло не без вмешательства Сесили. Но из Тома вышел славный король; не отказался он и когда ему предложили завязать глаза, чтобы играть в жмурки.

Играющие встали в круг возле него, и Нэш, начальник замковой стражи, туго завязал Тому глаза. Затем он покрутил свою жертву, и толпа взревела от удовольствия, когда Том зашатался, прежде чем восстановил равновесие. Том осторожно задвигался с вытянутыми вперед руками, кренясь на одну сторону, в поисках кого-нибудь, кого он смог бы узнать только на ощупь. Женщины визжали и убегали от него, а мужчины толкали его в противоположном направлении.

Том поймал за воротник мальчишку, но воротник, оторвавшись, остался у него в руке, когда мальчишка бросился на пол и пополз на четвереньках между ногами столпившихся игроков. Вдруг чьи-то руки втолкнули в разорвавшийся круг Диану. На противоположной стороне в круге оказалась Сесили, хотя Диана не была уверена, что ее вытолкнули.

— Кто здесь? — выкрикнул Том, клоня голову к плечу, словно он больше полагался на слух, чем на осязание.

Сесили громко хихикала, а Диана молча двигалась по кругу — как она это делала на арене для турниров, — не спуская глаз с противника. Том слепо вертел головой, и ей пришло в голову, что он каким-то образом чувствует ее перемещение. И почему все замолчали, когда ей шум был бы на руку? Только изредка раздавался сдержанный смех да вырвалось «у-ух», когда Том коснулся ее рукой и тут же упустил.

Диана нырнула под его поднятыми руками и оказалась за его спиной. Толпа сузила круг, не давая ей ускользнуть, так что ей пришлось повернуться и ждать, что будет дальше.

Сесили явно теряла терпение. Она двигалась нарочито медленно, так что Том легко поймал ее, в очередной раз сведя руки.

— Ага! — выкрикнул Том. — Значит, я выиграл?

— Нет, вы должны назвать имя того, кого поймали! — крикнул ему Наш.

Нэш всегда строго держится правил, недовольно подумала Диана. Она хотела, чтобы игра скорее закончилась.

Том провел руками по руке Сесили. Она притворно охнула.

— Кажется, это женщина, — предположил Том.

— Надо же, какой смекалистый! — выкрикнул кто-то.

Толпа замерла, люди смотрели друг на друга в тревоге, боясь, что знатный гость воспримет это восклицание как обиду.

Диана удивилась, увидев, что человеком, добродушно насмехавшимся над Томом, был Толбот. Но Толбот широко улыбался, и она увидела, как Том повернулся на голос и усмехнулся.

Том притронулся к голове Сесили, пробежал пальцами по ее волосам. Лента развязалась, и длинные локоны рассыпались по ее плечам.

— Я думаю, это мистрис Сесили, — сказал Том, делая шаг назад.

Когда его руки отпустили ее, Сесили надула губки.

— Как вы узнали?

— Никто не убирает волосы так, как вы. И еще — вас выдают ваши духи.

— Я рада, что вы запомнили их, — промурлыкала она, кивая.

Все еще с повязкой на глазах, Том повернулся в другую сторону.

— Но в круге есть еще кто-то.

Диану, почти сумевшую выбраться из круга, снова втолкнули в него. Ей хотелось сказать, что игра закончилась, что он уже победил, но она понимала, что гости будут разочарованы. Сесили зло смотрела на нее, а что оставалось Диане делать?

Теперь ничто не отвлекало Тома. Широко расставив руки, он целенаправленно двигался к ней. Она снова смогла ускользнуть под его рукой, но на это раз он повернулся быстрее и только немного промахнулся, не поймав ее за волосы. Толпа затаила дыхание, а потом кто-то из мужчин задержал Тома, когда он подошел к краю круга, и развернул в нужном направлении.

Диане хотелось крикнуть, что это нечестно, но ведь они играли в детскую игру, ничего серьезного. Выигрыш не имел значения, как и точность отгадки, думала она с легким раздражением. Но она состязалась с Томом, а ей всегда очень хотелось победить его.

Когда она позволила себе слишком близко подойти к образующим круг людям, он снова приблизился к ней. Она не могла ускользнуть за его спину, потому что развеселившиеся зрители не давали ей пройти ни с одной, ни с другой стороны. Ей пришлось опуститься на корточки, и Том обнял пустой воздух над ней. Если бы она была не в платье, то смогла бы перекатиться за него и вскочить на ноги. Она попыталась на корточках отодвинуться в сторону, но он оказался над ней. Его блуждающая рука ударила ее по голове — она упала на спину и быстро одернула юбки, пока ее ноги не обнажились выше икр. Все перестали дышать. Но Том быстро протянул ей руку и поставил на ноги.

Она не произнесла ни звука, стараясь не дышать часто, не дрожать, чувствуя на себе его руки и вспоминая сладость его поцелуя.

— Я сделал вам больно? — спросил он с беспокойством.

Она не ответила. Чтобы не выдать себя, она прикрыла рот рукой, вызвав всеобщий смех.

Он улыбался, не выказывая огорчения, что его хитрость не удалась, а потом провел рукой по ее волосам, словно успокаивая боль, которую мог причинить своей неуклюжестью. Кажется, он был большим мастером по распусканию лент, потому что волосы тут же упали ей на плечи. В толпе заахали и заохали, и Диана подумала, что многие удивляются, как будто ее распущенные волосы напомнили всём, что она девушка. Она ждала, когда Том назовет ее имя, но он молча стоял, притворяясь смущенным.

— А это не снова мисс Сесили? — спросил он с притворным простодушием.

Все засмеялись — кроме, конечно, Сесили, которая стояла, скрестив руки, и натянуто улыбалась.

— У кого еще могут быть такие волосы? — задумчиво размышляя он вслух.

К ее удивлению, его пальцы скользнули вниз, прошлись по ее лбу, носу, щекам. Она перестала дышать, когда, широко улыбаясь толпе, он большим пальцем провел по ее нижней губе. Мужчины громко засмеялись, а Диана уставила руки в бока, как бы в сильном гневе, а сама молила Бога, чтобы все это поскорее закончилось и она не выдала свое смущение перед ним.

— Вот, теперь узнал! — победно сказал Том. — Потому что ее рот хорошо отдает приказы. Это мистрис Диана.

Снова послышались смех и возгласы одобрения. Том с довольным видом снял с глаз повязку. Ей хотелось ударить его, но вместо этого она быстро присела, сдаваясь.

— Теперь вы у меня в долгу, — спокойно сказала она, когда толпа рассеялась в поисках новых развлечений.

— Я выиграл, как это я в долгу?

Пока он продолжал бахвалиться своей победой, она подвела его к камину и представила священнику, отцу Френсису, который захотел встретиться со знатным гостем, не являвшимся к обедне. Отец Френсис был добряком, он не стал отчитывать Тома. Когда Диана уходила, оставив их одних, Том вежливо слушал. Может быть, он увидит, что не все священники похожи на тех, которые омрачали его детство.

Оставшись с отцом Френсисом, Том приготовился выслушать проповедь об адском пламени, ожидающем тех, кто не посещает церковь. Однако старец, казалось, просто решил поговорить, и Том не без удовольствия побеседовал с ним несколько минут. Отец Френсис спросил, видел ли Том церковь, недавно построенную в Лондоне.

Поскольку Тому необходимо было завершить задуманное, он вскоре извинился и покинул священника. Он ждал у кухни, и его терпение было в конце концов вознаграждено появлением служанки Мэри. Он уже побеседовал с Сесили, настало время поговорить и с ней. Диана доверяла Мэри настолько, что та помогала ей заточить виконта в подземелье, так что женщины должны быть близки.

Мэри поставила на несколько столов солонки и направилась обратно на кухню. Том последовал за ней и окликнул ее по имени.

Она удивленно оглянулась, а когда увидела его, то не смогла сразу скрыть — невольный страх и чувство вины. Такой взгляд не располагал к доверительной беседе.

— Спокойно, Мэри, — прошептал он и подождал, пока мимо не прошли несколько любопытствующих слуг. — Найдется поблизости местечко, где мы могли бы поговорить?

Привыкшая повиноваться, она опустила голову и повела его в другой коридор, потом вниз по ступенькам и, наконец, во дворик при кухне, где повар жарил на огне кроликов и птицу для заполнивших замок гостей. Несколько прислуживающих мальчиков равнодушно взглянули на них и вернулись к своему занятию — поворачиванию вертелов. Возле колодца ждали весны засыпанные снегом грядки. Наконец служанка повернула к нему лицо и обхватила себя руками, как если бы ожидала худшего.

— Мэри, не смотрите так испуганно, — пробормотал он. — Я никому не сказал о том, что сделали вы и ваша мистрис. Я знаю, это была скорее всего просто глупая ошибка.

Она кивнула, но не подняла глаз.

— Мы благодарны, милорд:

— Вы знаете, что я прибыл сюда из-за Сесили. Чтобы досадить вашей мистрис, я начал ухаживать за ней.

Мэри снова кивнула.

— Я был зол на нее за заточение и считал, что нашел способ наказать Диану. Но за последние несколько дней я лучше узнал ее. — Он смягчил голос. — Мне стало легче простить ей то, что она сделала со мной, потому что меня влечет к ней.

Теперь карие глаза Мэри были с интересом устремлены на него, словно она искала подтверждения, что это правда. И он не лгал, по крайней мере насчет того, что его тянуло к Диане.

— Расскажите мне о ней, Мэри. Скажите, почему мне следовало бы предпочесть ее, а не ее сестру?

Лицо Мэри просветлело, она уже открыла рот, но затем в глазах ее мелькнул испуг. Она снова опустила голову.

— Я не понимаю, что вы хотите узнать, милорд.

— Как я могу поверить, что она будет хорошей женой, когда я вижу, что она увлекается отнюдь не женскими занятиями?

— Она сильная, милорд, и у нее такой ум, который всегда ищет, чему бы еще научиться. Пусть она и выбрала арену для турниров, но сердце у нее осталось женское. Вернее, девичье.

— Но почему? — спросил он с растущим недовольством. — Почему она упражняется в мужских искусствах, когда в конце концов у нее появится муж, который и станет оберегать ее?

— Может быть, она посчитала, что никогда не найдет себе мужа, — предположила Мэри. — Может быть, решила, что ей придется самой вести людей на защиту замка.

— Но она была совсем еще девочкой, когда отец разрешил ей заниматься неженским делом. Тогда она наверняка не думала, что будет одна, без мужа, управлять замком…

Мэри только пожала плечами, глядя куда-то мимо него. Том вздохнул, поняв, что больше ничего от нее не узнает.

— Простите меня, Мэри, я просто хочу узнать больше о каждой из сестер, чтобы принять решение, которое будет наилучшим для нас всех. Возвращайтесь к своим обязанностям.

Благодарно кивнув, она поспешила уйти, оставив его недовольным, но не потерявшим решимости. Пришло время найти реальные доказательства связи с Лигой. Если у Дианы есть медальон члена Лиги, он должен быть у нее в спальне.

Сегодня, в Рождество, решил он, Диана не появится в спальне до глубокой ночи, и у него хватит времени обыскать ее.

Глава 15

Диана-с удовольствием наблюдала за всеобщим весельем, радуясь, что ее людям не приходится много работать. Крестьяне и арендаторы сменяли слуг, помогая приготовить все к вечернему пиру, когда предстояло обслужить множество людей.

Тома не было видно. Его не было возле Сесили, которая сидела за рукоделием со своими служанками, смеясь тому, что рассказывал им Толбот.

Диана презирала свою ревность, свою невольную радость, когда Тома не оказывалось рядом с сестрой. Неужели ко всем ее грехам следует добавить это унизительное чувство?

— Мистрис Диана?

Она обернулась и увидела спешащую к ней Мэри, на лице которой была написана тревога.

— Мэри, что-то случилось?

— Лорд Баннастер…

— Я не вижу его, — сказала она, оглядывая зал.

— Я только что говорила с ним в кухонном дворике. Он расспрашивал меня о вас, мистрис, почему вы захотели обучаться мужским занятиям. Я ничего не сказала, конечно, — заторопилась добавить она.

Диана положила руку ей на плечо.

— Я тебе вполне доверяю, Мэри. Не волнуйся, дорогая. Он все время подозревал меня, и у него были на то причины, если учесть, что я держала его в подземелье. Так что ничего нового не произошло.

Служанка ушла, успокоенная, но Диана встревожилась. Раньше она видела, как Том разговаривал с Сесили, а теперь расспрашивал Мэри. Что он намерен делать дальше? Том, должно быть, начал что-то вспоминать. Скорее всего он хочет снять с себя всякие обвинения в убийстве брата.

Что бы она стала делать, очутись на месте Тома? Если бы подозревала его в чем-то?

Она бы обыскала его спальню, постаралась найти что-нибудь, подтверждающее догадки.

Не пришло ли то же самое ему в голову?

Она незаметно выскользнула из главного зала. Не оглядываясь, чтобы не наткнуться на чей-нибудь взгляд, быстро поднялась по лестнице. Не стала медлить и у дверей своей спальни, опасаясь, что он услышал ее шаги в коридоре. Она просто отворила дверь и…

И нашла Тома Баннастера на коленях перед одним из ее сундуков с рукой на закрытой крышке.

Он взглянул на нее снизу вверх и, нисколько не смутившись, улыбнулся медленной искушающей улыбкой.

Диана закрыла дверь.

— Почему вы здесь? — холодно спросила она.

— Жду вас, — сказал он, поднимаясь на ноги и неторопливо направляясь к ней. — Нам пора обменяться новыми рождественскими подарками.

Отчасти это была ложь, отчасти правда. Она знала, что Том увлечен идеей поразвлекаться с ней, уложить в постель. Может ли это развеять его подозрения?

Он положил руку ей на плечо, провел ладонью по ее руке. Она позволила, сказав себе, что тем самым отвлекает его.

А заодно и себя.

— Я не рылся в ваших вещах, — произнес он интимным шепотом. — Ну, почти не рылся. Я смотрел, не найдется ли подходящего платья для сегодняшнего вечера — понаряднее, в котором вы выглядели бы женственнее.

— Я недостаточно хороша для вас какая есть? — спросила она, поднимая бровь. Если она играет с ним, почему же его слова так ранят ее?

Он взял ее руки в свои и серьезно сказал:

— Я никогда не утверждал этого. Вы, без сомнения, очень привлекательны, Диана. В этом у меня нет никаких сомнений.

Его поведение вроде бы подтверждало это. Но тогда что он искал в ее сундуке?

Он притянул ее ближе — очень медленно, как если бы опасался, что она ускользнет.

В ее мозгу звучали два разных голоса. Один говорил, что она должна оттолкнуть его, другой хитро напоминал, что ей нужно добиться, чтобы он потерял осторожность. Нужно отвлечь его, пока она не закончит свою миссию. Что он за человек, могут ли положиться на него Лига и король? Она так и не знает, может ли она доверять ему. И вот до чего дошла — позволяет ему ласкать её.

Когда его руки легли на ее бедра и медленно двинулись вверх, она сказала себе, что поступает правильно, выполняя свой долг перед Лигой. Но глаза у нее закрылись, тело обмякло, логически рассуждать стало невозможно.

Еще какая-то часть ускользающего сознания попыталась напомнить, что это не лучший способ разлучить его с Сесили.

А потом ей стало все равно. Его руки стали ее миром. Он водил ими по ее спине, затем потянул за завязки платья. Она чувствовала его дыхание у своего уха. Диана застонала и наклонила голову, чтобы он поцеловал ее. Его губы приникли к ее губам, а ее одежда, казалось, перестала держаться на ней и сползала вниз, постепенно обнажая девичье тело. Ее руки высвободились из рукавов, лиф и рубашка сбились на талии.

Она не вырывалась, все острее ощущая толчки желания в крови. Откинувшись назад, она ухватилась за спинку кровати, оперлась на нее спиной, потому что без поддержки могла бы упасть. Холодный воздух только на мгновение коснулся ее груди, а потом его губы уже согревали ее. Он взялся за ее груди обеими руками, приподнимая их к губам. Она выгнулась, задрожала от острого наслаждения, пронзившего ее. Из-под опущенных ресниц она смотрела на его сосредоточенное лицо, видела, как его язык проделывал медленные круги вокруг ее сосков, искушая и маня, заставляя задыхаться от разочарования, когда он на мгновение останавливался — только чтобы заняться другой грудью.

Диана уже вся горела, но горячее всего было у нее между бедер. Она все больше волновалась, вся невольно дрожала в трепетном ожидании счастья. Диана не могла больше притворяться, что не стремится к тому, что так или иначе неминуемо должно произойти. Она отпустила спинку кровати и положила руки на его широкие, сильные плечи, ища поддержки, а потом ее руки скользнули выше, наклоняя его голову. Его волосы мягко и возбуждающе обвились вокруг ее пальцев.

Она снова почувствовала его руки на своей спине, ощутила, как распускается шнуровка и его руки торопливо заканчивают раздевать ее. Вскоре на ней остались только чулки и туфли. Она сжалась, не уверенная, что хочет, чтобы он смотрел на ее тело, такое длинное, худощавое, со шрамами и кровоподтеками.

Но он только стонал, лаская ее груди, его рот двинулся вверх по ее телу, ища ее губы. Его поцелуй уничтожил ее последние страхи, а руки притянули к себе. Она кожей ощутила гладкий шелк его одежды, тепло его бедер, осторожно раздвинувших ей ноги. Поцелуй стал крепче, грубее, его язык, слившийся с ее, ещё более возбуждал, отвлекая ее — она понимала — от новых, странных и восхитительных ощущений, которые он вызывал в ней.

Внезапно он обхватил ее за талию, поднял и посадил на край кровати. Прежде чем она смогла запротестовать, он, целуя ее, встал между ее бедрами, еще больше раздвинув их. Она уже ни о чем не думала, только хотела притянуть его к себе, ощущая потребность почувствовать его глубоко, там, где желание становилось нестерпимым.

— Подождите, подождите! — шептала она у его рта. Он замер, поднял голову, посмотрел на нее сверху.

Она знала, что сейчас может остановить его, что он не будет делать того, чего она не хочет. Его глаза вперились в ее, в них были нетерпение и обещание, но выбор он предоставил ей. По крайней мере в этом она верила ему.

— На вас слишком много одежды, — едва дыша, проговорила она неожиданно для себя.

Широкая улыбка облегчения появилась на его лице, он стал дергать за пуговицы жилета, рывком распустил завязки рубахи и через голову стянул сразу то и другое. Его широкая грудь, покрытая темными волосками, была твердой от мышц.

Под ее изучающим взглядом улыбка исчезла с его лица. Он хрипло сказал:

— Потрогай меня, Диана.

Она повиновалась, дрожащими пальцами стала водить по его горячей сильной груди. Мышцы были такими твердыми, словно их выковал кузнец. Когда она большими пальцами потрогала его соски, он резко втянул в себя воздух.

— Вам нравится это? — спросила она.

Он застонал и налег на нее, заставив откинуться на спину, упираясь локтями; теперь ее колени оказались по сторонам его тесно сжатых бедер.

— Подождите, подождите! — снова воскликнула она, на этот раз кусая губы, чтобы скрыть смех. Она не подозревала, что любовные утехи могут быть не только страстными, но и щекотными.

Он снова замер, но на этот раз почти дрожал, встречаясь с ней глазами, и ждет ее приказов. Какое-то время она наслаждалась предвкушением, тяжестью его паха, вжимающегося в нее. А потом, уже не в силах терпеть, совершила бесстыдный поступок, который ей смертельно хотелось совершить. Она обхватила его ногами, постанывая от невыразимого наслаждения, и выкрикнула:

— На вас все еще слишком много одежды!

Он смотрел на нее так, словно ожидал отказа, а когда он уронил на пол штаны, простодушное выражение удовлетворения на его лице заставило ее почувствовать себя женщиной. Теперь он был просто мужчиной, который нуждался в ней, нуждался в том, что она могла ему дать.

Он снова налег на нее, обхватив за плечи. Почувствовав тяжелую и твердую выпуклость между своих бедер, она сжалась и закрыла глаза, готовясь к тому, что он с силой войдет в нее, зная, что это должно быть больно.

Но вместо этого он стал нежно целовать ее груди, его пальцы медленными, ласкающими движениями переместились ниже. Ее глаза широко раскрылись, когда он добрался до ее влажных глубин, потрогав складочки, к которым никогда не прикасался мужчина. Она задрожала и напряглась, не зная, как ей полагается вести себя.

— Расслабься, Диана, — шепнул он. — Я хочу дать тебе наслаждение, которое ты даришь мне.

— Разве? — Она ненавидела жалобные нотки, прозвучавшие в ее голосе. — Не думала, что я на такое способна.

Страсть была написана на его лице.

— С самой первой нашей встречи я только и думал о том, как бы мне хотелось трогать и целовать тебя. Даже когда я был зол, я знал, что хочу этого.

Она напряглась, когда его пальцы вошли в нее глубже. Она почти перестала дышать, сама не зная, чего хочет.

— Мне доставляет наслаждение ласкать тебя и ощущать твои ласки, — пробормотал он, склоняясь над ней.

— Но… Я не знаю, что полагается делать, — зашептала она, посчитав, что лучше ей обнаружить свою неосведомленность.

Он озорно ухмыльнулся, его глаза потемнели.

— Поверь, ты быстро всему научишься.

Улыбка исчезла с его лица, он теперь наблюдал за ней, пока его пальцы двигались внутрь ее. В замешательстве ей хотелось уклониться от его взглядов, но они притягивали к себе, между ними теперь возникла неразрывная связь. А когда его пальцы вышли из нее и продвинулись выше к маленькому бугорку, дрожь пробежала по ней, ее затопили ощущения, еще более усилившие желание.

— Ах, пожалуйста, — шептала она и тянулась к нему, — скорее!

Но на этот раз он не сделал того, чего она хотела, только дразнил ее губы своими, а его пальцы ласкали ее, то ускоряя, то замедляя движения, и она сходила с ума от, нетерпения.

А потом он убрал руку, и у нее вырвался стон, а потом крик, ее больше не заботило, что кто-то может услышать.

Все еще стоя на полу, он подтянул ее бедра к краю кровати и глубоко вошел в нее. Боль была сильной, но почти сразу же прошла, когда он медленно начал совершать движения бедрами, внедряясь туда, где раньше были его пальцы. Страсть снова овладела ею.

— Да, да, — со стоном шептала она, пытаясь совершать ответные движения, но чувствуя неловкость и неуверенность.

Он почти до конца вышел из нее и вошел снова. Ее тело замерло, она откинула голову, потому что его губы оказались на ее груди. Мир, казалось, перевернулся, когда она достигла гребня волны и теперь управляла его наслаждением, а каждый его удар внутрь ее приносил еще большее наслаждение. Она не понимала, что она делает, но знала, что Том хочет этого, потому что его движения ускорились. Она интуитивно вошла в ритм, принимая его в себя и отталкивая, чтобы принести ему наслаждение, которое он дарил ей.

Она обхватила его руками и содрогнулась, вдруг ощутив под руками его шрамы, которые раньше видела только на расстоянии, — длинные твердые рубцы, которые когда-то должны были быть очень болезненными.

А потом его тело содрогнулось, он тяжело задышал, застонал, освобождаясь, и она крепко держала его, пока они оба, влажные, не застыли в изнеможении.

Через какое-то время он приподнялся на локтях и посмотрел на нее сверху. Она встретила его взгляд, не зная, что он прочел на ее лице. В его глазах был покой, губы чуть-чуть изогнулись в намеке на улыбку.

Она отдалась ему — еще один импульсивный поступок, от которого не смогла удержаться. Но в этот момент, наполненный миром и спокойствием, она обнаружила, что не в силах сожалеть об этом. Возможно, это случится позднее, но она справится с этим.

Зимний холод таился в каменных стенах спальни, но с Томом ей было невероятно тепло. Кожа у обоих в тех местах, где они соприкасались, оставалась влажной. Все еще тесно прижатая к нему, она обнаружила, что после произошедшего у нее появилось чувство, что она является частью его.

Том не знал, что и думать, глядя в усталые глаза Дианы. Он не ожидал, что она позволит ему взять ее, был ошеломлен тем, каким неподготовленным оказался к случившемуся. Его глубоко тронуло то, что она отдала ему свою, невинность. Может быть, она так распорядилась собой, потому что считала, что не выйдет замуж? Тома тревожила мысль о ее постоянном одиночестве и о внезапной капитуляции перед страстью к мужчине.

Исходившее от нее тепло согревало, и тревожные мысли оставили его. Он снова желал ее. Осторожно попытался войти в источающее сладость лоно, но почувствовал, как она невольно дернулась. Он застыл.

— Диана… Я был неосторожен?

Ее улыбка была нежной и смущенной.

— Немного… болит. — Она отвела взгляд, темные ресницы скрыли от него серые драгоценные камни ее глаз.

С сожалением он соскользнул с нее и со стоном лег рядом на бок.

— Что-нибудь не так? — спросила она с оттенком озабоченности.

Он подпер голову рукой и улыбнулся:

— Нет, просто устал. Ты взяла от меня все, но оставила меня насыщенным. Тебе было хорошо?

Его удивило, что она смутилась, ведь Диана всегда представлялась ему прямодушной и невозмутимой. Краска залила ее лицо и шею, и он нежно погладил их, отчего по ней пробежала дрожь.

— Ты знаешь, что доставил мне удовольствие, — произнесла она тихим голосом. — Я не скрывала свои чувства, даже, кажется, прокричала о них на весь белый свет.

— Никто не слышал, — сказал он, смеясь и наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Все празднуют, веселятся.

Она приподнялась на локте.

— Мне нужно быть там. Что обо мне скажут, если не найдут, меня?

Он поцеловал ее плечо, потом грудь сбоку.

— Думаю; все развлекаются от души, им не до нас. Она села, не встречаясь с ним глазами, огляделась, словно не зная, с чего начать.

Он положил руку на ее бедро, и она замерла.

— Диана, не сожалей о том, что случилось.

Она взяла его руку, но не оттолкнула, а мягко сжала, и, наконец, встретила его взгляд. Он почувствовал облегчение, вдруг осознав, как много для него значило то, что она думала о происшедшем между ними.

— Я не сожалею, — мягко сказала она. — Но… я пока не могу понять, что это значит, и… и должно ли это случиться снова. Ты ведь должен жениться на Сесили…

Он закрыл ей рот рукой.

— Не надо. Ты знаешь, что я не женюсь на твоей сестре. Тут ты победила.

Ее глаза широко раскрылись, она откинула его руку.

— Не думаешь ли ты, что я… что я позволила этому случиться для того, чтобы отвадить тебя от Сесили?

Он сел и обхватил ее руками.

— Нет, я так не думаю. Ты хотела меня так же сильно, как и я тебя. А что до Сесили, как, по-твоему, я должен поступить? Чего бы ты хотела?

— Я… Я не знаю. Ты не должен сделать ей больно, сказав, что не расположен к ней.

— Что я благосклоннее к тебе? — спросил он озорно. Диана содрогнулась.

— Никогда не говори ей таких слов. Я не знаю, на что она способна, но чувствую, что ее переполняет отчаяние» Будь с ней добр.

— А как же ты, Диана? — спросил он, понимая, что ее ответ значит для него куда больше.

На этот раз, когда она сделала движение, чтобы встать с кровати, он позволил ей это. Она нашла свою одежду и, смущенная, не поднимала на него глаз, надевая рубашку и затягивая шнурки вокруг шеи. Стоило ей прикрыть наготу, как к ней вернулось обычное хладнокровие. Она подняла на него спокойный взгляд, но когда увидела, что он все еще голый, дыхание у нее сбилось.

Он повернулся на бок, приподнялся на локте. Она возбужденно смотрела на его тело. Потом облизнула губы, но не отвела глаз.

— Как же я? — повторила она, — Я подумаю о том, что произошло между нами. Я не замышляла ничего подобного.

— Знаю. Это я неожиданно нагрянул в твою спальню. — Он колебался. — Ты говоришь, что не сожалеешь о том, что произошло между нами, но сейчас даже посмотреть на меня едва решаешься.

Она наклонилась, чтобы поднять платье, но он быстро сел, взял ее за руки и притянул к себе.

— Диана.

Она посмотрела на него, и он заметил, как смягчился ее взгляд, прежде чем она приложила пальцы к его губам.

— Я не могу не испытывать замешательства. И не могу говорить о замужестве. Не знаю, хочу ли я этого.

— Ты намекала мне об этом раньше. Почему ж такая привлекательная женщина, как ты, не хочет выходить замуж?

Она задумалась над его вопросом, и он гадал, собирается ли она поведать всю правду или так и не откроется полностью.

— Я с детства знала, что не такая, как другие, — ровным голосом сказала она. — Большинству мужчин нравятся вполне обычные женщины.

— За исключением подвигов, которые совершаешь на арене для турниров, ты ничем не отличаешься от всех других женщин. А во многом и превосходишь их.

— Но то, что я делаю на арене, — часть меня, я не хочу отказываться от этого из-за мужчины.

Она говорила твердо, настойчиво, и он знал, что по крайней мере это было правдой.

— Я понимаю, — сказал он.

Она через голову натянула платье, и Том знал, что она удивится, когда он повернул ее и сам зашнуровал его.

— Я без утайки сказала все, что думаю, — обернулась она через плечо. — Теперь отвечай, не раскаиваешься ли — ты в случившемся между нами?

— Я мужчина. — Он легонько укусил ее в шею, и она вздрогнула. — Мы никогда не раскаиваемся в таких вещах.

— Всего несколько лет назад ты и не помышлял об этом? — Она не скрывала любопытства.

Том легко вскочил и стал натягивать одежду. А про себя подумал: наверное, он хорошо скрывал свои чувства.

— Да, я должен был посвятить себя церкви, дать обеты и отказаться от женщин, и все потому, что так решила моя семья.

— Твоя семья или твой отец?

Он усмехнулся, завязывая шнурки рубахи.

— И отец, и брат после смерти отца. Я считал, что могу сам распоряжаться своей жизнью, но Николас думал иначе.

— Для тебя это был двойной удар. Он пожал плечами.

— Я уже начал понимать, что за человек был Николас, так что не удивился. Но я был молод, наивен, привык доверять людям.

— Не он ли приказал бить тебя плетью? Женщины, с которыми он спал, часто задавали ему этот вопрос. Раз или два они уходили, завидев уродливые шрамы, отказываясь от физической близости с ним. Случалось, что их жалость гнала его прочь. Но Дианой двигала не жалость. Ее потемневшие глаза изучали его.

— Священник, который обучал меня, — признался он наконец.

Он заметил удивление в ее глазах, но она только спросила:

— Духовное лицо?

Он задумчиво рассматривал ее.

— Когда мне было четырнадцать лет, священник застал меня в тот момент, когда я засмотрелся на девочку. Он решил, что боль не даст мне забыть о моем «свинстве».

— И твой отец дал согласие? — спросила она, не стараясь скрыть, как это ужасает ее.

— Мои родители узнали об этом, только когда все уже произошло. Отец не выразил негодования, а мать плакала, своими руками промывая мои раны.

— Этот жестокий духовник думал, что таким способом добьется своего?

Он вскинул голову, улыбаясь:

— А ты так не считаешь?

— Нет, просто ты научился тщательнее скрывать свои тайны.

Он погладил ее по щеке.

— А ты стала лучше меня понимать.

Они помолчали. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них нежность. На душе у него стало тепло.

Ему, возможно, не следовало испытывать такие чувства. Диана решила, что он с юного возраста «научился скрывать свои тайны». Но ведь и она сама мастерски это делает. Том все еще не выяснил, является ли Диана членом Лиги клинка, медальона ведь он так и не нашел. Видел только восковую табличку со стертыми записями, но она могла писать на ней что угодно. И она заточила его в подземелье. По приказу Лиги или по собственной инициативе?

Но, выбравшись из башни, он обнаружил, что ему нравится ее бесстрашие.

Он сунул руки в рукава своего жилета.

— Обычное наказание, назначаемое священником, было куда своеобразнее.

Она прислонилась к спинке кровати и спокойно ждала. Тому вдруг захотелось рассказать ей очень многое, хотя он понимал и то, что слишком откровенничать не стоит. Следовало бы попридержать себя. Разве можно довериться ей, если она все еще скрывала от него так много?

— С ранних лет я знал, что мне полагалось не походить на других детей, не участвовать в мирских делах. Все, о чем я мечтал, был меч, пусть даже деревянный, как у других мальчиков.

Она улыбнулась:

— У меня он был. Он согласно кивнул:

— Разумеется. — Он вдруг погрустнел. — Мне трудно плохо думать о Николасе: ведь он защищал меня, когда я был маленьким. Другие мальчишки дразнили меня, отвечать мне запрещалось, а Николас давал им отпор.

— Он был сложным человеком. — Диане пришлось приложить немало усилий, чтобы лицо ее оставалось невозмутимым, чтобы на нем не отразилось сострадание, которого он не терпел. Какие чувства должен испытывать человек, зная, что его брат, который заботился о нем, потом настолько изменился, что стал насиловать невинных женщин? — Но ты не сказал мне, каким было обычное наказание, изобретенное священником? Он поднял голову, изучая ее.

— А тебе так интересно?

— Разве это удивительно после того, чем мы тут занимались?

На его лице медленно проявилась улыбка, полная обещания.

— Заставляешь меня раскрывать постыдные секреты моего детства?

— Ты же сам начал.

Он потянулся к ней, привлек к себе. Она ослабела в его руках, твердя себе, что больше не позволит ему своевольничать.

— Нет, моя очаровательная, ты затеяла все это, засадив меня в подземелье.

— Мне не пришлось бы ничего предпринимать, если бы ты этого не заслужил. Но я жду рассказа о твоем наказании.

Он вздохнул, осторожно потерся щекой о ее волосы. Она не двигалась, гадая, понимает ли он, что делает. Ей было покойно в его руках, и это тревожило. Ведь, в сущности, она лгала ему — предавала его. Именно к такому заключению пришел бы он, если бы узнал о задании, которое она выполняла.

— Когда священник застал меня с мечом, он решил, что я слишком подвижный мальчик, что если бы я уставал, у меня пропало бы желание забавляться чем-то запрещенным. В это время мой отец строил за деревней у леса новую приходскую церковь. Так вот священник заставлял меня часами без перерыва таскать тяжелые кирпичи. Он хотел, чтобы в это время я думал о своих грехах.

— А так как ты был молод, за тобой водилось много грехов, — весело заметила она.

Он улыбнулся:

— Должен сказать, что изнурительная работа в конечном счете пошла мне на пользу, когда я стал виконтом и мне нужно было доказать, что я могу руководить своими людьми, даже еще не став рыцарем. Они видели, как я возмужал, и знали, что остальное — дело тренировок.

Ей нравилось, что он не позволил возобладать в себе чувству горечи, если учесть, каким тяжелым было его детство. Не думая о последствиях, она провела ладонью по его мускулистым рукам, а потом — по широкой груди. Он не двигался, почти перестал дышать. Она увидела, что он смотрит на нее сверху вниз и в его глазах больше нет веселья.

Она не могла полностью справиться со своим дыханием.

— Выходит, священник оказал тебе услугу. Теперь я понимаю, почему твое тело такое сильное.

Он ничего не сказал, только наклонился к ней, как будто хотел поцеловать.

Она отвернулась, чтобы избежать соблазна его объятий.

— Нет, лорд Баннастер, мои люди ждут меня на празднике Рождества.

Он поймал ее руку, заставил повернуться к себе.

— Лорд Баннастер, — повторил он. — А назовите-ка имя, данное мне при крещении.

Почему это так важно для него? — гадала она.

— Очень хорошо — Том. Так странно звучит, потому что в моих мыслях ты очень долго был Баннастером.

— Очень долго? Не прошло и двух недель.

Она улыбнулась, сглаживая то, что было ужасной ошибкой.

— Время, когда ты сидел в подземелье, тянулось целую вечность.

Он ухмыльнулся:

— Чувствуешь себя виноватой? Она промолчала и освободила руку.

— Осторожнее, когда будешь выходить. Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел. Я выйду через какое-то время после тебя.

— Один поцелуй.

— Иди! — безжалостно распорядилась она, указывая на дверь.

Он изобразил преувеличенное разочарование, осторожно открыл дверь, посмотрел по сторонам и вышел.

Диана закрыла глаза и опустилась на скамью. Она так все усложнила! А ведь не хотела этого! Стоило Тому дотронуться до нее, и она уже ни о чем не могла думать — ни о Лиге, ни о будущем, в котором не находилось места мужу, — только о том, как хорошо ей с ним, как ей хочется дарить ему ответное наслаждение.

Но… где-то глубоко в мозгу засело беспокойство — она поддалась искушению, только чтобы оградить сестру от замужества, которое нельзя допустить. Она обхватила себя руками, тысячи мыслей проносились в ее голове. Нет, она приглянулась ему с того времени, как заточила его в подземелье, и Сесили здесь ни при чем.

Диана со стоном уронила голову. Он хороший человек. Она никогда не забудет огромную благодарность, которую испытала, когда он позволил ей убежать из спальни, где лежал его мертвый брат. Он принял вину на себя, пострадал за то, что совершила она, защитил девушку, которую он совсем не знал.

А теперь она тайно шпионила за ним, предавала его.

Но предательство ли это, если она защищает его от тех, кто не доверяет ему? Может быть, только она способна обелить его в глазах короля! Убедив себя, что хватит мучиться, и испытывая облегчение от этого, Диана вынула восковую табличку и стала излагать свои соображения.

Сесили не верила своим глазам. Она шагнула обратно в гардеробную, чтобы не столкнуться с лордом Баннастером, который шел по коридору, ведущему к спальне сестры. Она вжалась в стенку, пережидая, когда он пройдет, уверяя себя, что это ничего не значит. На этаже были и другие спальни, включая ее собственную.

Но его спальня находилась этажом выше, и не было причины, по которой он мог бы оказаться здесь. А Дианы нет в главном зале.

На краткий миг она увидела его лицо. Оно светилось улыбкой.

Что же происходит?

Глава 16

— Турнир по случаю празднования Нового года? — сказал Том двумя днями позже, выслушав предложение Дианы.

Она весело кивнула, оглядев сидевших за главным столом, — и встретилась с подозрительным взглядом сестры.

— Сесили, — продолжила Диана, — погода для Рождества теплее обычного. Добраться до нас никому не составит труда. Наши слуги доставят приглашения. Не сомневаюсь, что здешние рыцари рады будут приехать. Турнир займет только один день, так что участники прибудут за день до него, на следующий день будут состязаться, а утром разъедутся по домам. — «И не слишком опустошат наши кладовые», — подумала она.

От нее не ускользнуло, как загорелись глаза у Сесили, когда она упомянула о рыцарях.

— Но, Диана, — возразила сестра, — наш брат всегда требует, чтобы мы сообщали ему заранее, если захотим сделать что-то такое, что нарушает обычное течение жизни в замке.

Диана понимающе улыбнулась:

— Для того чтобы уведомить его, потребуется много времени, а праздник закончится в Двенадцатую ночь. Он поймет.

В первый раз сестры согласились друг с другом. Сесили улыбнулась в ответ:

— Да, конечно. Ведь мы всегда повиновались ему. Один-единственный раз сделаем по-своему.

Ну что ж, такой ответ был лучше, чем холодность сестры, которую встречала Диана в последние несколько дней. Хотя она предусмотрительно держалась на расстоянии от Тома, горящий желанием взгляд выдавал ее. Сесили, похоже, что-то почувствовала. Отношения между сестрами становились все более натянутыми.

Диана знала, что Том, соблюдая приличия, продолжал проводить время с ними обеими. Этим утром после упражнений на арене для турниров Том сопровождал Сесили на прогулке.

Диана сказала себе, что это хорошо. Что бы ни произошло между ней и Томом, она не хотела столкнуться с разъяренной сестрой до тех пор, пока не разберется в своих собственных чувствах.

А пока Диана не знала, что ей делать. Для себя она решила, что никогда больше не останется наедине с Томом. Смущение и неуверенность — чувства, незнакомые ей раньше, — владели ею. Что произошло между ними? Может быть, это было чисто физическое влечение? А если так, им нельзя больше допускать этого, нельзя рисковать и из-за вероятности зачатия ребенка.

Диана содрогнулась, представив себе реакцию Арчи на такой позор. Она будет изгнана и из этого дома.

Но донесение в Лигу она уже составила, а передать его в нужные руки в это время года можно было, только устроив турнир, на который допускались и незнакомцы. Предоставив подходящее объяснение, в нем мог бы принять участие и человек из Лиги. Тогда ее миссия была бы завершена.

Но после этого ждать, что они с Томом смогут начать все сначала, — значит, обманывать себя. Как они смогут доверять друг другу со всеми их секретами?

Последние два дня она держалась подальше от него и постоянно думала о том, как он относится к ней после их близости. Внешне он проявлял терпение, не пытался больше проникнуть в ее спальню, не искал иного способа остаться с ней наедине.

Но она постоянно ощущала его внимание, предчувствовала, когда он посмотрит на нее, не опасаясь, что это заметят. Его взгляд был как прикосновение, что-то разгоралось внутри ее, готовое вспыхнуть. Она знала, чего он хотел: он ждал, когда она примет решение.

Он не станет принуждать ее или преследовать. Хотя подспудно она хотела этого. Но Диана понимала, что ищет возможность упрекнуть его, а не себя.

Но она могла думать только о нем. Если они упражнялись на арене в одно и то же время, она с трудом заставляла себя сконцентрироваться на противнике, ей хотелось смотреть на Тома. Он наступал на соперников стремительно и мощно, всегда переигрывая их.

Она один раз состязалась с ним в постели; теперь ей хотелось сравниться с ним в искусстве, которому она училась всю жизнь и в котором чувствовала себя более уверенно. Потому что искусство быть женщиной давалось ей нелегко.

Однако она боялась тренироваться в паре с ним на глазах у всех. Скрывать свои чувства становилось непросто и в главном зале. На арене же она могла утратить способность концентрировать внимание и не суметь применить все свое мастерство в поединке, А уж победить или достойно проиграть — это как Бог положит.

Готовясь к турниру, который должен был состояться через четыре дня, она держалась отстранение, так ей было легче.

Поздно вечером за два дня до турнира Диана услышала стук в дверь. Она невольно вздрогнула, потом вся загорелась и заволновалась, вообразив, что за дверью стоит Том. Что сказать ему? Что ей делать, если он вдруг поднимет ее на руки…

Но в спальню влетела Джоан и плотно закрыла за собой дверь. Диана почувствовала, что разочарована.

Служанка прислонилась к двери, сделала глубокий вдох и закрыла глаза.

— Зачем было бежать? — спросила Диана улыбаясь.

Джоан покачала головой.

— Я теперь редко покидаю кухню, мистрис, а когда выхожу, у меня появляется чувство, что мне нужно шагать побыстрее, чтобы поменьше попадаться на глаза.

Диана огорчилась.

— Джоан, ты ведь под моей зашитой. Когда Том… Баннастер уедет, ты снова будешь свободна. Но…

— Да, я знаю, если он увидит и узнает меня, плохо будет и вам, и Мэри.

— И тебе, Джоан. — Диана вздохнула. Кажется, ложь никогда не кончится.

— Я пришла, потому что вы должны знать… среди ваших людей пошли разговоры, — неуверенно произнесла Джоан.

— Разговоры? — Диане стало любопытно.

— До Рождества лорд Баннастер проводил одинаковое время с вами и Сесили. Но с тех пор… люди забеспокоились, считают, что он пренебрегает вами, предпочитая вашу сестру.

Диана едва удержалась от смеха, вспоминая, как Том «пренебрегал» ею.

— Я догадываюсь, о чем вы думаете, — заторопилась Джоан, не давая Диане заговорить. — Вы не желаете, чтобы он оказывал вам внимание, особенно после того… ну, вы понимаете, что мы сделали с ним.

Диана кивнула, стараясь оставаться серьезной.

— Такое трудно забыть.

— Если вы надеетесь, что он выберет вашу сестру и на том все закончится, тогда все хорошо. Но вы хотите, чтобы он уехал, да?

Опять ложь, подумала Диана. Она не могла рассказать Джоан — или Мэри, — что произошло между ней и Томом.

— Ты затронула непростой вопрос, Джоан. Я не могу допустить, чтобы люди начали обсуждать поведение его сиятельства. Да, ему лучше уехать и без Сесили.

Джоан кивнула и взялась за задвижку двери.

— Теперь я спокойна и возвращаюсь к своим обязанностям, мистрис.

— Спасибо, — сказала Диана, подходя к двери и дотрагиваясь до плеча служанки. — Ты верный друг и не заслужила вынужденного одиночества.

Джоан зарделась.

— Это ничего, мистрис. Я никогда не забуду, как вы спасли меня, ведь больше у меня никого не было.

Когда девушка ушла, Диана решила придумать что-то, чтобы не давать пищу для подозрений.

На следующий день в замке царила суета, готовилась еда для десятков рыцарей, их оруженосцев и всех прочих, кто пожелал бы прибыть. Проветривались комнаты, в спальни вносили тюфяки, в каждой предполагалось разместить по несколько человек.

В середине обеда Диана набрала побольше воздуха и обратилась к Тому через голову Сесили:

— Милорд, не могли бы вы оказать мне любезность — проверить со мной списки участников, осмотреть арену для турниров и дать полезные советы? — Прежде чем он ответил, Диана сказала сестре: — Ты сегодня уже пользовалась вниманием его сиятельства, прогулявшись с ним утром по саду.

Диана не могла представить, о чем они говорили, сидя на одеялах, расстеленных на холодной каменной скамье. Но она видела, как сестра показывала на разные растения, и можно было предположить, что она демонстрировала свои познания в цветах, которые весной должны были возродиться здесь к жизни.

— Да, конечно, — недовольно произнесла Сесили. — Я нужна служанкам в комнате для шитья. Мы почти закончили флаги для украшения замка, — с гордостью заявила она, обращаясь к Тому.

— С нетерпением буду ждать, когда увижу их, — сказал он.

Он взглянул на Диану, и все в ней перевернулось. Этого она и боялась, избегая его столько дней. Как долго она сможет сохранять равнодушно-вежливый вид? Ведь и тело, и душа рвутся к нему.

Они сходили за плащами и — вместе вышли на холодный воздух; пар вырывался из их ртов. Погода выдалась пасмурной, казалось, вот-вот пойдет снег, и было бы лучше, если бы он пошел сегодня, а не на следующий день, на который был назначен турнир.

Диана чувствовала на себе взгляды, но стоило ей посмотреть вокруг, как все оказывались погруженными в свои дела.

— Я удивлен вашей просьбой, — ровным голосом сказал он, глядя перед собой, а не на нее. — Вы избегали меня.

— Да, это так, — пролепетала она.

— Но ведь вы не могли не заметить, как ваша сестра посмотрела на вас только что.

— Я думаю, она что-то подозревает. Но не из-за нее я искала встречи с вами, нужно успокоить моих людей. — Она рассказала Тому о посещении Джоан.

— Выходит, тем, что вы захотели увидеть меня, я обязан служанке?

Диана посмотрела на него, но ничего не смогла прочесть на его лице. Они дошли до сторожки у ворот на выходе из замка. Местные жители уже проделали большую работу: расчистили площадки для поединков, а также для зрителей, установили скамьи.

В тишине, в которой, казалось, существовали только они двое, он вдруг повернул ее лицом к себе.

— Скажу прямо: все, о чем я думаю, — это держать вас в объятиях и наслаждаться вами. Наверное, это и есть счастье.

Она задрожала и закрыла глаза.

— Ваши поцелуи…

— Я только начал обучать вас поцелуям, сладкая моя.

В ее мозгу, обычно четко мыслящем, на этот раз возникали неясные картины, продиктованные воображением. Разве можно было забыть, как его руки трогали ее и дарили наслаждение, а их тела идеально подходили друг другу? А он обещает новые ласки.

— У меня очень много дел, — с удивлением услышала она свой голос, шедший словно издалека.

— А ваших людей не удивит, что мы так быстро расстались? — улыбнулся он.

У нее появилось чувство, что она слишком быстро дышит, как будто ей не хватало воздуха.

— Давайте продолжим нашу прогулку, — настоял он и двинулся к арене для турниров.

У нее не было выбора, кроме как следовать за ним. Внутри ее бушевала буря, она не знала, как ей теперь относиться к нему. И чем это все могло закончиться.

А она хочет, чтобы закончилось?

На следующий день, в канун Нового года, Том мало видел Диану. На турнир начали съезжаться рыцари, некоторые в сопровождении семейств, следующих за ними в повозках. Сесили показывала прибывшим леди их спальни, приглашала их рукодельничать всем вместе в тепле у большого камина в главном зале. Один раз Том услышал, как Сесили расспрашивала о семейном положении прибывавших мужчин, что вызвало у него улыбку. Он понимал ее состояние — состояние женщины, жившей в таком глухом месте, как Керкби-Кип.

Том не воспылал к ней чувствами, но она вполне может стать кому-нибудь хорошей женой. Позор ее глупому брату, который не видел этого. Однако когда Сесили заметила оказавшегося поблизости Тома, ее сияющая улыбка насторожила его. Он все еще оставался ее главной мишенью.

Диана встречала прибывавших рыцарей, и Том обнаружил, что он неизменно оказывается вблизи той группы, которую она приветствовала. Многие из вновь прибывших были соседями, знавшими ее несколько лет. Некоторые спрашивали, в каком виде состязаний будет участвовать она сама, шутливо намекая, что не хотят оказаться ее противниками.

Другие, не знавшие ее, смотрели на Диану по-разному: кто равнодушно, кто с жадным интересом. На Тома тоже кидали такие взгляды, когда узнавали, кто он.

В нем возобладал азарт, не меньший, чем у других участников турнира. Том полагал, что успехи на турнире могли привлечь к Диане внимание Лиги. Последние несколько дней он совсем забыл об опасности, связанной с Лигой, и все потому, что его слишком занимала Диана. А не могли ли на турнире, большинство участников которого были родом из Йоркшира и потому незнакомы ему, оказаться люди из Лиги? Ему надо быть начеку. Он привык к этому, хоть титул и родство с королем служили ему защитой.

Знает ли Диана, что среди гостей может быть кто-нибудь из Лиги клинка? Разумеется, он не считает, что она желает его гибели. Но достаточно ли хорошо он знает ее?

Поздно ночью, оставшись одна в своей спальне, Диана перебирала события первого дня. Среди многих незнакомцев наверняка были один-два человека из Лиги. Они знают, что делать. Зашифрованное донесение она уже спрятала в конюшне, о чем было договорено заранее. Место, где оно находилось, было помечено так, что догадаться о нем мог только человек из Лиги.

После ужина в старом замке, сотрясая его, гремела музыка. Гости с упоением танцевали, взявшись за руки. Когда Том потянул в круг танцующих Диану, она не смогла протестовать. Скоро она уже смеялась, когда он высоко поднимал ее. Его руки были такими сильными, что в них она чувствовала себя в безопасности, как птица в полете. Ее беспокоило только то, что Мэри простудилась и рано отправилась в постель.

Вдруг дверь спальни распахнулась, и на пороге появилась Сесили, которая гневно подбоченилась.

Диана вздохнула, расставаясь с чувством умиротворенности.

— Да, дорогая?

— Ты танцевала с лордом Баннастером больше, чем я, — холодно заметила она.

— По чистой случайности, — устало оправдывалась Диана.

— И мне не нравится, как ты смотришь на него! Что подумают люди?

— Но я хочу, чтобы моим гостям было весело. Он наш гость, Сесили, а не только твоя игрушка.

Сестра шагнула вперед.

— Я намерена добиваться его.

— По-моему, ты напрасно тратишь время. — Она только удивилась такому напору и заговорила, не успев хорошенько подумать. Диана устала повторять ей одно и то же. — Ты что, не понимаешь, Сесили? Он не тот человек, который тебе нужен. Я уже говорила тебе, что он пытался силой заставить женщину стать его женой, — тебя это не смутило. Потом его долгое время подозревали в убийстве брата. Такой ли мужчина тебе нужен?

Едва Диана произнесла эти слова, как ей захотелось взять их обратно. Как она могла порочить Тома, ссылаясь на преступление, которое совершила сама?

Да, она сказала это в интересах Сесили, но какое у нее право говорить о нем, как другие, разносить сплетни? В суматохе встречи гостей она не раз замечала, как кто-нибудь хмурил брови, услышав, что в турнире будет участвовать виконт Баннастер.

Сесили только вздернула подбородок.

— Я знаю, что за человек лорд Баннастер. Ты, наверное, думаешь, что у меня нет ушей и что я не слышала всего, что судачили о нем? Я также знаю, каков был его брат. Похоже, он заслуживал смерти, хотя я не думаю, что лорд Баннастер способен на такой поступок.

«И я тоже», — печально подумала Диана.

— Я имею право побыть с ним, Диана, — продолжила Сесили. — Мои друзья здесь, и они ждут этого.

— Желаю успеха, — сказала Диана, указывая на дверь. — Я буду так занята, что ты сможешь делать все, что захочешь.

Сесили кивнула и вышла. Диана опустилась на кровать. Тайны навалились на нее, стали непереносимыми. Но она была слишком напугана тем, что могло бы произойти, если правда выйдет наружу.

На следующее утро арена для состязаний наполнилась грохотом — тяжеловооруженные конные воины состязались друг с другом на подготовленных для поединков площадках. Звуки ударов пик о доспехи и щиты были похожи на раскаты грома. Публика выкриками подбадривала участников состязаний. Погода была теплее, чем обычно; клочки земли, покрытые снегом, чередовались с темными проталинами. Зрители пребывали в прекрасном расположении духа.

Диана наблюдала за состязанием в метании кинжалов и ждала своей очереди. Она была в штанах и жакете, надетом на толстую шерстяную рубаху. Диана знала, что многие женщины бросают на нее удивленные взгляды. Хотя она редко показывала свое искусство перед посторонними, к таким взглядам уже привыкла.

На самом деле последний раз она участвовала в турнире, когда ей только исполнилось семнадцать лет. Там она и была замечена людьми из Лиги, которые разглядели, что перед ними не мальчик, а девушка. Она допускала, что эти люди снова здесь, присматриваются к ней, решают, достойна ли она остаться в Лиге. Она успешно выполнила свою миссию; теперь ей надо победить соперника.

Взглянув на вывешенный пергамент с именами противников, она увидела, что имя соседа-сквайра напротив ее имени было зачеркнуто, а вместо него значился Том.

Удивленная, она посмотрела вокруг, чтобы понять, что происходит, и обнаружила наблюдающего за ней Тома, подбрасывающего в воздух свой кинжал. Он не смотрел на кинжал, но легко ловил его за рукоятку и подбрасывал снова и снова.

Диана намеревалась избегать его во время турнира — из-за Сесили, — но она не могла потребовать аннулировать замену, не привлекая к себе слишком большого внимания. Она вопросительно подняла бровь, но он только весело ухмыльнулся. Как будто он собирался сразиться с ней не на кинжалах, а в умениях гораздо более интимных. — Диана поняла, что влюблена в него. Разве она сможет с ним расстаться? Жизнь без него превратится в беспросветную рутину. Она не может просить его жениться на ней, однако ее не удовлетворит и двусмысленная роль его любовницы. Ложь, обман, притворство — это не для нее.

Для соревнований использовали большую деревянную доску, на которой, как и для лучников, были нарисованы две мишени в виде все уменьшающихся к центру окружностей.

Теперь они с Томом стояли бок о бок на отмеченном расстоянии от мишени. По правилам засчитывался лучший бросок из трех, а если счет оказывался равным, полагалось отступить на несколько шагов и снова метать кинжалы.

Они оба попали в центральный круг и отступили для следующего броска. Молодые слуги каждый раз возвращали им кинжалы. Толпа зрителей стала расти. Диана не позволяла себе отвлекаться на зрителей, и на сестру. На этот раз Том два раза попал только во внешний круг, но третий бросок оказался точно в центр, тогда как она попала в центр все три раза.

— Считается лучший из трех! — провозгласил Том, когда кто-то крикнул, что она уже победила.

В толпе захохотали. Соперники отошли еще на десять шагов, оказавшись на таком расстоянии от мишеней, на какое ни разу не отступали другие соревнующиеся. На этот раз Том ни разу не поразил центр, а Диана сумела попасть в него один раз. Так что она не выбыла из состязаний.

Том был восхищен ее искусством, но не удивлен, и почтительно поклонился ей, как если бы она была самой прекрасной дамой при дворе короля. Все засмеялись и захлопали в ладоши, а он был вознагражден тем, что она очаровательно покраснела.

Она из тех людей, которые целиком отдаются достижению цели, что позволяет им добиваться успеха в любом деле, даже в Лиге, подумал он. Не только ее умение метать кинжал произвело на него впечатление. Он вертел в руке кинжал и смотрел на нее, желая увидеть больше. Она тоже смотрела на него, едва заметная улыбка изогнула ее губы. Между ними возникла физически ощутимая связь, невидимая волна взаимной страсти и понимания. Толпа вокруг заинтересованно наблюдала и шепталась.

Том думал, что Диана почувствует неловкость, оказавшись в центре внимания, но она лишь медленно поворачивала в руке кинжал, глядя, как он блестит на солнце. «Неужто она хочет продолжить состязаться?» — недоумевал он, приятно удивленный. Уступив ей, он искал возможность взять реванш.

— Пусть возьмут мечи! — крикнули из толпы. Заговорил капитан стражи Дианы, Нэш:

— Моя мистрис не значится в списках фехтовальщиков на мечах.

— Я вызываю лорда Баннастера, — невозмутимо произнесла Диана.

Том потирал руки в предвкушении поединка. Прежде чем он осознал происходящее, на них обоих надели нагрудные панцири, шлемы и вручили тупые мечи. Зрителей становилось все больше, они стекались от других площадок, потому что утренние поединки закончились.

Нэш, на лице которого было написано неодобрение, выкрикнул:

— Если ни один из участников не дотронется кончиком меча до доспехов другого, победителем будет считаться тот, кто удержит меч!

Кивнув в знак согласия, Том и Диана перешли на темную от грязи площадку. Он не мог видеть ее лица под забралом, и когда она начала обходить его по кругу, держа меч двумя руками, он почти забыл, кто перед ним.

Но он не мог не задержать взгляд на ее ногах в шерстяных штанах. И пока он любовался ими, она нанесла первый удар, который он едва успел отбить, иначе она сразу победила бы.

Крики и смех смолкли. Том сосредоточился.

— Очень хорошо, — сказал он, когда они продолжили двигаться, не сводя глаз друг с друга.

— Вы что-то отвлекаетесь.

Ее голос звучал изумленно, и это отрезвило его. Она, несомненно, была женщиной из Лиги, такой сильной, что бросила вызов мужчине. И он хотел ее, отчаянно, хотел прямо сейчас. Но сначала ему требовалось победить ее. Он атаковал, два его удара заставили ее отступить, а на третьем она уклонилась от меча и сильно ударила его в плечо локтем в наручнике. Удивленный, он отступил, чуть не опустившись на колено. Толпа замерла, но он удержался на ногах.

— Вам не победить так легко, моя дорогая! — весело выкрикнул он.

Она не ответила, только еще активнее стала наседать. Их мечи встретились; высоко поднятые, они сверкали на солнце. Он едва удержался от того, чтобы не ударить ее коленом в пах, как сделал бы, окажись перед ним мужчина. Движением запястья он отвел свой меч и снова отступил.

— Не пренебрегайте своими инстинктами, — сказала она, слегка задыхаясь. — Я этого не делаю.

— Вам бы хотелось, чтобы я ударил вас коленом в живот?

— Я бы блокировала удар, — ответила она уверенно.

Несколько минут они сосредоточенно кружили, испытывая друг друга ложными выпадами и легкими ударами. В конце концов Том сумел вынудить ее действовать, поднырнул под ее руку и царапнул мечом ее нагрудный панцирь. Их глаза встретились и замерли — сверкающие молниями серые и упрямые карие. У Тома возникло чувство, что он смог узнать о ней все. Теперь он никогда не сможет насытить свою потребность обладать ею.

— Победитель! — выкрикнул кто-то.

И тут же откуда-то появился Нэш, разъединив их, как если бы он боялся, что они продолжат сражаться. Том снял шлем и смотрел, как Диана снимает свой. Ее чуть влажные волосы упали и рассыпались по плечам, блестя на солнце почти так же, как блестели их мечи. Нэш освободил Диану от тренировочных доспехов, а Толбот снял их с Тома. Внимание толпы переключилось на следующий поединок, и Том оказался один рядом с Дианой.

— Мне надо помыться перед обедом, — сказала она, и голос ее звучал как будто издалека.

Но ее глаза не могли оторваться от его глаз.

— Я провожу вас, — кивнул он, и они пошли рядом, не касаясь друг друга. Но их чувства были так обострены, что движения совпадали, шаги были одинаковыми, ноги двигались в такт. Ему хотелось соприкоснуться с ее плечом, но он не посмел, потому что боялся утратить контроль над собой.

— Пройдем через сад, — сказала она, потом добавила: — Там ближе.

Он промолчал, делая над собой усилие, чтобы не обнять ее. В саду не было ни души, бело и пусто, только подтаивающий снег по сторонам дорожек, посыпанных гравием. Дверь оказалась за шпалерами, увитыми высохшей лозой. Том взялся за ручку двери после Дианы и закрыл ее за собой. Коридор, освещаемый редкими факелами, был пуст.

Больше он не мог выдержать. Взяв Диану за руку, он развернул ее так, что она оказалась в его объятиях. К его удовольствию, она не противилась, только положила руки ему на плечи и застонала, когда их губы слились в страстном поцелуе. Она была свежей, как зимний воздух; ее разогретое в поединке тело вызвало у него желание заставить его гореть по другим причинам. Они привалились к стене, словно уже были не в силах держаться на ногах после долгого противостояния друг другу.

В конце концов Диана, задыхаясь, подняла голову.

— Нет, кто-нибудь может наткнуться на нас здесь! Сплетников и так развелось слишком много.

Он покрыл поцелуями ее лицо.

— Стоит ли обращать на них внимание? Лучше скажи мне, где мы сможем побыть одни.

Их сердца оглушительно бились в унисон, они смотрели друг другу в глаза. Том подумал, что она откажется — очнется и оценит неловкость.

Ничего подобного. Она облизнула губы и прошептала:

— Здесь рядом есть лестница, ведущая в подвал.

— Почему не в ту башню? Ты могла, бы приковать меня к стене и делать со мной все, что угодно. — У него разыгралась фантазия относительно того, что он мог бы делать с ней в том подземелье.

Глаза ее широко раскрылись.

— Ну… продукты для приготовления обеда должны были взять из подвала еще рано утром. — Она быстро поцеловала его. — Это здесь.

— Хорошо, — согласился Том. — Веди меня туда. Дверь открылась в темноту. Диана сняла со стены факел и пошла с ним вперед. Внизу оказалось значительно холоднее. Пахло зерном и плодами. Ряды уложенных друг на друга бочек уходили вверх, к высокому сводчатому потолку, исчезающему в темноте, на котором, казалось, держалась вся башня.

Едва Диана закрепила на стене факел, Том навалился на нее, всем телом прижав к стене, его руки скользнули в ее восхитительные шелковистые волосы.

Крепко обняв, он ощущал ее дыхание на своем лице, чувствовал ее бедра.

— За всю жизнь я не испытывал большего возбуждения, чем во время поединков с тобой.

Она издала стон, смешанный со смехом, взяла его лицо в ладони и стала целовать, одновременно поглаживая большими пальцами.

— Нам обоим нравится бросать вызов. А сейчас разве иначе? — добавила она, посмотрев по сторонам.

Пол — утрамбованная земля — был холодным; всюду громоздились наваленные друг на друга мешки с-зерном.

— Где же нам… — смущенно заговорила она.

Он подхватил Диану пониже бедер и поднял, разведя ее бедра и прижимая к стене. Она задохнулась.

— Мы можем… прямо здесь?

Почувствовав, что ее длинные ноги обхватили его, он застонал.

— Можем, но одежда мешает.

Он опустил ее на пол, и они принялись развязывать друг другу штаны, прерываясь на поцелуи.

— Хочу видеть твои груди, — шепнул он, ощущая их через кожаную одежду. — Но здесь вряд ли получится.

Когда они уже стояли с голыми ногами, Дианой вдруг овладело смущение, но Том не дал ей передумать. Он снова поднял ее и прижал к стене. Она была уже такая горячая и влажная между бедрами, что Томом овладело нетерпение. В мгновение ока его восставшая плоть оказалась рядом. Она чуть слышно нежно стонала, крепче обхватывая его ногами, выгибаясь навстречу.

Этого он и хотел. Диана вся была восторг и загадка. Он хотел, чтобы всю оставшуюся жизнь каждую ночь она проводила в его постели; он хотел смотреть, как она преодолевает очередной барьер на своем пути; он хотел, чтобы она стала его женой. Он полюбил ее? Но ведь это все меняет. Он будет терпеливо разгадывать ее секреты, потому что знает — в конце концов она, в свою очередь, расскажет ему все без утайки.

Он вошел в нее, и это было как обретение мира посреди бушующего урагана. Проникая в нее, он шептал ей на ухо: «Я хочу все знать о тебе, Диана. Доверься мне».

Но она только стонала от желания, и он забыл обо всем.

Глава 17

Диана таяла от блаженства в руках Тома, не касаясь земли, не испытывая страха, с предметом его страсти, глубоко вошедшим в нее, приближающим ее к наслаждению, которое в воспоминаниях могло показаться порождением фантазии. Их заботы остались где-то очень далеко. Здесь, внизу, под арками потолка был другой мир, где правили любовь и тайна. Ей оставалось держаться за него и позволять ему делать с ней все, что он хотел, отдаваясь ему, доверившись ему.

Мир теперь уместился внутри ее тела. Она слышала хриплое дыхание Тома, чувствовала силу его движений и затерялась в трепещущей ловушке наслаждения, зная, что она в ней вместе с ним.

Когда наконец он высвободился и осторожно поставил ее на пол, они оба снова привалились к стене.

Диана неуверенно засмеялась.

— Я… я не знаю, что и сказать.

— Я скажу — восхитительно.

— Тебе понравилось? — спросила она бесхитростно, Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Нам понравилось.

Они натянули на себя одежду. Воцарилась тишина, но молчание не было напряженным. Над головами они слышали отдаленные звуки кипевшей в замке жизни, но их от реального мира отделяли каменные стены. Диане хотелось остаться здесь навсегда, притвориться, что между ними не стояло прошлое.

Но ей вспомнились недавно сказанные им слова — он просил ее рассказать ему все. Сердце в ее груди болезненно сжалось. Она потеряет его, если он узнает всю правду.

— Уже наверняка пришло время обеда, — наконец произнесла она.

Том сел на куль с зерном и притянул ее за руку. Когда она попыталась сесть рядом с ним, он повернул ее так, что она оказалась сидящей вполоборота на его колене.

— Нам следует чаще вызывать друг друга на поединок, — сказал он, нежно обнимая ее.

Она засмеялась.

— Если мы каждый раз будем неожиданно исчезать, всем станет все понятно. — Она положила ладонь на его руку, лежавшую на ее бедре. — На турнире ты был великолепен. Можно было подумать — ты всю свою жизнь провел в тренировках.

— Тогда как ты больше упражнялась в рыцарских искусствах, чем я, — с улыбкой сказал он — Правда, по не зависящим от меня причинам.

— О да, — сказала она задумчиво, — и хотя я чувствовала удовлетворение от того, что добивалась поставленных целей, пусть и ценой утраты добрых отношений с братом, в глазах мужчин я практически превратилась в сквайра — не мужчина, но и не женщина.

— Ты только думала, что они не интересуются тобой. Им нравилось видеть тебя в этих узких штанах.

Она прижалась к нему.

— Но…

— Они выказали тебе свое уважение, признали твое мастерство.

— А ты?

— О, я тоже уважаю тебя. — Его рука скользнула вверх по ее бедру, под жакет. — Если не сказать больше…

Она шлепнула его по руке, и, прежде чем он смог убедить ее остаться, поднялась на ноги.

— Нам надо идти. Возникнут подозрения, если мы не появимся к обеду.

Они стояли, глядя друг на друга в слабом мерцающем свете факелов, их улыбки угасли. Очень нежно он взял ее лицо в свои теплые сильные руки и поцеловал в губы.

С болью в сердце она ждала, сама не зная чего. Объяснения в… чем? Она только что перестала шпионить за ним, она убила его брата и позволила, чтобы подозрения пали на него. Как она скажет ему об этом?

Она не могла. И повернулась, чтобы уйти.

— Я пойду первая, ты возьмешь факел. Если я хлопну дверью, это значит, что наверху кто-то есть и тебе нужно подождать, прежде чем выйти.

Поднимаясь по лестнице, она сделала вид, что не слышит, как он окликнул ее, изо всех сил сдерживая слезы. Сколько же это будет продолжаться — урывать минуты счастья, прятаться, скрываться от людей?

Сесили с подносом в руках шла туда, где располагались комнаты прислуги. Она кипела от возмущения и злилась на себя за то, что делает такую глупость. Сесили слышала, что служанка Мэри заболела. Дианы, которая всегда занималась больными слугами, нигде не было видно. Она наверняка была там, где состязались мужчины. Сестра демонстрировала всем полное отсутствие женственности.

Зря Сесили вызвалась отнести обед больной девушке — оказалось, что в главном зале не было лорда Баннастера, перед которым она и собиралась продемонстрировать свою доброту. Оставалось надеяться, что ее усилия не будут напрасными, что ему расскажут о ее добронравии.

Сесили не стала стучаться в дверь. Она вошла в комнатку Мэри и обнаружила, что та лежит на полу возле низкой кровати, как будто упала с нее. Лицо служанки было красным от жара, и хотя глаза у нее были закрыты, она невнятно бормотала что-то. Сесили с отвращением огляделась, но никого из других трех девушек, деливших с Мэри спальню, не было.

Сесили со стуком поставила поднос на стол, подошла к Мэри и встала, подбоченясь.

— Ты можешь подняться? — громко спросила она. Мэри едва слышно застонала. Издав страдальческий вздох, Сесили опустилась на колени, взяла девушку за руки и рывком потянула ее на себя, чтобы заставить сесть. Мэри резко навалилась на нее, и Сесили ощутила влажное тепло, исходящее от ее кожи.

Скривившись от отвращения, она обхватила служанку за спину и потянула вверх. Мэри кое-как поднялась на ноги, и Сесили смогла подтащить ее к кровати, а потом опрокинуть на нее. Но больная была беспокойна, что-то бормотала и отталкивала руки Сесили, которая пыталась укрыть ее.

— Нет, не дотрагивайтесь до меня! — слабым голосом просила больная, бессильно поднимая и снова опуская голову.

— Я, разумеется, не собираюсь больше трогать тебя.

— Мистрис Диана, вы спасли меня! — вдруг всхлипнула служанка, на короткое время открывая глаза. Она смотрела на Сесили, но словно не видела ее.

— Вот как? — неохотно полюбопытствовала Сесили.

Мэри заметалась. Сесили, увидев стоящий рядом тазик с водой, намочила в нем полотенце и провела им по горячей коже девушки. К ее облегчению, это, казалось, пошло больной на пользу.

— Они не найдут вас, мистрис, — бормотала Мэри в бреду. — Говорю вам, мы ведь покинули… земли Баннастера.

Сесили перестала дышать. Конечно, служанка бредила. Разве Диана когда-нибудь была в замке Баннастер? Мэри с трудом подняла руку.

— За то, как обращался с нами… он заслуживал смерти. Они никогда не узнают, что вы сделали, чтобы спасти меня.

— Кто заслуживал смерти? — потребовала ответа Сесили.

Но губы Мэри перестали двигаться, она, казалось, погрузилась в глубокий сон. Следующие полчаса Сесили протирала влажным полотенцем ее лицо и руки, надеясь снова заставить больную говорить. Неужели Диана убила кого-то в замке Баннастер? Сесили не могла оставить услышанное без внимания, если учесть опасные занятия, которыми увлекалась сестра. Но кто заслуживал смерти? Единственным человеком, который мог прийти ей на ум, был покойный виконт. Все знали, что он насиловал своих служанок, — хотя, возможно, многие из них надеялись, что он вознаградит их за уступчивость.

Но ведь Диана сказала ей, что в убийстве брата подозревали лорда Баннастера? А если он все время оставался лишь под подозрением, значит, убийцу так и не нашли?

Сесили выпрямилась, уронив полотенце на край кровати. Неужели это Диана убила виконта, чтобы спасти тамошних женщин от насилия? Прошло много лет с тех пор, как Диана на несколько месяцев отлучалась, чтобы погостить у подруги. С собой она привезла двух новых служанок, Мэри и Джоан. Именно тогда. Арчи возмутился ее поведением и отослал ее в Керкби-Кип.

На лице Мэри дрогнули ресницы.

— Мэри, — мягко произнесла Сесили, — я принесла суп. Хочешь поесть?

Служанка усилием воли собралась с мыслями и испугалась, увидев ее.

— Мистрис… Сесили?

Сесили улыбалась, снимая с подноса салфетку и ставя чашку к себе на колени. Она набрала в ложку бульона.

— Открой-ка рот шире.

Мэри послушно проглотила несколько ложек.

— Мэри, — заговорила Сесили, стараясь, чтобы голос не выдал ее заинтересованности, — где вы с Джоан жили до Керкби-Кип?

— Я… в замке, мистрис.

— Но в каком? Ты только что сказала мне, что некоторое время провела в замке Баннастер.

Девушка явно была слишком слаба, чтобы скрыть ужас, отразившийся в ее глазах.

— Я… Я сказала это?

— Не имеет значения, — с улыбкой успокоила ее Сесили, радуясь, что проникла в тайну сестры. — Должно быть, я не поняла.

Она была так счастлива, что прежде, чем уйти, скормила служанке половину супа.

— Отдыхай, Мэри. Позже я пошлю кого-нибудь присмотреть за тобой.

— Я… спасибо вам, мистрис.

Сесили опоздала к обеду, но это уже мало заботило ее. Она чувствовала себя легкой, как бабочка, счастливое будущее расстилалось перед ней. Она поставит Диану на место. Больше ей не придется наблюдать; как глаза лорда Баннастера снова и снова смотрят на ее сестру, тогда как она чувствует себя ненужной, злится и конфузится. Совсем как в детстве — не важно, насколько идеальной и прелестной была Сесили, родители больше любили Диану с ее мужскими замашками.

Теперь Диана перестанет поощрять лорда Баннастера, или ей придется иметь дело с последствиями.

После обеда Диана и Сесили открыли пакет, присланный к празднику их братом. На этот раз Арчи не забыл о них, он подарил каждой по ожерелью, пусть из простеньких камней, но Диана была благодарна, что о них вспомнили.

Диана подарила сестре шапочку с вуалью, а Сесили вышила для нее несколько носовых платков. Том снова удивил обеих, подарив каждой по маленькой золотой чашечке. Их не было в его седельных вьюках, когда Диана обыскивала их. Пока Диана благодарила Тома, Сесили благосклонно ждала своей очереди, не вмешиваясь в их разговор об искусстве изготовившего чашечки мастера. Дианой овладело беспокойство.

Днем Диана выдержала еще несколько поединков по метанию кинжалов и заняла первое место. Она не переставала размышлять над словами Тома о том, что мужчины, с которыми она тренировалась на арене, не могли видеть в ней ровню — для них она прежде всего оставалась только хозяйкой замка. Но здесь собрались и другие мужчины, не ее подчиненные, и некоторые даже… разглядывали ее так, словно она им нравилась.

Но единственным мужчиной, который интересовал ее, был Том, и он смотрел на нее с гордостью, даже нежность порой читалась на его лице, пусть он и старался скрыть ее. Это трогало ее до глубины души — так, что перехватывало дыхание, — и тревожило.

Диана была в своей спальне, переодевалась к ужину, когда дверь открылась и, как обычно, без стука в комнату вплыла Сесили.

Диана знала, что бесполезно просить сестру соблюдать правила приличия. Она сухо сказала:

— Ты как раз вовремя, чтобы затянуть мне корсет. Сесили ослепительно улыбнулась:

— С радостью!

Мурашки побежали по спине у Дианы. Когда у сестры был счастливый вид, это обычно не сулило ничего хорошего.

— Давай. Выкладывай, что ты собралась мне сказать.

— Лорд Баннастер больше не будет ухаживать за тобой.

Когда корсет был затянут, Сесили опустилась на кровать, откинулась на локтях назад, ее юбки пышно улеглись вокруг нее.

Диана пристально посмотрела на нее и осторожно напомнила:

— Я думала, что он решил вести себя с нами одинаково.

— Так и есть, но ты отговоришь его.

— И почему я должна это сделать?

— Потому что я знаю — ты убила его брата, чтобы спасти Мэри и Джоан.

Это было как кинжальный удар в живот. Диана много лет боялась, что все раскроется. Со временем она начала успокаиваться. С появлением Тома страхи вспыхнули с новой силой.

Но услышать это сейчас, совершенно неожиданно, от сестры — было от чего испытать шок.

Она собрала все свои силы и поинтересовалась ровным голосом:

— О чем это ты?

— Не вини Мэри. Она очень больна, а тебя не было, чтобы принести ей поесть.

«Потому что я уединилась с Томом», — мелькнула у нее мысль.

— Бедная Мэри все еще больна?

— Я дала ей бульона, так что, наверное, ей станет лучше. Но поначалу она вся горела в лихорадке и много болтала. Я нашла это все таким увлекательным. Подумать только, ты спасла ее от этого злобного лорда Баннастера. Я так горжусь тобой!

Диана смотрела вниз, на сестру, по-королевски раскинувшуюся на кровати. На ее красивом личике было написано удовольствие.

Сесили усмехнулась и покачала головой:

— Но что скажет наш лорд Баннастер? Ты убила его брата, из-за тебя он оказался под подозрением.

Диана и не думала отвечать, в смутном замешательстве она наблюдала за сестрой, удивляясь, как они могли оказаться столь близкими родственницами.

— Я уверена, что ты убила его, защищая всех женщин замка. Как благородно с твоей стороны! Но возможно, лорд Баннастер — или король — посмотрит на это по-другому. Кто знает?

— Что ты хочешь, Сесили? — холодно спросила Диана. — Ты ничего не объясняешь, ничего не отрицаешь?

Я разочарована. Я даже не знаю, как ты оказалась в замке Баннастер.

Диана сцепила за спиной руки, боясь, что сейчас ударит сестру.

— Вижу, ты не в настроении и не собираешься удовлетворять мое любопытство, — сказала Сесили с видом мрачного разочарования. — Так что я просто повторю то, что ты, по-видимому, забыла. Ты скажешь лорду Баннастеру, что больше не желаешь принимать его ухаживания. Я разрешаю тебе придумать любую историю, на твой вкус, только бы он тебе поверил. После этого он станет моим, и вскоре нам с тобой уже не придется видеться. Я навсегда покину эти развалины.

— И ты думаешь, его будет так легко убедить жениться на тебе?

Губы Сесили медленно растянулись в ликующую улыбку.

— Он ведь мужчина, не так ли? Будет нетрудно остаться с ним наедине, позволить ему некоторые… вольности. А после этого честь потребует, чтобы он женился на мне.

— Если ты думаешь, что этого так просто добиться, тогда зачем тебе понадобилось, чтобы я отказалась с ним видеться? Похоже на то, что ты собираешься совратить его.

Сесили больше не улыбалась. Она поднялась с кровати.

— Делай, что я сказала, и тогда я не заявлю о том, что ты сотворила.

Диана настолько напряглась, что после ухода сестры с трудом разжала стиснутые — кулаки пальцы. Когда она осторожно опустилась на скамью, плечи и шея у нее болели от напряжения.

Она знала, что между ней и Томом всегда будет стоять сокрытая правда. Может быть, так лучше, подумала она; глаза ее были сухими, она не могла плакать. Она откажется от Тома, и все будет кончено; он слишком горд, чтобы просить ее вернуться к нему. И потом, он ведь не говорил о женитьбе. Они просто мужчина и женщина, получавшие удовольствие от близости.

А теперь это позади. У нее осталась только Лига.

После того как Том и Диана расстались, он понял, что любит ее и хочет жениться на ней. С нетерпением ждал он ужина. Он еще не знал, как сказать о своем намерении Сесили, но не сомневался, что найдет способ сделать это деликатно.

Том еще не вполне осознал, как это случилось, что из разъяренного узника он превратился в пламенного влюбленного, и не переставал удивляться этому. Усевшись за главный стол, за которым на этот раз было особенно много знатных особ из числа прибывших на турнир, обсуждавших недавние поединки, он поглядывал вокруг, ожидая появления Дианы. И увидел ее. На ней было платье темно-красного цвета, выгодно подчеркивающее изящество гибкой фигуры. Каждый мужчина, ранее думавший о ней только как о сопернице на арене для поединков, теперь видел в ней эффектную девушку.

Он не был удивлен, когда Сесили снова вынудила Диану сесть сбоку от себя, не рядом с ним. Удивило то, что Диана весь ужин, избегала говорить с ним и даже смотреть в его сторону. Он знал, что у нее сложные отношения с сестрой. Может быть, она чувствовала вину за их связь, хотя никакой ее вины в том не было. Ведь он ничего не обещал Сесили.

Но Диана выглядела… бледной, подавленной, непохожей на себя. Он вспомнил свои тревоги относительно того, что на турнире мог быть кто-нибудь из Лиги; возможно, она считала, что не должна говорить ему об этом. Он был уверен, что со временем сумеет убедить ее быть с ним совершенно откровенной.

После ужина, когда все развлекались, Сесили не отходила от него. Она постоянно дотрагивалась до его руки, склонялась к нему, показывая на жонглера или предлагая восхищаться сладкозвучными голосами менестрелей.

Диана оставалась на противоположной стороне зала. А ведь совсем недавно она созналась ему: ее людей беспокоит, что он не уделяет одинаковое внимание обеим сестрам. Тогда почему она избегает его, не дает возможности побыть с ней?

Хотя Сесили пыталась завладеть его вниманием, он не упустил, что Диана несколько раз танцевала с одним и тем же мужчиной, сэром Бивисом из Ричмонда. Первый раз в жизни Том испытывал безобразное чувство ревности. Ведь только утром они сливались друг другом, он дарил ей наслаждение, предвкушал, как будет просить ее стать его женой.

Что-то произошло. Больше всего его беспокоило, что она не доверяет ему.

Если она и выходила из главного зала, он не видел этого, так что не мог застать ее одну. Наконец он улучил момент, когда она говорила со служанкой в проходе, ведущем к кухням. Повернувшись, она оказалась с ним рядом, слишком поздно заметив, что Том поджидает ее.

Она не смотрела ему в глаза.

— Моя служанка Мэри больна. Я иду навестить ее.

— Диана, что происходит?

Она подняла голову, но смотрела куда-то мимо. Вдруг она прищурилась и стиснула зубы. Он оглянулся и увидел наблюдавшую за ними Сесили. Но та не надула губы, как делала всегда, когда стихала, что ее игнорируют. Сесили улыбнулась и помахала рукой, потом безмятежно отвернулась.

Том, нахмурившись, смотрел на Диану сверху вниз.

— Что происходит?

— Я не могу… больше быть с вами, — деревянным голосом сказала она.

В ярости, что она ничего не объясняет, он прорычал:

— Посмотрите на меня, иначе я схвачу вас за плечи и буду трясти на глазах у всех!

Она наконец взглянула на него. Он увидел холодные серые глаза, в которых не смог прочитать ничего.

— Этим утром мне показалось, что вы начали видеть во мне больше, чем любовницу, — заговорила Диана глухим голосом, — Но, видите ли, моя страсть — поединки, а не скучные обязанности жены. Я посчитала, что вы уже поняли это, но сегодняшнее утро показало мне, что я должна прояснить ситуацию.

Он изумленно заморгал.

— Так вы… вы хотите оставаться моей любовницей, не женой?

Она отрицательно затрясла головой, и он увидел, как сквозь маску бесстрастности промелькнул сдерживаемый гнев.

— Это было мимолетное увлечение. У вас наверняка их бывало много. И это позади. — Она хотела пройти мимо него. Он сделал движение, собираясь взять ее за руку, но она отпрянула и яростно прошептала: — Не дотрагивайтесь до меня.

Она уходила, а он остался смотреть на ее напряженную спину.

Не могла же она поверить, что он примет эту чепуху за чистую монету. Она не относилась к числу женщин, легко принимающих ухаживания. То, что она отдала мужчине свое тело, было знаком очень большого доверия. Что-то заставило ее вести себя с ним холодно, и он должен узнать, что именно.

Глава 18

Остальную часть вечера Диана была как в тумане. Она говорила с людьми, в нужные моменты произносила нужные слова, следила, чтобы гости веселились, руководила слугами. Она знала, что Сесили сияет, как королевские регалии, но Диана не обращала на нее внимания.

Потому что сердце Дианы было разбито.

После того как она сказала Тому ужасные слова, внутри у нее все разрывалось, она знала, что никогда уже не станет прежней. Она видела досаду и недоумение в его глазах, понимала, что он не поверил ей. Ей нужно было быть убедительнее, уверяя, что она не хочет видеть его. Может быть, даже стоило насмехаться над ним, чтобы он в конце концов стал испытывать к ней отвращение.

В довершение всего она увидела, как Сесили вела Тома из главного зала, — похоже, они искали уединения.

Диана проскользнула в свою спальню, едва сдержав слезы, чтобы дать им пролиться, когда она останется одна.

Когда жизнь в замке в конце концов замерла с наступлением ночи, Том стоял под дверями спальни Дианы, обдумывая, как начать разговор. Он знал, что она видела, как он уходил с Сесили, и не пыталась воспрепятствовать этому, как будто думала, что он может в один день переспать с обеими сестрами!

Что бы ни произошло между ними, он не хотел усугублять ситуацию, так что деликатно отклонил попытки Сесили соблазнить его, сказав, что она — дочь знатного человека, что он слишком уважает ее. Он оставил ее в уверенности, что все еще не принял решения. И хотя она выразила понимание, он знал, что ей это не понравилось.

Том постучал в дверь.

— Кто там? — спросила Диана любезным голосом. Он вошел и плотно закрыл за собой дверь.

— Это не ваша сестра, не служанка — так что можете отбросить притворство.

Он услышал изумленный вздох и увидел Диану в длинной ночной рубашке, скрывавшей ее фигуру. Она стояла у кровати, разобранной на ночь.

Но тут же обнаружил, что изумленный вздох издала не она.

Возле умывальника стояла служанка, которую он вначале не заметил; она прижимала к груди полотенце, явно потрясенная его вторжением. Но если она была здесь с Дианой, она наверняка предана ей и никому ничего не скажет.

— Джоан, ты можешь идти, — спокойно сказала Диана. — Этот невежа виконт тоже скоро уйдет.

Девушка отвернулась и поспешила выйти. На миг Тому показалось, что ее лицо ему знакомо, но поскольку он уже две недели гостил в Керкби-Кип, то наверняка видел ее среди служанок.

Диана не прерывала ледяного молчания. Том сложил на груди руки и наблюдал за ней. Она сделала вид, что взбивает подушки на кровати, потом подошла к умывальнику, чтобы смочить губку для протирания лица.

Том фыркнул.

— Вы ведь не считаете, что я уйду только потому, что вы якобы не замечаете меня? Особенно после тех глупостей, которые вы наговорили мне в главном зале.

Она тяжело вздохнула:

— Том…

Он шагнул вперед и остановился перед ней.

— Вы видели, что я ухожу с Сесили, и допустили это. Я чувствую себя новогодним подарком, который одна сестра делает другой.

Краска залила ее щеки.

— Мне что, следовало вопить от ревности? Выкрикивать ваше имя? Разве у вас за столько лет не было женщины и вам требуется постоянное внимание?

Его передернуло, но он понял, что и ей нелегко. Он взял ее за плечи — она дрожала.

— Диана, скажите мне, в чем дело, — упрашивал он. — Вы знаете, мне не нужна Сесили. Мне нужны вы.

Она сбросила его руки.

— Ну, вы не сможете получить меня.

— Диана…

— Не продолжайте, — выкрикнула она, — или я буду вынуждена сказать вам то, что вам не хотелось бы услышать!

Он был поражен страстностью, с которой это было произнесено.

— Вам не нужно скрывать от меня ваши тайны. Расскажите мне все.

Она отошла от него, и он не двинулся следом. Обхватив себя руками и глядя в сторону, она издала горький смешок.

— Когда вы появились в наших краях, я решила, что после стольких лет вы наконец узнали правду. И это было главной причиной, по которой я упрятала вас в подземелье.

Он весь напрягся, не зная, что и думать, но не произнес ни слова, боясь прервать ее.

— Мы встречались шесть лет назад, — тихо сказала она, — в замке Баннастер.

Он обомлел.

— Я бы запомнил вас!

Покачав головой, она грустно сказала:

— Я выглядела по-другому — я и была другой. Не равной вам. Одной из тех бедных женщин в вашем замке. Я слышала о них в Лондоне, слышала, как ваш брат обходится с ними, А я была так горда своими умениями, уверена, что Господь дал мне таланты, свойственные мужчинам, с особой целью. Я выдала себя за служанку, чтобы побудить их потребовать лучшего обращения.

Сесили непреднамеренно подтвердила часть этой истории, рассказав, что Диана отсутствовала несколько месяцев, Теперь он понял, что она пыталась сказать.

— Той ночью в спальне вашего брата была я, — прошептала она глухим голосом, закрывая глаза. — Я спасла от него Мэри, но не смогла убежать. Он попытался изнасиловать меня, и я была вынуждена… убить его.

Он содрогнулся, вспомнив колеблющееся пламя в камине, фигуру женщины на полу рядом с мертвым братом, стыдливо отвернувшую лицо.

— Вы отпустили меня, спасли меня, — продолжала она бесцветным голосом, — а я трусливо отплатила вам тем, что позволила подозревать вас. Это только что стало известно Сесили, вот чем она угрожает мне.

Что-то в ее словах не складывалось, но что именно — он пока не мог уяснить. Он понял только, что все эти шесть лет она страдала от чувства вины.

— Я сам принял решение отпустить вас. Я принял вас за служанку. Ее бы повесили за убийство, независимо от того, что сделал мой брат. Вы наверняка понимали это.

— Но я не была служанкой. Если бы я осталась и взяла вину на себя, возможно, мне удалось бы доказать им.

— Вас скорее всего бросили бы в тюрьму и предоставили королю решать вашу судьбу. Вы бы погибли, ваша семья была бы опозорена.

Она закрыла, лицо руками.

— А вместо этого позор лег на вас. Когда вы появились здесь, я запаниковала. Я подумала, что вы узнали, кто я. И как я могла позволить вам ухаживать за своей сестрой, если я убила вашего брата?

Так он ошибался относительно Лиги? Если причина, по которой она заточила его в тюрьму, являлась чисто личной, тогда Лига здесь ни при чем.

— Нет, в этом не было смысла, — наконец сказал он. — Все знали, что за человек был мой брат. Я бы понял, что произошло, я бы помог вам.

— Откуда мне было знать это? — возразила она. — Я была напугана и плохо соображала, что делаю. Вы знаете мою склонность к поспешным поступкам — наши отношения не раз омрачались ошибками, которые я совершала, не имея времени на обдумывание.

Он наступал на нее, пока она не оказалась прижатой к кровати.

— Диана, вы не говорите мне всей правды. Я не верю, что молоденькая девушка — сколько вам тогда было, семнадцать? — могла одна проехать по стране, изменить свою внешность и рисковать жизнью из-за женщин, которых она никогда прежде не видела.

— Вы же теперь знаете, какова я!

Она сказала это горячо, но с каким-то отчаянием.

— Да, я знаю. Вы талантливая девушка, которая впервые показала свое умение публично, на турнире. Тогда-то Лига и заприметила вас?

Только замешательство отразилось на ее лице, больше она ничем себя не выдала. Да, она умела лгать.

— О чем это вы? — спросила она. — Зачем привлекать сюда Лигу, которая не что иное, как легенда?

— Мы оба знаем, что это не легенда. Я работал с ними в этом году. Я знаю, они появляются там, где нарушается справедливость, где нужно помочь, чтобы не дать сильным обижать слабых. Вы с вашими умениями должны были заинтересовать их. Женщина — именно женщина из Лиги — идеально подошла бы для выполнения задания во владениях моего брата. Никто не заподозрил бы служанку в умысле против виконта. Но я не верю, что у вас было задание убить брата.

Она ничего не сказала, но на тот раз он уловил быстро промелькнувшие в ее глазах панику, печаль и что-то затаенное, заставившее его гадать, сможет ли он когда-нибудь узнать о ней все, придет ли время, когда она будет полностью доверять ему. Он понимал, что если бы не прижал ее к кровати, лишив возможности бежать, она бы убежала.

Он отступил назад.

— Я поговорю с Мэри. Она ведь одна из тех служанок, да? И еще девушка, которую я застал здесь. Я узнал ее.

— Не впутывайте их, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Они только жертвы насилия. Даже после того, что ваш брат сделал с ними, они не виноваты.

Пришел его черед припомнить беспомощность, ощущение, что его предали, противоречивые чувства, которые он испытывал к брату.

— Я не причиню им вреда. Рад, что вы помогли им. Но я хочу знать правду.

— Черт возьми, Том, не могли бы вы оставить все как есть? Это не ваше… — Она осеклась.

— Не мое дело? Это вы хотели сказать? Мой брат давным-давно сделал это моим делом.

Она застонала.

— Да, да, вы во всем правы. Я связана с Лигой, и я получила задание убедить служанок не оставаться бессловесными, убедить шерифа, что там творится нечто ужасное. Если бы вашего брата призвали к ответу лица более могущественные, чем он сам, пусть даже судили, его можно было бы остановить.

— Но этого не произошло, — мягко произнес он.

На Диану нахлынули сожаления о прошлом. Сколько ошибок! Она не видела Тома и свою спальню, перед ее глазами стояло залитое слезами лицо Мэри, когда та убегала от виконта, бледные, со страдальческим выражением, лица других служанок, занятых на разных работах в замке Баннастер, всегда ждущих, когда придет их очередь испытать на себе внимание хозяина.

Глухим голосом она продолжила:

— Шесть лет я твердила себе, что только такое решение я могла принять, что эти женщины теперь в безопасности.

— Вы же не думаете, что я бы предпочел, чтобы вас изнасиловали?..

Она удивленно посмотрела на него.

— Вероятно, нет, но, должно быть, случались дни, когда вы сожалели, что позволили мне скрыться.

Он помрачнел.

— Да, случались. Но я знал, что я меньше пострадаю при расследовании. Я был виконтом, и доказательств, что я убил брата, не было. В Лиге это знают?

Она кивнула.

— Я с самого начала сказала им, что это сделала я.

— Так, значит, они никогда не подозревали меня, не пытались искать доказательства, что именно я убийца.

Она покачала головой, испытывая неловкость. Она не могла рассказать ему все, если хотела остаться в Лиге.

— Они сказали, что я плохо справилась с ситуацией, что я слишком молода и импульсивна. Они сказали, что я допустила ошибку, что они должны подумать, правильно ли поступили, приняв меня в Лигу, и до тех пор, пока они не примут решение, я должна ждать, — с горечью добавила она.

— И вы все еще ждете?

Она ничего не сказала. Ей никогда не приходило в голову, что придется выбирать между Лигой и мужчиной, она была слишком молода, когда согласилась стать членом Лиги. Она представить себе не могла, что чувствует женщина, которая полюбила.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Она любила Тома, и ей было очень больно лгать ему. Она думала, что, освободившись от части вины, почувствует облегчение. Но он — щедрое сердце! — понял, что она сделала, и не винил ее. Она уверяла себя, что помогла обелить его в глазах Лиги и короля. Но от этого ей не стало легче.

Она вздрогнула, когда он пальцем стер слезу на ее щеке.

— Я знаю, как нелегко вам было добиться того, чтобы стать первой женщиной, принятой в Лигу, и какое это невероятное достижение. Но если они не знают, что с вами делать, может быть, вам не нужно оставаться с ними?

Она пожала плечами.

Он больше не удерживал ее.

— Подумайте об этом. Я не отвернулся от вас, как они. Когда он вышел, Диана в задумчивости опустилась на кровать. Он не обвинил ее во всех горестях, омрачивших его жизнь вследствие подозрений в убийстве брата. Он оказался героем во всех смыслах этого слова.

Но теперь она снова не знала, как ей быть, кому хранить верность: Лиге или мужчине, которого она полюбила?

Том вернулся к себе, хотя больше всего ему хотелось остаться с Дианой, убедить ее, что она может довериться ему.

Но он знал, что она еще не готова к этому, что она продолжает что-то скрывать. Целый час он ходил взад-вперед по своей спальне, осмысливая все, что узнал этой ночью, стараясь быть при этом объективным, И пришел к выводу, что король Генрих не просто так предложил ему навестить сестер Уинслоу, что это не было случайным совпадением обстоятельств.

Во всем этом проглядывала заинтересованность Лиги клинка. И он хотел, чтобы Диана без принуждения рассказала ему обо всем.

Глава 19

Рано утром, до обедни, Том постучал в дверь Сесили. Замок только начал просыпаться после, вчерашнего празднества с пением рождественских гимнов и танцами. Никто не видел, как он шел к ее спальне. Он зная, что Диана уже на ногах и дает внизу указания слугам, последний раз готовящим еду для гостей, которые в этот день разъезжались по домам.

Когда Сесили в наспех надетом домашнем платье наконец открыла дверь, на ее лице заиграла милая улыбка. А под этой улыбкой пряталась жестокость. Чтобы получить желаемое, она угрожала сестре позором, унижением и даже смертью, если бы Сесили умела заглянуть вперед.

Широко разведя руки в знак приветствия, она почти промурлыкала:

— Входите, милорд.

Он вошел и с такой, силой захлопнул за собой дверь, что плащ Сесили, висевший у двери, свалился с деревянной вешалки и упал на пол. Когда она взглянула на его лицо, ее улыбка увяла, и она шагнула назад, отступая.

— Диана рассказала мне все, — сказал Том.

— Я не знаю, о чем это вы…

— О том, как вы шантажировали ее в связи со смертью моего брата.

Возможно, она думала, что он на ее стороне, потому что озабоченные морщинки на ее лбу разгладились.

— Она может отрицать все, что хочет, но тому есть свидетели. — Ее голос был таким холодным, как если бы она говорила о чужом человеке, а не о своей сестре.

— Я был свидетелем. Она побледнела.

— Я не знал, кто она такая, — продолжал он, — я не видел ее лица, но я обнаружил ее под телом моего брата. Он пытался изнасиловать ее. Вы можете себе представить, каково ей было? Изнасиловать вашу сестру, такую юную, такую уверенную в себе, только что спасшую другую девушку от подобной участи? Что бы вы сделали на ее месте?

— Я… я…

— Я расскажу вам, что сделал я. Я дал ей уйти, сказал, чтобы она скрылась. Я не видел ее лица. Я знал, что, если откроется правда, она пострадает гораздо больше меня.

— Ну… это было просто глупо с вашей стороны, — сказала она, вся подобравшись. — Она не заслуживала того, чтобы вы рисковали собой, защищая ее. Если бы я была на ее месте, я никогда бы не оказалась в ее положении.

— Это потому, что вам никогда не пришло бы в голову помогать беззащитным женщинам, подвергая себя серьезной опасности.

Том знал, что Сесили не способна почувствовать чужую боль, но она понимала, когда ее оскорбляли. Глаза ее загорелись гневом, но он схватил ее за плечи, и она запнулась, ничего не успев сказать.

— Я скажу вам, как все будет, — произнес он глухим, невыразительным голосом. — Я не осрамлю вас перед вашими людьми, рассказав им о вашей готовности предать собственную сестру. Я сделаю это не для вас, а для Дианы.

В гневе она выкрикнула:

— Как вы можете…

— Лучше выслушайте и не перебивайте. Сесили надулась, но замолчала.

— Вы все это задумали, чтобы получить мужа. Часть вины ложится на вашего брата, который не дал вам и Диане занять подобающее место в обществе. Теперь вам надо забыть прошлое. Вы ничего не расскажете о смерти моего брата, а я в обмен на это устрою вашу жизнь в Лондоне.

Глаза ее широко раскрылись.

— У вас будет собственный дом, слуги, новые наряды, — продолжал он. — Надеюсь, мне удастся убедить Диану стать моей женой, она будет знатной дамой. Если вы заговорите о том, что узнали, я встану на ее защиту, а вы потеряете все. Как вы думаете, в Лондоне вам удастся найти себе мужа? Моя щедрость не может длиться вечно, хотя, если понадобится, я дам вам приданое — ради вашей сестры.

Она была настолько ошеломлена, что ничего не могла сказать. Наконец на ее лице медленно проступила улыбка.

— Да, милорд. Мы договорились. И конечно же, не сомневайтесь — я найду себе очень богатого мужа.

— У вас есть большой капитал — ваша красота, это не подлежит сомнению, — сказал ой, чувствуя облегчение и усталость. — Пока она в расцвете. Но красота быстротечна. Вам надо развить в себе и другие таланты, чтобы сделать мужчину счастливым на всю жизнь.

Она смотрела на него недоверчиво, но Тома это больше не интересовало. Он покинул ее спальню в уверенности, что она не настолько глупа, чтобы нарушить их соглашение. Сесили могла считать себя победительницей, однако Том думал иначе. Он хотел, чтобы Диана была счастлива. Том понимал — когда он увезет ее отсюда, для нее будет большим облегчением знать, что о сестре позаботились.

Весь день Диану одолевали противоречивые мысли. Она чувствовала облегчение от того, что часть вины упала с ее плеч, и гадала, чего теперь ждет от нее Том. Теперь он знал о ее членстве в Лиге и, кажется… гордился этим. Многих мужчин коробило, что женщина встала на место рыцаря, но он был не из таких.

Она не думала, что он отчетливо понимал, насколько серьезными были обязательства, которые принимало на себя лицо, становясь членом Лиги. Она нарушила клятву, признавшись ему, что состоит в Лиге, но он сам пришел к такому выводу и не оставил ей выбора.

Но как признаться ему, что именно он был ее заданием? Много лет назад он защитил ее, не дав схватить как убийцу, и тем самым навлек подозрение на себя, а она предавала его — и не раз. Лига никогда не простит ее, если она расскажет о полученном от нее задании, а может быть, Том тоже никогда не простит ее. Пусть в конечном итоге она помогла ему, он может отнестись к этому по-другому.

Что, если ей придется делать выбор между ним и членством в Лиге? Разве может она остаться в Лиге и стать, его женой?

Она редко представляла себя женщиной, во всем подчиненной мужу. Ее устремления были не похожи на желания других женщин, она никогда не считала, что они совместимы с замужеством. Но Том заставил ее думать по-другому. Как сможет она жить дальше без него, не имея возможности говорить с ним, заниматься с ним любовью?

Этого она не в силах вынести. Весь день она провела, провожая гостей. Том не пытался вынудить ее немедленно принять решение. Только однажды он улучил момент, когда никого не было рядом, и сообщил ей, что все уладил с Сесили и она больше не станет угрожать им. Их разговор почти сразу прервали, так что у Дианы не было времени расспросить его, каким образом он заставил ее сестру изменить намерения.

Однако Сесили весь день выглядела довольной, как сытая кошка.

Диана старалась не думать об этом. Пусть этот день явится небольшой передышкой, решила она, у нее еще будет время поразмыслить о своей судьбе, о том, что делать дальше.

Ночью она плохо спала, часто просыпалась, а утром ее ждала еще одна неожиданность: Том пришел к обедне.

Он с улыбкой взглянул на нее и склонил голову в молитве. Может быть, он хотел дать ей понять, что если он смог измениться, сможет и она?

Ближе к вечеру стало ясно, что передышка закончилась. На пути к замку заметили их брата Арчи в сопровождении нескольких всадников.

Диана увидела Сесили в тот момент, когда та вошла в главный зал. Сестра направилась прямо к ней, как если бы между ними ничего не произошло.

— Это правда? — требовательно спросила Сесили. — Арчи здесь?

— Почему ты спрашиваешь? — удивилась Диана. — Ты собираешься рассказать ему, что я сделала?

Сестра взглянула на нее с удивлением.

— Зачем мне рисковать всем, чего я добилась?

— Добилась?

— Разве твой драгоценный лорд Баннастер не рассказал тебе о нашем соглашении? Что он будет оплачивать мою жизнь в Лондоне? Так что позволь мне самой уладить свои дела с Арчи. Не вмешивайся.

Диана изумленно уставилась на нее.

— Разве мне без того не о чем говорить с Арчи? — Потом она удивленно спросила: — Лондон? — Выходило, что ее сестра не будет наказана за свою жестокость.

Но Диана ведь сама была не без греха. Как может она судить другого?

Арчи и четверо его спутников вошли в главный зал и затопали ногами, отряхивая снег с сапог на устилающие пол ковры. Их брат был высоким, внушительного вида мужчиной, не столько мускулистым, сколько толстым, но он никогда не был прилежен в занятиях боевыми искусствами. Когда он откинул на плечи капюшон, под ним обнаружилась копна непослушных белокурых волос. Диана с удивлением заметила, что на лбу у него начали проступать залысины. Пока она вспоминала, когда они виделись в последний раз, он быстро зашагал к ним, его нахмуренное лицо выражало неудовольствие.

— Как вы посмели провести турнир, не испросив у меня разрешения? — загремел Арчи с ходу.

Ему всегда нравилось кричать на других.

— С Новым годом, братец, — сказала Диана. Он заморгал.

— Благодарю тебя за то, что ты не забыл о нас и прислал подарки, — продолжила Сесили. — Ты получил носовые платки, которые я послала?

Он прокашлялся.

— Да. Благодарю. — Но тут он вспомнил, зачем приехал, и его светлые брови насупились. — Ты можешь объяснить, зачем тебе понадобился турнир?

— Да, о турнире, — спокойно сказала Диана. — Если бы мы стали испрашивать твоего разрешения, потребовались бы недели, чтобы получить ответ. — «И он был бы отрицательный», — мрачно подумала она. — Праздник кончился бы, хорошая погода тоже. Как вы сумели так быстро добраться до нас?

Он взял кружку с элем с подноса подскочившего слуги и сделал большой глоток.

— Мы провели Рождество в Йорке.

Так близко, подумала Диана. Хороший брат послал бы за ними. Она знала, что Сесили думала так же, но, уверенная теперь в своем будущем, сестра только пожала плечами, как если бы воля Арчи больше не имела значения. Увидев, что Арчи снова приложился к кружке, Диана сжала руку Сесили, пытаясь дать ей понять, чтобы та молчала, пока они не узнают, зачем их брат появился здесь. Сесили бросила на нее нетерпеливый взгляд, но промолчала.

Арчи, кривя губы, оглядел Диану с головы до ног.

— Представляю себе, как ты снова выставила на посмешище себя и все наше семейство.

— Выиграв состязание в метании кинжалов? — безмятежно спросила она. — Что ж, так и есть.

Арчи недовольно хмыкнул.

— Но тебе будет приятно узнать, что единственный поединок на мечах, в котором я участвовала, я проиграла.

— Кто победил тебя? — спросил Арчи. — Я!

Голос Тома разнесся по всему залу. Он со своими людьми входил в зал после очередной тренировки. Лицо его было красным от холода. Когда он снял засыпанную снегом шапку, на плечи упали спутанные темные волосы. Но Диана ощутила уже знакомый ей трепет души и тела.

— И кто вы? — загремел Арчи.

— Томас, виконт Баннастер.

К изумлению Дианы, Арчи не выглядел удивленным. Она вдруг поняла, что брат явился к ним не только из-за турнира.

Том, подняв бровь, добавил:

— Я так и думал, что мы встретимся, Уинслоу.

Не обращая на него внимания, Арчи повернулся к сестрам.

— Когда будет ужин?

Во время ужина Арчи по-прежнему пребывал в дурном настроении. Когда Диана спросила его о здоровье жены, он, не переставая жевать, пробурчал что-то неразборчивое. Он бросал гневные взгляды на Тома, и Диана, зная его характер, опасалась, что он вот-вот взорвется.

Диана не раз попадала впросак из-за своей импульсивности, но она по крайней мере старалась сдерживаться. Арчи же не задумываясь делал все, что ему хотелось в данную минуту. В молодости он бы лучше ладил с отцом, если бы умел держать рот на замке. Сейчас он через весь стол смотрел на Тома, сидевшего между Сесили и Дианой.

Покончив с едой, Арчи со стуком отложил ложку, и Диана чуть не подпрыгнула. Том положил руку ей на бедро, но если он намеревался тем самым успокоить ее, то вряд ли понимал, как действует на нее его прикосновение.

Глаза Арчи сузились.

— Я слышал — вы прибыли, чтобы добиться руки Сесили. Вы не спросили у меня разрешения.

— Вы, Уинслоу, не позволили вашим сестрам жить с вами, так почему я должен был делать это? Король предложил мне поехать сюда. Слово «добиться» мне кажется не совсем уместным. Я приехал, чтобы встретиться с обеими вашими сестрами и посмотреть, подходим ли мы друг другу.

Арчи, как ни странно, игнорировал упоминание о короле Генрихе.

— С обеими сестрами? — рявкнул он.

Диана вздрогнула. В главном зале стало еще тише. Она молила Бога, чтобы Том не завел разговор об их отношениях, когда ничего еще не было решено.

Том вскинул голову, изобразив смущение.

— Разве не обе леди свободны от обязательств?

— Обе, — ответил Арчи, окидывая глазами зал, как если бы только что заметил, что все смотрят на него, — но Диана…

И замолчал. Диана ждала, что он скажет — она больше мужчина, чем женщина, это было его любимой присказкой, но он замолчал.

Наконец Арчи заявил:

— Какую из женщин вы выберете, не имеет значения, потому что вы в мужья не годитесь.

Том больше не улыбался.

— Я виконт, кузен короля, мое богатство превосходит все, что вы можете вообразить.

Он оглядел главный зал Керкби-Кип, как если бы оценивал реакцию собравшихся, и лицо Арчи стало красным. Том продолжал учтивым тоном:

— И какие из этих характеристик делают меня нежелательным?

Арчи стукнул по столу обеими руками.

— Вам прекрасно известно, почему вы не можете найти жену, почему вам потребовалось ехать на север подальше от Лондона. Может быть, ваш брат был скотом, но вам-то полагалось стать священником. Вас такая перспектива не устраивала. Вам пришло в голову убить брата и завладеть всем, что у него было. Я не позволю ни одной своей сестре выйти замуж за такого человека.

Диана перестала дышать, теперь пришла ее очередь положить руку на бедро Тома и молить Бога, чтобы он не вспылил. Но она забыла, что все шесть лет он только и делал, что учился сдерживаться. Его оскорбляли множество раз, он совершал глупые ошибки, но не позволял себе впадать в уныние. Он все еще хотел жениться и родить детей.

Диана была вне себя от гнева, ей хотелось крикнуть в лицо Арчи, что покойный виконт был хуже, чем скот. Если Арчи нужен скандал, она может устроить его, рассказав правду о смерти виконта. Но рука Тома легла на ее руку и слегка сжала ее. Он принял на себя ее вину и явно не хотел ничего менять. Она чувствовала себя оскорбленной, несчастной и виноватой.

— Я обрадую вас, — спокойно сказал Том. — С женитьбой еще ничего не было решено. Однако леди Сесили и я решили, что будет лучше, если наши отношения будут носить дружеский характер.

— Тогда она сметливее, чем мне представлялось, — усмехнулся Арчи, рывком поднимаясь на ноги. — А что насчет Дианы?

У Дианы заболела челюсть, так сильно она стиснула зубы.

Том дружески улыбнулся ей.

— Посмотрим.

Он только что открыто заявил о своем интересе к ней. Арчи топнул ногой.

— Вы не можете заставить женщину…

— Хватит! — сказала Диана, вставая, чтобы взглянуть в лицо брата. Она знала, что Том напрягся рядом с ней. Он теперь был другим человеком, и она гордилась им. — Лорд Баннастер — наш гость, и я не хочу слышать ни одного недружелюбного слова в его адрес.

Арчи удивленно уставился на нее.

— До какой крайности ты дошла, чтобы подумать, что он…

Теперь Том вскочил на ноги, глаза его горели огнем, рука легла на эфес меча.

— Пожалуйста, Арчи, иди спать — твердо сказала Диана. — Ты, должно быть, утомился.

Арчи открыл рот, чтобы возразить, но, посмотрев вокруг, увидел наблюдавшие за ним осуждающие лица. Он скованно сказал:

— Я забочусь о тебе, Диана, и о тебе, Сесили, тоже. Я ваш брат, и мой долг — защищать вас.

Может быть, он действительно считал, что заботится о них. Конечно, угроза скандала пугала его, у него были жена и титул, которые следовало защищать. Но Арчи никогда не утруждал себя заботой о сестрах. Хотя долгая разлука могла как-то сказаться на нем, но вряд ли он сильно изменился.

Диана посмотрела на Сесили и хладнокровно сказала:

— Арчи, спасибо за заботу о нас. Я понимаю твои чувства. Мы с Сесили подумаем о твоих словах.

У него было их приданое, чтобы заставить их повиноваться, он мог лишить их денег, но не сделал этого. Повернувшись, он зашагал вверх по лестнице.

— М-да, — задумчиво произнесла Сесили. — Кажется, он стал выдержаннее.

Том удивленно переводил глаза с одной сестры на другую.

— Такое поведение вы называете выдержанным? Сесили только пожала плечами и вышла из-за стола.

— Доброй ночи, лорд Баннастер.

Диана хмурилась, глядя вслед поднимающейся по лестнице сестре. Что-то очень рано она отправлялась к себе.

— Я тоже хочу лечь спать, — сказал Том. Лицо его было мрачно. — Спокойной ночи, леди Диана.

Он пошел наверх, а Диана смотрела ему вслед, испытывая боль за него. Арчи был не единственным, кто ранил его.

А она не может позволить, чтобы он страдал.

Глава 20

Глубокой ночью только свет от угасающих углей в камине освещал спальню Тома. Диана прислонилась к двери и ждала, но когда она вошла, ее появление, казалось, не потревожило его, потому что он даже не пошевелился. Она не сожалела о том, что пришла сюда; здесь ей и надлежало быть, рядом с Томом. Она подошла к камину и подбросила в него поленьев; потом с удовольствием смотрела, как разгорелось и заполыхало пламя.

Распрямившись, она медленно прошла по ковру к кровати и, подойдя к ней, сбросила платье, оставшееся лежать на полу. Обнаженная, она откинула одеяло и увидела сияние его открытых глаз.

— Мне было интересно, что ты станешь делать, — ласково сказал он, оглядывая ее тело загоревшимися глазами, сузившимися от подступающей страсти.

— Ах, Том! — Задрожав, она скользнула в тепло одеял, в теплый кокон, наполненный запахом Тома, так возбуждающим ее.

Голый, он прижался к ее боку, и она застонала от удовольствия, как будто бы ждала этого момента целую вечность, а не несколько дней. Она любила его и не знала, что с этим делать.

Она почувствовала его губы на своей шее, нежное прикосновение, которое заставило ее задрожать. Он касался ее кожи легкими поцелуями, нежно ласкал ее. Под его дразнящими прикосновениями она выгибалась, ее бедра раздвинулись, как если бы она умоляла его поспешить. Под одеялами он навис над ее телом, но только для того, чтобы покрыть его поцелуями. Он целовал низ ее живота, внутренние поверхности бедер, шелковистые волосы. Она гладила его, пыталась побудить его войти в нее, но он игнорировал ее желания, преследуя собственные цели.

Диана пришла к нему, жалея и любя, и его ласки доставляли ей наслаждение.

Она сжалась, когда его губы двинулись еще ниже, и он осторожными пальцами раздвинул завитки в том месте, где соединялись ее бедра.

— Расслабься, — шепнул он.

Почувствовав его дыхание в самом интимном месте, она засопротивлялась в смущении, когда он еще шире раздвинул ее ноги. Но потом он лизнул ее, его горячий язык был шершавым и заставил ее подавить крик экстаза. Она не могла вынести наслаждения, она извивалась, выгибала тело и, казалось, вот-вот могла взорваться.

Том еще шире развел ее бедра и вошел в нее, не в силах ждать дольше. Ей нравилось чувствовать его страсть, и она прижимала его к себе, гладила его, приподнималась, чтобы поцеловать его грудь, его шею и, наконец, его губы. Они потерялись друг в друге, в экстазе соединенных тел, в сладкой наполненности друг другом.

Он кончил так быстро, что она широко раскинула руки и засмеялась, зная, что он не смог контролировать себя из-за силы своего желания.

Он со стоном упал на нее, и ей доставляло удовольствие чувствовать вес его тела и крепость его гладких мышц.

— Ты настоящая ведьма, я забыл обо всем на свете. Она обхватила его руками и ногами, в ней радостно пенилось удовлетворение.

Насыщенный и нежный, но все еще несколько обеспокоенный, не зная, что привело ее к нему, Том повернулся на бок, приподнялся на локте и подумал, что мог бы смотреть на Диану вечно.

— Почему ты рискнула прийти ко мне? Это очень опасно.

— Мой брат ужасно повел себя с тобой, даже при том, что ты изъявил готовность облегчить его ношу, взяв меня в жены.

Так она пришла из-за брата? Он старался справиться с разочарованием, твердил себе, что если ему когда-либо и требовалось терпение, то больше всего сейчас.

Он положил руку ей на грудь, потому что не мог лежать рядом и не прикасаться к ней.

— Да, с братьями у нас беда, — сказал он, надеясь, что разговор о братьях выведет их на другие темы.

— Арчи, конечно же, эгоистичен и чванлив, его больше волнует его собственная репутация, чем мы с Сесили. Это единственная причина, по которой он здесь.

— Мне так не кажется. Я склонен предположить — он не знает, как выразить, что беспокоится за своих сестер.

Она задумалась над его словами, но было видно, что в силу долгой привычки не могла согласиться с ними.

— Люди меняются, — мягко добавил он.

Она перевернулась на бок, чтобы видеть его. Ее груди прикасались к нему, одной рукой она обхватила его за талию.

— Наверное…

— Но я не уверен, что мог бы измениться мой брат. Она напряглась.

— Нет, не думай, что я все еще зол на него. Это осталось позади. В любом случае я сейчас говорю не о его смерти. Я о том, что он пытался сделать с тобой. Ты оставалась девственницей, когда я пришел к тебе. А его насилие ты бы не перенесла.

Она ласково провела ладонью по его лицу.

— Зачем возвращаться к прошлому, Том? Оно позади.

— У меня такое чувство, словно оно, как призрак, постоянно стоит между нами. И я не знаю, как избавиться от него.

Она поцеловала его, потерлась носом о его нос.

— Иногда ты говоришь слишком много.

— Да, но я могу меняться. Сегодня я был на обедне. Она хихикнула.

— Отец Френсис чуть не споткнулся у алтаря, когда увидел не самого добросовестного прихожанина. Что послужило тому причиной?

Пожав плечами, он сказал:

— Но ведь ты познакомила меня с ним. Он показался мне хорошим человеком, который больше интересуется паствой, чем поддержанием своего авторитета как духовного лица. Я пришел к выводу, что не Бог причина моих бед. Совсем напротив, он даровал мне встречу с тобой.

Он лег на спину и теперь смотрел в потолок, по которому бегали тени, а она угнездилась на сгибе его руки, положив голову ему на плечо.

— Я всегда был скор на оценки и не спешил менять их, — продолжал он. — Мой брат защищал меня, когда я был мальчиком, поэтому я считал, что он не может сделать что-нибудь плохое. Я долгое время был убежден в этом. Уже став мужчиной, я сетовал, что Всевышний отвернулся от меня. А виноват во всем был один человек. А когда я решил жениться, то готов был принудить к браку первую женщину, которая соответствовала моим представлениям о жене. И «принудить» слишком мягкое слово для того, что я делал.

— Люди меняются, — повторила она.

— Ты доказала это.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, когда я впервые появился здесь, ты засадила меня в подземелье.

Она застонала и закрыла руками лицо, но он отвел ее руки, чтобы поцеловать.

— А когда приехал твой брат, — сказал он, — тебе захотелось выразить справедливое негодование тем, как он обошелся со мной. И хорошо, что ты взяла себя в руки.

— Этим я обязана тебе. Кроме того, я должна благодарить тебя — или винить, уж не знаю — за блаженство, в котором пребывает Сесили.

Он поднял бровь, притворяясь оскорбленным.

— Это звучит не очень лестно. Игнорируя его тон, Диана сказала:

— Сегодня она выглядела невероятно довольной и в конце концов призналась, что ты дал слово вызволить ее отсюда, оплачивать ее расходы. Том, после всего, что она сделала…

— Разве ты не хочешь видеть ее счастливой?

— Да, конечно, но…

— Как долго, по-твоему, она бы продержалась, чтобы не выдать твои секреты? Особенно после того, как выяснилось бы, что я не выбрал ее в жены?

— Ну…

— Вот именно. Это малая цена за то, чтобы она не мешала нам. При ее красоте она найдет мужчину, который снимет с нас эту ношу.

— Да, так и есть. Но она считает, что одержала победу! — разочарованно произнесла Диана.

— Пусть. Победила ты, потому что тебе больше не придется зависеть от нее.

Она застонала.

— Как случилось, что я без тебя жить не могу?

— Видно, так распорядился Господь.

Том услышал, как она прерывисто вздохнула, и подумал, что Диана, может быть, не готова услышать эти слова, но их обязательно надо произнести.

Глядя в ее растерянные глаза, он сказал:

— Диана, позволь мне всегда быть рядом с тобой. Я люблю тебя. Выходи за меня замуж.

Он долго проверял себя, думал о совершенных ошибках и понял, как должны прозвучать эти слова, осознал, что за ними стоит, и был готов пожертвовать всем ради того, чтобы его мечта осуществилась.

Но глаза Дианы затуманили слезы, в них не было радости. Над ними все еще темной тенью нависали ее секреты. Не дав ей заговорить, он пальцами закрыл ей рот.

— Подумай над моими словами. Мне не нужно, чтобы ты дала ответ сегодня. Я готов ждать.

Она обвила его шею руками и не отпускала.

— Я должна идти, — вскоре прошептала она.

Он перекатился так, что она оказалась над ним, и быстро поцеловал ее. Она не могла не заметить, что он снова хотел ее, он всегда хотел ее.

Она застонала и прижалась к нему животом.

— Я не могу оставаться. Если мой брат захочет продолжить настраивать меня против «непутевого виконта», он не станет считаться со временем дня.

— Тогда иди. Но обещай мне, что подумаешь о моих словах. И главное, верь, что я люблю тебя.

Она на миг задержала на нем взгляд, в котором читались неуверенность и нежность.

— Я подумаю, — прошептала она и выскользнула из тепла его постели.

Она быстро подобрала свое платье и натянула его на себя, чтобы не замерзнуть, но ноги ее были босыми, словно она совсем не думала о себе, направляясь к нему.

— Поторопись, а то совсем окоченеешь, — забеспокоился он.

Она послала ему поцелуй и выскользнула из спальни.

Том со вздохом улегся обратно, сжав руками голову. Столько лет он сетовал на Бога, а теперь молил его о чуде.

Вернувшись в свою спальню, Диана надела самую теплую ночную рубашку, нырнула под одеяла и долго дрожала, пока наконец не согрелась. Когда к ней вернулась способность думать, она потрясенно уставилась в потолок.

Том любит ее. Он хочет жениться на ней. Любая женщина от радости прокричала бы «да» так, чтобы услышали небеса. Господи, ей хотелось того же!

Закрыв глаза, она повернулась на бок. Но другим женщинам не надо было скрывать от того, кого они любили, что они его предавали.

Она снова и снова твердила себе, что помогла вернуть ему честное имя, что теперь может оставить все позади. Но в состоянии ли она отказаться от Лиги? Хочет ли она этого?

Она любит Тома, и этого должно быть достаточно. И разве он заставляет ее делать выбор между ним и ее мечтой? Нет, она сама вынуждает себя выбирать.

На следующий день Том и его люди закончили упражняться на арене для турниров перед самым обедом. Они добродушно подсмеивались насчет его отношений с Дианой. Все давали ему советы, со смехом предлагая ему сочинить для нее сонет или отправиться в долину и нарвать для нее цветов. «Зимой?» — отшучивался он.

— Удивляюсь, почему с нами не было Уинслоу, — сказал Том, когда Толбот помогал ему снять доспехи. — Я ожидал, что он захочет показать мне свое воинское умение — в надежде, что я перестану ухаживать за леди Дианой.

— Дайте ему привыкнуть к вам, милорд, — посоветовал Толбот. — Он, конечно же, хочет, чтобы его сестра была счастлива.

— Что он может? Не дать за ней приданого? Меня это нисколько не заботит. Кроме того, Диана не девочка, она совершеннолетняя. Когда мы поженимся, он ничего не сможет поделать.

— Когда? — с невинным видом отозвался Толбот. В уголках его губ таилась улыбка.

Том только покачал головой. Как мог он объяснить, что для Дианы все не так просто?

Он направился умываться, когда к нему торопливо подошла Мэри. Увидев тревогу на ее лице, он перестал улыбаться.

— Милорд, — спросила она, — вы не видели мистрис Диану?

— С нами ее не было, Мэри. Я считал, что она занята в доме.

Мэри покачала головой, нервно сжимая руки.

— В замке ее нет. Я спрашивала у всех, никто из слуг не видел ее после обедни. Во дворе ее тоже нет.

— Вы спрашивали у слуг, работающих за воротами замка?

— Нет, — откликнулась она с надеждой. — Я пошлю людей.

— Я тоже пойду.

В конце концов после долгих расспросов Том нашел молоденького грума, который, заикаясь, сказал ему, что Диана взяла своего коня и куда-то отправилась верхом.

Том слегка успокоился, услышав это, но Диана отсутствовала уже несколько часов. Поднялся ветер, небо потемнело, похоже, могла начаться метель.

— Где лорд Уинслоу? — спросил Том у грума.

— Его тоже нет, милорд. Он сказал, что едет в деревню.

— Один?

— Он взял с собой двух человек.

Тревога охватила Тома. Диана не сообщала ему о своих планах, но он не мог поверить, что она надолго отлучилась, не дав ему знать. Тем более в такую погоду.

Когда Том узнал, что Уинслоу тоже отсутствует, тревога переросла в гнев. Неужели Уинслоу твердо решил разлучить их с Дианой и похитил ее?

Верховая езда всегда успокаивала Диану. Езда по холмистой местности требовала внимания, беспокойные мысли отступали, переставали мучить.

День выдался холодным, ветер обжигал щеки, но езда согревала. Она любовалась пейзажем. Длинные склоны долины поднимались к плоским вершинам, поросшим вереском. Тут и там на полях фермеров горели костры. Люди праздновали Двенадцатую ночь, последний день Рождества.

Проскакав несколько часов вдоль извилистого берега реки Сузил, далеко углубившись в покрытую лесом долину, она повернула, чтобы ехать обратно.

И увидела четырех мужчин, цепочкой скачущих за ней. Диана натянула поводья, останавливая жеребца, и ждала, положив, руку на пояс, где был спрятан кинжал. Она не приторочила кинжал к седлу, потому что не собиралась покидать земли Керкби, но она ускакала дальше, чем предполагала.

Всадники хмуро наблюдали за ней. Расстегнутые плащи позволяли видеть широкие плечи и мощные руки воинов. Она встретила их взгляды с поднятой головой.

— Джентльмены, вы следуете за мной? — наконец спросила она.

— Леди Диана. — Светловолосый всадник выехал вперед. Он назвал ее имя не в форме вопроса, а как данность.

— Да, — сказала она, не видя смысла отрицать это. — Какое у вас дело ко мне?

Он поднес руку к горлу, и она замерла, положив руку на спрятанный кинжал, гадая, что у него под плащом. Но он только засунул руку под рубашку и вынул знакомый медальон на цепочке.

Это были члены Лиги клинка.

Она вздохнула с облегчением, плечи у нее обмякли.

— Вы искали меня, сэр?

— Я сэр Дэвид, — бесстрастно сказал он, ограничившись именем, как это было принято в Лиге. — Мы получили ваше донесение.

— Зачем вам было искать меня? Вы мне не доверяете, не верите, что я выполнила задание? — Она надеялась, что он будет отрицать ее слова, скажет, как хорошо она все сделала, и отпустит ее.

Вместо этого сэр Дэвид заявил:

— Нам необходимо поговорить с вами. Это не сулило ничего хорошего.

— Не думаю, что вы захотите обогреться, поехав со мной в Керкби-Кип.

Рыцарь покачал головой.

— Нам известно, что вверх по долине недалеко отсюда есть заброшенная ферма.

— Звучит обещающе, — сухо сказала она. Его губы искривились в подобии улыбки.

— Там мы согреемся. Поедете с нами?

У нее не было выбора. Они назвались людьми Лиги, они знали о ее задании. И она поехала с ними — рядом с сэром Дэвидом. В течение следующего часа, пока лошади карабкались выше по извилистой тропинке, никто не произнес ни слова. Хорошо, что Диану не тяготило затянувшееся молчание. Другую женщину четверо отнюдь не словоохотливых мужчин могли бы лишить присутствия духа.

Но она была женщиной из Лиги клинка. Она была одной из них. Ей было чем гордиться. Она не собиралась отказываться от того, чего добилась. Она хотела помогать людям, которым больше никто не мог помочь.

Наконец всадники подъехали к строению, дверь которого криво висела на кожаных петлях, однако деревянные ставни были закрыты, а земляной пол оказался сухим. Один из прибывших начал разжигать огонь, благо трут и несколько поленьев лежали рядом, остальные двое отправились на поиски дров.

Сэр Дэвид встал рядом с Дианой перед разгорающимся пламенем.

— Мне можно говорить о своем задании в присутствии ваших людей и вашем, конечно? — спросила она.

Он кивнул:

— Я буду признателен, если вы подождете до их возвращения, чтобы мы все вместе выслушали вас.

Она стояла рядом с ним и молча смотрела на огонь, испытывая замечательное чувство общности с другим человеком, связанным с ней единством целей. Он выглядел теперь гораздо выше, чем когда сидел на лошади. Ей почему-то пришло в голову, что он мог бы достать головой до пучков сухих трав, свисавших кое-где с потолочных балок.

Вскоре четверо мужчин были в сборе. Для нее отыскали ветхий стул, еще нашлись две грубые скамьи, и вскоре все сидели, согреваясь перед долгожданным огнем.

Говорить начал сэр Дэвид:

— Мы получили ваше донесение, и мои руководители благодарят вас за детальный доклад. Усилия виконта Баннастера исправиться достойны похвалы, но…

— Но? — повторила Диана. Неужели они узнали о ее нелепом поступке, о том, что она держала Тома в подземелье?

— Но… хотя вы изложили свои соображения и подкрепили их фактами, из вашего описания явствует, что вы не можете быть объективной, когда дело касается лорда Баннастера.

У сэра Дэвида был несколько неуверенный вид, как будто он повторял чьи-то слова, и разговор этот давался ему непросто.

— Ведь я привела факты, и вы не отрицаете их, тогда почему же вы считаете меня необъективной?

— Моих руководителей беспокоит, что между вами и лордом Баннастером сложились особые отношения.

Она пристально смотрела на него, делая усилие, чтобы не волноваться, стараясь обдумывать ответы.

— Да, это так, хотя я еще не знаю, во что это выльется в дальнейшем. Вы говорите, что это было видно из текста моего донесения?

— Не вполне очевидно, но моих руководителей обеспокоило, что…

— Позвольте мне сказать. Я полюбила лорда Баннастера, это правда. — Она не могла поверить, что произносит эти слова, которые еще не сказала Тому. Но они приняли это как должное. — Но он и в самом деле очень хороший человек. У него была тяжелая жизнь, семья пожелала, чтобы он стал священником. Его подозревали в страшном преступлении — убийстве собственного брата, — которого он не совершал. Ваши руководители знают, кто это сделал. — Она не сказала о своей вине, потому что только Лига решала, кому и что следует знать. — Ему пришлось одновременно учиться быть виконтом и рыцарем, не имея никакого опыта. Он наделал немало ошибок. С этим согласны все. Но он извлек из них уроки и не ожесточился. Он всего добивался упорством, трудом, верен своему королю. Знаете ли вы, что он даже помог всем женщинам, которые пострадали от его брата?

Лицо слушавшего ее сэра Дэвида было бесстрастно, на нем не было ни намека на улыбку. Однако Диане показалось, что он смотрел одобрительно, хотя она защищала Тома горячее, чем это было необходимо. Она заметила, что двое других мужчин кивнули друг другу.

— Ваши доводы убедительны, леди Диана. Я буду рекомендовать Лиге признать ваш отчет о лорде Баннастере окончательным.

— Ему можно доверять, сэр Дэвид, и Лига, и король могут положиться на него.

— А как он реагировал, когда узнал о вашем задании?

— Он не знает о нем. Сэр Дэвид кивнул:

— Все правильно. — Он хлопнул рукой по бедру и посмотрел на своих людей: — Взгляните на лошадей и проверьте, нет ли кого рядом. Мне надо сказать несколько слов мистрис Диане наедине.

Трое мужчин вышли. Диана повернулась к сэру Дэвиду, у которого был такой вид, словно ему было неловко.

— Что-то не так? — спросила она.

Он вздохнул и посмотрел на нее очень серьезно.

— Мне не хотелось говорить при других, потому что задание свое вы выполнили. Но меня беспокоит, как все это скажется на ваших отношениях с лордом Баннастером — и как это скажется на вас самих. Считается, что членство в Лиге должно оставаться секретом при всех обстоятельствах. Но я слыхал, что при вступлении в брак необходимость соблюдения строгой секретности приводит к печальным последствиям в отношениях между супругами. Если вы любите лорда Баннастера, а он вас, вы должны подумать о том, что вы утаиваете от него.

Сердце у нее сжалось, но она убеждала себя, что должна быть сильной.

— Это было бы предательством Лиги. — Эти простые слова она произнесла с непоколебимой уверенностью.

Сэр Дэвид посмотрел на огонь и сказал:

— Секреты в супружеской жизни с течением времени все больше осложняют жизнь. Он знает о том, что вы вовлечены в деятельность Лиги?

Она не пыталась соврать. Если она хотела быть членом Лиги, ей следовало говорить правду.

— Он догадался о моем членстве в Лиге после того, как узнал о моей причастности к смерти его брата. Но он кузен короля, и он никогда…

Сэр Дэвид поднял руку.

— Я не ставлю под сомнение преданность лорда Баннастера. Я хочу говорить о вас. Как мужчина, а не как член Лиги, я считаю, что вам следует серьезно подумать, прежде чем выходить замуж за человека, который не знает, что был объектом выполняемого вами расследования. Конечно, если кто-нибудь начнет расспрашивать вас о том, что я вам сказал, я буду все отрицать. — Его губы дрогнули в улыбке.

Диана молчала, глядя на огонь блестящими глазами.

— Благодарю вас за вашу честность, сэр Дэвид, — наконец произнесла она, вставая. — Я подумаю над вашими словами. Теперь я должна ехать, пока совсем не стемнело.

Когда огонь был потушен и все в доме восстановлено в прежнем виде, Диана села на своего жеребца. Мужчины стояли, уважительно глядя на нее, и она снова испытала прилив гордости и удовлетворения. Она была довольна тем, как вела себя, не сердилась, не оправдывалась, когда ей задавали вопросы. А если в Лиге решат, что ее ответы неудовлетворительны, что ж, она сделала все, что могла. Она слегка поклонилась сэру Дэвиду и его спутникам, затем повернула лошадь и пустила ее вниз в долину, направляясь к дому.

Через несколько часов, подъезжая к деревне, она заметила, что несколько встреченных ею арендаторов с испугом смотрели на нее. Все они шли из замка. Сердце ее дрогнуло в дурном предчувствии. Она подстегнула лошадь и спустилась в деревню, приземистые каменные домики которой лепились по склону к реке.

Две женщины, вышедшие из замка, о чем-то поговорили с другими, и одна из них быстро пошла к Диане. Та сразу же узнала ее, она была из местных и занималась пивоварением.

— Желаю вам весело отпраздновать Двенадцатую ночь, Матильда, — сказала Диана.

— И вам тоже, мистрис Диана, — ответила женщина, стараясь успокоить дыхание. Ее бледное лицо покрылось пятнами. — Простите мою дерзость, мистрис, но пока вас не было, в Керкби-Кип случилась ужасная ссора. Я боюсь, что ваш брат и лорд Баннастер вот-вот дойдут до рукопашной! Парни из замка сказали, что они надевают доспехи и не для того, чтобы поупражняться.

— Спасибо, Матильда! — поспешно откликнулась Диана. — Передайте там, в деревне, что сегодня поединка не будет.

Том был уже готов ехать в деревню, чтобы искать Уинслоу и Диану, когда возвратился барон со своими людьми. Том через запорошенный снегом двор пошел к конюшням; ярость кипела в нем. Он знал Диану, знал, что она стала бы сопротивляться, если бы ее захотели увезти насильно. Боже, не мог же барон так поступить с ней.

Уинслоу у конюшен говорил со своими людьми. Оглянувшись, он увидел приближающегося Тома, беспокойство на лице которого сменилось гневом.

— Где Диана? — грозно спросил Том.

Уинслоу смотрел на него, держа руку у рукояти меча.

— О чем это вы, Баннастер?

— Дианы нет в замке большую часть дня. Ее грум сказал, что она выехала верхом одна и не вернулась. Вы отсутствовали все это время.

Уинслоу переглянулся со своими, людьми, изумленная улыбка появилась у него на лице.

— Так ведь она вас отвергла.

— Уехав из собственного дома? — недоверчиво спросил Том. — Она сильная женщина. Если бы она не хотела иметь со мной ничего общего, она сказала бы это мне в лицо. Представляется мне, что вы попытались силой заставить ее согласиться с вами.

— Оставьте мою сестру в покое. Выходит, вы переоценили ее чувства к вам.

Том почувствовал неуверенность. Может быть, Уинслоу прав? Но нет, он помнил, какой она была в его объятиях, как пришла к нему ночью, чтобы утешить его. Женщина не поступит так, если ничего не чувствует. Ему только надо убедить ее, что он действительно любит ее.

Если у него будет шанс…

— Я считаю, Уинслоу, что вы напрасно вмешиваетесь в наши отношения, — сказал Том. — Диана — умная девушка, она заслуживает иметь возможность самой решить свою судьбу.

— Точно так же, как в прошлом вы предоставляли подобную возможность другим женщинам? — криво улыбнулся Уинслоу.

Том с силой ударил его в челюсть, и Уинслоу чуть не упал. Его подхватил один из его людей, не дав свалиться на снег.

Том шагнул ближе, не обращая внимания на то, что люди Уинслоу приготовились защищать своего господина, их руки легли на рукояти мечей, а некоторые начали обнажать клинки.

— Мне все равно, что вы скажете обо мне, — заявил Том, — но ваши действия в отношении вашей сестры выходят за рамки приличий.

Уинслоу взвился:

— Вы оскорбили меня, Баннастер, и должны ответить за это, защищайтесь!

— С радостью принимаю вызов. Наденьте доспехи, сэр, потому что я не собираюсь сражаться тупым мечом. Я заставлю вас сказать мне, где сейчас находится ваша сестра.

Том зашагал к пристроенной к стене рядом с ареной для турниров деревянной будке, в которой хранилось оружие. За ним, возбужденно переговариваясь, двинулись человек десять. Он знал, что скоро подойдут и другие, но это не остановило его.

Тома нагнал Толбот.

— Милорд, вы уверены, что приняли правильное решение?

— Вы слышали, что он говорил. Он не сказал, где Диана. Если мне придется унизить его перед его людьми, я это сделаю.

— Вы считаете, что он мог что-то сделать с ней? — спросил Толбот, открывая дверь в оружейную.

Том открыл ставни и впустил свет.

— Он не дурак. Он просто хочет настоять на своем. Где те доспехи, которые я надевал?

Толбот взял в руки нагрудный панцирь.

— Может быть, нужно еще что-нибудь?

— Я возьму только латный воротник, чтобы защитить шею, и латные рукавицы. Этого достаточно. Говорят, он не очень-то искусен в ратном деле. Мало практиковался и слишком толст, глупец. Скоро он скажет мне все, что я хочу знать.

Надев то, что он посчитал нужным, Том вышел из оружейной и направился к арене для турниров. Хотя начал падать снег, площадку уже обступали зрители. От ворот замка к ней спешили все новые группы людей. Новость об этом безрассудном поединке распространилась с невероятной быстротой.

Уинслоу уже ждал Тома. Он хорошо подготовился: на нем были защитные накладки на предплечья, набедренники. Том думал, что Уинслоу смутится, увидев на сопернике куда меньше снаряжения. Но Уинслоу ничего не сказал, только сжал губы.

Том держал шлем под мышкой.

— Вы готовы сказать, где находится Диана?

В ответ Уинслоу надел свой шлем. Том сделал то же самое. Толбот подал ему меч, и Том шагнул к брату Дианы.

Когда Диана проезжала через ворота, ее удивило, каким пустынным выглядел внутренний двор. Не было видно ни детей, обычно гонявших гусей или катавших игрушечные обручи, ни служанок, несущих ведра с молоком. Даже из кузницы не доносилось ударов молота по наковальне. Медленно падал снег, укрывая все белым покрывалом.

С дальнего конца двора долетали поощрительные выкрики, и ей стало не по себе. Выкрики доносились со стороны арены для турниров. Но звона мечей слышно не было. Испугавшись, что она опоздала, что кто-нибудь из соперников пострадал, она, объезжая конюшни, пустила лошадь в галоп. Толпа, сгрудившаяся вокруг состязающихся, не давала рассмотреть, что там происходило. Мальчишки свешивались с нескольких росших поблизости деревьев, наклоняясь, чтобы было лучше видно.

Вдруг Диана обнаружила, что в саду, тепло одетая, стоит Сесили, но она находилась достаточно далеко и вряд ли видела, что происходит на арене для турниров.

— Сесили!

Ее сестра откинула запорошенный снегом капюшон.

— А, это ты, — произнесла она без особого интереса.

— Что здесь происходит? — спросила Диана.

— Арчи и лорд Баннастер собираются сразиться. Надеюсь, это не продлится долго.

— Они сражаются на мечах? — воскликнула Диана. — Они же убьют друг друга!

— Тебе не о чем беспокоиться. Лорд Баннастер гораздо лучше владеет мечом. Он не убьет Арчи.

— А о своем брате я не могу беспокоиться? — язвительно спросила Диана. — Или о душе Тома, если он случайно убьет Арчи? Быстро говори мне, в чем дело, чтобы я могла положить этому конец.

— Арчи взъярился, заявил, что лорд Баннастер оскорбил его… и настало время положить этому конец.

— И это все? — удивленно произнесла Диана. — Ты слышала, что сказал Том, с чего это началось?

Сесили пожала плечами, потирая озябшие руки.

— Все в замке часами высматривали тебя. Лорд Баннастер подумал, будто Арчи похитил тебя, чтобы разлучить вас, так что, когда вернулся брат, они повздорили.

Диана не могла прийти в себя.

— Том думает, что меня похитил мой собственный брат?

— Говорят, будто Арчи не отрицал этого. Он всегда любил дурачить людей. — Сесили неодобрительно посмотрела на нее. — Ты, не сказав никому ни слова, где-то пропадала чуть ли не целый день. Очень красиво!

Закрыв глаза, Диана кивнула:

— Да, меня долго не было. Я не думала, что так получится. Мне надо было проветриться, поразмышлять на свежую голову…

Внезапно из центра толпы послышался звон стали о сталь. Раздался общий вздох, потом рукоплескания, прерываемые звуками ударяющихся друг о друга мечей.

Диана схватилась за поводья и направила своего жеребца к месту поединка. Подъехав, она придержала лошадь, но не спешилась.

— Дайте дорогу! — крикнула она.

Стоявшие сзади начали поворачиваться к ней. Глаза у одного за другим широко раскрывались, люди начинали перешептываться и, наконец, отодвигаться. Как ни странно, в их улыбках были радость и облегчение, и Диана начала понимать почему. За нее беспокоились, и это тронуло ее.

Но зрители, по-видимому, не хотели, чтобы она остановила поединок. О нем можно было бы так славно посплетничать за завтраком в холодные зимние дни.

Том и Арчи кружили друг против друга с поднятыми мечами; лиц не было видно за шлемами. Но кто есть кто было понятно по осанке, снег шел не настолько сильно, чтобы фигуры стали неразличимыми.

— Стойте! — крикнула Диана, но сражающиеся не услышали ее.

Толпа возбужденно гудела. Арчи сделал выпад, целясь мечом прямо в сердце Тома. Диана содрогнулась, но Том легко парировал удар, отведя меч Арчи в сторону и проведя краем лезвия по его шлему.

Диана въехала прямо между ними, вынуждая мужчин отступить в стороны.

Том первым снял шлем. Лицо его осветилось широкой улыбкой.

— Диана! Где вы были?

Она подарила ему улыбку и спешилась, хмуро глядя на снявшего шлем Арчи.

— Меня никто не похищал, включая моего брата. Том грозно шагнул вперед.

— Какого черта вы просто не опровергли обвинение? — приступил он к Арчи.

— Оно не заслуживало ответа, — холодно произнес тот, избегая сурового взгляда Дианы. — Я только хотел раз и навсегда покончить с выяснением отношений между нами.

— А если бы меня действительно похитили или если бы я пострадала другим образом, — воскликнула Диана, — выходит, ты не дал бы Тому помочь мне?!

Арчи слегка растерялся.

— Ну, получается так, но ты же всегда умела постоять за себя.

— Ты думаешь, я всегда была такой, даже в детстве? Тебе не приходило в голову, что я хотела быть ближе к своему брату? Может быть, я была бы в восторге, если бы ты время от времени заботился обо мне!

Арчи уставился на нее, замешательство перешло в гнев.

— А что, как ты считаешь, я делаю? Этот человек опасен, — он указал на Тома — я хочу защитить тебя от него! А ты благодарна мне? Нет! Ты хочешь все делать по-своему! — Он бросил шлем на землю и отвернулся от нее. — Эль для всех! — крикнул он.

Разочарованные шепотки сменились радостным оживлением, толпа медленно двинулась в направлении к дому. Диана пошла вместе со всеми, ведя на поводу своего коня, пока его не забрал грум.

— Позаботься о нем, — устало приказала она. — У него был тяжелый день.

— Что же вы делали? — поймал ее Том за локоть. — Я считаю, вы должны объяснить мне.

— Хорошо, — сказала она, обхватывая себя руками.

— Тогда я хочу услышать ваш рассказ немедленно. — Том увлек ее в пустынный сад, подальше от толпы.

— Прямо здесь?

— Я не могу ждать до ночи, когда мы сможем улучить момент и остаться вдвоем. Расскажите, куда вы отправились, не сказав никому ни слова.

— Но ваше снаряжение…

— Оно подождет. Я жду.

Она взяла его руку в свои ладони и сжала.

— Мне надо было подумать, побыть одной. Я часто уезжаю верхом… просто чтобы отвлечься. Собиралась вернуться к обеду, но заехала дальше, чем предполагала.

— Это все? — спросил он недоуменно.

На миг последствия полкой правды испугали ее. Сможет ли он понять ее, принять то, что она выполняла по своему призванию, что делала это из чувства долга?

Он был таким заботливым, таким встревоженным. Она нежно провела пальцами по его щеке, надеясь, что делает это не в последний раз. Ей хотелось говорить о своей любви, но сейчас ему важно было услышать другое.

— Нет, не все, — внешне спокойно сказала она, трепеща внутри от беспокойства и страха и одновременно смиряясь. Она огляделась — осторожность стала ее второй натурой. Но они были одни. — Четверо людей из Лиги нагнали меня, чтобы обсудить мое последнее задание.

Он нахмурился.

— Вы ничего не говорили мне о ваших заданиях, кроме того, которое касалось моего брата. Правда, я знаю, что Лига настаивает на секретности.

— Да, именно поэтому я молчала. Я не смогу выйти за вас замуж, если между нами останутся секреты.

Теперь она нервно сжимала свои руки.

— Я ждал этого, моя дорогая. Просто расскажите мне все. Так будет лучше.

— После того как я… заперла вас в подземелье, я получила записку из Лиги, ее доставили с опозданием из-за плохой погоды. Меня информировали, что они посылают вас сюда, чтобы я смогла получше узнать вас и сообщить о своей оценке.

Замешательство на его лице медленно сменялось настороженностью:

— Оценке? — повторил он, его голос теперь был бесстрастным.

Она кивнула, попыталась проглотить застрявший в горле комок, но он только стал больше.

— В Лиге хотели знать, может ли король доверять вам. Вы не раз неправильно оценивали ситуацию, и они хотели понять, не могли ли вы оказаться вовлеченным в сеть предательств и интриг, которая плелась вокруг короля.

— Король — мой кузен, — напомнил Том деревянным голосом.

— Да, — шепнула она. Ветер развевал ее плащ, путался в ее волосах. Но даже снежинки, таявшие на ее лице, не были такими холодными, как его взгляд.

— И все это время вы просто-напросто шпионили за мной, чтобы выполнить задание Лиги? — Он отдернул свои руки.

Ей хотелось удержать их, словно теперь Том ускользал от нее.

— Все было не так! Ну конечно, вначале… но не тогда, когда я начала узнавать вас. И разве это не похоже на ухаживание? — В ее голосе появилось отчаяние.

Он моргнул.

— Теперь вы говорите, что делали это из-за вспыхнувшего чувства ко мне.

— Я просто поняла, что вы — хороший человек, достойный доверия. Я так и написала в Лигу!

Его темные глаза полыхали.

— А что вам сказали о моем характере более близкие отношения, которые начались у нас с некоторых пор?

Она тщетно пыталась вдохнуть. Ей было плохо.

— Нет! Вы не смеете думать, что я могла использовать вас таким образом! Вы знаете, я никогда не предполагала, что между нами может произойти такое. Я пыталась держать вас подальше от сестры, потому что я… сотворила такое с вашим братом!

— Получается, вы спали со мной, чтобы удержать от ухаживания за сестрой. Что ж, вы очень старательно выполняли ваше задание, — добавил он с сарказмом.

Она не хотела плакать, не должна была плакать, но слезы, ища выхода, жгли ей глаза.

— О, Том, вы знаете, что это неправда. Я никак не могу подобрать слова… Шесть лет тому назад вы спасли меня ценой собственного спокойствия, и я так ужасно отплатила за это.

— Неудивительно, что вы были столь неуловимы, — сказал он, и его взгляд сделался отстраненным, словно он пытался проанализировать все, что она делала за эти последние недели.

— Я ужасно мучилась! — умоляла она, — За эти годы я исполнила свой долг перед Лигой. Я не знала, что мне делать, но теперь знаю. Я задолжала вам шесть лет подозрений, от которых вы страдали по моей вине. Это единственное, что я могу исправить. Я скажу королю и его окружению, что убила вашего брата, защищаясь. Они окончательно поверят, что вы невиновны.

Он смотрел на нее, и в его глазах гнев сменялся удивлением.

— Диана!

Диана сразу же узнала голос брата. «О, только не сейчас!»

— Вы не едете со мной?

В голосе Арчи звучало возмущение.

Натягивая перчатки, к невысокой ограде сада подошла Сесили. Выделяясь ярким пятном между Арчи и Томом, она заговорила:

— Лорд Баннастер и Диана сделали мне подарок по случаю их будущей свадьбы. Они посылают меня в Лондон и обеспечивают всем необходимым, пока я буду присматривать себе мужа. И я не собираюсь ждать, так что, Арчи, я поеду с тобой.

«Почему Сесили всегда все усложняет?» — подумала Диана.

Последовало молчание. Диана видела, что Арчи не знает, с кого начать, с Сесили или с нее. Диане хотелось крикнуть сестре: «Какая свадьба?» — но это только ухудшило бы дело.

В конце концов Арчи сам спросил Диану:

— Ты выходишь за него замуж? Я думал, ничего еще не решено.

— Я… — Что ей сказать? Когда Том спрашивал ее, она не дала ответа, а теперь он, может быть, вовсе не хочет этого.

Том стоял, скрестив руки и глядя на трех Уинслоу, брата и сестер, как если бы ждал следующего акта пьесы. Арчи заскрипел зубами и повернулся к Сесили.

— Я не согласен ни на то, ни на другое!

— Я не нуждаюсь в твоем согласии. Я могу сама снять дом. Правда, лорд Баннастер?

Том кивнул:

— Мы заключили соглашение. Я не отступлю от него.

Так он намерен и дальше придерживаться лжи, начало которой положила Диана много лет тому назад? Зачем ему хранить ее секреты? Она готова сказать правду!

Или это просто-напросто попытка отделаться от Сесили? Диана ничего уже не понимала.

— И как ты намерена жить? — рыкнул Арчи на Сесили. — Ты не можешь снимать дом на его деньги. — Он ткнул пальцем в Тома. — Я не позволю, ведь это будет выглядеть так, словно ты его любовница. Ты будешь жить со мной!

Сесили удивленно выгнула бровь.

— Какое щедрое предложение, дорогой брат! Тогда я смогу потратить обещанные мне средства на приобретение роскошного гардероба, необходимого, чтобы привлечь красивого и богатого аристократа.

— Не забудьте про приданое, — хмыкнул Том. Диана смотрела на окружающих так, словно все сошли с ума.

— У тебя есть приданое, — зло сказал Арчи. — И значительное. Я был взбешен тем, каким щедрым оказался отец.

Сесили ухмыльнулась:

— Прекрасно. Тогда мы поедем вместе.

— А ты, — сказал Арчи, поворачиваясь к Диане, — ты не выйдешь за него!

Это было уж слишком. Диана почувствовала, что больше не в силах сдерживаться.

— Довольно! — крикнула она, и рука ее потянулась к кинжалу, как будто она хотела метнуть его.

В брата? Неужели она всю жизнь хотела этого? Всегда соперничала с Арчи, порой теряя контроль над собой? Она во многом такая же, как он.

Она потратила жизнь, пытаясь не походить на других женщин, стремясь достичь желаемого теми средствами, какие в ходу у мужчин, — борьбой. Настало время получить желаемое так, как это делают женщины.

Она опустила руку.

— Довольно! — спокойнее повторила она.

Том до сих пор не сказал ни слова. Он стоял, сложив руки на груди, и наблюдал за ней сузившимися глазами.

— Арчи, я не собираюсь ссориться с тобой из-за этого. Я люблю Тома Баннастера. — Она не смотрела на Тома, поскольку слишком боялась того, что увидит в его глазах.

Сесили издала раздраженный вздох.

— Мое самое большое желание — выйти за него замуж, — продолжила Диана. — Но теперь я уже не знаю, хочет ли он жениться на мне. Всю жизнь я чувствовала себя лишней в своей семье, некрасивой, неуклюжей. Он дал мне понять, что я — желанная женщина, что есть место, которое мне предназначено. И это место — с ним рядом, где бы он ни был. Он не такой, каким его считают. Он — настоящий мужчина, который все сделал для своей семьи, который остался верен ей, даже когда его предали. Спасал ее честь. Но я совершила непростительные ошибки и должна рассказать…

— Это не имеет к нему отношения, — внезапно твердым голосом заговорил Том. — Если у вашего брата есть сомнения относительно меня и моей репутации, мы можем встретиться и все обсудить при дворе короля Генриха.

В первый раз у Дианы появился проблеск надежды. Она смотрела на Тома, больше не заботясь о том, что все узнают о ее тайне.

Арчи хмуро посмотрел на Тома, потом на Диану.

— Ты всегда делаешь что хочешь. И в любом случае поступишь по-своему. — Помявшись, он добавил: — У меня своих забот хватает, чтобы возиться с тобой. Моя жена ждет ребенка.

— И ты ничего не сказал нам об этом? — возмущенно спросила Сесили.

Он пожал плечами и пошел прочь.

Сесили последовала за ним. Оглянувшись и встретив взгляд Дианы, она кивнула ей. Удивившись, Диана кивнула в ответ, а потом повернулась к Тому. Голые ветки деревьев скрипели, на ветру ударяясь друг о друга, день уступал место сумеркам, наступление которых ускорял кружившийся в воздухе снег. Безрадостная картина соответствовала мраку в ее душе — так страшила ее мысль о жизни без Тома.

— Вам надо было разрешить мне сказать ему, что я убила вашего брата, — пробормотала Диана. — Отсрочка только усложнит все…

— Эту глупость ты чуть не сделала, — прервал ее Том, внезапно хватая за руки. — Шесть лет тому назад я знал, что если откроется, кто убил Николаса, ты пострадаешь ужасно, скорее всего это будет стоить тебе жизни. Ты считаешь — сказанное тобой сегодня могло бы изменить мои намерения? Ты же не думаешь, что я хочу наказать тебя за то, что произошло тогда. Ты и так достаточно страдала за то, что, в сущности, не было твоей виной.

Когда она на миг закрыла глаза, слезы выкатились из-под ее ресниц.

— О, Том, объясни, чего ты хочешь, как я могу доказать тебе свою любовь?

— Ты уже доказала ее, — мягко напомнил он.

Когда он привлек ее к себе, доспехи на его груди напомнили, что он сражался за нее. Сознание этого помогло ей сохранить самообладание и не заплакать.

— Я знаю, ты с детства мечтала о том, чтобы что-то совершить в своей жизни, — тихо сказал он. — Я знаю, что это такое. Но хотеть мало — надо активно действовать, чтобы добиться цели. Я стал свободен в силу внешних причин, но ты — ты сама добилась того, что твои желания осуществились. И как я могу не восхищаться тобой? Ты стала обучаться воинским искусствам, тренировалась, обратила на себя внимание Лиги, воспользовалась выпавшим тебе шансом стать ее членом…

— Но… Я предала тебя. — Слова жгли ей горло.

— Сначала я был в бешенстве и в гневе наговорил тебе то, о чем теперь сожалею. Возможно, поначалу ты использовала меня. А я начал с того, что решил раскрыть твои секреты и придумать наказание за свое заточение. Но с самого начала что-то во мне рвалось на части, потому что меня влекло к тебе, и я потерял много времени, стараясь внушить себе, что это просто вожделение, и ничего больше.

— О, я чувствовала то же самое! — воскликнула она, дрожащими руками беря его лицо в свои ладони.

— А потом я полюбил тебя, — продолжал он, и улыбка медленно преобразила его лицо. — Я забыл, что мы были врагами, и задумался над тем, может ли нас ожидать общее будущее.

— Я тоже, Том. Я не знаю, как я сумею выполнить требования Лиги, — а мне это необходимо. Это важно для меня, я не могу отказаться от этого.

— Я понимаю и не собираюсь просить тебя измениться, стать другой.

Она с облегчением уронила голову к нему на грудь.

— Том, — произнесла она наконец, — я решила, что могу все исправить, что мое донесение в Лигу восстановит справедливость, они узнают, какой ты хороший человек и какие уроки ты извлек из своих ошибок. Фактически все так и вышло. Но что мне сказать тебе? У меня было такое чувство, что я предам Лигу, рассказав о своем задании, и предам тебя, не рассказав о нем. Как я могу выйти за тебя замуж, имея от тебя секреты? Муж и жена должны делить все. Вот почему я сегодня ускакала из замка. Мне надо было все обдумать. Ты не требовал, чтобы я сделала выбор между тобой и Лигой, но я-то считала, что должна его, сделать. Потом я встретила людей из Лиги. Один из них был так добр, что заговорил со мной о губительном воздействии секретов на брак. Я поняла, что в Лиге не ожидают от меня идеального поведения. И чем я буду делиться с мужчиной, которого я люблю, не их дело. Потом я возвратилась и нашла тебя, сражающегося из-за меня с моим братом.

Он наклонился, чтобы нежно поцеловать ее, и она вдохнула исходящий от него желанный запах. Это было как очутиться дома.

— Я люблю тебя, Диана, — прошептал он у ее губ. — Ты произнесла эти слова перед братом и сестрой, но не сказала их мне.

— Я люблю тебя, Том, — выдохнула она, целуя его нежно и благоговейно. — Я хочу стать твоей женой и родить тебе детей.

— И работать на Лигу? — Он улыбался, глядя на нее сверху вниз.

— Только раз в году, — быстро сказала она. — А когда появятся дети, я откажусь от поручений, пока они не подрастут.

— Мне тоже придется не раз встретиться с опасностями: чтобы ты и мои люди могли жить спокойно, надо защищать ту жизнь, какой мы хотим жить. Нам обоим придется волноваться друг за друга.

— Но у нас всегда будет к кому возвращаться домой. — Ее счастье не знало пределов, она обняла его за шею. Он поднял ее и прижал к себе так крепко, что у нее, кажется, затрещали кости. У нее не было чувства дома в своей семье, брат не интересовался ею, и она сделала своим домом Керкби-Кип. А теперь она радовалась тому, что обретет настоящий дом с Томом.

— Давай поженимся как можно скорее, — предложил Том. — Надо убедить священника поторопиться с оглашением.

Она заглянула ему в лицо.

— Но твой собственный дом, твои люди…

— Я хочу провести это время с твоими людьми, которые стали твоей семьей. И разве ты не хочешь, чтобы твои брат и сестра разделили наше счастье? — Он улыбался.

— Сесили уже счастлива, а Арчи…

— Он дал нам свое благословение. Твой брат все равно не сможет пуститься в дорогу, пока так метет. А Керкби-Кип займет особое место в наших сердцах. Здесь мы снова встретились, здесь полюбили друг друга. Мы будем приезжать сюда, когда захотим. Это будет приятно после замка Баннастер. Мой дом… несколько больше. — Он ухмыльнулся.

— А как твои люди отнесутся ко мне? Они ведь не знают, что я член Лиги, а я надеюсь продолжить тренироваться.

— Ты станешь виконтессой. И сможешь делать все, что пожелаешь.

— У людей появится больше поводов для пересудов.

— Пусть их. Мы привыкнем к этому. Мы будем вдвоем. И наша любовь. И дети.

Она прижалась головой к его груди. — Да, мне больше ничего не надо, только быть вместе с тобой.

Он поцеловал ее в висок и шепнул на ухо:

— Мы уже вместе.

Примечания

1

Плотно облегающая фигуру мужская короткая куртка на подкладке или на меху, — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Традиционно сжигается в камине в сочельник.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Реклама на сайте