«Куда ведет сердце»

Стефани Лоуренс Куда ведет сердце

Глава 1

Ноябрь 1835 года. Лондон

– Спасибо, Мостин.

Устроившись в кресле у огня, в гостиной своей фешенебельной квартиры на Джермин-стрит, Барнаби Адэр, третий сын графа Котелстона, взял хрустальный бокал с подноса, поданного дворецким.

– Больше мне ничего не понадобится.

– Прекрасно, сэр, В таком случае я пожелаю вам доброй ночи.

Мостин поклонился и бесшумно вышел.

Барнаби пригубил бренди.

Протянув к камину длинные нога, скрещенные в щиколотках, и упершись подбородком в узел шейного платка, Барнаби сосредоточенно изучал мыски зеркально начищенных сапог, в которых отражались отблески пламени. Казалось, в его мире все устроено как полагается, но…

Его терзало смутное беспокойство.

И не то чтобы в последнее время его преследовали неудачи. Больше девяти месяцев тщательных расследований ушло на разоблачение четверки молодых людей, отпрысков знатных семейств, которым оказалось недостаточно просто посещать места разврата: они задались целью стать владельцами одного из них. Он раздобыл достаточно улик, чтобы предъявить обвинение, несмотря на высокое положение преступников. Дело оказалось сложным, долгим и утомительным. Его успешное завершение было в своем роде беспрецедентным.

Услышав об этом, мать Барнаби чопорно поджала губы и высказала язвительное пожелание, чтобы сын так же безоглядно увлекся охотой на лис, как поимкой злодеев. Она не посмела высказаться более пространно, поскольку его отец принадлежал к руководству столичной полицией.

К тому же сам премьер-министр заявил, что Барнаби безупречно провел расследование.

Барнаби снова глотнул бренди. Сознание победы было приятно, но в душе по-прежнему царила странная пустота.

Возможно, потому, что в настоящий момент у него не было дела, которому можно было посвятить все свое время.

А может быть, причиной такого настроения было время года – сырая осень, когда на землю спускаются холодные туманы, а высший свет покидает столицу, стремясь к теплу загородных родительских поместий, где можно спокойно готовиться к знаменитому лондонскому сезону с его непрекращающимися празднествами. Для него же осень всегда была самым неприятным периодом: уж очень сложно было искать достаточно веские причины, чтобы избегать умело организованных матерью приемов.

Мать успела женить старших братьев Барнаби и выдать замуж его сестру Мелиссу, что удалось ей легко… даже слишком легко. Но в младшем сыне она встретила упорное сопротивление своим матримониальным замыслам.

Оглушительный грохот колес экипажа по булыжной мостовой нарушил размышления Барнаби.

Стук замер возле его дома. Размеренные шаги Мостина проследовали к парадной двери. Интересно, кого это принесло в такой час – поспешный взгляд на каминные часы подтвердил, что уже начало двенадцатого, – и в такую ночь?

За плотными шторами царил туман, непроницаемыми клубами окутавший улицы, превративший дома и знакомые пейзажи в призрачные готические королевства.

Никто не станет путешествовать в такую ночь без достаточно веских причин.

До него донеслись приглушенные голоса.

Через несколько минут дверь открылась, и Мостин, войдя, тщательно прикрыл ее за собой. Судя по поджатым губам и бесстрастному выражению лица, Мостин не одобрял ночного гостя. Еще интереснее был явный намек на то, что все его попытки не пропустить неизвестного были решительно и недвусмысленно пресечены.

– Э… к вам леди, сэр. Мисс…

– Пенелопа Эшфорд.

Сухой деловитый тон заставил Барнаби и Мостина дружно повернуть головы к двери. На этот раз она была распахнута. На пороге стояла дама в темной ротонде строгого, но модного покроя. С запястья свисала подбитая соболем муфта, руки были затянуты в кожаные перчатки с меховой отделкой.

Блестящие волосы рыжевато-каштанового цвета, уложенные в узел на затылке, посверкивали в сиянии свечей, когда она пересекала комнату с грацией и самоуверенностью, свидетельствующими о ее положении даже громче, чем деликатные аристократические черты. Черты, оживленные такой решимостью, такой волей, что сила ее характера была бы заметна даже самому ненаблюдательному человеку.

Мостин при ее приближении отступил.

Не сводя с нее глаз, Барнаби неспешно распрямил ноги и поднялся:

– Мисс Эшфорд!

Огромные, несравненные по красоте карие глаза, обрамленные очками в тонкой золотой оправе, широко раскрылись:

– Мистер Адэр! Мы встречались почти два года назад в бальном зале Моруэллан-Парка, на свадьбе Чарли и Сары.

Она остановилась в двух шагах, продолжая изучать Барнаби, словно оценивая возможности его памяти:

– Если припоминаете, мы даже немного поговорили.

Она не протянула руки. Барнаби глянул в ее запрокинутое лицо – ее голова едва доходила до его плеча – и понял, что он прекрасно ее помнит.

– Вы спрашивали, действительно ли я расследую преступления.

– Совершенно верно, – ослепительно улыбнулась мисс Эшфорд.

Барнаби моргнул, чувствуя себя выбитым из колеи. Как ни странно, он помнил каждую секунду той встречи и даже прикосновение ее тонких пальцев. Тогда они просто пожали друг другу руки, но все же даже сейчас при воспоминании об этом его ладонь слегка покалывало.

Очевидно, она произвела на него впечатление, хотя в то время он этого не понял: занятый размышлениями об очередном деле, он почти не обращал внимания на окружающих.

С тех пор она повзрослела. Теперь любой глупец мог распознать в ней силу природы, в которой есть нечто непреодолимое.

Неудивительно, что она так быстро справилась с Мостимом.

Ее улыбка померкла. Сейчас она открыто изучала его: подобный взгляд любой другой женщины он назвал бы дерзким, почти наглым, но она, похоже, оценивала его скорее с интеллектуальной, чем с физической точки зрения.

Розовые, поразительно сочные губы отвердели: видимо, она приняла какое-то решение.

– Так чему я обязан вашим визитом? – полюбопытствовал Барнаби.

Этим совершенно необычным, чтобы не сказать скандальным, визитом. В конце концов, она – незамужняя светская леди, и ей вдруг вздумалось поздно вечером посетить холостого джентльмена. В одиночку. Без компаньонки.

Ему следовало запротестовать и отослать ее домой. Во всяком случае, Мостин именно так и считал.

Их взгляды снова встретились. В ее глазах не было ни малейших угрызений совести. Никаких колебаний.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне раскрыть преступление.

Они продолжали смотреть друг на друга. Напряженный момент миновал. Барнаби изящным жестом показал на второе кресло:

– Прошу садиться. Хотите чаю?

Улыбка, преобразовавшая ее лицо из привлекательного в ослепительно прекрасное, заиграла на полных губах.

– Благодарю, не стоит. Я попрошу всего лишь несколько минут вашего времени.

Она бесцеремонно показала Мостину на дверь:

– Вы можете идти.

Мостин окаменел, устремив оскорбленный взгляд на хозяина.

Едва сдерживая ухмылку, Барнаби кивком подтвердил приказ.

Мостину все это явно не понравилось, но он с поклоном ретировался, оставив, однако, дверь приоткрытой. Барнаби отметил это, но ничего не сказал. Мостин знал, как рьяно охотятся за хозяином молодые леди, причем их приемы иногда были весьма изобретательны. Дворецкий, очевидно, посчитал мисс Эшфорд одной из таких интриганок, но Барнаби знал, что это не так. Пенелопа Эшфорд, конечно, способна интриговать, но брак в ее намерения не входит, как было известно в свете.

Пока гостья укладывала муфту на колени, Барнаби опустился в кресло, продолжая изучать ее.

Она казалась ему самой необычной молодой леди из всех его знакомых.

Он решил это еще до того, как она сказала:

– Мистер Адэр, мне требуется ваша помощь, чтобы найти четырех пропавших мальчиков и остановить дальнейшие похищения.

Пенелопа подняла глаза и уставилась на Барнаби Адэра. И тут же поспешно отвела взгляд. Собираясь навестить Адзра, она понятия не имела, что он… его внешность… произведет на нее подобное впечатление. Да и почему? Чтобы при виде какого-то мужчины у нее перехватывало дыхание?! Все это крайне раздражало.

Золотистые волосы, волнами лежавшие на голове прекрасной формы, прямой нос с небольшой горбинкой и синие глаза оттенка цветущего цикория, в которых светились ум и проницательность, были сами по себе привлекательны, и все же, помимо внешности, было в нем нечто неуловимое, что заставляло ее нервничать.

Все это очень странно. Да, он высок и хорошо сложен, но не выше ее брата Люка, и хотя плечи у него широкие, все же не шире, чем у ее зятя Саймона. Правда, он на редкость хорош собой. Недаром она слышала, как Барнаби Адэра называют Адонисом, и должна была согласиться с этим определением.

Впрочем, все это сущая чепуха, и вообще непонятно, почему она это заметила.

Пришлось сосредоточиться на вопросах, которые он, конечно, не преминет ей задать. Она уже видела, каким любопытством поблескивают его глаза.

– Причина, по которой сюда явилась я, а не толпа разъяренных родителей, заключается в том, что эти мальчики – нищие, бездомные найденыши.

Барнаби нахмурился.

Она, слегка поморщившись, стянула перчатки.

– Пожалуй, мне лучше начать с самого начала.

– Это значительно облегчило бы дело, – кивнул Барнаби.

Пенелопа положила перчатки поверх муфты. Ей не слишком нравился его тон, но ничего не поделаешь, придется игнорировать иронические нотки.

– Не знаю, известно ли вам, что моя сестра Порция – теперь она замужем за Саймоном Кинстером, – еще три дамы из высшего общества и я основали приют для найденышей. Здание находится как раз напротив больницы для подкидышей в Блумсбери. Было это пять лет назад, в тридцатом году. Мы принимали найденышей, в основном из Ист-Энда, и обучали их профессиям горничных, лакеев, а в последнее время и другим ремеслам.

– Да, я помню, вы расспрашивали Сару об учебных программах в ее приюте.

– Вы правы.

Она не знала, что он слышал их разговор с Сарой.

– Моя старшая сестра Энн, теперь Энн Кармартен, тоже принимала участие в воспитании найденышей, но с тех пор, как обе они вышли замуж, у них появилось множество дел по ведению хозяйства, поэтому сестры стали проводить меньше времени в доме найденышей. Остальные три дамы тоже очень заняты. Следовательно, теперь домом управляю я и приехала сюда в качестве главной попечительницы.

Она судорожно сжала перчатки и набралась смелости глянуть ему в глаза.

– Обычно детей привозят либо представители власти, либо тот, кто считается их опекуном. Последнее случается довольно часто. Когда умирающий родственник понимает, что его подопечный вскоре останется один в этом мире, он связывается с нами. Мы делаем соответствующие распоряжения. Ребенок обычно остается с опекуном до смерти последнего, о чем нам, как правило, сообщают соседи. Мы забираем сироту и отвозим в приют.

Барнаби снова кивнул, показывая, что пока ему все ясно.

Набрав в грудь воздуха, Пенелопа продолжала, чувствуя, как сжимаются легкие, как дикция становится все отчетливее по мере возрастания гнева.

– За последний месяц мы четыре раза приезжали за мальчиками, только чтобы обнаружить, что какой-то человек уже побывал там до нас и увел сироту с собой. Соседям он представлялся представителем местной власти, но оказалось, что это ложь. Дети не обнаруживались ни в одном из приютов.

Адэр прищурился. Спокойный взгляд вдруг стал кинжально-острым.

– И это всегда один и тот же человек?

– Судя по тому, что я слышала, это вполне возможно.

Барнаби задумался. Пенелопа терпеливо выжидала, прикусив губу. Пусть хорошенько поразмыслит… хотя ее так и подмывало высказаться. Потребовать от него немедленных действий. Она привыкла командовать, приказывать и брать на себя ответственность. И считала, что людям нужно объяснить, как лучше выполнить то или иное поручение: в этом случае все идет как по маслу. Но… она нуждалась в помощи Барнаби Адэра, и интуиция предостерегала ее от поспешных поступков. На этого человека нельзя давить.

Барнаби долго смотрел в пространство, прежде чем перевести взгляд на Пенелопу.

– Вы берете девочек и мальчиков. Пропадают только мальчики?

– В том-то и дело. За последние месяцы мы приняли больше девочек, чем мальчиков, но этот незнакомец уводил только мальчиков.

– Он забрал четверых… расскажите о каждом. Все, что вы знаете. Каждую мелочь, пусть даже она кажется вам незначительной.

Он молча наблюдал, как она роется в памяти. Черты лица сгладились, потеряв свою характерную оживленность.

Пенелопа пристально смотрела в огонь, словно читала появлявшиеся там письмена.

– Первому восемь лет. Его дядя умирал, и…

Она продолжала говорить, и Барнаби почти не удивился, услышав детальное описание этих мальчиков, со всеми подробностями. Что же, у нее действительно превосходная память. Лишь изредка ему приходилось задавать дополнительные вопросы.

Ему доводилось иметь дело с дамами из общества. Допрашивать молодых леди, неспособных высказать две связные мысли подряд. Приходилось обладать мудростью Соломона и терпением Иова, чтобы сообразить, что они имеют в виду.

А вот Пенелопа Эшфорд – дело другое. Он слышал, что ее зовут смутьянкой, не обращавшей особого внимания на правила приличий и этикета. Кроме того, считали, что она чересчур умничает, пряма и откровенна, и эти причины мешают ей выйти замуж.

Но она была на удивление привлекательна, и в ней было столько жизни, что мужчины невольно обращали на нее внимание. Кроме того, она происходила из очень хорошей семьи, а ее брат Люк, нынешний обладатель титула виконта, давал за нее более чем богатое приданое, так что мнение света о ее характере должно было иметь под собой достаточно веские основания.

– …и как в других случаях, когда мы сегодня утром отправились за Диком на Херб-лейн, его там уже не было Таинственный незнакомец забрал его на рассвете, в семь часов.

Замолчав, она перевела темные вопрошающие глаза с пламени камина на его лицо.

Барнаби долго удерживал ее взгляд, прежде чем медленно кивнуть.

– Итак, какие-то люди, кем бы они ни были, похоже, заранее узнают о ваших потенциальных подопечных…

– Прежде чем вы предположите, что в нашем приюте завелся шпион, позвольте заверить, что это маловероятно. Если бы вы знали всех, кто там работает, сразу поняли бы, почему я так в этом уверена. И вполне возможно, что исчезают не только наши сироты. Нам сообщают далеко не обо всех. Но кто станет поднимать тревогу по столь «ничтожному» поводу?

Все еще глядя на нее, Барнаби мысленно обдумывал сказанное.

– Я надеялась, – продолжала она, разглаживая перчатки, – что вы согласитесь расследовать последнее исчезновение, если учесть, что Дика увели только этим утром. Конечно, я понимаю, что вы расследуете преступления членов высшего общества. Но сейчас ноябрь, и многие удалились в свои поместья, так что у вас есть время рассмотреть наше дело. Конечно, я сама могла бы этим заняться…

Барнаби едва удержался от достойного ответа.

– …но решила, что если уговорить человека с большим опытом в таких делах, результаты будут куда эффективнее.

Произнося эту фразу, Пенелопа подумала, что откровенность в данном случае не помешает.

– Не стану лукавить, я ищу реальной помощи в поисках пропавших подопечных, а не просто желаю уведомить кого-то об их пропаже и умыть руки. Я твердо намерена разыскать Дика и остальных мальчиков. Но большая часть работы неизбежно связана с Ист-Эндом и, вероятно, с тамошним преступным миром, так что мои возможности получить информацию ограниченны.

Замолчав, она всмотрелась в его бесстрастное лицо. И в отчаянии развела руками:

– Я, как могла, описала нашу ситуацию. Вы мне поможете?

К ее раздражению, немедленного ответа не последовало. Однако он и не отказался. Хотя очень долго изучал Пенелопу, достаточно долго, прежде чем осведомиться:

– И как, по-вашему, будет вестись наше расследование?

Пенелопа скрыла улыбку.

– Я подумала… если вы свободны, может, посетите завтра наш приют. Получите некоторое представление о том, как мы работаем и каких детей берем. Ну а после…

Барнаби пришлось выслушать вполне рациональный план, который позволит ему узнать основные факты. Достаточно, чтобы начать расследование и, возможно, добиться первых результатов.

Слушая, как разумные, логически обоснованные слова слетают с налитых соблазнительных губок, он все больше убеждался, что Пенелопа Эшфорд опасна для него. Опасна в полном соответствии со своей репутацией, а возможно, и еще больше.

В его случае, несомненно, больше, учитывая восхищение ее губами.

Кроме того, она предлагала то, до чего ни одна молодая леди не додумалась, – помахать перед его носом интересным делом, как морковкой перед конской мордой.

Дело. Как раз в ту минуту, когда он отчаянно нуждался в таковом.

– Как только мы поговорим с соседями, которые видели как уводили Дика, надеюсь, у нас появится какой-то след.

Ее губы перестали двигаться. Барнаби тихо, облегченно вздохнул.

– Надеюсь, что так, – подтвердил он, немного поколебавшись: было совершенно очевидно, что она вознамерилась принять самое активное участие в предполагаемом расследовании.

Учитывая тот факт, что он знал ее семью, честь диктовала немедленно отговорить ее от столь рискованного предприятия и предоставить ему гоняться за злодеями. Но все надежды на то, что она будет мирно ждать его у очага, встретят ее яростное сопротивление. Поэтому он утвердительно наклонил голову:

– По счастью, я завтра свободен. Давайте встретимся утром в вашем приюте.

Позже он осторожно вытеснит ее из расследования – после того как соберет все факты и выведает все, что она знает об этом странном деле.

Пенелопа ослепительно улыбнулась, снова расстроив течение его мыслей.

– Превосходно! – воскликнула она и, взяв муфту и перчатки, встала. Она добилась своей цели, теперь пора уходить.

Он поднялся и проследовал за ней к двери. Она на ходу натягивала перчатки, отмечая, что впервые видит такие красивые, как у него, мужские руки.

Он повел ее в холл.

– Это ваш экипаж там, на улице?

– Да. Он ждет у соседнего дома.

Он помог ей спуститься на тротуар и повел к обочине, где стояла карета ее брата. На козлах терпеливо дремал кучер.

Адэр распахнул дверцу и предложил Пенелопе руку. Та, затаив дыхание, вложила в его ладонь свою и постаралась не обращать внимания на странные ощущения, охватившие ее. На тепло его уверенного пожатия.

Постаралась.

Но не смогла.

Как не смогла свободно дышать, пока он не отпустил ее руку.

– Благодарю, мистер Адэр. Увидимся завтра утром.

Барнаби стоял на улице в облаке тумана и смотрел вслед удалявшемуся экипажу. Только когда стук колес стих, он широко улыбнулся и направился к дому.

И, поднявшись на крыльцо, понял, что настроение улучшилось. Тоска исчезла, сменившись предвкушением того, что принесет завтрашнее утро.

Глава 2

– Доброе утро, мистер Адэр. Мисс Эшфорд предупредила нас о вашем приезде. Она у себя в кабинете.

Барнаби переступил порог приюта и подождал, пока аккуратно одетая женщина средних лет, ответившая на стук, не закроет дверь на засов.

Повернувшись, она поманила его за собой. Он прошел длинным коридором, с рядом дверей справа и слева. Их шаги эхом отдавались от пола, выложенного черно-белыми плитками. Голые стены были выкрашены в светло-желтый цвет. В доме царил безупречный порядок, но нигде не было ни намека на удобства или украшения: ни ковров, ни картин на стенах. Ничего, чтобы смягчить жестокую реальность: здесь не родной дом, а приют для несчастных нищих сирот.

Он уже успел рассмотреть здание с противоположной стороны улицы: большой старомодный особняк, трехэтажный, с чердаком, выкрашенный белой краской. От центральной части отходили два крыла. Перед каждым находился большой, усыпанный гравием двор, отгороженный от тротуара решеткой из кованого железа. Прямая узкая дорожка вела от тяжелых ворот к переднему крыльцу.

Барнаби уставился в спину шагавшей впереди женщины. Хотя на ней не было униформы, она напоминала ему экономку в Итоне: такая же быстрая, уверенная походка и манера резко поворачивать голову, заглядывая по пути в каждую комнату.

Он последовал ее примеру и увидел группы детей различных возрастов, сидящих либо за партами, либо на полу и внимательно слушавших преподавателей.

Задолго до того, как женщина замедлила шаги, он начал делать мысленные заметки к образу Пенелопы Эшфорд. Именно вид детей с их румяными, круглыми, почти неотличимыми друг от друга личиками, с аккуратными простыми стрижками и в чистой, хоть и дешевой одежде, настолько непохожих на детей, которых он обычно привык видеть в домах родственников и знакомых, открыл ему глаза на работу Пенелопы.

Взяв на попечение невинных беззащитных детей из социального круга, столь далекого от ее собственного, Пенелопа смело переступила границы того, что считалось приличной благотворительной деятельностью для дам ее статуса, и рисковала всеобщим неодобрением.

Приют Сары и ее работа там разительно, отличались от того, что делала здесь Пенелопа. Дети, которых брала Сара, росли в деревне и были отпрысками фермеров и местных семей, которые жили, работали и каким-то образом были связаны с поместьями тамошних дворян. Заботиться о них Сару обязывало положение. Но здесь были дети трущоб и убогих грязных улиц. Они никоим образом не были связаны с аристократией, а их семьи добывали пропитание зачастую не совсем честными способами.

– Мисс Эшфорд – во внутренней комнате, сэр, – сообщила женщина. – Пройдите туда.

Слегка улыбнувшись, Барнаби поблагодарил провожатую и осторожно вошел в комнату. На двери Пенелопы сверкала медная табличка с надписью «Дирекция приюта».

Обстановка здесь тоже была простой: два высоких шкафа, два стула с прямыми спинками и большой письменный стол перед окном.

Пенелопа сидела за столом и что-то читала, сведя брови в почти горизонтальную линию, темневшую над маленьким прямым носом.

Барнаби отметил, что ее губы были плотно сжаты.

На ней было темно-синее платье для прогулок, подчеркивавшее фарфоровую кожу и блестящую массу рыжевато-каштановых волос. Он отметил отблески красного в тяжелом узле, уложенном на затылке.

Барнаби поднял руку и стукнул костяшкой пальца в косяк.

– Мисс Эшфорд?

Она подняла голову и какое-то мгновение непонимающе смотрела на него, прежде чем моргнуть и жестом пригласить его подойти поближе.

– Мистер Адэр! Добро пожаловать в наш приют!

Барнаби отметил отсутствие даже легкой улыбки. Сплошная деловитость. Что же, весьма непривычно.

Беспечно усмехнувшись, он шагнул вперед и встал рядом с ее креслом.

– Может, вы покажете мне дом? Заодно и ответите на мои вопросы.

Она смерила его взглядом. Уставилась на стопку бумаг. Он почти читал ее мысли. Раздумывает, не послать ли его на экскурсию с помощницей… но тут ее губы, эти рубиновые губы, к которым на миг снова вернулась их естественная полнота, снова затвердели. Она отложила перо и встала.

– Вы правы. Пойдемте!

Она поспешно вышла из комнаты. Слегка подняв брови, Барнаби последовал за ней. Остановившись в соседней комнате, она представила сидевшую там девушку:

– Это моя помощница, мисс Марш. Когда-то она сама была найденышем, а теперь работает здесь. Следит за тем, чтобы вся документация была в порядке.

Барнаби улыбнулся похожей на мышку девушке. Та покраснела, кивнула головой и снова обратилась к бумагам. Выйдя в коридор, Барнаби решил, что обитатели приюта вряд ли часто видят джентльменов из общества в этих стенах.

Ускорив шаг, он поравнялся с Пенелопой, которая размашистой, почти мужской походкой вела его в глубь дома.

– Здесь работает много светских дам?

Остановившись на пересечении двух коридоров, один из которых вел в крыло, она повернулась к нему:

– Они приходят, смотрят… и уходят. Большинство желает изобразить добрую фею, навещающую маленьких оборванцев.

Глаза ее лукаво блеснули:

– Но здесь они обнаруживают совершенно иную картину.

Из открытой двери доносилась какофония воплей. Пенелопа переступила порог.

– Мальчики!

От внезапно наступившей тишины зазвенело в ушах.

Десять мальчишек, в возрасте от восьми до двенадцати лет, увлеченные общей потасовкой, оцепенели там, где их застал окрик. Поняв, кто стоит перед ними, они поспешно выстроились в ряд и изобразили невинные улыбки, которые тем не менее казались вполне искренними.

– Доброе утро, мисс Эшфорд! – хором воскликнули они.

Пенелопа устремила на них суровый взгляд:

– Где мистер Энглхарт?

Парнишки переглянулись, после чего один, самый взрослый, объяснил:

– Он вышел на минуту, мисс.

– А я уверена, что он оставил вам задание, не так ли?

Мальчики закивали и молча расселись по партам, заодно поставив на место две перевернутые. Похватав мелки и грифельные доски, они возобновили занятия. Барнаби заглянул через плечо одному из учеников и увидел, что они проходят сложение и вычитание.

В коридоре прозвучали быстрые шаги, в комнату вошел аккуратно одетый мужчина лет тридцати. Окинув взглядом комнату, он широко улыбнулся:

– А я уже было подумал, что они поубивали друг друга.

Послышались сдавленные смешки. Мистер Энглхарт кивнул Пенелопе и с любопытством уставился на Барнаби:

– Ну-ка, парни, за дело: еще три примера, и можете погулять.

Смешки сменились приглушенными стонами. Но мальчишки послушно принялись за дело. Некоторые даже высунули языки от усердия.

Один поднял руку. Энглхарт подошел к нему и, нагнувшись, принялся что-то объяснять.

– Энглхарт обучает мальчиков этого возраста чтению, письму и арифметике. Большинство приобретают достаточно знаний, чтобы претендовать на должность лакеев, остальные становятся подмастерьями у различных ремесленников.

Отметив, какое взаимопонимание существует между мальчиками и Энглхартом, Барнаби кивнул.

Они вышли, и когда за ними закрылась дверь, он сказал:

– Похоже, Энглхарт неплохо справляется.

– Так и есть. Он сам сирота, но дядя взял его к себе и дал образование. Он работает в адвокатской конторе на хорошей должности. Адвокат знает о нашей работе и позволяет Энглхарту уделять мальчикам шесть часов в неделю. У нас есть и другие учителя, в основном добровольцы, искренне заботящиеся о наших питомцах.

– Похоже, вы сумели добиться значительной поддержки.

– Нам повезло, – пожала плечами Пенелопа. Барнаби был уверен, что при такой целеустремленности дело не в удаче.

– Но родственники, которые отдают детей в этот дом… навещают их?

– Обычно да. Те, кто может. Но мы сами стараемся посетить дома наших подопечных. Очень важно знать, из какой среды они вышли и к чему привыкли. Сначала многие боятся жить здесь, в новом и непривычном окружении, среди правил и обычаев, которые кажутся им странными. Зная, как они росли, мы можем помочь им освоиться.

– По домам ходите вы, – утвердительно сказал Барнаби.

Пенелопа вскинула подбородок:

– Я здесь главная и должна все знать.

Он не мог представить, чтобы какая-то другая леди добровольно отважилась посетить трущобы. Становилось ясным, что она вовсе не руководствуется нормами поведения обычных светских дам. Она живет по своим законам.

Пенелопа повела его дальше: останавливалась в той или иной классной комнате, в спальнях, сейчас пустых, в лазарете и столовой, попутно знакомя с работниками приюта. Он жадно впитывал новые впечатления, поскольку обожал изучать людей. Он считал себя знатоком характеров и был потрясен и заворожен увиденным в этом приюте, а больше всего Пенелопой Эшфорд.

Умная, властная, но не высокомерная, проницательная и преданная делу: к концу экскурсии он увидел достаточно, чтобы увериться в этих качествах. К ним он мог прибавить самолюбие, гордость и неизменное участие к людям, оказавшимся в беде. Это было заметно по тому, как она обращалась с детьми: он был готов поклясться, что она знала имя и историю каждого из более чем восьмидесяти детей, живущих под крышей этого дома.

Наконец они вернулись в вестибюль. Пенелопа не могла придумать, что бы еще показать ему: он был на удивление наблюдательным и мог сделать выводы без пространных объяснений каждой детали. Остановившись, она спросила:

– Вам нужно еще что-то знать о нашей жизни здесь?

Барнаби покачал головой:

– Пока нет. Все в полном порядке. И судя по тому, что я узнал о ваших сотрудниках, вряд ли кто-то может шпионить или передавать сведения похитителям даже случайно.

Она едва удерживалась, чтобы не потупиться под его взглядом.

– Поэтому моим следующим шагом будет посещение места последнего исчезновения и допрос местных жителей. Если дадите мне адрес, я больше не стану отнимать у вас время, – продолжал он, обаятельно улыбнувшись.

Но Пенелопа не поддалась на уловку.

– Не стоит беспокоиться о моем времени. Сейчас главное для меня – вернуть мальчиков. Я, естественно, провожу вас туда, где раньше жил Дик. Не забывайте, соседи вас не знают и вряд ли захотят откровенничать с вами.

Он молчал. Неужели начнет возражать? Но Пенелопа знала, что настоит на своем. Наконец он наклонил голову:

– Если хотите.

Последнее слово заглушили шаги. Обернувшись, Пенелопа увидела экономку, миссис Кеггз.

– Прошу, мисс Эшфорд, уделите мне минуту вашего времени! Это насчет спального белья и лекарств для лазарета. Сегодня необходимо отослать заказ.

Пенелопа скрыла раздражение, не на миссис Кеггз, потому что та была права, а на несвоевременность требования. Неужели Адэр попытается использовать промедление как предлог, чтобы исключить ее из расследования? Она снова повернулась к нему:

– Это займет не больше десяти… пятнадцати минут.

И, не спросив, подождет ли он, объявила:

– Потом мы можем ехать.

В его взгляде не отразилось никаких эмоций. Похоже, он взвешивал, оценивал ее слова. И наконец кивком показал на входную дверь:

– Я подожду во дворе. Посмотрю на ваших подопечных.

– Я скоро приду, – пообещала она.

Барнаби проводил ее взглядом, отметив легкое покачивание бедер, после чего, улыбаясь, вышел под пасмурное небо.

Стоя на крыльце, он повернул голову направо, где смеялись и визжали дети пяти-шести лет. Они играли в догонялки и перебрасывались мячами. В левой части двора бегали пареньки от семи до двенадцати лет: группа, к которой должны были принадлежать пропавшие мальчики.

Спустившись с крыльца, он зашагал к ним. И хотя не высматривал ничего особенного, все же по опыту знал, что иногда вроде бы незначительные обрывки сведений становятся важной информацией, помогающей раскрыть дело.

Прислонившись к стене, он стал рассматривать мальчишек. Они были самые разные: толстые и тощие, крепыши и заморыши… большинство отличались резвостью, но некоторые хромали, а один волочил ногу.

Любая группа детей такого возраста из благородных семейств была бы физически более однородной, с тонкими чертами лица и длинными ногами.

Но у этих ребятишек имелось одно общее качество – беззаботность, которая не часто встречается у детей бедняков. Они чувствовали себя в безопасности. И были счастливы.

На противоположном конце игровой площадки сидел наставник, читая книгу и время от времени поглядывая на подопечных.

Один из мальчиков, жилистый, с хитрой физиономией, подобрался к Барнаби. И, дождавшись, пока тот опустит глаза, спросил:

– Вы новый учитель?

– Нет, – коротко бросил Барнаби. Но мальчик не сводил с него взгляда, поэтому он счел нужным объяснить: – Я помогаю мисс Эшфорд в одном деле и сейчас жду, когда она придет.

К этому времени к ним подтянулись остальные дети. Мальчишка удивленно раскрыл рот, оглянулся на друзей и, осмелев, поинтересовался:

– В таком случае кто вы?

– Я помогаю людям кое-что находить.

– Что?

«В основном злодеев».

– Вещи, которые они хотят отыскать.

Один из мальчиков постарше нахмурился:

– Я думал, это делают бобби. Но вы не из них!

– Нет, – вмешался второй. – Бобби мешают ворам лямзить вещи… ну и деньги, конечно. А вот найти то, что стянули, – уже другое.

«Устами младенца глаголет истина».

– Итак…

Первый дознаватель смерил его глазами.

– Расскажите историю о чем-то таком, что вы помогли найти?..

Просьба прозвучала скорее как мольба, а не как требование.

Оглядывая лица окруживших его детей и понимая, что они оценили качество его одежды, Барнаби медлил. Но тут наставник, заметив, что гостя пора спасать, вскинул брови, безмолвно спрашивая, не прийти ли ему на помощь.

Послав наставнику ободряющую улыбку, Барнаби начал рассказ:

– Первой вещью, которую я помог вернуть, было изумрудное колье герцогини Деруэнт. Оно пропало во время домашней вечеринки в поместье Деруэнтов.

Его засыпали вопросами, что такое домашняя вечеринка, поместье и как аристократы развлекаются. «Изумруды» были выше их понимания, но, наблюдая реакцию на ответы, он искренне веселился про себя.

Тем временем Пенелопа заметила, что миссис Кеггз почему-то отвлеклась и уставилась в какую-то точку за ее левым плечом.

– Думаю, нам хватит этого на следующие несколько недель, – заявила Пенелопа, откладывая перо и со стуком закрывая чернильницу.

Миссис Кеггз мигом очнулась от своего транса.

– Э-э… спасибо, мисс. – Она взяла подписанный Пенелопой заказ. – Я немедленно пошлю это к Коннелли.

Пенелопа кивнула и отпустила экономку. Та, в последний раз выглянув в окно за спиной Пенелопы, поспешила прочь.

Пенелопа тут же оглянулась и увидела Адэра, взятого в плен толпой мальчишек. И уже хотела бежать на помощь, как вдруг сообразила, что на самом деле все не так: это он взял мальчишек в плен своим рассказом.

Если до сих пор она немного сомневалась, правильно ли поступила, приехав к нему, теперь на душе стало легче. Остальных членов попечительского совета сейчас не было в Лондоне, и она еще не сообщила им о таинственных исчезновениях и о своем плане просить помощи у мистера Барнаби Адэра. В этом случае она действовала по своей инициативе. И хотя была уверена в поддержке Порции и Энн, остальные трое могут не одобрить ее действий. Адэр составил себе имя, помогая полиции поставить перед судом членов из высшего общества, – занятие, которое вряд ли могло снискать симпатии света.

Поджав губы, она ударила ладонями о подлокотники кресла и встала.

– Мне все равно! – уведомила она пустой кабинет. – И для того, чтобы вернуть мальчиков, я бы заручилась помощью самого дьявола!

Угрозы общества не поколеблют ее.

А вот другая опасность…

Прищурившись, она изучала высокого, элегантно одетого человека, окруженного разношерстной стайкой. И неохотно признала, что на каком-то уровне он… действительно представлял для нее угрозу.

Угрозу для ее чувств, натянутых нервов, здравого смысла. Ни один мужчина, кроме него, не сумел бы так эффективно воздействовать на нее.

Ни один, кроме него, не заставил бы гадать, как было бы, если…

Вернувшись к столу, она закрыла книгу, куда записывала заказы для приюта.

Вчера ночью, выйдя из его дома, она сказала себе, что худшее позади. Что когда они увидятся в следующий раз, впечатление, произведенное им, померкнет. Вместо этого, увидев его на пороге, ощутив пристально-оценивающий взгляд, она забыла обо всем.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица и притвориться, что мыслями она где-то далеко, там, куда ему не добраться.

Очевидно, если она хочет вести расследование бок о бок с Адэром, ей необходимо нечто вроде моральных доспехов.

Что, если он поймет, как неотразимо действует на нее? Поймет и улыбнется своей медленной… мужской улыбкой.

Она снова сжала губы и твердо объявила:

– Тем не менее мне все равно.

Захватив ридикюль и перчатки и гордо вскинув подбородок, она направилась к двери.

И к мужчине, которого выбрала защитником приюта.

Глава 3

– По просьбе отца Дика мы с миссис Кеггз навещали их дом две недели назад, – объяснила Пенелопа, глядя в окно наемного экипажа на уличный пейзаж. Они взяли экипаж из целого ряда извозчиков, стоявших неподалеку от приюта, и вскоре уже катили на восток.

Лошади сбавили ход, как только свернули в узкие извилистые улочки района, который лондонцы именовали Ист-Эндом. Это было скопление убогих домишек, маленьких лавчонок и складов, выстроенных вокруг давно исчезнувших деревень, лепившихся когда-то к городским стенам. Теперь это нагромождение превратилось в грязные трущобы.

Клеркенуэлл, квартал, куда они направлялись, был чуть почище и не настолько перенаселенным и потенциально опасным, как другие части Ист-Энда.

– У него… у мистера Монтера… было воспаление легких. Вскоре стало ясно, что он не оправится. Местный доктор, мистер Снайп, тоже навещал его. Он и сообщил нам, когда мистер Монтер скончался.

Сидевший на противоположном сиденье Адэр хмурился с той самой минуты, когда они очутились в Ист-Энде.

– И вы получили письмо от Снайпа вчера утром?

– Нет. Предыдущим вечером. Монтер умер около семи.

– Но вас не было в приюте?

– Нет. По вечерам я не бываю в приюте.

Конечно, теперь, после пропажи мальчиков, Пенелопа велела, чтобы известия о кончине опекунов немедленно передавались ей, где бы она ни была. В следующий раз, узнав, что очередной ребенок осиротел, она возьмет экипаж брата, вместе с кучером и грумом, и помчится в Ист-Энд, невзирая на время дня или ночи… но сейчас нет смысла все это объяснять.

Она знала, что Адэр наверняка знаком с Люком, ее братом и опекуном, и могла догадаться, о чем он думает: Люк вряд ли одобрит ее поездки в подобные кварталы, да еще едва ли не в одиночестве и тем более по ночам.

Выглянув в окно, она, к своему облегчению, увидела, что они почти достигли цели.

– В этом случае трое соседей видели и говорили с мужчиной, который забрал Дика наутро после смерти Монтера. Его описание соответствует тому, которое дали соседи в трех предыдущих случаях.

Теперь лошади едва плелись. Наконец они свернули на улицу, такую узкую, что экипаж едва протискивался между домами.

– Ну вот, мы на месте.

Она поднялась в ту же секунду, как остановился экипаж, но Адэр оказался проворнее и, схватившись за ручку двери, вынудил Пенелопу отступить. Открыл дверцу и спрыгнул вниз.

Загородив собой выход, огляделся.

Широкие плечи, обтянутые модным пальто, оказались на ее пути, и оставалось только жечь их взглядом.

Наконец он не спеша отступил в сторону и предложил ей руку. Стараясь помнить о хороших манерах, она призвала на помощь сдержанность и самообладание и коснулась его пальцев своими… Воздействие его прикосновения, ощущение сильной ладони, властно сжимавшей ее собственную, так и не померкло.

Язвительно напомнив себе о том, что он здесь по ее просьбе, хоть и занимает слишком много места в ее сознании, она немедленно отдернула руку. Не глядя на него, ступила вперед и взмахом руки показала на лачугу:

– Здесь жил мистер Монтер.

Их приезд, естественно, привлек внимание: в немытых окнах показались лица. Грязные занавески откидывались там, где вообще не было стекол.

Перед соседним зданием стоял деревянный верстак.

– Его сосед – сапожник. Он и его сын видели незнакомца.

Барнаби увидел оборванного мужчину, пялившегося на них из-под навеса над верстаком. Пенелопа направилась к нему. Барнаби последовал за ней.

– Мистер Траг!

Пенелопа кивнула сапожнику, который, подозрительно глядя на нее, отвесил нечто вроде поклона.

– Это мистер Адэр, эксперт по расследованиям странных случаев вроде исчезновения Дика. Могу я побеспокоить вас просьбой рассказать о человеке, который пришел и увел Дика?

Траг оценивающе оглядел Барнаби, и тот сразу понял, о чем думает сапожник. Какое дело щеголю до пропавших сорванцов?

– Мистер Траг! Прошу вас! Мы хотим как можно скорее найти Дика.

Траг неловко откашлялся:

– Да… это было вчера утром. Рано… едва солнце взошло. Какой-то парень постучал в дверь старого Монтера. Мой сын Генри как раз шел на работу. Он высунул голову в окно и сказал этому типу, что Монтер умер и похоронен. Тот тип был вполне вежлив. Подошел и объяснил, что пришел за маленьким Диком. Тогда Гарри позвал меня.

– Этот тип… какой он был?

Траг смерил взглядом Барнаби.

– Ростом с вас. Но не такой широкоплечий. Вроде как потяжелее. Тощим его не назовешь.

– Кстати, вы не заметили его рук?

Траг удивленно вскинул брови, но тут же сосредоточенно нахмурился:

– Если хорошенько подумать, на громилу он не похож. Да и на моряка тоже… и на ремесленника… на руках нет мозолей. Продавец или… или, как он сказал, работает на власти.

Барнаби кивнул:

– Одежда?

– Теплое пальто… ничего особенного. Суконная кепка. Тяжелые сапоги, какие все мы здесь носим.

Он многозначительно глянул на высокие начищенные ботфорты Барнаби. Но тот не обратил на это внимания.

– Как насчет выговора… акцента?

Траг недоуменно заморгал:

– Акцент… ну-у…

Он снова моргнул и обратился к Пенелопе:

– Хоть убейте меня, я об этом не подумал. Он здешний. Ист-Энд. Никаких сомнений.

Пенелопа глянула на Барнаби. Тот кивнул и снова повернулся к Трагу:

– Ваш сын дома?

– Да.

Траг направился к двери:

– Он в доме… сейчас позову.

Сын подтвердил все сказанное отцом. Когда его спросили о примерном возрасте незнакомца, он мрачно свел брови:

– Не старый. Вроде меня. Лет двадцать семь.

Он ухмыльнулся Пенелопе. Барнаби углом глаза увидел, как она прищурилась и в упор взглянула на парня.

– Спасибо.

Барнаби кивнул отцу с сыном и отступил.

– Так вот, – продолжал старший Траг, садясь за верстак. – Я знаю, Монтер хотел, чтобы молодой Дик пошел с леди. Неправильно, что какой-то тип его украл. Кто знает, что у него на уме! Может, заставит беднягу чистить дымоходы?

Пенелопа побледнела, но выражение ее лица стало еще решительнее.

– Спасибо за помощь, – выдавила она и, повернувшись, последовала за Барнаби. – Нам следовало бы поговорить с миссис Уотерс. Дик провел ночь с ней, так что она видела того человека и говорила с ним.

Они подошли к крошечной лачуге и позвонили в колокольчик, висевший рядом с дверью. Откуда-то из глубин тесного дома выплыла миссис Уотерс, грузная, добродушная на вид женщина с красным лицом и неряшливо уложенными седыми волосами. Она полностью подтвердила описание Трагов:

– Да, лет двадцать пять. И он здешний, но не из этого квартала. Я знаю всех на соседних улицах, но его видела впервые. Правда, судя по выговору, он родился и рос в Ист-Энде.

– Значит, он слишком молод, чтобы быть судебным приставом или кем-то в этом роде, – заметила Пенелопа.

– Вот уж не он! – фыркнула миссис Уотерс. – Такого командовать не поставят, чем хочешь клянусь!

Такая уверенность поразила Барнаби:

– Почему вы так говорите?

Миссис Уотерс задумчиво покачала головой:

– Потому что он делал это не по собственной воле. Выражался осторожно. Ну, так, словно кто-то научил его, что сказать и как вести себя.

– Значит, вы считаете, что его послали… что он просто мальчик на побегушках?

– Вот именно, – подтвердила миссис Уотерс. – Кто-то велел ему привести Дика, и он это выполнил.

Лицо ее омрачилось:

– Найдите этого негодяя и верните Дика! Хороший он мальчик, сроду никому не сделал зла. Порядочный малыш. И не заслуживает того, что эти ублюдки, – прошу прощения, мисс, – уготовили для него.

Барнаби наклонил голову:

– Сделаю все возможное. Спасибо за помощь. Мисс Эшфорд…

Он протянул руку Пенелопе.

Она не взяла его руку и, поблагодарив мисс Уотерс, направилась вместе с ним к наемному экипажу. Пришлось все-таки опереться на его руку, чтобы подняться по подвесной лесенке. Велев кучеру ехать в приют, Барнаби сел напротив, закрыл дверцу и стал мысленно перебирать полученные сведения. Ход его мыслей прервала Пенелопа:

– Значит, возможно, Дик не так уж далеко. Означает ли это что-то?

– Ист-Энд – большой и крайне многонаселенный район, – коротко ответил он.

«Более того, сами улицы пропитаны злом и пороком…» Пенелопа поморщилась и вздохнула:

– Что дальше?

– Думаю… если вы согласны, я изложу все, что мы узнали, своему другу, инспектору Бэзилу Стоуксу, из Скотленд-Ярда.

– Полицейскому? – удивилась она и, пожав плечами, добавила: – Откровенно говоря, не могу представить, что полиция проявит какой-то интерес к пропаже маленьких нищих.

Его улыбка была такой же циничной, как ее тон.

– В обычных обстоятельствах вы, к несчастью, были бы правы. Однако мы со Стоуксом прошли долгий путь. И на этой стадии мне всего лишь придется объяснить ему ситуацию и узнать его мнение. Как только он услышит обо всем…

Но он не собирался делиться своими мыслями с Пенелопой Эшфорд. И поэтому пожал плечами:

– Посмотрим…

* * *

Барнаби отвез Пенелопу в приют и тем же экипажем уехал в Скотленд-Ярд. Войдя в ничем не примечательное здание, где располагалось управление столичной полиции, он без помех добрался до кабинета Стоукса: большинство сотрудников знали и его имя, и репутацию.

Кабинет Стоукса был на первом этаже. Дверь была открыта. Барнаби остановился на пороге и с лукавой улыбкой наблюдал, как его друг, без сюртука и с засученными рукавами, трудится над отчетами.

Стоукс, несмотря на славу и довольно высокое положение в полиции, занимался составлением неизбежных отчетов. И ненавидел это занятие.

Почувствовав чей-то взгляд, Стоукс поднял голову, увидел Барнаби и восторженно улыбнулся. Отложил перо, отодвинул стопку бумаг и откинулся на стуле.

– Ну и ну! Что привело тебя сюда?

Он явно предвкушал новое дело. Барнаби вошел в помещение, к счастью, не крохотное, достаточного размера, чтобы вместить четверых. Перед окном стоял письменный стол. У одной стены высился шкаф, забитый папками с делами. С крючка на стене свисало пальто Стоукса. Расстегнув свое пальто, Барнаби опустился на один из стульев.

Графитово-серые глаза Стоукса смотрели прямо на него. Такого же роста и сложения, как Барнаби, темноволосый, с резкими чертами лица, Стоукс не принадлежал ни к одному из классов. Его отец был не джентльменом, а торговцем, но благодаря деду со стороны матери Стоукс получил хорошее образование и поэтому лучше разбирался в жизни высшего света, а следовательно, имел возможность общаться с его представителями более свободно, чем любой его коллега.

По мнению Барнаби, полиции повезло иметь такого сотрудника. Помимо всего прочего, он был умен и проницателен. Отчасти поэтому они и стали друзьями.

И сейчас Стоукс с надеждой взирал на друга, ожидая, что Барнаби спасет его от ненавистных отчетов.

– У меня новое дело, пусть и не совсем обычное, но может тебя заинтересовать, – ухмыльнулся Барнаби.

– В настоящее время это будет несложно.

Голос Стоукса был низким, с басовыми нотами, в отличие от хорошо модулированных баритональных интонаций Барнаби.

– Все наши злодеи раньше времени отправились на отдых или ретировались в деревню, потому что благодаря нам здесь для них слишком жаркий климат. Так или иначе, я весь обратился в слух.

– Видишь ли, ко мне явилась директор приюта в Блумсбери, с просьбой расследовать исчезновение четырех мальчиков.

Он подробно описал все, что узнал от Пенелопы, увидел в приюте и во время поездки в Клеркенуэлл. В его тоне звучало сейчас беспокойство, которое он не позволял заметить Пенелопе.

– Наиболее важный факт заключается в том, что всех парнишек увел один и тот же человек, – мрачно заключил он. Лицо Стоукса словно отвердело. Глаза сузились и потемнели.

– Хочешь знать мое мнение?

Барнаби кивнул.

– Мне все это крайне не нравится. Давай рассуждать: какая польза кому-то от четырех… по крайней мере четырех… ист-эндских мальчишек возрастом от семи до десяти лет?

Барнаби не успел ответить.

– Бордели. Юнги. Трубочисты. Малолетние воришки, – продолжал Стоукс. – А возможно, и еще что-то.

Барнаби поморщился и, сложив руки на животе, глянул в потолок.

– Слава Богу, я не слишком уверен насчет борделей. И вряд ли они ограничат поиски добычи одним лишь Ист-Эндом.

– Да, мы не знаем, насколько широко все это распространилось. Мы услышали об этом только потому, что к тебе обратилась директор приюта: а они в основном работают с Ист-Эндом.

– Верно, – кивнул Барнаби. – Итак, что ты об этом думаешь?

Стоукс устремил взор в пространство. Барнаби не мешал ему, прекрасно представляя, с какими проблемами приходится сталкиваться его другу.

Наконец на губах Стоукса заиграла легкая хищная улыбка.

– Как ты знаешь, обычно у нас нет шансов получить разрешение на расследование таких дел, как исчезновение четырех нищих мальчишек. Однако в каком бы качестве их и использовали, выглядит это неважно. Все это преступления, которые полиция не имеет права не замечать. Мне кажется, твои недавние успехи в преследовании злодеев из высших кругов помогут нам получить это дело. Мы можем представить его как возможность показать, что полиция заинтересована не только в преступлениях аристократов, но готова защитить невинных из низших слоев общества.

– Да, тем более что сейчас процент преступлений среди аристократов весьма низок. Так ты считаешь, что сможешь получить разрешение на расследование?

– Да. Я сумею сыграть на их предубеждениях. И их политике, – хмуро кивнул Стоукс.

– Я чем-то смогу помочь?

– Поговори с отцом, на случай если нам понадобится поддержка высшего руководства. Но в остальном… думаю, справлюсь.

– Прекрасно.

Барнаби сел прямее:

– Означает ли это, что ты в этом деле – вместе со мной?

Стоукс уныло глянул на гору бумаг, громоздившуюся у локтя.

– О да. Я определенно участвую в игре.

Барнаби, ухмыляясь, поднялся. Стоукс вскинул голову:

– Сегодня я смогу поймать комиссара. И сообщу, как только что-то прояснится.

Он встал, Барнаби сжал его широкую ладонь.

– Оставляю тебя писать отчеты, – съязвил он и направился к двери. Но голос Стоукса остановил его:

– Вот еще что: неплохо бы потолковать с директором приюта и узнать, не было ли у мальчиков чего-то общего. Например: все они малы ростом или высоки, худы или крепыши. Из хороших семей или из отбросов общества. Это поможет нам понять, с какой целью их похитили.

– Хорошая мысль. Я спрошу.

Барнаби отсалютовал и скрылся за дверью.

Он обещал расспросить Пенелопу. Но совсем необязательно делать это сегодня. Она упоминала, что бывает в приюте только по утрам.

Барнаби остановился на ступенях полицейского управления и, сунув руки в карманы пальто, которое уже успел застегнуть, раздумывал, стоит ли поискать Пенелопу Эшфорд, чтобы получить необходимые ответы.

Потому что такая женщина, как она, сумеет ответить на вопросы Стоукса, не прибегая к записям.

Барнаби довольно улыбнулся, сбежал с крыльца и направился к Маунт-стрит. Расспросив прохожего, он нашел Калвертон-Хаус и взялся за дверной молоток. Дверь открыл величественный дворецкий. Барнаби чарующе улыбнулся:

– Мисс Эшфорд дома?

– Сожалею, сэр, но ее нет. Могу я осведомиться, кто ее спрашивает?

Может, стоит оставить записку? Но как отреагирует Пенелопа?

– Мистер Адэр, не так ли?

Он глянул на дворецкого, лицо которого оставалось абсолютно бесстрастным.

– Да.

– Мисс Эшфорд велела передать, на случай если вы заглянете, сэр, что она сопровождает леди Калвертон на прогулку. Они будут в парке в обычный час.

Барнаби едва заметно поморщился. Парк. В час, когда весь свет выезжает кататься. Именно то, чего он неизменно старался избегать.

– Весьма признателен.

Повернувшись, он спустился с крыльца, немного поколебался и направился на запад. К Гайд-парку.

Стоял ноябрь. Небо было затянуто серыми тучами, дул холодный ветер. Многие из тех, кто живет в богатстве и роскоши, удалились в загородные поместья. Остались те, кто каким-то образом связан с коридорами власти, поскольку парламентская сессия все еще длилась. Но скоро в Лондоне почти не останется людей из высшего общества. Даже теперь ряды экипажей, выстроившиеся вдоль Парк-лейн, заметно поредели.

Так что в парке будет присутствовать не слишком много вдов, матрон и милых молодых девушек, которые станут любопытствовать, почему это ему вдруг пришло в голову беседовать с Пенелопой Эшфорд.

Барнаби пересек улицу и, оказавшись в парке, зашагал прямо по газонам. Туда, где обычно собирались экипажи светских дам.

Его оценка посетителей парка оказалась не совсем верной. Сплетничающие матроны и хихикающие девицы, к счастью, отсутствовали, зато здесь оказалось немало остроглазых вдов и хозяек политических салонов. Благодаря известности отца и связям матери его узнавали сразу: он то и дело ловил заинтересованные взгляды.

Экипаж Калвертонов стоял в середине длинной линии карет, и, следовательно, Барнаби подошел к нему на глазах не менее чем половины присутствующих. Леди Калвертон оживленно беседовала с приятельницами. Пенелопа, сидевшая рядом, явно скучала.

Первой его увидела леди Калвертон и приветливо улыбнулась. Заметив его, Пенелопа выпрямилась и явно оживилась. Лицо ее просияло.

– Мистер Адэр! – воскликнула леди Калвертон, протягивая руку. Он коснулся ее губами.

– Леди Калвертон!

Глаза Пенелопы за очками в золотой оправе радостно блеснули. Он вежливо наклонил голову:

– Мисс Эшфорд!

Улыбнувшись, она обратилась к матери:

– Мистер Адэр помогает мне расследовать происхождение некоторых подопечных.

– Может, мисс Эшфорд, вам будет угодно немного прогуляться?

– Прекрасная мысль, – кивнула она. – Мама, я ненадолго отлучусь.

– Насколько я поняла, вы успели переговорить с инспектором Стоуксом. Что-нибудь узнали?

– Кроме того, что Стоукс намерен развлечься, занявшись расследованием этих исчезновений?

Он почти наслаждался ее потрясением.

– Вы убедили его заняться этим делом?!

– Не столько убедил, сколько привел веские доводы. Сам он был готов взяться за дело, но в полиции есть свои резоны. Для того чтобы получить разрешение заняться этим расследованием, ему необходимо одобрение комиссара.

Пенелопа кивнула и уставилась в пространство. На поддержку полиции она даже не рассчитывала. Какое счастье, что она обратилась к Барнаби Адэру, даже если ее взбунтовавшиеся чувства никак не хотят успокаиваться, когда он стоит рядом.

– Вы давно знаете Стоукса? Любопытно… сын графа и полицейский. Должно быть, вас свело какое-то важное событие. Или расследование?

Барнаби помедлил, словно вспоминая:

– И то, и другое. Он вел первое большое дело об убийстве в высшем свете. И прекрасно справился. Дело касалось расследования событий в Глоссап-Холле.

– Вы всегда работаете вместе по делам, касающимся преступлений в высшем свете?

– Обычно мы работаем вместе: так быстрее и надежнее. Но когда из Глоссап-Холла пришло известие, мы расследовали это долгое и трудное дело, касающееся членов высшего света, здесь, в Лондоне.

Она слышала о скандале, которым завершилось это расследование, и немедленно засыпала Барнаби вопросами, настолько точными и хорошо сформулированными, что он с готовностью отвечал, восхищенный столь ясной логикой собеседницы. Они и не заметили, как добрались до ворот парка. Она так отвлекла его своими расспросами, что он даже не успел объяснить, чего от нее хочет.

Покачав головой, он повернул обратно:

– Нам следует вернуться к вашей матушке.

– Она не станет возражать, – пожала плечами Пенелопа. – Знает, что мы обсуждаем серьезные проблемы.

В отличие от других светских дам. Но он промолчал и ускорил шаг.

– Так о чем хотел узнать Стоукс? – поинтересовалась Пенелопа.

– Ну, он спросил, нет ли у мальчиков каких-то общих черт.

Он не стал приводить примеры и молча ждал ее ответа. Она нахмурилась, но отвечать не спешила.

– Все они худые и стройные. Но здоровы и достаточно сильны, – выговорила она наконец. – Очень ловки и быстры. Но рост и возраст у них разные. Больше я ничего не могу вспомнить.

Настала его очередь хмуриться.

– Каким был самый высокий? – спросил он наконец. Она приставила ладонь к уху.

– Дик был на полголовы ниже меня. А Бен – второй исчезнувший – на целую голову.

– А внешность? Они были красивыми детьми или…

Пенелопа решительно покачала головой:

– Совершенно обыкновенные, ничем не примечательные. Даже если мальчишек хорошо одеть, на них никто не взглянет дважды.

– Блондины или темноволосые?

– Были и те, и другие.

– Вы сказали, что они были ловкими и быстрыми. А как насчет умственных способностей?

– Я собиралась сама учить их: неглупые и сообразительные парни.

– А их происхождение? Они все из бедных семей, но благополучных ли? Или совсем несчастных?

Она поджала губы и снова покачала головой.

– Семьи были разными, но всем пришлось пережить трудные времена, даже для Ист-Энда. Поэтому мальчиков и собирались отправить к нам. Все, что я могу сказать: ни у одной семьи не было связей с преступным миром.

Барнаби кивнул и взглянул в ту сторону, где ждала в экипаже мать Пенелопы, выразительно смотревшая на парочку. Пенелопа ничего не заметила: была слишком занята изучением его лица.

– Но что это даст… я имею в виду мое описание? Чем поможет?

Барнаби выругался про себя. Как долго они отсутствовали? Ему не следовало позволять ей до такой степени отвлекать его вопросами! Бесчисленные высокородные вдовы беззастенчиво пялились на них. Некоторые даже подносили к глазам лорнеты.

– Не знаю… Я передам ваши ответы Стоуксу и послушаю, что он скажет. Он лучше меня знаком с этим миром.

– Благодарю. И до следующей встречи.

– Договорились, – сухо обронил он. – До следующей встречи.

В его голосе звенели стальные нотки.

Глава 4

Стоукс стоял за письменным столом, приводя его в порядок перед тем, как уйти. Но тут в комнату ворвался Барнаби. Стоукс поднял голову, вопросительно глядя на друга:

– Ну что?

Барнаби перевел дух.

– Я спросил мисс Эшфорд насчет мальчиков.

– Мисс Эшфорд? – удивился Стоукс.

– Пенелопу Эшфорд, в настоящее время директора приюта. Она сообщила, что все четверо мальчиков были худыми, крепкими, ловкими и сообразительными. Мисс Эшфорд считала, что они умнее многих своих сверстников. Во всем остальном – ничего общего. Возраст различный, от семи до десяти, рост – тоже, внешность ничем не примечательная.

– Понятно.

Стоукс, прищурившись, опустился на стул и, подождав, пока усядется Барнаби, объявил:

– Похоже, можно вычеркнуть из списка торговлю живым товаром.

Барнаби кивнул:

– И один по крайней мере слишком высок, чтобы лазать в дымоходы, так что вычеркиваем и трубочистов.

– Час назад я встретился с Роулендом из портовой полиции – он приехал на совещание – и спросил, нет ли на флоте недостатка в юнгах. Он заверил, что это не тот случай. Следовательно, нет причин считать, что этих мальчишек насильно завербовали в юнги.

– Итак, что же остается? – подытожил Барнаби. Стоукс сокрушенно покачал головой:

– Малолетние взломщики. Это наиболее возможное для них применение: худые, крепкие, ловкие и сообразительные. И тот факт, что они ничем не примечательны, – дополнительное преимущество. Мальчишки всюду проскользнут, и никто их не заметит. Они ничем не выделятся в толпе. А в этой части города… Видишь ли, до меня уже давно доходили слухи, что в самых глубинах Ист-Энда существуют так называемые школы для воров. Район перенаселенный, и даже полицейские не любят ходить в определенные дома и кварталы. Эти школы возникают и исчезают. Каждая существует недолго, но чаще всего за всем этим стоят одни и те же люди.

Барнаби нахмурился:

– Но чему учат в этих школах? Чему можно научить этих несчастных мальчиков?

– Раньше мы думали, что они стоят, как говорится, «на стреме», когда взломщики орудуют в менее богатых кварталах. Но в действительности именно мальчики крайне необходимы при кражах в аристократических особняках. Забраться в них не так легко: на окнах цокольного этажа обычно стоят решетки – или сами окна слишком малы, по крайней мере для взрослого мужчины. А вот маленький тощий мальчишка может без особого труда проникнуть внутрь. Именно они разыскивают в доме предметы, на которые указывают старшие воры, и передают им в окно. Но мальчиков необходимо натренировать. Обучить бесшумной походке в темноте, по паркету и мраморным плиткам, по коврам, а также в комнате, заставленной мебелью. Показывают им планы богатых домов, объясняют, куда идти можно, а куда – нельзя и где прятаться, если всполошатся слуги. Их обучают отличать дорогие безделушки от дешевых, вынимать картины из рам, пользоваться отмычками, а некоторых – даже открывать сейфы.

– А если что-то пойдет не так…

– Совершенно верно, – кивнул Стоукс, – попадаются мальчишки, а настоящие преступники остаются на свободе.

Барнаби уставился куда-то в окно.

– Значит, у нас создалась ситуация, предполагающая, что где-то в Ист-Энде готовятся совершить ряд налетов в мертвый сезон, когда члены общества в основном разъезжаются по домам…

Задумчиво прищурившись, Стоукс покачал головой:

– Мы забегаем вперед, но предположим, ты прав. Но почему четверо? Почему всего за несколько недель похищено сразу четверо мальчишек?

– Потому что они планируют целую серию ограблений в последующие месяцы, – усмехнулся Барнаби. – Или это не банда, но один очень деятельный грабитель.

– Я уже говорил с комиссаром, – сказал Стоукс. – Он дал разрешение на расследование.

– Итак, каков наш следующий шаг? Найти эту школу?

– Скорее всего она находится в Ист-Энде. Недалеко от тех мест, где жили мальчики. Ты сказал, что работники приюта не похожи на людей, которые находятся в сговоре с преступниками. В таком случае наш «наставник» узнал о них только потому, что и он сам, и его сообщники – местные жители.

– Соседи, видевшие того, кто уводил мальчиков, уверены, что он из Ист-Энда и что, возможно, этот тип – просто посредник.

Барнаби поморщился:

– Понятия не имею, как приступать к поискам школы в Ист-Энде или где-то еще.

Стоукс побарабанил пальцами по столешнице и, очевидно придя к какому-то решению, поднялся:

– Предоставь это мне. Я кое-кого знаю в Ист-Энде. И если смогу заинтересовать их этим делом, они скорее всего согласятся нам помочь.

Они расстались. Барнаби вышел и снова помедлил на ступеньках крыльца. У Стоукса хотя бы есть план. А у него…

Если он снова потолкует с Пенелопой Эшфорд, возможно, сумеет добыть кое-какие полезные сведения. Нет ни малейшего сомнения, что в ее мозгу теснятся потенциально ценные идеи.

Напористая особа… с пухлыми, соблазнительными губами, отвлекающими его от дел и мыслей.

Сунув руки в карманы, он сбежал по ступенькам. Беда в том, что по вечерам Пенелопу Эшфорд можно встретить только в обществе.

Сегодня вечером Пенелопе, младшей сестре виконта Калвертона, младшей дочери вдовствующей леди Минервы Калвертон, единственной незамужней женщине в семействе Калвертонов, непременно нужно было приехать на прием к леди Хеммингфорд. И теперь, одетая в модное платье из атласа темно-зеленого, почти черного цвета, – поскольку черный, любимый цвет, носить ей запретили, – Пенелопа стояла у стены, умирая со скуки. Но отказаться было невозможно. Непременное присутствие рядом с матерью на подобных мероприятиях было частью сделки, заключенной с Люком и леди Калвертон в обмен на обещание последней оставаться в городе, с тем чтобы дочь могла продолжать работу в приюте.

Она также знала, что частью сделки станет ее согласие быть выставленной напоказ перед холостыми членами общества, что предоставляло ей шанс найти подходящего мужа.

Находясь в кругу семьи, она старалась скрывать эти крамольные мысли, но своим поклонникам давала понять, что собственного решения остаться незамужней не изменит.

Она всегда недоумевала, когда какой-нибудь отпрыск знатного рода оказывался слишком глуп, чтобы понять ее недвусмысленные намеки. Неужели он не видит, что она носит очки?! Какая девушка, желающая составить выгодную партию, приезжает на бал в очках, лихо сидящих на переносице?

На самом деле у нее было достаточно хорошее зрение, чтобы обходиться без очков, хотя она и была немного близорука. Подростком она решила, что куда важнее знать, что происходит вокруг, чем заботиться о внешности. Пусть другие девушки беспомощно моргают и спотыкаются, пытаясь скрыть, что слепы, как совы днем. Но только не она.

Она такая, какая есть, и обществу придется это принять.

Вскинув подбородок, она продолжала стоять у стены. Нужно определиться, с кем из гостей побеседовать насчет приюта и благотворительных пожертвований.

Она почти не прислушивалась к музыке, доносившейся из соседнего салона, но решительно противилась порыву пойти потанцевать. Если она примет приглашение джентльмена, тот наверняка решит, что ее интересует дальнейшее знакомство. Печальное обстоятельство, учитывая, что она любит танцы! Но она научилась не позволять себе поддаваться соблазну музыки.

Неожиданно, неизвестно почему, она насторожилась. И тут же встрепенулась. Странные ощущения охватили ее. Словно нервные окончания под кожей стали пульсировать и согреваться.

Она уже собиралась оглядеться, чтобы понять причину, когда услышала знакомый баритон:

– Добрый вечер, мисс Эшфорд.

Светлые локоны… синие-синие глаза…

Барнаби Адэр, неотразимый в черном фраке, появился рядом. Она восторженно улыбнулась и подала ему руку.

Барнаби сжал тонкие пальцы и склонился над ними, обезоруженный этой улыбкой.

Да что такого в ней и ее улыбках? Может, причина в том, что она улыбалась не так часто, как другие молодые леди, хотя губы ее привычно изгибались и с них слетали учтивые фразы. Но все это было лишь бледным подобием нынешней улыбки, открытой, сияющей, искренней.

У него возникло странное чувство, будто она приберегает эти улыбки исключительно для него.

Абсурд! Но что она делает с ним?

Он выпрямился и увидел, что лицо ее по-прежнему сияет, хотя улыбка исчезла с него.

– Я так рада видеть вас. Насколько я понимаю, вы привезли новости?

Он молча смотрел на нее. Было в ее лице нечто такое, что тронуло его. Поразило самым необычным образом.

– Полагаю, вы предпочтете поговорить о расследовании, а не о премьере в «Друри-Лейн».

На этот раз ее улыбка стала заговорщической.

– Несомненно. Но если нам придется говорить о преступлениях и похитителях, лучше найти более спокойное место. – Она веером показала на уголок у входа в салон. – Кажется, там никого нет.

Он предложил ей руку, и она ее взяла. И он вдруг почувствовал, что определенным образом действует на Пенелопу. Так же сильно, как она – на него. Правда, он понял это с того момента, как она вошла в его гостиную и увидела его. Он знал, что она улыбалась так открыто не потому, что реагировала на его внешность, как многие молодые леди, а потому, что видела за привлекательным фасадом человека, с которым, по ее мнению, предстояло работать. Человека, чей ум и достоинства ценит. Пусть Пенелопа носит очки, но зрение у нее куда острее, чем у многих.

То и дело останавливаясь и приветствуя знакомых, они все же добрались до желанного уголка, удалившись от остальных гостей. Здесь можно было говорить спокойно, в то же время находясь на виду у всего общества.

– Превосходно! – объявила она, снимая руку с его предплечья. – Итак, каково же мнение инспектора Стоукса?

– Мы анализировали возможности участия мальчиков в различных видах деятельности, и нам кажется, что наиболее вероятным является грабеж.

– Но что нужно грабителям от маленьких мальчиков? – удивилась Пенелопа.

Он объяснил. Она ахнула и, сверкая глазами, категорически объявила:

– Мы должны немедленно спасти наших мальчиков!

В голосе звенели столь решительные нотки, что Барнаби с большим трудом сохранил бесстрастное выражение лица.

– Вы правы. Но пока инспектор пытается найти возможность отыскать эту школу, мы должны заняться чем-то другим.

– Чем именно? – вскинулась она.

– Есть ли еще какие-то мальчики, которым предстоит скоро осиротеть?

Вместо ожидаемых расспросов она кивнула, очевидно, почти мгновенно разгадав его намерения.

– Не знаю. Сразу трудно сказать. Иногда может пройти год между внесением ребенка в наши списки и смертью опекуна.

– То есть у вас есть такой список?

– Я не так выразилась. Это скорее стопка папок с нужными данными.

– Значит, в них есть адреса и описания мальчиков?

– Адреса есть. Что же до описания… мы указываем возраст, цвет глаз и волос, а этого для вашей цели недостаточно. Однако я зачастую могу вспомнить ребенка. Особенно такого, которого недавно видела.

– И вы думаете… – пробормотал Барнаби.

– Мисс Эшфорд!

Дружно обернувшись, они увидели молодого джентльмена. Тот низко поклонился и, выпрямившись, одарил Пенелопу сияющей улыбкой.

– Мистер Кавендиш…

– Я хотел узнать, нельзя, ли пригласить вас на танец? По-моему, сейчас заиграют котильон.

– Нет, благодарю, – немедленно откликнулась помрачневшая Пенелопа, но, расслышав звон льдинок в собственном голосе, оттаяла настолько, чтобы добавить: – Я не слишком люблю котильоны.

– П-понимаю, – пролепетал мистер Кавендиш, явно не привыкший к отказам. И хотя Пенелопа дала понять, что не желает его общества, все же он не сделал попытки отойти. Тогда Пенелопа бесцеремонно схватила его за руку и развернула лицом к толпе:

– Смотрите. Вон там мисс Эйкерс. Та девушка в розовом, усеянном бутонами роз платье. Уверена, она умирает от желания танцевать котильон. Во всяком случае, одета она соответствующим образом.

Барнаби прикусил губу. Кавендиш, однако, покорно закивал.

– Прошу прощения… – пробормотал он, уставившись на Пенелопу, которая, выпустив его руку, коротко обронила:

– Разумеется.

Кавендиш поклонился Барнаби и отошел.

– Итак, – спросила Пенелопа, – на чем мы остановились?

– Я хотел узнать…

– Моя дорогая мисс Эшфорд, какое счастье видеть, что вы украсили своим присутствием сегодняшний вечер!

Барнаби с интересом наблюдал, как Пенелопа, на миг оцепенев и ожесточившись лицом, обернулась.

Тристрам Хелликар был известным повесой и распутником. Кроме того, он по справедливости считался редким красавцем.

Элегантно поклонившись, он кивнул Барнаби и направил на Пенелопу всю силу своей неотразимо чарующей улыбки.

Правда, на Пенелопу все это не произвело ни малейшего впечатления.

– Тристрам, прошу извинить меня, но мистер Адэр и я…

– Как бы то ни было, дорогая, я уже здесь. Не бросите же вы меня на растерзание волкам?

Он лениво обвел рукой толпу собравшихся. Глаза Пенелопы превратились в щелки:

– Брошу, даже не задумываясь.

– Но учтите, милая Пенелопа, мое присутствие отпугивает всех этих наглых молодых щенков и освобождает вас от обязанности дипломатничать с ними. Ригби только что прибыл, а вы знаете, как утомительно он предан вам. А Адэр не послужит вам защитой: он слишком учтив.

Барнаби поймал сверкающий взгляд Хелликара, прекрасно понимая, что тот оценивает их с Пенелопой отношения. В этом взгляде блеснуло нечто вроде предостережения. Но Хелликар пока не мог определить, стоит ли перед ним соперник, а без доказательств ничего не мог предпринять.

Барнаби мог бы легко подать Хелликару какой-то знак, но слишком наслаждался этой сценой и всем, что она выявила, чтобы положить ей конец. Кроме того, он был абсолютно уверен, что Пенелопа не имела ни малейшего понятия, что Хелликар, несмотря на свою небезупречную репутацию, серьезно за ней ухаживает.

Интересно также, что Хелликар, понимая, насколько необычна Пенелопа по сравнению с остальными женщинами, не знал, как очаровать ее, сознавая при этом, что все его приемы и ухищрения ничуть на нее не влияют.

А если хотя бы часть историй, ходивших о Хелликаре, была правдой, то женщины падали к его ногам, как спелые груши.

Но с Пенелопой ему фатально не везло.

Хелликар продолжал светскую беседу, похоже, не обращая внимания на то, что Пенелопа вне себя от ярости. Наконец она бесцеремонно перебила поток его болтовни:

– Оставьте меня, Тристрам.

Голос ее был спокойным и холодным как сталь. Очевидно, он попал в немилость, и Пенелопа не собиралась это скрывать.

Сжав губы и прищурившись, Хелликар всмотрелся в нее и понял, что потерпел поражение.

– Так и быть, прекрасная Пенелопа. Я удаляюсь с ристалища. На сегодня. Однако если ваша цель – вести одинокое существование, столь оживленная беседа с Адэром не слишком умный способ убедить всех голодных щенков, что вы не заинтересованы в прогулке к алтарю. А вы, Адэр, берегитесь. Она опасна.

Залихватски отсалютовав, он удалился. Пенелопа помрачнела еще больше.

– Какой вздор!

Барнаби едва удержался от улыбки. Она действительно опасна, потому что непредсказуема. Он не нуждался в предупреждениях Хелликара. Для него угроза исходила от странной увлеченности этой женщиной. Он впервые видел аристократку, которая намеренно и сознательно переступала границы, установленные обществом, где и когда хотела. И при этом знала, что ей все сойдет с рук. А сам он до сегодняшнего дня никогда еще так хорошо не проводил время в светских гостиных. Его развлекали новым, совершенно неожиданным образом.

– Слава Богу, ушел, – буркнула Пенелопа. – Итак, на чем вы остановились?

– Я хотел спросить…

– Мисс Эшфорд!

Она со свистом выпустила воздух сквозь стиснутые зубы и повернулась к очередному поклоннику. Молодой лорд Морком. Она немедленно отделалась от него, заявив, что не имеет ни малейшего желания услышать о новой театральной премьере, равно как и о его участии в гонках колясок в Брайтоне.

За Моркомом последовал мистер Джулиан Натли.

Потом явился виконт Сетбридж.

Пока она разделывалась с ним, а потом и с лордом Ригби, от которого, согласно предсказанию Хелликара, было сложнее всего избавиться, у Барнаби было время изучить ее.

Нетрудно видеть, почему эти неудачливые джентльмены готовы один за другим подвергаться атакам ее острого языка. Пенелопа была крайне привлекательна. Темно-зеленый цвет оттенял фарфоровую кожу. Даже оправа очков подчеркивала красоту ее глаз и длинных, загибавшихся кверху ресниц. Во взгляде сиял ясный ум. Это создание было исполнено жизни и энергии, так выгодно контрастирующих с блеклым однообразием других молодых дам, выставленных на брачном рынке.

Впрочем, вряд ли сама Пенелопа сознавала это. Недаром ее язвительная натура и высокомерие по отношению к поклонникам приводили к противоположному результату. Такое поведение делало Пенелопу завидным призом, и джентльмены, окружавшие ее, были готовы на все, чтобы завоевать этот приз.

– Наконец-то! – почти рявкнула Пенелопа в спину удалявшемуся Ригби и снова повернулась к Барнаби. Но тот предостерегающе поднял руку:

– Боюсь, Хелликар прав. Если мы и дальше будем стоять здесь, слишком многие поймут это как приглашение присоединиться. Могу я предложить, во имя нашей общей цели, тур вальса, который сейчас заиграют? – спросил он, с полупоклоном протягивая руку.

Пенелопа подняла недоуменные глаза. Но тут в самом деле раздались вступительные аккорды вальса.

– Вы хотите танцевать?

– Но в этом случае можно по крайней мере надеяться, что наш разговор не прервут, – пояснил он. – Или вы не вальсируете?

– Ну конечно, вальсирую, – нетерпеливо бросила она. – Даже я не могла уклониться от уроков танцев!

Сцепив зубы, она протянула ему руку. В конце концов, ей необходимо докончить разговор. И Адэр прав: только танцуя, они поговорят без помех.

– Сначала я не видела особого смысла в овладении этим искусством. Но потом…

Она пожала плечами и позволила увлечь себя на середину зала.

Он обнял ее за талию – слегка. Как того требовали правила приличия. И все же сердце ее забилось неровно. Она велела сердцу успокоиться. В конце концов, может она хоть немного развлечься?!

Пенелопа перестала сопротивляться наставлениям брата, когда обнаружила, каким волнующим может быть вальс. Но теперь она редко танцевала, потому что слишком многие партнеры успели ее разочаровать.

Высоко подняв голову, с уверенной улыбкой на губах, она сделала первый шаг, и оказалось, что приходится следовать за ним, а не вести в танце. Она не сразу приспособилась, но это было очко в его пользу.

Оказалось, что Адэр танцует легко и свободно, вкладывая в па танца ощущение силы и едва сдерживаемой энергии.

Как давно она не наслаждалась танцем…

– Очевидно, вы передумали и старательно учились, – усмехнулся он.

– Да. Но теперь наконец вы скажете, что хотели узнать?

Барнаби взглянул в ее карие глаза:

– Я собирался предложить вам установить слежку за вашими будущими питомцами, по крайней мере за теми, кто отвечает критериям похитителей. В этом случае мы сможем увидеть тех, кто придет за вашими будущими подопечными, и одновременно защитить мальчиков.

– Ну да, конечно! – обрадовалась Пенелопа. – Какая хорошая идея!

Она тут же деловито объявила:

– Завтра же проверю все дела. И если найду возможного кандидата…

– Значит, утром встретимся в приюте, – улыбнулся он. Если Пенелопа воображает, будто ей позволят охотиться в одиночку, пусть сначала хорошенько подумает. – Мы сможем просмотреть дела вместе.

Она оглядела его, словно оценивая свои шансы увернуться от его предложения… Наконец ее губы раздвинулись в легкой улыбке.

– Прекрасно. Скажем, в одиннадцать?

Он кружил ее, чувствуя, что она наслаждается танцем не меньше его. Странно. Пенелопа и в этом отличалась от других. Многие дамы были застенчивы, даже когда превосходно танцевали. Но вели себя пассивно, во всем полагаясь на партнера. Пенелопа же вкладывала в танец всю страсть и энергию. Они танцевали как единое целое и со стороны смотрелись прекрасной парой.

Он с радостью протанцевал бы с ней полночи…

Она выступила из кольца его рук. Он обаятельно улыбнулся:

– Пойдемте. Я отведу вас к вашей матушке.

Глава 5

Назавтра ровно в девять утра инспектор Бэзил Стоукс стоял на тротуаре Хай-стрит, той, что в Сент-Джонс-Вуд, глядя на дверь небольшой шляпной лавки. Наконец он расправил плечи, поднялся на две ступеньки крылечка и вошел.

Колокольчик, висевший на притолоке, звякнул. Девушки, сидевшие за работой, как по команде вскинули головы. Одна – Стоукс посчитал ее старшей – отложила шляпку, которую отделывала, и подошла к небольшому прилавку.

– Могу я чем-то услужить вам, сэр? – нерешительно спросила она.

– Я пришел навестить мисс Мартин, – пояснил он круглолицей девушке. – Она уже пришла?

Девушка нервно уставилась на него:

– Как о вас доложить, сэр?

Он уже хотел назвать свою должность, но сообразил, что Гризельде – мисс Мартин – вряд ли понравится, если ее работницы узнают о приходе полицейского.

– Мистер Стоукс. Думаю, она меня вспомнит. Я прошу ее уделить мне немного времени.

Она исчезла за тяжелыми шторами, отделявшими заднюю часть лавки. Стоукс огляделся. На одной стене висели два зеркала. Он мельком увидел свое отражение, обрамленное хаосом из перьев, кружев, искусственных цветов и блесток, и поспешно отвернулся.

За занавесью послышались невнятные голоса. Штора откинулась, и за прилавком появилось прелестное видение, ничуть не изменившееся за прошедшие месяцы.

Гризельда Мартин не была ни худой, ни пухленькой, ни высокой, ни коротышкой. Темноволосая, с большими васильковыми глазами, обрамленными густыми темными ресницами, с курносым носом, на переносице которого рыжела россыпь веснушек, она могла показаться простушкой, но для Стоукса была идеалом всего, что можно найти в женщине.

Таким глазам полагалось бы лукаво блестеть, но она смотрела на него очень серьезно и настороженно.

– Мистер Стоукс?

Она тоже не назвала его должность. Он склонил голову:

– Мисс Мартин, не уделите ли мне минутку? Я хотел бы обсудить кое-какие дела.

Мгновение подумав, она повернулась к работницам:

– Имоджин, Джейн, можете разнести заказы.

Стоукс молча отошел, пытаясь держаться незаметно, что было нелегко, учитывая рост свыше шести футов и широкие плечи. Едва дверь за девушками закрылась, Гризельда с беспокойством спросила:

– Это насчет той истории в Петтикоут-лейн?

– Вовсе нет, – поспешил успокоить ее Стоукс. – Злодей уже выслан в Австралию, так что вам нечего опасаться.

Она облегченно вздохнула. В глазах мелькнуло едва сдерживаемое любопытство.

– В таком случае чему я обязана вашим визитом, инспектор?

«Тому обстоятельству, что я не могу выбросить тебя из головы».

– Как я упоминал раньше, полиция и я лично очень благодарны за вашу помощь в деле на Петтикоут-лейн.

Она вместе с другими свидетелями видела, как мужчина до полусмерти избил женщину. Но из всех присутствовавших на месте преступления только она и полуслепая старуха согласились выступить свидетелями в суде. Без показаний Гризельды преступник скорее всего избежал бы наказания.

– Но я пришел сюда не поэтому. Из ваших показаний я понял, что, хотя вы теперь живете и работаете в этом квартале, вы выросли в Ист-Энде. Ваш отец до сих пор там живет, и вас там знают.

Девушка нахмурилась:

– Я никогда не скрывала своего происхождения.

– Верно. Именно это и привело меня сюда.

Убедившись, что в лавке, кроме них, никого нет, он снова обернулся к ней:

– Видите ли, в Ист-Энде стали исчезать мальчики. Возрастом от семи до десяти лет, тамошние уроженцы. Все недавно осиротели. Наутро после смерти их опекунов появлялся какой-то мужчина, утверждал, что его послали власти, и уводил мальчиков. В тех случаях, о которых нам известно, мальчики должны были отправиться в приют, так что соседи без колебаний отдавали будущих подопечных. Только когда прибывали настоящие представители приюта, обнаруживалось, что мальчиков похитили.

Мисс Мартин помрачнела, но кивнула, словно предлагая ему продолжать.

Стоукс глубоко вздохнул.

– У меня нет никаких связей в Ист-Энде. Полиция там пока что бессильна. Я… я понимаю, что многого требую от вас… знаю, как люди смотрят на полицейских… но… может, вы согласитесь помочь? Мы считаем, что мальчишек умыкнули, чтобы обучить их ремеслу грабителей.

– Школа грабителей? – ахнула девушка. Судя по тону, она прекрасно знала, что это такое.

Стоукс кивнул:

– Мне нужно найти кого-то, кто может сказать мне, действует ли такая школа сейчас.

Гризельда, сложив руки на груди, тихо фыркнула:

– Не думаю, что есть смысл расспрашивать ваших шпионов. Они будут последними, кто об этом узнает.

– Вы совершенно правы. И пожалуйста, поверьте, я не намерен намекать, что вы должны знать об этом, но надеялся, что вам знаком кто-нибудь, кому может быть что-то известно об этом.

Она смотрела на него спокойно и искренне. Стоукс замолчал, чувствуя, что если надавит на нее, она попросту откажется.

Гризельду разрывали противоречивые эмоции. Она хорошо знала Ист-Энд. Именно поэтому так долго и упорно работала, чтобы навсегда его покинуть. Пошла в ученицы к шляпнице, копила каждое пенни и наконец сумела нанять помещение под лавку. Теперь же трудилась с утра до вечера, чтобы иметь достаточно клиентов и постоянный доход.

Удача была на ее стороне, и теперь можно было забыть об Ист-Энде. И вдруг является красавец полицейский и спрашивает, не согласится ли она вернуться назад, в трущобы. Ради него и его дела.

Но он просит не для себя. Пытается помочь мальчишкам, вышедшим из тех же трущоб, что и она когда-то. Гризельда знала о репутации приюта. Детям давали там профессию и возможность выбиться в люди.

Будущее четверых парнишек – вот что стоит на кону.

Гризельда потеряла троих братьев на войне. Старшему было двадцать. У них не было шансов достойно прожить жизнь.

– Этих четверых… – спросила она, прищурившись, – давно их похитили?

– Все случилось в течение нескольких недель. Но последнего забрали два дня назад.

Итак, еще есть шанс, что их можно спасти.

– Уверены, что это школа грабителей?

– Это наиболее вероятно. – Стоукс изложил свои соображения и описал мальчиков. При этом в подробности он не вдавался: она знала мир Ист-Энда куда лучше его.

Выговорившись, он снова замолчал. Не пытался уговаривать Гризельду. И выжидал, как истинный хищник. Правда, эту сторону своего характера он предпочитал утаивать.

Гризельда тяжело вздохнула:

– Я каждую неделю навещаю отца. Он не слишком часто выходит из дома, но многое слышит и жил в Ист-Энде с самого рождения. Пусть он не знает хозяев нынешней школы. Зато наверняка знаком с теми, кто управлял ими в прошлом и кто остался еще в этом бизнесе.

Напряжение, державшее его до сих пор, несколько ослабло.

– Спасибо. Буду благодарен за все, что нам удастся узнать.

– Нам?!

– Учитывая, что это я просил вас посетить Ист-Энд, вынужден настаивать на том, чтобы пойти с вами. Для защиты.

– Защиты? – снисходительно хмыкнула Гризельда. – Инспектор…

Она вовремя сцепила зубы, чтобы не сказать, что это не ей, а ему может понадобиться защита. Но промолчала, когда разглядела его и поняла, что он занимает слишком много места в ее маленькой лавке.

Она видела его раньше… во время короткой встречи. Но это было в здании полиции, в толпе широкоплечих мужчин, заслонявших его. Но сегодня она не могла не любоваться им, его ловкими движениями, его могучим сложением, яснее всяких слов доказывавшим, что он легко выйдет победителем в уличной драке.

Она продолжала смотреть на него. Наконец, откашлявшись, пробормотала:

– Мне не нужна охрана, инспектор. Я регулярно навещаю отца.

– Я вынужден настаивать, мисс Мартин.

Гризельда нахмурилась. Несмотря на просительный тон, выражение смуглого лица и серых глаз предполагало, что неизвестно по какой, но чисто мужской причине он не отступится. Она знала это выражение. Слишком часто видела его на лицах отца и братьев.

Значит, спорить бесполезно. Кроме того, скоро вернутся Имоджин и Джейн. Ему лучше уйти до их появления.

Она снова вздохнула. Вообще-то ей не повредит отправиться в Ист-Энд в мужской компании. Немало женщин готовы были бы на что угодно ради внимания такого красавца, а он сам предлагает сопровождать ее.

– Хорошо, – кивнула она. – Я согласна.

Он улыбнулся.

Гризельде вдруг стало не по себе. Почему у нее затряслись ноги?

Только потому, что он ей улыбнулся?

Правильно ли она поступает, подпуская его так близко?

Сомнения внезапно одолели ее.

– Итак…

Он опять улыбнулся.

– Полагаю, ваши девушки скоро придут?

Она моргнула. И взглянула ему в глаза, темно-серые, как небо в бурю.

– Я не могу уйти сейчас, мы только что открылись.

Улыбка Стоукса померкла.

– Вот как? Я надеялся…

– Давайте попозже, – услышала она собственный голос. – Я закрою лавку в три часа. А потом мы навестим моего отца.

– Хорошо, – кивнул он. – Я вернусь к трем.

Инспектор вежливо склонил голову:

– До встречи, мисс Мартин.

Перед уходом он оглянулся. Когда за ним закрылась дверь, она поспешила придержать колокольчик, чтобы не зазвенел.

В десять утра Барнаби без объявлений вошел в кабинет Пенелопы. Та перебирала папки и, заслышав шаги, подняла глаза.

И очень удивилась.

Барнаби широко улыбнулся и подошел к ней.

– Нашли что-нибудь?

Пенелопа поспешно опустила голову и вновь взялась за папки.

– Есть один мальчик, – сухо сообщила она, – но не могу вспомнить его имени. Живет с умирающей матерью где-то в Ист-Энде.

– И все это дела будущих сирот? – уточнил он, кивком показав на папки.

– Да.

Тут на столе дюжины папок! Подумав, она подвинула к нему одну из стопок.

– Можете исключить девочек, детей младше шести лет и тех, кто не живет в Ист-Энде. Подробности, к сожалению, изложены на нескольких страницах.

Оба принялись за работу. Он откладывал в сторону дела девочек, малышей и обитателей других районов. Изучал оставшиеся в поисках того мальчика, имя которого Пенелопа не могла вспомнить.

Минут десять прошло в молчании. Пенелопа немного расслабилась. И даже заметила, правда, тоном обвинителя:

– Вы явились на час раньше.

– А вы серьезно воображали, будто я позволю вам в одиночку отправиться в Ист-Энд?

Краем глаза он заметил, как сжались ее губы.

– У меня сложилось впечатление, что мужчины вашего положения валяются в постели до полудня.

«Только если рядом лежит женщина»…

– Когда не преследую злодеев.

Похоже, она презрительно фыркнула, но ничего не ответила. Он продолжал сортировать дела; она продолжала читать.

– Вот он! Нашла! Джемми Картер. Его мать живет в доходном доме между Арнолд-серкус и Бетнал-Грин-роуд.

Она положила папку на самый верх стопки, под пристальным взглядом Барнаби обошла стол и взяла ридикюль. Высоко подняв подбородок, Пенелопа поплыла к двери:

– Мы можем снова нанять экипаж.

Она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли он следом. Барнаби повернулся и пошел за ней.

Четверть часа спустя они уже тряслись в старом экипаже, постепенно углубляясь в трущобы Ист-Энда. Барнаби уныло осматривал убогие, обшарпанные фасады.

Откинувшись на спинку сиденья, он изучал Пенелопу. Та не отрывала взгляда от окна.

Барнаби не мог понять, что именно изменилось. Но перемены были. Он ожидал сопротивления. А натолкнулся вроде бы на аморфный, но прочный барьер, надежно отсекший от него Пенелопу. Когда он помогал ей сесть в экипаж, она, как обычно, напряглась, но, похоже, его воздействие свелось к минимуму.

Словно она сочла его недостойным своего внимания.

Впервые его так открыто игнорировали.

Он никогда не считал себя тщеславным: скорее был уверен в обратном и уж никак не ожидал, что женщины будут падать без чувств к его ногам. Но ее решительный отказ признать это самое воздействие начинал действовать ему на нервы.

Экипаж вкатился на Арнолд-серкус и свернул в боковую улочку.

– Дальше дороги нет, – объявил кучер.

Барнаби, сузив глаза, встретил взгляд Пенелопы, открыл дверцу, спустился и протянул руку.

– Жди здесь, – приказал он кучеру, когда Пенелопа благополучно оказалась рядом с ним.

Кучер, сразу сообразивший, что с этим седоком не поспоришь, браво коснулся козырька кепки:

– Так точно, сэр.

Выпустив руку Пенелопы, только чтобы сжать ее локоть, он осведомился:

– Какая улица?

Точнее было бы спросить: «Какой из этих убогих переулков?»

Она указала на второй темный проем справа:

– Эта.

Он повел ее туда, игнорируя раздраженно подергивавшиеся губы. Все равно он ее не отпустит, иначе она пойдет вперед, ожидая, что Барнаби последует за ней и он не сможет заранее увидеть подстерегающую их опасность.

И она не смеет жаловаться, зная, что бывает здесь с неосторожными.

День выдался сереньким. Но едва они оказались в узком проходе, их окутала тьма. Воздух словно сгустился. Ни один луч солнца не проникал между нависающими карнизами крыш, чтобы согреть сырые камни и гниющие доски. Даже легкий ветерок не мог рассеять гнусные миазмы, издавна поселившиеся здесь.

Когда-то улочка была вымощена, но теперь осталось всего несколько булыжников. Пенелопа пошатнулась, и он едва успел ее поддержать.

Прикосновение его пальцев невероятным образом действовало на нее, она позорно теряла самообладание. И облегченно вздохнула, узнав дверь миссис Картер.

– Нам сюда, – сообщила она, постучав.

Дверь с протестующим скрипом приоткрылась. Сначала Пенелопе показалось, что за ней никто не стоит, но, глянув вниз, она разглядела худое, осунувшееся мальчишеское лицо.

– Джемми! – улыбнулась она, довольная, что правильно помнит адрес.

Мальчик не ответил и не открыл дверь шире, продолжая настороженно глазеть на незваных гостей.

– Я леди из приюта, а это мистер Адэр, мой друг. Мы хотели поговорить с твоей мамой, – объяснила она.

Джемми изучал ее и Барнаби большими немигающими глазами.

– Мама болеет.

– Знаю.

Его лицо смягчилось.

– Мы знаем, что она нездорова, но нам необходимо побеседовать с ней.

Губы Джемми задрожали так сильно, что он вынужден был крепко их сжать. Личико напряглось: очевидно, он старался не выказать страха и волнения.

– Если хотите сказать, что не сможете забрать меня, лучше уходите. Маме и так плохо, зачем ее тревожить?

Пенелопа осторожно присела, так, что их лица оказались на одном уровне, и заговорила еще мягче:

– Напротив, мы пришли уверить ее, что обязательно позаботимся о тебе, так что волноваться нет причин.

Джемми быстро заморгал, шмыгнул носом и обратился к Барнаби за подтверждением:

– Это действительно так?

– Да, – коротко ответил тот.

Мальчик почему-то сразу поверил и отступил от двери:

– Мама там.

Пенелопа поднялась, открыла дверь шире и последовала за Джемми в узкую прихожую. Барнаби пришлось согнуться, чтобы не удариться о притолоку. Но даже когда он выпрямился, оказалось, что макушка едва не касается потолка.

– Сюда.

Джемми провел их в тесную, но куда более чистую комнатку, чем ожидал Барнаби. Видимо, мальчик прилагал немало усилий, чтобы прибираться здесь. Более того, букетик растрепанных фиалок стоял в горшочке на подоконнике, и яркое пятно казалось неуместно жизнерадостным в унылом помещении.

Женщина лежала в углу, на раскладной кровати. Пенелопа протиснулась мимо Джемми и подошла к ней.

– Миссис Картер, – заговорила она, без колебаний сжав руку женщины, хотя потрясенная миссис Картер и не подумала ее протянуть. – Я мисс Эшфорд из приюта для сирот.

Лицо женщины прояснилось.

– Конечно. Я помню.

Легкая улыбка озарила лицо, изможденное постоянной болью. Когда-то миссис Картер была хорошенькой, светловолосой и розовощекой, но теперь от нее остались кожа да кости, а рука безвольно лежала в ладонях Пенелопы.

– Мы здесь, чтобы навестить вас и Джемми, убедиться, что все в порядке, и заверить, что, когда придет время, мы о нем позаботимся. Вам ни к чему волноваться.

– Спасибо, дорогая, – пробормотала миссис Картер. Повернув голову на подушке, она взглянула на сына и улыбнулась: – Он хороший мальчик и так трогательно за мной ухаживает.

Невзирая на состояние, блеск голубых глаз миссис Картер позволил предположить, что она не так скоро покинет эту землю. У нее еще оставалось время побыть с сыном.

– Все будет в порядке, – жизнерадостно улыбнулась Пенелопа. – А теперь мы вас оставим. Но будьте уверены, мы явимся за Джемми, когда настанет время.

– Спасибо, дорогая. Я рада, что мой Джемми поедет с вами. Вы хорошо о нем позаботитесь.

– Обязательно. Не волнуйтесь! – Пенелопа направилась к двери.

Комната была такой тесной, что Барнаби пришлось посторониться. Прежде чем последовать примеру Пенелопы, он почтительно склонил голову.

Повернувшись к двери, Барнаби заметил, что мальчик по-прежнему смотрит на мать, и легонько коснулся его плеча. Когда Джемми поднял глаза, Барнаби молча показал на прихожую.

Недоуменно хмурясь, Джемми пошел за ним. Для троих здесь не хватало места. Но они по крайней мере могли спокойно поговорить, не потревожив миссис Картер.

Барнаби сунул руку в карман и вытащил оттуда все серебро. Он не мог дать Джемми золотой соверен: такое богатство могло поставить жизнь мальчика под угрозу.

– Возьми, – коротко сказал он и, поймав костлявую ладонь Джемми, высыпал в нее монетки. Тот попытался было протестовать, но Барнаби строго объяснил: – Это не милостыня, а подарок твоей матери. Не хочу, чтобы ты говорил ей о деньгах, но надеюсь, ты используешь деньги для ее же пользы.

Губы мальчика были плотно сжаты. Он явно насторожился:

– То есть как это?..

– Ты должен больше есть.

Джемми опустил глаза.

Барнаби вздохнул, но все же продолжал:

– Ты для нее важнее всего на свете. И ты должен уважать ее желания и заботиться о себе… ради нее.

Поколебавшись, он уронил руку на костлявое плечо Джемми, слегка сжал и тут же отпустил.

– Знаю, это нелегко, но ты справишься.

И, помедлив, спросил:

– Обещаешь?

Джемми наконец кивнул и едва слышно прошептал:

– Д-да. Обещаю.

– Вот и хорошо.

Повернувшись, он шагнул к Пенелопе. Та все это время молча наблюдала за происходящим. Постояла еще мгновение и вышла.

Барнаби, снова пригнувшись, вышел на мрачную улочку.

Джемми, вытирая лицо рукавом, подошел к двери.

– Спасибо, – тихо сказал он. – Вам обоим.

Барнаби кивнул:

– Помни свое обещание. Когда настанет время, мы приедем за тобой.

Пенелопа вынуждена была признать, что Барнаби Адэр – редкостной души человек.

Она предпочла бы считать его типичным светским джентльменом, державшимся на недосягаемом расстоянии от мостовых, по которым сейчас катился экипаж. Джентльменом, которого не касались насущные проблемы бедняков.

Но его призвание, то самое призвание, которое побудило ее искать его помощи, было абсолютным доказательством того, что Барнаби вовсе не похож на светского джентльмена.

А потом… потом он повел себя как не многие из ее знакомых и заслужил такое уважение, какого она ни к кому не питала.

И все ее планы рухнули. Теперь она не сможет игнорировать его… даже делать вид, будто игнорирует его, – потому что восхищается этим человеком. Высоко ценит его как личность.

Что же, теперь ей нужно все хорошенько обдумать. Снова. С самого начала.

Оба всю дорогу молчали. Наконец экипаж остановился у приюта. Барнаби с трудом отрешился от мрачных мыслей. Он никак не мог решить, как оградить Пенелопу от визитов, подобных сегодняшнему.

Открыв дверь экипажа, он выбрался сам, высадил Пенелопу, заплатил кучеру и добавил щедрые чаевые.

Когда благодарный кучер хлестнул лошадей, Барнаби повернулся, но на этот раз не сжал ее локоть – теперь в этом не было необходимости, – а вместо этого взял под руку.

Она искоса глянула на него, но не отстранилась. Он открыл калитку, и они проследовали к крыльцу.

Барнаби позвонил в колокольчик.

– Где вы будете вечером? – спросил он.

– А… что? – удивилась Пенелопа.

– На случай, если я захочу еще что-то узнать, – бросил он, словно объясняя очевидное.

Она попыталась припомнить распорядок дня:

– Мы с мамой будем на вечере у леди Моффат.

– Если мне понадобится какая-то информация, я буду знать, где вас найти.

К ее облегчению, дверь открылась. Он кивнул миссис Кеггз, коротко поклонился Пенелопе, повернулся и отошел, пока окончательно не потерял самообладания.

Глава 6

Ровно в три часа дня Стоукс появился перед дверью шляпной лавки. Гризельда уже ждала его и впустила без промедления. Жалюзи на витрине и стеклянная панель на двери были уже опущены. Учениц нигде не было видно.

Гризельда отметила, что у обочины ждет наемный экипаж.

– Сейчас, только возьму шляпку и сумочку.

Стоукс терпеливо ждал в дверях, пока она вынырнет из-за шторы, уже в изящной соломенной шляпке, прикрывавшей темные волосы. На взгляд Стоукса, шляпка была очень модной.

Заперев двери, она уронила тяжелый ключ в холщовый мешочек и последовала за Стоуксом.

Он предложил ей руку. Гризельда недоуменно уставилась на нее, но доверчиво протянула свою. Он осторожно сжал тонкие пальцы и помог ей сесть в экипаж.

– Где живет ваш отец?

– Угол Уайтчепел и Нью-роуд.

Он сказал кучеру, куда ехать, и сел напротив мисс Мартин. Он не мог оторвать от нее глаз. В отличие от большинства тех, с кем ему приходилось общаться, она не ерзала и не нервничала под его взглядом. Но он заметил, что она крепко сжимает сумочку, и вынудил себя отвернуться. Однако мелькающие за окном фасады скоро ему прискучили. Он то и дело посматривал на нее, пока не понял, что своим молчанием и этими взглядами, должно быть, выводит ее из себя. Но смог придумать только довольно избитую фразу:

– Спасибо, что согласились мне помочь.

Она подняла на него спокойные глаза:

– Вы пытаетесь спасти четверых украденных детей и, скорее всего, не их одних. Конечно, я помогу вам: какая женщина на моем месте не согласилась бы?

– Я только хотел сказать, что очень вам благодарен, – пояснил он и, поколебавшись, добавил: – Но далеко не все женщины хотят связываться с полицией.

Она пожала плечами и отвернулась.

Всю дорогу она незаметно наблюдала за ним, изучала смуглое лицо, ожидая, что он презрительно поморщится при виде грязных улиц. Она не стыдилась своего происхождения, но хорошо знала, как смотрят на Ист-Энд жители более благополучных районов. Но она не заметила ни тени пренебрежения, ни малейшего признака брезгливости. Он смотрел на окружающее с вежливым интересом. И сейчас спокойно шел рядом, рассматривая лепившиеся друг к другу убогие, обшарпанные домишки. Казалось, тронь один, и другие повалятся, словно карточные домики. Он видел все, но не спешил осуждать.

Гризельде стало немного легче. Напряжение ослабло.

Она повела его по Филдгейт-стрит, свернула налево и оказалась на знакомой территории. Она родилась и росла на Мирдл-стрит, а сейчас остановилась перед отцовским домом, с крылечком в одну ступеньку.

– Я родилась здесь. В этом доме, – сообщила она. Он кивнул. Она снова присмотрелась, но не увидела в его глазах ничего, кроме вполне понятного любопытства. Почувствовав себя увереннее, она трижды постучала, открыла дверь и вошла.

– Малышка Гриззи! Это ты? – окликнул отец дребезжащим голосом.

– Да, папа, я. И привела с собой гостя.

Положив сумочку в крошечной передней, она повела его в комнату.

Отец лежал в шезлонге. На коленях свернулся клубочком старый рыжий кот, который громко мурлыкал под рукой хозяина. Глаза старика ярко блеснули, но тут же широко расширились при виде мужчины за ее спиной.

Она обрадовалась, увидев, что отец в полном сознании и, похоже, даже не терзается болью.

– Доктор приходил сегодня утром?

– Да, – рассеянно ответил отец. – Оставил еще один пузырек тоника.

И действительно, на выщербленном комоде стоял пузырек.

– Кто это? – неприязненно выпалил отец, прищурившись.

Гризельда послала Стоуксу короткий предостерегающий взгляд.

– Это мистер Стоукс.

И, переведя дыхание, добавила:

– Инспектор Стоукс. Из Скотленд-Ярда.

– Ищейка?

Судя по тону, исконный обитатель Ист-Энда не питал особого уважения к этой профессии.

– Верно.

Она подвинула стул, села и сжала руку отца:

– Но если позволишь мне объяснить, почему он здесь…

– Собственно говоря, – вмешался Стоукс, – будет лучше, сэр, если я сам объясню, почему уговорил вашу дочь устроить эту встречу.

Она обернулась к Стоуксу. Но тот смотрел на ее отца. Старик что-то проворчал, но кивнул:

– Ладно… так и быть. В чем дело?

Стоукс объяснил ему. Просто. Прямо. Ничего не приукрашивая.

В середине очередной фразы старик прервал его и показал на табурет:

– Садитесь. Вы так чертовски высоки, что у меня шея затекла смотреть снизу вверх.

Стоукс, слегка улыбнувшись, подчинился и продолжил рассказ.

Когда он наконец замолчал, отец Гризельды растерял все свои подозрения по отношению к этому человеку и вскоре откровенно рассказывал обо всех местных злодеях.

Неожиданно почувствовав себя лишней, Гризельда встала. Стоукс поднял глаза, но отец тут же его отвлек. Тем не менее, покидая комнату, она ощущала пристальный взгляд инспектора. Очутившись в тесной кухоньке, она зажгла плиту, вскипятила чайник и заварила чай, после чего вернулась в комнату, не забыв захватить принесенное в сумочке печенье.

Они выпили чаю с печеньем. Гризельда встала, унесла поднос на кухню и вернулась. К этому времени Стоукс уже поднялся и, сунув в карман черную записную книжку, поблагодарил ее отца за помощь. Стоукс улыбался не часто, но его улыбка вызывала окружающих на откровенность.

– Ваша информация – как раз то, что мне необходимо, – сухо усмехнулся он. – Я знаю, что в здешних местах не принято помогать ищейкам, поэтому вдвойне ценю ваше содействие.

Гризельда видела, что отец прямо-таки раздувается от гордости, которую умело скрыл величественным кивком и ворчливым восклицанием:

– Вы найдете мальчишек и отправите в приют?

– Если в мире существует правосудие, с вашей помощью нам все удастся, – заверил Стоукс.

Они уже шагали по улице, когда он спросил:

– Кроме отца, у вас никого нет?

Она кивнула и, помявшись, сказала:

– Мои трое братьев погибли на войне, а мать умерла, когда мы были еще маленькими.

Стоукс, не ответив, молча шел рядом. Однако через несколько шагов Гризельда почувствовала себя обязанной добавить:

– Я хотела, чтобы он перебрался вместе со мной в Сент-Джонс-Вуд. Здесь шляпницы никому не нужны. Но он тоже родился на этой улице. Тут его дом и все друзья. Поэтому он решил остаться.

Взгляд Стоукса стал более пристальным, более оценивающим. Но не осуждающим.

– И вы часто его навещаете?

– При всякой возможности. Обычно получается не больше раза в неделю. Но за ним присматривает соседка, и я плачу доктору за визиты. При необходимости они знают, где меня найти.

Стоукс опять промолчал. У нее на языке вертелся очевидный вопрос. Она долго сдерживалась, но потом все же решилась:

– А у вас остались родные?

Он долго не отвечал, и она уже испугалась, что зашла слишком далеко, как вдруг услышала:

– Да. Мой отец – торговец в Колчестере. Я не видел его… уже давно. Моя мать тоже умерла. Я был единственным ребенком.

Больше он ничего не добавил, но у нее создалось впечатление, что он был не только единственным, но и очень одиноким ребенком.

Экипаж стоял на том же месте, где они его оставили. По пути она спросила:

– Так что вы узнали?

Стоукс нерешительно прикусил губу, очевидно, решая, стоит ли рассказывать ей, но все же объяснил:

– Ваш отец дал мне восемь имен возможных учителей. И даже указал некоторые адреса, правда, не все. Нужно проверить всех. Каждый может стоять за этими похищениями, но при этом нам необходимо соблюдать крайнюю осторожность. Ни в коем случае нельзя, чтобы тот, кого мы ищем, узнал о нашем расследовании. Иначе он немедленно скроется и заберет ребятишек с собой. Мы никогда не поймаем его, и потеряем единственную возможность их спасти.

– Все верно, – вздохнула Гризельда, – но вы не можете просто так гулять по трущобам и расспрашивать.

Про себя она удивилась, почему позволяет втянуть себя в дела, которые ее не касаются, но все же храбро продолжила:

– Местные сразу поймут, кто вы и что тут делаете. И никакая маскировка вам не поможет. Все будут знать, что вы не из «наших».

– Но что же мне делать? Обратиться к местным ищейкам? Это бесполезно…

– С ними тоже никто не станет разговаривать. А вот я… одна из них. Мне они доверятся.

Внезапное напряжение сковало инспектора. Глаза его потемнели, как штормовое море.

– Я не могу вам позволить. Это слишком опасно.

Гризельда пожала плечами:

– Я оденусь соответствующим образом и снова стану изъясняться на местном наречии. Для меня это не так опасно, как для вас.

Стоукс молчал, изнемогая от нерешительности.

– Вы нуждаетесь в моей помощи… и эти мальчики тоже.

Он долго смотрел на нее, сжав губы, прежде чем податься вперед.

– Я соглашусь при одном условии. Вы никуда не пойдете без меня.

Она открыла рот, чтобы указать очевидное, но он остановил ее, повелительно подняв руку:

– В маскировке я сойду за местного, пока не вздумаю открыть рот. Говорить будете вы. Я иду в трущобы исключительно для того, чтобы защитить вас. Но должен быть рядом – иначе вы никуда не пойдете.

Ее так и подмывало спросить, каким образом он намеревается помешать ей, но если отец услышит, что она задает весьма щекотливые вопросы, то наверняка встревожится. Кроме того, Стоукс даже в самых опасных кварталах Ист-Энда сможет уберечь ее от нападения.

Немного расслабившись, она кивнула:

– Согласна. Мы пойдем вместе.

Он едва слышно облегченно вздохнул.

Выглянув в окно, она поняла, что они почти приехали. Экипаж остановился перед дверью лавки, и Стоукс помог ей выйти. Гризельда решила, что вполне может возомнить себя настоящей леди. Расправив юбки, она неожиданно спросила:

– Когда мы сможем вернуться?

– Только не завтра, – нахмурился Стоукс. – Мне нужно передать полученные сведения коллеге – тому, кто затеял расследование. У него могут появиться новости, которые помогут нам обличить злодеев.

– Хорошо. В таком случае я буду ждать вашего визита.

Стоукс проводил ее на крыльцо, подождал, пока она найдет ключ и откроет дверь. Она вдруг поняла, что он смотрит на лавку так, словно видит впервые.

Дверь открылась. Гризельда взглянула на него, вопросительно подняв брови. Его белоснежные зубы блеснули в улыбке.

– Видите ли, я как раз думал, что вы, должно быть, очень много работали, чтобы покинуть Ист-Энд. По-моему, это огромное достижение. К тому же вы не порвали с прошлым окончательно и сохранили прежние связи, за что я очень благодарен судьбе. И нахожу, что вы достойны восхищения. – Инспектор почтительно наклонил голову: – Доброго вам вечера, мисс Мартин. Я обязательно приеду через день-другой, как только узнаю новости.

Повернувшись, он неспешно спустился с крыльца.

Этим вечером Барнаби сделал нечто такое, чего не делал никогда прежде. Прислонился к стене гостиной леди Моффат и взглядом отыскал молодую даму на другом конце комнаты.

Слава Богу, что маленькая гостиная леди Моффат едва вмещала толпу ее знакомых! Несмотря на продолжающийся исход знатных семей из Лондона, здесь по-прежнему было достаточно народу, чтобы его интерес не был замечен. А сейчас он, как никогда, нуждался в этом. Его мать наверняка станет смеяться до упаду, если узнает правду.

Она бы смеялась еще заразительнее, если бы могла сейчас видеть его.

У него не было вопросов для Пенелопы, и все же он здесь и неотрывно наблюдает за ней. Решил, что может страдать от одержимости этой девушкой и на людях, вместо того чтобы сидеть дома, уставясь в огонь, и различать в языках пламени ее лицо. Наедине с собой он не мог думать ни о ком, кроме нее. И даже новое сложное дело отошло на второй план.

Какой-то крохотной частицей здравого смысла, еще остававшегося у него, он сознавал, что должен упорно противиться влечению к ней. Но нечто примитивное, природное в его характере, о существовании чего он до сих пор не подозревал, уже капитулировало. Его участь была решена. И эту правду он был не в силах отрицать.

И сейчас он наблюдал за собравшимися вокруг Пенелопы мужчинами. Когда к ним присоединился Хелликар, Барнаби мысленно выругался, оттолкнулся от стены и направился к тому месту, где стояла она.

Пенелопа тем временем оборонялась от надоедливых поклонников. Подняв голову, она случайно увидела пробиравшегося к ней Барнаби. Вихрь эмоций подхватил ее: волнение, возбуждение, трепет обольщения… все было новым и тревожащим.

Строго приказав своим глупым чувствам успокоиться, она перевела взгляд на оживленное лицо Харлана Ригби. Он расписывал прелести охоты, хотя Пенелопа была прекрасно знакома с ними, поскольку выросла в Лестершире, в окружении помешанных на охоте братьев. К несчастью, Ригби не мог допустить и мысли о том, что обычная женщина может в чем-то разбираться. И уж настоящей бедой было то обстоятельство, что он обладал значительным состоянием и сносной внешностью, и поэтому никто, даже Хелликар с его насмешливой иронией, не мог пробить скорлупы его самоуверенности, не говоря уже о том, чтобы открыть глаза на тот простой факт, что стремление добиться благосклонности женщины состоит не в том, чтобы недооценивать ее ум.

Отделаться от него было почти невозможно.

При виде Барнаби джентльмены помоложе расступились, давая ему место рядом с Пенелопой. По другую сторону находился Хелликар. Ригби стоял лицом к ней и не переставая говорил.

Приветливо улыбнувшись, она подала Барнаби руку. Ригби от неожиданности осекся. Барнаби и Пенелопа обменялись приветствиями. Но тут Ригби набрал в грудь воздуха, снова открыл болтливый рот и…

– Кажется, здесь очень душно, – произнес Барнаби. Не обращая внимания на Ригби, он легонько сжал ее пальцы.

– Сейчас слишком холодно, чтобы прогуляться по террасе, но возможно, вы захотите пройтись по залу? К тому же вот-вот заиграют вальс. Не окажете мне честь?

Пенелопа неожиданно для себя просияла. Всякий, кто спасал ее от Ригби и его советов, как заиметь мужа и вести себя на охоте, заслуживал вечной благодарности.

– Действительно, здесь нечем дышать. Вальс – это то, что мне сейчас необходимо, – проговорила она.

Барнаби с поклоном положил ее руку себе на сгиб локтя и накрыл ее пальцы своими. Его прикосновение пронзило ее словно молнией. Но Пенелопа, сохраняя выдержку, обернулась к непрошеным поклонникам:

– Джентльмены, надеюсь, вы нас извините?

Большинство с почтением наблюдали сцену между ней и Барнаби в надежде тоже заслужить ее благосклонность.

Все, кроме Ригби. Хмурясь, тот пронзил ее озадаченным взглядом.

– Но, мисс Эшфорд, я еще не рассказал вам о своих успехах в скрещивании гончих!

Судя по тону, он не мог поверить, что она не хочет слышать столь волнующие подробности.

Пенелопа не знала, что ответить: сама мысль о том, что она пожелает вникнуть в детали подобных событий, была ей невыносима.

Но Барнаби по-рыцарски поспешил на ее защиту:

– Невероятно! Неужели вы не знаете, Ригби, что Калвертон, брат мисс Эшфорд, известный заводчик призовых гончих? Или вы засыпаете ее сведениями в надежде выманить семейные тайны?

Он неожиданно усмехнулся.

– Ч-что? – опешил Ригби.

Справа от Пенелопы фыркнули: кажется, Хелликар едва подавил взрыв смеха. Остальные джентльмены тактично скрыли усмешки.

Барнаби с извиняющимся видом кивнул Ригби:

– Простите, старина, что прерываю ваш монолог, но леди желает танцевать.

Отвесив общий поклон, он вывел Пенелопу из круга.

– Прошу нас извинить.

Остальные также ответили поклонами. Ригби продолжал пялиться на парочку, словно не мог поверить, что его так безжалостно покидают.

Но Барнаби уже вел Пенелопу к арке, отделявшей гостиную от зала, где танцевали пары. Струнный квартет теснился в нише, стараясь играть как можно громче, чтобы перекрыть гул голосов. Прозвучали первые аккорды вальса.

– Кажется, слух меня не подвел, – заметил Барнаби. – Вы это серьезно насчет танцев или просто воспользовались возможностью отвязаться от Ригби?

Он давал ей шанс избежать результатов, которые вальс наверняка спровоцирует. Будь она мудрее, схватилась бы за прекрасную возможность… но Пенелопа никогда не считала себя трусихой.

– Я с удовольствием приняла приглашение потанцевать.

«С вами».

Последних слов она не произнесла вслух, но внезапная напряженность в его взгляде заставила ее задаться вопросом, уж не услышал ли он… уж не угадал ли…

Барнаби молча привлек ее к себе и закружил в танце.

Как и в прошлый раз, возникло чувство полета, и все поплыло перед глазами.

Они не обменялись ни единым словом. Только смотрели в глаза друг другу, общаясь молча, на ином уровне, в ином измерении. На ином языке.

Языке чувств.

Большая теплая рука обнимала ее за талию, другая – сжимала пальцы. Он держал ее с уверенностью, которая позволяла расслабиться, отрешиться от привычного недоверия к партнерам и наслаждаться кружением, быстрыми, ловкими поворотами, властью этого сильного, красивого мужчины.

Оказывается, и властным мужчинам есть место в ее жизни.

Музыка обтекала их, создавая нечто вроде кокона. Волшебные секунды длились и длились… наслаждение завладело ею, волнуя, маня и одновременно успокаивая. Словно большая теплая ладонь гладила ее нервы.

Она чувствовала себя кошкой, вдоволь напившейся сливок. И наверняка замурлыкала бы, если бы могла. Но вместо этого улыбка не сходила с ее лица, нежная, мягкая, словно Пенелопа плыла на облаке блаженства.

Его улыбка была отражением ее собственной. Они не нуждались в словах, чтобы разделить взаимное наслаждение.

Наконец музыканты отложили инструменты. Барнаби остановился и поклонился. Она ответила, как полагается, реверансом и, вздохнув про себя, вернулась в мир и взяла его под руку. Они направились в гостиную.

Мысленно она все еще вальсировала, но реальность постепенно входила в нее. Если он здесь, значит, вновь возникли вопросы.

– Что вы хотели узнать?

Барнаби недоуменно уставился на нее.

– Расследование, – напомнила она. – Вы пришли расспросить меня?

Взгляд его стал пустым. Сжав губы, он смотрел перед собой и решительно вел Пенелопу к тому месту, где сидела ее матушка.

– Итак? – продолжала она в надежде, что он сообразит: мать понятия не имеет о ситуации в приюте и о том, что она просила Адэра узнать тайну исчезновения мальчиков.

– Дайте минуту подумать, – пробормотал он, все еще глядя перед собой. Не глядя на нее.

Пенелопа качнула головой. Может, он забыл, о чем собирался ее спросить? Может, вальс отвлек и его?

А возможно…

Он отвел ее к дивану, на котором сидела леди Калвертон, болтая с леди Горацией Кинстер. Обе дамы благосклонно улыбнулись парочке, но тут же вернулись к разговору.

В Пенелопе отчего-то росла уверенность в необходимости узнать, что привело его в дом леди Моффат. Поэтому она убрала пальцы с его руки и посмотрела на него испытующим взглядом.

Барнаби смело встретил этот взгляд.

– Стоукса не было в полицейском управлении, когда я заезжал днем. Я оставил записку, в которой объяснил ситуацию с Джемми Картером. Стоукс, несомненно, поставит стражу у дома, но я все равно постараюсь поговорить с ним завтра утром. Где бы Стоукс ни был, я уверен, что он работает над этим делом. Нам нужно обменяться информацией и решить, каким будет следующий шаг.

Глаза Пенелопы зажглись:

– Я тоже поеду.

Барнаби едва не выругался вслух. Он сказал все это лишь для того, чтобы оправдать свое присутствие здесь. Не искушать ее.

– В этом нет никакой необходимости…

– Конечно, есть! Я та, кто больше всех знает о мальчиках и Джемми тоже. Кроме того, не забывайте, что расследование начато по моей просьбе. Я имею право знать, что уже сделано.

– Хорошо, – раздраженно выдохнул он наконец. Она вознаградила его улыбкой.

– В какое время вы собираетесь к Стоуксу?

– Я заеду за вами в десять, – холодно пообещал он.

– Прекрасно. Я буду ждать.

– Добрый вечер, Смайт!

Джентльмен, называвший себя мистером Алертом,[1] – он гордился своей бдительностью и умением пользоваться возможностями, посылаемыми судьбой, – наблюдал, как его сообщник, стоявший в открытых стеклянных дверях, оглядывает темную гостиную.

Городской дом на Сент-Джонс-Вуд-Террас оказался крайне полезным Алерту. Как всегда, когда он встречался со своими приспешниками, единственным источником света в комнате были мерцающие угли затухающего огня.

– Заходи и садись.

Алерт предпочитал говорить как истинные джентльмены – растягивая слова. Он отлично знал, как усугубить разницу между ним и Смайтом; хозяин и слуга.

– Думаю, чтобы обговорить наше дельце, свет вовсе не требуется. Не находишь?

Смайт ответил прямым, без малейшего намека на вызов взглядом.

– Как пожелаете.

Мускулистый громила, поразительно проворный и ловкий для своих размеров, переступил порог, тихонько закрыл дверь и, осторожно огибая мебель, подошел к свободному креслу, стоявшему напротив того, в котором сидел Алерт.

Последний, развалившись в кресле и скрестив ноги в щиколотках, – настоящий джентльмен в собственном доме, – ободряюще улыбнулся Смайту.

– Превосходно, – промурлыкал он, вынимая из кармана листок бумаги.

– Здесь список домов, в которых мы должны побывать. Восемь адресов. Все в Мейфэре. И во время последней встречи я подчеркнул необходимость ограбления всех домов за одну ночь. Насколько я понял, вы и Гримсби отдали необходимые распоряжения?

Смайт кивнул:

– У Гримсби все еще не хватает мальчишек, но он уверяет, что скоро будут все восемь.

– Ты уверен, что он сможет обеспечить не только необходимое количество мальчишек, но и успеет их натренировать?

– Да. Он знает свое дело. Я и раньше использовал его мальчишек.

– Верно. Но на этот раз ты работаешь на меня. А мы ведем игру по высоким ставкам, куда выше тех, по которым все вы, вместе взятые, играли раньше. Нужно быть твердо уверенным в каждой детали: мало того, вы должны убедить в этом и меня. Убедить, что ваши исполнители готовы выполнить задачу.

Смайт не моргнул. Не шевельнулся.

– Так и будет.

Алерт позволил себе легкую улыбку:

– Мы не должны столкнуться с трудностями из-за некомпетентности Гримсби, который, как ты заметил, не понимает всей серьезности ситуации.

Смайт протянул руку к списку:

– Мне понадобятся эти адреса.

– Еще рано, – спокойно ответил Алерт. – Я отдам его тебе позже, с таким расчетом, чтобы ты успел произвести необходимую разведку. И, как ты сказал, мы еще успеем подготовиться.

Смайт, человек отнюдь не глупый, понял, что Алерт ему не доверяет. Немного выждав, он встал:

– Что же, тогда я пойду.

Алерт, не потрудившись подняться, небрежно кивнул:

– Я устрою нашу следующую встречу. Если я не предупрежу заранее, мы встретимся здесь.

Смайт, в свою очередь, коротко кивнул и исчез.

Алерт, окутанный тенями, улыбнулся. Появилась надежда на спасение. Он чувствовал восторг, удовлетворение от сознания того, что можно обмануть судьбу и общество посредством некоего хитроумного плана, выношенного его изобретательным мозгом.

Он нисколько не сомневался, что с его знаниями, талантами Смайта и исполнителями Гримсби все обернется лучше некуда. И этот план не только освободит его из кандалов известного в Лондоне ростовщика, но и заложит основу его не существующего до этого состояния.

Судьба, как он прекрасно знал, любит дерзких.

Взглянув на список домов, который до сих пор держал в руке, он вспомнил о другом списке – вещей, которые будут украдены из богатых домов.

Выбирал он тщательно. Одна вещь из каждого дома. Существовали вполне определенные возможности того, что их даже не хватятся, пока семьи не вернутся в Лондон в марте, а возможно, и потом. А если и хватятся, то заподозрят прежде всего остававшихся в столице слуг.

Ничего не скажешь, Смайт – настоящий мастер своего дела. Он – вернее, его мальчишки, войдут и выйдут, не оставив следов.

И власти ничего не смогут доказать. Зная обычаи светского общества, – и Богу известно, что он впитывал их как губка, – он уверен, что верный отбор сокровищ поспособствует немедленной их перепродаже – на его условиях.

Он уже договорился с коллекционерами, которым не терпелось заполучить редкие вещи, не задавая при этом вопросов. А вырученные суммы помогут легко освободиться от висевшего на нем долга, хотя проценты неуклонно росли.

Сунув список в карман, он улыбнулся еще шире. Конечно, вещи стоят куда больше, чем он сказал Смайту, но вряд ли взломщик из Ист-Энда способен определить их истинную цену.

Необходимо быть осторожным. Но он сможет справиться со Смайтом, а тот, в свою очередь, справится с Гримсби.

Все идет как задумано. И скоро он будет так же богат, как полагают окружающие его люди.

Глава 7

Наутро Пенелопа под руку с Барнаби поднималась по ступеням крыльца невзрачного здания на Грейт-Скотленд-Ярд.

Она старалась не показывать виду, что сгорает от любопытства.

Когда они очутились в вестибюле, невыразительном помещении, выкрашенном в унылый серый цвет, девушка огляделась, пытаясь рассмотреть каждую деталь. Кроме того, желание побольше узнать о полицейских и Скотленд-Ярде отвлекало от мыслей об Адэре. О его близости. Его силе и красоте. Мыслей, которые преследовали ее день и ночь.

Пенелопа нахмурилась и снова огляделась. Но кроме какого-то клерка, исчезающего в коридоре, в вестибюле больше никого не было.

– Именно в этом здании допрашивают преступников? Здесь ужасно тихо.

– Нет. Это главное полицейское управление, где работают высшие чины. В соседнем здании размещаются бобби, а чуть ниже по улице – полицейский участок.

Пенелопа едва заметно поморщилась. Остается надеяться, что хотя бы Стоукс сумеет ее отвлечь. После вчерашнего вечера и двух туров вальса с Адэром ей требовалось на чем-то сосредоточиться… только не на нем, конечно. Собственная реакция на этого человека все больше ее тревожила.

Он повел Пенелопу к лестнице в конце вестибюля. Пока они поднимались наверх, она напомнила себе, что следует думать о нем как о некоем Адэре, помогающем вести расследование. Только так удастся удержать его на безопасном расстоянии. Ей еще предстоит свести на нет воздействие, которое он на нее оказывает.

Когда они очутились на верхней площадке, Адэр повел ее направо, по длинному коридору.

– Здесь находится кабинет Стоукса.

Он подвел ее к открытой двери и, слегка коснувшись талии, подтолкнул вперед. Его прикосновение послало по ее телу жаркую волну.

К счастью, мужчина, сидевший за письменным столом, дал ей пищу для размышлений. Подняв глаза, он отложил перо и поднялся.

Во весь свой впечатляющий шестифутовый рост.

На ее взгляд, Стоукс был весьма неординарен.

Выйдя вперед, она улыбнулась и протянула руку.

– Инспектор Стоукс!

– Мисс Эшфорд, полагаю? – осведомился он, осторожно пожимая тонкие пальчики.

– Совершенно верно. Мы с мистером Адэром приехали, чтобы посоветоваться с вами насчет пропавших мальчиков.

Стоукс нерешительно глянул на Барнаби, который без труда сообразил, о чем хочет спросить друг.

– Мисс Эшфорд очень своевольная особа, – буркнул он, давая понять, что она появилась здесь вопреки его желанию.

Он подвинул стул. Пенелопа, дружелюбно улыбаясь, села. Барнаби устроился рядом и скрестил ноги. Он ничуть не сомневался, что Пенелопа поглощена деталями расследования. Ему и Стоуксу придется каким-то образом пригасить ее энтузиазм и отстранить от дела, хотя он понятия не имел, что для этого предпринять.

Но пока опасность им не грозит, нечего и пытаться ей препятствовать.

– Барнаби! – окликнул его инспектор. – Я получил твою записку насчет Картеров. У меня были причины посетить сегодня олдгейтский участок и обсудить ситуацию с тамошним сержантом. Придется вести себя как можно осторожнее, чтобы не спугнуть преступников, иначе потеряем все шансы спасти мальчиков. Если смерть миссис Картер неизбежна, в этом случае круглосуточный надзор, возможно, будет стоить риска. Как по-вашему, мисс Эшфорд, ей долго осталось жить?

Пенелопа пожала плечами:

– Увидев ее, я поняла, что время еще есть.

– Значит, могут пройти недели и даже месяцы, прежде чем этот мальчик Джемми может стать мишенью? – настаивал Стоукс.

Пенелопа вздохнула:

– Я справилась у миссис Кеггз – экономки нашего приюта. Она училась в школе медицинских сестер и сиделок. Недавно она была у Картеров, и, по ее мнению, подтвержденному местным доктором, миссис Картер осталось не более трех месяцев.

Стоукс кивнул:

– Значит, Джемми Картеру пока что ничего не грозит, а если поставить охрану у дома, мы рискуем разоблачением. Однако, если наше расследование ни к чему не приведет, придется прибегнуть к крайним мерам, чтобы найти след.

Барнаби, вспомнив осунувшееся лицо Джемми, неохотно кивнул:

– Ты прав. Постоянная охрана может представлять угрозу даже для похищенных мальчиков. Но лучше скажи: если у тебя была причина посетить Ист-Энд сегодня утром, значит, ты уже нашел способ продвинуть наше расследование?

Стоукс поколебался. Барнаби стало ясно, что он не слишком рвется откровенничать при Пенелопе.

Но тут вмешалась она сама:

– Не беспокойтесь, инспектор, меня не будет шокировать сказанное вами. Я здесь, чтобы помочь вам чем могу, и я отдам все силы, чтобы спасти мальчиков и наказать злодеев.

Стоукс чуть приподнял брови, но все же вежливо склонил голову:

– Достойная речь, мисс Эшфорд.

Барнаби скрыл улыбку. Общение с высшим обществом благотворно подействовало на такт и манеры инспектора. Стоукс положил руки на стол и сцепил пальцы.

– Как я упоминал вчера, мне знаком кое-кто из тамошних уроженцев, и они, возможно, согласятся помочь мне узнать имена содержателей воровских школ. И действительно, меня представили человеку, который всю жизнь провел в одном из тамошних кварталов. Он дал мне восемь имен, а также несколько адресов. Однако эти злодеи, по природе своего бизнеса, постоянно перебираются с места на место, так что эти адреса вряд ли пригодятся.

Он взял листок бумаги из стопки рядом с пресс-папье.

– Утром я посетил олдгейтский участок. Полицейские проверили мой список и добавили одно имя. Так что теперь у нас есть девять возможных преступников. Но у нас нет гарантий того, что кто-то из этих людей замешан в нашем деле.

Барнаби увидел, как глаза Пенелопы настороженно блеснули.

– Вы так много сделали, инспектор! И продвигаетесь куда быстрее, чем я смела надеяться. У вас просто неоценимые помощники. Могу я узнать их имена? Хотелось бы послать им письменную благодарность от приюта. Всегда полезно поощрять столь ценных людей.

Барнаби мысленно поежился и резко выпрямился. Он уже был готов объяснить, что настоящий полицейский никогда не выдаст своего агента, но онемел, увидев невиданное зрелище.

Краска медленно заливала впалые щеки Стоукса.

Наблюдая столь поразительное явление, Барнаби расслабился и предоставил Стоуксу выпутываться самому.

– Инспектор? – переспросила она, вскинув брови.

Стоукс послал другу умоляющий взгляд, но тут же понял безнадежность своего положения. Очевидно, Барнаби был заинтригован не меньше Пенелопы.

Неловко откашлявшись, он пробормотал:

– Мисс Мартин, модистка на Хай-стрит, в Сент-Джонс-Вуд-Террас, родилась в Ист-Энде. Я познакомился с ней во время расследования другого дела, в котором она была свидетельницей. Когда я рассказал ей об исчезновении, мисс Мартин предложила познакомить меня со своим отцом. Он всю жизнь прожил в Ист-Энде и, хотя прикован к постели, знает все, что творится в округе.

– Он дал вам имена? – допытывалась Пенелопа. Стоукс кивнул.

– Однако, как я и сказал, это не гарантирует обнаружения мальчиков.

– Но эти люди… хоть и не причастные к преступному миру, наверное, сумеют опознать злодеев, и тогда мы спасем мальчиков.

– Нет, все не так легко, как вам кажется, – покачал головой Стоукс и так увлеченно подался вперед, что Барнаби понял: отныне друг считает Пенелопу почти партнером по расследованию. – Если мы появимся в Ист-Энде, – продолжал Стоукс, – и станем открыто справляться, не содержит ли кто-то из подозреваемых школу для грабителей, никто ничего нам не скажет. Таковы обычаи в Ист-Энде. Там свои строгие правила, и жители терпеть не могут ищеек, как нас прозвали. Дело кончится тем, что содержатели школы, пронюхав о том, что ведется расследование, просто свернут свою деятельность, исчезнут, взяв с собой мальчиков, и приложат все силы, чтобы скрыть свои следы. Поэтому прямые вопросы ни к чему не приведут.

– Понятно, – вздохнула помрачневшая Пенелопа. – Насколько я поняла, вы решили идти туда переодетым, отыскать преступников и понаблюдать за их деятельностью, установив таким образом их причастность или непричастность к содержанию воровской школы, а также удостовериться, живут ли у них мальчики.

Стоукс моргнул и уставился на Барнаби, словно в поисках поддержки. Но тот и сам не знал, к чему она клонит.

– Скажите, – неожиданно спросила она, – мисс Мартин тоже помогает вам в расследовании?

– Мисс Мартин согласилась содействовать нашей работе, – неохотно пробормотал он наконец.

– Превосходно! – просияла Пенелопа.

Стоуксу неожиданно стало не по себе. Барнаби при виде ее восторга насторожился.

– Итак? – осведомилась она, переводя взгляд со Стоукса на Барнаби и снова на Стоукса. – Когда мы встречаемся с мисс Мартин, чтобы скоординировать наши планы?

Барнаби, не в силах опомниться от потрясения, чувствовал, что язык его не слушается. И поэтому он не успел вовремя пресечь неуместную откровенность Стоукса.

– Я намеревался встретиться с ней завтра днем, – объяснил он, глядя на Пенелопу с еще большим, чем Барнаби, недоверием. – Но…

– Вы никуда не поедете, – процедил Барнаби в надежде, что она проникнется его неумолимым тоном и отступит.

– Ну разумеется, поеду, – пожала плечами Пенелопа. – Конечно, нам придется подумать о маскировке и о том, как лучше…

– Мисс Эшфорд… вы не можете появиться в Ист-Энде, – выдохнул Стоукс.

Глаза Пенелопы потемнели от негодования.

– Если шляпница из Сент-Джонс-Вуд может снова превратиться в женщину, которую без колебаний примут в Ист-Энде, значит, она сумеет помочь преобразиться и мне.

У Барнаби не нашлось слов. Он знал, что если сказать ей, что такая, как она, сразу же привлечет всеобщее внимание к себе, она презрительно фыркнет. А ведь то особенное, что отличает Пенелопу от всех остальных женщин, ничем не замаскируешь.

– Если мистер Адэр, – негодующе продолжала она, – захочет присоединиться к нашей охоте, ему тоже понадобится иное обличье, а вчетвером мы сумеем продвинуться значительно быстрее.

– Мисс Эшфорд! – в отчаянии воскликнул Стоукс, стараясь вернуться к роли властного, всезнающего инспектора полиции. – Поймите, немыслимо позволить такой леди, как вы…

– Инспектор Стоукс, – перебила Пенелопа непререкаемым тоном. – Вы видите, что мистер Адэр продолжает молчать, зная, что всякий спор на эту тему бесполезен. Я не требую разрешения на участие в расследовании ни от вас, ни от него. Главная моя цель – добиться спасения наших мальчиков и наказания негодяев. Более того, как директор приюта, я морально обязана сделать все, что могу. И уверена, что если я потребую помощи мисс Мартин в этом деле, она согласится, невзирая на ваше недовольство.

Барнаби мгновенно узрел возможность выхода из тупиковой ситуации и, поймав взгляд Стоукса, заметил:

– Возможно, учитывая твердые принципы мисс Эшфорд, стоит оставить эту проблему на усмотрение мисс Мартин?

Пусть мисс Мартин плеснет холодной водой реальности на энтузиазм Пенелопы. Барнаби почти не сомневался, что рассудительная, знающая жизнь модистка, привыкшая иметь дело с упрямыми дамами из общества, сумеет убедить Пенелопу предоставить расследование другим. И это удастся ей лучше, чем ему или Стоуксу.

Инспектор, очевидно, пришел к тому же выводу, потому что медленно кивнул:

– Вполне разумное предложение.

– Прекрасно. Значит, договорились. Когда и где мы завтра соберемся, мистер Стоукс? – осведомилась Пенелопа.

Они решили встретиться у лавки мисс Мартин в два часа дня.

– Превосходно! – воскликнула Пенелопа и, встав, вновь обменялась рукопожатием со Стоуксом и направилась к двери. – Кстати, мистер Адэр, вы остаетесь или тоже уходите?

– Я провожу вас домой.

На прощание мужчины обменялись страдальческими взглядами.

– Увидимся завтра, – проговорил инспектор. Барнаби кивнул.

Повернувшись, он последовал за Пенелопой. Впрочем, он и не намеревался ее догонять: вид сзади был достаточной компенсацией за все его терзания.

– Гримсби! Ты здесь, старина?

Смайт нагнул голову под низкой притолокой двери и очутился в подвальном этаже ветхого здания на Виверс-стрит, которым владел Гримсби.

Услышав ворчливый ответ, Смайт остановился у пыльного прилавка. Вокруг беспорядочно громоздились груды различных товаров. Гримсби считался старьевщиком, но Смайт знал, что здесь продаются только краденые вещи. Иногда сам Смайт сбывал ему товар.

На лестнице прозвучали тяжелые шаркающие шаги: это спускался сам хозяин, квартира которого располагалась на первом этаже. На втором была школа, где он тренировал мальчиков, а на потайном чердаке, скрытом так, что его не было заметно с улицы, мальчики спали.

Смайт выпрямился, разглядывая Гримсби. Тот постарел, обзавелся брюшком, но пуговичные глазки светились живым умом.

– Смайт! Что тебе нужно?!

– Принес весточку от нашего общего друга.

Злобное выражение на физиономии Гримсби осталось прежним:

– И что ему нужно?

– Хочет увериться, что все мальчишки будут готовы в срок.

Гримсби равнодушно пожал плечами:

– Можешь сказать, что все идет как надо.

Смайт подозрительно прищурился:

– А я думал, двух мальчишек не хватает.

– Так и есть. Но если он не изменил дату, у нас еще полно времени, чтобы найти и обучить оставшихся.

Смайт помялся и взглянул на дверь лавки, желая убедиться, что никто не подслушивает.

– Ты все еще воруешь сирот? – спросил он, понизив голос.

– Да. Уж их никто не хватится. Раньше мы брали их прямо с улиц и сильно рисковали: родители всегда могли поднять шум. А вот сироты – дело верное.

– А где же ты собираешься найти еще двух мальчишек?

– Я ведь не учу тебя, как вести дела, верно? – отрезал Гримсби.

Смайт выпрямился.

– Брось, Гримсби, не тебе ведь отвечать перед Алертом, а мне. Учти, он затевает большое предприятие.

– Да, и кто поручился, что все будет в порядке?

– Ты старый отступник и поэтому должен держать слово и подготовить мне восьмерых мальчишек. Натасканных по всей форме. А это требует времени: времени, которого у нас почти нет.

– Да на кой дьявол вам нужно сразу восемь человек? Никогда о таком не слышал!

– Не суй носа куда не следует. Говорю же, Алерт ведет большую игру!

– А может, вы собираетесь бросить мальцов там? – насторожился Гримсби.

– Нет, конечно, нет. Но я не могу сказать Алерту, что не выполнил его задания, потому что какой-то мальчишка застрял в окне или наткнулся на лакея, выходя из дома. Натасканные или нет, они все равно делают ошибки, а Алерт, как ты знаешь, ошибок не прощает.

– Да, конечно, единственная причина, почему я снова принялся за старое – это желание ублажить чертова мистера Алерта.

– Что у него на тебя есть, старина? – встрепенулся Смайт.

– Не твое дело. Я вас свел, обязался поставить мальчишек. И на этом точка.

– Вот Алерт и послал меня напомнить тебе твои обязанности, – жестко бросил Смайт. – Так как насчет последних двух мальчишек? Мне они необходимы. Я должен заверить Алерта, что все в порядке.

– Понимаешь, – заговорил Гримсби после долгой паузы, – на улицах полно сирот, но все не то, что нам нужно. Либо здоровяки, либо болваны, или что-то еще похуже. Только все испортят! Я обещал тебе восемь человек, а получил шестерых. У двух последних родственники еще держатся, а сколько продержатся – неизвестно.

Смайт отлично понял скрытый смысл слов Гримсби. Подумал об Алерте и его игре по высоким ставкам.

– Итак, насколько тяжело они больны? Да что там, просто назови их имена и адреса.

Следующим днем выдалось воскресенье, и Пенелопа не находила себе места, пока они не добрались до Хай-стрит.

Наемный экипаж остановился у шляпной лавки, небольшой, выкрашенной в белый цвет, с единственной витриной. Жалюзи были опущены, но вывеска, написанная крупными буквами, гласила: «Гризельда Мартин. Шляпки».

Адэр вышел и помог ей спуститься. Пока он платил извозчику, Пенелопа огляделась и увидела идущего к ним Стоукса. Приблизившись, он вежливо кивнул:

– Мисс Эшфорд! Барнаби! Мисс Мартин уже ждет нас.

Пенелопа взлетела на крыльцо и позвонила в колокольчик. Легкие шаги послышались за дверью. Пенелопа взглянула в прелестные темно-голубые глаза на круглом розовощеком лице.

– Здравствуйте, – улыбнулась Пенелопа. – Вы, должно быть, мисс Мартин.

Женщина удивленно уставилась на нее, но, заметив Барнаби и Стоукса, снова улыбнулась. Стоукс поспешно выступил вперед:

– Мисс Мартин, это…

– Пенелопа Эшфорд, – докончила Пенелопа, протягивая руку, – и очень рада видеть вас.

Мисс Мартин нерешительно пожала ее руку и на всякий случай попыталась сделать реверанс.

– Нет-нет!

Пенелопа вошла в лавку, увлекая мисс Мартин за собой.

– Никаких церемоний! Вы были очень добры, согласившись помочь нам найти пропавших мальчиков. Я искренне вам благодарна.

Барнаби мог бы поклясться, что мисс Мартин прошептала одними губами:

– Нам?!

Поэтому он ободряюще улыбнулся:

– Я Барнаби Адэр, мисс Мартин. Друг Стоукса и мисс Эшфорд, директора того приюта, в который должны были попасть пропавшие мальчики. Я тоже благодарен вам за содействие.

Стоукс последним переступил порог и закрыл за собой дверь.

– Надеюсь, вы извините наше вторжение, мисс Мартин, но…

– Видите ли, – вмешалась Пенелопа, – это я подбила мистера Стоукса на эту встречу. Я полна решимости спасти мальчиков, и, насколько я поняла, у вас есть план, как проникнуть в Ист-Энд и собрать доказательства существования воровской школы, в которой их держат.

У Барнаби возникло гибельное предчувствие. Он был почти уверен, что, позволяя Пенелопе свободно говорить с мисс Мартин, накликает верную беду. Но мисс Мартин нахмурилась, и надежда на лучшее вернулась вновь.

Пенелопа не сводила глаз с лица мисс Мартин и, увидев, как та помрачнела, пояснила:

– Вы, конечно, гадаете, почему леди моего положения так заинтересована в безопасности нищих мальчишек из Ист-Энда. Ответ прост: пусть они и не попали в наш приют, как было задумано, все же их поручили нашим заботам. Это наши подопечные, и, как директор этого приюта, я не могу умыть руки и оставить мальчиков на произвол судьбы. Родители мечтают для них о другой жизни, а вместо этого их делают преступниками. И если необходимо, я переверну небо и землю, чтобы вернуть их на путь истинный.

Глядя на нее, Барнаби поверил, что она действительно перевернет небо и землю. В карих глазах горела неумолимая ярость, направленная против похитителей. В этот момент она походила на богиню-воительницу.

– Надеюсь, вы понимаете, мисс Мартин, что я не могу вот так просто сидеть дома и ждать новостей. Если я могу хоть как-то помочь в расследовании, значит, должна быть е вами.

Барнаби услышал, как Стоукс переступил с ноги на ногу. Он явно недооценил Пенелопу. Да и сам Барнаби хоть и представлял, куда заведут их речи мисс Эшфорд, тем не менее невольно восхищался ее честностью, а также безупречной стратегией.

Все это время мисс Мартин молчала, внимательно изучая лицо Пенелопы. Глаза ее были серьезными.

Барнаби так и подмывало как-то вмешаться, попытаться пригасить очарование Пенелопы, но он почувствовал, что если заговорит, добьется противоположного.

Все зависело от того, что скажет мисс Мартин.

Пенелопа наклонила голову.

– Надеюсь, вы сумеете отрешиться от предубеждений, связанных с моим положением в обществе, мисс Мартин. Несмотря на различия в качестве наших платьев, мы прежде всего женщины.

Медленная улыбка раздвинула губы мисс Мартин.

– Совершенно верно, мисс Эшфорд. Я всегда так думала. И пожалуйста, зовите меня Гризельдой.

Пенелопа просияла:

– Если вы станете звать меня Пенелопой.

Барнаби отчаянно уставился на Стоукса. Пенелопа выиграла эту схватку, прежде чем другая сторона успела сделать хотя бы один выстрел. Но битва была еще не закончена!

Гризельда показала в глубь лавки:

– Если вы зайдете в гостиную, мы сможем обсудить, как лучше все проделать.

Она провела их за прилавок и раздвинула шторы. За ними оказалась маленькая кухня. Почти все пространство занимал большой рабочий стол, на котором валялись перья, ленты, кружева и бусины.

– Вы сами украшаете шляпки? – поинтересовалась Пенелопа.

– Да, – кивнула Гризельда, повернувшись к лестнице. – У меня есть две ученицы, но сегодня они не работают.

Она стала подниматься по лестнице. Остальные последовали за ней. Приходилось идти гуськом: ступеньки были узкими.

Наверху оказалась уютная комната с окном-фонарем, нависавшим над фасадом лавки. За приоткрытой дверью скрывалась спальня с небольшим окном, выходившим, очевидно, во двор.

Перед камином стояли диван и два разнокалиберных кресла. В камине еще тлели угли, почти не дававшие тепла. Правда, Пенелопа так и не сняла ротонды. Барнаби и Стоукс расстегнули тяжелые пальто, но не стали их сбрасывать. Гризельда, накинув шерстяную шаль, опустилась в кресло. Пенелопа устроилась на диване. Барнаби сел рядом с ней, а Стоукс выбрал второе кресло.

– Итак, – произнес Барнаби, – Стоукс объяснил ситуацию, и теперь нам нужно получить сведения о тех лицах, которые могут быть причастны к содержанию школы.

– Вот что я собиралась предложить, – заговорила Гризельда, глубоко вздохнув. – На Петтикоут-лейн и Брик-лейн есть рынки. Те, кого назвал отец, работают именно там. Завтра на рынках будет полно народу. И если я приду и сделаю вид, будто рассматриваю товары, будет нетрудно как бы невзначай спросить о том или ином человеке. Люди, стоящие за прилавками, обычно очень разговорчивы. Кроме того, я могу говорить с местным акцентом, так что со мной будут откровенны, и, может быть, я смогу кое-что узнать, а также найти человека, у которого есть что мне сказать. Правда, инспектор вызвался сопровождать меня. Но, честно говоря, не думаю, что остальным стоит идти со мной. – Она взглянула на Пенелопу и Барнаби. – Вы никогда не сойдете за своих. Как только люди вас увидят, сразу поймут: что-то неладно. Замкнутся и рта не раскроют.

Барнаби искоса глянул на Пенелопу. Он намеревался сопровождать Стоукса и Гризельду: Стоукс видел его переодетым и знал, что он сможет сыграть роль обитателя Ист-Энда. Но если есть хоть какой-то шанс, что Пенелопа послушается предупреждения Гризельды и согласится не ехать и Ист-Энд… нет причин упоминать об этом.

Пенелопа пристально глянула Гризельде в глаза:

– Вы сами модистка, поэтому знаете, как сильно изменяет женщину шляпка. Одна выглядит убого, другая – неотразимо. Считайте, что я бросила вызов вашему умению и таланту: необходимо, чтобы вы создали мне такую маскировку, чтобы меня никто не узнал.

Гризельда внимательно изучала ее лицо. Прищурила глаза, словно раздумывая, что делать.

Барнаби затаил дыхание. Его так и подмывало высказаться и указать на очевидное: нет такой маскировки, которая бы надежно скрыла поразительную жизненную силу Пенелопы, не говоря уж о ее аристократической грации. И снова интуиция потребовала от него держать рот на замке. Он бросил взгляд на Стоукса. Того явно одолевали те же мысли: он хотел повлиять на исход разговора и знал, что если попытается – все пропало.

Пенелопа спокойно выдержала осмотр.

– Вы никогда не сойдете за уроженку Ист-Энда! – объявила наконец Гризельда.

Барнаби едва не завопил от радости.

– Но, – продолжала она, – с помощью соответствующей одежды, шляпы и шали я смогу превратить вас в цветочницу с Ковент-Гардена. Они часто приходят на рынок, где торгуют своим товаром. Кроме того, большинство из них… как бы лучше выразиться… побочные дети, так что ваше лицо не станет особенно выделяться.

Барнаби с ужасом уставился на Стоукса. Тот заинтересованно вскинул брови.

– Но, как бы я ни старалась, стоит вам раскрыть рот, и вы себя выдадите! – поморщилась Гризельда.

Барнаби ожидал, что Пенелопа расстроится, но вместо этого лицо ее просияло.

– О, об этом волноваться не стоит, дорогая!

Голос ее звучал по-другому. Совершенно по-другому!

– Я знаю много языков: итальянский, испанский, французский, немецкий, так что жаргон Ист-Энда – всего лишь очередной язык, который уже легче освоить.

Барнаби обреченно вздохнул. Стоукс пожал плечами. Это сражение тоже было проиграно. Гризельда удивленно приоткрыла рот.

– Это… поразительно! Если бы я не видела вас… подумала бы, что вы откуда-то из Спитфилдза.

– Вот видите! Значит, дело за одеждой, и я помогу собрать нужную информацию. Мистер Адэр! – медоточиво пропела Пенелопа. – Полагаю, вы тоже будете нас сопровождать?

– О, можете на это рассчитывать! – отрезал он. – За меня не волнуйтесь: Стоукс подтвердит, что я смогу работать в любом обличье.

– Я тоже, – кивнул Стоукс. – Мисс Мартин, видите ли, мы уже проделывали это раньше.

– Что же, понятно. Значит, остается подобрать маскировку Пенелопе.

Наконец было решено, что Гризельда позаимствует юбку, блузку и жакет у горничных из соседнего дома.

– Я шью им пасхальные шляпки. Они будут счастливы помочь. И фигуры у вас приблизительно одинаковые.

Стоукс вынул список имен, и вместе с Гризельдой они решили, в каком порядке начинать.

Все договорились встретиться в лавке в девять утра.

– Это позволит мне усадить учениц за работу. А потом мы преобразим Пенелопу и отправимся на Петтикоут-лейн. Нужно прибыть туда в половине одиннадцатого, когда торговля будет в самом разгаре. Мы сможем легко смешаться с толпой.

Наконец они распрощались. Девушки были явно довольны новым знакомством и то и дело пересмеивались.

Гризельда проводила гостей до двери. Стоукс остановился на пороге, чтобы сказать ей несколько слов.

Барнаби повел Пенелопу к наемному экипажу и, усевшись рядом, стал угрюмо размышлять, что готовит им завтрашнее утро.

Глава 8

Пенелопа давно усвоила, что ни в коем случае не следует давать джентльмену понять, будто ты нуждаешься в защите.

Властный человек никогда не уступит пальму первенства. И если принять защиту подобного джентльмена, неизбежным результатом станет непрекращающийся поединок, который придется вести, чтобы сохранить хотя бы малую степень независимости.

Перебирая в уме эти мысли, она наскоро позавтракала, накинула ротонду и вышла на крыльцо как раз в тот момент, когда наемный экипаж остановился у дома.

Попрощавшись с дворецким, она посмотрела направо, потом налево, но не увидела никого, хотя бы отдаленно похожего на Барнаби… то есть Адэра. Лакей придержал дверцу экипажа и помог ей сесть.

– Хай-стрит в Сент-Джонс-Вуд. Шляпная лавка! – крикнула она кучеру, прежде чем взобраться в экипаж. Лакей поклонился и отошел.

Противоположная дверь открылась. Какой-то мужчина сел напротив. Пенелопа невольно открыла рот. Единственной чертой, знакомой в этом человеке, которую было невозможно скрыть, были синие-синие глаза.

Экипаж тронулся, но резко остановился: очевидно, кучер понял, что у него появился еще один пассажир:

– Мисс, у вас все в порядке?

Но Пенелопа просто уставилась на Барнаби округлившимися от изумления глазами и продолжала молчать. Барнаби свирепо нахмурился и кивком указал в сторону кучера. Спохватившись, Пенелопа промямлила:

– Д-да… все хорошо. Поезжайте.

Кучер что-то проворчал, однако подхлестнул лошадей. Экипаж уже свернул за угол, но Пенелопа по-прежнему продолжала рассматривать новый, так поразивший ее облик Барнаби Адэра.

Маскировка обычно скрывает, но иногда и выявляет нечто неожиданное. Пенелопа была шокирована. Ее явно насторожило то, что она увидела в новом облике Барнаби.

Тот продолжал хмуриться, и это свирепое выражение каким-то образом ему шло. Пятна сажи подчеркивали чеканность черт, однодневная щетина казалась удивительно уместной. Растрепанная грива свалявшихся золотистых волос придавала ему такой вид, словно он только что выпрыгнул из постели какой-то потаскушки. И это Барнаби… мистер Адэр… всегда выбритый и аккуратно причесанный!

Пенелопа решительно выбросила из головы все мысли насчет постели и потаскушки, но, закрыв рот, обнаружила, что не может сглотнуть: в горле было сухо. Ее взгляд продолжал блуждать по его груди и плечам, обтянутым потертым пиджаком, под которым виднелась тонкая мятая дешевая рубашка. Никакого воротничка, только мощная колонна шеи. Длинные ноги облачены в рабочие штаны. Костюм дополняли потертые, поцарапанные ботинки. Он был самим воплощением грубого громилы, который не прочь заняться любой подвернувшейся работенкой в доках и портовых складах: там, где больше платят. Он словно был окружен атмосферой опасности. На пути такого лучше не становиться – сомнет.

– И как? – процедил он, неприязненно прищурившись.

Пенелопа смотрела ему в глаза, пытаясь осознать, что под дешевой, обтрепанной одеждой скрывается тот же самый человек. Немного успокоившись, она мягко улыбнулась и покачала головой:

– Вы просто созданы для этой роли.

«Достойный спутник для цветочницы с Ковент-Гарден!» Последнего она не высказала, но, судя по проницательному взгляду, он отлично понял, что она имеет в виду.

Барнаби фыркнул, сложил руки на груди и, откинув голову, надолго замолчал.

Пенелопа отвернулась к окну так, чтобы он не мог видеть ее лица, и широко улыбнулась. Хотелось, бы знать, выглядит ли он таким зловещим из-за своей маскировки или это качество действительно присуще его характеру. В свете возрастающих подозрений по поводу того, что Барнаби действительно сделан из того же теста, что и ее родственники, становилось ясно: вся их утонченность и светскость – чисто внешние и тоже нечто вроде маскировки. И только когда внешние признаки джентльмена из общества исчезали, как теперь у Барнаби, реальность оказывалась слишком очевидной.

И что теперь делать с этой открывшейся ей реальностью? Как реагировать?

И реагировать ли вообще, или сделать вид, что она ничего не заметила?

В экипаже царила полная тишина. Пенелопа, подстегиваемая любопытством, пыталась разобраться в своих мыслях.

Наконец экипаж остановился у лавки Гризельды. Барнаби встал, спрыгнул вниз, порылся в кармане и, бросив кучеру несколько монет, предоставил Пенелопе спускаться самой.

Гризельда услышала колокольчик, вышла из-за шторы, увидела Барнаби и едва не повернула назад. Глаза ее широко распахнулись: совсем как у девушек-учениц, работавших за столом, поставленным между прилавком и шторами. У бедняжек даже иглы застыли в воздухе. Наконец Гризельда нашла в себе силы взглянуть на Пенелопу.

– Доброе утро, мисс Мартин, – улыбнулась та. – Кажется, вы нас ожидали?

– О… д-да… к-конечно, – запинаясь, пробормотала Гризельда и, едва заметно покраснев, придержала штору. – Пожалуйста, проходите.

Потребовалось немало времени и труда, чтобы превратить Пенелопу в цветочницу с Ковент-Гарден.

Наконец, довольная своей работой, Гризельда и сама стала переодеваться.

– Я решила, что если появлюсь в обносках, люди, которые узнают меня, будут более откровенными. Конечно, вид процветающей модистки вызывает определенное уважение, но и зависть тоже, а в таком виде я буду с ними на равных.

Пенелопа, сидя перед туалетным столиком Гризельды, надевала шляпу, старую, из темно-синего бархата, видавшую лучшие дни. Цветочный букетик, прикрепленный к тулье, придавал девушке подобающее сходство с цветочницей с Ковент-Гарден.

Гризельда нарядила ее в широкую юбку из дешевого ярко-синего атласа, в сероватую блузку, бывшую когда-то белой, и приталенный жакет из черного твида с большими пуговицами.

Они обернули лентой дужки очков и натерли воском золотую оправу, чтобы она выглядела облезлой.

Оценивая общий результат, Пенелопа объявила:

– Великолепно, и спасибо за помощь!

Пенелопа вдруг подняла палец. Обе прислушались. До них донеслось приглушенное звяканье колокольчика.

– Это Стоукс! – воскликнула Гризельда, накидывая висевший мешком жакет с оторванным карманом и нахлобучивая убогую шляпку с обвисшими полями. – Ну, все готово. Пойдемте вниз.

Оказалось, что Адэр и Стоукс о чем-то беседуют, стоя посреди лавки. Странно было видеть столь мрачных и зловещих типов в окружении кружев и лент.

Пенелопа невольно улыбнулась. Гризельда остановилась у прилавка и что-то внушала ученицам. Стоукс, стоявший лицом к прилавку, первым увидел Пенелопу и онемел.

При виде его вытянувшегося лица Барнаби обернулся. И узрел ее, Пенелопу Эшфорд, в виде неотразимо привлекательной потаскушки, шляющейся по Ковент-Гарден.

Он едва не застонал вслух.

Стоукс пробормотал себе под нос нечто неразборчивое. Барнаби, даже не расслышав, понял, что этот день ему предстоит провести, не отходя от Пенелопы ни на шаг.

Он так крепко сжал зубы, что челюсть едва не треснула.

– Ну как? – осведомилась Пенелопа. – Сойдет?

– Неплохо, – проворчал он, с трудом обретая дар речи. – А сейчас пора идти.

Вчетвером они набились в наемный экипаж и отправились на Петтикоут-лейн. По дороге снова обсуждали порядок, в каком будут отрабатывать список Стоукса, и не стоит ли разделиться на две группы. Последнее решение было отложено до прибытия на место.

Оставив экипаж на северном конце длинной улицы, они влились в толпу, теснившуюся между двойными рядами лотков, тянувшихся вдоль тротуаров. Ни один кучер не посмел бы проехать в своем экипаже по Петтикоут-лейн, когда торговля в самом разгаре.

Самые разнообразные звуки и запахи ошеломили их. Барнаби глянул на Пенелопу, опасаясь, что та дрогнет. Но, судя по выражению лица, ей не терпелось приступить к делу. Она без труда игнорировала то, чего не желала замечать, и жадно впитывала все новое, с чем до сих пор ей не удавалось столкнуться.

Он серьезно сомневался, что найдется хотя бы еще одна дочь виконта, которая согласится свободно разгуливать среди обитателей Петтикоут-лейн.

Указанные обитатели, в свою очередь, бросали в ее сторону внимательные взгляды, но, кажется, принимали за свою, тем более что подол широкой юбки был куда короче, чем принято в обществе, и едва доходил до верха поношенных полуботинок. С ее природной самоуверенностью и хорошей имитацией местного выговора она не вызывала подозрений. К счастью, Барнаби тоже ничем не выделялся из здешней публики, разве что маячил за плечом Пенелопы как демон-мститель. Излучать злость для него не представляло труда, потому что именно злость он и испытывал в данный момент.

Когда чумазый карманный воришка подобрался слишком близко к Пенелопе, достаточно было одного взгляда Барнаби, чтобы тот растворился в толпе.

Стоукс остановился рядом с Барнаби. Пенелопа и Гризельда, стоявшие перед ними, восхищались аляповатыми бантами, выставленными на шатком лотке.

Взглянув поверх моря голов, Стоукс предложил:

– Почему бы тебе и Пенелопе не пойти по этой стороне? Мы с Гризельдой возьмем противоположную.

Барнаби кивнул, не спуская взгляда с Пенелопы:

– Фиггс, Джессап, Сид Льюис и Джо Ганнон – сегодня мы охотимся за ними.

Стоукс кивнул:

– Да, либо здесь, либо на Брик-лейн. Это их территория. Местные жители должны их знать. Но не слишком усердствуй… и Пенелопе не давай.

Барнаби утвердительно хмыкнул. Хотелось бы представить, каким образом это ему удастся, тем более что Пенелопа окончательно вышла из-под контроля.

Но мысль о необходимости держать в узде женщину, переодетую цветочницей, дала толчок идее как к возможному средству выживания. Когда Стоукс увел Гризельду, Барнаби схватил Пенелопу за руку и потащил к ближайшему лотку.

– Что случилось? – прошептала она.

Он объяснил план Стоукса и показал на ряд лотков:

– Эта наша сторона. Пойдем по ней. Однако нужно держаться вместе, чтобы я смог достойно сыграть роль ревнивого любовника, раздосадованного тем, что ты тратишь время и деньги на всякую ерунду.

– Но зачем?!

– Потому что местные обитатели вполне меня поймут и посочувствуют.

И от него не потребуется никаких усилий, чтобы эту роль сыграть.

Пенелопа фыркнула и бросила на него недоверчивый взгляд. Он ответил тем, что обнял ее за талию и привлек к себе. Пенелопа застыла и яростно сверкнула глазами, но Барнаби только коварно усмехнулся и; щелкнул ее по носу.

– Ни одна ковентгарденская цветочница не отреагирует подобным образом. Вы должны держаться соответственно.

Он позволил Пенелопе самой выбирать, к кому обращаться: похоже, она интуитивно чувствовала, с кем заводить разговор. Сам он предпочитал молчать и ограничивался ворчанием, фырканьем и односложными ответами.

Пенелопа должна была признать, что их план сработал. Их принимали за своих, и их разговоры с торговцами звучали вполне естественно.

К сожалению, за все приходится платить. Близость Барнаби, его мускулистого тела, к которому ее прижимало всякий раз, когда толпа чересчур напирала, его властные прикосновения, тепло большой ладони, сжимавшей ее пальцы, возбуждали целый вихрь эмоций, тревожащую смесь волнения и настороженности, вызывали трепет наслаждения.

Шли минуты, а она никак не могла овладеть собой. Зато им удалось узнать местонахождение двоих из тех, кого они искали.

Достойное возмещение за потраченные нервы.

Они зашагали по узкой улочке, в конце которой, как им сказали, жил Сид Льюис, и остановились посредине.

Пока Барнаби осматривал толпу, пытаясь отыскать взглядом Стоукса и Гризельду, Пенелопа всматривалась в дома:

– Пятая дверь на северной стороне. Я ее вижу!

Она схватила Барнаби за рукав и попыталась потянуть к дому.

– Дверь открыта. Внутри люди.

Барнаби накрыл ее ладонь своей:

– Я не вижу Стоукса. Ну да ладно, посмотрим. Но постарайтесь не выходить из роли.

– Уверены, что все мужчины в Ист-Энде такие тираны?

– Насколько мне известно, они куда хуже.

Пенелопа хмыкнула, но послушно пошла рядом. Поравнявшись с пятой лачугой, она увидела внутри какое-то движение. Но на узкой дороге было совсем мало прохожих и чрезмерное любопытство могло привлечь внимание, а из дома кто-то выходил.

Барнаби отступил и схватил ее в объятия.

– Подыгрывайте, – прошептал он и, наклонив голову, коснулся губами ее щеки. Голова Пенелопы пошла кругом, а горло перехватило. Его тепло окружало ее и словно плавило не только плоть, но и кости. Она, сама того не сознавая, прижалась к его мускулистой груди.

Ее реакция не имела смысла, но и отрицать ее было невозможно. Она трепетала в ожидании следующего прикосновения его губ. Хорошо, что он поддерживал ее, потому что она внезапно ослабела.

И тут вдруг сообразила, что он оглядывает улицу поверх полей ее шляпки! Использует ее как прикрытие.

Пенелопа задохнулась от негодования. Но сейчас для ссор не было ни времени, ни причин.

И хотя он продолжал наблюдать за улицей, приходилось одновременно сражаться со своими инстинктами, держать их в узде, контролировать.

Но его чары скоро развеялись, и она уже попыталась было вырваться, когда Барнаби прошипел:

– Стойте смирно!

Прерывисто вздохнув, она процедила:

– Вы так ведете себя, чтобы отплатить мне за то, что я настояла на сегодняшней поездке.

Он крепче сжал ее талию и прижал губы к чувствительному местечку за ухом. И услышал, как она охнула. Почувствовал, как ладони, упершиеся в его грудь, ослабели.

Он вдохнул, и аромат ее волос, ее кожи проник в него до самых костей. Эти блестящие волосы пахли солнечным светом. Он скрипнул зубами и, почти теряя разум, прошептал:

– Кто-то выходит.

Пришлось сделать вид, что он снова целует ее. Его мечта зацеловать ее до умопомрачения, кажется, сбывалась…

А она не сопротивлялась. Однако через несколько секунд он сухо объявил:

– Похоже, мы можем вычеркнуть Сида Льюиса из списка.

– Почему?

Подняв голову, он ослабил хватку, но не позволил Пенелопе повернуться.

– Если не ошибаюсь, Сид Льюис готов примириться с Господом. Вряд ли он может одновременно содержать воровскую школу и дружески беседовать с местным викарием.

Пенелопа украдкой оглянулась.

– Сид Льюис – тот лысый коротышка?

– По крайней мере такое описание дал один из владельцев лотка.

– Он плохо выглядит.

– Вероятно, этим объясняется столь неожиданный интерес к религии.

Льюис грузно опирался на палку, дышал тяжело и со свистом: это было слышно даже с того места, где они стояли.

– Пойдемте, – велел Барнаби и, обняв Пенелопу за плечи, повел назад. – Нужно найти Стоукса. Осталось проверить еще троих.

Они встретились со Стоуксом и Гризельдой у противоположного конца рынка. Услышав о Сиде Льюисе, Стоукс поморщился:

– Фиггс тоже вне игры. Он в Ньюгейте. Остаются только Джессап и Джо Ганнон. Кстати, Джессап – клиент опасный.

Стоукс и Барнаби многозначительно переглянулись.

– В этом случае придется вести себя как нельзя более осторожно, – заявила Пенелопа. – Куда теперь?

Стоукс взглянул на Гризельду.

– Как насчет того, чтобы зайти в кабачок и перекусить?

Предложение одобрили все. Гризельда вспомнила о пабе на углу Олд-Монтегю-стрит и Брик-лейн.

– Там по крайней мере не отравишься. И нам все равно придется идти на Брик-лейн, где, скорее всего, можно узнать о Джессапе и Ганноне.

Они вернулись на Уэнтуорт-стрит и добрались до «Делфордского герба». Дверь пивной была широко раскрыта. Заглянув внутрь, Стоукс и Барнаби поскорее отвели женщин к грубо сколоченным столам и скамьям, расставленным по обе стороны от входа. Почти все столы были заняты, но места то и дело освобождались.

– Подождите здесь, – велел Стоукс женщинам. – Мы принесем еду сюда. Если повезет, освободится целый стол.

Гризельда и Пенелопа не подумали ослушаться. Их кавалеры повернулись и вошли в кабачок. Но, увидев толкотню у стойки, не осмелились втиснуться в толпу. Тем не менее…

– Похоже, им больше нравится отдавать приказы, – заметила Пенелопа.

– Совершенно верно, – сухо согласилась Гризельда. – Я тоже так считаю.

Девушки обменялись улыбками и продолжали ждать.

Проведя несколько часов среди шумной болтовни на ист-эндском рынке, Пенелопа обнаружила, что может гораздо лучше различать слова, и теперь совершенствовала свое умение, лениво прислушиваясь к беседе четверых крепких стариков, рассевшихся за ближайшим столом. Перед ними стояли пустые тарелки; узловатые пальцы сжимали пинтовые кружки. И тут до нее донеслось имя «Джессап». Пенелопа навострила уши и, подтолкнув локтем Гризельду, взглядом показала на соседний стол. Гризельда недоуменно пожала плечами: теперь мужчины говорили о всяких пустяках.

Пенелопа уже хотела пояснить, в чем дело, когда появился Барнаби с тарелками, в них дымились мидии. За ним шествовал Схоукс с подносом, на котором стояли кувшин и четыре кружки.

В этот момент двое из тех, что сидели за. соседним столом, поднялись и, шаркая, поплелись прочь. Те, кто упоминал о Джессапе, пока оставались на месте.

Пенелопа схватила Барнаби за руку и подвела к освободившемуся столу. Он пожал плечами, но не сопротивлялся. А когда поставил тарелки, сел и подвинулся, давая ей место, она повернулась к Стоуксу и Гризельде.

– Эти люди, – прошептала она, – упомянули о Джессапе. Они толковали о каких-то темных делишках, только я ничего не поняла.

– Я знаю одного из них, – объявила Гризельда. – Думаю, он потолкует со мной. Не вмешивайтесь, даже не смотрите в мою сторону. Он, конечно, известный бабник. Но знал меня с самого детства, так что не станет приставать.

Стоукс поколебался, но все же кивнул и сел напротив Барнаби, оставив Гризельде место рядом со стариком.

Гризельда старательно поправляла юбки и оглядывалась, словно хотела проверить, кто сидит за спиной. Она уже хотела повернуться к Пенелопе, но ахнула и всплеснула руками:

– Дядюшка Чарли! Вы ли это?!

Мужчина от неожиданности растерялся, но, разглядев девушку, широко улыбнулся:

– Малышка Гриззи? Давненько не виделись. Слышал, что ты перебралась в модный квартал и стала шить шляпы для богатеньких дам, – приветствовал он и, окинув взглядом ее наряд, добавил: – Смотрю, тебе не очень-то везет?

Гризельда расстроенно вздохнула.

– Что поделаешь, оказалось, что предприятие не настолько выгодное, каким казалось вначале.

– И ты вернулась домой. Как твой па? Говорили, что он совсем плох.

– Так себе. Но пока еще держится.

Беспечно улыбаясь, она стала расспрашивать Чарли о семье: лучший способ заслужить доверие у здешних обитателей. Вскоре в разговор вступили и приятели Чарли, засыпая Гризельду сведениями о здешней жизни, особенно когда та объяснила, что совсем недавно вернулась в Ист-Энд: разговоры о том, кто и кого успел облапошить и ограбить, были из разряда местных развлечений. Гризельда, не желая прямо расспрашивать о Джессапе, тянула время. Вспоминая репутацию собеседника, его положение в преступной среде и тот факт, что он вообще упомянул о Джессапе, она медлила, но потом все-таки решилась осторожно спросить:

– Говорят, в последнее время здесь произошло немало перемен?

Чарли задумчиво наморщил нос:

– Да вроде никаких особых перемен, если не считать Джессапа. Помнишь его? Взломщик он знатный, и все такое. Бросил это дело, переселился на Тотхилл-Филдс и занялся обычной торговлей.

«Обычная торговля» на здешнем жаргоне означала проституцию. Значит, Джессап стал сутенером или содержит публичный дом.

Гризельда без особых усилий изобразила живой интерес, тем более что такое заявление вполне позволяло спросить:

– Значит, место осталось незанятым? И кто же теперь сменил Джессапа?

– Ты права насчет места, – рассмеялся Чарли, – но пока что не слышал, чтобы кто-то спешил воспользоваться случаем. Правда, и сезон сейчас мертвый. В будущем году наверняка наметится оживление.

В этот момент Стоукс грубо толкнул ее локтем в бок и, не оглядываясь, пробурчал:

– Тебе лучше заняться делом, если хочешь успеть что-то пожевать.

Гризельда мгновенно сообразила, что он советует ей прекратить расспросы, и, снова обернувшись к дядюшке Чарли, с сожалением улыбнулась:

– Я, пожалуй, в самом деле поем, иначе мне ничего не оставят.

Мужчины понимающе улыбнулись и закивали. Все еще улыбаясь, Гризельда повернулась к компаньонам:

– Что же, интересно было узнать новости.

– Ешь! – велел Стоукс, подвигая к ней тарелку с мидиями и рубцом.

Он был так напряжен, что даже Гризельда заметила это и удивилась. В чем дело? Чем он расстроен?

Мысленно пожав плечами, она потянулась к мидии, ловко открыла раковину ложкой и опрокинула в рот сочное содержимое.

А пальцы Пенелопы оказались недостаточно сильны, чтобы держать раковину и одновременно вставить ложку между створками.

Приходилось принимать еду из рук Барнаби. При этом и он, и Стоукс откровенно веселились. Конечно, не смеялись вслух, но она видела, как весело блестят их глаза. Мужчины! Что поделать?!

Протянув руку, она терпеливо ждала, пока Барнаби положит на ладонь очередную открытую раковину. Потом приходилось сосредоточиться, чтобы не пролить на себя сок и благополучно донести моллюска до рта.

Эль она только пригубила: на ее вкус, он был слишком горьким. А вот Барнаби и Стоукс с удовольствием опустошили кувшин.

Гризельда быстро расправилась со своей долей моллюсков и рубца. Салфеток не было. Пенелопа заметила, что остальные вытирают рты рукавами, и, вытянув манжету блузки, последовала их примеру.

– Одна капелька осталась, – заметил Барнаби и, прежде чем Пенелопа успела спросить, где именно, поднял руку и провел большим пальцем по уголку ее губ.

Трепет, прошедший по телу, шокировал ее. Если бы она в этот момент стояла, наверное, упала бы на колени.

Потом его ресницы опустились. Он улыбнулся, откинулся на спинку стула и знаком велел ей встать. Она с трудом поднялась, часто моргая, пытаясь прийти в себя, потому что перед глазами все плыло.

Стоукс и Гризельда, которая перед этим оглянулась и помахала дядюшке Чарли и его приятелям, вышли из-за стола и зашагали по улице. Барнаби, обняв Пенелопу за талию, так что его ладонь жгла сквозь платье, повел ее следом.

Они прогулялись по рынку на Брик-лейн. В отличие от оживленных торговцев на Петтикоут-лейн, предлагавших различные товары из тканей и кожи, здешние хозяева лотков, подозрительные хитроглазые типы, предпочитали скрывать товары под прилавком и продавали в основном украшения, драгоценности, старую мебель и безделушки. Многие столы, расставленные на тротуаре, служили только для того, чтобы заманить покупателей в полутемные лачуги. Пенелопа из любопытства вошла в одну и увидела, что она до потолка загромождена пыльной поломанной мебелью, не выдерживающей никакой критики при свете дня.

Владелец, заметив девушку, поспешил навстречу с угодливой улыбкой. Но Барнаби насупился, схватил ее за руку и потащил прочь.

Как оказалось, повезло Гризельде. Она узнала, что Джо Ганнон ведет свой бизнес в здании на Спитл-стрит и, очевидно, избрал ремесло старьевщика. Об остальных на рынке не знали: хотя молодые люди сделали что могли, а Гризельда то и дело задавала вопросы, никто ничего не мог сказать об остальных пятерых преступниках из списка Стоукса.

День клонился к вечеру, когда все они вновь собрались на другом конце Брик-лейн.

– Мы узнали здесь все, что могли, – объявил Стоукс Барнаби и, кивнув в сторону, добавил: – Спитл-стрит недалеко отсюда. Пожалуй, проверю, живет ли Джо Ганнон по тому адресу, что нам дали. А вдруг он переехал? Пойду посмотрю.

– Я с вами. Посмотрим, а вдруг это лавка? Тогда мы войдем и осмотримся, – предложила Гризельда, смело встретив взгляд Стоукса.

– И я тоже пойду, – объявила Пенелопа. – Если существуют какие-то шансы узнать, где пропавшие мальчики, я должна при этом присутствовать.

Смотрела она не на Стоукса, а на Барнаби. Тот неодобрительно хмурился. И хотя его так и подмывало возразить, упрямо молчал, зная, что все бесполезно.

– Мы все пойдем, – коротко бросил он.

Они свернули с Брик-лейн на узкие улочки, больше похожие на проходы между домами, верхние этажи которых почти упирались друг в друга. Добравшись до Спитл-стрит, Стоукс и Гризельда рука об руку пошли вперед. За ними следовал Барнаби, обнимавший Пенелопу за плечи.

Вскоре они увидели старый деревянный дом, сколоченный из узких, поблекших от времени досок. Окна были закрыты ставнями. Здание было двухэтажным, с высоким чердаком, но без подвала. Сбоку проходил грязный переулок. Нигде не было видно вывески, но дверь стояла полуоткрытой.

Они прошли мимо, но Стоукс о чем-то потолковал с Гризельдой и, дождавшись Барнаби и Пенелопу, сказал:

– Мы пойдем туда. А вы подождите здесь, на случай если придется действовать быстро.

Барнаби кивнул и привалился к стене, увлекая Пенелопу за собой и по-прежнему сжимая ее талию. Та закатила глаза, но воздержалась от комментариев.

Стоукс и Гризельда исчезли в доме.

Время шло. Пенелопа нервно переступила с ноги на ногу, при этом коснулась бедра Барнаби своим и тут же залилась краской, не говоря уж о волне жара, охватившей ее. Правда, она немедленно и строго выругала себя и свои неуправляемые эмоции.

Они стояли прямо напротив переулка, проходившего вдоль боковой стены здания. Оглядев эту стену, Пенелопа заметила какую-то неровность.

– Боковая дверь! – воскликнула она; То ли ей удалось удивить Барнаби, то ли просто вырваться, но его рука соскользнула с ее талии. Воспользовавшись этим, она углубилась в переулок. Барнаби с проклятиями последовал за ней. Но в переулке никого не оказалось, так что никакая опасность ей не грозила. Поэтому, догнав Пенелопу, Барнаби не попытался снова к ней прикоснуться.

Приблизившись к боковой двери, она замедлила шаг. Интересно, ведет ли эта дверь в лавку или сразу в жилые помещения?

Когда дверь, скрипнув, приоткрылась, девушка насторожилась. Из дома змеей выскользнул человек и стал закрывать за собой дверь.

– Мистер Ганнон?

Незнакомец подскочил, выругался и, развернувшись, прижался к стене.

– Насколько я поняла, вы мистер Джо Ганнон? – хмуро осведомилась Пенелопа. – А если это так, у нас есть к вам несколько вопросов.

Ганнон, медленно краснея, тупо уставился на нее, но тут его взгляд внезапно упал на подошедшего Барнаби. Очевидно, не зная, что и подумать, он с подозрением осведомился:

– И кто меня допрашивает?

– Столичная полиция, – не колеблясь, ответила Пенелопа.

– Полиция? – ахнул Ганнон, лихорадочно осматриваясь. – Э-э-э… я ничего такого не сделал.

– А вот это ложь!

Пенелопа вызывающе подбоченилась. Она вышла из роли и теперь стала прежней – надменной, требовательной, повелительной леди, чем окончательно сбила Ганнона с толку.

– Не смейте лгать, сэр, – произнесла она, грозя ему пальцем. – Что вы знаете о Дике Монтере?

– Это еще кто? – растерялся Ганнон.

– Мальчик. Примерно вот такого роста.

Пенелопа провела ребром ладони по плечу.

– Рыженький. Он работает на вас?

Ганнон съежился от страха.

– Нет! У меня есть паренек… племянник. Сын сестры. Лодырь, каких свет не видывал. Зачем мне еще один? Особенно такой, кто нужен ищейкам!

Окончательно потеряв самообладание, Ганнон уставился на Барнаби как на спасательный круг:

– Э-э… вы один из этих ищеек? Разве можно давать столько воли женщине? Это опасно.

Барнаби был полностью с ним согласен: он еще никак не мог опомниться от страха, пронзившего его, когда Пенелопа бросилась к Ганнону. Он немного успокоился, только поняв, что тот не опасен. Но в ту минуту, когда Пенелопа оказалась между ним и Ганноном, он едва не поседел от страха. Однако…

– Отвечай на ее вопросы, и полиция оставит тебя в покое. Ты что-то знаешь или слышал о парне, которого она описала?

Голос разума привел Ганнона в чувство. Хорошенько поразмыслив, он покачал головой:

– Никого подобного в округе не видел. И не слышат ничего ни о нем, ни о ком другом. – Он хитро блеснул глазами и добавил: – Если вы и леди гоняетесь за парнем, которого украли, и воображаете, будто я собираюсь сделать из него взломщика, должен сказать, что вышел из игры два года назад, с тех пор как тянул последний срок в каталажке.

Голос его звучал правдиво. Судя по виду Пенелопы, она тоже поверила. Коротко кивнула и сразу обмякла, словно боевой дух покинул ее стройную фигурку.

– Так и быть, – предупреждающе бросила она, – я вам поверю. Но не пробуйте еще раз преступить закон.

Она отошла. Барнаби взглянул на Ганнона. На лице бывшего грабителя было ясно написано желание никогда больше не встречаться с этой скандальной особой.

Бросив на него последний грозный взгляд, Барнаби развернулся и несколькими шагами догнал Пенелопу. Он до сих пор не мог опомниться от пережитого потрясения.

Нагнув голову, он тихо сказал ей на ухо:

– Никогда не забегайте в переулки одна.

Голос его оставался спокойным. Слова он выговаривал четко.

Пенелопа недоуменно пожала плечами:

– Но там никого не было… Опасность мне не грозила. И теперь мы можем спокойно вычеркнуть Ганнона из списка.

Они вышли из переулка, и Пенелопа с сожалением оглядела небо.

– Полагаю, придется оставить остальных пятерых до завтра.

Барнаби стиснул зубы, схватил Пенелопу за руку и поволок туда, где стояли Стоукс и Гризельда.

Они нашли наемный экипаж и поехали в лавку Гризельды. К сожалению, внутреннее пространство экипажа было очень тесным, и Барнаби всю дорогу пришлось выносить слишком близкое соседство Пенелопы.

Гризельда и Стоукс, сидевшие напротив, оживленно обсуждали, как разыскать пятерых оставшихся в списке. Ист-Энд был велик, и у них не имелось никаких сведений о том, в каком квартале они орудуют. Наконец было решено, что Гризельда снова навестит отца и спросит, не узнал ли тот чего нового. Тем временем Стоукс еще раз потолкует с коллегами из полицейских участков Ист-Энда. Через два дня они снова соберутся, обменяются новостями и составят новый план.

Пенелопу раздражало такое промедление, но ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться.

Наконец они добрались до Хай-стрит. Барнаби предоставил Стоуксу высаживать дам, а сам пошел расплачиваться с кучером.

Когда экипаж отъехал, Барнаби повернулся и обнаружил, что Стоукс прощается, сначала с Пенелопой, потом с Гризельдой. Наблюдая, как Стоукс склоняется над рукой Гризельды, как она улыбается ему, как он держит ее пальцы дольше, чем это необходимо, Барнаби впервые додумался задаться вопросом, не было ли у Стоукса скрытых мотивов, когда тот попросил Гризельду Мартин стать его гидом по Ист-Энду.

Так-так…

Присоединившись к компании, он кивнул Стоуксу на прощание.

– Приеду завтра.

– Я поспрашиваю и в управлении, – пообещал тот, – на случай если кто-то знает, где скрываются эти пятеро.

В последний раз поклонившись дамам, он ушел.

Гризельда с тоской посмотрела ему вслед, но тут же опомнилась, улыбнулась Пенелопе и Барнаби и вошла в лавку. Ее ученицы уже собирались уходить.

– Поднимитесь наверх и переоденьтесь, – попросила Гризельда Пенелопу. – Я закрою лавку и приду.

Пенелопа стала подниматься по лестнице. Барнаби предпочел бы подождать внизу, пока Пенелопа переодевается, но ему было не по себе в окружении оборок и бантов. И к тому же он явно отвлекал учениц Гризельды.

– Я подожду в гостиной, – решил он, поднимаясь следом за Пенелопой.

Добравшись до верхней площадки, он обнаружил, что Пенелопа уже скрылась в спальне. Барнаби подошел к окну-фонарю, сунул руки в карманы и стал рассматривать улицу.

Ему было… не по себе. Нет, неправда. Он чувствовал себя в своей тарелке, только вот налет лоска, присущий светскому джентльмену, становился все тоньше. Он не понимал, почему Пенелопа Эшфорд так легко сокрушила всю его защиту, и теперь невозможно было отрицать, что он реагирует на нее и она заставляет его реагировать, как ни одна женщина на свете.

Все это крайне тревожило, выводило из себя и невероятно отвлекало.

Мало того, она просто сводила его с ума.

Гризельда проводила их до выхода и даже придержала дверь. Пенелопа вышла первой. Барнаби низко поклонился:

– До следующей встречи, мисс Мартин.

– Доброй вам ночи, – пожелала девушка.

Они остановились на улице. Барнаби огляделся. Ни одного наемного экипажа. Барнаби озабоченно покачал головой:

– Придется прогуляться до церкви. Там на углу должны быть экипажи.

Пенелопа молча кивнула.

То ли у него это уже успело войти в привычку, то ли повинуясь правилам галантности, но он снова обнял ее за талию.

Пенелопа судорожно втянула в легкие воздух и почти отскочила от него.

– О, ради Бога, прекратите! День закончен. И все маски сброшены.

Застигнутый врасплох Барнаби нахмурился:

– При чем тут, черт побери, маски?

– Не стройте из себя невинного агнца! Вы целый день разыгрывали моего ревнивого возлюбленного! Держали меня за руку и обнимали так, словно вы – мой хозяин. Притворялись, что целуете меня!

– Но у меня не было подобных намерений!

– Каковы же в таком случае были ваши намерения? Что побудило вас весь день вести себя подобным образом?

Несколько секунд они продолжали обмениваться яростными взглядами… прежде чем он вдруг поднял руки, сжал ладонями ее лицо и завладел губами.

Таким был его ответ.

Он не отпускал ее губы, пока она не задохнулась. И продолжал ее целовать, безмолвно изливая бушующее в нем желание.

Это отчаянное, голодное желание терзало его с искусством опытного палача.

Наконец один из поцелуев вышел из-под контроля и пробудил в нем исступление, которого он доселе не испытывал.

Он вторгся языком в нежную пещерку ее рта с азартом разбойника, добравшегося до сокровища.

И она все ему позволила.

Голова Пенелопы не кружилась. Просто все пространство вокруг внезапно исчезло. Впервые в жизни она стала заложницей собственных чувств. Сдалась на их милость.

Его губы продолжали пробовать ее на вкус: жесткие и упругие, властные, требовательные. Посылавшие озноб по ее спине. Его руки держали ее в плену, а он продолжал целовать ее.

И она не сопротивлялась. Потому что жаждала познать больше, отведать больше, почувствовать больше.

Она сама не поняла, когда ее губы раздвинулись, когда его язык наполнил ее рот, когда он предъявил на нее права, обещая темное, жаркое, неизъяснимое наслаждение.

Острые, неизведанные доселе ощущения нахлынули на нее.

Чувственное искушение манило.

Она хотела. Впервые в жизни ощущала желание, туманившее разум. Желание, которое она пыталась, но не могла насытить.

Она хотела… целовать его в ответ, дать ответ, которого желает он. Ублажить и удовлетворить его… нет, и себя тоже. Давать и брать одновременно.

Ее руки лежали на его груди. Повинуясь непонятному импульсу, она сжала его широкие и надежные плечи, погладила шелковистые локоны, обвившиеся вокруг ее пальцев.

Он едва заметно вздрогнул, наклонил голову, и их языки сплелись в жарком танце.

Она снова задрожала и, немного осмелев, ответила нерешительным поцелуем.

Волна страсти поднялась в его душе, охватила его и вылилась в поцелуе, потрясшем ее.

Эта страсть должна была шокировать хорошо воспитанную леди, возбудить в ней инстинкт самосохранения, но Пенелопа окончательно потеряла голову.

И стала целовать его с еще большим пылом, снова и снова лаская его язык своим. Отчаянно стремясь узнать, что будет дальше. Заманивая его в глубину мучительной страсти.

Она не чувствовала, что делает нечто постыдное. Только жар и чистое наслаждение, мощное и ослепительное. Наверное, вот что это такое – чувствовать себя женщиной. С женскими потребностями и желаниями.

Наконец она немного пришла в себя и, охнув, отстранилась. И пораженно уставилась в его глаза.

Глаза, горящие синим светом.

И выражение в этих глазах подсказало ей, что он видел и понимал… слишком многое.

С силой, подогреваемой страхом, она вырвалась из его объятий и повернулась, чтобы уйти.

Он ничего не сказал. Только догнал ее и пошел рядом.

Она ощущала его взгляд, но продолжала упрямо смотреть вперед, высоко подняв голову.

Они добрались до церкви и оказались на людной улице. Барнаби нанял, экипаж. Открыл дверцу, и она поспешила забраться внутрь без его помощи.

Он последовал за ней и захлопнул дверцу.

К ее удивлению и даже раздражению он скорчился на сиденье рядом с ней. Между ними оставалось достаточное расстояние, чтобы она не испытывала тесноты.

Барнаби же пристально смотрел в окно на проплывающие мимо дома, предоставив Пенелопу ее мыслям.

И занятый своими.

Глава 9

Они расстались на ступеньках ее дома. Из слов Барнаби она поняла, что им предстоит встретиться сегодня вечером.

В дороге они не обменялись ни единым словом. Ни он, ни она не упомянули о поцелуях… и о том, что открыли им эти поцелуи.

Но оба не могли думать ни о чем другом.

Во всяком случае, она не могла думать ни о чем другом.

Пенелопа всегда считала свою натуру практичной и даже прозаичной. И не предполагала, что в глубине ее души кроется целая россыпь женских потребностей, которые, похоже, дремали, пока он не поцеловал ее, пока не сжал в объятиях и не пробудил эти дремавшие потребности.

Они проснулись в ответ на поцелуй, питаемые ощущениями, которые открыл в ней Барнаби, он и только он. Ни один мужчина, кроме него, не действовал на нее таким образом.

Пенелопа была совершенно уверена: если они и дальше будут продолжать в том же духе, эти неуместные потребности станут постоянной и сильнодействующей реальностью. Она достаточно хорошо знала себя, чтобы понять: такие, как она, ничего не делают наполовину. Эти потребности будут расти и постепенно завладевать ею. И что ждет ее впереди – неизвестно.

А она не была готова идти по этой дороге. Внутреннее сопротивление оказалось слишком сильным. И побуждало ее отступить.

Ей слишком хорошо известно, что он за человек. Если их отношения будут продолжаться, ей придется пожертвовать чем-то очень дорогим для нее. Своей независимостью. Свободой выбора. Свободой управлять собственной жизнью.

И вот тут, в гостиной леди Карлайл, она была полна решимости объявить мистеру Адэру свое мнение обо всем случившемся сегодня.

Пока ей ловко удавалось избегать знаков внимания поклонников.

Но увидев златовласую голову Адэра, она пробормотала: «Наконец» – и, старательно избегая взгляда Харлана Ригби, прошла в угол комнаты. И стала дожидаться, пока Адэр присоединится к ней.

Он не заставил ее ждать. С быстротой, которую большинство дам нашли бы лестной, он рассек толпу гостей и направился к тому месту, где стояла Пенелопа.

Решив, что ей вовсе не следует замечать напряженного блеска в его глазах, она коротко кивнула в знак приветствия.

– Я хочу кое-что сказать вам. Вон там, – она взмахом руки показала на арочный вход, – есть гостиная, где мы можем поговорить с глазу на глаз.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и сделала первый шаг. Слегка поколебавшись и наспех оглядев комнату, Барнаби, как всегда, последовал за ней.

Маленькая гостиная, как и предполагала Пенелопа, была пуста. И идеально подходила для беседы наедине.

Идеально подходила для обольщения.

После сегодняшних удивительных поцелуев он мог бы совершенно оправданно предполагать, что Пенелопа, с ее твердым характером, возьмет бразды правления в свои руки и захочет продолжать в том же духе, пока…

Разумеется, он был не настолько глуп. Стоило лишь вспомнить, как она отстранилась так быстро, словно обожглась, а потом всю дорогу о чем-то мучительно размышляла, и он вовсе не ожидал, что она обернется, улыбнется и бросится в его объятия.

Остановившись посреди комнаты, она, высоко подняв голову и сжав руки перед собой, повернулась к нему.

Ее взгляд был спокоен, бестрепетен и прям.

– Я хочу дать вам понять, что твердо уверена: сегодняшние поцелуи… такого больше не должно повториться.

Немного передохнув, она еще выше задрала подбородок и продолжала явно отрепетированную речь:

– Как вам известно, я пришла, чтобы просить спасти пропавших мальчиков, и это моя главная цель. Для того чтобы добиться успеха, нам с вами придется работать вместе, и вам, как и мне, вовсе не нужна неловкость, которая неизбежно возникает при подобных отношениях и мешает работе.

Все еще не отходя от двери, Барнаби вопросительно вскинул брови:

– Неловкость?

Ее глаза гневно блеснули.

– Да, которая, повторяю, обязательно возникнет, особенно если вы будете продолжать преследовать меня, даже когда я не захочу принять знаки вашего внимания.

– Понятно, – мягко заметил Барнаби после недолгого размышления. Ему с самого начала было интересно, какую линию поведения она изберет. Он даже пытался гадать, но под конец решил позволить ей удивить его. И она его не разочаровала. Она еще более честна и упряма, чем он ожидал.

Но что хорошего это ей даст?! После поцелуя, после того, что этот поцелуй открыл им обоим, очень сомнительно, что какая-то сила в мире удержит его и заставит свернуть с избранного пути.

Подойдя ближе, он спокойно спросил:

– А если я не соглашусь?

Пенелопа мгновенно помрачнела:

– Вам просто нет смысла пытаться и дальше продолжать подобные отношения. Я считаю, что это очевидно. Я не стремлюсь выйти замуж. Не ищу мужа, который дал бы мне крышу над головой: я и сама вполне способна себя содержать. И не желаю, чтобы кто-то получил право всячески ограничивать и контролировать меня.

Глядя в ее бархатные карие глаза, он потрясенно осознал, что тонко ощущает не только ее мысли, но и чувства, эмоции. Он уже был ближе к ней, чем к любой другой женщине. И их крепнущая связь только подтверждала, что она создана для него.

И скоро они станут еще ближе. Гораздо ближе. После их поцелуев стало ясно, что он куда опытнее, чем Пенелопа, что в силу своей невинности она просто не может правильно оценить то, что возникло и растет в отношениях между ними.

– Видите ли, – поспешно продолжала она, хотя понятия не имела, что сказать, – я…

Он улыбнулся и прижал палец к ее губам.

– Не нужно. Я все прекрасно понимаю.

Она удивленно уставилась на него. Барнаби опустил руку. Неужели в каждом правиле действительно есть исключения?

– Правда?

Его улыбка стала еще шире:

– Даю слово.

Пенелопа облегченно вздохнула:

– Значит, вы больше не будете меня целовать?

Теперь его улыбка стала еще шире:

– Обязательно буду. Твердо рассчитывайте на меня.

Девушка потрясение ахнула:

– Но…

Стук в дверь заставил их оглянуться.

– Какого черта? – пробормотала она и уже громче окликнула: – Войдите!

Дверь открылась. На пороге появился лакей, который с поклоном протянул серебряный подносик:

– Письмо для мисс Эшфорд.

Выйдя вперед, она взяла записку с подноса. Лакей, очевидно, чувствуя себя не в своей тарелке, поспешил объяснить:

– Леди Калвертон настояла на том, чтобы я принес его немедленно, мисс Эшфорд.

Теперь понятно, откуда он узнал, где ее искать: мало что ускользало от орлиного взора леди Калвертон.

– Спасибо, – кивнула Пенелопа, распечатывая записку и пробегая глазами содержание.

Барнаби вдруг заметил, что от ее лица отлила кровь.

– Что случилось?

– Миссис Картер… Джемми… – Глаза ее были полны ужаса. – Миссис Картер нашли мертвой. Доктор… он считает, что она умерла не своей смертью. Ее задушили.

Ледяной холодок коснулся его спины.

– А Джемми?

– Джемми исчез. – Пенелопа резко повернулась. – Я должна идти.

Барнаби сжал ее локоть.

– Мы должны идти. А вы, милейший, передайте леди Калвертон, что нас с мисс Эшфорд вызвали по срочному делу, связанному с приютом.

– Будет сделано, сэр, – поклонился лакей.

Он вышел. Пенелопа уже хотела идти следом, но Барнаби ее удержал.

– Минутку. Нам нужно немедленно известить Стоукса. Нет смысла ехать в дом Картера. Отправимся к Стоуксу и составим план, как лучше заняться поисками Джемми.

– Нужно попрощаться с леди Карлайл и извиниться за ранний уход.

Стоукс жил в доме на Агар-стрит, недалеко от Стрэнда.

Комнаты Стоукса, были на втором этаже. Барнаби постучал. Стоукс открыл дверь, он был в рубашке с засученными рукавами и без воротничка. На плечах висел уютный поношенный шерстяной пиджак из тех, какие обычно носят садовники.

Увидев их, он в изумлении отступил. Но Пенелопа порывисто подошла ближе и сжала его руки.

– Инспектор Стоукс! Это что-то ужасное! Миссис Картер, о которой вам наверняка рассказывал мистер Адэр, убили, а злодеи похитили Джемми.

– Когда это случилось? – спросил он. Пенелопа беспомощно пожала плечами:

– Я ничего не знаю: мы были на званом вечере, когда принесли письмо.

Стоукс прочитал записку.

– Похоже, доктор действительно уверен, что миссис Картер умерла не своей смертью.

– Совершенно верно, – кивнула Пенелопа. – И что же нам теперь делать?

Стоукс глянул на каминные часы: стрелки показывали без четверти двенадцать.

– Я немедленно отправлюсь в управление и потребую, чтобы наш штатный курьер известил полицейский участок на Ливерпул-стрит, – сказал Стоукс. – Доктор, конечно, доложит о преступлении: Но запрос из Скотленд-Ярда будет гарантией того, что местный сержант сразу же начнет собирать всю возможную информацию. А я появлюсь там завтра и посмотрю, что у него уже есть.

Глава 10

В восемь часов утра в большой комнате на втором этаже ветхого дома на Уиверз-стрит, в самой глубине трущоб, Гримсби в обличье наставника готовился обратиться к группе учеников своей школы юных грабителей.

Медленно прохаживаясь перед семью мальчишками, выстроившимися перед ним, Гримсби довольно улыбался. Еще один ученик – и заказ будет выполнен, а сам он освободится из лап Алерта. И улыбался он не зря: давно усвоил, что мальчики реагируют на внешние проявления эмоций. Если они видят, что он счастлив, значит, и сами будут счастливы. И поэтому станут из кожи вон лезть, чтобы чаще видеть улыбку учителя.

В комнате, занимавшей почти весь этаж, практически не было мебели: только длинный узкий раскладной стол, за которым мальчики ели, а иногда и работали. Сейчас он был придвинут к стене. Под ним стояла грубо сколоченная скамья. Потускневшие оловянные миски и ложки громоздились в темном углу; на чердаке, куда можно было подняться по деревянной лестнице, лежали соломенные тюфяки, где спали мальчики.

Наглядные пособия для будущих грабителей были примитивными, но практичными. Канаты различной толщины свисали с потолка: множество замков и засовов украшало деревянные стены. У одной стены стояла секция железной ограды с острыми зубцами наверху. Тут же лежали окна, на которых красовались решетки, и были сложены грубые деревянные рамы, в которые не мог пролезть взрослый мужчина.

Гримсби, обозревая все эти необходимые принадлежности ремесла, остановился в центре строя, оглядел учеников и благосклонно улыбнулся:

– Я уже поговорил кое с кем из вас, но сегодня мы принимаем в нашу маленькую компанию еше одного человека.

Он показал на тощего парнишку с каштановыми волосами.

– Джемми – это предпоследний из тех, кто должен присоединиться к нам. Свободным остается еще одно место. Но тот парень пока что не с нами.

Говоря это, он покрепче укутался в свое суконное пальто: в комнате гуляли сквозняки, но ни мальчишки в своих лохмотьях, ни помощник Гимсби Уолли – спокойный, ничем не примечательный парень лет двадцати пяти, – казалось, этого не замечали.

– Однако, – продолжал Гримсби, – уроки начинаются с сегодняшнего дня. Последнему мальчишке придется нагонять уже пройденное. А теперь хочу объяснить, как повезло вам всем оказаться здесь. Власти поручили нам дать каждому ремесло.

Он расплылся в еще более широкой улыбке, бестрепетно встречая их настороженные взгляды.

– Отныне вы будете есть, спать и работать здесь. Выходить на улицу только в сопровождении Уолли, а позже, когда наберетесь опыта, вместе с моим партнером, мистером Смайтом. Но сначала я обучу вас вламываться в дома, бесшумно ходить в темноте по богатым особнякам, открывать засовы и замки, протискиваться сквозь узкие щели и держать ухо востро. Вы научитесь взбираться на стены и усмирять собак. То есть узнаете все, что необходимо для ученика взломщика. Так вот, школа эта не работает постоянно: только когда у нас есть места. Не мне говорить вам, какая удача – получить ремесло, на которое всегда есть спрос. Все вы остались без родителей: подумайте об остальных сиротах, которым приходится выпрашивать корку хлеба и спать в сточных канавах. Повторяю: вам повезло. Всегда помните, что и вы могли бы оказаться на улице, если бы вам не выпало счастье оказаться здесь. Работайте усердно и покажите, на что способны. Итак, что вы на это скажете?

Мальчики переглянулись, а потом вразнобой ответили:

– Да, мистер Гримсби.

– Прекрасно. Прекрасно! Уолли начнет вас обучать. Слушайте его и делайте, как велят. Как только усвоите основные приемы, мистер Смайт – настоящая легенда воровского дела – будет брать вас с собой на улицы, чтобы показать, как нужно действовать. А теперь говорите, у кого есть вопросы?

К его удивлению, новичок нерешительно поднял руку.

– Ну… что у тебя?

Парень… как там его… Джемми прикусил тубу, набрал в грудь воздуха и промямлил:

– Вы сказали, что власти поручили вам обучать нас воровскому ремеслу. Но воровство незаконно! Зачем властям нужны лишние взломщики?

Гримсби невольно улыбнулся. Ему всегда нравились мальчишки, способные мыслить логически.

– Неглупый вопрос. Но ответ достаточно прост. Если бы не было малолетних грабителей, взрослые воры не могли бы работать, и кого тогда ловить ищейкам? Это игра, понятно?

Он оглядел их лица, отчетливо понимая, что тот же вопрос зреет под каждой копной грязных волос.

– Это игра, парни. Только игра. Ищейки гоняются за нами, но мы им нужны. Не будь нас, они лишились бы работы.

– Значит, вы ничего не видели и не слышали прошлым вечером… или днем?

Пенелопа еще цеплялась за остатки надежды, но старуха упрямо качала седой головой:

– Нет.

Она жила почти напротив дома миссис Картер. Значит, ничего…

– Джемми нашел бы меня, нуждайся он в помощи. Не понимаю, почему он не пришел: они здесь недавно, и мы с Мейзи Картер успели поладить.

Пенелопа криво усмехнулась:

– Вряд ли у Джемми была возможность к кому-то обратиться. Мы считаем, что его похитил тот…

– Кто положил подушку на лицо Мейзи и держал, пока та не умерла, – злобно прохрипела старуха. – Я слышала, ваш молодой человек имеет какое-то отношение к ищейкам. Сам-то он, конечно, не из таких, но может заставить их пошевелиться. Пусть прикажет им найти того, кто это сделал. И в суд таскать никого не надо. Только шепните нам словечко. Мы сами с ним потолкуем.

Улыбка старухи обещала жестокое возмездие.

– Обещаю, мы позаботимся об ублюдке, как он того заслуживает.

Пенелопа отступила и, оглядевшись, заметила Барнаби за оживленной беседой с каким-то пожилым обитателем улочки. Барнаби поднял глаза, увидел Пенелопу и поманил к себе.

– Дженкс работает в ночную смену, – пояснил Барнаби, – поэтому уходит отсюда в три часа дня.

– Точно, как часы, – кивнул Дженкс, – иначе не услышу фабричного гудка.

– Вчера, – продолжал Барнаби, – Дженкс, выходя на улицу, заметил двоих, входивших в дом миссис Картер.

– Я знал, что она больна, вот мне и показалось это странным. – Лицо Дженкса омрачилось. – Жаль, что не остановился и не спросил, но подумал, может, это друзья. Да и Джемми их впустил, и никакого шума я не слышал.

Барнаби взглянул на Пенелопу, словно предоставляя ей задавать вопросы.

– Как они выглядели, мистер Дженкс?

– Один – настоящий громила. Я и сам не карлик. Но он куда крупнее меня. Не хотел бы я встретиться с ним в драке. Огромные кулаки, и вид злобный. Но одет чисто и аккуратно, да и вроде бы не собирался затевать скандал. Второй… самый обычный парень. Простая одежда. Каштановые волосы. Никаких особых примет.

Дженкс пожал плечами.

– А вы узнаете их, если увидите снова? – продолжала допытываться Пенелопа.

– Первого-то? Еще бы! А вот второго… странно, я видел его дольше, чем того, другого, но, клянусь, мог бы пройти мимо и не заметить его на улице. Простите. Но больше мне сказать нечего.

Барнаби приказал кучеру везти их в Мейфэр. Они уже заезжали в приют, так что возвращаться не было нужды.

– Нужно пообедать, а потом отправимся в Скотленд-Ярд.

– А когда поговорим со Стоуксом, встретимся с Гризельдой, – добавила Пенелопа.

Стоукса посетила та же мысль. Он прибыл на Хай-стрит в начале третьего.

– Что-то случилось? – насторожилась Гризельда.

– Если позволите, я предпочел бы поговорить наверху.

– Разумеется. Пойдемте.

Он шел сзади, безуспешно стараясь не смотреть на ее покачивающиеся бедра. Она привела его в гостиную и пригласила садиться.

Стоукс со вздохом опустился в кресло, чувствуя себя так, словно с плеч свалилась тяжесть, и, заметив ее вскинутые брови, сказал:

– Не помню, говорил ли я, что Адэр и мисс Эшфорд нашли мальчика, похожего на тех, кого уже успели похитить. Они поговорили с его матерью, поняли, что она протянет еще месяца три, и я не посчитал нужным поставить у дома постоянную охрану.

– Нет, я ничего не знала, – качнула головой Гризельда. – Что случилось?

Стоукс откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

– Прошлой ночью мы узнали, что мать мальчика нашли убитой, а сам он исчез.

– В Ист-Энде?

Стоукс кивнул и открыл глаза:

– Недалеко от Арнолд-серкус.

Гризельда нахмурилась и покачала головой:

– Видите ли, в Ист-Энде царит беззаконие, но своих они не трогают. Есть определенные границы, которые строго запрещено переходить, а убийство матери и похищение сына – одна из таких границ. Люди наверняка озлобились и, если кто-то что-то знает, не станут скрывать.

– Значит, если мы начнем расспрашивать, нам все скажут?

– Полицейские получат любую помощь, можете не сомневаться, – медленно проговорила она.

– Похоже, вы считаете, что этой помощи будет недостаточно?

– Верно. Так и есть. Может, кто-то видел, как уводили мальчика, но найти злодея и вернуть Джемми – задача не из легких. Правда, не забывайте, что в вашем списке остается еще пять имен. Возможно, один из них и есть содержатель школы, который похитил мальчика. Самый быстрый способ помочь вам и остальным ребятишкам – узнать все об этих пятерых.

Колокольчик внизу звякнул. Гризельда поднялась, склонила голову и прислушалась. Стоукс тоже встал.

– Мисс Эшфорд и Адэр, – решила она и, выйдя на лестничную площадку, глянула вниз: – Да, Имоджин, знаю. Пожалуйста, попроси их подняться.

Вскоре появилась Пенелопа в сопровождении Барнаби. При виде Стоукса Пенелопа широко раскрыла глаза:

– И вы здесь! Мы заезжали в Скотленд-Ярд, но вас не застали.

Стоукс слегка покраснел:

– Я пробыл на Ливерпул-стрит дольше, чем ожидал, мы предупредили все полицейские участки в Лондоне, дали описание Джемми.

Барнаби передал разговор с Дженксом. Стоукс кивнул.

– Нужно же с чего-то начинать. И их появление совпадает со временем убийства, так что Дженкс скорее всего видел настоящих злодеев.

Гризельда подалась вперед.

– Я намеревалась завтра же посетить отца: может, он слышал что-то о тех, чьи имена еще остаются в нашем списке. В зависимости от того, что он скажет, я поспрашиваю в округе: а вдруг и узнаю что-то определенное? Если станет известен адрес школы, я тут же сообщу вам.

– Это ни к чему. Я буду рядом.

Гризельда попыталась было протестовать, но Стоукс повелительно поднял руку:

– Как я уже говорил, если вы занимаетесь расследованием, связанным с риском для жизни, значит, я должен охранять вас.

– Мы тоже пойдем! – воскликнула Пенелопа, вскакивая с дивана. – Это значительно ускорит дело…

– Нет, – твердо ответил Барнаби. – У нас другое занятие.

– Какое? – спросил Стоукс.

– В приюте. Помнишь, мы хотели расставить ловушку злодею, последив за мальчиком, чей опекун находится при смерти? Но у нас ничего не получилось, потому что единственным мальчиком, подходившим для содержателя школы, был Джемми, а мы посчитали, что его мать еще поживет. Однако, – жестко продолжил он, – учитывая случившееся с Джемми, можно предположить, что им срочно нужны мальчики. Настолько срочно, что они готовы ускорить конец их опекунов.

– Значит, если вы сможете найти в Ист-Энде мальчика с подходящими физическими данными, – оживился Стоукс, – да еще с больным опекуном, полиция сможет его уберечь. Поставим постоянную охрану, и если злодеи заявятся, мы их поймаем.

Пенелопа увидела решимость во взгляде Стоукса, заметила, как кивнула Гризельда, и ей вдруг стало легче. Она даже согласилась оставить поиски на их долю, а самой вместе с Барнаби снова перерывать гору дел.

– И сколько же там этих папок с делами? – вздохнул Барнаби.

– Вы видели последнюю партию: умножьте все это на десять.

– Пожалуй, будет лучшим разделением труда, если я помогу Пенелопе просмотреть дела, – обратился Барнаби к Стоуксу. – Я дам знать, если найдем подходящего кандидата.

– Пожалуй, ты прав, – кивнул Стоукс. – Разделимся на две группы.

Пенелопа подозрительно прищурилась, переводя взгляд со Стоукса на Барнаби. Может, ей только показалось, что между ними произошел некий безмолвный обмен мнениями?

Но, так или иначе, теперь у них был план. Оставив Стоукса и Гризельду договариваться о встрече, Пенелопа и Барнаби спустились вниз и вышли на улицу.

Им снова пришлось идти до церкви, чтобы нанять экипаж. Проходя мимо места, где они вчера целовались, Пенелопа ощутила, как ее бросило в жар.

И положение еще ухудшилось, когда некий джентльмен выбрал этот момент, чтобы прошествовать им навстречу. Барнаби, обняв ее за талию, отвел в сторону и загородил собой от неизвестного.

Пенелопа прикусила губу, вынуждая себя не реагировать на его прикосновение. В конце концов, любой джентльмен на его месте сделал бы то же самое.

Барнаби жестом подозвал наемный экипаж.

Когда экипаж подъехал, она спокойно приняла протянутую руку и позволила себя усадить.

Барнаби, садясь рядом с ней, постарался скрыть улыбку. Пусть она прозрачна, как стекло, во всяком случае, в том, что касается его и его прикосновений, но он не настолько глуп, чтобы недооценивать эту женщину и ее несгибаемую волю. Для того чтобы завоевать ее, необходимо крайне осторожно вести старую как мир игру.

Но он смело примет брошенный вызов.

Экипаж быстро катил по Мейфэру. Прошло некоторое время, прежде чем Барнаби отметил ее необычную замкнутость. Он повернул голову: она смотрела в окно, но лицо в профиль было исполнено безмятежности… а это означало, что она что-то задумала.

– Что? – неожиданно спросил Барнаби. Пенелопа даже не потрудилась поинтересоваться, о чем он. Значит, он разгадал, о чем она думает!

– Джемми где-то там один и, конечно, напуган. Я не хочу ждать до завтра, чтобы начать поиски следующего мальчика, которого они скорее всего тоже похитят. Вы сами сказали, что с каждым часом положение становится все опаснее. Но, к несчастью, мне придется сопровождать маму на музыкальный вечер.

Пенелопа вопросительно подняла брови.

Но вместо того чтобы пойти в расставленную ловушку и с готовностью согласиться на ее планы, Барнаби пожал плечами и тяжело вздохнул:

– Так и быть, мы там встретимся и потихоньку улизнем.

– В этом нет необходимости, – небрежно отмахнулась она. – Я скажу, что у меня разболелась голова, и попрошу вас проводить меня домой. Мама не станет возражать. Я постараюсь, чтобы она не зашла ко мне, когда вернется. А Лейтон знает, что не стоит запирать дверь на все замки, пока не увидит, как я вхожу в дом. Тем временем мы сможем провести всю ночь за просмотром дел.

– Значит, у леди Трогмортон, в восемь, – кивнул он.

Без четверти девять они уже сидели в кабинете Пенелопы, окруженные горой папок. Мисс Марш принесла все до единой и сложила на столе и полу.

– Это дела детей, зарегистрированных в качестве возможных кандидатов, вернее, очередников. И только последние папки – их всего несколько дюжин – содержат имена тех, которые будут приняты немедленно.

Барнаби поднял верхнюю папку и принялся листать содержимое.

– Эти папки куда тоньше.

– Потому что здесь только предварительная регистрация. По большей части это один листок. Мы еще не требовали врачебного осмотра, и ни я, ни Кеггз не посещали эти семьи, так что физического описания детей у нас не имеется.

– В таком случае что же мы ищем? – насторожился Барнаби.

– Мальчика от семи до одиннадцати лет, который может скоро осиротеть. Он должен жить в Ист-Энде. И нужно проверить, нет ли какого-нибудь упоминания о его опекуне. Насколько он болен, инвалид или нет. Думаю, злодеи предпочтут человека, которого легко одолеть.

Она неожиданно нахмурилась:

– А что, если они действуют и за пределами Ист-Энда?

Он опустил папку на пол рядом со стулом.

– Если только не смогут найти подходящего мальчика поблизости от тех мест, где обитают.

Барнаби потянулся к следующей папке.

– Злодеи стараются действовать на собственной территории, тем более что полицейских в Ист-Энде почти нет.

Она кивнула и проверила адрес в папке, протянутой Барнаби. Паддингтон.

Подражая Барнаби, она положила папку на пол.

Скоро они установили определенный ритм, почти не прислушиваясь к затихающему шуму в коридорах. Дети укладывались спать, а взрослые успокаивали самых озорных. Но по мере того как часы неумолимо тикали, все звуки постепенно затихали, таяли… и скоро в кабинете слышался только шелест бумага и шлепок очередной папки, падавшей на пол. Наконец Пенелопа подняла глаза. Половина двенадцатого. Она со вздохом уронила очередную папку. На столе осталась маленькая стопка отобранных дел. Пенелопа устало выпрямилась.

– Пятнадцать.

Пятнадцать ист-эндских мальчиков, от семи до одиннадцати лет, зарегистрированных как потенциальные обитатели приюта.

Барнаби оглядел отвергнутые папки.

– Я понятия не имел, что столько детей вот-вот станут сиротами. Но не можете же вы взять всех!

Пенелопа печально покачала головой:

– Мы и хотели бы, но не сумеем. Приходится выбирать. К сожалению, наш выбор основывается на тех же качествах, которые предпочитают злодеи: сообразительность и ловкость. Рост мы в расчет не берем. Но уже давно решили, что будем брать детей, которые лучше всего воспользуются предоставленными им возможностями.

Они долго размышляли над последними пятнадцатью папками: приходилось читать не столько текст, сколько между строк.

В конце концов количество папок уменьшилось до трех. Оба согласились, что эти мальчики – наиболее возможные кандидаты в воровскую школу.

– Но мы ничего не можем сказать о внешности этих мальчиков, – со вздохом призналась Пенелопа. – Они могут быть слишком велики, или неуклюжи, или… Придется завтра же посетить каждого.

Часы пробили час.

Барнаби встал, взял ее за руки и поднял из-за стола.

– Завтра мы поедем вместе и посмотрим на этих троих.

Привернув фитиль стоявшей на столе лампы, он снова взял ее за руки и привлек к себе.

– Сегодня мы сделали все, что могли… в этой области.

Она уловила перемену в его тоне и подняла широко распахнутые глаза:

– Что?..

Вместо ответа он привлек ее в объятия, нагнул голову и сцеловал смущение с ее губ. Пробовал их на вкус, давая понять, какова цель его нынешних исследований.

Он предчувствовал сопротивление, но она словно застыла, не понимая, что происходит.

Потом ее губы медленно раскрылись, словно отвердев. Но она не попыталась их сомкнуть. Не попыталась отстраниться. Наоборот, страстно ответила на поцелуй.

Столь неожиданная метаморфоза превратила его в ведомого. Инициатива перешла в ее руки.

Потом ее ладони, прижатые к мужской груди, легли на плечи Барнаби, зарылись в его локоны. Он едва подавил пронизавшую тело дрожь, пораженный тем, что простое прикосновение этих тонких пальцев способно пробудить в нем столько эмоций.

Но потом она прильнула к нему… и его мир пошатнулся.

Она прильнула к нему, запрокидывая голову, и все окружающее исчезло.

Он еще крепче обнял ее. Жар ее губ, смелые ласки языка распаляли его. Он жадно брал все, что она предлагала, прижимаясь к ней бедрами.

Она издала тихий звук: полустон, полувсхлип, словно прося о большем. Он провел ладонями по ее спине, сжал упругие ягодицы.

И почувствовал, как она тает.

Почувствовал, как сопротивление и напряжение уходят. Испаряются.

Она принадлежала ему, и оба это знали.

Глава 11

Пенелопа хотела провести остаток ночи в размышлениях о себе и Барнаби Адэре. Но уснула, едва голова коснулась подушки. К несчастью, пробуждение с улыбкой на губах не улучшило ее настроения.

Зато укрепило решимость.

Теперь она была совершенно уверена в том, что все эти якобы случайные прикосновения были намеренными. Что он, зная, как действует на нее, специально играет на ее чувствах.

Значит, напрашивался только один вывод: после ее вчерашнего поцелуя, которого вообще не должно было случиться, после того как она оказалась настолько безмозглой, что позволила себе им наслаждаться, стало яснее ясного, что отныне необходимо избегать Барнаби Адэра. Хотя сделать это невозможно: ведь придется продолжать расследование.

Поспешив вниз, она схватила папки, натянула перчатки и пошла к выходу. Сегодня она по крайней мере может придерживаться своего плана. Она уже предприняла меры к тому, чтобы ехать одной. Ей не нужен эскорт, чтобы навестить троих мальчиков.

Улыбнувшись ожидавшему у дверей Лейтону, она поправила перед зеркалом шляпку. Было всего половина девятого: слишком рано для визитов светских джентльменов. Даже если он поймет, что Пенелопа ускользнула, все равно не сможет угадать, к которому из мальчиков она заедет прежде всего. На сегодня она в безопасности от Барнаби.

Отвернувшись от зеркала, Пенелопа кивком попросила Лейтона открыть дверь. Переступила порог с довольной улыбкой на губах…

И оцепенела при виде золотистых локонов и широких плеч, обтянутых модным пальто. Обладатель всего этого стоял, опершись на уличную ограду.

– Мистер Адэр сказал, что будет счастлив подождать вас на улице, – пробормотал Лейтон из-за ее спины..

– Ясно…

Утро выдалось сырым и холодным. Туман окутал улицы. Белые пряди висели на экипаже, ожидавшем у обочины. Конечно, было бы лучше подождать в доме.

Прищурившись, она спустилась с крыльца. Он услышал шаги, повернулся, и улыбка, чарующая улыбка без тени торжества, осветила его лицо. Оттолкнувшись от ограды, он направился к экипажу, открыл дверцу и протянул руку.

Ее глаза превратились в щелки. Сунув ему папки, она подхватила юбки и самостоятельно забралась в экипаж.

Если он и ухмыльнулся, Пенелопа этого не увидела. Забившись в дальний угол, она поспешно расправила юбки и отвернулась к окну.

Экипаж отъехал. Она не слышала, чтобы Барнаби давал указания кучеру, и сейчас, нахмурившись, взглянула на него:

– Куда мы едем?

Он, не глядя ей в глаза, откинул голову на спинку сиденья и устроился поудобнее.

– Кучер сам из Ист-Энда: он хорошо знает эти места. Мы обсудили маршрут: сначала он везет нас на Ган-стрит, потом на Норт-Тентер и, наконец, в Блэк-Лайон-Ярд.

Было бы ребячеством презрительно фыркнуть только потому, что он так хорошо все устроил.

– Понятно, – обронила она и, снова глянув в окно, сказала себе, что не станет капризничать.

Ган-стрит была короткой улочкой, и при одном взгляде на мальчика стало ясно, что он не годится в грабители: слишком тяжеловесный, почти квадратный. Судя по отцу, на которого сын был похож, он с каждым днем будет все больше расти вширь и ввысь.

Пенелопа объяснила визит необходимостью проверить кое-какие детали. Барнаби стоял рядом, пока она отвечала на вопросы отца мальчика.

Сегодня она надела гранатово-красную ротонду, оттенявшую ее полупрозрачную кожу и рыжеватые пряди в каштановых гладких волосах. Платье было самым простым: ни рюшей, ни оборок. Он мог бы поклясться, что она носит дорогое белье. Но любопытно бы знать, отделано ли оно лентами и кружевами, или крайне скромное, как весь ее гардероб?

Резкий толчок локтем привел его в чувство. Очнувшись, он обнаружил, что Пенелопа, хмурясь, разглядывает его.

– Мистер Несбит ответил на все наши вопросы. Нам пора.

– Да, конечно, – улыбнулся он и, кивнув Несбиту, вышел из тесной лачуги и помог ей сесть в экипаж.

Усаживаясь рядом, он продолжал улыбаться. Следующая остановка, на Норт-Тентер-стрит, оказалась столь же короткой.

Усевшись обратно в экипаж, Пенелопа заметила:

– Ни один грабитель не возьмет в помощники такого простака. Он скорее всего забудет, что должен украсть, да еще пойдет и разбудит экономку, чтобы попросить помочь.

Мальчик был не так уж плох, но, судя по всему, безнадежно избалован любящей теткой и совсем разучился работать головой.

– Остался еще один, – обронил Барнаби.

Блэк-Лайон-Ярд оказался крошечной площадью, застроенной старыми домами. Площадь замостили булыжником, но сквозного проезда не было: по всем углам хаотично громоздились ящики и коробки, так что всякому, оказавшемуся там, приходилось пробираться между этими горами.

Они остановились перед убогим зданием. Здесь на первом этаже жили Мэри Бушел и ее внук Хорас, известный как Хорри.

Уже через две минуты после знакомства они поняли, что судьба была милостива к ним. Хорри, маленький и верткий, как угорь, да к тому же на редкость умный мальчишка, был идеальным кандидатом в воровскую школу.

Когда Пенелопа глянула в его сторону, Барнаби сразу понял, о чем она думает, какой вопрос безмолвно задает. И после исчезновения Джемми и безвременной смерти его матери было как нельзя понятно, что следует предпринять для дальнейшего расследования.

Он слегка кивнул.

Как и в предыдущих двух случаях, она объяснила визит необходимостью кое-что уточнить и повернулась к бабушке Хорри, которая, несмотря на годы, не растеряла ума и проницательности. От нее не ускользнули взгляды, которыми обменялись Пенелопа и Барнаби. Неожиданная тревога исказила лицо Мэри. Заметив это, Пенелопа поспешно сжала ее руку.

– Мы должны кое-что вам рассказать. Но прежде всего позвольте заметить, что мы обязательно возьмем Хорри, когда придет время.

Мэри почти мгновенно успокоилась.

– Он хороший паренек, смышленый и добрый. С ним у вас неприятностей не будет.

– Я в этом уверена.

Пенелопа улыбнулась Хорри, который прижался к бабушке и положил худенькую ручку на ее костлявое плечо. Мэри погладила его по голове.

– Видите ли, Мэри, – заговорила Пенелопа, – Хорри – именно тот мальчик, которого мы с радостью примем в приют. К несчастью, есть и другие люди, которым нужны такие пареньки: маленькие, проворные и неглупые. Послушные мальчики, которые делают так, как им сказано.

Мэри, очевидно, сразу все поняла, потому что, немного подумав, сказала:

– Я всю жизнь прожила в Ист-Энде и многое повидала. Полагаю, вы говорите о воровской школе.

– Верно, – кивнула Пенелопа и с нескрываемым гневом рассказала о пропаже четырех мальчишек, а потом об исчезновении Джемми и убийстве его матери.

Мэри кивала головой, но когда Пенелопа упомянула о полиции и решении защитить Мэри и Хорри, та широко раскрыла глаза и с изумлением уставилась на гостей:

– Господи… да быть того не может! Разве полиция станет беспокоиться о таких людях, как мы?

Барнаби глянул в ее выцветшие голубые глаза.

– Я знаю, вы к этому не привыкли, но…

Он осекся, поняв, что нужно объяснить ей правду, но теми словами, какие она сможет понять.

– Посмотрите на все это с такой стороны: в воровской школе тренируют мальчиков, чтобы те учились проникать… в какие дома?

– Ну… – нерешительно произнесла Мэри, – уж, наверное, не в наши лачуги. Задумали грабить богачей.

– Совершенно верно. Если мы с мисс Эшфорд прежде всего обеспокоены исчезновением мальчиков и стараемся, чтобы больше никто не попал в сети преступников, то полицейские твердо намерены отыскать этих преступников и закрыть школу, предотвратив тем самым серию ограблений в Мейфэре.

– Да, – согласилась Мэри, – тут вы правы.

– Поэтому полиция станет следить за вашим домом, чтобы защитить вас и Хорри.

Мэри снова кивнула, но тут же уставилась куда-то вдаль.

– Не знаю насчет полиции, – пробормотала она. – Не знаю, можно ли доверить им наши жизни – мою и Хорри.

Она подняла и сжала руку внука, лежавшую на ее плече.

– Сбегай к соседям, Хорри. И посмотри, дома ли мальчики Уиллзов. Скажи, у меня к ним дело.

Хорри кивнул, бросил взгляд на гостей и выбежал из дома.

– Парни Уиллзов, конечно, неотесанны и грубоваты, но зато честные и прямые.

Через минуту Хорри вернулся в сопровождении двух угрюмых здоровяков. Мальчик сразу же бросился к бабушке, которая приветливо кивнула вновь пришедшим:

– Джо, Нед!

Показав на них, она объявила Барнаби и Пенелопе:

– Это парни Уиллзов. Они мои соседи. Джо – самый старший, а всего их четверо.

Джо Уиллз удивленно глазел на незнакомцев, не зная, что и подумать.

– Хорри сочиняет какие-то сказки, Мэри. Что-то насчет полиции, которая хочет прийти и помешать каким-то негодяям убить вас и украсть его, чтобы сделать грабителем.

Очевидно, Хорри прекрасно понял, как обстоят дела. Мэри кивнула:

– Не такая это и сказка. Но пусть они вам все объяснят.

Она взглянула на Пенелопу и Барнаби. Братья последовали ее примеру.

– Я из приюта в Блумсбери, – поспешно сообщила Пенелопа. – Миссис Бушел – Мэри – просила нас взять Хорри после ее кончины.

И она продолжала рассказывать историю, время от времени прерываемую взволнованными комментариями Мэри. А когда дошла до убийства миссис Картер и похищения Джемми, братья Уиллзы переступили с ноги на ногу и мрачно переглянулись.

– Хотите сказать, что эти мерзавцы могут прийти и задушить Мэри подушкой, а потом украсть Хорри? – произнес Джо.

Барнаби, поколебавшись, кивнул:

– Мы уверены, что именно так они и собираются поступить.

– Они считают, – добавила Пенелопа, – что после смерти Мэри Хорри останется сиротой, и никто о нем и не вспомнит. Никто не поднимет шума, когда его не будет. Они предполагают… и рассчитывают на то, что у Мэри и Хорри нет друзей, по крайней мере по соседству. И что никто не обратит на них внимания. Сами посудите: старая женщина, живущая в Ист-Энде, умирает, а сирота пропал… кому все это нужно?

Барнаби скрыл одобрительную улыбку. Пенелопа сумела подобрать слова: парни просто лопались от негодования.

– Нам! – прорычал Джо. – Нам нужно. Нам есть дело до Мэри и Хорри! Мы не позволим, чтобы такое стряслось!

– Да, – согласился Барнаби, – но злодеи этого не знают. Пока что им удалось похитить пятерых мальчишек из Ист-Энда и убить одну женщину, и никто не поднял тревоги, если не считать мисс Эшфорд.

Джо поморщился:

– Да… верно, не везде живут так дружно, как у нас. Мэри – она нам как мать. Мы не позволим никому пальцем ее тронуть.

Брат энергично закивал.

– И не нужно полиции, – продолжал Джо, – мы сами за всем последим. Днем и ночью.

– Спасибо вам, – поблагодарил Барнаби. ~– Это огромная помощь. Но полиция тоже хочет участвовать. Как сказала Мэри, тут нет никакого вреда, а вы и ваши братья будут держаться поблизости.

– Как по-вашему, они скоро придут? – спросил Нед.

– Похоже, они очень спешат. Могут подождать немного на всякий случай: неделю-другую, но не больше. Вряд ли они станут тянуть с этим делом.

– Что же, мы без труда сумеем последить за домом неделю-другую. Один из нас всегда будет рядом. Мы глаз не спустим с этой двери.

Джо кивком показал вправо:

– Стены здесь тонкие: на любой шум сбежимся не только мы, но и другие соседи.

Барнаби одобрительно хмыкнул:

– Я объясню ситуацию тому, кто ведет это дело – инспектору Стоуксу из Скотленд-Ярда. Он придет сам и поговорит с вами, Мэри. Возможно, даже сегодня, если я смогу его застать.

– Инспектор из Скотленд-Ярда?

Джо явно не знал о существовании подобных должностей.

– Он будет командовать здешней полицией. Когда встретитесь с ним, сами поймете, что Мэри и Хорри будут в полной безопасности. И, Джо, не судите о нем плохо, пока не познакомитесь.

– Пожалуй, это справедливо, – согласился Джо.

– Берегите себя, прошу вас, – прошептала Пенелопа, погладив Мэри по руке. – Я буду счастлива принять Хорри в приют, но хочу, чтобы это произошло не слишком скоро.

Мэри заверила, что будет очень осторожна. У Барнаби сложилось впечатление, что теперь мальчика никуда не выпустят одного, пока бабушка не убедится, что угроза миновала.

Наутро Пенелопа сидела в приюте, пытаясь справиться с десятками мелочей и неотложных дел, которые запустила за время поисков, когда по спине неожиданно прошел озноб.

Вскинув голову, она увидела Барнаби, прислонившегося к дверному косяку. Выглядел он невероятно элегантно.

Держа перо на весу, она вскинула брови и надменно улыбнулась.

– Пришел предложить вам развесить по всему Ист-Энду объявления с описанием и именами пропавших мальчиков и обещанием награды за любую информацию об их местонахождении.

Она даже не попыталась скрыть свою реакцию.

– Блестящая мысль! И как мы это сделаем? – воскликнула она, просияв.

– Очень просто. Вы дадите мне список имен и описание внешности, а я отнесу все это в типографию и попрошу напечатать. Я знаю место, где объявления сделают за одну ночь.

Глава 12

Леди Гризуолд давала сегодняшний бал в честь помолвки племянницы, и веселье было в самом разгаре. Леди и джентльмены танцевали, парочки беседовали, вдовы, сидевшие вдоль стен, сплетничали и злословили об окружающих. Поскольку ее милость была близкой подругой матери, Пенелопе ничего не оставалось, как ехать на бал. Она честно выдержала с полчаса, но постоянное напряжение и необходимость выискивать в толпе золотистые локоны возымели свое действие, и вместо того чтобы и дальше разгонять поклонников, она извинилась, проскользнула мимо дамской комнаты и нашла убежище на галерее.

Спаслась от чересчур самоуверенных джентльменов.

Проблема в том, что хотя она в безопасности, этим только отодвигает неизбежное. Ей так или иначе придется встретиться с Барнаби Адэром.

Она была поражена всем, что узнала о его подвигах. О том, сколько успешных расследований он провел вместе со Стоуксом. Только у Стоукса она могла узнать о подобных делах… и ей столько еще предстояло узнать. А сколько интересного они уже успели сделать вместе! Расхаживать по Ист-Энду в костюме цветочницы было по-своему увлекательно.

Значит, в их отношениях есть и положительные стороны… и поэтому ейхотелось их продолжить. Кроме того, им еще предстояло спасти пропавших мальчиков.

Нет, она попросту боялась любопытства иного сорта… и эта боязнь побуждала ее прекратить все встречи с Адэром, несмотря на растущее восхищение этим человеком.

Добравшись до конца короткой галереи, она повернулась и побрела обратно, не замеченная веселящимися гостями. И все это время думала о том, что он пробуждал в ней.

Ничего подобного она не испытывала ни к одной живой душе. Ни к одному мужчине.

В этом была ее проблема.

Если она верно истолковала признаки, он хотел ее, желал… в определенном физическом смысле.

Остановившись у перил и чувствуя себя в полной безопасности, она посмотрела вниз, на море голов, и нахмурилась. Сколько еще ей придется торчать здесь, неизвестно почему?

И тут по телу пробежал знакомый озноб. Тихо ахнув, Пенелопа развернулась и оказалась лицом к лицу с темной, таинственной, завораживающей ее фигурой.

Волна предвкушения прошла по телу. Сердце бешено заколотилось.

Она открыла рот, чтобы отчитать его за неожиданное появление, но, прежде чем успела сказать хоть слово, он обнял ее за талию и увлек подальше от перил, туда, где тень была еще гуще.

А сам подступил ближе.

Схватил ее в объятия.

И обжег губы поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание.

Неукротимый, властный, уверенный, он сжимал ее стальной хваткой. И продолжал целовать. Ее губы уже были приоткрыты в протесте, который она не успела выразить. Он воспользовался этим, чтобы предъявить права на эти губы.

На ее чувства.

На ее ощущения.

Он мастерски владел искусством обольщения. Соблазняя ее. Маня.

И на этот раз на нее обрушился водопад эмоций. Жар, наслаждение, зажигавшее огонь в крови, посылавшее под кожу мириады крошечных молний. Согревавшее ее, пока она не отдалась на волю растущего тепла и не стала отвечать на поцелуи.

Внезапно Барнаби, не прерывая поцелуя, почувствовал, что она о чем-то размышляет. Но она была жаркой и податливой в его объятиях и не думала сопротивляться; мало того, продолжала безудержно его целовать. Пока что приходилось довольствоваться и этим.

Но что могло отвлечь ее в такой момент? Если он хочет, чтобы она принадлежала ему, нужно обязательно узнать; учитывая обстоятельства, это почти наверняка связано с их взаимными ласками.

Неторопливо и неохотно отстранившись, он посмотрел ей в лицо, окутанное тенями. Но они довольно долго пробыли здесь, и глаза привыкли к полумраку. Он зачарованно наблюдал, как ее обычное решительное выражение постепенно вытесняло дымку чувственного восторга.

Наконец она тряхнула головой и нахмурилась.

– О чем вы думаете? – неожиданно спросил он. Она пристально изучала его лицо.

– Я гадала… то есть задавалась вопросом относительно… не важно.

Обычно она отличалась поразительной прямотой. Он буквально лопался от любопытства.

– Насчет чего именно?

Все еще обнимая его за шею, она откинула голову и вызывающе сощурила глаза.

– Если я буду откровенна, ответите ли вы с такой же откровенностью?

– Да, – не колеблясь ответил он, обхватив ее талию. Она нерешительно покусала губы, прежде чем пробормотать:

– Я хотела бы знать, действительно ли вы желаете меня?..

Другие женщины тоже задавали подобный вопрос… задавали бесчисленное количество раз. Но она требовала честности. Он не отвел взгляда.

– Да. Желаю.

– Но откуда мне знать, говорите ли вы правду? Я знаю, мужчины часто лгут, когда их об этом спрашивают.

Она была совершенно права. У него не имелось доводов для защиты своего пола.

Зато наглядный факт скажет больше, чем любые клятвы.

Поэтому он поймал ее руку и потянул вниз. Наконец ее ладонь легла на его жаждущую плоть.

Ее глаза стали огромными.

Он сухо усмехнулся:

– Вот это не лжет.

Пенелопа напряглась, но он заметил – определенно заметил, – что она не попыталась отнять руку.

Наоборот. Тепло ее ладони проникало сквозь ткань брюк, и легкое прикосновение пальцев неожиданно стало невыразимой пыткой, почти лишившей его разума.

– Это повторяется каждый раз, когда я вас вижу. Когда вы близко.

Она инстинктивно прильнула к нему. Опустив голову, он выдохнул в ее полураскрытые губы:

– Особенно когда вы близко.

Он снова стал целовать ее, пытаясь убедить в том, что не солгал ни одним словом.

И когда она вцепилась в его плечи, а дыхание участилось и стало прерывистым, он подхватил ее на руки и понес через всю галерею в безлюдную гостиную. Упал в большое кресло, усадил ее к себе на колени и удивился, услышав ее тихий смех. Смех, который мгновенно замер, едва он наклонился над ней. Несколько мгновений она смотрела на него, прежде чем ее ресницы медленно опустились в откровенном приглашении. Тогда их губы снова слились в поцелуе.

Ее рука скользнула к его затылку. Она жадно целовала его и, кажется, требовала большего. Губами, языком, руками она побуждала его показать всю силу желания. И он делал для этого все. Его рука погладила ее щеку, стройную шею, скользнула от ключицы к холмикам грудей. Крохотный сосок затвердел под его ладонью, натягивая тонкий шелк лифа. Он страстно мечтал расстегнуть ряд маленьких перламутровых пуговок, чтобы коснуться ее, попробовать на вкус, но в мозгу уже звучал предостерегающий голос.

Захваченный этим неповторимым моментом страсти, он не сразу понял и расшифровал послание.

Жажда знаний – вот цена Пенелопы Эшфорд. Если он выдаст слишком много и слишком поспешно…

Ему вдруг стало ясно, как действовать дальше. Она женщина, для которой знания и факты, а также опыт – важнее всего и неотразимо ее притягивают. И он был готов научить ее всему, что она захочет усвоить.

Но, как любой опытный наставник, он должен получить власть над ученицей. Соблазнить ее ответами на первый вопрос и искушать перспективой ответа на все последующие.

Поэтому когда он сквозь платье сжал пухлый холмик у развилки бедер, а она ахнула и затрепетала, он сказал себе: довольно!

Невидимый тактик в его мозгу приказал отступить, напоминая об истинной цели.

Ее глаза открылись. Он сел и помог ей встать.

Прежде чем у нее нашлись слова для очередного вопроса, он объяснил:

– Это лишь вкус того, что такое истинное желание, по крайней мере желание между вами и мной. Если хотите знать больше, буду счастлив научить вас.

В его голосе отчетливо звучали вопросительные нотки. Пенелопа едва удержалась, чтобы не высказать все, что думает о его хитростях: она слишком хорошо понимала, чего он добивается.

Однако…

Она действительно хотела знать. Знать гораздо больше, чем сейчас.

Улыбнувшись, она пожала плечами и направилась к ведущей в зал лестнице.

– Я подумаю.

Ночь тянулась невыносимо медленно. Пенелопа металась и ворочалась с боку на бок, не в силах понять, почему не может спокойно уснуть, несмотря на знакомое окружение, привычный уют и теплую комнату.

До сих пор ее жизнь была такой упорядоченной, что она засыпала, едва ложась в постель. А сегодня…

И во всем виноват он.

Он забросил удочку с особенно лакомой приманкой. И она попалась.

Пенелопа села, взбила подушку, вновь легла и уставилась в потолок.

Нет никакого сомнения: он намеренно искушает ее. Зная ненасытное любопытство Пенелопы, подвесил искушение, как морковку, перед ее носом, пообещав давать уроки страсти, и ждет, когда она попадется в капкан. И все же, учитывая, что ей уже двадцать четыре и замуж идти она не собирается, для чего беречь девственность? Тем более что, как обнаружилось, она поразительно невежественна во всем, что касается желания и плотской любви. Значит, вполне уместно обменять ее – эту совершенно бесполезную штуку – на знания, которых она жаждет. Не говоря уж о том неоспоримом факте, что он действует на нее как ни один мужчина. Только он сумел возбудить ее любопытство.

Она еще раз хорошенько все обдумала. Все казалось вполне логичным. Вопрос в том, каким должен быть следующий шаг.

Ей совершенно необходимо узнать, почему он желает ее.

К счастью, стремление узнать причины – не единственная ее цель. Больше всего на свете она хотела бы понять и осознать свои собственные.

Она должна знать, что заставляет ее хотеть этого человека. И почему его поцелуи и объятия так возбуждают это желание еще больше.

Такова ее главная цель.

И Барнаби Адэр – средство для ее достижения.

Единственной опасностью для нее было замужество. Но она знала, как ускользнуть из его сетей. Даже если Барнаби заговорит о браке, она сумеет переубедить его. Объяснит свои взгляды. Она уверена, что такой здравомыслящий и рациональный человек поймет и в конце концов примет ее позицию.

Кстати, о позиции… она безмерно укрепится, если именно Пенелопа первой бросится ему в объятия. Пожалуй, так будет лучше для них обоих. Ей следует стать главной в этом незаконном союзе и заранее определить их отношения как роман, где нет места и намеку на брак.

Пенелопа громко вздохнула и, повернувшись на бок, подложила ладошку под щеку и закрыла глаза.

Остается получить контроль над ситуацией, и все получится.

– Я так рада, что поехала с вами сегодня утром.

Пенелопа стояла на тротуаре перед лавкой Гризельды, ожидая Барнаби, вынимавшего из наемного экипажа большую коробку с напечатанными объявлениями.

Войдя в лавку, она стала подниматься наверх. Барнаби следовал за ней, неся коробку на вытянутых руках.

В гостиной уже сидел Стоукс. Сегодня он был в своей ист-эндской маскировке. Впрочем, как и Гризельда.

– Хорошо, что ты здесь, – обрадовался Барнаби, ставя коробку на стол и снимая крышку. Вынул верхний листок и показал Стоуксу. Стоукс улыбнулся.

– Превосходно. А мы собирались проверить информацию, которую собрали мистер Мартин и остальные на пятерых грабителей из списка.

Стоукс отдал объявление Гризельде и оглядел коробку:

– И сколько тут?

– Две тысячи. Достаточно, чтобы наводнить Ист-Энд. Только нужно узнать, как лучше их распространить по всему району.

– Рынки! – объявила Гризельда. – Мы и без того туда заглянем. Но нет лучшего способа распространить объявления, чем оставить их у владельцев лотков. А сегодня как раз пятница: пятница и суббота – базарные дни. Конечно, можно оставлять их в пабах и кабачках, но рынки посещает больше людей – и мужчины, и женщины.

– Гризельда права, – согласился Стоукс. – Мы возьмем объявления с собой.

– А что вы выяснили о других возможных содержателях школы? Может оказаться среди них тот, которого мы ищем?

– Ничего определенного, – поморщился Стоукс. – Эти люди держатся обособленно, редко выходят из дома и общаются только со своими. Но у нас есть адреса троих: Слейтера, Уоттса и Хорнби. О Гримсби и Хьюзе пока ничего не известно. И местные полицейские, и отец Гризельды дают неопределенные ответы, что заставляет меня заподозрить самое худшее: эта пара наверняка впуталась в какие-то незаконные делишки. Может, кто-то из них и содержит воровскую школу, но если первые трое окажутся ни в чем не замешаны, значит, займемся Гримсби и Хьюзом.

Гризельда глянула на Стоукса:

– Проверим Слейтера, Уоттса и Хорнби, а если не найдем мальчиков, попытаемся разыскать Гримсби и Хьюза. Проблема в том, что никто не знает, где они скрываются. Это все равно что искать иголку в стоге сена.

– Возможно, нам помогут объявления, – предположил Барнаби. – По крайней мере хоть определим круг поисков.

– А как насчет Бушелов? Мэри и Хорри? Инспектор, вы уже их навестили?

Стоукс кивнул и обратился к Барнаби:

– Твоя записка прибыла как раз вовремя. Я побывал в Блэк-Лайон-Ярде сегодня днем и потолковал с Мэри Бушел и парнями Уиллзами. Мы составили план, как обезопасить Мэри и Хорри, но попросили их держать дверь приоткрытой, в надежде, что злодеи попадутся на удочку. Лично я очень на это надеюсь. Если за дело возьмутся Уиллзы и местная полиция, преступникам будет нелегко улизнуть из Блэк-Лайон-Ярда.

Барнаби вскинул брови:

– Об этом я не подумал, но Блэк-Лайон-Ярд – действительно идеальная ловушка.

– Совершенно верно. Значит, там капкан на преступников поставлен, – заключил Стоукс. – А теперь посмотрим, сможем ли мы опередить тех, кого собирались в него поймать.

Он поднял коробку с объявлениями.

– Мы с Гризельдой раздадим их, когда пойдем на рынки. Нужно узнать, где содержатель школы держит мальчиков, и вызволить их, прежде чем они начнут работать.

Все четверо гуськом вышли из лавки, под любопытными взглядами учениц, и направились к церкви, чтобы найти экипаж. Стоукс и Гризельда сели в первый. Барнаби и Пенелопа в один голос заявили, что у этих двоих более срочное дело.

Глава 13

Улыбаясь и размахивая тростью, Барнаби свернул на Джермин-стрит. Сейчас он не обращал внимания даже на еще более сгустившийся туман.

До сих пор он избегал брака, но не потому, что питал такую нелюбовь к семейной жизни, скорее, наоборот. По мере того как шли годы, он видел, насколько счастливы друзья в браке, как глубока их любовь. Видел и завидовал. И все же был убежден, что это не для него. Потому что ни разу не встречал даму из общества, которая согласилась бы мириться с его призванием – страстью к расследованию преступлений.

Пенелопа стала единственным исключением. Дамой, нарушающей любые правила. Кроме того, она обладала настолько острым умом, что он с радостью расследовал бы новые дела вместе с ней, прислушивался бы к ее мнению и предложениям, обсуждая повадки злодеев.

Но сначала он должен жениться на ней. Барнаби не сомневался, что ее брат Люк и остальные родственники сочтут его предложение приемлемым: третий сын графа – идеальная партия для дочери виконта, не говоря уж о его значительном состоянии. Но как получить ее согласие? Если возбудить в ней любопытство и подогреть нетерпение, может, его план удастся…

Барнаби уверенно улыбнулся, помахивая тростью. Она наверняка сдастся. Пожалуй, стоит навестить ее завтра утром.

У двери соседнего дома стояла изящная черная городская карета. Барнаби мельком заметил ее, но не стал разглядывать. Впрочем, интересно, кого его сосед развлекает сегодня вечером?

Ничего, скоро он тоже станет развлекать Пенелопу. Очень скоро.

Улыбаясь еще шире, он поднялся на крыльцо и стал искать в кармане ключ.

За спиной послышались звон сбруи, топот копыт, стук колес…

Барнаби замер, почувствовав неладное. Он не видел и не слышал ничего. Никто не выходил из экипажа. И дверь не захлопнулась: почему же карета уезжает?

Он стал поворачиваться и краем глаза успел заметить закутанную в плащ фигуру… с палкой в руке.

Барнаби оцепенел, не в силах осознать того, что видит. Человек был невысок ростом, и при ближайшем рассмотрении выяснилось, что под плащом скрываются юбки.

В эту же секунду он узнал нападавшего. Очевидно, Пенелопа вышла из отъехавшего экипажа. Барнаби посмотрел вслед экипажу и не успел заметить, что Пенелопа подняла дубинку.

И ударила его по голове.

Не так сильно, но достаточно больно, чтобы он пошатнулся, отступил и прислонился к стене.

Совершенно ошеломленный. Потерявший дар речи.

Пенелопа схватила его за лацканы пальто, ошибочно посчитав, что он сейчас потеряет сознание.

Но если бы он и упал, то лишь от шока, вызванного ее действиями.

Какого черта она вытворяет?

Адэр уставился на нее. Пенелопа спрятала дубинку под плащ, всмотрелась в лицо человека, на которого только что напала, и, уверившись, что с ним все в порядке, прошипела:

– Подыграйте мне!

Да, но каков сценарий?

Все еще держась за его пальто одной рукой, другой она забарабанила в дверь.

Может, ему стоит сказать, что ключ у него в руках?

Но Барнаби решил не делать этого и, честно играя роль беспомощной жертвы, закрыл глаза и едва не сполз по стене на землю. Оказалось, совсем нетрудно изобразить болезненную гримасу. Место удара пульсировало, наливаясь болью. Похоже, и синяк останется.

А Пенелопу снедало нетерпение. Да куда подевался этот чертов дворецкий?

Наконец она услышала шаги. Секундой позже дверь открылась.

– Помогите! Быстро! – крикнула она, оглядывая пустую улицу. – Они могут вернуться!

– Кто может… – забормотал Мостин, но, увидев Барнаби, прислонившегося к стене, охнул: – О Господи!

– Именно.

Пенелопа схватила руку Барнаби, перекинула через плечо и оттащила от стены. Но тут же пошатнулась и едва сохранила равновесие. Небеса, до чего же он тяжел!

Но стоит ли жаловаться, если он ведет себя так, как просила она?!

Хорошо, что Мостин вышел из транса и подхватил полубесчувственного хозяина с другого бока.

– Ну вот… осторожнее.

Мостин помог ей протолкнуть Барнаби в открытую дверь. И, увидев красное пятно на лбу хозяина, опять заохал:

– О Боже, Боже!

Пенелопа тихо выругалась. Этот лакей хуже старухи!

– Закройте дверь и помогите подняться наверх.

Она до сих пор так и не знала, сильно ли ударила его: он повис на ней всем весом. Правда, она вовсе не так уж проворно орудовала дубинкой… но тревога уже снедала ее.

Мостин бросился закрывать дверь, после чего снова подхватил Барнаби.

Тот жалобно стонал, слишком реалистично, на взгляд Пенелопы.

Черт! Она покалечила его…

Сознание собственной вины тошнотворной волной подкатило к горлу.

– Так что же случилось? – спросил Мостин, втаскивая Барнаби наверх.

Пенелопа уже успела придумать правдоподобную историю:

– Я убедила его поискать наших злодеев. Они напали на нас неподалеку отсюда и ударили мистера Адэра по голове. Он едва не потерял сознание…

Мостин ахнул: он предупреждал хозяина, что когда-нибудь с ним может случиться несчастье.

Пенелопа и Мостин, по молчаливому согласию, довели Барнаби до спальни. Мостин умудрился прислонить хозяина к одному из столбиков кровати. Барнаби издал очередной душераздирающий стон.

– Мисс… придержите его, а я пока приготовлю постель.

Мостин нерешительно отступил и бросился откидывать атласное покрывало, но, прежде чем успел схватиться за край, Барнаби снова застонал и пошатнулся.

Пенелопа ойкнула, отчаянно пытаясь удержать его, но он едва не сбил ее с ног и, плюхнувшись на постель, увлек ее за собой. Она едва успела освободиться из его рук и отскочить. По-прежнему не открывая глаз, он сморщился, снова застонал и с трудом поднес руку к голове.

– Нет! – крикнула Пенелопа. – Не нужно! Просто лежите, а мы пока снимем с вас пальто.

Либо он превосходный актер, либо она действительно треснула его слишком сильно.

Совершенно выведенный из равновесия Мостин суетился и кудахтал над хозяином.

Пенелопа сбросила плащ, и вместе с Мостином они с трудом стащили тяжелое пальто с плеч Барнаби. А вот фрак снять оказалось гораздо труднее. Мостину пришлось поддерживать Барнаби, а Пенелопа встала коленями на кровать и стянула фрак. С жилетом она справилась в два счета. Мостин снял с хозяина туфли и чулки, но едва успел выпрямиться, как Пенелопа приказала:

– Принесите холодной воды и полотенце.

Мостин поколебался, но неподдельная тревога, звучавшая в ее голосе, заставила его шагнуть к двери гардеробной.

– Минуту, мисс!

Пенелопа посмотрела ему вслед. Обе двери были открыты. Она не посмеет спросить Барнаби, действительно ли у него так болит голова. Она ударила его сильнее, чем намеревалась. Но, как ни странно, теперь ей легче привести свой план в действие.

Взяв тазик у вернувшегося лакея, она поставила его на пристенный столик. Намочила полотенце, выжала и положила на лоб Барнаби. Пока что нет ни шишки, ни синяка. Хорошо, что она закрыла покрасневшее место полотенцем, тем более что Мостин зажег канделябр на столике у кровати, и неяркое пламя осветило лицо Барнаби.

– Можете идти, – бросила Пенелопа, не глядя на Мостина.

До него не сразу дошел смысл ее слов. Немного опомнившись, он с ужасом уставился на нее:

– Невозможно! Это неприлично!

Она медленно подняла глаза и окинула его надменным взглядом.

– Милейший!

Пенелопа позаимствовала и слово, и тон у леди Озбалдестон, дамы, чей талант управлять и манипулировать противоположным полом был почти легендарным. Подражать столь прославленной особе нелегко, но научиться можно.

– Надеюсь, – продолжала она тихо, но повелительно, – что вы не собираетесь предположить, будто в моем старании помочь несчастному мистеру Адэру, оказавшемуся в беспомощном положении, есть нечто неприличное, тем более что его покалечили, когда он защищал меня?!

Мостин испуганно моргнул и нахмурился. Но прежде чем он успел собраться с мыслями, Пенелопа объявила тем же самым ледяным, крайне высокомерным тоном:

– У меня двое младших братьев, и я часто лечила их синяки и раны.

Абсолютно наглая ложь: оба брата были значительно старше Пенелопы.

– Более двадцати восьми лет я вращаюсь в высшем обществе и ни разу не слышала, что уход за раненым, беспомощным джентльменом каким-то образом считается неприличным.

Она уже солгала не раз, так что остается идти дорогой греха. Мостин никак не может знать, сколько ей лет на самом деле.

Брезгливо поморщившись, она указала на дверь.

– Я посижу и присмотрю за ним. А заодно буду менять холодные компрессы. Когда он очнется, я вам позвоню.

– Но…

Мостин широко раскрытыми глазами уставился на неподвижного хозяина.

Пенелопа вздохнула и решительно надвинулась на Мостина, который, естественно, попятился.

– У меня нет времени на споры. Нужно позаботиться о вашем хозяине!

Она продолжала наступать, пока Мостин не уперся спиной в дверь. И только тогда, подбоченившись, снизила голос до язвительного шепота:

– Весь этот шум, вне всякого сомнения, только усиливает его головную боль. А теперь – уходите!

Мостин поежился, судорожно сглотнул, бросил последний отчаянный взгляд на распростертую на постели фигуру, повернулся, открыл дверь и выскользнул в коридор.

Не собираясь рисковать, Пенелопа подступила к порогу и прижалась к двери ухом. Подождала, пока не услышала шаги Мостина на лестнице, и осторожно закрыла дверь на задвижку.

Шумно вздохнув, она прижалась лбом к двери.

И только потом обернулась и взглянула на Барнаби. И наткнулась на пристальный взгляд синих глаз.

– И что все это значит? – осведомился он. Безупречный выговор. И ни единого стона! Пенелопа едва не лишилась чувств от облегчения. Радостно улыбаясь, она шагнула к кровати.

– Прекрасно! Значит, у вас все в порядке!

– После этого небольшого удара по голове? – фыркнул он.

– Мне следовало бы знать, что ваш череп слишком крепок, иначе я не стала бы так волноваться, думая, что нанесла вам серьезное увечье.

– Возможно, но что…

Он не успел договорить. Пенелопа прыгнула на постель, бросилась в его объятия и стала целовать.

Не в силах противиться, он отвечал на поцелуи, наслаждаясь каждым мгновением, упиваясь вкусом и ощущением ее теплого рта.

Он с трудом оторвался от нее… от поцелуя, в который она умудрилась завлечь его.

– Пенелопа…

В ответ он получил сияющую улыбку. Довольная Пенелопа прильнула к нему.

– Я пришла сообщить, что приняла решение.

– Понятно. Какое же решение?

Она прикусила полную губку, а потом ослепительно улыбнулась.

– Вы сказали в тот раз, на галерее, что если я захочу узнать больше, с радостью научите меня всему, при условии, что я окажусь старательной ученицей. Так вот, я пришла пообещать, что буду очень стараться, и прошу стать моим наставником.

Он не успел найти подходящих слов, как она снова заговорила:

– Понимаю, что леди моего положения должна оставаться в неведении о подобных деталях, пока не выйдет замуж, но поскольку я решительная и неумолимая противница брака, то и посчитала, что в противном случае я обречена на вечное невежество, а это совсем не в моем характере. Поэтому я благодарна за ваше предложение.

Он изобразил легкое любопытство:

– Почему же вы так настроены против брака? Я думал, это мечта всех молодых леди.

Пенелопа поджала губы и решительно покачала головой:

– Но не моя. Только подумайте…

Она еще теснее прижалась к нему и потерлась о его бедра своими.

– …чем может привлечь меня замужество?

Его ноющее от желания тело теперь пульсировало, горело, томилось…

– Что может предложить мне брак в возмещение за неизбежную цену, которую приходится платить? – продолжала она.

– Цену? – нахмурился он. Пенелопа сухо усмехнулась:

– Моя независимость. Возможность жить так, как я хочу, а не как предпочитает муж. Скажите, какой джентльмен нашего класса позволит мне после свадьбы посещать трущобы и спасать сирот?

Он вынудил себя кивнуть:

– Мне совершенно ясны ваши доводы.

Он не лгал. Ее рассуждения были безупречно разумны и логичны.

Но он не мог принять их.

Потому что она нужна ему. Не только как любовница. Как жена.

Но сейчас, когда она лежала на нем, прижимаясь каждым сладостным изгибом, каждой нежной выпуклостью, он стремительно терял способность мыслить.

Он сам предложил наставлять ее в науке страсти нежной. И теперь, когда она приняла предложение, не мог отступить. Какие бы объяснения он ни привел, она оскорбится и почувствует себя отвергнутой. И никогда больше не подпустит к себе.

– Итак?

Тон ее был неожиданно чувственным, обольстительным и зазывным. Вопрос, вызов и откровенный соблазн – все слилось в одном слове.

Медленно улыбнувшись, он поднял руку и снял с ее носа очки. Понимая, что сам этот жест означает капитуляцию.

– Вы можете обойтись без очков?

Пенелопа удивленно моргнула, улыбнулась и кивнула:

– Я всего лишь близорука и вполне ясно вижу все на расстоянии пяти футов.

– В таком случае… – Он положил очки на столик. – Они вам не понадобятся.

Барнаби наслаждался осознанием того, что она здесь, пришла по доброй воле и готова отдаться ему.

Это был пьянящий момент. Он крепко прижался губами к ее губам, словно обещая грядущие наслаждения.

Он даст ей все, о чем она просит. Покажет ей, что такое страсть. Истинное желание. Безграничное наслаждение.

Одним сильным нажатием он провел ладонью от ее талии к холмикам грудей.

Пенелопа ахнула, не отнимая губ. Он и раньше ласкал ее, но теперь, когда обрел уверенность, что на этом не остановится, прикосновения стали более пылкими. Несравненно более страстными.

Каждое было обещанием.

Восторг и тепло распространялись по телу Пенелопы. Пламя наслаждения сжигало ее. Груди заныли: им стало слишком тесно в шелковом плену.

Придавленная тяжестью его тела, она прижалась ноющей плотью к его ладони и тихо застонала.

Тогда он ловко, не торопясь, расстегнул пуговки ее лифа, так что края разошлись и давление на груди ослабло.

Все это вдруг возбудило в ней еще более сильную жажду чего-то неведомого. И Барнаби, словно ощутив это, сжал ее все еще прикрытую шелком грудь.

Он играл, испытывал, терзал ее чувства, проверяя и изучая реакции. Обучал ее, показывал, сколько восторга может получить она от простого прикосновения.

Другая рука Барнаби, лежавшая на ее талии, скользнула вниз, по ее бедру, и медленно провела по ягодице, не властно, скорее обещающе, рассылая жар и огненные искры по всему ее телу.

Неужели это страсть разгоралась в ней?

Барнаби прервал поцелуй и, подняв голову, посмотрел на нее из-под тяжелых век. Еще секунда – и его губы искривились в опасной улыбке. Он перекатился на спину, увлекая ее за собой.

Пенелопа от неожиданности растерялась, попробовала приподняться, но он снова обнял ее за талию и, притянув к себе, завладел губами в новом поцелуе.

Забрав ее в плен, он ослабил хватку.

Несколько секунд она свыкалась с необычной позицией, с теплом его мускулистых ног и твердой плоти между чувствительными внутренними поверхностями бедер.

Потом она ощутила, как его пальцы быстро развязывают шнурки у нее на спине. Когда края платья разошлись, он проник ладонями под ткань.

Нетерпение его все росло. Усилием воли он подавил неуместные порывы и согнул ее ноги в коленях так, что, упершись ладонями в его грудь и приподнявшись, она словно оседлала его.

И поскольку он лежал высоко на подушках, оказалось, что она сидит на его талии, так что ее груди оказались вровень с его лицом.

Именно там, где ему и хотелось.

Вздохнув от удовольствия, он поднял руки и спустил платье с ее плеч. Рукава скользнули вниз, сковав руки. Пенелопа взглянула в его лицо. Он смотрел на то, что открылось его глазам. И выражение было сдержанным. Он явно управлял ситуацией. И владел собой. Как и Пенелопой. Но в глазах пылало вожделение. Горело синим огнем, который согревал ее.

А он в это время ловил ее запястья, чтобы расстегнуть пуговицы на манжетах. Наконец и рукава сползли с ее рук. Она позволила ему помочь, после чего вцепилась в его плечи. Теперь лиф лег вокруг талии мягкими складками, а Пенелопа с восторгом предвкушала, что будет дальше.

И не слишком удивилась, когда он потянулся к длинным концам банта, которым был завязан присобранный вырез ее сорочки.

Барнаби потрогал тонкую шелковую тесемку. Он давно гадал, что именно носит она под платьями. Фантазировал… грезил… и она его не разочаровала.

Сорочка, как и платье, была очень простой. Ни единой оборки или волана. Зато ткань была тончайшей. Прозрачный, почти невесомый шелк, слегка шелестевший при малейшем движении, как ласка любовника – дерзкая, бесстыдная, обольстительная.

Та скрытая чувственность, которую он с самого начала ощущал в ней, существовала на самом деле. И его тело напряглось как струна. Наверное, потому, что она девственна, и он первым видел ее такой – разгоряченной, потерявшей голову…

Он прерывисто вздохнул, цепляясь за остатки самообладания, и благоговейно поднес ладони к ее грудям.

Его руки медленно ласкали ее соски. Чуть сжимали. Гладили. Ее глаза были закрыты, а между бровями прорезалась тонкая морщинка. Хищно улыбаясь, он приподнял голову и… лизнул.

Она охнула, покачнулась, но не открыла глаз.

Звук проник ему в душу. Он снова стал увлажнять языком розовый бутон, пока ее ногти снова не впились ему в плечи. Только тогда он захватил губами пульсирующую вершинку.

Она жалобно застонала, но стон словно застрял у нее в горле, и тело заныло еще сильнее. Она почти обезумела. Задыхаясь, теряя голову, она боялась, что больше не выдержит. Но он продолжал играть с ее грудями. Жар, исходивший от его языка, постепенно спускался вниз, сосредоточившись между ее бедрами. Заветное местечко влажнело, набухало, пульсировало.

И он, казалось, это понял. Она даже не заметила, как он поднял ее юбки, чтобы скользнуть под них рукой и сжать ее бедра. Погладить ноги. И снова подняться до талии.

Хотя ее глаза по-прежнему были закрыты, но, по мере того как его ласки становились все более изощренными, а длинные умелые пальцы, скользнув между ее бедер, стали гладить сомкнутые створки ее лона, она дрожала все сильнее.

Наконец его пальцы скользнули между ее влажными бедрами и медленно, неуклонно проникли внутрь.

И тлеющий в ней огонь внезапно вспыхнул ярким пламенем.

Пламенем, которое разжег он.

Снова и снова он подводил ее к краю.

И каждый раз пламя грозило пожрать ее чувства, разум, волю.

Она ничуть не сомневалась, что Барнаби желает ее, жаждет ее. Но поистине откровением стало осознание того, что он стремится возбудить желание и в ней. Старается, чтобы она захотела его с таким же отчаянием, какое она ощущала в нем.

Она вдруг поняла, что его повторяющиеся ласки постепенно поднимают ее на новые высоты чувственности.

И когда он проник в нее уже двумя пальцами, откровенно готовя ее к своему вторжению, она охнула и прильнула к нему, снова зажмурившись.

Но тут он снова отнял руку, оставив ее словно парить в воздухе.

Прежде чем она смогла вернуться к реальности и запротестовать, он опустил руки и отстранился.

– Нужно это снять, – прошептал он, собирая в горсть подол ее платья.

Она не сразу поняла смысл его слов. И даже не смогла помочь ему. Только беспомощно позволила стащить с себя платье.

Он быстро развязал шнурки ее нижних юбок, которые последовали вслед за платьем и исчезли в темноте.

Золотистое сияние свечей омывало ее. И он с жадностью упивался каждым женственным изгибом, каждой линией ее фигуры.

Он хотел… испытывал желание, подобного которому до сих пор не знал. Если он не возьмет ее сейчас… Но она девственна, и нужно быть очень осторожным. Нежным. Даже если таких слов больше нет в его лексиконе, особенно когда речь идет о ней.

Жадная, алчная, ненасытная, примитивная потребность терзала его внутренности, наполняла вены.

Он скорее почувствовал, чем услышал, тихое рычание, которое вибрировало в его горле. И, бессознательно сжав ее талию, гигантским усилием воли взял себя в руки и остановил стремительный порыв к завершению.

И его интеллектуальное «я», в полном согласии с его примитивным «я», возрадовалось. Мысленно облизало губы в предвкушении самого главного.

Он нагнул голову и поцеловал ее яростно, жадно. Вновь знакомя себя с чудесами ее губ и делая все, чтобы она не смогла спорить. Даже разговаривать.

И когда он отстранился и поднял голову, новая цель маяком горела сквозь чувственный туман, окутавший его мозг. Он мысленно встряхнулся и сосредоточился на ней.

Пенелопа нахмурилась:

– Твоя рубашка.

– Что с моей рубашкой?

Она окатила его яростным взглядом:

– Я голая, а ты нет. Хочу… чтобы и ты…

Он едва не ответил таким же взглядом, но… слишком хотел, чтобы она желала именно этого. Пробормотав проклятие, он отстранился: ровно десять секунд ушло на то, чтобы избавиться от рубашки и брюк, после чего он вновь подмял ее под себя и заглянул в глаза:

– Довольна?

Вид у нее был потрясенный. Барнаби не знал, сколько всего ей удалось увидеть, но, судя по всему, видела она достаточно.

– Э… – пробормотала она и, откашлявшись, произнесла: – Полагаю…

Гортанный шепот едва не лишил его воли.

– Не думай об этом, – буркнул он и снова поцеловал се. Еще более жадно, почти исступленно, делая все, чтобы она больше не отвлекала его.

Он не рассчитывал на ее прикосновения. Как могли бы эти маленькие, хрупкие женские ручки возыметь власть над ним?

Он не знал. Но когда ее ладони легли на его грудь, он зажмурился и вздрогнул.

И, пойманный на безжалостный крючок ожидания, терпел, пока она исследовала его тело, проводила пальцем по мышцам, путалась в золотистой поросли на груди, нерешительно ласкала его плоские соски и упругий живот, явно зачарованная совершенным мужским телом.

Он лежал неподвижно, пока она испытывала его самообладание. Наконец он в отчаянии приоткрыл глаза, взглянул в ее лицо и увидел, как сверкают темные глаза.

Похоже, они одинаково действуют друг на друга: восхищение, преданность, чувственный плен…

И возможно, та же всепоглощающая страсть.

Жадно, словно она была единственным источником, единственной сладостью, которая могла утолить его голод, он ворвался языком в ее рот и брал, брал… А она давала. Давала, не собираясь отступать, перед лицом его слишком агрессивного вторжения. Она с радостью встретила его, приняла и, как это ни было невероятно – поощряла.

Теперь и он сходил с ума, переполненный запахом и вкусом ее женственности.

Она тяжело дышала, когда он сместился к изножью кровати, чтобы снова припасть к ее груди. Более агрессивно, более яростно. Более властно.

И она все позволяла ему, впитывая ощущения, которые он щедро ей дарил.

Когда с ее уст сорвался тихий стон, когда пальцы, запутавшиеся в его локонах, ослабли, он понял, что победил.

И сполз еще ниже, прокладывая на ее теле дорожку из поцелуев.

Его язык лизнул ее пупок. Пенелопа охнула и снова вцепилась в его волосы, слишком занятая ощущениями, чтобы думать связно. И он воспользовался этим. На ее долю остались только чувства. Чувства, ошеломившие ее. Накатывавшие, словно морской прибой. Восхитительные, бесстыдные, опасные… И все же она без колебаний отдалась всему, что он предлагал. Чего хотел. Слишком стремилась знать, и он давал ей эти знания.

Он сполз еще ниже и раздвинул ее колени, устраиваясь между ними. Жаркие поцелуи обожгли ее живот. Она стала извиваться, изнемогая от сладостной боли.

Его губы прижались к складке у развилки ног. Кончик языка провел линию, словно стрелку, ведущую к…

Она вздрогнула.

– Что?..

Вместо ответа он прижался губами к завиткам внизу ее живота, и она едва не взвизгнула. Попыталась схватить его за плечи, но его рука придавила ее к постели, а другая отвела в сторону ее бедро… Открыв ее так, чтобы он смог наглядеться вволю.

Шок и потрясение лишили ее возможности двигаться. Она взглянула на него, и то, что увидела в его лице… Господи, помоги ей!

Потом он нагнул голову и прижался губами к ее лону.

Ее словно прошило молнией. Расплавившей ее нервы и превратившей в олицетворение желания.

Безумного голода. Голода, бурлившего в ее венах.

Она разом ослабела. И, беспомощная, изнемогающая, лежала, позволяя ему показать все, что она хотела знать. Позволяя ощущениям овладеть ею.

Позволяя ему унести ее туда, где правили желание и страсть, где царили жар и исступленная жажда.

Она не могла дышать свободно.

Струи желания так туго опутали ее, что она боялась рассыпаться на мириады осколков.

И вдруг он проделал языком то, что раньше – пальцами: медленное проникновение и отступление.

Тут и произошло то, чего Пенелопа так опасалась.

Она рассыпалась. На мириады осколков тепла, света и блаженства.

Жадно впитывая все, что могла.

Но яркий свет померк, оставив ее странно опустошенной. Словно это было не все. Словно она ждала чего-то большего.

Она открыла глаза. Он поднял голову, наблюдая за Пенелопой.

Увидев, что она пришла в себя, он приподнялся над ней, прекрасный, как могущественный бог.

Зная, что он терзается желанием к ней, она нашла в себе силы изогнуть брови:

– Это все?

Вместо ответа он снова раздвинул ее ноги и лег между ними. Что-то твердое уперлось в лепестки ее лона в поисках входа. Пенелопа задрожала.

Приподнявшись на локте, он нашел губами ее губы, и медленный, томительный поцелуй заставил ее потерять голову.

– Это была прелюдия, – прошептал Барнаби. – А это…

Он медленно, мощно вонзился в ее влажную жару.

– … это начало основного действия.

Он ощутил преграду, отступил и вновь вонзился, резко, безжалостно, прорвав препятствие и глубоко входя в ее девственное тело.

Пенелопа не вскрикнула. Только больно прикусила губу.

Склонив голову, напрягаясь, тяжело дыша, он старался ждать, пока утихнет ее боль.

Она сосредоточилась, прислушиваясь к тому, что происходит в ней, и улыбнулась.

Неожиданный свет в ее глазах, безмятежная улыбка, улыбка женщины, которая знает, что он хочет сделать, и одобряет это, окончательно покорили его.

Он со стоном капитулировал и поцеловал ее.

И дал им обоим то, что они желали.

Снова вошел в нее, унося обоих в долину чувственных наслаждений. И удерживал ее там с каждым размеренным выпадом. С каждым глубоким, мощным проникновением.

Они словно вновь вальсировали, и она во всем повиновалась ему. Ее тело извивалось под ним. Получая, принимая, отдавая.

Наслаждение росло, раскаляясь с каждым мгновением. Становясь все настойчивее, все сильнее.

Он отказывался спешить, и – о чудо из чудес – она не подгоняла его. Они двигались в едином ритме, и в каждом стоне, в каждом вздохе, в каждом ободряющем шепотке звучали восторг и восхищение.

Каждое ее прикосновение воспламеняло его, но все это было ничто по сравнению с раскаленным жаром ее лона. Потаенные мышцы сжимали его плоть, вбирали все глубже.

Темп движений постепенно убыстрялся. Она извивалась под ним, впиваясь ногтями в спину. Требуя большего.

Он прерывисто вздохнул и подчинился. Ощущения, нахлынувшие на него, были острее, ярче, мощнее, чем раньше.

Каждое движение, каждое прикосновение дарили ему блаженство.

Барнаби, у которого было столько женщин, наслаждался, словно впервые. Он в жизни не поверил бы, что столь невинная девушка, какой была Пенелопа, могла так полно и безоговорочно завладеть его сердцем. Пробудить первобытные страсти, которые он обычно подавлял, держал в тугой узде, чтобы не шокировать очередную любовницу.

Но с ней ему не требовалось сдерживать себя. С ней все моральные преграды пали, и осталось лишь безграничное желание.

Она сама не знала, почему подняла ноги и обвила ими его бедра. И приняла его глубже. Еще глубже…

Пока он не почувствовал, что коснулся самого солнца.

Она со сдавленным криком забилась в конвульсиях наслаждения.

И увлекла его за собой. Мощная разрядка заставила его впервые в жизни почувствовать себя полностью и абсолютно свободным.

Барнаби не знал, сколько времени прошло, прежде чем он приоткрыл глаза и глянул на распростертую под ним Пенелопу. Ресницы веерами лежали на щеке, лицо было спокойным, если не считать сияющей улыбки, изогнувшей кончики губ.

Он ответил столь же восторженной улыбкой. И едва нашел в себе силы прижать ее к себе, молясь лишь о том, чтобы и она отдала ему свою душу. Так же безоговорочно, как он вручил ей свою.

Глава 14

– Спасибо, миссис Эппс. Я дам знать папе.

Гризельда с улыбкой отошла от пожилой леди, которая вот уже несколько минут настойчиво расспрашивала ее об овдовевшем отце.

Прекрасно играя свою роль, Стоукс недовольно заворчал: типично мужская реакция, означающая «может, хватит, наконец», хмуро кивнул миссис Эппс и, вцепившись в локоть Гризельды, потащил ее прочь.

– Спасибо, – улыбнулась Гризельда. – Я думала, что никогда от нее не отделаюсь.

– Я тоже.

Стоукс, продолжая хмуриться, огляделся. Хотя улица, по которой они шли, когда-то была вымощена по всей ширине, во многих домах имелись нависающие карнизы, почти у каждого крыльцо выходило прямо на мостовую. Вдоль стен было навалено столько ящиков и коробок, что улица превратилась в извилистую тропинку.

– Уверены, что нам нужно именно сюда?

Гризельда бросила на него веселый взгляд.

– Уверена. Совсем недавно я жила неподалеку отсюда.

– Недавно… это десять лет назад?

– Как вы тактичны! – улыбнулась. Гризельда. – Шестнадцать. Я ушла отсюда в пятнадцать лет, чтобы стать ученицей модистки, но достаточно часто навещала отца.

Стоукс покачал головой. Сам он давно перестал понимать, где именно находится, тем более что узкие извилистые улочки были погружены в густой смог. Зато он наконец узнал ее возраст: шестнадцать плюс пятнадцать равняется тридцати одному. Значит, она на несколько лет старше, чем он полагал. Превосходно, если учесть, что ему самому – тридцать девять.

Сейчас они уходили от центра города. Олдгейт и Уайт-чепел остались позади. Впереди был Степки. Они искали некоего Арнольда Хорнби. В пятницу, распространив объявления на Петтикоут-лейн и Брик-лейн, они отправились по адресам Слейтера и Уоттса и в каждом случае собрали достаточно сведений, чтобы убедиться: ни тот, ни другой не могут быть содержателями воровской школы.

Поэтому они углубились в самое сердце Ист-Энда – зашли на крайне опасную территорию.

Он глянул на Гризельду, но если она и нервничала, то не подавала виду. Несмотря на то, что оба были в своей «ист-эндской маскировке», все же в этих местах казались слишком хорошо одетыми.

Но она продолжала уверенно идти вперед. Он шагал рядом, постоянно оглядываясь и все больше настораживаясь.

При этом Стоукс прекрасно сознавал, что, будь он один, не испытывал бы ни малейших неудобств.

Они достигли развилки, и Гризельда без колебаний свернула влево.

Он взял ее под руку, и они вошли в кабачок, не обращая внимания на лачугу с зеленой дверью.

В глубине за столом сидели трое громил, но других посетителей, кроме них, не было. Правда, было слишком рано: остальные, возможно, скоро начнут подходить.

Один столик стоял как раз перед окном. Деревянные ставни были широко раскрыты, что позволяло беспрепятственно рассматривать стоявшее напротив здание. Гризельда направилась именно к этому столику. Стоукс последовал за ней и едва не выдвинул стул для дамы, но вовремя спохватился. Она уселась самостоятельно, лицом к окну. Он устроился рядом и положил руку на спинку ее стула, давая понять, что эта женщина принадлежит ему, и вызывающе уставился на громил. Те поспешно отвели глаза.

Удовлетворившись увиденным, он обернулся к Гризельде. Она подалась в его сторону, погладила его руку, лежавшую на столе, и прошептала:

– Совершенно ни к чему запугивать местных жителей.

Он передернул плечами и стал смотреть в окно.

Откуда-то появилась изможденная служанка, почти девочка, и спросила, что они будут есть. Пробурчав, что требует пинту эля, он предоставил Гризельде делать остальной заказ. К его удивлению, она не пыталась ничего выведать у служанки, а просто перечислила блюда.

– Я ушла отсюда, потому что знала: если останусь, скорее всего стану такой, как она… – Гризельда кивком показала на официантку. – Без всякой надежды на лучшее будущее.

– Поэтому вы много работали, чтобы стать самостоятельной и не жить в трущобах.

– Да, мне это удалось, – усмехнулась она. – Но сейчас я существую между двух миров и не принадлежу ни одному.

– Я знаю, каково это, – неожиданно сказал он. Гризельда с любопытством уставилась на него.

– Неужели?

– Видите ли, я не совсем джентльмен, и все же меня нельзя считать обычным полицейским. Я получил хорошее образование в местной классической школе.

В этот момент появилась девушка с подносом, на котором стояли две миски рагу, выглядевшего очень аппетитно, и тарелка с ломтями хлеба, немного черствого, но вполне съедобного. Ощутив аромат рагу, Гризельда искренне похвалила девушку. Та немного оттаяла, но Гризельда ни о чем не стала ее расспрашивать.

Они уже успели доесть рагу и терпеливо ждали возвращения официантки, когда зеленая дверь открылась и оттуда выступила пухлая брюнетка лет двадцати пяти. Оставив дверь приоткрытой, она устремилась к кабачку.

– Эй, Мейда! – крикнула она, подбоченившись. – Будь добренькой, дай мне пять пинт!

Мейда съежилась, исчезла в глубине зала и вернулась с деревянным подносом, на котором стояли пять пенящихся кружек пива.

– Пока, – бросила брюнетка, беря у нее поднос. – Запиши на наш счет. Арнольд попозже зайдет и заплатит.

Мейда кивнула и, вытирая руки тряпкой, посмотрела вслед брюнетке, исчезающей за зеленой дверью.

– Вижу, у вас здесь оживленно, – пробормотала Гризельда.

Мейда поморщилась:

– Можно сказать и так. Интересно, сколько в них влезет за утро?

– Так вот как обстоят дела?

– Да.

Мейда подобралась поближе, готовая разоткровенничаться:

– Их там трое. То есть девушек. Бедный старина Арнольд. Когда он сказал, что к нему приезжают три племянницы, все думали, что он врет. Но я слышала, как они ругаются, так что, полагаю, он им действительно дядя. Несчастный старый скряга – хорошо еще, если они платят несколько пенсов за жилье. Но девушки, можно сказать, неплохо зарабатывают, да и соседи они хорошие, ничего не скажешь.

– И никаких племянников? – небрежно бросил Стоукс, словно от нечего делать. В конце концов, обсуждать все виды преступной деятельности было любимым занятием здешних сплетников.

– Не-а.

Мейда переступила с ноги на ногу.

– Ничего подобного тут не водится. Этим больше занимаются богатенькие щеголи, а сюда они не заглядывают. Заметьте, я уверена, что Арнольд был бы не прочь иметь еше одного мужчину в доме, чтобы было кому разделить с ним груз забот: эти девицы почти не выпускают его из дома. Пусть он стар, но еще крепок и может послужить хорошей защитой. А если он их дядя, что ему поделать? Так что его, можно сказать, связали по рукам и ногам.

Гризельда нахмурилась, словно что-то припомнив:

– Мой па знал в этих местах одного Арнольда… он и сам был скупщиком краденого. Как там его фамилия?

Она нерешительно взглянула на Стоукса, словно тот мог ей подсказать, и, просияв, воскликнула:

– Ормсби, вот как! Арнольд Ормсби!

– Хорнби, – поправила Мейда. – Да, это наш Арнольд. Он был в игре, но сейчас ему не до этого. Если он и выходит из дома, то дальше нашего кабачка нигде не бывает. Все ноет насчет былых времен и жалуется, что растерял все связи. – Она пожала плечами. – Если его племянницы останутся с ним, надежды никакой. Они занимают все его время.

Пожалуй, большего из Мейды не вытянешь. Он поймал взгляд Гризельды.

– Нам лучше идти.

Она кивнула.

Он встал, подождал, пока она сделает то же самое, и уронил несколько монет на стол, после чего швырнул Мейде шестипенсовик.

– Спасибо, милая. Хорошая жратва.

Мейда молниеносно поймала монету и, ухмыльнувшись, сунула ее в карман.

– Заходите еще.

Гризельда улыбнулась и помахала на прощание.

Стоукс схватил ее за руку и решительно повернул назад, к городу и цивилизации. Слова «никогда в жизни» звенели в его мозгу.

Пенелопа сидела в гостиной леди Карнеги, делая вид, будто слушает оживленные политические споры. Ноябрьский званый ужин леди Карнеги был одним из значительных событий в политических кругах и давался как раз перед окончанием парламентской сессии, после чего большинство членов парламента удалялись на зиму в свои поместья.

Сегодня был их шанс обсудить последние дебаты в обеих палатах.

Пенелопа ожидала прихода Барнаби.

Адэра наверняка пригласят на сегодняшний ужин. Помимо того, что он сын своего отца – а граф активно занимался политикой, – он еще был тесно связан с работой полиции, и это делало его ценным источником информации.

И, словно услышав ее мысленный призыв, Барнаби, в компании лорда Неттлфолда, вошел в гостиную, направился к леди Карнеги и что-то сказал. Та рассмеялась, похлопала его по щеке и отпустила. Неттлфолд последовал за ним, очевидно, собираясь продолжить разговор.

Барнаби остановился и оглядел комнату. Взгляд синих глаз обежал толпу и остановился на лице Пенелопы. Та на секунду встретилась с ним глазами и отвернулась к лорду Молино, защищавшему новые реформы. Барнаби остался на месте, беседуя с Неттлфолдом.

Прекрасно. Неттлфолд был одним из немногих в этой гостиной, кто принадлежал к ее поколению. Раньше он считал, что она присутствует на подобных вечерах, стремясь найти подходящую партию. На самом же деле она хотела быть в курсе последних политических тенденций, которые могли бы, так или иначе, отразиться на благоденствии приюта. Кроме того, здесь она могла встретиться с потенциальными спонсорами.

Она не хотела проводить вечер, отпугивая Неттлфолда.

Барнаби, очевидно, был того же мнения и, поскорее закончив разговор, стал пробираться к тому месту, где сидела Пенелопа.

Подойдя ближе, он взял ее руку.

– Добрый вечер, сэр, – промурлыкала она, обмахиваясь веером. Пришлось подождать, пока он и Молино обменяются приветствиями. К счастью, дела полиции Молино не интересовали.

Но тут подошел их хозяин, лорд Карнеги, которому не терпелось перемолвиться словом с Молино. Все четверо обменялись улыбками и расстались. Барнаби отвел Пенелопу к стене, подальше от беседующих, и, заметив решимость, горящую в ее глазах, прошептал:

– Мы пока не сможем уйти.

– Конечно, нет, – вздохнула она, обводя взглядом гостей. – После ужина. Вы знаете, как бывает, когда джентльмены как следует выпьют. Нас не хватятся еще несколько часов.

– Ваша матушка здесь?

– Нет. Она слишком устала. Хочет отдохнуть. Иногда с ней такое бывает.

– Так вы здесь одна? – поразился он.

– Я здесь как директор приюта. Не как мисс Пенелопа Эшфорд. Поэтому светские хозяйки, в большинстве своем знающие меня с рождения, ничего особенного не видят в том, что я появляюсь на приемах без мамы.

Он вскинул брови, но должен был признать, что если никто не следит за ней, им будет легче ускользнуть.

– Значит, после ужина, когда мы вернемся в гостиную.

Пенелопа кивнула:

– В противоположном конце дома есть прелестная гостиная. И хотя у меня нет опыта в подобных вопросах, думаю… это идеальное место для обсуждения близкой нам темы.

Его губы дернулись в полуулыбке.

– Прекрасно. Но пока ведите себя благоразумно.

– Разумеется.

Высокомерно поджав губы, она отошла и присоединилась к компании миссис Хендерсон.

Барнаби, в свою очередь, отошел к другой группе, жаждавшей обсудить нынешнее состояние лондонской полиции. Отец Барнаби был в городе, но сегодня ужинал с министрами. Он заедет позже. А пока Барнаби был вынужден его заменять. И, если хочет улизнуть вместе с Пенелопой, так чтобы его отсутствия не заметили, должен прежде всего удовлетворить любопытство окружающих.

Поэтому он переходил от одной компании к другой, хотя голова его была занята иным: он пытался угадать, что принесет сегодняшнее свидание.

Ужин длился бесконечно, как и застольные разговоры, но наконец лакеи унесли последние тарелки. Как было принято на таких собраниях, мужчины не остались в столовой, а последовали за дамами в гостиную, где подавали портвейн и бренди для смазки голосовых связок во время дальнейших дискуссий.

Отказавшись от предложенного лакеем бренди, Барнаби снова направился к Пенелопе.

Он взял ее руку и положил себе на сгиб руки:

– Где этот салон?

Пенелопа показала на боковую дверь:

– Там.

Открыв дверь салона, она переступила порог и огляделась. Все было так, как она помнила: уютная комната, выходящая окнами в опустевший сад. Удобная мебель: два мягких дивана, углом стоявших перед камином, кресло и несколько пристенных столиков. У одной стены стояло бюро. Темный угол занимала арфа. Лампа не была зажжена. Не горело ни одной свечи: очевидно, в этой комнате не предполагалось принимать гостей. Но им хватало и лунного света.

Она подошла к диванам и обернулась. Он оставался в дверях.

– Эта подходит? Я слышала, что леди и джентльмены часто встречаются на подобных собраниях в таких, как эта, комнатах.

Это одна из причин, по которым она устроила сегодняшнее свидание. Понять всю прелесть опасности подобных встреч. Узнать, чему еще он может ее научить. Испытать желание. Изведать страсть.

– Посмотрим, куда заведет нас желание.

– Прекрасная мысль, – пробормотал он, обдавая ее лицо теплым дыханием.

Она приподнялась на цыпочки, и их губы встретились. Невозможно было сказать, кто кого целовал. С первого прикосновения их ласки были взаимными, жгучими, подстегиваемыми желанием, которое, к ее изумлению, разгорелось мгновенно: из искры в пламя, из пламени – в бушующий вулкан.

Сильнее, чем прежде, мощнее, чем прежде, оно захватило их обоих.

Желание не было наслаждением. Скорее потребностью в наслаждении.

Не восторгом, скорее жаждой, требующей утоления.

Поцелуй превратился в бесстыдную дуэль, состязание двоих, пытающихся более глубоко, более полно пробудить страсть друг в друге. И хотя он, несомненно, был более опытным, на ее стороне были энтузиазм, энергия и слепая вера в собственную победу: отличительный знак всех невинных.

Яростный рев пламени отдавался в ушах.

Но победителей не было. Разве может быть победитель в подобном состязании?

Она вся горела. Груди набухли и ныли, стянутые шелком лифа. Наконец он, не прерывая поцелуя и увлекая ее за собой, опустился на диван и устроил ее так, что она оседлала его бедра. А поцелуй все продолжался…

А он тем временем быстро расстегнул пуговки ее платья и одним движением спустил лиф и сорочку до талии, чтобы завладеть грудями. Дать ей то, что она желала. Разжечь огонь в крови.

Она потянулась, к пуговицам его сорочки. Но он перехватил ее руку и слегка отстранился, только для того, чтобы едва слышно напомнить:

– Нет… нам придется возвращаться в гостиную. Ты хотела этой встречи, так что придется играть по всем правилам.

– И каковы эти правила?

– Мы остаемся полностью одетыми, более или менее.

– И нам это удастся? – удивилась Пенелопа.

– Разумеется.

И он стал показывать ей, что делать. Она по-прежнему стояла на коленях, оседлав его бедра, и он легко приподнял ее юбки и расправил их так, чтобы не смять пену шелка. Теперь внутренние поверхности ее бедер терлись о тонкое сукно его брюк.

И это легкое трение оказалось неожиданно эротичным.

Она едва осознала это, когда он сунул руку под юбки.

И коснулся ее.

Восхитительное ощущение пронзило ее чувственным кинжалом. Пенелопа со стоном закрыла глаза и разом ослабела. Он подался вперед и завладел ее губами, властно предъявляя свои права и лаская ее увлажнившееся лоно.

Касался и гладил, пока она не загорелась уже знакомым желанием.

И его руки творили истинное волшебство. Сильные ладони вновь и вновь обводили ее изгибы, пальцы проникали вглубь и отступали, пока она не загорелась пламенем страсти. Пока не поняла, что сейчас сойдет с ума от желания.

Она закрыла глаза и вздрогнула, когда его пальцы проникли еще глубже.

– Не это! – прошипела она. – Боже мой!

На секунду ей захотелось открыть глаза и пронзить его повелительным взглядом, взять дело в свои руки… и такая мысль показалась весьма привлекательной. Но… она стояла на коленях и уже слишком разгорячилась.

Он понял, что она дошла до предела и отказывать ей нельзя.

Внезапно Пенелопа с несказанным облегчением осознала, что ей следует делать, и стала опускаться.

Медленно.

Ощущение плоти, наполнявшей и растягивавшей ее, было восхитительным. Когда он проник не более чем на дюйм, она перевела дыхание и открыла глаза.

Ей нужно было видеть его лицо, пока она вбирает его. Берет.

Она берет мужчину. Не он – ее.

Как трудно было держать глаза открытыми и сосредоточиться на ее лице, когда она намеренно медленно вбирала его, окружая влажным, обжигающим жаром, угрожавшим испепелить его. Сейчас в нем не осталось ничего от хорошо воспитанного джентльмена: его переполняло мощное злорадное торжество, от которого отвердела каждая мышца, а все существо напряглось в жадном предвкушении.

Она. Принадлежит. Ему.

Несмотря на постоянную настороженность, ум и волю, светившиеся в глубине ее темных глаз, несмотря на все, что она думала и что считала, он рассматривал этот момент как явную ее капитуляцию.

Чувственную жертву.

Жертву, которую она приносила его желаниям. Готовность утолить его голод. Его мучительный, непрекращающийся голод.

Он изголодался по ее ласкам. И этот голод рос с каждым днем, а с прошлой ночи просто пожирал его.

Она достигла конца своего долгого скольжения вниз и чуть шевельнулась, прижавшись к нему, чтобы принять всего, до конца.

И тут она улыбнулась.

В полутьме улыбка была окутана тайной. Вечной женской тайной.

Все еще не отрывая от него взгляда, она стала приподниматься.

Барнаби подавил стон и зажмурился, понимая, чего она хочет, чего желает… вот только не знал, хватит ли сил дать это ей.

Он пытался. Пытался заставить свое тело покориться, не дать ему овладеть ситуацией, чтобы она могла свободно набираться нового опыта.

Она приподнялась и снова медленно скользнула вниз, сжимая потаенными мышцами лона его томящуюся плоть.

Ощущение было куда сильнее, чем если бы она ласкала его руками.

Не открывая глаз, он попробовал отсечь все чувства. Но ничего не получилось. Его пальцы почти отчаянно впились в ее бедра. Наверное, останутся синяки… но он точно знал, что она предпочтет любые синяки его главенству. Его возможности ограничить ее свободу исследовать и учиться.

Но и его силы не беспредельны.

Еще немного – и больше он не вытерпит этой сладостной пытки.

Разжав руку, он притянул к себе голову Пенелопы и впился в губы безжалостным поцелуем.

Она не испугалась. Потому что ее изводил тот же голод.

Вопрос главенства внезапно стал не важным.

За все эти годы, во время бесчисленных свиданий, он никогда еще не был охвачен таким жаром. Пламя разгоралось, превращаясь в ревущий прилив потребности, в жадное, отчаянное желание. Желание, в котором они затерялись, оказавшись в клещах страсти.

С которой не могли совладать.

Оба тяжело дышали, льнули друг к другу, целовались так, словно от этого зависела их жизнь.

И тут все и произошло.

Она с криком, приглушенным поцелуем, забилась в экстазе, и он тоже взорвался, теряя остатки разума.

Волна схлынула, оставив его обессиленным, но таким удовлетворенным, как никогда раньше.

Такая же довольная улыбка изогнула ее губы. Она обмякла у него на груди, и он нашел в себе силы сомкнуть руки на ее спине.

Они не знали, сколько просидели вот так. Он держал ее в объятиях, гладя по голове, успокаивая не только ее, но и себя.

Он так и не вышел из нее, погруженный в теплое лоно, и в эти мгновения хотел только одного – провести так весь остаток жизни.

Ощущая всю полноту бытия.

Глава 15

– Эй, Орас! Ты это видел?

Гримсби появился из глубины лавки и прошаркал к двери, близоруко щурясь на Бута, мастера на все руки, который иногда приносил ему безделушки на продажу.

– Ну что тебе?

Бут бросил на прилавок печатное объявление.

– Вот. Видел это сегодня на рынке. Торговцы раздают их всем покупателям. Думаю, тебе стоит знать.

Гримсби, хмурясь, поднес к глазам объявление и стал с трудом разбирать текст. Краска отлила от его лица. Руки задрожали. Он почти уронил листок на прилавок.

– Вижу, ты не в себе, – продолжал Бут, все это время пристально наблюдавший за ним. – Мы с тобой старые приятели, а дружку не грех и помочь, верно?

Гримсби вынудил себя кивнуть:

– Да, Бут, мы действительно друзья. Спасибо тебе. Я, конечно, ничего не знаю об этом.

– Не больше, чем я, Орас. Еще увидимся. Пока.

Гримсби кивнул на прощание, явно думая о чем-то своем. Едва за Бутом закрылась дверь, он снова перечитал объявление и громко позвал Уолли.

Тот с шумом скатился по ступенькам и, оглядев лавку, спросил:

– Что случилось?

– Это.

Гримсби ткнул в листок грязным пальцем и с отвращением пробормотал:

– Кто бы подумал, что спесивый Скотленд чертов Ярд вдруг так заинтересуется ист-эндским отродьем?

Оставив Уолли знакомиться с объявлением, он зашел за прилавок.

– Говорю тебе, тут что-то неладно.

И это тревожило его больше всего. По опыту Гримсби, подобные события, выходившие за границу обычного порядка, к добру не вели.

– Я… – произнес Уолли, выпрямляясь, – прошлой ночью слышал разговоры в кабачке. Не знал, что речь идет именно об этом, но люди спрашивали насчет мальчишек.

Неуверенный тон и бегающие глаза не ускользнули от внимания Гримсби. Глухо зарычав, он схватил парня за ухо и стал безжалостно крутить.

– И что еще ты слышал?!

Уолли от неожиданности взвыл и стал извиваться.

– Ой!

Но Гримсби, не выпуская его, подался ближе:

– Они, случайно, не интересовались, кто в округе может содержать воровскую школу?

Молчание Уолли было достаточно красноречивым.

– Кто-то проговорился? – допрашивал Гримсби едва слышным шепотом.

Уолли попытался качнуть головой, но тут же болезненно сморщился.

– Нет! Никто ничего не сказал. Просто удивлялись, что люди расспрашивают о каких-то мальчишках, вот и все.

Гримсби сделал зверскую гримасу и отпустил парня.

– Иди к мальчишкам.

Настороженно глядя на него и потирая горевшее ухо, Уолли повернулся и побежал наверх.

Гримсби вернулся к прилавку и еще раз просмотрел объявление. Имена и описания его не беспокоили; мальчишки не покидали дома и теперь уже не покинут, разве что по ночам. А в темноте все пострелята выглядят одинаково.

Его тревожила награда. Пока все молчат, но кто-то где-то как-то непременно развяжет язык. В этих местах многие готовы мать родную продать за медную монету. И его совсем не утешает то, что награда предложена за мальчишек. Не за обнаружение воровской школы. Даже ближайшие соседи не видели мальчишек, так что с этой стороны он в безопасности. Но учеников необходимо выпустить на улицу: это входит в последнюю часть обучения.

Уолли должен был вывести их пошататься по Мейфэру, привыкнуть к широким улицам, найти возможные места укрытия, такие как подвалы и ступеньки, ведущие к ним. Подобных местечек в Ист-Энде не существовало, а прилежные маленькие грабители должны знать ландшафт мест, в которых предстоит работать.

Теперь же все это придется проделывать ночью, а Уолли ни за что не справится сам. Придется Смайту этим заняться. И даже тогда…

Трудно представить, что Алерт захочет рисковать провалом плана. К тому же до начала всего предприятия остается неделя-полторы. Не больше. Несмотря на холод, ползущий по спине, Гримсби боялся идти на попятную, тем более что Алерт держит меч над его головой.

Нужно помнить и о Смайте.

Гримсби в который раз уткнулся в объявление. Будь его воля, выгнал бы в шею мальчишек, велел бы им расходиться по домам и умыл бы руки. Он слишком стар для тюрьмы и ссылки.

Но Алерт не снимет его с крючка. Он аристократ и к тому же спесив.

А вот Смайт… он знает, что делать.

Этим же днем Пенелопа нежилась на большой кровати Барнаби и не могла вспомнить, когда еще испытывала такое умиротворение. Такое довольство.

За окном виднелось серое ноябрьское небо. Сегодня воскресенье. Улицы почти опустели, а в ледяном ветре ощущался запах зимы.

Зато в комнате тепло и уютно. В камине ярко горит огонь. Пенелопа спряталась под одеяла, ей было лень даже шевельнуться. В кровати со спущенными шторами она чувствовала себя как в пещере тайных наслаждений и запретных восторгов. Наслаждений и восторгов, которые буквально плавили ее тело и кости.

После раннего обеда она сказала матери, что у нее много дел в приюте, и отправилась в наемном экипаже на Джермин-стрит. Когда они вчера вечером приводили себя в порядок в салоне леди Карнеги, Барнаби упомянул, что по воскресеньям у Мостина выходной. Он сам открыл ей дверь, сразу же схватил в объятия и стал развлекать.

– Возьми.

Она подняла глаза. Обнаженный Барнаби стоял у кровати, предлагая ей бокал хереса. Пенелопа с благодарной улыбкой протянула руку:

– Спасибо.

Подкрепиться совсем не помешает: еще рано, а, как стало ясно за последний час, ей еще многому нужно учиться.

Впитывать и познавать. Разбираться, почему она так реагирует на его ласки.

Она и понятия не имела, что это такое увлекательное занятие. Такое всепоглощающее. Требовательное. И не только физически. А вот что еще… она до конца не понимает.

Да, ее увлечение нельзя назвать чисто физическим.

И сознание этого интриговало ее еще больше.

Она пригубила херес, наблюдая за ним из-под полуприкрытых век. Он подбросил дров в огонь и шагнул к кровати.

Взял свой бокал с пристенного столика, поднял одеяло и лег рядом с ней. Близость его обнаженного тела, всегда такого теплого, и отсутствие всяких барьеров между ними кинули ее в дрожь предвкушения.

Теперь, когда она знала, что обещают его ласки, это предвкушение становилось острее и ярче.

Она словно нежилась в спокойном море удовольствия и едва не мурлыкала от счастья. Хотя ее беспокоили неудачные поиски мальчиков, на этот момент раздражение и тревога отступили. Ушли за пределы этой кровати. Этой комнаты.

Здесь же, в этой комнате и в этой постели, она испытала не только наслаждение и восторг, но и глубокое чувство покоя.

Барнаби тем временем пил вино и рассматривал ее профиль. О чем она думает? Судя по безмятежному лицу, не о расследовании. Они уже обсудили их общее дело до того, как он увел ее в спальню. Расстроенная полным отсутствием новостей, она последовала за ним, радуясь возможности отвлечься.

Они провальсировали в комнату, после чего мужчина пинком захлопнул за собой дверь и повел Пенелопу к постели, раздевая на ходу.

Она отвечала с почти трогательной готовностью, хотя попытка избавить его от сорочки немного смутила Барнаби. Он не ожидал, что она отнимет у него главенствующую роль, но так оно и случилось. Хотя он быстро вернул себе бразды правления, но позже она сделала вторую попытку. К такому он не привык, но постепенно смирился.

К тому времени, когда он опрокинул обнаженную Пенелопу на постель, в голове осталась одна мысль: как можно скорее погрузиться в ее обжигающее лоно. Она была так же нетерпелива и настойчива. Бесстыдно извивалась, манила его, и он забыл о своем желании подольше ласкать эти соблазнительные изгибы.

При свете дня.

Бесконечно долго.

Он глянул на нее, поднес к губам бокал и пообещал себе, что так и будет. Скоро.

Во всяком случае, он правильно определил ее цену: жажда знаний. И в этой сфере он по сравнению с ней был неисчерпаемым источником так необходимых ей знаний.

Неудивительно, что она была ненасытной искательницей приключений. Светские дамы манили, звали, после чего их еще приходилось уговаривать. Она же активно участвовала, стремясь узнать исход очередного предприятия. Показалась способной и прилежной ученицей.

Хотя он предпочитал быть главным в постели, все же подозревал, что иногда очень приятно передавать всю полноту власти возлюбленной.

Пригубив терпкое вино, он перевел взгляд на огонь. Далеко ли он продвинулся в своей цели жениться на Пенелопе?

На шаг-другой по сравнению с тем, где они были прошлой ночью.

Возможно, сейчас было самое время заронить нужные семена в ее восприимчивый ум.

Потрясенный, обессиленный, он лег на нее, слишком слабый, слишком усталый, слишком довольный, чтобы шевельнуться.

Едва собравшись с силами, он перекатился на бок, но продолжал прижимать ее к себе. Спиной к груди.

И стал обводить кончиком пальца ее груди. Пенелопа старалась отдышаться.

Минуту спустя она подняла руку, отвела назад и провела ладонью по его боку: нежное, легкое прикосновение, свидетельствовавшее о ее мыслях… ее благодарности.

В ответ он прикусил ее затылок: его собственная форма выражения благодарности. Но, немного придя в себя, прошептал:

– Теперь ты можешь наслаждаться этим каждый раз, когда будет настроение.

В ответ раздался чувственный смешок.

– Когда будет настроение? Но для желаемого результата мне нужен ты.

– Верно.

Он хотел, чтобы она поняла именно это.

– Но поскольку я здесь…

Он снова стал ласкать ее груди одной рукой, а другой слегка нажал на живот, напоминая, что они все еще соединены. Напоминая о том наслаждении, какое она только что испытала.

Словно она нуждалась в таком напоминании!

Подавляя ненужный трепет – он уж точно не нуждался в дальнейшем ободрении, – Пенелопа не могла поверить, что жила так долго, не ведая о возможности испытать подобный экстаз. Этот мужчина точно создан для нее!

– Поразительно, не находишь? – прошептал он, и она вдруг поняла, что он беседует скорее с собой, чем с ней. – Мы прекрасно подходим друг другу. Не только физически. Мы стали настоящими друзьями, и даже расследование пошло быстрее, когда мы вместе.

Он чуть помедлил, прежде чем добавить:

– Я наслаждаюсь нашими беседами, а это, нужно признать, не совсем обычно. Твоя голова совершенно не занята модами, свадьбами, детьми и сплетнями. Нет, ты, конечно, думаешь о подобной ерунде, но совершенно не склонна обсуждать со мной все это. У тебя возникают другие идеи и другие проблемы, которые я могу с тобой разделить.

Пенелопа задумчиво смотрела в пламя. Сейчас ее согревало не тепло его тела, не рука, лениво гладившая грудь, а мысли о другом тепле, возникавшем из потребности делить самое сокровенное с этим человеком.

– Ты, слава Богу, не шокирована моей работой, – продолжал Барнаби. – И нужно сказать, я не шокирован твоей.

– Похоже, мы идеально дополняем друг друга, – усмехнулась она.

– Как скажешь, – сухо согласился он.

Но это была правда. Оказалось, что у них одинаковая направленность ума, чего ни он, ни она не находили у других. Оба происходили из одного избранного круга, хотя не были чересчур уж связаны его условностями, и все же одинаковое происхождение и положение в обществе облегчали взаимопонимание.

Сладостное наслаждение прокатилось по ней, когда она осознала, что он снова двигается в ней, очень медленно, очень нежно.

Пенелопа глянула в окно, за которым уже спускались сумерки, и, усилием воли проигнорировав страсть, уже охватившую ее, пробормотала:

– Мне нужно уходить. У нас больше нет времени.

В ее голосе звучало откровенное разочарование. Но он лишь крепче сжал ее руки и, выйдя из нее, с силой вонзился снова, исторгнув возглас удивления.

– У нас есть время, – заверил он, делая очередной выпад. – А потом пойдешь.

От чувственного восторга у нее кружилась голова, но она заставила себя вздохнуть:

– Если ты настаиваешь…

Он действительно настоял на своем, доведя ее едва не до безумия, прежде чем позволил встать и проводил домой, на Маунт-стрит.

Смайт появился в доме Гримсби в воскресенье вечером. Он вошел так бесшумно, что Гримсби не услышал шагов, и только случайно подняв глаза, увидел Смайта на пороге собственной спальни.

– Господь всемилостивый!

Гримсби, восседавший в старом кресле, прижал руку к сердцу.

– Мог бы и предупредить человека! Доведешь меня до смерти!

Губы Смайта дернулись. Войдя, он схватил старый стул с прямой спинкой и уселся напротив Гримсби.

– Итак… в чем проблема?

Гримсби поморщился. Он оставил записку в кабачке «Королевский пес» – единственный известный ему способ вызвать Смайта.

– У нас неприятности.

Сунув руку в карман потрепанного пиджака, он вытащил печатное объявление и отдал Смайту.

– Ищейки распространили вот это.

Смайт стал читать объявление и, дойдя до обещания награды, вскинул брови.

– Да… мне эта часть тоже не понравилась, – кивнул Гримсби и стал рассказывать, как узнал об этом объявлении и что сообщил ему Уолли.

– Понимаешь, сейчас очень опасно выводить мальчишек на улицы днем. Я не хочу просить об этом Уолли: не хватало еще, чтобы ищейки схватили его с парочкой учеников, а потом пришли сюда и всех зацапали.

Смайт уставился в пространство. Гримсби ждал, не желая подталкивать Смайта к решению.

– Ты прав, – наконец пробормотал тот. – Нет смысла рисковать провалом дела, а я не имею желания попасть в каталажку из-за глупых щенят. Но заметь, при этом наш план не должен пострадать. Не забывай об Алерте.

– О нем забудешь! – помрачнел Гримсби. – И захочешь пойти на попятный, да он все равно не даст. Но обучение до конца мы не довели, так что кое-кого из парней обязательно заметут. Правда, поэтому мы взяли в школу сразу семерых.

Он посмотрел на объявление в руке Смайта и кивнул:

– Думаю, тебе стоит показать ему это. Чтобы он позже не мог сказать, будто ничего не знал или не понял, что все это означает. Объясни, что из-за этого мы не смогли как следует обучить мальчишек.

– Я так и сделаю, – пообещал Смайт, поднимаясь и пряча объявление в карман. – Кто знает? Вдруг Алерт найдет способ включить ищеек в игру?

Гримсби пожал плечами. Он не потрудился подняться, когда выходил Смайт. Только прислушался к его тяжелым шагам по лестнице. Входная дверь захлопнулась.

Облегченно вздохнув, Гримсби задался вопросом, действительно ли Смайт намекнул на то, что если Алерт узнает, кто послал по его следу ищеек, этому человеку не поздоровится? Или это игра его воображения?

Но тут Гримсби представил Алерта и решил, что воображение тут ни при чем.

Уже через час Пенелопа легла в постель и закрыла глаза. Она у себя, в своей комнате, в Калвертон-Хаусе, на Маунт-стрит, где она прожила почти полжизни. И все же сегодня вечером чего-то не хватало.

Теплых сильных объятий?

Она вздохнула, возвращаясь мыслями к сегодняшнему, исполненному блаженства дню. Какая это радость – провести весь день в постели с Барнаби Адэром. Горизонты ее знаний, несомненно, расширились. Она узнала о желании больше, чем могла мечтать. О том, как он возбуждает это желание, о своих реакциях. И о его собственных.

Она пила эти знания жадными глотками. И то, что узнала… каким-то образом изменило ее мировоззрение.

Такого она не предполагала. Не думала, что ее жизнь станет такой полной. Раньше она считала, что ее принципы непоколебимы, словно высечены в камне.

Несмотря на природное упрямство, она всегда могла изменить свое мнение, при условии, что от этого жизнь станет лучше. Но теперь, после испытанного ею блаженства… очень трудно не задаться вопросом: уж не слишком ли поспешно она посчитала, будто сможет обойтись без всяких интимных отношений с мужчиной?

Вопрос заключался в том, достаточно ли преимуществ у подобных отношений, чтобы она рискнула пойти на такое. Преимуществ вроде полного умиротворения, бесконечного довольства, все еще владевших ею. Она впервые испытала что-то подобное, но ощущения были столь богаты, столь ошеломляющи и притягательны, что она точно знала: если предоставится возможность, она навсегда сохранит их в своей жизни.

Пенелопа не совсем понимала, в чем их источник… отчасти физическая близость, отчасти – радость быть вместе, так тесно соединенными, делить мысли с другим человеком. Своим единомышленником. Человеком, понимавшим ее куда лучше, чем представительницы одного с ней пола.

Он понимал ее желания, физические и умственные, яснее, чем она сама.

И все это дополнялось наслаждением, которое она чувствовала, лежа в его объятиях.

Ее намерения потворствовать своему капризу, пока она не узнает все необходимое, а потом спокойно порвать с Адэром, теперь ничего не стоили.

Необходимо заново оценить ситуацию.

Пересмотреть план и изменить его. Только вот в какую сторону? Это и есть самая большая проблема. Насколько подобные перемены служат ее интересам? И как далеко она может зайти?

Но выбор весьма ограничен: многолетняя связь или замужество.

Подобные связи были не редкостью в обществе, но леди ее возраста и положения не заводили романов. Это вызвало бы невероятный скандал в обществе, во всяком случае, пока она не достигнет возраста, в котором окончательно может считаться старой девой. А это значит, что придется ждать еще четыре года.

Она попыталась представить, как разрывает их связь и ждет четыре года, прежде чем снова прийти к Барнаби… нет, это чистый абсурд!

Следовательно, остается одно – стать его женой.

Конечно, для нее в замужестве не было ничего привлекательного: потенциальный риск намного перевешивал любые преимущества. Многолетняя связь куда безопаснее.

Однако, если иметь в виду связь с Барнаби Адэром, результат будет непредсказуемым.

Брак с Барнаби Адэром… Неужели он – ее судьба?

Пенелопа долго смотрела в потолок, пытаясь представить, что выйдет из этого брака. В обществе они и без того считались оригиналами, поэтому такой союз не будет обычным, хотя и не вызовет особых толков в свете.

Брак с Барнаби Адэром, возможно, не станет для нее тяжким бременем. Не ограничит свободу, как в союзе с любым другим мужчиной ее круга.

При условии, конечно, если он согласится дать ей эту свободу. Свободу быть собой. И конечно, будет не против жениться на ней.

Возможно ли это?

И как ей узнать, что он думает по этому поводу?

Она заснула лишь под утро, и не нашедшие ответа вопросы продолжали терзать ее даже во сне.

Глава 16

Следующей ночью Смайт снова вошел через стеклянную дверь гостиной городского дома на Сент-Джонс-Вуд-Террас.

Как и прежде, Алерт, не пожелавший зажечь свечи, сидел в полутемной комнате, так что лицо оставалось в тени. Жестом пригласив Смайта войти, он процедил сквозь зубы:

– Итак? В чем, могу я спросить, цель твоего визита?

От Смайта не ускользнула резкость его тона, но он с самым невозмутимым видом уселся в кресло напротив Алерта.

– Вот, – коротко ответил он, протягивая объявление.

Алерт немного выждал, прежде чем взять листок. Развернул его и наклонился ближе к огню. Даже при плохом освещении, он сразу понял, что перед ним. Слово «награда» буквально бросалось в глаза.

Прилагая все усилия, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица, он долго размышлял, прежде чем скомкать и швырнуть в камин объявление.

– Неприятно, но не так уж важно.

За вкрадчивым тоном крылось явное требование не допускать, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Смайт пожал плечами:

– Все так, но теперь мы не можем тренировать мальчишек днем.

– Тренируй ночью. Какие трудности?

– Это не так легко, – поморщился Смайт.

– Но все же можно сделать?

– Да.

– В таком случае займись этим. Наше предприятие слишком важно для нас… слишком прибыльно, чтобы сдаваться из-за какой-то жалкой угрозы. Насколько я понял, у тебя уже достаточно мальчишек?

– Одного не хватает.

– Так приведи его.

Смайт неловко заерзал:

– У нас есть семеро.

– Ты сам сказал: для успеха нашего дела требуются восемь.

Смайт кивнул:

– Да, чтобы обчистить столько домов за одну ночь, мне для полной уверенности нужны восемь человек. Но если мы сделаем то же самое за две ночи…

– Нет.

Алерт не повысил голоса, но тон был донельзя категоричен:

– Я уже объяснял, что знаю, как действует полиция. Если мы проделаем все за одну ночь, риск минимален. Хозяева вряд ли узнают о грабежах до следующего года. Таким образом, нас не заподозрят. Если тебе необходимы восемь мальчишек – раздобудь восьмерых. И не вздумай смухлевать!

Смайт промолчал. Выждав несколько минут, Алерт спросил:

– Итак, я хочу знать: приведешь ли ты… вернее, приведет ли мальчишку наш общий друг Гримсби, или я буду вынужден пересмотреть наши деловые отношения?

Смайт дернул уголком губ:

– Мы раздобудем парня.

– Прекрасно, – улыбнулся Алерт. – Последние члены общества покинут столицу в конце этой недели. Если по городу распространяются слухи, следует нанести удар раньше, чем мы намеревались. Когда вы будете готовы?

– Неделя. Самое большее, дней восемь, – сообщил Смайт, немного подумав.

– В таком случае нам не о чем беспокоиться. Все идет по плану.

– Я все передам Гримсби, – пообещал Смайт.

Алерт проводил взглядом Смайта, бесшумно выскользнувшего за дверь и закрывшего ее за собой. Побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, повернул голову и взглянул на горку пепла: все, что осталось от объявления.

После этого Алерт одним гибким движением поднялся с кресла, подошел к стеклянной двери, вышел, огляделся и, сунув ключ в замок, повернул его. И ушел в направлении, противоположном тому, куда направился Смайт.

На следующий день инспектор Бэзил Стоукс из Скотленд-Ярда мерил шагами лавку, битком набитую женскими пустячками. Прошло, казалось, несколько часов… целая вечность. За окном уже темнело, а Гризельды все не было. Ее ученицы сказали, что хозяйка ушла сегодня утром в старом пальто и шляпке. Стоукс в сотый раз выругался себе под нос. Если она не вернется с минуты на минуту, он…

Раздражающее звяканье колокольчика на входной двери заставило его застыть и прислушаться. После бесчисленных разочарований он ожидал очередного посещения покупательницы, которой позарез необходимо приобрести бархатную ленту оттенка ее ротонды… но – наконец, наконец! – услышал голос, по которому так истосковался.

Мимолетное облегчение было стерто потоком куда более сильных эмоций.

Гневно хмурясь, он направился к лестнице, вызывающе подбоченился и стал ждать ее появления. Поговорив с ученицами, Гризельда легко взбежала по ступенькам. Однако при виде его лица удивленно моргнула и замедлила шаг. Но не остановилась.

– Инспектор Стоукс! Не думала, что вы меня навестите!

– Вероятно, так, – процедил он, не повышая голоса. – Где, черт возьми, вас носило?!

Гризельда пожала плечами и несколько секунд изучала его. Она терпеть не могла, когда ею пытались командовать, да еще в собственной гостиной!

Но, увидев, какая буря бушует в серых глазах, она с неподдельным любопытством осведомилась:

– А почему вы хотите это знать?

Он долго молчал, словно она вполне логичным вопросом выбила почву у него из-под ног, но все же неожиданно взорвался:

– Почему? Вы уходите из дома в таком виде, одна, и шатаетесь по Ист-Энду! И еще спрашиваете почему? Я целый час торчал в этой проклятой комнате, воображая всяческие ужасы, боясь, что вы попали в руки наших злодеев и вас уже пытают, а оказывается…

Гризельда кивнула:

– Понимаю. Но почему вы так встревожились?

От удивления он раскрыл рот. Гнев куда-то улетучился.

– Потому что…

Он пристыженно смолк и, сам того не сознавая, поднял руку и поднес к ее щеке. Совсем близко, но не прикасаясь. Боясь прикоснуться. Взглянул ей в глаза, словно мог найти в них ответ, но, ничего не обнаружив, тихо выругался, схватил ее за плечи, с силой прижал к себе и закрыл рот поцелуем.

Она мгновенно ослабела так, что едва не упала, и, в свою очередь, вцепилась в его плечи.

Ее словно затягивало в водоворот желаний и чувственного дурмана.

Она сама не помнила, почему прильнула к нему и отвечала на поцелуи. Потому что он был рядом.

За ее сомкнутыми веками взрывались мириады сверкающих звезд.

Несколько долгих минут спустя он поднял голову, подождал, пока она открыла глаза, и коротко объяснил:

– Вот почему.

Дальнейших слов не потребовалось. Она тряхнула головой, пытаясь свыкнуться с обновленным, расцвеченным яркими красками, миром.

– А…

Настала ее очередь потерять дар речи. Гризельда ощутила, как стало жарко щекам.

Стоукс растянул губы в улыбке:

– Поскольку мне не дали пощечины, я смею надеяться, что вы… не питаете отвращения к знакам моего внимания.

Она покраснела еще гуще, но вынудила себя выдавить:

– Не… не питаю.

Его улыбка стала еще шире:

– Вот и прекрасно!

Она осторожно высвободилась из его объятий. Стоукс неохотно разжал руки.

– Итак, – сурово продолжал он, – может, вы ответите на мой первый вопрос?

Гризельда повернулась, подошла к любимому креслу и нахмурилась, пытаясь припомнить. Стоукс вздохнул и уселся напротив.

– Где, черт возьми, вас носило?

– Ах да! – Лицо Гризельды просветлело. – Ну конечно! Я была в Ист-Энде. Навестила отца, а потом заглянула к Бушелам: Блэк-Лайон-Ярд более или менее мне по пути.

– И как поживают Бушелы? Парни Уиллз там тоже были?

– С Мэри и Хорри все в порядке, – кивнула она, – хотя Мэри становится несколько раздражительной из-за необходимости сидеть в четырех стенах. Двое парней Уиллз постоянно находятся рядом. Учили Хорри играть в кости. Потом я зашла к старой Эдди, торговке пуговицами на Петтикоут-лейн. Она обещала мне выманить из дома Гримсби, но сказала, что он, как краб, зарылся в тину и носа не высовывает из дома. Она вот уже много лет не видела его, да и не знает тех, кто видел.

– Значит, Гримсби остается в нашем списке, последнее из тех имен, которые назвал ваш отец. К несчастью, у нас нет уверенности, что именно он удерживает мальчиков в своем доме.

Гризельда грустно покачала головой:

– Нет. Но должен же существовать способ как-то получить сведения о них! Пятеро мальчиков. Неужели никто их не видел? Ничего не заметил?

– Мы распространили объявления, и теперь остается только ждать. Кто-нибудь из здешних жителей наверняка захочет получить награду.

– Но пока ничего?

Стоукс покачал головой и, шагнув ближе, взял ее руки в свои и стал гладить пальцы.

– Понимаю, что в Ист-Энде вы чувствуете себя в безопасности и вам нужно было повидать отца.

Он помолчал, сжав губы, но вовремя понял, что гордость не согреет его долгими зимними ночами.

– Пожалуйста, прошу, когда вы снова отправитесь в Ист-Энд, скажите сначала мне. Или, если это невозможно, хотя бы оставьте записку, куда идете и когда вернетесь.

В ответ она мягко улыбнулась:

– Надеюсь, вы не испортили мой ковер, протоптав в нем дорожку?

Он почти ослабел от облегчения, но ее рук не выпустил. И продолжал смотреть ей в глаза.

Оба одновременно попытались что-то сказать как раз в тот момент, когда колокольчик внизу звякнул. Снизу донесся звонкий голос Пенелопы, заверяющей Имоджин и Джейн, что «они знают дорогу».

– Позже, – тихо обронил Стоукс.

– Да. Позже, – согласилась она. – Когда все это закончится и у нас будет время подумать.

Он кивнул, выпустил ее руки и пошел навстречу гостям.

– Рада вас видеть, – улыбнулась Пенелопа, поднявшись наверх. – Какие-то новости?

Инспектор покачал головой и посмотрел на Барнаби:

– А у вас?

– Ни слова. Ни звука. Тишина, – поморщился Барнаби. Пенелопа с расстроенным видом бросилась на диван.

– Терпение никогда не было моей сильной стороной, – уведомила она присутствующих.

Гризельда сочувственно улыбнулась:

– Я считала себя очень терпеливой, но теперь…

– Хуже всего, что время работает против нас, – вставил Барнаби. – Парламентская сессия заканчивается в конце недели.

Это объявление было встречено молчанием. Первой заговорила Гризельда:

– Пора закрывать лавку. Кто-нибудь хочет чаю?

Оказалось, что чаю не прочь выпить все. Гризельда спустилась вниз. Барнаби и Стоукс пустились в оживленное обсуждение политических интриг, которые не миновали и полицию. Пенелопа прислушивалась к их разговору и одновременно к голосу Гризельды, прощавшейся со своими ученицами.

– Пойду помогу Гризельде заварить чай, – решила Пенелопа, вставая.

Мужчины рассеянно кивнули. Пенелопа направилась на маленькую кухню. Гризельда уже успела поставить чайник на плиту и, улыбнувшись Пенелопе, кивком показала на стоявшую на столе круглую жестяную коробку:

– У меня есть песочное печенье. Выложите его на блюдо.

В этот момент крышка чайника застучала. Они заварили чай, захватили кружки и отправились наверх.

Мужчины при виде чайника забыли о политике и полиции и стали обсуждать ход расследования в надежде найти наилучший способ отыскать мальчиков. Но пока все было напрасно.

Гризельда оглядела маленькую компанию, неожиданно осознав, до чего все они стали близки за последнее время. Даже в самых безумных мечтах она не представляла, что будет принимать в своей маленькой гостиной сына графа, дочь виконта и инспектора из Скотленд-Ярда. И все же они тут, объединенные общим делом… и дружбой.

Она ощутила взгляд Стоукса. Как хорошо, что он здесь. Какое счастье, что она может смотреть ему в глаза, смущаться под его чересчур пристальным взглядом…

Беседа стала более оживленной.

Чай остыл. Гризельда уже решила заварить новый, как вдруг в дверь отчаянно заколотили.

Все насторожились. Мужчины дружно вскочили и бросились к лестнице. Пенелопа отставила кружку и последовала за ними. Гризельда замыкала маленький отряд.

Грохот не прекращался. Первым до выхода добежал Стоукс. Отодвинул засовы и распахнул дверь. Мимо него протиснулась Гризельда.

– Барри! – воскликнула она, узнав парня. – Что случилось?

– Мои братья просили вас немедленно прийти, мисс. В Блэк-Лайон-Ярде какой-то тип пытался убить бабушку Хорри.

– Подожди здесь, – сказала Гризельда Барри. – Мы только оденемся.

Стоукс шел впереди. Никто не знал, что обнаружится, когда они придут в дом Мэри Бушел.

Все были счастливы увидеть старушку живой и невредимой. Та сидела у огня, охраняемая двумя здоровенными парнями – братьями Уиллз.

У Джо был подбит глаз и раскроена губа.

– Но ни наша старушка, ни Хорри им не достались! – Джо виновато потупился: – Мы не смогли задержать их. Они сбежали.

Стоукс помрачнел:

– Главное – безопасность Хорри и Мэри. Что стряслось?

– Дело было так: мы с Тедом несли вахту. Тед первым их увидел. Заметил, как они осматриваются. Поэтому мы увели Хорри в глубь дома…

– Они постучали, – вставила Мэри, – очень вежливо, как гости. Сказали, что пришли от здешнего судебного пристава.

– Их было двое? – уточнил Стоукс.

– Да, – кивнула Мэри. – Один – здоровенный громила, другой… совсем обычный парень.

Барнаби поймал взгляд Стоукса: это были те двое, которые увели Джемми.

– Спросили о моем здоровье, – продолжала Мэри, – и где сейчас Хорри. Я разозлилась, как всякий бы на моем месте, и велела им убираться. Но они не ушли. Тот, что поздоровее, схватил подушку…

Она осеклась и поднесла руку к горлу. Джо бережно обнял Мэри за плечи и взглянул на Стоукса.

– Он хотел удушить Мэри этой подушкой. Уже подступил к ее креслу, ио тут мы выскочили из укрытия.

– И что тут началось! – шмыгнула носом Мэри. – Крики, потасовка, посуда летит со стола…

Стоукс мрачно уставился на братьев.

– Как же им удалось улизнуть? Вас было двое, да еще трое бобби поблизости!

Джо отвел глаза.

– Этот Смайт – настоящий здоровяк, его мы и вдвоем не удержим. Он стряхнул нас как котят, вытолкнул другого типа за дверь и прошел сквозь ваших бобби, как нож – сквозь масло.

– Смайт? – взволнованно выпалил Барнаби. – Ты его знаешь?

Джо кивнул.

– Кто он, этот Смайт? – спросил Стоукс.

– Профессиональный взломщик. Как правило, взломщики никого не убивают – но, клянусь чем угодно, он собирался загасить нашу Мэри.

– Взломщик. То есть грабитель? – уточнил Барнаби. – Он использует мальчиков в своем ремесле?

Джо вновь кивнул:

– Взломщикам не обойтись без мальчишек…

– Не знаешь, откуда он их берет?

Джо покачал головой.

– Смайт – одиночка, как большинство профессиональных взломщиков. В трущобах действуют воровские школы. Скорее всего он вербует мальчишек оттуда.

Тед Уиллз переминался с ноги на ногу. Когда взгляды окружающих устремились на него, Тед покраснел и, нерешительно глядя на брата, пояснил:

– Тот, другой парень… он работает на Гримсби. Большинство взломщиков, как и Смайт, берут мальчишек у старого Гримсби. Иначе с чего бы Смайту приводить с собой человека Гримсби?

Джо выглядел таким же потрясенным, как и остальные.

– Ты знаешь этого парня?!

Тед кивнул:

– Уолли. Работает на Гримсби.

Джо сокрушенно покачал головой:

– Я не узнал бы этого типа, даже если бы увидел его снова.

– Да, – мрачно подтвердил Стоукс. – Мы слышали, что он обычный. Ничем не выделяется.

– Да, он такой и есть, – согласился Тед. – Не так чтобы уж очень умный, но исполнит любой приказ хозяина. Предан Гримсби как собака.

– Ну вот, теперь все ясно, – заключил Джо… – Вам нужен Гримсби.

* * *

Гримсби в сопровождении Смайта переступил порог гостиной Алерта. Комната, как всегда, была погружена в темноту. Он едва смог различить силуэт Алерта, сидевшего в кресле у камина.

Мысленно проклиная наглого франта, Гримсби уныло поплелся к тому месту, где сидел Алерт. Тот, как вошло у него в привычку, даже не потрудился встать.

Но гостям и не требовалось света, чтобы понять, как взбешен Алерт, хотя тот хорошо скрывал свои эмоции.

– Что случилось? – ледяным тоном осведомился он.

Смайт рассказал ему все честно и откровенно, не упустив ни одной подробности и не забыв сообщить самое главное:

– Они ждали именно нас.

Алерт молча продолжал смотреть на них. Гримсби не выдержал:

– Придется отступить. Ищейки знают о нашей игре. И хорошо представляют, на кого охотятся. Если не хотите уйти в кусты, по крайней мере отложите дельце, пока все не утихнет.

Алерт ничего не ответил.

– Послушайте! – продолжал Гримсби, пытаясь найти слова, чтобы объяснить всю степень грозящей им опасности. – Объявления разошлись по всему Ист-Энду, и люди слышали о награде. Потом оказывается, что у парня и его бабки есть защита, причем охраняют их и местные, и бобби. Огонь подобрался слишком близко. Можно и обжечься. Говорю вам, нужно отступить.

Человек, которого они знали как Алерта, медленно покачал головой:

– Нет.

Больше он ничего не произнес. Выжидал, пока до них дойдет смысл его отказа. Эти двое понятия не имели, что сегодня Алерта навестил кровосос ростовщик. Он напомнил о долге и намекнул, что всякий отказ от своих обязательств чреват неприятными последствиями.

Алерт заверил ростовщика, что все в порядке и деньги будут выплачены.

Сам Алерт был уверен, что разработал блестящий план. Все пойдет как по маслу, он избавится от долгов и к концу года получит то состояние, которое намерен был получить.

– Придется обойтись теми мальчишками, что у вас есть, – решил он, – раз уж вы так бездарно провалили последнее дельце с похищением.

Смайт не стал ни возражать, ни соглашаться, и этого для Алерта оказалось вполне достаточно. Смайт не главная его проблема.

– Гримсби, ты будешь продолжать обучение мальчишек. Готовь их для Смайта. Он сам даст им последние уроки. А через несколько дней мы нанесем удар. Все, что вам осталось – играть свои роли до конца недели. А потом вы больше никогда обо мне не услышите. И я никому не скажу о том, что знаю.

Того, что он знал, было достаточно, чтобы Гримсби отправили в колонии. И, насколько было известно последнему, Алерт вполне способен был этого добиться.

Алерт совсем не удивился, увидев, что губы Гримсби превратились в тонкую линию. Но никаких возражений не последовало.

Алерт перевел взгляд на Смайта и поднял бровь:

– Хотите что-то добавить?

Смайт медленно покачал головой:

– Я закончу дело. С теми мальчишками, что у меня есть. Конечно, они не так хорошо натасканы, как я бы хотел, но… – Он пожал плечами. – Если повезет, сойдут и такие.

– Прекрасно.

Именно это и хотел услышать Алерт. Смайт, посмотрев на дверь, сказал:

– Я захватил двух лучших учеников. Выведу их на улицу, научу, как передвигаться по дорогам, как проникать в особняки и как выйти оттуда незамеченными. Я нашел в Мейфэре два пустых дома. Там и потренирую мальцов.

– Превосходно, – снизошел до похвалы Алерт. – Значит, несмотря на мелкие недоразумения, мы пришли к соглашению. Действуем, как планировали. Есть еще вопросы?

Оба дружно покачали головами.

– Что же, тогда… – Он с улыбкой показал на дверь. – Удачи вам, джентльмены.

Он подождал, пока Смайт выйдет, чтобы холодно предупредить Гримсби:

– А ты будь поосторожнее. Береги себя.

Гримсби оглянулся, но, ничего не ответив, последовал за Смайтом и закрыл за собой дверь.

Алерт сидел в темноте и в сотый раз перебирал в уме каждую деталь плана. Все казалось безупречным, а теперь стало крайне необходимым. Страшно подумать, что с ним будет, если все сорвется.

Ему не хотелось брать в расчет возможность неудачи, но путь к отступлению – важная часть любого тщательно продуманного плана.

Алерт торжествующе усмехнулся.

Даже если его ждет провал, он попросту сбежит. Покинет Лондон, чтобы скрыться от ростовщика. Но все-таки останется свободным.

Когда, по его расчетам, прошло достаточно времени, он вышел и запер за собой стеклянную дверь. Его знакомый Риггз, отпрыск благородной семьи, владел этим городским домом. Любовница Риггза, которая жила здесь, питала порочное пристрастие к опиуму. Риггз, разумеется, давно покинул Лондон ради деревенских удовольствий, оставив городской дом содержанке, так что Алерт мог беспрепятственно принимать здесь своих сообщников.

Выходя в ночь, он улыбался. Даже если ничего не выйдет, никому в голову не придет, что он способен иметь дело с такими подонками. Никто не заподозрит, что он каким-то образом связан с ними.

Глава 17

Впервые в истории Англии полицейские отряды и обитатели Ист-Энда трудились плечом к плечу, чтобы разыскать Гримсби и его воровскую школу.

Джо Уиллз и его братья рассказали приятелям о нападении на Мэри и историю Джемми и его убитой матери, и вскоре весь Ист-Энд знал, кто осмелился поднять руку на своих.

В Ист-Энде обитало столько людей, что слухи распространялись быстрее, чем объявления Пенелопы и Барнаби.

Наконец поздней ночью они получили долгожданную информацию. Пенелопа и Гризельда упорно отказывались вернуться домой. Все, на что милостиво согласилась Пенелопа, – отправить записку в Калвертон-Хаус, где объясняла, почему не приедет ночевать. Девушки сидели в кабинете Стоукса и ждали вместе с мужчинами. Своими мужчинами. Им незачем было делиться секретами, все давно поняли, как обстоят сердечные дела.

Около полуночи в кабинет заглянул Джо Уиллз. Ему было явно не по себе в окружении полицейских, но когда сержант подтолкнул его вперед, в глазах парня сияло торжество.

Пенелопа, заметив это, встала:

– Вы нашли их?

Джо широко улыбнулся и кивнул:

– У кого-то появилась блестящая мысль заглянуть на Гримсби-стрит.

Стоукс, не веря ушам, уставился на него:

– Он живет на Гримсби-стрит?

– Не-а. Но эта улица названа в честь его деда, так что мы подумали, что кто-то может знать, где он скрывается. И точно, его старая тетка все еше живет там. Она и сказала, что у него дом на Уиверз-стрит. Это недалеко от Гримсби-стрит. Мы отправились туда и потихоньку разузнали, где он обитает. Все получилось очень просто… если знать, где искать. Оказалось, он жил там много лет. Я оставил Неда, Теда и пару приятелей следить за его домом. Двухэтажный, с чердаком. Соседи ничего не знали насчет мальчишек, но если их держат наверху, вряд ли кто-то что-то видел. Зато соседи подтверждают, что Уолли живет там же.

Стоукс что-то быстро записывал.

– Значит, в доме по крайней мере двое мужчин.

– Именно.

Джо поморщился:

– А вот насчет Смайта я ничего сказать не могу. Соседи знают его в лицо, но говорят, что его там нет. И он никогда там не жил.

– Ничего страшного. Нам прежде всего нужны Гримсби и мальчики. Смайта мы возьмем позже.

Стоукс глянул на стоявшего в дверях сержанта:

– Миллер! Скажите Коутсу, что мне нужны все люди, которых он сможет мне дать.

Сержант выпрямился:

– Сейчас, сэр?

Стоукс глянул на часы:

– Соберемся внизу через час.

В назначенное время Стоукс сидел за столом в окружении подчиненных. Все рассматривали карту, обсуждая размещение сил. Джо стоял за плечом Стоукса. Тот часто к нему обращался, проверяя, верна ли карта.

К тому времени, когда они добрались до Уиверз-стрит, небо уже чуть посветлело. Небольшая армия бесшумно окружила дом. Остальные бобби рассыпались по всей улице. Уиверз-стрит имела два ответвления. Дом Гримсби находился в центре того, что покороче. Убогий, покосившийся, сколоченный из неструганых досок, он отличался от остальных тем, что по обе стороны проходили узенькие переулочки.

Было сыро и холодно. Туман, собравшийся ночью, сейчас висел низко над землей. Домишки лепились друг к другу, не пропуская сквозняки, так что густая пелена никак не могла рассеяться. Пенелопа, стоявшая под навесом крыльца, напротив дома, едва могла разглядеть входную дверь. Оконные ставни были закрыты. Наверняка в окнах нет стекол: оставалось надеяться, что мужчины, собравшиеся на улице, смогут бесшумно открыть ставни.

Сгорая от нетерпения, Пенелопа осматривалась. На помощь полиции пришли местные жители. Женщины, несмотря на поздний час, кутаясь в шали, явились посмотреть, как будет вершиться правосудие. Большинство из них имели своих детей, и они не хотели отдавать их в обучение преступникам. Мужчины мрачно хмурились.

Пенелопа подошла к Гризельде и пробормотала:

– Если у Гримсби осталась хоть унция самосохранения, он сам сдастся Стоуксу.

Из тумана, прямо перед ними, возник Барнаби.

– Сейчас мы ворвемся в дом. Оставайтесь здесь, пока сержант Миллер не придет за вами. Он проводит вас в дом, как только освободят мальчиков.

Он многозначительно уставился на Пенелопу.

Сила его синих глаз была такова, что Пенелопа поежилась.

Никто ни о чем не объявлял, но толпа вдруг возбужденно загудела.

Барнаби и Стоукс возились у двери. Наконец дверь распахнулась, открыв черную дыру. Схватив фонарь, Стоукс отодвинул засов и переступил порог:

– Полиция!

Бобби с оглушительным шумом ворвались в дверь. Барнаби и Стоукс затерялись между ними. Пенелопа схватила Гризельду за руку:

– Они идут наверх!

В глубине здания засиял огонек. Точно такой же, только поменьше, появился в переднем углу первого этажа, ближе к окнам.

– Бьюсь об заклад, это Гримсби, – заметила Гризельда. Ставня на окне распахнулась. Оттуда высунулась чья-то большая голова с гривой седых волос.

Среди зевак раздались свистки и язвительные реплики:

– Спускайся, Гримсби!

– Подумать только, убить старую женщину!

– Мы покажем тебе, что почем!

Вопли словно разрезали туман.

Гримсби – если это был он – отшатнулся и с ругательством исчез в доме.

Толпа яростно требовала крови.

В доме слышались грохот, тупые удары, крики.

Пенелопа подалась вперед. Ей нужно… необходимо знать, что происходит. И где мальчики?

Свет фонаря достиг второго этажа и надолго замер на одном месте. Потом рядом появилось еще несколько золотистых кружочков: очевидно, к Стоуксу подошли другие полицейские.

Пенелопа подняла голову. Джо Уиллз сказал, что в доме есть чердак, но окон наверху не видно.

– Смотрите! На чердаке нет ни одного окна! – обратилась Пенелопа к Гризельде.

– Наверное, под окнами есть какое-то пространство. Но нет окон. Да и пола, должно быть, не имеется. Жить там нельзя.

Пенелопу передернуло. Но она тут же вцепилась в руку Гризельды и снова показала наверх. Сквозь щели в досках сиял свет.

– Они там.

Должно быть, Стоукс и Барнаби нашли дорогу на чердак.

Следующие пять минут Пенелопа молилась, чтобы все мальчики оказались в безопасности и на месте. Она уже хотела рискнуть и, несмотря на угрозы Барнаби, броситься к дому, когда сержант Миллер подошел и провел ее и Гризельду сквозь толпу, собравшуюся на улице, а потом и через полицейский кордон.

Дом скорее походил на склад, набитый до потолка всяким мусором. Пенелопа и Гризельда остановились перед лестницей как раз в тот момент, когда вниз сводили первого мальчика.

Пенелопа с беспокойством считала будущих питомцев по головам. Пять!

Она широко улыбнулась, вне себя от облегчения.

Мальчишки сконфуженно оглядывались, кутаясь в одеяла, висевшие на костлявых плечиках.

– Сюда, мальчики! – повелительно окликнула она.

Ее тон и манеры, отточенные за несколько лет управления приютом, возымели немедленный эффект. Дети повернулись к ней. Она поманила их. Трое немедленно повиновались. Двое последовали за ними, едва волоча ноги.

– Превосходно! – кивнула Пенелопа. Она узнала их: эти трое были похищены прямо из-под носа сотрудников приюта. Один, Фред Хачетт, удивленно моргал большими карими глазами.

– Вы дама из приюта. Ма сказала, что вы должны забрать меня. Но вместо вас меня привели к Гримсби.

– Верно. Он украл вас.

Пенелопа продолжала улыбаться, но уже с оттенком злости.

– А теперь мы забираем вас в приют, а Гримсби пойдет в тюрьму.

Мальчики переглянулись. Полицейские выходили на улицу в полной уверенности, что все мальчики найдены, а злодеи пойманы.

– Эти ищейки пришли за нами? – не выдержав, спросил другой мальчик. Пенелопа попыталась припомнить его имя.

– Совершенно верно, Дэн. Мы искали вас много недель.

Мальчики почтительно уставились на нее. Пенелопа ослепительно улыбнулась, не в силах поверить, что все закончилось благополучно.

– Мы немедленно забираем вас в приют, – повторила она и неожиданно встретилась глазами с одним из тех мальчиков, которые держались поодаль.

Сердце ее упало. Горло перехватило от страха. Это были не Дик и Джемми. Совершенно незнакомые дети.

Парнишки испуганно потупились.

– А… что будет с нами, мисс? – осмелился спросить один, робко глядя из-под грязной, нависшей на глаза челки. – Томми и я… мы не должны были идти в приют.

Пенелопа прикусила губу, стараясь принять верное решение, несмотря на обуревавшие ее эмоции. Но она была обязана мыслить связно!

– Нет, но… вы ведь сироты, верно?

Томми и его друг усердно закивали.

– В таком случае вы тоже едете с нами. О формальностях позаботимся позже. Но вам не следует оставаться на улице. Поедете с Фредом, Дэном и Беном и получите хороший завтрак и теплую постель.

Очевидно, ради еды и крыши над головой дети готовы были идти за ней хоть на край света. Пенелопа тяжело вздохнула:

– Но сначала скажите, с вами были другие мальчики? Те, которые тоже должны были попасть в приют?

– Вы о Дике и Джемми? – пришел на помощь Фред. – Они здесь… то есть были здесь, но вчера ушли со Смайтом и до сих пор не вернулись.

Оставив мальчиков с Гризельдой со строгим наказом подождать ее, Пенелопа протиснулась мимо суетившихся полицейских и подошла к лестнице как раз в тот момент, когда Миллер спустился вниз.

– Я должна поговорить со Стоуксом и Адэром. Это срочно.

Миллер, заметив ее мрачное лицо, поспешил заверить, что Адэр и Стоукс сейчас придут.

В этот момент появились двое очень высоких полицейских, ведя закованного в кандалы, ничем не примечательного парня.

Уолли – она предположила, что это Уолли, – казался совершенно сбитым с толку. Взъерошенные волосы, помятая одежда, простоватое непонимающее лицо. Он без всякого сопротивления позволил себя увести. Следующая пара полицейских вела человека постарше. Гримсби. Большая круглая голова, увенчанная гривой седых волос, тяжелые челюсти, сгорбленные плечи и впалая грудь. По-видимому, когда-то он был довольно представительным мужчиной, но сейчас согнулся под бременем лет. Однако глаза, сверкавшие хитро и расчетливо, бегали по сторонам, замечая все: полицейских, Гризельду с мальчиками, Миллера и Пенелопу.

При виде Пенелопы он нахмурился, явно не понимая, откуда тут взялась знатная леди.

Последними вниз спустились Стоукс и Барнаби.

Полицейские поставили Гримсби посреди комнаты, лицом к Стоуксу. По приказу Миллера принесли еще несколько фонарей, так что помещение наполнилось светом.

Пенелопа воспользовалась моментом и, выступив вперед, поймала взгляд Барнаби и коснулась рукава Стоукса, чтобы привлечь их внимание. Когда они обернулись к ней, она тихо сказала:

– Дика и Джемми, двух последних мальчиков, тут нет.

Мужчины немедленно обернулись к мальчикам.

– Да, их пятеро. Но двое – не те, кого мы искали. Они говорят, что Джемми и Дик были здесь, но их вчера увел Смайт и так и не вернул.

Стоукс взглянул на помрачневшего Барнаби.

– Если Смайт хотя бы вполовину так хорош, как о нем говорят, он сюда и близко не подойдет.

– А если ему нужны мальчишки, – добавил Барнаби, – он будет держаться за тех, кто остался, и ни за что их не отпустит.

– Проклятие! – выругался Стоукс, давая выход раздражению, но, немного остыв, уже спокойнее сказал: – Давайте посмотрим, что мы можем узнать у Гримсби.

– Сначала допросите Уолли, – посоветовала Пенелопа. – Он… попроще Гримсби и не блещет умом.

Сама она была уверена, что Уолли знает далеко не все.

Стоукс повернулся лицом к пленникам. Пенелопа украдкой сжала руку Барнаби, выпустила и потихоньку пробралась назад, к мальчикам, не желая, чтобы они снова почувствовали себя брошенными.

Барнаби, поколебавшись, последовал за ней.

Несколько мгновений Стоукс бесстрастно разглядывал Гримсби, прежде чем перевести взгляд на Уолли.

– Ты Уолли, верно? – спросил он наконец. Тот недоуменно кивнул. – Кто велел тебе убить миссис Картер? – неожиданно осведомился Стоукс.

Удивленный Уолли широко раскрыл рот.

– Я никого не убивал. Кто такая миссис Картер?

По всему было видно, что он не лжет.

– Ты украл мальчика Джемми у его матери, миссис Картер.

Лицо Уолли прояснилось.

– Да, я увел Джемми. Мы со Смайтом пошли за ним. Его ма болела, но была жива, когда мы уходили.

– Когда вы уходили. То есть вы с Джемми… – проговорил Стоукс.

Уолли кивнул:

– Смайт велел мне увести Джемми, чтобы поговорить с глазу на глаз с его ма. А потом он вышел, сказал, что она велела Джемми идти с нами, потому что плохо себя чувствует и хочет отдохнуть.

– Понимаю. А вчера вы ходили со Смайтом в Блэк-Лайон-Ярд.

Уолли снова кивнул:

– Да. Нам было велено привести другого мальчика: его бабушка умирает. Но все пошло не так. Мы только хотели взять мальчика и определить в школу мистера Гримсби, чтобы он получил ремесло, когда вырастет, но люди нас не поняли.

Стоукс глянул на Барнаби, стоявшего рядом с Пенелопой. Барнаби кивнул в сторону мальчиков и одними губами произнес: «Смайт».

– Ты знаешь, где живет Смайт? У него еще два мальчика, верно?

– Да. Прошлой ночью он взял Дика и Джемми потренироваться на улицах. Сказал, они самые способные.

Брови Уоляи совсем сошлись на переносице.

– Только он не привел их назад… да уже и не приведет, больно много тут ищеек. Но я не знаю, где он обитает. А вот он, должно быть, знает. – Уолли показал на Гримсби.

Тот брезгливо поморщился:

– Ничего я не знаю. Смайт не таков, чтобы выкладывать карты на стол.

Барнаби ничего другого и не ожидал. Он ободряюще сжал руку Пенелопы, снова скользнувшую в его ладонь. Стоукс обратился к Гримсби:

– Ты давно в деле, Гримсби, и знаешь правила. Содержал здесь воровскую школу и похищал мальчиков. Ни один судья тебя не помилует. Проведешь остаток жизни за решеткой и больше никогда не увидишь дневного света.

– Знаю, – с отвращением пробормотал Гримсби, оценивающе оглядывая Стоукса. – Но если я соглашусь рассказать все, что знаю, мне выйдет послабление?

Стоукс ответил циничной ухмылкой:

– Если… подчеркиваю… если ты сможешь убедить меня, что обнажил свою душу и готов помочь нам в расследовании, я потолкую с судьей. Более мягкий приговор – все, на что ты сможешь рассчитывать. Ссылка вместо камеры.

Гримсби скорчил гримасу:

– Я слишком стар для морских путешествий.

– Все лучше, чем провести последние дни в темноте. По крайней мере я так слышал.

Стоукс пожал плечами:

– Так или иначе, в твоем случае лучшего предложить не могу.

Гримсби скривился и глубоко вздохнул:

– Так и быть. Но, черт возьми, я предупреждал их, и Смайта и Алерта. Как только увидел это чертово объявление. Сказал, что игра становится чересчур опасной, но кто меня послушал? Никто. Никакого уважения к годам и опыту. А теперь мне одному придется сидеть за решеткой, и только за то, что обучал сорванцов кое-каким штукам. Это не я сбивал их с пути истинного. Не я их похищал.

– Не смей делать вид, что это не ты, негодяй, пытался использовать невинных маленьких детей в своих подлых целях! – Голос Пенелопы был исполнен такой ярости, что потрясенные слушатели замолчали.

Гримсби уставился на нее. Встретился с ней взглядом. Побелел как полотно и попятился к двум дюжим бобби. Стоукс откашлялся.

– Совершенная правда. Я сам не мог бы сказать лучше.

Гримсби потрясенно уставился на нее.

– Кто это? – хрипло прошептал он.

– Она и тот джентльмен, что рядом с ней, крайне заинтересованы в этом деле и, вполне возможно, приходятся родственниками кому-то из судей, с которыми ты скоро встретишься.

Гримсби втянул голову в плечи и испуганно огляделся.

– Думаю, в твоих интересах отбросить все сомнения и рассказать нам все, что мы хотим знать.

Гримсби попытался воздеть к небу скованные руки.

– Говорю же, я готов рассказать вам все, что мне известно.

Стоукс не улыбнулся.

– Кто такой Алерт?

– Щеголь, у которого есть план ограбить дома богачей.

– В Мейфэре?

– Да. Ему понадобился взломщик, так что я свел его со Смайтом. Но ничего не знаю об их делах.

– И о том, какие дома собрались грабить? – скептически хмыкнул Стоукс.

– Клянусь! Алерт слова лишнего не скажет. Да и Смайт тоже со мной не откровенничал. Сказал только, что ему нужны восемь мальчишек. Восемь! В жизни не слышал, чтобы взломщику разом понадобилось столько помощников. Но так захотел Смайт.

– А ты был рад стараться.

– Вовсе нет, – проворчал Гримсби. – Столько мальчишек найти не так-то просто. Да еще не всякий ему годится. Никогда бы не пошел на это, даже ради него, если бы не…

Он неожиданно осекся.

– У Смайта что-то было на тебя, верно? Было чем надавить? – услужливо подсказал Стоукс.

– Не у него. У Алерта.

Стоукс нахмурился:

– Не пойму, как мог богатенький щеголь связаться с такими, как вы, не говоря уж о том, чтобы получить над вами власть?!

Гримсби тяжко вздохнул:

– Случилось это несколько лет назад. У меня выдалась черная полоса в жизни. Попытался сам сшибить деньжат. Когда-то в юности у меня это получалось. Вломился в дом и наткнулся в темноте на Алерта. Он чем-то огрел меня по голове. Когда я очухался, оказалось, что он успел связать меня по рукам и ногам. И велел рассказать о себе. Кто я, что делаю, каким образом взламываю замки и тому подобное. Пообещал сдать меня ищейкам, если не стану ему ничего рассказывать. Можно подумать, я нанялся развлекать его по вечерам! Я принял его за одного из тех франтов, которые любят поболтать с нами, а потом хвастаются, будто побывали на самом дне. Ну я и рассказал ему все.

Гримсби покачал головой, поражаясь собственной наивности.

– Я не увидел в этом ничего особенного. И никакого риска. То есть, понимаете, он был щеголем. Джентльменом. Какое ему, казалось бы, дело до меня и до моих россказней?

– Но он запомнил.

Гримсби с силой провел ладонью по лицу.

– Да. И слишком хорошо. Сказал, что если я подготовлю мальцов для Смайта, он забудет о моем существовании.

– И ты ему поверил?

– А у меня был выход? – презрительно фыркнул Гримсби. – И вот чем все закончилось: я попал в лапы к ищейкам.

Барнаби отошел от Пенелопы и встал рядом со Стоуксом:

– Ты сказал, что Алерт – джентльмен. Опиши его.

Гримсби призадумался.

– Ниже вас ростом, – сказал он наконец. – Каштановые волосы. Темные и прямые. Довольно полный. Я никогда не видел его при ярком свете. Так что больше ничего не могу прибавить.

– Одежда? – допытывался Барнаби.

– Хорошее качество. Наверняка живет в Мейфэре.

– Когда вы виделись в последний раз?

– В доме на Сент-Джонс-Вуд. Мы встречаемся в дальней гостиной, которая выходит в сад. Если он хочет нас видеть, сообщает Смайту, а если мы хотим что-то сообщить ему, Смайт оставляет записку в каком-то кабачке, не знаю, где именно.

– Смайт все знает о планах Алерта? – продолжал допрашивать Барнаби.

– Еще вчера не знал. Когда пришел за мальчишками, все ворчал, что Алерт так и не объяснил, какие дома следует грабить. Все ругался, что щеголь так и не назвал, как он выразился, «мишени». Смайт любит хорошенько все разведать, прежде чем идти на дело. Конечно, он знает больше, чем я, но не все. Далеко не все.

Стоукс нахмурился:

– Дом, в котором вы встречаетесь, принадлежит ему?

Гримсби сделал гримасу, очевидно, означавшую «откуда мне знать?».

– Полагаю, так и есть. Он ведет себя там как хозяин.

– А адрес? – допытывался Стоукс.

– Сент-Джонс-Вуд-Террас, тридцать два. Мы всегда огибаем дом и входим со стороны сада. Там есть дорожка.

– Ты сказал, что Смайту были нужны восемь человек, – вмешался Барнаби. – Почему так много?

Гримсби пожал плечами.

– Подумай, – жестко приказал Барнаби. Гримсби тяжело вздохнул:

– Ну… если хорошенько поразмыслить, я сказал бы, что Алерт задумал обчистить больше, чем восемь домов, всего за одну ночь. Если это так, вам, ищейкам, ни за что его не прихватить.

Барнаби резко вскинул голову, пытаясь взвесить и оценить все, что узнал от Гримсби.

– Ты сказал «мишени». Определенные мишени. Значит, Алерт хотел послать Смайта на взлом определенных домов, которые он выбрал в Мейфэре. Всего их больше, чем восемь. Ограбления нужно совершить за одну ночь. Таков их план?

– Все это только мои предположения, – пожал плечами Гримсби. – Только вот понятия не имею, какие именно дома.

Стоукс сурово оглядел Гримсби:

– Что еще ты можешь нам рассказать?

– Особенно об Алерте, – добавил Барнаби. Гримсби тряхнул было головой, но тут же замер:

– Не знаю, показалось мне или нет, но Алерт будто бы знает, как работает полиция. И всегда твердил, чтобы мы не беспокоились и предоставили ему справляться с ищейками.

Стоукс нахмурился.

Барнаби бросил на него тревожный взгляд. Все это чрезвычайно не понравилось обоим.

– Джентльмен, уверенный в том, что разбирается в работе полиции? – мягко уточнил Барнаби.

– Что же, – решил Стоукс, – пора нанести визит в дом на Сент-Джонс-Вуд-Террас.

– Нет там никакого мистера Алерта, – раздался голос Гризельды.

Все дружно повернулись и уставились на нее. Девушка покраснела, но глаз не отвела.

– Я знаю этот квартал. Не помню точно, кто живет в доме тридцать два. Но его зовут не Алерт.

Стоукс кивнул:

– Неудивительно. Сообщникам он представлялся под другим именем.

– Но его ли собственный этот дом? – пробормотал Барнаби.

Стоукс резко вскинул голову. Навестить дом все равно требовалось. Может, там они сумеют кое-что узнать. Стоукс приказал отвезти Уолли в Скотленд-Ярд и велел сержанту Миллеру и двум полицейским сопровождать его и Гримсби на Сент-Джонс-Вуд. Остальные полицейские разошлись по своим участкам.

Барнаби и Стоукс подошли к девушкам, все еще охранявшим мальчишек. Судя по выражению лица, Пенелопе не терпелось доставить подопечных в приют. Но и присутствовать при поимке Алерта ей тоже очень хотелось. Известие о том, что Алерт – джентльмен, только усиливало эту решимость.

Впрочем, Барнаби тем более хотелось поскорее встретиться с так называемым Алертом.

Он молча смотрел на Пенелопу, ожидая ее решения. Он слишком хорошо знал ее, чтобы хоть намеком дать понять, что именно, по его мнению, ей следует делать.

Пенелопа забавно наморщила нос.

– Я отвезу мальчиков в приют.

– А я еду со Стоуксом, – коротко ответил Барнаби, Стоукс показал Пенелопе на двух констеблей, стоящих у двери:

– Джоунс и Мэттьюз доставят вас в приют. Наемный экипаж уже ждет.

Пенелопа шепотом поблагодарила его и велела мальчикам идти на улицу. Но те во все глаза смотрели на полицейских и закованных в кандалы заключенных. Старались запомнить все, чтобы позже описать сцену приятелям. Можно было не сомневаться: в последующие несколько дней они станут самыми важными в приюте персонами.

Барнаби помог Пенелопе усадить мальчиков в экипаж и, протянув ей руку, помог сесть самой. Перед тем как войти внутрь, она оглянулась на него. Барнаби улыбнулся:

– Я приеду и все вам расскажу.

Она сжала его пальцы.

– Спасибо. Но пока мне предстоит умирать от любопытства.

Он отступил и захлопнул дверцу. Подбежавшая Гризельда успела ей крикнуть:

– Я еду с ними. Увидимся позже. Обещаю рассказать все, даже то, о чем умолчит мистер Адэр!

Пенелопа со смехом откинулась на сиденье. Констебли взобрались на запятки. Кучер взмахнул кнутом, и лошадь тронулась, увозя девушку и пятерых подопечных в приют.

– Этот дом? – спросил Стоукс у Гримсби, показывая на дверь.

– Да, – кивнул Гримсби. – Я никогда не входил отсюда. Всегда – через сад. Но это тот самый дом, клянусь.

Стоукс поднялся на крыльцо, взялся за молоток и властно постучал. Послышались шаги. На пороге стояла пожилая горничная в чепчике и переднике.

– Что угодно?

– Инспектор Стоукс. Скотленд-Ярд. Я хотел бы поговорить с мистером Алертом.

Горничная недоуменно уставилась на них.

– Здесь нет никакого мистера Алерта. Вы ошиблись домом.

Неприязненно разглядывая непрошеных гостей, она попыталась закрыть дверь.

– Минуту! – повелительно бросил Стоукс. – Мне нужно поговорить с вашим хозяином. Пожалуйста, позовите его.

При виде закованного в кандалы Гримсби горничная надменно вздернула нос.

– Хозяйку. И еще слишком рано. Только восемь пробило… приличные люди…

Она вдруг осеклась, глядя на Стоукса и записную книжку, которую тот вынимал из кармана. Кроме того, он держал наготове карандаш:

– Ваше имя, мисс?

– Хорошо, ~– сдалась горничная. – Подождите здесь. Я схожу за мисс Уокер.

Повернувшись, она захлопнула дверь. Барнаби и Стоукс оперлись о перила крыльца.

– Десять минут, – предрек Барнаби, – не меньше.

– А может, и за пять управится, – пожал плечами Стоукс.

Ровно через восемь минут дверь снова открылась, но на этот раз перед ними предстало видение в прозрачном кружевном халатике. Барнаби решил, что настала его очередь, и выступил вперед. Лицо женщины было, как диктовала мода, бледным, но под глазами темнели круги.

Она мельком взглянула на Стоукса и долго разглядывала Барнаби, прежде чем снова обратиться к Стоуксу:

– Чем могу служить?

– Вы хозяйка дома? – спросил Стоукс, слегка краснея: судя по туалету дамы, вопрос был по меньшей мере неуместен.

Она чуть подняла изогнутые брови, но все же кивнула:

– Именно так и есть.

Поскольку она выжидающе смотрела на него, Стоукс продолжил:

– Я ищу мистера Алерта.

Женщина не отвечала, очевидно, ожидая объяснений, потом пробормотала:

– Здесь нет никого с таким именем. И я никогда о нем не слышала.

– Дьявол! – прошипел Гримсби. – Так и знал, что нельзя ни на грош доверять этому скользкому типу.

– Ты твердо уверен, что это тот дом? – поинтересовался Стоукс.

Гримсби усердно закивал.

– В таком случае у меня остался всего один вопрос.

Повернувшись, он взглянул на мисс Уокер, за спиной которой уже маячила горничная.

– Джентльмен, называющий себя мистером Алертом, пользовался вашей задней гостиной, чтобы встречаться с этим человеком… – он махнул рукой в сторону Гримсби, – и еще одним сообщником. За последние несколько недель это происходило не один раз.

Удивление мисс Уокер было неподдельным.

– Поверьте… я сама ничего не понимаю.

Она повернулась к горничной:

– У нас… ничего не происходило? Кто-то оставлял открытой дверь задней гостиной? А садовую калитку?

Горничная покачала головой, но вид у нее был смущенный.

Барнаби и Стоукс оба это заметили.

– В чем дело? – осведомился инспектор.

– То кресло, что в задней гостиной у камина, – нерешительно пробормотала горничная. – Кто-то иногда там сидит. Я прибираюсь в той комнате, прежде чем идти спать, а время от времени подушка бывает примятой.

– Но мисс Уокер… – растерялся Стоукс. Мисс Уокер густо порозовела.

– Я… э-э… – пробормотала она и, искоса глянув на горничную, призналась: – К тому времени как Ханна идет к себе, я обычно уже в постели и сплю очень крепко.

– Очень крепко, – неодобрительно подтвердила Ханна. Мужчины сразу поняли, в чем дело. Мисс Уокер, как и многие ей подобные, отличалась пристрастием к опиуму. Такая не услышит даже артиллерийской канонады.

– Возможно, – предположил Барнаби, – этот человек, Алерт, известен вашему… покровителю?

Стоукс понял намек:

– Кто владеет этим домом, мисс Уокер?

Та явно встревожилась и, гордо вскинув подбородок, отчеканила:

– Думаю, это вас не касается. Его здесь нет, и вам ни к чему беспокоить его по таким пустякам.

– Он, возможно, сумеет помочь нам, – возразил Стоукс. – Речь идет об убийстве.

Барнаби едва сдержал стон. Упоминание об убийстве только ухудшило положение. Женщины откровенно перепугались и наотрез отказывались говорить.

Но тут Стоукса кто-то дернул за рукав. Рядом стояла Гризельда.

– Риггз, – шепнула она. – Владелец этого дома – Карлтон Риггз. Иногда он приходит в лавку за шляпами и перчатками для мисс Уокер.

Стоукс взглянул на мисс Уокер и поднял бровь. Та, покраснев, кивнула:

– Да. Это дом достопочтенного Карлтона Риггза. Он владеет им много лет, дольше, чем я его знаю.

Стоукс наклонил голову.

– А где сейчас мистер Риггз?

Мисс Уокер уставилась на Барнаби, явно распознав в нем светского человека.

– В деревне, где же еще? Сейчас все покидают город. Три недели назад он отправился в фамильное поместье.

Кладбище, находившееся рядом с церковью Сент-Джонс-Вуд, даже днем казалось мрачным и темным, а уж в одиннадцать часов ночи, погруженное в туман, наводило ужас на редких прохожих. Поросшие мхом памятники перемежались со старыми узловатыми деревьями, и в их тени могло спрятаться целое войско.

Под толстым деревом стоял Смайт и наблюдал, как Алерт с небрежным видом чудаковатого джентльмена, решившего подышать свежим воздухом, направляется к нему.

Нужно отдать должное этому человеку: он прекрасно держался.

Вчера Смайт оставил записку у бармена в «Короне» на Флит-стрит, но на этот раз содержание было куда более пространным, чем обычно. Смайт просил о срочной и немедленной встрече и прямо предупреждал Алерта, что ни в коем случае не стоит появляться в доме тридцать два на Сент-Джонс-Вуд-Террас. В качестве места встречи он назначил кладбище.

Как он и ожидал, Алерт оказался достаточно умен, чтобы послушаться совета. И Смайт предполагал также, что ему это совсем не понравилось.

– Надеюсь, у тебя была веская причина, чтобы вызвать меня сюда?! – рявкнул Алерт, останавливаясь перед Смайтом.

– Очень веская, – пробурчал Смайт. Алерт настороженно огляделся:

– И почему, спрашивается, мы не могли встретиться в доме?

– Потому что не только дом, но и вся улица кишит ищейками, поджидающими, чтобы мы туда сунули нос.

Несмотря на плохую видимость, Смайт заметил, как Алерт вздрогнул.

– Что случилось? – убийственно тихо спросил он.

Смайт рассказал все, что успел узнать: полицейские прикрыли школу Гримсби и арестовали его и Уолли, а также забрали мальчишек.

Смайт и сам был вне себя от злости: случай совершить целую серию ограблений за одну ночь подворачивался, возможно, единственный раз в жизни. Подобное дело было не только крайне прибыльным, но могло прославить его имя в воровской среде Ист-Энда. Да, он злился, но его ярость была ничем в сравнении с гневом Алерта. Гневом, который угрожал разорвать его. Гневом, наполнявшим окружающую атмосферу. Гневом, от которого дрогнул даже Смайт.

Но Алерту и сейчас удалось удержать себя в руках.

Однако Смайт понял, что, судя по всему, сообщник пойдет до конца и настоит на своем. Потребует ограбить указанные им дома.

Что же, это совсем неплохо. Смайт вовсе не собирается отказываться от добычи. Кроме того, он не мог ничего сделать без информации, имеющейся у Алерта. До сих пор тот молчал. Но теперь, возможно, станет более сговорчивым и прислушается к Смайту.

– Не знаешь, кто… – прошипел Алерт, но тут же взял себя в руки и глубоко вздохнул: – Нет. Это не важно. Мы не можем позволить себе отвлекаться… – Он осекся.

Развернулся. Отошел. Потом остановился, перевел дыхание и повернулся к Смайту:

– Это важно. Или может быть важно. Не имеешь, случайно, представления о том, кто навел полицию на дом Гримсби?

– Да кто угодно. Помните объявление? Это могло случиться каждую минуту.

– Не думал, что это случится так скоро. Нам и нужна-то была всего неделя.

Он снова стал метаться взад-вперед, но на этот раз с меньшим запалом.

– Ты был там, когда схватили Гримсби?

– Заглянул было, но тут же ушел, тем более что со мной оставались двое мальчишек. Я оказался поблизости, как раз когда в дом ворвались ишейки, и немедленно скрылся. Еще до того, как вывели Гримсби.

– С полицейскими был еше кто-то? – допытывался Алерт.

– Я никого не видел… если не считать леди из приюта. Полагаю, она приехала за мальчишками.

– Леди? – Алерт насторожился: – Опиши ее.

Смайт был человеком наблюдательным. Его краткого описания оказалось достаточно, чтобы узнать леди Пенелопу Эшфорд. Черт бы побрал эту ведьму! Всюду сует свой нос! Ее братцу давно следовало бы отослать сестру в монастырь!

Но Калвертон не сделал ничего подобного, а вот теперь из-за нее план Алерта под угрозой! Он не удивится, если окажется, что именно она натравила ищеек на школу Гримсби!

Бешенство красной пеленой застлало мозг. Вчера Алерта снова посетил ростовщик. Негодяй имел наглость явиться в здание, где он работал…

Намек был более чем ясен: если Алерт не выплатит долга, его ждет полный крах. И размеры этого краха было трудно вообразить.

Смайт, по-прежнему стоявший под деревом, кашлянул, привлекая его внимание.

– Как я уже сказал, у меня есть двое мальчишек. Сидят под замком. Причем эти – самые лучшие, хотя и пробыли у Гримсби совсем недолго. Зато они ловкие и проворные, и я легко могу держать их в узде. Если мы хотим использовать их в деле, нужно дать еще несколько уроков. Иначе ничего не получится.

В первоначальном плане предполагалось оставить по одному мальчишке в каждом доме. После того как украденное будет передано Смайту, мальчикам полагалось прождать на месте еще час, прежде чем пытаться выбраться на улицу. Это была самая опасная часть плана, поскольку маленького воришку могли в любой момент схватить на месте преступления. Но к тому времени взрослых, вместе с крадеными вещами, уже и след простынет.

Алерт поморщился. Смайт уже объяснял ему детали своего ремесла. Ясно, что если у них осталось всего двое помощников, ни в коем случае нельзя их терять.

– Полагаю, – процедил он, – если один попадется, другой попросту убежит, вместо того чтобы продолжить работу.

– Совершенно верно. Правда, парни неглупые, но все же… – Смайт пожал плечами. – В душе они остаются ист-эндскими мальчишками. Они подчиняются приказам, только пока чувствуют себя в безопасности.

– Сколько времени тебе понадобится, чтобы натаскать их как следует? – резко спросил Алерт.

– Теперь, когда мне можно сосредоточиться только на двоих… три дня.

– Но потом вы сможете обтяпать дело за одну ночь? Все восемь домов?

– Нет. Ни малейшего шанса. Даже четыре дома – и то слишком много. Мальчишки устают, делают ошибки, и вся работа идет насмарку.

Алерт задумался. Смайт скорее всего прав. Но что, если после первого дня полиция пронюхает о грабежах?

– Мы можем составить список домов в таком порядке, чтобы те, в которые труднее всего проникнуть, оставить на второй день. Твои мальчишки успеют набраться опыта, а если мы и потеряем их, то, скорее всего, в конце игры.

Смайт долго взвешивал все «за» и «против», причем самым веским доводом было желание обогатиться, – и наконец кивнул:

– Договорились. Встречаемся здесь через три ночи. А пока постарайся поберечь себя и мальчишек.

Совершенно ненужное напоминание. Смайт подавил свою инстинктивную реакцию и бесстрастно ответил:

– Все может случиться, особенно в зависимости от того, когда вы хотите провернуть дельце.

Алерт нахмурился, но Смайт упрямо продолжал:

– Я уже говорил: мне нужно самое малое три дня, чтобы изучить выбранные дома. Даже если они располагаются в одном месте, я предпочел бы более тщательную проверку. Но эти три дня мне необходимы, иначе ничего не получится.

Адерт поколебался, но все же сунул руку в карман. Смайт замер, однако на свет Божий появился листок бумаги.

– Здесь все намеченные мной дома, но пока что там живут. Как только хозяева уедут и мы будем готовы к работе, я отдам список вещей, которые нужно украсть из каждого дома, и укажу, где эти вещи находятся и как их найти.

Смайт впился глазами в листок, но в тени дерева было слишком темно, чтобы разобрать текст. Он сложил список, спрятал и уточнил:

– По-прежнему одна вещь из каждого дома?

– Да. Больше ничего брать не стоит. За эти восемь предметов нам дадут столько, что тебе и не снилось. И есть еще одна причина, почему не стоит брать больше. Риск значительно увеличивается, и мы ставим под удар всю игру.

Смайт пожал плечами:

– Как скажете. Я проверю все дома и натаскаю мальчишек. Как только все будет готово, вы дадите мне список вещей, и мы обделаем дельце.

Алерт долго смотрел на него, прежде чем кивнуть:

– Прекрасно. Увидимся здесь через три ночи, не считая нынешней.

С этими словами он повернулся и исчез в темноте.

Смайт стоял под деревом, дожидаясь, пока шаги Алерта затихнут вдали, после чего, ухмыльнувшись, ушел в другом направлении.

И всю дорогу похлопывал себя по карману, проверяя, не потерял ли список. Он давно хотел получить что-то на Алерта. Каким-то образом узнать настоящее имя этого человека. Он терпеть не мог делать бизнес с людьми, которых не знал. Особенно с франтами вроде Алерта. Если что-то шло наперекосяк, они имели дурную привычку выдавать сообщников и уверять власти в своей полной невиновности. Конечно, Смайта вряд ли поймают, но неплохо бы иметь что-то про запас, чтобы обеспечить молчание Алерта или получить возможность поторговаться в случае провала.

И вот теперь ему в руки попал список домов, в которых хранились сокровища. И Алерт бывал в них. Мог описать каждую вещь и место, где она находится.

– Интересно, откуда ты все знаешь, мой прекрасный господинчик? – спросил вслух Смайт и, ухмыльнувшись, ответил: – Потому что ты постоянный гость в этих домах.

Восемь домов. Если ему когда-нибудь понадобится шантажировать Алерта, этот список будет большим подспорьем.

Глава 18

– Расследования чем-то напоминают удаление зубов.

Барнаби потянулся к очередной пышке.

– Так же медленно и болезненно.

Они пили чай в гостиной Гризельды. Пенелопа откусила кусочек пышки, проглотила и хмыкнула:

– Хотите сказать, медленная пытка.

С налета на школу Гримсби прошло три дня. И несмотря на все усилия, им так ничего и не удалось узнать о Смайте и уведенных им мальчиках. Настроение у всех было мрачное.

Гризельда встала, сняла чайник с огня и наполнила кружки.

– Как там мальчики? Привыкают к приюту?

– Да, осваиваются потихоньку.

Последние дни Пенелопа только и делала, что улаживала формальности, оформляя опекунство над теми мальчиками, которых не предполагалось брать в приют, и знакомила вновь прибывших с остальными обитателями.

– Теперь, когда все узнали, что их спасла полиция во время набега на воровскую школу, они стали кем-то вроде героев, и это, конечно, облегчило им жизнь на первых порах.

Сегодня была суббота, и Пенелопа приехала спросить Гризельду, не слышала ли она чего-нибудь нового. К сожалению, порадовать ее было нечем. Подруги уселись у огня, чтобы утешиться чаем с пышками, но тут появился Барнаби. Он уже успел побывать на Маунт-стрит, но невозмутимый Лейтон направил его сюда.

На следующий день после ареста Гримсби Барнаби отправился в Лестершир, чтобы потолковать с Карлтоном Риггзом, в надежде, что последний знает, кто такой Алерт. Гризельда и Барнаби, знавшие Риггза, могли поклясться, что сам он не Алерт: Риггз был ярким блондином.

И вот Барнаби благополучно вернулся, но вместо того чтобы немедленно удовлетворить любопытство девушек, углядел блюдо с пышками, заявил, что крайне нуждается в подкреплении, и отказался произнести хотя бы слово, пока не попьет чаю.

Когда Барнаби уже открыл рот, чтобы начать рассказывать, раздался резкий стук в дверь.

– Это, должно быть, Стоукс! – воскликнула Гризельда, подбегая к лестнице. – Возможно, он что-то узнал!

Инспектор, усевшись в кресло напротив Гризельды, поднес к губам кружку и уже потянулся к пышке, но Пенелопа вскочила с дивана и схватила блюдо. Стоукс удивленно уставился на нее, но она вновь устроилась на диване и прикрыла блюдо рукой:

– Сначала доклад. Потом еда.

Стоукс взглянул на нее и покачал головой:

– Можете поставить блюдо на место. Я не узнал ничего нового.

Пенелопа вздохнула и вернула блюдо на столик.

– Ничего?

– Никаких следов. Смайт словно сквозь землю провалился. Не появлялся ни в одном из привычных мест. Тамошние обитатели помогают нам чем могут. Мы нашли дом, где он жил, но оказалось, что он переехал, и никто не знает куда.

Стоукс взял с блюда пышку.

– А те сыщики, что следили за домом на Сент-Джонс-Вуд-Террас? – спросила Гризельда. – Никого не видели?

Стоукс покачал головой и стал энергично жевать.

– Никто не пытался проникнуть в дом. Полагаю, Смайт появился на Уиверз-стрит как раз тогда, когда мы ворвались к Гримсби. Он увидел нас, понял, что Гримсби выложит нам все, и исчез. Смайт знает, как связаться с Алертом, и предупредил его, что идти на Сент-Джонс-Вуд опасно. Да и сам он лег на дно и забрал с собой мальчиков, – сказал Барнаби.

– А Риггз ничего не знает? – спросил Стоукс без особой надежды.

– Абсолютно ничего. Мало того, – голос Барнаби вдруг стал писклявым и манерным, – сама мысль о том, что кто-то среди ночи воспользовался гостиной его любовного гнездышка, ему положительно невыносима.

Пенелопа фыркнула.

– Я ничуть не преувеличил, – заверил Барнаби уже своим обычным голосом. – Риггз именно из таких – напыщенный, глупый индюк. Я спросил, кто еще знает о доме, кого из друзей он там принимал. Но список поистине бесконечен. Он владеет домом больше десяти лет и никогда не делал из этого тайны. И конечно, лакеи его приятелей, друзья его лакея и множество других слуг, и так далее, и тому подобное, тоже в курсе его дел. Так что узнать что-то от Риггза – дело бесполезное.

Присутствующие заметно погрустнели. Положение спасла Гризельда.

– Не вешать носа! – приказала она. – Мы будем и дальше искать. Неплохо уже и то, что если мы ничего не слышали о Смайте, значит, он зарылся в нору и не заставляет мальчиков воровать. Мало того, они живы, здоровы и наверняка сыты. Пока он не вышел из укрытия, должен держать свои инструменты в идеальном состоянии.

– Значит, он должен как следует присматривать за ними для своего же блага? – уточнила Пенелопа.

– Совершенно верно. Так что пока опасность им не грозит. Их не бьют, не морят голодом. Они не ночуют под мостом. Смайт скорее всего заботится о них лучше, чем Гримсби. Он хотел получить восемь человек, а осталось всего двое. Их следует беречь.

Мужчины неожиданно помрачнели.

– Значит, вы думаете, что он не отказался от своего намерения? – спросил Стоукс. – Я полагал, что он сдастся после того, как мы разгромили школу.

Барнаби кивнул:

– Я придерживался того же мнения. Но, как мудро рассудила Гризельда, он, видимо, не отказался от своих планов, иначе отпустил бы мальчиков. А многие ист-эндцы так жаждут получить награду, что непременно привели бы их к нам. Он отпустил бы их, если бы в них не было надобности. Они не представляют для него угрозы и совершенно не нужны, если только он не собирается обчистить дома. Но они непременно понадобятся, если…

Сверкая глазами, он поднял кружку, словно желая произнести тост:

– Игра продолжается.

Стоукс подался вперед.

– Но мы не знаем, какие дома входят в его план.

– План разработал не Смайт. Поэтому Смайт не знает, где, когда и зачем. Все исходит от Алерта. Как мы знаем, Алерт – джентльмен. А за Смайтом стоит многолетний опыт.

Пенелопа вскинула брови, не понимая, что может означать этот факт.

– Я задумался над тем, что сказал Гримсби, – продолжал Барнаби. – Смайту потребовалось восемь мальчиков, чтобы за одну ночь обокрасть несколько домов. Согласись, Бэзил, это не обычные методы действия для взломщика. План придумал Алерт. Но почему? Почему все нужно сделать за одну ночь?

Стоукс задумчиво уставился на друга.

– Скорее всего Гримсби был прав, – заявил он. – Ограбить несколько домов – и лечь на дно. Идея блестящая. Когда полиция спохватится, будет уже поздно. Мы не только упустим время, но так и не узнаем, кто все это провернул.

– Да, и это дает нам возможность прийти к следующим выводам, – подхватил Барнаби. – Поправь, если я ошибаюсь, но полиция всполошится, только если дома ограбят в Мейфэре. Значит, наши подозрения подтверждаются. Алерт понимает: только об ограблениях, пусть даже об одном, узнают, поднимется такой шум, что больше ни один взломщик не сунется в Мейфэр. Поэтому он и настаивает, чтобы все дома были ограблены за одну ночь.

– Черт! – ошеломленно пробормотал Стоукс.

– Именно, – кивнул Барнаби. – И кажется, я понял, у Алерта есть еще один довод, почему все ограбления нужно совершить в одну ночь. Очевидно, вещи, которые предстоит украсть, поистине бесценны.

– В таком случае, может, стоит предупредить хозяев? Узнать, в каком доме хранятся вещи огромной стоимости, но настолько легкие, что мальчишка может их унести?

Барнаби перевел взгляд на окно и хмурое осеннее небо за ним.

– Отвечаю: парламентская сессия закрылась в четверг. Сегодня – суббота. Слишком поздно поднимать тревогу: большинство светских семейств уже покинуло столицу. Кроме того, в свете нынешней политической ситуации вряд ли будет мудро, если в обществе станет известно, что полиция не смогла защитить богатые особняки от единственного взломщика.

Стоукс состроил ужасную гримасу и отвернулся.

– А определить особенно ценные вещи тоже невозможно – вставила Пенелопа. – Каждый дом в Мейфэре буквально набит ими. Я знаю, это кажется абсурдным, но в основном подобные безделушки накапливались в наших семьях на протяжении многих поколений. Для нас это просто ваза двоюродной бабушки Мэри, которую она получила от парижского поклонника. Что-то в этом роде. Ваза может быть бесценным лиможским изделием. Но вовсе не поэтому стоит на угловом столике. Это просто память о бабушке. И мы совершенно не думаем о том, сколько она может стоить.

– Пенелопа права, – согласился Барнаби. – Определить эти дома невозможно. Даже если мы догадаемся, за какими вещами охотится Алерт, расследование далеко не продвинется.

– Возможно, и нет, – согласился Стоукс, немного поразмыслив. – Но одно ясно: план Алерта подготовлен так, чтобы избежать вмешательства полиции. В таком случае Алерт, кем бы он ни был…

– … знает куда больше о работе столичной полиции, чем полагалось бы обыкновенному джентльмену, – докончил за него Барнаби. – Ты совершенно прав. Мы не можем найти Смайта и определить, какие дома должны подвергнуться ограблению, так что расставить надежные капканы не удастся. Следовательно, остается лишь одна возможность поймать преступников.

– Начать охоту на Алерта, – кивнул Стоукс.

Она твердила себе, что именно раздражение, разочарование и обычное нетерпение, вызванные неудачей расследования, побудили ее искать способ отвлечься. Но если быть честной до конца… она истосковалась по нему.

Поэтому вечером Пенелопа нежилась в большой кровати Барнаби. Он лежал рядом с ней на спине, закинув руку за голову. Мягкий свет канделябра падал на них. Она ощутила его взгляд и улыбнулась с восторгом обладательницы.

Сейчас, пусть и на несколько часов, он принадлежит ей, только ей. И она это знала.

Чуть приподнявшись, она положила руку ему на грудь и медленно повела ладонь вниз, по бугрящимся мускулам, плоскому животу и ямке пупка, а потом еще ниже, к той части его тела, которая трепетно ожидала ее прикосновения.

И это наполнило ее осознанием собственной власти.

И он ждал ее. Ждал, всем своим существом. Хотя они не назначали свидания, но когда вечером она постучалась в дверь его дома, Барнаби встретил ее на пороге. Мостина нигде не было видно. Барнаби проводил ее в свою спальню, запер дверь, и стоило ему шагнуть ближе, как у Пенелопы бешено заколотилось сердце.

Она буквально бросилась в его объятия, безмолвно давая понять всю степень своего голода. И он отвечал с не меньшим пылом. Они, как всегда, боролись за первенство, сначала его, потом ее, и снова его.

Наконец он придавил ее обнаженное тело своим и вонзился в гостеприимное лоно с яростью, оставившей обоих совершенно выжатыми и восхитительно изможденными.

Они свалились на постель, не в силах пошевелиться.

И теперь после того, как затихли последние волны наслаждения, умиротворенная Пенелопа пребывала в состоянии тихой радости, которую до этого дня ей не доводилось испытывать.

И долго гладила его грудь, как всегда, пораженная контрастами. Ее рука была такой крохотной, а его мышцы – такими упругими, массивными… и все же Пенелопа и Барнаби каким-то образом дополняли друг друга. И не только в физическом смысле.

Внешне все выглядело так, словно оба стремятся утолить чувственный голод, и все же на самом деле их терзали куда более мощные и сильные потребности. По крайней мере так считала Пенелопа.

И она начинала верить, что он тоже так думает.

Обоюдное стремление обладать, защищать и заботиться – вот что отныне лежало между ними. И свидетельства их духовной связи с каждым днем становились все определеннее.

После того как они провели три дня в вынужденной разлуке, сама мысль о том, что эта связь оборвется, что она может потерять его… была ей невыносима. Пенелопа день и ночь думала только о том, как сделать, чтобы эта связь крепла и продолжалась вечно.

Она вдруг ощутила пристальный взгляд и, повернув голову, встретилась с синим сиянием его глаз.

Барнаби думал о своей только что совершенной поездке к Риггзу и посещении находящегося неподалеку поместья Калвертонов.

Расспросив Риггза, он отклонил приглашение провести ночь в его доме. И вместо этого отправился навестить Люка, виконта Калвертона, старшего брата и опекуна Пенелопы.

Люк и его жена Амелия приняли его с распростертыми объятиями. Они часто встречались в свете, а Люк, кроме того, помогал Барнаби в предыдущем расследовании. И поскольку трое детей требовали постоянного внимания Амелии, у Люка было время уединиться с Барнаби в своем кабинете.

Не теряя времени, Барнаби объявил о своих намерениях и попросил руки Пенелопы. Опомнившись от удивления и недоверчиво покачав головой, виконт сказал, что в жизни не ожидал от Барнаби ничего подобного. Что тот просто не способен потерять голову из-за его сестры.

Подобные новости побудили виконта спросить, насколько хорошо они знакомы.

– Слишком хорошо, – сухо ответил Барнаби.

Атмосфера в комнате явно сгустилась. Люк, отличавшийся острым, проницательным умом, подозрительно прищурился. Впрочем, что тут удивительного: судьба наградила беднягу четырьмя сестрами. Правда, трех ему удалось благополучно выдать замуж. И сейчас он, похоже, прекрасно разобрался в ситуации.

Молча кивнув, он разрешил Барнаби ухаживать за Пенелопой… если та будет не против.

Барнаби хорошо понимал, что уговорить Пенелопу почти невозможно. Даже сейчас, когда она лежит в его постели. Обнаженная и утолившая чувственный голод. Но теперь он по крайней мере не терзался угрызениями совести. Она сама хотела этого, а он был счастлив угодить ей…

– Я и Стоукс начнем поиски Алерта завтра прямо с утра. Возможно, мы прежде всего составим список джентльменов, имеющих дело с полицией. Комиссары и их подчиненные, а также те, кто связан с полицией. Те, кто связан с ней по долгу службы. Это могут быть сотрудники министерства внутренних дел и портовой полиции.

– Хмм, – задумчиво пробормотала Пенелопа. – Вспомни о его хитроумном плане! Алерт может не только знать других светских джентльменов. У него должно быть определенное положение в обществе.

– Ты права, – согласился Барнаби. – Но мы сначала определим круг подозреваемых, а потом обсудим каждого и вычеркнем тех, кого сочтем лишними. Очень немногие клерки обладают возможностью вращаться в высшем обществе. Посмотрим, кто попадется в нашу сеть.

Глава 19

На следующий день Пенелопа сидела в гостиной старой леди Харрис, делая вид, что пьет чай, и слушала разговоры окружающих. Кое-кто из светских львиц все еще оставался в городе, поскольку их мужья занимали важные посты в правительстве и пока что не могли отъехать в деревню. Безмятежное течение приема было нарушено совершенно неожиданным образом, а именно – появлением полицейского.

Очень немногие из присутствующих дам когда-либо имели дело с полицией. Поэтому когда Сайлас, дворецкий леди Харрис, громко объявил, что в дом явился констебль, в комнате воцарилась мертвая тишина, каковой вряд ли можно было бы добиться в обычное время.

Констебль, мужчина средних лет в тесном мундире, стоявший за спиной представительного Сайласа, явно растерялся под огнем направленных на него взглядов. Но когда леди Харрис приветливо попросила беднягу изложить свое дело, тот взял себя в руки и оглядел комнату.

– Я приехал за мисс Эшфорд.

Пенелопа поставила чашку и поднялась.

– Я мисс Эшфорд. Полагаю, вас прислал инспектор Стоукс?

Констебль нахмурился:

– Нет, мисс. Я здесь потому, что в приюте сказали, будто вы там главная. Мой сержант только сейчас выдал ордер на обыск. Вам нужно ехать в приют, чтобы ответить на некоторые вопросы.

Пенелопа ошеломленно уставилась на него. Констебль показал на дверь:

– Не соблаговолите пойти со мной, мисс?

– Извольте, констебль.

Она направилась к двери, слыша за спиной шепоток и пересуды. Конечно, мать сумеет сгладить неприятное впечатление, но Пенелопа возблагодарила небо за то, что не слишком прислушивалась к общественному мнению: ее жизнь и счастье не зависели от одобрения света.

Наемный экипаж, в котором прибыл констебль, отвез их к приюту. Она вынудила себя подождать, пока констебль спустится и придержит дверь: подобные мелочи подчеркивали ее статус, что было очень важно в общении с полицией.

Она величественно вплыла в дом с тем спокойным превосходством, каким обладали ее мать и все леди Харрис этого мира. Стянула перчатки и недовольно огляделась:

– Где ваш сержант?

– Сюда, мисс.

– Мэм, – коротко обронила она, шагая вслед за констеблем по длинному коридору.

Тот недоуменно оглянулся.

– Прошу прощения, мисс?

– Мэм, – повторила она. – Учитывая мой возраст и то обстоятельство, что я управляю приютом и являюсь его директором, независимо от семейного положения, ко мне следует обращаться «мэм».

Никогда не мешает поставить на место неприятного человека, хотя констебль еще ничем не вызвал ее раздражения.

– Вот как? – нахмурился констебль, пытаясь усвоить урок.

Наконец они нашли сержанта. Небрежно опершись бедром о письменный стол в ее кабинете, тот наблюдал, как два констебля обыскивают высокие шкафы. Судя по всему, стол уже обыскали. Еще двое перебирали дела в шкафах приемной, к крайней досаде мисс Марш.

Пенелопа смерила сержанта недовольным взглядом. Ей не понравилось увиденное. Наглый и к тому же наверняка невежда.

Бросив на стол ридикюль, она уселась в свое кресло.

Ну вот, главное – сделать первый шаг.

– Мне сказали, что у вас есть ордер, сержант.

Она еще не встретилась глазами с сержантом, предпочитая хмуро осматривать стол и отмечая беспорядок и разбросанные бумаги.

И только выдержав паузу, повелительно протянула руку:

– Могу я видеть этот ордер?

Сержант, как и ожидалось, мгновенно помрачнел. Пенелопа краем глаза наблюдала, как он неохотно выпрямляется и отходит от стола. Оглядев подчиненных, он попытался предугадать реакцию того констебля, которого посылал за ней, но, к сожалению, принял неверное решение. Он затянул ремень, выпятил грудь и напыщенно произнес:

– Не знаю, должен ли я… Мы здесь по требованию закона и делаем нашу работу, чтобы разоблачить…

– Ордер, сержант, – холодно перебила она и на этот раз вложила в свой взгляд всю ледяную надменность леди Озбалдестон и герцогинь Сент-Ивз, как вдовствующей, так и Онории. Эти трое были ее идеалом. Именно так следует вести себя в подобных ситуациях.

– Считаю, что как представитель владельцев этого дома и как директор приюта должна потребовать, чтобы мне предъявили ордер. Разве не так диктуют правила?

Она блефовала. Но поскольку не раз обсуждала с Барнаби порядок проведения обысков и арестов, полагала, что сейчас не слишком отклоняется от истины.

Судя по тому, как забегали глаза сержанта и как растерялись его подчиненные, на время прекратившие шарить в шкафах, Пенелопа, похоже, попала в точку.

Поэтому она снова протянула руку и спокойно приказала:

– Ордер, пожалуйста.

Сержант с крайней неохотой полез в карман и вытащил сложенный вдвое листок.

Пенелопа взяла его и развернула.

– Как можно помогать полиции, когда даже не знаешь, в чем дело и кому взбрело в голову…

Неодобрительное ворчание должно было дать ей время как следует понять содержание ордера. Но, осознав, что полицейским приказано проверить все дела подопечных и документы приюта на том основании, что…

Пенелопа задохнулась. Бешенство, подобного которому она еще не испытывала, захлестнуло ее.

– Что?!

Все полицейские выпрямились, словно получили приказ встать по стойке «смирно».

Не веря собственным глазам, Пенелопа громко объявила:

– Это возмутительно!

Тон ее был таков, что мужчины поежились. Когда она подняла глаза, сержант отступил.

– Д-да, – неуверенно пробормотал он. – Возмутительно, мисс. Именно поэтому мы здесь. Нельзя же допустить, чтобы вы продавали детей в воровские школы. Не согласны?

Пенелопа предприняла героические усилия сдержаться. Быть обвиненной в том, против чего она боролась последние несколько недель…

– Какой дьявол вбил в ваши тупые головы подобные идеи?

Хотя она не повысила голос, беднягам явно стало не по себе.

Только сержант самодовольно ухмылялся, демонстрируя полное отсутствие самосохранения. Он вытащил еше один листок и вручил Пенелопе.

– Вот это распространяет Скотленд-Ярд. Они прислали объявление вместе с ордером на обыск. Так что легко сложить два и два.

Пенелопа непонимающе уставилась на одно из объявлений о розыске пропавших мальчиков с предложением награды.

– Это я составила объявление. И награду, если кто-то за ней явится, выплатит приют. Объявление было напечатано мистером Коулом, в его типографии на Эджвар-роуд, в качестве одолжения мистеру Барнаби Адэру, сыну графа Котелстона. Сам мистер Адэр – один из комиссаров, осуществляюших надзор за полицией. Распространял объявления инспектор Бэзил Стоукс из Скотленд-Ярда.

Упорно глядя в физиономию сержанта, она с убийственным спокойствием продолжала:

– Не понимаю, как, учитывая подобные обстоятельства, вы можете извинить или хотя бы объяснить вот это?..

Она помахала ордером.

– Может, потрудитесь просветить меня, сержант?

Глупец пытался. Приводя разные доводы.

Обыск застопорился. Внимание окружающих было приковано к битве характеров, происходившей за столом Пенелопы. Заглянувшая в дверь миссис Кеггз, в ответ на вопрошающий взгляд Пенелопы, сообщила, что все уроки отменены по приказу сержанта, а преподаватели созваны в кабинет и собрались в коридоре.

Это вызвало очередное «Что?!» со стороны Пенелопы и привело к очередному словесному поединку между ней и сержантом. Только угроза привлечь его к ответственности за любую неприятность, причиненную детям, заставила его отступить и позволить преподавателям вернуться в классы.

Пенелопа все еще пыталась установить, что именно ищет сержант, – в подобных обстоятельствах она не собиралась позволить ему продолжать обыск. Кто знает, что могут они подсунуть в горы папок, чтобы потом, якобы случайно, найти и обвинить ее в преступлениях, которых она не совершала?

Но вошедший Энглхарт встал у нее за спиной.

Когда она на миг прервала перепалку и оглянулась, он ободряюще улыбнулся:

– Я дал мальчикам упражнения, чтобы на время чем-то их занять. И посчитал, что… – он тяжелым взглядом уперся в лицо сержанта, – что старший клерк уважаемой адвокатской конторы просто обязан присутствовать в качестве свидетеля.

Вид у него был бесстрастным, как и подобает хорошему адвокату.

– Вы совершенно правы, – кивнула Пенелопа и вновь повернулась к сержанту.

В конце концов она, потеряв терпение, послала за Стоуксом. Сержант продолжал настаивать на том, что это Скотленд-Ярд приказал произвести обыск.

– В таком случае, – отрезала она, – инспектор поддержит вас, и обыск продолжится. Но пока я не услышу подтверждение этого бессмысленного приказа от кого-то, непосредственно связанного со Скотленд-Ярдом, вы и ваши люди не прикоснетесь ни к одной вещи в этом доме.

Сложив руки на груди, Пенелопа уселась в кресло и стала ждать. При этом она не пригласила сержанта и констеблей сесть: слишком велико было смятение чувств, чтобы быть любезной с этими людьми.

Вскоре Стоукс уже стоял перед ее столом, переводя взгляд с ордера на объявление и снова на ордер.

Наконец он хмуро взглянул на стоявшего навытяжку сержанта.

– Я сам веду дело о пропавших мальчиках, сержант. И никакой ордер из Скотленд-Ярда не выдается без моего позволения. Мало того, без моей подписи. Мне ничего не известно ни о каком ордере, выданном на обыск приюта.

Сержант побледнел:

– Но… я сам видел посыльного, сэр. Привез ордер в специальном футляре, из самого Скотленд-Ярда.

– Понятно, – бросил Стоукс, продолжая хмуриться. – Мисс Эшфорд, я приношу свои извинения вам и вашим служащим. Похоже, кто-то затеял нечестную игру. Сержант, я понимаю, вы только следовали приказу. Однако этот приказ был фальшивым. Он подделка. Я возвращаюсь с вами в… – он взглянул на ордер, – в Холборн и сам объяснюсь с вашим начальством. Потолкую с ними. Может, они сумеют пролить свет на эти странные обстоятельства.

Лицо сержанта омрачилось, но, похоже, в подобной ситуации он был только рад убраться подальше. Он было последовал за Стоуксом, но остановился и с невольным уважением кивнул Пенелопе:

– Примите и мои извинения, мисс Эшфорд.

Пенелопа величественно наклонила голову.

Полицейские ушли. Тем не менее понадобилось не меньше часа, чтобы утешить и ободрить обитателей дома. Наконец все вернулось в прежнее русло, но Пенелопа была совершенно измучена.

В приемной ждала мисс Марш.

– Я проверила все папки и здесь, и в вашем кабинете. Ничего не пропало.

– Спасибо, – устало улыбнулась Пенелопа. – Хоть об этом можно не волноваться.

Мисс Марш застенчиво улыбнулась и уже хотела сказать что-то, но передумала. Пожелала Пенелопе спокойной ночи и вышла.

Выглянув в окно, она увидела, что уже стемнело. Уличные фонари сияли желтыми лунами сквозь собирающийся туман.

Прошел еще день, а они не продвинулись ни на шаг. Мало того, столько времени потрачено на докучливого сержанта и его претензии!

Снова войдя в кабинет, она тяжело вздохнула… и увидела стоявшего у стола Барнаби.

Увидев ее, он распахнул объятия, и она вошла в кольцо его рук и положила голову ему на грудь.

– Какой ужасный день! Как… как ты догадался прийти?

– Стоукс прислал записку.

Он прижал ее к себе, отпустил и едва не силой усадил в кресло, а сам придвинул стул и сел рядом.

– Он не сообщил подробностей. Только то, что в приюте случилась какая-то неприятность из-за поддельного ордера на обыск. Я хочу, чтобы ты рассказала все, что успела запомнить. И все, что сказали констебли.

– Ими командовал сержант.

Она подробно передала содержание ордера и добавила, что вместе с ордером ей для пущего правдоподобия передали объявление.

– Сержант сказал, что объявление прислали вместе с ордером?

Немного подумав, она кивнула:

– Да. Именно так и было. Он объяснял, что ордер выдан на основании этого объявления. Но я не хотела рисковать и позволить им рыться в делах. Боялась, что они найдут нечто такое, о существовании чего никто из нас не знал.

Барнаби нежно сжал ее руку.

– Откуда ты узнала об этом обыске? Где ты была?

Пенелопа поморщилась.

– У леди Харрис. Несмотря на то, что дам на вечере было совсем мало, уверяю, утром по всему городу разнесется известие о том, что приют обыскивали.

– Ничего подобного. Если, конечно, мы будем действовать быстро и наверняка. Что у тебя запланировано на сегодняшний вечер?

– Погоди… сейчас вспомню… Ужин у леди Форсайт. Нужно ехать, потому что там будут главные спонсоры. Мама уже обещала старинной приятельнице леди Митчелл быть у нее: это их последняя возможность собраться перед отъездом, так что я одна отправлюсь к леди Форсайт.

– У меня идея! – воскликнул Барнаби, немного подумав.

– Какая именно?

– Но сначала я должен поговорить с твоей матерью, – улыбнулся он.

Пенелопа слишком измучилась, чтобы спорить, требовать, чтобы он все рассказал. И поэтому сдалась и позволила ему увезти себя на Маунт-стрит. Было всего шесть часов вечера, и Минерва, вдовствующая виконтесса Калвертон, приняла их в гардеробной.

Она терпеливо и сочувственно выслушала повествование дочери о неудавшемся обыске.

– Теперь, – заключила Пенелопа, – придется ехать к леди Форсайт и пытаться задушить на корню все нежелательные слухи.

– И тут, – подхватил Барнаби, – я, пожалуй, могу помочь. Видите ли, леди Калвертон, ни я, ни инспектор Стоукс не считаем появление этого ордера досадным недоразумением. Мы уверены, что наш преступник попытался использовать полицию в своих целях, чтобы отомстить Пенелопе и приюту, потому что благодаря им его планы либо провалились, либо стали почти неосуществимыми. Возможно также, он специально намеревался повредить репутации Пенелопы. Поэтому мне следует сопровождать Пенелопу к леди Форсайт. Даже если Пенелопа будет уверять присутствующих, что ордер оказался фальшивкой, это вряд ли убедит особенно злостных сплетников. Они посчитают, что если она и невинна, то в приюте что-то нечисто. Однако если я, человек, тесно связанный с полицией, объявлю, что по чьему-то злому умыслу был выдан поддельный ордер на обыск, и с Пенелопы, и с приюта будут сняты все подозрения.

Минерва тепло улыбнулась:

– Спасибо, мистер Адэр. Это крайне любезно с вашей стороны. Я с радостью принимаю ваше предложение. А ты, Пенелопа?

Пенелопа так заслушалась, что не сразу пришла в себя. Стряхнув задумчивость, она кивнула:

– Да. Должна признать, что с поддержкой мистера Адэра мне будет куда легче вынести сегодняшнее испытание.

Барнаби успел заметить удивленное лицо Минервы, но та мгновенно взяла себя в руки. Очевидно, ее младшая дочь отличалась редкой несговорчивостью.

– В таком случае, – решила она, – я пошлю записку Амаранте Форсайт и попрошу извинения за то, что навязываю ей еще одного гостя. Но, поверьте, она будет в восторге. В Лондоне нас осталось так мало, что приглашенные без труда разместятся за столом. А если я намекну на причину вашего приезда, мистер Адэр, гарантирую, она будет счастлива приветствовать вас.

– Благодарю вас, мэм, – поклонился Барнаби. Темные глаза Минервы весело блеснули.

– Кстати, я только что прочла письмо из Лестершира. Люк сообщает весьма интересные новости.

– Какие именно? – встрепенулась Пенелопа. Сердце Барнаби замерло. Оставалось молиться о чуде… Минерва слегка улыбнулась:

– Обычные семейные дела… и, конечно, строгий приказ получше следить за тобой.

– Вот как, – разочарованно протянула Пенелопа, мгновенно потеряв интерес к письму брата. – Уже поздно. Мне пора одеваться.

Она встала. Барнаби вежливо поднялся, взглянул в глаза Минерве и поклонился, чуточку ниже, чем полагалось по этикету.

– Я позабочусь о мисс Эшфорд, мэм. Можете на меня рассчитывать.

– Не сомневаюсь, мистер Адэр, что так и будет, – грациозно кивнула Минерва.

Барнаби, облегченно вздохнув, вышел вслед за Пенелопой. Он распрощался с ней в вестибюле и тоже отправился готовиться к ужину.

Поздно ночью, после того как они побывали на ужине у леди Форсайт и сумели покончить со всеми слухами, Пенелопа лежала в объятиях Барнаби на широкой постели.

Она чувствовала себя в полной безопасности и под его защитой. Даже сейчас, когда негодяй Алерт пытался очернить ее репутацию, она вряд ли нашла бы утешение у какого-то мужчины, кроме Барнаби.

– Как ему это удалось? – раздумывала Пенелопа. – Мы уже знаем, что ему многое известно о принципах работы полиции, но подделать ордер из Скотленд-Ярда?! На такое способны немногие.

– Будем надеяться, что ты права. Перед тем как везти тебя на ужин, я поговорил со Стоуксом. Завтра мы поедем в холборнский полицейский участок и отыщем подлинный ордер из Скотленд-Ярда: сегодня уже слишком поздно. Имея ордер, мы сумеем выйти на того, кто его выписал.

– Но он наверняка успел замести следы!

– Думаю, мы сможем проследить его действия до определенного момента, а потом, даже если и зайдем в тупик, все же это позволит значительно уменьшить количество возможных подозреваемых.

Лежа в тепле и уюте и зная, что все драматические коллизии сегодняшнего дня позади, Пенелопа обнаружила, что может более спокойно реагировать на случившееся. Приподнявшись, она оперлась на его грудь, чтобы внимательнее взглянуть в лицо.

– Какая ирония заключена в том, что, попытавшись отомстить мне, Алерт сам подставился под угрозу разоблачения.

Медленно лаская ее бедра и спину, Барнаби согласно кивнул:

– Ирония, да. Но и справедливость тоже.

Пенелопа прильнула к нему и, улыбаясь, прошептала:

– Я уже поблагодарила тебя за все, что ты сделал для меня в последнее время?

– По-моему, ты упоминала об этом… раз-другой, но в самые неподходящие моменты. Я плохо расслышал.

– Вот как?!

Она скользнула вниз, с восторгом отмечая, как он мгновенно напрягся. И это все принадлежит ей!

– Возможно, – промурлыкала она, – мне стоит еше раз поблагодарить тебя. Так, чтобы ты не забыл этого.

Барнаби приподнялся и зачарованно уставился в темные, таинственные глубины ее глаз.

– Наверное, так и следует.

Верная своему слову, она сделала все, чтобы довести его до умопомрачения.

Глава 20

– Мы никоим образом не могли определить, что ордер – подделка, сэр. – Капитан холборнского полицейского участка ткнул пальцем в ордер, полученный из Скотленд-Ярда. – Написан на нашем бланке, правильно заполнен и подписан – все, как всегда.

Ордер лежал посреди стола. Барнаби сидел напротив капитана, рядом со Стоуксом. Присутствующие, вместе со вчерашним сержантом, изучали ордер.

– Он действительно кажется подлинным, – признал Стоукс. – К сожалению, подпись не принадлежит никому из сотрудников Ярда.

Капитан поморщился:

– Да, но мы этого не могли знать! Если станем проверять в Ярде каждую подпись, нам некогда будет работать.

– Вы правы, – кивнул Стоукс. – Именно на это и рассчитывал наш злодей.

Он взял ордер, сложил его и сунул в карман. Сержант задумчиво покачал головой:

– Если мне будет позволено, хочу спросить, сэр: откуда злодей мог достать бланк ордера и знать, как его заполнить? Да еще и послать его нам в специальном футляре?

– Именно это мы с мистером Адэром и надеемся выяснить, – сухо улыбнулся Стоукс.

Оставив участок, Барнаби и Стоукс прошли Проктер-стрит, свернули в утреннюю суету Хай-Холборна и остановились у обочины, поджидая наемный экипаж.

– А что это за подпись? – неожиданно спросил Барнаби. – Я так ее и не разглядел.

– Гримсби, – пробурчал Стоукс. Барнаби от неожиданности раскрыл рот.

– У нашего мистера Алерта неплохое чувство юмора, – констатировал он наконец.

– Он издевается над нами.

– Очевидно.

Завидев приближающийся экипаж, Барнаби поднял руку. Кучер в ответ взмахнул кнутом. Оставалось дождаться, пока экипаж проберется сквозь поток других карет.

– Расскажи мне о футляре, в котором присылаются приказы, – попросил Барнаби. – Футляры одинаковы для всех участков?

– Да, – кивнул Стоукс. – Приказы и ордера, касающиеся серьезных преступлений, исходят от офицера, который ведет дело в Ярде. И у любого есть стопка таких бланков. Мои лежат в ящике письменного стола.

– Значит, достать такие бланки нетрудно.

– Именно. Заполненный и подписанный бланк кладется в специальный кожаный футляр, который находится в курьерском офисе. Для каждого участка есть свой собственный футляр.

Итак, Алерт – это кто-то, имеющий доступ в Скотленд-Ярд, хорошо знающий все входы и выходы настолько, чтобы подделать ордер и даже отослать его.

Наконец перед ними остановился экипаж. Но Стоукс не спешил садиться:

– Дело вот в чем: в комнате курьеров всегда есть люди. Там постоянно сидит сержант и обычно толкутся один-два курьера в ожидании приказаний.

– Вот оно! Значит, Алерт – один из тех, кто часто кладет ордера в футляры. Следовательно, сержант должен был его видеть. Он, очевидно, имеет доступ к делам полиции. И это часть его ежедневной работы.

– Совершенно верно.

Стоукс открыл дверцу экипажа.

– Поэтому мы немедленно едем в курьерский офис.

Дождавшись, пока Барнаби сядет, он приказал кучеру:

– Скотленд-Ярд, да побыстрее.

Опустившись в кресло в своем кабинете, Пенелопа вдруг поняла, что вчерашнее появление полиции выявило нечто хорошее. Приют существовал пять лет. Очевидно, за эти пять лет он превратился в то место, которое и служащие, и подопечные полюбили я оценили настолько, чтобы бороться за него.

Не будь этой облавы, она и не знала бы этого, не знала, как счастливы здесь дети.

Но теперь все стало как прежде. Все было мирно и спокойно в этой части ее мира.

Она повернула голову и посмотрела на серое небо, с которого падал мелкий дождик. Дети не вышли на прогулку. Им было тепло и уютно в столовой.

Она снова задумалась о своей жизни. Похоже, перед ней расстилается одна дорога. Та дорога, по которой она раньше и не подумала бы идти.

Сама она была уверена в своих будущих планах. Но что думает об этом Барнаби?

Точно она знала одно: Барнаби Адэр так же умен, сообразителен и проницателен, как она сама. Ему легко угадывать ее мысли, ее реакции. Сколько раз он без просьб исполнял ее желания!

Но несмотря на то, что было между ними… действительно ли она хочет следовать той дорогой, на которую ее толкают не только инстинкты, но и разум?

Прошло около получаса, прежде чем она со вздохом вернулась к неотложным делам.

Комната курьеров в Скотленд-Ярде была расположена в цокольном этаже, недалеко от коридора, отходившего от вестибюля. Туда Стоукс и проводил Барнаби.

Остановившись посреди комнаты, он огляделся и понял, о чем толковал Стоукс: за длинной стойкой сидел сержант, а его подчиненные работали за высокими конторками и не могли не видеть всякого, кто входил в комнату.

На стенах в четыре ряда были прибиты деревянные колышки, с которых свисали кожаные фудляры. Над каждым колышком находилась табличка с названием полицейского участка. Следуя за Стоуксом к стойке, Барнаби отметил, что здесь имеются футляры, предназначенные для Бирмингема, Манчестера, Ливерпуля – всех больших городов Англии.

Сержант приветствовал Стоукса улыбкой и кивком:

– Доброе утро, сэр. Чем могу помочь?

– Доброе утро, Дженкинс.

Стоукс показал ордер, отосланный в Холборн, и объяснил, что это подделка.

– Холборн… – Дженкинс показал на ближайшую стену. – Вон там: второй ряд сверху.

Учитывая расстояние между дверью и колышком и близость последнего к стойке, сразу становилось ясным, что прокрасться сюда и незаметно опустить ордер в футляр попросту невозможно.

– Итак, – допытывался Стоукс, – кто имеет доступ к футлярам? Перечислите должности людей, которые обычно кладут ордера и приказы в эти футляры.

Дженкинс задумался:

– Их не слишком много. Здешние сержанты и сержанты из полицейских участков: всего восемь человек. Инспекторы вроде вас и их старшие следователи. Суперинтендант и комиссары, хотя они, конечно, сами не приходят. Посылают секретарей. – Он вдруг понизил голос: – Вроде мистера Камерона.

Услышав скрип двери, Стоукс и Барнаби обернулись и увидели человека, которого знали в лицо. Дуглас Камерон, личный секретарь лорда Хантингдона, показался им спесивым типом: это было видно по походке, манере держать голову, принюхиваться с таким видом, словно в комнате стоял скверный запах.

Сделав вид, будто никого не замечает, Камерон направился к футляру, предназначенному для Бирмингема, висевшему на противоположной стене от холборнского. Снял крышечку, сунул внутрь сложенную бумагу и обернулся. Вряд ли от Камерона ускользнуло, что за ним наблюдают. Жесткий взгляд зеленоватых глаз упал на Дженкинса и Стоукса. Очевидно, он решил, что эти двое не стоят его внимания. Но, увидев Барнаби, он холодно кивнул:

– Адэр. Снова шатаетесь по трущобам?

– Как видите! – сухо бросил Барнаби.

Камерон слегка приподнял брови, наклонил голову и неспешно вышел.

– Чванливый ублюдок, – пробормотал Барнаби, поворачиваясь к стойке.

Дженкинс хмыкнул, но тут же поджал губы и стал перебирать бумаги.

– Не стану спорить, сэр.

Барнаби вздохнул:

– Жаль, что «чванливый ублюдок» – это не основание для обвинения Камерона в подготовке преступления.

Стоукс мрачно кивнул:

– Спасибо, Дженкинс. Кстати… не можете ли вы поспрашивать курьеров? Может, кто-то что-нибудь заметил или сюда приходил кто-то, кому здесь не полагается быть?

– Обязательно, сэр, – пообещал Дженкинс.

Распрощавшись, Барнаби и Стоукс поднялись в кабинет инспектора. Стоукс покрепче прикрыл дверь, что делал крайне редко, и уселся за письменный стол. Барнаби устроился на стуле и о чем-то глубоко задумался.

– О чем размышляешь? – спросил Стоукс. – Можем мы вычеркнуть людей, которые служат в полиции, и тех, кого нельзя назвать джентльменами?

– Думаю, можно с уверенностью заключить, что Алерт – джентльмен. И учитывая, что Алерт встречался с Гримсби и Смайтом, скорее всего именно он положил ордер в футляр для холборнского участка.

– Ты прав. И его переговоры со Смайтом – самый большой риск, на который ему пришлось пойти. И он на него пошел. Без малейших колебаний. Он активно участвует в деле. И это нужно учитывать прежде всего.

– Заметь, в случае с Пенелопой он действовал быстро и ловко. Его поступок – месть человека уверенного, не впавшего в панику, не боящегося разоблачения. Он точно знает, что делает. И наверняка не дал себе труда поручить кому-то положить ордер в футляр. Зачем усложнять положение?

– Тем более что этот человек мог запомнить и назвать его имя!

– Совершенно верно, – решительно кивнул Барнаби. – Вычеркиваем из списка Дженкинса всех, кого нельзя назвать джентльменами. Сколько всего осталось?

– Кроме нашего друга Камерона, остались Джури, Партридж, Уоллис, Эндрюс, Пассел, Уортингтон и Фенуик. Есть еще несколько человек, помощников комиссаров, чьих имен я не помню, но могу найти.

– Превосходно.

Барнаби снова взглянул на список.

– Теперь нужно выяснить, каково финансовое положение этих джентльменов.

Стоукс на миг поднял глаза:

– Этим придется заняться тебе. Я могу справиться у ростовщиков, но если это игорные долги…

– Хорошо, – согласился Барнаби, – я обо всем позабочусь. Уж я точно знаю, что и у кого спрашивать.

– Вот и прекрасно. – Стоукс вручил ему копию списка и поднялся. – Иди и наводи справки. Я сделаю то же самое. Время работает против нас: необходимо как можно скорее найти мальчишек.

Этим вечером Пенелопе пришлось присутствовать еще на одном ужине, еще более формальном, чем у леди Форсайт. Леди Карлингфорд была хозяйкой политического салона, и в числе ее гостей были спонсоры, шедро помогавшие приюту. Поэтому присутствие Пенелопы было жизненно необходимым.

Пенелопа отошла от матери, беседовавшей с лордом Барфордом, и рядом немедленно возник Барнаби. Удивленная и довольная, она подала ему руку, которую он немедленно положил себе на сгиб руки, улыбнулся лорду Барфорду и спросил, как поживают его гунтеры: его милость был заядлым охотником.

На прощание лорд Барфорд заверил, что приют будет пользоваться его постоянной поддержкой.

– Не забудьте передать привет брату, дорогая. Лучшую гончую, которая у меня когда-либо была, я получил от него.

Пенелопа, улыбнувшись в ответ, позволила Барнаби увести ее.

– Не ожидала увидеть тебя здесь.

Нежность в его глазах согрела ее.

– Мой отец уехал из города. Я часто заменяю его на подобных собраниях, особенно когда они имеют отношение к полиции.

– А разве твой старший брат не интересуется политикой? – спросила Пенелопа.

– Только чистой политикой, не связанной с делами полиции. Но так или иначе, оба они, с женами и детьми, а также сестра с мужем уже в Котелстоне.

Несколько минут они беседовали с миссис Уорли, а когда отошли, Пенелопа задумчиво спросила:

– Но твоя мать, наверное, ждет и тебя? Ты скоро покинешь город?

Барнаби приветливо кивнул леди Уишдейл.

– Это зависит…

– От нашего расследования?

– Отчасти. И… – Он поколебался. – И от того, когда уезжаешь ты.

Их взгляды скрестились. Но Пенелопа была вынуждена тут же отвести глаза: в комнату вплыла леди Паркдейл.

– Мои дорогие! – воскликнула она. – Как приятно видеть вас!

Несмотря на пылкую любовь к сплетням, леди Паркдейл была одним из основных спонсоров приюта, и Пенелопе приходилось терпеть ее драматические восклицания и надменные взгляды.

– По крайней мере она женщина не злая, – пробормотал Барнаби, когда они, расставшись с эксцентричной леди, отправились дальше.

Пенелопа согласно кивнула.

Некоторое время они бродили по комнате, и Барнаби был вынужден отвечать на вопросы о состоянии дел в полиции. Он знал здесь всех – и дам, и джентльменов. И сегодняшний ужин, хоть и маскировался под светское собрание, все же имел достаточно серьезную цель. Но Барнаби это нравилось больше, чем обычные развлечения. Переходя вместе с Пенелопой от одной группы к другой, он все больше убеждался, что они и в этом едины. Оба умели держать себя в самых высоких кругах. Оба наслаждались словесными поединками больше, чем было принято в свете.

Он выбрал момент, чтобы рассказать ей о решении Стоукса просить дополнительные полицейские наряды для патрулирования Мейфэр.

– К сожалению, на это у Стоукса надежд мало. Кроме того, невозможно за столь короткое время разузнать финансовое положение джентльменов, находящихся в списке.

– Но есть такой человек, к которому всегда обращаются Кинстеры и мой брат, когда необходимо провести финансовое расследование, – возразила Пенелопа.

– Монтегю. Я виделся с ним сегодня днем. Он согласился узнать все, что сумеет, насчет тех, чьи имена значатся в списке, но пока мы не сузим круг подозреваемых, у него нет возможности провести более тщательную проверку.

– Вот как? – задумчиво обронила Пенелопа. Барнаби перечислил имена из списка, но она покачала головой:

– Должна признать, что ни с кем из них не знакома. Но если они привыкли посещать игорные дома, значит, наши дороги вряд ли пересекутся.

Он представил Пенелопу в игорном доме и ничего больше не сказал.

Дворецкий объявил, что ужин подан. Барнаби благодарно улыбнулся хозяйке, обнаружив, что она усадила его и Пенелопу рядом. Весь ужин они обменивались колкостями и затеяли нешуточную перепалку, ухитряясь одновременно развлекать своих соседей. В какой-то момент Барнаби поймал взгляд леди Калвертон. Та подняла бокал в безмолвном тосте.

В ответ Барнаби наклонил голову, после чего тоже поднял бокал и украдкой взглянул на Пенелопу. Интересно, заметила ли она?

Слишком скоро леди поднялись и оставили джентльменов пробовать портвейн и обсуждать билли, не получившие одобрения в парламенте во время осенней сессии, и возможные политические события будущего года.

Прежде чем Пенелопа успела объяснить, что это ошибка и Барнаби приехал сюда вместо отца, ее милость продолжала:

– Я старая подруга Далей, его матери, и должна сказать, что мальчик… впрочем, он уже давно стал мужчиной, доводил ее до исступления решительными отказами знакомиться с незамужними девушками, не говоря уж о том, чтобы поискать себе жену. Да что там говорить, он избегает их как чумы! Если верить Далей, он возвел в искусство приемы уклонения от встреч, даже случайных, с теми незамужними особами, которые могли бы расставить на него сети. И даже если, как сегодня, появляется в качестве заместителя Котелстона, все равно наотрез отказывается играть по правилам.

Немного помолчав, леди Кертин перевела дыхание и снова защебетала:

– Конечно, вас не назовешь обычной молодой леди. И все же никто не сомневается, что вы с Адэром – прекрасная пара. Именно ваша, как бы это выразиться, иноходь и привлекла его внимание. Так или иначе, я точно знаю, что Далей умрет от счастья!..

И, похлопав Пенелопу по руке, леди Кертин отошла, оставив Пенелопу в ошеломленном состоянии.

Она невольно устремила взгляд туда, где столпились оживленно спорившие джентльмены, и в самой глубине увидела знакомые золотистые локоны. Барнаби наклонил голову, чтобы лучше услышать лорда Карлингфорда.

Сейчас, оставшись в одиночестве, она воспользовалась возможностью как следует изучить его. Если учесть ее недавние размышления, а также откровения леди Кертин и двусмысленные реплики леди Паркдейл…

Барнаби отошел от лорда Карлингфорда; оглядывая комнату, он увидел Пенелопу, улыбнулся и направился к ней.

Она продолжала смотреть на него. В ушах звучали слова леди Кертин: Барнаби Адэр не ухаживает за незамужними особами.

Исключая мисс Эшфорд.

– Я уже рассказал все, что хотел, о полиции, – объявил он, сжав ее локоть. – Хочешь поговорить еще с кем-то?

Вместо ответа Пенелопа улыбнулась и подвела его к лорду Фитчетту.

Сегодня ей придется уехать отсюда вместе с матерью, что, возможно, к лучшему. Ей необходимо подумать о Барнаби Адэре. А думать логично и рационально в его объятиях вряд ли представляется возможным.

* * *

Человек, называвший себя мистером Алертом, стоял в тени под толстым деревом в центре кладбища, на углу Хай-стрит. Туман лип к нему как саван, но он услышал шаги Смайта задолго до того, как последний, проскользнув между двумя большими могильными плитами, направился к дереву. Но на полпути остановился и стал вглядываться в темноту.

– Я здесь! – окликнул Алерт.

Смайт нырнул под густую крону.

– Скверная ночь для прогулок. Зато для грабежей – в самый раз.

– Ты готов?

– Да. Мальчишки усвоили все, что возможно за такое короткое время. Хорошо еще, что они достаточно сообразительны, чтобы понять: для их же блага следует лезть вон из кожи.

– Прекрасно.

Алерт вынул из кармана несколько сложенных вдвое листочков бумаги и протянул Смайту:

– Это описание вещей, которые нужно взять в первых четырех домах. Сейчас читать все это необязательно. Я так подробно обрисовал каждую вещь, что любой дурак сумеет их узнать, а также указал, где именно она находится и какие двери и запоры могут оказаться на пути. Со всем этим справится даже ребенок.

Но Смайт все же развернул бумаги так, чтобы на них падал лунный свет. Разобрать что-либо было невозможно, но он увидел, что листок исписан сверху донизу.

– Как мы уже обсуждали, – продолжал Алерт, – я буду править небольшим черным экипажем, без всяких примет. Сяду на козлы вместо кучера. Встречаемся на углах улиц, отмеченных в конце каждого описания. Все они находятся неподалеку от нужных нам домов. Там будешь передавать мне похищенные вещи. Правда, они не слишком тяжелы, но некоторые достаточно громоздки, чтобы нести их на значительное расстояние.

Смайт резко вскинул голову.

– И вы сразу отдадите задаток за каждую?

Алерт кивнул:

– Совершенно верно. А когда мне отдадут деньги, получишь вторую часть своей доли. Как мы и договаривались.

– Ладно.

Смайт сложил бумаги и сунул в карман пальто.

– И вот что еще! – холодно бросил Алерт. – Как уже было сказано, не вздумай брать какие-то вещи, не указанные в списке. Вот продадим добычу, получим наличные, и можешь, если захочешь, вернуться обратно. Но сейчас – подчеркиваю, сейчас – твои мальчики должны взять только одну вещь из каждого дома.

– Я с самого начала согласился на это и ничего не забыл, – заверил Смайт. – Мы все сделаем как велено. Но что насчет полиции? Вы сказали, что все проверите.

– И проверил. Завтра ночью на улицах не будет дополнительных полицейских патрулей.

– А как во вторую ночь?.. Или вы все же предпочитаете совершить ограбление еще четырех домов за одну ночь?

– Предпочитаю. Если получится. Мы не можем рисковать и тянуть время. Но ведь мальчишек у нас всего двое.

– Хорошо, – согласился Смайт, – а полиция?

Голос Алерта снова стал надменно-холодным:

– Теперь ты видишь, почему я хотел провернуть всю операцию за одну ночь. Конечно, есть шанс… небольшой, но если что полиция всполошится и увеличит количество патрулей в Мейфэре. Однако они вряд ли будут действовать настолько быстро и решительно, чтобы потревожить нас в первую ночь. Да и во вторую, будем надеяться, тоже. Кроме того, я обнаружил тех, кто привлек внимание полиции к нашему плану. И предпринял кое-какие шаги, чтобы эти люди больше не вмешивались в наши дела. Если повезет, они вообще ничего не узнают, пока не пройдет несколько месяцев.

– Значит, нас никто не потревожит? – уточнил Смайт.

– Скорее всего именно так и будет. Завтра я обязательно разузнаю, будут ли направлены в Мейфэр дополнительные силы. Что же до тех, кто любит совать нос в чужие дела… пока что им будет не до этого.

Он злобно ухмыльнулся и, распрощавшись со Смайтом, ушел.

Глава 21

– Как я и боялся, – сокрушенно пробормотал Стоукс, опускаясь в свое любимое кресло в гостиной Гризельды, – мои требования направить дополнительные патрули в Мейфэр ни к чему не привели.

Пенелопа и Барнаби, устроившиеся на диване, и Гризельда, сидевшая в кресле, дружно охнули. Они не договаривались встретиться сегодня, но, закончив работу в приюте, Пенелопа поспешила сюда, в слабой надежде на то, что Гризельда могла услышать что-то от своих ист-эндских друзей. Но Гризельда, закрывшая лавку пораньше, обескуражила ее: никаких новостей.

Вскоре появился Барнаби, а еще минут десять спустя – Стоукс.

– К сожалению, у меня нет никаких доказательств реальной угрозы, – раздраженно пояснил Стоукс. – Однако то обстоятельство, что знатные семьи уехали из города и опустели их особняки, работает против нас. Хотя теперь меньше шансов, что кому-то из хозяев разобьют голову во время ограбления.

Взяв кружку с чаем, протянутую Гризельдой, Стоукс сделал глоток и мрачно уставился на Пенелопу.

– Когда мы обсуждали план Алерта, вы упомянули, что большинство владельцев домов могут попросту забыть о ценности тех вещей, которыми набиты мейфэрские особняки. Так вот, вы были правы. Мой суперинтендант даже не в силах припомнить, что у него есть дома. А никого из высоких начальников сейчас нет в городе. Я пытался. Объяснил, что задумал Алерт, но все мои слова посчитали бредом.

– К сожалению, твои суперинтенданты по-евоему правы. И ничего тут не поделаешь, – вздохнул Барнаби. – У нас нет доказательств: только предположения и гипотезы.

– Но убийство и пропавшие мальчики – это уже не предположения, – покачала головой Гризельда.

– Совершенно верно, – вмешалась Пенелопа куда более решительным тоном. – Мне безразличны табакерки, вазы и все, что задумал украсть Алерт, – но нам необходимо найти мальчиков. И если полиция не станет патрулировать улицы Мейфэра, значит, это должны сделать мы.

– Нет! – в один голос воскликнули мужчины. Пенелопа перевела взгляд с Барнаби на Стоукса. Лицо ее омрачилось.

– Но…

– Нет, – твердо повторил Барнаби. – Нельзя шататься всю ночь по улицам в надежде наткнуться на Смайта и Алерта.

Представив Пенелопу, бродящую по темным пустынным улицам и узким переулкам, он вздрогнул и поспешно добавил:

– Нужно придумать другой способ изобличить их: например, понять, каким именно образом Алерт задумал продать украденное. Если вещи настолько ценны, это скорее всего раритеты, которые очень легко распознать. Вряд ли их понесут к обычным скупщикам краденого.

– Верно, – нахмурился Стоукс. – И как…

– Должно быть, он что-то придумал. Мне вот кажется…

Барнаби осекся и надолго задумался.

– А вдруг кто-то заказал эти вещи? Те, которые понадобились каким-то коллекционерам, готовым дорого заплатить?

Стоукс пожал плечами:

– Вполне возможно. Но поскольку мы не знаем, какие именно вещи он собирается украсть, много это нам не даст.

Зато отвлечет Пенелопу от желания бродить по улицам Мейфэра: если повезет, она сможет определить «покупателей» Алерта. Хорошо, что Барнаби догадался подумать об этом и отвлечь Пенелопу.

– Но нам нельзя прижать Смайта, пока мальчики с ним, – заметила Гризельда. – Когда опытные взломщики вроде него выходят на улицу, обязательно держат мальчишек на поводках. Если мы встретим идущего на дело Смайта, у него окажутся двое заложников. Конечно, до поры до времени он никого не убивал, но за последнее время уже успел задушить мать Джонни и покушался на бабушку Хорри. Так что он, не колеблясь, расправится с парнишками, если они будут к нему привязаны…

Пенелопа поморщилась:

– Вы правы, черт возьми! Но мы должны срочно предпринять что-то, чтобы вернуть мальчиков!

Барнаби оглядел их маленький кружок. Главное для Пенелопы и Гризельды – спасти мальчиков. А вот цель Стоукса – обличить и поставить грабителей перед судом. Сам же Барнаби страстно желает выручить мальчиков, ради них самих и Пенелопы, но не меньше того хочет помочь Стоуксу и полиции в целом. Послужить правому делу. Теперь он понимает, что именно все эти годы побуждало отца заниматься политикой. Раньше он считал, что отец просто старается избежать светских развлечений, которыми так увлекалась мать.

Он встал и обратился к Пенелопе:

– Поедемте. Я провожу вас домой. Пока что мы ничего не можем сделать. Если кто-то что-то услышит или узнает…

Стоукс тоже поднялся:

– Мы немедленно сообщим.

Вечером, несмотря на дурное настроение, Пенелопа послушно оделась в зимнее вечернее платье из тяжелого гранатового шелка, как всегда скромного покроя, и поехала вместе с матерью на ужин к лорду Монтфорду.

Его милость считался отшельником и был великим филантропом. Он заинтересовался приютом и выразил желание побеседовать с ней и ее матерью: собственно говоря, именно поэтому и устраивал этот ужин.

Лорд Монтфорд жил неподалеку от Пиккадилли. Женщин приветствовал сам хозяин: кругленький, добродушный джентльмен, к которому Пенелопа воспылала немедленной симпатией.

Поздоровавшись с дамами, лорд Монтфорд сам повел их в гостиную:

– Надеюсь, вы знакомы с остальными гостями, – объявил он, весело блестя глазами. Пенелопа даже не удивилась, увидев Барнаби, учтиво поднявшегося при их появлении. Кроме них, были приглашены только лорд и леди Хэнкок, хорошие знакомые семьи Пенелопы.

Вскоре старшие уже оживленно говорили о детях, внуках и охоте, предоставив ей и Барнаби развлекаться самим.

– Ты давно знаешь его милость? – потихоньку спросила она.

– Он старый друг отца, – улыбнулся Барнаби. – Скажи, тебе приходится часто беседовать со спонсорами? Выпрашивать деньги?

– Обычно это делает Порция: она умеет обращаться с людьми. Но сейчас она в деревне, вот и переложила на меня свои обязанности. Вернется в город весной, к следующему сезону, и снова возьмет бразды правления в свои руки. Но пока что – увы…

Она драматически вздохнула.

– Ты недооцениваешь себя, – улыбнулся Барнаби. – По-моему, ты можешь быть очень убедительной, если захочешь.

Пенелопа многозначительно взглянула в сторону хозяина дома.

– Что посоветуешь?

– Будь собой, – ответил Барнаби и, поколебавшись, добавил: – Он очень проницателен, хотя по виду этого не скажешь.

– Я почему-то так и думала.

Дворецкий Монтфорда объявил, что ужин подан. Они направились в столовую. Несмотря на дорогую мебель, комната располагала к уютному времяпрепровождению. За столом завязалась оживленная беседа.

Хэнкоки уже были спонсорами приюта. Они и леди Калвертон обсуждали другие темы, что дало возможность лорду Монтфорду расспросить Пенелопу о приюте. Барнаби помалкивал, предоставив им разговаривать. У нее хватило здравого смысла отвечать на вопросы серьезно и подробно, так что собеседник смог по достоинству оценить ее незаурядный ум.

Барнаби улыбнулся, видя, как она, сама того не сознавая, обольщает Монтфорда, который, судя по всему, был счастлив поддаться ее обаянию.

Когда подали десерт, Монтфорд, очевидно, удовлетворенный тем, что узнал о приюте, стал расспрашивать Барнаби о полиции и политических интригах вокруг этого учреждения, сделав тем самым Барнаби центром общего внимания.

К его удивлению, Пенелопа приняла живое участие в беседе, выявив глубокое знание обсуждаемого предмета.

– Моя дорогая, – обратился Монтфорд к Пенелопе, – я завтра же пошлю вам чек, но, надеюсь, когда мы вернемся в город, я навещу вас, и мы обсудим наше дальнейшее сотрудничество. Я предпочитаю финансировать определенные программы практического направления, рассчитанные не на один год. И хотел бы спонсировать образовательные и обучающие программы для ваших детей.

Пенелопа, вне себя от восторга, подала ему руку.

– Вы всегда будете желанным гостем в нашем приюте, милорд. А я тем временем подумаю о введении новых программ.

Монтфорд ободряюще погладил ее по руке.

– Ваша матушка может гордиться своими дочерьми.

Он с искренней улыбкой взглянул на Барнаби.

– Должен сказать, приятно видеть вас, молодых людей знатного происхождения, из богатых семей, которые прилагают столько усилий, чтобы помочь нуждающимся. Вы, мисс Эшфорд, трудитесь в приюте, а вы, Барнаби, помогаете полиции раскрывать преступления и обличать преступников, невзирая на их положение в обществе.

Следующие его слова прозвучали благословением:

– Вы – прекрасная пара, и запомните: я ожидаю приглашения на свадьбу! – Лорд Монтфорд широко улыбнулся.

Потом он обернулся к леди Хэнкок и поэтому не заметил, что молодые люди потрясенно замолчали.

То обстоятельство, что оба потеряли дар речи при слове «свадьба», казалось многозначительным. Но Барнаби не успел ответить. В парадную дверь громко постучали. Дворецкий Монтфорда поспешил открыть и тут же вернулся с серебряным подносиком, на котором лежала записка.

– Срочное послание из Скотленд-Ярда, сэр, – объявил он, протягивая подносик Барнаби.

Барнаби развернул листок, на котором размашистым почерком Стоукса было написано всего два слова: «Игра началась».

Сунув записку в карман, он кивнул присутствующим и обратился к Монтфорду:

– Прошу прощения, милорд, но я должен идти.

– Разумеется, мальчик мой, – улыбнулся Монтфорд, хлопнув его по плечу. – Наш вечер все равно подошел к концу. Доброго вам пути.

Барнаби сделал общий поклон, повернулся и вышел.

– Осторожнее с этой штукой! – прошипел Смайт, следуя за Джемми и Диком, тащившими тяжелые бронзовые часы, которые они только что украли из четвертого дома в списке Алерта.

Мальчики, пошатываясь, остановились. До Смайта доносилось их учащенное дыхание. Проигнорировав их, он оглядел улицу. С такой тяжелой ношей трудно бежать, а он не хотел бы наткнуться на ищеек или прохожих. Правда, поблизости никого не было, а свет уличных фонарей едва пробивался сквозь туман.

Смайт напряг слух. Ничего. Даже отдаленного стука конских копыт. Но улица очень длинная, а до угла еще далеко. Остается надеяться, что Алерт ждет.

– Давайте двигайтесь. Вон туда!

Мальчики с трудом поднялись на ступеньки лестницы, ведущей к черному ходу, и просунули часы сквозь дверь. Смайт подождал, пока они выйдут, и, закрыв дверь, присоединился к ним.

– Туда, – едва слышным шепотом повторил он, кивнув в сторону улицы. Но мальчики расслышали и потащили часы, спеша поскорее избавиться от тяжелого груза.

Как и в трех предыдущих случаях, на углу ждал черный экипаж без гербов и особых примет.

Джемми поднял голову, всматриваясь в мутную тьму. На козлах сидел, судя по фигуре, тот же человек. Он посмотрел вниз, не на них, а на часы, и, улыбнувшись, кивнул Смайту:

– Прекрасно.

Смайт протянул руку. Неизвестный вложил в нее кошелек. Смайт открыл багажное отделение, вытащил одеяло и помог мальчикам завернуть часы, после чего положил их рядом со свертками, в которых были ваза и статуя, похищенные из первого и третьего домов. Тут же стояла прислоненная к перегородке картина.

В этот момент мальчики были совершенно свободны. Джемми многозначительно глянул на Дика, но прежде чем сумел поймать взгляд друга и дать сигнал к побегу, Смайт закрыл багажное отделение и уронил тяжелые руки им на плечи.

Джемми проглотил проклятие и повесил голову. Семеня вместе с Диком к двери экипажа, он твердил себе, что его время придет. И тогда они с Диком смогут сбежать.

К несчастью, за ними погонится сам дьявол. Джемми не питал иллюзий насчет Смайта. Тот убьет их, если поймает. Нужно сделать так, чтобы он не догадался, куда они пойдут.

– Вы принесли второй список? – спросил Смайт сидевшего на козлах кучера.

Незнакомец кивнул:

– Да, но мне нужно обсудить его с тобой. Давай отъедем в такое место, где сможем потолковать.

– Быстро! – прошипел Смайт мальчикам, открывая дверцу экипажа.

Мальчики залезли внутрь, и Смайт поспешно присоединился к ним. Джемми забился в угол. Дик последовал его примеру и устроился напротив. Смайт захлопнул дверцу и плюхнулся рядом с Джемми.

Экипаж двигался медленно, но постепенно большие дома остались позади.

Экипаж остановился. Смайт взялся за ручку двери, взглянул на мальчишек и поколебался. Но, услышав, как кучер спрыгнул вниз, велел им оставаться на месте и вышел, захлопнув за собой дверь.

Мальчики переглянулись и дружно прилипли к окнам. Обстановка мало обнадеживала. Они находились на открытом месте, где почти не было тумана. Луна ярко освещала окружающий пейзаж, не оставляя возможностей укрыться в тени. Сорванцы, родившиеся и выросшие в трущобах, чувствовали себя не в своей тарелке. Если они сбегут сейчас, Смайт услышит топот и наверняка их догонит.

Мужчины отошли на несколько шагов и что-то рассматривали, вероятно, тот самый список.

Джемми и Дик снова обменялись взглядами. Джемми бесшумно соскользнул со своего места и приник к двери. Дик последовал за ним.

Они услышали, как незнакомец объяснял, где можно найти какую-то статую.

Послушав еще немного, Дик широко раскрытыми глазами уставился на друга:

– Еще четыре дома?!

Джемми кивнул.

– Как насчет полиции? – спросил Смайт. Мужчина что-то ответил, но так тихо, что мальчики не смогли разобрать все слова. Поняли только, что, вполне вероятно, следующей ночью на улицах могут оказаться полицейские патрули.

– Но я знаю, где они будут, – продолжал незнакомец, – и точно могу сказать, что около тех домов, которые нам нужны, они не появятся. Не волнуйся. Все будет тихо.

Смайт что-то проворчал.

– Если все пойдет как сегодня, волноваться не о чем, – заверил собеседник.

Мальчики, распознав категоричные нотки в его голосе, молниеносно уселись на прежние места. Не прошло и минуты, как Смайт открыл дверь.

– Вылезайте! – рявкнул он. – Мы уходим!

Друзья молча подчинились. Смайт тут же продел кожаные поводки сквозь петли, укрепленные на широких штанах мальчишек.

– Вперед!

Они зашагали по дороге. Оба оказались не настолько глупы, чтобы оглянуться, и покорно брели сквозь холодную ночь.

– Поверить невозможно!

Стоукс метался по своему тесному кабинету. Барнаби, прислонившись к письменному столу, наблюдал за ним. В дверях маячил сержант Миллер.

– И никак нельзя узнать, кого еще обворовали?

Стоукс воздел руки к небу.

– Черт возьми, и без того трудно доказать, что грабежи вообще имели место! Хотя слуги считают, что так оно и было.

Барнаби вопросительно изогнул бровь:

– Дворецкий уверен, что там стояла ваза?

Миллер кивнул.

– Но, – зло проговорил Стоукс, – он не уверен, что хозяин ее не продал. Хотя знает, что это сказочно ценная вещь, которой восхищались все, кто приходил в дом, так что, возможно, хозяин продал ее перед отъездом из города и забыл упомянуть об этом. Значит, придется сначала связаться с маркизом, прежде чем поднимать шум. А маркиз сейчас охотится в Шотландии.

Стоукс на секунду остановился и шумно вздохнул, пытаясь сдержать гнев.

Барнаби бесстрастно указал на очевидное, чтобы утихомирить друга:

– Пройдет не меньше недели, прежде чем мы будем знать наверняка.

Стоукс кивнул.

– А к тому времени у нас не будет ни малейшего шанса вернуть даже столь узнаваемую вещь. Нам сообщили о пропаже только потому, что дворецкий остался в городе.

– А он ничего такого не видел? – осведомился Барнаби у Миллера.

Тот покачал головой.

– Он живет в подвальном этаже, а не на чердаке. Бедняга стар и плохо спит. Вроде бы он слышал легкие шажки над головой. Поэтому и отправился посмотреть, в чем дело. Ничего особенного не заметил, но решил проверить окна. Одно оказалось открытым, хотя он был уверен, что закрыл каждое. Но на окнах были решетки. Поэтому он направился к себе. По пути ему попался кабинет хозяина. Он оставляет двери открытыми, чтобы можно было легко заглянуть в каждую комнату. На этот раз старик почуял что-то неладное. И, заглянув в кабинет, понял, что там нет китайской вазы.

Стоукс застонал:

– Суперинтендант уже послал записку маркизу?

Барнаби огляделся и увидел, что Миллер осматривает коридор.

– Похоже, он все еще пишет, – понизив голос, ответил Миллер.

– Иди и проследи, записку надо отослать немедленно, – сказал Стоукс.

– Насколько я понял, твое начальство, Бэзил, все еще не спешит признать, что сегодняшней ночью, прямо у них под носом, произошла серия крайне дерзких ограблений, – произнес Барнаби после ухода Миллера.

– Они не желают в это верить, – кивнул Стоукс. – Сама мысль о таком повергает их в шок. Собственно говоря, мы и сделать-то ничего не можем. Разве что наводнить Мейфэр констеблями, что не принесет никакой пользы, зато вызовет панику.

Стоукс со вздохом уселся за стол.

– Могу признаться еще в одном: полицию ждет настоящий кошмар, грозящий самыми серьезными последствиями.

Барнаби понимал это не хуже Стоукса. Полицейские будут выглядеть никчемными глупцами, неспособными защитить собственность богатых лондонцев от налета наглого взломщика-одиночки. Теперешний политический климат не прощал подобных промахов.

– Мы должны срочно что-то предпринять, – произнес Барнаби, не спуская глаз с друга.

Закутанная в плащ Пенелопа поднялась на крыльцо дома Барнаби. Экипаж ее брата продолжал стоять у обочины, хотя она приказала кучеру, своему старому союзнику, ехать домой, в конюшни за домом на Маунт-стрит. Он наверняка так и сделает, когда увидит, что она благополучно вошла в дом.

Собравшись с духом, она громко постучала.

Дверь открыл Мостин и, увидев ее, удивленно отступил.

– Добрый вечер, Мостин. Ваш хозяин уже вернулся?

– Э… нет, мэм, – пробормотал Мостин, посторонившись и давая ей войти.

– Закройте дверь, на улице холодно, – велела она, снимая перчатки и откидывая капюшон. – Мы с вашим хозяином ужинали у лорда Монтфорда, и его… мистера Адэра… вызвали по срочному делу, касающемуся нашего теперешнего расследования. Мне придется подождать его возвращения.

Мостин и не думал возражать. Наоборот, поспешил открыть дверь гостиной.

– Чай, мэм?

В камине ярко горел огонь. Пенелопа подошла ближе и вытянула руки, чтобы согреться.

– Нет, спасибо, Мостин. Я просто посижу у огня и подожду.

Опустившись в кресло, она обернулась к камердинеру:

– Идите спать. Я могу просидеть здесь допоздна.

Мостин нерешительно поклонился:

– Хорошо, мэм.

Перед уходом он оставил дверь приоткрытой, чтобы она могла видеть прихожую.

Вскоре шага Мостина затихли в глубине дома. Пенелопа устроилась поудобнее и закрыла глаза. Конечно, о покое не могло быть и речи, зато она находится там, где и должна быть. Непонятно, когда Барнаби вернется домой, но Пенелопа сказала Мостину чистую правду: она подождет. Убедится, что он жив и здоров. Потому что все равно не заснет, пока не увидит своими глазами, что он в полной безопасности.

Стояла глухая ночь, когда Барнаби вернулся домой и открыл входную дверь. Все это время он и Стоукс провели в Скотленд-Ярде, надеясь, что им сообщат еше об одном ограблении. Но никто так и не пришел. Наконец, примирившись с тем, что до утра все равно ничего не удастся узнать, они разошлись по домам.

Войдя в гостиную, освещенную бликами угасающего в камине огня, Барнаби остановился.

В кресле, сжавшись в комочек, спала Пенелопа.

В тот момент он не мог бы точно определить, что чувствует. Эмоции росли, набирали силу, захлестывали его.

Впервые в жизни его кто-то ждал. Обычно он приходил в одинокий дом, усталый, измученный и разочарованный. Она была единственной, кого он хотел видеть. Единственной, кто ждал его возвращения. Именно в ее объятиях он искал и находил утешение.

Первым порывом было подхватить ее на руки и унести в спальню. Но неожиданно он задался вопросом – почему она здесь?

Присев на корточки, он нашел ее руки в складках плаща и легонько сжал.

– Пенелопа! Проснись, милая.

Она вздрогнула, недоуменно моргнула и уставилась на него.

– Ты жив! – воскликнула она и, бросившись ему на шею, с силой прижала к себе.

Он рассмеялся, поймал ее и, пошатнувшись, едва не растянулся на ковре. Как только ее ноги коснулись пола, она отстранилась и стала его осматривать. Барнаби не сразу понял, что Пенелопа проверяет, не ранен ли он.

– Я цел и невредим, – заверил он, снова притягивая ее к себе. – Никаких стычек. Я все это время просидел в Скотленд-Ярде.

– Так что же случилось? – не выдержала Пенелопа. Вместо ответа Барнаби нагнулся, поднял ее, уселся в кресло и усадил ее себе на колени. Она тут же заерзала, устраиваясь поудобнее, и откинулась на его руку, чтобы заглянуть в лицо:

– Ну?

Он поведал ей все. Даже то, как сильно встревожен Стоукс. Пенелопа заставила его припомнить все подробности. Потом они долго обсуждали, каким образом один из мальчиков проник сквозь оконную решетку и похитил вазу.

– Должно быть, это совсем небольшая ваза, – задумчиво пробормотала Пенелопа.

– Так и есть. Мы со Стоуксом допросили дворецкого. Он описал вазу. Судя по всему, это необыкновенная вещь. Китайская, из резной слоновой кости. Одному Богу известно, сколько она может стоить.

– Значит, он выбирает раритеты, – заключила Пенелопа.

Барнаби кивнул:

– Это только подтверждает мою мысль, что он получил заказ от какого-то коллекционера и наверняка знает, что тот готов платить любую цену, не спрашивая, где Алерт все это раздобыл.

– Жаль, – вздохнула Пенелопа, – но зачастую коллекционеры совершенно лишены моральных принципов.

Оба устали, а завтра предстоял тяжелый день. Сегодня ночью они нуждались в отдыхе. Нуждались в том, что могут найти в объятиях друг друга. В наслаждении и целительном забытьи.

Он осторожно встал и, не выпуская ее из объятий, шагнул к двери.

– Твой бедный кучер до сих пор ждет у дома?

Пенелопа обвила руками его шею и положила голову ему на плечо.

– Нет. Я отослала его домой. Придется позже найти наемный экипаж.

Когда он направился к лестнице, она улыбнулась и пробормотала:

– Гораздо, гораздо позже. На рассвете.

Глава 22

Барнаби, примостившийся на краю стола, молча наблюдал, как Стоукс мерил шагами кабинет.

– Мы уже тысячу раз все обсуждали. Мальчики у Смайта, и если не вмешается провидение, у нас нет ни малейших шансов в ближайшее время их вернуть, – заметил Барнаби.

– А времени как раз и нет! – жестко произнес Стоукс.

– Ты прав… Монтегю сегодня утром прислал записку, из которой ясно, что каждый из одиннадцати подозреваемых джентльменов в той или иной степени залез в долги. Учитывая, что все они холостяки, это не слишком удивительно. Однако насколько значительны эти долги, Монтегю еше не успел определить. Он утверждает, что это займет несколько дней.

– Мои агенты так и не сумели узнать, связан ли кто-то из них с преступниками, – поморщился Стоукс.

– Не думаю, чтобы Алерт мог связаться с мелкими мошенниками, – возразил Барнаби. – Он умен и осторожен, хотя и наглеет с каждым часом.

– У него есть на то основания, – буркнул Стоукс. – Пока что он постоянно опережает нас на шаг.

Стоукс продолжал бродить по кабинету. Вынужденное безделье действовало ему на нервы. Он не мог вынести мысли, что пока не видит выхода. А время на исходе.

Теперь, когда Алерт осуществил свой план и дома ограблены…

Барнаби неожиданно встрепенулся:

– Мог Смайт ограбить восемь домов в одну ночь?

– Имея в своем распоряжении всего двух мальчишек? Нет! – решительно заявил Стоукс.

– Нет? Определенно нет?!

Стоукс, что-то сообразив, оживился:

– Черт возьми, это невозможно физически. Но если Алерт по-прежнему придерживается своего плана ограбления восьми домов… значит, осталось не менее трех грабежей.

– Пять – это максимальное количество за одну ночь? – спросил Барнаби.

– Скорее, четыре. Особенно если в каждом случае приходится использовать мальчиков, что так и есть, если верить Гримсби.

– Следовательно, у нас есть по крайней мере одна ночь и скорее всего еще четыре ограбления, во время которых взломщиков можно поймать, – произнес Барнаби.

– Вряд ли Смайт способен сделать ошибку.

– Необязательно он, – усмехнулся Барнаби.

– Мальчики?! – ахнул Стоукс.

– Такая возможность имеется всегда.

Барнаби, немного подумав, встал и снял со стула пальто.

– Пойду потолкую с одним человеком насчет очередной возможности.

– Это все, что он сказал? И вы его отпустили? – возмутилась Пенелопа, глядя на Стоукса с откровенным недоумением.

Стоукс пожал плечами и потянулся к печенью.

– Он все расскажет, если узнает что-то полезное для расследования. А пока, учитывая, что сегодня ночью произойдут новые ограбления, мне есть о чем подумать.

Пенелопа презрительно фыркнула. Она, Стоукс и Гризельда снова сидели в гостиной Гризельды. Сегодня она испекла песочное печенье, которого Пенелопа не пробовала с детства. До чего же уютно сидеть на диване Гризельды с кружкой чая в руках и грызть печенье!

И изливать душу.

– Утром забегали Джо и Нед Уиллзы, – сообщила Гризельда. – Никаких новостей, но весь Ист-Энд бдит день и ночь. Как только Смайт отпустит мальчиков, они немедленно привезут их к вам.

– Не отпустит, – вздохнул Стоукс.

– Но почему? – вскинулась Пенелопа. Стоукс мрачно покачал головой:

– Он знает, что мы их ищем. И либо оставит парней у себя и заставит и дальше воровать, либо избавится от них, если посчитает, что они представляют для него угрозу. Может, отвезет их в Дептфорд или Ротерхит, устроит юнгами на корабли-углевозы. И еще получит за это деньги, а заодно гарантию, что они никому ничего не расскажут.

Колокольчик на входной двери звякнул. Гризельда вышла и вернулась вместе с Барнаби. Тот был хмур и сосредоточен.

– Поговорил с лордом Уинслоу. Он – один из законодателей. Если будет установлено, что мальчиков принудили совершить преступления – это можно доказать свидетельствами, как моим, так и мисс Эшфорд, – их не станут судить. Они могут свидетельствовать против своего угнетателя.

Стоукс еще больше помрачнел.

– Значит, если мы их найдем, они действительно будут представлять угрозу для Смайта.

– Ты прав, – был вынужден признать Барнаби. – Они будут считаться невиновными, если мы сумеем их найти. Но нужно как можно скорее вырвать их из лап Смайта. Они слишком много знают, а памятуя о Гримсби, Смайт посчитает, что и они пойдут на сделку с полицией и выдадут его в обмен на более легкий приговор. А это означает, что, выполнив задание, Джемми и Дик больше не будут нужны Смайту.

Все угрюмо молчали.

– Алерт изобрел необычайно хитроумный план, – заключил Стоукс, ставя на стол кружку. – Он предвидел каждый шаг полиции и с самого начала знал, как нас обойти.

Они в который раз зашли в тупик.

В одиннадцать, после приятного ужина с лордом Абингдоном и двумя друзьями, которые, как и его милость, были завзятыми филантропами, Барнаби и Пенелопа спустились со ступенек крыльца и с удивлением увидели, что туман рассеялся, а ночь выдалась прохладной и ясной.

– Если очень пристально всмотреться, можно увидеть звезды, – заметила Пенелопа, беря Барнаби под руку. – Давай не будем брать экипаж. Так приятно пройтись по свежему воздуху.

– Но нам придется пересечь половину Мейфэра, чтобы добраться до Маунт-стрит.

– Странно, – пробормотала Пенелопа. – Мне это в голову не приходило. Собственно говоря… – Она лукаво улыбнулась. – Я имела в виду не Маунт-стрит. Джермин-стрит куда ближе.

Тут она права!

– Но твоя мать… – растерялся Барнаби.

– В Эссексе.

Они оказались на Арлингтон-стрит и, завернув за угол, продолжали идти.

– Должен указать, что правила приличия вряд ли допускают твое появление на Джермин-стрит под руку с джентльменом.

– Вздор! Кто узнает меня в этом плаще с поднятым капюшоном?

Он сам не знал, почему возражает: ведь в глубине души был счастлив, что она идет домой вместе с ним. Словно они уже женаты… или по крайней мере помолвлены, но…

Барнаби разглядывал профиль Пенелопы. Несмотря на веселое, почти игривое выражение, в ней чувствовалась решимость. Учитывая их неопределенные отношения, самым мудрым будет сдаться и посмотреть, к чему это приведет.

Возможно, к тому, чего он добивался.

А Пенелопа тем временем репетировала в уме свою речь, обдумывая, как лучше заговорить о необходимости брака. Она собиралась сделать ему предложение, как только они войдут в дом. Лучше, чтобы это произошло в гостиной: там легче разговаривать, потому что нет кровати, и ничто их не отвлечет.

Но сначала им нужно оказаться в гостиной.

Они поднялись на крыльцо, и Барнаби, отпустив ее руку, полез в карман за ключом. Но тут за дверью послышались шаги. На пороге появился Мостин.

Не успел Барнаби опомниться, как Пенелопа пошла прямо на дворецкого. Тот с почтительным поклоном посторонился.

– Мостин, чай, пожалуйста. В гостиную.

Тон и манеры были тщательно рассчитаны. Она вела себя так, словно уже была его женой. Барнаби не мог пошевелиться от удивления.

Пенелопа оглянулась на него и шагнула к гостиной.

– Эй!

Это еще что?

Все еще стоя на крыльце, Барнаби обернулся и увидел незнакомого парня. Тот, настороженно оглядываясь, манил его.

Сбитый с толку Барнаби подошел к нему.

– В чем дело?

– Вы мистер Адэр?

– Да.

– У меня срочное дело, сэр.

Незнакомец отступил.

Барнаби, хмурясь, спустился на ступеньку вниз и снова остановился, пытаясь рассмотреть, что творится на улице. Откуда-то возникшее дурное предчувствие послало озноб по спине. Заметив троих… нет, четверых мужчин, державшихся в тени по обе стороны дома, он попытался отступить. Они увидели это и набросились на него.

Он ударил первого в грудь, швырнув на перила крыльца. Но прежде чем успел опомниться, неизвестные вцепились в него. Он свалил другого ударом в живот, но остальные продолжали теснить его, так что он не мог как следует размахнуться.

Они пытались схватить его, стащить с крыльца. Но ножей при них не было. Слава Богу!..

Он боролся с очередным противником, стараясь одновременно не дать другим зайти ему за спину, когда почувствовал, что сзади кто-то есть, В воздух взлетел тяжелый набалдашник дедовской трости, опустившийся на голову человека, который в этот момент нападал на него.

Значит, это Мостин пришел ему на помощь.

Нападавший взвыл. Еще двое попробовали вмешаться. Но трость продолжала подниматься и опускаться на их головы.

Человек, державший Барнаби, разжал руки.

В тот же момент кто-то схватил Барнаби за пальто и с удивительной силой потянул в дом. Силой, которая помогла ему избежать схватки противника. Но тот с хриплым воплем, не обращая внимания на орудовавшего тростью Мостина, снова напал на Барнаби. Ему почти удалось стащить Барнаби вниз, но Пенелопа и не думала отступать. Барнаби сумел удержаться на ногах. Вырвав полы пальто, он круто развернулся, втолкнул Пенелопу в дом и втащил туда же Мостина. У него едва осталось время отскочить и захлопнуть дверь перед носом нападавших, к этому времени успевших опомниться.

Они налегли на дверь.

Барнаби, удерживая ее весом всего тела, задвинул верхние засовы. Мостин поспешно сделал то же самое с нижними.

Дверь задрожала под тяжелыми ударами.

Мостин встал рядом с Барнаби. Но грохот продолжался.

– Невероятно! – воскликнул потрясенный дворецкий. – Ведь это Джермин-стрит! Неужели они не знают?

– По-моему, им все равно, – мрачно бросил Барнаби, вытаскивая из кармана полицейский свисток на ленточке. Продолжая удерживать трясущуюся дверь, он протянул свисток Пенелопе: – Окно гостиной.

Та молча схватила свисток и убежала в гостиную. Поспешно раздвинула шторы, набрала в легкие воздуха, высунулась в окно, рискуя потерять равновесие, и изо всех сил подула в свисток.

От пронзительного свиста, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Пенелопа снова выглянула в окно, чтобы посмотреть, какой эффект произвело это на громил, и с визгом присела. Как раз вовремя, успев уклониться от влетевшего в окно кирпича.

Девушка задохнулась от ярости.

– Пенелопа?!

Она мрачно глянула в сторону окна, после чего повернулась и помчалась в прихожую.

– Со мной все в порядке!

Стук возобновился. Барнаби и Мостин продолжали держать оборону.

– Я иду наверх, – сообщила Пенелопа и, подхватив юбки, взлетела по ступенькам. Оказавшись в спальне, она подбежала к выходившему на улицу окну, раздвинула шторы, несколько мгновений сражалась с задвижкой и, наконец подняв створку, высунулась наружу и снова поднесла к губам свисток.

Она свистела и свистела. Что есть мочи.

Нападавшие, задрав головы, осыпали ее ругательствами, грозили кулаками, но поделать ничего не могли.

В конце концов у нее закружилась голова. Но к этому времени в темноте послышался топот ног. Это полицейские, покинув участок, бежали к месту происшествия.

Пенелопа с мрачным удовлетворением наблюдала, как нападающие отступают от двери. Но то, что последовало далее, не укладывалось ни в какую логику.

Негодяи не сбежали, как полагалось бы, при появлении полиции. Вместо этого они набросились на полицейских. Тут же началась сущая свалка. На помощь прибежали еще несколько полицейских. Но из темноты появлялись все новые тени, чтобы вступить с ними в драку.

Как странно… Словно истинной мишенью был вовсе не Барнаби, а полицейские…

Отступив от окна, она невидящими глазами уставилась в пространство:

– О Господи!

Снова подхватив юбки, она метнулась к двери и сбежала вниз.

Многострадальная дверь была открыта. Девушка облегченно вздохнула, когда нашла Барнаби на крыльце, а не в сплетенной массе тел, которая продолжала расти, перегородив улицу.

Барнаби недоуменно смотрел на все это, явно не понимая, в чем дело. Пенелопа схватила его за руку.

– Это отвлекающий маневр! – завопила она, перекрывая крики и стоны.

– Что? – удивился он.

– Отвлекающий маневр! Пойми же, здесь вся полиция. Все констебли из ближайших участков. Они здесь, а следовательно, не патрулируют улицы.

– Ты права, – кивнул он. – Значит, Смайт снова грабит дома в Мейфэре!

Пенелопа шагала рядом с Барнаби, оглядывая дома, мимо которых они проходили.

Хотя она говорила тихо, в голосе звенела решимость, которую Барнаби не мог оспаривать. Он прекрасно понимал Пенелопу и был с ней солидарен.

Пришлось нырнуть в самую гущу схватки и выудить за воротник молодого констебля. Оттащив парня в сторону, Барнаби послал его в Скотленд-Ярд с сообщением для Стоукса. Он не знал, будет ли сегодня дежурить сержант Миллер или кто-то еще, на кого можно рассчитывать. И непонятно, где сейчас Стоукс.

Поэтому они пошли по улицам Мейфэра только вдвоем.

Холодный ветер напоминал о том, что наступает декабрь. Улицы были пустынны. В домах не было света. Время от времени по мостовой проезжали наемный экипаж или карета: те немногие, кто остался в городе, возвращались после вечерних развлечений. Только холостяки еще оставались в клубах.

Именно в такое время взломщики обычно и работают.

Они прошли по Беркли-стрит, обогнули площадь и направились по Болтон-стрит. Добрались до угла, свернули налево, к Куин-стрит…

Впереди медленно катился черный экипаж.

– Могу поклясться, что я видела его раньше! – неожиданно воскликнула Пенелопа.

Барнаби что-то проворчал.

Пенелопа не стала настаивать на своем. Экипаж был самым обычным, из тех, которые стоят в каждой конюшне. Но почему она так убеждена, что где-то видела эту небольшую карету… и даже вспомнила, где именно! Они пересекали северо-западный угол Беркли-сквер, когда экипаж показался на Маунт-стрит в квартале от них, медленно направляясь к Карлос-плейс.

Она внимательно всмотрелась в экипаж. Похоже, это тот же самый, который она заметила несколько минут назад. Лошадь та же самая. И кучер вроде тот же. Казалось бы, что тут такого?

Но почему ей так не по себе? Почему этот экипаж не дает ей покоя?

Ответа у нее не было.

Пенелопа безуспешно пыталась понять, в чем дело, настороженно вглядывалась в темноту, но ничего не видела.

Добравшись до Куин-стрит, они остановились, не зная, куда идти дальше. Наконец Барнаби решительно потянул ее влево. Они шли рука об руку. В другое время их наверняка приняли бы за помолвленную пару, старавшуюся подольше побыть друг с другом. Правда, сейчас уже поздняя осень, и даже влюбленным было не до прогулок. Но они медленно продвигались вперед, рассматривая дома.

Совсем как та парочка, которая так же неспешно шагала по Керзон-стрит.

Добравшись до перекрестка Куин-стрит и Керзон-стрит, Пенелопа вдруг тихо ахнула, дернула Барнаби за рукав и молча показала на противоположную сторону.

Барнаби повернул голову и громко фыркнул.

Они, не сговариваясь, перешли улицу и подождали, пока другая пара подойдет ближе.

Завидев их, Стоукс смущенно покраснел.

– Мы просто не могли придумать, что делать дальше, – пробормотал он, пожимая плечами.

– Да. Сидеть дома в качестве заложников и ждать не было сил, – добавила Гризельда.

– Судя по вашему появлению, – заметил Стоукс, – вы испытывали те же самые чувства.

– Собственно говоря… – признался Барнаби, – наше присутствие здесь – это скорее ответ на вражескую вылазку.

– Что случилось? – насторожился Стоукс. Барнаби рассказал о нападении.

– Мы послали вам записку, – пояснила Пенелопа, – но поскольку вы гуляли, вас вряд ли смогли найти.

– Но мы здесь – и вы совершенно правы: Смайт наверняка грабит сегодня остальные дома. – Он огляделся. – И скорее всего где-то недалеко.

– Учитывая, что драка произошла на Джермин-стрит, – заметил Барнаби, – патрули сейчас находятся именно там, и квартал никто не охраняет.

– Значит, мы оказались на более или менее безлюдном участке? – спросила Пенелопа.

– Совершенно верно, – процедил Стоукс. – Пока мы добирались сюда, я не видел ни одного констебля.

– И мы тоже, – поддакнул Барнаби. – Но мы шли от того места, где собрались все полицейские.

Стоукс тихо выругался и предложил:

– Давайте разделимся по двое и обшарим всю местность.

Он и Барнаби наскоро определили маршруты.

– Встретимся на южной стороне Беркли-сквер, если только кто-то из нас не заметит грабителей, – объявил Стоукс. – Свисток при тебе?

Пенелопа похлопала себя по карману:

– Он у меня.

Барнаби взял ее за руку, кивнул на прощание Гризельде и сказал Стоуксу:

– Если кто-то из нас увидит бобби или хотя бы наемный экипаж, отправим их в Ярд с требованием прислать сюда побольше людей.

Стоукс отсалютовал и, в свою очередь, потянулся к руке Гризельды.

Барнаби и Пенелопа повернулись, чтобы направиться на восток, по Керзон-стрит, но не успели сделать и шага, как ночь прорезал пронзительный визг.

Стоукс одним прыжком оказался рядом с ними:

– Где?

Остальные переглянулись, не зная, что ответить. В этот момент снова раздался вопль. Пенелопа показала куда-то влево:

– Там! Халф-Мун-стрит!

Подобрав юбки, она пустилась бежать. Барнаби и Стоукс быстро перегнали ее. Гризельда держалась рядом с ней.

Вопли перешли в непрерывный вой, становившийся все громче по мере того, как они приближались к перекрестку.

Барнаби и Стоукс были уже в нескольких шагах от Халф-Мун-стрит, когда вой стал поистине оглушительным, и неожиданно из-за угла выскочили две маленькие фигурки, которые успели проскочить мимо мужчин, прежде чем те сумели отреагировать.

А вот Пенелопа остановилась и прислушалась. Она сумела разобрать, что бегущие зовут на помощь.

– Дик?! – ахнула она. Бледное личико повернулось к ней. И тут она узнала второго. – Джемми!

Не веря собственным глазам, она поманила мальчиков к себе.

Джемми сразу направился к ней, но Дик по-прежнему держался посреди мостовой, испуганно поглядывая в ту сторону, откуда они прибежали, и готовясь в любую минуту снова дать стрекача.

– Это мисс из приюта! – крикнул ему Джемми.

Дик уставился на Пенелопу с почти болезненным облегчением и, что-то бормоча, бросился вслед за Джемми.

Оба мальчика судорожно вцепились в нее, дергая за плащ:

– Пожалуйста, мисс, пожалуйста, спасите нас!

– Не волнуйтесь. Все будет хорошо! – успокоила она, присаживаясь на корточки и обнимая худенькие плечики Джемми. Гризельда последовала ее примеру и прижала к себе Дика.

В этот момент к ним подошли Барнаби и Стоукс. Оба были настоящими великанами и в полутьме могли напугать кого угодно. Неудивительно, что мальчишки попятились и с новой силой вцепились в Пенелопу и Гризельду.

– Все хорошо, – улыбнулась Пенелопа. – Мы не дадим вас в обиду. Но от кого вы спасаетесь?

Едва слова сорвались с ее губ, как тишину расколол гневный рев. Барнаби и Стоукс одновременно загородили собой женщин и детей.

Из-за угла вылетел какой-то гигант и, грязно ругаясь, бросился к ним.

– От него! – в один голос вскрикнули мальчики.

Взлохмаченное чудовище, казалось, только сейчас заметило Стоукса и Барнаби. Неизвестный снова выругался, замер, повернулся и ринулся в обратном направлении.

Но Барнаби и Стоукс, не теряя ни минуты, помчались за ним.

Минутная остановка стоила неизвестному свободы. Не успел он пробежать и квартала, как Барнаби набросился на него сзади. Стоукс немедленно пришел ему на помошь, и вскоре злодей уже распростерся на камнях мостовой. Барнаби уселся сверху, пока Стоукс связывал негодяя по рукам и ногам поводками, пристегнутыми к его поясу.

– Люблю, когда преступник заранее готовится к поимке.

Стоукс рывком поднял незнакомца на ноги, взглянул ему в лицо и улыбнулся:

– Мистер Смайт, полагаю?

Смайт зарычал.

Глава 23

– Кто такой Алерт?

Стоукс медленно ходил взад-вперед перед стулом, на котором скорчился Смайт. Они привели его в дом Барнаби, который был гораздо ближе, чем Скотленд-Ярд. Кроме того, как заметил Барнаби, если Алерт, кем бы он ни был, связан с полицией, не стоит выкладывать на стол все карты, наконец попавшие к ним в руки.

Даже если Алерт осознает, что его план сорвался, даже если поймет, что они взяли Смайта, лучше ему не знать, что именно услышали они от преступника.

Они крепко привязали Смайта к стулу, так что он не мог освободиться, даже если бы и захотел. Правда, он уже успел проверить веревки на прочность, но, поняв, что так просто ему не вырваться, не стал тратить усилий на дальнейшие попытки.

Конечно, он настоящий громила, грабитель и, возможно, убийца, но далеко не дурак. Стоукс был совершенно уверен, что рано или поздно Смайт расскажет все, что ему известно. Он наверняка захочет что-то выгадать для себя, так что ему нет никакого резона хранить секреты Алерта.

Они поставили стул Смайта посреди комнаты, лицом к камину. Стоукс нервно расхаживал перед ним. Пенелопа и Гризельда сидели в креслах по обе стороны от камина. Барнаби стоял рядом с креслом Пенелопы, положив руку на каминную полку.

Дик и Джемми устроились за маленьким столиком и жадно заглатывали огромные сандвичи, принесенные Мостином. Мостин маячил неподалеку, сгорая от любопытства.

Стоукс не удивился тому, что Смайт продолжает молчать. Очевидно, он все еще размышлял, как лучше выпутаться из положения, в которое так неожиданно попал.

И тут, ко всеобщему удивлению, раздался голос Джемми:

– Он джентмун… большая шишка. Это Алерт задумал грабежи. И прибрал к рукам все вещи, которые мы взяли в домах.

Стоукс круто обернулся к Джемми. Даже Смайт вскинул голову и уставился на него.

– Ты видел Алерта?

Джемми неловко поежился.

– Не так чтобы узнать… было темно, а он надел шляпу и шарф, в котором прятал лицо. Изображал из себя кучера.

– Кучера?! – подскочила Пенелопа. – Вот оно! Бэзил, я видела экипаж, медленно катившийся по той улице, где мы шли… Один и тот же… трижды! Я видела его трижды! В последний раз, когда мы шли по Болтон-стрит с мальчиками и Смайтом, экипаж катился позади, по Керзон-стрит. Мне он показался каким-то странным, и теперь я знаю, в чем дело. Обычно кучер, сидящий на козлах, немного сутулится. Этот же сидел прямо, как палка. Но это был не кучер, а джентльмен, притворяющийся кучером. Мальчики, скажите, все эти вещи, которые вы взяли из домов, складывались в экипаж?

Джемми и Дик кивнули.

– Вот как все было, – заговорил Джемми. – Когда мы выходили из очередного дома, всякий раз на углу ожидал экипаж с мистером Алертом.

– Алерт отдавал Смайту кошелек, – вставил Дик. – Они называли это авансом. После того как вещь укладывали в багажное отделение, Смайт получал денежки.

Стоукс взглянул на Смайта, почти чувствуя, как проворачиваются шестеренки в его мозгу. Если он подождет еще немного, показания мальчиков помогут определить настоящее имя Алерта, и у него не останется козырей.

Смайт, ощутив взгляд Стоукса, снова поднял глаза.

– Какие-то соображения? – осведомился Стоукс, Смайт продолжал колебаться.

– Тебе будут предъявлены обвинения в грабежах, убийстве и покушении на убийство, – пояснил Стоукс. – Будешь болтаться в петле, Смайт, и все из-за Алерта и его интриг. Пока что ему удалось получить почти все вещи, кроме одной, и выйти сухим из воды, тогда как ты предстанешь перед судом, а когда мы составим список украденного, тебе несдобровать.

Смайт неловко заерзал:

– Может, я и украл, но только по заказу Алерта. Ясно ведь, что это не моя обычная работа: кто это тащит по одной вещи из каждого дома? И я никогда не убивал.

– Неужели? – издевательски усмехнулся Стоукс. – А как насчет миссис Картер?

– Вы ничего не докажете, – буркнул Смайт.

– Может, и так, – жестко бросил Стоукс, – но у нас полно свидетелей покушения на убийство Мэри Бушел в Блэк-Лайон-Ярде.

– Но ведь я ее не убил, верно? – бросил Смайт, по-прежнему не поднимая головы. – Я не убийца какой-нибудь, а честный взломщик. И если бы чертов Алерт не настаивал на том, чтобы обделать это дельце по его планам, мне и в голову не пришло бы кого-то прикончить.

Стоукс сделал многозначительную паузу, прежде чем осведомиться:

– Итак?

Смайт все-таки поднял голову:

– Если я расскажу все, что знаю об Алерте, и это поможет вам его найти, в чем меня обвинят?

Стоукс немного помолчал.

– Если твои показания действительно помогут обличить Алерта и ты согласишься свидетельствовать против него, мы ограничимся обвинением в попытке убийства и грабежах, и ты отправишься в колонии. Если мы сможем доказать, что именно ты убил миссис Картер, пойдешь на виселицу. Так что выбирай!

– Предпочитаю ссылку, – фыркнул Смайт.

– Так кто такой Алерт?

– В моем пальто есть потайной карман, в подкладке слева, рядом со швом, на уровне бедра. Там лежат три списка.

Стоукс нашел и вытащил бумаги, после чего разгладил их и стал читать. Барнаби подошел к нему.

– Эти бумажки дал мне Алерт. Первый – список домов… Смайт описал план Алерта, подробности встреч, перечислил ограбленные дома. Всего их было семь: четыре вчеpa и три – сегодня. Стоукс и Барнаби сверяли адреса домов и украденные вещи.

И тут Барнаби неожиданно охнул и выругался, Стоукс уставился на него. Смайт замолчал.

– Что? – удивился Стоукс.

Барнаби мрачно ткнул пальцем в один из адресов: это был первый дом, который ограбили сегодня ночью.

– Котелстон-Хаус.

– Дом твоего отца?

Барнаби кивнул и, взяв описание похищенных вещей, прочитал:

– Серебряная фигурка женщины на столе в эркере библиотеки… Господи!

Стоукс поднял брови.

– Насколько я понял, она очень дорогая. О какой стоимости может идти речь?

Барнаби покачал головой:

– Она стоит… понятия не имею. Обычно, говоря об этой статуэтке, употребляют термин «бесценна». Если и остальные вещи того же калибра, Алерт мог бы стать одним из самых богатых людей.

– Значит, эта статуэтка, находящаяся в доме одного из пэров, осуществляющих надзор за полицией, запросто стояла в ожидании, пока какому-нибудь вору вздумается ее похитить?

– С этим вопросом лучше обратиться к моей матери, но предупреждаю, толку ты все равно не добьешься. Богу известно, отец много лет требовал убрать статуэтку с глаз подальше, но в конце концов сдался. Как уже упоминала Пенелопа, эти вещи были в домах на протяжении нескольких поколений. И мы почти их не замечали.

Стоукс вновь обратился к Смайту:

– Значит, все шло гладко. Алерт увозил каждую вещь в экипаже. И что случилось под конец?

– Сам не знаю, – пробормотал Смайт, с ненавистью глядя на мальчиков. – Спросите лучше их.

– Ну, мальчики? – улыбнулся Стоукс. – Последний дом. Что случилось и как вам удалось вырваться?

Мальчики переглянулись.

– В первую ночь Смайт не сказал нам, в какие дома идти, и мы не смогли сбежать, – пояснил Джемми. – Но позже Алерт увез нас в своем экипаже и остановился в каком-то парке, чтобы посоветоваться со Смайтом насчет сегодняшних домов. Они оставили нас в экипаже. Но нам удалось кое-что подслушать.

– Мы узнали, что в третьем доме кому-то придется пробираться через кухню, – подхватил Дик. – Идти выпало мне. Мы заранее договорились, что тот, кто пойдет через кухню, поищет там нож, достаточно острый, чтобы перерезать поводки.

Он кивнул на поводки, по-прежнему стягивавшие руки и ноги Смайта.

– Стоило нам выйти на улицу, как он пристегивал к нам поводки, а если один из нас оставался снаружи, он привязывал поводки к столбу или ограде.

– В последнем доме я должен был взять маленькую картину в кабинете на втором этаже. Смайт втолкнул меня в окно буфетной, а я выждал немного и, вместо того чтобы подняться наверх, вышел через переднюю дверь. Но засов как назло заскрипел, – продолжал Джемми.

– А я почти перерезал поводки, когда вышел Джемми, – подхватил Дик. – Но Смайт услышал скрип и догадался, в чем дело. Джемми помог мне освободиться, но тут мы увидели бегущего к нам Смайта. И бросились прочь.

– Вы молодцы! – искренне похвалила Пенелопа. Смайт недовольно поморщился.

– Это все, что я могу вам рассказать. Найдете джентмуна, который бывал во всех этих домах и знал, где что лежит, приведите ко мне, и я скажу, тот ли это Алерт.

– Да, ты его узнаешь, но он все станет отрицать, – возразил Стоукс. – Кто еще может подтвердить твои слова?

– Гримсби. Он видел его чаще, чем я.

– К несчастью, тюрьма не пошла ему на пользу, У него случился разрыв сердца. Он мертв и больше ничем нам не поможет.

Смайт выругался и с надеждой глянул на мальчиков.

– Парни, думайте хорошенько, – вмешался Стоукс. – Сможете ли вы каким-нибудь образом узнать Алерта?

Мальчики дружно покачали головами. Стоукс вздохнул и уже хотел что-то сказать Смайту, когда Джемми неожиданно воскликнул:

– Мы слышали его столько раз, что сможем узнать по голосу!

– Превосходно! – просияла Пенелопа. – Бэзил, надеюсь, этого будет достаточно?

– Наверное, – подумав, кивнул Стоукс.

– Итак, – пробормотал Барнаби, не отрывая взгляда от списков, – все, что нам нужно сейчас…

Он осекся, услышав негромкий стук в дверь. Барнаби взглянул на Мостина, который с поклоном пошел открывать. При этом он не закрыл дверь гостиной. Все молчали. Взрослым не терпелось взглянуть на нового гостя. Мальчики были слишком заняты сандвичами.

Щелкнул дверной засов, и секунду спустя послышался чей-то голос.

– Милорд! – воскликнул Мостин. – Мы… э… не ожидали вас.

– Я так и предполагал, Мостин, – властно объявил неизвестный. – Возьмите мою шляпу. Итак, где мой сын?

Мгновение спустя на пороге появился граф Котелстон и, обозрев компанию, благожелательно улыбнулся:

– Барнаби, дорогой, вижу, у тебя нечто вроде приема?

– Папа?! – охнул Барнаби, но тут же осекся и нахмурился: – Я думал, ты уехал в деревню.

– Я тоже так думал. К сожалению, – вздохнул граф, – твоя мать решила, что я оставил в Лондоне нечто такое, что необходимо увезти домой. Вот и отослала меня с полдороги с приказом не возвращаться, не выполнив поручения.

Блеск устремленных на сына глаз лучше всяких слов объяснял, что это за «нечто».

Оглядев присутствующих, он вновь обратил взгляд на Барнаби и поднял брови:

– Э-э…

Барнаби отчетливо ощущал, что ситуация вышла из-под контроля.

– Ты, конечно, знаешь Стоукса.

Граф обменялся кивками с инспектором, с которым действительно был знаком.

– И позволь представить тебе мисс Пенелопу Эшфорд, – продолжал Барнаби.

Пенелопа поднялась, присела в реверансе, и граф поцеловал ей руку.

– Милорд, рада познакомиться с вами.

– Я тоже, дорогая. Я тоже.

Граф, не торопясь выпустить ее руку, восторженно улыбнулся:

– Я знаком с вашим братом. Он часто о вас говорит.

Пенелопа ответила учтивой улыбкой. Сердце Барнаби упало. Отец знал. Непонятно откуда, но если знает он, значит, все известно и матери.

Ему стало немного легче дышать, только когда отец обернулся к Гризельде. Барнаби познакомил их и подвел графа к мальчикам, наскоро объяснив их присутствие:

– Храбрые парни!

Отец одобрительно кивнул и оглядел Смайта.

– Это и есть наш злодей?

– Скорее, его правая рука.

Спеша отвлечь внимание отца от Пенелопы, Барнаби протянул ему один из списков Алерта. Он уже хотел объяснить, в чем дело, когда Пенелопа коснулась его руки и показала на зевающих мальчиков:

– Может, Мостин отведет их на кухню, напоит молоком и покажет, где они могут переночевать? А завтра я увезу их в приют.

Мостин энергично закивал и, взяв парнишек за руки, повел с собой.

Граф мрачно вчитывался в густо исписанные листочки бумаги.

– Зачем тебе понадобились списки Камерона? Что все это значит?

В первую минуту Барнаби подумал, что ослышался.

– Списки Камерона?

– Я знаю, что это написал Камерон, – провозгласил отец, потрясая списком. – Пусть все написано печатными буквами, я всегда распознаю его стиль. Как секретарь Хантингдона, Камерон всегда расписывает наши повестки дня и ведет протоколы так же аккуратно и педантично, как составлены эти списки. Но что это такое? Все адреса мне известны… похоже, Хантингдон решил объехать наши дома с визитами.

Обменявшись потрясенными взглядами с инспектором, Барнаби переспросил:

– С визитами?!

– Тебе необходимо уделять больше внимания политике, – фыркнул граф. – Хантингдон – человек крайне совестливый и регулярно посещает своих сторонников по партии. Наш Хантингдон очень предан своему делу.

– И Камерон ездит с ним? – уточнил Стоукс.

– Не каждый раз, но довольно часто, – пожал плечами граф. – Если необходимо обсудить какую-то проблему, Камерон обязательно делает заметки.

Стоукс поймал взгляд Барнаби:

– Ты понял? Все украденные вещи находились либо в библиотеках, либо в кабинетах.

Барнаби кивнул.

– О чем это вы?! – потерял терпение граф. Барнаби вручил ему остальные списки.

– Эти вещи главный злодей поручил Смайту украсть из наших домов.

Граф принялся изучать списки и, очевидно, сразу обо всем догадался, особенно когда дошел до серебряной статуэтки, похищенной из его собственного дома.

– Статуэтка двоюродной бабки твоей матери?

– Вместе со всем остальным, – кивнул Барнаби. Куда девалось дружелюбие графа!

– И ему это удалось?!

– Он забрал все, если не считать той картины, что числится последней. Но у него еще не было времени продать похищенное. А теперь благодаря тебе и Смайту мы знаем, кто он.

Граф раздвинул губы в хищной ухмылке:

– Превосходно.

И тут Пенелопа задала самый важный вопрос:

– Где живет этот Камерон?

– В Хантингдон-Хаусе, – с готовностью ответил граф.

Граф заверил их, что лорд Хантингдон еще не спит и готов принять их, несмотря на то что было уже около двух часов ночи. Поэтому вся компания немедленно отправилась в Хантингдон-Хаус, который, к счастью, был расположен поблизости, на Дувр-стрит.

Стоукс окликнул двух констеблей, патрулирующих Сент-Джеймсский парк, и поручил им приглядывать за Смайтом, которого по настоянию лорда Котелстона они тоже захватили с собой. Так что через двери Хантингдон-Хауса прошествовала целая процессия. Но дворецкий его милости не растерялся и прекрасно справился с ситуацией. Предоставив графу, старому знакомому лорда Хантингдона, и мистеру Адэру самим пройти в кабинет хозяина, дворецкий с поклоном проводил Пенелопу, Гризельду и Стоукса в гостиную, после чего усадил мальчиков, Мостина, констеблей и Смайта в коридоре, отходившем от холла, но уже через пять минут вернулся и увел всех в кабинет.

Хантингдон, высокий грузный джентльмен, славившийся умом и проницательностью, молча выслушал Барнаби и Стоукса, ничего не отвечая на выдвинутые ими обвинения против джентльмена, называющего себя мистером Алертом, но на деле оказавшегося личным секретарем его милости – Дугласом Камероном.

Услышав, что Смайт и мальчики могут узнать Алерта, Хантингдон внимательно рассмотрел всех троих, прежде чем кивнуть:

– Интересно! Ваша история не слишком правдоподобна, но списки кажутся мне неопровержимой уликой. Это его рука, и он действительно часто посещал ограбленные дома. Что же, не вижу причин покрывать Камерона. Если по какому-то капризу судьбы он окажется невиновным, ничего дурного ему не сделают.

– Благодарю вас, милорд, – кивнул Барнаби.

– Однако… – Хантингдон поднял палец. – Мы все сделаем по правилам.

Следующие несколько минут его милость отдавал распоряжения собравшимся, указывая, где стоять и что делать.

Двери в торцовых стенах длинного помещения вели в соседние комнаты. Перед каждой из дверей стояла большая восточная ширма. Хантингдон велел констеблям и Смайту встать за одной ширмой, а Пенелопе, Гризельде и мальчикам – за второй.

– Выведете детей только по моему приказу. Дворецкий Адэра встанет у основной двери, и когда я подам сигнал, он выйдет в холл, вернется кружным путем и скажет мальчикам, что можно входить. Я хочу, чтобы они только слышали нас, но не видели. Я полагаюсь на вас, мисс Эшфорд. Вы должны точно сказать, узнали ли мальчики в Камероне того человека, который давал указания Смайту. По моему сигналу вы появитесь в комнате и скажете мне правду.

– Хорошо, сэр, – согласилась Пенелопа и вместе с Гризельдой увела мальчиков.

Когда все было устроено по желанию Хантингдона и граф с Барнаби встали возле письменного стола по правую сторону от хозяина, а Стоукс – по левую, дворецкому было велено привести Камерона.

– И не забудь, Фергус, – ни слова о том, что здесь происходит.

– Естественно, милорд, – промолвил дворецкий с оскорбленным видом.

– Джентльмены, – продолжал лорд, – хотя я понимаю вашу заинтересованность во всем случившемся, я сам начну разговор, а вы, несмотря ни на какие оправдания Камерона, будете сохранять молчание.

Стоукс, помедлив, все же кивнул. Барнаби с готовностью согласился, поскольку одобрял тактику его милости и предпочитал отдать столь сложное дело в более опытные руки.

Прошло несколько минут, прежде чем в комнате появился Камерон.

Барнаби внимательно рассматривал его. Каштановые, модно подстриженные волосы слегка взъерошены, бледные щеки чуть порозовели. Хантингдон уже говорил, что не просил секретаря непременно быть на месте, а Фергус подтвердил, что Камерона с девяти часов вечера не было дома и вернулся он лишь недавно. Надменный вид, безупречная одежда… все как обычно.

После небольшого колебания, вполне извинительного при виде столь неожиданных в этот час гостей, он прошел вперед. Один только граф заслужил от него почтительный поклон. Барнаби отметил, что Камерон отлично знает, как и с кем обращаться. Он едва замечал тех, кого считал ниже себя, и был готов пресмыкаться перед вышестоящими.

Остановившись в двух шагах от письменного стола, он, как и полагается хорошему секретарю, бесстрастно осведомился:

– Что-то случилось, милорд?

– Камерон!

Положив большие руки на стол, Хантингдон смерил его спокойным взглядом:

– Эти джентльмены рассказали мне весьма странную историю. Похоже, они уверены, что вы замешаны…

Далее он изложил итоги расследования, опуская некоторые детали и сосредоточившись на заключениях и выводах.

Барнаби показалось, что Камерон побледнел при упоминании о списках, но, возможно, это просто сходил с лица румянец.

Но все же и он, и Стоукс, и граф были уверены, что вина Камерона подтвердится с минуты на минуту.

Однако Камерон никак не отреагировал на обвинения, хотя из слов лорда Хантингдона было ясно, что его подозревают в тяжких преступлениях. Но Камерон и глазом не моргнул, оставаясь сдержанным и спокойным. Невинный человек на его месте по крайней мере выказал бы удивление, наверняка был бы потрясен или встревожен, но Камерон по-прежнему сохранял бесстрастный вид.

Он терпеливо дождался конца речи лорда Хантингдона, который в заключение спросил:

– Итак, сэр? Можете ли вы подтвердить или опровергнуть эти обвинения?

Только тогда Камерон улыбнулся, почти беспечно, словно приглашая его милость и графа посмеяться над глупой шуткой.

– Милорд, все это не более чем гнусные инсинуации, по крайней мере в том, что касается моего возможного участия в этом деле. Понятия не имею, почему подозрение пало на меня, но заверяю, что не имею ничего общего с этой… серией ограблений.

Последние слова прозвучали так, словно его заподозрили в пристрастии к чему-то грязному.

Похоже, он твердо верил, что Хантингдон поверит его слову и оградит от всех нападок. Это было видно по выражению его лица, осанке, манере держать себя.

И Барнаби внезапно понял, в чем дело. Камерону, сидевшему на козлах в надвинутой на лоб шляпе, и в голову не пришло, что его могут узнать. Он либо не подумал о списках, либо не знал, что найдутся люди, могущие определить, чьим почерком они написаны. По его мнению, обвинения не были подкреплены вескими доказательствами. Кроме того, он, видимо, надеялся, что положение в обществе защитит его от всех неприятностей.

И к тому же ему ничего не оставалось, как играть роль до конца. Иного выхода все равно не было.

– Это спектакль, – пробормотал Барнаби, не поднимая глаз. – Он воображает, будто знает правила.

Он говорил так тихо, что слышали только отец и Хантингдон. А они хорошо знали, какие правила имеет в виду Барнаби.

– Бросьте, Камерон. Вы не слишком убедительны, – внезапно заявил Хантингдон.

Глаза Камерона гневно сверкнули. Он привык читать мысли хозяина, но оказалось, что вопреки его ожиданиям Хантингдон не отмахнулся от «глупой» сказки, не сомкнул ряды, не защитил такого же джентльмена, как он сам.

– Милорд, – развел руками Камерон, – я не знаю, что сказать. И понятия не имею о тех событиях, которые вы описали.

Барнаби краем глаза уловил движение за ширмой. Минутой раньше Мостин потихоньку исчез из комнаты, очевидно, выполняя приказ. Значит, Пенелопа и Гризельдауже успели подготовить мальчиков.

Камерон перевел дыхание.

– Должен сказать, я слегка удивлен, обнаружив, что стал объектом подобных инсинуаций, – сказал он, показывая на Стоукса. – Очевидно, некоторые офицеры полиции должны непременно сыскать виновного и считают, что, обвинив вышестоящее лицо, скроют свою неспособность защитить порядочных людей от грабителей и убийц.

Щека Стоукса нервно дернулась. Скулы слегка порозовели. Но он сдержался и ничем не ответил на вызов, продолжая со спокойным пренебрежением разглядывать Камерона.

Камерон тем временем уставился на своего хозяина и, кажется, понял, что его слова не возымели должного действия.

Однако Хантингдон, немного подумав, сочувственно спросил:

– Вы в самом деле так считаете?

Судя по ободряющему тону, он был готов выслушать своего секретаря.

Тот, разделавшись со Стоуксом, перевел взгляд на Барнаби:

– Мне известно также, что для некоторых личностей расследование преступлений среди членов высшего общества становится настоящей страстью. На этом можно заработать некоторую известность… даже славу. Подобные люди готовы на все, лишь бы доказать свою правоту и найти очередную жертву. И хотя мне понятна их одержимость, все же я советовал бы кое-кому поостеречься.

Губы Камерона искривились в подобии улыбки.

– Вот как? – холодно обронил Хантингдон. Барнаби постарался сдержать усмешку: Камерон сейчас переступил невидимую запретную черту. Джентльмен не бросает подобные обвинения в лицо джентльмену, по крайней мере на людях.

Голос Камерона становился все жестче:

– Короче говоря, милорд, я подозреваю, что все эти обвинения выдвинуты против меня как средство удовлетворить личные амбиции. У этих людей не может быть никакой особой заинтересованности в том, чтобы выбрать козлом отпущения именно меня. Просто я очень подхожу на роль подозреваемого, тем более что моя должность секретаря вашей милости и мое положение служат прекрасным средством отвлечь внимание от прискорбного отсутствия доказательств.

Теперь Камерон не сводил глаз со своего хозяина. Нужно отдать ему должное: он прекрасно владел собой, а последний намек на то, что если его обвинят, пострадает репутация Хантингдона, наверняка должен был помочь ему без помех покинуть эту комнату.

Похоже, Камерон прочитал подтверждение этому в глазах Хантингдона, потому что с вежливым полупоклоном спросил:

– Что-то еще, милорд?

Но он недооценил Хантингдона. Сжав пресс-папье, он пригвоздил Камерона тяжелым взглядом.

– Да, милейший. Вы позабыли объяснить, каким образом списки домов и вещей, похищенных из этих домов, списки, составленные в вашем неповторимом стиле, оказались в руках грабителя, признавшегося в краже этих предметов. И хотя вы утверждаете, будто ничего не знаете об этих списках, я лично могу подтвердить, что вы часто бывали в этих домах и достаточно знакомы с библиотеками и кабинетами каждого, чтобы видеть, где находились украденные вещи. Очень немногие джентльмены могут похвастаться подобными знаниями, и почти никто не бывал в этих помещениях. Кроме того, вы один из тех, кто облечен властью и имеет доступ в полицейское управление. Только эти несколько человек могли подделать ордер на обыск приюта мисс Эшфорд. И хотя по отдельности эти улики не назовешь вескими, вместе они приобретают грозную силу. Однако если вы продолжаете настаивать на своей невиновности, значит, не станете возражать против того, чтобы взломщик посмотрел на вас и определил, действительно ли вы тот человек, указания которого он выполнял.

К этому Камерон был готов. И поэтому спокойно повернулся лицом к Смайту, вышедшему из-за ширмы. Тот долго смотрел на Камерона, прежде чем прорычать.

– Это он! Тот, кто называл себя Алертом!

Камерон удивленно вскинул брови.

– Милорд! Неужели вы можете верить слову отпетого мерзавца? Он готов признать все, что угодно, если ему предложат достойное вознаграждение.

Он многозначительно глянул на Стоукса.

– Ни один суд не примет подобного доказательства.

Хантингдон мрачно кивнул:

– Возможно, так и есть. Однако у нас имеются другие свидетели. Мисс Эшфорд?!

Из-за другой ширмы показалась Пенелопа.

– Ваша светлость, – объявила она, – мальчики сразу же узнали голос Камерона. Нет никаких сомнений в том, что именно этот голос они слышали, когда Камерон давал Смайту указания, какие дома грабить и что именно брать из каждого.

Камерон уставился на нее.

– Невинные мальчики, которым не грозит наказание и у которых, следовательно, нет причин лгать. Что скажете теперь, Камерон? – осведомился его милость.

Камерон отвел глаза от непримиримого лица Пенелопы и уставился на графа.

Всякий налет хороших манер и учтивости растаял, как снег под солнцем.

Барнаби громко выругался и попытался выйти из-за стола.

Реакция Камерона была отнюдь не джентльменской: он бросился на Пенелопу.

Та не успела опомниться, как он подскочил сзади, обхватил ее за плечи и приставил нож к горлу.

Ледяной озноб пополз по ее спине. Камерон, должно быть, обезумел. И нож у него острый.

– Назад! – прохрипел Камерон, пятясь к стене и вертя головой в разные стороны. Пенелопа всем существом ощущала исходившие от него волны паники. – Назад, я сказал! Или распишу ей личико!

Теперь нож блестел у самой ее щеки. И Пенелопа испугалась по-настоящему. Он слишком силен для нее. Она не сможет вырваться. Он успеет ударить ее ножом. И к тому же он так сжимает ее, что она даже лягнуть его не сумеет.

Она вынудила себя отвести взгляд от ножа и оглядеть собравшихся. Все лица слились в белое пятно. Но тут ее зрение внезапно прояснилось, и из тумана выплыло лицо Барнаби. Он был бледен и, казалось, мгновенно осунулся. Стоял он в напряженной позе, словно был готов броситься на Камерона, но опасался за Пенелопу.

Дождавшись, когда Камерон снова стал осматриваться, он прикусил поднесенный к губам палец. Пенелопа удивленно хлопнула ресницами, но, тут же сообразив, в чем дело, прижалась головой к груди Камерона, и его рука оказалась на уровне ее губ. Широко открыв рот, она впилась зубами в ладонь Камерона.

Тот взвыл.

Пенелопа зажмурилась и еще сильнее сжала челюсти.

Пронзительный вой раздался в комнате. Камерон безуспешно пытался вырваться, вертелся волчком, в какой-то безумный момент даже изобразил что-то вроде вальса, но она его не отпускала.

Огромным усилием он все-таки отбросил ее. Перелетев через всю комнату, она врезалась в Стоукса и графа. Все трое едва не свалились на пол, благо двое констеблей помогли им удержаться на ногах.

Пенелопа, опомнившись, оценила обстановку и увидела, что Камерон, размахивая ножом, удерживает Барнаби на расстоянии.

Судя по выражению лица, он только и ждал момента, чтобы вонзить нож в Барнаби.

Время словно остановилось.

Нож разрезал воздух. Еще раз. Еще… Барнаби едва успевал отскакивать.

Камерон с рычанием бросался на него. Пенелопа, в безумии страха, едва не кинулась к Барнаби, но рука графа удержала ее. В последний раз Барнаби увернулся, когда нож пролетел в дюйме от его груди.

Продолжая размахивать ножом, Камерон не заметил Гризельду, которая, схватив тяжелую статуэтку с пристенного столика, зашла за спину Камерона и с силой обрушила ее на голову негодяя.

В этот же миг Барнаби выбил у Камерона нож и свалил его сокрушительным ударом в челюсть. Камерон ударился головой о стену, глаза его закатились, колени подогнулись. Он сполз на пол бесформенной тушей.

Барнаби стоял над ним и, морщась, тряс рукой.

Пенелопа в ужасе бросилась к нему. Но Хандингдон опередил ее и одобрительно хлопнул его по плечу:

– Хорошая работа!

Пенелопа так не считала, потому что схватила руку Бартнаби, его красивую сильную руку с длинными пальцами, и уставилась на расцарапанные костяшки.

– Что с твоей рукой?

К величайшему удивлению Барнаби, Пенелопа не могла думать ни о чем другом. Все остальное отошло на второй план. Теперь она мечтала об одном: поскорее доставить Барнаби на Джермин-стрит, чтобы заняться его лечением. Исцелить поцарапанную руку.

К счастью, Мостин взял мальчиков под свое крыло, пообещав позаботиться о них, а завтра утром доставить в приют.

Барнаби решил, что это ему на руку: помимо всего прочего, он должен поговорить с ней, и как можно скорее, прежде чем отец скажет нечто такое, что еще больше усложнит его жизнь.

Пенелопа облегченно вздохнула, узнав, что он передоверил все дела лорду Хантингдону и своему отцу. Теперь грабителями должны были заняться власти. Стоукс велел констеблям отвезти Смайта и Камерона в Скотленд-Ярд. Сам он собрался проводить Гризельду домой. Пенелопе оставалось только присмотреть за мальчиками и Барнаби.

Добравшись до Джермин-стрит, она немедленно велела Мостину уложить мальчиков и увела Барнаби в спальню, где заставила сесть на кровать, а сама побежала в ванную за водой.

Вернувшись, она поставила канделябр поближе и осмотрела его руку.

Она никак не могла прийти в себя.

– И зачем было его бить? Гризельда вполне справилась бы с ним сама, после того как ты выбил у него нож.

– Я должен был ударить его.

Пенелопа предпочла проигнорировать его жесткий тон.

– Знаешь, я очень люблю твои руки, – продолжала она, погружая его пальцы в холодную воду, – а также другие части твоего тела, но это сейчас не важно. Твои руки…

Она вдруг осеклась и глубоко вздохнула:

– Я несу чушь и болтаю глупости. Видишь, до чего ты меня довел? Я никогда не несу чушь – спроси хоть кого угодно. Пенелопа Эшфорд никогда в жизни не болтала без умолку, а вот сейчас меня не остановить, и все потому, что ты не подумал…

Он заставил ее замолчать самым простым способом. Припав к губам поцелуем и угомонив непослушный язык своим собственным.

Она почти немедленно расслабилась.

То, что началось как нежная, успокаивающая ласка, вскоре превратилось в безумство страсти. Страсти, которая безраздельно завладела ими.

Поцелуй стал исступленным, и Пенелопа испытывала ту же самую потребность, что и Барнаби. Стряхнув с рук водяные капли, она запустила пальцы в его волосы. И стала целовать так же алчно, так же жадно, ничуть не уступая ему в любовном поединке.

Когда он наконец поднял голову, оба тяжело дышали. В крови по-прежнему кипели голод и неутоленная потребность – и не только физическая. Пенелопа посмотрела ему в глаза. В их синеве бушевало то же смятение чувств.

Причина была одна.

И мотив тоже.

Она с трудом перевела дыхание. Значит, настало время высказаться. Прямо сейчас.

И все же ее одолели сомнения. Он – закоренелый холостяк: всему свету это известно. Если она заговорит… сделает предложение, а он не согласится… значит, между ними все кончено. Если она не сможет привести достаточно веские доводы, чтобы убедить его, он мягко, но решительно отделается от нее. И тогда она потеряет все, что у них… что у нее сейчас есть.

А если промолчит… потеряет все, что у них может быть.

Но даже если они испытывают одинаковые эмоции, это еще не означает, что он считает брак единственным возможным для него выходом.

Впервые в жизни она колебалась, прежде чем броситься в битву. Сделать единственный шаг…

Пенелопа попыталась определить, о чем он думает. Искала в его глазах хотя бы намек… И вспомнила…

– Почему ты так хотел ударить Камерона?

Судя по тону, этот поступок имел для него куда большее значение, чем просто желание наказать негодяя. Губы Барнаби дрогнули в сухой усмешке.

– Ты сказала, что я не подумал… и была права. Со мной творилось нечто страшное. Я никогда не совершаю необдуманных поступков, так же как ты никогда «не болтаешь глупости». Но когда Камерон стал угрожать тебе… я потерял способность мыслить. Да этого и не требовалось. Мне было совершенно ясно, что делать. Я вдруг понял, что за последние недели ты стала моей. И что я должен тебя защищать. Заботиться о твоей безопасности. Держать в объятиях и не выпускать.

В синих глазах сияло отражение этой неопровержимой истины.

– Поэтому я ударил его, а для этого даже не понадобилось раздумывать. Я знаю, как бывает… когда мужчина встречает ту, которая предназначена ему… но даже не представлял, что и со мной такое случится. Если ты не хочешь быть моей… – Голос его стал жестким. – Слишком поздно. Ты уже принадлежишь мне.

А она пыталась найти в его лице то, что придаст ей мужества. Неопровержимое доказательство своей правоты.

– Думаю, нам следует пожениться.

Барнаби был вне себя от восторга. Вот оно, то, чего он так долго добивался!

– Понимаю, есть от чего растеряться, – продолжала она, не дожидаясь ответа, – но если ты выслушаешь мои доводы, думаю, сам увидишь, какие преимущества это даст нам обоим.

Именно те слова, которые он мечтал услышать. Он опустил глаза, чтобы скрыть плескавшееся в них торжество. Нужно до конца выслушать все, что она хочет сказать.

– Я весь обратился в слух.

Пенелопа нахмурилась, не понимая, как истолковать его тон, но все же глубоко вздохнула и продолжила:

– Можно долго перечислять логические, разумные, продиктованные и одобренные обществом причины, по которым нам следует пожениться. Но для нас соображения общества не имеют особого значения, и я упоминаю о них просто для того, чтобы сразу их исключить. Отмечу только, что общество будет приветствовать наш брак.

Еще бы! Его мать будет на седьмом небе!

Барнаби только молча кивнул.

– Для нас важно другое – то, что мы прекрасно подходим друг другу. Одинаковое происхождение, одинаковые интересы и стремления, общие идеалы. Даже реагируем на определенные ситуации мы одинаково. А все случившееся за это время сблизило нас еще сильнее. Наши жизни оказались сплетенными вместе. Вдвоем мы сильнее, чем поодиночке. Поэтому мы должны пожениться, чтобы наше необыкновенное партнерство могло продолжиться. К тому же брак не будет нас ограничивать. Мы по-прежнему останемся свободными.

Ее губы плотно сжались. Судя по тому, как Пенелопа напряглась под его руками, ею владела прежняя стальная решимость.

– Почему-то мне кажется, что ты тоже этого хочешь, – добавила она и замолчала.

Честная, искренняя, здравомыслящая, прямая… Все это сияло в ее глазах. Ему оставалось лишь чарующе улыбнуться, сделать вид, будто он потрясен ее предложением, приотвориться, что он обдумывает ее доводы, и… великодушно согласиться.

И она будет принадлежать ему. А он получит все, чего желал, без необходимости признаваться в том, что у него на уме. В том, что все это давно мучило его. В том, что какая-то неведомая сила вонзила когти в его душу и теперь завладела им.

К несчастью… эта сила толкала на немыслимое.

Честная, искренняя, здравомыслящая, прямая…

Всего этого недостаточно. Ему недостаточно просто принять ее предложение.

– Да, нам нужно пожениться, – бросил он так резко, что Пенелопа широко раскрыла глаза. Но прежде чем она начала догадываться и предполагать, он повелительно поднял руку.

– Послушай…

Она должна знать правду!

– Когда мы впервые стали близки… будь ты немного опытнее, наверняка сознавала бы, что такой человек, как я, не прикоснулся бы к тебе без мысли о женитьбе.

Пенелопа ошеломленно уставилась на него.

– С тех пор? – выдавила она наконец. Он сухо кивнул:

– Именно с тех пор. Ни один благородный мужчина не решился бы затащить тебя в постель без намерений повести под венец. Все дело в том, что я хотел видеть тебя своей женой, но ты в то время была решительно настроена против замужества. Поэтому я смирился, но только потому, что твердо намеревался заставить тебя передумать.

– Ты намеревался заставить меня передумать? – осведомилась Пенелопа таким тоном, что Барнаби невольно фыркнул:

– Тогда это было почти безнадежно, да и я знал тебя не так хорошо. Я не мог сделать этого, но надеялся, молился, чтобы ты поняла все преимущества нашего брака. Чтобы убедила себя посмотреть на идею замужества с другой точки зрения. Так и произошло.

– Но почему ты хотел жениться на мне? – с искренним недоумением допрашивала она. – Едва ли не с самого начала наших отношений, прежде чем мы лучше узнали друг друга… Что заставило тебя решиться на это?

После долгой внутренней борьбы он вынудил себя сказать правду:

– Не знаю. Правда не знаю. Я знал лишь одно: ты была той самой, кто предназначен мне. Я не понимал, почему именно. Но так оно и есть.

– И все? Одна лишь интуиция? – зачарованно пробормотала Пенелопа.

Опасное признание. Но ничего не поделаешь: нужно идти дальше. Взгляд темных сияющих глаз чуть смягчился. Она склонила голову набок:

– А сейчас?

Самый главный вопрос.

Барнаби заставил себя заговорить. Признаться во всем, раз и навсегда. Рассказать все, о чем намеревался умолчать.

– Я по-прежнему не понимаю, почему любой мужчина в здравом уме и рассудке способен испытывать это к женщине… но я люблю тебя. Пока ты не появилась в моей жизни, я не знал, что такое любовь. Хотя много раз видел влюбленных и даже немного им завидовал. Но меня ни разу это не коснулось. А вот теперь… я хочу, чтобы ты была моей, перед Богом и людьми. Я люблю тебя.

Губы Пенелопы медленно раздвинулись в улыбке:

– Вот и хорошо.

Она притянула его голову к себе и поцеловала.

– Потому что именно этого я хочу. Потому что тоже люблю тебя. Все это странно и неожиданно, но поразительно и волнующе, и я хочу испытать это… с тобой.

Их губы находились в дюйме друг от друга. Она снова улыбнулась:

– Но ты должен запомнить, что со мной никогда не стоит спорить.

Он, наверное, засмеялся бы, но она снова поцеловала его. И продолжала целовать, пока он не стал отвечать на поцелуи.

Теперь, когда упали барьеры, когда были преодолены все препятствия, наконец появилась возможность по-настоящему отпраздновать все, что они нашли, все, что делили: любовь, страсть, желание.

И все это они выпустили на волю, позволив смятению чувств буйствовать и поглотить их.

Эта буря унесла их в безумный, ослепительный мир. К взаимному восторгу, взаимному удовольствию, взаимному наслаждению.

Они поженились не через несколько дней, как хотели, а в конце января. Наступил декабрь, который принес снег, много-много снега. И хотя их поместья находились неподалеку друг от друга, обе матери в один голос заявили, что гостям придется долго пробираться сквозь снежные сугробы и метели, чтобы прибыть на свадьбу, и, следовательно, свадьбу нужно отложить до первой же оттепели.

В отличие от провинции столичная погода не повлияла на повседневные дела. Камерона засадили в Ньюгейт и оставили там, пока не будет предъявлено обвинение. Суд должен был состояться не раньше, чем потерпевшие вернутся в столицу и опознают свои вещи.

На следующий день после ареста Камерона подчиненные Стоукса и Хантингдона обыскали дом. Благодаря судомойке, услышавшей шум в запертом чулане, находившемся рядом с ее крохотной комнаткой, они нашли ящик с вещами, которые Смайт передал Камерону.

Риггз подтвердил, что Камерон – его добрый знакомый – знал о доме на Сент-Джонс-Вуд-Террас, а его любовница мисс Уокер питает пристрастие к опиуму. Узнав о проделках Камерона, Риггз беспомощно всплеснул руками:

– Он всегда был таким хорошим парнем. В жизни не заподозрил бы его в подобных проделках!

Такого же мнения придерживались многие. Но именно Монтегю пролил свет на мотивы преступления: Камерон оказался не тем, за кого себя выдавал едва ли не с первых классов школы. Сын владельца мельницы, женившегося на дочери местного сквайра, мелкопоместного дворянина, который согласился послать внука в Харроу, одну из привилегированных частных школ, он вряд ли мог претендовать на благородное происхождение. Но, к несчастью, с помощью одноклассников он получил доступ в богатые дома. С тех пор его главным стремлением было стать своим в светском обществе. Он умело скрывал свое низкое происхождение и отсутствие состояния.

Некоторое время он сводил концы с концами, играя по-крупному. Сначала ему везло, но потом удача изменила. Он быстро скатился вниз и попал в клещи самого жестокого лондонского ростовщика, которого Стоукс и его начальство безуспешно пытались засадить за решетку. К сожалению, даже самые отчаявшиеся должники отказывались свидетельствовать против него.

Сам Камерон тоже не хотел содействовать следствию. Теперь, когда его планы рухнули, он ушел в себя и по большей части молчал.

Учитывая тяжесть его преступлений и использование своего служебного положения в качестве секретаря лорда Хантингдона, ему были предъявлены обвинения в ограблениях, попытке подорвать авторитет полиции, подстрекательстве Смайта и Гримсби к убийству, похищении малолетних детей и вовлечении их в преступную деятельность. Ссылка была бы самым милосердным наказанием, на какое мог рассчитывать Камерон. Ему могла грозить виселица.

Были и приятные новости. Инспектор Бэзил Стоукс и мисс Гризельда Мартин обвенчались в начале января. Барнаби и Пенелопа, проведя Рождество с родными, сначала в Калвертон-Чейз, а потом в замке Котелстон, по требованию герцогини Сент-Ивз уехали на Сомершем-плейс, где снова окунулись в вихрь веселья. Вытерпев добродушные шутки и поздравления, они воспользовались первой же возможностью, чтобы сбежать, и, несмотря на погоду, успели на свадьбу друзей. Барнаби был шафером Стоукса, а Пенелопа – подружкой невесты.

Пенелопа немедленно взяла с новобрачных слово, что они непременно будут на церемонии их венчания.

Наконец, через две недели, после того как Пенелопе удалось протанцевать вальс на собственной свадьбе, вальс, которым она наслаждалась до глубины души, она стояла в бальном зале Калвертон-Чейз и исповедовалась своей сестре Порции, которая, как и старшая сестра Энн, была подружкой новобрачной.

– Будучи в Лондоне, я едва удержалась от искушения уговорить Барнаби раздобыть разрешение на брак и покончить со всеми формальностями, но…

– Но ты представила себе огорчение обеих матушек и удержалась от поспешного шага, – рассмеялась Порция. – Они просто не пережили бы такого разочарования.

Глядя туда, где сидели обе матроны, окруженные многочисленными приятельницами и с восторгом принимавшие поздравления, Пенелопа нахмурилась:

– Просто понять не могу. Ведь они уже женили и выдавали замуж детей: мама – целых четыре раза, а графиня – три. К чему такой неподдельный восторг?

– Ты кое о чем забываешь! – рассмеялась Порция. – Для них эта свадьба знаменует тройной триумф.

– О чем ты?

– Но ведь ты прекрасно знаешь, что свет был уверен в вашем с Адэром твердом нежелании связывать себя узами брака. И то, что ты изменила решение – величайший триумф для мамы. Родители Барнаби тоже опасались, что он присоединится к клану закоренелых холостяков, поэтому сейчас леди Котелстон вне себя от радости. И наконец, вы их последние дети. Самые младшие. Теперь обеим не о чем беспокоиться. Они сделали все возможное.

Ничего не скажешь, причина столь приподнятого настроения обеих дам предстала перед Пенелопой в новом свете.

– Думаю, – заключила она, – что они точно так же станут устраивать счастье своих внуков.

– Вряд ли. Они скорее всего предоставят именно нам беспокоиться о счастье своих детей.

Что-то в голосе сестры заставило Пенелопу насторожиться.

– Так вот откуда ветер дует! – воскликнула она. Порция встретилась с ней взглядом и покраснела, что с ней случалось не часто.

– Возможно. Еще слишком рано, чтобы сказать наверняка, но… вполне вероятно, месяцев через семь ты снова станешь тетушкой.

У Эмили уже было двое детей, а Энн недавно родила первенца. Сына, чье появление на свет ввергло ее мужа Реджи Кармартена в состояние умиленного идиотизма.

– Превосходно! – обрадовалась Пенелопа. – Не терпится увидеть, как Саймон кудахчет еще над кем-то, кроме собственной жены.

– Мне тоже, – хмыкнула сестра.

Обе представили себе чудесное видение, но тут Пенелопа заменила Саймона на Барнаби и покачала головой. Ей и на ум не приходило, что у них тоже могут быть дети… но при мысли о том, что у нее на руках окажется крошечный златовласый ангелочек – точная копия Барнаби, – в душе шевельнулось что-то непонятное, словно затрепетала крыльями яркая неизвестная птичка.

Она решила поразмыслить обо всем позже, потому что едва успела привыкнуть к своему головокружительному счастью. Сейчас к ней то и дело подходили приглашенные. Сегодня здесь присутствовали все члены обеих семей и их друзья. В доме негде было яблоку упасть; мало того, и соседние поместья были переполнены.

Старейшей гостьей была леди Озбалдестон. Но, несмотря на возраст, зрение у нее все еще было прекрасным. Потрепав Пенелопу по щеке, пожилая дама назвала ее умной девочкой. Пенелопа так и не поняла, что имелось в виду.

Музыка, танцы и веселье продолжались весь остаток дня. Серое небо за окном только подчеркивало праздничность атмосферы в бальном зале.

Наконец, терпеливо вынеся все шуточки и насмешки на тему превращения старого холостяка в молодожена, Барнаби справедливо подчеркнул поразительные отличия Пенелопы от остальных молодых дам, чем вызвал неуемный поток остроумия со стороны Джерарда, Диллона и Чарли. Поняв, что все это ему до смерти надоело, он нашел Пенелопу, учтиво извинился перед теми, с кем она в этот момент беседовала, и закружил жену в вальсе.

Только в танцах она позволяла ему властвовать над собой. Но сейчас на уме у Барнаби было совсем иное.

– Думаю, – прошептал он, – нам пора уезжать. Немедленно.

– Ты так считаешь? – улыбнулась она. – И куда мы едем? Последуем в город за Гризельдой и Стоуксом?

– И да, и нет.

Стоукс и Гризельда оставались на свадебном завтраке, но поскольку Стоукса ждали в Лондоне дела, им пришлось уехать несколько часов назад.

– Мы действительно отправимся в столицу, только другой дорогой.

Неподалеку у него имелся уютный охотничий домик, в котором он редко бывал. Но сегодня этот домик станет идеальным гнездышком для первой брачной ночи.

Он нежно погладил ее по щеке. До ее появления в его жизни Барнаби предполагал, что ему чужды романтические устремления. Очевидно, он ошибался.

– Тебе наверняка понравится это место.

– О, в этом я уверена, – еще шире улыбнулась Пенелопа.

Он вскинул брови.

– Мне хорошо всюду, где есть ты, – пояснила она.

Лицо Барнаби просияло. Сердце полнилось счастьем. И она поняла это по его заблестевшим глазам.

– Могу я предложить кое-что для усовершенствования твоего плана? – спросила Пенелопа.

Именно этого он и ожидал.

– Разумеется.

– Видишь ту дверь, рядом с зеркалом в бронзовой оправе?

Барнаби кивнул.

– Если мы приблизимся в танце к ней, мы можем просто остановиться. Выйти, закрыть за собой дверь и сбежать. Если же не удастся, можем выйти через парадные двери, но бог знает, сколько времени уйдет на то, чтобы попрощаться со всеми. Мы уже благодарили гостей за приезд, так что нужно улизнуть, пока нас не хватились.

Вместо ответа Барнаби закружил ее. Они подобрались к двери, буквально ввинтились в коридор, и Барнаби подхватил Пенелопу на руки и зацеловал до потери сознания.

И только потом они сбежали.

Как он уже успел усвоить, независимо от цели – две головы все равно лучше, чем одна.

Эпилог

Два месяца спустя. Лондон

– Кстати, сегодня я получил записку от Стоукса. Камерон покинул наши берега, – сообщил Барнаби, поднимая глаза от газеты, которую читал за утренним кофе.

Пенелопа, сидевшая на другом конце стола, в комнате для завтраков в их недавно приобретенном городском доме на Албемарл-стрит, рассеянно взглянула на мужа, кивнула и вновь занялась составлением списка.

Барнаби ухмыльнулся и поднес к губам чашку. Еще одно качество жены, которое он обожал: она не ожидала, что он станет развлекать ее за завтраком, и сама никогда не терзала его уши бессмысленной болтовней.

И сейчас он, прежде чем развернуть газету, довольно оглядел склоненную над столом темную головку.

Только вчера они принимали за ужином Стоукса и Гризельду. Скажи ему кто-нибудь, что именно жена поможет ему еще теснее сблизиться со Стоуксом и сама подружится с женой полицейского инспектора, он счел бы это невероятным.

Но Пенелопа и Гризельда давно отрешились от классовых пpeдpaccyдкoв. Барнаби и Пенелопа были частыми гостями в их маленьком уютном доме на Гринбери-стрит и регулярно приглашали друзей к себе.

Пенелопа даже освоила искусство поедания мидий.

Появился Мостин с тостами. Пенелопа вскинула голову и поправила очки.

– Сегодня я еду в приют. Пожалуйста, Мостин, передайте Катберту, что через полчаса мне нужен экипаж.

– Конечно, мэм. Я прикажу Салли принести ваше пальто и муфту.

– Спасибо, – пробормотала Пенелопа, возвращаясь к списку.

Мостин, поклонившись Барнаби, ретировался. И хотя он ни разу не позволил себе улыбнуться, походка его положительно казалась молодцеватой.

Барнаби, улыбаясь, снова уставился на Пенелопу, и когда та выпрямилась, спросил:

– Как там Дик и Джемми?

– Счастлива сказать, что они совсем освоились. Стали такими же парнями, как все остальные. Энглхарт их хвалит. Утверждает, что они хорошо учатся. Собственно говоря, с тех пор как в их головах укрепилась идея стать констеблями, они стали примером для остальных питомцев приюта.

Во время одного из частых визитов Барнаби Джемми потихоньку спросил его, возможно ли таким, как он, мальчикам стать констеблями. Заверив его, что проблем не возникнет, Барнаби обратился к Пенелопе, которая с типичной для нее настойчивостью принялась осуществлять эту идею и для начала потребовала от свекра участвовать в составлении некоей программы обучения для будущих констеблей.

И сейчас Барнаби с усмешкой вспоминал растерянное лицо отца, когда Пенелопа впервые объяснила, чего от него добивается…

Пенелопа вновь вернулась к составлению списка сегодняшних дел, ощущая преданное обожание мужа.

Оказалось, что ее желание выйти замуж было идеальным решением. Мудрым выбором. Единственное неудобство заключалось в том, что приходилось брать Барнаби с собой каждый раз, когда она отправлялась в трущобы, что было не так уж и плохо, а если он отсутствовал, ее сопровождали кучер и два грума.

На последнее условие она с готовностью согласилась. В конце концов, он не стремился ограничивать ее свободу, а хотел лишь защитить от неприятностей. Потому что без нее он не мыслил жизни. И она его понимала. Ибо чувствовала то же самое.

– Я хотела напомнить, что твоя матушка приглашала нас сегодня на ужин, – сообщила она. – Не знаю, кто еще там будет, но пошлю Мостина выяснить. Так или иначе, нам нужно поехать.

Она немедленно добавила к списку поручение для Мостина.

– Вы с отцом поговорите о делах, а я снова стану ему досаждать с обучающей программой. Если повезет, Хантингдон или другие комиссары тоже приедут, так что мы сможем убить сразу двух зайцев.

Барнаби ехидно ухмыльнулся при мысли об ужасе матери, чей ужин для избранного круга внезапно превратится в оживленную дискуссию о необходимости обучать приютских питомцев профессии констебля. Впрочем, его мать уже усвоила всю бесполезность споров с Пенелопой.

– Да, конечно. Я вернусь домой вовремя.

Много лет он не отвечал на приглашения матери и ее светских приятельниц, но теперь был готов отправиться хоть на край света, если рядом окажется Пенелопа.

Она стала идеальной женой для него: даже мать в этом не сомневалась. И легко справлялась со всеми светскими обязанностями, включая и общение со свекровью. А ему оставалось наблюдать со стороны за ее действиями и наслаждаться результатами.

Женившись на ней, он познал истинное умиротворение.

Теперь, когда он отдал свою жизнь, любовь и сердце этой женщине, все, абсолютно все в его мире стало на свои места.

Примечания

1

От англ. alert – бдительный, осторожный, проворный, сметливый.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Эпилог . .

Реклама на сайте