«Буду твоим единственным»

Джо Гудмэн Буду твоим единственным

Пролог

Апрель 1796 года

– Мне бы очень хотелось посмотреть на ваш зад.

Мадам Фортуна, урожденная Бесс Боулс, изумленно уставилась на мальчика поверх хрустального шара, который держала в руках. Она посмотрела на него, слегка прищурив темные глаза, но этого оказалось достаточно, чтобы ее юный клиент вжался в спинку стула. Его худенькое личико вспыхнуло, и Бесс ощутила под ладонями тепло, словно сжимала его щеки, а не прохладный хрусталь. Эта связь ее удивила. У нее не было особого таланта ясновидения, но зато она была превосходной актрисой. Ее мать и бабушка – вот кто обладал даром ясновидения, и Бесс знала – без помощи карт и хрустального шара, – каких душевных сил это требовало от них.

Обманывая клиентов, Бесс Боулс утешала себя мыслью, что берет деньги у взрослых людей, которым следовало бы подумать, прежде чем обращаться к шарлатанам. Ее приглашали в загородные резиденции и лондонские салоны, чтобы развлечь гостей гаданием. По чайным листьям, картам, руке и, конечно же, хрустальному шару. За тридцать лет, что Бесс посвятила своей профессии, используя неистребимое желание человека узнать свою судьбу, у нее накопился поистине неисчерпаемый репертуар радужных прогнозов и мрачных предсказаний.

Но этот юный проказник не интересовался тем, что ждет его в будущем. Он, видите ли, хотел увидеть ее зад!

Бесс отодвинула в сторону хрустальный шар, однако мальчик не отвел взгляд. Он неотрывно смотрел ей в глаза, хотя было видно, что это стоит ему немалых усилий. Отважный парнишка!

Внезапно перед ее мысленным взором возник его образ в виде молодого человека, облаченного в нарядный военный мундир. Видение было настолько четким, что Бесс кашлянула, пытаясь скрыть удивление. Возможно, она все-таки заслужила свое прозвище и репутацию гадалки? Эта мысль настолько встревожила ее, что видение тут же растворилось в воздухе.

Она убрала руки с хрустального шара и, сложив их перед собой на обшарпанной поверхности стола, переплела пальцы. Ревматизм сегодня донимал ее особенно сильно, и припухшие суставы белели под смуглой кожей.

Подняв глаза, она внимательно посмотрела на мальчика. Под ее пристальным взглядом он покраснел, однако не шелохнулся. Соломенные вихры, торчавшие во все стороны, стояли дыбом у него на макушке, словно он только что прошелся по ним пятерней. Подавив улыбку, Бесс напомнила себе о дерзкой просьбе, с которой он посмел к ней явиться. За одно это ему следовало бы надрать уши.

– Сколько тебе лет? – спросила она скрипучим голосом.

Мальчик моргнул, удивленный подобным вопросом.

– А разве вы не знаете?

Пожалуй, она все-таки надерет ему уши.

– Не дерзи.

Его румянец стал еще гуще.

– Покорнейше прошу прощения, мадам. – Он распрямил плечи и подтянулся на сиденье, стараясь казаться выше, но добился обратного эффекта. На фоне широкой спинки стула его плечи казались еще уже, а ноги болтались в воздухе, не доставая до пола. Однако это не помешало ему с достоинством ответить: – На будущий день рождения мне исполнится…

– Десять, – перебила его Бесс.

– Мне уже десять.

– Я так и сказала.

– А будет одиннадцать.

– Ты уверен? – осведомилась гадалка зловещим тоном. – Многое может случиться с мальчиком, прежде чем ему исполнится одиннадцать лет. – Она с удовлетворением отметила, что его тонкая шея дернулась, словно ворот рубашки стал ему тесен – Вот так-то, мой юный граф.

– О, я вовсе не…

«Но будешь». Мысль была такой четкой, что на секунду Бесс даже показалось, что она произнесла ее вслух. Взгляд мальчика был прикован к ее лицу. Вид у него был испуганный, хотя Бесс могла бы поклясться, что не разжимала губ. Как же он догадался? И откуда знает об этом она?

Расцепив пальцы, она небрежно махнула рукой.

– Не обращай внимания, – сказала она. – Все, кто сидит на твоем месте, величают себя «лорд такой-то» или «леди такая-то». Даже самому ничтожному человечку иногда хочется пустить людям пыль в глаза Тут уж ничего не поделаешь.

Да и какой от этого вред?

Пока она говорила, мальчик успокоился, на щеках заиграл румянец, но это было бледным подобием того пожара, что пылал на его лице пару минут назад. Судя по всему, ей не удалось развеять его страхи. Ведь чтобы получить титул, он должен был пережить своего отца и брата. Что и произойдет. Бесс не могла назвать оставшегося им срока, но почему-то знала, что для всех заинтересованных лиц развязка наступит слишком скоро. Откуда – она и сама не смогла бы объяснить. А теперь и мальчик, каким-то непостижимым, не поддающимся разумному объяснению образом это тоже знал.

Бесс потерла вспотевшие ладони. Ее вовсе не радовало внезапное озарение. Совсем наоборот – ее вполне устраивало, что она не обладает даром ясновидения. Вздохнув, она снова сосредоточила внимание на мальчике, которого, похоже, насторожило ее затянувшееся молчание.

– Полагаю, тебя подбили на это дружки, – предположила она.

Мальчик поколебался, но врожденная честность заставила его признаться:

– Вообще-то они мне не друзья.

– Понятно. Должно быть, эти мальчики старше тебя и они обещали, что будут дружить с тобой, если ты согласишься на такой пустяк.

– Да.

– А как насчет тех трех сорванцов, с которыми я видела тебя чуть раньше? Мне показалось, вы ровесники.

– Это мои друзья, мадам Мы вместе приехали на ярмарку.

– Тогда почему они не пришли с тобой? Насколько я понимаю, им предложили то же самое, разве не так?

– Да, – признался мальчик. – Но видите ли, у нас пустовато в карманах, и мы бросили жребий. И теперь я должен рассказать им все, что узнаю.

– Вот как? А кто будет отчитываться перед юными негодниками, которые послали вас сюда?

– Мы все. Чего хорошего, если только один из нас станет их другом? Я должен описать все очень точно, чтобы они могли убедить Рыцарей, что тоже побывали здесь.

– Ах, Рыцарей, – протянула Бесс себе под нос. Пожалуй, она была права, назвав их юными негодниками.

Уже более сотни лет мальчики из знатных фамилий проходили по мощенному плитами двору Хэмбрик-Холла, преодолевая тернистый путь, ведущий к вершинам образования. Среди выпускников были те, кто формировал нацию своими идеями, представлениями о чести и служением долгу. Многие семьи из поколения в поколение присылали сюда своих отпрысков. Отцы, деды и прадеды вступали в жизнь, воспринимая достижения и неудачи с тем же стоицизмом, с каким в детстве терпели унижения А по части унижений Хэмбрик-Холл – в значительной степени благодаря ордену рыцарей – не имел себе равных.

Что ж, решила Бесс, данное испытание для вступающих в орден можно считать довольно безобидным. Хотя едва ли Рыцари ожидали, что их жертвы добьются успеха.

Она кивнула на дверь фургона:

– Позови-ка сюда своих приятелей. – Завтра на рассвете она двинется дальше, на другую ярмарку к северу от Лондона. Так что можно не опасаться, что к ней явится орден рыцарей в полном составе и потребует, чтобы она продемонстрировала им то, что показала бы этой четверке – Поторопись, Я не собираюсь повторять свое предложение.

Глава 1

Поместье Баттенберн, июнь 1818 года

Мужской смех привлек внимание Элизабет Пенроуз, и она, качнувшись влево, выглянула из-за мольберта Табурет пошатнулся, и кисть дрогнула в ее руке Капля темно-синей акварели, скопившаяся на кончике, оторвалась и шлепнулась на ее юбку, прикрытую просторной блузой, наброшенной поверх платья из муслина цвета лаванды. Смех этот, беззаботный и заразительный, чем-то напоминал музыку. Четыре голоса разного тембра сливались в один, создавая своеобразную гармонию. Бросив взгляд по сторонам, Элизабет заметила еще несколько голов, повернувшихся на звуки смеха, хотя молодые люди и не думали привлекать к себе внимание. Непринужденно переговариваясь, они прохаживались среди гостей барона, разбившихся на небольшие группки после сытной трапезы, устроенной на свежем воздухе.

Пологий склон холма пестрел одеялами, перемежавшимися с зелеными лоскутками травы, усыпанной полевыми цветами. Гости, устроившись с удобствами на лоне природы, наслаждались полуденным солнышком, свежим ветерком и журчанием стремительного ручья.

Мужчины снова рассмеялись, откинув назад головы и открыв взглядам крепкие шеи. Хотя тембр смеха был достаточно низким, в нем безошибочно угадывалось что-то мальчишеское. Элизабет невольно улыбнулась, почему-то ощутив себя не сторонним наблюдателем, а полноправным участником их веселья, хотя и не представляла, что привело их в столь хорошее настроение.

То, что они знают друг друга, было неудивительно. Все, за исключением Марчмена, принадлежали к знатным семействам и входили в сливки общества. А вот то, что они вели себя как близкие друзья, показалось ей интересным. Однако пока вся компания не расположилась на свободном одеяле неподалеку от нее, Элизабет не могла бы с уверенностью утверждать, что их связывает нечто большее, чем просто шапочное знакомство.

Граф Нортхэм, усевшись по-турецки, взял три крупных персика из стоявшей на траве корзинки и принялся ими жонглировать. Это, казалось бы, невинное занятие вызвало у его спутников новый приступ хохота. По каким-то непонятным причинам щеки Элизабет заалели. Несмотря на уверенность, что ее присутствие осталось незамеченным, она быстро спряталась за мольберт.

И только начав наносить мазки на бумагу, Элизабет сообразила, что Брендан Дэвид Хэмптон, шестой граф Нортхэм, лишил ее натюрморт одного из главных объектов.

Граф засмеялся, сбившись с ритма, когда кто-то из приятелей кинул ему еще один персик.

– Дьявольщина, Ист! – воскликнул он. – Я не могу справиться с четырьмя!

Он подхватил персики, прежде чем они упали на одеяло, и бросил по одному каждому из друзей. Раскрыв ладонь с последним персиком, который оставил себе, он сделал вид, что изучает его.

– Ах, какая мягкая кожица, какой нежный пушок. И эта розовая расщелина… – Нортхэм разделил персик на половинки. – Сочная, влажная, душистая. А сердцевина всего этого лежит как в гнездышке посреди сладкой аппетитной плоти. – Он бросил хитрый взгляд на приятелей и тихо, почти не разжимая губ, добавил: – Джентльмены, полагаю, вы не забыли мадам Фортуну, благослови ее Господь. И благослови Бог наивных мальчишек из Хэмбрик-Холла.

Виконт Саутертон, или Саут для друзей детства, поперхнулся персиком и закашлялся, давясь от смеха. Мистер Марчмен подался вперед и стукнул его кулаком по спине, применив больше рвения, чем требовалось. Виконт одарил его грозным взглядом, который, впрочем, не произвел никакого впечатления, и Сауту пришлось скатиться с одеяла, чтобы не получить очередной удар между лопаток.

– Это нечестно, – проворчал он, отряхивая одежду. – Так я и знал, что этим кончится. Кто-нибудь обязательно вспомнит про мадам Фортуну. Все это очень смешно, хотя кое-кто из-за этого подавился, а кое-кто другой чуть его не прикончил.

– По-моему, ты первый упомянул ее, – невозмутимо отозвался Марчмен и впился зубами в свой персик. – А если бы я хотел прикончить тебя, то воспользовался бы кинжалом…

Маркиз Истлин покосился на сапог Марчмена.

– Ты что, носишь его с собой, Уэст?

Хотя вопрос был задан в шутливой манере, ответ Марчмена прозвучал вполне серьезно.

– Всегда, – буркнул он и сменил тему, обратившись к Нортхэму: – Что-то ты не спешишь насладиться плодами своих трудов.

Тот и вправду все еще держал половинки персика в раскрытых ладонях. Но смотрел он не на приятелей, а на усыпанную колокольчиками лужайку, где стоял мольберт, вокруг которого суетилась молодая женщина, поспешно собиравшая рисовальные принадлежности. Нортхэм, обычно не склонный к угрызениям совести, взглянул на расщепленный перенос, и во взгляде его мелькнуло сожаление.

– Полагаю, я должен принести извинения леди. Похоже, я лишил ее натуры.

Истлин оглянулся через плечо и выгнул бровь.

– А, леди Элизабет Пенроуз. Вчера вечером я сидел рядом с ней за столом. Ты бы тоже там был, если бы удосужился вовремя приехать. Как и все остальные.

Нортхэм скорчил гримасу.

– Пришлось задержаться из-за разногласий с матушкой. Она считает, что мне пора жениться, а я считаю, что в таких делах не следует спешить.

Саутертон, вольготно растянувшийся на одеяле, кивнул:

– Знакомая ситуация. Что, по-твоему, она хочет больше – невестку или внуков?

Нортхэм ни секунды не колебался с ответом:

– Конечно, внуков.

– Вот именно. С моей матерью та же история, хотя она никогда не говорит об этом прямо. Догадываешься почему? – Истлин размахнулся и запустил персик в ручей… куда тот и плюхнулся, описав в воздухе широкую дугу. – По той же причине, по которой все матери избегают этой щекотливой темы. Не хотят верить, что их драгоценные сыночки знают, что нужно делать, чтобы зачать наследника. Марчмен кивнул:

– Ист прав, как ни больно это признавать. – Он обвел приятелей взглядом. – Означает ли это, что в ближайшем будущем вас ждут свадебные колокола? Пожалуй, мне начинает нравиться идея видеть вас троих стреноженными, пока я буду свободно пастись в чистом поле.

Нортхэм бросил обе половинки персика в Марчмена, но тот их ловко поймал.

– Не думаю, что найдется поле, которое ты бы не перепахал, Уэст. – Он встал и отряхнул ладони. – Ладно, я пошел заглаживать вину, – вздохнул он. – Постарайтесь не позорить меня в присутствии леди.

– Будь осторожен, Норт, – предупредил его Истлин. – Учти, она дочка Роузмонта и любимица наших хозяев.

– Я не собираюсь ее компрометировать, – сухо отозвался Нортхэм. – Скажу пару слов, и все.

Приятели проводили его взглядами. Истлин откинулся назад, опираясь на локти и скрестив длинные ноги. В его каштановых волосах сияли солнечные блики. На губах играла ленивая улыбка, темно-карие глаза лукаво блестели.

– Даю слово, что к концу года он женится.

– На Либби Пенроуз? – недоверчиво спросил Саутертон. – Да ты рехнулся!

Теперь уже Марчмен перевел заинтересованный взгляд на Саутертона.

– Либби? Это звучит довольно фамильярно. Ты что, ее знаешь?

Саутертон пожал плечами:

– Впервые вижу. Путешествие с Нортом имеет свои недостатки: всюду всегда опаздываешь. Но моя сестра ее знает. Они дебютировали в свете примерно в одно и то же время. Эмма замучила меня письмами с подробнейшими описаниями своего первого сезона. О, она-то, разумеется, была в восторге, но я благодарил судьбу, что нахожусь на службе у адмирала, а не в Лондоне. Леди Элизабет постоянно фигурировала в ее посланиях. Эмма находила у Либби, как она ее называла, массу достоинств, хотя не помню, каких именно. Впрочем, насколько я понял, общество считает леди Элизабет чем-то вроде синего чулка, что расположило к ней Эмму, но не способствовало ее успеху в свете. Кстати, она старше Эммы на два, а то и на три года. Получается, ей сейчас лет двадцать шесть, не меньше!

– Бог мой, – произнес Марчмен, изобразив глубокое потрясение. – Да она уже одной ногой в могиле. И как это я раньше не заметил, что ее ждет скорая кончина?

Виконт наградил его кислым взглядом.

– Можешь смеяться сколько угодно, Уэст. Но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Яблочко уже не в самому соку. Вряд ли вдовствующая графиня Нортхэм одобрит выбор своего сыночка.

Низкий смешок Истлина привлек внимание остальных.

– Тем больше оснований для Норта заинтересоваться этой дамой.

– Верно, – согласился Саутертон, подумав. – В чем, в чем, а в этом смысле Норт вполне предсказуем. Как бы его матери не пожалеть о том, чего она так усердно добивается.

Марчмен склонил голову набок, переводя плутоватый взгляд с одного приятеля на другого.

– Как насчет пари? Ставлю соверен, что к концу года Норт представит вдовствующей графине невестку.

Виконт Саутертон рассмеялся:

– Соверен? Если уж ставить соверен, то на что-нибудь более конкретное. Скажем, на то, что к алтарю он поведет не кого-нибудь, а именно Либби Пенроуз.

Марчмен бросил взгляд на Нортхэма, стоявшего рядом с леди Элизабет. На лице графа застыло вежливое выражение, взгляд оставался непроницаемым. По его виду никак нельзя было сказать, наслаждается ли он беседой или предпочел бы оказаться в другом месте. Но если Элизабет Пенроуз и в самом деле достаточно образованна, чтобы заслужить репутацию синего чулка, то Марчмен склонялся в пользу первого.

– Согласен, – кивнул он. – Он женится на леди Элизабет. Ист, примешь наши ставки?

– С удовольствием. – Истлин подставил ладони, и приятели вложили в них по соверену.

– Что случилось? – поинтересовалась Элизабет, заметив, что внимание графа отвлеклось. Когда он снова взглянул на нее, глаза его чуть потемнели, свидетельствуя о том, что он вовсе не так невозмутим, как ей показалось. Не получив ответа, Элизабет посмотрела в сторону его приятелей. Один из них прятал что-то в карман, а двое других обменивались рукопожатием. При этом вся троица выглядела чрезвычайно довольной собой. – Вы хотите вернуться к ним?

Подумав о том, что ей удалось завладеть его вниманием всего лишь на пару минут, Элизабет покраснела. Она считалась хорошей собеседницей и замечательной слушательницей. За столом ее обычно сажали с самыми трудными из гостей, веря в ее способность утихомирить буяна, расшевелить зануду, польстить щеголю и осадить грубияна.

Что ж, видимо, она переценивала свои таланты. Подняв глаза на Нортхэма, Элизабет заметила промелькнувшую на его лице тень. Легкий ветерок трепал его светлые волосы, казавшиеся бледно-золотистыми в лучах солнца. Он поднял руку и рассеянным жестом откинул со лба непокорные пряди.

– Не согласитесь ли пройтись со мной, леди Элизабет?

Норт и сам удивился, что приглашение сорвалось с его уст, прежде чем он успел его сформулировать в уме. Собственно, им двигало не столько желание оказаться в обществе Элизабет, сколько потребность увести ее подальше от своих не слишком деликатных друзей. Он планировал познакомиться с Элизабет Пенроуз позже, не при таком стечении народа, но не захотел упустить представившуюся возможность. Оставалось только надеяться, что она не заметила, как деньги перекочевали из одних рук в другие, а если и заметила, то не догадалась, что это как-то связано с ней. Право, Саутертону и Марчмену следовало бы подумать, прежде чем заключать пари у всех на глазах! Нортхэму, во всяком случае, хватило того, что он увидел, чтобы понять, что происходящее имеет прямое отношение к нему, а следовательно, и к Элизабет. Он и сам не раз принимал участие в подобных пари и прекрасно помнил первое из них, которое кончилось посещением мадам Фортуны. Но сейчас ему было не до шуток. Не для того он просил хозяйку дома представить его Элизабет Пенроуз, чтобы с самого начала все испортить. И не настолько он глуп, чтобы соблазнять дочь графа Роузмонта, что бы там ни думали эти три шута, развалившиеся на одеяле.

– Пройтись? – недоверчиво переспросила Элизабет Господи, да что это с ней? Она сейчас похожа на пугливую дебютантку, только что выпорхнувшую из классной комнаты.

Улыбка смягчила жесткие контуры его рта.

– Да, пройтись. Шаг за шагом. Бок о бок, если пожелаете. На виду у всех пятидесяти гостей баронессы, включая ее ближайших друзей, родственников и мужа. Кстати, Саут предупредил меня, что вы любимица барона и его жены.

– Саут?

Нортхэм указал подбородком на приятеля, который растянулся на краю одеяла с таким видом, словно собирался вздремнуть.

– Виконт Саутертон. Мы зовем его Саутом.

В этот момент виконт широко зевнул, представив на всеобщее обозрение свою гортань. Элизабет даже не пыталась сдержать улыбку. Губы ее раздвинулись, обнажив ровную полоску белоснежных зубов.

Нортхэм тоже усмехнулся:

– Прекрасное зрелище. – Он покачал головой, размышляя, не сделать ли ему, пока не поздно, вид, что он едва знаком с виконтом и остальной компанией.

– Я встречалась с его сестрой, Эммой. Мы дебютировали в свете в одном сезоне.

– Я тоже знаю Эмму, – произнес он. – Хоть я и пропустил ее сезон, мы с ней, можно сказать, старые друзья.

– Ну, про себя я бы так не сказала.

– Понятно.

Элизабет рассмеялась, но тут же ее глаза под красиво изогнутыми бровями посерьезнели.

– Вас не смущает прогулка со мной? – Она перевела взгляд на неровную тропинку, извивавшуюся вдоль ручья. – Боюсь, как бы вы не пожалели о своем любезном предложении.

– Смущает? Почему? – «О чем это она толкует?»

Ну конечно, откуда ему знать? Он приехал с опозданием, а виконт явился еще позже. В результате граф пропустил вчерашний обед, а маркиз Истлин, сопровождавший ее к столу, видимо, не счел нужным упомянуть о ее физическом недостатке. В отличие от большинства гостей Элизабет приехала на пикник верхом, и ее жеребец щипал травку в полусотне ярдов от опушки леса.

Грациозно поднявшись на ноги, Элизабет поставила на табурет ящик с красками, скинула блузу и нахмурилась, увидев пятно на юбке. Она попробовала его оттереть, но, убедившись в тщетности своих усилий, вздохнула и подняла глаза на графа.

– Я с удовольствием пройдусь с вами, – заявила она, решившись. – Вы позволите взять вас под руку?

– Конечно. – Он подставил ей локоть, несколько удивившись, когда она крепко за него ухватилась. Элизабет Пенроуз была выше, чем он предполагал. Сидя на табурете, она казалась среднего роста, возможно, из-за длинных ног, скрывавшихся под широкой юбкой. Когда она выпрямилась, ее подбородок оказался на уровне его плеч, а глаза, широко расставленные и миндалевидные, чуть ниже, чем его собственные. Она была стройной, но не хрупкой, изящной, но не изнеженной. В тонких пальцах, сжимавших его руку, чувствовалась сила.

Когда они сделали первый шаг, граф понял, в чем дело: Элизабет Пенроуз сильно хромала. Он уловил ее нерешительность, словно она ожидала, что он положит конец их прогулке еще до того, как та, строго говоря, началась. Чего он, разумеется, не собирался делать.

– Сюда, пожалуйста. – Он двинулся вдоль длинного стола, казавшегося совершенно неуместным здесь, на зеленой лужайке. Задрапированный белыми льняными скатертями, уставленный серебром, хрусталем и фарфором, он ломился от бесчисленных блюд с жареными цыплятами, говядиной, форелью и ваз, полных апельсинов, дынь и персиков. В конце стола высились почти нетронутые пирамиды пирожных и других сладостей.

Элизабет проследила за его взглядом, устремленным на стол.

– Похоже, вы этого не одобряете, – заметила она.

– Да, я не люблю предаваться излишествам. – Он поморщился – Простите, это прозвучало ханжески даже для моих ушей. – Краем глаза он заметил улыбку, тронувшую ее губы. – Наши гостеприимные хозяева приготовили угощение, которым можно было бы кормить всю армию Веллингтона в течение месяца.

Ее улыбка стала еще шире от столь явного преувеличения.

– В таком случае можно только порадоваться, что война уже закончилась. Кстати, могу вам сообщить, что баронесса отдаст то, что останется, в сиротский приют. Так что не волнуйтесь, все это великолепие не окажется на помойке. – Даже не глядя по сторонам, Элизабет ощущала, что их неспешное продвижение по тропинке сопровождается любопытными взглядами и комментариями. – Мы еще не дошли до ручья, милорд, а уже стали предметом пересудов.

– Ну если они считают нас единственной темой для разговора, то я просто счастлив, что не участвую в нем.

– Мне показалось, что вы прекрасно проводили время со своими друзьями.

– О да. Предавались воспоминаниям о школьных денечках в Хэмбрик-Холле. Но уверяю вас, в нашем разговоре не было ничего поучительного.

Хотя как сказать. Не исключено, что Элизабет Пенроуз нашла бы его весьма поучительным. Нортхэм, во всяком случае, находил – в десятилетнем возрасте.

– Ну вот, – улыбнулся он, когда они добрались до пешеходной дорожки. – Может, передохнем немного, полюбуемся видом?

– Мне не требуется отдых, – отозвалась она с некоторым раздражением.

Нортхэм искоса взглянул на нее:

– В таком случае я полюбуюсь видом. А вы, если угодно, можете продолжить прогулку.

Элизабет промолчала, отвернувшись к ручью. Она не сомневалась, что граф остановился исключительно ради нее, причем выбрал довольно приятное место, где можно было постоять у воды, наслаждаясь свежим ветерком.

В теплом воздухе жужжали пчелы. Они кружились над травой и садились на глянцевые лепестки цветов, чтобы полакомиться сладким нектаром, прежде чем вернуться в родной улей.

– Ну что, продолжим? – предложил Нортхэм.

– Если вы уже насладились видом.

Граф улыбнулся:

– Вполне. – Она снова ухватилась за его руку, и они двинулись дальше. Нортхэм остро ощущал все подъемы и спуски чего никогда бы не заметил, будь его спутница здорова. – Вы гостите у наших хозяев?

– Да Я приехала на две недели раньше их. Луиза и Харрисон не очень-то любят деревенскую жизнь, даже в разгар лета. Поэтому мне пришлось самой наводить здесь порядок.

– Как я понял, вы дочь Роузмонта?

Элизабет безошибочно угадала ход его мыслей.

– Вас удивляет, что барон и баронесса используют меня в таком качестве?

– Признаться, да. Странно, что вы путешествуете с ними, а не ведете хозяйство в поместьях своего отца.

– Этим занимается моя мачеха. А мой отец ничего не имеет против того, чтобы я навещала своих друзей.

Норт уловил в ее голосе холодок – точнее, полное отсутствие всяких чувств, что придавало ее словам странное звучание. Он не понимал, что все это значит, но решил отложить выяснение данного вопроса до более благоприятного момента.

– Я предпочитаю пробыть здесь две недели, – сообщил он.

– Знаю. – Она искоса взглянула на него, приподняв в улыбке уголки губ. – Я сама написала вам приглашение.

Он рассмеялся:

– Выходит, корреспонденцию они тоже спихнули на вас?

– Баронесса утверждает, что у нее в голове воцаряется полный сумбур, когда нужно что-нибудь организовать. Раньше этим занимался секретарь барона, мистер Александр, но с тех пор как его не стало, Луиза возложила эти обязанности на меня.

– В вашем лице они получили бесплатную компаньонку.

– Скорее дочь, – поправила его Элизабет. – Я считаюсь членом семьи. У них ведь нет детей.

Поскольку ни барон, ни баронесса не достигли своего сорокалетия, вопрос о детях нельзя было считать закрытым. Впрочем, Элизабет наверняка была в курсе истинных причин, объяснявших, почему после пятнадцати лет супружества эта чета все еще оставалась бездетной.

– Честно говоря, я плохо их знаю, и приглашение на пикник явилось для меня полной неожиданностью.

– Но приятной.

– С чего вы взяли?

– Ну хотя бы потому, что вы его приняли.

Улыбнувшись графу, Элизабет подставила лицо солнцу. Ее вовсе не волновало, что ее светлая кожа может покраснеть. Гораздо больше ее беспокоила тянущая боль в ноге. Она невольно замедлила шаг, и Нортхэм тотчас остановился.

– Принести вам стул? – заботливо предложил он. – Или табурет?

Элизабет представила себе, как глупо она будет выглядеть, сидя на берегу ручья на стуле, лишний раз привлекая внимание к своему увечью.

– Нет, благодарю вас. Но если вы дадите мне минутку, я…

Она осеклась на полуслове, потому что Нортхэм неожиданно нагнулся и подхватил ее на руки. Элизабет заморгала, устремив на него изумленный взгляд.

– До тех камней совсем недалеко, – спокойно проговорил он. – Можете держаться за мою шею.

– Я предпочла бы ваше горло.

Нортхэм зашагал вперед, никак не отреагировав на ее угрозу, и Элизабет пришлось обвить его шею руками. Через его плечо она видела баронессу, которая, отвернувшись от своего кружка – очевидно, по чьей-то подсказке, – весело махала ей рукой и радостно улыбалась. Барон, увлеченный беседой на политические темы, тоже обернулся и поприветствовал ее с не меньшей теплотой. Приятели Нортхэма, по-прежнему валявшиеся на одеяле, обменялись звучными шлепками, видимо, исполняя какой-то неведомый Элизабет ритуал мужской солидарности.

– Ваши друзья, судя по их поведению, вас одобряют, – заметила она. – Или затевают драку.

Нортхэм рассмеялся, словно мог видеть проделки своих приятелей. Это был глубокий рокочущий звук, и Элизабет ощутила вибрацию его груди, когда он ненадолго остановился, чтобы перевести дух. Улыбаясь, он двинулся дальше.

– Они не могут вести себя иначе, – пояснил он. – Такова их натура.

– Я не заметила ничего предосудительного в поведении маркиза Истлина накануне вечером. Во всяком случае, он не пытался завязать драку с кем-нибудь из гостей.

– Ист был один.

Ист? Ах да, маркиз Истлин. Элизабет почему-то понравилось, что четверо взрослых мужчин так дорожат детскими прозвищами.

Остановившись возле нагромождения валунов, Нортхэм поставил ее на ноги. Затем вытащил из кармана носовой платок и расстелил его на нагретой солнцем поверхности камня.

– Прошу вас, – поклонился он, помогая Элизабет усесться на квадратик белой ткани. Ни модный покрой, ни стенания камердинера, которые неизбежно последуют вечером, не помешали ему стянуть с плеч сюртук и бросить его на камень. Закатывая рукава рубашки, он взглянул на Элизабет. – Не возражаете?

Столь явное пренебрежение к условностям поразило Элизабет в самое сердце. Несмотря на жаркую погоду, ни один мужчина не позволил себе ничего подобного. Впрочем, многие просто не смогли бы раздеться без помощи камердинера. Нортхэм же даже без сюртука сохранил вид небрежной элегантности, и Элизабет подозревала, что женская половина гостей с восхищением поглядывает в его сторону, а мужчины тоже мечтают избавиться от верхней одежды. Ей вдруг пришло в голову, что граф не принадлежит к тем, кто следует общепринятым правилам, он тот, кто эти правила устанавливает.

– А вы бы оделись, если бы я возражала? – с любопытством спросила она.

– Ни в коем случае, – ответствовал Нортхэм. – Просто мне хотелось узнать, как вы к этому относитесь.

Элизабет рассмеялась:

– Вы говорите очень забавные вещи.

Он коротко улыбнулся и снова заговорил о своих друзьях.

– Когда я сказал, что маркиз был один, я имел в виду отсутствие за столом Марчмена, Саута и вашего покорного слуги. Видите ли, у нас есть привычка – прискорбная, должен признать – подначивать друг друга на сомнительные выходки, всякий раз, как мы оказываемся вместе.

Элизабет с трудом оторвала взгляд от его загорелых рук, поросших золотистыми волосками. Видимо, его светлость не впервые закатывал рукава этим летом и наслаждался общением с природой, не обремененный лишней одеждой.

– Сомнительные выходки… – повторила она, прежде чем ее мысли окончательно разбежались. – Не удивлюсь, если в свое время вы наводили ужас на Хэмбрик-Холл.

– Ужас? – Он покачал головой. – Ну нет. Даже самые скверные наши выходки не могли вызвать ужас. Мы просто… – он помедлил, подыскивая подходящее слово, – шалили.

– Понятно. А теперь?

– Ну теперь нас можно упрекнуть разве что в плохих манерах.

Элизабет рассмеялась:

– Вряд ли кто-нибудь так считает, иначе вы не пользовались бы таким спросом.

– Спросом?

– О, ради Бога! Незачем изображать скромность. Вам наверняка известно, что хозяйки салонов просто в восторге, когда вы принимаете их приглашения.

– Вы имеете в виду меня одного или всю нашу компанию?

– Вообще-то я имела в виду каждого из вас, поскольку не знала, что вы близкие друзья.

– Значит, барон и баронесса довольны, что мы почтили их своим присутствием?

– Конечно. Как вы можете сомневаться? Правда, я не со всем уверена насчет мистера Марчмена. Не припомню, чтобы я посылала ему приглашение, и не заметила, когда он приехал.

– Уэст приехал по моему приглашению – с разрешения хозяйки, разумеется. Видимо, на это письмо она ответила сама.

– Время от времени она это делает. Непонятно только, почему она меня не предупредила. – Это было действительно странно. Баронесса обычно ставила Элизабет в известность обо всех изменениях. – К тому же его не было вчера за обедом. – И его отсутствие не вызвало такого беспокойства, как опоздание Нортхэма и Саутертона. Очевидно, леди Баттенберн ждала его на пикник.

– Он приехал всего на один день. Как только мы закончим с нашим делом, он уедет.

Несмотря на вполне естественное любопытство, Элизабет не стала спрашивать, в чем заключается это дело.

– Почему вы зовете его Уэстом?

Нортхэм пожал плечами.

– Нужно же было как-то его называть, а других сторон света не осталось.

Норт, Саут, Ист, Уэст. Элизабет легко могла себе представить, как отчаянно маленькому Марчмену хотелось стать одним из них.

– Бедный мистер Марчмен.

– На вашем месте я не стал бы его жалеть. Со временем он дорастет до своего имени, как и каждый из нас.

Элизабет нахмурилась:

– Что вы имеете в виду?

– В Хэмбрик-Холле я не был Нортхэмом.

Она ожидала продолжения, но граф молчал, устремив взгляд на деревья, росшие на противоположном берегу ручья, за лугом. Элизабет взглянула на его профиль, словно высеченный смелыми ударами резца. В нем не было ничего, что служило бы признаком слабости. Решительно сжатый рот и твердая линия подбородка свидетельствовали о силе духа. Его нос с легкой горбинкой воинственно выдавался вперед. Только длинные темные ресницы, составлявшие резкий контраст с шапкой золотистых волос, наводили на мысль, что он не так уж неуязвим.

– Могу я спросить, много ли приглашений вы получили? – поинтересовалась она, прерывая затянувшееся молчание.

– Много? – Нортхэм изобразил ужас. – Мне показалось, что я попал под артиллерийский обстрел. Впрочем, вы брать было нетрудно. Я очень хотел попасть сюда.

Элизабет тепло улыбнулась:

– Баронесса будет счастлива, когда узнает об этом. Предпочесть ее прием всем остальным… Это и в самом деле высокая оценка. Не возражаете, если я передам ей ваши слова?

– Разумеется, но, думаю, лучше не говорить ей об истинной причине, которая привела меня сюда.

Улыбка Элизабет померкла, а затем и вовсе угасла.

– Что вы хотите этим сказать?

– Разве непонятно?

– Нет.

Он поднял брови, посмеиваясь над ее нетерпеливым тоном.

– Должно быть, я переоценил вашу проницательность либо проявил к вам недостаточное внимание.

– Я считаю себя весьма проницательной, милорд.

Он кивнул:

– Я тоже. Но тогда это означает, что мне не удалось ясно выразить свои намерения.

Элизабет вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого места. Видимо, эти чувства отразились на ее лице.

– Ну вот, кажется, я смутил вас, – улыбнулся Нортхэм.

– Нет, просто…

– О, прошу вас, не надо лукавить. Я же вижу, что мой очевидный интерес почему-то задел вас. Пожалуй, мне следует объясниться.

Элизабет не знала, куда девать глаза. Какой стыд, что он с такой легкостью читает ее мысли! Как будто она какая-то деревенская простушка. В двадцать шесть лет пора бы научиться управлять своими эмоциями, а уж тем более выражением лица. Она подавила желание отвернуться и смело взглянула ему в глаза. Жаль только, что не в силах избавиться от предательского румянца.

– Я не чувствую себя задетой, – заговорила она надменным тоном. – Просто в свои двадцать шесть лет я уже привыкла к мысли, что, как принято говорить, «прочно обосновалась на полке». Видите ли, сэр, меня считают «синим чулком» за мой интерес к чтению и наукам. И хотя общеизвестно, что за мной дают солидное приданое, ни для кого не секрет, что я предпочитаю сама распоряжаться своим состоянием. От вашего внимания также не ускользнуло, что я не слишком грациозна – проще говоря, калека. Может, я и неплохая собеседница, но совершенно не гожусь в спутницы жизни. И наконец, если всего вышесказанного недостаточно, чтобы отвадить потенциального жениха, мой отец, граф Роузмонт, отличается тяжелым характером, если не сказать больше. Я просто не в состоянии представить себе человека, который согласился бы иметь его в качестве тестя.

Нортхэм молчал, глядя на ее решительное лицо и миндалевидные глаза, с вызовом смотревшие на него. Они были почти такого же цвета, как и ее волосы, и так же искрились золотистыми бликами.

– Да уж, – сухо бросил он. – Меня совсем не прельщает перспектива породниться с графом Роузмонтом.

Какой-то бесенок подтолкнул Элизабет на язвительное замечание:

– Полагаю, он тоже к этому не стремится.

– В его глазах мелькнула ирония.

– Тем лучше.

– И я тоже, кстати, – поставила точку в этом раз говоре Элизабет.

Ситуация становилась все более забавной, но Нортхэм постарался скрыть веселье. К тому же граф был заинтригован. Он видел, что Элизабет Пенроуз восприняла его интерес к себе как ухаживание и при этом вовсе не чувствует себя польщенной. Паника – вот как можно было описать ее состояние.

– Ну что ж, значит, мы не подходим друг другу, – нарочито вздохнул он, не желая заканчивать их пикировку, от которой получал удовольствие.

– Совершенно верно.

– В таком случае можно только порадоваться, что полковник не питал подобных надежд. Не хотелось бы его разочаровывать.

– Полковник? – У Элизабет перехватило дыхание. – Вы знаете Блэквуда?

– Да. Я служил под его началом в Индии.

– Как он поживает? – нетерпеливо спросила она.

– Отлично. И очень хотел бы знать, как поживаете вы.

– Внезапно Элизабет осенило:

– Он просил вас узнать, как у меня дела?

– Что-то в этом роде. Он давно не получал от вас известий. Насколько я понял, это на вас не похоже.

– Да, я совсем запустила свою переписку.

– Наверное, потому, что были слишком заняты. Наверное, помощь баронессе отнимает у вас много сил и времени.

Элизабет не могла не заметить осуждающие нотки, прозвучавшие в его голосе.

– Что связывает вас с Блэквудом?

– Я же сказал, он был моим командиром в Индии.

– Я имею в виду отношения. – Должна же быть причина, заставившая Нортхэма проявить к ней такой интерес.

– Сразу видно, что вы не представляете себе, что такое армия. Если полковник приказывает, все подчиняются. А когда он просит об одолжении, мы не можем отказаться, даже если вышли в отставку.

Элизабет кивнула. Она знала, какую преданность и восхищение вызывал полковник Блэквуду своих подчиненных. Если бы не болезнь, приковавшая его к инвалидному креслу, Блэквуд получил бы назначение, доставшееся Веллингтону, и, возможно, командовал бы войсками при Ватерлоо. Когда она сказала об этом полковнику, тот рассмеялся без тени сожаления. «Упаси Боже, милая, – возразил он. – Если бы Бони одержал надо мной верх, где бы мы сейчас были? Лопотали бы по-французски, как пить дать! Королю бы это не понравилось. Веллингтон – блестящий полководец. И всегда таким был».

– Полковник Блэквуд – кузен моей матери, – зачем-то объяснила Элизабет. – После ее смерти он назначил себя моим опекуном. Отец встретил его заботу обо мне в штыки. Так что, пожалуй, это и к лучшему, что большую часть времени он проводит за границей. Если бы он служил здесь, мне скорей всего запретили бы с ним общаться. А так мы можем переписываться. Я, можно сказать, выросла на этих письмах.

– В таком случае вы, наверное, очень близки.

– Да. Мне нравится так думать. – Черты Элизабет смягчились. – Сегодня же вечером напишу ему, чтобы не беспокоился. Удивительно, как это он не приказал мне явиться лично?

– Он подумывал об этом, но опасался, что вы откажетесь.

– И не хотел, чтобы один из его подчиненных стал свидетелем мятежа.

– Пожалуй. То, что я больше не ношу мундир, ничего не меняет.

Элизабет крепко сцепила сложенные на коленях руки, сдерживая дрожь в пальцах.

– Так в чем же состоит ваш интерес ко мне? – спокойно спросила она. – Вы ясно дали понять, что он не носит матримониального характера.

Нортхэм не уловил в ее тоне и тени разочарования. Она даже, пожалуй, испытывала облегчение, и он решил слегка поднажать.

– Должен сказать, что я совсем неплохая партия. Не знаю, как дочек, но я предмет воздыхания всех мамаш. Мне даже доверяют такую честь, как первый вальс с юной дебютанткой в «Олмэксе».

– Да, это и в самом деле высокая оценка.

Граф пропустил это саркастическое замечание мимо ушей.

– И к тому же у меня масса достоинств. Во-первых, у меня привлекательная внешность. И неплохие мозги. Временами я даже пользуюсь ими. – Он отметил, что Элизабет, делавшая вид, будто изучает рисунок на своем платье, с трудом сдерживает смех. – Я верный друг и добрый христианин. Во всяком случае, в церкви я бываю чаще, чем на рыбалке. При случае я не прочь заключить пари, но никогда не проигрываю больше, чем могу себе позволить. Я страстный любитель лошадей и хорошо прожаренных бифштексов миссис Уэдж. Пожалуй, это единственное, что волнует мою кровь. Пью я умеренно и не люблю злословить.

– Сэр, вы просто образец добродетели, и я искренне сожалею, что полковник не взвалил на себя обязанности еще и свата. – Она посмотрела на него, не скрывая веселья. – Ну как, это удовлетворило вашу раненую гордость?

– Мне стало намного легче. Спасибо.

– Кто такая миссис Уэдж?

– Кухарка в Хэмптон-Кроссе. Она там живет с момента его основания. – Заметив скептическое выражение на лице Элизабет, он поднял правую ладонь. – Клянусь, если это и преувеличение, то совсем небольшое. Ей можно было дать сто лет, когда я был совсем мальчишкой. Остается только удивляться, как ей удается не стареть, между тем как я становлюсь все старше.

– Что вы скажете обо мне полковнику? – спросила она вдруг.

Ей не удалось застать его врасплох. Граф ожидал чего-то в этом роде – его не обманул ее преувеличенный интерес к его персоне. Элизабет, очевидно, считала, что цель его приезда вовсе не та, какую он назвал, и надеялась выяснить, в чем же она заключается на самом деле.

– Правду, что же еще? – пожал плечами он. – Что вы здоровы и наслаждаетесь пребыванием в Баттенберне. Я так же сообщу ему, что вы, хотя и не вполне одобряете собравшуюся здесь компанию, тем не менее чувствуете себя достаточно комфортно. Конечно, две недели, что я проведу здесь, это небольшой срок, чтобы сделать окончательные выводы, но я обещаю постараться. – Он выдержал паузу. – И возможно, я позволю себе упомянуть, что он зря потратил деньги на учителей рисования, поскольку у вас нет никаких способностей к этому занятию.

Глава 2

– Он сказал, что у меня нет таланта к рисованию.

Элизабет сидела в спальне баронессы, удобно устроившись в большом кресле у камина. Ноги ее покоились на мягкой скамеечке, расшитой узором из розовых бутонов и зеленых листочков. По случаю теплой погоды окна были распахнуты настежь, и по комнате гуляли сквозняки, играя складками балдахина из дамаста цвета слоновой кости.

Леди Баттенберн высунула голову из-за шелковой ширмы.

– Но у тебя действительно нет таланта к рисованию, – подтвердила она. – Ты сама так говорила, да и Харрисон не раз намекал на это. Впрочем, мой муж ничего не смыслит в искусстве, и ты никогда не считалась с его мнением о живописи, театре или поэзии. – Голова баронессы и часть белого плеча снова исчезли за ширмой, где она с помощью горничной переодевалась на ночь. – Однако надеюсь, ты поставила его на место?

– Нет, я рассмеялась. – Элизабет до сих пор удивляла собственная реакция.

Из-за ширмы появилась баронесса, полностью готовая ко сну. Ее рыжие волосы были убраны под белый кружевной чепец, круглое лицо лучилось улыбкой. Облаченная в просторную, окутывающую ее, словно облако, ночную рубашку и бархатные голубые ночные туфли, она выглядела намного моложе своих лет. Отпустив горничную, она налила чай в две чашки и уселась напротив Элизабет на диванчик возле камина.

– Как именно рассмеялась, дорогая? – В голосе ее слышалось беспокойство. – Я имею в виду интонацию. Пренебрежительно? Весело? Или растерянно? Может, ты рассмеялась, чтобы скрыть обиду? Люди часто реагируют весьма не адекватно в ответ на неприятные замечания.

Элизабет покачала головой:

– Нет, я вовсе не обиделась. Самой не верится, но мне и правда стало смешно. Возможно, все дело в том, как он это сказал. И потом – кстати, ты совершенно справедливо заметила – для меня и самой это не новость, хотя, должна признаться, довольно редко такие вещи говорят в лицо.

– Ты права, – согласилась леди Баттенберн, отхлебнув чаю. – Слишком горячий. – Она добавила молока, сделала глоток и, удовлетворенно кивнув, обратила пристальный взгляд на Элизабет. – Мне показалось, что он отнесся к тебе достаточно благосклонно. Харрисон сказал мне то же самое, когда мы возвращались домой.

– Это ничего не значит. – Элизабет съежилась под проницательным взглядом баронессы. – Не стоит делать поспешных выводов. Граф всего лишь пытался загладить свою вину.

– Ведь он испортил мой натюрморт.

– Ну, для такого проступка хватило бы простого извинения, – протянула Луиза. – А он подхватил тебя на руки и отнес на берег. Что ни говори, а это выглядело ужасно романтично.

– Умоляю, не нужно связывать с этим никаких надежд.

– Но он действительно нес тебя на руках!

– Только в самом буквальном смысле. Уверяю тебя, мое сердце все еще принадлежит мне.

Баронесса вздохнула:

– Очень жаль. – Ее взгляд упал на ноги Элизабет, покоившиеся на скамеечке. – Я заметила, что ты сегодня сильно хромала. Тяжело пришлось, да?

Элизабет пошевелила кончиками ступней, обутых в домашние туфли из мягкой кожи.

– Конечно. Спина так разболелась, что… – Она замолчала, осознав всю бессмысленность жалоб Есть вещи, которые не изменишь.

– Ты будешь делать упражнения для бедра, рекомендованные врачом?

– Да, – последовал неохотный ответ. – И для спины, так что можешь не беспокоиться.

Баронесса выгнула бровь.

– Не понимаю, что тебя так раздражает, моя дорогая. Я всего лишь поинтересовалась твоим здоровьем.

– О, ради Бога! – взмолилась Элизабет, закрыв глаза. Она откинула голову на спинку кресла и попыталась взять себя в руки. Но это оказалось сложнее, чем когда-либо в последнее время. – Я буду делать упражнения, но только не сегодня. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Как пожелаешь.

Элизабет приоткрыла один глаз и посмотрела на свою собеседницу с некоторой долей скептицизма. Ее не обманул чересчур лаконичный ответ баронессы.

– Только не надо делать вид, будто тебя оскорбили в лучших чувствах. Тебе это не идет.

В ответ леди Баттенберн пожала плечами. Вздохнув, Элизабет поднесла к губам свою чашку и отпила из нее.

– Ладно, – произнесла она после долгой паузы. – Извини, я не собиралась тебя обижать.

– Ты могла бы сказать это с большим чувством.

– Я так устала, что просто не в состоянии что-нибудь чувствовать – Это была чистая правда. Элизабет ничего так не хотелось, как удалиться в свою спальню и лечь в постель. Но баронесса имела обыкновение обсуждать по свежим следам все светские события, особенно те, что устраивала сама. Она обладала поистине неисчерпаемой энергией и буквально молодела на глазах, купаясь в недоразумениях, неизменно возникавших на подобных мероприятиях. Элизабет не сомневалась, что в предстоящие двенадцать дней ей будет не до отдыха. Вполне возможно, что жесткий график, который она выработала для себя, готовясь к приему, покажется ей затишьем перед бурей.

Смирившись, она спросила:

– Что еще ты хотела бы знать, Луиза?

Баронесса довольно улыбнулась. На ее пухлых щеках проступили очаровательные ямочки.

– Скажи, дорогая, тебе доставило удовольствие внимание графа?

– Да, хотя мы провели вместе совсем немного времени.

– Надеюсь, ты не слишком смущалась? Говорят, ему нравится ставить юных девушек в неловкое положение.

Элизабет сочла нужным заметить:

– Ну, меня едва ли можно назвать юной девушкой.

– Как сказать! – Баронесса подняла руку, останавливая ее возражения – Ладно, детка, давай сменим тему. Что тебе Известно о его друге, мистере Марчмене?

– То же самое я собиралась спросить у тебя. Насколько я поняла, ты сама одобрила его приезд.

– У меня не было выбора. Граф лично просил за него. Конечно, можно было отказать, но чего бы я этим добилась? Нортхэм отказался бы приехать, а это, согласись, никуда не водится Впрочем, мистер Марчмен, по-моему, довольно безобиден. Они ведь ровесники, не так ли?

– Да, они вместе учились в Хэмбрик-Холле.

– Вот как? – Баронесса задумчиво допила чай и поставила чашку с блюдцем на серебряный поднос. – В закрытых школах между подростками иногда, .. Ты, случайно, не дума ешь, что они…

– Нет!

– Но я слышала…

– Нет, – повторила Элизабет уже спокойнее.

– Ах, чего только не услышишь! Лорд Эфтон как-то рассказывал мне… – произнесла она почти шепотом. – Да и герцог… – Она сделала неопределенный жест рукой. – Все это не так уж важно, когда не касается тебя лично. Ты же не хочешь оказаться одной из сторон их любовного треугольника, Либби? Это не даст тебе ничего, кроме разбитого сердца.

– Луиза, там нет никакого треугольника! Я уверена, они просто друзья. Граф пригласил мистера Марчмена сюда по делу.

– По делу? Час от часу не легче! – ужаснулась баронесса. – Ты уверена, что это не связано с политикой?

– Ни в чем я не уверена. Он сказал «по делу», а это может означать что угодно. Но не думаю, что он откроет магазин в твоей гостиной и начнет торговать дешевыми безделушками.

– Да и мистер Марчмен не похож на торговца.

– Ты должна понять, дорогая, что я всегда нервничаю, когда приходится принимать в своем доме человека, о котором знаешь так мало, как я о мистере Марчмене.

– Думаю, он уже уехал. У меня сложилось впечатление, что он не останется на ночь.

Баронесса опешила, пораженная этим сообщением.

– Но он ведь даже не попрощался со мной!

– Может, он счел себя нежеланным гостем.

– Ты несправедлива ко мне.

– Ну, извини.

– Никто и никогда не мог упрекнуть меня в недостатке гостеприимства.

– Прости, Луиза, это все мой дурной язык, – примирительно произнесла Элизабет, наблюдая за баронессой, грудь которой бурно вздымалась от негодования.

– Я не могу долго сердиться на тебя, – пробурчала хозяйка дома обиженным тоном.

Элизабет оставила это замечание без ответа:

– Может, мистер Марчмен переговорил с его светлостью? Ты поднялась к себе сразу же после пикника и отсутствовала больше часа. Так что не исключено, что он принес свои извинения барону.

– Ты права. Скорей всего так и было. Надо не забыть спросить об этом Харрисона.

Подавив зевок, Элизабет рискнула бросить взгляд на часы, стоявшие на каминной полке. Время близилось к полуночи. Барон мог провести за карточным столом еще несколько часов. Элизабет искренне надеялась, что Луиза не будет заставлять ее развлекать все это время.

– А как насчет остальных? – с любопытством спросила баронесса, удобнее устраиваясь на диванчике. По сравнению с полусонной Элизабет она казалась удивительно бодрой, как будто и не провела целый день, выполняя обязанности хозяйки грандиозного приема. – По-моему, лорд Саутертон просто красавчик. – Она кокетливо захлопала ресницами и принялась обмахиваться веером с таким видом, словно ее бросило в жар. – Ты так не считаешь?

– Я провела в его компании слишком мало времени, что бы составить хоть какое-то мнение.

– При чем здесь время? – удивилась баронесса. – Достаточно было только один раз взглянуть на него. – Она улыбнулась и жеманно добавила: – Если, конечно, твои мысли не были заняты графом в большей степени, чем ты пытаешься меня убедить.

– Ты меня сватаешь или имеешь собственные виды на виконта?

– Ба! Ни то и ни другое. Как тебе не стыдно даже предполагать такое! Что касается первого, то ты сопротивляешься всяким усилиям в этом направлении. А что до последнего, то каждый знает, как я предана моему дорогому мужу.

Элизабет подумала, что она-то не «каждый», но придержала язык из опасения в очередной раз задеть чувства баронессы.

– А маркиз Истлин? Он тебе тоже понравился?

– Господи, конечно! У тебя есть какие-нибудь возражения?

– Да нет, – сухо ответила Элизабет. – Ты знала, что все они окончили Хэмбрик-Холл?

– Ты хочешь сказать, что Саутертон и Истлин тоже там учились? И мистер Марчмен? Вот, значит, где они подружились… Я слышала, что они знакомы, но не более того. Впрочем, все представители высшего света так или иначе связаны между собой. Да и куда нам деться друг от друга? Разве что сбежать в колонии? – Она картинно содрогнулась.

– Едва ли они по-прежнему именуют себя колониями.

– Баронесса пренебрежительно отмахнулась.

– Кстати, что тебе известно о невесте Истлина?

– Я даже не знала, что он обручен.

– Пока еще нет. Но, по слухам, это дело решенное.

– Это означало, что если помолвка и существует, то только в головах и на языках сплетниц.

– Интересно, а сам-то он знает, что у него есть невеста?

Помещичий дом в Баттенберне представлял собой внушительное каменное строение, главная башня которого была воздвигнута еще во времена Генриха VIII. Высокие башни и зубчатые парапеты стен придавали замку сходство с неприступной крепостью, но внутри было на удивление уютно и обстановка располагала к комфорту и неге. И хотя лабиринт коридоров и лестниц мог озадачить самого Тезея, преследующего Минотавра, гостей Баттенберна очаровывала и интриговала история дома, когда-то служившего приютом для опальных придворных. Не единожды королевская полиция, посланная в Баттенберн, дабы арестовать впавшего в немилость вельможу, обнаруживала, что тот бесследно исчез. Хитросплетение потайных ходов давало убежище графам, маркизам, баронам и даже герцогам на протяжении двух с половиной столетий.

Нортхэм и Истлин дружно обернулись, когда дверь в спальню графа приоткрылась. В образовавшейся щели мигнул огонек свечи, и в комнату шагнула темная фигура. Виконт Саутертон – а это был он – неуверенно огляделся и облегченно вздохнул, когда его взгляд остановился на обитателях комнаты.

– Слава тебе, Господи, – с чувством произнес он, притворив за собой дверь, и поставил подсвечник на тумбочку у двери. – Я уже отчаялся вас найти. А поскольку еще неизвестно, сумею ли я найти дорогу назад, то, возможно, мне придется здесь заночевать. Чья это комната? Твоя, Ист?

– Моя, – отозвался Нортхэм, сделав приглашающий жест, и указал виконту на кресло-качалку, стоявшее возле кровати. – Ист сам только что меня разыскал.

– Но я предусмотрительно разбросал крошки, чтобы найти дорогу обратно, – хмыкнул маркиз, с удобством расположившийся на мягком сиденье у окна.

– Ага, а я накапал воска, – пошутил Саутертон, с ленивой грацией опустившись в кресло, так что его длинная фигура скорее полулежала, чем сидела. Отбросив со лба волосы, он поочередно посмотрел на приятелей. – Уэст уехал?

– Уж несколько часов как отбыл, – сообщил Нортхэм. – По поручению полковника.

Саутертон кивнул, нисколько не удивившись.

– Я догадывался, что он неспроста тут объявился. Подобные развлечения не в его вкусе. Ты что, привез ему послание от Блэквуда?

– Да.

Ни виконт, ни маркиз не спросили, в чем заключалось поручение полковника. Даже если Нортхэм и был в курсе дела, он не сказал бы им больше, чем диктовала необходимость. Таков был принцип полковника Блэквуда. Не сговариваясь, приятели оставили тему, связанную с внезапным отъездом Марчмена.

Маркиз поднял стакан с виски, который пристроил на узком подоконнике, и поднес его к губам.

– Как успехи с новой знакомой, Норт? Между прочим, мы заключили на тебя пари.

Нортхэм недовольно скривился, но его приятелей это ничуть не обескуражило.

– Только слепой мог не заметить ваши манипуляции с деньгами. И каковы ставки?

– По соверену с носа, – охотно сообщил Саутертон. – Ист держит банк.

– Вот как? – сухо проговорил Нортхэм. – И вы решились доверить ему такую сумму?

Виконт смерил Истлина подозрительным взглядом, но тот только отмахнулся, не снизойдя до ответа.

– Так получилось. – Саутертон снова повернулся к Нортхэму. – Значит, ты утащил ее на берег, чтобы она не видела, как мы заключаем пари?

– Почему же еще? – Граф огляделся в поисках своего виски и обнаружил его на каминной полке. Поднявшись с кресла, он взял стакан и небрежно прислонился к камину. – И надолго вы сюда пожаловали?

Саутертон, задумчиво созерцавший графин и пустой стакан на серебряном подносе, стоявшем в изножье кровати, удивленно поднял брови.

– А в чем дело? – спросил он. – Я приехал на две недели. Ты хочешь, чтобы я уехал раньше?

Нортхэм отрицательно покачал головой в ответ на его вопросительный взгляд.

– Мне придется уехать в пятницу, – вступил в разговор Истлин. – Завтра же скажу об этом хозяевам. Оказывается, я попал в переделку, из которой нужно срочно выпутываться.

Уголки рта Нортхэма приподнялись.

– Это как-то связано с твоей невестой?

Маркиз бросил на него кислый взгляд и, вздохнув, прижал ко лбу прохладный хрустальный стакан. Этот жест, красноречиво свидетельствовавший о степени его расстройства, оказал на его друзей неожиданное действие. Они расхохотались.

– Не вижу ничего смешного, – проворчал Истлин. – У меня нет невесты. И никогда не было. Я не имею ни малейшего желания связывать себя узами брака. – Он произнес это как клятву, с теми же торжественными интонациями, с какими они декламировали латинские стихи в Хэмбрик-Холле. – Хотел бы я знать, кто распустил эти слухи.

Нортхэм и Саутертон хором откликнулись:

– Марчмен.

– Ха! Никогда не поверю. – Маркиз опустил стакан. – Уэст, может, и не прочь досадить мне лично, но он не настолько жесток, чтобы втягивать в наши разборки посторонних. А в данном случае пострадает третье лицо. – Он посмотрел на друзей и убедился, что они перестали веселиться. – Боюсь, леди София услышит о нашей помолвке раньше, чем я успею заверить ее, что все это нелепые выдумки, и будет ждать от меня предложения. Хуже того, возможно, она уже нашла священника для брачной церемонии. Дьявольская ситуация! С одной стороны, я не хотел бы угодить в ловушку, а с другой – ни одна девушка, даже такая нудная, как леди София, не заслуживает подобного обращения.

Саутертон кивнул:

– Пожалуй, ты прав.

Нортхэм добавил:

– Вообще-то Уэст просил предупредить тебя, что ходят такие слухи. Но, кажется, нас опередили.

– Леди Кэролайн отвела меня в сторонку якобы для того, чтобы расспросить о моей помолвке. Я сказал «якобы», по-скольку ее больше интересовало, где находится моя спальня.

– Ну и как? Ты отклонил или принял ее авансы? – ухмыльнулся Саут.

– Отклонил. – Истлин пожал плечами – Пришлось. Я сам не знал, как туда добраться. Кажется, меня разместили в восточном крыле на северной стороне Или наоборот Я так и не понял, просто стараюсь держаться по левую сторону от внутреннего дворика, в надежде увидеть что-нибудь знакомое. – Он глотнул виски. – В любом случае мне придется хранить целомудрие, пока все эти болтуны не поймут, что никакой помолвки не было. Это самое меньшее, что заслуживает леди София.

– А как отнеслась к этому миссис Сойер? – полюбопытствовал Нортхэм, имея в виду любовницу маркиза. – Она-то не возражает?

Истлин снова прижал стакан ко лбу, ощутив очередной приступ головной боли.

– Мои отношения с этой дамой уже двадцать дней как закончились. – Он поднес стакан к губам и проглотил остатки виски. – Кстати, мне только что пришло в голову, что все эти слухи могут исходить именно от нее.

Очевидно, та же мысль посетила и остальных. Они воздержались от комментариев, но Истлин знал, что может рассчитывать на их поддержку. Миссис Сойер никогда не пользовалась симпатией у его друзей.

Маркиз кивнул, давая понять, что правильно истолковал их молчание. Поднявшись со своего удобного места у окна, он подошел к буфету и вновь наполнил свой стакан. Затем поднял графин и вопросительно посмотрел по очереди на своих приятелей. Саутертон принял его безмолвное предложение, а Нортхэм отклонил.

– Между прочим, – заметил Истлин, протянув стакан виконту, – Норту удалось уклониться от обсуждения леди Элизабет.

– Еще бы! Он не знает себе равных по уверткам, – хмыкнул Саутертон. – Думаю, его матушка со мной согласится.

– Вообще-то это изречение принадлежит моей матери, – заявил Нортхэм с невозмутимым видом.

Саута это весьма порадовало.

– Неужели? В таком случае я с ней согласен.

Нортхэм вздохнул, когда Истлин засмеялся, поощряя глупые шутки виконта.

– Леди Элизабет куда более темпераментна, чем кажется на первый взгляд, и куда менее жизнерадостна, чем хотела бы казаться.

Истлин снова устроился у окна.

– И что это должно означать?

– Только то, что я сказал, – ответил Нортхэм. – И вообще мне не хотелось бы ее обсуждать.

Истлин и Саутертон многозначительно переглянулись. Нортхэм вытянул указательный палец и ткнул им в каждого из них поочередно.

– Прошу принять это к сведению!

Приятели дружно кивнули, расплывшись в хитрых ухмылках.

Закатив глаза, граф позволил себе еще одно, последнее замечание:

– Она ясно дала понять, что не нуждается во мне, даже если бы меня преподнесли ей на блюдечке.

Барон Баттенберн проскользнул в дверь, ведущую в комнату жены. Он все еще был в элегантном вечернем костюме – во фраке со скругленными фалдами, сером жилете в полоску, белой сорочке с высоким воротничком, острые уголки которого врезались в подбородок, и черных брюках со штрипками. Только слегка помявшийся галстук свидетельствовал о долгих часах, проведенных за карточным столом. Крахмальные складки уже не радовали глаз той пышностью, какой отличались перед обедом, и хранили зримые отпечатки пальцев, теребивших их во время игры.

Приветливая улыбка Луизы несколько померкла, когда она оценила состояние его галстука.

– Сколько ты проиграл, Баттенберн?

Несмотря на это далеко не благосклонное приветствие, Харрисон Эдмунде, достопочтенный лорд Баттенберн, проследовал через всю комнату и запечатлел почтительный поцелуй на круглой щеке своей супруги. И только отступив назад, он заметил Элизабет Пенроуз, свернувшуюся клубочком в глубоком кресле с подголовником.

– Нервишки шалят? – сочувственно спросил он.

– Нет, милорд, – отозвалась Элизабет, не покривив душой. Если ее что-то и беспокоило, так это ноющая боль в бедре и пояснице. Подумать только, в кого она превратилась! В настоящую развалину. Она отвела глаза, опасаясь, что потеряет самообладание и проявит унизительную слабость в присутствии барона.

– Оставь ее, Харрисон, – вмешалась Луиза. – Либби переутомилась. Это был длинный день. Для всех нас.

Барон покаянно улыбнулся, но жена не ответила на его улыбку. Ее полные губы сложились в несвойственную им прямую линию.

– Пятьсот фунтов, – признался он. – И почти все Саутертону. Я надеялся, что смогу отыграться, когда он встал из-за стола, но не тут-то было.

Элизабет заметила выражение облегчения, мелькнувшее на лице баронессы. Похоже, проигрыш не превышал той суммы, которая могла бы нанести значительный урон благосостоянию семьи.

– Выходит, Саутертон опытный картежник, – сказала Луиза, оживившись. – И что, он получает удовольствие от игры?

Баттенберн одернул рукава фрака.

– Я бы не назвал его опытным. Он скорее везучий. По-моему, он просто убивал время за картами, хотя, подозреваю, что у него был для этого тайный мотив.

– Мотив? Ради Бога, какой?

– Желание отделаться от леди Пауэлл. Она весь вечер просто из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание. Не удивлюсь, если она сидит сейчас у себя в комнате и строит планы, как бы заполучить его в свое полное распоряжение.

Брови Луизы поползли вверх:

– Ах вот как! Что ж, леди Пауэлл довольно привлекательная дама и остроумная собеседница. К тому же она вдова и не собирается в ближайшее время вновь терять свою свободу. Не понимаю, что не устраивает Саутертона?

– Вероятно, то, что она буквально вешается на него, – сухо проговорила Элизабет. – Я опасалась, что она повалит его на пол, когда он вошел в бальный зал.

Луиза посмотрела на мужа, ожидая подтверждения. Она опоздала к началу мероприятия из-за сломавшейся застежки бриллиантового ожерелья. Потребовалось целых десять минут, чтобы горничная привела ее в порядок, и теперь баронесса переживала из-за того, что вполне могла пропустить что-то интересное.

– В таком случае я буду с нетерпением ждать утра, – решила она. – Интересно, кто из них одержит верх? Боюсь только, как бы леди Пауэлл не получила увечье завтра на охоте. Она с трудом держится в седле и, не дай Бог, свалится с лошади. Пожалуй, мне следует поговорить с ней – конфиденциально, конечно. В таких делах требуется особая тонкость.

– Не уверен, что она обрадуется твоему вмешательству, – возразил Харрисон. – Хотя в таких делах ты разбираешься лучше меня, думаю, стоит подождать и посмотреть, как будут развиваться события, прежде чем соваться с советами. А пока нам всем следует молиться, чтобы завтрашняя охота закончилась без происшествий.

Баронесса не смогла скрыть своего разочарования.

– Ты же знаешь, как я люблю играть роль сводницы. Нет ничего приятней, чем сознавать, что ты поспособствовал чьему-то счастью. Как еще может раскрыться истинная сущность человека, как не через любовь?

– Или похоть, – буркнул Харрисон себе под нос.

Элизабет опустила взгляд и крепко сцепила пальцы.

– Как тебе не совестно говорить такие вещи! – одернула его Луиза. – Смотри, Либби просто сгорает от стыда.

Барон перевел взгляд ясных голубых глаз на Элизабет, сидевшую в кресле с опущенной головой.

– Примите мои искренние извинения, леди Элизабет, если я шокировал вас своей прямотой. Но я всегда считал, что нужно называть вещи своими именами. Баронесса вздохнула.

– Разве так извиняются? – проворчала она. – Я пыталась уговорить дорогую Элизабет вплотную заняться Нортхэмом. Но боюсь, ты свел на нет все мои усилия.

Элизабет вскочила со своего кресла так резко, что боль пронзила ее тело, и она едва устояла на ногах.

– Прошу извинить меня, но я хотела бы уйти к себе. Мне надо отдохнуть.

Барон тут же поднялся.

– Конечно. Проводить тебя до твоей комнаты?

Она покачала головой и слабо улыбнулась:

– Спасибо, не стоит беспокоиться. Не забывайте, я знаю дорогу. – Поначалу дом казался ей таким же лабиринтом, как и многим из гостей, но она часто гостила в Баттенберне, иногда даже в отсутствие барона и баронессы, и теперь, прекрасно освоившись в хитросплетении коридоров, могла найти дорогу даже в темноте. Это было своего рода достижение, и когда она продемонстрировала его хозяевам, те в один голос заявили, что она прошла обряд посвящения.

– Пусть идет, – кивнула Луиза мужу. – Это был тяжелый день для бедняжки, не говоря уже о неожиданном внимании со стороны Нортхэма. По-моему, оно пришлось ей совсем не по вкусу. Кстати, он заявил, что у нее нет таланта к рисованию.

– Да что ты говоришь? – удивился барон.

Элизабет выскользнула из комнаты, не дожидаясь, пока баронесса начнет излагать мужу все подробности.

Когда Нортхэм вышел из своей комнаты, в доме царила тишина. Слуги еще не поднялись со своих постелей, чтобы начать приготовления к очередному дню празднеств. Судя по тому немногому, что он успел увидеть, барон и баронесса были требовательными и внимательными хозяевами. Не было ни одного гостя, не получившего должного внимания, ни одного каприза, оставшегося неудовлетворенным. Нортхэм слышал, как леди Армитидж посетовала, что ей не нравится цветочное оформление ее комнаты. Вскоре после этого он увидел горничную, прошмыгнувшую на заднюю лестницу с охапкой роз, а позже, когда леди Армитидж заметила, что теперь се комната похожа на цветущий сад, понял, что цветы предназначались ей.

Впрочем, барон с баронессой мало походили на людей, которые стали бы вникать в подобные мелочи. Скорее всего этим занималась Элизабет, что заставляло задуматься об отношениях, связывавших дочь графа Роузмонта с четой Баттенбернов. Эта ситуация настолько озадачивала полковника Блэквуда, что в конце концов он не выдержал и поручил Нортхэму в ней разобраться. Пожалуй, это было самое деликатное из всех поручений полковника и, как оказалось, не лишенное даже некоторой приятности. Без этой строптивой девицы, пожалуй, было бы скучновато.

Добравшись до главной лестницы, Нортхэм с опаской обошел кадки с папоротниками, стоявшие возле перил по обе стороны от лестницы. Он содрогнулся, представив себе, какой грохот вызвало бы их падение на паркетный пол внизу, Подняв свечу, он нащупал ногой первую ступеньку и двинулся вниз по ковровой дорожке. Днем, когда он проявил интерес к библиотеке барона, ему показали, где она находится, и теперь он без труда нашел дорогу. Повернув ручку, он открыл дверь и заморгал, ослепленный светом лампы. Прошло несколько секунд, прежде чем граф разглядел фигуру, сидевшую в кресле барона за пределами светового круга.

– Леди Элизабет, – чопорно произнес он. Убаюканный царившей в доме тишиной, он не ожидал, что в библиотеке кто-то есть, и теперь слегка растерялся. – Простите, я не знал, что здесь занято.

Брови Элизабет приподнялись. У нее возникло ощущение, что перед ней не столько извиняются, сколько упрекают в том, что она оказалась там, где ей быть не следует. Отложив перо, она плотнее запахнула на груди зеленую шаль, хотя ее ночная рубашка была не более откровенной, чем платье, которое она надевала на музыкальный вечер. К чести Нортхэма, его глаза не отрывались от ее лица.

– Вам что-нибудь нужно? – осведомилась она любезным тоном.

Нортхэм стоял в дверях, не делая попыток войти в комнату.

– Да вот… хотел что-нибудь почитать на сон грядущий.

– В таком случае очень удачно, что вы забрели в библиотеку.

– Удача здесь ни при чем, – заверил он ее. – Я сюда и направлялся.

Элизабет промолчала, не скрывая своего скептицизма. Взгляд Нортхэма упал на перо и лист бумаги, лежавшие перед ней.

– Письмо полковнику? – Она кивнула. – Вам не кажется, что уже довольно поздно, чтобы сочинять послания?

– Мне следовало сделать это несколько месяцев назад, как вы совершенно справедливо заметили сегодня днем.

Он не стал поправлять ее, уверенный, что она сознательно исказила смысл его вопроса.

– Я вам не помешаю, если поищу себе книгу?

Элизабет сделала широкий жест рукой, видимо, означавший, что он может делать все, что угодно. Однако не вернулась к письму, предпочитая наблюдать за ним.

– Вы хотели бы что-нибудь определенное?

– «Законы народонаселения» Мальтуса, – ответил Нортхэм. – Мне показалось, что я видел здесь эту книгу.

– Вы уверены? Если вам требуется средство от бессонницы, я бы порекомендовала горячее молоко. – Он громко рассмеялся, напомнив Элизабет, каким приятным может быть мужской смех. Она даже пожалела, что недостаточно остроумна, чтобы заставить его смеяться чаще. – Вон там, справа от вас. На верхней полке.

Указательный палец Нортхэма скользнул по корешкам с золотым тиснением. Внезапно он остановился и поднял свечу выше. В желтоватом пламени цвет кожаных переплетов казался более насыщенным и глубоким.

– О, – заинтересованно протянул он, – это еще что такое? – Он снял с полки книгу и усмехнулся, разглядывая обложку. – «Замок Рэкрент», – прочитал он вслух. – Готический роман. – Он посмотрел на корешок, где было указано имя автора. – Мария Эджуорт. Наверняка псевдоним. Едва ли кто-нибудь в здравом уме признается в авторстве готического романа.

– Вы несправедливы. Это очень увлекательная книга.

Нортхэм, улыбнувшись, скептически выгнул бровь. Прядь светлых волос упала ему на лоб, сияя в пламени свечи.

– Неужели? – произнес он насмешливо – Она ваша?

– Нет, баронессы, – отозвалась Элизабет равнодушным тоном. – Но я ее прочитала. И потому могу судить о ее содержании. Вы же беретесь судить о том, чего не знаете.

– Хорошо сказано, миледи. – Он сунул томик под мышку и продолжил поиски. – А, вот она.

Поставив свечу на стол, Нортхэм снял с полки сборник творений Мальтуса и пролистал его, чтобы убедиться, что это то, что он искал. Затем сунул книгу туда, где уже находился готический роман.

Элизабет позабавило, что он решил прихватить с собой «Замок Рэкрент» лишь по той причине, что ей удалось задеть его, упрекнув в косности мышления. Светская молодежь увлекалась либеральными идеями, и граф Нортхэм, хотя, по словам баронессы, ему уже исполнилось тридцать два года, наверняка относил себя к этой категории.

Улыбнувшись, она откинулась в кресле, обнаружив, что теперь, когда граф закончил свои дела, ей стало легче дышать. Она даже не отдавала себе отчета, насколько неловко чувствует себя в его присутствии, пока он не собрался уходить.

Однако Нортхэм, вместо того чтобы направиться к двери, подошел к столу орехового дерева, за которым она сидела.

– Могу я попросить вас передать мои наилучшие пожелания полковнику?

– Конечно, – пожала плечами Элизабет, даже не сделав попытки взять в руки перо.

– Может, мне подождать, пока вы закончите письмо, и проводить вас в вашу комнату?

Это было последнее, чего она хотела.

– Не стоит В этом доме я ориентируюсь гораздо лучше, чем вы.

– В таком случае, может, вы проводите меня?

Элизабет покачала головой:

– Боюсь, нас могут неправильно понять, милорд. Вы одеты надлежащим образом, – граф все еще был облачен в вечерний костюм, – а вот обо мне этого никак не скажешь.

Она замолчала, не желая привлекать внимания к своему ночному туалету, и инстинктивно стянула на груди концы шали.

– Пожалуй, – согласился Нортхэм, однако почему-то не спешил уходить. Ему нравилось смотреть на Элизабет, на безупречную линию ее лба, изящный изгиб щеки и четкий рисунок рта. Но больше всего ему нравились ее глаза. Миндалевидные и почти такого же цвета, как золотисто-каштановые волосы, они приковывали его взгляд – если, конечно, не позволять ему опускаться ниже скромного выреза ее ночной рубашки и не задумываться о том, что скрывается под ней. – Кстати, вы не составите мне компанию завтра на охоте?

Элизабет, не ожидавшая ничего подобного, растерянно заморгала. Наконец она вежливо произнесла:

– Я польщена оказанной мне честью, но…

– Ради Бога, леди Элизабет, это приглашение на прогулку, а не предложение руки и сердца.

Если бы Элизабет стояла, то, наверное, отступила бы на шаг. Но поскольку она сидела, насмешливый тон Нортхэма буквально пригвоздил ее к креслу. Это был один из тех случаев, когда Элизабет вспоминала, что она истинная дочь графа Роузмонта.

– Мне следовало бы принять ваше предложение, – начала она, – хотя бы для того, чтобы заставить вас пожалеть о нем. Но я откажусь – и не потому, что вы недостойны моего общества, а потому, что я недостойна вашего внимания. Видите ли, у меня не больше талантов к верховой езде, чем к рисованию. И потому, милорд, я вынуждена отклонить ваше любезное приглашение.

– Какая прекрасная отповедь! – восхитился Нортхэм, словно не он был тем самым человеком, кому адресовалась тирада Элизабет.

Он положил книги на стол и прислонился к нему бедром, скрестив на груди руки.

– Уверяю вас, я ни в коем случае не стану сожалеть о своем приглашении, ибо нахожу ваше общество удивительно бодрящим и гораздо более занимательным, чем общество любой другой представительницы слабого пола из числа моих знакомых. – Он не дал ей вставить и слова, хотя видел, что она постепенно накаляется. – А что касается того, достойны вы или недостойны, то мне понятно ваше нежелание снизойти до моей скромной персоны. Хотя причина отказа, которую вы привели, не выдерживает никакой критики. Во-первых, ничуть не обиделись, когда я нелестно отозвался о ваших способностях к рисованию. Иначе вы не стали бы смеяться. А во-вторых, я случайно увидел, как вы возвращались верхом в замок, и, должен признаться, получил большое удовольствие. Кроме того, леди Баттенберн утверждает, что вы прекрасная наездница.

– Вы говорили с ней обо мне? – недоверчиво спросила Элизабет.

Нортхэм ничуть не смутился.

– Просто баронесса, обнаружив мой интерес к вам, сочла нужным кое-что пояснить.

Элизабет очень сомневалась, что баронесса ограничилась кратким пояснением. Похоже, она зачем-то упорно стремилась свести их вместе.

– Луиза обожает заниматься сватовством, – вздохнула она.

– Согласен. Она не из тех, кто будет ходить вокруг да около, прибегая к намекам и прочим тонкостям. По правде говоря, она превозносила ваши достоинства с прямолинейностью греческого хора. – Он помолчал, пристально глядя на Элизабет. – Что плохого, если мы позволим ей думать, что ее затея удалась? Уверяю вас, она направит свои усилия на кого-нибудь другого, как только убедится, что добилась успеха.

Золотистые глаза Элизабет сузились.

– По-моему, вы склонны манипулировать людьми ни чуть не меньше, чем Луиза, – проговорила она после короткой паузы.

В улыбке Нортхэма не было и тени раскаяния.

– Что я слышу, леди Элизабет? Неужели вас не интригует тот факт, что леди Баттенберн считает, что мы подходим друг другу?

Интригует? Она бы так не сказала. Ужасает. Это, пожалуй, ближе к истине.

– Думаю, вам следует обратить свой интерес на кого-нибудь другого, – посоветовала она. – Может, общество прочих дам и не столь занимательно, как мое, зато менее обременительно. – Нортхэм иронически приподнял брови, и Элизабет поняла, что ей не удалось поколебать его решимость. – Так и быть, милорд. Я составлю вам компанию на охоте. А что касается вашего дальнейшего пребывания в Баттенберне, тут мы еще посмотрим.

Нортхэм сгреб со стола свои книги и поднял свечу. Огонек затрепетал, отражаясь солнечными бликами в блестящих волосах Элизабет.

– Спокойной ночи, – произнес он неожиданно мягко.

Элизабет не ответила. Нетерпеливо отвернувшись, она потянулась к перу, давая понять, что намерена вернуться к прерванному занятию. Нортхэм приглушенно хмыкнул и вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, Элизабет подняла полные слез глаза. Ее рука, державшая перо, дрожала.

Виконт Саутертон громко захлопнул дверь и со свойственной ему бесцеремонностью проследовал в спальню приятеля, не дожидаясь приглашения.

Разбуженный внезапным вторжением, Нортхэм приоткрыл один глаз. Он только что заснул – так по крайней мере ему казалось. Увидев, кто потревожил его сон, он устроился поудобнее и сунул голову под подушку.

– Убирайся, – пробормотал он на тот случай, если Саут еще не разобрался в его настроении.

Но тот пропустил его слова мимо ушей.

– Я стащил чайный поднос у одной из горничных. Вообще-то он предназначался леди Хитеринг, но, уверен, достойная дама только поблагодарит меня за своевременное вмешательство. Она все еще наслаждается компанией лорда Аллена, хотя они и переместились из бельевой кладовки в его комнату. Я опять наткнулся на них, пока добирался сюда.

Поскольку Саутертон был одним из лучших навигаторов в королевском флоте, казалось маловероятным, что он вдруг утратил способность ложиться на верный курс.

– Что тебе нужно? – пробурчал Нортхэм, приподняв подушку ровно настолько, насколько требовалось, чтобы его услышали.

Виконт усмехнулся:

– Оказать тебе любезность.

Нортхэм махнул рукой, не желая слышать продолжения. Последовало благословенное молчание.

– Где Брилл? – наконец спросил Нортхэм.

– Твой камердинер чертовски тобой недоволен. Большинство гостей давно на ногах, а он так и не удостоился чести заняться твоим туалетом. – Саутертон налил чашку чаю, добавил кусочек сахара и поднес ее к постели. – Вот, выпей. Это приведет тебя в чувство. – Взгляд его серых глаз упал на книги, лежавшие на прикроватном столике. – Ты что, только недавно заснул?

Нортхэм неохотно сел и, усталым жестом откинув со лба волосы, взял чашку из рук приятеля.

– Да, я читал.

Саутертон поднял верхнюю книжку.

– «Замок Рэкрент». Готический роман. – Он вскинул бровь. – И из-за такой чепухи ты не спал?

– Представь себе, не мог оторваться.

Виконт рассмеялся. Он отложил книгу и взял сборник статей.

– А вот это настоящее снотворное. Наверняка ты рассчитывал с ее помощью заснуть.

– Ты угадал.

– Ладно, испытаешь ее сегодня вечером.

– Нет, я должен дочитать «Замок Рэкрент».

Саутертон, положив книгу, направился к креслу и рухнул в него. Затем, словно вспомнив о чем-то, поднялся, подошел к креслу-качалке и оттуда принялся осматривать комнату.

– Что ты ищешь?

– Свою табакерку.

– Ты же не нюхаешь табак, – удивился Норт.

– Это не значит, что у меня нет табакерки. Кстати, ты ее видел. Прелестная вещица из черной эмали, отделанная золотом и бриллиантами. Без нее я не сажусь играть в карты. Может, это и суеверие, но оно себя оправдывает. Вчера, спасаясь от леди Пауэлл, я провел весь вечер за карточным столом. Уверен, табакерка была при мне. – Его ищущий взгляд уперся в постель. Он нагнулся, приподнял полог и заглянул под кровать. – Впрочем, надо будет сказать камердинеру, чтобы получше пошарил в моей комнате. Возможно, я настолько привык носить ее в кармане, что внушил себе мысль, будто она всегда со мной. Может, я ее просто выронил.

Нортхэм кивнул, задумчиво глядя в свою чашку.

– Вполне возможно.

Саутертон, отказавшись от поисков, вернулся в свое кресло.

– Дело не в самой табакерке, а в том, что она принадлежала еще моему деду. Свадебный подарок от бабушки. Она дорога мне как память.

– Да и бриллианты, думаю, чего-то стоят, – хмыкнул Норт.

Саутертон гордо произнес:

– Пять сотен фунтов, не меньше. – Он кивнул на чашку друга. – Пей. А то Брилл уже скребется в дверь. Подожду, пока ты оденешься, а потом вместе позавтракаем. Я не осмеливаюсь появиться в столовой, пока там рыщет эта леди Пауэлл. Надеюсь, ты спасешь меня от нее?

– По первому сигналу.

После короткого колебания Саут отозвался:

– Я учту.

Нортхэм взглянул на него поверх чашки:

– Похоже, ты уже не столь решительно настроен избегать предприимчивую вдовушку, как говорил об этом вчера вечером.

– Знаешь, это была долгая ночь.

– Губы Нортхэма лукаво изогнулись:

– Я мог бы одолжить тебе «Замок Рэкрент».

Глава 3

Из-за дождя начало охоты задержалось на несколько часов. Все это время гости барона бродили по дому как неприкаянные, нетерпеливо поглядывая на небо, делая прогнозы и заключая на них пари. Баронесса, беседовавшая с леди Пауэлл и леди Хитеринг, заявила, что не удивится, если гости протоптали на ковре дорожку. Словно в подтверждение ее слов грянул гром. Несколько мужчин быстро поднялись со своих мест и поспешили к окнам, чтобы понаблюдать за капризами погоды.

Возникла даже мысль перенести охоту на завтра. Никто не хотел, чтобы их лошади месили грязь и, не дай Бог, захромали. Но когда ближе к полудню небо прояснилось и солнечные лучи осветили окрестные поля и перелески, все пришли к выводу, что не в состоянии больше ждать ни минуты.

Мужчины собрались на заднем дворе, ожидая, пока конюхи приведут оседланных лошадей. В ярко-алых двубортных камзолах со сверкающими на солнце медными пуговицами, они как магнитом притягивали к себе женские взгляды. Правда, зрительницы сошлись во мнении, что больше всего они напоминают бойцовых петухов. Это сравнение вызвало смех, шутки и нелестные эпитеты в адрес мужчин.

Лишь немногие из приглашенных дам пожелали присоединиться к охоте на лис. Этот вид спорта считался мужским, поскольку женщины, вынужденные сидеть в седле боком, подвергались серьезной опасности. Элизабет уже несколько раз принимала участие в охоте. Готовность, с какой Баттенберны предоставили ей эту возможность, раз и навсегда пресекла все сплетни. Впрочем, Элизабет не нуждалась ни в чьем благословении. Она наслаждалась погоней, пьянящей возможностью нестись во весь опор, перепрыгивая через овраги и изгороди, и скакать по лесу, рискуя сломать шею при малейшей ошибке.

Хромая, Элизабет подошла к груму, державшему ее коня. Она давно привыкла к любопытным взглядам, сопровождавшим ее неловкое передвижение, и научилась разбираться в них. Одни смотрели на нее с жалостью, другие с восхищением, но Элизабет не видела особой разницы между тем и другим. Это были две стороны одной и той же медали, ибо являлись естественной реакцией на ее физический недостаток. Однако те, кто хорошо ее знал, не обращали на ее хромоту никакого внимания. Леди Баттенберн не потерпела бы никаких замечаний в ее адрес, а барон никогда не признавал публично, что ее возможности ограничены. Друзья, следуя их примеру, быстро переставали замечать, что Элизабет чем-то отличается от других. И она по опыту знала, что к концу двух недель пребывания в Баттенберне ее увечье будет вызывать не больше интереса, чем длина ее носа.

С помощью грума она забралась в седло и ласково потрепала по шее своего серебристого жеребца, нетерпеливо гарцевавшего на месте.

– Прекрасное животное, – одобрительно заметил Нортхэм, поравнявшись с ней. Его придирчивый взгляд прошелся по коню – от челки на лбу до кончика хвоста – и не нашел ни одного изъяна. Элизабет позабавила смесь восхищения и легкой зависти, отразившаяся на его лице. Он поднял глаза и перехватил ее взгляд, в котором плясали смешливые искорки. – Я что-то не так сказал?

Она покачала головой, продолжая молча улыбаться.

Норт озадаченно нахмурился.

– Вы уверены… – начал он.

Но его перебил виконт Саутертон, появившийся рядом.

– Ах, леди Элизабет! – воскликнул он. – Вы сегодня просто очаровательны. Поистине свежий воздух и предвкушение охоты творят чудеса с прекрасным полом. Не будет преувеличением сказать, что на ваших щечках расцвели розы.

Элизабет вспыхнула от такой беззастенчивой лести, и ее щеки действительно заалели.

– Вы очень добры.

На ней была черная амазонка, плотно облегавшая фигуру. Широкая юбка, рассчитанная на то, чтобы прикрыть перекинутую через луку седла ногу, позволяла полюбоваться стройными щиколотками, обутыми в кожаные полусапожки. Придержав жеребца, она поправила черный газовый шарф, который удерживал у нее на макушке надетую под кокетливым углом шляпку, по форме напоминающую мужской цилиндр.

– Боюсь, я произвожу удручающее впечатление на фоне этих алых оттенков.

– Чепуха, – снисходительно отмахнулся Саутертон. – Для чего, по-вашему, нужны все эти петушки, как не для того, чтобы оттенить такую прелестную курочку, как вы.

Хотя Элизабет не могла утверждать, что ей польстило сравнение с курицей, она весело рассмеялась, вдохновив лорда Саутертона на дальнейшее развитие своей мысли.

– В этом смысле мы мало чем отличаемся от пернатых, вы не находите? – спросил он. – Самцы распускают хвосты и надувают грудь, чтобы привлечь внимание самок. Думаю, именно этим руководствовались портные, изобретая фасоны охотничьих камзолов. Уверяю вас, лисицам нет никакого дела до наших плюмажей и прочих деталей туалета.

– Я вижу, вы серьезно размышляли на эту тему, – заметила Элизабет с улыбкой, покосившись на Нортхэма. Он мол чал, но было видно, что эта ситуация его искренне забавляет.

– Разумеется. – Саутертон проследил за ее взглядом. – Только не говорите, что Норт не отметил, как прелестно вы выглядите.

– Он был слишком занят – он восхищался моим Бекетом. – Услышав свое имя, жеребец переступил ногами – Его светлость изволил заметить, что это великолепное животное.

Саутертон закатил глаза, не обращая внимания на грозные взгляды, которые метал в него Норт.

– Мне следовало бы догадаться! Мало того, что он обладатель самой замечательной пары гнедых, какую мне приходилось видеть, он к тому же не пропускает ни одного аукциона в Таттерсоле. Но даже страсть к лошадям не может служить оправданием…

Тяжелый вздох Нортхэма заставил его замолчать.

– Пожалуй, мне следует извиниться, – кисло пробурчал Норт – Вас удовлетворит признание, что я искренне раскаиваюсь?

Элизабет, подавшись вперед, положила затянутую в перчатку руку на его алый рукав и слегка потрепала – примерно так, как она делала это, успокаивая своего жеребца. Этот неосознанный жест не остался незамеченным. Саутертон расхохотался, а уши графа покраснели.

Когда до Элизабет дошло, что она делает, щеки ее залились румянцем, и она поспешно отдернула руку. Слишком смущенная, чтобы найти подходящие к случаю слова, она украдкой стеганула Бекета и не стала сдерживать его, когда он рванулся вперед.

Нортхэм и Саутертон молча смотрели, как она въехала в гущу алых камзолов, занимавших места для предстоящей гонки.

– Она отлично держится в седле, – заметил виконт.

Вместо ответа Нортхэм буркнул что-то неразборчивое и развернул своего жеребца.

– Почему бы тебе не поискать Иста?

Саутертон добродушно усмехнулся:

– Если хочешь знать мое мнение, не так уж плохо, когда с тобой обращаются, как с лошадью, если в седле сидит леди Элизабет.

– Между прочим, ее конь, – невозмутимо изрек Нортхэм, – мерин.

Последовала короткая заминка, после чего Саутертон быстро сказал:

– Пожалуй, мне и в самом деле следует поискать Иста.

– Прекрасная мысль.

Элизабет беседовала с лордом Алленом и мистером Радерфордом, когда подъехал Нортхэм. Он ничего не сказал и не проявил никакого интереса к разговору. Элизабет говорила мало, но делала вид, что чрезвычайно увлечена обсуждаемой темой, позволяя каждому из мужчин думать, что она разделяет его мнение.

– Из вас получился бы отличный дипломат, – заметил Нортхэм, когда они заняли свои места. Сорок гончих, почуяв запах лисы, неистово лаяли, доводя себя до исступления Лошади, чувствуя всеобщее возбуждение, рыли копытами землю. Граф с удовольствием наблюдал, как легко Элизабет справляется с Бекетом. – Это был очень ловкий маневр.

Не зная, кого он имеет в виду – Аллена с Радерфордом или Бекета, – Элизабет просто молча кивнула и сосредоточила свое внимание на распорядителе охоты.

– Вы хотите держаться позади? – не оборачиваясь, спросила она.

– Только если таково будет ваше желание.

– Я предпочитаю скакать сбоку. Так безопасней. Но вы не обязаны следовать за мной или беспокоиться о моем удобстве. Тогда вы не получите удовольствия от охоты. – Она указала подбородком в сторону леса. – Видите ту прогалину среди дубов? Вот где можно пустить лошадей в галоп. Ни одна лиса не сунется на открытое место. К тому же в последний раз ее видели в чаще. Представляю, какая там будет давка. Почище чем в «Олмэксе» в разгар сезона.

– В таком случае мне лучше остаться с вами.

Элизабет кивнула, чуть улыбнувшись:

– Сейчас дадут сигнал. – Напряженно вглядываясь в окружающий пейзаж, она вдруг выпрямилась и показала кончиком хлыста на дальний край луга. – Смотрите! Вон она. До чего же шустрая! По-моему, она нарочно дразнит гончих.

Нортхэм едва успел заметить вытянутую морду, ярко-рыжий мех и пушистый хвост с белым кончиком, прежде чем животное скрылось в высокой траве. Только длинные стебли продолжали колебаться, словно невидимый палец прочертил линию, пересекавшую поле Внезапно лиса снова появилась, огибая скрытое травой препятствие, и опять исчезла, на сей раз в лесу.

Оглянувшись на Элизабет, он не заметил на ее лице никаких признаков страха. Только целеустремленность, азарт и восторг. Она казалась такой открытой и уязвимой, что у него возникло ощущение, будто он вторгся в нечто глубоко личное, не предназначенное для чужих глаз.

– Осторожно! – крикнула она.

Прямо перед собой граф увидел остатки старой каменной изгороди. Видимо, это было то самое препятствие, скрытое среди пышно разросшейся травы, на которое наткнулась лиса. Если бы не предупреждение Элизабет, он не успел бы собраться для прыжка, и скорее всего охота закончилась бы для него позорным падением. Преисполненный благодарности, Нортхэм обернулся к Элизабет, но в этот момент ее конь перепрыгнул через заросшие бурьяном развалины и понесся вперед.

Солнце померкло, когда они въехали под сень деревьев. Было слышно, как где-то рядом с ними лошади и гончие продираются сквозь густую чащу. Ярко-алый камзол барона указывал Элизабет и Норту направление погони, и тропа развертывалась перед ними, как ковровая дорожка.

Элизабет направила Бекета наперерез гончим. Помедлив перед неглубоким ручьем, пересекавшим пастбище, собаки плюхнулись в воду и, перебравшись на другой берег, снова взяли след. Баттенберн, Элизабет и Норт устремились за ними, слыша за спиной приближающийся топот копыт.

Гости, не принимавшие участия в охоте, собрались у зубчатого парапета стены замка. Отсюда открывался ничем не ограниченный вид на окрестности, и алые фигурки всадников, рассыпавшиеся по полям и лугам, были видны как на ладони. Зрители приветствовали аплодисментами появление лидеров гонки, строя догадки относительно того, кто бы это мог быть. К общему восторгу, баронесса велела принести бинокль, и все по очереди смотрели в него, подробнейшим образом описывая остальным, что происходит внизу.

Все это, разумеется, должно было скоро кончиться, и весьма печально для лисы. Несчастный хищник не имел ни малейших шансов ускользнуть от своры гончих и лошадиных копыт. В конечном итоге собаки настигли лисицу, спрятавшуюся между корнями могучего дуба. Царапая когтями ствол, они теснили друг друга, пытаясь добраться до бедняги.

Элизабет развернула коня, не дожидаясь развязки. Ей не нужно было оглядываться, чтобы узнать, последовал ли Норт за ней. Серебристая шкура Бекета блестела от пота, свидетельствуя о его героических усилиях. Элизабет похлопала коня по шее и похвалила, но не замедлила скачки.

Нортхэм догнал ее, и они двинулись кружным путем назад в Баттенберн.

– Смотрите! – Элизабет показала на парапет башни, где между каменными зубцами стены виднелись разноцветные платья. На ветру весело трепетали перья и ленты, украшавшие дамские шляпки. Она взмахнула рукой, приветствуя зрителей. – Они наблюдают за нами. Помашите им.

Нортхэм ограничился тем, что приподнял шляпу, искренне надеясь, что его приветствие останется незамеченным.

Элизабет рассмеялась. В отличие от графа, на лице которого появилось недовольное выражение, ее щеки разрумянились, а на губах играла улыбка. Она источала жизненную энергию так же естественно, как и нежный аромат лаванды, которым благоухали ее кожа и одежда.

– Я вижу, вы не склонны выставлять себя шутом, если рядом нет ваших приятелей.

– Именно это я и пытался объяснить вам вчера.

Было ли причиной тому радостное возбуждение после охоты или мелочное желание сбить с графа спесь, но какой-то бесенок словно подтолкнул Элизабет под локоть. Прежде чем Нортхэм сообразил, что у нее на уме, она поддела кончиком хлыста его шляпу и сбросила ее с его головы. Стукнувшись о круп лошади, цилиндр, подпрыгнув, упал на землю и покатился по траве.

Элизабет не стала любоваться его ошарашенным видом и, воспользовавшись хлыстом по назначению, стеганула Бекета. Норт последовал за ней, но не раньше, чем слез с лошади, поднял цилиндр, отряхнул его и водрузил на голову. Все это было проделано отнюдь не из рабского поклонения моде. Он уже доказал, сняв сюртук на пикнике, что не является ярым последователем Браммела. Скорее это было сделано для того, чтобы дать Элизабет время подумать о своем поступке и прийти к заключению, что он не успокоится, пока не заставит ее расплатиться за глупую выходку.

Бекет скакал уверенно и грациозно, и его бег вызывал зависть у многих мужчин. Они были бы не прочь отказаться от своих лошадей ради такого красавца. Своей хозяйке конь подчинялся беспрекословно. Он скорее надорвал бы свое большое сердце, чем отказался повиноваться, но Элизабет Пенроуз никогда бы не потребовала такой жертвы от своего жеребца. Когда она увидела, что Бекет начинает выдыхаться, она перевела его на неспешную рысь и позволила Нортхэму ее догнать.

К счастью, их нельзя было увидеть с парапета башни, и это позволяло надеяться, что они выяснят отношения раньше, чем зрители их обнаружат. Раскрасневшаяся и улыбающаяся, Элизабет осадила коня и выставила руку, призывая Нортхэма держаться на расстоянии. Дьявольские огоньки в его глазах не предвещали ничего хорошего.

– Надеюсь, вы не собираетесь мстить? – невинным голоском произнесла она, выравнивая дыхание.

– Вы слишком хорошего мнения обо мне, леди Элизабет. – Он приблизил свою кобылу вплотную к Бекету. Лошади фыркали и трясли головами, косясь друг на друга и переступая ногами.

Поведение Бекета, проявившего неожиданную симпатию к кобыле графа, на секунду отвлекло Элизабет, и Нортхэму этого оказалось вполне достаточно.

Он схватил ее за талию, без видимых усилий поднял с седла и усадил перед собой. Элизабет не успела даже охнуть. Судорожный вздох, слетевший с ее губ, мог выражать протест или недовольство не слишком удобной позой, но что он выражал на самом деле, Норт пока не знал.

– Вы даже не сопротивляетесь. – Ее лицо было совсем рядом, и он видел нежный румянец, проступивший на ее щеках. – Что это, кокетство или полное отсутствие страха?

– И то и другое.

Эти слова, произнесенные вежливо-холодным тоном, вызвали у Нортхэма коварную усмешку. Его планы возмездия не заходили дальше того, чтобы забрать у нее шляпку и, возможно, немного подразнить, прежде чем вернуть ей головной убор. Или оставить себе в качестве сувенира ее черный газовый шарф – просто для того, чтобы показать, на чьей стороне сила.

Он дернул затянутыми в перчатки руками за кончики шарфа, кокетливо завязанного у нее под подбородком, и с интересом ожидал ее реакции. Бант легко развязался, шляпка, не удержавшись на макушке, соскользнула в его подставленную ладонь. Граф спрятал ее у себя за спиной, а другой рукой накрутил на запястье шарф. Все это было проделано с быстротой и ловкостью фокусника.

Он был удивлен, когда Элизабет никак на это не прореагировала. Она просто молча смотрела на него. Ее золотисто-каштановые волосы были собраны в тяжелый узел, подчеркивая тонкие черты лица и экзотический разрез глаз. В устремленном на него взгляде не было осуждения, лишь терпеливое ожидание, когда он кончит развлекаться и вернет ей шляпку.

Ее нежная кожа сияла. Влажные губы подрагивали, обнажая ровные зубы, между которыми мелькнул кончик розового языка.

Нортхэм пришел к выводу, что каковы бы ни были его намерения, теперь это уже не имеет значения.

Склонив голову, он прижался к ее губам. Они были свежими и манящими и раздвинулись, подчиняясь его нажиму. Ее зубы коснулись чувствительной внутренней поверхности его губ и прикусили ее, а затем принялись двигаться с восхитительной методичностью, то покусывая, то отпуская.

Кровь, отхлынув от головы Норта, ударила в чресла.

В последний раз, когда Элизабет целовалась, она была отчаянно влюблена. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, она не могла бы назвать иначе свое тогдашнее состояние. Представить свой первый сердечный опыт как увлечение – значило бы свести на нет то, что она испытывала, и даже опошлить это чувство. Она не забыла мгновений безумного восторга, когда ее сердце неистово колотилось, а кровь бешено пульсировала в ушах. Она помнила пьянящее ощущение, которое охватывало ее при звуках собственного имени, произнесенного ласковым тоном, и сладостное предвкушение, когда она узнавала знакомые шаги. Время не помогло ей забыть. Нежность ее была все так же реальна и неизменна. Она радовалась ей тогда и не стыдилась сейчас, но никогда не путала ее с любовью.

Любовь не исчерпывалась ощущениями. Она допускала существование разных мнений и подтверждала известный тезис, что без разногласий не может быть гармонии. Любовь нуждалась в понимании, и для нее это подразумевало необходимость меняться самой, а не требовать многого от других. Любовь могла быть нежной и колючей. Жестокой и доброй Она основывалась на доверии – но прощала предательство. Для любви недостаточно было взаимного влечения, она требовала союза душ и умов.

Когда-то Элизабет Пенроуз познала все это. Не просто флирт, увлечение или страсть. Она любила и была любима И знала, что второго раза не будет.

Она просто не допустит ничего подобного.

И этот поцелуй, пусть даже чувственный и страстный, не имеет никакого отношения к любви. Именно отсутствие этой важнейшей составляющей и сделало его возможным.

Они неохотно оторвались друг от друга, и граф окинул ее оценивающим взглядом. Элизабет не пыталась изобразить смущение или осыпать его незаслуженными упреками. Когда его затянутая в перчатку рука легла на ее щеку, она не стала противиться. Он погладил пальцем ее нижнюю губу, коснувшись влажной внутренней поверхности, и Элизабет ощутила вкус кожи и соли – и жизненной силы, присущей этому мужчине.

Его глаза, пристально вглядывавшиеся в нее, напоминали темные зеркала. В них не было ни улыбки, ни насмешки, ни осуждения. Страсть угасла, уступив место расчетливой задумчивости. Нортхэм дышал ровно, взгляд его был ясен, на лицо вернулись обычные краски. На его гладком лбу не было ни единой морщинки. В плотно сжатых губах не ощущалось ни малейшего напряжения, ни один мускул не трепетал на щеке.

Наконец его рука упала, но ощущение прикосновения осталось. Элизабет чувствовала его даже после того, как ладонь Норта, скользнув вниз по ее руке, легла ей на талию. Вытащив из-за спины ее шляпку, он надел ее ей на голову. И только тогда Элизабет смогла отвести взгляд. Словно возвращение шляпки перечеркнуло последние мгновения и вернуло их обоих к тому моменту, когда благие намерения еще что-то значили и события могли принять другой оборот.

Он молча пересадил Элизабет на ее жеребца. Она помедлила, давая Бекету время приноровиться к ее весу. Затем дернула поводья, чтобы отвлечь своего коня от кобылы графа, и направила его к видневшейся впереди опушке Спустя мгновение Нортхэм последовал за ней.

Выбравшись из леса, они увидели вдалеке охотников которые, разбившись на небольшие группы, возвращались в поместье. Только сейчас Элизабет поняла, наколько они удалились от всей компании, и ощутила легкую панику.

Нортхэм, проследив за направлением ее взгляда, не остался равнодушным к ее страхам. Подъехав ближе, он придержал ее коня и показал на перелесок, из которого они только что выехали.

– Похоже, легкая кавалерия уже на подходе, – сухо проговорил он.

Оглянувшись, Элизабет увидела, что ветви деревьев содрогаются, и услышала топот копыт. Но только когда из леса на полном скаку вылетели Саутертон и Истлин, она поняла, что он имел в виду. Впрочем, она не сомневалась, что его приятели примчались вовсе не для того, чтобы спасти ее репутацию.

– По-моему, они спешат к вам на выручку, милорд.

– Он бросил на нее загадочный взгляд.

– Сомневаюсь, что такое могло бы прийти им в голову.

Саутертон первым добрался до Элизабет, по крайней мере он пытался в этом всех убедить.

– Ты должен мне шиллинг, – заявил он Истлину.

– Ха! Я чуть не свернул себе шею, оглядываясь на тебя.

– В таком случае, – заметил Саут, – я с удовольствием сверну ее тебе до конца.

Истлин взглянул на Элизабет:

– Миледи, вы не могли бы разрешить наш спор?

Боковым зрением Элизабет уловила неясное движение. Это Нортхэм заставил свою лошадь чуть попятиться и теперь, стоя за спинами приятелей, качал головой, предостерегая ее от принятия какого-либо решения.

Саутертон легко догадался о причине ее колебаний:

– Не обращайте внимания на Норта. Может, он и мнит себя Соломоном, но абсолютно не способен высказать разумное суждение ни по какому вопросу. Мы с Саутом готовы принять ваш приговор, тем более что моя победа очевидна.

Элизабет прижала ладонь к губам, сдерживая приступ истерического смеха. Она никак не могла уразуметь, что заставляет валять дурака этих весьма неглупых мужчин. К тому же Нортхэм не производил впечатления человека, который стал бы терпеть насмешки. Овладев собой, она уточнила:

– Вы сказали, ставка – шиллинг?

– Верно, – кивнул Саутертон. – Полагаю, вы видели…

Он осекся на полуслове и, склонив голову набок, насторожился. Истлин тоже напрягся. Взгляд Нортхэма метнулся к кромке леса, и Элизабет поняла, что все они ожидают появления чего-то… или кого-то. Не успела она прийти к какому-либо заключению, как небольшая кавалькада, состоявшая из барона Баттенберна, лорда Аллена и мистера Радерфорда, выехала из-за деревьев.

Элизабет удивилась:

– Странно, что они выбрали этот путь.

– Почему же? Мы ведь тоже воспользовались им, – пожал плечами Нортхэм.

Элизабет задумчиво нахмурилась. Ей показалось, что замечание графа означало нечто большее, чем просто констатацию факта, словно появление на сцене других участников охоты не было банальной случайностью. Придерживая заволновавшегося Бекета, она наблюдала за бароном и его спутниками. Внезапно по непонятной причине Баттенберн круто повернул коня и поскакал к конюшне. Остальные повторили его маневр, хотя и с меньшим мастерством, чем барон.

– Кажется, они играют в игру под названием «следуй за лидером», – протянула задумчиво Элизабет.

Ни Нортхэм, ни его приятели не стали оспаривать ее мнение. В определенном смысле Элизабет Пенроуз была права, хотя даже и не подозревала, что лидер – это она сама.

– Пора возвращаться, – сказал Нортхэм, разворачивая свою кобылу, – если мы не хотим оказаться последними.

– Пусть сначала отдаст мой шиллинг, – возразил Саут, кивая на Иста.

Прежде чем маркиз успел ответить, Элизабет подняла руку:

– Позвольте мне решить этот спор, как вы и просили. Я объявляю, что победила дружба, и по возвращении вручу каждому из вас по шиллингу. – Заметив хитрые взгляды, которыми обменялись спорщики, чрезвычайно довольные ее решением, она расхохоталась. – Похоже, вы не в первый раз пользуетесь этим приемом, чтобы облегчить карманы доверчивых женщин? Как вам не стыдно!

Саутертон добродушно кивнул:

– Вы нас разоблачили, леди Элизабет. Мы законченные мошенники, и хорошо, что вы поняли это сразу.

– Весь фокус в том, – добавил Нортхэм, криво улыбнувшись, – чтобы не обращать на них внимания.

– А как насчет вас? – поинтересовалась Элизабет. – Разве вы не один из них?

– Безусловно. С той лишь разницей, что меня нельзя игнорировать.

Элизабет слегка приподняла изогнутую бровь, задаваясь вопросом, как вообще она могла оказаться в этой легкомысленной компании. Похоже, согласившись, пусть неохотно, терпеть одного из приятелей, она обеспечила себе общество всех остальных. Оставалось только радоваться, что Марчмену пришлось уехать. Элизабет не была уверена, что смогла бы справиться со всей четверкой.

Она демонстративно отвернулась от Норта и услышала за спиной его приглушенный смешок:

– До меня дошли слухи, лорд Саутертон, что у вас пропала табакерка. Леди Баттенберн ужасно расстроилась, когда ей сказали, что ее, похоже, украли.

Саутертон небрежно отмахнулся:

– Я никогда не говорил ничего подобного. Мне это даже не приходило в голову. Надеюсь, вы постараетесь успокоить леди Баттенберн на сей счет?

– Скорее всего он сам ее куда-то сунул, – вставил Истлин. – Рано или поздно она найдется.

– Потому я и поставил баронессу в известность. Чтобы табакерку переслали мне, если она обнаружится после моего отъезда.

– Разумеется, – согласилась Элизабет. – Насколько я понимаю, у вас с ней связаны приятные воспоминания?

Саутертон кивнул:

– Она принадлежала еще моему деду.

– Тогда не представляю, что можно сделать, чтобы успокоить Луизу, кроме как найти табакерку. Дайте нам знать, если она найдется, хорошо?

– Конечно.

Истлин снял цилиндр и пригладил каштановые волосы.

– Я как-то не подумал о возможности кражи, – задумчиво произнес он. – Хотя можно понять, почему эта мысль посетила леди Баттенберн. Не исключено, что вор, которого в газетах именуют Джентльменом, мог затесаться в нашу среду. Учитывая, что лондонский свет покинул столицу, он мог отправиться следом за ним в поисках наживы.

Саутертон поднял брови.

– Вор Джентльмен? Над этим стоит подумать. Ему приписывают кражу бриллиантовой броши леди Карвер на балу у Уинтропов прошлой зимой. Кажется, она была приколота к ее платью в тот вечер. – Из уважения к Элизабет виконт не позволил себе ухмыльнуться и постарался не встречаться взглядом с приятелями. Всем было хорошо известно, что леди Карвер обладала столь величественным бюстом, что вор мог скрываться под его прикрытием весь вечер, не рискуя быть обнаруженным. Убедившись, что приступ неуместного веселья прошел, Саут взглянул на Элизабет и увидел, что она встревожена. – Не стоит беспокоиться понапрасну, – проговорил он. – Табакерка найдется. Маловероятно, что этот вор Джентльмен находится среди гостей леди Баттенберн.

– Надеюсь, вы правы, – вымолвила Элизабет.

Нортхэм счел нужным пояснить:

– Леди Элизабет занималась приглашениями и наверняка считает себя ответственной за то, что в число гостей попал вор – если, конечно, это подтвердится. Впрочем, лично мне идея, что это дело рук Джентльмена, кажется надуманной. Есть куда более вероятные подозреваемые.

Элизабет вскипела:

– Если вы намекаете на слуг, милорд, то высказывать подобные обвинения несправедливо!

Нортхэм ничуть не обиделся.

– Это всего лишь размышления. Не удивлюсь, если леди Баттенберн прикажет собрать всю прислугу и обыскать их комнаты. – Он вскинул бровь при виде легкого румянца, окрасившего щеки Элизабет. – А-а, так она это уже сделала, и вы тот самый человек, кому поручено выполнить эту неприятную процедуру?

– Я переговорила с Дженнингсом, – тихо отозвалась она, – с дворецким. Это его обязанность.

Саутертон вздохнул:

– Сожалею, что вообще упомянул о пропаже табакерки. Похоже, это вызвало массу хлопот.

Истлин громко хмыкнул, ткнув в него пальцем:

– И ты будешь выглядеть последним олухом, когда она обнаружится в твоей лондонской резиденции. Представляю, как мы позабавимся.

Нортхэм, видя, что Элизабет не разделяет их веселья, сменил тему:

– Кстати, вы заметили зрителей на парапете стены во время охоты? Леди Пауэлл наверняка была среди них. Думаю, ей не составило труда разглядеть тебя на этом порождении сатаны, которое ты называешь лошадью.

Саутертон обиженно проворчал:

– Можете сколько угодно забавляться на мой счет, только, умоляю, не надо оскорблять прекрасное животное. – Он потрепал по шее громадного черного жеребца, нрав которого совсем не соответствовал его устрашающему виду.

Элизабет, чтобы сменить тему, посмотрела на крышу башни, где толпились зрители.

– Должно быть, оттуда открывается изумительный вид.

– Нортхэм бросил на нее удивленный взгляд:

– Вы хотите сказать, что ни разу туда не поднимались?

– Ни разу.

– В таком случае мы могли бы…

Она остановила его, решительно покачав головой:

– Если вы имеете в виду меня, то позвольте мне сразу отказаться.

Истлин взглянул наверх и увидел леди Пауэлл, которая смотрела на них в бинокль.

– Она так увлеклась, что того и гляди свалится оттуда, – проговорил он скучающим тоном. – Все же это чертовски высоко. – Он посмотрел на Элизабет: – Вы боитесь высоты?

– Нет, – отозвалась она с улыбкой. – Я боюсь падать. – Заметив виноватый взгляд Истлина, метнувшийся к ее бедру, она сухо произнесла: – Было бы намного проще, если бы люди спрашивали, что со мной случилось. Стоит привыкнуть к мыс ли, что все в курсе, как появляется кто-нибудь вроде вас и напоминает мне о моей хромоте. Моя история очень проста: я упала с лестницы в библиотеке в Роузмонте. Это был несчастный случаи. Не скажу, что я упала с большой высоты, просто неудачно приземлилась. Я сломала ногу, и кости неправильно срослись. – Она пожала плечами. – В результате я стараюсь избегать лестниц, не поднимаюсь на парапет и не пользуюсь успехом на танцах. Что касается последнего, то, может, оно и к лучшему. Мой учитель танцев всегда был невысокого мнения о моих способностях. Зато мое увечье не мешает верховой езде, а для меня это самое главное.

– Вы несравненная наездница, леди Элизабет! – восхищенно произнес Истлин, но это было сказано не из галантности или желания загладить вину, а от чистого сердца.

Хотя его слова полностью соответствовали истине, Элизабет вспыхнула.

– В таком случае, надеюсь, вы предоставите мне возможность отыграть шиллинг. – С этими словами она сорвалась с места и во весь опор помчалась к конюшне.

Леди Баттенберн откинула голову на полотенце, положенное на бортик ванны, и закрыла глаза. В мягком сиянии свечей ее шея и плечи, выступавшие над водой, поблескивали, словно лепестки цветка, влажные от утренней росы.

– Я обратила внимание, что твоя танцевальная карточка была полностью расписана нынче вечером, – проговорила она. – Это хороший признак.

Элизабет сидела в том же глубоком кресле с подголовником, что и прошлой ночью. Скинув шлепанцы, она пристроила обтянутые чулками ноги на мягкой скамеечке и пошевелила пальцами в надежде облегчить боль в натруженных ступнях.

– Это просто из жалости, – поморщилась она. – Сегодня днем мне пришлось рассказать маркизу Истлину, как я получила увечье. Лорд Нортхэм и виконт Саутертон присутствовали при этом разговоре. Так что не стоит переоценивать внимание, которое они проявили ко мне.

Леди Баттенберн отмела это возражение взмахом руки.

– Я имею в виду не только этих троих. Ты танцевала с Радерфордом, Хитерингом и… – Она наморщила лоб. – Список такой длинный, что мне придется просмотреть твою карточку, чтобы освежить память. Харрисон не смог потанцевать с тобой. Бедняга так расстроился, что провел весь вечер за картами.

– Едва ли он расстроился. Скорее обрадовался, что не пришлось со мной танцевать. Что же касается остальных моих кавалеров, то они всего лишь последовали примеру Истлина. Маркиз и его друзья достаточно влиятельны, чтобы рассчитывать на поддержку, не прилагая для этого усилий. Я так и сказала лорду Нортхэму, но он все отрицал.

– И неудивительно, поскольку подобное признание могло бы тебя оскорбить. – Баронесса задумчиво постучала пальцем по своим губам. – Жаль, что Истлин в пятницу уезжает. Я была просто сражена этим известием. Он пропустит охоту за сокровищем, а я подумывала о том, чтобы сделать его твоим партнером.

В таком случае очень хорошо, что маркиз уезжает, решила Элизабет и попыталась отвлечь Луизу от своей персоны:

– Мне кажется, если бы ты задалась целью, то могла бы свести вместе леди Пауэлл и лорда Саутертона. Из них получилась бы неплохая пара.

Но баронесса не клюнула на наживку. Она плеснула водой в Элизабет, не заботясь о том, что намочит ковер.

– А что ты скажешь о графе? Вы ведь вместе охотились. – Не дождавшись ответа, баронесса обиженно надула губы. – Не хочешь говорить, да? Учти, я все равно от тебя не отстану. Харрисон утверждает, что граф – самый подходящий для тебя партнер.

– Ты хочешь вынудить меня уехать? – подозрительно спросила Элизабет.

Баронесса резко повернула голову и уставилась на нее, пытаясь определить, насколько серьезно она это сказала.

– Уехать? Пора бы тебе понять, дорогая, что это невозможно. Мы с Харрисоном никогда этого не допустим. Просто мы считаем, что ты должна выйти замуж. Тогда ты сможешь выпорхнуть из нашего гнездышка, но останешься под нашим крылом.

Элизабет так быстро вскочила на ноги, что скамейка опрокинулась. Не потрудившись поднять ее, она повернулась спиной к леди Баттенберн и подошла к окну. Что ж, она всегда знала, что этот день когда-нибудь наступит. Но не хотела думать об этом.

– Вы все рассчитали, – в отчаянии простонала она.

– Конечно, – отозвалась баронесса без тени смущения. – С твоей стороны было бы наивно думать иначе. Брачные союзы всегда заключаются на взаимовыгодных условиях. Деньги, титул, власть, влияние – здесь учитывается все. А браки по любви, если они вообще существуют, бывают успешными только при соблюдении интересов обеих сторон.

– Это цинизм.

– Это жизнь.

Элизабет прижалась лбом к оконному стеклу, приятно холодившему кожу.

– Не думаю, что я способна на такое.

– На что? – Баронесса села в ванне, уронив подложенное под голову полотенце. Она вытащила его из воды и швырнула на пол с ожесточением завзятого дуэлянта, бросающего сопернику перчатку.

Громкий шлепок заставил Элизабет повернуться.

– Договаривай, – произнесла баронесса суровым тоном. – Ты же знаешь, я не выношу упрямства.

Элизабет глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух, стараясь успокоиться и собраться с мыслями.

– Я сказала, что не способна на такое.

– На что?! – воскликнула Луиза. – Умоляю, не будь ребенком. Тебе ничего не придется делать. Нортхэм даже не заметит, как окажется на крючке. Все можно обставить так ловко, что он решит, будто это он сам придумал. Мужчины не способны понять, что им нужно, пока их не ткнешь носом. Положись на меня. Я все устрою.

Она замолчала в полной уверенности, что вопрос улажен. Элизабет ничего не оставалось, как пустить в ход козырную карту.

– Мой отец…

– Будет в восторге, – пресекла ее протест баронесса. – Ну, может, это слишком оптимистично сказано, но ты поняла, что я имею в виду. Он не станет возражать, Элизабет, и, пожалуй, даже испытает облегчение. Думаю, он будет рад перепоручить тебя мужу.

Элизабет побледнела. Ощутив внезапный озноб, она отошла от окна и заставила себя задать вопрос, хотя заранее знала ответ:

– Ты обсуждала с ним эту тему?

– В письмах. Не вдаваясь в детали, конечно. Саму идею. Насколько я поняла, мне предоставлена полная свобода действий. – В голосе баронессы зазвучали успокаивающие нотки: – Бедная Либби. Разве это так уж плохо? Или ты и вправду думаешь, что судьба человека в его руках? Поверь мне, ты ошибаешься. Пусть тебя утешит хотя бы то, что выбор пал на Нортхэма. Харрисон подумывал о мистере Радерфорде, но у него практически нет шансов унаследовать титул. Как и у мистера Марчмена.

Элизабет прижала руки к вискам. У нее появилось ощущение, будто ее голова набита ватой. Идея баронессы перечеркивала все ее планы на будущее.

– Я тебя ошарашила? – с любопытством спросила Луиза, исчерпав все аргументы. Не так-то просто найти нужные слова, сидя в ванне. – Дай мне халат, пожалуйста. Спасибо, дорогая. Ты должна понимать, что я желаю тебе только добра. Разве я не считалась с твоими чувствами все эти годы? Но тебе двадцать шесть лет, Элизабет, и хотя твоя хромота – непреложный факт, не надо делать из него трагедию. В любом случае это не повод, чтобы прятаться от жизни. – Она поднялась из воды и скользнула в рукава халата, поданного Элизабет. Мягкая ткань облепила пышные изгибы ее влажного тела. – Может, есть кто-нибудь другой, Либби? Кто-нибудь, кого ты считаешь более подходящим? Ты, как никто, умеешь держать поклонников на расстоянии. Элизабет подняла перевернутую скамейку.

– Не понимаю, о чем ты. – Это была явная ложь, и Элизабет знала, что испытывает терпение баронессы. Собственно, она была бы даже рада небольшой взбучке. Но Луиза промолчала, и Элизабет вынуждена была сказать: – Нет. Никого. Другого нет.

Баронесса кивнула, удовлетворенная ответом.

– Я наблюдала за тобой с парапета. Кажется, у вас с графом завязался легкий флирт. Я не ошиблась?

Элизабет испугалась: неужели Луиза видела, как они целовались? Одно только воспоминание об этом поцелуе вызвало в ее теле трепет, волна которого прокатилась от затылка до кончиков ног. Разум, однако, возобладал, и она подавила панику. Если и были свидетели, то наверняка только ее игривого поведения, когда она скинула с головы графа шляпу. Он настиг ее в лесу, и Луиза при всей своей проницательности не могла знать наверняка, что случилось после этого. Просто ее романтическое воображение пыталось восполнить недостающие детали.

Пальцы Элизабет сжались в кулаки. И как ее угораздило пойти на поводу у собственного безрассудства! Охваченная запоздалыми сожалениями, она не сразу поняла, что баронесса снова обращается к ней.

– Жаль что его друзья последовали за вами в лес Харрисон проклинал все на свете, досадуя, что не сумел их опередить.

Элизабет почувствовала, что ее ладони увлажнились, и с трудом сдержалась, чтобы не вытереть их о складки шелкового голубого платья.

– Ты хочешь сказать, что барон сделал это намеренно?

Бестолковость Элизабет начала действовать баронессе на нервы.

– Ну конечно! Если мы хотим скомпрометировать тебя, то именно барон должен был застать вас в пикантной ситуации и потребовать удовлетворения от имени твоего отца. Ни куда не годится, что друзья Нортхэма добрались до вас первыми и спугнули, как парочку кроликов.

Элизабет могла бы сказать, что Истлин и Саутертон появились слишком поздно, чтобы застать их в пикантной ситуации, но теперь ее охватило сомнение В сущности, она не заметила приятелей Нортхэма, пока он не сказал ей о них, когда они выехали из леса С чего она взяла, что он не догадывался об их присутствии раньше? Эта троица слишком хорошо спелась, чтобы можно было доверять кому-либо из них.

– Меня не так уж легко скомпрометировать, Луиза. Как ты справедливо заметила, мне двадцать шесть лет. Этот возраст предполагает определенную зрелость и право принимать самостоятельные решения.

– Чепуха! Ты дочь графа Роузмонта, и твоя репутация может быть так же легко погублена, как и любой юной девушки, делающей свои первые шаги в свете Вся суть в том, как справиться с последствиями.

А уж там, где надо было справляться с последствиями, Луиза Эдмунде, достопочтенная леди Баттенберн, была непревзойденным мастером своего дела!

– Выходит, все решено?

– Более или менее – Баронесса озабоченно посмотрела на бледное лицо Элизабет – Ты огорчена, дорогая? Я все время забываю, как легко тебя смутить. Хотя, казалось бы, давно пора привыкнуть – Она беспомощно развела руками – Но нет, такие вещи не для тебя Хорошо еще, что мы с бароном взяли тебя под свою опеку Я содрогаюсь при мысли, что бы с тобой стало без нас.

Элизабет, подавив дрожь, произнесла с обманчивым спокойствием:

– Ты не возражаешь, если я пойду к себе?

– Конечно Я и так слишком долго продержала тебя здесь. Думаю, Харрисон все еще сидит за карточным столом Остается только надеяться, что вчерашнее фиаско не повторится.

Элизабет никак не отреагировала на последнее замечание Она вышла из комнаты и поспешила по коридору к своим апартаментам в северном крыле Оказавшись в ванной комнате, она склонилась над умывальником и опустошила содержимое желудка в фарфоровую раковину.

Глава 4

Полночь уже миновала, когда Нортхэм поднялся с постели Одевшись во все черное, он вышел из своей комнаты и отправился бродить по замку С момента пропажи табакерки Саутертона прошло четверо суток, а он ни на шаг не приблизился к разгадке тайны вора по прозвищу Джентльмен.

Норт покачал головой, насмешливо скривившись при мысли о прискорбном отсутствии воображения у газетных писак Хотя это прозвище довольно точно отражало суть дела, можно было найти немало более колоритных определении на воровском жаргоне, которые, отдавая должное ловкости мошенника, способствовали бы лучшему его пониманию. По рассказам очевидцев, Джентльмен обожал красивые жесты и, сталкиваясь с теми, кого грабил – что время от времени неизбежно происходило, – приносил жертвам свои извинения К сожалению, Саутертон обычно спал как убитый и не проснулся бы, даже если бы через его комнату прошествовала целая дюжина преступников А если бы и проснулся, то не стал бы стрелять Куда более вероятно, что Саут в первую очередь постарался бы выяснить у вора, можно ли обеспечить себе приличное существование, похищая табакерки, серьги, ожерелья и тому подобное, а потом расспросил бы незваного гостя о секретах его профессии. Короче, Саут заговорил бы его до смерти или занял бессмысленным разговором, пока не подоспела помощь в лице маркиза. Зато от Истлина можно было ожидать, что он сначала подстрелит злоумышленника, а уж потом заведет с ним разговор.

Нортхэм широко, так что хрустнула челюсть, зевнул. В тишине, окутавшей дом, этот звук прозвучал как выстрел. Он замер, надеясь, что это его единственная оплошность, а затем пошел дальше.

Этой ночью он решил подняться на крышу. Вначале Нортхэм хотел сосредоточиться на поисках тайных ходов, которыми славился Баттенберн, но потом справедливо рассудил, что вор не стал бы тратить драгоценное время на подобные изыскания. Далеко не каждый лондонский особняк, который удостоил своим посещением Джентльмен, имел скрытые панелями проходы, ведущие в гостиные и галереи. Более того, было известно, что он предпочитал взбираться по стенам, используя водостоки, решетки и прочие приспособления, когда ему не удавалось проникнуть в дом через парадный вход.

Но больше всего высший свет был заинтригован тем фактом, что преступник принадлежал к сливкам общества. Изумрудная брошь леди Карвер пропала на зимнем балу у Уинтропов. И хотя она исчезла прямо с груди почтенной дамы, та не представляла, когда именно это могло произойти. И только исчезновение карманных часов лорда Адамсона, случившееся в тот же вечер, заставило предположить, что это дело рук Джентльмена. Он вытаскивал часы и очищал женские сумочки с искусством вора-карманника, выросшего в трущобах Ковент-Гардена и Холборна, и заслуженно считался настоящим виртуозом своего дела.

Хотя газеты не слишком жаловали преступника, все же они отмечали, что он в совершенстве владеет своим ремеслом. И потому к раздражению светской публики, что их обворовывает один из своих, как ни странно, примешивалась немалая толика гордости.

Нортхэм осторожно открыл дверь, которая вела на крышу. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули, и это наводило на мысль, что этим выходом часто пользуются. Шагнув наружу, он понял, почему гости барона любят сюда приходить. Ночное небо здесь казалось бескрайним и простиралось во все стороны без начала и конца Нортхэм не случайно выбрал безлунную ночь, чтобы обследовать парапет. С одной стороны, она предоставляла дополнительные возможности для вора, а с другой – идеально подходила для наблюдения за звездами. Если Джентльмен решил спать в своей постели, а не карабкаться по стенам Баттенберна, Норт сможет лишний раз насладиться видом звездного неба.

Граф обошел крышу по периметру, периодически останавливаясь, чтобы заглянуть за парапет и осмотреть уходившие вниз стены. Глаза быстро привыкли к темноте, а усыпанное звездами небо давало достаточно света, чтобы разглядеть темные провалы окон и подступы, которыми мог воспользоваться вор, чтобы перебраться из одной комнаты в другую по наружным стенам.

К сожалению, Нортхэму не довелось присутствовать ни на одном из приемов, где вор Джентльмен проявил свои специфические способности Когда леди Карвер лишилась своей броши, он гостил у Поллардов, занятый исключительно тем, чтобы избежать осложнений с их старшей дочерью, положившей на него глаз. В тот сезон высший свет захлестнуло настоящее поветрие краж, и хотя далеко не за каждой стоял Джентльмен, все они приписывались ему.

Не так давно вдовствующая герцогиня Хэммерсли лишилась трех ниток отборного жемчуга, который сняли прямо с ее шеи. На протяжении всей зимы то и дело пропадали сапфировые серьги, гребни черного дерева с бриллиантами, золотые часы и брелоки, браслеты, ожерелья и тиары. Ни до, ни после этого периода Джентльмен не развивал такой активности и не действовал столь дерзко В течение пяти лет он грабил богачей, действуя примерно по одной и той же схеме. Он предпочитал посещать городские особняки хорошо оплачиваемых содержанок, в полной уверенности, что дело не получит широкой огласки, а похищенные драгоценности будут возмещены богатым покровителем Случалось, правда, и так, что сообразительные дамочки утверждали, будто украшения украдены, хотя на самом деле они были заложены в качестве уплаты карточных долгов.

Нортхэм потратил месяцы, пытаясь отделить правду от вымысла, но до сих пор не был уверен, что это ему удалось. Нельзя же в самом деле списывать на Джентльмена каждый кошелек, украденный в толпе, собравшейся на представление в «Друри-Лейн». Антракты были горячим времечком для воров-карманников столько лет, сколько существовал сам театр.

Но были и другие, более надежные свидетельства, полученные от представителей высшего света. Лорд Гейтерс, спугнувший вора в своем кабинете, смог представить вполне приличное описание злоумышленника, хотя едва ли Джентльмен был таким чудовищем, каким изобразил его потерпевший. По всей вероятности, его светлость сгустил краски, чтобы объяснить, как это вышло, что его ударили по голове рукояткой его же собственного пистолета.

Сэр Энтони Палмер с женой также удостоились визита Джентльмена, который стоил им изысканного браслета, усыпанного брилиантами и изумрудами, и двух рубиновых заколок. Эта пожилая чета представила, пожалуй, наиболее точный портрет вора, несмотря на преклонный возраст и слабеющее зрение.

Чем больше Нортхэм занимался этим делом, тем больше убеждался, что Джентльмен далеко не дурак.

Действуя под руководством полковника Блэквуда, он больше шести месяцев собирал все свидетельства о воре. Это требовало деликатного подхода – требовалось так себя вести, чтобы важные персоны, оказавшиеся в числе жертв Джентльмена, не заподозрили, что их допрашивают. Норт добывал списки гостей, посетивших сотни вечеринок за последние пять месяцев, и скрупулезно изучал все совпадения. Его интерес не ограничивался узкими рамками светской жизни. Он пытался установить связь между периодичностью краж и политическими событиями, включая победы и поражения в войне с Наполеоном, и понять психологию людей, то выставлявших напоказ свои лучшие украшения, то прятавших их как можно дальше.

Хотя взаимосвязь этих явлений и представлялась Нортхэму существенной, сделать какие-либо выводы было крайне сложно. Возможно, его задача была бы проще, если бы Джентльмен интересовался только драгоценностями. Но дело осложнялось тем, что исчезали вещи, о которых далеко не каждый решался сообщить властям, а тем более обсуждать пропажу в кругу знакомых.

Обойдя крышу во второй раз, Нортхэм нашел относительно удобную позицию между зубцами парапета Вытащив из внутреннего кармана мощную подзорную трубу, он приставил ее к правому глазу Ясная безлунная ночь предоставляла великолепную возможность изучать планеты и звезды Нортхэм с детских лет увлекался астрономией В Индии, когда их подразделение разбивало лагерь где-нибудь вдали от городов и поселений, он предпочитал ночевать не в палатке, а под открытым небом. Небесный свод, усыпанный мириадами светящихся точек, представлялся ему в такие минуты ладонями Создателя, оберегавшего свое творение. Эта мысль всегда благотворно действовала на него, навевая сон и покой даже накануне сражения.

Он засек время, отметив положение Стрельца относительно фиксированной точки на горизонте, и приготовился ждать. Спустя несколько часов, когда самая южная звезда скрылась за далекой рощей, Нортхэм вынужден был признать, что потратил впустую еще одну бессонную ночь. Сложив подзорную трубу, он сунул ее в карман и отошел от парапета.

Усевшись на каменные плиты крыши, Норт подумал о том, что, как ни странно, он не ощущает усталости, хотя с момента приезда в Баттенберн каждую ночь поднимался с постели и отправлялся бродить по дому в поисках вора. Этому предшествовала длительная работа, позволившая ему предположить, что Джентльмен выберет именно Баттенберн для своих преступных замыслов. Пропажа табакерки Саутертона, казалось бы, подтвердила тот факт, что они с полковником правильно определили место дальнейших событий. Это, конечно, не означало, что Джентльмен ограничит свои аппетиты гостями Баттенбернов. Нельзя было исключить, что он переезжает из одною загородного дома в другой. Исходя из этих соображений, полковник направил Марчмена в Рилстон, располагавшийся к западу от Лондона. Что касается Истлина и Саутертона, то им ничего не оставалось, кроме как довольствоваться неясными догадками Поручения полковника в большинстве своем были сопряжены с риском, и, как оказалось, опасность резко возрастала, когда они мешали друг другу, выполняя одну и ту же задачу. Поэтому Блэквуд старался распределять задания таким образом, чтобы пути приятелей не пересекались.

Вздохнув Норт направил свои мысли на загадочное поведение леди Элизабет Пенроуз. В последние дни она всячески избегала его, что дало повод Исту и Сауту делать игривые замечания. Полное отсутствие реакции со стороны Норта не помешало им прохаживаться на его счет по нескольку раз на день.

Даже те, кого Нортхэм считал куда менее проницательными, чем его приятели, считали себя вправе высказывать свое мнение. За вистом лорд Баттенберн поинтересовался, не обидел ли Норт чем-нибудь Элизабет. Этот прямой вопрос настолько поразил Нортхэма, что он пошел с бубен, а не с червей, как собирался Леди Пауэлл, продолжавшая преследовать Cayта, громко спросила, не следует ли ей взять на вооружение тактику Элизабет. Странно, но именно баронесса постаралась замять тему, оставив Нортхэма недоумевать по поводу того, поощряет она поведение Элизабет или лукавит, не желая обнародовать свое отношение к данной ситуации.

Наконец Норт задался вопросом, какие теории относительно женщин мог бы выдвинуть сэр Исаак, не упади то знаменитое яблоко ему на голову В конце концов, Элизабет Пенроуз обладала притягательной силой ничуть не меньшей, чем та, которая удерживала Луну на околоземной орбите. На него, во всяком случае, она действовала именно так. Саутертон и Истлин считали ее приятной собеседницей, довольно привлекательной и достаточно остроумной, чтобы не скучать в ее обществе Но ни один из них, похоже, не чувствовал, когда она входила в комнату, и не мог выделить ее голос из множества других.

Отчасти его интерес к Элизабет объяснялся поручением полковника. Но это обстоятельство, хотя и лежало в основе их знакомства, не было главным. Поцелуи – вот что, вне всякого сомнения, круто изменило его отношение к ней Насколько Нортхэм мог судить – а он разбирался в таких вещах, – она не была неискушенной девушкой. Иногда, будучи в мрачном расположении духа, он гадал, какова должна быть степень предоставленной ей свободы, чтобы она могла позволить себе так откровенно наслаждаться поцелуем. Когда же у него бывало хорошее настроение, он мог долго размышлять о том, почему столь редко встречаются женщины, способные на истинную страсть…

Его разбудил крик. На мгновение Норт вообразил себя персонажем готического романа, где леденящие кровь крики были обычным делом, и пообещал себе, что никогда больше не возьмет в руки книгу вроде «Замка Рэкрент» Крик повторился, на сей раз менее пронзительный, но не утративший душераздирающего звучания.

Нортхэм поднялся на ноги и размял затекшие конечности Перегнувшись через парапет, он попытался определить, из какого окна доносится крик Разумеется, он был не настолько глуп, чтобы спускаться по отвесной стене, а предпочел более традиционный путь. Спешно покинув крышу, он ринулся вниз по крутым ступенькам винтовой лестницы, которая вела в широкий коридор. Даже если бы он не определил источник этих воплей самостоятельно, его нетрудно было найти по столпотворению возле спальни леди Баттенберн.

Дверь в ее комнату была распахнута настежь, а сбежавшиеся на шум гости теснились на пороге, заглядывая внутрь и пытаясь выяснить, что случилось.

Баронесса сидела на кровати. Ноги ее болтались в воздухе, не доставая до пола, что придавало ей более юный и беззащитный вид, чем было на самом деле. Она обмахивалась рукой, двигавшейся синхронно с изменением тембра ее визга. Другую ее руку держал барон, поглаживая и похлопывая в надежде успокоить жену настолько, чтобы наконец наступила благословенная тишина.

– Пропало бриллиантовое ожерелье баронессы, – сообщил он, обращаясь к толпе гостей. – Его украли.

Нортхэму всегда казалось, что должно произойти нечто более серьезное, чем кража ожерелья, чтобы заставить леди Баттенберн вопить так, словно она одержима дьяволом. И потом, как случилось, что достойная дама обнаружила пропажу в столь ранний час? Приблизившись к зрителям, граф просунул руку между головами Аллена и Хитеринга и тихонько похлопал по плечу Истлина, оказавшегося в самой гуще собравшихся.

Ист повернул голову и усмехнулся, увидев приятеля.

– Прошу прощения, – сказал он, обращаясь к окружающим. – Позвольте мне пройти. Благодарю вас. Отсюда вам будет лучше видно. – Он без особого труда выбрался из толпы, которая тут же сомкнула свои ряды. – А где Саут? – спросил он у Нортхэма. – Спит?

– Наверное. – Норт быстро оглядел плотный кружок зрителей. – Здесь его, во всяком случае, нет.

Истлин провел ладонью по волосам.

– Да, его пушкой не разбудишь. – В его тоне прозвучало нескрываемое восхищение.

Нортхэм кивнул и указал на пистолет в руках маркиза.

– В отличие от тебя…

Истлин сунул пистолет в карман.

– Я не спал. Хотел пораньше отправиться в Лондон. – Он оглянулся на дверь, где затихли последние звуки воплей леди Баттенберн. Толпа колыхнулась, словно все дружно испустили вздох облегчения. Ист закатил глаза. – Я уже не надеялся, что это когда-нибудь кончится.

Нортхэм испытывал те же опасения.

– Когда ты здесь появился?

– Через минуту после того, как раздался первый крик. Мог бы даже раньше, но опять заблудился. В итоге я не смог пробраться в первый ряд зрителей, и мне пришлось довольствоваться вторым.

– Ты не видел, кто-нибудь выходил из ее комнаты?

– Нет. Когда я прибежал, здесь уже были Радерфорд и Хитеринг. Мы с Алленом появились практически одновременно, но с разных сторон. Думаешь, она спугнула вора?

– А ты можешь придумать другое объяснение ее крикам?

– Истлин устремил на друга задумчивый взгляд.

– А ты где был?

– На крыше.

Глаза маркиза на секунду расширились.

– Один?

– Разумеется.

– Когда я появился, леди Баттенберн показывала на окно. Так что, вполне возможно, она видела вора, удалившегося этим путем.

Нортхэм ненадолго задумался.

– Ты не мог бы помочь мне в поисках, но без того, чтобы палить из пистолета, особенно в меня?

Истлин хитро прищурил глаз.

– Постараюсь.

– Я предпочел бы более конкретный ответ.

Теперь Ист ухмыльнулся.

– Это все, что я могу тебе обещать. Что я должен искать: вора или ожерелье?

– И то и другое. – Норт отвел приятеля подальше от остальных гостей, которые начали разбредаться, обсуждая это происшествие. – Будь осторожен. Здесь столько народу, что кто-нибудь обязательно будет вертеться у тебя под ногами.

Дернувшись во сне, Элизабет Пенроуз томным кошачьим движением потерлась щекой о свою ладонь. Губы ее приоткрылись и что-то неразборчиво прошептали.

Нортхэм знал, что ему следует отойти от ее постели и выйти из комнаты так же тихо, как он вошел. Однако медлил, повинуясь исходившему от нее притяжению, которое, как он смог убедиться, ничуть не ослабло во время сна.

Элизабет лежала на боку, откинув смятые простыни и одеяла. Ее ночная рубашка задралась до коленей, одна стройная нога была вытянута, являя взору Норта округлую икру и изящную лодыжку. Руки были обнажены, и кожа мягко золотилась в утреннем свете.

Когда его взгляд вернулся к лицу Элизабет, было слишком поздно. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами.

Когда ее рот раскрылся шире, чем глаза, Нортхэм понял, что нужно срочно действовать – на тот случай, если она и леди Баттенберн прошли выучку в одной школе. Он предпочел бы закрыть ей рот поцелуем, но сомневался, что это будет мудрым поступком, поэтому просто крепко зажал его ладонью и не отпускал, даже когда она исхитрилась его укусить.

Норт не смог сдержать короткого стона. Это, похоже, удовлетворило Элизабет, и она разжала зубы.

Не убирая руки, он присел на краешек постели. Затылок Элизабет прижимался к резной спинке кровати, что, надо полагать, причиняло ей массу неудобств. В глазах, смотревших на него поверх его руки, уже не было ни страха, ни удивления. В них был только гнев. Нортхэм чуть ослабил хватку, и ее дыхание согрело его ладонь.

– Могу я надеяться, что вы не станете кричать? – осведомился он.

Элизабет кивнула. Вот уж чего она меньше всего хотела, так это привлечь внимание к его присутствию в ее комнате. Паника, охватившая ее вначале, была инстинктивной реакцией на вторжение мужчины в ее спальню. Но когда она узнала Нортхэма, естественный страх сменился совсем иными опасениями.

– Что вам нужно? – прошипела она. – У вас что, совсем нет понятия о приличиях? Боже, если вас застанут здесь…

– Я расскажу им правду, – спокойно отозвался он, – и буду уповать на лучшее.

Элизабет нахмурила брови. Выражение ее глаз уже не было таким гневным, но зато стало более подозрительным.

– Какую еще правду?

– Я понял, – проговорил Нортхэм, сделав вид, что только сейчас догадался о причине ее беспокойства. – Вы, похоже, решили, что я не смог устоять перед вашими чарами? И что эпизод в лесу, хотя и краткий, настолько разжег мой аппетит, что мне захотелось большего? – Он покачал головой и убрал руку с ее лица. – Правда, леди Элизабет, состоит в том, что баронесса ограблена, и, по всей вероятности, не кем-нибудь, а самим Джентльменом. Она перебудила добрую половину гостей своими криками, которые могли бы посрамить любой готический роман.

Элизабет ошарашенно моргнула. Нортхэм воспринял это как хороший знак.

– Мы с Истом занимаемся поисками злодея. Возможно, следом явятся и другие, но мы первые.

– Какое неслыханное… мужество.

Он пропустил мимо ушей ее саркастическую реплику.

– Как бы то ни было, когда я открыл дверь в эту комнату, я вообще не знал, что это ваша спальня.

– Да, но, когда это выяснилось, вы не ушли!

Нортхэм огляделся. У камина стоял шезлонг, а в простенке между окнами – секретер и стул. Возле одной из стен разместился туалетный столик и обтянутый парчой табурет. Дверь, которая предположительно вела в гардеробную, была слегка приоткрыта. Сбоку от кровати располагался круглый столик орехового дерева, на котором лежал сборник рассказов американского писателя Вашингтона Ирвинга, и стояли два подсвечника.

– Я должен осмотреть все комнаты, – заявил он, снова повернувшись к ней.

– Ну и как, осмотрели? – В ее голосе прозвучала легкая ирония. – Я имею в виду комнату.

– Почти.

Элизабет прямо физически ощущала притяжение его взгляда. Ей казалось, что ее затягивает в темный омут. Кобальтовый цвет его глаз был таким насыщенным, что радужная оболочка почти сливалась со зрачком. Нос, несмотря на небольшую горбинку, отличался безупречной формой, так же как и рот. Блестящие волосы…

– Леди Элизабет?

Она моргнула, приходя в себя.

– Где это вы витали? – ехидно промолвил Нортхэм.

Его выразительные губы, достойные резца скульптора эпохи Возрождения, изогнулись в едва заметной усмешке. Элизабет пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы отвлечься от волнующих образов, связанных с этими губами.

– Я хочу, чтобы вы ушли, – твердо произнесла она.

Он кивнул:

– Через минуту. Если бы вы не избегали меня все последние дни, мне не пришлось бы так рисковать, чтобы устроить с вами свидание.

– Это не свидание.

– Тогда рандеву?

– Ничего подобного!

Панические нотки в ее голосе заставили Норта отказаться от шутливого тона.

– Но вы не отрицаете, что избегали меня? – спросил он.

– Да.

Ему понравилась ее прямота.

– Почему?

– Потому что из этого ничего не получится. – Она покачала головой и нетерпеливым жестом откинула волосы назад. – Нет, я неправильно выразилась. Из этого ничего не должно получиться. Будет лучше, если вы оставите меня в покое, милорд. Вы не сможете распоряжаться собственной жизнью, связавшись со мной.

Нортхэм нахмурился. Слова Элизабет показались ему искренними, но загадочными. Он не считал, что она стремится заинтриговать его еще сильнее Скорее наоборот Но каковы бы ни были ее мотивы, он вновь ощутил исходившее от нее притяжение.

– Вы настоящая загадка, леди Элизабет.

– Нет, – нахмурившись отозвалась она. – Не загадка. Я именно та, за кого вы меня принимаете, – я шлюха.

Норта поразило не столько само слово, сколько ожесточение, с каким произнесла его Элизабет Пенроуз. Он даже отшатнулся. Спина его напряглась, и на какой-то миг он уподобился своему деду, который, сидя во главе обеденного стола, прямой и накрахмаленный, с грозным видом вещал об упадке общественной морали. В его устах каждая банальность звучала как Божья заповедь: «Не возжелай в жены блудницу». Старый граф никогда не произносил этой цитаты, но именно она сейчас пришла в голову Нортхэму.

– Элизабет.

Он произнес ее имя тем же тоном, каким обычно увещевают заупрямившегося ребенка. Элизабет знала, что, если он продолжит в том же духе и начнет уверять ее, что она говорит чепуху, она его ударит. Чтобы избавить их обоих от подобного исхода, она вздернула подбородок и ринулась в атаку:

– Вы ничего не знаете обо мне, за исключением того, что рассказал вам полковник, и того, что вы почерпнули из нашего короткого знакомства. Едва ли этого достаточно, чтобы составить мнение о человеке. Если вам кажется, что вы нашли во мне что-то привлекательное, то это не более чем иллюзия. Я не могу выразиться яснее.

Нортхэм нахмурился. Запустив пальцы в волосы, он пытался понять, что она имеет в виду.

– Зачем вы наговариваете на себя?

– Поверьте, я говорю совершенно искренне, а не для того, чтобы заинтриговать вас шокирующими откровениями. Это не доставляет мне никакого удовольствия и, полагаю, дает вам основания меня презирать.

– Возможно, – сухо бросил он. – Похоже, это входит в ваши намерения.

Элизабет покачала головой:

– Вы ошибаетесь. Я всего лишь хотела предоставить вам выбор. Лучше, если вы услышите правду от меня, нежели потом будете считать, что вас намеренно ввели в заблуждение.

– И в чем же заключается эта правда? Что вы шлюха?

– Предполагаю, что вы и сами так подумали. – Она устремила на него вызывающий взгляд, словно предлагала оспорить ее слова. – Я не виню вас. Было бы удивительно, если бы подобная мысль не пришла в голову такому проницательному человеку, как вы. Признайтесь, милорд, вас удивила моя реакция на ваш поцелуй?

Нортхэм тихо ответил:

– Я был просто потрясен. – Он заметил, что Элизабет побледнела. Она требовала ответа, но не была готова его принять. – Но это не означает, что я счел вас доступной женщиной.

Она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно:

– Однако вас заинтересовал мой опыт.

– Вам двадцать шесть лет. Неужели я ошибся, предположив, что вам уже приходилось целоваться?

– Если бы вы предположили только это, то не находились бы сейчас в моей спальне, – резонно возразила она. – Вы же не сидите на постели мисс Карузерс, объясняя свое присутствие поисками вора? И это не комната леди Марты. Или мисс Стивене…

Нортхэм поднял руку, останавливая ее, пока она не перечислила всех незамужних дам, приглашенных в Баттенберн. Он мог бы напомнить ей, что все они явились в сопровождении своих мамаш, тетушек или компаньонок и посещение их комнат оказалось бы весьма проблематичным, если бы не опасался, что Элизабет ухватится за этот аргумент, как за еще одно доказательство собственной испорченности.

– Я вас понял.

– Тогда, может, вы объясните, что привело вас сюда на самом деле?

Норту не нравилось, когда его загоняли в угол, и он не собирался облекать в слова то, чего и сам до конца не понимал. Разумеется, он никогда бы не вошел в комнату леди Марты или какой-либо другой юной дамы, не получив от них приглашения. Тем не менее когда на его стук в эту дверь никто не отозвался, он позволил себе войти. Возможно, потому, что догадывался, чья это комната. А когда убедился, что прав, не захотел уйти. Стоял и глазел на нее, спящую, в глубине души надеясь, что она проснется и…

– Трус, – процедила она.

Нортхэм резко вскинул голову. Он не верил своим ушам, но вдруг вспомнил, что она назвала себя шлюхой. Почему бы ей в таком случае не назвать его трусом?

– Если вы собирались испытать мое терпение, миледи, считайте, что вам это удалось. – Он поднялся на ноги и шагнул к двери.

Но Элизабет не удовлетворил достигнутый результат. Она заговорила, глядя ему в спину:

– Вы предпочли бы, чтобы я позволила вам соблазнить меня? Наверное, мне следовало сначала изображать невинность, а затем принять как должное ваше презрение. Какие слова вы бросили бы мне в лицо? Потаскушка? Девка? Или, ничего не сказав, уползли бы зализывать свою раненую гордость, успокаивая свою совесть сознанием, что не были у меня первым? Я не невинна, Нортхэм, и не желаю притворяться, будто это не так.

Он шел к двери в полной уверенности, что если задержится хоть на секунду, то наградит ее пощечиной.

Элизабет отбросила сбившееся одеяло и вскочила с постели Остановившись за спиной Нортхэма, она потянулась к его плечу, но передумала и опустила руку.

– Я не из тех, на ком женятся, милорд.

«Не возжелай в жены блудницу».

– Во всяком случае, те, у кого есть возможность выбора. Вы не должны оставаться со мной наедине, Нортхэм. Ни при каких обстоятельствах. Я не могу поручиться за то, что произойдет, если нас застанут вместе. Не хотелось бы, чтобы вы обвиняли меня в том, что от моего желания никоим образом не зависит.

Он молчал, и Элизабет поняла, что он не собирается отвечать Боль в пояснице подсказала ей дальнейшие действия Прихрамывая, она прошла мимо него и скрылась в гардеробной.

Элизабет ожидала, что граф воспользуется ее отсутствием и уйдет Собственно, она для того и вышла, чтобы он мог с достоинством удалиться. Но когда она вернулась, набросив на плечи шерстяную шаль, то обнаружила его на том же месте.

– Как мне заставить вас уйти? – сердито спросила она.

Нортхэм перехватил взгляд, брошенный ею на дверь, словно она опасалась, что разоблачение неминуемо. Даже если и так, ему было наплевать на это. Гораздо больше его заботило, чтобы она не считала его трусом, а сбежать, воспользовавшись возможностью, которую она ему предоставила, он считал исключительно трусливым поступком.

Молча он направился к двери. Элизабет судорожно перевела дыхание и крепче стянула на груди шаль, но не потому, что замерзла, а чтобы унять дрожь в руках. Нортхэм взялся за бронзовую ручку, затем его пальцы, помедлив, переместились вниз и сомкнулись на ключе, торчавшем в замочной скважине. Желудок Элизабет сжался, когда ключ повернулся в замке.

Бросив ключ на туалетный столик, Нортхэм вытащил из кармана сюртука подзорную трубу и положил ее рядом. Секунду он задумчиво взирал на оба предмета так внимательно, словно их расположение имело принципиальное значение, а на самом деле просто пытался выиграть время. Он чувствовал на себе растерянный взгляд Элизабет. Она не знала, что у него на уме, и это его не удивляло, поскольку он и сам этого не знал.

Повернувшись к ней, Нортхэм убедился, что не ошибся в своих предположениях. Хотя подбородок Элизабет был вызывающе вздернут, она прикусила изнутри щеку, а между бровями залегла тревожная морщинка. Она прерывисто дышала, ее прикрытая шалью грудь бурно вздымалась.

Он медленно приблизился к ней, и взгляд ее метнулся к окну, словно она подумала о бегстве.

– Слишком далеко, – произнес он тихим, напряженным тоном. – И слишком высоко.

Элизабет молча смотрела на нею, застыв в дверях в гардеробную.

Нортхэм тоже остановился. Теперь их разделяло расстояние, которое он мог покрыть в один шаг.

– Иди сюда.

Элизабет не шелохнулась. Она была напряжена до предела. Внутри у нее словно свернулась туго закрученная пружина, готовая распрямиться при первом прикосновении Нортхэма. Она попыталась подавить чувство, в котором смешались страх и желание.

– Элизабет…

Собственное имя донеслось до нее будто издалека. Она не знала, произнес ли его Нортхэм или оно прозвучало у нее в голове. Не сознавая, что делает, она шагнула вперед, затем остановилась, переведя взгляд с его протянутой руки на красивое лицо с потемневшими глазами.

Они одновременно потянулись друг к другу, и спустя мгновение Элизабет оказалась прижатой к стене. Пальцы ее разжались, выпустив шаль, и Нортхэм воспользовался этим, чтобы притянуть ее к себе. Она вскинула руки на его плечи и подняла к нему лицо.

Их губы слились. Элизабет упивалась его вкусом, свежим и терпким, с легкой примесью бренди и мяты. Ее страсть, казалось, существовала сама по себе, не подчиняясь разуму, не зная стыда. В нетерпении она приподнялась на цыпочки и выгнулась всем телом, прижавшись к напряженным мышцам его груди. Дыхание Нортхэма участилось, и вдруг он так крепко притянул ее к себе, что она ощутила всю силу его желания. Затем, не прерывая поцелуя, он выпустил шаль и обхватил ладонями ее лицо, зарывшись руками в ее волосы. Среди каштановых прядей мелькали золотистые, они струились между его пальцами, как потоки солнечных лучей.

С тихим стоном Элизабет скользнула руками под его сюртук и принялась нетерпеливо вытаскивать из брюк его рубашку. Мышцы его живота сократились, когда она коснулась его пальцами. Кожа Нортхэма казалась ей обжигающе горячей, как и его язык, глубоко вторгавшийся в ее рот. Распластав ладони по его телу, Элизабет гладила его грудь, спину и широкие плечи, слегка царапая их ногтями.

Наконец, тяжело дыша, они оторвались друг от друга. Она откинулась назад и отвернулась, а Нортхэм склонился к ней, обдавая жарким дыханием ее шею. Его губы осторожно, словно снимая сливки с молока, пощипывали ее нежную кожу. Ощущение было столь восхитительным, что Элизабет пронзила дрожь.

Нортхэм поднял голову и чуть отстранился. Его руки легли ей на плечи и, ухватившись за вырез ночной рубашки, медленно двинулись вниз, увлекая за собой тонкую ткань, пока она не оказалась на талии. Впервые на лице Элизабет мелькнула тревога, и она вцепилась в свою рубашку. Нортхэм накрыл ее руки теплыми ладонями.

– Не надо, – прошептал он. – Я хочу видеть тебя.

Сдавленный звук вырвался из ее горла, и она опустила руки.

В ее затуманившемся взоре проглядывала настороженность, словно она разрывалась между желанием и страхом. Кровь отхлынула от ее лица, сосредоточившись в губах, вишнево-красных и припухших от его поцелуев.

– Ты прекрасна.

Элизабет тихо всхлипнула, когда он наклонился и взял в рот ее сосок, мягко перекатывая его между губами и покусывая. Он с наслаждением вдыхал ее запах. Он ласкал ее груди, а она выгибалась ему навстречу, смутно сознавая, что удерживается на ногах лишь благодаря ею силе и стене, к которой он ее прижал.

Рубашка соскользнула с ее бедер и растеклась на полу вокруг босых ступней, словно лужица талой воды.

Внезапно Нортхэм опустился на колени и поднял ее ногу, поставив ступню себе на плечо. Элизабет напряглась, и он понял, что, каков бы ни был ее опыт, это было для нее внове.

Раздвинув влажные складки, он поцеловал ее, потом коснулся языком, вначале легко, затем более энергично, постепенно усиливая эту интимную ласку, упиваясь ее вкусом, вкусом женщины, не сопоставимым ни с чем в природе.

Элизабет не смела взглянуть вниз. Она погрузила пальцы в его густые волосы и отдалась на волю его губ и языка. Ей начало казаться, будто она летит в пропасть и там, достигнув дна, разлетится на кусочки.

И когда взрыв наступил, она закричала.

Выпрямившись одним гибким движением, Нортхэм зажал ее рот ладонью и прижал Элизабет к себе, нашептывая какие-то слова, пока ее тело содрогалось в экстазе. Наконец дрожь утихла, и она сделала долгий прерывистый вздох.

Чуть отстранившись, Нортхэм взглянул в ее лицо и увидел повисшие на темных ресницах слезы. Склонив голову, он коснулся губами ее закрытых глаз, ощутив соленый вкус. Одна слезинка скатилась в уголок рта, и он осушил ее поцелуем. Затем поднял ее на руки и, поскольку Элизабет, казалось, не знала, что делать со своими руками, велел обнять его за шею.

– Как тогда, на пикнике, – шепнул он и улыбнулся, когда она подчинилась, уткнувшись лицом в его плечо.

Он отнес ее к кровати. Элизабет, вдруг устыдившись своей наготы, потребовала простыню. Прижимая ее к себе одной рукой, Нортхэм исхитрился сунуть ей краешек простыни, прежде чем опустить на постель. Она тотчас завернулась в нее.

Он окинул ее лукавым взглядом.

– Вот уж не думал, что бабочка может превратиться в куколку.

Элизабет сморгнула слезы, уставясь взглядом в потолок.

– Значит, ты ошибался.

– Да. – Нортхэм повернулся и прошелся по комнате, поднимая с пола ее разбросанные вещи. Вернувшись к кровати, он протянул Элизабет ее шаль и рубашку, а когда она не выказала намерения взять их, бросил на постель. – Ждешь извинений?

Элизабет, в коконе из простыни, с трудом приняла сидячее положение. Высвободив одну руку, потом другую, она нетерпеливым жестом вытерла мокрые щеки.

– А ты хотел бы извиниться?

– Нет. – Он провел рукой по ее волосам, убирая их со лба. – Не считая твоих слез, не произошло ничего такого, о чем я мог бы сожалеть.

Элизабет промолчала.

Пропуская ее волосы сквозь пальцы, он тихо спросил:

– Ты плачешь из-за меня?

Вопрос потряс ее. Как он смог догадаться об этом? Она вовсе не собиралась открывать ему свои мысли. Лучше бы он заглянул в ее черное сердце и истерзанную душу.

– Элизабет?!

Их внимание мигом переключилось на дверь, из-за которой донесся голос.

Голос раздался снова, знакомый им обоим, настойчивый и нетерпеливый. Ручка повернулась, и дверь затряслась под энергичным напором.

Глава 5

– Либби?! Зачем ты заперла дверь?

– Это Луиза! – Элизабет схватила ночную рубашку и натянула ее на голову. Из-под облака батиста послышалось шипение: – Тебе лучше уйти!

Ни то ни другое не явилось для графа новостью. Он отлично знал, кто стоит за дверью и еще то, что ему необходимо исчезнуть. Непонятно было только, как это осуществить.

– Если у тебя есть идея, как это сделать, самое время со мной поделиться. – Он с интересом наблюдал, как Элизабет сражается с одеждой. Она безнадежно запуталась в складках, но когда он попытался помочь, шлепнула его по рукам.

– Отстань! – Наконец ее голова и рука появились в отверстиях, специально для них предназначенных. – Ты должен спрятаться.

Его темная бровь взлетела вверх.

– Боюсь, я не отношусь к числу поклонников французских фарсов. Придумай что-нибудь еще.

Дверь снова затряслась.

– Элизабет! С тобой все в порядке? Если бы ты только знала, что случилось!

Элизабет торопливо спрыгнула с кровати. Сдернув с себя простыню, она бросила ее на постель и продела вторую руку в рукав сорочки.

– Спрячься в гардеробной, – шепнула она, подтолкнув Нортхэма в нужном направлении. – Подожди там.

– Хорошо, но только при условии, что мне не придется лезть в платяной шкаф.

– Либби! Никогда не думала, что у тебя такой крепкий сон. Ты, случайно, не приняла на ночь снотворное?

Элизабет топнула ногой. Ей хотелось броситься на постель, хорошенько выплакаться и не просыпаться как можно дольше. Чего ей совершенно не хотелось, так это играть главную роль в этой нелепой комедии.

– Я тоже не любительница фарсов, – буркнула она.

– Тогда ты должна понимать мое отношение к платяным шкафам.

Элизабет уставилась на него, недоумевая, как можно оставаться невозмутимым в подобной ситуации.

Определенно характер графа Нортхэма не укладывался ни в какие рамки.

– Отлично, – кивнул он. – Слезы высохли, и ты выглядишь так, будто готова кого-нибудь убить. Пока дело не приняло трагический оборот, мне лучше воспользоваться окном.

Ее глаза расширились.

– Но ты же не собираешься…

– Если уж рисковать, то лучше снаружи, чем внутри. Терпеть не могу замкнутого пространства. – Не обращая внимания на Элизабет, лишившуюся дара речи, Нортхэм подошел к окну, распахнул его и высунулся наружу. – На вид не так уж и страшно. Если Джентльмен смог забраться по стене, значит, я смогу по ней спуститься.

– Элизабет! – снова раздался настойчивый стук. – Пойду позову Дженнингса, чтобы принес ключи. Я беспокоюсь за твою безопасность.

Нортхэм, одна нога которого уже болталась по ту сторону окна, помедлил, оглянувшись на дверь. Затем взглянул на Элизабет, как бы спрашивая: нельзя ли проскользнуть в коридор?

Она покачала головой.

– Слишком рискованно. Наверняка там кто-нибудь есть.

Словно в подтверждение ее слов дверь снова затряслась.

– Элизабет! – На сей раз это был звучный голос барона, правда, слегка приглушенный толстыми дубовыми панелями. – Элизабет! Подойди к двери!

Глаза Элизабет метнулись к деревянной обшивке стены, где стоял туалетный столик. Проследив за ее взглядом, Нортхэм сразу догадался, чего она опасается. Леди Баттенберн могла попасть в комнату своей подопечной, не прибегая к услугам дворецкого. Элизабет снова повернулась к нему с умоляющим выражением на лице.

Но, как выяснилось, не для того, чтобы просить его уйти.

– Не делай этого, – прошептала она. – Ты можешь разбиться. Сейчас же слезь с окна.

Нортхэм бесшабашно улыбнулся, приятно удивленный, что она о нем беспокоится.

– Ничего со мной не случится. – Он искренне на это надеялся. Выглянув в окно, он оценил результат падения на землю в несколько переломов, включая шею.

Глубоко вздохнув, он перебросил через подоконник вторую ногу. Этот шаг заставил Элизабет действовать.

– Прошу тебя. – Она схватила его за рукав. – Если ты упадешь…

Нортхэм посмотрел на ее изящную кисть. Пальцы так крепко вцепились в ткань его сюртука, что побелели костяшки пальцев. Он поднял локоть и поднес ее руку к губам, запечатлев на ней поцелуй. Взглянув на Элизабет, он увидел, что она наблюдает за ним с выражением, близким к восхищению. Он даже пожалел, что не умеет ходить по воздуху.

Внезапно нога его соскользнула, и он повис, цепляясь за подоконник. Только его голова и плечи оставались в комнате. Элизабет выпустила его рукав и прижала ладони ко рту, заглушив испуганный крик. Нортхэм замер, размышляя над своим незавидным и довольно унизительным положением.

Он осторожно поскреб ногой по стене в поисках опоры. Было слышно, как осыпается известка. Нащупав щель между камнями, Норт уперся в нее башмаком и легко подтянулся вверх. Элизабет, с ужасом наблюдавшая за ним, перевела дыхание. Его взгляд упал на подзорную трубу, лежавшую на туалетном столике.

– Дай сюда мою трубу, Элизабет. Не хватает только, что бы ее обнаружили в твоей комнате.

Она колебалась, возможно, прикидывая, не двинуть ли его по голове этим самым предметом, отлично зная, что он не в том положении, чтобы защищаться. Нортхэм одарил ее, как он надеялся, лихой улыбкой.

С раздосадованным возгласом Элизабет круто развернулась и схватила трубу со столика. И только протянув ее Нортхэму, сообразила, что у него заняты руки.

– Положи ее мне в карман.

Издав очередной нечленораздельный возглас, Элизабет перегнулась через подоконник и полезла во внутренний карман Нортхэма, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Он, казалось, меньше всего думал о грозившей ему опасности, наблюдая за ней с выражением, похожим на сочувствие.

Дверь снова затряслась.

– Уходи или оставайся! – нетерпеливо рявкнула Элизабет, оглянувшись назад. – Но ради Бога, давай покончим наконец с этой неопределенностью.

Нортхэм хмыкнул, хотя ему хотелось рассмеяться в полный голос.

– В таком случае я ухожу. Закрой окно, как только я исчезну.

Он нашел очередную опору для ноги и начал продвигаться вдоль стены. Вскоре его щека оказалась прижатой к каменной кладке. С трудом повернув голову, он увидел, что Элизабет, высунувшись из окна, наблюдает за ним. Ее золотисто-карие глаза казались единственным цветным пятном на бледном лице. Она выглядела так, словно ее вот-вот стошнит. Поскольку это никоим образом ему не помогало, он велел ей убраться с глаз долой.

– Сейчас же! – скомандовал он, видя, что она приняла его требование за просьбу.

Его повелительный тон вывел ее из заторможенного состояния, она скрылась внутри. После чего Элизабет закрыла окно и задернула шторы. Бросив быстрый взгляд по сторонам, она убедилась, что следов его пребывания в комнате не осталось. Вернувшись в постель, она укрылась одеялом и притворилась спящей за секунду до того, как панель за туалетным столиком пришла в движение.

Баронесса отодвинула столик от стены с такой силой, что тот содрогнулся, а стоявший перед ним табурет с громким стуком упал на пол.

– Вот досада! – пробормотала она. Стоя на четвереньках за панелью, она не могла видеть, проснулась Элизабет от шума или нет. Собственно, она вообще не была уверена, что в комнате кто-нибудь есть. Приоткрыв панель еще немного, баронесса решила, что этого вполне достаточно, чтобы протиснуться внутрь. Она проползла в образовавшийся проход и поднялась на ноги, опираясь о туалетный столик.

Отдышавшись, Луиза окинула взглядом сбившуюся постель и распростертую на ней фигуру. Элизабет спала и, похоже, даже и не думала просыпаться. Баронесса неодобрительно поджала губы, заподозрив, что ее подопечная наглоталась снотворного. Она перевела глаза на прикроватный столик, рассчитывая найти там подтверждение своей догадке, но не увидела ничего, кроме книги и двух подсвечников. Это показалось ей странным.

– Элизабет!

Леди Баттенберн вздрогнула, услышав голос мужа, доносившийся из-за двери. Сколько же надо было принять снотворного, чтобы так крепко спать?

– Все в порядке, Харрисон, – отозвалась она. – Она спит… – Ей хотелось добавить «как убитая», и это было бы более точным определением. С некоторым опозданием ей пришло в голову, что с Элизабет могло произойти что-нибудь более серьезное, чем столь крепкий сон. Она подошла к постели, чтобы это проверить, прежде чем отсылать мужа.

Грудь Элизабет равномерно вздымалась. Она поерзала, устраиваясь поудобнее, и втянула под одеяло голую ступню. Удовлетворенно вздохнув, баронесса подошла к двери.

– Можешь вернуться в свою комнату, Харрисон. Ничего дурного с ней не случилось. – Она не стала открывать дверь. – Иди! И распорядись, чтобы нам принесли завтрак.

Барон что-то проворчал в ответ. Улыбнувшись, баронесса подождала, пока шаги мужа затихнут, и огляделась в поисках ключа. Поскольку в замочной скважине его не оказалось, она подвергла спальню беглому осмотру и обнаружила ключ на туалетном столике. Вернув на место стенную панель, она придвинула столик к стене, но не туда, где он стоял раньше, закрывая тайный вход. Он мог в любой момент пригодиться, и это следовало иметь в виду.

Взглянув на постель, леди Баттенберн вздохнула. Она не умела долго сердиться на свою подопечную. К тому же подобное проявление мятежа имело свои плюсы. Никто не пострадал, а Элизабет отвела душу, поступив по-своему.

– Бедняжка, – произнесла она снисходительным тоном. Она вставила ключ в замочную скважину, но не стала отпирать дверь, решив дождаться прихода горничной.

Почувствовав, что кровать прогнулась под весом баронессы, Элизабет приоткрыла ресницы и откинула упавшие на лицо волосы. Слезы, которые она недавно пролила, сослужили ей добрую службу. Глаза слегка припухли и покраснели, отчего создавалось впечатление, что она только что проснулась от глубокого сна, вызванного снотворным. Ее охрипший голос довершил впечатление.

– Луиза?

Леди Баттенберн ласково похлопала Элизабет по плечу.

– Кто же еще? Я почему-то беспокоилась о тебе. Как ты себя чувствуешь?

– Еще не проснулась.

Баронесса фыркнула.

– Это я и сама вижу. Что ты приняла, чтобы спать так крепко? Ты пропустила сегодня утром совершенно невероятное событие.

Элизабет рассеянно откликнулась:

– Извини.

– Я тебя прощаю, – великодушно заявила Луиза и попыталась помочь Элизабет сесть.

– Я сама, – сказала Элизабет. – Не настолько я одурманена. – Она широко зевнула, надеясь, что это доказывает обратное, и села, подложив под спину подушку, которую баронесса заботливо взбила. – Так что случилось? – Она потерла виски, стрельнув глазами на дверь. – Как ты вошла? Мне казалось, что я заперла дверь на ключ.

– Прошла сквозь стену. Право, Либби, с твоей стороны было очень нехорошо переставлять туалетный столик. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы его отодвинуть. И потом, мне не нравится стоять на четвереньках. – Баронесса выдержала паузу и, кокетливо улыбнувшись, добавила с явным подтекстом: – То есть не всегда нравится. – Увидев, что Элизабет вспыхнула, она весело рассмеялась. – Как тебе удается оставаться такой невинной, дорогая? Неужели ты никогда не слышала о подобных шалостях?

Элизабет уставилась на свои руки. Во рту у нее так пересохло, что она не смогла бы ответить на непристойную шутку Луизы, даже если бы очень захотела.

Баронесса потрепала ее по колену.

– Но я отвлеклась, – весело продолжила она. – Как я уже говорила, я воспользовалась проходом в стене, когда не смогла до тебя достучаться. Харрисон ждал в коридоре. Не думаю, что мы всех разбудили. После утренних событий гости вернулись в свои постели и теперь отсыпаются. Я хотела послать за запасным ключом, но потом решила, что так получится быстрее. Надеюсь, ты больше не будешь загромождать проход, дорогая? Как видишь, это не остановило меня, а всего лишь задержало.

Взяв Элизабет за подбородок, она приподняла ее лицо.

– Обещай мне, дорогая.

– Элизабет согласно кивнула.

– Будет лучше, если ты произнесешь это вслух.

– Обещаю, – покорно проговорила Элизабет.

Баронесса не стала настаивать на более пространных обещаниях. Удовлетворившись этим словом, она отпустила подбородок Элизабет и встала.

– Я попросила Харрисона, чтобы он распорядился на счет завтрака для нас. Я кое-что расскажу тебе за тостами и горячим шоколадом. – Остановившись взглядом на опрокинутом табурете, она подошла ближе и поставила его на ножки. – Так я забыла, что ты приняла на ночь?

Небрежный тон, каким был задан вопрос, не обманул Элизабет. Луиза никогда ничего не забывала и обладала редкой дотошностью, когда хотела что-нибудь выведать.

– Порошок, – ответила она. – Я сама его приготовила.

Баронесса села на табурет, повернувшись лицом к зеркалу. За спиной она видела отражение Элизабет, поправлявшей одеяло. Или это шаль? Но тогда почему она оказалась в постели?

– Тебе следует предоставить приготовление снотворного миссис Фитц или своей горничной. Боюсь, ты приняла слишком большую дозу. Я слышала немало историй, когда чрезмерная доза оказывалась смертельной. Говорят, подобная участь постигла миссис Арчер, хотя неизвестно, было ли это случайностью.

– Я так и сделаю.

– Правда? – Баронесса улыбнулась отражению Элизабет. – Я была бы очень рада. Помимо смерти, знаешь ли, могут быть и другие последствия. Лауданум обладает той особенностью, что к нему привыкаешь. Не хотелось бы, чтобы ты уподобилась тем несчастным, которые не могут прожить и дня без этой гадости Это очень печальное существование.

– Наверное.

Луиза задумчиво кивнула, затем повернулась на табурете и посмотрела на Элизабет.

– Пожалуй, мне лучше забрать у тебя этот порошок. Где ты его держишь, дорогая?

Сердце Элизабет чуть не остановилось.

– У меня его нет.

– Нет? Тогда как же…

– Я хотела сказать, что он кончился. Так что, как видишь, тебе не о чем беспокоиться. Просто я немного не рассчитала.

– Хм!.. – Луиза задумалась. – Ну, если ты уверена…

– Абсолютно. Я не ощущаю никаких последствий.

– О, дорогая, это только потому, что ты еще не видела себя в зеркале. – Взгляд баронессы упал на синяк на шее Элизабет, но не задержался там. Если у нее и возникли какие-то мысли, она оставила их при себе. – Твои волосы похожи на воронье гнездо. Глаза покраснели. На щеке отпечатались складки простыни, а твоя шаль запуталась в одеяле. Ты что, замерзла? Лично мне эта ночь показалась душноватой.

Элизабет вытащила из-под одеяла шерстяную шаль и уставилась на нее с таким видом, словно не представляла, как она оказалась у нее в постели.

– Наверное, я забыла ее снять, – протянула она задумчиво. – Скорее всего я заснула, когда читала.

Луиза перевела взгляд на ночной столик, где лежала книга Элизабет, но воздержалась от комментариев.

– Принести тебе что-нибудь надеть? – предложила она, вставая. – Я с удовольствием сегодня сыграю роль твоей горничной. – И, не дожидаясь ответа, она направилась в гардеробную.

Элизабет закрыла глаза и прижала кончики пальцев к вискам, ощущая приближение головной боли. Было слышно, как леди Баттенберн роется в платяном шкафу. Элизабет нисколько не сомневалась, что баронесса рассчитывает найти там вовсе не утреннее платье. Если бы Нортхэм прятался в гардеробной, его присутствие давно бы было обнаружено. Элизабет не решалась даже думать о последствиях подобного открытия.

Луиза появилась в дверях, протягивая ей лиловое платье.

– Перестань тереть глаза, если не хочешь, чтобы они стали еще краснее. Посмотри, что я принесла. Восхитительная ткань, не правда ли? И застежка с фестонами. Она способна украсить любое платье. Твоя портниха достойна всяческих похвал. – Баронесса вдруг нахмурилась и потерла пальцем пятнышко на лифе. – Что это? – Она недовольно вздохнула. – Здесь слишком темно.

Элизабет побледнела, когда леди Баттенберн раздвинула шторы и закрепила их шнурами. Она почти не сомневалась, что увидит лицо Нортхэма по ту сторону окна.

– Какое безобразие! – возмутилась баронесса. – Разве можно что-нибудь разглядеть сквозь такие грязные стекла? Надо будет поговорить с Дженнингсом. Эти слуги такие ленивые! – Она распахнула окно. – Тебе не помешает глотнуть свежего воздуха, Либби. Думаю, прогулка по саду поможет тебе взбодриться Можешь взять зонтик из слоновой кости, тот, что я тебе подарила.

Она склонилась ближе к свету, изучая пятно.

– Ничего страшного, просто складка на ткани. Боже, какой великолепный вид открывается из этого окна. Это, кстати, одна из моих любимых комнат. – Она высунулась наружу. – О, что я вижу?

Элизабет так сильно прикусила губу, что ощутила во рту вкус крови. Боль подействовала на нее отрезвляюще, удержав от полного и чистосердечного признания.

Баронесса обернулась. На ее губах играла хитрая усмешка, в глазах светилось нескрываемое удовлетворение.

– Леди Пауэлл прогуливается с мистером Радерфордом, – сообщила она. – Это была моя идея. Надо же как-то подстегнуть лорда Саутертона.

Лорд Саутертон даже не подозревал о кознях леди Баттенберн. Он только что встал с постели и был занят тем, что примеривался к сваренному всмятку яйцу. Отведя в сторону руку, он уже приготовился точно рассчитанным движением стукнуть ложкой по скорлупе, но в этот момент его отвлек стук в окно. От неожиданности он промахнулся. Ложка вырвалась у него из рук и, скользнув по поверхности стола, упала на пол. Раздраженный этим обстоятельством, Саут отмахнулся от Нортхэма, лицо которого прижималось к стеклу.

– Отправляйся к кому-нибудь другому, – проворчал он. – Я не собираюсь делиться своим завтраком.

Рассудив, что Норт должен наконец понять, что явился некстати, и убраться подальше, он взял другую ложку и снова примерился к яйцу. Стук в окно стал настойчивее. Фыркнув, Саутертон аккуратно положил ложку рядом с вилкой, отодвинул стул и, повернувшись, уставился через стекло на приятеля. В его взгляде светилось больше веселья, чем беспокойства. Взгляд Норта был куда менее жизнерадостным.

– Ну ладно, – вздохнул Саут, вставая. – Хотя лучше бы ты надоедал Истлину. Он наверняка проснулся уже несколько часов назад.

Он подошел к окну и оценил ситуацию.

– Придется тебе подвинуться. Окно открывается наружу. – Он подождал, пока Нортхэм исчез из поля зрения, затем отодвинул задвижку и распахнул окно. Высунувшись наружу, он посмотрел вниз. – Да, не слишком приятное будет приземление. Тут не меньше пятидесяти футов. Перелом шеи гарантирован.

– Мне тоже так показалось, – сухо отозвался граф. – Давай-ка помоги мне.

Саутертон протянул руку, и Норт ухватился за его запястье.

– Полегче, – рассердился виконт, заметив кровавые отпечатки на манжете своей сорочки, оставленные пальцами Нортхэма. – Я тебя сейчас втащу. – Он протянул вторую руку и, схватив приятеля за шиворот, перекинул его через подоконник с такой силой, что оба рухнули на пол.

Несколько мгновений они неподвижно лежали, отдуваясь, и наконец освободились друг от друга. Саутертон посмотрел на заляпанную кровью манжету:

– Пропала рубашка.

– Я куплю тебе полдюжины вместо этой.

– Очень щедро с твоей стороны. – Виконт поднялся на ноги и отряхнулся. – Но тебе придется заказать их у моего портного. Это Фирт на Бонд-стрит. Он единственный, кто знает мой вкус.

– Фирт? – переспросил Нортхэм, сидевший прислонившись спиной к стене под окном. Его руки и ноги дрожали от перенапряжения. Он не был уверен, что сможет когда-нибудь встать.

Саутертон окинул его критическим взглядом:

– И давно ты в последний раз боксировал на ринге?

Нортхэм криво усмехнулся.

– Так я и думал. – Саут подошел к комоду красного дерева, стоявшему у противоположной стены спальни, и вытащил средний ящик. Порывшись в стопках сорочек, он нашел то, что хотел, и начал раздеваться. – Жаль, что я отпустил своего камердинера, уж не знаю, где он обретается в этом чертовом доме. Но кто же мог подумать, что мне так скоро понадобится чистая одежда.

Нортхэм отозвался без тени сочувствия:

– Как удачно, что ты в состоянии о себе позаботиться.

Бровь Саутертона взлетела вверх.

– На твоем месте я не стал бы говорить таким тоном. Глядя на тебя, никак не скажешь, что ты в состоянии себя защитить. – Он швырнул испачканную рубашку на кровать. – Не то чтобы я захотел послать тебя в нокаут по столь незначительному поводу, но не рассчитывай, что все остальные обладают таким же спокойным нравом.

– Саут. – В том, как граф произнес имя приятеля, прозвучало предупреждение.

– Что? – спросил тот небрежным тоном, делая вид, будто не замечает странного вида приятеля.

Нортхэм вздохнул. Да, Саутертона не так-то просто вывести из себя. И это одно из его достоинств.

– Ничего.

Губы виконта иронически изогнулись.

– Тебе требуется помощь, чтобы подняться на ноги?

– Да. Но я еще посижу, если ты не возражаешь.

– Как пожелаешь.

– Не хочешь спросить, как я оказался у твоего окна?

Саут разгладил на груди безупречно чистую рубашку.

– Нет. Зачем зря сотрясать воздух? Ты ведь все равно не скажешь. – Он повернулся к высокому зеркалу и принялся расправлять жабо на груди. Взглянув на отражение Норта, он поймал его обескураженный взгляд. – А, ладно. В конце концов, у меня полно времени, могу и послушать о твоем путешествии. – Он повернулся к приятелю и покорно спросил: – Как ты оказался у моего окна?

– К сожалению, я не могу тебе этого сказать.

Саутертон закатил глаза.

– Теперь, когда ты в очередной раз продемонстрировал, до чего же ты скрытный, я хотел бы вернуться к завтраку. – На пути к столу он подхватил с кровати свою испачканную рубашку и бросил ее Норту: – Держи. Можешь перевязать руки.

Нортхэм поймал ее в воздухе.

– Спасибо. – Он заметил, как Саут поморщился, когда он разорвал рубашку надвое. – Не переживай, получишь дюжину, – пообещал он, удвоив количество, чтобы утешить приятеля. – От Фирта. Я не забыл. – Он стер с ладоней известку. Часть ее глубоко въелась в подушечки пальцев, но Нортхэм решил заняться этим позже, а пока просто обмотал руки полосками ткани.

Виконт, откинувшись на стуле так, что передние ножки повисли в воздухе, наблюдал за его неуклюжими действиями.

– Может, позвать кого-нибудь, чтобы тебе помогли?

– Нет.

Саутертон с грохотом опустил стул на пол.

– Тогда позволь мне. У тебя никогда не было способностей к этому делу.

Нортхэм не возражал, что само по себе говорило о многом. Опустившись на корточки, Саутертон размотал повязки и обследовал ладони Норта.

– Иисусе! Подожди минутку. Сейчас принесу воду.

– Не надо… – Он замолчал, поскольку Саут уже скрылся в гардеробной.

Виконт принес тазик и кувшин с водой. Наполнив тазик, он поставил его на колени Нортхэму.

– Вымой руки, и как следует.

Норт опустил руки в воду, чуть не застонав от облегчения. Но когда принялся тереть ладони, чтобы избавиться от известки, почувствовал сильную боль и поморщился.

Саутертон не смог сдержать улыбки.

– Совсем изнежился, да? – В ответ на кислый взгляд Нортхэма он поднял руки в примиряющем жесте. – Со мной то же самое. И не мудрено, когда все время носишь перчатки. – Было непонятно, жалуется он или хвастается. – Дайка посмотреть. – Он обследовал ладони приятеля и удовлетворенно кивнул. – Жить будешь.

– Неужели? – протянул Нортхэм. – А я сомневался.

Саут не обратил внимания на его иронический тон.

– Ты не сочтешь меня нескромным, если я спрошу, сколько времени ты проторчал на стене?

– Около часа. Может, чуть больше. Я не мог двигаться быстрее.

– Еще бы, если учесть, что ты двигался по вертикальной поверхности. Проклятие, кем ты себя вообразил? Пауком? О чем ты только думал?

– К сожалению, у меня не было другого выхода.

– Саутертон покачал головой.

– Надеюсь, она оценит твою жертву.

Нортхэм никак не отреагировал на это замечание. Виконт и не ожидал ответа. Он аккуратно забинтовал руки Норта и убрал тазик с водой.

– Тебя не видели? – поинтересовался он.

– Надеюсь. Я, во всяком случае, никого не заметил.

– Это довольно сложно, когда твой нос прижат к стене.

– Нортхэм обнаружил, что еще в состоянии смеяться.

– Помоги мне встать. У меня колени подгибаются.

– Саутертон поднял его на ноги.

– Ты завтракал?

– Нет.

– Ну, тогда можешь поесть со мной. – Саут кивнул на свободный стул. – Садись. – Он уселся на свое место и взял с серебряного блюда булочку с черникой. Разрезав ее пополам, он намазал одну половинку маслом и протянул ее Норту. – Ты не в том состоянии, чтобы сделать это как следует, а я, как ты знаешь, не терплю плохих манер за столом.

Они вспомнили случай, когда Саут, поспорив с Марчменом, вылизал дочиста миску со взбитыми сливками, и дружно рассмеялись.

– Знаешь, – признался вдруг виконт, – с тех пор я ни разу не ел взбитых сливок. Моя матушка присылает их мне на каждое Рождество, полагая, что я все еще люблю эту гадость. А я отправляю их Марчмену.

Норт, впервые услышавший эту историю, хмыкнул:

– Очень мило с твоей стороны.

Саут небрежно махнул рукой.

– По-моему, он доволен. Во всяком случае, он принимает подношение и возвращает пустую посуду. Матушка, благослови ее Бог, до сих пор ни о чем и не догадалась. – Он отодвинул остывшее яйцо и намазал маслом другую половинку булочки. – Ты видел Истлина?

– Вообще-то да.

Удобно откинувшись на стуле, Нортхэм приступил к рассказу об утренних событиях, начав с леденящих кровь воплей леди Баттенберн, но опустив все детали, касающиеся Элизабет. Саутертон снова доказал, что он истинный джентльмен, потому что не задал ни одного вопроса по поводу явных пробелов в повествовании друга.

– Итак, ты думаешь, что Джентльмен ускользнул через окно? – спросил он, когда граф закончил свой рассказ.

Хотя Нортхэм ничего подобного не думал, предположение Саута было ему на руку – оно могло послужить объяснением, с чего это ему вздумалось лазать по стенам замка.

– Я должен был убедиться, что это возможно.

Саут издал неопределенный звук, выражавший явное недоверие. Однако не стал утверждать, что могут быть и другие причины, вынудившие Нортхэма ползать по стенам наподобие паука.

– Просто позор, что ты не поймал этого мошенника, – заключил он. – Я бы не отказался получить свою табакерку назад.

– Это единственное, что меня заботит.

– Темная бровь Саута приподнялась.

– Неужели?

Своевременное появление Истлина избавило Норта от необходимости лгать. Маркиз, отворив без стука дверь, увидел занятых приятной беседой приятелей и вошел в комнату.

– Секретничаете? – протянул он. – Я искал тебя, Норт. Как ты сюда попал? – Он схватил с подноса булочку и, растянувшись на смятой постели, с удовольствием вонзил в нее зубы. – Я бы и сам охотно позавтракал в своей комнате. Но куда там! Меня втравили в безумную погоню за вором, который, я уверен, наслаждается сейчас завтраком в собственной спальне.

Саутертон и Нортхэм обменялись многозначительными взглядами.

– Нечего переглядываться, – проворчал Ист. – Впрочем, вы никогда не отличались хорошими манерами.

Этого Саут не мог ему спустить.

– Кто бы говорил? Что-то я не припомню, чтобы ты дожидался приглашения, прежде чем ввалиться сюда. А я, между прочим, мог бы сейчас принимать кого-нибудь куда более привлекательного, чем Норт – Он взглянул на Нортхэма. – Извини, Норт. Не хотел тебя обидеть.

– Я не обиделся.

Истлин повернулся на бок и приподнялся, опираясь на локоть. Проглотив остатки булочки, он заметил:

– Если ты имеешь в виду леди Пауэлл, то вынужден тебя огорчить. Она прогуливается по саду под ручку с Радерфордом. Я видел их собственными глазами минут двадцать назад. Должен сказать, они выглядели как парочка голубков. – Нортхэм хмыкнул, посмеиваясь над Саутом, на лице которого отразилась досада. – Не удивлюсь, если они к этому моменту уже заблудились в лабиринте.

Саутертон буркнул в ответ что-то неразборчивое, вызвав у приятелей понимающие смешки.

– Думаю, тебе придется искать другую партнершу для охоты за сокровищем, которую устраивает барон, – злорадно продолжил Истлин. – Радерфорд едва ли откажется от соблазна пригласить леди Пауэлл. Тебе не следовало упускать свой шанс, Саут.

– Видишь ли, Ист, – помолчав, ответствовал виконт, – я не нуждаюсь в советах бедолаги, который сам оказался между Сциллой и Харибдой.

– Он имеет в виду миссис Сойер и леди Софию, – любезно пояснил Норт.

Истлин снова откинулся на постели.

– Я знаю, что он имеет в виду.

– Сцилла… кажется, она была нимфой или чем-то в этом роде, прежде чем ее заколдовали? – спросил Саут.

Нортхэм кивнул.

– Пожалуй, леди София больше подходит под описание Сциллы.

Истлин сел и, свирепо сверкнув глазами, раздельно произнес:

– Между прочим, я захватил с собой пистолет. – Это заявление повергло друзей в шок – Чертовски неудобная штука. – Он вытащил пистолет из-за пояса брюк и положил его на прикроватный столик.

– Проклятие! – с чувством произнес Саут. – Неужели ты не видишь другого способа выбраться из любовно го треугольника, кроме как стреляться?

– Осторожнее, – предупредил Истлин, упершись каблуками в спинку кровати. – А то как бы я не пристрелил тебя. – Его взгляд упал на перевязанные руки Нортхэма. – Что это с тобой? – удивленно спросил он.

Нортхэм вкратце повторил то, что уже рассказал Саутертону. У Истлина возникли те же сомнения, что и у виконта, но он тоже не стал задавать вопросов.

– Как я понимаю, твои поиски не дали результатов? – спросил Нортхэм, закончив свой рассказ.

– Никаких, – кивнул Ист. – Вообще-то я пришел сказать, что уезжаю в Лондон. Хорошо, что вы оба оказались здесь. Мою карету сейчас подадут.

– Ты будешь сообщать нам о своих отношениях с прежней и новой возлюбленными? – поинтересовался Саут.

Истлин вздохнул.

– Не удивлюсь, если сплетни дойдут к вам быстрее. Но я постараюсь держать вас в курсе своих амурных дел, поскольку в вашей жизни они, увы, отсутствуют.

Саут хмыкнул.

– Подожди минуту, я оденусь и провожу тебя.

Норт поднял руки с алыми пятнышками на кончиках пальцев, там, где кровь просочилась сквозь повязку.

– Надеюсь, ты поймешь, если мы распрощаемся здесь.

– Истлин кивнул, улыбнувшись:

– Я даже настаиваю на этом.

Нортхэм не удивился, обнаружив, что Элизабет продолжает делать все, чтобы не оставаться с ним наедине. Правда, теперь она действовала более тонко, и потому ее поведение не вызывало замечаний со стороны гостей. Во всяком случае, никто из них ни разу не высказался по этому поводу. Если раньше Элизабет тут же покидала кружок гостей, стоило там появиться Нортхэму, то теперь она выдерживала приличествующее время, прежде чем удалиться. Порой, когда он был занят разговором с бароном и баронессой, Элизабет даже присоединялась к ним и принимала участие в беседе. Дважды она сидела рядом с ним за столом, один раз справа, а другой – слева, и доказала, что может быть занимательной и приятной собеседницей, не делая никакой разницы между ним и соседом, сидевшим по другую сторону от нее.

Столкновение леди Баттенберн с Джентльменом послужило темой для многочисленных обсуждений, домыслов и преувеличений. Баронесса упорно утверждала, что вор показал себя истинным джентльменом, а если она и кричала, то только потому, что слишком огорчилась, когда он скрылся с ее любимым ожерельем. Были и такие, кто не сомневался, что Джентльмен пытался навязать баронессе более интимные знаки внимания, о которых она умолчала, но никто из них не решался заговорить об этом в ее присутствии.

Относительно личности вора строились разные догадки, но до персональных обвинений дело не доходило. Шепотом произносилось имя Саутертона, что снова привлекло к нему леди Пауэлл. Упоминались и другие имена, но в шутку, и никто не обижался. В сущности, тот факт, что Джентльмен, возможно, находится среди гостей, придавал Баттенберну особый статус. Всем было известно, что Джентльмен удостаивает своим вниманием только самое изысканное общество.

Нортхэм, далекий от того, чтобы заниматься сплетнями, держал свои предположения при себе. Хотя баронесса и дала описание вора, она слишком переволновалась, чтобы можно было полагаться на ее слова. К тому же она постоянно подвергала сомнению собственные утверждения. Охарактеризовав злоумышленника как высокого темноволосого мужчину, она заявила, что он наверняка носит каблуки и парик. Сообщив, что у него внушительная фигура, она тут же добавила, что его сюртук, возможно, подбит ватой на плечах и груди.

В общем, то ли высокий, то ли низенький. То ли стройный, то ли плотный. И так до бесконечности.

Вздохнув, Нортхэм отпустил поводья Лошадь замедлила шаг и двинулась через ручей, осторожно ступая по неровному дну. Перебравшись на другой берег, граф спешился и пустил кобылу пастись, а сам присел на берегу, задумчиво покусывая травинку. Это была не лучшая поза для размышлений, но поскольку прислониться спиной было не к чему, он решил, что сойдет и такая.

Вдалеке, на вершине холма, словно средневековая крепость, возвышался Баттенберн-Холл. Глядя на его серые стены, казавшиеся идеально гладкими в ярком солнечном свете, Нортхэм с трудом верил, что это именно он карабкался по ним. Но его пальцы, теперь защищенные мягкой кожей перчаток, еще хранили свидетельства того, что это ему удалось. Если Джентльмен проделал то же самое, у него, надо думать, хватило ума воспользоваться перчатками. Нортхэм поставил себе целью осмотреть руки всех гостей, но не обнаружил никаких признаков того, что кто-либо из них форсировал стены замка.

Мысли Норта снова обратились к дочери графа Роузмонта. Он не мог припомнить ни одного скандала, связанного с ее именем. Попытка разжиться какими-либо сведениями у Саутертона, после того как выяснилось, что его сестра знакома с Элизабет, ни к чему не привела.

Первый сезон леди Элизабет нельзя было назвать успешным. У нее было несколько поклонников, но ни один из них не решился сделать ей предложение то ли из-за нее самой, то ли из-за ее отца. Нортхэм имел все основания полагать, что перспектива предстать перед Уильямом Пенроузом, графом Роузмонтом, вселяла ужас в претендентов на руку его дочери. Выбор Элизабет, по всей вероятности, был весьма скромным и сводился к самым отчаянным и самым безрассудным из потенциальных женихов.

Знакомство Нортхэма с Роузмонтом ограничивалось редкими встречами в клубе «Уайте», членами которого они оба являлись, и наблюдениями за выступлениями графа в палате лордов. Роузмонт серьезно относился к своим обязанностям и активно участвовал в дебатах. Он был безупречно вежлив и придавал большое значение внешнему виду.

От полковника Нортхэм знал, что Роузмонт несколько лет жил вдовцом, прежде чем снова женился. Именно его вторая жена, красавица Изабел, младшая дочь графа Милфорда, вывела Элизабет в свет и опекала ее на балах и раутах того сезона. Нортхэм также знал, что молодая супруга Роузмонта шесть лет назад подарила ему наследника.

Отношения, существовавшие между Элизабет и ее отцом, нельзя было назвать простыми. Элизабет приезжала в Роузмонт дважды в год и проводила там несколько недель. Не избегала она и лондонского дома отца, как и его северных владении, которые изредка посещала. Неизменно почтительная, Элизабет никогда не перечила графу, что вызывало зависть многих отцов семейств, недовольных строптивостью своих дочерей. Поскольку она отличалась похвальной нравственностью и здравым смыслом, граф позволял ей проводить много времени в обществе добродушных и хлебосольных лорда и леди Баттенберн При всей внешней благопристойности сложившаяся ситуация озадачивала полковника Блэквуда. К тому же его беспокоило отчуждение, возникшее в последнее время между ним и Элизабет. Писала она ему теперь редко и еще реже навещала.

Полковника не обманули уверения Элизабет, отрицавшей наличие каких-либо сложностей в отношениях с отцом. Определенное напряжение между ними существовало еще с тех пор, как умерла ее мать, но Блэквуда больше всего беспокоило, что все это начинает сказываться и на его отношениях с Элизабет.

Был ли несчастный случай в Роузмонте причиной ее разрыва с отцом? Полковник явно не придавал большого значения этому событию. Он даже не счел нужным упомянуть о хромоте Элизабет, предоставив Нортхэму обнаружить это самому.

– Постарайся выяснить, что с ней происходит, – попросил он. – Я не могу избавиться от мыслей, что Элизабет грозит опасность.

Опасность. Довольно точное слово, решил Нортхэм. Несмотря на погожий день, он испытывал странное напряжение. Мышцы шеи и плеч сводило, на щеке подрагивал мускул. Нортхэм перевернулся на живот, выплюнул изжеванную травинку и сорвал другую, пообещав себе, что обойдется с ней более деликатно.

Он попытался представить себе, как объяснит положение вещей полковнику, используя выражения самой Элизабет. Не может же он в самом деле сказать: «Мне очень жаль, сэр, но дочь вашей любимой кузины весьма недвусмысленно аттестовала себя шлюхой». Нет, так не пойдет. Полковник будет прав, если продырявит его пулей за подобное известие.

Еще хуже – признаться в близости с Элизабет. «Я убедился в этом на собственном опыте, сэр». Но так ли это? Его опыт общения с доступными женщинами исчерпывался лагерными потаскушками. Нортхэм предпочитал с ними не связываться. В юные годы он сменил несколько любовниц, умных, изящных и искусных в постели, но все они по прошествии некоторого времени ему надоедали. При расставании он щедро обеспечивал каждую, что служило своего рода сигналом для множества других особ, обладавших аналогичной репутацией и решимостью не упустить свой шанс. Впрочем, ни одна из его любовниц не была у него на содержании, и ни одну из них он не считал шлюхой.

И тем более он не считал таковой Элизабет Пенроуз. Хотя она и приложила немало усилий, чтобы убедить его в этом, и даже великодушно предложила выход из неловкого положения, удалившись в гардеробную под надуманным предлогом. Однако не убедила.

Уверенный, что с его стороны не было принуждения, Нортхэм тем не менее понимал, что все произошло вопреки воле Элизабет. Правда, сражалась она не с ним, а с собой и, потерпев поражение, не обратила свой гнев на него. То, что он увидел в ее глазах, казавшихся нестерпимо яркими от слез, было отвращением к самой себе.

Конечно, Элизабет не утверждала, что через ее спальню проследовали толпы мужчин. Просто упомянула, что кто-то был. Как это она выразилась? Нортхэм задумался, припоминая. Ах да! «Вы не были у меня первым».

Он застонал, сожалея, что память в точности воспроизвела слова Элизабет Как он и опасался, выражение «не были первым» могло подразумевать как одного мужчину, так и по меньшей мере дюжину.

Нортхэм выпрямился, ощутив вдруг беспричинную злость. И настоятельное желание съездить кому-нибудь по физиономии. Выплюнув травинку, он свистнул, и его кобыла не спеша подошла к нему и стала рядом, пока он надевал шляпу и перчатки. Он нетерпеливо взлетел в седло и схватил поводья. Его воинственный настрой передался лошади, и спустя мгновение он во весь опор мчался через луг, пытаясь ускользнуть от демонов, терзавших душу.

– Кажется, мы с вами партнеры, леди Элизабет.

Обернувшись, Элизабет вынуждена была запрокинуть голову, чтобы посмотреть в лицо виконту Саутертону.

– Да, милорд. – Она тепло улыбнулась – Я умоляла леди Баттенберн дать вам в пару кого-нибудь более смышленого, но она была непоколебима. Должна предупредить вас, что я не сильна в разгадывании загадок.

– Это не важно, – любезно отозвался Саут. – Готов по спорить, что вы знаете все закоулки этого дома лучше, чем кто-либо другой из гостей и даже, возможно, некоторые слуги. А поскольку прислуга не участвует в игре, как и барон с супругой, ваша помощь в поисках сокровища может оказаться поистине неоценимой. – В его светло-серых глазах сверкнули искорки. – Кстати, что происходит? Баронесса на удивление неразговорчива, что ей вовсе не свойственно, а его светлость не произнес ни одного лишнего слова вчера вечером, хотя и находился в изрядном подпитии.

– Вы хотите сказать, что пытались напоить барона в надежде, что он проболтается?

– Неужели я напрасно старался?

Элизабет рассмеялась:

– Боюсь, что да. Харрисон способен проглотить немалое количество бренди без каких-либо неприятных для себя последствий. – Она похлопала виконта по руке сложенным веером. – Что же касается сокровища, я не представляю, где его искать. Я не имела никакого отношения к организации поисков, иначе меня исключили бы из числа участников.

Саутертон изобразил разочарование:

– В таком случае одна надежда на мои блестящие умственные способности. Придется напрячь серое вещество.

– Лучше напрячь воображение. Если, конечно, оно у вас есть.

Опешив, Саут секунду молчал, затем расхохотался. Его искренний добродушный смех разнесся по гостиной.

– Тише, – шикнула Элизабет, пытаясь сдержать улыбку. – Мы привлекаем внимание.

В другом конце комнаты леди Пауэлл резким движением раскрыла веер из слоновой кости и поднесла его к лицу, чтобы спрятать хмурую гримасу, с какой она наблюдала за попытками Саутертона сдержать очередной приступ смеха.

– Не удивлюсь, если у него начнутся судороги.

– Я тоже, – пробурчал Нортхэм, наблюдавший за виконтом с не меньшим любопытством. Впрочем, гораздо больше его интересовала Элизабет, чье настроение было полной противоположностью его собственному. Чем ласковее она улыбалась Сауту, тем сильнее ему хотелось что-нибудь сломать, начиная с веера леди Пауэлл и кончая шеей своего приятеля. А если в промежутке между тем и другим он заденет изящную челюсть Элизабет – что ж, тем лучше. Леди Пауэлл постучала по его плечу кончиком веера.

– Лучшая месть – это победа, вы не считаете? Нам ничего не остается, кроме как выиграть приз.

Нортхэм выразительно посмотрел на веер, выбивавший дробь у него на плече. Леди Пауэлл поспешно отдернула руку.

– Кажется, лорд Баттенберн готовится сообщить нам правила игры, – проговорил он, предлагая ей руку. – Может, подойдем поближе и послушаем?

Барон прочистил горло и подождал, пока стихнут разговоры. Он взгромоздился на ящик, специально принесенный в гостиную для этой цели, и теперь возвышался над собравшимися, нетерпеливо поглядывая на них. Впрочем, облаченный в яркий жилет цвета лаванды, желтые бриджи и накрахмаленную рубашку с жабо и небрежно повязанным галстуком, он привлек бы к себе внимание и без всех этих ухищрений.

– Итак, господа, – начал он приятным баритоном, – обещаю, что, если Джентльмен не опередит вас в погоне за сокровищем, ваши усилия будут щедро вознаграждены.

Глава 6

Убедившись, что завладел вниманием аудитории, барон продолжил:

– Ее светлость собственноручно спрятала сокровище в потайном уголке замка Я, разумеется, имею в виду дом, а не все поместье. Предупреждаю: не ищите сокровище среди чьих-либо личных вещей. А кроме того, запомните, что спальни не входят в область поиска.

Он сделал вид, что не слышит смешков слушателей, хотя нужно было обладать изрядной выдержкой, чтобы не наградить осуждающим взглядом леди Хитеринг, которая своим хихиканьем посылала лорду Аллену недвусмысленное приглашение найти ее сокровище.

– Леди Баттенберн сейчас раздаст первые подсказки. Они могут отличаться друг от друга, но в конечном итоге приведут самых сообразительных к заветной цели. Обнаружив очередную подсказку, оставляйте ее на месте для других участников. Сокровище, естественно, только одно, и его ни с чем не перепутаешь. Можете не сомневаться, вы его сразу узнаете, как только найдете.

– Мы должны уложиться в определенный срок? – спросил кто-то.

– Ах да, спасибо, что напомнили. Срок истекает в полночь. – Барон вытащил карманные часы и уточнил время. – В вашем распоряжении два часа. Чтобы не возникло недоразумений, будем ориентироваться на показания часов в главном холле. – Он обвел взглядом аудиторию, ожидая вопросов. – Все ясно? Отлично. Можете приступать, как только получите первую подсказку.

Саутертону и Элизабет, находившимся в задней части гостиной, пришлось ждать своей очереди. Они вежливо кивнули, когда мимо них, шурша юбками, прошла леди Пауэлл, собственническим жестом подхватив Нортхэма под руку. Элизабет не слишком понравилось, как екнуло ее сердце, когда они проследовали мимо, и тот факт, что это не прошло незамеченным для виконта. Впрочем, он был достаточно великодушен, чтобы не смущать ее жалостливым взглядом, и ограничился тем, что слегка сжал ее локоть.

Первая подсказка – «Преклонив колени на лугу, священник остается один на один с Богом» – оказалась не слишком сложной. Саутертон попросил Элизабет проводить его в библиотеку, где сообщил, что им нужно найти «Векфильдского священника» Оливера Голдсмита. На сто первой странице книги они обнаружили следующую подсказку.

В коридорах Баттенберна звучали веселый смех, оживленные возгласы и шепот. Встречаясь на пути от одной подсказки к другой, гости обменивались информацией, а иногда и партнерами. Леди Хитеринг наконец удалось загнать в угол лорда Аллена, и они, перестав делать вид, что ищут сокровище, уединились под лестницей, ведущей в винный погреб. Мистер Радерфорд, обнаружив, что леди Пауэлл обратила свои чары на новый объект, начал упорное преследование мисс Карузерс, завершившееся возней и тисканьем в кладовке для ламп.

Всех слуг на это время отпустили, и они веселились в деревне, проводя время за выпивкой и танцами.

Получив замок в свое полное распоряжение, гости Баттенбернов могли обследовать кухню, прачечную, кладовые и даже комнатки на чердаке, куда можно было добраться по узкой лестнице. Перспектива совершить путешествие по хозяйственным помещениям огромного дома была встречена с воодушевлением, смешанным с ужасом. Многие из гостей никогда не видели собственных кухонь. Тем не менее, находя подсказки в корзинах с яблоками, бельевых кладовках и под соломенными матрасами, все сошлись на том, что это замечательная идея.

Далеко не каждый мог отыскать узкие коридоры, тянувшиеся вдоль галереи и между гостиными, лестницы, скрытые в тесном пространстве около дымоходов, и стенные панели, за которыми открывались проходы в другие помещения. Кое-где можно было услышать голоса, раздававшиеся по ту сторону стены, без каких-либо видимых признаков, как туда можно попасть.

– Знаете, леди Элизабет, – вдруг заговорил Саутертон, когда они присели на ступеньки задней лестницы, размышляя над следующей подсказкой. – Норт не так уж плох.

– Я его плохим и не считала, – осторожно заметила Элизабет после короткой заминки.

– Честно говоря, я его высоко ценю. Мы были закадычными друзьями в Хэмбрике.

– Он упоминал об этом… я имею в виду Хэмбрик-Холл.

– Что касается остального, похоже, это взаимно.

– Еще бы! Мы были чертовски сплоченной компанией и не терпели чужаков. Назвали себя Компас-клуб и провозгласили Рыцарей своими заклятыми врагами.

Элизабет слышала о Рыцарях. Они давно стали легендой. Но первое название было незнакомым.

– Компас? – Она нахмурилась, затем сообразила. – Ах да. Норт, Саут, Ист, Уэст. Хотя насчет мистера Марчмена не совсем понятно.

Саут пожал плечами:

– Он просто еще не дорос.

– Лорд Нортхэм говорил то же самое. – Она бросила взгляд на виконта. Свеча, которую он держал в руке, освещала его красивое лицо, смягчая резкие черты. – Он просил вас что-то сказать мне?

Удивление Саута было неподдельным. Он даже выругался. Впрочем, тут же спохватившись, он извинился и заявил:

– Вы не знаете Норта, если думаете, что он способен на такое.

– Это верно, – признала Элизабет. – Я не знаю его. Мы всего лишь несколько раз разговаривали с момента его прибытия. Так, ни о чем особенном.

Не считая бурной сцены в ее спальне, о которой он, похоже, никому не рассказывал.

– Так что у меня не было возможности прийти к какому-то мнению. Но он, наверное, составил обо мне суждение?

Саутертон приподнял брови.

– Не знаю. Норт очень скрытный. И никогда не распространяется о женщинах – в отличие от Иста.

Строго говоря, Истлин тоже этого не делал, но Саут считал необходимым представить Нортхэма в наилучшем свете. К тому же таково было поручение полковника, которое не слишком нравилось виконту. Он пытался убедить Блэквуда, что заставит его изображать купидона – это не самая лучшая идея, но полковник не желал его слушать.

Саут даже застонал вслух, подумав о том, до чего он докатился. Бросив пристыженный взгляд на сидевшую рядом Элизабет, он запустил пальцы в свои темные волосы и углубился в изучение клочка бумаги, который держал в руке. Они не пожалели времени, чтобы скопировать последнюю – как они надеялись – подсказку, оставив оригинал на месте. Это был длинный и довольно сложный для запоминания отрывок.

– Есть какие-нибудь мысли? – спросил он. – Куда нам теперь: вверх или вниз?

Элизабет не услышала его. Нортхэм ничего не рассказал своим друзьям. Ничего! Ей хотелось плакать от благодарности. Но она ограничилась тем, что взяла листок у виконта, с удивлением заметив, что ее пальцы почти не дрожат. После страха, терзавшего ее столько дней, облегчение было так велико, что по телу прокатился легкий озноб.

– По-моему, нам следует идти вниз, – неуверенно проговорила она.

– Вы не уверены.

– Нет. – Она смущенно рассмеялась. – То есть да. Я хочу сказать, что не уверена.

– В таком случае давайте еще немного подумаем. Должно же что-нибудь прийти в голову. До сих пор нам это отлично удавалось.

Элизабет кивнула, впервые почувствовав себя непринужденно в обществе лорда Саутертона. Когда Луиза сообщила, кто будет ее партнером, Элизабет хотела отказаться от участия в игре. И не потому, что не умела разгадывать загадки, как она сказала виконту, а потому, что не хотела отбиваться от его приставаний в укромных уголках замка. Едва ли ее краткая дружба с его сестрой, не пережившая одного сезона, удержала бы Саутертона в рамках приличий, если бы Нортхэм поделился с приятелями тем, что произошло между ними.

Он не обязан был держать это в тайне. По правде говоря, уверенность, с какой Элизабет назвала себя шлюхой, должна была натолкнуть его на мысль, что она просто озвучила мнение остальных. Так оно и было, только число этих «остальных» было весьма ограничено, и каждый из них имел свои причины для молчания.

Саутертон вопреки ее опасениям оказался внимательным и приятным партнером. Он не только не позволил себе никаких вольностей, но и защищал своего друга, извинялся за невольную брань и проявлял надлежащий энтузиазм в игре, исход которой его вряд ли интересовал.

Элизабет увидела своего спутника в новом свете.

– По-моему, вы очень добры.

Саут искоса взглянул на нее.

– Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать об этом каждому встречному? Это погубит мою репутацию.

Она торжественно перекрестилась.

– Отлично. – Он протянул Элизабет руку и помог встать. – Впрочем, я бы не возражал, если бы все узнали, какой я умный.

– Для этого вам нужно найти сокровище.

– Сюда, миледи. Уверен, мы почти у цели.

Галерея представляла собой величественное помещение, спроектированное Иниго Джонсом во времена Якова I. Это произошло в 1615 году, за пять лет до того, как он был назначен главным архитектором Англии. Почти такая же в высоту, как в длину, галерея служила хранилищем произведений искусства, собранных несколькими поколениями Баттенбернов, а также семейных портретов, начиная с портрета первого барона, написанного в 1535 году.

Остановившись на пороге, Саутертон процитировал подсказку:

– «Создатель церкви и часовни приветствует вас в своей обители». Как по-вашему, могла леди Баттенберн иметь в виду это место?

Они уже побывали в часовне, но не нашли ничего такого, что привело бы их к сокровищу или к следующей подсказке. Церковь находилась в деревне, а следовательно, вне очерченной бароном области поисков.

– Не знаю, – пожала плечами Элизабет, – что здесь может быть связано с церковью и часовней. – Она помолчала, изучая портреты на дальней стене. Ни один из баронов не производил впечатления богобоязненного человека. – Признаться, я всегда считала галерею самым неуютным и самым безбожным местом в доме.

– Пожалуй, – согласился Саутертон, критически поглядывая на портреты. – Но не думаю, что ссылка на создателя в этой подсказке подразумевает Всевышнего. Кстати, вы, кажется, говорили, что галерея спроектирована Иниго Джонсом?

– Ну да, – задумчиво протянула Элизабет. – Но при чем здесь…

Саутертон перебил ее, развивая свою мысль:

– Иниго Джонс построил церковь в Вестминстере и часовню в Сент-Джеймсском дворце. Можно сказать, что он был их создателем.

Это было настолько очевидно, что Элизабет почувствовала потребность оправдаться:

– Я предупреждала вас, что не сильна в оттадках.

К ее удивлению, это замечание пробудило в Саутертоне инстинкт защитника. Он обнял ее за плечи и по-братски притянул к себе.

– Вы молодчина, леди Элизабет. – Он заглянул в листок бумаги, который она держала в руке. – Ну, что там дальше?

– Интригующее зрелище, как вы полагаете, Нортхэм?

Элизабет сделала попытку повернуться в ту сторону, откуда раздался женский голос, но Саутертон усилил хватку на ее плечах, превратив дружеские объятия в настоящий захват.

Нортхэм взирал на приятеля, стоявшего в обнимку с Элизабет, с не меньшим отвращением, чем на галерею мошенников, висевших на стене.

– Полагаю, это просто любители искусства, – произнес он ровным тоном. – Идемте, здесь есть на что посмотреть. – Он сопроводил леди Пауэлл в галерею и закрыл за ними монументальную дверь. – К тому же если они здесь, значит, мы на верном пути.

Саутертон проговорил весьма прохладным тоном:

– Только не забудьте, что мы были первыми. – Он отпустил Элизабет и сложил руки на груди, изобразив глубочайший интерес к предкам барона Баттенберна. – Прочитайте, пожалуйста, вторую часть подсказки.

Элизабет вдруг осознала, что ее руки дрожат. Она сделала глубокий вздох, пытаясь успокоиться и надеясь, что Нортхэм, как и его приятель, занят изучением портретов и не заметит ее слабости.

– Здесь написано: «С небесной выси будучи низвергнут».

– Саутертон поморщился:

– Похоже, баронессе не дают покоя лавры Байрона.

– Нортхэм прочистил горло, маскируя сдавленный смешок.

– И что это значит? – пожелала узнать леди Пауэлл. – Мы должны быть низвергнуты?

Виконт ответил, даже не взглянув на нее:

– Не советую, если вы дорожите своим курносым носиком.

– О, как это скверно с вашей стороны говорить подобные глупости! – возмутилась леди Пауэлл. Назвать ее слегка вздернутый нос курносым было, с ее точки зрения, бессовестным преувеличением. – Если это образчик вашего остроумия, то он оставляет желать лучшего. – Она круто развернулась и направилась к стульям, расставленным по периметру галереи, задрав свой изящный носик чуть выше обычного.

Мужчины обменялись ироническими взглядами поверх головы Элизабет.

– А у вас какая подсказка? – поинтересовался Саутертон, обращаясь к Норту.

Тот покачал головой:

– Я не догадался записать ее. Думал, что запомню. – Он перевел взгляд на леди Пауэлл, которая уселась на стул и с хмурым выражением, портившим ее хорошенькое личико, принялась расправлять складки на юбке – Но меня… э-э… отвлекли.

Саутертон сочувственно кивнул.

– Пожалуй, нам следует объединить усилия, – предложил он. – Что скажете, Элизабет? Нортхэм гораздо умнее меня.

Элизабет, не отрывая взгляда от листка бумаги, который держала в руке, вежливо отозвалась:

– В таком случае его помощь будет весьма кстати.

Явное отсутствие энтузиазма в ее голосе не обескуражило Саутертона.

– Отлично. – Он хлопнул Нортхэма по спине, чтобы освежить его мозги. – Давай, Норт, думай! Что, по-твоему, это может означать?

Нортхэм прочитал вслух:

– «С небесной выси будучи низвергнут». Думаю, нам следует присмотреться к этим картинам. «Низвергнут» может означать все, что угодно.

– Например, низвержение архангела с небес, – подсказал Саутертон и двинулся вдоль галереи в поисках картины с подходящим сюжетом.

Норт последовал за ним.

– Или низвержение небесного огня, разрушившего Содом и Гоморру.

Элизабет обнаружила, что осталась не у дел, поскольку два члена Компас-клуба активно включились в работу. Она направилась к леди Пауэлл в надежде пригладить ее взъерошенные перышки, но в этот момент Саутертон ее окликнул:

– Несите сюда подсказку, Элизабет. Мне пришло в голову, что время от времени заглядывать в текст бывает даже полезно.

– Извините, – произнесла Элизабет смущенно. – Я только отдам им этот листок.

Но раздраженная вдовушка нисколько не смягчилась.

– Не беспокойтесь, – небрежно отмахнулась она. – Я решила наблюдать за работой столь блестящих умов издалека.

При слове «блестящих» леди Пауэлл скривилась, словно проглотила что-то кислое, однако Элизабет, предпочитавшая более тонкую иронию, сделала вид, что приняла этот выпад за чистую монету.

Нортхэм терпеливо дожидался ее, стоя рядом с Саутом.

– Вы позволите? – спросил он, кивая на подсказку.

Элизабет протянула ему листок, но граф взял ее руку и поднял так, что строчки оказались на уровне его глаз. Он был без перчаток, и Элизабет ощутила подсохшую корочку на кончиках его пальцев. Она подняла на него глаза, когда вспомнила, где он мог так ободрать кожу. Нортхэм не смотрел на нее, поглощенный изучением клочка бумаги у нее в руке.

Саутертон с удовлетворением наблюдал за ними. Рано было поздравлять себя с успехом, но все указывало на то, что события развиваются в нужном направлении.

Теперь он продолжил обход галереи в одиночку, с беззаботным, как он надеялся, видом, предоставив Норту и Элизабет разыскивать остальные подсказки. Поравнявшись с леди Пауэлл, он остановился.

– Боюсь, я слишком сильно напрягал свои мозги нынче вечером. Пора бы и передохнуть. Вы позволите? – Он кивнул на стул рядом с ней.

К чести дамы, она не стала настаивать на более лестной причине для того, чтобы желать ее общества.

– Конечно, – улыбнулась она и убрала свои пышные юбки с соседнего стула.

Саутертон сел, разгладив фалды фрака. Большая часть его сознания по-прежнему была занята Нортом и Элизабет, но, как выяснилось, того, что осталось, вполне хватило, чтобы завести беседу с леди Пауэлл.

Ни Норт, ни Элизабет не заметили дезертирства виконта.

– «С небесной выси будучи низвергнут», – задумчиво повторил Норт, отпустив руку Элизабет. Затем он с новым интересом принялся изучать картины.

– Может, это как-то связано с изгнанием Адама и Евы из рая? – предположила она.

– Но здесь нет ничего похожего. Натюрморты, пейзажи, сцены из средневековой жизни. – Были также религиозные сюжеты, преимущественно из Нового Завета. Но ни один из них не соответствовал подсказке. – Красиво, но не пробуждает никаких идей.

– А нет здесь изображения райских кущ или хотя бы сада?

Норт на секунду задумался.

– Вон там. – Он показал на большую картину в нескольких шагах от них, изображавшую весенний сад. Подойдя ближе, он вгляделся в пейзаж в поисках подсказки, затем приподнялся на цыпочки и провел пальцами по золоченой раме. – Ничего.

Элизабет нахмурилась, когда Нортхэм посмотрел на часы.

– Осталось мало времени? Думаю, леди Баттенберн и не рассчитывала, что кто-нибудь найдет это мифическое сокровище.

Эта мысль уже приходила в голову Нортхэму, но он не собирался отступать.

– В нашем распоряжении еще двадцать минут. Этого вполне достаточно. – Он отошел от стены и остановился посередине, откуда можно было охватить взглядом все помещение.

Элизабет без лишних слов присоединилась к нему. – Скажите, что вы видите? – обратился он к ней.

– Талант, превосходящий все, что моя бедная рука способна нанести на бумагу.

Нортхэм улыбнулся, вспомнив свой отзыв о ее акварелях. Очевидно, он не совсем прощен.

– Все еще сердитесь?

– Хм, – уклонилась от ответа Элизабет и переключилась на более серьезную тему: – Это картина Рубенса. Та – Брейгеля. А те, что над ними, принадлежат датским мастерам. Коллекция Баттенбернов славится разнообразием стилей. Тициан. Дюрер. Здесь представлены работы художников со всего континента, собранные более чем за два столетия.

– Звучит впечатляюще.

– Да уж. – Она продолжила перечень художников: – Рафаэль. Сэр Чарлз Иден. Вермер.

Норт порывисто схватил ее за руку.

– Покажите мне Идена.

– Что? – От его прикосновения Элизабет словно пронзил удар молнии, и она, забыв обо всем, уставилась на свою руку.

– Где здесь картина Идена? – настойчиво повторил он.

Внезапно Элизабет озарило:

– Иден! Ну конечно! Это же означает «Эдем», «рай». – Она потащила его к написанному маслом пейзажу, изображавшему скалы, окруженные бурным морем. – Вот он, наверху. Вам понадобится стул, чтобы дотянуться до него.

Норт покачал головой.

– Прочитайте следующую подсказку.

– «Взгляни туда, где время бег остановило». Ничего не понимаю.

– По-моему, баронесса просто упражнялась в стихосложении. Есть там еще строка?

– Да. «За мира равнодушною картиной сокрыта тайна, что тебя манила». Какая-то бессмыслица, но, похоже, мы добрались до конца, каким бы он ни был.

Нортхэм потер ладонью подбородок, пытаясь найти связь между подсказками и картинами.

– Мне лучше думается, когда я нахожусь в полулежачем положении, – заметил он, так ничего и не придумав.

– Может, принести вам кресло?

Он отмахнулся от ее предложения с таким видом, словно оно было сделано всерьез.

– Не беспокойтесь. Никуда оно не денется.

Элизабет была не совсем уверена, что он имеет в виду.

Это могло быть как кресло, так и сокровище. Однако она не стала уточнять, чтобы не мешать его мыслительному процессу.

Взгляд Нортхэма переместился на картину, висевшую под морским пейзажем. Это был натюрморт, изображавший, как это часто бывает, самые обычные предметы. Исцарапанная поверхность дубового стола служила фоном для развернутой карты, прижатой по краям пузырьком с чернилами, циркулем, секстантом и песочными часами, лежащими на боку. Мастерство художника придавало этим в общем-то заурядным предметам удивительную выразительность. Солнечные лучи, лившиеся из невидимого окна, золотили плавные контуры секстанта, а там, где свет закрывала чернильница, на карту ложилась глубокая тень. Каждая песчинка в песочных часах была тщательно выписана.

– Что вы думаете об этом? – спросил Нортхэм, указав на заинтересовавшую его картину.

– Вермер. Это видно по характерному использованию света.

Нортхэм не стал просить, чтобы она снова прочитала подсказки. Он успел выучить их наизусть.

– Пожалуй, я был несправедлив к баронессе. Она не настолько увлеклась поэзией, как я думал. Здесь и в самом деле имеется определенный смысл.

– Боюсь, я прискорбно тупа, – вздохнула Элизабет.

– Ничего подобного. – Нортхэм не пытался быть галантным, он просто придерживался фактов. – Я бы никогда не подумал об Идене, если бы вы не упомянули о нем – Он указал на морской пейзаж. – «Небесная высь» явно подразумевает Эдем и относится к этому полотну. А «низвергнут» отсылает нас к тому, что висит ниже. – Он ткнул указательным пальцем в натюрморт Вермера. – Видите? «Время бег остановило». Это перевернутые…

– Песочные часы! – торжествующе закончила Элизабет и рассмеялась. – По-моему, милорд, вы близки к финишу!

Нортхэм усмехнулся:

– Думаю, нам следует присмотреться к этой картине. – Он пробежался пальцами вдоль широкой резной рамы. – Ничего. Как вы думаете, ее можно снять?

Элизабет с готовностью потянулась к картине.

– У нас просто нет другого выхода. Вам помочь?

Кивнув, Нортхэм взялся за нижний край рамы.

– Возьмитесь за другой угол. Нужно только чуточку отклонить ее от стены. Вот так… – Он просунул руку за картину и пошарил по стене. – Ага, вот оно. – Нащупав выпуклость, напоминавшую кнопку, он нажал. Раздался щелчок. – Можете заглянуть туда? Тайник на вашей стороне.

Элизабет, изогнувшись, заглянула за картину.

– Попробую дотянуться. – Придерживая одной рукой раму, она скользнут другой в отверстие. – Что-то оно слишком маленькое.

– Вы как будто разочарованы.

Пальцы Элизабет сомкнулись на сокровище. Оно идеально вписалось в ее ладонь.

– Вы хотите сказать, что даже и не мечтали о роскошных драгоценностях или мешке с соверенами?

Подошел Саутертон под руку с леди Пауэлл, которая наконец-то проявила интерес к охоте за сокровищем, видимо, рассчитывая на свою долю.

– Ну что там? – осведомился виконт. – Золотые слитки?

– Нортхэм обернулся.

– Думаю, вам стоит умерить свои аппетиты.

Саут ухмыльнулся. Хотя граф обращался к нему, его взгляд был устремлен на леди Пауэлл, в глазах которой светился алчный блеск.

Норт закрыл тайник и вернул Вермера на место.

– Ну, леди Элизабет, – азартно заговорил он, – покажи те, ради чего мы так старались.

Элизабет повернулась лицом к своим спутникам и подняла руку. Ее пальцы медленно, как лепестки цветка, разжались, открыв сокровище.

И все четверо одновременно увидели его.

На ладони Элизабет лежала табакерка лорда Саутертона.

Леди Пауэлл заговорила первой:

– О Боже, можно мне посмотреть? Прелестная вещица, не правда ли? – Не дожидаясь ответа, она схватила табакерку и поднесла к свету, струившемуся от канделябра. На черной эмалевой крышке сверкала россыпь мелких бриллиантов. Сделанное из чистого золота донышко не было плоским, а покоилось на четырех ножках в форме кошачьих лапок. – Просто восхитительно! Я никогда не видела ничего подобного.

– А я видел, – буркнул Саутертон, выхватив табакерку из пальцев леди Пауэлл, прежде чем она успела их сомкнуть. – Это моя.

Глаза Элизабет метнулись к его лицу.

– Ваша? Та, что была украдена?

– Так это она? – изумилась леди Пауэлл, состроив недовольную мину, словно считала себя причастной ко всему, что касалось виконта. – Вы не говорили, что это такая изящная вещь.

Саутертон не счел нужным ответить.

– Там больше ничего не было? – спросил он.

– Элизабет покачала головой:

– Во всяком случае, я больше ничего не нащупала.

– Нортхэм вернулся к Вермеру.

– Возьмись за другой угол, Саут. Давай еще разок посмотрим.

Сунув табакерку в карман, Саутертон поспешил на помощь другу, однако повторное обследование тайника ничего не дало.

– Черт знает что, – проворчал виконт, запустив пальцы в волосы. – У Баттенберна весьма своеобразное чувство юмора.

Элизабет удивленно моргнула.

– Не может быть, чтобы вы считали это делом рук барона.

– Тогда леди Баттенберн.

– Оба предположения просто нелепы.

– Пожав плечами, Саут взглянул на Нортхэма:

– А ты что думаешь?

– Я бы сказал, что предостережение барона насчет Джентльмена оказалось провидческим. Он добрался до сокровища раньше нас.

– Это невозможно, – возразила Элизабет. – У него не было подсказок.

– Признаться, я в них ничего не поняла, – вмешалась в разговор леди Пауэлл. – Неужели вы всерьез полагаете, что Джентльмен украл сокровище и заменил его табакеркой, которую украл раньше?

Три головы повернулись к ней и в один голос нетерпеливо ответили:

– Разумеется.

Леди Пауэлл попятилась.

Элизабет стало жаль ошарашенную женщину.

– Конечно, в это трудно поверить, – мягко проговорила она.

Нортхэм прислонился плечом к стене между Тицианом и Брейгелем.

– Если это работа Джентльмена, то непонятно, чего он добивается.

Саутертон задумчиво изучал узорные плитки пола. Когда часы в большом зале начали отбивать время, он поднял голову.

– Ладно, скоро мы узнаем, чья это работа: Джентльмена или какого-нибудь шутника из числа гостей. На мой взгляд, это весьма необычный способ вернуть кому-то потерянную вещь.

– Украденную, – поправил его Норт.

– Пожалуй. Ведь ничто не предвещало, что я найду табакерку, не так ли?

– А вы и не нашли, – произнесла леди Пауэлл сладким тоном. – Это сделала наша дорогая Элизабет.

Теперь уже Элизабет оказалась под прицелом трех пар глаз. Но в отличие от леди Пауэлл она не спасовала, а только выше вздернула подбородок.

– Только потому, что лорд Нортхэм не мог дотянуться до тайника со своей стороны. А что касается подсказок, то я безнадежно в них запуталась. – Она перевела взгляд с одного мужчины на другого. – Вы оба это знаете.

– Увы, – вздохнул Саутертон, – это правда.

Нортхэм позволил себе усомниться, однако он стал партнером Элизабет только в конце игры. И потому, решив оставить свое мнение при себе, указал подбородком в сторону двери:

– Если я не ошибаюсь, сейчас сюда ворвется толпа гостей, а впереди всех – лорд и леди Баттенберн.

Массивные двери распахнулись, и в галерею действительно ввалилась толпа гостей во главе с бароном и баронессой. Леди Баттенберн радостно захлопала в ладоши.

– Я так и знала! – воскликнула она. – Когда вы не явились в гостиную в полночь, я сразу поняла, что мы найдем вас здесь. Ну что, нашли сокровище? О, пожалуйста, ответьте, пока часы не пробили двенадцатый удар. Его светлость очень строго придерживается правил. Можно подумать, что мы спрятали сокровища короны, а не карманные часы с брелоком.

Леди Баттенберн нервно расхаживала по своей спальне от двери до окна и обратно. Барон, наблюдавший за женой, вздохнул:

– Сядь, дорогая. Ты совсем себя измотаешь.

– Не измотаю, – упрямо отозвалась она.

– Ну, тогда протрешь ковер.

Этот довод тоже не остановил баронессу. Ее длинные, до локтей, перчатки висели на спинке кресла, украшенный пером тюрбан валялся в ногах постели. Она все еще была в вечернем платье.

– Может, ты хотя бы позволишь Фитц помочь тебе приготовиться ко сну?

– Я не смогу сейчас заснуть.

Харрисон повернулся к камину, где стояла Элизабет. Пожав плечами, он развел руками, и этот жест означал, что он исчерпал все свои возможности.

Элизабет набрала в грудь воздуха.

– Луиза, может, тебе…

Звук ее голоса сделал то, что не удалось Харрисону. Баронесса резко остановилась.

– Не желаю даже слушать тебя, Либби! Ты скверная, скверная девчонка! И отвечаешь за все, что произошло нынче вечером. Не представляю, о чем ты думала, когда взяла табакерку!

Элизабет молчала.

Она видела, что баронесса не ждет ответа. Ей необходимо было высказаться. Она слишком долго сдерживалась в галерее: сначала – чтобы прийти в себя от шока, когда Саутертон продемонстрировал ей табакерку, а потом – чтобы выразить сожаление, что игра закончилась таким странным образом. Зато сейчас лицо леди Баттенберн раскраснелось от гнева, и казалось, она вот-вот расплачется.

– Ну, Элизабет, – снова заговорила она, – ты понимаешь, какой позор навлекла на нас?

Элизабет взглянула на барона, поскольку он тоже оказался в числе униженных и оскорбленных. До сих пор Луиза, похоже, не собиралась ни с кем делиться своим статусом жертвы.

– Никто не винит тебя в том, что произошло, – тихо ответила Элизабет. – Я всего лишь достала из тайника за картиной Вермера то, что там лежало.

– Вот именно!

– Лорд Нортхэм все равно достал бы табакерку, не сделай этого я.

Баронесса топнула ногой, обутой в комнатную туфлю.

– Ты выводишь меня из терпения!

– Я пыталась защитить вас с Харрисоном, – пояснила Элизабет.

Барон, очнувшийся от своих размышлений, склонил голову набок.

– Вот как? – сухо спросил он, вперив в нее взгляд холодных голубых глаз. – Как мило. Право, Луиза, с ее стороны очень мило пытаться нас защитить.

– Это самое меньшее, что она могла сделать. Самое меньшее.

Барон медленно кивнул:

– Пожалуй.

Пальцы Элизабет сжались в кулаки.

– Вор оказал нам всем любезность, вернув табакерку. Почему бы тебе не взглянуть на это дело под таким углом?

– Потому что я не терплю вмешательства в мои планы!

– Не исключено, что он вернет также и часы с брелоком.

– Да уж, пусть лучше вернет, – угрожающе произнесла баронесса.

Харрисон небрежно махнул рукой:

– Не тревожься о таких пустяках, дорогая. Тоже мне ценность!

Баронесса снова принялась расхаживать по комнате, шурша шелковым платьем.

– Прочь с моих глаз! – Видя, что Харрисон с Элизабет обменялись вопросительными взглядами, она добавила: – Вы оба. Я совершенно без сил.

Харрисон поднялся, чмокнул жену в щеку, которую та подставила ему, кивнул Элизабет и вышел из комнаты, направившись в тишину и уют собственной спальни. Элизабет уже взялась за дверную ручку, когда баронесса окликнула ее.

– Мы еще не закончили, – заявила она.

– Но ты сказала…

– Я говорю не о данном моменте. Сейчас можешь отправляться куда угодно, но имей в виду, разговор не окончен. Эта история будет иметь последствия. Для тебя в частности.

Ладонь Элизабет, сжимавшая ручку, увлажнилась, и ей не сразу удалось открыть дверь, что не прошло незамеченным для хозяйки дома, достопочтенной леди Баттенберн.

Элизабет лежала поверх сбившихся одеял, уставившись в потолок. То, что она испытывала сейчас, едва ли можно было объяснить беспокойством, вызванным вечерними событиями. Это был самый настоящий страх, скрутивший в узел ее внутренности и лишивший ее сна.

Она не нуждалась в напоминании, что вопрос далеко не исчерпан. Элизабет ни на секунду не верила, что леди Баттенберн удовлетворится обличительной речью. Баронесса никогда не бросала слов на ветер, даже в гневе, и ее прощальная фраза должна была служить Элизабет предупреждением, что ее ждет суровая кара. Но существовало слишком много аспектов, где она чувствовала себя уязвимой. С какой стороны ждать нападения?

Элизабет поднялась с постели и подошла к окну. Отдернув шторы, она распахнула обе створки и высунулась наружу. От прохладного ветерка, шевелившего волосы, ее кожа покрылась мурашками. Она заставила себя посмотреть вниз. Интересно, разобьется ли она насмерть, упав с такой высоты? Или только покалечится? И будет ли это хуже того, с чем ей приходится жить сейчас?

Но если она умрет…

По спине ее пробежали мурашки, когда раздался шорох открывающейся стенной панели. Элизабет не ожидала, что баронесса явится так скоро. Хотя, может, это и к лучшему – все наконец разрешится и она избавится от невыносимого напряжения.

Она обернулась и спокойно заговорила, не сразу сообразив, что вместо Луизы в комнате находится совсем другой человек:

– Я не ждала тебя.

– Мне это и в голову не приходило. – Нортхэм выпрямился и отряхнулся. Он все еще был в вечернем костюме – черном фраке, темно-серых брюках и ослепительно белой сорочке с накрахмаленным воротничком и элегантно повязанным галстуком, – ничуть не пострадавшем от путешествия по пыльному коридору. – Но возникает естественный вопрос: кого еще ты не ожидала увидеть?

– Уходи.

– Я заметил, что столик больше не закрывает вход. Из чего можно заключить, что это сделано в ожидании посетителей. Насколько мне известно леди Баттенберн время от времени пользуется этим путем. А как насчет ее мужа?

Элизабет отшатнулась, словно ее ударили.

– Уходи! – повторила она гневно.

Нортхэм склонил голову набок, словно размышляя над ее реакцией.

– Должно быть, я ошибся. Прошу прощения. – Он нагнулся, закрыл панель и снова выпрямился. – Знаешь, я совсем не уверен, что нашел бы этот проход, если бы не сегодняшнее развлечение. Я случайно наткнулся на него, когда мы с леди Пауэлл охотились за подсказками.

Элизабет ни на секунду не поверила, что он хоть что-то делает случайно. Если Нортхэм оказался в этой части дома во время охоты за сокровищем, то сделал это сознательно, а не потому, что неправильно истолковал подсказку. Бросив взгляд в сторону гардеробной, она решила спрятаться там, подпереть дверь шкафом и не выходить, пока граф не уберется из ее спальни.

– Мне казалось, что ты не выносишь замкнутого пространства.

Нортхэм оглянулся на закрытую панель.

– Пожалуй, я слегка преувеличил. Я боюсь только платяных шкафов.

Элизабет скрипнула зубами.

– Ты должен уйти. – Как будто со стороны она отметила ровное звучание своего голоса, и это было странно, потому что находилось в полном противоречии с подступающей истерикой. Когда в последний раз она до такой степени поддавалась эмоциям?

Ответ пришел мгновенно вместе с обжигающей вспышкой стыда. Она стояла в нескольких шагах от того места, где Нортхэм прижал ее к стене, заставив забыть обо всем на свете, кроме наслаждения. В то утро она словно превратилась в сгусток эмоций, и это не принесло ей душевного покоя. Сколько еще ей придется расплачиваться за это?

Нортхэм подвинул бедром туалетный столик, так что он частично закрыл проход Он не стал спрашивать у Элизабет, заперта ли дверь, – просто подошел и запер ее. Затем указал на открытое окно.

– Я не намерен уходить этим путем, – заявил он – Даже если мое пребывание здесь закончится поспешным браком.

Нортхэм придвинул к себе мягкий табурет и уселся на него, скрестив на груди руки и вытянув длинные ноги.

– Может, ты тоже сядешь, Элизабет? – учтиво предложил он. – Я не причиню тебе вреда.

Элизабет не сдвинулась с места. – Принести тебе шаль?»Совсем как Луиза, – подумала Элизабет. – Проявляет заботу, чтобы замаскировать жестокость». Она отказалась.

– Прости. Похоже, я неудачно начал.

Элизабет не стала оспаривать его слова, считая, что это еще мягко сказано. Она стояла на фоне темного проема окна, озаренная светом одинокой свечи, горевшей на столике у кровати, и он видел легкую дрожь, сотрясавшую ее тело. – Мы могли бы стать друзьями, если бы ты позволила. Я не могу отделаться от ощущения, что ты нуждаешься в помощи. И предлагаю тебе свою защиту От чистого сердца и без каких-либо обязательств с твоей стороны. Можешь не опасаться, что я потребую что-нибудь взамен.

Элизабет глубоко втянула в грудь воздух, затем медленно выдохнула и закрыла глаза. Когда она вновь подняла ресницы, ее взгляд был лишен всяких эмоций. Страсть и боль, страх и смирение – все было подавлено, уступив место абсолютно бесстрастному выражению.

– Уходи, – повторила она снова. – Больше мне от тебя ничего не нужно.

Нортхэм ненадолго задумался, затем встал, вздохнул и двинулся к ней. Она была настолько неподвижна, что ему захотелось ее встряхнуть. Или, наоборот, обнять и прижать к себе. Но он не сделал ни того, ни другого. Остановившись в шаге от нее, он тихо произнес:

– Что такого ты сказала Сауту, что он так хохотал? – По какой-то непонятной причине в его голосе прозвучали хриплые нотки.

Элизабет внезапно поняла, что ему не обязательно касаться ее, чтобы лишить присутствия духа. Как выяснилось, Нортхэм мог совершить это чудо силой одних лишь слов. Она напомнила себе, что он военный и, надо полагать, преуспел в стратегии куда больше, чем она.

– Я усомнилась в его умственных способностях.

– Нортхэм приподнял брови.

– Неужели? И он счел это забавным?

– Возможно, все дело в том, как я это сказала.

Он задумчиво улыбнулся, скользнув взглядом по ее лицу.

– Могу себе представить. У тебя иногда бывает такой вид. – Ему не хотелось задевать ее чувства, однако позволить ей изображать равнодушие он тоже не мог – Саутертон доказал сегодня вечером, что он на редкость умен, не так ли?

– Да, – ответила Элизабет, не понимая, куда он клонит – Он разгадал значение всех подсказок.

– Наверное, так оно и было. – Его губы слегка изогнулись в улыбке. – Хотя я имел в виду тот факт, что ему удалось свести нас вместе.

– Ничего подоб… – Она прервала на полуслове свой бурный протест, задумавшись о вечерних событиях. Ее брови поползли вверх, по мере того как истина доходила до ее сознания. Похоже, их с Нортхэмом передвигали по галерее как шахматные фигуры. – Ловко, ничего не скажешь.

– Он считает себя чрезвычайно хитроумным и к тому же подозревает, что между нами существует некое притяжение.

Элизабет распахнула глаза.

– И зачем ему понадобилось нас сводить?

– Об этом надо спросить его. Может, ему захотелось вы играть пари?

– А что, существует еще одно пари?

– Да.

Элизабет нервно сглотнула.

– Насчет нас?

– Похоже на то. Я не знаю деталей. Впрочем, как ты могла убедиться на охоте, они способны заключать пари по любому поводу.

– А ты?

– В этом пари я не участвую.

Едва ли это могло сойти за ответ на ее вопрос, но Элизабет не стала уточнять.

– Надеюсь, мы стоим больше шиллинга?

– Кажется, они упоминали ставки в один соверен.

– О, целый соверен.

– Понимаю. Это довольно унизительно.

Элизабет вдруг ощутила дрожь в коленях и поняла, что больше не в силах стоять.

– Думаю, мне лучше сесть.

Она не стала противиться, когда он поддержал ее под локоть. Это было легчайшее прикосновение и вопреки здравому смыслу необыкновенно приятное. Когда она расположилась в глубоком кресле, Нортхэм отошел и тут же вернулся с ее шерстяной шалью. Она позволила ему набросить шаль ей на плечи и вздрогнула, когда его пальцы скользнули по ее шее.

Нортхэм передвинул мягкий табурет от туалетного столика к ее креслу, а затем уселся на него, избавив Элизабет от заблуждения, что табурет предназначен для ее удобства.

– Как твоя нога? – заботливо спросил он.

– Нормально. – По правде говоря, она и думать забыла о ноге и была благодарна ему за напоминание. Это поможет ей сосредоточиться. – Я написала полковнику. Передала ему твои наилучшие пожелания и заверила, что со мной все в порядке.

– Этого достаточно, чтобы убедить его?

– Если ты сначала убедишь меня.

– Ответ был вполне предсказуем:

– Не представляю, как это сделать. Ты ведь не веришь мне.

– Поверю, когда услышу правду. – Он выдержал паузу, а затем нанес удар: – С кем ты разговаривала, прежде чем поняла, что это я?

Элизабет молчала, опустив голову.

– Баронесса предупредила тебя, что сокровище спрятано за картиной Вермера?

Элизабет все так же молча смотрела в пол.

– Почему для тебя так важно, чтобы я к тебе не подходил?

Она иронически выгнула бровь.

Нортхэм подтянул ноги и подался вперед, упираясь локтями в колени и сложив руки домиком под подбородком.

– Сколько у тебя было любовников?

Элизабет не удалось сдержать тихий возглас.

– Прошу вас, милорд, не надо, – поморщилась она, не поднимая головы.

– Меня зовут Брендан, – твердо выговорил он. – Можно Норт, если тебе так больше нравится. Мы были близки и должны вести себя соответствующим образом.

Он вытянул ноги, коснувшись башмаком ее голой ступни. Элизабет пронзила дрожь. Был ли это страх? Отвращение? Желание? Она не знала.

Нортхэм не сводил с нее пристального взгляда.

– А знаешь, я ревновал тебя. Сегодня вечером. Когда услышал смех Саута. Да и раньше, когда ты уделяла внимание всем, но только не мне. Для меня это совершенно новый опыт. Поначалу я решил, что ты права и я должен презирать тебя, но после некоторого размышления понял, что испытываю к тебе совсем иные чувства.

– Не совсем, – поправила она его. – Просто тебе хочется уложить меня в постель.

Глава 7

Норт вспомнил, как он доказал Элизабет, что она по-прежнему уязвима. И теперь она отплатила ему той же монетой. Он никогда не слышал, чтобы женщины, за исключением самых вульгарных, употребляли подобные слова. Но даже тогда они резали ему слух, ибо, по его глубокому убеждению, женщины относились к нежному полу, которому не пристало произносить их в присутствии мужчины.

Он резко втянул в грудь воздух и медленно выдохнул.

– Если бы ты представляла себе продолжительность лекции, от которой я только что воздержался, то сказала бы мне спасибо.

– Вы ханжа, милорд, независимо от того, будете вы читать мне мораль или нет. Можете прочитать, если вам угодно.

Нортхэм видел, что его снова поставили перед выбором. Он мог возмутиться и встать в позу или сделать вид, что эта ситуация его забавляет. Он выбрал последний вариант именно потому, что Элизабет этого никак не ожидала, а также потому, что это больше соответствовало его настроению. Ласковая улыбка скользнула по его губам и коснулась глаз.

– Не думаю, что у тебя есть основания называть меня ханжой, – возразил он, – хотя я и придаю значение условностям. Но непристойные выражения действительно шокируют меня. Если ты хотела меня смутить, то можешь быть довольна – ты своего добилась.

Он развел руками в беспомощном жесте.

– Хотя в чем-то ты права, – добавил он и увидел, что глаза Элизабет слегка расширились. – Я действительно хочу… – Он запнулся.

– Чего?

Несколько секунд Нортхэм молча смотрел на нее, затем в два шага преодолел разделявшее их расстояние и склонился над ее креслом, положив ладони на подлокотники. Элизабет пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. И хотя в ее вздернутом подбородке и твердом взгляде читался вызов, Нортхэм разглядел в глубине ее глаз желание.

– Чего? – снова спросила она.

Склонившись к ее уху, он шепотом сообщил, что именно собирается с ней проделать, употребив именно те слова, которые она хотела услышать. Руки Элизабет скользнули вверх и обвились вокруг его шеи. Она тихо застонала, когда он поднял ее с кресла и поцеловал. Не отрываясь от ее губ, Норт подхватил ее на руки, шагнул к кровати и опустил на матрас. Элизабет не разомкнула объятий, увлекая его за собой.

Когда он повернулся на бок, она повернулась вместе с ним; ее ночная рубашка задралась до бедер, а согнутая нога оказалась перекинутой через его ноги.

– Позволь мне, – шепнула Элизабет.

Нортхэм поднял голову. Прядь светлых волос упала ему на лоб, на лице играли отсветы пламени свечи. Элизабет нежно провела кончиками пальцев по его лбу, затем вниз по щеке к четко очерченной линии рта.

– Ты удивительно красив, – тихо шепнула она и, заметив, что он смутился, добавила: – Правда-правда. – Она потерлась носом о его подбородок. – Неужели никто не говорил тебе об этом?

Конечно, говорил, но у Норта хватило ума промолчать. К тому же он не возражал против шутливого поддразнивания Элизабет.

Она молча прижалась губами к его пальцам, затем потянула его руку вниз, к своей груди. Повернувшись к прикроватному столику, она задула свечу.

Норт приподнялся ровно настолько, чтобы избавиться от сюртука и рубашки. Элизабет, изображая служанку, сняла с него башмаки и чулки и расстегнула брюки. Когда ее рука скользнула ниже, он тихо застонал. Он не думал, что может быть еще тверже и больше, но случайное прикосновение ее ногтей к его самому чувствительному месту сотворило невозможное.

Элизабет ловко избавила его от остатков одежды.

– Ты смеешься? – прошептала она, заметив, что его губы изогнулись. – Почему?

Нортхэм перекатился на середину кровати и приподнялся на локте, нависнув над ней.

– Просто я подумал, что ты все еще одета, а я… – Он прижался чреслами к ее животу. – А я – нет.

Она провела ладонью по его спине, от плеч до ягодиц. Кожа его была гладкой, теплой и упругой.

– Верно, – отозвалась Элизабет.

На секунду она пожалела, что погасила свет. Ей хотелось видеть его черты, линию рта, игру мускулов. Но глаза Нортхэма, такие темные, что казались черными, в свою очередь, наблюдали за ней. Темнота давала Элизабет ощущение безопасности, защищая от его проницательного взгляда.

Было что-то необыкновенно эротичное в том, чтобы лежать под ним одетой, пусть даже в ночной рубашке. Подол задрался вверх, а лиф спустился вниз, к талии.

Нортхэм поцеловал ее обнаженную грудь. Элизабет согнула колени, почувствовав, что готова его принять. Но при первых признаках вторжения прикусила губу и судорожно выдохнула. Хотя она не была девственницей, прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз была с мужчиной. И даже недавняя близость с Нортом оказалась недостаточной, чтобы она могла чувствовать себя уверенно.

Норт помедлил, давая ей время привыкнуть к себе. Ее прерывистое дыхание замедлилось, и, хотя она лежала неподвижно, ее внутренние мышцы непроизвольно расслабились, заставив его сделать движение. Элизабет ахнула.

Он заглушил ее возглас, прижавшись к ее губам в требовательном поцелуе.

– Ты должен… – Она задохнулась, когда он начал двигаться. – Ты не должен…

Ее лоно продолжало растягиваться, приспосабливаясь к нему. Элизабет судорожно вцепилась в его плечи.

– Обещай… – выдохнула она. – Обещай, что не оставишь во мне свое семя.

Она скорее ощутила, чем увидела перемену, вызванную ее словами. Плечи Нортхэма напряглись. Он не ударил ее, хотя она подозревала, что у него возникло такое желание. Вместо этого он воспользовался своим телом, чтобы ее наказать. Он двигался глубоко и мощно, больше не заботясь о ее наслаждении. Закрыв глаза и прикусив губу, Элизабет молча принимала его удары. И когда он в очередной раз вонзился в нее, почувствовала вкус своей крови.

Элизабет усмотрела в этом некую справедливость. Пусть она не смогла отдать ему свою девственность, но эта боль и кровь порождены им. Она обхватила ладонями его голову и притянула его рот к своим губам, давая ему почувствовать, что сотворил его гнев.

Нортхэм замер, ощутив вкус ее крови, и медленно поднял голову. Дыхание с шумом вырвалось из его груди.

– Прости, – прошептал он. – Я не хотел… – Он замолчал, когда Элизабет покачала головой, отказываясь принять его извинения.

– Это не имеет значения, – ответила она.

Норт никогда не думал, что способен причинить боль женщине, а тем более проделать это таким способом… Он не мог оправдать себя даже тем, что все произошло помимо его воли. Он хотел сделать ей больно.

Он начал выходить из нее, но она сжала ноги и обхватила его бедра. Норт не стал противиться этому сладкому плену.

Элизабет коснулась его лица, убрав со лба прядь волос.

– Ты забыл, да? Забыл, что ты не первый. – Она погладила его по щеке. – Я не могу стать ради тебя девственницей. – Ее рука скользнула ему на шею и удержала, когда он попытался отстраниться. – Нет. Не покидай меня. Пожалуйста.

Нортхэм склонил голову, почти касаясь ее губ.

– Это не должно было превращаться в наказание, – покаянно проговорил он.

– Некоторые вещи сильнее нас, милорд. – Она положила руку ему на плечо. – Тут уж ничего не поделаешь.

Низкое рычание вырвалось из его горла. Он жадно поцеловал ее, а затем начал двигаться, мощно и уверенно, поощряемый ее тихими стонами.

И лишь в последнее мгновение он вспомнил о ее просьбе. Он не давал обещаний, но знал, что исполнит желание Элизабет. И все же чуть не пропустил тот самый момент. С хриплым криком и усилием, потребовавшим от него напряжения всех сил, он вышел из нее, оставив свое семя на сбившихся простынях.

Элизабет молча лежала под ним, слушая, как успокаивается его дыхание. Когда Нортхэм откатился в сторону, она не стала удерживать его.

Молча она поднялась с постели и поправила ночную рубашку, подтянув лиф и одернув подол. Затем, бесшумно ступая босыми ногами по ковру, направилась в гардеробную.

Норт повернулся на бок, глядя ей вслед. Дверь за ней закрылась. Он слышал, как Элизабет налила воду в тазик, затем послышался плеск. Представив себе, как она охлаждает разгоряченное лицо, он задумался о том, какие чувства она испытывает, глядя на себя в зеркало.

Удовлетворение? Недовольство?

Наверное, она испытывает не больше желания размышлять о том, что произошло между ними, чем он сам, и, что более важно, о чувствах, которые связаны с этим.

В соседней комнате наступила тишина. Норт предположил, что Элизабет смывает с себя остатки его семени. Однажды он уже проделал подобное с полковой потаскушкой, напуганный мыслью, что он может наградить ее ребенком. Его любовницы никогда не выдвигали подобных требований. Видимо, они умели предохраняться, и за многие годы ни одна из них не подарила ему ребенка.

Ему следовало бы радоваться, но его начали одолевать мрачные мысли, способен ли он вообще стать отцом. К тому же его мать все более нетерпеливо требовала, чтобы он наконец обзавелся наследниками. Похоже, ее перестало волновать, будут ли они законнорожденными, но она утверждала, что одного сына недостаточно. Последнее требование было излишним. Нортхэм и сам понимал, что второй сын необходим как гарантия от трагических случайностей.

Элизабет вышла из гардеробной со свечой в руке. Нортхэм лежал в непринужденной позе поверх одеяла. Огонек свечи осветил мощный изгиб его бедра и мускулистую ногу, согнутую в колене.

Подойдя ближе, Элизабет зажгла вторую свечу, стоявшую на прикроватном столике. Во сне красивое лицо Нортхэма казалось совсем юным. Элизабет не была уверена, что выглядит такой же умиротворенной, когда спит. Слишком велик груз, лежащий на ее совести, чтобы наслаждаться безмятежным сном.

Она поставила свечу на столик и принесла из гардеробной тазик с водой и салфетку. Присев на краешек постели, она увидела, что глаза Норта открыты. Он улыбнулся, словно угадав ее мысли, потом взял ее руку, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев. Нежность этого жеста растрогала ее до слез, но она дала себе слово, что плакать не будет.

– Я думала, ты спишь.

Он положил ее руку себе на грудь, так и не выпустив из своей ладони.

– А ты бы предпочла, чтобы я спал?

– Только если ты этого хочешь.

– Он выгнул бровь.

– Как любезно. А что, если я хочу снова заняться с тобой любовью?

Она молчала, и Норт подумал, что ей не понравилась эта формулировка. Но взгляд Элизабет переместился на спрятанное в тени соединение его бедер, где покоилось его расслабленное естество, и на лице ее отразилось такое сомнение, что он рассмеялся.

– Я понимаю твое недоверие, – ухмыльнулся он. – Может, чуть позже.

Его беззаботная улыбка, полная искреннего веселья, заворожила ее.

– Как пожелаешь, – вымолвила она, едва ли сознавая, что говорит.

– О чем ты думаешь?

– Элизабет покачала головой:

– Так, ни о чем. Просто…

– Знаешь, Элизабет, порой мне кажется, что твое «ни о чем» куда интереснее, чем глубочайшие умозаключения большинства людей. – Он слегка сжал ее руку. – Скажи мне.

Она помедлила в нерешительности.

– Это ужасно глупо. Я думала о том, что в твоей улыбке нет ни капли горечи. – Она на секунду отвернулась, а когда снова взглянула на Норта, увидела, что его улыбка исчезла. Что ж, возможно, именно этого она и добивалась. По крайней мере ей удалось избавиться от его чар. – Ну и о том, насколько легкой была твоя жизнь.

Он не отрывал пристального взгляда от ее лица.

– Полагаю, легче, чем твоя.

Элизабет не ожидала, что ответ ударит рикошетом по ней самой. Она попробовала вытащить свою руку из его хватки, но Нортхэм не позволил и крепче стиснул ее пальцы.

– Не хочешь послушать? – мягко спросил он.

Элизабет сама не знала, чего она хочет. Она избрала трусливый путь и промолчала, предоставив решать ему самому.

– Свои детские годы я провел – как это принято говорить? – ах да, в лоне любящей семьи.

Уголок ее рта приподнялся в улыбке.

– В лице отца, пятого графа Нортхэма, матери, старшего брата Гордона, названного в честь отца, старшей сестры Летиции и двух младших сестер, Памелы и Регины. Как я понял, ты единственный ребенок?

Элизабет кивнула, но вдруг вспомнила, что теперь обстоятельства изменились.

– Сначала так и было. Но теперь у меня есть сводный брат Адам. Виконт Селден.

– Ах да, я совсем забыл. – Помолчав, он продолжил: – Как и все дети, мы часто ссорились, выясняя, кому водить в прятках, кто разрежет торт, кто будет предводителем пиратов. Гордон был достаточно великодушен, чтобы держаться на равных, не злоупотребляя правами старшего брата. Сложнее было с Летицией – как это часто бывает с девочками, – и мы с Гордоном всегда радовались, когда она играла с младшими сестрами. Памела и Регги ничуть не возражали, когда она командовала ими. – Он снова помолчал. – Мой отец увлекался политикой, как и твой.

Элизабет кивнула, хотя и не думала, что между ее отцом и Гордоном Хэмптоном имелось какое-либо сходство, даже в политических устремлениях.

Норт улыбнулся и начал рассказывать о своих родителях:

– При всей своей строгости, они не скупились на похвалу, и мы всегда знали, когда они довольны кем-нибудь из нас. Определенно я провел больше времени с моими родителями, чем, скажем, Саут со своими. Или Ист. Ну а Марчмен, так тот вообще не знал своего отца.

Элизабет помолчала, задумавшись о своей семье.

– Как бы ни прошло наше детство, нам кажется, что оно самое обычное. И что такое детство у всех. – Она еле слышно вздохнула и добавила: – Но как я понимаю, в Хэмбрике ты понял, что это не так.

Когда Гордону исполнилось семь лет, его отослали в школу. В Итон, где учился мой отец. Я ужасно скучал по брату и в той же мере завидовал ему. К тому времени, когда подошла моя очередь постигать науки, к нам переехал жить мой дед со стороны матери, окончивший в свое время Хэмбрик. Он был решительно настроен направить меня в свою альма-матер, хотя отец настаивал на Итоне. Дед победил, как всегда и бывало, когда он пускал в ход свои аргументы.

– Ты был разочарован?

– Не слишком Я был достаточно взрослым, чтобы понимать, что, пребывая в Итоне одновременно с братом, окажусь в его тени. Нас будут постоянно сравнивать, чего никогда не случалось дома, поскольку родители с самого начала поощряли наше развитие в разных направлениях. Думаю, отец это прекрасно понимал, и если возражал против Хэмбрика, то в основном потому, что предложение исходило от моего деда. Они расходились во мнениях по всем вопросам, начиная с женитьбы отца на моей матери.

Элизабет слушала его с улыбкой.

– Но, как я понимаю, в конце концов твой дед согласился, и твои родители поженились.

– Они сбежали, – сообщил Норт драматическим шепотом, напустив на себя таинственный вид, с каким в их семье обсуждалось это событие. – В Гретна-Грин.

– Неужели?

Он торжественно кивнул:

– Был ужасный скандал.

Элизабет рассмеялась. Нортхэм выпустил ее руку и, обмотав вокруг талии простыню, сел на постели. Затем похлопал по матрасу рядом с собой и, когда Элизабет подвинулась ближе, притянул ее к себе.

– Так на чем я остановился?

– На скандале.

– Нет, это другая история. Я начал говорить о Хэмбрике.

– Лорд Саутертон рассказал мне о Компас-клубе. Будто вы были заклятыми врагами Рыцарей или что-то в этом роде.

– Точно.

– Он также сказал, что это был закрытый клуб.

– Он так сказал?

Элизабет попыталась вспомнить точные слова Саута.

– Ну, он говорил мне, что вы никого туда не принимали.

– Он забыл упомянуть, что туда никто и не просился. Нет, Элизабет, мы не были закрытыми. Мы были отверженными.

Элизабет нахмурилась, не в состоянии представить себе подобную вещь. Она вспомнила, как беззаботно они веселились на пикнике. Кто бы отказался к ним присоединиться? Уж точно не она. Даже ничего не зная о них, Элизабет завидовала их дружбе и веселью.

– Как это?

– Проще всего было бы свалить все на Уэста, – ответил Норт. – Но это только часть правды.

– А что такое с мистером Марчменом?

– Он незаконнорожденный.

– Бастард, – тихо произнесла Элизабет и почувствовала, как Нортхэм рядом с ней напрягся. – Я не хотела никого оскорбить. Просто… просто я подумала о том, как жестоки могут быть мальчишки к… такому, как он.

– Такому, как он, – повторил Нортхэм, поморщившись от неприятного привкуса, который это выражение оставило у него во рту. – Я не стал бы утверждать, что он чем-то отличается от тебя или от меня.

– Конечно же, отличается.

Нортхэм убрал руку с ее плеча.

– Чем же?

Его внезапное отчуждение было очевидным, но Элизабет не собиралась отказываться от своих слов. Лучше ему сразу понять, что их взгляды не всегда совпадают.

– Конечно, сам факт незаконного происхождения не может повлиять на человека, – пояснила она. – Во всяком случае, вначале. Но потом все меняется. Это может произойти из-за того, что мать стыдится своего ребенка, или из-за равнодушия отца. Или потому, что никто не спешит откликнуться на его плач или утешить, когда он ушибся или обижен. Как бы то ни было, но постепенно ребенок начинает понимать, что он не такой, как другие. – Она помолчала, прежде чем продолжить: – Я ничего не знаю о вашем мистере Марчмене, но, познакомившись с некоторыми из членов Компас-клуба, могу предположить, что он для вас был не тем, кого можно безнаказанно унижать, и вы стали его друзьями потому, что он скорее позволил бы убить себя, чем превратиться в мальчика для битья.

Нортхэм молчал. Элизабет взглянула на него, предполагая увидеть пренебрежительную усмешку, и с изумлением обнаружила, что его глаза блестят от слез. Растроганная этим проявлением чувств, она сжала его руку.

Нортхэм сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Второй вдох дался ему легче.

– Все так и было, – признался он. – Уэст не оставлял нас в покое. Сначала меня. Затем Иста, а потом и Саута. Нужно было что-то делать, иначе это никогда бы не кончилось. – Нортхэм покачал головой, углубившись в воспоминания. – Между прочим, он сломал мне нос. Вот откуда эта горбинка. – Он провел пальцем по легкой выпуклости чуть ниже переносицы. – Да еще заявил, что так даже лучше, потому что без нее я был слишком смазлив и походил на девчонку.

Элизабет тихо засмеялась:

– Боюсь, Марчмен завидовал твоей утонченной наружности.

Норт хмыкнул.

– Мой дед пришел к выводу, что это придало мне мужественности, и пожелал лично встретиться с Марчменом, что бы пожать ему руку. Моя матушка отнеслась к этому менее лояльно. Она до сих пор не может простить Уэста и считает его хулиганом, хотя манеры у него лучше, чем у нас всех, вместе взятых.

– Мать не может быть беспристрастной, когда дело касается ее сына.

– Наверное, – неохотно согласился он. – Кстати, она единственная, не считая тебя, кому нравится моя внешность. Она ужасно переживала из-за моего носа. По ее мнению, я и без этой горбинки выглядел достаточно мужественным.

Норт взбил подушку и пристроил ее у себя за спиной. Удобно устроившись на постели, он снова заговорил:

– Итак, вернемся к Хэмбрик-Холлу. Ни один из нас не пользовался особым успехом у других мальчишек. Я был слишком серьезным. Саут слишком умным. А Ист… э-э… как бы это помягче выразиться? Ист был слишком округлым в те времена.

Глаза Элизабет широко распахнулись.

– Ты хочешь сказать, что он был толстым?

– Увы. Почти такой же в ширину, как и в высоту. Его мать вечно присылала ему всякие вкусности. Печенье, пирожные, сдобные булочки с изюмом и глазурью. Изюм он выковыривал, а остальное скармливал птицам.

– Странно, что Марчмен выбрал его в качестве объекта для самоутверждения.

– О, Ист имел репутацию драчуна. Он мог побить кого угодно. У него просто не было выбора. Его постоянно дразнили, и потом, нужно же было защищать пирожные от поползновений других сладкоежек. – На губах Элизабет мелькнула улыбка. – В общем, в какой-то момент Марчмен принялся за него. Без всяких глупостей вроде насмешек над его весом, просто пытался отвоевать у него лавры чемпиона.

– И что, ему это удалось?

– Надеюсь, ты заметила, что у маркиза нет горбинки на носу, – сухо отозвался Нортхэм. – Ист, разумеется, победил. И не один раз. Не помню точно, когда драки прекратились и началась дружба, но однажды мы обнаружили, что все вместе поглощаем угощение, присланное Истлину из дома. Вот так.

– И вам не приходило в голову исключить мистера Марчмена из своего кружка?

– Никогда.

– По-моему, он причинил вам всем немало хлопот.

– Он свел нас вместе.

– Ах да, Компас-клуб, – задумчиво протянула Элизабет.

– Угу. Хотя, признаться, все это довольно странно. Ни один из нас не рассчитывал унаследовать титул. Кстати, это была одна из причин, почему студенты Хэмбрика, особенно Рыцари, не слишком жаловали нашу компанию. Марчмен был убежден, что каждый человек в Англии как бы стоит в очереди за землей, поместьем и титулом. Правда, прежде чем он сможет предъявить свои права, все, кто стоит перед ним, должны умереть. В качестве доказательства он привел наши родословные и имена, которые мы могли бы получить при определенном стечении обстоятельств. Вот как вышло, что мы стали называть себя именно так. – Звучит довольно зловеще.

– Сейчас да. Но тогда это казалось забавным. Никто из нас не претендовал на титул. Я, например, был полон решимости стать военным. Саут собирался поступить в королевский флот. Ист мечтал о карьере дипломата, полагая, что жизнь государственных мужей состоит исключительно из череды торжественных завтраков, обедов и ужинов.

– А Марчмен?

Нортхэм задумался, затем осторожно ответил:

– С Уэстом все не так просто.

Он не стал продолжать, и Элизабет решила не настаивать на ответе.

– Но судьба распорядилась иначе, не так ли?

– Ты имеешь в виду титулы? Да, мы их унаследовали. Почти. Остался только Марчмен. – Он помолчал, затем Медленно продолжил, взвешивая слова: – Я был с полковником в Индии, когда пришло известие о кончине моего брата. Он умер от инфлюэнцы. Я стал виконтом Ричмондом. Спустя месяц я получил письмо, в котором сообщалось, что мой отец пал жертвой той же болезни. Я даже не знал, что он был болен.

– И ты стал графом.

Нортхэм кивнул.

– Обязательства перед семьей заставили меня подать в отставку и вернуться домой. – Ты тоскуешь по военной службе?

– Иногда. Гораздо больше я тоскую по своему отцу и брату.

– Извини, – поспешно проговорила она. – Я не хотела…

Он нашел ее руку и сжал.

– Я понимаю, что ты имела в виду. Дело в том, что я долгие годы жил в страхе, опасаясь, что они могут умереть. И когда это наконец случилось, я испытал даже некоторое облегчение, а потом, естественно, на меня навалилось ужасающее бремя вины. Мне казалось, что я мог что-то сделать, что бы предотвратить их гибель.

Элизабет не удивилась. Это было вполне в духе Нортхэма.

– Поначалу я повел себя не лучшим образом по отношению к матери и сестрам. Нет, я не пьянствовал и не проигрывал в карты семейное состояние. Просто я вроде бы отсутствовал. Это трудно объяснить. Я проживал день за днем, выполняя все необходимые действия без ощущения жизни, чувствуя себя отрешенным от всего, что меня окружало.

Элизабет могла оценить точность его описания, врзможно, потому, что пережила нечто подобное.

– И что же вывело тебя из этого состояния?

Он пожал плечами:

– Да в общем-то обыденные вещи. Нотации деда, хотя они и действовали мне на нервы. Отношение матери, которая, несмотря на собственные страдания, сумела разглядеть мою боль. Замужество Летиции. Первый сезон Памелы, отъезд Регины в школу. – Он умолк, задумавшись, затем добавил: – Ну и полковник вызвал меня к себе.

– Зачем? Чтобы узнать, как ты живешь?

– В том числе.

– Понятно, – протянула она. – Он поручил тебе распутать какое-то дело. Я слышала от отца, что Блэквуд время от времени занимается расследованиями для правительства. Значит, встреча с полковником способствовала возвращению твоего интереса к жизни?

– Еще бы. Особенно если учесть, что меня чуть не убили.

Элизабет рассмеялась, чего он и добивался. Даже если Нортхэм не сильно погрешил против истины, кислая мина, которую он изобразил, была притворной. Элизабет знала, что он искренне восхищается кузеном ее покойной матери.

– Вот, значит, почему ты здесь. Что поручил тебе Блэквуд на сей раз?

– Позаботиться о том, чтобы ты написала ему письмо. Что я и сделал. – Не мог же он сказать ей правду!

– Уже очень поздно, – вздохнув, заметила она.

– Согласен. Ты это просто так сказала или в качестве прелюдии к тому, чтобы выставить меня за дверь?

– Тебе пора уходить.

Что ж, коротко и ясно. Раздосадованный Нортхэм чуть не спросил, не ждет ли она кого-нибудь еще, но удержался, решив не опускаться до мелочных и несправедливых намеков.

– Как получилось, что тебя не коснулся ни один скандал? – спросил он.

Элизабет молчала, уставившись на свои сложенные на коленях руки.

– Довольно странно, что я никогда не слышал о твоих…

– Порочных наклонностях.

– Спасибо, очень удачное определение.

– Элизабет пожала плечами:

– Возможно, ты ничего не слышал, потому что вращался в других кругах.

– Высший свет – это одна большая карусель, где крутятся одни и те же раскрашенные лошадки.

– Какая… э-э… необычная точка зрения.

– Вообще-то она принадлежит моему деду. Странно, Элизабет, но в твоем присутствии я начинаю рассуждать, как он. И мне это совсем не нравится. В конце концов, мне тридцать два, а не восемьдесят два года.

– А я как раз думала, что ты кажешься очень юным по сравнению со мной.

Норт был не настолько простодушен, чтобы принять это за комплимент.

– В каком смысле?

– Наверное, все дело в твоей естественности. Конечно, в свете того, что ты рассказал, я понимаю, что все не так просто. И все же я не могу отделаться от ощущения, что тебе никогда не приходилось слишком беспокоиться, что ты уверен в благосклонности судьбы и если тебя подведут мозги, то выручит обаяние. Наверное, именно эта уверенность в своей счастливой звезде и делает тебя молодым.

Нортхэм не ответил, в очередной раз подумав о том, что, когда имеешь дело с Элизабет, лучше не спешить с выводами.

– Ты слишком долго была одна, Элизабет. Семья. Друзья. Вот что помогает нам жить.

– У меня есть друзья, – возразила она. – Луиза, барон. Они очень добры ко мне.

Ему показалось, что она не понимает, насколько заученно прозвучал ее ответ. Ей следует постараться, если она хочет, чтобы он ей поверил.

– И разумеется, у тебя есть семья.

– Да.

– Понятно. – Как он и предполагал, Элизабет была одинока, насколько это было возможно при ее образе жизни. – Выходит, ты не нуждаешься в моей дружбе.

Друзья нужны всем, милорд. Если я отказалась, то лишь от вашей помощи.

– Совсем недавно ты называла меня Нортом.

– Неужели? – Элизабет изобразила задумчивость. – Да, я, кажется, это припоминаю.

Нортхэм хмыкнул. Она может быть чертовски дерзкой, если дать ей волю.

– Что ты собираешься делать дальше? – с любопытством спросил он. – Мы еще увидимся?

– Как ты сам заметил, высший свет – это одна большая карусель. Мы неизбежно будем встречаться.

– И ты будешь спать в моей постели?

– Между прочим, это моя постель.

– Ах да. Будет ли мне позволена подобная привилегия в дальнейшем?

Элизабет не помнила, чтобы вообще позволяла ему что-либо. Просто так получилось.

– Вряд ли.

– Значит, ты не согласишься, чтобы я поместил тебя в твое собственное гнездышко?

Элизабет не сочла нужным притворяться оскорбленной.

– Конечно, нет. – Она отодвинулась от Норта и повернулась к нему, подтянув к груди колени. – Неужели ты думал, что я соглашусь?

– Нет, но я должен был предложить.

– В таком случае, можешь считать, что ты исполнил свой долг.

– А как насчет брака?

Элизабет побледнела, но продолжила игривым тоном:

– Не вижу причин, почему бы тебе не жениться? Тем более что, насколько я поняла, имеет место некоторое давление со стороны твоей матери.

– Весьма ощутимое давление, кстати.

– И потом, существует пари.

– О да. Не следует забывать и о Компас-клубе.

– Тогда могу я предложить кандидатуру мисс Карузерс? Или мисс Фартингейл? Да и леди Анна… – Она негромко вскрикнула, когда он схватил ее за запястье и дернул к себе. Она упала в его объятия и, слегка задохнувшись, продолжила: – Неужели никто из них тебя не интересует? Тогда, может, леди Марта? Уж она-то, вне всяких сомнений…

– Выходи за меня замуж, Элизабет.

Она ошарашенно уставилась на него, но вдруг опомнилась и попыталась отстраниться» Нортхэм сжал ее руки повыше локтей, не позволяя ей вырваться.

– Не нужно разрушать то, что было между нами, – побледнев, проговорила она. – Ты же знаешь, кто я.

– Нет, – мягко произнес он. – Но я знаю, кем ты себя считаешь.

Элизабет уперлась ладонями в его грудь, но не смогла отодвинуться ни на дюйм. Дальнейшее сопротивление выглядело бы не только унизительным, но и бесполезным.

– Я не позволю тебе приносить себя в жертву, – заявила она. – Ты вбил себе в голову, будто я нуждаюсь в спасении. Это не так, Норт. Оставь меня в покое.

Паника зажгла в ее глазах золотистые искры.

– Ты пытаешься меня защитить? От чего?

– Вовсе нет. Я…

– Не спорь. Тебе кажется, что ты представляешь для меня какую-то опасность. Собственно, ты дала мне это понять еще при нашей первой встрече.

– Я…

Он покачал головой:

– Поздно идти на попятный. Ты как-то сказала, что я перестану быть хозяином своей жизни, если ты в нее войдешь. Ты оказалась права, хотя не думаю, что ты имела в виду то, что произошло. – Он посмотрел на нее в упор. – Моя жизнь больше не принадлежит мне, Элизабет.

Элизабет молчала, о чем-то задумавшись. Неожиданно ее глаза наполнились слезами. Что это могло означать? Обиду? Страх? Сожаление? Нортхэм не знал и не хотел спрашивать. Просто притянул ее к себе и обнял, терпеливо ожидая, пока ойа выплачет душевную боль, которую не могла выразить словами.

Элизабет плакала долго. Это были не тихие слезы, а горькие рыдания, сотрясавшие ее тело. Она зажимала рот рукой, смущенная звуками, вырывавшимися из ее груди. Норт молча прикасался губами к ее волосам и щеке. Он не пытался утешить ее, довольный уже тем, что его объятия стали тем убежищем, где она чувствовала себя в безопасности.

Заметив на столике носовой платок, он протянул его Элизабет. Она вытерла глаза и старательно высморкалась, вызвав у него улыбку, которую он поспешил скрыть. Взяв из ее руки скомканный платок, он воспользовался им, чтобы стереть с ее лица слезы, после чего запечатлел у нее на лбу нежный, почти отеческий поцелуй. Элизабет снова начала плакать.

Наконец она заснула в его объятиях.

Глава 8

Нортхэм стоял у арочного окна галереи, откуда открывался отличный вид на лужайку, где проходило состязание лучников. Мишени были прикреплены к кипам сена, установленным неподалеку от рощи, так что даже самая своевольная стрела не имела никаких шансов причинить кому-нибудь вред. Мишеней было пять, три из них представляли собой традиционные концентрические круги разных цветов и диаметров. Оставшиеся две были выполнены – в честь годовщины победы Веллингтона при Ватерлоо – в виде довольно искусных изображений самого Бонн, облаченного в парадный мундир.

Нортхэм заметил, что, женщины предпочитают обычные мишени, а мужчины, занятые преимущественно тем, что давали советы дамам и заключали пари, направляли свои стрелы в шляпу Наполеона.

Состязание лучников было последним мероприятием на свежем воздухе, входившим в программу развлечений. Предполагалось, что вечером все гости соберутся в гостиной, но никто не знал, что задумала леди Баттенберн на этот раз. Даже Элизабет утверждала, что не в курсе планов баронессы. Нортхэм отнесся бы к подобному заявлению с определенным скептицизмом, если бы не некоторое охлаждение, возникшее между Элизабет и хозяйкой дома. Оно выражалось не столько в открытых размолвках, сколько в отсутствии проявлений дружбы, имевших место ранее.

Луиза больше не отводила Элизабет в сторонку, чтобы попросить совета или поделиться сплетнями. Они реже оказывались в одном и том же кружке щебечущих женщин. Пару раз леди Баттенберн выразила несогласие с Элизабет, причем сделала это публично и не слишком вежливо. Что поразило Нортхэма, так это реакция Элизабет. Она не спорила, отстаивая свою точку зрения, и не парировала выпады баронессы остроумными ответами. Благодушие, с каким Элизабет встречала нападки, лишало их остроты. И если бы не ее пальцы, сжимавшиеся в кулаки, Нортхэм никогда бы не подумал, что она принимает слова Луизы близко к сердцу.

Насколько он мог судить, трещина в отношениях между Луизой и Элизабет образовалась после того вечера, когда нашлась табакерка Саута. Нетрудно было догадаться, что леди Баттенберн недовольна теми обстоятельствами, при которых обнаружилась злосчастная вещица, но Нортхэм не мог взять в толк, почему она считает, будто Элизабет могла бы воспрепятствовать подобному финалу.

К тому же это совпало с той ночью, когда он посетил Элизабет в ее спальне. Норт все время задавался вопросом, что именно известно баронессе. Он не думал, что Элизабет могла посвятить свою старшую подругу в какие-либо подробности той ночи, хотя, когда дело касалось Элизабет, он не мог быть ни в чем уверен. Вполне возможно, что она сочла возможным сказать баронессе хотя бы о том, что Нортхэм предложил ей свою помощь. Куда менее вероятно, что она при этом упомянула, что он предложил ей свое покровительство сначала как любовнице, а затем как жене.

Еще труднее было вообразить, что Элизабет стала бы распространяться о той близости, которую они испытали в ее постели. Гораздо проще было представить себе эту самую близость. Норту не требовалось особых усилий, чтобы вспомнить запах ее волос, нежность кожи и вкус губ. При одном воспоминании о ее сладких поцелуях его обдавало жаром.

Элизабет заняла позицию, готовясь к выстрелу. Нортхэм с восхищением наблюдал за ее точными, уверенными движениями. Она вытащила стрелу из колчана и положила ее на тетиву. Как и на остальных участниках, на ней были перчатки с кожаными раструбами, защищавшими запястья. Она казалась слишком хрупкой, чтобы выполнить поставленную перед ней задачу, однако Нортхэм не сомневался, что она справится.

Гибкая и грациозная, как богиня-охотница Артемида, Элизабет одним плавным движением подняла лук и натянула тетиву. Тщательно прицелившись, она разжала пальцы, и стрела взвилась в воздух. Судя по аплодисментам, раздавшимся сразу же вслед за этим, она поразила мишень точно в центр Нортхэм не следил за полетом стрелы; его взгляд был прикован к вытянувшейся в струнку фигурке Элизабет, которая, казалось, еще трепетала от последнего усилия Этот трепет отозвался в его теле вспышкой удовольствия, никак не связанного с тем, что происходило на лужайке.

Норт прижался лбом к прохладному стеклу и закрыл глаза. Весь день он пытался понять, зачем Элизабет отослала его прочь и почему отказалась от его помощи, покровительства и брака. Их последняя близость, случившаяся на рассвете, только укрепила ее в этом решении. Хотя Элизабет ничего не сказала, Нортхэм знал – она поняла, что в этот последний раз он не вышел из нее перед разрядкой. Это было единственным условием, которое она поставила ему, и он сознательно его нарушил. Если Элизабет и догадывалась, что он проделал это преднамеренно, она промолчала, оставив упреки при себе.

Нортхэм выпрямился и посмотрел в окно. На лужайке Элизабет уступила место леди Пауэлл. Они обменялись несколькими фразами, затем Элизабет повернулась и направилась к бело-голубому навесу, воздвигнутому для защиты гостей от солнца. Все изящество, с каким она стреляла из лука, исчезло, когда она, хромая, зашагала к тенту.

Неуклюжесть ее походки снова поразила Нортхэма. Так легко было забыть об увечье Элизабет, глядя на нее, скачущую на лошади или стреляющую из лука. И он достоверно знал, какой гибкой и неутомимой она может быть в постели. Он вспомнил, как массировал ей спину той ночью. Элизабет лежала на животе, отвернувшись от него. Он склонился к ней и прижался губами к ее виску. Она ничего не сказала, но дыхание ее участилось.

Этот мгновенный отклик должен был удовлетворить его, но Элизабет повернулась, и в серебристом свете луны он увидел на ее лице выражение такой тоски, что его сердце сжалось Он был рядом, делил с ней постель, обладал ею целиком, пил дыхание с ее уст, а она – она не могла побороть тоску. Именно в это утро Нортхэм осознал всю глубину ее одиночества. И именно в это утро он понял, что он почти так же одинок, как и она.

Элизабет между тем села на стул, присоединившись к дамам, среди которых была и леди Баттенберн. Насколько Нортхэм мог заметить, баронесса никак не прореагировала на ее появление. Дамы обменялись приветствиями, и Элизабет рассмеялась в ответ на какое-то замечание леди Хитеринг.

В чем причина, гадал Нортхэм, охлаждения леди Баттенберн к Элизабет? Маловероятно, что это как-то связано с его персоной. Кстати сказать, Харрисон, надо отдать ему должное, не изменил своего отношения ни к Элизабет, ни к жене. Нет ничего хуже, чем вмешиваться в размолвку двух женщин, между которыми проскочила кошка. Они не замедлят сомкнуть ряды и объединиться против назойливого доброжелателя, оставив его в одиночестве зализывать раны.

За минувшие четверо суток Норт не раз задумывался о том, могла ли что-то услышать баронесса, когда в ту ночь она пыталась попасть в комнату Элизабет. Но даже если предположить, что она точно знала, чем занималась ее подопечная, единственное, что ее должно волновать, так это счастье Элизабет.

Почему же столь очевидное объяснение не кажется ему убедительным?

Элизабет надеялась, что ее смех звучит естественно. Она хотела думать, что леди Хитеринг сказала что-то забавное. Она слушала ее вполуха и опасалась, что рано или поздно ответит невпопад. На сей раз, похоже, обошлось, поскольку леди Хитеринг повторила свою шутку другим дамам, вызвав у них такой же веселый отклик.

Твердо решив сосредоточиться, Элизабет вежливо повернулась к леди Пауэлл, вернувшейся на свое место, и поинтересовалась ее успехами на поприще стрельбы из лука.

– О, боюсь, у меня нет способностей к этому занятию, сколько бы меня ни учили, – заявила та, раскрыв веер и лениво обмахивая разгоряченное лицо. – Моя последняя стрела улетела в лес и спугнула с деревьев целую стаю птиц.

Прежде чем Элизабет успела как-то отреагировать на это сообщение, леди Хитеринг лукаво вставила:

– Возможно, все дело в том, дражайшая Грейс, что ты слишком наслаждаешься процессом обучения. Я подозреваю, что, куда бы ни улетали твои стрелы, ты всегда попадаешь в цель.

Леди Пауэлл не снизошла до ответа, однако ее румянец стал гуще, и не только из-за физических упражнений на свежем воздухе.

– Саутертон был очень внимателен, не правда ли? – не унималась леди Хитеринг. – Просто позор, что мы все уезжаем завтра, хотя, надеюсь, виконт не захочет пропустить бал у Хилтонов.

Обмен репликами, к которому присоединились и другие дамы, пошел по второму кругу. Внимание Элизабет снова рассеялось, хотя она и поворачивала голову от одной собеседницы к другой, делая вид, что следит за беседой.

Отсутствие Нортхэма вызвало у нее и облегчение, и досаду. Она обнаружила, что то и дело поглядывает на дом, словно надеясь разглядеть его в одном из окон или увидеть шагающим к лужайке. Саутертон объяснил решение своего друга уклониться от состязания тем фактом, что тот будто бы не умеет обращаться с луком и не желает позориться перед другими гостями. Элизабет выслушала оправдания Саута без единого вопроса по той простой причине, что нисколько не сомневалась, что все сказанное им сплошная выдумка, от начала и до конца.

Она не винила Норта в том, что он не пожелал провести утро в ее обществе. Она и сама не стремилась к этому. За последние четыре дня они немало преуспели, стараясь не пересекаться друг с другом. Когда Нортхэм катался верхом, Элизабет читала. Когда она слушала музыку, он с леди Хитеринг исследовал лабиринт из подстриженного кустарника, расположенный в центре парка. Она играла в вист с Саутертоном. Норт предпочитал более серьезные игры в компании лорда Баттенберна и его приятелей. И сейчас, делая вид, что прислушивается к беспечному щебету дам, Элизабет гадала, чем он занят, пока она проводит время в занятиях, к которым не испытывает ни малейшего интереса.

Она очень бы хотела, чтобы Нортхэм не занимал ее мысли до такой степени. Но, как оказалось, это были напрасные мечты. Элизабет просто не могла заставить себя думать ни о чем другом. Учитывая, какое множество жизненных функций совершается без участия сознания, Элизабет подозревала, что если бы у нее был выбор между тем, чтобы дышать или думать о Нортхэме, ее легкие перестали бы вдыхать воздух.

Готовность, с какой она откликнулась на его призыв, обескуражила ее. Может, все дело в том, что она слишком долго оттораживалась от жизни? И Нортхэму удалось преодолеть ее защиту в значительной степени потому, что она сама ослабила защитные барьеры? В любом случае ода никак не ожидала, что окажется столь уязвимой перед вниманием мужчины. Годами она скользила по жизни, считая себя не только равнодушной к чувственным наслаждениям, но даже и неспособной к ним. Но может, она просто боялась дать себе юлю?

Конечно, боялась. Еще как! И тем не менее она неожиданно для себя вновь позволила себе вкусить радость физической близости с мужчиной – правда, на сей раз без таких осложнений, как любовь. К лучшему или к худшему – это другой вопрос.

И потом, Нортхэм ей нравился. Он понравился ей с самого начала, и ничего тут не поделаешь. Собственно, если бы он нравился ей чуть меньше, она приняла бы предложение стать его любовницей. А будь она и вовсе к нему равнодушна, согласилась бы стать его женой. Ему повезло, что она такого хорошего о нем мнения.

Элизабет не слишком удивилась, когда он предложил ей помощь. Участие полковника в ее судьбе, видимо, обострило чувствительность Нортхэма, и он догадался о ее затруднениях, хотя и не понимал их природы. Что ее встревожило куда больше, так это последовавшие от него предложения, и Элизабет с облегчением думала о том, что час их расставания уже близок. Завтра утром Нортхэм уедет, и она сделает все, чтобы они больше не встретились. Может, все они и крутятся на одной карусели, но есть реальный шанс избежать нежелательных встреч, если держаться в центре механизма. Нужно только убедить Луизу, что это то самое место, где ей надлежит находиться, а остальное как-нибудь обойдется.

– Я вовсе не уверена, что Саутертону можно доверять, – говорила между тем леди Хитеринг. – Вы заметили, что он много болтает, но ничего не говорит? Я склоняюсь к мысли, что это делается преднамеренно, хотя и не представляю зачем.

– Просто ему нравится себя слушать, – снисходительно заметила леди Пауэлл. – Не думаю, что этого достаточно, чтобы считать его не заслуживающим доверия.

Леди Хитеринг взмахнула рукой, отметая это возражение.

– Дело не в том, Грейс. Просто…

И так далее. Слова, как стрелы, летали над головой Элизабет, время от времени поражая ее в самое сердце, как, например, сейчас, когда речь зашла о доверии.

– Доверься мне, Элизабет, – попросил Нортхэм, покидая ее комнату. Он был так серьезен, произнося эти слова, что она не могла дать ему иного ответа, кроме правды.

– Я доверяю тебе… – с трудом выговорила она. Наверное, на этом следовало остановиться и позволить ему уйти, но Элизабет считала себя обязанной открыть ему еще одну истину, хочет он того или нет. – Но ты доверять мне не должен.

Нортхэм посмотрел на нее так, словно собирался возразить. Элизабет поспешно закрыла дверь и повернула ключ в замке. После этих прощальных слов они обменялись не более чем дюжиной фраз. Элизабет даже не подозревала, что способна испытывать такое сильное чувство потери.

Подняв голову, она увидела приближающегося Саутертона и улыбнулась тепло и безмятежно. Глядя на нее, никто бы не догадался, что она не в силах произнести ни слова. Только она одна знала, что не смогла бы проглотить застрявший в горле комок даже под дулом пистолета.

В конце дня гости барона собрались в самой большой из гостиных, расположенной на первом этаже. О предстоящем вечером развлечении строились догадки, основанные на намеках, которые леди Баттенберн искусно подбрасывала, как крошки от пирожного. Одни говорили, что ожидается какая-то таинственная персона, якобы приглашенная исключительно на этот вечер. Другие утверждали, что состоится очередная игра в вопросы и ответы. Самые азартные заключали пари, ставя на шарады или карточные фокусы.

Когда леди Баттенберн наконец объявила программу развлечений, оказалось, что все эти предположения не лишены оснований. Действительно ожидался гость, которому можно задавать вопросы, и предлагалась своего рода шарада, разгадать которую, как заявила баронесса, будет непросто. И в завершение всего намечалось гадание по картам и предсказание судеб.

– Нам удалось, – сообщила баронесса притихшей аудитории, – заполучить на этот вечер мадам Фортуну. Из самых достоверных источников мне стало известно, что она не имеет себе равных в способности к ясновидению. Она точно предсказала падение Наполеона, его изгнание и последующее возвращение к власти. Более того, она предсказала, что его сошлют на Эльбу. Думаю, при столь блестящих талантах разгадать загадку знаменитого вора Джентльмена не составит для нее никакого труда.

Леди Баттенберн радостна улыбнулась, словно эта замечательная идея только что пришла ей в голову. Тот факт, что большинство гостей не обманул ее простодушный вид, не волновал баронессу. Она полностью завладела их вниманием, что доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Окинув взглядом собравшихся, она отметила сдержанную улыбку своего мужа, волнение леди Хитеринг, скептицизм мистера Ра-дерфорда, иронию Саутертона и, наконец, выражение полного смирения на лице Элизабет.

Наслаждаясь своим триумфом, баронесса подняла руку и показала на дальний вход в гостиную. По ее знаку двое лакеев распахнули двери, явив собравшимся знаменитую гадалку.

Нортхэм не мог поверить, что это та самая мадам Фортуна. Он рассчитывал увидеть старую женщину, но обнаружил, что минувшие годы, за которые он успел вырасти и стать мужчиной, почти не изменили ее. Он снова почувствовал себя десятилетним мальчишкой, который сидел напротив нее за столом, на котором посверкивал хрустальный шар. Ее седеющие волосы были скрыты под шелковым шарфом. С вытянутых мочек ушей свисали тяжелые медные серьги, касавшиеся сутулых плеч. На ней были черное платье и лиловая шаль, заколотая крупной брошью из ляпис-лазури. Взглянув на ее худые руки с выпуклыми костяшками пальцев, он живо вспомнил, как они в тот день сжали его подбородок.

Саутертон, извинившись перед леди Пауэлл, двинулся через толпу к Норту. Остановившись за его спиной, он тихо проговорил, склонившись к его уху:

– Она выглядит точно так же, как мне запомнилось. Как такое может быть?

Нортхэм пожал плечами. Он и сам хотел бы это знать. Его взгляд остановился на леди Баттенберн.

– Что ты думаешь о ее плане? – спросил он.

– Поймать вора?

Норт кивнул:

– Я бы сказал, что это чушь, если бы на месте Мадам была любая другая гадалка. – Саутер вздохнул. – А так кто знает… Насколько я помню, она очень умна. Если Джентльмен и правда среди нас, ему следует поостеречься.

Нортхэму пришло в голову, что, возможно, страх и был тем инструментом, которым собиралась воспользоваться баронесса. И определенно она нашла способ закончить свой прием поистине незабываемым сюрпризом.

– Как ты думаешь, она вспомнит нас?

– Только если ты обратишься к ней с той же просьбой.

Такого ответа Норт и ожидал. Да он и сам произнес бы те же слова, задай ему Саут этот вопрос. Тем не менее он с трудом сдержал смех, изобразив приступ кашля, что привлекло к ним внимание гостей и дало Сауту повод звучно шлепнуть его по спине.

– Извини, – буркнул он, когда Нортхэм, поморщился.

– Не притворяйся, что ты не получил от этого удовольствия.

Саутертон только хмыкнул. Оглядевшись по сторонам, он увидел леди Пауэлл, высматривавшую его в толпе.

– Прошу прощения, старина, но леди Пауэлл, кажется, засекла меня. Я пошел. – Он двинулся прочь и растворился среди гостей, теснившихся вокруг стола мадам Фортуны.

Краем глаза Нортхэм увидел, как очаровательная вдовушка изменила курс, устремившись за ним следом. И тут его друг подхватил под руку Элизабет и вывел ее из толпы взволнованных зрителей. Нортхэм отметил, что она последовала за виконтом, ни секунды не колеблясь. Вздохнув, он спросил себя, неужели его сердце будет каждый раз екать при взгляде на Элизабет? Ему вспомнились ее слова: «Ты доверять мне не должен». Что она хотела этим сказать?

Гости освободили пространство для мадам Фортуны, расположившись широким полукругом вокруг ее стола. Лорд Аллен выразил желание первым испытать судьбу. Беззаботно улыбаясь, он уселся на стул перед гадалкой, которая разложила перед ним карты Таро и попросила выбрать одну из них, что он лихо и проделал. Несколько мгновений мадам Фортуна изучала карту, затем взгляд ее темных глаз впился в Аллена. Ее узкие губы сложились в недобрую линию, и когда она ткнула в него указательным пальцем, улыбку как ветром сдуло с его лица.

– Вы вор, – произнесла она хриплым прокуренным голосом. Гости подались вперед, напряженно прислушиваясь. – Но не Джентльмен. То, что вы взяли, не было дано вам по доброй воле. – Она погрозила ему пальцем. – И не пытайтесь меня обмануть. Вы знаете, о чем я говорю.

– Как и большинство присутствующих, – шепнул Саутертон на ухо Элизабет. – С таким же успехом она могла бы открыто заявить, что Аллен ухлестывает за чужой женой. Еще немного, и она сообщит нам все детали.

Элизабет с облегчением увидела, что лорд Аллен поспешно поднялся и выдвинул стул, предлагая другим последовать его примеру. Хотя он перебрасывался шутками с оживившейся аудиторией, Элизабет заметила, что он старается не встречаться взглядом с лордом и леди Хитеринг и ему не терпится как можно скорее исчезнуть. Она также отметила, что никто не спешит занять его место. Не приходилось сомневаться, что баронесса снабдила гадалку всеми сколько-нибудь интересными сведениями о своих гостях, и той оставалось лишь обнародовать их в свойственной ей грубоватой манере. Опыт лорда Аллена не сулил никому из собравшихся ничего хорошего.

Мистер Радерфорд кашлянул и шагнул вперед:

– Я не прочь попытать счастья, тем более что у меня нет никаких секретов.

Откинув полы фрака, он не спеша уселся, устроив из этого действия маленький спектакль.

– Индюк надутый, – буркнула Мадам себе под нос. Собрав карты, она несколько раз перетасовала их, а затем предложила Радерфорду выбрать одну. На карте был изображен магический знак, выбитый на монете, что весьма удачно согласовывалось с тем, что баронесса рассказала ей об этом человеке. – Я вижу огромное богатство, которое плывет вам в руки. Благодаря удачному браку вы сможете расплатиться с долгами Правда, при этом вы будете всю жизнь находиться под каблуком у своей жены – Она взглянула на его изумленное лицо. – Вы же заявили, что у вас нет секретов. Естественно, я подумала, что всем известна сумма ваших долгов и тот факт, что вам необходимо срочно жениться.

Радерфорд, побагровев, так поспешно вскочил на ноги, что чуть не опрокинул стул Он взглянул на леди Пауэлл, но она демонстративно отвернулась Мисс Карузерс встала рядом с родителями. Как только весть о его стесненных обстоятельствах распространится в высшем свете, ему придется искать жену в Америке. От одной этой мысли ему стало не по себе.

Еще около дюжины гостей рискнули пообщаться с гадалкой, и наконец Саутертон тоже направился к ее столу. Надо сказать, что далеко не каждый, уходя от мадам Фортуны, чувствовал себя униженным. Эмили Фартингейл мадам Фортуна предсказала, что она найдет издателя для своей книги. Поскольку никто не знал, что она пишет роман, это вызвало удивленный и одобрительный гул среди зрителей. Сэр Артур Армитидж услышал, что через семь месяцев у него родится сын. На радостях он бросился к своей жене и приподнял ее в воздух вместе с будущим наследником.

Лорд и леди Меривезер также получили приятные известия, как и мисс Стивене, которая узнала, что скоро выйдет замуж.

Даже лорд Баттенберн поддался угоЬорам и занял место за столом гадалки. Мадам Фортуна рассмеялась, увидев выбранную им карту. Та относилась к Большому Аркану и отражала весьма важный аспект его жизни.

– У нас есть кое-что общее, – сообщила она хриплым шепотом, постукивая ногтем по карте. – Вы тоже играете в карты, милорд, хотя не думаю, что вы видите в своих картах то, что я вижу в своих.

Кивнув, Баттенберн вытащил из внутреннего кармана колоду карт, раскинул их по столу, потом ловко сложил. Он повторил эту процедуру пару раз, прежде чем предложить гадалке снять верхнюю карту. Мадам Фортуна сняла карту и показала ее всем. Это была дама пик. Барон виртуозно перетасовал колоду, так что карты, казалось, на мгновение зависли в воздухе, образуя веерообразную линию, после чего извлек из колоды даму пик, объявив, что дама символизирует мадам Фортуну, а масть – его собственное сердце, которое она у него похитила. Сделав это заявление, Баттен-берн чмокнул мадам Фортуну в морщинистую щеку, что позабавило его гостей и очаровало старую гадалку ничуть не меньше, чем маленькое представление, которое он устроил.

Когда пришла очередь Саутертона, он развернул стул и уселся на него верхом. Его мальчишеская ухмылка произвела обычное впечатление.

– Мошенник, – фыркнула мадам Фортуна, впрочем, весьма добродушно. Она тщательно перетасовала карты, но не стала предлагать ему выбрать одну, а разложила карты в виде кельтского креста.

Саут подался вперед, с интересом наблюдая за ее действиями.

– Что вы видите? – спросил он, чувствуя, как по спине побежали мурашки.

– У вас здесь есть друг, – изрекла она наконец.

Она говорила так тихо, что Сауту пришлось напрячь слух. Он сомневался, что кто-нибудь, кроме него, расслышал ее слова

– Да.

– Я вижу угрозу.

– Он нахмурился.

– Кому, моему другу?

Мадам Фортуна помедлила, прежде чем ответить:

– Да. Но не только…

Со стороны слушателей раздался голос леди Пауэлл:

– Что это вы там шепчетесь? Мы тоже хотим знать, что показывают карты. – Раздался смех и возгласы поддержки – Женится ли Саутертон до конца этого года?

Мадам Фортуна, идя навстречу пожеланиям аудитории, ткнула пальцем в центр креста, где две карты накладывались одна на другую под прямым углом. Улыбнувшись, она постучала по «дурачку», лежавшему поверх «любовников».

Саутертон кивнул, без труда догадавшись, что она имеет в виду.

– Она говорит, что мы не подходим друг другу, – сообщил он леди Пауэлл. – Но у меня на сей счет другое мнение. – Заметив, что гадалка собирается предостеречь его, он тихо добавил: – Я все понял.

Он поднялся со стула, уступив место очередному гостю, однако не стал возвращаться к Элизабет, а подошел к Нортхэму и отвел его в сторону.

Норт взглянул на приятеля с легкой усмешкой:

– Не знаю, как тебе это удалось, но ты умудрился восстановить против себя сразу двух женщин. Леди Пауэлл так рассвирепела, что…

– Бог с ней, есть дела поважнее.

Нортхэм тотчас стал серьезным, чего и добивался Саут.

– Что случилось?

– Она говорит, что тебе что-то угрожает.

– Кто говорит? Элизабет?

– Нет, мадам Фортуна.

Норт расслабился. Если бы предостережение поступило от Элизабет, он отнесся бы к нему с должным вниманием. А так… Он хмыкнул.

– Сомневаюсь, что стоит волноваться. Зловещие предсказания – это часть ее ремесла.

Саутертон не был в этом до конца уверен.

– Неужели ты забыл, что она предсказала гибель твоего отца и брата?

– Не забыл, но, если ты помнишь, ничего определенного она тогда не сказала. Это было скорее ощущение. Ты ведь знаешь, прошло много лет, прежде чем их не стало. – Нортхэм до сих пор помнил, как сильно повлияла на него та короткая встреча с мадам Фортуной. Неделями, даже месяцами он мог не думать о ее словах, но наступал момент, и страх перед потерей отца и брата с новой силой накатывал на него. Этот непрекращающийся ужас омрачил все его детство. Довольно долго он всерьез подумывал о том, чтобы найти ее и заставить отречься от своих слов, надеясь, что таким образом обретет душевный покой. – Она совершенно безобидна, – заверил он Саута. – А все ее трюки – не более чем развлечение для праздной публики.

– Но она знала, что у меня есть друг.

Норт приподнял бровь.

– Вот как? И что, она назвала тебе имя?

– Не вижу ничего смешного.

Нортхэм негромко рассмеялся. Сквозь узкую брешь в толпе зрителей он увидел леди Пауэлл, сидевшую на стуле перед гадалкой. Он не слышал, о чем шла речь, но, судя по смешкам гостей, они наслаждались смущением вдовушки и нисколько ей не сочувствовали. И это было тем более странно, что многие из них могли вскоре оказаться на ее месте.

– Брось, Саут. Не стоит относиться к ее словам слишком серьезно. Это ничего тебе не даст, кроме головной боли.

Саутертон немного помолчал.

– Она показала мне еще две карты, – тихо проговорил он. – «Любовников» и «дурачка». Что бы это значило?

– То, что ты сказал истекающей слюной публике. Что вы с леди Пауэлл не подходите друг другу. К счастью, мадам Фортуна вовремя вмешалась.

В других обстоятельствах Саутертон, возможно, посмеялся бы, но сейчас лишь сузил глаза.

– В том-то и дело, Норт! Роман с леди Пауэлл существует только у нее в голове, и мы никогда не были любовниками.

Норт озадаченно нахмурился.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не думаю, что эти карты предназначались мне. Скорее это послание тебе. – Саутертон не удивился бы, если бы Норт послал его в нокаут или хотя бы нанес ему словесный удар, не менее ощутимый и жестокий. Но когда тот, ничего не ответив, посмотрел на Элизабет, Саут понял, что если кто и ударил, так это он сам. – Ты что-нибудь понимаешь, Норт?

Нортхэм покачал головой, хотя и подозревал, что он и есть тот самый «дурак», о котором идет речь. Элизабет стояла в стороне от гостей, на том самом месте, где ее оставил Саутертон. Она побледнела, глаза казались слишком большими на осунувшемся лице. Она не только не получала удовольствия от устроенного леди Баттенберн представления, но выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок.

И поделом ей, подумал Нортхэм с внезапным ожесточением. Элизабет Пенроуз хранит больше секретов, чем все курьеры Веллингтона в разгар войны. Интересно, разоблачения какого из них она больше всего боится?

Он переступил с ноги на ногу, борясь с желанием к ней подойти. Даже зная, что Элизабет не обрадуется его вмешательству, он хотел избавить ее от общения с мадам Фортуной, которого она почему-то опасалась. Однако не мог придумать, как это сделать. Лорд и леди Баттенберн, казалось, твердо вознамерились подвергнуть испытанию всех гостей, из чего Нортхэм снова заключил, что они всерьез настроились вывести Джентльмена на чистую воду. И все это было куда серьезнее, чем могло показаться из легкомысленного вступления баронессы.

– Вернись к Элизабет, – произнес он, обращаясь к другу. – А я пойду на исповедь к Мадам. Приготовься услышать, как я списал у тебя экзаменационную работу по географии на втором году обучения в Хэмбрике.

– Правда? Но я ничего не смыслил в географии.

– Знаю. Я сделал это в знак протеста против усилий деда сделать из меня ученого.

Саутертон расхохотался во весь голос, чем вызвал на себя перекрестный огонь осуждающих взглядов. Впрочем, он тут же обезоружил их извиняющейся улыбкой.

– Ладно. – Он коснулся локтя Норта. – Будь осторожен, хорошо? Я не могу избавиться от ощущения, что мадам Фортуна знает больше, чем говорит.

Нортхэм думал так же, хотя и не знал, основываются ли предвидения гадалки на реальности или питаются из другого источника. Это еще следовало выяснить.

– Иди. – Он подтолкнул приятеля, увидев, что Элизабет решительно шагнула вперед. – Задержи ее хотя бы до тех пор, пока я не испытаю судьбу.

Саут двинулся сквозь толпу с проворством и изяществом парусника, рассекающего океанские волны, и вскоре оказался рядом с Элизабет. Прибыв на место, он оглянулся на Норта и получил от него благодарный кивок. Затем, не обращая внимания на протесты Элизабет, он взял ее под руку и увлек в сторону, подальше от гадалки.

– Что это вы себе позволяете? Я собиралась быть следующей, – заявила она, решительно выставив подбородок.

– Неужели? В таком случае я ничуть не сожалею о своем поступке. Уверяю вас, куда приятнее наблюдать за рыбками в аквариуме, чем быть этой самой рыбкой. Как вы полагаете, что задумала леди Баттенберн?

– Откуда же мне знать?

– Странно. Я считал вас ее доверенным лицом.

Тон Элизабет был нарочито прохладным:

– Вы ошиблись.

Она поднялась на цыпочки и вытянула шею, пытаясь разглядеть за широкими плечами лорда Хитеринга, кто занял место за столом. При виде Нортхэма ее сердце оглушительно забилось. Она судорожно вцепилась в рукав виконта.

Саут посмотрел на ее пальцы, комкающие шерстяную ткань его фрака.

– Леди Элизабет? – тихо шепнул он.

Она подняла голову, и он чуть не отшатнулся от ее обвиняющего взгляда.

– Вы обо всем договорились, – презрительно протянула она.

Саут не стал притворяться, будто не понимает, что она имеет в виду.

– Норт так или иначе должен был пройти через это. Какая разница, кто из нас будет первым?

Большая разница, только едва ли он это может понять. Сделав над собой усилие, Элизабет отпустила его рукав и опустила руки.

– Я хочу посмотреть, – заявила она. – Давайте пройдем вперед.

Саутертон не мог привести ни единой разумной причины для отказа, кроме одной – инстинкт удерживал его от этого шага. Но поскольку попытка удержать Элизабет силой вызвала бы в публике ненужное любопытство, ему ничего не оставалось, кроме как проводить ее к столу. Похлопав лорда Хитеринга по плечу, он попросил его посторониться. Вскоре они с Элизабет уже стояли в первом ряду зрителей.

Сидя напротив мадам Фортуны, Норт пришел к выводу, что его первое впечатление оказалось ошибочным. Гадалка постарела. Складки в уголках рта углубились, на лбу пролегли морщины, тыльную сторону ладоней испещрили коричневые пятна. Она казалась меньше ростом, но, возможно, это объяснялось тем, что сам он стал выше и прямее, тогда как ее спина согнулась, а плечи поникли.

Он слегка улыбнулся, глядя, как она тасует карты. Едва ли она вспомнит его теперь, после стольких лет и изменений, внесенных временем в его черты. В конце концов, он всего лишь один из множества клиентов, прошедших перед ней за минувшие годы. Тем не менее ему пришлось бороться с собственным, несколько извращенным чувством юмора, чтоб не задать гадалке тот же вопрос, что и много лет назад. Резонанс, который засим последует, наверняка поставит точку в этом спектакле и сделает его парией во всех кругах высшего света, кроме самых либеральных. Он хмыкнул, решив, что ради столь заманчивых последствий стоит рискнуть.

– Вас что-то забавляет? – осведомилась мадам Фортуна резким тоном.

Нортхэм прочистил горло.

– Нет. Нет, мадам.

– У вас пересохло в горле. Можно подать нам сюда что-нибудь выпить? – Она величественно махнула лорду Баттенберну. – Персикового бренди, если не возражаете.

Нортхэм удивленно моргнул.

– Персикового?

Выражение лица гадалки нисколько не изменилось.

– Конечно. Вам же нравится вкус персиков, не правда ли, милорд? – Она помолчала, пока лакей ставил на стол поднос с графином и двумя рюмками. Отложив карты, она небрежным жестом отослала слугу и налила им обоим бренди. – Посмотрим, – пояснила она, протягивая ему одну из рюмок, – сработает ли фокус.

Нортхэм взял бренди и ощутил покалывание в пальцах. Сначала он решил, что она коснулась его рукой, но затем сообразил, что они держали рюмку за разные части: она за стенки, а он за ножку.

– Вот так, – тихо проговорила она. – Что и требовалось доказать. – Глядя в ее темные глаза, Нортхэм ясно видел, что не он один помнит об их предыдущей встрече. Все эти годы Бесс Боулс жила в ожидании повторной встречи, хотя и не знала, где и когда это случится. – К счастью, вы единственный, кто вызывает у меня подобные ощущения.

Нортхэм нахмурился.

– Что-то я не понимаю.

Гадалка весело закудахтала и лихо проглотила свой бренди.

– Я тоже.

В течение нескольких недель после той ярмарки она жила в тревоге, что ее снова посетят пророческие видения. Когда этого не произошло, она почти убедила себя, что все это не более чем плод ее воображения. Почти. Иногда она ощущала покалывание в кончиках пальцев или мурашки, пробегавшие по спине. Расспрашивая людей, которые вызывали в ней подобные ощущения, Бесс неизменно обнаруживала связь между ними и мужчиной, сидевшим сейчас перед ней. Она не знала, как это объяснить. И даже не была уверена, что такое вообще возможно. Однако отрицать тот факт, что она испытывает нечто необычное, мадам Фортуна тоже не могла.

– Пейте, – велела она и принялась раскладывать карты.

Положив первую, она задумчиво кивнула, ничуть не удивившись, что та символизирует могущественные силы Главного Аркана. – Жертва…

Глядя на изображение виселицы с петлей, Нортхэм ощутил потребность расслабить воротник и галстук, ставшие вдруг слишком тесными. Зрители притихли, перестав перешептываться.

– Это смерть?

– Господь с вами, нет! Можете не переживать по этому поводу. «Повешенный» обычно означает финал или поворот событий. В данном случае, думаю, кому-то требуется жертва. – Она выдержала паузу и зловеще добавила: – Осуждение.

Нортхэм поднес рюмку к губам и залпом выпил, проявив не больше уважения к прекрасному бренди, чем мадам Фортуна. Отставив бокал, он оглянулся через плечо на Саута.

– Я всего лишь осужден, – произнес он с усмешкой. – А не приговорен. – Саутертон, однако, даже не улыбнулся, а стоявшая рядом Элизабет вздрогнула. Норт повернулся к гадалке: – И кто же меня осудит?

Мадам Фортуна сняла первую карту с колоды и положила ее поверх «повешенного».

Нортхэм уставился на «императрицу», карту, символизирующую материнство, плодородие и природу. Пышная фигура женщины напомнила ему баронессу, и он бросил на гадалку вопросительный взгляд.

– Женщина, которая рядом с вами.

Саутертон почувствовал, как пальцы Элизабет снова вцепились в его рукав. Он накрыл их ладонью, надеясь, что этот жест поможет ей сохранять спокойствие.

Нортхэм поинтересовался с показной беззаботностью:

– В прямом или переносном смысле? – Эта реплика произвела нужный эффект, ослабив повисшее в гостиной напряжение.

Вместо ответа мадам Фортуна перевернула третью карту. На сей раз это была рогатая фигура.

– Полагаю, это дьявол.

Нортхэм был сыт по горло. Он начал подниматься со стула.

– Сядьте, милорд.

Это было сказано так резко и с такой властностью, что Нортхэм рухнул на стул. Среди зрителей раздались смешки, да и сам он не мог не улыбнуться.

– Ладно. Что еще скажете, мадам?

Она подняла следующую карту, так чтобы ее могли видеть все. Это была семерка треф.

– Эта карта может означать награду, – пояснила она, – или богатство. Например, сокровище, которое вам не при надлежит.

Нортхэму показалось, что по его спине прошлись ледяные пальцы. Однако выражение его лица осталось невозмутимым, а голос ровным.

– Объяснитесь, мадам.

– У вас есть нечто, не принадлежащее вам.

Лоб Нортхэма прорезала вертикальная морщинка.

– Это вам тоже придется объяснить.

Мадам Фортуна отложила колоду и разложила веером лежавшие на столе карты. Повешенный. Императрица. Дьявол.»Семерка треф. Знаки были столь очевидными, что ошибиться в их значении было невозможно. Она заметила, что ее рука, касавшаяся карт, слегка дрожит. Причина этой дрожи также не была секретом для старой гадалки. Больше всего ей хоте лось, чтобы все сложилось иначе.

Она вспомнила, каким юным и невинным он был, когда задал ей свой возмутительный вопрос. Он стал старше, и его темно-кобальтовый взгляд давно потерял свое невинное очарование, однако Бесс Боулс не сомневалась в его порядочности. Сущность его характера не изменилась. Она чувствовала это двадцать лет назад, чувствовала и сейчас. Если бы карты легли по-другому, Бесс постаралась бы его защитить. Но при таком раскладе она не могла лгать.

Вопреки всему, что говорил ей здравый смысл, Брендан Дэвид Хэмптон, шестой граф Нортхэм, оказался тем самым человеком, которого высший свет называл вором Джентльменом.

– Это ожерелье леди Баттенберн, – объявила она. – Оно находится в вашем чемодане. В кармашке, предназначенном для ценностей.

Нортхэм резко вскинул голову. В ушах у него зашумело, и не только из-за лихорадочного перешептывания за его спиной.

– Вы ошибаетесь, – с вкрадчивой угрозой произнес он.

– Но даже раньше, чем она покачала головой в знак отрицания, он почувствовал, что ошибается не кто иной, как он сам.

– Не может быть! – воскликнула леди Баттенберн, сложив руки под своим округлым подбородком в молитвенном жесте. – Вы еще не со всеми поговорили, мадам. Лорд Нортхэм даже не входил в число подозреваемых. Он богат, как Крез. Это все знают.

Хотя гостям едва ли понравилось, что они находились под подозрением, они пропустили мимо ушей это шокирующее заявление, испытывая вполне понятное облегчение, смешанное с сочувствием к незавидному положению графа Нортхэма.

Лорд Баттенберн приблизился к столу.

– Я вынужден согласиться со своей женой, мадам. Это просто невозможно.

Гадалка пожала плечами:

– Все возможно.

Нортхэм перевел на барона бесстрастный взгляд. Тот, похоже, не испытывал особого желания обыскивать его чемоданы. Поступить так – значило бы проявить откровенное недоверие к одному из приглашенных, что поставило бы как гостей, так и хозяев в неловкое положение. Молчание Баттенберна вынудило Нортхэма проявить инициативу:

– Я не стану возражать, если вы поищете ожерелье среди моих вещей.

Барон покачал головой:

– Нет. Я не собираюсь делать ничего подобного.

Норту показалось, что веревка на его шее затягивается туже. Ощущение было настолько реальным, что он взглянул на разложенные перед ним карты, чтобы убедиться, что окружность петли не стала меньше.

– О, подумайте о своей репутации милорд, – взмолилась леди Пауэлл, тоже сложив руки в молитвенном жесте.

Столь благочестивое выражение Нортхэм до сих пор видел лишь на полотнах с изображениями Мадонны.

– Думаю, это только придаст ей блеска. – Он поднялся на ноги. – Разве вас не приводит в восторг тот факт, что я могу оказаться тем самым Джентльменом?

Румянец, заливший щеки леди Пауэлл, выдал ее с головой.

– Как вы можете так говорить? – возмутилась она и повернулась к Саутертону за поддержкой. – Что же вы молчите, милорд? Его ведь могут арестовать.

Саутертон предпочел бы, чтобы она не приставала к нему, пока он не разберется, что происходит. Он попытался найти ответ на лице Нортхэма, но оно оставалось непроницаемым. Не представляя, что предпринять, чтобы избавить приятеля от конфуза, он решил внести ясность.

– Только в том случае, если ожерелье найдут, – заявил он. – А этого, уверяю вас, не произойдет.

Норт вздохнул. Хотел бы он быть в этом уверен! Но все равно спасибо Сауту за вдохновенную, хотя и бесполезную защиту.

Барон задумчиво теребил накрахмаленные складки галстука.

– Думаю, – наконец пробурчал он, – нам не остается ничего другого, кроме как проверить, есть там что-нибудь или нет.

Он окинул взглядом гостей и предложил:

– Пожалуй, стоит принести чемодан сюда.

Ответил один только Нортхэм:

– Как пожелаете. Но чтобы исключить недоразумения, пошлете за ним двух человек.

– Конечно. Как насчет Саутертона и Аллена? Согласны?

– Да, – кивнул Норт, все более уверяясь, что никакие меры предосторожности не изменят конечного результата. Он сделал приглашающий жест в сторону двери. – Джентльмены?

Саут уже настолько привык к тому, что Элизабет сжимает его локоть, что не сразу понял, что теперь она пытается его задержать. На секунду остановившись, он незаметно освободил свою руку.

– Все будет в порядке, – шепнул он, почти не разжимая губ.

Элизабет не сводила с него немигающего взгляда, в котором сквозило отчаяние.

– Нет, не будет.

Это был не самый подходящий, момент, чтобы препираться. Да и времени не было. Саут нежно сжал ее пальцы и отошел.

Ожидание казалось бесконечным. Проводив Аллена и Са-утертона, гости, замерев, уставились на дверь, через которую те вышли. Лакеи, стоявшие по обе стороны двери, чувствовали себя неловко под устремленными на них взглядами, но, подобно преторианской гвардии в Древнем Риме, скорее рухнули бы замертво, чем покинули свои посты.

Нортхэм был единственным, кто не наблюдал за входом. Пристроившись на краешке стола мадам Фортуны, он с небрежным видом поглядывал в окно. Ему вдруг пришло в голову, что он, пожалуй, самый спокойный из всех присутствующих. Даже Джентльмен, если он еще не совсем очерствел, должен был испытывать хотя бы угрызения совести. Впрочем, едва ли можно ожидать, что настоящий вор шагнет вперед и признает свою вину, особенно если учесть, на какие хлопоты он пустился, чтобы подбросить ожерелье леди Баттенберн в его чемодан. Нет, этот вор хотел, чтобы виноват оказался Нортхэм.

Вздохнув, он сложил руки на груди. Похоже, эта история пошлет к черту все планы его матери, касающиеся его женитьбы.

Послышались шаги, и толпа разом вздохнула. Лакеи отворили дверь, и Саут с Алленом вошли в комнату, неся кожаный чемодан Нортхэма. Подойдя к столу мадам Фортуны, они поставили его на пол.

– Мы его не открывали, – сообщил всем лорд Аллен.

Леди Баттенберн присоединилась к ним.

– Надеюсь, что нет, иначе какой смысл во всем этом?

Барон положил руку на плечо жены, призывая ее к молчанию. Она прикусила губу, решив не усугублять своей нервозностью и без того напряженную обстановку.

Нортхэм коротко кивнул, давая понять Саутертону, что он может открыть чемодан. Виконт расстегнул защелки, поднял крышку и отступил в сторону, предоставив Аллену возможность исследовать его содержимое. Тот с явной неохотой склонился над чемоданом и пошарил ладонью по внутренней стороне крышки. Не прошло и нескольких секунд, как его рука замедлила движение, нащупав кармашек в полотняной подкладке.

– Нашли что-нибудь? – лениво поинтересовался Норт. Аллен кивнул. – Ну так вытаскивайте. Пусть все посмотрят.

Сунув пальцы в кармашек, Аллен схватил загадочный предмет и потянул к себе. Тот легко выскользнул, и россыпь сверкающих бриллиантов повисла на его руке.

Все дружно ахнули и обратили потрясенные взгляды на Нортхэма. Он сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Не думаю, что это кого-нибудь интересует, но я впервые вижу это ожерелье.

Баттенберн откашлялся и стряхнул с рукава воображаемую пылинку, прежде чем задать вопрос:

– Вы можете это доказать?

Ответ поступил от самого неожиданного источника из всех возможных, так, во всяком случае, утверждали впоследствии все гости.

Леди Элизабет Пенроуз решительно шагнула вперед.

– Лорд Нортхэм не может быть вором, – спокойно объявила она. – То утро, когда пропало ожерелье, он провел со мной. – И на тот случай, если кто-то не понял, что она имеет в виду, добавила: – И всю предшествующую ночь тоже.

Глава 9

Теперь им ничего не оставалось, кроме как пожениться. Все организационные вопросы взяли на себя друзья и знакомые.. Саутертон выхлопотал специальную лицензию на имя Нортхэма. Барон договорился с викарием, что церемония состоится в деревенской церкви. Леди Баттенберн поручила кухарке приготовить роскошный свадебный завтрак, вызвала из Лондона свою модистку, чтобы сшить Элизабет платье и приданое, и лично выбрала цветы для букетов и гирлянд. Норту и Элизабет оставалось только оповестить свои семьи. Ввиду срочности события сообщения были посланы с курьерской почтой.

Гости Баттенбернов неохотно покидали поместье, утешаясь тем, что оказались свидетелями самого интригующего события года. Все сошлись на том, что барон и баронесса устроили поистине незабываемый прием с множеством захватывающих развлечений, особенно в последним вечер.

За всей этой суетой жениху и невесте нечасто удавалось оставаться наедине. Однако ни один из них не возражал против этого обстоятельства, обнаружив, что не стремится обсуждать свое нынешнее положение.

Вечером накануне свадьбы они отправились на прогулку по парку. За ними на некотором расстоянии следовал Саутертон. Он пытался протестовать против навязанной ему роли дуэньи, но его аргументы вроде «что толку запирать конюшню, после того как лошадь украли» не встретили понимания.

Уже сгустились сумерки, и в лунном свете покрытые гравием дорожки казались белыми. Расставленные здесь и там фонари освещали полуразрушенные стены старинного аббатства, замыкавшего парк с запада. Было безветренно, но не душно. Вечерний воздух благоухал нежным ароматом роз, Время от времени в кустах раздавался шорох, когда испуганный фазан или кролик срывался с места в поисках укрытия.

– Пожалуй, я присяду на скамью, – громко объявил Саутертон. Его голос отразился эхом от руин. – Если, конечно, это вас интересует.

Элизабет выдавила слабую улыбку.

– Бедный лорд Саутертон, – произнесла она, глядя строго перед собой. – Для него это слишком обременительная задача.

– Найдется немало других, кто в большей степени заслуживает твоего сочувствия, чем Саутертон. – Нортхэм надеялся, что его слова прозвучат шутливо, но в них слышались обида и упрек.

– Ты имеешь в виду себя?

– Ты прекрасно знаешь, что нет.

– Уверяю тебя, я этого не знаю. Да и откуда? Позволь напомнить, что мы не настолько хорошо знакомы. – Элизабет почувствовала, что один из камешков, хрустевших под ногами, попал ей в туфлю. – В любом случае я не склонна тебе сочувствовать.

Нортхэм пробормотал себе под нос что-то вовсе не разборчивое.

– Полностью с тобой согласна, – сказала она.

Он рассмеялся.

Его смех, как всегда, обезоружил Элизабет. Похоже, этот звук всегда будет слабым звеном в ее доспехах. Напряжение ослабло, и она полной грудью вдохнула вечерний воздух.

– Вы получили ответ от вдовствующей графини, милорд?

– Ты не могла бы называть меня Портом? – недовольно спросил он. – Или Бренданом? – Не получив ответа, он вздохнул. – Нет, моя мать слишком занята – она готовится к визиту к Баттенбернам и не может тратить время на переписку.

Элизабет бросил на него изумленный взгляд.

– Ты шутишь? – Но он вовсе не шутил. В лунном свете она явно видела его чеканный профиль и иронически приподнятый уголок рта. – Ты не возражаешь против ее приезда?

– Что толку возражать? Она все равно поступит по-своему. – Он повернулся к Элизабет и перехватил паническое выражение, мелькнувшее на ее лице. – Я мог бы успокоить твои страхи, – сказал он, – но, пожалуй, не буду этого делать. Саут неплохо ладит с моей матерью. Думаю, ты поймешь, что тревожишься напрасно, если с ним поговоришь.

– Лорд Саутертон не вынуждал тебя жениться, так что у нее нет причин думать о нем плохо.

Годы, проведенные под командованием полковника Блэквуда, научили Нортхэма выбирать время и место сражения. Он не желал ввязываться в этот спор, по крайней мере сейчас.

– А как твоя семья? – спросил он. – Ты получила какие-нибудь известия?

Камешек, попавший ей в туфлю, продвинулся дальше. Это мелкое неудобство пришлось весьма кстати, поскольку отвлекло Элизабет от более серьезных проблем.

– Отец сообщил барону, что он не приедет, – отозвалась она с напускным равнодушием.

– Понимаю.

– Не думаю, но с твоей стороны очень мило не задавать мне вопросов. – Она с преувеличенным усердием занялась своей шалью, поправляя узел на груди. – Харрисон согласился взять на себя роль посаженого отца. Ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее.

– Тебя это устраивает? Твой отец не против?

Элизабет пожала плечами.

Нортхэм помедлил на гравийной дорожке. Элизабет тоже остановилась, оказавшись на полшага впереди него, но не обернулась.

– Независимо от обстоятельств нашей свадьбы, – проговорил он, – мне бы не хотелось, чтобы ты соглашалась на то, что тебя не устраивает.

– Будьте осторожны, милорд. Вы не знаете и половины того, что меня не устраивает.

Норт ласково коснулся ее локтя:

– Посмотри на меня, Элизабет. – Он ждал, глядя на блики света, игравшие в ее волосах, вдыхая аромат роз и слыша гулкие удары своего сердца. И гадая, что он будет делать, если она не послушается? К счастью, ему не пришлось отвечать на этот вопрос. Элизабет медленно повернулась. – Если ты имеешь в виду постель, то позволь заверить тебя здесь и сейчас, что я никогда не потребую того, что не будет дано мне по доброй воле. Я хочу, чтобы ты знала, что все будет зависеть от твоих желаний.

Элизабет не сводила с него глаз. Его искренность разрывала ей сердце, а от его наивности хотелось плакать. Вместо этого она тихо ответила:

– Ты ничего не знаешь о моих желаниях.

– Так расскажи мне.

– Я не могу этого сделать. Скажу только, что готова удовлетворить любой твой каприз в спальне. Можешь не беспокоиться по этому поводу.

Нортхэм вдруг обнаружил, что у него чешутся руки. Он даже представил себе, как размахивается и бьет ее по щеке. Она отшатнется и, возможно, упадет, но не опустит свой упрямо вздернутый подбородок и не выставит руку для защиты. Так и будет смотреть на него – не уступая, но и не защищаясь.

В такие минуты, как эта, Элизабет заставляла его бояться. За нее. За себя.

Элизабет перестала теребить концы шали и опустила руки.

– Похоже, у меня вошло в привычку испытывать твое терпение.

– Я пришел к тому же выводу.

– Она кивнула.

– Ты мог бы меня ударить?

Поставленный перед прямым вопросом, Нортхэм ощутил стыд, что позволил себе допустить такое, пусть даже в мыслях. Не менее обескураживающим было то, что он не сумел скрыть от нее эти мысли.

– Я никогда не подниму на тебя руку.

Он был так серьезен, что Элизабет не усомнилась в его искренности. Как и в том, что он не представляет, каким испытаниям могут подвергнуться его гордость и честь.

– Я могу дать тебе повод, – предложила она.

Нортхэм даже не улыбнулся.

– В чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь. – Он подставил ей локоть. – Прошу.

Элизабет решила, что тема закрыта, и не стала настаивать, поскольку высказала все, что считала важным. Она взяла его под руку.

– Скажи, Хэмптон-Кросс – это твое фамильное поместье?

– Одно из них. Но я предпочитаю его всем остальным.

– Твоя мать живет там?

– Нет. Она обожает Лондон. Теперь, когда все мои сестры замужем, дом слишком велик для нее одной, так по край ней мере она говорит. А когда она выбирается за город, то гостит в Стоунвикэме, где живет мой дед. Так что можешь не беспокоиться – она не будет вмешиваться в управление Хэмптон-Кроссом.

Элизабет не слишком поверила его словам.

– Чтобы мать добровольно отдала своего сына, да еще и ключи от замка? В таком случае она должна быть лучшей из свекровей.

– Думаю, она такая и есть, – беспечно отозвался Норт.

– Элизабет подозрительно прищурилась.

– Ты меня дразнишь?

– Он хмыкнул.

– Немного.

Элизабет обнаружила, что улыбается. И как ему это удается? Наверняка мать и сестры прощали ему все шалости и безбожно избаловали. Неудивительно, что он так уверен, что вдовствующая графиня ее примет.

Нортхэм поднял глаза и перехватил мелькнувшую на ее лице улыбку.

– О чем ты думаешь?

– У тебя удивительная способность превращать самые сложные проблемы в пустяки.

– Правда? Я очень много работал над этим.

– Я серьезно.

– Я тоже. – Он задумчиво посмотрел на нее. – Кстати, нам, кажется, удалось избежать скандала.

Элизабет нахмурила лоб.

– У тебя было много скандалов?

– Этот был бы первым.

– У меня тоже. Но не может быть, чтобы все обошлось совсем без последствий.

Нортхэм усмехнулся, уловив в ее голосе разочарование.

– Последствия, конечно, будут, – согласился он. – Особенно для нас. Высший свет перемоет нам все косточки, но, думаю, через неделю они найдут себе другую тему для сплетен. – Он тяжело вздохнул. – А я тем временем попробую уточнить некоторые детали.

Элизабет пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Он стоял спиной к фонарю, нависая над ней темным силуэтом. Казалось бы, ей следовало испытывать тревогу, но вопреки здравому смыслу она чувствовала себя на удивление спокойно в тени его высокой фигуры.

– Интересно, – сказала она. – Что за детали?

– Ну, – пожал плечами Норт, – несмотря на репутацию мадам Фортуны как талантливой предсказательницы и тот бесспорный факт, что ожерелье было найдено в моем чемодане, не думаю, что кто-нибудь и в самом деле поверил, будто Джентльмен – это я. Как справедливо отметила баронесса, я богат, как Крез, и хотя это не исключает меня из числа подозреваемых, но все же указывает на отсутствие мотива преступления. А что касается табакерки Саутертона, то, во-первых, едва ли бы я позарился на такую вещицу, а во-вторых, учитывая, что мы с Саутом друзья, у меня была масса возможностей завладеть ею раньше. Возникает закономерный вопрос: зачем мне понадобилось делать это сейчас?

– И правда, – заметила она с иронией. – Я задаю себе тот же самый вопрос.

Нортхэм в ответ только хмыкнул.

– Продолжай, – попросила она. – Ты меня просто заворожил ходом своих рассуждений.

Жаль, подумал Нортхэм, что она не видит сейчас его улыбки. Это сбило бы с нее спесь. Из авторитетных источников – а точнее, от знаменитой французской балерины – он знал, что эта улыбка способна вызвать в женской груди восторженный трепет. Достаточно вспомнить реакцию жены директора Хэмбрик-Холла – правда, это случилось раньше, чем Нортхэм узнал о воздействии своей улыбки на слабый пол и научился использовать ее только в крайних случаях. Тогда ему было всего двенадцать лет, и он был по-детски беспечен. Элизабет крупно повезло, что с тех пор он многое понял.

Прежде чем она заподозрила, что у него на уме, он заговорил:

– Золотые карманные часы с рубиновым брелоком, которые должны были служить призом победителю охоты за сокровищем, так и не были найдены. В моем чемодане их тоже не оказалось. По признанию леди Баттенберн, они не представляли особой ценности, но, безусловно, чего-то стоили. Не столько, разумеется, сколько табакерка Саутертона. Вряд ли гости Баттенберна считают меня настолько безумным, что бы вернуть табакерку и взять себе менее ценную вещь.

Элизабет внимательно слушала, не сводя с него пристального взгляда. Норт помолчал, собираясь с мыслями.

– Следует также отметить, что я, хоть и не являюсь Джентльменом, не могу доказать, что не брал ожерелья Луизы…

– Замечательно, – сухо проговорила Элизабет. – Я начинаю опасаться, что мое признание было не только несвоевременным, но и вообще неуместным.

Нортхэм издал низкий смешок.

– Что касается твоего признания, будто мы провели то утро – и ночь – вместе, то, боюсь, в это никто всерьез не поверил.

– Что? – Заявление Нортхэма повергло Элизабет в шок. – Не может быть! С какой стати я стала бы наговаривать на себя, не будь это правдой?

– Но ведь это неправда, – напомнил он.

– Конечно, неправда. Тем не менее мне не нравится, когда кто-то сомневается в моих словах.

Нортхэм вдруг подумал, что даже если он потратит всю оставшуюся жизнь на то, чтобы постигнуть ее логику, едва ли у него что-нибудь получится.

– Ты должна пообещать мне, что никогда не будешь требовать, чтобы я вникал в твои умозаключения. Потому что мой бедный мозг просто не вынесет такой нагрузки.

– Какая заманчивая мысль! – улыбнулась Элизабет. – Ладно, давай я попробую вникнуть в твои умозаключения. Если ты, конечно, соизволишь мне их объяснить.

– Я бы не назвал это умозаключениями, – возразил Норт.

До чего же он может быть нудным в своем желании разложить все по полочкам! Элизабет нетерпеливо топнула ногой.

Нортхэм усмехнулся:

– Большинство гостей сочли твое заявление чрезвычайно романтичным. Видимо, они решили, что тебя подвигла на это любовь, а отнюдь не нарушение приличий, якобы имевшее место. – Даже в темноте он видел, как Элизабет открыла рот, а затем закрыла его, так ничего и не сказав. – Надо заметить, что тому в немалой степени способствовала твоя незапятнанная репутация. В общем, гости оказались в сложном положении. С одной стороны, они не могли не принять твоего чистосердечного признания, и это освобождает меня от обвинений в краже ожерелья. С другой – они склонны думать, что ты пожертвовала собой, чтобы меня выгородить.

Элизабет покачала головой, не в состоянии поверить тому, что слышит.

– Откуда такая снисходительность к моей персоне? Я бы не стала утверждать, что в свете это обычное явление.

– Согласен. Наверное, это потому, что все убеждены в твоих высоких моральных принципах. И потом, позволю себе заметить, у меня тоже имеются верные сторонники. – Один из этих сторонников, сладко спавший неподалеку, всхрапнул.

– Они дружно прыснули и зажали рты ладонями. Норт вздохнул. – И наконец, тот факт, что мы собираемся пожениться, пресек возможные сплетни в зародыше. Высший свет готов на многое смотреть сквозь пальцы, если соблюдены приличия. С его точки зрения, разумеется. Вот если бы один из нас пошел на попятную…

Улыбка Элизабет исчезла, как и желание смеяться. Лучше бы он не произносил последних слов. Она не нуждалась в напоминании, что ничего уже не изменишь.

– Я понимаю, – удрученно произнесла она.

Нортхэм почувствовал, что у Элизабет испортилось настроение, и задумался над причиной, с тоской поглядывая на яблоню. Хорошо бы устроиться под ней в его излюбленной позе – прислонившись спиной к стволу, скрестив руки и вытянув ноги, – тогда, возможно, ему удалось бы сочинить теорию, которая объясняла бы слова и поступки леди Элизабет Пенроуз. Его амбиции не простираются так широко, чтобы понять всех женщин. С него хватит одной, этой.

Он глубоко вздохнул. Да, судя по всему, озарение еще не скоро снизойдет на него, если такое вообще случится.

– Леди Пауэлл имеет несколько иное мнение относительно твоего признания.

Это сообщение мигом вывело Элизабет из задумчивости.

– Вот как?

– Она считает, что ты сама подсунула ожерелье в мой чемодан, чтобы поймать меня в ловушку и вынудить жениться. Слышала бы ты, как она восхищалась твоей ловкостью… Сравнивала тебя с Макиавелли.

– Леди Пауэлл не способна отличить Макиавелли от моей левой ноги.

– Ну, возможно, тут я что-то напутал. Но то, что она восхищалась тобой, – чистая правда.

– Не сомневаюсь. Лорду Саутертону следует быть настороже, а то как бы она не последовала моему примеру.

– Его камердинер уже проверил его чемоданы – дважды.

– Губы Элизабет изогнулись в усмешке.

– Вполне оправданная предосторожность.

– Страх кого угодно сделает осторожным.

– Элизабет заразительно рассмеялась.

– А ты не задумывался о роли Саута в этом деле? Может, это он подложил ожерелье в твой чемодан в надежде, что я брошусь тебе на выручку? Не стоит забывать о пари. Трудно сказать, как далеко способен зайти человек, когда на кон поставлен целый соверен.

– Выиграл Уэст. Саут ставил на то, что мы не поженимся.

– Неужели?

– Представь себе.

Элизабет замолчала, потом осторожно спросила:

– Ты считаешь, что я сознательно заманила тебя в ловушку?

– Помнится, я предлагал тебе руку и сердце и был решительно отвергнут. Если бы ты передумала, то, надеюсь, так бы и сказала, вместо того чтобы пускаться на хитрости, которые еще неизвестно чем могли закончиться. – Нортхэм рассеянно толкнул ногой камешек, и он улетел в темноту, прошуршав по траве.

Элизабет терпеливо ожидала продолжения.

– Мне вдруг пришло в голову, что ты могла подумать, будто это я хотел поймать тебя в ловушку.

Уголки ее рта приподнялись в легкой улыбке.

– Ну, это была не слишком надежная ловушка. Ты мог придумать что-нибудь получше, чем заваривать всю эту кашу в надежде, что я приду тебе на помощь. Я слишком высокого мнения о твоих умственных способностях, чтобы подумать такое. Ты это хотел узнать, да?

Нортхэм хмыкнул, ничуть не обескураженный тем, что она видит его насквозь.

– По-твоему, я вор?

Вопрос так поразил Элизабет, что она не сразу ответила.

– Это даже не приходило мне в голову.

– Правда? Ни разу?

Она покачала головой.

– Признаюсь, это меня удивляет.

– Ты хочешь сказать, что предпочел бы, чтобы меня посещали подобные мысли? Боюсь, это выше моего понимания. Я привыкла считать, что мужчины дорожат своей честью. Если только ты не веришь в ту глупость, которую сказала леди Пауэлл.

– Какую глупость?

– То, что твоя репутация только выиграет от подозрения, будто ты и есть вор Джентльмен.

Одна из его бровей приподнялась.

– Как я понял, твое сердце не начинает безумно колотиться от этой идеи.

– Даже не трепещет! – Низкий смешок Норта вызвал у нее улыбку. – С какой стати я должна подозревать тебя? – спросила она, удивленно глядя на него.

Он ненадолго задумался, прежде чем ответить:

– Я мог бы назвать несколько причин. В первый вечер в Баттенберне я столкнулся с тобой в библиотеке.

– Ты сказал, что пришел за книгой.

– Да. Но ты не обязана принимать мои слова на веру.

– Понятно. – Элизабет порадовалась темноте, скрывав шей ее тщетные попытки сдержать веселье. – Видимо, мне следовало предположить, что ты явился туда в поисках ценностей, которые можно было бы украсть.

– Вижу, вы решили позабавиться за мой счет, леди Элизабет?

– Ты угадал.

Нортхэм ничего не имел против. Главное, что она чувствует себя непринужденно в его обществе, пусть даже не отдавая себе в этом отчета.

– В таком случае, чтобы развеселить тебя еще больше, позволю себе добавить, что ты могла оценить мою спортивную подготовку, когда я вылез из твоей спальни через окно. Если верить леди Баттенберн, вор покинул ее комнату именно таким образом.

– Ну и что? – пожала плечами Элизабет. – Я была уверена, что ты приобрел опыт лазанья по стенам, скрываясь от ревнивых мужей, а не грабя представительниц высшего света.

– Это комплимент или оскорбление?

– Ни то и ни другое. Я просто развлекаюсь.

Нортхэм усмехнулся:

– На здоровье. И последнее: как ты помнишь, я помог тебе найти сокровище.

– Странно, а я думала, что это я тебе помогла.

– Не будем вдаваться в детали.

Элизабет рассмеялась:

– Ладно. Ты представил несколько убедительных фактов, доказывающих твою вину. Так что изволь вернуть Луизе золотые часы с брелоком и принести извинения обществу.

– Я могу рассчитывать на твою поддержку?

– Я буду писать тебе письма на каторгу.

Нортхэм отреагировал на это заявление, произнесенное чопорным тоном, взрывом хохота.

Элизабет прижала палец к губам, призывая его к тишине.

– Ты разбудишь лорда Саутертона, – шепнула она.

– Он бросил взгляд на друга.

– Сейчас это было бы совсем некстати.

– Почему?

– Потому что тогда я не смог бы сделать вот этого.

Он быстро наклонился к лицу Элизабет и прижался к ее губам. Она напряглась, но скоро ее рот с легким вздохом приоткрылся, и Нортхэм ощутил влажное прикосновение ее языка. Сделав над собой усилие, он неохотно отстранился. Зачем начинать то, чего нельзя довести до конца? Завтра все будет иначе.

Он выпрямился и чуть-чуть отстранился от нее. Элизабет опустила голову и потупила глаза. Как бы ей ни хотелось, она не могла обвинить Нортхэма в том, что случилось. Он не требовал у нее ничего, чего она сама не желала бы ему дать.

– Могу я говорить откровенно? – спросила она.

Норт удивился вопросу, ибо до сих пор она так и поступала.

– Я не желал бы ничего другого.

– Тебе так только кажется, – возразила Элизабет, покачав головой. – Впрочем, не важно. Так вот я хотела сказать…

– Ты не могла бы смотреть на меня?

Как и следовало ожидать, Элизабет резко вскинула подбородок. Нортхэм отступил в сторону, свет фонаря теперь освещал ее лицо, а он оставался в тени.

– Мне кажется, ты вообразил, будто испытываешь ко мне нежные чувства. Я права?

– Почему же «вообразил»? Мои нежные чувства вполне реальны. – Трудно было сказать, способствовало ли это признание ее дальнейшей откровенности. Черты Элизабет, хотя и ярко освещенные, оставались непроницаемыми. – Надеюсь, ты не считаешь это препятствием для нашего брака?

Элизабет слегка нахмурилась, неуверенная, что он не подшучивает над ней.

– Это тебе решать. Но ты должен знать, что я не способна ни на какие чувства, кроме симпатии и уважения. – Она помолчала, вглядываясь в его лицо, однако понять, что он думает, было невозможно. – Я не допущу, чтобы ты влюбился в меня.

Нортхэм серьезно посмотрел на нее.

– А что, если это не в твоей власти?

– О, я понимаю. Я даже не уверена, что такое вообще возможно. Но какова бы ни была природа твоих чувств ко мне сейчас, они изменятся. Не исключено, что в один прекрасный день ты меня возненавидишь. Вообще-то я не представляю себе, как может быть иначе. Ты, наверное, думаешь, что я забочусь о тебе, но это не так. Я забочусь о себе. Оказывается, я достаточно эгоистична, чтобы надеяться, что ты будешь ненавидеть меня меньше, если никогда не полюбишь.

Нортхэма это признание потрясло. Он молча наблюдал, как слезы застилают глаза Элизабет. Она не мигая смотрела на него, словно не желала, чтобы они скатились вниз. Интересно, во что обошлось ее гордости это признание? И неужели она такого низкого мнения о себе? Или, наоборот, слишком высокого?

– Нет никакой необходимости на мне жениться, – вздохнула она, но ее голос невольно дрогнул, и она опустила взгляд. – Я хочу, чтобы все было предельно ясно. Еще не поздно забрать назад твое предложение. Мы могли бы поддерживать видимость помолвки несколько месяцев, переждать скандал, а потом каждый из нас пошел бы своим путем. Твоя репутация не пострадала бы, а меня сплетни не волнуют, поскольку я не собираюсь снова выходить замуж. Получить развод куда сложнее.

– Не будет никакого развода, – отрезал Норт. – И незачем… – И тут только до него дошло: – Что значит, ты не собираешься снова выходить замуж?

Элизабет заморгала.

– О чем ты?

Нортхэм ни на секунду не поверил, что она его не расслышала. Впервые за все время их краткого знакомства Элизабет притворялась!

– Ты сказала, что не собираешься снова выходить замуж. Из этого следует, что ты уже была замужем, Я прав?

Она яростно замотала головой:

– Нет. Нет, я не была замужем! Его глаза сузились.

– Может, все-таки объяснишь?

– Нечего здесь объяснять. Просто ты меня неправильно понял, или я оговорилась. Я имела в виду, что не собираюсь выходить замуж после нашего брака, если он состоится.

Нортхэм попытался воспроизвести в уме эту замысловатую формулировку, но у него ничего не вышло. Зато осталось общее впечатление, что здесь что-то не так.

– Ты не была девственницей, – напомнил он.

Смех Элизабет прозвучал слегка истерично. Она поспешно зажала рот ладонью и, справившись с собой, ответила ровным тоном:

– Ну, это легко объяснить, ведь я шлюха.

Нортхэм поклялся, что не позволит ей вывести себя из терпения. Хотя избранная Элизабет тактика защиты была, мягко говоря, нетрадиционной.

– Но если ты была замужем…

– Я же сказала, что не была замужем.

– Значит, имела много любовников.

– Элизабет вздрогнула, однако тон ее не изменился:

– Очень точное определение шлюхи.

Нортхэм отметил, что она опять уклонилась от ответа. Раньше он считал, что смирился с тем, что не был первым у Элизабет, но теперь у него появились сомнения. Он даже не знал, что его больше тревожит: вереница любовников, проследовавших через ее спальню, или подозрение, что у нее был, только один мужчина, и не кто-нибудь… а муж?

Он протянул ей руку.

– Пойдем, – произнес он несколько натянутым тоном. – Я провожу тебя до дома.

Элизабет встала, проигнорировав его помощь, и прошествовала мимо. Норт придержал ее за локоть. Она остановилась, устремив на него мятежный взгляд.

– Я провожу тебя, – повторил он.

Элизабет подавила детское желание вырваться. Завтра она уже не сможет поступать как ей хочется, так почему бы не начать привыкать к своему новому положению сегодня?

В свете фонаря она ясно видела, что в его темно-голубых глазах светилось сожаление, от которого ее сердце почему-то сжалось.

– Сюда, – позвал он. – Эта тропинка гораздо удобнее.

Элизабет никогда не падала в обморок и не собиралась делать этого сейчас. Она сожалела, что Норту не полагается держать ее под руку. Он с непринужденным видом стоял рядом, тогда как она с трудом сдерживала дрожь – так туго были натянуты ее нервы.

Она подняла чуть выше букетик, который держала в руках, и вдохнула нежный аромат ландышей. Лучше бы Луиза спрятала среди листьев флакончик с нюхательной солью. Тогда по крайней мере она была бы уверена, что выстоит церемонию до конца, даже если не сможет членораздельно изъясняться.

И еще она думала о публике, сидевшей за ее спиной. В правом ряду расположились лорд и леди Баттенберн, единственные из присутствующих, с кем ее связывало хотя бы длительное знакомство. Приглашенных со стороны жениха было немногим больше: члены Компас-клуба, которые вели себя куда сдержаннее, чем в тот день, когда Элизабет впервые увидела их вместе, и вдовствующая графиня, сидевшая в первом ряду. Чем вызвано похвальное поведение приятелей Нортхэма – уважением к торжественному событию или страхом перед его матерью, – Элизабет не знала. Она взглянула на ее сиятельство мельком, когда шла по проходу между скамьями, направляясь к стоявшему у алтаря жениху. То, что она успела разглядеть, вовсе не способствовало ее душевному покою.

Глаза у леди Нортхэм были чуть светлее, чем у сына, и напоминали скорее скованное льдом озеро, нежели ясное небо. Такой же скованной почувствовала себя и Элизабет, увидев эти глаза. Она так до конца и не оправилась, когда пришло время произносить клятвы.

Она услышала, как преподобный Роулингс обратился к ней с вопросом. Сверкнувшая в его очках радуга вывела Элизабет из оцепенения. Охваченная паникой, она уставилась на Нортхэма, словно рассчитывала найти в его лице нечто такое, что успокоило бы ее страхи.

Его улыбка была не просто доброй, она была понимающей. Он смотрел ей в глаза, ничего не требуя и не осуждая. «Ты вправе передумать, – словно говорил его взгляд, – но я принял окончательное решение».

Викарий снова заговорил, и Элизабет услышала собственный голос, повторяющий клятвы. Он звучал четко, ясно и на удивление искренне. Она не отрывала глаз от Нортхэма, забыв на эти краткие мгновения, что они в церкви не одни. Затем она услышала те же слова, но произнесенные более звучным и уверенным тоном. Норт приносил супружеские обеты так торжественно, что Элизабет была потрясена до глубины души. Так рыцарь приносит присягу своему сюзерену, вручая ему не только свою преданность, но и свою жизнь.

Норт надел ей кольцо на палец. Но и без этого символа супружеского союза Элизабет понимала, что он вверяет ей свою судьбу. И это после того, как она чуть ли не умоляла его перестать ей доверять.

Наконец викарий предложил Нортхэму поцеловать молодую жену. Кивка Элизабет, выразившегося скорее в трепете ресниц, чем в движении подбородка, не заметил никто, кроме ее мужа. Он склонил голову и помедлил, чуть касаясь ее губ. Это был момент, когда она в полной мере оценила степень его терпения и продуманность стратегии. Перед своей матерью, лордом и леди Баттенберн, викарием и Богом Брендан Дэвид Хэмптон, шестой граф Нортхэм, ждал, пока она поцелует его.

Приподнявшись на цыпочки, Элизабет прильнула к его губам. Со второй скамьи, где расположились приятели Норта, раздались одобрительные возгласы, более уместные на представлении в «Ковент-Гарден», нежели на венчании, однако они быстро смолкли под строгим взглядом матери жениха. Нортхэм улыбнулся и обнял Элизабет. Ее руки поднялись и скользнули ему на шею.

До чего же просто влюбиться в него, мелькнуло у нее в голове.

Этой мысли оказалось достаточно, чтобы она оцепенела в его руках. Нортхэм тотчас уловил перемену в ее настроении и разомкнул объятия. Не сказав ни слова, они одновременно повернулись к публике, теперь уже как муж и жена.

Леди Баттенберн первой добралась до Элизабет и прижала ее к своей пышной груди.

– Я так рада за тебя, моя дорогая. Вот увидишь, замужество идеально подойдет к твоему темпераменту. Ты вся сияешь! Правда, Баттенберн? – Она чмокнула Элизабет в щеку. – Надо быть слепым, чтобы не видеть, как ты счастлива.

Нортхэм, бросив взгляд на лицо жены, решил, что Луиза несколько переоценивает состояние Элизабет. Она больше не выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок, но сказать, что она сияет, – значило бы сильно погрешить против истины.

Баттенберн отвесил Элизабет поклон, когда его жена отступила в сторону.

– Ты и вправду прелестно выглядишь, дорогая.

Нортхэм подумал, что это чертовски слабо сказано. Элизабет была необыкновенно хороша в это утро. Даже вполне естественная нервозность не умаляла ее очарования. На ней было платье из плотного белого щелка, отделанное кружевной оборкой по подолу и атласной тесьмой, украшавшей лиф и рукава. С золотисто-каштановыми локонами, перевитыми белыми лентами, она была похожа на ангела. Конечно, его оценка не могла быть беспристрастной, но, заметив благоговейное выражение в глазах друзей, Норт понял, что он не единственный, кто пришел к такому же выводу.

Леди Нортхэм была на целую голову ниже своего обожаемого сына. Поскольку эта разница в росте возникла, когда ему исполнилось четырнадцать лет, графиня давно не обращала на нее внимания. Норт, со своей стороны, охотно подыгрывал матери, делая вид, что смотрит на нее снизу вверх.

Графиня была моложавой женщиной, сохранившей как былую привлекательность, так и влияние в свете. Нортхэм подозревал, что после смерти отца у нее были любовники, но она вела себя осмотрительно, а у него не было ни малейшего желания вмешиваться в ее личную жизнь. У нее было несколько постоянных поклонников и еще больше воздыхателей, но за внешним легкомыслием скрывался пытливый ум. Политические суждения графини бывали порой столь проницательны, что Нортхэм опасался поощрять ее интерес в этом направлении. Она никогда не ограничивалась полумерами, даже в тех случаях, когда не совсем понимала, что делает.

– Дорогая матушка, – проговорил он, склонившись к ее щеке. – С твоей стороны было очень мило приехать.

– Есть старинная пословица о горе и Магомете, – заметила она. – Надеюсь, ты ее знаешь.

– Еще бы!

– Это было крайне утомительное путешествие, я уже отчаялась успеть вовремя. – Она постучала его по плечу кончиком веера из сандалового дерева. – Ну не стой столбом, представь же меня своей жене.

Нортхэм повернулся к Элизабет и одарил ее, как он надеялся, ободряющей улыбкой.

– Матушка, это моя жена Элизабет, леди Нортхэм. Миледи, моя мать, вдовствующая графиня Нортхэм.

Элизабет осторожно присела, так чтобы ее хромота не бросалась в глаза.

– Миледи, – пролепетала она. – Приятно познакомиться.

– С чего бы это? – сухо осведомилась Сесилия Уорт Хэмптон Нортхэм. – Вы не могли не заметить, что я чрезвычайно недовольна. Правда, я еще не решила, кем именно: вами или своим сыном. В данный момент я больше сержусь на вас, но это может измениться. – Она вперила в Норта ясный взгляд голубых глаз, который если и потеплел, то ненамного. – Не так ли?

– Ты, как всегда, права, мама.

– Не дерзи.

– Он хмыкнул.

– Я всего лишь согласился с тобой.

– Возможно, но каким тоном? – саркастически проговорила графиня и снова обратилась к Элизабет: – Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

– О да, – кивнула Элизабет. – Прекрасно понимаю.

Леди Нортхэм одобрительно посмотрела на нее:

– Неплохо для начала. – Она указала на трех мужчин, маячивших у нее за спиной. – Видите эту троицу, моя дорогая? Когда мать знает, что ее сын выбрал себе в друзья таких вот шалопаев, может ли она надеяться, что он сделал лучший выбор, решив жениться?

Элизабет посмотрела на приятелей Нортхэма. Окружив молодожена, они желали ему счастья, и сейчас не имело значения, что каждый из них думал о причинах этого брака. Саут, хотя и проиграл пари, чуть не лопался от самодовольства, да и Истлин с Марчменом вели себя ненамного сдержаннее. Едва ли их настроение было бы таким радужным, не будь сам Нортхэм доволен тем, как все устроилось.

Рискуя вызвать недовольство графини, Элизабет тихо заметила:

– Я была бы рада иметь таких друзей, мадам. Мне кажется, мать должна быть довольна, если ее сын найдет в лице своей жены хотя бы вполовину такого хорошего товарища, как эти мужчины.

Ее слова были встречены гробовым молчанием. Элизабет очень захотелось вздернуть подбородок, но она испуганно подумала, что этот нервный жест может быть воспринят как вызов. И тут вдовствующая графиня неожиданно улыбнулась, причем весьма дружелюбно.

– Совершенно с вами согласна, моя дорогая. – С этими словами она повернулась к членам Компас-клуба и, протянув руку, сказала: – Сто фунтов с каждого! Эх вы! Нашли с кем спорить! Говорила же я вам, что Норт никогда не женится на женщине, которая струсит перед его матерью!

Норт застонал, а Элизабет от изумления открыла рот. Лорд и леди Баттенберн обменялись ошарашенными взглядами. Наклонившись к жене, Норт прошептал:

– Моя мать предпочитает более крупные ставки, чем те, что мы обычно заключаем между собой.

– Я все слышала, – вмешалась леди Нортхэм. – Слава Богу, я еще не впала в старческое слабоумие. А что касается ставок, то ни один из вас не имеет ни малейшего представления о том, как заключать пари. – Кивнув Саутертону, Истлину и Марчмену, когда они по очереди вложили банкноты в ее раскрытую ладонь, она небрежно засунула выигрыш в свою сумочку. – Благодарю вас, джентльмены. Для меня всегда большое удовольствие получать с вас деньги.

Саутертон покачал головой со сконфуженной ухмылкой, придававшей ему мальчишеский вид.

– Откуда нам было знать, что она вас не побоится? Мы ведь боимся.

Графиня потрепала его по щеке.

– Чего я и добивалась. И так будет всегда.

– Да, мэм.

Она повернулась к своему сыну и молодой невестке.

– Незачем смотреть на меня с таким осуждением, Норт. Если ты не поостережешься, то скоро станешь таким же моралистом, как твой дед, а это вовсе не допустимо. – Она взглянула на Элизабет, все еще стоявшую с открытым ртом. – Дорогая, вы не должны винить в этом Норта. Он ничего не знал. У него для подобных вещей не хватает чувства юмора. Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы он не превратился в безнадежного зануду. К сожалению, мне не удалось добиться особых успехов в этом направлении. – Она проигнорировала страдальческий взгляд Норта и подставила Элизабет свою гладкую щеку для поцелуя. – Ну-ка! Я предпочла бы что-нибудь понежней, чем реверанс, хотя это было проделано очень мило и почтительно. Как раз то, что нравится моему отцу, в чем вы сможете убедиться, когда встретитесь с ним.

Все еще пребывая в шоке, Элизабет прижалась губами, к щеке графини.

– Значит ли это, что вы вовсе не так сердиты, как могло показаться сначала?

– Ну, я сразу поняла, что вы не робкого десятка. Тем не менее я недовольна своим сыном. Но это пройдет. Как всегда. И к сожалению, слишком скоро, поскольку я не в силах устоять перед его обаянием.

Элизабет сжала губы, сдерживая улыбку, а Нортхэм, смутившись, переступал с ноги на ногу. Повинуясь безотчетному порыву, она взяла его под руку, Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся. На мгновение время остановилось, словно они были одни в целом свете, а не в окружении целой толпы любопытных зрителей.

Истлин прочистил горло. Оутертон ухмыльнулся. Марчмен вежливо кашлянул, а преподобный Роулингс углубился в изучение тисненого переплета Библии. Лорд и леди Баттенберн обменялись очередным взглядом, на сей раз довольным, а вдовствующая графиня заморгала, чтобы остановить внезапный прилив слез.

Никто не заметил, как двери церкви распахнулись, пока не раздался властный голос:

– Похоже, я приехал слишком поздно, чтобы вручить невесту жениху?

Глава 10

Прибытие полковника Блэквуда задержало отъезд новобрачных до вечера. К тому времени, когда пришла пора прощаться, уже стемнело. В связи с поздним часом возникла идея остаться на ночь у Баттенбернов, однако после небольшой дискуссии новобрачные сошлись на том, что лучше все же отправиться в путь.

Утром из Лондона прибыла элегантная карета Нортхэма, запряженная четверкой серых лошадей. Брилл, строгий камердинер Норта, важно сидел на козлах рядом с грумом и кучером, юный сын которого устроился на запятках, чрезвычайно довольный своим новым статусом ливрейного лакея. В его обязанности входило наблюдать за тем, чтобы сложенные на крыше чемоданы не свалились на дорогу.

Элизабет устроилась рядом с мужем на обитом кожей мягком сиденье, восхищаясь окружавшей ее роскошью, от фигурных окошек с украшенными гравировкой стеклами до отполированных медных светильников, освещавших карету изнутри. По собственному признанию Нортхэма, а также по свидетельствам других, Элизабет знала, что у него имеются обширные земельные владения и не менее восемнадцати тысяч ежегодного дохода, но она впервые задумалась о том, как он распоряжается таким богатством.

– Что-то ты притихла, – заметил Норт, с удобством расположившийся в углу кареты. Его длинная фигура уже приняла излюбленное полулежачее положение. Он снял шляпу и, швырнув ее на противоположное сиденье, пригладил волосы. – О чем задумалась?

Элизабет повела рукой, указывая на интерьер кареты.

– Об этом, – отозвалась она. – Я думала, что доходы моего отца вполне соизмеримы с твоими, однако ему никогда бы не пришло в голову тратить такие деньги на свой экипаж. У лорда и леди Баттенберн есть несколько прекрасных карет, но ни одна из них не сравнится с этой по красоте и удобству.

– Ты боишься, что я растрачу твое денежное содержание?

– Элизабет тут же ощетинилась:

– Уверяю тебя, меня меньше всего волнует., .

– Элизабет, – спокойно осадил ее Норт, – я пошутил.

– Она бросила на него неуверенный взгляд и увидела, что уголки его рта слегка приподнялись. Даже полуприкрытые веки не могли скрыть веселых искорок, мерцавших в его глазах. Внутренности Элизабет совершили странный кувырок. Поспешно отведя взгляд, она попыталась сочинить остроумный ответ, но, не придумав ничего лучше, сказала:

– О!

Норт приглушенно хмыкнул.

– Я люблю путешествовать только верхом. Но поскольку это не всегда удобно, я позаботился о том, чтобы оборудовать карету наилучшим образом. Сиденья здесь шире, чем в других каретах, а внизу установлены мощные рессоры, предохраняющие от качки на ухабистой дороге. Впрочем, я владею этой каретой около года, но пользовался ею не более полудюжины раз. Гораздо чаще я ее одалживаю. – Он с непринужденным видом сложил руки на груди. – Ну что, удалось мне убедить тебя, что я не мот?

– Ты опять меня дразнишь?

– Конечно.

Элизабет вдруг обнаружила, что ничего не имеет против. Откинувшись на мягких кожаных подушках, она расправила на коленях платье, однако не решилась закрыть глаза, опасаясь, что заснет.

– Где ты предполагаешь остановиться на ночь?

– В Уэйбурне. Там есть гостиница, которую мне порекомендовали.

– Я знаю эту гостиницу. Я останавливалась в ней по пути… – Она осеклась, пораженная мыслью, которая ни разу не пришла ей в голову за все дни, предшествовавшие свадьбе. – А куда мы направляемся?

– Похоже, сюрприза теперь не получится. Твой отец пригласил нас в Роузмонт.

Элизабет резко выпрямилась. Ее сонливость как ветром сдуло.

– Ты шутишь!

Он поднял брови, удивленно глядя на нее.

– Отнюдь.

– Но…

– Ты огорчена?

– Да… нет… я… – Она и сама не знала, какие чувства испытывает. Смятение? Страх? Удивление? Наверное, все вместе. – Это так неожиданно, – вымолвила она наконец. – Отец не часто выражает желание меня видеть.

– Я не уверен, что он желает видеть тебя, – уточнил Норт. – Скорее он хочет знать, что представляю собой я.

Элизабет задумчиво кивнула. Разумеется, он прав.

– Едва ли он будет так же любезен, как твоя мать, и уж точно не станет давать тебе советов.

– Никто не может сравниться с моей матерью в любезности, если она того пожелает. Что же касается второго, то меня не волнуют суждения твоего отца по какому бы то ни было вопросу, включая его мнение обо мне. Так что, надеюсь, мы отлично поладим.

Элизабет оставалось лишь согласиться, Норт точно определил, как обеспечить хотя бы видимость мира с ее отцом. Главное, не принимать ничего близко к сердцу. Следуя этой тактике, Нортхэм сможет заслужить пусть неприязненное, но все же уважение. Это больше, чем добилась она за последние десять лет.

Глубоко вздохнув, Элизабет прижала пальцы к вискам и слегка их потерла.

– А если я скажу, что не хочу туда ехать, мы можем отказаться?

– А ты не хочешь?

– Жаль, что ты не обсудил этого со мной. Я почему-то решила, что мы едем в Хэмптон-Кросс.

– Лорд и леди Баттенберн намекнули, что в данном вопросе лучше поставить тебя перед свершившимся фактом.

– И тебя это не удивило?

Разумеется, удивило, однако Нортхэм и сам хотел посетить Роузмонт и потому не стал задавать вопросов, которые могли бы вынудить его отказаться от приглашения.

– Думаю, они хотели сделать тебе сюрприз. Как я понял из их слов, ты была весьма огорчена, что твой отец не смог присутствовать на нашем бракосочетании. Поэтому, когда прибыло приглашение, они решили поговорить со мной. Баттенберн был настолько любезен, что заказал нам комнаты в гостинице, в Уэйбурне, и послал вперед нарочного, чтобы предупредить твоего отца о нашем приезде.

– Какая удивительная… забота. – Элизабет отвернулась к окну. Свет внутри кареты превращал окна в черные зеркала, отражавшие ее бледное лицо. – Ну что ж, наверное, они действовали из самых лучших побуждений. – Каким-то образом ей удалось не поперхнуться на этих словах.

– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил Нортхэм. – Ты не хочешь ехать?

– А это что-нибудь меняет?

Как ни велико было желание Нортхэма встретиться с графом, он знал, что совесть не позволит ему навязать Элизабет эту поездку.

– Да, – сказал он. – Меняет.

Она перевела взгляд на его отражение в стекле.

– Я верю тебе, – неожиданно для себя выговорила она.

– И правильно.

Элизабет чуть заметно кивнула, озадаченная собственным признанием. Оно делало ее уязвимой, и ей оставалось только надеяться, что она о нем не пожалеет. Повинуясь безотчетному порыву, противоречащему всякой логике, она твердо произнесла:

– Я хочу домой.

Слово «домой» в применении к Роузмонту и тоскливые нотки, прозвучавшие в ее голосе, поразили Нортхэма. Но он воздержался от замечаний, опасаясь, как бы Элизабет не передумала.

– Значит, так тому и быть, – тихо произнес он и протянул к ней руку. Она уловила движение в стекле и повернулась к нему. – Иди ко мне. – Он подвинулся, освобождая место рядом с собой. – Ничего не случится, если ты положишь голову сюда. – Он показал на свое плечо. – Так будет гораздо удобнее.

Она осторожно сняла шляпку и положила ее на сиденье рядом с блестящим цилиндром Норта. Белое страусовое перо мерно покачивалось в такт движению кареты. Норт откинул руку, приглашая ее расположиться на его плече. Нерешительность Элизабет очень его растрогала. Она вся состояла из противоречий, и порой Норт сомневался, понимает ли она себя сама.

– Очень мило, что полковник приехал, – произнесла Элизабет. – Признаюсь, я хотела, чтобы он присутствовал на свадьбе, но считала, что путешествие окажется для него слишком утомительным. Спасибо, что ты ему написал.

– К сожалению, я не могу принять твою благодарность. Я не стал писать Блэквуду по той же причине, что и ты.

Элизабет нахмурилась.

– В таком случае кто…

Нортхэм ненадолго задумался, перебирая в уме список подозреваемых.

Скорей всего Саут.

– Лорд Саутертон? С чего бы ему вздумалось?..

– Об этом тебе придется спросить у него. Вполне возможно, что он послал приглашение с разрешения барона.

– Но почему?..

– Ты наверняка заметила, что Саутертон хорошо знаком с Блэквудом.

– Да, но…

– Как и эта парочка, Ист с Уэстом.

Выпрямившись, Элизабет повернулась к Норту и ткнула указательным пальцем ему в грудь.

– Ты когда-нибудь позволишь мне закончить фразу?

– Норт уставился на ее палец, потом перевел взгляд на нее.

– Извини.

– Звучит не слишком искренне. И нечего улыбаться.

– Норт скорчил удрученную гримасу.

– А теперь у меня достаточно покаянный вид?

– Элизабет вздохнула:

– Сойдет, хотя мне не слишком нравится твой хитрый взгляд.

– Неужели? – Он наклонился и быстро поцеловал ее. – А теперь?

Элизабет пришлось пересмотреть свою предыдущую оценку. Дьявольские искорки в его кобальтовых глазах не имели ничего общего с раскаянием. Она убрала палец с его груди.

– Возможно, я ошиблась.

– Я так и думал. Согласись, есть определенное различие между хитростью и грехом.

– Пожалуй. – Элизабет немного поразмышляла над его словами. – Я… э-э… мне…

Норт терпеливо ждал, пока она закончит фразу, а когда ей это не удалось, улыбнулся той самой улыбкой, от которой у женщин перехватывало дыхание. Элизабет зачарованно уставилась на него. Чрезвычайно довольный собой, он наклонился, чтобы снова ее поцеловать, но вместо этого ткнулся в ее лоб, потому что именно в этот момент колесо кареты попало в особенно глубокую рытвину, с которой не справились даже его замечательные рессоры.

Охнув, он коснулся пальцами губ, чтобы убедиться, что не разбил их в кровь и не сломал зуб. Элизабет прижала ладонь ко лбу.

– Ты не пострадала? – спросил юн.

Она опустила руку, чтобы он мог посмотреть сам.

– Ну как?

Кроме небольшой красной отметины, бледневшей на глазах, на ее гладком лбу не осталось никаких следов.

– Ничего страшного. А у меня? – Он сверкнул мальчишеской улыбкой.

Элизабет сделала вид, что это ослепительное зрелище не произвело на нее никакого впечатления.

– Все зубы на месте. – Она снова откинулась на его плечо. – Должно быть, эта твоя улыбочка и греховный блеск в глазах имеют успех у дам. – Его грудь, в которую она упиралась плечом, затряслась от сдавленного смеха.

– Разве что у пары-другой.

– Хм…

– Как я понимаю, продолжения не будет?

– И слава Богу. Я могла сломать тебе нос. – Элизабет попыталась подавить улыбку и кончила тем, что широко зевнула.

Нортхэм нежно сжал ее изящные плечи.

– Отдохни, дорогая. Ты это заслужила.

Еще несколько минут она отказывалась закрывать глаза, борясь со сном, но в конце концов не устояла. От путешествия в Уэйбурн у нее не осталось никаких воспоминаний: ни о том, как они проезжали мимо деревень и пастбищ, ни о том, как Нортхэм укрыл ее плащом и положил ее голову себе на колени.

Когда они добрались до гостиницы, Элизабет проснулась ровно настолько, чтобы с помощью мужа выбраться из кареты. Он поднял ее на руки, донес до гостиницы и поднялся по лестнице. Брилл, его камердинер, поспешил вперед, чтобы открыть дверь в их комнату, но не смог скрыть облегчения, когда граф отпустил его, после того как убедился, что его вполне устраивают предназначенные для них апартаменты. Бедняга не мыслил себя исполняющим обязанности горничной дамы, а вот вообразить хозяина в этой роли было гораздо проще.

Впрочем, Нортхэм проделал это весьма умело, избавив Элизабет от жакета и платья без малейшего протеста с ее стороны. Лежа на разобранной постели, она позволила ему снять с нее туфли и чулки. А потом она даже удовлетворенно вздохнула, когда он расстегнул ее корсет.

Нортхэм быстро разделся сам, умылся и задул свечи, прежде чем скользнуть в постель к жене. Она легла на бок лицом к нему. Он повернул ее на другой бок и уютно пристроился сзади. Прикосновение ее округлых ягодиц к его чреслам подействовало на него возбуждающе. Норт сонно улыбнулся.

– Да, не так я представлял себе свадебную ночь, – шепнул он в ее волосы. Новобрачная отозвалась на его унылый тон еще одним довольным вздохом.

Элизабет стояла у окна спальни, глядя на затянутый белой пеленой двор. Туман был настолько плотным, что конюшня, находившаяся всего лишь в сорока ярдах от гостиницы, была едва различима. Из дверей, расположенных прямо под окном, вышел какой-то человек и тут же исчез, поглощенный белой пеленой. Пошел дождь, и первые капли забарабанили в стекло, оставляя на нем мокрые дорожки.

Раздался стук в дверь, и она поспешила откликнуться, пока Норт не проснулся.

– Ваш завтрак, миледи, – объявила служанка и присела, балансируя тяжелым подносом. – Камердинер его светлости велел мне принести его наверх.

– Спасибо. – Элизабет приоткрыла дверь пошире, чтобы взять поднос, но не впустить девушку, проявлявшую, на ее взгляд, слишком большой интерес к распростертой на постели фигуре. – Можешь идти.

Ловко закрыв дверь ногой, она подошла к кровати и поставила на нее поднос. Становилось прохладно, и Элизабет развела огонь, воспользовавшись заранее приготовленной растопкой. Вскоре в камине уже потрескивало небольшое пламя. Довольная результатами своих трудов, она выпрямилась и задержалась у камина, наслаждаясь теплом.

Проснувшийся Нортхэм восхищенно разглядывал ее. В свете пламени тонкая сорочка Элизабет просвечивала, обрисовывая контуры стройных ног, округлости бедер, тонкую талию и изящную линию спины.

Она повернулась и перехватила его взгляд. Норт даже не пытался изобразить раскаяние. Он протянул руку, и она тотчас подошла к нему. Спешка сделала ее хромоту более заметной. Вложив пальцы в его ладонь, она присела на краешек постели.

– Ты проснулся. – Элизабет слегка покраснела, сознавая нелепость этого замечания. – Принесли завтрак. – Похоже, она не способна удержаться от того, чтобы не говорить очевидные вещи. – Прикажете обслужить вас, милорд?

– Угу. – Он выпустил ее руку и обхватил ладонью ее затылок. – И что ты предлагаешь?

Ее рот был свеж и сладок. Норт неспешно покусывал ее губы, прежде чем атаковать их со всей страстью. Элизабет издала тихий возглас, когда он притянул ее на постель. Блюда на подносе, стоявшем в ногах кровати, откликнулись тревожным звоном, но ни Норт, ни Элизабет не обратили на это внимания. Когда они наконец оторвались друг от друга, оба с трудом смогли отдышаться.

Она никогда не думала, что может получать такое наслаждение. И не потому, что Норт разрушил ее защитные барьеры. По правде говоря, перед ним она всегда была беззащитна. Существует ли что-то такое, чего она не смогла бы ему позволить? Едва ли.

Повернув голову к камину, Элизабет увидела свое платье, аккуратно переброшенное через спинку единственного стула, как раз там, где она и ожидала его увидеть. Улыбнувшись, она зарылась пальцами в шелковистые волосы у него на затылке.

– Ты раздел меня прошлой ночью, – прошептала она. Нортхэм кивнул и что-то неразборчиво пробормотал, прижавшись губами к ее ключице. – Ты собираешься заканчивать то, что начал?

От его хриплого рычания по коже ее побежали мурашки. Элизабет порадовалась серой пелене тумана за окном. Незачем ему видеть, как она пылает. Достаточно того, что он ощущает ее жар.

Нога Норта задела поднос с завтраком. Крышка на блюде с поджаренной ветчиной соскользнула, и восхитительный аромат заставил желудок Норта отозваться громким урчанием.

Рассмеявшись, Элизабет просунула руку между их телами.

– Какой голод ты хотел бы утолить в первую очередь? О Боже, ему придется выбирать между едой и любовью. Норт поспешно сел, схватил поднос, пока тот не соскользнул с кровати, и поставил его на пол. Затем, вдохнув острый аромат ветчины, решительно закрыл крышку и снова улегся.

– Как я понимаю, ты сделал свой выбор? – уточнила Элизабет, выгнув брови.

– Я бы не сказал, что он у меня был.

– Мне не нравится, что моей соперницей оказалась жареная хрюшка.

– Ты что, хочешь есть?

– Элизабет села на кровати.

– А как ты думаешь?

Норт не позволил ей уйти дальше чем на край постели. Схватив Элизабет за плечи, он опрокинул ее на спину, придавил ее ноги своим мощным бедром, а руки завел за голову, удерживая за запястья.

– Позже! – прорычал он, уткнувшись носом в ее шею. – Если я могу, подождать, значит, и ты тоже можешь.

– Тогда поторопись.

Он прикусил зубами ее кожу.

– Ты этого не хочешь.

Элизабет обнаружила, что он опять прав. Норт овладел ею медленно, продлевая каждое ощущение, заставляя ее балансировать на узкой грани между наслаждением и болью.

Он быстро избавил ее от сорочки, сдернув ее через голову и бросив на пол. Спустя мгновение туда же последовала его ночная рубашка. Когда Элизабет попыталась прикрыться, он вырвал простыню у нее из рук. Он ласкал ее руками и, когда она была готова разрыдаться от напряжения, воспользовался губами.

Временами его прикосновения становились дерзкими, даже грубоватыми, но на Элизабет они произвели гораздо более возбуждающее действие, чем обычные ласки. Она нетерпеливо выгибалась под ним, вытягиваясь и упираясь пятками в матрас.

– Пожалуйста, – попросила она.

Норту понадобилась вся его сила воли, чтобы не откликнуться на ее зов. Он хотел этого не меньше, чем она, но момент еще не наступил.

– Что-что? – спросил он с дразнящими нотками в голосе.

– Пожалуйста.

– Не понял?

Элизабет всхлипнула, выгибаясь под ним. Чего он хочет? Чтобы она призналась ему в любви? Она никогда этого не скажет. Никогда!

– Посмотри на меня, Элизабет.

Она повернула голову и подняла на него затуманенный взгляд.

Норт поцеловал ее, медленно и нежно, и она раздвинула губы, чтобы впустить его язык. Затем, устроившись между ее бедрами, он хрипло выдохнул:

– Произнеси мое имя.

Элизабет не сразу уловила смысл его слов, а когда поняла, чего он хочет, чуть не выкрикнула его имя, так велико было облегчение.

– Норт! – Сомкнув пальцы на его затылке, она притянула его ближе. – Норт, – уже мягче повторила она, касаясь его губ. – Брендан. – Это была последняя уступка, когда он вонзился в нее.

Она достигла освобождения, как только он начал двигаться, а когда он закончил, достигла его во второй раз, шумно и восторженно, не ограничивая свою страсть никакими условностями, предоставив Норту заглушать ее крики, чего он, откровенно говоря, не имел ни малейшего желания делать.

Они долго лежали, не в силах пошевелиться. Их переплетенные тела блестели от пота. Когда Норт наконец захотел отодвинуться, Элизабет остановила его, покачав головой.

– Еще немного, – шепнула она.

Для Норта это было в новинку – оставаться соединенными после занятий любовью. Иногда он сам спешил выбраться из постели, иногда этого желала его партнерша. Расставаясь с очередной пассией, Нортхэм готов был побиться об заклад, что ей не терпится ринуться в ванную и смыть с себя пот и все следы любовных утех. Но с Элизабет он не испытывал потребности поскорее уйти. И похоже, с ней происходило то же самое.

– Перестань! – прорычал он, когда она снова обвилась вокруг него.

– Я ничего не делаю. – В ответ на его скептический взгляд она лениво улыбнулась. – Во всяком случае, не нарочно. Это иногда случается. Вот как сейчас. Я не могу ничего поделать. Просто мое тело не хочет тебя отпускать.

Норт нежно ее поцеловал.

Желудок Элизабет выбрал именно этот момент, чтобы недовольно заурчать.

– Однако, миледи, у вас действительно разыгрался аппетит, – хмыкнул Норт.

Она вздохнула:

– Пожалуй. – Теперь она не стала возражать, когда он отстранился от нее и сел. Пока Норт поднимал с пола поднос и пристраивал его на кровати, Элизабет натянула на себя сорочку. Просунув голову в вырез, она обнаружила, что он наблюдает за ней с разочарованным видом. – Я не привыкла завтракать голой, – непреклонно заявила она, однако ее черты смягчились, когда он изобразил на лице жалобную гримасу. – А тем более сегодня.

Он ухмыльнулся:

– Ну что ж, придется потерпеть до завтра.

– Клоун.

– Возможно. Дай мне мою рубашку.

Смеясь, Элизабет скомкала его ночное одеяние и запустила им в голову Норта. Он быстро натянул его, и они с жадностью набросились на еду.

– Я подумала, – задумчиво проговорила Элизабет, взяв с тарелки очередной ломтик поджаристой, хотя и успевшей остыть ветчины, – что, пожалуй, не стоит говорить моему отцу о присутствии полковника на нашей свадьбе.

– Да?

Неопределенный ответ Нортхэма заставил Элизабет пояснить:

– Дело в том, что они недолюбливают друг друга. Отец будет недоволен, и это может осложнить наш визит.

– Тогда я не стану упоминать об этом.

– Спасибо. – Встретив пристальный взгляд Норта, Элизабет поняла, что ей не удалось скрыть от него свое облегчение. – В чем дело? – спросила она.

– Ты ведь вообще не хотела, чтобы полковник был на нашей свадьбе, верно?

Элизабет удивила не столько его проницательность, сколько то, что он решился задать ей этот вопрос. – Да, не хотела, – сказала она после секундной заминки, положив на тарелку недоеденный кусочек. – Но не по той причине, о которой ты подумал.

– А что я подумал?

– Что я не испытываю к нему той же привязанности, какую он питает ко мне. Это совсем не так. Я очень люблю полковника. Просто…

– Просто? – Не дождавшись продолжения, Норт заговорил сам: – Только не уверяй меня, будто ты, зная, что ему трудно путешествовать, решила его пожалеть. Сначала я и правда так подумал, но теперь очень рад, что Саут проявил мудрость и отправил полковнику приглашение, предоставив ему возможность самому решать, как ему поступить.

– Ты уверен, что это Саут его пригласил?

– Конечно. – Он помедлил и неуверенно произнес: – Кому же еще это могло понадобиться?

Несколько мгновений Элизабет молча смотрела на него, потом опустила голову. Напрасно она подняла этот вопрос. Теперь он от нее не отстанет, как гончая, почуявшая запах лисы.

– Он отлично держится. Это кресло на колесах гораздо удобнее того, каким он пользовался раньше.

Нортхэму не слишком понравилось, что она сменила тему, но он не стал указывать ей на это.

– Мне кажется, полковник предпочитает костыли. Кресло для него как символ поражения.

– Да, верно. Я как-то не подумала. Похоже, за эти годы ты узнал его лучше, чем я, – задумчиво проговорила она. В ее голосе он услышал печаль.

– Ну, теперь, когда мы поженились, это легко исправить. У меня есть причины регулярно посещать Блэквуда. Надеюсь, ты составишь мне компанию?

– Неплохо бы, – кивнула Элизабет Почувствовав, что ее словам не хватает энтузиазма, она попыталась снова: – Очень мило с твоей стороны предложить мне это. – Проигнорировав его пристальный изучающий взгляд, она поспешно продолжила: – Я заметила, что ты вчера провел много времени в его обществе.

– Странно, – удивился он. – Я как раз собирался сказать, что сделал прямо противоположное наблюдение относительно тебя и Блэквуда. Мне показалось, будто ты его избегаешь.

– Тебе показалось.

– Наверное, правильнее было бы сказать, что ты старалась не оставаться с ним наедине.

– Формулировка не имеет значения. В любом случае ты ошибаешься.

Норт был уверен, что не ошибается, но спорить не стал.

– По-моему, он огорчился, что ему не удалось самому выдать тебя замуж.

Элизабет резко отложила вилку и холодно изрекла:

– Представляю, какое трогательное зрелище мы бы с ним представляли: он в кресле и я с моей хромотой.

Норт отшатнулся как от удара. Несколько секунд он, замерев, сверлил ее взглядом. Лицо его побледнело, а в глазах появился ледяной блеск. Отставив свою тарелку, он передвинулся к краю постели и встал на пол.

– Надеюсь, ты меня извинишь?

Пальцы Элизабет судорожно вцепились в простыню, а во рту стало так сухо, что она не могла произнести ни звука, хотя чувствовала, что Норт ждет ответа. Она беспомощно наблюдала, как он поднял брюки и, надев их, заправил за пояс подол ночной рубашки. Затем быстро натянул носки, обулся и причесался, воспользовавшись своей пятерней. Он не стал тратить время на то, чтобы надеть сюртук, а просто перебросил его через плечо. Дверь тихо закрылась за ним, но Элизабет показалось, что он захлопнул ее изо всех сил.

Поездка в Роузмонт протекала преимущественно в молчании. Они сидели рядом, но не касались друг друга. Элизабет подозревала, что Норт выбрал такое положение как наименьшее из двух зол. Должно быть, не хотел сидеть напротив и лицезреть ее каждый раз, когда его взгляд отрывался от окна. Жаль, что он отправил свою кобылу в Хэмптон-Кросс со своим конюхом. Ехал бы сейчас верхом в гордом одиночестве, предоставив ей зализывать свои раны в уединении кареты.

Элизабет с хмурым видом без конца разглаживала на коленях бледно-розовое муслиновое платье, и Норт наконец не выдержал и раздраженно пробурчал:

– Перестань, ради Бога! Сядь на свои руки, если не можешь не суетиться. С тех пор как мы выехали из гостиницы, ты уже в четвертый раз утюжишь свою юбку. Там уже не осталось ни одной морщинки, заслуживающей внимания.

Пальцы Элизабет замерли, и она поспешно отвернулась к окну. Окрестности расплывались у нее перед глазами, и скорость кареты была не единственной тому причиной. Она поклялась себе, что не позволит пролиться ни одной слезинке.

Спустя некоторое время Нортхэм вздохнул:

– Ты была очень жестока, Элизабет. И не только по отношению к полковнику, но и к себе. – Краем глаза он увидел, как она кивнула. – Видишь ли, я очень привязан к нему. Я любил своего отца, но полковник мне ближе. Я восхищаюсь им, уважаю его, и когда ты…

– Я понимаю, – еле слышно отозвалась она. – Я… я тоже его люблю.

Норт помолчал, надеясь, что она скажет что-нибудь еще. Но не дождавшись ответа, он вытащил из кармана носовой платок и вложил его ей в руку. Элизабет молча приняла его и сжала в комок, продолжая смотреть в окно. Она держала платок так долго, что Норт решил, что ошибся и она вовсе не собирается плакать.

– Ты так ничего и не скажешь?

Элизабет покачала головой. Этого движения оказалось достаточно, чтобы слезы выкатились из ее глаз и заструились по щекам. Она подняла смятый платок и нетерпеливо смахнула их.

«Бедная моя девочка, -печально подумал Нортхэм. – Как же я смогу тебя понять?»

Роузмонт оказался величественным зданием, хотя и уступал по размерам Баттенберну. Предки Пенроузов ценили элегантность и стиль, и дом отличался изысканной простотой, свойственной многим загородным дворцам английской знати. Норта поразило сходство этого дома с Хэмптон-Кроссом.

Над главным зданием поднимались пять каменных башен: три над центральной частью и по одной на восточном и западном крыле. Перед главным входом, обращенным на южную сторону, поблескивал в лучах солнца большой пруд, Через который был построен каменный мост.

Норт с интересом смотрел в окно.

– В Хэмптон-Кроссе тоже есть пруд, – сказал он, – правда без моста. В этом никогда не было необходимости, поскольку пруд находится чуть сбоку и его легко объехать.

– Возможно, так даже лучше, – отозвалась Элизабет с показным спокойствием. – Мост требует постоянного ухода. – Тот факт, что ее ладони увлажнились, не имел никакого отношения к состоянию моста, но был напрямую связан с состоянием ее нервов. Элизабет не решалась промокнуть их о юбку из опасения, что Норт опять обвинит ее в том, что она «утюжит» свое платье. – Надеюсь, ты не пожалеешь, что приехал сюда, – неожиданно добавила она.

У Нортхэма не было времени для ответа. Карета остановилась перед главным входом, и Элизабет выбралась наружу, не дожидаясь чьей-либо помощи. Норт смотрел, как она, приподняв подол платья, торопливо поднялась по лестнице; только хромота мешала ей шагать через две ступеньки. Кто-нибудь, мало знавший ее, возможно, принял бы ее торопливость за нетерпение. Но Нортхэм подозревал, что за этой спешкой стоит желание предупредить домочадцев об их приезде.

Он не спеша двинулся следом, а в это время отовсюду начали появляться слуги, чтобы заняться лошадьми, каретой и пирамидой из их чемоданов.

И в этот момент массивные белые двери отворились, и на пороге появилась женщина редкостной красоты. В Изабел Пенроуз, графине Роузмонт, было не более пяти футов роста. Ярко-голубые глаза и гладкая, почти прозрачная кожа делали ее похожей скорее на фарфоровую статуэтку, чем на реальную женщину из плоти и крови. На ее белокурых волосах красовался кружевной чепчик, а искусно уложенные на лбу локоны казались вылепленными скульптором, потому что оставались неподвижными, несмотря на ветерок, прижимавший платье к ее миниатюрной фигурке.

– Леди Роузмонт. – Нортхэм склонил голову в знак приветствия. Проклятие, Элизабет следовало представить их, а не скрываться в неизвестном направлении! Тем хуже, теперь ничто не спасет ее от нотации в духе его деда. – Я не ошибся?

– О, нет-нет! Никакой ошибки. – Изабел Пенроуз всплеснула крохотными ручками. Ее очаровательный рот изогнулся, изобразив широкую улыбку. – А вы лорд Нортхэм. Элизабет так точно описала вас в своем письме, что я узнала бы вас в любых обстоятельствах. – Она присела в реверансе, таком же изящном и грациозном, как она сама. – О, прошу прощения, не будете ли вы так любезны пройти внутрь? В мои намерения не входило держать вас на пороге. – Она подняла к небу лицо, имевшее идеальную форму сердечка. – Похоже, скоро начнется дождь.

Нортхэма торжественно препроводили внутрь. Его шляпу тотчас забрал дворецкий, терпеливо ожидавший в холле момента, когда понадобятся его услуги.

– Элизабет сейчас у отца, – сообщила Изабел. – У нее не всегда такие плохие манеры, но, надеюсь, вам это известно.

– Разумеется, миледи. Изабел улыбнулась:

– Идемте, я провожу вас к ним. К вашему визиту все готово, хотя, признаюсь, я не ожидала вас так скоро.

– Выходит, я напрасно волновался, что мы задерживаемся. Нам пришлось отложить отъезд из Баттенберна.

Леди Роузмонт нахмурила лоб, проделав даже это весьма изящно. Однако прирожденная сдержанность не позволила ей проявить любопытство или выказать удивление.

– Вот мы и пришли! – воскликнула она, когда они добрались до двойной двери из полированного дуба в конце главного холла. – Это кабинет моего мужа. Думаю, вам понравится его коллекция старинного оружия. Она считается весьма ценной. – Она взялась за ручки и распахнула обе створки. – Элизабет, дорогая, ты не должна была бросать своего мужа. Так нельзя.

Нортхэм ощутил висевшее в комнате напряжение даже раньше, чем вошел внутрь. Судя по безмятежному виду леди Роузмонт, она либо ничего не заметила – что представлялось маловероятным, – либо привыкла к подобной атмосфере.

Лорд Роузмонт стоял возле облицованного зеленоватым мрамором камина. Это был крупный, мужчина, правда, не такой высокий, как Нортхэм, но значительно выше своей жены. К тому же он обладал мощным телосложением, имел широкие плечи и крепкую грудь, так что Изабел казалась еще более миниатюрной рядом с ним. Одна из его больших, как лопасти весла, рук лежала на каминной полке, другая сжимала чугунную кочергу.

Изабел направилась прямиком к мужу и, успокаивающе коснувшись его локтя, забрала у него кочергу. Поворошив угли, она поставила ее рядом с камином.

– Милорд, – улыбнулась она, – позвольте представить вам мужа Элизабет, графа Нортхэма.

– Я знаю, кто он, – отозвался Роузмонт с некоторым раздражением. У него был звучный голос с басовитыми нотками, поднимавшимися откуда-то из глубины его могучей груди.

– Ах да, конечно, – невозмутимо отозвалась Изабел. – Вы ведь встречались раньше, не так ли? По-моему, ты говорил, что в «Уайтсе». И разумеется, в парламенте, в связи с вашей государственной деятельностью. В таком случае вы не нуждаетесь в представлении Тогда я прикажу подать чай. – Извинившись, она прошествовала к звонку, чтобы вызвать прислугу.

– Нортхэм, – произнес Роузмонт натянутым тоном.

– Милорд, – ответствовал Норт, склонив голову из уважения к Элизабет.

Уильям Роузмонт смерил своего зятя взглядом, каким обычно осматривал лошадей. Его карие глаза, такие темные, что казались черными, оставались непроницаемыми.

– Итак, вы женились на ней.

– Да.

Роузмонт издал неопределенный звук.

– И конечно, вы уже успели с ней переспать?

– Отец! – Элизабет вскочила со своего стула, словно ядро, выпущенное из пушки.

– Уильям! – изумленно воскликнула Изабел.

Только Норт хранил молчание, скрестив взгляд с Роузмонтом. Женщины, затаив дыхание, наблюдали за ними. Наконец отец Элизабет отвел глаза и взглянул на жену.

– Просто я слышал, что он предпочитает общество своих приятелей, – пояснил он. – Они даже придумали себе какое-то дурацкое название. Судя по их выходкам, у всей четверки не больше мозгов, чем у одного полоумного. – Он снова обратил свой взгляд на Нортхэма: – Что скажете, сэр? Вы содомит?

– Уильям! Достаточно!

– Прошу тебя, отец.

Нортхэм, сообразив наконец, что побудило его тестя задать свой первый вопрос, расхохотался. Роузмонт снова что-то буркнул и сделал в сторону Нортхэма жест, видимо, означавший, что дальнейшие опровержения не требуются.

– В таком случае вы сумасшедший.

Это замечание исторгло из глаз Норта слезы смеха. Он протянул руку к Элизабет, которая вложила в его раскрытую ладонь платок. Он быстро вытер глаза, но на то, чтобы окончательно успокоиться, потребовалось значительно больше времени.

– Мои друзья будут в восторге от вашей шутки, – проговорил он наконец. – Мне не терпится рассказать им, что мой тесть обладает редким чувством юмора.

– Хм…

– И красноречием, с каким он выражает свои мысли.

– Думаю, вы слишком много себе позволяете.

Изабел всплеснула руками.

– Достаточно, Роузмонт, лучше сядь. – Она указала на массивное кресло с подголовником, успевшее за долгие годы принять очертания крупной фигуры ее мужа. – Элизабет. Милорд. Прошу вас, располагайтесь на софе.

Норта весьма заинтересовало, что никто не стал спорить. Все послушно сели, подчинившись особе, которая казалась наименее способной из всех присутствующих отдавать приказы.

Леди Роузмонт удовлетворенно кивнула и, услышав стук в дверь, оглянулась.

– А вот и чай. Он поможет нам всем успокоиться. – Повернувшись спиной к собравшимся, она вполголоса добавила: – Иначе мне придется добавить в чайник опиум.

Если чаепитие и не успокоило их, то по крайней мере перевело разговор в более цивилизованное русло, без пикировки и взаимных подначек. Изабел умело направляла беседу, расспрашивая Элизабет о ее свадебном платье и украшении церкви. Элизабет подробно рассказала о церемонии, не упомянув о присутствии полковника и пари между графиней и приятелями Норта. К первому Нортхэм был готов, а за второе он был ей благодарен. Он мог вытерпеть все, что бы ни сказал Роузмонт лично о нем. Но оскорбительные замечания в адрес его матери могли бы привести к тому, что он сорвал бы со стены какой-нибудь экспонат из коллекции оружия хозяина дома и воспользовался им по назначению.

Не подозревая о причинах интереса, с каким Норт поглядывал на обоюдоострый кельтский меч, Изабел втянула его в разговор, попросив рассказать о приеме, устроенном Баттенбернами. Она выглядела искренне заинтересованной, но Нортхэм не сомневался, что ее мужа это вовсе не интересует. Участие Роузмонта в беседе сводилось к кратким ответам на прямые вопросы, обращенные непосредственно к нему.

Когда с чаем было покончено, а пирожные остались практически нетронутыми, дамы удалились в другую комнату, чтобы обсудить свои женские дела.

Не успели за ними закрыться двери, как Роузмонт поднялся:

– Мне нужно выпить. Составите мне компанию?

Судя по тону, это было не столько предложение, сколько приказ.

– Виски, если можно.

Роузмонт кивнул. Он подошел к резному буфету, взял графин и плеснул виски в два хрустальных бокала. Протянув один из них Нортхэму, он несколько мгновений испытующе смотрел на него, затем сделал глоток из своего бокала.

Нортхэм иронически выгнул бровь.

– Желаете что-нибудь сказать?

– Вы – болван.

– За последний час я здорово вырос в ваших глазах. Раньше я был извращенцем, теперь стал болваном.

Роузмонт вернулся на свое место.

– Вы, должно быть, заметили, что я весьма снисходительно отношусь к своей жене. Не думайте, что это распространяется на кого-либо еще.

Нортхэм коротко кивнул, принимая его слова к сведению. – А вы, со своей стороны, постарайтесь впредь не оскорблять меня в присутствии моей жены.

Граф никак не отреагировал на это заявление.

– Почему вы женились на моей дочери? Только, ради Бога, не пытайтесь уверить меня, что сделали это, чтобы спасти ее репутацию. Элизабет невозможно скомпрометировать. Из ее писем я понял, что она сама проявила инициативу, желая защитить вас от ложного обвинения. Это правда?

– Да.

Роузмонт прикрыл глаза и потер переносицу. Он выглядел гораздо старше своих сорока восьми лет.

– Видит Бог, она всегда была своенравным ребенком. – Он опустил руку и взглянул на Нортхэма. – Вам придется держать ее в ежовых рукавицах. В детстве я слишком мало уделял ей внимания, передоверив воспитание дочери своей первой жене. Боюсь, Кэтрин избаловала ее. Когда я увидел, в кого она превратилась, было слишком поздно. Я снова женился, но Белл была слишком молода, чтобы воспитывать Элизабет. К тому времени, как я это понял, они успели подружиться.

Неудивительно, подумал Нортхэм. Изабел была лет на шесть-семь старше падчерицы и лет на пятнадцать моложе своего мужа. Даже если предположить, что она не питала любви к Роузмонту в начале их брака, вполне возможно, что сейчас все изменилось. Что до самого графа, едва ли он способен проявлять снисходительность к кому бы то ни было, включая собственную дочь. Из чего следовало, что он без ума от своей Жены.

– Я считаю, что у Элизабет… – Норт запнулся, тщательно подбирая слова, – очень независимый и решительный характер.

Роузмонт кивнул:

– Необузданный и упрямый.

Норт решил зайти с другого конца:

– Что вы имели в виду, когда сказали, будто Элизабет невозможно скомпрометировать?

– Проклятие, – буркнул Роузмонт, сделав глоток виски. – Я сказал это отнюдь не из-за ее высоких моральных принципов. Если вы переспали с моей дочерью, то должны знать, что не были у нее первым.

Нортхэм медленно поднялся на ноги. Ему пришло в голову, что Роузмонт не в первый раз за день прикладывается к бутылке. Возможно, это и объясняло его поведение, но уж никак не оправдывало.

– Элизабет – моя жена, – с угрозой произнес он. – Постарайтесь не забывать об этом. Если вы позволите себе еще хоть раз отозваться о ней неуважительно в моем присутствии или без оного, я вас убью. Кстати, у вас здесь замечательная коллекция оружия, которой я искренне восхищаюсь.

Он поставил свой стакан на столик и направился к двери.

– Я поговорю с Элизабет и решу, стоит ли нам здесь оставаться.

В холле Норт перехватил спешившую куда-то служанку и попросил проводить его к леди Роузмонт. Он думал, что дамы уединились в одной из гостиных первого этажа или в оранжерее. Вместо этого его препроводили наверх, но не в личные апартаменты Изабел, как он ожидал, а в западное крыло, где располагались комнаты юного наследника графа.

Что ж, вполне естественно, что Элизабет захотела повидаться со своим братом. Скорее всего она догадывалась, что они здесь не задержатся, и не хотела терять ни минуты.

Норт вежливо постучал и, получив приглашение, отворил дверь. Зрелище, представшее его глазам, заставило его застыть на месте.

Его жена лежала на полу, растянувшись на животе. Юбка ее платья, измятая и безнадежно испачканная, задралась до колен. Опираясь на локоть, она вытянула вперед другую руку, сжимавшую мраморный шарик. Глаза ее были прищурены, в уголке рта виднелся высунутый от усердия розовый кончик языка.

Норт не двигался, не сводя с жены изумленного взгляда.

Элизабет метнула шарик, выбив из центра круга два других шара, очевидно, принадлежавших ее противнику.

– О, Норт, ты видел? Я победила!

Глава 11

– С чем тебя и поздравляю, – сухо отозвался Нортхэм.

Он подошел к жене и помог ей подняться, а затем проделал то же самое с Изабел, тоже лежащей на полу. Адам Пенроуз, виконт Селден, не нуждался в помощи. Он живо вскочил на ноги и отвесил Норту церемонный поклон.

– Меня зовут Селден, – сообщил он. – Рад познакомиться с вами, милорд.

– Взаимно, – отозвался Норт. Видя, что ребенок пристально изучает его, он ответил ему таким же пристальным взглядом. Для шести лет мальчик держался на удивление уверенно, и Нортхэм предположил, что это заслуга Изабел, а вовсе не Роузмонта. Что касалось внешности, то он скорее походил на отца. В его маленькой фигурке ощущалась крепость, свойственная, по всей вероятности, Роузмонту в детские годы. Он еще не дорос до своих рук и ног, казавшихся слишком большими, как лапы у щенка. У него были такие же, как у отца глаза, темные и пронзительные. Они были бы совсем черными, если бы не те же золотистые крапинки, что украшали глаза Элизабет.

Насколько Норт мог судить, единственное, что унаследовал Селден от Изабел, были белокурые волосы. Он заметил, что мальчик тоже завершил осмотр.

– Кто выиграл? – поинтересовался граф.

– Элизабет. Ее очень трудно обыграть. Она ужасно упрямая и необузданная.

– Адам! – хором вскричали Элизабет и его мать.

Норт проигнорировал возмущенный возглас женщин, как, впрочем, и юный виконт.

– Вот как? – вежливо спросил он. – И почему ты так решил?

– Не поощряй его, – вмешалась Элизабет. – Разве не ясно, что он повторяет то, что постоянно слышит от отца?

Норт продолжал смотреть на мальчика, ожидая ответа.

– Ну, – сообщил тот доверительным тоном, – она всегда лазала на деревья, хотя ей запрещали это делать. На самую верхушку. И потом, она любит охотиться, милорд. О, она отличная наездница, но мы чуть не поседели из-за ее выходок.

– Понятно, – отозвался Нортхэм серьезным тоном. – Это очень скверно с ее стороны. А еще какие-нибудь примеры ее необузданности ты можешь назвать?

Селден задумался, но через некоторое время глаза его загорелись.

– Она обещала научить меня всему, что умеет сама!

– Элизабет! – рассердилась Изабел. – О чем ты только думала, давая ему подобные обещания? Да еще после того, как я ясно высказалась по этому поводу.

– Какое возмутительное проявление необузданности!-недовольно высказался Нортхэм.

Элизабет постучала своего брата по носу указательным пальцем.

– А вот этого не следовало говорить, – произнесла она с легким упреком. – Теперь мне достанется от твоей мамы, а если узнает отец, так и от него тоже.

Селден принял важный вид, распрямив плечи и расставив крепкие ножки. Все узнали характерную позу, какую принимал Роузмонт, когда хотел настоять на своем.

– Но ведь он спросил, – заявил мальчик. – Ты же сама говорила, что обманывать нельзя.

– Да… но… – Элизабет вздохнула. – Это был секрет, а чтобы сохранить секрет, иногда приходится говорить не правду.

Изабел подошла к сыну сзади и решительно положила руки ему на плечи.

– Хватит, – проговорила она. В голосе ее слышалось не одобрение. – Чему, по-твоему, ты учишь его сейчас?

– Жизни. – Элизабет выпрямилась и устремила на мачеху бесстрастный взгляд. – Я учу его жизни.

Все замолчали. Нортхэм подозревал, что эти женщины могли бы многое сказать друг другу, окажись они сейчас наедине. Он еще больше утвердился в своем мнении, взглянув на Селдена, который начал нервничать, ощутив напряжение, возникшее между двумя самыми близкими ему людьми, но в отличие от Норта не догадывался о его причинах. Нортхэм поманил мальчика к себе, и тот вырвался из материнских рук.

– Я заметил большой пруд возле дома, – сказал Норт. – Там водится рыба?

– Да, сэр.

– Тогда, может, порыбачим вместе?

Мальчик бросил неуверенный взгляд в сторону окна.

– Но ведь идет дождь.

– Рыбе он не мешает. А тебе?

Взгляд мальчика метнулся к матери и сестре, которые еще не совсем отошли от недавней стычки.

– Нет, сэр! – с энтузиазмом воскликнул он.

Бросив на дам выразительный взгляд, Нортхэм обнял юного виконта за плечи, и они вышли из комнаты.

Во время рыбалки Нортхэм узнал, что Элизабет уже сообщила Селдену, что они проведут в Роузмонте неделю. Хотя она ничего ему не сказала, Норт решил не настаивать на отъезде, полагая, что это огорчит его жену. В конце концов, она пошла навстречу его желанию посетить Роузмонт, и он не хотел опускаться так низко, чтобы уехать сразу после первого же неприятного разговора с ее отцом. Тем более что поведение Роузмонта, вынужден был признать Норт, не было для него вовсе уж неожиданным.

Во время их пребывания в Роузмонте юный виконт проявил себя отличным товарищем. Он мог часами сидеть, соблюдая относительную тишину, когда они ловили рыбу, и без умолку болтать во время прогулок по парку. Мальчик был весьма сведущ в истории Роузмонта и не успокоился, пока Норт не посетил все пять башен. О каждой из них он знал жуткие предания и иногда сам пугался, рассказывая их. Одна из этих баек подозрительно смахивала на сюжет романа «Замок Рэкрент».

Это был лишь один из примеров влияния Элизабет на младшего брата. Норт видел ее такой беззаботной лишь однажды, когда она неслась через поля, сидя на мощной спине Бекета. В чем бы ни состояла ее размолвка с мачехой, они быстро ее преодолели. Пару раз Нортхэм заставал ее в комнате Адама, когда она, стоя на четвереньках, обучала мальчика тонкостям бросания шаров. Поддавшись уговорам присоединиться к игре, он потерпел сокрушительное поражение.

– Пустяки, – заявил Норт в ответ на их улыбки. – Я возьму реванш в кулачных боях.

Элизабет искренне забавлялась, наблюдая притворное равнодушие Норта к своему проигрышу, а затем умилилась, увидев благоговейный взгляд Адама, устремленный на ее мужа.

Как-то Норт наткнулся на них в яблоневом саду, когда они карабкались на деревья. Он уже открыл рот, чтобы поинтересоваться, стоит ли Элизабет идти против четко высказанных запретов ее мачехи, когда заметил изящную ножку свисавшую с одной из верхних ветвей. Похоже, Изабел не устояла перед искушением и приняла участие в этой веселой забаве.

Единственной проблемой оставался отец Элизабет. Хотя граф держался с неизменной учтивостью, Нортхэм чувствовал, что он был бы рад, если бы они с Элизабет поскорее убрались из его дома. Это заставляло Норта задуматься над тем, зачем вообще ему понадобилось их приглашать. Норт теперь не считал, что Роузмонт хотел выяснить, что представляет собой муж его дочери, а склонялся к мысли, что приглашение было сделано исключительно ради Элизабет. Из этого следовало два вывода: либо Изабел настояла на том, чтобы Элизабет приехала домой, либо приглашение поступило вовсе не из Роузмонта.

Норт приподнялся на локте и взглянул на жену. Она лежала, уставившись в шелковый полог кровати и прикусив пухлую губку. Колеблющееся пламя свечи озаряло ее изящный профиль и золотистые пряди волос. Норт уже не раз видел это выражение глубокой задумчивости на ее лице. Он даже не был уверен, что она заметила, что он проснулся, пока Элизабет не заговорила:

– Ты рад, что мы завтра уезжаем?

– Мне хочется, чтобы ты увидела Хэмптон-Кросс, но это вовсе не значит, что мне не нравится в Роузмонте. Здесь есть много такого, по чему я буду скучать.

Элизабет кивнула.

– Я тоже, – грустно призналась она. – Я не слишком охотно сюда приезжаю, но уезжать отсюда мне нелегко.

– Это твой дом.

– Нет. Он уже давно не мой.

– Ты позволишь кое-что сказать тебе? – спросил Нортхэм.

Элизабет ответила не сразу. Подобные вопросы обычно предшествовали не слишком приятным откровениям.

– Как пожелаешь.

– Я пришел к выводу, что твой отец любит тебя, Элизабет. – Ее щека дрогнула, и она сжала губы. – Не так, как ты бы этого хотела, а единственным доступным ему способом. Хотя с Селденом, признаться, у него это получается лучше. – Увидев, что рот Элизабет открылся, он быстро продолжил, не дав ей вставить и слова: – И дело не в том, что Селден мальчик и наследник. Не все мужчины предпочитают одного ребенка другому исключительно из-за его пола. Элизабет не могла оставить эту сентенцию без ответа.

– Ты хочешь сказать, что принял бы дочь так же охотно, как и сына?

– Да, при условии, что это будет наш ребенок.

Элизабет проглотила образовавшийся в горле комок. Удостоверившись, что может говорить без дрожи в голосе, она спросила:

– Ты помнишь, что я сказала накануне нашей свадьбы?

Норт помнил многое из того, что она говорила в тот вечер, и теперь почему-то сразу догадался, что она имеет в виду. «Я надеюсь, что ты будешь ненавидеть меня меньше, если никогда не полюбишь».

– Да, – кивнул он. – Ты предостерегала меня насчет того, чтобы я не питал к тебе чересчур нежных чувств.

Она кивнула, благодарная, что не придется объяснять все еще раз.

– Это относится и к моему отцу. Я стала для него большим разочарованием, Норт. Ты сказал, что он не любит меня так, как я бы этого хотела, и я благодарю за это судьбу. Иначе он возненавидел бы меня так сильно, что навсегда вычеркнул из своей жизни. Я никогда больше не увидела бы Изабел… и Адама. Наверное, я бы умерла, если бы он держал меня вдали от них. Они – моя опора. – Она улыбнулась сквозь слезы и быстро смахнула их рукой. – Извини. Кажется, я становлюсь слишком сентиментальной. Разумеется, я бы не умерла.

Но горевала бы, понял Нортхэм. Что она и делает теперь, страдая из-за неизбежного расставания, которое наступит утром. И не только с Изабел и братом, как она хотела бы думать, но и с отцом. Отношения Роузмонта с дочерью были слишком сложными, чтобы воспринимать их исключительно В черно-белых тонах.

Норт положил руку на ее плечо.

– Кто был твоим любовником, Элизабет? – Он почувствовал, что она напряглась, однако не отстранилась. – Ведь был только один, верно? – Элизабет едва заметно кивнула. – И твой отец все узнал. – На сей раз кивок был более выразительным. – Вот почему ты считаешь, что причинила ему боль. Должно быть, он очень рассердился.

– Он был в ярости, – проговорила она безжизненным тоном.

Теперь кивнул Нортхэм. Реакция Роузмонта была вполне понятной. Независимо от того, насколько напряженными были его отношения с дочерью, он все еще оставался ее защитником.

– Что он сделал, Элизабет? Отослал твоего любовника прочь? Вызвал его на дуэль? Потребовал, чтобы он женился?

Она покачала головой:

– Ничего. Он ничего не сделал.

Это никак не вписывалось в характер Роузмонта. Он производил впечатление гордого и властного человека, который потребовал бы удовлетворения в той или иной форме. Норт бросил взгляд на решительную линию рта Элизабет, на упрямый наклон ее подбородка. Необузданная. Граф должен был что-нибудь сделать. Если только…

– Ты не сказала ему, кто это был, – задумчиво произнес он, когда истина дошла до его сознания. – Несмотря на все давление, которое он обрушил на тебя, ты ничего ему не сказала.

– И не скажу, – заявила она с непоколебимым упрямством, повернувшись к нему лицом. – В том числе и тебе.

Норт обхватил ладонью ее щеку и погладил пальцем ее нижнюю губу.

– Представляю, как нелегко тебе пришлось.

– Не больше чем моей семье. – Она схватила его за запястья, удерживая движение его руки. – Не надо меня жалеть. У меня был выбор. Возможно, я поступила не слишком мудро, но я приняла решение и отвечаю за последствия.

Кивнув, он убрал руку.

– Неужели ты ни с кем не поделилась? Ни с Изабел? Ни с полковником?

– Нет! – в отчаянии замотала она головой, потом спокойно повторила: – Нет. Они рассказали бы отцу.

– Понятно.

Элизабет промолчала, защищая своего любовника, не задумываясь о том, достоин ли он подобной жертвы.

– Ты была влюблена?

– Да.

Норт, хотя и ожидал подобного ответа, не был готов к боли, которую этот ответ ему причинил. Набрав полную грудь воздуха, он очень медленно выдохнул и неожиданно для себя спросил:

– Он доставлял тебе такое же наслаждение, как я?

Из горла Элизабет вырвался сдавленный вскрик. Она отвернулась и снова уставилась на полог кровати. Попытка сморгнуть навернувшиеся слезы привела к тому, что они пролились из уголков ее глаз и скатились к вискам.

– Ты, наверное, думаешь, что у меня внутри установлен фонтан, – прошептала она прерывающимся голосом, с трудом выдавив из себя смешок.

Нортхэм никак не отреагировал на эту попытку отшутиться. Он теперь слишком зависел от Элизабет и заслуживал честного ответа, даже если это противоречило ее желаниям.

– Так что, дорогая? Тебе было с ним так же хорошо, как и со мной?

Она зажмурилась, сдерживая слезы.

– Нет, – еле слышно прошептала она. – Нет, не так. Невидимые тиски, сжимавшие сердце Нортхэма, разжались.

– Да, кажется, я тоже не чужд эгоизма, – облегченно выдохнул он. – Мне просто хотелось убедиться, что я занимаю в твоей жизни особое место.

Едва ли он сомневался в этом, просто ему этого было мало. Они оба знали, что он надеется занять самое большое место в ее сердце.

Элизабет повернулась к Норту и согрела его нежным сиянием глаз.

– Давай займемся любовью, согласен?

Норт улыбнулся. Она никогда еще не просила его об этом. Ему показалось, что ее голос слегка дрогнул на слове, которое он произносил так легко, а она избегала его употреблять. Он привлек ее к себе и осушил поцелуями ее слезы. Она задрожала в его объятиях. Он гладил ее волосы, ожидая, пока она успокоится, а потом занялся с ней любовью.

И проделал это очень хорошо.

Утром, когда Элизабет заканчивала завтрак, ей принесли письмо. Она воспользовалась ножом для масла, чтобы вскрыть знакомую печать барона.

– Это от Баттенберна, – сообщила она Изабел и Норту.

Она пробежала глазами написанное четким почерком послание, потом перечитала его снова, чтобы убедиться, что ничего не упустила. Закончив, она аккуратно сложила письмо и положила его себе на колени, накрыв ладонями, но не потому, что опасалась, будто оно упадет, а чтобы спрятать от всех свои задрожавшие руки.

– Он пишет из Лондона, – небрежно бросила она. – У Луизы случился сердечный приступ. Она показалась врачу, и он порекомендовал ей как следует отдохнуть. – Взгляд Элизабет остановился на муже. – Она просит меня приехать.

Нортхэм молча кивнул и постарался придать своему лицу бесстрастное выражение.

– Мы можем поехать в Лондон? – спросила Элизабет извиняющимся тоном. – Мне и самой обидно, Норт. Я так хотела увидеть Хэмптон-Кросс.

Он поднял руку, не дожидаясь, пока она упадет перед ним на колени.

– Конечно, нужно ехать. Ведь Луиза твоя подруга, разве не так?

Горло Элизабет перехватило, и она молча кивнула.

– Отлично. В таком случае мы едем.

Изабел подошла к Нортхэму и легко коснулась его локтя.

– Вы очень добры к Элизабет. Роузмонт поделился со мной таким же наблюдением. Конечно, мне не следует говорить за него, но я хочу, чтобы вы это знали.

Поскольку Изабел действовала из самых добрых побуждений, Норт не стал охлаждать ее благой порыв. Но если бы Роузмонт присутствовал за столом – вместо того чтобы посещать арендаторов за два часа до отъезда дочери, – Норт не удержался бы от замечания, что Элизабет заслуживает большего. Так что, возможно, даже к лучшему, что его светлость отсутствует. Вряд ли это замечание было бы встречено благосклонно.

Нортхэм добавил сливки в свой кофе и размешал их.

– Баттенберн не сообщил, почему он написал сюда?

– Он также послал письмо в Хэмптон-Кросс на тот случай, если мы уже уехали.

– Понятно. – Он поднес чашку к губам и сделал глоток. – Барон любит подстраховаться.

Элизабет нахмурилась, не уверенная, что правильно его Поняла.

– Полагаю, он делает все, что в его силах, для блага Луизы. Мое присутствие успокоит ее.

– И его.

– Конечно.

Подозрения Норта были слишком неопределенными, чтобы облечь их в слова.

– Нам не удастся добраться до Лондона раньше завтрашнего вечера. Лошади не в состоянии двигаться без отдыха, как бы нам этого ни хотелось.

Лондонский дом Нортхэма располагался на Меррифилд-сквер. Фасады домов, оттороженных от улицы массивными чугунными воротами, выходили на небольшой сквер в центре площади, где часто можно было видеть нянюшек, прогуливающихся со своими юными подопечными. Это была удобная резиденция, отличавшаяся от других лишь тем, что, по настоянию Нортхэма, наружные фонари были сделаны из меди, а не из чугуна.

– Из предосторожности, – объяснил он Элизабет, когда она сказала ему об этом. – Иначе может получиться так, что я окажусь в постели леди Морган, чей особняк справа от моего дома, или мистера Уитни, который расположен слева. Но это только когда я нахожусь в подпитии, как ты понимаешь. В остальных случаях у меня не возникает проблем с поиском собственной спальни.

– Ты меня утешил.

Опыт Элизабет улаживать проблемы леди Баттенберн сослужил ей хорошую службу, ибо обстоятельства складывались так, словно все сговорились удержать новобрачных в Лондоне как можно дольше.

Сначала предметом забот Элизабет были проблемы с сердцем Луизы. Норт как-то заметил, что желания леди Баттенберн существенно превышают ее нужды, однако не стал настаивать, чтобы Элизабет навещала свою подругу не столь часто. Он терпеливо наблюдал, как его жена дважды в день покидает дом – утром и во второй половине дня, – иногда отсутствуя по несколько часов кряду. Составив ей пару раз компанию, он обнаружил, что визиты к Баттенбернам портят его характер. И он нисколько не удивился тому, что вся эта суета и напряжение наложили отпечаток и на характер Элизабет. Но когда Нортхэм заботливо поинтересовался, не слишком ли она усердствует, он получил такую резкую отповедь, касавшуюся обязательств, накладываемых дружбой, что поневоле задумался, а не переписывается ли она с его дедом.

Когда здоровье баронессы улучшилось, вниманием Элизабет завладела мать Норта. Разумеется, он нисколько не возражал, чтобы Элизабет была представлена Лондону в качестве новой графини Нортхэм, но это неизбежно сокращало время, которое они могли бы провести вдвоем. В некоторые дни он видел свою жену только поздно вечером, в тот момент, когда она без сил валилась на постель.

Еще одним осложнением, препятствовавшим желанию Нортхэма уехать из Лондона и отправиться в Хэмптон-Кросс, была череда ограблений, приписываемая всеми Джентльмену. Все украденные предметы, о которых было публично заявлено, представляли собой украшения: кулоны, жемчуга, серьги и кольца. Джентльмен обычно выбирал только одну вещицу из шкатулки с драгоценностями, оставляя все остальное нетронутым. Поскольку это никогда не был самый ценный предмет, к негодованию, которое испытывали жертвы ограблений, примешивалось вполне понятное облегчение. Во многих случаях о кражах становилось известно лишь по прошествии нескольких дней, когда обнаруживалась пропажа.

– Это черт знает что! – заявил Нортхэм своим друзьям. – Я уже начинаю подозревать самого себя.

Саут хмыкнул и указал на карты, лежавшие на столе:

– Твой ход, Норт. Давай не тяни.

Норт выложил козырную двойку, и Саут с довольным видом сгреб карты и отодвинул их в сторону.

– Насколько я могу судить, большинство ограблений произошло на приемах, где я присутствовал.

– Думаешь, тебя пытаются подставить? – спросил Марчмен, размышляя над следующим ходом. – После того, что случилось в Баттенберне, эта идея должна бы казаться вору весьма заманчивой.

– Конечно, его пытаются подставить, – согласился Саут. – Давай ходи. – Он оглянулся через плечо на Элизабет, читавшую у камина. – Леди Нортхэм, вы не могли бы сыграть со мной в вист, а то эти парни не в состоянии сосредоточиться на игре.

Элизабет подняла голову от книги и неуверенно улыбнулась:

– Вы что-то сказали, лорд Саутертон?

Саут усмехнулся:

– Нет, миледи. Я, как всегда, разговаривал сам с собой. – Он повернулся к игрокам и обнаружил, что все трое с нетерпением взирают на него. – Что? Мой ход? Так, что у нас здесь? – Он притворился, будто изучает выложенные на стол карты, затем уставился на собственные карты и сделал ход не раньше, чем понял, что еще немного – и приятели с радостью его придушат.

Игра завершилась победой Истлина с Марчменом. Приятели встали из-за стола, чтобы насладиться портвейном. Саутертон устроился рядом с Элизабет и заглянул в ее книгу.

– Весьма поучительно, – заметил он. – Мальтус «Законы народонаселения». Чтоб я пропал! Норт, ты знаешь, что читает твоя жена? Тебе нужно срочно заняться ею, пока она не набралась всяких там идей.

Все рассмеялись, и Элизабет громче всех. Она захлопнула книжку и положила ее себе на колени. Саут откинул голову на спинку дивана.

– Если это образчик современного брака, то я предпочел бы навсегда остаться холостяком.

Норт подошел к дивану и, остановившись за спиной жены, нежно коснулся ее плеча.

– Ты и так останешься один, потому что ни одна женщина в здравом уме не согласится выйти за тебя замуж.

– Ха!

Марчмен поудобнее устроился в кресле и положил ноги на скамеечку.

– Ты это серьезно, Норт? Насчет того, что тебя могут заподозрить в этих кражах?

Нортхэм пожал плечами:

– Не знаю. Не хотелось бы верить, что кто-то и вправду думает, будто я способен на воровство, но, судя по обрывкам разговоров, которые мне приходилось слышать, такая мысль витает в воздухе.

– В таком случае им следует держать подобные мысли при себе, – сердито проговорила Элизабет. Готовность, с какой она бросилась на защиту Норта, вызвала у приятелей улыбку. – О, ради Бога! Ведь это вполне естественно, что я отстаиваю невиновность своего мужа. Если бы кто-нибудь сказал нечто подобное о любом из вас, я бы не стала с ним миндальничать.

– Миндальничать? – повторил Саут. – Что бы это значило?

Маркиз Истлин фыркнул.

– Поостерегись, Саут, иначе она продемонстрирует это на тебе, и никто из нас не шевельнет и пальцем, чтобы ей помешать.

– Благодарю вас, милорд, – вежливо улыбнулась Элизабет и похлопала Норта по руке. – Я не могу понять твоего интереса к Джентльмену. Только не говори, будто это из-за того, что подозрения падают на тебя. Мне кажется, ты заинтересовался им еще до того злополучного инцидента.

Норт удивленно протянул:

– Злополучного? Если помнишь, тот инцидент привел к самому публичному из всех возможных предложений руки и сердца.

Элизабет вспыхнула, а мужчины дружно ухмыльнулись.

– Я вовсе не имела в виду… то есть он был не совсем злополучным… просто…

Марчмен, сдерживая улыбку, сделал глоток портвейна.

– Ты по-прежнему считаешь, что вор один из гостей, Норт? Или это некто, кто использует светские приемы, чтобы проскользнуть незамеченным наверх, скажем, с улицы.

– И то и другое возможно. Я еще не определился.

– Ты так и не объяснил причины своего интереса к этому делу, – заметила Элизабет. Не дождавшись ответа ни от одного из мужчин, она кивнула. – Понятно. Это касается Компас-клуба. А поскольку я не принадлежу к числу его членов и к тому же женщина, мне не полагается ничего знать. Отлично, джентльмены. В таком случае я покидаю вас. Но если вы хотите, чтобы мой муж был исключен из числа подозреваемых, посоветуйте ему посещать некоторые приемы без меня. Я не могу вечно обеспечивать ему алиби. Теперь, когда мы женаты, никто не поверит, что я не принимала в том участия.

Элизабет обошла вокруг дивана, чтобы пожелать мужу спокойной ночи. Норт нежно поцеловал ее в щеку, и она выплыла из гостиной, провожаемая улыбками всех членов Компас-клуба.

– Тебе чертовски повезло, Норт, – завистливо проговорил Истлин, когда дверь за Элизабет закрылась. – Я восхищаюсь твоей женой.

Марчмен поднял бокал в знак согласия.

– Ты не рассказывал ей о поручении полковника? – спросил Саутертон, отбросив шутливый тон.

– Тебе я тоже ничего не рассказывал, – заметил Норт. – Ты сам догадался.

– Не вижу особого вреда в том, чтобы объяснить Элизабет суть дела.

– Нет ничего более вредного, – встрял в разговор Истлин, – чем женская болтовня. – Он подошел к графину и налил себе еще портвейна. – Можете мне поверить. Я бы не попал в такой переплет, если бы миссис Сойер не растрезвонила всем, будто я помолвлен с леди Софией.

– Неужели? – удивился Марчмен, игнорируя кислый взгляд Иста. – И все же нельзя всех женщин малевать одной краской. Ты должен признать, что леди Нортхэм обладает массой достоинств.

– Я же сказал, что восхищаюсь Элизабет, но чтобы женщина не болтала? Так не бывает.

Норт молча протянул свой стакан и подождал, пока Истлин его наполнил. «Ты не должен мне доверять», – прозвучал тихий голос у него в мозгу. Он хотел ей доверять. То, что он не может ответить на ее вопросы, причиняло ему боль.

– Дело не в том. Элизабет ничего не скажет даже моей матери, а вы-то знаете, как она умеет добиться желаемого. – Норт помедлил, пережидая согласный ропот. – Но она может вмешаться в ход событий, а это ни к чему хорошему не приведет.

Саут вынужден был с ним согласиться. Он вспомнил, как импульсивно Элизабет ринулась на выручку Норту в Баттенберне.

– Между прочим, в ее словах есть определенный смысл. Учитывая твою репутацию, Норт, тебе следует подумать о том, чтобы не таскаться следом за женой на все…

– Проклятие! – рассердился Нортхэм. – Должен же я хоть где-то видеться с ней! Она то и дело либо разъезжает с моей матерью, либо сидит с леди Баттенберн. То у нее чаепитие, то литературный кружок. Утренние променады, вечерние прогулки, благотворительность, лекции. Я и представить себе не мог такое множество бесполезных занятий, на которые женщины тратят свое время.

Саутертон прочистил горло, маскируя рвущийся наружу смех. Беглый взгляд на приятелей подтвердил, что те тоже едва сдерживают веселье. Бедный, заброшенный Норт! До чего же он жалок! Не сговариваясь, все трое заверили себя, что никогда не позволят женам так с ними обращаться.

– Нет, ты послушай. В ее словах есть смысл, – повторил Саут. – Если ты будешь посещать все вечеринки с женой, она не сможет обеспечивать тебе алиби. Похоже, Джентльмен старается красть в тех домах, куда тебя приглашают в качестве гостя. Не исключено, что, позволив одному из нас сопровождать леди Норт, пока…

– Об этом не может быть и речи!

– …пока ты сам будешь отсиживаться дома, ты сможешь отвести от себя подозрения.

– А что, если в этот вечер не будет никакой кражи? – полюбопытствовал Норт. – Это уж точно заставит общество задуматься.

Саутертон взъерошил волосы.

– Ну, тогда я сам что-нибудь украду. Так, пустячок, ни чего существенного, а потом верну эту вещицу, как мне вернули табакерку. Кому от этого будет плохо?

– Тебе, – изрек Ист, – когда тебя поймают. Потому что тебе будет чертовски трудно доказать, что ты на самом деле не воровал, а помогал другу. Предоставь это мне или Уэсту.

– Мы хотя бы имеем некоторый опыт по части воровства.

Марчмен вздохнул:

– Я предпочел бы предлагать собственные услуги сам.

– Хватит, – заявил Норт. – Ничего этого не будет.

Было уже довольно поздно, когда Норт наконец добрался до постели. Несмотря на его ожесточенное сопротивление, остальные члены Компас-клуба не желали отказываться от своих намерений. Независимо от предложенной темы, разговор постоянно возвращался к обсуждению Проблем, связанных с Джентльменом. В конечном итоге Норт просто позволил приятелям говорить все, что им вздумается, не одобряя, но и не отвергая их планов. Если бы они не включали в свои планы его жену, он, пожалуй, счел бы их даже забавными.

Элизабет сонно повернулась, когда он приподнял одеяло и скользнул в постель. Положив руку ему на грудь, она придвинулась ближе и прижалась губами к его шее.

– Тебя слишком долго не было, – прошептала она. – Я заснула.

Норт поднес ее руку к губам и поцеловал. Как бы они ни проводили дни и вечера, ночи принадлежали им. Элизабет никогда не отворачивалась, когда он тянулся к ней. Она позволяла ему любить себя и пылко откликалась на его ласки, но не произносила слов, которые он жаждал услышать. Норт не торопил ее, надеясь, что момент откровения скоро наступит.

– Мы совсем не хотели исключать тебя из нашего кружка, – прошептал он, вернув ее руку себе на грудь, поросшую светлыми волосками.

Пальцы Элизабет погрузились в мягкую поросль.

– Хотели. Вы просто не можете вести себя иначе.

– Жаль, если это так.

Ее улыбка была печальной.

– Мне тоже.

«Ты не должен мне доверять». Она сама воздвигла между ними преграду. Иногда даже в минуты величайшей близости Элизабет чувствовала, как Норт отдаляется от нее. Она видела отчужденность в его глазах, как бы ласково он ни улыбался, ощущала сдержанность в его прикосновениях, даже когда их невероятная нежность заставляла ее плакать.

– Кажется, я немного ревную тебя к ним, – проговорила вдруг она, удивившись самой себе. – Вы очень близки.

Норт не позволил себе задуматься о том, какое чувство стоит за словами Элизабет или что подвигло ее на это признание.

– Может, сказать им, чтобы приходили реже?

– Нет, – запротестовала она. – Нет-нет. Я бы этого не хотела. Мне очень нравятся твои друзья, и потом, кто же составит тебе компанию, когда я занята?

– Я предпочел бы, чтобы ты не была вечно занята. Тогда мне не понадобится компания друзей.

Элизабет слишком поздно поняла, что угодила в собственную ловушку.

– Давай не будем тратить время на препирательства. Ведь сейчас мы вместе. – Она поцеловала его в плечо и ощутила дрожь, пробежавшую по его телу. – Брендан?

Он безошибочно нашел ее рот. Поцелуй был жестким и жадным, нетерпеливым и требовательным, уверенным, что не встретит отказа. Элизабет издала тихий стон под натиском его губ, затем открыла рот и отдалась поцелую. Это, во всяком случае, не изменилось, и она утешилась мыслью, что по крайней мере может доставить ему наслаждение.

Рука Норта скользнула вниз и задрала подол ее ночной рубашки. Найдя под одеялом руку Элизабет, он притянул ее к своим чреслам. Она приподняла бедра и направила его внутрь себя, хотя и чувствовала, что еще не совсем готова. Ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать болезненный возглас.

– Зачем ты это сделала, Элизабет? – хрипло шепнул Норт и замер в ожидании, пока она приспособится к нему. Она так туго сжимала его, что он испытывал почти мучительное наслаждение. Он приподнялся на локтях, и ноги Элизабет обвились вокруг его талии. – Я причинил тебе боль?

– Не важно.

– Важно, черт побери!

Она опять поморщилась, на сей раз от резкости его тона.

– Неужели ты думаешь, что я хотел тебя наказать?

Элизабет не сразу ответила. Когда она заговорила, ее голос был едва слышен:

– Иногда.

– Боже. – Норт закрыл глаза и прижался лбом к ее лбу. – Может, ты и права. Возможно, все дело в том, что ты просто честнее меня. – Он начал выходить из нее, но она удержала его, крепче обхватив ногами его бедра. – Элизабет, я не могу…

– Все в порядке. Я уже готова. Пожалуйста. Прошу тебя, не надо… – Она приподняла бедра, глубже принимая его в себя. – Видишь? Мне не хватило буквально… – она почувствовала, что он возбудился, – секунды, – выдохнула Элизабет, положив ладони ему на плечи. Его кожа была теплой и гладкой, а скрытые в темноте черты склонившегося над ней лица застыли в напряженной гримасе. – Люби меня, – прошептала она.

То, что он сделал, стало для нее и наказанием, и наградой.

Ее светлость, вдовствующая герцогиня Калмет, давала грандиозный бал. Это было самое важное светское событие ноября, куда мечтали попасть все. Граф и графиня Норт-хэм были среди счастливцев, получивших приглашение. Уже наступил вечер приема – с легким морозцем и первым снегом, – когда Норт наконец согласился остаться дома и позволить Саутертону сопровождать его жену. Но как только они вышли за дверь, у него возникли сомнения, и он чуть было не ринулся следом за каретой, когда та покатила прочь. Каким-то чудом ему все же удалось устоять на месте и вернуться в дом.

Истлин с Уэстом составили ему компанию. Ради того, чтобы провести этот вечер с Нортом, маркиз отклонил приглашение на бал, хотя герцогиня была близкой подругой его матери и его отказ вызвал между ними трения.

– Софии там не будет, – сообщил он Норту. – Так что это не бог весть какая жертва с моей стороны.

Норт и Марчмен обменялись взглядами, припомнив, что совсем недавно леди София считалась нудной особой. Очевидно, что-то изменилось – может быть, в голове Истлина или в характере Софии.

Марчмену не поступило никакого приглашения, что его ничуть не огорчило. Посещение подобных мероприятий всегда было для него тяжким испытанием.

– Леди Норт в курсе планов Саута?

Норт возвел глаза к небу.

– Я могу только надеяться, что это не так. Естественно, она знает, почему я не пошел на бал. В конце концов, это была ее идея. Но ей никто не говорил, что у Саута на уме. Иначе она попыталась бы оттоворить его, а убедившись, что это невозможно, стала бы ему помогать.

– И выдала бы его, – добавил Истлин.

Норт пожал плечами, сомневаясь в справедливости этого вывода. Ему не хотелось объяснять своим друзьям, до какой степени Элизабет не склонна кого-либо выдавать.

– Может, сыграем в карты? Насколько я понимаю, нам предстоит долгий вечер.

Саутертон заверил Элизабет, что прекрасно проведет время за карточным столом, пока она будет чинить оторванный подол платья. Среди гостей был Баттенберн, искавший случая отыграться, и Элизабет посоветовала Сауту соблюдать осторожность. Однако виконт, не собиравшийся играть, лишь беззаботно отмахнулся. Рассмеявшись, Элизабет направилась на поиски горничной, которая оказала бы ей помощь.

Приоткрыв несколько дверей, виконт нашел ту, которая вела на черную лестницу. Он был абсолютно уверен, что толпившиеся в холле гости не обратили на его исчезновение ни малейшего внимания. Он поднимался наверх, и музыка, доносившаяся из бального зала, становилась почти неслышной. Не встретив слуг, Саут решил, что ему сопутствует удача. Хотя никто из них не посмел бы задавать ему вопросы, позже они наверняка вспомнят, что видели его на лестнице, особенно если станет известно, что пропали драгоценности герцогини.

Понимая, что вор может и не нанести удар именно сегодня, Саут решил не полагаться на волю случая. Чтобы снять подозрения с Нортхэма, ограбление должно было произойти в таком месте, где он никак не мог присутствовать. К тому же полковник был весьма огорчен тем фактом, что расследование зашло в тупик и оказалось скомпрометированным с самого начала. Так что у Нортхэма не было другого выбора, кроме как принять помощь друзей.

Саут очень сожалел, что Элизабет не в курсе происходящего. Он не сомневался, что из нее получился бы восхитительный сообщник, которого можно было бы поставить на страже.

Найти апартаменты герцогини не составило никакого труда. Нужно было всего лишь открыть и закрыть дюжину дверей на пути к его цели. Обнаружить шкатулку с драгоценностями оказалось еще проще. Она стояла открытая на туалетном столике. Темно-синее бархатное ложе скрывалось под грудой рубинов, сапфиров и изумрудов, поверх которых лежала длинная нить жемчуга. Здесь были ожерелья, кольца, заколки для волос, серьги. У Саута даже перехватило дыхание при виде беспечности, с какой герцогиня относилась к этой небольшой части своей коллекции украшений. Прохладный ночной воздух, струившийся от открытого окна, привел его в чувство. Бросив беглый взгляд на развевающиеся занавески, он посмотрел на груду драгоценностей и задумался. В свете недавних ограблений со стороны герцогини было бы непростительным легкомыслием оставить столь откровенное приглашение вору…

Если только это не ловушка.

Не успела эта мысль оформиться в уме Саутертона, как он понял, что в комнате он не один.

– Вы не поверите, – начал Саут, обращаясь к своей аудитории, – но этот воришка недостоин своего прозвища. Я утверждаю со всей ответственностью, что он не Джентльмен. Настоящий Джентльмен никогда бы не нырнул в окно ее светлости, даже не попрощавшись.

– Какой позор, – иронически заметил Нортхэм. – Определенно он никогда не посещал Хэмбрик-Холл.

Истлин и Марчмен дружно кивнули, едва сдерживая смех. Только Элизабет оставалась серьезной.

– Он мог ранить вас! – возмущалась она. – Разве можно было так рисковать? Почему вы не посвятили меня в свои планы? Я могла бы остаться в коридоре и предупредить вас о… ну, о чем-нибудь.

– Именно поэтому тебе ничего и не сказали, – ответил Нортхэм. – А что касается твоих опасений, будто Саута мог ли ранить, так это маловероятно. Никто никогда не обвинял Джентльмена в том, что он носит пистолет, не говоря уже о шпаге.

Саут кивнул.

– Но я очень тронут, что вы беспокоились обо мне.

Элизабет презрительно фыркнула.

– Смею вас заверить, что больше это не повторится. Ладно, рассказывайте дальше. Просто немыслимо, что вы проводили меня домой, даже не обмолвившись о том, что случилось.

– Все дело в том, что я не люблю рассказывать одну и ту же историю дважды, – пояснил Саут. Затем с бодрой улыбкой поднял свой стакан с бренди и сделал глоток. – Жаль, что мне не удалось толком разглядеть этого мошенника. Какой-то он мелкий, Норт. И юркий, как обезьяна. На нем были черный фрак и брюки, примерно такие же, как у меня, только как будто с чужого плеча. Шляпы не было, если только он не потерял ее, когда залезал в комнату. К сожалению, он прятался за шторами, а потом и вовсе выскочил в окно.

– Ты что, даже не выглянул наружу, чтобы посмотреть на него? – удивился Истлин.

– Конечно, выглянул. Но я ожидал увидеть его внизу и потерял несколько драгоценных секунд, глядя не в том на правлении. Когда я сообразил что могут быть и другие варианты, было слишком поздно. В итоге мне удалось увидеть только ногу, свисавшую с козырька крыши, но и та быстро скрылась. Видимо, он перебрался на крыши соседних домов, прежде чем спуститься на улицу.

– Хорошо хоть у вас хватило ума не преследовать его, – заметила Элизабет. Придвинувшись к Норту, сидевшему рядом с ней на диване, она взяла его под руку, словно надеялась удержать, зная, что он не был бы так осторожен, оказавшись на месте Саутертона. – Вас могли убить.

– Не думаю, что его остановил страх перед смертью, – вставил Марчмен. – Скорее он боялся испортить свой новый костюм.

– Разумеется, – отозвался Саут, ничуть не задетый, и стряхнул воображаемую пылинку с рукава смокинга. – К тому же я понимал, что нужно срочно уносить ноги, и дверь куда больше подходила для моих целей, чем окно. Так что я по спешно ретировался, оставив все как было. К счастью, в коридоре никого не оказалось, и я вернулся в бальный зал по главной лестнице. Меня даже никто не хватился. Вот что я скажу тебе, Норт: нет ничего проще, чем быть вором.

Он прочистил горло, увидев, что все уставились на него с разинутыми ртами.

– Не считая, конечно, довольно рискованного способа бегства. Я имею в виду тот факт, что проникнуть в дом не представляет особой проблемы. Герцогиня не ограничивает свободу передвижения гостей. Элизабет сама могла в этом убедиться, когда ей понадобилось починить платье.

Все взгляды обратились на Элизабет.

– Лорд Эверхарт наступил на подол моей юбки и оторвал вышитую тесьму.

– Вот невежа, – заметил Истлин. – Жаль, меня там не было. Я бы вызвал его на дуэль.

Элизабет смерила его строгим взглядом.

– Прошу вас, Саут, продолжайте. Вы остановились на том, что все это было невероятно просто для вора.

– Ну, может, я слегка преувеличил, – снизошел до признания Саутертон. – Тем не менее это было достаточно просто для меня, а ведь у меня нет воровского опыта.

– Надеюсь, ты ничего не взял? – осведомился Норт.

– Нет, но не потому, что там нечего было брать. Сначала я подумал, что герцогиня крайне беспечно обращается со своими побрякушками, затем решил, что это своего рода ловушка. Но когда я обнаружил, что не один в комнате, то понял, что спугнул вора. Видимо, он нашел драгоценности и рылся в них.

Норт, почувствовав, как напряглась рука Элизабет, предположил, что его ждет взбучка если не за выходку Саута, то за то, что ее не поставили в известность о планах виконта.

– Он успел что-нибудь украсть?

– Ну, сначала я этого не знал. Естественно, не имея сколько-нибудь правдоподобного объяснения своему присутствию в ее спальне, я не мог прямиком направиться к герцогине и задать ей этот вопрос. Пришлось ждать. Ближе к полуночи бедная леди Норт начала жалобно вздыхать и Проситься домой, и я чуть не сломал голову, придумывая Неуклюжие оправдания, почему мы должны задержаться. На конец я заметил признаки явного возбуждения среди гостей, окружавших герцогиню, а спустя несколько минут слух о краже достиг моих ушей. Я тотчас проводил твою жену, Норт, к выходу и подошел к герцогине. Как я понял, пропало ожерелье из сапфиров и бриллиантов. Возможно, она ошиблась и пропало что-то другое, но одно несомненно – вор прихватил из комнаты ее светлости что-то достаточно ценное. – Саутертон поднял свой стакан с бренди и отсалютовал приятелям. – Итак, дело сделано, – заявил он, чрезвычайно довольный собой. – Норт больше не находится под подозрением, мы получили некоторое представление о внешности вора, и мне удалось проделать все это, не будучи пойманным. – Он обвел друзей проницательным взглядом. – А теперь признавайтесь, кто из вас ставил против меня?

Не говоря ни слова, все трое подались вперед и опустили монеты в стакан Саута.

Элизабет расчесывала волосы, когда Норт вошел в спальню.

– Ты отпустила горничную? – спросил он.

Она кивнула и посмотрела на него.

Норт казался усталым и слегка растрепанным. Ни то ни другое, однако, не умаляло его редкостной привлекательности. Крохотные морщинки в уголках глаз и рта только придавали его чертам большую выразительность.

– Представляю, каково тебе пришлось нынче вечером, – заметила Элизабет. – Я чувствовала, что ты отпускаешь меня с тяжелым сердцем, но заблуждалась насчет причин. Жаль, что ты не рассказал мне о намерениях Саута.

Норт забрал у нее щетку и принялся расчесывать ей волосы.

– И что бы ты сделала? – с любопытством спросил он, любуясь золотисто-каштановыми прядями.

– Признаться, я погорячилась, сказав, что могла бы посторожить в коридоре, чтобы предупредить Саута об опасности. Честно говоря, я едва ли вообще стала бы принимать в этом участие.

Отвернувшись от него, она сосредоточила все свое внимание на баночках и флаконах, стоящих на туалетном столике. Расставив их в идеальном порядке, она глубоко вздохнула, словно собираясь нырнуть в воду.

– Конечно, это была моя идея – разделить наши светские обязанности. Рано или поздно вор совершил бы кражу там, где тебя s тот момент не было. Не думаю, что Сауту следовало в это вмешиваться.

– Я тоже возражал против его затеи. Собственно, мы все были против. Но Саута невозможно переубедить.

– Все это могло плохо кончиться. – На секунду щетка замерла в руках Норт а, и он устремил пристальный взгляд на отражение Элизабет в зеркале. Она прижала ладони к деревянной поверхности столика, пытаясь унять дрожь в пальцах. Но она не смогла скрыть волнения, прозвучавшего в ее голосе: – С твоей стороны было несправедливо ничего не сказать мне. Ты не оставил мне выбора.

Норт, в последний раз проведя щеткой по ее волосам, положил ее на столик.

– Как и ты мне, – тихо произнес он и добавил после небольшой паузы: – «Ты не должен мне доверять».

Элизабет склонила голову и уставилась на свои руки, чтобы не встречаться с его взглядом.

– Вижу, ты не забыла, – сказал он.

Она покачала головой.

– Я всего лишь принял твои слова всерьез, Элизабет. – Он ласково погладил ее шею.

– Давай поедем в Хэмптон-Кросс, – прошептала она еле слышно. – Я хочу уехать из Лондона.

Глава 12

Норт перевел взгляд с отражения Элизабет на ее поникшую голову и убрал руки с ее плеч.

– Я ничего так не хочу, как отправиться в Хэмптон-Кросс. – Он почти физически ощутил ее облегчение при этих словах. – Но, к сожалению, не могу.

Элизабет резко вскинула голову.

– Но почему?! Ведь ты сам говорил, что нам следует… – Она недоуменно взглянула на него, когда он с непреклонным видом покачал головой. – Пожалуйста.

Это слово резануло Норта по сердцу. Ему было нестерпимо жаль, что он не может выполнить ее неожиданную просьбу.

– Есть дела, которые держат меня здесь.

– Поручение полковника. – То, что он не стал возражать, уже являлось достаточным подтверждением. – Должно быть, этот вор очень его интересует. – Норт снова промолчал, позволив Элизабет думать, что ей угодно. Она натянуто засмеялась. – А я-то считала, что это всего лишь игра, которой увлекся твой Компас-клуб… Я не понимала, что за этим стоит нечто большее… – Она замолчала, уронив руки на колени. – Но это ведь не игра, правда? – вдруг вновь заговорила она. – Не очередная шалость, затеянная четырьмя озорниками из Хэмбрик-Холла против Рыцарей? Боже, да вы что, и вправду решили поймать Джентльмена?

– Элизабет…

Его спокойный тон показался ей снисходительным, и она сжала кулаки.

– Утром я напишу письмо Блэквуду. Нет, я напишу ему сейчас.

Она решительно встала, и Норту пришлось отступить на шаг, но он удержал ее за локоть, когда она попыталась пройти мимо него.

Элизабет бросила выразительный взгляд на его пальцы, сжимавшие ее руку.

– Ты действительно хочешь остановить меня?

– Нет – если только ты не намерена тратить свое время на напрасные усилия. Я всего лишь хочу удостовериться, что ты понимаешь, как обстоят дела. Ты ничего не сможешь изменить.

– Посмотрим, – ответила она и, вырвав руку, вышла из комнаты.

Ответ полковника Блэквуда пришел спустя три дня с полуденной почтой. Он содержал подробные сведения о лошадях полковника и его планах по переоборудованию кабинета. Он также писал, что у них установилась прохладная погода, способствовавшая улучшению его здоровья, и рекомендовал Элизабет книги, которые, по его мнению, ей следовало прочитать. Далее в шутливом тоне он рассказывал о своих попытках заняться живописью. Завершалось послание пожеланиями здоровья ей и Норту и просьбой писать почаще.

В письме не было ни слова о Джентльмене и беспокойстве, которым поделилась с ним Элизабет, сообщив об участии ее мужа в этом деле.

Норт, к ее облегчению, не стал задавать никаких вопросов. Он знал что она получила письмо, и ее молчание лучше всяких слов говорило, что он был прав.

Войдя в дом, Элизабет избавилась от шляпки и накидки и стряхнула капли дождя с муфты из лисьего меха, прежде чем передать ее экономке.

– Мой муж дома? – осведомилась она.

Даже на ее взгляд, вопрос прозвучал чересчур требовательно. Но лишь она одна знала, в чем причина ее плохого настроения. Луиза была особенно придирчива этим утром. Даже Баттенберн не мог урезонить свою жену. Баронесса не желала считаться ни с чьим мнением, кроме собственного.

– Где мой муж? – снова спросила она. Голос ее на сей раз звучал не столь властно.

– В библиотеке, миледи. Просматривает письма, которые доставили полчаса назад. Он просил его не беспокоить.

– Ну ко мне это не относится, – заявила Элизабет, хотя не представляла, насколько это соответствует истине.

В последние дни Норт держался от нее на некотором расстоянии. Хорошие манеры не позволяли ему выходить за рамки вежливости, тем не менее Элизабет ощущала в его отношении к ней какую-то отчужденность. Ни разу с того дня, когда она отправилась писать письмо Блэквуду, он не выразил желания заняться с ней любовью. Элизабет чувствовала, что он отдаляется от нее – как она и предвидела! Но готовиться к чему-то и пережить это – совсем не одно и то же.

– Я буду в библиотеке, – заявила она экономке. – Принесите, пожалуйста, чай.

Элизабет тихо вошла в комнату. Норт сидел ссутулившись в своем любимом кресле. Он поднял глаза и коротко кивнул, но не сделал попытки встать. Писем, как отметила Элизабет, на столе не было. Вместо них на полированной столешнице красовался графин с бренди.

– Пьянствуете, милорд? – улыбнулась она.

– Слабая улыбка изогнула его губы.

– Угу. Ты имеешь что-нибудь против?

– Нет, ничего. Хотя, признаться, я к этому не привыкла. Я попросила миссис Уоллес принести сюда чай. Ты не возражаешь?

– Мне все равно, что ты будешь пить.

Судя по всему, настроение Норта мало чем отличалось от того, с чем ей пришлось столкнуться у Луизы.

Элизабет не была уверена, что у нее хватит выдержки и на него тоже.

– Могу я узнать, по какой причине ты пьешь в такое время дня? Миссис Уоллес что-то говорила о почте.

Норт кивнул.

– Марчмен прислал сообщение, что скончался его отец. Собственно, в этом нет ничего неожиданного, но такие вещи всегда выбивают из колеи. Старый хрыч оставил завещание, где признает Марчмена своим сыном, чего никогда не делал при жизни. Теперь Марчмен стал полноправным наследником. Иначе все досталось бы его младшему сводному брату.

Элизабет медленно опустилась в кресло.

– Выходит, мистер Марчмен… – Она задумалась. – Надо же, все вышло, как ты и предсказывал. В конечном итоге он все же получил свой титул.

Норт поднял бокал и посмотрел на нее слегка осоловелым взглядом.

– Вышел, так сказать, на нужное направление, если ты простишь мне этот каламбур.

Элизабет пропустила его реплику мимо ушей.

– Значит, теперь он герцог Вестфальский. Бедный Уэст. Не думаю, что он этого хотел.

– Никогда. – Норт допил виски и поставил стакан на поднос. – Уэст хотел от своего отца только одного. И это был вовсе не титул. – Он уперся руками в ручки кресла и с трудом поднялся на ноги. – Не хочешь выпить? Ах да, ты же просила подать чай. – Он подошел к камину, взял кочергу и поворошил поленья. – Нам придется почтить похороны своим присутствием.

– Конечно. – Элизабет удивилась, что он вообще заговорил об этом. На нее начал накатывать страх, и она прижала ладони к животу.

– Ну а потом… – Норт аккуратно прислонил кочергу к мраморной облицовке камина и повернулся к жене. Взгляд его несколько прояснился. – Если ты захочешь поехать в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, я все устрою.

– Я не… – В горле у нее образовался комок, мешавший говорить.

– Не думаю, что это вызовет пересуды, особенно если ты решилась навестить свою семью.

Элизабет с трудом сглотнула.

– Это из-за того, что я написала письмо полковнику? Миссис Уоллес сказала, что ты получил два письма. Одно из них от Блэквуда? – Она не выносила бренди, но сейчас не отказалась бы от глотка.

– Нет, не от полковника.

Норт сунул руку в карман и вытащил коричневый графинчик. Глядя на Элизабет, он лениво поиграл с пробкой, вытаскивая ее и снова вставляя. В комнате повисла тишина, нарушаемая только треском пламени. Заткнув пробку в последний раз, Норт осторожно, словно имел дело с тончайшим фарфором, поставил графинчик на каминную полку. Как он и ожидал, Элизабет не отрывала от него ошеломленного взгляда.

– Похоже, ты узнала его, – проговорил он без всякого выражения.

– Да.

– Впервые я увидел его в тот вечер, когда ты вернулась с приема, который давала герцогиня. Помнишь? Ты сидела за туалетным столиком, а я расчесывал твои волосы.

С тех пор прошло не больше недели, но казалось, что минула вечность. Элизабет чуть заметно кивнула. Ее мутило от страха, и она опасалась, что ее стошнит.

– Ты выстроила свои флакончики и баночки, словно оловянных солдатиков, по обе стороны от зеркала. Но этот графинчик слишком отличался от остальных Ты засунула его подальше, и я подумал: наверное, это потому, что он не такой красивый, как другие. Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, что в нем. – Элизабет опустила голову. – Один Бог знает, как мне жаль, что я подумал об этом позже.

Стук в дверь нарушил повисшее в комнате тягостное молчание. Норт подошел к двери, поскольку Элизабет была не в силах пошевелиться. Он взял поднос у миссис Уоллес и отпустил ее, отказавшись от ее услуг.

Вручив чашку с чаем Элизабет, он вернулся в свое кресло.

– Письмо, которое я получил, было от аптекаря, – продолжил он. – Чистая формальность, по правде говоря. Я понял, что в этом сосуде, как только нашел его в платяном шкафу. Ты ведь там его обычно держишь?

Ее губы шевельнулись, артикулируя беззвучное «да».

– Я взял самую малость, чтобы отправить аптекарю. Не хотел лишать тебя этого снадобья. И вытащил его только сейчас, когда пришло письмо от мистера Гудолла. – Он в упор взглянул на жену. Лицо его было бледным, тон натянутым. – Ты не хочешь именно моего ребенка, Элизабет, или ребенка любого мужчины?

Элизабет вскинула голову. Странно, но ее глаза оставались сухими. Однако боль, притаившаяся за ними, была почти невыносимой.

– Я скажу это только один раз, милорд. Никакого другого мужчины нет и не будет.

Норт знал, что это правда, знал уже тогда, когда задавал свой вопрос. Но от этого ему не стало легче. Горечь, обида, разочарование, досада – все слилось в яростной вспышке, и он прошипел, глядя ей прямо в глаза:

– Значит, дело не в том, что ты боялась наградить меня ублюдком?

Элизабет просто смотрела на него, не говоря ни слова в свою защиту.

Рука Норта взметнулась, смахнув со стола бренди и стакан.

– Оставь! – рявкнул Норт, увидев, что жена его сделала попытку встать. Он помолчал и устало повторил: – Оставь.

От запаха впитавшегося в ковер бренди Элизабет стало дурно, и такое простое действие, как поднести чашку к губам, казалось ей сейчас непосильным.

– Значит, ты не хочешь иметь ребенка, – заключил Норт бесцветным тоном.

– Не хочу.

Удар был такой силы, что Норт даже удивился, что устоял на ногах.

– У меня как-то была любовница, которая пользовалась этим снадобьем. Она пропитывала им губку и вставляла ее внутрь себя. Ты делаешь то же самое?

– Да.

– Ну, конечно. Глупый вопрос. – Он скривил губы в насмешке над самим собой. – Даже не знаю, что тебе сказать. Наверное, я слишком пьян, чтобы справиться с этим.

– Мне стоит уехать.

Он кивнул:

– Пожалуй, так будет лучше.

Элизабет поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Она сделала неуверенный шаг в сторону Норта, но он поспешно отвернулся. Однако не это действие, а выражение его глаз заставило ее застыть на месте. Она прижала ко рту побелевшие пальцы, чтобы заглушить рыдание, и выскочила из комнаты.

Элизабет страшилась визита в дом Уэста, где должна была состояться панихида по его отцу. Ей казалось, что это событие приближает ее к тому моменту, когда Нортхэм укажет ей за дверь. Хотя он больше не упоминал о ее отъезде в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, Элизабет знала, что он не передумал. После стычки в библиотеке он почти не разговаривал с Ней и провел вторую половину дня и вечер в клубе, в компании Саутертона и Истлина. Там же, надо полагать, они встретились с новоиспеченным герцогом Вестфальским.

Норт пришел домой все в том же настроении – молчаливый и задумчивый. Элизабет вдруг обнаружила, что предпочитая бы, чтобы он вернулся, напившись в стельку и пропитавшись запахами продажной любви. Но он молча поставил коричневый флакон на ее туалетный столик и так же молча скрылся в гардеробной. Когда он, переодевшись на ночь, вышел оттуда и лег в постель, Элизабет притворилась спящей. Он сделал вид, что поверил ей.

На следующее утро под глазами Элизабет появились круги, а цвет лица Норта приобрел сероватый оттенок. Оба были одеты в черное, что полностью соответствовало как печальному событию, ожидавшему их, так и их собственному настроению. На Элизабет было платье из плотного бомбазина, а на Норте двубортный шерстяной сюртук. Похолодало, и им Пришлось надеть теплую одежду. Пальто Норта и подбитая мехом накидка Элизабет защищали их от ледяного дождя, но не могли прогнать холод из их сердец.

Полковник Блэквуд не присутствовал на церемонии прощания со старым герцогом, но появился в доме Уэста, когда Друзья собрались там после погребения. Элизабет следовало бы догадаться, что она увидит полковника в тот же день. Тот факт, что такая очевидная мысль даже не пришла ей в голову, лишний раз свидетельствовал о плачевном состоянии ее рассудка.

Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы поговорить с ним наедине. Выкатив его кресло в коридор, она направилась в кабинет Уэста.

– Это похищение? – хмыкнул Блэквуд.

Нет – особенно если учесть, что она попросила полковника уделить ей пару минут в присутствии Норта и увезла его у всех на глазах.

– Ну, если вам угодно это так называть.

– Ах, Элизабет, узнаю твой острый язычок. – Он подъехал к камину. – Подай мне, пожалуйста, плед. Здесь прохладно.

Элизабет взяла шерстяной плед, переброшенный через подлокотник массивного кресла, и накрыла им колени полковника. Затем, быстро отступив в сторону, повернулась лицом к огню и протянула к нему руки.

– Тебе больно смотреть на мои бедные конечности? – спросил он.

– Да.

– Похоже, больнее, чем мне. Я уже привык. Не нужно жалеть меня, Элизабет. Что есть, то есть, и ничего тут не поделаешь. – Он помолчал, изучая ее профиль, позолоченный отблесками неяркого пламени. – Ладно. Не стой там с таким видом. Раз уж ты выпросила две минуты моего времени, то изволь хотя бы смотреть на меня.

Элизабет знала, что если она хочет поговорить с Блэкву-дом, то лучше не испытывать его терпения. Смирившись, она повернулась к нему лицом.

Болезнь и годы наложили отпечаток на внешность полковника. Первое, что бросилось в глаза, – это перемены, внесенные временем: некогда густые черные волосы поредели и подернулись серебром, в уголках глаз пролегли глубокие морщины, линия рта изогнулась книзу, придавая ему хмурый вид, даже если он был спокоен, на ястребином носу поблескивали очки в золотой оправе. Но никакие невзгоды не смогли изменить цвет его ясных темно-карих глаз и их пытливого взора. Неизменным оставалось и его отношение к одежде. Полковник, хотя и был бы искренне удивлен, услышь он о себе подобный отзыв, был так же привередлив в одежде, как Баттен-берн, и едва ли стал бы терпеть добродушное подшучивание на эту тему, как это делал Саутертон.

Более пугающие изменения являлись следствием болезни. Самыми очевидными были исхудавшие, безжизненные ноги, которые приковали Блэквуда к инвалидному креслу, что было для него тем ужаснее, что он был энергичной и деятельной натурой. Его плечи и грудь уже не казались мощными Вынужденных упражнений, которые требовались для передвижения в кресле, не хватало, чтобы поддерживать их в форме. Лицо полковника приобрело желтоватый оттенок, давно лишившись здоровых красок, полученных за долгие годы, проведенные на свежем воздухе. Руки его дрожали, движения замедлились и выглядели неуверенными.

Он был всего лишь на четыре года старше матери Элизабет и олицетворял собой последнюю связь с той, кого она горячо любила. Между ним и Кэтрин Блэквуд Пенроуз существовало неуловимое сходство, проявлявшееся в том, как он склонял голову набок, в проницательности взгляда и нежной улыбке.

– А знаешь, ты очень похожа на свою мать, – заметил он.

Элизабет вздрогнула, услышав собственную мысль, вы сказанную вслух.

– То же самое я подумала о вас.

– Обо мне? – пренебрежительно фыркнул Блэквуд. – У меня никогда не было ничего общего с Кэтрин.

– Вы фыркаете так же, как она.

– Твоя мать никогда в жизни не издала бы подобного звука.

Элизабет демонстративно фыркнула. Полковник улыбнулся – это явно произвело на него впечатление.

– Скажи мне вот что. Твой отец и Изабел.. как они поживают?

– У них все хорошо.

– А юный Селден?

– Тоже хорошо.

Элизабет рассказала полковнику о поездке в Роузмонт. Она уже писала ему об этом, да и Норт, насколько ей было известно, тоже, но интерес Блэквуда казался искренним, и Элизабет, отвечая на его вопросы, немного расслабилась. Она наконец села, сначала пристроившись на краешке кресла, но постепенно съехала назад, прижавшись спиной к мягкой кожаной обивке.

– Как насчет стаканчика мадеры? – спросил он, когда Элизабет закончила свой рассказ. – Я знаю, где Уэст его держит.

– Нет, спасибо. Налить вам?

– Нет.

Как вскоре выяснилось, полковник отказывался от ее помощи, а не от выпивки. Он подкатил кресло к буфету, налил себе вина и только тогда понял, что не сможет вернуться к камину, не пролив ни капли. Элизабет поднялась с кресла и без лишних слов доставила полковника на прежнее место.

– Вы же не хотите залить вином свой прекрасный галстук? – укорила она его. – Саут замучил бы вас насмешками.

Полковник улыбнулся:

– Могу себе представить. – Он сделал глоток. – Итак, чем я обязан этой беседе с глазу на глаз?

– А вы не догадываетесь, сэр?

– Наверное, ты хотела бы обсудить некоторые пробелы в нашей переписке.

– Вы не ответили ни на один мой вопрос.

– Я и сейчас не стану отвечать на них.

Элизабет, не ожидавшая столь решительного отказа, вспыхнула.

– Я… не понимаю.

– Разве?

Элизабет крепче вцепилась в изогнутые ручки кресла.

– Я действительно ничего не понимаю. Почему вы не сказали мне, что руководите действиями Нортхэма по поимке вора?

Полковник хранил молчание.

– Они действуют по вашему приказу? – не отставала Элизабет. – Эта четверка из Компас-клуба? Да?

– Элизабет, – спокойно произнес полковник, – этот раз говор ни к чему не приведет.

– Но вы ведь не отрицаете!

– Я вообще ничего не говорю.

Элизабет встала. Повинуясь безотчетному порыву, она подошла к креслу полковника и опустилась перед ним на колени. Он попытался протестовать, но она остановила его, накрыв ладонями его руку.

– Посмотрите на меня, – проговорила она требовательным и вместе с тем умоляющим тоном. – Скажите ему, пусть он остановится. Заставьте его остановиться. Я знаю, это в ваших силах.

Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга.

– Даже если это так, Элизабет, зачем мне это делать?

– Потому что я никогда ни о чем вас не просила.

Он удивленно взглянул на нее.

– Я могу назвать множество людей, никогда не обращавшихся ко мне с просьбами. Выходит, теперь я должен делать все, что они пожелают?

– Но я небезразлична вам.

– Конечно, я люблю тебя.

Элизабет почувствовала, что ее глаза защипало от слез. Она крепче сжала его руку.

– Тогда, может, вы выполните мою просьбу, чтобы сделать мне приятное?

– Нет.

– А чтобы сделать меня счастливой?

Он ласково улыбнулся:

– Счастливой, Элизабет? Неужели, чтобы сделать тебя счастливой, достаточно остановить Норта?

– Да.

– Почему?

Элизабет открыла рот, но не произнесла ни звука. Она медленно закрыла его и поднялась на ноги. Вопрос Блэквуда застал ее врасплох. Зная, что такой ответ вряд ли удовлетворит полковника, но не имея никакого другого наготове, она сказала:

– Он мой муж.

– Конечно.

– Я не хочу, чтобы он пострадал.

– Пострадал? Ты что, вообразила, будто вор может сделать тебя вдовой?

– Да… нет. Но он может пострадать. Вы же знаете, какой он храбрый. Какой преданный и самоотверженный. Он высоко ценит вас, потому что убежден, что вы боретесь за правое дело.

Блэквуд оперся подбородком о свой кулак.

– Я знаю, что представляет собой Норт и почему он делает то, что делает. Гораздо меньше я уверен в тебе, Элизабет. Впервые я усомнился в том, что знаю тебя, шесть лет назад. Ты тогда отправилась путешествовать по Европе. С Изабел и отцом. Я надеялся, что ты завалишь меня письмами о своих приключениях… Но ты писала очень редко. А потом и того реже. Селден родился в Италии, не так ли? Я припоминаю одно письмо, где ты высказывала беспокойство о здоровье Изабел и опасалась, что она не переживет рождения ребенка, как и твоя мать. Ты очень боялась потерять ее. Обратиться к Роузмонту ты не могла: он был слишком поглощен собственными страхами за здоровье жены, а Изабел уверяла, что все будет хорошо, – обычная банальность, которую говорят в подобных случаях. И ты поведала мне, дорогая Элизабет, все, что было у тебя на сердце. Почему бы тебе не сделать то же самое сейчас?

Элизабет невольно отступила на шаг. Ничто в начале монолога полковника не предвещало подобного конца. Сцепив руки, она смотрела на него, чувствуя, как обида уступает место гневу.

– Я пришла к вам, полковник, и вы отвергли меня. А что касается моего сердца, то я открыла вам его, но вы мне не поверили.

Блэквуд нахмурился.

– Но ты ничего мне не открыла.

– Я открыла вам все. – Не дожидаясь ответа, Элизабет выскочила из комнаты.

«Лгунья», – мысленно обругала себя Элизабет. Она опять солгала. Еще одна ложь. Еще одно звено в длинной цепочке лжи. Лгунья! Вряд ли найдется слово, более точно определяющее то, в кого она превратилась. А теперь она лжет самой себе.

«Я открыла вам все». Она имела в виду, что в ее сердце пусто. И в тот момент она была совершенно искренней. И только когда слова уже были произнесены, Элизабет поняла, что кое-что изменилось и это «кое-что» – в ней рамой.

Она не вернулась в гостиную, где находились Норт и остальные гости, и никакая сила не могла заставить ее снова предстать перед полковником и признаться во лжи. Она прошла в заднюю часть дома, не обращая внимания на косые взгляды кухарки и ее помощниц, и продолжала идти, пока не оказалась на заднем крыльце.

Было слишком холодно, чтобы выходить на улицу без верхней одежды, но Элизабет потеряла чувство реальности. Прислонившись к мокрой стене, она закрыла глаза, не замечая, что ветер треплет подол ее платья, а ледяные струи дождя хлещут по обнаженным рукам.

Так ли уж важно, как и когда это случилось? Она любит его. Любит Норта. Она любит Брендана Дэвида Хэмптона, шестого графа Нортхэма.

Это было не слишком приятное открытие. Оно не улучшило ее настроения и не сняло тяжести с ее души. Скорее наоборот. Осознание этого факта оказалось для нее тяжким бременем и повергло в панику. Грудь ее теснило, и каждый вздох давался с трудом.

Ничего подобного она не испытывала, когда любовь пришла к ней в первый раз, но теперь обстоятельства изменились. Она сама изменилась. И сейчас страшилась того, что много лет назад встретила с распростертыми объятиями.

– Элизабет?

Голос доносился как будто издалека, не проникая в ее сознание. Элизабет не узнала собственного имени и не поняла, что это зовут ее. Не открывая глаз, она подняла руку, пытаясь отмахнуться от нежеланного вмешательства.

– Элизабет!

Колени Элизабет подогнулись, и она начала медленно сползать по стене, цепляясь платьем за кирпичи. Тьма накрыла с головой, и падение в нее казалось самым естественным, что можно было сейчас сделать.

Норт сидел рядом с Элизабет, лежавшей на кушетке в одной из гостиных Уэста. Он легонько похлопал ее по щекам и убрал со лба влажный локон.

– Может, послать за врачом? – предложил Блэквуд, появившись в дверях.

– Не нужно. Это всего лишь обморок. – Норт покачал головой. На лице полковника явственно читалось беспокойство, морщины обозначились резче, и он выглядел намного старше, чем всего лишь час назад. – Не могли бы вы оставить нас наедине? И пожалуйста, никому об этом не говорите. Не думаю, что Элизабет хотела бы привлекать к себе внимание.

Полковник кивнул и взялся, за колеса, собираясь выкатиться из комнаты. Неожиданная мысль заставила его остановиться:

– Она, случайно, не ждет ребенка?

Норт не отрывал взгляда от бледного лица Элизабет. Ему пришлось собраться с силами, прежде чем ответить, чтобы не выдать голосом охватившую его горечь.

– Нет, сэр, – грустно сказал он. – Можете не беспокоиться по этому поводу.

Почувствовав, что Блэквуд медлит, Норт понял, что его ответ прозвучал совсем не так непринужденно, как он надеялся. Даже не сознавая, что затаил дыхание, он ждал, пока за полковником закроется дверь. И только услышав тихий щелчок, перевел дух.

Легко коснувшись щеки Элизабет, Норт снова произнес ее имя. На этот раз она его услышала. Темные ресницы распахнулись, но зрачки были расширены, а взгляд был устремлен в неведомые дали. Казалось, она не узнает его и не понимает, где находится. Лоб ее сморщился, уголки губ опустились.

– Ты упала в обморок, – пояснил Норт, убирая руку от ее лица. – На улице. Помнишь?

Элизабет неуверенно кивнула. Она никогда раньше не падала в обморок, и ее сознание еще не совсем прояснилось.

– Насколько я понял, свидание с полковником не оправдало твоих ожиданий.

Слова Норта вернули Элизабет к реальности, и волны смущения захлестнули ее. Она вспыхнула и попыталась сесть, но Норт удержал жену на месте, положив руку на ее плечо. – Пожалуйста, – попросила она. – Я хочу встать.

– Подожди минуту. – Под своей ладонью он ощущал ее напряжение. – Как ты оказалась на улице? Что случилось?

– Ничего особенного, – ответила Элизабет. – Но ты прав: моя встреча с полковником окончилась полным провалом. – Судя по выражению лица Норта, это объяснение не показалось ему исчерпывающим. – Он не станет приказывать тебе, чтобы ты перестал преследовать вора.

Норт удивленно поднял брови.

– Неужели?

– Он отказался признать, что это в его силах.

– Что ж, вполне в его духе.

Элизабет была не совсем уверена, что правильно поняла его тон. В нем чувствовалась едва заметная ирония, хотя лицо Норта оставалось абсолютно серьезным.

– Я хотела бы уйти, – проговорила она.

– Кивнув, Норт отпустил ее плечо.

– Конечно.

Она села, чувствуя на себе его пристальный взгляд.

– Не беспокойся, я больше не собираюсь падать в обморок.

– Полковник спросил, не беременна ли ты. – Для него не прошло незамеченным, что Элизабет резко втянула в грудь воздух. – Я заверил его, что он ошибся.

Она спустила ноги с противоположной стороны кушетки и встала. Во рту у нее пересохло.

– Это так? – спросил он.

Элизабет покачала головой. Она стояла спиной к нему, вцепившись пальцами в ткань платья. Это был единственный способ удержаться от того, чтобы не прикрыть ладонями пустое чрево.

Норт тоже поднялся и устало выпрямился. Секунду он смотрел ей в спину.

– Ты хочешь поговорить с Уэстом, или мне попрощаться за нас обоих?

Элизабет направилась к двери.

– Я пойду с тобой.

Оказавшись дома, на Меррифилд-сквер, Элизабет сразу поднялась к себе и попросила приготовить ванну. Не прошло и часа, как она сидела, погрузившись по самые плечи в благоухающую лавандой горячую воду. Голова ее покоилась на бортике медной ванны, опираясь затылком на сложенное полотенце. От поднимавшегося над водой пара ее волосы слегка кудрявились, а кожа жемчужно сияла в мягком свете свечей. На улице все так же лил дождь, и хотя вечер еще не наступил, за окнами была серая мгла. Уютно поежившись, Элизабет глубже погрузилась в воду.

Норт подумал, что она спит. Он тихо вошел в комнату и, увидев, что Элизабет не шелохнулась, прошел к кровати, расслабил галстук и лег.

– Когда ты собираешься меня отослать?

Он даже не взглянул в ее сторону.

– Если погода улучшится, то завтра. Ты уже решила, куда поедешь?

– Если я обязательно должна уехать, то…

– Да.

– В таком случае я предпочла бы отправиться в Роузмонт.

– Как пожелаешь.

Элизабет открыла глаза и устремила взгляд на огненные язычки, плясавшие в камине.

– Я этого вовсе не желаю. Никто не считается с моими желаниями. И давай не будем притворяться, будто это не так.

Норт ничего не ответил, но повернул голову, глядя, как она поднимается из ванны. Вода сверкающими ручейками стекала по ее рукам и ногам. Элизабет перешагнула через бортик ванны, положив руку на поясницу. В ее движениях чувствовалась едва заметная скованность.

– У тебя что-то болит? – спросил он.

Элизабет поспешно схватила халат и набросила его на себя. Не удостоив его ответом, она, прихрамывая, направилась в свою гардеробную. Подойдя к столику, где стоял заранее приготовленный стакан с водой, она растворила в нем порошок, который прописал ей врач баронессы.

– Что это? – спросил Норт с порога.

– Элизабет взяла стакан и поднесла его ко рту.

– Так, кое-что, что поможет мне заснуть.

Норт подавил желание выбить стакан у нее из рук, но ограничился тем, что схватил ее за запястье.

– Дай посмотреть. – Он понюхал содержимое. – Где ты это взяла?

– У врача леди Баттенберн.

– Здесь есть опий?

– Наверное, есть.

Норт усилил хватку, и ее пальцы расслабились. Элизабет не сопротивлялась, когда он забрал у нее стакан. Он открыл окно ровно настолько, чтобы выплеснуть жидкость, после чего поставил стакан на комод.

– Пойдем. Я знаю, что поможет тебе заснуть. – Он протянул к ней раскрытую ладонь, но не сделал попытки ее коснуться.

Элизабет посмотрела на его руку, затем перевела взгляд на его лицо. Норт молча ждал, сохраняя бесстрастное выражение, не позволявшее судить о его намерениях. Неделю назад она решила бы, что он собирается заняться с ней любовью, и охотно, даже нетерпеливо, шагнула бы к нему. Но не теперь.

– Ты доверяешь мне, Элизабет?

От этих слов у нее на глаза навернулись слезы. Вопрос не в том, доверяет ли она ему сейчас, а в том – доверяла ли она ему когда-либо вообще.

– Я боюсь, – прошептала она. – Ты не представляешь себе, как я боюсь.

Пальцы Норта едва заметно шевельнулись в манящем движении. Его кобальтовый взгляд ни на секунду не отрывался от ее лица.

– Не отсылай меня, – попросила она, сморгнув слезы. – Я сделаю все, что ты… – Она потянулась к его руке и, шагнув ближе, прижала ее к своему сердцу. – Пожалуйста. Я постараюсь научиться доверять тебе. Я…

– Шшш. – Норт воспользовался свободной рукой, что бы притянуть ее к себе. Сердце Элизабет гулко билось под его ладонью. Ее волосы и кожа благоухали лавандой, тонкая ткань халата облепила стройную фигурку. Мокрая и дрожащая, она, похоже, держалась из последних сил. – Успокойся. Давай я помогу тебе лечь в постель.

Он поднял жену на руки, пронес через комнату и опустил на постель поверх стеганого одеяла.

Присев рядом, он потянул за концы свободно завязанного пояса. Элизабет не шелохнулась, но когда он развел в стороны полы халата, обнажив ее живот и грудь, она вцепилась пальцами в одеяло, борясь с желанием прикрыть наготу.

Почувствовав ее смущение, Норт велел ей перевернуться на живот. Элизабет подчинилась с почти неприличной поспешностью и закрыла глаза. Он снял с нее халат, и тот с тихим шелестом скользнул на пол.

Норт ненадолго отошел и вернулся с теплым полотенцем. Он вытер ее спину и плечи, затем прошелся полотенцем по ее ногам до кончиков ступней. Его прикосновения оставались деловитыми и обезличенными, и постепенно ее напряженные мышцы расслабились.

Норт выпрямился и, отложив полотенце, снял сюртук и башмаки. Подложив под голову руку, Элизабет смотрела, как он бросил сюртук на спинку кресла и принялся развязывать галстук. Его движения отличались такой собранностью, что за ним было приятно наблюдать. В свете камина его волосы ярко блестели, составляя резкий контраст с лицом, прятавшимся в густой тени.

В рубашке и брюках, Норт подошел к кровати, и матрас прогнулся под его весом, когда он забрался на постель и оседлал ее бедра.

Элизабет выгнула шею, пытаясь увидеть его лицо.

– Что ты…

Норт прижал ее голову к подушке.

– Закрой глаза. Ты ведь хотела заснуть, не так ли?

Да, она хотела заснуть. И не на несколько часов, а на долгие-долгие дни. Она совсем не была уверена, что захочет проснуться от сна, который овладеет ею. Осознание того, о чем она, собственно, мечтает, не слишком испугало Элизабет. Значит ли это, что она стала храбрее, или это очередное проявление трусости?

Тихий вздох слетел с ее губ, когда руки Норта мягко нажали на ее поясницу и двинулись вверх вдоль позвоночника. Он размял ее плечи, затем прошелся по спине, нажимая осторожно и нежно. Он повторил эту процедуру несколько раз, с каждым разом надавливая все сильнее. Потом передвинулся ниже и принялся массировать ее ягодицы, бедра и икры. К тому времени, когда Норт снова принялся за ее спину, Элизабет уже крепко спала.

Норт поднялся со своего стула, когда Элизабет вошла в столовую.

– Прости – учтиво проговорил он. – Я не ожидал, что ты ко мне присоединишься. Ты спала, когда я справлялся о тебе у горничной.

Элизабет кивнула. Слуга выдвинул для нее стул, и она села. На ней было элегантное платье цвета лаванды с глубоким вырезом, на шее матово поблескивало жемчужное ожерелье. Ее раненая гордость требовала, чтобы в этот вечер она выглядела неотразимой.

Пудра скрыла тени под глазами, а капелька румян добавила краску на ее щеки и губы. Элизабет надеялась, что если Норт и заметит, что она воспользовалась косметикой, то ничего не скажет по поводу этого маленького обмана. На фоне множества других он не имел никакого значения.

Норт подождал, пока Элизабет подадут суп. Он заметил, что она прилагает немалые усилия, чтобы казаться голодной, но с каждым последующим блюдом ее энтузиазм таял. Осилив всего лишь пару кусочков тушеной форели, она попросила убрать ее тарелку. Не помогло делу и то, что Норт не мог придумать тему для разговора. Нести всякий вздор, лишь бы не молчать, представлялось ему бессмысленным, а то, что он хотел бы сказать, лучше было отложить для более подходящего случая.

Элизабет, однако, устраивало царившее за столом молчание. Она спустилась к обеду, чтобы удовлетворить единственную потребность – провести последние часы в обществе своего мужа.

– Выпьешь со мной? – спросил Норт, когда трапеза на конец подошла к концу.

Она кивнула:

– Пожалуй.

– Тогда пойдем в мой кабинет. – Он помог ей встать и, взяв под руку, вывел из столовой. – Ты отлично выглядишь сегодня, – произнес он. – Наверное, хорошо выспалась?

– О, да.

– Прекрасно. Я рад.

Они вошли в кабинет, и тут же появился дворецкий, чтобы их обслужить. Норт отослал его, сам налил в бокалы мадеру и подошел к Элизабет, стоявшей перед камином.

– Замерзла? – спросил он.

– Немного. – Она взяла у него бокал. – Это меня согреет.

– Не хочешь накинуть шаль?

– Нет. – Элизабет сделала глоток, и тепло сразу заструилось по ее жилам. Она нервно хихикнула. – Не наливай мне второй бокал, даже если я попрошу.

Норт улыбнулся.

– Хорошо.

Поставив свой бокал на каминную полку, он взял кочергу и разворошил угли. Элизабет медленно обходила кабинет по периметру, рассматривая корешки книг на полках, а Норт стоял у камина, наблюдая за ней.

– Мне понадобится один день, чтобы завершить свои дела, – вдруг тихо сказала она, остановившись около книжного шкафа. – Я не успела предупредить Луизу, что уезжаю из Лондона.

– Это можно сделать и по почте, – пожал плечами Норт.

Элизабет кивнула, не желая спорить. Если погода не улучшится, у нее будет достаточно времени.

– А как быть с твоей матерью? Я ничего не говорила ей, когда мы были у Уэста. А ты?

– Нет. Это было бы неуместно.

– Элизабет глотнула вина.

– Полагаю, ты поговоришь с ней сам?

– Да.

Она кивнула.

– И что ты скажешь?

– Ну, что Изабел попросила тебя приехать. Я пока еще не думал об этом.

– Естественно, – буркнула Элизабет. – Сойдет любая причина. Лишь бы я поскорее уехала. – Увидев, что лицо Норта приняло замкнутое выражение, она вызывающе продолжила: – Не беспокойся, я больше не буду просить тебя передумать К тому же у меня нет ни малейшего желания портить этот вечер А что касается твоей матери, то не мог бы ты сообщить ей, что меня внезапно вызвали домой? Я привязалась к ней и не хочу, чтобы она думала, будто я так мало ее ценю, что даже не попрощалась.

– Конечно.

– Надеюсь, что со временем ты придумаешь вполне разумное объяснение для развода.

Норт нахмурился.

– Для развода? С чего ты взяла, что будет развод?

Элизабет удивленно моргнула.

– Не могу же я вечно оставаться в Роузмонте, милорд! Как, впрочем, и жить в Лондоне отдельно от тебя, хотя Луиза наверняка позволила бы мне остановиться у нее, несмотря на неудобства и скандал в свете.

Норт не верил своим ушам.

– Ты согласилась бы жить у Баттенбернов?

– Я ведь это только предположила! Скорее всего мне придется купить себе небольшой домик.

Это заявление повергло Норта в шок.

– Что за чушь! Ты будешь жить здесь, когда вернешься в Лондон.

– Нет – если мы разведемся.

Норт шумно втянул в себя воздух.

– Никакого развода не будет, Элизабет! Заруби это себе на носу.

Она вскинула подбородок, задетая его высокомерным тоном.

– В таком случае я хотела бы знать, какое будущее меня ожидает. Я считала, что меня отправляют в ссылку. Но я не могу жить там вечно, милорд. И не желаю.

– Ты будешь оставаться там, пока я не пришлю за тобой.

– И когда это произойдет? Через две недели? Через месяц? А может, через год?

Норт неохотно признал:

– Я не знаю.

– Тогда не удивляйся, если меня там не окажется, когда придет твой вызов.

– Ты угрожаешь мне?

Элизабет обиженно взглянула на него. Ее неприятно поразило, что он мог так подумать.

– Нет, милорд. – Она со стуком поставила бокал на поднос. – Это была плохая идея – обедать вместе с тобой. Прошу меня извинить. – Она направилась к двери, но остановилась на полпути, услышав голос Норта.

– Мне нужно время, – произнес он с мольбой в голосе. – Неужели ты не понимаешь?

Элизабет, не оборачиваясь, ждала, что за этим последует. Когда больше он ничего не сказал, она, вздохнув, вышла из комнаты.

Она не стала отворачиваться, когда он потянулся к ней. Лежа в ожидании мужа, Элизабет решила, что не станет отказывать ему в последней близости, если у него возникнет желание.

Его большие ладони гладили ее грудь, спину и бедра. Он прижимал ее к себе и терзал ее губы. Зарывался лицом в ее шею, покусывая нежную плоть и оставляя на ней следы, которые она будет видеть в зеркале еще много дней. Шептал ей на ухо нежные слова, щекоча дыханием кожу.

Элизабет беспокойно двигалась под ним. Ничто из того, что он делал, не могло удовлетворить ее, но все вместе вело к завершению. Впервые она занималась с ним любовью, признавшись себе наконец, что любит его. И гадала, чувствует ли Норт разницу, которую любовь привнесла в ее прикосновения.

Любовь придавала ее ощущениям небывалую остроту. Она чувствовала полноту своей груди, когда он обхватывал ее ладонями, и мягкий изгиб своего бедра, прижимавшегося к его твердым мускулам. Но больше всего – пульсацию их сердец, бившихся в едином ритме.

Освобождение было таким мощным, что Элизабет едва сдержала крик. Спустя мгновение она разлетелась на кусочки, содрогаясь каждой клеточкой своего стройного тела. Как всегда в такие минуты, она крепко прижала его к себе, не желая разрывать объятия. Она надеялась, что он не догадывается, как глубоко ее отчаяние.

Прошла целая минута, прежде чем она смогла разжать руки. И как только это случилось, Норт молча выскользнул из постели и, голый, прошлепал в гардеробную. Было слышно, как он мылся, а чуть позже вернулся в спальню, неся в руке фарфоровую чашу с водой. Элизабет прикусила губу, стараясь казаться равнодушной, когда он поставил чашу на пол, собираясь смыть с ее тела всякое напоминание о нем.

В пламени свечи ее кожа, покрытая тончайшей пленкой пота, влажно сияла. Взгляд Норта задержался на отметинах, видневшихся на ее шее и нежной груди. Она все еще была слегка припухшей, как и ее губы. Когда он поднес влажную салфетку к плоскому животу, ее мышцы напряглись, и она, вздрогнув, резко втянула воздух.

Норт посмотрел на свою ладонь. Чуть приподнятая салфеткой, она образовала выпуклость, словно живот Элизабет округлился в ожидании ребенка. Норт быстро убрал руку и бросил салфетку в чашу, обрызгав Элизабет водой. Она поежилась и слегка повернулась, чтобы стряхнуть капли со своего тела.

Пламя свечи, капли воды, ее движение – эта причудливая смесь приковала его взор к паутинке серебристых прожилок, покрывавших упругую плоть в нижней части ее живота. Норт, замерев, медленно поднял взгляд на ее испуганное лицо. В этот момент он ясно понял то, что никогда раньше не приходило ему в голову: его жена не хочет иметь детей, потому что она уже рожала.

– Где твой ребенок, Элизабет?

Глава 13

Он задал этот вопрос, но вовсе не был склонен слушать ее объяснения. Прежде чем она успела открыть рот, он круто довернулся и устремился в свою гардеробную. Схватив ночную рубашку, она поспешно натянула ее через голову и бросилась за ним.

– Не приближайся ко мне! – рявкнул он. – Иначе я не сдержусь и ударю тебя.

Элизабет отшатнулась, однако не ушла.

– Куда ты собрался?

– Подальше отсюда. – Норт надел брюки и повернулся к ней спиной, застегивая их. – Постарайся убраться из этого дома раньше, чем я вернусь.

– Я предупреждала тебя, – хрипло проговорила она, задыхаясь от сдерживаемых слез. – Я говорила тебе, что так и будет, что ты возненавидишь меня. А теперь, когда это случилось, ты хочешь, чтобы я пряталась от людей, как прокаженная. Этому не бывать, Норт! Ты слышишь? Этому не бывать!

– Тебя слышит вся улица, – брезгливо процедил он.

Он натянул на плечи рубашку и подошел к высокому зеркалу, чтобы заправить ее в брюки. Отражение Элизабет притянуло его взгляд. Выглядела она ужасно. Лицо ее было почти таким же белым, как ее ночная рубашка. Она стояла, прижавшись к косяку двери, со сцепленными за спиной руками. Норт даже подумал, что она держит их там, чтобы не наброситься на него с кулаками. Вид у нее, во всяком случае, был такой, словно она имеет для этого все основания. Он заговорил, чтобы напомнить ей, что это не так:

– Ребенок ведь существует, правда?

Элизабет медлила, не решаясь ответить. За шесть лет лжи она почти убедила себя в том, что это не так.

– Да, – вымолвила она наконец.

– Норт испустил долгий вздох.

– Почему ты не сказала мне о нем раньше?

Вопрос не удивил Элизабет. Она понимала, в чем кроется корень его обиды.

– Я не могла.

Норт повернулся к ней и устало произнес:

– Убирайся, Элизабет. Мне невыносимо видеть тебя.

Однако не эти слова, а то] что она увидела в его взгляде, заставило ее повернуться и уйти. Она уже однажды видела это выражение. Несколько лет назад ее отец посмотрел на нее с таким же разочарованием, и этот взгляд она запомнила на всю жизнь. И сколько бы она ни представляла себе это выражение на лице Норта, она оказалась к нему не готова.

Она сидела, съежившись на краешке кровати, пока Норт не ушел. Услышав, как за ним закрылась дверь, Элизабет встала, оделась и занялась приготовлениями к отъезду.

Уже наступил полдень, когда Норт наконец вернулся домой. Серые тени под глазами и мятый галстук свидетельствовали о том, что развлечения, которым он предавался последние двенадцать часов, не включали в себя сон. И если этого было мало для полноты картины, то достаточно было приблизиться к нему, чтобы тут же отшатнуться, почуяв стойкий запах табака, джина и пота, впитавшийся в его одежду.

Брилл, увидев хозяина, с трудом взбиравшегося по лестнице, первым делом поспешил приготовить ванну.

– Подать вам утреннее питье, милорд? – спросил он, когда его хозяин опустился в теплую воду.

– Господи, нет! – скривившись, отозвался Норт и наклонился вперед, подставив камердинеру спину. – Терпеть не могу эту гадость. Что ты туда кладешь?

– Это один из моих тщательно охраняемых секретов, милорд.

– Может, оно и к лучшему. – Норт откинулся назад, положив голову на полотенце, заботливо уложенное Бриллом на бортик ванны. – Леди Нортхэм уехала?

– Да, милорд.

Уловив неодобрительные нотки в голосе камердинера, Норт, хотя и не видел нужды оправдываться, решил проверить, насколько убедительно звучит в его устах ложь.

– Она поехала в Роузмонт по просьбе своей мачехи.

– Она так и сказала.

Ну вот, опять. Неодобрение. Норт покосился на Брилла. Его худое лицо заострилось после бессонной ночи, и, глядя снизу вверх, Норт видел только острый подбородок, две аккуратно вырезанные ноздри и нависающую над ним плоскость лба.

– Она говорила с тобой?

– Да, милорд. Я помогал ей собираться.

– Норт потер висок.

– А почему не горничная?

– Ее сиятельство не захотела будить горничную, поскольку не собиралась брать ее с собой. Она случайно встретила меня в коридоре и попросила помочь. Разумеется, я был рад оказать ей эту услугу.

– Конечно, – рассеянно отозвался Норт, не совсем уверенный, что все правильно понял. Зачем вообще нужно было будить горничную? Та всегда вставала раньше хозяйки, готовая приступить к своим обязанностям, как только Элизабет позвонит. – Брилл?

– Да, милорд?

– Когда уехала леди Нортхэм?

– Во втором часу ночи, милорд. Я послал юного Типтона за экипажем примерно в половине второго. Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти подходящего извозчика, поскольку я настаивал, чтобы тот был трезвым.

Потоки воды выплеснулись на пол, когда Норт выскочил из ванны и выхватил из рук камердинера полотенце.

– Ты хочешь сказать, что она наняла экипаж? И уехала глубокой ночью? Почему же ты не послал за мной?

Брилл терпеливо протянул другое полотенце, когда Норт отшвырнул первое, после того как судорожно вытер волосы.

– Графиня потребовала именно наемный экипаж. Я, разумеется, дал ей понять, что она может воспользоваться каретой, однако она решительно отказалась. Что касается времени отъезда, то леди Нортхэм заявила, что ей необходимо срочно уехать. И отвечая на ваш последний вопрос, должен сказать, что я предложил послать за вами, хотя и знал, что вы отбыли из дома незадолго до этого. – Брилл кашлянул, скорее подчеркнув, чем скрыв сквозившее в его тоне осуждение. – Леди Нортхэм заверила меня, что в этом нет нужды, поскольку вы не только в курсе ее планов, но даже одобряете их.

Норт фыркнул.

– Неужели ты думаешь, что я позволил бы своей жене уехать из Лондона, ночью, да еще в наемном экипаже?

Брилл не ответил, видимо, посчитав этот вопрос риторическим, и вручил хозяину третье полотенце. Норт отшвырнул его.

– Приготовь мне костюм для верховой езды! Ты, случай но, не слышал, какие указания она дала извозчику?

– Она отправилась к почтовой станции. Полагаю, миледи решила пересесть там в дилижанс.

Норт содрогнулся, и не только от мысли об Элизабет, втиснутой в дилижанс, набитый разношерстным лондонским сбродом.

– Неси одежду, Брилл, пока я не умер от холода.

Оранжерея в Стоунвикеме радовала глаз каждого, кто входил сюда. Во влажном воздухе висел густой аромат земли и пышной зелени. По обе стороны от дверей, словно часовые, высились две каменные кадки с огромными папоротниками. Внутренние стены были увиты плющом, а высокий сводчатый потолок, сплошь стеклянный, щедро пропускал солнечные лучи.

Элизабет расположилась на кушетке спиной к высоким окнам, выходившим на юг. Струившийся сзади свет освещал страницы ее книги. Откинувшись на спинку, она рассеянно скользила взглядом по горшкам с орхидеями, стоявшим на полу в нескольких шагах от нее. В это время года изящные бледно-голубые и лиловые соцветия казались настоящим чудом, и Элизабет наслаждалась созерцанием экзотических растений. У нее даже появилось ощущение, что она находится не в Англии, а где-то в, джунглях, по крайней мере именно так она их себе представляла.

– Вот ты где.

Элизабет вздрогнула от неожиданности и выпрямилась на кушетке, увидев лорда Уорта, появившегося между аккуратно подстриженным кустом роз и пальмой, которую он получил лет пятьдесят назад в подарок от знаменитого путешественника Джеймса Кука. Тяжело опираясь на трость, он легким взмахом руки дал ей понять, что она может не вставать при его появлении.

– Прошу вас, – сказала Элизабет и закрыла книгу. – Садитесь.

– Ну, если это доставит тебе удовольствие, – ворчливо отозвался он.

Дед Норта оказался очень милым человеком. Несмотря на грозный вид и неуемную страсть к проповедям на любую тему, Элизабет считала его на редкость мягкосердечным. Достаточно было посмотреть, как он трудится в оранжерее, ухаживая за своими орхидеями и розами – разговаривая с ними, подбадривая и отчитывая, – чтобы понять, до чего же нежная душа скрывается за его суровым обликом.

– Что вызвало твою улыбку, девочка?

– Вы, сэр. Известно ли вам, милорд, что ваш внук очень похож на вас?

– Что такое? Тебе вздумалось оскорбить своего хозяина? – Он указал тростью на кадку с пальмой. – Да у этого растения больше здравого смысла, чем у Брендана. И тем не менее я никак не могу поверить, что этот болван до сих пор тебя не нашел.

– Я же говорила вам, что не следует ожидать его приезда. Ему не до меня. Он занят поисками вора.

Лорд Уорт задумался, вытянув длинные ноги. Это была та самая поза, которую принимал Норт, когда погружался в размышления. Глядя на него, Элизабет вдруг ощутила такой приступ тоски и печали, что у нее потемнело в глазах.

– В чем дело? – встревожено спросил старый граф. – Тебе плохо?

– Нет, я прекрасно себя чувствую.

– По тебе этого не скажешь. У тебя такой вид, словно ты собираешься избавиться от своего завтрака.

– Ничего подобного.

Он подозрительно прищурился.

– Ты уверена, что не беременна? Я ведь предупреждал, что не позволю тебе прятаться здесь, если причина в этом.

– А я ответила вам, что нет.

– Что нет? Не беременна или не прячешься?

– Ни то и ни другое.

– Ладно. Тогда что не в порядке с моим внуком раз он не смог наградить тебя ребенком?

Элизабет вздохнула.

– Вам не удастся смутить меня, милорд. Если вам угодно и дальше развлекаться за мой счет, я просто уйду отсюда и запрусь в своей комнате.

– Ха! – Он стукнул тростью по каменному полу. – Дерзкая девчонка!

– Вы никого не запугаете, сколько бы ни потрясали тростью, если не перестанете смеяться.

– Я не смеялся.

– Ваши глаза смеялись.

– Разве?

Элизабет прикрыла ладонью рот, пряча улыбку. Как удачно, что она додумалась искать убежища у деда Норта, и как ей повезло, что он принял ее без всяких колебаний!

Когда Элизабет через двое суток после отъезда из Лондона прибыла в поместье Стоунвикем, она была измучена до предела. Почти половина оставшихся у нее денег ушла на то, чтобы нанять открытую коляску, которая доставила ее к лорду Уорту. Рассчитанный на двоих, этот вид транспорта едва вмещал ее и кучера. Чемодан Элизабет был привязан к заднику, а саквояж она держала на коленях.

К тому времени, когда они добрались до поместья, уже стемнело. Солнце скрылось за отдаленными холмами, и только горизонт пылал, окрашивая серый камень здания в бледно-розовые тона. Кучер помог Элизабет слезть с коляски, выгрузил ее чемодан и укатил, как только убедился, что ее впустили внутрь. Очевидно, мысль, что ее могут выставить из дома, даже не приходила ему в голову.

Оказавшись перед лицом хозяина поместья, Элизабет не стала ходить вокруг да около. Она представилась и сообщила кое-какие данные, удостоверяющие ее личность. После того как факт ее замужества был признан действительным, она попросила предоставить ей убежище.

Старому графу, судя по всему, пришлась по душе ее прямота. Он пригласил ее в оранжерею и попросил объяснить, что, собственно, она имеет в виду. Элизабет оказалось достаточно один раз вдохнуть воздух, насыщенный запахами земли и тропических растений, чтобы понять, что на свете нет места – по крайней мере в данный момент, – которое подходило бы ей больше, чем это.

Теперь, по прошествии двух недель, Элизабет уже не казалось странным, что они с лордом Уортом так славно поладили. Он то подначивал ее, то баловал, безошибочно угадывая, какая из этих двух линий поведения больше соответствует ее настроению. Время от времени он читал ей нотации, но быстро понял, что она невосприимчива к ним, поскольку уже прослушала некоторые из его любимых проповедей в исполнении Норта.

Элизабет, со своей стороны, проявила неподдельный интерес к его увлечению садоводством. Ее вопросы и искреннее любопытство, как ничто другое, расположили к ней старого лорда. Она любила слушать его воспоминания о юности, а еще больше – истории, посвященные Норту. Рассказы о Хэмбрик-Холле были весьма впечатляющими, и Элизабет начала понимать, что узы дружбы, рожденные в те дни, способны выдержать все испытания, уготованные судьбой.

Норт сидел с друзьями в своем доме на Меррифилд-сквер. Хотя вернее было бы сказать, что они сидели, а он стоял. Приятели обменялись сочувственными взглядами, когда он повернулся к ним спиной и начал мерить шагами комнату. Оставалось только удивляться, как он еще держится на ногах. У Норта был такой вид, будто он не сомкнул глаз с тех пор, как исчезла Элизабет.

Несмотря на их проверенную годами дружбу, прошла почти неделя, прежде чем Норт попросил помощи у членов Компас-клуба. К этому моменту он уже знал, что Элизабет нет в Роузмонте и что ее приезд туда не ожидается. В Лондоне ее тоже не было – ни у его матери, ни у полковника.

Каждый раз, пытаясь навести справки о ней, он получал в ответ недоуменный взгляд. Когда же становилось ясно, что он абсолютно серьезен, недоумение сменялось беспокойством и, наконец, страхом. И ему приходилось всех успокаивать, хотя сам он терзался от тоски и тревоги.

Отец Элизабет не стеснялся в выражениях, высказывая Норту, что он думает о его неспособности справиться с женой, но ничто из сказанного Роузмонтом не ранило его так глубоко, как те слова, которые Норт говорил себе сам. Куда сложнее было принять сочувствие Изабел. Взгляд, каким она удостоила его, был одновременно понимающим и беспомощным. Постепенно Норт пришел к выводу, что не может рассчитывать на помощь Изабел, как бы ни было велико ее желание принять участие в этом деле. И что даже если он найдет Элизабет, она потеряна для него во многих отношениях, которые теперь он не сможет изменить.

Когда Норт покидал Роузмонт, брат Элизабет бросился следом за ним, окликая звонким детским голоском, и догнал его только на мосту. Взволнованный и запыхавшийся, он тем не менее сумел выразиться вполне определенно.

– Вы найдете ее, милорд! – заявил мальчик, то ли заклиная его, то ли приказывая. – Она самая лучшая из сестер, и вы должны ее обязательно найти.

Норту ничего не оставалось, кроме как пообещать. Саутертон подался вперед в своем кресле и положил подбородок на сцепленные руки.

– Что слышно от Баттенберна и его жены? – поинтересовался он, когда Норт в очередной раз круто развернулся у окна и двинулся в обратном направлении.

– Луиза была здесь несколько часов назад, – ответил Норт. Он замедлил шаги и наконец остановился. – Разве я вам не говорил?

Саут, Ист и Уэст дружно замотали головами, стараясь не смотреть друг на друга. Норт потер лоб.

– А мне казалось, что говорил.

Вздохнув, маркиз Истлин поднялся со своего кресла и позвонил дворецкому.

– Подайте нам кофе, – распорядился он.

Уэст предложил Норту сесть рядом с ним на диван.

– Ты так измотал себя, что уже не соображаешь, какой сегодня день и час.

Норт был с ним согласен. Однако он знал, что не сможет долго усидеть на месте, и предпочел пристроиться на углу своего письменного стола.

Саут поднял на него выжидающий взгляд.

– Леди Баттенберн, – напомнил он. – Что она хотела?

– Ах да, – вспомнил Норт, – Луиза. – Он вышел из задумчивости и заговорил более твердо: – Я не видел особого смысла в том, чтобы обращаться к леди Баттенберн, предположив, что, даже если Элизабет у нее, баронесса будет все отрицать.

– И получит от этого немалое удовольствие, – заключил Саут.

Норт вымученно улыбнулся:

– Не сомневаюсь. У нее весьма собственническое отношение к Элизабет. Не то чтобы она была против нашего брака. Просто ей хочется, чтобы Элизабет оставалась под ее крылышком. В общем, она не стала бы поощрять мою жену к возвращению домой.

– Возможно, – кивнул Истлин. – Но я провел тщательное обследование лондонской резиденции баронессы и могу точно сказать, что там нет посторонних, в том числе и Элизабет.

– А я только что вернулся из Баттенберна, – сообщил Саут. – Кстати, моя одежда еще не успела просохнуть после этой поездки. Элизабет там тоже нет.

Истлин, заслышав приближение дворецкого, открыл дверь. Он взял поднос, закрыл дверь ногой и отнес кофе на письменный стол.

– Ты уверен, Саут? – обратился он к другу, наливая кофе Норту. – Это местечко славится тем, что годами служило убежищем всевозможным мошенникам, так что наша дорогая леди Норт может прятаться там, сколько пожелает.

Саутертон небрежным жестом отмел возражения приятеля.

– У меня есть связи среди горничных.

– До чего же ты скрытный, однако, – ехидно протянул Ист. – Норт, ты знал о горничных?

Нортхэм покачал головой. Взяв чашку, он поднес ее к губам. Кофе был горячим, почти обжигающим, как раз таким, какой требовался, чтобы прояснить его мысли.

– Баронесса настаивала, чтобы я сообщил ей о местопребывании Элизабет.

Уэст выгнул темную бровь.

– Выходит, Элизабет не писала леди Баттенберн?

– Похоже, нет, – вздохнул Норт. – Признаюсь, это меня удивляет. Луиза возмущена тем, что Элизабет уехала из Лондона, не предупредив ее. Она не поверила, когда я сказал, что Элизабет в Роузмонте.

Саут взял кофе из рук Истлина и снова откинулся в кресле.

– Она назвала тебя лжецом?

– Я и есть лжец.

– Пожалуй. Но это не значит, что тебя можно обзывать как угодно.

– Ну, до прямых оскорблений дело не дошло, хотя она не очень-то со мной церемонилась. – Норт помедлил, вспоминая малоприятную встречу с баронессой. – Странно, Элизабет вызывает у нее даже большее раздражение, нежели я.

Истлин ненадолго задумался, затем кивнул:

– Действительно странно. Женщины склонны проявлять солидарность в подобных делах. Обвиняют незадачливых потомков Адама, когда те откусывают от яблока, но помалкивают об искусительницах. Страшно подумать, во что они превратили бы нашу жизнь, дай им только волю.

Саутертон закатил глаза.

– Вы не представляете, чего я натерпелся с Софией, – заявил он. – Я полностью согласен с тобой, Ист.

– Надеюсь, – кивнул тот. – И все-таки что-то здесь не так. Твоя мать во всем винит тебя, верно, Норт?

– Я бы не сказал, что ее реакцию можно ограничить одним этим словом, – осторожно заметил Нортхэм.

Ист фыркнул.

– Могу себе представить! Она очень привязалась к твоей жене и наверняка считает тебя ответственным за ее отъезд. Поэтому и вовсе не понятно, почему леди Баттенберн думает иначе. Проклятие, Норт, но даже мы, твои друзья, уверены, что ты сделал что-то такое, что заставило ее сбежать.

В коротком смешке Норта не было и намека на веселье.

– Ты прав, – согласился он. – Вы все правы Приятели погрузились в молчание, бросая друг на друга хмурые взгляды.

Чашка Саута звякнула о блюдце, когда он отставил ее в сторону.

– Кофе здорово взбодрил Норта, – протянул он, ни к кому конкретно не обращаясь, – но теперь нам понадобятся чайные листья.

Три пары глаз удивленно уставились на него. Саут, улыбаясь, покачал головой, поражаясь непонятливости друзей.

– Я имел в виду гадалку. – Он вздохнул. – Это была неудачная попытка поднять вам настроение. Прошу прощения.

Что они сделали, так это поздравили его. Ибо, как ни обидно было это признавать, Саута порой посещали поистине блестящие идеи.

Хлопья снега таяли на стеклянном куполе оранжереи, но на промерзшей почве уже образовался белоснежный покров. Элизабет, уютно устроившись на деревянной скамье у окна, смотрела на призрачный ландшафт, залитый светом полной луны, превращавшей каждую снежинку в сноп искр. Казалось, что в этот морозный декабрьский вечер звезды спустились с небес на землю, чтобы накрыть ее сверкающим покрывалом.

Расправив на плечах шерстяную шаль, она затянула ее на груди свободным узлом. Рядом с ней на скамье лежали рисовальные принадлежности и стояла лампа, которую она погасила, чтобы ничто не мешало ей созерцать переменчивый лик природы.

Она даже не обернулась, когда кто-то вошел в оранжерею. Лорд Уорт часто приходил сюда, чтобы скоротать вечерок, прежде чем отойти ко сну. Но вместо ставшей привычной тяжелой поступи старого графа, перемежавшейся ударами трости о пол, она услышала очень знакомые шаги, ровные и уверенные. Спина Элизабет напряглась, по позвоночнику пробежал озноб.

Переведя взгляд с отдаленного пейзажа на отражение в стекле, она не различила ничего, кроме неясного контура, и почти поверила, что воображение сыграло с ней злую шутку. И уже не в первый раз.

Она встала и медленно повернулась, радуясь, что погасила лампу и ничто, кроме лунного света, не освещает ее лицо.

– Милорд, – тихо промолвила она.

– Миледи.

А потом наступила тишина, и ни один из них не пытался ее нарушить.

Наконец, когда молчание стало невыносимым, Элизабет, прерывисто вздохнув, забормотала:

– Значит, ты нашел вора?

Этого Норт вовсе не ожидал от нее услышать.

– Почему ты так решила?

– Потому что ты здесь.

– Черт побери! – приглушенно выругался он. – Я приехал из-за тебя. С тех пор как ты исчезла, я и думать забыл о воре.

Она недоверчиво улыбнулась:

– Правда?

– Правда. – Норт взъерошил густые волосы. – Я не желаю говорить о воре, Элизабет.

Так же как и она. Не сейчас, во всяком случае. Элизабет коротко кивнула.

– Твой дед знает, что ты здесь?

– Да. И уже успел назвать меня дураком за то, что я так долго тебя искал.

Элизабет сжала губы, сдерживая улыбку.

– И ослом – за то, что я позволил тебе уехать.

Рот Элизабет удивленно приоткрылся.

– Я сказал ему, что он совершенно прав. – Уголок его рта иронически приподнялся. – Я давно понял, что простейший способ помириться с моим дедом – это соглашаться с ним во всем. Но в данном случае мне не пришлось лукавить. За последние недели я называл себя куда более крепкими словечками. Так что дед отнесся ко мне, пожалуй, слишком снисходительно.

– Норт…

– Я не должен был настаивать на твоем отъезде, Элизабет.

– Она молчала, подбирая слова для ответа.

– Я сожалею о многом, – сказала она наконец. – Но не о том, что уехала, и не о том, как я это проделала. Это было необходимо. Ты сам этого хотел.

Норт подавил желание шагнуть к ней.

– • Да, но не оставить даже записки… – Он беспомощно развел руками, затем медленно опустил их. – И потом, ты ведь намеревалась поехать в Роузмонт.

– Да. – Она потупила взгляд. – Но я не смогла.

– Я был там, – сообщил Норт. – По тому, как ты скрылась, я догадывался, что не найду тебя в Роузмонте, но все равно съездил туда. Я побывал у полковника и моей матери. Даже в Хэмптон-Кроссе. Мне удалось проследить твой путь до гостиницы, где ты провела первую ночь, после того как покинула наш дом. Но никто не мог сказать, куда ты направилась после этого. Ты как в воду канула. – Горло Норта перехватило. С усилием сглотнув, он продолжил хриплым от волнения голосом: – Я решил, что ты уехала к нему. И проклинал себя за то, что оттолкнул тебя и вынудил к нему вернуться.

Элизабет медленно подняла голову.

– К нему?

– К тому мужчине, от которого у тебя ребенок.

Колени Элизабет подогнулись, и она рухнула на скамью как подкошенная.

– Извини, – еле слышно прошептала она. – Извини. Мне ужасно жаль.

Норт быстро шагнул к Элизабет и опустился перед ней на колени. Он сжал ее руки в своих ладонях, поглаживая побелевшие кулачки.

– Прости, дорогая. Я не хотел причинять тебе боль.

Только ощутив прикосновение его теплых рук, Элизабет поняла, как же она замерзла. Ей хотелось, чтобы он обнял ее и прижал к себе, но она не осмеливалась попросить его об этом.

– Дело не в тебе, – пробормотала она, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. – Эта боль всегда со мной. Я живу с ней. И ты тоже жил с ней, потому что жил со мной. – Она судорожно вздохнула. – Вот почему я оставила тебя, Норт. Я не имела права втягивать тебя в то, чего ты даже не понимал. Ты был прав, когда захотел, чтобы я ушла из твоей жизни. – Она потянула его за руки, но не для того, чтобы освободиться от него, а понуждая встать на ноги. – Вставай. Прошу тебя. Ты не должен стоять на коленях.

Каменный пол был холодным и твердым, и Норт подозревал, что если простоит в таком положении еще немного, то не сможет подняться без посторонней помощи, однако не сдвинулся с места.

– Расскажи мне о нем, Элизабет. Только один раз. Позволь мне разделить твою боль, и может, тогда твои раны затянутся. Нельзя превращать твою жизнь в непрерывную пытку.

Элизабет молчала, вглядываясь в его лицо. В лунном свете, хотя и бледном, она явственно видела черты Норта и не могла ошибиться в его искренности. Он ждал. Словно армия, осадившая крепость, он не собирался брать штурмом ворота или карабкаться на стены – он надеялся сломить ее сопротивление бесконечным терпением и любовью.

Неужели он прав? Неужели она сможет избавиться от боли?

– Ты не встанешь? – тихо спросила она.

Он покачал головой, ласково улыбнувшись.

– Я не назову тебе его имя, – начала она после долгой паузы.

– И не нужно. Это не имеет значения. Расскажи мне о нем.

Элизабет прерывисто вздохнула:

– Боюсь, ты будешь разочарован. В сущности, мне нечего рассказывать. Я знала его совсем не так хорошо, как мне казалось. – Она невесело рассмеялась. – Представление отца о моем детстве во многом отличается от моего собственного. Я была не столько избалованна, как он утверждает, сколько ограждена от реальной жизни. Даже после смерти моей матери в этом плане мало что изменилось. Кстати, полковник даже тогда был моим другом, но он постоянно отсутствовал по долгу службы, да и отец не желал видеть его в Роузмонте. Тем не менее его письма переносили меня в другой мир. Ты даже не представляешь, как мало я знала о том, что происходит за пределами моего дома. О, я была прилежной ученицей и много читала. Но в письмах полковника все казалось таким реальным. Еще бы! Человек, которого я хорошо знала, испытал на себе все то, о чем я только читала в книгах.

Она порывисто сжала его руки.

– Ты понимаешь?

Он кивнул, ответив ей легким пожатием.

– Продолжай.

Элизабет прикусила губу, задумавшись о чем-то, затем заговорила:

– Ты, наверное, уже догадался, что он был военным. Офицером, как и ты. Я встретила его во время своего первого сезона. То, что мне позволили дебютировать в свете, было заслугой Изабел. Она приложила немало усилий, чтобы уговорить отца, и мне хотелось бы думать, что она не слишком сожалеет о том, что добилась своего. В конце концов все обернулось не так уж плохо для нее… как, впрочем, и для него.

– Ты имеешь в виду Селдена? – уточнил Норт.

Элизабет невольно вздрогнула и вырвала бы руки из его ладоней, если бы Нортхэм позволил.

– Как ты… – Она осеклась. – Они сказали тебе?

Норт покачал головой:

– Нет. Не думаю, что твой отец и Изабел открыли бы правду кому бы то ни было. Они не меньше тебя заинтересованы в сохранении этой тайны. Юный Селден, вот кто выдал ваш секрет.

Брови Элизабет изумленно поднялись.

– Но каким образом? Он не знает… – Она умолкла, когда Норт заговорил.

– Конечно, – подтвердил он. – Извини, что встревожил тебя. Разумеется, Селден не знает, что он твой сын. И никогда не узнает, если только кто-нибудь из вас не просветит его на этот счет.

– Тогда как же ты догадался?

– Он бросился за мной, когда я покидал Роузмонт. Должно быть, он слышал, как твой отец спускал с меня шкуру или голос Изабел, умолявшей тебя разыскать. – Он пожал плечами. – Не важно, как он узнал, что ты уехала из Лондона, но он бежал за мной, пока я не остановился. Он потребовал, чтобы я нашел тебя. Просто стоял на мосту, едва доставая до носа моей кобылы, и приказывал вернуть тебя домой в целости и сохранности.

Элизабет, которая слушала его, затаив дыхание, медленно выдохнула.

– Вот так? – Она показала как, вздернув подбородок.

– Именно, – кивнул Норт. – Задрав подбородок, сверкая глазами и подбоченившись. На секунду мне показалось, что я вижу тебя. Тот же наклон головы, те же нотки в голосе. Все совпало. Даже напряжение в фигуре. И вдруг я все понял. Это было похоже на озарение. Виконт Селден – твой сын.

– Виконт Селден – сын моего отца, – мягко поправила она. Слезы полились из ее глаз. – А я родила Адама.

– О, Элизабет. – Он погладил ее по щеке. – Ну конечно, Адама. Твоего очаровательного малыша.

Элизабет кивнула, прерывисто всхлипнув. Норт протянул ей носовой платок, и она вытерла глаза.

– Отец Адама… мой возлюбленный… не знал, что я беременна. К тому времени, когда я поняла, что жду ребенка, он уже уехал. Я сама отослала его прочь. Видишь ли, он был женат.

Норт приглушенно охнул.

С губ Элизабет сорвался презрительный смешок.

– Я обзывала себя по-всякому, – процедила она, вспоминая свое унижение. – Я не знала, что у него есть жена. Мне даже в голову не приходило, что такое возможно! Не то, что он может быть женат, а то, что меня могут обмануть. Позже, оглядываясь назад, я поняла степень собственной наивности. Я ничего тогда не заподозрила. Впрочем, окажись я в тех же обстоятельствах теперь, я опять бы ничего не заподозрила. Мне кажется, он любил меня. Насколько это было возможно, учитывая, что он уже был связан с другой женщиной. А тогда мне казалось, что наша любовь безмерна. Я была уверена, что хорошо понимаю его.

Элизабет нервно комкала платок. Глаза ее высохли, голос звучал ровно, и рваные края открытой раны, зиявшей в ее душе, казались сейчас не такими красными и воспаленными, как несколько минут назад.

– Точно так же я была уверена, что понимаю себя. Я уже говорила тебе, что любила его. Иначе я никогда бы не отдалась ему, по крайней мере тогда. Было бы несправедливо утверждать, что он меня соблазнил. Я сама хотела быть с ним.

Насколько я помню, я даже настаивала на этом.

Слабая улыбка тронула губы Норта.

– Как ты понимаешь, наша… связь была тайной. Мой отец несколько раз встречался с ним и пришел к выводу, что у него полностью отсутствует характер. Поскольку отец придерживался такого мнения о большинстве людей, особенно о тех, кто проявлял ко мне интерес, я не придала его словам особенного значения. Предвидя реакцию отца, мы вели себя на публике крайне осторожно. У меня было достаточно поклонников, что бы заполнить карточку для танцев. И хотя отец не одобрял ни одного из них, они отлично служили своей цели – отвлекать его внимание.

Элизабет опустила голову. Ей было тяжело смотреть на Норта, хотя он не осуждал и не торопил ее, позволив излагать свою историю, как она сочтет нужным.

– Мы встречались по ночам. Ускользнуть из дома не составляло труда. Еще бы, ведь я была вне подозрений. Что бы отец ни думал о моем непокорном характере, никто не мог даже предположить, что я способна на столь неприличное поведение. Я уходила, когда все засыпали, и возвращалась раньше, чем кто-либо просыпался.

Что-то дало толчок мыслям Норта. Какая-то неуловимая подсказка… Случайно оброненное слово… Он нахмурился, пытаясь извлечь его на поверхность, но не мог ухватить ничего, кроме смутной тревоги.

Захваченная воспоминаниями, Элизабет не заметила задумчивого выражения, промелькнувшего на лице мужа.

– Когда сезон закончился, я вернулась в Роузмонт. С точки зрения света, мой дебют считался неудачным, однако я думала об этом иначе. Естественно, в поместье мы виделись реже, но я была довольна уже тем, что нам вообще удавалось встречаться. – Ее голос стал мягче. – Мы говорили о свадьбе. Я надеялась, что мы убежим. В Гретна-Грин.

Норт ощутил эгоистическое облегчение, что мечтам Элизабет не суждено было сбыться.

– С его стороны это было бесчестно, Элизабет. – Он не мог промолчать, хотя и понимал, что рискует задеть ее чувства. – Он не имел права подогревать в тебе подобные надежды.

Она подняла на него печальный взгляд, признавая справедливость его слов.

– По правде говоря, я считала нас мужем и женой. Мы были вместе уже целых шесть месяцев, когда я узнала, до какой степени заблуждалась. Я нашла у него в сюртуке письмо от его жены. Он не стал каяться. Отнюдь. Наоборот, он рассердился, что я шарила По его карманам. – Криво улыбнувшись, она подняла руку со скомканным носовым платком. – Я всего лишь искала платок.

Норт кивнул, по опыту зная, что собственного платка у нее никогда наготове нет.

– Возможно, мне не следовало читать это письмо. – Она пожала плечами. – Но я прочитала. Через некоторое время он попытался убедить меня, что его брак ничего не значит. То, что на пару секунд я поверила ему, говорит о моем состоянии в тот момент.

– Скорее это говорит о том, как сильно ты его любила.

Элизабет покорно кивнула.

– Я заявила, что не хочу его больше видеть, и он этому обрадовался. Думаю, это возмутило меня даже больше, чем сам факт его женитьбы и вся эта ложь. Не думай, что я горжусь собой. Я упомянула об этом лишь для того, чтобы ты знал, что я собой представляю. Упрямая, наивная и безрассудная. – Уголки ее рта приподнялись в грустной улыбке. – Одним словом, дура и ослица.

– Мой дед не согласился бы с тобой, – хмыкнул Норт. И более серьезно добавил: – И я тоже.

Элизабет накрыла ладонью его руку, лежавшую у нее на колене.

– Прошло почти два месяца, прежде чем я поняла, что жду ребенка. Собственно, я даже не понимала этого, пока Изабел не задала мне прямой вопрос. Мое положение яви лось для меня откровением в большей степени, чем для нее. – Она помедлила, вспомнив, как стремительно стали после этого развиваться события, и постаралась упорядочить их в памяти. И лишь потом продолжила: – У меня не было выбора. Либо делать то, что велел отец, либо уехать из Роузмонта. Последнее означало, что, я останусь без всякой поддержки. Отец высказался вполне определенно: я не получу от него ни копейки, никогда больше не увижу его и Изабел и не смогу вернуться в Роузмонт. У меня не было причин сомневаться в серьезности его намерений. Конечно, можно было обратиться за помощью к полковнику, но я была слишком горда. Да, впрочем, он и не смог бы избавить меня от «участи парии. Как только о моей беременности стало бы известно, меня перестали бы принимать в обществе. Надеюсь, ты веришь, Норт, что для меня это не имело значения. Но я не могла допустить, чтобы мой сын родился бастардом.

Норт вдруг вспомнил гнев Элизабет, когда он рассказал ей о происхождении Уэста. Она категорически заявила, что незаконное происхождение накладывает свой отпечаток на человека. «Не при рождении, – говорила она. – Но потом он меняется. Это может произойти из-за того, что мать стыдится своего ребенка, или из-за равнодушия отца. Или потому, что никто не спешит откликнуться на его плач или утешить, когда он ушибся, или обижен. Как бы то ни было, но постепенно ребенок начинает понимать, что он не такой, как другие». Он слышал искреннее чувство в ее голосе, но не понимал его источника.

– Ты могла бы выйти замуж, – заметил он. – Так часто делается. Чаще, чем ты думаешь.

– Возможно. Но я не смогла. Выйти замуж за человека, которого я не люблю, и попросить его принять моего ребенка… или хуже туго, сделать вид, будто это его ребенок… – Она замолчала. Она была не настолько сильна духом, чтобы не рассмотреть подобную возможность, и он должен был это знать. – Я не хочу обманывать тебя, Норт. Такая мысль приходила мне в голову. Просто отец предложил решение, которое устраивало всех.

Норт кивнул и нежно сжал ее пальцы. Элизабет глубоко вздохнула:

– Отец устроил так, что мы втроем отправились на континент. Перед отъездом он распространил слухи, будто Изабел необходимо показаться врачам. Тем самым ему удалось создать впечатление, что для поездки имеется особая причина. Причина, разумеется, была, хотя и совсем не та, которую он пытался навязать своим собеседникам.

В Европе мы почти не задержались, а сразу отправились в Италию. Адам родился в Венеции. Повитуха передала его Изабел, и они ушли, прежде чем я успела избавиться от последа. Мне даже не позволили взять его на руки. Таково было требование отца. Возможно, он был прав. Я не уверена, что смогла бы расстаться с ребенком, после того как прижала бы его к груди. В тот же вечер они уехали в Рим. Я не кормила своего сына сама. Не слышала, как он плачет. Мое молоко быстро перегорело, поскольку с самого начала у Адама была кормилица.

Элизабет взглянула поверх головы Норта на плотную завесу снега, валившего за окном.

– Шло время, и все стало казаться каким-то нереальным. Все следы беременности исчезли, и моя фигура снова стала как у молодой девушки. – Она взглянула на него. – Единственное свидетельство, которое осталось, ты видел. Сколько бы я ни втирала крем в свой растянутый живот, я не могу избавиться от этих отметин. Конечно, с годами они несколько поблекли, но ничто не заставит их исчезнуть. Я совсем не хотела, чтобы ты вот так узнал, что я родила ребенка.

– А ты хотела, чтобы я узнал об этом? – спросил он.

Элизабет не могла солгать.

– Нет.

Норт глубоко вздохнул. Что ж, другого ответа он и не ждал. Сердце Элизабет сжалось от сочувствия к нему. Он заслуживает гораздо большего, чем она может ему дать.

– Но не по той причине, о которой ты думаешь, – пояснила она.

– Вот как? Тогда почему?

– Не потому, что я не доверяю тебе. – Его бровь скептически выгнулась. – Дело в том, что я не доверяю никому. Не могу.

Норт вздохнул:

– Продолжай.

– Отец рассчитывал на мое молчание. Изабел тоже. Это был единственный способ добиться того, ради чего, собственно, и затевался весь этот обман. По замыслу отца, предполагалось выдать Адама за его наследника, виконта Селдена. Признаться, мне несложно было уверовать в это самой. Прошло почти два месяца, прежде чем отец вызвал меня в Рим. К этому времени Адам во всех отношениях стал сыном Изабел. Так, во всяком случае, я себе внушала. Я отмахивалась от боли, терзавшей мое сердце, когда он плакал, а она его утешала. Я старалась не замечать слез, набегавших на глаза, когда мой отец, редко удостаивавший меня хотя бы словом, баловал моего сына. Ты не представляешь, Норт, какой эгоисткой я была! Они дали моему сыну все, а я разрывалась между признательностью и обидами. И не знала, как примирить в себе эти чувства.

Взгляд янтарных глаз Элизабет смягчился.

– Когда мы вернулись в Роузмонт, я поняла, что просто не в силах жить и дальше под одной крышей с ними. Я предпочла вернуться в Лондон… – Она заколебалась, чувствуя, что мужество покидает ее. Норт не торопил ее, но Элизабет понимала, что он не сойдет с этого места, пока не узнает все до конца. – Думаю, отец с Изабел испытали облегчение. Тогда-то я и познакомилась с лордом и леди Баттенберн.

Он кивнул, словно предполагал такое развитие событий и понимал его значение.

– Мы с Луизой подружились. Она была очень добра, мне нравилось ее общество. Да и Харрисон, похоже, не возражал против моего затянувшегося пребывания в их доме.

Теперь я даже не помню, как это случилось. Скорее всего я просто ослабила бдительность. А впрочем, я вообще не думала о бдительности, когда дело касалось Луизы. Она никогда не приставала ко мне с расспросами и, казалось, не подозревала, что у меня могут быть какие-то секреты. И вот в один прекрасный день я выложила ей все.

Норт ничего на это не ответил. Он тяжело поднялся на ноги и остановился перед Элизабет. Она молчала, опустив голову и уставившись на свои руки.

– И с тех пор она шантажирует тебя?

Элизабет вскинула голову, и это открыло ему правду раньше, чем она заговорила:

– Откуда ты знаешь?

– Догадался, – сказал он. – И ты ее только что подтвердила. – Смутные предположения, притаившиеся в уголке его сознания, внезапно обрели четкость. – А твой отец? Он в курсе?

Она кивнула, сгорбившись на скамье.

– Луиза шантажирует и его тоже?

– Да, – прозвучал едва слышный ответ.

– Как я понимаю, Луиза не одинока в этом предприятии?

– Баттенберн знает все. В некоторых случаях он сдерживает ее. В других – провоцирует.

Норт закрыл глаза и потер переносицу.

– Иисусе, – потрясенно произнес он. – Ну и положение! – Он взглянул на Элизабет. – Они пригрозили тебе разоблачением?

– Да. Если бы обман открылся, отец и Изабел оказались бы в крайне унизительном положении. Но не это главное. Больше всего их пугало, что Селден узнает, что он не их сын.

– Они могли бы усыновить его.

– Конечно. И они бы это сделали. Мы обсуждали подобную возможность. Но в таком случае Адам узнал бы о своем происхождении. Не исключено, что когда-нибудь мы расскажем ему правду, но не теперь. Так что пока никто из нас не желает разоблачения.

– Выходит, вы больше не хранители своей тайны, а ее пленники?

– Вот именно.

Норт ненадолго задумался.

– Именно поэтому твой отец так сердит на тебя?

Элизабет кивнула.

– С его точки зрения, тот факт, что я рассказала кому-то об Адаме, – более тяжкое прегрешение, чем то, что я произвела его на свет. – Увидев, что Норт готов возразить, она поспешно продолжила: – Он любит Селдена. Ты сам это видел, когда мы были в Роузмонте. Если он и презирает меня, то лишь за то, что мне оказалось не по силам нести на своих плечах бремя вины и горя, и я переложила его на чужие плечи. Вот чего он не может мне простить.

Норт прислонился спиной к прохладному стеклу.

– В таком случае он должен разделить с тобой ответственность.

– Но он не сделал ничего дурного. Он…

– Он забрал у тебя ребенка, Элизабет! Ему нужен был наследник, и он взял твоего сына. Ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы ты родила девочку?

– Изабел настояла бы на том, чтобы он сдержал слово, – тихо проговорила она.

Норт допускал, что скорее всего так бы и случилось.

– Конечно, – произнес он после долгой паузы, – сейчас это уже не имеет значения. Селден оказался замечательным сыном, а Роузмонт – примерным отцом.

Элизабет нервно теребила узел свой шали.

– И так должно оставаться. Теперь ты понял, почему я ничего тебе не сказала? Почему хотела сохранить это в тайне?

– Я понял, что люди, которым ты доверилась, предали тебя, – сердито заявил Норт. – Отец Адама. Луиза и Харрисон. В каком-то смысле даже твой отец и Изабел. – Он услышал, как она резко втянула в себя воздух. – Тебе неприятно так думать о своих близких, верно? Или, точнее, ты предпочитаешь так думать про себя, но не желаешь, чтобы я говорил это вслух. Но разве все они не убедили тебя, что жизнь твоего сына станет невыносимой, если он будет считаться незаконнорожденным?

– Я… они…

– А как насчет тебя? Разве они не говорили, что общество тебя отвергнет, что ты никогда не выйдешь замуж и лишишься всякой надежды на счастье, если…

Элизабет вскочила на ноги.

– Прекрати! Я сама так решила! Я сама! Я… – Ее голос сорвался. Сдерживая рыдание, она снова повторила эти слова, на сей раз еле слышно: – Я сама. – Ее плечи согнулись под тяжестью непомерного горя, и судорожный вздох сотряс ее хрупкую фигурку. – И мне приходится с этим жить.

Норт притянул Элизабет к своей груди, так крепко сжав ее плечи, что у нее перехватило дыхание. Дрожь, сотрясавшая ее тело, передалась ему.

– Тебе не придется жить с этим одной, – прошептал он ей на ухо. – Не нужно бояться, что я предам тебя или буду упрекать. Я люблю тебя, Элизабет. И женился на тебе, потому что полюбил. И я хочу, чтобы ты это знала.

– Ты… ты велел мне уехать, – пролепетала она всхлипывая. – Ты с-сказал, что я должна оставить тебя.

– Потому что я был обижен, а вовсе не потому, что разлюбил. Мне нужно было время, чтобы решить, смогу ли я жить с тобой, зная, что ты не разделяешь моих чувств, что ты снова и снова будешь ранить меня своим нежеланием поверить в мою любовь и не позволишь себе меня по любить. – Он взял ее за плечи и отстранил от себя, пристально вглядываясь в ее лицо. – Я не смогу, Элизабет. Эти последние недели… когда ты исчезла… были невыносимы. Любить тебя безответно… это пытка, растянутая на всю жизнь. Теперь я это знаю. И я готов отступиться от тебя, если ты не можешь предложить мне даже надежды, что это когда-нибудь изменится. – Руки его задрожали. Это так поразило Норта, что он снова притянул ее к себе и обнял так крепко, словно хотел удержать навечно. – Скажи, Элизабет, – спросил он, прижавшись щекой к ее волосам, – у меня есть надежда?

– У тебя есть моя любовь. – Она сжала его лицо в ладонях. – Слышишь, Норт? Любовь. Я была уверена в этом, когда покидала Лондон, и еще более уверена в этом сейчас. Я люблю тебя. Помоги нам Боже, но я надеюсь, что этого достаточно.

Норт поцеловал ее, стараясь убедить себя в том, что этого и вправду будет достаточно.

Глава 14

Кушетка была удобнее, чем каменный пол, и шире, чем скамья. К тому же она обладала тем несомненным достоинством, что находилась под рукой. Снегопад за окнами оранжереи прекратился, и луна, выглянув из-за туч, осветила белоснежный пейзаж. Легкая поземка поднимала в воздух искрящиеся вихри, перегоняя по заснеженному полю белые сугробы. В лунном свете листья пальмы казались серебряными опахалами.

В нетерпении, порожденном долгой разлукой, они избавились только от той одежды, которая мешала их лихорадочному соединению. Их тела источали жар, а прерывистое дыхание превращалось в ледяные узоры, расцветавшие на стекле.

Нортхэм находился глубоко внутри ее, когда его захлестнула волна освобождения. Элизабет тесно прижималась к его содрогающемуся телу, обхватив его руками и ногами, словно он был единственной точкой опоры в ее бушующем мире. Ее крик смешался с оттолоском его хриплого рычания, и он рухнул на нее, тяжело дыша и повторяя ее имя.

Наконец они замерли, слишком утомленные, чтобы сделать хоть одно движение. Впервые после занятий любовью им было легко и радостно. Они лениво переговаривались, смеясь собственным шуткам, и не заметили, как заснули.

Во второй раз они занялись любовью уже в постели Элизабет. Безумие осталось позади, и теперь их соединение было неторопливым и нежным, порой игривым, порой трепетно сосредоточенным.

Их одежда валялась на полу, разбросанная на всем пространстве от двери до кровати. Плотные шторы были задернуты, отсекая их от всего мира. Только мягкое сияние свечи озаряло комнату, придавая их влажным телам золотисто-оранжевый оттенок.

Элизабет лежала на спине, положив голову на плечо Норта, и любовалась игрой теней на своей руке.

– Красиво, – заметил Норт наблюдая за ней. – И вообще мне нравится твое одеяние. Немного мрака, немного света. Дешево и практично.

– Но… – Она не сразу поняла, что он пошутил. Наконец опустила руку и улыбнулась. – Ты очень милый, – проворковала она. – Но скуповат, как и твой дед. Похоже, мне придется до конца дней довольствоваться тем нарядом, который сейчас на мне.

Норт хмыкнул.

– Так… Вижу, ты уже успела прослушать его проповедь о пользе бережливости.

– Я прослушала весь его репертуар. – Она положила ладонь на грудь мужа. – Ему не понравится, что ты уронил два горшка с орхидеями. Он, знаешь ли, очень гордится ими. – Элизабет чуть не задохнулась, когда Норт прижался к ее губам долгим поцелуем. Когда он поднял голову, она снова улыбнулась: – Если моя праздная болтовня так тебя возбуждает, то едва ли мне захочется говорить о серьезных вещах.

Его теплый рокочущий смех согрел ее. Приподнявшись на локте, она обвела пальцем контур его подбородка и коснулась уголка рта. Лицо его все еще хранило отпечаток глубокой усталости, и черты лишь немного смягчились от недавних занятий любовью.

– Как ты нашел меня? – спросила она с любопытством.

– С помощью мадам Фортуны. – Норт улыбнулся, увидев, что она снова открыла от удивления рот. Он вспомнил, что удивление оказывает на Элизабет почти такое же действие, как и поцелуй. – Жаль, что я сам не додумался, но ведь ты не оставила даже записки. Никто не видел тебя, после того как ты прибыла в гостиницу. А хозяин даже не мог вспомнить, когда ты уехала. Истлин организовал слежку за лондонской резиденцией баронессы и выяснил, что тебя и там нет. Уэст опросил хозяев гостиниц и кучеров дилижансов чуть ли не на всех почтовых трактах. Все впустую, куда бы мы ни ткнулись.

– Но мадам Фортуна? – спросила Элизабет. – При чем здесь..

– Компас-клуб знаком с этой дамой уже более двадцати лет. – Норт безмерно гордился собой, наблюдая, как румянец поднимается от ее груди к шее и наконец заливает лицо, пока он рассказывал ей о своей первой встрече с гадалкой.

– Боже! – изумилась она. – Ты попросил, чтобы она показала тебе свой..

– Свой зад.

– А она показала тебе персик?

– Ну да, – спокойно отозвался он. – Они, знаешь ли, очень похожи. – Под одеялом рука Норта нашла ее бедро и двинулась к заветному месту, напоминавшему упомянутый фрукт. – Не могла же она показать какому-то мальчишке нижнюю часть своего туловища? Мне тогда было всего лишь десять лет.

Элизабет оттолкнула его руку.

– Представляю, каким чертенком ты был Из молодых, да ранних. И что, Рыцари ничего не заподозрили?

– Нет, конечно. Хотя и не приняли нас в свою компанию. Между прочим, мадам Фортуна предупреждала меня, что они мошенники – так вскоре и оказалось.

– Не могу поверить, что ты украл мой персик, чтобы предаваться непристойным воспоминаниям в компании своих приятелей.

Норт рассмеялся.

– Похоже, ты никогда не простишь меня за эти персики.

– И не надейся. – Элизабет изобразила суровую мину – Ты жонглировал ими! – возмущенно заявила она.

Норт расхохотался так, что даже слезы полились у него из глаз. За неимением платка он воспользовался простыней, которую Элизабет с насмешливым видом протянула ему. Ему потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться.

– Да, и довольно ловко. Ты не находишь? – заявил он без тени сожаления.

Элизабет вздохнула, терпеливо ожидая, когда он окончательно успокоится.

– Это была твоя идея обратиться к мадам Фортуне?

– Нет, Саута, – ответил Норт и добавил, предвосхитив ее следующий вопрос: – А я попросил ее найти тебя, а не твой… персик.

Элизабет закатила глаза.

– Спасибо Господу за его малые милости.

Норт взбил подушку и лег на нее.

– В общем, она направила меня сюда, – закончил он – Я и подумать не мог, что ты поехала к моему деду.

– Эта счастливая мысль пришла мне в голову в последний момент.

Норт живо вспомнил страх, охвативший его, когда стало ясно, что Элизабет исчезла, и погладил ее по волосам, словно желал удостовериться, что она рядом.

– Элизабет?

Она встрепенулась, удивленная его серьезным тоном – Да?

– Ты сказала, что я только отчасти виноват в том, что ты решила уехать Кто еще приложил к этому руку?

– Думаю, ты уже знаешь ответ Луиза и Харрисон Он задумчиво кивнул.

– Мадам Фортуна предрекла, что я найду все, что потерял, когда разыщу тебя.

– Неужели?

– Я тогда подумал, что она помешалась на романтике.

– Вполне возможно.

Норт устремил на нее пристальный взгляд и отметил, что улыбка Элизабет не коснулась ее глаз.

– Да, – согласился он. – Хотя в романтическом смысле это оказалось правдой.

– Ну, спасибо.

Он улыбнулся, не обманутый ее кислым тоном.

– А что, если это правда и в другом, буквальном смысле?

Норт почувствовал, как она сжалась, затаившись в ожидании.

– Знаешь, почему поимка Джентльмена так важна? – спросил он.

– По-моему, это очевидно. Он похищал ценности у представителей высшего света.

– Он похищал их секреты. – Элизабет напряглась. – Вот почему полковник занялся этим делом. Кражи драгоценностей находились вне сферы его интересов, но пропажа документов, государственных бумаг, частной переписки, касающейся политических вопросов, – это совсем другое дело. Думаю, ты понимаешь, что это не могло не встревожить власти.

Элизабет кивнула, плотно сжав губы.

– Похищение документов, естественно, не предавалось огласке. Гораздо проще признаться в краже драгоценностей, нежели важных бумаг. Но поскольку жертвы ограблений были лояльными гражданами, они в конце концов заявляли о пропажах. Одни негодовали, другие испытывали неловкость, но все были крайне обеспокоены, понимая, что под удар поставлена не только их личная безопасность, но и интересы Короны.

Глаза Элизабет все больше расширялись, по мере того как он говорил. Когда он закончил и устремил на нее выжидающий взгляд, она испуганно спросила:

– Ты хочешь сказать, что ответственность за все эти кражи лежит на Джентльмене?

– Это одна из версий, – осторожно заметил Норт.

– Тебя послушать, так речь идет об измене.

– Вполне возможно, если принять во внимание содержание некоторых из похищенных документов.

Элизабет села на постели, подтянув к себе одеяло, чтобы прикрыть грудь.

– Думаю, ты ошибаешься. Джентльмена интересуют только побрякушки.

– Или он достаточно умен, чтобы создать подобное впечатление.

– Сомневаюсь, что он настолько умен, – возразила Элизабет, покачав головой для пущей убедительности. – У него есть определенный стиль, но не следует приписывать ему особые таланты.

– Вот как? – суховато осведомился он. – Ты и вправду так думаешь?

– Я уверена в этом.

– Это не делает мне чести, тебе не кажется? В конце концов, я получил задание найти Джентльмена почти год назад. Пока ему удается ускользать от меня, да и от всех остальных, кто шел по его следу.

Элизабет нахмурилась.

– Ты хочешь сказать, что, кроме тебя, были и другие, кто занимался поисками этого вора?

– Человек шесть в общей сложности за все эти годы. Важные лица на самом верху уже отчаялись положить конец карьере Джентльмена, вот почему полковнику пришлось взяться за это дело.

– И он поручил его тебе.

Норт пожал плечами:

– Вообще-то вся ответственность ложится на него Такова суть его деятельности. Он известен важным шишкам в отличие от меня.

Элизабет задумалась, переваривая услышанное.

– Полковник никогда не рассказывал мне об этом.

– Естественно.

– И ты тоже, – заявила она. – Ты внушил мне мысль, что полковник не имеет никакого отношения к поискам вора – Гладкий лоб ее прорезала вертикальная морщинка, когда очевидный вопрос пришел ей в голову. – А почему ты заговорил об этом сейчас?

В синих глазах Норта появилась мягкая ирония.

– Элизабет, – попросил он, – хватит притворяться.

– Притворяться? – Ее голос слегка надломился. Выдернув из-под одеяла простыню, Элизабет быстро обмотала ее вокруг себя и скатилась с постели. Свободные концы волочились за ней, как шлейф, когда она прошествовала в гардеробную.

– Это что, пресловутая башня из слоновой кости? – крикнул он ей вслед.

– Да! – отозвалась она.

Норт хмыкнул.

– Я задел твои чувства?

Элизабет вошла в спальню, облаченная в халат, и швырнула скомканную простыню на кровать.

– Ты сказал, что я притворяюсь.

– А разве нет?

– Да, но я не желаю, чтобы мне говорили об этом.

– Понятно. – Норт перегнулся через край кровати и поднял с пола не долетевшую до цели простыню. Обмотав ее вокруг талии, он поднялся с постели. – Значит, ты сердишься оттого, что попалась?

– Естественно.

– Тогда тебе еще больше не понравится то, что я скажу сейчас, – произнес он, вперив в нее твердый взгляд. – Ты так спешила надеть халат, что забыла, что нужно хромать!

– Ха! Ничего я не забыла. Просто не сочла нужным. Это, знаешь ли, разные вещи.

Выражение лица Норта в эту минуту было скорее ироническим, чем удивленным.

– Постараюсь запомнить. Нет ли чего-нибудь еще, в чем ты хотела бы сознаться?

– Ты хочешь, чтобы я повторила те слова? – осведомилась она.

Норт улыбнулся, прекрасно зная, что она имеет в виду Слова, которыми она встретила его, были ее признанием. «Значит, ты нашел вора?» Но тогда он воспринял их совсем в другом смысле.

– Ты и есть Джентльмен, Элизабет?

Сочувственные нотки в его голосе придали ей мужества.

Она прикусила губу и неохотно кивнула Затем, глубоко вздохнула, пересекла комнату гибкой уверенной походкой и остановилась перед ним, грациозная и стройная.

– Не знаю, как убедить тебя, Норт, но я не совершала государственной измены. Я виновна во многих грехах, но только не в этом.

Он взял ее холодную руку и погладил ладонь.

– Я тебе верю.

Элизабет перевела дыхание и на секунду закрыла глаза, вознося благодарственную молитву. Но тут ее посетила неожиданная мысль.

– Это потому, что ты считаешь, будто я недостаточно умна?

Рассмеявшись, он притянул ее к себе.

– Не уверен, что у меня есть ответ, который тебя бы устроил. – Он обнял ее и поцеловал в макушку.

Руки Элизабет обвились вокруг его шеи.

– Они никогда и не требовали этого, Норт, – призналась она. – Ты ведь понимаешь, правда, что я воровала не по собственному желанию?

Норт кивнул. Аромат ее волос обволакивал его. Он потерся щекой о шелковистые пряди.

Элизабет теснее прижалась к нему, наслаждаясь теплом его большого тела, черпая силу в ровном биении его сердца.

– Это была плата, которую Луиза потребовала за свое молчание» Но стоило украсть всего один раз, как этот факт добавился к тому, что мне приходилось скрывать.

Норт погладил ее по спине.

– Твой отец знал?

– Да. Изабел тоже. – Руки Элизабет сжались в кулаки. – Баттенберн настоял на том, чтобы я поставила своих родных в известность. Для того, чтобы заручиться их молчанием – Она откинулась назад в объятиях Норта и заглянула ему в лицо. – Как ты думаешь, мой отец знает о похищенных документах?

– Вполне возможно, учитывая его связи в правительственных кругах.

В глазах Элизабет отразилось отчаяние.

– Он подумает, что я причастна и к этому.

– Это началось несколько лет назад, Элизабет. Если он знает, то давным-давно связал пропажу документов с твоей деятельностью на этом поприще.

– Но он ничего не говорил мне!

– Чтобы защитить тебя, дорогая. Да и себя – тоже. Потому он и делал вид, будто ничего не происходит. – Он провел по ее щеке костяшками пальцев. – Мы не можем с уверенностью утверждать, что ему что-то известно.

– Он не изменник, Норт. – Внутренности Элизабет сжались от страха – Только не мой отец.

Норт помедлил, прежде чем ответить:

– Будем надеяться.

Он подвел ее к постели и заставил лечь, затем разворошил огонь в камине и тоже забрался под одеяло. Прислонившись спиной к изголовью кровати, Норт обнял ее за плечи и притянул к себе.

– У тебя давно возникли подозрения? – спросила она. – Насчет меня?

– Стыдно признаться, но как только я тебя заподозрил, так тут же об этом и сказал. Теперь-то я понимаю, что ты давала мне множество подсказок, но я не обращал на них внимания. Ослепленный любовью, наверное. – Он помолчал. – А может, я и в самом деле деревенский дурачок, как окрестил меня твой отец.

– О, Норт, неужели он так сказал?

– Это было самое мягкое из тех определений, которые он использовал, когда я приехал в поисках тебя в Роузмонт. В свете того, что я теперь знаю, его гнев проистекал от страха, и этот страх был вызван не только опасениями за твое благополучие. Он сказал, что я должен обратиться к леди Баттенберн за информацией, ибо скорее всего ты отправилась именно к ней.

– И ты обратился?

– Косвенным образом. Может, я и заблуждался относительно ее мотивов, но догадывался, что помощи от нее я не дождусь. В конце концов она сама пришла ко мне. К тому времени я уже знал, что тебя нет в лондонской резиденции Баттенбернов, но, со слов баронессы, я понял, что ты даже не написала ей. Это меня удивило. Почему ты не сделала этого?

Элизабет задумалась над ответом.

– Когда я решила, что не поеду в Роузмонт, я обнаружила, что у меня появился шанс ускользнуть от нее и барона. Ты не представляешь, до какой степени мне этого хотелось.

Одна из назойливых мыслей, давно преследовавших Нор-га, выразилась в словах:

– Ни твой отец, ни Изабел не приглашали нас в Роузмонт, верно?

– Нет, – тихо ответила она. – Это была идея барона.

– Напоминание моему отцу и мне, что мы все еще находимся в их власти.

Норт припомнил письмо, которое пришло, когда они с Элизабет собирались отправиться из Роузмонта в Хэмптон-Кросс. – Значит, у Луизы не было сердечного приступа?

Элизабет покачала головой:

– С ее здоровьем все в порядке. Как всегда. Это был просто предлог выманить меня в Лондон. Луиза хотела, чтобы я вышла за тебя замуж, Норт, но, думаю, это потому, что она тебя побаивается. Расчет, видимо, строился на том, что я скомпрометирую тебя точно так же, как и свою семью. Вполне возможно, что они с Харрисоном откуда-то узнали о твоих усилиях поймать вора. Не случайно всех вас, кроме Уэста, пригласили в Баттенберн. Луиза уже тогда могла что-то заподозрить. Она задала мне множество вопросов насчет ваших отношений.

Норт задумчиво проговорил:

– Это объясняет, почему баронесса заявила, что ее ожерелье украли.

– Да. Она надеялась, что это пресечет слухи, будто они с бароном как-то причастны к пропаже табакерки Саута, хотя, разумеется, без них тут не обошлось. – Последовало краткое виноватое молчание. – Косвенным образом, конечно. Табакерку взяла я. Саутертон по-крупному обыграл Баттенберна Накануне вечером в карты, и мне было велено возместить потерю.

– Господи! – Норт покачал головой. – Ну и парочка!

– Для них это было своего рода игрой. Чем-то вроде шахмат. Я, конечно, была пешкой. Мой отец и мачеха – тоже, Возможно, есть и другие, хотя не представляю, кто это может быть. Пока ты не рассказал мне о похищенных документах, я надеялась, что Луиза и Харрисон виновны только в том, что любят поразвлечься за чужой счет – каким бы жестоким ни было это развлечение Я не догадывалась, что у них могут быть и другие мотивы, даже когда Луиза усилила на меня давление.

– Усилила давление? В каком смысле?

– Она настаивала на том, чтобы я посещала все приемы. И воровала. У твоей матери. У твоих друзей. Я не говорила ей, что ты занят поисками вора, но, по-видимому, она это прекрасно знала. И хотела, чтобы ты поймал меня с поличным… и спас, превратившись таким образом в соучастника. Луиза не понимает, что ты слишком честен, чтобы совершить недостойный поступок из-за своей привязанности ко мне.

Норт издал невеселый смешок.

– Боюсь, баронесса лучше разбирается в человеческих отношениях, чем ты. Если бы я испытывал к тебе только привязанность, то, возможно, не стал бы тебя защищать. Но поскольку я люблю тебя, трудно сказать, как бы я поступил.

Элизабет повернула голову и с надеждой взглянула на него:

– Значит, меня не сошлют на каторгу?

Норт не смог сдержаться. Он хохотал так долго и так искренне, что Элизабет пришлось ткнуть его в бок, чтобы привести в чувство.

– Извини, – простонал он, вытирая слезы. – Но ты меня очень насмешила.

Элизабет, раньше всегда приходившая в восторг от смеха Норта, теперь только удивлялась, пытаясь понять, что она в нем нашла.

– Я абсолютно серьезна, – сердито заверила она его.

– Знаю. – Он чуть снова не расхохотался, но сдержался и виновато улыбнулся в ответ на ее колючий взгляд. – Прости.

Вздохнув, Элизабет снова устроилась на его плече. Это было уютное местечко, особенно теперь, когда он перестал сотрясаться от смеха.

– Я воровка, – напомнила она. – Так что это был вполне резонный вопрос. Многих людей, куда менее виновных, обязательно бы сослали. Мне еще повезет, если меня не повесят.

Это отрезвило Норта.

– Об этом не может быть и речи! – решительно заявил он. – Доверься мне.

И тут Элизабет обнаружила, что она это уже сделала.

Они позавтракали в постели. Горничная, которая принесла еду, уведомила их, что лорд Уорт явится к ним в спальню собственной персоной, если они не соизволят спуститься вниз до полудня. Норт попросил передать деду, что они встретятся с ним в библиотеке, но когда служанка вышла, запер дверь на тот случай, если они будут заняты чем-нибудь другим в указанное время.

– Какие подсказки? – неожиданно спросила Элизабет. Она размышляла над этой загадкой большую часть утра, по крайней мере ту его часть, когда они не занимались любовью. – Помнишь, ты сказал, что я давала тебе подсказки, которые указывали на меня как на вора. Ты считаешь, что я сознательно хотела выдать себя?

– Такая мысль приходила мне в голову, – согласился Норт. – Возможно, это было интуитивное желание. Взять, к примеру, табакерку. Ты не только пошла на невероятный риск, выкрав ее у барона, но и ловко направляла охоту за сокровищем, чтобы либо Саутертон, либо я ее нашли. Кстати, это решает вопрос, кто кому помогал. Ты обвела нас с Саутом вокруг пальца. Баттенберн, должно быть, пришел в ярость.

– Луиза разозлилась еще сильнее. Разумеется, я вернула ей золотые часы с рубиновым брелоком, но ее невозможно было умилостивить. Наверное, тогда она и задумала подбросить свое бриллиантовое ожерелье в твой чемодан. Я ничего не знала об этом.

Норт кивнул:

– Я так и понял. – Глядя поверх чашки, он наблюдал за Элизабет, расчесывающей волосы. Длинные пряди потрескивали, когда она проводила по ним щеткой. – Ты лазала по деревьям.

Ее рука замерла.

– Что?

– Это еще одна подсказка, – пояснил он. – В Роузмонте ты лазала по деревьям с Селденом. Он сказал, что ты обещала его научить. Мне следовало бы догадаться, что больная нога должна препятствовать подобным упражнениям. К тому же, когда мы были в Баттенберне, ты сказала, что боишься упасть. Все это, разумеется, было дымовой завесой. Хотя и весьма эффектной. Я, во всяком случае, попался на удочку.

Элизабет продолжила расчесывать волосы.

– Мне не доставляло удовольствия тебя дурачить, – вздохнула она. – Это диктовалось необходимостью.

– Понимаю.

– Моя хромота была изобретением Луизы. Она уверяла, что калеку ни в чем не заподозрят. Видимо, того факта, что я женщина, ей было недостаточно. – Элизабет отложила щетку и повернулась к Норту. – От постоянного притворства у меня начались боли в спине. Даже сейчас, после нескольких недель отдыха, мое бедро временами немеет. Чем дольше я изображала хромоту, тем сильнее это сказывалось на моей способности лазать по стенам. В Баттенберне, естественно, этого не требовалось. Я могла воспользоваться тайными коридорами, но после возвращения в Лондон… – Элизабет покачала головой, словно дивясь положению, в котором оказалась. – Как ни тягостно мне было находиться в обществе Луизы, это давало хоть какую-то передышку. Всем остальным я должна была внушить, что обладаю физическим недостатком. В тот вечер, когда Саут сопровождал меня на бал к герцогине, мои мышцы настолько одеревенели, что я чуть не попалась.

– Проклятие, – приглушенно выругался Норт, от полноты чувств стукнув головой о спинку кровати. – Так это была ты?

Элизабет бросила на него удивленный взгляд:

– Конечно. А кто еще, по-твоему, это мог быть?

– Да, но… – Прикрыв глаза, он запустил пальцы в волосы. – Проклятие, – повторил он. Перед его мысленным взором предстала описанная Саутом картина: Элизабет, повиснув на козырьке крыши, подтягивается вверх, чтобы скрыться, перебравшись на крыши соседних домов. – Ты могла погибнуть.

– Это было совсем не так опасно, как могло показаться со слов Саута, – быстро сказала она.

Норт недоверчиво хмыкнул.

– Хотя, признаться, я не попала бы в такое дурацкое положение, если бы кто-нибудь посвятил меня в планы Саута. Не думаю, что ты способен в полной мере оценить мое изумление, когда он появился в спальне герцогини.

Вместо ответа Норт снова стукнулся головой о кровать.

Элизабет подавила улыбку.

– Пожалуй, нам лучше воздержаться от обсуждения того вечера, но, полагаю, тебя интересует, как все это проделывалось.

– Я предпочел бы, чтобы этого не было вовсе, – проворчал он.

– Тогда я постараюсь быть краткой. – Элизабет приступила к рассказу, загибая пальцы, по мере того как излагала детали. – Баттенберн на всякий случай брал с собой смену одежды. Местонахождение драгоценностей было известно заранее – Луиза всегда находила способ выведать это у хозяев. Улучив подходящий момент, я покидала бальный зал, обычно никем не замеченная, и отправлялась на поиски. На балу у герцогини я не перебралась на соседнюю крышу, как предположил Саут, а спрыгнула на землю с другой стороны дома, влезла в окно, которое оставила открытым именно для этой цели, и…

Норт поднял руку.

– Ради Бога, Элизабет, если в тебе есть хоть капля милосердия, избавь меня от этих жутких подробностей! Я до сих пор вижу, как ты висишь в воздухе, вцепившись в козырек крыши леди Калмет.

– Это было совсем не так… – начала Элизабет, но его рука поднялась еще выше. – Ладно, – буркнула она, пробормотав себе под нос: – Не понимаю, чем это отличается от того, что ты проделал в Баттенберне.

Норт сделал вид, что не слышит.

– А как насчет тех случаев, когда украшения пропадали прямо с груди, запястий или из ушей их владелиц?

– Не хочу показаться нескромной, Норт, но это не так уж трудно, после того как приобретешь некоторую сноровку.

– Но для этого, наверное, требуется немалая практика, – сухо заметил он.

– Многие часы.

– Тебя учили Луиза и Харрисон?

– Они наняли… опытных наставников, если можно их так назвать.

– Я бы назвал их ворами.

– Они ими и были. И очень ловкими.

Норту просто не верилось, что он участвует в подобном разговоре, и с удивлением обнаружил, что то и дело качает головой.

– Думаю, барон с баронессой не всегда присутствовали там, где случались кражи.

– Верно. Примерно треть краж происходила без их участия.

– Я покажу тебе мои записи, где указаны даты событий, когда были похищены документы. Кто из них мог быть вором? Баттенберн или его жена?

– Даже не знаю. Вполне возможно, что они прибегли к услугам кого-то еще.

Норт поразмыслил над подобной возможностью, но счел ее маловероятной. Природа похищенных документов была такова, что от вора требовались большая осведомленность и разборчивость, чтобы взять именно то, что нужно. Подобные вещи обычно не передоверяют третьим лицам.

– Нам придется вернуться в Лондон, – осторожно проговорил он, наблюдая за ней.

– Знаю, – с сожалением отозвалась Элизабет. – Я буду скучать по твоему деду. Надеюсь, мы скоро снова его навестим.

Норт улыбнулся:

– Не знаю, кто из вас больше очарован. Он просто в восторге от тебя.

Элизабет встала, подошла к постели и протянула руки Норту. Когда он взял их, она заставила его встать на ноги. Потом, привстав на цыпочки, она обняла его за шею.

– Мне он тоже очень нравится, – прошептала она, почти касаясь его губ. – Но тебя я люблю. Никто не будет любить тебя так, как я.

Норт вспомнил, как однажды сказал ей те же слова. Элизабет смотрела на него, запрокинув голову. Судя по нежности, светившейся в ее взгляде, она думала о том же.

– Ах, Элизабет, – прошептал он.

Их губы слились в долгом поцелуе, а когда он закончился, они не разомкнули объятий.

– Не знаю, найдется ли подходящий момент, чтобы сказать то, что я хочу, – промолвил он. – Так что пусть это будет сейчас, когда ты так ко мне снисходительна, – И прежде чем она успела вставить хоть слово, быстро закончил свою мысль: – Было время, когда я думал, что твоим любовником мог быть полковник.

Элизабет откинула назад голову и уставилась на него с разинутым ртом.

– Ты это серьезно?

– Ну да. – Поскольку она продолжала с изумлением взирать на него, Норт счел нужным объяснить: – Ты сама говорила, что любишь его. Он всего лишь кузен твоей матери, да и разница в возрасте у вас не так уж велика. К тому же он считался довольно красивым мужчиной…

– Он и сейчас красивый, – возразила Элизабет.

Норт неохотно согласился:

– Складывалось впечатление, что ты его избегаешь. Сна чала не хотела видеть его на нашей свадьбе, а потом…

Элизабет прижала палец к его губам, призывая к молчанию.

– Он для меня как дядя. И так было всегда. Когда Луиза и Харрисон втянули меня в свои дела, я стала писать ему реже. Если бы они узнали, как много значит для меня полковник, то постарались бы скомпрометировать и его тоже. Впрочем, они пытались это сделать, несмотря на все мои усилия его защитить. Скорее всего именно они стоят за появлением полковника на нашей свадьбе. Может, Саут и написал приглашение, но идея наверняка принадлежала барону или баронессе. – Она положила руку на его плечо. – Но это не единственная причина, по которой я не хотела с ним встречаться. Мне тяжело видеть его больным. Ты не представляешь, насколько он похож на мою мать! Находиться в его обществе очень приятно, но в то же время больно смотреть на его страдания.

Элизабет, помолчав, улыбнулась:

– Хорошо, что ты сказал мне об этом. В будущем я собираюсь чаще видеться с ним, и не хотелось бы, чтобы ты заблуждался насчет его места в моей жизни. – Она взяла его руку и прижала к своему сердцу. – Отец Адама умер, Норт. В январе исполнится пять лет, с тех пор как это случилось. Он погиб во время сражения в Новом Орлеане. Совершенно бессмысленного сражения. Война с Соединенными Штатами уже закончилась, просто сведения об этом еще не дошли до Англии.

– Мне очень жаль, Элизабет, – произнес Норт искренне. – Как ты узнала об этом?

– От баронессы. В своем простодушном признании я не утаила ничего… даже его имени. Луиза навела справки, и ей удалось выяснить, что с ним стало. Сделала она это, разумеется, не по доброте душевной. Если бы он не погиб, они нашли бы способ использовать и его в своих целях. – Глаза Элизабет потемнели. – Я ненавижу ее, Норт! Ненавижу их обоих за то, что они со мной сделали. Мне невыносимо сознавать, что я не смогла отказать им, что я оказалось неспособной дать им отпор. – Ее голос понизился до шепота, но оставался напряженным и четким. – Иногда мне кажется, что я могла бы их убить.

Норт крепче прижал ее к себе, и не только для того, чтобы утешить. Он не хотел, чтобы она поняла, что он одержим той же мыслью.

– Итак, ты вернулась. – Луиза смерила Элизабет изучающим взглядом. Она умудрилась посмотреть на нее сверху вниз, хотя Элизабет стояла, а баронесса сидела, небрежно откинувшись в шезлонге. – Раздвинь шторы, дорогая, – томно попросила она. – Здесь довольно мрачно, правда? Боюсь, сегодня погода уже не улучшится.

Молча Элизабет пересекла гостиную, раздвинула темно-зеленые бархатные шторы и закрепила их шнурами. За окном висел густой туман, превращавший дома на противоположной стороне площади в смутные силуэты. Прямо под окном она увидела своего кучера, который спрыгнул с облучка кареты и занялся лошадьми. Повернувшись к баронессе, Элизабет не слишком удивилась, обнаружив, что та все еще пристально наблюдает за ней.

Леди Баттенберн опустила глаза и принялась лениво разглаживать складки на юбке.

– Признаться, меня удивило, что ты прибыла в столь ранний час. Не терпелось меня увидеть?

– Я думала, это тебе не терпится, – отозвалась Элизабет ровным тоном. – Мой муж сказал, что ты приезжала на Меррифилд-сквер и расспрашивала обо мне.

– Да, и осталась крайне недовольна этим визитом. Нортхэм пытался меня уверить, будто ты отправилась в Роузмонт. Я заявила ему, что у меня есть причины думать иначе, чем весьма его разозлила.

Элизабет слегка приподняла брови, но ничего не сказала. Баронесса подняла свою чашку с чаем.

– Я бы не советовала тебе, Элизабет, выкидывать подобные фокусы. Твой муж был очень расстроен. Признаться, он выглядел ужасно. Я даже сказала потом Харрисону, что Нортхэм, кажется, не знает, где ты находишься, и это объясняет его грубость.

Элизабет не могла представить себе, чтобы Норт повел себя грубо. Если подобный отзыв о чем и говорил, так скорее о состоянии самой баронессы, когда она заявилась к нему с визитом.

– Ну теперь-то я здесь, – проговорила она.

– И очень довольна собой, как я вижу. Мне это не нравится, Элизабет. Давай кое-что проясним. Ты убежала от своего мужа или от меня?

Элизабет ожидала этого вопроса. Тем не менее она изобразила удивление и произнесла слова, которые репетировала на пути в лондонскую резиденцию Баттенбернов:

– От вас обоих, Луиза. Но я ни от кого не убегала. Мне требовалось время для размышлений, а в Лондоне это сделать невозможно. Нортхэм, кстати, прекрасно знал, где я. Пола гаю, он скрыл это от тебя из уважения к моему желанию по быть одной.

– И где же ты была? – подозрительно спросила баронесса.

– В Стоунвикеме, навещала лорда Уорта, деда Нортхэма.

Луиза ничуть не смягчилась.

– Ты поступила очень дурно, не предупредив меня. – Ее округлый подбородок обиженно вздернулся. – О чем это тебе понадобилось размышлять? Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя появились сомнения в необходимости сохранить нашу договоренность?

Элизабет села в кресло в стиле королевы Анны, стоявшее неподалеку от шезлонга баронессы.

– У меня всегда были сомнения на этот счет, и тебе это прекрасно известно. А теперь у меня появились сомнения относительно моего брака. – Она подняла руку, останавливая возражения Луизы. – Не беспокойся, я не собираюсь полностью отказываться от прежней жизни, хотя подобная мысль и приходила мне в голову. Я прочно застряла в капкане: с одной стороны, ты с бароном, с другой – мой муж. И мне придется с этим мириться.

Баронесса пристально смотрела на Элизабет, оценивая ее слова и искренность тона.

– Тогда хватит всей этой чепухи, – заявила она наконец. – Я не потерплю, чтобы ты вот так срывалась с места и исчезала неведомо куда, Либби. Даже твой отец и Изабел не смогли ничего толком объяснить. Умоляю, не смотри на меня так удивленно. Естественно, я отправила в Роузмонт посыльного. Как еще я могла узнать, что Нортхэм солгал? Мне не нравится, что ты сообщила о своем местопребывании Нортхэму и скрыла это от меня. Он должен быть вовлечен, Либби.

– Вовлечен?

– Да, в нашу деятельность.

– О, не думаю, что это необходимо. До сих пор все шло нормально. Я сделала все для того, чтобы он не догадался о нашей договоренности.

Полные губы Луизы вытянулись в ниточку.

– Не будь такой вредной, Либби. Я уже приняла решение. Харрисон со мной согласен. Как бы ты ни таилась, это только вопрос времени – скоро Нортхэм узнает правду. И я предпочла бы, чтобы это произошло на моих условиях. Ты ведь понимаешь это, правда?

Элизабет понимала. Собственно, именно этого они с Hop-том и ожидали от баронессы.

– Не думаю, что это хорошая идея, Луиза. Его не так легко приручить, как меня. Не надейся, что тебе удастся контролировать Нортхэма.

– Ты приручила его, дорогая, – произнесла баронесса сладким голосом. – Для чего же тогда брак, как не для этого? Мужья могут рычать время от времени, рваться из клетки, но в целом они довольны своей участью. Таковы все мужчины. Они не слишком-то хорошо справляются, если предоставить их самим себе. Карты, вино, любовные интрижки, война. Уверяю тебя, твой муж ничем не отличается от других.

Элизабет от души порадовалась, что сидит. Ее охватило желание истерически расхохотаться, и она, с трудом сдерживаясь, уставилась на какую-то точку за спиной баронессы.

– Не думаю, что Нортхэм догадывается, что он приручен, – проговорила она наконец.

– Конечно, нет. Пока. Но это придется изменить. – Луиза потянулась за чайником, налила Элизабет чай и протянула ей чашку. Затем добавила кипятку в свою чашку и ненадолго задумалась о том, что делать с Нортхэмом. – Из-за твоего отсутствия мы упустили возможности, открывавшиеся на приеме у Лэнгхэмов. У графини есть сапфировое ожерелье, которым я давно восхищаюсь. – Она драматически вздохнула. – Но ему не суждено стать моим.

Элизабет никак не отреагировала на это сообщение. Если баронесса ожидала извинений, то сейчас ее постигло жестокое разочарование.

Луиза приподняла бровь.

– Вот, значит, как? Никакого раскаяния по поводу твоего поведения?

– Мое присутствие говорит само за себя, Луиза. Нортхэм пришел бы в ужас, если бы узнал, что мы здесь обсуждаем.

– Тем более не стоит тянуть и следует поскорее вовлечь его в наши дела. Признаться, я не дождусь, когда это произойдет.

– Как я понимаю, у тебя есть план. – Зная баронессу, Элизабет догадывалась, что та давно все спланировала, возможно, еще на пикнике, когда впервые заметила, куда направлен интерес Норта. – Только прошу тебя помнить, что Нортхэм не из тех, кого можно втягивать в авантюры.

Баронесса небрежно отмахнулась, уверенная, что сможет осуществить то, что задумала.

– Все пройдет как по маслу, если ты не будешь умничать. Ты ничего не выгадаешь, встав на сторону своего мужа. Не забывай о Селдене. И о своем дорогом папочке.

Элизабет побледнела и коротко кивнула.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала на этот раз?

– Сохранение такого секрета, как твой, весьма хлопотное дело, не так ли? – с угрозой сказала Луиза и тут же продолжила: – Думаю, ты знаешь, что французский посол дает зимний бал?

Элизабет осторожно кивнула.

– По всем признакам это будет грандиозное событие. Сам принц почтит его своим присутствием. И Веллингтон, конечно. Для высшего света нет лучшего способа продемонстрировать французам свою лояльность, чем посетить этот бал. Кстати, твой отец наверняка будет в числе приглашенных.

– А ты, Луиза? Вы с Харрисоном получили приглашение?

– Уверена, оно придет со дня на день. – Она помедлила, прежде чем уточнить: – Полагаю, о нас есть кому позаботиться? Элизабет кивнула. – Отлично. Надеюсь, вы тоже не обойдены вниманием?

– Да, Нортхэм уже получил приглашение и ответил на него согласием.

Баронесса даже не позаботилась о том, чтобы скрыть свое удовлетворение.

– Так я и думала. Очень мило с его стороны. Вот увидишь, Элизабет, как славно все это обернется для всех нас.

Войдя в кабинет мужа, Элизабет бросила шляпку и перчатки в ближайшее кресло. Норт поднял голову от бумаг и увидел дворецкого, маячившего за ее спиной. Элизабет была возбуждена до такой степени, что даже не заметила, как Норт отпустил слугу и закрыл дверь. Щеки ее пылали, глаза блестели. Не знай Норт, что она наносила очередной визит леди Баттенберн, он не преминул бы заметить, что она прелестно выглядит. В данных обстоятельствах подобный комплимент едва ли был уместен.

Элизабет подошла к камину и протянула руки к огню.

– Не тепла я жажду, Норт, а очищения, – тихо произнесла она. – Скорее всего в глубине души я не верила, что ты прав насчет Луизы. Ну, в том смысле, что она причастна к похищению важных документов. – Она бросила взгляд на Норта. – Но похоже, так оно и есть. Луиза требует приглашения на бал французского посла.

Норт откинулся в своем кресле.

– Это легко устроить.

Элизабет повернулась и посмотрела на мужа, оценивая его реакцию.

– Ты не удивлен?

Он не стал отрицать.

– Мы с тобой оба знали, что она захочет, чтобы ты подтвердила свою лояльность как можно скорее. Прием у посла идеально подходит для этой цели На ее месте я поступил бы так же.

– Она попытается втянуть тебя в свои делишки.

– Этого тоже следовало ожидать, – кивнул он. – Надеюсь, она тебя не раскусила?

Элизабет ощетинилась, возмущенная подобным предположением.

– Я куда более умелая лгунья, чем может показаться! – Она вспыхнула, когда до нее дошел смысл ее слов. – Не слишком удачная формулировка, да? И все же это правда.

– Пожалуй. – Хмыкнув, он протянул к ней руки. Элизабет не колеблясь взяла их и позволила ему усадить себя к нему на колени. – Что тебе поручено похитить?

– Луизе приглянулось ожерелье дочери посла.

– Куда более вероятно, что ей приглянулись кое-какие бумаги в кабинете посла.

– Я тоже так думаю, – задумчиво сказала Элизабет.

– Есть подозрение, что французы не настолько смирились с поражением, как хотят это показать. Доказательство, что кое-кто в нашем правительстве работает на них – небескорыстно, конечно, – было бы чрезвычайно ценным приобретением для Баттенбернов. Люди пойдут на что угодно, лишь бы это не стало достоянием гласности.

– Ты хотел бы получить такие доказательства?

– Естественно, хотя кто знает, что можно обнаружить в резиденции посла. Думаю, Луиза и Харрисон не всегда получают то, что хотели бы. Наверняка их не раз постигало разочарование… – Норт умолк, задумавшись, потом шаловливая улыбка озарила его лицо. – Знаешь, Элизабет, мне легче думается, когда ты сидишь у меня на коленях. Должно быть, все дело в запахе твоих волос.

– Не пытайся заморочить мне голову лестью, Норт, хотя это и очень милый комплимент. Лучше расскажи, о чем ты думаешь. – Увидев его плотоядную улыбку, она погрозила ему пальчиком: – То, о чем ты думаешь в данный момент, меня не интересует. Я это и так знаю.

Убедившись, что отвлечь ее не удастся, Нортхэм сдался:

– Ну ладно, мне пришло в голову, что возможны и другие случаи. Я хочу сказать, что, вполне вероятно, Баттенберны во время своих вылазок иногда находят что-то весьма ценное.

Элизабет ждала продолжения.

– И… – поторопила она его.

– Я должен поговорить с полковником, – решил Норт. – Нужно сделать так, чтобы бал у посла превратился в один из таких случаев.

– Ты не мог бы выразиться яснее?

– Нет, но не потому, что ты можешь рассказать об этом Луизе.

– Хм…

– Ты ведь очень умелая лгунья.

Элизабет стиснула зубы, не желая принимать его шутливый тон.

– Я не могу пока сказать тебе того, чего и сам не знаю, – виновато проговорил он. – Полковник знает, что нужно делать.

– Если я буду действовать в одиночку, то могу наломать дров.

– Но тогда он узнает обо мне, – удрученно произнесла она. – Кто я такая… и что наделала. А Селден… – Элизабет замолчала, размышляя о том, что ей пришлось совершить ради того, чтобы защитить своего ребенка. – В таком случае я сама расскажу ему все.

– Конечно, если ты хочешь.

Она храбро кивнула:

– Да. – Ей не удалось скрыть ни тревожного выражения на лице, ни вопросительной интонации в голосе. – Ты дума ешь, он простит меня?

– Здесь нечего прощать, Элизабет.

– Он обидится, узнав, что я не обратилась к нему за помощью.

– Он поймет. Может, не сразу, но поймет. Он знает твоего отца и сделает нужные выводы. А что касается Селдена, ты можешь положиться на молчание полковника. Он отнесется с уважением к твоему решению узаконить рождение сына.

Элизабет очень хотелось бы в это поверить.

– Сколько раз я сожалела, что не написала ему об отце Адама. Я бы не чувствовала себя такой одинокой и незащищенной во время беременности. Он мог бы послать за мной. Я бы поехала в Индию и встретила тебя там.

Норт улыбнулся:

– Это неизвестно. Некоторые вещи не зависят от нашего желания.

– Ты говоришь о нашей свадьбе?

– В том числе. Честно говоря, я не собирался жениться и это очень огорчало мою матушку.

– Правда?

Он кивнул.

– Она настаивала, чтобы я женился, а я всячески упирался, пока не приехал в Баттенберн. Саут был свидетелем этих стычек, но у него хватило ума не принимать чью-либо сторону.

– Допускаю, что тут сыграл свою роль пистолет, приставленный к его виску.

– Пушка. Моя матушка предпочитает крупный калибр.

– Все матери хотят, чтобы их сыновья остепенились. – Она взяла в ладони его лицо. – И чтобы они обзавелись наследниками.

Глаза Норта сузились.

– Моя мать что-нибудь говорила тебе? Я предупреждал ее, что не потерплю вмешательства.

– Ты не поверишь, но твоя мать и словом не обмолвилась на эту тему! Но ты забыл предупредить на этот счет своего деда. – Элизабет провела пальчиком по его губе. – Он хотел как лучше, – пояснила она. – Я не возражала. Вполне естественно, что он заинтересован в наследнике.

– Да, но зачем же интересоваться вслух?

Элизабет улыбнулась и прижалась к его губам. Наконец отстранившись, она посмотрела на него, и ее глаза потемнели, встретившись с его взглядом.

– Ты подаришь мне ребенка, Брендан?

– Он ответил не сразу:

– Ты уверена, что хочешь этого?

– Она кивнула:

– Ода. Это одна из многих вещей, которые я начала понимать во время общения с твоим дедом. Я боялась рожать еще одного ребенка, боялась, что не смогу быть хорошей матерью, боялась, что его у меня тоже заберут. Но оказалось, что дело не в страхе, Норт, точнее, не только в страхе. В Стоунвикеме я поняла, что наказывала себя и делала это очень долго.

Нежно улыбнувшись, Норт взял ее руку, поднес к губам и поцеловал в ладонь.

– Ладно, посмотрим, что можно сделать в этом направлении, – ухмыльнулся он. – Могу себе представить, сколько пари будет заключаться по поводу наследника.

Опасения Элизабет, что Блэквуд осудит ее, не оправдались. Полковник взял ее за руку и не отпускал, пока она рассказывала ему свою историю, не пытаясь оправдаться или выгородить себя. Ни упреков, ни обвинений она от него не услышала. Как Норт и предсказывал, полковник заверил Элизабет, что она не совершила ничего такого, что нуждалось бы в прощении. Он лишь выразил сожаление, что ей пришлось нести эту тяжкую ношу в одиночку и что, столкнувшись с предательством, она перестала доверять даже ему. Норт тихо вышел из комнаты, оставив их наедине, чтобы они могли обсудить все обстоятельства и недомолвки, ставшие причиной их отчуждения.

А когда он вернулся, они принялись за составление плана, который должен был положить конец тирании Баттенбернов.

Глава 15

Элизабет была неотразима. Гости посла не преминули отметить этот факт, когда Норт вывел жену на танцевальную площадку. Вдовствующая графиня Нортхэм, услышав пронесшийся над толпой восхищенный ропот, воздержалась от комментариев, подумав про себя, что секрет очарования ее невестки можно очень легко объяснить. Жена ее сына счастлива и не скрывает этого.

Норт кружил Элизабет в вальсе, описывая широкую дугу по залу. Ее поднятое к нему лицо купалось в ярком свете хрустальных канделябров. В янтарных глазах плясали золотистые искорки, придавая ей более игривое выражение, чем можно было ожидать, увидев растянутые в любезной улыбке губы.

– Вам не следует так смотреть на меня, миледи. Иначе этот вечер закончится, не успев начаться. Не забывайте, посол – настоящий француз. Он сразу догадается, почему мы так поспешно сбежали с его бала.

Улыбка Элизабет ничуть не изменилась.

– А тебе не следовало предлагать мне второй бокал вина, когда мы выходили из дома. Я не привыкла к спиртному.

Взгляд Норта посерьезнел, хотя губы по-прежнему улыбались. Для гостей, толпившихся по краям бального зала, перемена в его настроении осталась незамеченной, но Элизабет слишком хорошо его знала.

– Ты уверена, что у тебя достаточно ясная голова?

Она кивнула.

– Я пошутила, Норт. Не беспокойся. Я в состоянии сделать все, что вы с полковником задумали.

– Проклятие, Элизабет!

– Перестань сверкать глазами, если не хочешь привлечь к нам внимание.

Рука Норта напряглась на ее талии, но ему удалось расслабить лицевые мышцы.

– Кому надо было выпить второй бокал, так это мне, – пробормотал он, бросив тоскливый взгляд в сторону публики, теснившейся вокруг огромной чаши с пуншем.

Элизабет беспечно рассмеялась, снова завладев его вниманием. Глаза ее сияли, на щеках цвел румянец, и причина была не только в вине. Она была возбуждена в предвкушении спектакля, который ей предстояло сыграть.

Оттого, как она сыграет свою роль, зависит ее свобода, ее жизнь и даже судьба Норта. Главное, чтобы Норт ей подыграл, а уж она-то со своим делом справится.

– О чем ты думаешь? – с интересом спросил он.

Элизабет ни секунды не колебалась с ответом.

– О том, что я буду свободна, – очень серьезно ответила она. – Что, если все пойдет хорошо, я буду наконец свободна.

Норт кивнул. Видимо, этим в основном и объяснялись ее румянец и сияющий взгляд. Тревога, даже страх, которые он наблюдал, когда они собирались на бал, похоже, больше ее не терзали. Норт по опыту знал, что волнение в умеренных дозах необходимо, ибо не позволяет расслабляться и придает остроту уму.

Элизабет, озадаченная молчанием мужа, заглянула ему в лицо.

– Все будет хорошо, – проговорила она, хотя по ее тону трудно было понять, кого она пытается успокоить – себя или его. – Вы с полковником так тщательно все спланировали, что, думаю, ни одна мелочь не осталась неучтенной.

– Что-то всегда остается неучтенным, – возразил Норт. – Нельзя предусмотреть все. Свои ошибки осознаешь, только когда все закончится. – И тут Элизабет споткнулась – впервые за весь вечер. До сих пор она легко двигалась под музыку, почти не хромая. Склонившись к ее уху, Норт прошептал: – Я сказал это не для того, чтобы поколебать твою решимость, а для того, чтобы ты не теряла чувства опасности.

Элизабет, побледнев, кивнула:

– И тебе это удалось.

– Выше голову! – велел он. – Вот так-то лучше. Улыбнись. Очень мило. Я не говорил тебе, что собираюсь заняться с тобой любовью сегодня вечером? Возможно, в карете по пути домой. На досуге поразмышляй об этом.

Она наступила ему на ногу.

– А ты об этом.

Норт ухмыльнулся.

– Ты думаешь, что, если я тоже захромаю, мы будем лучше смотреться?

Элизабет подавила желание ударить его по обтянутой чулком ноге.

– Тебе повезло, что вальс уже кончается.

Его ухмылка стала еще шире. Под заключительные аккорды он увлек ее к краю танцевальной площадки, и они сразу влились в оживленную толпу. Норт, искусно лавируя среди гостей, вел Элизабет к свободному стулу у стены. Впервые ее притворная хромота сыграла ей на руку.

– Принести тебе что-нибудь выпить? – спросил он.

– Миндальный ликер. – Она рассмеялась, когда Норт поморщился, демонстрируя свое отвращение к сладким напиткам. – Мне он тоже не нравится, – призналась она. – А значит, можно не опасаться, что я хвачу лишку.

Отвесив легкий поклон, Норт удалился. Краем глаза он увидел, как леди Баттенберн покинула кружок своих друзей и начала пробираться к Элизабет, но подавил порыв вернуться. Как бы Норт ни сожалел, что его жене отведена главная роль в сегодняшней игре, он понимал, что без ее участия они не смогут разоблачить этих негодяев. Если раньше она была пешкой в играх Баттенбернов, то теперь стала ферзем полковника.

Проводив взглядом исчезающего в толпе Норта, Элизабет, рассеянно обмахиваясь веером, стала с интересом наблюдать, как разряженные в разноцветные шелка и атлас гости занимают позиции для следующего танца. Сквозь образовавшийся среди зрителей проход она увидела леди Пауэлл в облаке розового шелка и лорда Хитеринга, изящно склонившегося к своей жене. Его затканный серебром жилет и пряжки на башмаках сверкали в пламени сотен свечей.

Как и предсказывала леди Баттенберн, зимний бал во французском посольстве пользовался шумным успехом. Вдоль подъездной аллеи, которая вела к парадному входу в резиденцию посла, выстроилась длинная вереница карет и экипажей. Несмотря на холодную январскую ночь, кучера, лакеи и грумы, закутавшись в теплые шерстяные накидки, наброшенные поверх нарядных ливрей, терпеливо ждали, когда хозяевам понадобятся их услуги. Сотни факелов и фонарей освещали покрытую снегом землю, создавая иллюзию затянувшихся сумерек, хотя уже давно стемнело.

Внутри посольского дворца толпилась знатная публика, облаченная в шелковые платья всех цветов радуги и атласные фраки, отражавшиеся в отполированных до блеска мраморных полах. Вдоль стен парадного холла высились зеркала в золоченых рамах, отчего это огромное помещение казалось еще просторнее, а число гостей – в два раза больше.

Гости перетекали из бального зала в холл и обратно. Широкая лестница, изящно изгибаясь, вела наверх, где можно было привести себя в порядок. Воздух звенел от смеха и голосов, сливавшихся со звуками музыки. Светская болтовня переплеталась со сплетнями, но хорошее настроение лишало их обычной язвительности. Все сходились на том, что французский посол – щедрый хозяин, особенно его хвалили те, кто налегал на крепкие напитки, которые лились рекой.

Завороженная красочным зрелищем, Элизабет увидела баронессу, только когда та подошла совсем близко. Напряженно выпрямившись, она постаралась скрыть смятение за любезным жестом, кивнув Луизе на свободный стул рядом с собой и предложив составить ей компанию.

Леди Баттенберн, изучив ближайшее окружение, сочла выбранное Элизабет место достаточно уединенным для серьезного разговора и решила приступить к нему сразу же. На ее губах играла добродушная улыбка, предназначенная для случайных наблюдателей. Со стороны не было заметно, что улыбка не касается темных глаз баронессы. Раскрыв веер, она принялась лениво обмахиваться, оглядываясь вокруг.

– Какой приятный вечер, – протянула она. – Ты не находишь? – Она снова огляделась, желая удостовериться, что ни одна голова не повернулась в их сторону. – Я была права, предположив, что это будет грандиозное событие, хотя считаю, что принц поступил скверно, так быстро уехав. Полагаю, это из-за слишком тесного корсета. Он выглядел так, словно того и гляди задохнется.

Элизабет знала, что ранний отъезд принца-регента никак не связан с его корсетом, хотя наблюдение баронессы, что ему было не по себе, достаточно точно отражало суть дела.

– Говорят, принцесса Каролина нездорова, – сказала она.

Луиза покачала головой:

– Попомни мои слова. – Она слегка повысила голос. – Все дело в его корсете. – Удовлетворенная, что и теперь ни кто не обернулся, она продолжила более доверительным то ном: – Наш план изменился.

Элизабет моргнула, стиснув в руках веер. В прошлом случалось, что Луиза вносила изменения в план по ходу дела, но она очень надеялась, что сегодня этого не произойдет. Хотя на всякий случай они с Нортом и полковником рассмотрели и эту возможность.

– В каком смысле? – спросила она.

Рыжеватая бровь баронессы приподнялась.

– Ты заметила, что надела мадемуазель нынче вечером? – Луиза имела в виду дочь посла.

Элизабет кивнула.

– Изумруды, – сказала она. – Это не имеет значения, Луиза. Мне не составит труда их заполучить.

Баронесса покачала головой:

– Нет. Мы с Баттенберном считаем, что это слишком рискованно. Пропажу сразу заметят. Кто бы мог подумать, что она в последний момент передумает? Я надеялась, что это будут жемчуга. Они куда больше подходят к ее платью, чем изумруды. – Она вздохнула. – Какие только причуды не приходят в голову молоденьким девушкам! – Она бросила на Элизабет многозначительный взгляд: – Посол хранит драгоценности дочери в своей библиотеке.

Глаза Элизабет расширились.

– В библиотеке? Но ты говорила, что драгоценности следует искать в ее комнате.

– Так оно и было – до недавних пор. – Она иронически улыбнулась: – Джентльмен вынудил всех принять соответствующие меры предосторожности.

– Библиотека находится на этом этаже?

– Да. Справишься?

– Придется, – отозвалась Элизабет с равнодушным видом. – Мне понадобятся кое-какие уточнения. Я не представляю, куда идти.

Леди Баттенберн быстро объяснила Элизабет, как найти библиотеку посла.

– Я слышала, у посла имеется прекрасная коллекция редких книг, – добавила она с беглой улыбкой. – Скажешь мне потом, так ли это. – Она похлопала веером по запястью Элизабет. – Поторопись, дорогая. Баттенберн занял посла разговором и проследит за тем, чтобы тебе не мешали. – Она встала, собираясь уйти.

Элизабет не понравился взятый баронессой темп, но по опыту она знала, что возражать бесполезно. Встав со стула, она увидела за спиной Луизы направлявшегося к ним Норта, но не рискнула предупредить его даже взглядом. Вместо этого она холодно улыбнулась:

– Ты не сказала мне, что я должна взять.

– Жемчуга, конечно. Те самые, которые юное создание должно было сегодня надеть.

Элизабет повернулась и двинулась прочь, скользя между обнаженными плечами и увешанными драгоценностями шеями. Она не видела ни посла, ни Баттенберна, но это никак не повлияло на целеустремленность, с какой она пробиралась сквозь толпу. Оказавшись за спиной баронессы, она позволила себе улыбнуться, довольная, что Луиза, даже не подозревая об этом, действует по плану, который они на днях обсудили.

Стараясь не привлекать к себе внимания, чтобы никто не подумал, будто она нуждается в помощи, Элизабет проследовала в галерею. Она чуть не налетела на мать Норта, но опустила глаза и продолжила путь, сделав вид, что не заметила вдовствующую графиню.

В библиотеку проще было попасть именно через галерею, как советовали Норт и полковник, а не через холл, на чем настаивала баронесса. Впервые противоположные силы, определявшие жизнь Элизабет, вели ее к одной цели, но с разными намерениями.

Она не рассчитывала, что галерея окажется пустой, и не ошиблась. Там был маркиз Истлин с дамой. Сначала из-за спинки дивана показалась его голова, затем появилось личико леди Софии. Элизабет отвела взгляд, но недостаточно быстро, чтобы избежать зрелища дьявольской ухмылки Иста и румянца, залившего щеки его партнерши. Раздался приглушенный возглас – то ли удивления, то ли протеста, – и маркиз снова скрылся за спинкой дивана, утащив за собой Софию.

Элизабет поспешила в противоположный конец галереи к двойным дверям, которые вели непосредственно в библиотеку. Это было просторное помещение, состоявшее из двух уровней. Узкая винтовая лестница вела на балкон, который опоясывал комнату по периметру, позволяя использовать все пространство стен для книжных полок. Собрание книг впечатляло количеством томов, но Элизабет не стала медлить, чтобы полюбоваться ими. Следуя наставлениям баронессы, она устремилась к стеллажу, располагавшемуся справа от письменного стола, и пробежалась пальцами вдоль полок.

В тишине щелчок пружины прозвучал так громко, что Элизабет вздрогнула. Полки повернулись, открыв узкий проход. Следом раздался другой звук, но что это было: эхо щелчка или шум, произведенный ею самой, – Элизабет не знала. Тем не менее она помедлила и оглянулась, ожидая увидеть Истлина, последовавшего за ней. Никого, однако, не было ни у нее за спиной, ни на балконе. Элизабет скользнула в небольшую комнату, находившуюся за книжными полками. Здесь не было окон, и единственным источником света служили лампы, горевшие в библиотеке.

Шкатулки с драгоценностями оказались именно там, где и говорила баронесса. В этом смысле источники леди Баттенберн отличались удивительной точностью, и Элизабет не в первый раз задалась вопросом, сколько человек на нее работают.

Среди бархатных футляров и мешочков Элизабет нашла длинную нить жемчуга, колье и ожерелье. Каждый предмет состоял из идеально подобранных жемчужин. Выбрав колье, она повесила его на ручку единственного кресла, вернула на место пустой футляр и начала расставлять книги в том же порядке, в каком они стояли раньше. Движимая любопытством, она открыла наугад один из томов, обтянутых тисненой кожей, и поднесла его к свету.

Вопреки ожиданиям, что ей придется сражаться с французским или, хуже того, с греческим или латынью, Элизабет обнаружила, что книга раскрылась на иллюстрациях. Еще секунда понадобилась, чтобы понять, на что она смотрит. Ее рот округлился в безмолвном изумлении. Склонив голову набок, она повернула книгу чуть вправо. Затем влево. Две причудливым образом сплетенные фигуры, казалось, раскачивались в едином порыве. Глаза Элизабет удивленно расширились. Неужели подобная поза возможна? Как женщине удалось?.. А мужчина… разве он может…

Захлопнув книгу, она поспешно вернула ее на полку. Ее бросило в жар, и жемчуг приятно охладил кожу, когда она опустила колье в ложбинку между грудями.

– Элизабет?

Она замерла, застыв с поднятой рукой. Сердце бешено колотилось в груди, и некоторое время она ничего не слышала, кроме гула собственной крови, пульсирующей в ушах. «Господи, – взмолилась она, – не допусти, чтобы все усилия оказались напрасными».

– Она там.

Нортхэм резко повернул голову в сторону голоса. Баттенберн, облокотившись о каминную полку, показывал небрежным жестом на секцию книжных шкафов, которая была повернута под углом к остальным.

– Там? – Норт бросил озадаченный взгляд в указанном направлении. – Это что – дверь?

– В некотором роде, – кивнул Баттенберн. – Нечто подобное имеется и в моей библиотеке. Вы не обратили на нее внимания, когда гостили у нас летом?

Нортхэм рассеянно покачал головой.

– Элизабет? – снова позвал он. Ответа не последовало. – Вы уверены, что она там?

– Разумеется. Я видел, как она вошла.

Окликнув жену в третий раз, Норт направился к книжным шкафам, но остановился, когда они пришли в движение. В проходе появилась Элизабет. Лицо ее было очень бледным, и прежде чем она скрестила руки на груди, он успел заметить, что они дрожат.

– Что это там? – поинтересовался он, пытаясь заглянуть поверх ее головы.

– Книги, – отозвалась она, небрежно пожав плечами – Наверное, личная библиотека посла. Такая же комната имеется в Баттенберне. Ты не видел…

Норт поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Это я уже слышал, – ответил он. – Нет, не видел. Что ты там делала? Луиза сказала, что ты неважно себя чувствуешь и пошла в библиотеку, чтобы отдохнуть от шума.

– Я… у меня… – Элизабет прижала пальцы к вискам и прикрыла глаза, – разболелась голова. В зале так душно. Я не могла больше выносить этой суеты.

Барон насмешливо фыркнул:

– Элизабет, дорогая, похоже, он тебе не верит. На его месте я бы тоже не поверил. Может, лучше сказать ему правду?

Элизабет перевела взгляд на Баттенберна. Он был занят тем, что одергивал рукава своего атласного фрака, так чтобы ткань не морщилась на сгибе локтей. Этот жест, весьма характерный для барона, подчеркивал его полнейшую незаинтересованность в этой щекотливой ситуации. Элизабет очень пожалела в эту минуту, что не умеет владеть собой так же хорошо, как и он.

– Зачем вы здесь?

– Чтобы остановить тебя, – ответствовал барон. – Луиза говорит, что я веду себя глупо и ты не рискнешь предпринять что-либо сегодня вечером, но я позволил себе усомниться.

Нортхэм переводил взгляд с Элизабет на Баттенберна и обратно.

– О чем это он, дорогая?

Элизабет молчала, умоляюще глядя на Баттенберна.

– Не рассказывайте ему, – попросила она. – В этом нет необходимости.

Барон пожал плечами и снова одернул свой фрак.

– Покажи ему, Элизабет, что ты взяла. И признайся наконец своему мужу, кто ты такая. – Когда Элизабет не шелохнулась, Баттенберн двинулся к ней. – Ты ведь не положила это назад, верно?

Она притворилась, что не понимает.

– Что? – спросила она слабым голосом. – Что я должна была положить назад?

– То, что взяла. Оно еще у тебя, да?

Элизабет отшатнулась от его протянутой руки. Нортхэм шагнул вперед, чтобы защитить жену.

– Не прикасайтесь к ней, Баттенберн!

Рука барона дрогнула и медленно опустилась.

– Покажи ему, дорогая. Мы с Луизой не можем вечно тебя защищать. Ты становишься слишком безрассудной.

– Элизабет? – Между темными бровями Норта появилась морщинка. – Признаюсь, я начинаю терять терпение. Что все это значит?

Она молчала. Шагнув вперед, он резко схватил ее за плечо и отвел ладони, которыми она инстинктивно прикрывала грудь.

– Что у тебя там?

Слезы наполнили ее глаза и повисли на ресницах. Ее начала бить дрожь.

– Подождите, – прошептала она. – Я сейчас все объясню.

Терпение Нортаэма лопнуло. Его пальцы нырнули за вырез шелкового платья жены, и он ощутил бешеное биение ее сердца, а затем нащупал ту самую вещь, которую она прятала. Он медленно вытащил руку. На его ладони покоилось жемчужное колье. Он молча смотрел на ровные жемчужины, плотно нанизанные на нить, и замыкавшую их серебряную застежку.

Элизабет оцепенело наблюдала, как он медленно сомкнул пальцы, зажав в кулаке жемчуг. Ее губы беззвучно шевельнулись.

– Поскольку на тебе бриллианты твоей матери, я могу смело предположить, что колье не твое. – Норт помолчал. – Я прав?

Баттенберн прислонился бедром к письменному столу и скрестил на груди руки.

– Все очень просто, Нортхэм. Она украла его. Расскажи ему, Элизабет.

Молчание Элизабет само по себе служило признанием.

– Он говорит правду? Ты действительно украла эту вещь?

Она едва заметно кивнула.

Голубые глаза барона сверлили Элизабет, но обращался он к Нортхэму:

– Она занимается этим не первый год. Отец не смог справиться с ней, да и мы с Луизой не добились особых успехов. Увы, Нортхэм, ваша жена и вор Джентльмен – одно и то же лицо. Она расскажет вам все сама, когда немного придет в себя.

– Джентльмен? – Норт покачал головой. – Вы, должно быть, шутите, Баттенберн. Моя жена с трудом поднимается по лестнице из-за больной ноги, а Джентльмен, как всем известно, способен пролезть в дом даже через чердачное окошко. Ради Бога, что все это значит?

Выражение лица Баттенберна не изменилось, но каблук его атласной туфли начал выбивать дробь по боковой стенке письменного стола.

– Поверьте, мне не до шуток. Подумайте сами, Нортхэм. Она украла табакерку лорда Саутертона. Мы с Луизой, разумеется, настояли на том, чтобы она ее вернула, и даже устроили охоту за сокровищем, чтобы предоставить ей удобную возможность. Мы видели, что многие уже о чем-то догадываются, и Луизе пришлось сочинить целую историю, дабы отвести от нее подозрение.

Элизабет покачала головой, ее взгляд молил о пощаде.

– Он лжет! Луиза сделала вид, будто ее ожерелье украли, чтобы отвести подозрения от себя.

Норт прищурился.

– Значит, ты знала, что это обман? – неуверенно произнес он.

– Да… я знала, но…

Баттенберн прервал ее со страдальческим вздохом:

– Элизабет, естественно, не могла оставить за Луизой последнее слово. Она украла ожерелье моей жены и подбросила его в ваш чемодан.

– Это неправда, Норт! – запротестовала Элизабет. – Клянусь!

Нортхэм качнул колье, свисающее с его пальцев.

– А как ты объяснишь это, Элизабет?

Она бросила умоляющий взгляд на Баттенберна.

– Скажите ему, почему я это сделала, – резко проговорила она. – Скажите ему, что вы приказали мне украсть эту вещь.

Барон посмотрел на нее с жалостью.

– Элизабет, – произнес он с мягким укором, – ты перенервничала. Верни колье, и мы забудем об этом печальном инциденте.

– Вернуть? Но вы же сами…

Норт взял Элизабет за запястье и вложил жемчуга в ее ладонь.

– Положи это на место. Сейчас же. Пока никто не пришел.

Элизабет сделала движение, будто собиралась швырнуть в него колье, но Баттенберн успел перехватить ее руку. Она с трудом скрыла гримасу отвращения, когда его холодные пальцы вцепились в ее запястье.

– Отпустите меня, – процедила она и повернулась к мужу: – Все это ложь, Норт! Я не могу выразиться яснее. Я воровала, но только потому, что он и его жена заставляли меня это делать.

Лорд Баттенберн не стал ждать, пока ему прикажут отпустить Элизабет. Он сделал это сам, когда увидел, с каким трудом Норт сдерживает свой гнев. Барон невольно отступил назад, подальше от волн напряжения, пробегавших между супругами.

– Думаю, Элизабет, твой муж близок к тому, чтобы поверить мне. Не так ли, Нортхэм? Как я понимаю, у вас уже имелись некоторые подозрения насчет вашей жены?

Норт не счел нужным отвечать на этот выпад барона. Вместо этого он молча указал Элизабет на соседнюю комнату, пресекая все возражения.

Зажав в руке колье, Элизабет развернулась на каблуках и скрылась в библиотеке посла. Норт и Баттенберн последовали за ней и остановились на пороге. Сноровка, с какой Элизабет справилась со своей задачей, свидетельствовала о ее немалом опыте. У барона были все основания считать, что Нортхэм избавился от последних иллюзий, наблюдая за ее уверенными движениями.

Норт посторонился, когда Элизабет вернулась в библиотеку, и закрыл потайную дверь. Она бесшумно скользнула на место, слившись со стеной. Окинув взглядом ряды полок, он повернулся к барону.

– Итак, – устало произнес он, – что вы предлагаете?

Баттенберн проигнорировал негромкий вскрик Элизабет, потрясенной предательством мужа. Этими словами Нортхэм показал, кому он больше верит. Барон ответил не менее утомленным тоном, давая понять, как он устал от всей этой истории.

– Ее необходимо защитить от самой себя, – проговорил он. – Но это очень трудно. Стоит на секунду ослабить внимание, как она тут же ускользает. Вы сами могли в этом убедиться, граф. Несмотря на то что теперь Элизабет за мужем и заняла прочное положение в обществе, она, как вы видите, не изменилась. Мы с Луизой потеряли всякую надежду, что это когда-нибудь произойдет. Роузмонт давно махнул на нее рукой и, кажется, собирается лишить ее наследства.

Взгляд темно-голубых глаз Норта оставался непроницаемым.

– Могу я заехать к вам завтра? – спросил он. – Согласитесь, здесь много непонятного, и нам есть о чем поговорить.

Баттенберн был сама любезность.

– Разумеется. Надеюсь, вы понимаете, что если бы существовал менее драматический способ довести до вашего сведения сей прискорбный факт, мы с леди Баттенберн непременно бы им воспользовались. Но поскольку мы не были уверены, что вы станете нас слушать, то решили, что лучше все го представить вам наглядное доказательство. – Он слегка поклонился, состроив сочувственную мину. – Мне очень жаль, Нортхэм. Правда, жаль.

Не удостоив Элизабет взглядом, барон направился к выходу. Отдаленные звуки музыки, голоса и смех ворвались в библиотеку, когда он открыл дверь, и смолкли, когда он затворил ее за собой.

Элизабет и Норт посмотрели друг на друга. Он ответил ей взглядом. Они не решались заговорить, опасаясь выдать себя даже шепотом. Шелковое платье Элизабет тихо прошелестело, когда она обессилено опустилась в кресло. Норт начал массировать виски. После такого напряжения голова его разламывалась от боли.

– Мы должны попрощаться с хозяевами, – шепнул он, когда прошло достаточно времени.

– Подожди минутку, мне нужно прийти в себя, – так же тихо ответила она и посмотрела на него с извиняющейся улыбкой. – Меня тошнит от всего этого.

Оказавшись в карете, Элизабет сняла с головы тюрбан и тряхнула волосами. Норт забрался следом и закрыл за собой дверцу. Подобрав полы широкого пальто, он уселся рядом с женой.

Карета покатила, и они расслабленно откинулись на мягкие кожаные подушки. Швырнув шляпу на противоположное сиденье, Норт повернулся к жене. Темные ресницы отбрасывали тени на ее бледное лицо. Она рассеянно теребила драгоценную брошь, украшавшую тюрбан, но Норт не сомневался, что ее мысли заняты разговором с Баттенберном. Норт взял в ладони ее лицо, склонился к ее губам.

– Ты не представляешь, – заговорил он, прервав поцелуй, – как я хотел, чтобы ты оказалась сегодня подальше от этого места. Если бы существовал другой способ…

– Я понимаю. – Ее губы скользнули по его губам. – Я не боялась его. Только того, что ты можешь ему поверить. – Она вглядывалась в его лицо в поисках ответа. – Я и сама почти ему поверила.

– Он был весьма убедителен. – Норт прижал ее к себе. – Как, впрочем, и ты. – Он хмыкнул, заметив ее смущение. – Сомнительный комплимент, да? Можешь гордиться – ты была неподражаема!

Элизабет вспыхнула и отвела взгляд.

– Еще неизвестно, сработало ли это.

Норт опять спросил себя, сможет ли он когда-нибудь совместить образ этой Элизабет, застенчивой и краснеющей, с той женщиной, которая с вызывающим видом называла себя шлюхой. Он решил, что посадит в Хэмптон-Кроссе яблоневый сад и будет размышлять под каждым из деревьев по очереди. И если в конце своей жизни он окажется так же далек от понимания Элизабет, как сейчас, все равно это можно назвать вполне достойной целью.

– Норт? – Она нахмурилась. – Ты слушаешь меня? Мы не знаем, сработало ли это.

Он подавил улыбку.

– Скоро узнаем. Судя по всему, ты не обнаружила никаких документов среди драгоценностей?

– Ни одного. Ты уверен, что они были туда подложены?

– Полковник возложил эту задачу на Уэста. Не было случая, чтобы он не выполнил задания. Драгоценности, во всяком случае, оказались там, где было обещано.

Элизабет кивнула.

– Как Уэсту удалось заручиться содействием посла?

– Думаю, в этом ему помог полковник. У посла есть свои причины считаться с важными персонами, которые стоят за Блэквудом. Уэст должен был проследить, чтобы все шло по плану. Раз ты не нашла ничего, кроме драгоценностей, значит, Баттенберн выкрал документы еще до твоего появления.

– Его не было в библиотеке, когда там появилась я, Норт, однако он оказался внутри, когда вошел ты. Как у него это получилось? Откуда он взялся? Он не мог войти со стороны галереи, потому что там был маркиз Истлин. Он предупредил бы меня. Если же он вошел из коридора, то почему я ничего не заметила?

– Потому что он вошел раньше тебя, – высказал свое мнение Норт. – Он взял документы и ждал в библиотеке посла, пока ты выпустишь его оттуда.

– Выпущу его… – Элизабет осеклась, когда истина открылась ей. – О! Как ловко он это проделал! Когда полки повернулись, я вошла с одной стороны, а он, очевидно, выскользнул с другой. Знаешь, мне показалось, будто я что-то услышала, когда механизм сработал, но мне даже не пришло в голову, что источник звука может находиться в потайной комнате. – Она вздохнула. – Какая досада! Барон стоял перед нами с похищенными документами за пазухой, а мы даже не знали об этом.

Норт пожал плечами. Он тоже думал на эту тему.

– Совсем не обязательно, что они были при нем. Он мог перепрятать их где-нибудь в библиотеке. Посмотрим, как он воспользуется полученной информацией. Не думаю, что нам придется долго ждать.

Элизабет горячо воскликнула:

– Хорошо бы! Я не слишком-то терпелива.

Теперь, когда ловушка была расставлена, Норт знал, что его собственное терпение тоже подвергнется испытанию.

– В армии я усвоил, что ждать легче, если занимаешься каким-нибудь делом.

Во взгляде Элизабет отразилось сомнение, тем не менее она сообщила:

– Я начала новую вышивку.

– Неплохое занятие. А я обычно полировал пуговицы на мундире.

– Теперь это обязанность Брилла.

– Тогда это тоже было его обязанностью. Но бывали случаи, когда я предпочитал делать это сам. – Он потер подбородок. – Мне кажется, мы могли бы найти себе занятие, которое займет нас обоих.

– Карты?

Норт удивленно поднял бровь.

– У тебя есть с собой карты?

– Сейчас? Нет, конечно. Но когда мы приедем домой, можно будет сыграть в вист. Я уверена, что не смогу сомкнуть глаз.

Норт попытался обнаружить признаки того, что Элизабет шутит, и не нашел.

– Возможно, я выразился не совсем ясно. Эта деятельность должна доставлять удовольствие нам обоим.

– Мне казалось, тебе нравится вист.

– Элизабет!..

Она заморгала, изобразив на редкость невинную улыбку. Норт покачал головой:

– Нет, ты не можешь быть такой непонятливой.

– Представь себе, могу, как ни больно мне в этом признаваться.

Он склонился к ее уху, шевеля теплым дыханием шелковистые завитки, и изложил свои намерения, выразив их весьма недвусмысленно.

Глаза Элизабет округлились.

– Как ты это сделаешь?

– Я рассчитываю на твою помощь.

Элизабет изобразила глубокую задумчивость.

– Так ты уверен, что не хочешь сыграть в карты?

Вместо ответа Норт сгреб ее в охапку.

– Тебя хлебом не корми, дай только поиздеваться надо мной! Все, хватит препираться. Лучше поцелуй меня.

Элизабет не заставила себя уговаривать. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она прильнула к его губам, понуждая его открыть рот игривыми прикосновениями языка. Норт не смог сдержать тихого стона. Зарывшись пальцами в его солнечные волосы, Элизабет легонько потянула их и почувствовала, как по его телу пробежала волна желания.

– Я хочу видеть твою грудь, – заявил он.

Зрачки Элизабет потемнели и расширились.

– Если вы рассчитываете найти там жемчуг, милорд, то будете разочарованы.

Ее кокетливый тон возбудил Норта еще сильнее. Он крепче прижал ее к себе и потянулся к лифу ее платья. Элизабет охотно помогла ему.

– Жемчуг, – произнес он, коснувшись кончиками пальцев розовато-белых округлостей. – Вы воровка, миледи.

– Ты сошел с ума.

– Из-за тебя.

Он приподнял Элизабет, так что ее грудь оказалась на уровне его лица. Когда он втянул в рот одну из розовых маковок, она ахнула и впилась ногтями в его плечи.

– О, Норт… Брендан.

Ее дыхание участилось, ноги плотнее обхватили его бедра. Норт начал лихорадочно расстегивать брюки. Элизабет приподнялась, принимая его в себя. Норт жадно приник к ее губам, пока она ерзала, устраиваясь у него на коленях.

Поддерживая Элизабет снизу, он помог ей найти нужный ритм. Горячая и влажная, она туго охватывала его, сжимаясь при каждом подъеме, словно не хотела отпускать. Это была сладкая пытка. Вот сейчас, если бы она спросила, он выложил бы ей все: как полковник добился содействия французского посла, как ему удалось обеспечить ранний уход принца-регента и почему дочь посла надела изумруды вместо жемчуга. Но она не спросила, и эти маленькие секреты так и остались секретами.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она, целуя ямочку в уголке его рта.

– Сударыня, – сухо отозвался Норт, – вы заглотали меня почти по рукоятку и еще спрашиваете.

Карету тряхнуло, и глаза Элизабет округлились.

– Вот теперь точно по самую рукоятку, – выдохнула она.

– Ну что, продолжим? – осведомился он с надеждой в голосе.

– О, прошу тебя, Норт, скорее, мы почти приехали. Имей совесть.

Нортхэм не заставил просить себя дважды. Он уперся пятками в противоположное сиденье, и они забыли обо всем. Элизабет вскрикнула, и спустя секунду Норт ответил ей хриплым криком.

С колотящимся сердцем Элизабет обессилено приникла к мужу. Она глубоко вздохнула, упиваясь его запахом, в котором смешались ароматы мускуса, бренди и одеколона.

Норту потребовалось время, чтобы прийти в себя, но он первый заметил, что карета замедляет ход. Раздвинув шторки, он выглянул в окно.

– К сожалению, это уже Меррифилд-сквер. – Он опустил ноги на пол, бросив на нее взгляд из-под отяжелевших век. – Придется тебе прикрыться.

Элизабет взглянула на свою обнаженную грудь, затем на него.

– Это ты привел меня в такое состояние.

– Норт издал хриплый смешок.

– Ради Бога, Элизабет, ты вгоняешь меня в краску.

– Элизабет нежно поцеловала его.

– Что-то не похоже.

Она поднялась с его колен и принялась оправлять свою одежду, улыбнувшись, когда он отстранил ее руки и подтянул вверх лиф ее платья, прикрыв грудь. Едва они успели мало-мальски привести себя в порядок, как лакей распахнул дверцу. Нортхэм спустился на землю и подал руку Элизабет. Она охотно приняла его помощь – ноги у нее подкашивались. Краем глаза она заметила сына кучера, который чуть ли не пританцовывал на месте, пытаясь заглянуть внутрь кареты. На его лице застыло выражение тревоги, к которой примешивалась изрядная доля любопытства.

Взяв Норта под руку, Элизабет обратилась к мальчику:

– В чем дело, Уилл? Что-нибудь случилось?

– Я ищу кошку, миледи. – Он нырнул под руку лакея, придерживавшего дверцу, и заглянул внутрь кареты. – Наверное, она проскользнула сюда, когда я отвернулся.

Взгляд Элизабет метнулся к Норту. Его глаза были полны нечестивого веселья, которое моментально исчезло, когда он услышал следующую реплику мальчика:

– Но откуда здесь взялась собака, миледи, я не представляю.

Элизабет прочистила горло, приготовившись сказать юному Уиллу, что животные, должно быть, уже сбежали, но Норт быстро зашагал к дому, увлекая ее за собой.

Стараясь не встречаться взглядами, они с достоинством вошли в холл, где слуги избавили их от верхней одежды. Норт распорядился подать ему бренди и чай для Элизабет. Оказавшись в спальне, он отпустил Брилла и личную горничную жены, а когда они остались одни, опустился в массивное кресло с подголовником. Элизабет присела на краешек постели. Секунду-другую они созерцали собственные руки, прежде чем решились взглянуть друг на друга.

Смущение боролось на их лицах с весельем. Наконец они не выдержали. Они хохотали, пока на глазах не выступили слезы. Элизабет промокнула их уголком покрывала, а Норт воспользовался платком. Пару раз они пытались заговорить, но каждая попытка прерывалась взрывами смеха.

Появление дворецкого с подносом немного отрезвило их. Когда тот вышел, Норт расслабил галстук, снял фрак и остановился у камина, согревая в ладонях стакан с бренди.

– На какую собаку я, по-твоему, похож? – с интересом спросил он. – Надеюсь, не на одного из тех скулящих щенков, которых так любит моя матушка? Не хотелось бы думать, что у меня такой же визгливый голос. – Он на секунду задумался. – И такой же противный.

Элизабет чуть не подавилась чаем.

– Пожалуйста, Норт, не смеши меня. Но если тебе непременно нужно знать, ты рычишь, как гигантский мастифф. Доволен?

Он выгнул бровь.

– Правда?

– Как свора мастиффов.

– Норт хмыкнул.

– Вы мне льстите, миледи.

– Элизабет лукаво улыбнулась:

– Разумеется.

Теперь настала его очередь.

– А тебя не интересует, кого из семейства кошачьих на поминаешь ты?

– Нисколько. – Она подняла руку, давая понять, что говорит серьезно. – Я никогда больше не стану заниматься любовью в карете.

Норт вздохнул.

– Вот что получается, когда проводишь слишком много времени в обществе моего деда. Ты становишься ханжой, дорогая. Это тебе не идет.

– Ха! В каком возрасте, по-твоему, юный Уильям сообразит, чем мы там занимались?

– Если я что-нибудь понимаю, его отец и лакей заняты сейчас тем, что втолковывают ему что к чему.

– Не может быть!

– В его возрасте я уже видел зад мадам Фортуны.

– Ты видел персик.

– Это ничего не меняет. Суть в том, что я был готов увидеть и познать намного больше.

Элизабет поднесла к губам чашку, пряча за ней улыбку.

– Ты же понимаешь, что теперь я не посмею даже взглянуть на мальчика.

– Придется, иначе он решит, что впал в немилость.

– Это ты во всем виноват. – Элизабет поставила чашку и поднялась. Вытащив из прически заколки, она распустила волосы. Затем подошла к Норту и подставила ему спину, чтобы он расстегнул ей платье. – Я надеялась на твою сдержанность. Мы оба знаем, что у меня она сразу пропадает, когда дело касается тебя.

Норт обхватил ее за талию и притянул к себе на колени.

– Это правда?

Что-то в его интонации удержало Элизабет от легкомысленного ответа. Слегка повернувшись в его руках, она устремила на него серьезный взгляд.

– Правда. Никогда не сомневайся в этом. – Она коснулась его щеки кончиками пальцев. – Иногда я размышляю о тебе и женщинах, которых ты знал. – Слабая улыбка тронула ее губы при виде его удивления. – Тебе это не приходило в голову, да?

Он покачал головой почти с сожалением:

– Нет.

– Наверное, так и должно быть. Для женщин существуют одни правила, для мужчин – другие. – Она взяла руку Норта, державшую бокал, и поднесла его к губам. Бренди обожгло ей гортань и растеклось теплом по желудку. – Когда я занимаюсь с тобой любовью, все по-другому. Я не могу объяснить, в чем разница. Это позволяет мне надеяться, что и для тебя все иначе. Я никогда не позволяла себе думать, что не любила отца Адама, ибо тогда все становится просто грязью, а я выгляжу глупее, чем готова признаться даже самой себе. – Она вглядывалась в его лицо, надеясь на понимание. – Но теперь я думаю по-другому. Та любовь кажется такой бледной по сравнению с тем, что я испытываю к тебе. Когда ты касаешься меня, Брендан, все остальное становится не важным.

Он уложил ее в постель и любил с нежной страстью, пока она, насытившаяся и утомленная, не заснула в его объятиях.

Глава 16

Нортхэм встретился с лордом Баттенберном на следующее утро, но состоявшийся между ними разговор не дал новых сведений или хотя бы намеков на то, что барон клюнул на наживку.

– Он ничего не говорил о документах? – поинтересовалась Элизабет, когда он вернулся. В ожидании мужа она пыталась занять себя чтением, но, по правде сказать, провела больше времени, глядя на часы или в окно, чем в книгу.

– Я и не рассчитывал, что он скажет об этом прямо. – Нортхэм протянул руки к огню. На его сапогах таяли снежинки. – Барон слишком хитер, чтобы выдать себя. Но я надеялся, что он упомянет о встрече с кем-нибудь из тех, чьи имена фигурируют в документах. Увы, этого не произошло.

Элизабет вздохнула:

– Как скверно с его стороны. – Она сдула прядь волос, упавшую на лицо. – Тогда бы мы точно знали, что бумаги у него.

– Я по пути домой заехал к Уэсту. Он заверил меня, что все документы были спрятаны там же, где драгоценности, и ты не могла их не заметить. – Он повернулся к Элизабет, слегка нахмурив брови. – Кстати, Уэст спрашивал меня о книгах. Его интересовало, не упомянула ли ты о них, и, похоже, обрадовался, когда я сказал, что нет. Мне это показалось странным. Позже я вспомнил, что ты и в самом деле что-то говорила о книгах посла. Правда, ты завела разговор в весьма неудачный момент… Вообще-то меня интересовали совсем другие вопросы, и я не стал углубляться в эту тему.

Взгляд Элизабет вдруг стал отсутствующим, и она засуетилась, расправляя шерстяной плед у себя на коленях.

– Так-так, – протянул он, подозрительно глядя на нее.

– Она вскинула голову.

– Что означает это твое «так-так»?

Норт, поняв, что попал в точку, и зная способность Элизабет уходить от ответа, небрежно проговорил:

– Да так, ничего. Похоже, сегодня у тебя нет настроения обсуждать книги посла.

– Едва ли это подходящее место.

Норт огляделся по сторонам.

– Элизабет, где же обсуждать книги, как не в библиотеке?

– Я только что позавтракала.

– При чем здесь это?

– Ни при чем. Просто констатация факта.

– Норт рассмеялся:

– Ты меня заинтриговала. Выкладывай, о каких книгах идет речь? Только не говори, что не знаешь, я не настолько доверчив, чтобы проглотить очередную ложь.

Элизабет, чувствуя, что изобразить надлежащее негодование ей не удастся, покорилась:

– Ты, случайно, не допрашивал шпионов?

– Нет. Думаешь, у меня неплохо бы получилось?

– Еще как! – Она откинулась на спинку кресла и набрала в грудь побольше воздуха, как будто ей предстояло прыгать с обрыва. – Я не могу судить обо всем собрании посла. Но в одну книгу я заглянула.

Норт молчал, ожидая продолжения, но у Элизабет язык прилип к небу. -

– И…

– Я видела всего лишь пару иллюстраций… Они были обнаженными.

– Иллюстрации?

– Мужчина и женщина.

– А-а.

Элизабет вскинула брови.

– Ты знал!

Он пожал плечами:

– Догадывался. Уэст как воды в рот набрал, но твое поведение мне все объяснило. Я понял, почему ты вчера вечером заговорила о книгах, а сегодня утром не желаешь даже слышать о них. Наверняка ты впервые столкнулась с эротическими картинками.

– Естественно. Я не изучала этого в классной комнате. – Она запнулась на секунду, вперив в него подозрительный взгляд: – А ты?

– В классной комнате? Нет. Впрочем, у Истлина были французские открытки.

– Французские, – произнесла она, брезгливо по морщившись. – Значит, фривольные.

Норт ухмыльнулся:

– Они всего лишь о любви.

Рассмеявшись, Элизабет встала и направилась к двери. Выходя, она бросила призывный взгляд через плечо – Норт тут же устремился следом.

Полковник Блэквуд постучал перевернутой трубкой о серебряный поднос, вытряхнул из нее пепел, набил ее табаком особого сорта, который купила для него Элизабет, после чего вопросительно взглянул на нее:

– Ты не возражаешь?

Элизабет покачала головой.

– Мне нравится аромат трубочного табака.

Норт удивленно воззрился на жену:

– Правда?

– Не от тебя, – отрезала Элизабет. – Но вид полковника с трубкой всегда навевает на меня приятные воспоминания.

Блэквуд хмыкнул в ответ на умоляющий взгляд Норта.

– Не надейся, я не стану вмешиваться. – Он раскурил трубку и сделал несколько коротких затяжек. Наконец он с наслаждением затянулся, переводя взгляд с Норта на Элизабет и обратно. Они сидели на диване напротив него, и в их позах чувствовалось напряжение, хотя Норт владел собой лучше, чем его жена. – Пришли известия от Уиттингтона и Саттона. Как вы помните, они разрешили упомянуть о них в нашем предприятии. Лорд Саттон получил вчера послание от барона, где его настойчиво приглашают в Баттенберн. Я имею в виду загородную резиденцию. В письме нет ничего такого, что можно было бы вменить барону в вину. Он просто заверяет Саттона, что тот прекрасно проведет время в его поместье.

– А граф Уиттингтон? – спросил Норт.

– Все то же самое, но в устной форме. Баттенберн встретил Уиттинггона в клубе. Граф признался, что если бы он не был в курсе дела, то решил бы, что речь идет о какой-то коммерческой сделке.

Элизабет прислонилась к мужу, а его рука легла на спинку дивана за ее спиной. Ни один из них не заметил довольной улыбки полковника, мелькнувшей за кольцами табачного дыма.

– А что слышно от остальных? – спросила Элизабет.

– Пока ничего. Но это не важно. Для наших целей достаточно, чтобы Баттенберн связался хотя бы с одной из возможных жертв шантажа. Когда мы убедимся, что информация, которой он располагает, была получена в результате кражи документов у посла, мы его возьмем.

– А Луиза? Она ведь его сообщница во всех начинаниях.

Блэквуд кивнул.

– К сожалению, ее арест зависит от ее присутствия во время визита Уиттингтона или Саттона. Если нет, то доказать ее вину будет гораздо сложнее. – Он отметил, что Элизабет задумалась, и повернулся к Норту: – А тебе необходимо отправиться в поместье Баттенбернов. Встреча намечена на девятое число.

– Как вы себе это представляете? Я что, должен пригласить самого себя?

– Конечно, нет. Баттенберну вовсе незачем знать, что ты там будешь. Меня удивило, что он назначил встречу за городом, хотя в Лондоне полно частных клубов, не говоря уже о его собственной резиденции. Думаю, он опасается ловушки. Баттенберны чувствуют себя гораздо увереннее в собствен ном доме. Ты согласна, Элизабет?

– Да, тем более что я знаю в Баттенберне каждый закоулок.

Полковник, улыбнувшись, выпустил струйку дыма.

– Вот именно. И ты расскажешь Норту то, что он не успел разведать во время своего летнего визита.

– И не подумаю. – Мужчины изумленно воззрились на нее. – Если только мне не будет позволено сопровождать мужа. О, не надо так на меня смотреть. В одиночку Норт рискует куда больше, чем в компании со мной. Он плохо знает Баттенберн и может там легко заблудиться. И потом, у нас слишком мало времени, чтобы я могла ему все рассказать. Мы ждали больше недели, пока Харрисон и Луиза дадут ход бумагам, которые они похитили из резиденции посла. Тот факт, что они выбрали Баттенберн как место действия, дает нам дополнительное преимущество. Там очень мало комнат, которые не связаны друг с другом либо дверями, либо через потайные коридоры. К счастью, барон и баронесса даже не подозревают о них. Они никогда всерьез не интересовались архитектурой собственного дома, а уж тем более его историей. Зато я посвятила много времени изучению всех тайных ходов и коридоров.

Элизабет выдержала паузу, устремив на полковника твердый взгляд.

– Насколько я поняла, вы хотите, чтобы Норт тайком пробрался в дом и подслушал разговор барона с Уиттингтоном или Саттоном?

– Пожалуй, мне стоило придумать что-нибудь получше, – заметил Блэквуд ехидным тоном. – Этот план больше не кажется мне таким уж удачным, когда я услышал его из твоих уст.

Норт хихикнул, но тут же ^поморщился, когда Элизабет ткнула его локтем в бок.

– За что?

– Чтобы не принимал его сторону. – Она повернулась к полковнику: – Вы что, уже забыли, что я тот самый вор Джентльмен? – Мужчины на это ничего не ответили. – Мне гораздо легче проникнуть в Баттенберн, чем Норту или любому другому члену Компас-клуба, если уж на то пошло! Я провор нее их и свободно ориентируюсь в доме. А если вам этого мало, так знайте: мне известно, где Луиза хранит драгоценности, которые я похищала для нее все эти годы.

Норт никак не желал верить, что едет в Баттенберн не один. Скакавшая рядом Элизабет предпочитала помалкивать, догадываясь, что настроение у него почти такое же черное, как их костюмы для верховой езды. Не помогло делу и то, что она мало напоминала женщину, на которой он женился. На ней была мужская одежда, позаимствованная у слуг, – к ее досаде, Брилл решительно отказался предоставить в ее распоряжение одежду Норта. Преданный слуга готов был спать в гардеробной, лишь бы спасти галстуки и фраки хозяина от посягательств его жены.

Впрочем, Нортхэм вынужден был признать, что одолженная одежда сидит на Элизабет лучше, чем любой из предметов, который она могла бы раскопать среди его вещей. Все было выстирано и отутюжено, так что запахи кухни и конюшни полностью выветрились из ткани. Но для Норта это было слабым утешением. Его жена вырядилась в брюки и сидела в седле по-мужски, а когда он позволил себе выразить неудовольствие по этому поводу, обозвала его ханжой.

И она, похоже, не шутила.

Услышав грохот приближающегося экипажа, Элизабет придержала коня. Переводя его на шаг, она подняла шарф, закрывая лицо от пыли. Пелерина ее пальто затрепетала, когда карета пронеслась мимо, а Бекет шарахнулся на обочину.

Норт тут же оказался рядом.

– Следи за лошадью, – сказал он сердито. – И не позволяй каретам сгонять себя с дороги.

Элизабет фыркнула и сдернула с лица шерстяной шарф.

– Ты намерен и дальше ко мне придираться?

– Я еще даже не начинал.

– В таком случае не стесняйся. Не стоит сдерживаться из-за меня.

Норт сжал губы. Вид Элизабет, одетой в мужской костюм, действовал ему на нервы, напоминая о ее бегстве из Лондона. Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, что она добиралась до Стоунвикема отнюдь не в своем платье. Скорее всего она переоделась в гостинице, и именно там, ко всеобщему изумлению, бесследно исчезла. При мысли, что ей пришлось путешествовать в одиночку, у Норта стыла в жилах кровь.

– Извини, что назвала тебя ханжой. – Она покосилась на него и громко вздохнула, увидев, что его челюсти по-прежнему непримиримо сжаты. Оставалось только сожалеть, что ночь была лунной, и это позволяло лицезреть угрюмый лик Норта во всей его красе. – Ты бы не настаивал на платье, если бы знал, как трудно лазать по тем коридорам. Мне это хорошо известно, потому что я порвала там больше подолов и лифов, чем ты можешь себе представить. А ты подумал, что скажут о мужчине, который срывается с места посреди ночи, а его жена скачет за ним верхом? – Норт одарил ее колючим взглядом. – Хозяин гостиницы был бы шокирован. А так он решил, что ты путешествуешь с грумом, а твоя женушка мир но почивает в своей постели.

– Если бы я поехал один, – не выдержал Норт, – я бы добрался до Баттенберна за один день, а моя жена и в самом деле спала бы в своей постели в Лондоне! В этих переодеваниях просто не было бы необходимости.

– Не считая того, что ты довел бы себя до изнеможения. Путь слишком долог и утомителен, чтобы проделать его за один день. Вот увидишь, ты еще скажешь мне спасибо, что я настояла на отдыхе, когда проторчишь несколько часов в тех коридорах, скорчившись в три погибели.

Челюсти Норта снова сжались, а на щеке задергался мускул. Он надвинул шляпу на лоб и выпрямился в седле, подставив лицо холодному ветру.

– Ты не стал бы возражать, будь на моем месте кто-нибудь из твоих дружков.

– Пойми, Элизабет, я всего лишь хочу, чтобы ты держалась подальше от Баттенберна!

– А я думаю иначе, и тебе придется с этим смириться.

– Проклятие! – гаркнул Норт. – Я не хочу, чтобы ты участвовала в этом деле, потому что я боюсь за тебя. – Краем глаза он увидел, что Элизабет покачнулась в седле и даже Бекет сбился с шага от мощи его голоса. – Я люблю тебя, – сказал он гораздо тише. – И не хочу, чтобы ты пострадала.

– Но я испытываю к тебе такие же чувства, – обиделась Элизабет. – И я не смогу спокойно сидеть и ждать, пока ты вернешься. Пойми меня правильно, Норт. Я никогда и не надеялась, что наш брак остановит полковника, если он сочтет нужным дать тебе поручение. И как бы тяжело мне ни было, я бы ждала тебя, потому что не смогла бы предложить тебе ничего, кроме своей поддержки. Но сейчас совсем другой случай. Вместе мы будем в большей безопасности, чем поодиночке.

Норт не был уверен, что разделяет ее мнение, но он видел, что Элизабет не отступит от своих слов.

– Ладно. Но когда мы доберемся до Баттенберна, ты будешь во всем мне подчиняться.

– Разумеется. Полковник так и сказал.

Он бросил на нее сердитый взгляд:

– Я так сказал.

Элизабет лихо отдала честь.

Еще не рассвело, когда они прибыли в Баттенберн, так что их появление осталось незамеченным. Привязав лошадей в лесу, Норт спрятал их пальто и шляпы и взял с собой лишь небольшой мешок, который он лихо закинул на плечо. Дальше они двинулись пешком, неторопливо шагая по прихваченной морозцем траве. Норт вынужден был признать, что проникнуть в дом без помощи Элизабет было бы нелегко, хотя, разумеется, не стал говорить ей об этом. Все двери были заперты на засов, а в подземном переходе, который вел из конюшни в кухню, можно было наткнуться на слуг.

Норт слышал о загородных поместьях, имевших подземные туннели, но не подозревал, что нечто подобное есть и в Баттенберне. Они прокладывались в основном для того, чтобы создать иллюзию, будто дворец управляется как будто по волшебству, без участия слуг, которые появлялись и исчезали, невидимые для своих хозяев и их гостей. Элизабет была права: все эти тайные переходы не представляли для баронской четы ни малейшего интереса.

Тем не менее она предложила забраться в дом через окно. Норт отступил на шаг и задрал голову, пытаясь разглядеть, какое из окон осталось на ночь открытым.

– В галерее, – шепнула Элизабет. – Там есть окно, которое плохо закрывается. Подсади меня. Я влезу в окно, а потом впущу тебя через дверь.

Норт сделал все так, как она сказала, и через минуту уже входил в холл. В доме царила тишина, все его обитатели мирно спали, не подозревая о вторжении чужаков. Лорд и леди Баттенберн мирно почивали в своих апартаментах, а те из слуг, кто уже поднялся, еще не спустились с чердака, где находились их комнаты. Прибытие Уиттингтона и Саттона ожидалось не раньше полудня, и это означало, что им предстоит долгое ожидание.

Элизабет провела Норта наверх по потайной лестнице. Она несла свечу, прикрывая пламя ладонью, чтобы свет не просочился сквозь щели в стенах. Проход был узким и крутым, и к тому времени, когда они добрались до верхней площадки, их одежда покрылась пылью и паутиной. Отодвинув совместными усилиями большой шкаф, они проникли в пустую спальню.

Норт сразу узнал эту комнату.

– Здесь спал Саут, – шепнул он, стряхивая с себя налипшую грязь.

– Осторожно, – предостерегла его Элизабет. – Нельзя оставлять следы, они могут вызвать подозрения у горничных. Давай вытрем обувь. – Прежде чем Норт успел остановить ее, Элизабет опустилась перед ним на колени и прошлась по его сапогам рукавом своей куртки. Затем довольно неуклюже проделала то же самое со своими башмаками.

Норт поднял ее на ноги.

– Достаточно. Тот факт, что мы стоим посреди комнаты, не имея никакого оправдания нашему присутствию здесь, волнует меня куда больше, чем грязная обувь.

Разумеется, он был прав. Элизабет осторожно приоткрыла дверь в коридор и прислушалась.

– Ты проникла в комнату Саута через потайной коридор? – спросил Норт.

– Нет. Через дверь. Это было несложно. Он спит как убитый. – Она наградила его сердитым взглядом, когда он фыркнул. – Ты слишком шумишь.

Норт тут же принял серьезный вид.

– Куда теперь двинемся?

Элизабет прикрыла дверь, оставив лишь узенькую щель.

– В этом крыле есть гостиная, имеющая выход в коридор, который связан с рядом других комнат. Лучше всего нам подождать там. Мы сможем относительно свободно передвигаться и, возможно, даже узнаем, в какой комнате барон встретится со своими гостями.

– Показывай дорогу.

Элизабет выскользнула за дверь, Норт неотступно следовал за женой. Чтобы добраться до гостиной, требовалось не более минуты, но Элизабет показалось, что она услышала звук шагов на лестнице для слуг, и им пришлось нырнуть в одну из спален и сидеть там, пока она не решила, что можно идти дальше. Когда они наконец достигли пункта назначения, Норт сгреб Элизабет в объятия и крепко поцеловал.

– И что это должно означать? – спросила она шепотом, когда он оторвался от ее губ.

– Извинение, – с раскаянием в голосе признался он. – Ты была права. Я не смог бы найти эти комнаты сам.

– Я рада, что ты это понял. – Она выскользнула из его рук. – Нам сюда.

Потайной ход находился за стенной панелью недалеко от камина. Им пришлось проползти на четвереньках футов двадцать, прежде чем они смогли выпрямиться. Коридор заканчивался винтовой лестницей, уходившей вниз. Когда они спустились до середины, Элизабет остановилась.

– Подождем здесь, – тихо сказала она и села на ступеньку, прислонившись спиной к стене.

Норт устроился на несколько ступенек выше. Его плечи заняли почти все пространство между стенами. Приподняв огарок свечи, он огляделся и задул свечу. Узкий колодец не имел источников света, и окружившая их тьма накрыла их с головой.

– Где мы? – тихо спросил он.

– В самой сердцевине дома. Насколько мне известно, этот коридор ведет по крайней мере к дюжине комнат. Стены не везде толстые, так что нам придется быть вдвойне осторожными, когда все проснутся. Имей в виду, если мы кого-то слышим, то и нас могут услышать.

– Мы близко от галереи?

– Коридор ведет туда. Надо спуститься вниз и свернуть налево.

– А как насчет библиотеки барона и смежной комнаты, о которой ты упоминала? Такой же, как в доме посла?

– Она тоже соединяется с этим коридором. Отсюда есть несколько выходов, но только один вход. Оказавшись в любой из комнат, мы не сможем вернуться назад. Панели приводятся в действие пружинами, которые почти невозможно найти с той стороны. Устройство очень хитрое, рассчитанное на то, чтобы шпионы короля не могли его обнаружить.

– Значит, одному из нас имеет смысл оставаться в коридоре.

– Вот именно. Еще одна причина, которая оправдывает мое присутствие.

К чести Элизабет, она не стала злорадствовать. Она пыталась объяснить ему все это до того, как они отправились в Баттенберн. В отличие от полковника, который отнесся к ее словам с большим вниманием, Норт, судя по всему, пропустил мимо ушей почти все, что она говорила.

Она нашла рукой его колено и слегка сжала.

– Ты не пожалеешь, что взял меня с собой, – тихо произнесла она. – Правда, Норт. Обещаю, я буду делать все, как ты скажешь.

Норт молчал так долго, что если бы Элизабет не касалась его, то могла бы подумать, что он ее покинул. Наконец он накрыл ее руку своей и успокаивающе сжал ее пальцы.

– В точности как я скажу, – уточнил он. И почувствовал слабое движение. – Ты кивнула, Элизабет?

– Да.

– Тогда все в порядке.

Луиза поставила чашку с шоколадом на туалетный столик и принялась изучать свое отражение в зеркале. Приподняв подбородок, она посмотрела на одну щеку, потом на другую, чтобы вовремя обнаружить морщинки и пятнышки, а заодно поправить выбившиеся из прически завитки.

Харрисон, улыбаясь, наблюдал за ней со своего места у окна.

– Ты, как всегда, безупречна, дорогая. Даже ослепительна.

Луиза подняла взгляд от бриллиантовой броши с изумрудами, которую она прикалывала к зеленой шелковой ленте, украшавшей ее прическу.

– Тебе не кажется, что это чересчур? – озабоченно спросила она. – Наши гости прибывают довольно рано. Мне не хотелось бы выглядеть слишком разряженной.

– Никому и в голову не придет подобная мысль, – галантно отозвался барон. – Саттон и Уиттингтон будут в восторге. – Он одернул серый фрак и поправил галстук. – Я ожидаю их с минуты на минуту, так что тебе пора кончать прихорашиваться. – Баттенберн поднялся со стула и, подойдя к жене, запечатлел на ее щеке легкий поцелуй. – Я буду ждать тебя в библиотеке.

Она поймала его за руку, когда он повернулся, чтобы уйти.

– После сегодняшнего дня все политические вопросы окажутся под нашим контролем. Мы достигли всего, ради чего трудились. У нас прочное положение в обществе, и мы обладаем большим влиянием на судьбы людей и ход событий, чем если бы тебя назначили одним из ближайших советников короля.

– Чего я, безусловно, заслуживаю.

– Разумеется, – отозвалась баронесса. – И ты им скоро будешь. Ты вложил средства в сделки, которые помогут нам стать гораздо богаче, чем сейчас. Я буду удивлена, если тебе не будет дарован титул, более соответствующий твоему положению. Скажем, маркиза.

– Герцога.

– Или герцога.

– Кстати, Луиза. – Он отнял у нее свою руку. – Надеюсь, ты не собираешься попрекать меня игрой в карты? Должен же мужчина иметь какие-то увлечения, помимо политики и светской жизни.

– Да, конечно, – задумчиво кивнула она. – Кстати, я хотела поговорить с тобой об Элизабет.

– А что такое?

– Думаю, она еще может нам пригодиться.

– Разве ты не сказала только что, что мы достигли всего, чего хотели?

– Да, но…

– Я принял решение, Луиза. И ты согласилась. Помнится, именно ты высказала мысль, что наше сотрудничество с Элизабет себя исчерпало. Мне в отличие от тебя никогда не нравилась эта идея женить на ней Нортхэма. Он не производит впечатления человека, которым легко манипулировать.

– Именно в этом и заключается ценность Элизабет. Им можно управлять через нее. Ты сам говорил, что он обещал хранить молчание относительно ее краж.

– Он так сказал.

– Ты не веришь ему?

– Я не доверяю ему.

– Он правая рука полковника Блэквуда, – заметила Луиза. – Пока, к сожалению, нам так и не удалось использовать его любовь к Элизабет в своих целях. Не хотелось бы упускать второй шанс.

Харрисон вздохнул.

– Ты уже все решила, верно?

Она улыбнулась чуточку виновато.

– Признаться, да. Пожалуйста, Харрисон, сделай мне еще одно одолжение.

Он прищурился, устремив на нее испытующий взгляд.

– Чего ты на самом деле хочешь, дорогая? Только, умоляю, не говори, что всего лишь доступа к секретам полковника. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы клюнуть на эту удочку.

Баронесса звонко рассмеялась.

– Ваша проницательность делает вам честь, милорд. Я давно восхищаюсь рубиновым браслетом леди Эверли. С помощью Элизабет его будет нетрудно заполучить.

– Ты неисправима, Луиза.

– Значит, ты согласен? Джентльмен сделает еще одну вылазку?

– Еще одну, – твердо заявил барон. – И последнюю, Луиза. На этом наши отношения с Элизабет должны закончиться.

– Разумеется. Я обо всем позабочусь, милый. – Она улыбнулась. – Как всегда.

Элизабет была скорее озадачена, чем испугана. Она зажгла свечу и повела Норта дальше по коридору, соединявшемуся с библиотекой барона. Проход стая значительно шире, и они теперь могли идти, выпрямившись во весь рост.

– По-моему, она собирается меня убить, Норт. Я должна украсть для нее браслет леди Эверли, после чего она найдет способ покончить со мной навсегда. Как ты думаешь, она имела в виду убийство?

Норт молчал, глядя на ее потрясенное лицо. Сам он, однако, не выглядел удивленным, а в его ответе не прозвучало даже тени сомнения:

– Именно это она и имела в виду. – Он взял свечу из ее задрожавшей руки. – Не бойся, Элизабет. Я не…

– Думаешь, я испугалась? Ничего подобного! Я разозлилась. Чертовски разозлилась. – Взгляд Элизабет упал на мешок, висевший на его плече. – У тебя есть пистолет? Мне бы он сейчас пригодился.

Норт не был уверен, что она шутит.

– Обойдешься, – проговорил он. – Главное, чтобы ты понимала, на что способна баронесса, лишь бы заполучить желаемое – не важно, драгоценности это или титул, – и как мало она ценит тех, кто помогал ей в этом деле.

– Мало ценит? Это слабо сказано. – На ее мрачном лице мелькнула грусть. – И все во имя того, чтобы иметь еще больше.

– Чего?

– Денег, земель, власти. Престижный титул. – Элизабет беспомощно развела руками. – Одним словом, больше.

– Для тебя это новость? – мягко спросил он. Элизабет отвернулась, и лицо ее оказалось в тени.

– Я думала, что они вынашивают какой-то грандиозный план, направленный на то, чтобы изменить к лучшему жизнь многих людей, а не только собственную. Даже когда они проявляли свои худшие черты, я старалась верить, что ими движут благородные помыслы.

– Благородные?

– Ну, хотя бы добрые.

– Элизабет!..

– Ладно. Я не хотела верить, что они законченные мерзавцы.

Норт обнаружил, что еще способен улыбаться.

– Ты совсем не так цинична и не настолько искушена в жизни, как пытаешься меня уверить.

– Похоже, да. – Судя по ее тону, она не на шутку разочаровалась в себе. – Но ты должен признать, что я старалась.

Он обнял ее за плечи и задул свечу.

– Это точно.

Лорду Уиттингтону не сиделось на месте. Его долговязая фигура едва умещалась в чересчур мягком кресле у камина, а стулья с веретенообразными ножками и прямыми спинками никогда ему не нравились. Он поднялся на ноги в третий раз за последние три минуты.

– Не понимаю, почему Баттенберн заставляет нас ждать, – проворчал он, обращаясь к своему собеседнику. – И вообще, какого черта мы потащились в такую даль?

Саттон вздохнул. Его коренастая фигура прекрасно вписывалась в глубокое кресло с подголовником.

– Вы скачете как карась на сковородке, Уиттингтон. Возьмите себя в руки. Я уверен, что Баттенберн продумал все до мелочей. Если нас заставляют ждать – значит, это зачем-то нужно. Постарайтесь расслабиться, если не хотите, чтобы вас хватил удар.

Граф Уиттингтон пропустил эти слова мимо ушей.

– Мне это все надоело! – пробурчал он, расхаживая по комнате. – Даже графиня заметила, что я вне себя, а она никогда не обращала внимания на мое настроение.

– Тем более вам следует держать себя в руках.

И тут массивные двери библиотеки распахнулись, и на пороге возник Баттенберн.

– Прощу прощения, господа, что заставил вас ждать, – произнес он задушевным тоном. – Возникла небольшая проблема, которая потребовала моего внимания. Вижу, вам подали напитки. – Двери бесшумно закрылись за ним. – Как прошло путешествие? Вы приехали вместе?

Саттон приподнял рыжеватую бровь.

– Каким это образом? Я даже не подозревал, что Уиттингтон тоже приглашен, пока не встретился с ним по дороге. Вы почему-то не сочли нужным предупредить нас заранее.

– Верно, но знаете, всякое бывает. Несмотря на мое предостережение, было бы вполне естественно, если бы вы попытались связаться друг с другом, учитывая ваши отношения с послом.

Уиттингтон круто повернулся к Саттону.

– Так вот в чем дело! – воскликнул он. – Вы здесь из-за французского посла?

– Как я понимаю, мы оба, – отозвался Саттон. – Я прав, Баттенберн?

– Я счастлив сообщить, что дело обстоит именно так. – Барон сунул руку во внутренний карман сюртука и извлек на свет два листка плотной бумаги. – На тот случай, если у вас появится соблазн уничтожить их, предупреждаю, что это копии, написанные моей рукой. Оригиналы хранятся в надежном месте. Можете убедиться в том, что здесь не пропущено ни одного слова. Я скопировал даже ошибки. – В подтверждение своих слов он вручил каждому из мужчин копию его письма, затем предложил им обменяться посланиями и налил себе бокал мадеры, ожидая, пока они ознакомятся с документами.

Уиттингтон молча просмотрел послание Саттона. Лорд Саттон что-то проворчал по поводу удручающей безграмотности Уиттингтона.

Получив письма назад, Баттенберн бросил их в огонь. Пламя тут же охватило бумагу, превратив ее в горстку пепла.

– Такие вот дела, – спокойно произнес он. – Думаю, вы не догадывались, как много у вас общего, пока я не довел это до вашего сведения. Вашу переписку с французским послом едва ли можно отнести к области дипломатии. Это скорее напоминает измену. В своем стремлении свалить премьер-министра вы не остановились даже перед тем, чтобы поступиться интересами короны. Можно только гадать, на что вы рассчитывали, доверяя подобные идеи бумаге.

Уиттингтон снова принялся расхаживать по комнате. Его длинные ноги быстро переносили его из одного конца библиотеки в другой.

– Как вам удалось добыть эти письма? Оаттон, вы в курсе? Мне он ничего не говорил.

– Мне тоже. – Лорд Саттон обратил на барона вопрошающий взгляд.

– Это не важно, – отмахнулся тот. – Что вас должно волновать, так это мое намерение дать им ход, если мы не придем к соглашению.

– К какому соглашению? – спросил Саттон.

– Касающемуся моего назначения. Я надеюсь занять должность королевского советника.

Уиттингтон резко остановился и удивленно воззрился на барона.

– Это все? – спросил он с некоторым облегчением.

Саттон тоже расслабился.

– Так бы сразу и сказали. Это довольно легко устроить.

Их очевидная готовность пойти ему навстречу насторожила Баттенберна. И в первую очередь та легкость, с какой они согласились дать ему то, чего он так жаждал. Он пришел в ярость, но постарался ее скрыть и сделал несколько глотков вина, чтобы успокоиться.

– Мне могут понадобиться финансовые вложения, – проговорил он, хотя до последней секунды не собирался просить у них денег. Это было недостойно его, но он считал, что унизит их еще больше, если потребует с них взятку. – Время от времени, милорды.

– Послушайте, Баггенберн! – вспылил Уиттингтон. – Я не…Саттон поднял руку, призывая графа к молчанию.

– Придется, Уит. Нам обоим. Мы знаем это, и Баттенберн тоже знает. Я прочитал ваше письмо, вы прочитали мое. Возможно, мы слишком доверились послу. Похоже, он нас предал.

– Я в это не верю! – Уиттингтон взглянул на барона, надеясь разглядеть хоть какой-то намек, но встретил ничего не выражающий взгляд холодных голубых глаз. – Я хочу получить оригинал письма, написанный моей рукой.

– Разумеется, – кивнул Баттенберн. – Я верну его вам… со временем.

Граф продолжал настаивать:

– Я хочу увидеть свое письмо.

– Я тоже, – поддержал его Саттон. – Мы должны убедиться, что письма в ваших руках. Иначе какой нам смысл выполнять ваши условия?

Баттенберн пожалел о своем последнем требовании. Может, именно оно повлияло на решение обоих мужчин занять более твердую позицию.

– Хорошо, – проговорил он беспечным тоном. – Моя жена принесет их. Луиза, ты слышала? Наши гости хотят увидеть документы.

Саттон и Уиттингтон в замешательстве уставились на барона, который, казалось, обращался в пространство. Но тут их внимание переключилось на одну из секций книжных полок, которая внезапно пришла в движение и повернулась, отделившись от стены. Их изумление еще более возросло при виде пары, появившейся в открывшемся проходе.

Нортхэм с поднятыми руками шагнул в библиотеку. Следом за ним шла баронесса. В одной руке она держала два листка бумаги, в другой – пистолет.

– Вы только посмотрите, кого я обнаружила в вашей библиотеке, милорд, – ехидно произнесла Луиза, подталкивая Нортхэма в спину пистолетом. – Он все слышал и не показался мне особенно удивленным. Боюсь, мы столкнулись с непредвиденной проблемой, Харрисон. Я убеждена, что они заодно.

– Что? – Взгляд Баттенберна заметался между гостями и пленником жены. – Заодно? Что ты имеешь в виду?

Луиза бросила документы на стол.

– Это фальшивка, -брезгливо процедила она.-Не сомневаюсь, что они написаны нашими гостями, но я также уверена, что их попросили это сделать. Я права, лорд Саттон?

– Как вам будет угодно, миледи, – любезно отозвался тот. – Я, во всяком случае, не стану возражать, поскольку это освобождает меня от обвинений.

Барон перевел взгляд на Уиттингтона.

– Это правда?

– Я тоже не стану возражать, – присоединился к нему граф. – Если вы предпочитаете думать, что мое письмо подделка, тем лучше.

– Они смеются над нами! – разозлилась Луиза. – Присутствие Нортхэма уже само по себе о многом говорит. Элизабет выдала нас ему. Он не смог бы найти коридор без ее помощи и не оказался бы здесь в этот день и час, если бы эти двое не сообщили ему о месте и времени встречи. Они раскрыли нас, Харрисон. И хотят устроить нам западню.

Баттенберн поставил свой бокал и взял со стола письма. Он не сомневался в правоте Луизы. Вопрос был только в том, как использовать и эту ситуацию к собственной выгоде. Поведя подбородком в сторону Нортхэма, он спросил у жены:

– Как ты думаешь, Элизабет с ним?

– Не глупи, Харрисон! Он бы никогда этого не допустил.

– Нортхэм улыбнулся:

– Разумеется.

Не произнеся ни слова, барон выдвинул ящик своего секретера и вытащил дамский пистолет. Краем глаза он заметил, как Саттон и Уиттингтон обменялись испуганными взглядами.

– На вашем месте, господа, я не стал бы делать лишних движений, ибо, уверяю вас, я буду стрелять. – Он поменялся пистолетами с Луизой, поскольку тот, что он держал в руке, был для него слишком мал. – Итак, дорогая, что будем делать?

– Нужно избавиться от улик и, разумеется, от свидетелей.

– Полностью с тобой согласен. – Барон подошел к камину и бросил оригиналы писем в огонь. – Думаю, все прочие тоже фальшивки. – Ему не пришлось покидать библиотеку, чтобы сходить за документами. Он подошел к книжным полкам и, взяв один из томов, вытащил из него несколько листков и бросил их в огонь. – С уликами покончено, – деловито заявил он. – А с этими тремя будет несколько сложнее.

Нортхэм поднял бровь:

– Сложнее швырнуть нас в огонь?

Ответила ему баронесса:

– Нет, не в огонь, милорд. У меня на уме кое-что другое. – Она ткнула его пистолетом в поясницу. – Прошу вас.

Нортхэм двинулся к выходу из библиотеки. Баттенберн сделал знак Уиттингтону и Саттону, чтобы те следовали за ним. Баронесса, закрыв секцию полок, служившую входом в потайную комнату, поспешила за мужем.

– Наверх, – приказала она, махнув рукой на главную лестницу.

Нортхэм возглавлял процессию. Он подозревал, что их путь лежит на парапет, однако послушно останавливался при каждом разветвлении коридора, ожидая указаний от Баттенбернов в надежде, что Элизабет где-то неподалеку и слышит их.

Просто чудо, что баронесса не наткнулась на нее. Норт уже притаился под дверью библиотеки барона, когда его обнаружила леди Баттенберн, воспользовавшаяся тем же входом, что и он. Она двигалась абсолютно бесшумно, к тому же Нортхэм отвлекся, прислушиваясь к обмену репликами между Уиттингтоном и Саттоном. Норт просто диву давался, насколько артистично они играли роли, предложенные им полковником. Обычно хладнокровный, граф Уиттингтон пребывал в крайнем возбуждении, а лорд Саттон хотя и держался более непринужденно, однако не собирался уступать Баттенберну, как это и было задумано.

Норт ожидал появления баронессы, но никак не думал, что она возникнет из того самого коридора, где находилась его жена. И теперь Элизабет скрывалась где-то в доме и не знала, где он и что с ним случилось. К счастью, у нее осталась сумка с оружием, и Норт надеялся, что в случае необходимости она им воспользуется. А вот что делать ему – он уж точно не знал. Он не представлял, как спастись самому, а ведь следовало еще позаботиться о товарищах по несчастью.

Холодный воздух устремился им навстречу, когда Норт распахнул дверь, которая вела на крышу. Он вышел наружу и сделал глубокий вздох, первый после того, как баронесса наставила на него пистолет. За спиной кашлянул Саттон, а Уиттингтон начал притопывать ногами, пытаясь согреться. Обернувшись, Норт заметил, что ни лорд, ни леди Баттенберн не страдают от холода. Вот что бывает, подумал он, когда в жилах течет ледяная водица.

Баронесса взмахом пистолета указала на зубчатый парапет, окружавший башню по периметру.

– Давайте-ка туда, – проговорила она. – К бойницам.

Нортхэм неспешно двинулся в указанном направлении.

– Неужели вы и вправду думаете, что это сойдет вам с рук, Баггенберн? – Ветер далеко разносил его голос. – Мы ведь не единственные, кто знает о письмах, которые вы похитили из библиотеки посла.

– Я похитил? – изумился Баттенберн. – Вы перепутали меня со своей женой. Это она воровка, Нортхэм, а не я.

– Документов уже не было, когда она там появилась.

Барон хмыкнул.

– Это она вам сказала? Уверяю вас, все было совсем иначе. Она сунула документы под тюрбан и унесла с собой. Мне очень жаль, но вас ввели в заблуждение.-От его пристального взгляда не укрылось, что шаг Нортхэма замедлился, а плечи напряглись. – Что еще она от вас скрыла?

Норт не счел нужным отвечать, понимая, что его элементарно провоцируют. Саттон и Уиттингтон тоже молчали, выжидая момент, когда можно будет перехватить инициативу.

– Полагаю, она рассказала вам о ребенке? – ехидно продолжил Баттенберн. – А иначе как бы она могла объяснить отсутствие девственности в первую брачную ночь?

Самым неприятным в откровениях барона было то, что они делались в присутствии Саттона и Уиттингтона. Поскольку Норт твердо решил вытащить их из этой передряги, это означало, что прошлое Элизабет перестанет быть тайной. И хотя он верил, что может рассчитывать на их молчание, ему было больно за свою жену.

Луиза смерила мужа недовольным взглядом. Она ни в малейшей степени не одобряла этот разговор. То, что ее молчаливый укор остался без ответа, свидетельствовало о ярости, в какой пребывал барон.

– Повернитесь, – приказал он, когда они добрались до бойницы. – Вы, все!

Фигура Нортхэма заполнила пространство между двумя каменными зубцами, делая его беззащитным перед толчком в грудь. Баттенберн мысленно представил, как выталкивает Нортхэма через амбразуру, а затем, перегнувшись через парапет, наблюдает за его падением на землю. Пожалуй, это зрелище доставит ему удовольствие.

– Но все ли вы знаете? – лениво спросил он, словно и не отвлекался. – Она рассказала вам об отце ребенка?

Губы Нортхэма едва заметно сжались. По обе стороны от него, прижавшись к каменному парапету, стояли Саттон и Уиттингтон. Налетавший сзади ледяной ветер, словно чьи-то пальцы, трепал полы его куртки. Это ощущение было настолько реальным; что Норт с трудом сдерживался, чтобы не обернуться и не посмотреть вниз. Чувствуя, как озноб пронизывает позвоночник, он стиснул зубы и расставил ноги, прочнее обосновываясь в проеме стены.

– Вижу, рассказала, – чуть ли не пропел барон, бросив взгляд на жену. – Что я тебе говорил? Наверняка она рассказала вам ту трогательную историю, которую Луиза помогла ей состряпать. Это так утешило Элизабет, что она и сама в нее поверила.

– Харрисон, – произнесла баронесса с мягким укором, – теперь все это не имеет никакого значения.

– Я хочу, чтобы он знал. – Ветер трепал густые волосы Баттенберна, бросая их в его лицо, хранившее упрямое выражение. – Это недолго. Доставь мне это маленькое удовольствие Луиза. – Он перевел взгляд на Нортхэма. – Я был ее любовником, – заявил он. – Отцом ее ребенка. Я был у нее первым. Подумайте об этом, когда вы…

И тут неожиданно все услышали дикий вопль. Выскочив из-за спины Норта, Элизабет перемахнула через парапет и прыгнула на Баттенберна. Тот выстрелил, но Нортхэм успел пригнуться и, оттолкнув Саттона и Уиттингтона, бросился барону под ноги. Тело Элизабет врезалось в грудь Баттенберна, и: общими усилиями они опрокинули его навзничь. Крик баронессы раздался одновременно с глухим стуком, когда голова барона ударилась о холодный камень. Скатившись с Баттенберна, Норт попытался схватить за лодыжку баронессу, которая, опомнившись, устремилась к двери, но промахнулся. Вскочив на ноги, он бросился вдогонку. Им двигала одна мысль: если Луиза доберется до потайных коридоров Баттенберна, даже Элизабет не сможет ее найти.

Элизабет отмахнулась от лорда Саттона, когда тот подбежал к ней, чтобы поднять ее с пола. Проследив взглядом за кровавой цепочкой, которая вела от неподвижного тела Баттенберна к двери, она увидела Норта, преследующего баронессу.

Ее предостерегающий крик чуточку запоздал. Леди Баттенберн внезапно повернулась и вскинула пистолет. Но целилась она не в своего преследователя, а в Элизабет. Взор Нортхэма застлало красной пеленой от безумной ярости и парализующего страха за жену, а также от странного ощущения, будто с ним что-то не так. Он рванулся вперед, вытянув руки и пытаясь поймать баронессу. Та попятилась и, споткнувшись о порог открытой двери, за которой находилась крутая лестница, рухнула вниз. Спустя мгновение Нортхэм, движимый силой инерции, влетел в дверной проем следом за ней.

Элизабет, Саттон и Уиттингтон уже подбегали к двери, когда прогремел выстрел, отозвавшийся гулким эхом от каменных стен. Тело баронессы покатилось по винтовой лестнице в вихре нижних юбок, пока не замерло где-то далеко внизу. Элизабет едва успела схватить Норта за ногу, иначе ему могла бы грозить та же участь. Саттон перескочил через него и поспешил к леди Баттенберн, пока Уиттингтон помогал Элизабет поставить мужа на ноги.

Нортхэм выпрямился, тяжело опираясь на плечи жены и графа. Это было совсем непросто, особенно если учесть, что Элизабет была значительно ниже его ростом, а Уиттингтон на целую голову выше. Тем не менее он был благодарен им за помощь, ибо наконец понял, что же с ним не так.

– Ты ранен, Норт! – испугалась Элизабет. – Иди сюда. Пусть лорд Уиттингтон…

Снизу донесся звучный голос Саттона, отраженный от каменных стен:

– Леди Баттенберн мертва! Она сломала шею.

Элизабет лишь равнодушно пожала плечами, услышав это известие, и занялась своим мужем.

– Сядь, Тебе нужно… – Она замолчала, обнаружив, что Норт оглядывается по сторонам, не обращая на нее внимания.

– Где он? – требовательно спросил он.

Элизабет проследила за его взглядом. Барон исчез. Лужица крови отмечала место, где его голова ударилась о камень. Остальные капли принадлежали Норту и заканчивались там, где они сейчас находились. И больше никаких следов, которые могли бы указать направление, куда, скрылся барон, не было.

Ужас, нахлынувший на Элизабет, заставил ее посмотреть на ту амбразуру, через которую она вскарабкалась на башню. Взглянув на мужа, она увидела, что ему пришла в голову та же мысль. Уиттингтон помог ей довести Норта до парапета. К тому моменту, как они добрались до него, к ним присоединился и лорд Саттон. Подобно древним рыцарям, они выстроились вдоль каменных зубцов и, перегнувшись через них, взглянули вниз.

Под ними, распростершись на мерзлой земле, лежал Харрисон Эдмунде, последний барон Баттенберн.

Эпилог

Через резиденцию на Меррифилдсквер проследовало огромное количество друзей и знакомых, и Норт счел нужным заметить, что теперь он столь же популярен, как двуглавый теленок на ярмарке в Хэмбрике.

– Ну, я бы так не сказал, – возразил Саут. – Чтобы посмотреть на теленка, мы стояли в очереди больше часа. – Он повернулся к Исту за поддержкой. – А здесь нам не пришлось столько ждать.

Маркиз, удобно откинувшийся в кресле, положил ноги на скамеечку и принял из рук Уэста бокал портвейна.

– Мы вообще не ждали, – сообщил он. – Нас сразу же проводили в дом.

– Двуглавый теленок был сплошным надувательством, – заявил Уэст, наливая вино Саутертону. – А рана у Норта настоящая… – Он неожиданно замолчал. Ему вдруг пришло в голову, что их всех могли одурачить. – Она ведь настоящая, да?

– Наверняка, – заметил практичный Саут. – Норт уже женат. Ему не требуются уловки, чтобы вызвать сочувствие у прекрасного пола.

– Желаете взглянуть? – сухо осведомился Норт.

Саут продолжал свою речь, не обращая на больного никакого внимания:

– У него есть жена, чтобы позаботиться о нем, и, похоже, она с этим отлично справляется. Кормит его, нянчит, поит, бранит. – Он вздохнул и протянул руку Уэсту, который незамедлительно подал ему бокал с рубиновым вином. – Поневоле позавидуешь.

Губы Элизабет изогнулись в улыбке.

– Благодарю вас, милорд. – Она сидела в изножье кушетки, на которой растянулся Норт, и радовалась, что все так хорошо закончилось. – Разве я браню тебя, Норт?

– Только с самыми лучшими намерениями, – отозвался он.

Друзья расхохотались. Уэст, прежде чем вручить ему бокал, бросил на Элизабет вопросительный взгляд. Она милостиво кивнула, чем еще больше развеселила приятелей.

Норт, делавший вид, что не разделяет их настроения, со страдальческим вздохом взял из рук Уэста бокал. В результате этот маленького спектакля он заслужил заботливое похлопывание по накрытой одеялом ноге от Элизабет и очередной взрыв смеха от членов Компас-клуба.

– Я бы с удовольствием развлекал вас и дальше, но боюсь, что у вас есть более важные дела.

Приятели обменялись понимающими взглядами.

– У меня нет никаких дел, – заявил Саутертон.

Истлин поднял свой бокал.

– И у меня тоже. Уэст плюхнулся на диван рядом с Саутом.

– У меня тоже нет никаких дел. Кстати, я хотел бы услышать, что же произошло в Баттенберне. Полковник коротко рассказал нам об этом, но это совсем не то же самое, что узнать все из первых рук.

– Если он хорошо себя чувствует.-Ист посмотрел на жену Норта.-Это не слишком его утомит?

Элизабет мило улыбнулась:

– Он чувствует себя достаточно хорошо, чтобы врезать каждому из вас, если вы не перестанете его подначивать.

Теперь уже рассмеялся Норт.

– Отлично сказано, миледи! – Он обвел приятелей взглядом и улыбнулся чуть смущенно. – Жена не даст меня в обиду.

Уэст поднял свой бокал в приветственном жесте.

– Мы это поняли. За прекрасную Элизабет!

– Браво! – присоединился Истлин. – За леди Норт.

– Саутертон подался вперед и чокнулся с остальными.

– За леди Норт.

Норт тоже поднял свой бокал и прочувствованно добавил:

– За тебя, дорогая.

Выразительные глаза Элизабет слегка затуманись. С улыбкой, смущенной и в то же время сияющей, она подождала, пока они выскажутся, после чего подняла свой бокал и посмотрела на каждого из них по очереди.

– За Компас-клуб, джентльмены!

Члены клуба с ухмылками переглянулись. Затем, не сговариваясь, хором произнесли тост, сочиненный еще в Хэмбрик-Холле:

Клянемся в вечной дружбе мы. Вот наш девиз простой. Мы этой истине верны И никакой другой.

Восхищенная, Элизабет заставила их повторить тост, прежде чем они залпом опорожнили свои бокалы. Она смаковала вино маленькими глоточками и размышляла об их удивительной преданности юношеской клятве, пока Норт подробно излагал события в Баттенберне. Приятели внимательно слушали, лишь изредка прерывая его, чтобы уточнить некоторые детали или выразить свой восторг. Они проявили достаточно такта, чтобы удержаться от хвалебных речей в адрес Элизабет за своевременное спасение Саттона, Уиттингтона и их дорогого друга, справедливо предположив, что Норт не поблагодарит их за поощрение таких действий, как лазанье по карнизам и восхождение по отвесным стенам. Из тех же соображений они обошли молчанием тот факт, что Элизабет облачилась в мужской костюм, но взгляды, которые они бросали в ее сторону, были скорее оценивающими, нежели неодобрительными.

Зато они проявили большой интерес к рассказу Норта об обнаруженных в Баттенберне драгоценностях, которые считались похищенными Джентльменом. Сейф был спрятан в спальне леди Баттенберн, но Норт объяснил находку случайностью, ни словом не упомянув о какой-либо причастности Элизабет к этим кражам. К каким бы выводам ни пришли члены Компас-клуба на этот счет, они выказали достойную восхищения выдержку, оставив свои мысли при себе.

Немало споров вызвал вопрос, была ли смерть Баттенберна случайностью, когда он пытался сбежать, или таково было его намерение. Норт с Уэстом склонялись в сторону первого, а Ист и Саут настаивали на втором варианте. Элизабет отказалась высказать свое мнение и положила конец дискуссии выразительным молчанием.

С пристыженным видом Саутертон положил руку на спинку дивана и откинулся назад, ожидая, пока Норт закончит свое повествование.

– Интересно, как Элизабет догадалась, куда барон с баронессой вас отведут?

Улыбнувшись, Норт повернулся к жене:

– Об этом лучше спросить у нее.

– Элизабет?

– Я кралась за ними по потайному коридору. Норт все время что-нибудь говорил, поэтому я их слышала. Он постарался сделать так, чтобы леди Баттенберн давала ему указания, куда идти. Поняв, что они направляются на крышу, я без особого труда выбралась наружу, уцепившись за выступ в стене. Окно в комнате, где вы останавливались во время визита в Баттенберн, вполне для этого сгодилось.

Саутертон только покачал головой, вспомнив, как тяжело пришлось Норту, когда он полз по стене, каждую секунду рискуя свалиться вниз и сломать себе шею.

– В Баттенберне достаточно широкий парапет. Вам повезло, что вы оказались именно в том месте, куда они привели Норта.

– Дело не только в везении. Я знала, где расположена дверь на крышу, и предположила, что они поведут своих пленников прямо к стене. Это кратчайший путь.

Истлин потер подбородок.

– А как получилось, что леди Баттенберн не заметила вас в потайном коридоре?

Элизабет поставила свой бокал на столик.

– Я услышала ее шаги. Предупредить Норта не оставалось времени, но я смогла убежать дальше по коридору. Когда она скрылась в потайной комнате, примыкавшей к библиотеке, я вернулась и стала ждать. Норт оставил мне свою сумку, но мне даже в голову не пришло заглянуть внутрь. Я думала, что там свечи и какая-нибудь еда. – Она одарила мужа укоряющим взглядом. – Я поверила, что у него и вправду нет с собой пистолета.

Норт посмотрел на друзей жалобным взглядом, умоляя их о поддержке.

– Вы бы сказали ей о пистолете?

– Не втягивай нас в свои разборки, – отмахнулся Ист. – Сам заварил кашу, сам и расхлебывай.

Элизабет прикрыла рот ладонью, пряча улыбку, и кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание.

– Вообще-то я никогда раньше не стреляла из пистолета, – призналась она. – Так что мой муж, возможно, поступил мудро.

Истлин щелкнул пальцами.

– Что я вам говорил? Милые бранятся, только тешатся. Тебе повезло, Норт. Хотелось бы, чтобы София была так же склонна к всепрощению. – Он взглянул на Элизабет. – Вы не могли бы поговорить с…

– Ист! – изумленно вскричали члены Компас-клуба.

– Ладно, – вздохнул он. – Обойдусь своими силами.

Приятели разразились шуточками, лишенными всякого сочувствия, но Истлин утешился тем, что Элизабет украдкой ему подмигнула.

– Продолжай, – обратился к ней Норт.

– Мне осталось только сказать, что если бы я нашла пистолет и попыталась им воспользоваться, то оказалась бы еще худшим стрелком, чем Баттенберн.

– Или лучшим, – заметил Норт, бросив взгляд на свое плечо, где под белой льняной рубашкой виднелась повязка. Спустя неделю рана все еще давала о себе знать, но по всем признакам успешно заживала. Именно он настоял на отъезде из Баттенберна всего лишь через четыре дня после рокового выстрела, хотя Элизабет и предупреждала его, что по возвращении в Лондон их захлестнет поток посетителей. – Думаю, если бы я пригнулся чуть ниже, он бы вообще промахнулся.

Элизабет на секунду закрыла глаза ейдаже думать не хотелось, что могло бы случиться, если бы Норт не успел пригнуться.

– Слава Богу, все это в прошлом. – Она передвинулась на середину кушетки навстречу протянутой руке Норта. Их пальцы переплелись.

Уэст внезапно встал, жестом призывая к тому же Саута и Иста. Приятели поднялись, сообразив, что Нортхэм и Элизабет хотят остаться вдвоем. Рассказ очень утомил их, и хотя они были рады друзьям и охотно делились впечатлениями о пережитом в Баттенберне, воспоминания отняли у них слишком много сил.

Элизабет проводила их до двери.

– Очень мило, что вы пришли нас навестить. Норт с не терпением ждал вас.

Саут нагнулся и поцеловал Элизабет в щеку.

– Спасибо вам.

– За что?

– За то, что оберегали его спину, – пояснил Ист.

– За то, что спасли ему жизнь, – добавил Уэст.

Элизабет мягко улыбнулась.

– Вы ошибаетесь милорды, – сказала она. – Это он меня спас.

Осторожно повернувшись на бок, Норт приподнялся на локте и успел заметить обнаженные плечи своей жены, прежде чем они скрылись под водой. Элизабет, изящно выгнув шею, опустила голову на бортик медной ванны, над которой поднимался благоухающий лавандой пар.

Норт вздохнул.

– Могла бы подождать, пока я сяду. Тем более что нырять в такой мелкий водоем опасно.

– Я не ныряла.

– Все равно ты проделала это очень быстро.

– Я скромная женщина, – отозвалась Элизабет светским тоном, намыливая мочалку. – А у тебя есть достойная сожаления привычка глазеть.

Норт не стал спорить, но прилив крови к его чреслам свидетельствовал о том, что он готов на гораздо большее, чем просто глазеть.

– Ничего, я подожду, пока ты станешь вылезать.

Элизабет подняла голову и посмотрела на него из-под ресниц.

– Только, ради Бога, не набрасывайся на меня. Ты еще не настолько здоров.

– Я буду лежать смирно, – торжественно пообещал он.

Элизабет улыбнулась и снова погрузилась в воду. Вода была восхитительно горячей. Она согревала и румянила кожу, придавала движениям приятную расслабленность. Согнув ногу в колене, Элизабет вытащила ее из воды и оперлась пяткой о краешек ванны. Капли воды скатывались по ее икре и падали вниз навстречу поднимающимся струйкам пара.

– Я получила письмо от отца вскоре после ухода твоих друзей, – сообщила она.

– Да? И до сих пор не сказала мне об этом?

– Ты спал, когда оно пришло. – Но это не объясняло, по чему она ничего не сказала, когда он проснулся или позже, после обеда. – Он просит разрешения нас посетить. – Она взглянула на Норта, чтобы посмотреть, удивлен ли он так же, как она. Его приподнятые брови служили красноречивым ответом. – Даже не знаю, как к этому отнестись. Отец никогда не спрашивал у меня разрешения. Мне нужно было подумать, прежде чем говорить тебе. Надеюсь, ты меня понимаешь.

Норт понимал. На месте Элизабет он поступил бы так же.

– Наверное, до Роузмонта уже дошли вести о гибели Баттенбернов. Должно быть, он теряется в догадках, что там произошло и как это связано с тобой.

Элизабет кивнула. Мало кто знал, что она принимала участие в драматических событиях в Баттенберне, и она предпочла бы, чтобы такое положение вещей оставалось и впредь. Пока только полковник Блэквуд, члены Компас-клуба, а также Саттон и Уиттингтон были в курсе дела. Даже мать Норта думала, что Элизабет приехала в Баттенберн лишь после того, как ей сообщили о ранении мужа.

– Может, он хочет помириться, – произнесла она с тоской в голосе. – Я так и не решила, что ему сказать. Едва ли он одобрит, что я увязалась за тобой.

Норт издал короткий смешок.

– Вот уж не ожидал, что мы с ним так быстро сойдемся во мнениях.

– Не радуйся! Тебя он обвинит в первую очередь. В попустительстве. – Увидев, что ухмылка исчезла с лица мужа, она с серьезным видом сказала: – Нам надо кое-что обсудить, Норт. Признаюсь, я боялась затрагивать эту тему, и ты тоже обошел ее молчанием, когда рассказывал своим друзьям о том, что произошло на крыше.

– Элизабет, – мягко перебил он ее, – это останется между нами.

– Лорд Саттон… граф… Они оба слышали, что говорил барон.

– Они ничего не скажут. На этот счет можешь быть спокойна. Они у тебя в долгу.

Элизабет села в ванне. Вода схлынула с ее плеч, образовав волну, которая омыла ее грудь и ударилась о бортик.

– А ты, Норт? Я не хочу, чтобы ты молчал из-за воображаемого долга. Я хочу, чтобы мы закрыли эту тему раз и навсегда, потому что Баттенберн солгал.

Норт резко сел на постели. Боль заставила его поморщиться, но он тут же забыл о ней. Спустив ноги с кровати, он быстро преодолел разделявшее их расстояние. Его ночная рубашка вздулась, словно облако, когда он опустился на корточки рядом с ванной. Элизабет отпрянула, прижавшись к изогнутой спинке. Норт сжал ее подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.

– Если бы даже я поверил обвинениям Баттенберна – а я не поверил, – эта мысль была тут же опровергнута твоей реакцией. Не представляю, что еще он мог сказать, чтобы вызвать у тебя такую ярость. Когда я почувствовал, что ты у меня за спиной и пытаешься подтянуться, чтобы влезть на карниз, честно говоря, я не был уверен, что у тебя это получится. Любая попытка помочь тебе неминуемо обнаружила бы твое присутствие. Баттенберн совершил невозможное. Его ложь была столь отвратительна, что ты просто перелетела через стену.

Элизабет молчала, вглядываясь в его лицо. Открытый взгляд мужа призывал верить ему и освободиться от демонов сомнения.

– Почему он это сделал? Зачем ему понадобилось, чтобы ты думал, будто он был моим… – Она осеклась, не в состоянии закончить фразу.

– Откуда нам знать? Баттенберн не подозревая, что ты рядом, следовательно, это говорилось исключительно для меня. Наверное, он хотел, чтобы я умер, презирая тебя. Кстати, уверен, он получил бы немалое удовольствие, пересказывая тебе слова, которые сказал мне напоследок.

– Он шантажировал бы меня этим всю жизнь, – прошептала она.

– Пойми, для меня не важно, солгал он или сказал правду. Я всегда знал, что не был у тебя первым. Ты не только не делала из этого секрета, но и постаралась изобразить себя в самых черных красках. Было ли время, когда я желал, чтобы было иначе? Да. Хочу ли я этого сейчас? Нет.

Брови Элизабет вытянулись в ниточку. – Не хочешь?

Норт взял ее руку.

– Нет.

– Странно слышать от тебя такое. Разве мужчины не хотят.. чтобы женщина была…

– Девственницей? – подсказал он.

– Да.

Норт хмыкнул.

– Я не могу говорить от имени всех мужчин, но мне ужасно нравится женщина, которая спотыкается на слове «девственница» и, даже не покраснев, произносит слово «шлюха». – Его улыбка поблекла, и он заговорил серьезным тоном: – Тот офицер, твой первый возлюбленный… и все последующие события, они, по существу, свели нас вместе. И хотя я сожалею, что тебе пришлось пережить сердечные муки, печаль и предательство, я понял, что, не испытав всего этого, ты была бы другой. Твоя судьба сложилась бы иначе. И моя тоже. – Он сжал ее руку. – Не знаю, формируют ли нас жизненные обстоятельства или все зависит от нашего восприятия их, но я восхищаюсь той формой, которую вылепила из тебя жизнь.

Уголок ее рта приподнялся в улыбке.

– Правда?

Норт моргнул, осознав двусмысленность своего комплимента.

– Я не имел в виду… то есть я…

– Ханжа, – нежно прошептала Элизабет. – У тебя даже уши горят.

Выпустив ее руку, Норт выпрямился и одним движением сдернул через голову ночную рубашку и швырнул ее на постель. Элизабет, смеясь и протестуя, тем не менее подвинулась, освобождая для него место. Вода всколыхнулась и перелилась через край, когда он опустился в ванну и притянул Элизабет к себе на колени. Ее ноги раздвинулись, обхватив его бедра, руки обвили его шею, грудь прижалась к его груди.

– А мы здорово вписываемся друг в друга, – кокетливо проворковала она.

– Угу. – Он поцеловал ее с такой обстоятельностью, что она покраснела до кончиков ушей. Затем откинулся назад, положив локти на края ванны. Руки Элизабет скользнули по его груди и скрылись под водой. Чуть погодя она бросила на него лукавый взгляд.

– Намыль, – попросил он.

– О! – Элизабет взяла мыло и углубилась в свое занятие. На сей раз ей удалось добиться от Норта приглушенного стона. – Так лучше?

– О да, – задохнувшись, но вполне разборчиво ответил он.

Элизабет улыбнулась:

– Отлично. – Она встала на колени и, подавшись вперед, направила его в себя.

Норт сквозь дымку страсти наблюдал за ней, слышал ее участившееся дыхание, плеск воды и тихо постанывал. Элизабет замерла.

– Что с тобой? Плечо? – Она начала подниматься, но он схватил ее за бедра и удержал на месте.

– Твои соли для ванн, – сердито проворчал он. – Я буду благоухать, как какая-нибудь чертова клумба.

Элизабет засмеялась и ласково поцеловала его в губы.

– Ну и прекрасно. Ты будешь пахнуть мной.

– Я предпочел бы тобой обладать.

Она снова обвила руками его шею и слегка качнулась.

– Как сейчас?

– О да. – Он взял мыло и принялся намыливать ей спину. Элизабет довольно вздохнула и прислонилась к нему, уткнувшись лицом в шею. – Смотри не засни.

– Ну уж нет. – Она нежно укусила его за шею. Норт притворно охнул, и она поцеловала его в место укуса, затем коснулась губами уголка его рта. – У меня на уме совсем другое, – шепнула она.

Норт прижался к ее губам. Его руки выпустили мыло и скользнули вниз, чтобы обхватить ее ягодицы. Элизабет коротко всхлипнула, когда он слегка ее приподнял и сомкнул губы вокруг тугого соска. Вцепившись пальцами в его волосы, она прижимала к себе его голову, ничего так не желая, как вечно ощущать его губы, зубы и язык на своей груди.

Ни один из них и не заметил, что вода залила ковер. Их страсть была подобна приливной волне. Она взмывала, и опадала, и переливалась через край. Влажные пряди прилипли к вискам и шее Элизабет. Их потемневшие кончики струились по ее плечам, всплывая каждый раз, когда она опускалась, подчиняясь движениям Норта.

Она обволакивала его своей страстью, окружала своим стройным телом, увлекая за собой к вершине наслаждения. И когда они достигли ее, Норт был настолько опустошен, что мог бы с благодарностью опуститься на дно и умереть, если бы Элизабет не была той самой нитью, которая привязывала его к жизни.

Поскальзываясь на мокром ковре, они добрались до постели и со смехом повалились на нее. Громадная кровать с пологом исторгла стон почти такого же тембра, как и тот, что сорвался с губ Норта. Элизабет тотчас обеспокоилась его раной, но он скорее согласился бы отрезать свою правую руку, чем признать, что испытывает какие-либо неудобства.

– Мученик, – нежно прошептала она.

Норт решил, что это все же лучше, чем «ханжа». Он откинулся на подушки, а Элизабет перелезла через него, чтобы взять гревшиеся у огня полотенца. Она насухо вытерла его, укрыла до подбородка, затем забралась под одеяло и пристроилась рядом. Норт погасил свечи, и комната погрузилась во тьму.

Некоторое время они молча лежали, наслаждаясь покоем. Рука Норта обвивала ее талию. Элизабет потерлась ступней о его ногу.

– Знаешь, – задумчиво произнесла она, – нам придется что-то придумать, чтобы объяснить, куда делась моя хромота. Никто ничего не сказал, но я заметила, что Уэст довольно странно на меня поглядывал.

Норт улыбнулся, прижавшись губами к ее влажным волосам.

– Что такое? – спросила она и выгнула шею, чтобы увидеть его глаза. – Что они затеяли? Пари?

– Боюсь, что так, – отозвался Норт и поспешно добавил: – Но это никак не связано ни с твоей хромотой, ни с ее отсутствием.

Элизабет подозрительно прищурилась.

– Да?

– Уэст пытается определить, не ждешь ли ты ребенка.

– Ее глаза распахнулись от изумления.

– И они заключили пари на…

– На то, наградил ли я вас ребенком, сударыня, или нет. – Из горла Элизабет вырвался сдавленный звук. – Но он не одинок. Саут ставит три шиллинга. Истлин – тоже. Моя мать наверняка поднимет ставки, и не сомневаюсь, дед тоже примет участие. Вполне возможно, что именно он все это и затеял.

Элизабет повернулась к нему.

– А вы, милорд? Каково ваше мнение по этому вопросу?

Рука Норта скользнула по ее обнаженному бедру и задержалась на плоском животе.

– Мое мнение заключается в том, что если ты не беременна, то скоро будешь.

Элизабет удивленно вскинула бровь.

– Неужели? Что-то ты слишком в себе уверен.

Он со скромным видом пожал плечами.

– Просто у меня достоверные источники.

Элизабет озадаченно уставилась на него:

– Какие еще источники? Даже я ничего не знаю. Что ты имеешь в виду?

– Мадам Фортуну, – ответил он. – Когда я ходил к ней, чтобы узнать, где ты, она сказала…

– Норт!

– Я ее об этом не спрашивал, – поспешно заверил он ее. – Это была целиком ее инициатива.

Элизабет помолчала, прижав его руку к своему животу, когда он попытался ее убрать. Она и хотела и боялась верить в то, что он сейчас сказал.

– Она предсказала, что у нас будет ребенок? – прошептала она наконец.

Горло Норта перехватило. Он кивнул и, когда Элизабет бросилась в его объятия, крепко прижал ее к себе. Он гладил ее волосы, спину, осушал поцелуями ее слезы и, когда она заснула, продолжал баюкать ее, обнимая всем своим телом.

Когда-нибудь он признается ей, что мадам Фортуна вообще-то говорила вовсе не о ребенке. Может, когда они отпразднуют пятидесятилетие совместной жизни, окруженные тремя поколениями любящих потомков, он выберет подходящий момент и расскажет ей, что мадам Фортуна говорила о созревающем персике.

Но ведь могло быть и так, что гадалка имела в виду плод, который вынашивает Элизабет. Всем известно, что она ясновидящая, а следовательно, кому, как не ей, знать, что ожидает их в ближайшем будущем.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Эпилог

Реклама на сайте