«Срочно разыскивается герцог»

Селеста Брэдли Срочно разыскивается герцог

Эта книга посвящается моему отцу, Фреду Эппсу, который любил читать и любил смеяться. Он никогда не узнал, что его маленькая девочка выросла и стала писательницей, но думаю, что это весьма позабавило бы его.

Пролог

Я, сэр Хэмиш Пикеринг, будучи в здравом уме, но немощный телом, объявляю свое завещание.

Я поднялся настолько высоко, как только может взобраться обыкновенный человек, несмотря на то, что у меня было вдвое больше ума, мудрости и силы духа, чем у аристократических бездельников. Но женщине дано с помощью замужества достичь такой высоты, какую только позволит ее внешность, вплоть до герцогини, если хорошо постараться.

В этом отношении мои дочери сильно подвели меня. Мораг и Финелла, я тратил свои деньги, чтобы каждая из вас смогла возвыситься через замужество, но вы не вели себя на должном уровне. Вы просто ожидали, что вам вручат весь мир. Но если кто-либо из женщин этой семьи хочет получить еще хотя бы фартинг из моих денег, то ей лучше постараться заработать его.

Поэтому я заявляю, что все мое состояние будет удержано от моих бесполезных дочерей и сохранено в трасте[1] для внучки или правнучки, которая выйдет замуж за герцога Англии или за человека, который в будущем станет герцогом, унаследовав титул, после чего доверительная собственность будет передана ей и только ей.

Если у нее будут сестры или кузины, которые потерпят неудачу, то каждая из них сможет получить пожизненный доход в пятнадцать фунтов в год. Если у нее будут братья или кузены, хотя семья и тяготеет к рождению дочерей, то тем хуже – они получат пять фунтов каждый, потому что такая сумма была у меня в кармане, когда я приехал в Лондон. Каждый шотландец, достойный своего хаггиса, сможет обратить пять фунтов в пятьсот через несколько лет.

Определенная сумма будет выдана каждой девушке для ее дебютного сезона на платья и все прочее.

Если три поколения девушек из рода Пикерингов потерпят неудачу, то я умываю руки. Вся сумма в пятнадцать тысяч фунтов пойдет на оплату штрафов и облегчение жизни тех, кто, бросая вызов акцизным чиновникам, производит шотландское виски, которое было моим единственным утешением в этой семье болванов. Если бы только ваша бедная святая матушка могла видеть вас сейчас.

Подписано,

Сэр Хэмиш Пикеринг

Засвидетельствовали

Б.Р. Стикли, А.М. Вульф,

Поверенные фирмы «Стикли & Вульф»

Глава 1

Англия, 1815

Вероятно, это не означало ничего особенно важного, но когда мисс Феба Милбери, дочь респектабельного викария, встретила мужчину своей мечты, то первой частью его тела, в которую она влюбилась, был его зад.

Вплоть до этого момента, роскошный бальный зал, заполненный ярко одетыми танцующими гостями, напоминал сон – но не слишком приятный. Феба двигалась через странный ландшафт своего первого бала в Обществе, по-видимому, совершенно не касаясь ногами пола, такая же иллюзорная, как привидение, и настолько же никем не замечаемая. Что она делает в этом сверкающем мире haute ton[2]?

Отправляйся в Лондон и поймай себе герцога, приказал ей викарий. Выполни последнее желание своей матери.

Как будто это было так легко сделать.

И не позволяй этому случиться снова. О, викарий не сказал этих слов вслух, но его послание было совершенно понятным. Она должна все время придерживаться правил приличия, быть сдержанной, благоразумной и скромной, какой она была уже в течение многих лет, и никогда, ни за что не соскальзывать снова на тот прискорбный путь.

Что оставляло ей слишком мало возможностей, чтобы добиться внимания вышеупомянутого герцога. Ее платья подходили для сельской девушки, навещающей больных и немощных в своей деревне, или, возможно, для танцев в местных залах для приемов – хотя Феба никогда не осмеливалась танцевать под бдительным оком викария. Но они едва ли могли соперничать с теми платьями, сшитыми по роскошной лондонской моде, в которые были одеты почти все остальные леди в этом зале.

И при этом она не была стройной красавицей как ее кузина Дейдре или даже ее овдовевшая тетя Тесса. У нее никогда не было причин беспокоиться о своей внешности до этого момента, напомнила себе Феба, и она была гораздо более удачлива, чем некоторые. Девушка бросила взгляд в сторону одной из стен бального зала, чтобы увидеть еще одну свою кузину, некрасивую мисс Софи Блейк, усаживающуюся на один из стоящих в ряд стульев, негласно были зарезервированных для девушек, которые никогда не танцуют.

Поймай себе герцога. Это означало бы воплотить свою мечту – и одновременно звучало иронично, поскольку в значительной степени по вине викария Феба больше не мечтала о таких невероятных вещах.

О, когда-то она верила во все это. Когда-то ей было пятнадцать лет, и она была настоящим романтиком – мечтательницей самого высокого полета.

Но после знакомства с одним привлекательным учителем танцев Феба излечилась от этого навсегда. Так как оказалось, что у нее нет способности отделять мечту от реальности – да что там, даже правильное от неправильного! – то единственным способом быть по-настоящему в безопасности оставалось очень тщательно придерживаться правил. На правила можно было положиться так, как ты никогда не сможешь полагаться на то, что говорят люди.

Или на то, что ты чувствуешь.

Феба вздохнула. Кажется, Софи не беспокоило то, что она просиживает музыку, но Фебе предпочла бы потанцевать с кем-нибудь. Ему не нужно быть привлекательным, или даже титулованным – если только он время от времени принимает ванну, и не собирается наступать ей на ноги…

Вот тогда она и заметила эти твердые, мускулистые ягодицы, которые прокололи ее мрачное настроение, словно булавка прокалывает пузырь.

Остальная его часть также неплохо выглядела. Разглядывая широкие плечи и темные вьющиеся волосы мужчины, танцевавшего к ней спиной – и его божественный зад – Феба облизнула губы и напомнила себе, что она больше не принадлежит к тому типу женщин. Она никогда не собирается снова грешить.

О, да, пожалуйста.

Нет. Никогда больше.

Самое миленькое пожалуйста, с покрытым шоколадом верхом?

Это, без сомнения, был самый прекрасный зад, какой она только видела, затянутый в облегающие черные бриджи, полы вечернего сюртука спадали как раз на хорошо развитые…

Джентльмен переместил вес своего тела с одной ноги на другую, и глаза Фебы почти выскочили из орбит.

Восхитительно.

Девушка позволила своему взгляду проследовать вниз, а затем – медленно – снова вверх, дюйм за дюймом. Он был прекрасно сложен, словно кто-то взял идеал каждый женщины в виде широких плеч и длинных мускулистых ног, и заказал человека, подходящего под эти стандарты.

Мужчина повернул голову.

Его белоснежный шейный платок подчеркивал совершенно изумительную линию подбородка, который, в свою очередь, переходил в высокие скулы и лоб, которыми и Адонис не постеснялся бы щеголять. Темные волосы вились над его лбом и воротником, немного длинноватые и немного дикие, как будто даже в своей прекрасной одежде он выглядел не полностью укрощенным.

Мне нравится, что он не совсем укрощен….

Наконец незнакомец повернулся в танце целиком. В его улыбке блеснули белоснежные зубы. Его четкий поклон в конце шагов открыл Фебе, что его живот такой же плоский, как бюст ее кузины Софи, и что его грудь широкая и мускулистая.

Кроме того, его брюки облегали его спереди еще более привлекательно.

Поток горячей крови заполнил вены Фебы. Девушка осторожно осмотрелась вокруг, потому что она не хотела, чтобы кузины или компаньонка поймали ее за таким дерзким занятием. Она была в Лондоне всего одну неделю и пока сумела провести их всех, даже во время своего представления ко двору, которое изрядно попортило ей нервы.

Нет. Дейдре, элегантная и модная кузина, была окружена своей обычной толпой поклонников, и, кажется, не обращала на нее никакого внимания. Софи, к несчастью слишком высокая и неуклюжая кузина, находилась на другом конце зала, стараясь как можно лучше спрятаться в толпе, и была слишком увлечена этим невозможным процессом, чтобы бросить хотя бы взгляд в направлении Фебы.

Тетя Тесса, которая была не слишком заинтересована в том, чтобы составлять им компанию – даже своей падчерице Дейдре – занималась тем, что обменивалась сплетнями и ядовитыми комментариями со своей кликой[3] таких же элегантных и страдающих от скуки дам из общества. Феба была в безопасности.

Затем мужчина перед ней рассмеялся низким смехом, который эхом отозвался во всем ее теле, заставив задрожать те части тела, о которых лучше не упоминать, а внутри нее сразу же ожили всевозможные сигналы тревоги. Девушка знала, что это ощущение означает!

О небеса. Оказывается, она вовсе не в безопасности.

Феба заинтересовалась мужчиной – заинтересовалась в этом смысле – в первый раз с тех пор, как она была влюблена до безумия в своего учителя танцев, почти десять лет назад.

И конец у того увлечения был вовсе не хороший.

До сих пор этим вечером лорду Рафаэлю Марбруку, называемому так благодаря любезности, а не по праву законного рождения, удавалось проскользнуть сквозь толпу на балу без инцидентов. Он мастерски избежал встречи с несколькими мужьями, которым он наставил рога, трижды увернулся от противостояния с лордами-игроками, намеревающимися отыграть обратно то, что они потеряли в прошлом, и даже сумел протанцевать мимо своей бывшей хищной – и замужней – любовницы так, что она даже не узнала, что он находился поблизости.

Еще час, и он сможет принести свои извинения и уйти. Даже его единокровный брат Колдер не сможет ничего сказать по поводу того, что Рейф уклоняется от исполнения семейного долга в этом отношении. Ведь только угроза, что его заставят посещать еще более скучный парад девственниц на ассамблее в Олмаке, заставила Рэйфа вообще явиться сюда.

– Если я обязан тратить время попусту, охотясь за женой, то ты должен будешь выезжать со мной, – поклялся Колдер, тон его голоса обещал действительно страшные последствия. Это будет уже вторая жена для Колдера, потому что он потерял свою первую жену, Мелинду, через несколько лет после их свадьбы.

Это было особенно несправедливо, поскольку у самого Рейфа не было возможности найти себе даже первую жену среди этих надменных и респектабельных членов общества. Тем не менее, значительного, мрачного и тяжелого гнева маркиза Брукхейвена лучше было по возможности избегать.

Не то чтобы Рейф боялся своего брата – они были одинакового сложения и возраста, и ни один из них не выходил явным победителем из многочисленных мальчишеских поединков. Но у него имелся определенный план, касающийся некоторых улучшений в поместье Брукхейвена, который Рейф хотел положить перед Колдером, и было бы не слишком разумно излишне раздражать его заранее. Только Колдер мог одобрить эти изменения, потому что Рейф не имел власти над наследством их отца. Он не был ему настоящим сыном.

Конечно же, ирония состояла в том, что Колдеру было наплевать на Брукхейвен. О, конечно, он выполнял свой долг. Никто не голодал, и урожаи оставались стабильными, но Брукхейвен мог достичь гораздо большего!

Брукхейвен не производил на Колдера такое же впечатление, как на Рейфа. Единственными вещами, которые заставляли ледяную кровь Колдера бежать быстрее, были его фабрики. Он оставался очарованным машинами и их эффективностью, в то время как древнее великолепие Брукхейвена было потеряно для его логически мыслящего ума. Колдер отбрасывал величественные залы в сторону, называя их «этой продуваемой кучей камней», а верных арендаторов, составляющих живое сердце Брукхейвена, именовал «этими отсталыми крестьянами».

Быть признанным незаконнорожденным сыном маркиза имело свои плюсы и минусы. С одной стороны, воспитываясь в Брукхейвене вместе со своим единокровным братом, Рейф имел все преимущества привилегий и образования, которыми наслаждался Колдер, настоящий наследник. С другой стороны, он провел эти годы, зная, что, в то время как Колдера ожидает титул и настоящая власть, все, что когда-либо будет у него самого – это денежное содержание и учтивое «лорд» перед его именем, а еще скандальная репутация, которую он с таким трудом заработал – но в чем теперь раскаивался.

В конце концов, щедрое содержание тратится так же легко, как и любые другие деньги, и Рейф посвятил многие годы тому, чтобы наслаждаться им до предела. Женщины, карты, выпивка – и все без каких-либо утомительных обязанностей, которые приходят вместе с законнорожденностью. Все ожидали, что Бастард Брукхейвенов плохо кончит, поэтому Рейф потратил большую часть своей молодости, изо всех своих сил доказывая, что они правы.

И все же сейчас не было никакого смысла сожалеть о своих юношеских неблагоразумных поступках. Извинения не помогут ему улучшить отношения с Колдером. Только время и усилия смогут когда-нибудь доказать его брату, что Рейф готов к более серьезным обязанностям.

А обязанностью, которую он хотел, был Брукхейвен.

И вот теперь, пока он остановился, чтобы поговорить с одним из своих более респектабельных знакомых, Рейф рассеянно передернул плечами. В последние несколько минут у него возникло неприятное покалывание в шее, означающее, что за ним кто-то наблюдает.

Единственная гувернантка Фебы, которая продержалась всего несколько недель, однажды сказала девушке, что если бы у той не было невезения, то никакого везения у нее не было бы вообще.

Ее «везение» сегодня вечером сработало в полную силу, потому что как только Феба решила, что именно с этим мужественным и мускулистым задом она хотела бы провести остаток своей жизни, все пошло совершенно и ужасно неправильно.

Мужчина приподнял свой подбородок, пока его приветливые карие глаза изучали комнату – а затем его взгляд перестал быть приветливым, а вместо этого напряженно впился в нее.

Что-то ударило Фебу в область рядом с сердцем – и еще немного ниже – какое-то мощное и ошеломляющее влечение, которое намного превосходило простой интерес к его анатомии. Этот удар полностью лишил воздуха ее легкие.

Молния.

Затем она осознала самое худшее. Ее поймали на том, что она уставилась на незнакомца.

О черт! Совершенно не думая, Феба рванулась с места. Налетев прямо на слугу, несшего полный поднос фужеров с шампанским. Столкновение на высокой скорости отправило беднягу вместе с подносом и всем его содержимым прямо в кружащуюся массу танцующих позади него.

Немедленно поднялся шум. Испуганные леди визжали, разозлившиеся лорды сыпали проклятиями, развеселившиеся музыканты прятали свои улыбки. И каждый начал осматриваться вокруг в поисках виновника.

Это был самый ужасный кошмар, воплотившийся в жизнь. Феба приготовилась к худшему.

Рейф не мог поверить своим глазам. Несчастный слуга не имел малейших шансов против привлекательного снаряда, летящего на него. Стекло и шампанское брызнули в разные стороны, образовав полукруг совершенно обезумевшей публики, в очевидном центре которого находилась девушка.

О, проклятие.

Он шагнул в толпу и, схватив девушку за руку, затащил ее в ряд танцующих, как будто оба они были просто проходящими мимо зрителями, продолжающими двигаться под оживленный сельский рил[4].

Она задохнулась от его обращения.

– Сэр, что вы делаете?

Рейф беспечно смотрел вперед, перемещая их назад и вперед в танце.

– О, разве вы хотите остаться, чтобы увидеть, как это дело разрешится?

Девушка бросила взгляд через плечо, а затем, побледнев от увиденного хаоса, решительно отвела взгляд.

– Хорошо, но… мы же не были должным образом представлены!

– Я никому не скажу, если вы не скажете. – Перемещаясь, они дождались окончания танца и оказались теперь в другом конце комнаты от того места, где разлилось шампанское. Начался вальс. Мужчина усмехнулся, глядя на нее сверху вниз, потому что теперь она танцевала на самом деле, ведя его в танце так быстро, как это только было возможно. – Мы куда-то опаздываем?

Девушка бросила на него жалобный взгляд.

– Моя тетя Тесса!

Рейф бросил взгляд через плечо, чтобы увидеть чрезвычайно элегантную леди с крайне вымученным выражением на лице, обшаривающую зал хитрым взглядом. О, ужас. Только не печально знаменитая леди Тесса.

– Не хотите ли выйти на воздух? – небрежно предложил он.

Феба почти растаяла от благодарности. Он был и богом и героем.

– Не возражаю, если это произойдет, – произнесла она со всей беспечностью женщины, которая только что избежала расстрела.

Он провальсировал с ней до двери на террасу, прихватив два полных фужера с подноса у слуги пальцами одной руки, пока они проплывали мимо. Лакей только поклонился с кривой усмешкой. Очко за стиль, говорило выражение его лица.

Очко за утонченное мужское совершенство, произнесло сердце Фебы.

Она подняла руку, чтобы повернуть ручку, и пара протанцевала наружу, нисколько не замедляя движений своего вальса. На террасу от двери вниз вели три каменные ступеньки. Незнакомец крепко обнял девушку одной рукой за талию и закружил ее в воздухе, а затем, танцуя, спустился вниз по ступеням, не пролив не капли шампанского.

Это было дерзкое, стремительное движение. Феба рассмеялась вслух, расставшись с беспокойством за хаос, оставшийся позади них.

Он улыбнулся ей, когда снова поставил девушку на ноги.

– Вот так лучше. Что этот ужасный беспорядок, оставшийся позади, может иметь общего с нами? Мы танцевали.

Девушка отдышалась и немного отступила назад, все еще чувствуя основательность его широкой груди рядом со своей грудью.

– У меня есть ощущение, что вы часто выходите из неприятных ситуаций, танцуя, мистер…

Незнакомец низко поклонился, все еще держа на весу фужеры одной рукой.

– Марбрук, к вашим услугам, миледи.

Феба снова рассмеялась и сделала реверанс.

– Я благодарю вас, сэр рыцарь. Однако я не леди. Меня зовут Феба Милбери, из Торнтона.

Он выпрямился с усмешкой.

– Могу я предложить вам бокал, Феба Миллбери из Торнтона?

Девушка с сомнением изучала фужер.

– Благопристойные молодые леди не пьют шампанское.

– А еще благопристойные молодые леди не заливают им бальный зал.

Феба вздрогнула.

– Не напоминайте мне, – она взяла бокал. – Полагаю, что я уже заработала достаточно неприятностей этим вечером. – Девушка пригубила шампанское. – О, оно довольно приятное! – Она сделала еще один, больший глоток.

– Стоп, все, – мужчина забрал у нее бокал. – Вы должны захотеть остановиться, потому что никогда не пробовали его раньше.

Шампанское восхитительно шипело, скользя вниз и согревая ее желудок. Внезапно инцидент в бальном зале показался менее страшным и более забавным. Она захихикала.

– Вы видели их лица?

Он покачал головой.

– Два глотка – и она готова, – незнакомец выплеснул оставшуюся часть ее стакана через перила. – Вы, мисс Милбери, из той категории, которую мы, джентльмены, назвали бы «легковесной».

Феба снова присела в реверансе.

– Моя благодарность вам за своевременное спасение, мистер Марбрук. Было очень приятно встретиться с вами, но я не должна быть здесь, наедине с вами.

– Но вы не собираетесь обратно туда, в зал, ведь нет? Леди Тесса выглядела совершенно устрашающе.

Она заколебалась.

– Вы знаете мою тетю?

Рейф сделал гримасу.

– Все знают леди Тессу. Я только не могу себе представить, что такого могла совершить леди Рочестер, чтобы дать повод ее шантажировать и заставить пригласить леди Тессу на этот прием.

Девушка посмотрела на него, приподняв одну бровь.

– Я должна защитить свою тетю. Она потратила много усилий, чтобы выпустить меня в Общество.

Он улыбнулся, уголки его рта изогнулись.

– Выпустить? Как ракету, чтобы повсюду нести разрушение в ничего не подозревающие бальные залы?

Феба покачала головой, грустная улыбка мелькнула за ее игривой позой.

– Нет, боюсь, что я сделала все это сама.

– Частично виноват и я. Я испугал вас – хотя и не вполовину так, как ваше… изучение напугало меня.

Она замерла, ее взгляд остановился на его лице.

– Я не знаю, что вы имеете в виду, – вспыльчиво ответила девушка.

– Думаю, вы знаете. И это только справедливо, что я смогу сделать то же самое.

Ее брови слегка изогнулись.

– Вы странный человек, мистер Марбрук.

Рейф улыбнулся.

– Не двигайтесь.

Феба покорно повиновалась, но он ощутил, как пальцы девушки нервно сплетаются за ее спиной. Она не была такой спокойной, какой притворялась.

Перед ним была привлекательная девушка... но не исключительная красавица. Ее прекрасные волосы блестели в лунном свете, отливая несколькими различными оттенками, объединившимися, чтобы бросить вызов категоризации. Блондинка она или брюнетка? Ее волосы были в беспорядке, часть спадала вниз, часть была поднята вверх, чтобы демонстрировать шею и округлые плечи. Это были мятежные волосы, словно внутреннее восстание девушки не могло полностью спрятаться внутри.

В бальном зале его поразила голубизна ее широко распахнутых, уязвимых глаз – как подернутый дымкой летний день – но в лунном свете они стали почти совершенно прозрачными и сверкали как бриллианты, когда она смотрела на него.

Рейф приподнял пальцем ее подбородок, одну за другой впитывая деликатные черты прелестного лица. Ее губы были свежими и изогнутыми, совершенно не похожими на полные и чувственные, которые он обычно предпочитал, а ее подбородок немного заострялся. Он готов был поспорить, что эта особа – упрямая девушка.

Она напоминала Рейфу фарфоровую куколку – если бы у кукол была такая сногсшибательная грудь. Если бы это было так, то он склонялся бы к тому, чтобы почаще играть с ними в своем любопытном детстве.

– Что же, я прошла ваш осмотр, сэр?

Не целуй эту хорошенькую девушку. Вероятно, у хорошенькой девушки есть высокопоставленные друзья и папа с пистолетом.

Не целуй эту хорошенькую девушку.

Если только ты случайно не сможешь убедить хорошенькую девушку поцеловать тебя.

Рейф решил рискнуть. Он наклонился ближе, приблизив свои губы к ее уху.

– Вы знаете, мне говорили, что я весьма хорош в том, чтобы заставлять ракеты взрываться.

– Уух! – маленький кулачок ощутимо соприкоснулся с его жилетом.

Она откинула голову назад.

– Вы не настолько привлекательны.

Рейф отступил назад, усмехаясь и потирая свой живот, его оценка ее моральной устойчивости только укрепилась. Что ж, отлично. Никакого пресыщенного, наполненного намеками добродушного подшучивания над этой леди.

– Полагаю, что я это заслужил.

Феба размахивала рукой, ноющей от удара.

– В самом деле. Это было недостойно вас. У меня самое героическое представление о вас. Не портите его.

Героическое? Не было никакой причины, объясняющей, почему в его животе начало распространяться тепло. Мнение глупой дебютантки не имело никакого значения.

Хотя она замечательно выглядела в лунном свете, с расправленными плечами и высокой грудью, с боевым огнем во взгляде. И этот удар в живот – он вовсе не был игривым шлепком. Очевидно, сельские девушки из Торнтона бьют крепко.

Он низко поклонился.

– Мои извинения, мисс Милбери. Я был слишком дерзок. – Когда она оставила свою защитную позу, Рейф одарил ее самой очаровательной из улыбок. – Где располагается этот Торнтон, который рождает таких воинственных девиц? Звучит так, словно это неприятное место – Торн-Таун[5].

Феба улыбнулась в ответ, словно не могла устоять. Она была не первой, кто не мог противиться его улыбке.

– Напротив. Говорят, что он получил свое название, когда очень давно, одним зимним днем король проезжал мимо со своим окружением из рыцарей, и назвал долину «бесполезным клочком колючего кустарника». В качестве шутки он тут же, не сходя с места, отдал ее тому рыцарю, которого ценил меньше всех.

– Ой.

Она улыбнулась

– Ах, но это еще не вся история. Когда бедный рыцарь вернулся в свою долину весной, он был ошеломлен красотой и ароматом пейзажа, благоухающего тысячами дикорастущих роз, занесенных случайно ветром и штормами. И так как он не захотел, чтобы капризный король забрал у него долину назад, то назвал свое поместье Торнхолд, а деревню, которую он построил для своих арендаторов – Торн-Таун. Король и его двор так и не соизволили посетить рыцаря, и поэтому монарх никогда не узнал, что он отдал своему самому захудалому рыцарю один из самых прекрасных уделов в Англии.

Феба совершено преобразилась, пока рассказывала об этом. Ее голос стал мечтательным, а глаза сделались ласковыми. Рейв обнаружил, что полностью очарован.

– Фантастическая история, – он говорил тихо, чтобы не разрушить чары.

Девушка продолжала смотреть куда-то очень далеко.

– Конечно. Иногда мне представлялось, что я – леди Торнхолда, отвоеванная умным рыцарем у фаворита короля, и привезенная в замок в темноте летней полночи. И когда я просыпаюсь, то смотрю из окна моей супружеской спальни на море роз и клянусь своему любимому, что буду вечно хранить его секрет.

Он усмехнулся.

– Довольно много размышляли над этим, не так ли?

Она слегка поджала губы, но Рейфу показалось, что он видел их слегка изгибающимися от смеха.

– Ну, был еще вариант, когда фаворит короля приезжает, чтобы выкрасть леди обратно, меня увозят из Торнхолда в середине зимы, и розы никогда больше не цветут снова.

Он засмеялся, восхищенный ее фантазией.

– И если ты сейчас не вернешься в Торнхолд, то больше не будет никакой розовой воды для ванн в Торнтоне?

Феба рассмеялась, и приятное ощущение согрело низ живота Рейфа. Импульсивно он обхватил ее обеими руками за талию и, приподняв, поставил на скамью.

Она задохнулась и зашаталась.

– Мистер Марбрук!

Как только девушка успокоилась, он выпустил ее и размашисто поклонился.

– О, Леди Роз, я всего лишь скромный рыцарь, презираемый королем. Но у меня есть долина исключительной красоты, ведомой только мне. Я дарую вам эту долину, которая бледнеет в сравнении с сиянием вашей красоты, если только вы наградите меня своей любовью!

Она пристально смотрела на него, до тех пор, пока он не подумал, что должно быть ошибся в ней и слишком сильно шокировал ее своими поступками. Затем улыбка заиграла на губах девушки, перед тем, как ее лицо приняло надменное выражение.

– Кто вы такой, занимающий низкое положение сэр, чтобы не предлагать ничего, кроме участка колючих зарослей, и ожидать, что получите жену?

– Это не колючие заросли, прекрасная леди, а настоящий райский сад.

Феба презрительно задрала вверх подбородок.

– А в этой долине роз, вы хотите, чтобы я была вашей леди или вашим движимым имуществом? Будет ли мне позволено иметь свое собственное мнение, сэр рыцарь? – Ее взгляд стал отсутствующим. У Рейфа возникло ощущение, что она на мгновение полностью перенеслась куда-то в другое место. – Будут ли меня отчитывать за то, что я буду самой собой? – тихо спросила она. – Должна ли я прятаться за маской, которую создали другие?

Ее слова резонировали от чего-то давнего и незажившего внутри него. Прятаться за маской, которую создали другие. Да, он знает, на что это похоже.

– Нет, – прошептал он. – Здесь моя леди будет королевой, поступающей по своему усмотрению. Здесь моя леди не сможет сделать ничего неправильного. – Рейф притворился, что вытаскивает что-то из кармана сюртука и протягивает ей с поклоном. – Я предлагаю вам единственную розу из моей долины, потому что одна из моих роз стоит сотни других из-за своего непреходящего великолепия.

Мечтательное выражение заменило надменное, словно мисс Феба Миллбери совершенно забыла ту роль, которую играла.

– Непреходящее великолепие, – тихо повторила она. Девушка потянулась, чтобы взять цветок, и в тот момент, когда их пальцы соприкоснулись, Рейф мог почти поклясться, что что-то на самом деле расцвело между ними.

Ерунда. Он моргнул, затем отступил назад, намеренно разрушив этот момент коротким смешком.

Его резкое движение заставило сместиться балансирующую Фебу. Подошва ее мягкой танцевальной туфельки заскользила по влажной от росы скамье, и она начала падать в его объятия.

Глава 2

Темноглазый рыцарь – э-э, джентльмен – легко поймал ее, заставив задохнуться от стремительной готовности его сильных рук. В какой-то момент она была на пути к тому, чтобы неловко растянуться на полу каменной террасы, а в следующий миг две большие руки обвились вокруг ее талии, и девушка всем весом приземлилась на его широкую грудь. Только одна нога осталась на скамье, к тому же она стояла там на носочке, и все же мужчина улыбнулся, глядя в ее ошеломленное лицо, и держа девушку так же легко, словно подхватил подушку – хотя Феба отлично знала, что она не была набита перьями!

Затем девушку поразило ощущение – это распространяющееся тепло, это гудение ее нервных окончаний… это восхитительное, мечтательное, опасное ощущение, которое она полагала навсегда изгнанным из своих чувств.

Снова. Я снова хочу грешить… и снова… и снова…

Она положила руки на его широкие плечи, чтобы отодвинуть свою грудь от его груди. Я не буду снова тем созданием, поддающимся животным страстям. Я буду…

Его плечи были жесткими от мускулов, твердыми и перекатывающимися под ее ладонями. Он был бы образцом мужественности, если бы снял свою рубашку – как один из тех рабочих на полях, которые думают, что вокруг них нет женщин…

Прекрати это! Очевидно, нужно было ухватиться покрепче, потому что она…

Феба медленно скользила вдоль его длинного, крепкого тела, дюйм за дюймом. Ее более нежная плоть таяла и вжималась в его плоть, пока он постепенно опускал ее вниз, чтобы поставить на ноги. Это был прекрасный спуск, и закончился он слишком быстро, хотя какая-то часть ее сознания понимала, что мужчина намеренно затянул весь этот процесс на совершенно неприличное время.

Он вел себя очень плохо. А она вела себя намного, намного хуже, потому что не только позволяла все это, а еще и наслаждалась этим. Этот мужчина был большим и привлекательным, и она нравилась ему – Феба, просто Феба.

Не скромная, идеально ведущая себя дочь мистера Милбери, викария. Не девушка, ждущая-когда-случится-скандал, которая провела последние десять лет в ожидании, что ее секрет раскроется и навсегда погубит ее будущее. И не хорошо одетое, созданное леди Тессой существо, пришедшее на свой первый лондонский бал.

Просто Феба.

– Марбрук. – Она выдохнула его имя, словно героиня одного из тех безвкусных романов, которое не должна была читать.

У Рейфа немного пересохло во рту, но он не жаловался.

Он украдкой бросил долгий, восхищенный взгляд в ее декольте, а затем обнаружил, что его глаза на самом деле притягиваются обратно к ее лицу. Она выглядела как настоящая сельская девушка, вскормленная молоком, которая не станет воротить свой нос ни он хорошего пудинга, ни от хорошего смеха.

С другой стороны, она была прекрасно одета, и, кроме того, она присутствовала на балу у Рочестеров, что означало, что она не была простолюдинкой, и у нее имелись друзья.

Давно уже было пора возвратить мисс Фебу ее компаньонке. И все же, по какой-то причине, он ничего не сделал, а только оставался там, где он был слишком близко к ней. Его руки обнимали ее за талию, слишком высоко, и он смотрел сверху вниз на нее, в то время как она смотрела вверх на него.

Ее голубые глаза напоминали чистое прохладное озерцо, такое, в котором можно было смыть любой грех.

– Вы – повеса? – ее голос хрипло прозвучал в тишине, но слова громко зазвенели в его ушах.

Повеса.

Рейф слегка улыбнулся, несмотря на внезапное и постыдно учащенное сердцебиение. Повеса, надо же. На самом деле все обстояло значительно хуже. Он был ублюдком.

Внезапно у него возникло непреодолимое желание стать в точности тем, кем она его считает – благородным человеком только с самыми лучшим намерениями.

Но не теперь. Прямо сейчас он не хотел прерывать этот интригующий момент с мисс Милбери из Торнтона. Он подтянул ее ближе к себе, до тех пор, пока его бедра не прижались к ее ногам, и ее грудь не стала касаться его груди, когда девушка пыталась сделать вдох.

И Феба позволила ему это. В конце концов, это было не намного ближе, чем тогда, когда двое танцуют в паре. Она не обиделась.

И когда ты собираешься обижаться? Когда он овладеет тобой в саду?

Девушка отбросила эту мысль, потому что в ней слышался голос викария. К тому же, возможность того, что мужчина овладеет ею в саду, была слишком интересной, чтобы отказаться от нее.

– Хотя, вероятно, все это – лишь разговоры под влиянием шампанского, – проговорила она вслух. – Я начинаю понимать, почему молодые леди не должны пить спиртные напитки. Эти напитки вытворяют странные вещи с осторожностью.

А именно: убивают осторожность, обезглавливают ее и закапывают в вышеупомянутом саду. Но это неважно.

Рейф выгнул бровь, не теряя своей улыбки.

– Хотел бы я участвовать в этой беседе, но боюсь, что не имею понятия, о чем вы с шампанским разговариваете.

– О саде, – проинформировала его Феба, открыв глаза, чтобы снова взглянуть на него. Господи, разве ей может не понравиться, если этот мужчина растянется на цветах для ее изучения? Девушка глубоко вздохнула. Он не скрывал интереса к вырезу ее платья, но это был скорее только вежливый, восхищенный взгляд. Его глаза немедленно вернулись, чтобы снова встретиться с ее глазами.

– Понимаю. Это красивый сад или наоборот?

Веки ее глаз сделались тяжелыми, когда девушка позволила своему взгляду прогуляться по его губам, находящимся так близко от ее собственных.

– Очень красивый. Самый прекрасный.

– Он подходит вам, этот сад? – Его голос стал ниже, выдавая намек на… уязвимость? – Он нравится вам?

Ее сердце растаяло.

– Мне он нравится больше всех других. – Фебе захотелось обнять этого мужчину – нет, просочиться в него, как вода проникает в песок в пустыне. – Я хочу… – Она закусила губу. – Я хочу, чтобы он был моим.

Его взгляд устремился к ее губам и остался там.

– Вы на самом деле хотите, чтобы этот сад стал вашим?

О да, пожалуйста. Ее сердце одновременно и неслось вскачь и пребывало в покое. Это было так странно – найти того, кого ты так отчаянно искала, когда ты даже не знала, как этот кто-то выглядит.

Девушка пристально вглядывалась в мистера Марбрука, в его прекрасно сшитую одежду и темные волосы, в восхитительный рот, тень на мужественных щеках и подбородке… Его внешность была просто совершенна – включая вид сзади, который все еще маячил в ее сознании. Но что-то еще притягивало Фебу к нему, словно он тянул ее душу за ниточку.

Его глаза. Она смотрела в них, как в неподвижную гладь воды, только в их отражении она видела ту свою часть, которой ей не хватало каждый прожитый ранее день своей жизни.

Волшебство. Древняя магия, как в тех историях, которые постоянно читает ее кузина Софи.

– Полагаю, что я околдована, – хрипло произнесла она.

Его глаза знали это.

– В самом деле? – ответил Рейф.

Феба не могла отвести взгляд. Казалось, что мужчина также узнал ее, он словно видел девушку насквозь и делал это всегда.

Удивительная мысль, которая пришла Фебе в голову следующей, заключалась в том, что у нее возникло отчетливое ощущение, что ему нравилось то, что он видел. Что было невозможным.

Не так ли?

И все же, чем дольше он удерживал ее взгляд в плену своих глаз – чем дольше длилось молчание и окутывало их, на мгновение изолировав от времени – тем больше Феба начинала верить в невозможное.

В его глазах она видела себя прекрасной и не только. Девушка ощущала понимание, словно сама ее сущность была обнажена для его обозрения, и он не замечал ни порочности, ни врожденных недостатков, ни темного и ведущего к падению источника чувственности – или, по крайней мере, если и видел, то нисколько не возражал против этого.

На его лице было выражение острой заинтересованности. Как будто она была первой женщиной, которую он когда-либо видел – что было полной ерундой. Только… не было ощущения, что это ерунда. Он выглядел таким же околдованным ею, как и она – им.

Разве это не будет замечательно, если это – если он – будет настоящим?

Рейф не мог оторвать от нее глаз, что не имело смысла. Она, в самом деле, выглядела небрежно, в этом качественном, но не подходящем ей платье, с волосами, забранными в громоздкий узел…

Волосы были длинными, возможно, до ягодиц. Они обовьются вокруг его пальцев, если он решит запустить в них руки и перебросить вперед, чтобы расправить их по ее обнаженной груди…

Потребность в ней поразила мужчину с такой силой, что он едва мог сделать вдох. Не вожделение – хорошо, не просто вожделение, во всяком случае. Это была потребность, такая же необходимая, как нужда в воздухе или в воде. Она была нужна ему, во всей своей милой смелости, во всей проницательной благотворности, просто чтобы жить дальше.

Но все это было бессмыслицей. Не было такого понятия как «единственная». Не было недостатка в леди, желающих стать его любовницей. Женщины окружали его, сверкающие, элегантные создания, настолько идеально и сильно вылощенные, что казались засахаренными.

Феба была вовсе не похожа на них, эта провинциальная девушка с уязвимостью в глазах и решительным подбородком. Она была настолько лишена светского лоска, что его пальцы зудели от желания исследовать каждую округлость, которой та обладала.

До того, как Рейф понял, что он собирается сделать, до того, как смог остановить импульс – потребность – его голова наклонилась, чтобы поцеловать ее.

Это был не настоящий поцелуй – скорее, прикосновение дыхания, рта ко рту, сладкое, почти целомудренное прикосновение мягкости к твердости. Это был не настоящий поцелуй – за исключением того, что в нем заключался толчок, который навсегда перевернул весь мир Фебы.

Его большая рука обхватила затылок девушки, и их не-поцелуй продолжился. Они стояли, прижатые друг к другу, двигались только его и ее грудь, делающие вдохи и выдохи, под аккомпанемент биения их сердец.

Рейф застонал вслух, затем застыл, словно удивился, услышав самого себя. Он отодвинулся от нее, часто дыша.

– Господи!

Феба сама дышала с трудом. Она обняла себя руками, ощущая холод, когда его не было рядом.

– Викарий сказал бы, что Бог не имеет никакого отношения к этому… хотя я всегда задавалась вопросом, правда ли это на самом деле. Я имею в виду, если Бог создал нас и если мы…

Он странно смотрел на нее.

– Викарий?

Ой. Возможно, было рановато поднимать тему викария. Тогда, опять же, было слишком рано для того, чтобы целоваться на террасе, так что пусть остается все, как есть.

– Викарий – мой отец. Мистер Милбери, викарий Торнхолда, в Девоншире.

– Ах. – Он обнял ее и притянул к себе, защищая от холода, опустил подбородок на макушку ее головы, глубоко выдохнув. – Конечно, как же иначе. Твой отец – викарий. Как… подходяще.

Рейф сам удивлялся своим поступкам. Он всегда был дурным семенем, но хватать руками дочь викария в темноте? Это было слишком низко, даже для него.

Если даже не упоминать о той опасности, что в любой момент деревенский викарий мог выскочить из бального зала и потребовать помолвки под дулом своего мушкетона[6].

Помолвка. Свадьба.

Что-то весьма интересное пробудилось внутри Рейфа.

Жениться на привлекательной мисс Фебе Милбери, немодно одетой, никому не известной малышке, только что появившейся из дебрей Девоншира. И почему же эта мысль так долго удерживает его в плену своих теплых, щедрых, гибких объятий?

Он почти открыл рот, чтобы сделать предложение прямо на месте.

Но в последний момент мужчина сдержал себя. Он словно услышал голос Колдера, распространяющийся о бедах импульсивности. Рейф обуздал странную собственническую безотлагательность, которую эта девушка таинственным образом пробудила в нем, и накрепко привязал это ощущение. Сезон едва начался. Еще есть масса времени, чтобы получше узнать мисс Милбери.

Кроме того, эта идея понравилась ему. Понравилась сама мысль о том, чтобы провести лето в ее компании, ухаживать за ней, удивлять ее маленькими подарками – достаточными как раз для того, чтобы вызвать в ней восхищение, но не вскружить ей голову. Следует покатать девушку по Гайд-парку на своем фаэтоне…

Он сделает это правильно. Для нее он будет играть роль джентльмена. У него есть масса времени.

Новое спокойствие опустилось на него, сглаживая острые углы, оставшиеся от раннего разочарования, вызванного деспотизмом Колдера. Неторопливое ухаживание за Фебой Милбери будет подходящим лекарством от его настоящей беспокойной неудовлетворенности.

И затем, когда его инвестиции окупятся, и его корабль придет в гавань, Рейф обратится к ее очень респектабельному отцу с золотом в кармане и шляпой в руке. Возможно, с поддержкой Колдера этого будет достаточно, чтобы убедить такого человека, что его дочь должна выйти замуж за ублюдка.

Затем, как раз ко времени их обычного возвращения в Брукхейвен, он женится на ней со всеми положенными фанфарами. А потом свернет ее и засунет в свой карман, чтобы она была его талисманом против удушающей тяжести того, что он всегда находится в тени совершенного наследника, маркиза Брукхейвена, Колдера Марбрука.

Рейф легко улыбнулся, глядя на свою восхитительную мисс Фебу Милбери. Она улыбнулась в ответ, сначала робко, а затем с все возрастающей уверенностью. О, да…

Она была единственной.

Глава 3

Фебе удалось довольно легко вернуться обратно на то же место, где она впервые увидела Марбрука. Она появилась, не привлекая внимания, и с чего бы ей привлекать его? В конце концов, она была всего лишь одной из многих ничем не примечательных девушек, одетых в белый муслин и с соответствующим задумчивым выражением лица. Оставалось лишь надеяться, что ее собственная мина выглядит застенчивой и страдающей от жары, а не возбужденной и взволнованной.

Что это она только что сделала?

Девушка покраснела еще больше, окунувшись в воспоминания о его весьма красноречивом молчании, когда она упомянула викария – и о том, как он уважительно проводил ее обратно в бальный зал, его новое поведение так сильно отличалось от поддразнивания перед тем, как…

– Вот ты где!

Тесса. Феба сделала вдох для того, чтобы придать себе мужества, и повернулась к своей компаньонке с невинным выражением лица.

– Да, тетя?

Леди Тесса была племянницей нынешнего герцога Иденкорта и в свое время слыла выдающейся красавицей – что, если поразмыслить, было не так уж давно, так как Тессе исполнился всего лишь тридцать один год – но ее ошеломляющей внешности было недостаточно, чтобы компенсировать знаменитый злобный характер.

Утонченная, совершенная и недобрая всякий раз, когда это ее устраивало. Феба полагала, что Тесса так долго использовала свою красоту в различных целях, что просто не могла представить того, что чего-то можно добиться приятным характером и добротой.

Тесса взяла себе за правило никогда не хмуриться или не поджимать губ. Мышцы на ее лице никогда бы не двигались, если бы это зависело от нее. Как утверждала Тесса, это сохраняло ее красоту, но вдобавок придавало ей какое-то пугающее выражение, как будто Медуза обратила женщину в камень. В прекрасный, но холодный как алебастр.

Тесса, наконец-то, вышла замуж – не так уж удачно – и растратила все деньги своего не слишком богатого мужа в рекордное время. Супруг Тессы, намного старше ее, который однажды женился на сестре матери Фебы, быстро отплатил ей тем, что умер так же тихо и просто, как и жил, оставив ее с красивыми нарядами, пустыми счетами и своим единственным ребенком, Дейдре, которую нужно было воспитывать.

Все это сделало Тессу, благодаря каким-то акробатическим вычислениям, кем-то вроде тети для Фебы, и в таком качестве вдова была подходящей компаньонкой для дебюта девушки в Обществе. По крайней мере, именно так отец Фебы, викарий, объяснял это. Феба считала, что все это слегка притянуто за уши, и что викарию было бы лучше просто признать, что он не заинтересован самостоятельно заниматься этим делом, и что он надеялся с радостью подсунуть дочь язвительной и иногда оскорбляющей Тессе.

– Ты глупая девчонка!

Отлично, пусть будет «часто оскорбляющая». Феба вспомнила, что ей нужно невинно моргать.

– Но, тетушка, что я сделала?

– Я видела, как ты танцевала! С кем ты танцевала?

Феба быстро пробежала в уме список мужчин, которым она была представлена должным образом.

– Это был сэр Элтон?

– Нет, у него были темные волосы, и он не был сутулой старой цаплей, как этот идиот Элтон. Я не видела его лица, но не думаю, что я представляла тебя…

– Ты представляла меня мистеру Эджворду, – который был высоким, но не слишком, темноволосым и довольно молодым. Феба не танцевала с ним, но, опять же, она и не утверждала ничего подобного, не так ли? Было очень важно не лгать. Ложь была грехом. А за сегодняшний вечер она уже достаточно нагрешила.

О Боже. Какой весьма волнующий образ все это вызывало в ее сознании…

Тесса была разочарована.

– Ох. Эджворд. Ну, не трать свое время с этим бестолковым фермером. Вы, девочки, здесь для того, чтобы привлечь герцогов, а не землекопов.

– Тетя, у мистера Эджворда больше акров земли, чем у большинства лордов, и он очень разумный человек – просто он немного застенчив. – И к тому же он не питал никакого интереса к злобным сплетням, предпочитаемым Тессой, что означало на диалекте самой Тессы, что он не мог сказать ничего полезного.

Компаньонка издала нетерпеливый звук.

– Где твоя кузина Софи? Если эта девчонка опять прячется в библиотеке…

– Я здесь.

И Феба, и Тесса в изумлении обернулись, чтобы увидеть девушку, произнесшую эти слова, стоявшую не более чем в ярде[7] от них.

В отличие от других девушек на брачном рынке, мисс Софи Блейк было довольно трудно не заметить, потому что она была почти такого же роста, как и любой мужчина в этом зале – и такая же узкая и прямая, как карандаш. Она приехала только вчера, чтобы присоединиться к их компании конкурирующих дебютанток, после того, как пропутешествовала в одиночестве из своего дома на севере всего лишь с одним маленьким сундуком одежды и одним большим сундуком книг.

От ее неудачного роста можно было бы легко отмахнуться, если бы только девушка обладала привлекательной фигурой, или красивым лицом, но Софи унаследовала все самые худшие наследственные черты Пикерингов. Ее голубые глаза были почти такими же бледными, как молоко, а ее волосы были такого светло-красного цвета, который заставлял вспомнить о жидком мармеладе. Черты ее лица были такими же костлявыми, как и ее фигура, а нос… что ж, нужно было подобрать более сильную личность для того, чтобы снабдить ее такой впечатляющей наследственной чертой.

Прибавьте к этому полное отсутствие интереса к моде или стилю, тенденцию к неуклюжести и острый ум, который заставлял большинство мужчин чувствовать себя немного глупо, и вы получите готовый первоклассный рецепт девушки, остающейся без кавалеров.

Софи получила ту же сумму из фонда, что и остальные, но Тесса затребовала эти деньги себе за аренду дома и за предварительный заказ платьев.

Софи это не волновало.

– Я приехала сюда, чтобы получить опыт путешествия, а так же увидеть историю и великолепие Лондона. У меня нет намерения тратить свое время на поиски мужа.

Сейчас она стояла перед ними в плохо сидящем на ней балахоне с оборочками, наскоро приобретенным Тессой. Ее воздушные волосы выбились из-под гребней, очки сидели на носу немного кривовато, и на подбородке у нее красовалось пятно пыли.

– Ты справлялась обо мне, Тесса?

Софи могла быть скромной и немного застенчивой, но она имела привычку пристально смотреть на людей, которых она в каком-либо смысле считала недостаточно умными – а по сравнению с ней такими были почти все – и, кажется, это всегда приводило к тому, что перышки Тессы начинали топорщиться.

Как это произошло и сейчас.

Феба отвела взгляд, когда Тесса выкладывала свое мнение об осанке, манерах и внешности Софи, пытаясь не вслушиваться в шипящие оскорбления, но в то же время, оставаясь на сцене так, чтобы Софи не могла оказаться полностью во власти ярости Тессы.

В конце концов, Софи отвлекла Тессу от необъяснимого исчезновения Фебы из бального зала, и она оценила это по достоинству.

Трусиха.

О да.

Но ничто не могло отклонить от прямого пути Тессу, когда та была в полной ярости.

– А что до тебя, Феба Милбери…

«О ужас», как красноречиво выразился мистер Марбрук.

– … я не думаю, что твой отец одобрил бы это стремление где-то блуждать! Неужели я должна написать и рассказать ему о том, что ты взяла привычку ускользать прочь со странными мужчинами…

Феба задохнулась.

– Но это не… – Осторожнее. Не лги. – Я была самым должным образом представлена мистеру Эджворду. И я вышла наружу только, чтобы немного проветриться. – Что было правдой. По большей части.

Тесса прищурила глаза и наклонилась ближе.

– Феба, твой отец предупреждал меня о том, чтобы я очень хорошо заботилась о тебе. Ты ведь не хочешь стать причиной инцидента, не так ли?

Феба похолодела. Инцидент. Именно так викарий всегда называл это происшествие, когда вообще мог заставить себя упомянуть о нем. Викарий не стал бы рассказывать о нем Тессе, не так ли? Нет, конечно же, ее отец не стал бы раскрывать унизительный секрет Фебы самой зловредной сплетнице в обществе – даже если она и почти что родственница?

Феба закрыла глаза при мысли о такой возможности. Боже, если все эти люди узнают об этом! А они могут знать, уже сейчас, прямо в эту минуту! Девушка открыла глаза, чтобы в панике оглядеться вокруг.

Эти женщины вон там, склонившиеся друг к другу – может, они разговаривают о ней?

Она почти слышала их.

«Вот эта девушка Милбери… та, что сбежала со своим учителем танцев, когда ей было только пятнадцать… Он погубил ее и бросил, можете представить себе это? Просто оставил ее там, полураздетой в комнате гостиницы, где отец и нашел дочь на следующее утро!»

Через мгновение они повернутся и посмотрят на нее, в их глазах будет живейшее презрение…

Мне так жаль, захотелось выкрикнуть Фебе. Я не хотела ничего плохого. Я просто была слишком одинока очень долгое время. Я зашла чуть дальше…

Нет. Нет, она снова придумала все это, как делала это много раз за последние десять лет.

Никто так и не узнал, что она сделала много лет назад. Викарий хранил в тайне все детали, и никто больше не слышал о Терренсе Ла Помме, музыканте и соблазнителе юных доверчивых девиц.

С тех пор Феба была образцовой дочерью викария, никогда не давая своему отцу ни малейшей причины беспокоиться о своем поведении….

Она наедине на террасе с мистером Марбруком, скользит вдоль его мускулистого тела, его большие руки крепко сживают ее талию, его губы почти касаются ее…

… до сегодняшнего вечера!

Феба торопливо скрыла свое потрясение, пряча подальше волну тревоги, которая прокатилась по ней. Тесса ничего не знала, и Феба намеревалась сохранять дела в таком же состоянии.

Но Тесса внезапно приклеила на лицо сладкую доброжелательную улыбку, чтобы поприветствовать пару, приближавшуюся к ним.

– Дейдре, моя милая! От танцев на твоем лице расцвел такой прелестный румянец! Он так идет тебе, не правда ли, ваша светлость?

Феба сумела присесть в реверансе до того, как локоть Тессы ударился ей в ребра, но Софи запоздала с этим движением.

– Уфф!

Выпрямившись, Феба увидела свою другую кузину, Дейдре, которая элегантно спешила к ним под руку с единственным присутствующим герцогом в этом зале.

Если Софи унаследовала самые непривлекательные черты Пикерингов, то Дейдре достались только самые лучшие из них. Она была достаточно высока, чтобы считаться элегантной, и достаточно стройна, чтобы выглядеть изящной, но при этом имела в наличии все то, что мужчина желает видеть в женщине. Ее волосы были цвета солнечного света, а глаза имели такой насыщенный, искрящийся оттенок голубого, который заставлял Фебу, любившую прежде свои небесно-голубые глаза, ощущать, что ее взгляд выглядит каким-то выцветшим. Даже нос Пикерингов, не существовавший у Фебы и слишком заметный на лице у Софи, у Дейдре принял какую-то орлиную элегантность, что заставляло Фебу чувствовать себя немного не чистокровной.

Конечно же, Дейдре, воспитанная безжалостной Тессой, стремящейся только вверх по социальной лестнице, извлекла максимум пользы из своей удачи.

Каждое платье, которое она приобретала, было красивее предыдущего, и все они идеально сидели на ее превосходной фигуре. Дейдре была здесь, чтобы победить.

И пока она набрала очков больше всех. Никто из них до этого момента на самом деле не танцевал с неженатым герцогом.

Конечно, трудно было отрицать, что герцогу, шедшему под руку с Дейдре, было семьдесят лет, и что в настоящий момент он готов был лишиться чувств после недолгого пребывания на танцевальной площадке, но никто не догадался бы об этом, если бы видел сверкающий триумфом взгляд Дейдре.

– Теперь с ней невозможно будет жить, – пробормотала Софи себе под нос. Феба вынуждена была согласиться. За прошедшую неделю она узнала, что Дейдре была избалованной, эгоистичной и тщеславной – и теперь она, кажется, сделается еще более невыносимой после неожиданного успеха этим вечером.

Увидев Тессу и Дейдре рядом, Феба была поражена удивительным сходством, которое не имело ничего общего с чертами лица, цветом волос или глаз. Каждая надменная линия позы и отношения к людям Тессы совершенным образом отражалась в Дейдре.

Это поочередно раздосадовало и вызвало жалость у Фебы. Несомненно, нелегко было быть ребенком в доме леди Тессы, но все же, Дейдре умудрялась быть таким совершенно эгоистичным созданием, что Феба иногда испытывала трудности при попытках относиться к ней с состраданием.

Она смутно помнила Дейдре ребенком, потому что они играли вместе от случая к случаю, когда были маленькими, до тех пор, пока мать Дейдре не умерла, и ее отец не женился во второй раз на леди Тессе. Тогда семейные сборы в Торнхолде закончились.

Семья Софи никогда не навещала их, потому что ее мать была прикована к постели после несчастного случая с лошадью много лет назад

Хотя их матери и были сестрами, казалось, что Феба, Дейдре и Софи не имели ничего общего… за исключением желания выиграть траст Пикеринга.

Вот почему они были здесь, в Лондоне, жили в одном доме, чтобы растянуть свое денежное пособие и соперничали из-за немногих герцогов, которые в настоящее время были доступны на брачном рынке.

– Я рада, что делю комнату именно с тобой, – прошептала Феба Софи.

Софи заморгала и повернулась, чтобы с изумлением взглянуть на нее.

– В самом деле? – Быстрая улыбка проскользнула по ее костлявому лицу, а затем исчезла. – Спасибо тебе.

Удивленная Феба уставилась на свою кузину. Всего лишь на долю секунды Софи выглядела…симпатичной! Нет, это невозможно, не так ли? Это всего лишь игра света и тени, и ее первого глотка шампанского. Феба вгляделась еще пристальнее.

– Что такое? – Софи коснулась своего подбородка. – Разве я не стерла пятно?

Нет, Софи была такой же, как и прежде – к сожалению, некрасивой.

А она, Феба, была, к сожалению, безнравственной.

Никогда больше. Никаких мужчин. Никаких дрожащих коленей. Никаких тайных прикосновений. Ничего – до своей брачной ночи, со своим, будем надеяться, не слишком отвратительным мужем. Который – будем надеяться – будет не слишком наблюдательным, чтобы заметить маленький, глупый факт, такой, как отсутствующая у нее девственность.

Эпизод этим вечером был всего лишь моментом вне времени, нехарактерным срывом, вызванным паникой. Марбрук спас ее от прискорбной сцены, и она была вежлива с ним за это.

Ничего больше.

Разве не было бы замечательно, если бы Марбрук на самом деле оказался бы замаскированным герцогом?

Замечательно, но невероятно.

Глава 4

Рейф вернулся в бальный зал после того, как беспрепятственно поместил краснеющую Фебу обратно в танцующую толпу и тогда заметил своего брата. Колдер подпирал колонну у одной из стен комнаты.

Люди иногда спрашивали у Рейфа, не возникало ли у него ощущения, что он смотрится в зеркало, когда перед ним стоит Колдер. Это всегда напоминало Рейфу о том удивительном моменте, когда ему исполнилось восемь лет, и внушительный мужчина, забравший мальчика от смертного ложа матери, привез его в самый величественный дом, какой он когда-либо видел, приведя его в замечательно обставленную детскую.

– Колдер, – позвал мужчина. Мальчик примерно такого же роста, как и Рейф, появился из угла, наполненного книгами, и поклонился мужчине.

– Да, отец?

Смотреть на этого мальчика… да, это было то же самое, что смотреть в зеркало. Его глаза, его нос, даже его темные вьющиеся волосы – другой мальчик присвоил все это себе!

Кажется, точно такая же мысль появилась и в сознании другого мальчика. Карие глаза с длинными ресницами потемнели и прищурились, сосредоточившись на большой, дружелюбной руке, лежавшей на плече Рейфа.

– Колдер, это твой новый брат, Рафаэль. Он – мой другой сын.

Другой сын.

Возмущенный огонь вспыхнул в глазах второго мальчика, оборвав только что зародившиеся надежды Рейфа обрести брата, о котором он всегда мечтал.

– Я ваш сын, – заявил Колдер твердо, яростно, гордо. – Он всего лишь ваш ублюдок.

Возможно, было неправильно припоминать слова уязвленного и шокированного восьмилетнего мальчика мужчине, которым он стал, но Рейф все еще слышал их, все еще видел их во взгляде Колдера, все еще ощущал удар, нанесенный печальному, одинокому сердцу потерянного мальчика в незнакомом доме.

Колдер был первым человеком в жизни Рейфа, который назвал его ублюдком, но ни в коем случае не последним. Конечно же, сейчас все это было уже не ново. Он знал этот мир и этих людей довольно долгое время. Он был почти одним из них. Его приветствовали с осторожностью – до тех пор, пока он помнил о своем настоящем статусе.

Рейф никогда не забудет, как в первый раз увидел Брукхейвен. Проезжая по длинной подъездной дорожке, когда его голова и руки высовывались из окна кареты, он увидел, как золотое вечернее солнце сияет на белом камне величественного дома, и подумал, что, возможно, видит настоящие ворота на небо.

Маркиз улыбнулся его внезапной увлеченности и позже провел его по галерее. Держась за руку незнакомца, которого теперь надо было называть «отец», Рейф разглядывал портреты давно умерших мужчин из семейства Марбрук, и видел свои собственные глаза, нарисованные на холстах.

Было ощущение, что до этого момента он был потерянным, даже, несмотря на то, что он был счастлив со своей любящей, поддразнивающей мамой. Теперь она была воспоминанием, облачком, ощущением теплоты и счастья, которое никогда не вернется. И теперь ее место занял Брукхейвен. Сама земля под его ногами – и на его руках, потому что он никогда не уставал играть с ней – вибрировала в гармонии с биением его собственного сердца. Земля, деревья, поля, каменные стены, изгибающиеся по холмам, словно древняя, неразборчивая надпись… они были его кожей, его костями, его плотью, линиями на его ладонях.

Отец смотрел, как эта любовь растет, сначала с удовлетворением, затем – с гордостью, и – слишком поздно – с беспокойством.

Маленькие мальчики не понимают законов наследования, не мыслят терминами законности или незаконнорожденности. Рейф знал, что его брат когда-нибудь получит Брукхейвен. Он предположил, что он разделит поместье с ним, как разделил детскую и гувернантку, игрушки и книги.

Колдер должен был знать, но он ни слова не сказал об этом Рейфу. Из доброты или из неуловимой мстительности? Не было ни малейшей возможности это узнать. Их отношения быстро росли в оранжерейных условиях детской, потому что больше не с кем было играть. Их ссоры происходили все реже, хотя никогда не исчезали полностью. Их согласие, хотя временами и неловкое, придавало сил им обоим. Это было что-то такое, что означало никогда не быть одному, всегда смотреть через стол или комнату и видеть человека, которого ты знаешь лучше всех – нравишься ты ему сегодня или нет.

До того дня…

– Мне жаль, мой мальчик, но ты должен знать, как обстоят дела. Колдер мой наследник. – Большие руки с симпатией легли на его плечи.

Он стряхнул их прочь.

– Тогда заставь его разделить это. Построй стену посередине Брукхейвена. Я хочу ту половину, где дом.

Ответом ему была улыбка, печальная и гордая одновременно. Тогда Рейф понял.

– Даже если бы у меня не было Колдера, ты не смог бы получить его, Рейф. Титул, земли, все это отходит к моему законнорожденному наследнику. Если это будет не Колдер, то тогда все целиком отойдет к другой ветви семьи. У меня есть дальний родственник, кузен в Кенте. Он фермер, деревенский сквайр. Представляю его лицо, когда такое известие постучалось бы в его дверь!

Шутка не произвела впечатления, потому что у Рейфу нечем было дышать, чтобы рассмеяться даже из вежливости. Он верил – он вкладывал веру в этого человека, в своего брата, в сам Брукхейвен. Он погрузился в учебу, пытаясь догнать Колдера, пытаясь стать таким же хорошим сыном, желая сделаться достойным своей новой жизни. Он приехал домой…

В дом, который никогда не будет по-настоящему принадлежать ему.

В данный момент, настоящий наследник, маркиз Брукхейвен, выглядел так, словно пытался спрятаться за пальмой в горшке, можно подумать, что простое дерево могло предоставить достаточное укрытие для такого здоровенного парня, как Колдер. Казалось, что он с интересом разглядывает на другом конце комнаты урожай этого года на ярмарке девиц.

Рейф фыркнул. Зная Колдера, он предположил, что его брат планирует хладнокровно выбрать кого-нибудь из очереди щебечущих девственниц, проверить ее родословную и зубы, и должным образом надеть на нее узду к концу первого месяца Сезона.

А затем начнется систематическое размножение, что Рейф на самом деле не хотел себе представлять. Колдер в постели, вероятно, будет таким же скучным и предсказуемым, как тиканье часов – по крайней мере, так однажды заявила предыдущая жена Колдера во время приступа яростного разочарования.

Рейф оставался в стороне от беспокойных поисков приключений Мелиндой, но ее слова только подтвердили то, что Рейф уже давно подозревал по поводу своего брата. Одна только работа и отсутствие развлечения делали его очень скучным любовником.

Улыбаясь, Рейф пересек комнату, чтобы присоединиться к нему. Обычно Рейф избегал своего молчаливого брата, особенно на общественных мероприятиях, но сегодня вечером даже строгий облик Колдера не мог испортить его жизнерадостного настроения.

Рейф усмехнулся Колдеру, когда добрался до него, и даже весело хлопнул его по спине.

– Вижу, что ты, как обычно, весело проводишь время.

Колдер бросил на него кислый взгляд.

– Разве ты не видишь, что я танцую джигу?

Рейф прислонился плечом к колонне и изучил битком набитый бальный зал с неожиданно возникшей симпатией и пониманием.

– Ах, просто посмотри на всех этих симпатичных девушек, собравшихся здесь сегодня. Несомненно, ты сумел найти кого-то, кто получил твое одобрение?

– В отличие от некоторых, я не разыскиваю на брачном рынке лицо или фигуру. Я ищу жену с… с чем-то другим, что она сможет предложить.

– С голубой кровью, чтобы и дальше облагораживать родословную книгу Марбруков? – усмехнулся Рейф. – Здесь есть целая куча чистокровных созданий, хотя я подозреваю, что ты все равно не сможешь удержаться от изучения их внешности.

Колдер приподнял одно плечо, очевидно, слишком скучая для того, чтобы пожать обоими.

– В любом случае, здесь нет женщины, на которую стоило бы посмотреть второй раз.

Рейф перевел взгляд на своего брата. Должен ли он коснуться темы своей грядущей помолвки? Нет. Это только обеспечит его еще одной лекцией на тему импульсивности. Тем не менее, не повредит, если Рейф сделает намек в этом направлении.

– Я заметил сегодня вечером красивую девушку. Думаю, что ты знаешь ее семью. Ее отец – мистер Колин Милбери, викарий. Ее прадедушкой был сэр Хэмиш Пикеринг. Я уверен, ты помнишь, какие рассказывали о нем истории. Он – раздражительный старый шотландец, который купил себе рыцарство.

– Ах, да. – Колдер приподнял бровь в равнодушном одобрении. – По крайней мере, она не одна из этих корабельных наследниц. Я таких не выношу. Они слишком много о себе мнят.

– Нет, она вовсе не переоценивает себя. Ее тетя – леди Тесса, Кантор по мужу. Ты знал Кантора достаточно хорошо, не так ли?

Колдер одарил его оценивающим взглядом.

– Да, в свое время. – Затем его интерес обострился. – Пикеринг, да? Там было приличное состояние, если я правильно помню, хотя, кажется, долго оно не продержалось. Что же с ним случилось?

На Колдера можно было положиться в том, что он сумеет навесить на каждого бирку со стоимостью.

– Полагаю, что оно было спущено на ветер, как и большинство других состояний.

Колдер ответ взгляд.

– Хмм. Что ж, думаю, ты знаешь об этом все.

Рейф медленно выдохнул.

– Ты исправляешься. Тебе потребовалось почти четыре минуты, чтобы упомянуть о промотанном состоянии в этот раз.

Губы Колдера чуть заметно дернулись.

– Я стремлюсь сделать тебе приятное.

Рейф сложил руки на груди и уставился на мраморный пол.

– Снова и в который раз повторяю – я не спустил по ветру свою часть состояния. Я инвестировал ее. Инвестиции требуют времени, чтобы принести плоды. Кораблям требуется время, чтобы приплыть обратно. Кто, как не ты, должен знать это.

Колдер пожал плечами и начал смотреть куда-то вдаль, его интерес пропал.

– У меня нет желания спорить сегодня вечером. Я пришел сюда, чтобы найти жену.

Жену.

Рейф бросил взгляд в другой конец комнаты, туда, где Феба стояла со своей семьей. Девушка больше не улыбалась, но выражение серьезного размышления на ее лице также очень шло ей. Она могла иметь свои причуды, но вовсе не была глупой. Рейф ощущал притяжение к ней через весь зал, словно она была привязана к нему, а он к ней.

День назад такая мысль заставила бы его бежать без оглядки. Сейчас она, кажется, даже приносила какое-то спокойствие.

Колдер, кажется, наконец-то заметил, что он отвлекся, и перевел свой собственный взгляд на другую сторону зала.

– Которая из них она?

Рейф подавил собственническую улыбку и указал на Фебу своему брату.

– Вон там, возле музыкантов. Стоит возле блондинки. – Господи, она выглядела сияющей даже на таком расстоянии. О чем таком она думает, что заставило так порозоветь ее щеки?

Без сомнения, о том же, о чем и он.

Колдер задумчиво смотрел через зал.

– Эта… хм, похожая на мать семейства?

Рейф из всех сил старался не выкатить глаза. Кодер иногда бывает таким сухарем. Почему бы просто не сказать «леди с потрясающей грудью?». Но опять же, Рейф не хотел, чтобы его брат вообще рассматривал фигуру его будущей невесты.

– Правильно. Именно эта.

– Блондинка красивее. – Колдер слегка поджал губы. – Но полагаю, она выглядит неплохо. Веселая. К тому же с приличными связями. Старый Пикеринг занимался торговлей, но два поколения спустя это никого не будет волновать, пока репутации семьи в порядке.

Для Колдера такая рекомендация была равносильна аплодисментам.

Рейф расслабился. Не будет никакого сражения из-за его помолвки с Фебой, если он не станет торопиться и сделает все правильно и благопристойно.

Опять же, если Колдер сумел увидеть в ней что-то ценное, то это могут увидеть и другие. Возможно, он должен поскорее обеспечить ее согласие.

Слово «поскорее» понравилось ему. Таким образом, он сможет быстрее получить Фебу для себя, в свой дом, в свою постель…

Да, совершенно определенно, поскорее.

Глава 5

На следующее утро Феба проснулась и обнаружила, что тетя Тесса трясет ее довольно сильной рукой.

– Умоляю тебя, Феба, проснись! Уже девять часов. Господи, ты спишь как мертвая!

Это не должно было представлять проблемы для Тессы, потому что ее пронзительный голос, несомненно, мог поднять всех покойников на любом безжизненном кладбище.

Лицо тети Тессы приняло весьма странное выражение, заставив Фебу надеяться на то, что она не произнесла эту мысль вслух.

– Надевай свой халат и приходи в мою гостиную, немедленно, – коротко заявила Тесса.

О, черт побери. Она, должно быть, совершила что-то позорное. Тесса каким-то образом узнала о ее встрече с мистером Марбруком прошлой ночью. Но кто мог сообщить ей? Феба решила ничего не рассказывать, надеясь, что Тесса знает намного меньше, чем вся правда целиком.

Конечно же, ей нечего стыдиться того, что она провела один час наедине с мистером Марбруком. Они только разговаривали – по большей части. Тем не менее, со стороны это выглядело плохо.

Так что Феба аккуратно завязала свой халат и оправилась в комнату Тессы с высоко поднятой головой, но со слегка дрожащими коленками. Старые страхи девушки еще больше зашевелились, когда девушка увидела, что Тесса разбудила также и ее кузин Дейдре и Софи.

Тесса обратила свой взгляд на Фебу. Именно сейчас она поплатится за вчерашний момент вне времени. О небеса, когда Тесса расскажет викарию – а Тесса сделает это, потому что ничто не понравится ей больше, чем возможность разрушить шансы Фебы на выигрыш наследства – и когда это случится, то Феба обнаружит себя в первой же карете, которая направится обратно в Девоншир.

О небеса, викарий будет в такой ярости!

– Феба, ты получила предложение руки и сердца

Руки и сердца?

Может ли оно быть от него?

Колени Фебы подогнулись, и она упала в кресло с прямой спинкой рядом с Софи. Тесса продолжала говорить, но Феба едва могла слышать ее из-за шумящего в ушах ветра. Она сидела прямо, надежды кружили внутри нее, пока ее тетушка отбарабанивала какой-то многословный титул. Было только одно имя среди всех слов, ради которого она вслушивалась в болтовню Тессы, и сердце девушки подпрыгнуло, когда она услышала его.

Марбрук.

Эта мысль смягчила острые углы беспокойства, с которым она жила с пятнадцати лет, скрываясь в тени своей единственной, монументальной ошибки.

Марбрук. Если она сможет иметь его, жить с ним, быть его женой, его леди, его возлюбленной – она будет спасенной во многих отношениях.

– Феба? – голос Тессы был колючим от едва подавляемой ярости. – У тебя нет ответа?

– Да. – Это было так легко. С одним словом ее туманное, безнадежное, нелегкое будущее очистилось и пришло в порядок. Сияние, исходящее от меча этого единственного мужчины, обладающего индивидуальностью и статусом, прорезало туман и осветило каждый уголок ее жизни. – Ответьте ему «да».

– Но… он не герцог, – тихо проговорила Софи.

– Нет, – кисло ответила тетя Тесса, – но он будет им.

Феба заморгала.

– Что?

Глаза Тесы были прищурены от негодования.

– Это правда. Через несколько недель, возможно – дней. Его дядя, девятый герцог Брукмур, прямо сейчас лежит при смерти.

Герцог. Как странно. Феба всегда представляла герцогов такими… нудными, и, хм, более похожими на герцогов. В Марбруке ничто не напоминало об этом. В действительности, он выглядел немного… скандальным.

– Он респектабельный человек? – даже герцог может быть разнузданным, в конце концов.

Тесса закатила глаза.

– Я не понимаю, какая тебе разница, если он будет герцогом, но да, он, в самом деле, очень респектабельный человек. – Ее тон подразумевал, что она не могла представить, что подобный человек мог увидеть в Фебе, но Феба только улыбнулась сама себе.

Они были родственными душами. Вот что он увидел прошлой ночью. В нем тоже жил беспокойный дух, авантюрный, озорной блеск сиял в его глазах и пробуждал ее собственную дремлющую кровь. Такой мужчина не станет ставить ей в вину девичий опрометчивый поступок.

И он скоро будет герцогом. Феба не могла поверить этой удаче. Ко всему прочему, она сможет выиграть состояние Пикеринга?

Что-то, что давно завязалось внутри нее в яростный, печальный узел, расслабилось и отпустило Фебу. Она будет независимой, богатой герцогиней?

Такой женщине не нужно будет бояться никого, кроме королевы! Она будет принцессой во всем, кроме имени. Не будет двери во всем обществе, которая осмелится захлопнуться перед ней, и не будет иметь значения, какой скандал из ее прошлого может выйти наружу.

В безопасности. Она будет навсегда в безопасности – и с ним.

Феба закрыла лицо руками и сделала глубокий вдох, чтобы устоять против дрожи, которая пробегала по всему ее телу.

Сиденье рядом с ней слегка скрипнуло. Это была Софи, потому что девушка не услышала шелеста дорогого шелка.

– Феба, – тихо произнесла Софи. – Ты расстроена этим? Разве ты не предпочтешь хотя бы на минуту задуматься над своим решением?

Расстроена? Феба не могла больше сражаться с безумным смехом, который вырывался из нее. Словно все давление за последние десять лет исчезло с поворотом одного-единственного винта. Она откинула голову назад и завыла от хохота, откинувшись на спинку кресла в головокружительном облегчении.

– Тогда я полагаю, что нет, – застенчиво улыбнулась Софи.

Все еще хихикая, Феба обхватила руками Софи, и ее кузина нерешительно обняла девушку в ответ. Представить только, сбившаяся с пути дочь викария выходит замуж за маркиза! Он что-то разбудил в ней прошлой ночью, что-то загадочное и беззаботное, что заставило ее поднять голову и бесстрашно усмехнуться ужасной Тессе.

– Ответь ему, что я сказала «да», – Феба одарила Дейдре и тетушку влажной, но сверкающей улыбкой. – О, разве это не невероятно?

– Совершенно невероятно. – Тетя Тесса в раздражении приподняла бровь. – Очень хорошо. Твой отец все еще навещает своих друзей в предместье Лондона. Мы сможем связаться с ним через несколько часов.

Дейдре всего лишь бросила на Фебу холодный взгляд.

– Ты пока еще не победила, Феба. Герцог Брукмур уже долгое время лежит при смерти. Он может прожить еще много месяцев.

Феба только улыбнулась им.

– Не будет иметь значения, если мой жених никогда не станет герцогом, потому что я в любом случае выбрала бы его.

Софи посмотрела на нее.

– Так значит это любовь?

Тетя Тесса подняла девушку на смех.

– Любовь? После одной ночи на балу?

Феба не стала оспаривать презрительное замечание своей тетки, она только улыбнулась сама себе.

Глава 6

Софи ворвалась в спальню, ее обычно бледное лицо раскраснелось от возбуждения.

– Он здесь! Маркиз Брукхейвен здесь!

Феба улыбнулась своей кузине с того места, где она стояла перед зеркалом, идеально одетая и готовая к первому выезду на прогулку со своим женихом.

Ее собственное сердце подпрыгивало от возбуждения при мысли снова увидеть его. Все, абсолютно все, было более идеальным, чем она когда-либо воображала или представляла, как оно должно быть. Викарий был на пути обратно в Лондон, но он прислал вперед записку, заранее одобряя эту партию. Она содержала одну строчку, слова которой девушка никогда не думала снова услышать от него. «Ты заставила гордиться тобой нашу семью, моя дорогая».

Сейчас она разглаживала спереди свое прогулочное платье и выпрямляла лацканы небесно-голубого спенсера[8], выбранного, чтобы подчеркнуть цвет ее глаз. Феба улыбнулась. Каким-то образом она сумела удовлетворить всех, быть респектабельной, но при этом найти мужчину, который заставлял ее кровь петь.

– Думаю, что я, наконец-то, устроила все дела к собственному удовлетворению, – невозмутимо поведала она Софи.

– Что ж, хотела бы я, чтобы ты поделилась своим секретом!

Феба повернулась, чтобы посмотреть на Софи. Даже сама Софи казалась удивленной собственным язвительным тоном.

– Софи, не обижайся на мою удачу. Ты найдешь себе мужа здесь, в городе, я уверена, что это произойдет.

Софи наклонила голову и опустила плечи. Это сделало ее похожей на съежившегося жирафа.

– Я не хочу мужа. Я приехала в Лондон только из-за музеев и галерей.

Феба приподнялась на цыпочки и быстро поцеловала кузину в щеку.

– Тогда отправляйся сегодня в Королевскую Академию. Проигнорируй Тессу и просто иди. Что она сможет сделать – отослать тебя обратно в Дартмур? Ей необходимо твое пособие, чтобы платить за этот дом.

Софи заморгала, и легкая улыбка затеплилась на ее губах.

– Это правда, не так ли?

Феба, кружась, отошла от нее, позволив подолу своего платья колыхаться вокруг лодыжек.

– Знаешь, я не встретила бы Марб… маркиза, если бы я не бросила вызов Тессе. Возможно, это не слишком достойная мысль, но иногда я задумываюсь, не пытается ли она, может быть, слегка… – Она пожала плечами, оставив слова недосказанными. Хотя, они и были прямыми соперницами для Дейдре, вне всякого сомнения, их собственная тетя не станет действовать против них… не так ли?

Очевидно, Софи пришла в голову та же мысль.

– Иногда я тоже об этом задумываюсь. – Девушка посмотрела вниз на свое одеяние. – Не думаю, что я собираюсь позволять ей и дальше выбирать для меня платья.

Феба весело махнула ей рукой, пока, пританцовывая, спускалась вниз по ступенькам.

– Вот это характер. Я расскажу тебе абсолютно все, когда вернусь!

Ну, возможно, почти все!

Феба притормозила во время своего безрассудного и быстрого спуска вниз по лестнице. Джентльмен, стоявший – нет, возвышавшийся – в вестибюле был высоким, привлекательным и странно знакомым, хотя девушка была уверена, что она никогда прежде его не видела. К тому же он стоял на ее пути.

– Извините меня, – проговорила она, проходя мимо него в салон.

Незнакомец повернулся, чтобы понаблюдать за ней, пока она проходила мимо. Феба могла ощущать на себе его взгляд, когда бросилась в салон, чтобы увидеть Марбрука.

В салоне никого не было. Неужели довольно угрюмый слуга Тессы пригласил его в гостиную?

В гостиной тоже не было никакого Марбрука.

Мужчина в вестибюле все еще наблюдал за ней, пока она искала Марбрука. Любопытная задница. Наконец, разозленная разочаровывающим отсутствием Марбрука и неотступным интересом странного незваного гостя, Феба повернулась к этому типу, упираясь кулаками в бедра.

– Неужели на моем платье что-то есть? – требовательно спросила она.

Он заморгал.

– Я… что?

Девушка повернулась, взмахнув юбками, чтобы он мог взглянуть на них.

– Вы уверены? Нет ни полоски сажи, ни прискорбных пятен от того, что выпало из-под хвоста у лошади молочника?

Мужчина выпрямился и нахмурился.

– Возможно, вы слегка сумасшедшая?

Феба сложила руки на груди и нахмурилась в ответ.

– Хорошо, я просто подумала, что должно быть что-то не так, потому что вы так уставились на меня. – Тесса умрет, если услышит ее, но разве Фебу это волнует? Она помолвлена с Марбруком, и, вероятно, он только рассмеется, когда узнает об этом.

Думаю, что я люблю тебя, Марбрук.

Незнакомец – что в нем было такого знакомого? Его губы были сурово искривлены, что заставляло девушку думать о лице викария, когда тот упоминал об инциденте. Так что, несмотря на то, что этот парень был очень привлекательным, Фебе он совсем не понравился.

– Мисс Милбери, – начал он.

Феба сглотнула, потому что мужчина умудрился скопировать и неодобрительный тон викария.

Но разве ей нужно беспокоиться о неодобрении какого-то незнакомца? Она приподняла подбородок и поблагодарила судьбу за то, что она подарила ей Марбрука. Слишком плохо то, что им придется подождать оглашения, потому что Феба вышла бы за него замуж в течение часа, если бы могла.

– Да?

Он прищурил глаза от ее тона.

– Мисс Милбери, вероятно, мне стоит поставить вас в известность, что я не имею привычки терпеть такую дерзость от… что ж, на самом деле, от кого угодно.

Феба кивнула.

– Это объясняет кислое выражение вашего лица. А что может объяснить вашу грубость в доме моей тети?

Мужчина заморгал, открыл свой рот, чтобы заговорить – а затем снова закрыл его.

Феба подавила в себе судорожное нетерпение и начала двигаться мимо него. Если Марбрука здесь нет, то она собирается подложить Софи в постель сверчков за эту шутку.

Большая рука схватила ее за запястье. Феба испытала потрясение от такого возмутительного оскорбления.

– Сэр! Немедленно отпустите меня, или мне придется сообщить о вашем неподобающем поведении моему жениху!

Мужчина посмотрел ей в лицо, его лоб разгладился, как будто он только что кое-что осознал.

– Ах. – Он отпустил ее, хотя и не без затянувшегося прикосновения, что заставило Фебу подумать, что она ему, кажется, понравилась.

Незнакомец отступил назад, немного кривоватая улыбка появилась на его губах.

– Мисс Милбери, кажется, мы находимся во власти недопонимания.

Феба приподняла бровь.

– Я прекрасно понимаю, что мой жених по праву может ударить вас перчаткой по лицу.

Его улыбка не потускнела. Мужчина поклонился.

– Мисс Милбери, лорд Колдер Марбрук, маркиз Брукхейвен, к вашим услугам.

Неправильно. Все пошло совершенно неправильно.

– Ах… – Девушка откашлялась, стараясь заставить свое сжавшееся горло произносить слова нормальным тоном. Что-то неприятное зашевелилось в ее животе, рассылая волны страха по всему ее телу. Феба сделала что-то неправильно, и как ни прискорбно было это осознавать, она знала, что именно это было.

Мужчина поклонился, затем поднял свои глаза, чтобы встретиться с шокированным взглядом Фебы.

– Моя дорогая, я ваш жених.

Глава 7

Маркиз Брукхейвен долго смотрел на нее, а затем заморгал.

– Простите. Что вы сказали?

Феба застыла. Она только что произнесла «Черт побери!» вслух, как простой уличный мальчишка, за исключением того, что даже уличный мальчишка воздержится от того, чтобы произносить такие слова прямо в лицо лорду!

– Сухари! – Это было бессмысленным, но девушка изобразила на лице победоносную улыбку. – Мне нужно было попросить кухарку приготовить больше сухарей. Вы извините меня, я отлучусь на минуту?

Все еще с бездумной улыбкой на лице она тупо повернулась и пошла прочь от него. Феба вошла в первую же дверь, к которой приблизилась, и закрыла ее за собой. С глухим звуком девушка прислонилась к ней, не обращая внимания на ручку, прижавшуюся к пояснице.

– Ох, проклятие, черт, черт побери!

Что она может сделать? Объяснить маркизу, что она хотела принять предложение от другого мужчины? Возможно, это будет хорошо принято. Конечно же, он захочет узнать, кто этот мужчина, а она едва ли сможет повернуться и выйти замуж за его брата так, чтобы маркиз этого не заметил.

Ничего нельзя было сделать. Она не может оставить его стоять там еще дольше. Феба просто должна сказать ему, перед тем, как все это зайдет еще дальше. Глубоко вдохнув, она изобразила улыбку, подобающую вежливой дочери викария, и вышла из комнаты.

Маркиз стоял именно там, где она оставила его, в таком же положении, с тем же неопределенным, но нетерпеливым выражением на лице, как игрушечный солдатик, которого забыли после игры.

Неудержимое хихиканье угрожало сорваться с ее губ. Феба с трудом подавила его, потому что ситуация была душераздирающе неловкой, и она не знала, смеяться ей или плакать.

Пока девушка приближалась к своему жениху, она изучала могущественного и богатого маркиза Брукхейвена, совершенно точно не того мужчину, которого она знала как Марбрука, и отчаянно пыталась придумать какой-нибудь способ объяснить свою ужасную – хотя и совершенно понятную, если человек немного подумает об этом – ошибку.

Затем кто-то постучал в парадную дверь в весьма своеобразной манере, сделав пять ударов – привычка, с которой Феба была очень хорошо знакома.

О Боже, нет. Это викарий.

Только этого девушке и не хватало. Сила оставила ее колени, а ее живот превратился в лед от старых страхов. Новая женщина исчезла. Только прежняя Феба осталась, чтобы столкнуться с тем, что новая Феба натворила по ошибке.

Она, должно быть, выдохнула имя вслух, потому что Брукхейвен просиял.

– Ах, замечательно. Нам с вашим отцом нужно многое обсудить, и его появление сэкономит время. – Он благосклонно кивнул Фебе. – Очень эффективно с вашей стороны устроить это.

Очень эффективно с ее стороны устроить самую неловкую ситуацию, чтобы одновременно унизить себя и перед Брукхейвеном и перед отцом?

– Ну да, я кое-что умею, – затаив дыхание, произнесла Феба, безудержная паника поднималась внутри нее. Она, несомненно, собирается заплакать – или, что еще хуже, засмеяться в припадке безостановочной истерии. Она может спрятаться, но долго это не продлится.

И был еще Марбрук. Что он подумает, когда узнает обо всем этом?

Несмотря на панику, мысль о Марбруке немного успокоила ее. Марбрук поймет, как только она объяснит ему истинное положение вещей. Он, может быть, даже сумеет придумать какой-нибудь выход из этой неразберихи!

Феба откашляла, пытаясь думать быстро, до того, как викарий сумеет пробраться мимо дворецкого.

– Милорд, скажите мне… – Быстро! – Ваш брат, лорд Марбрук… – Было ли это правильным именем? Едва ли она знала это, но поскольку Брукхейвен только внимательно смотрел на нее, то, вероятно, так оно и было. – Когда вы поставите его в известность о нашем… ах, браке?

– О, Рейф уже знает, – ответил Брукхейвен. – Фактически, это была его идея. Он подумал, что вы и я можем подойти друг другу.

Рейф? Это его имя? Какое мужественное…

Его идея?

Нет, это не может быть правильным.

– Лорд Марбрук? Вы уверены? Он примерно вашего роста и с такими же волосами, с похожими… – С похожими абсолютно всеми чертами лица, и, конечно, это был тот же самый лорд Марбрук.

Боль пронзила сердце Фебы, оставив на нем такую рану, которая, как она подозревала, никогда не затянется. Его идея.

Марбрук встретился с ней, говорил с Фебой, вывел ее в темный сад и преуспел в том, что заставил ее полностью влюбиться в него – он почти, но не совсем, поцеловал ее! – а затем он предложил своему брату жениться на ней? Действуя, словно какой-то… какой-то агент!

Она снова оказалась идиоткой, в то время как пылко обещала викарию – и самой себе – никогда больше не становиться таковой.

Ее грудь ныла, словно она слишком долго сдерживала дыхание, а ее зрение обрело хоть какую-то ясность.

Затем появился викарий, обхвативший ее в неуклюжем, но восторженном объятии. Одного этого странного происшествия было бы достаточно, чтобы выхватить ее из странного момента слабости, но затем отец поцеловал ее в лоб и произнес слова, которые она стремилась услышать от него всю жизнь.

– Ты все сделала удивительно правильно, моя дорогая. Я очень горжусь тобой.

Слова, которые она никогда больше не услышит, если разорвет эту помолвку.

Все было так ясно. Если она заговорит в этот момент и объявит о своей ошибке, то не будет больше ни неуклюжих объятий, ни энергичного одобрения. Она немедленно вернется обратно к своей роли заблудшей дочери викария, за которой нужно наблюдать, как за воришкой, чтобы она не возвратилась на свой прежний греховный путь.

Старая боль перемешалась с новой болью, и Феба спрятала лицо в отцовском жилете, чего ей не позволялось делать в течение многих лет. В ее объятиях он казался меньше – более изнуренным и похудевшим.

Хрупким. Какое странное слово, чтобы описать ее высокого, мощного отца.

Феба закрыла глаза, представляя человека, которого она знала много лет назад, еще до того, как он начал превращаться в того, кто сейчас стоял перед ней. Викарий всегда был угловатым и довольно высоким… но сейчас он казался каким-то хрупким.

Копна седых волос, решительные густые брови, которые добавляли внушительности остроте его ледяных голубых глаз… – все это было на месте, но более тонким, менее энергичным.

У возраста есть конец. Она никогда не верила, что может наступить конец для викария… до этого момента. Боль и тоска из-за потерянных лет нахлынули на нее. Так много времени потрачено впустую…

Больше так не должно продолжаться.

Тяжесть ответственности навалилась на нее с внушительной требовательностью. Если осталось всего лишь несколько лет, разве она может отказать им обоим в единственном шансе сделать это время приятным? Будет разумным, совершить следующее… взять то, что ей предложили и быть довольной этим.

Затем пришли слезы, тихие и горячие, которые потекли из ее глаз вопреки всем стараниям сдержать их.

– О, папа…

Удивительно, но викарий просто обнял ее и чуть сильнее, чем нужно похлопал дочь по спине.

– Ну-ну, моя дорогая. Полагаю, что невеста имеет право на небольшое проявление чувств, пока она делает это в кругу семьи, а, Брукхейвен?

Брукхейвен откашлялся.

– Могу я надеяться, что таких случаев не будет много?

Викарий уверенно усмехнулся.

– О, не нужно беспокоиться об этом. Моя Феба самая разумная юная леди.

Моя Феба. Моя дорогая. Слова, которых девушка так жаждала.

Она нечаянно претворила в жизнь мечты своего отца.

А что насчет твоих собственных?

Отчаяние и чувство потери смешались с желанием получить еще больше редкого одобрения викария. Феба глубоко вдохнула запах табака, исходивший от жилета викария, затем выпрямилась и промокнула глаза со скромной улыбкой дочери викария на лице.

– Прошу вас, извините мою невоздержанность, милорд, папа. Сейчас со мной уже все в порядке.

И она была в порядке.

Нет, ты не в порядке. Все совсем не так, как это должно было быть, и ты знаешь об этом.

Да, она в порядке. Феба была помолвлена с замечательным, привлекательным мужчиной, который может сделать ее одной из богатейших женщин в Лондоне – и она наслаждается неограниченным одобрением викария в первый раз за всю свою жизнь.

Что же в этом было не так?

Что-то внутри нее испустило последний отчаянный вопль, а затем, наконец, к счастью замолчало.

Глава 8

Раннее утреннее солнце еще заглядывало в окна Брук-Хауса, но каждое мгновение растягивалось на час для кружащихся мыслей Рейфа. Он схватил графин с бренди сразу после отъезда Колдера этим утром, но ароматная янтарная жидкость не обладала сегодня своей обычной способностью заставлять его забыться.

Сейчас он стоял, упираясь кулаками с побелевшими суставами в оконную раму, уставившись невидящим взглядом на улицу, видневшуюся из окна перед Брук-Хаусом.

Колдер был помолвлен с мисс Фебой Милбери.

С его мисс Милбери.

Рейф проворочался всю ночь, пытаясь сочинить идеальное «это романтичное, а не безумное» предложение руки и сердца, чтобы представить его мисс Милбери.

Он пытался изгнать из своей памяти воспоминания о том, как напевал самую последнюю затасканную песенку, пока завязывал галстук, а потом натягивал один из своих характерных синих сюртуков с серебряными пуговицами поверх рубашки и жилета.

Внизу, в комнате для завтрака, Колдер, как всегда, был на ногах уже давно. Рейф молча присоединился к нему, все еще обдумывая самый лучший способ оповестить своего брата о собственной грядущей помолвке. Колдер небрежно откашлялся.

– Ты должен узнать первым, Рейф. Я последовал твоему совету и этим утром получил известие, что мисс Феба Милбери согласилась стать моей женой. В настоящий момент опекуном девушки является ее тетя, но леди Тесса полагает, что со стороны отца девушки не будет возражений. Благодарю тебя за то, что ты избавил меня от весьма утомительного изучения и обдумывания.

Нет.

На протяжении момента, длившегося вечность, Рейф не мог даже вдохнуть. Затем, несмотря на шум в своем сознании, он умудрился заговорить.

– Прошло всего несколько часов после бала. – Его голос был хриплым. Но ему было все равно.

Колдер только усмехнулся, очевидно, ничего не заметив.

– Такого рода вещи не требуют длительного времени, если нанять правильных людей для расследования. Она совершенно мне подходит; хотя ее прадедушка и занимался торговлей, в положении семьи было соответствующее восхождение по социальной лестнице, так что этот эпизод является несущественным. Девушка не принесет мне богатства, но я и не нуждаюсь в нем.

Рейф все еще не мог дышать из-за ярости, которая поглотила его. В который раз, самый зрелый плод легко упал в так-сильно-заслужившую это руку Колдера.

Но подождите… просто потому что Колдер сделал предложение, не означает…

– Она приняла мое предложение через курьера, – продолжил рассказывать Колдер. – Я нахожу это восхитительно решительным, не так ли? Мисс Милбери должна быть очень практичной, неромантичной девушкой.

С курьером. Кажется, она даже не колебалась. И почему бы ей это делать? Этот момент в саду, этот тихий шепот возможностей, который висел в воздухе между ними… Видимо, Рейф был единственным, кто ощущал его.

Каин и Авель – убийство одного брата другим. Месть в библейских масштабах как раз в этот момент показалась хорошей идеей.

Рейф не мог убить своего брата, но он был чертовски уверен в том, что сможет ударить его лицом о каменный пол в холле и насладиться каждым моментом происходящего.

Феба.

Руки Рейфа сжались в кулаки, разломив перламутровую ручку вилки надвое. Он не заметил острой боли, когда острые концы впились в его ладонь.

И как ни ненавидел он признавать это – а ему понадобилось несколько бокалов бренди, чтобы это понять – он не мог винить никого, кроме самого себя. Рейф слишком ясно видел, где он совершил ошибку.

Однако оценка прошедших событий никогда не утешает проигравшего. Тот факт, что Рейф обратил внимание Колдера на Фебу, как хорошо выдрессированный пойнтер указывает охотнику дичь, делал положение еще более мучительным.

Естественно, затем он провел добрый час, уговаривая себя, что один залитый лунным светом вечер в саду с дерзким и восхитительным ангелом, вообще ничего не значит.

Затем он вернулся мыслями обратно, обвиняя Колдера за то, что брат, в который раз взял все самое лучшее только для себя.

И она приняла его предложение. Как она могла принять?

И как она могла не принять? Такая девушка, как она – дочь викария – разве она могла отказать самому богатому человеку в Лондоне? «Нет, благодарю вас, милорд. У меня нет желания быть вашей маркизой».

Хорошо, Колдер не был самым богатым человеком в Лондоне – но был близок к этому. К тому же, он не был и самым влиятельным, хотя над ним было всего лишь четверо или пятеро, обладавших большей властью. И он был привлекательным, потому что во многом выглядел как Рейф – а Рейф никогда не жаловался на свою внешность. Разве можно ожидать от молодой женщины, только что прибывшей из провинции, что она скажет «нет» маркизу Брукхейвену?

Возможно, ничто из этого не имело значения. Возможно, он просто больше понравился ей.

В конце концов, каждому Колдер нравится больше. Он – лучший человек.

Их отец, прежний маркиз, много раз говорил это Рейфу, когда тот вел расточительную жизнь.

– Слава Богу, что Брукхейвен будет в руках лучшего человека, чем ты!

Ненавидеть Колдера и презирать Фебу – хотя это и приносило мрачное удовольствие, но было недостаточным, чтобы предложить решение для этой дилеммы.

Что сделано, то сделано. Колдер едва ли сможет разорвать свою помолвку, не покрыв позором женщину и не повредив свою тщательно оберегаемую репутацию – этого Колдер не сделает.

Феба, с другой стороны…

Он потер лицо рукой. Она казалась идеальным ответом на его молитвы. Такая сладкая и при этом полная земного тепла.

И бодрящая. Рейф слегка улыбнулся. Сладкая и терпкая, мечтательная и энергичная.

Нет. Она никогда не возьмет назад свое согласие на помолвку. Такая девушка не меняет свое решение, после того, как его приняла. Его убивала мысль о том, что вся эта верность и сладость будут впустую потрачены на строгого, сухого Колдера.

И по совести, он не мог рассказать ни слова о прошлой ночи. По большей части, все было невинно. Он не скомпрометирует леди.

Рейф выпрямился, тихая, отчаянная уверенность снизошла на него.

Он бросил взгляд на свои руки, которые все еще были сжаты в кулаки так, что суставы пальцев побелели. Он заставил их разжаться и расслабиться.

Итак, сейчас у Колдера есть все. Поместье, титул…

И она.

Его пальцы снова сжались в кулаки от застарелой ярости.

Гостиная в снимаемом Тессой доме была симметричной комнатой, тщательно украшенной, чтобы не оскорбить кого-либо. Но все эти перемешанные безвкусные цветочные и приглушенного цвета полосы раздражали глаза Фебы.

Или, возможно, все дело было в ней самой. Может, это было что-то вроде ужасного сна, который можно увидеть, когда съешь слишком много шоколада. Нет, все это было ужасающе реально. Викарий сиял, Тесса вибрировала, Дейдре смотрела с сардоническим молчанием, а Софи мечтательно уставилась в окно.

Феба сидела совершенно неподвижно на диване рядом с маркизом Брукхейвеном и покорно пыталась вслушиваться в разговор сквозь шум в ушах. Мир приобрел пугающую четкость, но все же цвет платья Тессы оттенка розового лосося и цвет темного сюртука викария казались поблекшими.

Сидящий рядом с ней Брукхейвен был одет в идеальные черный и белый цвета. На самой Фебе было надето надлежащее девственно-белое муслиновое платье без каких-либо веточек или узоров. Вместе они казались верным указателем на то, какой станет ее будущая жизнь.

Черное и белое. Неправильное и правильное. Не будет места никаким ошибкам. И не будет свободы. Не будет смеха.

Не будет страсти.

Потому что Брукхейвен, хотя и выглядел также молодо и привлекательно, как Марбрук, в глубине души казался больше похожим на викария. Оба мужчины были требовательными как к себе, так и к другим. Оба имели строгие взгляды на правила и обязательства, диктуемые их положением. В действительности, сходство их личностей было настолько поразительным, что Феба нашла определенное мрачное утешение в том, что, в конце концов, она собирается замуж не за совершенного незнакомца.

И все же Феба не могла подавить ощущение, что викарий постарел с тех пор, как девушка видела его на прошлой неделе. Или она просто вдруг перестала замечать это, пока, словно во сне, жила своей жизнью в Торнтоне?

Викарий казался чрезмерно утомленным своим коротким путешествием обратно из соседнего графства, где он навещал друзей. Вследствие этого, поездка по Гайд-парку была отменена в пользу чая в гостиной.

Который был магическим образом сервирован, несмотря на то, что ни одна леди не произнесла ни слова. Брукхейвен, несомненно, внушал уважение всем окружающим. Даже угрюмая прислуга Тессы вскакивала, чтобы с готовностью выполнить каждое его желание.

Теперь викарий, наконец-то, повернулся к ней.

– Ну, моя дорогая, я должен признать, что ты очень хорошо потрудилась для себя. Он просто замечательный парень. Я сам не мог бы выбрать лучшего.

Тогда почему бы тебе не выйти за него?

О небеса – она ведь не произнесла это вслух, не так ли?

Нет, никто не казался шокированным или озадаченным. На самом деле, все продолжали вяло улыбаться. Очевидно, непочтительное замечание так громко и вызывающе прозвучало в ее голове, что девушка могла поклясться, что высказала его вслух.

Брукхейвен казался в равной степени довольным викарием.

– Как приятно узнать, что на мисс Милбери всю ее жизнь влияли такие разумные размышления. В наши дни так много молодых леди не имеют в своих головах никаких мыслей, кроме балов и платьев, – одобрительно высказался он.

У Фебы внезапно возникло мысленное изображение того, как Брукхейвен поглаживает ее по голове. Хорошая собачка. Пусть только попробует, подумала девушка с головокружительной паникой.

Феба увидела, как Дейдре крепко закусила губу. По крайней мере, она была не единственной, кому не терпелось осадить напыщенного Брукхейвена. Затем Тесса положила якобы нежную руку на плечо Дейдре и сжала с такой силой, что суставы ее пальцев побелели от усилия.

Хотя это, должно быть, было очень болезненно, Дейдре даже не дернулась. Она продолжала сохранять пресную улыбку на своем лице, пока похлопывала Тессу по руке с дочерней привязанностью.

Феба на минуту отвлеклась от своего собственного затруднительного положения, увидев, как Дейдре переносит это болезненное и жестокое обращение с такой небрежной фамильярностью. Кажется, между этой парочкой не все так идеально, как полагала Феба. Возможно, в конце концов, лучше иметь такого отца, как викарий.

А теперь ты можешь выйти замуж за такого же мужчину как он, и никогда больше тебе не позволят повзрослеть и стать женщиной. От идеальной дочери викария к совершенной жене герцога – без единого момента для передышки между этими событиями.

За исключением одного – она не была идеальной. Как она собирается объяснить это в свою брачную ночь? От викария в этот момент не будет помощи, потому что он полагает, что ее бросили до того, как лишили невинности – а у самой Фебы никогда не хватало смелости, чтобы исправить это заблуждение.

Маркиз продолжал говорить. Феба с усилием притянула свое блуждающее внимание обратно к его словам.

– После некоторого размышления, я решил, что будет неэффективно продолжать наносить визиты сюда.

Он планирует не появляться здесь до свадьбы? Какое… облегчение.

– Вместо этого, я хотел бы пригласить всю вашу компанию переехать в Брук-Хаус на следующие две недели. Леди Тесса, вы сможете помочь мисс Милбери с приготовлениями с помощью моего превосходного штата слуг…

Итак, он заметил их не самое блестящее обслуживание. Феба не могла винить бедных людей, обремененных работой на Тессу. Нужно платить приличную заработную плату и вовремя, чтобы наслаждаться хорошим обслуживанием.

Тем не менее, это было любезное предложение – даже если оно ясно проистекало из его собственного желания добиться удобства. Феба открыла рот, чтобы вежливо отказаться.

– Какая прекрасная идея! – Глаза Тессы прямо-таки сверкали от ликования, предвкушая возможность взобраться по социальной лестнице. – Мы немедленно упакуем вещи!

– Нет необходимости, – решительно ответил Брукхейвен. – Я прикажу перевезти ваши вещи сегодня днем.

– О, это будет грандиозно! – Тесса трепетала и восторгалась, и в целом изобразила довольно противную демонстрацию благодарности. Затем ее взгляд стал острым. – До свадьбы, вы сказали?

О нет. Тесса пытается выиграть гостеприимство на весь Сезон. Так как Феба скорее станет втыкать иголки в глаза, чем проживет с Тессой более одной минуты, чем требует необходимость, то она задержала дыхание в ожидании ответа Брукхейвена.

Брукхейвен уставился на Тессу. Тесса неумолимо смотрела на Брукхейвена в ответ. Феба наблюдала за ними, завороженная столкновением сильных характеров двух человек, которые, очевидно, привыкли во всем поступать согласно собственным желаниям.

С одной стороны, было приятно увидеть, что Тесса нашла себе достойного противника. С другой стороны, Брукхейвен не поинтересовался у нее, Фебы, что она предпочтет в данном вопросе. В действительности, он не бросил на нее даже вопросительного взгляда во время всего обсуждения.

Это не было хорошим предзнаменованием для будущего.

Затем запоздалый колокольчик тревоги зазвонил в ее голове. Было еще кое-что, что нужно было учесть. С одной стороны, если она отправится в Брук-Хаус, то она сможет часто видеть Марбрука. С другой стороны, если она отправится в Брук-хаус… то она будет часто видеть Марбрука. В любом случае Феба будет обречена находиться в его компании чаще, чем ей это понравится – или намного меньше, чем она будет этого желать.

Лорд Брукхейвен повернулся к викарию.

– Сэр, я могу отвезти вас в Брук-Хаус сейчас. Мой камердинер будет счастлив позаботиться о ваших нуждах. – Оставив викария моргать от замешательства при мысли, что его штаны будет застегивать другой человек, Брукхейвен повернулся обратно, чтобы доброжелательно взглянуть на остальных. – Думаю, что леди, возможно, предпочтут прогуляться и нанести визит Лемонтёру. Я слышал, что он очень популярен в наших кругах.

От того, как задохнулась Тесса, а у Дейдре даже загорелись глаза, этот Лемонтёр был кем-то одновременно желанным и исключительным. Феба не видела Тессу такой возбужденной с тех пор, как Дейдре сумела станцевать второй вальс с семидесятилетним герцогом.

– В конце концов, – продолжал Брукхейвен, – мисс Милбери понадобится приданое, приличествующее маркизе.

Теперь Феба ощущала себя глиняной мишенью во время соревнований по стрельбе. Яркая зависть вспыхнула в глазах Тессы и Дейдре. Если бы пронзительные взгляды могли убивать, то Феба была бы разорвана на части.

– Кто такой Лемонтёр? – спросила Софи.

Феба обрадовалась, что Софи не побоялась показаться бесхитростной, потому что она сама сгорала от желания узнать это.

Тесса наклонила голову и посмотрела на Софи с неубедительной любящей жалостью.

– Дорогое дитя, ты и в самом деле должна выбраться из своей маслобойни. Лемонтёр – единственный самый исключительный дамский портной в Лондоне. Почти невозможно заполучить хотя бы час его времени, не говоря уже о том, чтобы заставить его согласиться создать целый гардероб!

Феба заморгала.

– Это очень щедро, милорд, но я…

Маркиз вкрадчиво потрепал ее по руке.

– Это не имеет значения, моя дорогая. В конце концов, нельзя заставлять жену выглядеть безвкусно, не так ли?

Безвкусно. Феба сомневалась, что он осознавал, что наносит ей оскорбление.

Викарий откашлялся.

– Я не хотел бы обидеть вас, милорд, но леди Тесса ощутила необходимым поговорить со мной, так что, боюсь, я должен поговорить с вами. Что насчет вашего… брата?

Брукхейвен замер.

– Что с ним?

Каждая частица Фебы точно так же застыла. Что насчет Марбрука? Почему викарий говорил так… осторожно? Это звучало так, словно он хотел поговорить о предмете, не предназначенном для ушей леди, что было смехотворно, потому что Марбрук был совершенно респектабелен…

– Ваш... хм… брат будет проживать в Брук-Хаусе вместе с молодыми леди, милорд?

На лице Брукхейвена не дрогнул ни один мускул.

– Да. Также как вы и леди Тесса. Надеюсь, вы не подразумеваете, что здесь существует какая-то непристойность, сэр.

Тесса склонила голову, чтобы яростно зашептать что-то Дейдре. Феба разрывалась между желанием подслушать и обратить внимание на растущее напряжение между викарием и маркизом. Викарий, который казался почти в экстазе от помолвки, никогда не стал бы вести себя так оскорбительно, если только на то не было причины – с Марбруком было что-то не так.

– Повеса. – Феба ясно услышала это слово в присущем Тессе шипении, этим тоном она сообщала самые пикантные – и самые непристойные – обрывки сплетен. – Выродок.

Нет. И все же…

Он не отрицал, когда она спросила его о том, был ли он повесой. Он только улыбнулся.

И разве сама Феба не почувствовала, что в нем есть что-то не вполне респектабельное? В конце концов, он увлек ее на террасу без представления…

Он спас ее. За это она все еще была ему благодарна.

– Скандал следует за Марбруком, как верная собака, – прозвучало последнее триумфальное шипение Тессы.

Скандал.

Глава 9

Пока Феба сидела рядом с мужчиной, который сделал ее отца таким счастливым, у нее возникло бездыханное ощущение того, что ее почти переехала карета – и что ее только что вытащили из-под колес.

Как ей повезло. Она почти споткнулась на неправильном мужчине. Опять.

Старый позор вновь поглотил ее. Не стыд из-за того, что ее репутация была разрушена, а сокрушительное чувство того, что с ней должно быть что-то не так, раз она смогла оказаться такой доверчивой.

– … я уверяю вас, что не о чем беспокоиться, – говорил Брукхейвен со странным отсутствием выражения. – Молодые леди будут в совершенной безопасности в Брук-Хаусе.

В безопасности от Марбрука. Словно он был бешеной собакой, склонной кусать неосмотрительных леди.

Брукхейвен встал.

– Я немедленно пошлю свою прислугу, чтобы они приступили к работе. – Он повернулся к Фебе. – Я поставил в известность Лемонтёра, что вам немедленно понадобится одно платье. Я хочу сразу же привести все дела в движение, организовав сегодня вечером обед в Брук-Хаусе. Мой брат и я… – его глаза сверкнули в сторону викария. – Мы соберем избранную группу друзей, чтобы встретиться с вами.

– Сегодня вечером? – не подумав, произнесла Феба. – Кто придет после такого короткого уведомления?

Бркухейвен странно посмотрел на нее.

– Они придут, если я приглашу их.

Феба отступила.

– О да. Конечно. – Она должна помнить, с кем разговаривает. Маркиз не должен беспокоиться о том, что у его гостей будут другие планы на этот вечер.

Или что у нее есть другие планы на свою жизнь.

Рейф ждал Колдера в экипаже Брукхейвенов, оставленном возле дома, где жила мисс Феба Милбери со своей тетей и кузинами. Он пришел сюда, чтобы поговорить с Колдером, а, конечно же, не для того, чтобы взглянуть на Фебу.

Тот факт, что он не мог оторвать свой взгляд от фасада дома, заставлял его ощущать себя дураком.

Рейф принял решение. Он решил отправиться в… ну, куда-нибудь, как можно дальше от новой леди Брукхейвен. Америка подойдет, или Африка. У Рейфа не было средств на проезд, но у него было несколько ценных вещей, которые с каждым мгновением значили для него все меньше и меньше.

В любом случае, он уехал бы после свадьбы, до того, как миледи въедет в дом. Это было важно. Но он не хотел думать, почему.

К тому времени, когда Колдер вышел из дома, Рейф придумал и отбросил тысячу способов поднять в разговоре тему своего отъезда. Все они заставляли его выглядеть чрезвычайно капризным. Но его отчаяние было настолько велико, что все это начинало Рейфа беспокоить.

Колдер забрался в экипаж, не выказав большого удивления от присутствия Рейфа внутри, он только приподнял бровь.

– Я думал, что ты, как обычно, исчезнешь, чтобы я не попросил тебя сопровождать меня куда-нибудь.

Рейф смотрел на своего брата, привязанность и ненависть, испытываемые всю жизнь, боролись в его сердце.

– Ты выглядишь по-другому.

Колдер слегка улыбнулся.

– Я заметил прошлой ночью, что мисс Милбери предпочитает зеленый цвет, так что я разыскал этот жилет в своем гардеробе. Как ты думаешь, она заметила?

Рейф с удивлением и долей страха наблюдал, как его брат на самом деле одернул на себе жилет, стараясь произвести впечатление.

– Ты на самом деле беспокоишься об этом?

Простой изгиб губ, который у Колдера считался улыбкой, не исчез.

– Она – приятная девушка. Я подумал, что мне лучше сделать что-то приятное взамен.

Тот факт, что его брат по-настоящему счастлив по поводу своей помолвки – а не просто удовлетворен завершением сделки – разослал стрелы ярости внутри Рейфа.

Но она моя.

Далее Колдер начал поправлять свой шейный платок.

– Я устроил для нее примерку у Лемонтёра сегодня днем. Думаю, что это хорошая идея, не так ли? Если я буду радовать девушку сейчас, то это увеличит ее привязанность, как ты думаешь?

Рейф задохнулся.

– Ты… ты спрашиваешь меня?

Колдер повернулся, чтобы удивленно посмотреть на брата.

– Разве я не спросил тебя только что? В чем трудность? Я думал, что ты одобряешь мисс Милбери?

Хвала Небесам, что ему не нужно будет встречаться с ней до свадьбы… а затем будет уже слишком поздно. Рейф сумел обрести свой голос.

– Да. Да – визиту к Лемонтёру. Да – я ее одобряю. Да – проклятому тошнотворному жилету.

Колдер нахмурился и вернулся обратно к своему платку.

– Ты не в настроении сегодня. Надеюсь, что ты намереваешься исправить его. Мисс Милбери и ее семья сегодня днем присоединяться к нам.

Его пульс подпрыгнул от мысли снова увидеть ее. Что ж, возможно, он сможет выдержать один обед. Рейф коротко кивнул.

– Конечно же. Обед.

– Да, обед… и я попросил их всех немедленно перевезти вещи в Брук-Хаус.

Это был еще один удар сверх многих за сегодняшний день.

– В Брук-Хаус. – Следующей фразой Колдер сообщит ему, что он решил подтвердить свой союз на публике, и Рейф будет обязан сидеть в первых рядах.

– Я не дурак, – резко проговорил Колдер. – Я знаю, отсутствие внимания с моей стороны привело к тому, что Мелинда отправилась в объятия другого мужчины. – Механические движения одергивания манжет стали немного менее небрежными, но тон Колдера не изменился ни на йоту, пока он говорил о своей покойной жене.

Мелинда Чатсворт Бонневиль была дочерью аристократов, подходящего происхождения, с рождения готовившейся к тому, чтобы выйти замуж за человека высокого положения и богатства. Скромная красавица-брюнетка, с изящными манерами и большими зелеными глазами, она была объектом поклонения общества с того момента, как в первый раз ступила ногой в изысканной туфельке в дверь Олмака.

Колдер вскоре после того, как получил после смерти отца титул маркиза Брукхейвена, решив, что пришло время жениться, – и это было совершенно понятно, говорили все вокруг, искоса глядя на стабильное погружение Рейфа в распущенность, ведь у молодого маркиза нет настоящего наследника – отправился выбирать жену так же тщательно, как любой селекционер сравнивает родословные молодых племенных кобыл.

Женишься на женщине слишком высокого происхождения – и ты, скорее всего, обнаружишь, что твое состояние истощилось на великолепные дома и поместья высокородных и обычно бесполезных новых родственников. Женишься на женщине слишком низкого происхождения – и твой дом окажется заполненным стремящимися наверх родственниками жены, надеющимися взобраться тебе на плечи, чтобы подняться еще выше.

У достопочтенной мисс Бонневиль не было таких нежелательных приложений. Ее родители были разумными людьми, хорошо устроившимися на своих небольших, но процветающих землях. У нее не было раздражающих братьев, сестер или кузенов, чтобы вытягивать деньги или требовать представлять их в обществе, и у нее была безупречная репутация послушной, но здравомыслящей юной леди, которая обладает отменным вкусом.

Колдер приступил к обеспечению этого замечательного приобретения для родословной со своей обычной быстротой и рациональной эффективностью. В течение нескольких недель после ее дебюта, права собственности на мисс Бонневиль были законтактированы и оплачены, и все стороны объявили себя удовлетворенными…

За исключением того, что мисс Бонневиль уважительно попросила отложить свадьбу до конца Сезона с тем, чтобы она смогла полностью насладиться своим первым визитом в Лондон. Колдер, до сих пор получавший все, что просил, снисходительно согласился. Он вписал в свой календарь дату свадьбы в сентябре и быстро вернулся обратно к прежнему увлечению своими фабриками, уверенный, что его отлично выстроенные планы не смогут рухнуть в его отсутствие.

Однако у Мелинды были другие идеи. Оказалось, что она была менее счастлива устройством этой партии, чем ее родители. Она надеялась на несколько Сезонов приятного общества и на легионы поклонников, из которых она будет выбирать на досуге. А теперь ей было всего восемнадцать, она была помолвлена и не так тщательно оберегалась, как другие девушки ее возраста… и очень сердита из-за своего быстрого пленения.

Сначала люди просто шептались, чего Колдер, вероятно, никогда не слышал в своем увлечении. Затем пошли слухи, но он также игнорировал их. Он сам испытал на себе действие ревнивых языков Общества, когда унаследовал так много в слишком молодом возрасте. Он знал, что праздные умы производят слухи для собственного развлечения.

Слухи стали пламенными сплетнями, а сплетни переросли в скандал – и Колдер ничего не мог сделать, кроме как жениться на девушке, которую он так опрометчиво оставил на весь сезон без присмотра. Разорвать помолвку самому означало бы запятнать себя и навсегда погубить ее – и ничто из этого не было желательно вписывать в семейную историю. Униженные родители Мелинды заверили его, что их дочь подобающим образом начнет исполнять роль жены, как только состоится свадьба. Ничего не оставалось делать, как пройти через это и надеяться на лучшее.

Лучшее не произошло. Мелинда, в ярости от того, что ее действия не принесли результата и теперь уже безумно влюбившаяся в мужчину, с которым она встречалась во время своих приключений, продолжала появляться в заголовках колонок для сплетен. Наконец, казалось, все дела немного уладились, и пара даже достигла некоторого счастья – Рейф не знал точно почему, потому что он и Колдер в то время были не в лучших отношениях – пока через два года после свадьбы случился следующий и трагически последний акт восстания со стороны Мелинды.

Это было достойно сцены великого театра – убегающая жена, усмехающийся любовник, уничтоженный муж, и драматический побег по пересеченной местности, закончившийся несчастным случаем с экипажем, в котором погибли оба пассажира. Все это было слишком безвкусно и избито – а невыносимо замкнутый в своей частной жизни Колдер обнаружил себя в самом центре всего этого.

Рейф, который провел ту ночь в энергичных объятиях счастливой замужней женщины, матери шести детей – которые бесстыдно различались по цвету волос и всем внешним признакам, хотя к счастью его собственные черные волосы и карие глаза никогда не появлялись здесь – узнал о трагическом происшествии с Колдером точно таким же способом, каким узнала остальная часть Англии.

Газеты были безжалостны, раскопав каждую деталь старых слухов и сплетен от возмутительного сезона Мелинды, и, ко всему прочему, дополнив любые слабые места дикими предположениями. Колдер обнаружил себя в мучительном положении: его открыто жалела – и хихикала над ним – вся нация. Это было невыносимо для гордого и отчужденного человека.

Рейф упаковал все свои вещи в комнатах, которые он снимал, и Колдер принял его в Брук-Хаусе. Ни один из них не произнес ни слова о трагедии, но Рейф убедил себя, что Колдер оценил видимость поддержки. Это было печальное, молчаливое время.

Решительное и достойное молчание Колдера – и размер его огромного состояния, без сомнения, – в конечном счете, помогло ему пережить шторм скандала. Рейф остался в Брук-Хаусе и старался, как мог, не добавлять топлива в костер слухов. Одно за другим он отбросил свои эгоистичные удовольствия, хотя ни Колдер, ни остальная часть общества, кажется, не заметила этого. Возможно, это просто была собственная форма искупления Рейфа. Дикие выходки Мелинды не были его виной, но он испытывал какое-то горькое развлечение, наблюдая за тем, как Колдер подорвался на собственной ханжеской петарде.

Однако он никогда никому больше не пожелает впасть в это бушующее безумие, и его беспокоило то, что Колдер еще глубже забрался в свою узкую раковину.

Колдер не снял своих черных одежд даже после того, как год траура прошел, и его новое задумчивое поведение ничего не дало для того, чтобы сдержать сплетников, которым все еще нравилось представлять его как объект романтической жалости.

Мысли Колдера, должно быть, следовали по тому же пути, потому что он слегка нахмурился, глядя в зеркало.

– Я не намереваюсь снова совершать ту же ошибку. Вот почему свадьба состоится через несколько недель. Если бы не необходимость оглашения, я бы позаботился об этом завтра.

Рейф некоторое время сидел молча.

– Ты, в самом деле, имеешь это в виду? Ты намереваешься быть настоящим мужем для Фе… мисс Милбери?

Колдер бросил на него косой взгляд.

– Я был настоящим мужем для Мелинды. Она не была мне настоящей женой. Но мисс Милбери не пробыла в городе достаточно долго, чтобы привязаться к кому-нибудь, и я намереваюсь проследить, чтобы у нее не было такой возможности.

– Ты имеешь в виду, что нужно быстро посадить птичку в клетку, – грудь Рейфа напряглась. – Так, чтобы у нее не было возможности взлететь.

– Конечно. Это гораздо эффективнее. Она не будет тосковать по тому, чего у нее никогда не было.

Я бы не стал спорить об этом даже на фартинг, брат мой. Можно очень сильно тосковать по тому, чего у тебя никогда не было.

– Ее кузины также переезжают. Очень скромные и приличные молодые девушки, эти двое.

Другими словами – держись подальше от молодых леди. Рейф отрывисто рассмеялся.

– Я уверен, что так и есть. Тогда увидимся позже.

Он ударил ладонью по замку на двери и вышел из экипажа. Лучше пройтись остаток пути. Когда он закрыл дверь и повернулся, чтобы идти прочь, то услышал что-то такое, что – он мог бы поспорить – никогда не слышал за всю свою жизнь.

Колдер напевал, хрипло и немного фальшиво, но, тем не менее, напевал. Рейф мог предельно честно признаться, что никогда не видел своего брата таким счастливым.

Как символично, что все это делало его самого таким несчастным.

Глава 10

Несколько мгновений спустя после того, как Брукхейвен попрощался, другой джентльмен прибыл в дом на Примроуз-Стрит – некий мистер Стикли, из фирмы «Стикли & Вульф», исполнителей траста Пикеринга.

– Да, конечно… – худой джентльмен с сомнением оглядел их всех, когда леди уселись полукругом лицом к нему в той же самой гостиной, где они принимали Брукхейвена. Мистер Стикли занял значительно меньше места, чем их предыдущий посетитель. – Леди Тесса, вы совершенно уверены, что сам викарий недоступен?

Тесса улыбнулась с таким видом, словно вонзила кинжал в этого человека.

– Викарий отправился в Брук-Хаус с маркизом. Все дела с наследницей Пикеринга остались в моих руках.

Мужчина заморгал.

– Тем не менее…

Улыбка Тессы испарилась. Мистер Стикли постучал пальцами по папке с делом клиента, словно обдумывал, стоит ли подождать до тех пор, пока сможет найтись какой-нибудь представитель мужского пола. Феба восхитилась его силой духа, но затем осознала, что вероятно он был просто слишком близорук, чтобы увидеть, в какой он опасности.

– Сэр, боюсь, что мы просто обязаны уладить эти дела. Видите ли, у мисс Милбери назначена примерка у самого Лемонтёра сегодня днем. Мы… – она махнула рукой в сторону остальных и себя, – также собираемся заказать платья, поскольку мисс Милбери настаивает на этом.

Феба уставилась на Тессу. Эта женщина была невероятна.

– Я настаиваю?

Глаза Тессы опасно вспыхнули.

– Да, ты настаиваешь.

Феба улыбнулась. Внезапно Тесса показалась ей довольно крошечной, и, хм, иллюзорной. В конце концов, леди Тесса не может сравниться с герцогиней Брукмур. А если подумать – то даже с маркизой Брукхейвен.

Улыбка Фебы сделалась кривоватой. Она слегка наклонила голову.

– Для меня большая честь предложить всем вам сопровождать меня на примерку к Лемонтёру.

Глаза Дейдре сверкнули чем-то, что могло сойти за обидчивое уважение, но Софи только пожала плечами.

– Как ты думаешь, это займет много времени?

Мистер Стикли нахмурился, потому что он совершенно понятно не заботился о таких мало необходимых вещах.

– Полагаю, мы должны начать – хотя мне придется внести в отчет, что я желал отложить это до того момента, когда викарий смог бы присоединиться к нам.

– Вы можете вносить все, что угодно, мистер Стикли, – ответила Тесса с многозначительным выражением, – как только вы начнете. А именно – сейчас же.

– Как вы, леди, несомненно, проинформированы, состояние Пикеринга сейчас составляет двадцать семь тысяч фунтов…

Кто-то задохнулся от изумления. Феба внезапно осознала, что это была она. Остальные очевидно были менее пораженными, хотя Софи казалась немного смущенной, словно ей было трудно представить столь возмутительную сумму.

Мистер Стикли повернулся к ней.

– Вы та юная леди, которая помолвлена с маркизом?

Феба кивнула, во рту у нее пересохло. Двадцать семь тысяч фунтов? Это не просто состояние, это баснословное состояние.

Мистер Стикли с неясным одобрением изучал ее.

– Что ж, кажется, вы можете стать победительницей. У меня есть надежная информация о том, что нынешнему герцогу Брукмуру снова стало хуже.

Старый человек умирает. Желудок Фебы перевернулся от того, что это была хорошая новость… но все же она такой и была. Его смерть и ее замужество навсегда освободят Фебу. И она желала этой безопасности больше всего, что она когда-либо хотела.

За исключением Марбрука.

Девушка сумела издать уклончивый звук для мистера Стикли, который кивнул.

– Итак, если мисс Милбери унаследует состояние, то двум другим наследницам достанутся небольшие годовые доходы – я полагаю, это завещание устанавливает, что они получат по пятнадцать фунтов в год… – Он замолчал, потому что даже мистер Стикли должен был осознавать, какая это была незначительная сумма.

Приличная гувернантка получала больше этого, и у нее к тому же была еще комната и питание. Стикли откашлялся.

– Прискорбно, что сэр Хэмиш не рассчитывал на возрастающие расходы… но нет никакой возможности увеличить эту сумму.

Фебе не хотелось встречаться глазами со своими кузинами, но она заставила себя сделать это. Ей нужно было выиграть состояние Пикеринга. Мечта ее отца… желание ее умирающей матери… ее будущее не принадлежало ей, чтобы изменять его.

Дейдре была красива и имела хорошие связи. Она преуспеет сама по себе.

Софи… Софи смотрела в пространство, слегка наморщив лоб. В первый раз в голову Фебе пришла мысль о том, что Софи никогда не рассчитывала выиграть ни одного пенса из денег Пикеринга.

Почему же она тогда была здесь, в Лондоне?

Мистер Стикли снова откашлялся.

– Сейчас, вы должны понять, мисс Милбери, что «Стикли & Вульф» не смогут выпустить наследство из-под опеки до тех пор, пока вы не выйдете замуж, и ваш будущий муж не будет официально назван герцогом. Ни одного слова об этой договоренности не должно покинуть пределы семьи, или все это дело не будет иметь законной силы.

Дейдре нахмурилась.

– Но это именно та часть, которую я никогда не могла понять. Мы все сумели бы поймать герцога, если бы могли помахать перед ним суммой в двадцать семь тысяч фунтов.

О нет. Дейдре не была обижена, даже на самую малость.

Мистер Стикли печально кивнул.

– Совершенно точно. Ваш прадедушка осознавал это. Он желал, чтобы вы заработали это наследство своей собственной изобретательностью.

Конечно же, Феба могла понять гнев Дейдре. Если светлые волосы и сапфировые глаза не считались самыми лучшими ресурсами… что ж, куда же катится этот мир?

– Тогда, что случится с деньгами, если кто-то проговорится? – Все повернулись. Это была Софи, которая заговорила в первый раз с тех пор, как начались слушания. Все глаза обратились обратно к мистеру Стикли, лицо которого покрылось красными пятнами, и он ослабил свой воротник указательным пальцем.

– В том маловероятном случае, если ни одна из вас, леди, не заполучит герцога – или если содержимое завещания просочится за переделы семейного круга – в этом случае…

Мебель заскрипела, когда все четыре женщины наклонились вперед, интенсивность их внимания была достаточно очевидной, чтобы привести в смятение даже такую холодную рыбу, как мистер Стикли. Он начал кашлять, а затем снова прочистил горло.

– В этом случае, вся сумма… ну, сэр Хэмиш имел очень решительные взгляды на акцизные налоги…

Он посмотрел вокруг на их выжидающие лица и беспомощно пожал плечами.

– Он оставил всю сумму контрабандистам.

– Контрабандистам. – Софи опустила глаза и улыбнулась. – Контрабандистам виски, я так понимаю?

Мистер Стикли выглядел так, словно сама идея о том, что вся эта кругленькая сумма отправится в руки грязных преступников, вызывала в нем тошноту.

– Да. Все состояние отправится на оплату штрафов и пени тех людей, которые осуждены за перегонку и транспортировку виски без оплаты законной пошлины.

Феба подумала о портрете сэра Хэмиша, который висел в Торнхолде. С песочного цвета волосами и пронзительными голубыми глазами, да… она могла видеть мятежный дух в этих глазах.

О, посмотри-ка, прадедушка. Я выиграла.

Контрабандисты не увидят ни пенни. Она выйдет замуж за лорда Брукхейвена и, к тому же, сделает это быстро, потому что это означает, что она никогда больше не будет бояться.

Она не отдала бы и волоска со своей головы за роскошные платья или драгоценности, но мысль о том, что ей никогда больше не нужно будет прикусывать свой язычок, или терять сон из-за того, что она слишком много наговорила, или задумываться над случайным шепотом, который она услышала, пытаясь выяснить, знает ли кто-то что-то ужасное о ней – эта мысль заслуживала того, чтобы отдать ей всю себя целиком и сердце в придачу.

Герцогиня Брукмур. Только помни, что ты будешь герцогиней.

Глава 11

Мистер Стикли вошел в строгий, элегантный офис фирмы «Стикли & Вульф», обставленный в классическом стиле, что полностью сочеталось с изящной архитектурой здания на Флит-Стрит. Здесь не было бумаг, загромождавших огромные полированные столы, не было слышно шепота клерков, деловито исполняющих более приземленные поручения в деятельной фирме.

«Стикли & Вульф» имели только одного клиента – одно предназначение в этом мире, можно было бы сказать. За прошедшие двадцать лет единственным занятием «Стикли & Вульф» было оберегание и управление трастом Пикеринга.

Были и другие клиенты, когда основатели фирмы «Стикли & Вульф» заседали в этом офисе. Мистер Стикли-старший был бдительным, внимательным к деталям партнером, в то время как мистер Вульф-старший был очаровательным представителем общества, привлекая новых высокопоставленных клиентов своим остроумием и приятной внешностью. Хотя среди клиентов и преобладали недавно овдовевшие женщины, это – все равно было выгодным бизнесом.

Однако мистер Стикли-младший не был заинтересован в счетах вдов, у которых была раздражающая тенденция на самом деле тратить деньги. Мистер Вульф-младший унаследовал от отца привлекательную внешность и шарм, но не тот врожденный шик, из-за которого его отца принимали даже в высшем обществе – особенно если к обеду было приглашено количество леди, превышающее количество джентльменов.

Мистер Вульф-младший был более склонен к тому, чтобы проводить свои вечера в игорном притоне с девицей легкого поведения на коленях – по крайней мере, пока он был достаточно трезв, чтобы хотеть девицу.

Так что один за другим, большой список клиентов, унаследованный от отцов, был утрачен сыновьями, до тех пор, пока не остался только траст Пикеринга. К счастью, сэр Хэмиш уже давно умер, поскольку его дело могло бы отправиться по тому же пути, куда проследовали дела веселых вдовушек.

По правде сказать, состояние дел замечательно устраивало как мистера Стикли, так и мистера Вульфа. Мистер Стикли холил и лелеял траст, вырастив его до нынешнего удивительного размера, в то время как мистер Вульф с удовольствием проигрывал свой гонорар, потому что всегда получал еще больше. В конце концов, шансы на то, что одна из правнучек Пикеринга поймает герцога, вполне заслуживали того, чтобы на них сыграть.

Стикли уселся в большое стеганое кожаное кресло, которое он так сильно любил и прислушался к желанной тишине безмятежного офиса. К счастью, Вульф редко присутствовал, за исключением случайных визитов, чтобы забрать свою долю для ночных расточительных загулов.

Стикли презирал Вульфа со всей изящной деликатностью человека, который никогда не осмелится таким же образом освободиться от запретов, но он не расстался бы с ним даже за весь мир. Кроме того факта, что ему придется использовать свои личные деньги, чтобы выкупить у Вульфа его половину фирмы, где еще он найдет кого-то, кто будет оставлять его в таком восхитительном одиночестве?

Вот почему, когда Вульф неожиданно влетел в офис час спустя, Стикли сумел посмотреть на бесполезного хама через линзы своих очков с некоторой степенью дружеского презрения.

– Эй, там, Стик. Я здесь, чтобы набить свой кошелек.

Стикли поднялся, не выказывая особой поспешности.

– Твой отец посылал тебя в Итон не для того, чтобы ты пытался уничтожить королевский английский язык.

Он подошел к сейфу, стараясь небрежно держаться спиной к креслу Вульфа. Стикли сменил комбинацию много лет назад, полностью намереваясь поделиться ею с Вульфом, если он попросит, но тот никогда не спрашивал. Следовательно, зачем ставить несчастного, морально нестабильного человека в ужасную ситуацию, связанную с необходимостью воздерживаться от желания очистить место для хранения ценностей?

Стикли вытащил небольшой мешочек с несколькими фунтовыми банкнотами и монетами. Он всегда был слишком щедрым с Вульфом, никогда не урезал содержание его «кошелька», как он называл это. Когда начали поступать прибыли от тщательно инвестированных средств траста, кошелек Вульфа увеличился соответственно.

Стикли и не мечтал о том, чтобы обмануть сына любимого партнера своего отца – хотя это было бы невероятно просто сделать. На самом же деле, на протяжении многих лет Стикли думал о многих способах, чтобы уменьшить гонорар Вульфа, но следовало высоко устанавливать свои моральные стандарты и никогда не позволять им колебаться, или ты потеряешься в грехе.

Стикли никогда не крадут.

Не поворачиваясь, он бросил кошелек через плечо, зная, что Вульф поймает его в воздухе. Сделав это, Стикли закрыл сейф и осторожно восстановил комбинацию, не забывая закрывать своей спиной этот процесс от Вульфа.

Затем он повернулся, ожидая увидеть Вульфа уже направляющимся к дверям. Вместо этого его нелепый привлекательный партнер непочтительно растянулся в парном кожаном кресле, вглядываясь в него прищуренными глазами.

– Ты начинаешь терять свои волосы в молодом возрасте, не так ли, Стик?

Стикли провел ладонью по голове до того, как смог остановить себя. Он резко отдернул руку вниз и проследовал к своей стороне огромного стола.

– Я не имею ни малейшего понятия, что ты имеешь в виду. – Он уселся прямо в центр прекрасного кресла, точным движением подвернув фалды своего сюртука. Затем Стикли поднял глаза и увидел, что Вульф нежно усмехается ему.

– Стик, не позволяй этому расстраивать тебя. Ни один из нас больше не юноша.

Разглядывая бледность, появившуюся на лице своего партнера от распутной жизни, Стикли резко кивнул.

– В самом деле.

– Думаю, что тебе нужна жена, Стик. – Вульф перекатился вперед, чтобы поставить оба локтя на нетронутую промокательную бумагу со своей стороны стола. Промокашка Стикли не была такой идеально чистой, но ведь он на самом деле пользовался ею. – Кто-то, кто подарит тебе пару маленьких Стикли – сына, чтобы унаследовать фирму и дочь, чтобы осветить дни твоей старости.

– Я совершенно доволен тем, что у меня уже есть, – парировал Стикли. – Ты, со своей стороны, можешь только выиграть, если привяжешь себя только к одной женщине. – Меньше вероятности умереть от противного сифилиса или быть застреленным каким-нибудь возражающим мужем.

Он не сказал этого вслух, но Вульф улыбнулся без раскаяния, словно слышал каждое слово.

– Стик, по крайней мере, когда я умру, кто-то это заметит. А ты просто останешься здесь, сидя за столом, до тех пор, пока не превратишься в одну из этих африканских мамок.

– Египетских мумий, – с раздражением поправил его Стикли. – И ты бы знал это, если бы когда-нибудь использовал газету для иной цели, кроме как набивать свои сапоги.

– Я даже этого не делаю. Мой камердинер набивает мои сапоги за меня. – Вульф откинулся назад в кресле и забросил оба вышеупомянутых сапога на промокашку, скрестив ноги в лодыжках. Он переплел пальцы за головой и, слегка нахмурившись, посмотрел на партнера через стол. – Стик, думаю, что я пренебрегал тобой.

Стикли замер. Умоляю, только не говори, что ты желаешь взять на себя больше ответственности за фирму!

Вульф кивнул, словно пришел к какому-то решению.

– Думаю, что мне пришло время взять на себя больше ответственности за фирму.

– Нет! – Стикли почти вскочил на ноги в знак протеста. Затем он заставил себя успокоиться, пока медленно усаживался поглубже в кресло. Не было необходимости паниковать. Это же Вульф, в конце концов. Дай ему страницу цифр, которые нужно подсчитать, и он уснет или сбежит через час.

Стикли сделал глубокий вздох и попытался приклеить на лицо терпеливую улыбку. Должно быть, это ему не слишком удалось, потому что взгляд Вульфа стал немного встревоженным. Отбросив улыбку, Стикли просто поджал губы.

– Вульф, пожалуйста, прости мой… аргумент. Конечно же, ты можешь принять на себя некоторые задачи. Я должен сказать, что со всем этим гвалтом по поводу помолвки мисс Милбери, мне может понадобиться помощь.

Вульф заморгал.

– Одну из девчонок Пикеринга собираются запрячь? Когда это произошло? Они же пробыли в городе всего один день.

Стикли еще крепче сжал губы.

– Они пробыли здесь уже неделю, и, очевидно, этого было достаточно для мисс Фебы Милбери, чтобы обеспечить привязанность некого маркиза Брукхейвена, который, если ты припоминаешь, вскоре унаследует…

Вульф махнул рукой.

– Да, я знаю, кто такой Брукхейвен – вероятно, даже лучше чем ты. – Другой рукой он вытер свой рот. – Для нас это неприятное положение, не так ли?

– Не обязательно. – Стикли вытащил небольшой золотой футляр из нагрудного кармана и снял свои очки. Хотя они были безупречно чисты, он автоматически начал протирать их. – Мы хорошо служили трасту все эти годы. Девушка, несомненно, не будет испытывать необходимости в средствах, если она выйдет замуж за Брукхейвена. Я не вижу причин, почему мы не сможем убедить ее оставить состояние в наших безопасных руках на неопределенный период.

Вульф с жалостью посмотрел на него.

– Стик, ты ничего не знаешь об аристократии, не так ли? Они все нищие, в долгах до корней волос, если, конечно, они у них остались.

Стикли слегка передернуло при напоминании о непостоянстве волос.

– Ерунда. Я прошелся сегодня мимо Бруукхейвена на улице. Он одет самым элегантным образом, и у него просто замечательный экипаж.

Вольф пренебрежительно махнул рукой.

– О, они хорошо скрывают это. Занимают деньги под свои ожидания – так они называют это – но они продолжают занимать снова и снова, и так или иначе, вдруг оказывается, что эти ожидания никогда не приносят плодов. Много земли, мало денег, как я это называю. Я поспорю, что как только Брукхейвен узнает о симпатичном приданом мисс Милбери, он распотрошит его, чтобы поддержать свое разрушающееся поместье и заплатить ровно столько своих долгов в «Уайтс», чтобы можно было занять еще.

Стикли посмотрел на свои руки, которые дрожали на промокашке.

– У него… у него есть разрушающееся поместье?

– У них у всех есть разрушающиеся поместья, старина Стик. Обширные мили, заполненные арендаторами и коттеджами, которым нужны новые крыши и плуги. Двадцать тысяч фунтов мисс Милбери рассеются, как облачко дыма.

Стикли не потрудился поправить сумму, которую назвал Вульф. Что Вульф не знает, то ему не повредит – или не потребует объяснений. Вместо этого он с отчаянием посмотрел на единственного человека в мире, на которого он мог рассчитывать в этот час нужды.

– Вульф, что мы собираемся делать?

Вульф наклонился вперед, его глаза были прищурены.

– Мы собираемся сделать ту единственную вещь, которую мы можем сделать. Мы собираемся расстроить эту свадьбу.

Глава 12

Когда Колдер вернулся в Брук-хаус, он как-то безразлично приказал Фортескью найти для мисс Милбери горничную, умеющую ухаживать за леди. После такого краткой заботе о будущем комфорте своей невесты, не сделав ни одной паузы в своем движении, маркиз исчез в собственном кабинете, чтобы снова погрузиться в заботы о фабриках.

Рейф наблюдал за тем, как его брат уходит, с обеспокоенным недоверием – но, почти не удивляясь – а затем повернулся к дворецкому.

– Форт, мисс Милбери – ну, она не из тех, кто будет жаловаться, даже если ей не понравится та, кого вы ей выберете… просто найдите какую-нибудь молодую и симпатичную, хорошо? Кого-то, с кем она может быть собой, кого-то, с кем она сможет…

Фортескью смотрел на него безо всякого выражения, как он всегда смотрел на Рейфа. Однако в этот раз в этих проницательных бледных глазах за морем отрешенности скрывалась тень догадки.

– Конечно, милорд. Я позабочусь о том, чтобы выбрать кого-то идеально подходящего… как всегда.

В переводе эти слова означали: «Я знаю это, я уже позаботился об этом, и здесь не только у тебя есть глаза».

Рейф упорствовал.

– Я говорю серьезно, Форт. Я хочу, чтобы у нее была веселая горничная, а не одна из тех строгих, скрипучих, старых особ, которые слишком туго затягивают корсет и заставят ее носить туфли, которые жмут, и…

По лицу Фортескью почти промелькнуло какое-то выражение. Это остановило Рейфа на середине предложения.

– Что?

Дворецкий откашлялся.

– Если ваша милость позволит мне сказать, то я уже выбрал подходящую девушку из нынешнего штата прислуги. Патриция не старше мисс Милбери, она разумная и привлекательная девушка, и обладает своего рода… добротой… – Фортескью внезапно замолчал.

Если Рейф не ошибался, то замороженный ублюдок даже немного изменился в лице, став из бледного не-таким-бледным.

Не может подобрать слов? Фортескью? Хо-хо! Возможно, что-то еще, кроме ледяной воды течет по венам обычно невозмутимого дворецкого. Рейф обдумывал возможность подразнить его, но не захотел, чтобы беднягу хватил удар от слишком большого наплыва непривычных эмоций. Кроме того, в настоящее время Рейф испытывал слишком большую симпатию к тем, кто страдал от неразделенной… хм, в общем, от чего угодно.

Рейф позволил себе приподнять один угол губ вверх.

– Ты хороший человек, Форт. Если ты когда-либо захочешь оставить эту обитель рабского труда, то я найму тебя сам.

Так как единственным способом, которым Фортескью мог бы взобраться еще выше нынешнего, захватывающего положения – это поступить на работу к самому Принцу-регенту, то это заявление стало испытанием для апломба дворецкого, из которого он вышел с достоинством, поприветствовав эту шутку словами:

– Я подумаю над этим, милорд.

Рейф обратил свой взгляд на как всегда закрытую дверь кабинета Колдера.

– Видишь ли, Форт, я скоро съезжаю. – Он сделал гримасу. – Нет места незаконнорожденному холостяку в одном доме с новобрачными.

– Я уверен, что его светлость предпочел бы, чтобы вы остались, лорд Рафаэль.

– О, это плохая идея, – выдохнул Рейф, думая о том, что будущая невеста его брата будет жить, и смеяться, и мечтать совсем рядом. – В самом деле, очень плохая.

Фортескью наткнулся на Патрицию, когда она чистила столбик перил у подножия величественной изогнутой лестницы. Девушка работала тщательно, стоя на коленях на полу, чтобы добиться досконального блеска всех изгибов, согласно требовательным стандартам Брук-Хауса.

Фортескью смотрел в безмолвном очаровании, как это занятие заставляло ее зад заманчиво раскачиваться в воздухе. Пялиться на горничных было против всех правил в этическом кодексе дворецкого. К несчастью, с того момента, как он услышал мелодичные ирландские переливы голоса Патриции О’Малли, интересующейся работой у входа для слуг за кухней, Фортескью обнаружил, что полностью не способен контролировать эту притягательность. Скрывать – да. Но контролировать, отрицать ее, обходиться без нее – нет.

Он последовал за этим нежным голосом с того места, где стоял в ожидании, чтобы забрать поднос с завтраком маркиза, и спрятался за нетерпеливым лакеем, который открыл дверь.

– Тогда убирайся отсюда, – приказал этот тип одетой в плащ фигуре, которая стояла, окутанная утренним туманом и скромным достоинством. – Нам здесь не нужны ирландцы.

При этих словах ее голова резко поднялась, дав возможность Фортескью увидеть алебастровую красоту лица и решительно сияющие зеленые глаза.

– Нет злодеяния в том, чтобы приехать из Ирландии, – холодно заявила девушка ухмыляющемуся лакею. – Хотя вам следует молить Бога, чтобы он простил ваше тщеславие.

Лакей сделал движение, чтобы закрыть дверь перед лицом говорившей. Фортескью удержал ее одной рукой, не осознавая, когда успел подойти так близко.

Прекрасная Патриция – которая сняла свой плащ, чтобы открыть волосы цвета солнечного заката, Боже помоги ему! – заняла должность самой младшей горничной с величавой благодарностью, хотя весь остальной штат прислуги смотрел на это с потрясением и изумлением. Брук-Хаусу не нужны были слуги, и, конечно же, не нужна была какая-то обычная ирландка, только что сошедшая с корабля.

Конечно же, ни у кого не хватило храбрости противоречить Фортескью, хотя все могли вдоволь посплетничать об этом между собой.

Он не должен был этого делать. Это было неслыханно на таком уровне служебного положения. Она была одним из тех необразованных созданий, которые считают себя достаточно счастливыми, если находят изнурительную работу на фабрике, не говоря уже о том, чтобы влиться в ряды создаваемого поколениями самого высшего класса прислуги в Британии.

И теперь, уже нарушив так много неписаных правил, он разрушал все большее их количество, позволяя своему взгляду бродить по ее гибкой фигуре, стоящей на коленях перед ступенькой. Ее внешность, переливы ее голоса – он был не в состоянии отрицать, что становился отчаянно слабовольным от малейшего вдоха девушки.

Блестящие волосы Патриции большей частью скрывались под пристойным чепцом, а униформа горничной Брук-Хауса не предназначалась для того, чтобы очаровывать, но даже все это не могло скрыть ее мягкой грации, или того, как ее темно-рыжие ресницы ложатся на прекрасные бледные щеки, или того, как движется ее тело, пока она чистит…

Девушка заметила его и застыла, глядя с изумлением. Фортескью сжал за спиной руки в кулаки и понадеялся, что взгляд не выдает ни одну из его эротических мыслей.

Через мгновение она подняла свои прекрасные брови.

– Мистер Фортескью… сэр? – Он заставил ее нервничать. Конечно, она тоже кое-что знала о нем – то что он возглавляет штат слуг и является человеком, от которого зависит ее будущее.

К счастью она хорошо справлялась с поручениями, хотя и не была специально обучена. Но это не продлится долго – не потому, что она не сумеет выполнять свою работу. Даже сейчас он замечал, что ее связи с родиной тянутся за ней, словно нити мечты. Она приехала, чтобы найти работу, чтобы помочь своей семье, но она не собирается здесь оставаться.

Если только он не совершит что-то, что сделает желание остаться непреодолимым.

Через мгновение он прочистит свое сухое горло. Через мгновение он будет в состоянии говорить, не напоминая изголодавшегося по любви, запинающегося школьника. Наконец его тело неохотно повиновалось. Фортескью откашлялся.

– Доброе утро, Патриция.

Ее взгляд метнулся к передним окнам в холле, затем обратно к нему.

– Добрый день, сэр.

День. Конечно же. Он продолжал смотреть на нее с каменным выражением лица, не в состоянии думать о том, что пришел сказать. Взгляд девушки из любопытного стал обеспокоенным. Фортескью мог видеть, как она забеспокоилась, что слишком далеко зашла, мягко поправив его.

Господи, она так прекрасна…

И так молода, и настолько в его непосредственном подчинении. Он стоял выше нее. Он был выше безвкусных связей с горничными. Его жизнь – это его служба маркизу. Он был почти рядом с самыми высокими на самой вершине, на высшей точке своей карьеры. Он был лучше, чем все это.

Горничная леди. Отлично.

Фортескью снова откашлялся, осознавая, что от этого стал похожим на надутого семидесятилетнего старика.

– Его светлость официально объявил о своей помолвке с мисс Милбери.

Девушка улыбнулась в ответ, преобразившись за одно мгновение из ошеломляющей до захватывающей дух красавицы. О, на самом деле, с ним творилось что-то ужасное. За двадцать лет безупречной службы он ни разу не похлопал по заднице даже свою бухгалтерскую книгу – но все, что он хотел сейчас сделать, это утащить девушку в ближайшую кладовку для белья и…

– Это хорошие новости, сэр. Не хорошо для мужчины быть так долго одному.

– Что? – Он задохнулся. Она говорит о маркизе. – О… да. Свадьба состоится достаточно скоро. – Скандально скоро, но он был не в том положении, чтобы заявлять о своем мнении в настоящий момент. – В действительности, мисс Милбери и ее семья немедленно переезжают в Брук-Хаус, чтобы начать приготовления.

Ее улыбка стала еще шире.

– Присутствие многих прекрасных леди, несомненно, украсит дом, не так ли, сэр?

– В самом деле. – Он уже был ослеплен. Фортесью упорно сжимал кулаки, еще сильнее вдавливая пальцы в потеющие ладони. – Как оказалось, мисс Милбери в настоящее время не имеет своей собственной горничной. Я подумал, что ты подойдешь.

Ее улыбка исчезла от изумления. Нет, от совершенного потрясения.

– Я, сэр? – Она заморгала, глядя на него? – Я-я?

Все домашние восстанут от такого беспорядочного назначения. Сама мисс Милбери вполне вероятно может возразить, и если маркиз потрудится заметить, то и он, несомненно, возразит. Фортескью это просто не заботило.

– Тебе нужно начать немедленно. Вещи мисс Милбери уже по пути сюда. Полагаю, ты знаешь, что нужно делать с этими вещами? – строго спросил он.

Она сразу же закрыла рот, вырванная из своего потрясения, что и было его намерением.

– Я буду стараться, сэр.

Он коротко кивнул.

– Тогда все хорошо. – Фортескью резко повернулся и зашагал прочь, до того, как он полностью потеряет контроль над собой. Но один раз он все же оглянулся, увидев, как она безвольно прислонилась к столбику, с недоверием качая головой.

Даже тогда, она была самым прекрасным созданием из всех, кого он когда-либо видел.

Он был полностью обречен.

И он никогда не ощущал себя настолько живым.

Глава 13

Вход в ателье к Лемонтёру не был отмечен ничем особенным, просто еще одна элегантная дверь среди более привычных магазинов на Стрэнде. Однако Тесса прошагала к прекрасной резной двери, энергично постучала дверным молотком в форме птицы и выпрямилась во весь рост.

Несомненно, все это она проделала в ожидании того, что кто-то пройдет мимо и увидит ее входящей в дверь самого исключительно портного. Феба подумывала о том, чтобы поаплодировать, но решила, что Тесса может и не увидеть в этом юмора.

Дверь открыл весьма недурно выглядящий молодой лакей, на которого, казалось, вовсе не произвели впечатления разнообразные образцы женской красоты, ожидающие снаружи.

– Добрый день, – начала Тесса. – Я…

Слуга даже не взглянул в сторону Тессы, вместо этого устремив свой пристальный взгляд исключительно на Фебу.

– Лемонтёр сейчас примет вас, мисс Милбери. Ваши… друзья могут сопровождать вас, если вы так желаете.

Вот это да. В конце концов, здесь может быть даже интересно. Затем Феба уловила закипающую ярость на лице Тесы. Последнее, что хотела девушка – это дать Тессе еще одну причину, чтобы нападать на Софи.

Феба невозмутимо посмотрела на молодого человека.

– Я полагаю, что моей тете не позволили закончить предложение, – с мягкой настойчивостью произнесла она.

Глаза слуги слегка блеснули.

– Конечно же, – ответил он, низко кланяясь Тессе. – Но леди Тесса не нуждается в представлении кому-либо, у кого есть вкус. – Ирония этих слов была спрятана очень глубоко, но Тесса никогда не была настолько проницательна.

Тесса прихорошилась, Дейдре закатила глаза, а Феба выдохнула с облегчением. Софи с отсутствующим взглядом казалась полностью отстраненной от всего этого, словно ее тело присутствовало, но сознание блуждало где-то далеко.

Я знаю это выражение в глазах. Я выгляжу так же, когда играю роль мисс Милбери, идеальной дочери викария.

Молодой человек провел их в вестибюль и взял у них шляпки и накидки. Затем дам проводили в элегантную комнату с занавешенным возвышением с одной стороны. Слуга низко поклонился.

– Лемонтёр присоединится к вам через мгновение.

Несмотря на свое положение, Феба начала ощущать некоторое предвкушение. Она никогда по-настоящему не выбирала сама себе платья, потому что сначала их заказывала для нее кухарка, когда Феба была маленькой, а затем викарий заставлял – то есть влиял на ее выбор после того, как девушка выросла.

Дверь открылась, и вошел очень любопытный джентльмен. В отличие от блестящего красавца лакея, он был низеньким, подвижным человеком с озорными чертами лица и сияющими глазами. Фебе он немедленно понравился. Тесса вскочила на ноги, ее лицо расцвело улыбками. Господи Боже, Феба и не знала, что лицо Тессы может делать такое!

– Мистер Лемонтёр! Благодарим вас за…

Мужчина поднял руку.

– Только Лемонтёр. Это больше, чем титул или фамилия, знаете ли.

– Le Menteur[9]. Ле Монтёр. Лжец. – Выдохнула Софи. Судя по выражению на ее лице, когда мужчина с восхищением повернулся к ней, она не хотела переводить это слово вслух.

– Ну, конечно же! – Лемонтёр наклонил голову, улыбнувшись Софи, словно она была его самым дорогим новым другом. – А вы можете догадаться, почему такой честный человек, как я, взял такое имя?

Очевидно, Софи знала ответ. На ее лице было написано «хорошая ученица», но все же она заколебалась. Феба наклонилась вперед, потому что она ужасно хотела узнать это.

Тесса нетерпеливо пошевелилась.

– Сэр, мы…

– Ну же, дорогая, – ласково обратился Лемонтёр к Софи.

Софи сжала губы, бросив взгляд на Тессу. Затем она снова перевела взгляд на Лемонтёра.

– Потому что вы – иллюзионист. Вы заставляете людей – женщин – выглядеть привлекательнее, чем они есть.

Лемонтёр потянулся за рукой Софи и склонился, чтобы поцеловать ее.

– Наконец-то кто-то понял. Только я предпочитаю думать, что заставляю их выглядеть прекраснее, чем, по их мнению, они могут быть. – Затем он оживленно выпрямился и оглядел их всех по очереди.

– Мисс Милбери. Мисс Кантор. Мисс Блейк. И конечно же, незабываемая леди Тесса. – Он медленно прошелся между ними, изучая их со склоненной головой. Феба ощутила потребность сесть как можно прямее. Дейдре казалась скучающей, хотя Феба знала, что она так же возбуждена, как и все остальные. Софи с любопытством оглядывала комнату, словно оценка Лемонтёра не имела к ней никакого отношения. Но портной остановился в первую очередь перед ней.

– Какая изящная форма, – воскликнул он.

Тесса выпрямилась.

– Сэр, к несчастью, моя племянница похожа на па…

Лемонтёр обернулся к Тесе, полный артистической ярости.

– Ваша племянница – мечта портного, нетронутый холст, с фигурой такой чистой элегантности и утонченности…

Он поднял вверх руки и повернулся обратно к Софи.

– Вы сможете стереть всех остальных из умов в Обществе, если захотите этого, моя дорогая. Все, что вам нужно – это сказать мне одно слово, и я сделаю вас своей музой, своим pièce de résistance[10], своим шедевром!

Софи отпрянула назад от вспышки поклонения маленького человека. Сомнение и надежда сменяли друг друга на ее лице.

Тесса начала бледнеть от ярости. Наконец, Софи покачала головой.

– Я должна отказаться, – неуверенно проговорила она. Затем девушка бросила единственный горячий взгляд на Тессу.

Лемонтёр взял ее руку и слегка похлопал по ней.

– Все в порядке, малышка. – По каким-то причинам это не прозвучало полностью абсурдно, хотя Софи и возвышалась над ним. – Вы придете навестить меня, если передумаете?

Затем мужчина повернулся обратно к Фебе

– Мисс Милбери, не будете ли вы любезны подняться? – Он взял ее за руку и подвел к круглому возвышению, оставив девушку там, словно неохотно выполняющую все это куклу. Вокруг платформы стояло большое количество отодвинутых от нее высоких зеркал, в настоящий момент закрытых белой тканью.

– Я не хочу, чтобы меня отвлекали отражения, – пояснил Лемонтёр, когда увидел, что девушка смотрит на них через плечо. – А сейчас – не двигайтесь.

Феба выпрямилась настолько, насколько это было возможно, внезапно с ужасом осознав каждый возможный недостаток в своей внешности.

Лемонтёр кружил вокруг нее, бормоча слова.

– Да, да, грудь очень хороша, талия божественная, бедра, помоги нам небеса… не беспокоиться, не беспокоиться… есть способы…

Так как было совершенно очевидно, что он говорит не с ней, то Феба сильно забеспокоилась. Ее бедра? Она никогда не думала о них! Девушка подавила желание провести руками по своему телу, чтобы убедиться, не появились ли у нее загадочным образом еще большие бедра. Возможно, ей нужно было отказаться от этой второй пышки за чаем…

Портной обошел Фебу кругом и вгляделся в ее лицо.

– Изумительная кожа. Вы очень прилежно носите свою шляпку. – Он надолго задумался, постукивая пальцем по губам. – Какие цвета…?

Тесса заговорила с другого конца комнаты, откуда, как Феба осознала, все остальные наблюдали за ними с неугасающим вниманием.

– Мистер Лемонтёр, полагаю, что Брукхейвен предпочитает голубой цвет.

Лемонтёр бросил на Фебу многострадальный взгляд. Феба полностью симпатизировала ему. Не поворачивая головы, мужчина заговорил громче, чтобы ответить Тессе.

– Все знают, что Брукхейвен предпочитает голубой цвет, миледи. Но какой оттенок голубого лучше всего? Небесно-голубой? Ляпис-лазурь? Бирюзовый? Самый насыщенный ярко-голубой? – Он бросил уничтожающий взгляд через плечо. – Будьте любезны, позвольте мне подумать?

Лемонтёр повернулся обратно к Фебе с легкой улыбкой на губах, которая рассказала ей о том, что он забавляется происходящим.

– Теперь, моя дорогая, сообщите мне – потому что мы должны обратиться не только к тем цветам, которые нравятся его светлости – что, в вашем восприятии, привело его к тому, что он сосредоточил все свое внимание единственно на вас?

– Я … у меня нет даже самого туманного понятия. – Девушка отвела взгляд. – Я никогда не встречалась со своим женихом до помолвки… но я знаю, что он выбрал меня по рекомендации своего брата. – Это было очень унизительное признание.

Лемонтёр приподнял бровь.

– В самом деле? Марбрук? – Вторая бровь присоединилась к первой. – В действительности, это дало мне… – Мужчина оборвал произносимую шепотом мысль, хлопнул в ладоши и улыбнулся. – Да. Да, я придумал. У меня есть кое-что, что подойдет для этого вечера. Оно предназначалось для леди Рирдон, но она поймет, когда я расскажу ей все. Она верит в настоящую любовь, знаете ли. – Его глаза засверкали.

Настоящая любовь? Маркиз, конечно, был представительным человеком, но это было уже преувеличением. Но опять же, какое имеет значение, что подумают люди?

– Я пришлю его, как только подошью подол, вместе с некоторыми другими вещами. А сейчас идите. Прочь. Приходите через два дня на свою первую примерку.

– Через два дня? – Феба заказывала не так много платьев за свою жизнь, но она знала, что обычно требуется больше времени.

– Мне не платят по часам, как какой-нибудь занимающей низкое положение швее! – Он согнал ее с возвышения обеими руками. – Уходите. Все вы. Я должен работать.

Феба подчинилась, спрыгнув с возвышения и присоединившись к остальным. Тесса в замешательстве уставилась на Лемонтёра.

– Уходить? Но что насчет наших…

Лемонтёр сложил руки на груди и закатил глаза.

– Кэбот!

Красивый молодой человек появился из ниоткуда, чтобы проводить их всех из комнаты. Как только дверь закрылась, он соизволил холодно улыбнуться дамам.

– Глазу мастера не требуется таких приспособлений, как измерительные ленты. Мисс Милбери, ваше приданое будет готово через два дня. Больше не будет ни одной примерки, если только ваша фигура не изменится. – Он кивнул остальным, не в полной мере поклонившись, но все же более уважительно, чем прежде.

Тесса забормотала:

– Но я должна проконсультироваться насчет цветов и стилей…

Взгляд Кэбота стал абсолютно ледяным.

– Миледи, если вы желаете обычное платье, то, возможно, вы захотите пойти в другое место.

Тесса быстро сглотнула.

– Нет, нет, конечно нет. Э-э, пожалуйста, поблагодарите мистера Лемонтёра за нас.

Они ушли. Феба теперь обдумывала возможные причины, стоявшие за тем, почему Брукхейвен выбрал именно ее, Тесса была необычно подавлена, Дейдре демонстрировала удивленную полуулыбку, а Софи выглядела очень задумчивой – но при этом полностью присутствующей здесь.

– Как, вы думаете, ему удается шить платья без измерений? – рискнула спросить Софи, когда резная дубовая дверь закрылась за ними.

Дейдре пожала плечами.

– Я не имею понятия. Но разве это имеет значение? Его платья всегда превосходны, так что он должен знать свое дело.

Они прошли мимо другого магазина, в котором в окне были выставлены принадлежности для джентльменов. Взгляд Фебы привлекла булавка для галстука, темно-желтый топаз, оправленный в золото, который подмигнул ей, напомнив мерцающие карие глаза Марбрука. Девушка ощутила импульс купить ее и подарить ему.

Тебе не разрешается дарить подарки Марбруку. Все твои подарки теперь должны предназначаться Брукхейвену, и только ему.

Этот факт прояснил для нее нынешнюю ситуацию, как ничто другое прежде. Она никогда больше не сможет развлечься с другим мужчиной – до конца ее жизни или жизни Брукхейвена.

Некоторые женщины не стали бы считать себя настолько связанными клятвами, но Феба не была одной из них. Если – когда – она выйдет замуж за Брукхейвена, она вечно будет соблюдать эти клятвы и никогда не станет оглядываться назад.

Девушка решительно отвела взгляд от булавки для галстука с топазом и поискала что-нибудь, что могло бы подойти Брукхейвену. Через мгновение Феба нашла такую булавку, и она заставила ее улыбнуться. Это была золотая фигурка, человек с бычьей головой, мифический Минотавр. Не было никакой разумной причины, почему она должна была напоминать ей о Брукхейвене, но это было так.

До того, как она смогла позволить себе передумать, девушка быстро зашла в магазин и купила эту булавку для него. Она подарит ее ему сегодня вечером.

И если она также заставит его улыбнуться, то тогда Феба будет уверена, что сделала правильный выбор.

И что именно ты выбрала правильно – мужчину или булавку?

Что же, сейчас лучше было не думать об этом, не так ли?

Глава 14

Рейф знал, что он не должен был слоняться здесь, на улице, где полным-полно магазинов, надеясь увидеть Фебу хотя бы мельком, когда она будет выходить от Лемонтёра. Он знал, что идет по опасному пути, но, тем не менее, все равно обнаружил себя тут.

А затем появилась и она, на другой стороне улицы. Ее тетя и кузины на мгновение засуетились вокруг нее, закрывая ему обзор. Затем они пошли дальше, в то время как Феба остановилась перед другим магазином.

Она была всего лишь еще одной хорошенькой девушкой, в ярости напомнил Рейф себе. Девушкой в шляпке, делающей покупки со своей семьей. Не было причины объясняющей, почему его пульс участился, а мир сузился до нее одной, причины, по которой его ноги сделали шаг вперед с тротуара, на улицу…

Крик вернул его в реальный мир как раз вовремя, чтобы успеть отпрыгнуть назад с пути быстро движущейся повозки. К тому времени, когда Рейф снова твердо стоял на ногах, Феба уже ушла.

Проклятие. Или, возможно, это к лучшему. Теперь он увидит ее сегодня вечером во время обеда, окруженную семьей и слугами. Это будет безопасный способ встретиться с девушкой.

В конце концов, это был всего лишь один вечер – только один час этого вечера, в действительности.

Итак, она предпочла Колдера. Что из того?

Откуда ты знаешь, кого она предпочла? Ты же не спросил ее.

У него едва ли был шанс на это, не так ли? Колдер действовал с несвойственной ему импульсивностью – или это была только обычно проявляемая Колдером решительность? Что, если Колдер любит ее?

Господи. Рейф провел рукой по лицу. Колдер так долго был таким одиноким. Рейф сомневался, что его брат хотя бы прикасался к женской руке после того, как умерла Мелинда.

Может ли он с чистой совестью забрать ее у Колдера?

А что, если Феба на самом деле предпочитает Колдера? Рейф прищурил глаза, пытаясь разобраться с этим в своем сознании. Да, он понравился ей, мужчина был уверен в этом – но, возможно, это была только симпатия. У него была очень сильная реакция на эту девушку. Но что, если ее реакция была основана всего лишь на шампанском и облегчении от того, что ее только что спасли от унижения?

Мысль о том, что меньше чем через две недели мисс Феба Милбери проведет брачную ночь в объятиях Колдера, приводила его в ярость.

Рейф стиснул зубы.

Всего лишь две недели остались до свадьбы. Затем она будет женой Колдера, и даже шаткие моральные принципы Рейфа не позволят ему пасть настолько низко.

Он надеялся, что не позволят.

Феба вышла из магазина с подарком в ридикюле, оглядываясь вокруг в поисках остальных. Рядом с магазином для джентльменов был магазин шляп – в самом деле, небольшой удачный прием в умении торговать, учитывая, что не многие джентльмены по-настоящему обладают терпением, требующимся для надлежащей покупки шляпки.

Когда Феба заглянула в витрину, то заметила, что Тесса и Дейдре радостно вовлечены в оживленные дебаты по поводу… перьев? Даже Софи мечтательно поглаживала миленькое творение из соломки и лент. Какое развлечение! Феба подошла к двери и даже положила руку на ручку…

До тех пор, пока она не ощутила запах шоколада.

Шоколад был одним из ее тайных грехов – на самом деле, единственным ее грехом в эти дни, если не считать тенденцию к невысказанному вслух сарказму. Ей кое-как удавалось скрывать случайные язвительные мысли, которые возникали в ее сознании, но она никогда не могла полностью побороть стремление к некоторым расточительно-приятным вещам. В Торнтоне ей не был доступен большой выбор конфет – кроме желе с розовыми лепестками – и к тому же викарий не принадлежал к тем, кто тратит деньги на подобную декадентскую роскошь. Так что возможности Фебы предаваться именно этому недостатку были редкими и недолгими.

Бросив еще один тоскующий взгляд в сторону магазина шляп, Феба отправилась искать источник этого восхитительного запаха.

И вот перед ее глазами возникло чудо, состоящее из удовольствия и потакания своим слабостям. Кондитерская, настоящий магазин сладостей из тех, о которых она только слышала. Крошечное место, не больше, чем рыночная палатка, но он был от потолка до пола заполнен грехом обжорства – этот грех сверкал от кристаллов сахара, он был окрашен во все цвета радуги. Головокружительный запах сахара и какао просто опьянял, заставив колени Фебы ослабеть от желания.

Женщина выскочила из-за стойки с красными завитками. Розовые щеки и седые волосы делали ее похожей на еще одну конфету. Ее голубые глаза сверкали, а на щеках от улыбки появились ямочки, когда взгляд женщины упал на такую алчную покупательницу.

– Зашли получить удовольствие, не так ли, милая?

Феба немедленно влюбилась – в магазин, в его владелицу и во многие ряды блестящих удовольствий перед ее глазами. От янтарной карамели до самого темного, кофейного цвета шоколада, все выглядело совершенно и полностью божественно.

В ее ридикюле был свободный фартинг – «свободный» означало, что он не должен был быть потрачен немедленно на что-то полезное. Монетка пропела ей на самой сладкой ноте: «Потрать меня!»

Через минуту Феба виновато кралась туда, откуда пришла, с маленьким бумажным пакетиком купленных конфет и с первым вкусом шоколада на языке. О, столько лет прошло. Она должна съесть их очень быстро, потому что могла себе представить, что Тесса скажет об этом. Для Тессы фигура была важнее всего. Ничему – ни вину, ни говядине, ни пирогам – не было позволено вставать между женщиной и самой тугой шнуровкой ее корсета.

Феба повернула за последний угол – и почти подавилась своей первой конфетой. Три ее компаньонки с любопытством уставились на нее.

– Где ты была? – Тесса прищурила глаза. – Что у тебя там?

С маленьким молчаливым писком от чувства потери, Феба уронила бумажный пакет на тротуар позади себя и наступила на него. Затем вытянула руки перед собой.

– Совершенно не представляю, что ты имеешь в виду. Я только разыскивала наемный экипаж, который отвезет нас домой.

Тесса уставилась на нее с кислым выражением лица. Феба с тоской подумала о лимонных леденцах.

– Хмм. Хорошо, полагаю, мы должны начать наши приготовления к этому вечеру. Немедленно отправляемся домой.

Феба позволила увести себя, бросив только один тоскующий взгляд через плечо на восхитительный грех, оставшийся незавершенным, раздавленным на тротуаре.

Через бродящую вокруг толпу ей вдруг показалось, что она увидела, как кто-то остановился и поднял ее брошенный бумажный пакет. Затем юбки и зонтики заслонили происходящее от нее.

Феба вдохнула. Когда она научится? Грех не окупается.

Глава 15

Спальня хозяйки в Брук-Хаусе была огромной женской фантазией из кремового шелка, обрамленная мерцающим золотым бархатом. Здесь было три комнаты, если считать просторную гардеробную с многочисленными вешалками, чтобы вместить гораздо больше платьев, чем Феба могла себе представить, не говоря уже о том, чтобы иметь.

Вместе с примыкающей к ней гостиной, спальня была больше, чем весь первый этаж Торнхолда. В двух каминах, расположенных друг против друга, горел яркий огонь, разгоняя весеннюю прохладу в воздухе, что также делало комнату немного теплее, чем в Торнхолде. Феба прошлась по комнате, почти боясь прикасаться к хрупким хрустальным бутылочкам на золоченом туалетном столике или к изящной перламутровой отделке на утонченном секретере. Она никогда в жизни не видела такого великолепия. Казалось, все это предназначено для кого-то другого, не для нее.

Девушка избегала смотреть на другой дверной проем, благоразумно устроенный в раскрашенной панели с определенной точностью. В комнате ее милости находилась собственная дверь в покои его милости, расположенные по соседству.

Острожное покашливание донеслось от двери.

– Конечно же, пока вы остановитесь не здесь, мисс Милбери, – одобрительно произнес Фортескью, высокий и чрезвычайно корректный дворецкий Брук-Хауса, когда заметил ее застенчивое избегание этой проклятой двери. – Но я подумал, что вам может понравится, если вы увидите, где ваша милость будет жить после свадьбы.

Ваша милость. Он говорил о ней, Фебе Милбери, дочери викария – будущей герцогине Брукмур.

Прекрасная комната, казалось, сомкнулась вокруг нее. Ревущее пламя – неужели его разожгли только для того, чтобы обогреть комнату для этой экскурсии? – казалось, поглотило весь воздух в помещении. Феба закрыла глаза от волны страха и прижала руку к сжавшемуся горлу.

Фортескью мог подумать, что ее поступки – это доказательство девичьих страхов перед супружеской постелью, в конце концов, эта самая постель надвигалась на нее, как громадная золотая баржа посреди моря, представленного ковром цвета пшеницы! – но Феба не беспокоилась о его мнении. Ее пугала вовсе не брачная ночь.

Ее пугало само замужество.

Викарий, Тесса, Дейдре и Софи – все они были сейчас в своих комнатах, устроившись, чтобы остаться в этом доме до свадьбы.

Что до нее, то она останется здесь и после свадьбы.

Навсегда.

Феба никогда не покинет Брук-Хаус, за исключением того, чтобы отправиться в какой-то другой из домов своего мужа. Она попрощается с кузинами, тетей и отцом после свадьбы, и они уедут, а она останется… навсегда.

Это слово продолжало оставаться в ее сознании, цепляясь за него, словно сломанный ноготь за красивую ткань. Это дело с браком было такое… постоянное. Что, если в будущем ей не понравится Брукхейвен? Что, если она, в конечном счете, начнет ненавидеть его?

Навсегда.

Девушка повернулась спиной к прекрасной комнате и открыла глаза. Выдавив из себя слабую улыбку, она сделала вдох.

– Все это так замечательно. А теперь вы проводите меня в мою комнату?

Фортескью вел ее по коридору, мимо многих дверей к одной из них, расположенной на достаточном расстоянии от его милости, чтобы успокоить ее девственные страхи.

Феба выдохнула от облегчения, увидев перед собой симпатичную, но не слишком маленькую комнату. Она была достаточно просторна, с прекрасной мебелью, но было совершенно очевидно, что это была комната для гостей, а не помещение, годящееся для королевы.

Кровать была большой и щедро завешенной бледно-зеленым бархатом, но все же намного скромнее, чем в комнате маркизы, а стены были оклеены белыми обоями с изящно нарисованными виноградными лозами, бегущими от пола до потолка. Узорчатый ковер тоже был зеленым, но более темного оттенка, а мебель сделана из элегантного розового дерева, большей частью без каких-либо украшений.

Если предыдущая комната была золотой клеткой, то эта выглядела как садовый павильон. Из ее окна даже открывался вид на сады со скульптурой, расположенные позади Брук-хауса.

Веселый огонь потрескивал в миниатюрном камине, приветствуя Фебу в комнате, в которой она могла бы жить вечно. На этот раз она повернулась к дворецкому с искренней улыбкой на лице.

– Как красиво! Благодарю вас, Фортескью!

– Вы обнаружите, что ваши вещи уже разобрали, – ответил ей Фортескью. – Я назначил девушку для вас на некоторое время. Я уверен, что вы скоро выберете свою собственную горничную, но пока вы увидите, что Патриция – разумная и обучаемая.

Ее собственная горничная. От нищенки до принцессы за несколько часов. Неужели только этим утром она приняла предложение Брукхейвена?

Нет, ты приняла предложение Марбрука. Просто случилось так, что вместо Марбрука к этому предложению прилагался Брукхейвен.

– Если вы одобряете это, мисс Милбери, то я хотел бы представить вам весь штат прислуги – после того, как вы отдохнете, конечно же.

О, ужас. Она будет шествовать перед слугами, и от нее буду ожидать, что она запомнит имя каждого и его положение.

– О нет, – выпалила Феба. Затем она восстановила на своем лице слабую улыбку. – Думаю, что предпочту подождать до тех пор, пока я официально не стану хозяйкой дома. До тех пор я всего лишь гость, как и все остальные.

– Как пожелаете, мисс Милбери. – Фортескью даже не моргнул, но теперь неодобрение исходило от каждой клеточки его тела. Он на самом деле был совершенным фоном для лорда Брукхейвена, не так ли?

В другое время, в другом месте Феба, возможно, оказалась бы запуганной этим элегантным слугой. Но сейчас Фортескью и его мнения были наименьшей из ее забот.

Девушка вздохнула и подошла к туалетному столику, чтобы положить на него свой ридикюль. Там находилась плоская, обтянутая атласом и перевязанная лентой коробочка, по размеру примерно равная серебряному подносу.

– Что это?

Фортескью заморгал.

– Боюсь, что я не знаю, мисс Милбери. – Феба могла бы сказать, что это обеспокоило его. – Возможно, подарок от его милости?

– О. – Этот краткий гласный звук вызвал слишком большое беспокойство у Фортескью, поэтому Феба снова обратилась все к той же проклятой улыбке и открыла коробку.

– О!

Она была наполнена от края до края, в два ряда, большим количеством шоколада, чем Феба когда-либо видела за пределами кондитерской этим утром. У нее просто раскрылся рот от такого щедрого количества конфет.

– Это должно быть… – Стоит целое состояние. Глупое утверждение в таком величественном доме, как этот. Не сумев скрыть свое изумление и ликование, Феба повернулась к Фортескью, задыхаясь от восхищения. – Как он узнал? Я не думала, что кто-то на земле знает, как я люблю шоколад!

Фортескью смотрел на коробку с ледяным оцепенением.

– Э… его милость может быть очень проницательным.

Феба задумчиво прикоснулась пальцами к покрытой атласом крышке. Если Брукхейвен уже догадался о чем-то столь личном в отношении нее…

Весь день она пребывала под впечатлением, что Брукхейвен испытывает очень мало настоящего интереса именно к ней. Возможно, Феба ошибалась. Возможно, он просто испытывает трудности с выражением своих эмоций.

Да, любой, кто делает такие прекрасные жесты, заслуживает больше шансов, чем она до сих пор предоставила ему. Конечно, он не его брат – ну и что из того? Марбрук – привлекательный, любящий флиртовать молодой человек, который, вероятно, играет с привязанностями дюжины женщин каждый вечер. Чем больше Брукхейвен отличается от Марбрука, тем лучше!

Фортескью откашлялся.

– Портной прислал сообщение о том, что ваше платье вскоре будет доставлено. Патриция уже сейчас ждет его внизу. Должен ли я позвонить ей, чтобы она помогла вам освежиться после прошедшего дня?

Платье и целое приданое были другими доказательствами великодушной щедрости Брукхейвена. А все, что она сможет дать ему взамен – это пустячная золотая булавка для галстука.

Так отдай ему свою верность и свое уважение – и прекрати вести себя так, словно ты потеряла своего любимого котенка!

– Это замечательно, Фортескью, – рассеянно произнесла девушка. – Не могли бы вы показать мне, где находится моя кузина, мисс Блейк?

– Мисс Блейк попросила комнату в другом конце коридора от леди Тессы. – Тон Фортескью в целом одобрял это решение.

Софи в самом деле находилась на другом конце огромного дома.

– Господи, Софи! – Феба улыбнулась своей кузине. – Неужели было так ужасно делить комнату со мной?

Софи посмотрела вверх с того места, где она сидела на полу, скрестив ноги и перебирая груды бумаг.

– Привет, Феба. Ты знаешь, что в Брук-Хаусе есть самая изумительная библиотека? Твой отец уже потерялся там. Сомневаюсь, что мы увидим его в следующие несколько дней.

Феба не хотела бы показаться вероломной, но сама идея была привлекательной.

– И ты тоже исчезнешь там? – Тон ее голоса оказался более тоскливым, чем она намеревалась, потому что он проник даже сквозь озабоченность Софи.

Ее кузина подняла взгляд, мигая за стеклами очков.

– С тобой все в порядке, Феба? Я думала, что ты хотела этого брака.

– Да. Безусловно. Я хочу. – Или, по крайней мере, она была уверена, что захочет, как только привыкнет к этой идее. – Только все происходит так быстро…

Софи кивнула.

– Брукхейвен очень эффективный тип, не так ли? Я не думаю, что когда-либо видела, чтобы кто-то добился таких результатов до времени вечернего чая.

– Да, – Феба упала на живот на кровать Софи. – Платья. Шоколад. – Она открыла коробку и предложила конфеты кузине. – Прекрасная комната. Я сбита с ног самым эффективным способом. – Девушка перекатилась и уставилась на балдахин над кроватью. – Интересно, должна ли я сказать ему, что нет необходимости так стараться? Я немного… задыхаюсь.

– Прекрати жаловаться, – произнес язвительный голос от двери. Дейдре без приглашения вошла в комнату. На мгновение она тоскующим взглядом посмотрела на шоколад, но не взяла его. – Я слышала, как дворецкий говорил, что ты попросила комнату как можно дальше от Тессы, Софи. Жаль, что я не подумала об этом.

– Я скорее довольна, что ты этого не сделала, – рассеянно ответила Софи, листая стопку записей на своих коленях. – Тогда Тесса только переехала бы ближе.

Видимо, задетая этим замечанием, Дейдре застыла.

– Тесса не цеплялась бы к тебе так часто, если бы ты не доставляла ей такого удовольствия своей реакцией! То, как ты сжимаешься и сутулишься! Честное слово, Софи, иногда я просто хочу ударить тебя сама!

Софи даже не оторвалась от своего занятия.

– Не стесняйся попытаться сделать это.

Дейдре издала раздраженный звук.

– Софи, послушай! Когда Тесса разойдется, просто улыбнись, кивни и скажи «О, ты так думаешь, Тесса?» или «Я не думала об этом вот так, Тесса».

Софи отпрянула.

– Почему я должна позволять ей думать, что я соглашаюсь с ее жестокостью?

Дейдре уставилась на нее.

– Чтобы выжить, конечно же.

Софи слегка нахмурилась.

– Это то, что ты делаешь, Дейдре? Просто выживаешь?

Дейдре сделалась совершенно неподвижной, а затем улыбнулась самой хрупкой улыбкой из арсенала Тессы.

– С чего это взбрело тебе в голову? – Откинув голову, девушка повернулась и вылетела из комнаты.

Софи наблюдала за тем, как она уходит, затем повернулась обратно к Фебе, которая молча одним пальцем обводила узор на покрывале.

– Дейдре очень несчастна, как ты думаешь? – Софи говорила так, словно никогда прежде не задумывалась об этом.

В этот момент Феба сама испытала желание встряхнуть Софи, хотя бы немного. Она оттолкнулась от кровати и встала.

– Да, Софи, я – и любой, кто проведет больше пятнадцати минут с Дейдре – подумает, что она несчастна. А кто не был бы несчастлив, если бы прожил свое детство во власти Тессы? Вопрос в том, Софи… почему ты никогда не замечала очевидного до сегодняшнего дня?

Феба вышла из комнаты до того, как обнаружила, что сама присоединилась к людям, плохо обращающимся с Софи. Оказавшись в коридоре, девушка остановилась и закрыла глаза, призывая терпение и выдержку и все те вещи, которые хорошая дочь викария всегда должна иметь в изобилии.

Две недели в этом доме с Марбруком, Брукхейвеном, викарием, Тессой и воюющими кузинами.

Возможно, ужасная свадьба состоится не так скоро, как этого хочется.

Глава 16

Проклятая свадьба произойдет не так быстро, как этого хочется.

Рейф находился в своих комнатах, откровенно скрываясь – не говоря уже о том, что он слишком рано открыл бутылку бренди – стараясь не прислушиваться у шуму, доносящемуся из комнат для гостей дальше по коридору.

Понравился ли ей шоколад? Откусывает ли она прямо сейчас маленькие кусочки от конфеты, как она делала это на улице, с этим выражением виноватого ликования на лице, с полузакрытыми от чувственного удовольствия глазами, когда темный сахар тает на ее языке? И вообще, думает ли она о нем?

Прекрати это.

Немедленно.

Рейф проглотил то, что оставалось в его стакане, а затем ссутулился в большом кресле возле камина, его обутые в сапоги ноги были вытянуты в сторону огня, хотя ему не было холодно.

Как он мог ощущать холод, если она была в доме? Господи, она будет везде – за обеденным столом, дальше по коридору ночью, будет принимать ванну в своей комнате в свете камина, золотистая, мокрая и раскрасневшаяся от горячей воды…

Рейф застонал и налил себе еще один стакан. Он собирается прятаться в своей комнате все следующие две с половиной недели. Если ему повезет – и если в погребах Брук-Хауса хранится достаточно бренди – то он сумеет оставаться пьяным до тех пор, пока счастливая пара не усядется в карету, отправляясь в свое свадебное путешествие.

Он уехал бы прямо сейчас, но Колдер никогда не поймет, если Рейф пропустит саму церемонию. А он ни за что на свете не собирался говорить брату, почему так поступил.

Затем Колдер оказался рядом, практически нависая над ним, и, судя по выражению лица, он готов был излить свое негодование по поводу недостатка бренди в графине.

– Убирайся отсюда, большой брат.

Колдер фыркнул.

– Моя невеста приехала в дом. Я поблагодарю тебя, если ты произведешь хорошее впечатление на ее семью. – Брат сложил руки на груди. – Это означает, что ты не станешь приставать к кузинам мисс Милбери.

Рейф поднял правую руку, а левую приложил к сердцу с притворной серьезностью.

– Я торжественно клянусь, что не стану приставать к кузинам мисс Милбери. – Сделать это будет достаточно легко, потому что его «приставание» к девственницам было сплетней, а не фактом.

Более или менее.

– И попытайся не напиваться до обеда.

– Ох, заткнись, – пробормотал Рейф. Ты заполучил девушку. – Позволь мне, по крайней мере, заполучить бренди.

Его брат повернулся, чтобы уйти, но – будучи Колдером – не смог уйти без еще одного прощального выстрела.

– Мне кажется, что это бренди заполучило тебя.

Рейф уставился на графин, когда его брат покинул комнату.

Дейдре, прогуливаясь по дому, остановилась, чтобы провести рукой по краю большой китайской вазы, стоявшей на столе в холле. Прикосновение к гладкому холодному фарфору не оставило даже следа пыли на кончиках ее пальцев. Конечно же, Брук-Хаус сиял от богатства, комфорта и хорошего обслуживания.

Девушка вздохнула от острой зависти. Их собственный дом в Вултоне сильно пострадал из-за отчуждения Тессы и прислуги… хотя собственные комнаты Дейдре всегда были чистыми и теплыми. Несмотря на некоторое удовлетворение видеть Тессу беспомощной против объединенной злости слуг, Дейдре тосковала по тем дням, когда в каминах щедро разводили огонь, а обеды были исключительные – когда папа был жив.

Точно так же будет и здесь, в Брук-Хаусе – если не гораздо лучше. Хозяйка Брук-Хауса будет жить в несравненной роскоши – с ней будет нянчиться внимательная прислуга, ей будет потворствовать щедрый муж; освобожденная своим статусом и богатством, она будет делать все, что пожелает, всякий раз, когда пожелает.

Что же, это определенно будешь не ты.

Феба была хозяйкой Брук-Хауса – или станет ею через несколько недель. Дейдре отогнала от себя темную волну негодования. Феба выиграет все – дом, наследство…

И самого Брукхейвена.

Но самое худшее из всего этого – это то, что Феба даже не казалась довольной! В этом доме у Фебы осуществлялась каждая мечта, которую Дейдре только могла придумать – а это были очень значительные мечты! – и все же она казалась такой же бледной и неохотно подчинявшейся, как узник, которого ведут на виселицу.

Всего этого было достаточно, чтобы Дейдре возненавидела Фебу… если бы только проклятая девчонка не была настолько достойна сожаления. Боже, этот ее отец! Тесса могла быть мерзкой и безжалостной сукой, но Дейдре не нужно было принимать ее оскорбления близко к сердцу, потому что Тесса не была ей кровной родственницей. Статус Тессы как ее опекуна был всего лишь временным – и чем меньшее время это статус продержится, тем лучше.

Но «викарий», как Феба называла его – никогда «папа» или «мой отец», был таким же холодным и отстраненным, насколько Тесса была горяча и настырна. Кажется, его вовсе не беспокоило то, что Феба была так явно несчастна из-за этого брака, или то, что она с каждым часом становилась все тише и бледнее.

Конечно же, Брукхейвен, этот огромный неотесанный тип, точно так же не замечал этого. Он брал Фебу за руку, удерживал ее в своей, говорил с ней и никогда, ни разу по-настоящему не посмотрел на свою невесту.

Я никогда не позволю мужчине игнорировать меня вот так. Я заставлю его увидеть меня. Я заставлю его жаждать меня.

Дейдре плыла по коридору, открывая одну дверь за другой, находя каждую следующую комнату более элегантной, чем предыдущую. Наконец она открыла дверь в небольшую личную гостиную, от которой у девушки перехватило дыхание.

Прекрасные пейзажи покрывали стены от нижней деревянной обшивки до потолка. Бледные бархатные портьеры обрамляли большое окно с видом на сад. Изящная витая мебель прекрасного черного дерева, казалось, плыла по роскошному голубому ковру, как прогулочные яхты по морю.

Ей захотелось войти внутрь, занять свое место за изящным секретером, которое очевидно предназначалось для ее милости – то самое место, где нужно планировать меню и устраивать дела, связанные с ведением хозяйства! – провести пальцами по резной каминной доске, которая представляла собой вычурное, женственное творение из розового мрамора, прилечь на одну из кушеток цвета слоновой кости и мечтать дни напролет…

Где Феба будет мечтать дни напролет.

Дейдре закрыла дверь перед этими мечтами, решительно хлопнув замком. Так или иначе, но черт бы побрал Фебу.

В Брук-Хаусе гости собирались к обеду.

Феба попыталась не дергаться от нервозности, пока ждала встречи с приглашенными людьми. Она знала, что никогда в жизни не выглядела лучше.

Платье от Лемонтёра было сокровищем из совершенного шелка цвета туманно-голубого летнего неба, идеально сконструированным, чтобы выглядеть просто, тогда, как на самом деле, оно было всем чем угодно, кроме этого. Не было никакой отделки, только более темная бархатная лента под грудью, но все же платье создавало эффект исключительного богатства. Талия Фебы никогда не казалась такой тонкой, ее грудь никогда не поднималась так высоко. Она предпочитала не смотреть вниз, хотя Софи и уверила ее, что декольте не ниже, чем носят другие респектабельные дамы.

– Просто твоя фигура далека от заурядной, – с восхищением произнесла Софи, без малейшего следа зависти. – Брукхейвен онемеет от восхищения.

Брукхейвен и в самом деле онемел, но не от восхищения. Его лоб слегка нахмурился, когда он увидел Фебу, словно она была вовсе не такой, какой он ее представлял. Точно также его не привел в восторг ее подарок, хотя он покорно поблагодарил невесту и приколол булавку к шейному платку.

Затем, пришло время идти.

Марбрук был там, всего лишь в другом конце комнаты, когда Феба вошла под руку с Брукхейвеном. Ее взгляд направился прямо к нему, словно притягиваемый магнитом. Он лишь один раз поднял глаза, а затем немедленно снова уставился вдаль. Феба приказала своему позвоночнику выпрямиться, а подбородку приподняться. Этот мужчина ничего не был ей должен, даже объяснений. Она провела с ним однажды вечер, который ничего не значил.

Ее дела и так были достаточно запутанными, чтобы задерживаться на одном впустую потраченном вечере.

Мне жаль, что я не поцеловала его как положено. Мне жаль, что я не видела его без рубашки. Мне жаль, что я…

Он все еще не смотрел на нее, вместо этого уставился в другой конец комнаты вообще ни на кого. Отлично, в эту игру могут играть двое. Феба обратила свое внимание на других гостей, решительно настроенная сделать так, чтобы его милость и викарий гордились будущей маркизой Брукхейвен. Она улыбалась, она делала реверансы с точным количеством тонкого осознания своего нового статуса, она говорила мягко и не выражала своего мнения, в точности так, как Тесса наставляла ее. Она вела себя идеально во всем.

Она едва выносила себя.

Если бы я встретилась сама с собой, то я не захотела бы увидеться с этой девушкой еще раз.

Возможно, это была ерунда, но, по крайней мере, она могла свободно выражать свои абсурдные мысли внутри собственного сознания.

Если бы только вышеупомянутое сознание могло воздержаться от мыслей о лорде Рейфе Марбруке, который пока ни разу снова не посмотрел на нее за этот вечер.

Вместо этого он стоял, сложив руки на груди, прислонившись одним плечом к камину, нахмурившись в пустоту. Другие гости избегали его, даже Брукхейвен, который время от времени бросал на своего брата взгляд, полный сдержанного замешательства.

Сам Колдер, со своей стороны, казался положительно экспансивным этим вечером. Конечно, он не улыбался, но время от времени его стальная челюсть расслаблялась, и жених даже произнес одну или две ненужные фразы.

Феба наблюдала за ними обоими, за этими двумя братьями, за одного из которых она пообещала выйти замуж, а о другом лишь мечтала. Они оба были привлекательными, даже поразительно красивыми, оба высокого происхождения, оба необычные, каждый по-своему – что заставляло ее задуматься над тем, что, ради всего святого, каждый из них увидел в ней?

Вместо того чтобы гадать, почему Марбрук не сделал тебе предложения, ты должна подумать, почему он вообще заговорил с тобой первым.

Верно. Она была счастлива потому, что ей выпала такая возможность, счастлива, что она сумела привлечь внимание Брукхейвена, она была счастлива, счастлива, самая счастливая девушка в Лондоне.

Так почему же ее сердце болит так, словно разрывается пополам?

Глава 17

Рейф почти не узнал ее, когда она вошла под руку с Колдером. Она выглядела прекрасной в платье небесно-голубого цвета, который по случайному совпадению – а возможно и нет – был любимым цветом Колдера. Ее волосы были убраны наверх, ни одна прядь не выбивалась из прически, а улыбка была всего лишь правильной степенью красиво изогнутой губы…

Эта девушка выглядела намного более сдержанной сестрой Фебы, хотя платье и представляло собой неустанный праздник греха. И все же, где вспышка вызова в ее глазах? Где спадающие вниз буйные волосы, которые так и напрашивались на то, чтобы разметать их по его подушке? Где та девушка, которая в первый раз попробовала шампанское и оказалась в его объятиях?

Она говорила, она улыбалась, она даже смеялась – но все это не затрагивало ее глаз. Вся их искрящая веселость была прикрыта крышкой, задыхалась, пойманная в ловушку.

Феба посмотрела в его сторону, и Рейф быстро отвел взгляд – только чтобы перевести его на ее отражение в большом зеркале в другом конце комнаты. Это было идеальное решение. Он мог видеть ее, смотреть на нее, наполнять ею свои глаза – э-э, скорее, небрежно смотреть в ее направлении – а она даже не догадывалась, что за ней наблюдают.

Что-то, что выглядело как разочарование, промелькнуло на ее лице, когда он отвернулся, но это исчезло так быстро, что Рейф решил, что он только вообразил свои собственные чувства на ее лице.

Его взгляд следовал за девушкой в зеркале, пока она проходила по комнате под руку с Колдером. Она все делала совершенно, улыбалась, кивала и делала реверансы, но при этом она казалась такой… отстраненной. Словно она спала и все, что окружало ее, было всего лишь сном.

Я могу разбудить ее, если захочу. Я могу утащить ее на эту темную террасу за дверями и вернуть обратно к жизни…

Рейф задушил эти предательские мысли, или, по крайней мере, нанес им несколько ударов ножом и оставил истекать кровью на ковре. Ему не позволялось иметь такие мысли. Теперь эта девушка принадлежала Колдеру. Она была так же недосягаема для него, как если бы находилась на луне.

А затем она появилась перед ним. Ее рука все еще лежала на рукаве Колдера, поэтому Рейф сейчас не мог сбежать от нее, как бы он этого не хотел.

– Ты весь вечер стоишь, прислонившись к стене, – радушно произнес Колдер. – Все еще беспокоишься из-за того фермера?

«Этот фермер» был человеком с семью детьми и больной женой, который был преуспевающим и производительным арендатором до тех пор, пока недавние дожди не испортили его зерновые. Для Колдера он был просто машиной, которая перестала правильно работать и которую нужно заменить. Для Рейфа этот фермер был членом семьи Брукхейвенов, а Колдер не справлялся со своими обязанностями – согласно любому древнему обычаю чести и управления поместьем – не желая помочь тому встать на ноги.

Но Колдер не слушал его, и Рейф не мог сделать в этом случае ничего. Беспомощная ярость поднялась внутри него, подогреваемая видом руки Фебы, напрягшейся на рукаве Колдера.

Уже надеешься на то, что он спасет тебя, не так ли? Уже думаешь, что он твой рыцарь в сверкающих доспехах, который убьет дракона, чтобы освободить прекрасную деву?

Прекрасным девам лучше бы оставаться достойными своей цены и быть эффективными, если они хотят иметь какое-то значение на шкале ценностей у Колдера.

– Закончил обходить гостей, Колдер? Ты подсчитал количество требуемых шагов и вычислил самый эффективный способ, чтобы применить его в следующий раз?

Колдер приподнял брови.

– В этом нет необходимости. Я приказал слугам проводить гостей к местам, выбранным согласно важности положения, которые они занимают в обществе, так, чтобы я не тратил время впустую, пересекая комнату.

Рейф увидел, как Феба подняла испуганный взгляд на лицо Колдера. Выражение ее лица было просто бесценным. Неужели он говорит совершенно серьезно?

Рейф резко засмеялся.

– Он совершенно серьезен, мисс Милбери.

Глаза Фебы встретились с его глазами. Что-то подпрыгнуло внутри него, что-то сладкое и пламенное. Наконец-то.

Он заставил себя отнестись безразлично к этому редкому очарованию, и натянуто поклонился.

– Сегодня вечером вы выглядите как настоящая будущая маркиза, мисс Милбери. Это мой брат выбирал для вас платье?

Возможно, она вздрогнула, он не смог понять. Затем ее глаза совершенно потеряли всякое выражение, и она ответила на его поклон надлежащим реверансом.

– Я польщена тем, что вы так думаете, милорд. На самом деле платье было выбрано по рекомендации моего портного. Почему вы спрашиваете?

Ничего. Она снова была безжизненной, как камень – идеальным образом вырезанный, отшлифованный и сверкающий, но без какого-либо собственного света. Должно быть, он был пьянее, чем думал, на балу прошлой ночью.

Затем она поднялась из своего совершенного реверанса и еще раз подняла на него свой взгляд.

Рейф однажды ощутил действие электричества, на научной демонстрации опыта. Он был единственным, кто осмелился прикоснуться к концу провода, когда его товарищ убеждал их всех почувствовать эту изумительную новую силу. Щипок пугающей энергии был несравним с яростным прыжком ошеломляющего чувства собственности, которое прорвалось в нем при виде несчастной тоски в ее глазах.

Она моя.

Его женщина – под руку с его братом. Его женщина – скоро будет в доме его брата, в его постели.

Затем она отвела взгляд, и чары были разрушены.

Блеск золота привлек внимание Рейфа. Он цеплялся за что угодно, чтобы оторвать свои мысли от нее. Он наклонился вперед, чтобы вглядеться в булавку на шейном платке своего брата.

– Минотавр? – Рейф выпрямился, приподняв одну бровь.

Колдер погладил свой платок.

– Подарок от моей нареченной, – самодовольно заявил он.

Резкий смех вырвался у Рейфа. Он замаскировал его кашлем, одновременно бросив взгляд на Фебу. Она отвела глаза, но ее щеки порозовели, а губы поджались. Она тоже пыталась удержаться от смеха.

Колдер, конечно же, совершенно не понял шутки.

– Что такое?

– Полагаю, ваш брат находит булавку весьма подходящей, – скромно ответила Феба. – Хотя я могу и ошибаться. – Она даже не бросила взгляда в его сторону, когда они отошли от Рейфа, как самая настоящая новая великосветская пара.

Рейф ощутил замешательство, смешанное с появившимся ранее желанием. У него возникло отчетливое ощущение того, что две совершенно разные мисс Фебы Милбери жили бок о бок за этими далекими сейчас голубыми глазами.

Что, конечно же, было сумасшествием. Он вообразил себе вспышку желания в ее глазах. Она всего лишь хорошенькая девушка, как и сотни других. Если Колдер хочет ее, то он может забирать ее себе.

Тогда почему же эта мысль не имела такой окончательности, какую она должна была иметь? Возможно, потому, что он уже обдумывал ее сотню раз за сегодняшний день, но так и не пришел к правильному заключению.

Он все еще был высоким. Он все еще был до боли привлекательным. Он все еще был лишь крошечной частицей, затерянной под его неотразимой манерой поведения.

Он был неправильным мужчиной. Феба повернулась спиной к Марбруку, намереваясь дать Брукхейвену тот шанс, который тайно пообещала ему.

– Вы придаете большое значение эффективности, не так ли, милорд?

– Конечно. Когда мне было тринадцать лет, мой отец постарался, чтобы я понял, что когда-то буду управлять двумя большими поместьями. Он сказал: «Тебе придется быть одновременно в двух местах, парень».

– Устрашающая перспектива! – И тяжелая ноша, чтобы взваливать ее на узкие плечи тринадцатилетнего мальчика.

– Бесспорно. Чтобы быть готовым к этому дню, я начал исследовать эффективность. Меня очаровали новые методы, которые используются на некоторых более современных фабриках. Я купил свою первую фабрику, когда мне был двадцать один год. С тех пор я приобрел их намного больше – и все они сейчас гораздо более производительные, чем до того, как я их купил.

Феба боялась, что ее глаза начинают стекленеть.

– Я уверена, что это в высшей степени занимательное времяпровождение, – ответила она, пытаясь не выдать тот факт, что слышала только каждое четвертое слово.

Краткое молчание заставило ее осознать, что она сказала что-то неправильное. Феба бросила взгляд вверх, чтобы увидеть, как его привлекательное лицо начинает хмуриться. Что же это могло быть? То, что она назвала его страсть времяпровождением? Но ведь он маркиз! Чем еще это может быть? Насколько она понимала природу всех вещей, связанных с аристократией, то его приоритетом должны быть фамильные земли, а не производство безделушек.

Тем не менее, лучше скрыть свой промах как можно лучше.

– И такое… продуктивное!

Маркиз что-то проворчал, но Феба подумала, что он успокоился. Было так чертовски трудно понимать различные и неопределенные, не появляющиеся выражения на его лице.

Она напрягала мозги в поисках чего-нибудь, чтобы заполнить оскорбленную тишину.

– Не может ли ваш брат снять немного бремени с ваших плеч? Два поместья, два сына – это кажется мне наиболее… эффективным.

Внезапное и чрезвычайное молчание Брукхейвена – и каждого, кто оказался в пределах десяти шагов – заставило Фебу осознать, что она сделала очередную ошибку, только еще худшую. Она огляделась, но каждый осторожно старался не встречаться с ней взглядом.

Что такого она сказала? У Брукхейвена есть брат, она – как никто другой! – знает об этом факте.

Низкий голос произнес ей на ухо.

– Наполовину брат, мисс Милбери.

Девушка повернулась и увидела Марбрука рядом с собой, его глаза были темными от ярости, а на губах играла легкая, кривая улыбка.

– Милорд?

Он наклонился ближе, до тех пор, пока она не смогла ощутить тепло его дыхания на своей ушной раковине.

– С другой стороны кровати, знаете ли.

О Боже. Марбрук был ублюдком – что, очевидно, было настолько общеизвестным фактом, что никто не видел необходимости упоминать об этом. Тогда фамильное имя и титул «лорд» были просто некоторым видом любезности. Он должен быть одним из тех редких признанных бастардов.

Ни наследства, ни громкого титула, ни поместья. Иметь так мало, когда твой единокровный брат имеет так много!

– Ах. – Феба беспомощно уставилась на Марбрука. Что она могла сказать? – Я… сожалею.

Его губы скривились.

– Не стоит. Вы не имеете ничего общего с этим. Это все проделки старого маркиза. – Рейф поднял взгляд, чтобы встретиться глазами с Брукхейвеном, его улыбка превратилась во что-то более мрачное и полное смысла, который Феба не могла понять – за исключением того, что Марбрук не был полностью счастлив с тем жребием, который ему выпал. – Это правда, не так ли, Колдер?

– Конечно. – Ответил Брукхейвен сухим тоном. Маркиз смотрел на Марбрука с бесстрастной неприязнью. – Какой это был прекрасный подарок на Михайлов день. Новенький братец, как раз моего размера, который забрал у меня половину игрушек.

Марбрук усмехнулся без юмора.

– И всех девочек.

– Не всех. – Рука Брукхейвена напряглась над ладонью Фебы, крепче вжимая ее в свое предплечье. – Пойдем, дорогая. Ты еще не встретилась с нашими соседями с севера.

Феба пошла, потому что хватка Брукхейвена была достаточно твердой, но, уходя, она бросила взгляд через плечо на Марбрука. Он стоял в центре гостиной, высокий, неподвижный и одинокий, его темные глаза были прикованы к ней.

Не уходи от меня, приказывал его взгляд.

У нее не был другого выбора, как отвернуться.

Глава 18

Через несколько мгновений после того, как Брукхейвен увел Фебу от Марбрука, тот нашел причину, чтобы выскользнуть из комнаты. Очевидно, он был не таким уж хитроумным, как думал, потому что кто-то почти немедленно последовал за ним.

Феба догнала его в коридоре.

– Марбрук, подождите!

Рейф неохотно остановился. Она подошла к нему и опустила юбки, которые приподнимала, чтобы бежать. Ее щеки были розовыми, а в глазах снова появился этот отблеск уязвимости.

– Да?

Она глубоко вдохнула.

– Мне так жаль… никто не сказал мне о вашем… рождении. Я не знала.

Теперь он знал, что потерял ее не из-за того, что был незаконнорожденным. Это должно означать, что она не гоняется за титулом.

Рейф приподнял брови с вежливым вопросом. Да. Будь просто вежлив.

– Понимаю. Что-то еще?

Девушка снова вспыхнула и опустила взгляд на свои руки. Прижав ладони к складкам, которые она только что сделала на голубом шелке, она продолжала смотреть вниз.

– Нет. Я просто хотела… поблагодарить вас за то, что вы не упомянули своему брату о прошлом вечере.

– Не о чем было упоминать. Мы танцевали и разговаривали. Этим утром вы приняли брачное предложение моего брата.

– Милорд, разве вы… вы не были заинтересованы во мне просто из-за лорда Брукхейвена? – Эти слова она произнесла стремительно. Ее щеки порозовели, но она пристально посмотрела на него, намереваясь получить ответ.

– Это имеет значение? – Да, это имеет значение! Нет, это не может иметь значения. Никогда. – Да, я указал на вас своему брату. Очевидно, ему понравилось то, что он увидел. Вы приняли его, так что вам, видимо, он тоже понравился.

Феба ощутила как что-то новое и драгоценное начинает умирать внутри нее. И все же она по личному опыту знала, что одна волшебная ночь вовсе не обязательно означает, что все мечты исполнятся.

– Понимаю. Итак, получается, что вы проверяли зубы у лошади, которую он собирался купить?

– Если вам угодно видеть все именно в таком свете. – Что-то темное мерцало в глубине его глаз.

Внезапно Фебе захотелось не иметь ничего общего с ними обоими. Колдер был холодным и строгим, Рейф – очевидно капризным до чрезвычайности.

Но отказаться от такой выгодной партии? В этом мире трудно живется. Она должна позаботиться о себе. Богатая титулованная леди имеет на это больше шансов, чем дочь викария с запятнанной репутацией.

Поэтому она вежливо улыбнулась, как могла бы улыбнуться во сне – но, как оказалось, она могла улыбаться точно так же и тогда, когда сердце разрывалось пополам. Феба присела в реверансе, потом выпрямилась и протянула руку.

– Отлично, так как вас это не беспокоит, то и я не буду об этом волноваться. Не пойти ли нам к обеду?

Рейф резко пожалел о своем собственной отстраненности. Куда она спряталась? Он уже скучал по ней. Мужчина подошел ближе, затем еще немного ближе, до тех пор, пока не смог ощутить ее нежное дыхание и обнаружить тонкий цветочный аромат ее кожи.

Рейф подошел еще чуть ближе, так, что она смогла почувствовать жар, исходящий от него. Это было более возбуждающим, чем прикосновение, потому что она не делала ничего запретного. Феба просто стояла, руки вытянуты по бокам, глаза опущены вниз. Никакого экстравагантного безрассудства, никакого отклонения с прямого пути с ее стороны.

Только ощущение того, что он здесь, так близко, что она могла чувствовать этот жар, вдыхать его замечательный, чистый мужской запах, наполнять им свои легкие без сожаления. В конце концов, она ведь только дышит.

Феба изучала его сапоги и то, как выделанная кожа облегает его лодыжки и мускулистые икры. Ее взгляд, почти не раздумывая, переместился немного выше – хотя она все еще по большей части пристойно себя вела – и девушка позволила своим глазам упиваться видом этих длинных, бугрящихся от мускулов бедер. Он стоял так близко, что она могла видеть каждое движение его тела в мышцах этих бедер. Мускулы напрягались и расслаблялись, напрягались и… о, небеса, это не было мускулом!

Она должна зажмурить глаза и отвернуться. Она должна почувствовать себя шокированной и униженной его приземленной… э-э, демонстрацией!

Но все же, ее веки все еще были опущены, ее ресницы все еще скрывали направление ее взгляда. Кто узнает, если она немного посмотрит украдкой?

И она смотрела. Довольно долго.

Его мужской орган лежал вдоль бедра, указывая направление, ведущее вниз. Когда он начал напрягаться – почему он это делал, ведь Феба просто стояла перед ним в самой скромной позе? – когда он начал расти и увеличиваться перед ее глазами, что-то, похожее на жар начало собираться внизу ее живота.

Конечно же, никто не мог видеть этого, так что это не представляло никакой опасности. Только ее бедра начали сжиматься в ответ, потому что она ощущала растущее давление между ними, и ей пришлось слегка стиснуть их. Ее груди тоже испытывали странные ощущения, соски напряглись и покалывали – и Феба надеялась, что Рейф не заметит этого. Она была в безопасности, пока молчала и скрывала свое растущее желание. Никто ничего не знал.

Когда Феба подняла свой взгляд на Рейфа, он не смог ничего увидеть в этих голубых омутах. Она никак не реагировала. Ни искры, ни огня, ни даже предсказуемых девственных колебаний в ответ на его нахальство.

Она пахнет, словно Рай.

От любой женщины пахнет парфюмерией. Большинство женщин, которые принимают ванну, пахнут очень приятно.

Она будет теплой и мягкой в твоих объятиях, в твоей постели. Она родит толстеньких, смеющихся детей и будет улыбаться тебе за завтраком до конца твоей жизни.

Снова ничего уникального. Многие женщины могут сделать то же самое.

Она сможет заставить тебя забыть других женщин.

Или, возможно, она уже это сделала.

Пугающая опасность этой мысли заставила его быстро отступить.

– Я приду через минуту, – хрипло произнес он. Господи, не позволяй ей обнаружить откровенную потребность, которую он услышал в собственном голосе. – Идите… идите к Колдеру. Я уверен, что он ждет вас. В любом случае, вам лучше быть с ним. – Рейф улыбнулся, его зубы невесело сверкнули в темноте коридора. – К этому времени вы, вероятно, уже услышали все обо мне.

Феба серьезно смотрела на него.

– Вы, как полагают, являетесь повесой, подлецом и грубияном. Вы забыли упомянуть об этом, когда я спрашивала.

Он пожал плечами, его улыбка стала более резкой.

– Я солгал. Это то, что делают повесы, подлецы и грубияны, знаете ли.

Девушка кивнула.

– Я заметила. – Она приподняла подбородок. – Что ж, в будущем мы будем довольно часто видеться. Вы должны знать, что я… я не злюсь на вас за прошлый вечер. Что прошло, то прошло.

Он быстро кивнул.

– Это великодушно с вашей стороны, мисс Милбери. Я попытаюсь сделать то же самое.

– О. – Она заморгала. Он мог видеть ее замешательство – что я ему сделала? Что, в самом деле? В конце концов, ни одна женщина в здравом уме не выберет черную овцу, когда она может заполучить золотого мальчика, не так ли?

Феба снова приподняла подбородок и улыбнулась этой идеальной, отстраненной улыбкой, которая абсолютно ничего не выдавала.

– Тогда увидимся за обедом.

Рейф презирал эту улыбку.

Она отвернулась и пошла прочь, представляя собой портрет безмятежной беззаботности. Рейф наблюдал за тем, как она уходит, позволяя чему-то умирать внутри себя.

Тесса отошла от двери, от которой открывался замечательный вид на коридор, и неторопливо вернулась в толпу гостей, собравшихся в гостиной.

У этой презренной дочери викария есть секрет… а теперь он есть и у Тессы.

Потому что Тесса знала, что Феба была переменчивым созданием – как порох, она была совершенно безопасна, но лишь до тех пор, пока кто-нибудь не поднесет к ней спичку.

Привлекательный, скандальный лорд Рафаэль Марбрук может оказаться именно тем мужчиной, кто это сделает.

Кажется, что, в конце концов, Феба еще не выиграла эту игру.

Когда Феба вновь вошла в комнату, Тесса разговаривала с Дейдре в дальнем углу. Когда лорд Марбрук вновь присоединился к ним, Тесса улыбалась лорду Брукхейвену, хотя он вовсе не шутил.

Каким интригующим оказался этот вечер.

Глава 19

Позже этой ночью, после того, как все гости с поздравлениями распрощались, Феба ходила по своей комнате в ночной рубашке, ощущая себя посаженной в клетку, и вздрагивала, как пойманное животное.

Никогда прежде девушка не ощущала себя до такой степени самозванкой. Она не была маркизой! Она определенно не была тем, что все видели в ней – включая Софи, которая считала Фебу такой удачливой – и, несомненно, не являлась той пристойной, добродетельной дочерью викария, которой считал ее Брукхейвен!

Марбрук видел ее насквозь. Он был единственным, кому удалось заглянуть за ее притворство – а она все испортила.

Неужели ты на самом деле свяжешься со скандальным ублюдком?

Сама эта мысль наполняла ее страхом. Скандал следует за Марбруком как верная собака.

Сомнения мучили ее. Феба думала, что разглядела в нем больше, чем весь остальной мир, но что, если она ошибается? Что, если она всего лишь снова обманулась? Она полностью доверяла Терренсу, но посмотрите, что из этого вышло?

Как она может быть уверена? Даже сам Марбрук не отрицает своей истории. Нет. Феба была там, где она должна быть, и если она не та женщина, которой все они ее считают, то ей придется очень сильно постараться, чтобы стать ею… она должна стать маркизой – а когда-нибудь и герцогиней.

И это произойдет очень скоро.

Одна из гостей, леди О-неужели-я никогда-не-запомню-все-эти-имена?, спросила Брукхейвена о его свадебных планах. Брукхейвен поднял взгляд, и на его лице появилось выражение легкого удивления.

– Я позаботился об оглашении имен, и церковь зарезервирована на определенную дату. Мне не нужно никаких других планов.

Все леди за столом одновременно задохнулись от ужаса. Конечно же, Феба не хотела выдающегося представления. Девичьи мечты о романтичном и роскошном праздновании не имеют значения, когда совершается такая деловая сделка, как их союз.

Ни цветов? Ни свадебного завтрака с желе из розовых лепестков и кремом? Ни улыбающейся веселой толпы, желающей всего хорошего новобрачным?

Нет, твердо сказала она себе. Это было бы глупо и расточительно и…

И насмешка над тем, что могло бы быть?

Нельзя допустить повторения тех молчаливых моментов, когда она ощущала сходство интересов с Марбруком этим вечером. В течение следующих двух недель в Брук-Хаусе она будет в непосредственной близости к нему. Господи, возможно, она даже будет спать в нескольких ярдах от его комнаты! Будет видеть его за завтраком и за чаем и – она в ужасе закрыла глаза – за обедами, как сегодня вечером, которые длиннее вечности, и от которых так болит сердце.

Наверное, в этот самый момент Марбрук находится в своей комнате… может быть, в ночной рубашке… или, возможно, принимает ванну, и на нем нет ничего, кроме теплой мыльной пены и отсветов огня на его мускулистом теле…

Еще целых две недели ей придется существовать в таком духе, или даже больше, если он останется в доме – в ее доме! – после свадьбы. Эта жуткая мысль оглушила ее, заставив обхватить руками живот и почти согнуться пополам.

Рейф будет в этом же доме в ее брачную ночь – всего лишь в нескольких шагах, когда она будет отдавать себя Брукхейвену. Это невозможно будет скрыть, каждый будет знать это, и он будет осознавать каждый момент предательства Фебы…

Нет. Подождите. Она будет женой Брукхейвена.

Влюбленная в брата Брукхейвена. Так кого она в таком случае предает?

Феба обхватила голову руками, желая чтобы эти конфликтные мысли оставили ее. Пожалуйста, исчезните. Пожалуйста, пусть все это будет просто. Почему все это оказалось таким сложным?

Послышался осторожный стук в дверь. Софи. Слава Богу!

Она открыла дверь, схватила Софи за руку и втащила ее в комнату.

– Софи, ты должна помочь мне. Я сделала самую грандиозную ошибку в своей жизни. Я не могу выйти за него замуж!

Софи заморгала.

– Разве тебе вовсе не нравится его сиятельство?

Феба уселась на кровать, не заботясь о том, помнется покрывало или нет, и спрятала лицо в ладонях.

– Мне больше нравится брат его сиятельства, – прошептала она, безумный, панический смех вырвался у нее, заглушая слова.

– Что? Пожалуйста, сядь и поговори со мной, Феба. Я не могу понять ни слова из того, что ты бормочешь.

Нет, она не могла сказать об этом никому, даже Софи. О небеса, только представьте лицо викария, если он узнает!

Подняв лицо вверх, Феба заставила себя неуклюже улыбнуться.

– Ничего. Просто я только сейчас осознала, что все это происходит на самом деле.

Софи села рядом с ней.

– Тебе очень повезло, Феба. Ты это знаешь, не так ли? Замечательный, привлекательный мужчина предложил тебе стать его женой. Ты осознаешь всю ценность этого предложения?

Феба кивнула, зная, о чем говорит Софи – о том, что у самой Софи никогда может не быть такой возможности. Она взяла руку кузины в свои ладони.

– Ты тоже получишь кого-нибудь, Софи, не сомневайся в этом!

Софи пожала плечами, ее взгляд снова сделался мечтательным.

– Я уже приобрела больше, чем когда-либо думала получить. Новые приключения… – Небольшая улыбка появилась на ее губах. – Новые друзья.

Феба вздохнула.

– Да. Друзья. – Марбрук стал бы ей замечательным другом. Он был единственным, кто понял смысл булавки для галстука. Если она когда-нибудь сумеет забыть то, какие ощущения он прежде в ней вызывал – и то, какие чувства он пробудил в ней сегодня вечером, просто стоя рядом в холле! – тогда Феба все еще сможет стать его другом.

Девушка отвернулась, чтобы посмотреть в темный ночной сад.

Когда-нибудь.

Восковая луна освещала сад, но недостаточно ярко, чтобы приглушить красный огонек сигары Рейфа, когда он прятался в темноте.

Я не прячусь. Это мой сад.

Не совсем так. Это сад Колдера. Брук-Хаус принадлежит Колдеру. Чертов Колдер.

Рейф неохотно позволил своему взгляду еще раз подняться вверх к большому светлому прямоугольнику в стене над ним. Это была комната Фебы – прелестная зеленая комната с видом на сад – именно ее Рейф предложил этим утром Фортескью.

Ей понравилась комната. Ей также понравился и шоколад, судя по тому, что Фортескью рассказал ему. Рейф ощущал себя смешным, зависящим от информации из вторых рук, как будто он был влюбленным школьником, но, тем не менее, продолжал вслушиваться в каждое слово.

Тень появилась перед окном. Он замер. Затем блеск темно-рыжих волос и гибкий силуэт подсказали ему, что это горничная, Патриция. Рейф выдохнул облако дыма, разочарованный и испытывающий сильное отвращение к самому себе.

Однако, не настолько сильное, чтобы уйти.

Немного позже появилась другая тень – эта тень была в целом более округлая и приятная. Он выпрямился. Феба. Медовые отблески появились в ее волосах, когда она наклонилась на амбразуру и начала разглядывать сад. Он не мог отсюда видеть цвет ее глаз, но мог представить, что они смягчились, словно полуночное небо.

Тоска разрывала его. Почему? Откуда эта отвратительная боль из-за девушки, которую он едва знает?

Он должен был отправиться в город и завязать дружбу с первой же попавшейся подходящей вдовой! Бросив вниз сигару, Рейф с усилием затоптал ее. Он так и сделает, видит Бог! Прямо сейчас!

Феба повернула голову в его направлении. Он застыл. Она подняла руку, чтобы тайком вытереть глаза, так, чтобы не увидела горничная.

У нее могла быть тысяча причин для слез. Она могла плакать из-за кого-то, кто умер, например, из-за своей матери. Она могла проливать слезы по любой из тех потерянных душ, которые скрывались на опасных улицах Лондона в этот Богом забытый час. Она могла бы плакать от радости.

Яростная надежда взорвалась внутри него.

Эти слезы принадлежали ему. Рейф не мог сказать, как он понял это, но он знал.

Она плакала из-за него, в то время как он стоял на холоде, словно выброшенная собака, до дрожи желая ее тепла.

Она плакала из-за него.

Глава 20

Уже следующим утром начали приходить приглашения. Феба сидела за столом с Дейдре и Софи в уютной комнате для завтраков в Брук-Хаусе, сортируя огромную кучу карточек.

– Я даже не знаю большинство из этих людей.

– В таком случае, маркиза Брукхейвен будет их знать. – Дейдре даже не потрудилась скрыть свою раздражительность. – Неужели ты думаешь, что все останется по-прежнему?

– Не то, чтобы я возражала, – неторопливо заметила Софи, – но думаю, что Тессе не понравится, если ты примешь приглашения, которые не включают всех нас.

Дейдре фыркнула в свою чашку.

– Думаю, что Тесса может сильно разозлиться, но не позволяй этому останавливать тебя. – Она поставила свою чашку на стол и наклонилась вперед. – Или не принимай ни одно из них. Брукхейвена это не интересует. Он презирает общественные мероприятия.

Феба заморгала.

– В самом деле? Откуда ты знаешь?

Дейдре уставилась на нее.

– Как ты можешь этого не знать? Это же очевидно, что он скорее будет подсчитывать расходы, чем сделает один шаг в танце.

Какое облегчение, если это правда. Тогда почему бы ей не вести себя так до тех пор, пока не будет доказано обратное? Феба улыбнулась и кивнула своим кузинам.

– Спасибо вам. Я приму ваш совет. В конце концов, Тесса едва ли будет ощущать, что ее игнорируют, если я откажусь от всех приглашений.

Дедйре откинулась назад на стуле и покачала головой, с бесстрастной улыбкой на губах.

– Никогда не следует недооценивать способность Тессы обижаться. Она имеет в этом неоценимый опыт.

Софи нервно посмотрела на Дейдре, затем перевела взгляд обратно на Фебу.

– Здесь кроется что-то еще.

Феба улыбнулась.

– Я что-то пропустила?

Дейдре вздохнула.

– Тебе это не понравится. Мне бы понравилось, но ты не из тех, кто может оценить это.

Феба перевела взгляд с Дейдре на Софи.

– Что это? Скажите мне.

Софи вытащила из-за спины сложенный газетный лист. Она нерешительно передала его через стол Фебе.

Смеясь, Феба приняла его.

– Посмотрите на свои лица! Что же здесь может быть такого…

Там была она, на первой странице газеты. Рисунок был скромным и торопливо сделанным, как будто у кого-то был всего лишь один момент, чтобы уловить сходство, пока она остановилась, но это определенно была она. Рядом с ее изображением находилось изображение Брукхейвена, хотя его портрет выглядел более законченным, заставляя ее собственный казаться легким и иллюзорным.

Она и Брукхейвен на первой полосе самой популярной газеты в Лондоне – ее лицо разошлось по всему городу и за его пределы – ее лицо мальчики-газетчики продавали на каждом углу. Феба в ужасе закрыла глаза, затем снова открыла их, не в состоянии отвести взгляд.

Брукхейвен выбрал невесту! Дочь викария отхватила самого главного холостяка в Лондоне еще до того, как Сезон вступил в решающую пору! Мэри-Мышь и Маркиз!

Если заголовки были ужасными, то текст был еще хуже.

«Ваш Голос Общества обнаружил, что эта мисс Феба Милбери провела в Лондоне всего лишь одну неделю, но при этом сумела сделать то, что не удалось самым прекрасным леди за три Лондонских Сезона – она привлекла внимание, а затем и предложение самого желанного мужчины в Англии, стремительного Брукхейвена! Кроме того, она сделала это в прошлогоднем платье из муслина с веточками и рукавами-буфами, если вы только можете в это поверить!»

Феба ощутила, как у нее задрожал живот. Она осторожно положила листок сплетен на стол и откашлялась.

– Мэри-Мышь?

Дейдре положила в рот кусочек колбасы.

– Деревенская мышь. Из сказки.

Феба вдохнула и выдохнула, но это не помогло облегчить тяжесть в груди. Ее лицо начало застывать. Софи с тревогой подскочила.

– Ди, она собирается упасть в обморок!

Софи и Дейдре подоспели к ней как раз вовремя. Они усадили Фебу обратно на стул и заставили наклониться вперед, так, чтобы голова опустилась ниже колен.

– Просто дыши, – убеждала ее Дейдре, и ее голос вовсе не был злым. – Думаю, ты привыкнешь ко всему этому достаточно быстро. В конце концов, как герцогиня Брукмур, ты будешь появляться в газетах всякий раз, когда чихнешь.

Феба захныкала.

– Ди, ты не помогаешь, – прошипела Софи.

– Нет, – Феба выпрямилась, прижав одну руку к груди, чтобы убедиться, что ее легкие все еще работают. – Нет, она совершенно права. Просто я никогда не думала об этом в таком смысле… – И я думала, что пройду через все это вместе с Марбруком.

Каждый глаз будет направлен на нее, каждое движение, которое она может сделать, будет изучено Обществом и всеми остальными…

Ну и что, позволь им смотреть. Ты будешь герцогиней.

Богатой герцогиней, с собственным состоянием. Неприкосновенной.

Да, ты не должна забывать об этом слове.

Неприкосновенная.

Ее дыхание выровнялось, и девушка смогла ощутить, что румянец возвращается на ее щеки. Она улыбнулась кузинам.

– Спасибо вам. Теперь со мной все в порядке.

Дейдре фыркнула, пока возвращалась на свой стул.

– Я надеюсь на это. Ты – самая удачливая женщина в Лондоне, но при этом ты падаешь в обморок из-за крошечных сплетен. Тряпка.

Феба криво улыбнулась. Очевидно, у Дейдре в душе был совсем неглубокий колодец беспокойства о ближних. Вероятно, лучше не проверять, насколько он глубок.

– Ты права. Кроме того, так или иначе, неужели кто-то на самом деле читает все это?

Обе ее кузины безучастно уставились на нее.

– Все, – ответила Софи. Дейдре кивнула, продолжая жевать.

– О. – Что ж, это не имеет значения. Все это – всего лишь куча ерунды. Она не позволит этому управлять собой.

Скоро она будет неприкосновенной.

Софи обнаружила, что семейная гостиная пуста и вздохнула с облегчением. В библиотеке было далеко не так уютно, как в этой солнечной комнате, особенно ранним днем – не то, чтобы присутствие шепчущего викария остановило бы ее, если бы это было единственное место, где девушка могла бы побыть одной.

Конечно же, Брук-Хаус в этом отношении намного превосходил их предыдущий маленький дом. Там, куда бы она ни повернулась, была или кузина, или тетя, или проклятая служанка, которая хотела, что Софи что-то сделала. Она привыкла быстро двигаться по старому, большому дому в поместье, где слуги почти отсутствовали, и можно было легко их избежать. Только звонок у изголовья матери отрывал Софи от ее занятий, и тихие дни вся тянулись и тянулись.

Однако здесь, в Лондоне, жизнь двигалась гораздо быстрее – и Софи наслаждалась этим, пока она оставалась в стороне, чтобы наблюдать за этой жизнью, а не участвовать в ней.

И почему она должна это делать? Соревнование за состояние Пикеринга ничего для нее не значило, потому что у нее не было шансов выиграть у элегантной, модной Дейдре или привлекательной, пышногрудой Фебы. Единственная причина, по которой она приехала сюда – это желание сбежать из Актона и его вечного рабства.

Усевшись за карточный стол, Софи разложила свои заметки о сборнике фольклора, который она переводила с немецкого языка. Это были такие восхитительные истории…

Глава 21

Феба пряталась от Тессы, которая пребывала в бурном расстройстве из-за чего-то – возможно, из-за сокрушительного поражения прошлой ночью от Марбрука, хотя Тесса никогда и не признается в этом – так что было мудрым решением тактично отступить.

Привлекательно пообтрепавшаяся – но все равно замечательно выглядящая – семейная гостиная была пуста, за исключением историй Софи, разбросанных по карточному столу. Феба подошла ближе, чтобы заглянуть в записи, не потревожив их.

Дейдре появилась на пороге.

– Ой. – Она, казалось, не решалась войти, но потом, бросив взгляд через плечо, девушка присоединилась к Фебе в гостиной и закрыла дверь.

Феба пряталась ото всех людей в общем, но Дейдре находилась в самом верху списка лиц, от которых она скрывалась в частности. Девушка подавила вздох.

– Итак, от кого прячешься ты, Ди?

Дейдре вскинула голову и уверенно улыбнулась.

– Боже мой, ни от кого! Что за глупый вопрос. – Тем не менее, кузина бросилась на диванчик и растянулась на нем в не слишком приличном горизонтальном положении. Прикрыв одной рукой глаза, она сделала то, что не позволила себе сделать Феба – а именно вздохнула.

Феба посмотрела на дверь, хотя, если быть честной, ей не хотелось нарываться на встречу с тигрицей. На самом деле Тесса не желала видеть ее, а Феба в действительности не собиралась появляться в поле зрения тетушки, так будет только лучше для них обеих, если Феба останется там, где она находится сейчас.

Девушка села в одно из кресел за карточным столом и разгладила юбки. Она была бы рада растянуться точно так же, как Дейдре, но Феба ощущала груз титула «ее сиятельства» на своих плечах. Вместо этого она откинула голову назад и закрыла глаза.

Дверь распахнулась, и Софи влетела в комнату. Кузина закрыла ее за собой с такой скоростью, словно девушку преследовала стая волков, а затем повернулась, чтобы увидеть смотрящих на нее Фебу и Дейдре, которая даже убрала руку с глаз.

– О. – Софи выглядела так, как будто обдумывала вариант возвращения к волкам. – Я ведь ушла только на минутку… у меня закончились чернила.

Феба не могла не рассмеяться.

– Почему бы нам всем не сесть и не притворится, что других здесь нет?

Дейдре слабо улыбнулась и снова прикрыла лицо рукой. Софи перевела взгляд с одной девушки на другую, затем присела на кресло рядом с Фебой.

Феба закрыла глаза, все еще улыбаясь. Она иногда раздумывала, найдет ли когда-нибудь что-то общее со своими кузинами. Теперь она знала, что есть одна вещь, которую они разделяют между собой. Все они боятся гнева Тессы.

Кто-то откашлялся рядом с ней. Феба открыла глаза, чтобы увидеть, как Софи насупилась, от беспокойства между ее глазами появилась морщинка. Феба покачала головой.

– Не беспокойся, я ничего не трогала. Я даже не читала их. Мне уйти с твоего пути?

Немое отчаяние Софи сказало ей достаточно для того, чтобы побудить Фебу подняться на свои усталые ноги.

– Возможно, мне лучше удалиться в свою комнату, – без энтузиазма произнесла она.

– Не стоит, – заговорила Дейдре, не убирая руки со своих глаз. – Тебе никогда не удастся дойти до нее живой. – Затем девушка перекатилась на живот, приподнявшись на локтях. – Поверь мне, я знаю, что говорю.

Феба опустилась обратно на кресло.

– Я уверена, что ты знаешь.

Софи подтащила еще одно кресло к карточному столу.

– Мы можем поговорить друг с другом, если вы этого хотите, – застенчиво предложила она. – Может… может быть, вам понравится, если я почитаю свои переводы? Во время путешествия в Лондон я наткнулась на истинную находку в книжном магазине. – Ее глаза сияли. – Это сборник народных сказок из Германии.

Откровенно говоря, Феба предпочла бы скорее биться головой об пол, чем слушать, как читают какой-то сухой текст, но когда альтернативой является преждевременная смерть от злобных рук Тессы….

Она уселась поудобнее и наклонилась вперед, чтобы взглянуть на ближайший к ней лист бумаги.

– Это займет много времени?

– О! – Софи была полна рвения и энтузиазма. – Вы просто полюбите это, я обещаю! – Она взяла лист, на который осторожно косилась Феба. – Эта история пока одна из самых моих любимых. Она и в самом деле довольно романтичная… – Девушка заколебалась, словно ожидая, что Дейдре высмеет ее, но Ди слушала довольно охотно. Очевидно, любая форма развлечения выигрывала по сравнению с перспективой столкнуться с Тессой.

Софи откашлялась и сделала вдох.

«Давно-давно жили-были король и королева, и каждый день они восклицали: «О, если бы у нас был ребенок!» Но, увы, у них не было детей. Затем однажды, когда королева отправилась купаться, случилось так, что на берег выскочила лягушка и сказала ей: «Твое желание будет исполнено. До конца года у тебя родится дочь»».[11]

Дейдре фыркнула.

– Лягушка? Говорящая, исполняющая желания лягушка?

Феба резко обернулась.

– Ш-ш! Или я расскажу Тессе, что ты лежишь на диване, измяв свое платье.

Дейдре спасовала.

– Ох, ну ладно.

Софи бросила на Фебу благодарный взгляд и сделала еще один вдох. В этот раз ее голос был сильнее, увереннее.

«Предсказание лягушки сбылось, и королева родила девочку, которая оказалась такой красивой, что король был вне себя от радости и решил устроить большой праздник. Он пригласил не только своих родственников, друзей и знакомых, но также и волшебниц, в надежде, что они будут щедры и добры к его дочери».

Скоро Феба обнаружила, что заворожена сказкой, которую Софи читала хриплым, негромким голосом, что была очарована теперь, когда внимательно слушала. Здесь было проклятие, что захватывало, и злая колдунья, что беспокоило, и невинная молодая девушка пятнадцати лет…

Разве всем нам не было когда-то по пятнадцать лет?

Феба проглотила поднимающиеся волной плохие воспоминания и сосредоточилась на истории Софи. На девушке, которая – хотя и не по своей вине – была приговорена к волшебному сну…

Софи прекратила читать и опустила лист бумаги.

– Что? – Дейдре приняла сидячее положение на диване. – Это все? Этого не может быть! Она проведет вечность, запертая в своем замке за стеной из шипов?

Феба и сама немного расстроилась.

– Я не могу поверить в это…

Софи покачала головой.

– О нет – есть еще. Просто я еще не закончила перевод.

Феба вскочила со своего стула и подтолкнула Софи, чтобы та опустилась на него.

– Давай. Начинай. Переводи.

– Да, – добавила Дейдре. – переводи с быстротой ветра.

Софи покраснела, польщенная.

– Вам, на самом деле, понравилось? Я подумала, что могу переплести их, когда закончу…

Дейдре подняла руку.

– Поменьше говори. Побольше работай.

Спустя бесконечные полчаса, следующий параграф был готов. Несчастная принцесса все еще сидела взаперти, и к этому моменту бессчетное множество прекрасных молодых потенциальных женихов погибли, пронзенные шипами.

Дейдре сложила свой носовой платочек, чтобы найти место посуше.

– Все эти прекрасные принцы… такое ужасное расточительство…

Феба шмыгнула носом.

– Бедная принцесса… запертая вдали от всех, наказанная навечно…

Софи отчаянно складывала свои заметки, пытаясь сдержать собственные слезы до того, как работа будет испорчена.

– Все эти люди, вся их жизнь была заморожена…

Все замечательно выплакались, на самом деле Феба даже почувствовала себя лучше после этого, и даже у язвительной Дейдре, казалось, смягчились острые углы. Софи откинулась назад в кресле, одну руку вяло приложив к животу.

– Я больше не могу. Я истощена, и мои глаза жжет. – Она сняла очки и посмотрела на кузин. – Я ненавижу вас.

– Конечно, ты должна это делать, – согласилась Дейдре. – Очки гарантированно отталкивают мужчин. Что странно, если задуматься над этим. Я имею в виду, что большинство мужчин не интересуются женскими глазами, не так ли?

Софи повернулась к ней и прищурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Сиськи и задница, – грубо ответила Дейдре.

Софи задохнулась, но Феба только испуганно захихикала.

– Она права.

Софи снова аккуратно заправила за уши оправу очков и перевела взгляд с одной девушки на другую.

– В самом деле?

Они одновременно кивнула. Софи покачала головой.

– Тогда хорошо, что я не охочусь на мужа, потому что мне практически нечем приманивать его.

– У тебя достаточно очарования, чтобы поймать какого-нибудь невысокого, бедного банкира, – утешила ее Дейдре. – Возможно, какого-нибудь любителя книг.

Софи заморгала.

– Любитель книг мне бы подошел, полагаю… – Затем она покачала головой, закрыв лицо руками. – Но я такая неуклюжая дуреха всякий раз, когда я… – Она подняла голову и безнадежно уставилась на кузин. – Я не могу даже поговорить с мужчиной без… вы просто не знаете!

Феба склонила голову.

– Ты все время разговариваешь с мужчинами. В доме есть несколько слуг-мужчин.

Софи отодвинулась и покачала головой.

– Я не разговариваю с ними.

Дейдре наклонилась вперед, как если бы она одновременно испытывала отвращение и была очарована.

– Никогда?

– Это смешно, – проговорила Феба. – Ты должна была разговаривать со слугами-мужчинами в Актоне…

Софи снова покачала головой.

– У нас их нет. Мама говорит, что от их низких голосов у нее болит голова.

– Но ваш викарий…?

– У нас есть только пономарь, но и ему я не сказала ни слова. Он навещает маму, но по всей вероятности думает, что я не умею говорить.

Феба развела руками.

– Но… мясник? Кузнец? Маленькие мальчики, играющие на твоем пути на деревенской улице?

Софи пожала плечами.

– Кухарка ведет переговоры с мясником, и у нас нет лошадей, а маленькие мальчики обычно убегают, когда видят, что я иду.

– Мир без мужчин, – выдохнула Дейдре. – Я не знаю, ужасаться или завидовать.

Феба сделала гримасу.

– Немного того и другого, я думаю. – На что была бы похожа ее жизнь без ежедневного неодобрения викария, нависавшего над ней, как тень?

Но ведь эти дни прошли, не так ли? Теперь она снова «дорогая дочь» своего отца. Взбодрившись от этой мысли, девушка по-деловому потерла руки.

– Дейдре, встань. Софи, принеси эту книгу со стола.

Вскоре Дейдре степенно вышагивала по комнате, демонстрируя классический образец грации, присущей леди, хотя для чего, ради всего святого, нужно знать, как носить на голове книгу, очевидно, было вне понимания Софи.

– Это выглядит глупо.

Феба положила руки на бедра.

– Ну, это единственное, что я выучила из своего краткого и невеселого общения с гувернанткой. Если ты сможешь сделать это, то тебе никогда не придется беспокоиться о том, что ты снова будешь неуклюжей перед мужчиной. Просто попытайся.

Дейдре ходила взад и вперед, как изображение элегантности. Она садилась, вставала, делала реверанс и даже танцевала, в то время как книга оставалась словно приклеенная к ее макушке. Феба была вынуждена зааплодировать. Дейдре выскользнула из-под книги, поймав ее одной рукой, и по-театральному поклонилась, книга играла роль широкополой шляпы с перьями.

– Тесса, может быть, и не годится больше ни на что, но она упорный учитель, – проговорила она с гримасой.

Очевидные сомнения Софи только возросли.

– Я никогда не смогу сделать это. Просто подумать о том, что я разговариваю… общаюсь… небеса, вы же не можете заставить меня танцевать… – Она в расстройстве широко взмахнула руками

Резная ваза из хрусталя разбилась о пол, пока Софи стояла, как дурочка, наблюдая за ее падением.

Феба странно посмотрела на нее. Дейдре бросила книгу на боковой столик и уперлась кулаками в бедра.

– Скажи честно, Софи, как ты вообще собираешься выйти замуж за мужчину, если ты не можешь даже подумать о нем без того, чтобы непроизвольно не разбивать ценные вещи?

Софи побледнела, затем покраснела. Осколки вазы насмешливо подмигивали ей с ковра. Дверь распахнулась, и Тесса широкими шагами вошла в комнату, приподняв юбки одной рукой.

– О, умоляю вас! Что случилось с хрусталем? – Ее тон настолько походил на тон Дейдре, что на мгновение Фебе показалось, что снова заговорила ее кузина.

Затем Дейдре вышла вперед.

– Мне так жаль, леди Тесса. Я показывала Софи, как вы учили меня ходить, положив что-то на голову.

Тесса разгладила юбки и закатила глаза.

– Что ж, в следующий раз используй что-то незначительное, например, книгу! Не думаю, что Софи это принесет какую-то пользу. Если ты не научилась таким вещам к тому времени, когда покинула классную комнату, Софи, то это никогда не будет выглядеть естественно.

Тесса неопределенно махнула рукой в сторону беспорядка.

– Прикажи кому-нибудь убрать здесь, Дейдре.

Софи наклонила голову, чтобы прошептать Дейдре с некоторым удивлением:

– Почему ты солгала?

Дейдре чуть улыбнулась.

– О чем ты говоришь! Я никогда не лгу.

Софи посмотрела на Фебу, которая только рассмеялась и развела руками.

– Она на самом деле не солгала, – прошептала она Софи. – Она в действительности показывала тебе, как надо ходить.

Вместо прежнего недовольного настроения, сейчас на лице у Тессы было выражение хитрого удовлетворения.

– Подумайте о положении Брукхейвена в обществе, – провозгласила она, – в списке гостей для свадебной церемонии содержатся имена самых высокопоставленных лиц. Великолепие этого события отразится непосредственно на мне, так что я должна буду подготовиться соответственно. Конечно же, утомительные детали я оставлю прислуге. Феба, ты будешь помогать мне. Дейдре, позаботься о своем гардеробе, потому что у тебя может никогда не появиться другого шанса, встретится с самыми походящими мужчинами в Лондоне. Софи… – Тесса сделала гримасу. – Просто… сделай что-нибудь со своими волосами и попытайся не упасть лицом вниз во время церемонии.

Внимание Софи было сосредоточено на столе, полном заметок.

– Мм. Да, тетя.

– Феба, идем со мной. У нас много дел.

Глава 22

К несчастью, свадебным планам пришлось немного подождать. Этим днем гостиная Брук-Хауса была битком набита визитерами. Помолвка Фебы вознесла ее в совершенно иную социальную сферу и, очевидно, никто не хотел упустить возможности присоединиться к ней там.

В течение нескольких часов продолжался нескончаемый парад всех, кто когда-либо был представлен – или желал верить в то, что был представлен – кузинам на протяжении их недолгой недели пребывания в городе.

Софи принимала все это не слишком хорошо, с ее точки зрения, это был настоящий ад. Феба справлялась весьма неплохо, до тех пор, пока не начала замечать раздражающую тенденцию: прибывающие молодые леди демонстрировали неуклюжие, расположенные не по центру пучки волос на голове.

Дейдре всего лишь закатила глаза, когда Феба упомянула об этом.

– Ты должна быть польщена. Они пытаются выяснить, как ты сделала это, чтобы и они сами смогли этого добиться.

«Это» переводилось следующим образом – «как поймать маркиза за семь или меньше дней».

Феба нахмурилась.

– Мои волосы не выглядят сзади так ужасно, не так ли?

Дейдре улыбнулась.

– Продолжай убеждать себя в этом, – произнесла она, а затем повернулась к своей стае глупых обожателей, во главе с пылким молодым поэтом по имени Баскин, который был склонен декламировать многословные стихи о глазах и волосах Дейдре – сплошные «луны» и «июни». День, казалось, растянулся на вечность, пока Феба с тоской подумала о предстоящем планировании свадьбы. Очевидно, Дейдре могла беседовать со своими поклонниками часами, хотя ее разочарование в том, что все те, кто вовлечен в ее кружок, не имели высокого положения в обществе, проявлялось в небольших, произносимых с улыбкой колкостях, которые провозглашались остроумными теми, на кого они не были направлены.

Софи выполняла свой долг, оставаясь сидеть в самом дальнем углу, очевидно, поглощенная книгой. Феба делала все, что могла, чтобы казаться заинтересованной и вежливой, но ее мысли вращались только вокруг одного человека.

– Лорд Рафаэль Марбрук!

Рэйф. Глаза Фебы распахнулись, ее настроение немедленно поднялось, словно парус наполнился ветром.

Он стоял в дверях, высокий, смуглый, широкоплечий… и прекрасный. Комната сразу же сделалась меньше и показалась пустой, как будто все другие джентльмены были всего лишь бликами на воде рядом с той основательной мужественностью, которую он излучал.

Рейф был одет в темные тона – почти траурно-черные – и его лицо было совершенно невыразительным, словно он скорее хотел бы быть где-нибудь в другом месте в мире, чем в своей собственной гостиной.

Нет – в гостиной своего брата. Феба знала, что беспокоило его, хотя он не говорил ей ни о чем таком. Как она могла это узнать? Как она могла узнать, что он заставил себя прийти сюда, что он намеревается уйти сразу же, как появится возможность, и что, вопреки всему этому, он не способен оставаться вдалеке?

Потому что именно это она ощущала сама. Единственная причина, по которой Феба на самом деле была здесь, а не пряталась в уединенной комнате для гостей, была той, что где-то глубоко внутри она надеялась хотя бы мельком увидеть его сегодня.

Рейф отвел взгляд, и их связь оборвалась, оставив Фебу чувствовать себя странно и немного глупо. Что за мир фантазий она построила вокруг лорда Марбрука!

Судя по мечтательному выражению на лицах других молодых леди в комнате – кроме Софи, которая смотрела в окно, и Дейдре, слишком прагматичной, чтобы грезить – лорд Марбрук, очевидно, влиял таким же образом на всех женщин, включая нескольких пожилых компаньонок… некоторые из них строили глазки молодому человеку.

Рейф устроился возле камина, упираясь одним локтем в каминную полку, и начал обмениваться немногословными замечаниями с несколькими самыми высокородными джентльменами в комнате. Он одарил приятными комплиментами самых ближних к нему леди, совместно поприветствовал Дейдре, Софи и Фебу, и, очевидно, посчитал, что ему самое время уходить через четырнадцать с половиной минут после своего появления.

Когда он повернулся, Феба получила возможность насладиться вторым своим любимым видом – уступающим только возможности смотреть ему в глаза – сокращающимися мышцами его мускулистых ягодиц во время ходьбы.

Восхитительно.

– О, мисс Милбери, тогда я полагаю, это превосходно, что братья выглядят так одинаково. Думаю, что у вашего жениха есть такой же, – громко провозгласила одна молодая женщина с вибрирующим смехом.

Феба застыла. О нет! О, черт! Она сказала это вслух – пока с тоской смотрела на зад Марбрука – в комнате, полной самопровозглашенных умников, которые испытывали совсем не крошечную зависть к социальным достижениям Мэри-Мышки.

– Не позволяйте ей выйти сухой из воды, Фе… мисс Милбери. – Это теплый голос Марбрука проговорил ей на ухо. – Вперед.

Он вернулся к группе дам, сидящих рядом с ней на диване как раз тогда, когда Феба обнаружила себя на острие вызова некой леди из общества. Феба не посмотрела – не могла посмотреть – на него, но она ощущала тепло его тела, как струящаяся от него сила проникает в нее.

– Задайте ей перцу, – прошептал он.

– Полагаю, – услышала она свой собственный громкий голос, – это верно, что я – в отличие от некоторых – помолвлена. – Феба знала, что теперь нужно делать. Она одарила всех присутствующих озорной улыбкой. – Однако во время последней проверки я убедилась, что пока еще не умерла.

Смех эхом прокатился по комнате. Мэри-мышь или маркиза – в любом случае она заработала очко, и все знали это. Девушка, задавшая вопрос, подумала и легко отнеслась к этим словам. Ее веки слегка опустились, признавая достойного противника, а затем она вернулась к праздному кокетничанью с несколькими мужчинами, которые не попали в рабы к Дейдре.

Феба сделала глубокий вдох, а затем повернулась, чтобы поблагодарить Марбрука за его поддержку. Место рядом с ней было пустым. Она посмотрела в сторону двери, только для того, чтобы увидеть широкую спину Рейфа, покидающего комнату.

Глава 23

Все посетители отбыли, и слуги приводили в порядок официальную переднюю гостиную, очищая прекрасную мебель от рассыпавшихся крошек от кексов и пятен от пролившегося чая. Рейф прошел мимо комнаты, невольно улыбнувшись сам себе, когда подумал о том, как Феба немного раньше сразила свою противницу.

Если кто-то отважился бы углубиться подальше в дом, то нашел бы другие, более комфортабельные комнаты, которые визитеры редко посещали. Для Рейфа переполненная мебелью семейная гостиная Брук-Хауса никогда еще не выглядела так привлекательно.

С того места, где он стоял, в дверном проеме, Рейф мог видеть макушку светловолосой головы, кончик вздернутого носа и совершенно восхитительный вид на обрамленной кружевом лиф. Очевидно, Феба отказалась от того, чтобы перебирать свои списки на карточном столе и переместила все планирование свадьбы на ковер, где было гораздо больше места, чтобы разложить их.

Она должным образом сидела на диване, но так сильно наклонилась вперед, чтобы читать свои списки, что с таким же успехом могла бы сидеть на полу. Пока Рейф наблюдал, Феба внимательно пожевала кончик карандаша и постучала пятками о пол. Все остальные части ее тела покачнулись в такт этим ударам.

Она была восхитительна. Она притягивала его, как пчелу притягивает яркий цветок. Прежде чем он смог остановить себя, Рейф сделал четыре необдуманных шага в комнату. Она заметила его только тогда, когда его сапоги попали в поле ее зрения.

– О! – Девушка посмотрела вверх и ее глаза засияли при виде него. Рейф тепло улыбнулся ей, не в силах устоять против такого доброжелательного приветствия.

– Что вы пытаетесь решить? – Он опустился на одно колено как раз позади ее выстроившихся полком рядов бумаги и попытался рассмотреть их вверх ногами. – Это список гостей?

Феба кивнула и протяжно вздохнула. Несколько выбившихся прядей волос взлетели с ее лица, а затем упали обратно на ее розовые щеки.

– Я занимаюсь ими несколько часов, но я не просто не могу понять все это.

– Ваша тетя попросила, чтобы я помог вам.

Она слегка нахмурилась.

– Боюсь, что я потеряла свое терпение с ней. Она запротестовала против замечания, которое я сделала, проворчала, что я попадусь в собственную ловушку, а затем ушла разозлившись.

Рейф усмехнулся.

– Что вы ей сказали?

Феба застенчиво отвела взгляд.

– Я сказала, что если у нас будет слишком много дам на свадебном завтраке, то тогда, возможно, она должна добровольно остаться в своей комнате.

– Ух. А кого она хотела исключить?

– Софи, конечно же. Тесса не любит меня, но по какой-то причине она презирает Софи.

– Я голосую за то, чтобы оставить Софи, – решительно заявил Рейф. – Она молчаливая, что делает ее бесконечно предпочтительнее Тессы.

Глаза Фебы расширились, но она испортила эффект своего благородного шока, захихикав.

– Я должна отругать вас за это.

Рейф усмехнулся.

– Вы не можете отругать меня за то, что это правда. – Затем он вытянул шею, чтобы прочитать списки с правой стороны и указал на один из них. – Вы не можете посадить графа Иствика рядом с мэром Лондона. Они враждуют – что-то там насчет молодой и красивой любовницы Иствика, которая до этого была молодой и красивой любовницей мэра.

Феба задохнулась.

– О нет! Так не пойдет. – Она вычеркнула имя мэра и нацарапала его на другом листе, вручив его затем Рейфу. – Как насчет этого?

Прочитав лист рассадки гостей, Рейф приложил руку к губам, чтобы скрыть улыбку.

– Я так не думаю. Случилось так, что этот джентльмен приходится отцом вышеупомянутой молодой и красивой любовнице.

Все это забавляло Рейфа, но Феба, казалось, растаяла перед его глазами.

– Не думаю, что я смогу сделать это, – прошептала она, е лицо начало сморщиваться. – Я не знаю этих людей… я не знаю ничего о том, как быть… быть…

О Боже. Не надо слез. Все, что угодно, кроме слез!

– Я знаю, – быстро проговорил он. – Я знаю их всех, и я знаю большинство их секретов.

На мгновение она просияла, но затем покачала головой.

– Не думаю, что это будет хорошей идеей… Мы не должны… – Она замолчала, но ее взгляд сказал ему о многом.

Рейф слегка улыбнулся.

– Мы не можем вечно избегать друг друга, мисс Милбери. Вы выходите замуж за моего брата.

Феба посмотрела вниз на списки и закусила губу.

– Полагаю, вы правы. В конце концов, это будет не то, как если бы мы… – Она остановилась, затем приподняла подбородок, чтобы посмотреть на него с решительным светом в прекрасных глазах. – Отлично. Милорд, я была бы вам очень признательна, если бы вы помогли мне с тем, как рассадить гостей.

Рейф улыбнулся и перешагнул через листы, чтобы присоединиться к ней на диване.

Однако в тот момент, когда он уселся рядом с ней, он пожалел о своем импульсе предложить ей помощь. От нее все еще удивительно приятно пахло, они все еще подходили друг другу, как две части головоломки, и он все еще – и так будет всегда – хотел ощутить ее в своих руках.

Рейф был плохим парнем всю свою жизнь, и, очевидно, сейчас он будет расплачиваться за это, потому что, несомненно, не было ужасней наказания, чем постоянно сталкиваться с тем, что он не сможет иметь. С трудом сглотнув, он заставил себя легко улыбнуться.

– Итак, кто первый?

Феба наклонилась вперед, чтобы выбрать список, и он ощутил, как ее ароматное тепло покинуло его, немедленно заморозив его. Она была всего лишь в нескольких дюймах, но он уже скучал по ней.

Затем она выпрямилась и повернулась к нему с улыбкой. Ее губы находились на расстоянии всего лишь одного дыхания, Рейф мог видеть почти все, что находилось за лифом ее платья, и она опять нервно стучала пятками.

От этого не было никакого спасения. Он был покойником.

В красивом офисе фирмы «Стикли & Вульф, поверенные» разгорался спор.

– Иди и расскажи ей о нем. Она всего лишь бедная деревенская девчонка. Она не имеет понятия, во что она ввязалась, согласившись на помолвку с таким мужчиной, как он.

– Что значит – с таким, как он?

Вульф уставился на партнера.

– Ты и в самом деле должен чаще выходить в свет, Стик. Брукхейвен! Он замечательно выглядит снаружи – на самом деле, хотел бы я позволить себе его портного – но по всеобщим отзывам, этот тип – скотина.

Если этот эпитет исходил от Вульфа, то он был или ироническим, или тревожным. Так как у мистера Стикли вообще не было никакого чувства юмора, то он открыл рот от удивления.

– Неужели? Откуда ты знаешь?

Вульф развел руками.

– Есть кое-кто, кто полагает, что он убил свою первую жену. Конечно же, в свое время дело замяли, но я могу видеть это в его глазах.

Стикли оскорблено фыркнул.

– Он должен сидеть под замком. – Затем его глаза расширились. – Бедная мисс Милбери!

Вульф печально покачал головой.

– В самом деле, бедная мисс Милбери. Так что, видишь ли, Стик, мы должны остановить эту свадьбу не только ради нашей собственной выгоды.

Стикли застыл.

– Это никогда не было… Я только хочу сохранить траст Пикеринга!

Вульф кивнул.

– Абсолютно верно. Благослови Боже сэра Хэмиша.

Затем он наклонился вперед.

– Итак, ты понимаешь, что ты должен сделать. Мисс Милбери надо рассказать о том, в какое опасное положение она себя поставила.

Стикли поднялся, быстро отряхнув свой безупречно чистый костюм.

– Я немедленно займусь этим.

– Отлично, молодец! – Вульф наблюдал за тем, как он уходит, затем потянулся к столу, чтобы вытащить бутылку превосходного виски. – Я выпью за это, Стик, – пробормотал он. – Ты, противный маленький педант.

Опустевший офис наконец принадлежал ему, Вульф откинулся назад в своем прекрасном кожаном кресле и забросил ноги на стол, одной рукой баюкая бутылку.

– Господи, как я ненавижу этого парня.

Наконец, схема рассадки гостей была закончена. Каждого усадили согласно положению, богатству, секретам и мелким грешкам. Феба закрыла глаза и откинулась назад на диванные подушки.

– О, слава Богу.

Теплый смешок послышался возле ее уха.

– Пожалуйста.

Феба повернула голову и улыбнулась, ее глаза все еще были закрыты.

– Ну хорошо, хорошо, слава Богу и Марбруку.

Он не ответил. Тишина тянулась чуть больше, чем нужно. Феба открыла глаза, чтобы увидеть лицо Рейфа в нескольких дюймах от своего лица, он подпирал голову одной рукой, а локтем упирался в спинку дивана.

Она резко, интуитивно вспомнила о том первом вечере на балу. По мучительному выражению на его лице девушка поняла, что и он вспоминает о том же.

Его глаза… она могла бы провести всю жизнь, глядя в эти глаза, исцеляя боль, которую она вызвала в них. Темнота, которая пряталась там, за легкостью, которую видели все остальные – как мир мог быть настолько слепым, чтобы не увидеть вдумчивого и благородного человека, скрывающегося за маской повесы?

Рейф поднял руку, чтобы прикоснуться к пряди ее волос, которая выбилась из прически во время их рутинной работы. Одним пальцем молодой человек отвел прядь назад, позволил себе прикоснуться к ее виску, затем к щеке. Такое простое, невинное прикосновение – и такую невозможную боль оно вызвало внутри нее.

Значит, она не ошибалась. Он ощущал то же, что и она.

Феба не двигалась, не заговорила, потому что если бы она сделала это, то правда, реальность обрушились бы на них, а она хотела, чтобы все этот продлилось еще на один момент дольше. Еще один момент побыть с Рейфом, быть его леди, женщиной, которой она могла бы быть, если бы не была такой идиоткой и трусихой.

Его рука скользнула по затылку Фебы, и его лоб опустился, чтобы прикоснуться к ее лбу. Она ждала без возражений. Как она может бояться, что он сделает что-то неподобающее, ведь когда они были вместе, все ощущалось таким правильным?

Рейф не поцеловал ее в губы, только повернулся, чтобы его лицо находилось рядом с ее, щека к щеке, его дыхание касалось ее уха. Девушка задрожала, а потом смягчилась. Затем выжидала.

Ее пульс дрожал в ее горле. Рейф нашел его своим теплым ртом, легко прикасаясь к чувствительной коже языком. Ее бедра расслабились, чтобы облегчить давление, которое нарастало между ними.

Феба закрыла глаза. И ждала.

Его рот двинулся кругом и вниз, оставляя легкие как перышко поцелуи на ее ключице. Она почувствовала, как щетина на его щеках прикоснулась к верхней части ее груди.

Он спрятал лицо на ее груди.

– Феба… Господи, как я должен перенести то, что ты выйдешь за моего брата?

Итак, чары были разрушены. Магия улетела из комнаты и следом за ней явилась холодная действительность. Феба с трудом вдохнула, затем оттолкнула его, чтобы встать. Она отвернулась и попыталась охладить жар, пылавший на ее лице, в ее крови, в самой мягкой ее плоти.

Рейф оттолкнулся и поднялся, его дыхание было таким учащенным, словно он бежал.

Бежал домой. Бежал куда-то, в какое-нибудь верное и правильное место.

Феба обернулась, ее щеки пылали, глаза вызывающе заблестели, когда встретили его взгляд. Ее прическа растрепалась и волосы падали вниз – длинные локоны медово-золотистых волос, которые угрожали попасть в ловушку ее щедрой ложбинки на груди – и Феба была великолепна, его энергичная сельская прелестница… за исключением того, что она не была его.

Но все же было кое-что, что Рейф хотел бы знать.

– Почему ты приняла предложение моего брата?

Она слегка изменилась в лице. Отвела взгляд.

– Ты никогда не говорил мне своего полного имени. Я подумала, когда получила предложение…

Все это оказалось ужасной ошибкой. О Боже. Она сказала «да» – ему!

Радость и триумф на мгновение запели внутри него – до тех пор, пока он не вспомнил, что она не исправила ошибку.

– И все же ты ничего не сказала позже, – категорично заявил он. – Потому что обнаружила, что случайно поймала гораздо более крупную рыбу.

Феба посмотрела вниз на свои руки. Костяшки ее пальцев побелели от того, с какой силой она сжала их.

– Это не так… не совсем. Викарий…

Негодование Рейфа немедленно улеглось.

– Конечно же. Тебя заставили продолжать эту помолвку против твоей воли.

Феба почувствовала себя плохо. Она закрыла лицо руками до того, как он сможет прочитать ложь в ее глазах.

– Я хотела бы… – Я хотела бы никогда не встречаться с тобой. Хотела бы, чтобы ты не был повесой. Я хотела бы не быть такой трусихой.

Он обошел вокруг стула и обнял ее.

– Это не твоя вина. Ты бессильна предотвратить это.

Феба яростно покачала головой. Если он не перестанет быть таким добрым, она выплюнет правду – и тогда он будет ненавидеть ее так же сильно, как она сама ненавидит себя.

Помни… неприкосновенная.

Она вздохнула и медленно отодвинулась, выдавив из себя слабую улыбку. Ему будет не так больно, если он никогда не узнает, если он будет думать, что она – жертва судьбы. Лучше пойти этим путем. Рано или поздно другая леди привлечет его взгляд, и он забудет о своей страсти к ней. Она станет такой же привычной, как этот диван, просто еще один предмет мебели в Брук-Хаусе.

И такой же респектабельной.

– Мне жаль, что я не была честной с тобой с самого начала. Я думала… – Она сглотнула. – Я думала, что ты указал Колдеру на меня после бала.

Рейф отвел взгляд, потирая затылок одной рукой.

– Боюсь, что я это сделал. Только я имел в виду получить его одобрение.

– Ах. – Слишком многое между ними прошло недосказанным. Слишком поздно менять это.

– Пока еще не все потеряно. – Он взял ее за плечи и еще раз прикоснулся своим лбом к ее лбу. – Я могу поговорить с Колдером и с твоим отцом, – прошептал Рейф, просьба отчетливо звенела в его голосе. – Мое положение в обществе немного сомнительно, но я не приду не совсем с пустыми руками.

Феба закрыла глаза и сглотнула. Викарий снова станет ледяным при одной только мысли о том, что Феба упустит наследство. Она не сможет вынести, если снова потеряет его. Девушка дотянулась до рук Рейфа и мягко отвела их от себя.

– Нет. Все сделано, милорд. Не стоит возвращаться назад.

Его руки сжались в кулаки в ее ладонях.

– Ты даже не желаешь попытаться. – Его голос стал жестче. – Возможно, я ошибся в твоих чувствах. Возможно, речь здесь идет вовсе не о твоем отце.

Феба покачала головой и продолжала стоять, отвернувшись, крепко зажмурив глаза. Ее молчание было лучшим, что она могла сделать для викария в данный момент, потому что если бы она попыталась заговорить, то умоляла бы Рейфа сделать все, что необходимо, чтобы покончить с этой помолвкой.

Она желала объяснить, потому что если бы он знал правду, то не был бы так обижен – или, по крайней мере, он мог бы начать понимать – но если она нарушит молчание, то может подвергнуть опасности доли Дейдре и Софи, также, как и свою собственную.

– Ты даже не можешь смотреть на меня, Феба. – Голос Рейфа был напряженным и глухим. – Как мы будем жить с этим всю нашу жизнь?

Ее сердце завопило, а душа заныла, но она так давно отчаялась снова заслужить одобрение викария. Феба была не в состоянии пойти против этой привычки, слишком слабая, или возможно, слишком выдрессированная, чтобы сделать что-то, что понравится ей, а не ее отцу.

Так что она ждала, застыв, цепляясь за последний клочок самообладания, до тех пор, пока не почувствовала, что Рейф отошел от дивана, а затем услышала, как захлопнулась дверь гостиной. Девушка оставалась на месте, закрыв глаза и стараясь удержать подступающие слезы.

Феба ощущала себя безвольной и истощенной, как факел, который выгорел до самого конца. Только одна вещь в ее мире была неподвижной и определенной.

Через две недели она должна выйти замуж за маркиза.

Глава 24

Несколькими минутами спустя, после того как Марбрук ушел, а ее лицо все еще пылало от мыслей о том, о чем она не должна была думать, Форстескью объявил об еще одном посетителе к мисс Милбери.

Феба поспешно привела в порядок волосы.

– Мистер Стикли, какой сюрприз! – Феба улыбнулась и встала, когда Фортескью проводил поверенного в гостиную.

Ей было совсем не трудно изображать удовольствие. Девушке нравился Стикли. Он был спокойным человеком с мягкими манерами – весьма освежающий контраст после того, как проведешь время в компании Колдера и Рейфа. Их острые углы совсем измучили ее, а иметь дело с Дейдре и Софи было не намного лучше.

Мистер Стикли, казалось, не был так же счастлив видеть ее.

– Мисс Милбери, я надеюсь, что вы простите мне это вторжение, но возникло непредвиденное дело и я… ну, я много думал об этом на пути сюда… – Он прервался и глубоко вдохнул. – Мисс Милбери, вы не можете выйти замуж за лорда Брукхейвена.

Феба не могла не обрадоваться.

– В самом деле? – Затем она спохватилась и обеспокоенно нахмурилась. – О Боже. Мистер Стикли, возможно, вам стоит объясниться?

Девушка махнула рукой, указывая на диван, но поверенный только начал тревожно вышагивать перед ней.

– Я не знаю, как рассказать вам это. О, Господи. Это и в самом деле самое тревожащее…

Феба продолжала говорить приятным голосом, но добавила в свой тон чуточку стальной решимости от Тессы.

– Мистер Стикли, присядьте.

Он немедленно сел, но продолжал заламывать руки.

– О Господи!

В настоящий момент Феба посчитала бы весьма уместным выругаться. Как оказалось, Стикли слишком сильно действовал ей на нервы. Если есть какое-то настоящее препятствие для ее помолвки, то тогда она будет свободна – но будет ли она достаточно бесстрашна?

Противоречивые надежды охватили ее, а нерешительность Стикли вполне могла свести ее с ума!

– Мистер Стикли, выкладывайте!

Поверенный немедленно замер. В самом деле, язвительные манеры Тессы кое-чего стоят.

– Мисс Милбери, вы не можете выйти замуж за лорда Брукхейвена, потому что… потому что он – убийца!

Феба изобразила сомнение на лице.

– Брукхейвен? Кого он убил – кролика?

Мистер Стикли сделался чопорным. Сохрани ее Господь от чопорных людей! Но Феба поняла, что это признак того, что она оскорбила его. Необходимо исправиться, или она никогда ничего не вытянет из этого человека. Девушка нетерпеливо наклонилась вперед, приоткрыв рот в притворном предвкушении.

– О, мистер Стикли… умоляю, расскажите мне все!

Он фыркнул, но затем смягчился.

– Ну, хорошо. Этим утром мне рассказали о подозрительной причастности Брукхейвена к смерти его предыдущей жены…

Феба заморгала.

– У Брукхейвена была жена?

Стикли издал раздраженный звук. Феба стряхнула с себя недоверие.

– О, мне жаль. Продолжайте. Я вся как на иголках… – И так далее, все, что угодно, только расскажи!

Она никогда не была особо терпеливой в ожидании конца истории.

Мистер Стикли вытащил из своего кармана пачку газет.

– Я сам никогда не доверял слухам, так что взял на себя смелость зайти в лондонскую «Сан[12]», чтобы заглянуть в старые газеты. Здесь у меня оригинальные статьи, вышедшие пять лет назад.

Он расправил листы. Каждый заголовок был хуже, чем предыдущий.

«Леди Брукхейвен погибла во время несчастного случая с экипажем – двое погибших». «Экипаж Брукхейвена украден?» «Слухи разрастаются – кто был другим мужчиной?»

Богатая пища для сплетен. Почему она никогда не слышала об этом скандале? Даже Торнтон получал газеты, хотя на день или два позже.

Ах, да. Пять лет назад она работала день и ночь, помогая викарию предотвратить эпидемию холеры в деревне Торнтон. Прошли месяцы перед тем, как она улучила момент, чтобы прочитать газеты. Тесса могла упоминать об этом, но Феба всегда старалась не прислушиваться к Тессе.

– Конечно же, никто не осмелился обвинить его, – фыркнул Стикли. – Не было никаких настоящих доказательств – хотя откуда им взяться? Никто не видел этого инцидента. Были только отчеты лорда Брукхейвена, чтобы полагаться на них. Он объяснил, что, по его словам, этот другой мужчина был гостем в их доме, хотя можно задуматься, почему маркиз пригласил к себе в гости актера со сцены.

Феба изучала статьи, пытаясь отыскать нечто более существенное, чем сплетни Стикли. Нахмурившись, она оттолкнула их.

– В них нет такого вывода, – категорично заявила девушка. Была ли она разочарована или обрадована? – Брукхейвен может быть и не совершенен, но я не верю, что он это сделал.

Мистер Стикли быстро заморгал.

– Но… но мисс Милбери! Если Брукхейвен убил свою первую жену, то он без всяких угрызений совести может убить и вас!

Феба прищурила глаза.

– Мистер Стикли, я только что объяснила вам, что не полагаюсь на сплетни. Одна небольшая ошибка – одно недопонимание! – и они преследуют вас вечно!

Она не знала, все ли еще она говорит о Брукхейвене, но Феба ощущала, как в ней закипают застарелые и глубокие ярость и беспомощность.

– Почему люди не могут видеть все то хорошее, что делает кто-то? Почему они не могут говорить о годах тяжелой работы, или о благотворительных начинаниях, или о проявлениях доброты – почему всегда судят о тебе по тем небольшим промахам, которые следуют за тобой до могилы?

Стикли встал, оскорбленный и встревоженный.

– Я не верю, что вы отклонили такое мощное доказательство…

– Доказательство! – Феба также вскочила. – Единственное доказательство, которому я поверю – это подписанное и запечатанное признание Брукхейвена, которое мне вручит сам Принц-регент! – Она сложила руки на груди и усмехнулась. – И даже тогда я сначала бы попросила Брукхейвена проверить почерк.

Манеры Стикли стали больше напоминать школьную учительницу, чем поверенного.

– В таком случае, я умываю руки! Если у вас не хватает здравого смысла, чтобы спасти себя, тогда, думаю, нет ничего, что еще я мог бы сделать для вас!

Феба боялась не удержаться, и прямо здесь и сейчас разорвать маленького педанта на части. Она стиснула зубы и удерживала руки сложенными на груди для его же безопасности.

– Я уверена, что вы найдете выход, мистер Стикли!

Он вышел с чопорным видом и вспыльчивым пыхтением. Когда поверенный покинул комнату, Феба закрыла глаза и попыталась прийти в себя. Что с ней случилось? Она только что отвергла, возможно, свой последний шанс выбраться из всей этой путаницы – потому что даже викарий может подумать, прежде чем продавать ее человеку, у которого в прошлом фигурирует убийство – но она не могла этого сделать. Она не могла ставить кому-то в упрек слухи, когда сама слишком часто оплакивала свою судьбу.

Даже ради Марбрука?

Нет. Она могла бы обменять свое тело и жизнь на положение и защиту, но она не станет продавать свою душу.

Даже ради Марбрука.

Рейф сильно ударил свою лошадь в бока, и жеребец вылетел из конюшни во двор с грохотом железных подков по булыжникам. Он должен позволить ей уйти.

Улицы все еще были полны народа, поэтому Рейф сократил свой путь через переулки, направляясь знакомым маршрутом в Гайд-парк. Существовало только одно место в Лондоне, куда можно было ускакать от ярости и мучений, и это было Роттен-роу, восточная дорожка, которая проходила по всей длине парка.

Не настолько далеко, как хотелось бы, но и это должно было подойти.

Глава 25

После ухода мистера Стикли, Феба осталась в гостиной, описывая большие круги вокруг списка гостей на свою свадьбу.

Наконец эта проклятая вещь заставила ее сбежать из комнаты в коридор, где сгущающиеся сумерки опережали слуг со свежими свечами.

Темная фигура вырисовывалась как раз за дверью. Рейф?

– Привет. – От этого низкого голоса у нее что-то перевернулось в животе. Нет, это был маркиз. Ее жених.

Вспомнив безвкусные сплетни мистера Стикли, девушка медленно двинулась к маркизу и взяла его большую руку в свои ладони.

– Я рада, что у меня есть шанс снова поговорить с вами, – прошептала она. Темнота сомкнулась вокруг них. Она будет ему хорошей женой, бедняжке.

Он позволил своим пальцам медленно обернуться вокруг ее пальцев.

– В самом деле? – пробормотал Колдер. – Тогда и я рад.

Феба прислонилась к нему, позволив своему лбу прижаться к его жилету. Пальцы ее другой руки скользнули вверх по его плечу, чтобы погладить его волосы. Она услышала, как в ответ его сердце забилось быстрее.

Феба застыла. Что делать теперь?

Затем она осознала, что ничего делать не нужно. У нее есть все права подойти и приласкать своего жениха.

Она просто не могла объяснить, почему она ощущала себя более виноватой, стоя здесь, в коридоре с Брукхейвеном, чем тогда, когда прижималась к Марбруку на диване.

Поэтому она медленно отступила назад, пытаясь не выдать своей внезапной неловкости. Слуга торопливо появился в глубине коридора, чтобы зажечь подсвечники и Феба смогла увидеть смущенное, но очень заинтересованное выражение на лице Брукхейвена.

– Вы не думаете, что уже должны одеваться для сегодняшнего вечернего концерта, мисс Милбери?

Концерт? Он пригласил ее выйти из дома этим вечером? Феба ощутила вспышку раздражения. Если Колдер это и сделал, то забыл упомянуть об этом ей. Хотя, благодаря этому она сможет провести время подальше от этого дома.

И подальше от Рейфа. Девушка быстро улыбнулась.

– Конечно. Концерт. Я полагаю, что сейчас самое время переодеться. – Девушка попятилась и сделала реверанс. – Я вскоре буду готова, милорд.

Маркиз официально кивнул.

– До встречи, мисс Милбери.

Как раз перед тем, как подняться на первую ступеньку, Феба обернулась назад.

– Милорд?

– Да, мисс Мибери?

Она сглотнула.

– Я… сегодня я узнала… от заинтересованной стороны… я не знала, что вы уже были женаты.

Его фигура сделалась странно неподвижной.

– Вы не знали? Ваша тетя заверила меня, что все рассказала вам.

– О, я уверена, что она это сделала. – Девушка махнула рукой. – Но, по правде говоря, я никогда не слушаю сплетни Тессы.

– Понимаю. – Он долго молчал. – И что же вы думаете о том, что сообщило вам это заинтересованное лицо?

Феба сделала шаг к своему жениху.

– Я думаю, что вы понесли большую потерю, – тихо проговорила она. – Сначала ваши родители, когда вы были немногим больше, чем мальчиком, а затем ваша жена. Так много боли… – Она сделала вдох. – Просто я хочу сказать, что сожалею. Я знаю, какую пустоту чья-то смерть может оставить в сердце. Должно быть, это было очень тяжелым испытанием для вас.

– Благодарю вас, мисс Милбери. – Неподвижность его фигуры не изменилась, но в его голосе появилось что-то совершенно новое, что-то более мягкое и на несколько градусов более теплое… и чуточку окрашенное эмоциями? – Это очень любезно с вашей стороны.

– Пожалуйста, милорд. До вечера.

– До вечера… Феба.

Она убежала. Не было ничего, что могло бы отозвать назад ее безрассудный успех в общении с Брукхейвеном. Девушка взлетела по ступеням в свою комнату – хвала Небесам, в свою собственную комнату! – чтобы спрятаться от собственных запутанных чувств.

К несчастью, они бежали за ней по пятам.

Тесса ворвалась в столовую, в своем третьем по счету лучшем платье, несмотря на путешествие идеально отглаженном изнуренной и измученной Нэн. Волосы Тессы были божественны, ее пудра – совершенна, на лице играла самая примирительная улыбка. Брукхейвен будет очарован до мозга костей и начнет умолять ее остаться здесь после свадьбы… возможно, даже вымаливать разрешение прийти к ней в постель. Она вовсе не будет возражать против того, чтобы снова завести любовника, а Брукхейвен был привлекательным животным с темной репутацией. Может быть, он захочет насладиться ее маленькими развлечениями…

– Мне так жаль, что я опоздала, – проворковала она. – Я…

В комнате никого не было. Стол был накрыт на одного человека, рядом с приборами стоял внимательный слуга Брукхейвена с решительной ухмылкой на лице.

– Их сиятельства сожалеют, что они отозваны в другое место, миледи. Если миледи займет свое место, то мы начнем обслуживать.

О, слуга мог думать, что его лицо ничего не выражает, но Тесса всегда знала, когда над ней насмехаются.

– Где мои подопечные? – Их милости могли быть за пределами досягаемости ее грубости, но девчонки дорого заплатят.

Мужчина снова поклонился, раболепный грызун.

– Мисс Блейк в своей комнате с головной болью, мисс Кантор в своей комнате с головной болью, а моя будущая хозяйка мисс Милбери на концерте с его сиятельством, миледи.

Моя будущая хозяйка. Это было напоминание о том, что если она хочет радушного приема в этом доме, то ей лучше обращаться с этой поганой Фебой с уважением. Разочарованная тем, что ей не удалось легко излить на кого-нибудь свой гнев, Тесса метнулась на стул и позволила налить себе суп.

Длинный официальный стол простирался по обе стороны. Даже тогда, когда здесь не было никого, кроме нее, Тессу посадили на самую социально низкую позицию за столом – в центре, спиной к дверям. Словно слуги Брукхейвена что-то знали… что-то, что они, вероятно, не должны были знать.

Черт бы побрал Фебу.

Глава 26

Королевский концертный зал представлял собой блестящий образец георгианского изобилия и роскошного великолепия. Гипсовая лепнина кремового цвета венчала арочные потолки, а позолоченные листья с грандиозностью покрывали каждую поверхность. Над ними висели ошеломляющие люстры, блестящие творения из хрусталя и мерцающего света.

Это место было предназначено для демонстрации прекрасных вещей утонченным людям – чтобы внушать всем посетителям мысль о том, что они и в самом деле находятся в самой цивилизованной стране мира.

Таково было великолепие современного Лондона, от удивительных газовых фонарей на Пэлл-Мэлл до этого роскошного зрелища. Как невероятно, что она, Феба Милбери, находилась в центре всего этого. Она посещала балы, концерты и оперу – одетая в прекрасное шелковое платье, сидя рядом с красивым лордом – то есть жила такой ослепительной жизнью, о которой мечтает каждая девушка.

Все, что ей нужно было сделать, чтобы получить это, уже было сделано. Теперь это будет ее мир. Она уже вращается в нем. Фебе нужно только позволить всему этому случиться – если бы она только могла быть уверена, что по-настоящему хочет жить в этом мире. Или это именно то, чего она должна хотеть?

Сопрано певицы взлетело вверх к отделанному фресками потолку. Лорд Брукхейвен наклонился ближе и прошептал что-то одобрительное. Феба автоматически кивнула. Все ее существование было похоже на прекрасный сон.

Но почему же тогда ей так отчаянно хочется проснуться?

– Марбрук, где тебя носило?

Высокая гибкая женщина, закутанная в самые прекрасные меха, нетерпеливо поджидала его. Она позволила плащу упасть, открыв клочок облегающего серебристого шелка с глубоким вырезом, который имел нахальство называться платьем. Ее блестящие волосы цвета воронова крыла с синеватым отливом свободно спадали вниз по спине вопреки последней моде. Взгляд тревожащих, серебристых, похожих на волчьи глаз оценил его от макушки до пят, когда женщина надменно приподняла подбородок.

Лайла. Когда он вошел в огромный вестибюль в Королевском концертном зале, Рейф рассчитывал быстро пройтись вокруг и сбежать, но было уже слишком поздно. Лайла выследила его. Хищная улыбка превратила ее прекрасное лицо во что-то порочное и сексуальное. Конечно же, когда-то это было одной из главных составляющих первоначального влечения, но сейчас он остался равнодушным. Рейф уже пожалел о своем импульсе, который заставил его пригласить Лайлу этим вечером.

Леди Лайла Кристи была чарующей красавицей и настоящим чувственным восторгом. К тому же у нее имелся супруг, который смотрел в другую сторону, очевидно, благодарный только за то, что он имеет Лайлу в своей не заслуживающей этого руке. Большинство мужчин в обществе отдали бы половину своих состояний, чтобы заполучить хотя бы один вечер ее внимания. Сам Рейф завоевал ее только после неустанного и упорного преследования.

– Привет, дорогой. – Ее хриплый голос напоминал мурлыканье. Лайла подошла слишком близко и позволила своему взгляду собственнически блуждать по его телу. Всего лишь несколько месяцев назад этого приглашения было бы достаточно.

Но сейчас, стоя в нескольких дюймах от Лайлы, Рейф покрылся легкими мурашками. Ему захотелось отодвинуться – и, возможно, принять ванну.

Это – помимо того, что было странным и вызывало беспокойство – означало пугающее развитие событий.

– Как всегда, опаздываю по моде, миледи, – с тревогой ответил ей Рейф.

Восторженно греховная и невероятно изобретательная, Лайла удерживала интерес Рейфа дольше, чем какая-либо другая любовница. По ее словам, она первой устала от него. Но сейчас Лайла, кажется, пересмотрела это решение.

Ты счастливчик. Продолжай твердить себе это.

Молодой человек с поклоном предложил Лайле руку, и они вошли в концертный зал на волне перешептываний и косых взглядов. Связи Лайлы всегда сопровождались самыми грандиозными сплетнями. Рейф же смирился с тем, что его имя снова будет у всех на устах.

Когда он провожал Лайлу к ее месту, Рейф бросил тоскующий взгляд в сторону выхода. Внезапно его внимание привлек блеск света на некой светловолосой голове, со знакомым, приподнятым вверх, особенным подбородком.

Она здесь.

Всем своим существом он сосредоточился на Фебе, как охотящийся ястреб на голубке. Концерт начался, но не слышал ни единой ноты. Его внимание было приковано к одной точке зала, где она сидела рядом с Колдером. Ее склоненный профиль, изгиб ее щеки, изящные пряди волос на затылке – всего этого было достаточно, чтобы у Рейфа пересохло во рту и перехватило горло.

Когда Колдер наклонялся ближе, чтобы прошептать ей что-то на ухо, Рейф замечал, как она напрягалась. Феба не отодвигалась – почти не отодвигалась – но она и не придвигалась, чтобы быть поближе к человеку, за которого она собиралась выйти замуж.

Наглядный пример, не так ли.

Хотя нет. Кажется, для нее естественно быть скромной на публике, в конце концов.

Так что он продолжил мучить себя. Она не хочет Колдера. Она хочет его. Она ненавидит его. Он ей нравится.

Сам Колдер маячил как большая глыба на периферии зрения Рейфа, но пока вечер продолжался, молодой человек не мог не заметить, что его брат выглядел… расслабленным. Тот брат, которого знал Рейф, совершенно не выносил, если ему приходилось тратить впустую вечер подобным образом – только не тогда, когда существовали машины, которые нужно было чинить, или что-то там еще, что нужно было для производства.

И вот он сидит, безмятежно наслаждаясь музыкой, с охотно присоединившейся к нему мисс Фебой Милбери.

Феба повернулась к Колдеру и слегка улыбнулась в ответ на то, что он сказал. Он ей нравится.

Ей понравился лучший мужчина.

Вдова, сидящая впереди Рейфа, переместилась, милостиво загородив вид на эту парочку, хотя ничего нельзя было поделать с затопившим его потоком раздраженного презрения к себе.

К чему вся эта пытка? Ему едва ли нужно доказывать себе, что Колдер выиграл.

Сопрано закончила свою арию, и слушатели с вежливым энтузиазмом зааплодировали. Рейф воспользовался этим моментом, чтобы сбежать. Когда он вслепую покидал концертный зал, то почувствовал, как чья-то рука схватила его за запястье.

– Марбрук?

О Боже. Лайла.

Пока концерт продолжался, Феба обнаружила, что вечер стал немногим более сносным. Его сиятельство значительно смягчился за последние два дня, и Феба почти обнаружила у него вспышку сухого юмора. Почти.

Затем Феба уловила уголком глаза вспышку голубого цвета. Марбрук. Она повернулась всем телом в ту сторону, чтобы увидеть, как его широкая спина исчезает за одной из дверей.

Она даже не колебалась.

– Пожалуйста, извините меня, милорд. Я… мне необходимо посетить уборную.

Почему она даже не заколебалась? Нет, не думай об этом. Не думай вовсе.

Колдер немедленно встал.

– Вам нехорошо?

Девушка быстро улыбнулась.

– Нет, все в порядке. Просто эта толпа… Я не привыкла к этому… – Это была смехотворная причина для оправдания, но, кажется, он принял ее.

– Пожалуйста, дайте мне знать, если я могу…

Но Феба оставила его позади, проскользнув мимо крепкой вдовы, которая жаловалась на большое количество народа, просачиваясь сквозь давку, как вода, полностью сосредоточившись на нем.

Это нехорошо. Тебе нужно думать вовсе не о нем.

Конечно же, это не было хорошо.

Но ей было все равно.

В коридоре Рейф обнаружил, что прижат к стене надвигающейся на него Лайлой. К несчастью, он желал только одного, чтобы она отступила назад и перестала смотреть на него так, словно хотела уложить на блюдо и пообедать им.

Неужели это означало, что он навсегда пропал для других женщин? Могло ли это случиться из-за одного приятного – Боже, такого очаровательного – свидания в саду и короткого момента в гостиной? Может ли такой мужчина как он, настолько серьезно заболеть преданностью за такой короткий промежуток времени?

Нет – если это будет зависеть от него.

Рейф улыбнулся с фальшивым приглашением. Лайла просияла. В течение многих лет она водила всего лишь шапочное знакомство с искренностью, поэтому неудивительно, что и сейчас не распознала ложь.

Женщина пододвинулась еще ближе.

– На минуту я подумала, что ты забыл меня, – прошептала она.

Рейф позволил привычке взять верх.

– Я никогда не смог бы этого сделать. – Он провел деликатно пальцами вверх по ее обнаженной руке. Лайла хрипло вздохнула, защекотав его ухо. Ее прикосновения казались грязными, хотя она была запачкана не больше, чем он сам. Его прошлое покрывало его грязными сожалениями… и только понимание в ясных голубых глазах Фебы могло отмыть его. Она стала бы его искуплением и его наградой. Его новым началом. Шансом стать человеком, которым он должен был быть.

Шанс, который он потерял навсегда. Так какой же смысл продолжать бороться?

Рейф подавил свое отвращение и положил раскрытую ладонь на затылок Лайлы. Она была красивой и податливой. Черт побери, он же мужчина! А это было всем, что нужно мужчине, верно?

Возможно, где-то между настоящим моментом и тем, когда она окажется обнаженной, он вновь обретет свободу воли.

Господи, он надеялся на это. Если нет, то ему предстоит затруднительный момент. Лайла была такой женщиной, которую большинство мужчин не могли бы получить за всю свою жизнь. Если она не сможет освободить его, то это не удастся никому.

– Лайла хочет, – гортанно прошептала женщина.

А что Лайла хочет, то Лайла получает.

Рейф открыл свой рот, чтобы дать обычный ответ, игривое замечание, часть того сексуального подшучивания, которое они использовали друг с другом… но слова не произносились. Лайла практически встала коленом ему на грудь, готовая выполнить его самые темные и секретные фантазии – если остались такие, которые они еще не осуществили – а Рейф не мог ничего с собой поделать.

Ты сошел с ума, парень? Хватай ее за руку и тащи в ближайший чулан, чтобы поиграть в «Хозяина и девственницу-горничную»!

Я не хочу горничную. Я хочу дочь викария.

Вероятно, она сможет сыграть и это! Просто иди!

Рейф закрыл глаза и сконцентрировался. Лайла обнаженная. Лайла на коленях. Лайла сверху…

Интересно, Фебе понравилось бы быть сверху? Он мог позволить ей задавать собственный темп, найти свой собственный путь к оргазму, пока он будет поддерживать ее, обняв руками за талию…

Она тряхнет своими непокорными волосами золотисто-медового цвета и вскрикнет от удивления, а затем ее голубой взгляд встретится с его глазами, пока наслаждение будет затоплять ее…

– Наконец-то, мой мальчик, – проворковала Лайла ему на ухо. Ее бедро прижалось к его растущей эрекции. – На мгновение я подумала, что ты снова забыл обо мне.

На мгновение он на самом деле забыл.

– Ты всегда слишком много говоришь, – грубовато ответил он. Потом протянул руку, чтобы обхватить ее округлую ягодицу и притянуть красавицу ближе к своему паху, цепляясь за образ Фебы у себя в голове. Феба в его объятиях, Феба в его постели, Феба…

Испуганный вздох толчком вернул его обратно. Рейф открыл глаза.

Феба неожиданно оказалась в коридоре, наблюдая за тем, как он лапает самую старательную шлюху в Мэйфере. Молодой человек опустил руки так быстро, словно Лайла превратилась в какое-то слизистое насекомое.

Взгляд Фебы встретился с его глазами, точно так же, как в его фантазии, но только сейчас ее, кажется, переполняло отвращение.

И боль.

Но это было смешно. Что могло причинить ей боль? Она была помолвлена, чтобы выйти замуж за другого мужчину! Для них обоих будет лучше, если она никогда больше не будет смотреть на него подобный образом.

Рейф намеренно обнял Лайлу за талию и заставил свой взгляд выразить раздражение из-за того, что их прервали.

– Вы возражаете?

Феба закрыла свой рот, ее ослабевшая нижняя челюсть напряглась. Глаза подозрительно прищурились. Черт побери, она видела его насквозь, даже сейчас!

– Я убедилась в справедливости вашей репутации, милорд, – чопорно ответила она. – Вам не нужно доказывать мне это. – Затем девушка отвернулась, как будто увидела что-то, чем леди не должна пятнать свое зрение.

Лайла бросила взгляд через плечо и хихикнула?

– Кто эта пуританка?

Феба услышала эти слова, потому что ее плечи слегка дернулись. Она не повернулась, только еще выше подняла свой проклятый подбородок и ускорила шаг.

– Никто, – ответил Рейф, не в состоянии оторвать глаз от фигуры Фебы, каждым дюймом излучавшей ярость и боль, пока она исчезала за углом. – Всего лишь лицемерная невеста моего лицемерного брата.

Лайла рассеялась, звенящим презрительным смехом.

– Тогда, думаю, они заслуживают друг друга. – Она повернулась обратно, чтобы уткнуться носом в его шею. – Итак, на чем мы остановились?

Это было бесполезно.

– Мы закончили. – Рейф отступил назад. – Извини. Я предполагаю, что на этот раз Лайла не получит того, чего хочет.

В ее серебристых глазах сверкнуло предупреждение, которое поставило бы другого мужчину на колени.

– Осторожнее, милорд. Я никогда не предлагаю дважды.

Рейф слегка поклонился.

– Тогда я надеюсь, что вы никогда не будете испытывать недостатка в мужчинах, миледи, – с этими словами он повернулся и пошел прочь от самой красивой женщины в Лондоне – и ни разу не обернулся.

Глава 27

– Я влюблена в лорда Рафаэля Марбрука!

Черт возьми. Этот секрет едва дошел домой с концерта и вверх по ступенькам в комнату Софи. Феба прижала одну руку ко рту и ждала реакции кузины. Но Софи всего лишь слегка приподняла брови.

– Ну, это ставит тебя в затруднительное положение, не так ли? – Софи обернулась, чтобы должным образом посмотреть на Фебу. – А он любит тебя в ответ?

Феба ощутила, как краска заливает ее щеки. Он любит тебя в ответ?

Она резко села на кровать, обхватив руками живот. Дрожь в ее животе только наполовину была вызвана неудовлетворенным желанием. Гораздо большая часть проистекала из темного уголка, наполненного страхами. Было ли с его стороны это только желанием? Неужели она снова обманулась?

Еще раз?

– Думаю, что он хочет меня, – с трудом произнесла девушка. – Но он не говорил о любви. – Она не могла доверять тому, что могло быть вызвано просто горячей кровью. Викарий много раз предупреждал ее, что такие импульсы не являются настоящими. Ее кровь может лгать ей, а разумные девушки никогда не захотят иметь с ложью ничего общего.

Софи уселась напротив нее.

– Понимаю. – Она долго изучала Фебу. – Кузина, ты уверена… ты сделаешь очень выгодную партию с его братом. И слишком много потеряешь, если разорвешь помолвку, выбрав Марбрука. Один только скандал…

Феба опустила голову.

– О, Господи. Я не могу даже думать об этом. – Викарий никогда снова не заговорит с ней. Выражение, которое будет в его глазах… она вдруг ощутила, как пепел старой боли собирается в угли и разгорается заново. Дрожь в ее животе превратилась в судороги. Девушка беспомощно посмотрела на Софи.

К счастью оказалось, что Софи имела опыт обращения с беспомощностью. Она встала, подошла к сундуку и вытащила графинчик с бренди.

– Я обнаружила его в библиотеке. На самом деле, я убрала его подальше от викария. Он не все время проводит почитать, знаешь ли. – Кузина налила изрядную порцию в стакан. Вернувшись к Фебе, она вложила его в ее трясущиеся руки.

Феба сделала большой глоток, закрыв глаза от лекарственного запаха жидкости. Бренди обжигало горло и желудок, но через несколько минут она ощутила, как напряжение в плечах ослабело.

– Это омерзительно, – произнесла девушка, с коротким беззвучным смешком.

– Отлично. – Софи забрала у нее стакан. – Тогда, вероятно, ты не пристрастишься к нему.

Бренди немного облегчило панику, но не устранило причины – ни одну из них. Обе высокие, широкоплечие причины продолжали маячить над Фебой, поглощая весь воздух в любой комнате, в какой бы ни находилась девушка.

– Леди Лайла Кристи.

– Кто?

– Это ее имя; я спросила… после. Она является – или, возможно, была – любовницей Марбрука. – Девушка фыркнула. – Лайла. Это имя идет ей… Она такая блестящая, элегантная и по-кошачьи таинственная. Воспоминания о руках Марбрука на этом серебряном платье…

– О, Боже, – выдохнула Софи. – Ну и вечер у тебя был.

Феба вызывающе замотала головой.

– Я не ревную – по существу, не совсем ревную. Я немедленно поняла, что Марбрук всего лишь пытается доказать свою точку зрения.

От бренди у нее закружилась голова.

– Но… в тот момент в коридоре, когда я увидела другую женщину в объятиях Марбрука, я осознала, что он никогда не будет моим.

– Потому что ты выходишь замуж за лорда Брукхейвена, – мягко напомнила Софи.

Феба отмахнулась от этих слов.

– Да… но когда-нибудь он найдет кого-то. Я собираюсь выйти замуж за Брукхейвена и исполнить мечту викария, а Марбрук собирается продолжать жить без меня, перескакивая от одной любовницы к другой, и, вероятно, однажды даже женится…

Ее лицо начало сморщиваться.

– И это никогда не буду я! – Феба схватила пыльную оборку кровати и громко зашмыгала носом.

– Тряпка. – Софи криво улыбнулась кузине. – Больше никакого бренди для тебя.

Феба шлепнулась на кровать и уставилась на узорчатую лепнину на потолке.

– Будь осторожной, Феба. Ты дала свое слово лорду Брукхейвену. Скандал…

Феба закрыла глаза.

– Я знаю. Я не могу снова оступиться – и я не стану этого делать. Я не буду проходить через это снова – боль, обвинения, постоянная сдержанность из-за страха, что все раскроется! Вечно размышлять: знают ли они? Шепчутся ли они обо мне? Не наступил ли конец моей репутации? Не погибла ли я?

Она перекатилась на кровати.

– Самое худшее – это тайная, постыдная надежда на то, что секрет выйдет наружу, – прошептала Феба. – Что он станет публично известен, что твоя репутация по-настоящему будет испорчена, и тебе никогда больше не придется жить под маской.

Софи положила руку на ее плечо. Феба вздрогнула, потому что она почти забыла о присутствии кузины.

– Феба, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь… и, возможно, ты не должна говорить мне этого. Если ты по-настоящему, честно желаешь избежать скандала, то будет мудро избегать лорда Марбрука до тех пор, пока свадьба не состоится… и, возможно, некоторое время после.

Феба села и потерла свои щеки.

– Избегать его. Да. Это именно то, что я буду делать. Это будет легко.

Она отчаянно надеялась, что так и будет.

Глава 28

Когда Рейф вернулся в Брук-Хаус, слишком поздно, чтобы встретиться с кем-то, кроме зевающего грума, который взял поводья счастливо истощенной лошади, его поприветствовали темнота и молчаливая пустота коридоров и комнат. Его собственный камердинер давно ушел спать, зная, что после определенного часа Рейф, вероятнее всего, вовсе не придет домой.

В своей комнате он сбросил куртку и жилет, рывком развязал галстук и бросил полоску ткани на кучу остальной одежды. Молодой человек уселся в большое кресло перед огнем и стянул сапоги, отбросив прекрасную кожаную обувь в сторону с такой же небрежностью, как рваные тряпки. Какое это имело значение? Даже прекрасные вещи, в конце концов, были всего лишь вещами. Они не сделают так, чтобы жизнь без Фебы переносилась гораздо легче.

Он не возвращался домой так долго, чтобы избежать встречи с ней – потому что как он мог смотреть девушке в лицо после той отвратительной сцены на концерте! – но было совершенно невозможно избегать ее присутствия. В этом доме Феба была во всех чертовых местах. Ее аромат задерживался в коридорах, ее имя было у всех на устах, ее проклятые кузины попадались под ноги с их более светлыми и более темными оттенками таких же голубых глаз.

И хотя тело Рейфа болело, его желудок громко запротестовал. Нужно было идти на кухню, чтобы удовлетворить, по крайней мере, один аппетит.

Его босые ноги замерзали на холодном полу, пока Рейф тихо пробирался по дому в поисках чего-то более существенного, чем любовное разочарование, чтобы набить свой желудок.

Он рос в этом доме, по крайней мере, половину каждого года, поэтому не испытывал необходимости в свече. Темнота была старым другом Рейфа. Большинство своих самых замечательных моментов – или самых худших, все зависит от чьей-то нравственной позиции – он провел в темноте.

Кухни находились в подвале, как и в большинстве городских домов. Они состояли из большой кладовой, разрезальной комнаты со смутно тревожащим набором режущих принадлежностей, главной кухни, где находились печи, буфетной с глубокими каменными раковинами, и самой любимой у Рейфа кладовой для мясных продуктов.

Это была длинная узкая комната, с устроенными вдоль стен мраморными полками для продуктов, которые требовали охлаждения, и холодный каменный пол обжигал его босые ноги. Так как Рейф был настроен на что-то аппетитное, то он легко обошел крепкий стол в середине комнаты и наклонился, чтобы нащупать на нижних полках что-то вроде ветчины или жареного мяса.

Он обнаружил мясные пирожки, вероятно, приготовленные для слуг, занимающих низкое положение, потому что привередливый хозяин скривился бы при виде такой обычной пищи – хотя Рейф никогда еще не встречал мясного пирога, который бы ему не понравился. Несмотря на призыв обильной мясной и картофельной начинки, он двинулся дальше, осторожно ощупывая полки. На самом деле он хотел бы закусить большими, сочными кусками…

Бедро. Гладкое… круглое… теплое… пышное…

– Ой. – Послышался тихий протест, едва ли более слышный, чем шепот.

– Ай. – Рейф отдернул руку назад, выпрямился – и с силой ударился затылком о каменную полку над головой. – Ой! – Он отшатнулся назад, приложив одну руку к черепу.

– Ох!

Что-то задвигалось на полке, послышался шелест ткани и металлическое звяканье – а затем свет обжег его расширенные зрачки.

– Ад и все дьяволы! – Рейф прикрыл глаза ладонью другой руки. – Зад милашки Шарлотты! Ты пытаешься убить меня?

– Я не… Я… А кто такая Шарлотта?

– Феба? – Он сдвинул руку с глаз и заморгал. Расплывчатые образы все еще плавали перед его глазами, но он смог увидеть ее перед собой, одетую в ночную рубашку и полураспахнутый халат, выуживающую свой подсвечник из жестянки с мукой.

Девушка нахмурилась, глядя на него и пытаясь развязать узел на поясе халата, чтобы стянуть его поплотнее.

– О Боже, милорд! Вы меня до смерти напугали!

– Я? Думаю, что это я только что потерял десять лет жизни! А я планировал провести их с пользой, знаете ли.

Ее настроение мгновенно изменилось, а на щеках появились ямочки.

– Как? Выполняя добрые дела?

Рейф заворчал.

– Абсолютно верно. Существует бесчисленное множество благотворительных дел для улучшения условий труда прелестных хозяек. Я постоянно жертвую на эти цели.

При воспоминании об это ее юмор исчез. Феба приподняла бровь.

– Готова поспорить, что это так. Мужчины вроде вас просто не знают, когда нужно остановиться.

Она не собиралась так просто давать ему сорваться с крючка.

– Что вы знаете о таких мужчинах, как я?

– Я знаю достаточно. – Она пыталась выглядеть почтенно, но ее взъерошенные волосы и непослушный халат придавали девушке восхитительный вид. – Повесы и негодяи существуют не только исключительно в Лондоне, довожу до вашего сведения.

Рейф усмехнулся, да абсурда счастливый просто от того, что он рядом с ней.

– О, вы разводите свою собственную породу там, в графстве У-Чёрта-На-Рогах?

Феба бросила свой узел и сложила руки под своим неприкрытым лифом.

– Полагаю, прежде всего, они импортируются, милорд, – угрюмо произнесла она.

Его улыбка исчезла.

– Ты ведь не дразнишь меня, нет? Что случилось с тобой в Торнтоне? Когда ты успела повстречаться с повесами и негодяями?

Что-то быстро промелькнуло в выражении ее лица, и Рейф подумал, что она собирается заговорить. Но затем все исчезло, и она просто невозмутимо посмотрела на него.

– Ты пришел сюда, чтобы найти что-то поесть?

– Ветчину. Или жаркое. Или… – Бедро. Но так же, как они не затрагивали тему Лайлы, они не возвращались и к тому, как Рейф нашел ее свернувшуюся на полке, спрятавшуюся от незваного гостя, в ночной рубашке, задранной выше колен, не так ли?

Он мог уважать хорошую уловку, но подумал, что должен каким-то образом внести свой вклад.

– Ты не должна бродить по дому одна. Ты не слишком хорошо знаешь его.

Феба приподняла подбородок.

– Это мой дом – или будет моим через две недели. Думаю, что я имею право совершить набег на кладовую, если захочу.

Ее дом… будущая жена его брата.

– Да, спасибо большое за то, что напомнила мне. Скоро здесь будет множество надоедливых, похожих на Колдера, ребятишек, которые не дадут нам спать по ночам.

Феба поставила на стол, стоящий в центре комнаты, поднос с ломтями жаркого.

– Сыр?

Он рассеянно потянулся ко второй сверху полке по ее просьбе.

– Ты слышала, что я сказал?

Девушка слегка напевала, пока вытаскивала полбуханки хлеба с полки, где она его спрятала. Выпечку обычно здесь не держали, поэтому она принесла его с собой. Феба на самом деле устраивалась в Брук-Хаусе как у себя дома.

– Я слышала тебя, – ответила Феба. – Ты протестовал против моих способностей к размножению. – Она бросила на него косой взгляд. – Некоторые из этих ребятишек могут быть похожими на Фебу, знаешь ли.

Маленькие Фебы, со щечками, как у херувимов и взъерошенными волосами, семенящие по дому, постоянно напрашивающиеся на неприятности, очаровывающие всех и вся своими ямочками и голубыми глазами с длинными ресницами…

На мгновение он был полностью захвачен этим образом в своем сознании. Затем вспомнил, что это не он будет отцом этих голубоглазых прелестниц.

Дядя Рейф. Его будут приглашать на праздничные обеды и больше никуда.

Феба продолжала спокойно готовить еду уверенными движениями. Если ее и затронул инцидент, произошедший этим вечером на концерте, то она не казалась расстроенной этим.

Я хочу, чтобы ты была расстроена. Нет, я хочу, чтобы ты была опустошена. Я хочу, чтобы ты сражалась за меня, чтобы отбросила прочь все, чтобы порадовать меня, чтобы это стоило тебе уважения своей семьи и жизни в качестве герцогини – так, что бы я не ощущал, что мой брат выиграл…

И что за человека все это делает из меня?

Это делает из тебя дядю Рейфа, потому что она достаточно разумна, чтобы послать тебя подальше, даже если ты ей и нравишься.

Что будет в точности тем, что он заслуживает.

Если бы Рейф знал, чего его бунтарские развлечения будут однажды ему стоить, сделал ли бы он все по-другому? Согласился бы он с планами Колдера, учился бы он прилежнее, избегал бы карточной игры, женщин и выпивки?

Почему ты не можешь больше походить на своего брата?

Был ли хотя бы один день в его юности, когда бы он не слышал этой ненавистной фразы от своего отца, или от наставника, или даже от местного священника. Каждое произнесение этой фразы добавляло еще один кирпич в стену между братьями, отсекая Рейфа…

И замуровывая Колдера?

Нет. Рейф отбросил эту нелепую идею. У Колдера было все.

Он посмотрел на Фебу, которая опасливо старалась вовсе не смотреть на него. Да, он ей нравился, но она никогда не выберет его, отвергнув Колдера. Она была слишком разумной для этого.

– Я не хотела причинить тебе боль, Рейф. – Ее голос был тихим, но он смог различить в нем страдание.

– А я не хочу, чтобы мне причиняли боль, – ответил молодой человек, выдавив улыбку. – Видишь? Мы можем проводить время друг с другом безо всяких трудностей. Мы единственные, кто не спит во всем доме, нас только двое, наедине, и мы находимся там, где никто не узнает, что мы…

Он остановился, необъятность их уединения только придавала ночи ощущение безопасности и таинственности. А это было рискованно.

Через стол от Рейфа Феба едва заметно вздрогнула.

– Пол просто ледяной.

– Тогда уйди с него. – Он обогнул стол одним быстрым движением.

– Что…

Обхватив обеими руками ее узкую талию, Рейф поднял девушку и посадил на стол до того, как она смогла запротестовать. Ее удивленный вздох легко прикоснулся к его щеке, смешавшись с ее запахом. Ему захотелось крепче обнять ее, притянуть ближе к себе и заставить забыть обо всем, кроме него…

Рейф отступил на шаг назад и низко поклонился, чтобы скрыть выражение своего лица.

– Барка моей королевы готова к отплытию. Не соизволит ли ваше величество усесться соответствующим образом?

Феба засмеялась.

– Ты сошел с ума.

Он выпрямился.

– Располагайся, – приказал он. – Этот пол чертовски холодный.

Она снова захихикала, но подтянула свои замерзшие ноги наверх, чтобы подогнуть их под себя, а затем вытянула одну руку.

– Вот. Я уселась. Можешь ли ты передать мне поднос? Я не могу достать его отсюда.

Рейф схватил поднос и унес его вне пределов ее досягаемости.

– Царственные руки вашего величества не должны касаться подносов!

– Девушка может привыкнуть к таким вещам, – задумчиво прошептала Феба.

Дочь бедного викария, вероятно, перенесла множество подносов за свою жизнь.

– Тогда сделайте это, моя королева, – нараспев произнес Рейф, стараясь как можно лучше подражать Фортескью.

Девушка снова рассмеялась, а затем приняла скучающий, королевский вид.

– Тогда хорошо. Подай мне хлеб.

Рейф оторвал кусочек от ломтя хлеба и положил ей в рот, ловко избежав ее протянутой руки. Глаза девушки мерцали, пока она жевала и глотала.

– Итак, брать еду руками тоже не по-королевски, так?

– Конечно, нет. – Рейф отщипнул ломтик холодного жареного мяса из того разнообразия, что стояло перед ним, и скормил ей.

Девушка закрыла глаза.

– Почему украденная еда кажется намного вкуснее?

– Продолжай держать глаза закрытыми, – ответил он. Рейф кормил ее кусочками хлеба, мяса и сыра еще несколько минут. Феба шептала одобрительные слова, напоминая ему о том, как она наслаждалась шоколадом на улице. Он опустил вниз поднос и схватил свечу.

– Я сейчас вернусь.

Кладовая была как раз за углом, и он смог вернуться назад до того, как Феба успела хотя бы символически запротестовать против того, что ее оставили в темноте.

– Извини за это. Я не хотел попасть локтем в какой-нибудь пирог.

Она просияла.

– Пирог?

– Лучше. А теперь снова закрой глаза.

Доверяя ему, она закрыла глаза, откинула назад голову и открыла рот…

Приличный мужчина на самом деле не должен иметь подобных мыслей по отношению к невесте брата. Безусловно, но Рейф никогда не был приличным, не так ли?

Угощение, которое он принес, было густым шоколадным соусом, который, вероятно, предназначался для десерта завтра вечером. Он зачерпнул ложкой темный деликатес, позволив густой массе стекать на ее язык. Феба покатала соус у себя во рту и задрожала.

– Блаженство, – хрипло прошептала она.

Ее хрипловатая оценка заставила его пах запульсировать. То, как ее язык облизывал губы, стараясь слизнуть даже самое крошечное пятнышко, заставило его кровь отхлынуть от мозга и устремиться в самые неприличные части его тела.

Рейф погрузил еще одну ложку в этот похожий на розовый бутон рот, и единственное, что он слышал – была пульсация его вожделения. Его рука задрожала, отчего маленькая капля шоколада приземлилась на ее подбородок.

До того, как Рейф смог остановить себя, он нагнул голову и слизал эту каплю.

Феба задохнулась и застыла, но ее глаза оставались закрытыми, и она не двигалась, чтобы оттолкнуть его прочь. Эта игра, задуманная для того, чтобы отвлечь их от трепета, который они испытывали друг к другу, потерпела поражение.

Феба ждала, не способная дышать, не в состоянии думать из-за томления в сердце и в мчащейся крови. Ее живот дрожал от необходимости. Поцелуй меня.

Нет. Это не правильно.

Это не может быть неправильным, только не это.

Поцелуй меня.

– Ты принес мне конфеты, не так ли? – прошептала она. – Как ты узнал?

Он сглотнул.

– Я следовал за тобой, – прошептал Рейф в ответ, его губы были так близко от ее рта. – Я… следил за тобой.

Феба не открыла глаз.

– Я ощущала тебя там. – Она вздохнула.

– Открой глаза, Феба. Открой глаза и посмотри на меня.

Она приподняла веки, ее глаза были похожи на пару одинаковых огней, освещавших его желанием, заставив его рот пересохнуть, послать все добродетельные мысли к дьяволу с исчезающими за ними следами дыма.

– Феба?

Она оказалась на нем еще раньше, чем он двинулся к ней. Рейф погрузил пальцы в ее густые распущенные волосы и притянул ее рот к своему рту. Феба обвила его руками за шею, поднимаясь на колени, чтобы нетерпеливо прижаться к нему.

Она нужна была ему еще ближе. Пояс ее халата представлял небольшую проблему, которую Рейф решил, потянувшись за ножом, которым Феба резала хлеб. Одним быстрым движением он разрезал надоевший узел, а затем халат полетел на пол позади них.

Ее ночная рубашка была бы делом одного мгновения. Легкое одеяние также слетело бы с нее, и Феба осталась бы обнаженной в его руках, нагой для любого его порочного желания. О, какие вещи он хотел проделать с этой милой, горячей сельской девушкой…

Подсвечник наклонился, скатился со стола и упал на каменный пол с резким лязгом, который эхом отозвался в узкой кладовке.

Они немедленно отпрыгнули друг от друга в наступившей темноте. Рейф отступал назад, пока его спина не уперлась в полки. Он услышал сдавленное рыдание, шелест ткани и резкий глухой стук, когда дверь захлопнулась, а затем – звуки убегающих ног.

– Феба?

Она ушла.

Рейф поднял руки, чтобы закрыть лицо. Он мог ощущать ее запах на себе.

– О Господи. – Темнота и молчание давили на него, заставив упасть на колени.

Проклинай или молись, но Бог все равно не ответит.

Глава 29

Она извивалась под ним, ее движения были жадными и невинно-эротичными. Его милая, горячая Феба, наконец-то по-настоящему будет принадлежать ему, навсегда.

– Навсегда, милорд. Я буду любить вас вечно, – задыхаясь, выговорила она, пока ее тело содрогалось под ним. – Милорд, проснитесь, милорд.

О, черт.

Рейф открыл глаза, чтобы увидеть своего камердинера Спарроу, стоящего рядом с кроватью и сконфуженно глядящего на него.

– Вы попросили разбудить вас пораньше этим утром, милорд.

– Убирайся. – Рейф закрыл глаза, но Феба уже ушла.

– Милорд, у вас есть планы этим утром. Разве вы не помните?

Его планы заключались в том, чтобы выбраться из дома как можно раньше, и избегать встречи с Фебой или Колдером или кем-то еще из этой проклятой свадебной компании. После прошлой ночи, этот план был еще более важным, чем когда-либо.

Осталось терпеть не так долго.

Всего лишь двенадцать длинных, невыносимых дней.

И все же каким-то образом после завтрака он снова обнаружил себя в компании.

Феба снова была одета в голубое, на сей раз – в бледно-голубое, почти серо-голубое, что опечалило Рейфа. Она должна носить самые яркие цвета и драгоценности, потому что только они могут быть достойны этой девушки и расцвечивают краской ее щеки и глаза.

Фортескью выглядел измотанным, когда внес в комнату поднос с чаем, а затем рассеянно вышел, ни налив ни одной чашки. Рейф бросил взгляд на Колдера.

– Что-то случилось?

Колдер не поднимал глаз, поглощенный своей газетой.

– Повар дуется. Кто-то вторгся в кладовую вчера ночью и устроил полный беспорядок.

Тесса издала симпатизирующий звук, но Рейф смог только удержатся от того, чтобы не посмотреть на Фебу. Он отвел взгляд, чтобы увидеть, как Тесса задумчиво смотрит на него, а затем – на Фебу.

Тесса легко улыбнулась, затем прижала руку ко лбу.

– Лорд Марбрук, не окажете ли вы мне огромную услугу и не сопроводите Фебу и Софи сегодня к Лемонтёру на примерку? Я чувствую подступающую головную боль.

Тесса не выглядела больной. На самом деле ее глаза сверкали, а щеки раскраснелись, но Рейф не имел возможности обвинить ее в том, что она изображает головную боль, чтобы не ехать по магазинам.

В этот раз запротестовала Феба.

– Не беспокойся, Тесса. С нами все будет в полном порядке, если мы поедем с Нэн и лакеем, если лорд Брукхейвен может предоставить нам кого-нибудь?

Колдер поднял глаза.

– Что? О, да. Конечно. Я бы сам сопровождал вас, но у меня гора отчетов, которые нужно просмотреть сегодня. Так жаль. Мои глубочайшие сожаления.

Колдер не выглядел ужасно опечаленным. Рейф знал, что его брат ничто так не любит, как зарыться в бумажную работу на весь день. Кажется, это бесконечно очаровывало его.

Тесса улыбнулась, но ее глаза метнулись в направлении Фебы.

– Но Нэн будет нужна мне весь день, потому что я вовсе не смогу подняться с постели. А отправить двух юных леди в сопровождении всего лишь лакея? – Она перевела взгляд на Рейфа и приподняла бровь.

Ах, его реплика. Рейф подавил покорный вздох и кивнул.

– Я буду счастлив сопровождать мисс Милбери и мисс Блейк. Я немедленно прикажу закладывать экипаж.

Он встал и вышел, хотя мог бы отдать приказ с того места, где сидел. Провести еще один день в компании Фебы – это последнее, что он хотел бы делать.

Да, это объясняет, почему ты так боролся с этим поручением. Ты не выносишь даже ее вида.

Феба наблюдала, как Рейф уходит. Не смотри на его зад! О Боже. Слишком поздно. Потом он вышел из комнаты, и в помещении снова воцарилось неловкое молчание.

Брукхейвен сидел, обратив взгляд к окну, его пальцы шевелились от нетерпения. Тесса начала драматизировать свою растущую головную боль. Софи уткнулась носом в книгу, а Дейдре наблюдала за пальцами Брукхейвена с таким видом, словно хотела ударить по ним колотушкой. Тиканье золоченых часов на каминной полке в течение нескольких, похожих на вечность минут, заполняло тишину в комнате.

Феба внезапно поднялась, не в состоянии выносить все это.

– Ну, я полагаю, что мне нужно приготовиться к примерке. Софи, пойдем?

Софи подняла взгляд от книги, моргая за своими очками.

– Примерка?

Феба вздохнула.

– У Лемонтёра, помнишь? Лорд Марбрук отправился, чтобы приказать приготовить экипаж.

Софи долго смотрела на нее, взгляд девушки стал острым. Затем блеск остроты пропал, и в ее глазах не осталось ничего, кроме туманной незаинтересованности.

– Мне жаль, Феба, но я, в самом деле, должна отказаться. Видишь ли, у меня болит голова.

Феба прищурила глаза, вглядываясь в свою кузину. Предательница.

Она повернулась к Дейдре, которая подняла вверх руки.

– Я сейчас ожидаю посетителей в любой момент. Я обещала, что буду дома сегодня. Ты же не станешь просить леди, чтобы она нарушила свое обещание, не так ли?

Заговор.

Феба ждала, что Брукхейвен сам предложит сопровождать ее, вместо того, чтобы посылать с ней своего брата, что не было в точности скандальным, но и не совсем обычным при этом.

Брукхейвен бросил взгляд на часы и поднялся.

– Желаю тебе приятно провести время, моя дорогая. Я буду с нетерпением ожидать, что услышу обо всем за обедом. – Он повернулся и вышел с рассеянным поклоном, адресованным Тессе и кузинам.

Попалась. Ей нужно появиться у Лемонтёра, если Феба ожидает, что ее свадебное платье будет закончено вовремя. Она была беспомощна. Как это раздражало.

Раздражает? Так вот почему твое сердце бьется быстрее, и твои щеки порозовели?

Девушка приложила руку к лицу, когда выходила из комнаты. Так или иначе, черт бы побрал ее предательский румянец. Она побежала вверх по лестнице, чтобы взять свою верхнюю одежду вместо того, чтобы послать за ней слугу – только для того, чтобы найти оправдание своему яркому румянцу. Феба не хотела, чтобы Рейф подумал, что она так возбуждена от мысли отправиться куда-нибудь с ним наедине!

Экипаж был готов, когда она спустилась вниз, и Марбрук ждал ее в вестибюле. Если бы она не признавала опасность такой мысли, то могла бы вообразить, что они – женатая пара, которая готовится к восхитительной поездке в замечательный весенний день.

А затем, дома, их будет ждать интимный обед в гостиной рядом с их спальней, где они, полураздетые – она в облегающем халате, а он в распахнутой рубашке, с мускулистой грудью, блестящей в свете свечей – будут кормить друг друга вкусными кусочками своими руками и облизывать их начисто…

– Ты должно быть очень быстро бежала, – произнес Рейф, отводя взгляд, пока помогал ей надеть спенсер. – Твои щеки ярко-розовые.

– Ах… хмм. – Не думай. Не воображай. Не вдыхай его запах…

Его пальцы переплелись с ее, когда Феба потянулась, чтобы запахнуть спенсер. Рейф отдернул руки – и случайно провел ладонями по ее затвердевшим от фантазий соскам. Девушка судорожно вздохнула – частично от шока, частично от исключительного удовольствия, почувствовав прикосновения твердых, горячих ладоней к покалывающей, ноющей плоти.

– Мои и… извинения… я… о, черт! – Рейф отвернулся, прижав ладони одну к другой, чтобы уничтожить воспоминание об этих твердых, вздернутых кончиках ее груди – или чтобы сохранить его. Ее протяжный вздох эхом отзывался в его сознании. Вздох удовольствия? Или ужаса?

Или, как у него, и того, и другого?

Феба отступила назад и застегнула свой спенсер, проявляя крайнюю сосредоточенность. Затем она откашлялась и приподняла подбородок.

– Да, отлично… не отправиться ли нам?

Рейф бросил один взгляд на ее грудь, где даже шерсть спенсера не могла скрыть доказательство ее… э-э-э, возбуждения. Затем он стремительно перевел взгляд на вершину лестницы.

– Мисс Блейк? – Пожалуйста, поторопитесь, мисс Блейк. Поспешите вниз и спасите меня!

– Софи не будет сопровождать нас, милорд. – Феба казалась совершенно завороженной верхней пуговицей на своей перчатке, пока натягивала ее, а затем взяла шляпку с пристенного столика.

Замечательно. Просто идеально.

Черт побери.

Возможно, он сам сможет сослаться на головную боль. У него определенно кое-что болело – хотя эта часть тела и находилась немного ниже.

В экипаже стало гораздо хуже. Как только суматоха с усаживанием завершилась, и карета пришла в движение, Рейф отчаянно осознал их уединение. Конечно, Лондон копошился вокруг них, пока они ехали на Бонд-стрит, но все же эти шумные массы народа казались всего лишь бормотанием ручья в молчаливом лесу. Напряжение, которое установилось между ними, заглушило весь мир, оставив их только вдвоем.

Рейф попытался сломать это напряжение.

– Вы довольны тем, как вас устроили в Брук-Хаусе, мисс Милбери?

Девушка подняла взгляд с выражением благодарности.

– О да. Моя комната совершенно уютна. Такая большая, и даже кровать достаточно просторна для двоих… – Она замолчала, ее румянец стал еще ярче.

Да, хотя и не такая большая, как в комнате маркизы, кровать в той комнате была большой и с роскошными занавесями. Этот предмет мебели всегда напоминал Рейфу о будуаре в гареме – или, по крайней мере, он воображал гарем именно таким.

Феба, одетая только в клочок облегающего газа[13], как невеста султана. Феба, с блестящими глазами над обольстительно скрывающей лицо вуалью. Феба, экстравагантно растянувшаяся на этой огромной, роскошной кровати, обнаженная и влажная для него…

Рейф небрежно скрестил ноги, пристроил шляпу на колени и невидящим взглядом уставился в окно на город. Он отправится в ад и это произойдет скоро. Смерть от вечной эрекции.

Феба закусила губу. Как она только смогла заговорить о кровати, во имя всего святого!

К счастью, Марбрук, кажется, ничего не заметил. Он казался совершенно спокойным, когда смотрел в окно – до тех пор, пока она не заметила пульсирующий мускул на его подбородке, и то, как он перемещался на сиденье, словно что-то причиняло ему дискомфорт.

Она сама начала ощущать на себе воздействие раскачивающегося экипажа. Ритмичный перестук колес по мостовой причинял огромный вред ее спокойствию, словно добавляя пыла в ее возбуждающие мысли.

Шокирующие мысли. Неправильные мысли. Ей было очень стыдно за себя.

Феба размышляла над тем, сколько еще раз сегодня она сумеет устроить так, что Марбрук помогал ей со спенсером…

Я помолвлена, я респектабельная, порядочная, добродетельная женщина, я помолвлена…

Все это не помогало. Не тогда, когда Марбрук так близко, что она могла вдыхать запах мыла, с которым он брился. Только не тогда, когда он сидит напротив нее, откуда ей так отлично видны его привлекательное лицо, широкая грудь и большие, красивой формы руки…

Он поцеловал меня прошлой ночью. У него перехватило дыхание от желания к ней.

Карета мягко остановилась. Марбрук просиял.

– Ах, да. Мы приехали!

Он выбрался из экипажа за рекордное время, очевидно, ему так не терпелось сбежать от нее.

Но все же Рейф с мягкой любезностью помог ей выйти наружу и предложил руку, чтобы проводить ее к дверям Лемонтёра, где наготове стоял Кэбот.

Как только они оказались внутри, Кэбот указал Марбруку на удобное мужское кресло и продемонстрировал набор сигар и графинов.

– Виски, – пробормотал Марбрук, и ему немедленно был вручен стакан с янтарной жидкостью. Кэбот не выказал ни малейшего беспокойства тем обстоятельством, что было еще немного рановато для виски… и, говоря по правде, Феба сама была бы не прочь сделать небольшой, успокаивающий нервы глоток, но ей ничего не предложили.

Вместо этого, ее загнали за «кулисы» возвышения. Две симпатичные служанки ожидали там с огромным выбором платьев, которые не могли быть для нее одной.

Оказалось, что могли.

– Хозяин приказал сделать все новое, – произнесла одна из девушек. – Как только вы наденете платье от Лемонтёра, вы никогда больше не захотите носить ваши старые платья.

Феба наблюдала с изумлением, как настоящее богатство Брукхейвена становилось очевидным. Она думала, что голубое платье, которое ей уже прислали, было замечательным, и так оно и было, но сейчас оказалось, что это обычное платье для интимного ужина, а не величественный ансамбль, как полагала Феба.

Первая вещь, которую на нее надели – то есть нарядили, словно куклу – оказалась прекрасным платьем голубовато-зеленого шелка с хитроумно устроенным лифом, который приподнимал ее грудь и поддерживал на поверхности, как бакены в море. Однако в талии платье оказалась немного тесновато.

Одна из служанок повысила голос.

– Корсет! – закричала она, во всех отношениях напоминая армейского офицера, отдающего приказ. Появился корсет из такого же шелка, и Феба обнаружила себя затянутой в него до того, как смогла сделать замечание по поводу идеи подбирать корсет к каждому платью.

Для корсета этот предмет был весьма удобным; каким-то чудом разработки он к тому же придал Фебе стройное изящество, которым она никогда не обладала, даже когда была ребенком. Ее талия сделалась крошечной, а ее бедра – так беспокоившие Лемонтёра два дня назад – стали округлыми без того, чтобы быть широкими. Теперь платье скользнуло по ней без протеста.

– Зеркало!

Феба обнаружила, что ее выталкивают за занавес, чтобы снова встать на возвышение, окруженное с трех сторон зеркалами.

Она заметила свое отражение в одном из них и замерла с раскрытым ртом. Она выглядела… выглядела как Дейдре, как Тесса, только при этом она еще и осталась собой. Феба выглядела модно и элегантно, с головы до ног богатой, утонченной леди.

Затем девушка увидела, отраженное в зеркале, в которое она смотрелась, неосторожное выражение на лице Марбрука – его ошеломленный, благоговейный, голодный взгляд, который бродил вверх и вниз по ее телу.

Феба не смогла устоять. Она наклонилась, чтобы повозиться с подолом, устроив так, чтобы декольте отразилось в зеркале. Девушка наблюдала, как его лицо покрылось краской, а челюсти напряглись.

И снова Рейф скрестил ноги и прикрылся шляпой. Ага. Феба сумела удержаться от улыбки почти кошачьего удовлетворения, когда выпрямилась после своего неприличного испытания.

– Ты – богиня, – выдохнул Марбрук.

Девушка, вздрогнув, подняла глаза.

– Что?

Он отвел взгляд.

– Ничего.

Феба прищурила глаза.

– Ты назвал меня богиней. Я слышала это совершенно четко. Богиня чего?

Рейф обратился к игре, как к последнему прибежищу.

– Ты богиня зеленых платьев. Все зеленые платья должны поклоняться твоему платью, потому что оно – самое прекрасное во всей стране, сшитое эльфами из лунного света.

Она приподняла бровь.

– Я бы подумала, что платье из лунного света будет голубым… или белым.

Он рассмеялся, испытывая облегчение от того, что она была готова поиграть.

– Тогда твое платье было сшито русалками, принцессами самых глубоких морей.

Девушка повернулась к зеркалам, внимательно изучая свое отражение.

– Богиня русалок. – Затем она бросила лукавый взгляд через плечо. Озорные огоньки в ее глазах заставили заныть его дрожащий живот. Она была восхитительна.

– Я должна предположить, что у богини русалок будет собственный фаворит, – надменно заявила она. – Вам нужно знать, что богини имеют огромное количество верных фаворитов.

Рейф низко поклонился, чтобы скрыть голод, который, как он знал, вспыхнул в его глазах. Спокойствие, парень!

– Тогда ваш фаворит здесь, ваша божественная морская водоросль.

Феба захихикала, а затем заставила себя строго посмотреть на него.

– Ведите себя прилично, фаворит, или мне придется приказать своим легионам меченосных рыб расправиться с вами.

– Тогда поведайте мне, о ваше веснушчатое величество, как я смогу избежать такой продырявленной смерти?

Она повернулась в шелесте шелка и начала считать на пальцах.

– Во-первых, все фавориты должны знать, как становиться на колени. Во-вторых, хороший фаворит никогда не должен говорить «нет» своей богине. Единственные допустимые ответы – это «да», «как пожелаете» и «если моя богиня позволит мне».

Для Фебы эта игра была просто желанной попыткой рассеять напряженность, которую она создала своей бесстыдной демонстрацией.

Затем Марбрук опустился на одно колено перед ней с очень странным выражением на его привлекательном лице.

– Да, – хрипло ответил он. – Как пожелаете. Его глаза были темными от чего-то, что причинило ей боль внутри. Его веки чувственно опустились. – Если моя богиня позволит мне…

Девушка долго и беззвучно выдохнула, когда он протянул одну руку к подолу ее платья. Видеть этого мужчину – этого широкоплечего, могучего мужчину! – у своих ног, слышать, как называет тебя богиней с этим темным голодом во взгляде…

Что ж, это как раз то, что может заставить колени девушки подогнуться, вот что это такое!

Феба низко присела в реверансе, чтобы скрыть дрожащие колени.

– Вы так любезны, фаворит. – Когда она выпрямилась, то сделала шаг вперед, к его вытянутой руке.

Подол ее платья прошелестел по руке, и его пальцы скользнули внутрь, прикоснувшись к ее лодыжке. Они оба застыли.

Феба посмотрела вниз на Рейфа, приготовившись рассмеяться, но его взгляд бы прикован к своей руке, которую он не мог видеть. Она ощущала невероятно нежную ласку в этом чувствительном месте под ее таранной костью[14].

Она стояла неподвижно, когда должна была отойти в сторону, не важно, подгибались у нее колени или нет. Она ждала, застыв на месте, пока его рука скользила все дальше под павлиний зеленый шелк.

Его прикосновения были теплыми и легкими, как перышки. Она едва ощущала их сквозь шелк своих чулок.

Но Феба едва могла ощущать что-то еще. Не было ни звуков, ни света, ни остального мира. Только прикосновение его теплой руки, медленно скользящей – так медленно, что это причиняло ей боль! – вверх по ее лодыжке… и по бедру… и по мягкой складке позади колена…

Не было ничего, кроме шелеста шелка, пока его рука поднималась вверх, между ее коленей, а затем еще выше. Сейчас Феба могла ощущать жар этой руки между своих бедер – не прикосновение, только жар, – и это заставило ее живот задрожать.

Она должна отодвинуться, сделать шаг назад, должна увернуться из пределов его досягаемости с потрясенным и возмущенным вздохом.

Самое странное заключалось в том, что в этот момент она даже не помнила, что означают эти слова. Все, о чем она могла думать – это о том, что в следующий момент жар его руки будет на ее… возможно, даже в ней…

Его взгляд взлетел вверх и впился в ее глаза. Жар, который Феба ощущала внутри, был несравним с вожделением, плескавшимся в его глазах.

– Если моя богиня позволит мне… – Его голос был низким и хриплым от желания.

Девушка качнулась вперед, ее глаза закрылись от волны горячей страсти, прокатившейся по ней. Прикоснись ко мне…

Глаза Фебы распахнулись, когда занавес позади нее отдернули в сторону со скрежетом медных колец на стержне. Она подпрыгнула от удивления и обернулась так резко, что пошатнулась. Лемонтёр выступил вперед и протянул руку, чтобы помочь ей обрести равновесие.

– Моя дорогая, вы выглядите совершенно восхитительно. – Лемонтёр с одобрением рассматривал ее. – Вы думаете точно так же, милорд?

Полузадушенный звук от Марбрука заставил Фебу резко повернуть голову – но он благополучно вернулся в свое кресло в трех ярдах от нее, словно никогда и не покидал его.

Его шляпа снова лежала у него на коленях.

Лемонтёр снова утащил Фебу прочь, оставив Рейфа наедине с его бурлящими мыслями и пульсирующим пахом.

Дни. Не годы и не месяцы. Осталось ждать всего лишь несколько дней до свадьбы, и потом он сможет уехать и оставить это безумие позади. Возможно, он найдет себе красивую жену в Америке и сотворит с ней несколько толстых детишек. Все, что ему нужно сделать – это пережить следующие две недели и держать свои руки подальше от девушки.

Задумавшись, он не поднял головы, когда занавес снова отдернулся.

– Гм, – произнес нежный голос.

Рейф посмотрел вверх – и не смог отвести глаз.

Она больше не была просто девушкой. Она стала невестой.

Роскошный, но не белоснежный атлас был уложен складками и подоткнут на лифе прекрасного платья, линии которого устремлялись от перекрестного центра до переплетенных крошечных рукавов, похожих на крошечных голубков цвета слоновой кости, сидящих на каждом плече. Юбка спадала длинными, изящными складками, напомнив ему о греческой колонне. Ее кожа сияла на фоне идеально бледного цвета платья, в то время как ее волосы затмевали едва заметный золотистый оттенок ткани.

Плохая примета для жениха видеть невесту до свадьбы.

Откуда появилась эта мысль? Рейф сглотнул. Могло ли быть так, что он все еще развлекал себя мыслью о том, что Феба передумает? Насколько безумным и введенным в заблуждение он должен быть? Она же стояла перед ним в свадебном платье, ради всего святого!

Он встретился с ней взглядом. Феба ожидала услышать, что он думает. Было ясно, что для нее имеет большое значение, что он думает.

Это было неправильным. Она должна быть вся в волнении по поводу мнения Колдера, а не его.

Проклятие. Он сделал все это из-за недостатка самообладания. Он запутал ее мысли, ослабил ее решимость сделать этот выгодный шаг.

И единственной, кто поплатился бы за это, была бы Феба. В конце Рейф ушел бы свободным человеком – хотя и с дырой вместо сердца. Но никому не нужно было знать об этом.

Рейф встал.

– Ты выглядишь ошеломляюще красивой.

Она заморгала.

– Правда?

– Во всей Англии нет более прекрасной женщины, – серьезно ответил Рейф. Пусть она услышит это хотя бы раз, потому что Бог знает, что Колдер никогда не скажет ей таких слов. – Ты никогда не должна забывать об этом. – Он наклонился, чтобы взять свою шляпу. – Если ты извинишь меня, то я вспомнил, что должен сейчас уйти. Экипаж отвезет тебя обратно в Брук-Хаус, когда ты закончишь с примеркой.

С этими словами он повернулся спиной к невесте своего сердца – хотя его почти разорвало пополам от этого поступка – и пошел прочь.

Глава 30

Следующий день Феба сумела провести так, что ни разу не увидела Рейфа. На данном этапе самым разумным поступком будет полностью избегать его. Она позавтракала в своей комнате, в течение утра пряталась в самых малопосещаемых частях дома, сослалась на головную боль во время визитов и продлила свое недомогание на все время обеда.

Брукхейвен прислал любезное послание с предложением, чтобы она проинформировала его, требуется ли ей врач. Девушка ответила, что нет, она просто переутомилась от деятельности нескольких прошедших дней и собирается рано лечь спать.

От деятельности гораздо более напряженной и захватывающей дух, чем Брукхейвену будет когда-либо позволено узнать!

Маркиз прислал еще одну записку, напоминая ей, что у них есть места в опере следующим вечером. Феба понимала, что завтра ей не удастся спрятаться. Брукхейвен ожидал, что она будет планировать свадьбу и ходить с ним под руку, готовая разыгрывать из себя маркизу.

В любом случае, это не срабатывало. То, что она избегала Рейфа, не приносило пользы. Он был везде… в разговорах слуг, в портретах на стене, в его шляпе и перчатках на столике в переднем холле, в его голосе, разносящемся по дому…

Однажды Феба услышала, как он идет по коридору своим отличительным широким шагом. Она развернулась, подумав о том, чтобы сбежать в переднюю часть дома.

Низкий голос Брукхейвена раздался из вестибюля, очевидно, он только что вошел в дверь.

Рейф был позади нее, а Брукхейвен приближался спереди. Феба повернулась, чтобы спрятаться в библиотеке. Нет, проклятие. Там находился викарий. Он узнает, что его дочь слабеет. Его острый взгляд следует за каждым ее движением.

В этом доме было слишком много мужчин!

На противоположной стороне коридора ее поманила другая дверь. Это была дверь для слуг, вровень со стеной, замаскированная, как часть обшивки. Феба моментально открыла ее и зашла внутрь. Затем осторожно закрыла дверь за собой, и прижалась к ней ухом. Заметил ли ее кто-нибудь?

Послышались шаги по ковровой дорожке в коридоре, затем другие – с противоположной стороны.

И те, и другие шаги замедлились перед кладовкой для белья.

Феба покачала головой в темноте. Конечно.

– А, Рейф… Я рад, что застал тебя. Я имел намерение поговорить с тобой о моей невесте.

О Боже. Феба не знала, то ли отпрянуть и закрыть уши руками, или еще сильнее прижаться к двери и подслушивать.

– Что насчет Фе… мисс Милбери, Колдер? – Рейф говорил осторожным тоном.

Колдер откашлялся.

– Ну, я заметил, что у тебя появилась тенденция пристально смотреть на нее. И кажется, что ты всегда где-то рядом. Даже прислуга делает комментарии по этому поводу.

О, черт. Кто-то видел их в холодной кладовой… или в гостиной… или в холле…

Вот это да, как же мы были заняты…

Феба крепко обняла руками свой похолодевший живот и попыталась вслушиваться в разговор через шум в ушах.

Скандал. Позор. Печальная известность.

О, пожалуйста, нет.

– Что из того? – Феба могла чувствовать, что Рейф ощетинился.

Колдер хмыкнул.

– Нет необходимости принимать оскорбленный вид. В конце концов, ты сам создал свою репутацию и едва ли можешь ожидать, что я не стану обращать внимания на то, над чем ты так старательно работал.

– Почему бы и нет? Ты игнорируешь все, что мне дорого.

– Ты имеешь в виду Брукхейвен?

Брукхейвен? Феба слегка подалась назад. Это не из-за нее, а из-за поместья?

– Конечно же, я имею в виду Брукхейвен! – Голос Рейфа становился все громче. – Ты проигнорировал каждое предложение, которое я сделал!

Колдер фыркнул.

– Хорошо, но согласись, Рейф. Ты едва ли находишься в том положении, чтобы знать, что лучше для поместья такого размера и сложного устройства, как Брукхейвен.

На насколько мгновений воцарилось молчание. Феба ждала, едва позволяя себе дышать. Неужели Колдер даже не осознал, что он только что произнес?

Когда Рейф заговорил, его голос звучал так тихо, что она едва могла слышать его.

– Потому что у меня была неправильная мать, ты имеешь в виду? – Его тон походил на разъяренный щелчок кнута. – Ты полагаешь, что обстоятельства моего рождения повлияли на неполноценность моего мозга?

Колдер издал нетерпеливый звук.

– Не будь смешным. С твоим мозгом все в порядке – когда ты предпочитаешь им пользоваться.

– Ах. Ты говоришь, что я не до конца продумываю свои дела – скажем, вопрос о том, как сделать предложение женщине, с которой никогда не встречался?

А, теперь он вернулся к ней. За исключением того… либо у нее разыгралось воображение, либо она и Брукхейвен каким-то образом оказались связаны друг с другом в этой братской борьбе на рогах?

Колдер заворчал.

– Почему я так быстро сделал предложение мисс Милбери – это неважно.

В самом деле? Потому что Феба умирала от желания узнать.

Рейф продолжил говорить слишком спокойным голосом.

– Я думаю об этом, как о моменте огромного значения. Полагаю, что если бы ты правдиво ответил на этот вопрос, то нам с тобой, возможно, пришлось бы перенести обсуждение на улицу… или выбирать оружие.

Феба сглотнула, ее похолодевшие внутренности превратились в лед. О нет. Что она натворила здесь, в этом огромном доме?

Или это сражение было слишком древним, чтобы она могла как-то повлиять на него? Была ли она просто новым знаменем в это старой войне?

– Ты опять пил. – Голос Колдера выражал снисхождение, прикрывающее тревогу.

Рейф старательно выдохнул. Феба выдохнула вместе с ним, желая, чтобы он ушел от этого рискованного положения.

– На самом деле нет, – ответил Рейф легким тоном. – Фактически, ни одной капли с тех пор, как леди расположились здесь.

Феба услышала, как его шаги начали удаляться дальше по коридору.

– Хотя твоя братская забота о моем благосостоянии вызывает у меня желание проглотить огромное количество бренди, – прокричал он Колдеру. – Огромный, янтарный океан бренди.

Затем его широкие шаги затихли, и тишина воцарилась перед дверью, за которой пряталась Феба. Неужели Колдер все еще здесь? Должна ли она приоткрыть дверь и выглянуть?

Затем она услышала, как Колдер громко произносит что-то.

– Проклятие, черт побери! Твою мать!

Глаза Фебы расширились от такого богохульства. Не то чтобы она была шокирована, услышав это – в конце концов, она помогала при большом количестве родов в деревне! – но она весьма определенно была поражена, услышав эти слова от чопорного, холодного, несгибаемого маркиза Брукхейвена.

Очевидно, она была не единственной, кто был подвержен сильным эмоциям, когда дело касалось лорда Рафаэля Марбрука!

Девушка услышала, как обычно размеренные шаги Колдера удалялись в противоположном направлении в неприличной поспешности.

Хотя в кладовке было темно, хоть глаз выколи, внезапно некоторые вещи стали слишком ясными. Ее сердце упало, и Феба сползала вниз по стене, до тех пор, пока не уселась на корточки, обхватив руками прижатые друг к другу колени.

Две собаки, настороженно кружащие вокруг, а она была косточкой – или символом косточки наряду с Брукхейвеном – или чем-то в этом духе. У нее разболелась голова.

Послышался осторожный стук в дверь.

– Мисс?

Феба вздохнула.

– Да, Фортескью? – Она ответила, не поднимая лба от своих колен.

– Мисс Милбери, могу ли я вам чем-то помочь?

– Нет, благодарю вас, Фортескью. Со мной все просто замечательно.

– Возможно, свечу?

– Нет, спасибо. – Девушка на мгновение задумалась. – Фортескью, что это за помещение?

– Это кладовая, где мы держим столовое белье, мисс.

– Кому-нибудь понадобится это белье в течение нескольких следующих часов?

Она почти видела, как элегантный Фортескью поджал губы, развлекаясь самым откровенным образом.

– Полагаю, что мы сможем без него обойтись, мисс. Что я должен сказать его сиятельству, если он спросит о вашем местонахождении?

Феба прислонилась головой к двери.

– Фортескью, вы видели двух собак, сражающихся за кость?

– Да, мисс.

– Так вот, эта определенная кость нуждается в небольшом отдыхе.

– Конечно, мисс. Я скажу его сиятельству, что вы нездоровы.

– Вы просто сокровище, Фортескью. А сейчас уходите.

– Слушаюсь, мисс. Приятного вам отдыха, мисс.

Итак, здесь она была в темноте и тишине, и в уединении, которого она так отчаянно жаждала. Ей нужно использовать это время, чтобы спланировать медовый месяц или выучить имена прислуги, а также обдумать, какой благотворительной деятельностью должна заняться леди Брукхейвен – но в ее своенравном сознании билась всего одна мысль.

Три дня – и Феба не сумела удержать свои руки при себе ни в один из этих дней. Она не знала, как она собирается продержаться еще одиннадцать дней!

Снаружи кладовки для белья Фортескью размышлял, глядя на дверь, за которой скрывалась будущая леди Брукхейвен.

Она была очаровательной молодой леди, такой милой и скромной.

Бедняжка будет заживо проглочена Обществом. Если только их сиятельства не сумеют прикончить ее первыми.

От тихого смеха, раздавшегося рядом, по его позвоночнику прошла дрожь. Фортескью не обернулся.

– Добрый день, Патриция.

Легкие шаги приблизились к нему.

– Добрый день, сэр. – Девушка подошла и встала рядом с ним – конечно же, не слишком близко, но это не имело значения. Он все равно смог уловить теплый аромат корицы, исходящий от нее.

– Скоро ли она выйдет наружу, как вы думаете, сэр? – Смех в голосе Патриции был мягким, а не злобным. – Мне внезапно понадобилась скатерть, сэр.

Фортескью осторожно вдохнул и сумел не закрыть глаз и не застонать от удовольствия.

– Полагаю, мисс Милбери требуется немного отдыха от напряженной подготовки к свадьбе.

– Ага, – Патриция сделалась серьезной. – Но она решила, за которого из них выйти?

Фортескью сглотнул.

– Мы не сплетничаем о наших нанимателях.

Патриция покачала головой, послав еще больше чувственного аромата, окутавшего его.

– Я беспокоюсь за нее, сэр. Она – настоящая леди, несмотря на все ее простые привычки. Мне неприятно видеть ее такой печальной.

Итак, его ирландский цветочек так же добр, как и прекрасен. Пламя страсти угрожало сжечь его заживо.

– Так мило, что вы понимаете ее, сэр, – продолжала Патриция, одобрение сделало ее голос еще мягче. – Большинство мужчин сочли бы ее ненормальной из-за того, что она прячется среди салфеток.

Он ощутил прикосновение к своему рукаву.

– Вы – хороший человек, мистер Фортескью.

Никто не прикасался к нему. Никогда.

Его рука показалась такой холодной, когда Патриция отошла от него.

Глава 31

Рейф больше не мог это выносить. Он провел большую часть вчерашнего дня, вышагивая взад-вперед, за исключением тех моментов, когда не мог сопротивляться желанию и осмеливался прогуляться по дому, чтобы хотя бы мельком увидеть Фебу, которая, очевидно, избегала его. Это было к лучшему.

Он ненавидел это.

Целый день без нее причинял такую сильную боль, что это тревожило Рейфа. И это обстоятельство убедило его. А еще пустота, которую он ощущал, если Фебы не было рядом – казалось, что его жизнь навсегда останется таким же мелким, одиноким существованием, каким она была сейчас.

Но ничего нельзя было с этим поделать. Он оказался перед необходимостью уехать. Сейчас же. Конечно, Колдер захочет узнать причину. И Рейф надеялся на то, что придумает убедительную причину, чтобы объяснить свое внезапное побуждение уехать очень-очень далеко.

Рейф нашел Колдера стоящим возле стола и собирающим бумаги в кожаную папку. Колдер был одет для путешествия.

– Куда-то едешь?

Колдер даже не поднял взгляда.

– Да. Возникла проблема на фабрике фарфора. Одна из печей стала причиной пожара. Я уезжаю, чтобы оценить повреждения.

Рейф сложил руки на груди. Он не понимал увлечения Колдера производством, особенно тогда, когда Брукхейвен напрашивался на все большее внимание со стороны брата.

– Разве у тебя нет людей, у который есть свои люди, чтобы разбираться с такими происшествиями вместо тебя?

Колдер фыркнул и завязал папку.

– И ждать несколько дней, пока неудовлетворительная информация будет путешествовать туда и обратно? Гораздо более эффективно просто поехать туда и непосредственно претворить свои решения в жизнь.

– Что насчет Фе… мисс Милбери?

– А что с ней? Мои деловые вопросы ее не касаются.

Ты сделаешь это, не так ли, братец? Ты исключишь ее из всего, что имеет для тебя значение, точно так же, как ты сделал это с Мелиндой, а затем будешь удивляться, почему она несчастна! У тебя есть эта женщина – эта прекрасная, любящая, драгоценная женщина – у тебя есть все – но ты никогда не оценишь ни единой крупицы из всего этого.

Невозможно было высказать все это вслух. Колдер не говорил о Мелинде. Никогда. Рейф стиснул челюсти, останавливая слова, которые хотел выплюнуть.

– Разве у тебя и мисс Милбери нет какой-то договоренности сегодня вечером? – Его тон был сухим, но не таким пылким, какого заслуживал его брат.

Колдер, приготовившийся быстро выйти, остановился.

– О черт. Места в опере. – Он засунул папку под мышку и склонился над листом бумаги на своем столе. Окунув перо в чернильницу, брат быстро нацарапал послание и один раз сложил записку. Выпрямившись, Колдер сунул ее Рейфу. – Проследи, чтобы это попало к ней, хорошо? Лошади ждут.

Рейф взял записку, когда Колдер торопливо мчался мимо него.

– Боже упаси причинить беспокойство лошадям, – пробормотал он. – И к дьяволу всех остальных из нас.

Конечно же, Колдер ничего из этого не услышал, потому что уже ушел.

Рейф опустил глаза на записку в своей руке.

Дорогая мисс Милбери, я сожалею, что не смогу выполнить свое обещание перед вами этим вечером.

Брукхейвен.

Хороший брат проследил бы, чтобы это послание было доставлено. Хороший брат бросился бы на первый же корабль, отплывающий в дальние моря.

Рейф смял записку и засунул ее в свой карман.

– Очевидно, я не слишком хороший брат.

Он не может сделать этого. Он не может уехать сейчас и покинуть Фебу ради ее жизни в роскошном пренебрежении, зная, что ее недовольство будет расти до того дня, когда она, подобно Мелинде, будет выброшена из разваливающегося экипажа как сломанная кукла в попытке сбежать от боли и пустоты своей жизни.

Несчастливое будущее Фебы выросло перед ним. Он должен попытаться еще раз убедить ее не заключать этот брак.

Очевидно, Мелинда знала кое-что о Колдере, чего Рейф никогда не знал.

В своем собственном идеально правильном, холодном и бессердечном стиле Колдер был настоящим Ублюдком Брукхейвенов.

Тесса снова подслушивала. О, если бы кто-то проходил мимо, то со стороны ему могло показаться, что она просто целеустремленно двигается по коридору.

Однако ее редко ловили на месте преступления. У Тессы был жестокий, подверженный припадкам ярости отец, который не всегда был восприимчивым к ее тщательно расточаемому обаянию. Существовала четкая граница между умасливанием его во время мрачного настроения… и привлечением к себе слишком большого внимания. Тесса научилась манипулировать, замышлять – и выигрывать.

Не упоминая уже о том, как полезно уметь бесшумно двигаться в доме мужчины, всегда прислушиваться к запаху сигар, звяканью графина с виски о стакан, более тяжелому шагу. Кажется, такие навыки никогда не становятся менее полезными, подумала Тесса, улыбнувшись.

Брукхейвен уехал… и кажется, мыши собираются поиграть.

Что же, она далека от того, чтобы стоять на пути молодой любви. Особенно когда это к тому же помогает сделать ее – или, скорее, Дейдре, конечно же, – очень богатой женщиной.

В офисе «Стикли & Вульф, поверенные» замышлялся новый план сражения.

– Его сиятельство приобрел места в оперу на сегодняшний вечер. Я получил подтверждение от парня, который доставлял их в Брук-Хаус, что он сам повезет свою будущую невесту. Конечно же, они будут в своей собственной ложе, что означает, что его сиятельство время от времени будет ускользать оттуда, чтобы размять ноги, выкурить сигару и так далее.

– Так далее?

Вульф попытался не закатывать глаза.

– То есть пойдет помочиться. В любом случае, мы можем одеться соответствующим образом и поджидать возле его ложи. Верхние уровни оперного театра – это лабиринт из небольших коридоров. Мы схватим его, оглушим его вдвоем и… – Судорожное подергивание Стикли больше нельзя было игнорировать. – Что?

– Мне нечего надеть.

Вульф пожал плечами.

– Вечерний костюм подойдет…

Судорожные движения Стикли усилились. Вульф распахнул глаза.

– У тебя нет вечернего костюма.

– У меня никогда не было случая использовать его, – чопорно ответил Стикли. – Я не потворствую расходам на ненужную одежду.

Вульф зарычал.

– Отлично. Я подожду его, я оглушу его, а ты будешь ждать у задней двери театра с телегой наготове.

Стикли нервно кивнул.

– Хорошо. Но ты и в самом деле думаешь, что необходимо идти на такие крайние меры?

Вульф усмехнулся во весь рот.

– Стик, старина, она не сможет выйти за него замуж, если его не будет здесь!

Наверху в своей спальне Феба разложила на кровати три платья от Лемонтёра и сейчас, нахмурившись, изучала их. Какое из них надеть для поездки в оперу с маркизом Брукхейвеном?

Во-первых, она никогда не была в опере, и хотя предполагалось, что нужно одеваться очень хорошо, у девушки имелись сомнения по поводу того, до какой степени хорошо.

Во-вторых, что могло быть приемлемым для будущей жены маркиза?

Дейдре, вероятно, знала и могла бы помочь, но она уехала кататься в Гайд-парк с одним из своих поклонников. Софи – хм, не стоит упоминания.

Это как раз один из таких случаев, когда наличие матери стало бы настоящим благословлением.

– У тебя проблемы, дорогая? – поинтересовался доброжелательный голос.

Феба вздрогнула, оборачиваясь к двери своей комнаты.

Но это была всего лишь Тесса, грациозно вошедшая в комнату, с мягкой улыбкой на лице – что на самом деле было невероятно странно. Феба быстро отступила назад.

– Леди Тесса.

Улыбка Тессы стала еще шире.

– Несомненно, к этому моменту ты уже можешь звать меня «тетя», дорогая? – Она встала рядом с Фебой и изучила выбор ее платьев. – О, какая прелесть! Ты сделала хороший выбор. Однако… о, дорогая. В обычном случае эти платья замечательно подошли бы, но…

Феба посмотрела на платья, ее сомнения возродились.

– Но что? – Она могла не доверять Тессе, но нельзя было отрицать, что у Тессы изысканный вкус – по крайней мере, в ее собственном стиле.

– Это твой первый вечер в опере в качестве невесты маркиза. Каждый хочет произвести запоминающееся первое впечатление, не так ли?

Желудок Фебы перевернулся. Все глаза будут устремлены на нее… пойдут сплетни…

Не делай этого.

– Пожалуйста, помогите мне, тетя!

Вот теперь ты влипла.

Тесса просияла.

– Конечно, дорогая! – Она повернулась к щедрой коллекции платьев, которые Феба получила от Лемонтёра.

Феба следовала за Тессой, как обеспокоенный щенок.

– Я подумала, что одену голубое, для его сиятельства, но я не знаю, будет ли приемлемым насыщенный цвет или я должна выбрать что-то бледное…

Тесса отрицательно махнула рукой.

– Театральный эффект – вот что всегда модно в опере. Все леди наденут свои самые яркие и захватывающие туалеты – ах, вот это идеально подойдет!

Тесса потянулась к платью, которого Феба особенно избегала – голубовато-зеленой феерии, которая заставляла девушку выглядеть так, как будто она состоит из одной груди.

И заставляло ее думать о выражении в глазах Рейфа, когда она примеряла это платье для него…

– О нет! Я не могу.

Тесса обернулась с платьем в руках и посмотрела на девушку в замешательстве.

– Почему нет? Какая польза от платья, которое ты не будешь носить?

– Но оно делает меня такой… – Феба обеими руками показала перед собой, какой эффект производит это платье.

Тесса рассеялась звенящим смехом.

– Что ж, тогда это заткнет рот тем острякам, которые не понимают, почему Брукхейвен выбрал тебя из всех остальных! – Казалось, что ее совершенно не заботило, что она включила себя и Дейдре в эту же компанию.

– Я… я думала, что ты расстроена из-за этого брака, – нерешительно проговорила Феба. – Из-за того шанса, что я могу выиграть.

Тесса пожала плечами.

– Ну, я не стану отрицать, что поначалу я немного разозлилась. Но, собственно, почему меня должно это беспокоить? Независимо от того, каков будет результат, я лично никогда не получу ничего, кроме удовлетворения, когда увижу, что Дейдре хорошо пристроена – а я не сомневаюсь, что она полностью способна обеспечить для себя прекрасное будущее. Сейчас связи Брукхейвена сделают это еще более легким. Так что нет никакого смысла ставить тебе в вину твою удачу, не так ли?

В целом Тесса заставила Фебу чувствовать себя неловко, но ее слова имели смысл. Дейдре была одной из признанных красавиц Сезона.

Она могла легко сделать партию, стоящую гораздо больше двадцати семи тысяч фунтов.

Девушка обнаружила, что робко улыбается.

– Отлично. Я надену это платье. – Это было прекрасное творение портного.

– Замечательно! – Тесса повернула ее к зеркалу и, протянув руки из-за спины Фебы, приложила платье к ее груди, ободряюще глядя на девушку. – Видишь? Брукхейвен не сможет устоять перед тобой!

Брукхейвен. Феба ощутила то же самое запутанное чувство вины при мысли о близости к его сиятельству.

Но это именно так, как должно быть. Она должна одеваться, чтобы понравиться Брукхейвену, а не кому-то другому. И возможно…

Возможно, если она оденется настолько соблазнительно, насколько это возможно – вероятно, Брукхейвен станет так же страстно желать ее, как это делает Рейф.

И, возможно, это вдохновит Фебу на то, чтобы страстно желать его в ответ. Возможно, именно этого и не хватает. Возможно, тогда все будет таким, каким должно быть.

Возможно.

Глава 32

Два часа спустя Феба была одета, и знала, что никогда в своей жизни не выглядела более соблазнительно. Тесса великодушно прислала Нэн, чтобы помочь Патриции, и даже сама наблюдала за различными вариантами причесок.

В конце обе горничные и Тесса согласились, что волосы должны быть уложены настолько просто и элегантно, насколько возможно, так, чтобы не отвлекать внимания от платья. «И твоего прелестного личика, дорогая».

Конечно же, по мнению Фебы, это означало, что основной приманкой для внимания всего мира – и Брукхейвена! – будет ее грудь. Ее смущала мысль о том, чтобы появиться на публике такой… обнаженной.

И все же Феба видела, как Тесса одевала и худшие платья, также как и другие леди в обществе. Очевидно то, что неприемлемо для дочери викария из Торнтона, естественно ожидается от новой маркизы Брукхейвен.

Я – и мои груди – просто оказались перед необходимостью привыкнуть к этому.

Так же, как и викарий, очевидно. Он поджидал снаружи ее спальни, когда девушка вышла оттуда с плащом в руке, павлиньи перья высоко покачивались над ее головой.

Глаза викария широко раскрылись, и за этим последовал серьезный приступ кашля. Наконец он собрался с силами – но при этом уставился Фебе куда-то в левое плечо. Она сама сильно покраснела, подумав о том, что ее очень сдержанный отец видит так много из ее… ах, имущества.

Викарий откашлялся в последний раз.

– Моя дорогая… – начал он. – Я на минуту хотел бы поговорить с тобой.

Тесса и Нэн уже благоразумно отошли прочь.

– Да, папа?

– Я… э-э… я подумал, что пришло время похвалить тебя за то, как ты преодолела свое… – Он бросил один беспомощный взгляд вниз, затем крепко зажмурил глаза. – Свое прошлое безнравственное поведение.

Лицемерия было столько, что Феба уже едва выносила его. Все эти годы идеального поведения принесли ей только критику, но при этом демонстрация себя полуодетой для привлечения внимания своего жениха была встречена с одобрением.

Она была всего лишь глупым ребенком. Она сделала ужасную ошибку.

В ответ, вызвав у нее потрясение, викарий по существу поместил ее в тюрьму, наняв слуг, единственной задачей которых было надзирать за ней. Они либо игнорировали ее, либо готовы были сделать из нее заключенную одним быстрым движением.

И какое же основное различие между богатым маркизом и бедным учителем танцев? Деньги. И племенная кобыла отправляется к тому, кто предложил самую высокую цену.

А что подумает богатый маркиз, когда обнаружит, что приобрел порченый товар?

– Папа… – Ей больше не с кем было об этом поговорить. – Папа, что я буду делать в свою брачную ночь, когда Брукхейвен обнаружит, что я не…

– Не готова? – Викарий прервал ее слишком быстро – и его яркий румянец происходил вовсе не от брезгливости.

Феба заморгала.

– Ты знаешь?

Отец отвел взгляд и откашлялся.

– Нечего знать. Совсем нечего.

Феба была ошеломлена. Викарий, самоуверенный божий человек, оказался лгуном. Более того, он полностью ожидал от нее, что его дочь будет лгать для того, чтобы поймать и уложить в постель маркиза. Неужели ему было даже все равно, в каком порядке последуют эти события?

Как смеешь ты так жестоко судить меня за мое бедное, заблудшее сердце? По крайней мере, я грешила из-за любви!

Но вслух она сказала только:

– Да, папа.

Викарий запыхтел, очевидно, довольный ее подобающим смирением.

– Ну, никогда не позволю говорить, что я не отдаю должное там, где это нужно! Ты прошла долгий путь от той дикой и своенравной девчонки, которой ты была, моя дорогая.

– Неужели? – И все же, кем она была сейчас – буйной, неукрощенной, чувственной Фебой из своего прошлого, или чопорной, скромной, безупречной Фебой из своего настоящего? Один мужчина хотел одну из этих женщин, другой мужчина хотел совершенно противоположную.

Я скучаю по этой девушке.

Я скучаю по себе.

Но эта девушка никогда не станет герцогиней Брукмур. Эта девушка никогда не будет неприкосновенной.

Рейф совершал нечто непростительное, и он знал об этом. Пока он готовился к своему отъезду, то пересмотрел каждую деталь своих дел, ничего не оставив незаконченным, ради чего ему понадобилось бы вернуться.

Игра за сердце Фебы была понятным делом – делом, которое он каким-то образом может проиграть. Рейф просто ощущал слишком сильную боль, чтобы беспокоиться об этом. Дьявол на его плече давал советы, а он прислушивался – и намеревался использовать этот последний шанс с ней.

Если она примет его, то он навсегда потеряет своего брата.

Если она отвергнет его, то он в любом случае потеряет Колдера, потому что будет не в состоянии встретиться лицом к лицу с будущим здесь, в Англии – проживая дни в доме своего брата, наблюдая, как Колдер долго и счастливо живет со своей прекрасной новой женой.

Осталась последняя вещь, о которой нужно позаботиться. Рейф стоял перед туалетным столиком, уставившись вниз на кольцо с печатью Марбруков, которое было такой же составной его частью, как палец, на котором оно провело последние двадцать лет.

Не было возможность вернуться, поле этого предательства своего брата, не было пути вернуться домой… никогда.

Печатка ударилась о хрустальное блюдо, звякнув, как колокол.

Голос в его сознании произносил слова на грани ужаса.

Что ты делаешь? Ты сошел с ума? Ты же Марбрук! Это единственная вещь, которая у тебя осталась!

Это не имело значения. Его сердце было вырвано из его груди, и находилось в плену других рук, а он даже не мог сожалеть об этом. Если и была когда-то женщина, которая была достойна того, чтобы утратить ради нее душу, то это была Феба. Если Рейф будет дышать, есть и спать остаток своей жизни с этой дырой в груди, то агония жизни без нее будет большей, чем он сможет вынести. Она тоже любит его. Он должен в это верить. Он может быть тем мужчиной, которого она хочет – он должен в это верить, или, несомненно, умрет.

Рейф потер ребром ладони то место, где раньше находилось его сердце. Боль не утихала, потребность в Фебе не уменьшалась.

С этим ничего нельзя было поделать.

По крайней мере, независимо от результата, эта пытка наконец-то прекратится.

Глава 33

Лакей был одет в обычную голубую с черным ливрею, экипаж, стоявший на улице перед Брук-Хаусом, был именно тем, в котором они выезжали раньше. Не было ничего, что могло бы заставить Фебу подозревать что-то странное в обтянутой перчаткой руке, которая потянулась к ней из темноты внутри экипажа.

И все же в тот момент, когда она положила свою руку в перчатке на эту ладонь, девушка догадалась.

Она попыталась вырваться, но рука Рейфа крепче сжала ее запястье и неумолимо втащила в карету.

Или, возможно, она сама охотно забралась внутрь. Феба не могла ясно мыслить, когда он прикасался к ней!

В любом случае, она оказалась в темном экипаже, наедине с мужчиной, с которым она не должна была быть наедине. Рейф немедленно отпустил ее, как только захлопнулась дверь экипажа, но Феба все еще могла ощущать тепло его пальцев, прикасающихся к ее руке. Ее живот напрягся, и она неловко заерзала. Даже то, что она просто находилась рядом с ним, производило самый тревожный эффект на местечко между ее бедрами. Каждое подскакивание и дребезжание кареты угрожало ухудшить ее состояние, и чем дольше Рейф позволял тянуться молчанию, тем напряженнее становилась ситуация.

Наконец Феба не смогла больше выносить ее.

– Где он?

Она услышала, как он глубоко вдохнул.

– В Хартфордшире. Что-то взорвалось.

Она ожидала, что Рейф уточнит, но между ними снова опустилась тишина. Феба должна была заполнить ее дополнительными вопросами, или чем-нибудь бессмысленным о вечернем тумане, но она слишком долго колебалась для обычного разговора и не смогла заставить себя снова заговорить.

Рейф наблюдал за ней. Феба могла ощущать его взгляд на коже своего лица, шеи и вздымающихся грудей. Свет от переднего фонаря на экипаже освещал ее золотистым сиянием, оставляя его в полной темноте, но она знала, что Рейф пристально смотрит на нее. Феба надела голубовато-зеленое платье для того, чтобы возбудить Колдера – неуклюжая попытка привлечь внимание немного туповатого мужчины. Сейчас девушка пожалела, что не напялила на себя вместо этого платья рясу монахини. Очевидно, Рейф вовсе не нуждался в такого рода стимуляции.

– Ты похожа на ягненка, которого хотят зарезать.

– Кого бы я хотела зарезать, так это тебя, – немедленно выпалила в ответ Феба. – О чем ты думаешь, незаметно подкрадываясь ко мне таким образом? Ты же знаешь, что я не могу устоять перед тобой! – Затем она заморгала. Откуда взялись эти слова? Черт бы побрал этого человека! Он всегда вызывает к жизни «другую» Фебу внутри нее!

Пока колеса экипажа катились по лондонским улицам, Феба рассматривала свои возможности. Она могла бы закричать. Она могла бы выброситься из кареты, или просить помощи у лакея, который даже сейчас цеплялся сзади за экипаж.

Она не сделала ничего из этого. Это был Рейф, который не сделал с ней ничего, в чем Феба не принимала бы добровольное участие, хотя позже и стыдилась этого.

Им нужно поговорить, это факт. Ей нужно удостовериться, что Рейф понимает, как серьезно она настроена в своем решении сдержать свое обязательство перед Колдером.

У них будет возможность поговорить в ложе в опере, и там они будут находиться среди большого количества публики. Никакой опасности расстегнуть пуговицы или развязать шейный платок. Покажется странным, что ее сопровождает Рейф, а не жених, но, вероятно, это не будет слишком скандальным.

Так что Феба решила отложить и подождать, пока они доберутся до оперного театра в Ковент-Гарден. Девушка смотрела в окно, хотя размытый туманом вид представлял собой немногим больше, чем ряды темных очертаний и пятен света.

Затем она заметила, что пятен света становится все меньше, а темнота становится все более и плотной и смыкается вокруг них. Феба пристально вгляделась, тревожные сигналы зазвучали у нее внутри – вместе с отчетливым ощущением, что она упустила возможность сбежать.

– Где мы? – Она поднялась и положила руку на задвижку двери экипажа.

– Феба, не…

Девушка открыла дверь, которая распахнулась вперед…

И ударилась о широкую ветку дерева. От удара дверь снова тяжело захлопнулась. Фебу отбросило назад.

– Уф! – Она приземлилась на большого, теплого мужчину. На самом деле она растянулась на его коленях.

Девушка попыталась подняться на ноги. Твердые руки обняли ее, удерживая ее там, где она находилась.

– Ш-ш-ш. – Его горячее дыхание коснулось ее уха, разослав по всему ее телу дрожь, которая смешалась с дрожью от тревоги.

Феба использовала свои руки, чтобы отодвинуть верхнюю часть своего тела от Рейфа, хотя его руки вокруг ее талии продолжали удерживать ее зад надежно пристроенным на его коленях… где события начали развиваться с тревожащей скоростью. Она начала вырываться.

– Куда вы везете меня, милорд?

– Феба, – задохнулся он. – Прекрати извиваться, или скоро мы будем вовсе не разговаривать.

Девушка полностью замерла, хотя и не расслабилась. Сейчас она могла чувствовать его, каждый его дюйм, затвердевающий под ней. Феба наклонилась вперед, схватив ручку сиденья, расположенного напротив, в попытке слезть с колен Рейфа. К несчастью, такой наклон ее бедер только прижал самую чувствительную ее область к вершине его твердой, пульсирующей эрекции.

Тонкое, как паутинка, платье и прозрачные юбки вовсе не были барьером. Его брюки тоже были из неплотного материала, оставляя всего лишь несколько слоев ненадежной ткани между поиском и обнаружением….

Рейф застонал, конвульсивно задвигавшись под ней. Феба задохнулась, подпрыгнув от волны удовольствия. Он снова задвигался, на этот раз медленно, словно не мог остановиться.

Он прижимался к ней там, обжигал своим телом, его руки скользнули вниз, чтобы сжать ее бедра.

Движение раскачивающегося экипажа добавляли восхитительные толчки и колебания к этому процессу, так же, как и его горячее неровное дыхание на ее обнаженной спине и крепкая, почти болезненная хватка его рук на ее теле.

Поездка становилась безумной… хаотичной… захватывающей дух…

Наконец Феба с криком откинула голову назад, когда раскачивающееся движение принесло удовольствие, которое подняло ее выше, вытолкнуло ее за пределы, схватило ее и бросило за край небес, позволив ей стремительно падать вниз.

Девушка наклонилась вперед, задыхаясь, ее волосы спадали на плечи и лицо, руками она упиралась в противоположное сиденье, чтобы полностью не развалиться на части.

Затем она заметила, что экипаж замедлил движение и останавливается.

– Милорд? – Послышался голос кучера вслед за звуком отодвигаемой маленькой заслонки, которая закрывала квадратное оконце на крыше экипажа.

Рейф быстро пересадил Фебу в самый темный угол противоположного сиденья, как раз перед тем, как свет фонаря упал на его запрокинутое лицо. Он прикрыл глаза ладонью.

– Милорд, все в порядке? Неужели дорога слишком ухабистая?

Феба закрыла рот рукой, чтобы остановить свой испуганный смех.

Рейф откашлялся.

– Все в порядке.

– Слушаюсь, милорд. И, милорд, как далеко вы еще хотите ехать по этой дороге? Мы миновали последнюю гостиницу на много миль вперед пять минут назад.

Феба увидела, как веселое выражение от того, что его поймали на месте преступления, сползло с лица Рейфа, когда он бросил на нее смущенный взгляд.

– Мы остановимся здесь ненадолго, – ответил Рейф кучеру. Феба ощутила, как ее собственная удовлетворенная усталость исчезает, вытесняемая тревогой.

Он собирается увезти ее из города, в гостиницу, подальше от помех – или от помощи.

Ее только что похитили.

Соскользнув со своего сиденья, Рейф упал на колени рядом с ней стремительным движением, от которого у Фебы приоткрылся рот.

– Феба, пожалуйста! Мне так жаль. Я должен был это сделать. Я не могу перестать думать о тебе… о том, как ты смотришь на меня – как будто я больше, чем просто мужчина. Как будто я герой. Когда я с тобой, я становлюсь таким, каким я когда-то был – до того, как горечь и негодование встали между мной и остальным миром, как твердый панцирь.

Он потянулся к ее рукам, ухватившись за них, как за спасательные тросы.

– Мальчиком я боготворил своего отца и мечтал однажды стать таким же, как он. – Рейф криво улыбнулся. – Возможно, за исключением производства на свет ублюдков вместе с вдовой по соседству… но я мечтал быть мужчиной, который гордится своими землями и своими людьми, который занимает положение хозяина со смирением и заботливостью. До тех пор, пока я не осознал, что каждая палка и каждый камень, и ручеек на самом деле принадлежат Колдеру, а не мне…

Рейф приостановил свой поток признаний, потому что Феба смотрела на него с ужасом и оцепенением.

– Я все делаю неправильно, не так ли?

– Ты не можешь серьезно предполагать, что я брошу Колдера и убегу с тобой? Как? Сегодня вечером? В платье, которое твой брат купил для меня, в его экипаже, управляемом его слугами? – Девушка отпрянула. – Как ты можешь предлагать такое!

– Потому что он не сможет сделать тебя счастливой! Он никогда этого не сделает, как ты не понимаешь? Он – камень, ледяной, непроницаемый камень! Твое сердце высохнет и умрет рядом с ним! Колдер никогда не поймет тебя так, как понимаю я – он никогда не прислушается к твоим мечтам – он никогда не станет играть ни в Богиню и Фаворита, ни в Леди и Рыцаря! Можешь ли ты искренне сказать мне, что удовлетворишься тем, что проживешь остаток своих дней без единого момента, потраченного на мечту или восхищение? Что ты сможешь проживать один безрадостный год за другим, без смеха или любви, и не превратиться в мертвое замороженное подобие той женщины, которой ты являешься сейчас, или удержишься от того, чтобы сойти с ума от отчаяния и каким-то образом нанести себе вред? Это уже случилось прежде!

Феба посмотрела вниз на свои руки, которые он удерживал в своих.

– Мелинда, – ровно проговорила она.

– Она не слишком сильно отличалась от тебя, знаешь ли, – настойчиво продолжал Рейф. – Она думала, что ее могут удовлетворить атрибуты богатства и положения в свете. Мелинда полагала, что если ее жизнь будет выглядеть красиво, то так оно и будет, но в конце она захотела иметь нечто большее, чем пустое, ледяное уважение – она жаждала большего! – до тех пор, пока не решила, что просто не может прожить еще один день без этих чувств.

Его взгляд изучал ее лицо в поисках ответа, но Феба ощущала себя застывшей.

– Феба, разве ты не понимаешь? Ты можешь остановить это прямо сейчас, прямо в эту минуту. Измени течение всех событий! Выбери меня! – Рейф прижался лбом к их сложенным рукам. – Ты можешь быть счастлива, – хрипло произнес он. – Я могу подарить тебе счастливую жизнь, я клянусь.

Счастливая жизнь. Рейф принадлежит ей навсегда. По ночам – о небо, по ночам! – а затем и по утрам, когда солнце заглядывает в окна небольшого, но чудесного коттеджа. А когда они вместе выходят на улицу…

Когда они вместе выйдут на улицу, это начнется. Перешептывания. Косые взгляды. Насмешки.

«Невеста повесы».

«… поженились скандальным образом…»

Целая жизнь скандальной славы. Феба провела в Обществе достаточно времени, чтобы осознать, что ее отец все это время был прав. Слухи никогда не умирают. Они живут вечно и все растут и растут, до тех пор, пока никто уже не знает, где была истина, или это перестает их заботить.

Паника до такой степени охватила ее, что в ушах зашумело, а горло начало сжиматься. Девушка, задыхаясь, отдвинулась прочь от Рейфа.

– Я не могу дышать… не могу думать… – Она яростно затрясла головой. – Нет! Я не хочу снова ощущать все это, никогда! Я слишком боюсь!

– Боишься?

Руки у Фебы начали трястись. Да, боюсь. Так боюсь снова оказаться на этом унылом, ужасном месте, предназначенном для тех, кто вечно ошибается. Она яростно оттолкнула Рейфа.

– О нет. Я не смогу этого вынести!

– Вынести что? Феба, поговори со мной!

Она попыталась вдохнуть достаточно воздуха, чтобы ответить.

– За мной уже следили, копировали мои поступки, разговаривали обо мне – просто потому, что я стала невестой маркиза! Как ты думаешь, что мир подумает обо мне, если я брошу этого самого маркиза ради ублюдка с репутацией повесы!

Феба увидела, как боль появилась в его глазах и покачала головой.

– Извини. Ты же знаешь, что я не ставлю тебе в вину твое рождение или твое прошлое… но они обвинят в этом меня! Куда бы я не пошла, до конца моей жизни они будут шептаться, они будут показывать пальцем. Я буду известна, как Невеста Ублюдка, или Сбежавшая Герцогиня, или под каким-то еще более ужасным именем.

– Это просто пересуды, – тихо успокаивал ее Рейф. – Всего лишь перешептывания. Какое они имеют значение?

Девушка задохнулась от бессильного и горького смеха.

– То, что я не решаюсь выйти за тебя замуж – когда у меня есть к тебе определенные чувства, – с трудом проговорила она, не в состоянии отдышаться. Феба задыхалась под тяжестью этого будущего даже сейчас! – Как, ты думаешь, отреагирует мой отец? Мои кузины? Семья в доме по соседству, которая не позволит своим детям играть с нашими детьми – люди, которые будут покидать бальный зал, когда мы войдем в него!

– Пусть себе уходят! Мы будем танцевать в одиночестве, если нужно!

– Одиночество? А ты понимаешь, что такое одиночество? У тебя всегда был Колдер. У меня был только викарий. Ты не знаешь, что это означает, когда чья-то любовь к тебе висит на ниточке. Беспокойство о том, что одно неправильное движение – и ты навсегда потеряешь ее… – Эта мысль еще раз поглотила весь воздух в ее легких.

Рейф сдвинул брови.

– Разве ты не встречалась с моим братом?

Феба покачала головой.

– Нет. Колдер любит тебя. Ты испытывал его терпение много лет, а он все еще здесь.

– Нет, он не здесь. – Рейф отодвинулся, чтобы устало сесть на противоположное сиденье. – Во всяком случае, не после сегодняшнего вечера. – Рейф криво улыбнулся. Затем потянулся вверх, чтобы постучать по маленькому люку на крыше экипажа.

После паузы послушался голос.

– Да, милорд.

О Господи. Феба крепко зажмурила глаза.

– Вам со Стивенсом не кажется, что мы с леди могли бы немного времени провести наедине?

– Как прикажете, милорд. Стивенс и я немного прогуляемся по дороге, а?

Феба ждала, пока эти двое спрыгнут вниз и их шаги растворятся в тишине.

Глава 34

Дейдре забрела в музыкальную комнату, где Софи работала над следующим этапом своего перевода. Софи быстро помахала кузине рукой, но не ослабила своей концентрации. Дейдре бросилась на диван с негромким утомленным восклицанием «уфф».

– Тесса что-то замышляет, – категорично заявила Дейдре.

Софи мысленно вздохнула при этом намеренном вмешательстве, затем тщательно отметила место перевода. Положив свой карандаш, она полностью обратила свое внимание на кузину.

– Что заставляет тебя так думать?

Дейдре фыркнула.

– Годы практики. – Девушка села и нахмурилась, глядя на Софи. – Она помогала Фебе одеться для оперы сегодня вечером. Тесса никогда никому не помогает, если только не получает от этого какую-то выгоду. Что она может получить из того, что Феба будет выглядеть сегодня в опере такой красивой?

Софи пожала плечами.

– Я не имею понятия, так как Феба не пойдет в оперу сегодня вечером.

Дейдре в изумлении заморгала.

– Что?

Софи пыталась не позволять своему взгляду обращаться обратно к странице, над которой она работала.

– Я слышала, как Фортескью разговаривал с одним из лакеев. Лорда Брукхейвена вызвали за город по делу.

Дейдре щелкнула пальцами.

– Софи, сконцентрируйся. Ты уверена в этом?

Софи заморгала, осознав, что Дейдре на самом деле чем-то обеспокоена.

– Конечно, я уверена. Я видела, как он уехал несколько часов назад. Я уверена, что к настоящему моменту и Феба знает об этом.

Дейдре медленно покачала головой.

– Феба уехала час назад – с мужчиной, который, очевидно, не является лордом Брукхейвеном.

Теперь настала очередь Софи недоверчиво фыркнуть.

– С кем, ради всего святого, она могла уехать, если не с его сиятельством?

Дейдре приподняла бровь.

– С кем же, в самом деле?

Тревога и немного зависти начали пробиваться внутри Софи.

– Ты сказала, что она выглядела красивой?

Дейдре кивнула с серьезным видом.

– Я никогда не видела, чтобы она выглядела так…восхитительно.

– О Боже. – Софи закусила губу. Она не знала, то ли радоваться за Фебу, то ли расстраиваться. – И ты думаешь, что Тесса знает об этом?

Дейдре прищурила глаза.

– Тесса может быть очень проницательна, если это к ее собственной выгоде.

Софи некоторое время изучала Дейдре, начисто забыв о своем переводе.

– Ты знаешь о Фебе и Марбруке?

Дейдре откинулась на спинку дивана и сложила руки на груди.

– Очевидно, не так много, как ты. Почему бы тебе не просветить меня?

Возможно, для нее это не было сюрпризом, но Тесса не удивилась их подозрениям, когда девушки столкнулись с ней в парадной гостиной, где она прохлаждалась, перелистывая самые свежие газетные листы со сплетнями.

– Я совершенно уверена, что не знаю, о чем вы говорите. Я только пыталась помочь бедной Фебе. Она так бестолкова, когда дело доходит до моды. – Тесса рассмеялась, и в ее музыкальном смехе слышалась издевка. – Происходящее весьма напоминало тот случай, когда корову наряжают для парада.

Дейдре холодно смотрела на свою мачеху.

– Ты наряжала эту корову для парада или для доения? Ты знала, что Брукхейвен отменил вечер в опере.

Тесса захлопала глазами с преувеличенным удивлением.

– Неужели? Я ошеломлена. Я не имела представления. Феба должно быть сохранила это в секрете от меня, чтобы запланировать тет-а-тет с… – Она хихикнула. – С другим мужчиной!

Софи задохнулась.

– Это ложь!

Дейдре могла бы посоветовать своей кузине поберечь свое изумление для другого случая. За то время, в течение которого Дейдре знала Тессу, та и на милю не подошла к правде.

Кажется, Тесса на самом деле обиделась на справедливое негодование Софи.

– В любом случае, тебе-то какое дело? Выиграет ли Феба траст Пикеринга, или это сделает Дейдре, для тебя не будет никакой разницы, мягкотелое тощее насекомое. Радуйся, что сможешь получать эти пятнадцать фунтов в год, потому что ты слишком отталкивающая даже для того, чтобы стать даже гувернанткой!

Дейдре не думала, что Софи может стать еще бледнее, чем она уже была, но Тесса сумела добиться того, что кузина стала такой же белой, как бумага. Даже Тесса казалась встревоженной своей собственной жестокостью. Все трое на какой-то момент застыли в неловком молчании.

Затем Тесса запыхтела и зашагала к двери. Как только она ушла, напряжение немного ослабло, но Дейдре не знала, что сказать Софи, которая оставалась застывшей и бледной. Хотела бы она знать, как стереть с лица кузины это выражение!

– Софи, – весело проговорила девушка, – давай сыграем в карты. – Это было единственное, что она смогла придумать.

Софи сделала глубокий вдох, затем еще один. Дейдре наблюдала, как она нетвердым шагом идет к карточному столику и вытаскивает колоду карт из ящика. Кузина помедлила, чтобы крепко зажмурить глаза, очень крепко. Дейдре по опыту знала, что иногда такое действие помогает сдержать слезы.

Кажется, это сработало и в случае с Софи, потому что она смогла повернуться обратно к Дейдре и произнести с выражением, немного похожим на улыбку:

– Да, давай сыграем.

Дейдре села за стол, пока Софи обходила его кругом вместе с картами. Если бы только она смогла заставить кузину забыть обо всем, об этом ужасном оскорблении Тессы, то это стоило бы ее усилий.

Что ж, если не забыть, то возможно, хотя бы облегчить боль.

Кроме того, разве они могут что-то сделать, чтобы помочь Фебе вернуться в Брук-Хаус?

Глава 35

Слуги удалились, унеся с собой один из двух фонарей экипажа, свет другого стал тусклым в оставшихся клочьях тумана. Феба продолжала вглядываться во тьму за окном, не в силах смотреть на Рейфа.

– Ты не знаешь, на что это похоже, – прошептала она. – Я проходила через это прежде. Я жила на таком месте много лет. Не проходило и дня, чтобы я не задумывалась о том, почему кто-то бросил на меня косой взгляд, когда я проходила мимо или наклонил голову, чтобы пошептаться, или перешел на другую сторону улицы, когда я приблизилась. Страх, что это случится, был так велик, что я была не в состоянии дышать.

– Ты не можешь постоянно жить с этим. Ты не можешь постоянно беспокоиться о том, что топор когда-нибудь упадет.

– Ты прав. Я не могу. Вот почему я должна выйти замуж за Колдера вместо тебя. – Феба упрямо смотрела вперед, не встречаясь с ним взглядом. – Стать герцогиней – и богатой герцогиней к тому же – вот единственный способ, когда я смогу гарантировать, что мне никогда больше не нужно будет бояться.

Рейф отпрянул.

– Ты жаждешь красивых платьев и драгоценностей?

Девушка закрыла глаза, но ее стиснутые зубы не разжались.

– Я не беспокоюсь о таких вещах.

– Тогда о чем?

– Ты притворяешься, что не понимаешь, хотя я уверена, что ты уже догадался. Если я выйду за тебя замуж, я стану живым скандалом – женщиной, которая бросила герцога ради повесы. Эта репутация сохранится за мной, как гниль в моей жизни до самого ее конца. А наши дети – ты не думаешь о них? Такая история сможет служить источником слухов для нескольких поколений!

– Я был источником слухов всю свою жизнь, – ответил молодой человек. – Это не убивает.

– О да, слухи убивают, – прошептала Феба. – Они медленно душат, они обескровливают, лишая тебя друзей одного за другим. Они требуют один фунт плоти за другим до тех пор, пока от тебя не остаются только кости и нервы. Я боюсь, что слухи будут вымывать мою любовь, и в конце от нее не останется ничего, кроме сожалений. Если этот страх делает меня слабой, то так тому и быть. Я во всех отношениях именно та трусливая особа, которой ты меня считаешь.

При этих словах Рейф вздрогнул, а затем резко вдохнул.

– Это правда? Неужели Общество и в самом деле имеет такую власть над твоими чувствами ко мне?

– Все не так просто!

– Но, это так. Это так же просто, как дыхание, как биение твоего сердца. Я – твой. Ты – моя. Все остальное уносится прочь и наша правда сияет как самое яркое из всех солнц. Ты моя. Навсегда.

Феба отвернулась, ее пальцы крепко переплелись.

– Не надо. – Она сделала длинный дрожащий вдох. – Просто…. не надо.

Рейф медленно отодвинулся назад, его грудь напряглась от осмысления.

– Дело не в том, что ты не любишь меня, не так ли? Нет, теперь я это вижу. Ты просто не будешь любить меня.

Девушка промолчала, позволив тишине отвечать за нее. Он сглотнул, боль в его груди превращала все происходящее в агонию.

Не было смысла штурмовать эту крепость. Не нужно было очаровывать это препятствие. Феба, такая нежная и теплая, такая милая и улыбающаяся, была сильнее, чем казалась. Ее железная воля не любить его, не важно, по какой причине – а он первым признал, что у нее было множество таких причин – не была восприимчива к его мольбам или уговорам.

Момент затянулся, тишина нарастала между ними, как непроницаемая стена. Рейф ощутил, как мороз распространяется от холодных камней ее решимости. Решимость, с которой Феба отвергла его, заставила его вытянуться на подушках в медленном признании своего поражения.

– Понимаю.

Рейф попытался вздохнуть, борясь с тяжестью, давящей внутри него. Его грудь ныла.

– Я больше не стану докучать вам. Приношу мои извинения за ту боль, которую я причинил своим невежеством. – Был ли это его голос? Он звучал как голос мужчины, раздавленного огромным камнем.

Он потянулся к ручке двери, приготовившись к тому, чтобы выйти и позвать слуг, когда ее дрожащая рука легко легла на его предплечье. Молодой человек посмотрел на эту маленькую ручку, на дрожащие пальцы, едва касавшиеся ткани его рукава.

– Мисс Милбери…

– Рейф… – В ее шепоте слышалась мука, агония, которая равнялась его собственной. – Мне так жаль.

– Нет, – тихо ответил он, не отрывая взгляда от ее затянутой в перчатку руки, от белого каракуля на черной шерсти. – Это мне жаль. Мне жаль, что я провел свою жизнь, избегая респектабельности вместо того, чтобы зарабатывать ее. Мне жаль, что я не начал раньше стремиться стать достойным такой женщины, как ты. Мне жаль, что я не попросил твоей руки той первой ночью на балу. Мне жаль, что я пришел к тебе слишком поздно, и слишком мало могу предложить тебе.

Она провела ладонью вниз по его руке, чтобы переплести свои пальцы с его пальцами.

– Нет. Слишком поздно, возможно, но ни в коем случае не слишком мало. Если бы я только могла сказать тебе…

Рейф застонал.

– В чем дело, Феба? Почему ты отвергаешь меня, а затем дразнишь меня своим прикосновением? Почему ты отталкиваешь, а затем притягиваешь?

Девушка рассмеялась надрывным смехом сквозь слезы.

– Это не я, кто… однажды ты узнаешь кое-что обо мне. Я выйду замуж за Колдера, а затем он станет герцогом, и ты узнаешь кое-что. Когда настанет этот день, пожалуйста, пожалуйста, пойми, что у меня не было выбора. Ты вспомнишь, что я подчинялась своему отцу и что я была трусихой – но ты должен также помнить, что я любила тебя нежно и сильно. Причина, по которой я отказала тебе, заключается не в том, какой ты человек. Как раз потому, что ты являешься особенным человеком, мне очень трудно сделать это.

– Ты не трусиха. – Он поднес ее руку к губам. – Ты женщина чести, которая не станет нарушать слово, данное хорошему человеку. Я не смог бы так любить тебя, если бы ты не была такой. А Колдер хороший человек. Он никогда преднамеренно не обидит тебя. – В отличие от меня, ведь я уже причинил тебе слишком много боли своей настойчивостью.

Она не могла слышать этой его мысли, но, как всегда, она узнала о ней.

– И ты тоже хороший человек, лорд Рафаэль Марбрук. Ты можешь не разделять это мнение, но я не любила бы тебя так сильно, если бы ты им не был. – Ее голос задрожал и Рейф ощутил трепет ее пальцев, предвещающий неминуемые слезы.

Он потянулся к Фебе, притянул в свои объятия, устроив ее голову у себя под подбородком.

– Все будет хорошо, милая Феба. У тебя будет блестящая жизнь, а я буду иногда навещать вас и стану хорошим, беспутным дядюшкой твоим детям – буду кормить их сладостями так, что они заболеют, и покупать им игрушки, от которых будет слишком много шума.

Она рассмеялась в его жилет, но смех превратился в рыдание между одним вздохом и другим. Рейф крепко держал ее, пока она плакала, ощущая сквозь свой жилет и рубашку эти горячие слезы, обжигавшие его, как клеймо. На этом месте останутся шрамы, хотя он будет единственным, кто когда-либо узнает о них.

Он может умереть от того, что позволит ей уйти.

Экипаж стоял, не двигаясь, на обочине дороги, когда Стикли и Вульф догнали его. Они оставались на другой стороне, прячась в тени. Густой придорожный кустарник был влажным и прилипающим после недавнего дождя.

– Что они делают? – прошипел Стикли. – Я думал, что они собираются в оперу?

Вульф пригладил свой запачканный и порванный наряд.

– Лучше бы им теперь туда не ездить. Я никогда не пройду по коридору в опере в таком виде.

Стикли подергал пуговицы на своем жилете.

– Нам лучше отложить это дело. Сейчас все идет не так. Мне не нравится эта темнота и тишина. Здесь рядом могут быть бандиты или им подобные.

Вульф усмехнулся, его зубы сверкнули белизной в темноте.

– Ах, Стик, ты гений. Дай мне этот твой пистолет.

– Не дам! Мне он нужен только тогда, когда я делаю депозиты в банке. Я очень осторожен с деньгами других людей, ты же знаешь.

Вульф кивнул.

– Совершенно верно. Я знаю это. И прямо сейчас я собираюсь спасти мисс Милбери и ее деньги от этого лорда-убийцы и его разрушающегося поместья – если ты согласен, конечно.

Стикли в ужасе отпрянул.

– Ты собираешься убить его?

Вульф закрыл глаза и вздохнул.

Стикли нахмурился.

– Ты уже третий человек на этой неделе, который издает при мне такие звуки.

Вульф приподнял бровь.

– Не представляю почему. Итак, Стик, я не собираюсь убивать Брукхейвена. Я собираюсь взять его в плен, точно так, как мы планировали. Это лучше, чем пытаться схватить его в опере, потому что здесь не нужно иметь дело ни с кем, кроме кучера и лакея.

– И мисс Милбери. Ты ведь не напугаешь ее слишком сильно, не так ли?

Вульф поднял обе руки.

– Я здесь, чтобы спасти мисс Милбери, помнишь? Мы с тобой герои в этой пьесе, правда?

Стикли напряженно улыбнулся.

– Правда. Конечно. – Он вручил пистолет Вульфу. – Будь убедительным, но не слишком яростным. И ни за что не раскрывай свою личность!

Вульф вытащил из кармана синий шелковый платок.

– Этот цвет в темноте кажется черным? Сгодится, полагаю. – Он использовал острую палку, чтобы проткнуть дырки для глаз, а затем повязал шелк вокруг верхней части головы, наподобие маски. – Вот. Ни Брукхейвен, ни мисс Милбери никогда не встречали меня, так что я буду в достаточной безопасности. Ты же оставайся здесь.

– Но это мой пистолет. Я тоже хочу быть героем.

– Стикли, останься. – Вульф повернулся к нему, его глаза внезапно зловеще блеснули под маской. – Я не шучу.

Стикли отступил.

– Хорошо.

Но Вульф уже ушел, как тень в темноте он крался к стоящему у края дороги экипажу.

Глава 36

Феба подняла голову с груди Рейфа и вытерла слезы со своих щек.

– Ты слышал это?

Рейф отсутствующим взглядом посмотрел в окно.

– Слышал что? Слуги вернулись?

Феба нахмурилась.

– Я могу поклясться, что слышала, как кто-то кричал «кулек или жизнь».

Рейф фыркнул.

– Кулек или… – Он резко выпрямился и усадил Фебу обратно на ее сиденье. – Оставайся здесь!

Одним плавным движением он открыл дверь экипажа, обращенную к лесу, и выскользнул наружу, исчезнув из вида. Феба осталась там, где ей было велено, страх начал разгораться в ее сердце. Когда Рейф ушел, она опустилась на четвереньки, чтобы выглянуть в окно, выходящее на дорогу…

– Кошелек или жизнь, черт бы вас побрал! – Голос был хриплым и низким. Темная фигура появилась в лунном свете, мужчина, одетый во все черное с маской на глазах. В одной руке он держал пистолет, нацеленный прямо на нее!

Феба пригнулась, хотя вовсе не была уверена в том, что стены блестящего, легкого экипажа смогут остановить пулю. Должна ли она последовать за Рейфом через другую дверь? Должна ли она оставаться на месте, как ей было сказано?

Если бы она была разбойником, то в первую очередь проверила бы экипаж.

Так и быть. Она попятилась назад, проклиная широкие юбки своего вечернего платья. Если бы она могла разорвать их сбоку для лучшего передвижения, она бы сделала это, но звук рвущейся ткани прозвучит в ночи как сигнальный колокол. На мгновение Феба подумала, что сможет просто высоко подоткнуть их и надеяться, что никто не увидит ее панталоны – о, черт, на ней же не было панталон. Все для того, чтобы соблазнить Колдера.

Отлично, тогда она просто не будет задирать юбки слишком высоко.

Дверь оказалась открытой, так что было очень просто распахнуть ее на хорошо смазанных петлях и выскользнуть, в шелковом платье и всем остальном, в грязь под экипажем. Защищенная и в темноте, но все же Феба могла видеть, что опасность приближается. Хотелось бы надеяться, что никто не подумает искать леди между колесами.

Грязь сделала ее продвижение более медленным, но зато благословенно бесшумным, пока девушка ползла на животе к другой стороне экипажа. С локтями, глубоко погрузившимися в грязь, Феба запачканными руками отвела волосы с лица и поискала глазами разбойника.

Тот все еще стоял один в центре дороги, размахивая своим пистолетом.

– Я знаю, что ты там, Бр… папаша! Выходи спокойно, и я не причиню вреда леди.

Феба не искала большого смысла в словах бандита. Он выглядел настоящим разбойником, высоким и мощным, его золотые пуговицы блестели в свете луны… золотые пуговицы?

Воровство, должно быть, оплачивается лучше, чем она думала.

Рука, холодная и липкая, сомкнулась на ее лодыжке. Феба яростно вздрогнула, но не произнесла ни звука.

– Я полагал, что попросил тебя оставаться в экипаже. – Шепот Рейфа был почти беззвучным, едва доносившимся откуда-то чуть позади нее.

Феба закрыла глаза. Он заплатит за это – возможно, не сейчас, но скоро.

– Я не хотела быть птичкой в клетке, – прошептала она в ответ.

Рейф проскользнул на место рядом с ней.

– Тогда не давай себя поймать. – Он уставился на разбойника, который выглядел так, словно терял терпение. – Не думаю, что у этого парня имеется большой опыт.

Феба кивнула.

– Да, он больше похож на новичка. Это хороший знак?

– Возможно, и нет. Опытный вор управляет как ситуацией, так и самим собой. Не думаю, что этот тип обладает такими навыками.

Мужчина двинулся вперед, приближаясь к экипажу.

– Ш-ш-ш! – Рейф толкнул Фебу вниз, спрятав ее лицо на своем плече – своем мокром, грязном плече. Феба отстранилась, чтобы вдохнуть воздуха и выплюнуть грязь, попавшую ей в рот.

Рейф прижал свой рот к ее уху.

– Когда я подам сигнал, выскользни сзади и спрячься в лесу. Я приду и найду тебя.

Феба кивнула, страх внутри нее превратился в тяжелое и колючее ощущение. Все это происходило на самом деле, бандит был реальностью, и его пистолет был самым, что ни на есть, настоящим.

Рейф склонил голову, чтобы быстро запечатлеть поцелуй на губах Фебы, затем сместился на полдюйма в сторону. Поцелуй закончился на ее скуле.

– Не беспокойся, – прошептал он. – Я еще должен потанцевать на твоей свадьбе. А сейчас… иди.

Феба отодвинулась назад, когда Рейф выпрыгнул из скрывающей его темноты, в молчаливом и смертоносном прыжке, на вооруженного разбойника. Продвинувшись назад до тех пор, пока она не вылезла из-под экипажа, девушка подхватила свои тяжеленные, покрытые грязью юбки, и повернулась, чтобы бежать, но прислушивалась к происходящему каждую секунду. Феба слышала удивленный возглас, ворчание и звуки потасовки. Она сделала несколько шагов в подлесок и переступила через упавшую ветку, вытянув одну руку перед собой после того, как ушла с места, залитого разоблачающим светом луны.

Крик боли послышался со стороны драки – Рейф!

К черту повиновение.

Феба повернулась и потянулась к ветке на земле. Тяжелая, но не слишком для деревенской девушки. Она обхватила ветку обеими руками, высоко подняла ее, затем сделала глубокий вдох и, закричав, словно банши[15], обогнула экипаж.

Там было уже два разбойника, тянувших неподвижное тело Рейфа по дороге. Визг Фебы превратился в яростный вой, когда двое мужчин подняли головы, как раз вовремя, чтобы увидеть, как ветка приближается к их лицам.

Они отшатнулись назад, за пределы досягаемости, выругавшись – один голос высокий, другой низкий. Девушка могла четко видеть бандитов, но на них были маски – за исключением того, что у типа, который был пониже ростом, маска казалась сделанной из рукава рубашки. Манжета трепыхалась позади его головы при каждом движении.

Проклятые новички.

Феба встала над неподвижным телом Рейфа и с рычанием взмахнула своим оружием.

– Убирайтесь отсюда, вы, похотливые ублюдочные козлы!

Мужчина, который был ниже ростом, раскрыл рот в изумлении.

– Что за выражения!

Тот, что повыше, оттолкнул своего компаньона назад, ткнув его большой рукой в грудь.

– Заткнись, Ст… Стоун.

– Что? – Маленький человек поскользнулся в грязи, но затем выпрямился. – О! Хорошо… Фокс.

Высокий разбойник зарычал на своего приятеля, а затем повернулся обратно к Фебе.

– А теперь, мисс… вам нет необходимости так расстраиваться. У нас есть небольшое дельце к этому джентльмену, но у нас нет намерения причинять вред вам.

Феба обнажила зубы в ухмылке.

– Очень жаль, потому что у меня есть намерения причинить вред вам.

Она сильно замахнулась, и ветка со свистом рассекла ночной воздух. Оба разбойника отскочили назад, спотыкаясь в болоте, которое появилось после их борьбы с Рейфом. Феба снова подняла ветку, удерживая ее, как крикетную биту.

Высокий мужчина поднял вверх обе руки. Его улыбка под маской была белоснежной.

– В этом нет надобности, мисс. – Его низкий голос был спокойным и уговаривающим. – Вы слишком красивы, чтобы быть такой злобной.

Феба заколебалась, позволив ветке немного опуститься.

– Я… что?

Приободрившись, высокий тип сделал еще один шаг вперед.

– Вы, несомненно, красивы. У вас прелестная женственная фигура, если могу осмелиться заметить. В самом деле, этот парень не настолько мужественен, чтобы быть для вас подходящей парой!

Феба посмотрела на Рейфа, лежащего в грязи лицом вниз.

– Он мне не пара? – Она опустила ветку себе на плечо, пока задумывалась над этими словами. Затем снова посмотрела на мужчину в черном. – Вы уверены?

Тот усмехнулся и сделал еще один шаг по направлению к ней.

Еще один шаг – это все, что ей было нужно. Девушка размахнулась со всей силы, подняла ветку вверх и ударила разбойника по подбородку. Она услышала, как лязгнули его зубы, а затем он глухо заворчал от боли, когда сила удара сотрясла ветку и отдалась в ее руках. Высокий мужчина, казалось, очень долго пятился назад, прежде чем сильно удариться о землю, а его большое тело заскользило по грязи.

– Ву… Фокс! – Невысокий разбойник помчался вперед и опустился на колени перед своим компаньоном. – Фокс! Ты слышишь меня?

Высокий тип застонал.

– Тебя слышно даже в чертовом Париже, Ст… Стоун! – Он оттолкнул второго разбойника в сторону и поднялся, одной рукой осторожно ощупывая челюсть.

Другой рукой он держал пистолет, направленный прямо Фебе в сердце.

О, дьявол. Она забыла о пистолете.

Невысокий мужчина задохнулся.

– Что ты делаешь? Ты не можешь выстрелить в леди!

Рослый мужчина зарычал.

– О да, я могу. Она ударила меня!

Стоун отступил на один шаг.

– Ты не сделаешь ничего подобного. – Его голос теперь казался каким-то другим, авторитетным и резким. – Будьте любезны вспомнить, кто вы, сэр.

Кажется, Фокс имел трудности с тем, чтобы вспомнить это, кем бы он ни был. Феба ждала, ее дыхание участилось, руки тряслись, а ярость исчезла перед поглотившим ее ужасом. А затем высокий разбойник опустил свой пистолет.

– Тогда в другой раз, – произнес он с усмешкой, приподняв перед ней пистолет, точно шляпу. – Мисс.

Потом бандит поднял пистолет и выстрелил поверх голов лошадей, впряженных в экипаж Брукхейвена. Животные вздрогнули, рванулись вперед и понеслись в ночь, их совместные усилия уносили прочь как их самих, так и экипаж, и всякую надежду, которую Феба имела насчет легкого пути к спасению.

– О Боже, – тихо проговорил Стоун.

Фокс подленько улыбнулся.

– Приятной прогулки, моя дорогая. Надеюсь, что его сиятельство не слишком тяжелый.

Затем парочка исчезла в тени – или в чем-то, похожем на тень. Феба услышала порядочно хруста и проклятий перед тем, как их голоса совсем затихли.

Только тогда она осмелилась бросить свое оружие и опуститься на колени перед Рейфом. Девушка перекатила его на спину и вытерла грязь с его лица, пристально вглядываясь в него в лунном свете.

– Рейф? Рейф, любимый мой, ты слышишь меня? – Господи, неужели каждый говорит такое, когда кто-то без сознания? – Рейф, пожалуйста, очнись! Мы должны уйти отсюда!

Глава 37

Через четверть часа, скользя и шатаясь под весом спотыкающегося тела Рейфа, Феба заметила двух слуг, растянувшихся на обочине дороги. После того, как она осторожно позволила Рейфу опуститься на колени, девушка подбежала к ним. Оба мужчины были без сознания, но их дыхание и сердцебиение были равномерными, и девушка не смогла обнаружить никаких других ран, кроме шишек на голове.

На мгновение Феба задумалась о том, чтобы оставить Рейфа с ними, но он был слишком дезориентирован. Он мог бы забрести в лес и потом его никогда бы не нашли.

Забросив руку Рейфа себе на плечи, девушка решительно повернула в направлении гостиницы.

– Две мили. Две крошечные, маленькие мили. Проще простого.

Рейф пришел в себя достаточно для того, чтобы шагать, спотыкаясь, хотя это выглядело так, словно он ходит во сне. Феба начала отчаянно беспокоиться о его полубессознательном состоянии. Несомненно, к этому времени он уже должен был прийти в себя?

Один раз он повернулся к ней и весьма отчетливо произнес:

– Феба, у меня болит голова. – А затем вернулся к своему запутанному состоянию, бормоча что-то о Брукхейвене и Колдере и «его проклятых фабриках».

Феба отвечала ему только тогда, когда ей казалось, что Рейфу требовался ответ, а если он замолкал очень надолго, она подбрасывала тему для обсуждения. «План Колдера для фабрики просто блестящий» или «Это поместье Колдера, он может делать с ним все, что пожелает». Такие замечания гарантированно вызывали ответные возражения.

Затем мысли Рейфа обратились к ней. «Она единственная», – твердил он снова и снова, каждый раз разбивая ей сердце. – «Я нашел ее».

– Она не любит меня, – произнес он однажды, совершенно отчетливо. – Я не могу заставить ее полюбить меня.

– О, я полагаю, что ты чертовски замечательно проделываешь это, – прошептала Феба в ответ, но он уже снова переметнулся к Колдеру.

– Проклятый всезнайка. Чертов совершенный наследник.

На самом деле это не была ненависть. Происходящее между братьями больше напоминало странный вид соперничества, похожего на то, когда две собаки живут слишком близко друг к другу. И очевидно, что судьба Брукхейвена была костью.

Это была увлекательная болтовня, и во многом она объясняла события прошедшей недели, но Феба быстро теряла свои последние силы. Даже у деревенских девушек силы не бесконечны.

Наконец она увидела впереди свет фонарей. Облегчение было таким мощным, что колени девушки ослабели, и она почти упала вниз, а Рейф приземлился на нее сверху.

– Не то, чтобы я возражала, любовь моя, – рассмеялась она сквозь слезы, пока пыталась снова поднять его. – Возможно, стоит подождать, пока мы выкупаемся.

Феба забросила несопротивляющуюся руку Рейфа себе на плечи и, как могла, вернула в прежнее положение его тяжелое тело. Господи, какой же он огромный! Она сумела протащить его через двор гостиницы и уговаривала спотыкающиеся ноги Рейфа подняться по ступенькам, когда кто-то вышел наружу и заметил их.

– Черт возьми! Позвольте мне помочь вам!

Феба с облегчением переместила все возрастающую массу тела Рейфа на незнакомца, потому что перед ее глазами от усилий замелькали черные точки. Ее колени и так уже дрожали, хотя это могло быть и от внезапного осознания того, что все закончилось – они спаслись.

Девушка положила одну дрожащую руку на дверную раму для равновесия, пока незнакомец помогал Рейфу зайти внутрь гостиницы. Она еще не закончила – не совсем.

– Сэр, наши кучер и лакей ранены. Пожалуйста, пошлите кого-нибудь помочь им вниз по дороге!

Свет и звуки гостиницы поразили ее, как и долгожданное тепло огня, когда Феба, спотыкаясь, прошла через дверь. Она услышала тревожные возгласы при их появлении и шарканье поспешно двигающихся ног, когда люди вскочили со своих мест, чтобы помочь им войти в помещение. Кто-то мягко взял ее за локоть и провел к сиденью у камина. Фебу посадили слишком близко к огню, и жар обжигал ее лицо, но ощущение было замечательным.

Они в безопасности и, очевидно, неузнанные. Теперь пришло время сочинить какую-нибудь историю, которая спасет…

– Лорд Марбрук! Что случилось с вами?

О Боже. Феба вскинула голову, чтобы увидеть привлекательного незнакомца, склонившегося над Рейфом и подталкивающего того в плечо. Голова Рейфа скатилась на бок, его глаза быстро моргали – мужчина пытался обрести свое сознание. Но что он сообщит до того, как его мысли придут в порядок?

Феба вскочила и встала между Рейфом и новоприбывшим незнакомцем.

– Сэр, умоляю вас не расспрашивать его сейчас. Мы через многое прошли этой ночью.

Мужчина нахмурился.

– Рейф мой друг. Вас я не знаю.

– Я? Я… – Вот где спланированная история очень пригодилась бы. – Конечно же, я его сестра.

Незнакомец подозрительно заморгал.

– Я знаю Рейфа с тех пор, как мы учились вместе в школе. Он никогда не упоминал о своей сестре.

О Боже. Не просто друг, а хороший друг.

– Ну… Я… Меня держат в секрете в Брукхейвене.

Он прищурил глаза.

– Как ваше имя?

Леди. Сестра Рейфа будет леди Какая-то, не так ли?

– Я леди Нэн… – Нет, слишком просто. – Ди… – О Боже, нет. Дейдре убьет ее! – Тесс… – Проклятие, еще хуже!

– Леди Нэндитесс?

Феба приподняла подбородок.

– Это фамильное имя.

Мужчина приподнял бровь, как будто внезапно понял, почему семья держала ее под покровом тайны все эти годы.

– Понимаю. – Наконец он пожал плечами, не в состоянии опровергнуть или подтвердить ее утверждение. – Чем я могу помочь вам, леди Нэндитесс? Должен ли я добыть две комнаты на эту ночь?

Феба воздержалась от того, чтобы с облегчением вытереть лоб.

– Да, благодарю вас… ах…

Мужчина поклонился.

– Простите меня. Я Сомерс Бут-Джеймисон.

Так как она находилась на краю истощения и паники, поскольку Рейф все еще по-настоящему не пришел в сознание, то Феба просто царственно кивнула и сделала мужчине знак рукой.

– Если вы не возражаете… эти комнаты?

Когда он ушел, девушка присела рядом с Рейфом и изучила его раны при свете маленького канделябра, стоявшего в центре стола. Это была неприятная опухоль и рассечение, которое обильно кровоточило, но, в конце концов, оно не было ни ужасно большим, ни глубоким. Его пульс казался устойчивым, и бледность исчезала с каждой секундой. Она обхватила его лицо руками.

– Рейф, дорогой… очнись. Очнись, пожалуйста.

Мужчина шевельнулся, и его веки затрепетали, но он еще полностью не очнулся. Вне себя от беспокойства Феба едва заметила, когда вернулся мистер Бут-Джеймисон с помощниками, чтобы отнести Рейфа в его комнату.

Оказалось, что на самом деле это была «их» комната. Мистер Бут-Джеймисон извиняюще пожал плечами.

– Осталась только одна комната для гостей. Я также взял одну комнату для ваших раненых слуг, но я подумал, что вы захотите быть рядом…

– Да, благодарю вас. – Феба знала, что говорила резко, особенно после того, как он был так добр, но если она не выдворит всех этих людей из комнаты, то кто-то, несомненно, сможет расшифровать бормотания Рейфа и поймет, что тот снова и снова произносит слова «Феба, где ты?»

Выгнав толпу из комнаты и пообещав мистеру Бут-Джеймисону, что тот сможет навестить Рейфа, когда больной в достаточной мере поправится, взамен потребовав поклясться, что он сделает все возможное, чтобы немедленно найти врача для Рейфа и слуг, – все это высосало последние оставшиеся у Фебы силы.

Когда дверь, наконец, закрылась, девушка прислонилась к ней спиной и сделала глубокий вдох. Затем она поспешила к Рейфу, чтобы пригладить ему волосы, пощупать лоб и в целом заверить себя, что он жив и, наконец-то, в безопасности.

Затем у нее вырывалось одно громкое и испуганное рыдание, и девушка прижала руки к горящим глазам. Наконец-то пришли слезы от реакции на происшедшее и от истощения. Феба соскользнула с кровати, уселась рядом на пол, обхватила руками колени и всхлипывала до тех пор, пока не выплакалась.

Наконец ее дыхание успокоилось и слезы закончились. Девушка вытерла глаза своей порванной и грязной юбкой, а затем с отвращением посмотрела на нее. Платье соблазнительницы, предназначенное для того, чтобы раздразнить брата Рейфа до безумной страсти.

Феба быстро встала и сняла его, в спешке отрывая пуговицы. Она подумала о том, чтобы сжечь платье, но где она найдет другое? В качестве компромисса она швырнула его в угол и, спотыкаясь, в одной сорочке двинулась к миске и кувшину на подставке в другом конце комнаты.

Она промывала глаза до тех пор, пока не исчезло жжение, и, как смогла, стерла следы приключений со своей кожи, но без мыла кровь Рейфа не хотела отмываться. Девушка взяла самое мягкое полотенце, чтобы очистить опухоль и вымыть его красивое лицо от дорожной грязи. Эти бандиты ужасно избили его, храброго милого бедняжку.

Феба знала, что Рейф, вероятно, так же отчаянно сражался бы, защищая любую леди, но тот факт, что он сражался за нее – и был так избит за это – сделал что-то непоправимое с ее сердцем.

Любовь. Она забила ключом – мощным, теплым и постоянным – внутри нее. Нельзя было ни отрицать ее, ни игнорировать, ни полагать, что она уменьшится или потускнеет.

Она любит Рейфа.

И он любит ее.

Вот когда Феба осознала, что вовсе не порицания Общества она боялась. Вовсе не скандал превращал ее в трусиху.

Причиной была эта… эта жажда, причиняющая боль, эта уязвимость…

Эта любовь.

Она почти любила Терренса, и это было очень плохо. Боль продлилась несколько лет, а унижение – еще дольше. Даже тогда, где-то глубоко, Феба знала, что если бы ей довелось испытать подлинную глубину настоящей любви, то возможно она пережила бы столь сильную боль, которую даже вечность не смогла бы исцелить.

Как глупа она была. Любовь – это не напиток, который можно попробовать, а затем отказаться от него. Любовь – это не то, чего можно избежать или запланировать. Любовь – это разбойник, стоящий у дороги жизни и ожидающий, чтобы напасть на немногих безрассудных и удачливых.

Так любовь напала на нее.

Как просто все это вышло. Мир, в котором она жила последние десять лет, ослепленная серыми тенями, внезапно приобрел черно-белую четкость. Феба слышала, что страшные обстоятельства могут сделать сильнее и лучше некоторых людей. Она была рада обнаружить, что оказалась одной из них.

В ней не было ничего, кроме любви к Рейфу. Не надо было принимать никаких решений или формировать стратегии. Она была его женщиной. Он был ее мужчиной.

Послышался стук в дверь. Прибыл врач. Завернувшись в плащ, Феба отвела назад волосы со лба Рейфа и прижалась губами к его губам.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Навсегда.

Глава 38

В затихшей теперь комнате гостиницы побывал врач, объявив, что лорд Марбрук нуждается в покое и заботе. Он подчеркнул слово «покой», недовольно поглядывая на Фебу. Врач был джентльменом, который многое повидал за свою длинную жизнь – для него было очевидно, что фасадом «сестры» чуточку злоупотребляли.

Сейчас Феба сидела на краю постели рядом с Рейфом. Она потянулась, чтобы отвести прядь темных волос с его виска. Он повернул лицо навстречу ее прикосновению, отыскивая девушку, едва придя в сознание.

Любовь.

Какой странной и уязвимой была эта вещь внутри нее. Это была любовь в стадии становления, сначала она проявилась в блеске страсти, затем – в тепле признания. То, что Феба чувствовала к Терренсу, невозможно было сравнить с тем, как она любила Рейфа. Как единственный цветок ничто по сравнению с долиной, заросшей розами. Она любила этого беспутного, невозможного, красивого повесу. Его обаяние восхищало ее, а красота доставляла ей удовольствие, но именно раненый, страдающий, одинокий человек внутри Рейфа – вот кто поймал в ловушку ее сердце и, кажется, обречен на то, чтобы никогда не отпускать его.

Он был несовершенен. Его жизнь до нее представляла собой путаницу кратких, бессердечных связей и трудного, хотя и беззаботного существования. Сможет ли он любить ее вечно? Сможет ли он видеть только ее и никогда снова не позволять своим глазам блуждать? Должна ли она поставить на карту свое будущее ради его застенчивого и пылкого сердца?

Такое простое слово «да». Почему бы не произнести его? Почему бы не сказать «да» любви и счастью? Однажды Феба уже сказала ему «да», хотя он не запомнил этого – однажды ночью, наполненной лунным светом и воображаемыми розами…

– Извини меня, любовь моя, – произнесла она, обращаясь к Рейфу и поднимаясь с постели. – Настало время, когда я должна официально бросить твоего брата.

Колдер будет разочарован и, вероятно, разозлится, но Феба не думала, что он будет по-настоящему задет. Когда-нибудь Колдер отдаст свое сердце женщине, но этой счастливицей будет не она. Забавно, но сейчас, когда девушка решила оставить его, она в первый раз ясно смогла увидеть Колдера как человека, а не как препятствие.

Респектабельный, благородный мужчина, Колдер заслуживает лучшего от нее, чем просто дезертирство. Он заслуживает объяснения.

Когда ее сердце наконец-то успокоилось, а ее будущее стало ясным, Феба решила позвонить, чтобы вызвать кого-нибудь из прислуги гостиницы. Она ожидала у двери, прислушиваясь к шагам. До того, как кто-то смог постучать и потревожить Рейфа, девушка открыла дверь и попросила бумагу и чернил. Когда ей принесли требуемое, она уселась за маленький стол, чтобы объясниться перед человеком, за которого она никогда не сможет выйти замуж.

Дорогой лорд Брукхейвен,

я должна была сообщить Вам сразу же, до того, как мы серьезно отнеслись к этой помолвке, но я сделала ужасную ошибку…

Когда письмо было готово – а написать его оказалось гораздо легче, чем она думала – Феба запечатала его кусочком свечного воска. Она натянула свой все еще влажный плащ поверх позаимствованной ночной рубашки и быстро поднялась на следующий этаж, где предоставили комнату кучеру и лакею.

Лакей открыл дверь, его глаза расширились.

– Да, миле… мисс?

– Как дела у кучера?

– С ним все хорошо, мисс. Всего лишь удар по черепушке. Утром он будет в порядке, свежий, как дождь.

Феба долго изучала лакея. В конце концов, выбор у нее был небольшой.

– Ты служишь Брукхейвену или Марбруку?

Парень почесал ухо.

– Ну… полагаю, и тому и другому, мисс.

Феба нахмурилась.

– О Боже. Это незавидное положение.

Что-то, похожее на уважение блеснуло в глазах мужчины.

– Нет, мисс. Полагаю, что если бы кто-то и понял это, то это были бы вы – если вы не имеете ничего против моих слов.

Услышав его сочувственный тон, Феба улыбнулась.

– Я не думаю, что ты когда-либо рассчитывал поработать на меня, хотя бы в этот единственный раз? Я должна быть уверена, что это письмо немедленно доберется до лорда Брукхейвена. Ты знаешь, где его сиятельство?

Мужчина с изумлением посмотрел на нее.

– На самом деле я знаю, мисс. Я бывал с ним раньше на этой фабрике глиняной посуды.

Феба вручила ему несколько монет из кошелька Рейфа.

– Найми хорошую лошадь у хозяина и быстро поезжай. Я хочу, чтобы Брукхейвен увидел это как можно скорее. – Девушка снова улыбнулась. – Кажется, я собираюсь обвенчаться с лордом Марбруком вместо него.

Услышав эти слова, лакей испугался.

– Э-э, вы хотите, чтобы я подождал ответа?

Феба сморщила нос.

– Господи, нет. Брось ему письмо и спасай свою жизнь.

Лакей, кивнув, взял письмо.

– Слушаюсь, мисс. Я удостоверюсь, что мне дадут самую лучшую лошадь!

Феба ждала у окна своей комнаты до тех пор, пока не увидела, что мужчина ускакал на большой скорости, его ливрея цветов Брукхейвена была почти не видна в темноте. Одного человека она уже разочаровала. Своему отцу она должна сказать все это лично. Несмотря на все его ошибки, Феба задолжала ему это объяснение.

Затем она повернулась, чтобы посмотреть на Рейфа, чьи синяки все еще тревожили ее, но его сон сейчас был легким и естественным.

Ее мужчина… навсегда.

Ощущая, что противоречия последних дней свалились с ее плеч, как огромная ноша, Феба нежно улыбнулась, расстегивая пуговицы своей ночной рубашки и позволяя ей соскользнуть с плеч. Обнаженная, она подошла к другой стороне широкой кровати и скользнула под покрывала.

Рейф неясно осознавал две вещи. Во-первых, его голова болела. Во-вторых, его голова очень, очень сильно болела.

Он сел, конвульсивно пытаясь избежать боли. Но она жестоко усилилась, заставив его беспомощно откинуться назад. Он приземлился на что-то мягкое.

– Мм-мм.

Нежный женский вздох полностью разбудил его. Теплая кожа, мягкая плоть – Рейф знал, что это такое. В постели с ним находилась совершенно голая девушка.

– Ух… привет? – Лучше бы это была Феба – за исключением того, что если это Феба, – о Господи, у него в любом случае будут большие неприятности!

– Рейф?

Радость и боль в одинаковой мере полоснули его – ну хорошо, возможно, не в одинаковой. К дьяволу его душу, к дьяволу Колдера – Феба лежит в его постели! Он потянулся к ней, притянул в свои объятия. Она охотно повиновалась, мягко вжимаясь в него, положив голову на его обнаженную грудь.

– Как твоя голова, любовь моя? – прошептала она.

– Она болит, но… – Любовь моя? Рейф крепко зажмурил глаза, желая вспомнить, что произошло. Женщины обычно плохо воспринимают то, что мужчина не может что-то вспомнить. Они были наедине в экипаже. Он отпустил Фебу, пожертвовал своим сердцем ради ее счастья…

А что потом? Было что-то еще, что-то важное…

– Кулек или жизнь?

Она рассмеялась, опираясь на его грудь так же естественно, как будто многие годы лежала в его объятиях обнаженной.

– Теперь ты высмеиваешь меня.

– Там был разбойник!

– На самом деле их было двое. Полагаю, что второй подкрался к тебе сзади, в противном случае я уверена, что ты должным образом отделал бы их, – преданно произнесла Феба.

Рейф снова попытался сесть.

– А я не сделал этого? Тогда как мы спаслись?

Она снова уложила его на кровать.

– Ш-ш-ш. Твоя бедная голова. – Прохладная рука опустилась на его лоб. – Я отделала их за тебя, – ответила девушка. – Ну, одного из них, во всяком случае. – Она прижалась еще ближе к нему. – Я довольно хорошо играю в крикет, знаешь ли.

Голова Рейфа пульсировала, и он ощущал себя так, словно плыл по воздуху или падал – и в том и в другом случае он не мог управлять ситуацией.

– Феба, пожалуйста, начни с самого начала.

– Я должна начать сначала? Середина гораздо интереснее.

– Феба.

Девушка вздохнула.

– Ох, ну хорошо. Мы с тобой разговаривали в экипаже, после того, как ты отослал слуг прочь. Ты припоминаешь это?

– Да, я помню все до того момента, как я велел тебе бежать. Что ты, очевидно, проигнорировала.

Она пожала плечами. Возле его ребер происходили такие восхитительные события… события, которые он намерен тщательно исследовать, когда в его голове прекратится пульсация.

– Едва ли я могла оставить тебя в их руках. Они пытались утащить тебя прочь!

Молодой человек нахмурился.

– Почему они хотели сделать это? Разбойники крадут и иногда убивают, но я никогда не слышал, чтобы они похищали людей. Разбойники тяготеют к тому, чтобы ударить, а затем сбежать.

– Что ж, ситуация показалась мне именно такой… хотя я могла и ошибаться. Ведь вокруг был туман. Возможно, они просто обыскивали твои карманы, чтобы украсть что-то. – Феба издала недовольный звук. – К тому же, думаю, что это обстоятельство делает мое спасение менее захватывающим. Неужели я стояла под дулом пистолета, чтобы спасти твои карманные часы?

Руки Рейф крепче сжались вокруг нее.

– Никогда больше не делай этого!

Девушка обвила его шею руками.

– Обещаю, – успокаивающе произнесла она. – В следующий раз я сама передам им твои часы.

– В следующий раз ты сбежишь, когда тебе прикажут это сделать!

– Слушаюсь, милорд… любовь моя. – Феба нежно поцеловала его в грудь. – В следующий раз я сбегу.

Любовь моя. Снова эти слова.

– И… после того, как ты отогнала их крикетной битой… и снова – где ты взяла крикетную биту?

– Ветка от дерева. Я ударила только одного из них. Жестокого мужчину. Другой был… не таким. Он не выглядел так, словно хотел причинить кому-то боль. Этот другой заставил жестокого разбойника оставить нас в покое, но затем они напугали лошадей, которые унеслись прочь, и оставили нас там, на дороге. Я сумела поднять тебя на ноги, и мы сумели пройти достаточное расстояние, чтобы вернуться пешком в гостиницу, мимо которой проехали.

Рейф сомневался, что большую часть пути он прошел. Более вероятно, что она тащила его на себе почти всю дорогу.

– Что с кучером, Эфтоном, и лакеем?

– Они здесь, о них заботятся. Не беспокойся. Я не знаю, нашел ли кто-то экипаж, но уверена, что скоро они это сделают. Я уложила тебя в постель, а затем…

Он сжал ее руки.

– А затем ты что?

Феба снова положила голову ему на грудь.

– Я написала Колдеру, – прошептала она. – Я рассказала ему о том, что не могу выйти за него замуж, потому что люблю другого.

Его. Она выбрала его. Это не было еще одним незаконным свиданием, краткой вспышкой страсти между ним и нареченной его брата. Феба была с ним, потому что решила остаться с ним.

Я люблю другого.

Она любит его.

Феба ждала его ответа. Рейф знал это, потому что она ткнула его в бок и напомнила:

– Я жду твоего ответа.

Он все еще колебался. Как он сможет выразить – что он должен сказать? Как объяснить ей то, что его мир мгновенно расширился, что его сердце выскакивает из груди, и что он ощущает себя переродившимся?

– Благодарю тебя, – официально заявил Рейф.

Феба приподнялась на руках, чтобы внимательно изучить его.

– Что?

– Я сказал, благ…

– Подожди. Стоп. Один момент. – Она перелезла через него – и молодой человек наслаждался каждой секундой этого действия – чтобы спрыгнуть с кровати и проследовать в другой конец комнаты. Он услышал шелест ткани, затем звяканье и щелчок. Феба зажигала маленькую лампу. Свет сделался ровным, когда она прикрутила фитиль.

Девушка принесла лампу обратно к кровати – к сожалению, теперь она была одета в его рубашку, которая закрывала ее до колен. Однако у нее были замечательные икры. И к тому же симпатично вылепленные лодыжки.

Феба поставила лампу на столик.

– Сядь, – приказала она, а когда Рейф подчинился, переложила подушки за его спиной. – Теперь ложись обратно.

Теперь он опирался на подушки, лежа лицом к ней, в то время как девушка пристроилась на краю кровати. Она передвинула лампу чуть ближе, затем посмотрела ему в глаза.

– Отлично. Теперь ты можешь сказать это.

Рейф слегка улыбнулся.

– Благодарю тебя, – повторил он. Благодарю тебя за то, что не разочаровалась во мне.

Феба долго, в тишине изучала его. Затем на ее лице расцвела замечательная улыбка.

– Ну, тогда отлично. – Она наклонилась вперед и нежно поцеловала его грудь, как раз над тем местом, где тяжело билось его сердце. – Пожалуйста, – прошептала Феба, касаясь его кожи.

Я люблю тебя, прошептало его сердце в ответ.

Девушка подняла голову и улыбнулась ему, уголки ее губ шаловливо изгибались.

– Ты уже чувствуешь себя достаточно хорошо?

Рейф протянул руку, чтобы приложить ладонь к ее щеке.

– Достаточно хорошо для чего? – Его палец погладил ее полные губы. Она поцеловала его палец.

Затем нежно укусила подушечку этого пальца.

– Ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы должным образом заняться со мной любовью?

Он поиграл с локоном ее красивых волос.

– Полагаю, что я мог бы собрать свои силы вскоре…

Феба села и сняла его рубашку через голову, в первый раз открыв ему свое тело. Молодой человек закашлялся от удивления.

– Или, возможно, прямо сейчас.

Она бросилась на него, целуя его грудь, ее руки блуждали по его телу более умело, чем можно было ожидать от невинной девушки – но на самом деле Рейфа это не заботило. Он и сам не был ангелом, чтобы беспокоиться о крошечном недостатке у этого подарка богов.

Феба обхватила пальцами его возбужденный член и слегка сжала, перед тем, как начать ритмичные движения рукой. Она осыпала дождем поцелуев его грудь, двигаясь вниз по его плоскому животу, следуя за полосой темных волос, растущей там. Это удивляло – но не разочаровывало.

Ее прикосновение, находящееся где-то посередине между опытностью и невинностью, ее поцелуй, настойчивый и в то же время сладкий – все это только еще больше делало девушку самой собой – все больше похожей на Фебу.

Тем не менее, она действовала в яростной спешке – тогда как в этот раз у них была вся ночь. Рейф поймал ее руки и отвел их в сторону.

– Милая… пожалуйста…

Она замерла.

– О нет. Уже?

– Что? Ох. – Молодой человек усмехнулся. – Нет. Не то чтобы ты была не соблазнительна, дорогая, но у меня чуть больше контроля над этим.

Феба заморгала.

– Контроля? Мужчины могут контролировать… это? Все вы?

Рейф посмотрел на нее.

– Конечно же, мы можем. Большинство из нас, во всяком случае. Всегда есть исключения…

Внезапно у нее сделалось такое выражение лица, как будто она пришла в ужас. Почему?

Затем он догадался. Его сознание могло быть немного затуманенным, но, в конечном счете, оно работало. Было очевидно, что Феба знала только такое исключение. Как же обратиться к ней, не заставляя ощущать, что он обвиняет ее?

– Ты… ты знала кого-то, кто… хм… не мог контролировать?

Феба очень долго колебалась. Она никогда не рассказывала – викарий был непреклонен в этом вопросе. Сейчас она, вероятно, должна рассказать – в конце концов, девушка не хотела, чтобы у нее были секреты, только не от Рейфа – но, кажется, она не могла подобрать слова.

– О, черт побери. – Нет, это были не те слова, хотя их вульгарность заставила ее почувствовать себя немного лучше. – Рейф… Я… Я не… – Феба безмолвно смотрела на него, не в состоянии продолжать.

Рейф нежно улыбнулся ей, возле его глаз образовались морщинки, от которых все у нее внутри перевернулось.

– Феба, я не расстроен из-за тебя. Ты удивишься, как много чопорных молодых леди из Общества… ну, не являются. Этот миф сохраняется ради нескольких джентльменов, но я уверяю, что у меня самого слишком запятнанная репутация, чтобы быть одним из них.

Девушка продолжала смотреть на него, с каждой минутой все больше влюбляясь в этого мужчину, но не в состоянии произнести все то, что нужно было сказать.

Рейф протянул руку к полу, другой рукой поддерживая свою гудящую голову, и вручил ей обратно свою рубашку.

– Почему бы тебе не надеть ее снова ненадолго? Тебе будет легче, если ты не будешь нагой.

Феба натянула одеяние через голову, благодарная за понимание в его глазах. Затем Рейф взял ее руку, обхватил своими ладонями и положил на свой твердый живот.

– Ты не девственница, – ответил он за нее. – Был какой-то мужчина.

– Терренс, – выпалила она.

– А Терренс был…?

Его прикосновение было легким и успокаивающим.

– Терренс был моим учителем танцев.

Его руки напряглись, всего лишь на мгновение.

– Он был твоим учителем. – Его голос звучал слишком уж ровно, но что-то темное промелькнуло в его глазах… затем это ушло, и осталась только поддержка.

Феба кивнула, обнаружив, что сейчас ей гораздо легче сглотнуть.

– Ты слишком много не знаешь обо мне, Рейф.

Он отвел прядь ее волос с лица.

– Тогда сейчас самое время узнать больше.

Глава 39

Феба сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула.

– Большая часть этой истории является не слишком захватывающей. Я жила в доме священника в Торнхолде всю свою жизнь до тех пор, пока не приехала в Лондон. Я не очень хорошо помню свою мать, но припоминаю, что она, кажется, постоянно приходила и уходила. Она выполняла все обязанности жены викария: навещала больных и немощных, улаживала споры между деревенскими женщинами, присматривала за мной и моим отцом, плюс к тому же она взяла на себя функции нескольких слуг, чтобы сэкономить деньги. Мама умерла, когда мне было всего пять лет – вероятно, от истощения.

– Я была слишком мала, чтобы предоставлять меня самой себе, но викарий заявил, что на няню или гувернантку денег нет, и мне придется самой заниматься собой. – Девушка улыбнулась воспоминаниям. – По многим причинам я не возражала против такого великолепного пренебрежения. Большую часть времени я бегала на свободе с менее контролируемыми детьми Торнтона. Я лазила по деревьям с сыном мясника и отрубала головы моим куклам с дочерью браконьера. В своем невежестве я считала себя любимой и думала, что обо мне заботятся, потому что не знала ничего другого, кроме весьма расплывчатой привязанности викария, к тому же редко проявляемой.

Рейф кивнул, притянув ее ближе к себе.

– Заброшенная маленькая девочка.

Феба вздохнула, прижавшись к нему теснее.

– Возможно, все это могло принести мне пользу, но такое положение дел продолжалось слишком долго. Казалось, что никто не замечал, что я больше не ребенок, что я становлюсь молодой леди, которая не должна лежать на лугу после наступления темноты, разглядывая звезды и держа за руку сына модистки. Я не хотела быть плохой, но я очень мало знала о том, что правильно, а что – нет. Викарий заявлял, что необходимо было более внимательно слушать его проповеди, но после того, как я слушала одно и то же всю свою жизнь – у него их всего лишь дюжина или около того – то обнаружила другие занятия, чтобы предаваться им во время посещения церкви.

Рейф хихикнул. Феба закрыла глаза, чтобы позволить звуку, который она любила, эхом отозваться внутри нее.

– Затем однажды, когда мне было почти пятнадцать лет, приехала леди Тесса вместе с Дейдре. Она указала моему отцу, что я уже расцвела и выросла из своих детских платьев и на самом деле сделала это довольно мило. К его удивлению, я предположила, что он переусердствовал. Викарий практически запер меня в моей комнате, пока искал везде и всюду кого-нибудь, кто мог бы научить молодую леди тем вещам, которые ей нужно знать. Все, что я знала, так это то, что после целой жизни свободы меня посадили в тюрьму, по причине, которую я не могла понять.

Все эти дни были так давно… она была так смущена, настолько не способна понять, что она сделала плохого. Руки Рейфа крепче обняли ее.

– Продолжай.

– Что ж, в конечном счете, викарий нанял гувернантку, горничную леди – которая знала о волосах меньше, чем я, спасибо ей за это, – и учителя танцев, обедневшего молодого джентльмена по имени Терренс Ла Помм. Гувернантка продержалась меньше недели, после чего подняла вверх руки и объявила меня безнадежной. Хвала небесам, что в Торнхолде была приличная, хотя и погрызенная мышами библиотека, потому что многим вещам я смогла научиться сама.

– Моя новая горничная немедленно обнаружила сына мясника – моего бывшего приятеля, если ты припоминаешь, который на самом деле вырос в здоровенного парня – и после этого проводила свои ночи, карабкаясь вниз по решетке из окна моей спальни и оставляя меня заниматься собственными делами.

– Единственным человеком, который, казалось, заботился о том, чтобы я научилась тому, как должна вести себя леди, был Терренс. Я охотно постигала то, чему он учил меня, потому что я была под сильным впечатлением от него. Терренс казался мне таким замечательным, таким элегантным и привлекательным, со всеми его заявлениями в стиле «о, если бы мир не был так жесток ко мне». Когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что он просто промотался, но в то время перед моими глазами была только романтическая трагедия самопровозглашенного «впустую растрачиваемого великолепия».

Рейф сделался совершенно неподвижным под ней, но Феба могла ощущать, как его пульс участился. Он был зол на Терренса точно так же, как и она очень долго злилась на учителя танцев. Девушка провела рукой по его груди, без слов благодаря за то, что он слушает ее, вместо того, чтобы спрыгнуть с постели, найти Терренса и сбить с него спесь.

– Терренс научил меня танцевать, я благодарю его хотя бы за это. Вдобавок, он убедил меня, что влюблен, и что мы встретились несмотря ни на что, поскольку предназначены друг для друга. В то время это, несомненно, полностью помогло ему добиться цели. Терренс вскружил мне голову самым замечательным образом. Я согласилась сбежать с ним.

– Итак, будучи глупым ребенком, однажды ночью я последовала за своей горничной по той же решетке со своими вещами, завернутыми в шаль, и ускользнула в темноту с Терренсом Ла Поммом, бесполезным повесой и похитителем девственниц.

Феба глубоко вздохнула. Она так долго хранила этот секрет… и все же, конец мира не наступил, когда она, наконец-то, проговорилась о нем.

– Что произошло? – Рейф поцеловал макушку ее головы. – Что случилось с Терренсом?

– После одной ночи со мной он исчез на следующее же утро. Конечно, викарий нашел меня несколько часов спустя. Есть только одна дорога из Торнтона в Шотландию, а я оставила записку, что убежала в Гретна-Грин, несмотря на то, что Терренс предостерегал меня от этого. Но было слишком поздно. Я провела ночь в одной постели с Терренсом, и моя репутация была полностью разрушена.

Рейф прижался щекой к ее макушке.

– Не для меня.

Феба вдохнула его запах, ощущая в себе такую легкость, что даже подумала, что сможет взлететь. Тепло его тела окружало ее, защищало ее – она была в безопасности в его объятиях, как ни разу не ощущала себя в безопасности за всю свою жизнь.

– Ну, очевидно, Терренс думал также, потому что я проснулась тем утром в одиночестве. Я выглянула из окна, чтобы увидеть его спину, удалявшуюся верхом на лошади на такой скорости, как будто от этого зависела жизнь. Я никогда больше не встречала его. Затем приехал викарий и забрал меня домой.

– Он был зол на тебя?

– Он был холоден. – Феба поежилась. – С этого дня и впредь он был холоден со мной. Он прикрыл мое отсутствие какой-то ложью, а затем запер меня в моей комнате, чтобы я подумала о том, что сделала, на три нескончаемых месяца…

– Что?

Девушка уложила Рейфа обратно, успокаивая его ярость.

– Другой человек, возможно, избил бы меня до потери сознания, но он не сделал этого… хотя были моменты, когда я предпочла бы, чтобы меня ударили, чем обращались с ледяной отстраненностью.

– К тому времени, когда меня выпустили, я была так ужасно одинока и настолько вздрагивала от малейшей свободы, что обнаружила себя вполне способной соответствовать новым правилам поведения викария.

– Правилам?

– О да. Я должна была носить только самые скромные платья. Мне приходилось все время убирать свои волосы наверх. Я никогда не должна была бегать, или громко смеяться, или разговаривать с незнакомцами, или вообще с мужчинами, даже если я знаю их всю жизнь. Я никогда не должна была отправляться куда-то без сопровождения моей новой сварливой горничной средних лет – которая, хвала небесам, отказалась ехать в Лондон.

– Дай-ка вспомнить, было что-то еще… Я не должна была жевать слишком быстро или просить добавки. Мне было разрешено покидать дом только для того, чтобы выполнять домашние дела, потому что в действительности я стала экономкой, или чтобы пойти в церковь в сопровождении викария, конечно же. Я не могла высказывать свое мнение или просить о каких-то удовольствиях, или жаловаться… ну, ты получил общее представление.

– Я не могу представить, что тебе это вообще удавалось. Ты не настолько покорная.

Феба покачала головой.

– Ты не понимаешь. Я делала все это. Я решила полностью посвятить себя тому, чтобы стать новой мисс Фебой Милбери, идеальной дочерью и леди. Это было не так трудно. Все, что мне нужно было сделать – это убить старую Фебу.

Девушка провела пальцами по его груди.

– По крайней мере, я думала, что эта Феба умерла, но теперь полагаю, что она, возможно, просто спала… до той ночи под лунным светом, когда ты разбудил ее.

Рейф поймал ее руку и переплел свои пальцы с ее пальцами.

– Ты не единственная, кто проснулся той ночью.

Она счастливо вздохнула.

– О, хорошо. Я надеюсь, что ты тоже расскажешь о себе. Теперь я могу лечь и выслушать твою историю.

Рейф опустил свою голову и уставился на треснувшую штукатурку на потолке.

– Моя история… что ж, моя мать тоже умерла, когда я был очень маленьким. Мне было восемь лет, когда Брукхейвен пришел, чтобы забрать меня. Я знал, что у меня есть отец, который является какой-то важной персоной, но я никогда не видел его до того дня. Мне хотелось бы думать, что он на самом деле заботился о моей матери – что я родился не из-за простого приступа вожделения – но полагаю, что я никогда не узнаю об этом. Леди Брукхейвен, мать Колдера, жила совершенно в другом месте. Мы редко видели ее. Так или иначе, но казалось, что ее совершенно не беспокоило мое присутствие. Она умерла несколько лет спустя, но я не уверен, что Колдер даже заметил это событие. Он был сыном только своего отца.

Феба кивнула рядом с его грудью.

– Наследником.

– Конечно. В течение всей нашей жизни, Колдер всегда был первым. Первым усаживался за стол за обедом, первым получил собственную чистокровную лошадь, первым узнал от нашего отца о том, что означает поместье и наследство Марбруков.

– А что насчет твоего отца? Ты полагаешь, что он предпочитал Колдера?

Рейф пожал плечами.

– Все, что я знаю, так это то, что для брата имя «Рейф» означало «враг». Наш отец был ареной, на которой мы сражались. Так как Колдер был первым в Брукхейвене, то я стал первым в других местах. – Молодой человек вздохнул. – Эту часть мне трудно рассказывать тебе.

Феба подняла голову, чтобы взглянуть на него.

– Ты пытаешься сказать мне, что ты не девственник?

Он рассмеялся и слегка встряхнул ее.

– Не шути. Я же не шутил, когда ты рассказывала о себе.

Девушка, извиняясь, поцеловала его грудь.

Рейф продолжил.

– Я первым переспал с одной из податливых, хихикающих горничных, первым подрался с дородными сыновьями кузнеца, первым напился до бессознательного состояния с помощью вина, украденного из семейных погребов. Меня первым выбрасывали из самых лучших школ, я первым взял себе в любовницы замужнюю женщину, и я первым появился в скандальных новостях в газетах.

– А твой отец? Он заметил, сколько усилий ты вкладываешь во все это?

Он улыбнулся.

– Конечно. Я смущал его. Я был пятном на фамильном имени. Я шел по дороге, которая вела к гибели Брукхейвена из-за моих карточных долгов.

– Ты не тот, кем они тебя считали.

– Да, я именно тот. И они не знали и половины того, что я сделал.

– Что ты сделал… но не то, кем ты являешься.

Рейф поцеловал ее за это.

– И все же, видишь ли, я также был и последним – последним, кто осознал, что я по-настоящему люблю Брукхейвен и его людей. Брукхейвен, который всегда и вечно будет принадлежать Колдеру и его наследникам. – Он тяжело вздохнул. – Принадлежать маркизу Брукхейвену, который вовсе не любит это поместье.

Феба протянула руку, чтобы погладить пальцами его щеку.

– Но ты изменился ради Брукхейвена.

Он печально улыбнулся.

– Слишком поздно. Колдер не замечает, что я заплатил свои долги и с тех пор сделал хорошие инвестиции. Мне нечего показать ему в настоящий момент, но я верю в то, что сделал. Верю в то, что в итоге эти вложения окупятся. Но Колдер никогда не позволит мне помочь ему управлять Брукхейвеном. А теперь….

– А теперь он никогда не станет доверять тебе. Из-за меня.

– Феба, я ничего не теряю. Отсутствует вероятность, что Колдер будет смотреть на меня, не замечая прошлого. Я могу провести следующие десять лет, завязываясь узлом для него – и все напрасно. Он разочаровался во мне много лет назад.

Она нахмурилась.

– Думаю, что я не понимаю эти братские отношения. Он не твой отец. Колдер всего лишь на несколько месяцев старше тебя. Как он стал тем, кому ты должен угождать?

– Он – Брукхейвен. Он мой дом… моя единственная семья. – До сих пор. В первый раз Рейф начал улавливать отблески того, что он разрушил в своей потребности заполучить Фебу.

Она приподнялась на локтях и серьезно посмотрела на Рейфа.

– Викарий может никогда не простить меня. Колдер может никогда не простить тебя. Ты жалеешь об этом?

Феба была так красива, ее глаза потемнели от беспокойства, ее спутанные волосы падали на них обоих, ее милое лицо было опечалено тем, что они оба отбросили прочь… ради этого самого момента, наконец-то проведенного в объятиях друг друга.

Ощущая дискомфорт от сражающихся внутри него радости и чувства потери, Рейф улыбнулся вместо того, чтобы отвечать.

– Феба, думаю, что я чувствую себя достаточно хорошо.

Ее глаза изучали его на миг дольше, а затем медленная улыбка появилась на губах девушки.

– В самом деле, милорд, что вы подразумеваете под этим?

Глава 40

Первый поцелуй был таким, каким должен был оказаться их первый поцелуй в кладовой, если бы не вспышка так долго подавляемого вожделения.

Рейф перекатил Фебу так, что она лежала под ним, затем скользящим движением просунул свое колено между ее коленями. Поддерживая вес своего тела на локтях, он обеими руками отвел волосы с лица девушки.

– Я люблю твои глаза, – прошептал он, теперь Рейф имел на это право. – Жаль, что я не смогу поплавать в них.

Она сдвинула брови.

– Это приятная мысль или странная?

Рейф рассмеялся.

– Я не уверен. Это хорошая мысль – хотеть нырнуть в тебя и никогда не всплывать на поверхность за воздухом?

Феба протянула руку, чтобы отбросить назад волосы, которые упали на его лоб.

– Прыгай… вода замечательная.

Он склонил голову так, что их носы соприкоснулись.

– Вы – удивительное создание, мисс Милбери.

Она скользнула пальцами в его волосы.

– Только с тобой.

Затем их губы коснулись друг друга, нежно, бережно, с острожным обещанием, что впереди их ждет еще большее и у них достаточно времени для этого. Феба обвила руками его плечи, ее пальцы по-прежнему были в его волосах, притягивая Рейфа к себе до тех пор, пока их тела не вжались друг в друга.

Возможно, это и был их настоящий первый поцелуй. Прежде они были запретными любовниками, сражающимися со своими характерами и своими обязательствами. Все прикосновения до этого момента были запятнаны чувством вины или принуждением.

А сейчас они были свободны – что, по мнению Фебы, сделало этот поцелуй их самым первым поцелуем.

Губы Рейфа были теплыми и твердыми на женских губах. Он нежно потянул ее за нижнюю губу, а затем отпустил. Феба прижалась к нему и в роскошной капитуляции позволила целовать себя. Кончик его языка, горячий и влажный, скользнул между ее губ, всего лишь на секунду – как осторожный стук в дверь. Девушка приоткрыла губы и позволила ему войти.

Здесь, накрыв Фебу своим телом, бережно поддерживая ее голову руками, Рейф впервые в ее жизни целовал ее с истинной любовью. Рядом прятались угли страсти, тлеющие и терпеливые, но этот поцелуй одновременно являлся и подарком, и клятвой, и просьбой о прощении.

Она сильнее стиснула пальцами его волосы и отдавала, обещала и отвечала ему собственными губами и языком.

Рейф прервал поцелуй, чтобы взглянуть ей в глаза. Его взгляд был темным и настойчивым в свете свечей.

– Я люблю вас, мисс Милбери.

Феба поцеловала его в подбородок.

– Я знаю.

– Знаешь? Откуда? Я не был слишком добр к тебе.

Она покачала головой.

– Ты спас меня.

Рейф улыбнулся.

– А потом ты спасла меня.

– Рейф?

– Да, Феба?

– Я не хочу больше разговаривать.

Он рассмеялся тихим и грешным смехом. Затем взял в рот ее сосок.

Горячее волшебство пронзило Фебу, с криком заставив спину девушки выгнуться, прижав еще больше ее мягкой плоти к его нетерпеливому рту.

Ее страстный вскрик освободил Рейфа. Он схватил ее горячими, жадными руками и потянул к себе, затем под себя. Феба лежала на спине, не возражая, что ее руки были зажаты между их телами, а ее влажная обнаженная грудь находилась в его голодном владении.

Он сильно сосал ее грудь, заставляя ее вскрикивать и извиваться от удовольствия, смешанного с болью. Затем Рейф обхватил эту грудь своей горячей, твердой рукой и переместил свое внимание на другую. Потом он скользнул вниз, покрывая ее тело нежными поцелуями на своем пути.

– Куда ты направляешься?

– Я собираюсь заставить тебя забыть обо всем, что касается Терренса Ла Помма. – Он проник языком между ее нежных складок.

Феба задохнулась от удивления и застыла.

– Что…

Рейф поднял голову.

– Феба, кто здесь руководит?

Она слишком надолго задумалась об этом. Молодой человек обнажил зубы, чтобы нежно укусить ее за мягкое белое бедро.

– Ой! Я думала, что я Королева… или я была Богиней?

– Тогда давным-давно настала моя очередь, ты так не думаешь? – Он мягко развел ее бедра, но не уступил. – Скажи «да, милорд». Тогда разговоры прекратятся.

Феба сделалась податливой в его руках.

– Да, милорд, – хрипло произнесла она.

– Вот так гораздо лучше. – Рейф опустил голову, чтобы снова попробовать ее.

Феба, вынужденная ничего не делать, в знак протеста позволила себе погрузиться в порочное удовольствие ощущать его рот на своем теле. Это было на самом деле порочно, не так ли?

Рейф провел языком по затвердевшей маленькой почке, находившейся в центре ее удовольствия.

– О, дааа. – Это было, несомненно, глубоко, и зловеще порочно. Даже плохо. Оставалось только надеяться, что это удовольствие продолжит быть плохим очень, очень долгое время.

Так все и происходило, до тех пор, пока Рейф не погрузил свой язык глубоко в нее. Феба вскрикнула и запустила пальцы в его волосы, вращая бедрами, двигаясь под его ртом, полностью отбросив сдержанность, с мурлыканьем, отдавшись удовольствию, заполняющему ее тело.

Когда дыхание девушки немного успокоилось, а дрожь уменьшилась, она отбросила назад влажные волосы, которые упали на ее лицо, и подняла голову.

– Милорд?

Рейф нежно поцеловал ее холмик.

– Да?

– Ничего. – Феба уронила голову обратно на подушку. – Я просто размышляла над тем, сработает ли это, если я произнесу такие слова снова.

Он усмехнулся, его горячее дыхание коснулось ее чувствительной плоти. Она лежала перед ним, раскрывшись в своем чувственном отречении, все ее запреты отправились туда же, куда ушли правила, установленные для нее отцом.

– Так вот как ощущает себя свободный человек?

Рейф переместился вверх на кровати, чтобы лечь рядом с ней.

– Нет. Это еще лучше. Я был свободен – но при этом одинок и холоден. Я предпочитаю быть твоим фаворитом.

Девушка перекатилась на другой бок, чтобы располагаться лицом к нему.

– И моим господином.

Он улыбнулся.

– Всегда лучше делать что-то по очереди.

Положив одну руку ему на плечо, Феба подтолкнула мужчину, чтобы он лег навзничь.

– Итак, что пожелает мой господин?

Рейф провел пальцем по ее нижней губе, затем поцеловал.

– Доставить тебе удовольствие, конечно же.

Она укусила его.

– Это неправильный ответ. Скажи мне, что делать, или я просто буду вынуждена кое-как доводить дело до конца самостоятельно.

Глаза молодого человека расширились.

– Я совершенно уверен, что слова «кое-как доводить дело до конца» никогда прежде не использовались по отношению к занятиям любовью.

Феба пожала плечами. Ему нравилось наблюдать за побочным эффектом этого жеста.

– Очень хорошо. Пусть это будет на твоей совести. – Она повторила его движение, скользнув вниз по его телу, оставляя след в виде поцелуев. В отличие от первого раза, она не стала обхватывать его возбужденный член своей рукой. Вместо этого Феба встретила его кончик влажным широко раскрытым ртом.

Низкий стон вырвался у Рейфа. Его большая рука опустилась на ее голову, не подталкивая, а просто направляя.

– Я бы не стал просить тебя…

Она подняла голову.

– Фаворит, кто здесь сейчас руководит?

Рейф уронил голову обратно на подушку.

– Я создал монстра, – задыхаясь, произнес он.

Девушка открыла рот и обхватила им разбухшую головку его члена. Она была твердой, округлой и соленой. Феба облизала головку, исследуя ее языком. Рейф издавал низкие, беспомощные стоны, которые ободряли ее. Она обнаружила, что не может взять в рот больше половины его члена, поэтому обхватила рукой оставшуюся часть, чтобы та не замерзала.

Где-то посередине этого маневра девушка случайно пососала его. Болезненного, прочувствованного стона, вырвавшегося у Рейфа, было достаточно, чтобы подтолкнуть ее к дальнейшему изучению. Феба начала скользящими движениями глубоко заглатывать его член, а затем выпускать изо рта, посасывая его, когда он двигался наружу, и облизывая языком – в обратном направлении.

Рука Рейфа болезненно вцепилась ей в волосы, но она проигнорировала это, сосредоточившись на своем занятии. Она шла к чему-то важному, Феба знала это. Девушка увеличила скорость своего метода. Его член увеличивался у нее во рту и в руке, до тех пор, пока ей не понадобилось обхватить его пальцами другой руки, чтобы полностью закрыть. Боже, кажется, он никогда не кончит!

Его округлая головка начала все больше набухать у нее во рту. Еще немного, и она не сможет…

– Черт побери! – Рейф грубо потянулся к ней и оттащил прочь, потянув вверх, затем перекатился, чтобы лежать на ней и между ее бедрами. Он задыхался, когда откинул ее волосы назад, чтобы умоляюще заглянуть в глаза, его взгляд был темным и полным желания. – Сейчас… я должен взять тебя…

Феба раздвинула бедра и положила руки на его ребра.

– Сейчас.

Он обнял ее руками за плечи и с силой вошел в нее…

Боль была резкой и разрывающей. У нее вырвался громкий крик. Рейф застыл.

– Что…

Феба, задыхаясь, оттолкнула его. Он прижал ее ближе.

– Нет. Ш-ш. Если я выйду из тебя сейчас, будет еще больнее. – Он пригладил ее волосы и поцеловал лицо. – Расслабься, милая. Дыши.

Он был теплым и сильным, и, несмотря на внезапную панику, девушка знала, что Рейф не хотел причинить ей боль. Она была в безопасности в его руках. Феба зарылась лицом в его шею и заставила свои легкие вдыхать и выдыхать помедленнее. Если она приложит хоть немного усилий, то боль ослабнет? Так должно быть. Через еще одну минуту острая боль ушла, уменьшившись до тупой, тянущей.

Рейф провел пальцем по ее щеке, смахивая слезу.

– Лучше?

Она фыркнула и кивнула.

– Что это было?

Он покачал головой.

– Это была твоя девственность, моя сладкая. Очевидно, твой Терренс оказался маленьким неудачником.

Феба заморгала.

– Но я провела с ним целую ночь. Мы делали… кое-что.

– А вы делали это?

Она закусила губу.

– Не разговаривай со мной так снисходительно. Конечно же, мы делали это… ну, что-то в этом роде. Терренс немного нажал, а затем…

Рейф покачал головой.

– А затем Терренс Торопыга кончил, не так ли? – Он опустил голову и прижался лбом к ее плечу. – Я мог узнать это, если бы подумал о том, чтобы проверить твою готовность. Даже с опытной женщиной, считается учтивым делать это. – Он покачал головой из стороны в сторону. – Если бы не твой чертовски одаренный рот…

Феба рассмеялась сквозь слезы.

– Не сваливай это на меня, лорд «я совокупляюсь со всем, что вижу» Марбрук! Я всего лишь приличная маленькая девственница из провинции.

Он поднял голову, чтобы с сожалением улыбнуться ей.

– Уже нет.

Девушка положила палец на его губы.

– Ш-ш. Я полагала, что была обесчещена с пятнадцати лет. Я задолжала несколько моментов ложной стыдливости.

Рейф заморгал.

– О. дьявол, надеюсь, что нет! – Он начал выходить из нее.

Раскаленное удовольствие заставило ее задохнуться. Молодой человек снова замер.

– Я причинил тебе боль?

Феба покачала головой, перекатив ее по подушке.

– Сделай это еще раз, – простонала она.

Он прижался ближе к ней, затем медленно, осторожно вошел в нее еще раз. Горячая, тянущая боль уступила место такому потоку мощного удовольствия, что у Фебы перехватило дыхание. Она ощутила, как ее пальцы впиваются в твердые мускулы его рук.

– О да, пожалуйста! – выдохнула она. – Еще!

Рейф нежно поцеловал ее.

– Слушаюсь, моя королева. – Он погрузил свой набухший, твердый член чуть глубже в нее, выходя из нее наружу так медленно, что она вскрикнула от удовольствия, затем двинулся обратно с достаточной скоростью, чтобы снова заставить ее задохнуться.

Феба обняла его руками, нуждаясь в том, чтобы держаться за что-то основательное, когда ее захлестнуло теплое, изысканное море удовольствия. Глубокие толчки, внутрь и наружу, прилив и отлив его плоти внутри нее, которые расширяли ее, отдавались ей, завладевали ею…

Она резко и с трудом приподнялась, а затем полетела, затянутая в водоворот чистого света. Рейф полетел вместе с ней, шепча ей о своей любви, в то время как его сильные руки крепко сжимали Фебу посреди сверкающего трепета ее экстаза.

Глава 41

Феба осознала, что всхлипывает, когда свет начал покидать ее тело. Она сглотнула и спрятала лицо на его груди, ее дыхание все еще было учащенным.

– Я… я была… шумной?

Его низкий смех эхом прокатился по ее телу.

– Не беспокойся, милая. Недавно снова начался дождь. Не думаю, что кто-то слышал тебя.

– Все равно тебе лучше не делать этого снова, – серьезно заявила девушка. – Я рассказала всем в гостинице, что прихожусь тебе сестрой.

Рейф уставился на нее шокированным взглядом.

– Они подумают, что я развращенный тип! Ты завывала, как северный ветер!

Феба рассмеялась и ударила его по плечу.

– Я этого не делала. – Затем она нахмурилась. – Не так ли?

Молодой человек снова усмехнулся.

– Я точно не помню. – Он еще глубже вжался в нее. – Полагаю, что мы можем попробовать еще раз и тогда увидим.

Она вздрогнула от этого возобновленного удовольствия. Сейчас она была более чувствительной. Настолько, что она как будто могла ощущать каждую вену на его твердом члене, когда Рейф погружался в нее. Сейчас он тоже вздрогнул, когда двигался глубоко в ней, позволив своему осторожному самоконтролю немного ослабнуть.

– Так хорошо? – задыхаясь, спросил он. – Не слишком быстро?

Рейф нуждался в этом. Феба подняла ноги и обхватила его за спину, чтобы облегчить проникновение, затем обняла его руками за шею.

– Я в порядке, – с трудом дыша, ответила она.

В этот раз все было сильнее, быстрее и неукрощеннее, и она некоторое время сопротивлялась удовольствию, чтобы понаблюдать за тем, как от страсти темнеет его лицо. Затем его дикая жажда слишком сильно возбудила ее, и она отдалась пульсирующему приливу его жара внутри нее.

Рейф брал ее снова и снова, его твердое мощное тело покрывалось потом и вздрагивало под ее прикосновениями. Он еще больше разрастался внутри нее, до тех пор, пока Феба почти не зарыдала от удовольствия, смешанного с болью, причиняемого его вторжением.

Затем, с низким животным рыком, он застыл в ее объятиях, глубоко толкнувшись в нее, пульсируя в ней. Феба вскрикнула от его последнего увеличения в размерах, взорвавшись своим собственным, острым, внезапным удовольствием от ощущения его извержения.

Рейф оставался на месте, хрипло вдыхая воздух, уткнувшись лицом в ее влажную шею, пока дрожь довольно долго продолжала сотрясать его.

– Ох, зад милашки Шарлотты, – задыхаясь, выругалась Феба. – Что произошло?

Он с трудом рассмеялся, прикасаясь к ее коже.

– Я не уверен, что знаю. Думаю, что я наконец-то почувствовал, что значит «заниматься любовью». Кажется, ты была не единственной девственницей в этой комнате.

Девушка обняла его и потянула вниз, чтобы он смог расположиться на ней сверху.

– Видишь? Мы предназначены друг для друга, как… как хлеб и масло.

Рейф соскользнул с нее большей частью своего тела, а затем отвел волосы с ее покрытого потом лица.

– Как тост и джем?

– Как лосось и яйца.

– Как сосиски и пюре.

– В точности, – с удовлетворением заметила Феба.

– Как лошадь и повозка.

Она повернула голову, чтобы заглянуть в его глаза.

– А кто из нас повозка?

– Что?

– Неужели, я – повозка? Думаю, я предпочла бы быть лошадью… хотя лошадь на самом деле не управляет, не так ли? Но опять же, повозка вообще не принимает никаких решений…

Он нахмурил брови с беспомощным выражением на лице.

– Ты ведешь одну из тех бесед, которые снова не включают меня, не так ли?

Феба подняла взгляд к потолку.

– Думаю, что я предпочитаю «принц и принцесса», как в сказке Софи.

И она рассказала ему о принцессе, проклятой и обреченной спать сто лет.

Рейф играл с ее волосами и слушал, но затем нахмурился.

– Что это означает? В этом нет смысла.

– Она жива, но выглядит так, словно умерла… или спит. Мне кажется, что ее как будто раскритиковали и она… она отступила. Принцесса задушила самую глубинную часть своей души – отправила ее спать. И она очень долго оставалась в таком состоянии.

Он нежно поцеловал Фебу в висок.

– Это печальная история. Что случилось потом?

– Я не знаю – но надеюсь, что она скоро проснется. – Феба зевнула. – Я так устала. Не думаю, что я смогу…

– Ш-ш. – Рейф подтянул покрывало повыше и прижал ее к изгибу своего теплого тела. – Спи. У тебя был очень утомительный день, за который ты умудрилась раскроить черепа разбойникам, найти свою потерянную девственность и все такое.

Феба свернулась клубочком рядом с ним, словно никогда и не спала как-то по-другому.

– Только одному разбойнику, – пробормотала она с еще одним зевком. – Я уверена, что ты отделал бы их обоих…

Глава 42

Рассвет наступал на захудалом дворе гостиницы. Рейф наблюдал за ним из окна их комнаты, на самом деле почти не видя ни окруженное облаками солнце, когда оно выглянуло из-за стены конюшни, ни то, как еще окутанный туманом двор начал наполняться активностью.

Он наклонился, одной рукой опираясь на раму окна, на нем были только брюки и полотенце на шее. Феба спала в кровати позади него, истощенная и вымотанная после ночи страсти и, возможно, также после напряжения последней недели.

Рейф поднялся с постели несколько часов назад, не в состоянии спать, потому что не мог остановить мысли, которые кружились в его сознании. Чувство вины, например. Сожаление. Радость. Одна рана на его сердце исцелилась, но зато открылась другая. Будущее… он едва мог вынести это, когда позволял своему сознанию устремляться туда.

И все же теперь, когда лихорадка его страсти ослабла – до некоторой степени, подумал Рейф с жалкой полуулыбкой – настало время столкнуться с холодной действительностью, к которой привели его поступки.

Он оттолкнулся от окна, веселый пейзаж за окном внезапно показался ему невыносимым. Молодой человек пересек комнату, подошел к грубо сработанному умывальнику и бросил полотенце рядом с кувшином и миской на нем.

Рейф думал, что все закончится, когда он завоюет ее, но он ошибался.

Все только началось.

Он закрыл глаза от волны ненависти к самому себе, которая поднялась внутри него. Рейф переступил через черту, которую, как на самом деле полагал, он не смог бы пересечь даже в самые свои плохие дни. Где-то глубоко внутри он цеплялся за надежду, что являлся, или, по крайней мере, однажды мог бы стать, благородным человеком.

Молодой человек уставился в маленькое зеркало, покрывшееся пятнами за много лет, не замечая ни ввалившихся глаз, ни побагровевших синяков, которые искажали черты его лица. Он не видел ничего, кроме человека, который предал своего единственного брата.

Рейф начал рассеянно одеваться, натягивая рубашку, от которой шел едва уловимый запах ее мыла, потом обнаружил свои сапоги брошенными в дальний угол. Он избегал смотреть на женщину – его женщину – на кровати, потому что боялся, что если она узнает о его настоящих чувствах, наполненных потерей и отчаянием, то она будет винить себя…

Его единственная надежда вернуть эту частицу чести – это признаться во всем своему брату, лицом к лицу. Рейф не хотел делать это. Он скорее украл бы Фебу и увез в ночь, спрятался далеко-далеко и проживал бы свои дни, так и не сознавшись в том, что сделал, единственному человеку, который когда-либо волновался о том, жив ли Рейф или умер.

Конечно, он надеялся, что Колдер пустит в ход кулаки, потому что он на самом деле должен и обязан заплатить за то, что сделал.

Второй из старейших грехов в истории мира. Брат против брата – самое отвратительное сражение, то, в котором не бывает победителей. Вероятно, что Колдер никогда не простит его.

– Нет, – вслух произнес он, – но мы все знали это, не так ли?

– С кем ты разговариваешь? – сонный голос Фебы донесся с кровати. Рейф обернулся.

Она наблюдала за тем, как он уродует свой шейный платок. Ее глаза были широко распахнутыми и глубокими, темные круги под ними выдавали, что она спала всего несколько часов, а румянец на щеках раскрывал секрет, почему она так мало спала.

Феба никогда не выглядела более прекрасной, чем в этот момент, сонная, взъерошенная и закутанная в простыни, ее нежные округлые конечности были раскинуты в стороны с невинной неуклюжей чувственностью, как у новорожденного жеребенка. Его сердце опасно застучало от такого зрелища.

Рейф улыбнулся ей в зеркале, пока пытался заставить свой платок каким-то образом повиноваться.

– Я оказался перед необходимостью узнать, как сделать это самому, – пояснил он Фебе, с дразнящей ноткой в голосе. – Не думаю, что Колдер продолжит выдавать мне содержание после того, как я встречусь с ним сегодня.

Беспокойство вспыхнуло на ее лице.

– Ты думаешь, что ему очень больно?

– От того, что он потерял тебя? – Это убило бы меня. Рейф опустил взгляд, чтобы скрыть вспышку вины в своих глазах. – Я не думаю, что это что-то большее, чем задетая гордость. – Он повернулся к ней, разводя руки в стороны. – Готово. Как у меня получилось?

Феба грустно улыбнулась.

– Думаю, что мне лучше исправить этот узел. – Она встала на колени, скромно придерживая простыню на месте. К счастью, ей понадобились обе руки, чтобы перевязать его галстук, так что Рейф смог обнажить ее и заставить задыхаться к тому времени, когда она закончила. Наконец девушка положила обе руки на его жилет и оттолкнула.

Холод от отсутствия ее тепла заставил его ощутить дурное предчувствие. Он схватил ее за руку и потянул обратно к себе.

– Давай никогда не будем покидать этой комнаты, – умоляюще произнес он. – К черту весь остальной мир. Мы будем заказывать подносы с едой к двери, и никогда не станем подниматься с постели!

Феба наклонила голову, чтобы сочувственно посмотреть на него.

– Мы не можем спрятаться от того, что сделали. Я поехала бы с тобой, но думаю, что это может только ухудшить дело. – Она поцеловала его в последний раз и мягко высвободила свою руку. – Если ты собираешься уезжать, то тебе лучше сделать это до того, как этот шейный платок снова окажется висящим на канделябре.

Она снова подшучивала над тем, что он намеревался оставить ее. Рейф почти вышел за дверь, когда Феба остановила его в последний раз.

– Рейф…

Он обернулся. Она снова прикрылась, но ее взгляд был беззащитным и уязвимым.

– Ты сразу же вернешься?

Он прошагал обратно к постели, где она сидела на коленях с совершенно прямой спиной, странным образом величавая в таком взъерошенном состоянии, после того, как ею овладели несколько раз. Рейф обеими ладонями обхватил ее лицо и поцеловал долгим и жестким поцелуем. Феба прижалась к нему так, как она всегда это делала, так дьявольски искренне.

Я люблю тебя. Я собираюсь жениться на тебе и всегда жить с тобой в блаженном изгнании.

Нет. Когда он вернется, с честью, очищенной настолько, насколько это возможно, он привезет свое кольцо и преподнесет его Фебе должным образом, как она этого заслуживает.

Рейф заставил себя отстраниться.

– Если я собираюсь уехать, то должен ехать сейчас.

Она сумела выдавить что-то, похожее на улыбку.

– Конечно. Бедный Колдер. Я выживу до тех пор, пока ты не вернешься сегодня днем.

Феба оставалась на месте, пока наблюдала за тем, как Рейф покидает комнату. Затем она попыталась вернуть его тепло, снова забравшись в постель. Комната выглядела довольно потрепанной при дневном свете – напоминая ей о том, что она провела ночь в гостинице.

Он оставил тебя.

Феба чуть улыбнулась, когда посмеялась над собой за эти слова. Что за смехотворная мысль.

Теперь уже полностью проснувшись, она выскользнула из постели. Девушка завернулась в покрывало, чтобы не замерзнуть. Утро было серым и туманным, но скоро потеплеет.

Рейф уезжает.

Феба прижалась носом к дрожащему стеклу. Был ли это Рейф? Это мог быть любой человек – любой мужчина, который высок ростом, у которого темные волосы, который одет в добротный синий сюртук и который путешествует верхом на арендованной черной лошади с четырьмя белыми чулками на ногах…

Он оставил тебя так же, как это сделал Терренс.

Она выпрямилась и отвернулась от окна и от вида на дорогу, которая была пустой уже в течение нескольких минут. Рейф вернется. Такой человек, как Рейф, никогда не бросит леди в гостинице!

Но ты не леди. Леди никогда не станет спать с братом своего жениха.

Колдер больше не был ее женихом. Она разорвала помолвку до того, как позволила Рейфу…

Позволила? Это больше походило на то, что ты овладела парнем против его воли! Ты уверена, что ты леди?

Внутри своего сознания Феба отхлестала хлыстом свой внутренний голос, унизила его и выгнала из города. Рейф вернется. Он любит ее. Он боролся за нее. Он принадлежит ей, а она – ему.

Девушка ждала, но внутри воцарилось блаженное молчание.

Позволив покрывалу соскользнуть с ее плеч, она направилась туда, где кто-то любезно сложил ее не слишком грязную одежду в аккуратно свернутую кучку – Рейф! – и оделась. Феба как могла, уложила свои волосы, заколола их спереди несколькими шпильками, которые нашла на ковре, а сзади позволила им свободно спадать почти до талии. Ее платье было помятым и грязным, рукав все еще порван, но Феба просто царственно уселась на единственный стул, чтобы ждать, когда вернется Рейф.

Потому что он должен вернуться. В этом она не сомневалась.

Когда Колдер шагал по своей второй любимой фабрике фарфора, только что заложив первый кирпич в новой печи, которую приказал построить взамен, он остановился, увидев знакомо выглядящего молодого человека в ливрее Брукхейвенов.

– Милорд!

– Добрый день… э-э…

– Стивенс, милорд.

– Да, Стивенс, что такое? Все в порядке в Брук-Хаусе?

Молодой человек заметно нервничал. Он сунул руку в карман, чтобы вытащить сложенный лист бумаги.

– Она сказала, что я должен доставить это прямо вам, и я сделал это, милорд. Я скакал всю ночь.

– Она?

Стивенс сглотнул.

– Мисс Милбери, милорд.

Колдер заворчал. У него были более важные дела, которыми ему нужно было заняться.

– Она здесь?

– Нет, милорд. Она…

Что-то в голосе лакея заставило Колдера внимательно посмотреть на него?

– Где она? – произнес он, его голос был низким и настойчивым.

Стивенс побледнел.

– В гостинице «Синий гусь», на дороге по направлению к Бату, милорд.

Он сделал шаг назад, когда Колдер развернул лист и начал читать.

Дорогой лорд Брукхейвен,

я должна была сразу же сказать Вам, до того, как мы серьезно отнеслись к этой помолвке, но я сделала ужасную ошибку…

Колдер внимательно прочитал письмо. Затем он смял его в кулаке с такой силой, что суставы пальцев побелели.

Это случилось снова.

– Стивенс! – Он огляделся, но лакей ушел.

Очевидно, привычка сбегать от него становится заразной.

Глава 43

После того, как она умылась и оделась, Феба навестила кучера, Эфтона.

Он лежал в постели, похожий на большого ребенка в огромной чужой ночной рубашке. Его голова была перевязана, а лицо в синяках, но у кучера не было ничего более серьезного, чем удар по голове.

– Будьте уверены, мисс, – озабоченно заверил он девушку. – Мы не ушли слишком далеко, но на нас напали сразу же, как только мы завернули за поворот и потеряли из виду свет фонарей экипажа. Мне стыдно признаваться, но я упал как подрубленное дерево – совсем не сопротивлялся.

Феба потрепала Эфтона по руке.

– Ты же не мог знать. А его сиятельство и я достаточно легко отделались. Боюсь, что вы перенесли самое худшее.

– Ох, не стоит волноваться, мисс. Я настроен на то, чтобы как можно скорее везти вас и его обратно. – Кучер попытался пошевелиться, но его глаза перестали фиксировать взгляд, и он упал обратно на подушки. – Или, может быть, я позволю Стивенсу править, – задыхаясь, добавил он.

Феба приложила смоченный в холодной воде компресс к его лбу и продолжала сидеть у его кровати, пока головная боль не уменьшилась, и кучер не уснул.

Судя по часам в главной комнате гостиницы, это отняло у нее всего несколько утренних часов. Девушка провела еще час, отмывая самую страшную грязь с платья и нижних юбок. Затем она придумала заказать горячую ванну, потому что это, несомненно, принесет ей пользу: ослабит напряжение ожидания.

Феба вышла из ванны через четверть часа, не в состоянии спокойно сидеть. Она высушила волосы у огня и заплела их в косу. Затем расчесала их и свернула узлом на затылке. Затем распустила и поэкспериментировала с короной из кос. На все это ушло каких-то полчаса.

Не о чем было беспокоиться. Рейфу понадобятся многие часы, чтобы съездить туда и обратно, хотя и не так много времени, сколько отняла бы поездка в экипаже.

И, так или иначе, вряд ли Колдер на самом деле причинит Рейфу какой-то вред – или, по крайней мере, такой, который надолго выведет его из строя. Братья могут немного поспорить. Она определенно могла представить себе, как кто-то из них наносит удар. Может даже возникнуть маленькая драка…

Еще часом позже Феба определенно стала более раздражительной от нетерпения, не в состоянии заниматься чем-то другим, кроме как шагать от кровати к окну и обратно. Рейф сказал, что поторопится обратно…

Терренс даже не попрощался. Тогда она выглянула из окна и увидела, как он уносится прочь на своей наемной кляче, без седла и даже без сюртука!

Что, конечно же, не имело никакого отношения к нынешней ситуации. Что за глупое воспоминание прямо сейчас появилось в ее сознании! Феба попыталась смехом прогнать болезненную тенденцию, которую вызвало воспоминание о предательстве Терренса. Он оказал ей большую услугу, сбежав с места ее соблазнения. Если бы он этого не сделал, то в настоящий момент она была бы миссис Ла Помм и пыталась бы чистить грязные ботинки своего бездельника-мужа!

Девушка снова рассмеялась, думая о спокойном отъезде Рейфа и о страстном взгляде, который он бросил на нее через плечо перед тем, как завернуть за поворот на дороге. Все это было прямо противоположно дезертирству Терренса!

К несчастью, день, растянувшийся на вечность, создал трудности для того, чтобы помнить об этом приятном моменте. Полдень пришел и ушел. День удлинился беспредельно и перешел в бесконечный вечер. Ее настроение менялось каждый раз, когда она слышала чьи-то шаги в коридоре, но Рейф все не приходил. Феба попыталась собраться с силами, на самом деле попыталась, но, в конечном счете, те слова, которые она повторяла, перестали иметь какое-либо значение и сделались просто звуками.

Гостиничная горничная вошла с углями для камина, но даже тепло огня не могло рассеять растущий холод внутри Фебы.

Где же он? Учитывая то, что она никогда не видела, чтобы разговор с Колдером длился более трех минут и содержал более пятидесяти слов в целом, девушка сомневалась, что он и Рейф провели весь день в разговоре по душам.

Если только они не начали пить.

Ее настроение немного приподнялось от этой мысли. Спиртные напитки имеют тенденцию заставлять мужчин забывать о том, где они должны быть.

Пока девушка не вспомнила, что Колдер никогда не принимает участия в попойках и не берет в рот ни капли, не пьет даже пива.

Когда вечер перешел в полноправную ночь, Феба начала ощущать холодное присутствие настоящего беспокойства. Опоздание могло бы быть непростительным, но не приехать вовсе? Что-то ужасное должно было произойти с ним!

Должна ли она собрать штат гостиницы и организовать поиски? Рейф мог быть ранен, сброшен с лошади в канаву – в канаву в любом месте отсюда до Брук-Хауса! Не прекращая ходить по комнате, Феба принялась заламывать руки, и вдобавок начала грызть ногти.

А затем она услышала их, эти знакомые быстрые шаги – этот решительный стук прекрасно сделанных сапог по изношенному дереву, покрывавшему пол в коридоре…

Но до тех пор, пока девушка не понеслась вперед, чтобы открыть дверь, она не вспомнила, почему эти шаги были такими знакомыми.

Это был не Рейф, стоящий на пороге, с негодованием смотрящий на нее с высоты своего огромного роста.

Это был Колдер, который вовсе не выглядел так, словно провел день, приходя к какому-то виду соглашения со своим братом-предателем.

– Где он? – прорычал Колдер. – Где этот вероломный, ублюдочный похититель невест?

Глава 44

Феба в испуге попятилась, когда Колдер ворвался в комнату.

Он повернулся, его взгляд обшаривал каждый уголок.

– Я собираюсь разорвать его на части, – прорычал маркиз.

– Подождите, милорд… вы не можете винить его одного… – Феба замолчала и с трудом сглотнула, с опозданием вспомнив те истории, которые рассказал ей мистер Стикли. Слухи, которые утверждали, что Колдер убил свою жену и ее любовника в приступе ревнивой ярости.

Вероятно, она должна была вспомнить это до того, как позволила Рейфу вернуться обратно…

– Подождите… – Глубоко внутри нее что-то заледенело. – Рейф не нашел вас?

Колдер впился в нее взглядом, его гнев не уменьшился.

– Я не терялся.

Феба покачала головой, отбрасывая в сторону его ярость.

– Послушайте меня. Рейф рано утром уехал, чтобы поговорить с вами. Он подумал, что это правильный поступок…

– Меня не трудно найти. Твое письмо достаточно легко нашло меня. Опять же, мой братец не беспокоится о том, чтобы поступать правильно – как ты могла заметить. Всю свою жизнь он пытался забрать то, что по праву принадлежит мне…

– О, замолчи! – с раздражением закричала Феба. – Колдер, оставь это позади и послушай меня!

Маркиз с удивлением уставился на нее, затем оскорблено выдохнул.

– Еще никто не приказывал мне «замолчать». Никогда.

Феба махнула рукой.

– Да, да, я знаю. Каждый начинает дрожать, как осиновый лист, как только ты подходишь к нему, и все такое прочее.

Он нахмурился и открыл рот. Девушка резко хлопнула в ладоши.

– А сейчас слушай меня! Что-то ужасное случилось с Рейфом!

– Вот и хорошо.

Феба посмотрела на маркиза, прищурив глаза.

– Ты не имел это в виду.

– Я… – Колдер провел рукой по волосам жестом, который до такой степени напомнил ей о Рейфе, что сердцу стало больно. – Я не знаю, что я имел в виду. Я никогда не знаю этого, когда дело касается Рейфа. Мой брат – единственный, кто может подобным образом выворачивать меня наизнанку…

Феба выдохнула.

– Поверь мне, когда я скажу тебе, что это является взаимным.

Он покачал головой.

– Нет. Рейф всегда точно знает, что он делает – обычно это то, что может причинить мне больше всего мучений.

– А то, что он оставил меня здесь одну, в то время как сам не поехал к тебе, причиняет тебе мучения?

Колдер заколебался.

– Нет. Более вероятно, что он слонялся бы где-то поблизости, чтобы понаблюдать за тем, как полетят перья.

Девушка развела руками.

– Точно! Я имею в виду… в любом случае, это не в его характере исчезать, не так ли? Выглядит почти так, словно кто-то… – Она замерла. – О нет! Разбойники!

Колдер уставился на нее.

– Я слушаю, но не понимаю.

Феба начала обеспокоенно вышагивать по комнате.

– Прошлой ночью – на дороге – на нас напали! Их было двое, у одного был пистолет! Они вывели из строя слуг и атаковали Рейфа… а я отбилась от них с помощью ветки от дерева, когда они пытались утащить его прочь!

Маркиз поднял руку, чтобы остановить поток слов.

– Ты отбилась от двух вооруженных разбойников при помощи ветки от дерева? – Он нахмурился, глядя на нее. – Ты совсем не такая, какой я тебя считал, не так ли?

Девушка заколебалась, затем пожала плечами.

– Ни в малейшей степени. Мне так жаль.

Он заморгал.

– И все же, мне не жаль… что странно.

– Прекрасно. Отлично. Но давай вернемся к Рейфу, хорошо?

Колдер вздохнул.

– Кажется, мы всегда возвращаемся к нему.

Феба подошла к окну, хотя за ним невозможно было увидеть ничего, кроме ночной тьмы.

– Он выехал отсюда рано, едва рассвело. Если мы поедем той же дорогой и будем расспрашивать всех, кто мог видеть его, то сможем найти Рейфа…

– Не мы. И особенно не ты. – Он сложил руки на груди. – Я найму следователей – сыщиков с Боу-стрит – чтобы найти его, при условии, что он хочет быть найденным. Мы с тобой отправимся обратно в Лондон.

Она отбросила это предложение в сторону.

– Нет. Я хочу поехать искать его…

– Феба.

Возможно из-за того, что в его голосе появилась неожиданная мягкость, девушка с удивлением обернулась и увидела, что Колдер смотрит на нее с состраданием в глазах.

Феба отогнала прочь волну страха и беспокойства.

– Он не оставил меня, Колдер. Он никогда не оставил бы меня.

Его губы напряглись.

– Тогда он узнает, где тебя искать, в Брук-Хаусе, не так ли? Если он вернется обратно в гостиницу, то мы оставим здесь для него записку. – Маркиз наклонился, чтобы поднять ее отброшенный плащ. – Ты не можешь оставаться здесь, Феба, и не можешь рыскать по дорогам в поисках Рейфа.

Девушка прижала пальцы к губам, отчаянно размышляя. Она не хотела покидать эту убогую комнату – их убогую комнату – единственное место в мире, где они не были повесой и распутницей, а просто любовниками, предназначенными быть вместе всегда.

Однако Колдер был прав. Она ничего не узнает, ожидая в этой крошечной комнатке, пока стены будут смыкаться вокруг нее, а нервы все больше натягиваться. В Брук-Хаусе у нее будет Софии, и чистая одежда, и новости из первых рук от нанятых Колдером сыщиков.

Феба позволила своим рукам опуститься и провела пальцами по выцветшему столбику кровати. Прости, любовь моя.

Затем она взяла плащ из рук Колдера и вышла перед ним в дверь, высоко держа голову.

Рейф проснулся, ощущая гудение в голове.

Только не снова.

В этот раз он не ожидал обнаружить, что в его руках окажется обнаженная Феба, самое прекрасное лекарство, известное человечеству. В этот раз он немедленно вспомнил, как он очутился там, где был.

Они поджидали его. Не более мили вниз по дороге, там, где начинались высокие изгороди, и утреннее движение по направлению к Лондону еще не началось.

А он заехал прямо в ловушку, едва осведомленный о том, что его окружает, его мысли были заняты воспоминаниями о Фебе, дрожащей и покрывающейся потом в его руках, ее волосы разметались по подушке, когда он играл на ней, словно на флейте…

Незнакомец выступил из кустов, невысокий, опрятный мужчина, с носовым платком, повязанным вокруг нижней половины его лица. Это был не тот разбойник из предыдущей ночи – по крайней мере, не тот, которого он видел.

Рейф повернулся, чтобы определить, где находится другой, но было слишком поздно. Первый удар лишь задел его висок, когда он попытался пригнуться, но второй удар, должно быть, достиг своей цели.

И вот он здесь, связанный и с кляпом во рту, в задней части повозки, которая пропахла гнилыми овощами, прикрыт длинной шершавой мешковиной, которая позволяет лучам света колоть его ноющие глаза через крошечные квадратные отверстия.

Молодой человек подавил желание бороться с туго завязанными веревками и просто закрыл глаза. Нет смысла в том, чтобы тратить силы и потерять свой единственный шанс удивить похитителей, кем бы они ни были.

Было бы замечательно, если бы он смог сначала выяснить, почему кто-то захотел похитить его. Когда-то давно Рейф предположил бы, что он должен кому-то деньги, но не сейчас. Его учетные листы были чистыми. Он был на мели, но не в долгах.

Фебы не было с ним в повозке, поэтому он надеялся, что это означало, что разбойники охотятся не за ней. Конечно же, если бы она была им нужна, то они схватили бы ее прошлой ночь, не важно, размахивала она веткой или нет.

Феба будет в безопасности в гостинице, где вокруг нее находятся слуги. Она подождет его, пока он найдет способ вытащить себя из этой неприятности.

Рейф был связан очень надежно. Очевидно, что ему придется остаться там, где он сейчас находится до тех пор, пока кто-то не освободит его.

Черт побери.

Глава 45

В Брук-Хаусе следующие несколько дней тянулись мучительно медленно. Софи пыталась помочь, закончив свой перевод.

«Затем он наклонился и поцеловал ее, и когда его губы коснулись ее губ, Шиповничек[16] открыла глаза, проснулась и приветливо взглянула на принца. После этого они спустились вниз, где король и королева проснулись вместе со всем двором и все они изумленно смотрели друг на друга»[17].

Дейдре выслушала сказку до конца с раздражительным презрением.

– И это все? Все остальные юноши погибли, а этот один зашел прямо в замок – и именно он оказался ее настоящей любовью?

Феба подняла взгляд от углей, на которые смотрела.

– Иногда я полагаю, что любовь – это просто вопрос времени. – Она хотела бы, чтобы Рейф получше выбрал время – например, сделал бы ей предложение первым.

Днем, когда всеобщие сомнения относительно характера Рейфа пробуждали в ней защитные инстинкты, ей легко было быть непоколебимой и верной.

Однако по ночам, когда весь дом уносил свои сомнения в постель, ее собственные тайные опасения начинали поднимать голову.

Ты уверена, что он вернется к тебе?

Она была уверена. Абсолютно уверена. Даже категорична. Ты была уверена и в случае с Терренсом, помнишь?

Знакомая боль запульсировала глубоко в ее сердце. Нет. Тогда она была слишком юной, слишком одинокой и впечатлительной.

Но почему же тогда это выглядит настолько похожим?

Тесса, которая была в высшей степени удовлетворена недавними событиями, сидела за своим загроможденным туалетным столиком и составляла план, как заставить Фебу уехать навсегда. Одним из неудачных побочных эффектов этого восхитительного беспорядка было то, что в Брукхейвене проснулись защитные инстинкты. Он на самом деле признал существование этой слезливой плаксы Фебы!

Это никуда не годится, если Брукхейвен сейчас по-настоящему привяжется к ней, только не тогда, когда шансы Дейдре так сильно поднялись.

Тесса улыбнулась зеркалу, еще раз отвлекаясь на свою красоту.

– Ну, конечно же, ваша светлость, – проворковала она. – Я просто обожаю новый дом моей дочери в Брукхейвене! – Затем она подмигнула себе. – В самом деле, ваша светлость, я думала, что вы никогда не просите!

Феба ждала Колдера в его кабинете, когда он появился там после завтрака. Можно было многое сказать о человеке, который всегда находится в точности там, где должен быть.

Она встала, когда маркиз вошел.

– Милорд, я только этим утром осознала, что вы все еще формально не отменили нашу свадьбу.

Брукхейвен бросил на нее один взгляд, затем продолжил обходить стол, перебирая стопки документов.

– Я не вижу смысла в том, чтобы поступать необдуманно.

И это говорит человек, который сделал ей предложение меньше чем через семь часов после того, как увидел ее на балу.

– Это должно быть сделано, милорд! Я не хочу, чтобы весь мир думал, что выхожу замуж за одного брата, тогда как я намереваюсь обвенчаться с другим!

Колдер все еще не смотрел на нее.

– Я не думаю, что это так или иначе касается всего мира.

Феба отпрянула.

– Ну… нет, конечно же нет. – Она приподняла подбородок. – И меня не волнует, что все подумают! Но оставить все так, как есть…

О нет. Он же не собирается, не так ли?

– Вы не… вы ведь не можете все еще хотеть жениться на мне? – Девушка, нахмурившись, смотрела на маркиза. – Почему вы хотите этого – после того, что я сделала?

– Я едва ли могу разорвать помолвку без того, чтобы не сделать ваше… неосмотрительное поведение достоянием общественности. Я не стал бы раскрывать это, но такой скандал только вызовет еще больше предположений и любопытства. В этом отношении вы можете мне верить. В конце концов, кто-то соединит все слухи вместе, и вы будете опозорены.

Феба сложила руки на груди и склонила голову набок.

– Очень благородно с вашей стороны, я уверена в этом. За исключением того, что это делает такой человек, как вы – думаю, что вам нелегко прощать. Я провела ночь в гостинице с вашим братом…

– Единокровным братом.

Девушка покачала головой и продолжила.

– С вашим братом, которого я люблю без памяти.

– И который оставил вас.

Она даже не вздрогнула.

– Он этого не делал. Вы недооцениваете его, как и всегда это делали.

– Тогда где же он? Прошло уже несколько дней!

Феба закрыла глаза и сделала вдох.

– Я не знаю. Я беспокоюсь… – О Господи, как я беспокоюсь! Она открыла глаза и уставилась на маркиза с обновленной яростью. – Где бы он ни был, он нуждается в нашей помощи, а не в нашем осуждении. Если я выйду за вас замуж, то именно я буду виновна, потому что совершу такой же поступок, как и тот, в котором вы обвиняете Рейфа – оставлю его – и то же самое сделаете вы.

– Вы верны ему, – ответил Колдер. – Я восхищаюсь этим. Однако факт остается фактом: Рейфа здесь нет. А вы сейчас опозорены и не получили от него обещания, что он женится на вас…

Она отмахнулась от этих слов.

– Говорю вам, это было понятно.

Маркиз фыркнул без юмора.

– Мисс Милбери, если бы я составил для вас список всех женщин, которые думали, что имеют что-то вроде «понимания» с моим братом… – Он замолчал, потому что Феба улыбалась ему. – Что такое?

– Вы назвали его своим братом.

Он вздохнул.

– Вы не желаете слушать ничего против него, не так ли? Как вы можете быть такой слепой?

Девушка снова улыбнулась, в этот раз немного печально.

– Я не слепая. Я знаю, кем он является, точно так же, как и вы. Даже больше, чем вы, потому что Рейф ничего не скрывал от меня. Я знаю, как он жаждет найти свое место в жизни, что он ничего так не желает, как заботиться о Брукхейвене, который так любит. Знаю, что ему мучительно больно из-за того, что мы сделали вам…

– В этом я сомневаюсь.

– В этом вы никогда не должны сомневаться, – парировала Феба. – Это я соблазнила его, знаете ли. Он изо всех сил сопротивлялся влечению, при каждой возможности. Я признаю, что ему это удавалось не слишком хорошо – просто у него было слишком мало опыта в этом, знаете ли. Все эти замужние дамы и веселые вдовушки… – Она пожала плечами. – Боюсь, что его симпатичная внешность не пошла ему на пользу.

Маркиз слегка нахмурился.

– Он рассказал вам все это? Я удивлен. Признания – это необычная для него форма убеждения.

– Это именно то, что я пытаюсь сказать тебе, Колдер. Он не играет роль рядом со мной. Он всего лишь Рейф, внебрачный сын и презираемый брат, но он больше не игрок и не проворный любовник – а просто человек, у которого нет настоящего дома в этом мире.

Колдер застыл.

– Я никогда не презирал его. Его никогда не прогоняли от моей двери.

– Нет. Он знает это. Но это никогда не будет его дверь, разве ты не понимаешь? Можешь ли ты представить, каково это было для Рейфа, вырасти рядом с тобой, зная, что его дом, его наследство, его мир никогда по-настоящему не будет принадлежать ему? Законный брат, даже младший, может питать какие-то надежды на то, что он унаследует что-то, или, по крайней мере, получит часть наследства. Внебрачный сын, особенно тот, кто любит всю эту землю с такой силой, на которую может надеяться любой отец, сын которого обучили и подготовили к любой ответственности, так же, как и тебя – но ему никогда не доверят эту ответственность.

– У него были возможности, – натянуто произнес Колдер. – Он получил свою законную часть состояния, когда умер наш отец. Он потратил его на карты и женщин.

– Ему было восемнадцать лет! И к тому же он был злым и растерянным. Рейф любил вашего отца, несмотря на то, что тот отдавал предпочтение тебе перед ним. Он делал ошибки, слишком много ошибок. Но разве ты не заметил, что со времени твоего… твоего кризиса… он изменился? Он вернулся, чтобы поддержать тебя, чтобы ты не был один.

Колдер резко встал, отрывистыми шагами подошел к окну. После долгого молчания он прижал руку к лицу.

– Я подумал, что у него просто закончились деньги. Подумал, что в моей ситуации он увидел гарантию того, что я, вероятно, не выброшу его за порог.

Феба подняла руку, но не коснулась его. Он был не из тех людей, которые тянутся за утешением.

– Рейф изменился. Он оплатил свои долги. Он больше не является завсегдатаем за игорными столами. Он несколько лет не напивался до мертвецкого состояния.

– Однажды.

– Что?

– Он напился до оцепенения в тот день, когда я сказал ему, что ты согласилась выйти за меня замуж.

– Ах. – Девушка вздохнула. – Это была ошибка, ты же знаешь. Я думала, что предложение исходит от него. Я не знала его полного имени.

Колдер повернулся к ней лицом.

– В конечном счете, я догадался об этом.

– Неужели? Тогда почему…?

Он отвел взгляд.

– Ты мне понравилась. Ты… девушка, которая отличается от других. Я подумал, что если ты узнаешь меня, то ты можешь… – Он пожал плечами. – Так или иначе, не похоже, что я смог бы разорвать помолвку, не вызвав огромного скандала.

Совершенно верно. Этой угрозы было достаточно, чтобы помешать ей сделать то же самое на протяжении долгого времени.

– Это было бы менее скандально тогда, чем будет сейчас, – с сожалением проговорила Феба.

Маркиз снова впился в нее своими темными глазами.

– Тогда не делай этого. По крайней мере… по крайней мере оставьте пока это дело в покое. Если… когда Рейф вернется, будет еще достаточно времени, чтобы разъяснить этот вопрос.

Отложить это безумие до тех пор, пока Рейфа снова не будет рядом с ней? Соблазнительно. Господи, как она скучает по нему. Беспокойство постоянно дергает ее, словно леска, зацепившаяся за что-то жизненно важное. О, Рейф. Девушка обхватила руками свой похолодевший живот. Где же ты?

Колдер ждал ответа. Феба сделала вдох.

– Но весь мир наблюдает за нами, милорд. Разве никто не сочтет это странным, если приготовления к свадьбе прекратятся? Мы должны сказать епископу…

– Мы скажем… в свое время. Прямо сейчас, думаю, будет лучше, если мы будем продолжать жить так, словно ничего не произошло. Дадим Рейфу время сделать то, ради чего бы он ни уехал. Дадим миру возможность поговорить о чем-то еще. Кто знает, возможно, кто-то за это время сделает что-то более скандальное и нам отведут всего лишь одно предложение в самом низу листка со сплетнями.

Феба сумела приглушенно рассмеяться.

– Это было бы прекрасно. Я мечтаю быть всего лишь предложением.

Уголок его губ дернулся вверх.

– Как и я.

От этого соглашения ей сделалось тревожно, но девушка кивнула.

– Тогда мы подождем. Пока.

Трусиха.

Это продлится лишь до тех пор, пока Рейф не вернется. Только до тех пор, пока она не сможет взять его под руку и лицом к лицу встретиться с осуждением всего мира. Он ни за что не захотел бы, чтобы она проходила через все это одна.

Ее рассуждения были здравыми, и девушка знала, что Колдер прав. Почему же Феба ощущала себя так, словно совершила небольшой акт предательства?

Глава 46

В причудливой маленькой деревушке Бернхилл, затерянной в Котсуолде, Вульф, насвистывая, вышел из деревенской таверны. Он подумал о том, чтобы принести с собой достаточное количество монет на это рискованное предприятие – достаточное для того, чтобы соблазнить на свидание прелестную дочь хозяина гостиницы.

После часа в его компании, Вульф оставил девушку смущенной и с покрасневшим лицом, с расширившимися и влажными глазами, но ее пальцы крепко сжимали золото на ладони. Она, вероятнее всего, не станет жаловаться – а если и будет, то какое это имеет значение? Ее отцу это не слишком понравится, но ведь Вольф не живет в этой деревне, не так ли? Он и Стик пробудут здесь только столько времени, сколько потребуется, чтобы остановить свадьбу…

А затем что? Молодой человек остановился прямо посередине улице от этой мысли. Что произойдет, когда Брукхейвен пропустит день своей свадьбы?

В самом деле, как только его освободят, он вернется обратно и снова окажется помолвленным с мисс Милбери. В конце концов, она же не сможет не простить человека за то, что его похитили!

Вульф стоял в лучах весеннего солнца, не замечая, как вечерний свет золотит камни, игнорируя то, что он вынуждал повозки и жителей деревни обходить его и при этом странно смотреть в его сторону, и обдумывал – без малейшего проблеска отвращения, как он сам с удивлением отметил – совершение хладнокровного убийства.

По крайней мере, это будет зверское убийство всех надежд мисс Милбери.

Настоящее убийство состоится тогда, когда Стикли уберется со сцены.

За завтраком на четвертый день отсутствия Рейфа, Тесса начала разговор о том, чтобы отослать Фебу обратно в Торнтон.

– Я понимаю, что свадьбу официально не отменили… но ходят слухи, – мрачно предупредила она Фебу.

Слухи, запущенные Тессой? Феба спокойно уставилась на тетю.

– Я останусь здесь, большое спасибо за заботу.

– Но я твоя…

Феба нахмурилась.

– Пойми же, ты мне в действительности не тетя.

Тесса заморгала.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не сестра моей матери. Ты просто женщина, которая вышла замуж за моего дядю. – Она повернулась к Дейдре. – Ди, ты не думала о том, чтобы вышвырнуть эту женщину из своего дома в Вултоне? Я совершенно уверена, что твой отец оставил его тебе. Я должна поговорить с поверенным…

Тесса беспечно засмеялась.

– В самом деле, Феба, что за смехотворное замечание! Я всего лишь упомянула об этом, потому что… со всеми этими слухами и тем фактом, что планы для церемонии остались незавершенными… я подумала, что ты не захочешь, чтобы твоя… ситуация… плохо отразилась на Дейдре или… ах, Софи. Мы должны соблюдать этикет. – Выражение ее лица стало чопорным.

Феба быстро подняла голову.

– Зачем?

Тесса отпрянула от взгляда Фебы.

– Что?

Феба поднялась, ее тело напряглось, как пружина.

– Зачем мы должны соблюдать этикет? Для кого мы должны соблюдать его? Меня чертовски мало волнует, что подумает Общество! Я не беспокоюсь о том, что ты подумаешь обо мне – ты или мой отец. Рейф пропал, Тесса. Пропал!

Девушка прижала руку к ноющему месту в своей груди.

– Он отсутствует, и там, где он был, нет ничего, кроме пустоты. – Она отвернулась, слишком чувствительная, чтобы стойко перенести совершенное отсутствие понимания в глазах тетки.

Тесса с трудом откашлялась.

– Ты слишком эмоциональна, Феба. Ты всегда была такой. Нет необходимости быть такой… такой пылкой из-за…

Феба резко обернулась.

– Из-за страсти? Из-за любви, которая превращает каждый восход солнца в удовольствие из-за того единственного факта, что я увижу его в этот день? Из-за мужчины, который видит больше, чем красивую позу и трепещущий веер – который может видеть меня как раз такой, какая я есть, какая я на самом деле – видеть меня и все равно заботиться обо мне… – У нее перехватило горло и подогнулись колени.

Внезапно она села.

– Думаю… – Феба сглотнула. – Думаю, что мне совершенно необходимо быть очень пылкой из-за такого мужчины, как этот.

Она отвернулась к камину.

– Оставь меня в покое, Тесса. Просто… оставь меня в покое.

Рейф поднял голову от своей работы и прислушался. Снова голоса. В этот раз они спорили достаточно громко, чтобы он мог ясно слышать их. Он медленно подошел к двери, чтобы прижать ухо к толстой, скользкой древесине. По обе стороны от головы его руки тоже прижались к двери, но Рейф не обращал внимания ни на боль в сломанных ногтях, ни на вонь, исходящую от его грязных пальцев. Закрыв глаза, он сосредоточился на мужчинах, находящихся в доме над ним.

Позади него новая тень украшала мрачный подвал для овощей. Высоко на стене появилось новое отверстие – которое скоро станет окном – там, где два камня были вырыты из стены всего лишь при помощи голых рук и отчаяния. Это было маленькое отверстие, но оно будет медленно расти. Если бы стена не была сложена в два камня толщиной, то он уже увидел бы дневной свет.

Сейчас, прислушиваясь из всех сил, Рейф ясно слышал один ревущий голос и другой, легкий тенор, чуть менее различимый. Они спорили из-за… письма?

Вульф швырнул письмо, которое они нашли в кармане Брукхейвена на поверхность расшатанного стола, и припечатал его кулаком.

– Ты знаешь, что я не могу копировать почерки! Ты, с другой стороны, подписывался за меня много лет!

Стикли быстро заморгал.

– Я… надо же заявить такое!

Вульф закатил глаза.

– Послушай, Стик, мне все равно. Ты продолжаешь вести дела и не обманываешь меня больше, чем это справедливо, так что подобная мелочь не имеет значения.

– Об… обманываю? Я…

Кулак Вульфа со стуком ударился о стол, заставив его подскочить, заставив Стикли подскочить, и вызвав тянущую боль в ноющих, усталых плечах человека, подслушивавшего внизу.

– Стик, я сказал тебе – это меня не волнует. У нас есть партнерство, которое работает. Ты заботишься о делах. А я обеспечиваю то, чтобы ничто не вмешивалось в эти дела.

Стикли забыл о своей дрожи на время, достаточное для того, чтобы с негодованием фыркнуть.

– И из чего в точности это партнерство состоит?

Вульф склонил голову и прищурил глаза.

– Оно состоит из того, чтобы обеспечивать неиссякаемое доверие к карманам Брукхейвена. И из того, что мы убедимся, что мисс Милбери получит письмо от Брукхейвена, в котором маркиз сообщит, что он не может жениться на ней, и что ему пришлось отправиться отдохнуть от его напряженного существования.

Стикли скептически нахмурился.

– Он собирается стать герцогом Брукмуром. Он не станет сейчас отправляться на каникулы.

– Несомненно, станет. В конце концов, Брукмур умирает уже несколько лет. Такого рода напряжение может сказаться на мужчине.

Стикли протянул одну руку, чтобы придвинуть письмо ближе.

– Ну, полагаю, что я смогу продублировать почерк… а это письмо к тому же на самом деле предназначено мисс Милбери, так что приветствие будет соответствующим…

Он продолжал бормотать, в то время как Вульф сел на другой деревянный стул, величественно подобрав фалды, словно усаживался на трон. Налив себе полный стакан вина из бутылки на столе, Вульф поболтал жидкость, понюхал ее, а затем осушил стакан одним длинным, легким глотком.

Стикли поднял взгляд, уставившись поверх очков, сидевших на его носу.

– Знаешь, у нас осталась всего одна бутылка. Нам придется идти обратно в деревню за припасами, а я предпочитаю не делать этого. Чем меньше людей нас увидят, тем лучше.

Вульф с сожалением подумал о дочери хозяина гостиницы, которая могла бы захотеть поваляться с ним еще раз, особенно теперь, когда она уже потеряла свою добродетель.

– Согласен. – Он заткнул бутылку с вином пробкой. Вульф не привык чем-то жертвовать, но, в конце концов, это было очень важным предприятием.

Стикли, хмурясь, вернулся к своему занятию.

– Я могу достаточно хорошо подделать почерк, но у Брукхейвена невероятно сложная подпись. Возможно, после нескольких дней практики…

Стул Вульфа опустился вниз на все четыре ножки.

– Дней? Господи, Стик, я не могу оставаться в этом заплесневелом коттедже несколько дней, пока ты мараешь бумагу! Придумай что-нибудь!

Стикли пожал плечами.

– Я могу вовсе воздержаться от подписи. В конце концов, сколько женихов может от нее сбежать?

Вульф улыбнулся и хлопнул Стикли по плечу.

– Вот молодец! – затем он снова откинулся назад на своем стуле. – У меня у самого есть план, чтобы добавить немного реализма. Мне жаль терять его такую замечательную лошадь, но она слишком превосходная для таких как мы. Лучше бы нам избавиться от нее.

Он встал и подошел к груде вещей у камина.

– Хорошо, что мы не сожгли все это. – Вульф вытащил прекрасный синий сюртук и натянул его. – Немного тесноват, но многие парни носят их именно так.

Он подошел к окну, чтобы посмотреть на свое отражение с удовлетворенной улыбкой.

– Ну, разве я не настоящий маркиз?

Под ними, в земляном погребе, Рейф выдохнул от разочарования. Он услышал что-то о письме, а затем их голоса стали тише, очевидно, спор разрешился.

Его глаза болели от попыток вглядываться в полумрак, а его легкие казались стиснутыми спертым воздухом, но он вернулся обратно к отверстию в стене и начал раскапывать древнюю известку своими ободранными пальцами. Феба была снаружи этой стены, хотелось надеяться, что живая и здоровая, и Рейф намеревался добраться до нее, если даже ему придется разнести весь этот коттедж голыми руками.

По одному камню за раз.

Глава 47

Когда Феба вошла в кабинет хозяина дома на шестое утро после исчезновения Рейфа, Колдер поднял голову от бумаг, которые читал. В его глазах мелькнула тень, которая подсказала девушке, что маркиз что-то знает.

– У вас есть какие-то новости от него.

Колдер покачал головой, когда вставал, чтобы проводить ее к креслу.

– Нет, но я слышал кое-что о нем. Я проследил за его лошадью… – Он мрачно улыбнулся. – На самом деле, это был денежный след, приведший меня в деревню Бернхилл, где мужчина, похожий на него по описанию, продал одну из моих лошадей хозяину постоялого двора в обмен на меньшее животное и небольшую сумму.

– И вы уверены, что это был Рейф. – Это был не вопрос.

Колдер провел рукой по своему усталому лицу.

– Хозяин гостиницы описал его вплоть до серебряных пуговиц на синем сюртуке. Рейф никогда не заботился о том, чтобы носить золотые пуговицы, как все остальные.

Феба начала шагать по комнате, заставляя замолчать противные голоса внутри себя. Она будет вспоминать его голос. Она сосредоточится на том, что каждое его прикосновение было похоже на ласковую клятву. Она завернется ночью в простыни и притворится, что это тепло исходит от него.

Он вернется.

А если нет, то она разыщет Рейфа и задушит его собственным галстуком…

Девушка остановилась, застыв от этой мысли.

Она найдет его.

Нанятые Колдером люди делали все, что могли, в этом она была уверена, но Феба знала Рейфа. Она знала его привычки и предпочтения – и она знала, где его видели в последний раз. Она может начать с этого места и будет следовать своим инстинктам , а также руководствоваться знанием Рейфа до тех пор, пока не найдет его. Что, если он нуждается в ее помощи?

Фебу просто поглотила сила этой идеи. Да. Рейф нуждается в ее помощи. Он нуждается в ней, она могла ощущать это.

Почему бы и нет? Ей все равно нечего было делать в настоящий момент, и ожидание практически сводило ее с ума. Колдеру это не понравится. Так же, как и викарию, но уже давно миновало время, когда Фебу беспокоило то, что они подумают, не так ли? Она не ребенок, чтобы ей приказывали отправляться в ее комнату!

Боль в ее груди немедленно ослабла. Какое-то занятие принесет ей если и не счастье, то, по крайней мере, ощущение пользы и контроля над своим будущим. Она найдет Рейфа, спасет его от той неприятности, в которую он умудрился попасть и они вместе вернутся домой.

И пусть чертов мир болтает об этом все, что пожелает.

У Колдера оказалось много возражений.

– Абсолютно точно нет! Я запрещаю это!

Феба покачала головой.

– Со всем должным уважением, милорд, вы не имеете права заявлять такое.

– Отлично, тогда твой отец, несомненно, запретит это!

Девушка отрывисто рассмеялась.

– Мой отец в течение нескольких дней и на десять футов не отходит от вашей библиотеки. Он даже не знает, что произошло между нами, и что Рейф пропал. – Она с недоверием покачала головой. – Он совершенно сроднился с Мейфэром. Для него станет серьезным ударом, когда он потеряет вашего камердинера и ваше виски.

Феба склонила голову набок и с упрямым сожалением смотрела на маркиза.

– Мне не нравится действовать вопреки вашим желаниям, когда вы были так добры ко мне и моему отцу, но…

– Но это не останавливало вас раньше, и не остановит сейчас, – сурово подсказал он.

– Нет. – Она сделала вдох. – Не остановит. – Девушка повернулась, чтобы уйти. – Я упакую лишь маленькую сумку и стану пользоваться своими собственными средствами для поездки. Я немедленно сообщу вам, если узнаю что-то новое.

Колдер не пытался остановить ее, и вскоре она уже стояла в переднем холле в дорожном платье с сумкой в руках. Феба написала одну весьма уклончивую записку викарию – о небеса, нет необходимости сейчас взбираться на эту гору! – и более подробное послание для Софи.

Послышался стук в парадную дверь. Лакей торопливо прошел мимо нее, чтобы открыть, пока девушка натягивала перчатки. Она подняла взгляд и увидела, что принесли почту.

Должна ли она подождать? Может быть, пришло что-то…

– Для вас, мисс.

Кто…? Оно было отправлено из Бернхилла.

Феба уронила вторую перчатку на пол и разорвала запечатанное письмо.

Моя дорогая мисс Милбери,

Я сожалею, что не в состоянии выполнить свое обещание, данное вам…

Письмо было коротким, на самом деле, почти записка. Пока Феба стояла здесь, в огромном мраморном холле Брук-Хауса с сумкой у ног, какая-то отдаленная часть ее сознания размышляла над тем, насколько огромный ущерб может быть причинен подобной экономией слов.

Боль в ее груди все разрасталась, выдавливая воздух из ее легких. Я передумал жениться на вас… написать так, словно он передумал покупать новый костюм или бутылку чернил. Перед ней стоял образ его спины, широкой и прямой, обтянутой синим сукном, исчезающей в утреннем тумане, оставляя ее одну в постели после…

Единственный звук вырвался у нее – хриплое рыдание, жестоко подавленное.

А затем… ничего. Никаких эмоций, кроме желанного холода ее самоконтроля. Этот холод заморозил боль на середине мысли, превратив ее в остроконечный, тяжелый ледяной шар в груди Фебы. Это лучше, чем раздражающий, взрывающийся огненный комок страданий, которым прежде была эта боль.

Девушка осторожно свернула письмо, стараясь не помять его. Она исследует еще одну ниточку надежды, которая оставалась у нее – не то, чтобы Феба осмеливалась полагаться на нее, но она ничто не будет принимать на веру, не в этот раз.

Колдер все еще был в своем кабинете. Он нахмурился, когда она вошла.

– Я думал, что вы готовитесь к своей поездке.

– Я… – Она сглотнула.

Он, должно быть, осознал, что она потрясена, потому что быстро поднялся и обогнул стол, чтобы взять ее за руку.

– Присядь, Феба. Что случилось? Ты похожа на смерть.

Девушка вручила письмо Колдеру. Ее руки не дрожали.

– Письмо не подписано. Это его почерк?

Колдер медленно прочитал его. Затем поднял взгляд, и в его глазах можно было прочесть правду.

– У нас с Рейфом был один наставник. Обычно я делал за него задания, когда он пренебрегал уроками. Наши почерки практически идентичны. Это… – Маркиз сложил письмо и отложил подальше от себя, словно не мог вынести его вида. – Это могло быть написано мной.

Время остановилось. Свет превратился в серую мглу. Даже воздух в ее легких казался ледяным.

Феба тупо осознала, что она пересекла комнату и невидящим взглядом уставилась в окно. Она была здесь, опираясь о стекло рукой, не затянутой в перчатку – и все же ей казалось, что она странным образом плывет в воздухе, сверху разглядывая двух несчастных людей в тишине потерявших последнюю надежду.

Колдер глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Феба, – произнес он с грубоватой мягкостью в голосе. – Какая польза в том, чтобы любить кого-то, если все это пропадает впустую?

Феба прижалась лбом к прохладному стеклу окна и наблюдала за тем, как весенний дождь просачивается сквозь ее боль.

– Разве это возможно? – Серый день вовсе не был угрожающим, он всего лишь подтверждал ее настроение. – Может ли любовь пропасть впустую? Разве акт любви не имеет какой-то ценности, сам по себе?

– Сейчас ты отправилась в место, незнакомое мне. – Колдер прислонился к гигантскому столу, вытянув длинные ноги перед собой. – Я не философ. Я не раздумываю над предназначением своего существования. Я уже знаю свое место в этом мире.

Феба закрыла глаза.

– Тогда вы счастливый человек, лорд Брукхейвен. Я очень надеюсь на то, что появится кто-то, кто стряхнет вас с этого самодовольного маленького дерева.

Маркиз рассмеялся мрачным, похожим на лай смехом.

– Боюсь, что потребуется армия, чтобы снять меня с него.

– Армия… или стрела. Я думаю, любовь рано или поздно наносит удар каждому – или, по крайней мере, она должна это делать, если в мире есть хоть какая-то справедливость.

– Теперь ты ожесточилась?

Феба открыла глаза и невидящим взглядом уставилась в туманное пространство.

– Нет. Я… я просто расстроена – и возможно, немного разозлилась – но не ожесточилась. – Пока нет. Станет ли она такой однажды? Она сможет простить Рейфа за то, что он преследовал ее и за то, что бросил ее, но сможет ли она когда-нибудь простить его, если поступки этого мужчины навсегда превратят ее сердце в бесчувственный камень?

Вероятно, нет.

– Ты не удивлен. Я чувствую это. Что ты утаил от меня?

Колдер прислонился к краю своего стола.

– Я предпочитаю не говорить об этом.

Феба обернулась и спокойно посмотрела на него.

– Мы с тобой были честны друг с другом с тех пор, как ты приехал за мной в «Синий гусь». Не отказывайся от этого сейчас.

Колдер изучал ковер.

– Когда Рейф уехал с тобой, он взял несколько вещей… но он оставил свое кольцо с печаткой на туалетном столике. Так как он редко снимает его, то я должен понимать этот жест как знак того, что он не имел намерения возвращаться к своей семье или к себе домой.

Вот как.

Девушка еще раз вдохнула ледяной воздух, который обжег ее грудь.

– Я сейчас же отправляюсь паковать вещи. Полагаю, пришло время сопроводить моего отца обратно в Торнхолд.

Обратно в свою бдительную тюрьму. Обратно к бесконечному наблюдению, которое сейчас удвоится. В этот раз Феба не была настолько осмотрительна. Ее смехотворная ложь в гостинице легко может быть разоблачена, если кто-то возьмет на себя такой труд. Возможно, если она исчезнет сейчас, то о ней забудут к тому времени, когда появятся слухи о том, что лорд Марбрук сбежал из Лондона неизвестно куда.

Колдер тоже выпрямился.

– Мисс Милбери… Феба… Я не могу не ощущать себя частично ответственным за все это.

Феба посмотрела на него с хмурым удивлением.

– Милорд, вы были всего лишь благородной жертвой…

Колдер слегка покраснел.

– Не такой благородной. Я знал… – Он откашлялся, затем присоединился к ней у окна. Потом он немного неловко взял ее за руку. – Я знал, когда отправил свое предложение твоей тете, что Рейф хочет тебя для себя. Думаю, я даже знал, что ты предпочитаешь его.

Она уставилась на маркиза.

– Но почему? Я не дурнушка, но и не настоящая красавица. Я понимаю… по крайней мере, я думала, что понимаю, почему Рейф выбрал меня… но почему ты это сделал?

Он пожал плечами. Было странно видеть колеблющимся этого мужчину, обычно такого уверенного в себе.

– Полагаю, знания того, что он хотел тебя, было достаточно, чтобы я тоже заинтересовался тобой… поначалу. Сейчас…

– Понимаю. Итак, тот из вас, кто получил бы меня в конце… был бы провозглашен лучшим из вас двоих, так что ли?

Колдер выглядел очень смущенным.

– Я… я думаю что, да, так все начиналось. По крайней мере, для меня.

Девушка подняла вверх руку.

– Избавь меня от дальнейшего унижения. Это снисходительно с твоей стороны. Мы оба вели себя отвратительно.

Он посмотрел ей в глаза.

– Да. – Затем сделал вдох. – Боюсь, что Рейф всегда пробуждал во мне дьявола.

Феба начала высвобождать руку.

– Наши дьяволы подвластны только нам, милорд. Мы сажаем их в клетку или выпускаем их оттуда по нашей собственной воле.

Колдер не отпускал ее.

– Феба, тебе не нужно возвращаться в Торнхолд.

Она позволила своей руке остаться в его ладони. Какое это имеет значение?

– Да, мне нужно это сделать. Скоро газеты, печатающие сплетни, сойдут с ума. Я не желаю столкнуться с этим здесь, в Лондоне.

– Есть решение. – Он ослабил свою хватку, скользнув пальцами глубже, интимнее между ее пальцев. Феба наблюдала за тем, как их руки переплетаются, без особого интереса.

Колдер улыбнулся, или выражение его лица было самым близким к улыбке из всех, которые она имела возможность наблюдать.

– Феба, за эти последние несколько дней я пришел к пониманию того, что ты – замечательная женщина, в избытке обладающая силой и достоинством. Я прошу тебя стать моей маркизой – и моей герцогиней, когда придет время.

В конце концов, он сумел удивить ее. Феба с изумлением уставилась на него.

– Милорд, я буду ужасной герцогиней. Разве вы не заметили, что я не слишком благоразумна?

Его пальцы чувственно сжали ее пальцы. Она ощущала его, ощущала тепло и силу его большой руки.

– Феба. – Голос Колдера был нежным и хриплым, когда он мягко потянул ее за руку, на один шаг приближая ее к себе. – Неужели ты действительно предпочтешь столкнуться со скандалом? Неужели и в самом деле будет настолько плохо быть моей женой?

Феба сделала этот шаг, потому что задавалась тем же самым вопросом. Мысль о том, чтобы принадлежать сейчас другому мужчине – или когда-нибудь – снова балансировать на этой раскачивающейся струне между отчаянием и головокружительной радостью, взлетать от душераздирающей страсти и падать в это покрытое тьмой место посередине… Нет, она никогда добровольно не сделает это еще раз.

Когда губы Колдера встретились с ее губами, Феба закрыла глаза и стала ждать. Его рот был теплым, губы твердыми и дразнящими. Одна его рука скользнула вверх, обхватив большой ладонью ее затылок, а затем он осторожно углубил поцелуй.

Что-то внутри нее, в ее теле, узнавало его размеры, его силу и мужественность. Девушка осознала, что низ ее живота слегка потеплел, а груди начало покалывать.

Однако ее сердце осталось совершенно спокойным. Оно было в безопасности от Колдера, ему не грозила опасность бешеной скачки.

Колдер закончил поцелуй и отступил назад. Он провел рукой по ее шее, приподнимая подбородок Фебы так, чтобы видеть ее глаза.

– Неужели это было так ужасно?

Она может это сделать. Она может выйти за Колдера и спрятаться за его властью и статусом. Она унаследует траст Пикеринга. Она будет неприкосновенной.

Это будет не та жизнь, которую Феба представляла себе с Рейфом. Это будет лишь жизнь наполовину… что, возможно, лучше, чем не жить вовсе. Она даже не была уверена, что сможет вернуться обратно в Торнхолд. Рейф изменил ее своей страстью и своей энергией. Она никогда уже не станет прежней.

И все же ей снова придется измениться. Сможет ли она носить мантию герцогини?

– Колдер… ты когда-нибудь мечтал о ком-то настолько реальном… настолько великолепном… что тебе казалось, что этот человек, должно быть, появился из мечты?

Он покачал головой.

– Я не понимаю.

– Я уверена, что ты заслуживаешь лучшего, Колдер, – нежно проговорила Феба, лед вокруг ее души чуть-чуть подтаял. – Я не та, кто тебе нужен.

Он провел пальцем по ее нижней губе.

– Ты нравишься мне. Мне с тобой уютно. Я уважаю тебя и не могу отрицать, что испытываю к тебе желание. Что еще мне понадобится кроме этого?

Уют, уважение и желание. В самом деле, что любому из них может понадобиться кроме этого? На другом пути угрожающе раскачивался клинок агонии и блаженства. Ее выбор был ясен. Быть одной и пережить позор. Или стать герцогиней и избежать скандала.

Возможно… возможно, все это к лучшему. Возможно, настало время стать практичной. Разумной.

Может быть, в конце концов, любви просто недостаточно.

Феба повернулась, чтобы не ощущать прикосновений маркиза на своем лице. Ее взгляд упал на письмо со словами «Дорогая мисс Милбери». Оно не было подписано, словно Рейф не мог вынести того, что ему придется поставить под ним свое имя… точно так же, как он не смог взять с собой свое кольцо с печаткой.

В конце концов, что значит его имя без человека, привязанного к нему?

Его имя…

Феба посмотрела на Колдера, обдумывая то, что он сказал ей по поводу Рейфа, а затем перевела взгляд обратно на проклятое письмо.

Вопрос выбора времени.

И, просто и легко, решение пришло к ней.

Глава 48

Ну, что же, мои милые, – кажется, что свадьба сезона все-таки состоится! Красавец Брукхейвен и его хорошенькая Мэри-Мышь вернулись обратно к свадебной нервотрепке. Сообщается, что цветы для церемонии были заказаны на сумму порядка тридцати гиней! Если вы не приглашены на это великолепное торжество, значит, вы просто не имеете соответствующего положения, во всяком случае, не в матушке Англии!

Еще один липкий кирпич выскользнул из стены овощного подвала, оставив дыру, которая была настолько мала, что это разрывало сердце. Рейф убрал крошащуюся известку из дыры и затем снова положил кирпич на место. Ему придется остановиться на ночь. Он никогда еще не был так вымотан. Его руки кровоточили и дрожали, а плечи просто горели огнем.

Всего лишь несколько часов сна, и он начнет все сначала. Не имеет смысла утомлять себя до крайней степени. Так он никогда не доберется домой, когда сбежит!

Рейф опустился на колени, а затем сел, замерзший, оцепенелый и страдающий. Они почти не кормили его, давали только хлеб и жидкую похлебку. Неужели эти люди жестоким образом пытались поддерживать в нем слабость, чтобы он не смог сбежать? Или они просто были беспечны и глупы, не понимая, что он может умереть через неделю-другую?

Ему в голову приходила мысль о выкупе, хотя если эти парни полагали, что они смогут выжать хотя бы фартинг из Колдера после того, что Рейф сделал…

Кажется, я собираюсь заплатить за это тем или иным способом. Но ты стоишь этого, Феба.

Молодой человек позволил своему сознанию обратиться к ее теплу, к запаху ее волос, когда он прижимал ее к своему сердцу.

С титаническим усилием он снова поднялся на ноги и повернулся к проклятой дыре в проклятой стене. Только еще один кирпич, а затем он отдохнет…

Феба попыталась спрятаться от всего мира в семейной гостиной, но мир настойчиво преследовал ее в лице Тессы.

Феба вздохнула.

– В чем дело, Тесса? – Сейчас было не до любезности.

Тесса прищурила глаза.

– Я больше не буду ходить вокруг да около. Я хочу, чтобы ты разорвала помолвку с Брукхейвеном и немедленно вернулась обратно в свой заплесневелый маленький приход.

Феба не моргнула и глазом.

– Едва ли это новость для меня, Тесса. Совершенно очевидно, что ты полагаешь, будто Брукхейвена можно будет убедить захотеть жениться на Дейдре вместо меня. Может быть, ты даже права. Однако то, что ты думаешь, не имеет для меня ни малейшего значения.

Тесса презрительно усмехнулась.

– Высокомерная тупица. Я…

Феба прервала ее, резко рассмеявшись.

– Я думаю, что едва ли ты находишься в том положении, чтобы называть кого-то «тупицей», Тесса. А сейчас я отказываюсь выносить тебя хотя бы минутой дольше. Ступай, раздражай Дейдре.

Тесса побледнела от ярости.

– Убирайся обратно в Торнхолд или будь готова к последствиям!

Феба сложила руки на груди и со скучающим видом изучала Тессу.

– К каким последствиям, Тесса? Ты оденешь меня в платье с оборками, как Софи?

Тесса подошла ближе, ее подбородок злобно выдвинулся вперед.

– Если ты немедленно не разорвешь помолвку с Брукхейвеном, я сделаю так, что он и все в Лондоне узнают о Марбруке!

Феба уставилась на нее.

– Ты полагаешь, что кто-то в Лондоне станет вспоминать об этом, как только я надлежащим и респектабельным образом выйду замуж через несколько дней? – Девушка пожала плечами. – А Брукхейвен уже знает.

Тесса задохнулась.

– Он знает? И он все еще…

Феба закатила глаза.

– Боже, Тесса, не будь глупее, чем это нужно! Брукхейвен знает, и скоро это никого не будет волновать, обещаю тебе. Так что держи свой ядовитый, дилетантский шантаж при себе, будь любезна. – Феба отвернулась.

Тесса потянулась, чтобы беспощадными пальцами схватить ее за руку и дернуть к себе.

– Готова поспорить, что ты не рассказала Брукхейвену про тот неприятный маленький инцидент, который случился, когда ты была девочкой, не так ли?

Феба замерла.

– О чем ты говоришь?

Тесса обнажила зубы, но при этом не улыбалась.

– Я говорю о фатоватом маленьком учителе танцев и о легкомысленной маленькой дочери викария. – Она сложила руки на груди и приподняла подбородок. – Я говорю о разнице между одной ошибкой и распутными привычками, которые длятся всю жизнь. Неужели ты думаешь, что он все еще будет хотеть тебя, когда узнает о том, как часто тобой пользовались?

Феба долго и серьезно смотрела на Тессу.

– Викарий не рассказывал тебе об этом.

Тесса заморгала.

– Рассказывал! – Но ее взгляд скользнул в сторону, когда она произносила эти слова. – Он предупреждал меня перед тем, как позволил мне привезти тебя в Лондон!

– Нет, – медленно возразила Феба. – Я могу ненавидеть своего отца время от времени и даже могу желать навсегда сбежать от него… но он никогда не выдал бы меня кому-нибудь, похожему на тебя. Он презирает тебя и все то, что ты поддерживаешь.

Девушка прищурила глаза и сделала продуманный шаг по направлению к Тессе.

– Итак, как ты узнала об этом? Только три человека во всем мире знали – я, викарий и сам фатоватый учитель танцев…

Феба почувствовала, как знакомые цепи манипуляций и контроля снова опутывают ее.

– Ты послала Терренса в Торнхолд. Я забыла об этом. Как ты могла сделать это со мной? Мне было все лишь пятнадцать лет!

Но опять же, не было причин удивляться. Это была Тесса.

Тесса не проигрывает.

Тесса надменно вздернула вверх подбородок.

– И что из того? Твой отец попросил меня помочь. Это все, что он мог сделать, чтобы сдержать твой дикий нрав. Он попросил меня выбрать несколько квалифицированных людей…

– Квалифицированных? Как эта горничная, которую папа нанял для меня – та, что оставляла меня без сопровождения, чтобы ночь за ночью проводить в объятиях любовника? Или как та гувернантка, которая выпила все запасы бренди в доме до последней капли и исчезла всего лишь через неделю?

Феба рассмеялась отрывистым, резким смехом.

– И как идеально я попала в твою ловушку. Одинокая, неуверенная в себе девушка и хищный молодой человек, разыскивающий возможность беззаботно провести жизнь…

Феба остановилась, еще одна возмутительная догадка сформировалась в ее голове.

– Ты рассказала Терренсу про траст, не так ли – хотя, должно быть, ты опустила несколько ключевых деталей, иначе он бы знал, что я никогда не получу деньги, если выйду за него замуж…

Тесса отступила на несколько шагов, почти что отбежала.

– Я ничего такого не делала и ты не сможешь ничего доказать!

Сейчас Тесса выглядела по-настоящему встревоженной. Но так и должно было быть, потому что если она проболталась Терренсу, то все они будут немедленно лишены прав на траст, даже Дейдре.

– Нет, – медленно произнесла Феба. – Ты не сделала этого… хотя я уверена, что ты намекнула на что-то подобное, иначе он не стал бы прилагать таких усилий, чтобы завоевать меня. Терренс никогда не любил утруждать себя.

– Все это вздор, – отрезала Тесса. – Я сделала все, что в моих силах, чтобы помочь твоему отцу пройти через трудный период времени, и вот какую благодарность я получила! Ты всегда была неблагодарной девчонкой! Я знала, что ты окажешься скверной, когда этот идиот сообщил мне, что ты сдалась только после целого месяца ухаживаний… – Выражение ужаса на ее лице было очень кратким, но многозначительным.

Феба ощутила, как холодное, уверенное ощущение самоконтроля внутри нее превращается в лед. Ее ненависть была не горячей и пылающей, а ледяной и непреклонной.

Пора заканчивать это кукольное представление.

– А что, если у меня не будет больше секретов, Тесса? Что, если мир узнает их все? За какие ниточки ты будешь дергать тогда? – Ее губы сложились в улыбку, но внутри себя она не ощущала ничего, кроме льда. – Хочешь выяснить это?

Тесса удивленно захлопала глазами, замешательство наконец-то наморщило ее безупречный лоб.

– Что…?

Феба отвернулась и сделала шаг по направлению к окну. Мир, лежащий за ним, был огромен. Так много людей, так много секретов. Несомненно, ее секреты вовсе не были настолько интересными… а если и были, то какое ей до этого дело?

– Что, если я расскажу обо всем, Тесса? Что, если я поведаю сплетникам о том, что они жаждут знать – о Терренее… и о Марбруке… и о трасте Пикеринга.

Тесса резко втянула воздух.

– Ты… ты не сможешь этого сделать! Подумай о семье – подумай о своем отце!

– О, я думаю, что он переживет. Он никогда особенно не хотел быть викарием, знаешь ли. С состоянием Брукхейвена я смогу купить ему прекрасный коттедж, где он сможет читать весь день, если ему этого захочется.

– Но… что будет с Дейдре? С Софи? Со м… – Со мной.

Феба отвернулась от окна, лед внутри нее превратился в камень.

– Дейдре – красавица с хорошими связями и многочисленными поклонниками. Я уверена, что она очень неплохо устроится.

– Умоляю, не стоит обо мне беспокоиться, кузина.

Феба и Тесса обернулись к двери и увидели там Дейдре и Софи, наблюдающих за ними.

Дейдре продолжила.

– Я уверена, что моя любящая мачеха поддержит меня. – Ненависть в голосе девушки совпадала с ненавистью Фебы – или, возможно, даже превосходила ее. Кто знает, как на самом деле Дейдре страдала из-за Тессы все эти годы?

– А что касается Софи… – Это было проблемой, потому что из всех них Софи была наименее защищена.

– Что касается Софи, – перебила Софи, – то я не планирую выходить замуж – никогда – так что я ничего не потеряю из имеющихся возможностей.

Феба кивнула. Софи как раз может оказаться самой разумной из всех кузин.

– Итак, видишь, Тесса, никто не пострадает от этого – кроме тебя. Никто не будет наносить тебе визиты. Никто не станет присылать приглашений.

Бледность Тессы выдавала страх перед подобным результатом, но она все равно огрызнулась.

– У меня есть друзья – влиятельные друзья. Они не покинут меня.

– В самом деле? А что все твои дорогие друзья подумают о твоей собственной добродетели в качестве опекуна и компаньонки? Разве самой священной обязанностью леди в старой доброй Англии не является защита своих дочерей от позора с тем, чтобы мы могли выгодно выйти замуж и произвести на свет много дочерей, которые быстро разойдутся на брачном рынке? В конце концов, если я разглашу эту историю про Терренса, то, несомненно, поведаю всем и о твоем участии в этом деле. Разве они не зададутся вопросом, какая часть из всего этого произошла из-за твоего влияния? Захотят ли они твоего дальнейшего присутствия возле своих собственных драгоценных дочерей?

Тесса побледнела и затряслась от ярости.

– Ты – глупая распутница. Неужели ты так легко примешь все это? Ты думаешь, что ничто из этого не повредит тебе – думаешь, что выйдешь замуж за Брукхейвена и никто не станет беспокоиться о том, что ты сделала? Не будь идиоткой, девчонка! Ты разрушишь все свое будущее!

Феба на мгновение задумалась об этом, выражение ее лица было безмятежным.

– Да. Я могу это сделать. Я могу разрушить свою собственную жизнь без всякой помощи от тебя или от папы или даже от Марбрука. Мое будущее – это мое решение. – Затем она слегка улыбнулась. – А тот факт, что я утащу тебя на дно вместе с собой, будет только завершающим штрихом моего падения.

Затем низкий голос послышался от двери.

– Леди Тесса, неужели вы надеетесь, что я отменю свадьбу только потому, что ревнивая, злобная женщина выставит напоказ трагический обман, от которого пострадала моя невеста?

Тесса резко обернулась. Феба оглянулась и увидела Колдера, стоящего в дверном проеме с вежливым вопросительным выражением на лице, но с мрачной жаждой убийства в глазах.

Даже Тесса была не настолько эгоцентрична, чтобы не заметить это. Сейчас Феба легко могла поверить, что Колдер способен на насилие.

Но он никогда не причинит вреда женщины, даже если она настолько злорадная, как Тесса.

Колдер кивнул ей.

– Мисс Милбери.

Феба склонила свою голову в ответ.

– Лорд Брукхейвен.

Колдер повернулся кругом и ушел, забрав с собой остатки власти, которую Тесса еще могла иметь над Фебой.

Он на самом деле замечательный человек. Как жаль, что она его не любит.

Глава 49

Суматоха свадебных приготовлений жила собственной жизнью. Казалось, слуги в точности знали, что нужно делать для того, чтобы устроить подобное празднество, несмотря на то, что последняя свадьба маркиза Брукхейвена состоялась в этом доме лет сорок назад. Феба полностью предоставила их самим себе. В любом случае, слуги были более искушенными в этом искусстве, чем она сама.

Викарий проводил свои дни, бормоча о «ошеломляющей коллекции» библиотеки и тщательнейшим образом старался не замечать того, что с его дочерью что-то не в порядке. Феба позволила ему это, поскольку ее отец не мог ничего сделать, чтобы улучшить ситуацию.

Лемонтёр лично доставил свадебное платье. Ошеломляющее творение цвета слоновой кости было гораздо красивее, чем девушка помнила.

Вспоминать о платье означало думать о Рейфе. Когда Феба попыталась примерить платье для портного, она не смогла скрыть слез, которые набежали на глаза.

– О, милая, не надо капать на шелк! – Лемонтёр вручил ей надушенный носовой платок и нежно потрепал ее по руке, пока она плакала на его плече.

Когда девушка выпрямилась, чувствуя себя лучше, хотя и немного оцепенело, портной вытер ее влажные щеки и снова повернул к зеркалу.

– Вы слишком прекрасны, чтобы быть такой печальной, – твердо заявил он. – И я не потерплю угрюмой невесты в одном из моих платьев. А теперь скажите мне, что случилось.

Феба рассказала ему все, каждый незначительный и тайный аспект своей жизни, потому что она невероятно устала от своих собственных секретов. Когда она дошла до той части, в которой исчез Рейф, глаза Лемонтёра расширились от удивления в первый раз с тех пор, как она начала свое повествование.

Почему он удивился только теперь? Господи, неужели он уже знал все остальное?

Маленький портной всплеснул руками.

– Как вы могли утаить такую важную информацию от меня? – Он уперся кулаками в бедра. – В самом деле, через что только люди не заставляют меня проходить!

Девушка удивленно посмотрела на него.

– Но… я все же собираюсь завтра выйти замуж, сэр.

Но Лемонтёр уже суетился, хлопнув в ладоши и приказав Кэботу собрать все его вещи и позвать его кучера.

– Так много дел… – Он послал ей воздушный поцелуй, когда стремительно покидал комнату. – Пока-пока, моя дорогая! Счастливого свадебного дня!

Феба осталась стоять в своей комнате, наряженная, в свадебное платье, задумавшись над тем, какую часть своей печальной истории она пропустила.

Стикли пристально разглядывал вышедший несколько дней назад газетный листок со сплетнями, который Вульф только что в замешательстве сунул ему в руки. Вульф в ярости шагал по крошечной лачуге, пока Стикли читал газету.

– Подготовка к свадьбе продолжается? – Стикли поднял голову. – Как они могут говорить об этом? Мы написали письмо… мы украли его сиятельство!

– Мы украли кого-то, – прорычал Вульф. – Не Брукхейвена, очевидно.

Стикли заморгал.

– Но тогда кого? Он выглядел как маркиз… он был в экипаже Брукхейвенов…

Вульф проглотил последнюю каплю виски, а затем бросил пустую бутылку через комнату, где она разбилась о камни очага. Стекло посыпалось на прекрасные сапоги, грубо брошенные туда же несколько дней назад.

– Мы украли проклятого ублюдочного повесу, вот оно что! Мы оставили маркиза в тепле и уюте в Лондоне, и рисковали всем, чтобы похитить его чертова единокровного брата!

Стикли сдвинул брови, неспособный отрицать очевидное. Затем он выпрямился.

– Свадьба!

– Что?

Стикли встал и схватил свою шляпу.

– Мы все еще можем успеть на нее, если поторопимся.

Вульф презрительно усмехнулся.

– Зачем это нам нужно?

Стикли одернул свой жилет и разгладил сюртук.

– Мы уже проиграли, Вульф – и я думаю, что хорошо, что наш план провалился. Это слишком неприятное дело для таких людей, как я. А что до самой свадьбы, то мы на нее приглашены. В данный момент лучшее, на что мы можем надеяться – это освободить себя от малейших подозрений. Разве ты не думаешь, что будет весьма странно, если мы пропустим свадьбу нашего единственного клиента – самую грандиозную свадьбу года?

Вульф выдохнул, признавая свое поражение.

– Я ненавижу свадьбы. – Затем он указал подбородком в сторону двери, ведущей в подвал. – А что насчет него?

Стикли фыркнул. Он из принципа не одобрял повес. Так же, как и ублюдков. Ублюдочные повесы, которые пытаются соблазнить хорошеньких молодых леди, находились очень низко в этом списке.

– Он останется. Мы пошлем анонимную записку в ближайшую деревню, как только вернемся в Лондон. Кто-нибудь придет и выпустит его.

Как только мисс Милбери должным образом выйдет замуж за приятного, приличного джентльмена!

Обед этим вечером перед свадьбой прошел в чрезвычайно подавленной обстановке. Феба пока располагалась на своем «гостевом» месте. Было еще много времени до того момента, как она переместится на стул, более подходящий ее положению в семье. Колдер сидел во главе стола, что происходило каждый вечер с тех пор, как он привез ее обратно. Забавно, но с тех пор, как Феба предала маркиза, она стала гораздо чаще видеть его.

С помощью вилки девушка рисовала линии в подливке на своей тарелке. К счастью, Колдер не целовал ее больше. Этот поцелуй не был неприятным, но потребуется очень долгое время, чтобы огонь той блаженной ночи исчез из ее воспоминаний.

Конечно же, у нее уйма времени для этого, не так ли?

Она прошла через все испытания во время свадебных приготовлений, хотя не смогла даже бросить взгляд на список рассадки гостей с замечаниями, написанными на нем четким, с завитушками почерком Рейфа.

– Просто сделайте это, – попросила девушка Фортескью, который серьезно кивнул и ушел прочь.

Когда же простой взгляд на его почерк перестанет воспламенять ее воспоминания? Она должна погасить этот факел. Она должна отправить эту Фебу обратно спать… возможно, навсегда.

В доме над ним царила тишина теперь уже на протяжении нескольких часов. Поначалу Рейф едва замечал это, сосредоточившись только на том, чтобы извлекать древнюю известку, казалось, по одной грануле из стены подвала. Только когда очередной кирпич упал мимо его дрожащих рук и ударился об пол, тогда он в тревоге застыл и прислушался.

Не было слышно никаких звуков – и мужчина осознал, что так продолжалось уже некоторое время. Ни скрипа, ни звука шагов. Рейф внимательно прислушивался. Они могли просто спать.

Или они оба могли одновременно уйти. Такого никогда не случалось прежде. Чтобы проверить, молодой человек взял кирпич и со всей силы запустил его в тяжелую, окованную железом дверь погреба.

Послышался гулкий грохот, пыль и песок посыпались вниз с древних досок над его головой.

К тому же кирпич пробил дыру размером с руку в покрытой мхом двери. Рейф уставился на нее, хриплый удивленный смех вырвался из его горла. Все это время он потратил на то, чтобы подкапываться под покрытую плесенью дверь!

Он просунул руку через отверстие, но не смог дотянуться до задвижки. Нагнувшись, Рейф подобрал упавший кирпич и легко ударил им по двери. Дыра немедленно расширилась настолько, что теперь он смог просунуть сквозь нее свою руку целиком.

Мгновение спустя он уже проходил через дверь в помещение, которое оказалась всего лишь нищенской лачугой. Здесь никого не было, но его сапоги лежали заброшенными у камина.

Рейф немедленно шагнул к ним.

– Ой! – Он подпрыгнул и поднял правую ногу. Кровь сочилась из того места, где осколок стекла размером с визитную карточку глубоко впился в его плоть.

Ублюдки не могли уйти просто так, не так ли? Он выдернул осколок и, не переставая ругаться, промокнул порез подолом своей грязной рубашки. Наконец кровь остановилась, и он смог осторожно натянуть сапоги.

Здесь больше не было ничего ценного – ничего, кроме брошенного газетного листа на столе. Пора уходить. Рейф захромал к двери.

Что-то привлекло его взгляд, когда он проходил мимо стола. Красавец Брукхейвен…

Молодой человек остановился, взял листок и начал читать.

О нет. О Боже, нет.

Феба!

Как она могла сделать это? Разве она не знает, как он любит ее? Разве она не знает, что это уничтожит его…

Рейф смял газетный лист в руке. В конце концов, она сделала свой выбор.

Самое ужасное было в том, что он даже не мог затаить злобу на Колдера из-за его невесты. Он никогда не видел своего брата таким беззаботным, как когда тот ухаживал за Фебой – и никогда он настолько не ощущал себя предательским дьяволом, как в то утро, когда он проснулся рядом с Фебой. Колдер хороший человек – и он, несомненно, никогда не совершил бы такого поступка по отношению к Рейфу.

Но то, что Рейф не мог ненавидеть их из-за того, что они вступают в брак, не означало, что он хотел видеть Фебу и своего брата вместе, год за годом, сближающихся, заводящих детей, до тех пор, пока он сам на станет лишь тусклым лицом за их столом – бедным дядей Рейфом, который так и не женился.

Нет. Он отправится в Йоханнесбург, попытается заняться плантациями…

Моя дорогая мисс Милбери…

Как странно. Это выглядело как почти его почерк на клочке бумаги, который высовывался из-под ножки стола. Или это была записка Колдера, которую он украл? Рейф наклонился, чтобы вытащить ее.

Моя дорогая мисс Милбери, я сожалею, что не в состоянии выполнить свое обещание, данное вам…

Что за черт? Рейф быстро подошел к грязному окну, где свет был ярче. Это не была записка Колдера – хотя сходство почерков было необыкновенным – и не что-то из того, что он сам когда-либо писал!

Я передумал жениться на вас…

Здесь была видна и часть другой строчки, а в верхней половине ясно обозначились завитушки.

Я не мог вынести того, чтобы сказать вашим – нет, вам – лично. Эта записка всего – нет, все – что вы по…

Все, что вы получите?

Рейф закрыл глаза, пытаясь вспомнить все, что он слышал из краткого спора по поводу письма.

«Не могу копировать…»

«Подписывался за меня…»

«Могу достаточно хорошо подделать…»

Подделка.

Рейф перевел взгляд с обрывка письма на газетный лист, на котором было нарисовано бледное лицо Фебы.

– О Боже.

Его похитители по какой-то невероятно странной причине и попытались заставить Фебу поверить в то, что он не захотел иметь с ней ничего общего после…

Его желудок сжался при мысли о той боли, которую она должна была ощутить – и особенно после того, что она уже перенесла в своей юности! Неудивительно, что она обратилась к Колдеру…

Свадьба!

Рейф быстро вернулся к столу и с безумной спешкой начал разглаживать морщины на газетном листе, его взгляд метался по тексту, отыскивая дату. Черт побери, где же эта проклятая дата?

Вот. Двенадцатое мая – о Боже, какое же сегодня число? Десятое? Одиннадцатое?

Рейф засунул оба обрывка бумаги в свой карман, затем выбежал из коттеджа, его сердце уже летело впереди него в Лондон.

Подожди меня. О Боже, Феба – пожалуйста, пожалуйста, подожди!

Глава 50

Рассвет утром в день ее свадьбы оказался удручающе ясным и красивым. Феба знала это, потому что наблюдала за тем, как встает солнце после длинной и бесплодной ночи вопросов.

Правильно ли она поступает? Не обрекает ли она себя на несчастье? Что, если она никогда не полюбит снова? Будет ли в ее жизни достаточно других занятий, которые будут стоить того, чтобы дышать, есть и продолжать жить?

Что касается жизни без Рейфа – ну что же, у нее есть воспоминания, хорошие воспоминания, о которых она не могла заставить себя сожалеть. Были и худшие вещи на свете, чем влюбиться в неправильного человека… конечно же, без предварительной подготовки Феба не смогла бы придумать ни одной такой вещи.

Возможно, за исключением собственного бессилия. Девушка приподняла подбородок и уставилась на зеленый сад Брук-Хауса. Ее никогда больше не купят или не продадут, никогда не украдут или не обменяют, никогда не заявят на нее права, чтобы потом отвергнуть.

С этого дня и впредь она сама будет решать свою судьбу.

Рейф устало тащился по дороге в Лондон. Конечно, он был не единственным, кто путешествовал в этом направлении, даже в этот ранний час, когда солнце только выглядывало из-за горизонта. Однако насколько он мог видеть, он был в одиночестве.

Даже если бы повозки и проезжали мимо, Рейф не был уверен в том, что кто-то пришел бы на помощь оборванному, грязному типу, хромающему вдоль дороги в пыльных сапогах. Рейф уже осознал, что он неузнаваем – хотя, учитывая его репутацию, если бы его и можно было узнать, то это не принесло бы ему большой пользы!

Такие мысли совсем не помогали ослабить раздражающую беспомощность, которая угрожала задушить его. Рейф не мог двигаться быстрее, чем двигался сейчас, потому что больше не мог заставить свои ноги бежать. Он несколько дней нормально не ел. Молодой человек с радостью попросил бы помощи, но не увидел ни деревни, ни фермы с тех пор, как небо стало светлее.

Только твердая воля и желание увидеть Фебу удерживали его в вертикальном положении.

Не делай этого, любовь моя.

Подожди меня.

После того, как Патриция помогла ей надеть платье и сделала прическу, Феба отправила горничную помочь Софи. Доброжелательная девушка была мягкой и чувствительной, но Фебе нужно было побыть наедине со всем отчаянием кошки, попавшей во двор, полный собак.

Конечно же, это означало, что викарий должен нанести ей визит.

Он замаячил в дверях в своих обычных темных одеждах и строго повязанном галстуке, как будто собирался на похороны, а не на свадьбу.

Хотя, с другой стороны, возможно, это она слишком разоделась для такого события. Взгляд Фебы вернулся обратно к солнечному саду.

– Однажды я почти убил человека.

Феба с изумлением обернулась.

– Он был моим соперником, одним из поклонников твоей матери. Я забил его почти до смерти всего лишь кулаками и яростью в своем сердце. – Викарий смотрел в окно ее комнаты, его отстраненное выражение лица и такой же тон голоса резко контрастировали с его словами.

Это было невозможно – это ложь – но все же викарий никогда, никогда не лгал. Замалчивал правду, это так, но никогда не лгал.

– Он выжил, но едва-едва. Не думаю, что он по-настоящему поправился, если даже жив и по сей день. – Викарий щелчком сбил пятнышко пыли с драпировки. – Я был бы очень рад заявить, что он заслужил это, что мой соперник совершил какое-то ужасное преступление, или даже предавался бесчестному поведению – но он не сделал ничего из этого. Он всего лишь насмехался над моей собачьей преданностью Одри… Может быть, это было даже добродушное поддразнивание, сейчас не могу вспомнить. Я набросился на него, повалил его на землю и снова и снова наносил противнику удары…

Феба увидела, как у викария задрожали пальцы вытянутой руки. Это был единственный признак эмоций.

– Конечно же, он был совершенно прав. Я был слишком сильно привязан к девушке, которую едва знал – и все это началось с нашей первой встречи. Я прикоснулся к ее руке и все мысли о других вылетели из моего сознания. Я был без ума от нее – и не в том смысле, в котором вы, молодежь, используете это слово. Я совершенно буквально влюбился без памяти. Я не знаю никаких других слов, чтобы выразить это чувство. Было так, словно я не мог дышать, когда ее не было в комнате – словно она была для меня самим воздухом.

Я знаю. О, милосердные небеса, я знаю.

– Тогда она отослала меня прочь. Я просил ее позволить мне остаться, умолял на коленях… Я пугал ее своей страстью, но все же она проявила твердость и настояла на том, чтобы я уехал и вернулся тогда и только тогда, когда научусь контролировать свое безумие.

Викарий отвернулся от окна и от воспоминаний, которые отражались в нем. Он глубоко вдохнул и разгладил отвороты своего сюртука. Его взгляд, как обычно серый и холодный, остановился на лице дочери.

– Я решил стать священником, – продолжил он так, как будто обсуждал что-то не слишком важное, например замену драпировок. – Я обратился к холодным камням аббатства, чтобы они вытянули жар из моей крови, и я отдал свою жизнь на служение человечеству в качестве искупления за совершенное насилие. Когда я закончил обучение, мне предоставили проживание в приходе в Торнхолде. Я послал Одри объявление о моем новом существовании, и она ответила короткой запиской с одним-единственным словом «да».

Феба сглотнула. Кто был этот человек перед ней? Она считала его холодным, лишенным сильных эмоций. Но все это время, он тоже маскировался?

– Папа, я…

Он поднял руку, чтобы остановить ее.

– Я говорю тебе это не просто так, а чтобы предостеречь тебя. В твоих жилах бежит горячая кровь. Я передал тебе свое проклятие. Я увидел это, когда тебе было пятнадцать лет, и испугался за тебя. Я винил во всем себя. А сейчас… – Викарий позволил себе выдохнуть и даже почти – но не совсем – улыбнуться. – Сейчас я знаю, что я носил в себе страх и вину без причины. Ты сильнее, чем я.

Феба ощутила, как ее глаза обожгло острой благодарностью за это крошечное одобрение – слезы, которые викарий не захочет увидеть. Она сморгнула их, пока ее отец продолжал.

– Конечно же, это может быть просто потому, что, будучи женщиной, ты не способна на такие глубокие чувства.

Феба беззвучно рассмеялась, не испытывая горечи. Викарий… это викарий. Колесо жизни продолжает вращаться, мир не меняется.

Девушка сделала шаг вперед и легко положила руку на его предплечье.

– Спасибо за то, что ты рассказал мне, – произнесла она, стараясь говорить ровным голосом. – Я приму твои слова близко к сердцу.

Очевидно, это было все, что викарий по-настоящему хотел услышать от нее. Он кивнул, чуть заметно ослабшее напряжение возле его губ было самым близким намеком на улыбку, которую, как она понимала, ей никогда не удастся увидеть.

– Понимаешь, ты сможешь жить в мире и спокойствии, – добавил ее отец небрежным тоном. – Я сам никогда не отклонялся от этого – кроме одного раза в гостинице в Биддлтоне.

Гостиница в Биддлтоне.

Феба заморгала. В тот день викарий был в ярости, но его ярость выражалась только в более отрывистом, чем обычно тоне, и в том, с какой силой, до побелевших суставов, он схватил ее за руку…

Его рука, обхватившая ее локоть, суставы пальцев были ободранными и кровоточащими…

Побег Терренса, без шляпы, в распахнутом жакете, ни разу не оглянувшегося на окно, у которого она стояла, наблюдая за тем, как он оставляет ее позади…

– Мне потребовался почти час, чтобы снова начать контролировать себя в тот день, – проговорил викарий.

Она просидела час в своей комнате, ожидая, что Терренс вернется за ней.

– Ты видел Терренса?

– Видел его? Да я избил этого труса до полусмерти! Мне пришлось угрожать его жизни – и твоей тоже! – до того, как он оставил тебя!

Феба потрясенно смотрела на отца. Он отвел взгляд от боли в ее взгляде, виноватое самодовольство было написано на его лице.

– Ты была предназначена для лучшего! Я пообещал твоей матери…

Ледяная ярость начала подниматься внутри Фебы.

– Ты прогнал его? Я ведь любила его!

Викарий дернулся.

– Ну, он же бросил тебя, не так ли? И затем – ведь позже он прислал меньше дюжины писем! Едва ли это настоящая любовь!

Писем?

И все же ее ярость не могла выдержать долго по сравнению с ее нынешним несчастьем. Какое сейчас это имеет значение? Она была бы несчастна с Терренсом, даже если у него и было намерение жениться на ней. Сейчас Феба могла быть не слишком счастлива, но, тем не менее, ее настоящее было гораздо предпочтительнее, чем перспектива всю жизнь стирать грязные чулки бездельнику-музыканту.

Девушка отвернулась от викария и снова обратила свой покрасневший взгляд к саду.

Кажется, скоро зацветут розы.

Чуть слышное позвякивание упряжи вывело Рейфа из его оцепенелого продвижения. Он поднял взгляд вверх, моргая от утреннего света. Пока он вглядывался, появилось видение. Изящный одноконный экипаж тянул пони с ленточками лавандового цвета в гриве и щеголял пурпурными расписными боками и золотой эмблемой на двери – витиеватой буквой «Л».

Низенький, озорной человечек управлял экипажем. Когда он приблизился к Рейфу, то радостно улыбнулся.

– Вот вы где, милорд! Я подумал, что вы можете идти этой дорогой!

Рейф был слишком изумлен, чтобы делать что-то, кроме того, чтобы стоять с открытым ртом. Человек натянул поводья и остановил пони, а затем спрыгнул вниз. На нем был пурпурный сюртук, белый жилет из мерцающего шелка и щеголеватая маленькая шляпа, которую он снял, когда низко поклонился.

– Лемонтёр к вашим услугам, милорд!

Рейф удивленно заморгал.

– Портной?

Мужчина элегантно пожал плечами.

– Я предпочитаю быть известным, как создатель прекрасных платьев, но пока и это звание подойдет. – Он махнул рукой, словно отгонял в сторону негодование. – Я пришел, чтобы помочь вам в ваших устремлениях, милорд. – Он счастливо улыбнулся. – Разве сам звук этих слов не заставляет ваши колени подгибаться?

Так как колени Рейфа начали подгибаться многие мили назад, то он лишь молча уставился на портного в ответ.

Лемонтёр нахлобучил шляпу обратно на голову и усмехнулся.

– Я готов поспорить, что вы размышляете о том, как я узнал, где искать вас! Это была замечательно проделанная детективная работа…

Рейф покачал головой.

– Не совсем. Письмо было отправлено из деревни вот там. – Он указал пальцем через плечо. – А это единственная дорога в Лондон.

Лемонтёр нахмурился.

– Ох. Ну, хорошо, согласен. – Потом он успокоился, и его улыбка появилась вновь. – Сожалею, что я так задержался, что мне потребовалось чертовски много времени, чтобы найти именно белую.

Так как его день – нет, вся его неделя! – уже была достаточно странной, то это заявление вызвало у Рейфа лишь крошечную частицу любопытства.

– Белую что?

Маленький человечек рассмеялся.

– Белую лошадь, конечно же! – С поклоном и взмахом руки он указал на заднюю часть экипажа.

Рейф, спотыкаясь, сделал небольшой шаг влево и увидел – как вызванное истощением видение источника перед человеком, потерявшимся в пустыне! – прекрасную белую чистокровную длинноногую лошадь, оседланную и готовую к езде, привязанную к задку нелепого экипажа.

Огонь желания снова увидеть Фебу по-новому вспыхнул внутри Рейфа, выжигая остатки отчаяния. Он повернулся к портному.

– Какой сегодня день?

Человечек наклонил голову и в ответ посмотрел на него странно мудрыми глазами.

– Сегодня тот самый день, милорд.

Мгновение спустя, Лемонтёр смотрел вслед облаку пыли, производимому стучащими копытами. Он улыбнулся и одним пальцем поправил свою шляпу так, чтобы она сидела под еще более лихим углом.

– Сэр Дождик, – произнес он, обращаясь к толстому пони, – мы очень хорошо поработали сегодня. – Портной забрался обратно на сиденье со счастливым вздохом и щелкнул языком, подавая знак пони. – В самом деле, очень хорошо. А теперь поторопись, или мы можем пропустить свадьбу!

Глава 51

Рейф соскользнул со своей прекрасной белой лошади и споткнулся о булыжники перед собором. Он въехал бы на своем замечательном, красивом коне прямо в апсиду[18], если бы мог это сделать, потому что его собственные ноги в настоящий момент, кажется, совершенно не хотели двигаться.

Как бы то ни было, но он, хромая, покачиваясь и шатаясь, прошел через большие двери в заднюю часть огромной церкви…

Прямо в громадную толпу зрителей, которые стояли, потому что больше негде было сидеть. Церковь была набита просто под завязку, и Рейфу потребовалось несколько драгоценных минут, чтобы, извиняясь и прося прощения, а иногда даже толкаясь, проложить себе путь сквозь эту толчею.

Он мог слышать, как священник дает указания. Церемония уже началась! Собрав остатки своего отчаяния, молодой человек бросился через толпу и обнаружил, что, спотыкаясь, бредет по пустому проходу. Его ноги подогнулись, и он упал на колени.

– Феба! – Его голос был слишком слаб. Он закашлялся. – Феба!

Рейф попытался стряхнуть истощение, от которого все перед глазами расплывалось. Далеко впереди он увидел две фигуры, стоящие перед кафедрой проповедника – одна была большая и темная, другая – невысокая и белая. Белая фигура обернулась в ответ на его хриплый крик.

– Рейф?

Он услышал, как вокруг него начали шептаться. Со всех сторон потянулись руки, чтобы помочь ему встать на ноги. Были ли это добрые самаритяне или просто зрители, которые хотели увидеть продолжение спектакля – едва ли это имело значение. Наконец-то Рейф стоял перед ними, чуть заметно покачиваясь.

Его брат и женщина, которую он любит, стоят вместе перед священником. Это причиняло боль – Боже, какую сильную боль!

Колдер уставился на него.

– Мой Бог, Рейф! Где ты был?

– Последние две недели я сидел взаперти в подвале для овощей.

Колдер долго изучал брата.

– Ты выглядишь так, словно дюйм за дюймом выцарапывал себя оттуда.

– Я бы выкопал себя даже из могилы, чтобы вернуться за Фебой… – Он повернулся к ней. – Я знаю, что ты должна была подумать… – Господи, было так больно смотреть на нее, видеть, как потемнели ее глаза. Она была так бледна, под глазами темные круги, а щеки ввались. Феба выглядела ужасно.

Но она никогда не казалась ему более красивой.

– Я люблю тебя, Феба. Я люблю тебя больше, чем когда-либо представлял себе возможным. Я знаю, ты думаешь, что это только желание… – Она начала протестовать. Рейф поднял руку. – Я должен сообщить, что полюбил тебя с той первой ночи. Я должен был немедленно сделать тебе предложение, когда схватил в свои объятия, чтобы увести в танце подальше от шампанского, которое ты разлила…

– Я знала это! – прорычала Тесса из толпы зрителей.

Дейдре и Софи одновременно повернулись, чтобы впиться в нее взглядом.

– Заткнись, Тесса!

Феба ни на мгновение не отрывала взгляда от Рейфа.

– Могу я сейчас кое-что сказать?

– Пока нет. – Он переместился, чтобы встать перед ней. – Я задолжал тебе так много, больше, чем я когда-либо смогу возместить. – Попытка встать на колени почти лишила его сознания, но Рейф сморгнул серый туман. Он сунул руку под рубашку и вытащил потрепанную розу, бедный дикий цветок, сорванный на придорожном колючем кусте.

Он протянул ее Фебе с поклоном.

– Уедемте со мной, миледи, – проскрипел он. – У меня есть долина исключительной красоты, ведомая только мне…

– Это лорд Рафаэль? – Архиепископ Кентерберийский сделал шаг вперед. – Милорд, вы знаете, что церемония уже состоялась?

– Нет… – Рейф покачал головой. – Да… Я имею в виду… Что вы сказали?

Все закончилось. Испытывая мучения, он обратил взгляд на Фебу. Она смотрела на смятую розу в его руке. По щекам у нее текли слезы.

Девушка встала на колени, чтобы взять у него цветок.

– Твои бедные руки, – прошептала она. – Что ты сделал с собой?

– Это самый неортодоксальный случай, милорд. – Архиепископ сунул одну руку под свою просторную мантию и вытащил оттуда сложенную бумагу. – У меня сложилось впечатление, что ваше присутствие здесь сегодня не предполагалось.

– Но… – Рейф никак не мог заставить себя поверить в эту катастрофу. – Но я первый попросил ее руки.

Его голос был еле слышен даже ему самому, но Феба кивнула и прижала розу к своей щеке.

– Да. Так и было.

– Вы должны были подумать об этом прежде, чем подписали эту доверенность, милорд, – продолжал сердито разглагольствовать архиепископ. – Я не одобряю этих поспешных браков. Я так и сказал вашему брату и вашей жене, но его сиятельство и ее сиятельство настаивали…

Рейф в замешательстве попытался подняться.

– Что… подождите… – Он поднял вверх руку. – Доверенность?

Жена?

– Да, Рейф. – Колдер выступил вперед, чтобы взять бумагу из рук архиепископа. Он развернул ее и показал Рейфу, одновременно послав ему многозначительный взгляд, который Рейф узнал после долгой жизни в наполовину братском союзе. Не завали это дело!

– Конечно, ты припоминаешь брачную доверенность, которую ты подписал, чтобы я мог занять твое место у алтаря, когда понял, что неминуемо задержишься, – подсказал Колдер. – Это твоя подпись, не так ли?

Заблаговременно согласованный ответ на этот сигнал был следующим: «Да. В точности так, отец» или «учитель» или «профессор».

Рейф посмотрел на доверенность. На ней красовалась его подпись, и это была, черт побери, намного лучше сработанная подделка, чем у тех олухов, которые держали его в плену.

Жена.

Его Феба.

Его жена.

Это был сумасшедший, невозможный трюк. Это был фантастический, неслыханный подарок. Радость затопила его, такая же блистательная, как фонтан у дворца. Он медленно кивнул.

– Да. В точности так, ваша милость. Это, несомненно, моя подпись.

Колдер повернулся к архиепископу.

– Ну вот, видите? Мой брат просто плохо соображает из-за сурового испытания, которое с ним произошло. Давайте закончим все это.

– Подождите минутку! – В этот раз руку подняла Феба. – Я не хочу заканчивать это!

Она повернулась к Рейфу, упираясь обоими кулаками в бока своего изысканного платья. Даже разодетая подобным образом, Феба выглядела разъяренной и энергичной, и полностью готовой к тому, чтобы сделать кому-нибудь выговор, если это понадобится.

Боже, она была превосходна!

Рейф с любовью улыбнулся ей.

– Ты собираешься заставить меня поплатиться за то, что я предположил, будто ты выходишь замуж за Колдера, не так ли?

Девушка впилась в него взглядом.

– Ты даже представления об этом не имеешь. Как будто я на самом деле смогла бы выйти за Колдера!

– Вероятно, я должен обидеться на эти слова, – мягко произнес Колдер. Но они проигнорировали его.

– Тогда не начать ли нам сначала? – Рейф, пошатываясь, поднялся на ноги. – Колдер, ты не дашь мне свой сюртук?

Феба прервала его, что-то пробормотав. Молодой человек остановился.

– Что?

Она избавилась от своего букета, бросив его через плечо в жадно внимающую толпу, и повернулась лицом к архиепископу с одной только ободранной розой в руке.

– Вот теперь я готова.

Архиепископ выглядел шокированным.

– Но милорд, мы уже завершили церемонию. Мне нужно снова обвенчать их?

Колдер махнул рукой.

– Я заплачу вам вдвойне. Считайте это свадебным подарком. – Он отошел в сторону и уселся на одну из скамеек. Феба заметила, как Дейдре повернулась на своем месте и бросила на Колдера оценивающий взгляд.

Затем Феба отвернулась от толпы удивленных свадебных гостей и взглянула на Рейфа. Теперь он стоял перед ней, робкая надежда сияла в его глазах.

– Ты все еще не сказала «да», – заметил он.

Феба наклонила голову и пристально смотрела на него.

– А разве тебе не нужно кольцо?

Он побледнел.

– Э-э… я провел много дней взаперти в погребе для овощей.

– Рейф, – крикнул Колдер. – Лови.

Что-то блестящее пролетело по воздуху, раздваиваясь перед утомленными глазами Рейфа. Он каким-то образом сумел поймать этот предмет, а затем усмехнулся, ощущая знакомую тяжесть золота в своей руке. Его кольцо с печаткой.

Очевидно, он все еще Марбрук.

– Рейф, ты женишься на мне сейчас?

Он улыбнулся своей прекрасной невесте.

Единственной. Навсегда.

– А куда ты торопишься?

Она бросила на него страстный взгляд из-под опущенных ресниц.

– Вы дождетесь у меня, лорд Марбрук! Через полчаса вы станете моим навсегда.

Он заморгал.

– Ты имеешь в виду, что у тебя есть что-то большее, чем я уже видел? – От этой мысли совершенно перехватывало дух.

Феба громко рассмеялась.

– О, Рейф, тебе понадобятся костыли и укрепляющее, когда я покончу с тобой – если ты вообще сумеешь пережить то, что я с тобой сделаю.

Архиепископ слушал их разговор, предчувствие скандала явно читалось на его нахмуренном лице. Рейф слегка легкомысленно улыбнулся.

– Она собирается выйти за меня, – пояснил он священнику. – Еще раз.

Архиепископ покачал головой и скривил рот, предостерегая его.

– Надеюсь, что вы составили завещание, милорд.

Рейф поднял их переплетенные руки, чтобы поцеловать руку Фебы.

– Все, что у меня есть, принадлежит ей, – произнес он, заглядывая в бездонные голубые глаза. – Абсолютно все.

Она усмехнулась в ответ блаженной, несдерживаемой улыбкой, которая, наконец-то, выпустила на свободу его сердце.

– Я беру его, – ответила Феба. – Я беру его со всем этим.

Эпилог 

– Итак, сэр Пикеринг объявил, что мы должны продемонстрировать свои собственные способности, – пояснила Феба голой груди Рейфа. – Я не могла сказать тебе об этом, поскольку разрушила бы это для каждой из нас троих. Я не могла совершить такой поступок по отношению к Софи и Дейдре, даже если и пожелала бы отказаться от этого состояния. Но теперь ты являешься членом нашей семьи и можешь быть посвящен в самые мрачные секреты.

Рейф побледнел, что было довольно значительным достижением, учитывая то, что она сделала с ним перед тем, как начать рассказывать историю. Ее подборок все еще побаливал.

– Двадцать семь тысяч фунтов?

– Думаю, что уже ближе к двадцати восьми. Стикли и Вульф совершенно чудесные работники.

Стикли и Вульф. Почему эти имена внезапно напомнили ей о чем-то неприятном?

Нет. Это просто смешно.

– Но ты отказалась от этого ради меня? Я и понятия не имел, о чем прошу тебя.

– Это не имеет значения. Я выбрала бы тебя, даже если бы ты был крысоловом или трубочистом.

Он улыбнулся.

– Все не так плохо. Я также хотел тебе кое-что сказать. Колдер согласился позволить мне взять на себя управление Брукхейвеном. Он скоро станет герцогом и у него будет мало времени, чтобы управлять одновременно Брукмуром и Брукхейвеном – и пройдет еще много лет прежде, чем какой-либо из его сыновей станет достаточно взрослым, чтобы принять бразды правления.

Феба счастливо перекатилась под него, извиваясь от радости.

– Это замечательно! Может быть, тебе повезет, и у него будут одни дочери!

Взгляд Рейфа потемнел, когда она потерлась об него.

– Помолчи, моя Феба. Есть кое-что, что я умираю от желания сделать с тобой…

Ее глаза засияли.

– В самом деле, мой господин? Что же э… О!

После, обессиленные и покрытые потом, они, с трудом дыша, лежали друг поперек друга.

– Господи, – задыхалась Феба, – я и не знала, что могу согнуться подобным образом!

– Я всегда хотел попробовать это, – прохрипел Рейф. – Я однажды видел это в книге непристойных рисунков.

– Что ж, хвала Господу за искусство! – Феба все еще вздрагивала от крошечных вспышек продолжающегося экстаза.

Бездыханная тишина воцарилась на несколько минут до того, как Рейф захихикал.

– Я думал, что выплюну свое вино, когда Сомерс Бут-Джеймисон подошел к нам на свадебном завтраке и спросил о леди Нэндитесс. – Он покачал головой. – Бедный парень казался совершенно сраженным. С твоей стороны было жестоко сказать ему, что ее только что выдали замуж за пожилого четвертого кузена из Горной Шотландии.

– Ерунда. Так уж случилось, что кузен Гарольд обожает ее, собственно, так же, как и ее имя.

Рейф рассмеялся и перекатил жену себе на грудь.

– Я обожаю тебя.

Феба улыбнулась.

– Это чувство взаимно, милорд.

– Будешь моей Леди Роз?

Она нежно укусила его за грудь.

– Навсегда.

Стикли поднял свой стакан в направлении Вульфа.

– Мы сделали это.

Вульф улыбнулся.

– Да, сделали. – Между ними лежал листок бумаги… соглашение, подписанное мисс Дейдре Кантор о том, что она не имеет намерения изымать основную долю траста, и что девушка будет совершенно удовлетворена щедрым пожизненным содержанием, предоставляемым в виде процентов. Конечно же, траст не будет расти так же быстро, как под бережным присмотром Стикли, но, тем не менее, будет увеличиваться. Вульф осушил стакан, затем заново наполнил его и добавил еще один маленький глоточек, такой же, какой сделал из своего стакана Стикли. – За свадьбы!

Стикли посмотрел на соглашение.

– Ты ведь понимаешь, что это соглашение ее особенно не связывает. Если она выйдет за Брукхейвена, а он впоследствии станет Брукмуром, то девушка может воспользоваться своими правами и забрать все.

Вульф пожал плечами.

– Зачем ей это? Оказывается, что у Брукхейвена есть куча денег, и когда он станет Брукмуром, у него будет еще больше, тогда зачем леди в таком положении могут понадобиться двадцать семь тысяч фунтов?

Стикли самодовольно улыбнулся.

– Сейчас сумма приближается к двадцати восьми тысячам.

Вульф толкнул его кулаком в плечо.

– Стик, старина! Ты просто чудо.

Стикли улыбнулся, но с раздражением потер плечо. Сейчас, когда кризис был позади, он уже не мог дождаться, когда Вульф вернется к своим бесполезным занятиям и позволит ему одному должным образом управлять делами. Только посмотрите на этого щеголя сейчас, когда его каблуки снова царапают стол!

Вульф уставился в потолок, немелодично что-то напевая. После долгого молчания он резко встал и швырнул свой стакан на стол, оставив пятно от вина на промокашке.

– Что ж, Стик, это было настоящим удовольствием работать с тобой в эти последние недели, но я у меня есть собственное дело, которым нужно заняться. Если ты будешь так любезен и передашь мне мой гонорар…

Стикли протянул руку к ящику стола и мешочек с деньгами полетел по воздуху. Вульф поймал его на полпути и с удовлетворением взвесил на руке.

– Ты опять повысил гонорар, не так ли, Стик?

Стикли кивнул.

– Конечно. Ты упорно работал в течение нескольких последних недель. Будет только справедливо, если тебе достанется большая доля. Надеюсь, что ты получишь удовольствие от ее… э-э… использования.

Вульф постучал указательным пальцем по виску, пренебрежительно отдавая честь.

– Порядок, генерал Стикли! Отлично, тогда я ухожу.

Когда он покинул помещение, Стикли откинулся назад в своем замечательном стеганом кожаном кресле и долго с особенным удовольствием выдохнул, прислушиваясь к тишине. Вульф вовсе не был так уж плох. Он самым определенным образом выбрался из середины безумия… но как хорошо, что все вернулось обратно к своему обычному состоянию.

И подумать только, они сумели провернуть все это дело, не украв ни гроша!

Несомненно, Стикли никогда не крадут.

Notes

1

Траст (доверительная собственность) – в англо-американском праве особая форма собственности, сущность которой заключается в том, что одно лицо – доверительный собственник управляет имуществом, переданным ему другим лицом – учредителем траста (сеттлором).

(обратно)

2

haute ton (фр.) – высшее, великосветское общество.

(обратно)

3

Клика (от франц. Clique – шайка, банда) – группа людей, стремящихся любыми средствами достигнуть каких-либо низменных, корыстных целей.

(обратно)

4

Рил (reel) – быстрый шотландский танец.

(обратно)

5

Игра слов: Торнтон созвучен Торн-Таун(Thorn Town), что в переводе с английского означает «колючий город».

(обратно)

6

Мушкетон – короткоствольное ружьё с раструбом.

(обратно)

7

Ярд – мера длины, равная 91,44 см.

(обратно)

8

Спенсер (англ. spencer) – короткий шерстяной жакет.

(обратно)

9

Le Menteur (фр.) – лжец, лгун.

(обратно)

10

pièce de résistance (фр.) – главное блюдо; в переносном смысле – главное событие.

(обратно)

11

Выдержка из книги Jack Zipes, The Complete Fairy Tales of the Brothers Grimm, New York (Bantam Books), 1987, p. 186. (примечание автора).

(обратно)

12

London Sun – ежедневная газета, выпускаемая в Лондоне, специализирующаяся на скандалах и новостях из жизни знаменитостей.

(обратно)

13

Газ – легкая, прозрачная материя.

(обратно)

14

Таранная кость (анат.) – одна из костей предплюсны, помещающаяся над пяточной костью и образующая с обеими берцовыми костями голеностопный сустав.

(обратно)

15

Банши (ирл. миф.) – фольклорный персонаж: привидение-плакальщица, чьи завывания под окнами дома предвещают обитателю этого дома смерть

(обратно)

16

Название, под которым эта сказка была издана братьями Гримм.

(обратно)

17

Цитата из книги Jack Zipes, The Complete Fairy Tales of the Brothers Grimm, New York (Bantam Books), 1987, p. 189. (прим. автора)

(обратно)

18

Апсида (от греч. Hapsis) – выступ здания, полукруглый, гранёный или прямоугольный в плане, перекрытый полукуполом или сомкнутым полусводом.

(обратно)

Оглавление

Селеста Брэдли . Срочно разыскивается герцог

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

  Эпилог  . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте