«Влюбленная пленница»

Дорин Оуэнс Малек Влюбленная пленница

ГЛАВА 1

Константинополь, Оттоманская империя,[1]

июль 1895 г.

Малик-бей притаился за скалой и внимательно следил за дымком приближающегося поезда. Под ним до горизонта простиралась открытая песчаная равнина. Справа был виден вокзал, блестящая крыша которого ярко сияла на солнце. Малик случайно выбрал именно эту станцию; она располагалась в пустынном месте, и поезда стояли здесь довольно долго, принимая новых пассажиров и заправляясь топливом. Небольшой отряд мог с легкостью захватить состав – так, что пассажиры даже не успели бы понять, что происходит.

Внезапно один из коней заржал, и Малик оглянулся, укоризненно покачав головой. Выше, в горах, могли оказаться люди, поэтому любой звук сулил опасность. К счастью, всадник быстро совладал с нарушителем спокойствия, и Малик снова перевел взгляд на поезд, уже появившийся из-за поворота и быстро приближающийся. С каждой минутой он становился все больше и больше. Малик посмотрел на солнце – оно должно светить прямо в глаза машинисту, а следовательно, помогать нападавшим в их деле. На поезде наверняка полно торговцев, дипломатов и туристов, направляющихся в Константинополь, и у всех должны быть с собой и деньги, и драгоценности. Главное, конечно, это добыча.

Малик не чувствовал ни малейших угрызений совести оттого, что сейчас он ограбит поезд. Так же спокойно он мог бы придушить султана, если бы сумел до него добраться. Малик не остановится ни перед чем ради освобождения турецкого народа от тех бед, в которые вверг его Абдул Хамид Четвертый, абсолютный диктатор Оттоманской империи – государства, включающего в себя Турцию и все зависимые от нее территории. Если для этого необходимо воровство, Малик станет лучшим вором империи, а если потребуется убийство, он, не задумываясь, превратится в искусного убийцу. Для достижения свободы годятся любые средства!

Поезд начал тормозить и громко засвистел. Малик поднял руку, давая своим людям знак приготовиться. В одно мгновение он оказался верхом на своем коне, подняв шарф так, чтобы он закрыл половину лица. Над черным шелком блестели лишь огромные темно-карие глаза, оттененные густыми бровями и ресницами – такими же черными, как и волосы. Юноша был необычайно красив – это преимущество он мог бы с успехом использовать в романтических приключениях, если бы они представляли для него хоть малейший интерес. Но единственной целью Малика была свобода его Родины.

Он жил ради революции.

Поезд с шипением выпускал пар, подходя к станции. Малик занял позицию во главе вооруженного отряда всадников. Подняв руку, он внимательно наблюдал за тем, что происходит внизу. Когда ситуация показалась ему подходящей, он резко взмахнул рукой, и бандиты помчались вниз по склону, поднимая за собой тучи пыли.

Пассажиры с тревогой смотрели на всадников, внезапно появившихся неизвестно откуда и теперь со всех сторон окруживших поезд. Машинист попытался резко затормозить, но налетчики оказались в вагонах раньше, чем поезд остановился. Они соскочили со своих верных коней, а те спокойно бежали еще немного, а потом останавливались, дожидаясь хозяев.

Малик ничего не предпринимал до тех пор, пока не увидел двоих повстанцев, которым было поручено схватить машиниста и заставить его остановить состав, а потом через заднюю дверь попасть в вагон. Он не обратил ни малейшего внимания на крики женщин и направил пистолет на первого же человека, оказавшегося перед ним. Тот сразу же поник и медленно опустился на пол, широко раскрыв полные ужаса глаза. Его толстушка-жена стояла рядом и в ужасе заламывала руки.

Малик схватил пустой мешок, висевший у него на поясе, и сунул его в лицо своему незадачливому сопернику.

– Отдавайте все деньги и драгоценности, и тогда никто не пострадает, – по-английски обратился он к паре, имевшей явно европейскую внешность. Испуганные пассажиры молча подчинились, и мешок начал постепенно тяжелеть. Малик медленно пошел вдоль вагона, постоянно останавливаясь, чтобы дать своей очередной жертве время снять с себя драгоценности и достать деньги. Его товарищи делали то же самое в других вагонах, и Малику не пришлось повторяться, тем более, что турецкие граждане, следовавшие тем же поездом, быстро поняли, что к чему и чего от них хотят – они были прекрасно знакомы с местными нравами. В конце вагона Малик увидел пожилого человека, который выглядел куда менее преуспевающим, чем его попутчики: дрожащими руками он извлек из кармана потертого сюртука несколько монет. Молодой человек без колебаний отвел протянутую к нему руку.

– Оставь их себе, отец, – произнес он по-турецки, – ведь именно ради таких, как ты, я и борюсь.

Налетчик внимательно осмотрел пассажиров; ему нужны молодые хорошенькие женщины – за них хорошо платят на невольничьем рынке. Но таковых в вагоне не оказалось. Малик начал привязывать к поясу тяжелый теперь уже мешок, собираясь исчезнуть, но в эту самую минуту из соседнего вагона показался его товарищ, Анвар Талит. Он тащил за собой изо всех сил сопротивляющуюся девушку – на вид ей не было и двадцати.

– Ну что ты скажешь? – спросил он.

Малик взглянул на жертву. Маленькая, далеко не красавица, с похожими на солому волосами под дешевой шляпкой. Девушка испуганно озиралась по сторонам.

Малик отрицательно покачал головой и посмотрел сквозь пыльное окно вагона на своего коня.

– Но она достаточно молода, – запротестовал Анвар.

– Не стоит хлопот, – решительно отрезал Малик, и Анвар покорно отпустил пленницу.

От радости девушка лишилась чувств. Хорошо, что кто-то из пассажиров успел подхватить ее на руки.

– Другие закончили дело? – коротко спросил Малик.

Анвар молча кивнул.

– Подходящие женщины есть?

– Нет, эта была лучшей.

– Пойдем.

Бандиты соскочили с поезда и устремились к лошадям. Пассажиры с облегчением проводили их взглядом. Некоторые из женщин всхлипывали. Было совершенно ясно, что все могло закончиться значительно хуже. Старые карманные часы или колечко с рубином – не слишком высокая цена за жизнь.

Малик вскочил на коня и начал кружить возле стоящего на месте поезда, чтобы удостовериться, что все его люди в сборе и готовы к походу. Он коротко отдал команду, и отряд галопом поскакал в горы, исчезнув так же быстро, как и появился.

* * *

Амелия Райдер сквозь слезы смотрела на бурлящую воду. Она собиралась сойти на берег в Париже, потом сесть в Восточный экспресс и ехать на юг – в Константинополь.

Она еще ни разу в жизни не покидала Бостон, и путешествие в Турцию обещало стать самым волнующим приключением в ее жизни. Но поводом к путешествию послужила смерть ее родителей и их завещание, в котором говорилось, что она должна проехать половину земного шара для того чтобы поселиться у тетушки, которую едва помнила.

А это нечестно! Ей уже почти восемнадцать. Вернее, скоро исполнится – через десять месяцев. Но назначенный судом попечитель настоял, что опекунство над «ребенком» – а одно упоминание этого слова приводило Эми в ярость – должно перейти в руки сестры отца. А эта самая сестра, Беатрис Райдер Вулкот, как раз и жила в столице Оттоманской империи вместе со своим мужем – торговцем коврами. Все это казалось слишком нереальным, далеким и необычным. Эми вовсе не стремилась туда, но тем не менее она уже в пути и скоро увидит свою тетушку.

Эми пыталась изо всех сил сопротивляться уготованной ей судьбе, но по молодости и неопытности достигла немногого. В суде она пыталась доказать, что куда с большей радостью поселилась бы в семье своей лучшей подруги Абигейль Каттер – до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать, – но судья, как того и следовало ожидать, все равно решил дело в пользу завещания отца Эми. Поэтому девушке пришлось собираться в дорогу вместе с подругой матери миссис Сполдинг. Обе они все еще находились в состоянии, близком к шоку, – настолько неожиданной была смерть четы Райдеров, произошедшая в результате несчастного случая.

Трагедия заставила Эми покинуть ставшую такой привычной школу мисс Пикард в Бруклине и забыть всю свою прошлую жизнь, чтобы начать новую – на далеком загадочном Востоке.

Эми давным-давно слышала, как родители шепотом обсуждали Странную связь мужа тети Беатрис – Джеймса и его кузины Сары с каким-то «пашой» – так, словно это семейный позор, который необходимо тщательно скрывать от посторонних взглядов. Судя по всему, этот «паша» умудрился выкупить Сару у султана, когда та гостила у Джеймса и обучала султанскую дочь. А затем паша насильно держал Сару в своем гареме.

Эми помнила, как смешанное с ужасом сочувствие к бедной Саре сменилось настоящим шоком, когда выяснилось, что несчастная влюбилась в своего повелителя и вышла за него замуж! А теперь суд вынудил саму Эми жить среди этих людей! Разве это разумно? Конечно, нет, но тем не менее именно так все и произошло. Только потому, что Беатрис Вулкот была ее единственной оставшейся в живых родственницей, а несовершеннолетней молодой женщине не положено жить одной – без семейного присмотра. Извращенная логика. Но именно она и руководила отныне жизнью девушки.

– Ты бы надвинула капюшон, милая. Ветер становится все сильнее, – произнесла где-то совсем близко миссис Сполдинг.

Эми послушно накинула на голову капюшон своего синего дорожного плаща и, перегнувшись через перила, посмотрела в темную воду. Интересно, сколько еще времени пройдет, прежде чем она снова сможет увидеть землю? В Париже они задержатся всего на пару дней, но миссис Сполдинг обещала, что этого времени вполне хватит на осмотр достопримечательностей. Судья выдал аванс в счет наследства – на проезд в Турцию и на обратную дорогу миссис Сполдинг. Все остальные деньги дожидались восемнадцатилетия девушки, и до тех пор Эми должна была послушно выполнять все указания опекунов.

– И застегни перчатки, Эми, душечка. Этот несносный морской туман может испортить кожу твоих рук – появятся цыпки, – добавила миссис Сполдинг.

Эми со вздохом подчинилась, втайне мечтая о том, чтобы ее спутница заболела ларингитом или чем-нибудь подобным и осипла. Конечно, миссис Сполдинг желает ей всего лишь добра, но она слишком серьезно относится к своим обязанностям и командует так, словно дрессирует собаку. Девушка с нетерпением ожидала той минуты, когда надоевшая наставница отправится наконец обратно в Бостон, хотя это и означало начало новой, одинокой, жизни в незнакомом доме таинственной тетушки Беатрис.

За спиной женщин на палубе прозвучал гонг, и миссис Сполдинг объявила: – Время пить чай!

Эми повернулась и направилась вслед за своей дуэньей.

* * *

– Может быть, ты прекратишь, наконец, ходить из угла в угол, Беатрис? – раздраженно обратился Джеймс Вулкот к жене. – Амелия должна прибыть не раньше завтрашнего утра. От того, что ты протрешь в ковре дырку, не изменится ровным счетом ничего.

Беатрис упала в кресло и тяжело вздохнула.

– Что я буду делать с этой девочкой? Не имею ни малейшего понятия даже о том, как развлечь ее!

– Тебе вовсе не придется развлекать ее. Она же будет жить здесь! А это отнюдь не затянувшаяся вечеринка в саду!

– Но она ведь рассталась со всеми своими друзьями! Ей не с кем обсудить свои сердечные дела и мечты! Девушка этого возраста нуждается в общении, в собеседниках!

– Она прекрасно сможет разговаривать с тобой.

– Мы с ней виделись в последний раз, когда ей было пять лет – тогда, когда мы переехали в Турцию, чтобы начать здесь дело.

– Ну что ж, значит, вам просто потребуется какое-то время, чтобы поближе узнать друг друга. А нервничать и суетиться раньше времени абсолютно бессмысленно!

– О чем только думал мой брат? – едва слышно пробормотала Беатрис. – Он же прекрасно знал, что у меня никогда не было своих детей! Как он мог вообразить, что я справлюсь с этой задачей!

– Он просто-напросто думал, что ты – его родная сестра, и хотел, чтобы Амелия в случае смерти родителей могла обратиться за помощью к родственникам. Ступай-ка лучше наверх и закончи расставлять цветы в комнате девочки. Я пришлю Листак тебе на помощь. Мы же хотим достойно встретить племянницу, правда?

Беатрис кивнула и, звякнув серьгами, поднялась.

– Ты заказал гуся у мясника?

Джеймс склонил голову. Он уже дважды отвечал на этот вопрос, но напоминание об этом сейчас вовсе не улучшит состояние духа и разума его жены. Он дождался, пока Беатрис прошелестела юбками по не покрытому ковром участку пола, потом – по мраморным плитам холла. Затем преспокойно уселся в кресло, которое она только что освободила, и принялся набивать трубку.

На самом деле он волновался по поводу приезда Амелии даже несколько больше, чем хотел показать жене. И вовсе не чувствовал себя счастливым из-за представившейся необходимости возложить на свои плечи всю ответственность за свою юную родственницу. Но Джеймс был чрезвычайно практичен. Выхода из сложившейся ситуации он не видел, поэтому решил принять события такими, как они есть, без обсуждения.

Никто не мог ожидать подобного поворота в судьбе Райдеров, родителям Эми не было еще и сорока, и их смерть в самом расцвете сил казалась невероятной. Но тем не менее это случилось, и несчастная, убитая горем девочка в эту минуту едет к нему, покорившись той доле, против которой даже пыталась выступать в суде.

Джеймс зажег трубку и затянулся, размышляя о годах, проведенных в Оттоманской империи. За это время он превратился в богатого человека, несмотря на трудности, возникающие для коммерсанта в чужой стране. Он привык к местному климату, преодолел языковой барьер, устоял против деспотического правления султана, не говоря уже о проблемах, возникших из-за связи кузины Сары с пашой Бурсы.[2] Он вышел победителем из всех сложностей: расширил свой бизнес, добавив к экспорту ковров торговлю шерстью, фарфором и ремесленными изделиями, и превратился в одного из самых богатых иностранных жителей империи. Так что он не позволит себе расстраиваться из-за девчонки, которой и прожить-то здесь предстоит меньше года.

Джеймс прекрасно понимал свои обязанности и готов был их честно выполнять. Он обеспечит племяннице комфорт и уход до тех пор, пока она не вступит во владение своим наследством и, как он надеялся, не выйдет замуж за достойного молодого человека. Конечно, подходящих женихов здесь значительно меньше, чем в Бостоне, но Джеймс уже принял меры и обеспечил девочке приглашения в несколько семей дипломатов и военных. Если верить снимку-дагерротипу, девочка очень хороша собой и к тому же получила прекрасное частное образование – пожалуй, лучшее из того, которое возможно в Новой Англии. Если окажется, что ко всему прочему она обладает еще и славным характером, то к двадцати годам, скорее всего, она будет уже пристроена, и все проблемы Джеймса благополучно разрешатся.

Он благодушно выпустил изо рта колечко дыма и довольным взглядом осмотрел свою роскошно обставленную гостиную. Главное место в ней, конечно, занимал его лучший шелковый ковер. Произведения искусства и бесполезные безделушки загромождали эту огромную комнату. Многие из них Беатрис выудила со складов мужа. Она, конечно, гордилась своим домом, но все еще скучала по Новой Англии, а главное, очень страдала от жары. Сейчас, в июле, было особенно жарко, и эту проблему не могло разрешить даже богатство Джеймса. Но в общем и целом Джеймс был весьма и весьма доволен своей жизнью и очень надеялся, что прибытие нового члена семьи не ущемит ни его благополучия, ни его спокойствия.

Он поставил трубку на место, в штатив, и поднялся, чтобы налить себе немного бренди.

* * *

Малик бросил в кучу последнюю монету и произнес:

– Триста сорок три куруша.[3] Анвар усмехнулся.

– И вдобавок пять колец, три золотых браслета, несколько часов и изумрудная брошь, – продолжал Малик, указывая на блестящую горку драгоценностей. – Отнеси утром на базар и постарайся выручить побольше. Думаю, что все это должно стоить еще курушей двести.

Анвар кивнул.

Малик встал и потянулся, оглядывая пещеру, в которой его товарищи отдыхали после удачного налета. В углу горел костер. Несколько человек сидели около него – несмотря на страшную дневную жару, ночи стояли очень холодные. Малик задумался, сколько еще они смогут оставаться в этой горной расщелине: янычары султана без устали рыщут по округе, и места стоянок приходится менять очень часто.

Он снова удовлетворенно взглянул на добычу. Ее вполне хватит, чтобы купить оружие и боеприпасы еще на пару месяцев, да вдобавок экипировать новых рекрутов. Повстанческое войско стремительно увеличивалось. С каждым новым бесчинством султана, с каждым налетом, погромом или казнью к Малику приходили все новые и новые люди. Некоторые были босы и оборваны, но всеми владела лишь одна мысль: свергнуть султана и на его место поставить всенародно выбранное правительство. Это давало единственную надежду на лучшую жизнь.

К Малику приблизилась одна из женщин и подала ему кувшин с раки – жгуче-крепким напитком, который приобретал молочно-белый цвет, как только в него добавляли воду. Юноша залпом выпил содержимое и не глядя отдал кувшин, не обращая ни малейшего внимания на взгляд женщины, ищущий его взгляда, и сразу вернувшись к своим мыслям.

Женщина разочарованно отвернулась. Малик поднял голову и посмотрел вслед служанке, прекрасно понимая ее мысли и чувства. Конечно, жестоко так резко обращаться с ней, но малейший знак внимания – и она будет таскаться за ним, словно собачонка, а у него вовсе нет времени на подобные отношения. Он задумывает еще один налет – на следующий поезд, но уже в другом месте, чтобы избежать столкновения с отрядами султана.

Малик прочитал об этом в константинопольской газете, которая подробно и откровенно описывала каждый налет повстанцев – так, словно это был подвиг иностранной армии. В отличие от своих товарищей Малик умел читать. Этим даром он обязан своему брату Осману. Прежде чем Осман-бей убежал на Кипр с дочерью султана, принцессой Роксаленой, он служил капитаном отряда алебардщиков. Это привилегированное положение позволило ему оплачивать услуги частного английского учителя для своих братьев и сестер, а также служанку для своей матери. Малик очень гордился тем, что щедрость, дарованная султаном через посредничество старшего брата, дала младшему возможность более сознательно, грамотно и эффективно бороться с ним же самим. А кроме того, сейчас, когда Осман уже обосновался на Кипре, частично благодаря драгоценностям, которые Роксалена умудрилась стащить из отцовского дворца, он частенько присылал значительные суммы на общее дело.

Осман ненавидел своего бывшего повелителя ничуть не меньше, чем его брат.

Малик достал из кармана сложенную карту и расправил ее на земле перед собой.

Следующую операцию необходимо спланировать особенно тщательно, потому что и люди султана, и железнодорожная компания сейчас находятся в полной боевой готовности.

Он улыбнулся про себя. Его враги и не догадывались, что он намерен расширить сферу своего действия и включить в нее почтовые кареты, которые связывали Бурсу и Константинополь с отдаленными районами – Перой и Меерлуцем, и доставляли богатеньких пассажиров во все концы империи.

Он хитрее и умнее всех их вместе взятых.

* * *

Почтовая карета резко подпрыгнула на ухабе, и Эми едва удержалась на своем месте. Она двумя руками вцепилась в свою соломенную шляпку и посмотрела на миссис Сполдинг, которая, казалось, и не замечала неровностей дороги. Все прелести Парижа очень быстро померкли в жаре и пыли железнодорожного путешествия, а вдобавок ко всему муж тети Беатрис не смог встретить их на вокзале в Константинополе. Вместо этого он прислал письмо с советом добраться этой вот каретой до пригорода, в котором жили Вулкоты.

Эми и ее спутница были не одни в экипаже: эту поездку с ними разделяли еще четыре путешественника. Ими оказались двое коммерсантов в костюмах-тройках, которых звали Эймс и Харрингтон, и две незамужние сестры, обе за пятьдесят – они сидели, глядя прямо перед собой и закрыв носы изящными кружевными платочками. Эми и представить не могла, что делали эти дамочки в Турции, да честно говоря, ей было вовсе не до того: корсет из китового уса немилосердно жал, а легкий дорожный костюм почему-то страшно потяжелел. Жакет болеро с рукавами буфф буквально душил девушку. Солнце нещадно палило сквозь полотняный верх кареты, а на немощеной дороге, по которой они ехали, выбоин было больше, чем дырок на самых дырявых чулках. Эми чувствовала себя так, словно поездке этой не будет конца и они никогда-никогда не доберутся до места.

Девушка взглянула сквозь слюдяное оконце на бесконечную песчаную пустыню, лишь кое-где отмеченную островками сухой травы. Поместье Вулкотов, очевидно, скрывалось за поворотом дороги, но Эми это расстояние казалось таким же длинным, как дорога до луны и обратно. Если они провалятся еще в одну яму, она не выдержит и закричит.

Неожиданно она увидела двух приближающихся всадников. Их появление казалось вдвойне неожиданным, поскольку из книг девушка прекрасно знала, что в этом краю нет ничего, кроме кустарника и камней. Любопытство, однако, очень скоро сменилось тревогой, ибо возница подозрительно резко натянул поводья, а всадники на всем скаку спрыгнули со своих коней.

– Что происходит? – в ужасе озираясь, вопрошала миссис Сполдинг, когда карета резко остановилась.

– Там двое в масках, – начала было Эми, но тут же испуганно замолчала, увидев, как тот из двух, кто повыше ростом, достал из-за пояса пистолет.

– Ах, боже мой! – только и смогла она пролепетать, широко открывая глаза.

– Что? – спросила одна из сестер, становясь еще бледнее, чем раньше, – что это такое?

– Похоже, нас собираются ограбить, – прошептала Эми.

В этот момент вторая из сестер громко вскрикнула, потому что дверь кареты резко распахнулась как раз с той стороны, где сидела Эми, и путники оказались лицом к лицу с двумя вооруженными бандитами.

Высокий пристально взглянул на девушку и коротко приказал по-английски: «Выходи!»

Эми посмотрела на миссис Сполдинг: та выглядела так, словно сию минуту упадет в обморок.

– Выходи! – повторил бандит, и Эми не оставалось ничего другого, как подчиниться, подвинувшись вплотную у двери и неуверенно глядя на землю, которая казалась очень-очень далеко. Приставная лесенка, которую обычно ставил возница, сейчас лежала на крыше экипажа, вместе с багажом.

Бандит шагнул вперед и легко снял девушку. Эми успела ощутить силу этих рук, которые так быстро перенесли ее на землю. Она тут же отстранилась и начала отряхивать юбку.

– Все остальные, тоже выходите! – скомандовал разбойник, пистолетом подчеркивая свой приказ. Те послушались и медленно начали спускаться. Никто даже не осмелился возразить – ведь рядом стоял второй бандит. Эми оглянулась на первого, который не отрывал взгляда от ее лица, и моментально ощутила гипнотическую силу его огромных темных глаз. Над высоким гладким лбом вились шелковистые черные волосы, тонкий орлиный нос был наполовину прикрыт шелковым шарфом.

«Он молод», – зачем-то подумала Эми, но тут же вздрогнула, потому что мистер Эймс резко схватил бандита за ту руку, в которой тот держал пистолет.

Все, что случилось потом, произошло так быстро, что Эми едва успела запомнить подробности. С удивительной легкостью, словно танцуя, бандит высвободил руку и с силой ударил соперника по голове рукояткой пистолета. Эймс, словно мешок, упал на землю, а разбойник молча обвел глазами оцепеневших пассажиров словно спрашивая, не желает ли кто-нибудь еще проявить никому не нужный героизм. Все в ужасе смотрели на него, и, немного подождав, он приказал:

– Отдайте все ценности. Сейчас же! Эми поспешно сняла кольца и браслет и положила их на расстеленный на земле платок. Вынимая из ушей гранатовые сережки, она взглянула вверх и увидела, что возница с заткнутым кляпом ртом привязан к своему месту. Она и не заметила, когда второй разбойник сделал это. Ничего не оставалось, как побыстрей отвести взгляд.

Первый бандит подождал, пока горка денег и драгоценностей достигла своей максимальной высоты, и произнес: «Всем садиться на места!»

Пассажиры послушно полезли обратно в карету, надеясь на то, что жизнь их уже вне опасности. Второй помогал женщинам, потом взвалил через плечо лежащего на земле коммерсанта и достаточно бесцеремонно бросил его на пол кареты. Когда же подошла очередь Эми, высокий бандит произнес по-английски:

– Не Вы!

Сердце девушки упало, и она отчаянно взглянула на миссис Сполдинг, которая снова поднялась со своего места.

– Что Вы имеете в виду? – возмутилась добропорядочная леди. – Вы уже получили то, что желали. Отпустите ее!

– Она поедет со мной, – коротко пояснил бандит, увлекая Эми к поджидающему его коню.

– Я буду протестовать, – вступился Харрингтон. – Это нарушение…

Высокий бандит поднял пистолет над головой и выстрелил. Путешественники тут же замолчали и забились по своим углам. Миссис Сполдинг зашлась в рыданиях.

– Следующая пуля достанется ей, если все не успокоятся, – пояснил он, засовывая пистолет за пояс. Взял Эми за талию и поднял ее в седло. Затем сам уселся сзади и пришпорил коня.

Эми подождала, пока он увлечется ездой, и резким движением стукнула его по лицу, а сама попыталась спрыгнуть с коня. Бандит обхватил ее, словно стальным обручем, и шепнул прямо в ухо: «Попробуешь еще раз – очень пожалеешь».

Эми в отчаянье смирилась и затихла. С безысходностью в душе прислушивалась она к стуку копыт по сухой земле, не в силах забыть истерические рыдания миссис Сполдинг.

* * *

– Держи нюхательную соль, Листак. Сейчас она очнется, – приказал Джеймс служанке, суетившейся вокруг его жены. И правда, скоро потерявшая сознание Беатрис кашлянула, пошевелилась, сморщила нос.

– Спасибо, Листак, можешь идти, – распорядился Джеймс.

Служанка вышла из комнаты, а Беатрис села, опершись на подушки и переводя взгляд с мужа на сжавшуюся в кресле рыдающую женщину. События начали постепенно восстанавливаться в ее памяти.

Лицо миссис Сполдинг совсем сморщилось от горя, а покрасневшие от слез глаза распухли.

– Ну скажи же, что все это мне приснилось в страшном сне, – прошептала она Джеймсу, который с озабоченным видом суетился над ней. – Скажи, что к нам не приезжал человек из посольства. Скажи, что Эми вовсе не похитили.

– К сожалению, это не сон. Эми похитили. Беатрис застонала и закрыла глаза.

– Господи, зачем же мы живем в этой проклятой стране, где западная женщина не может чувствовать себя в безопасности? Сначала Сара, теперь вот Эми. Это все похоже на непрекращающийся кошмар!

Миссис Сполдинг снова разразилась слезами и причитаниями, драматически склонив голову на грудь.

– Разве можно сравнить то, что случилось с Сарой, с этим несчастьем? Сара добровольно осталась в гареме султана Хаммида, чтобы обучать английскому его дочь, принцессу Роксалену, а потом была продана Калид-шаху согласно законам Оттоманской империи. А Эми похищена разбойниками с большой дороги.

– Какая разница? – продолжала кричать Беатрис. – С обеими язычники обошлись, словно с вещью! Почему мы не можем вернуться в Бостон, где хоть по улицам можно ходить без опаски?

– Мы не можем вернуться в Бостон потому, что у меня здесь дело, – терпеливо и спокойно объяснил Джеймс. – А неприятные вещи случаются и в Америке; один из примеров – война между штатами.[4]

Беатрис посмотрела на миссис Сполдинг.

– Будь так добр, не читай мне сейчас лекций по истории, Джеймс, – я не в состоянии выслушивать их. И куда же, черт возьми, подевалась Листак? Она должна проводить миссис Сполдинг наверх, чтобы гостья могла отдохнуть.

– Со мной все в порядке, – тоненьким голоском пропищала миссис Сполдинг. Потом, прижав руку ко рту, добавила: – Я чувствую за собой огромную вину!

– Ерунда! – быстро прореагировал Джеймс. – В данной ситуации Вы не могли поделать ровным счетом ничего. Даже если бы Вас убили, они все равно сделали бы то же самое.

Он подошел к двери и позвал служанку, затем помог миссис Сполдинг подняться и повел ее к двери. Убитая горем женщина тяжело опиралась на его руку.

– Поднимитесь наверх – Листак Вас проводит – и полежите в комнате для гостей. Я вызвал доктора Хиллвея. Он, очевидно, пропишет успокоительное, чтобы Вы смогли заснуть. Если появятся какие-нибудь новости, я тотчас их сообщу.

Миссис Сполдинг покорно кивнула и начала с помощью служанки подниматься по лестнице. Джеймс подождал, пока та скроется из виду, и вернулся к жене.

– Сегодня же посольство направит официальный протест, – начал он.

Беатрис в ярости посмотрела на него.

– Официальный протест? Господи, да какой же от него толк? Совершенно ясно, что султан не в силах совладать с этими мятежниками, иначе они не бесчинствовали бы на дорогах! Во всем виноват ты, Джеймс! Если бы ты поехал в Штаты за Амелией, ничего подобного не случилось бы!

– Я не могу так надолго оставлять бизнес, Беатрис! Он не идет сам по себе!

– Ты по крайней мере мог бы встретить поезд, вместо того чтобы заставлять двух женщин совершать эту ужасную поездку на почтовой карете!

Джеймс присел рядом с женой на диван и утешительно похлопал ее по руке.

– Не будь наивной, Беатрис. Эти бандиты повсюду. Амелию могли схватить в любой момент, и мое присутствие рядом с ней вряд ли изменило бы что-нибудь. Вспомни, в карете вместе с ней ехали двое мужчин.

– Именно это я и говорю – нам всем очень опасно здесь находиться! – взволнованно перебила Беатрис. – И к чему было уезжать из города? Мы ведь жили недалеко от вокзала – можно было дойти пешком. А теперь превратились в легкую добычу для этих разбойников!

– Но ведь это ты захотела переехать, дорогая, – чтобы спастись от городской духоты – неужели ты сама этого не помнишь?

Беатрис предостерегающе подняла руку:

– Это сейчас совсем не важно! А ты не можешь использовать свои деловые связи, чтобы помочь Эми?

– Только после того, как выяснится, кто ее похитил.

Беатрис в отчаяньи воздела руки.

– Все и так прекрасно знают, чьих это рук дело! Этот дикарь – брат Осман-бея, тот самый, который возомнил, что сможет свергнуть султана!

– Но мы не можем этого доказать.

– А доказательства и не нужны. Даже газеты пишут, что он добывает средства для борьбы с режимом, грабя иностранных путешественников и продавая в рабство похищенных женщин! И именно эта участь ждет дочь моего покойного брата, если ты немедленно что-нибудь не предпримешь!

– Если это действительно брат Османа, то он должен быть приличным человеком! – осторожно произнес Джеймс. – Не думаю, что он обидит Эми.

– Я уверена в том же: слишком уж ценное она сокровище – он не захочет повредить его! Она будет гораздо дороже стоить целой и невредимой, правда ведь? – Беатрис в отчаянье закрыла лицо руками.

– Успокойся, дорогая!

– Спокойствия на нас двоих вполне хватает у тебя! Меня поражает то, что ты был гораздо сильнее расстроен, когда исчезла Сара. Неужели это потому, что она твоя родственница, а Эми – моя?

– Не говори чепухи, Беатрис! Я прекрасно понимаю, что повод для волнений весьма и весьма значителен! Но оттого, что мы оба выйдем из себя, ничего не изменится к лучшему. Утром, как только откроется посольство, я буду там, и обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы вернуть Эми!

– Странно! Джеймс, неужели ты так ничего и не понял из того, что я пыталась тебе объяснить? Посольство тебе не поможет! Ты ничему не научился десять лет назад, когда пропала Сара? Дипломаты не в состоянии повлиять на мятежников, которые заняты тем, что собирают средства для борьбы с властью.

– Так что же ты предлагаешь? – устало поинтересовался Джеймс.

– Свяжись с тем единственным человеком, который может вступить с ними в переговоры.

– И что же это за человек?

– Калид-шах.

ГЛАВА 2

– Мама, почему султана Соединенных Штатов называют президентом? – спросил Тарик, поднимая взгляд от книги. Огромные темно-карие глаза мальчика, так похожие на глаза отца, светились искренним любопытством.

– В Соединенных Штатах нет султана, сынок. Президента выбирают все граждане – они голосуют за него. Должность главы государства там не передается по наследству, – с готовностью начала объяснять Сара.

– Значит, там нет и кронпринца – такого, как я?

– Конечно, нет.

– Но ведь тогда люди до последней минуты не знают, кто же будет у них президентом, – задумчиво и даже озадаченно продолжал рассуждать малыш.

– Это верно. Но зато они могут изменить что-то, если их президент им не по нраву; они вовсе не обязаны терпеть до самой его смерти.

Мальчик покачал головой.

– Так не похоже на Турцию, правда?

Сара вздохнула.

– Совсем не похоже. Но ты отвлекся – займись, пожалуйста, географией. А я пока как раз закончу составлять контрольную.

Мальчик тяжко вздохнул, но покорно уткнулся в книгу. Сара с улыбкой пошла между партами классной комнаты Дворца Орхидей, построенного для нее мужем.

Сейчас она занималась почти с двадцатью учениками. Трое из них – ее собственные дети, а остальные – дети дворцовых служащих, чьи родители с радостью пользовались привилегией бесплатного образования. Она остановилась у парты дочери, принцессы Ясмин – девочка старательно переписывала английские слова, строем, словно маленькие солдатики, маршировавшие по листу бумаги. Она в полной мере унаследовала склонность матери к порядку и аккуратности – так же, как и ее светлые волосы, бледную кожу с легким румянцем, и стремление к независимости. На задней парте служанка Сары Мемтаз играла с маленьким принцем Нессимом, который в свои четыре года, конечно, еще был мал для серьезной учебы, но с удовольствием играл «в буквы», причем с равным упоением выводил каракули, напоминающие и английские, и арабские слова.

В стеклянную дверь постучали и показалось лицо Калида. Сара подошла встретить мужа.

– Время ланча, – напомнил он.

– Через несколько минут.

– А не отдохнуть ли нам с тобой немного? – с лукавой улыбкой поинтересовался он.

Сара почувствовала, что румянец смущения и удовольствия заливает ей щеки. После десяти лет совместной жизни она не могла и представить себе мужчину более привлекательного, чем Калид-шах. Сейчас, на пороге сорокалетия, когда седые пряди уже посеребрили некогда черные как смоль, волосы, он излучал ту же мощную сексуальную энергию, которая так поразила и буквально пленила Сару во время их первой встречи.

Сейчас даже трудно было представить, как она ненавидела его тогда и в какой упорной борьбе прошли первые месяцы их знакомства.

– Как дела со сборщиком налогов? – поинтересовалась Сара, имея в виду утренний визит чиновника.

– Зол – впрочем, как и я теперь, – лаконично объяснил супруг. – Не удивительно, что мятежники с каждым днем получают все новых и новых сторонников. Если султан попытается выдавить еще хоть одну кап крови из людей в моем округе, дело несомненно закончится открытым бунтом.

– Я сегодня получила письмо от Роксалены, – Сара постаралась поскорее сменить неприятную тему. Из кармана своей широкой юбки она достала конверт. Сара предпочитала в классной комнате носить западную одежду: это позволяло ей чувствовать себя той самой школьной учительницей, которой она когда-то была.

– И что же она пишет? – заинтересовался Калид, беря с парты английскую хрестоматию.

– Осман две недели в отъезде, и она очень скучает без него. Малыш начинает разговаривать, но пока говорит только два слова: «есть» и «мокро».

– А больше ему ничего и не нужно, – смеясь, ответил Калид. – Ну пойдем же, Сара. Отпускай ребят. Я страшно проголодался!

Сара хлопнула в ладоши, и дети, словно птички, сорвались со своих мест. Трое малышей бросились к отцу. Несколько минут он повозился с ними, а потом отправил завтракать в сопровождении Мемтаз.

– Ну наконец-то мы одни, – с облегчением вздохнул он. Его английский – наследство оксфордских времен[5] – был свеж и правилен. – Ты проводишь слишком много времени с этой детворой и очень мало – со мной.

– Но ты же весь день занят делами Бурсы.

– Для тебя я никогда не занят. Пойдем же. Козем ждет нас у себя, а потом нам обязательно нужно побыть вдвоем, – он нежно поцеловал Сару в шею.

– Как она сегодня? – Престарелая бабка Калида почти не выходила из своих комнат, но ум ее оставался острым и ясным.

– Чувствует себя немного усталой. Но когда я был у нее, она как раз требовала повара, так что оснований для беспокойства нет.

Сара хихикнула. Они вышли из классной и пошли по мраморному полу холла. В этот момент из-за угла показался Турхан-ага, капитан отряда охранников, и с поклоном приблизился.

– В чем дело? – нетерпеливо обратился к нему Калид, стремясь как можно быстрее покончить с непредвиденным делом.

– Письмо от родственника Вашей милости, Джеймса Вулкота. Его только что доставили.

– Джеймс? – заволновалась Сара. – И что же в письме?

Калид распечатал конверт и развернул лист, торопливо пробегая строчки глазами.

– Он едет в Бурсу и просит меня о немедленной аудиенции, – пояснил Калид несколько озадаченно.

– И это все? Ни слова о том, в чем причина визита?

– Ни слова, – Калид кивнул Турхану, отпуская его.

– Очень странно. Так ты примешь его сразу, как он приедет?

Калид обнял ее за плечи.

– Ну разумеется, милая. Не волнуйся. Я уверен, что ничего серьезного не произошло. Ты же знаешь, что жена твоего кузена склонна все драматизировать, и скорее всего именно она и стоит за всем этим. Пойдем же – Козем ждет.

Сара последовала за мужем, вовсе не уверенная, однако, что поводов для беспокойства нет.

* * *

Дорога по песчаной равнине казалась бесконечно долгой. Эми слишком устала, чтобы продолжать борьбу, и поэтому просто сидела на копе впереди бандита, размышляя о том, что же ждет ее в конце этой изнурительной скачки. Ее изнасилуют и потом убьют? Если целью похищения был грабеж, то зачем тогда ее схватили? В том состоянии, в котором девушка сейчас находилась, она не могла ни ясно думать, ни планировать что-либо. Когда конь внезапно свернул с дороги и начал подниматься вверх по холму, Эми пошевелилась, пытаясь лучше рассмотреть то, что ее окружает. Сильная мужская руку тут же сжала ее талию.

Эми покорилась, чувствуя силу, сопротивляться которой было невозможно. Ее спутник казался значительно выше всех турецких мужчин, которых ей пришлось видеть до этого, а тело его, хотя и худое, поражало рельефностью мускулатуры. Конечно, бороться с ним не имело ни малейшего смысла, поэтому оставалось лишь ждать и надеяться на благосклонность судьбы.

Некоторое время они поднимались вверх по склону, пробираясь между камней и кустов. Сзади раздавался стук копыт второго коня – значит, товарищ ее похитителя следует за ними. Эми настолько устала, что спина ее буквально разламывалась на куски, но в этот момент они остановились в узкой долине, где вокруг костра стояло несколько палаток. Женщины с закрытыми чадрой лицами суетились около огня, готовя что-то. В противоположном конце лагеря Эми увидела небольшую пещеру, в которой тоже светился огонь. Девушка едва успела разглядеть все это, как ее похититель легко соскочил с коня, а потом снял и ее. Прежде чем она успела пошевелиться, он вытащил из седельной сумки веревку и связал ей руки, а потом повел спотыкающуюся от усталости и страха пленницу в ближнюю палатку.

Все обитатели лагеря бросили свои дела и с любопытством уставились на странно одетую незнакомку. Чужестранка была без шляпы, с растрепавшимися волосами, с порванным подолом синей шелковой юбки. Эми ни на кого не смотрела и, подняв голову и глядя вдаль, шла прямо к палатке, где уже ждали другие женщины.

Тот, кто привел Эми сюда, привязал ее к столбу и что-то коротко приказал по-турецки. Потом, бросив на пленницу беглый взгляд, решительно вышел из палатки.

Эми посмотрела на женщин, которые, в свою очередь, с интересом разглядывали ее. Затем быстро окинула взглядом палатку, заметив на полу грубо написанный от руки плакат, на котором были изображены полумесяц и звезда. Текст невозможно было разобрать из-за того, что он оказался заляпанным грязными следами ботинок. Внезапно Эми поняла, что это не что иное, как один из тех призывов к восстанию, к борьбе против султана, которые мятежники распространяли везде, любыми средствами. Она как раз прочитала о подобных плакатах в английской газете, пока ждала карету.

Неужели она в руках бунтарей, которые хватали заложников, где только могли, чтобы выручать за них средства для своей борьбы? Или плакат этот случайно притащили сюда бандиты, которые заботились лишь о своей наживе и схватили ее просто так, ради интереса, чтобы передавать ее с рук на руки до тех пор, пока она всем им не надоест? А может быть, ей уготована другая, более страшная доля? Трудно было что-то сказать наверняка, а все перспективы казались мрачными.

Самая старшая из женщин, очевидно, главная здесь, развязала Эми руки, одновременно что-то приказывая остальным. Девушку схватили за руки и держали до тех пор, пока не вошла девочка с ведром горячей воды – над ним поднимался пар. Она вылила воду в обитое жестью корыто, а пожилая, с выражением подчеркнутой невинности на лице, сделала Эми знак.

Эми недоуменно переводила взгляд с нее на корыто. Старуха подняла брови, словно говоря:

– Все, что мы хотим сделать, – это устроить тебе ванну.

Эми знаком показала, что согласна, и тогда женщины, которые держали ее, отпустили ее руки. Эми и сама мечтала о ванне – возможно, больше, чем когда-либо в своей жизни. Поездка и до похищения была трудной, жаркой и пыльной, а борьба с бандитом лишь прибавила грязи.

– Я приму ванну, если Вы уберете всех отсюда, – сказала она старухе.

Ответом ей был лишь непонимающий взгляд. Эми сделала движение, включающее всех зрителей, а потом пальцем показала на выход из палатки.

Старуха покачала головой; черный платок, закрывающий ей лоб и спадающий на спину и грудь, смялся от этого движения.

Эми пожала плечами.

– Ну хорошо, Вы оставайтесь, – согласилась она. Старуха кивнула и показала в сторону девочки, которая принесла воду.

– Вдвоем останетесь? – уточнила Эми. Ей ничего не ответили.

Эми вздохнула.

– Ну ладно, – покорилась она, – пусть остальные уйдут.

Старуха хлопнула в ладоши и что-то сказала по-турецки. Женщины неохотно пошли к выходу, поминутно оглядываясь.

Эми осталась одна – вернее, со старухой и девочкой, которая достала из комода грубое полотенце, сложенное платье и еще что-то, похожее на кусок воска. Когда девочка подошла поближе, Эми разглядела, что это не воск, а самодельное мыло.

Обе женщины – молодая и старая – внимательно смотрели на нее, явно ожидая, когда же она начнет раздеваться.

– Отвернитесь, – приказала Эми, пальцем изобразив круговое движение.

Они даже не пошевелились.

Эми повернулась к ним спиной и начала снимать с себя превратившуюся в лохмотья одежду. Увидев корсет из китового уса, обе женщины воскликнули, а девочка вдобавок и захихикала. Эми так и не удалось самостоятельно снять его, и пришлось терпеть унижение, стоя неподвижно, пока девочка расшнуровывала завязки. Потом женщины внимательно наблюдали за тем, как она снимала чулки и нижнее белье, и, наконец, когда ее тело предстало пред ними, одобрительно, даже восхищенно, забормотали. Эми побыстрее прыгнули в воду, чтобы избавиться от оценивающих взглядов – вода оказалась значительно горячее, чем хотелось бы. Девочка вышла и тут же вернулась с ведром холодной воды, вылив его в корыто.

Эми было неловко принимать ванну в присутствии посторонних, но желание смыть с себя грязь оказалось сильнее смущения. Она намылилась странным мылом, которое на ощупь напоминало смолу и пахло сосной – запах сам по себе приятный, но очень уж отличный от тех, к которым она привыкла. Когда старуха собрала ее волосы и вынула из них оставшиеся шпильки, девушка не возражала. Она наклонила голову. Девочка намочила волосы, а старуха намылила их. При этом они оживленно болтали между собой, явно обсуждая их цвет: они казались им слишком светлыми – для турчанок это было необычно. Когда пришла пора смывать мыло, принесли теплую воду и поливали, до тех пор пока Эми не подняла руку и не встала из корыта.

Они вытерли ее грубым, царапающим кожу полотенцем и через голову накинули на нее легкое, почти прозрачное платье. Оно оказалось длинным – до пола, а рукава спустились до запястий. Появились туфли и вязаный пояс. Подпоясываясь, Эми незаметно оглядывалась по сторонам, ища возможности убежать.

Когда старуха подошла к ней, чтобы приколоть к волосам газовую накидку, на Эми снизошло озарение. Она похлопала женщину по плечу. Та взглянула на нее, и Эми открыла рот, изображая, будто ест что-то.

Женщина кивнула и сказала пару слов девочке. Та немедленно вышла, и Эми поняла, что пора действовать. Ванна освежила ее, придала сил и в то же время дала возможность выработать тактику действий. Едва старуха наклонилось к комоду, убирая в него что-то, Эми моментально сбила ее с ног и прошмыгнула мимо, выскочив из палатки.

Она завернула за угол и направилась прямиком в лес.

Но она успела пробежать всего несколько футов. Ее схватили сзади так грубо и с такой силой, что она словно повисла в воздухе, все еще находясь в движении. Двое огромных мужчин оттащили ее, брыкающуюся и кричащую, обратно в палатку и крепко привязали – по рукам и ногам – к шесту. Старуха с готовностью подала им кляп, чтобы прекратить крики.

Было очевидно, что теперь уже палатку охраняют снаружи.

Эми безнадежно затихла, лишь ее взгляд пронзал тюремщиков, но те, не обращая на нее ни малейшего внимания, закончили свое дело и спокойно удалились. Старуха уселась на пол, подобрав под себя ноги, и достала из-под своего огромного платка мешочек. Из него она извлекла вышиванье и принялась за работу, придвинувшись как можно ближе к небольшому очагу.

Эми прикрыла глаза, чтобы не видеть того, что ее окружает, и сосредоточилась на новом плане побега.

* * *

Малик вошел в пещеру и присел на камень в стороне от всех. Один из его товарищей принес на блюде еду, но он лишь отрицательно покачал головой. Человек попробовал с ним заговорить, но Малик сделал ему жест удалиться, взял бутылку раки и принялся беспокойно мерить шагами тесное пространство.

Мужчины в пещере переглянулись. Они уже знали, что, когда Малик впадает в такое состояние, лучше не мешать его мыслям, дать ему возможность побыть одному. Поэтому, когда он резко повернулся и направился к выходу, никто из них и глазом не повел. Все продолжали заниматься своими делами: разговаривать, играть в кости, есть.

Как только в голове его созреет план, он и сам все скажет.

Но на сей раз Малик обдумывал вовсе не свою борьбу против султана. Он направился в лес, к одному ему известной поляне, усеянной пеньками от сраженных молнией деревьев и умытой протекающим мимо прохладным ручейком. Он уселся на берегу и, прихлебывая время от времени из бутылки, уставился в быструю воду.

Пленница полностью завладела его мыслями.

Он и до этого похищал и продавал женщин; для его отряда это стало вполне привычным делом. Обычно они пугались настолько, что совсем теряли голову, впадали в истерику и рыдали все время – пока ему наконец не удавалось выгодно сбыть их с рук какому-нибудь дельцу и тем самым вновь обрести мир, да и деньги впридачу.

Но эта пленница казалась совсем иной. Она смотрела на него твердым взглядом и ни разу не заплакала, даже тогда, когда он связал ее и бросил в палатку, предоставив возможность поразмышлять о туманном будущем. Обычно в этот момент женщины сдавались и забывали о чувстве собственного достоинства. Но она не пала духом, а попыталась убежать, что сразу обнаружило в ней характер, вовсе не свойственный изнеженным чужестранкам. Для Малика все они были существами напыщенными и избалованными, от малейшей неожиданности готовыми упасть в обморок, а в случае опасности и совсем теряющими голову. Эта тоже выглядела так, словно выросла в роскоши и неге, но, однако, поведение ее говорило о характере самостоятельном и решительном.

Внешность ее породила проблему совсем иного рода: оказалось, что необычайно трудно отвлечься от образа красивой и привлекательной женщины. Голова начинала кружиться. Всю дорогу до лагеря он крепко сжимал в руках ее нежное гибкое тело и вдыхал аромат ее кожи и волос. Глаза такого цвета, как у нее – большая редкость: серые, без малейшего оттенка голубизны. Словно океан в ненастную погоду. А волосы! Чистое золото, словно вершины минаретов, возвышающиеся над великолепной мечетью на площади Айя-София. Во время скачки пряди их касались его лица, мягкие и свежие, словно трава.

Малик допил остатки раки и со злостью отбросил флягу в сторону. Все эти рассуждения бесполезны и бесцельны. Он прекрасно знает, что нужно делать и что он будет делать. Он забудет ее так же, как забыл многих других, и будет двигаться дальше – к своей цели.

Иначе этой цели не достичь.

* * *

Джеймс Вулкот сидел в кабинете секретаря американского посольства Дэнфорда и удивлялся, как мало изменений произошло здесь за долгие годы. Помощник секретаря, с которым он впервые встретился, когда его кузина Сара исчезла из султанского гарема, теперь стал секретарем посольства. Кирманский ковер заменили на афганский, но и красные занавеси с золотыми кистями, и бюст покойного президента Линкольна остались на своих местах. В тот момент, когда Дэнфорд шумно вошел в кабинет, Джеймс разглядывал один из дипломов в рамке на стене.

Джеймс поднялся и пожал протянутую руку, заметив, что Дэнфорд стал еще более представительным и цветущим, чем когда они виделись в последний раз. Секретарь словно сошел со страниц модного журнала: на нем был длинный сюртук из серого твида, совсем не по здешнему климату, а в руке он держал тросточку с золотым набалдашником.

– Как поживаете, Вулкот? – поинтересовался Дэнфорд, жестом приглашая гостя снова сесть. – Если я не ошибаюсь, в последний раз мы виделись с Вами около полугода тому назад – на приеме в посольстве. Выглядите Вы прекрасно. Надеюсь, дела Ваши идут хорошо? – Дэнфорд сел за стол и взял лист прекрасной плотной белой бумаги.

– Очень хорошо.

– Я именно так и предполагал. Вы становитесь богатым человеком, а я, как видите, все на том же месте, – он вздохнул и взглянул на лист бумаги.

– Ваша жалоба у меня; советник передал ее. В ней говорится, что на сей раз пропала Ваша племянница, – он положил письмо и сложил на столе свои пухлые ручки. – Если я правильно припоминаю, впервые мы с Вами встретились, когда исчезла Ваша кузина Сара. Хотелось бы узнать, Вулкот, как это Вам удается получать столько неприятностей от своих родственниц?

Джеймс внимательно посмотрел на него, а потом подчеркнуто поинтересовался:

– Хотелось бы узнать, как получается, что такая могучая и богатая страна, как Соединенные Штаты, не может обеспечить своим гражданам безопасное пребывание в Турции?

Дэнфорд, вместо того чтобы обидеться на колкость, лишь отмахнулся.

– Ну-ну, Вулкот, не стоит препираться. Мы же оба живем здесь уже много лет. И прекрасно знаем, что здесь за люди. Если султан не казнит какого-нибудь темного крестьянина за то, что тот плюнул на улице, то мятежники нападают на поезда и под прицелом грабят пассажиров. Нам не удастся изменить культуру; мы можем лишь попытаться сохранить нашу собственную и держать открытыми дипломатические каналы, надеясь, что в конце концов султанат падет. А пока мы издали руководство для граждан США, выправляющих визу в империю, в котором подробно объясняем неустойчивый политический климат в этом районе и риск, связанный с пребыванием в стране. К сожалению, больше мы пока ничего сделать не можем.

Джеймс молчал.

Дэнфорд снова взглянул на письмо.

– Ваша племянница путешествовала с наперсницей?

– Да, с дамой средних лет, подругой ее покойной матери. Ее бандиты не тронули.

– Лучше бы Вы взяли в провожатые вооруженного морского пехотинца из казарм в Триполи, – задумчиво произнес Дэнфорд, надувая губы. – А можно повидаться с этой Вашей миссис?

– Думаю, да. Конечно, она страшно потрясена случившимся, но, скорее всего, рада будет помочь.

Дэнфорд кивнул.

– Так что же, ограбили всех пассажиров, а похитили только Вашу племянницу?

– Именно так. Дэнфорд снова кивнул.

– Очень похоже на работу мятежников.

– Моя жена тоже так считает.

– Ваша жена?

– Амелия, собственно, приходится племянницей моей жене – это дочь ее брата. Беатрис полагает, что это дело рук Малик-бея и его товарищей.

– Согласен. В империи есть банды, которые промышляют грабежом, но не похищают женщин на продажу. Они не имеют возможности содержать и перевозить своих пленниц. А у бея очень сильная и разветвленная организация, и в этом происшествии сказывается его рука.

– Так что же можно предпринять?

Дэнфорд поднялся из обитого кожей кресла и, заложив руки за спину, начал ходить по комнате.

– Что касается мятежников, Вулкот, то Соединенные Штаты находятся в очень трудном положении, и я уверен, что Вы и сам понимаете, почему. Наша страна заинтересована в свержении безжалостного диктатора и замене его демократическим режимом. Поэтому мы, конечно, не можем не сочувствовать их целям. Но поскольку они ищут средства для своей борьбы в карманах состоятельных путешественников, многие из которых – британские и американские подданные, мы чувствуем себя обязанными осуждать их методы.

– В данном случае речь идет не просто о грабеже, Дэнфорд. Амелия была похищена.

– Продавать западных женщин в рабство гораздо выгодней, чем грабить путников на дорогах, – пожав плечами, заметил Дэнфорд. – Из описания я могу заключить, что Ваша незадачливая племянница как раз того типа, за каким они и охотятся – молода, блондинка и, насколько я понимаю… э… девственница.

Джеймс молча, не поднимая глаз, кивнул.

– Это объясняет и то, почему не тронули остальных женщин в дилижансе. Они просто ничего бы не стоили.

– Что мы можем предпринять? – снова повторил Джеймс.

– Ну, правительство султана – официальная власть, и я, конечно, направлю туда жалобу, но результатов от этой акции я бы не стал ожидать. Если бы султан имел хоть малейшую власть над повстанцами, мы бы с Вами сейчас здесь не разговаривали.

– Моя жена считает, что я должен просить Калид-шаха вмешаться в это дело.

– Калид-шаха? Пашу Бурсы?

– Он теперь член нашей семьи, – глядя в потолок, добавил Джеймс.

– Ах да, конечно! Вспоминаю, что Ваша кузина в конце концов вышла замуж за того, кто купил ее. Оригинальный поворот сюжета, не так ли? – Дэнфорд прикусил губу, явно обдумывая мысль. – Шах пытается лавировать между мятежниками и султаном, – наконец медленно продолжил он. – Возможно, он и сможет помочь.

– Так Вы одобряете эту идею? Дэнфорд сделал большие глаза.

– Стоит попробовать. Так же как и мое правительство, шах оказался меж двух огней. Он имеет западное образование, жену-иностранку и определенно прозападные политические наклонности, но все же он – подданный султана. Если султанат падет, он теряет место паши и для себя, и для своего сына.

– Думаю, что шах не всецело на стороне султана, в ином случае повстанцы не вели бы себя настолько смело.

– Шах пытается вырвать у Хаммида кое-какие уступки, чтобы умиротворить бунтовщиков и достичь компромисса, – Дэнфорд развел руками, подчеркивая тщетность попыток. – Но султан непреклонен там, где дело касается угрозы его абсолютизму.

– Именно так диктаторы и низвергаются. Не могут поступиться малым ради большего и в итоге теряют все.

– Таковы уроки истории, – мрачно подытожил Дэнфорд. – А в данном случае отношение султана к мятежникам еще усугубляется тем, что старший брат бея убежал с его дочерью.

– Я знаю. Роксалена стала близкой подругой Сары.

– Ну, значит, Вы понимаете, почему султан считает братьев своими злостными врагами. Сначала Осман, капитан его личного отряда охраны, соблазняет его дочь, теперь брат этого самого Османа организует против него вездесущую и неистребимую армию. Ситуация весьма и весьма запутана.

– А Амелия, к несчастью, оказалась в самом ее центре.

– Как и все мы. Просто она подверглась самой непосредственной опасности. Бунтовщики долго не держат своих жертв: им необходим быстрый оборот. Поэтому и мы должны действовать как можно скорее.

Джеймс встал.

– Я постараюсь встретиться с шахом немедленно.

– А я сегодня встречусь с послом, чтобы обсудить, что мы можем предпринять со своей стороны, – Дэнфорд протянул руку. – Удачи, Вулкот!

– Спасибо.

Джеймс чувствовал, что удача очень понадобится ему.

* * *

Эми увидела, как в палатку вошел мужчина и опустил за собой полог. По росту и по глазам она узнала в нем своего похитителя.

– Что вы собираетесь со мной делать? – дерзко спросила она, дергая веревки, которыми была привязана к шесту.

Человек молча смотрел на нее. Сейчас он был одет в свободные брюки из домотканого сукна и подпоясанную рубаху со свободным воротником. Черные волосы вились на лбу и у плеч, а нижняя часть лица, сейчас уже не скрытая маской, тоже оказалась очень красивой: тонкий, с изящно вырезанными ноздрями нос и чувственный рот с полными губами. Она не ошиблась, при первой встрече определив его возраст: не больше двадцати пяти – тридцати. Однако серьезный, напряженный взгляд выдавал энергию и чувство ответственности не по годам.

Девушка не могла оторвать взгляд от его глаз.

– Отвечайте, – настаивала она. – Я знаю, что Вы говорите по-английски.

Ее похититель ничего не отвечал – лишь ходил вокруг нее, разглядывая так, словно она была телкой, которую повязали голубой ленточкой и выставили на сельской ярмарке на продажу. Это разглядывание заставило Эми почувствовать себя не в своей тарелке, и она наконец нашла в себе силы отвернуться. В этот самый момент он шагнул к ней, взяв пальцем за подбородок, поднял ее лицо.

Пока он вот так изучал ее, Эми успела внимательно рассмотреть и его самого. Длинней его ресниц она еще не встречала. Они оказались такими густыми и пушистыми, что глаза выглядели огромными на этом смуглом, с оливковой кожей, лице. Он приоткрыл губы – она увидела безупречно белые зубы. Он рассеянно погладил пальцем ее подбородок, и девушка вздрогнула от этого прикосновения, очарованная и загипнотизированная взглядом. Но тут же поняла, что без малейшего сопротивления покорилась этому унизительному разглядыванию, и сердито отпрянула. Мужчина улыбнулся, и это разозлило ее еще больше.

– Ничего у тебя не выйдет! – прошипела она.

Он убрал с ее головы накидку, приколотую старухой, и легко провел рукой по золотым волосам, приподняв их с шеи, словно драгоценный шелк.

– Не смей прикасаться ко мне! – почти завизжала Эми, чуть не плача от своего бессилия и от невозможности избавиться от этого внимания. Она ненавидела свою беспомощность и то чувство, которое этот мужчина вызывал в ее душе.

В ответ он молча расстегнул одну – единственную пуговку, которая скрепляла вырез платья, и осторожно просунул в этот вырез руку, словно желая попробовать на ощупь шелковистость ее кожи.

Реакция Эми оказалась быстрей мыслей: она плюнула ему в лицо.

На мгновение он, казалось, удивился, а потом выражение его лица изменилось и застыло. Он резко схватил ее за ворот и дернул к себе, но в этот самый момент полог палатки откинулся и вошел второй бандит, также участвовавший в нападении на почтовую карету.

– Малик! – позвал он.

– Малик, – мелькнуло в голове у Эми. Где же она встречала это имя? Наконец вспомнила. Малик-бей слыл ярым врагом султана. Она читала в газетах, что за голову этого мятежника назначена огромная цена.

Сердце Эми сжалось от страха. Значит, ее самая первая догадка верна и ее ожидает невольничий рынок. Вот почему ей предоставили ванну и были с ней так обходительны; вот почему этот человек рассматривал ее так, словно она какая-то драгоценность. Для него она и была ею; продав Эми, он выручит целое состояние, которое потом сможет потратить на вооружение и боеприпасы для своего отряда.

Эми не позволяла себе плакать, но ничего не могла поделать с бившей ее дрожью. То, что она нашла плакат с призывом к борьбе и руководителя мятежа в одном лагере, не было простым совпадением.

Девушка растерялась.

Второй бандит остановился, удивленный тем, что увидел, а потом рассмеялся. Шутливым тоном он обратился к Малику, но тот даже не улыбнулся в ответ. Резко отпустив Эми, он быстро вышел из палатки.

Анвар Талит поспешил за ним и снова заговорил по-турецки:

– Слушай, давай заставим ее раздеться и посмотрим, чего она стоит. Нужно же назначать цену!

– Нет.

– Но почему?

– Я не хочу оскорблять ее лишь затем, чтобы увидеть, что она стоит полторы – от силы две тысячи курушей. Она слишком молода, возможно даже, девственница.

– Возможно? Я готов проверить!

– Я же сказал – нет. Если мы начнем чинить насилие над нашими пленницами, то и остальным захочется того же, и дело закончится дикой оргией. Революция окажется забытой. Мы должны требовать от себя такой же дисциплины, какой мы требуем от солдат.

Анвар внимательно вгляделся в лицо друга.

– Ты хочешь ее, правда? – медленно произнес он.

– Не говори глупостей. Все, что меня в ней интересует, это цена, за которую ее можно продать.

– Но она тебе нравится. Эти волосы, серые глаза, белая нежная кожа. Она гораздо красивее всех, кого мы продавали раньше. И в ней чувствуется дух, характер. А к этому ты неравнодушен – я знаю!

Малик пожал плечами.

– Но тогда почему же ты раздевал ее в тот момент, когда я вошел? – не унимался Анвар.

– Я и не собирался делать этого. Просто проверял, насколько соответствует действительности то, что рассказали о ней женщины. Она должна иметь совершенное тело – только тогда можно будет выручить за нее приличную цену!

– Ну и как?

– Насколько я мог увидеть, она безупречна, – спокойно ответил Малик.

– Ну так бери ее. Если она и будет стоить на несколько сотен дешевле после этого, какая разница? Все равно она за один раз принесет нам денег больше, чем несколько ограблений.

Малик тяжело вздохнул, не поднимая глаз. Анвар понимающе усмехнулся.

– Тебе не мешает время от времени проводить ночку с какой-нибудь из наших женщин. Поверь, это снимает напряжение!

Малик молчал. В этот момент он вспомнил золотые волосы пленницы и ее нежную светлую кожу.

– Надо продать ее как можно быстрее, – наконец проговорил он. – Утром первым делом свяжись с греком, Диомидисом, тем самым, который скупает женщин для невольничьего рынка в Медине.

– Он скряга, Малик. Он не даст за нее ту цену, которой эта девушка действительно стоит! – возразил Анвар.

– Ну, тогда отправляйся к Халмаду из Бейрута. Я хочу получить за нее побольше, но к концу недели ее здесь быть уже не должно!

Анвар кивнул, совершенно правильно понимая напряженное выражение лица друга. Совершенно очевидно, что Малик просто не может положиться на самого себя.

* * *

Эми постаралась поудобнее устроиться на земле, но она была настолько крепко привязана к шесту, что смогла подвинуться лишь на несколько дюймов. На лагерь опустилась густая тьма, и все спали, однако на полотне палатки четко вырисовывались тени тех, кто охранял ее, – они медленно, словно в театре марионеток, двигались, освещенные сзади.

Женщины наконец-то оставили ее одну, и похитителя тоже не было видно.

Эми отказалась от ужина, принесенного старухой, и с тех пор на нее уже не обращали внимания. С наступлением ночи шум за стенами палатки постепенно затих, и казалось, что тишина скрывает за собой множество опасностей. Она уже до боли стерла запястья, пытаясь ослабить путы. Ноги затекли, страшно хотелось есть, голова буквально раскалывалась от боли.

А самое главное, было очень страшно.

За палаткой послышалось движение, и девушка тут же притворилась спящей, положив голову на руки, но сквозь прикрытые ресницы наблюдая за входом. Вошел Малик-бей и через голову снял рубаху, обнажив широкие плечи и мускулистые руки.

Эми сквозь прикрытые веки внимательно следила за ним, хотя при тусклом свете очага это оказалось нелегко. Малик подошел к ней еще на шаг и из кучи в углу достал плетеный коврик. Он снял ремень, и рука его потянулась к ножу, заткнутому за пояс брюк.

Эми затаила дыхание, из последних сил заставляя себя оставаться неподвижной. Ее похититель явно раздевался. Неужели он собирался здесь спать? С точки зрения сохранности его добычи это, конечно, имело смысл, но мысль о том, что он будет вот так близко всю ночь, что ей предстоит дышать с ним одним воздухом, заставила девушку содрогнуться.

Он пошевелился, и она зажмурила глаза, внимательно прислушиваясь к тому, как он встал на колени рядом с ней. Она замерла, стараясь дышать как можно ровнее. Малик погладил ее по волосам, а потом приложил ладонь тыльной стороной к щеке девушки. Резко поднялся, глубоко вздохнул, и она услышала, как он подошел к коврику и опустился на него.

Эми отважилась приоткрыть глаза и увидела, что мужчина лежит спиной к ней, небрежно прикрывшись плащом. Она прислушалась к его дыханию: вот оно стало ровным, тогда она вытянула ноги и постаралась расслабиться и заставить себя отдохнуть.

Почему он так нежно прикоснулся к ней? Это было не похоже на жест торговца живым товаром, а в планы его входило, несомненно, именно это. Зачем еще она ему нужна? Никто не домогался ее физически, и это только потому, что ему нужна максимальная цена за ее неоскверненное тело. Очевидно, для этого он и улегся сейчас рядом с ней – чтобы быть вполне уверенным, что никто другой не посягнет на нее. Эми не очень разбиралась в подобных вещах, но она внимательно читала газеты, и статьи о мятежниках произвели на нее глубокое впечатление. Она запомнила их в подробностях.

Веки девушки становились все тяжелее, а свет лампы все туманнее. Трудно было поверить в то, что она сможет спать в подобных условиях, но события сегодняшнего дня оказались слишком утомительными. Разум Эми подобрался к границе реальности, а потом незаметно и легко скользнул за нее.

ГЛАВА 3

Когда Эми проснулась, было уже совсем светло и в палатке снова сидела старуха. Подстилка, на которой ночевал бей, пустовала, не было и его самого.

– Где твой господин? – спросила девушка надзирательницу, но та, едва заметив, что Эми смотрит на нее, поднялась и вышла из палатки.

«Это уж слишком!» – подумала Эми с отчаяньем, глядя на свое еще недавно безупречное платье. После ночи, проведенной на сырой земле, оно походило на грязную тряпку. Голова была словно набита ватой, а в пустом желудке нещадно урчало. Но едва Эми успела отметить про себя все эти неприятности, старуха вернулась, неся миску с дымящимся мясом – таким же, какое пленница отвергла вчера.

– Это я есть не буду! – твердо сказала Эми, хотя голова ее уже кружилась от голода.

Женщина поставила миску на грязный пол. Эми отвернулась.

Старуха достала из-под шали кожаный кисет и начала бесстрастно скручивать папиросы.

В палатку вошла девочка, которая помогала с ванной и произнесла:

– Матка!

Старуха посмотрела на нее и, выслушав все, что девочка сказала ей, кивнула. Девочка ушла.

– Матка! – окликнула Эми.

Матка посмотрела на нее.

– Скажи своему хозяину, что я не собираюсь есть эту гадость. И вообще ничего не буду есть – буду голодать, до тех пор пока не умру. Не позволю продать себя, словно кусок мяса.

Матка явно не разобрала слов, но тон, которым они были сказаны, оказался красноречивым сам по себе. Однако она опустила глаза и продолжала работу.

Таким образом Эми провела весь день, отказываясь есть. Матка не отходила от нее, занимаясь своими делами и, казалось, не обращая ни малейшего внимания на пленницу. Дважды Эми выводили на прогулку под присмотром охранников, и даже в те минуты, когда ей необходимо было остаться одной, унизительное наблюдение Матки не прекращалось.

Уже снова стемнело, ноги Эми затекли от бездействия и неудобной позы, когда в палатку стремительно вошел Малик и сделал Матке знак удалиться.

– Выгнал мою надзирательницу? – съязвила Эми, когда Матка исчезла. – А она так благотворно на меня действовала.

Малик присел рядом с ней на корточки, так, что его глаза оказались на одном уровне с ее и произнес:

– Тебе необходимо есть.

– Он говорит! Какое чудо!

– С тех пор как ты приехала сюда, ты еще ничего не ела.

– Ты прав! И очень наблюдателен! Именно так: если ты собираешься откармливать меня для невольничьего рынка, то тебя ожидает разочарование!

– Я заставлю тебя, – спокойно произнес Малик.

– Все тут же вернется обратно. Не веришь – попробуй.

Малик немного отодвинулся и продолжал так же спокойно:

– Ты доведешь себя до болезни.

– Это верно! А кроме того, стану слишком тощей, и тебе не удастся выгодно продать меня. Какая жалость!

– Ты не пробудешь здесь настолько долго, чтобы потерять вес, – отрезал Малик, легким движением поднимаясь на ноги.

– Что ты имеешь в виду? – забеспокоилась Эми, когда он отвернулся.

Он не отвечал.

– Развяжи меня! – закричала Эми, увидев, что Малик собрался уходить. – Не оставляй меня связанной, я не вынесу этого!

Ее голос прозвучал в пустой палатке. Он ушел.

* * *

Сара сидела в классной и проверяла тетради. С поклоном вошла Мемтаз и обращаясь к госпоже, проговорила:

– Паша Калид просит Вашего присутствия в приемной.

Сара кивнула. Последний раз обмакнув ручку в чернильницу, она исправила ошибку и поднялась.

– Побудь здесь, Мемтаз. Дети заняты – учат уроки. Я вернусь до того, как они закончат.

Сара взглянула на склоненные головки, а рабыня-черкешенка снова согнулась в поклоне.

– Если Нессиму надоест сидеть, поиграй с ним в мяч.

Сара вышла в холл как можно спокойнее, вспомнив то время, когда ей было запрещено ходить по дворцу без сопровождения евнухов. А сейчас она летала по коридорам, бесшумно ступая по мраморным розовым полам. Свечи, освещавшие дворец десять лет назад, недавно заменили на газовые лампы, но свет, который они отбрасывали на стены из песчаника, был немногим ярче. Два стража с алебардами поклонились при ее приближении, а затем стукнули жезлами по резным дверям.

– Войдите! – проговорил Калид, и двери распахнулись, впуская Сару. Она прошла по яркому, расписанному райскими птицами ковру в другой конец покоев, где в маленькой, обитой плюшем и украшенной шелковыми занавесями гостиной муж сидел вместе с ее кузеном Джеймсом. Для приема друзей и родственников Калид покидал огромный, оформленный в официальном стиле зал, где обычно встречался с иностранными гостями, и переходил в этот уютный уголок, где ощущал себя гораздо свободнее.

Джеймс поднялся, и Сара подставила ему щеку для поцелуя.

– Дорогая Сара, – начал Джеймс, – ты прекрасно выглядишь!

– Я так хотела бы сказать то же самое о тебе! Ради бога, что стряслось? Она взглянула на мужа и присела рядом с ним на диван, пытаясь по выражению его лица определить, насколько серьезен разговор.

– Джеймс прибыл к нам с серьезными проблемами, – пояснил Калид.

Сара взглянула на кузена, который снова уселся в дамасское кресло напротив них. Джеймс вздохнул.

– Помнишь, я писал тебе о нашей племяннице Амелии Райдер, которая после гибели родителей осталась на нашем попечении?

– Да, конечно! Она должна была приехать и жить у вас, не так ли? – Сара с некоторым недоумением перевела взгляд с кузена на мужа и обратно.

Джеймс кивнул.

– Она этого не сделала. Она ехала со станции к нам домой в почтовой карете и во время этой поездки была похищена бандитами.

Сара ахнула.

– Полагают, что это дело рук Малик-бея, – пояснил Калид.

– О нет! – прошептала Сара, невольно хватаясь за руку мужа. – Он же связан с…

– С работорговцами. Я знаю это, – устало произнес Джеймс.

– А вы уверены, что это Малик? – уточнила Сара.

– Он в точности соответствует тому описанию, которое дала компаньонка Амелии. Она сказала, что похититель казался гораздо выше второго бандита – по росту обычного турка – и говорил по-английски с типично британским произношением.

– Благодаря Осману, – едва слышно добавила Сара. – Малик настолько дерзок и беспечен, что даже не пытается скрыть свою личность.

– А зачем ему беспокоиться? Все и так знают, кто стоит за всеми этими нападениями, и никто не может его остановить.

– Британские газеты пишут о нем, словно о Робин Гуде[6] – горько добавил Джеймс.

– Джеймс просит меня вступить в переговоры с мятежниками и попытаться освободить Амелию, – обратился Калид к Саре, явно ожидая ее реакции.

– Разве они тебя послушают? Калид пожал плечами.

– Малик знает, что я все время пытался предотвратить кровопролитие, взывая к разуму и мудрости Хаммида. Но думаю, что он все равно видит во мне сторонника султана. Попытаться все-таки, конечно, можно.

– А ты знаешь, где искать мятежников? – поинтересовался Джеймс.

– Я плачу шпионам, которые могут найти их, и посредникам, которые встречались с Маликом и раньше и знают, где он может быть.

– Необходимо действовать очень быстро, иначе Амелию успеют продать, – взволнованно заметила Сара.

– Если Малик хочет выручить за нее побольше, а я не сомневаюсь, что так дело и обстоит, то ему придется ждать, пока к нему не приедет кто-то из крупных торговцев, – пояснил Калид. – Перевозить ее небезопасно. Ее компаньонка рассказала Джеймсу, что нрав у девушки крутой и, скорее всего, она попытается убежать по дороге. Думаю, что временем я все-таки располагаю, но все же пошлю письмо прямо сейчас.

– Спасибо, Калид, – с нескрываемым облегчением в голосе проговорил Джеймс. – Ты – моя единственная надежда.

– Я свяжусь с тобой, как только узнаю что-нибудь, – пообещал Калид, кладя руку на плечо Джеймса и провожая его через огромный зал. Когда Джеймса взял под свою опеку почетный эскорт, который должен был выпроводить его из дворца, Калид подошел к Саре и заключил ее в объятия.

– Ну вот, еще одна приличная юная леди из Бостона пала жертвой нечестивого турка, – проговорил он, проводя губами по волосам жены.

– Ей, наверное, сейчас ужасно плохо и страшно, – отвечала Сара, – мне, во всяком случае, было именно так!

– Ты боялась меня? – переспросил Калид, отстраняясь, чтобы взглянуть на нее. – Не верю! Ты не скупилась на яркие эпитеты каждый раз, как видела меня!

– Это вовсе не значило, что мне не было страшно, – настаивала Сара.

– До тех самых пор, пока я настолько безнадежно не влюбился в тебя, что начал беспрекословно выполнять все твои капризы, – продолжал Калид, целуя ее в висок.

– Странно, мне почему-то все это вспоминается по-другому, – сухо заметила Сара.

– Помнишь ночь, которую мы провели на берегу ручья, – после того как я отнял тебя у бедуинов? – нежно спросил Калид, привлекая жену к себе.

– Как я могу забыть это? – ответила Сара. Внезапно она с волнением взглянула на него:

– Калид, скажи правду. Ты собираешься один ехать на поиски Малик-бея?

– Пока не собираюсь. Сначала хочу посмотреть, как он ответит на письмо. Оно не покажется ему столь угрожающим, как личный визит.

– Не надейся, что он с легкостью отдаст тебе девушку.

– Конечно, нет. Он наверняка что-нибудь за нее потребует, и мне необходимо знать, что именно.

– Обещай, что не отправишься искать его. Это слишком опасно!

Калид покачал головой, успокаивая жену.

– Если их дело провалится, я для него – единственный посредник в общении с султаном. Он может не доверять мне полностью, но он не дурак. Живой я ему гораздо нужнее, чем мертвый.

– Будем надеяться, что то же самое справедливо и в отношении Амелии Райдер, – спокойно закончила разговор Сара.

* * *

– Пришел Халмад и хочет с тобой поговорить, – обратился к Малику Анвар.

Малик отложил пистолет, который чистил, и вытер руки. Уже смеркалось, и тот момент, которого он весь день ждал и боялся, наконец наступил.

– Оставь нас одних, – коротко попросил Малик.

Анвар вышел из пещеры, а через несколько секунд вернулся вместе с торговцем невольницами. Он дождался, пока Малик с гостем поприветствуют друг друга, и незаметно исчез.

– Анвар сообщил, что на этот раз ты припас для меня кое-что ценное, – начал Халмад на своем ломаном турецком.

Малик кивнул. Он не любил этого ливанца, который сплел паутину работорговли по всему Нилу вплоть до Северной Африки, через Средиземное море в Европу и на восток – в Азию, но Халмад давно уже стал неотъемлемой частью восстания. Благодаря тому, что он владел крупной пароходной компанией и контролировал важнейшие торговые пути, Халмад мог заплатить очень высокую цену, и, если уж Малику суждено расстаться с этой женщиной, которая так волнует ему кровь, он по крайней мере хорошо заработает на этом.

– Где она? – поинтересовался Халмад.

– Совсем близко, не волнуйся. Прежде я хотел бы узнать, что ты собираешься с ней делать.

– Для этого я должен увидеть, что она собой представляет. Она англичанка?

– Американка.

Халмад пожал плечами, словно говоря, что разницы никакой нет.

– Блондинка? – с улыбкой уточнил он.

– Натуральная. Самая настоящая, – коротко заверил Малик.

– С голубыми глазами?

– С серыми.

– Молодая?

– Думаю, что нет и двадцати.

– Ты провел с ней ночь? – скептически поднял брови Халмад.

– Нет. Она девственница.

– Откуда такая уверенность?

– Американские леди ее круга берегут себя для мужей, а она не замужем. У нее на руке нет обручального кольца.

– Откуда тебе известно ее положение в обществе? Анвар сказал, что ты похитил ее из дилижанса. А значит, ты ничего о ней знать не можешь.

– Все можно понять по ее одежде, по речи, по коже, волосам и рукам. Она хорошо образована и очень ухожена. Явно никогда не занималась физическим трудом.

Халмад нахмурился.

– Значит, кто-нибудь обязательно будет ее разыскивать, – взволнованно проговорил он.

– Это для тебя препятствие? – сухо уточнил Малик.

– Мне не нужны неприятности с американскими властями.

– Нас не может найти даже султан. Неужели ты думаешь, что у американцев это получится лучше? Хочешь ты ее увидеть или нет?

Халмад воздел руки.

– Ну веди же ее! – воскликнул он.

Малик предупреждающе поднял палец.

– Мне нужно знать, что ты собираешься с ней делать. Повезешь на рынок в Бейрут?

– Какая тебе разница? Ты получишь свои деньги, и все! – удивился Халмад. – Прежде ты никогда не задавал подобных вопросов. Просто считал деньги, до того как женщина покинет лагерь. Что же особенного на этот раз?

– Просто хочу знать, – неопределенно произнес Малик.

Халмад пожал плечами.

– Скорее всего, это будет Бейрут – там самая бойкая торговля.

– Не Константинополь? – уточнил Малик.

– Конечно, нет. Там я никогда за нее не выручу достойной суммы. Должен признаться, что ты отнимаешь у меня драгоценное время. Или веди сюда девушку, или я ухожу. Но хочу заметить, что уже не буду спешить к тебе в следующий раз.

Малик молча подошел к выходу и сделал знак Анвару, который ждал на улице. Скоро Анвар вышел, таща за собой упирающуюся Эми, одетую в чистое полотняное платье. Руки ее были связаны, волосы рассыпались по плечам.

Халмад поднялся и, подойдя ближе, с видом профессионала принялся рассматривать девушку. Пальцем он приподнял ей подбородок, чтобы в свете лампы получше рассмотреть лицо, потом провел рукой по волосам. Эми сопротивлялась изо всех сил. Ее непокорность не оставляла сомнений в том, что она прекрасно понимает суть происходящего.

– Прекрасно, – наконец произнес Халмад. – Две тысячи, не меньше. Однако красавица своевольна – могут быть проблемы с перевозкой. Раздень ее – я хочу видеть, стоит ли она хлопот.

Малик прекрасно знал, что эта минута обязательно настанет. Он подошел к пленнице ближе, чтобы расстегнуть платье. Эми стояла, опустив голову, она не смотрела на него, но было заметно, как из-под ее опущенных ресниц медленно текут слезы.

Наконец-то она заплакала.

Рука Малика опустилась сама собой.

– Нет, – вдруг произнес он. Работорговец изумленно смотрел на него.

– Ты хочешь, чтобы я купил ее, не глядя?

– Я хочу, чтобы ты ушел. Я передумал. Эта девушка не продается.

Анвар смотрел с ничуть не меньшим удивлением, но молчал. Ему не хотелось вступать в пререкания с другом на глазах у незнакомца.

– Так ты заставил меня напрасно проделать весь этот путь? – возмущенно воскликнул он. – Думаешь, мне нечего больше делать, кроме как без всякой пользы ездить взад-вперед через всю Турцию?

– Анвар оплатит тебе твои дорожные расходы, – отрезал Малик. – Уходи!

– Ну, больше не зови меня! – зло выпалил Халмад и стремительно вышел из пещеры.

Анвар посмотрел на товарища, ожидая приказаний.

– Отсчитай ему пять сотен и отправь восвояси! – распорядился Малик.

Анвар презрительно взглянул на него, но повиновался.

Малик повернулся к Эми. Девушка устало смотрела на него, и в этом взгляде облегчение смешалось со страхом; она обрадовалась, что Халмад ушел, но не знала, что произойдет дальше.

Малик твердо встретил ее взгляд, потом взял веревку, которой были связаны ее руки, и повел девушку обратно в палатку. Привязывая ее к шесту, он так и не поднял глаз. И тут же, не осмеливаясь встретиться с ней взглядом, вышел.

Анвар ждал неподалеку.

– Ты что, с ума сошел? – со злостью набросился он на Малика. – Почему ты не отправил ее? Упустить такие деньги просто нелепо!

– Две тысячи – это мало, – спокойно парировал Малик. – В другом месте за нее дадут больше.

– За нее ничего не дадут – потому что ты не продашь ее! Ты за идиота меня считаешь? Если бы ты раздел ее, как просил Халмад, он заплатил бы и больше! А теперь он ушел обиженный и больше не захочет иметь с нами дел. Выкинуть на ветер пятьсот курушей! И все это просто потому, что тебе взбрело в голову сохранить невинность этой чужестранки, которая явно тебя презирает!

– Халмад остынет. А если и нет, найдутся и другие торговцы. На этой неделе приедут из Медины.

– Ну да! И ты опять откажешься выполнять их пожелания! Твой план в том, чтобы отправить их всех и оставить девчонку здесь?

Малик спокойно и внимательно посмотрел на него.

– Ты явно торопишься с выводами. Я прекрасно знаю, что делаю.

– Лжешь сам себе – вот что ты делаешь!

– Я не раскрываю тебе все карты, Анвар. Кое-что ты узнаешь, когда придет время.

Анвар замолчал, но все равно взгляд его был полон недоверия.

– Не волнуйся, – успокоил его Малик. Анвар покачал головой.

– Малик, я совершенно спокойно отнесусь к тому, что ты соберешь гарем не меньше, чем у султана, но эта женщина могла бы принести кучу денег. А самое плохое в том, что ты выставляешь нас глупцами перед теми, кто может в будущем нам очень пригодиться для дела.

– Халмад нуждается в нас не меньше, чем мы нуждаемся в нем!

– Дело не в этом. Ты позволяешь этой девушке вмешиваться в дело восстания!

– Это не так. Я просто-напросто хочу получить за нее побольше денег – вот и все! И я сделаю это!

– А если она тем временем зарежет тебя, когда ты будешь спать?

– Этого не произойдет! Я держу ее на привязи!

– Похоже, что это она уже связала тебя, друг, – покачал головой Анвар и ушел.

* * *

Эми слушала, как мужчины спорят за палаткой. Она не понимала слов, так как разговор шел по-турецки, но была несказанно рада, что оба они заняты. Когда Матка уходила, одна из ее вязальных спиц упала, и близорукая старуха не заметила этого. И теперь это драгоценное орудие лежало на грязном полу совсем близко – всего в нескольких футах от ног Эми.

Если ей удастся дотянуться до спицы, то, может быть, получится с ее помощью разорвать веревку и освободиться.

Эми изо всех сил старалась дотянуться ногой до спицы, но поза была настолько неудобной, что ей это никак не удавалось. Она сделала еще одну попытку – пыхтя и отдуваясь. Время от времени девушка останавливалась и прислушивалась, боясь привлечь к себе внимание бандитов. Они продолжали разговаривать, стоя недалеко от палатки, но Эми все-таки решила дождаться, пока они уйдут.

Ей показалось, что прошла целая вечность. Эми знала, что ее охраняют, но часовые стояли дальше от палатки – им труднее было услышать ее. Она снова принялась за дело, которое требовало таких усилий, что лоб девушки покрылся испариной, а на земляном полу образовалась ямка. Она закусила губу; кто-нибудь может войти в любую минуту, и если она не достанет спицу, прежде чем ее похититель придет ночевать, то шанс будет упущен окончательно. Она еще раз изо всех сил вытянула ногу – так, что мышцы заболели – и наконец сумела подтолкнуть к себе спасительную железку.

Эми торжествовала, изогнувшись, она попыталась связанными руками подцепить спицу и застонала вслух: та была слишком далеко. Пот заливал глаза, и Эми часто-часто моргала, чтобы как-то смахнуть его. Она заставила себя остановиться, глубоко вздохнуть и обдумать ситуацию.

Необходимо сбежать, прежде чем явятся другие работорговцы, у нее вовсе нет желания повторять унижение сегодняшнего дня и снова терпеть эти унизительные смотрины, не говоря уже о той ужасной доле, которая ждет ее, если ее купят. Нужно бежать прямо сейчас.

Эми поняла, в чем дело, когда Матка и девочка явились, чтобы снова приготовить ей ванну и переодеть ее. Она позволила натереть себе кожу душистыми маслами и умастить лицо и руки лавзонией, но воспротивилась, когда они хотели втереть масло ей в волосы. Женщины явно спешили: очевидно, торговец уже приехал и ожидает, когда можно будет посмотреть товар. Поэтому ее так и оставили с неубранными волосами – на западный манер, с непокрытой головой.

Эми не знала, что Малик не хочет продавать ее, и была уверена, что передышка не продлится долго. Тем более странным казалось то, что причиной неудачи в переговорах послужил его отказ раздеть ее по требованию торговца. Девушка не сомневалась, что обычное для покупателя дело – внимательно осмотреть товар, прежде чем назначить цену, но ей и в голову не пришло размышлять о странностях в поведении своего похитителя.

Ее задача состояла в том, чтобы как можно скорее убежать отсюда.

Отдохнув, Эми снова потянулась за спицей и, к своему огромному удивлению, почти достала ее. Очевидно, передышка принесла плоды. Глубоко вздохнув, девушка рванулась вперед и схватила спицу двумя пальцами. Радость ее была так велика, что из горла Эми едва не вырвался радостный крик. Она прижала спицу к груди, но в этот момент со страхом услышала за палаткой чьи-то шаги. Она быстро сунула спицу в вырез платья и тут же ощутила, как холодный металл скользнул вниз – к талии, стянутой поясом.

Шаги замерли у входа, и Эми затаила дыхание, прислушиваясь. Обитатели лагеря вставали и ложились вместе с солнцем, а сейчас уже стемнело. Очевидно, Малик уже собирается спать и, скорее всего, опять оставит на всю ночь горящую лампу.

Она сможет начать работу, едва он заснет.

Эми закрыла глаза, притворяясь спящей, – до тех пор, пока не услышала, как ее сторож снимает рубашку и устраивается на своей постели. Она взглянула сквозь ресницы и увидела, что он лежит лицом вниз, положив голову на руку. Ей были прекрасно видны мускулы на плечах и спине, и взгляд Эми невольно скользнул по стройной фигуре и остановился на кудрявых черных волосах, блестящих в свете лампы. Она хорошо видела его четкий профиль: орлиный нос, четко очерченный рот. Эми отвернулась, ей не хотелось рассматривать его в эти минуты человеческой уязвимости. Он был ее врагом, мучителем, похитителем. И не должен стать ничем иным.

Девушка прислушалась: Малик дышал ровно и глубоко. Она вытащила спицу и принялась за работу. Потребовалось несколько часов, чтобы пеньковая веревка растрепалась и наконец порвалась, но едва ей удалось освободить одну руку, дело пошло значительно быстрее. И все-таки уже почти светало, когда Эми освободила обе руки. Она потерла измученные запястья, стертые до крови, и наклонилась, пытаясь развязать ноги. Когда же ей наконец удалось подняться – уже свободной, – сквозь полог палатки виднелось совсем светлое небо.

Времени было в обрез.

Эми тщательно обдумала побег и теперь точно знала, что нужно делать. Она уже заметила место, где полотно палатки не совсем плотно прилегало к земле. Она была достаточно гибкой и подвижной, чтобы проскользнуть в эту узкую щель. Но самое главное – она окажется на улице далеко от часовых. Если удастся добежать до леса, а это примерно футов тридцать, то она будет в безопасности.

Эми беззвучно подкралась к щели и распласталась на земле, потянув ткань вверх, – до тех пор пока та не оказалась достаточно высоко, чтобы пропустить наружу худенькое тело девушки. Она начала медленно протискиваться наружу, лишь однажды взглянув на Малика и убедившись, что тот крепко спит. Наконец-то Эми вдохнула свежий воздух раннего утра, и он дал ей силы бороться до конца – до тех пор, пока она не оказалась по другую строну палатки, грязная, измученная и исцарапанная, но свободная.

Эми тревожно осмотрелась, внимательно прислушалась, но не увидела и не услышала ничего подозрительного. Немного отползла на четвереньках в сторону, потом поднялась в полный рост. Подождала, пока сердце немного успокоилось, и изо всех сил помчалась к лесу.

* * *

– Что ты здесь делаешь, дорогая? – поинтересовался Калид, выходя на террасу и обнимая Сару. – Солнце едва поднялось. Слишком рано бродить здесь полуодетой. Пойдем в спальню.

– Не могу спать, – ответила Сара, взглянув через балюстраду на вымощенный плиткой двор, по которому неторопливо расхаживала стража. – Все время думаю об Амелии Райдер.

Калид снял шерстяную рубашку и набросил ее на плечи жены.

– Я уже послал мятежникам письмо. А как только получу ответ, решу, как действовать дальше.

Сара взглянула на мужа. Лицо его сейчас едва вырисовывалось в мутном свете утренней зари.

Она уже десять лет делила с ним главные покои дворца, а гарем стоял практически пустым; в нем жила его бабушка да несколько пожилых родственниц. С тех пор как Калид женился на ней, Сара стала его единственной женщиной. Она до сих пор восхищалась его способностью нарушить веками сложившийся уклад. И это было сделано ради нее – Сары Вулкот из Массачусетса. Но одно осталось неизменным: Калид по-прежнему занимал пост паши Бурсы и наместника султана в Западной империи. Он мог не соглашаться с философией или тактикой Хаммида, но умудрился сохранить и свое положение, и свою жизнь, в то же время обеспечив определенную свободу и автономию своим подданным.

Сара боялась, что это может измениться, причем скоро. Похищение Амелии Райдер способно нарушить то непрочное равновесие, которое удалось установить Калиду, и породить конфронтацию. Калид надеялся сохранить мир, до тех пор пока Хаммид не отойдет в лучший мир и не оставит трон своему куда более разумному брату, но Хаммид продолжал дышать, а Малик-бей с каждым днем становился все сильнее. Сара всем своим существом ощущала, как неуклонно повышается давление, – словно она стоит на вулкане, из которого понемногу выходит пар, а земля под ногами едва выдерживает натиск лавы. Она знала, что и Калид чувствует опасность, но по своему обычаю будет стараться успокоить ее.

– Я помню, каким странным все мне казалось, когда я впервые очутилась здесь, – внезапно призналась Сара. – А я ведь явилась в Топкапы по доброй воле – меня не бандиты похитили из дилижанса.

– Зато ты обвиняла меня в том, что я тебя украл, – улыбаясь, возразил Калид. – Я же, напротив, видел в нашей сделке лишь вполне законную торговлю.

– Я и сейчас не нахожу в этом ничего забавного, – сухо заметила Сара.

Калид рассмеялся.

– Думаю, что султанский дворец и до сих пор не пришел в себя после твоего появления здесь. Роксалена – определенно.

– Даже трудно представить, что она замужем за братом Малик-бея, – задумчиво проговорила Сара. – Осман всегда казался таким разумным и сдержанным – он совсем не похож на брата бандита.

– Осман ведь убежал с Роксаленой… Представляешь, как много скрывается под этой спокойной внешностью? А кроме того, Малик вовсе не похож на Османа…

– Что ты имеешь в виду?

– Я помню его еще мальчиком, когда Осман привозил его в Топкапы. Уже тогда он был…

– Каким?

– Другим. Сильной личностью… – Калид задумался. – Запоминающейся.

Сара внимательно взглянула на мужа.

– Ты восхищаешься им, так ведь? – спросила она. Калид пожал плечами.

– Ну, скажем, думаю, что понимаю его. Если бы судьба уготовила мне родиться в других условиях, я бы сейчас вполне мог оказаться на его месте. Мало кто в этой стране видит в Малике мужественного борца за свободу, а не разбойника и не преступника. Ты всегда была сторонницей демократии, насколько я помню. И именно за нее сражается Малик, так ведь? Думаю, что ты должна быть на его стороне.

– Возможно, я смогла бы гораздо более сочувственно отнестись к его делу, если бы он не похитил племянницу Беатрис, – мрачно проговорила Сара.

– И если бы победа его дела не означала в конечном итоге потерю Бурсы для твоего сына, так ведь? – негромко добавил Калид.

Сара промолчала.

– Дилемма, дорогая, не так ли? – Освободим рабов, долой тиранов! Разве могла ты когда-нибудь представить, что твой собственный ребенок может потерять свои наследственные права и привилегии из-за твоих же американских идеалов?

– Тарик стал бы превосходным правителем, – с печалью в голосе заметила Сара. – Мудрым и справедливым. И привел бы этот край прямо в двадцатый век.

Калид крепче обнял ее за плечи.

– Дни султана и всей системы сочтены.

– Ты будешь тосковать по ним?

– Я надеюсь пережить переворот и образовать новое правительство. И сохранить в неприкосновенности свою семью.

– Так значит, ты действительно на стороне Малика?

– Давай скажем просто, что я не на стороне султана, – сухо ответил Калид. – Я, конечно, и дальше буду стараться найти компромисс, но совершенно очевидно, что шансов на него становится все меньше и меньше. Одно я могу сказать с полной определенностью: когда придет время драться, я не подниму меч за султана.

– Ты пойдешь с Маликом? – уточнила Сара. Она не могла поверить, что они на самом деле это обсуждают; обычно Калид обходил стороной эту тему, будто не понимал, что все равно придется делать выбор, но Сара знала, что он не останется в стороне и не позволит, чтобы его судьбу решали другие.

Если два войска встанут лицом к лицу, он непременно окажется на коне впереди одного из них. Он поцеловал ее в лоб.

– Не волнуйся сейчас об этом. Нам нужно решить проблему с Амелией Райдер. Если она похожа на тебя, такую, какой ты сюда приехала, то Малика можно лишь поздравить – он не соскучится. Я почти получаю удовольствие от мысли, как ему придется повозиться с американкой из Бостона – благо, я сам имею немалый опыт. Ну, пойдем же! Давай хоть позавтракаем. Солнце уже высоко, и скоро Мемтаз приведет детей.

Сара взяла его протянутую руку и пошла за ним в дом.

* * *

Едва Малик открыл глаза, как заметил, что пленницы его и след простыл. Веревки, которыми она была связана, валялись разорванными на грязном полу. Возле стенки палатки была видна куча свежевырытой земли.

Он стремительно вскочил, натянул рубашку и выбежал на улицу.

– Анвар! – закричал он и тут же налетел на Матку, которая держала в руках миску. Ее содержимое тут же вылилось на землю.

Верный друг появился из соседней палатки с помятым от сна лицом, но с пистолетом в руке.

– В чем дело? – забеспокоился он.

– Она сбежала! – выпалил Малик, бегом направляясь к своему коню.

– Кто сбежал?

– Американка. Я догоню ее! – Малик отвязал коня и взлетел в седло.

– Да как она могла убежать? Ты же ее связал, словно свинью перед убоем! – недоумевал Анвар.

– Сам не знаю, как, но сбежала. Мне необходимо ее вернуть! – Малик пришпорил коня, и тот рванул с места.

– Ты не можешь сейчас уехать: нам необходимо обговорить следующий налет!

– Я скоро вернусь! – на ходу ответил Малик. – Она не могла уйти далеко!

Анвар пораженно смотрел вслед другу, а потом перевел взгляд на Матку, которая так и стояла с пустой миской в руках.

– Убери эту грязь! – рявкнул он на старуху и направился обратно в палатку.

* * *

Эми бежала до самого захода солнца. Во рту у нее пересохло, а ноги уже отказывались идти. Она увидела небольшую полянку и опустилась на колени. Потом вытянулась во весь рост, сквозь листву глядя в уже начавшее темнеть небо.

Она была свободна! Но она также была неимоверно голодна. У нее не было ни воды, не питья, и она находилась в чужой стране, не зная ни слова по-турецки.

Неожиданно оказалось, что свобода имеет массу недостатков.

Она еще до побега прекрасно понимала, что не сможет ничего с собой прихватить. Ее слишком тщательно охраняли, а кроме того, она понятия не имела, где в лагере хранятся припасы. Сам побег оказался настолько трудным делом, что она думала: соверши она это, и все остальные проблемы разрешатся сами собой.

Сейчас все выглядело иначе.

Лагерь повстанцев находился в отдаленной местности. Надо отдать должное – Малик тщательно выбрал место. До человеческого жилья нужно было идти мили и мили, а она была одета в легкое платье и изящные туфельки, в которых ее демонстрировали торговцу.

Самое малое, что ей грозит, это холодная ночь.

Эми повернулась на бок и задумалась, какой будет эта ночь. В лесу. Без мягко мерцающих газовых фонарей и дружелюбного огня. В окружении диких зверями, которых наверняка немало водится в горах.

Она вздрогнула и решила больше не думать об этом. Сняла туфли и закрыла глаза. Все равно она сейчас не может сделать больше ни шагу, поэтому нужно заснуть и попытаться отдохнуть.

Когда проснется, будет ясно, можно ли двигаться дальше.

Но спустя всего лишь несколько мгновений отдыха девушка услышала рядом приглушенные звуки и моментально открыла глаза.

Рядом с ней на траве сидел Малик-бей.

ГЛАВА 4

– Куда направляешься? – раздался за спиной Эми знакомый голос.

Эми подскочила и, слово ветер, понеслась по траве. Она бежала очень быстро. Малик совсем не ожидал от нее подобной прыти. Девушка была уже посреди поляны, когда он поймал беглянку за талию и повалил на землю, пытаясь удержать ее руки. Девушка брыкалась и отбивалась изо всех сил, хотя было абсолютно ясно, что вырваться ей не удастся. На секунду его лицо прижалось к ее плечу и волосы коснулись ее носа и рта. Они оказались удивительно мягкими, пахли уже знакомым сосновым мылом и совсем не гармонировали с сильными мускулистыми руками, прижимающими ее к земле.

Он приподнялся на локтях и держал ее, ожидая, пока она успокоится, а когда это наконец произошло, их глаза встретились. Тишину нарушал лишь звук их прерывистого, тяжелого дыхания.

Эми смотрела на своего врага, и – удивительно – гнев сам собой куда-то улетучивался. Все его черты стали более определенными, словно у нее улучшилось зрение: щетина, покрывающая щеки и подбородок, кудрявые волосы, небрежно свисающие на лоб, темные глаза, так пристально вглядывающиеся в ее. Выражение его лица изменилось, решимость во что бы то ни стало одержать верх явно уступила место иным чувствам, а тело сомнений не было – не осталось равнодушным к близости ее тела.

– Теперь ты возьмешь меня силой? – презрительно поинтересовалась Эми.

Малик внезапно разжал руки, оттолкнул ее и поднялся на ноги.

– Если бы я собирался это сделать, то не раздумывал бы так долго, – спокойно ответил он и отвернулся.

– Что же останавливает тебя? Или это привилегия того, кто меня купит?

Малик повернулся и молча посмотрел на Эми.

– Я ведь прекрасно знаю, что здесь происходит. Знаю, почему меня похитили и что собираются со мной делать, – сообщила она, глядя на него снизу вверх.

– Ничего ты не знаешь, – коротко ответил он. Подошел к лошади, которая, как заметила девушка, паслась в нескольких футах от них, и снял с седла два одеяла и расшитый бисером мешок. Вернувшись, уселся на землю. И вынул из мешка огниво, трут и связку щепок.

– Что ты собираешься делать? – спросила Эми, поднимаясь и убирая с глаз волосы.

– Разжечь огонь, – ответил он, высекая искру и поднося ее к щепкам. Они сначала задымились, а затем загорелись. Малик положил связку на землю и добавил сухих листьев и веток. Получился маленький костер.

– Зачем? – Эми подошла ближе.

– Мы не можем возвращаться в темноте. Придется ночевать здесь, а уже утром вернуться в лагерь, – он подбросил в костер еще несколько веток.

– Я не собираюсь ночевать здесь с тобой! – заявила Эми и пошла прочь.

Малик моментально догнал ее и схватил за руку.

– Тебе пора уже понять, что я – не самое страшное, что может случиться с тобой в этой стране, – сквозь зубы пробормотал он. – Ты что, хочешь умереть в лесу от голода и жажды? Или желаешь быть съеденной гиенами? А может быть, мечтаешь о встрече с бандитами пострашнее меня, которые перережут тебе горло и изуродуют мертвое тело так, что никто и не догадается, что оно когда-то принадлежало человеку?

– Я и понятия не имела, что существуют разные степени бандитизма, – ответила Эми, потирая запястье. – Как интересно узнать, что существуют люди, на которых даже ты смотришь свысока! Как же они должны быть низки!

– Ты должна благодарить меня за то, что я догнал тебя, – продолжал Малик, поднимая с земли сухие сучья и бросая их в огонь.

– Благодарить! Да если бы ты не похитил меня, разве я оказалась бы сейчас здесь – посреди этого глухого леса в обществе бандита? Я вовсе не для того проехала полсвета, чтобы со мной так обращались!

Малик пристально взглянул на девушку.

– И как же это с тобой обращаются? Может быть, тебя били или держали впроголодь? Говори же, я хочу знать!

– Ах да! Я и забыла! Ты – самый милостивый разбойник на свете! Ты же приказал своим служанкам кормить меня!

Малик сердито направился в сторону, но Эми догнала его и заглянула в лицо.

– Ты, наверное, считаешь меня совсем дурочкой! Заботишься обо мне для того, чтобы получить максимальную цену, когда будешь продавать какому-нибудь негодяю типа этого Халмада! После одного его взгляда хочется принять ванну! Ты содержишь меня так, как фермер содержит скот! И поехал ты за мной исключительно из-за того, чтобы не потерять свои денежные вложения, – в этом сомневаться не приходится! Так ответь же теперь ты, есть ли мне за что тебя благодарить?

– Оказывается, ваш президент – не единственный американец, который умеет произносить речи, – с неприязнью заметил Малик. – Иди к костру, сядь и успокойся. Да съешь что-нибудь!

Девушка не послушалась, но внимательно наблюдала, как он достал из седельной сумки сверток с едой и кожаную флягу с водой.

– Это что, твой набор для похищенных? – саркастически поинтересовалась Эми.

– Я всегда держу это на седле – на всякий случай, – спокойно пояснил Малик и поднес флягу ко рту. Эми облизала пересохшие губы и нерешительно шагнула ближе.

– Как интересно узнать, что я подхожу под всякий случай! – не удержалась она, но сделала еще шаг.

Малик заметил ее движение и протянул ей мешок, перетянутый веревкой.

Девушка не приняла его, и он поставил мешок на землю.

– Как ты нашел меня? – спросила Эми, наконец подойдя к костру и садясь рядом с Маликом.

– Я водил по этим местам скот и людей с пяти лет, – ответил он, передавая ей флягу. – Я на лошади, а ты оставляешь за собой очень заметный след. Так что найти и догнать тебя совсем не трудно!

Эми припала к фляге, с жадностью глотая прохладную воду, и Малик, явно взволнованный, в конце концов отобрал ее.

– Пей помедленнее. А то станет плохо.

Было странно слышать из уст этого бандита хороший, с оксфордским произношением, английский. Какой странный человек! Если газеты, которые она читала, не врали, то дочь его заклятого врага, султана, замужем за его же родным братом.

Кроме того, он явно не похож на бандита в традиционном понимании.

– Я что, выпила всю воду? – с тревогой спросила Эми. Было страшно снова мучиться от жажды.

– Здесь за деревьями течет ручеек, – Малик кивнул в сторону. – Утром я наполню флягу.

Эми открыла мешок, который Малик протянул ей, и принялась с жадностью поглощать его содержимое – полоски сушеного козлиного мяса, сдобренного изюмом, ягодами и толчеными орехами.

– Похоже на пеммикан, – произнесла она, жуя.

– Что это такое?

– В мой стране его готовят в дорогу. Он очень питательный и практически не портится.

Малик хмыкнул. Эми задумалась.

– Послушай, а не заключить ли нам сделку? – наконец произнесла она, стараясь говорить как можно спокойнее и рассудительнее. – Тебе нужны деньги. Я могу их достать, если ты отпустишь меня.

Он искоса взглянул на нее, но промолчал.

– Это правда. У меня есть деньги – наследство, оставшееся после родителей. Я получу его через десять месяцев.

– Десять месяцев… – протянул Малик. В его устах это позвучало, как «десять лет».

– Но если ты позволишь мне написать домой – моему опекуну, – то я смогу получить аванс, и он пришлет банковский чек…

– Чек из Соединенных Штатов? – со смехом повторил Малик. – А почему бы не мешок бриллиантов с лунных гор?

Эми не могла оторвать глаз от лица своего похитителя: она еще ни разу не видела, как он смеется, и сейчас была очарована его улыбкой против своей воли. Зубы его оказались белыми и ровными, а улыбка открытой и заразительной. Девушка отвернулась.

– Муж моей тетушки в Константинополе ведет торговлю. Он занимается экспортом восточных товаров. И я ехала к ним, когда ты схватил меня, – продолжала Эми, делая еще одну попытку. – Он богат, и я уверена, что заплатит немалую сумму, чтобы вызволить меня.

Малик продолжал есть, словно она и не говорила ничего.

– А кузина моего дядюшки замужем за… ах, как же вы это называете… управляющий местностью, да?

Малик поднял руку.

– Достаточно! Вы, западные женщины, слишком много говорите! Доедай и отправляйся спать! – он поднялся и подбросил в костер веток – теперь он будет гореть всю ночь. Достал одеяло и подал его Эми.

– Ты мне не веришь? – спросила она. – Правда! Почему, думаешь, я сидела в дилижансе на первом сидении?

– Ты могла оказаться на этом дилижансе по тысяче разных причин, и я не собираюсь в них вникать. Единственное, что сейчас меня интересует, это сон. Весь день я искал тебя и, честно говоря, очень устал.

Он расстелил второе одеяло под деревом и улегся на нем, растянувшись и закрыв глаза.

– Почему же ты все-таки предпочитаешь продать меня в рабство, а не вступить в переговоры с моей семьей? Я же говорю тебе, что они хорошо заплатят за то, чтобы получить меня обратно!

Малик открыл глаза.

– На месте твой семьи я бы заплатил за то, чтобы кто-нибудь тебя забрал. Если ты сию же минуту не замолчишь, я брошу тебя здесь на съедение гиенам, – он демонстративно повернулся к девушке спиной.

– А ты не собираешься меня связать перед этим? – поддразнила Эми.

– Если ты собираешься ночью сбежать, предупреждаю, что то, что ты обнаружишь в лесу, значительно страшнее всего происходящего с тобой сейчас.

Эми встала.

– Я убегу при первой же возможности! – серьезно заявила она.

– Не убежишь! – отрезал Малик.

– Неужели?

– Именно так! Даже если мне придется приковать тебя к себе цепью!

В голосе его позвучала такая решимость, что Эми стало не по себе.

– Очевидно, я забыла, насколько я ценна, – презрительно проговорила она. – Почему бы тебе не зарабатывать деньги на свою борьбу с властями трудом, как делают все честные люди? Что, продавать похищенных женщин легче?

– Я десять лет работал на ферме своего отца, – спокойно ответил Малик. – А потом султан отобрал эту ферму, казнил отца и братьев, а мать и сестер отдал янычарам, прежде чем убить их. С тех пор я и занимаюсь тем, что борюсь против него.

Эми медленно опустилась на траву.

– Как же так? Почему? – выдохнула она.

– Самый старший из моих братьев, Осман, убежал с принцессой Роксаленой, дочерью султана. Он прислал нам деньги и письмо, чтобы мы ехали к нему, но его предали, и письмо перехватили. А султан отомстил остальным членам семьи. Я сам потому избежал смерти, что был в это время в отъезде. А когда узнал, что случилось, стал скрываться. И вот – скрываюсь до сих пор.

– Но ты же не сделал ничего, что может вынудить тебя вести такую жизнь!

– Конечно. Но сейчас делаю кое-что. И не успокоюсь, до тех пор пока Абдул Хаммид не умрет, а правительство его не будет свергнуто.

Эми посмотрела ему в спину и руками обхватила озябшие плечи. Малик повернулся, взглянул на нее, потом вздохнул и сел, чтобы снять свою теплую шерстяную куртку.

– Надень, – коротко произнес он. Девушка покачала головой.

– Делай, что тебе говорят! – рассердился Малик. Поднявшись, накинул куртку на плечи девушки. Она еще хранила тепло его тела, и Эми сразу стало уютно.

– И подвинься ближе к огню!

Она снова покачала головой.

– Здесь климат пустынь: днем стоит нестерпимая жара, а ночью – холод. В палатке ты спала всего в нескольких футах от меня – почему же тогда это тебя не смущало?

– Еще как смущало, – едва слышно прошептала девушка. Малик пристально взглянул на нее, блестя глазами в свете костра. Наступило молчание, полное невысказанных слов.

– Я подвинусь, – наконец тихо произнес он и немедленно сделал это.

Эми взяла свое одеяло и расстелила его у огня.

Потом растянулась на нем во весь рост, не глядя на своего врага и повелителя.

Через три минуты она уже спала.

Малик взглянул на небо, пытаясь найти созвездья, о которых еще мальчиком узнал от своего учителя. Он страшно устал, но сон не приходил: близость похищенной им женщины не позволяла уснуть.

Малик улыбнулся, вспомнив, сколько всего она ему наговорила. Она готова была придумать что угодно: например, что ее отец – президент Кливленд, а мать – королева Виктория, если бы только это могло хоть на шаг приблизить свободу. По внешнему виду девушки было видно, что она из весьма состоятельной семьи, да в ином случае она не могла бы отправиться в столь далекое путешествие. Но совсем немного американских семей могли бы заплатить столько, сколько он выручит на невольничьем рынке. Если только ее фамилия не Карнеги и не Астор, самое милое дело – продать ее посреднику. А Карнеги или Астор не стали бы путешествовать в почтовой карете на пару со слезливой компаньонкой. Но невозможно не восхищаться предприимчивостью и смелостью этой девушки, точно так же, как невозможно не восхищаться ее попытками к бегству, даже несмотря на то, что они стоят ему немалых хлопот.

Она явно не очень хороший тактик, но смела и энергична – в этом уж ей отказать никак нельзя.

Вдалеке тявкнула гиена, и тотчас ей в ответ раздался зловещий вой где-то совсем близко.

Девушка моментально села, широко раскрыв глаза, и шепотом спросила:

– Что это такое?

Малик встал и вытащил из-за пояса пистолет. Выстрелил в воздух. Оба прислушались к хрусту веток: сквозь заросли продирался какой-то большой зверь.

Малик подбросил в костер веток и снова сел. Эми придвинула свое одеяло поближе к нему.

Малик взглянул на нее, подняв бровь:

– Одиночество замучило? – насмешливо поинтересовался он.

Девушка что-то невнятно пробормотала в ответ.

– Простите?

– Как ты думаешь: это… там… оно еще вернется? – взволнованно спросила Эми.

– Если и вернется – я же здесь, с тобой… – спокойно ответил Малик.

Эми и сама удивилась, как сильно на нее подействовал его уверенный тон. Не удивительно, что люди подчиняются этому человеку и идут за ним, не испытывая ни тени сомнения. Он излучает уверенность и внушает доверие.

– Который сейчас час? – спросила Эми, поплотнее заворачиваясь в куртку.

Малик взглянул на небо.

– Около трех. Через пару часов начнет светать.

– А эти звери рыщут только ночью? – девушка настороженно оглянулась.

Малик пристально посмотрел а нее.

– Так ты наконец испугалась? Удивительно! Убегаешь из лагеря с пустыми руками, практически раздетая и босая, и тебе и в голову не приходит беспокоиться, до тех нор пока леопард не подходит почти вплотную к костру?

– Так это был леопард? – в ужасе прошептала Эми.

– Может быть, и анатолийский волк, но, скорее всего, леопард. Сейчас как раз время хищников.

Эми помолчала. Возможно, он и спас ей жизнь тем, что пошел за ней следом, но все равно – разве она может забыть, какие низкие помыслы руководили им?

Она вздрогнула – и от холода, и от своих мрачных мыслей.

Малик поднялся и отдал ей свое одеяло.

– Я не могу взять его. Ты же совсем раздет, – возразила было Эми.

Он остановил ее жестом руки.

– Я привык к климату, а ты – нет. Возьми одеяло и ложись спать.

Эми послушалась. Укладываясь, она посмотрела на Малика. Тот сидел, прислонясь спиной к дереву. Пламя костра бросало отсвет на резко очерченные скулы и орлиный нос. При дневном свете это лицо казалось значительно мягче – резкость превращалась в смуглую красоту.

– Ты хорошо знаешь английский, – заговорила Эми, стараясь вовлечь своего спутника в беседу. Страх ее еще не прошел, и низкий голос Малика очень успокаивал. Он напоминал, что она не одна. Она изучала его при свете костра, стараясь догадаться, как бы он выглядел в западной одежде. Такой красавец явно стал бы украшением любой вечеринки в Бостоне.

– Спасибо, – коротко поблагодарил Малик.

– Где же ты смог так его выучить?

– До того момента, как мой брат Осман сбежал вместе с дочерью султана, он в течение нескольких лет был его любимым стражником, капитаном его гвардии. Платили ему очень щедро. Когда Хаммид только пришел к власти, он стремился познакомиться с европейскими военными теориями, чтобы обучать свои войска. Поэтому он послал Османа в Англию на два года. Там брат и выучил английский. И жизненный уклад, и язык англичан произвели на него настолько сильное впечатление, что вернувшись, он нанял нам, младшим, английского гувернера.

Этот монолог оказался самым длинным из всех, которые Эми слышала от Малика, и искреннее восхищение братом явно слышалось в нем.

– Твой брат кажется выдающимся человеком, – заметила она.

– Так оно есть, – коротко ответил Малик.

– А он знает о твоих нынешних занятиях?

– Конечно.

Эми решила сменить тему.

– А каким образом тебе удается поддерживать английский?

– У меня есть книги. А кроме того, читаю английские газеты из Дамаска и Константинополя.

– Наверное, это важно для тебя!

– Для моей работы необходимо и говорить, и читать по-английски. Я должен уметь договориться с западными странами, если хочу получить от них какую-то помощь.

– А, как насчет упражнений в устной речи?

– Использую каждую возможность поговорить с людьми вроде тебя.

– Когда похищаешь их? Несомненно, это очень короткие беседы, – зевая, заметила Эми.

– Именно так. Кроме тебя, еще никто не сбежал и не предоставил мне шанс для такого пространного общения. Ну, спи же!

Девушка вздохнула; веки ее отяжелели.

– Так ты все-таки отправился догонять меня только из-за денег, которые получишь, продав меня? – пробормотала она, едва шевеля губами.

Малик не ответил. А очень скоро с облегчением увидел, что Эми заснула. Сам он прислонился затылком к стволу и закрыл глаза.

Дело в том, что он не хочет ее продавать. Никому. Но возможность получить огромные деньги приводит его в такое замешательство, какого он еще никогда в жизни не испытывал.

Голова идет кругом от одной мысли о том, сколько всего можно купить на них для своих людей. Но стоит подумать о том, что купит ее какой-нибудь баснословно богатый негодяй, для которого она станет лишь средством утолить похоть, – и душу охватывает гнев и боль.

Анвар оказался прав. Он хорошо знал своего друга и сразу предупредил, что с этой американкой не оберешься неприятностей.

Малик открыл глаза и посмотрел на легкую фигурку девушки, свернувшейся около костра. Она, несомненно, красива, но не только это так привлекает к ней. Он верит в судьбу, в предназначение, и так же, как он принял потерю семьи и необходимость борьбы против султана, нужно принять и эту данность – непреодолимую тягу к этой женщине. Важно лишь то, как он сможет справиться со своей судьбой. Раньше ему это всегда удавалось, но нынешняя ситуация уготовила нечто новое.

Эми пошевелилась и что-то забормотала во сне. Малик положил ей руку на плечо, и девушка вздрогнула, почти проснувшись. Он произнес какие-то ласковые слова, и Эми тут же успокоилась, повернувшись к нему. Малик лег рядом и обнял девушку. Она вздохнула во сне. Он вдыхал аромат ее волос, кожи, всем своим телом впитывал ее тепло. Затем натянул одеяло на них обоих, размышляя, сколько ему удастся вот так охранять ее, прежде чем тот факт, что он похитил ее, окажется важнее, чем чувства, которые она возбуждает в нем.

Наконец, когда небо уже начало светлеть, Малик уснул.

* * *

Эми проснулась, когда солнце стояло уже высоко. С ужасом она обнаружила, что лежит в объятиях Малик-бея. Девушка резко поднялась, и он вздрогнул, но так и не проснулся. Он преследовал ее весь вчерашний день, а потом не спал почти всю ночь; даже для такого сильного мужчины, как Малик, это было слишком тяжелым испытанием.

Судьба давала Эми прекрасный шанс убежать.

Ясно, что Малик надеялся проснуться первым. Только поэтому он и не связал ее. Если пойти прямо сейчас, то можно выиграть массу времени.

Эми схватила сверток с едой и оглянулась в поисках коня, но тут же в растерянности опустилась на землю. Она не могла уехать верхом на его коне. Собственными глазами она видела, как тот сбросил мужчину – ко всеобщему веселью обитателей лагеря.

Сверток с едой оказался практически пуст, а туфли совсем порвались. Далеко уйти не удастся. Он снова бросится в погоню и, конечно, скоро поймает ее. Сейчас она готова к побегу ничуть не лучше, чем в первый раз – когда уходила из лагеря. А мысль еще об одной ночи, проведенной в лесу, в окружении хищников, наводила ужас.

Нужно действовать иначе, вернуться с Маликом в лагерь и тщательно подготовиться к побегу: собрать побольше еды, приглядеть смирную, послушную лошадь, изучить маршрут. Все это можно сделать, но потребуется время и находчивость. А если все-таки ее продадут, прежде чем удастся убежать, она сможет составить новый план и попытаться улизнуть от того, кто ее купит.

Она обязательно убежит, но без четкого плана все попытки обречены на провал – теперь она знает это на собственном опыте.

Малик кашлянул во сне, и девушка взглянула на него. В утреннем свете волосы его блестели, словно черный янтарь, а ресницы были пушисты, словно у ребенка. Глубокий вырез рубашки обнажал шею, и было видно, как бьется жилка на горле. Рука сама потянулась к шерстяной куртке, которую он отдал ей; ему сейчас наверняка холодно. Что же это за человек, способный украсть женщину, чтобы продать ее в рабство, а потом вот так снять с себя рубашку и отдать ей? Неужели он действительно заботится о ее здоровье лишь для того, чтобы получить побольше денег? Или же все-таки в его характере есть благородство и сострадание, и именно они заставили его так поступить? Еще никогда в жизни Эми не встречала такого противоречивого характера.

Но, с другой стороны, она не встречала человека, с которым обошлись бы так же жестоко, как с Маликом, если его рассказ о султане – правда, то вполне понятно, почему главным делом и главной страстью его жизни стала месть. Если бы ее собственную семью вот так, по прихоти диктатора, мучили и терзали, то вполне возможно, что и она сама не остановилась бы даже перед торговлей людьми – лишь бы ускорить его падение.

Вся ситуация никак не укладывалась в привычные понятия о добре и зле.

Подул ветер, рука Эми невольно потянулась к вороту платья, и девушка заметила, насколько она грязна. Да это и не удивительно после такого дня, какой провела она. Малик говорил о ручье – где же он? Девушка взглянула туда, куда он показывал, вспомнив о куске мыла, который она заметила в сумке.

Пока ее похититель спит, она искупается. Вынув мыло, Эми скрылась за деревьями.

Малик открыл глаза всего через несколько минут после того, как Эми ушла с поляны. Второй раз его пленница убегает, пока он спит! Ну не дурак ли он?

Она что, так и не прекратит это? Неужели это записано в книге его судьбы: всю оставшуюся жизнь догонять и ловить ее? Почему он не связал ее? Потерял рассудок? Рассерженный, Малик вскочил, попутно подняв с земли флягу, чтобы заново наполнить ее водой.

В нескольких футах от ручья он внезапно остановился. Эми стояла перед ним, по пояс обнаженная, и плескалась в воде.

Малик отвел глаза, но тут же взглянул снова, словно влекомый какой-то невиданной силой.

Картина, открывшаяся перед ним, заставила его сердце забиться сильнее. Девушка подвязала волосы поясом от платья, а само платье спустила до талии. Встав на берегу на колени, она мылась, сияя в свете утреннего солнца.

Малик прикрыл глаза; руки его сами собой сжались в кулаки. Как же ему хочется погладить эту шелковую кожу, дотронуться губами до темных твердых сосков, языком пройтись по расщелине между холмиков груди! Когда девушка наклонилась ниже, чтобы ополоснуться, он заметил изящный изгиб спины, маленькую ямочку на пояснице и невольно представил себе, как ласкает ее, а потом снимает платье и, взяв ее на руки, несет на мягкую, еще покрытую утренней росой, траву.

Эми повернулась, чтобы вытереться его рубашкой, и Малик с тяжело бьющимся сердцем спрятался за дерево. Гордость не позволяла ему быть замеченным – сама мысль об этом казалась неприятной. Но невозможно было оторвать взгляд от волшебной картины. К сожалению, Эми распустила волосы и надела платье.

Увидев, что она одета, Малик пошел к ней, стараясь производить как можно больше шума.

Девушка ждала его, встряхивая мокрыми волосами.

– Удивительно! – произнесла она, – я все еще здесь! Малик молча опустился у ручья на колени и наполнил флягу.

– Неужели тебе не подумалось, что я опять убежала? – настаивала Эми, глядя, как он окунает голову в воду и приглаживает мокрые волосы.

– Я подумал, что опыт этой ночи удержит тебя рядом со мной, – солгал Малик, потирая заросшую щетиной щеку.

– Почему бы тебе не отрастить бороду? – неожиданно сменила тему Эми. – Ведь это послужит отличной маскировкой!

Малик быстро взглянул на нее и коротко ответил:

– Бороды носят люди султана.

– Но борода изменит твою внешность, – продолжала рассуждать девушка.

– Бритва сделает то же самое, – отрезал Малик, снимая рубашку.

– Мне кажется, что ты несколько самонадеян, – заметила Эми, стыдливо отводя глаза, чтобы не видеть, как он ополаскивает грудь и плечи. – Наверное, тебе приятно, чтобы люди знали, что это именно ты захватил поезд или разбил отряд султана: ты кажешься себе Робин Гудом.

– Это британские газеты придумали, а вовсе не я, – ответил Малик, вытираясь курткой, которой только что вытиралась и Эми.

– Держу пари, что ты с удовольствием читаешь об этом, – сухо предположила девушка. – За твою голову давным-давно назначена высокая цена, и никто еще тебя не выдал.

Малик поднялся, Эми заметила, как играют мускулы на его плечах и спине.

– Султан не пользуется любовью народа, – пояснил он, – даже те, кто ничего не предпринимают, чтобы сбросить его иго, не станут предавать того, кто делает это.

Он поднял с травы рубашку.

– Пойдем. Нам потребуется почти весь день, чтобы добраться до лагеря. С двумя всадниками на спине конь пойдет медленнее.

Когда Эми подошла к нему, он снял с талии плетеный пояс:

– Вытяни руки.

– Пожалуйста, не связывай меня! – взмолилась Эми.

– Не хочу, чтобы солнечный свет разбудил твое желание сбежать, – спокойно произнес Малик.

Затянул потуже узел и поинтересовался, словно только что вспомнив:

– Как тебя зовут?

– Амелия, – едва слышно ответила девушка, идя следом за ним. Теперь Малик вел ее за свободный конец пояса. – Амелия Райдер.

– Что означает это имя? Девушка взглянула удивленно:

– Амелия?

– Да.

– Возлюбленная.

Малик что-то пробормотал про себя.

– Что? – переспросила девушка.

– В турецком языке тоже есть слово, выражающее это.

– Как оно звучит?

– NAKSHEIL, – ответил Малик.

– Оно обозначает то же самое?

– Почти. По-турецки это звучит более поэтично.

– Как именно?

– Буквально можно перевести как «ожерелье моего сердца».

– Как красиво! – прошептала девушка.

– Это имя носила жена султана. Она, как и ты, была с запада. Француженка Эме де Ривери.

– «Эме» по-французски обозначает «возлюбленная». И правда, это мое имя!

Малик кивнул.

– Она была с Мартиники – кузина жены Наполеона Бонапарта. Ее схватили пираты, когда она ехала во Францию в монастырскую школу, продали в гарем в дворец Топкапы. Там она провела всю свою жизнь. Эми вздрогнула.

– Какой ужас! Малик улыбнулся.

– Она была очень счастлива.

– Откуда ты знаешь? – почти требовательно спросила Эми.

– Она влюбилась в своего повелителя, – темный взгляд мужчины словно проник в ее душу, и девушка почувствовала, что щеки ее розовеют.

– Говорят, такое случается, – тихо и мягко добавил он.

Затем они подошли к коню, и Малик помог Эми подняться в седло.

ГЛАВА 5

Анвар Тапит не находил себе места от беспокойства. Малик ушел вчера на заре и до сих пор не вернулся.

Анвар знал, что основания для беспокойства есть. Он видел мужчин спокойных и невозмутимых – но лишь до тех пор, пока их не окликнет судьба. Видел холодных как лед, совершенно равнодушных к женщинам – пока не найдется одна-единственная, способная зажечь в сердце огонь и лишить рассудка. Они становились невменяемыми, заколдованными, обратив всю силу страсти, прежде посвященной делу, вере, семье, на ту, которая, возможно, разрушит и перевернет судьбу.

Анвар еще ни разу не видел, чтобы его друг Малик так смотрел на особу женского пола, как он смотрел на эту пленницу-американку.

Анвар вышел из пещеры и направился к своей палатке, и в этот момент его остановил один из участников восстания – бывший раб из Словении, по имени Юрий.

– На гору поднимается всадник, – доложил он.

– Один? – уточнил Анвар.

Юрий кивнул.

– Ты не разобрал – это не Малик?

– Не думаю. Лошадь, во всяком случае, не его.

– Возьми Селима и отправляйся ему навстречу.

То, что он один, не должно нас успокаивать. Это может оказаться уловкой. Не забудьте пистолеты.

Юрий отправился выполнять приказ, а Анвар принялся мерить шагами лагерь. Что бы ни случилось, ему придется решать все проблемы самому, потому что Малика нет. Интересно, у кого хватило смелости явиться в лагерь одному, без вооруженной охраны, да и кто вообще знает, где этот лагерь находится. Он раздумывал об этом до тех самых пор, пока к нему не привели гостя.

– Махмуд Трей! – удивился Анвар. – Что же привело тебя к нам в этот прекрасный день?

Махмуд освободился из рук держащих его повстанцев и выпрямился во весь рост, который нельзя было назвать впечатляющим. Махмуд был сутенером и по совместительству вором, по происхождению являлся отпрыском английского моряка и турецкой базарной девчонки. Мать таскала его за собой по всей империи – куда бы ни приводило ее нелегкое ее ремесло. Благодаря своему кочевому детству Махмуд знал множество диалектов и подвизался на сомнительном поприще посредника. Никто ему не доверял, но все пользовались его услугами, поскольку он всегда мог передать сообщение – естественно, за соответствующую мзду. Он не имел привязанностей и потому был по-своему надежен.

Кроме того, он отличался завидной решимостью в достижении цели и получении обещанных денег.

– Я приехал от Калид-шаха, – пояснил он, потирая запястье, которое только что крепко держал Юрий.

Анвар сложил руки на груди.

– И чего же хочет паша Бурсы?

– Я привез известие Малик-бею.

– Малика сейчас здесь нет.

– Мне не заплатят, если я не докажу Калид-шаху, что разговаривал с самим Маликом, – заныл Махмуд.

Анвар шагнул вперед и схватил посланца за ворот, подняв так, что тому пришлось встать на цыпочки.

– Не волнуйся, я предоставлю тебе массу всяческих доказательств, – пригрозил Анвар негромко. – А теперь не сомневайся, выкладывай свои новости, пока я не спустил на тебя собак.

– Я… я лучше все-таки дождусь Малика, – испуганно заговорил коротышка, стреляя газами в повстанцев, окруживших их обоих плотным кольцом.

– Неизвестно, когда он появится, – уклончиво произнес Анвар. – Говори немедленно или я вышвырну тебя отсюда!

Махмуд набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:

– Калид-шах желает встретиться с Малик-беем и обсудить с ним возможности освобождения американской заложницы, которая находится в лагере.

– Что за заложница? Здесь таких нет! – ответил Анвар, взглядом ища поддержки у товарищей. Каждый из них старательно изображал безразличие.

Махмуд пожал плечами.

– Я больше ничего об этом не знаю. Калид-шах сказал, что Малик несколько дней назад похитил из почтовой кареты американку. И он желает обсудить условия, на которых мог бы ее получить.

Анвар помолчал, потом сорвал с шеи амулет и отдал его гонцу.

– Отдай это Калид-шаху как доказательство того, что ты был здесь. Он узнает этот амулет. И скажи ему, что ответ мы дадим через три дня.

Махмуд крепко сжал в руке бронзовую безделушку.

– А теперь уходи, – приказал Анвар и отвернулся, показывая, что разговор закончен.

Едва Махмуд скрылся, Анвар сделал всем знак разойтись, взглядом остановив лишь Селима и Юрия.

– Селим, иди вслед за гонцом и проследи, чтобы он не рыскал по лагерю. А потом убедись, что никто не ждет его у подножия холма.

Селим отправился выполнять поручение, а Юрий тихо спросил:

– Что ты будешь делать, если Малик не вернется через три дня?

– Что-нибудь придумаю. Но будем надеяться, что все уладится. Как ты думаешь, откуда Калид-шах узнал об этой американке? Юрий пожал плечами.

– Может быть, прочитал в британских газетах. Они сообщают о всех его действиях немедленно, словно он – звезда крикета.

Анвар нахмурился.

– Шах не выезжает из Бурсы. А британские газеты приходят только в Константинополь.

– Возможно, его жена получает английские газеты по почте.

– Но откуда такой интерес именно к этой девушке? Газеты регулярно сообщают о похищениях, но до сих пор он словно и не слыхал о них, – Анвар покачал головой.

– Что-то явно не так. Мне это совсем не нравится.

– Если бы Малик был здесь! – вздохнул Юрий. Анвар недовольно фыркнул.

– Как бы не так! Он очень занят – ловит свою драгоценность, которую отказывается продавать.

Юрий внимательно и несколько удивленно посмотрел на него.

– Ладно, не страшно, – Анвар понял, что сболтнул лишнего. – Малик не говорил Нериэе купить британские газеты, когда она ездила в город продавать корзины?

– Говорил. И, скорее всего, она ждет его возвращения, чтобы отдать их ему.

– Пойди и возьми их прямо сейчас, – распорядился Анвар.

Юрий ушел, а Анвар вернулся в пещеру, сел за грубо сколоченный стол и зажег свечу – в лампе кончилось масло. Необходимо было ехать за хозяйственными припасами, но Анвар не хотел покидать лагерь раньше, чем вернется Малик.

Нынешнее поведение Малика казалось настолько странным, что Анвар не знал, чего ожидать дальше. Где он сейчас? Куда заведет его погоня за этой девчонкой? Узнать это невозможно.

Юрий вернулся с газетой и бросил ее на стол.

– Вот, полюбуйся!

Газета оказалась сложенной как раз на фотографии Амелии Райдер. Девушка стояла в картинной позе, одетая на западный манер – правда, по фасону, модному несколько лет назад – в платье с широкими рукавами и осиной талией. Волосы были собраны и подняты в высокую прическу.

– Эта? – спросил Юрий.

Анвар кивнул.

– Интересно, что здесь придумали, – вопросительно произнес он.

Юрий молчал. Никто из двоих читать не умел.

– Когда Малик вернется, он прочитает, – разрешил сомнения Юрий.

Анвар промолчал.

* * *

Сара готовила для Козем трубку. Сначала она набила ее сладким табаком, потом хорошенько утрамбовала его и подожгла. Подала бабке Калида. Та с улыбкой приняла трубку и глубоко, с удовольствием, затянулась.

– Ты выглядишь расстроенной, дорогая, – заговорила Козем.

Сара налила одну чашку крепкого турецкого кофе для старухи, другую – для себя. К ней подошла служанка, но Сара знаком отослала ее прочь.

– Я на самом деле расстроена, – ответила она, когда дверь за рабыней закрылась. – Калид собирается вмешаться в дело Малик-бея с похищением американки, а это может оказаться очень и очень опасным.

– Что сейчас предпринимает мой внук? – поинтересовалась Козем, выдыхая струйку дыма.

– Он послал к мятежникам гонца, и те обещали ответить через три дня.

– И он согласен ждать? Странно! Это вовсе не похоже на Калида!

– Он утверждает, что самое лучшее – это позволить мятежникам диктовать свою волю. Он хочет освободить девушку мирно, но я не верю, что это возможно, – пояснила Сара.

– А что думает обо всем этом твой кузен Джеймс? Сара со вздохом опустила чашку.

– Ах, он ведет переговоры с дипломатами, но Вы же знаете, чего они стоят! Они будут рассуждать до тех пор, пока не наступит двадцатый век.

Козем покачала головой.

– Отец Калида давным-давно взял бы лагерь штурмом, перебил всех мятежников и освободил девушку.

Сара промолчала. Козем рассмеялась.

– Тебе незачем бояться сказать при мне лишнего, дочка! Я и сама прекрасно знаю, что Калид сочувствует повстанцам. Внимательно наблюдаю за всеми его поступками, с тех самых пор как он унаследовал трон своего отца, и прекрасно понимаю его. Благодаря твоему влиянию он с каждым днем становится все больше привержен западным идеям!

– Если дело дойдет до войны, он, несомненно, объединится с Маликом, – подтвердила Сара.

Козем медленно кивнула.

– Самым последним и, наверное, самым сильным желанием в моей долгой жизни было бы увидеть на троне сына Калида. Но последнее время мне все больше кажется, что желание это невыполнимо.

Неожиданно она улыбнулась.

– Ты помнишь, как я пыталась подкупить тебя, чтобы ты родила Калиду сына?

Сара засмеялась.

– Еще бы!

– Вы были так влюблены друг в друга! Но все время на ножах! Я уже решила, что никогда не увижу своего внука счастливым мужем и отцом!

– А теперь у вас трое прекрасных детей; два сына! Но Калид мечтает о демократии! – она вздохнула.

– Мир меняется, это правда! И наверное, неизбежно, что и он меняется вместе с миром!

Старуха потрепала Сару по руке.

– Но я уже не смогу измениться! Поэтому не печалюсь, что скоро умру. Я уже слишком стара, чтобы покинуть гарем!

Сара улыбнулась в ответ, и улыбка ее оказалась лукавой. Козем регулярно объявляла о своей близкой смерти с тех самых пор, как Сара знала ее. Сейчас старушке было уже за девяносто.

Козем сняла с пальца кольцо и положила его на ладонь Сары.

– Возьми это, – просто сказала она.

Сара попыталась что-то возразить, но турчанка не хотела ничего слушать, лишь помахала рукой.

– После смерти драгоценности исчезают. На слуг надеяться нельзя. Это кольцо принадлежало матери Калида. Ты очень напоминаешь мне ее. Она тоже начинала пленницей – как ты и эта Амелия Райдер, из-за которой сейчас поднялось столько шума.

Сара кивнула.

– Когда она умерла, я очень тосковала, – призналась Козем дрогнувшим голосом. – И пока ты не появилась, почти забыла английский. Ты так скрасила мою старость, дорогая!

Сара поняла, что старуха устала и готова поддаться меланхолии. Она поднялась и накинула на нее пуховый плед.

– Вам пора отдохнуть. Закройте глаза. Я посижу, пока Вы не заснете.

– Сохрани кольцо, – прошептала Козем. – Обещай, что сохранишь!

– Обещаю. Не волнуйтесь и постарайтесь уснуть. Козем вздохнула и откинула голову на шелковые подушки дивана. А Сара еще раз взглянула на кольцо, которое сжимала в руке.

«Наверное, Козем действительно ощущает приближение смерти, раз решила расстаться с ним», – печально подумала Сара. Кольцо казалось необыкновенным: огромный квадратный изумруд в окружении жемчужин, оправленный в золото. Козем не расставалась с ним.

Действительно, этой женщине выпало на долю сразу слишком много концов: конец жизни, конец века, конец султаната в Оттоманской империи.

Сара огляделась вокруг – на роскошные покои. Здесь почти ничего не изменилось, с тех пор как она попала сюда в качестве невольницы Калида и пополнения его гарема. Тогда эти комнаты казались экзотическими и непривычными в своей роскоши и изощренности: птицы в клетках, золоченые зеркала, резная мебель, искусной работы комоды и шкатулки для драгоценностей, цветастые ковры и бархатные занавеси. Ей они казались тщеславным воплощением себялюбия. Но теперь Сара прекрасно понимала, что все это было неотъемлемой частью жизнью женщины, воспитанной с одной целью и одним умением – доставить удовольствие мужчине. Даже сейчас – на десятом десятке своей жизни – Козем каждый день одевалась со всей тщательностью, предписанной правилами гарема: кашемировые или шелковые шаровары, вышитый жилет, украшенная драгоценностями кофта, роскошная накидка, туфли на высоких каблуках. Ее коллекция драгоценностей, по слухам, не уступала коллекции султанши. Козем регулярно просматривала ее, а обнаружив что-нибудь, по ее мнению, потерявшее вид, тут же отправляла изделие к ювелирам с приказанием немедленно исправить. Выходя из дворца, она до сих пор надевала яшмак – накидку на лицо, оставлявшую открытыми лишь глаза да лоб. И до сих пор она просила у собственного внука разрешения войти в комнату: ведь он – мужчина и ее паша!

«Да, это правда, – подумала Сара, поднимаясь и звоня служанке, – мир стремительно меняется, а Козем уже слишком стара, чтобы меняться с ним вместе!»

Когда она вышла из комнаты, в глазах ее стояли слезы.

* * *

Малик появился в лагере мятежников верхом, а перед ним сидела Эми. Со всех сторон их окружали любопытные взоры. Люди молча наблюдали, как они спешились, как Малик вел пленницу – связанную и с опущенной головой – в свою палатку. Скоро он вновь появился на улице. Анвар подошел к нему.

– В чем дело? – поинтересовался Малик.

– Нам нужно поговорить.

– Что-то случилось?

Анвар повел друга в лес, подальше от чужих ушей. Там, среди деревьев, Малик узнал о визите Махмуда и о статье в британской газете. Малик взял у Анвара газету и бегло просмотрел заметку.

– Ну что? – волновался Анвар.

– Она – родственница жены Калид-шаха, – наконец задумчиво произнес Малик, невольно вспомнив то, что Эми говорила ночью у костра. Значит, все-таки в ее словах была доля правды.

– Его жены? – с удивлением переспросил Анвар.

– Да. Он женат на американке, а эта девушка – племянница ее кузена. Она как раз и ехала к нему в гости в Константинополь, когда мы захватили ее.

– Прекрасная новость! – обрадовался Анвар. – Забудь о невольничьем рынке – мы можем просто потребовать за нее выкуп у паши. Уж он-то заплатит и побольше! Пять тысяч по крайней мере!

Малик молчал.

– Неужели ты не понимаешь? – настаивал Анвар. – Калид-шах необыкновенно богат! У него целое состояние в европейских банках, вложенное туда еще его отцом! Ему вовсе нет необходимости быть пашой Бурсы или делать еще что-то, связанное с султаном. Он может собрать свою семью и уехать в любую минуту. Не делает этого лишь потому, что изо всех сил пытается предотвратить кровопролитие и спасти своих подданных от гражданской войны.

– Вот поэтому я и не хочу требовать от него денег. У султана повсюду шпионы, и если Калид-шах заплатит нам, он тут же узнает об этом. Посмотри, вся эта история попала в газеты. И если девушка окажется на свободе, газеты моментально сообщат об этом.

Хаммид знает, что Калид сочувствует нам. Он решит, что похищение подстроено самим пашой, чтобы получить оправдание той денежной помощи, которую он нам оказывает.

– Тем лучше! – воскликнул Анвар. – Если Хаммид увидит, что Калид-шах – наш союзник, он поймет, что мы глубоко проникли в Западную империю.

Внезапно Анвар задумался.

– Конечно, тебе придется отдать девушку. Малик ничего не ответил.

– О чем ты думаешь? – спросил Анвар.

– Калид-шах – наш друг. Я вовсе не хочу подставить Бурсу под удар.

– То, чего хочет Калид, не произойдет никогда. Хаммид не пойдет на компромисс; он скорее сровняет с землей всю страну.

– Меня больше волнует, что случится, если Хаммид узнает об этой сделке, – Малик отложил газету. – Это должно выглядеть как враждебное действие.

– Шах хочет с тобой встретиться. Скажи ему это, – После недолгого колебания Анвар снова вернулся к теме, которую считал важной.

– Сможешь отдать девушку? – спросил он.

– За пять тысяч курушей я вынужден буду это сделать, – коротко ответил Малик, отвернулся и пошел прочь.

* * *

Секретарь Дэнфорд принял из рук Беатрис Вулкот чашку чая и положил в нее кусочек сахара. Служанка молча протянула ему поднос с конфетами.

– Попробуйте, – предложил Джеймс. – Жена готовит их по старинному семейному рецепту, а вместо орехов пекан добавляет местный арахис. Очень вкусно!

Дэнфорд взял конфетку и положил ее на позолоченную фарфоровую тарелку. Фарфор оказался лиможским, наивысшего качества, так же, как и все остальное, принадлежавшее Вулкоту.

Действительно, Джеймс Вулкот в Турции преуспевал.

– Так что, официальный ответ султана гласит, что мы ничего не сможем сделать? – продолжил Джеймс разговор, прерванный появлением секретаря.

Дэнфорд кивнул – рот его оказался занят орехами. Наконец он проглотил их и вытер рот салфеткой, прежде чем ответить.

– Он говорит, что люди, похитившие Вашу племянницу, – разбойники, живущие вне закона. Если их поймают, то, разумеется, они понесут высшую меру наказания, но пока ни одному монарху не удалось полностью остановить преступность в своей стране.

– Другими словами, он умывает руки, – фыркнула Беатрис, поморщившись и старательно снимая с кисейного рукава невидимые пылинки.

– Боюсь, что так оно и есть, – согласился Дэнфорд. – Султан прекрасно знает, что вся страна сочувствует мятежникам, поэтому он и пальцем не шевельнет, чтобы освободить из их рук американскую гражданку. Ваша племянница стала жертвой лицемерия на международном уровне.

– Тогда вся надежда на Калид-шаха, – вздохнул Джеймс.

– Я говорила тебе это с самого начала, – не преминула заметить Беатрис.

– Как Вы считаете, этот бандит послушает его? – спросил Джеймс Дэнфорда.

Секретарь посольства поставил чашку и стряхнул с пальцев крошки.

– Если не послушает, Вы больше никогда не увидите свою племянницу, – мрачно ответил тот.

* * *

Улица, ведущая в сторону от главной, больше походила на переулок – настолько она была узка и изрыта колесами тележек, подвозящих товары к лавкам. Глинобитная постройка в конце его казалась низкой и темной, наполненной запахами кофе и густым дымом крепчайшего турецкого табака. Говор многоязыкой толпы походил на жужжанье пчел, а сама кофейня, куда вошел Калид-шах, больше напоминала улей.

Одет он был в стиле британского бизнесмена: в костюм-тройку. А светло-кофейный оттенок кожи, черты лица, напоминающие европейские, и викторианская бородка лишь усиливали сходство с британским туристом. В дальнем конце зала он моментально заметил Малик-бея. Молодой человек был одет бедуином. Свободные одежды делали неузнаваемой фигуру, а головной убор скрывал волосы и нижнюю часть лица.

Переодевание это служило мерой предосторожности. Малика еще ни разу никто и нигде не выдал, несмотря на обещанную за его голову крупную награду. Но какой-нибудь подвыпивший бедствующий крестьянин мог узнать его и, не сдержавшись, выдать свои чувства, а тем самым и Малика.

Мужчины не спеша направились друг к другу и встретились посреди зала у исцарапанного ножом стола. Калид жестом пригласил Малика присесть и заказал две порции боца – ячменного пива, так любимого рабочим людом. С официанткой он говорил по-турецки, а когда обратился к Малику, сразу перешел на английский, чтобы никто вокруг не смог понять, о чем идет разговор.

– Я пришел, чтобы поговорить о выкупе американской девушки, – начал Калид. – Что ты хочешь за нее?

– Пять тысяч курушей, – не задумываясь, ответил Малик.

– Это немало.

– Немного за родственницу Вашей любимой супруги, – сухо заметил Малик.

– Родство вовсе не близкое – Сара даже не знает ее. Девушка эта – племянница жены ее кузена. Вы знали об этом, когда похищали ее?

Малик покачал головой.

– Я видел лишь, что она молода и красива и наверняка принесет немалые деньги, если ее продать на невольничьем рынке.

– Так почему же ты до сих пор не сделал этого? – Калид внимательно взглянул в лицо своему собеседнику.

Малик отвел глаза.

– Я старался, но не смог.

Официантка принесла кружки, и Калид расплатился с ней. Когда она отошла, он наклонился через стол и произнес:

– Я заплачу тебе десять тысяч, если ты три недели продержишь Амелию у себя – в целости и сохранности, – а потом вернешь ее мне.

Малик от изумления потерял дар речи.

– Я вовсе не шучу, – продолжал Калид. – Деньги здесь, со мной.

– Зачем это? – наконец нашел в себе силы спросить Малик.

– Если мы поступим так, султан решит, что я не хотел платить выкуп и долго колебался, а уступил лишь настойчивым просьбам жены, – он улыбнулся. – Хорошо известно, что я люблю и балую ее, и султан прекрасно понимает подобные чувства.

Малик кивнул, лихорадочно обдумывая предложение.

– Я хочу исключить всякое подозрение в сговоре, – продолжал Калид, – а кроме того, есть и еще одно соображение, – он отпил глоток пива. – Султан созывает всех пашей на совет. Я надеюсь получить для Бурсы кое-какие концессии, и если султан будет думать, что я – твой должник, он отнесется ко мне с большим сочувствием.

– Не зря говорят, что Вы играете им, как захотите, – не в силах скрыть восхищение, заметил Малик.

– Приходится хитрить, Ага, – ответил Калид, называя Малика тем титулом, который тот привык слышать от своих товарищей. – Под его началом находятся отряды янычар, и он может в несколько дней сровнять с землей всю Бурсу. Люди смотрят на меня в надежде, что я смогу их защитить. Драться я отважусь только тогда, когда лишу Хаммида его личной армии и буду уверен в победе.

– Любой другой на Вашем месте уже давно уехал бы отсюда и жил в Лондоне, купаясь в роскоши, – задумчиво сказал Малик.

– Но я-то ведь не кто-то другой, – коротко и сухо возразил Калид.

– Где деньги?

– Здесь, – паша поставил на стол кожаную сумку. – Я отдаю их тебе сейчас как вклад в твое дело, ведь совсем скоро они могут понадобиться тебе.

– Почему? Что Вы имеете в виду?

– Вчера я получил весточку от одного из моих шпионов. Султан планирует налет на армянские кварталы Константинополя. Он подозревает тебя в сговоре с армянами.

– Когда это будет?

– В четверг, на заре. Если ты хочешь, чтобы твои союзники пережили этот день и смогли и дальше поддерживать тебя, пошли подкрепление накануне и дай им знать об опасности.

Малик взял сумку и поднялся.

– Когда мы выступим против султана, я предупрежу Вас заранее, чтобы Вы успели вывезти свою семью на запад.

– Когда вы выступите против султана, я буду с вами. Малик протянул руку, и Калид крепко ее пожал.

Глаза их встретились, и никто не отвел взгляд.

– Наверное, с Амелией хлопот не оберешься? – лукаво предположил Калид.

Малик кивнул, слегка улыбнувшись.

– С моей женой было то же самое, но игра стоит свеч, поверь мне. Береги ее.

Малик кивнул. Он все понял.

– Удачи тебе в четверг. Попозже я пришлю Махмуда и передам с ним, когда и где мы сможем встретиться, чтобы ты отдал мне девушку, – с этими словами Калид поднялся и вышел из кофейни.

Малик смотрел вслед могучей фигуре шаха, и чувствовал, как сильно и неровно бьется его сердце. А руки сами собой крепко сжимали бесценную сумку.

Ему доводилось слышать самые удивительные рассказы о паше Бурсы. Теперь он знал, что они не выдуманы.

* * *

Когда Малик вечером вернулся в лагерь, первым делом он отослал Матку из палатки и отпустил часовых. Эми с удивлением наблюдала, как он присел перед ней на корточки и вытащил из ножен кинжал.

Широко раскрыв глаза, девушка затаила дыхание.

Двумя сильными движениями он разрезал ее путы и произнес:

– Вставай!

Эми неуверенно поднялась, затекшие ноги не слушались ее. Малик протянул ей руку, и она тяжело оперлась на нее, ища поддержки.

– Мы пойдем гулять, – пояснил мужчина. Взгляды всех женщин в лагере сосредоточились на девушке, пока она проходила в сопровождении своего повелителя мимо костров, на которых варили пищу, мимо коновязи, мимо главного поста охраны – в лес, начинающийся сразу за лагерем. Пройдя совсем немного, они оказались на поляне, где упавшие стволы старых деревьев могли служить удобными диванами. Малик знаком предложил Эми сесть, а сам остался стоять рядом.

– С какой стати такая милость? – с недоумением поинтересовалась Эми, подняв вверх стертые, измученные веревками руки.

– Что ты сказала? – переспросил Малик. Очевидно, его английский все-таки не был совершенен.

– Почему ты снял веревки? – упростила вопрос девушка.

Мужчина посмотрел в землю, потом вновь перевел взгляд на Эми.

– Я встретился с твоим родственником, Калид-шахом, пашой Бурсы.

Эми с торжеством посмотрела на него.

– Правда? Как интересно! Я же говорила тебе, что не лгу.

– Но ты ни разу не упомянула его имени.

– Я не могла сразу вспомнить его.

– А я подумал, что ты просто искала еще один способ удрать.

– Ты даже слушать меня не хотел! – с негодованием прервала его Эми.

Малик поднял руку, пытаясь успокоить ее.

– Теперь это уже не имеет ни малейшего значения. Паша вернет тебя твоей семье через три недели.

Эми смотрела на него широко распахнутыми глазами, не в силах поверить услышанному.

– Больше тебя не будут связывать, потому что тебе уже незачем пытаться убежать. Я не собираюсь ни продавать тебя, ни каким-то образом вредить тебе. Калид-шах уже отдал мне все, что мне было нужно. Отныне тебе абсолютно ничего не угрожает. О тебе будут заботиться, до тех пор пока он не приедет и не заберет тебя.

– Так он уже заплатил?

– Да.

– Сколько?

– Зачем тебе знать это?

Эми подняла с земли щепку и принялась теребить ее в руках.

– Простое любопытство. Для тебя оказалось бы разочарованием и позором столько из-за меня вытерпеть и не получить того, на что рассчитывал.

– Сумма меня вполне устраивает, – кратко ответил Малик.

Эми промолчала.

– Ну? – поддразнил мужчина. – Я думал, что эта новость обрадует тебя.

– Я не очень верю твоим словам, – призналась Эми.

– Почему же?

– Почему? Ты удивлен? Такому правдивому человеку – и не верят? – в голосе Эми звучал сарказм.

– Что заставляет тебя не доверять мне?

– О, дай-ка подумать. Что бы это могло быть? Во-первых, твое прошлое; во-вторых, твое нынешнее занятие; твоя безупречная репутация; твое честное лицо…

– Ответь мне серьезно!

– Ты спокойно можешь принять от Калида деньги, а потом продать меня. К тому времени, как он появится здесь, я буду уже где-нибудь очень далеко, а ты получишь двойную плату за одну заложницу.

– Судя по всему, он доверяет мне.

– Не могу понять, с какой стати.

– Я человек слова.

Девушка, не удержавшись, фыркнула.

– Что это? Честь среди воров? Или вас называют похитителями? Ах, прости, ты же называешь себя Ага – народный герой?

– Мы называем себя людьми, которые хотят быть свободными.

– Ах, пожалуйста! – Эми встала и сжала руки в кулачки. – Хоть раз скажи мне правду! Почему все-таки Калид отдал тебе деньги сейчас, а не тогда, когда ты меня освободишь? Разве обычно делается не так? И почему он приедет за мной только через три недели? Что-то стоит за этим, Малик, и я хочу знать, что именно!

Малик не ответил. Эми впервые назвала его по имени, причем именно с тем, местным, произношением, с которым говорили его друзья. Он внезапно растрогался.

– Или ты мне лжешь? – продолжала девушка почти яростно. – Выдумал все это просто для того, чтобы меня сбить с толку? – Она прижала кулачки к вискам. – Я и так уже не знаю, чему можно верить, а чему нет!

– Верь тому, что я тебе говорю.

– С какой стати? Ты можешь лгать мне, придумать что угодно. Может быть, просто следующий торговец невольницами, с которым ты договорился, не может приехать раньше, чем через три недели. А может быть, ты рассказываешь мне эту сказку, чтобы я вела себя тихо и не доставляла тебе хлопот, до тех пор пока не явится Калид и вы не заключите сделку.

– Ты слишком много думаешь, – оборвал девушку Малик, подняв с земли ветку и резким движением сломав ее пополам.

– Еще бы! Что же мне еще остается делать, сидя весь день связанной? – возмутилась она.

– Я же сказал, что больше тебя никто не собирается связывать, – успокоил ее Малик.

– Ах, благодарю Вас, мой повелитель! – в голосе Эми звучал сарказм. – Я так Вам признательна за доброту! А не забыла ли я выразить Вам благодарность за то, что Вы привезли меня сюда на своем коне, приставив к затылку пистолет, и поместили в королевские покои? Уж не говоря о демонстрации моих достоинств этому животному в тюрбане? Почему же все-таки ты не продал меня Халмаду? Что, он назначил недостаточно высокую цену?

Малик схватил девушку за руку.

– Да нет же! Цена была превосходна! Я просто не мог позволить ему раздеть тебя, словно проститутку! А он требовал именно этого!

– Почему же? Ты хочешь сделать это сам? – не могла успокоиться Эми.

Внезапно оба осознали сказанное. Повисло тяжелое молчание. Положение оказалось в высшей степени неловким: слишком многое из того, что оба чувствовали, внезапно оказалось обнаженным.

Эми пришла в себя первой.

– Ты делаешь мне больно! – пожаловалась она, пытаясь освободить руку, которую изо всех сил сжал Малик.

Он не пошевелился.

– Мне больно! – повторила девушка. – Отпусти! Пальцы медленно разжались, и Эми принялась тереть запястье.

– Возвращайся в лагерь и будь в моей палатке, – коротко скомандовал Малик, глядя в сторону.

– Разве ты не хочешь накинуть мне на шею петлю и отвести меня туда на веревке? – Эми старалась сохранить свой прежний издевательский тон, но искренности в нем уже не было. Она явно была поражена: даже побледнела.

– Солнце садится. Если ты хочешь провести еще одну ночь в лесу вместе с волками, оставайся со мной. Я не пойду в лагерь.

– Почему? Потому что ты уже получил за меня деньги?

– Потому что ты невыносима, и я не могу и не хочу больше тебя видеть.

Снова наступило долгое молчание. Эми выпрямилась, глядя прямо в лицо Малику. Подбородок ее дрожал.

– Я ненавижу тебя! – прошипела она со слезами на глазах.

– Это твои проблемы, – спокойно ответил Малик.

По щеке девушки скатилась слезинка, и она раздраженно смахнула ее. Потом повернулась и пошла прочь. Когда она скрылась за деревьями, Малик сел и закрыл лицо руками.

Нельзя позволять себе никаких чувств! Сейчас не время для этого! Сказать, что сейчас есть гораздо более важные вещи – значит, не сказать ничего: судьба его страны висит на волоске, а он пререкается с этой американской девчонкой, которая умудрилась уже доставить ему больше хлопот, чем все женщины, с которыми он имел дело раньше.

Он рискует делом своей жизни, не говоря уж о том, что выставляет себя в самом нелепом виде.

Но странно – это все казалось неважным. Он в ловушке и понимает это! Через три недели она уедет отсюда, и он никогда больше не увидит ее, но сейчас – пока она здесь – он не может находиться вдали от нее!

Малик встал и начал мерить шагами поляну, нервно ероша рукой волосы. Он должен, должен заставить себя держаться от нее в стороне! Их соглашение с Калид-шахом не коснулось некоторых вопросов, но они подразумевались; один из них – то, что Эми должна покинуть лагерь такой же, какой и вошла в него.

То, что произошло между ними, не могло пройти без последствий, но он не может пальцем к ней прикоснуться, как бы он не хотел этого, и как бы она сама не мечтала об этом. Теперь это уже не просто задача сохранить ее девственность для невольничьего рынка; теперь это вопрос чести. Его чести.

Он не может обмануть пашу Бурсы, который рисковал своей жизнью и жизнью своей семьи, чтобы помочь революционерам.

Малик прикрыл глаза. Почему же так трудно противостоять ее обаянию? Дело не просто в том, что девушка сама желает его, даже если ее неопытность путает и обманывает ее, и она не осознает своих чувств. И гнев ее, и негодование, такие искренние вначале, теперь стали просто формой защиты; сквозь них даже ему были прекрасно видны ее истинные настроения. Но он не имел права воспользоваться моментом, даже несмотря на то, что прекрасно понимал, что он может больше и не повториться.

Скоро она вернется к своей привычной жизни и забудет о его существовании.

Мысль эта оказалась невыносимой. Малик поймал себя на том, что изо всех сил сжал кулаки, пытаясь успокоиться.

Он прекратил шагать и посмотрел на заходящее солнце. Анвар будет разыскивать его, чтобы обсудить дальнейшие действия: необходимо проникнуть в армянское поселение. Когда отряды султана на заре подойдут к нему, повстанцы будут их ждать с оружием в руках.

ГЛАВА 6

Эми проснулась от тишины. Села и оглянулась – палатка была пуста. Постель Малика так и лежала свернутой, и девушка с испугом поняла, что он так и не вернулся после их ссоры.

Она завернулась в шаль и вышла на улицу. Стоял предрассветный час, когда просыпаются птицы, а женщины разжигают костры, начиная готовить. Эми с любопытством оглянулась и сразу же осознала, что так беспокоит ее.

И мужчины, и лошади исчезли. С ними исчез и характерный, привычный шум, а внезапно наступившая тишина казалась странной и пугающей.

Женщины двигались по лагерю, словно тени, занимаясь своими обычными делами. На Эми они не обращали ни малейшего внимания, словно она была частью утреннего тумана, ползущего сквозь деревья.

Эми наблюдала за ними, недоумевая, почему они одни в лагере. Спросить было некого. Насколько она поняла, Малик единственный из всех обитателей лагеря владел английским, а ее турецкий ограничивался лишь несколькими самыми необходимыми словами и фразами.

Все вокруг казались спокойными. Ни в поведении, ни в выражении лиц не было заметно тревоги, и Эми почти позавидовала этой способности принимать изменившуюся ситуацию такой, как она есть.

Она прекрасно понимала, что никогда на сможет стать настолько отрешенной. Всегда хотела знать причины и необходимые подробности любой ситуации, а невозможность узнать и понять огорчала и раздражала ее.

Этот день оказался самым длинным в жизни Эми. Она понятия не имела, что происходит, и вокруг не было никого, кто мог бы сказать ей это. Уже в сумерках, когда она больше не могла выносить создавшееся положение, девушка нашла Матку, которая преспокойно что-то шила, и спросила ее по-английски:

– Где все мужчины?

Старуха посмотрела на нее, явно не понимая, и лишь пожала плечами.

Малик-бей, – тщательно произнесла Эми, надеясь, что Матка поймет хоть это. Потом она развела руками, показывая, что его нигде нет, и изобразила, будто ищет по всем углам.

– Где он? – спросила она.

На лице Матки изобразилось понимание, но она так ничего не сказала и снова занялась шитьем. Расстроенная, Эми ушла, надеясь найти кого-нибудь более толкового. Мимо с ведром воды прошла Риза – та девочка, которая помогала Эми принимать ванну. Эми схватила ее за руку и разыграла ту же пантомиму.

– МАХАЛЛ АРМЕНИА, – ответила девочка. Даже Эми поняла, что это значит; она слышала это выражение от Малика. Армянский квартал в Константинополе.

– Зачем? – спросила Эми, подняв плечи и вопросительно вскинув брови.

– Танзимат, – произнесла Риза. – Революция.

«Революция? – подумала Эми, глядя вслед девочке. – Что это значит? Они же всегда заняты революцией – в ней смысл их жизни».

Наконец она поняла, и страх ледяной рукой сжал ей горло: Риза имела в виду, что сейчас мужчины сражаются. Именно в эти минуты и Малик, и его товарищи рискуют жизнью. Как же она глупа и наивна!

Война была профессией и главным занятием Малика. Так как же она могла удивляться тому, что он исчез из лагеря и направился сражаться с султаном? Он делал это уже бесчисленное количество раз, и ему вовсе не нужно ее разрешение еще на одну подобную операцию.

Эми вздрогнула, задумавшись о том, увидит ли она его снова. Ах, если бы их последняя встреча не была такой горькой – наполненной обидой и злобой!

Едва она осознала, где сейчас Малик и чем он занимается, она тут же поняла, что вовсе не хочет, чтобы с ним что-нибудь случилось.

Как только стемнело, Эми вновь вернулась в палатку Малика. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания, и она преспокойно могла уйти из лагеря незамеченной; но Малик, должно быть, знал, что она этого не сделает. В конце концов, ведь он ничем не рисковал, оставляя ее без охраны. Деньги он получил, и самым надежным для Эми способом выбраться из этого кошмара сейчас был уже приезд Калид-шаха. Но появилось что-то такое, что удерживало девушку в лагере. Ей необходимо дождаться Малика и увидеть, что с ним все в порядке. Она и сама прекрасно понимала наивность своего желания. Уже через несколько недель он станет для нее лишь тенью, памятью, но все равно невозможным казалось противостоять необходимости увидеть того, кто еще совсем недавно казался врагом.

Эми уснула беспокойным, часто прерывающимся сном, но лишь на заре она услышала стук копыт и поняла, что это возвращаются воины.

Девушка вскочила и выбежала на поляну; то же самое сделали и остальные женщины. Она лихорадочно оглядывалась, ища Малика, но видела лишь повисших на спинах коней раненых. Те же, кто способен был двигаться, ухаживали за ними. Вернувшиеся воины заполнили всю поляну, но единственного – такого нужного – человека среди них не было. Вдруг мелькнула черная кудрявая голова, а потом залитая кровью худощавая фигура. Эми похолодела от ужаса, и взгляд ее помутился. Но когда она снова обрела способность ясно видеть, то с чувством облегчения заметила, что ранен Анвар, а Малик стоит с ним рядом.

Пытаясь унять тяжелый и неровный стук сердца, Эми наблюдала, как двое сняли Анвара с коня Малика и отнесли его в палатку. Малик шел следом. На девушку он даже не взглянул.

Весь день лагерь жил своей привычной жизнью, но в ней не ощущалось спокойствия. Скорее всего эта жизнь напоминала жизнь госпиталя, целиком подчиненную заботам о раненых. Эми внимательно наблюдала за палаткой Малика, куда положили Анвара, видела, всех, кто туда входит и выходит, следила за выражением лица Малика в те минуты, когда он появлялся. Наконец, когда женщины уже принялись готовить ужин, он прошел по поляне.

Эми подбежала к нему:

– Я могу помочь тебе с Анваром.

Как она и надеялась, слова эти привлекли его внимание.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, глядя на девушку сверху вниз.

– Когда я еще училась в школе, то целых два года работала в госпитале. И много знаю о том, как ухаживать за ранеными и больными.

– Ах, боже! Я знаю этих американских добровольцев! Ты хоть раз навестила больного – между вечеринками и зваными приемами?

– Я помогала в палате, перевязывала раны и следила за правильностью дозировки лекарства.

– А что, в Бостоне еще не закончилась гражданская война? – сухо поинтересовался Малик.

– Преступники и полицейские все время стреляют друг в друга, – объяснила Эми. – За ними я и ухаживала. Ты удовлетворен? Что еще тебе нужно?

– Мне нужен врач, – сокрушенно произнес Малик. – Но все они слишком боятся султана и не хотят ехать к нам!

– В таком случае я тем более смогу оказаться полезной, – спокойно заявила Эми. – Ты позволишь мне взглянуть на него?

Малик с сомнением посмотрел на девушку.

– Я правда хочу помочь, – тихо поговорила она. – Конечно, я не могу одобрять ваших методов добывания денег, но не стану специально вредить раненому человеку.

Малик продолжал испытующе разглядывать девушку, явно не доверяя ей.

– Разве есть здесь кто-нибудь еще, разбирающийся в западной медицине? – продолжала убеждать его Эми. – Кто-нибудь, вообще понимающий в уходе за ранеными?

– Мы много раз уже лечили раненых, – коротко ответил Малик.

– И что, тебе уже приходилось выхаживать своего лучшего друга? – настаивала девушка. – Что может случиться, если я взгляну на него?

Малик вздохнул, сдаваясь.

– Хорошо. Пойдем.

Они направились к палатке, в которой лежал раненый и сидели его родственники. Едва Эми опустилась рядом с Анваром на колени и дотронулась рукой до его горячего лба, одна из женщин что-то горячо заговорила по-турецки.

Что она говорит? – спросила Эми Малика.

– Не хочет, чтобы ты лечила его, – коротко ответил тот.

– Почему же?

– Она считает, что ты иностранка, гяурка-неверная и принесла в лагерь беду.

– Она должна благодарить за мое появление здесь тебя, Ага, – ответила девушка. – Почему бы тебе не объяснить ей это? – Эми вновь склонилась к Анвару, и женщина предостерегающе схватила се за руку.

– Послушай, я вовсе не собираюсь вредить ему, – повернулась к ней Эми. – Малик, объясни же ей, что я просто хочу помочь. Она должна доверять мне! Ведь ты же доверяешь, правда?

Малик спокойно взглянул на нее:

– Если бы это было иначе, тебя бы сейчас здесь не было.

– Тогда скажи им всем, чтобы они вышли. Они мешают мне своими взглядами и разговорами.

Малик что-то коротко произнес по-турецки, и члены семьи раненого медленно и тихо вышли из палатки. Когда они остались одни, он спросил:

– Ну, что ты думаешь?

Эми сняла повязку и взглянула на кровоточащую рану в плече Анвара. Рана оказалась рваной – от сплющившейся пули – и черной от пороха.

– Ну? – нетерпеливо повторил Малик.

– Пуля вышла – рана сквозная – и это очень хорошо: не придется извлекать ее. Но явно началось воспаление. Вот почему она так страшно выглядит. Кроме того, у него лихорадка.

– Можно с этим что-нибудь сделать?

– Необходим компресс. Для этого нужно найти травы. А кроме того, необходимы средства от заражения крови и лихорадки.

– Ты же знаешь, что у нас ничего нет, – нетерпеливо оборвал Малик.

– А в городе на базаре разве нет аптекаря? Ты мог бы купить лекарства.

– Скажи, что нужно, и я все достану. Вернусь через день.

Эми поднялась и посмотрела Малику в глаза.

– Я не знаю турецких названий. Я должна сама все увидеть.

Прошла минута, прежде чем до Малика дошли ее слова.

– Я не могу таскать тебя за собой в Константинополь и обратно, – сухо и коротко произнес он.

– У тебя есть другие варианты? Я и сама умею прекрасно ездить верхом, поэтому тебе вовсе не потребуется возиться со мной. Ты что, предпочитаешь смотреть, как Анвар умирает?

– На нас непременно обратят внимание! – воскликнул Малик. – Возможно, ты и не заметила этого, Амелия, но у турецких женщин не бывает ни русых волос, ни серых глаз!

– Ну, так мы наденем одежду бедуинов; ты же носишь ее, когда хочешь замаскироваться. Если мое лицо будет закрыто, а глаза опущены, никто ничего и не заподозрит. Единственное, что мне нужно, – это найти аптеку. Я узнаю травы по виду. В Бостоне меня всему научил человек, который очень хорошо в них разбирался и был знаменит своим искусством.

– Опасная затея… – Малик все еще сомневался. – Анвар не слишком симпатизировал тебе. С самого начала был против того, чтобы держать тебя в лагере. Так зачем тебе рисковать быть замеченной в городе со мной – человеком, за чью голову назначена награда? Султан не очень-то жалует тех, кто сочувствует государственным преступникам!

– Затем же, зачем рискуешь и ты: нельзя дать Анвару умереть – ведь я могу спасти его. Я уже видела подобных больных, и если у меня будут лекарства, я смогу ему помочь! Ты же не хочешь потерять друга, правда?

Малик задумался.

– Если нас остановят, тебе придется сказать, что ты моя пленница и я силой заставил тебя ехать. О твоем похищении всем известно. Тебе поверят.

Эми улыбнулась.

– В какой-то степени это правда. Разве не так? Малик промолчал.

– А моя одежда – та, в которой я сюда приехала – цела?

– То, что от нее осталось. Почему ты спрашиваешь?

– Там не сохранилась моя маленькая сумочка-ридикюль?

– Думаю, что Матка убрала ее вместе с остальными твоими вещами.

– В ней есть зеленая бутылочка с лекарством, которое мне назначили после смерти моих родителей. Настойка опия. Если дать ее Анвару, то боль утихнет и он сможет заснуть – до тех пор, пока мы вернемся.

– Почему ты принимала ее?

– После того как мои родители погибли, меня мучили кошмары. Моя доза – колпачок от бутылки и еще ложка. Если Анвар будет принимать эту дозу каждые восемь часов – точно по графику, – то он проспит как раз до нашего приезда.

Малик напряженно слушал ее.

– Что-нибудь еще? – спросил он, когда Эми замолчала.

– Да. Еще в этой сумочке есть маленькая деревянная коробка с таблетками аспирина. Они не позволят воспалению и лихорадке прогрессировать, пока нас не будет.

– Что такое аспирин?

– Это кислота. Ее веками используют коренные жители моей страны. Варят кору осины – она растет на западе Америки – и пьют отвар. Примерно двадцать лет назад немцы самостоятельно обнаружили ее целебные свойства, но американские врачи все еще мало используют их.

– Почему же?

– Малик, мы тратим драгоценное время! Давай поговорим об этом по пути в город!

– Нет, я сейчас же хочу знать, почему американские доктора не одобряют то лекарство, которое ты хочешь дать Анвару. Сейчас же!

– Просто-напросто большинство моих соотечественников не верят в лечение травами. Считают, что это дело знахарей.

– Кто такой знахарь?

– Знахарь… ну, скажем лекарь-шарлатан. Малик улыбнулся.

– А что такое шарлатан? Теперь улыбнулась Эми.

– Безрассудный экспериментатор, который претендует на знания, но не имеет их. Не волнуйся: я принимала аспирин; он помогает. Обещаю тебе, что он поможет и Анвару. Нужно принимать по таблетке каждые четыре часа.

– Хорошо. Я пошлю сестру Анвара за твоей сумкой и передам ей твои указания. Она будет ухаживать за ним в наше отсутствие.

Малик смотрел, как Эми снова аккуратно перевязала рану, а потом осторожно коснулась тыльной стороной руки горящей щеки больного.

– Когда погибли твои родители? – спросил он.

– Два месяца назад, в дорожной катастрофе в Бостоне. Суд определил мне опекуна – мою тетушку. Я как раз к ней и ехала, когда ты… прервал мою поездку.

Малик подал Эми руку и помог ей встать на ноги.

– Так значит, все, что ты наговорила мне ночью в лесу – правда? – спросил он.

– Да, все это – чистая правда. Я не лгунья, Ага-хан. Малик покачал головой и поднял перед Эми полог палатки.

– Что? – не поняла девушка его жест.

– Мой язык в твоих устах звучит странно.

– А мой язык звучит странно, когда на нем говоришь ты. Ты и сам не представляешь, какой эффект производит речь оксфордского студента, когда ее слышишь от Короглу.

В глазах Малика мелькнуло изумление.

– Что ты знаешь о Короглу? – спросил он.

– Это национальный герой Турции, так ведь? Я прочитала о нем в газете. Там с ним сравнивали тебя.

Малик небрежно взмахнул рукой.

– У журналистов слишком пылкое воображение. То, что я делаю, просто необходимость. Отправляйся в мою палатку, и я пришлю к тебе Матку с бедуинским нарядом.

Эми повиновалась, и совсем скоро предстала одетой, как номад[7] – в длинных одеждах, с плотной вуалью и шарфом, закрывающим нижнюю часть лица.

Малик подвел двух лошадей. К седлу одной из них были приторочены два одеяла, большая фляга и дорожная сумка.

– Ты говорила, что умеешь ездить верхом, – словно оправдываясь, проговорил Малик, заметив, что Эми несколько смущенно разглядывает его коня.

– На этом я не смогу, – ответила она.

– Не сомневаюсь. Мехмет подчиняется только мне.

– Но кобыла кажется довольно смирной, – продолжала Эми.

– Она действительно смирная. Ее зовут Доша. Ну, залезай!

Малик вытянул руки, и Эми подошла ближе, чтобы он мог подсадить ее в седло. Доша заволновалась, и Эми слегка натянула поводья, чтобы успокоить ее. Лошадь послушалась.

– Хорошо! – произнес Малик, и Эми сама удивилась, как согрело ее одно лишь это слово.

Малик что-то сказал по-турецки Юрию, который стоял неподалеку, всем своим видом демонстрируя неодобрение. И под взглядами всего лагеря двое выехали в дальний путь.

Они ехали все утро, спустившись с гор и пересекая песчаную долину, – до тех пор пока жаркое солнце не заставило их остановиться. В надежде найти отдых путники свернули в небольшую рощу. Малик спешился первым, и Эми доверчиво нагнулась, чтобы он снял и ее. Он взял ее за талию, и на какой-то момент девушка почувствовала на своем лице его теплое дыхание.

– Устала? – спросил Малик, когда Эми села, прислонившись спиной к дереву и закрыв глаза.

– Все в порядке. Просто немного отвыкла от верховой езды. Кто устал, так это, должно быть, ты. Ведь еще вчера ты воевал в армянском квартале, а всю ночь ехал, возвращаясь в лагерь.

Малик жадно глотнул из фляги и передал ее девушке.

– Откуда ты знаешь, что я воевал именно там?

– Мне сказала Риза.

– Слишком много она болтает, – мрачно проворчал Малик.

– Это я спросила ее, куда ты делся. Я проснулась и увидела, что все мужчины куда-то исчезли. Очень испугалась.

– Меня предупредили, что султан задумал нападение на армянский квартал, и мы отправились туда, чтобы обеспечить янычарам достойную встречу.

– Вы победили?

– Победили, но лишь в этой битве, а не в войне.

– Почему султан выступает против армян?

– Они – сепаратисты, хотят иметь свою собственную землю и страну. В данный момент мы с ними союзники, поскольку у нас общий враг. – Он ухмыльнулся. – Армяне так же не любят платить дань султану, как и мы.

– А кто такие янычары? – поинтересовалась Эми. – Все их почему-то боятся.

– «Йены черы», – медленно произнес Малик, давая девушке услышать истинно турецкое звучание слова, означающего гвардию султана. Достал из сумки ломоть сыра и, разломив его пополам, часть потянул Эми. Но она лишь отрицательно покачала головой.

– «Призванные люди». Их еще мальчиками забирают из родного дома и специально обучают. Их долг – преданно охранять Хаммида и каждого, кто подал хоть малейший повод усомниться в его верности султану, немедленно казнят.

– У них нет выбора – поступать или не поступать на эту службу?

Малик коротко рассмеялся.

– Султан не допускает альтернативы. Но обычно янычар набирают из христианских семей, как правило, многодетных, поэтому выбор юноши прост: или армия, или голод. А вообще-то, в империи мало кто может позволить себе роскошь выбора.

– Но вы же хотите все изменить, – задумчиво произнесла Эми.

Малик поднял голову.

– Ты думаешь, что это всего лишь мечта? – спросил он, доставая из сумки каравай ячменного хлеба.

– Кажется, обстоятельства не благоприятствуют вам, – спокойно ответила девушка.

– Возможно, это и так. Я могу и не дожить до победы, но мое дело откроет путь тем, кто наверняка ее увидит.

– И этого для тебя достаточно?

– Я не хочу прожить жизнь раба. Если мне и суждено умереть молодым, то по крайней мере это будет достойная смерть. – Он протянул ей горсть оливок, но Эми положила их на землю.

– Пожалуйста, съешь что-нибудь, – попросил Малик. – У нас впереди еще четыре часа пути.

– Слишком жарко, есть совсем не хочется, – отказалась девушка, снимая шарф с лица и обмахиваясь им. – Ты уверен, что мы успеем добраться до города, прежде чем базар закроется?

Малик кивнул.

– Я уже много раз ездил этой дорогой. У тебя будет еще по крайней мере полчаса, чтобы купить все необходимое, и мы сразу отправимся в обратный путь.

– Ты очень любишь Анвара, да? – спросила Эми.

– Мы выросли вместе недалеко отсюда – в деревушке такой маленькой, что у нее даже нет названия. С пяти лет Анвар был мне, словно брат; а едва мы взяли в руки оружие, он стал и моей правой рукой. Мне его жизнь так же дорога, как моя собственная.

– Тогда поехали, – решительно произнесла Эми, вставая. – Когда дело касается лихорадки, все решает время.

– А ты хорошо отдохнула? – Малик тоже быстро поднялся.

– Отдохну, когда вернемся.

Он сложил так и не съеденный обед в сумку и привязал ее вместе с флягой к седлу. Потом помог Эми сесть в седло, подождал, пока она устроится поудобнее, и сам сел верхом.

– Закрой лицо, – напомнил он, – вдруг мы кого-нибудь встретим по дороге.

Эми послушалась.

– Спина у тебя не болит? – озабоченно поинтересовался Малик. – Если ты какое-то время не ездила верхом, то обязательно будешь ее чувствовать.

– Немного ноет, – призналась Эми.

– Ночью будет хуже, – предупредил опытный всадник и пришпорил коня.

Эми выехала вслед за ним из рощи в жару и пыль.

* * *

– Отец, ты обещал, что разрешишь сегодня покататься верхом на Хане, – напомнил Тарик, потянув Калида за рукав.

Калид отложил книгу и посмотрел на сына.

– К сожалению, Хан стареет, Тарик. Я не уверен, что он выдержит тебя.

– Но ты же обещал! – захныкал мальчик, обиженно надувая губы.

Калид взглянул на Сару – которая проверяла контрольные по математике. Но она лишь подняла руку, словно прося избавить ее от споров.

– Насколько я помню, я обещал подумать об этом, а это нечто другое, как ты понимаешь, – сухо пояснил Калид.

Тарик продолжал выжидательно смотреть на отца. Наконец отец поднялся и покачал головой.

– Ну хорошо, беги в конюшню и скажи Алефу, чтобы седлал его. Я спущусь через несколько минут, и мы сделаем несколько кругов по двору. Мне нужно быть уверенным, что ты не загонишь до смерти моего старого и верного друга.

Мальчик с радостным криком выбежал из комнаты. А Сара укоризненно взглянула на мужа.

– Ты балуешь его, Калид!

– Не понимаю, за что он так любит этого коня, – недоуменно произнес Калид.

– Не понимаешь? – повторила за ним Сара. – Но ты же сам рассказал ему столько историй о своих подвигах верхом на Хане, что странно, как он вообще еще не спит в конюшне с ним рядом! Калид улыбнулся.

– Не хочешь ли ты сказать, что я преувеличиваю перед сыном свои прежние заслуги? – поинтересовался он.

Сара шутливо кинула в него ластик. Он поймал его на лету, прошел через всю комнату и сел за стол с ней рядом. Затем взял ее руку в свою.

– Прервись на минуту! Я хочу кое-что тебе сказать!

Несколько удивленная серьезным тоном, Сара отложила в сторону стопку тетрадок и наклонилась, глядя мужу в глаза.

– Я все утро собирался с тобой поговорить, но рядом постоянно вертелся кто-то из детей.

Сара кивнула.

– Я перевел значительную сумму на банковский счет в Лондоне, – начал Калид, – и сегодня вечером отдам тебе документы и скажу имя человека, который в дальнейшем будет вести мои дела. Нужно, чтобы ты могла при первой же необходимости забрать детей и уехать отсюда. Все, что тебе нужно, это добраться до Лондона, а там и ты сама, и дети будете в безопасности, свободные от всяких материальных забот.

– Я не хочу уезжать отсюда без тебя, – возразила Сара.

– Придется, – твердо отрезал Калид. – Если понадобится, ты сделаешь именно так, как я сказал, без всяких колебаний.

Сара освободила руку.

– Ты прекрасно знаешь, что для меня нет жизни без тебя.

– Ну так подумай о детях, – нежно произнес Калид.

Сара помолчала.

– Неужели дела так плохи? – наконец спросила она.

– Пока нет. Но всякое может случиться. Я хочу быть готовым ко всему.

– А я-то подумала, что проблема разрешена, что Малик-бей пообещал вернуть Амелию, как только ты за ней приедешь.

– Бей действительно пообещал это, но султан – другое дело. Он изменчив и непредсказуем. Его людям приходится изо дня в день сталкиваться все с новыми вспышками восстания, и он во всем винит бея. Янычаров разбили недавно в схватке в армянском квартале, а Хаммид знает, что армяне – союзники Малика. Если, не дай бог, Малика убьют, прежде чем я получу девушку, страшно даже представить себе, что с ней может случиться.

Сара накрыла руку мужа своей.

– Как ужасно, что ты оказался в самой гуще этих событий, – печально произнесла она.

Калид резко поднялся.

– Приходилось бывать в переделках и пострашнее. Если бей сдержит слово, все будет в порядке.

– Ты доверяешь ему? – спросила Сара.

– Я поверил ему в тот момент, когда заглянул в его глаза и увидел, что это глаза Османа. Будем надеяться, что я не ошибся и что они братья не только по крови, но и по духу. А теперь позволь мне пойти за Тариком и удостовериться, что мой конь сможет пережить свидание с моим сыном.

Калид вышел из комнаты, а Сара, не отводя взгляда, смотрела ему вслед. Вздохнув, она попыталась вернуться к проверке тетрадей, но цифры на страницах уже не имели ни малейшего значения.

Калид вовсе не паникер. И если он принимает меры к тому, чтобы дать семье возможность покинуть империю, значит, дела действительно обстоят неважно.

Сара сложила руки на столе и, задумавшись, сидела, глядя в одну точку.

* * *

Константинополь расположился на двух континентах: в Европе и Азии – вдоль узкого пролива Босфор, «горла», открывающегося в Мраморное море, мерцающие воды которого чуть дальше встречаются с голубыми волнами Эгейского моря. Красота города сразу покорила Эми. Минареты вздымались ввысь рядом с христианскими храмами, а каменные и деревянные здания теснились вплотную к холмам, смотрящим в море. Это неповторимое смешение восточных и западных красок носило турецкое имя «Истанбул», что значит – «В город», словно в мире больше и не было ни других городов, ни иных дорог.

Приехав в Турцию, Эми не успела рассмотреть Константинополь: большую часть времени она провела на вокзале, дожидаясь отправления почтового дилижанса, и сейчас с изумлением и восхищением вглядывалась в залив Золотой рог, заполненный всевозможными лодками.

Некоторые из них стояли под парусами; европейские шхуны соседствовали с турецкими фелюгами. Но больше всего здесь было «каиков» – узеньких весельных лодок, ловко, с тихим плеском скользивших под мостом Галата. Движение на мосту поражало шумом и напряженностью. Здесь встречались и погонщики верблюдов, и запряженные лошадьми экипажи, и крестьяне, гонящие перед собой блеющих коз, и кочевники в длинных одеждах со своими ослами. Эми с такой жадностью смотрела по сторонам, что голова у нее едва не закружилась. Они с Маликом свернули в пыльную узкую боковую улочку, ведущую к рынку, и девушке пришлось наклониться, чтобы похлопать по шее свою лошадь, не желавшую изменять шаг.

– Не останавливайся, – тут же поторопил ее Малик, взглянув в темнеющее небо. – Сюда?

Лавочники зазывали проезжающих мимо, предлагая горячие пончики и пирожки, жареную рыбу, плов, чебуреки. К тому времени, как путники добрались до крытого рынка, солнце уже почти село, и некоторые торговцы начинали убирать свои товары. Эми проехала вслед за Маликом в ворота и направилась по переполненному людьми базару, не уставая поражаться разнообразию и обилию диковинных вещей.

Но терять время нельзя: они должны как можно скорее вернуться к Анвару. Поэтому Эми сосредоточила свое внимание на том, чтобы провести коня по узкому ряду, до тех пор пока не пришлось спешиться. Она изо всех сил старалась не замечать кипящей вокруг жизни: кудахтанья кур и пронзительных криков гусей, дразнящих запахов – от фимиама до жареного мяса, европейцев, спорящих с торговцами в тюрбанах, радугу разноцветных костюмов – свидетельство невообразимой пестроты этнических групп. Все казалось настолько ярким и шумным, что чувства отказывались принимать этот мир. Он подождет до лучших времен.

Они завернули за угол, и дорожка стала настолько узкой, что по ней могли пройти рядом лишь два человека. Малик остановился и что-то сказал босоногому мальчишке – одному из множества вертевшихся под ногами, кричащих, спорящих и просящих милостыню. Тот принял протянутую ему монетку, взял поводья лошадей и привязал их к шесту.

– Он присмотрит за ними? – спросила Эми, беспокоясь.

– Если хочет получить остальные деньги, которые я ему обещал, то присмотрит, – ответил Малик, взяв ее за руку и направляясь к двери, которая была увешана сплетенными в косы гроздьями чеснока. Деревянная вывеска, качающаяся от ветра, изображала ступку и пестик: даже неграмотный мог без труда понять, чем здесь торгуют.

– Причем здесь чеснок? – Эми показала на гирлянды.

– Дань серому волку, – пояснил Малик.

Эми понятия не имела, что это может означать, но спросить не успела: они вошли в лавку, и внимание ее тут же переключилось на другое.

Внутри оказалось темно и тесно от полок, уставленных бутылками и кувшинами – такими пыльными, что казалось, будто их не трогают годами. С первого взгляда все они казались одинаковыми. Нужно было пристально вглядываться, чтобы найти здесь то, что нужно. Солнце едва проникало сквозь закрытые ставни, но если бы Эми и смогла что-то видеть, то прочитать была бы не в состоянии: буквы были ей абсолютно незнакомы.

Откинулась занавеска, скрывавшая дальнюю часть помещения, и вышла женщина с закрытым, по обычаю, лицом. Огромные темные глаза внимательно смотрели на посетителей.

Малик вздохнул, и выражение его лица изменилось.

– В чем дело? – заволновалась Эми.

– Она из племени курдов. Это горный народ, очень независимый. Даже султан старается обращаться с ними как можно деликатнее и общаться главным образом через их вождей. Ну, будем надеяться, что я сумею с ней объясниться, – ответил Малик.

– Курды не говорят по-турецки?

– Некоторые говорят, но большинство в общении используют язык, напоминающий фарси.[8] Они редко спускаются с восточных гор. Их женщины отважны, хотя, честно говоря, все-таки странно видеть одну из них в качестве владелицы лавки.

– А что за буквы на бутылках? – шепотом спросила Эми.

– Арабские.

Хозяйка вопросительно взглянула на Малика. Тот сказал ей что-то по-турецки, и она ответила длинной чередой певучих звуков, услышав которые, Малик заметно воспрял духом.

– Что она сказала? – поинтересовалась Эми.

– Она принадлежит к секте езидов,[9] известной сверхъестественными целительными способностями своих священников. Это лавка ее отца. Он продает здесь лекарства, составленные им самим, и научил этому искусству и ее. Она говорит, что ты можешь все посмотреть и выбрать то, что тебе нужно. Здесь образцы из Европы, Америки – со всего мира.

– Прежде всего мне понадобится майоран, чтобы снять опухоль, – задумчиво произнесла Эми, блуждая глазами по полкам. – Мой учитель был англичанином, поэтому и травы, которые я знаю, все растут в Англии. Мое руководство – справочник по лечению травами Джона Гарднера. Может быть, если ты объяснишь ей, для чего мне нужна та или иная трава, она предложит что-нибудь подобное.

С Маликом в качестве переводчика дело понемногу наладилось. К тому времени как солнце зашло и покупатели направились к выходу, в сумке у Малика лежал не только майоран, но и наперстянка, календула, семена горчицы и масло из хвои. Эми так возгордилась своим неожиданным успехом, что совсем не обратила внимания на стоящих возле лошадей мужчин – их было двое.

Но Малик сразу заметил их.

– Спрячься за мою спину, – внезапно прошептал он, и девушка встревоженно оглянулась.

Две фигуры с угрожающим видом шагнули навстречу. Малик столкнул Эми с их пути и бросил сумку с травами к ее ногам.

Один из незнакомцев стремительно набросился на Малика. Через мгновение схватка продолжалась уже на земле. Эми в ужасе прижалась к глиняной стене лавки. Над ее головой, в нише, горел светильник, неровным светом озаряя эту сцену из ада. Сверкнул металл: в руках у врага оказался нож. Девушка бросилась было на помощь, но ее тут же остановила сильная рука, зажав ей рот. Она боролась изо всех сил, но второй из нападавших оказался крепок и упорен.

Эми пришлось бессильно наблюдать, как Малик вместе со своим врагом катается в пыли. Нож полоснул чуть выше локтя. Девушка невольно вскрикнула, но тут же грязная рука еще плотнее зажала ей рот. Малик что-то прохрипел и мощным усилием опрокинул врага на спину. Схватил его за руку, сжимавшую нож, и несколько раз с силой ударил этой рукой по земле, пока пальцы не разжались сами собой. Малик отбросил нож подальше и схватил нападавшего за горло. Тот пытался освободиться, но так и не смог: Малик победил. Второй, едва заметив, что товарищ проиграл схватку, тут же отпустил Эми и бросился к ножу. Ударом ноги Эми удалось помешать ему, и в этот момент Малик вскочил и сбил его с ног. Тот попытался подняться, но Малик снова ударил, а потом с силой дернул обе его руки вверх и назад. Враг упал и больше не двигался.

Малик протянул здоровую руку к Эми, и девушка бросилась к нему. Он обнял ее, и она спрятала лицо у него на груди.

– Ты в порядке? – прошептал Малик.

– В порядке ли я? Но ведь это тебя только что ударили ножом!

Он взглянул на рукав, сквозь который сочилась кровь.

– Это не страшно.

Эми слышала, как его сердце бьется совсем близко от ее уха. Она обняла его, тут же почувствовав, что и его объятие стало крепче.

– Нужно идти, – наконец произнес Малик. – Даже в здешних трущобах кто-нибудь обязательно наткнется на этих двоих. Янычары патрулируют рынок по вечерам, чтобы защитить торговцев, уносящих домой дневную выручку.

– Но почему они напали на нас? – недоумевала Эми.

– Наверное, мальчишка сказал им, что мы бедуины, приехавшие в город торговать. А после сделки, естественно, появляются деньги.

– А зачем он сделал это? Малик пожал плечами.

– Возможно, они дали ему больше денег, чем я. А может быть, он и вообще шпионит на них. Султан всех нас превратил в воров и разбойников. Заставил предавать друг друга.

Малик взял Эми за руку и повел ее прочь, ускоряя шаг – так, что скоро девушка уже почти бежала вслед за ним.

– Если они собирались нас ограбить, – задыхаясь, на ходу продолжала Эми, – то почему же они не забрали наших лошадей?

– Мне кажется, они хотели забрать и паши деньги, и наших лошадей, – предположил Малик, отвязывая и подавая ей поводья Доши. Лошадь, испуганная незнакомой обстановкой, чувствуя волнение своих хозяев, сначала попятилась, а потом рванулась вперед, копытами вздымая клубы пыли.

– Нет! Стой! – закричала Эми, бросаясь вслед, хотя поймать ее не было уже никакой надежды.

– Не надо, пусть убегает, – остановил девушку Малик. – Она научена возвращаться домой, в лагерь, а мы прекрасно доедем вдвоем на Мехмете.

– Разве она найдет дорогу в такую даль? Ты не должен терять хорошую лошадь! – возразила Эми, все еще с тоской глядя вслед исчезнувшей кобыле.

– Она обязательно вернется, а нам нельзя напрасно тратить время. – Будь умницей, садись на Мехмета, пока мы, словно два попугая, не оказались в клетке у султана.

Он поднял ее и посадил на коня, после чего сам вскочил в седло. Эми едва успела схватиться за гриву, как они уже тронулись вдоль по узкому проулку. Сначала Мехмет шел осторожно, выбирая дорогу, но едва оказавшись на более широкой улице, начал постепенно набирать скорость, дойдя до галопа.

– Мы сделали это! – торжествующе прошептал Малик в самое ухо Эми.

Девушка оперлась о его плечо: они неслись так быстро, что пейзаж, радовавший ее по дороге в город, сейчас сливался в пеструю вереницу образов. Она была настолько счастлива, что удалось благополучно выбраться с рынка, что едва ощущала под собой движения коня. Закрыла глаза, вполне уверенная, что сейчас – в руках Малика – она в полной безопасности.

А снова открыв их, увидела, что они скачут по открытой равнине, освещенной серебряным светом луны. Мехмет, казалось, был так же силен, как и в начале пути, и не сбавлял хода, а присутствие Малика за спиной придавало ощущение полной отрешенности от времени, пространства и реальности: казалось, что эта волшебная скачка должна продолжаться вечно.

Но этого не будет. Совсем скоро приедет Калид-шах и увезет ее к тете Беатрис. Эта глава ее жизни закончится.

Эми покрепче ухватилась за подстриженную по азиатскому обычаю гриву коня и снова взглянула на диск полной луны.

Сейчас она не будет думать об этом.

Малик натянул поводья, и конь поскакал медленнее. Эми растерянно оглянулась; слева от них все было покрыто зеленью, однако это место не напоминало то, где они отдыхали по пути в город.

– Почему мы останавливаемся? – спросила девушка, когда Малик спрыгнул с коня, а потом снял и ее. – Ведь впереди еще такой долгий путь!

– Коню нужен отдых, да и тебе тоже, – коротко ответил Малик.

– Я могу продолжать путь, – настаивала Эми.

– Подумай о Мехмете. Он уже второй раз выдерживает эту дорогу, а сейчас к тому же везет нас двоих. Если он не выдержит, мы в лагерь не вернемся.

Малик снял с себя костюм бедуина и головной убор и, свернув их, привязал к седлу. Когда он снова повернулся к ней, Эми заметила, что левый рукав его рубашки весь пропитался кровью.

– Малик, необходимо заняться твоей рукой! – твердо произнесла она. Сняла свой балахон и подошла к нему. – Дай мне флягу, я промою рану.

– Вода нам еще понадобится – для питья.

– Ну тогда позволь хотя бы перевязать ее: кровь течет по руке!

Малик раздраженно вздохнул, но повиновался и сел на траву, вытянув руку.

Эми встала перед ним на колени, пытаясь засучить рукав, – рана была на предплечье.

– Дай мне, пожалуйста, твой нож, – попросила она.

Малик вытащил клинок из ножен и протянул его девушке.

– Почему же ты не применил его, когда разбойник напал на тебя с ножом? – спросила она, разрезая пропитанный кровью рукав.

– Чем больше оружия применяется в битве, тем сложнее оказывается ситуация, – пояснил молодой человек. – Я знал, что и так смогу его победить. Просто нужно было дождаться удобного момента.

– А твой пистолет?

– Выстрел… я не мог позволить себе привлечь внимание.

– Неужели не больно? – удивилась Эми, промокая рану куском своей накидки.

– Теперь уже нет. Сейчас рука… – он замолчал, подыскивая нужное английское слово.

– Онемела?

Малик кивнул, наблюдая, как Эми разрезает ткань на полосы и перевязывает рану.

– Послушай, Амелия, – наконец заговорил он. – Как это – вырасти в Соединенных Штатах в полном довольстве, имея лучшую пищу, лучшую одежду, большой теплый дом, полный слуг? – голос его звучал сейчас почти вызывающе, а глаза внимательно изучали лицо девушки.

– Это просто замечательно! – ответила она, глядя ему прямо в глаза. – Я с удовольствием порекомендовала бы такую жизнь всем!

Малик рассмеялся.

Эми плотно перевязала руку и закрепила концы бинта. Отдала Малику нож.

– Должно продержаться до нашего возвращения. Он согнул руку, с восхищением рассматривая работу.

– Продержится гораздо дольше. В тяжелую минуту от тебя, оказывается, есть толк.

Эми отвернулась, чтобы скрыть румянец. Малик настолько редко позволял себе какие-либо личные замечания, что эта скромная похвала доставила ей искреннюю радость.

– Тем не менее ты вовсе не выглядишь так, будто можешь что-то знать о ранах и перевязках.

– Как же я выгляжу? – поинтересовалась Эми, снова пристально глядя на него.

– Ухоженной и изнеженной, – произнес он и улыбнулся.

Но Эми не ответила улыбкой.

Малик встал и положил руку ей на плечо.

– Это вовсе не оскорбление, – тихо заговорил он. Поднял пальцем ее лицо. – В лунном свете твои волосы и глаза стали серебряными.

Эми стояла неподвижно, внимательно глядя на него, – на черные волосы, растрепавшиеся в дороге, щетину на щеках, прямой нос и чувственный рот, на огромные темные глаза, которые, казалось, смотрели ей прямо в душу.

Сейчас она была полностью в его власти.

Рука Малика упала; он отвернулся.

– Попробуй заснуть, – предложил он спокойно. – Это поможет тебе закончить путь.

Эми не пошевелилась. Глаза ее наполнились слезами разочарования. Она сжала кулаки, пытаясь взять себя в руки. Малик подождал.

– Ты слышишь меня?

– Слышу, – тихо пролепетала Эми, подавляя всхлип.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Прекрасно! – уже громче ответила девушка, украдкой вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Тогда иди сюда и сядь. Стоя не отдохнешь. Эми послушалась, стараясь спрятать лицо, чтобы он не заметил, как она расстроена.

– Уже через несколько часов будем на месте, – продолжал Малик.

«А уже через несколько дней я отсюда уеду», – думала Эми.

Она прилегла и уткнула голову в руки, чтобы Малик не видел, как она плачет.

ГЛАВА 7

Дом Вулкотов в пригороде Константинополя строили так, чтобы его обдувал любой даже самый маленький ветерок, так как Беатрис очень страдала от жары. Окна в комнатах доставали от пола до потолка и днем открывались настежь, чтобы в летний зной пропустить в дом воздух. Когда Джеймс вернулся с работы, Беатрис сидела на веранде, читая письмо.

– Я здесь! – окликнула она мужа, услышав его шаги внизу, в холле.

Джеймс отдал шляпу слуге и направился к жене. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и не мог не заметить капельки пота на щеках и пряди рыжеватых волос, выбившиеся из пучка. Кожа Беатрис была нежной, бледной, но с веснушками, а в жару моментально краснела; волосы же начинали завиваться колечками, едва температура поднималась выше семидесяти градусов по Фаренгейту. Неважно, сколько раз за день Беатрис переодевалась, сколько промокала платком влажный лоб, – жара действовала на нее так, что, пользуясь словами ее любимой писательницы Джейн Остин,[10] миссис Вулкот находилась в «затянувшемся состоянии неэлегантности».

– Что ты читаешь? – Джеймс показал на письмо.

– Это от миссис Сполдинг – она задержалась в Париже по пути домой.

Джеймс уселся рядом с женой в соломенное кресло-качалку:

– Интересно! И что же она пишет?

– Снова извиняется за то, что «потеряла» Амелию, и просит сообщить о судьбе девочки, – устало ответила Беатрис. – Как будто мы что-то сами знаем! – она заткнула письмо за рукав.

Вошла Листак и подала Джеймсу рюмку бренди. Потом взглянула на госпожу и спросила:

– Не желаете ли чего-нибудь, мадам?

Беатрис покачала головой, пошарила в своей сумочке и вытащила оттуда флакончик с одеколоном. Капнув немного на кружевной платочек, принялась прикладывать его к вискам.

– Ты неважно выглядишь, Беатрис, – озабоченно проговорил Джеймс, потягивая бренди.

– Я плохо спала ночью.

– Жара?

– Меня мучили кошмары.

– Наверное, опять что-нибудь насчет Амелии!

– Во сне ко мне приходил покойный брат, – угрюмо ответила Беатрис. – Укорял за то, что я не смогла выполнить его единственную просьбу – позаботиться о его ребенке.

– Не волнуйся! Скоро Амелия будет с нами, и ты снова будешь спать спокойно.

Листак опять появилась в дверях со словами:

– Обед будет скоро готов, мадам!

– Принеси миссис Вулкот бокал шерри, – распорядился Джеймс.

Беатрис запротестовала:

– Но я вовсе не хочу сейчас никаких напитков!

– И все-таки принеси, – настоял на своем супруг. Листак поклонилась и вышла.

– Мое увлечение спиртным вряд ли изменит ситуацию, Джеймс, – заметила Беатрис.

– Предобеденный бокал шерри вовсе не втянет тебя в порок, дорогая, но спиртное просто позволит тебе несколько успокоиться.

– Господи, если бы только не стояла такая мучительная жара! – с тоской простонала миссис Вулкот и откинулась на спинку кресла.

– Скоро настанет сезон дождей.

– Ну да; и все вокруг превратится в море грязи. Ах, как я хочу в Бостон! – Беатрис вздохнула.

Вернулась Листак с ликером, и госпожа расправилась с ним в два глотка. Джеймс кивнул, чтобы принесли еще порцию. Похоже, ночь предстоит долгая.

* * *

Едва Малик и Эми вернулись в лагерь, они тут же бросились в палатку, где лежал Анвар. Все это время за ним ухаживала сестра Майя. Едва увидев Эми, она упала перед девушкой на колени, прижимая к губам подол ее платья.

– Малик, что это такое? Что она делает?

Эми казалась пораженной и испуганной. Майя поднялась и схватила ее за руку. Поцеловав, прижала к своему лбу.

– Она благодарит тебя за спасение Анвара, – пояснил Малик.

– Неужели ему настолько лучше?

Эми присела на корточки возле кровати больного. Прикоснувшись к его лбу, почувствовала, что температура спала. Лицо, недавно искаженное болью, сейчас выглядело спокойным.

– Да, действительно лучше! – с радостью воскликнула она.

Малик улыбнулся.

Майя что-то по-турецки сказала Малику, и он перевел.

– Майя говорит, что чудо свершилось благодаря лекарству, которое дала ты. Бред прекратился, и он провел ночь спокойно.

Эми сняла повязку.

– Но рана все еще выгладит плохо, – призналась она. – Я бы сделала компресс прямо сейчас.

– Что тебе нужно? – спросил Малик.

– Кипяток и бутылка раки.

Малик что-то негромко сказал Майе, и та исчезла. А сам он присел на грязный пол рядом с Эми.

– Анвар выглядит значительно лучше!

– Рана все еще воспалена, но компресс поможет. А аспирин снимет температуру.

Малик взглянул на девушку.

– Спасибо, – негромко произнес он.

– Поблагодаришь, когда он встанет на ноги. А сейчас мне предстоит еще много дел.

– Ты уверена, что не слишком устала?

– Это уж мое дело. Сходи-ка, поторопи Майю. Малик неслышно вышел из палатки, а Эми сняла повязку, обдумывая, как быстрее и лучше обработать рану. Когда принесли воду, она тщательно промыла рану и продезинфицировала ее водкой. Потом опустила в кипяток травы, чтобы получился отвар. Сделала компресс, приложила его к ране и крепко перевязала.

На самом деле Эми так устала, что к концу процедуры уже едва держалась на ногах. Майя появилась снова – на сей раз с очередной порцией настойки опия. Эми улыбнулась ей и сама дала больному лекарство. Потом свернулась на подстилке, которую до нее использовала в качестве постели Майя.

«Анвар уснул, – решила она, – и мне можно немного вздремнуть. – А если он проснется, я тотчас услышу».

Эми казалось, что она уснет мгновенно, но события предыдущей ночи бесконечно повторялись в ее мозгу, не позволяя расслабиться.

Почему она заплакала, когда Малик от нее отвернулся? Еще совсем недавно ее главной мечтой и целью было убежать от него! Но лгать самой себе невозможно.

Прошлой ночью она была до боли обижена и разочарована, когда он отказался ее поцеловать.

Что же произошло? Что с ней случилось? Когда Малик превратился для нее из разбойника в потенциального любовника? Тогда, когда отказался продать ее торговцу невольницами? Или когда пошел за ней в лес? А может быть, в тот момент, когда поверил ей и разрешил лечить Анвара? Могло ли это произойти настолько незаметно, что она сама осознала перемену, лишь когда по уши влюбилась?

Эми устроилась поудобнее и положила голову на руку. Разве может она любить его – вора, похитителя, разбойника, за чью голову обещают большие деньги? Да, теперь она понимает и его цель, и то, почему он выбрал ту жизнь, которую ведет; но что это за чувство? Может быть, это просто реакция на близость молодого, сильного и привлекательного мужчины? Эми не могла понять саму себя: слишком она была неопытна.

Так, наверное, даже было бы легче. Но так ли это? Она все-таки не настолько наивна; она хороша собой, а кроме того, богатая наследница. И мужчины в Бостоне ухаживали за ней чуть ли не с тринадцати лет. Но ни один не сумел пробудить такого же чувства, как Малик.

А если это лишь низменное желание? Притяжение противоположностей, тоска молодого тела? Последнее время она едва могла думать о чем-то, кроме любви Малика. Физической, чувственной любви! Она и сейчас настолько живо представляла его себе, что с трудом могла успокоиться. Снова ощущала на себе его руки – как тогда, когда вдвоем скакали верхом на одном коне, когда он обнимал ее после схватки с разбойником, когда снимал ее с седла. Представляла его лицо – когда он смотрел на нее в лунном свете, не скрывая восхищения и желания.

Эти воспоминания обернулись еще одной загадкой. Она знает, что Малик хочет ее. Каждый его взгляд, каждое прикосновение говорят об этом. Так почему же он не стремится к близости? Бережет ее для будущего мужа-американца? Если это так, то когда и где умудрился он приобрести эти понятия о чести? Для человека, который еще совсем недавно собирался продать ее торговцу невольницами, эта скромность выглядела чрезвычайно странной и нелогичной.

Эми села. Она совсем запуталась. Сон не приходил. Нужно было какое-то активное действие, способное отвлечь ее от этих утомительных размышлений.

Девушка не хотела думать ни о Малике, ни о том, что скоро ей придется его покинуть. Она вышла из палатки. Случилось так, что как раз в этот момент в лагерь ворвался всадник, и все взгляды обратились к нему.

Малик появился из пещеры в противоположном конце поляны, радостно приветствуя вновь прибывшего; когда он соскочил с коня, Эми увидела, что это Селим. Он что-то тихо рассказал Малику, а тот повернулся к остальным и сообщил новость во весь голос. Обитатели лагеря возликовали. Эми видела, как мужчины хлопают друг друга по спине и обнимаются. Девушке не терпелось узнать, что произошло.

Малик подошел к ней.

– Как Анвар? – спросил он.

– Почти без изменений. Пройдет не меньше восьми часов, пока станет ясно, помогает ли компресс. Почему все так радуются?

– Султан вывел свое войско из армянского квартала.

– Для вас это победа?

– Больше, чем победа. Это свидетельство его слабости, его отказа от захваченных территорий. Доказательство нашей мощи и правильности нашей тактики.

– Поздравляю!

Малик улыбнулся.

– Сегодня вечером будет большой праздник.

– Уверена, что вы его заслужили.

Он внимательно вгляделся в ее лицо, в ее искреннюю, но слабую улыбку.

– Ты совсем замучилась!

– Я старалась уснуть. И не смогла.

– Прими то лекарство, которое пьет Анвар.

– Оно нужно ему самому.

– Ты можешь ограничиться и половинной дозой, просто чтобы задремать. В твоей сумке была почти полная бутылка – ты очень мало выпила.

– Я боялась привыкнуть к лекарству.

– Тебе было очень плохо после смерти родителей? – спокойно спросил Малик.

Эми отвела взгляд.

– Может быть, я просто была избалована и совсем не готова к испытаниям, но представь сам: еще вчера я чувствовала себя членом семьи и вдруг… одна…

– Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, – негромко произнес Малик. В глазах его Эми увидела сочувствие.

В этот момент подбежала Риза и взволнованно заговорила по-турецки. Малик жестом остановил ее и взглянул на Эми.

– Иди в мою палатку и отдохни.

– Но Анвар…

– Майя позаботится о нем. Ты и так уже достаточно сделала. Она принесет тебе лекарство.

Эми кивнула.

Молодой человек положил руку ей на плечо.

– На самом деле ты можешь бороться с несчастьем, – с улыбкой признал он.

Эми посмотрела, как он уходит вместе с Ризой, и направилась в его палатку.

* * *

Когда она проснулась, было темно и играла музыка. Девушка лежала в полудреме в тусклом свете масляной лампы, прислушиваясь к звукам скрипок, флейт и барабанов и наблюдая игру света и тени на стенах палатки. Она чувствовала себя свежей и отдохнувшей, словно проспала не несколько часов, а по крайней мере неделю. Когда же она, сладко потянувшись, наконец села, то увидела, что не одна в палатке; примерно в десяти футах от нее сидела Майя, держа на коленях какой-то большой сверток.

– Майя? – позвала Эми.

Молодая женщина поднялась и подошла поближе. Затем встала на колени и прикоснулась лбом к грязному полу. Когда же Эми подошла, чтобы поднять ее, она сунула сверток Эми прямо в руки, и той ничего не оставалось, как развернуть его и посмотреть, что же внутри.

Это оказалось платье – прелестное, в традиционном турецком стиле, сшитое из нежнейшего шелка – с широкими рукавами, высокой талией, расшитое листьями и цветами в красных и золотых тонах. Эми долго смотрела на искусную работу, потом пропустила сквозь пальцы почти невесомую ткань и поднесла ее к свету, чтобы лучше видеть. Это было самое красивое платье, которое ей доводилось видеть в своей жизни.

– Майя, это просто великолепно! Спасибо, что показала мне такую красоту! – наконец воскликнула Эми, отдавая платье обратно.

Майя покачала головой и не взяла платье.

– Неужели это мне? – Эми не могла поверить. Сестра Анвара закивала изо всех сил.

– Но как же! Ты, должно быть, несколько месяцев работала над ним! Я не могу принять такой драгоценный подарок!

Лицо турчанки исказилось; кажется, она готова была заплакать.

Эми растерялась. С одной стороны, ей не хотелось обижать Майю, но с другой – подарок был слишком экстравагантен. Очевидно, это платье вышивали к свадьбе.

Неожиданно Майя схватила Эми за руку и потащила из палатки. Эми поняла, что ее ведут к Анвару. Женщины миновали большой костер в центре лагеря: это именно вокруг него расположились музыканты и танцевали женщины. Эми не видела Малика, но у нее и времени оказалось очень мало, поскольку Майя очень спешила.

Едва войдя в палатку, Эми сразу поняла, почему Майя так настаивала на подарке. Анвар сидел, облокотясь на гору вышитых подушек, и пил бульон.

Увидев Эми, он тут же поставил чашку и протянул к ней руки. Она взяла их в свои; но Анвар прижал ее руки к губам.

– Спасибо огромное! – произнес он по-турецки. Эми уже знала эту фразу.

– На здоровье, – ответила она, застенчиво пытаясь освободиться. Все эти чрезмерные благодарности крайне смущали ее.

Эми видела, с каким восхищением эти двое, которые еще совсем недавно с удовольствием задушили бы ее, сейчас смотрели на нее как на спасительницу и чародейку, и не переставала удивляться сложности и непредсказуемости жизни. Она проверила повязку Анвара и вернулась в палатку Малика. Там на полу валялось платье.

Было очевидно, что Майя считала Эми спасительницей своего брата. В той культуре, которую девушка только начинала понимать, не принять в подарок от турчанки то, что было ей особенно дорого, значило оскорбить ее до глубины души.

Музыка изменилась – зазвучал голос под аккомпанемент цимбал. Пели печальную песню, которую Эми не раз уже слышала в лагере. В напеве было столько грусти, что слезы наворачивались на глаза. С грустной улыбкой девушка сняла крышку с большой лохани и взяла мыло и полотенце.

Даже в праздник меланхоличная натура турецкого народа давала себя знать – она отражалась в музыке.

Эми взяла большой черный котелок, в котором Матка обычно приносила воду, и отправилась искать кипящий чайник. Но когда старуха увидела ее возле небольшого костерка, который она постоянно поддерживала, то забрала котелок и собственноручно его наполнила, а потом отправила Ризу, чтобы та принесла еще кипятка. Эми стояла и смотрела, как женщины наполняют ванну. Потом Матка отослала Ризу, а сама встала у входа в палатку – охранять гостью во время купания.

Сомневаться не приходилось: чудесное выздоровление Анвара в мгновение ока изменило статус Эми. Из парии она превратилась в героиню. Даже неразговорчивая и неприветливая Матка внезапно стала заботливой и услужливой.

Эми подумала, что могло бы случиться, если бы Анвару стало хуже. Смог ли бы тогда Малик защитить ее?

Девушка долго, с наслаждением мылась, тщательно промыла волосы сосновым мылом, а потом сполоснула их чистой водой, принесенной Ризой. Надела новое платье. Оно оказалось ей чуть широко, но маленькие золотые пряжки скрепляли лиф так, что он выглядел, словно корсет, и поэтому наряд сидел великолепно. Вырез оказался очень большим – Эми он показался даже нескромным. Поэтому, прежде чем выйти из палатки, девушка накинула на плечи капюшон от бедуинского костюма.

Ночь стояла теплая и ясная; воздух был напоен ароматом дикого гелиотропа, который в изобилии рос вокруг лагеря. Матка взглянула на платье, на сияющее лицо Эми, на ее блестящие, еще мокрые, волосы и показала в сторону деревьев.

– Малик, – только и произнесла она.

«Очевидно, я совсем не умею скрывать своих чувств, – подумала Эми, – оказывается, даже не надо ничего спрашивать».

Она пошла по тропинке, ведущей к поляне. Ноги сами несли ее под звуки скрипок. После отдыха и ванны она чувствовала себя полной сил и уверенной в успехе своего дела.

Впервые в своей избалованной, продуманной и красивой жизни Эми решила рискнуть. Малик сидел на стволе поваленного дерева и, глядя на звезды, курил – что позволял себе лишь изредка. На нем была рубашка, которую Эми любила больше всего: темно-синяя, цветом и фасоном подчеркивающая его смуглую красоту и ладное сложение. Волосы аккуратно причесаны, непослушные завитки тщательно приглажены. А подойдя ближе, девушка заметила, что он недавно побрился. После бритья на подбородке стала заметна симпатичная ямочка, а на верхней губе – тонкий, не толще волоса шрам.

Увидев Эми, Малик поднялся и, отбросив окурок, внимательно смотрел, как она подходит.

– Почему ты не празднуешь с остальными? – спросила девушка, плотнее заворачиваясь в шаль.

– Я праздную в одиночестве, – спокойно ответил Малик. – Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше.

– И Анвар тоже.

– Я знаю. Видела его. Майя водила меня к нему. Подарила вот это платье и сказала что-то по-турецки, – Эми попыталась повторить непонятные слова. – Что это значит?

– Это пожелание долгой жизни твоим рукам. Так говорят тому, кто что-то очень хорошо сделал: повару, приготовившему вкусное блюдо, художнику, нарисовавшему красивую картину, или, как сейчас, доктору, вылечившему больного.

– Понятно. А тебе нравится платье?

– Очень красивое.

– Мне тоже так кажется.

– Плохо, что ты не сможешь носить его, когда уедешь отсюда, – глядя куда-то в сторону, негромко произнес Малик.

Впервые с того самого дня, как собственноручно перерезал веревки на ее руках, он упомянул о ее отъезде.

– Ты думаешь, тете Беатрис не понравится турецкое платье? – легким тоном поинтересовалась Эми.

– Я думаю, что тебе опять придется носить эти обручи и рукава необъятной ширины, похожие на паруса – так же, как ты приехала сюда.

– Словно паруса?

– Ну конечно, они выглядят, словно наполненные ветром паруса, – Малик нарисовал в воздухе форму рукава.

– Баранья ножка, – произнесла Эми.

– Они так называются? – Малик казался удивленным. Он даже снова сел.

Эми с улыбкой кивнула.

– Ты не можешь не согласиться, что женщины Запада одеваются довольно странно, – пробормотал Малик.

– Да, сейчас мне уже больше нравятся вот такие наряды, – призналась девушка, скидывая шаль и открывая глубокий вырез платья.

Взгляд Малика заметно задержался на открытой шее, скользнул ниже и лишь потом вернулся к лицу Эми.

– Мне тоже, – с внезапной хрипотцой в голосе согласился он.

Эми сделала шаг вперед.

– Я так рада, что Анвар пошел на поправку! Малик улыбнулся.

– Даже странно, что это твоих рук дело. До того, как его ранили, он только и думал о том, как бы от тебя отделаться. А после ранения был без памяти и до сегодняшнего дня так и не знал, что ты – его спасительница.

Эми нежно дотронулась до щеки Малика:

– Я сделала это не ради него самого, – почти прошептала она.

Малик долго молча смотрел на нее, а потом закрыл глаза и поцеловал девушке руку. Когда же Эми провела пальцем по его губам, он страстно привлек ее к себе.

Малик прижался лицом к почти обнаженной груди, слово кот, ласкающийся к хозяйке. Эми вздрогнула, когда почувствовала горячие влажные губы на своей коже. Это прикосновение словно обожгло ее. Когда же он поднял голову и расстегнул пряжки на корсаже, ноги Эми подкосились, и она оказалась на коленях у Малика.

И руки, и губы его казались ненасытными. Он позволил себе глоток того счастья, о котором мечтал так долго.

Малик опустил ее платье до талии и целовал молочно-белую нежность ее плеч, беззащитное, в голубых прожилках, горло, тонкие запястья и сгиб руки. Один вид его смуглой кожи рядом со своей – такой бледной, ощущение сильных рук, ласкающих спину, в то время как губы жадно искали своего, едва не лишили Эми рассудка – желание одержало верх. Она так стремительно прижалась к нему всем телом, что упала бы без его поддержки. Малик внезапно поднялся и, держа Эми в объятьях, шагнул к лужайке.

Он расстелил на траве шаль, положил на ее Эми, а усам почти упал рядом, в последний момент поддержав себя рукой. В следующий момент его огромные темные и влажные глаза уже смотрели на нее сверху, заполняя собой весь мир.

– Я так хотел тебя, – хрипло произнес он странным голосом, словно признание вырвалось из его груди против воли. – Я с самого начала так хотел тебя!

– Молчи, – прошептала Эми, пытаясь прогнать слезы и еще крепче прижимая его к себе. – Молчи…

Последнее слово прозвучало совсем тихо, потому что их губы впервые встретились, даря им обоим незабываемое ощущение. Ее целовали и раньше – мальчики, которые за ней ухаживали, – но совсем не так. Сейчас это был поцелуй и объятие мужчины – сильного и требовательного. Губы его казались мягкими, а тело, так крепко прижавшееся к ней, твердым и горячим. От него исходил легкий запах табака и горечь раки. Поцелуи продолжались, а два тела, словно в кузнечном горниле, сливались в одно.

Эми вытащила из брюк рубашку – она мешала почувствовать тепло Малика. Кожа его пылала, и даже кончиками пальцев девушка ощущала напряжение, охватившее его. Губы Малика жадно ласкали ее лицо, шею, а она в это время изо всех сил пыталась убрать такую лишнюю теперь рубашку.

– Я хочу, чтобы ты был ближе, – почти простонала она, убирая ткань с его горла, на котором было заметно стремительное биение пульса. Малик внезапно сел и снял рубашку, бросив ее на землю. Снова лег, удерживаясь на руках. Эми пальцем рисовала дорожку на его груди, а потом повторила тот же путь, но уже языком, схватив Малика за плечи – так, чтобы удержаться с ним рядом.

Мужчина застонал и крепко прижал ее к себе, а Эми обняла его за шею и прижалась к нему всем телом, вздохнув от блаженного ощущения абсолютной близости обнаженных тел. Ногами она обвила его ноги, платье поднялось, не скрывая больше стройной линии бедер. Это доверчивое забвение лишило мужчину последних остатков самоконтроля. Он прижался к девушке изо всех сил, давая волю уже не подчиняющейся сознанию плоти. Эми тут же ответила по-своему: страстными поцелуями везде, куда могли дотянуться ее губы – в плечи, в грудь, в шею. Страсть смела все девичьи страхи и опасения. Всепоглощающая необходимость соединения, ощущения его в себе самой оказалась новой для ее опыта, но не для воображения. Это был именно тот любовник, о котором она так мечтала еще в Бостоне, равнодушная и разочарованная неумелыми ухаживаниями незрелых повес. Вот наконец тот мужчина, которого она так ждала и хотела, – сильный, решительный! Его страсть сможет и объединить, и увлечь обоих.

Его руки, грубые от работы, от войны, от жизни под открытым небом, ласкали ее кожу, словно драгоценный тончайший шелк. Он поднял выше подол ее платья и провел ладонью по бедру, глядя при этом прямо в глаза девушки: ему важна была ее непосредственная реакция. Она последовала: Эми негромко застонала и закрыла глаза, пряча лицо на его плече и прижавшись к нему всем телом.

– Мне будет больно? – прошептала она едва слышно, уткнувшись лбом ему в грудь.

Объятия внезапно ослабли, и, к удивлению Эми, Малик отпустил ее, отодвинувшись в сторону, а потом сел к ней спиной.

– Малик, – позвала девушка, тоже садясь и смутившись своей наготы. Пытаясь хоть как-то прикрыться, она скрестила на груди руки. – В чем дело?

Малик не ответил: в его душе шла мучительная борьба. Несколько мгновений он сидел, наклонив голову, сложив руки на коленях, стараясь выровнять дыхание. Потом встал и, не глядя на Эми, поднял с земли ее шаль и подал ей.

– Набрось на себя, – почти приказал он, стараясь сохранять спокойствие, но голос выдал его. Он казался чересчур низким и хриплым, а руки заметно тряслись.

Малик вовсе не был так выдержан, как хотел показать.

– Малик! – еще раз позвала Эми, уже со слезами в голосе. – Что случилось? Что я сделала не так? – она завернулась в шаль и закинула ее концы себе за плечи, совсем забыв о том, что корсаж на платье расстегнут.

– Ты ни в чем не виновата. Возвращайся обратно в лагерь!

– Возвращайся в лагерь! Так ты не хочешь меня? – почти закричала девушка, не в силах поверить в резкую перемену в настроении Малика.

Малик прикрыл глаза; на виске его заметно пульсировала голубая жилка.

– Разумеется, я хочу тебя, – сквозь зубы процедил он, – но не возьму.

– Но я хочу этого! – совсем по-детски запротестовала Эми: сейчас желание заглушило в ее душе все помыслы.

Малик взглянул на нее со странным, искаженным выражением лица, словно желая поверить и не имея на это сил.

– Ты не можешь знать, чего хочешь, – проговорил он, – ты еще ребенок.

Казалось, он хотел убедить в этом не только Эми, но и себя самого.

– Я – женщина, – ответила она, теперь уже открыто плача и тем самым противореча своим словам. – Ты что, только что занимался любовью с ребенком? Ты же лжешь нам обоим, Малик!

– Возвращайся в лагерь, – повторил он.

– Прекрати отдавать мне приказы, словно я – твоя служанка! – закричала Эми и закрыла лицо руками. Волосы ее рассыпались по плечам, вздрагивающим от волнения и обиды. Казалось, прошла вечность, прежде чем она снова взглянула на своего обидчика; на сей раз лицо ее уже казалось спокойным и уверенным, даже слегка высокомерным.

– Это что, способ отомстить мне за доставленные хлопоты? – спросила она. – Тебе это приносит удовлетворение – вот так унизить меня, довести до состояния полной покорности, а потом внезапно отвернуться?

При этих словах Малик едва не бросился к девушке, не в состоянии позволить ей так думать о себе и не в силах видеть на ее лице боль, причиненную им же самим. Но он понимал, что дотронуться до нее сейчас опасно, поэтому он просто произнес:

– Ты ошибаешься.

– Тогда объяснись!

– Ты не сможешь понять меня!

– Почему же? Неужели я так глупа?

– Амелия, я вовсе не собираюсь с тобой спорить. Смирись с этим и иди в лагерь.

Девушка смотрела на него с трясущимися губами, комкая в руке конец шали.

– Ты отвратительное создание, Малик, – наконец произнесла она с дрожью в голосе, – и я никогда не прощу тебе своего унижения.

Подобрав подол платья, Эми побежала прочь. Малик подождал, пока она скрылась, снова сел на ствол упавшего дерева и уронил голову на руки. В такой позе он сидел долго.

* * *

После этого Малик больше не видел Эми. Он не вернулся в свою палатку, а остался ночевать в пещере вместе с остальными мужчинами. Прошло время, Калид-шах прислал письмо, в котором называл день и час возвращения Эми. Анвару же с каждым днем становилось все лучше.

Эми тоже старалась держаться в стороне, помогая женщинам по хозяйству и ожидая, когда же кончится это ужасное испытание. Считала на пальцах дни, прекрасно понимая, что каждый новый рассвет приближает миг, когда она сможет избавиться от равнодушия того, кто так жестоко задел ее сердце. Уже совсем скоро она окажется далеко и сможет забыть свое унижение.

Накануне того дня, когда предстояла встреча с Калид-шахом, девушка рано отправилась спать. В этот день она навалила на себя столько дел, боясь, что не заснет ночью, что уловка оказалась действенной. Когда Малик заглянул в палатку, то увидел, что Эми крепко спит.

Он знал, что счастье отвернулось от него. Несколько часов бродил он по лагерю, не в силах отогнать образ женщины, которую твердо решил бросить. Перед ним стояло ее лицо – такое, каким он увидел его впервые, остановив почтовый дилижанс; светлые волосы отливали серебром в лунном свете; глаза закрывались от удовольствия, когда он ласкал ее.

Воспоминания вовсе не располагали ко сну.

В конце концов Малик отправился на свое привычное место – подумать. Вскоре раздался звук шагов. Во рту у него пересохло от волнения: неужели это Эми? Но встав и посмотрев сквозь деревья, он увидел Анвара – левая рука его все еще была на перевязи.

– Не пора ли тебе спать? – спросил Малик, когда друг его уселся на землю спиной к дереву.

– Я столько проспал с тех пор, как меня подстрелили, что, наверное, отдохнул лет на пять вперед.

– Как твоя рука?

– Пока не работает, но, как видишь, я жив – благодаря этой чужестранке.

Малик промолчал.

– Это из-за нее ты сидишь здесь среди ночи, глядя в темноту? – спросил Анвар.

Малик посмотрел другу в глаза и отвернулся.

– Насколько мне известно, завтра утром ты должен отдать ее шаху, – продолжал Анвар.

– Похоже, мне больше не дозволено иметь никаких секретов, верно? – сухо поинтересовался Малик.

– Хочешь, я пойду с тобой?

Малик покачал головой.

– Думаю, мне лучше отправиться одному.

– А ты уверен, что не будет ловушки?

– Уверен. Шах откровенен со мной. Он просто хочет вернуть Амелию. А ждал так долго для того, чтобы у султана не зародилось подозрений в его причастности к похищению.

Анвар помолчал несколько минут, а потом спросил:

– Что произошло между вами?

– Ничего. Все в порядке.

– Неправда. Ничего не происходит сейчас – это так; но что-то явно разладилось. Ты даже не хочешь видеть ее. С самого праздника ты и словом с ней не обмолвился, разве что лишь сказал, когда приедет шах. Откуда это молчание и в чем его причина?

Малик вздохнул.

– Я просто старался не связываться с ней. Анвар кивнул.

– В тот вечер она пошла за мной и нашла меня здесь. Я чувствовал себя слишком хорошо: может быть, хлебнул немного лишнего на празднике – поэтому, стоило ей лишь прикоснуться ко мне, я… – он выразительно развел руками.

Анвар едва не задохнулся.

– Ты что, переспал с ней? – К счастью, нет, но это едва не произошло. Еще бы минута и… – Малик замолчал, глядя в землю.

– Так что же тебя остановило?

– Она сказала кое-что, что сразу вернуло меня на землю.

– Что именно?

– Спросила, будет ли ей больно.

– И это сразу напомнило тебе о том, что она девушка, так?

– Это напомнило мне о том, что я творю, не только отбирая у нее девственность, но и нарушая доверие.

– Ее? – спросил Анвар.

– И ее, и шаха. Мы с ним договорились, что она вернется в семью в том же качестве, в котором покинула ее.

Анвар внимательно смотрел в лицо друга, сейчас лишь едва различимое в бледном свете луны.

– Ты хочешь, чтобы она осталась с тобой, правда? – тихо заметил Анвар.

– Очень хочу, но не могу ничего для этого сделать.

– Я рад, что ты все понимаешь.

– Больше всего меня мучает то, что она считает, будто я специально втянул ее в это, чтобы унизить и оскорбить.

– Это не так?

– Господи, конечно же нет! Я просто настолько желал ее, что потерял голову.

– Она на самом деле очень хороша.

– Дело даже не в этом. Здесь уже многое сыграло свою роль, – Малик слабо улыбнулся. – Кто может сказать, почему одна женщина оставляет равнодушной, а другая сводит с ума!

– Я понятия не имею, что и почему, знаю лишь, что никогда не видел тебя в таком состоянии.

Поднявшись, Малик принялся ходить из стороны в сторону.

– Я вовсе не хочу, чтобы она уехала отсюда, считая меня подлецом, но иного выхода нет. Если я скажу ей правду – что я обещал шаху вернуть ее нетронутой, это, конечно, успокоит ее душу, но оставит надежду на что-нибудь в будущем, а ведь ничего изменить невозможно. Я не могу втягивать ее в опасности и неопределенность своей жизни. А кроме того, мне нечего предложить женщине, особенно той, которая столько имела раньше.

– Видно, что ты уже много думал обо всем этом, – заметил Анвар.

– С того момента, как султан вывел войска из армянского квартала, у меня было много свободного времени для раздумий. Должен признаться, что легче было бы, не будь его вовсе.

– Каков наш следующий шаг? – поинтересовался Анвар, потирая больное плечо.

– Поход в Антакию, на сирийской границе. Наши люди там голодают.

– Когда это будет?

– Недели через две. Мы нападем, когда султан будет занят увеселением греческих гостей. Говорят, греки приедут для переговоров о союзничестве в конце месяца.

Анвар поморщился.

– Он играет во внешнюю политику в то время, когда его собственная империя разваливается на глазах. Этот человек – законченный идиот.

– Чем больше внимания привлекает к себе наша борьба, тем больше он будет стараться убедить всех вокруг, что он на посту и в действии. Играет нам на руку.

Анвар подошел, встал рядом с другом и положил руку ему на плечо.

– Может быть, сейчас трудно в это поверить, но это действительно благо для девушки – уехать отсюда. Некоторое время она погрустит, но потом успокоится и вернется к своей привычной жизни.

Малик кивнул.

– Но завтра предстоит тяжелый день, – добавил Анвар.

Малик не ответил.

– Ты не хочешь вернуться вместе со мной? – спросил Анвар.

– Нет, наверное, еще посижу здесь.

Анвар скрылся за деревьями, а Малик задумался над его словами.

Если бы только ему удалось оставить в прошлом свое чувство к Амелии, как сказал друг, он смог бы продолжать и свое дело, и свою жизнь.

* * *

Эми проснулась рано – еще даже не рассвело – и надела платье, подаренное Майей. Матка молча стояла рядом и смотрела, как девушка накидывает на плечи шаль и берет свою сумочку – единственное напоминание о западной жизни, которое стоило взять с собой обратно. Она положила руку на плечо старухи и произнесла:

– Прощай, Матка!

Матка старательно повторила в ответ:

– Прощай! – слово позвучало так трогательно, что Эми не смогла сдержать улыбку. Она кивнула и вышла из палатки.

Малик уже ждал ее, держа поводья Мехмета. Риза и Майя стояли с ним рядом. Едва Эми подошла, Риза протянула ей мешочек с долмой – фаршированными виноградными листьями, очевидно, приготовленными ей в дорогу.

– На здоровье, – по-турецки произнесла девочка.

– Спасибо! – поблагодарила Эми, принимая подарок.

Майя же, приложив обе руки ко лбу, с низким поклоном произнесла какую-то длинную фразу, из которой Эми поняла лишь одно слово: Анвар.

– Я так рада, что Анвар выздоровел и снова стал самим собой, – ответила она.

Наконец Эми осмелилась взглянуть на Малика.

– Доша захромала, – пояснил он, – придется нам обоим ехать на Мехмете.

Турчанки стояли и смотрели, как Малик держит поводья, пока Эми садится верхом; потом он отдал поводья ей и вскочил в седло позади нее. Повернул коня к югу.

– Нам далеко ехать? – поинтересовалась девушка.

– Не очень.

Проезжая через лагерь, Эми не могла не заметить, что почти все его обитатели вышли проводить ее. Они стояли молча, глядя, как медленно проезжают двое. Случайно Эми встретилась взглядом с Анваром – он стоял возле своей палатки. Анвар поднял руку, словно салютуя, а Эми кивнула в ответ.

Едва покинули лагерь, конь пошел быстрее, и Эми пришлось прижаться к груди Малика, поскольку дорога шла вниз. Наверное, лучше не проводить этот последний час в его объятьях, но, с другой стороны, это была близость – а Эми так тосковала по ней! Путь вниз на сей раз промелькнул совсем незаметно. Когда они уже очутились в долине, на песчаной дороге, вдалеке показался одинокий всадник. А скоро Эми уже смогла рассмотреть его: высокий смуглый и темноволосый мужчина, одетый в рубашку цвета слоновой кости, расшитую золотом. Когда наконец они встретились, он немедленно спешился. То же самое сделал и Малик.

– Так это и есть маленькая американская леди? – с улыбкой поинтересовался Калид, глядя, как Малик снимает Эми с коня.

Эми повернулась и взглянула в лицо мужу Сары. Он был красив и походил на европейца, старше Малика, чьи черты казались резче, а кожа – смуглее. Но Эми моментально почувствовала то, что заставило кузину Джеймса Вулкота забыть ради этого мужчины о Бостоне и своей прежней жизни.

– Я Калид-шах, – представился он, подавая руку, словно встретил Эми на посольском приеме. – Я не привел лошадь для Вас, потому что примерно в миле отсюда нас ожидает карета.

– Ты хотел удостовериться, что я приехал один, Калид? – спросил Малик по-турецки.

– Она прелестна, Малик, – также по-турецки заметил Калид, не обращая ни малейшего внимания на вопрос, – истинное испытание для твоего самообладания.

– Может быть, нам пора отправляться? – спросила Эми. Она очень боялась, что, если прощание затянется, она не выдержит и позволит своим чувствам вырваться на волю.

– Конечно! – с готовностью согласился Калид. Его английский оказался еще более совершенным, чем у Малика.

Эми направилась было к коню, но Малик внезапно взял ее за руку. Когда она повернулась, чтобы взглянуть на него, то увидела, что темные глаза полны чувства, как будто сейчас, когда все уже кончено, он позволил проявиться тому, что раньше держал в узде.

– На моем лбу написано, что я тебя никогда не забуду, – негромко произнес он, повторяя турецкую пословицу.

Эми тяжело вздохнула, но не нашла в себе сил ответить что-нибудь.

Калид вскочил в седло и подал руку Эми. Она села позади него. Взглянула на Малика: он уже тоже сидел верхом и смотрел на нее.

Калид пришпорил коня, и они уехали.

Эми не выдержала и обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Малика, но слезы застилали глаза и мешали смотреть.

Он стоял, еще не тронувшись с места и не меняя позы, но, когда увидел, что Эми обернулась, резко натянул поводья, рванул с места, подняв облако пыли.

Калид стремительно скакал по долине, а Эми сидела за его спиной, заливаясь слезами. Она даже не заметила, когда он соскочил на землю и протянул к ней руки.

Эми спустилась на землю, наконец-то обратив внимание на то, что они остановились в цветущем оазисе. Неподалеку от них стояла богатая карета, запряженная парой, с возницей в ливрее.

– Вот Ваш экипаж, – произнес Калид. – Моя жена Вас ожидает.

Эми направилась к карете, а Калид открыл дверцу и помог ей подняться на ступеньку. На одном из двух сидений она увидела красивую белокурую женщину, чьи волосы были лишь немного темнее, чем волосы самой Эми. Одета она была в темно-синий дорожный костюм и кокетливую шляпку такого же цвета.

– Здравствуй, моя дорогая, – заговорила она. – Я – твоя кузина Сара. Мне кажется, ты прошла сквозь нелегкие испытания, и я очень хочу тебе помочь.

Эми попыталась было что-то ответить, но лишь расплакалась, вытирая слезы рукой.

Сара вынула из рукава платочек и подала его девушке.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

Эми неуверенно кивнула, промокая нос кружевным комочком.

– Трогать? – в двери показалось лицо Калида. Сара махнула рукой, и Калид тут же закрыл дверь.

Он сел верхом; возница натянул поводья, а он направил своего коня вслед за экипажем.

Сара наклонилась и похлопала Эми по коленке.

– Я договорилась с Беатрис и Джеймсом, что ты несколько дней погостишь у меня во дворце. Это позволит тебе прийти в себя и даст нам возможность подружиться. Ты согласна?

– Да, – едва слышно пролепетала Эми.

– Мне кажется, мы найдем много общего, – спокойно добавила Сара.

Эми откинула голову на бархатную обивку кареты и закрыла глаза.

– Поспи, – предложила Сара. – Дорога до Бурсы неблизкая.

– Кажется, мне не с чего уставать, но почему-то я чувствую себя измученной, – ответила Эми.

– Все эти душевные бури не походят бесследно, – задумчиво заметила Сара, доставая из шкафчика под своим сиденьем плед. Она укрыла им Эми и добавила:

– Ну вот. Теперь спи. А дома тебя ждет ванна, чистая одежда, вкусная еда и мягкая постель.

– Спасибо, – пролепетала Эми с вновь повлажневшими глазами. Она сжала поплотнее веки, чтобы одержать слезы.

Почему она все время плачет?

Сара смотрела на лежащую напротив хорошенькую, несчастную и измученную девочку и думала, что видит себя – десять лет назад, во время непрерывных стычек с Калидом.

Закончится ли эта история так же счастливо?

ГЛАВА 8

На следующее утро Эми проснулась во Дворце Орхидей под атласным покрывалом на парчовой кровати. Она с трудом вспомнила вчерашний вечер. Все виделось словно в тумане: приезд во дворец из розового камня, долгий путь по коридорам с мраморными полами, освещенными яркими лампами, суровые стражники и быстрые молчаливые слуги, обед на серебряном подносе, поданный в комнату, увешанную гобеленами и устланную роскошными коврами. Эми села в кровати и огляделась. Сейчас она находилась в средней комнате апартаментов; дверь в гостиную, где она обедала, находилась прямо перед ней. Спальня казалась не менее красивой, с серебристо-зеленым ковром на полу и афганскими гобеленами на стенах. На маленьком прикроватном столике девушка нашла золотой колокольчик, украшенный голубой эмалью. Эми взяла его в руку и позвонила – просто так, из любопытства.

Дверь моментально открылась, и на пороге показалась крошечная женщина с длинными, до пояса, черными волосами, в шароварах и вышитом жакете. Она грациозно приблизилась к кровати и остановилась возле нее, низко поклонившись.

– Доброе утро, мисс, – произнесла она по-английски. – Меня зовут Мемтаз, и по приказу госпожи я буду Вам прислуживать. Могу ли я принести Вам завтрак?

– Просто кофе. А где сама госпожа?

– Она в классной комнате, мисс. Просила вам передать, что, если Вы пожелаете, готова разделить с Вами ленч здесь, в Ваших покоях. Но если мисс еще чувствует себя слишком усталой и предпочтет одиночество, то ее ждут к обеду.

– Нет-нет, попросите ее прийти на ленч. Боюсь, вчера я была не слишком общительна, и мне хотелось бы поблагодарить ее за гостеприимство.

Мемтаз снова поклонилась.

– Как прикажете, мисс. Сейчас я принесу Вам кофе.

Служанка выскользнула из комнаты, а Эми поднялась и начала рассматривать роскошную мебель, которой была обставлена комната. Возле двери на полке она нашла немало английских книг.

Все казалось тщательно продуманным к ее приезду, и Эми почувствовала прилив благодарности к кузине своего дядюшки, которая так позаботилась об очень дальней родственнице, с которой даже не была знакома.

Все утро Эми провела в заботах о самой себе: приняла ванну, оделась в наряд, принесенный Мемтаз, а потом устроилась на кровати с книгой, пытаясь читать, чтобы не думать о Малике. В двенадцать пятнадцать появилась Сара с чайным подносом в руках. На ней прекрасно сидело шелковое платье персикового цвета.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она, ставя поднос на низкий столик. – Со слов Мемтаз я поняла, что сегодня уже лучше.

– Да, именно так, спасибо, – поблагодарила Эми, внимательно разглядывая и саму женщину, и ее наряд. Платье с облегающим корсажем и расширенной юбкой очень шло Саре, выгодно подчеркивая стройность и легкость ее фигуры. Волосы цвета спелой ржи были собраны в пучок, а шею украшала изысканная камея. Подчеркнуто западный вид хозяйки дома, несомненно, контрастировал с атмосферой восточной роскоши, которая ее окружала, но, казалось, она относится к этому несоответствию спокойно и шутливо. Эми невольно задумалась, не потому ли Сара соблюдает старые привычки в одежде, что это помогает ей сохранить свою индивидуальность в доме, где во всем преобладает сильная воля ее мужа.

Сара наклонилась и поцеловала Эми в щеку.

– Я совсем не была уверена, что тебе захочется видеть меня уже сейчас.

– Я рада компании. С Вашей стороны было так мило прислать… Мемтаз? Так ее зовут?

– Да.

– Это Вы учили ее английскому?

– Нет, она выучила язык еще при матери моего мужа – та была англичанкой. Мемтаз отдали мне, когда я появилась во дворце, потому что она одна могла со мной общаться, – Сара села в обитое атласом кресло напротив Эми и расправила юбку, потом принялась наливать чай в тонкие фарфоровые чашки.

– Я заказала ленч к часу, а до этого мы можем выпить чаю и поболтать.

– Спасибо за одежду, – Эми показала на свое платье.

– Носи на здоровье. Я заказывала его для себя, но оно оказалось немного узко в талии.

Сара улыбнулась.

– Вижу, что тебе оно как раз впору.

– Как Вам удается не отставать от западной моды? – поинтересовалась Эми. – Должно быть, приходится приложить много усилий, чтобы выписать сюда одежду.

– Боюсь, что в этом я использую положение мужа, – с хитрой улыбкой призналась Сара. – Получаю «Harper's Weekly» и «Godey's Lady's Воок», а потом заказываю то, что мне нравится, через магазин в Константинополе, который обслуживает западных туристов. Они просто счастливы угодить супруге паши Бурсы.

– А Вы когда-нибудь носите турецкие платья?

– Иногда, главным образом по праздникам. Но когда жила в гареме, носила постоянно.

Эми изумленно взглянула на нее.

– Так это правда, что паша Вас купил?

– Да, он купил меня у султана. Я старалась убедить их, что меня нельзя ни продать, ни купить, но они почему-то не пожелали меня слушать.

– Мужчины в Турции вообще не очень любят слушать, я это уже испытала на себе.

Последовало долгое молчание, а потом Сара тихо спросила:

– Ты хотела бы поговорить об этом?

– Наверное, хотела бы. Еще вчера мне казалось, что не смогу, а сегодня вижу, что… – Эми замолчала.

– Что? – Сара подала ей чашку чая и показала на поднос, на котором стояли сливки, сахар и тарелочка с нарезанным дольками лимоном.

– Что мне станет легче, если я поговорю с кем-то, кто лучше меня знает и понимает эту страну и ее людей, – просто ответила Эми, добавляя в чай сливки и помешивая их.

– Людей, подобных Малик-бею? – уточнила Сара.

– Да. – Эми отхлебнула из своей чашки: чай оказался крепким, горячим, с ароматом корицы.

– Ты влюбилась в него? – просто спросила Сара, глядя девушке в лицо.

Эми в испуге отвела глаза.

– Неужели это так бросается в глаза? – несчастным голосом спросила она.

– Ну, давай скажем просто, что я заметила, как ты без особой радости уезжала от мужчины, который тебя похитил, – заметила Сара с понимающей улыбкой.

– Мне очень жаль, что я находилась в таком состоянии, – сказала Эми.

– Но ты не ответила на вопрос.

– Да, наверное, я его люблю. Потому что одна мысль о том, что больше я его никогда не увижу, разрывает мое сердце.

– А он тебя любит?

– Любит? Он отпустил меня без единого слова, – уголки ее рта опустились; казалось, она готова была снова заплакать.

– Это ничего не значит, – проговорила Сара со вздохом. Встав и подойдя к Эми, она положила руку на плечо девушки.

– Он может умирать от любви к тебе и все-таки не произнести ни слова. Эти турки горды, своенравны и независимы. Пантеры, точнее не скажешь.

– Пантеры? – с удивлением повторила Эми.

– Именно. Пантера – геральдический символ семьи моего мужа, но черты этого зверя проглядывают в характере каждого мужчины в этой стране. Все они молчаливы, яростны и скрытны. Проявить чувство для них – признак слабости, – она снова вздохнула. – Этих мужчин трудно любить. Тем более трудно, что они чертовски привлекательны, – Сара отпила из своей чашки.

– Ваш муж тоже таков? – удивленно спросила Эми. – Он кажется славным!

Сара едва не захлебнулась и поставила чашку.

– Ах милая, ты встретила его уже после того, как десять лет замужества и отцовства растопили его! А когда я увидела его впервые, он был так же дерзок и властен, как твой Малик.

– Неужели? Я никогда не могла понять, чему верить, а чему нет в семейных рассказах! Сплетни так все искажают!

– То, что ты слышала, возможно, было очищенной версией правды. Я никогда не рассказывала всего Джеймсу – боялась, что в итоге ему в голову придет какая-нибудь бредовая идея: например, вызвать Калида на дуэль, – Сара комично закатила глаза, и Эми, не удержавшись, хихикнула.

– Калид держал Вас здесь против Вашей воли? – уточнила девушка.

– Да, это правда. Он отдал за меня султану фамильный меч и кучу денег, а потом накачал меня наркотиками и привез сюда. Когда я очнулась, то поняла, что стала невольницей.

– А Вы не пытались убежать?

– Конечно, пыталась. Но гарем тщательно охраняли, а поскольку я стала фавориткой, то меня – особенно. Я убежала однажды, когда мы были на базаре, но в этот же день оказалась в прежнем месте – меня выдал кто-то, преданный Калиду.

– Он не наказал Вас?

– Нет, в прямом смысле слова – нет. Он очень хитро и умно заставлял меня делать то, что было угодно ему. Однажды пригрозил, что если я не стану повиноваться, то высечет маленькую Мемтаз. Он прекрасно понимал, что мне будет очень больно видеть, как из-за меня страдает невинная душа.

– А он когда-нибудь… принуждал Вас? – слегка покраснев, с сомнением в голосе спросила Эми.

– Никогда. Он уже хорошо знал женщин и прекрасно видел, что, несмотря на все мое сопротивление, я хотела его. Когда я впервые увидела его во дворце султана, то была очарована и увлечена им, и Калид сразу понял это. Он не терял надежды, но потребовалось немало времени, чтобы преодолеть мою злость и обиду за тот способ, каким он получил меня. А к тому времени, как мы оказались вместе, я была уже абсолютно готова к этому и, несмотря на все его выходки, влюблена по уши.

Эми молчала.

– Ты думаешь о сходстве наших историй? – спросила Сара.

Девушка кивнула.

– Вот почему я и хотела это с тобой обсудить. Я могу понять тебя гораздо лучше, чем другие – поскольку сама пережила этот страшный разлад в душе: любовь к человеку, которого должна ненавидеть.

– Я никогда не забуду, как Малик любил меня, – прошептала Эми. – И знаю, что никогда уже мне не будет так хорошо.

Никогда не говори «никогда», – загадочно произнесла Сара.

– Что Вы имеете в виду? Открылась дверь, и вошла Мемтаз.

– Ну, вот и наш ленч! – воскликнула Сара. – Надеюсь, что тебе он понравится. Я заказала блюда западной кухни. Попозже я познакомлю тебя с бабушкой Калида и с детьми. Они все будут очень рады. Ты согласна?

– Еще бы! – ответила Эми, все еще раздумывая над прошлым замечанием Сары.

Неужели существует хоть малая надежда на то, что она снова увидит Малика?

* * *

Эми прожила во Дворце Орхидей три дня. Она познакомилась с бабкой Калида, которая очаровала ее рассказами о жизни гарема; часто играла с детьми Сары. Эти дни оказались короткой приятной интерлюдией перед следующей главой ее турецкой одиссеи – приездом Беатрис и Джеймса Вулкотов.

Первые десять минут счастливого воссоединения Беатрис проплакала – несмотря на то, что вряд ли узнала бы Эми, встреться они просто на улице. Но когда она убедилась, что Эми хорошо себя чувствует и готова ехать в Константинополь, хотя и не хочет обсуждать это прямо сейчас, она начала понемногу успокаиваться. Они с мужем провели ночь во дворце, и Беатрис изо всех сил старалась за обедом не пялить глаза на Калида, который за ее спиной бросал на Сару лукавые взгляды, в то время как она под столом то и дело наступала ему на ногу. Когда Вулкоты вместе с Эми уезжали на следующее утро, девушка не догадывалась, что Сара стоит на балконе своей спальни, глядя, как карета выезжает со двора, и мысленно желает ей всего самого хорошего.

Эми коротала время в дороге, глядя в окно кареты и думая о Малике. Выкинуть его из головы никак не удавалось. Если днем еще можно было чем-то себя занять, то ночью его образ приходил сам собой. При всем желании она сама его найти не сможет; бунтовщики периодически переносят лагерь с места на место, а Малик ясно дал ей понять, что больше не хочет о ней ничего слышать. Как же ей искать его – неужели в одиночку рыскать по этой враждебной земле в поисках человека, которого не могут поймать даже войска султана? И это в слабой надежде, что он изменил свое отношение к ней?

Все казалось бесполезным.

К тому времени, как Вулкоты довезли ее до своего дома, богатого особняка в колониальном стиле на широкой и зеленой улице Пера – заселенного европейцами пригорода Константинополя, Эми уговорила себя смириться с теми условиями жизни, которые приготовили ей Беатрис и Джеймс. Ей не оставалось ничего другого, а они изменили привычный уклад своей жизни так, чтобы найти в нем место и для Эми. Сколько они пережили за эти несколько недель ее плена!

Единственное, чем она могла отблагодарить, – это полностью войти в их жизнь.

Джеймс удалился в свой кабинет, а Беатрис и Листак проводили Эми в просторную, наполненную воздухом спальню, французские двери которой вели на широкое крыльцо, выходящее в лес. Пока служанка распаковывала вещи, Эми внимательно изучила туалетный столик красного дерева, фарфоровый умывальник, медную кровать с кружевным покрывалом, обои с узором из роз и листьев. По обе стороны кровати на стене красовались газовые рожки – Пера стала первым местом в империи, где в дома провели газ. В большинстве своем жители все еще пользовались масляными лампами и даже свечами. На комоде в высоких вазах стояли свежие цветы, столик у кровати был устелен многочисленными кружевными салфеточками.

– Как прелестно, тетушка Беатрис! Я так Вам благодарна!

– Я рада, что тебе нравится, милая, – ответила Беатрис. – Эта комната ожидает тебя с самого первого дня – как только ты приехала в Турцию, и Листак меняет цветы каждые несколько дней.

– Я уверена, что мне здесь будет замечательно! – воскликнула Эми.

Беатрис поправила сбившуюся прическу:

– Я немного устала с дороги, пойду прилягу. Ты не заскучаешь одна до обеда?

– Конечно, нет!

– Ну, тогда мы с Джеймсом будем ждать тебя в шесть, – проговорила Беатрис и исчезла, бесшумно спустившись по устеленной ковром лестнице.

– Не желаете ли Вы еще чего-нибудь, мисс? – услужливо поинтересовалась Листак на своем свистящем английском. Она стояла у туалетного столика, сложив руки.

– Нет-нет, Листак. Спасибо. Можешь идти.

– Наверное, я буду нужна позже, чтобы помочь распаковать Ваши чемоданы? Миссис Сполдинг привезла их в почтовой карете. Сейчас они вон там, в шкафу.

– Не беспокойся, я справлюсь с этим сама. Разборка вещей поможет мне почувствовать себя как дома, правда?

Служанка поклонилась и вышла.

Эми выглянула в окно, думая о разительном контрасте между этим изысканным и удобным домом и лагерем повстанцев, где она провела так много времени. Она должна быть счастлива снова оказаться в роскоши, но почему-то вовсе не испытывала подобных чувств.

Эми нахмурилась – она сама не одобряла своего настроения – и решила немедленно заняться чемоданами. Это, во всяком случае, займет ее на какое-то время.

* * *

Эми жила у Вулкотов уже месяц, и за это время Беатрис успела убедиться, что скучать ее гостье не приходится. Британское и американское посольства – эти центры родной культуры для выходцев с Запада – устраивали каждое по несколько светских раутов в неделю, и Эми не пропускала ни одного из них. Она сиживала за ленчем с посольскими дамами, посещала благотворительные собрания, наряжалась на танцы, одевалась торжественно к официальным приемам. Как только местные жители узнали о ее приключении в горах – а девушка сама помогла им в этом, делая вид, будто ничего серьезного не произошло, – к Эми стали относиться как к богатой наследнице, какой она и была на самом деле. И скоро она поняла, что тот образ жизни, который Беатрис организовала ей якобы для того, чтобы она не скучала, на самом деле имел целью поскорее выдать ее замуж.

Эми никогда бы не подумала, что в Турции так много и европейцев, и американцев; да и вообще она не представляла, что на свете существует так много мужчин. Джеймс слыл богатым и преуспевающим бизнесменом, поэтому его хорошенькая племянница неудержимо манила их. Эми познакомилась с несколькими офицерами в небольших чинах – сыновьями коллег Джеймса, с отпрысками промышленников, совершающими путешествие по свету, и даже с племянником одного итальянского графа. Никто из наблюдавших за ее общением с ними не заподозрил бы ничего странного, поскольку они не замечали ни темных кругов под глазами – Эми скрывала их слоем пудры, ни все сужающейся талии. Она сама ушивала свои платья, чтобы не обращать на это внимания Беатрис. Однако труднее оказалось скрыть ввалившиеся щеки и потерю аппетита. Беатрис старательно разнообразила меню, заказывала все новые десерты, но, введенная в заблуждение видимой веселостью Эми, приписывала причину отсутствия интереса к еде жаре, от которой и сама очень страдала.

Знай она свою племянницу получше, она заметила бы, что Эми несчастна. А Эми, приговоренная к роли беззаботной и жизнерадостной пташки, изливала душу в письмах к Саре, которая превосходно понимала ее. Ее ответы немного успокаивали девушку, но в самые мрачные минуты она уже была готова выйти замуж за кого-нибудь из своих поклонников: ведь все равно. Малик потерян для нее безвозвратно. Она забудет его, – пыталась обмануть Эми саму себя; она приспособится и будет делать то же самое, что делали и делают все, кто потерял надежду на любовь, но продолжает жить на этом Свете.

Но, несмотря на решимость, она не могла совершить решающий шаг. Лето сменилось осенью, дни перестали быть такими адски жаркими, ночи похолодали, пришли дожди, а Эми все хранила в душе заветный огонь, не давая ему погаснуть, ожидая, надеясь – на что? – она и сама толком не знала. И все, таки она ждала.

* * *

Малик закинул в повозку тяжелый мешок с пшеницей и оглянулся, пытаясь определить, сколько времени займет погрузка всех восьми повозок, стоящих в ожидании зерна. Он специально дождался безлунной ночи, чтобы сохранить операцию в тайне, но это означало, что люди должны работать при свете масляных ламп и при этом спешить. Солдаты, охраняющие склад, были мертвы – они пали жертвами вероломной атаки, – а два часовых внутри здания лежали связанные, с заткнутыми кляпами ртами.

Малик еще раз оглядел повозки, уже нагруженные зерном, которое султан приготовил вывезти из страны – несмотря на то, что его подданные голодали. Сколько же времени понадобится, чтобы закончить дело и уехать отсюда? Пшеница предназначалась для засушливых районов страны. Там она будет распределена между жителями. Малик улыбнулся про себя, представив реакцию султана на это воровство; придется тому обойтись без доходов от экспорта.

Последний мешок оказался в повозке, когда над холмами за сирийской границей уже вставала заря. Караван тронулся по переулку за хранилищем. Какая-то старуха, возившаяся по хозяйству возле своего дома, остановилась, внимательно наблюдая за необычной в такой ранний час процессией. Сосредоточенное выражение на ее лице сменилось любопытством, когда она заметила молодого человека, прижимающего палец к губам жестом, зовущим к молчанию. Она улыбнулась и ответила таким же жестом, помахав при этом другой рукой.

Султан явно не был ее другом. Какое ей дело, если какие-то бандиты грабят его склад?

Бог с ними!

Молодой человек сделал несколько быстрых движений, и два мешка пшеницы, описав в воздухе дугу, приземлились у ее ног. Старуха послала проезжающим воздушный поцелуй и потащила мешки к дому.

«Сегодня к обеду будет свежий хлеб!» – с радостью думала она.

– А ты добряк! – заметил Анвар, пытаясь перекричать стук и дребезжание повозки.

– Почему бы и ей не получить муку? – ответил на это Малик. – Таких, как она, султан мучил годами.

– Но это равносильно визитной карточке!

– Она не проболтается, – успокоил друга Малик, поворачивая караван с дороги в сторону, в узкий проулок, ведущий к пещерам, где он надеялся припрятать зерно до лучших времен.

– Ты слишком доверчив, – не унимался Анвар, – одна беда – это вовсе не значит, что она ангел или твой союзник.

– Выходит, что богатство не делает женщину моим врагом, так?

Анвар схватил мешок, едва не свалившийся от толчка.

– Ты все еще не можешь забыть ее? – спросил он.

– Не могу.

– Что же ты собираешься делать?

– Ничего.

– Будешь продолжать в том же духе, что и сейчас?

– В каком духе?

– Каждую минуту запрещать себе думать о ней. Все равно это не поможет, друг мой.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – отрезал Анвар тоном, не терпящим возражений.

– А что ты предлагаешь? – спросил Малик.

– Абсолютно ничего. Это твое дело, твой выбор. Я просто уверен, что бессонницу и прогулки в одиночестве по ночам ни от кого не утаишь.

Малик молчал. Повозки со скрипом остановились.

Они с Анваром соскочили и начали снимать мешки, кидая их в пещеру. А там другие складывали их.

– Придумай что-нибудь, – закончил разговор Анвар, – и ты будешь лучше себя чувствовать.

– Ты велел мне отправить ее, Анвар. Твердил несколько раз, приводя веские доводы в пользу этого решения.

– Так значит, я прав и действительно все знаю? Когда же это произошло?

Малик метнул в его сторону уничтожающий взгляд и сунул ему в руки тяжелый мешок. Но едва друг отвернулся, лицо Малика снова стало серьезным.

* * *

День выдался сумрачным, собирался дождь. Калид постучал в застекленную дверь классной и отошел на шаг, ожидая, пока Сара выйдет в коридор.

– В чем дело? – спросила она.

– У нас гость; он хочет тебя видеть. Сара вопросительно взглянула на мужа.

– Это Малик-бей. Мы уже с час разговаривали с ним на мужской половине.

Услышав имя, Сара испуганно взяла мужа за руку.

– Калид, его же разыскивают. Что, если кто-нибудь видел, как он ехал сюда?

– Никто его не видел. Он пришел на кухню под видом нищего. Малик знаком с одной из служанок – бывшей пассией Османа, она и провела его во дворец, а потом сообщила Ахмеду, что здесь Малик.

– А Ахмед привел его к тебе? – с подозрением спросила Сара.

– Сначала он спросил меня, не желаю ли я принять Малика и поговорить с ним, – с улыбкой ответил Калид.

– И ты, разумеется, не смог отказать себе в удовольствии видеть у себя главного врага султана, – сухо заметила Сара.

– Мне просто стало любопытно, что привело его ко мне.

– Ну хорошо, хорошо, мой милый муж. Я клюну на эту наживку. Так что же ему нужно?

– Ну, понимаешь ли, он сказал, что приехал узнать, добился ли я каких-нибудь результатов на встрече с султаном, но я подозреваю, что на самом деле он хочет поговорить с тобой.

– Почему?

– Прекрасно знает, что встреча с султаном прошла безрезультатно. Он читает газеты, а вся англоязычная пресса трубила о том, что султан отказался пойти хотя бы на малейшую уступку мятежникам и что он и думать не хочет ни о каком парламенте с выборным членством. Поэтому я и решил, что бей явился, чтобы узнать от тебя что-нибудь об Амелии Райдер.

– Он упоминал ее имя?

– Разумеется, нет. Но мне почему-то кажется, что вовсе не последние новости моды его интересуют больше всего на свете.

Сара помолчала, обдумывая сложившуюся ситуацию.

– А ты уже сказал ему, что я с ним встречусь?

– Я сказал, что должен узнать, согласна ли ты дать ему аудиенцию.

Сара кивнула:

– Дай мне десять минут, чтобы закончить занятие и поручить детей Мемтаз, а потом вели Ахмеду проводить гостя в комнату для приемов.

– Ты уверена, что хочешь с ним поговорить? Твое решение именно таково?

Калид повернулся к выходу.

– Я прикажу, чтобы за дверью выставили караул, – сказал он.

– Я уверена, что все будет в порядке. Бей вовсе не идиот, и мы оба прекрасно это знаем.

Калид взглянул на жену через плечо.

– И все-таки я позабочусь об охране.

Сара вернулась в классную комнату, закончила урок и поспешно направилась по коридору, а затем по двору, радуясь свободе и возможности свободно ходить одной. Козем до сих пор не могла смириться с тем, что Сара бегает по дворцу без свиты, а Сара была счастлива тем, что может самостоятельно найти дорогу в этих запутанных лабиринтах. В первое время это казалось чудом.

Когда Сара вошла в комнату для приемов, Ахмед уже ждал ее с тем кислым видом, который он всегда имел, когда не одобрял чего-нибудь. Сара проигнорировала это и жестом распорядилась ввести гостя. Ахмед подошел к боковой двери и впустил Малика. Тот вошел в окружении двух стражников, каждый из которых крепко держал его за руку.

– Отпустите его, – произнесла Сара. Охранники освободили Малика и отступили на шаг назад.

– Вы можете идти, – сказала она им.

Те вопросительно взглянули на Ахмеда.

– Мой муж обещал, что вы будете стоять за дверью, – твердо стояла на своем госпожа.

Ахмед поклонился.

– Мне кажется, мой повелитель не желает рисковать благополучием своей супруги… – начал он.

– Вон! – отрезала Сара. – Если вы мне понадобитесь, я позову!

Трое охранников покинули комнату, и Сара повернулась к гостю.

– Кажется, телохранитель моего мужа считает Вас опасным человеком, мистер Бей, – обратилась она к нему.

Малик промолчал.

– Это Ваш новый маскировочный наряд? – спросила она, показывая на его лохмотья и на плащ с глубоким капюшоном, свисающим ниже плеч.

– Приходится часто менять одежду, – ответил он. Голос оказался низким и глубоким, а английский почти таким же правильным, как у Калида. Сара подумала, что он так же высок, как и ее муж, но стройнее, с кожей более смуглой и глазами темными, словно оливки. Даже с взлохмаченными волосами и трехдневной щетиной бродяги, которым он прикидывался, он имел достаточно романтический вид: Сара прекрасно представляла, насколько сильное впечатление он мог произвести на неопытную семнадцатилетнюю девушку.

– Так зачем же Вы хотели меня видеть, мистер Бей? – спросила Сара, садясь в кресло Калида.

– Я хочу знать, все ли в порядке с Амелией, – тихо ответил он.

– Почему Вы спрашиваете о ней? Она была Вашей жертвой и с радостью покинула плен.

Губы Малика сжались, но он не сказал ни слова в ответ.

– Разве это не так? – невинно поинтересовалась Сара.

– Вы же видели ее слезы, когда она расставалась со мной, – сумрачно возразил Малик, глядя в пол.

– И почему же это?

– Об этом уж спросите саму Амелию.

– Но ее здесь нет, поэтому я спрашиваю Вас.

Он поднял глаза и взглянул настолько осуждающе и в то же время с такой болью, что Сара не смогла больше выдержать свой учительский тон.

– Послушайте! – она заговорила порывисто, даже вскочив с места. – Я не знаю Вас, хотя знала Вашего брата Османа и надеюсь, что Вы обладаете теми же прекрасными качествами, что и он. Однако всем известно, что Вы занимаетесь преступной деятельностью.

– Вам легко это говорить, живя здесь, среди роскоши и в окружении слуг, – резко возразил Малик, прищурившись. – Боюсь, что и Вы не чурались бы преступной деятельности, если бы оказались в положении, подобном тому, в котором находятся большинство подданных паши.

– Мистер Бей, мой муж сделал для своих подданных больше, чем любой паша за последние триста лет, и если Вы хотите, чтобы я Вам помогла, то лучше оставьте этот тон! – вспылила Сара.

– Хорошо! – быстро понял свою ошибку Малик и поднял руки, словно прося пощады. Он явно испугался, что его выведут из комнаты или арестуют. – Это правда, что ради своего дела я нарушил закон, но так поступили многие в истории человечества, включая отцов-основателей Вашей собственной страны.

– Вам нет необходимости произносить речи, мистер Бей! – остановила его Сара. – Как жительница Бостона я в курсе антиправительственной деятельности колонистов, основавших Соединенные Штаты, – сухо заметила Сара. – И из этого вовсе не следует, что я буду обсуждать судьбу моей кузины или ее образ мыслей с человеком, которого разыскивают по всей стране.

– Я просто хотел бы знать, счастлива ли она в своей нынешней жизни, – печально пояснил Малик.

– А Вы сам? Вы-то счастливы после всего, что Вы сделали?

Малик внимательно посмотрел на свою собеседницу.

– Что означают Ваши слова?

– Если бы Вы имели хоть каплю достоинства Османа, то Вы не смогли бы соблазнить ребенка и потом отдать его нам, словно ничего не случилось! – Сара явно начинала терять самообладание.

Малик окаменел, а шея его покрылась красными пятнами. После долгого молчания он заговорил осторожно, словно изо всех сил стараясь сохранить спокойствие:

– Я вовсе не соблазнял ее. Она сделала первый шаг, если Вам это так уж интересно, и я остановился прежде, чем… – Малик внезапно замолчал.

– Прежде чем дело дошло до риска беременности? – сухо продолжила Сара. Она начала понимать, что неправильно поняла слова Амелии.

Малик коротко кивнул.

Сара молчала. Она чувствовала, что он хочет сказать что-то еще.

– А теперь я и вообще потерял возможность быть с ней вместе, – едва слышно продолжил Малик.

Что бы ни думала Сара о его характере и действиях, все ее мысли и сомнения сейчас улетучились от одного взгляда этого мужчины – взгляда, исполненного боли и тоски. Она понимала, чего это ему стоило – вот так прийти к ней, чтобы просто поговорить об Амелии, тем самым открыв свое чувство к ней.

«Какие невероятные перемены вершит любовь! – подумала Сара. – Герой турецкой революции дошел до столь жалкого состояния из-за какой-то тоненькой, словно тростинка, девчонки!»

– Вы хотите увидеть ее, правда? Поэтому Вы и приехали сюда, – тихо произнесла Сара.

Малик кивнул.

– Я сказал себе, что ей будет лучше, если я отпущу ее, но…

– Но Вы несчастны! И самое интересное, я наверняка могу сказать, что и она тоже!

Мужчина бросил на нее внезапно оживший, исполненный надежды взгляд.

– В течение месяца, который она провела у тетушки, я получила от Амелии четыре письма. За это время сердце ее вовсе не изменилось. Она покорно ведет ту жизнь, которую устроили ей родственники, но мысли ее заняты лишь Вами, – продолжала Сара.

– Неужели? – Малик не мог поверить в это.

– Да.

– Вы знаете ту ситуацию, в которой я нахожусь, ту жизнь, которую я веду. Так имею ли я право на счастье?

– Вы имеете все права, которыми она Вас наделит. Не решайте за нее. Если Вы придете к ней, а она не захочет Вас видеть, то прекрасно сможет сказать это сама.

Малик улыбнулся.

– Это она сможет! – он задумался, а потом спросил: – А где она?

– Вам Опасно там появляться!

– Мне везде опасно появляться, – просто ответил Малик.

Сара объяснила, где стоит дом Вулкотов в Пере. Подробно описала и улицу, и соседние особняки, и в завершение добавила:

– Ну, а остальное зависит только от Вас.

Малик подошел к ней и, став на колени, поцеловал ей руку. Сара, до сих пор не привыкшая к драматическим эмоциональным жестам турецких мужчин, почти отдернула пальцы.

– Благодарю Вас, милостивая госпожа, да храни Вас Господь! – торжественно произнес Малик и с низкими поклонами направился к двери.

Сара кликнула охранников, и дверь открылась.

Она надеялась, что Господь действительно защитит ее, как и всех остальных.

Спустя лишь несколько секунд после того, как стражники увели Малика, в комнату вошел Калид.

– Ну что? – спросил он.

– Он красив, несет в себе изысканную смесь дерзости и шарма, а кроме того, служит благородной идее. Я вполне понимаю Эми и ее чувства к нему.

– Меня вовсе не интересует его привлекательность. Что ему было нужно?

– Как ты и предполагал, он хотел узнать, где Эми.

– И?..

– И я сказала ему это.

– Ты считаешь это мудрым поступком?

– Все равно он узнает. Джеймс – известный торговец, его легко вычислить, а Малик настойчив. Я всего лишь избавила его от необходимости выслеживать девушку, да убедила, что ему будут рады.

– Откуда ты это знаешь?

– Калид, я же показывала тебе последнее письмо Эми. Так как можно сомневаться в ее чувствах?

– Но учитывая его положение, может быть, стоило как раз-таки отговорить его?

– Можно ли было отговорить или разубедить тебя десять лет назад? – вопрос был явно риторическим.

– Малик не знает полумер, – с тревогой произнес Калид. – Он украдет ее, вот увидишь!

– Если она захочет быть украденной, то пусть так и будет, – ответила Сара.

– Сказано истинной американкой, для которой все проблемы решает любовь, – заметил Калид.

– Не начинай опять свои антиамериканские речи, Калид! Если мы все такие идиоты, то зачем ты на мне женился?

Калид обнял жену и поцеловал ее в шею.

– Мне просто очень нравится поддразнивать тебя твоей национальностью. Ты всегда сразу так живо реагируешь на приманку! Но не отрицай: ты сама прекрасно понимаешь сложность той ситуации, в которую Амелия попадет. Супругу Малик-бея ожидает опасная карьера!

– А у Беатрис снова начнется испарина! Это уж точно!

– У Беатрис начинается испарина, едва температура поднимается выше пяти градусов. Ты обратила внимание, как она смотрела на меня? Словно я – дикарь из джунглей и того и глади на нее наброшусь.

– Может быть, она всего лишь мечтала об этом? – хитро заметила Сара, и Калид засмеялся.

– Кстати… – промурлыкал он, расстегивая пуговки на спине ее платья…

– Здесь? – Сара окинула взглядом комнату.

– Ну а почему бы нет? Я прикажу охране, чтобы нас не беспокоили.

Калид направился к двери, а Сара вновь задумалась о визите Малика.

Она вовсе не была уверена в правильности того, что открыла ему местонахождение Эми.

Не ошиблась ли она? Малик не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик, так что скоро она узнает это.

* * *

Малик сидел на дереве и наблюдал, как в спальне мистера и миссис Вулкот свет сначала потускнел, а потом и вовсе погас. Тетушка Амелии отходила ко сну. Но еще оставалось освещенным окно в кабинете на первом этаже – мистер Вулкот продолжал работу – и в спальне Эми, Малик видел ее: она читала, лежа в постели.

Придется ждать.

Искушение немедленно броситься к ней в комнату было очень велико; казалось, прошла целая вечность, с тех пор как он держал ее в своих объятиях. Но Малик прекрасно понимал, что не надо спешить. Он наблюдал за домом уже несколько ночей подряд и изучил распорядок его жизни. Слуги рано вставали и рано ложились. Следующей отправлялась спать тетушка, а дядюшка работал в своем кабинете примерно до половины двенадцатого. К полуночи свет горел уже лишь в комнате Эми, и именно это Малику и было нужно.

Он поудобнее устроился в развилке дерева и пожалел, что нечего закурить. Ждать так трудно! Он продумал каждую деталь своего визита тщательно, будто собирался брать штурмом замок султана, и ему не терпелось приступить к делу. Малик выбрал дерево с ветками достаточно толстыми, чтобы выдержать его вес, и к тому же растущее настолько близко к дому, чтобы можно было докинуть до него веревку. Он собирался с дерева прыгнуть на балкон, а потом сквозь французское окно войти в комнату Амелии.

План казался простым, но Малик прекрасно понимал, что он может сорваться в любой момент. Если вдруг тетушка решит прогуляться среди ночи на балконе, если дядюшка забудет что-нибудь в кабинете, если Эми, вопреки уверениям жены паши, поймет, что ненавидит его…

Малик вздохнул и решил не думать ни о чем плохом. Любое рискованное предприятие требует везения, и нужно верить, что тебе непременно повезет.

Свет в кабинете наконец погас. Малик подождал еще с полчаса, потом залез повыше, снял веревку, намотанную вокруг пояса, и воткнул крюк в ствол дерева. Начал раскачиваться, все увеличивая амплитуду движения, с каждым разом все ближе подлетая к балкону дома Вулкотов. Дом был отделен от улицы густыми зарослями кустарника и деревьями, но на такой высоте все равно можно попасться на глаза проходящему мимо патрулю или отряду янычар. По этой причине Малик надел одежду потемнее и тщательно выбрал дерево так, чтобы с него можно было попасть в нужную точку. Достаточно раскачавшись, он отпустил веревку и тяжело приземлился на балкон, едва не упав. Затем восстановил равновесие и прижался к стене дома, не в силах унять неровное биение сердца и ожидая скорого разоблачения.

Но ничего не произошло. Малик постоял, до тех пор пока дыхание не восстановилось, а потом, с силой размахнувшись, закинул веревку обратно на дерево, чтобы она не привлекала внимания. Пробрался по балкону к комнате Амелии, быстро заглянул внутрь и снова отступил.

Эми лежала в постели на боку, читая при свете газового рожка. Дыхание Малика снова участилось; он подошел к стеклу и тихо-тихо постучал.

Девушка резко повернулась, испуганная стуком в балконную дверь, но едва увидев, кто это, откинула одеяло и вскочила. Босиком, в одной сорочке подбежала она к двери и широко распахнула ее, бросаясь в объятия Малика.

– Боже! – только и смогла воскликнуть она, покрывая поцелуями его лицо, страстно прижимаясь к нему всем телом, словно боясь, что он внезапно исчезнет.

Малик закрыл глаза, внезапно ощутив счастье и покой, и лишь гладил золотые волосы Амелии.

ГЛАВА 9

– Пойдем в комнату, – Эми потянула Малика за руку. – Здесь нас могут увидеть.

Они вошли в комнату, и девушка плотно закрыла стеклянные двери и задернула шторы. И снова обняла Малика.

– Не могу поверить, что ты со мной, – прошептала она. – Может быть, я сплю, и это просто сон?

– Нет, это не сон. Я должен был тебя увидеть, – проговорил Малик. – Мне так тебя не хватало!

Эми подняла голову и взглянула на него в мягком свете газовой лампы. Лицо его сейчас казалось открытым и искренним – таким она его еще не видела.

– Амелия, я должен объяснить… – начал было Малик, но она тут же его остановила, приложив палец к губам.

– Ничто не имеет значения. Ты здесь, и это главное! Давай не будем тратить время на объяснения! У меня было вполне достаточно времени, чтобы подумать обо всем, и я прекрасно знаю, чего хочу! А ты?

Он кивнул, не отводя взгляда от ее глаз. Эми взяла его за руку и подвела к кровати.

– Люби меня! – попросила она, садясь и протянув к нему руки. – Все равно, что случится потом – по крайней мере нам будет что вспомнить!

Малику не потребовалось повторного приглашения. Он обнял ее и начал гладить шелковую кожу обнаженных рук, напоминая себе, что спешить нельзя, что при всем ее пыле Амелия – девственница; ей может быть больно, она может испугаться. Малик еще не попадал в подобную ситуацию. Его опыт с обитательницами лагеря вовсе не подготовил его к этой искренней невинной пылкости и отчаянной преданности. Но судьба позволила им вновь соединиться, и он не мог больше отказывать ни Эми, ни себе в том, чего они оба так страстно желали.

Малик присел рядом и нежно поцеловал Амелию, сначала едва касаясь губами ее губ, потом с большей страстью – пока девушка не ответила на его ласку со всей пылкостью юной души. Она ощущала прохладу его зубов, дерзость языка, а Малик испытывал роскошь глубоких, медленных поцелуев, радость ощущения ее тела под своим. Когда же одних поцелуев стало мало, Малик прошелся губами по обнаженной шее, впитывая свежесть и аромат кожи, а потом провел языком по ключицам. Девушка вздохнула и откинула голову, тем самым сильнее обнажая и шею, и грудь. Он целовал ее страстно и нежно, дразня губами до тех пор, пока она не зашевелилась беспокойно и нетерпеливо.

– Кажется, что прошло уже сто лет с тех пор, как я прикасался к тебе, – прошептал Малик.

Эми запустила пальцы в его волосы и притянула к себе его голову, а он жадно ласкал ее грудь. Она нежно смотрела на своего любовника: лицо его сейчас казалось раскаленным страстью, длинные ресницы вздрагивали, дыхание стало неровным. Девушка никогда еще не испытывала настолько необоримого желания раствориться в любимом, полностью отдаться ему, исполнить любое желание мужчины. Малик резким движением снял с нее рубашку и снова склонился к ней; и Эми с радостью вздохнула при этой новой близости. Рот Малика был горяч, волосы мягки – они щекотали нежную кожу груди, руки же гладили спину. Он прижался щекой к ее животу с выражением счастья и блаженства на лице.

– Ты так нужна мне! – пробормотал он. – Я никогда не думал, что смогу почувствовать нечто подобное.

Об этой минуте я мечтал постоянно – с того самого мгновения, как ты уехала от меня.

– И я тоже, – ответила Эми, гладя плечи и руки Малика, ощущая его крепкие мускулы под тонкой тканью рубашки.

– Сними, – прошептала она, потянув за воротник. Он сел, одним движением скинул рубашку, обнажив красивое, сильное тело. Эми смотрела на широкие плечи, мощную шею – простую красоту молодого мужского тела, и неожиданно на глаза ее навернулись слезы. Раздеваясь, Малик растрепал волосы, и Эми нежно их пригладила.

– У тебя такие красивые волосы, – прошептала она, – это первое, что я заметила!

Он снова поцеловал ее, прошептав ей в губы:

– А я первым делом заметил вовсе не волосы!

– А что? – спросила она, прикрывая глаза, потому что в этот момент он губами провел по ее лицу и добрался до рта, остановившись на мгновение.

– Твою кожу, твои глаза, твое тело, твой запах, – тихо перечислил Малик, ладонью гладя темные ягодки на ее груди, до тех пор пока они не стали твердыми от прикосновений.

– Мой запах? – переспросила девушка; от его ласки она то и дело теряла нить разговора.

– Он со мной с тех самых пор, как я взял тебя на руки, снимая с дилижанса. А сейчас я просто пьян от него.

Малик склонил голову на плечо Эми и обнял ее. Девушка глубоко вздохнула: вдруг она ощутила на себе его тело – тяжелое, готовое к любви. Она пошевелилась, инстинктивно отвечая на призыв, а Малик уже почти потерял контроль над собой, резко прижав ее. Он водил рукой по ее бедру, и ноги ее раздвинулись словно сами собой.

Малик неожиданно заскрипел зубами и лег рядом с Эми, закрыв рукой глаза.

– В чем дело? – взволнованно спросила девушка. – Я сделала что-то не так?

Он поднял руку, словно прося подождать. Потом снова взглянул на нее, снял ее пальцы со своего плеча и по одному начал их целовать.

– Ты все делала прекрасно, – заговорил он голосом, полным чувства. – Дело лишь в том, что я не должен… торопить тебя.

– И?..

Малик зарыл глаза.

– Трудно не спешить, когда ждал так долго, – с трудом договорил он.

– Мне тоже, – прошептала Эми, снова прижимаясь к нему. Какое-то мгновение он просто держал ее, но когда она крепче обняла его, он начал пылко гладить ее грудь, живот, ноги, покрывая все тело страстными поцелуями. Эми спрятала лицо на его плече, потом внезапно напряглась, впервые ощутив в полной мере его мужественность.

– Тебе хорошо? – спросил Малик.

– Да, – ответила Эми, расслабившись от нежных поглаживаний, спускавшихся все ниже, – до тех пор пока девушка не прижалась к мужчине всем телом, словно прося большего. Он целовал и целовал ее – со страстью, сметавшей на нет его прошлую осторожность, и ее возбуждение росло, по мере того как она все больше забывала о себе, покоряясь силе чувства.

Малик слегка повернул Эми и погладил ее ноги с внутренней стороны. Остановился и подождал, ожидая ответной реакции. Но Эми, казалось, была сейчас где-то в ином мире; глаза ее почти закрылись, кожа порозовела и, словно росой, покрылась капельками пота.

– Тебе нравится? – прошептал Малик, вглядываясь в ее лицо.

Девушка застонала, ресницы ее задрожали. Когда Малик пошевелился, слегка отодвинувшись, Эми приподнялась, чтобы снова оказаться как можно ближе к нему. Ее тело говорило за нее: сейчас ей было хорошо, и она мечтала о большем; поэтому, когда ее рука потянулась к его ремню, он лишь на мгновение покинул свою возлюбленную – только чтобы раздеться – и снова пришел к ней.

Когда он притянул ее к себе и она почувствовала его обнаженное тело, Эми ни на секунду не усомнилась в истинности своих действий. Она слилась с ним воедино, переплетя ноги с его ногами. Он не смог сдержать стон: Эми ласкала его пылко, гладя мускулистую спину, горячие бедра. Скоро она осмелела, подталкиваемая любопытством и страстью: слегка отодвинув его от себя, принялась гладить грудь и живот ласковыми и в то же время пытливыми ладонями. Он прикрыл глаза, когда девушка погладила его грудь; затаил дыхание, когда она провела пальцем от сердца вниз, к животу, а потом ниже – вдоль линии волос на его теле. Когда она спустилась еще ниже, он затаил дыхание и замер с гулко бьющимся сердцем.

Эми забылась полностью, погрузившись в изучение любимого тела – шелковой кожи и волос, контрастов мягкого и жесткого; поэтому, когда его рука неожиданно остановила ее руку, она удивленно взглянула на него, не понимая, что произошло.

– Не надо, – коротко произнес он. Его рука дрожала.

Вся уверенность Эми мгновенно куда-то улетучилась. Она отодвинулась, но он тут же сел, схватил ее и, покрыв поцелуями, снова увлек за собой на кровать.

– Не думай плохого. Я люблю тебя, – хрипло прошептал он, обвивая руками ее шею. – Люблю, люблю! Ты просто не понимаешь, что делаешь со мной. Я хочу быть нежным, боюсь причинить тебе боль, а ты сводишь меня с ума, лишаешь рассудка!

Трудно было не доверять его словам: он держал ее крепко, и лихорадочное биение сердца и напряженность всего его тела не позволяли сомневаться в сказанном.

– Я и хочу свести тебя с ума, – прошептала Эми. дотрагиваясь до его щеки. – Хочу. Чтобы ты желал меня так же безумно, как я желаю тебя!

Малик застонал беспомощно:

– Неужели ты еще сомневаешься в чем-то?

– Поцелуй меня снова, – попросила Эми, и он послушался, снова увлекая ее в пучину страсти. Его губы, казалось, готовы полностью поглотить ее тело; Эми же утратила всякую робость и отвечала ему с равной горячностью. Она прижималась к нему, когда он целовал ее живот и бедра, вместе с ним сгорая в вечном огне.

Эми попыталась немного отодвинуться, но Малик крепко держал ее, пока она не ощутила блаженство покорности и полной утраты воли. Она негромко застонала, кусая губы от удивительного, не испытанного ранее чувства, наполнившего все ее тело. Запустила пальцы в волосы мужчины и бессильно откинулась на подушку.

Малик смотрел на нее в неярком свете, а она ощущала его горячее тело, видела блестящую от пота кожу, напряженные мускулы. Когда Эми не могла уже больше выносить этого напряжения, она обвила его шею руками и прошептала:

– Пожалуйста! Пожалуйста!

– Что? – спросил Малик, губами касаясь ее уха. – Скажи, чего ты хочешь?

Она вздрогнула, словно не ожидала этого прикосновения.

– Скажи же, – хрипло повторил Малик, наслаждаясь глубиной ее желания, не уступавшего его собственному. – Скажи?

– Тебя. Сейчас.

Малик тоже не мог больше ждать. Он положил ее на спину, приподнял ее бедра, а она сомкнула ноги у него за спиной. – Это… может быть больно, – пробормотал он, почти не в состоянии произнести слово.

Эми поцеловала его, и он вошел в нее так, как она просила этого. Руки, обнимавшие его, дрожали от напряжения.

– Да? – спросил Малик, кусая губы, сдерживая себя.

– Да, – ответила она. Он двинулся снова, и ее легкий вздох успокоил его. Малик расслабился и вовлек ее в свой ритм, застонав от счастья, когда ее ответ лишь усилил его наслаждение.

– Я люблю тебя, – прошептала она со слезами на глазах.

– Я люблю тебя, Амелия, – ответил Малик.

* * *

Стук дождя по крыше разбудил Эми. Она пошевелилась и обнаружила, что Малик лежит рядом с ней: голова его покоится на ее плече, а рука обнимает ее за талию. Она чувствовала себя счастливой и полной сил, а легкая боль напоминала о том опыте, который она приобрела с любимым человеком.

Сон стер с лица Малика следы былых забот, и сейчас он казался ей ровесником, тем более, что и стройная худая фигура, и блестяще растрепанные волосы лишь усиливали впечатление юности. Простыня под ним сбилась, покрывало сползло на ноги, а сама поза говорила о полной расслабленности. Эми очень не хотела будить его, но ей потребовалось воспользоваться умывальником, стоящим в углу комнаты. Поэтому она осторожно убрала с себя руку и голову Малика. Он не проснулся. На цыпочках подошла она к умывальнику, взяла мыло и полотенце и начала мыться; однако скоро почувствовала на себе взгляд Малика.

– Однажды я уже видел, как ты моешься, – лениво заметил он.

– Когда?

– В то утро, когда ты проснулась рядом с мной – после того как убежала. Я нашел тебя у ручья.

– И что, ты подглядывал? – поддразнила Эми, вновь залезая в кровать.

Он обнял ее.

– Разумеется. Л потом отошел подальше и начал шуметь, чтобы ты могла услышать мое приближение – уже второе.

– Так ты, оказывается, умеешь шпионить! – Эми поцеловала его в шею.

– Мне кажется, я уже тогда знал, что ты будешь моей, – задумчиво признался Малик, снова ложась, но крепко держа Эми в объятьях.

– Однако тебе пришлось изрядно побороться! – заметила девушка.

– С того самого утра я понимал, что судьба моя решена.

Малик помолчал немного, а потом спросил:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Прекрасно! Лучше не бывает! – ответила Эми, кладя голову ему на плечо.

– Я имею в виду, как насчет крови?

– Немного была, но это пустяки.

– Ты уверена?

– Абсолютно уверена.

Эми повернулась, чтобы взглянуть на него, и спросила:

– Малик, что мы будем делать?

– Мне казалось, что ты не захочешь об этом говорить, – ответил он.

– Когда впервые тебя увидела, действительно не хотела.

– Ну да, ты просто стремилась затащить меня в постель, словно гулящая женщина.

– Словно кто?

– Бесстыдная женщина, – повторил Малик.

– Это называется «проститутка», друг мой. Знаешь ли ты английский?

– Мой английский гораздо лучше твоего турецкого, – обиделся Малик.

– Ну, превзойти мой турецкий совсем нетрудно! Не меняй тему! Мы не можем провести остаток жизни в этой постели. Как мы будем встречаться?

– Я придумаю что-нибудь.

– Ты так рисковал, пробираясь сюда. Почему же так долго ждал?

– До тех пор пока я не поговорил с женой Калид-шаха, я совсем не был уверен, что ты хочешь меня видеть.

– Так ты был во Дворце Орхидей?

Малик кивнул.

– Я же не знал, где ты.

– Ну разумеется! Когда я покидала лагерь, ты почему-то не поинтересовался, куда посылать письма!

– Я изо всех сил старался забыть тебя, Амелия. Думал, что так будет лучше.

– Для меня?

– Да, для тебя. Естественно, не для меня. Когда ты уехала, я чувствовал себя так, словно лишился сердца.

– Но почему, почему ты отпустил меня так спокойно и безразлично? Я думала, что умру с горя!

– Я преступник в этой стране, Амелия, меня разыскивают. У меня нет абсолютно ничего, и долго еще ничего не будет. Мое дело правое, но я даже не знаю, увижу ли его победу. А пока живу одним днем. Ты и сама это видела, сама почувствовала. У меня нет средств, чтобы достойно обеспечить жену.

– Жену? – выдохнула Эми.

– А ты разве не хочешь выйти за меня замуж? – спросил Малик, пристально взглянув на нее.

Эми обняла его.

– Конечно, хочу!

– Ты должна понимать, чем станет для тебя это замужество. Ты тоже окажешься вне закона – просто потому, что не выдаешь меня. Твоя жизнь окажется под угрозой, как и моя. У тебя не будет постоянного дома – все время придется переезжать с места на место.

– Это не имеет никакого значения. Я готова жить с тобой и в палатке, – Эми засмеялась. – Я и жила уже с тобой в палатке.

Малик тоже улыбнулся.

– Надо сказать, что ты выдержала испытание неплохо, – он притянул ее к себе, и Эми принялась шутливо бороться, но внезапно услышала какое-то тихое урчание.

– Что это? – спросила она, замерев.

– Что?

– Этот звук. Это у тебя в желудке урчит?

Малик пожал плечами.

– Возможно.

– Когда ты последний раз ел? Он задумался.

– Может быть, вчера?

– Малик, ради бога! Ты, наверное, голодаешь!

– Но не от недостатка пищи, – ответил он, ловя губами выбившийся локон.

– Я схожу на кухню, принесу тебе чего-нибудь, – увернулась Эми от ласки.

– Нельзя бегать по дому среди ночи, – попытался отговорить ее Малик.

Эми встала, накинула пеньюар и сунула ноги в тапочки.

– Почему бы и нет? Мне не спалось, и я решила перекусить. Если даже кто-то и не спит в этот час, то предлог вполне правдоподобный. А ты оставайся здесь и запри за мной дверь.

Малик поднялся и обнял Эми сзади, прижав ее к себе.

– Возвращайся скорее, – попросил он. Девушка отвернулась и быстро поцеловала его.

– Малик, пусти. Уже через пару часов встанет Листак, и до этого тебе нужно будет уйти.

Очевидно, Малик на самом деле очень хотел есть, потому что тут же отпустил Эми. Она подошла к двери и показала на замок. Вышла в коридор и остановилась, дожидаясь, пока ключ снова повернется. Потом побежала вниз по устеленной ковром лестнице.

Газовый рожок в комнате Джеймса еле горел, но все равно этого света было достаточно, чтобы увидеть, как Эми идет по коридору первого этажа к кухне. Сразу за ней находилась комната прислуги, поэтому девушка как можно осторожнее вошла в холодную кладовую. Там она быстро схватила оставшуюся от обеда куриную грудку, кусок сыра и два яблока, потом подумала и достала с верхней полки бутылку любимого пива Джеймса. Уже выходя, прихватила три вчерашних кекса, которые Листак оставила для приготовления хлебного пудинга. Завернула припасы в полу своего пеньюара и бесшумно пошла обратно по тихому дому, на цыпочках пробираясь мимо дверей. Наконец добралась до своей комнаты и едва слышно постучала. Дверь мгновенно открылась.

– Да? – вопросительно произнес Малик, словно увидел одну из разносчиц, предлагающих свой товар.

– Перестань паясничать! – прошипела Эми, отталкивая его и влетая в комнату, – она боялась, что в коридоре в любую минуту может появиться Джеймс.

– Что значит «паясничать»? – поинтересовался Малик, внимательно наблюдая, как его возлюбленная вываливает на кровать принесенную снедь. Затем схватил яблоко и принялся жадно его грызть.

– Ну, как тебе объяснить… Представлять из себя дурачка, словно клоун в цирке, – ответила Эми, подойдя к двери и снова запирая ее на ключ.

Недоуменный взгляд Малика немедленно показал ту огромную культурную пропасть, которая пролегала между влюбленными: он и понятия не имел, что такое цирк. Молодой человек настолько бегло говорил по-английски, а взаимное влечение оказалось настолько сильным, что Эми совсем забыла, что они принадлежат совсем разным мирам.

– Это ерунда, – попыталась успокоить она друга, подходя к окну и отдергивая штору; Малик в это время с жадностью поглощал кусок жареного цыпленка.

– Дождь не кончается, – печально заметила девушка, – ты промокнешь до костей…

– Мне не привыкать, – успокоил он ее. – Спасибо за еду.

– Считай это платой за услуги, – лукаво сказала Эми.

Малик засмеялся и глотнул пива.

– Ох? – он взглянул на бутылку так, словно она его укусила.

– Прости. Это все, что я смогла найти в кладовке. Мне показалось, что это английское пиво.

– Я раньше пробовал английское пиво, это не оно, – ответил Малик, ставя бутылку на ночной столик.

– Может быть, принести воды?

Малик взял кекс и в три приема расправился с ним.

– Нет. Лучше иди сюда и давай поговорим, – он взял Эми за руку и подвел к кровати.

– Поговорим? Разве здесь можно разговаривать?

– Можно. Я хочу, чтобы ты рассказала мне, как жила весь этот последний месяц.

– Я просто-напросто выполняла тот план, который составила для меня Беатрис: исправно посещала скучные светские рауты и кокетничала со скучными поклонниками.

– Поклонники? – Малик подозрительно прищурился. – Мужчины?

– Ну разумеется, мужчины. Тетушка твердо намерена выдать меня замуж при первой же возможности.

Малик молчал, словно громом пораженный. Эми поняла его чувства:

– Малик! Не вздумай ревновать!

– Как ты думаешь, меня может обрадовать мысль о том, что за тобой ухаживает толпа очень приличных и очень выгодных женихов?

– Ты имеешь в виду, как полная противоположность тебе – совсем не подходящему? – продолжила Эми.

Малик молчал.

– Милый, не будь наивным, – нежно попросила она, удивившись, что он мог принять ее слова всерьез. – Я каждую ночь заливала подушку слезами, тоскуя по тебе!

– И тебе никогда не приходило в голову забыть меня и поступить так, как считают нужным твои родственники?

– Я пыталась. Действительно пыталась прогнать твой образ и начать жить заново, но у меня ничего не получалось. Какая-то часть моей души все равно ждала тебя – только тебя.

– Ты верила, что я приду? – нежно прошептал Малик, гладя золотые волосы возлюбленной.

– Я надеялась и молилась.

Малик привлек девушку к себе и оглянулся вокруг, словно впервые увидев уютную богато убранную комнату.

– Прекрасный дом, жизнь в полном комфорте и довольстве – разве имею я право просить тебя бросить все это ради меня? – печально и задумчиво произнес он. В голосе его звучало сомнение и неуверенность – он так и не поверил в жаркие оправдания Эми.

– Не начинай заново. Просто поверь мне. Поверь, – она поцеловала его, надеясь, что ее нежность убедит любимого в безосновательности его тревоги.

Малик зажегся моментально: он тут же уложил Эми на кровать и начал развязывать пеньюар.

– Малик, нельзя! – слабо и неубедительно протестовала Эми. – Нет времени!

– Мы сотворим время! – уверенно возразил мужчина.

* * *

Когда Эми проснулась, звука дождя уже не было слышно, а сквозь щель в шторах пробивался солнечный луч. Еще сквозь дрему девушка различила далекий, но явственный звук экипажей на улице и ощутила аромат жареного бекона.

Она резко села и посмотрела на часы, безмятежно тикавшие на Каминной полке.

Стрелки показывали семь сорок. Через двадцать минут ее будут ждать внизу – к завтраку.

Джеймс и Беатрис уже наверняка встали, а Малик все еще в доме.

Девушка принялась одной рукой изо всех сил трясти его за плечо, другой в то же время шаря в кровати в поисках своей ночной сорочки.

– Вставай, вставай! Мы проспали все на свете! – шептала она. Натянула рубашку и вылезла из постели. Собрала одежду возлюбленного и сунула ее ему в руки. Малик беспомощно моргал, не понимая, что к чему.

– Посмотри на часы! – пыталась разбудить его Эми.

Он наконец сделал это, а потом взглянул на девушку – уже совсем проснувшись. Вскочил и начал одеваться. Натянул брюки и лихорадочно застегивал рубашку. И в этот момент в дверь постучали.

Влюбленные в ужасе застыли.

Эми первой пришла в себя. Прижав палец к губам, взглянула на Малика, а потом спросила:

– Да-да, кто там?

– Миссис Беатрис поспала меня узнать, проснулись ли Вы, мисс, – раздался из-за двери голос Листак.

– Конечно, проснулась, – как можно жизнерадостнее ответила Эми.

– Я принесла Вам кофе, – не унималась служанка. Эми едва слышно застонала и прикрыла глаза. А когда снова открыла их, то показала на пол:

– Залезай под кровать, – приказала она Малику. Он послушно и ловко упал на ковер и закатился под любовное ложе. Эми одернула покрывало – так, чтобы оно доставало до самого пола.

– Иду, – ответила она, направляясь к двери. Но проходя мимо зеркала, случайно глянула в него. Боже! Что за вид! Волосы в диком беспорядке, рот весь распух, под глазами темные круги, а на шее две отлично заметных отметины страсти.

Она выглядела именно так, как должна выглядеть женщина после ночи любви. Эми поправила волосы, постаравшись прикрыть шею, повернула ключ и открыла дверь.

– Доброе утро, Листак! – поздоровалась она, сама ощущая неестественность своей улыбки.

– Доброе утро, мисс, – Листак сделала шаг вперед, намереваясь войти в комнату.

– Давай! – Эми торопливо взяла у нее из рук поднос, пытаясь преградить дорогу.

– Больше Вам ничего не угодно, мисс? – поинтересовалась служанка.

– Нет-нет, все прекрасно! Я просто сегодня неважно спала и не хочу завтракать. Не передашь ли ты тетушке, что сегодня утром я не спущусь в столовую? Листак поклонилась.

– Спасибо, – Эми едва сдержалась, чтобы не вытолкать ее из комнаты. Вместо этого она стояла с подносом в руках и, улыбаясь, смотрела, как служанка уходит. Потом поставила поднос на стол и бросилась к двери, чтобы запереть ее на ключ. Потом подняла покрывало.

– Она ушла, – прошептала Эми.

Малик вылез из-под кровати, стряхивая с одежды пыль и снимая с волос паутину.

– Видел бы меня сейчас султан, – мрачно заметил он. – Сразу бы понял, что бояться нечего!

Эми, не удержавшись, хихикнула.

– Можно мне попробовать? – спросил Малик, показывая на кофейник.

Эми налила чашку кофе, и он моментально опустошил ее.

– Слишком слабо, – заметил он. – Европейский кофе всегда слишком слабый.

– Это американский кофе. Но тем не менее все мы в будущем постараемся исправиться, – съязвила Эми. – А сейчас не угодно ли будет Вам рассмотреть более насущную проблему – а именно, как покинуть этот дом? Уже почти восемь, все вокруг бегают взад-вперед.

Малик молча думал.

– Например, я мог бы соорудить веревку из твоей одежды – лучше из шелка, например, из чулок – и спуститься по ней.

Эми покачала головой.

– Беатрис всегда по утрам, сразу после завтрака, когда еще не жарко, копается в саду. Пока мы смастерим что-нибудь достаточно прочное, она уже будет там. И обязательно увидит тебя.

– Она увидит и веревку, которую я оставил на тополе, – мрачно добавил Малик.

Эми потерла лоб.

– Я совсем забыла об этом! Придется мне выйти снять ее!

– Лучше поспешить, пока она еще жует свою яичницу и достает ножницы и садовую корзинку! – он подошел к окну и немного отодвинул штору, выглядывая на улицу.

Эми быстро накинула юбку и блузку и даже не позаботившись расчесать волосы, подошла к туалетному столику, где принялась усердно запудривать синяки на шее.

– Это моя работа? – поинтересовался Малик.

– Больше вроде некому, – ответила Эми, пытаясь с помощью вазелина и помады привести в порядок губы.

– Похоже, я чересчур увлекся, – озадаченно протянул мужчина.

– Это относится к нам обоим, иначе тебя бы здесь уже давно не было, – нежно улыбнулась ему Эми.

– Ну иди, – Малик кивнул в сторону двери.

– Листак придет убирать постель только после того, как закончит дела в кухне, поэтому немного времени у нас все-таки есть, – успокоила его Эми. – Запри за мной дверь!

Малик кивнул.

Она послала ему воздушный поцелуй и скрылась.

* * *

Эми стояла и прислушивалась. В столовой раздавался звон посуды и слышались голоса. К счастью, и Беатрис, и Джеймс были именно там, где и должны находиться в эту минуту. Она на цыпочках спустилась по лестнице и осторожно заглянула в столовую. Дождалась момента, когда глаза тетушки и дядюшки дружно обратились к тарелкам, и прошмыгнула мимо стеклянной двери через холл в сад.

Трава оказалась сырой после ночного дождя. Юбка Эми сразу намокла. Не обращая ни на что внимания, девушка обогнула дом и побежала к тополям. Взглянула на окно своей комнаты и увидела Малика – он стоял за шторой. Ей, конечно, не хватило сил вытащить клин, загнанный им в ствол дерева – было слишком высоко; но она сумела закинуть веревку на одну из нижних веток – туда, где листва казалась особенно густой. Нельзя сказать, что она совсем спрятала ее, но, во всяком случае, как-то замаскировала. Довольная своими успехами, девушка изо всех сил побежала обратно в дом и в холле сразу наткнулась на Беатрис.

– Дорогая, что ты делала в саду в такую сырость? – приветствовала тетушка любимую племянницу. – Твои туфли все в грязи!

– Ах, мне так захотелось немного прогуляться, – весело рассмеявшись, объяснила Эми. Она очень надеялась, что Беатрис не заметит в ее голосе истерической нотки. – После дождя все такое свежее!

– Дождь льет уже три недели, – заметила Беатрис, странно взглянув на девушку.

– Да, мне очень нравится сырая погода, – пролепетала Эми, направляясь к лестнице.

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Листак сказала, что ты отказалась завтракать.

– Ах, конечно! Прекрасно! Просто я совсем не голодна! Я возьму в свою комнату фруктов.

Она изменила направление и завернула в столовую, чтобы захватить с серебряного блюда пару апельсинов и грушу. Дождавшись, пока Беатрис отправилась в утреннюю комнату писать свои бесконечные письма, стремглав бросилась вверх по лестнице.

Малик ждал и, услышав ее шаги, впустил ее в комнату. Она протянула ему добычу:

– Положи это к остаткам еды и возьми с собой.

– Убрала веревку?

– Убрать ее я не смогла, но хорошо спрятала. Если ее специально не искать, то думаю, и не заметишь.

– Ты придумала что-нибудь?

– Кажется, да, – ответила Эми, снимая мокрые туфли. – Через несколько минут подадут карету и Джеймс отправится в офис, а Беатрис некоторое время будет занята письмами.

– Насколько я помню, ты сказала, что в это время она обычно бывает в саду.

– Очевидно, она решила, что сегодня слишком сыро; но утренняя комната, в которой она работает, выходит окнами в сад. Так что ты все равно не сможешь выйти тем же путем, по которому пришел сюда. Но при первой же возможности я постараюсь вывести тебя через цветочную комнату – лишь бы нам не наткнуться в ней на слуг.

– Что такое «цветочная комната»?

– Теплица, пристроенная к дому. Войти туда можно из холла, а выйти – в дальнюю аллею, куда сваливают мусор, – Эми надела тапочки и поставила в сторону испачканные грязью туфли.

– Это звучит неплохо. Эми взглянула на Малика.

– Понятия не имею, как ты будешь возвращаться к себе. И не понимаю, как ты добрался сюда.

– Оставил Мехмета у брата своего друга, Юрия. Он живет недалеко от базара. Заберу коня и поеду – все очень просто.

– А как ты доберешься до этого дома?

Малик молча показал на ноги.

Эми неожиданно бросилась к нему на шею.

– Не хочу, чтобы ты уходил!

– Я должен, – коротко ответил Малик, крепко обнимая возлюбленную и прижимаясь щекой к ее волосам. – Но я обязательно вернусь.

Девушка заглянула снизу вверх ему в лицо.

– Когда? Когда ты вернешься?

– Не могу сказать. Не знаю. Но скоро. При первой же возможности я приду к тебе.

– Я не смогу жить в неизвестности, – прошептала Эми дрожащим голосом. – Я не выдержу.

– Выдержишь, – уверенно произнес Малик. – Мы оба выдержим.

– Я буду ждать тебя каждый день!

– И однажды я приду.

Эми снова положила голову на плечо возлюбленного.

Она почувствовала, как он глубоко вздохнул:

– Конечно, если…

Эми крепко прижалась к нему:

– Не продолжай!

– Я должен сказать это. Если что-нибудь со мной случится, знай, что после сегодняшней ночи я могу прожить всю оставшуюся жизнь, не прося у судьбы ровным счетом ничего. То, что ты дала мне, будет меня поддерживать во всех испытаниях.

– Не говори так, – Эми рукой прикрыла ему рот. – У нас еще многое впереди, и нам будет, что вспомнить вместе, – она заплакала.

– Ну-ну, пожалуйста, успокойся. Я вовсе не хотел тебя расстраивать.

– Но ты именно расстраиваешь меня, – ответила девушка, по-детски всхлипывая.

– Амелия, нельзя закрывать глаза на реальные обстоятельства. И я не хочу оставлять тебя сейчас одну, не сказав о своих истинных чувствах.

Эми молчала.

– Я люблю тебя; знай это и помни всегда – что бы ни случилось.

– Обязательно, – заверила Эми, встав на цыпочки и целуя его. Малик тоже поцеловал ее, но постарался избежать объятий и нежно отстранил девушку:

– Пойдем. Вряд ли у твоей тетушки очень много корреспондентов; она не может писать письма вечно, – Малик завернул в наволочку остатки еды и направился к двери.

Эми медленно пошла за ним, вытирая заплаканные глаза. Открыла дверь и вышла в коридор, осмотрев лестницу и заглянув вниз, в холл. Сквозь стеклянную парадную дверь были видны колеса экипажа и передние ноги лошадей.

Девушка повернулась и сделала Малику знак снова спрятаться:

– Карета Джеймса еще здесь, – прошептала она. Малик скрылся за дверью.

Эми дождалась, пока Джеймс вышел из дома – как обычно, в мягкой фетровой шляпе и с тростью в руке. Потом махнула Малику, чтобы тот шел за ней.

Молодые люди как можно тихо и быстро спустились по лестнице и пошли по коридорам. Эми согнула указательный палец, показывая поворот в узкий темный закуток, из которого можно было выйти в теплицу. Открыла дверь, и в лицо пахнуло духотой нагретой влажной земли, запахом цветов и удобрений. Пришлось пробираться между стопками глиняных горшков, резиновыми сапогами, садовыми инструментами, загромождающими цементный пол. Наконец влюбленные подошли к двери.

– Ну, вот и все, – проговорила Эми, не в силах скрыть те чувства, которые вызывала в ее душе скорая и неминуемая разлука.

Малик склонился к ней, дотронувшись рукой до золотых волос:

– Храни тебя Господь.

Эми дотронулась до его щеки.

– И тебя тоже.

Он поднес руку к губам:

– Я вернусь.

И с этими словами открыл дверь.

ГЛАВА 10

После ухода Малика Эми превратилась в образцового члена семьи. Она с готовностью выполняла любое пожелание Беатрис и старалась привлекать как можно меньше внимания к своей персоне. Если не принимать во внимание парочку мелких, но достаточно эксцентричных выходок, а именно, ночной поход с тяжелой лестницей в руках в сад, к тополю, чтобы снять с него веревку, а также ночную стирку в ванной своей простыни, поведение ее можно было бы назвать безупречным. Потом она заменила и простыню, и наволочку, унесенную Маликом, купив новые в любимом магазине Беатрис; ну а если Листак все-таки заметила, что постельное белье молодой госпожи вдруг почему-то стало свежим, то она не позволила себе никаких замечаний на этот счет.

Беатрис явно радовалась хорошему аппетиту и спокойному виду своей племянницы; она и сама с удвоенной энергией пустилась в светские развлечения. Очевидное улучшение состояния и настроения Эми она приписала полному, пусть и запоздалому, выздоровлению от тяжелых впечатлений плена. Она стала еще активнее, чем прежде, вовлекать девушку в свои дела и забавы, явно гордясь молодостью, красотой и светским лоском своей племянницы. И Эми изо всех сил старалась угодить тетушке, испытывая искреннюю благодарность за невинные усилия и заботы и такое же искреннее раскаяние за свой обман.

Но Эми понимала, что лицемерие в ее положении – не выбор, а необходимость. Дядя и тетя никогда не смогут принять ее чувств к Малику; для них он был и останется разбойником, нападающим на путешественников с Запада – их родственников, знакомых и друзей. Они, разумеется, не могли сочувствовать султану, но тактика его врагов казалась им преступной. Эми приняла это как данное. Они не знали Малика – ни истории его семьи, ни обстоятельств его жизни. Не могли понять ни силу, ни глубину его горя и ненависти. Но для Эми любовь к Малику превратилась в основное содержание жизни, и если уж ей суждено обманывать семью, чтобы быть рядом с любимым, то она готова к этому.

Однажды днем, примерно недели через три после свидания, Эми одевалась к одному из благотворительных раутов, которые любила устраивать Беатрис, и размышляла, когда же ей удастся снова увидеть своего возлюбленного. Она верила Малику; верила в его желание вернуться к ней. Но когда же? Она тосковала по нему нестерпимо. Днем отвлечься было легче из-за суеты и забот, но ночи казались бесконечными. Эми прислушивалась к малейшему шороху, надеясь услышать знакомый стук в балконную дверь, но его все не было.

Как там Малик? Все ли у него нормально? А может быть, его ранили или убили в одной из многочисленных стычек с врагом? Или его предал друг, и он в плену у султана? Любить человека с такой неопределенной судьбой подобно аду; но он выбрал эту жизнь, а она выбрала его – так что иного пути нет.

Эми постаралась отвлечься от своих мыслей и начала рассматривать себя в трюмо, оценивая наряд, купленный в Париже незадолго до отъезда в Турцию. Это было дневное платье из темно-синего шелка с закрытым корсажем и пышными рукавами. Подчеркнутая талия, скроенная по косой широкая юбка. Эми совсем забыла об этом платье, а потом обнаружила его в одном из чемоданов, привезенных миссис Сполдинг в ее отсутствие. Оно преспокойно дожидалось своего часа, завернутое в розовую папиросную бумагу и упакованное в красивую коробку. Тогда она его померила: платье оказалось чуть великовато, и Эми прихватила талию красивыми вытачками, напоминающими стрелы, и внесла еще несколько мелких изменений. Приятно было осознавать, что швейное искусство, приобретенное в пансионе мисс Пикард, не утрачено и служит ей верой и правдой; из зеркала смотрела особа, достойная любого модного журнала. Беатрис может гордиться. Эми причесала волосы и собрала их в высокий пучок по последней моде. Последним штрихом стали ее любимые сережки: жемчужный трилистник с рубиновыми капельками. Она готова.

Эми взяла в руку сумочку и приготовилась спуститься к гостям, но не смогла удержаться, чтобы не сравнить образ в зеркале с той молодой женщиной, которая покидала лагерь мятежников в свадебном платье Майи. Неужели обе эти девушки – она сама? Эми прекрасно знала, что так оно и есть, но в то же время она отдавала себе отчет, что окружающим трудно примирить и воспринять две настолько контрастные стороны ее жизни. Гостьи прибывали и входили через парадную дверь – дамы в конусообразных юбках и зауженных внизу рукавах; экипажи выстроились в ряд на аллее, ведущей к парадному входу. Эми встала рядом с тетушкой, приветствуя состоятельных матрон, заполнивших холл. Все они кивали и мило улыбались в ответ. Эми так натренировалась, что смогла бы выполнить эту миссию и во сне, и провожая дам в столовую, где их ожидал изысканно сервированный чай с бутербродами и лимонным кексом. Она внезапно спросила себя, что подумали бы эти верные жены и образцовые матери, узнай они о той безумной ночи с Малик-беем. Были бы они шокированы, взволнованы, разочарованы? Или, может быть, их реакцией стала бы ревность? А что, если каждая из них в своей седеющей, тщательно убранной голове прячет от людей свое собственное воспоминание о безумных приключениях?

Почему бы и нет? Ведь и они когда-то были молоды…

– Я так устала от бесконечных дождей, – пожаловалась девушке миссис Беллинджер, выбирая сэндвич с крессалатом, – конечно, в Англии тоже идут дожди, но это совсем иное дело: все вокруг укутано мягким туманом – не то, что здешние дикие ливни. К счастью, хоть сегодня день солнечный.

Эми кивнула и подала ей салфетку, наблюдая, как почтенная особа проходит вдоль стола с закусками. Миссис Беллинджер была женой командира британского гарнизона в Константинополе и главной устроительницей того благотворительного мероприятия, которое дамы и собрались обсудить сегодня. Каждую осень британское посольство устраивало бал Викторианской Миссии, в пользу детскому приюту, ставшему частью Госпиталя Ее Величества – родовспомогательного учреждения для солдатских жен. Приют призван был опекать маленьких англичан-полукровок – внебрачных детей, большей частью бросаемых родителями на произвол судьбы. Но в него принимали сирот из местного населения. Существовал приют исключительно на пожертвования, его благородная миссия вызывала сочувствие в душах скучающих от безделья жен британских и американских офицеров и торговцев, заброшенных на чужбину. Бал этот должен был стать главным событием сезона и требовал тщательной подготовки.

В прошлом сезоне организацию его возглавляла Беатрис.

Эми вела светскую беседу с гостьями, пока они подкреплялись, прежде чем приступить к серьезным обсуждениям. Она как раз принимала из рук Листак поднос с имбирными пирожными, когда услышала слова миссис Беллинджер:

– Вы читали в утренней газете последнюю новость? Этот бей ограбил поезд с туристами и скрылся с добычей. Одной из пассажирок стало дурно, и ее отвезли в госпиталь.

Эми поставила поднос на стол и подошла поближе: слушательницы качали головами и разводили руками. Обычно она тщательно просматривала все газеты, приходящие в дом, в поисках известий о Малике, но сегодня Джеймс сложил «Монитор» и прихватил его с собой в офис.

– Я хочу сказать, что ездить куда-то в наши дни совсем не безопасно, – продолжала миссис Беллинджер. – Я собралась было отправиться осматривать византийские соборы и тому подобное. Но теперь, конечно, муж не отпустит меня. Он говорит, что бей повсюду рассылает своих хулиганов, а поезда и дилижансы – их главная добыча. Неужели все войска султана с помощью иностранных отрядов так и не смогут упрятать злодея за решетку?

– Это настоящий скандал, – согласилась миссис Лэмберт. – Моя соседка собиралась послать за дочерью, которая закончила школу в Сассексе и хотела приехать сюда к родителям. Но ведь это не обойдется без путешествия в почтовой карете, а со всеми этими похищениями… – она внезапно замолчала и, густо покраснев, посмотрела на Эми. В комнате повисла неловкая тишина.

– Ах, милая, извините, ради Бога! – воскликнула миссис Беллинджер, обращаясь к Эми, тоже страшно смущенная. – Я вовсе не хотела касаться этой неприятной темы. Страшно неудобно, что мы здесь забыли о Вашем горестном приключении. Уверена, Вам не хочется вспоминать о нем!

– Ничего страшного, миссис Беллинджер; я прекрасно понимаю, что Вы вовсе не хотели меня обидеть или смутить. Однако Вы никогда не задумывались, почему мятежники вынуждены добывать деньги таким способом? У них нет иного способа найти средства на борьбу с султаном, а я уверена, что и Вы не станете отрицать: любая другая форма правления оказалась бы более плодотворной, чем эта.

Обе дамы онемели от удивления и уставились на Эми.

– Амелия, не могла бы ты на секунду подойти ко мне? – позвала от двери Беатрис.

– Прошу прощения, леди, – любезно извинилась девушка и вышла из комнаты.

– Амелия, что ты вытворяешь, ради всего святого? – возмутилась Беатрис вполголоса. На лице ее отразилась смесь возмущения и изумления. – Мне послышалось, что ты защищаешь этих ужасных людей, похитивших тебя!

– Я вовсе не защищала мятежников, просто пыталась объяснить их положение. Эти дамы знают, насколько бедно местное население; очевидно, проезжая в каретах по улицам, они иногда выглядывают из окошек и видят, что творится вокруг. Будь их жизнь так же убога и беспросветна, как существование огромного большинства здешних людей, возможно, им бы тоже пришлось грабить, чтобы хоть немного ее улучшить.

– И миссис Беллинджер, и миссис Ламберт живут в этой стране гораздо дольше, чем ты. И вряд ли тебе стоит объяснять им тонкости здешней жизни и принципы государственной политики, – сухо произнесла Беатрис. – А сейчас, возможно, тебе лучше подняться к себе и прилечь. Ты явно неважно себя чувствуешь. Я попрошу тебя извинить.

Эми послушно прошла через холл и начала подниматься по лестнице. Вся ее кампания по ублажению Беатрис закончилась крахом. На площадке девушка помедлила, глядя вниз. Беатрис вошла в столовую и приятный щебет возобновился. Успокоенная тем, что своей бестактностью не нарушила хода вечера, она направилась к себе, проклиная свой длинный язык.

Что с ней происходит? Она же прекрасно понимает, что никакие слова не в состоянии изменить устоявшееся мнение людей, подобных гостям ее тетушки, а если начать произносить речи, оправдывающие повстанцев, то ее так тщательно хранимый секрет скоро выплывет наружу.

Девушка вошла в комнату и бросилась на кровать, раздумывая, что же заставило ее потерять самообладание до такой степени. Она всегда была настолько осторожна, старательно пропускала мимо ушей все застольные разговоры и острые замечания, и вдруг – едва эти хорошо воспитанные леди затронули Малика, она бросилась в бой.

Откуда такой промах? Может быть, причина его в том, что выполнять роль беззаботной наивной девушки становилось тем сложнее, чем дольше Эми не видела Малика? Поначалу память об их свидании придавала силы и помогала разыгрывать ту роль, которой от нее ожидали. Но время шло, а возлюбленный все не появлялся. И мысль о потере становилась все явственнее и острее.

Эми села и, расстегнув башмачки, сбросила их с ног. Пройдет еще несколько часов, прежде чем дамы разойдутся и ей удастся пробраться вниз и выяснить, принес ли Джеймс газету обратно. Эми хотела узнать, где именно произошло ограбление поезда; ведь это хотя бы косвенно подскажет, где сейчас Малик, или где он был совсем недавно.

Но все это нисколько ее не утешало.

Если он в ближайшее время не даст о себе знать, она за свои действия отвечать уже не сможет.

* * *

Калид взял из рук служанки серебряный поднос и переложил на стол стопку конвертов; легким движением руки приказал ей удалиться, одновременно отдавая поднос. Девушка, кланяясь, направилась к двери, а когда она закрыла ее за собой, Калид окликнул жену:

– Принесли почту!

Сара поспешила из соседней комнаты. Каждый приход почты становился для нее событием; ведь он означал связь с родственниками и друзьями, от которых она теперь была так далеко!

– Роксалена, – пояснил Калид, подавая ей конверт с кипрской маркой.

Сара тут же схватила его.

– Твоя подруга Софи из Бостона, – он рассматривал еще одно послание – от учительницы, с которой Сара когда-то вместе работала в школе.

– Ты что, умеешь читать сквозь конверт? – язвительно поинтересовалась Сара.

– Бруклин, – коротко пояснил Калид, щелкнув ногтем по погашенной марке.

Сара взяла письмо и положила его в свою столку.

– О! А вот и приглашение на бал Викторианской Миссии! – воскликнул Калид, поднимая повыше изящный конверт, надписанный изысканным почерком.

Сара закрыла глаза и застонала:

– Господи, неужели уже опять пришло время для этого бала?

– Боюсь, что так, милая. Снова пришло время высокоцивилизованным людям с Запада показать, что они не одичали и не растеряли своей благовоспитанности в дебрях Оттоманской империи, – Калид драматично закатил глаза.

– А султану пришло время показаться во всей красе, чтобы вызвать ужас у попивающих чай дам.

– Это дело святое, – заметил Калид, отхлебывая кофе.

– Я каждый год пытаюсь убедить себя в этом, – вздохнула Сара, садясь на диван рядом с мужем и кладя голову ему на плечо.

– И каждый год ты отправляешься туда и неизменно покоряешь всех своей красотой, – заметил Калид, наклоняясь и шутливо целуя ее в кончик носа.

Сара взяла приглашение и начала читать его.

– В этом году председательствует миссис Беллинджер, – сказала она.

– Эта старая карга с бородавкой на подбородке, которая говорит так, словно рот у нее набит камнями? – съехидничал Калид.

– Да-да. Ее муж – начальник британского гарнизона, – согласилась Сара, улыбаясь от такого описания почтенной супруги военачальника.

– Я прекрасно помню их обоих. Он регулярно интересуется, как мне понравился Оксфорд, словно я был там лишь вчера. Мне кажется, он считает, что это единственное, что есть между нами общего.

– Возможно, это правда, – заметила Сара.

– Моя мать была истинной англичанкой – такой же британской, как Лондонский мост. И об этом мне хочется им напомнить каждый раз, как они принимаются размахивать флагом, глядя па меня так, словно я только что слез с дерева.

– Женщины смотрят на тебя, потому что ты – самый экзотический, привлекательный и яркий мужчина из всех, встретившихся им в жизни. А мужчины смотрят потому, что понимают это, – Сара поцеловала мужа в губы.

Калид со смехом ответил на поцелуй.

– А я-то полагал, что воспитанные американские леди не умеют лгать.

– Да я и не лгу вовсе; я говорю то, что знаю, – она удобно устроилась в его объятиях.

– Так что мне ответить? Что мы приедем? – поинтересовался Калид, кивком показывая на приглашение, которое Сара все еще держала в руке. – Конечно, немного смешно показываться в свете вместе с султаном, в которого мне, возможно, придется стрелять; но пока это не случилось, наверное, надо соблюдать все формальности.

– Ты прав, давай поедем, – согласилась Сара. – Не вижу причин нарушать нашу репутацию дисциплинированных светских особ, а кроме того, этот бал позволит мне увидеться с Амелией.

– И разузнать, как развивается непозволительное знакомство?

– Конечно!

– Ты у меня неисправимый романтик.

– Я знаю.

– И надо признаться, что я очень рад этому. Только романтически настроенная особа смогла бы бросить привычную и хорошо устроенную жизнь, чтобы начать новую на другом конце света – с человеком, которого полюбила.

– Мне очень хочется верить, что у Амелии все сложится настолько же удачно.

– Она тебе нравится, так ведь?

– Она мне напоминает саму себя.

– Ну, в таком случае все у нее будет прекрасно! Калид встал, взял жену за руку и потянул за собой.

– Если в ее характере есть хотя бы четверть твоей решительности и выдержки, она пройдет вместе с беем сквозь все испытания и в конце концов победит.

– Куда мы идем? – рассеянно поинтересовалась Сара, все еще думая о молодых любовниках.

– Ясмин отправилась мерить свой новый костюм к Празднику цветов. Я обещал ей, что мы обязательно придем посмотреть.

– Надеюсь, Мемтаз сумеет обуздать свою фантазию… Иногда она слишком увлекается. Как вспомню, какие наряды она заставляла меня носить, когда я еще жила в гареме…

– Ну, уж на ребенка-то она не напялит прозрачное платье? – сухо заметил Калид.

– И никаких драгоценностей на пупке, – поддержала мужа Сара.

– А почему бы нам не нарядить девочку в корсет, кринолин и блузку – ну знаешь, из тех, что застегиваются до самого носа? – предложил Калид, направляясь в холл.

– Это не так уж и смешно, дорогой! Европейская одежда вовсе не плоха. А не то благодаря Мемтаз и твоей бабуле Ясмин превратится в одалиску, когда ей не исполнилось еще и двенадцати лет.

– А тебе, конечно, хочется, чтобы она выглядела, словно учительница.

– Не забывай, что ты женился на учительнице.

– Прежде чем сделать это, я ее раздел. Сара рассмеялась:

– Еще ни разу в жизни мне не удалось тебя переспорить!

– О! Это один из секретов моего неотразимого обаяния!

Супруги направились по длинному мраморному коридору в классную, где Мемтаз приглядывала за детьми.

* * *

Малик подал Анвару полотняный мешок, перечисляя:

– Трое карманных часов, две камеи, несколько золотых колец с камнями и большая сапфировая брошь.

Анвар кивнул.

– А денег сколько? – поинтересовался он. Малик взглянул на бумажки, разбросные по столу:

– Сорок британских фунтов, двадцать восемь американских долларов и около сотни курушей.

Анвар покачал головой.

– Немного, если учесть, что риск быть пойманными возрастает с каждой операцией. Янычары внимательно следят за поездами.

Малик кивнул.

– А пассажиры уже прекрасно о нас знают и берут с собой как можно меньше денег и ценностей.

Друзья замолчали, обдумывая проблему; Малик выглянул из палатки, рассматривая незнакомые деревья и размышляя, где еще можно достать денег. Повстанцы перенесли свой лагерь в новое место вскоре после отъезда Амелии, и все здесь казалось чужим и неуютным. Со старым лагерем связаны воспоминания о ней.

– Почему ты не ограбил дом этой девчонки, когда был в Пере? – внезапно спросил Анвар.

Малик мрачно взглянул на него.

– Ну, всего лишь парочку серебряных вещиц? Несколько колец? Они бы никогда их и не хватились!

– Семья Амелии навсегда вычеркнута из черного списка, Анвар. Запомни это!

– Но мы вовсе не обязаны щадить ее родственников. В них ты не влюблен, и они не спасали мне жизнь.

– Нет.

– Ну, любом случае мы должны что-то придумать, – сердито заметил Анвар, сгребая со стола деньги.

– Придумаем. Я что-нибудь изобрету.

Анвар уселся на перевернутый ящик и взглянул на Малика.

– Ты пойдешь туда снова?

– Куда?

– К ней?

– Когда смогу. Анвар вздохнул.

– Это все равно, что добровольно засовывать голову под топор.

– Я должен ее видеть!

– Знаю. И понимаю. Но необходимо ли для этого рисковать жизнью?

– Мы с тобой оба каждый день рискуем жизнью. Анвар наклонился.

– Послушай, я знаю, что ты любишь Амелию, но есть вещи, которые тебе лучше знать. Юрий только что рассказал мне, что прошел слух, будто султан втрое увеличивает число янычар в Пере. Европейцы жалуются на разгул преступности. Хаммид очень заботится об их благополучии и о том, чтобы их доллары исправно текли в казну.

– Он всех нас скоро превратит в воров и разбойников, – с отвращением произнес Малик.

– Если это все правда, то попасть в дом тебе будет еще труднее, – продолжал Анвар.

Малик лишь пожал плечами.

– Позволь мне в следующий раз пойти с тобой.

– Нет. Если что-то случится, наше дело останется без вождя.

– Неужели ты можешь предположить, что я в состоянии тебя заменить? – искренне изумился Анвар.

– Конечно!

– Малик, ты ошибаешься. Эти люди слушают тебя лишь потому, что ты – это ты, потому что они верят именно тебе. А если тебя убьют, отряд развалится и дело наше погибнет.

– Такого быть не может. Нет на свете незаменимых людей!

Анвар поднялся и воздел рук к небу.

– Прекрасно! Может быть, ты и прав. Но если эта девушка столько значит для тебя, иди и возьми ее. Навсегда! Она хотела остаться с тобой раньше – значит, она пойдет с тобой и сейчас. Она знает нашу жизнь – уже испытала ее. А так, как пытаешься решить проблему ты, бегая туда-сюда и рискуя попасть в лапы султана, может действовать лишь безумец!

После долгого молчания Малик наконец произнес:

– Я знаю это. Знаю.

Анвар понимающе посмотрел на друга.

* * *

– Джеймс уже велел подать карету, Амелия. Ты готова, душечка? – голос Беатрис разносился по дому.

– Иду! – крикнула в ответ Амелия, забирая веер и сумочку. Она не наряжалась к официальному выходу с тех самых пор, как покинула Бостон, и сейчас ей было страшно тяжело и неудобно в платье из атласа. Бледно-розовый наряд отличался квадратным вырезом и присобранными рукавами до локтя. Короткий шлейф на слегка расширенной юбке заканчивался такими же оборками, которые украшали и рукава. Длинные лайковые перчатки и изящные кожаные туфельки завершали ансамбль.

Эми взяла в руки плащ в тон костюма – из розовой шерсти с атласной отделкой. Даже заколки в волосах были тщательно подобраны – с тем, чтобы они соответствовали серьгам и ожерелью на шее. Но выходя из комнаты, девушка даже не взглянула на себя в зеркало: ведь если Малик не увидит ее, совсем не важно, как она выглядит!

– Ах, как ты хороша! – проворковала Беатрис, расплываясь в улыбке, едва Эми подошла к ней в холле. – Просто загляденье! Твоя танцевальная карточка наверняка будет заполнена до предела!

Эми улыбнулась, довольная, что угодила тетушке, надев это платье. После стычки с миссис Беллинджер она старалась вести себя как можно примернее, и вот уже две недели все шло гладко: казалось, Беатрис совсем забыла о ее промашке. Она сама была одета в серое с металлическим отливом фаевое платье и вся увешана драгоценностями. Высокую прическу украшали перья, серые, в тон наряда. Глаза ее сияли, а нетерпение казалось очевидным. Светские рауты, подобные этому, были самыми яркими событиями в ее жизни; только благодаря им эту ссылку в Константинополь и можно было терпеть. Эми искренне надеялась, что вечер удастся.

Джеймс появился из своего кабинета во фраке с атласными лацканами, узких брюках и накрахмаленной рубашке. В руке он держал цилиндр.

– Леди? – произнес он и подал Беатрис руку.

* * *

Вечер казался прохладным: ведь стоял уже октябрь; и Эми, усаживаясь в карете напротив Джеймса и Беатрис, накинула плащ. Путь в британское посольство предстоял короткий – через красивейшие кварталы Перы, в самое сердце города, сияющее красотами древности. Эми смотрела в окошко кареты на богатые, ярко освещенные дома, размышляя о том, где сейчас Малик и что он делает. Стук лошадиных копыт и покачивание кареты вводили в заблуждение: ей казалось, что она в Бостоне и выезжает в свет вместе с родителями. Но за окошком мелькали не особняки из красного кирпича – образец колониального стиля, а узкие, мощенные булыжником улочки, ровесники Византии.

Посольство сияло огнями: газовые рожки светили вовсю, и желтое зарево выплескивалось сквозь широкие окна на улицу. Британский флаг был укреплен на балконе второго этажа; легкий ветерок развевал сине-красно-белое полотнище над изящными дорическими колоннами. Элегантные кареты заполнили улицу, дожидаясь своей очереди к украшенному портиком крыльцу, двойные двери которого были распахнуты настежь навстречу гостям. Вулкоты вместе с Эми поднялись по широким каменным ступеням мимо охраны в красных мундирах и белых шлемах и отдали плащи привратнику. Потом прошествовали под самой большой из всех когда-либо виденных девушкой люстр через холл, увешанный портретами в золоченых рамах, в парадный зал.

Миссис Беллинджер стояла на красном ковре перед мраморным бюстом герцога Веллингтона рядом со своим нарядным супругом и приветствовала гостей, принимая от них благотворительные карточки. Когда она протянула Эми ее танцевальную карточку, девушка заметила, что почтенная дама одета в платье цвета слоновой кости, прекрасно оттеняющее великолепный бирманский рубин, красовавшийся у нее на шее. Камень был величиной с голубиное яйцо и вставлен в филигранной работы оправу. Эми невольно задумалась, сколько людей из отряда Малика можно одеть и накормить на то состояние, которое ушло на его покупку, но потом решила отложить эту проблему до конца вечера. Подобные мысли могут привести к новому неосторожному выступлению в защиту мятежников, а второй раз смущать Беатрис нельзя.

Вулкоты остановились возле миссис Беллинджер, а Эми пошла дальше вдоль линии встречающих. Британский посол стоял в другом ее конце; медали сияли на красной ленте, повязанной через плечо дипломата, а рядом высился его американский коллега – секретарь Дэнфорд.

– Добрый вечер, мисс, – поздоровался он. – Я так рад видеть Вас среди своих. Ваше исчезновение очень расстроило мистера и миссис Вулкот, и должен признаться, что для всех нас в американском консульстве стало огромной радостью известие о Вашем благополучном возвращении.

– Благодарю Вас, господин секретарь, – ответила Эми. – Я собиралась сама приехать к Вам, чтобы высказать Вам благодарность за помощь, но дядюшка сказал, что Вы на некоторое время уехали из страны.

– Да, я вернулся совсем недавно. А благодарить меня совсем не за что, мисс Райдер. Боюсь, что я сумел очень мало сделать для Вашего освобождения. Вся заслуга принадлежит паше Бурсы.

– А он здесь? – быстро спросила Эми.

– Они с супругой только что прибыли, – Дэнфорд широко улыбнулся. – Все дамы в Вашей семье необычайно хороши!

– Как мило с Вашей стороны заметить это, – произнесла любезно Эми. – Если Вы не возражаете, я пройду в зал, чтобы встретиться с Сарой и Калидом.

– Конечно, конечно, – закивал секретарь. – Я так рад встретиться с Вами!

Эми оставила его и направилась в зал, освещенный огромной хрустальной люстрой. Высокие, от пола до потолка, окна, задрапированные красными с золотом атласными занавесями, выходили в сад. Вдоль стен стояли золоченые стулья – для тех из гостей, кто пожелает отдохнуть между танцами. Оркестр заиграл вальс, и возле Эми тут же материализовался Мартин Фитцуотер, один их молодых офицеров британского гарнизона, уже знакомый с ней. Он числился в списке претендентов на танец. Эми вычеркнула его имя маленьким карандашиком, прикрепленным к карте золотым шнуром, и послушно вступила в круг танцующих.

После нескольких туров девушка заметила Сару – та стояла у входа в зал в группе дам. Эми пробралась сквозь толпу, и едва Сара увидела ее, она отошла от собеседниц и направилась прямо к ней, раскрыв объятия.

Красавица была одета в бледно-зеленое платье из тафты с квадратным вырезом и отделанными шантильскими кружевами рукавами; юбку в форме колокола спереди разделял надвое темно-зеленый клин.

– Дорогая, как же ты хороша! – воскликнула Сара. – Я так рада видеть тебя! Ищу уже целый час! – она поцеловала Эми в щеку.

– В этой толпе найти кого-то совсем не легко, – согласилась Эми. – А где Калид?

Сара кивнула влево, и Эми увидела пашу, одетого в темно-синий с золотом парадный костюм. Он разговаривал с человеком в свободном сюртуке и с моноклем. Заметив Эми, Калид шутливо подмигнул ей совсем на западный манер.

– Ах, он такой ветреный! – с притворным негодованием воскликнула Сара, а Эми, не удержавшись, хихикнула.

– Ну, как поживаешь? – поинтересовалась Сара, многозначительно поднимая бровь. – Не пришлось ли принимать гостей?

Эми, сразу все поняв, застенчиво улыбнулась и опустила глаза.

– Пришлось, – еле слышно ответила она. Сара сжала ее руку.

– Он что, приходил в дом? Эми кивнула.

– Он забрался на балкон моей комнаты, а потом вошел через французское окно.

Сара закрыла глаза.

– Турецкий Ромео, – вздохнув, произнесла она. – И что же, ему удалось беспрепятственно уйти?

Эми снова кивнула.

– Я вывела его через теплицу, но с тех пор не получила от него ни весточки и очень волнуюсь.

– Не волнуйся, – успокоила ее Сара. – Насколько я слышала, он чрезвычайно активен и удачлив в своих действиях и наверняка здоров, – она улыбнулась. – Просто занят.

Эми тоже улыбнулась. Но тут внимание подруг привлек вошедший в зал человек лет шестидесяти в белом шелковом кафтане с рукавами, скроенными так, что оставались видны янтарного цвета шелковые же нарукавные повязки, точно в тон янтарному тюрбану на голове. Белый плюмаж на тюрбане украшали изумруды, так же как и ножны, в которых покоился его меч. А пальцы были унизаны кольцами. Его охраняли два огромных человека в свободных рубахах и мешковатых брюках, с красными лентами под расшитыми черными жилетами.

– Это султан? – поинтересовалась Эми.

Сара кивнула.

– Он никогда не показывается в обществе без своих евнухов, словно желая этим подчеркнуть, что живет, твердо придерживаясь традиций прошлого. Хорошо хоть, что сейчас он стоит на своих собственных ногах; а то он появлялся на светских раутах, сидя в портшезе.

– Что он здесь делает?

– Он же правитель этой страны. И не один посол не может исключит его из числа своих гостей – если, конечно, хочет, чтобы посольство продолжало работу.

– Он вовсе не выглядит зловещим, – заметила Эми, слегка вздрогнув.

– Такие, как он, никогда не выглядят зловещими, – печально заметила Сара.

Кто-то тронул Эми за плечо, она повернулась и увидела Мартина Фитцуотера. Он слегка поклонился.

– Я прекрасно сознаю, что записался лишь на один танец, – произнес он с акцентом Королевского колледжа, – но пока Вы свободны, мисс Райдер, не могу ли я попытать счастья еще раз?

Эми взглянула на Сару, и та одобрительно кивнула:

– Иди конечно! Но только прежде скажи мне, не видела ли ты Джеймса?

– Нет. Не видела с тех самых пор, как рассталась с ним у входа, – ответила Эми и отправилась танцевать.

Мартин кружил ее по залу и приятно болтал о своем назначении в Турцию, о своей семье, которая осталась в Англии, в Йоркшире. Едва музыканты замолчали, он пригласил Эми подкрепиться в соседней комнате, где гостей ожидали роскошные столы; но девушка отказалась, сославшись на то, что должна найти родных. Мартин, разочарованный, ушел. Эми поискала Беатрис и, так и не найдя ее, решила выйти на террасу подышать воздухом. В зале было очень душно, несмотря на прохладную погоду, и девушка направилась в дальний конец его, чтобы там незаметно выйти на улицу.

Но едва она ступила на террасу, кто-то схватил ее сзади и сильная мужская рука зажала ей рот. Девушка изо всех сил отбивалась, но ее утащили в ближайшие кусты.

– Амелия, прекрати же дергаться! – прозвучал над ее ухом голос Малика. – Это я!

Эми сразу успокоилась. Малик отпустил ее, и она, повернувшись, обвила руками его шею.

– Малик! Ах, я так рада, что ты, наконец, пришел, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Я чуть с ума не сошла, уже начала придумывать всякие ужасы. Ты даже весточку не прислал! Где же ты был все это время?

– Тише! Хочешь, чтобы нас услышали? – прошептал он, слегка отстраняя Эми и оглядывая ее. От его внимания не ускользнул ни ее наряд, ни украшения, ни изысканная прическа.

– Ах, какая же ты красивая! – нежно произнес он. Эми прижала ладонь ко рту:

– Малик, уходи скорей!

– Но я только что сюда явился, – улыбаясь, ответил он.

– Ты не понимаешь: в доме султан!

– Я знаю. Видел, как он приехал.

– Но это слишком опасно. Тебя могут в любой момент схватить!

– Амелия, послушай, я не мог появиться возле твоего дома все это долгое время. Поэтому у меня не было иного выбора, как только явиться сюда.

Эми внимательно на него смотрела.

– Не так давно Перу начали охранять еще несколько добавочных патрулей янычар. И особенно упорно следят за твоей улицей – возможно, потому, что она самая богатая. Я уже трижды пытался пробраться к тебе, и все неудачно. Рисковать и посылать письмо я не хотел, поэтому, прочитав в газете об этом бале, решил прийти сюда – ведь ты наверняка должна здесь быть.

В окне промелькнула какая-то тень, и молодые люди умолкли, притаившись.

– Так что же, все это время ты наблюдал за мной через окно? – снова зашептала Эми, когда тень исчезла.

Малик кивнул.

– И ждал возможности застать меня одну?

Он кивнул снова.

– Ах, Малик, как я тебя люблю! – Эми приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Он вернул поцелуй – медленно и нежно. Вспомнив о том, где и в каких обстоятельствах они находятся, Эми отстранилась.

– Тебе нужно идти. Опасно здесь находиться, да и меня скоро хватятся.

– Тогда я должен попрощаться с тобой на какое-то время.

– Нет-нет! Если ты не можешь прийти к нам в дом, скажи, где тебя сегодня ночью найти, и я приду туда сама.

– Не будь смешной, Амелия! Не можешь же ты в темноте одна бегать по городу! Да ты и не знаешь здесь ничего – кроме нескольких улиц в Пере. Тебя через пять минут задержит патруль; а может случиться что-то и похуже!

– Ну так придумай что-нибудь! – попросила Эми, едва не плача. – Я хочу сегодня быть с тобой!

Малик на минуту задумался, потом оглядел ряд карет, ожидавших своих владельцев. Лошади спокойно жевали сено, а возницы разговаривали между собой.

– Ты приехала в одной из этих карет? – Малик кивнул в сторону экипажей.

– Да. С Джеймсом и тетей Беатрис.

– А не могла бы ты сказать тетушке, что почувствовала себя дурно и хотела бы пораньше уехать домой? – спросил он.

– Думаю, что вполне могу. И что же?

– Если ты упросишь их отпустить тебя в карете, а самим приехать потом с кем-нибудь из друзей, я найду способ пробраться в нее раньше тебя. А потом ты впустишь меня в дом.

Эми взглянула на него с надеждой:

– Здорово придумал! – восхитилась она.

– Какая карета ваша? Эми показала.

– Предпоследняя перед поворотом налево, с голубыми дверцами.

Малик кивнул.

– Вижу. Иди.

Эми быстро поцеловала его:

– До встречи! – затем подобрала юбки и заспешила через террасу, войдя в зал как раз в тот момент, когда оркестр заиграл зажигательный чардаш. Прошла вдоль стены и с облегчением вздохнула, заметив Беатрис, беседовавшую с миссис Ламберт. Подошла к дамам и остановилась, ожидая, пока тетушка ее заметит.

– Амелия! Я тебя весь вечер не могу найти, а мне нужно с тобой поговорить! Я услышала на твой счет столько комплиментов, и мы с Джеймсом очень гордимся тобой.

– Спасибо, тетушка Беатрис. Я тоже Вас разыскивала. Хотела попросить об одном одолжении.

– О каком же?

– Нельзя ли мне уехать пораньше? Что-то страшно разболелась голова. Я уже вычеркнула из карточки все свои танцы, а с миссис Беллинджер я попрощаюсь перед отъездом.

– Конечно, милочка! Мне так жаль, что ты плохо себя чувствуешь! – ответила Беатрис. – Сейчас отправлю Джеймса за твоим плащом.

– А нельзя ли мне взять карету? – затаив дыхание, спросила Эми.

– Конечно, можно! Нас кто-нибудь подвезет или ты сама отправишь карету за нами.

Эми выдохнула как можно спокойнее.

– Это вовсе не к чему, – вмешалась миссис Ламберт. – Мы с Вильямом высадим вас возле самого дома!

Эми, наклонившись, поцеловала тетушку и добавила на прощанье:

– Я провела чудесный вечер! Встретимся утром!

– Спокойной ночи! – ответила Беатрис.

Эми разыскала миссис Беллинджер, имела с ней милостиво короткую беседу, а когда вышла из зала, в холле ее уже ждал Джеймс, держа в руках плащ.

– Может быть, мне следует проводить тебя домой? – спросил он, заботливо укутывая ее.

Эми похолодела.

– Ах, что Вы, дядюшка Джеймс! Я не хочу, чтобы покидали из-за меня такой замечательный бал! Со мной все будет в порядке!

– Ты уверена? Если с тобой опять что-нибудь приключится, Беатрис будет в ужасе!

– Я вполне уверена. Здесь совсем близко, а у Вашего возницы есть пистолет.

– Ну хорошо. Но позволь мне по крайней мере посадить тебя в экипаж, – нехотя согласился Джеймс.

Сжав зубы, Эми оперлась на предложенную руку, сознавая, что если будет отказываться и дальше, то Джеймс наверняка заподозрит неладное. Она подождала, пока дядюшка даст наставления вознице, и поднялась по лесенке в карету, на прощание как можно любезнее улыбнувшись ему. Джеймс закрыл за ней дверцу.

– Спокойной ночи, – попрощалась Эми и помахала рукой.

– Спокойной ночи, Амелия.

Возница убрал лесенку и забрался на козлы. Натянул поводья. Эми оглядывалась, пытаясь увидеть где-то поблизости Малика.

Неожиданно тронувшиеся было лошади остановились и попятились. Карета резко стала, а возница спрыгнул на землю.

– В чем дело? – спросила его Эми.

– Очевидно, что-то мешает на дороге, мисс. Не волнуйтесь, – успокоил ее возница на своем колоритном английском. – Сейчас я посмотрю.

Он пошел вперед, подняв над головой лампу.

В тот же момент дверца кареты открылась, и Малик бесшумно влетел внутрь. Закрыв ее за собой дверцу, он примостился на полу.

– Что ты подстроил? – зашипела Эми, поднимая ноги на сидение, чтобы дать ему место.

– Я кинул камень прямо под ноги лошадям, чтобы остановить их, – ответил Малик. – Успокойся. Будем надеяться, что он ничего не заметит.

Эми сняла плащ и накрыла им Малика. Она видела, как возница внимательно осмотрел дорогу и пошел обратно:

– Ничего нет, мисс. Наверное, лошадей испугало какое-нибудь животное.

– Хорошо, – невозмутимо ответила Эми. – Спасибо за заботу. Поезжайте дальше.

Возница поклонился и полез на свое место. Экипаж закачался под его тяжестью. Когда наконец снова тронулись, Эми прошептала:

– Все в порядке. Сиди тихо, а когда приедем, я постараюсь тебя вызволить отсюда.

Ответа не последовало, но из-под плаща высунулась смуглая рука и сжала коленку девушки.

Казалось, путь до дома Вулкотов внезапно удлинился на несколько километров; чем ближе подъезжали, тем чаще встречались патрули янычар, о которых говорил Малик.

Ей еще ни разу не приходилось бывать так поздно в городе, и она понятия не имела о них. Но они, оказывается, знали ее, вернее, ее родственников – так же, как и их карету. Она видела, как двое охранников приветствовали возницу.

Когда карета наконец въехала на пандус возле дома, Эми вздохнула с облегчением. Возница подошел к двери, чтобы открыть ее и помочь Эми выйти из экипажа, но она остановила его быстрым вопросом:

– Могу ли я попросить Вас об одолжении?

– Да, мисс?

– Не могли бы вы зайти в дом и достать из шкафа в холле мой тяжелый серый плащ? Я прекрасно знаю, что двери совсем близко, но, очевидно, у меня температура, меня знобит, а мой плащ слишком легок.

Возница, пожилой армянин, который был наслышан о причудах и капризах богатых европейцев и американцев, лишь сдержанно кивнул. А едва он скрылся из виду, Эми сняла с Малика закрывавший его плащ и прошептала:

– Беги! Подожди у входа в теплицу. Я впущу тебя в дом, как только смогу.

Малик осторожно выбрался из кареты и побежал к кустам. Когда же возница вернулся с плащом в руках, Эми пылко поблагодарила его и накинула на плечи то, что могло сейчас показаться горностаевой мантией – столько важности было в ее движениях.

– Ах, чудесно! – произнесла она. – Спасибо!

– Не за что, госпожа.

– Я ценю Вашу внимательность, – добавила девушка, выходя из кареты. – Сейчас Вы можете поставить лошадей и отдыхать. Больше сегодня выезжать уже не придется. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, мисс, – ответил возница, уводя лошадей вперед. Эми же направилась к двери.

В доме было тихо; слуги спали, и Эми надеялась, что Джеймс и Беатрис не вернутся раньше, чем часа через два-три. Она остановилась у окна кухни и посмотрела, как в конюшне зажегся свет. Подождала, наблюдая за движением лампы – ее держал в руках возница – от стойла обратно к двери, а потом по наружной лестнице наверх – к комнате на втором этаже. Наконец свет остановился – возница пришел к себе и начал устраиваться на ночь. Эми бросилась к теплице и радостно распахнула дверь.

Малик переступил через порог и обнял ее. А девушка, закрыв глаза, прижалась лицом к его плечу.

– Извини, что заставила ждать. Пришлось убедиться, что возница попал наконец в свою комнату, – пробормотала она невнятно. – Иначе он мог бы увидеть, как открывается дверь: эта часть дома видна из конюшни.

– Все в порядке, – успокоил ее Малик. – Я видел, как он шел и понял, что ты ждешь именно его.

В темноте кухни молодые люди взглянули друг на друга.

– Пойдем наверх, – проговорил Малик внезапно охрипшим голосом.

Эми взяла его за руку и повела на второй этаж, стараясь ступать как можно легче в страхе нарушить тишину и привлечь к себе внимание. Так они дошли до комнаты Эми. Она почувствовала себя в безопасности лишь тогда, когда повернула ключ в замке и снова оказалась в объятиях друга.

Он быстро поцеловал ее, взял на руки и отнес на кровать. Большое, пышное платье мешало. Малик, наконец, не вынес этого препятствия и расстроенно спросил: – Как от него избавиться?

Эми встала с кровати и повернулась к нему спиной:

– Там крючки и петельки.

Малик внимательно посмотрел на них.

– Крючки и что?

Эми молча показала через плечо. Он повозился с металлическими застежками и наконец сокрушенно признался:

– Я не могу с этим справиться.

– Порви! – коротко приказала Эми. Моментально раздался треск рвущейся ткани, и девушка почувствовала на своем плече губы: Малику трудно было дождаться даже того момента, когда платье окажется внизу. Он дернул еще раз, и наконец пышные юбки упали на пол.

– А это еще что? – с долей возмущения поинтересовался он, показывая на корсет без бретелек. Потом рассмеялся:

– Тебе, должно быть, потребовалось не меньше часа, чтобы одеться!

– Он зашнуровывается на спине, – спокойно объяснила Эми, не обращая внимания на веселье Малика, – обычно мне помогает Листак.

Несколько быстрых движений – и корсет тоже оказался на полу.

– Что ты сделал? – удивилась Эми.

– Разрезал тесемки ножом, – невинным голосом ответил Малик. Повернул возлюбленную к себе лицом, взял на руки и положил на кровать. Затем медленно снял с нее белье – пока Эми не предстала перед ним в своей естественной красе. Упав рядом с ней, он пробормотал:

– Ну а теперь, наверное, я часок посплю. После всей этой работы отдых просто необходим!

Эми прижалась к нему, целуя его в шею, засунув руки куда-то под рубашку и гладя его плечи и грудь.

– Ну что, все еще чувствуешь себя разбитым? – поинтересовалась она, садясь на него верхом.

– Кажется, начинаю оживать, – затаив дыхание, ответил Малик.

Ее рука оказалась под поясом его брюк.

– А как сейчас?

– Ожил, – прошептал Малик, вздохнув и закрыв глаза от прикосновения и ласки.

– Мне почему-то кажется, – заметила Эми, – что определенные части твоего тела никогда не устают.

Малик схватил ее за плечи и в мгновение ока поменял позу, оказавшись наверху.

– Ты быстро учишься, – оценил он, пощипав губами мочку ее уха.

– Американцы вообще смышленый народ. Но мне все-таки кажется, что практики мне немного не хватает, – ответила Эми, прижимая к себе его голову, словно прося ласки.

Наступило молчание; когда же он снова поднял голову, лицо его оказалось серьезным. Во взгляде не осталось ни следа насмешки или шутки.

– Я не стерплю, если кто-то когда-нибудь вот так притронется к тебе, – произнес наконец Малик.

– Этого не было и не будет, – ответила Эми.

– Обещай! – потребовал Малик, наклоняясь и обхватив руками ее талию, а губами проведя влажную и горячую линию вдоль всего ее нежного тела. – Обещай мне!

– Обещаю! – прошептала Эми и уступила его страсти.

* * *

Эми лежала в объятиях Малика без сна, счастливая тем, что чувствует рядом с собой его тело; звук подъезжающей кареты заставил ее сесть и прислушаться. Девушка выбралась из кровати и подошла к окну.

– Что там такое? – спросил Малик, приподнявшись на локте.

Эми увидела, как из кареты Ламбертов показался Джеймс, как он помог спуститься Беатрис.

– Дядя с тетей вернулись, – пошептала Эми. – Нам надо быть как можно тише, пока они не заснут.

– А что, мы очень шумели? – улыбаясь, поддразнил Малик и протянул к ней руки. – По-моему, я очень осторожно разделил на части твое платье.

– Мне придется организовать его починку как можно скорее, – забеспокоилась Эми, – ведь его выбрала для меня Беатрис.

– Там, у нас в лагере, ты мне нравилась гораздо больше: ведь там у тебя под платьем не было ничего, кроме тебя самой.

Эми провела пальцем по шраму на руке, оставшемуся после схватки на базаре:

– Как хорошо все зажило, – тихо проговорила она.

– У меня оказался прекрасный доктор, – ответил Малик.

– У тебя много шрамов.

– А ты – худышка. Я еще в прошлый раз заметил, что ты здорово потеряла в весе, – Малик коснулся ее ключиц.

– Я тоскую по тебе, – призналась Эми, целуя его в щеку. – А ты – ты тоскуешь без меня?

Он серьезно и пристально взглянул на нее:

– Да.

От этого так искренне сказанного короткого слова сердце Эми подпрыгнуло в груди.

– Сегодня вечером я долго смотрел на тебя в окошко. Видел, как ты танцевала с этим британцем.

Эми не сразу поняла, кого он имеет в виду.

– С Мартином Фитцуотером? Малик пожал плечами.

– Волосы, как солома, длинный нос, безвольный подбородок.

Девушка хихикнула, услышав такое описание внешности офицера.

– Да, это Мартин.

– Ты выглядела вполне довольной, надо заметить. Эми посмотрела на Малика, пытаясь определить, насколько он серьезен. Он действительно не шутил.

– Малик, что ты говоришь! Мартин Фитцуотер – самая большая зануда в британской армии! Единственное, о чем он думает, – это благосостояние его семейства. Конечно, для него это самая интересная тема, но, к сожалению, остальные могут воспринять ее и иначе.

– Вы хорошо выглядели вместе. Ты в своем гигантском великолепном платье и этот Фитцвилли с красном мундире. Должен сказать, что он явно заинтересованно на тебя смотрел.

– Малик, не начинай, пожалуйста, заново. Ты что, хочешь испортить наше свидание? Я изо всех сил играла роль, стараясь соответствовать идеальному образу племянницы Беатрис Вулкот.

Малик сел, сжав кулаки. Лицо его помрачнело.

– Неужели ты не можешь понять, каково мне быть вдали от тебя и знать, что в мое отсутствие все молодые самцы двух гарнизонов гоняются за тобой, словно гончие за лисой? Понимать, что твоя тетушка изо всех сил поощряет их ухаживания? Знать, что с каждым днем память обо мне бледнеет в твоем сознании, а искушение соответствовать всеобщим ожиданиям становится все сильнее? Иногда мне кажется, что я сойду с ума – я постоянно думаю об этом.

– Ты мне не доверяешь?

– Доверяю. Но не доверяю, ни твоим родственникам, ни твоим женихам – всем, кто хочет отнять тебя у меня!

– Рассчитывай на меня! Почему, если до сих пор им не удалось это, то удастся в будущем?

– От разлуки сердца не становятся нежнее – так говорят заблудшие англичане. Она заставляет сердце забывать. Каждый день, проведенный без меня, ты думаешь, вернусь ли я вообще. Я же прекрасно понимаю это, Амелия. Иначе быть не может – это свойство человеческой натуры.

– Ну так возьми меня с собой, – просто сказала Эми, прижимаясь к любимому и обнимая его за шею. – Я смогу вынести все, что бы ни случилось.

– Ты уверена? Не позволяй себе опрометчивых решений, о которых потом можешь пожалеть!

– Как ты можешь говорить такое? Ты что, считаешь меня двухлетней малышкой, которая сама не ведает, что творит?

– Вовсе не считаю, – примирительно ответил Малик. – Но если ты пойдешь со мной, то на долгое время, если не навсегда, оставишь и семью, и друзей. Ты сможешь это вынести?

– Смогу. Смогу вынести все. Я хочу быть с тобой постоянно.

Малик порывисто обнял Эми и прошептал ей в ухо:

– Ну, так значит, будешь. Даю тебе слово?

– Но когда?

– Вот этого я пока сказать не могу. Скоро. Собери вещи и спрячь – так, чтобы быть готовой в любой момент.

– Ты сейчас серьезно это говоришь? Не для того, чтобы просто успокоить меня?

– Абсолютно серьезно. В следующий раз, как я сюда приду, я приду, чтобы забрать тебя с собой.

Они снова забылись в любви.

* * *

Малик ушел, прежде чем дом проснулся; Эми же; проводив его, вернулась в постель и заснула крепко, без сновидений, как спят лишь счастливые и безмятежные женщины. Встала она, когда Беатрис и Джеймс уже закончили завтракать. Листак получила приказ не будить Эми, чтобы та как следует выспалась.

Погода стояла чудесная, было гораздо теплее, чем в предыдущие дни, и Эми решила заняться осенней уборкой. День она провела в хлопотах, разбирая ящики комода, складывая летние платья, засовывая в туфли папиросную бумагу и в то же время обдумывая ночные события и разговоры. К ланчу она не спустилась, перекусив в своей комнате, и завершила свои дела, лишь когда Беатрис вернулась из похода по магазинам.

За обедом девушка тихонько напевала – так, про себя, чтобы никто не слышал.

– Кажется, тебе сегодня гораздо лучше, – заметила Эми, увидев племянницу.

– Я прекрасно себя чувствую! – согласилась Эми. – Я проснулась так, словно заново родилась.

– Хороший ночной сон крайне полезен всем, – не смог удержаться от комментария Джеймс.

Эми тихонько кашлянула.

Джеймс развернул свежую газету и начал внимательно проглядывать первую страницу, время от времени поднимая на Эми глаза. Выражение его лица казалось несколько странным.

– Пожалуйста, дорогой, не читай за обедом, – попросила Беатрис, разворачивая салфетку.

– Что там такое? – спросила Джеймса Эми, не обращая на тетушку внимания.

Вулкот повернул газету так, чтобы Эми смогла прочитать заголовок.

«Малик-бей арестован», – гласил он.

Это было главной новостью дня.

ГЛАВА 11

Эми вздрогнула, не в состоянии произнести ни слова; в душе ее словно что-то оборвалось.

– И поделом, давно пора, – самодовольно заметила Беатрис, расправляя на коленях салфетку. – Этот человек достаточно долго держал в страхе всю империю.

Эми открыла было рот, но слова не рождались.

– Я уверена, что ты с радостью узнала об этом, милочка, – обратилась Беатрис уже непосредственно к племяннице.

Джеймс быстро взглянул на жену, потом на Эми.

– Амелия, – мягко произнес он, – с тобой все в порядке?

Эми проглотила наконец комок, застрявший в горле, и кивнула.

– Ты что-то очень побледнела, – заметила Беатрис. – А мне-то показалось, что ты чувствуешь себя гораздо лучше!

– Так и есть, – наконец-то смогла выдавить из себя девушка. – Просто страшно поразилась, что его… арестовали.

– В птичьей клетке султана он долго не протянет, – с удовлетворением продолжала Беатрис. – Думаю, что казнят его как раз в Праздник цветов.

– Можно, я выйду? – неожиданно спросила Эми, резко отодвигая стул и поднимаясь.

– Но ты же так ничего и не съела! – запротестовала Беатрис.

– Потом, – ответила Эми, поворачиваясь и выбегая из комнаты.

– Странно! – покачала головой Беатрис. – Ну кто сможет предугадать поведение подростка?

Джеймс, явно более наблюдательный и проницательный, чем супруга, и чья кузина, к тому же, вышла замуж за своего бывшего похитителя, промолчал, лишь проводив девушку взглядом.

Эми взлетела по ступеням и, остановившись на площадке второго этажа, прижала руку ко рту и оперлась на стену. Ей едва не стало плохо, но она сумела сдержаться и добралась до своей комнаты. Здесь она села на кровать и застыла, не в состоянии даже заплакать.

Все-таки это случилось. Малика поймали и поймали по ее вине. Она не знала подробностей, но, судя по всему, его схватили вскоре после того, как он утром вышел из ее дома. Если бы он не пришел в город, к ней, он был бы на свободе.

Необходимо что-то немедленно предпринять, но разум отказывался работать.

Султан ни за что не освободит самого злостного своего врага. Беатрис права. Он продержит Малика в тюрьме до Праздника цветов, а потом публично казнит его. Хаммид с удовольствием преподаст урок остальным недовольным, покажет всем впечатлительным гражданам, что случается с теми, кто осмеливается противостоять режиму.

Неожиданно Эми поднялась и подошла к письменному столу, достав из ящика английскую бумагу, принесенную Джеймсом из офиса специально для нее, и чернила. Она напишет Саре. До национального праздника остается еще месяц, и возможно, Калид сумеет устроить ей свидание с Маликом. Письмо будет идти до Бурсы целую неделю, но все равно попробовать стоит. Хороши любые средства, а сейчас в голову не приходит ничего иного.

Эми исписала десять страниц своим быстрым, летящим почерком, открыв Саре душу, а когда пальцы уже отказались двигаться, она вложила письмо в конверт и спрятала письмо в книгу. Взглянув на часы, она увидела, что уже восемь: писала она, оказывается, больше двух часов.

Девушка спустилась вниз и заглянула в гостиную. Джеймс и Беатрис читали возле камина. Эми прошла через холл в кабинет Джеймса, где на столе лежала газета. Схватила ее и вышла в фойе, всматриваясь в статью при свете газовой лампы.

Малика схватили возле дома брата Юрия, который был назван «известным сторонником мятежника». Эми подумала, что, очевидно, кто-то заметил его в прошлый приход и решил получить обещанную награду. А может быть, Малика увидели где-то в другом месте и выследили. Сейчас это уже не имело никакого значения. Он арестован из-за того, что покинул свое безопасное гнездо в горах, чтобы встретиться с ней. И она теперь должна помочь ему. Любыми средствами!

В газете писали, что Малика отвезли в имперскую тюрьму в замок Топкапы, где он будет ожидать суда.

Эми отнесла газету обратно в кабинет и пошла наверх.

Что это будет за суд, сомневаться не приходилось.

Всю ночь девушка что-то придумывала, но безрезультатно; она была так же бессильна, как самый нищий крестьянин в империи. За завтраком она появилась осунувшаяся, с темными кругами под глазами, но полная решимости держаться так, будто ничего не произошло. Она даже заставила себя что-то проглотить под веселую болтовню Беатрис о том, сколько средств выручили на благотворительном балу и куда пойдут эти средства. Эми возила по тарелке кусок оладьи, когда неожиданно поняла, что Джеймс уже несколько раз пытается с ней заговорить.

– Да? – наконец прореагировала она, подняв на него глаза.

– Ты словно в тумане сегодня, – заметил Джеймс.

– Простите. Я плохо спала.

– Что-то не так, милочка? – забеспокоилась Беатрис.

Эми посмотрела на тетушку – на ее доброе, открытое, веснушчатое лицо, и подумала, какая неодолимая пропасть пролегла между ними.

«Какой у меня выбор? – задумалась она. – Никакого. Только ложь».

– Все в порядке. Просто немного устала. Возможно, бал оказался более утомительным, чем я представляла себе.

– Кстати о бале, – вступил в разговор Джеймс. – Я должен сообщить тебе, что Мартин Фитцуотер явился ко мне в офис, чтобы просить официального позволения навещать тебя.

Эми едва не застонала.

– Когда? – наконец сумела она произнести.

– Вчера. Я видел, что он танцевал с тобой, и ожидал его визита. Я хотел сообщить тебе об этом вчера за обедом, но насколько ты помнишь, ты рано ушла к себе.

Эми промолчала.

– Однако твоя реакция весьма сдержанна, – заметил Джеймс.

– Я просто удивлена.

– Как ты можешь удивляться? – в голосе Джеймса послышался сарказм. – Человек весь вечер ходил за тобой по парадному залу британского посольства, словно молодой спаниель.

Беатрис довольно хихикнула. Мартин казался ей идеальным мужем для Эми: богат, британец, с хорошими связями. Если Эми выйдет за Мартина, то семейство Вулкотов повысит свой статус в Западной империи.

– Я думала, что он танцевал и с другими девушками тоже, – скромно ответила Эми.

– Только когда не мог найти тебя. Так что же мне ему сказать? Я вовсе не возражаю против его ухаживаний, но согласись, поощрять его, если тебе он вовсе не интересен, не стоит.

– Вряд ли удастся найти кого-то лучше Мартина, – защебетала Беатрис. – Он блестящий молодой офицер, у которого впереди прекрасная карьера.

Эми вздохнула. Ну что она может сказать? Если она откажется принимать Мартина, родственники неизбежно зададутся вопросом – почему?

– Ну разумеется, Мартин может заходить ко мне, – спокойно ответила она. – Вы можете ему передать, чтобы он присылал свою карточку во время тетушкиных вечеров. Я с удовольствием буду принимать его.

Беатрис метнула на Джеймса победоносный взгляд и вернулась к своему компоту.

Джеймс же еще пару секунд понаблюдал за движениями оладьи по тарелке племянницы и поинтересовался:

– Так каковы же твои планы на сегодняшний день, Амелия?

– Утром мне надо написать несколько писем, а днем я собиралась пройтись до магазина Чамли и посмотреть, не пришли ли из Штатов новые книги.

– Спроси, пожалуйста, не получен ли еще тот альбом выкроек, который я заказывала, – попросила Беатрис.

Эми кивнула. Еще несколько минут она прилежно жевала, не ощущая никакого вкуса, а потом спросила:

– Можно мне пойти к себе? Я, правда, должна ответить на несколько писем. Последнее время я совсем запустила свою корреспонденцию.

– Иди, иди, милая, – отпустила ее Беатрис.

Едва Эми вышла, она разоткровенничалась с мужем:

– Ах, я так рада, что девочка будет встречаться с Мартином Фитцуотером, а ты?

– Мне кажется почему-то, что Эми рада значительно меньше, чем ты.

– Что ты имеешь в виду? – тон Беатрис изменился, она была явно раздражена попыткой мужа не согласиться с ее планами.

– У Эми что-то свое на уме. Любая другая на ее месте прыгала бы от восторга, но у меня складывается впечатление, что она согласилась только для того, чтобы не расстраивать нас с тобой.

– Не говори глупостей, – оборвала его Беатрис. – Девочка смущена и одинока после смерти родителей, не говоря уж о том ужасном и печальном опыте, который ей пришлось приобрести сразу по приезде в эту страну.

– Мне почему-то кажется, что этот опыт вовсе не стоит называть ужасным и печальным, – снова возразил Джеймс.

Беатрис застыла, гладя на мужа, даже забыв опустить вилку.

– Прости, не поняла? – скованно поинтересовалась она.

– Ты не заметила выражения лица Эми вчера вечером, когда она узнала, что Малик-бея схватили? Она не радовалась. И даже не чувствовала благодарности властям. Она расстроилась. Очень расстроилась.

Беатрис молча обдумывала услышанное.

– И не ты ли рассказывала мне, что у нас на чаепитии – перед балом – она вступила в пререкания с миссис Беллинджер? Будто бы защищала мятежников? Тебе не кажется все это насколько странным?

– Тогда показалось, – ответила Беатрис задумчиво. – Наверное, я просто так занялась подготовкой бала, что забыла обо всем на свете.

– Эми отсутствовала шесть недель, Беатрис. За это время она многое успела увидеть в лагере мятежников. А для бея вовсе не типично то, что он отпустил ее, – даже после заступничества Калид-шаха.

– Так что ты подозреваешь? – в ужасе пробормотала Беатрис. – Что Эми имела какую-то связь с этим ужасным разбойником?

– Имеет, – спокойно поправил Джеймс. – Имеет.

– Ах, господи! – простонала Беатрис, наконец положив вилку. – Ты считаешь, что она им увлечена?

Джеймс, судя по поведению Эми, предпочел бы сказать, что дело зашло значительно дальше, чем простое увлечение, но существовал предел того, что могла воспринять Беатрис.

– Да, – просто и коротко ответил он.

– Мы должны немедленно прекратить это, Джеймс! Что можно предпринять? – воскликнула Беатрис. Она задрожала и приподнялась со стула.

Джеймс предостерегающе поднял руку.

– Нам ничего не нужно предпринимать, дорогая. Через месяц этот человек умрет, – жестко произнес он. – Палач султана разрешит проблему вместо нас.

Беатрис явно успокоилась и взглянула на мужа. Джеймс, как всегда, прав.

– Не могу поверить, что она обманывала нас с того самого дня, как приехала в наш дом, – побормотала Беатрис, потрясенная всем услышанным.

– У Эми не было выбора – с ее позиций. Нам с тобой не дано этого понять – опять-таки по ее мнению.

– Куда уж нам! – негодующе воскликнула Беатрис.

– Если мое предположение верно, то становится понятным полное отсутствие у девочки интереса к твоим планам замужества и многие другие странности, – продолжал Джеймс.

Беатрис медленно кивнула.

– Но не вздумай сказать хоть слово обо всем этом самой Амелии, – сурово приказал жене Джеймс, – что бы ты ни думала о ее поведении, укорять или бранить ее в данной ситуации просто бесполезно. Скоро все трудности разрешатся сами собой. Бей исчезнет, и все закончится.

– А со временем она забудет о нем, – негромко добавила Беатрис – скорее, самой себе, чем Джеймсу.

– Со временем, – согласился Джеймс. Беатрис тяжело вздохнула.

– Исключая меня, женщины в нашей семье определенно имеют склонность к этим диким туркам, – недовольно заметила она.

– Женщины в нашей семье всегда отличались своеволием, – устало возразил Джеймс и налил себе еще одну чашку кофе.

* * *

Посещение книжного магазина служило Эми лишь предлогом для покупки газет; но изучив их все, она узнала не больше, чем знала утром. Единственное, что явствовало из различных журналистских отчетов – Малик схвачен и сейчас находится в тюрьме. Она выкинула газеты в урну тут же, возле магазина, и села в экипаж, чтобы отправиться домой.

Едва возница повернул на аллею дома Вулкотов, Эми увидела, что там уже стоит какая-то карета. Она всмотрелась в герб на дверце, и сердце ее забилось стремительнее: это была карета паши Бурсы.

Эми ворвалась в дом и резко остановилась на пороге гостиной – она увидела Сару, пьющую чай вместе с Беатрис.

– Ах, Сара, как я тебе рада! – воскликнула девушка, не сумев сдержать слезы.

– А как насчет меня? – сухо и ядовито поинтересовалась Беатрис. – Меня ты разве не рада видеть?

Эми развязала бант на плаще, сбросила его на стул, потом наклонилась и поцеловала тетушку в щеку.

– Конечно, рада! – успокоила она ее, отдавая журнал с выкройками, который та заказывала. – Дело просто в том, что я совсем не ожидала увидеть Сару, и это такой приятный сюрприз!

– Мне понадобилось приехать в Перу за покупками, вот я и решила заехать к вам и всех повидать, – спокойно пояснила Сара, ставя чашку на блюдце. Она улыбалась, когда Эми целовала ее, но когда их взгляды встретились, глаза ее были серьезны.

– Листак, принеси, пожалуйста, еще одну чашку – для мисс Амелии – распорядилась Беатрис.

– Ах нет, спасибо! – как можно беззаботнее отказалась Эми. – Я действительно ничего не хочу! – она понимала, что чем скорее закончится чайная церемония, тем быстрее она окажется наедине с Сарой.

– А о моих охранниках не забыли? – поинтересовалась Сара у Листак.

– Нет, конечно, мисс, – ответила та, проходя с подносом.

– Калид настоял, чтобы они ехали со мной, но это так утомительно – повсюду таскать за собой охранников!

– В наши дни это необходимо, – подчеркнуто произнесла Беатрис.

Женщины жизнерадостно щебетали; Беатрис все еще была полна впечатлений и сплетен после бала, так что Эми наконец не выдержала:

– Сара, не желаешь ли прогуляться по саду? Тетушка так изумительно за ним ухаживает, а скоро все уже отцветет. Жалко, если ты упустишь такую красоту!

Сара с готовностью поднялась, тут же поняв истинный смысл сказанного.

– Ах, я с огромным удовольствием посмотрю его! – радостно ответила она.

– Тетушка, Вы не хотите пойти с нами? – любезно поинтересовалась Эми, прекрасно зная, что Беатрис терпеть не может никаких упражнений подобного рода.

– Нет, спасибо. Я лучше схожу на кухню – посмотрю, как обстоит дело с обедом. Сара пообедает с нами и останется на ночь.

– Как замечательно! – обрадовалась Эми, направляясь к двери. Сара последовала за ней, и едва они остались вдвоем, она взяла Эми за руку:

– Я приехала, как только услышала.

– Неужели нет никакой надежды, Сара? Что говорит Калид? – с отчаяньем спросила Эми.

Сара покачала головой и вздохнула:

– Калид уже целую неделю участвует в каких-то секретных встречах, приходит и уходит в любое время суток. Он, естественно, не посвящает меня в подробности происходящего, но я предполагаю, что назревает нечто грандиозное.

– Это сможет помочь Малику?

– Я не знаю.

– Ты не радуешь оптимизмом.

Сара пожала плечами.

– Малик уже давно слывет самым опасным преступником во всей империи. Хаммиду важно сделать из него образец.

– Значит, Малик будет осужден.

– Боюсь, что так.

– А тюрьма в Топкапы совсем неприступная?

– Если Малика приговорят, то переведут в другую тюрьму – в старом городе, как только будет назначено время казни. Существует традиция, по которой государственные преступники лишаются жизни именно там – на старинной площади, на глазах у публики.

– Из той тюрьмы легче сбежать? – не унималась Эми.

– Думаю, да, но учти, что все время Малика будут упорно охранять.

– Но ведь, наверняка, Анвар и другие попытаются освободить его.

– Попытаться они могут. Но я сомневаюсь, что из этого что-нибудь получится.

Эми глубоко вздохнула.

– Можно как-нибудь пробраться в тюрьму, чтобы увидеть его?

Сара молча смотрела на нее, не в силах произнести ни слова.

– Скажи же! Есть ли хоть какой-то шанс?

– Ты понимаешь, о чем спрашиваешь?

– Если ему суждено умереть, я хочу встретиться с ним в последний раз. Это возможно?

– Тебе придется просить этой милости у султана, а с какой стати он дарует ее?

– Может быть, он дарует ее Калиду. И тебе, – предположила Эми.

– Мне?

– Да. А я могла бы пройти вместо тебя.

Сара закрыла глаза.

– Подумай. Если одеться и прикрыть лицо по местной традиции, то кому в тюрьме придет в голову, что это не ты, а я? Мы примерно одного сложения, да и цвет волос у нас одинаковый. Если я пройду рядом с Калидом, то никто ничего и не заподозрит. Сара снова открыла глаза.

– Ты, очевидно, забыла одно: Калид вовсе не в дружеских отношениях с султаном – так почему Хаммид должен делать ему одолжение?

– А разве не существует традиции, связанной с Праздником цветов? Каждый паша просит султана об одолжении, и тот не имеет права отказать.

– Откуда ты знаешь это? Просто удивительно!

– Сначала мне рассказала об этом Листак, а потом я и сама прочитала в газетах.

– Я понимаю, что ты задумала, но Калид не сможет просить султана помиловать Малика. Отмена казни не входит в число этих одолжений. Традиция восходит к временам Византии, а туда она пришла из Рима – но речь идет о небольших милостях – например, снятие запрета на брак между представителями враждебных племен или возмещение уже уплаченного наследства семье невесты, если помолвка расторгнута.

– Но Калид вполне может попросить разрешения посетить Малика вместе с тобой. Разница лишь в том, что вместо тебя пойду я.

– Калид не одобрит этого. Он не захочет подвергать тебя опасности.

– Попытаться можно.

– Султан может не позволить мне идти вместе с Калидом, – продолжала сомневаться Сара.

– Но Малик ведь приходится братом мужу Роксалены – его дочери.

– И что же?

– Роксалена твоя подруга. Она захочет, чтобы ты навестила брата ее мужа перед казнью, правда ведь?

Сара вздохнула и покачала головой.

– Ты когда-то рассказывала мне, что султан очень добр к дочери; он даже пошел навстречу ее капризу учить английский. Ведь именно так ты оказалась в гареме и познакомилась с Роксаленой, – настаивала Эми.

– Султан был очень добр до того, как Роксалена убежала с Османом, – сухо ответила Сара. – Сомневаюсь, что сейчас он склонен потакать ее капризам.

– Но попробовать же можно?

– Эми, ты говоришь о человеке, который убил почти всю семью Османа, когда узнал, что Роксалена вышла за него замуж. Так что этот план очень ненадежен!

– Но это единственное, что я могу придумать! – воскликнула Эми в отчаянье. – Вчера я написала тебе письмо на десяти страницах, пытаясь придумать, как спасти Малика, но у меня здесь ни связей, ни друзей – ничего. Так если я не смогу помочь ему, может быть, мне удастся хотя бы побыть с ним напоследок. Калид говорит, что султан очень тщеславен и любит делать широкие жесты перед главами провинций, чтобы показать, насколько он милостив. Так что может быть лучше, чем уважить просьбу паши посетить приговоренного к казни заключенного? Разве это не лучший пример милосердия?

– И ты хочешь, чтобы все это Калид объяснил Хаммиду?

– Я уверена, что Калид найдет собственный путь выразить это, но пожалуйста, попроси его попробовать!

Сара задумалась.

Эми закусила губу, пытаясь не заплакать.

– Я просто не могу позволить Малику умереть, даже не повидавшись со мной, – прошептала она.

Сара обняла ее:

– Я постараюсь что-нибудь придумать.

– Как ты дашь мне знать, если разрешение будет получено? – воспряла духом Эми.

– Пошлю гонца с известием о дне и времени. Самый быстрый доскачет от Бурсы до твоего дома за пять часов.

– А как я объясню Беатрис свою отлучку? – Эми вытерла глаза: слезы текли, несмотря на все ее старания не плакать.

– Скажи, что Калид решил показать нам старый город. Беатрис знает, что ты еще мало что видела здесь. А я прихвачу с собой одежду, чтобы ты могла переодеться в карете.

Эми кивнула. Неужели ее затея реальна? Сара сжала ее руку.

– Не рассчитывай на это очень, Амелия. Я не хочу тебя обманывать – шансов очень мало.

– Должна же я на что-то надеяться, – прошептала Эми.

– Знаю. И извещу тебя сразу – как только Калид встретится с султаном. А сейчас встрепенись и улыбайся, а то Беатрис заподозрит неладное.

Рука об руку женщины пошли к дому.

* * *

Малик смотрел на влажный потолок тюрьмы и размышлял, сколько ему осталось жить. Он лежал на грязном, покрытом соломой полу со связанными ногами и руками, прикованный к железному крюку, торчащему из стены.

Повернув голову, он взглянул на тоненький луч света, пробивающийся сквозь трещину в толстой дубовой двери. Он не жалел о своей жизни; ведь он делал то, что хотел делать, и знал, что вопреки словам Анвара революция продолжится и без него. Люди почувствовали вкус свободы и уже не захотят терять ее. Победа в армянском квартале показала всем, что власть султана не является абсолютно нерушимой, он вовсе не сверхсильное существо, против которого все бессильно. Цель будет достигнута.

Малик радовался, что его кровь прольется за правое дело, которое переживет его самого. Единственной его печалью была Амелия. Он дал ей клятву и не смог ее сдержать, заставил ее поверить, что для них существовало будущее, которого уже нет. Она не из тех, кто с легкостью забывает: для нее это будет тяжким ударом.

Мысль о том, что он разрушил ей жизнь, казалась нестерпимой: неужели она так и состарится, оплакивая потерянную любовь, отказав себе в семейном счастье и счастье материнства – все потому, что в юности отдала свое сердце ему? Если бы она смогла забыть его и их любовь и продолжать жить новой жизнью!

Малик закрыл глаза, стараясь не думать о том, что кроется за этим желанием. Другой мужчина будет любить ее, держать ее в своих объятиях; другой станет отцом ее детей. Малик вовсе не был настолько эгоистичен, чтобы желать для Амелии вечного траура, но пока он дышит, мысль о сопернике невыносима.

Он постарался отвлечься от тяжких дум; они порождали лишь бессильную злобу, отбирающую волю. Он еще не умер, значит, надо искать пути спасения. Сегодня утром прошел суд – его приговорили к смертной казни. А это значит, что его обязательно перевезут в другую тюрьму – возле доков. Конечно, под охраной, но неужели он не сможет обмануть людей султана?

Шанс всегда есть.

Малик вспомнил, как его схватили, окружив вдесятером возле дома брата Юрия, куда он пришел за своим конем. Он сдался – чтобы остаться в живых и продолжить борьбу; продолжать же сопротивляться означало бы умереть на месте. Все-таки его предали. Подданные султана были настолько бедны, что казалось невероятным, что обещанная награда так долго не находила своего владельца. Малик не понаслышке знал, что такое нищета; знал он также, до чего может довести ее железная хватка. Так что он прекрасно понимал, что произошло.

Он сменил позу, размышляя, каким образом дошло до Амелии известие о его аресте и что она думает о случившемся. Он очень надеялся, что она не сделает ничего необдуманного или опасного, но прекрасно знал, насколько она импульсивна. Ее мужество – это отчаянная решимость, которую можно направить в нужное русло, но в данных обстоятельствах девушка вполне могла наделать глупостей.

Малик услышал шаги надзирателя за дверью и закрыл глаза, притворяясь, что спит.

Когда он снова останется один, то вернется к своим мыслям.

* * *

Почти под вечер Эми услышала на алее стук копыт и вышла из своей комнаты. Пять дней она ждала известий от Сары; пять дней лихорадочно пыталась отыскать какие-нибудь новости о Малике в газетах. Остановившись на площадке, она увидела, как Беатрис подошла к двери и вернулась с письмом в руке.

Эми не спеша спустилась со второго этажа, усилием воли заставляя себя не бежать. Ей не хотелось показывать, что она ожидает каких-то известий.

Беатрис протянула ей конверт:

– Это тебе, Амелия. Его только что привез гонец в ливрее дома паши. Очевидно, письмо от Сары.

Эми сложила конверт и засунула в рукав. Она сгорала от нетерпения, но не могла позволить себе начать читать его при Беатрис и тем самым дать повод для расспросов.

– А что, имперская почтовая служба уже не выполняет своих задач? – спокойно поинтересовалась Беатрис, глядя на Джеймса, который только что вернулся домой из офиса и в этот момент вешал шляпу на вешалку.

– Возможно, Сара просто отправляла посыльного в город и заодно поручила ему передать письмо, – как бы между прочим ответила Эми. Она направилась в библиотеку и взяла с полки книгу, тем самым оправдывая свое внезапное появление внизу, а потом прошла в гостиную.

Беатрис проводила ее взглядом и задумчиво произнесла, обращаясь к Джеймсу:

– Не может же Сара…

Она осеклась, сама испугавшись своих мыслей.

– Я уверен, что Сара слишком серьезна для этого. Кроме того, Малик-бей ведь находится в заточении. Сегодня в газете напечатали о том, что ему вынесен официальный приговор. Так что же может произойти? Не волнуйся. Пойдем со мной – я хочу переодеться к обеду. У нас сегодня что – баранина или свиная отбивная?

Эми дождалась, пока дядюшка с тетушкой поднимутся наверх и распечатала конверт.

«Разрешение получено, – писала Сара. – Мы с Калидом приедем за тобой в два часа в пятницу – пятнадцатого числа».

Эми снова сложила письмо и, закрыв глаза, прижала его к губам. Пятнадцатое – это завтра.

Девушка принесла конверт в свою комнату и уничтожила его вместе с содержимым тем же способом, как несколькими днями раньше уничтожила свое так и не отправленное длинное письмо Саре. Она разорвала его на мелкие кусочки и терпеливо сожгла над пламенем свечи – до тех пор, пока не осталось ничего, кроме кучки пепла, которую она смела в камин. Потом выбрала платье, которое легче всего будет снять прямо в карете, повесила его на стул, и спустилась к обеду.

Трапеза прошла очень тихо, поскольку каждый из трех ее участников был занят своими мыслями.

– Сара пригласила меня завтра днем проехаться с ними и посмотреть старый город, – наконец произнесла Эми, когда уже подали десерт. – Они заедут за мной часа в два.

Джеймс и Беатрис молча обменялись взглядами.

– Очень хорошо, дорогая, – прореагировала тетушка, поливая сладким сиропом кусок пирога. – Поэтому она и писала тебе?

Эми кивнула.

– Сара и Калид неожиданно приняли решение приехать в город. У Калида здесь дела, а Сара считает, что мне будет интересно посетить кое-какие исторические места. Я и правда до сих пор не видела ничего, кроме Перы.

– К обеду ты вернешься? – вступил в разговор Джеймс.

– Наверняка!

– Как ты считаешь, Калид и Сара не захотят остаться у нас на ночь? – спросила Беатрис.

– Они остановятся в американском посольстве, торопливо солгала Эми. – Калид должен встретиться с секретарем Дэнфордом.

Кажется, родственники проглотили и это, а у Эми в душе шевельнулось уже знакомое чувство вины – опять она лжет им.

Но ничто не может сравниться с возможностью увидеть Малика, ничто!

* * *

Когда карета шаха подъехала к крыльцу, Эми уже ожидала в холле. Сам Калид ехал верхом. Спешившись, он подошел к двери, отдал должное сдержанной, как всегда, хозяйке дома и помог Эми подняться в экипаж.

– До сих пор не верю, что Саре удалось уговорить меня сделать это, – пробормотал он, когда Беатрис уже не могла их слышать. – Но у нее всегда это получается.

– Вы не будете раскаиваться, – успокоила его Эми, усаживаясь напротив Сары.

– Уже раскаиваюсь, – возразил он, многозначительно глядя на жену. – Если хоть что-то произойдет с одной из вас, я буду чувствовать себя виноватым.

– Если бы Вы были на месте Малика, захотели бы Вы увидеть Сару? – голос Эми прозвучал воинственно.

Калид посмотрел на нее долгим взглядом, а потом кивнул.

– Наверное, только поэтому я и делаю то, что делаю, – добавил он, закрывая дверцу кареты.

– Он рассердился? – спросила Эми у старшей подруги.

Та покачала головой.

– Он волнуется, и не только из-за сегодняшней затеи. Кажется, он участвует в каком-то заговоре против султана. Мне не положено знать об этом, но тем не менее я все знаю. Он думает, что своим молчанием оберегает меня, но у меня есть свои собственные источники, – она взяла с сиденья сверток и продолжала:

– Переоденься быстрее. Я еще должна кое-что тебе сказать до того, как мы приедем на место.

Едва Эми нарядилась в турецкий костюм Сары и закрыла лицо вуалью, Сара снова заговорила:

– Охрана в тюрьме узнает Калида и решит, что ты – это я, поскольку получен приказ пропустить пашу Бурсы с супругой. Я велю вознице отъехать, чтобы меня не заметили в карете, а потом – минут через десять – вернуться к тебе. Не произноси ни слова ни с кем – до тех самых пор, пока не окажешься с Маликом. Надзиратели наверняка будут с вами, поэтому тщательно следи за своим поведением. Предполагается, что ты – подруга жены его брата, а вовсе не любовница – имей это в виду!

Эми кивнула.

– Ты ни о чем не хочешь спросить? – продолжала Сара.

– Нет, – сказала Эми и сложила руки на коленях. Они были холодны, словно лед.

– Постарайся быть умницей, я так доверяю тебе, – подчеркнуто добавила Сара, пристально заглянув прямо в глаза подруге.

– Обещаю не устраивать сцен, – тихо ответила Эми. – Не знаю, как и благодарить тебя за все?

Сара выглянула в окошко.

– Когда я жила еще в гареме Дворца Орхидей, Калида ранили бедуины, и какое-то время он был так плох, что все боялись, что он умрет. Я до сих пор помню, что я тогда чувствовала; наверное, это немного похоже на твои чувства сейчас. Я очень хочу помочь тебе, но боюсь, как бы ты не наделала глупостей. Будь осторожна!

– Постараюсь.

Возница свернул с людной улицы в мощенный булыжником переулок, который упирался в залив. Даже издалека Эми заметила стражников султана, одетых и вооруженных еще более изыскано, чем охрана Калида. Они стояли по стойке «смирно» по двое с каждой стороны парадного входа. Когда подъехали ближе, стали видны янычары, вооруженные пистолетами. Они дежурили у бойниц, через равные интервалы прорезающих стену. Место, конечно, было мрачным, и тем страшнее, что носило оно романтическое название, которое можно перевести как «Облачный замок». Тюрьму от залива отделяло нагромождение валунов.

Карета остановилась перед тюрьмой, и стража немедленно преградила путь. Эми нервно взглянула на Сару.

– Не волнуйся, – успокоила ее подруга, отодвигаясь в глубь кареты – подальше от слюдяного оконца. – Это всего лишь формальность. Калид привяжет коня и придет за тобой.

И действительно, совсем скоро дверца кареты открылась, Калид подал Эми руку и тихо произнес:

– Пойдем. И не говори ни слова.

Он быстро взглянул на Сару, которая прошептала им вслед:

– Удачи вам!

Эми вышла из кареты, и едва ее ноги коснулись земли, экипаж тронулся, оглашая переулок цоканьем копыт по мостовой. Девушка обернулась ему вслед, раздумывая, не сошли ли они с Калидом с ума, покинув уют и безопасность для мрачной неизвестности тюрьмы.

Калид взял Эми под руку, провел ее мимо стражников, которые даже не шелохнулись, и направился в тюремную канцелярию, представляющую из себя темную, без окон, комнатку, в которой стоял стол, стул и несколько поцарапанных деревянных шкафов. Человек в тюрбане и сером мундире что-то по-турецки сказал Калиду. Тот коротко ответил. Человек поклонился, щелкнул пальцами, и из углов комнаты появились двое солдат, немедленно оказавшись рядом с Калидом и Эми.

Очевидно, это был эскорт.

Тюремщик снял с пояса железное кольцо и повел гостей по темному коридору, куда не проникал ни единый луч солнца. Единственный источник света представлял собой факел, горящий в нише каменной стены. Небольшая группа подошла к массивной дубовой двери с двумя перекладинами и двумя засовами. Надзиратель открыл ее несколькими ключами. Снял перекладины, и дверь тяжело, со скрипом открылась, пропустив гостей в квадратную, с каменным полом и каменными стенами, комнату, разделенную на четыре камеры. В каждой камере под потолком имелось крошечное зарешеченное окошко и стояла узкая койка. Только одна из камер была занята.

Эми затаила дыхание, ощутив на своем плече твердую руку Калида. Малик лежал на койке лицом вниз, спиной к вошедшим. Его легко было узнать по широким плечам и густым черным волосам. Единственной вещью, кроме койки, в камере было ведро, висящее на крючке, который торчал из стены.

– Его били? – заволновалась Эми, испуганная безвольной позой Малика.

– До публичной казни его и пальцем не тронут. Султану не нужны следы на теле узника.

Тюремщик стукнул по решетке камеры своей дубинкой и что-то произнес по-турецки. Малик не шелохнулся.

Тюремщик заговорил снова, резче, и когда Калид понял, что результата не последует, он произнес по-английски:

– Пришел Калид-шах, Малик.

Малик повернул голову и, увидев Калида, сел. Потом перевел взгляд на женщину, стоящую рядом.

Калид что-то мягко и спокойно сказал надзирателю в тюрбане, и тот вышел из камеры. Он направился в свою контору, оставив с посетителями двух вооруженных винтовками охранников.

Малик поднялся с койки и подошел к решетке, вцепившись в нее руками и прижавшись к прутьям. Он давным-давно не брился и не причесывался. Одежда его была грязной и рваной.

– Как Амелия? – это были его первые слова, обращенные к Калиду.

Калид взглянул на свою спутницу, и та совсем немного сдвинула вуаль, чтобы узник смог увидеть ее лицо.

Реакция Малика оказалась неожиданной. Он недоверчиво посмотрел на женщину, потом снова на Калида.

– Зачем ты привел ее? – резко воскликнул он по-английски. – Я вовсе не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии!

– Малик, я здесь! – заговорила Эми, взяв его за руки. – Ты только что спрашивал обо мне, и вот – я здесь!

Малик отвернулся.

– Иди домой, Амелия. Здесь не место для тебя!

Эми закрыла рот рукой; глаза ее наполнились слезами.

– Пожалуйста, Малик! Не прогоняй меня! Ведь это наш единственный шанс!

Один из охранников пролаял какой-то приказ.

– Он говорит, что мы должны изъясняться только по-турецки, – перевел Калид.

Малик смотрел на Эми, которая гладила сквозь прутья решетки его руку и тихо шептала:

– Я люблю тебя!

Он закрыл глаза.

Калид что-то сказал ему по-турецки, и Малик спокойно ответил. Они успели обменяться несколькими фразами, прежде чем охранник подошел к Калиду и ружьем прикоснулся к его плечу.

Калид взглянул на Эми: девушка не отрывала глаз от любимого; по лицу ее текли слезы. Охранник кивнул в сторону двери, показывая, что время свидания истекло.

Эми махнула Малику, но он не смотрел на нее. А когда она, огорченная, отвернулась, просунул руку сквозь решетку и сжал ее пальцы. Что-то совсем тихо сказал по-турецки и отвернулся.

Охранник ружьем слегка подтолкнул Калида к двери. Паша, не привыкший к подобной бесцеремонности, потерял терпение и, выхватив ружье у него из рук, стукнул его прикладом по голове. Охранник упал без чувств, а его напарник, резко повернувшись, поднял ружье, прицелившись в посетителей. В эту минуту Малик сумел просунуть ногу сквозь прутья решетки и сильным ударом сбил его с ног.

Когда оба охранника оказались на полу, Калид повернулся к Малику и что-то быстро и коротко прошептал на языке, которого Эми не поняла. Малик сначала опешил от изумления, но тут же выражение его лица резко изменилось.

Еще до того как второй охранник успел подняться, надзиратель показался в дверном проеме с пистолетом в руке. Калид движением приклада быстро уложил его на пол, в то же время ударив сапогом по ноге зашевелившегося охранника. При этом он что-то презрительно произнес по-турецки.

Надзиратель медленно опустил пистолет. Потом, поднявшись, жестом пригласил Калида и Эми следовать за ним, в то же время отдавая какие-то приказы охраннику. Тот, нагнувшись, начал поднимать с пола своего товарища.

Эми обернулась к Малику, смотревшему на нее. Она приложила кулак к груди, а потом открыла ладонь – жестом, которому ее научил Малик. «Я отдаю тебе свое сердце», – говорил он.

Малик, сжав губы, смотрел вниз – он явно пытался сохранить самообладание.

Калид схватил девушку за руку и буквально вытолкнул ее из камеры. Она опустила вуаль и тихо стояла, пытаясь осознать, что же произошло.

А паша тем временем вступил в яростный спор с надзирателем – спор, полный жестов и презрительных взглядов. Голос его немного затих, лишь когда тон надзирателя смягчился, а потом стал просительным. Паша наконец вывел Амелию из тюрьмы и повел по улице. Через некоторое время он спросил:

– С тобой все в порядке?

Девушка лишь покачала головой, не в состоянии произнести ни слова.

Калид обнял ее:

– Я знаю, что это было очень трудно вынести.

– Я больше никогда не увижу Малика, – едва сдерживая рыдания, пробормотала Эми.

Калид молчал.

– Я так испугалась, когда началась эта потасовка, – призналась она, вздрагивая.

– Этого нахала нужно было проучить, – сдержанно ответил Калид.

Показалась карета.

– А почему второй охранник не выстрелил? – спросила Эми.

– Очевидно, испугался попасть в пашу Бурсы, – ответил Калид.

Внезапно перенесенное потрясение дало себя знать: Эми задрожала и побледнела. Казалось, чувства сейчас оставят ее.

– Успокойся, потерпи, – попросил Калид. – Сейчас сядешь в карету.

Экипаж остановился, и Калид помог девушке подняться на сиденье.

Едва Сара увидела свою подругу, она сразу все поняла.

– Это была ошибка, – обратилась она к мужу.

– Все в порядке, – ответил Калид. – Она крепче, чем ты думаешь.

– Но я не могу везти ее в таком состоянии обратно к Беатрис, – с волнением произнесла Сара.

– Я прикажу вознице отвезти вас обеих в отель «Тракия» и сам приеду туда, – решил Калид. – Снимем номер, и Амелия сможет прийти в себя.

Калид повернулся, чтобы идти за своим конем, но Эми схватила его за руку:

– Что сказал мне Малик? – наконец осмелилась она задать вопрос, жегший ей душу. – Перед нашим уходом, что он сказал по-турецки? – она вовсе не была уверена, что хочет слышать ответ.

Калид взглянул на Сару и понял, что нужно отвечать.

– Он подтвердил, что и сейчас может сказать тебе все, что сказал раньше. Что он будет вечно тебя любить. Если судьба окажется жестокой к нему, ты должна жить своей собственной жизнью. Но он просит помнить его – так же, как он будет вечно помнить тебя.

Эми зарыдала.

ГЛАВА 12

Горничная поставила чайный поднос на стол и с поклоном повернулась к Саре.

– Не желаете ли чего-нибудь еще, миледи? – спросила она с произношением истинной кокни.[11]

– Спасибо, больше ничего не нужно, – ответила Сара.

Когда горничная вышла, Эми фыркнула:

– Миледи?

– Отель принадлежит британской концессии, и они часто нанимают молоденьких англичанок для обслуживания номеров. А те ищут приключений на чужбине. Они часто путают местные титулы. В прошлом году одна даже назвала меня «Ваше высочество».

Эми слабо улыбнулась и отвела взгляд.

– Тебе лучше? – заботливо спросила Сара. Девушка закусила губу, пытаясь одержать подступающие слезы.

– Странно, я всегда так хорошо собой владела, – попыталась она оправдаться. Вытерла глаза кружевным платочком. – Я не плакала даже на похоронах родителей. Но с тех пор как встретила Малика, только и делаю, что реву. Это ужасно – вечно скулить, словно щенок, которого отшлепали. Мне и самой стыдно, но остановиться я не могу.

– Просто все это время для тебя очень наполнено чувствами, – успокоила ее Сара. – Не будь к себе слишком жестокой.

– Это правда, что для него нет никакой надежды? – с отчаяньем в голосе спросила Эми. – То, что он сказал в конце нашей встречи, очень похоже на прощание.

– Надежда останется до тех пор, пока его не казнят, – просто ответила Сара. – Я бы не сдавалась. Малик на редкость изобретателен, а его друзья не будут стоять в стороне и смотреть, как он умирает, даже не пытаясь ему помочь.

– Но они же бессильны против янычар! – не могла успокоиться Эми. – Янычар слишком много, и они хорошо вооружены.

– Мятежники тоже не слабы, а кроме того, янычары в последнее время не слишком избалованы султаном. Жалованье им урезали, да и то, что осталось, то задерживают, то не выплачивают вовсе. И свободное время им сократили. Султан вкладывает средства в покупку недвижимости за границей – вместо того чтобы нормально содержать свое войско.

Сара помолчала, словно размышляя, стоит ли продолжать, а потом добавила:

– Ходят слухи о дворцовом перевороте. Эми с удивлением взглянула на нее.

– Я не знала об этом. Сара кивнула.

– Я думаю, что частые отлучки Калида связаны именно с этим. И сейчас, очевидно, он именно из-за этого сразу исчез, едва устроив нас здесь. Он ничего мне не рассказывает, но я точно знаю, что его миссия состоит в объединении усилий мятежников и янычар.

– Откуда ты знаешь? – выдохнула Эми.

– Шпионов имеет не один Калид, – сухо ответила Сера. – У большинства женщин, служащих во Дворце Орхидей, мужья тоже вовлечены в этот заговор. А женщины, как известно, всегда сплетничают.

Эми с надеждой сжала руки. Лицо се посветлело.

– Ах, если бы только это было правдой! Султан ведь ничто без янычар? Его террор сразу прекратится!

Сара подняла руку.

– Не обольщайся! То, что я тебе говорю, лишь моя догадка; заключение, к которому я пришла, вслушиваясь и всматриваясь в окружающее. Я просто не хочу, чтобы ты раньше времени сдавалась, – пока есть хоть малейшая надежда на избавление.

Она встала и начала ходить по комнате.

– Калид клянется, что султан вредит сам себе. Он слишком упрям, чтобы согласиться с учреждением парламента, и слишком недальновиден, чтобы осознать, что янычары могут восстать против него – упорно продолжает вывозить деньги из страны, когда его собственные слуги, к тому же имеющие в руках оружие, бедствуют, неделями сидя без жалованья. Калид уже давно строил планы бескровного разрешения проблемы, а арест Малика, я уверена, заставит его сделать попытку ускорить события.

– Чтобы спасти Малика? – едва слышно пробормотала Эми.

– Да, и чтобы предотвратить гражданскую войну, которая неизбежно разразится, если кто-нибудь не найдет иного способа вылечить болезнь.

– Как? Как можно что-то изменить?

– Калид хочет заставить султана отречься от престола в пользу младшего брата. Это позволит короне остаться в той же семье, а стране получить правителя куда более разумного. Чтобы удержаться на троне, он предпримет уступки демократии, которые Хаммид абсолютно не приемлет.

– Сможет ли Калид убедить их? Сара пожала плечами.

– Придется убеждать традиционных врагов – восставших и янычар – стать союзниками. Не уверена, что даже Калид сможет это сделать.

– А делать надо быстро, ведь только в этом случае Малика можно спасти.

– Честно говоря, я бы поставила на то, что Малик спасется сам, – с долей сарказма заметила Сара. – Ведь его удивительная способность исчезать из самых невероятных мест известна всем.

– Ты не видела эту тюрьму внутри, – ответила Эми. – Это настоящий каменный мешок. Там некуда идти. А кроме того, Малика постоянно охраняют.

– Все равно он найдет способ выбраться, – убежденно повторила Сара.

Наконец Эми улыбнулась.

– Ты воодушевляешь меня, Сара. Ты такая оптимистка!

– Это потому что я не влюблена в Малика и вижу ситуацию в ее истинном свете, – Сара взглянула на стол и заметила:

– Наш чай, скорее всего, уже остыл. Может быть, позвонить и заказать еще?

– Не надо, и этот хорош. Я думаю, что скоро уже смогу вернуться домой, – Эми встала и взяла свой плащ. Турецкое платье и вуаль, в которых она навещала Малика, лежали тут же, на стуле.

– Ты уверена, что владеешь собой достаточно, чтобы встретиться лицом к лицу с Беатрис? – спросила Сара.

Эми кивнула.

– Спасибо за то, что привезла меня сюда. Разговор с тобой спас меня.

– Как ты считаешь, удобно послать тебя домой одну в экипаже? Беатрис обязательно начнет приглашать меня зайти, а я хочу быть здесь, когда вернется Калид.

– Конечно, давай так и сделаем.

– Мы с Калидом переночуем здесь – на случай, если тебе что-нибудь понадобится.

Эми снова кивнула.

– А ты дашь мне знать, если появятся новости о Малике? – спросила она. – Калид позволит тебе снова послать гонца из Бурсы?

Сара похлопала подругу по руке.

– Не волнуйся – ты первая узнаешь любую новость. Но учти: тебе придется придумывать оправдание перед Беатрис. Эми вздохнула.

– Господи, я уже столько наврала тетушке, что чувствую себя просто Мефистофелем.

Сара невесело улыбнулась.

– «Обман живет в этом прекрасном дворце», – произнесла она.

– Это Китс?[12] – спросила Эми.

– Нет, Шекспир. У него можно найти комментарий к любой жизненной ситуации; и он всегда прав.

Эми улыбнулась.

– Ты навсегда останешься учительницей, Сара.

– Боюсь, что это, как и священный сан, состояние души, – согласилась Сара, вставая и дергая витой шнур колокольчика. Когда появилась горничная, она попросила, чтобы ее экипаж подали к подъезду.

– Все это скоро как-то разрешится, – снова поворачиваясь к Эми, заключила она. – Предстоящая казнь Малика заставит повстанцев действовать. Так что долго ждать нам не придется.

Эми промолчала – она не захотела признаться, что время не имеет сейчас значения; что каждая секунда неопределенности в судьбе Малика равна вечности.

* * *

Калид привязал коня к дереву и внимательно обвел взглядом поляну. Он договорился встретиться здесь, в горах за городом, с Анваром Талитом, но совсем не был уверен, что помощник Малика появится точно в назначенное время. Талит имел репутацию человека куда более вспыльчивого и менее разумного, чем его друг, и сейчас, наверняка, готов был предпринять любые отчаянные попытки освободить Малика. Калид не знал Анвара и чувствовал, что имеет дело с очень неуравновешенным человеком. Необходимо было встретиться с Анваром и помешать ему сделать что-то, способное нарушить его собственные планы относительно янычар.

Если стратегия Калида окажется удачной, все три силы будут сообща бороться с султаном.

Шах услышал за своей спиной хруст ветки и, повернувшись, увидел Талита. Тот пристально, с прищуром, смотрел на него. Затем холодно кивнул в ответ на приветствие, и Калид вздохнул.

Он надеялся, что не придется долго убеждать Анвара в том, что они на одной стороне. Крестьяне, из среды которых вышел друг Малика, с детства считали пашу Бурсы человеком, преданным султану; в отличие от Малика, имевшего дар предвидения и способность к компромиссам, свойственные истинному лидеру, Талит мог и не понять, что многое уже изменилось. Для того, чтобы свергнуть султана, восставшим необходимо объединиться и с аристократами, и с янычарами ради общей цели.

– В твоем письме говорится о плане спасения Малика, – коротко произнес Талит.

– Ты же знаешь, я обещал Малику помочь в борьбе против султана при первой же необходимости, – ответил Калид.

– Он говорил мне об этом, – сухо подтвердил Талит, давая понять, что сам вовсе не верит этим разговорам.

Калид помолчал и решил попробовать снова.

– В течение последних двух месяцев я не раз встречался с капитаном янычар Кемалем Сореком, – заговорил он вновь.

Талит плюнул сквозь зубы.

– Я знаю, что ты думаешь о личной гвардии султана, но большинство ее членов желают свержения Хаммида так же страстно, как и ты сам.

Талит молчал.

– Это правда. В течение последнего года им ни разу не заплатили вовремя, а работы у них невероятно много. Ты знаешь об этом? Талит пожал плечами.

– Что-то слышал, – коротко ответил он. – Вся империя полна разными слухами.

– Эти имеют солидную основу. Сорек готов к борьбе.

Талит покачал головой.

– Ты не сможешь в одиночку разделаться с султаном, Талит, – Калид начал терять терпение. – У тебя даже нет достаточного для этого количества людей.

– Смогу.

– Когда? Когда Малик уже погибнет?

Анвар устало посмотрел на Калида, потом поставил ногу на камень и наклонился вперед, упершись рукой в колено.

– Что ты предлагаешь?

– Предлагаю, чтобы ты и не пытался самостоятельно вышвырнуть его из Облачного замка. Подожди меня и того момента, когда янычары выйдут из игры.

Талит изумленно посмотрел на него:

– Когда это произойдет?

– Когда они получат мое распоряжение. Они сложат оружие и уйдут в безопасное место, прежде чем Сорек взорвет главный арсенал в замке.

Анвар сморщился.

– Ты бредишь.

Калид, не удержавшись, выругался и воздел к небу руки.

– Может быть, ты все-таки откроешь пошире глаза и соизволишь увидеть, что это твой шанс? – воскликнул он. – Перестань представлять меня невесть каким лордом, безвылазно сидящим в своем дворце, а янычар – тайной полицией султана. Большинство из них вышли из таких же бедных семей, как и твоя, и так же ненавидят его, как ты сам. В данный момент мы все хотим одного, но не сможем ничего добиться, если не объединим усилий.

Талит долго молчал. Затем наконец спросил:

– Так в чем же состоит ваш план?

– Мы освободим его, когда внимание султана будет отвлечено восстанием его собственного войска. Сегодня днем я был у него в тюрьме, посоветовал ему не пытаться сбежать, а ждать, пока мы не придем за ним.

Анвар внимательно взглянул на него.

– А вы много на себя берете!

– Мне казалось, что я смогу убедить тебя.

– В чем? В истинности ваших слов и планов? – Анвар вызывающе усмехнулся.

– Истина в том, чтобы тщательно все продумать и нанести удар в нужный момент, вместо того чтобы устраивать партизанскую вылазку в самом центре города – там, где она заведомо обречена на провал.

Анвар пристально посмотрел на Калида.

– На каком основании вы доверяетесь янычарам? Они вовсе не имеют репутации честных людей.

– Зато прекрасно известно, что они действуют в своих собственных интересах. Сорек говорит, что его люди не могут больше терпеть подобное положение вещей и жаждут перемен. Младший брат султана вовсе не страдает манией величия, подобно Хаммиду. Он будет вовремя платить своим солдатам и не забудет, что они верно служат ему.

– И созовет парламент? – уточнил Талит. Калид кивнул.

– Ты веришь, что Сорек говорит правду? Калид пожал плечами.

– Конечно, он не Осман-бей, чьему слову я верю беспрекословно, но Сорек тоже не глупец. Он прекрасно понимает суть событий.

Склонив голову и сжав руки за спиной, Талит сделал несколько задумчивых шагов по поляне. Потом повернулся к Калиду и спросил:

– Как же тебе удалось проникнуть к Малику?

– Право милости. Мое звание паши дает мне право просить у султана снисхождения. А Амелия Райдер прошла вместе со мной под видом супруги.

Выражение лица Анвара немного смягчилось.

– Как она?

– Конечно, ей было нелегко увидеть Малика в подобном положении, но она, наверняка, нам поможет в случае необходимости. На самом деле она гораздо сильнее, чем выглядит.

– Я знаю, – Анвар задумчиво посмотрел на Калида. – Чего конкретно ты от меня хочешь? – спросил он.

– Хочу, чтобы ты вместе со мной встретился с Сореком, чтобы мы могли договориться о совместном выступлении. Меня поддерживают еще несколько пашей. Если Хаммид увидит, что и мы, и революционеры, и его собственная армия – все объединились против него, он непременно отречется. Ведь он труслив: всю свою жизнь прятался за спинами сторонников. Без них он ничто. А вы добьетесь своего – причем без гражданской войны, которой все так боятся.

– В твоих устах все звучит так просто!

– Я вовсе не сказал, что это будет просто. Кое-кто из янычар останется верен султану, даже если Сорек выступит против него, и вам придется с ними сражаться.

– Я всю свою жизнь с кем-то воюю, но если уж проедется впутывать в этот план моих людей, то нужно выяснить все детали до встречи с Сореком.

Калид медленно, с облегчением вздохнул. Он не хотел раздумывать о том, что случилось бы, не пожелай Талит его слушать.

– Прекрасно, – заговорил он. – Вот что мы должны предпринять…

* * *

Эми смотрелась в зеркало, поправляя на себе платье, и думала о том, как ей пережить этот бесконечный день. За последнюю неделю от Сары новостей не приходило, а это значило, что в положении Малика ничего не изменилось. Скоро на чай придет Мартин Фитцуотер: его пригласила Беатрис. Эми чувствовала себя так, словно участвовала в шараде, поощряя ухажера, за которого вовсе не хотела выходить замуж. Но вникать сразу в две проблемы не было сил. Если все будут счастливы оттого, что она вместе с Мартином лакомится имбирным печеньем – до тех пор, пока судьба Малика не разрешится, то она готова участвовать в представлении.

Эми причесалась и вышла из комнаты, прислушиваясь к тиканью старинных часов в холле. Серебряный поднос на столике из золоченой бронзы ожидал визитную карточку Мартина, а в дверях в полной готовности стоял ливрейный лакей. Все вокруг сияло, вымытое и начищенное к приходу гостя.

Войдя в гостиную, Эми сразу заметила, что Джеймс оделся в стиле «хозяин дома»: сюртук, дополненный моноклем и карманными часами с цепочкой. Сидя в кресле, он читал газету и курил сигару. Беатрис хлопотала вокруг складного столика, расставляя чашки и тарелки; взглянув на племянницу, она широко улыбнулась.

– Ты прекрасно выглядишь, дорогая!

– Спасибо, тетушка.

Обе они повернулись, услышав звук подъезжающего экипажа, а лакей встал навытяжку. Эми взглянула на часы. Как и следовало ожидать, Мартин безукоризненно точен: сейчас ровно три часа.

Беатрис и Эми вышли в холл, а привратник открыл дверь.

Войдя, Мартин поклонился сначала Эми, а потом Беатрис.

– Добрый день, миссис Вулкот, добрый день, мисс Райдер. Спасибо за то, что пригласили меня.

Мартин выглядел так, словно собрался на парад: красный мундир с иголочки, черные ботинки начищены до блеска, ножны на боку сияют. В руке он держал букет цветов.

– Из сада миссис Беллинджер, – пояснил он, протягивая цветы Эми. – Наверное, уже последние.

– Как мило! Спасибо! – поблагодарила Эми.

– Давай я возьму их, – предложила Беатрис. – Поставлю в вазу.

Они прошли в гостиную, где Мартин вел светский разговор с Беатрис до тех самых пор, пока она не исчезла в кухне, а потом переключился на Джеймса, обсуждая политику Турции. Эми в это время разливала чай. Наконец Джеймс откланялся и удалился в свой кабинет, оставив молодых людей одних.

– Ваш дядюшка чрезвычайно заинтересован теми играми, которые ведут местные власти, – позволил себе комментарий Мартин, выбирая крошечный сэндвич с тарелки, которою предложила ему Эми.

– Они непосредственно влияют на его торговые дела, – пояснила Эми, поднимая свою чашку к губам.

– Наверное, очень трудно вести дело, подобное его, в таких сложных условиях, – заключил Мартин. – Каждый день приносит что-то новое, и угадать ничего невозможно.

– Он ладит со всеми, но мне кажется, что постоянное хождение по натянутой проволоке все-таки сказывается, на его самочувствии и настроении, – Эми поставила чашку на блюдечко.

Мартин кивнул.

– Да, нам, людям с Запада, здесь нелегко. Слишком велико различие культур. Он помолчал, а потом добавил:

– Но Вы, должно быть, ощутили это на себе.

– Да.

– Вы уже сумели оправиться от того испытания, которое постигло Вас сразу по приезде? – деликатно поинтересовался Мартин.

Эми не нашлась, что ответить. Конечно, все в западном землячестве прекрасно знали о ее похищении, но сама она вовсе не думала о нем как об испытании, поэтому что-то сказать было трудно.

Мартин неправильно понял ее замешательство и быстро добавил:

– Пожалуйста, извините. Я вовсе не хотел затрагивать неприятную для Вас тему. Разумеется, Вы не хотите обсуждать ее, и с мой стороны было просто бестактно заговорить об этом.

– Все в порядке, Мартин, – успокоила его Эми, довольная, что он оказался достаточно хорошо воспитан, чтобы не настаивать на продолжении разговора – даже с женщиной, в которой он видел свою будущую жену.

– А Вы когда-нибудь бывали на местном базаре? – жизнерадостно поинтересовался он, явно пытаясь найти нейтральную тему.

– Да. И должна сказать, что нашла его страшно интересным. Для одного посещения впечатлений оказалось чрезвычайно много.

– Ну, тогда мы должны побывать там еще! – легко продолжил Мартин, с улыбкой глядя девушке прямо в глаза.

Эми отвернулась: соглашаться она не хотела, но обидеть Мартина тоже казалось неудобным. Ей хотелось бы объяснить, почему она уходит от ответа, но она понимала, что сделать это невозможно.

Беатрис появилась в дверях с подносом ежевичных пирожных. Эми не преминула заметить, что Листак куда-то отослали, и тетушка сама прислуживает им.

Ей явно хотелось услышать хотя бы обрывки разговора.

– Пожалуйста, попробуйте, лейтенант! Я сама их испекла, – угощала Беатрис, ставя поднос на стол. – У моей поварихи тяжелая рука – сладости у нее плохо получаются. Поэтому я предпочитаю сама их готовить.

Мартин взял пирожное и попробовал его, кивая и улыбаясь. Эми снова отвела взгляд, стыдясь самой себя. Он так старался быть любезным, хотел понравиться – и лишь зря тратил время. Ей было искренне жаль его. Единственное, что удерживало ее в комнате, – это мысль о том, что, если бы Мартин знал правду, он ни за что не сидел бы сейчас здесь, поглощая произведения кулинарного искусства ее тетушки.

Беатрис присоединилась к молодым людям, и они втроем еще минут двадцать пили чай, обсуждая общих знакомых и местные сплетни. Наконец, когда подсказало чувство приличия, Мартин поднялся и начал прощаться.

– Я позволю себе просить Вашего позволения навестить Вас еще раз недели через две и вновь поучить удовольствие от общения с Вами, – обратился он к Беатрис.

Джеймс появился в холле, и Мартин повернулся к нему:

– Сэр, я как раз спрашивал Вашу жену, не могу ли я повторить визит через две недели.

Джеймс взглянул на Эми.

– Разумеется, – ответила она, размышляя о том, что через две недели Малик уже может быть мертв, а в этом случае ей все будет абсолютно безразлично.

– Ну, значит мы будем ждать Вас, Мартин, – ответил Джеймс, подавая молодому человеку руку.

Мартин пожал ее, а потом поклонился дамам.

Неожиданно в задней части дома раздался шум. Все повернулись и увидели Листак – служанка в ужасе и панике вбежала в холл. За ней следовал высокий человек.

– Малик! – скорее выдохнула, чем произнесла Эми, слишком пораженная его неожиданным появлением.

Ее возлюбленный был грязен, рукава рубашки порваны, лоб вымазан землей, а щеки заросли давно не бритой щетиной.

– Амелия! – произнес он ее имя и вытянул руки, словно для объятия.

Эми, едва оправившись от потрясения, подбежала к нему. Он крепко обнял ее.

– Как? – задыхаясь, пыталась она спросить его. – Как ты попал сюда?

– Потом все объясню. А сейчас быстро беги за своими вещами.

Эми помчалась вверх по лестнице, а Джеймс вплотную подошел к Малику.

– Вы не посмеете увести с собой мою племянницу! Эми, обернувшись на ходу, заметила, как Малик примиряющим жестом поднял руку.

– Мне не хочется никого здесь обижать, – произнес он, – но Амелия пойдет со мной. Сейчас.

– Черта с два! – коротко отрезал Мартин, хватаясь за кинжал.

Малик моментально вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил Мартину под ноги. Тот отпрянул – ответ прозвучал весьма убедительно, отозвавшись в замкнутом пространстве и образовав в полу лунку.

Беатрис вскрикнула и без чувств упала в кресло; Листак нырнула под лестницу, накрыв голову фартуком. Джеймс же стоял, словно прикованный к месту, не в силах что-нибудь предпринять.

Малик еще раз испробовал свой пистолет, пока Эми добежала до своей комнаты, схватила полотняную сумку, затем вернулась и встала с ним рядом.

– Готова? – спросил он.

Эми кивнула.

– Пойдем, – Малик взял ее за руку, и они одновременно повернулись к двери.

– Ты уверена, что хочешь именно этого? – настойчиво воскликнул ей вслед Джеймс.

Эми повернулась к нему.

– Да.

Она взглянула на рыдающую Беатрис; та все еще не могла поверить, что все ее так тщательно продуманные планы рухнули в одно мгновение.

– Тетушка, простите меня, пожалуйста, – тихо попросила девушка, – дядя, постарайтесь понять. Мартин, я знаю, что ввела Вас в заблуждение, и сожалею об этом. Но я должна сделать то, что делаю. Я люблю Малика и ухожу с ним.

– Вы любите его? – в ужасе повторил Мартин. – Это же Ваш похититель!

– И мой любовник. Я не надеюсь, что Вы сможете понять, и прошу просто простить меня. Мне очень-очень жаль!

Все трое молча смотрели на нее; Джеймс просто печально, Беатрис все еще в слезах, а Мартин – побелев от изумления и оскорбления.

Малик потянул Эми за руку.

– Пожалуйста, не пытайтесь нас вернуть и не посылайте никого вслед за нами. До свидания, – обратилась Эми к ним и побежала вместе с Маликом к выходу.

– Конь ждет за домом, – коротко пояснил Малик, едва они оказались в саду.

– Где ты его взял? – изумилась Эми, пока Малик поднимал ее в седло и привязывал ее сумку.

– Анвар привел его к тюрьме, – ответил Малик. Он уселся сзади и пришпорил коня, направляя его к дороге.

– Куда мы едем?

– Анвар нашел нам безопасный дом. Это примерно милях в двадцати отсюда. Я тебе все объясню, когда мы туда приедем.

Аккуратные улицы Перы пустовали. Эми удивлялась, куда подевались янычары; патрули исчезли, а звуки оружия и топот солдатских ног сменились тишиной. Едва они выехали с улицы, где стоял дом Вулкотов, тишину разорвал мощный взрыв, и Мехмет попятился, встав на дыбы.

Малику потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с конем, а тем временем из домов начали выходить люди, возбужденно и испуганно восклицая и показывая в сторону залива. За первым взрывом последовало еще несколько – на этот раз потише. Обернувшись, Эми посмотрела через плечо Малика и увидела, что в темно-синее небо поднимается столб дыма.

– Что это? – в страхе спросила она.

– Пороховой склад в Толкапы, – мрачно ответил Малик, все еще борясь с испуганным конем, – его только что взорвали янычары.

Эми замолчала и крепко схватилась за луку седла, откладывая все вопросы на будущее. Мехмет наконец успокоился, и можно было продолжать путь. Испуганные люди на улицах почти не обращали на них внимания; они шли в противоположном направлении – к парку, откуда была лучше видна гавань. Эми была рада, что они настолько взволнованы, что не обращают никакого внимания на двоих, едущих на одном коне. Если бы ни хаос, то, несомненно, их вид вызвал бы немало вопросов: женщина в нарядном платье и мужчина в тюремных лохмотьях.

Пока они ехали по городу, направляясь к северным воротам и дальше – к лесистым холмам, дающим кров мятежникам, Эми не заметила ни одного солдата. За то время пока она жила в Константинополе, янычары стали привычным явлением, и, к своему удивлению, девушка почувствовала, что их отсутствие лишает ее спокойствия и уверенности. Обычно они раздражали ее, заставляя себя чувствовать словно в осаде, но сейчас Эми ясно поняла, что нет такой силы, которая могла бы сдержать взволнованных людей, толпившихся на улице. Никто не понимал, что происходит, и население беднейших кварталов выказывало явные признаки недовольства и склонности к бунту. Она с облегчением вздохнула, когда Мехмет наконец пробрался сквозь трущобы пригорода и вышел на открытую равнину с высушенной солнцем травой и жаждущими дождя деревьями. За спиной путников садилось солнце, а перед ними уже вставала луна. Становилось все холоднее.

Малик направил коня к подножию холмов, где дорога почти терялась в лесу и где лишь хорошо знающий местность человек мог найти путь. Мехмет пошел медленнее, пробираясь между валунами и поваленными деревьями. И когда Эми уже решила, что необходимо остановиться, чтобы дать отдых коню, она сквозь деревья заметила уголок соломенной крыши. Малик повернул Мехмета именно в ту сторону; и когда они подъехали ближе, девушка разглядела, что хижина сложена из местного камня, а дверь сделана из местного же дерева.

Малик остановил коня и соскочил на землю, привязав его к дереву. Потом снял Эми с седла. Когда она хотела освободиться из его рук, он удержал ее со словами:

– Подожди минутку. Я же думал, что никогда уже тебя не увижу и не смогу обнять.

Эми положила голову ему на плечо, сразу найдя хорошо знакомое местечко под ключицей, где уютно помещался ее носик.

– Ты так испугал меня своим видом там, в тюрьме, – прошептала она. – Когда ты так резко обошелся со мной, пытаясь отправить меня домой, я решила, что ты всерьез собрался умирать.

– Не думай об этом, – успокоил ее Малик, гладя по волосам. – Все кончилось, и мы снова вместе.

– Но насколько? Ты все еще не рассказал мне, как выбрался из тюрьмы, куда исчезли янычары – ничего не рассказал!

– Давай войдем внутрь, и понемногу ты все узнаешь.

Комната оказалась бедной – лишь стол и два стула, кровать и деревянный комод на земляном полу. В каменном очаге теплился огонь, и Малик наклонился, чтобы раздуть его. Эми закрыла дверь, и они оказались в полутьме. Малик поднялся, держа в руке горящую ветку, и зажег свечи, которые стояли на столе в деревянных плошках. Он посмотрел на Эми: девушка дрожала.

– Замерзла? – спросил он. Рука его сама собой двинулась к горлу рубашки – он хотел снять ее и отдать Эми. Но взглянув на то, что на нем надето, понял, что такие лохмотья отдавать неудобно, и печально усмехнулся.

– Придется согреть тебя иначе, – проговорил он, хватая Эми и падая вместе с ней на кровать. Крепко обнял ее и натянул выцветшее домотканое одеяло. Постепенно Эми перестала дрожать и успокоилась, свернувшись калачиком в его объятиях.

– Ну что, так лучше? – спросил Малик, губами дотрагиваясь до ее уха.

– Гораздо. Наверное, это просто была реакция на все пережитое – ведь еще два часа тому назад я пила чай с Мартином Фитцуотером, а сейчас уже – здесь, с тобой.

– Нужно было пристрелить этого негодяя, – мрачно произнес Малик.

– Ну милый, не смеши, – попыталась успокоить его Эми. – Я просто-напросто выполняла план Беатрис.

– Он развратник, – настаивал Малик.

– А ты нет? – улыбнулась Эми, дотрагиваясь до его грязной и заросшей щеки.

Он поцеловал ее руку, глядя ей в лицо своими темными глазами, мерцающими в тусклом свете.

– Только с тобой.

– Так ты когда-нибудь расскажешь мне, как выбрался из тюрьмы? – спросила Эми.

– Анвар заключил союз с Калид-шахом, и они напали на тюрьму, а янычары отказались ее защищать – вот и все, – ответил Малик.

Эми села в кровати и пристально взглянула на него.

– Янычары отказались служить султану? – недоверчиво повторила она.

Малик кивнул.

– Во всяком случае, большинство. Те немногие, которые остались ему верны, пытались оказать нам сопротивление, но это нельзя принимать всерьез. И, как я уже сказал тебе, недавний взрыв – результат поджога склада в Топкапы.

Эми, пораженная, молчала. Наконец произнесла:

– Так что же, все это означает, что султана свергли?

Малик вздохнул.

– Не так все просто. Он все еще дышит, и у него есть сторонники. Мы могли бы попробовать захватить дворец, но Калид хочет оставить султана в живых. Боится, что Запад не захочет иметь с нами дел, если мы будем вести себя, как убийцы.

– Разумно, правда?

Малик поморщился.

– Хаммид долгие годы убивал людей, и это вовсе не мешало правительствам западных стран иметь здесь свой бизнес и поддерживать дипломатические отношения, – он помолчал. – Но если бы решать мог я, то я убил бы его.

– Даже если бы это поставило под угрозу будущее правительство, которое вы планируете сформировать? – спросила Эми.

Малик молчал. Он явно находился на распутье: с одной стороны – давнее и огромное желание отомстить человеку, убившему его семью, с другой – цель установить в Турции демократию, которая не проживет без поддержки иностранных государств.

– Так каков же план действий? – поинтересовалась Эми.

– В качестве первого шага Калид послал султану предложение выступить в качестве посредника. Он хочет добиться для нас каких-то концессий в обмен на возвращение янычар.

– А ты? Что будет с тобой? – взволнованно спросила Эми.

– Мне придется несколько дней прятаться – пока события не улягутся. Калид говорит, что мое присутствие за столом переговоров послужит лишним раздражителем.

– Прислушайся к его словам, Малик. Он знает султана и знает, что делает.

– Да я и так во всем его слушаюсь, – коротко ответил Малик. – Потому-то я и здесь.

– А ты бы предпочел быть сейчас с Анваром? Малик прижал девушку к себе и поцеловал.

– Я бы предпочел не разлучаться с тобой, – нежно признался он. – Но после такой долгой борьбы трудно уступить кому-нибудь ее завершение.

– Другими словами, ты хотел бы быть сейчас там, чтобы засунуть свою победу в глотку Хаммиду, – сухо подытожила Эми.

– Это еще не победа, – ответил Малик.

– Почему же? Что может сделать султан без своих янычар?

– Я не знаю, сколько янычары пробудут в союзе с нами. Это непростой союз, и он может развалиться в любой момент.

Эми вздохнула, потом прижалась к любимому.

– Я знаю, как трудно ждать, – тихо проговорила она. – А особенно для такого человека, как ты.

Малик слегка отстранился и взглянул на нее.

– Просто ты не из тех, кто умеет ждать, – пояснила Эми.

Она обняла его за шею и притянула к себе.

– У меня есть кое-какие идеи по поводу того, как скоротать время, – прошептала она, целуя его.

– Я такой грязный, – прошептал Малик, тем не менее уже расстегивая ее корсаж.

– Это абсолютно неважно!

– Честно говоря, для меня тоже, – согласился Малик.

Эми действительно не было никакого дела до щетины, тюремного запаха или одежды, которая рвалась прямо в руках. За всем этим она видела лишь самого Малика, и в то время пока огонь согревал комнату, он любил ее страстно и нежно. Разлука, казалось, лишь придала ему силы. Потом, когда она лежала в объятиях Малика, глядя на его чеканный профиль, ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что она не спит и он действительно с ней рядом. Переход от отчаянья к радости оказался настолько стремительным, что голова кружилась от неожиданности; ощущение его тела рядом с собой казалось чудом. Она прижалась еще сильнее, и Малик зашевелился.

– Ты не спишь? – спросила Эми.

– Сплю.

– Неправда!

Он открыл один глаз и взглянул на нее:

– Правда!

– Малик, а что будет с тобой, если султан снова придет к власти? – Эми опять стала серьезной.

Он вздохнул и прижал ее к кровати своим телом.

– Восстание янычар должно напугать его настолько, что он согласится на переговоры. Я не думаю, что он уже когда-нибудь вернется к своим старым методам. Но все равно невозможно предположить, на что он способен. Еще никогда в жизни его не загоняли в угол, и я не знаю, как он себя поведет в подобной ситуации, – Малик поцеловал ее обнаженное плечо.

Эми молчала. Малик на свободе, но она все равно боится за него. Ее любимый организовал восстание, и если султан вернет себе хоть часть прежней силы, он этого не забудет. Пугаясь собственных мыслей, Эми призналась себе, что искренне предпочла бы, чтобы Хаммид оказался мертв.

– Не волнуйся так, – попросил Малик, словно читая ее мысли. – Я жив и невредим, и мы гораздо ближе к свержению этого чудовища, чем были еще вчера.

Эми крепко обняла любимого и лежала, гладя его по голове желая, чтобы он оказался прав.

Внезапно Малик поднял голову и произнес:

– Анвар обещал оставить здесь кое-какую еду. Я страшно голоден.

– Я думала, что ты спишь.

– Уже нет, – он вылез из кровати, натянул одежду, валявшуюся на полу, и подошел к комоду. Порылся там, перекладывая какие-то тюки и свертки. В одном оказалось мыло и расческа; в другом – одежда.

– Чистое белье! – обрадовался он, тут же переодеваясь.

– Очень кстати.

– А! Вот и она! – воскликнул Малик, вытаскивая холщовую сумку. Развязав тесемки, он достал два яблока, каравай хлеба и несколько лепешек.

– Съешь одно? – спросил Малик, протягивая Эми яблоко.

Она покачала головой.

– У тетушки Беатрис еды было на целую армию, когда… – она осеклась, увидев, как изменилось выражение его лица.

– Когда к тебе приходил с визитом твой жених? – продолжил Малик мрачно, кусая яблоко.

– Не начинай, пожалуйста!

– В своем дурацком мундире он выглядит, словно игрушечный солдатик, – упрямо продолжал Малик.

– А я-то думала, что ты любишь британцев!

– Не тогда, когда они пытаются увести у меня женщину!

Эми выскользнула из кровати, завернувшись в одеяло, и присела с ним рядом на грязный пол.

– Так я – твоя женщина? – шепотом спросила она, дотрагиваясь пальцем до его щеки.

– Конечно!

– Я чувствую себя женщиной с той самой минуты, как встретила тебя.

– Мне ты почему-то тоже кажешься ею, – Малик шутливо сгреб ее в охапку.

– Малик, я знаю, что ты не хочешь показать мне, насколько ты обеспокоен нынешними событиями, – серьезно призналась Эми.

– Я вовсе не обеспокоен.

– Ну, взволнован.

Он склонил голову и сжал кулаки.

– Я хочу знать, что происходит! – не выдержал он. – Я столько лет ждал этой минуты, вот сейчас все проходит мимо меня!

– Позволь Калиду взять переговоры на себя. Ты же знаешь, он все сделает замечательно.

– Это так, но когда я согласился остаться в стороне, я не мог представить, что это окажется настолько трудно!

– Я знаю, что тебе нужно, – утешительно произнесла Эми.

Малик улыбнулся.

– Тебе нужна хорошая, очень горячая ванна.

– О!

– Я видела за домом полную бочку, так что вполне можно согреть воду.

Малик кивнул и поднялся. Сходил за водой, потом повесил чайник на крючок в очаге. Эми достала мыло и расческу, вынула чистую рубашку.

Когда вода нагрелась, Малик разбавил ее холодной и намылился. Эми посмотрела на тело своего возлюбленного. В тюрьме он похудел, и мускулы и ребра четко выделялись под кожей. Еще совсем немного – и он будет выглядеть как настоящий скелет.

Эми решила как можно быстрее повести его в нормальное состояние.

Малик вышел за дверь, чтобы смыть с себя мыло, а Эми подала ему одеяло. Он завернулся в него, слегка растерся и посмотрел на появляющиеся на небе звезды.

– А хорошо быть чистым! – признался он.

– Дай, я вымою тебе голову, – попросила Эми. Он провел рукой по волосам:

– Выглядит ужасно, да?

– Они серые от пыли. Ты выглядишь седым.

– Возможно, я и на самом деле седой, – предположил Малик, входя вслед за Эми в дом и присаживаясь на край кровати.

Девушка намочила ему волосы и намылила их уже знакомым ей сосновым мылом.

– Здорово, – проворчал он, – что, оттуда кто-нибудь уже выполз?

Эми в ужасе отступила. Малик рассмеялся.

– В тюрьме запросто можно подцепить какую-нибудь компанию.

– Давай не будем говорить об этом, – попросила девушка, наклоняя его голову и споласкивая ее из чайника.

– Вода остывает, – заметил Малик.

– Уже готово, – она сполоснула еще раз и провела пальцем по пробору в волосах.

– Ищешь насекомых? – опять поддразнил Малик.

– Просто хочу удостовериться, что ты черный, а не седой.

– Если бы была бритва! – помечтал Малик, потирая рукой заросший подбородок.

– Меня ты вполне устраиваешь просто чистым, – успокоила его Эми, восхищаясь блеском его чистых волос.

– Чувствую себя новым человеком.

– Да мне, честно говоря, и старый по душе, – Эми наклонилась и обвила руками его шею. – Я так по тебе тосковала!

– А я так вовсе и не скучал, – поддразнил Малик, сажая возлюбленную к себе на колени. – Мне очень понравилось а тюрьме. Там собралась замечательная компания: воры, насильники, убийцы.

– Но ты же к ним не относишься, – пробормотала Эми, склоняя голову к нему на плечо.

– Хаммид не согласился бы с тобой.

– Его мнение не интересует ровным счетом никого, – Эми нежно поцеловала друга.

Малик схватил ее в охапку и повалил на кровать.

– Ни за что не мог предугадать, что дела обернутся таким образом, – прошептал он. – Когда я впервые тебя встретил, я увидел в тебе лишь средство добыть деньги. Но ты сумела очень быстро все изменить.

– А когда я тебя встретила, моей единственной целью было как можно быстрее от тебя сбежать.

– А какова твоя цель сейчас?

– Давай покажу, – рассмеялась Эми.

Малик закрыл глаза и позволил ей ласкать себя. Скоро его дыхание участилось. Наконец он остановил ее руку и произнес тяжелым, полным чувства голосом:

– Никогда не прикасайся так к другому мужчине, слышишь?

– Никогда, – прошептала Эми.

Он притянул ее к себе и дотронулся губами до ее волос.

– Смотри, я проверю, сдержишь ли ты слово!

– Сдержу! Мы так давно любим друг друга и лишь украдкой отвоевываем себе минуты счастья, – задумалась Эми. – Я хочу большего. Хочу все время быть с тобой, хочу иметь семью, хочу строить нашу жизнь.

– У нас будет все, вот увидишь. И очень скоро, – пообещал Малик, целуя ее.

Эми с готовностью ответила на поцелуй, и разговоры в маленьком домике в горах прекратились.

* * *

Они повели ночь в объятиях друг друга, а на заре в дверь постучали.

Эми пошевелилась в полутьме и взглянула на Малика, который быстро сел, откинув одеяло.

– Кто это может быть? – в тревоге прошептала девушка.

– Возможно, всего-навсего Анвар. Он единственный знает, где я.

Малик оделся и подошел к двери; Эми с облегчением вздохнула, увидев, что за ней действительно стоит Анвар.

Он быстро взглянул на Эми, лежащую в постели, и также быстро отвел взгляд.

– У меня послание к тебе от Калид-шаха, – серьезно заговорил Анвар. – Он принял условия султана.

Малик молча ждал.

– Султан отрекается в пользу своего брата, который готов созвать парламент с выборным представительством. При условии, что ты завтра в полдень встретишься с Хаммидом.

ГЛАВА 13

– Я не могу поверить, что ты слушал этот бред! – гневно заявила Сара мужу.

– Моя роль заключалась в том, чтобы слушать, что султану угодно сказать, – мягко оправдывался Калид. – Я никоим образом не показал, что согласен на его условия.

– Ты не можешь принести в жертву этого парня! – властно приказала Сара. Она быстро встала с кровати и запахнула полы халата.

– Разумеется, нет.

– Султан не знает жалости. Он понимает, что теряет трон, и хочет увлечь за собой в бездну Малика. Он будет ждать младшего брата Османа с готовым к бою орудийным расчетом.

– Не будет, если хочет сохранить свою жизнь. Думаю, он достаточно умен, чтобы представить, что с ним случится, если он убьет Малика накануне своего отречения.

– Тогда зачем это условие?

– Может быть, ему просто интересно встретиться с человеком, доставившим ему такое количество неприятностей?

– Он что, настолько любопытен? – удивилась Сара.

– А ты не стала бы любопытной на его месте? Если бы ты была одним из самых могущественных правителей в мире, и тебя сверг выскочка-крестьянин, едва повзрослевший?

Сара покачала головой. Ей все это очень не нравилось.

– Я дам понять, что, если с Маликом что-нибудь случится, янычары не вернутся и державная голова Хаммида покатится с плеч, – Калид сел на край кровати и надел ботинки.

– Может быть, ему уже все равно, – продолжала сомневаться Сара. – Он теряет свое положение и власть. Зачем же ему жить?

Калид покачал головой.

– Хаммид – трус. А трусы всегда цепляются за жизнь. Во всяком случае, я не знаю, пойдет Малик на эту встречу или нет. Все будет решать он сам.

– Малик обязательно пойдет. Калид взглянул на жену.

– Главное в его натуре – мужество. Ты не мог не заметить этого.

– Ты говоришь так, словно в него влюблена не Эми, а ты сама, – несколько скованно произнес Калид.

Сара присела рядом с ним на кровать и положила голову ему на плечо.

– Ты что, ревнуешь, глупый? – ласково спросила она.

– А почему бы и нет?

– Ну, Калид, милый, не будь смешным!

– Чем же я смешон? Ты, не скрывая, восхищаешься этим мальчишкой, а я уже давно не имел чести поразить тебя своей удалью.

– Если ты сумеешь провести страну через все трудности к демократии без кровопролития, твоя удаль не вызовет сомнения ни у кого.

Калид уставился в пол.

– Я устал, – неожиданно пожаловался он.

Сара промолчала. Муж редко говорил о своем самочувствии и настроении – даже в самые трудные периоды, но сейчас он действительно выглядел усталым. Он измучился, находясь в самом центре столкновения, которое в любой момент могло перерасти в настоящую бойню, и тяжесть положения ощутимо давила его.

В дверь постучала служанка и с разрешения Сары вошла в комнату. Она держала в руках серебряный поднос с крепким турецким кофе для Калида и чаем для Сары.

– Поставь на стол, – распорядилась госпожа. Девушка опустила поднос и исчезла, бесшумно закрыв за собой дверь.

– Я не позволю Малику пойти туда одному, – неожиданно произнес Калид. – Что бы ни случилось.

Сара поцеловала его.

– Спасибо.

Он ответил на поцелуй и увлек жену обратно в постель, не обращая внимания на остывающий завтрак.

* * *

Дворец Толкапы казался почти пустым; несколько оставшихся верными султану янычар стояли в коридоре, вооруженные до зубов, и проводили взглядом Калида и Малика, когда они проходили по огромному холлу, ведущему в приемную султана.

В противоположность охранникам они оба были безоружны.

В конце просторного зала с мраморными полами и яркими гобеленами высилась огромная двустворчатая дверь, покрытая золотом. Рядом на эмалированной табличке перечислялись все титулы султана. Едва посетители приблизились, стражники, стоящие по обе стороны двери, отдали честь. Двери открылись, и взору входящих предстал султан, восседающий на троне в дальнем конце приемного зала. Малику показалось, что путь по расшитому райскими птицами ковру бесконечно долог; но наконец он предстал перед человеком, долгие годы бывшим его лютым врагом.

Абдул Хаммид Второй, Лев Пустыни, Защитник Аллаха и Повелитель Двух Континентов, Вершитель Судеб и Султан Блистательной Порты, Тень Бога на Земле соизволил посмотреть на него. Хаммид в своем лучшем одеянии, с седеющими волосами, прикрытыми алой феской, был один в зале, если не считать стражи у двери. Внимательно изучив Малика своими черными глазами, он повернулся к Калиду и произнес:

– Ваше присутствие не было оговорено, Калид-шах.

– И тем не менее, я здесь, – твердо ответил Калид.

– Я хочу остаться наедине с этим братом Осман-бея, – настаивал султан.

Калид отрыл было рот, чтобы снова возразить, но Малик быстро остановил его по-английски:

– Все в порядке. Вы можете подождать меня за дверью.

Калид взглянул на него, и Малик кивнул, словно подтверждая свои слова. Султан дождался, пока Калид уйдет, и обратился к Малику:

– Ты очень похож на брата, но он не так красив. Я имею в виду, что ты напоминаешь Османа – вора, укравшего мою дочь.

– Он женился на ней, и за это Вы убили остальных членов нашей семьи, – ответил Малик.

– Он недостоин ее!

– Это уж решать Роксалене. Подобный образ мыслей сделал Вас частицей прошлого, падишах, и породил нынешнюю революцию.

Султан откинулся на украшенную драгоценными камнями спинку трона и пригладил усы, пышные и иссиня-черные, без малейшего намека на седину.

– Ну что ж, на сей раз ты одержал верх, – мрачно произнес он.

– Не я – народ одержал эту победу. Хаммид едва заметно улыбнулся.

– Ты говоришь, как истинный пришелец с Запада. Демократии труднее добиться, чем это представляют себе американские газеты. Процесс этот трудоемкий, медленный и неблагодарный. После шести месяцев демократии ты снова будешь мечтать об устоявшемся веками образе жизни, который променял на правление невежественного сброда.

– Конечно, потребуется время, но мы научимся. А в будущем сброд выучится и сможет сам управлять собой.

Хаммид медленно повернул голову, глядя куда-то вдаль, и Малик внезапно увидел султана таким, каким он был на самом деле: слабеющим, уставшим от излишеств жизни человеком, обреченным на эту роль правом первонаследия. Не способный понять перемены, он не мог приспособиться к миру, который оставил его далеко позади. Ему казалось почти невозможным принять тот факт, что после целой жизни царствования с железным хлыстом в руках он должен уйти с трона, унося с собой лишь собственную голову.

– Прежде чем я отрекусь в пользу своего младшего брата, – вновь заговорил Хаммид, – я выдвину одно условие. Его-то я и хотел изложить именно тебе – одному, без свидетелей.

Малик ждал.

– Ты должен дать мне слово, что не будешь участвовать публично в формировании нового правительства. Не будешь претендовать на министерский портфель и на официальное положение, получаемое в результате выборов. Вот мое условие.

Малик молча покачивался на каблуках. Требование мелкое и низкое, совсем в духе султана. Хаммид предлагал то единственное, чего и добивался его оппонент, а именно, демократию в Турции, в обмен на то единственное, что Малик имел: его ведущую роль в революции. Султан будет удовлетворен, если, потерпев поражение, лишит его чести победы.

Малик глубоко вздохнул.

– Я согласен, – ответил он.

Хаммид удивлено посмотрел на него. Он снова недооценил своего противника.

– Договорились, – просто сказал Хаммид после долгой паузы. – Я отрекаюсь в пользу моего брата, а твои представители будут вместе с ним работать над формированием нового конгресса.

– Калид-шах прояснит детали, – отрезал Малик и повернулся к двери.

– В анналах истории мое имя будет записано огромными буквами, а твое имя не появится вовсе! – крикнул ему вслед Хаммид.

Малик продолжал идти, потом остановился перед закрытыми дверьми.

Хаммид отдал приказ, и они распахнулись перед ним. Малик пошел дальше, но лишь когда двери за ним захлопнулись, он позволил себе вздохнуть с облегчением.

– Что случилось? – бросился к нему Калид. Малик рассказал.

– Подлец! – горячо воскликнул паша. – Он хочет лишить народ того человека, вокруг которого все готовы объединиться.

– Какое это имеет значение? – спросил Малик. – Ни Анвар, ни другие не предпримут ничего без моего ведома. Хаммид знает, что не может запретить мне работать за кулисами, он просто считает меня таким же ничтожным и наивным, как он сам, и думает, что я не проживу без поклонения масс.

– Но ты заслужил это поклонение, – спокойно опроверг друга Калид.

– Я могу без него прожить, если мы все получим то, за что боролись, – Малик улыбнулся впервые за сегодняшний день.

Калид ответил улыбкой на улыбку, и мужчины обнялись.

– Пора приниматься за работу, – подытожил Калид.

* * *

Приемный зал Дворца Орхидей был украшен к свадьбе, но ее предполагалось провести не в традиционно турецком духе. Невеста настояла на западной церемонии, с ритуалами, прочитанными по-английски, и жених дал на это свое согласие. Специально для этого в Бурсу привезли из Константинополя священника английского землячества. Сжимая в руке молитвенник, он рассматривал роскошную обстановку дворца, некогда принадлежавшего паше Бурсы Калид-шаху, а теперь арендуемого им у вновь учрежденного временного правительства.

Эми теребила в руках длинную белую фату, не отрывая глаз от своего отражения в зеркале, пока Сара подгоняла шлейф персикового шелкового платья. Пышные выше локтя, рукава книзу сужались, подчеркивая изящество запястий. Эми приобрела наряд в одном из фешенебельных магазинов Перы, и сочла это последней уступкой своей избалованности – перед тем как стать супругой сурового и неподкупного законодателя.

Малик сдержал слово, данное султану, но он представлял собой истинную силу, стоящую за спиной правительства, и все это прекрасно знали. Таким счастливым Эми его еще не видела, и она тоже была бы на верху блаженства, согласись Беатрис и Джеймс приехать на ее свадьбу.

– Ну вот, теперь все в порядке, – удовлетворенно произнесла Сара, отступая на шаг и разглядывая свою работу.

Эми кивнула.

Сара положила руку на плечо подруги:

– Не волнуйся по поводу Джеймса и Беатрис. Они консервативные люди и еще не скоро смогут увидеть в Малике кого-нибудь, кроме бандита, похитившего их племянницу. Они и Калида приняли не скоро.

– Я понимаю, но все-таки это не то, что я рисовала себе в детских мечтах. Я-то думала, что буду выходить замуж дома, в церкви, рядом со всей семьей и… – ее голос разочарованно сник.

– Да, но тогда бы твоим мужем стал кто-то другой, а не Малик, – вставила Сара.

Лицо Эми посветлело.

– Да, ты, как всегда права. А ни за кого другого я выходить не желаю. Так что все в порядке, правда?

– Разумеется. – Сара надела белые шелковые перчатки и взяла в руки букет невесты – кремовые пионы, перевязанные белыми и персиковыми лентами.

В дверь постучали, и Сара положила букет, чтобы приоткрыть ее. Когда она увидела, кто за ней стоит, то зашипела недовольно:

– Прочь отсюда, ты не должен видеть невесту до свадьбы!

– Это турецкая традиция, – не сдавался Малик, пытаясь заглянуть за спину подруги и увидеть свою нареченную.

– Нет, сегодня здесь западные традиции, – Сара загородила дверь.

– Ну всего лишь две минутки, – просил Малик.

– Сара, кто это? – поинтересовалась Эми, все еще не в силах оторвать взгляд от своего отражения в зеркале.

Сара вздохнула и покорилась неизбежному, впустив Малика и предупредив:

– Учтите, я скоро вернусь!

Малик вошел в комнату и остановился как вкопанный, увидев Эми.

– Ты выглядишь замечательно! – восхитился он.

– И ты тоже, – прошептала невеста.

Она не кривила душой. На Малике был черный фрак, серый атласный жилет, белая крахмальная рубашка и белый шелковый галстук бантом.

– Я, по-моему, очень смешон, – неловко подергал плечами жених.

– Ты очень красивый, – настаивала Эми. Он провел пальцами по воротнику.

– Эта штука просто душит меня.

– Для задыхающегося ты выглядишь слишком здоровым, – пошутила она, подходя и целуя его в щеку.

– Ты могла поверить, что этот день когда-нибудь настанет? – серьезно спросил Малик, глядя Эми в глаза.

– Иногда мне казалось, что его не будет вовсе, – честно призналась она. – А теперь у нас будет все.

– У меня и так уже есть все. Свободная Турция и ты.

Открылась дверь. Вошла Сара и просто сказала:

– Джеймс и Беатрис приехали.

Эми изумленно смотрела на подругу, и Сара не смогла сдержать улыбку:

– Как же так? – прошептала девушка.

– Джеймс уговорил ее, – пояснила Сара.

– А может быть, просто вытащил из дома и привязал к сиденью кареты, – выдвинул свою версию Малик. Он до сих пор помнил то предпочтение, которое Беатрис явно отдавала Мартину Фитцуотеру.

– Ну, пойдемте, влюбленные пташки, – позвала Сара, – все готово к свадьбе!

Малик поднес руку Эми к своим губам и торжественно спросил:

– Вы готовы стать моей женой?

– Если вы готовы стать моим мужем.

Сара отступила в сторону, и молодые люди шагнули навстречу своему счастью.

Примечания

1

Оттоманская империя – европейский вариант названия Османской империи. Султанская Турция. Сложилась в 15-16веках в результате турецких завоеваний в Азии, Европе и Африке. Распалась после поражения в 1-ой мировой войне. Прим. перев.

(обратно)

2

Бурса – Bursa – ил – административно-территориальная единица на западе Турции, а также одноименный город – центр этого ила. Прим. перев.

(обратно)

3

Куруш – или пиастр – турецкая монета. 100 курушей равны одной лире. Прим. перев.

(обратно)

4

Имеется в виду Гражданская война в США в 1861–1865 гг. Прим. перев.

(обратно)

5

Имеется в виду время обучения в Оксфордском университете в Англии – крупнейшем и старейшем университете Европы – основан в 12 веке. Прим. перев.

(обратно)

6

Робин Гуд – герой средневековых английских баллад. Согласно легенде, жил в Шервудском лесу, грабил богачей и отдавал награбленное беднякам. Слыл неуловимым и непобедимым благодаря поддержке простого народа. Прим. перев.

(обратно)

7

Номад – кочевник – скотовод. Прим. перев.

(обратно)

8

Фарси – персидский язык. Язык персов, официальный язык Ирана. Относится к иранской группе индоевропейской семьи языков. Имеет письменность на основе арабской графики.

(обратно)

9

Езиды – название части курдов, исповедующих синкретическую религию, сочетающую элементы язычества, древних индоиранских верований, иудаизма, христианства несторианского толка и ислама. Живут в основном в Ираке и Турции. Прим. перев.

(обратно)

10

Джейн Остин – 1775–1815; английская писательница, одна из самых великих женщин-романисток в мировой литературе. Автор романов: «Разум и чувство», «Гордость и предубеждение», «Мэнсфидд Парк», «Эмма», «Нортенгерское аббатство», «Убеждение». Прим. перев.

(обратно)

11

Кокни – cokney – уроженец Лондонского Ист-Энда. Прим. перев.

(обратно)

12

Китс, Джон – 1795–1821 – английский поэт. Прим. перев.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13 . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте