«Пьянящий аромат»

Патриция КЭБОТ ПЬЯНЯЩИЙ АРОМАТ

Посвящается Бенджамину

Глава 1

Англия, 1860 год

Лорд Эдвард Роулингз, второй и единственный из здравствующих сыновей покойного герцога Роулингза, чувствовал себя глубоко несчастным.

Его удручало не то, что Йоркшир зимой был не самым приятным местом, — солнце здесь, казалось, неделями не появлялось на небе. И не то, что леди Арабелла Эшбери, супруг которой владел имением по соседству с поместьем Роулингзов, была в настоящее время слишком занята собой, чтобы обратить на него внимание.

Эдвард не смог бы внятно объяснить причину своего состояния, даже если бы захотел. Впрочем, он и не собирался ничего объяснять, так как рядом не было никого, кроме виконтессы Эшбери. Хотя виконтесса и обладала известными всей Англии достоинствами, включая белокурые волосы и изящные лодыжки, сострадание не входило в этот перечень.

— Я прикажу миссис Прейхерст заказать гусиную печенку на пятьдесят человек, — сказала леди Эшбери, делая очередную пометку в списке мелочей, о которых Эдвард должен был предупредить экономку до того, как их друзья из Лондона приедут в конце недели поохотиться в Йоркшир. — Как я поняла, в сельской местности не все интересуются гусиной печенкой. Девицы Герберт вряд ли вообще знают, что это такое.

Эдвард, развалившийся в шезлонге у камина в Золотой гостиной, безуспешно пытался сдержать зевоту. К счастью, леди Эшбери, которая не привыкла, чтобы мужчины в ее обществе зевали, этого не заметила.

— Не понимаю, зачем вообще приглашать девиц Герберт, — продолжала леди Эшбери. — Может, их отец и является управляющим твоим имением, но, Эдвард, пока от него нет никакого толку.

Эдвард потянулся из кресла, чтобы налить себе еще порцию коньяка из графина, который он поставил на столике рядом с собой. Он уже был изрядно пьян и не собирался на этом останавливаться. Одним из главных достоинств леди Эшбери было то, что такое поведение ее не смущало. А если и смущало, она никогда этого не показывала.

— И, наконец, Эдвард, — вновь подала голос леди Эшбери, — если бы не, с позволения сказать, неустанные хлопоты сэра Артура Герберта по поводу имения Роулингзов, герцогом сейчас был бы ты, а не этот несносный мальчишка, сын твоего брата.

Эдвард откинулся назад, сделал глоток коньяка и стал разглядывать потолок. Потолок в Золотой гостиной был выкрашен желтоватой краской под цвет тяжелых бархатных гардин, закрывавших окна. Он громко прокашлялся и заговорил басом, который пугал даже конюхов в поместье Роулингзов:

— Похоже, все забыли, что сын Джона является законным наследником титула и имения.

Леди Эшбери сделала вид, что не заметила угрожающего тона.

— Но ни одна живая душа не знала, где этот мальчишка, пока сэр Артур не начал свою низкую возню вокруг…

— По моей просьбе, помнишь, Арабелла?

— О, Эдвард, умоляю, только без этого покровительственного тона.

Леди Эшбери бросила перо и встала из-за письменного стола, крышка которого была инкрустирована слоновой костью. Подол ее бледно-голубого шелкового платья громко зашуршал. Она направилась в сторону кресла, в котором устроился Эдвард. Бледное лицо и очень светлые локоны виконтессы выглядели довольно мило на фоне темно-желтых гардин. Не было никакого сомнения, что именно по этой причине она всегда хотела, чтобы они располагались здесь, а не в более удобной, но не так выгодно оттенявшей ее внешность Голубой утренней комнате.

— Самым простым выходом для тебя было бы заявить герцогу, что сын Джона умер, как и его отец с матерью, и принять титул самому, — заметила Арабелла.

Эдвард насмешливо повел бровью.

— Самым простым выходом? Солгать собственному отцу, находившемуся на смертном одре? Последние десять лет он только и делал, что проклинал Джона за женитьбу на дочери приходского священника из Шотландии и твердил, что не позволит привезти в поместье Роулингзов осиротевшего мальчишку, хотя тот и является, по сути, истинным наследником титула. А потом, когда он в последнюю минуту смягчился… Честность, Арабелла! Было бы чертовски непорядочно с моей стороны хотя бы не попытаться выполнить предсмертное желание старика.

— Какое благородство! — воскликнула леди Эшбери. — Ты ведь даже ни разу не видел этого парня!

— Нет, — согласился Эдвард. Он уже прикончил четвертую порцию коньяка и налил себе пятую. — Но увижу завтра, когда Герберт привезет его. В твоей милой головке, Арабелла, никак не уместится то, что я не хочу быть герцогом. — Он улыбнулся. — В отличие от тебя и, я уверен, твоей мамочки, которая целью жизни сделала поиски для тебя мужа с титулом, я бы вполне довольствовался тем, чтобы называться просто мистером.

Леди Эшбери сердито засопела:

— И как бы ты, скажи на милость, смог позволить себе содержать все эти конюшни на доходы просто мистера, лорд Эдвард? Или дом на Парк-лейн в Лондоне? Не говоря уж об этом ветхом уродстве, которое ты называешь поместьем. Единственный мистер из всех, кого я знаю, Алистер Картрайт может себе позволить все то, что есть у тебя, и, как тебе известно, все его богатство, как и твое, получено в наследство. Нет, Эдвард, ты сын герцога и, естественно, у тебя соответствующие запросы. Тебе не повезло только в том, что ты не родился раньше своего несчастного братца Джона.

Эдвард бросил на даму пристальный взгляд и вяло пожал плечами:

— Черт побери, Арабелла, ты и впрямь думаешь, что мне понравилось бы быть герцогом? Целыми днями тяготиться заботами об имении? Терпеть вечное занудство кого-нибудь вроде Герберта, пытающегося заставить меня все время заниматься бухгалтерскими книгами? Носиться с арендаторами, следить за тем, чтобы крыши их домов каждый год перекрывались, их дети учились, а жены были довольны? — Он содрогнулся от отвращения. — Такой образ жизни сделал из моего отца старика и свел его в могилу раньше назначенного срока. Я не желаю, чтобы что-то подобное случилось со мной. Пусть уж сын моего дорогого покойного брата носит чертов титул. Герберт приглядит за тем, чтобы Роулингзы до поры до времени не прогорели окончательно, а через десять лет, когда парень закончит учебу в Оксфорде, он сможет вернуться сюда и занять принадлежащее ему по праву место среди этих пустых залов.

— А чем займешься ты сам, Эдвард? — не скрывая раздражения, поинтересовалась Арабелла. — Ты ведь только и можешь, что охотиться с марта до ноября, к тому же Лондон летом просто невыносим. Тебе нужно, дорогой, придумать себе какое-нибудь занятие.

— Что я, по-твоему, американец? — усмехнулся Эдвард и осушил очередную рюмку. — Я просто обожаю, Арабелла, когда ты снисходишь до того, чтобы давать мне советы. Это всегда наводит на мысль о нашей разнице в годах. Скажи, твоего мужа не беспокоит, что ты все время носишься через торфяники, чтобы встретиться с человеком вдвое младше его и на десять лет моложе, чем ты сама?

— Ты не слишком много выпил? — бросила виконтесса Эшбери, и Эдвард, вздохнув, мысленно сократил ее достоинства на одно. — Довольно противно видеть еще молодого человека, который становится обрюзгшим и жирным.

Эдвард обвел взглядом свою мощную грудь, увенчанную белым, умело повязанным галстуком, и прикрытый жилетом мускулистый торс.

— Жирным? — недоверчиво отозвался он. — Где?

— У тебя мешки под глазами. — Арабелла шагнула вперед и вырвала рюмку из его руки. — К тому же неприятно видеть, как у тебя начинают появляться брыли, прямо как у твоего отца.

Эдвард выругался и вскочил со своего места. От выпитого коньяка он немного неуверенно держался на ногах. При своем росте выше шести футов хозяин поместья Роулингзов всегда казался внушительным, однако Золотая гостиная намного усиливала это впечатление. Рядом с ним хрупкая позолоченная обитая зеленым бархатом мебель казалась крошечной. Сверкающие черные сапоги для верховой езды безжалостно попирали персидские ковры.

Подойдя к зеркалу, Эдвард внимательно изучил свое отражение.

— Честно, Арабелла, — сказал он, посмотрев через зеркало на виконтессу, — я не понимаю, о чем ты говоришь. Какие брыли?

Он был уверен, что вовсе не тщеславие не позволяет ему разглядеть на своем лице следы беспутной жизни. Без всякого сомнения, он бы заметил, если бы они были. Эдвард не особенно обращал внимание на то, как выглядит, хотя многие дамы признавались, что его вид доставляет им удовольствие. Конечно, он и сам чувствовал, что, несмотря на прекрасно сшитую одежду, смотрится чужаком в любой гостиной, будь она золотой или какой-нибудь другой. Роулингз обладал мрачной внешностью морского пирата или лесного разбойника, довольно длинные, черные как смоль волосы свивались на воротнике в непослушные кольца. Внешне он был прямой противоположностью леди Эшбери, которая выглядела изящной, как статуэтка, и невинной, как ягненок. Светлыми у Эдварда были только серые глаза, казалось, впитавшие в себя туманы торфяников, на краю которых и располагалось имение.

— Я не имела в виду, что у тебя уже сейчас появились брыли, — сообщила виконтесса Эшбери, вдруг очень заинтересовавшись чем-то на письменном столе. — Но если ты будешь слишком беспечным…

— А сказала ты совсем другое.

Эдвард точно не знал, что смутило его больше: то, что она так напугала его, или то, что теперь, когда он все равно встал, вполне можно было уйти к себе. Он намного успешнее боролся бы с плохим настроением в своей уютной комнате, библиотеке или даже бильярдной, утешаясь табаком и спиртным вдали от женских капризов.

Однако еще до того, как Эдвард успел придумать слова оправдания для бегства, чтобы смягчить обидчивую виконтессу, с которой он не без удовольствия провел утром несколько часов в гостиной на третьем этаже, в комнату вошел Эверс и громко откашлялся.

— К вам сэр Артур Герберт, милорд. — Дворецкий, который прослужил отцу Эдварда пятьдесят лет и, без всякого сомнения, прослужит еще лет двадцать новому герцогу Роулингзу, даже бровью не повел, заметив, что его хозяин уже навеселе.

— Герберт? — недоверчиво повторил Эдвард. — Почему он вернулся так скоро? Я ждал его самое раннее завтра. Эверс, а что, мальчишка… э-э, его светлость вместе с сэром Артуром?

Взгляд Эверса, казалось, был прикован к некоей точке над зеленым мраморным камином.

— Сэр Артур один, милорд, и, надо сказать, заметно взволнован.

— Черт! — Эдвард потер рукой небритый подбородок. А ведь Герберт клялся, что на этот раз источник вполне надежный! Теперь Эдварду предстояло тратить дополнительное время — и деньги — на поиск наследника герцогского титула Роулингзов. Как могло случиться, что десятилетний мальчик исчез, будто сквозь землю провалился?

— Черт, — раздраженно произнес Эдвард, — веди его сюда, Эверс.

Виконтесса подчеркнуто глубоко вздохнула, как только за дворецким закрылась дверь.

— Ну, Эдвард, тебе в самом деле необходимо принимать этого омерзительного типа именно здесь? Не мог бы ты попросить его подождать в библиотеке? Нельзя сказать, что меня радует перспектива выслушивать вашу чепуху об этом противном мальчишке…

— Вот именно, противном! — Сэр Артур, дородный и, как всегда говорливый, не дождавшись, пока Эверс полностью открыл двери, проскочил в гостиную мимо дворецкого с его чопорно поднятыми бровями. — О, леди Эшбери, до чего противный этот ребенок! Более точных слов подобрать невозможно!

Вошедший был так возбужден, что даже не позволил лакею снять с себя плащ и шляпу, снег так и сыпался с покатых плеч. Эверс в нерешительности остановился рядом с ним, на лице дворецкого застыла маска страдания — на ковре у галош сэра Артура расплывались мокрые пятна.

— Господи, — выдавил Эдвард, не на шутку удивленный неопрятным видом управляющего имением. — Сэр, откуда вы прибыли, из Шотландии или прямо из преисподней?

— Из преисподней, милорд, из преисподней, уверяю вас!

Прежде чем Эверс успел остановить его, сэр Артур упал в кресло, обитое ярко-зеленым бархатом, то самое, где совсем недавно сидел Эдвард. Снег посыпался на мягкие диванные подушки и от тепла камина сразу же начал таять.

— Никогда еще за все эти месяцы поисков наследника вашего отца мне не приходилось сталкиваться с такой неприятной ситуацией, лорд Эдвард!

Виконтесса, наблюдавшая за происходящим с легкой усмешкой и чуть приподнятыми бровями, бросила дворецкому:

— Эверс, я думаю, что сэру Артуру необходимо предложить немного коньяка.

— Нет-нет, — вскричал сэр Артур, взмахнув полной рукой. — Нет, благодарю, миледи. Я не притрагиваюсь к спиртному до полудня. Леди Герберт этого не одобряет.

— Но, сэр Артур, — улыбка Арабеллы была нарочито невинной, — в конце концов, уже половина второго.

— Ну, раз так… — сдался сэр Артур. Дворецкий уже стоял у кресла с полной рюмкой. — Спасибо, мой добрый Эверс. Вот это очень кстати… А Вирджинии вообще не обязательно знать об этом, правда?

Эдвард, которого в присутствии наиболее доверенного советника покойного отца не покидало желание что-нибудь расколотить вдребезги, процедил:

— Следует ли мне из вашей речи сделать вывод, что нас опять надули?

Сэр Артур оторвался от своего коньяка, на полном, одутловатом лице застыло почти комичное удивление.

— Надули? Ну нет, милорд. Вовсе нет. Нет, это именно тот парень. Мы его наконец нашли. — Он шумно вздохнул.

— Тем хуже.

Когда сэр Артур протянул дрожащую руку к стоявшему на позолоченном столике графину, чтобы налить себе еще коньяка, оба, Эверс и Эдвард, ринулись наперерез, намереваясь остановить его: дворецкий — из поруганного чувства долга, а Эдвард — глубоко разочарованный тем, что его надежды рухнули. Эдвард был не настолько пьян, чтобы уступить в проворстве отцу пятерых детей и семидесятилетнему дворецкому. Упав на колено у дивана, он схватил графин с коньяком за горлышко. Роулингз был таким рослым, что, лишь стоя на коленях, мог заглянуть в глаза сидевшему сэру Артуру, и теперь, когда это удалось сделать, он не сознавал, что его серые глаза опасно сверкают от еле сдерживаемой ярости.

— Что… — почти по слогам проговорил Эдвард, — произошло… в… Шотландии?

Сэр Артур отвел свой скорбный взгляд от дна рюмки и оказался в плену глаз Эдварда.

— Я, это… — заикаясь, промямлил Герберт. — Видите ли, милорд, это он. Герцог, милорд. Молодой Джереми Роулингз…

— Вы нашли его? — На лице Эдварда отразилось облегчение. — Хвала Господу. — Однако чувство облегчения быстро сменилось нетерпением. — Но если вы его нашли, какого же черта не привезли с собой в Роулингз?

— Он не захотел. — Сэр Артур лишь пожал плечами. Эдварду показалось, что он не совсем расслышал ответ.

— Простите, сэр Артур. Не могли бы вы повторить?

— Он не захотел приехать, — вновь произнес сэр Артур. — И был весьма тверд в своем решении, милорд. Сказал, что не сдвинется с места без…

Не захотел приехать? Мальчику сказали, что он наследник состояния, владелец имения, которое является жемчужиной Йоркшира, что он фактически является герцогом, и он не захотел приехать?

— Этот ребенок, он что, слабоумный? — вскричал Эдвард, напугав Эверса, который как раз пытался убрать от греха подальше уже пустой графин из-под коньяка.

— О нет, милорд, — поморщился сэр Артур. — Совсем наоборот. Это пышущий здоровьем десятилетний сорванец. Залепил мне в голову яйцом, когда я выходил из экипажа.

Эдвард с трудом сдерживался:

— Почему он не захотел ехать с вами?

— Видите ли, милорд, это не столько мальчик, сколько его тетка.

— Тетка? — Арабелла перестала пристально рассматривать собственные ногти. — У мальчика есть тетка?

— Да, миледи. После безвременной кончины лорда Джона десять лет назад, вы знаете, ребенок остался сиротой. Как известно, его мать, несчастная супруга лорда Джона, умерла вскоре после этого. Герцога вырастили сестра матери и дед по материнской линии, который, насколько мне известно, тоже уже почти год как покоится в земле. Умер прямо во время проповеди. Он был приходской священник, вы же знаете. По-моему, это просто кошмар…

— Так что там тетка? — не выдержал Эдвард, пытаясь вернуть разговор в нужное русло. — Не разрешила мальчику приехать?

— Не совсем так, милорд. Мальчик не хочет ехать без своей тетки. Он очень к ней привязан. Правда, так трогательно в наше время видеть ребенка, который настолько близок с…

— Проклятие, Герберт! — загрохотал Эдвард. — Почему вы не сказали этой проклятой тетке, что она может ехать вместе с мальчиком?!

Сэр Артур выглядел не на шутку испуганным.

— Я говорил, милорд. Правда говорил. Я пригласил ее приехать и жить в поместье Роулингзов столько, сколько она пожелает. Если ей понравится, то хоть всю жизнь. — Управляющий имением внезапно умолк и начал стягивать с себя верхнюю одежду. — Вам не кажется, что в доме жарко, мистер Эверс? По-моему, огонь в камине слишком сильный.

— Ну? — Эдвард перестал мерить гостиную шагами и протянул к камину ладонь. Он вовсе не находил, что в комнате слишком жарко. — Ну так что ответила эта чертовка?

— О, весьма решительно отклонила мое приглашение, милорд. Не хотела даже слышать ни о чем таком… Ну и конечно, мальчик без нее ехать не согласился… — Герберт снова пожал плечами. — Поэтому я здесь.

— Отклонила приглашение? — Эдвард ощутил непреодолимое желание что-нибудь расколотить. Эверс как раз установил между Гербертом и камином специальный экран, на нем-то хозяин дома и отвел душу, свалив мощным ударом изящную, расписанную вручную ширму.

Арабелла испуганно вскрикнула, а Герберта эта выходка ошеломила. Лишь Эверс остался невозмутим, он поднял экран и водворил на место, смерив хозяина неодобрительным взглядом.

— Так что, эта тетка слабоумная? — допытывался Эдвард.

— О нет, милорд, совсем наоборот… — Сэр Артур то ли из-за жара, который исходил от камина, то ли из-за агрессивности Эдварда весь взмок и поспешно закончил фразу: — Нет, милорд, не слабоумная. Дама либеральных взглядов.

Плюнь толстяк прямо на паркетный пол, и тогда Эдвард не пришел бы в такое изумление.

— Кто? — выдохнул он.

— Дама либеральных взглядов.

Сэр Артур благодарно улыбнулся Эверсу, который поднял его плащ и шляпу, мокрым комом сваленные на кресле.

— В буквальном смысле слова противница монархии, милорд. Не желает иметь ничего общего с людьми благородного сословия. Говорит, они виноваты в отсутствии реформ, которые могли бы помочь простому народу. Говорит, это консерваторы держат массы в унизительной нищете, чтобы один процент населения мог пользоваться девяноста девятью процентами богатства. Говорит, что землевладельцы вроде вас — просто бездельники, которые не думают ни о чем, кроме охоты и разврата… — Сэр Артур сглотнул и в смущении глянул на виконтессу. — Прошу прощения, леди Эшбери.

Арабелла только повела бровью.

Эдвард не верил собственным ушам. Такого просто не могло быть. Наследника герцога Роулингза нашли, но парень не хочет приехать из-за того, что его сумасшедшая тетушка придерживается либеральных взглядов! Разве такое бывает?

— Не понимаю, — сказал Эдвард, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Очень хотелось разбить еще что-нибудь, но подходящих предметов вокруг не было — разве что широкое лицо сэра Артура, сиявшее неуместной улыбкой. Но на самом деле ему нравился старый пустомеля, он не хотел его сильно огорчать. — Значит, эта женщина отвергла приглашение пожить в одном из самых знатных домов в Англии в связи со своими политическими взглядами?

— Вот-вот, точно так, — хихикнул сэр Артур. — И заметьте, мальчик без нее не приедет.

— И эта… — У Эдварда перехватило горло. — Эта женщина… Разве у нее нет мужа, который способен внять голосу разума?

— О нет, милорд. Мисс Макдугал не замужем.

— Мисс Макдугал?

— Да, милорд. Пегги Макдугал. С тех пор как умер ее отец, она вместе с мальчиком проживает в коттедже возле дома священника. По-моему, они существуют на скудные средства, оставленные ее матерью. Истинный Бог, ее отец не оставил им ничего…

— Синий чулок, — процедил сквозь зубы Эдвард. — Мои планы расстраивает какая-то незамужняя тетка, да еще с либеральными наклонностями. Проклятие! — Он был готов рвать на себе волосы, но вместо этого зарычал на управляющего своим имением так громко, что напугал даже невозмутимого Эверса.

— Вы не смогли убедить девицу, живущую на жалкие гроши, в том, что ее племяннику будет лучше в роскоши йоркширского поместья? — скептически поинтересовался Эдвард. — Что может быть проще? Вы что, совсем не знаете женщин? Не могли ее купить? Или очаровать? Польстить ей чем-нибудь? Разве мы не можем предложить ничего из того, что ей нужно, в обмен на мальчишку?

Герберт подался назад, насколько позволяло кресло, но не смог спрятаться от угрожающего взгляда, который буквально прожигал его насквозь. Он просунул толстый палец под галстук, безуспешно пытаясь ослабить узел и судорожно хватая ртом воздух.

— Но, милорд, я сказал вам! Она даже не захотела меня слушать! Просто выставила за порог да еще швырнула в меня горшком! — Сэр Артур почти плакал. — А мальчишка, милорд, засунул мне в карман мерзкого вонючего хорька, а под сбрую одной из лошадей подложил точильный камень! Я думал, что не доеду живым до леди Герберт!

Эдвард резко отвернулся, его широкие плечи поникли. Теперь ему стало ясно, что нужно делать. Ошибка заключалась в том, что он поручил управляющему то, что сам мог сделать лучше. Разве отец постоянно не повторял, что проще выполнить работу самому, чем объяснять постороннему человеку, как ее следует сделать? А это — классический пример. Что мог знать о женщинах сэр Артур, отец пяти дочерей? Он был готов сделать предложение первой женщине, которая завлечет его в постель, а поскольку Вирджиния Герберт была достаточно умна, она не упустила своего неуклюжего рыцаря.

Похоже, Эдварду самому придется съездить в Абердин за мальчиком и его проклятой теткой, иначе толку не будет.

Либеральные взгляды! Сохрани Господь от слишком образованных женщин! И о чем только думал этот священник, позволяя своей дочери читать газеты? Ей вообще не следовало бы знать разницы между либералами и консерваторами. Неудивительно, что эта женщина не замужем и осталась старой девой, если то, как она обошлась с Гербертом, хоть на йоту отражает ее манеру общения.

Появившись в дверях, Эверс деликатно кашлянул.

— Прошу прощения, милорд, это все?

Эдвард, который стоял перед камином, сцепив руки за спиной, внезапно обернулся.

— Нет, это еще не все, Эверс. Скажи моему лакею, что мы немедленно выезжаем в Шотландию. Нужно будет взять с собой рубашки. Пусть Роберт подгонит легкий экипаж. Тронемся, как только все будет готово.

Арабелла положила перо на письменный стол.

— Эдвард, ты в своем уме? Ты же не собираешься сам ехать к этой ужасной женщине…

— Именно это я и намерен сделать, — заявил Эдвард. — А что? Думаешь, мне не удастся убедить ее? Или либерально настроенный шотландский синий чулок мне не по зубам?

Леди Эшбери рассмеялась. Ее смех — Эдвард однажды обратил на это внимание — был холодным и резким, так звенит обеденный колокольчик — глухо, но очень требовательно.

— О нет, милорд. Мы все знаем, насколько убедительным ты можешь быть, когда захочешь. — Дама скользнула по нему взглядом, и Эдвард успел заметить, как потеплели прекрасные глаза, остановившись на едва заметной выпуклости на его бриджах. — Но ты рискуешь, дорогой, отправляясь в Шотландию в такую погоду. Для чего такая поспешность? Мы знаем, где этот гадкий мальчишка, и он точно никуда не денется.

— Я хочу уладить это дело, — твердо сказал Эдвард, отворачиваясь к огню. — Уже скоро год, как умер отец, поместье так и чахнет без герцога. Мне кажется, все это слишком затянулось.

Арабелла снова засмеялась:

— И с каких это пор ты стал заботиться о поместье? Сэр Артур, вы и впрямь плохо влияете на Эдварда. Ему осталось только начать осматривать овечьи выгоны!

Решение хозяина о поездке в Шотландию, казалось, ошеломило сэра Артура.

— Прошу вас, милорд, оставьте эту затею! Подождите какое-то время. Быть может, через месяц или два, обдумав все хорошенько, они и сами приедут. Видите ли, мисс Макдугал твердо уверилась в том, что ваш отец был совершенно безразличен к судьбе мальчика, и ее поразило известие, что герцог не вычеркнул Джереми из своего завещания…

— У меня не хватит терпения ждать месяц, сэр Артур, — возразил Эдвард. — Я поеду сегодня же, и держу пари, что доставлю в Роулингз-Мэнор обоих — и мальчика, и его девицу тетку — не позднее, чем через две недели.

— Если собираешься спорить, то не лучше ли разбудить твоего старого школьного приятеля, мистера Картрайта, — сухо бросила Арабелла. — Он как ушел из бильярдной прошлой ночью, так и спит до сих пор в библиотеке. Может, возьмешь его с собой, Эдвард? Представь, как приятно ему будет помериться остроумием с синим чулком из Шотландии.

Роулингз в сердцах проворчал:

— Мне в этой поездке не понадобятся сомнительные услуги Алистера. Пусть лучше развлекает тебя, пока я не вернусь. Присмотри только, чтобы он не разбил что-нибудь ценное, а если разобьет, пусть заплатит.

— Милорд, я очень прошу вас одуматься. — Планы хозяина так взволновали сэра Артура, что управляющий вскочил с кресла и подошел к Эдварду. — Боюсь, вы не представляете, как непредсказуема эта женщина. Она глубоко презирает всех землевладельцев и наотрез отказывается…

Эдвард рассмеялся и положил свою тяжелую руку ему на плечо.

— Герберт, старина, позвольте сказать вам кое-что о женщинах. Все они совершенно одинаковы. — Взгляд, которым он одарил виконтессу, излучал насмешку. — Все чего-то хотят. Нам нужно только узнать, чего хочет мисс Макдугал, и дать ей это в обмен на племянника. Честное слово, все очень просто.

Сэра Артура это объяснение, похоже, не удовлетворило.

— Проблема в том, милорд, что, по-моему, мисс Макдугал хочет…

— Чего же, Герберт?

— Вашу голову, лорд Эдвард, насаженную на кол.

Глава 2

Пегги держала новорожденного младенца, слегка покачивая и что-то нашептывая, когда тот начинал плакать.

— Ну же, ну же, — сказала девушка, ее дыхание тут же облачком пара рассеялось в морозном воздухе. — Все хорошо. Я понимаю, что здесь не так приятно, как внутри у мамы, но тебе все равно придется привыкать.

С постели, которая представляла собой кучу насквозь промокших лохмотьев и соломы, мать младенца со слабой улыбкой глядела вверх.

— Как он выглядит, а, мисс Макдугал? У него все пальчики на месте, и на руках, и на ногах?

— Десять здесь и десять там, — ответила Пегги с деланной бодростью. — Как собираетесь назвать сына, миссис Макфирли?

— Боже мой, даже и не знаю.

— Ну, хоть примерно перебирали имена? — Миссис Пирс, акушерка, оторвалась от огня, который они с Пегги безуспешно пытались развести весь последний час. Без угля, лишь на влажных брикетах торфа, огонь давал мало тепла, но Макфирли были намного счастливее тех из своих соседей, в односкатных лачугах которых вообще не было очага. — Странно… Он что, шестнадцатый?

Роженица с гордостью кивнула.

— Восьмой сын, не считая троих, что родились мертвыми. — Мысли о мертворожденных младенцах омрачили изможденное лицо женщины, и она пробормотала: — Как вы думаете, мисс Макдугал, правильно будет назвать его тем же именем, что и одного из умерших? Мне страшно нравится имя Джеймс, но последнего из тех, что умерли, назвали Джеймсом…

Пегги взглянула на кричащий сверток у себя в руках, из которого высовывались красные кулачки, и вдруг почувствовала, что не выдержит этого больше ни минуты. Казалось, что закопченные стены лачуги давят на нее, а запах, обычно смесь капусты и человеческих экскрементов, был теперь, когда к нему примешивалось послеродовое зловоние, в тысячу раз хуже.

Пегги ощутила, как овсянка, съеденная на завтрак, стала подниматься к горлу, и со слабым стоном, сунув ребенка в поспешно подставленные руки акушерки, выбежала во двор.

Ничего не видя вокруг, Пегги добралась по снегу к выгребной яме, и здесь ее стошнило. Закончив, она вцепилась в жердь для сушки белья, припав щекой к холодному, грубо оструганному дереву и прикрыв глаза от сверкающего зимнего солнца. За стенами развалюхи запах был не лучше, но здесь она хотя бы не видела изможденного лица и тела, иссушенного непрерывными родами.

Дверь в хижину позади нее распахнулась, и на пороге появилась миссис Пирс, держа в руке ведро, содержимое которого парило на морозе Пегги поспешно достала из сумочки носовой платок, вытерла им губы и слегка умылась чистым снегом, который зачерпнула с земли.

Миссис Пирс, ворча себе под нос, направилась к Пегги, стоявшей у выгребной ямы. Увидев на снегу следы того, что произошло с девушкой, она укоризненно прищелкнула языком.

— Не понимаю, зачем каждый раз настаивать на том, чтобы пойти со мной, — сказала акушерка, — если вам от этого так плохо.

Миссис Пирс резко опрокинула ведро, вылив его содержимое на остатки завтрака своей спутницы. Знакомое зловоние вновь заставило перевернуться у Пегги все внутри, девушка вцепилась в жердь так, будто это могло остановить тошноту, и прижала платок к губам.

— Ох, миссис Пирс, — жалобно проговорила она. — Просто ужас. Как вы выдерживаете? Эта женщина убивает себя, рожая по ребенку в год. Кто-нибудь должен поговорить с мужчинами в этой деревне. Вы не могли бы?

— Не мое это дело, и вы знаете это, мисс Макдугал, — с упреком проговорила миссис Пирс. — Это обязанность священника. Но если вы полагаете, что наш новый священник вздумает пачкаться о таких, как Майра Макфирли, то вы такая же сумасшедшая, каким был ваш отец.

Вместо того чтобы обидеться на замечание миссис Пирс по поводу чудаковатости своего покойного батюшки, Пегги лишь вздохнула, засовывая носовой платок обратно в сумочку.

— Полагаю, вы правы. Просто кажется, что так не должно быть. Шестнадцать детей в ее годы, и трое из них умерли при родах. А миссис Макфирли всего тридцать, миссис Пирс! Эта женщина всего на десять лет старше меня, а выглядит…

— Такой же старухой, как я? — подмигнула миссис Пирс, ее широкое лицо осветилось улыбкой. — Не больше чем на пятьдесят?

— Вы знаете, о чем я говорю. — Пегги, насупившись, уставилась на носки полусапожек, край ее коричневого шерстяного платья был мокрым от снега. — Может быть, мне поговорить с мистером Ричлэндзом, — не очень уверенно предложила она.

— Вам? — Акушерка откинула голову и расхохоталась. Сочный звук странно терялся в захламленном грязном дворе. — Вы хотите поговорить со священником о деревенской проститутке? О, мисс Макдугал, это просто восхитительно!

Пегги нахмурилась.

— В конце концов, мы взрослые люди. Обсуждать со своими прихожанами подобные вещи — обязанность мистера Ричлэндза. Видит Бог, мой отец пытался.

— Мистер Ричлэндз весь позеленеет и выложит обратно свой завтрак, как только вы заведете с ним такой разговор. — Миссис Пирс покачала головой. — Нет, дорогуша. Это не дело, когда молодая незамужняя женщина говорит о таких вещах с одиноким мужчиной — даже священником. Особенно это касается особы вроде вас.

— Что вы имеете в виду, говоря «особа вроде меня»? — надулась Пегги.

— Нечего тут обижаться, — рассмеялась миссис Пирс. — Я имею в виду молоденькую женщину, которая выглядит как вы. А что, вы красивее любой из этих актрисочек, о которых пишут в газетах. И вот красавица вроде вас пытается говорить с мужчиной вроде нашего священника о вещах, которые не каждая замужняя дама осмелится выложить перед своим муженьком… Да вы и сами этого представить не сможете. И вашему отцу такое пришлось бы не по душе, хотя он всегда заставлял вас читать всякие мудреные книги…

Почувствовав себя немного лучше, Пегги отпустила жердь и хмуро покачала головой:

— Не понимаю, о чем вы говорите. Лучше пойду-ка я домой. Скоро Джереми придет обедать, а у меня ничего не разогрето. Пожалуйста, передайте миссис Макфирли, что я зайду к ней вечером и принесу бульон и хлеб для нее и детей.

— Это я сделаю, милочка, — вновь подмигнула миссис Пирс, потрепав ее по плечу.

От окраины деревни, где проживали самые бедные семьи, до дома священника было не так далеко, если выбрать короткую дорогу через кладбище. Пегги, которая была не из робких, выбрала именно этот путь и шла быстрым шагом, чтобы поменьше думать о сильной стуже. Спеша добраться до лачуги Макфирли к началу родов, Пегги оставила дома свой капор, и теперь лишь распущенные темные волосы защищали ее уши от мороза. Она поглубже спрятала руки в рукава потертой шубки и слушала, как хрустит снег под ногами. Девушка машинально читала эпитафии на памятниках, хотя, прожив в деревне всю жизнь, многие и без того знала наизусть.

«Здесь лежит Инид, — гласила одна, та, которая всегда волновала Пегги, — моя Жена, моя Любовь, моя Жизнь». Неужели, часто спрашивала себя Пегги, можно так относиться к кому-нибудь? Она не могла себе этого представить. Она любила Джереми, это правда, и была уверена, что, если потребуется, отдаст за него жизнь. Но любить мужчину — кого-то не из своей семьи — настолько глубоко, чтобы считать его своей жизнью? Как страшно полюбить кого-нибудь так сильно! Ей было очень жаль мужа этой Инид, который осиротел после смерти жены. Видно, ему было бы намного легче, если бы он чуть меньше любил ее.

— Мисс Макдугал!

Пегги застыла, не успев сделать шаг. О нет! Только не это!

— Мисс Макдугал!

Но это случилось. Она увидела, как он выбрался из-за памятника, выделявшегося своими размерами, и отряхнул снег с коленей. И что он там делал? Заметил, как Пегги раньше проходила мимо его дома, и теперь ждал, когда она пойдет назад? Отвратительный тип. Пегги решила было припустить вперед, притворившись, что не обратила внимания на окрик, но он как-то в один миг оказался перед ней, и девушка была вынуждена выдавить из себя вежливую улыбку.

— Доброе утро, мисс Макдугал!

Мистер Ричлэндз снял высокую шляпу и поклонился с комичной старательностью. Пегги едва сдержалась, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Все-таки он заменил на посту ее отца и возглавлял приход. Мистер Ричлэндз был вовсе не виноват в том, что своими неловкими движениями порой напоминал Пегги марионетку.

— Как хорошо вы выглядите этим холодным зимним утром, — с пафосом заявил священник, дыхание вырывалось у него изо рта большими белыми клубами.

На лице девушки застыла вымученная улыбка.

— Доброе утро, мистер Ричлэндз. Я бы с удовольствием поболтала с вами, но мне пора домой, чтобы приготовить Джереми обед.

— Тогда позвольте проводить вас. — Священник подставил Пегги локоть. — Сейчас скользко, и мне не хотелось бы, чтобы вы упали и, может быть, повредили лодыжку.

Пегги не была уверена, что ей понравилось упоминание священником ее лодыжки. Молодой человек был высок — девушка доставала ему до плеча — и, несмотря на неуклюжесть, неплохо сложен, с голубыми глазами и рыжевато-коричневыми волосами. Однако в отличие от остальных незамужних женщин в деревне Пегги не считала его привлекательным.

Рассудив, что нет никакой возможности отвергнуть предложение без того, чтобы не показаться грубой, Пегги просунула свою одетую в перчатку руку под локоть священника и позволила ему проводить себя через кладбище. Пока они шли, мистер Ричлэндз без конца рассказывал о том, что он изменил в доме — в доме, где Пегги выросла и который после смерти ее отца был передан новому приходскому священнику. Хотя Пегги вполне устраивал ее собственный крошечный коттедж, построенный на окраине церковных владений, она не могла не думать об отцовском доме как о своем, и ее злили разглагольствования мистера Ричлэндза о том, что он переклеил обои в гостиной. Глупец. Разве он не знает, что камин коптит и новые обои загрязнятся меньше чем за год…

Мистер Ричлэндз продолжал свое скучное повествование почти до самых ворот кладбища. Пегги, которая уже некоторое время взвешивала все «за» и «против», вдруг выпалила:

— Мистер Ричлэндз, я только что была в деревне у Макфирли и присутствовала при родах шестнадцатого ребенка…

Еще не закончив фразу, она почувствовала, что мистер Ричлэндз напрягся и отпрянул от нее.

— Что? — вскричал он, не веря своим ушам. — Вы шутите, мисс Макдугал? Однако должен сказать, если это шутка, то не очень остроумная.

Пегги, нахмурившись, посмотрела на него.

— Нет, я не шучу, мистер Ричлэндз. Я обсудила это с миссис Пирс, акушеркой, и мы решили, что ваш долг священника — поговорить с мужчинами из Эпплсби. Им следует оставить в покое миссис Макфирли по меньшей мере на год. В противном случае она никогда не сможет восстановить свои силы. А нам придется максимально возместить ей ущерб из церковной копилки.

— Мисс Макдугал! — Бледное лицо мистера Ричлэндза по цвету почти сравнялось с лежавшим вокруг снегом. У Пегги упало сердце, она поняла, что миссис Пирс была права. Священник был в шоке, и теперь она ждала приступа гнева.

— Я поражен до глубины души, услышав, что вы, молодая, незамужняя женщина, присутствовали при родах! Просто неслыханно! Тем более при появлении незаконного ребенка у деревенской потаскушки! И о чем только думала акушерка, позволяя вам это? Я намерен как следует поговорить с миссис Пирс. Такое поведение настолько постыдно, что я… я даже не знаю, что и думать!

Изможденное лицо Майры Макфирли и ужасная вонь были еще свежи в памяти Пегги. Она нетерпеливо топнула ногой, недовольная тем, что священник вздумал читать ей нотации по поводу присутствия при родах, когда существуют гораздо более серьезные дела, которыми ему следовало бы заняться.

— Да ладно вам, мистер Ричлэндз. Может, я и молода, и не замужем, но я не ребенок и тем более не невежда. Я знаю, откуда берутся дети и как их производят на свет, и прошу вас как приходского священника помочь миссис Макфирли…

— Я не намерен делать ничего подобного, — воскликнул мистер Ричлэндз. — Я не стану помогать женщине, которая настолько распущена, что не может не раздвигать ноги в течение времени, необходимого для восстановления сил после родов.

— Но это же ваш долг! Мой отец…

— Ваш отец! Ваш отец! Да знаете ли вы, мисс Макдугал, как мне надоели ссылки на вашего отца? Ваш отец был малограмотным мыслителем, которому вы и остальные прихожане, похоже, привыкли верить. Если он был таким мудрым, почему он оставил вас с племянником на милость церкви — на мою милость, — чтобы только вы не попали в работный дом?

Пегги удивленно посмотрела на мистера Ричлэндза, глаза девушки мгновенно наполнились слезами, которые она зло смахнула.

— Если вы так думаете, — сказала она тихим, сдавленным голосом, который сама не узнала, — тогда желаю вам всего хорошего.

Повернувшись, Пегги гордо зашагала прочь. Какая наглость! Не попала в работный дом только благодаря его милости! Ему, значит, надоело слышать о моем отце? Хорошо, он не услышит о нем ни одного слова, вообще ни словечка. Пегги никогда больше не заговорит с этим отвратительным типом. Вот так-то!

Молодой человек позвал ее, в его голосе слышалось крайнее волнение. Спотыкаясь, молодой человек побрел за Пегги. Видя, что она не останавливается, он неожиданно положил свои руки в перчатках на плечи девушки и развернул ее лицом к себе. Это очень удивило Пегги. Священник старательно избегал прикасаться к ней, даже на вечеринках, на которых они порой бывали у благопристойных соседей, вознамерившихся ни больше ни меньше помочь привлекательной дочери покойного священника и симпатичному новому пастырю найти взаимопонимание.

— Мисс Макдугал, — мистер Ричлэндз тяжело дышал, его пальцы давили даже через ее шубку, — простите, если обидел вас, но, пожалуйста, выслушайте меня. Я давно заметил, что ваш отец, хоть и был добрым человеком, слишком вольно обращался с приходом, особенно это касается вашего воспитания…

Пегги собралась с духом, чтобы резко возразить, но Ричлэндз торопливо продолжал:

— То, чего не следовало бы знать молодой девушке, совершенно необходимо знать жене священника, поэтому я готов смотреть сквозь пальцы на плохие манеры, которые вы продемонстрировали…

Пегги во все глаза смотрела на своего спутника, ее рот приоткрылся.

— Мистер Ричлэндз, — с трудом произнесла она. — Вы что?..

— Именно так. Не думаю, что для вас, мисс Макдугал, явилось неожиданностью то обстоятельство, что я уже некоторое время восхищаюсь вами больше, чем по-дружески. Надеюсь, вы окажете мне честь, став моей женой.

Пегги едва не расхохоталась ему в лицо. Господи, ей только что впервые в жизни сделали предложение, а она еле сдерживает смех. Как непристойно!

Лицо мистера Ричлэндза было очень серьезным и озабоченным, скорее в связи с темой, которую она затронула ранее, подумала Пегги, нежели с тем, как она отнесется к его предложению. Разумеется, она не собиралась его принимать.

Пытаясь убрать его руки со своих плеч, Пегги сказала:

— Мистер Ричлэндз, вы ошибаетесь, если полагаете, что я когда-либо вообще подозревала об истинной природе ваших чувств ко мне. Очень жаль, если я дала вам повод думать, что и я чувствую к вам нечто большее, чем дружба. Поскольку это вовсе не так, то боюсь, что не могу принять вашего великодушного предложения. А теперь отпустите меня, пожалуйста.

Когда он наотрез отказался выпустить ее, девушка начала извиваться, пытаясь вырваться из его объятий.

— Вы слышите меня, мистер Ричлэндз?

— Зови меня Джонатан, — сказал священник, наклонившись, чтобы поцеловать ее, — Пегги.

Пегги так растерялась, когда его лицо приблизилось к ней, что на мгновение застыла. Она ощущала обжигающую сухость его губ и неожиданное, пугающее движение языка, пытавшегося пробраться сквозь ее плотно сжатые губы. Следующая реакция была вовсе не столь пассивной. Размахнувшись ногой, она со всей силы ударила непрошеного жениха по голени острым носком сапожка.

Тот взвизгнул и отпустил ее, и Пегги, подобрав юбки, припустилась по кладбищенской аллее со всей скоростью, на которую были способны ее стройные ножки. Хотя девушка слышала, что он зовет ее, она продолжала бежать, скользя по обледенелой дорожке. Она не смела передохнуть, потому что боялась, что Ричлэндз догонит ее и начнет извиняться, а Пегги не была уверена, что ее желудок выдержит еще и это испытание.

Девушка продолжала бежать, холодный ветер продувал насквозь ее расстегнутую шубку и выжимал из глаз слезы. На деревенской улице она чуть не налетела на миссис Мактерли, жену булочника, но лишь извинилась на бегу. Пусть вся деревня вдоволь наглядится на ее лодыжки и икры, ей все равно. Пегги проскочила мимо дома священника, пробежала через калитку своего садика и уже почти на пороге коттеджа налетела на что-то большое и темное. Она на полном ходу уткнулась в эту преграду, которая, почувствовав толчок, издала удивленное «у-уф».

Ошеломленная столкновением, Пегги наверняка упала бы, не поддержи ее сильные руки. Раздался прежний глубокий голос, тоже произнесший «у-уф», в нем явно чувствовался сдерживаемый смех.

— Эй, милашка. Куда это ты так торопишься, будто тебя погоняют?

Задыхаясь от бега, Пегги откинула прядь темных, растрепанных ветром волос, подняла глаза…

И увидела самое поразительное лицо в своей жизни.

На нее весело смотрели ясные серые глаза, выделявшиеся на загорелом лице, что напомнило Пегги о лете, о пышном вереске, переливающемся волнами под мягким вечерним ветерком. Светлые глаза резко оттеняли черные как вороново крыло кудри. Они обрамляли правильное, будто вышедшее из-под резца мастера лицо, которое из-за густых темных бровей и чувственных губ казалось несколько мрачным.

Пегги, затаив дыхание, смотрела на это видение. Она подумала, что это пират сошел со страниц книг Джереми, которые тот вечно просил ему почитать. Но девушка ощутила сильные руки, которые поддерживали ее; мощные плечи, обтянутые черным плащом, такие широкие, что закрыли от нее все вокруг; мужской запах, исходивший, казалось, от его жилета, запах кожи, табака и едва различимый — лошадиного пота.

Взгляд светло-серых глаз незнакомца был дерзко устремлен туда, где в распахнутой шубке виднелись ее талия и прекрасной формы грудь, которая часто вздымалась и опускалась — Пегги пыталась восстановить дыхание. Тряхнув головой, она пришла в себя. С чего это она позволяет совершенно незнакомому мужчине держать себя в объятиях, когда только что ударила священника, попытавшегося сделать то же самое? Тяжело дыша, Пегги сделала неожиданное движение, чтобы освободиться, и насмешливый незнакомец сразу же отпустил ее.

— Что, красотка, где-нибудь пожар? — спросил мужчина, поднимая темную бровь. — Или за тобой гонится какой-нибудь приказчик из магазина, страдающий от безнадежной любви?

Пегги смотрела на него, еще не в силах отвечать. Она чувствовала, что ее щеки горят, и была рада тому, что на улице мороз и будет незаметно, что она покраснела. Это был самый красивый мужчина из тех, что она видела. Как же было не залиться краской?

— В чем дело, дитя? Ухажер откусил тебе язычок?

Великан усмехнулся, и при виде его небрежно скривившихся губ сердце перевернулось в груди у Пегги.

— Я уже довольно давно пытаюсь достучаться до твоей хозяйки, — продолжал тот. — Если ее нет дома, то не могла бы ты пустить меня на порог, чтобы я ждал в тепле? Продрог до костей…

Пегги услышала за калиткой чей-то голос. Приподнявшись на цыпочки, она увидела мистера Ричлэндза, который брел в их сторону, размахивая зажатой в руке шляпой.

— О, только не это! — простонала она.

Ее посетитель тоже оглянулся и гулко сказал:

— Этот человек, кажется, к тебе.

— Знаю, — жалобно отозвалась Пегги. — В том-то и дело.

Она бросилась к двери, которую никогда не запирала, и споткнулась о порог. Торопясь попасть в гостиную, девушка одной рукой расстегнула крючки своей шубки, другой бросила в сторону сумочку.

— Вот незадача, — пробормотала Пегги, едва ли заметив, что широкоплечий незнакомец проследовал за ней внутрь дома и теперь смотрел через окно на мистера Ричлэндза, который замер у калитки, будто вдруг понял, что его присутствие здесь нежелательно. — И Джереми вернется с минуты на минуту!

— Этот человек докучает тебе, милашка? — спросил темноволосый джентльмен. — Если да, то я с удовольствием помогу тебе от него избавиться.

— О, — застонала Пегги. Она повесила шубку на спинку стула, а затем положила руку на лоб, будто для того, чтобы унять головную боль. — Это невозможно. Честное слово, я уже пыталась.

Незнакомец еще раз выглянул в окно.

— Я не дрался со студенчества, по крайней мере, на кулаках, но похоже, что и он тоже. Конечно, он помоложе… Как ты думаешь, он согласится стреляться на рассвете?

Пегги посмотрела на гостя и рассмеялась, из глубины ее существа, казалось, лился чистый, журчащий звук. Она сама не понимала, чему так обрадовалась.

— Вы шутите! Это же мистер Ричлэндз, священник.

— Мне не до шуток. Будь он хоть архиепископом Кентерберийским, я был бы счастлив убить его ради тебя. Только скажи.

Она заметила, как взгляд светло-серых глаз обежал уютную, но бедно обставленную комнату, а потом остановился на ней. Пегги вдруг вспомнила о своем тесноватом коричневом шерстяном платье с мокрым от снега подолом.

— С другой стороны, — задумчиво сказал незнакомец, — чем убивать его — это может кому-нибудь не понравиться, и здесь соберется целая толпа, — почему бы мне просто не напугать этого типа, чтобы он убрался восвояси? А потом ты и я разожжем огонь, сядем рядом и познакомимся поближе. Можем славно провести время, по крайней мере, до тех пор, пока не вернется твоя хозяйка.

— Моя хозяйка? — повторила Пегги. — О ком вы говорите?

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату, хромая, вступил священник. Распрямив плечи и являя собой воплощение уязвленного достоинства, мистер Ричлэндз произнес:

— Прошу простить за вторжение, но, мне кажется, я обязан извиниться, мисс Макдугал.

— Мисс Макдугал? — эхом отозвался незнакомец, уставившись на Пегги.

Прежде чем она успела ответить, мистер Ричлэндз продолжил:

— Как я понял, это обычное дело для молодых дам — отвергать первое предложение джентльмена, поэтому я не собираюсь принимать ваш отказ близко к сердцу. Не беспокойтесь, я снова попрошу вашей руки и буду просить опять и опять, пока вы не окажете мне честь стать моей женой.

Вот теперь ничто не могло скрыть краску, которая залила лицо Пегги. Еще никогда в жизни ее так не унижали. Как может священник вести разговоры на такую тему в присутствии совершенно постороннего человека?

— Уверяю, мистер Ричлэндз, — возбужденно начала Пегги, — что, сколько бы вы ни делали предложений, мой ответ будет неизменным. Разве я какая-нибудь глупая девчонка, чтобы играть человеческими чувствами? Если вы так думаете, то глубоко ошибаетесь. — Величественным жестом Пегги указала на дверь. — А теперь прошу вас покинуть этот дом.

Мистер Ричлэндз двинулся в сторону двери, но внезапно остановился и взглянул на высокого незнакомца.

— Могу я спросить, что привело этого джентльмена в ваш дом? — Его голос жалко задрожал. — Непозволительно, сэр, приходить одному к молодой одинокой женщине вроде мисс Макдугал.

Сероглазый незнакомец выглядел все более озадаченным, и только теперь Пегги заинтересовалась, что, собственно, тому здесь нужно. К ним с Джереми никто и никогда не приходил в гости, за исключением женщин из прихода, которые занимались благотворительностью вместе с Пегги. Кто же этот красивый джентльмен?

А сам он, казалось, лишился дара речи.

— Видимо, здесь какая-то ошибка, — выдавил он наконец.

— Ошибка? — Пегги смотрела на незваного гостя. Холеный, прекрасно одет: на нем плащ, каких не увидишь в округе, а высокие сапоги начищены до зеркального блеска. Белоснежный галстук повязан очень умело. В общем, перед ней стоял необычайно привлекательный мужчина. И вдруг его внешность показалась Пегги чем-то знакомой. Что-то было в этих серых глазах…

— Я искал мисс Макдугал, — неуверенно произнес он. — Но мисс Макдугал, которая мне нужна, является теткой некоего Джереми Роулингза…

Пегги вдруг почувствовала тяжесть в груди.

— Да, это я. — Она вздохнула и устало опустила плечи. — Что натворил Джереми? Что бы это ни было, клянусь, мы возместим. Кто-нибудь пострадал? Не могу выразить, как мне жаль…

— Гм, нет, вы не поняли меня. — Незнакомец посмотрел ей прямо в глаза, ему явно было неловко. Он представился: — По-моему, мисс, я ваш свояк, Эдвард Роулингз.

Глава 3

В какой-то момент Эдвард подумал, что его новая знакомая вот-вот лишится чувств.

Краска отхлынула от ее лица, девушка сделалась бледной, как мраморная статуя, и, казалось, даже немного покачнулась. Бросившись вперед, готовый подхватить ее, если она начнет падать, Эдвард выругался про себя, пообещав разобраться с Гербертом, когда представится возможность. Верх глупости — представить дело так, что тетка мальчика — иссохшая старая дева, когда в реальности она самая соблазнительная представительница женского пола из всех, кого Эдвард видел в течение… ну, довольно продолжительного времени.

А он-то принял ее за хорошенькую горничную, когда малышка влетела в него, словно пушечное ядро! Конечно же, со своей ладной маленькой фигуркой и точеным личиком эта девушка намного привлекательнее горничных, которых его друзья держат в своих лондонских домах. Привлекательнее, но не старше. Как только она открыла свой ротик, он обязан был сообразить, что это не просто служанка, — у нее напрочь отсутствовал традиционный шотландский акцент. Ее английский язык звучал столь же правильно, как у школьницы. Черт побери Герберта! А когда она поправила спутанную гриву темных волос и он заглянул в изумрудно-зеленые глаза, то, сказать по чести, Эдвард возблагодарил свою счастливую звезду за то, что она просто служанка, иначе он оказался бы в серьезной опасности.

Но она не служанка, она его свояченица.

И, узнав об этом, чуть не упала в обморок.

Однако она не потеряла сознания. Вместо того чтобы упасть на пол или в подставленные руки Эдварда, девушка со стоном опустилась на стул и закрыла руками лицо.

— О нет, — проговорила Пегги хрипловатым голосом, который Эдвард считал милым, пока не обнаружил, кто она на самом деле. — Пусть кто-нибудь разбудит меня. Этот день превращается в настоящий кошмар.

Стараясь скрыть, как глубоко его задело то, что он воспринят как кошмар, и одновременно удивившись тому, что это его настолько взволновало, Эдвард посмотрел на нее.

— Прошу прощения, мисс, но… может быть, позвать вашу служанку?

— Служанку! — с презрением воскликнул священник. — Нет у нее никаких служанок. Есть только уборщица, которая приходит раз в неделю помочь с грязной работой, и то потому, что я плачу за это из собственного кармана!

Эдвард взглянул на склоненную голову молодого человека с длинными рыжими волосами, падающими на лоб.

— Нет служанки? Вы хотите сказать, что она и мальчик живут здесь совершенно одни?

— Совершенно одни, — подтвердил Ричлэндз с видом прирожденного сплетника. — Здесь даже нет женщины, которая приглядела бы за ними по вечерам! А ведь я предлагал услуги моей славной вдовой тетушки, миссис Пибоди. Но мисс Макдугал сказала, что в коттедже нет места, и потом, она не позволит, чтобы кто-то указывал ей, как жить. К тому же мисс Макдугал всегда была в высшей степени экстравагантна, сэр, в самом неприглядном смысле слова. Я с самого начала говорил, что все это сомнительно. Молодая незамужняя женщина — и живет одна. Мало ли какие мысли могут возникнуть у мужчин в деревне…

— Ну, — сказал Эдвард, презрительно стрельнув глазами в рыжеволосого молодого человека, — и какие же? Например, навязывать себя ей в мужья, потому что они платят за уборщицу, которая приходит раз в неделю? — Он ощутил удовлетворение, когда молодой хвастун побагровел от злости. Обратившись вновь к Пегги, Эдвард мягко спросил: — Могу ли я чем-нибудь помочь вам, мисс Макдугал? Может быть, принести нюхательной соли?

— Нюхательной соли? — Пегги подняла голову, каштановый локон упал ей на глаза. Она поправила волосы, на лице отразилось недоверие. — Вы, видно, шутите. Вам не кажется, что глоток виски был бы более уместным?

Захваченный врасплох этим дерзким предложением, Эдвард приподнял брови.

— Виски? — Но, увидев по выражению ее лица, что девушка говорит серьезно, он как ни в чем не бывало спросил: — А где вы его держите?

— Мисс Макдугал! — воскликнул Ричлэндз тем же робким голосом, который ранее так неприятно поразил Эдварда. — Умоляю вас не делать этого. Алкоголь не может помочь…

— Ох, оставьте меня в покое, вы оба.

Поднявшись, девушка прошествовала мимо них из комнаты, ее каблучки громко простучали по деревянным половицам.

Эдвард стоял и смотрел на священника, готовый его прибить. Было ясно, что для визита к мисс Макдугал нельзя было выбрать более неподходящего времени. Быть может, появись он в любое другое утро, когда ей не докучали бы своими признаниями в любви нежеланные претенденты, девушка встретила бы его более благожелательно. Ведь пока своенравная шотландка не узнала, кто к ним пожаловал, она держалась с гостем вполне естественно, можно даже сказать, дружелюбно. Эдвард тешил самолюбие тем, что заметил восхищение в ее глазах. А почему бы и нет? Что скрывать, он великолепный экземпляр мужской породы. Ну уж по крайней мере получше, чем этот лицемерный священник.

Между тем Эдвард не думал отступать, и этот дуралей, похоже, не собирался отправляться восвояси.

Ричлэндз смерил Эдварда вызывающим взглядом и заявил:

— Понятия не имею, кто вы такой, но знайте, я намерен жениться на мисс Макдугал. И если у вас по отношению к ней имеются какие-то, скажем, менее достойные замыслы, то предлагаю вам сейчас же удалиться.

— Я представился, — прорычал Эдвард, не без удовольствия замечая, что это ничтожество побледнело, почувствовав угрозу в его голосе. — Я ее свояк, и единственное мое намерение — забрать отсюда своего племянника и сделать его семнадцатым герцогом Роулингзом.

Священник прокашлялся.

— В таком случае, сэр, вам придется уехать ни с чем. Мисс Макдугал никому и никогда не позволит увезти от нее мистера Джереми. Она любит его как собственного сына. Я, конечно же, был бы готов воспитывать его как родного при условии, что она согласится послать его в школу.

— Весьма благородно с вашей стороны, — Эдвард растянул губы в иронической усмешке, — ставить ее желания выше собственных. Кем вы ей доводитесь?

Молодой человек — Эдвард именно так думал о нем, хотя, вероятнее всего, Ричлэндз был примерно одного с ним возраста — остолбенел.

— Кем я довожусь мисс Макдугал? Почему вы спросили и что вообще вы имеете в виду?

— Вы сказали, что оплачиваете уборщицу мисс Макдугал. — Эдвард ясно ощутил во рту неприятный привкус. — Она что, ваша любовница?

— Сэр! — Ричлэндз побагровел. — Как вы смеете?! Мои помыслы в отношении брака с мисс Макдугал совершенно чисты. Если бы не щедрость церкви — моей церкви, сэр, она и этот проклятый мальчишка были бы теперь в работном доме, вместо того чтобы жить в относительном достатке…

Эдвард обвел взглядом комнату, обставленную хоть и не без вкуса, однако довольно холодную и несшую отпечаток благородной бедности.

— Вы называете это достатком? — ухмыльнулся он. — Мне доводилось бывать в склепах, где было теплее, чем здесь. Вы что, не даете ей достаточно угля, чтобы согреть эту чертову хижину?

— Сэр! — Казалось, тонкогубого священника вот-вот поразит апоплексический удар. — Я мог бы спросить вас, ее свояка, почему же вы не удосужились дать мисс Макдугал хотя бы полпенни на содержание ее племянника! Да знай я, что у нее есть зажиточные родственники, обязательно убедил бы мисс Макдугал написать вам о ее нищенском существовании!

Раздраженный тоном священника и тем, что он как бы обязан благодарить его за то, что церковь содержала его племянника все это время, Эдвард извлек из жилета кошелек.

— Сколько? — коротко спросил он.

— Прошу прощения, сэр?

— Сколько всего церковь потратила на мисс Макдугал и мальчика с тех пор, как умер ее отец?

Вопрос привел Ричлэндза в замешательство.

— Я и не думал считать. Потом, нельзя же цеплять ценник на христианскую благотворительность!

— Говорите сколько, черт побери, или я сверну вашу ханжескую шею!

Молодой человек сердито топнул ногой:

— Семнадцать фунтов восемь пенсов, сэр.

Эдвард отсчитал деньги и шагнул вперед. Схватив Ричлэндза за воротник пальто одной рукой, другой он засунул деньги священнику в карман.

— А теперь, — Эдвард решил, что потратил на этого типа слишком много времени, — если вы не покинете этот дом, пока я досчитаю до десяти, я выволоку вас наружу и поколочу. Вы меня поняли?

Ричлэндз на мгновение лишился дара речи.

— Да знаете ли вы, сэр, с кем говорите? Я преподобный Джонатан Ричлэндз, священник деревни Эпплсби, и я глубоко оскорблен вашими…

— Один, — прорычал Эдвард.

— …отвратительными угрозами…

—Два.

Ричлэндз забеспокоился.

— Было бы недостойно джентльмена оставить мисс Макдугал наедине с человеком вроде вас.

— Три. Безусловно, вы не джентльмен, Ричлэндз. Если бы вы им были, то не пытались бы шантажировать девушку.

— Шантажировать? О чем вы говорите, сэр?

— Вы сказали ей, чем она обязана вашей милости, а затем сделали предложение. Я называю подобные действия шантажом. — Лукаво подняв бровь, Эдвард спросил требовательно: — А что вы имели в виду под «человеком вроде меня»?

— Ладно, я отвечу. Вы явно принадлежите к аристократии. А я наслышан, как люди вроде вас поступают с красивыми и беззащитными девушками вроде Пегги. Вы думаете, раз у вас есть титул и земля, то вы вправе разъезжать по деревням и соблазнять каждую встреченную женщину. Знайте, Пегги вам не достанется. Я буду… буду драться с вами за нее! Мне доводилось немного боксировать в семинарии. И у меня неплохо получалось.

— Четыре. — Эдвард был вынужден признать, что мужчина пытается сохранить лицо. — Стало быть, вы тоже либерал?

— Я всегда буду отстаивать интересы простых людей. Особенно против развратных женолюбов вроде вас!

— Десять, — заключил Эдвард, уж очень ему не терпелось перейти к обещанным действиям. К сожалению, Ричлэндз был смелым только на словах, поэтому он сразу побледнел и, как заяц, кинулся наутек, громко призывая на помощь.

Эдвард преследовал его до садовой калитки, но было ясно, что молодой мистер Ричлэндз не собирался позволить себя догнать. Неуклюже скользя по обледенелой дорожке, священник припустил к своему жилищу. Философски пожав плечами, Эдвард вернулся в дом.

Беглый осмотр обстановки гостиной, проведенный во время поисков не особенно гостеприимной хозяйки, убедил его в правильности предположения, что мисс Макдугал, несмотря на всю свою гордость, существует на грани нищеты. Сколько бы родители ни оставили ей — а Эдвард предположил, что это не больше сорока фунтов в год, — она явно была зависима. Коттедж — собственность церкви — наверняка был предложен дочери священника в счет части ее содержания, поскольку отец умер так внезапно, что ей некуда было деваться. Мебель была старая, но добротная, по-видимому, досталась от какого-нибудь давно почившего в бозе прихожанина. При более близком рассмотрении стало очевидным, что шубка девушки была сшита по крайней мере лет десять назад, и ее, бесспорно, носил до этого кто-то другой. Даже газеты, стопкой сложенные у стула, явно побывали еще в чьих-то руках.

Не пропустив ни одной из этих мелочей, Эдвард еще острее почувствовал необычность отказа девушки от предложений Герберта и священника. Хотя сам Эдвард не мог вообразить менее подходящего претендента в ее мужья, чем самодовольный мистер Ричлэндз, но и Пегги Макдугал нечего было предложить в качестве приданого, кроме своего хорошенького личика и соблазнительной фигурки. К тому же у нее на шее висел племянник. Скорее всего в Эпплсби было не много мужчин, готовых взять себе невесту, хоть и красивую, но без гроша за душой, да к тому же с десятилетним сорванцом в придачу. Мистер Ричлэндз мог быть ее единственным шансом. Но девушка отказала ему не моргнув глазом, как и Герберту. Чего же она хочет? Эдвард никогда не видел Кэтрин, жену брата, но предположил, что подобное безрассудство в крови клана Макдугалов.

Он обнаружил негостеприимную хозяйку на кухне, где та разогревала кастрюлю, из которой пахло чем-то вкусным, и звенела посудой, накрывая стол на двоих. Она заколола волосы на затылке и повязала на тонкой, как тростинка, талии какой-то бесформенный передник. Но, как ни старалась мисс Макдугал, ничто не могло сделать ее менее привлекательной.

Нахмурившись в его сторону, Пегги сказала:

— Прекрасно помню, что просила вас уйти.

— Где вы учились манерам? — спросил Эдвард, легкомысленно облокотившись на дверной косяк. — Член семьи приезжает из самого Йоркшира, чтобы навестить вас, а вы даже не предложите ему чашку чаю? Ай-яй-яй.

— Вы не член моей семьи, — парировала она, достала из шкафа буханку черного хлеба и начала резать его огромным ножом. — Я никогда прежде вас не видела. Откуда мне знать, что вы вообще тот, за кого себя выдаете? А вдруг вы самозванец и хотите забрать моего Джереми, чтобы заставить его работать с другими детьми в Лондоне?

— Вы выглядывали в окно? — Эдвард подошел к ней.

Девушка стояла у разделочной доски, которая находилась прямо перед окном. Сквозь морозные узоры, покрывавшие стекло, его экипаж было видно вполне отчетливо.

— Вот карета с гербом Роулингзов на двери, — сказал Эдвард и, поскольку Пегги по-прежнему стояла к нему спиной, положил свои большие руки на разделочную доску, по обе стороны от ее тонкой талии так, что она оказалась в ловушке. — Лакей, который слоняется у экипажа, одет в зеленую с золотом ливрею, это цвета Роулингзов, — дружелюбно продолжал Эдвард, отдавая себе отчет в том, что встал достаточно близко — завитушки волос на гладкой шейке шевелились от его дыхания. — А эти лошади — как одна, гнедые, специально подобраны по масти. Таких не найти во всей Шотландии, и я говорю это не для того, чтобы принизить достоинство шотландских лошадей. Разве могут такие кони принадлежать кому-нибудь, кто использует детский труд?

Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и Эдвард увидел, что выразительные зеленые глаза обрамлены игриво загнутыми темными ресницами. От девушки пахло очень приятно — мылом и еще чем-то. Может быть, фиалками. Ее нежная шея была очень тонкой, и Эдвард чувствовал, что способен обхватить ее одной рукой. Что она сделает, подумал он, если прикоснуться к этой шейке губами, вот тут, прямо под изящной мочкой уха?

Пегги ощутила, как странно действует на нее то, что родственник стоит так близко к ней. Девушка спиной чувствовала тепло, которое исходило от его мощного тела, а мельком брошенному на его руки, упиравшиеся в подоконник по обе стороны от нее, взгляду открывались пальцы, коричневые и сильные от верховой езды и охоты, но без мозолей, почему-то подумалось ей, от настоящего труда. От внезапной и непрошеной мысли о том, как эти руки касаются ее тела, к лицу Пегги прилила горячая волна. О Господи, о чем только она думает? И часа не прошло, как познакомилась с мужчиной, а уже фантазирует о…

Ее пальцы крепче сжали рукоятку ножа. Будь он проклят. Так вот в чем его игра!

Поскольку Эдвард удержался от искушения поцеловать Пегги, он был буквально ошарашен, когда она вдруг с силой опустила нож на доску всего в дюйме от указательного пальца его правой руки. Коротко вскрикнув, он вырвал нож у нее из рук и за плечи развернул к себе лицом.

— Ах ты, дрянная девчонка, — закричал он, глядя на нее бешеными глазами. — Чуть не отрубила мне палец!

— Вы что, лорд Эдвард, — очень спокойно осведомилась Пегги, — намерены соблазнить меня прямо здесь, на моей собственной кухне? Если так, позвольте предупредить вас, что у меня еще много ножей вроде этого и я нисколько не боюсь ими пользоваться!

Как только ярость Эдварда сменилась изумлением, на лице девушки появилась улыбка, которая говорила, что она не шутит.

— Давайте я попробую отгадать, как все было. — Ясные зеленые глаза неотрывно смотрели на него. — Бедный беспомощный сэр Артур вернулся в поместье Роулингзов, горюя по поводу того, что безжалостная тетка маленького герцога не разрешает ему вернуться и занять свое место в семейном гнезде. Вы как следует отругали сэра Артура. Как я представляю, вы сказали: «Что? И вы позволили помыкать собой простой женщине? Ну, посмотрим». И самолично прибыли сюда, в Эпплсби, ожидая встретить уродливую мегеру, которую собирались взять своим огромным интеллектом и еще большим кошельком. А нашли вы между тем меня и были вынуждены сменить тактику действий. От сделки к соблазну. Я права?

Эдвард так разозлился, что мог только шипеть. Ничего себе дочь священника — пьет виски и угрожает ему тесаком! Эдвард не имел ни малейшего представления, как реагировать на подобные штучки. Он не был знаком ни с одной молодой девушкой, за исключением пяти дочерей Герберта, которые всеми способами старались избегать встречи с ним. Само собой разумеется, ни одна благоразумная дама из общества не позволила бы своим дочерям-девственницам даже смотреть в его сторону. Да если бы и позволила, Эдвард и представить не мог, чтобы какая-нибудь из нервных и томных светских дев орудовала ножом для резки хлеба.

А эта зеленоглазая фурия так непринужденно схватилась за нож, будто привыкла к этому с детства. Чертовщина!

— Я не пытался соблазнить вас, — солгал Эдвард, его голос был таким низким, что напоминал раскат далекого грома.

— Нет? А мне послышалось, мистер Ричлэндз обвинял вас именно в этом прямо перед тем, как вы прогнали его из дома.

Эдвард в раздражении смотрел на нее. Противная девчонка! Может, она колдунья? Откуда она так точно узнала содержание его разговора с Гербертом? Этого только не хватало — ведьма в роли свояченицы. И о чем думал Джон, выбирая себе жену из такой семейки? Впрочем, если Кэтрин была хотя бы немного похожа на свою сестру, его можно понять. И тем не менее, неудивительно, что герцог вычеркнул имя Джона из своего завещания.

Пегги отвернулась и опять принялась резать хлеб.

— Оставим игры, ладно, лорд Эдвард? Мне известно, для чего вы здесь…

— Неужели? — Эдвард не мог удержаться, чтобы не улыбнуться, услышав ее официальный тон.

— Я не какая-нибудь глупая девчонка. — Пегги отложила нож и, скрестив руки на груди, снова повернулась к нему: — Я не понимаю только одного — почему.

— Почему? — Улыбка слетела с его губ.

— Ясно же, что вы запросто могли бы сами принять титул. С какой стати вы пошли на все эти хлопоты, чтобы найти Джереми? Я уверена: объяви вы, что мальчика невозможно отыскать и, судя по всему, он умер, все поверили бы. Никто не усомнился бы в вашем праве на титул. Так почему?

— Почему? — Эдвард раздраженно вскинул голову. — Все меня об этом спрашивают! И никто, похоже, не понимает, что принять титул, который по праву принадлежит другому, мне не позволяет совесть!

Тонкие брови Пегги поползли вверх.

— Совесть? Крайне удивительно обнаружить ее у представителя вашего класса. А я думала, что эти чувства канули в Лету с рыцарями Круглого стола.

— У вас довольно смутные представления о моем классе, как вы это называете, — заметил Эдвард. — Могу я узнать, что мы вам сделали, чтобы заслужить такое осуждение?

— В том-то и дело, что ничего. У вас в руках богатство и власть, но вы ничего не делаете для тысяч таких, как я, у кого нет ничего.

Эдвард выпрямился.

— Но послушайте…

— Не отрицайте. Я не вижу, чтобы вы, сидя в палате лордов, отстаивали реформы. Не вижу, чтобы вы работали ради простых людей. Готова биться об заклад, вы хотели найти Джереми единственно для того, чтобы хлопоты по имению не мешали вам вести праздный образ жизни.

Эдвард был настолько ошеломлен, что не мог подобрать слов. Еще ни разу в жизни никто не позволял себе так с ним разговаривать, тем более женщина, и уж точно женщина, которая моложе его лет на десять и намного ниже по положению. И плевать, что в ее словах были зерна правды. Он был глубоко оскорблен тем, что она заподозрила его в гедонизме.

— Ах так, мисс Макдугал, — сухо сказал он, скрестив руки на груди, бессознательно повторив ее позу. — Вы сказали, что больше не хотите играть в игры. Тогда, думаю, пришло время обсудить ваше будущее, как вы считаете?

Пегги посмотрела на гостя так, будто вдруг поняла: перед ней сумасшедший.

— Прошу прощения?

— Ваше будущее. Ваше и Джереми. Вы ведь задумывались хоть раз, что будет, когда кончатся денежки вашей матери?

Темные тонкие брови вопросительно нахмурились.

— Что вам известно о моих средствах?

— То, что их не много и надолго не хватит. Давайте будем откровенны, мисс Макдугал. — Эдвард нарочито грубо оглядел ее с ног до головы. — Вы ведь только что доказали, что умеете быть откровенной.

Он никак не мог ожидать, что девушка зальется краской. Нежные щеки вдруг стали пунцовыми, и она потупила взгляд.

— Метко, — признала Пегги без тени улыбки.

Эдвард обрадовался, что наконец удалось хоть в чем-то взять верх над ней.

— Ну, хорошо. Вы отвергли и предложение моего агента, и по меньшей мере одно предложение руки и сердца. Так каковы же ваши планы на будущее? Собираетесь вечно жить на подачки от церкви?

— Конечно же, нет, — фыркнула Пегги. — Это временная ситуация.

— Временная? Значит, вы ожидаете других, более выгодных брачных предложений?

Она вздернула подбородок и повторила:

— Конечно же, нет. Я никогда не выйду замуж.

— Понятно. — Эдвард потер щеку, изучающе глядя на нее. — Потому что ненавидите всех мужчин?

— Я ненавижу не всех мужчин, — заявила Пегги. — Только некоторых. Но не по этой причине я никогда не выйду замуж. Я не сделаю этого потому, что действующие на этом острове законы, которым мы вынуждены подчиняться, делают замужних женщин рабынями своих мужей. Замужняя женщина не может владеть имуществом, не может расторгать брак, даже если муж жестоко обращается с ней или фактически бросил ее, а опека над детьми от такого брака, безусловно, передается мужу, невзирая на то, что он хам и невежа…

— Все ясно. — Эдварду не удалось сдержать ухмылку. — В ваших глазах замужество не очень-то приятная перспектива.

— Не только в моих глазах, лорд Эдвард. В глазах многих женщин в Англии и за границей. А всякий, кто читал книгу «Защита прав женщин» Мэри Вулстонкрафт, может рассказать вам…

— Все это хорошо и правильно, мисс Макдугал, — прервал ее монолог Эдвард. Он был совершенно не расположен выслушивать лекции о правах женщин. Что касалось его, то женщины, встречавшиеся ему, оставались удовлетворенными во всех смыслах, а если вдруг нет — что ж, он покупал им драгоценности или домик в городе, и они отставали. — Но, по-моему, мы обсуждаем будущее Джереми, а не ваши взгляды на замужество. Вы думали над тем, что с ним будет, когда закончатся деньги вашей матери, а церковь откажется вас содержать?

Пегги заколебалась. Ясно, что эти мысли не приходили ей в голову.

— Мисс Макдугал, хоть вы и вольны порицать людскую несправедливость, однако следует подумать и о мальчике.

Пегги казалась рассерженной.

— Я всегда думаю о Джереми, лорд Эдвард! В отличие от некоторых…

— Джереми наследник огромного состояния, — перебил ее Эдвард. — И с этим вы ничего не можете поделать, мисс Макдугал, каковы бы ни были ваши политические пристрастия. Он должен принять и примет обязанности семнадцатого герцога Роулингза.

— Неужели?

Он обязан был предвидеть, что юная шотландка не станет кротко выслушивать его нравоучения. Однако Эдвард не обратил внимания на предупреждающие знаки, важно шагая взад-вперед по кухне, а затем, развернув стул, без спросу уселся и даже не предложил ей присесть первой.

— Именно так, мисс Макдугал, — сказал Эдвард, любуясь собой.

— Раз так, лорд Эдвард, поведайте мне, — в слово «лорд» она намеренно подлила яду, руки, которые прежде были сложены на груди, уперлись в бока, — если Джереми — герцог Роулингз, где все это состояние было до сих пор? Мы не видели ни фартинга от великолепного дома Роулингзов. Мы с отцом с пеленок растили Джереми, а последний год я, как могла, делала это одна. И у вас хватает наглости, сидя здесь, упрекать меня в том, что я не думаю о мальчике!

Эдвард начал понимать, что перегнул палку.

— Мисс Макдугал, я не собирался намекать, что вы не…

— А как вы объясните то, что совершенно пренебрегали своими обязанностями последние десять лет? — спросила она. — Ведь вы же его дядя точно так же, как я его тетка. И где же вы были до сих пор?!

Эдвард поерзал на стуле, ему было не очень удобно. Он был крупным мужчиной, а стул был рассчитан на человека гораздо меньшей комплекции.

— Вы прекрасно понимаете…

— Прекрасно понимаю, что, когда вам нужно, Джереми — герцог Роулингз. Однако когда это было нужно Джерри, мы даже не имели удовольствия вас видеть!

— Все совсем не так, и вы это знаете, — быстро проговорил Эдвард. — Отец вычеркнул родителей Джереми из своего завещания. И когда он услышал, что их больше нет, то был — мне больно говорить это — даже рад. Лишь будучи сам на смертном одре, старик оттаял и согласился признать Джереми законным наследником…

— И все по причине недовольства вашего папаши тем, что ваш брат женился на дочери простого приходского священника из Шотландии, а не на какой-нибудь светской даме из Лондона! Поэтому после смерти моего отца Джереми был вынужден каждую ночь спать в одной комнате со мной — мы не могли позволить себе отапливать две комнаты. — Пегги выпалила все это прерывающимся голосом. — Он должен был ходить в обносках, потому что у меня не было денег купить ему ботинки или штаны…

Эдвард приподнялся со своего места:

— Мисс Макдугал…

— Круглый год каждое утро он вынужден был начинать с овсянки, потому что я не могла купить больше двух яиц в неделю, да и те мы ели на ужин, ведь мясо такое дорогое… — Голос Пегги сорвался, и Эдвард с изумлением заметил, что из похожих на драгоценные камни глаз вот-вот готовы брызнуть слезы. — И он вынужден был сносить жалость со стороны таких отвратительных людей, как мистер Ричлэндз! И вы имеете наглость полагать, что, пережив все это, он должен на коленях благодарить новоявленных родственников за титул? Что после того, как ваша семья так поступила с ним, с его родителями, он будет несказанно признателен вам? Чуть раньше вы говорили о чести. Думаете, у Джереми ее нет? Есть, уверяю вас, и она подверглась самому горькому испытанию в эти несколько последних месяцев. В мире нет столько герцогств, чтобы расплатиться за это!

К огромному удивлению Эдварда, девушка, всхлипнув, отвернулась.

— О Боже, — выкрикнула она, — и вы удивляетесь, почему я поддерживаю либералов?

Эдвард был в полном недоумении. Ему и в голову не приходило, что она может обижаться на всю семью за то, как они обошлись с ее сестрой и племянником, хотя, конечно, он мог бы догадаться. А что еще она должна была чувствовать? Семья Роулингз не принесла клану Макдугал ничего, кроме несчастий.

— Мисс Макдугал, не могу выразить, как мне жаль…

Пегги, однако, стояла, повернувшись к нему спиной, плечи девушки вздрагивали. Она не могла поверить, что плачет в его присутствии, но хоть убей была не в силах остановиться. Пегги вовсе не собиралась показывать слабость перед этим самоуверенным, мучительно красивым мужчиной, и вдруг зарыдала, будто все огорчения, свалившиеся на нее за этот год, наконец выплеснулись наружу. Она запричитала сквозь слезы, до него долетали лишь несвязные обрывки фраз:

— …жалкий старик… дети должны страдать за ошибки родителей… думаете, мы сразу соберемся и поедем с вами как ни в чем не бывало…

Эдвард оттолкнул стул и встал.

— Мисс Макдугал, пожалуйста, поверьте, я ничего не знал. Вплоть до прошлого месяца мы даже не знали, где находится Джереми, и, конечно же, понятия не имели все это время, что его воспитывает незамужняя тетушка без чьей-либо помощи…

Это привело лишь к тому, что хрупкие плечи стали содрогаться сильнее. К слезам девушек Эдвард привык не больше, чем к их дерзости, однако понял, что, безусловно, предпочитает иметь дело с дерзостью. Рыдания Пегги разрывали ему сердце.

— Прошу вас, мисс Макдугал! Вы должны верить мне. Я отдам все, что угодно, все, что у меня есть, чтобы вознаградить вас за несчастья, которые вам пришлось пережить…

Еще не зная, что предпринять, Эдвард подошел к Пегги. Он намеревался хоть как-нибудь утешить ее, к примеру, пообещать браслет. Это всегда помогало, когда какая-нибудь из его любовниц вдруг ударялась в слезы. У него не было никаких желаний, кроме того, чтобы успокоить девушку.

Но когда он, взяв Пегги за плечи, повернул к себе и заглянул в ее прелестное, все в слезах лицо, произошло нечто из ряда вон выходящее.

Эдвард, в жизни которого были сотни женщин и который умел прекрасно управлять своими глубинными инстинктами, вдруг ощутил непреодолимое желание поцеловать эти мокрые от слез, маняще приоткрытые алые губы. Нечего и говорить, что поцелуй со свояченицей является опрометчивым поступком при любых обстоятельствах, а здесь и сейчас он сулил полную катастрофу. Нечего и говорить, что Эдвард был на десять лет старше Пегги и, похоже, уже скомпрометировал ее тем, что находился с ней в доме один на один. Нечего и говорить, что она была совершенно одинока в этом мире и что использовать в своих интересах материальные проблемы, а тем более душевное состояние женщины, мог только последний мерзавец. Но Эдвард ощущал страстное желание поцеловать ее, ничего подобного он еще не испытывал в жизни. И он поддался порыву.

Глава 4

Когда губы Эдварда встретились с ее губами, Пегги застыла от изумления. Зеленые глаза широко распахнулись. Пальцы мужчины впились в ее плечи, будто он боялся, что она начнет вырываться. И хотя, когда мистер Ричлэндз проделал с ней то же самое меньше часа назад, первой реакцией Пегги было убежать, на этот раз мысль о бегстве даже не пришла девушке в голову. Требовательные губы Эдварда рождали в ней совершенно новые ощущения. Ее руки бессознательно обвили его шею. Мгновение спустя девушка почувствовала, что его пальцы, скользнув под волосами, легли ей на затылок. Когда Эдвард коснулся языком языка Пегги, девушка ощутила взрыв блаженства, от которого ноги сразу же ослабли. В нижней части живота пробежала горячая волна, а соски грудей, покоившихся в кружевных чашечках платья, налились упругостью. Пегги тихо вскрикнула, но не от возмущения, а от удовольствия.

Эдвард ожидал реакции этой импульсивной особы, но не той, что последовала. Ну, по меньшей мере, пощечины, горьких слов упрека. А теперь — он точно знал, что держит в руках женщину, настолько мягкую и податливую, что ею можно овладеть сию же минуту, прямо здесь, на столе, столько раз, сколько захочется, и потом никогда не услышать от нее ни слова упрека. Как он мог определить за короткое время знакомства, что за строгой внешностью Пегги Макдугал скрывается такая чувственность, что уже сейчас ее глаза полузакрыты от желания, а губы горят от его страстных поцелуев? Эдвард и сам не знал ответа. Он знал только, что хочет эту женщину, как никого и никогда в жизни. Его ставшее твердым, как камень, естество, которое явственно обозначилось под бриджами, и неровные удары сердца были тому подтверждением…

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы неожиданно не распахнулась кухонная дверь, впустив в комнату струю ледяного воздуха. Не успел Эдвард опомниться, как перед ними появился пестрый ком шерстяных варежек и шарфов в четыре фута ростом, который, казалось, внесло в кухню ветром.

— Что ты делаешь с Пегги? — раздался из-под яркого кашне детский голос.

Пегги отпрянула от Эдварда, будто обжегшись. Щеки девушки пылали от смущения, она обеими руками поправляла волосы, растрепанные пальцами Эдварда.

— Джерри, ты сегодня поздно, — произнесла она нетвердым голосом, поспешив закрыть за мальчиком дверь. — Где же твое воспитание? Разве так приветствуют гостей?

Эдвард, раздосадованный тем, что их прервали, был вынужден отвернуться, чтобы скрыть явные признаки своего возбуждения. Его дыхание было прерывистым, словно после быстрого бега. Больше всего на свете он хотел бы вышвырнуть герцога Роулингза назад на заснеженную улицу, чтобы вновь остаться наедине с его тетушкой.

— Молодой человек, ты вытер ноги? — спросила Пегги с таким спокойствием, что Эдвард ей позавидовал.

Не обращая внимания на тетушку, Джереми Роулингз снизу вверх смотрел на пришельца, из накрученных на него одежд сверкали лишь серые глаза.

— Что ты делал с Пегги? — допытывался мальчик.

— Ну-ка, Джереми, — проговорила Пегги, приступив к разматыванию многочисленных шарфов. — Нельзя так разговаривать со своим дядей Эдвардом.

— Что еще за дядя? — грубовато отозвался мальчик.

— Твой дядя Эдвард.

Девушка стащила с герцога шерстяную шапку, под которой обнаружилась копна таких же, как у Эдварда, темных вьющихся волос. Лицом, румяным с мороза и чуть присыпанным веснушками, мальчик напоминал свою тетушку. Эдвард заметил, что знакомой была и форма губ.

— Это твой дядя Эдвард. Он только что… э-э…

— Поцеловал твою тетю, чтобы поприветствовать ее, — торопливо вставил Эдвард. Он все еще не решался повернуться к ним. — Довольно давно не видел ее.

Однако Джереми Роулингз вовсе не страдал, как и все дети, недостатком проницательности. Взглянув на пылающие щеки Пегги, он солидно заметил:

— Так не целуются при встрече. Это похоже на то, как миссис Макфирли целует мужчин, а те платят ей однопенсовые монетки…

Пегги поспешно вмешалась:

— Снимай ботинки и садись за стол. Обед остынет.

Обернувшись наконец и как следует разглядев племянника, Эдвард взъерошил ему волосы и вздохнул.

— Разрази меня гром, — негромко проговорил он. — Не знай я точно, кто это, подумал бы, что вновь нахожусь в детской комнате, где меня изводил старший брат Джон. Я не видел ни у кого больше такой жесткой линии рта.

Пегги, не расслышав его последних слов, нахмурилась.

— Только не Джереми. Озорной — да, но только не жесткой.

Джереми остановил на дяде взгляд своих стального цвета глаз.

— Там на улице твой экипаж? — спросил он, при этом ангельское румяное детское личико резко контрастировало с глумливой подозрительностью, прозвучавшей в его голосе.

Эдвард повел темными бровями.

— Мой. Он тебе нравится?

— Получше, чем у сэра Артура, — мрачно пробормотал Джереми. — Я ни у кого не видел такой красной физиономии, как у него. Прямо как вишня. Мне казалось, он может самовозгореться.

В ответ Эдвард вопросительно приподнял бровь, а Пегги сказала объясняющим тоном:

— «Холодный дом» мистера Диккенса. Мы читаем книгу вслух по вечерам. Там несколько персонажей сами по себе вспыхивают. Джереми, садись и хватит рассказывать сказки. И имей в виду, если не снимешь ботинки, то в следующее воскресенье опять будешь оттирать пол.

Эдвард не мог сосредоточиться на словах Пегги. Он лишь глазел на нее, зная, что со своими румяными щеками и растрепанными волосами девушка привлекательна, как никогда. Коричневое шерстяное платье было примерно на размер ей маловато и поэтому плотно облегало тело, под лифом отчетливо обозначались налитые бугорки. Будь у него шанс, Эдвард с радостью ласкал бы эту грудь.

— Значит, милорд, можно считать, что вы остаетесь на обед? — поинтересовалась Пегги.

Эдвард, вздрогнув, посмотрел вниз и увидел, что стол сервирован на двоих. То, что жадно поглощал его племянник, большими кусками запихивая в рот, пахло изумительно. Почувствовав себя виноватым перед кучером и лакеями, которые мерзли на улице, Эдвард сказал:

— Знаете, я…

— Здесь на вас всех не хватит, — прямо заявила Пегги. — Вам бы следовало послать своих людей в деревню, в паб. Там неплохо кормят. В сущности, и вы сами могли бы присоединиться к ним.

— Колдунья, — опасливо посмотрел на нее Эдвард.

Пегги кокетливо улыбнулась:

— Вряд ли. Если бы я была колдуньей, сделала бы так, чтобы вы исчезли.

К тому времени как Эдвард вернулся, отослав кучера и лакеев в паб, на столе уже стоял третий прибор и рядом с миской дымящегося тушеного мяса высился кувшин с элем. Этот маленький знак внимания удивил и растрогал его. Пегги Макдугал располагала немногим, но тем, что есть, была готова поделиться. Она состояла из немыслимого клубка противоречий, и Эдвард обнаружил, что его все больше влечет к ней.

Все это вместе с открытием, что она великолепно готовит, дало Эдварду понять, что он и в самом деле в большой опасности. Он и без того сглупил, поцеловав ее. Но он не позволит себе так по-дурацки влюбиться. Пусть уж лучше она защищается, разглагольствуя о своих либеральных взглядах, чем так мило сидит за столом напротив, потягивая пиво.

Он откашлялся и без всякого предисловия заявил:

— Ну что, Джереми, хотел бы ты иметь собственный экипаж вроде того, что стоит на улице?

Мальчик отложил ложку, его глаза распахнулись.

— Хотел бы я? — воскликнул он. — А что, я бы тогда подъехал прямо к Брендону Макхью и плюнул ему в глаз…

— Ничего такого ты не сделаешь, — вмешалась Пегги, со стуком поставив свою кружку на стол. — Лорд Эдвард, я буду благодарна, если вы прекратите морочить ребенку голову.

— Но Джереми — герцог Роулингз, — с невинным видом пожал плечами Эдвард. — Если он пожелает приобрести такой же, как у меня, экипаж, подъехать к Брендону Макхью и плюнуть тому в глаз — что ж, это право его светлости.

Зеленые глаза Пегги полыхнули огнем.

— Лорд Эдвард…

— Герцогу необходимо иметь и своего коня, — как ни в чем не бывало продолжал Эдвард. — Поэтому, Джереми, нам с тобой обязательно придется съездить в Лондон, чтобы выбрать хорошего скакуна.

— Коня? — Впервые после знакомства Джереми посмотрел на дядю с явным уважением. — Моего собственного? Настоящего? Не какого-нибудь дурацкого пони?

— Джереми, — тихо предупредила его тетка, — не смей говорить слово «дурацкий».

— Самого настоящего коня, — быстро сказал Эдвард. — Жеребца в шестнадцать ладоней высотой для тебя и… и серую в яблоках кобылу для мисс Макдугал.

— В отличие от десятилетнего мальчика, лорд Эдвард, мисс Макдугал за конину не купишь, — заявила с едва заметной горькой улыбкой Пегги. И все же это была улыбка! И Эдвард решил развить успех.

— И не только это, Джерри. У тебя будет своя спальня, как, впрочем, и классная комната с лучшими учителями, и детская комната, полная игрушек.

Повернув свое румяное лицо к дяде, Джереми сообщил:

— У меня никогда еще не было игрушек. Дедушка говорил, что они только для маленьких детей.

— Хорошо, игрушки будут, ваша светлость, — объявил Эдвард. Он поднял мальчика и посадил к себе на колени. К его удивлению, Джереми не противился. — Проблема лишь в том, Джерри, что твоя тетя не хочет, чтобы ты ехал со мной.

Пегги бросила на него взгляд, который был бы способен превратить в лед и кипящую лаву.

— Вряд ли это является единственной проблемой, лорд Эдвард, — сказала она.

— А разве нет? — удивился тот. — Или есть что-то, чего я не могу дать твоей тете, чтобы она захотела с нами вместе отправиться в Роулингз?

Джереми через стол взглянул на Пегги.

— Не знаю, — неуверенно промямлил мальчик. — Похоже, она злится. А что бы ты ей дал?

— Как насчет нового платья? — сделал попытку Эдвард, пропустив мимо ушей вопрос мальчика. — Разве тебе не хотелось бы увидеть свою тетю Пегги в новом платье, а, Джерри? В платье от мистера Уэрта? Разве она не выглядела бы тогда, как ангел?

Поколебавшись, мальчик кивнул, хотя явно не понял, о чем говорит Эдвард. Затем Джереми поерзал, устраиваясь поудобнее.

— Мне кажется, Пегги всегда выглядит как ангел, в чем бы она ни была одета.

— Ну конечно, в этом нет никакого сомнения. Господи, да у твоей тетушки будут любые новые платья, какие ей понравятся, и драгоценности Роулингзов в придачу. И служанки, и… — Эдвард лихорадочно пытался придумать что-нибудь, что могло бы склонить Пегги к согласию. В отличие от его любовниц упоминание платьев от Уэрта и драгоценностей не произвело на нее ни малейшего впечатления. Его взгляд упал на пачку потрепанных газет в углу. — К тому же в ее распоряжении будет библиотека, одна из лучших в стране, и газеты, которые до нее никто не будет читать…

Это, казалось, произвело впечатление. Пегги взглянула на него еще холоднее.

— Вот это да! — произнес Джереми. — Пегги любит читать газеты. И книги тоже. Слышала, Пегги, что сказал мой дядя? У тебя будет столько газет и книг, сколько ты захочешь.

— Слышала, — без всякого выражения подтвердила Пегги.

Эдвард поспешил добавить:

— И у нее будут деньги, которые она сможет тратить по своему усмотрению, не меньше тысячи в год, и…

— И настоящий конь? — не выдержав, переспросил Джереми. — Прямо мой собственный?

— Да, и оранжерея, в которой круглый год, даже зимой, цветут розы.

Пегги прикусила мелкими ровными зубами нижнюю губку, потом отпустила ее, зовущую и алую, как кровь.

— Ну, теперь вы говорите совсем уж невозможные вещи. Виданное ли дело, чтобы в Йоркшире круглый год цвели розы?

Эдвард пытался отвести взгляд от ее напрашивающихся на поцелуй губ. Он подумал, что, может, рыжий священник целовал их, и от всей души пожалел, что не проучил негодяя как следует.

— А у нас они есть, — промолвил он, прокашлявшись. — В Роулингз-Мэнор. Честное слово. Едемте со мной, сами увидите. А я со своей стороны бесплатно возьмусь за отваживание любых претендентов на вашу руку, которые вам не по душе.

Со сдержанной улыбкой Пегги сказала:

— Джерри, давай-ка быстро собирайся. Тебе пора опять бежать в школу.

Джереми не шелохнулся.

— Разве мы не можем поехать с ним, Пегги? Я хочу увидеть розы, которые цветут даже зимой.

— Мы с твоим дядей обсудим это, — сообщила она, — однако должна сказать, что мы вряд ли поедем.

— Ну почему всегда нет?.. — разочарованно заныл Джереми.

— Потому что не все так просто, Джереми. — Пегги встала из-за стола и принялась убирать посуду, стараясь, чтобы лорд Эдвард не увидел слез, которые вновь заблестели у нее под ресницами. — Нельзя… нельзя вот так сваливаться на голову, как снег, предлагать дорогих лошадей и розы круглый год, и ждать, что мы вмиг все простим и забудем, — жаловалась Пегги разрисованному морозом окну. — Меня невозможно купить! Даже за пачки газет.

Ссадив мальчика с колен, Эдвард встал. Он сам не мог понять, откуда взялись эти полные искренних чувств слова, которые стремительным потоком полились из него.

— Мисс Макдугал, пожалуйста, простите меня, — обратился он к узкой спине девушки. — Я знаю, что вовек не смогу расплатиться с вами за все, что вы, должно быть, перенесли за этот год, когда одна воспитывали Джереми. Но поверьте: если бы я знал, никогда не допустил бы этого. И я прошу, нет, я вас умоляю: дайте мне шанс попытаться хоть что-то исправить, взяв вас обоих с собой в поместье Ролингзов, где, клянусь, хватит угля для каждой комнаты и где у Джерри на завтрак будет столько яиц, сколько он захочет.

Хотя эта сумбурная, но сказанная от всего сердца речь, казалось, не произвела большого эффекта на мисс Макдугал, которая продолжала мыть посуду, Джереми она, похоже, пришлась по душе.

— Яйца на завтрак каждое утро? — Мальчик подошел к своей тетке и потянул ее за подол платья. — Ты слышала, Пегги? Яйца каждое утро!

Эдвард, увидев, что неожиданно заработал очко, поспешил развить успех:

— И мясо на ужин каждый вечер.

— И мы не можем с ним поехать? — начал клянчить мальчик. — Мы не можем?

— Может быть, — промолвила Пегги. Она вытерла руки о кухонное полотенце и, сняв передник и аккуратно повесив его на крюк на двери в кладовую комнату, довольно строго сказала:

— Но сейчас ты должен возвращаться в школу.

Джереми, просияв, посмотрел на Эдварда.

— Когда Пегги говорит «может быть», она всегда подразумевает «да», — прошептал мальчик. Поделившись столь полезными сведениями, он отправился обуваться.

Только когда Джереми скрылся за садовой калиткой, его тетка повернулась и влепила Эдварду такую пощечину, что у того искры посыпались из глаз.

— Это за поцелуй, — коротко пояснила она. Затем как ни в чем не бывало неспешно подошла к буфету и достала оттуда бутылку виски и пару стаканов.

В голове у Эдварда все еще слышался звон после удара, который оказался на удивление сильным для такой изящной девушки. Он не мог даже припомнить, когда его в последний раз била женщина; ощущение было не из приятных. Потерев щеку, он уставился на Пегги, которая с невозмутимым видом наливала в стаканы солидные порции виски. Она пододвинула ему один из стаканов.

— Вот, — сказала девушка, присаживаясь за стол напротив него. — У вас на лице написано, что это вам нужно не меньше, чем мне. — И отработанным движением Пегги опрокинула содержимое стакана в себя.

Ошеломленный Эдвард все еще не мог поверить происходящему. Что на уме у этой девицы? Разве объятия не доставили ей наслаждения точно так же, как и ему? Он отчетливо видел страсть в ее глазах, ее сладкие губы с вожделением отзывались на его поцелуи. А ее тело, которое с такой готовностью прижималось к его телу? Может, мисс Макдугал не в себе? Или просто отрицает очевидные для себя вещи?

Эдвард тоже сделал большой глоток и задышал так, будто глотку обожгло огнем.

— Что это за жидкость? — выдавил он между приступами кашля.

Пегги заглянула в свой пустой стакан, и ее брови невинно приподнялись.

— Просто местное торфяное виски, выгнанное прямо здесь, в Эпплсби. А в чем дело? Для вас немного крепковато?

— Крепковато? — Глаза Эдварда вылезли из орбит. — Да это то же самое, что хлебнуть купороса.

— Может, у него и есть привкус. А я пью его всю жизнь. — В подтверждение этих слов Пегги налила себе еще один стакан. — Для меня это виски, как молоко матери. Добавить?

Эдвард, все еще кашляя, отрицательно покачал головой.

— Вообще держитесь от меня подальше, — предупредил он, нацелив на Пегги указательный палец. — За время нашего с вами знакомства я в буквальном смысле слова подвергся нападению со стороны лица духовного звания, мне чуть не отрубили палец, влепили пощечину и обожгли внутренности. Просто не знаю, смогу ли я это все вынести.

Девушка одарила его дерзкой улыбкой.

— Если бы вы послушали сэра Артура и не поехали сюда, вы бы покуривали себе и попивали коньяк у камина, а ваша голова покоилась бы на коленях любовницы…

Эдвард вскинул на нее глаза.

— А что вы вообще знаете про любовниц? — Заинтересованности в его голосе было, возможно, больше, чем требовалось.

Дерзкая улыбка превратилась в гримасу.

— Да ничего, конечно. И что простая дочь священника, как я, может знать о привычках такого джентльмена, как вы?

Эдвард смотрел на Пегги и вспоминал их поцелуй. Хотя он был уверен, что она целуется далеко не каждый день, но вместе с тем точно знал, что она в курсе того, как нужно целоваться, и, убей Бог, не мог понять откуда.

— Готов биться об заклад, что вы знаете много больше, чем хотите показать. Сколько же вам лет?

Она приподняла изящную бровь:

— Какая наглость! С какой стати вдруг я должна отвечать на этот вопрос?

Эдвард пожал плечами:

— Я же не чужой.

— Для Джереми, но не для меня, — отрезала Пегги. — В отличие от моей сестры Кэтрин я ни за что, даже за весь чай Китая, не вышла бы замуж за аристократа!

— А я думал, что вы вообще ни за кого не хотите замуж. Помните? — Он усмехнулся. — Я и не подозревал, что ваше заявление касается только людей вроде меня.

— Вовсе нет. Хотя я и в самом деле считаю, что среди мужчин не сыщешь никого более жалкого, чем люди вроде вас.

Эдвард заметил, что Пегги с интересом ожидает его реакции, как школьник, разглядывающий жука, у которого только что оторвал лапку. И хотя он знал, что этого делать не стоит, все же спросил:

— Это почему же?

— Да потому, что это люди вроде вас не позволяют вводить важные реформы, которые могут помочь тысячам страдающих женщин и детей по всей стране, — живо отозвалась она. — Может, даже по всему миру, поскольку на Англию смотрят как на оплот нравственности.

Эдвард едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

— Господи, да о чем вы говорите?

— А вы не знаете? — Пегги прищурилась и заговорила тоном прокурора: — О молоденьких девушках, которых посылают в Лондон учиться профессии и которые оказываются на улице из-за того, что их изнасиловали или соблазнили работодатели…

— Что? — вскричал Эдвард.

— .. дома их считают извалявшимися в грязи, и другого пути, кроме проституции, для них нет, — закончила Пегги, будто ее и не пытались прервать. Опершись локтями на стол, она продолжала: — Я говорю о женщинах, которым приходится рожать одного ребенка за другим, и так из года в год, потому что они настолько темные, что не знают, как предохраниться от беременности, потому что мужчины не считают образование дочерей достойным вложением их денег…

— Господи Боже! — прошептал Эдвард, чувствуя, что краснеет. — Во имя всего святого, о чем только думал ваш отец, позволяя вам читать газеты? Это то же самое, что подносить коробку шоколада человеку, страдающему диспепсией!

— Прошу прощения, — фыркнула Пегги, откинувшись на спинку стула. — Я говорю правду. Никто не виноват, если вы были настолько заняты охотой на беззащитных лисиц, что не видели ничего дальше своего носа.

— Вы, дорогуша, слишком долго жили одна. Когда я привезу вас в Роулингз…

Она бросила на него такой выразительный взгляд, что он умолк.

— Что же вы сделаете? Оградите от внешнего мира, именно так веками наказывали женщин?

— Положу вас на колено и отшлепаю как следует, именно этого вы заслуживаете! Что вы могли узнать, например, о проституции или о предотвращении беременности? Сами всего-то год как из-за парты.

— Между прочим, — надулась Пегги, — мне вот-вот исполнится двадцать лет!

Эдвард упал на стул, давясь от смеха. Девушка гневно смотрела на него.

— Позвольте узнать, что здесь смешного? — требовательно спросила она.

— Вот я и узнал, сколько вам лет, разве нет?

Он хлопнул себя по колену, счастливый, будто только что обыграл в бильярд Алистера Картрайта.

Девушка еще некоторое время продолжала смотреть на него, потом с философским видом переключила внимание на виски.

Понимая, что этого не следует делать, Эдвард не мог отвести от Пегги восхищенного взгляда. Большие зеленые глаза на слегка разрумянившемся точеном лице цвета слоновой кости, которое обрамляли мягкие завитушки темных волос, делали ее похожей на невинную школьницу. Но, когда взгляд мужчины опустился чуть ниже к чувственным, словно свежий бутон розы губам, он понял, что невинность — это всего лишь уловка, призванная скрыть под ангельской внешностью женщину с таким сексуальным темпераментом, какой он вряд ли мог встречать прежде. К тому же она обладала колким характером, что создавало поистине взрывоопасную смесь. Помилуй Господи, что же делать?

И почему, несмотря на ее вызывающее поведение, ему все еще хотелось целовать этот дерзкий рот? Непостижимые создания эти молоденькие девушки! Он всегда предпочитал женщин постарше, главным образом, замужних.

— Раз уж мы собираемся жить бок о бок под одной крышей, — начал Эдвард, — то почему бы нам не стать хотя бы друзьями?

Пегги поднялась и направилась к мойке, чтобы сполоснуть стаканы из-под виски. Во взгляде, который она бросила на него через плечо, светилась подозрительность.

— Жить бок о бок, под одной крышей? Что это вы имеете в виду?

— Вы обещали вместе с Джереми поехать со мной в Роулингз.

— Ничего подобного я не говорила!

Эдвард понял, что начинает хмуро сдвигать брови, но ничего не мог с собой поделать. Эта предвещающая грозу гримаса однажды вызвала приступ истерики у одной из старших дочерей Герберта.

— Вы сказали «может быть»…

— Именно так. Но с каких пор «может быть» означает «да»?

— Мисс Макдугал… — Эдвард запнулся. До этого ему казалось, что война выиграна без существенных жертв, на самом же деле генеральное сражение только предстояло. Ему очень захотелось почесать о кого-нибудь кулаки, но, увы, мистера Ричлэндза поблизости не было. — Я уже извинился за пренебрежительное отношение к вам моего отца. Я выплатил до последнего пенни все, что, как сказал этот чертов священник, он ссудил вам. Я пытался убедить вас, что вам ни в чем не будет отказано, если вы согласитесь поехать с Джереми в Роулингз. Что еще я должен сделать, чтобы вы поверили в мою искренность?

Стоя спиной к Эдварду, она сказала мягким голосом скорее окну, чем ему:

— Ничего. Я верю вам. Знаю, что вы готовы сделать все необходимое. Но…

— Но что?

— Но… Что вы, лорд Эдвард, знаете о моей семье? — Когда она повернулась к нему лицом, зеленые глаза казались неестественно огромными. — Что вы знаете о моей сестре?

— Ничего, — пожал плечами Эдвард. — Кроме того, что если она была похожа на вас, то нет ничего странного, что мой брат так рано умер.

Пегги не улыбнулась его шутке.

— Ничего? Совсем ничего? Вы никогда не были с ней знакомы?

— Вы же знаете, что нет. Мой брат познакомился с вашей сестрой здесь, в Эпплсби, приехав, чтобы поохотиться. Они неблагоразумно и явно поспешно скрылись, а когда отец отказался признать их брак, перебрались на континент, откуда ни один из них живым не вернулся. А в чем дело, мисс Макдугал?

Девушка промолчала, во всяком случае, она медлила с ответом. Вместо этого она задумчиво смотрела на свои руки. Эдвард проследил за ее взглядом, подумав о том, как эти руки недавно страстно теребили его волосы. И вдруг представил, как они, маленькие и прохладные, расстегивают пуговицы на его бриджах…

— Мы поедем с вами, — неожиданно проговорила Пегги, но так тихо, что Эдвард испугался, что ослышался.

Эдвард вскинул голову:

— Прошу прощения?

— Мы поедем с вами, — повторила Пегги, на этот раз громче.

— Мисс Макдугал!

— Однако я выдвигаю несколько условий.

Эдвард нахмурился.

— Мисс Макдугал…

— Последнее слово во всем, что касается Джереми, будет за мной. Я не позволю, чтобы его баловали и осыпали подарками люди, которые будут искать его покровительства. Надо, чтобы мальчик рос нормальным, насколько это возможно…

— Так не пойдет, мисс Макдугал, — усмехнулся Эдвард. — Джереми — герцог Роулингз. Вы что же, хотите, чтобы он ходил в сельскую школу вместе с простыми мальчишками?

— Джереми и есть простой мальчишка, лорд Эдвард. Или, точнее, был им до сегодняшнего дня. Я бы хотела, чтобы он оставался таким как можно дольше. И конечно, если я поеду с ним, мне нужно будет чем-нибудь заниматься.

— Простите?

— Я должна чем-то занимать свое время, лорд Эдвард. В отличие от вас я не привыкла бездельничать. К примеру, я могла бы присматривать за вашими домашними делами.

— У меня есть экономка, — проворчал Эдвард.

— Тогда я вполне могла бы заниматься вашими счетами. Мне доводилось вести церковные финансовые документы для отца. Я разбираюсь в цифрах.

— Это меня не удивляет, — сухо заметил Эдвард. — Однако моими счетами занимается сэр Артур.

— В общем, лорд Эдвард, — нахмурилась Пегги, — я должна чем-то заниматься в Роулингз-Мэнор.

Эдвард пристально посмотрел на девушку. У него в голове крутился целый ряд вариантов, в каждом из которых Пегги была бы незаменима. Ни один из них, правда, не подходил для молодой незамужней женщины, по меньшей мере той, которая целиком проглотила «Защиту прав женщин» Мэри Вулстонкрафт. Поэтому лорд ограничился заверением:

— Не беспокойтесь, найдем что-нибудь для вас. Есть еще условия?

Она прикусила нижнюю губу.

— Если я буду теткой герцога, то, думаю, мне понадобится… Видимо, мне нужно выглядеть надлежащим образом, а у меня только это платье да еще одно для церкви…

Эдвард, который не отводил от девушки взгляда, заметил, что ее щеки стали пунцовыми. Он не понял, что именно ее смутило. Платье было и вправду простенькое, но на ней казалось прелестным. Мало кто из его знакомых женщин не согласился бы умереть, но выглядеть так же хорошо в подобном скромном наряде. Тем не менее, он с серьезным видом кивнул:

— Новый гардероб, без сомнения, является частью соглашения.

Пегги вздохнула с явным облегчением, затем вновь заколебалась.

— Мне… мне понадобится немного денег в долг. — Она потупила взор, и он увидел, что ее щеки вновь залила краска. — Чтобы помочь одной местной семье.

«Ну это, пожалуй, уже слишком», — подумал Эдвард.

— Почему же ваш чертов священник не помогает ей? — раздраженно спросил он. — Это же его забота, разве нет?

— Он не хочет это делать. — Девушка печально взглянула на него, ее лицо зарделось даже сильнее, чем после их поцелуя. — Миссис Макфирли — местная проститутка, сегодня утром мне довелось присутствовать при рождении ее шестнадцатого ребенка…

— Что? — Если бы она заявила, что присутствовала при рождении Христа, то и тогда Эдвард удивился бы меньше. Пегги стало неловко, она откашлялась.

— Видите ли, больше было некому, и… да, если бы я могла дать ей хоть немного денег, она бы немного отдохнула, восстановила силы, прежде чем вновь возвращаться к своей работе.

Эдвард повел бровью.

— Это что-то новенькое. Человек моего класса платит ночной бабочке, чтобы она не спала ни с кем. — Но когда он увидел, что девушка не улыбнулась, то покорно полез в карман жилета. — Сколько?

Она опять прикусила свою сочную нижнюю губку.

— Пять фунтов… это не слишком много для вас? Клянусь, я верну деньги. Мой годовой доход составляет целых тридцать…

— Гм, — произнес он, шаря у себя в кошельке. — Пусть лучше будет двадцать фунтов, ладно? Кто знает, может, она использует их как приманку, чтобы заполучить себе мужа. Думаю, мистер Ричлэндз сейчас свободен, не так ли?

Его поразило, сколько радости вызвал его, казалось бы, рядовой жест. Пегги захлопала в ладоши, вся скованность девушки исчезла, и она даже закружилась по кухне.

— Двадцать фунтов? Вы не шутите? О, спасибо, лорд Эдвард, спасибо вам!

Прежде чем он что-либо сообразил, девушка подбежала, обвила его шею руками и наклонилась, чтобы прижаться своими губами-вишнями именно к той щеке, которая пострадала от удара каких-нибудь полчаса назад.

Эдвард вздрогнул от легкого прикосновения ее восхитительной груди к его плечам. Он инстинктивно повернул голову так, что вместо щеки ее губы встретились с его губами, обнял девушку за тонкую талию и посадил к себе на колени.

Он ощутил, как Пегги мгновенно напряглась… но ее губы были такими сладкими, такими желанными, что он не мог от них оторваться, во всяком случае, не сразу. Эдвард все время терзался вопросом, насколько серьезной была та пощечина, и теперь у него был ответ. Она ударила его потому, что именно так должна была поступить хорошо воспитанная дочь священника, когда незнакомый человек начал нескромно заигрывать с ней. Хотя в душе Пегги была вовсе не против. Потому-то она буквально таяла в его объятиях, закрыв глаза, а ее сердце колотилось, словно рвалось из груди…

Пегги отпрянула, только когда он рукой прикоснулся к ее груди. Она соскочила с его колен, как испуганный котенок.

— Лорд Эдвард! — воскликнула девушка, при этом ее зрачки так расширились, что глаза показались черными, а не зелеными.

Эдвард, еще ощущая на губах ее несравненный аромат, потянулся, чтобы вернуть себе ее тепло, ее мягкость, ее страстное желание познать себя. Но Пегги отступала, пока ее спина не коснулась мойки в дальнем углу комнаты.

— Лорд Эдвард, — проговорила она почти невозмутимо. — Не делайте больше ничего подобного. Я предупредила вас!

Он смотрел на нее, а в голове неотступно крутилась мысль, что это самое очаровательное существо из всех, кого он встречал в течение последних лет. Эдвард вдруг осознал, что если он неправильно использует свой шанс, то потеряет ее. Это была не какая-нибудь замужняя дама, которая в спальне чувствовала себя как рыба в воде. Пегги была девственницей, хоть и в высшей степени чувствительной к ласкам, но, видимо, ее скорее поразили собственные ощущения от его натиска, чем сам натиск.

— Мисс Макдугал! — произнес Эдвард, не узнавая своего голоса, настолько хрипло он звучал. Он откашлялся и начал заново: — Мисс, не знаю, смогу ли я подобрать подходящие слова извинения. Сам не понимаю, что на меня нашло. Вы должны мне поверить, такое больше не повторится. — Однако, даже произнося эти слова, Эдвард не мог отвести взгляда от груди Пегги, от пленительных сосков, которые, подобно твердым камешкам, отчетливо проступали через шерстяную материю платья.

— В конце концов, — сказал он, ухмыльнувшись, — вы ведь моя свояченица.

Ему следовало бы на сей раз быть готовым, но пощечина вновь стала для Эдварда неожиданностью. Удар оказался тяжелее предыдущего, видно, Пегги вложила в него всю свою страсть. Черт побери, а у нее мощный хук справа!

— Чтобы в Роулингзе ничего подобного не было, — гневно объявила Пегги. — Вы слышите меня? Только поведите бровью в мою сторону, и мы с Джереми тотчас же уедем!

— Несомненно, — уныло согласился Эдвард, потирая скулу. — Вы совершенно правы.

Без дальнейших слов Пегги повернулась и гордо прошествовала из комнаты, инстинктивно — Эдвард был в этом уверен — покачивая бедрами.

— На самом деле было шестнадцать фунтов восемь пенсов, вы, никчемный человек, — бросила она через плечо.

Вспомнив о монетах, которые он засунул в карман Ричлэндза, Эдвард принялся хохотать, качая головой. Чертов священник обсчитал его на фунт.

Глава 5

Под пронизывающим северным ветром широкое платье Пегги плотно облепило надетый под него кринолин. Ветер продувал насквозь новую бобровую шубку и выжимал слезы из глаз. Она отняла носовой платок от огромной ссадины чуть выше лба и приложила чистый уголок этого кусочка полотна с вышитой на нем монограммой к глазам. При этом девушка надеялась, что Джереми не обратит на это внимания и не подумает, что она плачет. Однако она слишком поздно заметила, что мальчик пристально смотрит на нее, широко раскрытые глаза светились на разгоряченном лице.

— Эй! — завопил он, стараясь перекричать завывающий ветер. — Полюбуйтесь, что вы натворили, болваны! Вы заставили мою Пегги плакать!

Трое людей, которые изо всех сил пытались вытянуть из оврага опрокинувшийся экипаж, подняли глаза, их хриплое дыхание вырывалось из ртов белыми клубами пара. Видимо, им, одетым в ливреи зелено-белых цветов Роулингзов, было намного холоднее, чем Пегги, но их лбы блестели от пота, а у лакея волосы просто прилипли к шее.

Пегги мечтала о том — это желание не покидало ее в течение последнего получаса с тех пор, как их карета соскользнула с обледенелой дороги, которая вела к Роулингз-Мэнор, — чтобы они с Джерри никуда не уезжали из Эпплсби. В это время они сидели бы у огня и наслаждались вечерним чаем, а не дрожали от холода среди торфяников, таких пустынных и холодных, что даже грабители предпочитали держаться от них подальше.

Стоявший рядом сэр Артур, потоптавшись на снегу, с занудной заботливостью тронул девушку за руку.

— Мисс Макдугал, мне не хватает слов, чтобы просить прощения. — Сэр Артур не переставал извиняться с того самого момента, как экипаж перевернулся. Пегги очень надеялась, что хоть холод заставит его замолчать. К сожалению, возмущение Джерри по поводу того, что Пегги заставили плакать, вновь пробудило в управляющем имением чувство вины. — Вы уверены, что не хотите присесть? Вам не холодно? Позвольте предложить вам мою накидку.

— Конечно, нет, — решительным голосом заявила девушка, хотя на самом деле никакой решимости не ощущала. Она не стала объяснять, что даже если бы захотела сесть, то все равно подходящего места не было, поскольку экипаж наполовину торчал из оврага, а других пригодных для сидения предметов вокруг не наблюдалось. — Со мной все в порядке, сэр Артур. Джереми ошибся, я вовсе не плачу.

Повернув голову так, чтобы за опушенным мехом капором сэр Артур не мог разглядеть ее лица, Пегги, сдвинув брови к переносице, бросила на мальчика строгий взгляд. Она собралась улучить момент и сказать ему пару слов, как только они доберутся до поместья. С тех пор как Джереми узнал, что он новый герцог Роулингз, с ним стало совершенно невозможно ладить.

Новоиспеченный герцог взглянул на лицо своей тетки и завизжал:

— Пегги, у тебя опять голова в крови!

Черт побери. Пегги прижала к ране платок лорда Эдварда. Было почти не больно, и она не понимала, к чему весь этот переполох, — подумаешь, маленькая ранка под волосами. Однако она кровоточила достаточно обильно для того, чтобы Герберт побледнел, а лорд Эдвард настоял на том, чтобы пешком отправиться за помощью.

— Так-то лучше, — задорно улыбнувшись ей, сказал Джереми. Она не видела племянника таким счастливым с тех пор, как началось их долгое путешествие на юг. Даже недельная остановка в Лондоне не так захватила Джереми, как эта авария экипажа. Глаза мальчика сверкали, он вновь и вновь рассказывал, как лорд Эдвард спас Пегги, которую чуть было не задавил своей массой сэр Артур в накренившейся карете.

— Когда экипаж стал опрокидываться, — с придыханием говорил Джереми, дергая Пегги за рукав темно-зеленого дорожного платья, — дядя Эдвард рванул тебя к себе на грудь, ведь правда, Пегги? Я считаю, что он спас тебе жизнь. Мне кажется, если бы сэр Артур упал на тебя, то раздавил бы, как ягоду.

— Довольно, Джерри, — мягко сказала Пегги. — Я уже наслышана, что лорд Эдвард спас мне жизнь. И я его уже поблагодарила.

Управляющий прокашлялся. Он выслушивал комментарии юного герцога по поводу своего веса с нараставшим смущением, и, похоже, это ему надоело.

— Ваша светлость, а почему бы вам не забраться на вершину того холма и не посмотреть, не возвращается ли ваш дядя с людьми?

Джереми не нужно было повторять дважды, чтобы он продемонстрировал свою, казалось, неисчерпаемую энергию. Мальчишка припустился к заснеженной гряде холмов, подобно камню, пущенному из рогатки, а Пегги воспользовалась моментом, чтобы вновь промокнуть глаза. Ветер задул сильнее, швыряя в лицо снег и крупицы льда, ее щеки и нос начали замерзать. Во время аварии волосы Пегги, собранные в пучок, рассыпались, и теперь ее пальцы настолько онемели от холода, что она не могла привести непослушные локоны в порядок. Зато кудри спасали ее уши от мороза. Девушка, почувствовав, что ноги в лайковых сапожках начинают неметь, потопала по земле. Среди этих Богом забытых торфяников негде было спрятаться от ветра. Похоже, они уцелели во время аварии, чтобы замерзнуть всего в нескольких милях от места назначения.

— Дорогая мисс Макдугал, — увещевал сэр Артур, — вы просто посинели от холода. Пожалуйста, позвольте мне уступить вам мою накидку. Я вполне обойдусь пледом из экипажа…

— Не смешите меня, сэр Артур, — ответила Пегги, выбивая зубами дробь. — Со мной все в порядке. Сколько еще раз я должна сказать это, чтобы мне, наконец, поверили?! — Голова ее раскалывалась от пульсирующей боли, но чего ради давать сэру Артуру повод для новых причитаний? Девушка прикусила губу и молча терпела.

— Кажется, мы почти вытащили карету, сэр, — подал голос кучер, и Пегги с надеждой посмотрела в его сторону. Лакей держал под уздцы коренника и подбадривал криком коней, а кучер и другой слуга изо всех сил упирались плечами в стенку тяжелой, украшенной черненой медью кареты на дне оврага. Пегги подумала, что человек таких габаритов, как сэр Артур, был бы очень полезен там, в овраге, но управляющий, видимо, полагал, что его место здесь, возле нее. Даже сейчас он бормотал, поглаживая девушку по плечу:

— Ну, вот видите! Им осталось совсем немного. Они хорошие ребята. Знаете, лорд Эдвард нанимает только лучших…

Однако троих молодцов лорда Эдварда было недостаточно, чтобы вытянуть экипаж. Испуганные лошади то и дело шарахались на обледенелой дороге, и в тот самый момент, когда передние колеса оказались на поверхности, копыта коней начали скользить и экипаж покатился вниз. Испугавшись, что людей может покалечить, Пегги предостерегающе крикнула, и слуги в последний момент успели разбежаться.

— О Господи, — всхлипнула девушка. Теперь она готова была разрыдаться по-настоящему. — Это ужасно. Бедные люди! И бедные кони! Сэр Артур, а сколько может понадобиться времени, чтобы пешком добраться до поместья Роулингзов? Сейчас только пять часов, а уже темнеет…

— Крепитесь, мисс Макдугал. — Сэр Артур, как и она, выглядел удрученным. Он явно тоже предпочел бы попивать чай, устроившись у жаркого камина. — Крепитесь. Лорд Эдвард не оставит нас в беде.

Такой веры у Пегги не было. Хотя в течение двух недель, которые прошли с того ужасного дня в Эпплсби, когда они познакомились, лорд Эдвард воздерживался от попыток заигрывать с ней, девушка все еще не была полностью уверена, что ему можно доверять.

Правда, он показал себя истинным джентльменом во время их пребывания в его чудесном лондонском доме. Он послал за сэром Артуром и его супругой, чтобы они сопровождали Пегги, и хоть ей не было никакого дела до управляющего, леди Артур Герберт оказалась на редкость милой женщиной. У нее было все, чего недоставало ее мужу — привлекательность, чувство юмора и здравомыслие. Мать пятерых дочерей, она спокойно переносила казавшуюся бесконечной череду портних, которая явилась результатом обещания лорда Эдварда по поводу нового гардероба, и после визитов к полдюжине модисток держалась много лучше, чем Пегги. В промежутках между примерками леди Вирджиния сопровождала Пегги в прогулках по Лондону. Она согласилась посетить и палату общин, хотя сессия парламента еще не началась, и с таким энтузиазмом ходила по музеям, будто никогда там раньше не бывала.

Лорд Эдвард позаботился о том, чтобы юный герцог тоже не скучал, и организовал ему уроки верховой езды, походы в зоопарк и магазины. Посещение магазинов завершилось несколькими покупками, буквально взбесившими Пегги, которая никак не могла смириться с тем, что у десятилетнего мальчика может быть собственное ружье, не говоря уже о скакуне в шестнадцать ладоней ростом.

Но долго дуться на человека, который каждый вечер сопровождал их на обеды в дорогие рестораны, о которых Пегги только читала, даже не помышляя о том, чтобы там когда-нибудь оказаться, было просто невозможно. И разве можно было продолжать обижаться на лорда Эдварда, когда после каждой порции сочных лобстеров, шампанского или меренг он неизменно доставал из кармана самые дорогие билеты в оперу или театр? А до того, что каждый раз вскоре после обеда галантный кавалер исчезал в неизвестном направлении, — до того ей не было никакого дела. Как заметила, пожав плечами, леди Герберт, Эдвард Роулингз — человек светский, ему довольно скучно проводить все вечера в компании старой супружеской пары и, добавила про себя Пегги, поскольку леди Герберт была слишком хорошо воспитанна, чтобы упомянуть об этом, стыдливой дочки священника.

Пегги особенно неловко чувствовала себя по утрам, когда лорд Эдвард завтракал вместе с ними. Хотя одет он бывал всегда безукоризненно, под глазами явно проступали темные круги, а иногда, она в этом была совершенно уверена, от него исходил запах выпитого накануне виски. В общем, Пегги полагала, что лорд Эдвард проводит время так, как принято в кругу мужчин его возраста и положения в обществе. И ее интересовал вопрос, сколько именно денег он оставлял каждую ночь на зеленом сукне и сколько точно любовниц облагодетельствовал.

И все же, несмотря на уверенность в том, что лорда Эдварда засасывают разврат и гедонизм, Пегги была с ним неизменно любезна. Она не хотела, чтобы Джереми ощущал ее неприязнь к новоявленному родственнику. Для нее было важно, чтобы ее племянник, в семье которого никогда не было мужчины, за исключением деда, учился у своего дяди, чего мальчик, конечно же, не стал бы делать, узнай он, насколько плохо она относится к лорду Эдварду. Поэтому впервые в жизни Пегги старалась держать свое мнение при себе. Каждый раз, когда девушка видела лорда Эдварда недовольно склонившимся над утренним кофе, она внимательно следила за тем, чтобы с ее язычка не сорвалась какая-нибудь колкость по поводу его образа жизни.

Однако Пегги все же должна была признаться себе, что на нее произвело впечатление мужество, которое лорд Эдвард проявил во время аварии. Когда экипаж начал опрокидываться, он обнял ее, чтобы защитить, а потом буквально выдернул девушку из-под падавшей туши сэра Артура. Увы, он не смог уберечь ее от довольно сильного удара головой о масляный фонарь, висевший на стенке кареты. Но забота, которую проявил лорд Эдвард, нежно вынесший ее из экипажа и приложивший свой платок к ране, которую она не могла видеть (и не верила, что настолько опасна, как все пытались показать), его твердое решение самому идти за помощью в поместье — все это намного улучшило мнение девушки о нем. У нее даже не хватило смелости сетовать на холод, так она была тронута его обеспокоенностью.

Но его не было уже довольно долго. Пегги промерзла до костей, к тому же у нее разболелась голова. Сколько миль отсюда до Роулингза? И сколько времени понадобится, чтобы до них добрался высланный на помощь экипаж?

Пегги подумала о леди Герберт, их пяти дочерях и о том, как тепло и радостно ей было, когда прошлой ночью они останавливались в их пришедшем в упадок имении, расположенном в каком-нибудь десятке миль от Роулингза. Если бы только знать об этой ужасной метели, когда в полдень они выезжали оттуда. Если бы только… если бы только ее ноги не замерзли так сильно!

— Эй, там! — Сэр Артур поднял руку и помахал кому-то. Но он смотрел не туда, куда убежал Джереми, а в противоположную сторону. — Эй!

Пегги повернула голову, жмурясь от ветра, и увидела одинокого всадника, приближавшегося крупной рысью. Очень глупо было так гнать животное в такую погоду по такому льду. Девушка вдруг с испугом подумала, что только человек, спасающийся от кого-то или чего-то, будет лететь с такой скоростью и что сэр Артур, быть может, машет разбойнику. С забившимся сердцем Пегги спряталась за спиной толстого как бочка рыцаря и обнаружила, что его импозантная фигура очень хорошо защищает от свирепого ветра.

— Эй, там, — позвал сэр Артур. — Вы не могли бы нам помочь, сэр?

Конь и всадник появились из кружащейся завесы снега и льда, и Пегги поймала себя на том, что зачарованно уставилась на огромного жеребца с налитыми кровью глазами и пышущими паром черными ноздрями. Всадник казался не менее страшным. Одетый во все черное, широкоплечий, с глазами, отливающими сталью, мужчина усмехался, глядя на нее сверху вниз… и девушка вдруг поняла, что это не кто иной, как лорд Эдвард. Он управлялся с массивным животным, верхом на котором сидел, с грациозной силой, посвистывая сквозь ровные белые зубы, когда конь начинал переступать в глубоком снегу тяжелыми копытами.

— Лорд Эдвард! — вскричал, не скрывая радости, сэр Артур. Он притронулся к своей шляпе и положил руку на уздечку. Это было ошибкой. Конь рассерженно мотнул черной как ночь головой, испятнав накидку сэра Артура пеной с губ и мокрым снегом.

— О, прошу прощения, — пробормотал сэр Артур, обращаясь главным образом к коню, и это заставило Пегги спрятать улыбку в воротник шубки. — Но откуда вы приехали, лорд Эдвард? Я видел, как вы и Боб тронулись совершенно в противоположном направлении.

— Так и есть, — скрипнув кожей, лорд Эдвард одним движением спрыгнул с седла и тяжело приземлился в снег рядом с сэром Артуром. С самой первой встречи управляющий казался Пегги весьма крупным мужчиной, но лорд Эдвард был на голову выше и возвышался над девушкой почти на целый фут. В сапогах для верховой езды и в бриджах лорд Эдвард Роулингз выглядел особенно стройным рядом с толстым сэром Артуром, но при этом он всем своим видом внушал почтение.

— С ветром, который дует с торфяников, не следует шутить, — пояснил Эдвард. — Пешему с ним не справиться. Поэтому мы сделали крюк и добрались до Эшбери-Хауса. Я позаимствовал коня и вернулся так скоро, как мог. А экипажу потребуется некоторое время, чтобы подъехать сюда. Все дороги замело.

— Господи, — в смятении проговорил сэр Артур. — Вот беда… Рана на голове мисс Макдугал все еще кровоточит, милорд, и я опасаюсь, что ей ужасно больно.

— Все еще кровоточит? — эхом отозвался Эдвард, не обратив внимания на возглас протеста, слетевший с губ Пегги и унесенный ветром. Его глаза, серые, как небо над ними, осуждающе глянули на нее:

— Уберите платок, — приказал он. — Дайте мне посмотреть.

— Нет ничего страшного. Это все Джереми. Он проявляет обо мне чрезмерную заботу. — Девушку смущало то, что все вокруг разволновались, скорее всего, из-за пустякового пореза.

Кроме того, она постоянно ощущала на себе напряженный взгляд лорда Эдварда. Отчего это он все время на нее так смотрит? Он же должен понимать, что она никогда не сможет быть для него никем иным, кроме как свояченицей… и при этом не особенно дружелюбной. Ну и чушь! Это опасный человек. Больше всего Пегги не хотелось, чтобы он, держа ее голову в руках, разглядывал в упор. Его прикосновения лишали ее сил, а взгляд — ох, лучше бы ему так не смотреть на нее, а то придется преподать свояку хорошенький урок.

Но Эдвард не отставал от девушки до тех пор, пока она, неохотно отняв платок ото лба, не подставила ему лицо. При этом она старалась не встречаться с ним глазами. Он взял Пегги за подбородок рукой, затянутой в черную перчатку, и стал пристально рассматривать ее лоб, меж темных бровей легла глубокая морщина. Она без проблем перенесла бы это испытание, если бы Эдвард не счел необходимым провести другим чистым носовым платком — на этот раз платком сэра Артура — вдоль границы волос.

У Пегги вырвался крик боли. Она закусила нижнюю губу, но не смогла сдержать слез, когда Эдвард надавил на рану. У нее все поплыло перед глазами, земля как-то сразу начала уходить из-под ног. Роулингз немедленно отпустил ее подбородок и, несмотря на беззвучный протест, обхватил рукой тонкую талию. А у нее кружилась голова, правда, девушка не могла понять, от чего: от раны или от того, что он был так близко.

Сэр Артур принялся бранить Пегги за то, что она не сказала ему, как плохо себя чувствует, а та могла только умоляюще моргать, не в силах вымолвить ни слова. Девушка припала к лорду Эдварду, столь же благодарная за тепло его тела, как и за поддержку. Он укрыл ее тяжелым черным плащом, и Пегги, пригревшись, вновь начала ощущать свои пальцы и нос.

Только когда головокружение прекратилось, она почувствовала через шерстяную материю, на которой покоилась ее голова, твердость мускулов Эдварда. Девушка бессознательно вынула руки из муфты и положила их на его широкую грудь. Она была такой маленькой и слабой, что он почти не обратил внимания на это легкое прикосновение.

— Должно быть, ей и на самом деле очень плохо, — тараторил сэр Артур, — но бедняжка и словом не обмолвилась об этом.

— Чепуха! — удалось наконец ей произнести, хотя дыхание было еще прерывистым, а сердце отчаянно билось под корсетом. — Всего-то легкий ушиб…

— Пегги! — Рев Джереми мог бы поднять и мертвого. Пегги удивленно вскинула голову и увидела, как он катится по заснеженному склону холма, маленькое лицо горело от злости, а изо рта вылетал пар, словно из трубы локомотива.

— Что это вы делаете с моей Пегги? — требовательно закричал мальчик. — Сейчас же отпустите ее! — Давно считавшийся грозой Абердина, Джереми Роулингз участвовал в стольких стычках, что Пегги сбилась со счету, причем часто потасовки возникали из-за нее. Она очень надеялась, что приезд в дом предков поможет приучить его к цивилизованным отношениям…

Но пока по всему было видно, что дядя Эдвард под стать Джереми.

— А ну замолчи, молокосос, — рыкнул Эдвард, — а то я тебя отшлепаю.

— Ты не можешь этого сделать, — объявил Джереми. — Я — герцог!

— О, Джерри, — простонала Пегги. Ей меньше всего хотелось покидать тепло объятий Эдварда и вновь подставлять лицо безжалостному ветру, но оставаться в таком положении было по меньшей мере неблагоразумно. Да и честно говоря, в этом больше не было нужды. Рана опять напомнила о себе противными, но терпимыми толчками, а головокружение полностью прекратилось.

Однако, когда девушка посмотрела вверх, приготовившись попросить Эдварда отпустить ее, она вдруг обнаружила, что тот не обращает на нее ни малейшего внимания. Он с непроницаемым видом смотрел в небо.

— Снег усиливается, — заметил Эдвард. — Думаю, будет лучше, если я отвезу мисс Макдугал в Роулингз прямо сейчас. Ей не стоит дожидаться экипажа.

Пегги окинула черного жеребца нерешительным взглядом, пар клубами валил из его ноздрей.

— Милорд, я в полном порядке. Вполне могу подождать экипаж. И не надо держать меня, будто меня может унести ветром.

— С вами вовсе не все в порядке, и вы сделаете так, как я скажу.

Пронзительный взгляд Эдварда, казалось, сверлил ее насквозь, и Пегги отвела глаза, а на ее щеках вновь заиграл легкий румянец. Еще ни один мужчина, если не считать тайных воздыхателей на улицах Эпплсби, так беззастенчиво не разглядывал ее. «Неужели, — заволновалась девушка, — я выгляжу смешной?»

Будто ощутив неловкость ситуации, Эдвард убрал руку с тонкой талии Пегги. При этом, однако, он снял плащ и, невзирая на все протесты, набросил на плечики девушки. Плащ был таким большим, что Пегги буквально утонула в нем. Освободившись от нескромного объятия, она качнулась от ветра, ощущая жжение в тех местах, которых касался Эдвард. Щеки горели, и девушка потупила взгляд, чтобы не встретить ничьих глаз.

Тем не менее, Джереми знал свою тетушку слишком хорошо, чтобы его могли обмануть попытки Пегги вести себя как ни в чем не бывало.

— Ты больна, — заявил он, подойдя вплотную. — Почему же ты молчала?

— А что бы это изменило? — Она протянула руку и поправила мальчику шапку, натянув ее на уши. — Это не ускорило бы прибытие помощи.

Джереми смутился:

— Нечего меня опекать. Это о тебе надо позаботиться. — Выпятив грудь, он обратился к лорду Эдварду: — Думаю, дядя, тебе лучше увезти ее. Она не так сильна, как хочет казаться.

Услышав это заявление, Пегги чуть не рассмеялась, но поперхнулась, когда подняла глаза и увидела, что лорд Эдвард направляется к ней с выражением мрачной решимости.

— Вы едете со мной, — проговорил он не терпящим возражений тоном.

Пегги инстинктивно попятилась, со страхом посмотрев на жеребца.

— Ну нет, — запротестовала она, как оружие подняв свою муфту. — Все нормально. Я подожду здесь с сэром Артуром. Берите Джереми. Ему скорее понравится ехать верхом на… на… вот этом.

Но все ее протесты были напрасны. Хоть она и успела отступить на шаг, пальцы Эдварда поймали ее запястье, а в следующее мгновение девушка вдруг оказалась у него на руках. Эдвард подсадил Пегги в седло с такой легкостью, будто она была не тяжелее младенца, при этом его пальцы практически сошлись на туго затянутой в корсет талии. Пегги, очутившись на огромном коне так высоко над землей, не смогла удержаться, чтобы не вскрикнуть.

— С вами все в порядке? — спросил Эдвард, вглядываясь в лицо девушки.

Она с трудом проглотила вдруг вставший в горле ком и кивнула, пряча охвативший ее ужас за внешним безразличием, и с деланным спокойствием принялась укладывать свои юбки на крупе животного. В душе же Пегги лихорадочно молилась, чтобы не выкинуть какой-нибудь глупости вроде обморока.

Эдвард бросил свое мощное тело в седло позади нее, снял с девушки плащ, набросил себе на плечи и укрыл им Пегги. Его рука вновь бесстыдно обвила ее талию, но на сей раз девушка была благодарна за поддержку — это добавляло ей уверенности. Так, если бы она все же лишилась чувств, лорд Эдвард успел бы подхватить ее, прежде чем она упала бы на землю.

— Герберт, — сказал лорд Эдвард, разбирая поводья, — вы с его светлостью дождетесь здесь повозку. Она должна вскоре подойти.

— Конечно, — закричал сэр Артур. — Превосходно, милорд. И быть может, по пути нам удастся заехать к лекарю. Привезем его в поместье, чтобы он осмотрел рану мисс Макдугал.

Оказавшись сжатой сильными ногами Эдварда, Пегги постаралась сесть как можно ровнее, ее щеки пылали румянцем. Даже через платье и кринолин она ощущала прижатое к ее ягодицам массивное естество мужчины, а ее спина прикасалась к его твердой груди. Их недавнее объятие, по ее мнению, излишне интимное, было совершенно безвинно по сравнению с бесстыдством, с которым седоки сейчас прижимались друг к другу. Пегги попыталась унять свое бешено заколотившееся сердце, полностью сознавая, что для Эдварда с его опытом все это привычное дело. А что такого, всего-то поездка через торфяник. Что может быть скучнее?

— Ну, тогда прощайте, — обратился Эдвард к сэру Артуру и Джереми, подобрав повод захрапевшего коня. — До встречи в Роулингзе.

И они тронулись в путь, причем жеребец рванул с такой скоростью, что у Пегги вновь перехватило дыхание. Отбросив муфту, она что было сил вцепилась пальцами в обнимавшую ее руку лорда Эдварда, и тот, отвечая на ее порыв, с удовольствием сильнее прижал к себе девушку.

— Похоже, вы не амазонка? — прокричал он.

Пегги с усилием сдержалась, чтобы не ответить колкостью. Было бы крайне неумно вступать в перепалку с единственной опорой, которая удерживала ее от неминуемой смерти под копытами.

Они неслись вскачь по бездорожью, их, словно плетью, хлестало снегом, а ветер творил нечто невообразимое с волосами Пегги, несмотря на ее новый капор. Девушка сильнее вжала голову в грудь лорда Эдварда и принялась молиться. В первую очередь она молила Бога, чтобы он сохранил ее от падения с коня. Во-вторых, Пегги желала лорду Эдварду умереть от самой вульгарной болезни, однако, как она зрело рассудила, с этим вполне можно было повременить до их приезда в поместье Роулингзов.

Когда храпящий жеребец перешел на легкий галоп, Пегги почувствовала, как рука Эдварда чуть ослабила объятие. Он спросил ее в меховой капор:

— Вы хорошо себя чувствуете? Не устали?

— О, конечно, — ответила Пегги сквозь зубы. — Спасибо, я в полном порядке.

— Вы не очень убедительно лжете, я прав? — усмехнулся лорд.

— Я ведь дочь священника, — парировала Пегги. — Не стоило ожидать, что я могу быть хорошим лжецом. С другой стороны, мой племянник умеет лгать просто восхитительно.

— И эта особая черта, должно быть, унаследована со стороны отца, — с ухмылкой проговорил Эдвард.

Пегги покачала головой. У нее стучали зубы, но она надеялась, что лорд Эдвард спишет это на холод и не подумает, что она до такой степени испугана скачкой.

— О, я не стала бы утверждать это так категорично. Кэти всегда была склонна к выдумкам.

— Да нет, Джереми сын своего отца, это точно. Копия Джона в этом возрасте. — Голос лорда Эдварда зазвучал сухо. — Для вашего отца, должно быть, явилось ударом то, что ваша сестра и мой брат сбежали. Вы помните, как это было?

— Конечно, помню, — сказала Пегги и охнула — вовсе не из-за воспоминаний, а из-за того, что конь перескочил через большую канаву. Когда к ней вернулся дар речи, она продолжила: — Тогда мне было столько же лет, как теперь Джереми. Знаете ли, у десятилетних детей все хорошо укладывается в памяти.

Если лорд Эдвард и услышал, что у нее задрожал голос, то сделал вид, что не заметил этого.

— Что собой представляла ваша сестра? Ясно, что на вас она не походила, раз была отъявленной лгуньей.

Пегги в смущении постаралась отодвинуться от него. Впереди она по-прежнему не могла разглядеть ничего, кроме белой пелены и тяжело нависшего свинцово-серого неба.

— Похожа на меня? Нет, нисколько.

— Совсем не похожа на вас? Трудно поверить. Наверняка Кэтрин была прелестна, как вы.

Пегги, если бы только могла, вытянула бы шею, чтобы заглянуть Эдварду в лицо, поскольку по тону никак не могла сообразить, издевается он или нет. Однако при попытке обернуться ветер бросил ей в лицо целую пригоршню снега. Девушка быстро спрятала голову на груди Эдварда. Ну и черт с ним! И с какой стати ему пускаться во флирт сейчас, когда она совершенно беспомощна? У него была целая неделя в Лондоне, чтобы попытаться добиться ее, но вместо этого лорд Эдвард совершенно ее игнорировал. Отвратительные существа эти мужчины.

— Кэтрин очень привлекательна, — кивнула она, немного помолчав. Хоть в такую погоду, да еще верхом, поддерживать разговор было нелегко, Пегги должна была признать, что беседа отвлекает ее и от холода, и от навязчивого опасения упасть с коня. И неуверенно добавила: — Но красивое лицо не обязательно говорит о красоте души.

Эдвард рассмеялся:

— Слышу речь истинной дочери священника. Вы не одобряли поведение Кэтрин, да? Она и Джон, как я понимаю, ничуть не жалели о содеянном…

— Наверняка нет, — фыркнула Пегги. — Для них это был бесконечный праздник. Беспутный образ жизни в конце концов уничтожил их, оставив невинное дитя сиротой…

— Которое вы приняли на воспитание. — Эдвард теперь смотрел на нее сверху вниз, задумчиво улыбаясь. — Неудивительно, что вы придерживаетесь либеральных взглядов. Вы, должно быть, невысокого мнения о дворянстве, если судите обо всем сословии только по моему брату. Джона вряд ли можно было назвать ответственным, касалось ли это финансов или любой другой области жизни…

— А кто из представителей вашего класса за что-нибудь отвечает? — рассердилась Пегги. — Я даже представить себе не могу какого-нибудь члена палаты лордов, который больше пекся бы о простых людях, чем о своем кармане!

— Не очень-то мне нравится спорить о политике с зеленоглазой дочерью священника среди пурги, — заметил Эдвард, и теперь в его голосе явственно звучал смех. — Но в оправдание моей семьи должен сказать, что если бы у вас или вашего отца возникла мысль связаться с нами, мы бы по крайней мере проследили, чтобы у вас были средства на содержание Джереми.

— Ничего себе! — вскричала Пегги, позабыв обо всех своих страхах. — Вы ожидали, что мы приползем из Эпплсби на коленях как попрошайки, когда ваша семья ясно дала понять, что после женитьбы Джона и Кэтрин не желает иметь с нами ничего общего? Почему, совсем ничего не зная о нас, вы все с самого начала нас возненавидели?

— Ну-у, полегче, — со смехом произнес Эдвард, он будто успокаивал ретивую кобылу. — Вы все свалили в одну кучу. Я не отвечаю за действия моего отца, как бы я им ни противился. — Услышав, что Пегги недоверчиво хмыкнула, он с горячностью продолжал: — Истинный Бог, я говорю правду, мисс Макдугал. Я был в Оксфорде, когда Джон и ваша сестра сбежали.

— В самом деле? И он ничего не рассказывал вам о своих планах?

— Мы никогда не были близки. Мы были не совсем похожи…

Эдвард замолчал в недоумении, услышав, что девушка, забыв о хороших манерах, грубо фыркнула. Она не могла смолчать, хотя ее отец вряд ли одобрил бы такое поведение.

— Какое преуменьшение!

— Я что, так сильно отличаюсь от Джона? — неуверенно поинтересовался Эдвард.

Пегги стало интересно, о чем говорит Эдвард. Разве он не знал, что его брат Джон был неуравновешенным пьяницей-сквернословом? Пегги так и не смогла понять, что Кэтрин в нем нашла, за исключением смазливого лица… и, как казалось, бездонного кошелька.

— Вы же знаете, что у вас с ним нет ничего общего. — Пегги не желала щадить самомнение Эдварда. Она была уверена, что у него хватает подружек, которые могут ублажить и его душу, и другие части тела. Девушка не собиралась просто так поддаваться его обаянию. Она прервала свою обличительную речь, увидев, как что-то мелькнуло сквозь завесу летящего снега. Девушка непроизвольно напряглась в объятиях Эдварда. Он вопросительно посмотрел вниз на Пегги и проследил за направлением ее взгляда.

— Ага, — сообщил лорд Эдвард со смехом, в котором не чувствовалось ни капли тепла. — Вот мы и приехали. Несравненное поместье Роулингзов.

Сквозь косую пелену снега Пегги увидела, что торфяник заканчивается группой старых дубов, которые образовывали аллею, уходившую вверх по пологому склону. На вершине холма виднелось строение, которое лорд Эдвард назвал замком Роулингз. Трехэтажное здание с многочисленными пристройками, в которых располагались конюшни, каретные сараи и жилища крестьян-арендаторов, в окружающем пейзаже напоминало лебедя, скользящего по серебряной глади озера. Пегги была уверена, что из окон верхнего этажа в ясный день можно увидеть расположенную под холмом деревушку, над которой возвышался замок.

— Как красиво, — вздохнула Пегги, не подозревая, что произнесла это вслух… Она в жизни не видела ничего подобного, и у нее в голове возник вопрос, как бы сложилась судьба Кэтрин, если бы Джон привез ее в дом своих предков.

— Вы полагаете? — В голосе Эдварда сквозило удивление. — А я всегда считал его уродливым. Он расположен весьма неудачно. Зимой ветры с торфяных полей продувают дом насквозь. Нам приходится изрядно потрудиться, чтобы его протопить. Но у моего прапрапрапрадеда отсутствовало чувство, которое Бог дал скворцу, и он построил дом с видом на торфяник.

Вряд ли Пегги слышала, что он говорил. Ей казалось невозможным, что всего пару недель назад они с Джереми выгребали из сарайчика последние крохи угля и ломали голову, где бы найти денег, чтобы купить еще. А теперь — это произошло так внезапно, что у Пегги голова шла кругом, — им больше никогда не придется беспокоиться об угле и даже о деньгах. За такое короткое время пройти путь от благородной бедности до… Это походило на одну из сказок, которые так любил Джереми.

Девушка почувствовала, как Эдвард пришпорил скакуна, из-под копыт полетели снег и комья мерзлой земли. По дубовой аллее они подъехали к широкой каменной лестнице, поднимавшейся к тяжелым двойным дверям. Свет из многочисленных окон замка веселыми желтыми полосами ложился на нетронутый снег.

Эдвард еще не успел остановить коня, как двери дома начали открываться. Два человека в напудренных париках и зелено-белых ливреях скатились по лестнице и бросились к ним.

Потребовалась вся сила двух слуг и мастерство Эдварда, чтобы подвести крайне возбужденного жеребца к каменным ступеням, где всадники могли бы спешиться. Очевидно, конь не стремился подобно своим седокам поскорее спрятаться от непогоды.

— О, лорд Эдвард, — послышался женский крик. Пегги разглядела в просвете дверей силуэт довольно полной дамы. — Я очень рада, что вы вернулись в целости и сохранности, милорд. Какой ужасный несчастный случай, какая гадкая погода! То, что вы нашли лошадь, просто подарок небес. Скажите, а как себя чувствуют молодой хозяин и его тетушка?

— Вы и сами можете об этом спросить, миссис Прейхерст, — ответил Эдвард, снимая со своих широких плеч плащ и полностью оборачивая им Пегги. — Я привез одну из жертв аварии.

Продолжая причитать, его собеседница вышла на крыльцо, и Пегги увидела, что это крупная женщина средних лет. Судя по связке ключей, которая висела на кольце, прикрепленном к ее поясу, она, очевидно, служила экономкой в поместье.

Ветер играл кружевами, прикрывавшими волосы с проседью, но миссис Прейхерст, казалось, не замечала ветра и снега. Она обернулась к дверям и крикнула внутрь дома:

— Мистер Эверс! Рози, найди мистера Эверса. Скажи ему, что лорд Эдвард уже дома и что он привез с собой… — Она помедлила, взглянув через очки в золотой оправе на Пегги. — А кто эта молодая леди, милорд? Конечно, не крошка Мэгги Герберт — в такой вечер ее не выманишь из дома!

— Конечно, нет, — ответил Эдвард со своим совершенно бесцветным смешком. Он спешился со стремительностью, которую Пегги уже причислила к особенностям его характера, и повернулся к ней. В светлых глазах играл озорной огонек. Пегги прикусила нижнюю губу и нерешительно измерила взглядом расстояние до земли.

— Ну, давайте же. — Его обтянутые черными перчатками руки пытались оторвать ее пальцы от гривы коня. — Я не уроню вас, если вы этого боитесь.

Эдвард практически попал в точку, поэтому Пегги смутилась и покраснела. К счастью, в потоке света, который лился из распахнутых дверей дома, любой решил бы, что щеки девушки раскраснелись от ветра. Пегги осторожно обняла Эдварда за шею, крепко зажмурилась и соскользнула прямо в его теплые объятия.

Вместо того чтобы поставить девушку на землю, он поднял ее как пушинку на руки и повернулся, чтобы внести по лестнице в дом.

— Ради Бога, — запротестовала Пегги, ее глаза широко распахнулись. — Я не инвалид! Я, знаете ли, умею ходить.

— Здесь скользко, — коротко бросил Эдвард, хотя и не думал скользить. — И сыро.

— Я все равно насквозь промокла, — сообщила Пегги. — На мне сухой нитки не осталось. Так что не вижу разницы…

— Вам когда-нибудь давали понять, — поинтересовался Эдвард, поднимаясь на крыльцо, — что вы невыносимо разговорчивы?

Прежде чем Пегги придумала, как бы поязвительнее отреагировать, Эдвард обратился к экономке:

— Миссис Прейхерст! Позвольте представить вам тетушку его светлости, мисс Пегги Макдугал.

Когда миссис Прейхерст как следует разглядела Пегги, в глазах за стеклами очков отразилось искреннее удивление, однако хорошее воспитание не позволило ей открыто показать свои чувства.

— Надо же, — проговорила экономка, приседая в реверансе. — О, дорогая мисс Макдугал… Прошу извинить меня. Только на свету… и вы выглядите такой молоденькой… Я очень надеюсь… — Экономка решила зайти с другого бока. — Вы не очень сильно ударились?

— Спасибо, я в полном порядке, — вежливо проговорила Пегги, которую Эдвард проносил мимо ошеломленной экономки. Трудно поддерживать достойную беседу, когда вас тащат, словно куль с зерном. — Ужасно приятно познакомиться…

— Эверс! — Вопль Эдварда заставил ее вздрогнуть. Когда Пегги вновь открыла глаза, то увидела, что они уже в просторном зале с такими высокими потолками, что единственное помещение, с которым Пегги могла его сравнить, была церковь ее отца.

Помещение, залитое искрящимся светом нескольких люстр, свешивавшихся с балок на потолке, было именно таким, каким Пегги представляла себе Большой зал в замке… просторный, пышно украшенный и, собственно, ни для чего специального не предназначенный. Здесь было несколько гарнитуров стульев, обитых гобеленовой тканью, на стенах висели недурно выполненные натюрморты. Старинные ковры покрывали каменный пол. Широкую дверь в столовую обрамляла парная лестница, которая вела на открытую галерею, опоясывавшую три стены зала на втором этаже. В общем, зал был огромным, и на деньги, которые уходили на его отопление в течение года, какая-нибудь семья из Эпплсби могла бы кормиться всю жизнь.

Но прежде чем Пегги успела высказаться по этому поводу, крик лорда Эдварда вновь заставил ее зажмуриться.

— Эверс!

На этот зов явился тихий, довольно пожилой человек. Шаркающей походкой дворецкий вошел в зал через боковую дверь.

— Милорд? — Его как будто не удивило и нисколько не заинтересовало то, что хозяин держит на руках молодую женщину.

— Эверс, — сказал Эдвард, — вот ты где. А Роберт…

— Молодой Роберт только-только приехал. У меня в данный момент греется коньяк. А это, полагаю, тетушка герцога? — Не дожидаясь ответа, Эверс с поклоном обратился к Пегги, будто говорил с королевой: — Мисс Макдугал, это большая честь для меня.

— Я приготовила для молодой леди Розовую комнату, — объявила миссис Прейхерст, которая спешила за ними, ключи на ее поясе мелодично позвякивали. Она закрыла входные двери и наказала служанке убрать тающий снег, который намело ветром вовнутрь. — Там прекрасный камин, и мы сейчас же приготовим ванну. После пребывания на этом ужасном холоде вам обоим потребуется горячий пунш. Рози, беги и скажи кухарке, что хозяин — я имею в виду лорда Эдварда — дома и хотел бы выпить чего-нибудь горячего…

— Коньяк — это все, что мне нужно, — кивнул Эдвард. Он стремительно направился к лестнице, ведущей на галерею. — Сэр Артур привезет с собой лекаря. Проводите мистера Паркса прямо в комнату к мисс Макдугал, как только он приедет.

С галереи, выходящей на Большой зал, донесся какой-то звук, и Пегги подняла глаза. Изысканно одетый господин, по виду ровесник Эдварда, перевесился через балюстраду, держа в руках бокал с жидкостью янтарного цвета.

— Ну же, Эдвард, — добродушно крикнул он. — Куда ты запропастился? Арабелла говорила, что ты собирался приехать еще на прошлой неделе. — Светловолосый джентльмен сделал глоток из своего бокала, затем принялся разглядывать их. — Ну-ка, кто это там с тобой? Мэгги Герберт? Какого черта нужно этому ребенку?

Эдвард поудобнее устроил Пегги у себя на руках, и девушка инстинктивно крепче обхватила его шею, боясь, как бы он не уронил ее. Однако она тут же поняла, что Эдвард просто плотнее обернул вокруг нее свой длинный плащ, чтобы не запутаться в свисающей поле. Он посмотрел на нее, на его чувственных губах играла дразнящая улыбка. Пегги немедленно отвернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом. К несчастью, в ее теперешнем положении единственным способом сделать это было сложно без риска упасть с высоты нескольких футов на каменный пол.

Чтобы скрыть смущение, она спросила:

— Что это за человек там расшумелся?

— Это, — ответил Эдвард, кинув быстрый взгляд наверх, — мистер Алистер Картрайт. Я с ним познакомился еще когда мальчишкой бегал в школу и до сих пор не могу от него отделаться. Своего поместья у мистера Картрайта нет, поэтому он свободно пользуется моим.

— А кто такая Арабелла? — насмешливо поинтересовалась Пегги. — Ваша любовница?

Улыбка покинула лицо лорда, брови сошлись на переносице.

— Как, — сухо осведомился он, — может быть, чтобы за таким нежным личиком скрывался такой колючий язычок?

— Я — либерал, вы помните? — парировала Пегги. — Колючий язычок — моя единственная защита, поскольку у меня нет ни доходов, ни имущества.

Вместо ответа Эдвард только сильнее нахмурился. Не подозревавшая об их разговоре миссис Прейхерст пролетела мимо по ступенькам наверх, приподнимая для скорости подол платья.

— Я пойду вперед, милорд, чтобы приготовить постель для мисс Макдугал…

— Мисс Макдугал? — Блондин, которого Эдвард назвал Алистером Картрайтом, чуть не столкнул с балюстрады свою выпивку, но ловким движением успел перехватить бокал. К тому времени как Эдвард со своей ношей вслед за экономкой поднялся на галерею, его друг успел прийти в себя настолько, чтобы встретить их с беспечной улыбкой и плохо скрываемым любопытством.

— Эй, там, — произнес он, поравнявшись с Эдвардом, и взгляд его ярких глаз остановился на Пегги. — Позвольте отрекомендоваться, раз хозяин так плохо воспитан, что не собирается представить меня вам. Мое имя Картрайт, Алистер Картрайт.

Эдвард прибавил шагу, поспевая за развевающимся подолом миссис Прейхерст. Пегги пришлось практически выворачивать шею, чтобы увидеть Алистера за широким плечом Эдварда.

— Как поживаете, мистер Картрайт? — спросила она вежливо. Алистер Картрайт не обладал высоким ростом и таким же мощным сложением, как хозяин поместья, но имел приятную наружность и был франтовато одет. Пегги никогда еще не видела такого роскошного галстука, как у него.

— До тех пор, пока вы не появились здесь, мисс Макдугал, я поживал… так себе. — Они повернули в покрытый ковром коридор. Алистер Картрайт семенил рядом, как хорошо выдрессированная комнатная собачка. — Последние несколько недель, пока Эдвард отсутствовал, было чертовски скучно. Но должен сказать, что ваша необычайная красота буквально осветила это печальное старое…

— Картрайт! — прорычал Эдвард. Пегги почувствовала, что негодование бурлит в его груди. — Прекрати.

— О, имей жалость, Роулингз. — Алистер встал как вкопанный, когда миссис Прейхерст остановилась и зазвенела ключами перед покрытой резьбой дверью в конце тускло освещенного коридора. — Мы с мисс Макдугал только что познакомились!

— Я сказал, прекрати, — скрипучим голосом повторил Эдвард. Пегги искоса взглянула на точеный профиль, который нависал над ней, и увидела, как на скулах лорда заходили желваки. В его глазах зажглись опасные огоньки. — Ты забыл, что я не люблю говорить одно и то же несколько раз.

На Алистера выговор приятеля, казалось, не произвел никакого впечатления. Он прислонился к изящной резной двери и вздохнул:

— Полагаю, это означает, что сейчас мы должны распрощаться, мисс Макдугал.

— Катись отсюда, Картрайт. — Эдвард с треском распахнул ногой отпертую миссис Прейхерст дверь. Пегги посмотрела на экономку — как она отнесется к такому варварству, — но та только подняла глаза к небу, примерно так же, как делала это сама Пегги, когда Джереми вел себя по-дурацки.

Розовая комната, куда внесли девушку, как нельзя более соответствовала своему названию. Она была роскошно отделана в нежно-розовых и лиловых тонах, на стенах были обои с изображением белых примул, все вокруг было олицетворением женственности. Однако, хотя в камине весело потрескивал огонь, а в вазе у кровати стояли свежие цветы, у Пегги возникло ощущение, что в комнате давно никто не жил. Она предположила, что последней хозяйкой этих апартаментов была герцогиня Роулингз, мать Эдварда, которая умерла лет двадцать тому назад.

Пегги показалось, что миссис Прейхерст хлопочет с искренней заботой. Она откинула одеяло, под которым открылись ослепительно белые льняные простыни.

— Ну вот, мисс Макдугал, — взволнованно проговорила экономка, взбивая белые подушки, которые, без всякого сомнения, уже взбивали несколько часов назад, — надеюсь, что комната придется вам по вкусу.

— Очень милая, — проворковала Пегги, не скрывая, что ей здесь нравится. Она никогда не видела комнаты красивее. А то, что в комнате стоял букет, ее просто растрогало. Девушка даже не представляла, где в ноябре можно найти живые розы, и подумала, что они, видно, из знаменитого цветника поместья Роулингзов. В конце концов, лорд Эдвард мог и не лгать.

Эдвард не стал задерживаться на пороге, уверенно прошел по ворсистому ковру к кровати и очень аккуратно опустил на нее девушку. Пегги хотела было посмеяться над его осторожностью, сравнив себя с хрупкой фарфоровой вазой. Но когда он убрал руки, обнимавшие ее, и капор соскользнул с головы, открыв рану, миссис Прейхерст вскрикнула.

— Ох! — запричитала экономка. — Какая ужасная рана! Бедная козочка! Посмотрите, она такая же белая, как простыни!

— Где же Эверс с коньяком? — Голос Эдварда звучал раздраженно. Должно быть, он очень требовательный хозяин, подумала Пегги. Ей было немного жаль миссис Прейхерст. — Картрайт, не стой там как изваяние. Принеси, приятель, что-нибудь выпить. Разве ты не видишь, что девушка вот-вот потеряет сознание?

Пегги, у которой веки вдруг начали наливаться свинцом, с трудом подняла глаза. Нет, она не собиралась падать в обморок. Она здоровая дочь шотландского священника, а не какая-нибудь изнеженная мисс из общества. И все же следовало признать, что ее одолевает сонливость. Может, если закрыть глаза на минутку-другую, то…

— Вот и я, милорд, — раздался монотонный голос дворецкого. Пегги услышала хрустальный звон бокалов, звук вынимаемой из графина пробки. — Кухарка прислала еще пунша.

— К черту пунш, — ругнулся Эдвард. — Налей-ка коньяку. Девушка без сознания.

Чтобы показать, что это не так, Пегги открыла глаза. И обнаружила, что смотрит в доброе, обеспокоенное лицо миссис Прейхерст, которая склонилась, стягивая с нее перчатки, расстегивая шубку и развязывая ленту капора.

— Все хорошо, моя дорогая, — произнесла экономка, вытягивая капор из-под головы Пегги. Прохладная умелая рука убрала с ее лица несколько спутанных прядей. — О Боже! Рана вроде бы не очень глубокая. Я надеюсь, что…

— Миссис Прейхерст, будьте так любезны… — Эдвард слегка отодвинул величественный зад экономки, в его руке был бокал с той же янтарной жидкостью, которую пил его приятель.

Пегги обратила внимание, что черты лица хозяина замка заострились, но подумала, что причиной тому скорее раздражение на слуг, чем волнение за нее. И впрямь, они и знакомы-то всего пару недель — слишком короткое время, чтобы у него могло возникнуть какое-нибудь чувство, кроме влечения, какое, с горечью подумала девушка, любой мужчина типа лорда Эдварда испытывает при виде первой встречной горничной.

— Пейте, — приказал Эдвард, в его голосе не было ни капли сочувствия. Он держал широкий бокал прямо перед ее лицом, от паров спиртного на глазах Пегги появились слезы. Девушка молча покачала головой. Она даже и не подумает пить эту ужасно пахнущую жидкость.

— А нет у вас какого-нибудь виски? — выдавила она слабым голосом, заметив выражение удивления на лице миссис Прейхерст и не поняв, чем оно вызвано.

— Выпейте это, — повторил Эдвард, и что-то в его тоне заставило Пегги вспомнить о том, что лорд не любит говорить одно и то же несколько раз. Она бросила сердитый взгляд, как можно небрежнее приняла из его рук бокал и, закрыв глаза, попробовала огненную жидкость на язык. Реакция девушки была инстинктивной и быстрой: она крепко сжала двумя руками бокал и опрокинула в себя все его содержимое.

Когда сосуд опустел, Эдвард отобрал его у Пегги и долгим взглядом посмотрел на девушку, которая дрожащей рукой провела по наполнившимся мукой глазам. Он протянул Пегги чистый носовой платок. Раздражение без следа исчезло из серых глаз.

— Лучше? — спросил он, когда Пегги с шумом втянула воздух через нос.

Она кивнула. Восхитительный коньяк разливался теплом по всему ее телу, согревая даже замерзшие пальцы ног, а головная боль, казалось, прекратила мучить ее. Да ведь коньяк лучше виски!

— Хорошо, — сказал Эдвард, возвращая бокал Эверсу, который подал ему другой, полный. Эдвард оценивающе посмотрел на коньяк, потом на Эверса. Погрозив длинным пальцем старому дворецкому, Эдвард одним долгим глотком опустошил бокал.

Миссис Прейхерст окинула Эдварда укоризненным взглядом, посмотрев на него поверх очков, и с фамильярностью слуги со стажем отстранила его и вновь склонилась над Пегги, чтобы расстегнуть длинный ряд пуговиц на ее дорожном платье.

— Мисс Макдугал, — начала экономка, — надеюсь, вы не сочтете за нескромность, но леди Герберт и я подумали, что вам понадобится горничная, поэтому я пригласила Люси Элкотт из женской семинарии. Я прекрасно знаю, что сейчас в моде служанки-француженки, но у нас здесь их днем с огнем не сыщешь, к тому же мистер Эверс не особенно жалует французов. Поэтому я подумала, что вы будете не против…

Пока миссис Прейхерст щебетала, проворно расстегивая пуговки, Пегги заметила, что Эдвард, опустив свой бокал, поднял бровь. Проследив за его заинтересованным взглядом, девушка поняла, что он устремлен на спелую округлость ее груди, отчетливо видную сквозь тонкий муслин ее блузки. С заалевшими щеками Пегги уставилась на Эдварда и смотрела на него до тех пор, пока тот не почувствовал на себе ее взгляд. Тогда он поднял глаза и, встретившись с ее глазами, покраснел. Это удивило и смутило Пегги. Если он такой уж опытный донжуан, то с чего бы ему краснеть?

Собственное смущение вкупе с коньяком вернуло лицу Пегги нормальный цвет, на щеках девушки заиграл румянец. Она спросила обманчиво нежным голосом:

— Мне кажется, услуги лорда Эдварда больше не нужны, не так ли, миссис Прейхерст?

Экономка подняла глаза от манжет, которые расстегивала, и метнула укоризненный взгляд в сторону стоявших у двери мужчин.

— Разумеется, нет! — звучно подтвердила она и, оставив в покое руку Пегги, уверенно направилась в сторону своего хозяина и его дворецкого. Ни одному из мужчин не потребовалось дополнительного приглашения. С вежливыми поклонами, причем лицо Эдварда было по-прежнему пунцовым и растерянным, оба отступили в коридор, где Алистер Картрайт встретил их веселым «Aга!».

Миссис Прейхерст плотно прикрыла дверь, а затем вернулась к Пегги, качая головой.

— Вам придется извинить их, мисс Макдугал, — произнесла она немного ворчливо, но все же добродушно. — В поместье Роулингзов не было ни одной леди в течение… о, очень давно, с тех пор как умерла герцогиня.

Догадка Пегги оказалось верной. Ее поселили в прежней комнате герцогини, и она здесь первая после смерти матери Эдварда.

— Конечно, друзья лорда Эдварда частенько наезжают из Лондона, но я-то имею в виду, что в замке давно не было леди, проживающей постоянно.

Пегги поинтересовалась:

— А что, лорд Эдвард часто устраивает людные вечеринки?

— Честно говоря, когда он сам не в Лондоне, такое впечатление, что весь Лондон здесь у него. — Миссис Прейхерст говорила о хозяине, не скрывая гордости за него. — Конечно, в поместье прекрасный стол и великолепные лошади. Видите ли, конюшня лорда Эдварда пользуется большой известностью среди любителей. Даже принц Уэльский…

Послышался тихий стук, и миссис Прейхерст поспешила к двери. Это была Люси Элкотт, нанятая экономкой в качестве горничной для Пегги. Хорошенькая большеглазая девушка с ярко-рыжими волосами смущенно улыбнулась своей новой хозяйке и была немедленно отослана миссис Прейхерст в примыкавшую ванную комнату дожидаться служанок, которые должны были приготовить для Пегги горячую ванну.

Появление Люси заставило миссис Прейхерст потерять нить разговора — она совершенно забыла о принце Уэльском и приступила к обсуждению, и весьма темпераментному, большой группы лондонских друзей лорда Эдварда, которые собирались в Роулингз в конце следующей недели на бал и на охоту. Их приезд, изо всех сил старалась объяснить миссис Прейхерст, планировался давно, и лорд Эдвард, узнав о том, где находится наследник Роулингзов, решил, что бессмысленно отменять его.

— Так как, — продолжала экономка с заметным смущением, — одно время, мисс Макдугал, были основания полагать, что вы не так молоды, как оказалось, лорд Эдвард полагал, что вы, э-э, не откажетесь от…

Пегги не смогла сдержать улыбки. Лорд Эдвард, несомненно, полагал, что она, провинциальная старая дева, будет польщена возможностью отобедать в изысканном обществе.

— Все ясно, — сказала она. — Значит, то, что я недавно из-за школьной парты, как тактично выразился лорд Эдвард, и никогда раньше не бывала в Лондоне, помешает празднику?

— Конечно, нет, — ответила миссис Прейхерст с несколько наигранным энтузиазмом. — И потом, среди гостей вполне могут быть такие же молодые дамы, как вы. Например, старшие дочери сэра Артура. Кажется, вы с ними уже знакомы? — После того как Пегги утвердительно кивнула, миссис Прейхерст продолжала: — Они хорошие девочки. Знаете, лорд Эдвард приглашает к себе погостить только представителей лучших семей Англии. Граф Дерби и его семья, маркиз и маркиза Линн с детьми, баронет сэр Томас Кейн, вдова леди Селдон и, конечно же, виконтесса Эшбери… — Миссис Прейхерст замолчала и добродушно рассмеялась. — Я совсем позабыла! Должно быть, моя дорогая, эти имена вам ничего не говорят. Вы должны сдерживать меня, если я разболтаюсь. Я ведь немолодая женщина, к тому же склонная посплетничать!

Пегги выдавила смешок. Девушка не усомнилась — заподозри миссис Прейхерст, что с такой гордостью перечисленные ею имена гостей внушили Пегги скорее испуг, чем радость, — она не стала бы усердствовать. Перспектива скорой встречи и общения с десятком титулованных особ отнюдь не привлекала Пегги. Ради всего святого, о чем она будет говорить с вдовой леди Селдон или маркизой Линн? Об ужасных условиях жизни бедняков в Лондоне? О необходимости отмены эксплуатации детского труда? И ведь ей наверняка придется участвовать во всех мероприятиях — начиная с вечернего виста и кончая псовой охотой. Вот тоска! Ничего другого не оставалось, кроме как поговорить с лордом Эдвардом. Никто не смеет требовать от Пегги, чтобы она коротала свои дни в пустых пересудах с вдовушками и их пустоголовыми дочками. Она ничего не знала о лондонском обществе, поэтому не смогла бы принять участие в их болтовне, если бы даже захотела. Она не умела вышивать, не понимала музыки, ненавидела охоту и питала отвращение к праздности, интригам, игре страстей. Господи, чем ей заняться? Может, связаться с местной церковью и предложить свои услуги? Ей больше импонировало ухаживать за слабыми, чем кланяться богатым.

Служанки принесли горячую воду, и миссис Прейхерст повела их в ванную комнату, давая таким образом девушке отдохнуть от своего общества. В дверь вновь постучали, и миссис Прейхерст впустила тучного пожилого господина, которого представила как мистера Паркса, местного доктора. Мистер Парке принес с собой черный саквояж, хорошее настроение и отчетливое благоухание коньяка — видно, Эверс перехватил его на пути к комнате Пегги. Девушку не столько интересовало мнение медика о ее ране, сколько сведения о Джереми, которыми тот мог располагать. Мальчик уже в Роулингзе? С ним все в порядке? Когда она может его увидеть?

Мистер Парке утвердительно ответил на первые два вопроса, а услышав третий, погрозил пальцем.

— Ни в коем случае, пока я не посмотрю вас, маленькая мисси, — назидательно проговорил он, а когда миссис Прейхерст кашлянула, поправился: — То есть мисс Макдугал.

С помощью Люси миссис Прейхерст удалось так зачесать волосы Пегги, что лекарь смог хорошо осмотреть рану, и только когда девушка увидела, какое впечатление произвела рана на горничную, она сообразила, что, по всей видимости, повреждение серьезнее, чем ей казалось. Бедная Люси вскрикнула и вытаращила глаза, одной рукой зажала себе рот, другой быстро перекрестилась. Мистер Парке тем не менее оставался бесстрастным, рана Пегги интересовала его только с медицинской точки зрения. Он повертел ее голову чуткими пальцами, надавил в нескольких местах, спрашивая, не больно ли ей и не ощущала ли она после аварии тошноту или головокружение. Услышав утвердительный ответ, лекарь кивнул и начал обрабатывать рану.

Мистера Паркса, как он сообщил миссис Прейхерст, беспокоила вероятность сотрясения, хотя головокружение могло возникнуть и в результате нервного шока, который девушка перенесла во время падения, и от тряски по пути в поместье. Не обращая внимания на Пегги, доктор продолжал давать наставления: его пациентку следует будить каждые два часа, и если у нее будет плыть перед глазами или она не сможет удерживать равновесие, немедленно послать за ним. Утром, велел мистер Парке, если голова будет болеть, нужно дать настойку опия. Затем он перечислил то, чего Пегги категорически не должна была делать в течение недели, в том числе заниматься рукоделием или ездить верхом. Последнее даже обрадовало Пегги, у которой появился прекрасный повод не участвовать в охотничьей забаве лорда Эдварда.

Дав миссис Прейхерст исчерпывающие инструкции, мистер Парке собрался уезжать. В тот момент, когда Люси открыла дверь, чтобы проводить доктора, мимо них прямо к кровати пронесся четырехфутовый снаряд с черной шевелюрой.

— Пегги! — завопил Джереми, ныряя прямо в кровать и тряхнув любимую тетушку так, что у той вырвался крик боли. — Эй! Он пускал тебе кровь?

Придя в себя, Пегги внимательно осмотрела мальчика. Его щеки горели румянцем, глаза сверкали, однако было очевидно, что это скорее следы возбуждения, чем болезни. Она инстинктивно потянулась, чтобы убрать с потного лба прядь темных волос.

Мистер Парке в дверях выкрикнул:

— Молодой человек! О чем сэр Артур и я говорили с вами в карете?

Джереми не обратил ни малейшего внимания на слова лекаря.

— Доктор пускал тебе кровь, Пегги? — допытывался он.

— Конечно, нет, — сказала Пегги. — Что это ты носишься, как маленький головорез? Ты же знаешь, нельзя сшибать мебель! Мы все-таки не у себя дома…

Мистер Парке решительно прошествовал мимо растерявшейся миссис Прейхерст и взял герцога за шкирку.

— Молодой человек, — сурово проговорил он, — дядя Эдвард предупредил вас, чтобы вы оставили вашу тетушку в покое. Она сильно ударилась головой и чувствует себя неважно…

— Сам знаю, — отозвался Джереми, голос которого звучал несколько придушенно, поскольку мистер Парке оттащил его от кровати за ворот. — И если бы не дядя Эдвард, она бы погибла. Сэр Артур превратил бы ее в лепешку. Пегги, ты видела те перила на лестнице? Как ты думаешь, дядя Эдвард не рассердится, если я всего разочек съеду по ним?

Когда мистер Парке выволакивал Джереми из комнаты, тот извернулся и взглянул на лекаря.

— А теперь послушай, — сказал он. — Ты сейчас же отпустишь меня. Я же герцог.

Мистер Парке засмеялся, как будто Джереми остроумно пошутил.

— Попрощайтесь с тетей, ваша светлость, — проговорил он.

Джереми успел еще раз взглянуть на Пегги, прежде чем его вытащили из комнаты.

— Не беспокойся, Пегги, — заверил он, — я приду проведать тебя после ужина!

— Обеда, — поправил его лекарь, — только ты никуда не придешь.

Люси быстро закрыла за ними дверь и с несколько ошарашенным видом прислонилась к ней. Глаза у миссис Прейхерст, которая стояла в другом углу комнаты, казались за очками огромными, но она сказала только:

— Ну что ж, его светлость кажется весьма энергичным молодым человеком.

Пегги была слишком слаба, чтобы возражать. Да, Джереми шалун, но разве все десятилетние мальчишки не такие? А чего они ожидали? Миниатюрную копию лорда Эдварда? Ха!

Глава 6

В библиотеке Эдвард скинул свой плащ на одно из кресел, обтянутых мягкой кожей, и спросил у сэра Артура:

— Что случилось с Кэтрин Роулингз?

Тот поперхнулся коньяком. Эдвард испытал приступ сочувствия к своему управляющему. Бедняга только что пережил аварию и два часа простоял на морозе в компании непослушного мальчишки. Все, о чем он мечтал, — насладиться коньяком у горящего камина, а тут хозяин пристает со всякими вопросами. И все же ему необходимо было это узнать.

— Что ты имеешь в виду, Эдвард? — Алистер, устроившись в соседнем кресле, грел в руках свой бокал. — Она умерла, ведь так? Умерла после того, как твой брат Джон был убит на дуэли.

— Да, но как? От чего?

— Милорд, — выдавил, приходя в себя, сэр Артур. Его мясистое лицо стало багровым, под цвет бархатных штор, закрывавших окно. — Жена вашего бедного покойного брата скончалась в Венеции от чахотки вскоре после смерти лорда Джона.

— У вас есть доказательства? — Эдвард опустился на низкую зеленую кушетку. В ожидании ответа он подался вперед и уперся локтями в колени.

— Нет, я никогда не видел свидетельства о смерти, — покачал головой сэр Артур. — Но мисс Макдугал уверяет, что племянника ей оставили где-то девять с половиной лет назад, когда ее сестра на короткое время вернулась в Англию после смерти лорда Джона и незадолго до собственной…

— Это, скорее всего, правда, — хмыкнул Эдвард. — Судя по всему, у мисс Макдугал материнский инстинкт развит гораздо сильнее, чем у ее сестры. То, что Кэтрин оставила своего сына на руках тетки, похоже, было единственным осмысленным поступком за всю ее недолгую жизнь.

Алистер казался задумчивым.

— А как повезло мальчишке! Хотел бы я, чтобы меня растила тетушка с такой внешностью! Ах, какие глаза! И эта тонкая талия!

Эдвард посмотрел на своего вечного гостя. Все было даже хуже, чем он опасался.

— Нечего таращиться на ее талию. Мисс Макдугал здесь под моим покровительством, и я не могу позволить себе потерять ее. Она — единственное, что отделяет меня от этого ужасного титула. Не смей обижать ее, Картрайт.

— А что, она очень обидчива? — с хитрой улыбкой поинтересовался Алистер.

Эдвард потрогал щеку, на которую пришлись удары девушки.

— Ее достаточно легко обидеть, — сообщил он. — Тебе следует запомнить, Алистер, мисс Макдугал не нашего поля ягода. Она…

Он помолчал, не зная, как продолжить. Честно говоря, он сам не имел ни малейшего представления о том, как обращаться с мисс Пегги Макдугал. Он знал о женщинах многое, правда, это касалось замужних дам с не слишком крепкими моральными устоями. А вот как вести себя с воспитанными молодыми девушками, для него было тайной за семью печатями, и, хотя Эдвард не без основания подозревал, что мисс Макдугал с ее железной волей не может быть отнесена к этой категории, другой для нее придумать он был просто не в состоянии.

Все же он склонялся к тому, чтобы относиться к ней как к дочери священника, и ожидал, что Алистер последует его примеру.

— Она очень молода, — закончил он, чувствуя слабость своего аргумента. — И неопытна. Поэтому лучше держаться от нее подальше.

Алистер вздернул свою золотую бровь.

— Хочешь сказать, что ты в Лондоне так себя и вел? Избегал ее?

— Насколько это было возможно.

Эдварду не особенно понравилась неделя, которую он провел в Лондоне со своим племянником и мисс Макдугал. Во-первых, сезон еще не начался и почти все друзья Эдварда находились в своих загородных имениях. Он уже видел все спектакли, к тому же рядом не было Арабеллы, поэтому ничего не оставалось, кроме как проводить все вечера в своем клубе на Пэл-Мэл, играя с несколькими оказавшимися в городе людьми. Время от времени он нанимал двуколку и носился по трущобам в районе Воксхолл-Гарденз, швыряя деньгами, пока не надоест.

Главное, казалось Эдварду, как можно меньше времени проводить в обществе мисс Макдугал. Все равно, что делать и с кем, лишь бы быть подальше от нее и этих колдовских зеленых глаз.

Поначалу он попытался просто выбросить из головы их поцелуи на кухне, но чем больше напрасных стараний он прилагал, тем отчетливее сознавал, что Пегги Макдугал по-настоящему опасная женщина. Не потому, что она целовалась так, как Эдварда не целовала ни одна из его любовниц, всем своим существом отдаваясь этому занятию. Нет, мисс Макдугал была опасна тем, что она так целовалась, но при этом не была ничьей женой или любовницей.

Это означало, что ее ничто не сдерживало, чтобы влюбиться… Хуже, ничто не ограждало от того, чтобы влюбиться в нее.

А чего Эдвард совершенно не собирался делать на этом этапе своей жизни, так это влюбляться в зеленоглазую дочь священника, которая считала себя либералом и принимала роды у проституток. Этого просто не должно было случиться. Потому что в результате ему пришлось бы жениться, чтобы обладать ею, а брак все сильно усложняет. Разве Арабелла не живое тому свидетельство?

Именно для того, чтобы не влюбиться, Эдвард старался проводить в обществе этой бойкой девицы как можно меньше времени. И почти добился успеха. Он даже поздравил себя с тем, что теперь почти полностью вне опасности.

Почти.

— Просто держись от нее в стороне, — прорычал Эдвард своему другу. — Считай ее одной из дочерей Герберта.

Алистер взглянул на тучного управляющего.

— Ты шутишь…

Сэр Артур выглядел совершенно сбитым с толку. Он уставился в свой бокал, будто надеялся найти там ответ на сложный вопрос.

— Милорд, — медленно проговорил он, — боюсь, мой стареющий мозг не в состоянии понять существо беседы. Разве что-нибудь из того, что сказала мисс Макдугал, дало повод думать, что леди Кэтрин все еще жива?

Эдвард замялся.

— Нет. Хотя мне показалось странным, что она говорила о своей сестре в настоящем времени. Например, «моя сестра очень красива». Не «была красивой», а «красива».

Сэр Артур почувствовал что-то вроде возмущения. Он поудобнее устроился в глубоком кресле и громко кашлянул.

— Лорд Эдвард, я вынужден протестовать против такого рода предположений. Я провел тщательное расследование в отношении этой семьи. Пегги Макдугал является второй дочерью Гэвина Макдугала, покойного приходского священника общины Эпплсби, что возле Абердина. Ее старшая сестра, Кэтрин, оставила его светлость на попечение отца и младшей сестры, когда мальчик был еще младенцем, вскоре после безвременной кончины лорда Джона, а затем вернулась на континент, чтобы умереть в Италии, не имея ни гроша за душой.

Эдвард сложил руки на груди и откинулся на кушетке.

— А вот в это я не верю, — заявил он. — Когда Джон умер, на его счетах должно было оставаться более двадцати тысяч фунтов. Как же она могла умереть, не имея ни гроша?

— Простите меня, сэр, но, оказывается, ваш брат в последние дни пил и играл на скачках, не думая о своей семье. Лорд Джон, как известно, погиб в результате скандальной дуэли. Тех небольших денег из оставленных им леди Кэтрин, которые не пошли на оплату его карточных долгов, едва хватило, чтобы заплатить по счетам в различных клубах. Последние крохи отдали его портному. Прошу прощения, если то, что я говорю, расстроит вас, милорд, но это сущая правда. Ваш брат не обеспечил достойного содержания жене и сыну, и бедная женщина скончалась из-за этого.

Эдвард покачал головой. Не то чтобы он не верил сэру Артуру. Джон всегда был эгоистом, развратником и пьяницей, но Эдвард не мог предположить, что он был таким негодяем, чтобы оставить свою семью без средств к существованию. И все же Эдвард не удивился, узнав, что Джон поступил именно так. Двадцать тысяч фунтов на карточные долги! Неудивительно, что в конце концов кто-то счел за благо пристрелить его.

Нежданно-негаданно перед мысленным взором Эдварда возник образ Пегги Макдугал: миниатюрная фигурка на массивной кровати его матери, необычайно большие изумрудные глаза на бледном лице, обрамленном мягкими темными волосами. Ворот платья открыт настолько, что видна нежная круглая грудь, утопающая в кружевах… Эдвард опустил руки и вновь подался вперед, громко откашлявшись.

— Ведь Кэтрин была очень молода, когда Джон женился на ней, разве нет? Именно поэтому им пришлось венчаться в Шотландии. Думаю, невесте было лет пятнадцать. Может быть, шестнадцать. Значит, сегодня ей могло бы быть всего двадцать пять или двадцать шесть лет? — Эдвард попытался представить сестру Пегги в этом возрасте. — Как может выглядеть женщина в двадцать пять или двадцать шесть лет? Мисс Макдугал утверждает, что ей двадцать лет, но, по-моему, она выглядит скорее на пятнадцать.

Сэр Артур добродушно рассмеялся и хлопнул себя по толстому колену.

— Эх, лорд Эдвард! Мне думается, вы не смогли бы даже сказать, сколько лет моей старшей дочери Энн. Ну, попробуйте. В прошлом месяце вы танцевали с ней в Эшбери-Хаусе.

Эдвард попытался скрыть охватившее его раздражение. Ему порядком надоело, что постоянно приходилось развлекать друга покойного отца, управляющего его поместьем, да еще и танцевать с полудюжиной его дочерей. Он попытался припомнить, какая из них Энн. Девица с лошадиными зубами или та, что усыпана веснушками? Потом он вспомнил. Это та, которая выглядела вполне мило.

— Семнадцать, — пожал плечами Эдвард.

Сэр Артур опять радостно шлепнул себя по колену.

— Двадцать один, — закричал он. — Двадцать один! Вы просчитались на четыре года, сэр. Вирджиния удивится, услышав это.

Эдвард не отводил взгляда от сапог, которые изрядно испачкались и потерлись за целый день езды верхом. Он думал о невыносимо прекрасном лице, об изумрудных глазах, которые с таким презрением смотрели на него всего несколько мгновений назад. Он не мог представить себе лицо, подобное этому, в руках брата, руках, которые — Эдвард это видел, — творили такие жестокости, что, вспомнив о них, он даже сейчас вздрагивал.

Эдвард собрался было вновь начать мерить комнату шагами, как в дверь тихо постучались.

— Войдите, — рявкнул он, и его лакей бесшумно вошел в библиотеку.

— Милорд, Эверс сообщил мне, что скоро накроют к обеду. Я взял на себя смелость приготовить вам ванну и выложил вашу вечернюю одежду, — сообщил он, искоса взглянув на потертые сапоги хозяина.

— Да, да. — Эдвард нетерпеливо отмахнулся. — Я сейчас переоденусь.

Слугу, похоже, не смутила подобная бесцеремонность. Он поклонился и вышел. Алистер, протяжно вздохнув, нехотя поднялся из кресла.

— Если уж Дэниелз так волнуется по поводу твоего переодевания, то мой Нолтон просто сходит с ума. Джентльмены, увидимся внизу за обедом. — Он помедлил на пороге, оглянувшись на Эдварда. — Как я понимаю, прелестная мисс Макдугал не присоединится к нам?

— Думаю, это вряд ли возможно, — ответил Эдвард со спокойствием, которое удивило даже его самого. — Посмотрим, что нам скажет Паркс. Он сейчас осматривает ее.

— Жаль, — вздохнул Алистер. — С либеральными идеями или без них, она прехорошенькая. — И вышел, не позаботившись о том, чтобы закрыть за собой дверь.

— Прехорошенькая, — повторил Эдвард, будто не в полной мере осознал то, что услышал. Он подошел к бару и налил себе солидную порцию спиртного. У него было чувство, что в ближайшие дни ему потребуется немало выпивки.

Глава 7

На следующее утро Пегги обнаружила, что мистер Паркс был прав, предупредив, что какое-то время может поболеть голова. Эта боль вкупе с тем, что встревоженная Люси будила ее каждые два часа, заставила девушку чувствовать себя так, будто она в самом деле упала с лошади лорда Эдварда и это чертово животное еще пробежало по ней пару раз для полноты ощущения.

Чего не сумел предсказать доктор, так это жестокую простуду. Когда Люси разбудила хозяйку, приготовив ей утреннюю ванну, Пегги не только не могла подняться с кровати, но даже была не в состоянии выдавить слово через саднящее, распухшее горло.

Один лишь взгляд на бледное лицо Пегги, и рыжеволосая камеристка побежала искать миссис Прейхерст. Экономка появилась тотчас же и засуетилась при виде Пегги, сидевшей в кровати с лихорадочно блестевшими глазами и волосами, в беспорядке рассыпавшимися по подушке. Она едва слышным голосом попыталась объяснить, что с ней все в порядке. Это всего лишь небольшая простуда. Чего это все так носятся? Неужели никто раньше не видел простуженной женщины?

Как ни пыталась, Пегги не смогла убедить миссис Прейхерст, что у нее нет ничего серьезного. Экономка потрогала лоб Пегги, почувствовала жар и тут же отправила одного из лакеев за мистером Парксом. Пегги яростно пыталась доказать, что смешно посылать за врачом, когда у нее всего-навсего обычная простуда, но, поскольку она совершенно потеряла голос, на нее не обращали внимания. Все пожелания Пегги игнорировались, и вся прислуга поместья Роулингзов — во всяком случае, казалось, что это так — сбежалась в ее комнату с грелками, чесночными припарками и другими еще более пахучими домашними снадобьями.

К тому времени, когда прибыл мистер Паркс, Пегги почти перестала надеяться, что ей вообще когда-нибудь разрешат встать с постели. Лекарь был столь же деловит, как и накануне вечером. Прежде чем заглянуть пациентке в горло, он внимательно обследовал рану на голове. Диагноз был быстрым и конкретным: серьезное воспаление горла, особенно миндалевидных желез, вследствие, в этом нет никакого сомнения, слишком длительного пребывания на воздухе в непривычных климатических условиях Йоркшира.

— Гнойный тонзиллит, — тоном судьи, выносящего вердикт, объявила миссис Прейхерст. — Этого следовало ожидать.

Хлопнув в ладоши, она вызвала служанку и отправила ее на кухню за горячим чаем с медом.

— Вы скоро поправитесь, — сообщил мистер Паркс Пегги, которая, услышав эту новость, сделала кислое лицо.

Доктор обратился к экономке:

— Постельный режим и столько чаю, сколько в нее влезет в течение недели. Держите ее в тепле, миссис Прейхерст, и проследите за тем, чтобы она больше спала. В этом поможет настойка опия. Я приеду через несколько дней, чтобы посмотреть, как идут дела.

Пегги хотела было спросить, скоро ли вернется голос, но оказалось, что прохрипеть такое количество слов выше ее сил. Расстроенная, девушка поудобнее угнездилась среди пуховых подушек и постаралась думать о хорошем, хотя в тот момент казалось, что хорошего в ее положении мало. Для Пегги, которая почти все свои девятнадцать лет вставала вместе с солнцем и была занята делом до самого заката, принудительный постельный режим был совершенно непривычен. Она, наконец, была свободна от домашних обязанностей и забот об отцовских прихожанах. Теперь у нее было полно времени для чтения и написания писем, для работы во имя блага множества бедняков…

А она была так слаба, что не могла даже самостоятельно пройти по комнате.

По крайней мере, сказала себе девушка, Джереми под надежным присмотром. Однако она не могла не волноваться — не столько о мальчике, сколько о тех, кто будет им заниматься.

Около недели Пегги терпела боль, пила чай и спала. Казалось, теперь, когда ярмо ответственности за Джереми было снято с нее, Пегги стремилась отоспаться за все годы, когда не удавалось вдоволь отдохнуть. Окрепнув, она просмотрела кипу книг, которые лорд Эдвард принес из своей библиотеки, и не смогла удержаться от смеха: похоже, подбирая книги, он специально отдал предпочтение легким романам, а не более серьезной литературе, чтобы подразнить ее.

На сиделок Пегги пожаловаться не могла. Люси почти не отходила от ее кровати. Она готова была и днем и ночью лететь на кухню за «чашечкой чаю» для своей хозяйки и все время пыталась уговорить ее отведать сладости, приготовленные местным кондитером. Она также развлекала девушку рассказами о том, что происходит внизу. Миссис Прейхерст с ее природной склонностью поболтать тоже оказалась неизменно приятной собеседницей. Из разговоров с ней Пегги почерпнула немало интересных фактов о семье Роулингзов, или, точнее, о том, что от нее осталось.

Она узнала, например, что лорд Эдвард, один из самых завидных женихов Англии, несколько раз едва избежал брачных уз, в последний момент скрывшись в Европе, а однажды даже ранил на дуэли в руку брата одной из возможных невест. У него были любовницы по всему континенту, так же как и в Англии, и его регулярно видели во всех местах, где подобает бывать молодому человеку с титулом и деньгами. Пегги была страшно довольна тем, что ее предположения о беспутности Эдварда оправдались, и предвкушала, что, как только сможет говорить, тут же начнет поддразнивать его.

Когда Пегги поправилась настолько, что могла сидеть в кровати — вставать ей пока не позволяли, — она потребовала газеты. С ними она надеялась скоротать время, отказавшись от книг, которые лорд Эдвард полагал подходящими для столь молодой особы. Миссис Прейхерст, неодобрительно пощелкав языком, все же, правда, не без труда, стащила из библиотеки лорда Эдварда целую кипу. Пегги пристально вчитывалась в периодику, делая пространные выписки из статей, касавшихся вопросов благотворительности, которой, как она планировала, займется Джереми. Это подтолкнуло ее поинтересоваться, какими средствами располагает Джереми, поэтому Пегги затребовала конторские книги с записями по домовладению и имуществу Роулингзов.

Несмотря на опасения миссис Прейхерст по этому поводу, Пегги особо не волновало, что скажет лорд Эдвард, когда узнает о ее затее. Поскольку она без труда разбиралась в счетах отцовского прихода, Пегги полагала, что и счета поместья Роулингзов тоже не составят для нее секрета. Ее поразило и встревожило немыслимое расточительство, отображенное в сухих цифрах. Можно было еще понять, что замок таких размеров, как Роулингз, требовал целую гору угля в месяц, но чего ради было устраивать на столе фонтан из шампанского к приезду нескольких приятелей лорда Эдварда из Лондона, когда на улицах полно голодающих людей?!

Фонтан из шампанского? Это развлечение на один вечер обойдется дороже, чем то, что мать оставила Пегги на целый год! Кроме того, имелась запись о неких шарадах. На костюмы и принадлежности для них были затрачены огромные деньги, но, когда Пегги поговорила с миссис Прейхерст, та объяснила, что шарады — это всего-навсего игра, которой собирались позабавиться лорд Эдвард и его друзья. Что это за игра, которая стоит больше, чем годовое содержание сиротского приюта в Эпплсби? Пегги не верила собственным глазам.

Еще она сравнила затраты на последний приезд компании приятелей лорда Эдварда из Лондона с бюджетом школы, откуда наняли Люси и где Роулингзы были основными жертвователями. Получилось, что дешевле содержать школу-интернат для сорока девочек в течение полугода, чем принять на пару недель в Роулингзе компанию из высшего света.

Пегги так разозлилась, что едва не сломала карандаш.

Боже, о чем только думает лорд Эдвард? Он что, безмозглый щеголь, занятый только увеселениями? Девушка была уверена, что его поведение во время падения экипажа было сродни геройству, и поход в ту жуткую метель за помощью, чтобы переправить всех в безопасное место, — тоже. Ведь щеголь вряд ли на такое способен. И тем не менее в этом году он только на галстуки истратил больше сотни фунтов! Позор!

Однако Пегги попыталась быть справедливой: лорд Эдвард имел полное право распоряжаться своей долей состояния, как ему вздумается. И ее раздражали вовсе не суммы, которые он тратил на лошадей. В общем-то она даже не была против того, что он так расточительно развлекается. Но когда Пегги увидела запись о том, что к предстоящей охотничьей партии специально заказаны две дюжины золотых держателей для салфеток с монограммами «Э» и «А», она оказалась на грани, выражаясь словами Джереми, самовозгорания. Цена этих безделушек равнялась цене всех витражных окон в церкви в Эпплсби, где служил ее отец. Лорд Эдвард получит эти держатели с инициалами его и любовницы только через ее труп!

Пегги была в такой ярости, что миссис Прейхерст, увидев ее белое лицо с лихорадочно горящими глазами, не на шутку испугалась за здоровье девушки. Полнотелая экономка бросилась в коридор немедленно послать за мистером Парксом и там со всего размаха врезалась в лорда Эдварда. Тот без всякой охоты, лишь наслушавшись надоедливых речей Алистера Картрайта, страстно желавшего скорейшего выздоровления очаровательной мисс Макдугал, поднялся, чтобы справиться о ее здоровье.

— Ох, милорд, — запричитала миссис Прейхерст, размахивая руками. — Боюсь, мисс Пегги стало хуже. Она ужасно выглядит! Возбуждена, и глаза у нее стали какие-то жесткие, прямо изумруды!

Эдвард встревожился:

— Вы послали за мистером Парксом?

— Как раз собиралась это сделать. Господи, боюсь, это я виновата. Она казалась осунувшейся все утро, с тех пор как я принесла ей эти книги со счетами…

Эдвард, который уже был готов кинуться по лестнице за Эверсом — то, что он неизменно делал в любой трудной ситуации, — буквально застыл на верхней ступеньке, смерив экономку взглядом, который мог бы превратить в лед даже пламя.

— Книги с записями по домовладению? — Темные брови Эдварда сдвинулись так, что миссис Прейхерст попятилась, прижав одну руку к груди. — Вы сказали, что принесли ей книги с записями по домовладению?

Экономка кивнула, очки дрожали у нее на кончике носа.

— Я сделала что-то не так, милорд? Мисс Макдугал захотела посмотреть их, ведь…

Лицо Эдварда исказила гримаса, и он твердым шагом направился по коридору к дверям Розовой комнаты. Миссис Прейхерст приподняла подол своего черного шерстяного платья и, слегка пискнув, засеменила за ним.

— Милорд, — бубнила она. — Вам нельзя туда, милорд! Это будет неприлично. Молодая леди в постели, милорд!

Но Эдвард уже ворвался в бывшую спальню матери, недовольно отметив, что комната натоплена так, что можно зажариться.

Пегги сидела в центре огромной кровати под балдахином, темные волосы были распущены по плечам, а нос уткнулся в гроссбух, который, казалось, был больше ее. У кровати лежали другие книги и газеты с заметками, сделанными этой чертовой девицей. Заметки! Хотя в остальном комната выглядела как больничная палата — повсюду стояли свежие цветы и ряды склянок с микстурами и примочками, — постель напоминала рабочий стол делового молодого человека.

Пегги даже не подняла глаз на лорда Эдварда и не обращала на него внимания, пока экономка, которая протиснулась в комнату вслед за ним, не кашлянула.

— Мисс Пегги, — с трудом проговорила она, — к вам посетитель.

Девушка вскинула голову, ее глаза, как и говорила миссис Прейхерст, были очень большими и очень зелеными. Ни малейшим образом не выказав удивления по поводу появления Эдварда в ее спальне, Пегги заявила:

— Я отменяю ваш заказ на держатели салфеток с монограммами.

Эдвард уставился на нее.

— Прошу прощения?

— Как вы устраиваете свою собственную жизнь, это, конечно, ваше дело, — спокойно продолжала она. — Но Джереми еще мальчик, и он боготворит вас. Я не позволю, чтобы он вырос, считая, что в том, чтобы поддерживать любовные отношения с замужними дамами, нет ничего предосудительного.

Эдвард услышал, как миссис Прейхерст позади него с шумом втянула в себя воздух. Сам он даже не представлял, как реагировать на выговор. Девушка выглядела совершенно безобидно в своей отделанной кружевами ночной сорочке с глухим воротом, ну просто школьница. При этом она разговаривала с ним высокомерно, будто сама королева Виктория.

Не зная, смеяться ему или сердиться, Эдвард удивленно спросил:

— Какие держатели для салфеток?

Пегги, хмуро взглянув на него, вынула из-за уха огрызок карандаша и указала на запись в книге, которую держала в руках.

— Здесь сказано, что вы заказали две дюжины золотых держателей для салфеток с парными инициалами «Э — А». Может, я и ошибаюсь, но полагаю, что «А» означает «Арабелла». Или, может быть, «Алистер»? — Она в упор глянула на Эдварда. — Я, конечно, слышала о такого рода вещах, но, признаюсь, не могла ожидать этого от вас, лорд Эдвард.

Он вспыхнул.

— Послушайте…

Миссис Прейхерст вновь тихонько кашлянула. Пегги и Эдвард оглянулись на нее, и смущенная экономка присела в реверансе.

— Прошу прощения, милорд, мисс, но эти штучки заказала виконтесса. — Бросив на Пегги умоляющий взгляд, экономка пояснила: — То есть леди Арабелла Эшбери. Она иногда делает заказы для поместья Роулингзов, и лорд Эдвард распорядился, чтобы я выполняла все пожелания леди.

Пегги перевернула назад страницу гроссбуха.

— Неужели виконтесса заказала костюмы для шарад и фонтан из шампанского?!

— А что вы думаете! Именно она!

Пегги захлопнула книгу.

— Лорд Эдвард, я хотела бы поговорить с вами наедине. Миссис Прейхерст, не могли бы вы оставить нас на минуту?

Миссис Прейхерст затопталась в нерешительности.

— О Господи, — ее взгляд был полон смятения, — будет некрасиво, милорд, если вы останетесь с мисс Макдугал одни в ее покоях…

— В этих обстоятельствах, — ответил Эдвард с ухмылкой, которая выползала на лицо, как ни старался он от нее избавиться, — думаю, было бы позволительно, чтобы вы оставили нас ненадолго, миссис Прейхерст. Это в ваших собственных интересах. Мисс Макдугал выглядит так, будто собирается прогладить меня раскаленным утюгом.

— Боже мой, — отозвалась миссис Прейхерст и, не удержавшись, пожала полными плечами. Однако, несколько раз нервно оглянувшись на них, экономка поспешила к выходу. — Ну, я буду прямо за дверью.

Как только дверь защелкнулась, Пегги произнесла охрипшим голосом:

— Не в обиду вам будет сказано, но, лорд Эдвард, не стоит позволять виконтессе свободно распоряжаться счетами на домовладение. Ее претензии непомерны, а деньги, которые она тратит на свои капризы, вполне можно использовать в других целях, например, на улучшение условий жизни семей ваших арендаторов или на постройку новой крыши в женской семинарии.

Эдвард сверху вниз смотрел на лицо, формой похожее на сердечко, и пытался не забыть, что ему следует быть разгневанным, страшно разгневанным наглостью бойкой девчонки. Но то, что его вызвали для разноса на ковер, где он много раз стаивал в детстве с виновато опущенной головой, от всей души забавляло лорда, и он делал неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться.

Пытаясь сдержать рвущееся наружу веселье, Эдвард нахмурился и глянул из-под бровей на девушку, которая, несмотря на недомогание, выглядела непростительно соблазнительной. На высоких скулах играл румянец, и с распущенными волосами Пегги сильно напоминала себя саму в тот день, когда Эдвард впервые увидел ее, по ошибке приняв за горничную. Сердиться на эту красотку было просто невозможно, поскольку все, чего он хотел, — отбросить одеяло и лечь рядом с ней.

— Вы так считаете? — отрывисто бросил Эдвард, изображая раздражение. Когда она сдержанно кивнула, он спросил: — А могу я поинтересоваться, по какому праву вы полагаете возможным рыскать по моим бухгалтерским книгам?

— Это вовсе не ваши книги, — хмыкнула Пегги. — Это книги сэра Артура. И теперь, когда Джереми стал герцогом Роулингзом, это и его книги тоже. А поскольку мне доверено его опекать, то я имею все права следить за тем, что ему оставлено по наследству. В том числе и за счетами по домовладению. — Покашляв, Пегги продолжала: — Лорд Эдвард, я была ужасно удивлена, увидев, как вы расточительны. Сотня фунтов в год на галстуки? Неужели вы такой денди, что не можете надеть галстук больше одного раза?

Эдвард почувствовал, что краснеет от смущения в связи с этим упреком. Денди? Он? Алистер Картрайт — может быть, но не…

— Конечно, вы можете тратить свою часть наследства по собственному усмотрению, милорд, — пожала плечами Пегги, листая назад страницы гроссбуха. — Хотя ваши попытки объездить Клер Лундгрен кажутся по меньшей мере нелепыми…

Эдвард едва выдавил:

— Что?

— Скажите честно, лорд Эдвард, вы думаете, что никто не читает газет? Я прекрасно знаю, что Клер Лундгрен никакая не кобыла — она актриса, а эта конюшня, которую вы сняли для нее в Кардингтон-Кресчент, на самом деле дом.

— Послушайте, — воскликнул Эдвард, когда ему удалось собраться с духом, — это… Это были совершенно необходимые расходы!

— Вот как? — Уголки рта Пегги поползли вверх. — Ясно. Она вам надоела, и вы вынуждены были откупиться от нее, ведь так? Мне стыдно за вас, милорд. Я уверена, что она согласилась бы и на более дешевый вариант.

Эдвард был настолько изумлен дерзостью девушки, что только и смог, что саркастически хмыкнуть.

— Ну ладно, — выкрикнул он, скрестив руки на груди. — Сегодня мы видим вас во всей вашей шотландской красе, не правда ли? Но я как-то не заметил столь рачительной бережливости, когда разговор шел о покупке нового гардероба для вас!

— Поскольку, — перебила в сердцах Пегги, — прежде у меня никогда в жизни не было больше двух платьев одновременно, я вполне заслужила ту пару дюжин, которые вы так щедро приобрели для меня в Лондоне. И, если вы не забыли, это было одним из условий того, что я вообще соглашусь переехать в Роулингз-Мэнор, о чем, кстати, начинаю сожалеть, поскольку это не принесло мне ничего, кроме унижений…

— Ну да, вы выглядите до ужаса униженной, лежа в этой огромной кровати в комнате, уставленной розами, палец о палец не ударяя целый день, только засовывая свой нос в чужие дела!

— А насчет жадности шотландцев, — прокричала Пегги, отбросив одеяло и встав на колени, будто оскорбление в адрес соплеменников только-только дошло до нее, — я бы предпочла быть заодно со страной, где умеют беречь деньги, чем с той, где их проматывают на фонтаны из шампанского!

Эдвард подошел к кровати и, наклонившись так, что его лицо оказалось всего в паре дюймов от лица Пегги, уперся руками в отложенный в сторону гроссбух.

— Вам следует когда-нибудь попробовать шампанского, — злорадно произнес он. — Полагаю, вам это просто необходимо.

— Ну и что это должно означать? — вопросила Пегги. Она приподнялась и ткнула указательным пальцем ему в грудь. — Уж если говорить о выпивке, — спорим, я свалю вас под стол в любой день недели! Только назовите время и место.

Эдвард смотрел на упершийся в пуговицу на груди его накрахмаленной белой сорочки палец. Палец был маленький, с коротко подстриженным, ухоженным, красивой формы ногтем. Но Эдварда заинтересовал вовсе не палец, а рука. Интересно, что сделает зеленоглазая нахалка, если он схватит эту руку и приложит к тому месту, где она доставит ему наибольшее удовольствие?

Эдвард тряхнул головой. Ради всего святого, что с ним происходит? Он просто не может далее позволять себе эту сладостную слабость. Целую неделю он старательно избегал приближаться к этой комнате, пытаясь отрицать само существование мисс Макдугал. Но ведь невозможно отрицать того, что с тех пор, как Пегги появилась в Роулингзе со своим сорванцом, в жизни Эдварда все перевернулось. Миссис Прейхерст, которая обычно занималась текущими делами по дому, оказалась слишком поглощена выхаживанием больной, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как меню Эдварда. Им с Алистером даже пришлось несколько раз обедать в деревенском пабе! Эверс был настолько занят тем, чтобы отгонять мальчишку от перил на лестнице Большого зала, что ему было не до надзора за состоянием винного бара хозяина.

Даже Дэниелз, лакей Эдварда, забыл забрать его жилет у деревенского портного, потому что искал для Пегги какое-то лекарство в аптеке. А когда Эдвард подверг его разносу, Дэниелз не посчитал нужным выглядеть виноватым. Он посмотрел прямо в глаза господину и возмущенно сказал:

— Мисс Макдугал было необходимо лекарство. Вы же не стали бы бежать за каким-то своим жилетом, когда крошка умирает от тонзиллита, ведь так, милорд?

А конюхи! У каждого — каждого! — из них светился фонарь под глазом, поставленный молодым герцогом, и все опасались дать сдачи из боязни наказания. А если они все вдруг возьмут да уволятся накануне начала охотничьего сезона?

Но все эти заботы бледнели перед самой серьезной проблемой, стоявшей перед Эдвардом. Как, ради всего святого, быть с воспоминаниями о поцелуе этой девственницы, которые он, как ни старался, не мог прогнать из головы?

Хриплым от подавляемых чувств голосом Эдвард прорычал:

— Я говорил не о виски, а о шампанском, и я вовсе не имел в виду состязание, кто больше выпьет.

— Что же тогда? — Пегги вызывающе вздернула подбородок.

— Хотите знать? — насмешливо хмыкнул Эдвард. — Я еще не встречал такую непонятливую дамочку. Если вы не можете вообразить себе, что мужчина и женщина могут делать за бутылкой шампанского…

Густой занавес ресниц, скрывавший зеленые глаза, вдруг раздвинулся, и Пегги с подозрением взглянула на него:

— Это разыгралось мое воображение, или вы надеетесь, что я займу место отвергнутой вами Клер Лундгрен?

Эдвард злорадно усмехнулся:

— Думаю, если бы вы, допустим, поменьше переживали за бедняков во всем мире и побольше думали об удовольствии, вас бы здесь не было. Вы жили бы себе за счет наследства племянника, но в своем собственном доме с мужем и кучей детишек, которые бы отвлекли вас от меня и моих дел.

Он увидел, что ее огромные глаза изумленно раскрылись, и понял, что зашел слишком далеко. Эдвард не знал, чего ожидать, слез или пощечины, и в стремлении предупредить и то, и другое взял Пегги за руку, которой та упиралась в его грудь, и притянул к себе. Другой рукой обняв девушку за талию, Эдвард наклонился и крепко поцеловал ее в губы.

Глава 8

Именно этого Пегги надеялась избежать. По предыдущему опыту она знала, что не в силах устоять перед поцелуями Эдварда. И все-таки это случилось.

Притянув девушку к себе, Эдвард без всяких усилий раздвинул языком ее губы, жар его рук буквально обжег ее нежную кожу через тонкую материю ночной сорочки. Она застонала от разочарования, почувствовав невообразимую истому, разлившуюся между ног, точно так же, как недавно в Эпплсби. Внезапный пульсирующий разряд, пробежавший внизу живота, помутил все в ее глазах от прихлынувшего желания. Ох, как все это знакомо…

У нее не хватило сил оттолкнуть его. Пегги приникла к Эдварду, как бесстыдная потаскушка, целуя его так, словно от этого зависела вся ее жизнь…

В этот момент Эдвард обнаружил, что под тонкой сорочкой ничего нет. Он ощущал через жилет твердые бутоны ее сосков. Поцелуй, который Эдвард задумал как шутливый, превратился во что-то, больше неподвластное ему. Он даже не подумал, что с ее стороны это недопустимая вольность, забвение правил приличия. Эдвард чувствовал молодое упругое тело, которое прижималось к нему. Забыв обо всем, он просунул руки под ее обтянутые материей ягодицы и с силой прижал выгнувшееся тело девушки к своему напрягшемуся, пульсирующему страстью естеству.

Пегги откинулась назад, вскрикнув, словно раненое животное. Эдвард продолжал тем не менее крепко держать ее, поскольку предвидел попытку отступить.

— Нет, — прорычал он. — На этот раз не выйдет. Вы доведете до конца то, что начали…

— Я начала? — возмутилась Пегги. — Это вы поцеловали меня!

Пальцы Эдварда крепко вцепились в плечи девушки.

— Вы спровоцировали меня. Признайтесь, вы неравнодушны ко мне. Не отрицайте этого.

— Да я ни сном ни духом…

— Пегги, вы хотите быть со мной так же, как и я хочу вас.

— Что за чушь!

— Чушь? Ваше жеманство — вот это чушь! — Эдвард недоверчиво покачал головой. — Что же вы за женщина? Заявляете о неприятии замужества, а целуетесь с готовностью шлюхи с Ковент-Гарден!

Пегги зажмурилась, словно от удара.

— Как вы смеете! Вы что, сошли с ума? Вы забываетесь, лорд Эдвард!

Может быть, его охладило выражение непритворного изумления на ее лице или какая-то особая интонация в голосе. Но скорее всего Эдварда остановило упоминание его титула. Внезапно он осознал, что Пегги действительно не понимает, о чем он говорит, что она искренне не представляет себе, как действует на него ее прикосновение. Да и откуда она могла это узнать? Он был сыном герцога, изнеженным и избалованным с пеленок, с обширным опытом в искусстве любовных утех. Она же — дочерью обедневшего священника, девственницей, на десять лет моложе его, которая, несмотря на свой изощренный язычок, до последнего времени не видела ничего, кроме невзгод.

Реальность вернулась. Было позднее утро, за дверью стояла миссис Прейхерст. Сдерживая проклятия, Эдвард выпустил Пегги из объятий.

Та с пылающими щеками нырнула под одеяло, кинув гневный взгляд на заметную выпуклость на его бриджах.

— Что это с вами? — процедила она. — Подумали, что идет ваша экономка?

— Она видела и не такое, — мягко возразил Эдвард. Не то чтобы он был недоволен собой. Какой бы недотрогой ни была Пегги, ясно, однако, что с каждым поцелуем ей было все труднее противостоять ему. Он чувствовал, что в конце концов сможет преодолеть ее сопротивление. Эта мысль на мгновение обрадовала его, несмотря на неприятное жжение разочарованной плоти.

— Я вам не очередная любовница, — объявила Пегги, высморкавшись в платок. Однако слез не видно, отметил он с облегчением, она просто прочистила слегка покрасневший нос. — Будьте любезны, в будущем держите свои руки при себе.

— Где же логика? Вы заявляете о ненависти ко всем мужчинам моего сословия, — заметил Эдвард, — но, похоже, не против моих поцелуев…

— Выйдите вон, — не выдержала Пегги.

— Скажите-ка мне, милая, если вы не верите в брак, почему тогда вы против того, чтобы люди занимались любовью вне брака? Я бы предположил, что женщина ваших убеждений должна быть активной сторонницей…

— Выйдите вон! — закричала она, хотя ее охрипший голос вряд ли разнесся слишком далеко.

— Но вы меня еще не отчитали. Помните? Гроссбухи.

Оскорбленная до глубины души, Пегги отчеканила:

— Я собираюсь распорядиться, чтобы миссис Прейхерст предварительно согласовывала все расходы по домовладению со мной. Джереми — герцог Роулингз, и я ответственна за то, чтобы хоть какая-то часть семейного состояния досталась ему, когда он вырастет.

Эдвард улыбнулся:

— Неплохо задумано. Вы, дорогая, уже сейчас выступаете в качестве сварливой жены, а ведь вы еще даже не помолвлены! Поздравляю. Отдельным женщинам требуются годы, чтобы достичь вашего уровня…

— Убирайтесь! — вновь закричала Пегги, и на этот раз Эдвард со смехом повиновался.

Глава 9

В развевающемся плаще, похлопывая себя перчатками по ноге, Эдвард вступил в элегантную, выдержанную в бледно-голубых тонах утреннюю комнату в Эшбери-Хаусе. Леди Эшбери сидела за столом, накрытым к завтраку, и просматривала светскую хронику. Она выглядела как ангел в зеленом шелковом платье, отделанном бордовыми розетками. Когда Эдвард появился в дверях, дама посмотрела на него и улыбнулась. Улыбка виконтессы была известна тем, что могла заставить впечатлительных мужчин падать на колени. Эдвард даже не присел.

— Ну? — спросил он не то чтобы грубо, но и не особенно дружелюбно. — В чем дело? Лучше пусть это будет что-то важное. Мы с Алистером собирались сегодня утром проехаться верхом до Нокс-Риджа, чтобы посмотреть, стоит ли из-за снегопада менять стратегию загонщиков к субботней охоте.

— Я закончила список, — царственно промолвила Арабелла, помахав в воздухе длинной полоской бумаги. Увидев непонимающий взгляд Эдварда, она по слогам проговорила: — Список. Для миссис Прейхерст. Все, что касается приготовлений для гостей. Эдвард, что происходит, в самом деле? Ты уехал так внезапно, это даже глупо.

Эдвард шагнул вперед, чтобы взять страничку из белых пальцев, свернул ее, даже не взглянув, и положил во внутренний карман.

— Ты могла бы прислать это, — бросил он раздраженно, — а не посылать таинственных записок, чтобы я приехал как можно скорее. Когда я получил твое послание, то подумал… Ладно, не все ли равно, что я подумал!

Виконтесса рассмеялась. Этот звук, подобный звенящим колокольчикам, прежде заставлял Эдварда ощущать трепет предвкушения радости. Теперь же манерность лишь раздражала его.

— Если бы я послала список со слугой, то не имела бы удовольствия позавтракать вместе с тобой сегодня утром. — Леди наморщила носик — видно, кто-то однажды сказал ей, что это выглядит очаровательно. — А я знаю, что ты подумал. Ты предположил худшее, я уверена. Скажи, что тебя больше испугало бы: что Эшбери узнал о нас или что я нашла себе другого любовника?

Эдвард осмотрел буфет на боковом столике. Там были ветчина, фазан и яйца, а также хрустящие хлебцы и несколько видов джема. Он взял тарелку и стал накладывать себе еду.

— Нужен кто-нибудь пострашнее твоего мужа, Арабелла, чтобы напугать меня, — небрежно заметил он, перекладывая на тарелку яичницу. — А если ты найдешь себе другого, моя жизнь станет значительно легче.

Арабелла надула свои прелестные губки.

— Эдвард, бедняжка. — Виконтесса смотрела, как ее гость двигается вдоль буфетного стола, который рядом с ним казался крошечным. — Кажется, я не видела тебя целую вечность, дорогой. — Она очень старалась говорить игриво. — По-моему, больше двух недель. Это твои новые родственники не дают тебе появляться на людях?

— Новые родственники? — Эдвард сел за стол, даже не сняв плаща, и взял вилку. — А, ты имеешь в виду мальчика?

— Да, мальчика. И его незамужнюю тетку.

Эдвард ухмыльнулся и попробовал кусочек фазана. Неплохо. У Арабеллы поваром был француз, достигший заоблачных высот в искусстве сверх всякой меры усложнять блюда. На этот раз завтрак ему удался. Никаких таинственных соусов и кремов.

— Ну-ка, посчитаем, — сказал Эдвард, пережевывая мясо с мечтательным видом. — Сегодня четверг, не так ли? В течение всего одной недели новый герцог Роулингз до смерти напугал трех нянек, дюжину раз дрался на кулаках с конюхами, вдребезги разбил фарфоровый чайный сервиз, который подарил матери король Эдуард, вылил чернила на голову учителя французского языка и едва не довел Эверса до сердечного приступа тем, что бойко ругался за обедом.

Леди Эшбери рассмеялась:

— Он ведет себя как настоящий Роулингз. А что его тетушка с либеральными взглядами?

— Прошу прощения?

— Синий чулок с либеральными наклонностями. Как она? Наверное, педантична и чопорна? Тебе следует познакомить ее со священником. Они прекрасно подойдут друг другу.

— Не думаю. — Эдвард скорчил гримасу. — Ей не особенно везет со священниками. Когда я приехал в Эпплсби, один из них как раз сделал ей предложение. Так вот, он потирал голень, которая довольно сильно столкнулась с носком ее ботинка.

Виконтесса Эшбери заморгала бесцветными ресницами и в явном смятении переспросила:

— Священник делал ей предложение?

Эдвард положил себе ветчины с тонкой фарфоровой тарелки.

— Вот именно. — Он жевал, глядя в окно на нетронутую белизну снега, покрывшего всю территорию Эшбери-Хауса. — А кофе есть?

Леди Эшбери даже не пошевелилась, чтобы налить ему чашечку кофе, что было абсолютно на нее не похоже. Она сидела с рассеянным видом, в руке застыла бесцельно поднятая серебряная ложка. Эдвард посмотрел на нее, затем, пожав плечами, сам налил себе кофе из стоявшего на столе серебряного кофейника.

— Не понимаю, — медленно проговорила виконтесса. — Я-то думала, что эта мисс Макдугал старая дева.

Эдвард попробовал кофе, решил, что он слишком горяч, и добавил туда сливок.

— Дева — да, старая — нет. Ей всего двадцать лет, а по мне, так она выглядит на пятнадцать.

— Двадцать лет! — Арабелла нахмурилась. — Но, Эдвард, она же совсем девчонка!

— Угу, — кивнул Эдвард с полным ртом.

— Не можешь же ты позволить ей оставаться в Роулингзе вместе с тобой! Молодая незамужняя женщина и к тому же без компаньонки…

— Компаньонка уже нашлась. Это миссис Прейхерст.

— Миссис Прейхерст! О, Эдвард! Наш прием в конце недели! Как же быть с приемом, если там будет молодая девушка?

Эдвард вновь пожал плечами, его явно раздражала ее театральность.

— Что же я могу поделать, Арабелла? Выбросить ее на улицу?

— А ты мог бы отослать ее к каким-нибудь родственникам в Лондон или что-то в этом роде?

— Нет, я не могу отослать ее в Лондон. Во-первых, она не согласится, и потом, будь я проклят, если стану платить за ее городские забавы, какой бы крови ни стоило пребывание этой девицы в Роулингзе. Ты представляешь себе, во что сейчас обходится приличное содержание для девушки? Да даже если бы я и предложил это, она никогда не оставит мальчишку одного. Как ты помнишь, именно из-за этого я и привез ее сюда. — Он покачал головой. — Да что с тобой происходит? Ты, кажется, несколько отупела с нашей последней встречи.

— А мне кажется, это ты лишился здравого смысла. — Голос леди Эшбери стал скрипучим. — О чем ты думал, позволяя молодой девице вроде этой селиться в Роулингзе? Она все разрушит!

Через широкое эркерное окно Эдвард заметил стайку оленей — они пробирались среди голых деревьев у ручья. Он пристально смотрел на грациозных животных, а в мозгу безотчетно рисовался образ Пегги Макдугал. Она была длиннонога и изящна как лань, сказать по чести, даже более изящна, чем ему нравилось в женщинах. Но никому и в голову не пришло бы обращать внимание на этот недостаток, если он только взглянул бы в сверкающие зеленые глаза. Кроме того, Эдварду было известно лучше, чем кому бы то ни было, что, несмотря на тонкую фигурку, в тех местах, где нужно, у нее все было в порядке…

— Эдвард? Ты меня слушаешь? — Леди Эшбери подняла серебряную ложечку, чтобы разбить сваренное в мешочек яйцо, но вместо этого даме пришлось постучать ею по столу. — Эдвард!

Он оторвал глаза от оленей.

— Прости. — И неловко улыбнулся. — Так что ты говорила, Арабелла?

Глаза леди Эшбери превратились в две молочно-белые щелки.

— Я говорила, что не понимаю, почему ты не выбросишь ее вон.

— Выбросить ее вон? Я не могу этого сделать, Арабелла. — Эдвард ухмыльнулся и сделал еще глоток кофе. — Вся прислуга в ней души не чает. Кроме того, если я от нее избавлюсь, мальчишка не слезет с меня живого. Только когда он с ней, в доме теперь бывает спокойно. — Лорд с искренним недоумением покачал головой. — Мне не доводилось видеть ничего подобного. Каждый лакей в доме в нее влюблен, служанки ее боготворят. Кухарка заявила мне на днях, что отныне, если мне вздумается заказать рубец, то придется идти в «Козла и Наковальню», поскольку мисс Макдугал не любит его, а кухарка больше не собирается готовить ничего, что не по вкусу тетушке его светлости. Если бы я не знал, что это не так, то подумал, что девица их всех околдовала.

— Девица? — Леди Эшбери сжала губы так, что они превратились в тонкую линию. Последовав примеру Эдварда, она устремила невидящий взор на оленя, который объедал кору на ветле. — Значит, девица. Как я понимаю, типичная шотландка? Долговязая, с кривыми зубами? Неуклюжая и косноязычная?

Эдвард покачал головой, его взгляд по-прежнему был прикован к оленю.

— Вовсе нет. Она премилая маленькая штучка. Но с характером. Выкладывает все, что у нее на уме. По меньшей мере, она была такой, пока не свалилась с тонзиллитом…

— С тонзиллитом!

— С тонзиллитом. Паркс сказал, что это действие йоркширского климата. Там была авария. Метель, экипаж опрокинулся, и это задержало нас на несколько часов на дороге. Тебе разве Алистер не рассказывал? Я еще на время взял коня из твоей конюшни…

Арабелла достала носовой платок и аккуратно промокнула губы. Она произнесла:

— Эдвард, будь любезен, передай миссис Прейхерст, чтобы она ждала меня сегодня к обеду.

Эдвард оторвался от созерцания оленей и взглянул через стол на виконтессу Эшбери:

— Что?

— Не говори «что», Эдвард. Это вульгарно. Я хочу кое-что обсудить с миссис Прейхерст до завтрашнего приезда гостей, поэтому, думаю, лучше мне поехать сегодня навестить Роулингз. Не забудешь сказать ей, что я приеду?

Эдвард задумчиво посмотрел на нее.

— Арабелла, — осторожно произнес он, — что ты задумала?

— Задумала? Не понимаю, о чем ты. — Виконтесса изящным жестом поднесла к губам чашку.

Глава 10

Заявление мистера Паркса, что после недели постельного режима Пегги может выходить из своей комнаты, вызвало улыбки на многих лицах. Но не было никого счастливее самой Пегги, которая немедленно спрыгнула с кровати, ставшей для нее местом заточения. Боли в ране на голове и в горле прошли одновременно, и хотя девушка еще говорила с некоторой хрипотцой, чувствовала она себя лучше, чем когда-либо, несомненно, во многом благодаря тому, что переезд в Роулингз самым радикальным образом улучшил ее душевное здоровье. Ей больше не нужно было беспокоиться об оплате счетов за уголь или о том, где достать денег на очередную пару ботинок для Джереми.

Прежде чем уехать, доктор взял со своей пациентки слово, что она воздержится от выхода на свежий воздух еще неделю. Это означало, что Пегги не сможет участвовать в охоте, которая была запланирована на конец недели. Пегги приободрилась — теперь у нее была отговорка от скачки верхом на кобыле, которую лорд Эдвард купил для нее в порыве безудержной щедрости.

Она, однако, уже поправилась настолько, чтобы приступить к обязанностям, которые сама себе придумала, и обрадовалась, когда вскоре после того, как они с миссис Прейхерст за завтраком вдвоем полакомились жареной перепелкой у камина в Розовой комнате, та сказала:

— Я знаю, что вы не совсем окрепли, мисс Пегги. Но, если вдруг захотите, я могла бы провести вас по дому. Вы знаете, что в летние месяцы в замок Роулингз открыт публичный доступ. Конечно, мы показываем не все комнаты, а только Большой зал, оранжерею — покойная герцогиня очень гордилась своими розами, которые цветут круглый год, столовую и, э-э, некоторые другие апартаменты, если лорд Эдвард в Лондоне, а он обычно там. Если вы предпочтете отдохнуть, то я вполне вас пойму.

Пегги с готовностью приняла приглашение. Но Люси, которая, видно, вознамерилась доказать, что она хоть и не француженка, однако способна учинить такую суматоху, какая и не снилась никакой служанке важной особы, и слышать не хотела о том, чтобы Пегги вышла за порог Розовой комнаты, не приняв предварительно косметической ванны. Затем, и тоже по настоянию Люси, волосы Пегги были тщательно убраны, а она облачена в одно из модных платьев, раскроенных для нее мистером Уэртом.

Когда Пегги была наконец наряжена в малиновое шелковое платье с длинными рукавами, Люси отступила на несколько шагов и восхищенно посмотрела на хозяйку.

— О, мисс, — вздохнула служанка, — я не видела ничего красивее, а это всего-то один из ваших дневных нарядов. — Затем рыжие брови сосредоточенно сошлись на переносице. — Сюда нужны серьги.

Пегги поднесла пальцы к мочкам ушей.

— Ой, — сказала она, — но у меня нет серег.

— Совсем нет серег? — У Люси даже сорвался голос. — Что вы говорите, мисс? Разве лорд Эдвард не купил вам ни одних, ну тогда, в Лондоне?

— Нет, конечно, нет. С чего бы он?.. — Пораженная мыслью, которая пришла ей в голову, Пегги замолчала. Сама мысль о том, что мужчина покупает ей драгоценности, заставила девушку покраснеть. Да, лорд Эдвард заплатил за ее гардероб, но это было частью их соглашения. Никакие украшения не упоминались.

Пегги посмотрелась в овальное зеркало, которое висело на обитой дубовыми панелями стене. Она едва узнала собственное отражение. Юная особа с осиной талией, огромными изумрудными глазами и лебединой шеей, которая глядела на нее из зеркала, походила на модную даму, а не на шотландский синий чулок без гроша за душой. Эффект был настолько ошеломляющим, что у Пегги вырвался нервный смешок.

— Вы бы поговорили с его светлостью, мисс, — доверительно сказала Люси. — У него где-то заперты все драгоценности его матери, и стыдно ими не воспользоваться. Бриллианты нужно носить, а не хранить в сундуке.

Пегги снова рассмеялась, от ее волнения не осталось и следа. Обернувшись к окну, она сказала:

— Мне не нужны бриллианты, Люси. Не забывай, я дочь священника, а не принцесса.

На лужайке под окном белым ковром лежал нетронутый снег. За рощицей в дальнем конце лужайки виднелся шпиль церкви, который, казалось, упирался в низкое серое небо. Там деревня. Значит, она была права по поводу того, что ее можно увидеть из окошек верхнего этажа.

Едва слышный стук миссис Прейхерст прервал разглагольствования Люси о необходимости поставить перед лордом Эдвардом вопрос об отсутствии сережек у мисс Макдугал. Экономка была искренне рада видеть Пегги в добром здравии. Миссис Прейхерст принесла несколько записок от обитателей Роулингза. Джереми хотел, чтобы Пегги пришла, как только сможет, в дневную детскую комнату. В другом послании содержалось приглашение: лорд Эдвард сообщал, что ему будет очень приятно, если мисс Макдугал согласится присоединиться к ним за обедом сегодня вечером. Будет присутствовать также мистер Алистер Картрайт. Приглашение доставило Пегги большое удовольствие, хотя она постаралась этого не показать. Наконец представилась возможность показать его светлости лорду, что она очень даже умеет развлекаться!

Первого посещения во время обхода замка удостоилась светлая, ярко убранная детская комната. Увидев Пегги, Джереми пришел в бурный восторг, он взял тетушку за руку и провел по своим владениям, будто жил здесь всю свою жизнь. Мальчик с гордостью показал только что построенный форт с населявшими его солдатиками, затем представил ее Эллен, своей четвертой няне, девушке не намного старше Люси, у которой на лице было написано, что помощь в постройке деревянных крепостей не самый главный из ее талантов. Он похвастался скакуном, которого лорд Эдвард, как и обещал, купил для него, несколько раз с надеждой интересовался, пускал ли мистер Паркс ей кровь, а услышав отрицательный ответ, философски пожал плечами.

Расстроенная тем, что ей придется испортить восторженное настроение Джереми, Пегги попросила миссис Прейхерст и Эллен оставить их с племянником наедине на несколько минут. Когда те вышли из комнаты, девушка приступила к речи, которую готовила целую неделю, когда больное горло не позволяло ей говорить.

Джереми мужественно перенес нагоняй с опущенной головой, но с поднятыми плечами. Голос Пегги еще не полностью восстановился, однако ей удалось в полной мере донести до Джереми свое неудовольствие по поводу его поведения в последние дни. Если она еще раз услышит о подобных подвигах, пригрозила Пегги, то немедленно соберет их вещи и отвезет его назад в Эпплсби.

— Ты этого не сделаешь, — заявил Джереми, правда, не совсем уверенно.

— Нет, сделаю, — сурово бросила она. — Потому что, если ты собрался вести себя как пострел с улицы, там тебе и место. А вот если ты будешь поступать, как полагается герцогу, то мы останемся здесь, где все создано для герцогов. Так что, если хочешь, чтобы у тебя остались твой прекрасный конь и новая одежда… — Джереми насупился и уткнулся в кружевной воротник, — игрушки и все остальное, тебе просто нужно быть послушным мальчиком. Ты меня понял, Джереми?

Он молча кивнул. Потом очень вежливо осведомился, не лучше ли ей поставить пиявки для скорейшего выздоровления.

Уверившись в том, что Джереми здоров и, по крайней мере в настоящее время, счастлив, Пегги вернула его в умелые руки Эллен, чтобы продолжить вместе с миссис Прейхерст обход помещений. Но прежде чем они ушли, мальчик взял с тетушки слово вернуться после обеда и почитать ему на ночь. Выяснилось, что дети в Роулингз-Мэнор всегда обедали отдельно. Эту практику Пегги намеревалась отменить. Где Джереми сможет научиться взрослым манерам, если ему не позволят наблюдать за ними? Она решила поговорить об этом с лордом Эдвардом.

Миссис Прейхерст, без сомнения, была в восторге от своей работы и от хозяина. Она без умолку говорила о Роулингзе — о самом замке, о его мебели, о его содержании и месте в истории. Пегги шла рядом, с удовольствием внимая восторженному монологу, особенно когда он так или иначе касался лорда Эдварда, что происходило довольно часто. Каждая комната в доме, похоже, давала пищу рассказам о нем. Лорд Эдвард был самым уравновешенным ребенком, которого миссис Прейхерст доводилось видеть. Всегда безупречно вежливым и добрым к слугам и животным. Слышала ли Пегги о случае, когда Эдвард спас из волчьей ямы одну из охотничьих собак и не смог дальше участвовать в охоте? Нет? Ну так вот, лорд Эдвард сам принес домой бедное животное и сказал, что нисколько не завидует тому, что его старший брат добыл лисицу.

Пегги слушала с удовольствием. Миссис Прейхерст явно души не чаяла в хозяине. Казалось, лорд Эдвард заставлял всех знакомых женщин восхищаться им. В этом, подумала девушка, он очень похож на своего отца. По слухам, старый герцог был сердцеедом и пользовался неизменной взаимностью. Пегги поняла почему, когда они дошли до длинной галереи портретов.

Стоя перед изображением покойного герцога, Пегги увидела, что сходство между отцом и сыном было разительным. Как и Эдвард, его отец был темноволосым, широкоплечим и обладал пронизывающим взглядом. Однако художник, который старался максимально передать суть оригинала, был не в силах скрыть явные следы беспутного образа жизни на лице покойного герцога и насмешливые огоньки в задумчивом взгляде. Пегги даже пожалела живописца: как, должно быть, сложно было изобразить столь неприятную личность так, чтобы угодить заказчику! И до чего был похож на покойного герцога отец Джерри! К сожалению, в галерее не было портрета старшего сына герцога. Джон, как сообщила миссис Прейхерст, никогда не мог спокойно посидеть ни минуты.

Миссис Прейхерст украдкой взглянула на портрет своего прежнего хозяина и не произнесла ни слова, чем несказанно удивила Пегги. Впервые с тех пор, как она познакомилась с экономкой, той было нечего сказать… Девушка шагнула в сторону, оказавшись перед портретом покойной супруги герцога, матери Эдварда. Герцогиня была красавицей, настолько же светлой, насколько ее муж был темным, и Пегги узнала те же серо-голубые глаза, что у Джереми и его дяди. Но глаза Эдварда, хоть они почти всегда светились насмешкой, были умнее и как-то мягче.

Миссис Прейхерст передвинулась к следующему полотну и удовлетворенно вздохнула.

— Это мой любимый портрет, — призналась она. — Лорд Эдвард никак не хотел позировать. Герцог буквально заставил его сидеть! Я помню день, когда портрет выставили, — лорд Эдвард был так смущен… Он даже попросил меня: «Миссис Прейхерст, не могли бы вы разыграть обморок или что-нибудь в этом роде, чтобы мы все могли заняться своими делами?» В этом он весь. Лорду Эдварду никогда не хватало терпения, чтобы притворяться.

Пегги непроизвольно сделала глотательное движение. Глядя на портрет дяди Джереми, она чувствовала себя так, будто смотрит на него самого. Она еще никогда не могла так долго глазеть на Эдварда, не рискуя быть застигнутой врасплох за этим занятием. Теперь, когда такой опасности не было, девушка рассматривала это удивительное лицо долго и пристально, прищурив глаза.

Полотно было выполнено мастерски. Можно было сосчитать каждую серебряную искру в этих серых глазах. Она сравнила портреты сына и его родителей. Результат был ошеломляющим… хотя Эдвард унаследовал красивое лицо отца и глаза матери, дальше внешности сходство не шло. В лице Роулингза-младшего чувствовались доброта и тепло, в глазах читалась мысль. Но художнику удалось уловить и легкое насмешливое движение губ, потенциально опасную силу крупных, покрытых загаром рук и некоторый скепсис. В начале их прогулки по дому миссис Прейхерст сказала Пегги, что ничего не понимает в картинах, но то, что она выбрала в качестве любимого портрет Эдварда, явилось свидетельством, что у нее были и вкус, и привязанность к хозяину.

Но прежде чем Пегги успела вслух восхититься портретом, в коридоре послышался стук каблуков, и девушка, повернувшись, увидела оригинал, который стремительно приближался к ним. Эдвард выглядел так, будто только что вернулся с верховой прогулки: в длинном черном плаще, с перчатками и плеткой в руках. Его лицо было обветренным, волосы беспорядочными кольцами спадали на широкий лоб. Пегги, переводя взгляд с портрета на оригинал, решила, что у изображения один недочет — Эдвард в действительности был физически намного внушительнее, чем показал художник.

— Миссис Прейхерст, — позвал Эдвард.

Лицо экономки засветилось удовольствием.

— Здравствуйте, господин! А мы только что любовались вашим портретом, милорд.

— В самом деле? — Эдвард подошел к ним, и Пегги ощутила запах кожи и холодного зимнего воздуха. Он улыбался странной, чуть кривоватой улыбкой, будто вспомнил какую-то шутку.

Застеснявшись, что ее поймали за разглядыванием его портрета, и еще больше смутившись оттого, что в последний раз, когда видела Эдварда, она была в его объятиях, Пегги потупилась и отчаянно пыталась сделать так, чтобы ее щеки не пылали.

— Добрый день, мисс Макдугал, — проговорил Эдвард и с присущей ему галантностью щелкнул каблуками, слегка поклонившись. На его лице расцвела широкая улыбка. — Мистер Паркс сказал мне, что вам лучше. Вы выглядите чудесно. Похоже, вы совершенно выздоровели?

Девушка подняла глаза, стараясь не показать, что его появление заставило ее сердце биться так сильно, будто она бежала.

— Я чувствую себя превосходно, благодарю, милорд, — произнесла она прохладным тоном. Конечно, то, что ее голос все еще звучал на несколько октав ниже обычного, служило неважным подтверждением сказанного, но ей хотя бы удалось выговорить эту фразу, не закашлявшись.

— Великолепно! А ваша голова? Лучше?

— Вполне терпимо.

Миссис Прейхерст, видимо, заметив, что Пегги не очень рада этой случайной встрече, вмешалась:

— Я показываю дом мисс Макдугал, милорд.

— Ага, — сказал Эдвард, его брови взлетели вверх. — И что мисс Макдугал думает о замке Роулингз?

Пегги потеребила кружевную манжету у себя на рукаве.

— Замок Роулингз весьма мил.

Брови поднялись еще выше, почти достав до линии волос.

— Прошу прощения, как вы сказали?

— Довольно милый дом, — повторила Пегги. Она видела, что ответ изумил его, поскольку звучал как бы в пику ее же лекции относительно его привычки транжирить деньги. Пегги, конечно, не могла сказать ему правду в присутствии миссис Прейхерст. А правда заключалась вот в чем. Пегги была поражена, что дома вроде замка Роулингз вообще существуют, тогда как целые семьи голодают.

Какое-то время все трое стояли в неловкой тишине. Пегги не сводила глаз с забрызганных грязью сапог Эдварда, мучительно осознавая, что и он глядит на нее, пока миссис Прейхерст вежливо не осведомилась:

— Вам что-нибудь было нужно, милорд?

— О да, конечно, миссис Прейхерст. — Эдвард оторвал взгляд от Пегги и громко проговорил: — Был бы признателен, если бы вы предупредили кухарку, что вечером за столом будет на одного человека больше. Виконтесса намеревается присоединиться к нам.

— Виконтесса! — вскрикнула миссис Прейхерст с неприкрытым удивлением. Она быстро взглянула на Пегги, затем, придя в себя, затараторила: — Конечно, конечно, виконтесса. Я скажу кухарке. Предполагается, что она останется на ночь, сэр?

— Думаю, да.

— Простите, милорд, но я не ожидала, что леди Эшбери приедет раньше завтрашнего утра вместе со всей компанией из Лондона…

— Я тоже не ожидал, — сказал Эдвард, и Пегги не могла понять, радует ли его такое изменение планов виконтессы или он сам это затеял. — Но она выразила горячее желание встретиться с вами, мисс Макдугал. — Серые глаза Эдварда остановились на лице девушки. — Я обнаружил, что вы, сударыня, стали объектом повышенного интереса во всей округе.

— Не понимаю почему, — мягко ответила Пегги. — Если только кто-нибудь не разъезжает повсюду и не рассказывает обо мне страшные истории. — И бросила выразительный взгляд на его забрызганные грязью сапоги.

Эдвард проследил за ее взглядом, и Пегги возликовала, заметив, что он, похоже, смутился. Тем не менее, Эдвард Роулингз не собирался давать ей в руки карты против самого себя. Он усмехнулся:

— Думаю, все дворянство в округе по понятным причинам чувствует себя не в своей тарелке, узнав, что в замке объявился либерал. Наверняка все кинулись проверять свои гроссбухи — нет ли там предательских фонтанов из шампанского?

Пойманная врасплох легкомысленным напоминанием их вчерашнего спора, Пегги с вызовом ответила:

— Может, это и правильно. Я уверена, что в Йоркшире достаточно возможностей для благотворительности. Дело только выиграет от того, что богачи почувствуют свою вину.

— Вы необычайно умело управляетесь с цифрами, — иронически заметил Эдвард. — Не удивлюсь, если вы подумаете, что мой отец переплатил парню, который нарисовал это. — Он кивнул в сторону своего портрета. — Как вы думаете, есть сходство?

Повернувшись, она взглянула на картину. Пегги все еще чувствовала некоторое смущение от нацеленных на нее в упор взглядов портрета и его оригинала, а также некоторое раздражение от того, что Эдвард упомянул про фонтан из шампанского. Именно поэтому она, фыркнув, ответила:

— Боюсь, что ничуть.

Эдвард и экономка явно удивились.

— Не похож? — Эдвард перевел взгляд с портрета на лицо Пегги. — А все уверяют, что сходство поразительное.

— Должно быть, из вежливости, — съязвила Пегги. — Полагаю, художник сделал вас гораздо более… — Она стрельнула глазами, раздумывая, что бы такое сказать, чтобы посильнее уколоть его. В ее глазах Эдвард обладал многими недостатками, но для общества в целом у него было все, что полагалось иметь представителю высшего света — приятная внешность, титул и, что самое важное, состояние. — Гораздо более… мужественным, чем вы являетесь в реальности, — закончила она.

— Более мужественным? — Эдвард шагнул к портрету, вглядываясь в него. — Боюсь, что не вижу…

— Не видите? Вокруг вас и в самом деле буквально разливается женственность, милорд. — Пегги приторно улыбнулась прямо в его изумленное лицо. — Ваш братец всегда говорил, что в вас есть что-то от самовлюбленного щеголя.

— От щеголя? — Эдвард был в полном замешательстве. — Джон говорил это? Да будь прокляты его глаза, я…

— Ну хорошо, признаю, что сейчас вы так не выглядите. — Пегги царственно приблизилась к нему и, потянувшись, поправила галстук, который сбился во время верховой езды. Она стояла так близко, что касалась его грудью. — Сейчас вид у вас весьма… неряшливый, что ли.

— Мы с Картрайтом только что вернулись с верховой прогулки, — растерянно проговорил Эдвард. Она заметила, что его ноздри раздуваются, и поняла, что лорд вдыхает запах ее духов.

Обворожительно улыбнувшись, Пегги придала галстуку окончательную форму.

— Ну вот, — заключила она, отступая на шаг. — Так будет немного лучше. — Однако тон, которым она это произнесла, ясно говорил, что так стало отнюдь не лучше. — Миссис Прейхерст, нам лучше поторопиться, чтобы успеть все осмотреть до ужина.

— Ох, ах да-а, — засуетилась экономка. — Если позволите, милорд, я предупрежу кухарку о леди Эшбери…

Тот пришел в себя ровно настолько, чтобы откланяться, но линия бровей свидетельствовала, что Эдвард чем-то сильно раздражен. Он зашагал прочь, каблуки зазвенели по камню. Все внутри Пегги ликовало: она показала, что не является какой-то вечно краснеющей провинциалкой. В любом случае он до самого обеда будет ломать голову по поводу ее шпильки относительно своей мужественности.

Миссис Прейхерст пребывала в растрепанных чувствах. Пегги повернулась к экономке. Глаза девушки были широко раскрыты, излучая святую невинность.

— О Господи! Я сказала что-нибудь, чего не следовало говорить? — спросила она. — Кажется, его что-то расстроило…

Экономка покачала головой, глядя вслед хозяину:

— Боюсь, мисс Макдугал, что вы сильно задели его за живое. Лорд Эдвард добрейший из людей до тех пор, пока его не разозлили. Его единственный недостаток — это то, что он унаследовал гневливость своего отца. Ваша сестра, должно быть, говорила вам об этом. Лорд Джон тоже унаследовал эту черту характера.

Пегги кивнула. Она хорошо помнила вспышки раздражения, которые порой охватывали Джона. Одна из них привела к его смерти.

— Да, — вздохнула она.

— Клянусь, мисс, когда лорд Джон и лорд Эдвард дрались, было слышно за несколько миль. А знаете, они непрерывно дрались. Меня совсем не удивило, что лорд Джон отзывался о своем брате как о денди. — Миссис Прейхерст хихикнула. — Наверняка он знал, что это до чертиков разозлит лорда Эдварда! Ему-то, как никому, кого я знаю, не подходит такое слово. Он не слишком любит красоваться, зато очень даже неравнодушен к дамам, как и его брат Джон.

Пегги поджала губы.

— Все ясно. А как долго виконтесса является одной из… подруг лорда Эдварда?

Миссис Прейхерст удивленно посмотрела на Пегги. Она хотела было отшутиться, но девушка увидела по лицу экономки, что той явно не по себе.

— Господь с вами! Я не думаю, что… Ну ладно: полагаю, леди Арабелла подруга лорда Эдварда с тех пор, как ее муж, виконт Эшбери, приобрел имение в нескольких милях отсюда.

— И виконтесса приезжает погостить без мужа? — уточнила Пегги.

— Ну… — сказала миссис Прейхерст, — да. — И продолжила таинственным голосом: — Между нами, мисс, виконтесса очень красива, а ее муж… ну, виконт, значительно старше своей жены. Бедняги, они не смогли иметь детей. Кроме того, виконтесса обожает общество, а ее муж просто нелюдим…

Экономка умолкла. Пегги быстро схватила суть того, что произошло: красивая скучающая жена; старый невнимательный муж; и мужчина вроде лорда Эдварда, до которого можно рукой подать. Конечно же, между ними завязался роман! Пегги почувствовала укол досады, но это можно было легко объяснить: у нее было совсем немного времени, чтобы вывести лорда Эдварда из равновесия, а виконтесса скоро вернет ему чувство уверенности. Черт!

Приезд леди Эшбери не настолько взволновал миссис Прейхерст, чтобы прервать их экскурсию по дому. Экономка обстоятельно и с удовольствием, как показалось Пегги, провела ее через утреннюю комнату, столовую, гостиную, библиотеки, кабинеты, рассказывая по ходу об украшениях из чеканного серебра, о шелковых с вышивкой каминных экранах, пока они не дошли до коридора, ведущего к оранжерее. Здесь в голосе миссис Прейхерст появились хвастливые нотки, а в глазах загорелась гордость, когда она пустилась в новую историю про своего хозяина.

— Покойная герцогиня обожала цветы, — говорила экономка, ведя Пегги по длинному, слабо освещенному коридору. — Любила их настолько, что зимой, которая у нас в Йоркшире тянется долго, она впадала в депрессию. Тогда герцог отгородил от ветра место, прогреваемое солнцем, выписал самые красивые растения и цветы и заплатил огромные деньги, чтобы это место отапливалось с ноября по март. Но когда герцогиня умерла, покойный граф, да это и понятно, забросил оранжерею. Ее заперли, и она стояла пустая… пока не умер сам герцог. Тогда лорд Эдвард пригласил из Лондона специалиста, который перестроил оранжерею. Он привез цветы, растения и даже маленькие деревца! И устроил фонтан! Да вы и сами увидите. Теперь это — живое свидетельство любви лорда Эдварда к матери…

Они как раз приблизились к тяжелым деревянным дверям, которые миссис Прейхерст и распахнула жестом прирожденной драматической актрисы. Войдя в них, Пегги остановилась в восхищении. Сначала она почувствовала захлестнувшую ее волну влажного воздуха, затем ее обдало густым, переливчатым ароматом почвы, и только потом ее глаза впитали в себя сверкающее многоцветие.

Теплица просто поразила Пегги. За всю свою не слишком богатую событиями жизнь она не видела ничего подобного. Казалось невероятным в разгар зимы видеть благоухающие цветы, так много зелени на фоне бесконечной белизны. Помещение со стеклянными стенами оказалось гораздо больше, чем могла ожидать Пегги, оно было достаточно вместительным, чтобы устраивать здесь пикники. На каменном полу тут и там стояли кованые железные столы и скамьи, некоторые были размещены вокруг журчащего фонтана с чистой водой — не шампанским. Розы, сирень, лилии… Пегги никогда не разводила столько цветов даже в своем садике, который вызывал зависть у многих дилетантов-цветоводов в Эпплсби. Сколько же времени, терпения и труда нужно, чтобы поддерживать такое количество растений в холодную погоду! Время, уход… и большие деньги.

Шагая по купающимся в аромате цветов дорожкам между кадками с растениями, Пегги признала про себя, что деньги потрачены на дело. То, что Эдвард пошел на такие хлопоты и расходы, чтобы исправить упущение отца, показалось странным образом похожим на него. Разве не то же самое он сделал, вернув в конце концов Джереми в Роулингз? К своему неудовольствию, она была вынуждена признать, что Эдвард не всегда швыряет деньги на ветер. Некоторые из его расходов были вполне оправданными. В данном конкретном случае, несмотря на то, что сюда были вложены огромные деньги, она не могла не одобрить действия хозяина. Оранжерея покорила Пегги настолько, что она не хотела покидать этот домашний Эдем. От миссис Прейхерст потребовалось немало увещеваний, чтобы заставить девушку отправиться переодеваться к обеду.

Глава 11

Когда миссис Прейхерст наконец передала Пегги из рук в руки Люси, та увидела, что горничная уже приготовила для нее наряд — открытое вечернее платье из бледно-розового атласа. Это был один из тех туалетов, что выбрала леди Герберт, несмотря на протесты Пегги, которая заявляла, что для нее это слишком шикарно. Девушке платье казалось излишне откровенным, а Люси настояла к тому же, чтобы в волосы Пегги были вплетены белые розы из вазы, стоявшей у кровати. Девушка опасалась, что некоторые могут посчитать это попыткой привлечь к себе внимание присутствующих.

— У вас совсем нет украшений, мисс, — заявила Люси не без легкого возмущения. — Должно же что-то быть в волосах и на шее. — В качестве «чего-то» Люси решила использовать черную бархатную ленту, на которую она приколола прекрасную полураспустившуюся розу.

Белизна цветка блекла на фоне опаловой кожи Пегги, и она в конце концов позволила Люси повязать бархотку себе на шею. Когда туалет Пегги был окончен, она, критически изучив свое отражение в зеркале, подумала: не стоит ли добавить немного кружев, чтобы прикрыть грудь, которая довольно откровенно выглядывала из выреза ее платья? Мистер Уэрт знал, что она не замужем, и Пегги упрямо твердила, несмотря на смех леди Герберт, что в этом качестве останется навсегда. И все же, не обратив внимания на ее протесты, модельер сделал на всех ее платьях скандально глубокие декольте.

— Это просто грех, — провозгласил великий портной, — прятать то, чем Господь счел нужным наградить вас, мадемуазель.

Пегги была не вполне уверена, что согласна со словами прославленного мистера Уэрта, но подумала, что, поскольку внимание Эдварда будет устремлено в другую сторону, беспокоиться ей не о чем. Нанеся пару капель французских духов — ее сильно возмутила стоимость даже самого маленького флакончика этой жидкости, но она издавала такой божественный аромат, что Пегги не смогла устоять, чтобы не купить, — девушка уже была готова спуститься вниз, когда Люси остановила ее и поочередно чувствительно ущипнула за каждую щеку.

— Вот! — вскричала она. — Какие бриллианты? У вас есть кое-что-получше, мисс… Розы на щеках!

Пегги, которая вдруг разволновалась, смогла только слабо улыбнуться в ответ.

Восстановив в памяти прогулку с миссис Прейхерст, Пегги вспомнила, что перед обедом гости обычно собирались в Золотой гостиной. Она поспешила вниз, улыбаясь слугам, которые радостно приветствовали ее по пути. На пороге гостиной Пегги помедлила. Голоса, которые доносились из комнаты, сливались в приятный хор, среди всех выделялся женский смех, звучавший как серебряный колокольчик.

Пегги, прикоснувшись к цветку у себя на шее, судорожно вздохнула. Что это с ней? Отчего ее так волнует, что о ней подумает какая-то глупая виконтесса? Да, у нее нет титулов — так что же? Зато по меньшей мере у нее есть гордость. Клан Макдугалов такой же древний, как любое английское герцогство, и в тысячу раз благороднее их! А кроме того, Пегги была совершенно уверена, что виконтесса не сможет выпить столько виски, сколько сможет она!

Однако она слишком хорошо помнила, как относились к ней другие девчонки в Эпплсби. Несмотря на то, что она, дочь священника, по совершенно непонятным для них причинам предпочитала книги общению с местными парнями, те провожали ее на улице такими взглядами, что все девчонки завидовали. Пегги искренне надеялась, что виконтесса сочтет ниже своего достоинства общаться с нею и поэтому им не придется говорить слишком много. О чем с ней беседовать, девушка представляла себе так же смутно, как возможную тему для разговора с дочерью трактирщика, Мурин Кленденинг.

Эверс явился словно ниоткуда, поклонился и вежливо открыл дверь, чтобы объявить о ее прибытии компании, которая собралась в гостиной. Люси могла бы и не щипать щеки хозяйки: Пегги обнаружила, что вся горит, когда хорошо поставленный голос произнес: «Мисс Пегги Макдугал».

«Господи, — взмолилась она. — Не дай мне сделать какую-нибудь глупость». И разозлилась на себя за то, что ее так волнует, какое впечатление производит она на других людей. И зачем только она согласилась уехать из Эпплсби?

Открыв глаза, девушка приторно улыбнулась Эверсу, который вновь поклонился, на этот раз, заметила Пегги, его щеки немного порозовели. О Боже, подумала она. Видимо, дочерям священников не следует улыбаться дворецким. Но он был такой милый! Как же она могла не улыбнуться? Приподняв подол платья левой рукой, она быстро прошла мимо него в надежде, что царственная посадка ее носа отвлечет всеобщее внимание от ее пылающих щек.

Если Пегги надеялась войти незаметно, то большего разочарования она не могла испытать. Разговор в гостиной резко оборвался, и три пары глаз устремились на нее. Пегги в смущении опустила голову, заметив, что лорд Эдвард и его друг, мистер Картрайт, поспешно вскочили с мест после секундного замешательства. Она не поняла, что замешательство было вызвано тем, что оба были моментально сражены, увидев в дверях стройную красавицу с розовыми щеками и стеснительно потупленными глазами.

Ну же, смелее, Пегги, приказала она себе и, собравшись с духом, распрямила плечи и подняла голову. Затем девушка улыбнулась, прошла через комнату и протянула руку ближайшему из присутствующих. Им оказался Алистер Картрайт.

— Мистер Картрайт, — произнесла она. — Как приятно снова видеть вас. Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы встречались в последний раз.

Алистер Картрайт взял ее руку и склонился над ней, явно не в силах вымолвить ни слова, хотя Пегги не могла понять почему. Девушка повернулась к лорду Эдварду, оторвав от его приятеля ставший обеспокоенным взгляд. Тот поменял костюм для верховой езды на подчеркнуто консервативный наряд, в который входил другой безупречно повязанный галстук и весьма скромный жилет. Лорд Эдвард поедал ее глазами с непроницаемым выражением на лице, и Пегги не могла определить, нравится ли ему то, что он видел перед собой.

— Мисс Макдугал, — сказал он с холодной вежливостью, будто обращаясь к едва знакомому человеку, — позвольте представить вам виконтессу Эшбери, леди Арабеллу.

Пегги пришлось довольно сильно задрать подбородок, чтобы хорошенько рассмотреть виконтессу, которая, даже наклонив в приветствии голову, была намного выше девушки. Выше и красивее, чем она, несмотря на все ухищрения Люси, вдруг поняла Пегги с упавшим сердцем.

Леди Арабелла, которая оказалась значительно старше, чем ожидала Пегги, прекрасно сохранилась для своих по меньшей мере сорока лет и обладала истинно английской красотой. Все в ней было бледных тонов и вызывало ассоциацию с увядающей чайной розой. Волосы, локонами спадавшие на плечи, были светлыми, почти белыми. В глазах плескалась такая голубизна, что ирисы рядом с ними казались бы просто бесцветными, и это были проницательные глаза, которые замечали все, включая, почувствовала Пегги, зарумянившись, отсутствие на ней драгоценностей. Одетая по последнему слову моды в платье из небесно-голубого шелка с такой широкой юбкой, что Пегги удивилась, как ей удалось пройти через дверь, виконтесса тем не менее выглядела хрупкой, словно изящная фарфоровая статуэтка. Такой тип красоты воспевали в своих произведениях Теннисон и Браунинг. Женщины вроде Пегги и мечтать не могли о соперничестве с подобными дамами.

— Как поживаете, леди Эшбери? — застенчиво проговорила девушка.

— Благодарю вас, хорошо, — ответила леди Эшбери. Сделав реверанс, виконтесса, как и до того Эдвард, окинула Пегги с ног до головы оценивающим взглядом. То, что она увидела, явно ей не понравилось, потому что ее губы, подкрашенные ярко-розовой помадой, сложились в такую фальшивую улыбку, что Пегги удивилась, как может лорд Эдвард быть таким слепцом. — Надеюсь, вы уже оправились после болезни, мисс Макдугал, и после того печального инцидента, о котором мне рассказывал Эдвард?

Пегги улыбнулась:

— Я чувствую себя много лучше. Разве может быть по-другому при таком заботливом хозяине?

Пегги ослепительно улыбнулась Эдварду, который в ответ лишь поднял свои темные брови. Он слегка растерялся от такого комплимента — ведь всего несколько часов назад она в запале обвинила его в изнеженности.

Стоявший рядом с Эдвардом Алистер Картрайт более был не в силах сдерживаться. Шагнув вперед, он снова завладел рукой девушки и, глядя на нее сверху вниз, произнес:

— Я так рад тому, что вы поправились и теперь с нами, мисс Макдугал. Очень надеюсь, что вы примете участие в развлечениях, которые Эдвард запланировал на конец этой недели…

Пегги изобразила на лице разочарование.

— Мистер Паркс категорически запретил мне ездить верхом, — сказала она таким тоном, будто хуже новости для нее не могло быть. На самом же деле она не могла придумать ничего более неприятного, чем трястись на лошади по зимнему бездорожью за какой-нибудь бедной лисичкой.

— Но ведь он ничего не говорил о танцах, правда? — с напором спросил Алистер.

Пегги была озадачена.

— Нет, сэр, не говорил, но…

— Тогда обещаете мне тур вальса?

— Мистер Картрайт! — рассмеялась Пегги. — Вы всегда так напористы с родственницами вашего друга?

— Право, сам не знаю. Вплоть до последнего времени у него не было ни одной, — сказал Алистер. Он взял девушку под руку и увлек ее к дивану, на котором до того сидел.

Пегги, чуть нервничая, утонула в бархатных подушках. Она с тревогой поняла, что за ней ухаживают. По отношению к ней еще никогда в жизни не проявляли таких знаков внимания, если не считать мистера Ричлэндза… и, конечно, лорда Эдварда. Хотя заигрывания лорда Эдварда вряд ли можно было счесть ухаживанием. Оскорбительнее ничего не придумаешь. А Алистер Картрайт был джентльменом во всех смыслах. Пегги не знала, принимать ли его обходительность всерьез или он просто старается быть любезным с бедной шотландской родственницей хозяина…

— Знаете, — заявил Алистер, — я подумал, поскольку вы первый раз в Роулингзе, вам потребуется сопровождающий, и я предлагаю в этом качестве себя…

— Насколько я знаю, мисс Макдугал уже познакомили с замком, — рявкнул Эдвард. Однако когда Пегги взглянула на него, то увидела, что он даже не смотрел в их сторону. Он уставился на огонь, словно решал, стоит ли добавить дров в камин. — Миссис Прейхерст провела ее по всем комнатам сегодня утром, — смягчился хозяин замка.

— Вот как! — Алистер вскочил с дивана и налил Пегги солидную порцию хереса. — Ну и что скажете, мисс Макдугал? Соответствует это тому, что обещал бедняга Эдвард?

— Даже более того, — со смехом заверила Пегги, принимая из его рук бокал. — Я поначалу не поверила лорду Эдварду, когда он рассказал, что замок Роулингз известен своими зимними розами. Но теперь, увидев все собственными глазами, могу лишь засвидетельствовать, что даже хвалебные речи лорда Эдварда не в полной мере передавали их красоту.

В другом углу комнаты виконтесса разглядывала свое отражение в затемненном сумерками окне. Закончив туалет, она направилась прямо к Пегги с лукавым выражением на лице.

— Странно, мисс Макдугал, что ваша сестра ничего не говорила вам о розах в Роулингзе. Наверняка у вас в деревне был большой переполох, когда Кэти Макдугал удалось подцепить на крючок наследника Роулингзов!

Пегги подняла брови. Она впервые видела эту женщину и не могла определить, умышленно или нет та ведет оскорбительные речи.

— Видите ли, — она старалась говорить легко, — вероятно, семья Роулингз не настолько известна, как считаете вы в Йоркшире. Я-то о ней ничего не слышала, пока Кэти не привела в дом лорда Джона. А он точно ни словом не обмолвился об оранжерее.

— Могу поверить! — рассмеялся Алистер. — Какой мужчина станет распространяться о тепличных цветах, когда у него в руках настоящая роза с настоящими шипами?

Пегги одарила его улыбкой, прежде чем вернуться к разговору с виконтессой, которая всем своим видом выражала неодобрение.

— Кроме того, — она пожала плечами, — покойный муж сестры не интересовался ничем, кроме лошадей. Он был стопроцентным мужчиной, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. — Она метнула озорной взгляд в сторону Эдварда, который неотрывно и, если она не ошибалась, сердито смотрел на нее. Господи! Сделай так, чтобы он разозлился. Это лучше, чем его попытки заигрывать с ней, противостоять которым у нее не хватает воли.

Но и виконтесса казалась недовольной. Она мелкими шагами прошлась по комнате. В вертикальном положении ее высокая фигура смотрелась особенно хорошо. Пегги обратила внимание, что декольте у леди Эшбери еще откровеннее, чем у нее.

— Знаете, мисс Макдугал, — сказала Арабелла с явно наигранной радостью, — как хорошо, что в Роулингзе опять появилась женщина! Боюсь, что Эдвард, как бы хорошо ни разбирался он в лошадях, не имеет ни малейшего представления, как управлять домовладением. В этом отношении он совершенно безнадежен.

— Не могу в это поверить, — воскликнула Пегги, совсем забыв о том, что намеревалась разозлить лорда Эдварда. — Он был таким внимательным, пока я болела, распоряжался, чтобы мне приносили книги, цветы…

Под острым взглядом леди Арабеллы Эдвард чересчур громко откашлялся.

— Ну кто же отказался бы содействовать скорейшему выздоровлению мисс Макдугал? — галантно отозвался Эдвард. — Чтобы она скорее могла своим милым присутствием согреть эти залы, по которым гуляют сквозняки.

Пегги даже не обратила внимания на комплимент Эдварда. Девушка по-прежнему была поглощена тем, что старалась доказать неправоту виконтессы.

— А что касается отсутствия талантов в управлении хозяйством, — продолжала она тараторить, — ведь это лорд Эдвард распланировал охотничьи мероприятия на этой неделе…

— Ну да, только все это идеи леди Эшбери, — вмешался Алистер. — Давай, Арабелла, признавайся. У тебя нет Большого зала для приемов в Эшбери-Хаусе, и ты с удовольствием пользуешься им в Роулингзе, будто это твой собственный…

— Чепуха, — сказала леди Эшбери, в ее голосе отчетливо звучал холодок.

— Это правда, — заверил Алистер Пегги. — Она принимала здесь всех своих друзей из Лондона, по крайней мере дважды только в этом сезоне.

— Фигляр. — Леди Эшбери неприязненно посмотрела на него. — Не представляю, как Эдвард терпел тебя все эти месяцы. Ты просто зануда.

— Картрайт, — проворчал от камина Эдвард, — веди себя прилично.

— Господи, — потрясение проговорила Пегги, оборачиваясь к Алистеру, — они всегда так ужасно с вами обращаются? Как вы только терпите!

Алистер весь засветился от радости:

— Готов поклясться, она защищает мою честь. Твой брат Джон набрел в Шотландии на настоящее сокровище, Эдвард. Как думаешь, там есть еще такие? Я бы очень хотел заполучить одну себе!

Пегги не удалось увидеть, как Эдвард отнесся к этому заявлению, так как в этот момент на пороге неожиданно возник Эверс и объявил, что стол накрыт. И, к великому удивлению Пегги, руку, чтобы сопровождать ее к столу, предложил не Алистер, а Эдвард. Он мрачно смотрел на свояченицу, будто делал это с неохотой. Однако просунул ее пальцы себе под локоть и, нельзя сказать, что слишком нежно, заставил ее встать.

— Лорд Эдвард, — взглянув через плечо, Пегги заметила, что виконтесса злобно уставилась ему в спину, а ее голубые глаза сверкали, как кинжалы, — как любезно с вашей стороны.

— Ничуть не бывало, — холодно ответил Эдвард. — В конце концов, вы моя родственница. И сопровождать вас в столовую моя обязанность.

Пегги даже заморгала, услышав такой пассаж, и инстинктивно попыталась отстраниться.

— Простите, милорд, — сказала девушка, почувствовав, что он сильнее прижал ее руку к себе. — Но я не нуждаюсь в благотворительности…

— Недурно, — заметил Эдвард. — Ну, положим, вы остались бы в своем жалком коттедже в Эпплсби… — Когда, однако, Пегги стала вырывать свою руку, выражение его лица смягчилось и он произнес: — Давайте без сцен. Нам нужно поговорить.

Она подозрительно прищурилась:

— О чем это?

— О том, что вы сказали сегодня днем. — Эдвард смотрел прямо перед собой, а когда Пегги подняла глаза, то увидела, что у него на скулах играл желвак. — О том, как я поразил вас своей женственностью.

— А, это, — протянула Пегги, безуспешно пытаясь скрыть улыбку.

— Да, это. Я как следует все обдумал.

— Боже! — Пегги не смогла сдержать возглас восхищения, когда они вошли в просторную столовую. Хоть она уже была здесь сегодня днем, тогда стол не был уставлен фамильным серебром и не были зажжены канделябры. От того, как играл на высоком потолке отраженный свет, у девушки захватило дух. Пегги едва не потеряла нить разговора. — Если бы я знала, какое впечатление произведет бездумно брошенная фраза, — рассеянно сказала она, — я не раскрывала бы рта.

— Нет, — возразил Эдвард, подводя девушку к стулу по правую руку от своего места за длинным обеденным столом и довольно близко, как заметила Пегги, от ярко горевшего большого камина, чтобы она вновь не простудилась. — Нет, раскрыли бы. Я полагаю, вы это сделали намеренно, чтобы досадить мне. И кажется, догадываюсь почему.

Пегги вновь подняла свои изящные брови.

— Да? — спросила она. Когда лакей поспешил к ним, чтобы помочь ей сесть, Эдвард жестом отослал его, и сам взялся за спинку стула.

— Да, знаю, — проговорил Эдвард. Пока Пегги разглаживала атлас на коленях, он наклонился и зашептал ей прямо в ухо: — Уверен, что этой колкостью вы хотели удержать меня на расстоянии.

Пегги уже было совсем собралась хмыкнуть, но вовремя удержалась.

— Не понимаю, о чем вы?

— Не нужно разыгрывать со мной невинность. Вы прекрасно поняли, о чем я говорю. Наша, э-э, беседа вчера в вашей комнате…

Пегги поспешно осмотрелась, ее щеки мгновенно стали пунцовыми.

— Лорд Эдвард!

— Это было просто потрясающе, не правда ли? — Судя по реакции девушки, самодовольство Эдварда выводило ее из себя, и он не преминул этим воспользоваться. — Незамужним леди и джентльменам вроде меня не следует заниматься ничем подобным, верно? Однако мне кажется, вас очень удивило то, что вам весьма понравились мои приставания, а не то, что я позволил себе это…

Пегги чуть не задохнулась.

— Не будьте смешным!

— Это вы выглядите смешной. — Все самодовольство Эдварда вдруг испарилось, а в низком голосе зазвучали нотки, которые Пегги приняла за гнев. — Сможете ли вы отрицать, Пегги, что между нами что-то есть?

— Конечно, смогу, — безо всяких колебаний солгала Пегги. — Садитесь же, они сейчас придут…

— А я не смогу, — решительно заявил Эдвард. Пегги застыла, почувствовав сзади на шее его прохладные пальцы. Они перебирали мягкие завитушки волос, выбившихся из прически, сооруженной Люси. От его прикосновения и от того, что она услышала, по спине девушки побежали мурашки. — Я хочу вас, Пегги. И вы, похоже, забыли — я привык добиваться своего.

— Тогда, боюсь, вас ждет разочарование, — быстро ответила Пегги, хотя у нее так пересохло во рту, что она удивилась, как вообще может говорить.

Эдвард, не отводя глаз, смотрел на ее стройную, будто вырезанную из слоновой кости шею.

— Не знаю, что вы имеете в виду.

— Видите ли, я привыкла все делать по-своему.

Пегги проследила за его взглядом и непроизвольно опустила глаза на собственное декольте. Хоть и зная точно, что мистер Уэрт не имел в виду ничего такого, Пегги запоздало поняла, что любой, кто выше ее, может заглянуть прямо за корсаж платья, где ему откроется роскошный вид верхней части ее приподнятой груди. Спасибо хоть, что розовые соски оказались скрыты кружевными чашечками корсета.

Пегги с трудом сглотнула и, тряхнув головой для храбрости, продолжала:

— А если мы оба привыкли делать по-своему, это означает, что кого-то в результате ожидает разочарование.

— Очень надеюсь, что это не так, — едва слышно промолвил Эдвард, коснувшись губами изящного ушка. Она ощутила, как его сильные пальцы переместились на ее обнаженные плечи. — Всегда есть возможность все сделать полюбовно.

Пегги повернулась на стуле и подозрительно прищурилась, в упор глядя на него.

— Лорд Эдвард, — сказала она, — вы собираетесь заманить меня к себе в постель?

У него на лице заиграла дьявольская улыбка.

— А если да?

Поджав губы, она заявила:

— Полагаю, следует вам напомнить, что я нахожусь здесь под вашим покровительством и что будет скандал, если вы попытаетесь меня соблазнить.

Достав носовой платочек, Пегги встряхнула его. Тем самым она надеялась эффектно закончить разговор. Но Эдвард продолжал глазеть на нее, и выражение его лица было точь-в-точь как у Джереми, когда того лишали десерта. Он никак не мог понять, чего добивалась эта девушка. Может, она просто собралась свести его с ума? В этом случае Пегги будет, распоряжаться имуществом Роулингзов… Он еще не встречал такой строптивой женщины. Бесспорно, ей нравятся его поцелуи, но при этом она все время это отрицает! Ну что ж, он и впрямь заслуживает такого обращения, раз уж позволил себе в нее влюбиться. В конце концов, это именно такое поведение, какого следовало ожидать от девственницы.

Алистер Картрайт, который появился в столовой под руку с виконтессой, увидев, что Эдвард склонился над стулом Пегги в довольно интимной манере, крикнул:

— Шепчетесь? Знаете, моя няня говорила: «Кто шепчется за столом, тот завтракает в конюшне!»

Эдвард, оторвав взгляд от Пегги, посмотрел на своего громкоголосого гостя. Увидев мрачный блеск в глазах друга, Алистер нервно хохотнул:

— Ну, Эдвард! К чему такие взгляды? У меня что, какая-нибудь крошка на лице?

— Мы обсудим это, — пообещал Эдвард, усаживаясь на свое место, — после обеда.

Усадив виконтессу слева от Эдварда, Алистер уныло побрел к своему стулу. Эдвард не произнес больше ни звука, он принялся за суп. Алистер с задорно упавшими на один глаз волосами довольно звучно пробормотал:

— А еще моя няня любила поговорку: «Робкое сердце не завоюет прекрасной дамы».

Взгляд Эдварда заставил весельчака замолчать, и он принялся искать утешения в винной рюмке.

Эдвард продолжал молчать, сосредоточенно поглощая одно блюдо за другим: пряное мясо, восхитительные овощи, паштеты из трюфелей и рыбы. Виконтесса, почувствовав, что хозяин пребывает в дурном расположении духа, решила подбросить тему для общего застольного разговора.

— Мисс Макдугал, — начала она, разделывая ножом кусок баранины на тарелке, — интересно, как вам нравится жизнь в Роулингзе после монастыря?

Пегги сделала большой глоток кларета и в упор посмотрела на виконтессу с вежливой улыбкой:

— Должно быть, вы имеете в виду церковный приход? О да, разница очень большая. В приходе я ни минуты не принадлежала себе. Я постоянно была занята то одним, то другим. Если я не пекла хлеб или не чинила одежду для бедных прихожан, то ухаживала за больными или помогала составлять планы уроков в воскресной школе…

Пегги вовсе не собиралась представлять из себя этакую праведницу, она просто излагала факты. Но то, что другие могли воспринять ее слова как укор, дошло до нее, только когда Алистер не выдержал:

— Боже мой! Вам приходилось все это делать? Как же такая крошка, как вы, не падала от переутомления в конце каждого дня?

— Я уверена, ей помогала вера в Господа, — проворчала себе в тарелку леди Эшбери.

Пегги была задета, но деликатно улыбнулась, показывая, что не сочла за обиду сарказм леди Арабеллы.

— Да, — сказала она, — мне нравится помогать тем, кто несчастнее меня. Я просто чувствую, что будет честно, если те из нас, у кого много всего, поделятся с теми, у кого ничего нет. Никто не может быть уверен, что однажды не лишится всего и будет не в лучшем положении, чем те, кого мы однажды пожалели…

— Совершенно верно, — закивал Алистер с полным ртом гусиной печенки. — Совершенно верно. Бог дал, Бог взял, и все такое.

— Это няня научила тебя, Элли? — хмыкнула леди Эшбери. — Какая чушь!

— Прошу прощения, но это не чушь. — Пегги отложила вилку, она больше не заботилась о том, чтобы выглядеть пай-девочкой. — После смерти отца у Джереми и у меня не было ничего, кроме того, что нам могла дать церковь. Мы получали милостыню от тех самых людей, которым я когда-то помогала…

— Какой стыд, — сказал Алистер, тряхнув шевелюрой. Заметив острый как кинжал взгляд виконтессы, который та бросила в его сторону, он вскричал: — Да, Арабелла, стыд. Это позор, что один из Роулингзов вынужден был жить на церковную милостыню.

Пегги, которая только сейчас осознала, что она сказала, даже приоткрыла рот.

— Нет, я не собиралась никого обвинять…

Эдвард прервал ее тираду. Его голос звучал сурово:

— Вся вина на мне. Мне следовало внимательнее следить за тем, как живет семья брата.

К великому удивлению Эдварда, Пегги ринулась на его защиту.

— Но откуда вам было знать? — Она оглядела всех с виноватым видом. — Я никоим образом не обвиняю семью Роулингзов в том, что она была безучастной…

— Но это было именно так, — сказал Эдвард. Он не знал, радоваться или печалиться в связи с проявлением понимания со стороны Пегги. Казалось, прошло всего несколько дней с тех пор, как она открыто поносила его и его семью. А теперь оказалось, что злословие в адрес Эдварда Роулингза было развлечением, которое шотландка берегла для себя и которое вовсе не предназначалось для посторонних ушей.

— Нечего винить себя, Эдвард, — произнесла Арабелла. — Ведь никому даже в голову не могло прийти, что Джон способен оставить свою семью без гроша. Откуда тебе было знать.

— Тем не менее я должен был поинтересоваться. — В серых глазах Эдварда запрыгали опасные огоньки. — Я единственный, кто должен был этого ожидать. Я знал, что из себя представляет Джон.

— Ну ладно. — Пегги попыталась положить конец разговору, который приобрел нежелательное направление. — В любом случае все, в конце концов, к лучшему, не так ли? Оленина просто чудесна…

— И все же я не понимаю, почему вы так и не сообщили Эдварду о ваших обстоятельствах, мисс Макдугал, — прервала девушку леди Эшбери, ее бледные глаза были обманчиво бесстрастными. — Странно, что вы предпочли принять помощь от чужих людей, а не от семьи своего свояка.

— Ну, — Пегги начала неуверенно, — я…

— После того, что натворил мой отец, когда ее сестра вышла замуж за Джона, — сказал Эдвард, возвращая долг и, в свою очередь, вставая на защиту Пегги, — нет ничего удивительного в том, что мисс Макдугал не захотела просить нас о чем-либо. А теперь, Арабелла, если ты не против, давай поговорим о чем-нибудь еще.

Леди Эшбери выглядела безмерно изумленной. Она быстро моргала, глядя на Эдварда, будто он был любимой собачкой, которая внезапно, безо всякого повода, укусила хозяйку. Пегги даже стало немного жаль ее. Чтобы поменять тему, она спросила о том, что планируется на время охоты.

Придя в себя, виконтесса начала оживленно рассказывать о том, сколько человек ожидается, в какой комнате разместится каждый из них, сколько времени они будут гостить, какую пищу они предпочитают и какие именно карточные игры больше любят. Пегги слушала вполуха, поскольку ей было трудно сосредоточиться на ком-либо, кроме своего мрачного соседа по столу.

Эдвард ел с удовольствием, но при этом молчал, и Пегги заметила, что он один выпил целую бутылку кларета. Иногда, собравшись с духом, она бросала взгляд на его лицо и неизменно встречалась с его взглядом. Всякий раз Эдвард отводил глаза, будто случайно посмотрел в ее направлении. Без всякого сомнения, думала Пегги с растущим беспокойством, он не всерьез говорил обо всех этих вещах до обеда. Он просто флиртовал, ведь так? Так поступают все светские люди, и это ничего не значит…

Или значит?

— А завтра вечером… — К своему удивлению, Пегги обнаружила, что леди Эшбери продолжала перечислять мероприятия на уик-энд, хотя никто ее не слушал. — …После обеда мы сыграем один-два тура в шарады. Я приготовила для тебя, Эдвард, милый фант. Тебе придется одеться арабским шейхом. Из Эдварда получится умопомрачительный арабский шейх, как ты думаешь, Элли? У него иссиня-черные волосы. Я просто вижу его в залитом лунным светом оазисе.

Алистер проделал рукой, в которой был зажат бокал с мадерой, круговое движение.

— И полагаю, он делит этот оазис с тобой, так, Арабелла?

Ресницы виконтессы затрепетали.

— Ну, разумеется.

— А ты будешь одной из красоток сераля?

— О! — Леди Эшбери сделала вид, что обиделась, но не смогла этим обмануть никого, даже Пегги, которая никогда не вращалась в свете. — Ах ты, плут!

Алистер поднял свой бокал с мадерой на уровень глаз и посмотрел на свет.

— Готов биться об заклад, что твой супруг, Арабелла, дорого бы дал, чтобы увидеть тебя в костюме девушки из гарема.

Виконтесса даже взвизгнула от удовольствия, услышав такие дерзкие слова. Пегги, которую раздражало отношение леди Эшбери к Роулингз-Мэнор и по крайней мере к одному из его обитателей как к своей собственности, больше не могла этого слышать. Даже не подумав, что делает, она со стуком уронила на стол вилку и прямо через стол уставилась на бледную, прекрасную виконтессу, на лице которой застыло глубокое изумление.

— Вы замужем? — выдохнула Пегги. Та посмотрела прямо в глаза девушке, ее почти невидимые брови взлетели вверх.

— Да, конечно, я замужем, — сказала леди Эшбери, в ее голосе явно звучала насмешка. — За виконтом Эшбери.

— Но я думала… — Взгляд Пегги переходил от Эдварда к виконтессе и обратно. — По тому, как вы распоряжаетесь домом лорда Эдварда, я думала…

Не было нужды заканчивать фразу. Ее поднятые брови были красноречивее любых слов.

Алистер зашелся в беззвучном хохоте, трясущиеся плечи были единственным видимым свидетельством того, что он нашел ситуацию комичной. Но Эдвард и виконтесса продолжали смотреть на Пегги — первый бесстрастно, у второй на лице читалась ненависть.

— Да, — кивнула леди Эшбери после минутного колебания, — я действительно временами распоряжаюсь домовладением Эд… лорда Эдварда, поскольку в замке нет хозяйки. Но…

— Но теперь-то есть, не правда ли? — Улыбка Пегги была полна молодого задора. — Думаю, что смогу снять эту ношу с ваших плеч, леди Эшбери. А вы тогда, наверное, сможете больше времени уделять супругу. Он, должно быть, скучает, когда вы надолго уезжаете из дома.

Алистер больше не мог сдерживать смех. Он загоготал так, что Пегги даже испугалась. Соседка Алистера никак не разделяла его настроения. Виконтесса не сводила с Пегги глаз, которые превратились в узкие светло-голубые щелки.

— Благодарю вас за заботу, — проговорила леди Эшбери, ее голос сочился ядом. — Но полагаю, что мы позволим Эдварду самому решить, кто будет распоряжаться в Роулингзе.

— На самом деле, — ответила Пегги, прежде чем Эдвард, который подался вперед, смог вставить слово, — мне кажется, что решать не лорду Эдварду. Разве это должен делать не герцог Роулингз? — Бессильная ненависть, разлившаяся по лицу леди Эшбери, была для Пегги внятным ответом. Девушка откинулась на спинку стула и заявила: — Мне представляется, Джереми согласится со мной, что вам приходится тратить слишком много времени и чрезмерно жертвовать собой ради замка Роулингз, леди Эшбери. Уверена, если бы я была замужем, то мне хотелось бы как можно больше времени проводить в семье, а не управлять чьим-то там домовладением.

Виконтесса встала со стула, ее грудь высоко вздымалась. Она бросила на стол салфетку, будто рыцарскую перчатку. Эдвард, который сидел, откинувшись со сложенными на груди руками, оторвал непроницаемый взгляд от Пегги и раздраженно взглянул на леди Эшбери.

— Сядь, Арабелла.

Он произнес это негромко, но чрезвычайно серьезно. Может, он и был как та собака, которая лает, но не кусается. Но его «лай» мог испугать кого угодно.

Став еще бледнее, чем обычно, виконтесса с оскорбленным видом поспешно опустилась на место. Эдвард подался вперед, чтобы взять бокал с мадерой, который быстро осушил и поставил на стол.

— Мисс Макдугал совершенно права, — произнес он другим тоном. Он говорил сдержанно, но по-прежнему требовал всеобщего внимания. — Леди Арабелла, нет причин, чтобы вы одновременно управляли и моим, и своим домом. Это не по силам одной даме, даже такой одаренной, как вы.

Леди захлопала глазами.

— Но, Эдвард, — начала она, — я вовсе не против…

Он оборвал ее:

— Обсудим это позже, Арабелла. Кому-нибудь еще мадеры?

Пегги, которая с долей скепсиса наблюдала за разворачивающейся перед ней маленькой драмой, не могла удержаться, чтобы неожиданно для себя не улыбнуться свояку. Перед ней был тот Эдвард, который обещал ей живые розы посреди зимы, тот, кто бросил вызов снежной буре, чтобы спасти ее. Видно, несмотря на всю свою развращенность, этот человек все-таки способен думать не только о себе, но и о других, даже перед лицом угрозы разрыва с любовницей. Чувствуя себя совершенно счастливой, Пегги подставила бокал, чтобы его наполнили, и только после этого подняла глаза навстречу глазам Эдварда.

Это непостижимо, но, когда их взгляды встретились, кровь прилила к его лицу…

Глава 12

Да нет, не может быть! Пегги в смущении отвела глаза. Она тут ни при чем. Скорее всего виной тому игра света, а может, Эдвард слишком много выпил за обедом. Однако невозможно отрицать, что его лицо покраснело. К тому же Пегги оказалась не единственной, кто заметил это. Алистер наконец успокоился и украдкой недоверчиво поглядывал на друга.

— Теперь, когда все решено, — сказал Эдвард, избегая смотреть на Пегги, — Алистер, могу я пригласить тебя в бильярдную на бокал портвейна? Дамы, кофе будет подан в Золотую гостиную.

Пегги была готова вскочить и бежать из-за стола. Еще никогда в жизни ей не доводилось обедать в такой ужасной обстановке. Эдвард, цвет лица которого уже стал вполне обычным, помог ей встать со стула, глядя на девушку так, будто она сбежала из дома для умалишенных. Почувствовав, что ее шея краснеет, Пегги поспешила покинуть столовую.

В гостиной она немного перевела дух, пока туда не пришла виконтесса. Будь проклята эта женщина! Пегги хотелось побыть одной. Нельзя ли, сославшись на усталость, скрыться на весь остаток вечера в своей спальне? Какая же мука эта светская жизнь! Пегги с большим удовольствием проводила бы время в компании Майры Макфирли с ее выводком в своей деревне, чем в роскошной гостиной — с расчетливым, холодным созданием вроде виконтессы.

На какое-то время в комнате повисло молчание. Пегги была занята тем, что вертела в руках чашку с кофе, которого ей вовсе не хотелось. Виконтесса, как бы продолжая прерванный разговор, сказала:

— Так что, мисс Макдугал, вы должны меня извинить, если вам показалось, что я сболтнула что-то неуместное. Но вы выглядели необычно, ну, что ли, откровенной для дочери священника. Особенно будучи столь… юной годами.

Пегги прикусила нижнюю губу, не зная, как ответить на это. Наконец она осторожно произнесла:

— Я, э-э, благодарю вас, леди Эшбери.

Виконтесса, которой совсем не хотелось, чтобы Пегги восприняла ее слова как комплимент, заморгала, но после мгновения замешательства вновь пошла в атаку:

— Эдвард рассказывал мне, что новый герцог весьма… своевольный молодой человек. Могу представить, откуда он унаследовал эту черту характера.

Пегги вежливо улыбнулась.

— В самом деле? И откуда же?

— Вы должны признать, мисс Макдугал, — промурлыкала виконтесса, — что вы… довольно упрямы.

Пегги, которую эти слова задели за живое, выкрикнула:

— Как и дядя Джереми!

Леди Эшбери рассмеялась. В ее смехе, как заметила девушка, звучали неприятные металлические нотки.

— Да будет вам, мисс Макдугал. Лорд Эдвард настойчив, как и положено человеку его уровня!

— Почему всегда так? — спросила Пегги скорее у самой себя, чем у виконтессы. — Когда мужчина защищает свое мнение, то он настойчив, а когда так поступает женщина, считается, что она упряма?

Леди Эшбери посмотрела на нее с любопытством.

— Странная вы штучка, мисс Макдугал, — проговорила она с таким видом, будто только что обнаружила новый биологический вид. — Простите, не будете ли вы так любезны напомнить мне, как, собственно, умер ваш свояк? Боюсь, я забыла эту историю.

У Пегги перехватило дыхание. Когда к ней вернулся дар речи, девушка смогла лишь пролепетать:

— Я… Простите, что?

— Брат лорда Эдварда, Джон. Мне хотелось бы знать, вы в курсе, как именно он умер?

Пегги, запинаясь, проговорила:

— Ну… нет. Я имею в виду… Нет, я не знаю.

Виконтесса театрально подняла бесцветные брови и сделала вид, что занята кофе. Пегги, решив, что тема исчерпана, встала и быстрым шагом прошла к камину. Вечерние платья с открытыми плечами, как она поняла, выгодно подчеркивали фигуру, но совершенно не грели снежными ноябрьскими вечерами.

— Я не хотела обидеть вас, мисс Макдугал, — продолжила виконтесса, немного помолчав. — Просто Эдвард никогда не говорит о брате. У меня такое впечатление, что они не очень ладили. И он никогда не рассказывал, как умер лорд Джон, хотя я слышала кое-что…

Пегги неожиданно почувствовала, что смертельно устала. Она закрыла глаза и прислонилась лбом к зеленому мрамору камина. Однако жар огня не мог побороть холод, который поднимался по ее жилам.

— …говорили, что Джона убили на дуэли.

Пегги опять стало трудно дышать. Она всегда знала, что этот момент когда-нибудь настанет, поэтому не особенно удивилась.

— Раз вам известно, как он погиб, зачем спрашивать у меня? — тихо проговорила она, ее глаза все еще были закрыты.

— Я не знала точно… — Виконтессе хватило такта прикинуться смущенной. — Я же сказала вам, что были слухи.

Пегги открыла глаза и почти прошептала:

— Мой свояк был убит на дуэли. Пуля попала прямо в сердце, и он оставил мою сестру вдовой, а сына сиротой. Надеюсь, теперь вы удовлетворили свое ненасытное любопытство.

Она услышала шуршание шелка, и в следующий миг леди Эшбери уже была рядом, теплая рука легла на обнаженное плечо девушки.

— Мисс Макдугал, — вкрадчиво проговорила она. — Не могу выразить словами, как мне жаль. Я не хотела расстраивать вас. Вы не должны винить свою сестру в смерти лорда Джона…

Пегги отвернулась от огня и посмотрела на леди Эшбери широко раскрытыми от изумления глазами:

— Какое отношение имеет Кэтрин к смерти ее мужа?

В улыбке леди Эшбери было откровенное злорадство.

— Боюсь, в свое время поговаривали, что лорд Джон дрался на дуэли, защищая честь вашей сестры.

Большие глаза Пегги потемнели, как туча за окном.

— Что… Что вы имеете в виду?

— Что ж, — беспечно рассмеялась Арабелла, — ваша сестра была молода и красива, и все считают, что она связалась в Венеции с другим мужчиной и что Джон Роулингз однажды ночью их застал вместе и вызвал соперника на дуэль.

Пегги смотрела на виконтессу в безмолвном ужасе.

— Джон был убит, а ваша сестра убежала с дружком, бросив младенца-сына. — Леди Эшбери одарила Пегги ослепительной улыбкой. — Полагаю, на самом деле она вовсе не умерла, а…

Внезапно Пегги обрела голос.

— Это ложь! — закричала она, почти позабыв, где находится. — Мерзкая ложь!

Именно в этот момент открылась дверь и в комнату вошли мужчины. Увидев их изумленные лица, Пегги осознала, что произошло, она со стоном упала на диван и спрятала лицо в ладонях.

— Ну-ка, — с некоторой тревогой воскликнул Алистер, — здесь что, ссора?

— Не будь ослом, — посоветовал Эдвард, проскакивая мимо леди Эшбери и бросаясь к Пегги. — Мисс Макдугал? С вами все в порядке?

— Не понимаю, что это с ней, — с нервным смешком проговорила виконтесса. — Мы просто беседовали о ее сестре, и вдруг она ни с того ни с сего потеряла голову…

— Мисс Макдугал? — Эдвард положил руку на обнаженное плечо девушки. Он не удивился тому, что оно вздрагивало. — Может, вам что-нибудь принести? Может… бокал виски?

— Я ведь предупреждала, Эдвард, — прошипела виконтесса, правда, довольно громко, чтобы услышала Пегги. — Вот что ты получаешь от неизвестных родственничков. Тебе следовало бросить все это…

— Довольно, Арабелла! — оборвал ее Эдвард. Его темные брови поползли вниз, взгляд стал грозным. — Алистер, вместо того чтобы стоять столбом, позови Эверса, пусть пошлет кого-нибудь за настойкой опия…

— Нет, — выдохнула Пегги, подняв голову. К счастью, ей удалось взять себя в руки. Ах, если бы она могла хоть как-то защитить свое попранное достоинство. — Не нужно, все в порядке. Простите меня, не знаю, что это нашло на меня. Думаю, я не настолько здорова, как полагала…

— Арабелла, мне стыдно за тебя, — заявил Алистер, с возмущением воззрившись на виконтессу. — Ты не могла выбрать кого-нибудь из своей весовой категории? С твоей стороны совершенно неспортивно так поступать с бедной малышкой, которая только что оправилась от тонзиллита.

— Не понимаю, о чем ты? — фыркнула Арабелла. — Мисс Макдугал и я, мы просто…

— Я же сказал, довольно! — Ледяной голос Эдварда прервал объяснения леди Эшбери. — Алистер, позвони в колокольчик и вызови кого-нибудь из прислуги.

— Мне не нужны ни опий, ни служанка, — попросила Пегги, обращаясь к лорду Эдварду только потому, что никто другой ее просто не услышал бы. Его внезапные вспышки гнева пугали девушку тем, что возникали по малейшему поводу. Она потянулась и коснулась большой прохладной руки, которая покоилась на сиденье рядом с ней. Эдвард посмотрел на ее маленькие пальцы, потом взглянул в глаза. На этот раз Пегги никак не могла скрыть румянец, который разлился по щекам. Ей оставалось только сделать вид, что она ничего не замечает, и как можно тверже прошептать: — Правда, я хорошо себя чувствую.

— У нее улучшился цвет лица, — заметила виконтесса.

Услышав это заявление, Пегги, несмотря ни на что, рассмеялась. То, что леди Эшбери, самая бледная женщина в Йоркшире, указывала на то, что у кого-то другого улучшается цвет лица, показалось Пегги ужасно забавным.

— Раз она смеется, значит, ей лучше, — провозгласил Алистер. Он позвонил в колокольчик и подошел к дивану, недурно изображая доктора мистера Паркса. — Хм-м, — проговорил он, принимая тот самый вид, с которым мистер Парке обследовал Пегги. — Будете жить.

Девушка вновь залилась смехом. Эдвард взглянул на приятеля, его губы насмешливо дернулись.

— Если ты закончил…

Алистер отвесил поклон:

— Уступаю сцену лорду Эдварду Роулингзу.

— Благодарю. — Эдвард перевел взгляд с Пегги на леди Эшбери, словно хотел что-то сказать, но передумал. Вместо этого он по-братски пожал девушке руку, затем отпустил ее и встал.

— Думаю, что с мисс Макдугал на сегодняшний вечер довольно треволнений, — сразу ко всем обратился Эдвард. — У нее только что восстановился голос, и мы не хотим, чтобы она опять его потеряла.

Повернувшись к Пегги, он странно скривил губы и с явной насмешкой сказал:

— Если бы здесь был мистер Парке, то прописал бы вам чай с медом и приказал немедленно отправиться в постель. Однако я знаю о вашем пристрастии к крепким напиткам. Могу я предложить вам виски, мисс Макдугал? Правда, то, которое мы держим в Роулингзе, не обладает крепостью виски из Эпплсби, но довольно приятно на вкус…

Пегги усмехнулась, глядя на него, и заметила мелькнувшую в ответ усмешку в его глазах, в этих серебристо-серых глазах, которые она сначала сочла просто холодными, но потом поняла, что они зоркие, как у ястреба. Перед ней на мгновение возник настоящий Эдвард Роулингз — не тот бесшабашный мерзавец или сердцеед-повеса, каким он хотел казаться, а тот, о котором рассказывала миссис Прейхерст, тот, который принес домой с охоты раненую собаку, тот, который всегда ласково обращался со слугами… Эдвард Роулингз, который, пообещав мальчику коня, сдержал слово.

Как прошло детство Эдварда, мать которого умерла, когда ему было всего десять лет, а властный отец был слишком занят собой, чтобы уделять внимание младшему сыну? Он рос в тени жестокого старшего брата… Неудивительно, что Эдвард так горяч, а порой и груб. Что важно, он не сделался похожим на Джона, а на земле еще не было более эгоистичного и злобного существа, чем Джон Роулингз.

Мгновение спустя чары рассеялись, возникший контакт прервался. Эдвард первым отвел взгляд и направился к буфету, чтобы налить ей виски. А Пегги, которая буквально ощущала в душе огонь, зажженный его взглядом, сидела без движения, потрясенная яркостью момента, который они оба только что пережили. Неужели этот человек смог смести всю ее оборону одним взглядом и влюбить в себя, несмотря на всю ее непреклонность? Нет, этого не может быть. Чрезмерно живое воображение Пегги сыграло с ней дурную шутку. Эдвард Роулингз, бесспорно, очень хорош собой и к тому же обладает способностью привлекать людей — своего рода магнетизмом, но он не способен заставить женщину влюбиться в него против ее воли. Во всяком случае, не Пегги.

Глава 13

Она продолжала уверять себя в этом, пока поднималась по лестнице на второй этаж. Виски — и улыбка Эдварда — согрели ее лучше любого камина. Не желая оставаться ни одной минуты в обществе леди Эшбери, Пегги с радостью ухватилась за предложение Эдварда уйти к себе в комнату — в конце концов, надо было беречь горло. Она даже позволила хозяину поцеловать себя на прощание — правда, ей не оставили другого выбора. Когда Эдвард склонился над ее рукой, чтобы запечатлеть чопорный поцелуй, Алистер Картрайт воскликнул, что свояченицу совершенно естественно было бы поцеловать в щеку. Так и поступил лорд Роулингз, несмотря на горящий взгляд леди Эшбери: наклонившись, едва коснулся губами нежной розовой кожи Пегги чуть ниже уха. Она с гордостью отметила, что поцелуй ее нисколько не взволновал. Это виски, а вовсе не губы Эдварда, заставило Пегги почувствовать, что внутри у нее все расцвело…

Конечно же, она не могла просто так отправиться спать. Она обещала заглянуть к Джереми и собиралась сдержать слово, несмотря ни на каких леди Эшбери. Мальчик еще и не думал засыпать, когда девушка пришла в детскую спальню. Няня с облегчением вздохнула, увидев ее, и немедленно удалилась. Пегги рассказала Джереми вечернюю сказку, бесконечную сагу о морском разбойнике по имени Джеремия и его ручном попугае Пикле. Прошел почти час, прежде чем Джереми уснул. Пегги, которую тоже слегка разморило, поудобнее устроила мальчика в постели, убранной в виде лодки, погладила его ручного хорька, которому тоже дали имя Пикл, и вышла на галерею.

Там она и наткнулась на лорда Эдварда и виконтессу.

Ну, почти наткнулась. Лорд Эдвард нес в руках канделябр, который освещал парочке путь — люстры в Большом зале были уже потушены. Пегги едва не ступила в круг света, но в последний момент отпрянула в тень, моля Бога, чтобы ее не обнаружили.

— О, Эдвард! — Страстный голос с хрипотцой был совсем не похож на тот, что недавно звучал в столовой. — Ну почему нет? Тебя не должно волновать, что подумает Прейхерст. К тому же она все прекрасно знает, ведь прошло столько времени…

— Я просто полагаю, что сегодняшний вечер не самое подходящее время, Арабелла. — Голос Эдварда звучал так, будто он говорил сквозь стиснутые зубы. — Завтра у нас будет много гостей, и…

— Фи, Эдвард. Для них это тоже не секрет. Что с тобой происходит? Видно, присутствие в доме этой крошки так тебя переменило…

— Мисс Макдугал? — Эдвард остановился как вкопанный и стал вглядываться в темноту. — Это вы?

Черт! Пегги кинулась назад и схватилась за ручку двери в детскую спальню, будто только что вышла оттуда.

— О, добрый вечер, — проговорила она, стараясь казаться беззаботной, но внезапно севший голос разрушил все ее планы.

Брови Эдварда сошлись над переносицей.

— Ведь я отослал вас отдыхать еще час назад… — начал он, словно Пегги была непослушным ребенком.

Рассерженная его покровительственным тоном, Пегги указала на дверь, которую только что закрыла.

— Джереми, — просто пояснила она.

Посмотрев в направлении, которое указывал ее изящный палец, Эдвард возразил:

— У него есть няня, мисс Макдугал. Пусть она и укладывает мальчика в постель.

Пегги беспомощно пожала плечами. Больше всего на свете ей захотелось стремглав убежать и спрятаться в своей комнате.

— Няня не знает сказку, которую Джереми любит слушать перед сном. Я уже больше года придумываю к ней продолжение.

Виконтесса, которая смотрела на девушку из темноты, скучающим тоном заметила:

— Как трогательно! Чудесно иметь такое богатое воображение, правда, Эдвард? Завидую вам, мисс Макдугал.

Леди Эшбери удалось превратить комплимент в оскорбление. Не то чтобы это задело Пегги. Девушка и без того сгорала от стыда, нарвавшись на эту парочку, которая, судя по всему, куда-то направлялась… скорее всего, в спальню. Разозлившись на себя за то, что ей это оказалось небезразлично, Пегги невнятно пожелала им доброй ночи и побрела по галерее в противоположном направлении, даже не понимая, куда идет. Однако не успела она пройти и трех шагов, как ее обнаженную руку обхватили сильные пальцы. Рассерженный лорд Эдвард не слишком галантно встряхнул Пегги и повернул к себе лицом.

Но он — девушка осознала это с таким облегчением, что у нее едва не ослабли колени — сердился не на нее. Обернувшись, Эдвард смотрел на виконтессу, которой перед этим сунул в руки канделябр.

— Насколько я знаю, миссис Прейхерст приготовила тебе постель в Белой комнате, Арабелла. — Его голос был холоднее ветра, который проникал в Большой зал с торфяника. — Ты знаешь, где это. А я прослежу, чтобы мисс Макдугал без приключений нашла свою спальню. Спокойной ночи.

Арабелла, канделябр в руке которой опасно подрагивал, смотрела на них, приоткрыв рот. Пегги даже показалось, что она видит, как в голове леди Эшбери крутится арифмометр, предлагая и тут же отметая возможные варианты ответных действий.

Что касается Эдварда, тот не был настроен дожидаться, пока Арабелла решит, что делать. Вцепившись в руку Пегги, он повлек ее по коридору, его каблуки гулко отстукивали по паркету, тогда как ее домашние туфли на высоких каблучках были едва слышны.

Они завернули за угол галереи, туда, где начиналась двойная лестница, ведущая вниз. Пегги больше не могла терпеть. Она слегка дернула рукой, в которую железной хваткой вцепился Эдвард, и раздраженно проговорила:

— Пустите, мне больно.

Эдвард сразу же ослабил хватку, а затем и вовсе разжал пальцы. Пегги не удержалась, чтобы не взглянуть, не оставили ли его пальцы следов на ее нежной коже цвета слоновой кости. Эдвард, заметив, что девушка из-под ресниц посмотрела на него, глухим голосом произнес:

— Простите. Я не хотел сделать вам больно.

Пегги тщательно осмотрела шелковистую кожу на предплечье. При тусклом освещении трудно было что-либо разглядеть, но зловещие красные следы от пальцев ясно проступали даже в полутьме. По виноватому выражению лица Эдварда Пегги поняла, что и он увидел синяки.

— Благодарю, я сама найду свою комнату, — сухо сказала Пегги. Она не была уверена, что из-за хрипоты ее слова прозвучали с нужной степенью недовольства, поэтому добавила: — Мне не нужны провожатые.

— Я все-таки составлю вам компанию на галерее. — Голос Эдварда был напряженным. — Уже слишком поздно. Молодым леди не следует в одиночестве бродить по коридорам в такое время.

Пегги окатила его презрительным взглядом:

— О? И чего именно мне следует опасаться в замке Роулингзов? Зимних сквозняков? Подглядывающих лакеев? Похоже, в поместье мне следует бояться только одного — это вас.

Эдвард растянул губы, но в его улыбке не было ни капли веселья.

— Вероятно, я заслужил такую оценку из ваших уст, судя по тому, как с вами обошлись сегодня вечером. И все же я продолжаю настаивать на том, чтобы проводить вас до комнаты.

— Вас, кажется, нисколько не заботит, как виконтесса добралась до своей комнаты, — съязвила Пегги.

Улыбка Эдварда стала немного теплее.

— Неужели я слышу в вашем голосе нотки ревности, мисс Макдугал?

Пегги тряхнула волосами, и одна из роз, украшавших ее прическу, потеряла лепесток. Маленький белый лепесток пролетел, кружась, мимо ее обнаженного плеча, мимо края балюстрады и скрылся в темноте Большого зала. Пегги, которая наблюдала за его невесомым полетом, нервно сглотнула.

— Ревную? — Девушка вновь обратила внимание на Эдварда. — К виконтессе? Вовсе нет. Может, она и жена одного из самых богатых людей Англии и любовница другого, но скажите, что она сделала со своими деньгами? Помогла облегчить страдания людей, которые не столь счастливы, как она? Нет. Она проводит дни, сплетничая, а вечера — играя в шарады. Нет, лорд Эдвард, я совершенно не ревную к виконтессе. Из всех чувств я питаю к ней лишь жалость. И к вам, который так влюблен в нее, тоже. Спокойной ночи, милорд.

В надежде, что он не услышал, как задрожал ее голос, Пегги повернулась и пошла по галерее, ведя затянутой в перчатку рукой по перилам балюстрады. Эдвард провожал ее взглядом, его серые глаза — это девушка разглядела даже при слабом освещении — горели странным огнем.

— Извините, мисс Макдугал, — проговорил он ей вслед. — Но похоже, при всем вашем пренебрежении к сплетням на вас довольно сильно подействовало то, что сообщила леди Эшбери.

Пегги остановилась, прислонившись спиной к балюстраде и широко расставив руки на перилах. Эта поза должна была продемонстрировать ее полное презрение к предмету обсуждения.

— Как же это могло на меня не подействовать? В конце концов, разговор шел о моей сестре. И вашем брате, кстати, тоже. Не знаю, как вам, а мне не нравится, когда задевают честь моей семьи. Наши с вами родственники, конечно, вовсе не были святыми…

Эдвард быстро подошел к ней, на его лице все еще было написано изумление. Пегги увидела, что его взгляд устремлен на весьма откровенный вырез ее платья.

— Надеюсь, мисс Макдугал, что мы с вами тоже не относимся к этой категории людей.

Эдвард стоял так близко, что она ощущала исходивший от его тела жар, но не отодвинулась. Пегги продолжала держать руки на балюстраде, ее глаза были подняты вверх так, чтобы смотреть в его глаза, где искрилось веселье.

— Прошу прощения, лорд Эдвард, — сказала она, — говорите за себя. Я, может быть, и не святая, но, по крайней мере, не развратная транжира.

— А я, по крайней мере, — с этими словами Эдвард неожиданно поставил руки по обе стороны от талии Пегги, которая таким образом оказалась в ловушке, — не скупой лицемер.

— И что все это должно означать? — Пегги возмущенно вздернула подбородок, изумрудные глаза пылали. Она пыталась не замечать, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее, а его колено, преодолевая сопротивление твердого каркаса кринолина, постепенно проникало между ее ног.

— Думаю, вы прекрасно понимаете, что это должно означать, — отозвался Эдвард, напустив налицо свою дьявольскую улыбку. — Хоть вы как недотрога и не хотите в этом признаться, вы все же хотите быть со мной, Пегги, точно так же, как и я хочу вас.

Девушка набрала воздуха, готовясь выпустить в Эдварда поток опровержений, но внезапно поднявшаяся грудь привлекла его внимание, и он устремил выразительный взгляд на нежные полушария, выступавшие из декольте. Этот взгляд заставил ее зардеться. Девушка лихорадочно пыталась решить, что ей делать, полностью отдавая себе отчет в том, что если Эдвард прикоснется к ней, то она пропала. Пегги отвела назад руку, чтобы получше размахнуться и нанести ему прицельный удар ладонью по щеке…

Однако Эдвард не потерял головы из-за ее видимой податливости. Он поймал руку в перчатке, остановив ее движение в нескольких дюймах от своего лица. Прежде чем Пегги успела издать хоть какой-то звук, Эдвард завернул ее изящную руку ей же за спину, всем телом придавив девушку к балюстраде.

При этом Пегги испытала целую гамму ощущений: исходивший от него аромат коньяка и табака, накрахмаленная материя рубашки на нежной коже ее груди, длинная твердая линия бедра между ее ног, железная хватка прохладных рук, державших ее за руку и за талию… Девушка была даже не в состоянии крикнуть, так она была ошеломлена. Когда наконец ей удалось привести в порядок свои чувства, чтобы выразить негодование по поводу такого насилия, путь словам преградили губы Эдварда. От его поцелуя Пегги совершенно лишилась возможности дышать… и соображать, что происходит.

На этом Эдвард, однако, не остановился. Пальцы, которые удерживали ее запястье, разжались и заскользили по обнаженной руке, лаская изгиб плеча и подбираясь к стройной шее, в то время как другая рука, лежавшая на талии девушки, еще сильнее притянула ее к нему. Эдвард все крепче прижимал Пегги к себе, пока она не почувствовала, что пуговицы на его рубашке начинают жечь нежную кожу ее груди. Его желание обладать ею стало тревожно очевидным, когда возбужденная плоть прижалась к животу девушки.

Губы Эдварда начали свое путешествие вниз по шее Пегги, и та поняла, что теряет голову. Она никогда не испытывала такого жгучего наслаждения, которое вызывали прикосновения его губ к ее гладкой коже. Ее руки, которые упирались в грудь мужчины, словно пытаясь его оттолкнуть, вдруг обвили его шею в страстном желании прижаться к нему как можно сильнее. Когда голова Эдварда опустилась еще ниже и его губы обожгли грудь Пегги, девушка задохнулась и выгнулась всем телом.

Если бы Пегги не была уверена в другом, она обвинила бы мистера Уэрта в том, что он специально смоделировал платье для лорда Эдварда, поскольку материя, прикрывавшая грудь, очень быстро уступила напору его неутомимых пальцев. Ее напрягшиеся соски в мгновение оказались на свободе, и обе розовые остроконечные вершины были с радостью встречены губами и языком Эдварда. Пегги, откинув голову и не в силах сдержать стон, закрыла глаза в порыве неудержимой страсти. Она притянула его голову к себе, теребя темные волосы пальцами, обтянутыми перчатками. Колено между ног девушки стало двигаться вверх к налившемуся соком и саднящему от истомы лону. Пегги едва удержалась, чтобы не прижаться низом живота к его твердой ноге, для того чтобы хоть немного ослабить пульсирующее там напряжение.

Эдвард дал волю рукам, его пальцы массировали мягкую плоть ее грудей, пока он отыскивал губами ее рот. Когда он завладел ее губами, девушка вцепилась в воротник его сюртука, а затем рука Пегги, будто сама по себе, принялась бесстыдно обследовать мужское тело, так не похожее ни на что, виденное ею до сих пор. Она погладила через рубашку и жилет мускулистую грудь Эдварда. Затем ее рука скользнула ниже к поджарому, плоскому животу, потом еще ниже до тех пор, пока ее пальцы не коснулись органа, который так требовательно выпирал из его бриджей.

От ее прикосновения Эдвард задохнулся и поднял голову.

— Пегги, — хрипло прошептал он.

Его плоть пульсировала у нее под ладонью. Она смотрела на него сквозь приспущенные от страсти ресницы. Вдруг его рука раздвинула многослойную конструкцию из шелка, кружев и проволоки, которая разделяла их, и пробралась к вершине треугольника, венчавшего ее стройные ноги, которая была прикрыта пышущими жаром и чуть влажными батистовыми панталонами.

Пегги едва не лишилась чувств от взрыва удовольствия, которое доставили его пальцы, ласкающие ее нежную плоть. Дрожа всем телом от новых ощущений, которых она сама не понимала, девушка припала к Эдварду, с ее губ сорвался стон.

— Черт, — выругался Эдвард, прижимаясь губами к ее шее. — Мы не можем этим заниматься здесь, на холодной галерее. Пойдем, моя комната находится как раз вниз по коридору…

Его слова разрушили чары. Пегги внезапно осознала, что стоит полураздетая на галерее над Большим залом замка Роулингз.

О чем она думала? Неужели совсем потеряла разум? Резко повернув голову, Пегги смогла увернуться от ищущих губ Эдварда и оттолкнуть его, упершись обеими руками в его широкую твердую грудь. Вцепившись в перила балюстрады, чтобы восстановить дыхание, девушка открыла глаза и увидела, что в дальнем конце Большого зала под ними мелькнул огонек — видно, кто-то скрылся в боковой двери. Проклятие! Будто не достаточно того, что ее тискал на галерее родственник. Кто-то еще и шпионил за ними! К утру весь дом будет говорить, что лорда Эдварда и мисс Макдугал видели…

— Пойдем, — попросил Эдвард, нежно положив ладонь на ее руку. — Вот сюда…

Но Пегги отпрянула от него и так энергично замотала головой, что еще несколько розовых лепестков, оторвавшись, отправились в свой последний полет.

— Нет, — твердо сказала она. — Мы не должны.

— Пегги… — Эдвард был необычайно кротким, таким она его еще не знала. Она почувствовала, как его пальцы заскользили по ее оголенным плечам и достигли шеи там, где начиналась копна волос. В его прикосновении было что-то такое, от чего руки девушки покрылись гусиной кожей. — Пегги, послушайте меня…

Однако Пегги была слишком расстроена, чтобы слушать его. Потаскушка, бесстыдная потаскушка, она сама завела его, и теперь он мог с полным основанием назвать ее лицемеркой. Ох, но как же она хотела быть с ним!

— Пегги, клянусь, ни одна живая душа ничего не узнает, если это то, что вас беспокоит. Мои друзья очень благоразумны…

Она резко повернулась к нему, и на сей раз ее ладонь достигла цели. Прицел был верен, рука сильна, и пощечина так звонко отдалась эхом по Большому залу, как если бы неуклюжая служанка уронила целую кипу тарелок. Эдвард, не веря тому, что произошло, смотрел на нее с приоткрытым ртом, его левая щека побагровела от удара. Пегги размахнулась было еще раз, но увидела, что в серых глазах закипает гнев. Так летним утром накапливаются на горизонте грозовые тучи. И девушка решила, пока не поздно, спасаться бегством.

Проворная как лань, Пегги подобрала юбки и бросилась к своей комнате. Она не оглянулась, даже когда услышала голос Эдварда, в котором слышались и угроза, и отчаяние. Пегги сама не могла бы сказать, как ей удалось найти дорогу, но она вдруг обнаружила, что стоит перед дверью своей спальни. Она вбежала внутрь и что было сил захлопнула за собой дверь. Девушка поспешно заперлась, порадовавшись тому, что покойная герцогиня сочла нужным установить здесь замок. Считала ли мать Эдварда необходимым время от времени запираться от герцога? Пегги предположила, что да. Ведь он же был Роулингзом.

— Мисс?

Пегги повернулась и с облегчением прижала руку к груди — это была всего лишь Люси, которая сонно поднималась с дивана, стоявшего в углу.

— Простите, что напугала вас, мисс. Я ждала, чтобы помочь вам раздеться.

Пегги прошла через комнату и упала на кровать, позабыв о поникших цветах в волосах и о платье, которое безжалостно мялось.

— Ох, Люси, — вздохнула она.

— Мисс Пегги! Ваш голос! Немедленно ложитесь в постель и позвольте мне приготовить что-нибудь горячее. Вы переутомились и опять потеряли голос!

Девушка не удержалась и печально улыбнулась.

— Ох, Люси, — проговорила она, — хотелось бы надеяться, что это единственное, что я потеряла сегодня вечером.

Потому что бесстрашная Пегги Макдугал очень боялась, что тем, что она действительно наконец потеряла, было ее сердце.

Глава 14

На следующее утро Пегги разбудили непонятные звуки. Сначала ей показалось, что кто-то мягко стучится в дверь, но, усевшись на кровати, она поняла, что глухие звуки исходят от огромных окон, опоясывающих южную стену ее комнаты. Пегги протерла глаза, откинула тяжелые одеяла и на цыпочках подбежала к окну, поеживаясь от холода, — огонь в камине почти погас.

Вид по-зимнему серого неба подсказал ей, что она проснулась довольно поздно, и Пегги удивилась, почему это Люси не разбудила ее раньше. Вероятно, бедняжка подумала, что сон будет ей полезен, не подозревая, что хозяйка страдает душой, а не телом.

Когда Пегги встала на колени на шелковые подушки подоконника, что-то в очередной раз глухо ударило в стекло, и девушка поняла, что окно бомбардируют снежками. Джереми, поняла она, и, не подумав о том, что на ней только ночная сорочка из тонкого хлопка и кружев, распахнула окно и выглянула как раз в тот момент, когда другой снежок разбился о стену дома.

Под окном ей махал рукой и кричал мальчик, восседавший на громадном черном коне и полускрытый вечнозеленым кустарником.

— Доброе утро, Пегги!

— Доброе утро, Джереми, — крикнула она вниз, стараясь не намочить свои длинные распущенные волосы о снег, который скопился на внешней стороне подоконника. — Это и есть твой новый конь?

— Да. — Джереми отвесил великолепному животному увесистый шлепок по шее. Конь в ответ радостно заржал. — Это Кинг!

— Кинг? — Пегги скрестила на груди руки, пытаясь сохранить хоть толику тепла на холодном ветру, который рвался через окно. — Какая интересная кличка. А почему Кинг?

— Потому что я герцог. А дядя Эдвард сказал, что купит мне коня, достойного королей. Конечно, я его и назвал Кинг.

Пегги кивнула, словно объяснение хоть что-то прояснило для нее, хотя на самом деле она ничего не поняла.

— И куда же вы с Кингом собрались сегодня утром?

— Ну, — солидно ответил Джереми, — объедем округу и посмотрим, как дела на моей земле.

— Надеюсь, ты поедешь не один?

— Ну нет. Со мной едет дядя Эдвард. — Джереми обернулся и посмотрел куда-то за кустарник. — Правда, дядя Эдвард?

К смятению Пегги, под окном появился еще один всадник. Это был Эдвард на своем громадном черном жеребце. А она, поглядите-ка, торчит из окна с растрепавшимися на ветру волосами и в одной практически прозрачной белой ночной сорочке.

— Доброе утро, мисс Макдугал, — весело крикнул Эдвард с таким видом, будто все, что произошло между ними прошлой ночью, было плодом чьего-то — предположительно ее — воображения, — Простите, что разбудили вас, но его светлость настоял на том, чтобы показать своего скакуна.

— О, — Пегги старалась сохранить непринужденный тон, — Кинг очень красивый конь. Джереми, ты поблагодарил дядю?

Джереми страдальчески закатил глаза.

— Пегги, — в его голосе звучало отвращение, — ну конечно, я поблагодарил его.

— Молодец, — похвалила Пегги. Поскольку Эдвард продолжал глазеть на нее, сидя верхом, она сказала: — Все, джентльмены, желаю вам приятной поездки. — И начала закрывать окно.

— Подождите, — вдруг ожил Эдвард.

Пегги окинула его небрежным взглядом через плечо.

— Что такое? На улице довольно прохладно.

— Я просто подумал, вам будет интересно узнать, что некоторые из гостей уже приехали. Дамы примерно через час собираются в гостиной на ленч.

Пегги посмотрела на него вниз так, будто он спятил, а возможно, так и было.

— Боюсь, что буду не в состоянии присоединиться к ним. Я планировала сегодня утром навестить директора женской семинарии. Может быть, в другое время…

— Они очень хотят познакомиться с вами, — прокричал Эдвард, подняв голову.

Пегги отпустила щеколду и еще какое-то время смотрела на него.

— Постараюсь никого не разочаровать, — с раздражением проговорила она. Затем она с усилием потянула окно на себя, и оно с громким стуком захлопнулось.

Когда пришла Люси, чтобы помочь ей умыться и одеться, девушка все еще находилась в удрученном состоянии. Правда, в свете недавних событий Пегги удалось вполне достойно пережить первую встречу с Эдвардом — во всяком случае, она не заливалась слезами, не покраснела и не попыталась залепить ему пощечину. Но было ли это доказательством того, что она не влюблена в него? Эта мысль не покидала ее с прошлой ночи. Влюбиться в Эдварда Роулингза было бы для Пегги крайне нежелательно, особенно учитывая, что он пользовался репутацией повесы.

Предметом любви Пегги Макдугал будет милый, серьезный человек, интересующийся науками или литературой, — человек вроде мистера Паркса. Пегги чувствовала, что мистер Парке был бы прекрасным мужем. Он никого не устрашает своими габаритами. Он не очень красив. Он никого не дразнит и ни на кого не злится… Если вообще думать о браке, Пегги хотела для себя именно такого мужа. А вот Эдвард Роулингз никогда и ни для кого не станет хорошим мужем. Он слишком необузданный, легкомысленный, слишком вспыльчивый. Слишком красивый. Слишком богатый. И чересчур дает волю своим рукам.

Закончив застегивать на Пегги платье из черного как ночь бархата, которое той очень шло, горничная хихикнула и подбежала к туалетному столику покойной герцогини.

— Мисс, — позвала Люси, покопавшись в выдвижном ящике, — вы сегодня наденете рубины или бриллианты?

Пегги смотрелась в зеркало, решая для себя, как убрать волосы — поднять наверх или распустить.

— О чем это ты? — рассеянно спросила она.

— Ваши серьги с рубинами или с бриллиантами? — Люси протянула руки, не в силах удержаться от улыбки. Она держала большую кожаную шкатулку, наполненную красивыми и дорогими украшениями. Блики от драгоценных камней играли на смеющемся, покрытом веснушками лице служанки. — А что теперь вы думаете о лорде?

Пегги протянула руку и вынула из шкатулки длинную нитку жемчуга.

— Откуда?.. — выдохнула она. — Ох, Люси! Где ты все это нашла?

— Я здесь ни при чем, — хихикнула Люси. — В смысле ничего не находила. Просто вчера ненароком сказала Саки — это ученик повара, — что у вас вообще нет серег, Саки сказал об этом кухарке, а та — миссис Прейхерст. Экономка поделилась с мистером Эверсом, мистер Эверс намекнул камердинеру лорда Эдварда, который, должно быть, рассказал лорду, потому что рано утром, поднимаясь по лестнице, чтобы одеть вас, я встретила на галерее милорда, и он дал мне это.

— Эту шкатулку? — Пегги в смятении смотрела на девушку. — Просто так взял и передал тебе?

— Ну, не совсем так. Он сказал: «Держи, Люси. Отнеси это мисс Макдугал. Здесь фамильные украшения моей матери». Потом так смешно улыбнулся и говорит: «Скажи ей, что она может распоряжаться ими по своему усмотрению, хоть жертвует их, если захочет, местному сиротскому приюту». — Люси почесала нос. — Во всяком случае, мне показалось, что он именно так сказал.

Пегги взяла тяжелую шкатулку из рук Люси и села за туалетный столик. Она была совершенно ошеломлена. Эдвард Роулингз — это тайна, которую Пегги ни за что не разгадать.

Люси заколола волосы Пегги наверх так, что локоны спадали ей на шею, при этом во всей красе открывались сапфировые серьги. Удовлетворенная тем, что хотя бы не выглядит чересчур целомудренной, Пегги достала лист бумаги и быстро набросала записку директору женской семинарии с просьбой перенести время встречи. Сегодня ее, к сожалению, задержат дела.

Глава 15

Как ни пытался Эдвард сдержать рвущуюся наружу песенку, это ему никак не удавалось. А поскольку петь он не умел и к тому же вместе с приехавшими гостями тащился через лес в собственных владениях, подыскивая достойную добычу, то такое поведение нельзя было считать вполне нормальным. Алистера Картрайта он, похоже, раздражал больше других, хотя Эдвард не обращал на приятеля никакого внимания — Алистер сам был занудой из зануд.

— Дьявол! — выругался Картрайт, промахнувшись в очередной раз. С земли поднялась стайка фазанов, вспугнутая грохотом его ружья, а также еще нескольких отозвавшихся эхом выстрелов. Видно, гости, рассыпавшиеся по перелескам и лугам имения Роулингзов, тоже тщетно пытались попасть по птицам. Картрайт повернулся к хозяину: — Я бы подстрелил одного, если бы не это дурацкое завывание.

— Не понимаю, о чем ты? — Эдвард продолжал напевать, его ружье весь день бесцельно лежало на плече. Он не сделал ни единого выстрела. Почему-то не мог себя заставить.

— Ты прекрасно знаешь о чем, несносный мерзавец. Об этом вот. О твоем завывании.

— Об этом? — Эдвард промычал еще такт. — Это тебя донимает?

— Черт возьми, ты прекрасно понял, что именно это! — Алистер отбросил с лица прядь длинных светлых волос и посмотрел на Эдварда, который был выше его и лучше сложен. — Позволь-ка мне сказать кое-что, Роулингз. Мы с тобой вместе немало повидали.

Эдвард начал пробираться по снегу к лощине, которая выглядела многообещающей, и Картрайт поплелся за ним, не прекращая занудствовать:

— Мы вместе пережили ту чертову школу-интернат, терпели придирки одних и тех же преподавателей, учились у одних и тех же профессоров в Оксфорде, даже много раз спали с одними и теми же девицами. Я видывал тебя в плохом настроении, я помню тебя пьяным в дым, я видел тебя ослепленным яростью, но я никогда в жизни не видел тебя таким вот.

Эдвард продолжал напевать свою песенку. Может, кому-то зимы в Йоркшире и кажутся слишком холодными, но только не ему. На нем была подбитая мехом куртка, длинный плащ, теплые сапоги. С ним был его охотничий пес и фляжка с коньяком. Ему было тепло, и он был всем доволен, как ребенок. Никакие слова Картрайта не могли испортить ему настроение. Он был счастлив.

— И вот, — пыхтел Картрайт, карабкаясь за другом, — я спросил себя, что заставляет Эдварда так странно себя вести? Что могло произойти в его жизни, чтобы он стал таким невыносимо скучным субъектом? И я нашел ответ. Ведь это девушка, я прав?

— Девушка? — улыбнулся Эдвард сам себе, сползая вниз по очень крутому и скользкому склону оврага. — Какая девушка?

— Ты знаешь, о ком я говорю. Среди всех наших общих знакомых только одна такая девушка. Я же не слепой, как ты можешь догадываться. Я видел, какими глазами ты смотрел на нее вчера вечером…

— Дружище, о чем это ты говоришь?

— Черт, ты знаешь, о чем. Вот что я скажу тебе, Роулингз: отчаливай от нее, тебе же будет лучше.

— Да ну? Почему же?

— Во-первых, из этого ничего не получится. Тебе придется или жениться на ней, или забыть ее навеки, потому что она вряд ли прыгнет к тебе в постель, как портовая шлюха.

— С чего ты взял?

— Она дочь священника, так? Кроме того, ты же видел ее вчера вечером. Как она отделала Арабеллу! — Эдвард с удивлением заметил нотки восхищения в голосе Картрайта. — Такие вещи требуют характера, Эдвард. Я знаю, как ты относишься к Арабелле, но я точно знаю, что не первый говорю тебе — эта женщина становится настоящей стервой, когда ей нужно. А то, как девушка, глядя виконтессе прямо в глаза, заявила, что ей нет нужды больше заниматься твоим хозяйством… — Алистер одобрительно гукнул. — Господи, вот было зрелище! Хотел бы я увидеть все это еще разок.

Эдвард все шел и шел по оврагу с довольной улыбкой на лице.

— И это все, Алистер?

— Черт возьми! Знаешь, не только это. Ты посмотри на нее. Я знаю, что ты глазел на нее прошлым вечером, но ты по-настоящему взгляни на нее. Девушка красива и с мозгами… черт, она даже меня рассмешила, а я чертовски редко смеюсь с женщинами, разве только над ними. Такие, как Пегги, встречаются очень редко, Эдди. Если ее сестра была чем-то вроде нее, то твой братец не промах.

Спустившись на дно оврага, Эдвард оглянулся на своего компаньона, который преодолел всего лишь две трети пути. Он больше не улыбался.

— Не знай я, что это ты, Алистер, то принял бы это за речь влюбленного.

Алистер ухватился рукой за молодое, напрочь лишенное листьев деревце, поскольку последние несколько футов спуска он проехал на заду. Поднявшись, он стряхнул с себя снег, дыхание белыми клубами вырывалось из посиневших от холода губ.

— Протри глаза, Роулингз, — задыхаясь, проговорил он. — Мы сейчас говорим о тебе, а не обо мне. Арабелла поймала меня сегодня ни свет ни заря и пожаловалась, что ты отказался навестить ее, как обычно, в полночь. Леди даже смогла выдавить из себя одну или две слезинки. Она пыталась меня убедить, что ты и девушка, скажем так, ближе, чем полагается родственникам…

— Что за чертовщину ты несешь! — Эдвард вскочил на каменистый, покрытый льдом выступ на стенке оврага и бросил яростный взгляд в сторону замка. — Проклятие! Я с самого начала должен был знать, что лучше не связываться с Арабеллой.

Картрайт прислонился спиной к валуну и выглядел скорее несчастным, чем заинтересованным.

— Да. Она говорила, что видела вас двоих ночью на галерее, когда вы целовались как безумные…

— Дьявол! — Эдвард чувствовал, что вот-вот взорвется от злости. — При всем том, что я…

— Конечно же, я ей и не собирался верить. — Алистер воткнул в сугроб свое ружье и скрестил руки на груди. — До сих пор. — Он крикнул с искренним возмущением: — Ну как ты мог, Роулингз? Девушка в доме меньше двух недель, а ты уже тут как тут, чтобы погубить ее? Хоть капля порядочности в тебе есть? Ради всего святого, она же твоя свояченица!

— Я ничего не мог с собой поделать. — Эдвард сел в снег, уставившись на замерзший ручеек, который весной превратится в приятно журчащую речушку. — Ты же ничего не знаешь. Я говорю, она постоянно выводит меня из себя…

— Черта с два я поверю! Хочешь сказать, что великий Эдвард Роулингз нашел в этой розовощекой крошке достойного соперника? Да ей едва ли исполнилось двадцать лет, и выглядит она этакой недотрогой, как классная дама!

Эдвард цинично хмыкнул.

— Ты полагаешь, что нет? — вскинул брови Алистер. Эдвард прошелся взад и вперед по дну оврага, затем резко повернулся к приятелю:

— Нет, черт тебя побери! К сожалению, она еще большая недотрога, чем классная дама. Ведет себя прямо как монашенка. По крайней мере, пытается ею быть. Но я говорю тебе, Алистер, под этим фасадом недотроги… — Он умолк на полуслове. Что он делает? Это вовсе не для посторонних ушей.

Однако любопытство Алистера Картрайта было уже разбужено.

— А ты-то, — спросил он с наигранным безразличием, — откуда это знаешь?

Эдвард застонал. Он никогда не умел хранить что-либо в тайне.

— Да потому, что Арабелла, будь проклята эта чертова шпионка, говорила правду — я прошлой ночью целовал девушку на галерее!

Алистер потряс головой:

— Мерзавец!

— Чего Арабелла уж точно не видела и не могла доложить тебе, — после поцелуя девушка провела такой полновесный хук справа, что я едва смог побриться сегодня утром.

От хохота Алистер переломился пополам и обхватил колени.

— Нет, нет, скажи, что это неправда! Эдвард Роулингз получил отставку! Не думал я, что доживу до такого.

— Теперь понимаешь, что я имел в виду, когда говорил, что она выводит меня из себя? Клянусь, эта девушка то зазывно смотрит на меня из-под своих темных длинных ресниц, то бьет по физиономии. Или еще хуже — говорит, что считает меня неженкой! Я спрашиваю тебя, Картрайт, я хоть отдаленно похож на какого-нибудь пижона? Похож? Можно меня — меня! — назвать женственным?!

Алистер покатился со смеху и не мог ответить.

— Я даже представить себе не могу, что на уме у этой девушки. — Эдвард опять заходил взад и вперед. — Я был сама любезность, сама предупредительность, посылал ей цветы и книги. Я даже купил своему сорванцу-племяннику жеребца больше чем за пятьсот фунтов, полагая, что хоть это ее порадует. И что получил в итоге? Пощечину!

— А чего ты ожидал, Эдвард? — Алистер вытер выступившие на глазах слезы. — Налицо образец девушки редкой силы духа и красоты, к тому же Пегги Макдугал шотландка и дочь священника. Друг мой, она и не подумает ложиться с тобой в постель, пока не получит кольца на безымянный пальчик левой руки.

Эдвард хмыкнул:

— Она говорит, что не признает замужества. Говорит, что оно веками делало женщину рабыней…

— Нет! — вновь затрясся от хохота Алистер. — Ты шутишь?

— Я в жизни не был настроен так серьезно.

— Ах вон оно что! — Алистер покачал головой. — Она бросила перчатку. У тебя нет другого выхода, кроме как принять вызов. Хотя, если честно, мне кажется, ты не вполне для этого созрел.

— А ты, видно, созрел? — Эдвард воинственно взглянул на друга.

— Я-то смог бы сорвать поцелуй и не получить при этом по физиономии.

Эдвард сделал большой шаг и встал перед весельчаком. Рука, которую он положил на плечо Алистера Картрайта, была и без того тяжела, а Эдвард еще и надавил на нее, чтобы донести до старого приятеля всю серьезность своих намерений.

— Тебе лучше держаться подальше от нее, Картрайт, — размеренно проговорил Эдвард. — Если я хоть раз застану тебя рядом с ней, то позабочусь, чтобы на охоте с тобой случилось неприятное, но неизбежное происшествие, после которого ты проваляешься в постели до конца сезона. Ты меня понял, старина?

Алистер перестал смеяться. Но и Эдвард перестал напевать свою песенку.

— Понял, — угрюмо ответил Алистер. — И нечего так на меня давить. Я все прекрасно понял.

Неожиданно Эдвард убрал руку с его плеча. Повернувшись на каблуках, он слепо побрел к дальнему краю оврага, его челюсти были крепко сжаты. Что это с ним? Алистер его самый близкий друг, одна из немногих человеческих особей, присутствие которых он мог выносить более часа за один раз. И вдруг начал ему угрожать…

— Но я все же скажу, а ты запомни, Роулингз, — я противник всей этой затеи. — Картрайт поднялся на ноги и поправил на плечах свой тяжелый плащ. — Я не хочу, чтобы эту девушку обижали.

Эдвард, вздрогнув, обернулся:

— А почему ты решил, что я собираюсь ее обидеть?

— Ради всего святого, Роулингз. Ведь не зря тебя все считают разрушителем сердец.

Эдвард невесело усмехнулся:

— Обо мне так говорят?

— Да, — сказал Алистер и желчно добавил: — Если не хуже.

Улыбка Эдварда стала шире.

— Ну и ладно.

Глава 16

Там, где Пегги больше всего опасалась провала, ей сопутствовал полный успех. Не прилагая никаких особых усилий, она покорила почти всю женскую половину гостей Эдварда. По мнению Пегги, очаровать этих пресыщенных светских дам оказалось на удивление легко. Конечно, с некоторыми она уже была знакома: леди Герберт, супруга сэра Артура, и пять ее дочерей знали Пегги с той самой ночи, которую она и Джереми провели в их имении по дороге в Роулингз. Все они, от пятилетней Мэгги до Энн, которой исполнился двадцать один год, были рады вновь увидеться с ней.

Теплая встреча женской половины семейства Герберт с Пегги позволила нескольким титулованным матронам вынести девушке оправдательный приговор за недостаточностью улик.

— Если она нравится Вирджинии Герберт, — долетел до Пегги шепот супруги графа Дерби в ухо маркизы Линн, — можно считать ее порядочной девушкой.

Пегги, чей опыт исполнения роли хозяйки ограничивался устройством чаепитий для членов миссионерской организации в доме отца и благотворительных базаров, время от времени проводимых в церкви, отдавала себе отчет в том, что обращаться за помощью к виконтессе бессмысленно. Небрежно сообщив леди Эшбери, что ей больше нет нужды заниматься делами замка Роулингзов, Пегги нажила в ее лице врага. Оставалось надеяться на себя.

Зато девушка обнаружила, что естественным поведением — как если бы она была среди прихожан отца — можно завоевать сердце даже самой чопорной матроны. Живой характер и поразительная красота Пегги позволяли всегда оставаться на высоте, а ее молодой задор заразил присутствующих дам. К концу дня юная шотландка заставила почти всех напереживаться над ее рассказами о жизни в Эпплсби, организовала озорную игру в мушку и смогла убедить дам в том, что женская семинария остро нуждается во вспомоществовании, причем высокородные леди договорились на следующее утро все вместе навестить школу.

Но не все, однако, было так просто. Хотя Пегги старалась быть с виконтессой как можно учтивее, вовлекая ее в общие разговоры и спрашивая ее мнения по всяким банальным вопросам, Арабелла даже не пыталась скрывать своего презрительно-насмешливого отношения к ней. Она то закатывала глаза, услышав шутку из уст девушки, то, войдя в комнату, делала вид, что не замечает присутствия Пегги.

Никогда еще девушка не подвергалась остракизму, и, несмотря на то, что демонстративная неприязнь леди Эшбери к тетушке нового герцога, казалось, не особенно задевала общество, саму Пегги отношение виконтессы в глубине души очень пугало.

Когда мужчины наконец возвратились с охоты, дамы разошлись по комнатам, чтобы принять ванну и одеться к обеду. Пегги накоротке заглянула в детскую и без удивления обнаружила, что Джереми нашел себе подружку — Мэгги Герберт. Эта пятилетняя мегера превратила крепость Джереми во дворец и управляла им и еще восемью детьми, собравшимися в детской, с достоинством королевы. Джереми была отведена утомительная роль короля, и он непрерывно жаловался на то, что сценарий, предложенный девочкой, не предусматривал, к сожалению, наличия пиратов. Убедившись, что с Джереми все хорошо, Пегги удалилась в свою комнату, где ее ждала приготовленная Люси ароматическая ванна.

Обед был скучным мероприятием, в ходе которого восемнадцати взрослым людям по очереди подавались десять перемен блюд, и являлся лишь незначительной частью вечера. Пегги была еще полуодета, когда в ее комнате появилась миссис Прейхерст, озабоченная размещением гостей за столом.

— Только что меня на галерее поймала леди Селдон и сказала, что ни при каких обстоятельствах не хочет сидеть рядом с сэром Томасом Пейтоном — он недавно вступил в общество, которое отстаивает пользу опиума для здоровья, а леди Селдон, конечно же, не выносит курильщиков опиума… — Экономка чуть не плача поправила на носу очки. — Мне не хотелось прерывать ваш туалет, мисс Макдугал, но я так больше не могу. Я не могу посадить леди Селдон и с сыновьями графа Дерби, поскольку у них дурная привычка бросать кусочки фруктов в декольте крупных дам…

Пегги безмятежно улыбнулась миссис Прейхерст:

— Это же очень просто, не так ли? Объедините леди Селдон с мистером Картрайтом, а партнершу мистера Картрайта пересадите к сэру Томасу.

Миссис Прейхерст возмутилась так, что даже не сразу нашлась что ответить, только надула щеки, словно горнист. Наконец экономка заговорила:

— Но ведь у мистера Картрайта нет титула, а леди Селдон очень чувствительна к таким вещам…

— А нельзя попробовать посадить ее с сыном маркиза Линна?

Миссис Прейхерст вздохнула:

— Боюсь, что придется. Но он так юн — даже и не знаю, о чем они будут говорить.

Пегги пожала плечами:

— Позаботьтесь, чтобы между ними поместили блюдо побольше. Тогда леди Селдон вообще не придется с ним говорить.

— Прекрасно! Спасибо, мисс Макдугал.

Пегги, все еще улыбаясь, вернулась к своему отражению в зеркале. Люси создавала у нее на голове сложное сооружение, и Пегги скептически разглядывала легкомысленные волны и завитки, в которые постепенно укладывались ее локоны.

— Люси, ты ведь знаешь, что делаешь?

— Ну конечно, мисс. Мы часто делали такую прическу в семинарии. Она называется «витая корона».

Заметив, что миссис Прейхерст все еще топчется у дверей, Пегги повернулась к ней — сделать это было довольно трудно, поскольку Люси собрала в пригоршню несколько прядей ее волос, — и спросила:

— Миссис Прейхерст? Что-нибудь еще?

— Видите ли, мисс, есть еще одна проблема.

Пегги улыбнулась:

— И что же это? У вас такой вид, будто все на грани краха.

— Знаете, мисс Макдугал… не хочу показаться дерзкой, но виконтесса обычно сидит справа от лорда Эдварда…

Пегги вскинула изящные брови:

— Да?

— Но я… как я уже говорила, не хочу казаться дерзкой, но леди Эшбери остановила меня в коридоре, поинтересовалась обеденной рассадкой и сказала, чтобы я не позабыла посадить ее, как всегда, по правую руку от лорда…

— А вы думаете, что так было бы неправильно? — закончила за нее Пегги.

И тут миссис Прейхерст будто прорвало, она дала волю сдерживаемой до поры до времени неприязни к виконтессе:

— Я уверена, что это в высшей степени неправильно, мисс. Виконтесса замужняя дама. Ее место рядом с супругом, а не с лордом Эдвардом. И поскольку ее мужа на приеме не будет, а хозяйка дома в настоящее время вы, я твердо убеждена, что место справа от лорда принадлежит вам, пока он не женится или пока его светлость герцог не займет место во главе стола.

Миссис Прейхерст, похоже, саму удивило то, что высказалась подробно и с такой горячностью, однако она и не подумала извиняться за несдержанность. Вместо этого женщина беспомощно опустила руки.

— Мисс Макдугал, я и в самом деле на грани срыва.

— У меня есть идея. — Пегги поиграла перед зеркалом бровями. — Говорите, сэр Томас Пейтон употребляет опиум?

— Да, но…

— Давайте посадим виконтессу с сэром Томасом, а я сяду справа от лорда. — Огоньки, которые загорелись в зеленых глазах, скрыть было невозможно, и миссис Прейхерст невольно улыбнулась в ответ.

— И правильно, мисс, — уходя, заметила экономка; ее каблуки стучали значительно увереннее, чем раньше.

Люси, у которой рот был забит шпильками для волос, невнятно проговорила:

— Насколько мне известно, виконтесса сегодня оденется в черный атлас, мисс.

— Правда? А в чем буду я, Люси?

— В белом шелке. И полагаю, в бриллиантах покойной герцогини.

Пегги широко улыбнулась. Она продолжала смеяться в душе и часом позже, когда вышла к двойной лестнице, ведущей в Большой зал. Внизу еще никого не было, кроме Эверса и нескольких лакеев, но и они, едва ее нога в бархатной туфельке ступила на первую ступеньку, прекратили разговор и уставились на Пегги в изумлении.

Белоснежное декольтированное платье Пегги полностью открывало плечи. В ложбинке между грудей на платье ослепительно сияла бриллиантовая брошь, в ушах переливались серьги, составлявшие с брошью гарнитур. Ослепительная светская дама нисколько не напоминала скромную дочь священника, с которой познакомился Эдвард. Засмотревшись на нее, лакеи совершенно забыли о своей обязанности провожать дам в гостиную, где гости должны были ожидать, пока их пригласят к столу. Пегги улыбнулась каждому — ей уже удалось запомнить имена всей прислуги в Роулингзе — и продолжила спускаться по лестнице. Она немного помедлила, услышав, как открывается дверь. Лорд Эдвард — во всем своем вечернем великолепии — вышел в зал, чтобы выразить недовольство Эверсу по поводу отсутствия в графине хереса. Он замер как вкопанный, заметив на лестнице Пегги.

Улыбка исчезла с лица девушки. После ночного столкновения они впервые встретились лицом к лицу. Пегги не имела ни малейшего представления, как Эдвард Роулингз поведет себя с ней: насмешливо, вежливо или вообще сделает вид, что ее не заметил. Да, он прислал ей драгоценности, но это было сделано скорее из чувства собственного достоинства: хозяин замка просто не мог допустить, чтобы слуги судачили о том, как бедна Пегги, когда всем было известно, что сейфы Роулингза ломятся от фамильных драгоценностей. Внезапно успех Пегги у матрон перестал ей казаться такой большой победой. Она вынуждена была признаться себе, что самым желанным трофеем для нее являются вовсе не сердца кучки титулованных дам, а единственное сердце — то, которое принадлежит младшему сыну герцога. Высоко держа голову, Пегги благополучно спустилась по главной лестнице, довольная, что ни разу не споткнулась и не запуталась в длинных юбках. Она подплыла по отполированному паркету к Эдварду и присела в коротком реверансе, прежде чем обратиться к Эверсу.

— Что, какие-нибудь проблемы с хересом? — спросила она.

Всегда невозмутимый дворецкий вдруг стал заикаться:

— Э-э, да, мисс. Боюсь, что требуется наполнить графин. Я об этом позабочусь. — Такой прыти трудно было ожидать от пожилого человека, слуги следовали за ним по пятам.

Эдвард тем временем смотрел на Пегги, загадочный блеск плескался в его серых глазах.

Девушка взглянула на него через обнаженное плечо и дерзко осведомилась:

— Что, у меня вдруг выскочили бородавки? Вы так смотрите.

— Прошу меня извинить. — Внешне Эдвард был сама любезность, но во взгляде читалось откровенное вожделение. — Я просто любуюсь прекраснейшей из женщин, которые когда-либо украшали этот старинный зал.

Пегги потупила глаза.

— Уверена, вы говорите то же самое всем своим свояченицам. — Метнув взгляд из-под ресниц, она заметила улыбку.

— Ах, — усмехнулся Эдвард, — видно, день, проведенный в компании знатнейших дам королевства, никак не повлиял на ваш острый язычок.

Пегги не замедлила с ответом:

— Если вы полагаете, что я столь плохо воспитана, зачем было присылать мне драгоценности?

— Чтобы прислуга в моем доме была довольна. Хоть я и не согласен со слугами, они полагают, что ваша красота требует таких украшений.

— Вы потакаете слугам точно так же, как своему племяннику. — Пегги покачала головой так, что подвески серег заплясали, но тон ее остался мягким. — Лорд Эдвард, вы излишне расточительны. Мальчика вполне удовлетворил бы и пони, так нет, вы преподнесли ему чистокровного жеребца. О чем вы только думали?

— О том, что, когда я был в его возрасте, то единственное, чего мне хотелось, это иметь собственного скакуна. — Эдварду удалось удачно изобразить человека, который с печалью вспоминает детство. Но Пегги понимала, что Эдвард пытался умаслить ее, и то, как явно он баловал Джереми, ее даже позабавило. — У меня так и не было коня. Поэтому я был счастлив немного порадовать мальчика…

Пегги выразительно закатила глаза:

— Теперь я понимаю, почему леди Эшбери считает, что вы находка для игры в шарады. У вас просто талант к лицедейству.

— Вы думаете, я лгу? — Эдвард сделал широкий жест своей мощной рукой. — Спросите любого здесь — хотя бы Эверса, — и вам расскажут, что я все детство тосковал по такому коню, как Кинг.

Пегги снисходительно кивнула.

— И это хорошо. Опыт, который вы приобрели, тоскуя в детстве, сослужит вам хорошую службу теперь, когда вы возжелали много такого, чего не получите никогда.

— Мисс, — сказал Эдвард, скорчив гримасу, изображавшую уязвленную гордость, — вы лишаете меня мужского достоинства.

— Это вряд ли возможно, если учесть, что ничего мужского в вас и без того нет!

Эдвард молниеносно обхватил Пегги рукой за талию и притянул к себе так нагло и уверенно, как если бы он был какой-нибудь томящийся от любви пастух, а она — проходящая мимо доярочка.

— Думаю, прошлой ночью у вас было достаточно свидетельств обратного, — с издевкой напомнил он.

Пытаясь вырваться из объятий Эдварда, с сердцем, затрепетавшим от его внезапной близости, Пегги окинула взглядом зал: не наблюдает ли кто за ними.

— Эдвард! — прошипела она, колотя кулачком в твердую, как дуб, грудь. — Прекратите! Это вовсе не смешно! Кто-нибудь увидит!

— Пусть видят, — заявил Эдвард, глядя на нее своими серебристо-серыми глазами, в которых прыгали дразнящие огоньки. — Какое это имеет значение? Любой мужчина поймет меня. У вас, Пегги, такая талия, которая просто требует, чтобы ее обняла пара крепких рук, а губы — чтобы их целовали часто и крепко…

Увернувшись от его губ, Пегги в ярости стиснула зубы. Он что, принимает ее за какую-нибудь горничную, которую можно хватать и целовать когда вздумается? Он что, и в самом деле думает, что она примет за чистую монету красивые слова, зная о его репутации? Как любой ловелас, он волочится за ней лишь из любви к искусству. Нет, она и не подумает становиться добычей первого встречного…

— Вы несносный фигляр, — бросила Пегги. — Отстаньте от меня. — Она с ужасом чувствовала, что из-за его выходки с лифом ее платья что-то произошло. Пегги тревожило, что декольте может спуститься чересчур низко. — Одно дело, когда вы пристаете ко мне наедине, и совсем другое, когда вы губите меня на глазах ваших друзей…

— Ну конечно. — Эдвард так неожиданно отпустил ее, что Пегги просто отлетела от него, поднявшись на одну-две ступеньки вверх. — Нам нужно думать о том, чтобы соблюдать внешние приличия. С вами всегда следует думать о приличиях, не правда ли…

Внезапно речь Эдварда прервалась. Широко раскрытыми глазами он уставился на платье — в результате его заигрываний одна из пышных девичьих грудей вынырнула из кружевной чашечки корсета и даже, как он с удовольствием заметил, из выреза платья и показала всему свету гордый розовый сосок. Покраснев от злости и закусив губу, Пегги пыталась поправить свой наряд.

— Мисс Макдугал! — Эдвард не смог промолчать. Уж больно хорош был момент. — Вам нужна помощь?

— Нет! — Щеки Пегги жарко пылали, девушка поторопилась повернуться к нему своей мучительно обнаженной спиной. — Вы уже достаточно потрудились, большое спасибо. Не приближайтесь ко мне.

— Я предлагаю свои услуги как джентльмен…

— Ха! — Пегги наконец справилась с аварией. Поправив руками лиф и удостоверившись, что все в порядке, она резко повернулась к нему, глаза ее гневно сверкали. — Джентльмен, вы? Да я встречала отъявленных мерзавцев, у которых манеры были лучше, чем у вас! — Пегги предупреждающе подняла палец, увидев, что Эдвард шагнул вперед, с мольбой протянув руки. — Держитесь от меня подальше. Еще шаг, и я закричу так громко, что меня будет слышно даже в Лондоне.

Эдвард скрестил руки, которые только что были протянуты к ней, на груди.

— Ладно, не стоит усложнять. В конце концов, сегодня я ваш партнер и должен вас сопровождать.

— Сопровождайте меня во-он оттуда. — Девушка показала на место в добрых трех футах от себя. — Если пересечете эту линию, то, клянусь Богом, пожалеете.

Эдвард с любопытством посмотрел на то место на полу, которое ему было указано.

— Это произвольно выбранная точка, не так ли? Полагаю, что смог бы дотянуться до вас и оттуда, если попробовать…

Пегги нетерпеливо топнула ногой. Что задумал этот человек — довести ее до безумия? Он добивается, чтобы она оказалась в его постели или в приюте для умалишенных? В приступе гнева она выпалила:

— Если вы так обращались с прежними любовницами, то ничего удивительного, что в результате остались с вашей холодной, как рыба, виконтессой.

У Эдварда на лице появилось то же выражение, что и прошлой ночью после того, как Пегги влепила ему пощечину. Разглядев в его глазах уже знакомую холодную ярость, девушка ударилась в бегство, бросившись в гостиную. Ей очень хотелось, чтобы необдуманные слова никогда не вылетали из ее рта, но почему-то обычно получалось так, что слова опережали мысли. Она уже привыкла попадать впросак из-за своего длинного языка. И самым худшим наказанием, которым она подвергалась за прошлые прегрешения, было, когда ей вымыли с мылом рот. А судя по тому, каким стало выражение лица Эдварда, ей явно не поздоровится.

Но Пегги даже не подумала извиниться. Она продолжала пятиться, а он неотвратимо шел за ней, серые глаза были жесткими, как сталь. Их блеск не оставлял сомнений в том, что самое меньшее, что собирался сделать Эдвард, — сорвать с нее одежду, окунуть во что-нибудь ужасно холодное и, желательно, подержать подольше, пока она не захлебнется…

Дверь в гостиную распахнулась, и сэр Артур Герберт громко произнес:

— Ага, моя дорогая мисс Макдугал! Вот и вы! А мы все вас уже ждем!

Пегги подобрала тяжелые юбки и со всех ног бросилась к тучному управляющему.

— О, сэр Артур, — вскричала она. — Как поживаете? Прошу простить меня за опоздание. Эверс сейчас принесет херес. Как приятно видеть вас. Вы уже полностью оправились от нашей ужасной аварии?

Сэр Артур ясными глазами смотрел на Пегги, его полные, раскрасневшиеся от вина щеки растянулись в улыбке.

— Я совершенно в порядке, совершенно. Наслышан о вашей болезни. Прискорбно. Я надеюсь… О, и лорд Эдвард! — Сэр Артур переадресовал свою улыбку Роулингзу, который выглядел очень сердитым. — А как вы поживаете, сэр? Я гляжу, вас немного обветрило сегодня на охоте. У вас почти такие же красные щеки, как у меня, ха!

Улыбнувшись своему нечаянному защитнику, Пегги проскользнула в безопасность Золотой гостиной, которая была заполнена мужчинами в вечерних костюмах и дамами в роскошных туалетах, обтягивавших немыслимых размеров кринолины. Когда Пегги вступила на богатый красный восточный ковер, по залу прокатился вздох то ли восхищения от ее вида, то ли удивления от ее внезапного появления. В любом случае ее встретили восклицания: «О, мисс Макдугал! Садитесь со мной!» или «Мисс Макдугал, без церемоний, присаживайтесь здесь». Она не посмела долго оставаться у дверей — лорд Эдвард находился прямо позади нее, а девушка намеревалась сделать так, чтобы их разделяло возможно большее расстояние.

Задача оказалась практически невыполнимой. Когда Эверс объявил, что стол накрыт, Эдвард мгновенно появился рядом, взял ее под руку и почти силой приподнял с дивана. Пегги удалось сохранить улыбку, хотя ее переполняли чувства, не имевшие ничего общего с вежливым выражением лица. Будто уловив ее настроение, лорд Эдвард проговорил, ведя ее через Большой зал в столовую:

— Выше голову, Пегги. Через несколько минут все кончится.

— Прекратите так называть меня, несносный человек.

— Почему? Это ведь ваше имя, разве нет? — Эдвард держал подбородок высоко, глаза смотрели прямо перед собой, но уголки губ явно ползли вверх. — Я полюбил это имя — Пегги. Мне страшно не нравится называть вас мисс Макдугал. Макдугал звучит так банально. Не похоже на вас…

— Будьте любезны… — Пегги на мгновение закрыла глаза. «Думай, прежде чем сказать», — напомнила она себе. Открыв глаза, она обнаружила, что Эдвард с интересом смотрит на нее. Она отбросила всякие сомнения. — Будьте любезны, оставьте меня в покое.

— Вы требуете невозможного. — Уголки его губ теперь уже явно поднялись в улыбке. — Мне уже довелось попробовать на вкус ваши сладкие губы, помните. Вы же не можете ожидать, чтобы я удовлетворился просто легкими поцелуями, которыми мы обменялись прошлой ночью…

— Легкими поцелуями! — Пегги горько рассмеялась. — Эти легкие поцелуи едва не сделали мои губы иссиня-черными.

— Вам нужно было видеть мою щеку после того, как вы меня огрели.

— Ха! Вы полагаете, что это больно? Если вы еще посмеете так грубо обходиться со мной, как позволили себе в Большом зале, я не ограничусь просто пощечиной!

Эдвард поднял брови.

— Ужасные угрозы от миниатюрной девушки.

— Может, я и маленькая, но умею драться. Нас с Джереми целый год никто не опекал, вы знаете…

— О да, я об этом наслышан. — Эдвард посмотрел на нее сверху вниз, в его серых глазах промелькнуло удовольствие. — Вы обвинили меня в лицедействе, но я возвращаю вам обвинение. Вы талантливая актриса, Пегги.

— Я же сказала, прекратите называть меня…

— Да, и еще вы хотели, чтобы я прекратил «грубо обходиться» с вами, как вы выразились, но, если я не ошибаюсь, Пегги, прошлой ночью были один или два момента, когда вам нравилось…

— Ничего подобного, я никогда…

— Да, да, но если отбросить целомудренные протесты, вы же не можете сказать мне, что ничего не чувствовали, когда мы целовались. Вы просто забыли, что я тоже там был. Я же помню, что ваше сердце билось, как птичка.

— Во имя всего…

— И я ощущал страсть на ваших губах, Пегги. Вы сколько угодно можете выставлять напоказ свою девичью скромность, — Эдвард подвел ее к стулу у длинного обеденного стола справа от себя, — но мы оба знаем, невозможно отрицать, что между нами разгорелось пламя.

Усевшись, Пегги взяла салфетку и яростно ее потрясла. Она не обращала внимания на окружавших их людей, которые весело болтали, время от времени посматривая на красивую, увлеченную спором пару во главе стола.

— Я скажу вам, чего нельзя отрицать, — процедила сквозь зубы Пегги, склоняясь к нему так, что ее грудь, которую он уже не только лицезрел, напряглась.

— О? — Эдвард тоже сел на свое место и поставил локоть на стол, чтобы лучше слышать ее шепот. — И что же это?

— Что вы самовлюбленный, бессердечный эгоист. — Пегги откинулась на стуле и опустила ресницы, повернувшись к нему. — Вот что! — Затем она обратилась к гостю справа от нее — им оказался граф Дерби — и широко улыбнулась: — Милорд, вы ничего не едите! Суп очень вкусный!

Вечер тянулся медленно, и Пегги, которая считала себя человеком широких взглядов, стала подмечать любопытные вещи, наблюдая за собравшимися. Проведя день в обществе приглашенных дам, девушка сочла их благородными леди высшей пробы. Но разве благородные дамы могут так явно флиртовать с мужчинами, которые не являются их мужьями? Разве хороший вкус — навешивать на себя столько украшений и краситься так вульгарно? Разве прилично воспитанным дамам отпускать замечания по поводу стоимости поданного шампанского и по поводу того, как расточителен лорд Эдвард, отдавший распоряжение закупить так много гусиной печенки? И разве воспитанные дамы могут перебивать друг друга, стараясь высказать что-нибудь остроумное джентльменам?

Пегги не могла сказать, что все присутствующие дамы были столь же злобно-мстительны, как виконтесса. Нет сомнения, что леди Герберт и ее дочери вели себя неизменно вежливо и располагали к себе. Но вдова леди Селдон и ее непристойные намеки! А жена графа Дерби? Она открыто подсовывала свою грудь маркизу Линну, и это под самым носом у мужа! И как она могла позабыть про виконтессу, которая с достоинством приняла свое новое место, а сейчас громко смеялась какой-то шутке сэра Томаса Пейтона, отпуская замечания относительно того, во сколько обошелся лорду Эдварду кларет.

Сомнительное поведение было присуще не только женщинам. Граф Дерби, сидевший справа от Пегги, начал вечер с плотоядных взглядов на ее декольте и с заявлений в адрес лорда Эдварда, что он счастливчик, просто счастливый человек, заполучивший такую свояченицу. Затем он начал читать стишки столь скабрезного содержания, что у Пегги зарделись уши. Наискосок от нее старший сын маркиза Линна поедал горошек прямо с ножа, а его соседка по столу, Энн Герберт, не знала, куда спрятать глаза. В какой-то момент Пегги встретилась с ней глазами, и девушки обменялись сочувственными гримасами.

Пегги думала, что после обеда ситуация изменится, но она ошибалась. После того как мужчины удалились в бильярдную, чтобы покурить, виконтесса хлопнула в ладоши и отдала приказ лакеям устроить в Большом зале сцену для шарад. Некоторые дамы радостно завизжали, а леди Герберт объявила, что у нее болит голова, и с двумя своими дочерьми, которые были «вне игры», удалилась. Позднее Пегги сообразила, что ей следовало обратить внимание на этот недвусмысленный знак осуждения и поступить так же, но поскольку девушка никогда не играла в шарады, ей хотелось посмотреть, как это происходит.

Возвращение джентльменов послужило сигналом к началу игры, и компания расселась по креслам, которые по этому случаю лакеи вынесли в Большой зал. «Сценой» служило пространство между изгибом двойной лестницы. Виконтесса и слабо сопротивлявшийся Эдвард должны были первыми изобразить живую картину. Пегги уже знала, что она будет на тему сераля, поэтому не удивилась, когда Эдвард появился голый по пояс с кривой турецкой саблей на боку. Но когда виконтесса с надменным видом вышла из дверей столовой в одеянии настолько прозрачном, что оно вполне могло быть сшито из газовой материи, а затем исполнила причудливый танец, Пегги не выдержала.

Поскольку девушка сидела в последнем ряду и не участвовала в игре, ее уходу ничто не мешало. Ей не хотелось у всех на виду подниматься по лестнице, когда представление было в полном разгаре, но теперь Пегги знала, как пробраться через кухню по служебным переходам. Ее внезапное появление на кухне вызвало некоторое замешательство — Эверс, кухарка и миссис Прейхерст обедали, а младший состав ожидал своей очереди, и все повскакали с мест, когда вошла Пегги. Она попросила их заниматься своими делами, объяснив, что просто хочет подняться наверх, чтобы навестить Джереми, и не может сейчас воспользоваться главной лестницей.

Миссис Прейхерст посмотрела на нее несколько пристальнее обычного, будто уличив ее в неискренности, но девушка не стала останавливаться для дискуссий. Ей и в самом деле хотелось заглянуть к Джереми, прежде чем уйти в свою комнату. Однако она застала племянника уже спящим, он очень устал от целого дня игр. Завтра предстоял еще более трудный день: его ждала первая в жизни охота на лис. Пегги не особенно одобряла того, чтобы такой маленький мальчик участвовал в охоте, но пока она болела, дядя пообещал Джереми, и она не могла заставить Эдварда нарушить свое слово. Девушка опасалась, что Джереми будет расстроен, когда собаки настигнут лису…

Люси ожидала Пегги в Розовой комнате и была удивлена, что хозяйка вернулась так рано. Она, однако, ничего не сказала, только поинтересовалась, как Пегги понравился обед. Девушка солгала, ответив, что все было очень мило. После того как хозяйка переоделась ко сну, а ее длинные темные волосы были аккуратно расчесаны, Люси ушла, оставив Пегги задумчиво смотреть на огонь и вспоминать не очень удачно проведенный день.

Девушка страшно переживала, что Эдвард опять увидел ее с голой грудью, — оказаться в подобной ситуации не пожелаешь и худшему врагу! Его же грудь, как заметила Пегги за тот короткий миг, пока оставалась зрительницей шарад, была мускулистой, широкой и поросшей восхитительным покровом густых черных волос. Это была грудь, на которую ни одна девушка не отказалась бы приклонить голову. Грудь, на которой можно согреться в холодную ноябрьскую ночь. Это была грудь…

Злясь на себя за такие мысли, Пегги повернулась на другой бок и запретила себе думать об Эдварде. Вместо этого она стала думать о том, как бы ей хотелось попросить уехать всех его отвратительных друзей. Она представила, как стоит у массивных ворот замка, высокомерно выпроваживая их на холод, и с особенным удовольствием вообразила, как дает хорошего пинка на прощание графу Дерби.

Глава 17

Сняв сережки и небрежно бросив их в обитую шелком шкатулку, которая стояла на туалетном столике, виконтесса хрипло рассмеялась.

— А как ты думаешь, Эдвард, куда это исчез твой ящичек для пожертвований? — спросила она, любуясь своим отражением в зеркале. — Мне кажется, она не дождалась даже нашего выступления, чтобы оценить твою мужскую красоту.

Эдвард, который стоял в Белой комнате перед камином, нахмурился и промолчал. Он опять был в вечернем костюме и держал в руке рюмку с коньяком. Игра закончилась, участники разошлись по своим комнатам, а ему было тревожно, даже несколько не по себе. Возможно, причина крылась в непомерном количестве спиртного, которое было выпито за вечер. Но скорее всего его не радовала перспектива подъема на заре и выезда на псовую охоту.

Арабелла сняла перчатки и осмотрела свои безукоризненные ногти.

— Знаешь, Эдвард, по-моему, мы сегодня вечером шокировали эту штучку.

Эдвард оторвал взгляд от огня.

— Что?

— Эдвард, я же просила тебя не говорить «что». Это так вульгарно. — Арабелла принялась шпилька за шпилькой разбирать сложное сооружение, которое весь вечер украшало ее голову. — Я сказала, что мы, похоже, шокировали твою маленькую дочку священника. Уверена, она даже не знала, что про нас и думать.

— Что ты имеешь в виду? — Теперь Эдвард был весь внимание.

— Ну, она совершенно не привыкла к утонченному обществу. Никогда прежде не играла в шарады. Знаешь, сегодня днем она устроила здесь нелепую игру под названием «мушка». Дорогой, я не играла в «мушку» уже тысячу лет. Леди Селдон эта идея чуть не уморила до смерти. Но мы все же поиграли… Не могу дождаться, чтобы посмотреть, какие захватывающие игры мисс Макдугал запланировала на завтра. Не сомневаюсь, жена Герберта одобрит. Не понимаю, почему ты всегда и всюду приглашаешь сэра Артура. Они такие чопорные, он и его вечно охающая женушка.

Эдвард выпил содержимое своей рюмки и оглядел апартаменты. Это была так называемая Белая комната, потому что вся обстановка, включая стены и ковры, была цвета слоновой кости. Она удивительно подходила Арабелле, поскольку своей цветовой гаммой придавала леди хоть какую-то окраску.

Чего в Белой комнате, к сожалению Эдварда, не было, так это винного бара. До библиотеки было далеко, но ничего другого ему не оставалось. Эдварду нужно было еще добавить, и как можно скорее.

Арабелла расчесывала длинные светлые волосы. Они были тонкие, шелковистые, и Эдвард помнил, что в свое время он испытывал восторг, когда она распускала их и ласкала ему грудь. Он спросил себя, не намеренно ли она подвергает его искушению. Прекрасно зная Арабеллу, он догадывался об ответе.

— А ее лицо, дорогой! Ты видел, какое у нее было лицо, когда Дерби заговаривал с нею? Я чуть не до колик смеялась. Не удивлюсь, если у этой бойкой девчонки сегодня ночью будет посетитель.

— Она запрет дверь, — ляпнул Эдвард, пожав плечами. Но когда Арабелла, которая снимала чулки, подняла на него глаза, он понял, что этого говорить не следовало.

— А ты откуда знаешь, что она запирается на ночь? — На губах виконтессы играла широкая улыбка, которая не касалась ее бесцветных глаз. — Дергал за ручку?

Эдвард отвернулся, по-прежнему сжимая в пальцах рюмку. Черт бы побрал Эверса, который не догадался поставить графины с коньяком во всех комнатах! Придется поговорить об этом с дворецким.

— Конечно, нет. Не будь смешной. А чего еще можно ожидать от такой девушки? Она же не дурочка.

— Нет, — медленно проговорила виконтесса. — Она не дурочка. Однако она вызывающе невинна, не правда ли, Эдвард?

Он через плечо посмотрел на свою любовницу. Арабелла была в прозрачном пеньюаре нежно-голубого цвета, волосы распущены по плечам. Она выглядела значительно моложе своих сорока лет. Всего на десять лет старше Эдварда, но на целую вечность старше девушки, о которой они говорили.

— Я не понимаю, о чем ты, — наконец откликнулся Эдвард.

Арабелла мелодично засмеялась:

— Ох, не лги мне, Эдвард. Ты же знаешь, что это бесполезно. Я же видела тебя прошлой ночью. Тебя и эту девчонку. И я вовсе не виню тебя. Уверена, в том, чтобы соблазнить девственницу, есть своя изюминка. Скажи, а раньше у тебя были девушки или же это первая?

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Эдвард бросил рюмку в стену. С жалобным звоном хрусталь разлетелся на мелкие осколки. Арабелла испуганно смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Эдвард, дорогой, — проговорила она едва слышно. Даже под слоем помады было заметно, как сильно побледнели ее губы. — Я задела тебя за живое?

Не сказав в ответ ни слова, Эдвард вышел и с силой захлопнул за собой дверь.

Глава 18

Пегги проснулась с чувством облегчения и сначала не могла сообразить, почему у нее такое хорошее настроение. Потом она вспомнила, что сегодня в поместье Роулингзов охота на лис и Эдвард со своими друзьями, включая виконтессу, будут отсутствовать весь день. Значит, она сможет провести время так, как сама захочет. Пегги собиралась побыть с леди Герберт и ее дочками, из которых никто не увлекался спортом, может быть, за исключением младшей, — но пятилетняя Мэгги была слишком мала для псовой охоты. Пегги быстро привела себя в порядок, нашла леди Герберт, и дамы, не откладывая, разработали приятный график мероприятий — поход за покупками в деревню, благотворительный визит в женскую семинарию и затем ленч.

После ленча гостям была предложена экскурсия по садам поместья, хотя дорожки были засыпаны снегом, на клумбах не было цветов, а деревья стояли совсем голые. Тем не менее, младшие дочки Гербертов, в уютных пелеринках и варежках, с удовольствием носились по лабиринтам живых изгородей до тех пор, пока их щеки не стали такими же бордовыми, как были накануне вечером у их отца. Леди Вирджиния и ее старшие дочери вели себя более чинно. Прогуливаясь по дорожкам, рекомендованным садовником — «в это время года там чудесные сосульки», — Энн Герберт спросила Пегги, как ей живется на новом месте. Ответ Пегги был откровенным:

— Думаю, мне понравилось бы больше, если бы не пришлось делить кров с Эдвардом Роулингзом.

Леди Герберт не удержалась от смешка по поводу столь прямого заявления.

— Что вы имеете в виду, мисс Макдугал? Я всегда считала лорда Эдварда неизменно приятным…

— О, он вполне приятный, — подтвердила Пегги, пнув ногой кусок льда, который упал с водосточной трубы. — Приятный, как змея.

Эта новость заставила всех трех дам навострить уши.

— Он приставал к вам? — с интересом спросила Энн.

— Энн! — Ее мать была потрясена, но и сама не сводила глаз с Пегги в ожидании ответа.

— Ну, — сказала Пегги, грея руки в муфте, — скажем так, у него не совсем обычное отношение к женщинам.

— Не ко всем женщинам, мисс Макдугал, — заметила мать семейства. — Только к хорошеньким, вроде вас.

— Вот-вот, — вставила Энн. — Он никогда не вел себя неподобающим образом со мной.

— О, Энн, ты вовсе не дурнушка, — не выдержала ее сестра Элизабет.

— Наверное, дурнушка. Иначе почему лорд Эдвард не пристает ко мне? Я знаю, что он заигрывает с каждой симпатичной дамой в округе…

— Девочки, — сурово проговорила леди Герберт. — Прекратите болтовню. Вы выставляете в неприглядном свете перед мисс Макдугал ее свояка. — Взглянув на Пегги, леди Герберт с мягкой заботой в голосе проговорила: — Мне доводилось слышать, что лорд Эдвард в какой-то степени ведет чересчур светский образ жизни, если так можно выразиться. Но его вряд ли можно винить в этом. Он красив, богат, холост и, как мы уже говорили, способен вскружить голову даме. Мне не следовало бы заходить так далеко, чтобы утверждать, что он волочится за каждой привлекательной женщиной в округе, но я скажу это, мисс Макдугал. Лорд Эдвард обзавелся многочисленными поклонницами, и, хотя сэр Артур и я всегда надеялись, что он остепенится, мне еще никогда не приходилось видеть женщину, в отношении которой у него были бы серьезные намерения.

— Он вполне серьезно увлекся виконтессой, — вставила Энн.

— Энн!

— Но, мама, ведь у мисс Макдугал есть глаза! Я уверена, она и сама заметила.

Пегги печально усмехнулась:

— Я заметила.

— Но должна сказать, — продолжила Энн, — я видела, как он вчера вечером в течение всего обеда смотрел на вас, мисс Макдугал…

— Энн!

— Ох, мама, ну пожалуйста. Мы здесь все взрослые. Почему мы не можем об этом поговорить? И мне стало интересно, что бы это могло значить. Если бы я рискнула предположить…

— Пожалуйста, Энн, прекрати, — предупредила леди Герберт.

— …то сказала бы, что он влюблен в вас, мисс Макдугал.

Пегги тряхнула головой. Она была благодарна морозу, который помог скрыть краску, залившую ее щеки.

— Нет, мисс Герберт. Если я и заинтересовала лорда Эдварда, то лишь тем, что в отличие от дам, о которых вы, леди Герберт, упомянули, не поддаюсь ему. Не думаю, что ему часто доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Я имею в виду, с сопротивлением.

Леди Герберт кивнула:

— Да, вне всякого сомнения, сопротивление — это нечто новенькое для лорда Эдварда. Вы очень проницательны, если поняли это. Многие женщины, польстившись знаками его внимания, были бы… — Она замялась, заметив возбужденный взгляд семнадцатилетней Элизабет. — В смысле… э-э…

— Да говори же, — запротестовала Элизабет, — ну, мама. Я уже достаточно взрослая…

— Еще нет, — возразила Энн, затем мудро сменила тему. — Сколько гостей ожидается сегодня на балу, мисс Макдугал?

— Ой, бал. — Пегги совершенно забыла об этом. — Я даже не знаю. Кажется, миссис Прейхерст говорила, что-то около пятидесяти…

— Пятидесяти! — большие голубые глаза Элизабет загорелись. — Как чудесно!

Пегги улыбнулась задору молодой девушки. Как бы мне хотелось быть на месте Элизабет Герберт, с завистью подумала Пегги. И иметь столь рассудительную мать и счастливых и веселых сестер. Правда, сомнительная удача — иметь отцом сэра Артура, но и это вполне сгладило бы семейное согласие, царящее в имении Гербертов. Пегги отдала бы все за малую толику такого семейного покоя! Она была напрочь лишена этого — ее мать умерла при родах. Отец после смерти любимой жены искал утешение в церкви, на дочерей у него почти не оставалось времени.

— Нам нужно возвращаться, — взглянув на темнеющее небо, сказала леди Герберт. — Пора переодеваться.

Пегги нехотя вернулась в дом, где миссис Прейхерст поведала ей о нескольких мелких проблемах по хозяйству. Когда леди Герберт и ее дочери отправились переодеваться к балу, а Пегги принялась улаживать трудности, с которыми столкнулась экономка, появился Эверс и с некоторым возмущением объявил:

— Его светлость герцог Роулингз.

Джереми с лицом и одеждой, измаранными в грязи и в чем-то похожем на кровь, с ревом влетел в Большой зал.

— О Господи! — запричитала Пегги, когда мальчик, всхлипывая, упал на колени и обнял ее за ноги. — Джереми, что случилось? В чем дело?

Усевшись на ступеньку лестницы, девушка обняла рыдающего ребенка, не обращая внимания на то, что кровь и грязь безжалостно пачкали темную шерсть ее дневного платья.

— Джерри, ты ушибся? — Пегги безуспешно пыталась заставить его поднять лицо, но Джереми только крепче прижимался к ней, рыдания сотрясали все его тело.

Пегги баюкала его на руках, шепча что-то бессвязное. Никогда еще она не видела Джереми в таком отчаянии и до глубины души испугалась. Заслышав знакомый стук каблуков Эдварда, Пегги подняла глаза, ее лицо было бледным от мрачных предчувствий.

Вместе с Эдвардом через массивные двери Большого зала ввалилась вся компания. Мужчины были забрызганы грязью с ног до головы, но все в приподнятом настроении. Больше того, большинство гостей, включая виконтессу, смеялись, словно пьяные. Пегги, которая продолжала теребить волосы мальчика, почувствовала, как в ней закипает слепая, опасная ярость. Когда Эдвард со смущенным лицом приблизился к ним, девушка спросила тихим, но таящим угрозу голосом:

— Что случилось с Джерри?

Глаза Эдварда остановились на темноволосой голове — лицом мальчик уткнулся в плечо Пегги. Впервые за все время знакомства девушка увидела, что Роулингз не может найти слов. Алистер Картрайт задвигался за спиной Эдварда, и по его лицу Пегги поняла, что он сконфужен не меньше приятеля.

Девушка неотрывно смотрела на них.

— Один из вас объяснит мне, что случилось с Джерри. Что вы уставились на меня как олухи царя небесного?!

Первым заговорил Алистер:

— Видите ли, мисс Макдугал, лорд Эдвард был не в курсе, что его светлость никогда раньше не участвовал в охоте на лис…

Пегги стрельнула глазами в Эдварда.

— Неужели? И когда же именно Джереми мог впервые участвовать в охоте? В тот день, когда его короновали короной Сиама? Ради всего святого, это же десятилетний мальчик, который вырос в доме приходского священника! Разумеется, он никогда еще не был на охоте.

— Я не знал, — выпалил Эдвард. Смущенное выражение сошло с его лица, теперь было видно, что он собирается оправдываться. — Клянусь, я думал, что он знает…

— Что знает? — Пегги требовательно смотрела на него. Так как оба мужчины молчали, девушка громко повторила: — Может здесь кто-нибудь рассказать, что приключилось с Джереми?

Алистер попытался было ответить, но Эдвард оборвал его на полуслове.

— Нет, — сказал он другу. — Это моя вина. Я принимаю на себя всю ответственность. — Он повернулся к Пегги и проговорил: — Джереми, очевидно, не знал, что когда собаки настигают лису, они, ну… едят ее.

Пегги смотрела на него большими глазами. Она прикусила губу, чтобы не разразиться смехом. И в самом деле, здесь не над чем было смеяться. С одной стороны, было по-настоящему смешно, что Джереми вообразил, что на охоте добыче просто позволяют убежать. С другой стороны, мальчик любит животных и, видимо, ему стало страшно, когда собаки, нагнав лису, стали рвать ее. Девушка, почувствовав свою вину, крепче обняла племянника. Она вспомнила, как накануне вечером, сидя у кровати Джереми, задавалась вопросом именно о том, известно ли Джереми, что его ждет на охоте. Она тогда ничего не сказала, решив, что он знает. Но откуда? Джереми, который еще несколько дней назад занимался только тем, что задирал соседских ребят да играл в пиратов, не мог иметь об этом ни малейшего представления. Желание смеяться тут же пропало, и Пегги уткнулась лбом в волосы мальчика.

— О, Джерри, — вздохнула она, — прости меня.

Сквозь всхлипы Джереми начали проступать слова.

— Они у-убили ее, — заикаясь, проговорил он. — Собаки у-убили лису, а дядя Эдвард стоял в стороне и ничего не сделал!

Пегги старалась не смотреть вверх. Она прошептала Джереми:

— Но, дорогой, собак для того и держат. Ты ведь знаешь.

— Но дядя Эдвард позволил им! И это была ласковая коричневая лиса с пятнистым хвостом. Она была похожа на Пикля!

Эдвард присел на ступеньку рядом с ними, причем так близко, что девушка ощутила тепло, исходившее от его бедра. Она почувствовала смесь запахов мокрой шерсти, лошадиного пота и едва заметного аромата виски.

— Джерри, старина, — начал он. — Я очень сожалею о том, что произошло. Я не знал, что ты так относишься к лисам…

Джереми поднял голову и посмотрел на дядю. В глазах его стояла такая злоба, какой девушка не видела никогда.

— Ты вымазал меня ее кровью! — пронзительно крикнул он. — Я просил тебя не делать этого, а ты все равно сделал! — Вновь зарыдав, мальчик зарылся лицом в платье Пегги.

Вот теперь она подняла глаза и окатила Эдварда таким враждебным взглядом, что у лорда буквально отвисла челюсть.

— Вы вымазали его кровью?

— Но это была его первая охота, — попытался оправдаться Эдвард. — Принято мазать мальчишек кровью, когда они выходят на свою первую охоту.

— Постойте-ка. Мне показалась, всего минуту назад вы утверждали, что не знали, что для Джерри это в первый раз!

Ничего вразумительного Эдвард ответить не смог и отвел глаза. В ней клокотала такая дикая ярость, что девушке было трудно дышать, правда, Пегги злилась скорее на себя, чем на Эдварда. Если бы она не думала все время о дяде, вместо того чтобы как следует смотреть за племянником, ничего подобного не случилось бы. Преисполненная отвращения к Эдварду, его гостям, но прежде всего к себе самой, Пегги нашла глазами ближайшего лакея и подозвала его.

— Не могли бы вы мне помочь? — спросила она, кивнув на мальчика, припавшего к ее груди. — Джереми нужно положить в кровать, а я не смогу его поднять.

Эдвард немедленно протянул руки, но девушка одарила его испепеляющим взглядом:

— Нет. Не вы. Вы уже достаточно сделали.

— Я его дядя, — заявил Эдвард.

— Вот как? Жаль, что вы не вспомнили об этом раньше. — Пегги почувствовала, что Джереми забирают у нее. Она вежливо улыбнулась лакею, который без слов взвалил ребенка на плечо.

Поднявшись на ноги — при этом она отстранила протянутую Эдвардом руку, — Пегги обратилась к экономке, которая стояла поблизости, не зная, куда девать руки от волнения:

— Миссис Прейхерст, будьте любезны, позаботьтесь, чтобы в детскую спальню принесли горячей воды и обед.

— Конечно, мисс, — отозвалась мисс Прейхерст, сделав книксен. — Мне так жаль, мисс.

— Мне тоже. — Не произнеся больше ни слова, Пегги стала подниматься по лестнице, не глядя ни на кого, кроме лакея с его ношей.

Глава 19

Двумя часами позже Пегги, вымыв и накормив Джереми, дождалась, пока он, наплакавшись, забылся сном. Она оставила мальчика только тогда, когда уверилась, что он заснул крепко, и направилась в свою комнату, чувствуя, что страшно устала, хотя было всего семь вечера. Все, чего ей хотелось, — это принять ванну, пообедать и лечь спать.

Но, войдя в комнату, она обнаружила Люси, которая была занята тем, что расправляла на кровати белое бальное платье. Горничная подняла голову, заслышав шаги Пегги, и облегченно вздохнула.

— Ох, мисс! Я уже было решила, что не дождусь вас. Я слышала, что приключилось с его светлостью. Какой стыд.

— Да, — кивнула Пегги.

Увидев пятна крови и грязи на платье хозяйки, Люси на миг застыла от удивления. Затем она кинулась к девушке, быстро сняла с нее испорченное платье, укутала ее в смешно отделанный перьями халат и усадила в кресло у камина. Пока Люси разбирала ее прическу и расчесывала волосы, Пегги невидящими глазами смотрела на огонь.

— Дважды заходил лорд Эдвард, мисс, — сообщила Люси безразличным тоном, который ей давался нелегко. — Хотел поговорить с вами. Он приказал, когда вы придете, сообщить его лакею. Передать, что вы примете его?

— Нет, — коротко ответила Пегги.

— Знаете, мисс, я понимаю, как вы сердиты на лорда, и совсем не осуждаю вас за это. — Люси энергично работала расческой. — Похоже, неприятности случаются каждый раз, как у него гости из Лондона. Я сама глаз не сомкнула всю ночь из-за хлопающих дверей и всякого такого.

Пегги выгнула шею, чтобы видеть ее лицо.

— О чем ты говоришь, Люси? Какие хлопающие двери?

— Ну, знаете, мисс, — горничная очень мило покраснела, — похоже, никто ночью не был там, где ему полагалось. Как только в люстрах задули свечи, все начали бегать по чужим спальням. Миссис Прейхерст это не по душе, но кто она такая, чтобы указывать лорду, как поступать его гостям? Саки говорит, ее мать работала здесь еще при старом герцоге, тогда было еще хуже. Дамы и джентльмены бегали всю ночь в нижнем белье, будто вся прислуга слепая…

Пегги покачала головой. Она никогда не считала себя ханжой, но такой неприкрытый разврат потряс девушку до глубины души. Она и не представляла, что подобные вещи существуют, кроме как в дешевых романах, которые она внимательно прочитывала, пользуясь тем, что отец не обращал на это внимания. Пегги не собиралась осуждать гостей Эдварда — видит Бог, она не из тех, кто бросает камни, — но от одной мысли о том, что, скажем, леди Селдон спит с графом Дерби, ее начинало слегка мутить.

— Прошу прощения, мисс, — прервала ее размышления Люси. — У нас очень мало времени. Гости на обед и танцы съедутся к восьми часам. Вам придется обойтись быстрой ванной… — Она вопросительно взглянула на хозяйку. — Мисс? Вы ведь хотите принять ванну?

— Да, хочу. Но вниз я сегодня вечером не пойду. — Пегги положила ноги в домашних туфельках на обитую гобеленовой тканью скамейку, стоявшую перед креслом. — Я бы хотела пообедать здесь, а потом поспать.

— О, мисс Пегги! — Лицо Люси отразило глубочайшее изумление. — Но вы должны пойти туда вечером… на балу будет больше пятидесяти человек!

— Ничего, Люси, — невозмутимо сказала Пегги. — Не я их приглашала.

— Ой, но, мисс! — Люси повернула голову, чтобы посмотреть на разложенный на кровати наряд. — Я приготовила самое красивое из ваших платьев, у него вся юбка расшита стеклярусом. В таком платье просто грех не появиться в обществе. К тому же я собиралась украсить вам голову бриллиантовой диадемой…

Пегги не удержалась и рассмеялась над огорчением девушки.

— Люси, я не пойду. Ты уж прости. Я уверена, будет еще случай надеть диадему. А теперь тебя не затруднит принести мне что-нибудь на обед? Достаточно будет немного супа с хлебом и, может быть, чуть-чуть сыра. Мне кажется, что я сейчас даже посмотреть не смогу на какое-нибудь заливное…

Ее прервал громкий стук в дверь. Пегги подозрительно прищурилась. Люси отложила гребень и, подойдя к двери, открыла ее ровно настолько, чтобы хватило выглянуть, но тот, кто стоит снаружи, не смог видеть, что творится в спальне.

— Да? — спросила она, и Пегги заметила, как напряглись плечи девушки, когда та поняла, с кем разговаривает. — Да, милорд?

В голосе Эдварда едва заметно слышались просительные нотки.

— Могу я поговорить с твоей хозяйкой? Я знаю, что она у себя…

Люси начала отрицательно качать головой еще до того, как произнесла первое слово.

— Увы, сэр. Мисс Пегги неможется…

— Тогда я буду ждать здесь до тех пор, пока она меня не примет.

— Пожалуйста, милорд. Мисс Пегги неважно себя чувствует…

— А я и не думал, что будет по-другому. И все же я хочу с ней поговорить…

Вздохнув, Пегги поднялась с кресла, запахнула халат и туго затянула шелковый пояс на осиной талии. Откинув длинные распущенные волосы на спину, она подошла к двери, взялась за ручку и распахнула дверь. Стоя рядом с Люси, которая была выше ее ростом, Пегги посмотрела на Эдварда, уже облаченного в вечерний костюм, но не менее взволнованного, чем несколько часов назад в Большом зале.

— Пегги, — выпалил он, — я бы хотел поговорить с вами наедине.

Люси уже было набрала воздуха, чтобы снова затянуть свою песню о нездоровье хозяйки, но Пегги остановила ее, положив нежную руку на плечо девушки и сказав:

— Люси, почему бы тебе не сбегать вниз и не узнать, как обстоят дела с обедом?

Горничная всем своим видом показывала, что не хочет оставлять свою хозяйку наедине с явно возбужденным лордом Эдвардом, но умоляющий взгляд Пегги заставил ее наконец решиться. Роулингз смущенно переминался с ноги на ногу в дверях, его глаза смотрели куда угодно, только не на Пегги.

Она холодно проговорила:

— Ну, проходите и говорите, что хотели.

Эдвард шагнул в комнату, и Пегги закрыла за ним дверь. Она вернулась в удобное кресло у камина. Впервые в присутствии лорда Эдварда она чувствовала удивительное спокойствие. Девушка спросила себя, что бы это могло значить. Может, он вовсе не так сильно интересует ее, как она опасалась? Пегги искренне надеялась, что это так и есть. Влюбиться в Эдварда Роулингза было бы с ее стороны непростительной ошибкой.

Недалеко от кресла, в котором сидела Пегги, стояло точно такое же, и она указала на него, но Эдвард покачал головой. Прядь иссиня-черных волос, которые казались какими-то растрепанными, упала ему на глаза. Он откинул непослушные волосы с лица и принялся вышагивать по комнате.

— Я не собираюсь долго занимать ваше время, Пегги, — начал он, его взгляд был устремлен на толстый розовый ковер.

— Мисс Макдугал, — поправила Пегги, — если вы не против.

Даже не взглянув в ее сторону, он отмахнулся от замечания. Подошел к окну, постоял, откинув лилово-розовую штору и вглядываясь в черноту зимнего вечера.

— Я хочу извиниться за то, что произошло сегодня с Джереми, — произнес в окно Эдвард. — Во всем виноват я один.

— Не вы один. — Пегги не смогла скрыть усталость, которая прозвучала в ее голосе. — Мне следовало уделять ему больше внимания.

И вновь Эдвард пропустил ее слова мимо ушей.

— Чепуха. Это полностью моя вина. Я и не думал, что он настолько чувствителен. Я почти ничего не знаю о десятилетних мальчишках…

— Как, впрочем, ни о ком другом, — мрачно пробурчала Пегги.

— Простите? — Он наконец посмотрел на нее. В его глазах отражался огонь камина. — Что вы сказали?

Пегги протянула руки к огню и без тени сомнения ответила на его взгляд.

— Сказала, что вы и обо всех остальных почти ничего не знаете.

— Что это должно означать? — Его тон был довольно резким.

— Это означает, — Пегги надменно тряхнула своими роскошными волосами, — что я считаю вас никудышным знатоком людей!

— Вот как?! — Эдвард был скорее удивлен, чем раздосадован. — Вы опять имеете в виду виконтессу?

— Не только виконтессу, — сказала Пегги. Она вскочила с кресла и повернулась к нему, вздернув подбородок. — Вы хоть имеете представление, насколько бесстыдны ваши так называемые друзья? Они самые невоспитанные люди из всех, кого я имела несчастье встречать. Я потрясена, совершенно потрясена тем, что происходило здесь, в Роулингз-Мэнор, а я не из тех, кого легко удивить.

— В самом деле? — Губы Эдварда дрогнули в насмешливой улыбке. — Вы, видно, в своем негодовании не успели хорошенько познакомиться с большей частью наших гостей…

— Потому что я никак не ожидала, что здесь меня будут тискать на ходу, как простую служанку!

Пегги буквально выкрикивала каждое слово, так сильно она разъярилась. Неожиданно девушка потеряла над собой контроль и заколотила кулачками по груди Эдварда Роулингза.

— С момента моего приезда сюда только слуги обращаются со мной вежливо! — объявила Пегги. — Вы, кажется, решили, что я своего рода игрушка, предназначенная исключительно для ваших плотских развлечений.

Эдвард медленно закрыл и открыл глаза. Он прекратил мерить шагами комнату и теперь стоял совершенно неподвижно, глядя на Пегги с недоверием, которое отчетливо читалось на его лице. А она не унималась:

— Ну так вот, для вашего сведения, Эдвард Роулингз, мне это не нравится! Вы забыли, что я выросла в доме священника, мне отвратительны блуд и разврат. Я не верю, что вы позволите, чтобы такие вещи продолжались под крышей вашего дома, особенно сейчас, когда здесь живет впечатлительный ребенок, который до сегодняшнего дня боготворил вас. — Пегги продолжала свою обличительную речь, не позволяя Эдварду вставить ни слова. — Я не ожидала, что здесь, в поместье, окажусь среди тех, кто подвергает остракизму едва знакомых людей, бросает кусочки фруктов в вырез женского платья и рассказывает пошлые истории в присутствии молодых дам…

Эдвард поднял руку, выражение его лица было вовсе не злым.

— Достаточно, — тихо сказал он. — Я все понял.

Но Пегги не собиралась отпускать его так легко.

— Вы, видимо, не понимаете, что поведение ваших гостей является вашей характеристикой, и, добавлю, нельзя сказать, что очень лестной. Люси, моя Люси, только что пожаловалась, что не сомкнула ночью глаз из-за хлопанья дверями и скрипа кроватей, и все это происходило у вас под носом…

— Пегги…

— Разве вы не видите, что, за исключением Гербертов, все эти люди просто используют вас? Вчера за обедом они обсуждали, сколько стоит каждое блюдо, которое подано на стол, их больше ничего не интересовало, кроме того, какого качества в Роулингзе фарфор, одеяла, лошади. Вы даже не нравитесь им, Эдвард. Им нравится, что вы позволили им злоупотреблять вашим гостеприимством. Миссис Прейхерст рассказала мне, что кто-то прошлой ночью даже забрался в погреб с шампанским и украл три бутылки, а одного из сыновей графа Дерби застали, когда тот пытался обесчестить прачку…

— Достаточно! — Эдварду пришлось крикнуть, чтобы прорваться сквозь этот поток слов. Девушка мгновенно умолкла, но по-прежнему стояла со сжатыми кулаками и тяжело дышала. Она вызывающе смотрела на Эдварда, зеленые глаза лучились гневом.

— Ну? — возбужденно спросила Пегги, видя, что он просто стоит и глядит на нее со странным выражением лица. — Разве вам нечего сказать?

Эдвард, вместо того чтобы накричать в ответ, задумчиво усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. Пегги совсем не такой ожидала реакции и нервно потерла одну голую ногу о другую. Она предпочла бы вспышку ярости этому загадочному поведению.

— Вы знаете, — тихо проговорил Эдвард, — что так откровенно меня не отчитывали уже двадцать лет? И последний раз это случилось именно в этой комнате? — Он прыснул. — Хотя должен заметить, что моя мать никогда не носила соблазнительных халатов вроде того, что на вас…

Пегги посмотрела на себя. Господи! Она совсем позабыла, что на ней пеньюар, который дала Люси! Какого черта она делает, может, развлекает джентльмена в своем будуаре, одетая в ночную одежду? Если бы это увидела миссис Прейхерст, она, наверное, лишилась бы чувств!

— Прошу меня извинить, — сказал Эдвард, прерывая самобичевание, которым занялась Пегги, — за все неудобства, которым вы подверглись в стенах Роулингза.

Хотя его глаза были в тени и по ним ничего нельзя было прочесть, по звучанию его голоса девушка поняла, что он говорит искренне.

— Я знаю, что вас оскорбили и я, и некоторые из моих гостей, и хочу, чтобы вы знали: такое больше не повторится.

Пегги скептически вздернула бровь, но ничего не ответила. Ее удивила капитуляция Эдварда, и вместе с тем его покорность показалась ей подозрительной. Он не отрицал ни одного из обвинений, включая направленное непосредственно против него: что Пегги для него всего лишь игрушка. Может, он так о ней и думает?

— Ну как? — Эдвард вышел из тени, и Пегги увидела, что точеные черты его лица превратились в маску раскаяния. — Я прощен? — Он так походил на Джереми, когда тот ластился к тетушке, нашалив, что девушка рассмеялась.

— Ну и ну. — Она покачала головой. — В этом все Роулингзы. Даже не знаю, что со всеми вами делать.

— Означает ли это, что вы будете на балу? — Эдвард сделал еще один быстрый шаг в ее сторону.

Она не сказала бы, что на его лице проступила тень нетерпения, но в нем определенно появилось что-то, чего не было раньше. Хотя, может, ему просто не терпелось приступить к обеду…

Пегги без особого желания согласилась присутствовать и на обеде, и на танцах.

— Но, — сказала она, предупреждающе нацелив в него палец, — лучше не подпускайте ко мне этих ваших друзей.

Эдвард положил руку на сердце и проговорил с несколько наигранным пафосом:

— Клянусь, миледи, что сегодня вечером не позволю никому покуситься на вашу честь.

— Включая и вас, — сказала Пегги, провожая его к двери.

— Несомненно. — Помедлив на пороге, Эдвард поймал руку девушки и крепко поцеловал. Прежде чем отпустить ее пальцы, он посмотрел на Пегги своими непостижимыми глазами и произнес: — Благодарю вас.

Пегги почувствовала, как тепло от его руки стало подниматься к ее плечу. Девушка потупила глаза, не выдержав настойчивости его взгляда, и вдруг поняла, что не в силах более контролировать себя. Она что-то пролепетала, едва ли понимая, что говорит. Потом Эдвард отпустил ее руку и ушел.

Глава 20

— Что вы сделали с Эдвардом? — спросил Алистер Картрайт, когда ему наконец удалось заполучить Пегги на обещанный тур вальса.

Улыбнувшись откровенному любопытству партнера, Пегги кокетливо приподняла плечо.

— Ничего, — заявила она. — А что? Вы считаете, он ведет себя странно?

— Боже мой, да. — Алистер умело кружил Пегги по прекрасно отполированному полу Большого зала, где десятки пар вальсировали под музыку октета, расположившегося в углу. — Все меня спрашивают, что произошло. Эдвард уже отправил сэра Томаса Пейтона собирать вещи за то, что тот курил опиум за бильярдом. И, как я понял, предупредил графа Дерби, что если тот будет распускать руки по отношению к его прислуге, то сделает так, что того больше не пустят и на порог «Клэридж» [1]…

Пегги вскинула брови, не в силах скрыть, что сказанное произвело на нее впечатление.

— Он что, действительно способен на такое?

— Клянусь, способен. С такими чистокровками, как у него, и при том, что принц Уэльский помешан на лошадях? Эдвард может сделать почти все, что пожелает его чертова левая нога… — Алистер виновато посмотрел на нее. — Прошу прощения. Нечаянно сорвалось с языка.

Пегги рассмеялась, от выпитого за столом шампанского и от кружения в танце она ощущала удивительную легкость.

— Ругайтесь, сколько вздумается. Я не обращаю внимания.

— Нет? — Алистер обрадовался. — Господи, да вы просто душка. А теперь серьезно, скажете или нет, что вы сделали с Эдвардом?

— Ничего я с ним не делала, — заявила Пегги. — Честно, я даже не понимаю, о чем вы!

— Лгунья, — улыбнулся Алистер. — Такие сияющие глаза, как у вас, ни к чему хорошему не приводят. Даже такому кретину, как я, это ясно.

Пегги лишь со смехом покачала головой. Она отдавала себе отчет в том, что ее глаза сверкают, соперничая с бриллиантами в диадеме, венчавшей ее сложную прическу, но ничего не могла с собой поделать. Одетая в белое бальное платье, расшитое сверкающим стеклярусом, Пегги понимала, что благодаря мистеру Уэрту выглядит, как принцесса из одного из сборников сказок Джереми. Она видела удивленно поднятые брови виконтессы и ее друзей, когда Эверс объявил о ее появлении и она спустилась по лестнице во всем блеске.

Но если кто-нибудь думал, что она и вести себя будет как принцесса, то его ожидал настоящий сюрприз. Потому что Пегги решила отплатить за каждый знак пренебрежения со стороны виконтессы и ее друзей… нелюбезностью вместо грубости. Когда Эдвард встретил ее у основания лестницы с глазами, откровенно сиявшими восхищением, она поступила именно так: величественно улыбнулась всем гостям, особо оценив наряд леди Арабеллы и даже мило поинтересовавшись, где та купила свой веер. Виконтесса, побледневшая от злости, отвечала односложными фразами, а Эдварда происходящее откровенно позабавило.

Никто не мог бы сказать, что Пегги сделала что-то, выходящее за рамки обязанностей вежливой хозяйки.

Поскольку лорд Эдвард был наиболее высокопоставленным из присутствующих, он и должен был открыть бал танцем с хозяйкой. Пегги, которая достаточно часто повторяла, что это гости его, а не ее, не считала себя хозяйкой бала и ожидала, что Эдвард пригласит на первую кадриль виконтессу. Когда он подошел к ней, девушка только-только положила в рот меренгу. Низко поклонившись, Эдвард как бы невзначай пригласил ее на танец. Пегги от изумления чуть не подавилась…

Скоро Пегги обнаружила, что не она одна удивлена таким поворотом событий, хотя, за исключением Гербертов и, может быть, Алистера Картрайта, только для нее это чувство не было связано с разочарованием. Она заметила, что виконтесса переходит от одной группки гостей к другой, что-то зловеще шепчет, прикрываясь веером и целясь мрачным взглядом в Пегги и в ее многочисленных партнеров по танцам. Это, однако, нисколько не беспокоило девушку. Ей было слишком хорошо, и она не собиралась позволить Арабелле Эшбери испортить ей вечер.

Вновь обратив внимание на мистера Картрайта, Пегги поняла, что тот продолжал обвинять ее в том, что она «что-то сделала» с его другом.

— Вы уж простите, — сказала она, — но я, право, не понимаю, о чем идет речь. Мыс лордом Эдвардом даже едва ли друзья. Мы чаще ругаемся, чем ладим. Может быть, он переживает по поводу какого-нибудь оскорбления, которое я ненароком обронила?

— О, вы полагаете, дело в этом, да? Тогда почему он то напевает, то вдруг впадает в бешенство? — Вглядевшись в лицо Пегги, Алистер вдруг стал серьезным. — Вы не знаете?

Так как Пегги не могла поверить в то, что перемена в Эдварде как-то связана с ее словами, она покачала головой. Скорее всего, он просто выполнял свою часть их недавнего соглашения, вот и все. Но и этого уже было достаточно. Пегги еще не была так счастлива с самого приезда в Роулингз.

Пока Алистер кружил ее в вальсе, они несколько раз проплывали мимо Энн Герберт, и та неизменно улыбалась Пегги. Хитроумный, но добрый план возник в голове девушки, и она сказала Алистеру:

— Мне кажется, вам бы следовало пригласить на следующий танец Энн Герберт.

Несколько смутившись, Алистер спросил:

— Кого?

— Энн Герберт. Старшую дочку сэра Артура. Такая милая девушка.

Он взглянул в сторону Энн.

— Вы про нее? Ту дурнушку?

— Она не дурнушка, — обиделась за подругу Пегги. — Красота Энн настолько нежная, что ее трудно оценить случайным взглядом. Поверьте, вам следует пригласить ее на танец.

Как типичный представитель мужской половины человечества, Алистер начал артачиться в ответ на приказной тон.

— Зачем это?

— Ну, потому что она сегодня говорила мне, что считает вас очень привлекательным, — без зазрения совести солгала Пегги. — К тому же она находит, что вы забавный.

Алистер приосанился.

— Правда? И привлекательный?

— О, весьма!

Когда закончился их тур, Алистер поклонился Пегги, а затем подошел к Энн, которая страшно удивилась тому, что такой видный джентльмен пригласил ее на танец. Такое событие с ней случилось впервые в жизни.

Оставшись без партнера, Пегги осмотрела зал, ее глаза искали один черный фрак в целом море вечерних нарядов. Она мгновенно обнаружила Эдварда, танцевавшего с огромной незнакомой дамой и выглядевшего совершенно несчастным. Пегги прыснула в кулачок. Она знала, что бал — это огромная трата денег, но — ах! — ей так нравился этот праздник!

Почувствовав, что прическа под диадемой сбилась, Пегги решила воспользоваться несколькими минутами свободы и поспешила наверх в свою комнату, где Люси уложила локоны, немного растрепавшиеся во время вальсирования. Освежившись и перекинувшись с камеристкой несколькими словечками, Пегги вышла из Розовой комнаты, спеша вернуться в зал. В коридоре она услышала незнакомые голоса. Одна из спален неподалеку от комнаты Пегги на вечер была преобразована в гардеробную для леди, и несколько дам только что вышли из нее, тихонько переговариваясь между собой. Охваченная внезапным приступом стеснительности, Пегги нырнула в дверной проем, чтобы не вступать в разговоры со светскими дамами, — она особенно этого не хотела после выпитого ею шампанского.

— Не может такого быть, — вскрикнула одна из дам. — Просто отказываюсь верить!

— Арабелла уверяет, — твердо сказала другая гостья.

— Но откуда она об этом знает?

— Она заявляет, что Эшбери, когда все происходило, был там. В Венеции.

— Если это правда, то почему Эдвард ничего не знает?

— А может, и знает.

— Тогда с какой стати он позволил сестре этой шлюхи переехать сюда жить?

Пегги почувствовала, как забилось ее сердце. Говорили о ней!

— А что он мог сделать? Правда это или нет, но мальчик все же новый герцог Роулингз. И говорят, он бы никогда не приехал без тетки.

— Эдвард больше всего на свете боится, что ему навяжут этот титул…

— Но то, что лорда Джона убил любовник его жены — это уж слишком! Так бывает только в романах!

— И все же это правда. С какой стати Эшбери такое выдумывать?

Первая дама фыркнула:

— Арабелла ревнует. Даже дураку понятно, что лорд Эдвард положил глаз на эту сестричку.

— Она не выдумывает, — раздался голос пожилой дамы. — Я вспоминаю, что-то похожее говорили, когда умер лорд Джон…

— Боже! Вы понимаете, что это значит? А то, что мальчик может оказаться вовсе и не Роулингзом!

Голоса дам растаяли вдалеке. Стоя в тени, Пегги вся дрожала.

Не может быть. Не может быть. Как могла виконтесса быть такой жестокой? Рассказать всем… всем! Кто-нибудь обязательно проговорится Эдварду, и что тогда? О Господи!

Слепо бредя по галерее с поникшей головой, Пегги миновала парадную лестницу и направилась в сторону служебной. Ей нужно было немного побыть одной, чтобы не слышать сплетен и не видеть многозначительных взглядов. Она инстинктивно направилась в оранжерею, выбрав кружной путь через кухню, где все были слишком заняты приготовлением еды, чтобы обращать внимание на нее.

В сумраке оранжереи — только лунный свет пробивался внутрь сквозь стеклянную крышу — Пегги стало немного лучше. Она шагала по дорожкам между кадками с цветами, вдыхая аромат роз, перемешанный с запахом торфа. Было необычно видеть такие прекрасные цветы, когда за окнами повсюду лежал снег. Сюда едва доносился звук оркестра из Большого зала. Временами из соседнего коридора слышались звон бокалов и взрывы смеха.

Как далеко она теперь от тихой жизни в Эпплсби! Там было два платья, здесь двадцать, там заботы, где бы раздобыть деньги на еду, здесь — боязнь переесть. Это ее первый бал, первый вечерний «выход в свет». А она спряталась среди лилий и папоротников! Но она не может, не смеет вернуться в зал, где виконтесса распускает эти слухи. А если кто-нибудь передал их лорду Эдварду? Что он на это скажет? Как поступит?

Раздавшийся поблизости звук заставил Пегги остановиться и поднять глаза. В тени куста рододендронов виднелось что-то большое, темное. Пегги услышала хриплое дыхание. Господи Боже, взмолилась она про себя, чувствуя, как покрывается гусиной кожей. Это великан-людоед из книжек Джереми…

— Мисс Макдугал! — Великан, оказывается, знал ее имя, но его голос был не знаком девушке. — Как кстати, что я набрел на вас здесь среди других диких цветов.

Пегги прищурилась в темноту. Ее первым побуждением было бежать, но не хотелось без крайней нужды демонстрировать трусость.

— Кто это? — пролепетала она. — Покажитесь.

Повинуясь, великан вышел на лунную дорожку, и Пегги с удивлением обнаружила, что перед ней граф Дерби.

— Ох, это вы? — сказала она.

Граф сделал еще один шаг вперед и подтвердил:

— Да, я. Простите за беспокойство. Вы ждали еще кого-то?

Пегги заморгала.

— Нет.

— Я спросил только потому, что странно видеть вас здесь, когда в разгаре танцевальный вечер. — Что-то в поведении графа показалось Пегги необычным. Но она никак не могла понять, что именно. — Вы точно никого не ждете? Возлюбленного, например?

Пегги почувствовала, как загорелись ее щеки.

— Конечно, нет! — воскликнула она.

— Значит, мы встретились совершенно случайно, — подытожил граф.

Пегги из-под ресниц разглядывала графа. Это был крупный мужчина моложе средних лет, однако черты его лица уже начали расплываться — сказывался распутный образ жизни. Когда-то Дерби был мускулистым. Теперь же мускулы превратились в жир, шея стала непомерно толстой и отчетливо проявился животик. Глядя на графа, Пегги подумала о его старшем сыне, двадцатилетнем оболтусе, который уже успел обидеть всю женскую часть персонала Роулингза. Яблоко от яблони, сказала себе Пегги, и, насторожившись, отступила.

— Вы ведь молчунья, правда, малышка? — Лорд Дерби приблизился еще на шаг. — Мне нравится это в женщинах, не люблю всякие пересуды, смешки.

— Лорд Дерби, — проговорила Пегги, продолжая пятиться. Почему-то ей стало страшно. — Я… я как раз собиралась в бальный зал. Может быть, вы меня проводите?

— К чему спешить? Мне здесь нравится. Приятно и тихо. — Он говорил, проглатывая буквы, поэтому получилось: «прятно и тхо».

До Пегги дошло, что гость, должно быть, здорово пьян, если забрел так далеко от накрытого стола.

— Тогда, может, подождете здесь, а я схожу и принесу вам еще выпить? Хотите?

Граф Дерби помахал у нее перед носом толстым пальцем.

— Ты не вернешься. Знаю я таких, как ты. Только дразните!

— Ну конечно, я вернусь, — солгала Пегги с ясными глазами. — Мне тоже нравится здешняя тишина. Вам шампанского или красного вина, лорд Дерби?

— Я бы хотел, моя девочка, чтобы ты постояла минутку спокойно. — Граф провел своей толстопалой рукой по глазам. — Я от тебя пьянею, все вокруг так и вертится…

Пегги предприняла попытку прошмыгнуть у него за спиной, полагая, что граф настолько пьян, что не сможет поймать ее. Надежды не оправдались. Проворно, как кошка лапу, лорд Дерби выкинул руку и крепко обхватил ее тонкую талию и притянул девушку к себе так, что та чуть не задохнулась в мягких складках жира под его черным жилетом.

— Лорд Дерби! — вскрикнула Пегги, которая скорее удивилась неожиданности атаки, чем разозлилась. — Что…

— Ты мне приглянулась, девочка моя, — громко заявил граф. — Ты мне напомнила кое-кого — даму, которую я в прошлом году встречал в Лондоне. Хоть ты чуть покрасивее, но у тебя такие же розовые щечки…

— Лорд Дерби! — Щеки Пегги пылали не от возмущения, а от стыда. Вполне могло быть, что он действительно встретил в Лондоне кого-то, кого она ему напомнила. И для этой «дамы» поведение, которое граф демонстрировал сейчас, было приемлемо. Если он вдруг вспомнит…

Пегги в ярости ткнула кулаком в широкую грудь графа.

— Как вы смеете! Пустите меня сейчас же, или я все расскажу лорду Эдварду!

Лорд Дерби рассмеялся:

— Думаешь, старина Эдвард будет меня осуждать? Будь я проклят, если у него на уме не то же самое!

Из темноты прозвучал ледяной голос:

— Ну все, достаточно, Дерби. Отпусти девушку.

Граф Дерби так быстро освободил ее, что Пегги попятилась назад и упала бы, не поймай ее за руку лорд Эдвард. Он смотрел на девушку сверху вниз, его глаз не было видно в темноте, но на губах застыла усмешка, в которой отсутствовала даже тень веселья. Пальцы, обхватившие голое предплечье Пегги, были холодны как лед.

Ровным, твердым голосом Эдвард сказал лорду Дерби:

— Ну что, старина, я ведь предупреждал, что произойдет, если ты хоть пальцем коснешься мисс Макдугал. Кажется, ты забыл…

— Он ничего не сделал, — вмешалась Пегги. Ей вовсе не хотелось стать причиной дальнейшего осложнения отношений Эдварда с его друзьями. — Я имею в виду, он даже не прикоснулся ко мне пальцем.

— Нет?

Пегги быстро кивнула. Она ни у кого еще не видела такого лица, каким стало лицо Эдварда. Это сильно напугало ее.

— Тогда он счастливчик, — сказал Эдвард. Его холодные глаза ни на миг не выпускали из поля зрения чуть покачивавшуюся фигуру лорда Дерби. — Потому что, если бы он это сделал, у меня не было бы иного выбора, кроме как вызвать его на дуэль. Да, старина?

— Думаю, да, — пробормотал тот и икнул, при этом он казался не особенно обеспокоенным. — Раз уж ты так говоришь, Роулингз.

Бросив последний предупреждающий взгляд в направлении графа, Эдвард отпустил руку Пегги, приобнял ее за талию и повлек из оранжереи в полумрак коридора.

— Что, — Эдвард напустился на нее, как на провинившуюся школьницу, — вы делали там одна? Где ваш здравый смысл? Почему вы не сказали мне, куда идете? Я вас повсюду искал.

Вспыхнув от негодования, Пегги позабыла обо всех своих страхах.

— Я и не знала, что обязана спрашивать вашего разрешения, чтобы покинуть комнату!

— Вы не обязаны спрашивать моего разрешения, — поправил Эдвард. — Но могли бы сообщить мне, что покидаете бал. Пегги, это не совсем то же самое, что праздник урожая в Эпплсби. Такие люди, как мои гости… привыкли поступать, как им вздумается. Неумно со стороны молодой женщины бродить одной без сопровождающего, когда эти джентльмены навеселе.

Пегги стрельнула в него глазами.

— Джентльмены! Не уверена, что их правильно так называть! — Увидев, что он ведет ее к Большому залу, девушка неожиданно заупрямилась: — О нет!

Эдвард непонимающе посмотрел на нее:

— Что? Вы еще не готовы вернуться?

— Я… — Пегги в отчаянии подняла глаза. Ей нравилось чувствовать его руку, которая обнимала ее талию, тепло этого полуобъятия. Она боялась, что это ей даже слишком нравится. Не стоит привыкать к вниманию Эдварда. Его не станет в ту минуту, когда до него дойдут слухи. И что делать с пьяным признанием лорда Дерби — что Пегги напомнила ему кого-то? А вдруг, придя в себя, граф вспомнит, на кого именно похожа мисс Макдугал? Пегги сделала легкое нервное движение с целью освободиться, и Эдвард моментально убрал руку, будто от разогретого металла, к которому невозможно прикасаться.

— Мне действительно не следует возвращаться туда, — запинаясь, проговорила Пегги. — Лучше я пойду к себе…

— А-а, — понимающе осведомился Эдвард, — немного перебрали шампанского?

— Да-а, — прошептала Пегги. — Именно. Если позволите…

— Нет. — Эдвард взял ее под локоть. — Я провожу вас до комнаты. — Когда Пегги попыталась протестовать, он вскинул руку. — Ну-ну, вспомните лорда Дерби. Вам же не хочется наткнуться в коридоре еще на кого-нибудь из моих пьяных гостей. Я настаиваю.

У девушки не осталось выбора, кроме как позволить ему отвести себя в Розовую комнату. Они прошли по черной лестнице и никого не встретили по пути. Только когда они оказались у дверей спальни Пегги, Эдвард с интересом спросил:

— А могу я поинтересоваться, по какой причине вы решили навестить оранжерею?

Она взглянула на него. В тусклом свете Пегги могла видеть лишь очертания могучей фигуры своего провожатого, и все выглядело немного пугающим. Девушка вздохнула, ее глаза наполнились слезами.

— Ну же, ну же, — вдруг проговорил Эдвард. Он взял ее пальцами за подбородок и приподнял лицо к свету. — Это что, слезы?

Пегги быстро заморгала. Она стыдилась своей слабости.

— Нет, — прерывающимся голосом возразила она. — Я просто… что-то попало в глаз.

— Не верю. — Эдвард достал из кармана жилета белый льняной платок и промокнул его кончиком уголки блестевших зеленых глаз. — Пегги, в чем дело? Вы можете рассказать мне?

Тронутая теплотой, зазвучавшей в его голосе, Пегги потупила глаза.

— Я не смею, — едва слышно прошептала она.

— Расскажите мне. Разве не я прогнал ужасного священника? И омерзительного лорда Дерби! Может, и здесь я смогу помочь.

— Вы не сможете, — промолвила Пегги и вдруг разрыдалась.

Эдвард был так изумлен, как если бы в замке вдруг разразился ливень. Он тихо выругался, затем, оглядев коридор, потянулся к ее двери.

— Проходите, — скомандовал он. — Мы — я и вы — все обсудим. Прямо сейчас.

У Пегги не было сил протестовать. Она никак не могла прекратить плакать. Вконец расстроенная, она побрела прямо к кровати и, бросившись на постель, уткнулась в подушки. Ее совершенно не заботило, что делал Эдвард. Люси, судя по всему, ушла вниз поужинать, оставив комнату в полной темноте, — спальню освещали только блики затухавшего в камине огня. Пегги услышала, как Эдвард запер за собой дверь, чтобы им никто не помешал.

Если он и посчитал поведение Пегги необычным, то никак не показал этого. Когда девушка наконец немного успокоилась и подняла голову от ставшей совершенно мокрой подушки, она увидела, что Эдвард стоит неподалеку от кровати. Он с непроницаемым лицом смотрел на Пегги, руки были скрещены на груди.

— А теперь, — проговорил он, — вы не против того, чтобы рассказать, в чем же все-таки дело?

Пегги всхлипнула. Не было больше смысла избегать этого разговора. В конце концов, он все равно услышал бы это от кого-нибудь другого. Глубоко вздохнув, Пегги начала:

— Я… Я услышала, как несколько дам сплетничали.

— Да? — Тон Эдварда вряд ли можно было назвать заинтересованным. — У дам в обычае этим заниматься. Что конкретно они говорили?

Она не могла удержаться, чтобы не всхлипнуть в последний раз.

— Что… что ваш брат Джон погиб на дуэли из-за моей сестры Кэтрин.

Она быстро взглянула на Эдварда, чтобы увидеть, как он воспринял это известие. Тот чуть крепче сжал челюсти.

— Понятно, — отозвался он. Голос оставался бесстрастным. — Интересно, откуда эти дамы услышали такую небылицу?

— Я… Не знаю, — солгала девушка. Она не посмела сказать, что слух распустила виконтесса. Роулингз опять мог заподозрить ее, Пегги, в ревности…

Эдвард опустил руки и подошел к кровати. Пегги, чуть задрожав под его прямым взглядом, старалась не поддаться испугу. Она подняла подбородок и храбро уставилась на Эдварда, хотя понимала, что преимущество у него, поскольку он стоит, а она лежит, утопая в собственных юбках.

— Это правда? — просто спросил он.

Пегги сморгнула, но собралась с духом и снова взглянула ему в глаза.

— Да, — сказала она.

На скулах Эдварда ходили желваки, как будто он боролся со своими чувствами. Когда ему, наконец, удалось успокоиться, он резко спросил:

— Откуда вы знаете?

— Она сама мне сказала.

— Но ведь ваша сестра умерла в Италии всего через несколько месяцев после Джона… — Увидев, что девушка покачала головой, Эдвард вдруг охрип. — Что… что вы говорите? Что… ваша сестра не умерла?

— Да. — Пегги очень старалась, чтобы ее голос не дрожал.

— Для чего? Для чего было лгать? — Слова вылетали быстро и отрывисто, будто каждое по отдельности исторгалось из его души.

— Так лучше. — Пегги села, беспомощно разведя руками, которые до сих пор были в бальных перчатках. — Лучше, чтобы люди считали ее умершей. Поверьте мне.

— Почему? — Эдвард уже не мог сдерживать себя. Он подался вперед и схватил обнаженные плечи Пегги. — Почему вы пошли на обман?

— Потому, что она умерла, — твердо сказала Пегги. — Кэтрин Макдугал мертва, понимаете?

Пальцы Эдварда крепче сжали ее плечи, он наклонился к девушке, чтобы лучше видеть ее лицо, их губы оказались в нескольких дюймах друг от друга.

— Где она? — При каждом слове он тряс ее за плечи. — Где… Кэтрин… Роулингз?

Пегги так яростно покачала головой, что диадема сдвинулась на один глаз, придав девушке ухарский вид.

— Я не могу сказать вам! Пожалуйста, не заставляйте меня отвечать. Так будет лучше. Пожалуйста, Эдвард!

Увидев, что слезы вот-вот закапают из-под длинных ресниц Пегги, а нижняя губа предательски задрожала, Эдвард резко отпустил ее плечи. Со стоном разочарования, смешанного с яростью, он бросился к дальней стене и, припав лбом к собственному кулаку, затих.

Пегги, мысли которой совершенно смешались, перевернулась на живот и уткнулась лицом в ладони. Зачем, ну зачем она сказала ему? Она хотела держать все это в тайне, глубочайшей и самой страшной тайне. А Эдвард одним-единственным вопросом заставил ее рассказать столько, сколько она никогда и никому не рассказывала.

Ну что ж, она могла тешить себя мыслью о том, что он не узнал самого худшего и, будь на то воля Божья, никогда не узнает.

Но что теперь будет? Она сглупила с самого начала, решив, что может приехать сюда и жить под одной крышей с этим человеком. Он приглянулся ей с самого первого момента, Пегги знала, что это принесет неприятности. И вот сейчас рушился мирок, который она с таким тщанием выстроила на обмане, обмане всевозможного рода.

Подняв голову, Пегги увидела, что Эдвард замер, его взгляд был устремлен в стену, плечи сведены от напряжения. Девушка бросила неуверенный взгляд на запертую дверь. Внизу оркестр заиграл вальс. То был другой мир, мир воспитанных в нежности, хоть и совершенно беспринципных леди и джентльменов, мир, где для Пегги не нашлось места. Да она никогда и не хотела быть частью этого мира. Особенно сейчас.

Теперь она осознала, как наивно было полагать, что придуманная ею схема когда-нибудь сработает. Возможно, самым достойным выходом было бы признать поражение и вернуться в свой мир, где необходимо экономить на уголь и готовить корзинки с едой для людей, которые отнюдь не беднее тебя…

Пегги села, плечи ее были бессильно опущены. Итак, сейчас она попросит лорда Эдварда оставить ее, потом позвонит Люси, чтобы та помогла ей собрать вещи. Утром, пока все еще будут спать, она закажет экипаж и незаметно уедет. Она не станет прощаться с Джереми. Она этого просто не вынесет. Но она оставит мальчику записку, да, записку. В ней она не станет обвинять Эдварда, ведь в случившемся нет его вины. Она просто напишет, что очень соскучилась по Эпплсби и решила вернуться. Да, она напишет именно так. Джереми будет переживать, но постепенно забудет обо всем. В конце концов, теперь у него есть дядя Эдвард.

И они, даже если попытаются, не смогут найти ее. Потому что она не поедет в Эпплсби. Она поедет в Лондон и устроится работать нянькой, или гувернанткой, или даже акушеркой. Будет нелегко, но Пегги доводилось сталкиваться с трудностями. Она выдержит.

— Куда вы? — Слова Эдварда хлестнули из темноты, которая его скрывала.

Пегги едва успела подняться с кровати, когда его грозный окрик заставил ее застыть на месте. Не глядя на него, она пробормотала:

— Хотела позвать Люси.

— Зачем? — Тон был резким и одновременно укоризненным.

— Чтобы собраться.

— Собраться? Собраться спать?

Пегги повернулась к нему. Она плохо видела Эдварда в полутемной спальне, но ее сердце забилось так же сильно, как бывало, когда он находился совсем рядом.

— Я уезжаю, понятно? — Ей удалось произнести эти слова с деланным высокомерием, едва сдерживая дрожь в голосе. — Утром уеду. Вам придется одолжить мне на день ваш экипаж.

Эдвард вышел из тени. Он, нахмурившись, смотрел на девушку.

— О чем вы говорите?

— Я хочу уехать, пока вы не вышвырнули меня вон. Это была глупая затея, детская. Я думала, что мне удастся скрыть от вас, что Кэтрин не умерла. Одно дело таиться от Джереми. Но от вас… В общем, простите меня. — Теперь она смотрела на ботинки Эдварда, хотя из-за слез почти ничего не видела. — Не знаю, что еще сказать, кроме…

— Это что, прощание? А могу я спросить, куда это вы собрались ехать в моем экипаже?

Пегги показалось, что тон лорда Эдварда стал вызывающим, и она вздернула подбородок.

— К себе в Шотландию.

— Черта с два вы уедете!

Пегги ошеломила реакция Эдварда. Он рванулся вперед и вновь схватил ее за плечи.

— Завтра утром вы никуда не поедете в моем экипаже, ясно? А если вы попытаетесь, то я все равно узнаю, куда вы направились, и сам привезу вас назад, даже если придется перебросить вас через плечо и пешком, шаг за шагом, нести до самого Роулингза! Я ясно все объяснил, Пегги?

Встревоженная Пегги безмолвно кивнула. Но Эдвард еще не закончил. Его пальцы впились в ее обнаженные плечи, и он срывающимся голосом крикнул:

— Как ты смеешь? Как смеешь ты, маленькая бездушная разбойница, угрожать отъездом! Бог мой, неужели ты думаешь, что меня волнует, что твоя сестра сделала с моим братом или что мой брат сделал твоей сестре? Все прошедшие дни я мог думать только о тебе. Я хочу тебя с того самого момента, как в первый раз ты налетела на меня у той двери в Эпплсби. И будь я проклят, если опять буду играть в эти твои смешные игры…

Наклонившись к ее губам, Эдвард крепко прижал девушку к себе. Пегги выставила вперед обе руки, чтобы остановить бешеный натиск его губ и языка, но наткнулась лишь на накрахмаленную сорочку и упругие мышцы под нею. Обхватив девушку за тонкую талию, Эдвард всем своим весом придавил ее спиной к подушкам. Его губы, казалось, были повсюду. Жар бедер Эдварда обжигал ее ноги, жесткая щетина царапала ее нежную кожу. Но лишь одна мысль крутилась у нее в голове. «Он хочет, чтобы я осталась, — думала Пегги, у которой от счастья шла кругом голова. — Он хочет меня!»

Руки мужчины заскользили по ее одежде, умело справляясь с застежками и завязками. Развязывая тесемки корсета, Эдвард нежно касался округлости девичьей груди. Каждый дюйм ее тела оживал под его пальцами, загорался наслаждением. И хотя она знала, что позже будет сожалеть о содеянном, ничто не могло заставить Пегги произнести слова, которые остановили бы Эдварда. Ее губы раскрылись навстречу ему, его язык ворвался в нее, пока руки терзали муслин ее сорочки, будто даже этой тончайшей границы между ними было чересчур много.

Пегги слегка заставил вздрогнуть звук рвущейся материи, и она поняла, что Эдвард разорвал ее нижнее белье. Его горячие губы переместились на шею, затем на розовый сосок груди, другая грудь нежилась под его руками. Девушка судорожно вздохнула, когда его язык добрался до розового бутончика, который венчал ее грудь, ее пальцы ерошили его черные кудри. Пегги не могла думать, дышать, она могла лишь извиваться в истоме. Когда она почувствовала, как пальцы Эдварда скользнули по ее животу и дальше к томящейся влажности между ног, то задохнулась, выгнув тело навстречу им. Ничего подобного она еще не испытывала.

Взяв в ладони ее обнаженные ягодицы, Эдвард поставил девушку на колени и прижал к себе так сильно, что волосы на его груди больно впились в ее нежную кожу. Он тоже встал на колени и изо всех сил старался снять с себя сорочку, не отнимая рук от Пегги. Его губы, ласкавшие ее шею, казалось, непрерывно твердили: «Пегги, Пегги», отчего по ее телу пробегали теплые волны восторга. Она положила ладони на густую поросль его мускулистой груди, вдыхая аромат мужчины и с нарастающим трепетом ощущая внизу живота его требовательную твердость — свидетельство силы его желания. В отблесках огня его кожа рядом с почти прозрачной белизной кожи девушки казалась темной, как у мулата.

— Пегги, — вновь проговорил Эдвард, и она почувствовала, как он направляет ее руку к пуговицам брюк.

Отбросив всякую скромность, как, наверное, поступала Майра Макфирли, Пегги с жадным любопытством глядела на его брюки, и когда напряженная плоть Эдварда освободилась из плена удерживавшей ее материи, взяла ее в свою маленькую руку. Эдвард, который не оставлял в покое губ девушки, застонал. Пораженная размерами мужского естества, пульсировавшего в ее руке, Пегги задохнулась в истоме, когда пальцы Эдварда опять задвигались у нее между ног. На этот раз он положил основание ладони на ее шелковистый лобок и ввел сначала один, потом и второй палец в ее пылающее лоно. Пегги выгнулась под тяжестью его руки, удовольствие, которое доставляли умело двигавшиеся в ней пальцы Эдварда, заставило ее замурлыкать.

Не в силах больше сдерживаться, мужчина опустил девушку на спину и лег на нее. Пегги инстинктивно приподнялась ему навстречу, стремясь вобрать в себя плоть Эдварда, и он со стоном вонзился в нее.

Соединившись с Пегги, Эдвард с восторгом почувствовал незнакомую ему до сих пор теплую и упругую тесноту. Тонкая пленка невинности едва ли могла преградить путь его полному проникновению, и Эдвард без колебаний разрушил последнюю преграду. Вскрик Пегги заставил его понять, что он только что сделал, и он смущенно взял в ладони растрепанную голову девушки и зашептал бессвязные и бессмысленные слова утешения.

Но боль покинула ее так же неожиданно, как пришла, и ее место заняло нетерпеливое желание, которому она с готовностью ответила, крепче прижавшись к телу Эдварда. Мужчина, догадавшись, что боль ушла, чуть отодвинулся, но Пегги крепко держала его за плечи, ее зеленые глаза были широко открыты.

— Не уходи, — нежным, просящим голосом проговорила она.

Эдвард улыбнулся. Никогда в жизни у него не было такой очаровательной подруги.

— Я никуда не ухожу, любовь моя, — отозвался он. И когда Эдвард опять глубоко вошел в нее, Пегги, которая по наитию ответила на его движение, все поняла.

А Эдвард уже не мог контролировать себя Он все сильнее и сильнее входил в ее упругую теплоту, вдавливая девушку в перины. Пегги крепко вцепилась в его плечи, длинные темные волосы разметались по подушкам. Внезапно, взлетев на вершину блаженства, Пегги выгнулась всем телом, все ее существо от головы до раскинутых ног пронзило чувство неземного наслаждения. Эдвард догнал возлюбленную секундой позже, войдя в нее так глубоко, что она подумала, что он может разорвать ее надвое. Задыхаясь от страсти, он рухнул на нее, и так они вдвоем лежали в полутьме, их тела блестели от испарины.

Может, через несколько часов, а может, всего через пару минут раздался робкий стук в дверь спальни, и Пегги услышала голос Люси:

— Мисс Пегги? Вы у себя? Почему заперта дверь?

Глава 21

— Не могу поверить. — Виконтесса со стуком поставила на стол чашку с чаем. Только по счастливой случайности она не выплеснула чай на свое бледно-лиловое утреннее платье. — Ты никогда не проводил праздники в Лондоне. Ведь сезон не окончился, есть еще по меньшей мере шесть недель для чудесной охоты!

Эдвард, который твердой рукой держал чашку кофе, беспечно пожал плечами.

— У любого человека есть право менять привычки, Арабелла, — сказал он мягко, однако от него не укрылись изумленные взгляды, которыми обменялись сидящие за столом после его слов.

— Вот это да, старина. — После полуночной стычки в оранжерее граф Дерби выглядел хуже некуда. Хоть он и проспал до полудня, у него под глазами лежали заметные тени. — Это твое внезапное решение никак не связано с нашим, гм, разговором вчера ночью?

Эдвард едва глянул на графа, хотя в душе был бы не прочь метнуть в дорогого гостя блюдо с закусками.

— Должен тебя успокоить, Дерби. Нет. Просто развлечения на свежем воздухе в этом году мне надоели раньше, чем обычно. Я еду в Лондон сегодня вечером, и кто смелый, может составить мне компанию. А остальным лучше было бы вернуться к себе. Обещаю, здесь будет ужасно скучно.

Виконтесса пренебрежительно фыркнула.

— Никогда не слышала ничего более нелепого, — буркнула она в свои кружева. — Никто в такую рань не поедет в Лондон. Сезон начнется только в феврале.

— Не скажи, Арабелла, — вступил в разговор Алистер Картрайт, развалясь на стуле. — Только подумай: Лондон без толпы. Хотя бы ради смены впечатлений в этом есть смысл: подумай, все театры и рестораны — только для нас. Мне идея Эдварда вполне по вкусу.

Арабелла посмотрела на него. Какой интерес, ясно говорили ее глаза, быть в театре и ресторане одним? Кто оценит новые наряды, новую прическу, нового любовника…

Эдвард же бросил на своего друга взгляд, полный признательности. Было непросто найти предлог, чтобы избавиться от нежеланных гостей, и идея поехать в Лондон пришла ему в голову лишь на рассвете, после того, как он долго ругал себя за проявленную слабость. Он обещал девушке, что оградит ее от новых оскорблений со стороны своих приятелей, а поскольку от тех можно было ожидать чего угодно, он обязан был заставить их упаковать чемоданы. Но гости не уехали бы, не будь на то веской причины, а уже готовый поджечь собственный дом Эдвард не смог придумать ничего лучшего, чем уехать самому.

Виконтесса была не единственной из присутствующих, в ком внезапная перемена планов Эдварда возбудила подозрения. На словах поддержав хозяина, Алистер чувствовал, что здесь что-то кроется. После ленча, когда все разошлись по комнатам поторопить своих служанок и лакеев со сборами, Алистер нагнал приятеля на служебной галерее, куда Эдвард направился, чтобы предупредить об отъезде миссис Прейхерст.

— Это на тебя не похоже, старина, — воскликнул Алистер, стараясь поспевать за Роулингзом. — Ты ведь ненавидишь Лондон в это время года. Правда, я всегда подозревал, что ты ненавидишь Лондон в любое время.

Эдвард смотрел прямо перед собой, боясь, что если он повернется к своему другу, тот сможет прочесть у него на лице то, чем он ни с кем не собирался делиться.

— Что ты несешь, Картрайт? Я свободный человек и могу ехать в Лондон, когда этого пожелаю…

— Никто не оспаривает твоего права, парень. Все, чего они хотят, это докопаться до причины…

— А почему я должен объяснять причины моих поступков? — Крупные шаги Эдварда привели их к черной лестнице, которая вела в его личные апартаменты.

Несмотря на заявление о том, что он не намерен приводить никаких доводов, Эдвард все же нехотя сознался:

— Хочу очистить свой дом от всех этих вечно недовольных паразитов, а это единственный способ, который я смог изобрести, понял?

— Очистить свой дом?.. — Алистер прошел вслед за Эдвардом в его кабинет и упал на кожаный диван. — Это как-то связано с тем, что случилось вчера с мальчиком?

— Каким мальчиком?

— Твоим племянником.

Эдвард заглянул в спальню и приказал лакею начать упаковывать вещи. Затем он подошел к каминной полке, где нашел сигару, которой тут же глубоко затянулся.

— Это никак не связано с мальчиком, — промычал Эдвард с зажатой в зубах сигарой.

Алистер, прекрасно знавший, что Эдвард обычно воздерживался от курения, сцепил руки на затылке и с мечтательным видом откинулся на подушки кресла.

— Значит, это девушка.

Эдвард закашлялся и, вынув сигару изо рта, пробурчал:

— Не будь ослом.

Алистер усмехнулся, глядя в потолок:

— Я знал, что так и будет. Ты влюбился.

— Иди к черту, — посоветовал Эдвард. В дверь, через которую он отдавал приказание лакею, постучали. Роулингз распахнул ее и гневно взглянул на своего слугу. — Ну? Что там еще?

— Извините, сэр. — На Дэниелза свирепость хозяина не произвела никакого впечатления. — Я правильно понял, вы хотите, чтобы я собрал вещи для Лондона?

— Разве я не это сказал? — Эдвард снова вставил сигару в рот и начал мерить комнату большими шагами. — Так что тебе не понятно?

Дэниелз заморгал.

— Но, сэр… Лондон? В ноябре? Охотничий сезон едва начался…

— И ты тоже, Дэниелз, — рявкнул Эдвард. Он повернулся спиной к лакею и обратился к потолку: — Мой Бог, разве не может человек поехать в Лондон, когда ему вздумается?

— Конечно, сэр, — подтвердил Дэниелз. — Могу я узнать, как долго мы будем оставаться в городе?

— Не знаю, — ответил Эдвард, уставившись на огонь. — Возьми рубашек по меньшей мере на месяц.

— Очень хорошо, сэр. — Лакей неодобрительно покачал головой и вышел из комнаты.

Заметив это, Эдвард выругался.

— Разве человек не может отдать распоряжение своему собственному слуге, чтобы его не переспрашивали? — спросил он, и, хотя явно не ожидал получить ответ, Алистер все же отозвался:

— Конечно, может. Если у него есть голова на плечах. Но тебя, Роулингз, похоже, сегодня ночью сглазили. Может, вернемся к возможному источнику этой порчи? Я все думал, признаешься ли ты наконец сам себе, что эта девушка волнует тебя?

Эдвард опять выругался — на сей раз ругательство было необычно грубым — и швырнул сигару в камин.

— Картрайт, ты можешь не приплетать сюда девушку? Мое решение не имеет к ней никакого отношения!

— Да ну? — Не обратив внимания на вспышку, Алистер поднялся и прошел к бару, чтобы налить себе капельку виски. — Ты слышал, о чем все шептались вчера вечером? Говорят, будто твой брат погиб из-за ее сестры и так далее.

— Я слышал. — Эдвард сел в кресло и упер ноги в стенку камина. — И она тоже слышала.

— Ох. — Алистер передал другу бокал, тот опрокинул в себя содержимое и вернул его назад. Картрайт вновь наполнил бокал, протянул Эдварду, затем налил себе и вернулся на диван. — Тогда, наверное, в этом и заключается причина сегодняшнего внезапного отъезда в Лондон?

Эдвард смотрел на огонь. Лицо его потемнело от гнева, на скулах ходили желваки.

— Нет, — отрывисто бросил он. Алистер покачал головой.

— Она мне нравится, Эдвард. Ты ведь не собираешься выгонять ее, а, старина?

— Не будь ослом.

— Хорошо, что тогда ты собираешься с ней делать?

— В каком смысле? — Эдвард снял ноги с камина и встал. Сделал пару шагов к окну, раздвинул шторы, посмотрел на двор внизу. — Я ничего не собираюсь с ней делать.

Что с ней делать, когда Пегги так больно отхлестала его словами, едва они закончили заниматься любовью. Эдвард, медленно приходя в себя, поднял лицо от ее груди и высказал предположение — просто предположение, черт возьми! — что было бы разумным пожениться, так как они, как оказалось, не могут жить друг без друга.

Не то чтобы ему была нужна супруга. Но, поскольку она уже ворчит на него, как жена, они ругаются, как давно женатая пара, ему казалось, что особой разницы не будет.

Но он позабыл о решении Пегги не выходить замуж.

И будьте уверены — она хорошенько вложила ему памяти.

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь. — В смехе Эдварда не было веселья. — Это не имеет к Пегги никакого отношения. Лондон мрачен в это время года, но у меня нет другого способа отделаться от этих жалких прилипал…

Алистер рассмеялся:

— Господи Боже, Эдди! А я-то все время думал, что они тебе по-настоящему нравятся!

— Это друзья Арабеллы, ты же знаешь. Я уже не в состоянии выносить их присутствия, всюду вынюхивают, сплетничают… — Эдвард опять подошел к окну и выглянул наружу. — Вот и хорошо, — проговорил он. — Экипаж маркиза уже подали. Мне следует спуститься и сказать ему: «Скатертью дорога».

— Пока ты не ушел, Эдди… — Увидев гримасу на лице своего друга, когда тот повернулся от окна, Алистер поднял свой бокал и сказал: — Прими мои извинения, Эдвард. Я искренне. Послушай, насчет Пегги, как ты ее называешь… — Алистер посмотрел на свой пустой бокал. Эдвард был озадачен тем, что его обычно словоохотливый друг колеблется. Но еще больше его озадачили слова Алистера, когда тот наконец заговорил. — Ты ведь не будешь против, если я, э-э, буду время от времени навещать ее?

— Что? — Вопрос вырвался непроизвольно, но еще унизительнее было то, что голос у него дал петуха, чего не случалось с юношеских пор. — Ты это серьезно?

С Алистера в одно мгновение слетела робость, и он возмущенно спросил:

— А что такого? Ты думаешь, что она не захочет меня видеть?

— Думаю, что она… думаю… — Эдвард не верил собственным ушам. Неужели весь такой знакомый мир сошел с ума? О чем думает Картрайт? Он что, лишился здравого смысла?

— Ах, я понял, понял, — забормотал Алистер, поставив на место пустой стакан и подняв руки, будто защищаясь от ударов, о которых Эдвард и не помышлял. — Я понял, я слишком стар для нее. Но что такое десять лет?

— А не пятнадцать ли? — громыхнул Эдвард.

— Ладно, может быть, пятнадцать. Но мне кажется, что я ей нравлюсь, Роулингз. Я способен ее рассмешить. Поэтому если у тебя нет возражений…

— Есть, и даже очень веские возражения, — заявил Эдвард. — Ты способен ее рассмешить, — передразнил он — Это что, основа для отношений?

Алистер выглядел удивленным.

— Чертовски хорошая основа, заметь. Обрати внимание, меня она еще не била по физиономии.

— Ну спасибо, мистер Картрайт. Я приглашаю вас к себе домой, пою моим лучшим вином, предоставляю своих лучших лошадей, и после всего этого вы спрашиваете меня, нельзя ли поухаживать за моей…

— Кем? — У Алистера дрогнули губы. Он не смог скрыть усмешку. — Так кто она тебе, Эдвард?

— Моя свояченица, — сказал Эдвард, понимая, что цепляется за соломину, но не желал отступать — Пока эта девушка живет в моем доме, она находится под моим покровительством, и я ни при каких обстоятельствах не позволю ухаживать за ней такому шалопуту, как ты, Картрайт.

Алистер, обычно самый легкий из собеседников, был раздражен.

— Должен тебя огорчить, Роулингз. Я спросил твоего позволения только из вежливости. Ты не сможешь помешать мне видеться с мисс Макдугал, если она будет не против. И вообще, что это с тобой?

— А что с тобой? — отпарировал Эдвард. — Все женское население Лондона к твоим услугам. С чего тебе взбрело в голову ухаживать за моей свояченицей?

— Потому что она мне понравилась. Ты это знаешь. Я с самого начала говорил тебе…

— Сиюминутный каприз, как и все остальное. — Эдвард махнул рукой в подтверждение своих слов. — У тебя это пройдет, как только мы окажемся в Лондоне. Хватит об этой глупости, Картрайт. Мне пора идти раскланиваться с гостями.

Обычно Эдварду удавалось убеждать своего доверчивого друга в чем угодно, но теперь Алистер, похоже, не собирался сдаваться. Когда Эдвард направился к выходу, Алистер перегородил дверь своей мускулистой рукой. Эдвард посмотрел на него сверху вниз с изумлением и злостью.

— Картрайт, у тебя готово завещание? Потому что я с удовольствием оторву эту руку, если ты не уберешь ее с моей дороги.

— Ты хочешь, чтобы она была твоей, да? — В прищуре добрых, цвета лесного ореха глаз светилось подозрение. — Ведь верно? Тебе она нужна, и ты пытаешься отделаться от меня при помощи этих выдумок про Лондон!

Эдвард вздохнул. День обещал быть сложным.

— Ладно, Картрайт. Да, я хочу, чтобы она была моей! Я собираюсь держать ее здесь в качестве наложницы, привязав за ногу к своей кровати. — Заметив, что друг не нашел в его словах юмора, Эдвард снова вздохнул. — Ну ладно, Алистер. Если уж тебя так сильно припекло, то я разрешаю тебе ухаживать за ней. Если, конечно, она захочет, в чем я сильно сомневаюсь, поскольку девушка вбила себе в голову совершенно дурацкую идею о том, что замужество — это институт, который повинен в порабощении женщин во все времена. Ну, теперь пойдешь собираться? Я хочу выехать до наступления темноты.

Алистер с видом победителя убрал руку с дверного косяка.

— Спасибо, Эдвард, — сказал он, улыбаясь. — Это очень благородно с твоей стороны.

В ответ Роулингз грубо расхохотался. Он вышел из комнаты и отправился вниз взглянуть, в каком настроении разъезжаются гости. Только когда Алистер напомнил — Эдвард как раз припал губами к обтянутой перчаткой руке маркизы Линн, — что об отъезде следовало бы поставить в известность и Пегги, тот понял, что придется в последний раз повидаться с ней. Конечно, для миссис Прейхерст не составило бы труда обронить словечко, пока он найдет возможность все объяснить.

У Эдварда не было никакого желания встречаться с Пегги. Но избежать этого он не мог — рядом стоял Алистер и выжидательно смотрел на него. Нехотя кивнув вдове леди Селдон и пробормотав что-то по поводу неотложных дел, Эдвард поспешил наверх.

Он нашел Пегги в детской Джереми, куда его направила ее служанка. Не получив ответа на свой стук, Эдвард открыл дверь и увидел обоих сидящими на подоконнике и с большим интересом наблюдавшими за оживлением, царившим во дворе. Джереми комментировал со знанием дела:

— Парная двуколка графского сына совершенно не подходит для плохих йоркширских дорог.

Пегги удивленно спросила:

— И кто тебе это сказал?

— Бейтс, кучер. Он сам сторонник ландо. Они хоть и старомодны, но неплохо справляются с дорогами в этой части страны.

Пегги рассмеялась над тем, с какой гордостью мальчик демонстрировал свои знания. Эдварда поразил богатый тональный рисунок смеха девушки в сравнении с высоким, звякающим хихиканьем Арабеллы. Он кашлянул.

Обе фигуры у окна обернулись. Джереми издал радостный вопль при виде дяди, видно, вчерашнее недоразумение на охоте уже забылось, спрыгнул с подоконника и с воодушевлением побежал к Эдварду. Пегги двинулась вслед за ним, но более сдержанно.

— Дядя Эдвард, — прокричал Джереми, врезавшись в ноги мужчине и повиснув на поле его сюртука. — Давай сегодня прогуляемся верхом. Кингу нужно хорошенько размяться после ночного заточения.

— Думаю, Кинг не единственный, кому следует размяться, малыш. — Эдвард потеребил мальчику волосы, тот отдернул голову, рассерженный тем, что он пренебрежительно называл «обращением с ним как с младенцем». — А почему ты не бежишь на кухню? По-моему, кухарка только что вынула из печи дюжину своих известных на весь мир печений. И если ты вежливо попросишь, она, может, угостит тебя.

Серые глаза Джереми сузились, веснушчатый нос наморщился.

— Если тебе нужно поговорить с Пегги наедине, — отчеканил мальчик, — достаточно только попросить. Совершенно не обязательно обращаться со мной как с ребенком.

— Джереми!

Гладкие щеки Пегги покрылись румянцем. Эдвард застыл, захваченный игрой цветовых оттенков на лице девушки. Как обычно, та была в платье по последнему слову моды, которое изумительно шло к ее стройной фигуре. Если не считать легкой краски на лице, в ней не было заметно ничего необычного, волосы собраны в безукоризненную прическу, глаза ярко выделяются на лице без всякой косметики. Ничто в облике этой красавицы не напоминало, что большую часть прошлой ночи она изнемогала в его объятиях, а ее губы не отрывались от его губ.

Мягко положив руки на плечи мальчика, Пегги слегка подтолкнула его к двери.

— И не возвращайся, — посоветовала она Джереми, — пока не научишься себя вести.

Разобиженный, Джереми захлопнул за собой дверь. Пегги повернулась к Эдварду, и он с огорчением заметил, что щеки девушки побледнели. Она смотрела на него глазами, такими же зелеными, холодными и непостижимыми, как лесные озера.

— Да, милорд? — вежливо спросила она своим низким, с хрипотцой голосом.

Вдруг остро ощутив, что они здесь одни, Эдвард в смущении уставился на носки собственных сапог. Что происходит? Он никогда прежде не чувствовал неловкости перед женщинами, над которыми одержал победу. Или Алистер прав? А вдруг он влюбился в эту несносную шалунью? Не может быть. Она же почти ребенок и совсем не в его вкусе. Ему нравятся холодные блондинки, а не пылкие брюнетки. А эта девушка, кто она? У нее даже нет титула.

— Лорд Эдвард? — Молчание слишком затянулось. — Что-нибудь случилось?

Эдвард вздрогнул.

— Нет, конечно, нет. Почему вы спрашиваете?

— Не знаю. — Пегги бесстрастно разглядывала его. — Но вы определенно чем-то обеспокоены.

— Я ничем не обеспокоен, — чересчур поспешно ответил Эдвард. Так не пойдет. Он должен взять ситуацию под контроль. А то получается, что девушка ведет разговор. Эдвард обнаружил, что его пальцы сжались в кулаки. Что с ним происходит? Может быть, он просто волнуется из-за того, что лишил невинности свояченицу? — Если что-то и беспокоит меня, — сказал он более уверенным тоном, — то множество дел, которые еще предстоят. Видите ли, я сегодня вечером собираюсь уехать.

Лицо девушки осталось непроницаемым.

— Вот как? — спросила она. — Вы уезжаете?

— Да, — кивнул Эдвард. — В Лондон. И боюсь, надолго.

— Как жаль, — проговорила Пегги, в голосе которой не промелькнуло ни капли сожаления. — Надеюсь, что там вас ждут приятные заботы.

Во имя всего святого, что это за девчонка? Эдвард никак не мог ее понять. Прошлая ночь была самой непостижимой в его жизни. Девушка, должно быть, чувствовала то же самое. Без ложной скромности, он вполне умелый любовник. И тем не менее, когда он предложил женитьбу, Пегги, ужаснувшись, отказала. Даже смешно: единственный раз в жизни он сделал предложение — и отказ. Хорошо же, второй раз он не допустит подобной ошибки. Он уедет, чтобы не подвергаться соблазну вновь очутиться в ее постели.

И Эдвард смог изобразить беспечного любовника столь же успешно, как и она.

— Да нет. Я еду в Лондон не по делам, — пояснил он, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. — Думаю, вам прекрасно известно, почему я уезжаю. Поскольку вы не прислушались к голосу разума и не приняли единственно правильного решения, согласившись выйти за меня замуж, полагаю, мне лучше уехать из Роулингза, чтобы то, что произошло прошлой ночью, не повторилось.

Он с удовольствием увидел, как от удивления у Пегги приоткрылся рот. Она почти сразу закрыла его и произнесла с восхитительной язвительностью:

— Мне казалось, лорд Эдвард, я объяснила вам, что не верю в институт замужества, а если бы и верила, то не вышла бы замуж за человека, который считает себя обязанным жениться на мне из чувства долга…

— Долга? — эхом откликнулся Эдвард.

— Да, долга. Я уверена, что вы это так называете. Вы предложили мне брак лишь потому, что считаете мою честь поруганной. Так вот, уверяю вас, моя честь со мной. Я получила прошлой ночью удовольствие, подозреваю, что и вы тоже. Но не понимаю, почему результатом этого должна стать или наша женитьба, или ваш отъезд из Роулингза?!

— Вы не понимаете… — Эдвард задрал голову и невесело рассмеялся. — Полагаете, я могу остаться после того, что между нами произошло?

— А почему нет? — пожала плечами Пегги. — Виконтесса была вашей любовницей в течение нескольких лет, и вы не считали себя обязанным жениться или убегать каждый раз в Лондон, переспав с ней.

Эдвард внезапно перестал смеяться. Он подошел к девушке и схватил ее за руку.

— Глупая девчонка. — Он сердито посмотрел на нее. — Я стараюсь поступить честно. Почему вы не желаете понять? Вы не думали, что можете забеременеть?

Пегги пожала плечами.

— Я не скажу, что отец вы, если это вас беспокоит.

— Черт! — выругался Эдвард, отодвинувшись от нее. Да эта девица не от мира сего! Она должна скакать от радости по поводу своей победы, а она вместо этого стоит тихо, как кошечка, и освобождает его от всякой ответственности. При любых других обстоятельствах и с любой другой женщиной он был бы несказанно рад. Девушка дает ему не что иное, как бесплатную лицензию на занятие с ней любовью, когда ему вздумается, без всяких условий, без выставления счета. Но это совсем не то, что ему нужно. Разве она не понимает?

— Все дело в том, лорд Эдвард, — невозмутимо продолжала Пегги, — что вы испугались.

Эдвард поднял голову и уставился на нее:

— Прошу прощения?

— Испугались, — повторила она. — Вот почему вы убегаете.

— Вы чертовски правы, я боюсь, — подтвердил он. — Никогда в жизни не встречал такую, как вы. Я не знаю, что вы выкинете в следующий момент.

— Вы не меня испугались. Себя.

— А-а, понятно. — Эдвард насмешливо покивал головой. — Ну конечно, я убегаю от самого себя.

— Совершенно справедливо. Вы испугались, что я и в самом деле стану вам небезразлична, а для сердцееда это непомерная ноша.

— И поэтому я предложил вам выйти за меня замуж? — Эдвард разозлился. — Потому что вы можете стать мне небезразличной?

— Нет. Вы попросили меня стать вашей женой, потому что сочли, что должны это сделать. И вы бежите, потому что боитесь, что я стану вам небезразлична.

Тряхнув волосами, Пегги развернулась на каблуках и бросилась к двери, но Эдвард опередил девушку. Он схватил ее за руку чуть повыше локтя и повернул к себе, как всегда рассерженный и восхищенный тем, сколько силы духа в этом маленьком теле.

Пегги сердито глянула на него, ее губы раскрылись, чтобы выпустить очередной заряд слов, но Эдвард приложил к ее рту свой длинный твердый палец и сказал:

— Хочу, чтобы ты поняла одну вещь. Я вернусь, и если окажется, что ты ждешь ребенка, то женюсь на тебе, и ты не остановишь меня никакими словами.

— Еще как остановлю, — возразила Пегги, ее губы мягко, но настойчиво задвигались под его пальцем. — Я скажу священнику «нет».

Он чуть сильнее надавил пальцем, видя, что гнев еще не исчез из ее глаз.

— Я сделаю так, как сказал, Пегги.

— Все же не понимаю, почему вы должны уезжать.

— Я объясню, почему. Ты одинокая молодая женщина, связанная со мной весьма хлипкими узами — только через брак сестры. Я одинокий мужчина, не имеющий родственниц женского пола, которые могли бы выступить в роли компаньонки. Нам никак нельзя оставаться под одной крышей, особенно после того, что произошло прошлой ночью.

— Но… — Пегги потянулась и с удивительной силой отбросила его руку от своего рта. — О прошлой ночи не знает никто, кроме меня и вас. Никто и не подумает ничего такого!

— Я знаю, — твердо сказал Эдвард. — И всегда есть опасность, что кто-нибудь пронюхает. Твоя служанка нас чуть не застала. А поскольку у меня такая репутация, что мне уже ничего не страшно, а твоя еще не запятнана…

— Меня не волнует репутация, — надменно заявила Пегги.

— Ты должна о ней заботиться. Знаю, все, о чем ты думала последнее время, это судьба Джереми, но когда-то нужно будет подумать и о себе. Тебе однажды захочется замуж, Пегги…

Она фыркнула.

— Несмотря на твои абсурдные идеи, — осторожно продолжил он, — ты молода и красива, и нет причин, почему…

— Я объясню, почему, — горячо перебила она. — Я видела, что замужество сделало с моей сестрой. Оно переменило Кэтрин. Она вернулась из Европы жесткой, злобной и жалкой…

— Виновато не замужество, Пегги, — устало произнес Эдвард. — Это сделал мой брат.

Пегги задорно тряхнула головой.

— Ее, как и миллионы других женщин по всему свету, загнали в ловушку брака без любви, откуда они не в состоянии вырваться, потому что женщины не обладают всей полнотой прав и не могут претендовать на развод, даже если над ними издеваются и бросают их…

— Давай не будем начинать снова. — Эдвард закатил глаза. — Пегги, я обещаю, что между тобой и мной такого не будет…

— Как же такого может не быть? Вы только из чувства вины предложили мне стать вашей женой! Это что, основа семейных отношений?

— Здесь не только чувство вины, — неуверенно проговорил Эдвард. — Ну конечно, меня влечет к тебе.

— Влечет ко мне? — Настала очередь Пегги закатить глаза. — Вы думаете, что раз я молода, мила и к тому же дама, то в голове у меня пусто. Я знаю, что говорю. — Зеленые глаза, пылающие негодованием, смотрели прямо на него. — Если я когда-нибудь выйду замуж, что под очень большим вопросом, это случится лишь по одной причине. Эта причина — любовь. Ни на что другое я не согласна.

Поскольку по взгляду Пегги было совершенно ясно, что любви к нему она не испытывает, Эдвард напряженно произнес:

— Ну, в таком случае нам больше нечего сказать друг другу.

— Что вы намерены делать? — требовательно спросила Пегги, притопнув ногой. — Оставаться в Лондоне до конца моей жизни?

— Нет, — ответил Эдвард. Он подумал, что было бы разумно прервать разговор, пока спорщики не перешли на личности, и повернулся к двери. — Лишь до тех пор, пока вы не выйдете замуж.

Он услышал, как Пегги вновь топнула ногой.

— И за кого это я должна выйти замуж? За кого?

Действительно, за кого, подумал Эдвард, но вслух не произнес ничего, кроме «До свидания, Пегги». Он не обернулся, потому что не был уверен, что, взглянув на нее, сохранит решимость уехать.

Глава 22

На следующий после охотничьего бала день к пяти часам вечера в замке Роулингз не осталось ни одной занятой гостевой комнаты. Виконтесса и ее друзья уехали вскоре после ленча, хотя и не без подозрительных взглядов и шушуканья в сторону Пегги. Девушку это совершенно не волновало, она была рада расстаться с ними.

Но, несмотря на полное безразличие, которое Пегги разыграла перед лордом Эдвардом в детской, она была глубоко несчастна в связи с его переездом из Роулингза. Понимая и умом, и сердцем, что стоит за его решением, она чувствовала полную опустошенность. Никогда, никогда Пегги не собиралась с ним спать и все же не понимала, что с ней происходит.

Она всегда гордилась тем, что живет головой, а не сердцем, но в ночь бала получилось так, что тело взяло верх, отставив в сторону и голову, и сердце. Было бы неправдой сказать, что она сожалела о происшедшем, потому что это было самое чудесное переживание в жизни Пегги. Но она сожалела о последствиях того, что случилось: лорд Эдвард счел себя обязанным предложить ей замужество.

А она, конечно же, ему отказала.

Пегги понимала, что такое решение могла принять только самая глупая девушка в Англии. В Лондоне полно матрон, которые не пожалели бы своих лучших драгоценностей, чтобы заполучить такого зятя. А она, Пегги, просто отмахнулась, словно ее пригласили на чай.

Но как же она могла выйти замуж за человека, который попросил ее об этом лишь из абсурдного чувства долга? Что это был бы за брак? Любое замужество — вещь довольно неприятная. А уж если оба супруга понимают, что их союз возник из-за минутной слабости… Нет, Пегги скорее умерла бы, чем ответила согласием на такое предложение.

Но это вовсе не значило того, что она не умирала теперь.

Потому что Пегги любила его. Она полюбила Эдварда в тот день, когда впервые увидела его в Эпплсби. То, что случилось в ночь охотничьего бала, вовсе не было моментом плотского влечения. Все произошло потому, что Пегги была безответно и бесповоротно влюблена в Эдварда, а его поцелуи прогнали все доводы рассудка.

Она отдавала себе отчет в том, что он ее не любит. Ни слова любви не сорвалось с его уст в те моменты в ее постели, когда наконец оба начали осознавать смысл содеянного ими. Он раскаивался и ругал себя, но ни разу не посмотрел на Пегги и не сказал, что любит ее.

И именно поэтому она не могла выйти за него замуж.

Если бы она была девушкой другого сорта, возможно, она и стала бы его женой и жила бы надеждой, что когда-нибудь в нем проснется чувство к ней. Но Пегги была слишком гордой. Если он не любит ее, то больше не получит, как бы она сама ни изнывала по нему. С ней останется память о той единственной, удивительной ночи, которую они провели вместе, и этого будет достаточно. Достаточно, чтобы поддерживать ее всю жизнь, думала Пегги с надеждой.

Дни растягивались в недели, суровые ветры декабря бились о камни дома, а чувство Пегги не притуплялось. Она решила, что, хотя ее сердце разбито, никто не узнает об этом. Она собиралась хранить любовь в полной тайне, которую никогда и никому не откроет, особенно объекту этой любви. Девушка прекрасно понимала, что она далеко не первая из тех, кто имел несчастье полюбить красивого сердцееда, и, несомненно, не будет последней.

Пегги еще никогда не влюблялась. Образ Эдварда запечатлелся в ее сознании и всплывал перед ее глазами в самые разные моменты. Она могла отправиться навестить какую-нибудь семью арендаторов, как внезапно нахлынувшие воспоминания о том, как руки Эдварда обнимали ее, его губы жадно ее целовали, заставляли девушку замирать на полушаге. Страстное желание вновь оказаться в этих объятиях было почти непреодолимым, но при этом Пегги осознавала, что Эдвард поступил правильно, покинув Роулингз. Такого больше повториться не могло. Минутная слабость могла привести к тому, о чем пришлось бы сожалеть всю жизнь — ведь у нее не было никаких причин надеяться, что Эдвард питает к ней какие-нибудь чувства, за исключением восхищения, которое ее красота вызывала практически у каждого мужчины.

Пегги страдала, не показывая своих чувств ни одной живой душе. Ни леди Герберт или ее дочкам, которые частенько навешали Роулингз в декабре, ни миссис Прейхерст, в которой она нашла спокойную, даже немного скучноватую компаньонку, и, уж конечно, ни Люси или Джереми. Она глубоко схоронила свою тайну, позволяя себе мечтать и плакать только в тихие минуты, когда сидела у камина, или ночью, перед тем как уснуть, хотя мысли об Эдварде, его ясных серых глазах, улыбающихся губах зачастую прогоняли сон.

Пегги знала, что сумела сохранить свою тайну. В отличие от героинь прочитанных ею романов она вовсе не худела и не бледнела. Девушка по-прежнему дышала здоровьем, и леди Герберт каждый раз всплескивала руками и говорила, что Пегги стала еще краше со времени их последней встречи. Девушка понимала, что старшая подруга вовсе не пытается льстить ей. Вирджиния говорила искренне. И правда, жизнь в замке Роулингз вполне устраивала Пегги. Появилась возможность проводить дни, играя с сиротами или за написанием писем членам палаты общин, а не суетясь вокруг плиты или штопая брюки. Если бы не тайная страсть к хозяину поместья, для Пегги это были бы самые счастливые дни ее жизни. Когда она заставила себя удовлетвориться благотворительной работой и присмотром за воспитанием Джереми, так и пошло.

Минуло Рождество, а хозяин дома не возвращался. Когда в сочельник привезли подарки от дяди, Джереми им не обрадовался, громко заявив, что ему нужен Эдвард, а не очередной батальон оловянных солдатиков. Пегги нисколько не порадовал присланный ей подарок — брошь из изумрудов, бриллиантов и рубинов, выполненная в форме розы. Она только взглянула на изящную вещицу, потом убрала бархатную коробочку в комод и постаралась о ней забыть.

Именно тогда, когда она уже уверила себя, что вполне может жить без него, в поместье вернулся Эдвард. Один. Без каких-либо объяснений. Просто однажды вечером он появился за обеденным столом, будто никуда и не отлучался.

К этому времени в замке произошли некоторые изменения, все по настоянию Пегги. Джереми больше не ел в одиночестве в своей детской. Он питался вместе со взрослыми, за обеденным столом. Миссис Прейхерст, несмотря на некоторое сопротивление нововведению, часто обедала вместе с Пегги, когда та приглашала ее немного посудачить за черепаховым супом. В Роулингзе в любое время могли появляться все дочери сэра Герберта, поскольку Пегги нравилось с ними общаться. Энн Герберт стала ее подругой и постоянной спутницей.

Поэтому, когда Эдвард появился в столовой, изумление Пегги по поводу его внезапного возвращения было менее очевидным, чем удивление Эдварда, когда он увидел там дюжину сирот, одетых в лохмотья и таращившихся на него, и Джереми, восседающего на его, хозяина дома, законном месте. Хорошо хоть, что миссис Прейхерст и дочери Гербертов уже удалились. Пегги не могла позволить себе показать кому бы то ни было свои истинные чувства. Она весьма прохладно поприветствовала лорда Эдварда и приказала сиротам не обращать внимания на сердитого дядю и спокойно доедать суп. Ошеломленный Эдвард плюхнулся на стул слева от Джереми и погрузился в мысли о том, что его возвращение, похоже, не вызвало восторга.

Пегги, заговорив с ним, не пожелала придерживаться хороших манер и на вежливые вопросы о ее здоровье отвечала с грубоватой прямотой, которая граничила с наглостью. Пегги была уверена, что не принадлежит к числу девиц, которые начинают вздыхать и заикаться, находясь в обществе объекта их любви, тем более было совершенно ясно, что он-то не питал к ней никаких чувств. Девушка предприняла экстравагантные попытки избавить Эдварда от мыслей о том, что она влюблена, и была груба, насколько возможно, чтобы при этом не оскорбить его.

Эдвард вернулся вскоре после Нового года — праздника, который Пегги и Джереми отпраздновали в обществе семейства Герберт. Хозяин замка сообщил, что его «задержала погода, сделавшая невозможным путешествие из Лондона в Йоркшир». Утром, на следующий день после его неожиданного возвращения в ее жизнь, когда Пегги украшала цветами из оранжереи Большой зал, она увидела Эдварда, спускавшегося по парадной лестнице, за которым поспевал Джереми.

Мальчик, который настолько быстро вошел в жизнь замка Роулингз, что даже Пегги несколько удивилась этому обстоятельству, был гораздо более многословен по поводу продолжительного отсутствия своего дяди. Его причитания: «Но почему? Почему дяде приходится быть в Лондоне так долго?» — слышались по всему дому, и Пегги неоднократно предлагала ему написать Эдварду и спросить у него самого, если ему так интересно. Ответы Эдварда — а тот регулярно писал племяннику — были явно невразумительными, и Джереми продолжал ныть.

Однако сегодня Джереми, кажется, добился своего. Дядя Эдвард наконец согласился уделить любящему племяннику несколько часов. Оба были одеты для прогулки на свежем воздухе — смелое решение, поскольку Пегги слышала, как за двойными дверями завывал ветер. Хотя был уже одиннадцатый час, солнце не появилось на затянутом тучами небе. Тем не менее, двое Роулингзов прошли мимо Пегги, даже не кивнув в ее сторону.

Она вдруг растерялась.

— И куда это вы собрались? — осведомилась она, ее голос источал мед, но зеленые глаза при этом метали молнии.

Джереми удивленно повернулся. Когда он увидел Пегги, на веснушчатом лице заиграла горделивая улыбка.

— А, Пегги, привет. Мы с дядей Эдвардом едем осматривать мои владения. Знаешь, мне пора начинать привыкать к обязанностям герцога.

Пегги в сердцах с силой воткнула в вазу перед собой желтую розу, стебель которой был сплошь покрыт шипами.

— Понятно, — произнесла она, одарив Эдварда мрачным взглядом. — Прелестно. А как же твой урок немецкого языка?

Джереми состроил гримаску.

— Немецкий может подождать, — сказал он. — Впереди еще целый день.

Эдвард, стоявший рядом с мальчиком со шляпой в руках, шагнул вперед, будто выступая ему на помощь.

— Нам понадобится час или два, мисс Макдугал, — проговорил он с тяжеловесной вежливостью. — Есть арендатор, которому я еще не представил нового герцога. У него сын, сверстник Джереми, и я подумал…

Пегги подняла брови.

— С каких это пор вы интересуетесь делами арендаторов Роулингзов, лорд Эдвард? — холодно спросила она. — Поправьте, если я ошибаюсь, но полагаю, что вы бросили все силы на поиски Джереми, именно чтобы не выполнять обязанности вроде этой.

Эдвард бесстрастно встретил ее взгляд.

— Я подумал, что, может быть, пора попробовать.

— Боже, — кротко проговорила Пегги. — В Лондоне, видно, и впрямь было скучно, коль у вас появилось страстное желание поближе узнать своих арендаторов. — Лучше бы она откусила себе язык, прежде чем сказать это, но, раз уж слова вылетели, их не поймаешь. Пегги и в самом деле вела себя как сварливая жена. Краска залила ее лицо, и все внимание девушка сосредоточила на цветах.

— Мне очень жаль, если дела, связанные с собственностью… — голос Эдварда зазвучал с сарказмом, когда он произносил последние слова, — заставили меня отсутствовать дольше, чем вам хотелось бы, мисс Макдугал. Однако с этим ничего нельзя было поделать.

— А мне нет никакого дела, лорд Эдвард, до ваших приездов и отъездов. — Пегги очень надеялась, что ее голос был полон презрения. — Если это не касается Джереми. Полагаю, вы не забыли вашу последнюю совместную прогулку.

Настала очередь Эдварда покраснеть. Пегги удивилась, увидев, как мощные скулы стали пунцово-красными, когда ему напомнили о печальных результатах охоты на лис.

— Нет, я не забыл, — возразил Эдвард, причем таким же сварливым тоном, как она. — Но визит к арендатору — это вовсе не охота на лис, мисс Макдугал. Никто не пострадает!

— Расскажите об этом фермерскому сыну, — многозначительно заметила Пегги. Юный герцог Роулингз, несмотря на вновь обретенный титул, считал себя обязанным макнуть лицом в снег каждого мальчишку, которого встречал. Пегги не знала, в курсе ли этой новой привычки племянника Эдвард.

— Я уверен, что в состоянии удержать его светлость, — сообщил Эдвард, — если тому что-нибудь придет в голову.

Пегги в этом нисколько не сомневалась, но, в отличие от Эдварда, знала о склонности Джереми кусаться.

— Если вам очень нужно ехать, — коротко вздохнула она, — то мне лучше отправиться с вами.

— Как вам будет угодно. — Эдвард пожал плечами. Не столько его покорный тон, сколько попытка избежать ее взгляда, утвердила Пегги в принятом решении. Она подняла подбородок — бессознательный жест, ставший во времена ее детства в деревне притчей во языцех, — и взглянула на Эдварда.

— Значит, я поеду, — сказала Пегги и отправила служанку за накидкой и головным убором. Сердце бухало у нее в груди. Господи Боже! Она ужасно волнуется, а нужно всего лишь доехать до фермера, который живет недалеко от них! Ну-ка, спокойнее, Пегги!

Но когда служанка принесла ее вещи, девушка с трудом завязала тесемки на капоре, так сильно дрожали пальцы. К счастью, была муфта, в которой можно было их спрятать. Пегги пошла рядом с Джереми и его дядей, и даже когда Эдвард подал ей руку, чтобы помочь подняться в экипаж, она была совершенно уверена, что он не заметил, как она возбуждена, снова очутившись с ним в близком соседстве. Девушка с беззаботным видом расположилась на кожаном сиденье, отвернувшись от Эдварда. Пегги почувствовала, как подались пружины сиденья под его весом, когда он устроился рядом. Джереми, как обычно, настоял на том, чтобы сидеть рядом с кучером, поэтому, когда экипаж тронулся с заснеженного двора, девушка вдруг обнаружила, что после более чем месячного перерыва впервые осталась с Эдвардом один на один.

Многое можно было бы сказать в такой момент. Пегги упрямо смотрела в окно, ее лицо было скрыто широкими отороченными мехом полями капора. Она поклялась не произнести ни слова, если он не заговорит первым. Эдвард сидел так близко, что своей ногой она чувствовала тепло его бедра, а порой, когда экипаж попадал в рытвину на дороге, он касался ее плеча. Наконец, после почти минуты молчания Эдвард кашлянул и неловко обронил:

— У Джереми, похоже, все было хорошо, пока я отсутствовал.

Пегги, не оборачиваясь, кивнула:

— Да, все хорошо.

Поняв, что развития темы не последует, Эдвард вновь кашлянул и спросил:

— Простите, мадам, я вас чем-нибудь обидел?

Этого было достаточно, чтобы оправдать внимание Пегги. Девушка повернула голову и взглянула в мрачные серые глаза. Он, было видно, искренне расстроен ее безучастностью.

— Обидели меня? — Девушке удалось изобразить простодушие. — Что вы имеете в виду?

— Я понимаю, что отсутствовал дольше, чем хотелось…

— А-а, это, — мелодично протянула Пегги. Она вновь стала смотреть на зимний пейзаж за окном экипажа. — Уверена, вы славно повеселились в Лондоне. Конечно, там больше развлечений, чем в йоркширских пустынях. — И взглянула из-под ресниц, чтобы посмотреть, как он среагировал на ее слова.

Эдвард чувствовал себя неуютно. Его рука без перчатки покоилась на колене, другая — на сиденье между ними. Пальцы на обеих руках непроизвольно сжались в кулаки. Пегги опять отвернулась, удовлетворенная тем, что он взволнован так же, как и она.

— В Лондоне у меня много времени заняли дела, — напряженно сказал он.

— Ну да, это вы уже говорит. Наверное, леди Эшбери была очень расстроена. — Пегги сладко улыбнулась.

Желвак на скуле Эдварда, который всегда перекатывался, когда тот злился, и по которому Пегги страшно соскучилась, пока он отсутствовал, начал двигаться. Заметив это, Пегги удивленно подняла брови.

— Наверное. — Эдвард отвел глаза — Я с ней почти не виделся в городе.

— Почти не виделись с виконтессой? — Пегги почувствовала себя до нелепости счастливой и, чтобы скрыть радость, хлопнула рукой по крыше экипажа, крикнув: — Джереми? Тебе там не холодно?

До них донесся недовольный голос мальчика:

— Нет!

— Хорошо, если замерзнешь, попроси Бейтса остановиться, пересядешь внутрь.

Джереми ничего не ответил. Он терпеть не мог, когда Пегги начинала нянчиться с ним. А девушка снова уселась на свое место и спрятала руки в мягкую меховую муфту, ее нос и щеки покраснели от холода, а сердце стучало от счастья.

— Ах, Пегги, — вздохнул Эдвард.

Взглянув в его сторону, девушка увидела, что он смотрит в окно.

В такой момент что-нибудь должно быть сказано, и Пегги, всем существом чувствуя его близость, буквально забилась в угол, ее сердце бешено колотилось в предчувствии. Неужели случилось чудо? Неужели Эдвард отверг виконтессу из любви к ней, Пегги? Неужели он в конце концов понял, что из всех утонченных светских дам в его окружении его сердцу милее та, которая рядом, в его доме? Что, несмотря на разницу в возрасте и опыте, они предназначены друг для друга?

Эдвард еще раз кашлянул.

— Я хотел спросить у вас… или, лучше, вам уже известно или еще нет… если…

Пегги, наблюдая его смущение, с ужасом поняла, что мужчина интересуется, не беременна ли она. Ее щеки загорелись, и, не выбирая слов, она брякнула:

— А вы не подумали, что я бы прямо сказала, если бы что-нибудь было?

На лице Эдварда проступило облегчение, но не полное.

— Ну, я не был уверен. Вы всегда были так тверды во… всем.

Чувствуя, что все ее лицо пылает огнем, Пегги повернула рычаг, чтобы опустить окошко. Холодный зимний ветер ударил в лицо и немного охладил ее разгоряченные щеки.

— Предложение, которое я сделал той ночью, по-прежнему в силе, — проговорил Эдвард своим густым голосом. — Если вас это интересует.

Пегги закрыла глаза, ощущая снег и лед у себя на лице. Она корила себя за то, что поступила глупо, настояв на участии в этой дурацкой поездке. В результате она будет чувствовать себя еще более жалкой.

— И мой ответ остается прежним, — твердо сказала Пегги. — Если вас это интересует.

Несколько минут Эдвард молчал, лишь скрип кожаных сидений, позвякивание металлических частей упряжи и хруст снега под колесами экипажа нарушали тишину. В душе Пегги молила Бога, чтобы он больше ничего не говорил. Она чувствовала, что, несмотря на всю решимость, может просто повернуться и сказать, что принимает предложение, — и будь что будет. Ну и что из того, что он не любит ее? Ее любви с лихвой хватит на двоих.

Неожиданно Эдвард заговорил:

— Думаю, вы рассмеетесь, услышав это, но Алистер… Вы ведь помните, Пегги, Алистера Картрайта? — После ее сдержанного кивка он быстро продолжал: — Чертовски неловко в этом признаваться, но Алистер последние несколько недель, знаете ли, неотступно преследовал меня. На самом деле одной из причин моего возвращения было его беспрестанное нытье. Боюсь, мой друг крепко вбил себе в голову, что влюблен в вас и что будет глубоко несчастен, если ему не позволят ухаживать за вами.

Если бы Пегги не пришлось все последние недели скрывать свои истинные чувства, она вряд ли смогла бы так хорошо притвориться. Ничем не выдав удивления, девушка улыбнулась:

— Да? Алистер Картрайт? Забавно.

— Забавно? — Кулаки Эдварда разжались. Он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся. — Вряд ли Алистеру польстит ваша реакция.

Пегги опять механически улыбнулась. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы свыкнуться с мыслью, что Алистер Картрайт пылает к ней страстью. Да, он приятный, добродушный и весьма занимательный человек. Он мог бы стать неплохим мужем. Очень даже. Если бы она вообще думала о браке…

Но почему Алистер спросил об этом у Эдварда? Быть может, потому, что в качестве свояка Эдвард отвечает за нее? Но Эдвард больше, чем просто свояк. Знает ли об этом Алистер? Встревоженная Пегги обратила взгляд широко открытых глаз на сидящего рядом мужчину.

— А он… — Пегги не удалось скрыть волнения. — Он знает? Я имею в виду, ему известно о том, что было между нами?

Эдвард вздрогнул.

— Милостивый Боже, нет! За кого вы меня принимаете, Пегги? Может, я глупец, но я никогда не был подлецом!

Пегги, у которой отлегло от души, откинулась на спинку сиденья.

— Хорошо, и что вы ему сказали?

— Что я сказал кому?

— Мистеру Картрайту, — процедила Пегги. И вправду, мужчины порой бывают тупые, как пни.

— Алистеру? Об ухаживании за вами? Ну, я, естественно, запретил. Но он опасный человек. Он не оставит меня в покое.

— Вы запретили?

Эдвард не уловил злости в голосе Пегги.

— Конечно, запретил. Это абсурдно. К тому же он почти вдвое старше вас…

— А вы не подумали, что следовало посоветоваться со мной? — спросила девушка.

— С вами? — Эдвард повернулся к ней, его брови недоверчиво поднялись. Заметив, что ее губы сложились в зловещую складку, он покачал головой. — Я удивлен, Пегги. Вас только что забавляла мысль о его ухаживаниях…

— А почему нет? — Пока она не смотрела в его сторону, было несложно выдерживать легкомысленный тон. — Вы сами сказали перед тем, как уехать в Лондон, что мне когда-нибудь придется выйти замуж.

— А вы настаивали на том, что брак не входит в ваши расчеты…

— С тем, кого я не люблю, — быстро поправила Пегги. — Или с тем, кто не любит меня. — Эдвард бросил на нее острый взгляд, но пока он не успел вставить слово, девушка продолжала: — У меня было много времени, чтобы подумать, пока вас не было, и я решила, что в обручении нет ничего плохого. Так было бы лучше для всех, как вы верно заметили. Это заткнуло бы рот сплетникам, да и вам не нужно было бы нести ярмо ответственности.

— Ярмо! Я никогда не говорил, что вы ярмо!

— В любом случае вы вынуждены поддерживать женщину, которая вам даже не является прямой родственницей. Если бы я вышла замуж за мистера Картрайта, то ваши и мои проблемы по поводу того, что мы живем под одной крышей без компаньонки, как вы изволили выразиться в прошлом месяце, были бы разрешены.

— Замуж за него? — Эдварда передернуло. — Я сказал только, что он хотел бы наносить вам визиты вежливости… — Какое-то время Эдвард не мог найти слов. Понял, что попался в собственную ловушку, подумала Пегги. — Я и предположить не мог, что вы серьезно отнесетесь к этому!

— Почему? — Пегги настолько взяла себя в руки, что смогла взглянуть на Эдварда с вызовом. — Неужели мысль о том, что человек вашего круга хочет навестить меня, в ваших глазах выглядит такой нелепой? Или я, по-вашему, такая ведьма или настолько сварлива, что вы даже представить не можете, что кто-нибудь способен в меня влюбиться?

— Нет, конечно, нет. Вы… ну, вы очень привлекательны. Но вы слишком молоды, чтобы думать о замужестве.

Это по-настоящему задело Пегги за живое.

— Слишком молода! Мне двадцать лет!

— Двадцать, — эхом повторил Эдвард и закатил глаза. — Да вы дитя Что вы знаете о браке?

— А что вы об этом знаете? — парировала Пегги. — Кроме того, как расстроить чей-то брак.

Она сразу пожалела о том, что сказала, но было уже поздно. Эдвард посмотрел на нее с недоверием, которое отчетливо выступило на его красивом лице. Жесткие пальцы сильно сжали ее запястье.

— О чем вы?

— Ну, — пояснила Пегги, — виконтесса замужем, а вы…

— Достаточно, — рявкнул Эдвард. Девушку так напугал его тон, что она с расширившимися глазами забилась в угол. Только то, что Эдвард крепко держал ее за руку, не позволило Пегги выпрыгнуть из экипажа. — Вы ничего не знаете про меня и леди Эшбери. Благодарение Богу. И мне кажется совершенно неприличным для девушки вашего возраста даже упоминать о…

Несмотря на его ярость, Пегги не удержалась от усмешки:

— О, вам не было дела до моего нежного возраста в ночь бала.

Эдвард не посмотрел бы на нее более выразительно, даже если бы Пегги в него плюнула. Он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Его рот открылся, но не донеслось ни звука, а девушка невесело рассмеялась:

— Ха! Объясните, лорд Эдвард, почему это я слишком молода для мистера Картрайта, а для вас нет?

Бесстрастно — хотя желвак на щеке так и ходил — Эдвард проговорил:

— Кажется, я совершенно ясно дал вам понять, что весьма сожалею по поводу того, что произошло между нами. Я хотел, чтобы все было по чести, и предложил вам выйти за меня замуж, но вы сообщили мне в категоричных выражениях, что считаете такой брак неприемлемым. В свете этого я удалился из собственного дома, чтобы не допустить повторения того, что случилось. А сегодня вы положительно отзываетесь о перспективах свадьбы с моим лучшим другом!

Пегги даже подпрыгнула, когда Эдвард что было силы пнул ногой противоположное сиденье. Экипаж тряхнуло так, что Бейтс остановил лошадей и встревоженно спросил:

— Милорд! У вас все в порядке?

— Да, Бейтс, — стиснув зубы, прорычал Эдвард и схватился за свою обутую в сапог ногу, проклиная все и вся. — Трогай!

— Слушаюсь, милорд, — отозвался кучер, и экипаж вновь двинулся вперед.

Пегги, забившаяся в уголок кареты, молча с широко раскрытыми глазами наблюдала за Эдвардом. Она не могла решить для себя, почему идея ее замужества так его взволновала. Он же сам ясно дал понять, что не любит ее, так какое тогда ему дело? Если, конечно, он не вернулся в Роулингз с мыслью о том, что они могли бы продолжить с того места, на котором остановились… но это совершенно невозможно. Ему следует знать, что она больше никогда не позволит себе потерять голову…

— Я не желаю слушать никаких разговоров о том, что кто-то за вами будет ухаживать, — заявил наконец Эдвард, отпуская ушибленную ногу. — И намерен отказать Алистеру Картрайту…

— Вы не сделаете этого! — возмущенно воскликнула Пегги.

Лицо Эдварда превратилось в маску из гранита.

— Прошу простить, Пегги, но я это сделаю. Пока вы живете под моей крышей и находитесь под моей протекцией, я не позволю, чтобы вы становились объектом неприличных притязаний…

— Я думала, он ваш лучший друг!

— Так и есть. — Эдварду вдруг представилось, что он подобен коршуну, а девушка — добыча, которую он схватил когтями. Роулингз откинулся на спинку сиденья, но его хищный взгляд не отрывался от ее лица. — Он мой лучший друг. Я знаю его лучше, чем кто-либо другой. Именно поэтому запрещаю всякие ухаживания. А вы! Забудьте, что я вообще упоминал об этом.

Пегги очень хотелось указать Эдварду на то, что если уж у него такие сильные возражения против ее возможных отношений с его другом, то ему не следовало затевать весь этот разговор. Почему он все же сделал это?

Пегги размышляла над этой проблемой весь остаток дня. Поездка к фермеру-арендатору прошла спокойно, если не считать, что здоровенный двенадцатилетний парень — сын фермера — чуть не сломал Джереми нос. Этим были сцементированы узы дружбы между мальчишками, потому что Джереми заводил приятельские отношения только с теми, кто был сильнее его. Дальнейший спор об Алистере Картрайте стал невозможным — обратно Джереми ехал внутри экипажа с носовым платком, который Пегги прижимала к распухшему носу племянника.

Очевидно, поэтому новость, которую сообщил Эверс, вводя их в Большой зал и принимая накидку и шляпу хозяина, не вызвала у лорда Эдварда большого энтузиазма.

— Мистер Картрайт прибыл совсем недавно, сэр, — сказал дворецкий. — Миссис Прейхерст устроила его в Голубой комнате. Сейчас, я полагаю, он играет на бильярде.

Роулингз выругался. Пегги взглянула на него, вскинув брови, но Эдвард, казалось, просто позабыл о ее присутствии. Он бросился к себе, гремя сапогами по каменным плитам пола. Даже Джереми обратил внимание на то, что Эдвард сильно раздражен, он пробубнил из-под платка Пегги.

— Что это случилось с дядей?

— Не знаю, — вздохнула девушка. — Если узнаешь, не забудь рассказать.

Глава 23

Арабелла Эшбери никогда не позволила бы себе глупость вслух заявить, что ей в Лондоне скучно без Эдварда Роулингза. Однако она остро ощущала его отсутствие; это рождало крепнущее раздражение, которого было достаточно, чтобы стать темой пересудов ее приятелей. Конечно, ей совсем не нравилось, когда, находясь в городе, Эдвард заявлял, что слишком занят «делами по имущественным вопросам» и не мог их отложить даже ради того, чтобы пообедать с виконтессой. А теперь он вообще скрылся из города, и у нее не осталось даже шанса, чтобы случайно встретиться с ним в театре.

Нельзя, правда, сказать, что в самом начале сезона в театре шло что-то стоящее внимания. А ведь Арабелла и ее друзья по настоянию Эдварда раньше времени приехали в Лондон! «Имущественные дела». Никогда в жизни ею не пренебрегали так явно и публично.

Конечно, теперь, когда Эдвард, судя по всему, возвратился в Роулингз, все начало приобретать смысл. Не было у него никаких «имущественных дел» в Лондоне. Ему просто нужно было отделаться от них — от Арабеллы, от графа Дерби, от Алистера. И еще многих. И все, разумеется, из-за девицы. Арабелла не могла думать о мисс Пегги Макдугал иначе, как о «девице».

Проклятая девица с ее проклятыми зелеными глазами и черными, как сажа, ресницами, с нежной, как персик со сливками, кожей, с блестящими черными волосами и семнадцатидюймовой талией. Какой мужчина откажется от такой? Но раз так, почему Эдвард провел столько времени в Лондоне? Почему он просто не отделался от гостей и тотчас же не вернулся в Роулингз? Арабелла не находила ответов. Что ж, Эдвард Роулингз всегда был непрост. Ей никогда не удавалось с достаточной долей вероятности догадываться, о чем он думает.

Но она знала, что все ближе подходит к разгадке. Теперь, когда Эдвард вернулся в Роулингз, стало ясно, что он считает роман с леди Арабеллой Эшбери законченным. И ничего не прислал в знак прощания! Даже самая ничтожная из женщин — ну, из светских дам — всегда получала некий знак благодарности — по меньшей мере, бриллиантовый браслет, когда ее любовник переключался на кого-нибудь другого. У Эдварда даже не хватило порядочности сказать, что все кончено! Ну ладно, была та сцена в Белой комнате замка Роулингз. Она могла бы послужить знаком, что не все хорошо в их отношениях. Арабелла не смогла уловить этот сигнал. Это совершенно не было похоже на Эдварда, всегда такого высокомерного и легкомысленного.

Попытки разузнать, что происходит, у Алистера тоже не дали результатов. Кстати, Арабелле Алистер Картрайт никогда не нравился. Ей казалось, что он неизменно пренебрегает ею, нет, не в сексуальном плане — это она могла бы понять, — а так, словно считает, что она глупа. Когда она в ту ночь в Сент-Джеймсском дворце спросила его, что в последнее время случилось с Эдвардом, он еще более пренебрежительно, чем обычно, усмехнулся и сказал, что понятия не имеет. Арабелла знала, что он лжет, и, что бывало с ней крайне редко, в порыве эмоций, схватив его за рукав, она спросила:

— Ведь это та девица, да? Он влюбился в ту девицу.

Алистер посмотрел на нее в своей шутовской манере и невинно поинтересовался:

— Что такое, Арабелла, что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно знаете что! Но жениться на ней он скорее всего не сможет. Вы ведь знаете, что люди говорят о ее сестре?

Ухмылка Алистера стала шире.

— Нет. Арабелла. Молю, расскажи мне. Что же люди говорят о ее сестре?

Леди Эшбери не понравилось, как он выделил голосом слово «люди», но она продолжала, полагая, что Алистер не в курсе, что почти все слухи родились в ее гостиной.

— Что она убила Джона Роулингза, как если бы сама нажала на курок. Что на той дуэли он дрался, чтобы защитить ее честь, но победил любовник. И что последние десять лет она прожила где-то в Средиземноморье со своим любовником…

— Люди всегда болтают невесть что о вещах, которых точно не знают, правда, Арабелла?

Пренебрежительный тон Алистера был невыносим, и тут-то Арабелла поняла, что Картрайт, этот глупец, тоже находится под воздействием чар девицы. Казалось невероятным, что такая вздорная малышка покорила сердца сразу двух самых завидных женихов Британии, но ведь и ее сестрице удалось нечто похожее, разве нет? Кто же тот любовник Кэтрин Роулингз? Если бы только Арабелла смогла узнать…

Виконтесса была не единственной, кого заинтересовало странное поведение Эдварда Роулингза. Граф Дерби, тяжело переживавший потерю своего партнера по игре, время от времени горько вздыхал в рюмку, чем вызывал негодование своей жены. Он мало помнил из того, что произошло в оранжерее в ночь бала, но то немногое, что удалось вспомнить, его смутно тревожило. Что-то было в этой девушке, дочери священника. Что-то знакомое. Если бы лорду Дерби удалось понять, что именно! Он был совершенно уверен, что информация, какой бы она ни была, взбодрит бедную Арабеллу.

И вот однажды вечером ему удалось разгадать этот ребус.

Несмотря на присущую ему распущенность, граф Дерби не был сознательно жестоким человеком. Ему бы и в голову не пришло делиться своим открытием с кем бы то ни было, если бы в тот вечер он не был пьян и по свойственной ему бесталанности не оказался в руках, гораздо более умных и умелых, чем его.

Арабелла не особенно жаловала графа Дерби и его супругу. И если бы не тот факт, что они владели в городе домом по соседству с ней, а также то, что, пока лорд Дерби в физическом плане не деградировал окончательно, у нее с ним была интрижка, она бы вообще не обращала на них внимания. Правда, они были дворяне, но такие скучные… со всеми своими детьми. Однако, когда лорд Дерби однажды вечером вскоре после Нового года оказался у ее дверей, он был настолько пьян, что вряд ли был в состоянии без приключений добраться до дома. Поэтому виконтесса велела впустить ею к себе и поинтересовалась, где он был.

— У Кэти, — проскрипел лорд Дерби, упершись ногами в мраморную приступку камина.

Арабелла закатила глаза. Кэти Портер содержала один из пользовавшихся дурной славой лондонских борделей. Если Дерби думал, что ее заинтересует, чем он там занимался, то его ждало разочарование.

— Ну? — сухо произнесла виконтесса. Наверху ее ждал господин, которого она наметила на место отбившегося от рук Эдварда Роулингза, и у нее не было времени для всяких пьяных графов. — Можете остаться на ночь, если считаете, что это необходимо. Я прикажу лакею приготовить вам комнату. А Берте скажем, что вы остались ночевать в своем клубе.

— Вы так добры, — проговорил Дерби, и Арабелла с отвращением заметила, что под его воспаленными веками закипают слезы. Дерби в пьяном состоянии всегда рыдал. — Вы так прелестны, Арабелла. Почти как та маленькая дочка священника.

Арабелла слушала его вполуха. Она оглядывала себя в зеркале, поправляя сапфировое ожерелье.

— Какая маленькая дочка священника? — без всякого интереса повторила она.

— Та, что в Роулингзе. Ну, которая так похожа на Кэти.

Арабелла стрельнула в него таким взглядом, что если бы граф был в состоянии era увидеть, то непременно испугался бы. Она быстро прошла к его креслу и склонилась над Дерби, ее лицо было всего в нескольких дюймах от него.

— Девушка, похожая на Кэти? Вы имеете в виду, что Пегги Макдугал похожа на Кэти Портер?

Крупная слеза сползла из глаза лорда Дерби. Он печально кивнул:

— Вылитая, только меньше, как бы уменьшенная копия, понимаете, о чем я говорю? Они могли бы быть сестрами. Кэти будет постарше этак лет на десять и потяжелее на несколько стоунов, а если бы не это, то их можно принять за близнецов. — Лорд Дерби вздохнул. — Я так долго ломал над этим голову. Знал, что девушка напоминает мне кого-то, но никак не мог понять, кого именно. Конечно, до сегодняшнего вечера.

Пальцы Арабеллы впились в парчовые подлокотники. Ее глаза загорелись опасным огнем.

— Кэтрин Роулингз и есть Кэти Портер. Просто прекрасно.

Граф Дерби внезапно протрезвел. С ним временами такое бывало, и Арабеллу всегда удивляло, как быстро он становился вполне рассудительным, когда это действительно необходимо.

— Арабелла, — он протянул руку, которая, несмотря на его габариты, была сильной, как тиски, — вы что подумали? Я сказал, что они выглядят так, будто сестры, я не говорил, что знаю наверняка, что они сестры.

— О, замолчите, Фредди, — бросила Арабелла. Ее голубые глаза затуманились. Хоть лорд Дерби и начал приходить в себя, но был еще слишком пьян, чтобы осознать значение своего открытия. А поскольку Арабелла больше не упоминала имени Кэти Портер, он расслабился, обратив внимание лишь на то, что виконтесса была с ним более любезной, чем обычно.

Глава 24

Эдвард Роулингз был знаком с Алистером Картрайтом большую часть своей жизни, и все это время приятели редко ссорились. Единственный раз, когда они сцепились не на шутку, был из-за одной молодой дамы, у которой хватило смелости уйти в монастырь и связать свою жизнь с Господом, а не с кем-нибудь из них. Таким образом дело решилось само собой.

По мнению Эдварда, одной из главных черт характера Алистера была уступчивость. Его легко можно было убедить в чем угодно, и такая покладистость делала его бесценным компаньоном для человека вроде Эдварда, который хотел верховодить в любой ситуации.

Именно поэтому Эдварда так удивил — и разозлил — отказ Алистера ретироваться в деле об ухаживании за Пегги. Почему из всех мыслимых вопросов Алистер выбрал именно этот, чтобы показать свою непреклонность, Эдвард понять не мог. Он даже предположил, что, может, его беззаботный друг и впрямь влюбился в девушку. А если так, Эдвард опасался, что у него не будет другого выхода, кроме как попросить Алистера навсегда забыть дорогу в Роулингз.

Его угнетало то, что неминуемо пришлось бы предпринять. Эдвард ценил дружбу Алистера. Картрайт был одним из немногих людей, которых он мог выносить больше пяти минут. Но он просто не мог позволить своему лучшему другу ухаживать за Пегги. Сама мысль об этом отзывалась в его душе нестерпимой мукой. Вот и сейчас, когда эти двое спорили из-за какой-то книги, Эдварда так мутило, что он не сомневался, что вот-вот расстанется с обедом. Прямо здесь, в Золотой комнате.

Казалось, что его дни как хозяина поместья сочтены. Пегги вполне любезно указала, что у него нет никаких прав запрещать Алистеру встречаться с ней, а поскольку и она не против этого, пусть он лучше не вмешивается не в свои дела. И Эдвард, в душе соглашаясь с ней, честно пытался этого не делать. Он действительно пытался. Но вид двух голов, одной такой светлой, а другой такой темной, склоненных над какой-нибудь книжкой дурацких стихов, необъяснимым образом приводил его в ярость.

Эдвард подумал, что он уже достаточно долго побыл посмешищем. Они втроем провели почти неделю в относительном согласии: Пегги воздерживалась от колких замечаний, без которых, казалось, не могла обходиться в его присутствии, а Алистер делал вид, что не замечает враждебных взглядов приятеля. Поскольку погода стояла ужасная, вопрос о прогулках даже не стоял, хотя, будь на дворе хоть на пару градусов теплее, Эдвард все-таки вытащил бы Алистера поохотиться или еще для чего-нибудь — только бы убрать его от Пегги.

Возможно, больше всего Эдварда раздражало то, что он сам не мог понять истинных причин своей безотчетной злости. Он точно знал, что Алистер, как бы там ни было, слишком стар для Пегги. А то, что Картрайт всегда подробно рассказывал ему о своих победах на любовном фронте, заставляло лорда опасаться за Пегги, которую при ее легкой возбудимости Алистер мог легко соблазнить, пощекочи он ее чуть настойчивее.

Мысль о том, что Пегги и его немногословный друг лежат вместе в кровати, добивала Эдварда — ведь он знал, что под колючей девичьей внешностью скрывается чрезвычайно пылкая женщина. Эдвард еще не встречал в постели более страстной натуры. Эта двадцатилетняя дочка священника могла бы преподать уроки любви любой из самых популярных лондонских куртизанок.

Но стоит ли возможность каждую ночь держать в объятиях это прелестное тело того, чтобы выслушивать, что выдает ее находчивый язычок? Нет!

Так почему не оставить ее Картрайту? Эдвард когда-нибудь наконец найдет девушку своей мечты. Прелестную, спокойную девушку, которая будет сидеть перед камином, вязать ему носки и не будет устраивать сцен по поводу стоимости его галстуков и напитков, а также по поводу его романов с замужними дамами. Конечно же, такая существует где-то… А пока почему не дать Картрайту то, чего он хочет? В конце концов, отчего одному из них не быть счастливым?

Но как Пегги не пара Эдварду, точно так же она не пара Алистеру. Эдвард был уверен, что, так как его безмозглый друг явно одурманен этой темноволосой безобразницей, он не сможет сам догадаться об этом. Но Пегги-то следует понять, что этот номер не прейдет. Разве сможет она обрести счастье с таким ленивым бездельником, как Картрайт? Алистер не только разрешал ей вить из себя веревки — а он разрешал, и Эдвард это видел, — но, похоже, был не в состоянии сказать проказнице «нет». Достаточно было затрепетать смоляным ресницам, и тот был готов на все. Ну это же смешно. Так не бывает. Они оба будут несчастными уже через год. Эдвард решил положить всему этому конец.

Взывать к разуму Алистера было совершенно бесполезно. Эдвард уже пытался. Нет, чтобы добиться хоть какого-то прогресса, придется поговорить с Пегги, которая, несмотря на все свое упрямство, по крайней мере, достаточно рассудительна, чтобы прислушаться к доводам разума. И конечно же, Эдварду нужно застать ее одну, чтобы начать этот разговор, иначе будет нелегко — Картрайт, похоже, вообще от нее не отходит…

В конце концов, Эдвард решил, что ему придется дожидаться, когда Пегги пойдет вечером к себе, и тогда прийти к ней в спальню. Разумеется, после того, как Алистер уляжется спать. Он отдавал себе отчет в том, что ей это не понравится — она, видимо, так же как и он, не считала приличным, чтобы они находились в комнате одни, но тут уж ничего не поделаешь. Чтобы предостеречь ее от трагической ошибки, он готов пожертвовать какими-то правилами.

Было уже за полночь, когда Пегги наконец отправилась к себе, а отделаться от Алистера было секундным делом. Когда Эдвард уходил, тот переливчато храпел в библиотеке на диване, его руки обнимали графин с коньяком, а на губах играла до глупого счастливая улыбка. Эдвард почти сожалел по поводу того, что поступок, на который он решился, навеки сотрет эту улыбку, но другого пути он просто не видел. Или сделать так, как он задумал, или быть свидетелем того, как с годами эта улыбка превратится в оскал.

Стоя перед дверью в Розовую комнату, Эдвард обнаружил, что волнуется. Он много раз стоял именно перед этой дверью в глубоком детстве, испытывая волнение разного рода. Его мать всегда была доброй, но твердой поборницей дисциплины, и ее методы порицания, хоть и не телесные, как у отца, навсегда врезались в его память. Может, это было воспоминание, или ему было действительно не по себе от того, что он собирался сделать? Ответить он не смог бы. И, чтобы отрезать себе путь к отступлению, Эдвард постучал в тяжелую дверь.

Пегги сама ответила на стук. Она очень удивилась, увидев его. Ее длинные темные волосы были распущены по плечам, как пелерина, на ней был тот же полупрозрачный халат, что и тогда, в ночь после бала, — тот, отороченный перьями. Она выглядела до смешного юной, но очень женственной. Эдвард почувствовал, как что-то у него внутри напряглось, и на мгновение оробел. Пока не увидел выражения лица Пегги.

— Ну и ну, — сказала она, одна бровь приподнялась изящной дугой. — И чему я обязана таким удовольствием, лорд Эдвард?

Он понял, что его миссия, возможно, спасет Алистеру жизнь. Может, сегодня это ему не понравится, но однажды он будет благодарен Эдварду за то, что друг спас его от этой насмешницы.

— Мне нужно поговорить с вами, — глухо проговорил Эдвард.

— Ну что ж, вы можете поговорить со мной утром за завтраком, — ответила Пегги. — Спокойной ночи.

Девушка попыталась захлопнуть дверь, но Эдвард ее опередил. Он вставил ногу между дверью и косяком, и Пегги, хоть и старалась изо всех сил, не смогла ее закрыть.

Чуть погодя она прекратила свои попытки, взглянула на него с подчеркнутым безразличием и уперла руки в бока.

— Эдвард, вы знаете, почему я не могу впустить вас. Вспомните, что произошло в прошлый раз.

— Я прекрасно знаю, что произошло в прошлый раз. Как вы помните, я тоже там присутствовал. Но вам нет нужды беспокоиться. Я хочу только поговорить.

— Вы и в прошлый раз хотели того же, — напомнила Пегги.

— Очень важно, чтобы вы позволили мне войти.

— Что подумают слуги? Миссис Прейхерст будет…

— К черту миссис Прейхерст!

Эдвард ногой распахнул дверь, захлопнул ее за собой и прошел в тепло комнаты, освещенной веселыми бликами огня. С прошлого раза Пегги там кое-что переменила. Над камином висел выполненный еще до замужества портрет его матери, и добавилось ваз с цветами — они теперь стояли повсюду. А на туалетном столике лежала чертова книжица стихов о любви, которую Картрайт дал ей накануне, некоторые страницы были заложены ленточками. Эдвард подошел и взял ее в руки.

— Это, — драматическим тоном проговорил он, потрясая маленькой книгой в кожаном переплете, — именно то, о чем я хотел с вами поговорить.

Теперь Пегги стояла, сложив руки на груди, на ее губах играла лукавая улыбка.

— О? Вы желаете обсудить сонеты Шекспира?

— Вовсе нет. — Эдвард направился к ней, размахивая книжкой. — Я хочу поговорить о Картрайте.

Один уголок рта Пегги пополз вверх.

— Хорошо, Эдвард, я понимаю вашу ревность. Признаю, вы первый с ним познакомились!

Кулак Эдварда обрушился на подвернувшийся под руку ночной столик, который оказался довольно хрупким и не устоял под ударом, превратившись в кучу дощечек и бронзовых деталей. Пегги спокойно посмотрела на остатки столика. Другая бы кинулась спасаться.

— Теперь вам лучше? — сухо осведомилась девушка. — Может, еще чего-нибудь изволите поломать? Как насчет вон той вазы? Это, кажется, фамильная реликвия. Или, может, вы предпочтете ударить меня?

— Никогда в жизни я не поднял руки на женщину, — механически отозвался Эдвард. Он сам пришел в замешательство, сокрушив столик. Он не хотел ударять по нему с такой силой. Но он не намерен позволять сбивать его с мысли. Это один из ее приемов. Ей не удастся свернуть его с дороги. — Послушайте, Пегги…

— А что, у меня есть выбор? — Пегги опустила руки и направилась к кровати, где она, видимо, лежала, когда он постучал в дверь. Сняв домашние туфли на высоком каблуке, она спрятала голые ноги под тяжелую перину. — Надеюсь, вы не против, — кротко проговорила она, сев на кровати и обхватив руками колени. — Знаете, довольно прохладно.

На этой огромной кровати она выглядела такой маленькой и невинной, что на какой-то момент Эдвард забыл, зачем он, собственно, пришел. Он представил себе, как забирается с ней в эту кровать, небрежно, будто они давно женаты и каждую ночь спят вместе. Вот он спускает пеньюар с гладких белых плеч и целует шелковистую кожу…

Тут он увидел у себя в руках книжку. Он начал было говорить, но голос сел настолько, что невозможно было разобрать слов. Эдвард прокашлялся.

— Пегги, я не могу этого допустить.

Она настороженно наблюдала за ним, подперев кулачками подбородок.

— Не можете допустить чего?

— Я не могу допустить, чтобы вы вышли замуж за Алистера.

— Вы не можете. — Ее лицо скрывала тень. Свет от камина не достигал до изголовья кровати.

— Нет, не могу. Вы не подходите друг другу. Вы, в конце концов, сделаете друг друга несчастными, а я не хочу, чтобы это случилось ни с кем из вас. Поэтому я пришел, чтобы сказать вам… придется объяснить Алистеру, что вы не можете выйти за него замуж.

Из сумрака отчетливо прозвучал голос Пегги:

— Во-первых, Эдвард, Алистер еще не просил меня выйти за него замуж. А во-вторых, если он попросит моей руки, то, что я решу, вас не касается.

Эдвард сделал пару шагов вперед, чтобы разглядеть выражение ее лица. Оказавшись всего в футе от кровати, он увидел, что девушка и в самом деле рассержена. Зеленые глаза сверкали как самоцветы.

— И все-таки это меня касается, Пегги, — намного спокойнее, чем до этого, проговорил Эдвард. — Алистер мне друг. Я не хочу, чтобы он страдал.

Пегги подняла подбородок и гневно посмотрела на него:

— А почему, собственно, вы так уверены, что я заставлю его страдать?

— Вы слишком своенравны, это во-первых. Пегги, вы не знаете Алистера, как знаю его я.

Эдварду показалось совершенно естественным сесть на край кровати рядом с девушкой. Она не стала возражать, однако, возможно, лишь по причине того, что была слишком сердита, чтобы заметить, как он сел. Усевшись, Эдвард почувствовал, что, несмотря на обманчиво пышный вид, матрас был довольно жестким.

— Видите ли, Пегги, — продолжал Эдвард, швырнув книжку любовной лирики на пол, — я знаком с Алистером всю свою жизнь. И я знаю, какая женщина ему нужна. Ему нужна тихая женщина, которая будет заботиться о нем, которая будет смотреть, чтобы он надевал носки одного цвета.

— А мне все равно, какого цвета на мужчине носки, — низким голосом вставила Пегги.

Эдвард чуть встревожился, заметив, что под прозрачным халатом на девушке только тонкая сорочка, сотканная, казалось, из одних кружев. Он ясно видел контуры ее цветущей груди.

— Но, Пегги, — сказал он, с усилием отводя взгляд от ее груди и устремляя его в непроницаемо темные глаза девушки, — в этом-то все и дело. Алистеру нужна женщина, которой будет не все равно, какие на нем носки.

— По-моему, мистер Картрайт взрослый человек, — едва прошелестел голос Пегги. Эдвард заметил, что она приопустила веки, словно они стали странно тяжелыми, и смотрела на него сквозь ресницы. — Полагаю, он сам может решить, какого типа женщина ему нужна.

— А вот здесь вы ошибаетесь.

В этот момент до Эдварда дошло, что они сидят очень близко друг к другу. Он ощущал тепло, исходившее от ее практически обнаженного тела, цветочный аромат распущенных волос. Ее лицо было всего в нескольких дюймах от него. Достаточно было немного наклониться, и он мог бы поцеловать ее, почувствовать сладость этих алых губ, зарыться лицом в нежную трепетность шеи. Искушение напугало его. Он посмотрел на Пегги и понял, что она что-то говорит.

— …и по-моему, это нечестно, — отвечала Пегги своим трогательным хрипловатым голосом. — Вы уговариваете меня выйти замуж, но как только появляется некто с намерением жениться на мне, требуете, чтобы я сказала «нет». Если честно, Эдвард, я начинаю подозревать, что вы сами не знаете, чего хотите. Я вам уже говорила накануне вашего отъезда в Лондон. Вы испуганы.

— Единственное, чего я боюсь, — быстро проговорил Эдвард, — это то, что вы погубите свои жизни. Не думал, что мне придется прибегнуть к этому, но так как я вижу, что вы намерены продолжать упорствовать, то я просто вынужден. Пегги, я готов рассказать ему.

Зеленые глаза распахнулись.

— Что?

— Мне не хотелось бы этого делать. Это разобьет ему сердце. Но у меня нет иного выбора.

Быстрая, как кошка, она отбросила перину и оказалась на коленях около него с руками, прижатыми к щекам.

— О, Эдвард, вы не сделаете этого! Зачем? Это только ранит его!

— Да. Но это все же заставит его дважды подумать, прежде чем жениться на вас.

К его немалому удивлению, глаза Пегги наполнились слезами, и в следующий момент он почувствовал, как маленький кулачок с побелевшими костяшками с силой ударил его в грудь.

— Как ты мог? — неистово вскричала она. — Как мог ты так отвратительно поступить?

Эдвард, схватившись за грудь в районе солнечного сплетения, пытался вздохнуть. Он совсем забыл, насколько силен у нее хук справа.

— Если я не твоя, то ты хочешь, чтобы я не досталась никому другому, да? — гневно кричала Пегги. — Как ты самонадеян! И еще удивляешься, почему я не хочу выходить за тебя замуж!

Затем, пока он не пришел в себя, она кинулась в атаку. Еще ни одна женщина не нападала на Эдварда, и он не знал, как на это реагировать. Только что она рыдала рядом с ним, а в следующий миг набросилась, опрокинув его удивительно сильными кулачками, которые продолжали неустанно молотить в грудь Эдварда, спиной на матрас. Ошеломленный, Эдвард несколько мгновений лежал неподвижно и смотрел на разъяренную фурию, которая сидела на нем верхом, зеленые глаза сверкали из-под растрепавшихся темных волос.

Наконец он схватил ее запястья своими железными руками. Рыча, как тигрица, Пегги пыталась освободиться, пока Эдвард не придавил девушку к матрасу весом своего тела, прижав ее руки к кровати за головой.

— Лежи смирно, — загремел он, — кошечка!

Грудь Пегги, которая пыталась восстановить дыхание, тяжело вздымалась под ним. Девушка, не отрываясь, смотрела на Эдварда, в ее глазах плескалась ненависть.

— Пусти, — коротко пригрозила она. — Пусти, а то, клянусь, закричу!

Но Эдвард не смог ее отпустить. Вдруг ожило воспоминание о том, как то же самое тело, нежное, податливое и такое желанное лежало под ним… Чувствуя сквозь тонкую, как паутина, материю ее сорочки упругость грудей и ощущая, что его член, прижатый к животу девушки, начинает наливаться твердостью, Эдвард застонал.

Пегги тоже осознала, что происходит, и взгляд, который она подняла на Эдварда, больше не был сердитым, он умолял.

— Не нужно, — прошептала она. — Пожалуйста, Эдвард. Отпусти меня, пока мы не зашли слишком далеко… Но было уже поздно.

Глава 25

Это не должно было повториться.

И все же повторилось.

Распростертая под тяжелым горячим телом Эдварда, Пегги тщетно сопротивлялась накатившей на нее волне страсти. Она каждой клеточкой тела хотела принадлежать ему, а он желал обладать ею. И хотя разум еще предостерегал их, тела уже не прислушивались ни к каким доводам рассудка и все глубже погружались в такое неистовство любви, что их первая встреча казалась всего лишь прелюдией к сегодняшнему вечеру.

Эдвард жадно целовал Пегги, ласкал губами и языком ее лицо, шею, грудь… Пеньюар соскользнул и оказался под ней. Эдвард в нетерпении разорвал паутину нижнего белья. Оставив на теле девушки, от губ до живота, цепочку горящих следов поцелуев, Эдвард накинулся на ее груди. Он безжалостно терзал губами соски, его руки нежили мягкие бугорки до тех пор, пока Пегги, выгнувшись, не прижалась к нему низом живота.

Эдвард прильнул лицом к жаркому, обрамленному темными волосами гнездышку между ее ног. В тот миг, когда его язык коснулся набухших желанием нижних губ Пегги, девушка, вскрикнув от изумления, попыталась вырваться, ее пальцы вцепились в его черные волосы. Но Эдвард крепко удерживал крутые бедра, его губы требовательно ласкали влажную плоть Пегги, при этом щетина его щек обжигала бархатистую кожу между ног. Подчиняясь рефлексу, Пегги сжала голову Эдварда ногами и стала качать ее, извиваясь телом у его лица.

Больше Эдвард терпеть не мог: он приподнялся и принялся срывать с себя бриджи, освобождая свое массивное естество. Погрузив его в упругое, влажное лоно Пегги, произнося прерывающимся шепотом ее имя, Эдвард все сильнее вдавливал ее в кровать. Пегги резко выставила руки, будто в попытке остановить его. Но затем руки девушки обняли мощные бицепсы Эдварда, а бедра начали послушно подниматься навстречу каждому требовательному движению мужского тела. Голова Пегги откинулась назад, дыхание стало коротким и хриплым. Каждый раз, когда Эдвард входил в нее, девушка стонала, и с каждым толчком она все ближе подходила к грани сладкого безумия. Она старалась не отпускать его, когда он отводил свое тело назад, не давая ему покинуть ее жадное лоно, сжимая его плоть…

Вдруг он словно взорвался внутри Пегги, заливая все вокруг жидким огнем и с силой подминая ее под себя. Девушка, изогнувшись всем телом, хрипло вскрикнула и тоже, оглушенная непередаваемым блаженством, растворилась в потоке золотых огней. Пегги глубоко вонзила ногти в плечи Эдварда, но тот даже не почувствовал этого, охваченный экстазом. Когда обессиленная Пегги опрокинулась назад на подушки, она дышала так тяжело, будто пробежала громадное расстояние, Эдвард тоже задыхался, уронив голову девушке на грудь.

Мокрые от пота, они лежали в свете камина. Пегги подумалось, что следует что-нибудь сказать, но она все еще наслаждалась сказочными ощущениями, которые вызвал в ней Эдвард, и совершенно не хотела прерывать этот момент. Закрыв глаза, она нежно перебирала его черные кудри и бессознательно продолжала это делать, даже провалившись в глубокий сон.

Глава 26

Эдвард долго не мог уснуть. Меряя шагами спальню, он запустил руку в волосы и громко выругался.

Несмотря на заверения о том, что он уезжал в Лондон, чтобы избавиться от надоевших гостей, главная цель была в том, чтобы забыть эту маленькую бестию. Влечение к ней переросло все рамки и достигло кульминации в ночь бала. Он попытался поступить, как полагается, предложив Пегги выйти за него замуж, а затем уехал подальше от искушения.

Возвращаясь, Эдвард надеялся, что излечился от этой болезни.

Он говорил себе, что это всего лишь временное увлечение. Все произошло только потому, что юная шотландка была чем-то новым, свежим. Она удивила его дерзостью, произвела впечатление умом, очаровала красотой. И ошеломила страстью как любовница. Нужно всего несколько недель побыть вдали от нее, чтобы восстановить душевное равновесие, и еще пару недель, чтобы все вернулось на круги своя. Ему чертовски повезло, что она отвергла его предложение, но еще больше в том, что не забеременела.

Эдвард уже думал, что опасность миновала.

Еще нет и недели, как он дома. И бессмысленно обманывать себя. Он хочет быть с ней. Ничто не остановит его на пути к обладанию Пегги. И тысяча поездок в Лондон не в состоянии ничего изменить…

Эдвард вышагивал по комнате, отхлебывая из графина виски. Его лоб блестел от пота. Он открыл все окна, но даже холодные ветры с торфяника не могли погасить его страсть. Он не знал, что делать. Ясно одно: нельзя, чтобы все оставалось так, как есть.

Совершенно измотанный, Эдвард упал в одно из кресел у камина и невидящими глазами уставился на огонь. Что это, любовь? Для своего состояния он не мог подобрать другого названия. Такого с ним еще не бывало. Он мог думать только о ней, Пегги. Ничего подобного он не чувствовал ни к одной женщине в жизни. И что с этим делать?

Нужно найти способ заставить ее выйти за него замуж.

Жениться на сестре убийцы своего брата? Час от часу не легче! Но вместе с тем не может же она отвечать за свою сестру. Кого волнует, что натворила ее сестра? Главное, он должен жениться на ней так или иначе.

А что он скажет Алистеру?

Закрыв глаза, Эдвард откинул голову на спинку кресла, и мысли о том, как всего час назад он уходил от Пегги, вновь нахлынули на него. Ее губы были чуть приоткрыты во сне, она тихо дышала. Ее рука все еще покоилась в его волосах, когда он поднял голову с гладкого упругого бедра девушки. После того как они закончили заниматься любовью, она еще долго с бессознательной нежностью перебирала его кудри. Но Эдвард чувствовал ее пальцы, и в его голове вертелся один вопрос: может, несмотря на отказ выйти за него замуж, Пегги все же любит его?

Эдвард знал, что она сочла его предложение вынужденным. Тогда так и было. А что еще он мог сделать? Она была гостьей в его доме, моложе его на десять лет, а он всем этим воспользовался. Тот факт, что девушка сама с энтузиазмом пошла на то, чтобы лишиться невинности, являлся слабым оправданием. Джентльменам просто не пристало спать со своими свояченицами-девственницами. Не то чтобы Эдвард всегда старался вести себя как джентльмен…

Но он сделал предложение, а она разрушила все благие намерения. И не успел Эдвард и глазом моргнуть, как все повторилось. К тому же это было даже лучше, чем в прошлый раз, и им овладело страстное желание быть с ней снова и снова.

Неудивительно, что он оставил спящую девушку, чтобы выпить виски.

Только когда забрезжил рассвет, Эдвард наконец забылся тревожным сном, и лакей не стал беспокоить его до ленча.

Когда Дэниелз все же решился разбудить хозяина, у него были не очень приятные новости.

— Простите, милорд, — проговорил лакей, укоризненно поглядывая на сапоги, которые Эдвард не удосужился снять перед тем, как уснуть. — Но я подумал, необходимо доложить, что внизу дожидается леди Эшбери.

Эдвард, который спал одетым, резко сел на диване.

— Арабелла? — Со сна голос прозвучал даже грубее, чем обычно. — О Боже! Арабелла здесь?

— Да, сэр. — Дэниелз поднял с пола галстук хозяина и с отвращением посмотрел на него. — Она хочет увидеть вас. Вы будете бриться, прежде чем спуститься вниз?

Эдвард уперся локтями в колени и механически провел ладонью по заросшему щетиной подбородку. Арабелла здесь? Почему она не в Лондоне? Черт побери, ничего менее подходящего, чем ее приезд именно сегодня, и не придумаешь.

Дьявол, что ему делать с Пегги?

Взглянув снизу на слугу, Эдвард с деланным безразличием поинтересовался:

— Там сейчас есть кто-нибудь… э-э… с виконтессой, или она одна?

Дэниелз медленно бродил по комнате, собирая разбросанные предметы одежды Эдварда.

— Думаю, милорд, в данный момент мистер Картрайт развлекает леди Эшбери в утренней гостиной.

— Он? Больше никого нет? Я имею в виду… Ты, случайно, не видел, Дэниелз… мисс Макдугал не с ними?

К огромному облегчению Эдварда, Дэниелз покачал головой, хотя этот жест мог служить также и знаком неодобрения со стороны слуги, который обнаружил пустой графин, валявшийся у ножки кровати.

— Нет, сэр, — обронил Дэниелз. — Недавно пришла мисс Энн Герберт, и, вероятно, они с мисс Пегги в оранжерее.

У Эдварда отлегло от сердца. По меньшей мере Пегги не пришлось заниматься возмутительными обязанностями по приему его бывшей любовницы на следующий день после.. вот именно, на следующий день после. Может быть, это Алистер перехватил сообщение о приезде Арабеллы и избавил Пегги от общения с гостьей?

Во имя всего святого, что делать с Алистером?

Десятью минутами позже Эдвард, умытый, гладко выбритый и переодетый, распахнул дверь в утреннюю гостиную, постаравшись удалить недовольную гримасу со своего лица. Лучше не дразнить Арабеллу, решил он.

— Арабелла, — сказал Эдвард. — Какая радость. — Его голос, однако, не выражал восторга.

Арабелла повернулась от окна и улыбнулась ему. Виконтесса, как всегда, была одета по последнему слову моды, лазурно-голубое платье со стоячим воротником пенилось белыми кружевами. Алистер, стоявший рядом с ней, выглядел до смешного жалким.

— А, Эдди! — вскричал он. — Ты ужасно выглядишь. Что, вчера вечером слегка перебрал местного портвейна, так, старина?

Эдвард улыбнулся ему половиной лица. На другой застыла виноватая усмешка. При виде этого доверчивого крючконосого лица его внезапно пронзила боль. Как, черт побери, сказать Алистеру? Дьявол, что ему, наконец, сказать? «Мне очень жаль, старина, но я влюбился в девушку, за которой ты ухаживаешь, и тебе остается только смириться». Так?! Эдвард вовсе не был уверен, что Алистер покорно уступит ему Пегги. Когда они последний раз ссорились из-за девушки, дело дошло до кулаков. На этот раз Эдвард подозревал, что все закончится гораздо хуже. Скорее всего — пистолеты на рассвете.

— Ведь правда, это очень мило со стороны старушки Арабеллы, а, Эдвард? — Неубедительным тоном проговорил Алистер в сторону виконтессы. — Она приехала навестить Пегги. Только Энн Герберт приехала раньше, и я теперь не знаю, куда пропали девушки. Миссис Прейхерст пытается их отыскать.

Эдвард скупо улыбнулся:

— Очень мило.

У Арабеллы на лице было весьма самодовольное выражение, словно у кошки, которая приготовилась набедокурить. Ее визит, без сомнения, имел некую скрытую цель, и, к удивлению мужчин, Арабелла без всяких предисловий изложила ее, махнув рукой, обтянутой перчаткой.

— Причина, по которой я заглянула так неожиданно, Эдвард, — промурлыкала Арабелла, — заключается в том, что мне страшно неудобно перед мисс Макдугал.

Эдвард вопросительно поднял брови:

— О? Вот как?

— Ну, я живу в двух шагах от поместья Роулингзов, а моя новая соседка ни разу не приезжала в Эшбери-Хаус даже на чай. Чувствую себя очень неловко.

К сожалению, не настолько неловко, чтобы вообще забыть дорогу в поместье Роулингзов. Эдвард прикидывал, как долго леди собирается мариновать его. Он не выдержит этого светского тона больше пяти минут. Ему нужно наедине поговорить с Алистером, а потом найти Пегги. Будь он проклят, если он и дальше будет скрывать свои истинные чувства. Это выше человеческих сил.

Не обращая внимания на негостеприимное молчание Эдварда, Арабелла принялась ходить по комнате, юбки ее платья призывно развевались. Эдвард, разгадав ее замысел, сдержал зевок. На самом деле неплохо было бы позавтракать. Где же Эверс с кофе?

— Поэтому я сказала себе: «Арабелла, дорогая, — виконтесса всегда обращалась к себе очень нежно, — ты должна немедленно пригласить мисс Макдугал на обед». — Арабелла оказалась рядом с Эдвардом. Она вцепилась в рукав его сюртука и игриво заглянула вшсные серые глаза. — И вот я здесь, чтобы лично передать приглашение, так труднее будет отказаться. И ты мне не откажешь, правда, Эдвард?

Ресницы Арабеллы затрепетали, что должно было изобразить испуг. Эдвард закатил глаза.

— Для тебя все, что угодно. А теперь езжай домой, ладно? Я хочу есть.

Арабелла тут же отпустила его рукав.

— Ох, Эдвард, ты всегда был грубияном. Я жду вас всех ровно в восемь. А вы двое постарайтесь приехать трезвыми, договорились? — Она повернулась, чтобы уйти.

— Что? — Грохочущий голос Эдварда заставил ее остановиться на полпути.

Леди Эшбери повернулась у дверей, на ее лице было написано нетерпение.

— Ну, Эдвард, — проговорила она, почти не разжимая губ, — я же просила тебя не говорить «что». Это совершенно…

— Мы сегодня не сможем обедать у тебя, — решительно заявил Эдвард.

— Почему? — спросила Арабелла тусклым голосом. — У вас другие планы?

— Да, — сказал Эдвард. — Разве нет, Картрайт?

Алистер развалился в кресле, обтянутом мягкой кожей, и с отсутствующим видом смотрел на огонь в камине, мечтая, в чем у Эдварда не было никаких сомнений, об упругих белых бедрах Пегги — смешно, конечно, ведь он никогда их не видел. А если бы видел, то у Эдварда не было бы другого выхода, кроме как убить его.

Эдвард быстро пересек комнату и ударил по креслу ногой, пробудив Алистера от любовных грез.

— Разве нет, Картрайт? — угрожающим тоном спросил он.

— Что ты имеешь в виду, старина, — забормотал тот, моргая, будто его только что разбудили. — Планы на вечер? У нас нет никаких планов.

Арабелла радостно хлопнула в ладоши:

— Ну вот и отлично! Тогда я жду всех ровно в восемь. И не забудьте захватить с собой юного герцога. Мне давно хочется поближе познакомиться с этим милым ребенком. До встречи, джентльмены.

Пока Эдвард собирался с духом, чтобы продолжить спор, дама вышла из комнаты. Правда, спорить с Арабеллой всегда было бессмысленно. Если ей было не по душе то, что говорилось, она просто пропускала это мимо ушей.

Черт, что за дурацкая ситуация! Теперь нужно будет сидеть на одном из ее невыносимо скучных обедов. И терпеть, глядя на Картрайта, который весь вечер будет смотреть на Пегги телячьими глазами. Нет уж, он не собирается длить эту пытку. Он объяснится с Картрайтом прямо сейчас, и плевать на обед. Решительно повернувшись, Эдвард начал грубым голосом:

— Послушай, Картрайт…

Дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появился Эверс с подносом, уставленным приборами для кофе и тарелками, от которых шел аппетитный пар.

— Ваш завтрак, лорд Эдвард, — объявил он.

— Ладно, ладно. — Эдвард махнул рукой. — Поставь все где-нибудь.

Эверс, не обращая внимания на нетерпеливость хозяина, молча накрыл стол к завтраку. Эдвард с недовольной гримасой наблюдал за ужасно медленными движениями дворецкого.

Алистер, который по-прежнему сутулился в кресле, с отрешенным видом произнес:

— Надеюсь, Арабелла не станет опять подавать эти чертовы заливные перепелиные яйца. Я их терпеть не могу.

Эдвард машинально пожал плечами. До чего некстати появился Эверс! Ничего, он слышал кое-что и похуже…

— Послушай, Алистер. Это по поводу Пегги.

Картрайт прекратил рассматривать собственные ногти.

— Да? Что там по поводу ее? — Впервые обратив внимание на страдальческое выражение лица Эдварда, Алистер поморщился. — О, Роулингз, пожалуйста. Ты же не собираешься по новой заводить речь о том, что я не должен ухаживать за ней? Потому что я больше не вынесу твоего лицемерного хныканья о том, что она еще ребенок, который находится под твоей опекой и…

— Милорд, — Эверс стоял, вытянувшись, будто кол проглотил, — я вам еще нужен?

Эдвард кивком поблагодарил его, и старик вышел, на лице его играла хитрющая усмешка. Так, теперь вся прислуга будет в курсе. Ну и пусть, они и так все узнают. Эдвард решил попробовать еще раз.

— Слушай, старина, — начал он, и тут дверь опять открылась. Теперь в комнате появился сам предмет разговора. Увидев Эдварда, Пегги вздрогнула от неожиданности, лорд смутился не меньше. Румянец моментально залил щеки девушки, Эдвард, в свою очередь, почувствовал, как кровь приливает к голове. Он был не в состоянии взглянуть ей в глаза, поэтому сверлил взглядом зеленое бархатное платье.

— Прошу меня великодушно простить, — сказала она тем хрипловатым голосом, который так не сочетался с ее изящной внешностью. — Я думала… Эверс сказал, что леди Эшбери здесь и хочет меня видеть.

— Она была здесь. — Алистер проворно вскочил с кресла и подбежал к Пегги. — И хотела вас видеть. Но Роулингз выпроводил ее, пообещав отобедать с ней сегодня вечером.

Эдвард поспешно поднял голову, чтобы взглянуть в глаза Пегги, опасаясь, что она все неправильно поймет.

— Она пригласила всех нас, — быстро проговорил он, — в Эшбери-Хаус. Я не мог ничего придумать, чтобы отказаться, а Картрайт…

— Что я-то такого сделал? — обиженно отозвался Алистер. Он взял Пегги за руку и потянул к дивану, явно чтобы усадить ее рядом с собой и нашептывать ей на ухо. Эдвард почувствовал облегчение, когда увидел, что Пегги довольно решительно сопротивляется этой затее.

— Ну, мистер Картрайт, — говорила она, пытаясь вырвать пальцы из цепкого захвата Алистера, — мне нужно вернуться в оранжерею. Меня ждет Энн…

— Пускай надоедливая девчонка подождет. — Алистер решил до конца исполнить партию пастушка, страдающего от неразделенной любви.

Эдвард с угрозой поглядывал на него, и от этого Пегги, которая остро переживала каждый его жест, только сильнее разволновалась.

— Нет, я не могу заставлять ее ждать, — проговорила Пегги. Теперь на ее лице появилось выражение отчаяния, девушка изо всех сил пыталась освободиться. — И в Эшбери-Хаус не смогу поехать, потому что пригласила Энн обедать у нас.

Эдвард больше был не в состоянии выносить это. Одним прыжком он подскочил к Пегги, схватил Алистера за руку и с силой завернул ее за спину другу. Тот скорее от неожиданности, чем от боли, мгновенно отпустил Пегги. Она отдернула пальцы и внимательно посмотрела на них, будто он мог их сломать.

Согнувшись пополам — Эдвард продолжал выворачивать ему руку, — Алистер крикнул:

— Роулингз! Имей милосердие! Ты что, хочешь сломать мне руку?

Держа своего друга в железных тисках, Эдвард рявкнул ему на ухо:

— Неплохая идея. Проучить тебя, чтобы ты не распускал руки, старина.

— О чем это ты говоришь? — Голос Алистера изменился. Ему явно было больно. — Я всего лишь…

— Эдвард! — Пегги перестала баюкать помятые пальцы и подбоченилась. Она уже преодолела смятение, которое охватило ее при виде Эдварда, и теперь голос девушки звучал нетерпеливо: — Не будьте глупцом. Отпустите его.

— Слушай, что она говорит, Эдди, — проныл Алистер.

При слове «Эдди» Эдвард еще сильнее завернул ему руку, и тот вскрикнул от боли.

Пегги бросилась к ним, словно кошка, которая наказывает своих расшалившихся котят.

— Эдвард, — резко бросила она и с удивительной силой влепила лорду подзатыльник, — отойдите от него сейчас же! В самом деле, вы оба…

Эдвард был настолько ошеломлен этим нападением, что выпустил руку Алистера, который поспешил отойти. Что это она? Неблагодарная девчонка! Как будто ему доставляет удовольствие делать больно своему лучшему другу!

Хорошо хоть, что она не бросилась к Алистеру с утешениями. Пегги все еще стояла посреди комнаты, на щеках пылал румянец. Девушка сердито смотрела на них обоих, прекрасные брови сошлись на переносице. Эдварду захотелось поцеловать ее прямо здесь, такой обольстительной выглядела Пегги.

Ее голос, однако, был полон желчи.

— Если джентльмены — я использую этот термин в широком смысле — не возражают, я ухожу в оранжерею к своей подруге. Я не поеду с вами на обед к виконтессе и надеюсь, что вы прекрасно проведете вечер. Всего доброго.

Пегги энергично повернулась, так, что кринолин немного задрался, наградив мужчин видом ее тонких лодыжек, и вышла из комнаты. Эдвард посмотрел на Алистера, который все еще корчился со своей ноющей рукой, и поспешил за девушкой. Он настиг ее в Большом зале, поймал за руку и потянул в тень громадной опорной колонны.

Пегги, зеленые глаза которой стали совсем круглыми, как у загнанного зверя, пятилась, пока не почувствовала спиной гладкую поверхность колонны, но при этом старалась не ударить в грязь лицом: подбородок девушки был высоко поднят, на лице застыло выражение беспечности.

— Что вы хотите? — дерзко спросила она, складывая руки на своей маленькой, но — Эдвард теперь хорошо знал это — совершенной формы груди.

Эдвард уперся своими ладонями в колонну по обе стороны ее узкой талии. Он посмотрел на Пегги сверху вниз, чувствуя, как в груди начинает глухо стучать сердце. Ни одна женщина не действовала на него так, как эта миниатюрная зеленоглазая колдунья. Эдвард не понимал, как такое могло случиться, но она украла у него сердце, и его совершенно не заботило, вернется ли оно опять когда-нибудь к хозяину…

— Послушайте, — сказал он, его голос звучал, как далекие раскаты грома. Эдвард чувствовал запах Пегги: что-то нежное, чистое и свежее, словно аромат полевых цветов. Это сбивало его с мысли. Он заметил, что ее губы соблазнительно сочны, даже когда неодобрительно сжаты.

— Что? — спросила она нетерпеливо — Что вам нужно? Энн Герберт ждет меня в…

— Знаю, знаю, в оранжерее. — Господи, из чего сделана эта девушка, неужели из камня? Как она могла забыть безумную страсть, которую они оба испытали прошлой ночью? — Послушайте, Пегги. Вы кое-что должны сказать Алистеру.

— Я должна что-то сказать Алистеру? — Голос Пегги поднялся на октаву. — Хорошенькое дело!

— Ш-ш! — Эдвард приложил палец к ее скривившимся от негодования губам. — Не так громко, он услышит…

— Он ваш гость. — Палец мешал Пегги говорить. — Почему бы вам самому не сказать ему это кое-что!

— Я уже говорил. — Эдвард убрал руку от лица девушки и быстро положил ее на прежнее место, поскольку Пегги сделала быстрое движение, попытавшись выскочить из ловушки, которую он соорудил. Что с ней? Он думал, после прошедшей ночи в ней не должно остаться ни капли стыдливости. Почему она так холодна? — Алистер не послушает меня, Пегги. Я не хочу делать ему больно…

— Я тоже.

— Придется. Если, конечно, вы не хотите, чтобы я вышиб из него дух.

— Не понимаю, что за ребячество. — Голос Пегги упал до шепота, но продолжал звучать так, будто она отчитывает ребенка. — Вы же понимаете, что случившееся между нами прошлой ночью ничего не меняет.

Эдвард недоверчиво уставился на девушку:

— Ничего не меняет? Это меняет все!

— Нет. — Ее подбородок стал еще упрямее. — Просто мы опять потеряли головы. Лучше все забыть и вернуться к нашим повседневным делам.

— Вернуться к повседневным делам? Пегги, ты в своем уме? Разве ты не видишь? Я люблю…

Эдвард даже не заметил, как все произошло. Как вспышка из тьмы, вдруг возникла ее ладонь, и Пегги ударила его по щеке. Удар был скорее унизительным, чем болезненным. Изумленно глядя на капризную девчонку, Эдвард не проронил ни звука. Он пытался сказать, что любит ее, а она отвесила ему пощечину! Может, девушка и впрямь не в своем уме? Хотя ее глаза полны слез, а не ненависти, к тому же она всхлипнула. Что же с ней?

Пегги так разволновалась, что не могла вымолвить ни слова. Эдвард хотел было поймать ее за плечи, чтобы не дать убежать, но Пегги успела увернуться. Она мелькнула волной бархата и кружев, каблучки застучали где-то в коридоре. Эдвард, совершенно сбитый с толку, смотрел ей вслед, держась рукой за горящую щеку.

Девушка явно не в себе. Он даст ей какое-то время, чтобы успокоиться, а потом попытается еще раз. Что он еще мог сделать?

Глава 27

Убедившись, что дверь в спальню заперта и Люси в комнате нет, Пегги бросилась на кровать. О Господи! Что делать? Слезы душили ее. Почему она вела себя так нелепо?

Разве не об этом она мечтала долгими неделями? Эдвард Роулингз влюблен в нее, а она, что сделала она?

Ударила его!

Рыдая в подушку, Пегги пыталась собраться с мыслями. Ее поведение можно было объяснить только испугом. Она боялась. Но чего? Явно не Эдварда. В конце концов, она всю жизнь мечтала об этом моменте, во всяком случае, ей так казалось. Точнее, с той секунды, как увидела его тогда, очень давно, в Эпплсби. И вот он наконец сказал то, что она так давно хотела от него услышать, а она убежала как дура. О Господи!

Проплакав несколько минут, Пегги села и вытерла глаза бархатным рукавом платья. Теперь она знала, чего испугалась, и внутри все похолодело, словно сердце сжали ледяные щупальца.

Ей придется поведать ему ужасную тайну, которую не знал никто, даже Джереми. Тайну, которая, когда он все узнает, заставит Эдварда ненавидеть, а не любить ее.

Лучше бы ей никогда не приезжать в Роулингз. Еще лучше было бы никогда даже не слышать о Роулингзе! Если бы они с Джереми жили себе в Эпплсби, ничего подобного не случилось бы. Она сожалела о том дне, когда в ее доме появился сэр Артур Герберт. Что же теперь делать?

Послышался тихий стук. Подумав, что это Эдвард, Пегги хрипло крикнула:

— Оставьте меня в покое!

Из-за двери раздался добрый, озабоченный голос Энн Герберт:

— Пегги? С тобой все в порядке? Лорд Эдвард попросил меня узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь. Он сказал, тебе стало нехорошо.

Всхлипнув в последний раз, Пегги поднялась с кровати и отперла дверь.

— Прости, Энн. — Пегги была не в состоянии взглянуть в глаза подруге. — Боюсь, что у меня сегодня день не из приятных. — И снова расплакалась.

Энн Герберт, чувствительная, простоватая, одинокая Энн, оказалась бесценной подругой. Не спрашивая ни о чем, она старалась успокоить девушку, уверяла, что все будет хорошо, и уговорила выпить немного настойки опия из пузырька, который оставил мистер Паркс после болезни Пегги.

Настойка подействовала успокаивающе. Пегги извинилась перед своей гостьей, которая, печально улыбнувшись, сказала:

— У меня четыре младшие сестры, Пегги. Я хорошо знаю, как утирать слезы.

— Прости, — опять проговорила Пегги. Ей и в самом деле стало лучше. Конечно, не без помощи опия, но она вдруг почти поверила в то, что все будет хорошо. — Не знаю, что вдруг на меня накатило. Чувствую себя такой дурой. Наверное, я выгляжу кошмарно?

— Ты выглядишь чудесно, как всегда. — Энн улыбнулась ей. — А теперь, почему бы нам не попросить миссис Прейхерст принести чаю? Посидим у камина и обдумаем, что ты наденешь сегодня вечером, когда поедешь в Эшбери-Хаус.

Пегги издала горловой звук.

— Что? Ты шутишь. Не поеду я никуда!

— Нет, поедешь. — Энн решительно сжала губы. — Лорд Эдвард сказал, что виконтесса пригласила вас всех и у него не было никакой возможности отказаться от приглашения.

— Несомненно, он так и сказал. Ну и наглость!

Испуг Пегги перерос в негодование. Ну и что же, что она безнадежно влюблена в него, — все равно Эдвард коварный негодяй! Только представьте себе: объявить гостье, что у пригласившей ее хозяйки другие планы на вечер! А потом еще и послать бедняжку к Пегги, чтобы она ее успокоила! Ну что же, она ни чуточки не сожалеет о пощечине.

— Раз так, то я не поеду в Эшбери-Хаус без тебя, — заявила Пегги.

Энн встревожилась:

— О нет, Пегги. Я скорее всего не смогу. Меня не приглашали…

— Я приглашаю тебя.

— Но мне нечего надеть…

— Можешь надеть одно из моих платьев.

— Оно мне не подойдет. У тебя талия намного уже, чем у меня.

— Я попрошу Люси расставить талию. Ты можешь взять платье из голубой тафты. Оно подойдет к твоим глазам.

Пегги была настроена категорично. Она не собиралась ехать одна с Эдвардом и Алистером, хоть до соседнего имения было совсем близко. Она хотела, чтобы Энн была рядом, если понадобится, весь вечер и даже весь остаток месяца. Она устала наблюдать ревнивые вспышки двух мужчин. И общаться с каждым из них тет-а-тет — тоже. Она просто умоет руки.

Пегги отмела все доводы Энн и отправила лакея в Эшбери-Хаус предупредить, что на обед из замка Роулингз приедет еще одна гостья. А затем они с Люси принялись превращать Энн из простушки в чрезвычайно привлекательную модную леди.

К тому моменту, как лорд Эдвард попросил прислугу сообщить, что они с Алистером ждут уже полчаса и если Пегги не поспешит, то они опоздают на обед, Энн Герберт выглядела просто великолепно, а Пегги почти успокоилась. Обе девушки, Энн в платье из лазурно-голубой тафты, а Пегги в ярко-зеленом туалете, одновременно подошли к парадной лестнице и стали вместе спускаться в Большой зал. Пегги чуть позади, поскольку опасалась встретиться глазами с Эдвардом.

Ей не о чем было беспокоиться. Эдвард, как и она, был совершенно не расположен вновь проигрывать ни одну из дневных сцен. Он просто критически осмотрел ее, задержав взгляд на неестественно ярких пятнах на щеках Пегги, от него не укрылся и лихорадочный блеск ее глаз. Девушка стояла, потупившись, и подняла глаза только тогда, когда Эдвард молча оттолкнул Алистера, чтобы взять ее за руку.

У Пегги с губ едва не сорвался упрек по поводу его ненужной грубости, когда ее взгляд упал на Джереми, одетого в свои лучшие бархатные бриджи и беззаботно прислонившегося к стойке резных перил.

— Джерри! — крикнула она еще хриплым после рыданий голосом. — Что ты делаешь здесь? Разве тебе не пора спать?

— Конечно, нет. — Мальчик был шокирован ее неведением. — Я собираюсь обедать вместе с вами в Эшбери-Хаусе.

Нелепость момента и пафос, с которым Джереми объявил об этом, поразили Пегги. Она нервно рассмеялась.

— Ты никуда не едешь, — проговорила она между приступами смеха. — Ты сию же минуту отправишься наверх и ляжешь спать!

Пока Джереми глазел на Пегги, сжав кулаки, Эдвард тихо сказал:

— Пегги, боюсь, он все же едет с нами. Арабелла специально пригласила его.

Пегги прекратила смеяться.

— Меня совершенно не волнует, что сказала Арабелла. Джереми еще маленький мальчик и в это время должен быть в постели.

— Ну, Пегги! — С мальчика слетела вся важность, и он с обидой топнул ногой. — Значит, в Роулингзе мне можно сидеть за столом со взрослыми, а для Эшбери-Хауса я не подхожу?

— Дело не в этом, милый, просто…

— Ну позвольте ему ехать, Пегги. — Алистер из вежливости предложил свою руку Энн Герберт. Ему явно нравилось, что Пегги не выглядит особенно довольной оттого, что ее сопровождает Эдвард. — Ему все равно рано или поздно придется к этому привыкать.

— Ведь еще не очень поздно, Пегги, — поддержал приятеля Эдвард. — К тому же это доставит удовольствие Арабелле и позволит ей не вспоминать… о других темах.

Пегги была вынуждена признать, что присутствие Джереми послужит гарантией того, что разговор за столом не свернет на непристойности, что уже стало привычным в присутствии виконтессы. Она поджала губы и сделала движение обнаженными плечами.

— Хорошо, — заключила она. — Джереми, ты можешь поехать, но будешь паинькой, понял?

Мальчик с готовностью кивнул, и после обыска, которому были подвергнуты его карманы — оттуда извлекли рогатку и ручного хорька, кинулся впереди взрослых к ожидавшему их экипажу.

Вскоре Пегги обнаружила, что Эдвард, несмотря на отсутствие намерения возвращаться к дневным объяснениям в любви, в то же время не собирался никому уступать ее. Держа Пегги под руку, он крепко сжимал ее пальцы, подсадил в экипаж и уселся рядом. Если у нее и были сомнения в глубине его чувств, то они полностью улетучились при виде его поведения.

Алистер, которого Эдвард демонстративно отстранил от Пегги, всю дорогу мрачно посматривал на друга, но изменить ситуацию был не в силах. Пегги была очень благодарна Энн, которая добродушно притворялась, что не замечает ничего странного. Джереми, как обычно, сидел с кучером на козлах, несмотря на почти арктический холод.

Когда они въехали на круглый двор Эшбери-Хауса, мрачноватого строения из кирпича, Пегги с облегчением заметила, что их экипаж здесь не единственный. Другой экипаж, как выразился, стуча зубами, Джереми, пока Бейтс помогал ему слезть на землю, полная безвкусица, был брогамом из Лондона, запряженным четверкой лошадей. Пегги лениво подумала: интересно, кого виконтесса собралась им навязать за обедом? Судя по ярко-красной отделке экипажа, это не мог быть кто-нибудь из знати.

Слуги, встретившие компанию из Роулингза, были одеты в синие ливреи, расшитые серебром, и в старомодные напудренные парики, которые вызвали у Джереми неудержимое веселье. Леди провели в комнату наверху снять верхнюю одежду и привести в порядок свои наряды, которые могли пострадать во время короткого путешествия через торфяник. Пощипывая щеки, чтобы сделать их более румяными, Пегги обратила внимание на подбитую горностаем накидку, лежавшую на кровати, и, видимо, принадлежавшую владелице ярко раскрашенного брогама. Накидка была темно-пурпурного цвета, дорогая и довольно вульгарная. Хоть Пегги и не поделилась своей догадкой с Энн, она заподозрила, что остальные гости виконтессы не принадлежат к мелкопоместному дворянству.

Между тем Энн, которая, похоже, не обратила внимания на крикливую накидку, но заметила странное поведение Эдварда и, к смятению Пегги, высказалась по этому поводу.

— Мисс Макдугал, — проговорила она, сделав вид, что целиком поглощена осмотром своего изображения в напольном зеркале, — надеюсь, что, если тебе когда-нибудь понадобится ненадолго, ну, скрыться из замка Роулингз, ты не откажешься остановиться у нас в Герберт-Парке? — Энн мило зарумянилась. Она имела в виду «скрыться от Эдварда Роулингза», но нашла наиболее деликатный способ выразить эту мысль.

Пегги тронула предупредительность подруги. Она доверчиво улыбнулась ей и сказала:

— Может, завтра, когда твой отец пришлет за тобой экипаж, я соберу небольшой саквояж и поеду с тобой. Всего на несколько дней.

— Ну конечно, — проговорила Энн. Когда она повернулась от зеркала, ее лицо сияло улыбкой. — Мы весело проведем время, так же как в первый раз, когда ты была у нас с Джереми по пути в Роулингз.

Пегги благодарно пожала руку Энн. Хорошо иметь такую надежную подругу. Да, это именно то, что нужно Пегги — на время уехать из Роулингза. Быть может, за несколько дней вне стен замка она смогла бы по-настоящему все обдумать. Она хотела придумать доводы, которые убедили бы Эдварда, что женитьба на ней стала бы его самой большой ошибкой. Пегги была готова рассказать правду, но так и не смогла решить, как это сделать, а теперь уже вряд ли соберется с духом открыть ему свою тайну — лучше вернуться в Эпплсби.

Закончив прихорашиваться, девушки спустились вниз. Эдвард, Алистер и Джереми ожидали их у лестницы вместе с дворецким Эшбери. Эдвард Роулингз опять взял Пегги под руку, и она не удержалась от улыбки по поводу его собственнического поведения. Он посмотрел на нее с каменным лицом, и улыбка мгновенно улетучилась. Бедняга! Что он, наверное, думает о ней? Попытался сделать предложение, а суженая сбежала в испуге, будто он какой-нибудь преступник! Если бы она могла объяснить, почему!

— Его светлость герцог Роулингз, — объявил дворецкий Эшбери, и Джереми, которого распирало от гордости, прошествовал в гостиную, где сидели виконтесса и ее гости. Пегги прыснула в кулак.

Дворецкий сделал паузу и провозгласил:

— Лорд Эдвард Роулингз и мисс Пегги Макдугал.

Девушка почувствовала обтянутыми перчаткой пальцами, как напряглась рука Эдварда, и он повел ее через широкие двери в жарко натопленную гостиную, выполненную в персиково-белых тонах. Пегги заранее приготовила вежливую улыбку и уже протягивала для приветствия руку Арабелле Эшбери, которая отчего-то широко улыбалась, когда ее взгляд упал на другую даму, находившуюся в комнате. При появлении Пегги эта женщина вскочила со своего места.

Очевидно, ей и принадлежала пурпурная накидка в гостевой комнате. Ее платье носило отпечаток стиля, но было излишне кричащим, цвета фуксии, с чрезмерно смелым декольте. Иссиня-черные волосы были украшены перьями того же цвета, изумруды на полной шее сверкали так же ярко, как и пронзительно-зеленые глаза. Эти глаза расширились, встретившись с глазами Пегги. Внезапно девушке показалось, что на гостиную опустился мрак, и она осталась одна, в ушах зашумело…

Потому что женщина, которая смотрела на нее, была ее сестра Кэтрин.

Глава 28

Эдвард почувствовал, что пальцы Пегги судорожно вцепились в его руку, и в следующий момент понял, что девушка падает в глубоком обмороке.

Он подхватил ее, прежде чем она опустилась на ковер, поднял ее на руки, подошел к одному из диванов и осторожно положил на белые подушки, а сам встал на колени перед низким сиденьем. Он не имел ни малейшего представления о том, что могло стать причиной обморока, но знал, что Пегги не из слабонервных барышень, которые то и дело падают без чувств. Она не теряла сознания в тот день, когда он свалился в Эпплсбери как снег на голову или когда она получила рану во время аварии экипажа. Несмотря на хрупкую внешность, Пегги была сильной. Он мог это засвидетельствовать. Его челюсть еще саднило от удара, полученного несколько часов назад.

Джереми, конечно же, моментально подскочил к тете, его серые глаза были полны испуга.

— Что случилось с Пегги? — спросил он дрожащим голосом, схватившись за лацкан сюртука Эдварда. — Что с ней? Она умерла?

— Нет, Джерри. — Эдвард приложил ладонь к гладкому белому лбу Пегги. Он был холодным как лед. — Просто у нее обморок. Арабелла, твои нюхательные соли…

— Как глупо с моей стороны, — проговорила виконтесса, прикусив губу. Она не отрываясь смотрела на беспомощную Пегги с выражением, очень похожим на удовлетворение. — Я должна была это предвидеть.

Высокий господин, которого Эдвард видел впервые, спросил, не следует ли послать за доктором. Алистер налил рюмку коньяка и настаивал на том, что ее надо вылить Пегги в рот. Темноволосая женщина в пестром наряде отошла в угол и стояла там, на лице у нее проступила злость. Только Энн Герберт оказалась в состоянии действовать разумно. Она зажгла от каминной спички кусок фитиля, затем, задув его, поднесла тлеющую веревочку к носу Пегги.

Через одну-две секунды веки Пегги задрожали, и она с легким вздохом пришла в себя и взглянула на Эдварда, прелестное лицо было растерянным.

— Ты была без чувств, дорогая, — пробормотал Эдвард, легко касаясь губами ее лба. Ему больше не было дела до того, что подумают окружающие. — Дай-ка мне этот коньяк, Картрайт.

Но Алистер видел этот поцелуй и слышал только что произнесенные нежные слова. Он уставился на Эдварда, на его лице было изумление.

— Проклятие! — вскричал он. — Мне следовало догадаться! Неудивительно, что ты так противился моим ухаживаниям! Ты все это время хотел, чтобы она была твоей!

Эдвард взглянул на него:

— Не сейчас, Картрайт. Передай мне коньяк и перестань вести себя, как ребенок.

Закатив глаза, Алистер передал рюмку с коньяком. Эдвард поднес край рюмки к губам Пегги, но она отдернула голову, сморщившись, когда ей в нос ударил резкий запах спиртного.

— Выпей, — скомандовал Эдвард. Он вспомнил другой эпизод, когда он, кажется, отдавал Пегги такой же приказ. Как и в тот раз, девушка наотрез отказывалась подчиниться, отворачиваясь и вертя носом. — Выпей, — вновь прорычал Эдвард.

— Что происходит? — Вопрос прозвучал из угла комнаты. Голос был удивительно знакомым, и тем не менее Эдвард был уверен, что никогда прежде его не слышал. Он повернул голову и увидел, что ярко одетая женщина, вцепившись в спинку обтянутого атласом стула, смеется. Немного истерично, подумал Эдвард.

— Ты упала в обморок? — спросила полная, увешанная драгоценностями дама. В ее речи, как и у Пегги, слышался едва уловимый шотландский акцент. Было похоже, что она нашла происходящее забавным. — Разве ты не благородная дама?

Эдвард увидел, как при звуке этого голоса Пегги одним движением кисти опрокинула в себя весь коньяк. Поставив рюмку, она с выражением, похожим на ужас, посмотрела на эту женщину. Джереми шмыгнул за спинку дивана и так ухватился за руку Пегги, что костяшки его пальцев побелели. Он что-то спросил, и Пегги кивнула. Лицо Джереми стало белым как снег. Эдвард догадался, что мальчик прошептал всего два слова: «Это она?»

Поняв, что именно присутствие этой женщины стало причиной обморока Пегги, Эдвард в гневе поднялся и обратился к Арабелле, которая смотрела на смешливую даму с самодовольной улыбкой на лице.

— Не представишь ли меня своей гостье, Арабелла?

— С огромным удовольствием, лорд Эдвард. — Улыбка виконтессы превратилась в оскал. Он видел у нее такую усмешку и прежде, когда виконтесса собиралась пустить в ход одно из своих изощренных, подлых издевательств, обычно нацеленных на какого-нибудь ничего не подозревавшего человека. Леди Эшбери плавно повела рукой и с невыносимым спокойствием сказала: — Лорд Эдвард Роулингз, позвольте представить вам…

— Нет!

Эдвард повернулся и посмотрел вниз. Каким-то чудом Пегги оказалась на ногах, бледная как смерть и с горящим решимостью взглядом. Она вздернула подбородок и сжала маленькие кулачки. Девушка почти задыхалась, зеленые глаза пылали. Эдвард никогда не видел ее в такой ярости — если, конечно, она разгневалась, а не сошла с ума. Даже Джереми отбежал от нее и уцепился за платье Энн Герберт, серые глаза мальчика стали огромными от испуга.

— Ты, — сказала Пегги даме в наряде цвета фуксии. Ее голос был иззубрен, как обломок скалы. — Разговор. Наедине.

Та перестала смеяться и смотрела на разъяренную девушку, приподняв брови, — брови, как понял Эдвард, были полностью выщипаны и подрисованы заново карандашом.

— Договорились, — проговорила она на удивление тихо. Эдвард заметил, что это существо слегка пасовало при виде выражения на лице Пегги.

Его это лицо тоже встревожило. Когда Пегги повернулась в сторону двери, он, поймав девушку за руку, шепнул:

— Пегги… Что происходит? Может, я пойду с тобой…

Но Пегги, дернув плечом, отстранилась от его руки и скрылась в дверях. Женщина проследовала за ней, ее голова была высоко поднята, но взгляд метнулся в сторону незнакомца, который предлагал послать за доктором. Брови у него тоже были приподняты, впрочем, скорее насмешливо, чем встревоженно. Когда женщины скрылись за дверями, Роулингз повернулся и сердито надвинулся на Арабеллу, с силой впившись пальцами в ее руку.

— Что все это значит, Арабелла? — Он не узнал собственного голоса. — Отвечай сейчас же, черт побери, или я сверну твою тощую шею!

Виконтесса отшатнулась от него, ее лицо вдруг исказилось от страха.

— Эдвард, ты делаешь мне больно!

— Я оторву, к дьяволу, тебе руку, если окажется, что ты это сделала, чтобы обидеть Пегги! — Он потряс ее, чтобы показать, что не шутит. — А теперь говори, кто…

— Эдвард! — Алистер резво кинулся к приятелю. — Эдвард, отпусти ее. Ты не в себе.

— Это Кэти Портер, — выдохнула Арабелла, ее лицо превратилось в злобную маску. Бледно-голубые глаза переливались, как два сапфира. — Помнишь Кэти Портер, Эдвард? — На губах Арабеллы заиграла жестокая улыбка. — Ты бывал пару раз в ее лондонском заведении, если я не ошибаюсь.

Эдвард поморщился. Только Арабелла могла быть такой бестактной в присутствии юного создания вроде Энн Герберт, которая сделала большие глаза, хотя, к счастью, видимо, не имела ни малейшего представления о том, что Кэти Портер — хозяйка одного из самых дорогих и популярных лондонских борделей. Эдварду не доводилось встречаться с ней прежде, но, по слухам, миссис Портер была в высшей степени умелой в обращении с мужчинами. Почему Арабелла сочла нужным пригласить ее на обед? Этого он не мог понять. И откуда только Пегги могла знать кого-то вроде…

Эдвард почувствовал, что его тянут за сюртук, и, посмотрев вниз, увидел на уровне своего локтя бледное лицо Джереми.

— Пожалуйста, дядя Эдвард. — Слезы ручьями текли по щекам мальчика. — Ты ведь не дашь забрать меня? Пожалуйста, не позволяй ей меня увезти!

Эдвард резко отпустил виконтессу, которая буквально отлетела в объятия высокого незнакомца, испортив себе прическу. У Арабеллы было такое выражение лица, словно она начала жалеть о своем хитроумном плане. Наклонившись, Эдвард взял Джереми за плечи и легонько встряхнул.

— Что это, ваша светлость? — Он старался, чтобы его голос звучал с шутливой бодростью. — К чему слезы?

Джереми судорожно всхлипывал и едва мог говорить.

— Она пришла, чтобы забрать меня. Я всегда боялся, что она заберет меня!

— Кто хочет забрать тебя, Джереми? О чем ты?

— Моя м-мать, — икнул мальчик. — Ох, дядя Эдвард, разве ты не понял? Эта д-дама — моя м-мать!

Пальцы Эдварда судорожно сжались на плечах Джереми, мальчик поморщился от боли, но промолчал. Алистер взял Эдварда за запястья и оторвал его от племянника.

— Успокойся, старина. — Однако его голос слегка дрогнул. — Я уверен, найдется какое-нибудь разумное объяснение…

— Конечно, найдется. — Арабелла уже пришла в себя, поправила платье и прическу и теперь говорила жестко и с явным удовольствием. — Кэтрин Роулингз вышла замуж за убийцу твоего брата, некоего Томаса Портера, и стала не кем иным, как Кэти Портер, общеизвестной проституткой…

Эдвард почувствовал себя так, будто ему за шиворот вылили ведро ледяной воды.

— Сплетни, — зарычал он. — Ты все придумала, Арабелла, чтобы побольней ударить Пегги!

Виконтесса засмеялась холодным, тренькающим смехом, словно звякнул стеклянный колокольчик.

— Ты льстишь себе, Эдвард. Ты и вправду думаешь, что мне есть дело до того, с какой сукой ты спишь? Меня ни капли не волнует, что ты вздумал водить компанию с сестрой шлюхи…

— Хватит, Арабелла! — взревел Эдвард. Он метнул взгляд на высокого незнакомца, который настаивал на приглашении врача.

— Вы, — он указал на мужчину, — Портер?

— Убийца вашего брата? — Высокий гость рассмеялся, словно услышав нечто остроумное. — Вы, лорд Эдвард, действительно ждете, что я отвечу утвердительно? Да вы тогда разорвали бы меня на части!

Арабелла все еще улыбалась, как кошка, перевернувшая горшок со сливками.

— Томаса Портера давным-давно убили в пьяной драке, Эдвард. А это — мистер Клайд Стивенз. Он… бухгалтер у Кэти Портер.

Стивенз щелкнул каблуками и согнулся в шутовском поклоне:

— К вашим услугам, сэр.

— Ну вот. — Арабелла победно вздохнула. — Обед будет подан через несколько минут. Кто-нибудь желает выпить?

Эдвард не мигая смотрел на нее, удивляясь, как низко он пал, сделав ее своей любовницей. Алистер тоже глядел на эту белокурую змею так, будто это уродец, которого выставляют на потеху публике на уличных представлениях. Не сказав больше ни слова, Эдвард отправился искать Пегги.

Глава 29

Пегги ни разу не оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли за ней Кэтрин. Она никогда прежде не бывала в Эшбери-Хаусе и поэтому даже не представляла, куда направляется. Девушка шла куда глаза глядят, сердце гулко стучало в груди, взор туманился. Какой-то частью души она хотела бы выскользнуть из входной двери и идти через торфяник к Почтовой дороге и дальше, дальше, до самого Эпплсби. Останавливало только сознание того, что в таком состоянии она не пройдет и нескольких ярдов.

Оказавшись в темной галерее в задней части дома, Пегги остановилась, идти дальше у нее не было сил.

Помещение с одной стороны было сплошь увешано фамильными портретами семьи Эшбери, с другой — были окна, выходившие на заснеженную территорию парка. Лунного света, пробивавшегося через освинцованные стекла, было достаточно, чтобы рассмотреть улыбку на лице Кэти Портер. Пегги едва сдержала порыв стереть кулаком эту дурацкую гримасу.

— Ну? — Кэти приблизилась к Пегги. Та повернулась к окну и стала смотреть на отутюженные ветром сугробы.

Кэтрин Макдугал Роулингз Портер была на десять лет старше и почти на шесть дюймов выше своей сестры. Пышная, почти тучная, она, однако, в определенных кругах все еще слыла красавицей. Десять лет назад, когда ей удалось женить на себе лорда Джона Роулингза, Кэтрин была очень привлекательна. Даже в темноте Пегги видела, что время вполне милосердно обошлось со старшей сестрой, несмотря на избранный ею образ жизни. Принимая во внимание ее род занятий, было чудом, что она вообще жива, не говоря уже о том, чтобы так хорошо выглядеть.

Какое-то время Кэтрин тоже смотрела в окно, затем перевела взгляд на Пегги.

— Привет, Пегги. — В ее глазах не было ни намека на тепло. — Ты подросла с тех пор, как я видела тебя в последний раз.

— В последний раз, когда ты меня видела, мне было десять лет.

От волнения голос Пегги сел, в горле у нее неприятно першило.

— Правда? Неужели так давно? — Чувствовалось, что на самом деле Кэти до этого нет никакого дела. — Даже и не думала…

— Это было ночью, когда ты принесла Джереми. Ты и тот мужчина. — Пегги говорила с горечью, которой удивлялась сама. Она и не знала, что в ее душе все еще столько ненависти к единственной сестре.

— Не может быть…

— Ты не ожидала увидеть меня тем утром. Я была в школе, а вы с тем мужчиной неожиданно примчались, сбросили Джереми, как какую-то посылку, и упорхнули, как летучие мыши из…

— Прошу тебя, Пегги, не будем переходить на личности.

— Ах, не будем? — Пегги почувствовала, что повышает голос. «Не впадай в истерику, Пегги. Сохраняй спокойствие, иначе не останется никакой надежды». — Ну хорошо. Я не стану называть тебя бездушной, порочной сукой.

Рука Кэтрин вылетела из темноты, но Пегги уклонилась и поймала полное запястье, не давая длинным ногтям вцепиться ей в лицо. Кэтрин ошеломила сноровка младшей сестры.

— Видишь, — сказала Пегги, слегка заломив пойманную руку, что заставило миссис Портер вскрикнуть. — Я кое-чему научилась, после того как ты сбежала. Мне пришлось научиться защищать себя. И твоего сына.

Кэтрин выдернула руку из пальцев Пегги и посмотрела на нее с изумлением. Потом отступила на шаг, и девушка поняла, что теперь она два раза подумает, прежде чем напасть снова.

— Это просто смешно, — сказала Кэти чуть дрогнувшим голосом. — Ты говоришь так, будто с вами тогда не было отца, который мог присмотреть за вами обоими…

— Отец? — Отрывисто рассмеялась Пегги. — О да, отец присутствовал. Ты разбила ему сердце, Кэти. Ты разбила сердца всем нам. — Она покачала головой. — Как ты могла, Кэти? Я понимаю твое стремление уехать из Эпплсби, но как можно было бросить Джереми?

Кэтрин выглядела несколько смущенной.

— Я посылала деньги…

— Знаю, что на первых порах ты это делала. Отец отсылал их тебе назад, помнишь? Он никогда не принял бы денег от проститутки, тебе следовало это знать. Если бы ты потрудилась написать мне, объяснить, где тебя найти, то я бы рассказала…

Кэтрин так тряхнула головой, что ее черные кудряшки — Пегги знала, что они не натуральные, поскольку у нее самой волосы никогда так не завивались, — рассыпались.

— Я не виновата, Пегги. Я пыталась, ты же знаешь.

— Пыталась? — Пегги недоверчиво покачала головой.

— А что, у меня был выбор? — Кэтрин театрально вскрикнула. — Я не хотела детей. И видит Бог, Джон тоже. Хуже, чем я, матери нельзя было и вообразить, а наш отец тоже не годился воспитывать внука: он с головой зарылся в книги. Я знала, что ты, Пегги, это то, что нужно. Я знала: ты позаботишься о Джерри. Ты всегда находила больных и заблудших животных и выхаживала их. У тебя в натуре было заботиться обо всех, я знала это, хотя ты тогда еще была маленькой девочкой. Поэтому нельзя сказать, что я не думала о Джереми…

— Что ж, все правильно. — Пегги скрестила руки на груди. — Добрая старая Пегги, она вырастит для тебя твоего сына. А когда отец умер, ты, я полагаю, решила, что мы обойдемся без всякой помощи?

— Пегги, я не знала, что он умер. Ему не было и пятидесяти! Откуда мне было знать, что он умрет?

— Ты могла бы написать.

— Могла бы, конечно. — Кэтрин пожала полными, покатыми плечами. — Но ты знаешь, я не особенно сильна в письмах, Пегги.

Пегги воздела руки к небесам. Чего она, в конце концов, ожидала? Ее сестра никогда прежде не блистала разумом. С чего бы ей демонстрировать его теперь? Уперев руки в бока и склонив голову к плечу, Пегги посмотрела на Кэти:

— Так что ты здесь делаешь, Кэти? Появилась специально, чтобы унизить меня? Или хочешь сломать жизнь своему сыну?

— Вовсе нет. — Кэтрин изучала то место на руке, которое побывали в пальцах Пегги. Красные следы выделялись на белой коже, как браслет. — Мне удалось подружиться с графом Дерби…

— О нет. — Пегги закатила глаза.

— Да. Он и леди Эшбери сообщили мне, что появился новый герцог Роулингз. Я и не мечтала, что старик изменит завещание в пользу Джереми. Но Арабелла уверила меня, что все обстоит именно так, и я… ну, просто приехала. — Кэти покровительственно улыбнулась. — Я ведь должна была увидеть моего мальчика.

— О да! В смысле теперь, когда он стал герцогом!

Пегги не могла стоять на одном месте. Она сделала несколько шагов по галерее, потом вернулась назад, ее пальцы были сжаты в кулаки.

— На что ты намекаешь? — спросила Кэти.

— Здесь нет никакого намека, Кэти. Просто мне показалось интересным, что, когда мы с Джереми жили на пожертвования церкви под ежедневной угрозой быть отправленными в работный дом, то не слышали от тебя даже писка. Но теперь, когда он владелец одного из крупнейших состояний Англии, ты вдруг прониклась материнскими чувствами!

Кэти фыркнула:

— Какого черта…

Пегги перестала вышагивать и резко повернулась, вперив взгляд в сестру.

— Джереми — это все, что у меня есть, Кэти. Я не хотела, чтобы он узнал о тебе. Я имею в виду о том, что ты, Кэт, вышла замуж за человека, который убил его отца!

— Ш-ш! — Кэти поднесла к губам толстый палец. — Будь любезна, не ори.

— Но ты же это сделала. И я подумала, лучше сказать ребенку, что ты умерла.

Кэтрин уставилась на сестру.

— Наверное, ты права, — помедлив, кивнула она. Ответ поразил Пегги. — Ты и впрямь стала лучше, чем я ожидала. Ты очень мила.

Пегги криво усмехнулась.

— Спасибо, — только из вежливости сказала она. Комплименты в устах сестры для нее ничего не значили.

— По правде сказать, даже больше, чем мила. — Глаза Кэтрин оценивающе пробежали по фигуре Пегги — от атласных туфель на высоком каблуке до простой, но элегантной прически. — Знаешь, а будь ты на моем месте, сорвала бы неплохой куш.

Щеки Пегги загорелись.

— Кэти! Ну в самом деле!

— Тебя это смутило, не правда ли? — Кэтрин обошла вокруг девушки, не спуская глаз с тонкой талии и зрелых грудей младшей сестры. — Ну да, я знаю мужчин, которые не поскупятся, чтобы позабавиться с тобой. Ты еще не позволяла лорду Эдварду залезать к себе в панталоны, нет?

— Кэти! — Щеки Пегги пылали багровым румянцем.

— По твоему девичьему румянцу вижу, что не позволяла. Что ж, ты всегда была более благоразумной, чем я. Надо признаться, Эдвард тоже стал красавчиком, если учесть, чем был его папаша. Впрочем, так же как и братец. Пары более жестоких выродков и не сыскать. Если бы Томас не убил Джона, скорее всего это сделала бы я.

Признание Кэти, ее вкрадчивый голос привели Пегги в трепет своей чудовищной естественностью. Девушка посмотрела на Кэти и вдруг поняла, что совершенно не знает свою сестру. Она считала, что Кэтрин способна на многое, но убийство? Никогда. Теперь пришло время пересмотреть свое мнение.

Не заметив потрясения Пегги, Кэтрин как ни в чем не бывало продолжала:

— Знаешь, Эдвард очень симпатичный. Красивее, чем Джон, это точно. И с первого взгляда видно, что лучше воспитан. Он в тебя влюблен? — Не дожидаясь ответа Пегги, Кэтрин кивнула. — Думаю, да. А ты? Ты его любишь?

Пегги топнула ногой. Это уж было слишком.

— Кэти, прекрати!

— Что прекратить? Ты считаешь, что я бездушная, порочная сука, что ж, может, так и есть, но по меньшей мере я знаю свое место. Ты же ведь не думаешь, что после всего, что произошло, лорд Эдвард захочет на тебе жениться?

Пегги проглотила вставший в горле ком. Ей показалось, что в сердце вошел осколок стекла.

— Нет.

— Вот и хорошо, я рада видеть, что в тебе есть хоть немного здравого смысла. Та женщина. Виконтесса. Она влюблена в него и знает, что он любит тебя. Потому и организовала это маленькое представление, тебе не кажется? Жаль, конечно, но таков животный инстинкт, как считаешь? Каждый должен знать свое место. Теперь, когда тебе указали на твое, придется, милочка, ехать со мной в Лондон.

Пегги в замешательстве нахмурилась:

— Ты шутишь?

— Никаких шуток. Я деловая женщина, Пегги. Когда я вижу вещь, я знаю, как ее с выгодой вложить. Будешь грести деньги лопатой. А здесь ты, конечно же, остаться не сможешь. С Джереми все будет в порядке. Я забочусь о твоем будущем.

Пегги выдавила скептический смешок.

— Значит, ты собралась позаботиться обо мне, превратив меня в шлюху?

Кэтрин поджала губы. При этом четко обозначился ее истинный возраст.

— Мне не нравится слово «шлюха», Пегги. Это грубо. Я предпочитаю «куртизанка». И на твоем месте я бы не веселилась. Из чего тебе выбирать? Чтобы стать гувернанткой, у тебя не хватает образования, для прислуги ты слишком упряма. Ты хорошо разбираешься в цифрах, как я слышала, но это не женская работа. — Кэтрин вздохнула и посмотрела на одно из крупных колец, которыми в изобилии были унизаны ее пальцы. — Думаю, ты могла бы выйти замуж, но что такое замужество, как не разновидность рабства? Опять же, кому ты нужна? Приданого или каких-нибудь доходов у тебя нет. И твоя сестра — шлюха. Нет, Пегги. — Кэти Портер взглянула на сестру и улыбнулась очень убедительно, почти с теплотой. — Едем со мной в Лондон. Можем тронуться сегодня же вечером. Обещаю, ты заработаешь столько денег, что тебе и не снилось.

— Мне не нужны деньги, — отозвалась Пегги.

— А что тебе нужно? Любовь? — Кэтрин холодно усмехнулась. — Пегги, дорогая, у тебя в ногах будет ползать столько мужчин, что ты не будешь знать, куда от них деваться. Булавки, деньги, украшения, собственный экипаж с парой меринов, домик в городе…

— Звучит очень заманчиво, — неведомо откуда донесся низкий мужской голос.

Пегги вздрогнула, узнав этот голос. В слабом свете свечи, чуть теплившейся в галерее, она заметила крупную фигуру Эдварда Роулингза, который стоял, прислонившись к каменной арке. По тому, как он стоял — опираясь на стену и скрестив руки на мощной груди, — было очевидно, что он находится там уже довольно давно.

Смутившись от неожиданности, Кэтрин быстро пришла в себя и, сделав возмущенное лицо, сказала:

— Вам, сэр, следовало бы дать знать о своем присутствии…

— И пропустить вашу цветистую речь о выгодах, которые несет занятие проституцией? — Эдвард хмыкнул. — Может, мой брат и прервал бы эту речь, но я — ни в коем случае. Признаюсь, я нашел вас в высшей степени убедительным оратором, миссис Портер. Или можно называть вас Кэтрин? Вы все-таки приходитесь мне свояченицей.

Кэтрин настороженно посмотрела на лорда:

— Зовите меня, как вам вздумается. Простите, если это прозвучит грубо, но я только что обращалась к своей сестре, а не к вам. И буду благодарна, если вы оставите свое мнение при себе.

— Мое мнение? А, вы имеете в виду мое мнение относительно вашей профессии. — Эдвард кивнул, поглаживая щеку своими длинными пальцами. — Ну да, понимаю, вам хотелось бы, чтобы я не открывал рта. Странно, вы не удосужились рассказать Пегги, что бывает с — как вы там их называете? Ах да, куртизанками, когда они становятся слишком старыми для этого занятия.

— Не думаю, что…

— Ты знаешь, Пегги, что большая часть куртизанок не живут дольше тридцати лет? В своем маленьком экскурсе вы ни словом не упомянули о заболеваниях, миссис Портер. Или о беременности. Или о том, что в действительности проституция — это незаконное занятие. Скольких ваших девушек арестовали в прошлом месяце, миссис Портер? А сколько умерли, пытаясь избавиться от нежеланного ребенка…

Пегги не могла больше выносить всего этого. Она закрыла ладонями лицо и, задыхаясь, попросила:

— Эдвард, ради Бога! Прекрати!

Эдвард оторвался от стены, подошел к Пегги и положил тяжелую руку на обнаженные плечи девушки.

— Поедем, Пегги, — сказал он, его губы нежно касались волос девушки. — Поедем домой.

Сердце Пегги вдруг ожило, сильно забившись в груди. Она подняла залитое слезами лицо и посмотрела на него, подумав, что неправильно поняла его слова, и молясь в душе, чтобы это оказалось не так.

Но тут заговорила Кэтрин:

— Видно, вы шутите. — Кэтрин недоверчиво засмеялась. — Разве вы не знаете, кто она?

— Тетушка герцога Роулингза. — Лицо Эдварда было настолько бесстрастным, что могло показаться каменным. — Он вырос у нее на руках, так как его покинула мать, если я все правильно понял.

— Она сестра шлюхи! — взвизгнула Кэтрин. — А ваш так называемый герцог Роулингз приходится той сыном! Что вы теперь скажете? Что вы скажете на то, что у герцога Роулингза мамочка шлюха?

— Только одно, — откликнулся Эдвард убийственным тоном. Он помедлил в каменной арке, все еще обнимая Пегги. — Если вы еще хоть раз приблизитесь к Пегги или моему племяннику, я прикажу вас арестовать, миссис Портер. И позабочусь о том, чтобы вы оставались в заточении до самой смерти. Мы поняли друг друга?

Пегги увидела, как у ее сестры открылся сильно накрашенный рот.

— Что? — выдохнула она.

— Спокойной ночи, миссис Портер, — тихо проговорил Эдвард и повел Пегги прочь.

— Как? — опять закричала Кэтрин. — Пегги, ты что, уходишь с ним? Ты сошла с ума? Неужели растеряла последние крупицы разума, которым тебя наградил Господь? В нем нет ничего хорошего, Пегги! Он погубит тебя, как его брат погубил меня! — Крик Кэтрин постепенно перешел в визг. Пока Эдвард вел Пегги по коридору, этот пронзительный вопль терзал девушке душу. — Погубил меня, а потом оставил ради своей выпивки, игры и шлюх. Погоди, Пегги! Его братец проделает то же самое и с тобой, где ты тогда очутишься? Останешься одна, как я, — хотя он, может, оставит на память подарочек, орущий и писающий подарочек вроде того, что Джон оставил мне. Посмотрим тогда, как маленькая Пегги сможет о себе позаботиться!

Девушка обратила внимание, что в свете свечи, стоявшей на столе, они с Эдвардом отбрасывали на каменный пол длинные тени, а поскольку они шли очень близко друг к другу, то их тени сливались в одну.

Безумные крики Кэтрин сопровождали их до конца галереи.

— Мы еще увидим, что останется от хорошенькой, трогательной Пегги, да?

Глава 30

В камине угасали последние угольки. Пегги, одетая лишь в одну из своих шелковых, отделанных кружевами ночных сорочек, пыталась вернуть огню жизнь с помощью кочерги и мехов, но ее мысли были далеко. Девушка даже не заметила, как языки пламени наконец начали лизать свежие поленья, которые она бросила в камин. Она сидела на приступке камина, обхватив руками колени и глядя невидящими глазами в какую-то точку в центре ковра. Она поняла, что не осталось никакой надежды. Ей придется уехать.

Вернувшись в Роулингз, Пегги прошла прямо к себе в спальню. Всю дорогу из Эшбери-Хауса она промолчала, обнимая плакавшего Джереми. Девушка так и не посмела поднять глаза ни на Алистера, ни на Энн, неотрывно глядя на темную макушку мальчика. Пегги не осмелилась посмотреть даже на Эдварда, который в задумчивости сидел рядом с ней, тихий и огромный в темноте кабины.

Когда они с Эдвардом вернулись из портретной галереи, никто не проронил ни слова. На распоряжение лорда по поводу того, чтобы принесли их вещи, отозвалась лишь виконтесса, которая собралась с духом и осведомилась, почему это гости не могут остаться на обед. Эдвард только взглянул на нее. Их верхняя одежда появилась с удивительной быстротой, ее принесли лакеи в напудренных париках, и вся компания из Роулингза в молчании покинула Эшбери-Хаус. Молчание длилось в течение всего пути.

Говорил только Джереми, несчастный, безутешный Джереми, который вцепился в Пегги, как в спасительную соломинку, и все продолжал спрашивать, позволит ли она матери забрать его. Пегги поцеловала ребенка в лоб и заверила, что мать хочет, чтобы он остался в Роулингзе.

— Она просто хотела увидеть тебя, Джерри, — сказала Пегги. — Хотела посмотреть, каким ты вырос чудесным мальчиком. — Но ей так и не удалось окончательно успокоить Джереми.

Оказавшись в Большом зале Роулингза, Алистер, казалось, вновь обретший — хотя бы отчасти — свою непотопляемую жизнерадостность, предложил совершить рейд на кухню в поисках чего-нибудь съестного — в конце концов, должны же они пообедать. Но Пегги отказалась и вместе с Джереми направилась прямо в детскую Она с облегчением увидела, что чашка горячего шоколада и приготовленный кухаркой пудинг подняли дух мальчика Если бы можно было, думала она грустно, глядя в лицо уснувшего племянника, решить ее проблемы, съев что-нибудь сладкое…

Она знала, что, пока остается в детской, ограждена от любых объяснений. Там, за дверями, была Энн Герберт, ее отца Пегги обманула, заявив, что Кэтрин Роулингз умерла. Там был Алистер, которому она не только лгала, но и без всяких оснований дала повод думать, что может ответить на его чувство восхищения ею, когда на самом деле прекрасно знала, что любит Эдварда Роулингза. И, наконец, там был Эдвард.

Но ведь она не лгала Эдварду, хотя пыталась. Нет, здесь ее грех в недоговоренности. Рассказав ему, что Кэтрин Роулингз не умерла, она утаила, что сестра — содержательница публичного дома и что она повинна в смерти его брата. Разве может мужчина ответить на любовь женщины, чья плоть и кровь повинна в таком? Даже в лучшем из миров, где человека судят по его собственным деяниям, а не по тому, кто его родня, Пегги не могла представить, чтобы мужчина мог простить что-либо подобное. Даже такой мужчина, как Эдвард Роулингз.

Из тех троих, кого Пегги считала наиболее пострадавшими от ее лжи — при этом она даже не принимала в расчет людей вроде миссис Прейхерст и Люси, а также всех тех, кто будет шокирован и задет, когда всплывет правда (а виконтесса уж постарается, чтобы все стало известно как можно скорее), — менее всего заслуживала этого Энн Герберт. Поэтому, когда Джереми уснул, Пегги зашла в комнату к своей подруге.

Энн сразу же отозвалась на тихий стук Пегги и с порога заявила, что ей все равно, будь она хоть сестрой сатаны, — они подруги и останутся такими навсегда. Пегги понимала, что должна все объяснить подруге, но, как только она начала говорить, та отказалась слушать. Энн схватила обе руки Пегги и сказала:

— Все это не стоит и выеденного яйца, Пегги. То, что ты сделала, сделала во имя любви к Джереми, желая ему всяческого добра. Это поймут все.

Облегчение и благодарность омыли душу Пегги, как весенний дождь. Но ей еще оставалось попросить Энн об одолжении, очень важном одолжении, учитывая все, что случилось…

Она попросила об этом, а когда Энн засмеялась и сказала в ответ «конечно, не будь глупышкой», поняла, что в лице чуть наивной, мягкой Энн обрела бесценную подругу.

Теперь предстоял разговор с Эдвардом. Выдержать это, Пегги знала, будет нелегко.

После того как они вернулись в поместье из Эшбери-Хауса, Роулингз несколько раз подходил к дверям ее комнаты. Сначала стучал, а потом, услышав, что она попросила его уйти, подергал ручку запертой двери и ударил в нее ногой. Пегги, как и прежде, отказалась открыть, едко заметив, что, если хозяин дома намерен в щепки разбить хорошую дверь, то это, конечно, ему решать, но она не советовала бы. Эдвард пытался увещевать ее, заговорив таким нежным голосом, что девушка моментально почувствовала, как воля покидает ее. Правда, потом, вспомнив, что случалось каждый раз, когда она впускала его в свою комнату, Пегги перестала обращать внимание на его мольбы.

Но теперь, когда прошло почти два часа, она почувствовала, что вполне владеет собой и готова к встрече с Эдвардом. Пегги знала, что прислуга уже спит, поэтому она вряд ли наткнется на миссис Прейхерст, Люси или Эверса и не придется выслушивать их соболезнования или порицания — кто знает, как повернется дело. Девушка была совершенно уверена, что Алистер напился до бессознательного состояния. Хотя вполне возможно, что и Эдвард мог последовать его примеру, Пегги чувствовала, что скорее всего найдет его в библиотеке и там они смогут поговорить как воспитанные люди, без пощечин и сумасшествия в постели.

Надев старенький шелковый халат, который не носила ни разу со времен Эпплсби, но полагала, что он лучше защитит ее от возбуждающего взора Эдварда, чем неглиже с перьями, девушка отперла дверь спальни и вышла в темный холодный коридор.

Там напротив ее двери расположился, вытянув длинные ноги, Эдвард, рядом с его стулом стоял графин с коньяком.

— Добрый вечер, мисс Макдугал, — проговорил он с таким видом, будто сиживать у дверей молодых женщин — самое обычное для него дело. Но Пегги моментально догадалась, что за шутливым тоном скрывается волнение.

— Если вы ищете свою служанку, то я отослал ее спать час назад. Если вам что-нибудь нужно, буду счастлив быть полезным. Что именно вы хотите в данный момент? Может быть, стакан теплого молока? Или книгу из библиотеки, чтобы успокоить растрепанные нервы? Может, вам необходимо мужское плечо, чтобы выплакаться? — Эдвард сделал рукой широкий жест, в другой Пегги заметила пустой бокал. — Что бы вы ни пожелали, я все с удовольствием сделаю для вас!

Пегги, стоя в дверях, смотрела на него. Он по-прежнему был в вечернем сюртуке, хотя отсутствовал галстук, а сорочка была расстегнута почти до пояса. Черные густые волосы на его груди контрастировали с крахмальной белизной сорочки, и Пегги едва удержалась, чтобы не подойти и не положить голову на его широкую грудь. От волнения она с трудом выговорила:

— А я собиралась вас искать.

Он иронически поднял брови:

— Какая удача. Похоже, вы уже нашли меня.

— Вы давно сидите здесь?

— Достаточно давно, чтобы начать подозревать, что вы никогда не выйдете. — Он вытянул стройные ноги так сильно, что суставы протестующе захрустели. — Полагаю, вы не впустите меня к себе? Хотя здесь довольно прохладно, а этот стул с каждой секундой становится все тверже…

Пегги бросила нервный взгляд через плечо в комнату. В ее спальне, как всегда, было покойно и тепло, и уж точно удобнее вести разговор, чем в холодном коридоре или даже, подумала она, в его библиотеке, которая немного страшила девушку своим сугубо мужским духом и кожей мебели. Но чего она боялась больше всего, так это повторения любовного приключения прошлой ночи — неужели это было всего лишь прошлой ночью?

Будто прочитав ее мысли по встревоженному лицу, Эдвард отставил пустой бокал и поднялся, слегка качнувшись.

— Позвольте заверить вас, мадам, что эти руки… — Он протянул прямо к лицу Пегги массивные мозолистые пальцы, — …я все время буду держать по швам. Если вы, конечно, не потребуете, чтобы они сослужили какую-либо службу… или еще чего-нибудь.

Пегги не собиралась подвергаться риску, не зная, что он мог подразумевать под «какой-либо службой или еще чем-нибудь», однако после секундного колебания со вздохом широко отворила дверь и впустила его. Похоже было, что эта маленькая победа Эдварду совершенно безразлична. Он показался Пегги странно взволнованным. Быть может, он собирался просить ее покинуть Роулингз? Ну конечно, он разыграл эту сценку солидарности в Эшбери-Хаусе лишь для сохранения лица, а когда дело дошло до того, что нужно жить под одной крышей с родственницей убийцы брата, тут уже другие ставки. Что ж, она поможет ему успокоить совесть.

— Присядете? — напряженно спросила Пегги и указала на одно из кресел, стоявших возле весело потрескивавшего камина.

— Нет, спасибо. — Эдвард два или три раза потянулся всем телом. На Пегги всегда производили впечатление его габариты, особенно когда он находился в ее комнате. Рядом с ним вся мебель казалась лилипутской, в том числе и огромная кровать с балдахином выглядела примерно так же, как игрушки Джереми рядом с ней. — Я предпочел бы стоять, если вы не против. Слишком долго сидел.

— Если вы пострадали, то по своей вине, — с легким раздражением отозвалась девушка. — Никто не просил вас сидеть в засаде у моей комнаты, как у логова преступника. Зачем? Боялись, что преступник может скрыться в ночи, да?

Произнося эти слова, Пегги знала, что ведет нечестную игру, но негодование уже окрасило горячей краской ее щеки и заставило выпустить коготки. Он спокойно, с интересом смотрел на нее.

— На самом деле, — сообщил он, заложив руки за спину и приняв непринужденную позу, — я всего лишь следовал вашему совету.

— Моему совету?

— Вы сказали, что неразумно ломать дверь, и я согласился. Насколько умнее просто сидеть и ждать, когда вы выйдете. В конце концов, вы бы обязательно вышли. Служанка сказала, что у вас в комнате нет никакой еды. — Он самодовольно ухмыльнулся. — И вот вы вышли. Наконец.

— А если бы вам пришлось просидеть у двери всю ночь? — Пегги удивленно покачала головой.

— Девочка моя, я провел на стульях много ночей. Для меня это не проблема. — Он посмотрел на нее и неодобрительно сдвинул брови. — Для чего вы надели эту ужасную дерюжку? — Пегги поняла, что он имеет в виду ее халат. — Где та штучка в перьях? Почему вам не надеть ее взамен этого платья?

Пегги, ее длинные волосы падали на плечи, покачала головой:

— Ну нет. Вам тогда вспомнится, что произошло, когда я в последний раз была в том халате.

— Я и без того вспоминаю. — Он лукаво улыбнулся. — С удовольствием.

Пегги тут же вся вспыхнула и наклонила голову так, что упавшие на лицо волосы скрыли яркий румянец. Разговор никак не походил на пролог к теме изгнания. Правда, он перед этим выпивал… Значит, лучше самой покончить с делом.

Пегги тоже была не в том состоянии, чтобы сидеть на одном месте, поэтому начала мерить шагами комнату, глубоко засунув руки в карманы халата, чтобы Эдвард не видел, как они трясутся. Наконец, набрав в грудь побольше воздуха, она проговорила в сторону подрагивавшего под ветром оконного стекла:

— Эдвард, я не могу оставаться здесь.

— Куда бы вы хотели пойти? В библиотеке хорошо натоплено.

Она покачала головой, не отводя глаз от кружившегося за окном снега.

— Нет-нет. Я имею в виду, что не могу оставаться в Роулингзе.

— А-а. — Теперь по комнате зашагал Эдвард. Пегги слышала, как поскрипывают половицы под его весом. — А почему именно вы не можете оставаться в Роулингзе?

Не веря своим ушам, она повернулась к нему.

— Вы серьезно? — выдохнула девушка. — Причины… Ну, их мириады. — Она подозрительно прищурила зеленые глаза. — Эдвард, пожалуйста, не нужно меня щадить. И не надо обо мне сожалеть. Со мной все будет в порядке. Я уже переговорила с Энн Герберт, меня приютит семья сэра Артура, пока я не найду какого-нибудь места…

— Какого-нибудь места? — Эдвард больше не держал руки за спиной. Он отошел на несколько шагов от Пегги, но теперь повернулся и схватился за столбик балдахина. — Что ж, видно, вы хорошо все обдумали, ведь так? — Его голос буквально сочился сарказмом. — Даже нашли убежище, где можно переждать, пока не найдете места! А что, собственно, это за место?

Она пристально посмотрела на него:

— Вы прекрасно понимаете, что я имела в виду. Работа. Гувернанткой или что-нибудь в этом роде.

— Или что-нибудь в этом роде! — Эдвард отскочил от столбика, словно разжавшаяся пружина, и Пегги отодвинулась к шторе. К счастью, он направился к камину, а не к ней. — Пожалуйста, просветите меня, если найдете возможным, потому что я все же не понимаю, почему вы просто не можете остаться здесь!

Пегги протянула обе руки ладонями вверх, словно с мольбой.

— Эдвард, конечно же, я не могу оставаться здесь. После всего, что сегодня случилось. Леди Эшбери расскажет всем…

— С нее станется. Ну и что? Что из того, если сплетен о семье Роулингзов будет на одну больше? Бог знает, сколько их было за все эти годы.

— Но это не просто маленькая сплетня, Эдвард Я сестра женщины, которая стала причиной гибели твоего брата, женщины, которая содержит бордель…

— У миссис Портер несколько заведений, — сухо поправил Эдвард.

Пегги пристально посмотрела на него. Чего ради он пытается представить происшедшее как пустяковое дело? Разве он не понимает, что его положение в обществе окажется под угрозой, если она останется в замке? Разве он не понимает, что будет подорвана его репутация?

— Я лгала вам, — с отчаянием сказала Пегги. — Лгала всем вокруг. Сэру Артуру, миссис Прейхерст — всем. После этого я не могу здесь оставаться. Что будут говорить обо мне?

Не глядя на нее, Эдвард взял кочергу и поправил дрова в камине. Когда он заговорил, его голос был настолько тихим, что был едва слышен.

— А как же Джереми?

Пегги вздохнула и с удивлением заметила, что ее душат рыдания. Она несколько раз выдохнула, пытаясь прийти в себя.

— Джереми будет хорошо с вами. Со временем он все поймет…

— Его уже однажды бросила мать. Теперь и вы хотите покинуть его?

Пегги сделала шаг вперед, теперь ее руки были на уровне груди, она в смятении заламывала пальцы.

— Ох, Эдвард! Не делайте мне еще больнее, чем уже есть. Однажды Джереми станет герцогом. Я не могу лишить его возможности в полной мере пользоваться всеми преимуществами своего положения в обществе.

Эдвард по-прежнему не смотрел на девушку. Поставив одну ногу на приступку камина, он скрестил руки на широкой обнаженной груди.

— Неужели я слышу это от моего огнедышащего либерала? Никогда не думал, что вас так волнует мнение «общества». Мне казалось, что вы, скорее, презираете «общество».

— Я ненавижу ваших друзей, — коротко проговорила Пегги. — Но когда я говорю об обществе, я не их имею в виду. Я имею в виду, ах, я даже не знаю… Настоящих людей. Добрых. Таких, как сэр Артур и его жена.

Тут Эдвард наконец взглянул на Пегги, и в его глазах загорелся странный огонек.

— Разве вы не сказали только что, что Герберты готовы приютить вас, пока вы не найдете свое мифическое место?

— Ну да.

— Но если Герберты — это и есть «общество» и они по-прежнему достаточно хорошо относятся к вам, чтобы пустить в дом, то отчего вас так заботит моя репутация?

Пегги открыла было рот, чтобы ответить, и опять закрыла, поняв, что Эдвард прав. Ей было совершенно наплевать, что о ней будут болтать люди типа виконтессы. Она думала о Гербертах, о миссис Прейхерст… Но именно они скорее всего и не станут осуждать ее за то, что она сделала. Быть может, леди Герберт в таких условиях тоже могла поступить подобным образом.

Обезоруженная, Пегги осознала, что ни один из аргументов в пользу ее отъезда из Роулингза не способен убедить Эдварда. А она не в силах сознаться ему в истинной причине. Да просто она влюблена бесповоротно и безответно и поэтому не в силах жить с Эдвардом под одной крышей и удержаться от соблазна оказаться в конце концов в одной постели с ним. Потому что он больше не предложит ей стать его женой. Теперь.

Слова сестры весь вечер эхом звучали у нее в голове: «Мы еще увидим, что останется от хорошенькой, трогательной Пегги, да?» Даже сейчас при виде обнаженной, покрытой густыми волосами широкой груди Эдварда, его плоского твердого живота, рельефно проступавших сквозь ткань безукоризненно сшитого вечернего сюртука мускулов Пегги испытывала сильное искушение. Девушка понимала, что при тех чувствах, которые она питает к этому человеку, она не в состоянии сдерживать себя, поэтому, чтобы избежать судьбы сестры, ей оставалось одно — навсегда покинуть поместье.

Она не могла сказать этого Эдварду. Что он подумает о ней как о женщине? Он и так уже знает, что сдержанности у нее не больше, чем у животного или у мужчины. Считается, что женщины не должны испытывать сладострастных желаний. Ну, за исключением таких, как Кэти. Но порядочные женщины — никогда… Эдвард, должно быть, считает, что она не лучше своей сестры. И он прав.

Кусая губы и смущенно глядя на его сапоги, Пегги старалась придумать, что ответить, — что угодно, только не правду. В голову ничего не приходило. Эдварда, казалось, все более раздражало затянувшееся молчание, и он внезапно снял ногу с приступки камина. Взявшись обеими руками за спинку кресла, он рывком развернул его сиденьем в сторону Пегги.

— Идите сюда, — проговорил он низким голосом, в котором самым удивительным образом слышались нотки угрозы. — Садитесь. Я хочу кое-что вам рассказать.

Девушке очень не хотелось приближаться к нему, когда его глаза так опасно сверкали. Но она не осмелилась ослушаться, заметив, как судорожно двигается желвак на его впалой, покрытой щетиной щеке. Пегги поплотнее запахнула халатик, сделала несколько неуверенных шагов вперед и поспешно села, застыв в напряжении на мягких подушках кресла.

Эдвард обошел ее и направился к другому креслу, которое тоже стояло у камина, но передумал и устроился на приступке спиной к огню. Он оказался так близко от нее, что Пегги чувствовала запах кожи и табака. Она вдруг поняла, что, хоть Эдвард немало выпил перед встречей с ней, он был совершенно трезв.

Он сидел, опершись локтями на колени и сцепив руки перед собой. Взгляд был устремлен в пол.

— Я расскажу вам кое-что о моей так называемой репутации, — начал Эдвард своим глухим голосом с привычной, почти насмешливой интонацией. — Ваша сестра не преувеличивала, когда говорила, что трудно найти парочку более жестоких выродков, чем мой отец и брат. Это ее слова, а не мои, но я тем не менее разделяю это мнение. Я прекрасно понимаю, что имел неизмеримо больше возможностей в жизни, чем большинство людей, и мне, конечно, не на что жаловаться. Быть вторым сыном герцога не самая плохая участь. Но если бы вы знали моих отца и брата, то поняли бы, почему я не слишком сильно виню вашу сестру за выбор, который она сделала.

Пегги хотела что-то вставить — что именно, она вряд ли смогла бы сказать, — но Эдвард движением руки попросил не прерывать его.

— Думаю, что детство у меня было счастливым, сплошная идиллия, вплоть до того момента, как умерла мать. Вместе с ней исчезли и немногие крохи доброты и мягкости в характере отца. Когда не стало матери, в этом доме не осталось тепла, не делалось даже попытки соблюдать приличия. Отец позволял брату и мне вести себя как дикари, поощрял в нас полный произвол, касалось это совращения судомоек или издевательств над деревенскими котами, — мне жаль расстраивать вас, но это правда.

Джон всегда был умнее меня и изобретательнее, что, мне кажется, делало его еще более опасным и безжалостным. Не стану мучить вас деталями. Достаточно сказать, что никто и ничто не было защищено от его прихотей.

Когда я повзрослел, чтобы понять, что образ жизни, к которому нас с братом приучал отец, в корне порочен, мне во многом уже не было пути назад. Хотя я пытался исправиться… Убедил герцога отправить меня в университет, а после окончания остался в Лондоне. Однако репутация моей семьи была уже такой, что ни одна матрона в городе не подпускала меня к своим дочерям ближе, чем на пятьдесят футов, большинство отцов не позволяли своим сыновьям водиться со мной. Единственным настоящим другом мне всегда был Алистер, у которого не было семьи, так что никто не запрещал ему дружить с Роулингзом.

Итак, со временем герцог и Джон настолько запугали Йоркшир, что во всей округе не было семьи, которая согласилась бы послать своих детей сюда работать, не было ни одного владельца питомника, который продал бы нам коня или пса… Столько животных они угробили. Лошадей загоняли до смерти, собак забивали до смерти… Пегги, не смотрите на меня так.

Девушка смотрела на него, глаза туманились от слез, рука от ужаса зажимала рот. Она, конечно, слышала, что старый герцог имел плохую репутацию — миссис Прейхерст не смогла удержаться, чтобы не рассказать об этом, — а имени Джона никто в Роулингзе даже никогда не упоминал. Но то, что отец Эдварда и его брат совершали подобные злодеяния… этого Пегги не знала.

Ей было очень жаль Эдварда, хотя девушка сознавала, что он вряд ли нуждается в ее жалости. Ей казалось ужасным, что можно прожить столько времени без любви. Ничего подобного с ней никогда не бывало. Сколько она себя помнила, у нее были отец и Джереми. И этого ей было достаточно.

— Мне очень жаль, — проговорила Пегги, убрав руку ото рта. Потертым рукавом она вытерла слезы. — Я и не подозревала, чем для вас была жизнь здесь.

— Черт возьми, я рассказываю вам все это отнюдь не для того, чтобы разжалобить! — Эдвард направился в противоположный угол комнаты. Когда он повернулся и посмотрел на нее, в серых глазах неистово полыхал огонь, природу которого девушка не могла определить. — Я рассказываю все это для того, чтобы вы знали: все, что бы ни говорили обо мне или о моей семье, не может быть страшнее правды. А правда в том, что, какими бы плохими ни были мои отец и брат, я был не многим лучше их.

Эдвард вздохнул, и Пегги поняла, что сейчас услышит что-то очень личное.

— Я бывал в заведении вашей сестры, Пегги. Бывал во многих местах, о чем теперь сожалею. Я был знаком со многими недостойными людьми, о чем тоже сожалею. Можно было бы сказать, что моя семья виновата в том, что никто из приличных людей не желает знаться со мной. Но дело в том, что я, Пегги, связался с людьми вроде Арабеллы или лорда Дерби потому, что они были единственными, перед кем я чувствовал свое превосходство. А поскольку я считал, что слишком запятнан, чтобы общаться с нормальными людьми, то для меня было очень важно чувствовать себя лучше кого-то.

Эдвард отвернулся, его плечи были напряжены. Потом он быстро подошел к девушке. Склонившись и положив руки на подлокотники кресла, в котором сидела Пегги, он посмотрел ей в глаза, выражение лица у него было загадочным. Когда он снова заговорил, его голос уже звучал ровно.

— Так я прожил тридцать лет, так же прожил бы еще тридцать, если бы вы не налетели на меня, когда я стоял у входа в коттедж в деревушке под названием Эпплсби.

Ощущая жар его тела, который был сильнее того, что исходил от камина, Пегги вжалась в подушки кресла. Эдвард был так близко, что она могла различить каждый волосок на его щеках, жилку, которая пульсировала на шее в том месте, где его вьющиеся волосы соприкасались с воротом сорочки.

Девушка испугалась, как никогда в жизни. Это был инстинктивный, но удивительно приятный страх, сродни болезненному предчувствию чего-то, чему нет объяснения. Пегги взглянула в его лицо, ее зеленые глаза были широко раскрыты, дыхание вдруг участилось. В горле девушки пересохло. Она не смогла бы произнести ни слова, даже если придумала бы, что сказать.

— Вы помните, как мы встретились? — спросил Эдвард. — Помните, какие лекции читали мне по поводу всех зол, присущих моему классу? Вы тогда сообщили мне по-детски чистым и искренним голосом, что я ответствен за существующее в нашем обществе порабощение масс и угнетение женщин, лишение их одинаковых прав с мужчинами. — Он приподнял бровь, глядя на нее. — К моему несказанному удивлению, миниатюрный ангел с фарфоровой кожей с такой страстью отчитал меня, что я подумал: «Вот эта девушка — она не похожа на других».

Пегги сглотнула и сказала со всей беспечностью, которую смогла изобразить:

— Вам бы прямо тогда следовало отправить меня собирать вещи.

— О нет. Потому что в ту минуту, когда вы начали говорить, я уже знал, что я не смогу отказаться от вас. Я не понимал, как в таком прелестном создании уживается такой изощренный ум. Одно я точно знаю, что, еще не обменявшись с вами и тремя фразами, я понял, что мне грозит страшная опасность: я вот-вот по самые уши, безумно влюблюсь в вас.

Рот Пегги сам собой открылся. Она не сводила глаз с Эдварда, губы влажно блестели, сердце бешено колотилось под тонким шелком ночной сорочки. Девушка понимала, что следовало бы помолчать, но она никогда не умела контролировать свой язык.

— Но это невозможно, — заявила она, выпрямившись в кресле так, что ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от него. — Не может быть, чтобы вы любили меня!

— О, значит, не может быть? — Улыбка у Эдварда получилось кривой. Эта гримаса резко контрастировала со страстно прикрытыми глазами. — Почему же?

Пегги начала на пальцах перечислять свои доводы:

— Вы провели целый месяц в Лондоне…

— Вы же сказали, что не выйдете за меня замуж. Я не мог оставаться здесь, каждый вечер сидеть за обеденным столом на расстоянии вытянутой руки и знать, что не могу опять прикоснуться к вам. Я знал, что мы должны быть вместе, но вы были такой упрямой…

Пегги взорвалась от возмущения, вцепившись что было сил в подлокотники кресла.

— Вы ведь предложили мне замужество только из абсурдного чувства долга!

— Конечно, так и было. Но не подумайте, что я не ощутил облегчения, когда это случилось. Каждый день в Лондоне я молился о том, чтобы вы забеременели, тогда у вас не осталось бы выбора, кроме как выйти за меня. К тому же эта ваша нелепая идея никогда не выходить замуж…

— Но ведь я не могу выйти за вас! — вскричала Пегги. — Моя сестра убила вашего брата и стала проституткой! Кроме того, вы ни разу не произнесли слова «любовь»!

— Вы тоже.

— Ну конечно же, я люблю вас! Я ведь спала с вами, разве нет?

— Пегги, вы просто выводите меня из себя. Я пытаюсь сделать вам предложение, а вы все время перебиваете меня.

— Предложение? — Пегги вцепилась в подлокотники. — Предложение о замужестве? — На втором слове у нее сорвался голос.

Эдвард с трудом оторвал руку девушки от подлокотника и так сжал пальцы, что ей стало больно. Подняв глаза, Пегги увидела, что он пристально смотрит на нее, губы его решительно сжаты, серые глаза кажутся стальными и лихорадочно горят странным внутренним огнем.

— Да, предложение стать моей женой, — подтвердил он, поднося ее руку к своим губам и проводя по нежной коже дневной щетиной. — Я не посмел бы предложить ничего другого, помня о ваших быстрых кулачках. Пегги, вы в самом деле самая несносная, самая упрямая, самая острая на язык, самая прекрасная и восхитительная женщина в моей жизни, и если вы не согласитесь выйти за меня замуж, то я буду несчастен до конца своих дней. Поэтому вы скажете да, не правда ли?

Прежде чем она успела ответить, Эдвард схватил ее за руки и притянул к себе. Пегги положила ладони на его обнаженную грудь и почувствовала глухие удары сердца. Ее голова откинулась на его руку, волосы рассыпались волнами, которые в отблесках огня казались красно-коричневыми, и в следующий момент Эдвард впился в ее губы, терзая их в страстном порыве чувств. Его поцелуи изгнали из головы Пегги все мысли, кроме одной: он любит ее. Он любит ее. Он любит ее.

Невероятно, но он любит ее, любит настолько, что хочет на ней жениться! И она подставила его поцелуям шею, позволила его пальцам расстегнуть перламутровые пуговицы шелкового халата, а губам — вновь и вновь шептать ее имя.

— Ну, скажи «да», — нежно бормотал Эдвард, лаская губами шею Пегги немного ниже уха. От его прикосновений по ее спине пробегали мурашки, груди требовательно налились под тонкой сорочкой. — Скажи «да», — попросил он вновь.

— Да, — проговорила девушка голосом, полным такой страсти, как будто за нее ответил кто-то другой. И Пегги начала целовать Эдварда так же лихорадочно, как и он, и почти столь же яростно. Она ощутила, как очень глубоко внутри ее что-то освободилось… Эдвард спустил с ее плеч халат, потянул девушку на себя, так что Пегги оказалась на коленях на сиденье кресла. Когда ему удалось освободить девушку от пут халата, он бросил надоевшую одежду на пол, и Пегги, видя такую горячность, даже рассмеялась.

Однако, встретившись с Эдвардом взглядом, она перестала смеяться. Его полуприкрытые от страсти глаза сияли странным светом. Смуглое лицо пылало, дыхание было прерывистым, как и у нее, пальцы запутались в ее темных волосах. На фоне огня камина сквозь полупрозрачную ткань ночной сорочки отчетливо проступал стройный силуэт девушки, хотя сама Пегги об этом не подозревала.

То, что она начала расстегивать пуговицы на брюках Эдварда, не было игрой. Пегги ощутила чисто женское любопытство, она хотела проверить свою власть над любимым и, несмотря на то, что Эдвард неодобрительно замычал, когда Пегги случайно дернула за жесткие волосы, обрамлявшие его напряженную плоть, она просто не обратила на это внимания. Взяв своими маленькими руками, Пегги с восхищением смотрела на этот инструмент удовольствия, а затем, внимательно изучив в свете огня набухшие вены, медленно и нежно провела языком по возбужденной плоти.

Прикосновение ее языка заставило захваченного врасплох Эдварда застонать, его пальцы в волосах Пегги сжались в кулаки. Такая реакция ободрила Пегги, вслед за языком последовали губы, и она взяла в рот столько Эдварда, сколько смогла.

Исторгнув стон, с захватывающей дух быстротой мужчина оторвался от нее, просунул руку ей под колени и одним махом поднял с кресла. Пегги инстинктивно обняла его за шею, ее пальцы перебирали волосы Эдварда. Не спуская с нее глаз, он отнес ее на огромную кровать.

Опустив девушку на матрас, осторожно, как фарфоровую, Эдвард отошел на шаг — его взгляд не отрывался от мягких очертаний ее бедер — и сбросил вечерний сюртук, затем рубашку, обнажив в свете камина свой торс. Потом настала очередь высоких черных сапог. Наконец он расстегнул ремень на бриджах и нетерпеливо спустил их.

Обнаженный, он лег рядом с Пегги и прижал ее к себе, его губы искали губы девушки. Она задыхалась от желания, чувствуя, как его пальцы перебирают пуговки на ее ночной сорочке, а потом он стянул эту тонкую защитную оболочку через голову Пегги и бросил на пол. Изумительная красота ее матовой кожи в контрасте с темными волосами привела Эдварда в такой восторг, что он не выдержал и уткнулся в лебединую шею Пегги, накрыв руками заостренные груди, наслаждаясь нежной упругостью сосков.

Каждая точка на теле Пегги, которой касался Эдвард, казалось, горела, будто он клеймил ее раскаленными пальцами. Девушка откинулась на пуховые подушки, увлекая за собой Эдварда, от вожделения у нее кружилась голова. Чувствуя, как она вся дрожит, он подмял под себя хрупкое тело, его грубоватая смуглота и ее белизна удивительно гармонировали в льющемся из камина свете.

Нежная кожа на лице Пегги пылала в тех местах, которых касалась жесткая щетина Эдварда, и когда она почувствовала на шее обжигающую цепочку его поцелуев, опускавшихся все ниже, то поняла, что это лишь начало. Пегги все сильнее прижимала к себе его голову, его губы ласкали ее соски, и токи желания, бежавшие по телу молодой женщины, заставляли ее извиваться. Свободная рука Эдварда блуждала между ног по внутренней стороне бедер Пегги, пальцы погружались в потайную шелковистую расселину… Девушка задыхалась от ощущений, которые вызывали в ней его бесстыдные прикосновения, но лишь теснее прижималась к возлюбленному; в ее собственной руке пульсировала твердая плоть Эдварда. Он содрогнулся и жадно впился в ее губы, резко раздвинув ей ноги коленом.

Пегги поняла, что Эдвард хочет быть нежным, но не может побороть страсть. Она почувствовала, что он в ней, что он заполнил собою все ее существо. Девушка не смогла сдержать крик, испугавшись, как и в первый раз, когда они любили друг друга, что не сможет вместить его всего. Ее ногти впились в его плечи, когда она забилась под ним. Губы Эдварда погасили немой протест подруги.

Страсть, которая рвалась навстречу мужчине, можно было насытить, только теснее и теснее прижимаясь к его напрягшемуся телу. Пегги казалось, что она летит на гребне волны нарастающего восторга, волны, которая угрожала выплеснуть ее на какой-то пустынный берег и оставить там — распростертую и беспомощную. Цепляясь за остатки еще подвластного ей сознания, Пегги ощутила, что движения Эдварда стали быстрее, требовательнее, а она каждый раз поднималась ему навстречу, все плотнее обхватывая его.

Внезапно гребень волны, которую оседлала Пегги, вместо того чтобы сбросить ее, поднялся до небес и обрушился, орошая ее чувством несказанного облегчения. Крича от восторга, вызванного этим фейерверком ощущений, Пегги крепко вцепилась в Эдварда, единственную твердь в неудержимо крутящейся вселенной. Как в тумане, она осознала, что Эдвард тоже вскрикнул, и после заключительного неистового толчка его тело всем весом опустилось на нее. Она чувствовала, как прямо у ее груди бешено бьется сердце Эдварда, и этот мощный ритм заставил Пегги улыбнуться.

Они лежали в свете камина, тяжело дыша, их тела в чудесной неге прижимались друг к другу. Лишь несколько минут спустя Пегги обрела способность говорить, и то лишь оттого, что опасалась, как бы Эдвард своим весом не раздавил ее. Он засмеялся, услышав ее просьбу, и крепко поцеловал. Переместившись, Эдвард повернул Пегги на бок и крепко прижался к ней: его грудь согревала ей спину, на одной руке покоилась ее голова, а другая обвилась вокруг талии.

— Вот так я желаю проводить каждую ночь всю оставшуюся жизнь, — прошептал Эдвард на ухо Пегги. — Именно здесь, с тобой в объятиях. Завтра же поеду в Лондон за специальным разрешением, чтобы мы могли пожениться, не откладывая. Я не намерен ждать.

— Оно и видно, — сонно засмеялась Пегги.

Эдвард наклонился над ней и поцеловал в макушку.

— Прошу прощения, милая леди, но это вы совсем недавно напали на меня. Меня шокировало ваше агрессивное поведение.

— Я? Напала на тебя? Прекрасно! — Пегги была так счастлива, что даже не среагировала на приманку, которую он подкинул. — Но ты понимаешь, что тебе нельзя здесь оставаться сегодня?

— В каком смысле? — Эдвард еще сильнее обнял ее. — На этот раз я никуда не пойду.

— Эдвард! Что подумают слуги?

— Подумают, что я очень счастливый человек, а ты — неисправимая молодая дама.

— Ох, Эдвард, — вздохнула Пегги. Но на него невозможно было сердиться, особенно когда он так крепко прижимался к ней. Он уснул с мыслью, что их дети, если уродятся в Пегги, будут очень красивыми. Лучше, чтобы было много мальчиков, успел подумать Эдвард, прежде чем сон полностью овладел его сознанием. Побольше сыновей, чтобы отражать орды поклонников, претендующих на их сестер.

Пегги, наслаждаясь истомой, которую принесла близость, тоже уснула. Последнее, о чем она успела подумать, — Кэти ошиблась.

Эпилог

Лето было коротким, но теплым, а сентябрь вместе с прохладным ветром с торфяника принес маленькое, пронзительно кричащее существо с упрямым подбородком Пегги, серыми глазами Эдварда и множеством светлых кудряшек. Они назвали ребенка Элизабет в честь матери Эдварда, от которой девочка и унаследовала золотые волосы. Родители могли часами просто смотреть на дочку, а потом друг на друга в счастливом неверии, что от их любви могло родиться это бесконечно ценное создание.

Джереми был не особенно рад появлению двоюродной сестры, но терпел ее присутствие как неизбежную плату за то, что он наконец видит свою Пегги счастливой. Эдвард снял с Джереми ярмо тетушкиной опеки, и герцог получил свободу; теперь он мог сколько угодно бродить по окрестностям Йоркшира в поисках мальчишек, чтобы подраться, и экипажей, чтобы поглазеть. Единственным наказанием в его жизни была маленькая Мэгги Герберт, частая посетительница замка Роулингз, которая хоть и была на несколько лет моложе герцога, но выросла на целую голову выше его и поэтому сильно задавалась.

Эдвард сидел в оранжерее, месячная дочь спокойно посапывала у него на руке, а Пегги просматривала газеты в поисках заметок о преступлениях против животных, которые вполне могли быть делом рук ее племянника, когда через французские двери, которые вели в полный ароматов сад, вошел Алистер Картрайт.

— Эй, вы там, — весело поприветствовал он семью Роулингз.

Пегги вскочила, отбросив газету, подбежала к Алистеру и чмокнула его в щеку.

— Привет! — радостно закричала она. — Ты почему так скоро вернулся? Я думала, вы проведете пару месяцев во Флоренции…

— Да, мы собирались, — вздохнул Алистер, присаживаясь на покрытую подушками металлическую скамью, одну из тех, которые Эдвард специально заказал для оранжереи, чтобы им с Пегги было поудобнее бездельничать долгими летними днями. — Однако я одним глазком заглянул в «Таймс» и прочитал, что продается некий кусок земли…

Ощущая на плече легкую головку дочери, Эдвард проворчал:

— Если ты имеешь в виду Эшбери-Хаус, то чертовски прав: имение продается. Арабелла вышла замуж за какого-то итальянского принца, и, если не ошибаюсь, они поспешили то ли в Тоскану, то ли еще куда.

— А ведь тело виконта еще не успело остыть, — заметил Картрайт. — Ну и ну.

Пегги подошла к дверям и с интересом вгляделась в сумерки, пропитанные ароматом цветов.

— Алистер, — с подозрением спросила она, — а куда ты подевал свою жену?

— Жену? — Алистер сцепил пальцы на затылке, откинулся на спинку скамейки и посмотрел сквозь стекло потолка на пламенеющее небо. — Какую жену?

Пегги, шутя, отвесила ему легкий подзатыльник.

— Ту, на которой ты женился в прошлом месяце. Не отрицай, я все видела. Так что ты сделал с женой?

— А-а, та жена, — проговорил Алистер. — Ну, думаю, она дома, примеряет свои наряды…

Пегги вернулась на свое место на скамейке, бледно-зеленая юбка воланом опустилась вокруг нее.

— Дома? Хочешь сказать, что оставил ее в Лондоне?

— Да нет же. — Прищурившись, Алистер взглянул на садившееся солнце. — По соседству. Разве я вам не рассказывал? Эшбери-Хаус уже не продается. Я его купил.

Радостный щебет Пегги и сердечные поздравления Эдварда разбудили малышку, но она лишь недовольно вздохнула, взглянув на неугомонных родителей, и опять уснула.

— Как чудесно! — воскликнула Пегги, ее зеленые глаза сияли. — Мы теперь соседи! И сэр Артур будет доволен.

Алистер скептически поднял бровь.

— Признаться, счастье моего тестя не было основной причиной моего решения купить эту землю, но если вы так ставите вопрос…

— Близко от семейства Энн. — Тон Эдварда был суховат. — Разумно с твоей стороны, старина.

На лице Алистера вдруг появилось выражение озабоченности.

— Истинный Бог, я не подумал обо всем этом. Лучше пойти и переговорить с Энн. Не можем же мы принимать ее родственников каждый раз, когда им вздумается нас навестить. Я так с ума сойду…

— Не расстраивайся, старина, — самодовольно сказал Эдвард. — Ты всегда сможешь выскользнуть через заднюю калитку и поискать утешения в Роулингзе.

— Проклятие! — пробормотал Алистер. Он вскочил и, промямлив что-то о том, что ему нужно переброситься парой слов с женой, скрылся в сумерках.

Все еще улыбаясь, Пегги поднялась со скамейки и прошла туда, где мирно сидел ее муж с их дочерью. Она склонилась над спинкой скамейки Эдварда, обняла его за шею обнаженными руками и прижалась щекой к его щеке.

— Привет. — Эдвард с удовольствием погладил нежную руку жены. — Ну что, небось рада, зеленоглазая колдунья? Ты не только заставила его жениться на ней, но и добилась того, чтобы видеться с ней каждый день. Ты уверена, что родилась в Шотландии, а не в Ирландии? Могу поклясться, ты настоящая фея…

— Я не колдунья, — хихикнула она, поцеловав мужа в щеку. — В последнее время не превратила в лягушку ни одного принца.

— Неужели? Меня-то ты очаровала. — Эдвард вдруг рассердился. — Я не уверен, что мне понравится жить по соседству с этим бездельником. В конце концов, он ведь какое-то время был в тебя влюблен.

Пегги тихо засмеялась и провела ладонью по кудряшкам дочери.

— Вам нечего беспокоиться, милорд. Меня так же приворожили чары нашей любви, как и вас…

И они поцеловались, освещенные неверным светом заходящего солнца, а в воздухе разливался пьянящий аромат роз.

Примечания

1

Одна из самых известных лондонских гостиниц высшего класса. — Примеч. ред.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Эпилог . .

Реклама на сайте