«Игра в любовь»

Конни Брокуэй Игра в любовь

Пролог

Монастырь Сент-Брайд,

январь 1804 года

Празднование по случаю бракосочетания Кристиана Макнилла с Кэтрин Нэш-Блэкберн

Выйдя из церкви, Шарлотта пересекла двор, направляясь к крытой галерее с колоннами, и зябко потерла обнаженные руки. В Шотландии в январе бывает чертовски холодно, и если бы шаль, которую ее сестра Хелен целый день уговаривала накинуть, не портила линию нового платья, она бы, возможно, поддалась на уговоры, пусть даже желтовато-коричневый цвет абсолютно не сочетался с мягким оттенком синего платья.

Она не могла бы с уверенностью сказать, почему ей вдруг захотелось уйти с праздника. Ее вторая сестра, Кейт, была безумно счастлива со своим бравым солдатом, их будущее было обеспечено, прошлое забыто – одним словом, все хорошо, что хорошо кончается: два красивых, умных и достойных человека находят друг друга после нескольких лет борьбы. Более счастливого конца и не придумаешь.

Разве что... разве что... Шарлотте показалось, что она читает волшебную сказку. Кейт нашла своего рыцаря в сверкающих доспехах, и Шарлотта радовалась ее счастью, хотя подозревала, что окончание ее собственной волшебной сказки будет совсем не таким, как у Кейт.

Отец умер три года назад, когда ей было шестнадцать лет, а с его смертью не стало и той семьи, которую она знала. Не прожив и года после смерти мужа, умерла и мать, а сестры, стремясь – вернее, страстно желая – дать Шарлотте все «преимущества», которые они имели как дочери состоятельного нетитулованного дворянина, каким-то образом наскребли достаточно денег, чтобы отправить ее в одну из самых престижных лондонских школ-интернатов для юных леди, убеждая ее завести там «полезные связи». В конце концов до Шарлотты дошло то, что, судя по всему, было абсолютно ясно любому незаинтересованному наблюдателю: она была обузой. Рискованным – нет, скорее убыточным! – предприятием, от которого нечего ждать прибыли на вложенный капитал. Если, конечно, она не воспользуется как следует этими «полезными связями».

Осознав свое положение, Шарлотта, которая была отнюдь не глупа, не стала тратить время на сожаления о прошлом, а вознамерилась оправдать ожидания сестер, используя для этого обнаруженную у себя способность применяться к обстоятельствам. Она всегда была очень прагматичным ребенком, а теперь стала невозмутимой юной особой, напрочь лишенной сантиментов.

Итак, в течение шести месяцев после смерти матери все девочки Нэш более или менее удачно устроились на оплачиваемую работу: спокойная и миловидная Хелен – в качестве компаньонки одной ужасной старой курицы; темноволосая, страстная Кейт обучала игре на фортепиано купеческих дочек, а Шарлотта стала подружкой-компаньонкой Маргарет Уэлтон, единственной дочери чрезвычайно богатого и катастрофически неотесанного барона и его столь же неотесанной супруги.

От Шарлотты Уэлтоны требовали лишь, чтобы она принимала подарки и платья, которыми они щедро ее одаривали, вела себя так, чтобы по сравнению с ней их проказливая наследница казалась ангелом, и никогда ничего не критиковала.

В целом работа была даже приятной, подумала, скривив губы, Шарлотта, направляясь вдоль крытой галереи к распахнутой двери все конце. Она должна быть забавной, любезной и соглашаться участвовать в любых дурацких затеях, которые могли взбрести в голову ее подружке Маргарет. Она стала бессовестной озорницей, сорвиголовой и завзятой кокеткой. Хотя... ей все чаще и чаще начинало казаться, что окружающим, особенно Уэлтонам, от нее требуется исполнение исключительно роли бессовестной сорвиголовы и – что еще хуже – сама она может удовлетвориться этой своей ролью.

Шарлотта мечтала о чем-то большем. Она не была уверена, о чем именно, но знала лишь, что это отличалось от того, что имели ее сестры. Она не понимала упорного стремления Кейт восстановить утраченное ощущение защищенности, которое ей обеспечил наряду с богатством ее бравый шотландский горец. Она была не так романтична, как Хелен, которая хотела, чтобы ее любили такой, какая она есть на самом деле. Шарлотта лишь усмехалась про себя, будучи совсем не уверена в том, какая она есть на самом деле. Конфетка? Сорванец? Забавная озорница? Наверное, в ней было всего понемногу, и все эти роли ей наскучили. Чтобы чувствовать, что живешь, надо было нечто большее, чем заполнять собой какое-то пространство.

Войдя в помещение, где находилась своего рода библиотека, две стены которого были заняты почти до потолка полками, заполненными множеством книг, Шарлотта улыбнулась. Она любила книги и считала одним из больших недостатков ее нынешнего положения тот факт, что в хозяйстве Уэлтонов книги и вообще все, что пригодно для чтения, кроме разве что ведомостей с аукциона чистокровных лошадей Таттерсоллз, были большой редкостью. Обходя поцарапанный стол, стоявший посередине комнаты, Шарлотта окидывала жадным взглядом корешки тисненых кожаных переплетов.

Стул с прямой спинкой был небрежно отодвинут от стола, как будто тот, кто на нем сидел, торопливо вышел из комнаты, не позаботившись о том, чтобы поставить его на место. Поверх нескольких небрежно сложенных стопок каких-то бумаг на столе была разложена новенькая карта континента. Одна из страничек виднелась из-под карты, и Шарлотта заметила, что текст на ней был написан по-французски.

Шарлотта, у которой возникли нехорошие подозрения, замерла на месте. Зачем бы настоятелю монастыря отцу Таркину – а комната, где она находилась, предположительно принадлежала ему, потому что едва ли какой-нибудь другой монах занимал в Сент-Брайде, или монастыре Святой Бригитты, такое важное положение, чтобы иметь собственную библиотеку, – переписываться с кем-то во Франции? Англия находилась в состоянии войны с Францией. Она подошла ближе.

Ей бросилось в глаза имя ее отца: Родерик Нэш. Отодвинув карту, она схватила письмо и попыталась прочесть...

– Мисс Нэш!

Шарлотта с письмом в дрожащей руке повернулась как ужаленная и оказалась лицом к лицу с отцом Таркином. Смущение, которое она могла бы испытать, оттого что ее застали, когда она рылась в чужих вещах, уступило место справедливому гневу. Она была не из тех, кто приветствует общение с врагом! Это не ей принадлежит столь изобличающее письмо!

– Почему здесь имя моего отца? – спросила она.

Отец Таркин подошел к ней, наклонил голову, чтобы посмотреть, что у нее в руках, и на его лице выражение легкого любопытства сменилось печалью.

– А-а это. Это письмо от человека, который в большом долгу перед вашим батюшкой. Он пишет, чтобы напомнить мне, что жертвы, на которые пошли ваш отец и другие, дали ему возможность продолжить в настоящее время его работу. Понимаете? – Он протянул руку и осторожно подчеркнул несколько слов длинным костлявым пальцем. – «Позвольте мне напомнить вам, святой отец, о том, что вам хорошо известно: все великие начинания требуют больших жертв. Эти жертвы требовались и от меня, что вас, судя по всему, очень беспокоит за последнее время, хотя они и не идут ни в какое сравнение с жертвами других. Вспомните, чем жертвовал полковник Родерик Нэш, а также другие безымянные мужчины и женщины, отдавшие свои жизни для того, чтобы я получил возможность продолжать свою работу...» – Он перестал переводить и, словно извиняясь, улыбнулся Шарлотте: – Остальное вас не касается, дитя мое.

«Продолжать свою работу». Три года назад отец добровольно предложил французам обменять на себя трех шотландских парней, заточенных в тюрьму Ле-Монс по обвинению в шпионаже, с которыми он даже не был знаком. В тот же день поздним вечером он был казнен. Она всегда предполагала, что после возвращения в Англию всех троих живыми и невредимыми тайная деятельность, в которой они участвовали, прекратилась.

Осознание того, что кто-то продолжает работу шотландцев, начатую во Франции много лет назад, глубоко потрясло Шарлотту. И сразу же после этого пришла другая мысль: а ведь она почему-то не удивлена, что святой отец с проницательным взглядом и добрым лицом связан с этой работой. Ведь те трое молодых людей были из монастыря Сент-Брайд.

– Я не дитя, святой отец, – сказала в ответ Шарлотта с такой серьезностью, на которую ее сочли бы неспособной большинство из тех, кто ее знал. – И если мой отец погиб ради какой-то «работы», о которой упоминает автор письма, то позвольте с вами не согласиться. Это меня касается.

Настоятель покачал головой:

– Только самым косвенным образом.

Шарлотта сердито нахмурилась, сама не понимая толком, почему не может удовлетвориться его объяснением, но переведенные им слова, в которых чувствовалась глубокая убежденность автора в правоте своего дела, звучали в ее мозгу, словно песня сирены, приводя на память трагические обстоятельства гибели отца и то, что последовало непосредственно после этого.

Судя по всему, поступок отца был актом благородного самопожертвования. Однако Шарлотту всегда задевало, что его жертва не означала чего-то большего, что он отдал свою жизнь ради провалившегося заговора. А теперь вдруг появилось доказательство того, что дело, которое выполняли те молодые люди, продолжает жить, что отец пожертвовал жизнью для очень важного дела. Строки письма давали основания предполагать именно это.

Ей вдруг безумно захотелось тоже сделать что-нибудь важное, достойное жертвы, принесенной отцом.

– Я могу помочь, – глухо прозвучал ее голос в тишине библиотеки.

– Дорогое дитя, никак не пойму, о чем вы говорите...

– Я могу быть полезной, если вы мне позволите, – перебила она, решительно глядя настоятелю в глаза. Он нахмурился.

– И что же вы, как вам кажется, знаете, мисс Нэш? – спросил наконец он, жестом предложив ей сесть на стул с прямой спинкой.

Она была слишком напряжена и не захотела садиться.

– То, зачем эти шотландские парни были направлены во Францию, еще предстоит сделать. Я хочу помочь. Мне это нужно.

Настоятель не стал опровергать ее предположения, а лишь спросил:

– Почему вы считаете, что вам это нужно?

– Чтобы сделать что-то полезное в жизни. Чтобы жертва отца не оказалась напрасной.

На лице святого отца отразилось беспокойство.

– Вам кажется, что спасения жизней троих молодых людей недостаточно?

– Нет.

Отец Таркин вскинул седеющие брови и пристально посмотрел на нее. Удивление и боль были в его взгляде.

– Нет, – решительно повторила она, подумав, что человек, написавший столь трогательно о самопожертвовании ее отца, несомненно, понял бы ее. – Нет, потому что это могло значить гораздо больше. Если у кого-нибудь во Франции появилась возможность продолжать в течение последних трех лет свое дело благодаря самопожертвованию моего отца, то я хочу помочь ему в этом. Я должна это сделать ради памяти моего отца и ради моей страны. – Она заметила, что отец Таркин колеблется, и добавила, чтобы заставить его понять: – Я должна сделать это ради себя.

Они долго стояли, глядя в глаза друг другу.

– Возможно, есть кое-что... – Он задумчиво замолчал, легонько постукивая пальцами по столу.

– Все, что угодно.

– Время от времени, – медленно начал он, – в Лондон прибывают курьеры с информацией, которую необходимо кое-кому передать. Нередко они добираются окольными путями, и бывает трудно определить, когда и куда они прибудут.

Люди, которым желательно узнать, какого рода информацию привезли курьеры, и цели которых являются диаметрально противоположными нашим целям, рыщут по всему городу в поисках человека, получающего эту информацию и организующего действия наших друзей в Лондоне. Поэтому курьеры не должны никогда оставаться подолгу на одном месте. Им приходится часто менять место пребывания, привлекая к себе при этом как можно меньше внимания.

Он замолчал и застыл в ожидании. Шарлотта поняла, что он хочет проверить, поняла ли она, что он подразумевает, рассказывая ей об этом.

– Наверное, – сказала она, осторожно подбирая слова, – из-за того, что получателю приходится часто переезжать с места на место, и из-за того, что ему никогда не бывает известно, когда следует ожидать курьера, бывает очень трудно организовать их встречу.

Настоятель кивнул. Она выдержала проверку.

– В прошлом году курьеру из Франции так и не удалось передать информацию, которую он привез сюда. У него было мало времени, так как его могли хватиться во Франции, а получатель сменил место жительства.

– И в этом случае, – сказала Шарлотта, – мог бы спасти положение посредник, которого и курьер, и получатель могли бы без труда найти. Особенно если лицо, выступающее в роли посредника, никому и в голову не пришло бы .заподозрить в причастности, – продолжила она. – Кто-нибудь молодой и легкомысленный, не связанный ни с политикой, ни с религией, который всегда присутствует на балах, премьерах и всяческих приемах, где к ней можно без труда подойти, не вызывая ни у кого подозрения.

– Вы говорите «к ней»?

– Я имею в виду себя, – сказала Шарлотта. – Я могла бы идеально подойти для этой роли, святой отец. Я пользуюсь такой свободой, какой могут похвастать очень немногие молодые леди, я вращаюсь в самых разных кругах и могу бывать везде, где пожелаю, не вызывая никаких замечаний. – Она чуть скривила губы. – Скажем, не вызывая таких замечаний, которых я бы еще не слышала.

Настоятель отвернулся от нее и склонил голову, задумавшись. Заложив руки за спину, он подошел к одному из книжных шкафов. Она, затаив дыхание, наблюдала за ним.

Пока не представилась возможность внести свою лепту в дело ее отца, она даже не подозревала, что это для нее так важно. Настоятель не должен ей отказывать. Сейчас станет ясно, считает ли он ее легкомысленной и озорной пустышкой, какой ее знали в свете, или практичной и целеустремленной женщиной, какой она считала себя сама.

– Это не обязательно бывает сопряжено с особой опасностью, – пробормотал он себе под нос.

Она ждала.

Он оглянулся на нее через плечо. Морщинистое лицо выражало тревогу.

– Вам надо лишь записать несколько адресов, а потом повторить их кое-кому в переполненной людьми комнате.

Горя нетерпением, она кивнула.

– Наша группа очень малолюдна. К вам будут обращаться за помощью не более чем два или три раза в год.

– Понятно.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

– Однако понятия «не особенно опасный» и «безопасный» едва ли можно считать одним и тем же. Некоторый риск с этим связан.

– Я готова пойти на риск.

– Но готов ли я позволить это?

– Да, – ответила она за него.

Он задумался, и Шарлотта терпеливо ждала, понимая, что торопить его сейчас было бы ошибкой. Наконец он глубоко вздохнул.

– Ладно, мисс Нэш. Хорошо.

На губах Шарлотты расцвела улыбка.

– Благодарю вас.

– Нет, дитя мое, не благодарите меня. Я ступаю по тонкому льду, и меня уже мучают угрызения совести. – Он снова вздохнул и протянул руку к золотому тяжелому фолианту, стоявшему на полке над его головой. – Поскольку мы решили, что вы будете играть роль посредника, вам, пожалуй, следует познакомиться с одним из моих агентов. С автором этого письма.

Он надавил на книгу, и Шарлотта широко раскрыла глаза от удивления, увидев, как секция книжного шкафа, бесшумно повернувшись, раскрылась в коридор, освещенный единственным фонарем.

– Входите, – пригласил ее священник.

У Шарлотты дрогнуло сердце. Ей предстояло встретиться с человеком, который верен своим убеждениям и продолжает работу, начатую много лет назад. С человеком, глубоко преданным делу. Она уже представляла себе героя – благородного, достойного, хотя, наверное, годы опасной, тайной работы сделали его осторожным и суровым...

– Нет никакой необходимости так громко разговаривать, святой отец. – Откуда-то из мрака материализовался молодой человек. Его худощавое лицо обрамляли слишком длинные темные волосы. Тяжелая челюсть заросла такой же темной бородой, почти скрывавшей шрам на левой щеке. На нем были широкий пиджак с обтрепанными обшлагами и такие же просторные изношенные панталоны, которые сползали с плоского живота. Его загорелое лицо озарилось улыбкой.

– Это... Дэнд Росс, – сказал отец Таркин, внимательно наблюдая за ней.

Она не узнала в нем одного из трех молодых шотландцев, которые приходили к ним в дом три года назад. Да и кто смог бы заметить кого-нибудь другого, если в той же комнате находился темноволосый, ангельски красивый Рамзи Манро? А кроме того, молодой человек, стоявший в ее Йоркской малой гостиной, только что вышел из французской тюрьмы, где пробыл в заточении два года.

Этот человек почему-то показался ей несколько дерзким и опасным. Их взгляды встретились, улыбка застыла на его лице, а у нее внутри что-то затрепетало, словно крылья птицы, оказавшейся в клетке. Она шагнула вперед и приоткрыла губы – то ли для того, чтобы улыбнуться, то ли поприветствовать...

В глубине его глаз что-то промелькнуло.

– А это кто такая? – с нарочитой медлительностью произнес он. – Я и не подозревал, что вы теперь принимаете также сироток женского пола, святой отец. Я наверняка не ошибся. Чем же еще объяснить, что одежда на ней на два размера меньше, чем нужно, и настолько выношена, что сквозь нее все видно?

«Вот тебе и герой», – подумала Шарлотта.

Франция, поздняя осень 1788 года

– Я должен уехать с мистером Джонстоном, мэм? – спросил мальчик, взглянув на учителя английского языка. В его голосе не было страха, как не было и надежды, что ему удастся убедить свою мать отказаться от ее плана, но Джереми Джонстон мысленно похвалил его за попытку.

– Да. Все уже спланировано. – В голосе леди в бархатном платье не было и намека на материнское чувство. Она сжала рукой плечо мальчика, и ее взгляд над его головой встретился со взглядом Джереми. – Он умный мальчик. Не по годам. Он не доставит вам хлопот.

То, что она нервничала и ей не терпелось поскорее покончить с этим делом и отослать мальчика, было заметно лишь по тому, как она время от времени оглядывалась через плечо.

– Я буду защищать его, не щадя своей жизни, мэм. Для меня большая честь, что вы оказали мне такое доверие. – Джереми низко склонился к руке леди. Он никогда еще не приближался так близко к ней. С тех пор как он прибыл во Францию три года назад, чтобы заняться обучением ее маленького сына, они всегда общались в этом огромном доме через посредников.

Он исподтишка изучал ее, пытаясь найти какое-то сходство между матерью и сыном, но не обнаружил почти никакого. У нее было округлое миловидное лицо, однако оно выражало непреклонную решимость, которую мальчик, судя по всему, не унаследовал.

Он был хорошим мальчиком, сообразительным, с врожденной склонностью к подражательству. Он уже говорил по-английски без малейшего акцента. Джереми он не просто нравился, он им даже восхищался за силу духа. Его глубоко трогала несомненная стойкость мальчика, оказавшегося в эпицентре страшных беспорядков.

Джереми подозревал, что этими беспорядками – всего две недели назад в Гренобле вспыхнули бунты – объяснялось решение знатной леди отправить своего единственного сына к друзьям в Шотландию, пока во Франции не нормализуется обстановка. Хотя Джереми знал, что мальчик беспрекословно подчинится требованию своей родительницы, он не мог не заметить страдальческое выражение лица мальчика. Его отрывали от знакомой обстановки и всех, кого он знал, и Джереми ему сочувствовал.

Он тихо кашлянул.

Леди холодно взглянула на него.

– В чем дело, мастер Джонстон?

– Может быть, в этом нет необходимости, миледи? Наверняка король...

– Король дурак, а его жена тем более. Все это плохо кончится, и если его высочество отказывается видеть то, что мне абсолютно ясно, то я не стану жертвовать своим ребенком из-за его слепоты. Нет. Мальчик поедет в Шотландию.

– Да, мэм. – Джереми отвесил низкий поклон. Леди сделала нетерпеливый жест рукой, и один из ее слуг, стоящих на почтительном расстоянии, выступил вперед и протянул увесистый бархатный кошелек. Она взяла его и передала Джереми.

– Этих денег с избытком хватит для вас обоих. Внутри лежит письмо к моим друзьям, в котором я прошу их предоставить убежище моему сыну. Я вручаю его вам и прошу доставить его вместе с моим сыном сразу же по прибытии. – На ее гладком лбу впервые появились морщинки сомнения. – Понимаю, что было бы лучше, если бы я заранее сообщила им о своих планах... но ситуация становится опасной. Я не осмеливаюсь медлить.

Она наклонилась так, что ее лицо оказалось на уровне лица мальчика. Он, не моргнув, выдержал ее взгляд. Джереми почувствовал, что мальчику очень хотелось бы обнять ее. Но он этого не сделал. Он стоял молча.

– Не забывай, кто ты такой, сын мой. Никогда не забывай о том, кто ты есть и чего от тебя ждут.

– Я не забуду, мэм, – торжественно пообещал он.

Глава 1

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

14 июля 1806 года

– Побойтесь Бога, мистер Хитрый Лис! Если бы вы изредка отрывали взгляд от моего декольте, вам было бы проще догадаться, что я подсказывала мимикой во время игры, – насмешливо заявила Шарлотта. Рыжеволосый молодой человек, наследник огромного купеческого состояния, а с прошлой среды еще и баронет, хотя титул был получен явно при подозрительных обстоятельствах, покраснел от смущения до корней волос.

Шарлотте не было жаль его. Этот самонадеянный выскочка пялился на ее грудь с тех пор, как приехал в компании молодых людей, которых она пригласила в свою городскую резиденцию «поиграть в карты и выпить». Это был ее первый «приемный» день с тех пор, как она поселилась в фешенебельном районе Мейфэр, что было весьма скандальным шагом, потому что она намеревалась жить как старая дева. Одна.

Все было вполне респектабельно, поскольку на вечеринке присутствовала леди Уэлтон, хотя баронесса давно заснула, пригревшись в лучах солнца. По крайней мере предполагается, что все вполне респектабельно, мысленно поправила себя Шарлотта, чтобы успокоить собственную совесть. Хотя, по правде говоря, все, что бы она ни делала, оказывалось не настолько респектабельным, как можно было бы ожидать, если судить по ее происхождению, высоким родственным связям (она была как-никак свояченицей Рамзи Манро, маркиза Коттрелла, а также прославленного полковника Кристиана Макнилла) и великолепным манерам.

Шарлотта прекрасно понимала, что в этом-то и заключалась ее притягательная сила. В гостиной Шарлотты можно было говорить такие вещи, которые никто не осмелился бы сказать в другом месте, здесь можно было сделать тур неприличного вальса; здесь туалеты дам были более модными и более откровенными; здесь чаще звучал смех, а Шарлотта давала своим поклонникам такие находчивые ответы, на какие никогда не осмелились бы большинство незамужних молодых леди. Поэтому нагоняй, который Шарлотта дала пучеглазому мистеру Робинсону, вызвал хихиканье среди женщин и довольный хохоток мужчин.

– Извините. Не знаю, о чем я думал, – пробормотал мистер Робинсон.

– Мне кажется, что слово «думать» здесь не вполне уместно, – невинным тоном заметила Шарлотта, снова вызвав взрыв смеха. – Идите сюда, друг мой. Давайте попрактикуемся. Попробуйте смотреть леди в лицо... нет, нет, нет! Не на губы, а на все лицо. Понятно? Две брови, пара глаз странного цвета, абсолютно невыразительный нос, слишком решительный подбородок. Вот так. Браво!

Молодые леди и джентльмены, составляющие, по общему признанию, самую легкомысленную часть неженатой и незамужней светской молодежи, одобрительно зааплодировали, а мистер Робинсон, твердо намеренный быть своим в их кругу и очаровать мисс Нэш, нашел в себе мужество посмеяться над собой и поклониться по очереди ей и остальной компании.

Импровизированная сценка закончилась, и гости снова занялись шарадами, а Шарлотта, заметив, что содержимое крюшонницы с пуншем близится к концу, вышла в коридор, чтобы найти служанку. Но не успела она дойти до кухонной двери, как ее окликнул взволнованный мужской голос.

Отлично зная, что за этим последует, она повернулась. Однако это был не мистер Робинсон. Это был лорд Лефой. Высокий, светловолосый лорд Лефой. Вот это неожиданность! Она-то думала, что он почти сделал предложение мисс Хенли.

– Мисс Нэш, – сказал он, подходя к ней. – Не уделите ли мне минутку вашего времени?

– Пожалуйста.

– Наедине.

Она окинула короткий коридор удивленным взглядом.

– Пожалуйста.

Он нахмурил брови. Очевидно, он надеялся не на это. Бедный лорд Лефой. Когда речь шла о ней и джентльменах, надежды редко сбывались. По крайней мере для джентльменов.

– Вы хотели сказать мне что-то личного характера? – спросила она.

– Да, – закивал он. – Да... Я... я... Я вас обожаю!

– Вот как?

Он схватил ее затянутую в перчатку руку и прижался к ней губами в страстном поцелуе.

– Я ваш раб. Просите что угодно, я все сделаю для вас. Распоряжайтесь мною. Я вас обожаю, вы ангел, вы дьявол!

– Вроде Люцифера? – спросила она, высвобождая руку. Поощрять его было бы слишком жестоко, ее и без того многие считали бессердечной. К тому же мисс Хенли была ей довольно симпатична. Ее семейство испытает большое облегчение, узнав о том, какой брачный контракт собирается предложить отец лорда Лефоя.

– Извините, не понял, – озадаченно поморгал лорд Лефой.

– Ангел и дьявол. Если я правильно понимаю, только одно существо обладает качествами и того, и другого. Это Люцифер.

– А-а, вот вы о чем. Нет. Я хочу сказать, что вы ангел, но именно это дьявольски терзает меня. – Похоже, он был в восторге от собственного объяснения. – Вы должны быть моей!

– Боже милосердный! Уж не объяснение ли это в любви, лорд Лефой? Откровенно говоря, я предпочла бы не считать это объяснением в любви. Видите ли, вы мне нравитесь. А если бы мы решили пожениться, я устроила бы вам веселенькую жизнь. – Заметив недоумение на его физиономии, она вздохнула. – Позвольте мне перечислить свои недостатки, – дружелюбно сказала она. – Я не умею быть верной. Я терпеть не могу ревность и хозяйское к себе отношение и реагирую на это немедленно, энергично и, возможно, в самой скандальной форме. Полагаю, что меня чертовски дорого содержать. А кроме того, я не имею желания сейчас или в ближайшем будущем производить потомство. – Она вежливо улыбнулась.

Круглые глаза лорда Лефоя стали еще больше. Она видела, как меняется выражение его лица. Теперь это было лицо человека, руководимого только здравым смыслом. Хотя, когда мужчина решит, что он должен что-то заполучить, здравый смысл обычно отступает на задний план.

– Мне все равно! Я вас обожаю!

– Разумеется, обожаете, – ответила она, потрепав его по руке. – Речь идет не о том, что вы чувствуете. А о том, что для вас лучше. Мне бы очень не хотелось, чтобы ваше обожание превратилось в страдание. Я не люблю, когда меня окружают унылые люди. Они меня утомляют. А вы непременно будете страдать. Ваш батюшка... – Она рассмеялась, представив себе распутного герцога Маллестро в роли своего свекра. – Думаю, что мне пришлось бы запирать от него дверь своей спальни всякий раз, когда вы отлучались бы из дома. Не очень привлекательная перспектива для безоблачной супружеской жизни, не так ли? При упоминании об отце лорд Лефой притих. По крайней мере он достаточно уважительно относился к ней, чтобы не оспаривать характеристику, данную его батюшке.

– Нет, – сказала она. – Для нас будет лучше оставить все как есть: вы меня обожаете, а я этим наслаждаюсь. Очень романтично. И более утонченно, кроме того, в таком случае ни ваше обожание, ни мое наслаждение не будут мешать нам жить своей жизнью. Вы женитесь на Море Хенли, которая будет хорошей женой и отличной матерью вашим детям и которая к тому же никогда не выбросит ваши вещи из своей комнаты и не устроит сцены на светском рауте. Вы будете очень счастливы. Только прошу вас, чтобы не страдало мое самолюбие, не могли бы вы время от времени задумчиво вздыхать, когда мы встречаемся в обществе, так, чтобы я могла радоваться, слыша этот вздох?

– Неужели вы способны устроить сцену на светском рауте? – в ужасе спросил он.

– Ну, я думаю, что в конце концов это стало бы неизбежно. А как думаете вы? – мило спросила она, наклонив головку.

– Да, пожалуй. Уверен, что вы это можете.

– Ну а теперь, пока кто-нибудь не решил, что минутка слишком затянулась и вы меня скомпрометировали, вам следует вернуться, а я тем временем позабочусь о том, чтобы вновь наполнили пуншем крюшонницу, – сказала она.

Он судорожно сглотнул, повернулся, чуть помедлил и снова обернулся к ней.

– Спасибо, мисс Нэш. Вы очень здравомыслящая женщина.

– Только никому об этом не говорите, – шепнула она.

Лорд Лефой, которому теперь так же не терпелось уйти, как всего пять минут назад не терпелось заявить о своих чувствах, чуть ли не трусцой направился в гостиную, а Шарлотта возвела очи горе, бормоча слова благодарности.

Не прошла она и нескольких шагов по коридору, как появилась ее горничная, дерзкая, востроглазая девушка по имени Лизетта.

– Прошу прощения, мисс Нэш, но пришел какой-то... мужчина, который настойчиво требует встречи с вами.

Мужчина. Не джентльмен. И не торговец, с которым Лизетта разобралась бы без ее помощи. Шарлотта заинтересовалась:

– Что за человек?

– Он сказал, что ловит вора, мисс Нэш, и хочет поговорить о каких-то драгоценностях, которые удалось найти. – Круглое лицо Лизетты сморщилось от напряжения в попытке вспомнить, о каких пропавших драгоценностях идет речь. Она так ничего и не вспомнила. Возможно, потому, что у Шарлотты никакие драгоценности не пропадали. Сердце Шарлотты учащенно забилось, а по спине пробежал холодок.

– Где он?

– Я не знала, куда его провести, поэтому провела его в малую гостиную, мисс.

– Очень хорошо, – сказала Шарлотта. – Пожалуйста, скажи моим гостям, что меня некоторое время не будет.

Не дожидаясь, пока девушка исполнит ее приказание, Шарлотта прошла по коридору в малую гостиную.

Значит, он ловит вора? Шарлотту это позабавило. Она медленно обогнула свое любимое кресло, в котором расположился Дэнд Росс, положив ноги в тяжелых башмаках на гладкую поверхность ее любимого инкрустированного столика. Неожиданное появление Росса наполнило ее радостным волнением. Ему, конечно, незачем об этом знать. Это лишь польстило бы его самолюбию или – еще того хуже – позабавило бы. А Шарлотта реагировала на него таким образом потому лишь, что он всегда приносил с собой ощущение соблазнительной опасности.

Входя в таинственный мир Дэнда Росса, она даже не думала, что опасность будет казаться ей столь привлекательной. Но не могла отрицать этого, как не могла и устоять перед этим. Правда, ей очень не хотелось бы, чтобы Дэнд узнал о том, с каким нетерпением она ждет его неожиданных появлений.

Шарлотта постучала по губам кончиком пальца с идеально наманикюренным ноготком, как будто пытаясь разгадать загадку. Потом ее лицо неожиданно озарилось вдохновением.

– А-а... поняла. Лизетта не расслышала то, что ты сказал. Ты, должно быть, сказал, что ловишь крыс!

Он взглянул на нее сквозь густые темные ресницы.

– Знаешь, Лотти, любовь моя, – задумчиво произнес он, – а в Париже сейчас действительно носят лифы, а не просто обозначают это понятие.

Прежде чем посмотреть ей в глаза, он задержался взглядом на ее смелом декольте. Она спокойно встретила его взгляд. Если он ожидал, что она покраснеет, то его постигло разочарование. Трудно сосчитать, сколько мужчин с вожделением пялились на ее прелести, а ей было от этого ни тепло ни холодно.

К тому же за все годы, истекшие со времени их знакомства, он иногда поддразнивал ее, делая вид, что интересуется ею в сексуальном плане, но за его дерзкими словами никогда не следовали действия. Он всегда оставался безупречным профессионалом: отстраненным, циничным, не обремененным никакими привязанностями.

Она наблюдала за ним, пока он пил бокал бордо. Дэнд Росс стал шире в плечах и выше ростом, но по-прежнему отличался этакой раскрепощенностью и самоуверенной кошачьей грацией.

У него были темно-русые волосы, полуприкрытые карие глаза, худощавое лицо с широким ртом и тонкими губами и квадратная челюсть, спрятанная теперь под густой бородкой, прикрывающей пиратский шрам. Правда, он весело признавался, что шрам был результатом падения с лестницы, когда он воровал яблоки, а не раны, полученной на дуэли, как она когда-то вообразила.

Вряд ли ему можно доверять. О себе помалкивал, а свои чувства – если они у него были – держал в тайне.

– Вот как? – воскликнула она, нарочито растягивая слова. – Ну что ж, мы воюем, введено эмбарго, и я считаю своим долгом позаботиться о том, чтобы моя портниха не слишком перенапрягала экономику непомерным расходом ткани.

– Какой патриотизм, Шарлотта! – сдержанно заметил он. – Я потрясен твоими жертвами. Или следует употребить это слово в единственном числе? Что-то не похоже, что ты во многом отказываешь себе в плане комфорта.

Он обвел ироническим взглядом роскошное убранство гостиной, скользнул по голубым стенам, отороченным белой лепниной, и по мягкой мебели на изящных гнутых ножках, обитой синим муаром, с резными спинками в виде лир, с массой подушек и подушечек в наволочках из дорогой парчи ярко-желтого цвета. На покрытом черным лаком консольном столике красовался огромный букет желтых роз и словно восковых белых гардений, стоявших в китайской вазе.

– Это те желтые розы?

– Вижу, ты их узнаешь.

– Еще бы. – Он вдруг заговорил совсем тихо: – Я подкармливал их собственной кровью. Где ты их взяла?

– Они с того куста, который ты и твои товарищи подарили нам много лет назад. Я привезла черенки с собой из Йорка. Сначала они росли в городской резиденции Уэлтонов, а теперь вот здесь, – сказала она, – чтобы напоминать мне о добром старом времени. Видел бы ты, какую сенсацию они производили, когда я украшала ими волосы или прикалывала к тому, что я – очевидно, ошибочно – называю своим лифом. – Она усмехнулась. – Я очень люблю производить сенсацию. К тому же эти розы очень подходят к убранству моих апартаментов, – добавила она, обводя комнату довольным взглядом.

– Новый адрес. Новый цвет стен. Новая мебель, – бормотал Дэнд, тоже окидывая взглядом комнату. – Резонно задаться вопросом: вполне ли респектабельно молодой женщине жить одной?

– Не думаю, – бойко ответила она. – Но какое мне дело до респектабельности, если она лишь связывает мне руки и мешает приносить пользу тебе и твоим друзьям?

– Очень практичный подход, Лотти. Ты стала весьма решительной, малышка, не так ли?

– Хотелось бы в это верить.

– Знаю, что так оно и есть, – сказал он, лениво улыбнувшись. – Сколько сердец разбила на этой неделе жестокая маленькая мисс Нэш?

– Сердец? – задумалась она. – Ни одного. Однако спесь с некоторых сбила.

– Бедняги. – Он поставил бокал возле ног и, покачиваясь на стуле, сложил руки на подтянутом животе.

Даже по прошествии многих месяцев она не перестала удивляться тому, что он был одним из самых лучших тайных агентов Англии. Этому было трудно поверить. Человек с сомнительной репутацией, скрытный и опасный – таково было ее первое впечатление о нем, когда он появился в плохо освещенной библиотеке отца Таркина, и она полагала, что впечатление это было вполне правильным.

До того, как они обменялись хотя бы словом, был тогда один момент, когда их взгляды встретились и у нее замерло сердце и остановилось дыхание. Время тоже остановилось, и ей захотелось навсегда остаться в лучах этого ясного, горячего взгляда. Правда, потом он заговорил – и разом отмел все, что она нафантазировала относительно этого момента. Ну да ладно. Фантазия – она и есть фантазия. Не существовало между ними никаких тайных уз, никакого глубокого единения. Была цель и был долг. Этого было более чем достаточно, чтобы наполнить жизнь смыслом.

– И все же что-то, видимо, заставило тебя сменить адрес, – настойчиво продолжал Дэнд. – Что случилось, Лотти? Неужели ты в конце концов совершила какое-нибудь преступление против общества, на которое не смогли не отреагировать даже барон и леди Уэлтон? Может быть, надевала бриллианты до полудня? Или в течение месяца дважды появлялась в одном и том же наряде? – спросил он. – Расскажи мне. Что ты натворила такого, что побудило Уэлтонов выставить тебя из дома?

– Ничего я не натворила. Просто Мэгги Уэлтон имела наглость выйти замуж, – беззаботно ответила она. – А ее супруг, жалкое создание, отказался пригласить меня жить с ними. Представляешь, какое нахальство!

– Какой опрометчивый поступок! – усмехнулся Дэнд.

– Вот именно, – согласилась она. – И вот я решила, что настал момент покинуть моих дорогих друзей Уэлтонов и жить самостоятельно. К счастью, деньги, которые мне дают Кейт и Кристиан, позволяют это сделать.

Взгляд Дэнда скользнул по ее новому платью, задержался на накинутой на плечи кашемировой шали и чуть покачивающихся жемчужных серьгах в ушках.

– Должно быть, они обеспечивают тебя более щедро, чем я предполагал. – Она уклончиво улыбнулась. Он и понятия не имел, насколько щедро. – Если уж речь зашла о твоем наследстве, то скажи, есть ли какие-нибудь новости о полковнике и миссис Макнилл? – спросил Дэнд. – А также, конечно, о прекрасной Хелен и не менее великолепном Рэме?

При упоминании о старшей сестре, маркизе Коттрелл, Шарлотта несколько замялась. Последнее письмо Хелен было коротким, и в каждой его строчке чувствовалось стремление не критиковать и не подвергать сомнению экстравагантное поведение Шарлотты. Шарлотта была рада, что до другой ее сестры, Кейт, вместе с полком своего супруга находившейся далеко от дома, почти не доходили сплетни, которые не могли пройти мимо ушей Хелен.

– Мне известно не очень много, – сказала он. – Хелен и Рамзи готовятся отплыть с Ямайки, где Рэм занимался ликвидацией одной из старых плантаций маркиза. В этом месяце они должны прибыть в Лондон. А Кейт и Кристиан сейчас на континенте.

– Неужели все они до сих пор считают меня убийцей? Вопрос застал Шарлотту врасплох. Она не ожидала, что Дэнда интересует, что о нем думают его бывшие товарищи. Беспокойство о том, что думают о тебе другие, вело к бессонным ночам и мешало сосредоточиться на главном. Дэнд, сам то го не подозревая, преподал ей этот урок. Слишком много ночей она лежала без сна, думая, на какой риск он идет, возвращаясь во Францию, и каким опасностям вновь подвергается, когда приходит к ней, но потом, чтобы не сойти с ума, она заставила себя не думать о нем вообще.

Однако вот он снова здесь и расспрашивает ее о других «охотниках за розами». Это было неожиданно. Похоже, это говорило о том, что у него есть сердце, которое бьется в унисон со всем остальным человечеством и имеет такие же слабости и уязвимые места. Ей всегда казалось, что Дэнд Росс почти неуязвим для подобных вещей. Ну что ж, посмотрим.

– Этого я не знаю. Они не говорят со мной на такие темы. Не забывай, пожалуйста, что, будучи в высшей степени легкомысленным существом, я слишком поглощена своими собственными интригами и прочими глупостями, чтобы думать о ком-то другом.

– Ты говоришь это с некоторой горечью, – заметил он.

Неужели? Она надеялась, что это не так. Ей не хотелось бы, чтобы сестры считали ее пустышкой, хотя она сама делала все, чтобы заставить их поверить в это. Хорошо бы они считали ее достойным человеком, несмотря на то что все факты говорили об обратном.

– Это не совсем так, – сказала она. – На самом деле я пытаюсь следовать твоему примеру, Дэнд.

– Как это? – удивился он.

– Быть практичной, не лезть за словом в карман, – перечисляла она его качества. – Не иметь сожалений, ненужных угрызений совести или привязанностей, чтобы не приходилось никому объяснять свои поступки.

– Каким же образом, позволь узнать, ты пришла к этой весьма нелестной оценке моего характера? – спросил он, явно забавляясь разговором.

– Мне она совсем не кажется нелестной, – сказала Шарлотта, искренне удивившись, – а наоборот, весьма практичной.

– Вот как? – задумчиво произнес он. – И все же скажи: что дает тебе основания так думать обо мне?

– Ну что ж, двое твоих лучших друзей, которые приходятся мне зятьями, считают, что ты предал их французам, убил стражника, который собирался представить доказательства твоего предательства, и собирался убить их, если бы не моя сестра Хелен, которая умудрилась всадить в тебя шпагу, на мгновение опередив, когда ты, переодетый викарием, намеревался проткнуть ее собственной шпагой.

– Какое яркое описание событий, Шарлотта! Тебе, пожалуй, стоило бы написать какой-нибудь остросюжетный готический роман, по которым все с ума сходят.

Она пропустила его слова мимо ушей.

– Однако вот он ты, тут как тут, собственной персоной, спокойный и равнодушный, несмотря на все, в чем тебя подозревают. Как тебе это удается?

– Меня утешает то, что я знаю: я не делал ничего из всего, что ты здесь перечислила. У меня действительно есть совесть, Лотти. И хотя она не такая уж безупречно чистая, я не виновен в попытке убийства моих бывших товарищей. А кроме того, за меня мог бы поручиться отец Таркин.

– Да, но ты давно покинул монастырь Сент-Брайд. Люди меняются. Откуда мне знать, что ты невиновен? – Он настороженно взглянул на нее, а она продолжала: – Я никогда не видела человека, который утверждал бы, что он викарий Тоустер. Его может опознать только Хелен. Лично мне известно лишь, что ты по-прежнему намерен ничего не рассказывать своим бывшим товарищам. Или моей сестре. Возможно, для этого есть основания.

Он даже не потрудился ей ответить. Его распахнутая на груди рубашка чуть съехала набок, приоткрыв гладкие мышцы загорелого плеча. На несколько дюймов ниже должно было находиться позорное клеймо в виде розы. Сама она никогда не видела его, но обе ее сестры рассказывали о том, какую памятную метку оставил палач из темницы Ле-Монс на теле их мужей и Дэнда Росса.

Она наклонилась, почти прикасаясь губами к его уху. От него исходил запах чистоты: мыла и камфоры. Он даже не оглянулся. Он был слишком самонадеянным. Ни одному светскому мужчине никогда не позволялось быть с ней слишком самонадеянным. Однако Дэнду Россу, судя по всему, до этого не было дела. Ей вдруг захотелось поставить его на место.

– А кроме того, – прошептала она ему на ухо, – ты в течение нескольких месяцев после эпизода с Хелен и шпагой не появлялся в Лондоне. Может быть, ты поехал во Францию, чтобы оправиться после раны? Возможно, – сказала она, наклоняясь над его плечом, – у тебя здесь есть метка?

Ее рука скользнула по его плечу, но не успела она опомниться, как он схватил ее за запястье и, перекинув через плечо, бросил к себе на колени. Она с изумлением взглянула в его потемневшее и ставшее каким-то чужим лицо. Ее руку он держал на отлете стальной хваткой.

У нее по спине пробежал холодок страха. Она и не подозревала, что он такой сильный и может так быстро двигаться. И что он может испепелять ее взглядом.

Она немедленно принялась высвобождаться из его рук. Он с унизительной легкостью пресек ее попытки. Жар его тела проникал в нее в самых неподходящих местах, возрождая, казалось бы, давно утраченную способность краснеть. Правда, он этого даже не заметил.

– Ты и впрямь думаешь, что я убийца? – Судя по его голосу, ситуация перестала его забавлять. – А если это так, то неужели ты действительно хочешь играть в эту игру со мной?

Глава 2

Шарлотта поежилась в объятиях Дэнда, впервые почувствовав, что по-настоящему его боится. С ней еще никто и никогда так грубо не обращался. Никогда. Она отвернулась, чтобы он не заметил, как она потрясена.

– Дэнд?..

Он сразу же ослабил хватку.

– Пусть это научит тебя, моя девочка, не тянуть свои шаловливые ручки к кому попало.

Разве она тянула к нему шаловливые ручки? Она сказала себе, что дрожь и затрудненное дыхание объясняются только тем, что она испугалась и что он не будет ее уважать, если заподозрит, что какая-то насмешка или прикосновение могли так сильно на нее повлиять.

– Мои действия едва ли можно назвать бесчинством.

– Все зависит от того, как на это посмотреть. Бесчинством, знаешь ли, называется все то, что таит в себе угрозу.

Она не поняла. Пошевелившись, она почувствовала, какое твердое у него тело, как сильны его руки, все еще сжимавшие ее, и ощутила биение его сердца. Ей казалось, что в тех местах, где ее кожа соприкасается с ним, ее словно бы слегка покалывают тысячи крошечных иголочек. Однако страх прошел, и она почувствовала себя теперь... в безопасности? Да. Защищенной.

Давненько она не чувствовала, чтобы кто-то надежный стоял между ней и тем, что ей угрожало. Это было приятное чувство, хотя и иллюзорное. Она, конечно, не сомневалась, что Дэнд счел бы своим долгом вмешаться, если бы она оказалась в опасности, но он редко бывал в Лондоне, а следовательно, редко был в состоянии защитить ее. Пришлось бы ей самой защищать себя, как она это делала уже многие годы.

Но она могла насладиться несколькими мгновениями иллюзии. Что в этом плохого?

Откинув голову ему на плечо, она заглянула в его карие глаза – непостижимые, бездонные. Несмотря на грубую одежду, его тело было чистым, а здоровые волосы блестели. Его верхняя губа имела форму лука, а нижняя тоже была изогнутой, хотя и твердой. Такие губы могли принадлежать человеку чувственному. – На самом деле я не думаю, что ты убийца.

– Твои слова очень меня утешают. А теперь убирайся с моих колен, пока не измяла мне панталоны, – приказал он каким-то странным хриплым голосом и поставил ее на ноги.

Она отступила на шаг, чувствуя себя отвергнутой и ругая себя за то, что это чувствует. Ей хотелось что-нибудь сказать, чтобы скрыть свое смущение.

– Почему бы тебе не сказать Рэму и Киту, что ты их не предавал? – спросила она. – Отец Таокин не стал бы возражать.

– Потому что я проработал слишком долго и сделал слишком много... – Он вдруг замолчал, потом продолжил нарочито беззаботным тоном: – Если бы Кит и Рамзи узнали, что я остался, чтобы продолжить работу, – а именно так оно и было, – то они сломя голову примчались бы назад с пистолетами в руках и обнаженными шпагами, чтобы помочь мне, независимо от того, требовалась ли мне их помощь или не требовалась. Сочли бы это делом чести. Как всегда.

Шарлотту не обманули его слова.

– Ты их защищаешь.

– Нет, – сказал в ответ Дэнд. – Я защищаю то, чего я... чего мы так долго стремились достичь. У меня нет желания провести остаток своих дней, скитаясь по Франции, пусть даже это очаровательная страна.

Он поднялся с кресла и прошел мимо нее к окну, выходившему в небольшой парк. Заговорив, он снова удивил ее:

– Ты остригла волосы.

Она прикоснулась рукой к копне подстриженных рыжих кудряшек.

– Да. Ну и что?

– Они придают дерзкий вид. Непристойный.

– Непристойный? – Она рассмеялась, потому что было забавно слышать такие ханжеские высказывания от Дэнда Росса. – Не думаю, чтобы в прическе было что-то непристойное. Возможно, она несколько экстравагантна.

– Ты хочешь казаться экстравагантной? – спросил он, продолжая смотреть в окно. – Аббата это обеспокоило бы.

– У аббата не так уж много агентов, готовых исполнять его приказания, чтобы он мог быть слишком разборчивым. А я работаю хорошо. Ты не можешь этого отрицать.

– Ты мне это неоднократно говорила. Боюсь, что аббат тоже, – ответил он. – Должен ли я предполагать, что эти новые ухищрения каким-то образом позволят тебе принести еще большую пользу матушке церкви?

– И Англии тоже, – добавила она.

– Значит, благодаря своенравию тебе и удалось проложить свой путь от простой посредницы до твоего нынешнего статуса настоящей разведчицы?

– Это очень практично, не так ли? Чем более дерзкой является проделка, в которой я участвую, тем больше информации я получаю. А чем больше я знаю, тем проще мне получить дополнительную информацию. – Она вдруг нахмурилась. – Почему ты говоришь об этом неодобрительно?

– Разве я говорю неодобрительно? – спросил он и даже улыбнулся. Только улыбка получилась какая-то невеселая. – Я всего лишь беспокоюсь о твоем благополучии. Видишь ли, я поклялся твоей семье, так сказать, взял на себя пожизненное обязательство, не щадя своей жизни, защищать, если в этом возникнет необходимость, твою очаровательную шкурку.

Но поскольку я чрезвычайно люблю собственную жизнь, какой бы скверной она ни была, я подумал, что, возможно, будет достаточно просто погрозить тебе пальцем, пока ты действительно не попала в какую-нибудь беду. Спасение прекрасных дам, попавших в беду, требует слишком много времени.

Она самодовольно приосанилась.

– Ты действительно считаешь очаровательной мою шкурку?

– Ты знаешь, что она очаровательна, – сказал он, как будто это само собой разумелось. – Было бы очень жаль, если бы она превратилась в пищу для червей. Нет, я этого не допущу. Ты единственная из Нэшей, у которой нет круглосуточно работающего телохранителя, который даже спит в ее постели. Если бы ты умерла, я считал бы это своим личным провалом. – Он помолчал. – Думаю, я мог бы даже жениться на тебе.

Он подождал, и, едва она вздернула медно-рыжую бровь, взглянув на него, кивнул головой.

– Нет? Ну конечно, нет! Согласившись, ты сваляла бы дурака. А ведь ты явно не дурочка, Лотти. Не так ли? – Он не стал ждать ее ответа и продолжил: – Поэтому ничего не поделаешь, придется тебе обходиться без моей круглосуточной защиты.

Она рассмеялась.

– Не беспокойся, Дэнд. Я постараюсь не попадать в беду и не намерена превращаться в лакомство для червей. И как бы ни было велико искушение бросить тебе желтую розу и потребовать исполнить свою клятву и жениться на мне, чтобы увидеть, как ты передернешься от этих слов, я все-таки воздержусь. Я всего лишь слушаю, Дэнд. И передаю собранную информацию тем, кто может должным образом воспользоваться ею.

– Ну и ну! – Дэнд слегка присвистнул. – Теперь уже не просто передаешь святому отцу Таркину, а «тем, кто может должным образом воспользоваться ею». Ты работаешь на кого-то еще, помимо аббата, не так ли?

Она понимала, что рано или поздно придется рассказать ему обо всем.

– Да, – сказала она. – Как ты неоднократно повторял это сам, война заставляет вступать в странные альянсы. Возможно, у церкви и британского правительства разные мотивы, но цели у них одинаковые.

У него дрогнули губы.

– Как ему удалось уговорить тебя стать слугой двух господ, Шарлотта? Или и уговаривать особенно не пришлось? – Он холодно взглянул на нее. – Кто он такой?

– О ком ты? – спросила она, наморщив лоб.

– Я имею в виду агента английского правительства, которого ты снабжаешь информацией. – Дэнд все еще улыбался, но улыбка почему-то стала немного походить на волчий оскал.

– Это не он, а она. Это Джинни Малгрю.

Ему едва ли было знакомо это имя, потому что он редко бывал в Лондоне, а если и приезжал, то всего на несколько дней, хотя за последнее время он стал приезжать чаще и задерживаться дольше. Может быть, у него в Лондоне появилась какая-нибудь женщина? Она постаралась не обращать внимания, но эта мысль ее немного расстроила.

Какие глупости ей лезут в голову. Он никогда не упоминал ни о каких женщинах. И уж конечно, он никогда не говорил, что испытывает чувства к какой-то женщине. С другой стороны, она понимала, что едва ли он стал бы откровенничать с ней на этот счет.

Она ждала. Выражение его лица постепенно смягчилось. Он задумчиво прищурился.

– Понятно. Ну и как же ты познакомилась с мисс Малгрю?

– Миссис Малгрю. Ее муж баронет, они многие годы проживают раздельно.

– Как ты встретилась с миссис Малгрю?

– От одного общего знакомого я услышала, что она расспрашивала о человеке, который меня тоже интересовал. Я попросила этого общего знакомого представить нас друг другу. – Она забыла сообщить ему, что эта просьба чуть не погубила ее репутацию в обществе. Потому что Джинни Малгрю была куртизанкой. Однако, Дэнду совсем не обязательно об этом знать. – Миссис Малгрю нам очень помогает. Она так же привержена идее свержения Наполеона, как ты или я.

– Браво, – сказал Дэнд, явно думая о чем-то другом. – Я одобряю патриотизм этой леди. Но предпочитаю, чтобы он не мешал мне в достижении моей цели.

– Твоей цели? – насторожилась она. – Значит, ты здесь не для того, чтобы передать сообщение. У тебя есть более важная цель?

Он не стал отрицать это.

– Расскажи мне. Я могла бы помочь. Дэнд взъерошил волосы и кивнул.

– Украдено одно письмо. Его содержание может разрушить предполагаемый союз, который мог бы положить конец военной экспансии Наполеона на континенте.

– Письмо? – повторила Шарлотта, сразу же забыв обо всем остальном. – Письмо в запечатанном особой печатью цилиндрическом контейнере, которое украдено в Париже?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Потому что оно здесь. Вернее было бы сказать, что человек, утверждающий, что оно находится в его распоряжении, сейчас здесь, в Лондоне.

Дэнд за несколько шагов пересек комнату и, схватив ее за руку, усадил на кушетку, сам усевшись рядом.

– Расскажи мне все, – потребовал он. – Кто этот человек?

– Граф Морис Сент-Лайон, лояльный француз. По крайней мере он сам так утверждает. Он несколько лет прожил в Англии. Он баснословно богат, слывет знатоком и коллекционером произведений искусства. Похоже, никому не известны источники его богатства, однако у него чрезвычайно хорошие связи.

Нам известно, что он контактировал с несколькими иностранными высокопоставленными лицами, а также с людьми, не имеющими высокого положения или титулов, но обладающими огромной властью, намекая, что в его распоряжении находится запечатанное письмо, отправленное из весьма «интересного» места. Он пригласил их в свой замок, где через три недели они получат возможность попытаться купить его на аукционе.

Дэнд откинулся на спинку кушетки.

– Ну и дела, черт возьми! – воскликнул он. Потом довольно долго молчал. – Где находится сейчас этот граф Сент-Лайон?

– Наверное, готовится к отъезду в свой замок, расположенный в сорока милях к северо-западу от Стерлинга. Это настоящая крепость. Он нанял целую армию для охраны замка и прилежащих земель. Земля, на которой стоит замок, пуста и необитаема, если не считать деревеньки в нескольких милях к югу, где живут табунщики. Сент-Лайон знает каждого человека в округе. Если появляется кто-то новый, он сразу же привлекает внимание, и с ним быстро разделываются, – поспешила объяснить она, предвкушая, что он поинтересуется, заслали ли «лису» в этот «курятник».

– Почему кто-нибудь просто не ликвидирует этого человека? – спросил Дэнд с таким холодным бесчувствием, что Шарлотте снова стало страшно. Правда, она напомнила себе, что Джинни Малгрю подумывала о том же самом.

– Потому что он предупредил, что, если ему причинят какой-нибудь вред, письмо будет вскрыто и его содержание предано гласности.

– А что, если выкрасть письмо? – предложил Дэнд, однако было видно, что он и сам понимает: это наиболее очевидное решение уже рассматривалось подробнейшим образом.

– Никто не знает, где оно хранится. Два раза лучшие взломщики Лондона пытались проникнуть в его городскую резиденцию. Оба поплатились жизнью. – Ей удалось сказать это, не выдав страдания, которое она испытала, когда были обнаружены их трупы.

– А как насчет слуг?

– Обслуживающий персонал подобран лично Сент-Лайоном. Всех мужчин и женщин он привез с собой из Франции. Все они либо преданы ему, либо боятся его так, что никакой подкуп не заставит их рискнуть навлечь на себя его гнев.

– Проклятие! Не позднее чем через две недели я должен вернуться во Францию. – Он стукнул кулаком по колену. – Насколько я понимаю, аббата уже известили?

– Да. Был отправлен почтовый голубь, но аббат не ответил. Птица могла заблудиться. Но не тревожься, – тихо сказала Шарлотта. – Ситуация находится под контролем.

При этих словах Дэнд вытаращил глаза:

– Вот как? И кто же, позволь узнать, ее контролирует?

– Джинни Малгрю. Джинни и люди, с которыми она связана, разработали план кражи контейнера с письмом.

Дэнд поднялся на ноги.

– Что за план?

– Несколько недель назад я познакомила ее с графом...

– Ты? – прервал ее Дэнд. – Откуда ты знаешь этого графа?

– Будет тебе, Дэнд. Ты должен знать мою репутацию. Я именно такой веселый сорванец, который может заинтересовать человека вроде Сент-Лайона. Я уже говорила тебе, что у него превосходные связи. – Она не сказала ему, что граф обратил на нее внимание совсем с другими намерениями, но опомнился, узнав, что ее зятем является могущественный маркиз Коттрелл. – Не имеет значения, откуда я его знаю. Гораздо важнее то, что он пригласил Джинни Малгрю к себе в замок. В качестве любовницы. А она там выкрадет письмо.

Она ответила на его взгляд с отработанным равнодушием, ожидая, что он задаст вопрос о том, что ее связывает с куртизанкой. Но он ничего не спросил.

– Как ей это удастся, если замок так хорошо охраняется?

– Граф не слишком высокого мнения о представительницах женского пола. Он считает нас ветреными, меркантильными, излишне эмоциональными дурочками. Он, конечно, допускает, что женщина может быть использована в качестве орудия, но только если ею управляет мужчина, а следовательно, едва ли она способна таить в себе существенную угрозу.

За Джинни, конечно, будут следить, но не слишком строго. К тому же мы изучили планы замка, о существовании которых граф даже не подозревает. Нам известны подземные коридоры и потаенные убежища, совершенно не известные ему. На это может потребоваться несколько дней, но Джинни найдет письмо. Она и раньше не раз находила то, что было, казалось бы, надежно спрятано.

– А каково твое участие в этом?

– Мое? – переспросила она. – Я вообще никак в этом не участвую.

Он долго смотрел ей в глаза.

– Вот и хорошо.

Глава 3

Джермин-стрит, Пиккадилли,

15 июля 1806 года

Ранний вечер. Ни ветерка. Воздух словно застыл. Душно. В тени вековых деревьев, росших во дворе церкви Святого Якова, стоял человек, внимательно глядя на неброскую, но элегантную дверь особняка, расположенного на противоположной стороне улицы. Он понапрасну потратил уже массу времени, ожидая, когда куртизанка, проживающая в этом доме, окажется в уязвимом положении. Время истекало. Придется ему самому форсировать события.

Он набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул его, перебирая мысленно десяток возможностей в поисках наилучшего варианта. В каком обличье он будет осуществлять свой план на сей раз? Констебля? Старухи? Старьевщика? Солдата?

Все эти образы, в которые ему приходилось перевоплощаться, менялись, словно изображения в калейдоскопе, скрывая его собственные черты. Важно было не забывать только одно: кем он является на самом деле.

Почувствовав, что начинает слегка нервничать, он сжал кулаки, так что ногти врезались в ладони. Усилием воли заставил себя расслабиться.

Существовала единственная возможность убедиться, что он помнит, кем является на самом деле. Надо возвратиться к самому началу и вновь обрести свое подлинное лицо, черты которого с годами утратили четкость.

И она ему в этом поможет.

На лице его промелькнула едва заметная улыбка. Разве не иронично, что именно Шарлотта Нэш должна стать ключом к его восстановлению как личности, к возвращению из мертвых, к возрождению из пепла, как птица феникс? Иронично, но в какую четкую схему все выстраивается! Иногда, когда он видел ее, говорил с ней, он мог утонуть в ее необычайно красивых глазах и забыть, чего он добивается. Она была действительно ни на кого не похожей. Обворожительной. Мужчина, нормальный, порядочный мужчина, мог бы влюбиться в такую женщину.

Но он не был таким мужчиной.

Сгустившиеся вечерние тени сгладили тонкие морщинки, появившиеся в уголках прекрасных глаз Джинни Малгрю. Она подняла голову, внимательно вглядываясь в свое отражение в зеркале, и подумала о том, что, возможно, пора приказать слугам заменить дорогие канделябры и шандалы в ее доме другими, с меньшим количеством свечей, чтобы свет был не так ярок. Она производила эту оценку без печали и сожалений, а с холодной практичностью, как генерал, разрабатывающий план военной кампании.

Куртизанка должна всегда помнить обо всех мелочах.

Сегодня было особенно важно, чтобы она предстала во всем своем великолепии. Вечером в опере она примет приглашение графа Сент-Лайона погостить в его замке в, Шотландии.

Джинни подняла подбородок, отыскивая признаки дряблости кожи. Если бы она их обнаружила, то немедленно ввела бы в обиход колье или бусы, хотя следует признать, что до последнего времени ее декольте не нуждалось ни в каких украшениях. Правда, в тридцать шесть лет можно было ожидать любых неприятных сюрпризов.

Она взяла пальцами длинную, искусно завитую прядь волос, отделив ее от столь же изысканно небрежной прически, и задумчиво поиграла ею. Волосы были все еще блестящие и густые и все еще имели тот насыщенный золотисто-каштановый оттенок, за который провозглашалось немало тостов в мужских клубах. Кожа ее была по-прежнему чистой и нежной. Только руки выдавали приближение среднего возраста: они похудели и утратили присущую молодому телу пухлость. Отныне она станет носить перчатки. Кружевные или замшевые.

Джинни Малгрю была очень практичной женщиной. Она отлично понимала, что красота не только приносит доход, но и служит ей пропуском, обеспечивающим доступ хотя бы на окраины того общества, из которого ее муж пытался ее изгнать.

Ее муж. При мысли об этом одиозном создании она скривила губы. Он не желал давать ей развод, сколько бы она его ни умоляла, как бы себя ни вела и сколько бы мужчин ни пользовались ее благосклонностью, пусть даже некоторые из них были членами одного с ним клуба. Зная, как сильно желает она освободиться от него, он ей отказывал.

Он таким образом наказывал ее за то, что она не могла родить ему детей.

Ну что ж, по крайней мере она могла утешиться тем, что страдают они оба.

Куртизанкой Джинни Малгрю стала не сразу. Принять это решение ей помогли пять лет жалкого существования в заброшенном замке в Ирландии. Нет, у нее не было намерения становиться проституткой, как не было и намерения становиться шпионкой.

Но когда один из ее первых любовников, занимавший высокое положение в соответствующем учреждении, предложил ей сослужить службу своему королю да при этом еще и заработать кругленькую сумму, Джинни с готовностью согласилась. Она делала это не ради денег. Скорее всего она делала это для того, чтобы то, кем она стала, не вызывало у нее самой столь сильного отвращения.

Тихо постучав в дверь, в комнату вошел высокий светловолосый слуга по имени Финн.

– Прошу прощения, мэм, но внизу ждет джентльмен, который просит вас уделить ему минутку вашего времени.

Ничего нового в этом не было. Джентльмены всегда просили Джинни уделить им минутку... и многое, кроме этого. Но отсутствие визитной карточки и неодобрительное выражение на физиономии слуги возбудили ее любопытство, а также вызвали некоторую тревогу. За последние дни у нее появилось ощущение, что кто-то недобрым взглядом наблюдает за каждым ее движением.

Конечно, шпиону к этому следует всегда быть готовым.

– Кто это такой, Финн?

– Он не назвался.

А-а, наверное, один из этих. Какой-нибудь аристократ с гипертрофированным чувством собственной значимости, который рискует посещать ее дом только инкогнито. Она уже давно миновала ту стадию, когда старалась потворствовать такому тщеславию. Надо было и об остатках своего самолюбия подумать.

– Скажи ему, что меня нет дома.

– Сказал, – ответил Финн, очень удивив Джинни. Если уж Финн попытался выпроводить его, даже не поставив ее в известность, значит, человек этот выглядел действительно непристойно. Непристойные грубияны интересовали Джинни. К тому же если это он был ее тайным соглядатаем, то его лучше знать в лицо.

– Впусти его, – сказала она. Поднявшись, она окинула взглядом комнату в поисках уголка с самым благоприятным освещением, потому что всегда знала, что джентльмен, пусть даже непристойного вида, может оказаться вполне заслуживающим внимания. Выбрав розовую кушетку, она присела на нее, поджав под себя босые ноги. Босые ноги почему-то наводили джентльменов на грешные мысли.

Стук в дверь, ее хрипловатое «войдите», и снова появился Финн.

– Мистер Росс, мэм.

Сначала Джинни подумала, что у этого мужчины действительно непристойный вид: грубая одежда, сильно поношенные сапоги, встрепанные волосы, обрамлявшие лицо, заросшее бородой. Но, приглядевшись к нему, она решила, что у Финна, который счел этого мужчину не заслуживающим внимания, явно нет вкуса.

Мужчина был высокий, широкоплечий, поджарый и двигался с небрежной грацией. Выражение лица у него было нейтральное, губы твердые и подвижные, однако в свете лампы его карие глаза сардонически поблескивали, а под бородой был заметен шрам. Она решила, что ему около тридцати лет. Очень хороший возраст для мужчины.

– Можешь идти, Финн, – сказала она слуге.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, миссис Малгрю. – Она почувствовала слабый акцент. Похоже, шотландский.

– Пожалуйста, мистер Росс, – сказала она. – Не присядете ли?

– Благодарю вас. – Он небрежно опустился в кресло, расположенное напротив кушетки. Широкие панталоны натянулись на бедрах, обрисовав сильные мускулистые ноги. Сильные руки оперлись о резные деревянные подлокотники. На загорелой коже было видно множество бледных шрамов. Руки были явно знакомы с тяжелой работой.

Улыбка исчезла с губ Джинни.

– Кто вы такой?

Он тоже перестал улыбаться. Как она и подозревала, непринужденность его поведения была наигранной.

– Я друг мисс Шарлотты Нэш.

– Друг, – повторила она равнодушно, стараясь, чтобы даже намек на появившиеся у нее опасения не отразился на лице. Вместо этого она окинула его надменным взглядом.

– Да, – ответил он, подвергая столь же пристальному осмотру ее декольте, почти прозрачное домашнее платье и пряди выбившихся из прически волос. – Судя по всему, у мисс Нэш есть привычка подбирать себе... – он многозначительно помолчал, – скажем, весьма необычных друзей.

То, с какой скоростью он нанес ответный удар, заставило ее улыбнуться против воли.

– Сдаюсь!

Это, должно быть, и есть тот самый человек, решила Джинни, который расспрашивал о ней, но установить личность которого ей так и не удалось. Она не ожидала, что он окажется таким неотесанным. Нецивилизованным. Интересно, каким образом такой человек, как он, мог быть связан с Шарлоттой?

Ее рука скользнула под подушку, прикоснувшись к инкрустированной перламутровой рукоятке заряженного пистолета, который всегда лежал там.

– Пришлось много потрудиться сегодня, мистер Росс? Он вопросительно взглянул на нее.

– Я слышала из нескольких источников, что вы расспрашивали обо мне. Причем не у тех, кто обычно может помочь джентльмену познакомиться со мной. Не так ли?

– Пожалуй, так.

– Поэтому и склонна поверить, что вы являетесь одним из папистских сообщников нашей Шарлотты, работающей в том же духе, что и я, но с применением, так сказать, другой тактики.

– В том же духе?

– В качестве шпиона, – коротко пояснила она.

– Ну-у, если вы шпионка, миссис Малгрю, то вы не отличаетесь скрытностью, – пробормотал он. – А что, если я французский агент?

– В таком случае вы выбрали не тех людей для расспросов, – дерзко заявила она, – и к этому времени вас уже не было бы в живых. Люди, которых вы расспрашивали, преданы моим друзьям. Они не стали бы отвечать на ваши вопросы, не убедившись сначала, что вы не французский агент. А теперь не перейти ли нам лучше к делу? – Поскольку он не ответил, она продолжила: – Почему вы расспрашивали обо мне?

– Как я уже говорил, я друг мисс Нэш.

– При чем здесь Шарлотта?

– Я опасаюсь, что вы можете втянуть «нашу Шарлотту» в какие-то махинации, которые могут причинить ей вред. Я пришел, чтобы вы убедили меня, что это не так. – Хотя он говорил спокойно, по спине Джинни пробежал холодок страха, и рука ее нащупала рукоятку спрятанного пистолета.

– Ах, какая забота о ее благополучии, – задумчиво улыбнулась она, бросив на него вызывающий взгляд. – По правде говоря, я завидую тому, что у мисс Нэш такие «друзья».

Он не попался на эту удочку, встретив ее кокетливый взгляд без малейшего намека на интерес.

– Вы ее брат? Кузен? Дядюшка? – продолжала она. – Кто вы такой, чтобы так беспокоиться о ее благополучии? Только не говорите, что вы «друг». Такой ответ меня не удовлетворяет.

– Придется, наверное, удовлетвориться этим, – ответил он. – Достаточно сказать, что я поклялся заботиться о ее благополучии.

И тут ей вспомнились слухи и легенды о Рамзи Манро, маркизе Коттрелле, и полковнике Кристиане Макнилле. Они еще называли себя «охотниками за розами». Эти молодые люди были брошены в тюрьму во Франции за организацию заговора с целью свержения правительства Наполеона. Их арестовали до того, как они смогли осуществить свой план. Им угрожала смертная казнь, пока отец Шарлотты, полковник Нэш, не предложил свою жизнь в обмен на их жизни. Они поклялись защищать вдову Нэша и осиротевших дочерей и служить им верой и правдой.

Еще покопавшись в памяти, она вспомнила кое-какие детали. Во французской тюрьме этих молодых людей продал кто-то из их круга, хотя не было уверенности в том, был ли это один из них или же это был кто-то из монастыря, в котором они воспитывались. Несколько лет спустя этот безымянный предатель совершил покушение на жизнь сначала Макнилла, потом Коттрелла, причем во время последнего покушения сестра Шарлотты Хелен нанесла ему удар шпагой. После этого он исчез. Предполагалось, что он умер от раны.

Предполагалось также, что человек, которого ранила шпагой Хелен как предателя и убийцу, и умерший были одним и тем же лицом. Дэндом Россом.

Джинни стало страшно.

– Вы и есть он, – тихо сказала она. – Последний из «охотников за розами».

Он промолчал. И если бы не настороженный взгляд, можно было бы сказать, что он полностью расслабился.

Единственным, что удержало Джинни от того, чтобы, выхватить пистолет и застрелить его на месте, было то, что из всех людей, которые, поразмыслив так и этак над ситуацией, пришли к выводу, что предателем и убийцей мог быть только Эндрю Росс, одна Шарлотта воздержалась от каких-либо замечаний.

И теперь это показалось ей весьма странным. Может быть, она знала, что Дэнд Росс не умер? Или она знала, что он не виновен? Или и то и другое одновременно?

«Ах, Шарлотта, Шарлотта, – подумала Джинни. – Какие тайны ты от меня скрываешь?»

Но разумеется, если этот Дэнд был папистским шпионом, Шарлотта была бы обязана хранить в тайне и его личность, и его существование. Судя по всему, Шарлотта была большим знатоком по части хранения тайн.

– Ну, мистер Росс, каким же образом я могу убедить вас, что не ставлю под угрозу нашего общего друга?

– Объясните мне роль мисс Нэш в плане, который она в общих чертах описала мне, в плане, связанном с приглашением в гости к графу Сент-Лайону.

Джинни постаралась скрыть свое удивление.

– Что именно рассказала вам Шарлотта, это озорное дитя? – Она пыталась говорить снисходительным тоном, но не получилось. Она не была уверена, кому именно хранило верность это «озорное дитя».

– Я знаю, что вы ищете возможность изъять письмо, которое в настоящее время находится в руках графа Сент-Лайона. Я слышал, что он намерен продать его с аукциона и что вы собираетесь выкрасть его. Я хотел бы узнать, какую роль во всем этом вы отводите мисс Нэш.

– Никакой.

Заметив скептическое выражение его лица, она пожала плечами:

– Она немного отвлечет внимание – и все. В этом она очень изобретательна. Мужчины, чтобы превзойти перед ней друг друга, разглашают такие вещи, о которых не следовало бы говорить. А кроме того, у нее настоящий талант иметь знакомых в самых разных кругах, принадлежащих к самым разным профессиям.

– Среди архитекторов, например. Джинни кивнула:

– Именно Шарлотта отыскала джентльмена, у которого имелись чертежи замка Сент-Лайона. Она услышала, как одна престарелая дама советовала другой поручить восстановление гардеробных в фамильном замке тому же человеку, который так успешно отреставрировал замок, недавно приобретенный графом Сент-Лайоном. Так что наша Шарлотта, несмотря на молодость и кажущееся легкомыслие, может быть весьма полезной. Я уж не говорю о ее мужестве и...

– Я предпочел бы, чтобы ей не пришлось проявлять свое мужество, – обрезал он ее. – Именно с этой целью я и пришел. Мне хотелось бы внушить вам, насколько сильно я желаю, чтобы ей никогда не приходилось проявлять свое мужество. Откровенно говоря, я на этом настаиваю.

Она широко распахнула удивленные глаза.

– Не вижу причин для беспокойства. По крайней мере в нынешней ситуации. Ну вот. Надеюсь, я несколько рассеяла ваши опасения. А теперь вы рассейте мои, – сказала она. – Кто вы такой? И пожалуйста, окажите мне любезность, не считайте меня круглой дурочкой.

– В ваших умственных способностях я никогда не сомневался, – вежливо сказал он. – Как вы уже поняли, у нас с вами одна цель.

– Значит, нам надо действовать согласованно, – предложила она.

Он покачал головой:

– Я должен скоро вернуться во Францию. Я должен сделать кое-какие дела, прежде чем смогу... – Он не договорил. – Если бы смог, я бы остался, хотя бы для того, чтобы убедиться, что вы сдержите слово относительно безопасности мисс Нэш.

На ее щеках появились очаровательные ямочки. Она пустила в ход все уловки, чтобы его обезоружить.

– Как мне вас убедить? Ваш собственный посредник, человек, которому она передает ваши письма и который организует вашу сеть здесь, в Лондоне, благословляет ее совместную работу со мной.

– Мой посредник?

Она позволила себе победоносную улыбку. Не он один обладал некоторой информацией.

– Да, Туссен. – Заметив его удивление, она добавила: – Вы этого не знали?

– Я об этом никогда не спрашивал, – небрежно сказал он. – Мне достаточно знать, что посредник имеется. А кто он такой, меня не касается. Я пришел к выводу, что для того, чтобы не проговориться, лучше совсем не знать такие вещи. Особенно если тебя настойчиво заставляют их выдать.

Джинни поняла, о чем идет речь, и ее уважение к нему возросло. Она вновь взглянула на мелкие шрамы на его пальцах. Во Франции его подвергали пыткам.

– Как вы узнали о Туссене? – спросил он.

– Будьте уверены, не от Шарлотты. Мы раскрыли его случайно. В одного из почтовых голубей, которых он использовал для связи с монастырем, попала стрела лучника. Лучник, оказавшийся чиновником невысокого ранга при министерстве иностранных дел, счел послание заслуживающим внимания своего работодателя, а следовательно, и нашего тоже. – Джинни скромно пожала плечами. – Туссен, наверное, даже не подозревает, что мы узнали, кто он такой.

– Однако он знает о роли Шарлотты в вашей сети и одобряет ее? – спросил Дэнд, сверля ее взглядом.

– Да. Если не непосредственно, то с молчаливого согласия. Роль Шарлотты стала более значительной, чем вы ее себе представляете. Она стала жизненно важной частью нашей сети. Моей сети. Я уверена, что, если бы Туссен запретил ей действовать во имя Англии, она бы все равно стала это делать. Возможно, вам следовало бы у него поучиться?

– Но у нас с Туссеном могут быть разные цели, – сказал он.

– Я считала, что ваша цель как агента Рима заключается в восстановлении монархии во Франции, а с ней и всех бывших прав и привилегий римско-католической церкви? – заявила она. Его теплые карие глаза заискрились одобрением. Он был действительно очень привлекательным мужчиной.

– Это лишь часть цели. Существует также компонент личного свойства. – Ухватившись за подлокотники кресла, он встал. Чтобы не отводить взгляда от его глаз, она подняла голову. – Как вы думаете, вам эта затея удастся?

Она кивнула.

– Вы уверены?

Она раздраженно нахмурилась:

– Я ничего не могу гарантировать, но уверена, что каждый аспект плана хорошо продуман.

– Расскажите мне о Сент-Лайоне.

У нее не было никаких причин отказаться это сделать.

– Сент-Лайон – коллекционер. Предметов искусства. Вин. Старинных книг. А особенно женщин. Он приобретает любовниц, как некоторые мужчины приобретают табакерки. Чем труднее добавить их к коллекции, тем настойчивее становится он. Его страсть воспламеняет не какая-нибудь конкретная женщина, а погоня. Его возбуждает задача вывести женщину из-под защиты другого мужчины. Он просто должен иметь то, что принадлежит не ему.

– А вам не кажется, что мужчина с такими аппетитами представляет угрозу для мисс Нэш?

– Шарлотте не угрожает никакая опасность со стороны графа, – сказала она, но не добавила, что, будь обстоятельства иными, это могло бы быть не так.

Она бросила на него взгляд и слишком поздно поняла, что он успел заметить беспокойство, промелькнувшее на ее лице. Он взглянул на нее с подозрением, и она поспешила его успокоить:

– Граф никогда не рискнет вызвать неодобрение общества, настойчиво добиваясь внимания девственницы с такими могущественными связями. Он слишком дорожит своим положением в высшем свете, чтобы поставить его под угрозу каким-нибудь увлечением. Даже если у него такое увлечение появится, – сказала она. Он прищурился и сделал несколько шагов в сторону. – А кроме того, – промурлыкала она, – все внимание графа уже направлено на совсем другой объект. Как вам уже известно, он пригласил меня быть «особой гостьей» в его замке.

Дэнд окинул ее оскорбительно циничным взглядом. Она спустила ноги с кушетки, поднялась и, подойдя к нему, умоляющим жестом положила руку ему на грудь.

– Настоятельно необходимо, чтобы письмо, которое украл граф, никогда не увидело свет. У нас имеется достоверная информация о том, что содержание письма могло бы изобличить несколько чрезвычайно высокопоставленных лиц в правительственных кругах тех стран, которые в настоящее время еще не решили, помочь или воспрепятствовать усилиям Англии, – лиц, которые с большим сочувствием относятся к нашему делу. Это письмо могло бы их уничтожить.

– Вы и впрямь очень неосторожны, – пробормотал Дэнд.

Джинни пристально взглянула на него, пытаясь прочесть его мысли. Если бы он вызвал у нее недоверие, то был бы мертв, не успев дойти до входной двери. Или был бы мертв ее слуга Финн? Ей не хотелось об этом думать.

– Вы это понимаете?

– Разумеется, понимаю, – сказал он, потеряв терпение. – Именно поэтому я вынужден вернуться во Францию. Мне нужно успокоить тех, кто отправил письмо, пока страх не заставил их бежать из страны, решив, что их карта бита.

Так, значит, вот кто он такой! Агент, известный больше под именем Росс, хотя у него было множество обличий и вымышленных имен, организатор некоторых тайных союзов в Европе. Джинни, уважение которой к нему возросло еще больше, глядела на него во все глаза.

– Вот почему мне нужно, чтобы вы, прежде чем я уеду, пообещали мне, что участие мисс Нэш в этой затее закончится здесь и сию же минуту. – Он прищурился. – Вы откажетесь от мысли тащить ее за собой, чтобы она – как вы это изволили сказать? – отвлекала внимание, пока вы будете искать письмо?

По правде говоря, Джинни обдумывала такой вариант, но потом решила, что было бы странно, если бы она привезла с собой соперницу. Граф не дурак. А она не могла себе позволить, чтобы у него возникло хотя бы малейшее подозрение.

– Поверьте, мистер Росс, я не имею желания причинять какой-либо вред Шарлотте...

Она не успела схватить пистолет, который оставила под подушкой. В следующий миг он схватил ее за горло. Крепко. Она ухватилась за его запястье, безуспешно пытаясь освободиться. Большим пальцем он нажал на какую-то точку ниже челюсти. У нее из глаз посыпались искры.

– Вижу, что вы плохо поняли меня, – сказал он. – Позвольте разъяснить мою позицию. Мне абсолютно безразлично, что вы желаете или не желаете делать. Мне приходилось делать многое, что я не имел особого желания делать. Мне небезразлично лишь то, как вы действуете. Я не хочу, чтобы мисс Нэш что-то угрожало. Вы понимаете? – Голос у него был абсолютно спокойный, абсолютно бесстрастный.

Она опустила руки и, взглянув ему в глаза, кивнула. Затем так же неожиданно он ее освободил. Отступив на шаг, он склонил голову в поклоне. Поклон был не издевательский, но и желания извиниться не отражал.

– Вот и хорошо. Желаю вам приятного вечера, миссис Малгрю.

Побережье северной Шотландии,

начало зимы 1788 года

– Вижу свет на берегу! – крикнул корабельный гардемарин, перекрывая рев шторма.

– Костер или фонарь? – услышал голос капитана с верхней палубы Джереми, находившийся с мальчиком в пассажирской каюте люгера.

Испуганный ответ корабельного гардемарина заглушили скрежет и треск, и Джереми, пытаясь унять охвативший его ужас, еще крепче прижал к себе мальчика.

Судно неожиданно накренилось, и Джереми с мальчиком заскользили по круто наклонившемуся полу каюты вниз. Потом судно так же резко наклонилось в другую сторону, и их снова со страшной силой бросило вниз. Вверху кто-то громко вскрикнул. Грубо выругался капитан.

Шторм настиг их в тот момент, когда они Шотландии. Пытаясь обогнать черную грозовую тучу, капитан повернул к увидели берега югу в сторону от порта Уик. Но буря гналась за ними с упорством волка, преследующего добычу, и теперь беспощадно трепала маленький флюгер.

Неожиданно открылась крышка верхнего люка, в каюту хлынули потоки воды, и появилось напряженное лицо капитана.

– Нас несет к берегу. В руки мародеров или к нашему спасению – я не знаю. Приготовьтесь! – прокричал он и с грохотом захлопнул крышку люка.

– Что он имел в виду? – спросил мальчик. Лицо у него побелело, маленькое тело била дрожь, но он не плакал, и только мужество мальчика заставило Джереми взять себя в руки и не разрыдаться.

– Мародеры, – сказал Джереми, окидывая взглядом каюту в поисках чего-нибудь устойчивого, за что они с мальчиком могли бы уцепиться, – это люди, которые разжигают костры, чтобы заманить суда на прибрежные скалы, где они разбиваются вдребезги. А потом эти люди ищут, чем бы поживиться среди обломков кораблекрушения, и добивают тех, кому удалось выжить и кто мог бы рассказать о случившемся.

Мальчик судорожно глотнул воздух.

– Ты умеешь плавать? – спросил Джереми, отыскав обрывок прочной веревки.

– Умею.

– Вот и хорошо.

Он заметил небольшой бочонок вина и, вытащив из него пробку, вылил содержимое на пол. Мальчик, широко раскрыв изумленные глаза, наблюдал за его действиями. Онемевшими пальцами Джереми продел веревку сквозь медные ручки бочонка и снова заткнул его пробкой.

– Подойди сюда. Умница, – сказал Джереми, обматывая веревку вокруг талии мальчика и пытаясь завязать ее узлом. – Если это мародеры и судно разобьется о скалы, постарайся удержаться на плаву. И если доберешься до берега целым и невредимым, спрячься!

– А вы умеете плавать? – неожиданно спросил мальчик.

– Нет.

Мальчик вытаращил на него глаза, потом, уцепившись за его руку, воскликнул:

– Вы сами должны привязаться к бочонку!

– Не дури, парень, – сказал Джереми, презирая себя за то, что чуть не расплакался. – Ты обязан выжить. Я торжественно поклялся твоей матери, что сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить тебя в целости и сохранности в Шотландию, и, клянусь Богом, я это сделаю.

– Нет! – крикнул мальчик, в ярости вырываясь из его рук, так что Джереми, да простит его Бог, закатив ему увесистую оплеуху, схватил его за узенькие плечи и встряхнул как следует. А судно тем временем кренилось, словно пьяное, то в одну, то в другую сторону.

– Послушай! – крикнул он. – Я считаю себя человеком чести. А что сталось бы с моей честью, если бы ты погиб, а я выжил? Нет, даже и не проси отказаться оттого, что делает меня достойным человеком в моих собственных глазах. Я бы от тебя такого не потребовал! – с горячностью заявил он.

– Но, сэр... – На лице мальчика отразилась целая гамма чувств: гордость, ужас, искренняя преданность. До этого мгновения Джереми даже не подозревал, что мальчик испытывает к нему какие-то чувства.

У Джереми защемило сердце. Сделав героическое усилие, он попытался улыбнуться и ослабил хватку рук, вцепившихся в дрожащие детские плечи.

– Кстати, это всего лишь мера предосторожности. Даже если это мародеры, я, возможно, смогу добраться до берега. Так что сделай это ради меня.

Мальчик на секунду крепко зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, как Джереми пытается завязать узлом веревку. У него задрожали губы, а из глаз брызнули слезы.

Раздался страшный треск.

Судно вздыбилось, словно ударившись обо что-то, нос его задрался, и Джереми с мальчиком покатились вдоль всей каюты среди падающей мебели, багажа и книг. Скрежет ломающегося дерева и крики людей смешались с завыванием ветра.

Значит, все-таки случилось худшее. Джереми вдруг успокоился. Он молча взял на руки мальчика, привязанного к пустому бочонку, и стал подниматься с ним вверх по круто наклонившемуся полу каюты, прислушиваясь к стонам и крикам на судне. Взобравшись на перевернутый стол, он открыл люк и, обхватив за талию худенькое тело мальчика, вытолкнул его в темноту, где буйствовали дождь и ветер. Он еще держал мальчика за руку, когда в голову ему пришла страшная мысль, от которой перехватило дыхание: он не отдал мальчику ни материнский кошелек, ни письмо к тем, кто должен был его принять. Но времени не было, а мальчик даже не знал, к кому он направлялся!

Он попытался крикнуть, перекрывая грохот ломающегося дерева:

– Найди Рос...

Чудовищная волна обрушилась на тонущее судно. Потоки ледяной воды хлынули в открытый люк. Он еще на какое-то драгоценное мгновение сумел удержать в руке руку мальчика.

Спустя секунду каюта заполнилась водой.

Глава 4

Лондон, театр «Хеймаркет»,

17 июля 1806 года

– Какая толпа! Как все это утомительно, вы не находите, мисс Нэш? – промолвил какой-то молодой великосветский щеголь, имени которого Шарлотта не расслышала, стоя у частной ложи Уэлтонов. Манерная медлительность речи щеголя была под стать его хорошо отработанному скучающему виду.

Шарлотта кивнула, кокетливо скривив губы, хотя, по правде говоря, почти не слышала того, что он говорил. Весь вечер ей покоя не давала мысль о том, что во время своего визита к ней три дня назад Дэнд не сказал, что она должна передать Туссену. Поскольку это было его единственной целью приезда в Лондон, он, несомненно, должен был появиться еще раз, причем в самое ближайшее время. Может быть, даже сегодня?

Переполненная людьми ложа в театре, где давали популярную оперу, была идеальным местом для передачи послания. Он мог появиться в любую секунду под видом человека из обслуживающего персонала, капельдинера или даже нищего оборванца на ступеньках оперного театра. В последнем случае она непременно подаст ему пенни, с улыбкой подумала Шарлотта.

– Смотрите, сюда идет Сент-Лайон и с ним эта... – Светский щеголь внезапно замолчал, не договорив. – Гм-м, с ним идет миссис Малгрю.

Граф Сент-Лайон вместе со своей спутницей медленно вошел в ложу. Он вежливо поклонился леди Уэлтон и поприветствовал барона. Он, бесспорно, был красивым мужчиной, подумала Шарлотта. Ростом чуть выше среднего, стройный, подтянутый, с тяжелыми галльскими чертами лица, которые только у французов не кажутся принадлежащими неотесанной деревенщине. Темные гладкие волосы зачесаны назад, открывая широкий лоб. Нос у него был довольно широкий, но изящной формы, темные глаза подернуты влагой. Заметив, что она его разглядывает, он подошел, самодовольно улыбаясь.

Щеголь склонил голову, взгляд его нерешительно скользнул в сторону Джинни.

– Граф, – сказал он, – и... мадам.

Джинни не обратила на него внимания, а подошла к перилам, чтобы взглянуть на толпу внизу. Граф тоже пресек его приветствие, тем самым положив конец замешательству юноши, не уверенного в том, следует ли ему обращаться к даме полусвета в присутствии леди. Пробормотав что-то на прощание, юноша ретировался, оставив Шарлотту наедине с графом.

– Как приятно снова видеть вас, мисс Нэш, – сказал он.

Без труда переключившись на роль, которую она играла многие годы, Шарлотта вскинула брови:

– Полно вам, граф! Мы встречаемся так часто, что наши встречи стали чем-то заурядным.

– Никогда! – воскликнул граф. Несмотря на исключительную вежливость, сама его манера задерживать взгляд дольше, чем нужно, на ее лице заставила Шарлотту сразу же вспомнить и о своем откровенном декольте, и о том, что платье у нее из прозрачного серебристого ламе.

Она едва не поддалась импульсу закутаться в шаль, которая была изящно накинута на ее плечи. Устояв перед искушением, она рассмеялась и, раскрыв веер, слегка прикрыла им грудь.

– Но я настаиваю, что это так, – возразила она. – А поэтому даю зарок воздерживаться от увеселений, где мы могли бы встретиться, с тем чтобы вам пришлось считать встречу со мной чем-то исключительным.

– Прошу вас, дорогая мисс Нэш, не лишайте себя удовольствия из-за меня, – сказал граф. – В этом нет никакой необходимости, потому что, увы, завтра я покидаю ваш прекрасный город.

Шарлотта придала лицу вполне правдоподобное выражение смятения.

– Но зачем, сэр? – спросила она. – И если вы не сочтете дерзостью мой вопрос, то скажите, куда вы едете?

– Вам идет быть дерзкой, мисс Нэш, – ответил граф. Шарлотта еще быстрее стала обмахиваться веером, как будто у нее учащенно забилось сердце. Это она научилась делать весьма неплохо.

– А что касается того, зачем и куда, – продолжал граф, – то мне предстоит выполнить одну скучную обязанность: я обещал принять несколько своих бывших соотечественников у себя в замке, в Шотландии. Они впервые на этих берегах и хотели бы немного отдохнуть, прежде чем поселиться в самом прославленном городе Англии. В городе, подумала Шарлотта, который граф с удовольствием увидел бы разграбленным наполеоновскими солдатами, если бы за это заплатили подходящую цену.

– Как вы добры, граф. Но ваши гости поступают жестоко, приезжая в самый разгар сезона и лишая нас вашего общества!

– Если бы я мог, то с удовольствием отказался бы, мисс Нэш. Однако это не такое уж тяжелое испытание. Замок был полностью перестроен и переоборудован и теперь представляет собой весьма уютное гнездышко. Вы должны как-нибудь приехать навестить меня там. Обещайте, что приедете.

– Это было бы очень приятно, – сказала Шарлотта, мило покачивая головкой и мысленно желая графу провалиться в преисподнюю. – Вы со мной согласны, миссис Малгрю?

Джинни, которая пребывала в несвойственном ей молчании, ответила:

– Да. Это было бы великолепно.

Вокруг них остальные гости в ложе Уэлтонов натягивали перчатки, обмахиваясь веерами в бесплодной попытке найти прохладу в душном помещении, и вообще готовились уходить. Мало кто пытался заговорить с графом и абсолютно никто не заговаривал с его спутницей. Графа, судя по всему, ни то ни другое обстоятельство ничуть не тревожило.

– Вам понравилась опера, мисс Нэш? – спросил он.

– Зрелище мне всегда доставляет удовольствие, – ответила Шарлотта, окидывая взглядом частные ложи, прилепившиеся к красным с позолотой стенам зрительного зала оперы, словно сказочные ласточкины гнезда. Из каждого такого гнезда лица представителей высшего света с жадным любопытством смотрели в сторону ложи Уэлтонов.

Она почти слышала их высказывания: «Эта девчонка плохо кончит»; «То еще создание. Боюсь, что у маркизы Коттрелл с ней хлопот полон рот»; «О чем думают Уэлтоны, приглашая в свою ложу женщину сомнительного поведения? Уж не пытаются ли они испортить репутацию своей молодой приятельницы, мисс Нэш?» Или еще того хуже: «Боюсь, что мисс Нэш сделает это и без посторонней помощи».

– О Боже! – воскликнул граф, заметив, что она искоса поглядывает на светских сплетников. – Надеюсь, мое поведение не стало пищей для ненужных кривотолков?

– Уверена, что нет, – сдержанно сказала Шарлотта. Граф, появившийся в опере во всем великолепии иссиня-черного фрака, белого шелкового галстука и желтого жилета, отлично знал, что возмущенный шепот сплетников вызвал не он. Его вызвала Джинни.

Джинни окинула театр величественным взглядом. Ее золотисто-каштановые волосы поблескивали в свете огней зажегшейся верхней люстры. На ней было платье из розового шелкового крепа, расшитое маленькими хрустальными цветочками, превосходящее по красоте наряд любой из присутствующих дам. Кожа ее буквально светилась изнутри, что могло быть достигнуто только путем нанесения тончайшего слоя растертого в порошок абалона[1], а губы, подкрашенные соком смородины, чуть заметно улыбались. Однако, несмотря на свою красоту, она стояла одна, отделенная образовавшимся вокруг нее пустым пространством от остальных посетителей ложи Уэлтонов. Судя по всему, она отнеслась к этому с полным безразличием.

– А вы, миссис Малгрю? Вам понравилась опера? – спросила Шарлотта.

– Извините, мисс Нэш. Я задумалась. Так о чем вы говорили?.. – В этот момент граф предложил ей руку, и Джинни сразу же воспользовалась ею. На его лице появилось торжествующее выражение.

Шарлотта вдруг поняла, что именно ради этого момента он здесь и появился. Он понимал, что из всех представителей высшего света только Уэлтоны по своей рассеянности и непричастности к светским интригам примут его и Джинни в своей частной ложе, а ему было нужно, чтобы каждый, кто имеет вес в обществе, увидел Джинни и понял, что он отвоевал ее у лорда Денни, любовницей которого она была до настоящего времени. Он привел ее сюда, чтобы похвастать своим последним приобретением.

Приобретение. До сознания Шарлотты вдруг дошла вся серьезность того, что намеревалась сделать Джинни. Джинни должна была стать любовницей графа. Она должна будет делить с ним постель. Он купил эту привилегию.

Шарлотта с трудом подавила охватившее ее отвращение и постаралась сохранить нейтральное выражение лица. Раньше, когда они обсуждали этот план, Джинни, казалось, относилась к интимным его аспектам как к чему-то само собой разумеющемуся, поэтому Шарлотта невольно стала относиться к этому так же, как она. Только сейчас она осознала, что в теории все было гораздо проще, чем на практике.

Когда она заметила похотливое выражение на физиономии графа и стоическое молчаливое согласие Джинни, смириться с этим оказалось гораздо труднее. Она заставила себя вспомнить о многих людях – молодых солдатах и ремесленниках, о матерях, стариках и детишках, – будущее, а возможно, даже жизни которых зависели от готовности Джинни получить в обмен на свое тело приглашение в замок Сент-Лайон.

Джинни смотрела мимо Шарлотты, и только по ее несколько напряженной позе можно было заметить, что она волнуется. Граф отвернулся, чтобы перекинуться несколькими словами с лордом Уэлтоном, фигура которого напоминала дыню и который еще больше, чем его жена, был «не от мира сего», и Шарлотта воспользовалась этим моментом, чтобы подойти поближе к куртизанке.

– Ты нервничаешь. Что-нибудь произошло? – тихо спросила она. – Или ты все-таки решила, что не сможешь этого сделать? Такая жертва...

– Жертва? – шепотом оборвала ее Джинни. – Ты слишком уж возвеличиваешь меня, Лотти. Я этого не могу допустить. Это то, чем я занимаюсь. Я такая. И я не собираюсь за это извиняться.

– Но...

– Все в порядке, кроме разве того, что было бы лучше, если б граф не приводил меня сюда, – тихо продолжила она. – Джентльмену, наверное, обязательно нужно покрасоваться перед остальными, но уж лучше бы он делал это не здесь, а в каком-нибудь другом месте. – Ее черные глаза оглядели зал, как будто отыскивая кого-то. – За последнее время меня не покидает ощущение, что за мной... – Она замолчала. Взгляд ее стал напряженным и немного сердитым.

– Что за тобой?..

– Не имеет значения. Мне это показалось – и все, – нетерпеливо прошептала Джинни, явно не желая продолжать разговор. – А теперь иди и поговори с этими молодыми людьми, которые, распустив слюни, толпятся у тебя за спиной, пока кто-нибудь из них не поскользнулся в луже собственной слюны.

Столь резкий тон был необычен для Джинни.

– Но что-то наверняка произошло. Ты что-то...

– Довольно. Иди, Шарлотта. Удивленная ее резкостью, Шарлотта отошла.

– Нам давно уже следовало бы уйти, – промолвила баронесса Уэлтон с несчастным выражением на миловидном добром лице, переводя большие, широко расставленные глаза с Шарлотты на Джинни. Причина ее удрученного состояния была ясна. Она изо всех сил старалась защитить Шарлотту от неподобающего влияния – естественно, со стороны Джинни Малгрю, – и эта роль была ей не по плечу.

Леди Уэлтон терпеть не могла то, что она называла «вульгарными сценами» со всеми их взаимными обвинениями, упреками и обидами. Этим во многом объяснялось несколько безответственное отношение к воспитанию собственных детей, а также бесконечное множество проказ и шалостей, которые сходили с рук ее отпрыскам.

Хотя леди Уэлтон отлично умела не замечать того, о чем не желала знать, даже она, к сожалению, не могла не заметить, что известная куртизанка что-то нашептывает на ухо девушке, о которой леди Уэлтон при каждом удобном случае говорила в обществе, что она ей как дочь. По мнению самой леди Уэлтон, в дружеских отношениях с куртизанкой – и разговорах с ней на интересные темы – была даже какая-то польза.

Хотелось бы ей самой обладать даром предвидения и завести подобное практичное знакомство до того, как она вышла замуж за лорда Уэлтона. Несколько «разговоров на интересные темы» избавили бы всех от смущения и неловкости. Но Шарлотте следовало бы вести эти разговоры где-нибудь в коридоре или в фойе, или в каком-нибудь другом месте, только не на глазах у нее, так, чтобы когда окружающие станут с осуждением указывать на нее пальцами, леди Уэлтон могла бы абсолютно честно сказать, что ни о чем таком не имела понятия, а следовательно, с нее и взятки гладки.

Но Шарлотта шепталась с куртизанкой у нее на глазах, причем, вполне возможно, именно о тех самых «завораживающе интересных вещах», и поэтому что-то следовало предпринять. Еще хуже было то, что предпринять что-то следовало именно ей.

– Столько молодых людей набилось в ложу. Нечем дышать, – заявила леди Уэлтон, с упреком взглянув на поклонников Шарлотты, слетевшихся в ложу, как только закрылся занавес.

– Лучше подождать, мэм, – возразил один из молодых людей. – Нет смысла выходить из театра сейчас. Вам придется стоять в другой толпе в ожидании наемного экипажа.

– Правильно, – добавил второй. – Уж лучше сидеть в толпе, чем стоять.

Такие здравые доводы пришлись по душе леди Уэлтон. Она терпеть не могла стоять в толпе.

– Ладно. В таком случае мы подождем.

– Милорд, – обратился к лорду Уэлтону граф, наблюдавший за разыгравшейся сценкой. – Мой экипаж ждет на другой стороне улицы. Могуя предложить вам воспользоваться им?

– А? О, это было бы... – Розовая физиономия барона засияла от удовольствия, но, не дав ему договорить фразу, за него закончила леди Уэлтон:

– ...невозможно.

Барон повернулся и удивленно взглянул на супругу, которая суетливо поднялась, словно наседка, цыпленок которой вознамерился погнаться за лисой.

– Невозможно? – в недоумении повторил он.

– Да. – Кивком головы она указала в сторону Джинни.

Шарлотта вспыхнула, обидевшись за подругу. Но Джинни отнюдь не чувствовала себя униженной. Ей было просто скучно.

– Да, – решительно повторила леди Уэлтон. – Я хочу выпить стаканчик негуса[2], так что не надо заставлять графа ждать нас. Более того, я настаиваю, чтобы он нас не ждал.

– Как скажешь, дорогая, – со вздохом промолвил барон, знавший по многолетнему опыту, что спорить с супругой бесполезно. – Пусть кто-нибудь принесет моей жене стаканчик негуса.

Граф понял, что от его любезного предложения отказываются, и, предложив руку Джинни, поклонился присутствующим.

– В таком случае мы желаем вам доброго вечера, леди Уэлтон и... – его черные глаза скользнули в сторону Шарлотты, – мисс Нэш.

Как только они ушли, леди Уэлтон резко сложила свой веер и плотнее закутала шалью обнаженные руки с ямочками у локтей.

– Ну а теперь идемте. Нет никакого смысла стоять последними в очереди.

– Но, дорогая, я только что послал молодого Фарли за негусом, – возразил барон.

– Вот пусть молодой Фарли его и выпьет, – сказала леди Уэлтон и, решительно взяв Шарлотту за локоть, стала пробираться сквозь толпу молодых людей, все еще не покинувших их ложу.

– Я что-то не понял, – признался барон, плетясь за ними следом.

– Ах, Альфред, – сказала леди Уэлтон с видом учителя, пытающегося вдолбить прописные истины в голову ученика, обладающего сомнительными умственными способностями. – Одно дело позволить такой женщине, как миссис Малгрю, войти к себе в ложу, когда там уже находится целая толпа шалопаев и пустомель (шалопаи при этом с упреком посмотрели на пустомель, а те на них), но совсем другое дело добровольно согласиться находиться в ее компании в закрытом экипаже.

Преподав таким образом своему супругу урок в отношении тончайших нюансов этикета, леди Уэлтон, выходя из двери, оттолкнула локтем молодого Фарли, возвратившегося со стаканчиком негуса, который ей требовался, и величественно врезалась в толпу, заполнившую фойе. Ее супруг с трудом поспевал за ней следом.

Они вышли на Кэтрин-стрит и оказались в другой толпе поклонников театрального искусства, состоящей из джентльменов, отчаянно, но почти всегда безуспешно пытающихся остановить наемный экипаж, пока их жены и дочери, недовольно ворча и жалуясь, топтались под крышей ярко освещенного портика. С Темзы полз на город вездесущий лондонский туман, ограничивая видимость не более чем несколькими ярдами.

С противоположной стороны улицы слышались голоса едва различимых в тумане людей и шум одноконных карет и наемных экипажей, запряженных призрачными лошадьми. Откуда-то из тумана доносились голоса торговцев, предлагающих купить жареных орешков. Щебетали леди, перекликались джентльмены, позвякивала упряжь лошадей, цокали переступающие по булыжной мостовой копыта, и все эти звуки перекрывал грохот проезжающих экипажей. Вот какой-то возница крикнул зазевавшемуся прохожему, чтобы тот не совался под колеса. Вот щелкнул кнут и испуганно заржала лошадь. Вот сердито выругался какой-то человек, оступившийся в темноте.

На углу здания оперы в свете уличного фонаря стояла кучка самых модных проституток, демонстрируя свой товар, предлагавшийся на продажу. Они призывно улыбались, бросая кокетливые взгляды на молодых щеголей и денди, повес и светских шалопаев, не спеша прогуливавшихся среди них с видом гурманов, выбирающих что-нибудь «этакое» себе на десерт.

Шарлотта заметила Джинни, которая стояла чуть дальше на бульваре и, склонив голову, разговаривала с графом. Потом она кивнула, и он исчез между двумя экипажами, проскользнул перед ними и оказался на другой стороне улицы, сразу же скрывшись в тумане.

– Мы простоим здесь несколько часов, – раздраженно заметила леди Уэлтон. Группа обожателей Шарлотты к тому времени рассеялась: они отправились на поиски каких-нибудь транспортных средств, чтобы поехать на вечеринку, в игорный дом или на какое-нибудь другое увеселительное мероприятие.

– Мы могли бы немного пройтись по улице туда, где не такой густой поток экипажей, – предложила Шарлотта.

Леди Уэлтон посмотрела на нее с таким удивлением, словно у нее выросла вторая голова.

– Зачем?

– Чтобы нам не пришлось так долго ждать, – сказала Шарлотта.

– А куда нам торопиться? Не могу сказать, что мне очень хочется на вечеринку к Ниблерам. А тебе? Я уверена, что тоже не хочется. Все они скупые и весьма неприятные люди. Могу поспорить, что на закуску подадут несколько кусочков баранины да немного креветок. Нам еще придется слушать визгливое пение дочери этого старого пустозвона под аккомпанемент на фортепиано его супруги. Нет уж, увольте. Лучше ждать. – Она подняла руку и махнула носовым платочком своему супругу, который, тяжело отдуваясь, обходил выстроившиеся в линию экипажи в поисках незанятого.

– Уэлтон, принеси стул, пожалуйста!

– Но, дорогая! – воскликнул он. – Где я возьму стул?

– Что такое ты говоришь, Уэлтон? – раздраженно сказала леди Уэлтон. – Если бы я это знала, то не стала бы просить тебя найти мне стул.

– Совершенно правильно, – пробормотал Уэлтон и, отложив поиски экипажа, отправился разыскивать стул для своей супруги.

– Уэлтон у меня милашка, – с довольным видом сказала леди Уэлтон, потрепав по руке Шарлотту.

– Миссис Малгрю! – раздался откуда-то с другой стороны улицы мужской голос, перекрывая уличный шум. – Не изволите ли?

Шарлотта взглянула в сторону Джинни. Куртизанка нахмурилась, на ее красивом лице отразилось раздражение тем, что ей предложили пересечь улицу с оживленным движением. Но она аккуратно приподняла юбки и ступила с тротуара на булыжную мостовую. Затем исчезла между экипажами.

– Ну вот! – Услышав радостное восклицание леди Уэлтон, Шарлотта повернулась и увидела лорда Уэлтона, который вел за собой двух дюжих молодчиков, вдвоем тащивших неизвестно где украденную мраморную скамью. – Я знаю, что всегда могу положиться на Уэл...

– Поберегись!

Предупреждающий окрик прогремел над толпой. Во внезапно наступившей тишине Шарлотта услышала стук копыт по булыжникам мостовой, громыхание колес экипажа, потом крик и ужасный глухой звук упавшего тела.

Послышался звук удаляющегося экипажа, который исчез так же быстро, как и появился. Наступившую тишину нарушили топот бегущих ног и встревоженные голоса.

– Она ранена! Она ранена! Пусть кто-нибудь найдет лекаря! Скорее!

Леди Уэлтон тихо охнула, прикрыв рот рукой.

– Видно, какая-то бедная женщина угодила под экипаж. Надеюсь, что я ее не знаю...

Шарлотту охватило ужасное предчувствие.

– Шарлотта, дорогая! Куда ты? Ты не можешь...

Что еще сказала леди Уэлтон, Шарлотта уже не слышала, потому что бросилась на улицу в поисках женщины, попавшей под копыта лошадей промчавшегося мимо экипажа. Заметив собравшуюся неподалеку толпу, Шарлотта, охваченная дурным предчувствием, протолкалась сквозь нее.

– Нет! Только не это!

Джинни Малгрю лежала на боку, поджав под себя неестественно вывернутую ногу. Не просыхающая вода между булыжниками уже успела промочить ее великолепное платье. На ткани платья всего в нескольких дюймах от ее бедра остался отпечаток лошадиного копыта. Она была бледна, глаза закрыты.

Шарлотта опустилась рядом с ней на колени. Она осторожно пригладила упавшую налобДжинни прядь волос. Под волосами обнаружилась кровоточащая царапина.

Шарлотта подняла взгляд на склонившиеся к ним озабоченные лица.

– Надо убрать ее с проезжей части улицы. И найти доктора. Немедленно! – скомандовала она.

Встревоженный джентльмен в зеленом жилете подозвал, щелкнув пальцами, двух ливрейных лакеев, которые с любопытством вытягивали шеи, чтобы разглядеть, что там случилось.

– Найдите что-нибудь, чтобы перенести женщину, – приказал он. – Быстро! – Лакеи сразу же подчинились приказанию.

Рядом с Шарлоттой появился испуганный граф Сент-Лайон.

– Что случилось?

– Какой-то самодовольный хлыщ не сумел справиться со своим домашним скотом, – сказал незнакомый джентльмен. – Сбил бедную женщину. Недоумок чертов!

– Боже мой, – прошептал Сент-Лайон. – С ней будет все в порядке?

– Нельзя с уверенностью сказать, пока ее не осмотрят, – ответила Шарлотта. – Но не осматривать же ее прямо здесь, на улице.

Из толпы появились двое слуг, тащивших широкую скамью.

Джинни осторожно подняли на скамью. Хотя это проделали очень аккуратно, она сразу же пришла в себя. Из ее горла вырвался страдальческий стон.

– Все будет в порядке, – успокаивая ее, сказала Шарлотта. – Сейчас мы унесем тебя отсюда.

– Куда? – с нетерпением спросил джентльмен в зеленом жилете.

– В мой дом, – ответил Сент-Лайон.

– Нет, – прошептала Джинни, остановив на Шарлотте страдальческий взгляд. – Прошу тебя.

– В мой дом, – сказала Шарлотта тоном, не терпящим возражений. – Я буду сама за ней ухаживать и сумею сделать это гораздо лучше, чем вы, граф.

Сент-Лайон не стал возражать и поднялся.

– Я подгоню свой экипаж, – сказал он и торопливо направился на противоположную сторону улицы.

– Лотти. – Слабый голосок был едва слышен. Джинни говорила с большим усилием. – Обещай мне.

– Успокойся, дорогая...

– Лотти, – повторила Джинни, уставившись на нее диким взглядом. – Ты должна пообещать мне.

– Да-да, конечно, – ворковала над ней Шарлотта, пытаясь ее успокоить. – Я сделаю все, что ты пожелаешь.

Джинни покачала головой.

– Ты должна понять, Лотти. Не позволяй никому отговорить тебя от этого. Ты должна поехать в замок Сент-Лайона вместо меня!

Глава 5

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

18 июля 1806 года

– Ты должна каким-то образом убедить обоих мужчин согласиться с нашим планом, – хриплым шепотом пробормотала Джинни Шарлотте. Лицо у нее все еще было землистого оттенка, а в уголке губ от боли образовались тонкие морщинки. Хотя ее зрачки расширились от лекарства, которое оставил врач, сознание, судя по всему, не помутилось.

– Я так и сделаю, – заверила ее Шарлотта, осторожно укутывая легким одеялом стройную фигурку Джинни и стараясь при этом не задеть обернутую ватой и уложенную между двумя деревянными дощечками ногу. – Выпей, – попросила Шарлотта, подавая Джинни чашку горячего бульона. – Это поддержит твои силы.

Джинни нетерпеливо тряхнула головой.

– Россу можно доверять?

– Да, – сказала Шарлотта, ставя на стол чашку. – Я повторяю тебе еще раз, что его надежность не вызывает сомнения. А его преданность равнозначна твоей или моей.

– Я не сомневаюсь в его преданности. Я лишь сомневаюсь, что это преданность тому же делу, которому преданы мы, – пробормотала Джинни. Она закрыла глаза, борясь с приступом боли и с некоторым отупением, наступающим под воздействием лекарственных средств, которые приняла перед приходом Шарлотты. – Ты говорила, что получила послание от своего... другого товарища?

– Да, – сказала Шарлотта, нахмурившись при воспоминании о короткой записке, которую получила несколько часов назад. – Он хочет поговорить со мной сегодня.

– Вот как?

– Мы встречались с ним всего дважды, – объяснила Шарлотта с несколько озадаченным видом. – Он занимает исключительно важное положение, а поэтому необходимо держать его личность в тайне. Я впервые разглядела его как следует всего несколько месяцев назад. До этого мы обычно встречались под покровом ночи, и он всегда держался в тени. Но и тогда он заставлял меня оставлять послания под каким-нибудь камнем или в урне, а сам наблюдал за мной издали и лишь ютом забирал их.

– Чрезвычайно осторожный человек, – сказала Джинни. – Почему он сейчас изменил своим правилам?

– Не знаю. Подозреваю, что он услышал о происшедшем с тобой несчастном случае и теперь хочет узнать, каким образом это отразится на нашем плане.

– Тогда тебе лучше пойти на встречу, – сказала Джинни и закрыла глаза.

Шарлотта поплотнее закуталась в грубый плащ, радуясь тому, что, несмотря на исходивший от него отвратительный запах, она позаимствовала его у своей крайне удивленной судомойки. В этом грязном переулке, выходившем на Друри-лейн, даже самое простенькое платьице из ее гардероба показалось бы маяком. Возница наемного экипажа, опасаясь не только за свою лошадь, но и за собственную жизнь, наотрез отказался углубляться в этот воровской квартал и высадил ее на повороте в переулок, неохотно пообещав ждать в течение получаса.

Она не могла его винить. Стояла безоблачная, теплая погода, и вонь из сточных канав по обе стороны дороги, изборожденной глубокими колеями, чуть не заставила ее повернуть назад. Над переулком в пьяном беспорядке нависали друг над другом, словно грибы, ветхие дома, в которых большая часть окон была заколочена досками, чтобы не платить оконного налога[3], а скрипучие грязные лестницы вели в отвратительные маленькие комнатушки наверху. Группа молчаливых парней агрессивного вида стояла у входа в подвальное помещение пивной. Она шла мимо мужчин с изможденными лицами, женщин с пустыми глазами, апатичных, одетых в лохмотья ребятишек, оглядываясь вокруг в поисках какого-нибудь указателя, но ничего не находя. Даже не верилось, что она в Лондоне. Она заметила женщину, сидевшую на верхней ступеньке лестницы, ведущей в еще одну пивную, с полуголым ребенком на коленях, сосавшим большой палец.

– Я ищу дом номер двенадцать по Спарроу-лейн, – сказала Шарлотта. – Не подскажете ли мне, где он находится?

Взгляд женщины упал на ее желтовато-коричневые полусапожки из телячьей кожи, которые виднелись из-под плаща.

– Гони двухпенсовик.

– Держи фартинг.

Рука женщины взметнулась вверх и поймала монетку.

– Вот он. – Женщина мотнула головой, указывая через плечо. – Вы стоите прямо перед ним.

Шарлотта поблагодарила и поднялась по ступеням к указанной двери, оглянувшись на линию покосившихся крыш. Не там ли Туссен держал почтовых голубей, с помощью которых поддерживал связь с отцом Таркином в Шотландии?

Она постучала в дверь. Ждать пришлось недолго. Дверь распахнулась, и перед ней предстал сурового вида мужчина.

– Мисс Нэш, благодарю вас, что пришли. Проходите, пожалуйста, – пригласил он ее, отступив в сторону.

Она наклонила голову, чтобы пройти в низкую дверь, ведущую в комнату, освещенную фонарем. В комнате было темно и жарко, потому что единственное окно было заколочено досками. Однако она с облегчением заметила, что здесь все-таки лучше, чем можно было бы предполагать, судя по внешнему виду здания. Правда, доски пола прогибались под ногами, а на стенах виднелось несколько больших трещин, но кто-то совсем недавно произвел уборку, потому что она почувствовала явный запах щелока, от которого защипало глаза.

– Не хотите ли присесть? – предложил Туссен, говоривший с едва заметным французским акцентом.

Шарлотта сбросила плащ и, присев на краешек стула, уставилась изучающим взглядом на этого полусолдата-полумонаха, который позвал ее сюда. Когда она встретилась с ним несколько месяцев назад, он показался ей старше, чем сейчас. Его темно-русые волосы были лишь слегка тронуты сединой на висках, линия подбородка была твердой, а шея и плечи говорили о физической силе.

И еще ей показалось, что ему, наверное, не очень подходит роль монаха. Его движения отличались расчетливой точностью, как будто только ценой больших усилий ему удавалось сдерживать свою энергию. Даже руки, не занятые работой, сжимались и разжимались, словно рот выброшенной на берег рыбы. Она была уверена, что он даже не замечает этого непроизвольного движения. Но дело было не только в энергии, которую он с трудом сдерживал. Несмотря» на то что он улыбался, его зоркие глаза безжалостно сверлили ее взглядом. Оценивающий взгляд неожиданно остановился на скромном вырезе ее платья.

– Скажите... неужели это одна из желтых роз из монастыря Сент-Брайд? – В его голосе почувствовалось некоторое неодобрение. – Одна из тех, которые мальчики привезли вашей семье?

– Да, – ответила Шарлотта, совсем забыв, что утром приколола розу к вырезу платья. – Вам, наверное, это кажется ужасно сентиментальным?

– Сентиментальность может причинить вред человеку. Или делу. Будьте осторожны. – Его лицо утратило задумчивое выражение. – Спасибо, что пришли. То, что произошло с миссис Малгрю, весьма огорчительно. И внушает беспокойство. Эта трагедия может иметь далеко идущие последствия. Такие, которые мы будем не в состоянии ни предупредить, ни смягчить. Мы не можем себе позволить отказаться от этого письма, – сказал он. – Скажите мне, насколько серьезные травмы она получила. Сможет ли миссис Малгрю поправиться, чтобы поехать на север чуть Позднее?

Чувствовалось, что он впал в отчаяние.

– Боюсь, что не смогу сказать вам ничего утешительного. Нет ни малейшего шанса, что она успеет поправиться, чтобы действовать, как предполагалось в соответствии с планом.

Он сделал глубокий вдох, потом выдохнул воздух сквозь зубы и закрыл глаза. Открыв их через некоторое время, он взглянул Шарлотте в лицо, поднялся на ноги и сказал:

– Важность этого письма трудно переоценить. В страшной опасности окажется не только отправитель этого письма, если будет раскрыта его личность, и не только его страна, на которую обрушится гнев Наполеона, если разоблачат его предательство. Пострадает также папский престол. Пострадают священнослужители, которым совсем недавно было позволено возвратиться в свои епархии. – Он наклонился к ней, сверля огненным взглядом и заставляя понять всю сложность ситуации. – Наполеон и папа не ладят друг с другом. Жадность и маниакальная жажда власти у Наполеона возрастают с каждым месяцем. Он начал возмущаться отказом папы присоединиться к эмбарго против Британии. Если обнаружится, что это письмо направлено в папскую канцелярию... – Он покачал головой. – Для Наполеона это будет поводом, который он давно ищет, разорвать все связи с церковью и объявить папу своим врагом. Теперь вам понятно, почему я в таком отчаянии. Я никогда не одобрял план миссис Малгрю, но только полный болван может не согласиться, что он давал наибольший шанс с успехом заполучить это письмо. А теперь... – Он безнадежно махнул рукой. – Мы обязаны изъять это письмо. На какие бы жертвы ни пришлось ради этого пойти. И кому бы ни пришлось принести эти жертвы. Мы должны. Мы обязаны! – Он оглянулся на нее, и она поняла, что он изо всех сил пытается сдержать свои эмоции. Он смотрел на нее умоляющим взглядом, желая, чтобы она поняла.

– Я понимаю, – сказала Шарлотта, тронутая его преданностью делу и сочувствующая тому, что создалось столь трудное положение. – Все понимаю. И должна признаться, что меня радует тот факт, что в этом вопросе наши взгляды полностью совпадают.

Монах выпрямился и повернулся к ней всем телом.

– Что вы имеете в виду?

– Я намерена поехать вместо миссис Малгрю.

Он округлил глаза от удивления. Даже рот у него приоткрылся на дюйм.

– Что? Я должен запретить это, – прошептал он. Монах лицемерил.

– Брат Туссен, – тихо сказала она, – разве не для этого вы назначили мне встречу? Ведь вы хотели попросить меня подыскать замену миссис Малгрю? А кто, как не я, сможет заменить ее?

Его глаза обиженно округлились.

– Я... я не был уверен... То есть я не думал, что вы... Ей стало жаль его.

– Насколько я понимаю, вы не хотите, чтобы я это делала. Я и сама от этого не в большом восторге. Но вы знали, что я являюсь единственной возможной заменой. Стыдно притворяться, что это не так. Прошу вас, позвольте мне закончить, – сказала она, заметив, что он намерен возражать. – Вы приняли нелегкое решение предложить мне это, но потом, когда я пришла, испугались, что я слишком молода и неопытна. Поэтому вы передумали, изменив свое невероятное решение. Но первоначальный импульс вас не обманул.

Он больше не пытался разубедить ее и сказал:

– Но как вы надеетесь сыграть эту роль? – Его физиономия неожиданно зажглась вдохновением. – Я мог бы...

– Вам не нужно ничего делать, брат Туссен, – заверила его она. – Я уговорю Дэнда Росса помочь мне.

– Дэнд? Здесь? Сейчас? – пробормотал он. У нее создалось впечатление, что она его очень смутила. Он поморгал, как будто стал плохо видеть. – Боже мой... Значит, это рука судьбы, – пробормотал он, перекрестив свое сердце. – Это суждено самой судьбой.

– Мне кажется, что судьба едва ли распоряжается приездами и отъездами Дэнда Росса, – сдержанно заметила Шарлотта. – Он прибыл, чтобы сообщить о пропавшем письме. Через несколько недель он должен вернутся во Францию. Но к тому времени мне больше не будет нужна его помощь.

– Он придет сюда? Чтобы увидеться со мной? – спросил Туссен.

– Нет. – Шарлотта покачала головой. – Он не знает даже, что вы являетесь его посредником.

Туссен смущенно улыбнулся.

– Ну конечно, не знает. Я... Просто мне... Видите ли, я помогал ему формироваться. – Последние слова он произнес с трогательной гордостью.

Шарлотта с интересом взглянула на него.

– Каким он был? – не удержавшись, спросила она. – Когда был мальчиком?

– Дэнд? – Туссен на мгновение задумался, погрузившись в воспоминания, которые были, наверное, приятными, судя по улыбке, блуждавшей на его губах. – Монахи называли его дьявольским отродьем. Он вечно делал то, что не должен был делать, удирал из спальни в поисках приключений, подбивал других мальчишек на всякие шалости, а потом, если их поймают, умел благодаря своему бойкому языку ускользнуть от наказания. Старый знаток целебных трав брат Фиделис обычно говорил, что для таких мальчиков, как Дэнд Росс, у Господа имеется специальный хлыст.

Да уж. В это ей было совсем не трудно поверить.

– А другие мальчики? – спросила она.

Туссен улыбнулся, и Шарлотта впервые заметила намек на тепло в его холодном взгляде.

– Рэм был таким же изысканным и сдержанным мальчиком, каким стал мужчиной. А Кит, – он наморщил лоб, – был так же силен в своих убеждениях, как и физически.

– Там был еще и четвертый, – сказала Шарлотта. – Тот, которого убили во Франции.

– Дуглас Стюарт, – кивнул Туссен, и на лице его отразилась невыразимая печаль.

– Кит сказал однажды, что Дуглас был их сердцевиной. Он цементировал их всех. Он, должно быть, был незаурядным человеком.

Туссен нахмурился, как будто вызывая в памяти образ, который соответствовал бы такому определению.

– Незаурядным? Ну-у, не знаю. Он был довольно умным мальчиком. Спортивным, как все они, но не самым лучшим в спорте. Гордым. Искренним. Правда, искренность едва ли является важным качеством для того, чтобы быть лидером.

Шарлотта никогда не слышала, чтобы Рэм или Кит говорили о Дугласе Стюарте иначе, чем с глубоким уважением.

– Не понимаю, – сказала она.

– Ну что ж, Рэм имел хорошие манеры и самообладание. Кит обладал силой и решительностью.

– А Дэнд?

– Дэнд был самым сообразительным. И имел обаяние. Но он имел и более темную сторону также, которую даже самые лучшие из них находили привлекательной. Дуглас же не имел... ничего. – Трудно сказать, что за странное настроение заставило Туссена разговориться, но оно так же внезапно прошло, как и появилось. – Ну довольно. Все это было и прошло и едва ли теперь имеет значение. Сейчас имеет значение то, что, судя по вашим словам, Дэнд готов помочь вам в осуществлении вашего плана. Каким образом?

При этих словах у Шарлотты вспыхнули щеки, и она была рада тому, что в душной комнатушке довольно темно.

– Брат Туссен, – сказала она – у вас и без того уже совесть неспокойна. Давайте не будем подвергать ее дальнейшему испытанию. Будьте уверены, что помощь Дэнда не причинит мне никакого вреда и лишь придаст правдоподобие тому, что я принадлежу к числу женщин, которых можно скомпрометировать, ничем не рискуя.

Туссен сердито нахмурился.

– Но, дитя мое...

– Я говорю о правдоподобии, брат Туссен, а не о достоверности.

Глава 6

Северная Шотландия,

Рождество 1788 года

– Не для того я спас тебя и не дал перерезать тебе горло, чтобы тебя пристрелила милиция. Не имеет значения, что говорит Джефф. Я своими глазами видел, как по большому северному тракту движутся походным маршем красные мундиры. – Человек с бычьей шеей и сальными волосами, приподнявшись на цыпочки, выглянул из-за густой живой изгороди, обрамлявшей дорогу. Ничего не увидев, он снова опустился на полную ступню и, оглянувшись, с двойственным чувством взглянул на мальчика. – Пора смываться отсюда, а я едва ли смогу далеко убежать, таща за собой парнишку. Было очень приятно быть твоим наставником и компаньоном, молодой джентльмен, но пришло время расстаться. – Он близоруко щурился и как будто улыбался. Только после месяца пребывания в обществе Тревора мальчик понял, что эта гримаса на его физиономии была самым сильным внешним проявлением привязанности, на которое был способен этот вор, контрабандист и, вполне возможно, убийца. – У тебя весьма ловкая рука для воровства и вскрытия замков, а это может пригодиться в будущем. Но не сейчас. Такие юные и деликатные парнишки, как ты... – Он не закончил фразу и покачал головой. – Жизнь грабителя с большой дороги тебе придется не по вкусу. Нет. Лучше отправляйся-ка ты в монастырь Сент-Брайд, чем ловить удачу здесь. Настоятель монастыря раз в две недели по средам проезжает этой дорогой из города. Скоро он должен появиться.

– Не хочу я идти в монастырь. Тревор кивнул:

– Ясное дело, не хочешь. Но тебе больше некуда идти, а отец настоятель не самый плохой из людей Божьих. К тому же в монастыре есть и другие мальчишки вроде тебя. Тоже сироты.

Мальчик не сказал ни слова.

– Знаешь, – задумчиво произнес Тревор, – ты мог бы сказать мне, кто ты такой, а я, возможно, отыскал бы людей, которые разыскивают тебя.

– Я уже говорил, – сказал, вздохнув, мальчик, – что я из династии Бурбонов, но поскольку твой приятель утопил всех, кто мог бы подтвердить мою личность, и оста вил меня без гроша и без документов, подтверждающих мои слова, мне придется еще долго оставаться в числе пропавших без вести.

– Ну ты и нахал, – фыркнул Тревор. – Именно это тебя и спасло. Ты смешил Черного Сэма своими россказнями о благородных джентльменах и дворцах, и он решил оставить тебя в живых. А что касается того, кто ты такой... ну что ж, если ты думаешь, что существует человек, которого ты сможешь найти, то ты, наверное, сделаешь это и без моей помощи.

– Ты хорошо ко мне относился, Тревор, – сказал парнишка. – Спасибо, что не убил меня.

Тревор снова пристально посмотрел на него и вздохнул.

– Таким мог бы быть мой собственный сын: умелые руки и упрямство, как у грешника, вымаливающего прощение. И конечно, умение поддержать компанию. Я не считаю себя умным человеком. Но кое-чему в этой жизни я научился. Хочу поделиться с тобой тем, чему научился. Можешь воспользоваться этим, а можешь плюнуть и растереть, но ты это выслушаешь. Не имеет никакого значения то, кем ты был до того, как тебя море выбросило на эти скалы, где я тебя нашел. Кем бы ты ни был во Франции, тот человек умер на этом берегу.

Мальчик кивнул. Даже если он испытывал враждебность по отношению к этим людям – в том числе и к Тревору, – которые лишили его блестящего будущего, он это тщательно скрывал.

– Не будь дураком, парень. Их и без тебя слишком много на свете. Шевели мозгами. Можно провести всю жизнь, оплакивая то, чего никогда не получишь, а можно взять свое. У тебя хорошо подвешен язык, и ты, если захочешь, умеешь добиться своего. Распорядись с умом тем, что имеешь и чего не отобрали у тебя ни море, ни контрабандисты. Не забывай о том, чему я тебя научил. Ты... – Услышав ржание лошади, Тревор остановился, не договорив фразу. Он присел за изгородью, крепко сжимая плечо мальчика. – Это повозка настоятеля. Давай. Выходи на дорогу и помаши рукой, чтобы он остановился.

– Но...

– Ради Бога, парень, – в отчаянии прервал его Тревор. – Я совершил одно доброе дело в жизни, когда подобрал тебя на берегу. А теперь дай мне совершить второе. Кто знает, может быть, в день Страшного суда этого будет достаточно, чтобы я смог проскользнуть в ворота.

По лицу мальчика расплылась широкая улыбка.

– По правде говоря, я сильно сомневаюсь в этом, – сказал он и, больше ни разу не оглянувшись, выбрался на грязную дорогу, посигналил приближающейся повозке.

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

18 июля 1806 года

– Что за вздор! – воскликнул Дэнд, стоявший рядом с Шарлоттой, которая, уютно устроившись в кресле, вышивала фиалки на новенькой наволочке.

Ее дворецкий провел его в маленький, обнесенный стеной садик. Как она и предполагала, Дэнд возвратился утром с запиской для Туссена. Как она и ожидала, его совсем не обрадовало, когда она сказала об изменениях в плане. Она не ожидала лишь, что его реакция будет столь бурной и будет столь сильно отличаться от его обычного сдержанного поведения. По правде говоря, она с трудом узнавала в этом незнакомце самоуверенного и невозмутимого проказника, которого, как ей казалось, она знала. Обычное ироничное выражение его лица стало угрожающим, а поза воинственной.

– Это не вздор, – спокойным тоном ответила она. – И перестань вести себя по отношению ко мне словно чересчур заботливый старший братец.

– Смею тебя заверить, – сказал он низким бархатистым голосом, который заставлял ее нервничать, – что мои эмоции сейчас очень далеки от братских.

Она судорожно глотнула воздух, не желая поддаваться запугиванию.

– Было бы намного легче для всех нас, если бы ты напомнил себе, что у нас есть цель, которой мы должны добиться.

– Нет, – заявил он. – Легче нам не будет. А вот в смешное положение мы можем попасть. Этот безумный план родился в головах двоих людей, у одного из которых лихорадочный бред, а у другого разыгралось романтичекое воображение. Сама выбирай, какая роль больше подходит тебе, а другую оставь миссис Малгрю.

– Неужели ты и впрямь считаешь меня романтичной? – просила Шарлотта.

– Вчера, возможно, я бы так не сказал, но сейчас твои намерения едва ли позволяют дать другое толкование. Ты решила во что бы то ни стало стать героиней.

– Так распорядилась не я, а судьба.

– Судьба или миссис Малгрю? – недоверчиво спросил Дэнд. – Кстати, где сейчас эта миссис Малгрю, с которой происходят несчастные случаи?

Она задумчиво покачала головой.

– Я не перестаю удивляться, что ты вырос среди монахов бенедиктинцев, которые славятся своим гостеприимством и сочувственным обращением с больными и ранеными.

– Я спал на уроках милосердия. Я спрашиваю еще раз: где она находится?

– Если хочешь знать, она наверху, в постели. – Она призвала на помощь всю свою храбрость. Раз ... два...

– Боже милосердный! – Он закрыл глаза, изо всех сил стараясь не произносить бранных слов, которые были готовы слететь с его языка. Она видела это, хотя и не понимала, зачем ему так беспокоиться теперь, когда ж уже угостил ее впечатляющим перечнем разных богохульств. – Скажи мне, Лотти, – произнес он, едва шевеля губами, – неужели твое представление о жизни в качестве изгоя общества вдруг показалось тебе столь заманчивым, что ты не смогла и подумать ни о каком другом образе жизни? Или твоя способность мыслить здраво исчезала постепенно?

Она осторожно отложила пяльцы с вышиванием.

– Совсем не обязательно оскорблять меня.

– Ишь чего захотела! А как же иначе, если сталкиваешься с таким упорным греховным саморазрушением? – воскликнул он.

– Перестань кричать. Слуги услышат. Джинни находится здесь, потому что у нее в нескольких местах сломана нога, – объяснила она, ожидая увидеть у него хоть какие-то признаки раскаяния в том, что не проявил сочувствия. Их не было. Она попыталась еще раз: – Возможно, она никогда уже не сможет ходить. Конечно, если вообще выживет. – Не заметив и намека на сострадание, она продолжала: – Ей очень плохо. Доктор дал ей что-то, чтобы облегчить боль, но она не может позаботиться о себе. Вот почему она находится здесь.

– Для этого у человека есть слуги.

– Нет, – возразила она, – для этого у человека есть друзья, А я считаю Джинни своим другом. И товарищем. Тебе тоже следовало бы так считать.

– Я не знаю миссис Малгрю и не верю ей. Мы с ней работаем на разных хозяев. Слуга двух господ встречается крайне редко. – Он сделал многозначительную паузу. – А это означает, как мне кажется, что я должен похвалить тебя с успехами в этой области.

Она мило улыбнулась.

– Пристыдив, ты намерен заставить меня делать то, что ты хочешь. Или отказаться от того, чего хочу я.

– Пропади все пропадом!

– Ладно, – спокойно сказала она. – В таком случае предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию и возможности спасения первоначального плана изъятия этого письма.

– Боже милосердный, – пробормотал он себе под нос и в отчаянии взъерошил волосы. – Она даже не может произнести слова «кража», но тем не менее намерена... Нет. – Он покачал головой, сердито глядя на нее. – Нет!

– Да, – твердо сказала она. – И может быть, ты все-таки присядешь?

Его взгляд стал еще более сердитым. Она чуть наклонилась вперед, голос ее стал мягче.

– Прошу тебя, Дэнд, присядь. Мы можем обсудить это разумно, спокойно. Я ведь не дурочка. Раньше ты никогда не относился ко мне как к дурочке.

– Раньше ты не вела себя как дурочка.

Она уселась поглубже в кресле и отмахнулась.

– Ладно. Болтай что хочешь, – сказала она тоном гувернантки, которую утомил приступ раздражения у ее подопечного. – Мы это обсудим, когда ты остынешь.

Он уставился на нее, обманутый ее покровительственным тоном.

– Ну, будь по-твоему, – заявил он, усевшись в плетеное кресло рядом с ней. – Говори.

Она терпеть не могла, когда он был в таком настроении: высокомерный, неприступный. Но он был нужен ей. Он был нужен им. Осуществление их плана зависело от его помощи.

Она соскользнула с кресла и опустилась перед ним на колени в густую, сочную траву. Он удивленно взглянул на нее. Она схватила его за руки и сразу же почувствовала, как они напряжены. Пальцы у него были мозолистые, натруженные, но изящные, кожу на тыльной стороне запястий покрывали золотистые волоски. У ее знакомых мужчин руки были безволосые, белые и мягкие. Только не у Дэнда Росса. У него руки были сильные, жилистые и явно мужские. Все в нем было безошибочно, вызывающе мужским. Мужским, напомнила она себе. А ведь она была признанным экспертом в искусстве заставлять мужчин делать то, что ей хотелось.

– Дэнд, – спокойно сказала она, – тебе лучше, чем мне, известно, что поставлено на карту.

Губы его дрогнули в усмешке, и он схватил ее за запястья и дернул так, что она упала к нему на колени. Она удивленно взглянула на него.

– Не смей. Никогда не пытайся применять ко мне свои женские уловки. – В голосе его чувствовалось грозное предупреждение. – Я не джентльмен. Я ведь отреагирую не так, как отреагировал бы джентльмен.

Она отклонилась назад, но он, вместо того чтобы выпустить ее из рук, резко поставил ее на ноги и только после этого отпустил. Она ошеломленно отступила на шаг, как будто любимая собака неожиданно оскалила на нее зубы. Он уже дважды пугал ее своими непредсказуемыми действиями. Ей казалось, что она знает его. Но возможно, она очень сильно ошибалась.

– Есть другой способ. Обязательно должен быть другой способ проникнуть в замок, – пробормотал он.

Она почувствовала, как глаза защипало от близких слез, и рассердилась. Она рассердилась на сложившуюся ситуацию, на этот проклятый эпизод с экипажем, на Дэнда, который имеет наглость спорить с ней, когда она готова пожертвовать собой.

Будь у нее выбор, она не выбрала бы для себя этот путь. Как он смеет обращаться с ней так, словно она думала над этим не больше, чем над тем, какое платье надеть? Боже, он вел себя так, будто она считала все это веселой забавой. Она высвободила руки и спросила, сердито глядя на него:

– А ты что предлагаешь?

– Я еще не придумал. Но придумаю.

– Отлично, – насмешливо проговорила она. – Но что, если мы, пока твой великолепный интеллект не выдаст более приемлемое решение, осуществим тот план, который у нас уже имеется? А это означает, что Сент-Лайон должен пригласить в свой замок меня вместо Джинни.

– С какой стати он станет это делать? – так же насмешливо спросил он. – А-а, понимаю. Ты, наверное, собираешься поместить в «Тайме» объявление о том, что в настоящее время принимаешь заявки на место твоего покровителя и предлагаешь льготные условия для Сент-Лайона?

– Не будь вульгарным.

– Извини, конечно, если я задел твои деликатные чувства, но позволь напомнить, что быть распутницей действительно вульгарно, – резко заявил он.

– Не в этом дело. Я понимаю, что будет нелегко притворяться, – сказала она, стараясь вернуть разговор в нужное русло, – но мы придумали одну военную хитрость.

– Горю нетерпением услышать об этом. Она пропустила его сарказм мимо ушей.

– Завтра рано утром Сент-Лайон уезжает в свой замок, чтобы ждать там гостей, которые съезжаются из разных мест и будут прибывать туда мало-помалу в течение целого месяца. Сент-Лайону все это наскучит, он начнет нервничать. Примерно через неделю Джинни ему напишет и предложит ему вместо себя мою компанию.

– А Сент-Лайону не покажется странным, что тебя неожиданно предлагают ему, словно корзинку яблок? – спросил он, не скрывая сарказма. – Кстати, не считая того, что едва ли кто-то поверит, будто ты неожиданно решила избрать для себя карьеру куртизанки, Сент-Лайон не производит впечатления мужчины, который позволяет другим выбирать для него любовниц. Но даже если это не так, то человек в положении Сент-Лайона обязательно задумается над тем, почему его потенциальная любовница сама предлагает замену, если тем самым лишает себя потенциального богатого покровителя.

Шарлотта сделала глубокий вдох. Ему не понравятся решения, которые она собиралась ему предложить.

– То, что Джинни предложит себе замену, будет не так уж трудно объяснить, как тебе кажется, – сказала она. – Судя по всему, стать сводницей – это следующий шаг на пути, который выбрала для себя Джинни. – Ее попытка преподнести все это с юмором не увенчалась успехом. Его агатовые глаза, которые бывали иногда такими теплыми, были сейчас пустыми и холодными, как речная галька.

Она попробовала улыбнуться.

– Сент-Лайон примет меня в качестве замены, потому что... потому что он проявлял ко мне интерес в прошлом.

Она ошибалась. Он еще не исчерпал запас весьма выразительных бранных слов. О том, что это были бранные слова, она судила по тону, каким они были произнесены. Он неожиданно вскочил на ноги, напугав ее так, что она от него отпрянула.

Он сердито уставился на нее. Она и не догадывалась, что ему было настолько трудно позволить ей подвергнуть себя опасности, когда он поклялся защищать ее. У нее защемило сердце, но она взяла себя в руки, не позволив расслабиться. Каждый приносил жертвы. Каждый шел на компромиссы. Тем более когда это было так необходимо.

– Дэнд, больше некому это сделать, – сказала она, на шаг приближаясь к нему. – Наша группа заговорщиков очень малочисленна, и в ней совсем мало женщин. Мало – это двое: Джинни и я.

Даже если бы была еще какая-то женщина, которую Сент-Лайон счел бы желанной, которой можно было бы доверять, которая знала бы план замка и понимала, что именно следует искать, Сент-Лайон ни за что не допустил бы незнакомку в свою крепость, тем более в такое время, как сейчас. Он отнесся бы с подозрением к человеку, которого не знает...

– Вот именно! – воскликнул Дэнд, не дав ей закончить предложение. – У Сент-Лайона вызовет подозрение все, что непривычно, что не так, как всегда. А что может быть более необычным, чем твое внезапное решение взять его в любовники, когда ты могла бы взять любого мужчину в высшем свете себе в мужья?

Она чуть улыбнулась, услышав это явное преувеличение.

– Этот план ни за что не сработает. К тому же, – продолжал он, поворачиваясь и отходя от нее, – Сент-Лайон никогда не рискнет своей репутацией в обществе и не осмелится обесчестить девственницу, которая приходится свояченицей пэру Англии. Она глубоко вздохнула.

– Он не будет ничем рисковать.

Дэнд остановился, не поворачиваясь к ней.

– Это почему же?

– Потому что к тому времени я буду падшей женщиной.

– Что? – Он повернулся как ужаленный.

– К тому времени, как Сент-Лайон получит письмо Джинни, в обществе только и разговоров будет, что о моем падении. Он светский человек, Дэнд. Его лондонские друзья наверняка пишут ему, чтобы он был в курсе всех последних сплетен. Вот для этого мне и нужна твоя помощь. – Она подбежала к нему, зацепившись юбками за куст желтых роз, отчего в траву вокруг куста посыпались лепестки. Она нерешительно протянула руку. Он смотрел на ее руку, словно это была обнаженная шпага, но не двигался. Она робко приложила ладонь к его груди. Он был теплый и полный жизни. Настоящий мужчина. – Мне нужно, чтобы ты стал моим соблазнителем, – прошептала она.

Он долго смотрел на нее с изумлением, потом пробормотал:

– Ты сошла с ума. Ты уверена, что лошадь сбила не тебя, а миссис Малгрю?

Она подошла ближе и подняла лицо, стараясь встретиться с ним взглядом.

– Дэнд. Мне больше некого попросить. Тебе нужно всего лишь притвориться, что ты мой любовник. Задерживаться допоздна в моем доме. Сходить на несколько светских раутов. Выглядеть влюбленным. Подумай только, – сказала она, одарив его плутовской улыбкой, – ты будешь причиной моего падения. Многие мужчины сочли бы эту роль весьма заманчивой.

Он резко отступил в сторону. Нет, такого не уломаешь.

– Перестань умасливать меня. Я не один из твоих желторотых поклонников.

Что правда, то правда. Он был не похож ни на одного из мужчин, которых она знает. Или когда-либо знала. Напрасно она пыталась манипулировать им. Для этого она его слишком сильно уважала. Она опустила руки, и кокетливая улыбка исчезла с ее лица.

– Этот план сработает.

– Ну еще бы! План внушает большое доверие. Ты ставишь крест на своей репутации и своем будущем, потому что одержима страстью к какому-то безымянному бродяге.

– В Лондоне никто не знает, кто ты такой. Я распространю слух, что знала тебя еще в Йорке, что мы любили друг друга в детстве, или сочиню что-нибудь еще в этом роде, и что потом ты ушел в армию, купив офицерский патент. Недавно ты продал его и вернулся, а я, скучавшая по тебе все эти годы, отбросила всякую осторожность и стала твоей любовницей. Любой, кому известна моя репутация, поверит этому, – сдержанно сказала она. – Потом, примерно через неделю, мы расстанемся. Я сделаю вид, что опомнилась, – слишком поздно, чтобы спасти свою репутацию, но не слишком поздно, чтобы осознать, что жизнь в качестве супруги бывшего капитана караульной службы мне не по вкусу. Это тоже никого не удивит. А я тем временем шепну одному-другому на ушко, что мой добрый друг Джинни Малгрю помогла мне сделать правильный выбор и убедила, что самое лучшее для меня – последовать ее примеру и обзавестись богатым покровителем. Сент-Лайоном.

– Святые угодники! – взмолился он, подняв глаза к небу.

– Перестань! – Это не был план, который она хотела. Это был просто единственный план, который у них был.

– Я не буду участвовать в этом безумии. – Он повернулся и хотел было уйти, но она не позволила. Обежав вокруг него, она остановилась перед ним и толкнула его рукой в грудь.

– Будешь! Потому что знаешь, сколько человеческих жизней можно спасти, если мне удастся отыскать это письмо. И знаешь также, сколько людей может погибнуть, если я не сделаю этого.

– План не сработает.

– Возможно, – согласилась она. – Но мы должны попытаться. Я должна попытаться. А если план провалится... ну что ж, по крайней мере я буду знать, что это произошло не потому, что я дорожила своей репутацией больше, чем жизнями сотен, а может быть, тысяч ни в чем не повинных людей. Дэнд... – Солнечный свет отражался в ее глазах, не позволяя ему прочесть выражение ее лица. – Как я смогу жить дальше, если не попытаюсь найти это письмо? А ты? Как ты сможешь жить дальше, если не поможешь мне?

– Но как я смогу жить дальше, если сделаю это? – в отчаянии произнес он. Он поднял руку и кончиками пальцев всего в нескольких дюймах от ее руки обвел в воздухе овал ее лица, как будто лаская ее.

– Придется. Как и мне. Он опустил руку.

– К тому же мне, возможно, не придется становиться любовницей Сент-Лайона, – с надеждой в голосе произнесла она. – Может быть, он почувствует ко мне отвращение. Или сочтет меня слишком требовательной. Или меркантильной. Ведь я поеду туда как его потенциальная любовница, Дэнд. Это еще не свершившийся факт. – Она очень надеялась, что последнее окажется правдой. Именно за эту слабую надежду она цеплялась, когда принимала решение. – Помоги мне.

– Ты, видно, не понимаешь, о чем просишь меня, – пробормотал он. Сердце его под ее ладонью стучало как бешеное.

– А как же клятва? «Охотники за розами» торжественно поклялись заботиться о благополучии всех женщин из семейства Нэш, не так ли? – Она огляделась вокруг, пытаясь найти слова, чтобы убедить его помочь ей, и тут заметила одинокий цветок желтой розы на конце тонкой веточки. Она сорвала цветок и протянула его ему. – Ты поклялся делать все, о чем бы тебя ни попросили, и я прошу помочь мне.

– Я не давал клятвы помогать в твоей гибели, – возмутился он, не желая даже взглянуть на цветок, зажатый в ее руке.

– Понимаю. Но я меняю твою клятву защищать меня на твою помощь в спасении жизней многих людей. – Он вздрогнул и стиснул зубы. Она взяла его сжатую в кулак руку, разогнула длинные пальцы, вложила в руку розу, потом так же осторожно снова согнула ее. – Мне кажется, что это очень хороший обмен. Ну пожалуйста, Дэнд.

Выругавшись, он смял ни в чем не повинный цветок и вырвал из ее рук свою руку. Она вдруг осознала, что он всегда старался вырваться из ее рук, а она всегда искала предлога, чтобы прикоснуться к нему.

– О какой помощи идет речь? Воспользовавшись тем, что он готов ее выслушать, она торопливо в общих чертах изложила план, над которым она и Джинни трудились до рассвета.

– Тебе придется взять псевдоним. Имя Дэнда Росса известно слишком многим из рассказов Хелен. Ты будешь приходить ко мне как к себе домой. Короче, будешь вести себя как любовник. – Она пожала плечами и чуть улыбнулась. – Притворишься, что обесчестил меня.

Он не улыбнулся в ответ на ее улыбку.

– Не ошибись, Лотти. Что бы я ни делал, свет никогда не узнает, было ли это притворством, и тебе придется расхлебывать последствия этого маскарада до конца своей жизни. А в конце, даже если план твой удастся, война будет выиграна и Наполеон разбит наголову, никогда не последует публичного объявления твоих мотивов и твоей благородной цели. Не будет ни празднеств, ни торжественных приемов в твою честь. Газеты не поместят опровержений грязных слухов. И никто не скажет тебе слов благодарности. За твоей спиной будут продолжать шептаться. Будут по-прежнему пожимать плечами. Леди будут переходить на другую сторону улицы, чтобы не встречаться с тобой, тогда как молодые повесы, наоборот, будут пересекать улицу, чтобы встретиться с тобой. В глазах света ты будешь обесчещена.

– Я это понимаю. – Она отчасти представляла себе, что за будущее ей уготовано. Она видела, как живет Джин-ни. – Так ты мне поможешь?

Он долго молча всматривался в ее полное решимости лицо, потом процедил сквозь зубы:

– Ладно. Пропади все пропадом!

– Спасибо, – сказала она с облегчением.

– Ладно, – повторил он. – Но только пока я не разработаю другой план. Договорились?

– Я полностью согласна, – сказала она. – Поверь, больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты нашел какое-нибудь альтернативное решение.

Пождав губы, он взглянул на нее.

– Сент-Лайон завтра уезжает в Шотландию?

– Да.

– Значит, скомпрометировать тебя нужно как можно скорее?

– Да, – согласилась она.

– Где ты будешь завтра вечером? – спросил он с некоторой горечью. – Я полагаю, ты куда-нибудь собираешься?

– Да, – сказала она. – Я предполагала посетить благотворительный бал в бальном зале «Аргайл».

– Отлично. Там будет весь свет. – Он задумчиво наморщил лоб. – Надеюсь, что и я наскребу денег, чтобы сделать ставку.

– На что? – удивилась она.

Взгляд его обычно теплых карих глаз стал холодным.

– Разумеется, на премьеру представления под названием «Гибель репутации мисс Шарлотты Нэш».

Он шагал пешком в южную часть города. В его широкоплечей фигуре и выражении худощавого лица чувствовалось напряжение, заставляющее расступаться тех, к кому он приближался. Он не замечал, что улицы, по которым проходил, становились все более бедными, не обращал внимания на угрозу, исходившую от грязных притонов, которые, словно бедные родственники, ютились на задворках фешенебельных кварталов.

Неблагоприятные обстоятельства и необходимость действовать быстро заставили его изменить планы. Но эта жизнерадостная девчонка с живыми глазами и бойким языком была такой же упрямой, как он, и обладала столь же непоколебимой решимостью. Предполагалось, что она не будет играть активной роли в течение последующих нескольких недель. Но она, черт побери, сумела усложнить ситуацию.

Конечно, он сам во всем виноват. Как только он увидел ее, ему следовало бы сразу же понять, что с ней возникнут проблемы. Она не была красавицей, как белокурая Хелен. Не была и величественно прекрасной, как темноволосая Кейт, но была еще более обворожительной с этакой беспечностью в глазах, с блестящими кудряшками цвета корицы, с оживленными манерами и дерзким языком – своеобразная смесь чувственности и интеллекта.

Ему следовало бы держаться от нее подальше, но за последний год он несколько расслабился. Слишком уж много было случаев, когда он оказывался на волосок от гибели, и это, наверное, заставило его пожелать как следует насладиться жизнью, прежде чем принять смерть. Он закрыл глаза и, покачав головой, чуть не рассмеялся, потому что это было так абсурдно, так восхитительно смехотворно. Не допустит он, чтобы это на него повлияло. Еще никогда и ничто не заставляло его отклоняться от собственных намерений: ни отец Таркин, ни его «братья», ни эта девочка Нэш. Шарлотта. Ничто и никто.

Судьба направила его по этому пути много лет назад. Десятки лет. Этот путь привел его в монастырь Сент-Брайд, этот путь привел его к судьбоносным связям с другими, на этом пути он отточил свое умение владеть шпагой и мастерство кулачного боя, а также свой интеллект. И ему лучше, чем кому-либо другому, было известно, что обратной дороги нет.

Значит, придется идти вперед, пусть даже эта дорога убьет его. Он сделает все для выполнения задачи, которую поставил перед собой много лет назад. Пусть он восхищался Шарлоттой Элизабет Нэш. Пусть, черт возьми, он очень хотел ее. Он мог бы даже... но нет!

Он не позволит эмоциям помешать ему. Он найдет выход из положения.

Он всегда его находил.

Глава 7

Лондон, бальный зал «Аргайл»,

19 июля 1806 года

Шарлотта остановилась на пороге бального зала «Аргайл», пытаясь побороть непривычную для нее нервозность. Свет канделябров отражался в сотне зеркал, разбрасывая отблески, словно конфетти, которые сверкали в украшавших шеи бриллиантовых колье, в бриллиантовых булавках на галстуках, в жемчужных ожерельях, в напомаженных волосах и атласных жилетах, попадая то на кончик языка, облизывающий пересохшие губы, то на белоснежные зубы, приоткрывшиеся в улыбке.

Она знала этих людей. Со многими из них познакомилась еще пять лет назад, когда приехала в этот огромный город, когда ее без официального представления ввело в общество взявшее под свое крылышко семейство Уэлтонов. Подобно Уэлтонам большинство присутствующих здесь сегодня были людьми доброжелательными, которые не любили осуждать других так же, как не любили выслушивать осуждения в свой адрес. Была здесь, например, леди Партридж, которая, выпятив сложенные в форме сердечка губы, размышляла, что бы еще сладенького съесть, были вечно пребывающая в некотором замешательстве миссис Хэл Версон и милейший красавец лорд Уинкл.

Но находились здесь также и менее дружелюбно настроенные лица. Например, Гекуба Монтэнь Уайт, в честь которой некогда провозглашались тосты и которая была известна под прозвищем «Сотни Гекуб» за ее бесчисленные любовные связи, обратившаяся ныне к религии и призывающая других последовать ее примеру. Была Джульетта Кеттл, ее подруга. Были здесь Джордж Рейвенскрофт, которого она когда-то прогнала за наглое поведение, и лорд Байлспот, который дал ей понять, что она еще не знает, что такое по-настоящему наглое поведение, и которому она тоже дала понять, что такое настоящее «нет».

Это были люди, от которых она старалась держаться подальше и которые одним словом могли уничтожить репутацию женщины в обществе и обречь ее на жизнь по другую сторону линии, отделяющей высшее общество от остальной части цивилизованного мира. Они расселись, словно стервятники, по углам бального зала, выжидая, когда кто-нибудь оступится или с чьих-нибудь губ слетит неосторожное слово, чтобы ринуться на жертву и дочиста обглодать все косточки человека, преступившего грань приличия.

Ну что ж, сегодня им будет чем поживиться. Если все пойдет по плану, то к полуночи она уже почти станет падшей женщиной. К концу недели эта новость достигнет ушей графа Сент-Лайона. Сознавая все последствия этого вечера, она не могла не представить себе, в каком шоке будут ее сестры, узнав о событиях сегодняшнего вечера.

Однако разве у нее был выбор?

Она еще разок взглянула на Джульетту Кеттл, чей взгляд шарил по толпе, подстерегая какой-нибудь промах, которым можно было бы подкрепиться в качестве легкой закуски. «Приятного аппетита, Джульетта», – подумала она и, сделав глубокий вдох, шагнула через порог бального зала: голова поднята, на губах кокетливая улыбка.

Не прошло и нескольких минут, как ее окружили поклонники – знакомые и незнакомые, дергая за рукава своих приятелей, умоляя представить их ей. Она наслаждалась игрой, как эксперт, которым она себя считала. Мило улыбаясь и изредка, словно приманку, бросая лукавые взгляды в толпу мужчин и заставляя их головы кружиться от кивка головы, обаятельного смеха или игривого похлопывания сложенным веером. В считанные минуты веер из слоновой кости был исписан именами мужчин, которым она обещала танец.

Она флиртовала налево и направо, чего раньше никогда не делала, не обращая внимания на приятельниц и зная, что завтра они будут благодарить свою счастливую звезду за то, что Шарлотта обошла их вниманием. Среди разговоров и музыки уже можно было уловить шепоток, шелестевший, словно холодный ветерок среди опавших листьев.

Шепоток нарастал, нарастало и ее напряжение. Когда же он явится? Где он сейчас? И поверит ли хоть кто-нибудь, что она находит его привлекательным?

Нет, она, конечно, не сомневалась в том, что если одна лишь внешность мужчины может ввести женщину в соблазн, то для этого внешности Дэнда было более чем достаточно. Но она не была ординарной женщиной. Она была сложным созданием, известным как Шарлотта Нэш. А это создание отличалось не только бойким язычком и рискованными проделками, но и безошибочным чувством стиля и большой разборчивостью в выборе мужчин, с которыми танцевала или которым позволяла сопровождать себя к ужину. Никто не поверит, что ее вдруг потянуло к человеку в плохо сидящем или крикливом жилете или – упаси Боже! – к бородатому мужчине.

– Мне кажется, это мой танец, не так ли, мисс Нэш? – произнес появившийся возле нее молодой лейтенант, представленный на прошлой неделе на вернисаже.

Она взглянула на свой веер. Ах да. Мэтью Олбрайт.

– Так оно и есть!

Она приняла протянутую руку и позволила ему «ввести себя к танцующим, которые выстраивались в линию для контрданса. Он обращался с ней осторожно, почтительно, едва прикасаясь затянутой в перчатку рукой к ее руке.

– Вы очаровательны! Великолепны!

– Спасибо, – машинально поблагодарила она. – Вы очень добры.

Очаровательна. Его восхищение, такое искреннее, та – кое чистое, неожиданно расстроило ее. Интересно, после этого вечера сочтет ли какой-нибудь мужчина ее очаровательной? Или теперь к ее имени будут добавляться только такие эпитеты, которые ни один мужчина не позволил бы связывать с именем своей дочери или сестры, тем более жены?

– Нет, это не простая вежливость. Я говорю правду. Я никогда не знал никого похожего на вас. Вы такая восхитительная, такая обворожительная и такая...

– ...дерзкая девчонка, – промурлыкал мужской голос за ее спиной.

Она повернулась как ужаленная. Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина в темно-синем фраке великолепного покроя, белоснежном жилете и белоснежном галстуке, завязанном изящнейшим узлом и заколотом булавкой с топазом. На загорелом лице поблескивали янтарные глаза. Блестящие каштановые волосы были аккуратно подстрижены и уложены. Решительная квадратная челюсть была выбрита до мраморной гладкости, обнажая бледный шрам в виде креста на худощавой щеке. Красиво изогнутые губы сложились в насмешливую улыбку.

Дэнд? Дэнд! Причем выглядел он совсем как джентльмен. Почти как аристократ, если бы не загорелая кожа и не этот ужасный шрам.

Она с облегчением вздохнула.

– Вы обещали мне этот танец, – сказал он ей.

– Послушайте, сэр, вы ошибаетесь, – сказал расстроенный поворотом событий Олбрайт, делая шаг вперед и указывая на веер в руке Шарлотты. – Взгляните сюда и вы увидите, что на веере написано мое имя, а не ваше.

– Вот как? – произнес Дэнд, неохотно переводя взгляд с Шарлотты на молодого лейтенанта. Улыбнувшись Олбрайту не слишком дружелюбной улыбкой, он небрежным жестом взял веер из руки Шарлотты и так же небрежно швырнул на пол. – Увы! Мисс Нэш потеряла свой веер. Но я уверен, она теперь вспомнит, что обещала этот танец не вам, а мне. И следующий танец тоже. – Он перевел взгляд на Шарлотту. – А также следующий за ним. Ты ведь это помнишь, не так ли, Лотти?

Уменьшительное имя воспринималось ею как ласка: оно звучало тепло и интимно. У нее затрепетало сердце. Губы его дрогнули в лихой улыбке, которая говорила о том, что он знает, как это действует на ее сердце. Она была вынуждена напомнить себе, что все это только игра. Что он играет свою роль. Он и выжить смог благодаря тому, что играл свою роль. Как и она.

Раньше она не верила, что он может быть таким хорошим актером. Надо будет при случае похвалить его.

– Она не станет танцевать столько танцев с одним партнером, – заявил побагровевший Олбрайт. – Вы оскорбляете леди, сэр. Я, как джентльмен, требую сатисфакции.

Дэнд, взглянув на Олбрайта с ленивым любопытством, приподнял темную бровь.

«Словно кот, играющий с мышью», – подумала, затаив дыхание, Шарлотта.

– Прежде чем вы сделаете что-нибудь такое, о чем пожалеет ваш отец – при условии, что ваш отец вас любит, – почему бы нам не спросить у леди, оскорблена ли она? – Он взглянул на нее. – Что скажете, мисс Нэш?

От ее ответа зависит все. Она помедлила на пороге безвозвратного изменения своего положения в обществе.

– Лотти? – Голос Дэнда был нежен, как будто он полностью сознавал, чем она жертвует. Это придало ей силы. Улыбнувшись Олбрайту, она сказала извиняющимся тоном:

– Боюсь, я забыла, что этот джентльмен уже пригласил меня на этот танец. И на все последующие танцы тоже.

Расстроенный и оскорбленный, лейтенант уставился на нее. Он вознес ее на пьедестал, а она рухнула с нею, и он был зол на нее за то, что она предала образ, который он из нее сотворил. Она поняла это.

– Извините, – сказала она.

– Понятно, – напряженным тоном сказал он и, отвесив поклон Дэнду, добавил: – Желаю вам насладиться ею.

Шарлотта, услышав его слова, побледнела. Олбрайт повернулся было, чтобы уйти, но Дэнд схватил его за плечо и снова развернул к себе лицом.

– Мне кажется, я не расслышал вас как следует, сынок, – сказал Дэнд небрежным тоном, но глаза его угрожающе прищурились. – Ради вашего блага, я надеюсь, что не расслышал то, что вы сказали.

Юный офицер, у которого инстинкт самосохранения боролся с уязвленной гордостью, сердито взглянул на него. Она положила руку на локоть Дэнда. Какая нелепость. Разве мог он причинить вред этому молодому человеку, принявшему за правду то, во что они умышленно заставляли его поверить? Она не хотела, чтобы юношу обидели. У нее и без того на душе кошки скребли.

– Сэр...

Он и внимания на нее не обратил.

– Я требую, чтобы вы повторили то, что сказали! Инстинкт самосохранения одержал верх. Юноша отвел глаза в сторону.

– Я желаю вам насладиться этим вечером, – пробормотал он и, круто повернувшись, зашагал прочь. Шарлотта смотрела ему вслед, представляя себе, с каким любопытством его будут расспрашивать и какие обличительные ответы он даст.

– Мне очень жаль.

Она оглянулась. На нее печально смотрел Дэнд.

– Надеюсь, я в этом не виновата, – небрежно сказала она. – Мы достигли того, чего намеревались достичь. Мое доброе имя разбито в мелкие дребезги.

– Еще не совсем. – С неожиданной нежностью он взял ее за руку и, заключив в объятия, начал танцевать.

Как ни странно, он оказался превосходным танцором. С врожденной грацией он повел ее вдоль длинной линии танцоров, приготовившихся к контрдансу. Он не разговаривал, но когда фигуры этого оживленного танца сводили их вместе, вглядывался в ее лицо напряженным взглядом, которого не мог не заметить любой из наблюдающих. Взгляд был как у настоящего любовника – изголодавшийся и жаждущий.

Конечно, он делал то, что требовалось в соответствии с ролью, однако можно было без труда представить себе, что взгляд этот был вызван подлинным чувством. Она мысленно укоризненно покачала головой, не понимая, что с ней происходит. Очевидно, во всем виноваты толпа людей, калейдоскоп красок, слишком громкая музыка и густой аромат духов, который поднимался, словно туман с Темзы, от разгоряченных плеч и бюстов. Неудивительно, что она почувствовала легкое головокружение.

– На тебе лица нет, моя дорогая, – сказал Дэнд, ведя ее в конец линии.

– Для этого есть причина, – сказала она, на ходу придумывая причину. – Ты погубил мой веер. Причем очень красивый веер.

– Я куплю тебе другой, – сказал он, слегка покачивая ее в соответствии с фигурой танца. – К тому же это позволило нам устроить неплохой маленький спектакль для нашей аудитории. Я вел себя очень по-мужски, пометил свою территорию и все такое прочее.

– Сломав отличный веер? – с сомнением в голосе спросила она, когда он, едва прикасаясь, положил руку на ее талию.

Он рассмеялся, и на них стали оборачиваться.

– Ну да. Этот паренек сразу понял, что если я рискнул сломать твой веер, то, должно быть, очень уверен в твоей любви. Но ты едва ли поймешь это. Тонкие нюансы таких сценок всегда ускользают от внимания женщин.

Он, конечно, нес вздор, но это вернуло ей утраченное чувство юмора.

– Ты прав, – сказала она. – Это слишком тонко для моего понимания. Я скорее поняла бы, если бы твои территориальные претензии заставили тебя взвалить меня себе на плечо и утащить прочь из зала.

Он не ответил, но по-хозяйски прижал ее к себе крепче, чем было допустимо, напомнив ей еще раз, какой он большой и сильный. Он полузакрыл глаза, губы его сложились в загадочную улыбку, от которой ей стало жарко. Черт бы его побрал, он начал входить в свою роль. Он заставлял ее почувствовать себя робкой, неуверенной молоденькой девушкой, хотя она совсем не была такой.

Танец закончился, но он продолжал держать ее за руку, привлекая удивленные взгляды тех, кто находился рядом. Как только оркестр заиграл следующий танец, он, не медля ни минуты и не спросив позволения, снова привлек ее к себе. На этот раз танцевали котильон – сложный, завезенный из Франции танец, который общество все еще считало довольно рискованным. Не прошло и нескольких минут, как она поняла, что он не просто хороший, но превосходный танцор.

– Где ты научился танцевать? – спросила она. – Трудно себе представить, что в монастыре было много возможностей для танцев.

– Это не так. Брат Фиделис великолепно танцует.

Шарлотта рассмеялась, представив себе толстого монаха, с которым познакомилась в монастыре Сент-Брайд, танцующим менуэт. Дэнд бросил голодный взгляд на ее губы. Очень ловко у него получается. Взгляд совсем как у любовника.

– Нет, скажи правду.

– Да так, нахватался всего то там, то здесь, – ответил он, отрывая взгляд от ее губ.

Несколько секунд спустя, когда фигура танца потребовала, чтобы они поменяли партнеров, на его лице появилось замкнутое выражение, и он явно унесся мыслями далеко.

– Что тебя тревожит? – спросила она, когда фигура танца снова свела их вместе.

– Ничего, – ответил он. – Просто...

Он вдруг резко остановился, крепко обнял ее за талию и вывел из ряда танцующих. Не сказав ни слова, он повел ее к раздвижной застекленной двери в конце бального зала, которая стояла распахнутой настежь. Им уступали дорогу, поворачивая вслед головы.

Дэнд вывел ее на вымощенную плитами веранду, залитую лунным светом. В конце небольшого, обнесенного стеной садика стояли два джентльмена постарше, поглощенные разговором. Их голоса отчетливо слышались в ночном воздухе. Джентльмены обсуждали проблему недавно введенного эмбарго.

– Что ты делаешь? – тихо спросила она, когда он остановился, все еще не снимаю рук с ее талии.

– Ты сама это предложила, – сказал он не очень уверенно, как будто стараясь убедить себя в чем-то.

– Не поняла, – сказала она. – О чем ты говоришь?

– Зачем тратить целую ночь на танцы чтобы распугать всех твоих бедолаг ухажеров, когда мы могли бы добиться желаемого результата гораздо проще и эффективнее?

– Я не понимаю. – Она запрокинула голову и вгляделась в его лицо, пытаясь найти объяснение. В течение нескольких секунд он напряженно смотрел ей в глаза, потом вдруг отступил на шаг и опустил руки.

– Боже милосердный! – Он взъерошил волосы, испортив тщательно уложенную прическу, и снова стал похож на пренебрегающего условностями бродягу с довольно сомнительной репутацией, которого она знала. – Не могу поверить, что кому-то пришло в голову, будто тебе это удастся. Это какое-то безумие.

Его явное раздражение задело ее.

– Возможно, это безумие, но, насколько мне известно, у нас нет иного выбора, – рассердилась она. – Скажи, ты вытащил меня сюда, чтобы укрепить мою уверенность в себе, или ты хочешь сказать что-то еще?

– Нет, – заявил он, упрямо выдвинув подбородок.

– В таком случае что мы здесь делаем? Еще не совсем стемнело. Нас могут увидеть. И некоторые уже на нас смотрят.

– Именно за этим мы сюда и пришли, – сказал он. – За этим и вот за этим. – Он вдруг стиснул ее в объятиях и впился в губы безжалостным поцелуем.

Так ее никогда еще никто не целовал. В его поцелуе не было ни нежности, ни изысканности, которыми отличались поцелуи большинства ее более утонченных поклонников. Это было проявление грубой силы. Никаких нежных упрашиваний, никаких милых умасливаний и вообще никаких просьб. Наоборот, он, застав Шарлотту врасплох, с сокрушительной самоуверенностью овладел ее губами.

Вопреки всем правилам приличия он еще крепче прижал ее к себе – бедра к бедрам, живот к животу, – а горячие, жадные губы раскрылись и буквально впились в ее рот. Рука скользнула на ее затылок, приведя в полный беспорядок тщательно уложенные волосы, и заставила Шарлотту запрокинуть назад голову. Да простит ее Господь, она не сопротивлялась.

К этому она не была готова. Не помог и опыт самой избалованной и озорной светской кокетки. Ее руки помимо воли обвились вокруг его шеи, губы раскрылись ему навстречу, а сердце, когда его поцелуй стал еще крепче, замерло в груди.

Она вздохнула, не отрываясь от его раскрытых губ, и его теплый, влажный язык сразу же скользнул в ее рот. Всякие здравые мысли улетучились из головы, уступив место нарастающему страстному желанию. Она закрыла глаза, чувствуя, как слабеют руки, лежащие на широких плечах склонившегося над ней мужчины.

У нее закружилась голова и подкосились ноги. Он оторвался от ее губ и подхватил, прижав к своему твердому, напряженному телу. Она чувствовала свое горячее дыхание и учащенные удары сердца. Он снова наклонился к ней, издав какой-то очень мужской горловой низкий звук. Глаза его горели, он был явно готов возобновить атаку.

Но она не была готова. Она не могла. Ей с избытком хватило того, что уже произошло. Она попробовала высвободиться. Он сразу же ее отпустил.

Она неуверенно заглянула ему в глаза. На его лице было непроницаемое выражение, но, судя по учащенному дыханию, которое она чувствовала под своей ладонью, его все это тоже не оставило равнодушным.

– Предполагается, что ты должна сгорать от страсти, а ты выглядишь так, словно боишься, что тебя изнасилуют, дорогая моя, – насмешливо пробормотал он, многозначительно взглянув на ее руку, пытающуюся оттолкнуть его.

Ее словно жаром обдало, и она проворно отдернула руку.

– Так-то лучше, – прошептал он и, наклонив голову, проделал поцелуями дорожку по всей линии ее горла, вызвав дрожь во всем ее теле. – Не беспокойся, больше я тебя целовать не буду. Потерпи еще несколько мгновений в моих объятиях – и, я полагаю, мы сможем опустить занавес, закончив представление.

Представление. Его губы остановились у самого основания ее горла, и язык нежно прикоснулся несколько раз к бешено бившейся в ямочке жилке. Мелкая дрожь перешла в содрогания.

– Спокойнее, Лотти, – шепнул он волнующим голосом. – Ведь это всего лишь игра на публику.

Но она-то знала, что это не просто игра.

– Ах, дорогая моя, у тебя все получилось! – воскликнула Джинни, как только Шарлотта вошла в спальню. По просьбе Джинни служанка сразу же сообщила ей о возвращении Шарлотты. Куртизанка сидела в постели, подложив под спину подушки, и на ее лице впервые после несчастного случая было оживленное выражение. – Ты обесчещена. Причем так быстро и эффективно удалось все проделать! Великолепно!

– Откуда ты об этом узнала? – спросила Шарлотта.

– Час назад здесь был лорд Скелтон, – фыркнула Джинни. – Думаю, он сразу же уехал из «Аргайла» и сломя голову примчался сюда, чтобы первым сообщить эту новость мне. Такая преданность! Возможно, я даже удостою его поцелуем!

– Что он сказал?

– Он хотел первым сообщить мне самую невероятную сплетню за целое десятилетие. И эта сплетня о том, что мой юный ангел милосердия был скомпрометирован! – Она наклонилась вперед, ее прекрасные, чуть раскосые глаза так и сияли. – Неужели правда, что Росс буквально изнасиловал тебя прямо в саду?

– Насчет изнасилования – это, конечно, грубое преувеличение, – сказала в ответ Шарлотта, пытаясь говорить сдержанным тоном, хотя у нее подгибались колени. Она присела на краешек кровати Джинни.

Значит, свершилось. Она обесчещена. Хотя дрожь в коленях вызывал не факт ее падения, а воспоминание о мужчине, который был его причиной. Ее целовали много раз и многие мужчины. Но поцелуи ни одного из них не оказывали на нее такого воздействия, не заставляли ее пульс барабанить, словно град по оконному стеклу, а ее ноги становиться ватными. Может быть, она чем-нибудь заболела?

Она заставила себя встретиться со все понимающим, сияющим взглядом Джинни.

– Как это мило со стороны лорда Скелтона. Надеюсь, ты подтвердила его «наихудшие опасения»?

– Только после долгих уговоров и бесчисленных обязательств с его стороны хранить все в тайне. Он, разумеется, дал клятву, значит, – она взглянула на часы] показывающие час ночи, – об этом уже услышал каждый. Включая младшего садовника лорд-мэра. – Она указала на подушку рядом с собой. – А теперь садись поближе и расскажи мне обо всем.

Шарлотте не хотелось задерживаться здесь дольше, хотелось побыть одной и подумать. Правда, вспоминать она боялась.

– Рассказывать почти нечего, а я невероятно устала.

– Это, девочка моя, явная ложь, – сказала Джинни, приподняв бровь. – Ну полно тебе. Расскажи мне обо всем.

– Он дал отпор лейтенанту Олбрайту, заставил меня станцевать с ним два танца, потом вытащил в сад и, убедившись, что нас хорошо видно сквозь распахнутую дверь, поцеловал меня.

– А ты?

– Я ответила на его поцелуй. С большим энтузиазмом.

– Умница. Совсем не обязательно, чтобы работа не доставляла удовольствия. А потом?

– Потом он потащил меня за собой сквозь переполненный людьми вестибюль, накинул свой плащ мне на плечи, затолкал меня в наемный экипаж, потом сел сам и громко приказал кучеру везти нас ко мне домой.

– Великолепно! – одобрила Джинни. – А потом?

– Потом, проехав два квартала, он постучал кучеру, попросив остановиться, и вышел, пожелав мне приятного вечера.

– Вот как? – Джинни, казалось, была разочарована. – И все?

– И все, если не считать того, что он упомянул о своем намерении пригласить меня завтра прокатиться в Гайд-парке в тот самый час, когда у светских людей принято там прогуливаться, чтобы, как он сказал, закрепить факт моего грехопадения в умах тех, кто пока еще сомневался в очевидном. – Шарлотта не сказала Джинни, как выглядел Дэнд во время их короткой поездки в экипаже, как он сидел, сгорбившись в дальнем углу экипажа, буквально вибрируя от напряжения.

– Отлично. Вижу, что он продумал весь процесс в мельчайших деталях. Кажется, я начинаю с одобрением относиться к мистеру Россу. Скажи мне, как он выглядел?

– Выглядел?

– Да, – сказала Джинни. – Был ли у него такой же неухоженный вид, какой бывал, судя по твоим рассказам, всегда? Или он приобрел некоторый светский лоск?

– Выглядел он, безусловно, светским человеком. И хотя его действия были явно варварскими, держался он очень уверенно.

– Это особенно хорошо, – сказала Джинни. – Новости распространяются так быстро, что Сент-Лайон, возможно, узнает об этом еще по пути на север. Но для того чтобы все наверняка получилось так, как надо, я должна сейчас же написать ему письмо и обронить в нем как бы между прочим, что моя своевольная юная приятельница мисс Нэш попала в чрезвычайно трудное положение.

Человек проталкивался сквозь толпу, образовавшуюся вокруг мальчишки-газетчика, выкрикивавшего заголовки сообщений о последних успехах Наполеона, почти не замечая толпящихся людей. Ему нужно было сосредоточиться. За последние сутки ситуация в корне изменилась. К счастью, он давно научился приспосабливаться к изменениям.

Но... видит Бог, он не ожидал, что все это так сильно его затронет. Что ему будет так трудно. Даже сейчас эмоции грозили вновь захлестнуть его.

Он судорожно глотнул воздух, чувствуя, как его вновь охватывает старое искушение, и, быстро оглядевшись, заметил маленький дворик, где в этот поздний час было темно и безлюдно. Низко наклонив голову, он ступил в кромешную тьму и, прерывисто дыша, нащупал в кармане плаща футляр с тонким ножом, который всегда носил с собой. Потом, испытывая стыд и облегчение, снял с руки перчатку и широко раздвинул пальцы. Никаких видимых шрамов больше не будет. Как только все завершится и он займет принадлежащее ему по праву место в обществе, ему больше не потребуется совершать это омерзительное действие над собой.

Он вынул из малахитового футляра тонкое, очень острое лезвие и, глядя на его серебристый кончик, так удобно расположившийся в ладони, попытался устоять перед этим искушением.

Он прислонился к кирпичной стене, вновь переживая события нынешнего вечера, всколыхнувшие все противоречивые эмоции: гордость и отчаяние, гнев и... да, и любовь.

Тихо вскрикнув от отвращения к самому себе, он вонзил кончик ножа в нежную плоть между указательным и средним пальцами, аж зашипев от острой боли. Эта великолепная прочищающая мозг боль, словно кислота, стирала чувство вины, сомнения и ужас, не оставляя ничего, кроме чистой... боли.

Мало-помалу к нему вернулось спокойствие. Вернулось чувство юмора. Он вновь увидел окружающий мир в правильной перспективе. Его умственная деятельность, которая и всегда отличалась остротой, стала еще острее. Он почувствовал, что окружающий мир – не такое уж гиблое место. Он небрежно снова сунул нож в футляр, и мысли его обратились к событиям нынешнего вечера и различным проблемам, которые возникли в связи с ними. Он думал об этой девушке, он думал о проститутке и думал о человеке, известном под именем Дэнда Росса.

Ну конечно, конечно. Как это раньше не пришло ему в голову? Все получится превосходно. Даже лучше, чем то, что он планировал первоначально. Можно подумать, что это было предопределено самим Господом.

Что ж, возможно, так оно и было.

Глава 8

Капхотанд-сквер, Мейфэр,

20 июля 1806 года

– Мисс Нэш! Мисс Нэш! – Лизетта, горничная Шарлотты, даже не потрудившись постучаться в дверь, вбежала в комнату с круглыми глазами и раскрытым ртом.

Шарлотта, встревожившись, села в постели.

– Что такое, Лизетта? Что произошло?

Горничная бросилась к окнам, резким движением раскрыла тяжелые парчовые шторы, наполнив комнату ярким солнечным светом. Потом, прижав руки к груди, взволнованно заговорила:

– Внизу в главном холле стоит мужчина! Он приехал в модном экипаже десять минут назад и потребовал, чтобы дворецкий его впустил. Ему было сказано, что вы не принимаете, но он все равно вошел! И теперь он стоит там, внизу, а мне приказал сказать вам, чтобы вы поторапливались!

– Он приказал тебе – что? – Она поморгала, чтобы лучше видеть. Ночью она спала плохо. От пережитого унижения заснула только под утро. И не от того унижения, которое могло бы быть вызвано тем, что она опозорила себя в глазах общества, а от унижения, вызванного собственной неспособностью скрыть физическую реакцию на сцену грехопадения, с неожиданным актерским мастерством сыгранную Дэндом Россом.

– Кто он такой?

– Откуда мне знать, мэм? Думаю, какой-нибудь набоб. Он загорелый, как будто приехал из Ост-Индии, но одет с иголочки, а говорит так, что заслушаешься. Только все равно он не джентльмен. Потому что джентльмены так себя не ведут!

«Дэнд здесь?» – в смятении подумала Шарлотта. Ведь он сказал, что заедет за ней во второй половине дня.

Она взглянула на часы из золоченой бронзы, стоящие на каминной полке. Они показывали девять часов. Весьма неурочный час для визитов, если только не случилось что-нибудь серьезное.

Она вскочила с широкой, мягкой постели, вдела руки в рукава прозрачного желтого шелкового пеньюара, который предусмотрительная Лизетта держала наготове, и поспешила к двери.

– Может быть, послать за лакеями? – спросила Лизетта, помчавшаяся следом за ней.

– Нет! – крикнула Шарлотта через плечо, босиком спускаясь вниз по лестнице. Должно быть, что-то случилось. Иначе зачем бы Дэнду настаивать, чтобы она поторопилась? Уже пересекая лестничную площадку над главным холлом, она услышала:

– Пусть кто-нибудь пойдет и скажет ей, чтобы не теряла времени и не прихорашивалась, – повелительным тоном приказал Дэнд. В его голосе с легким иностранным акцентом чувствовалась чисто мужская снисходительность. Она замерла на месте. – Мужчина должен знать, что скрывается под всеми этими причиндалами!

Это переполнило чашу ее терпения. Перегнувшись через балюстраду, она выглянула в главный холл. Дэнд стоял на паркетном полу посередине холла, слегка опираясь на трость с серебряным набалдашником, и без особого интереса оглядывался вокруг. Он отнюдь не был смущен. Напротив, он чувствовал себя вполне комфортно. Все было не так, как должно было быть. Это она была закаленным ветераном сотни флиртов. Она должна была быть хозяйкой положения. Она была несравненной, непревзойденной соблазнительницей мисс Шарлоттой Нэш. А он... он был всего лишь крысоловом!

Хотя крысоловом красивым. Дьявольски красивым! В этом ему не откажешь. Темно-синий сюртук сидел на широких плечах без единой морщинки, подчеркивая безупречность покроя. Желтовато-коричневые лосины облегали мускулистые бедра, а на ногах красовались высокие черные, начищенные до зеркального блеска сапоги, обтягивающие икры.

– Что ты здесь делаешь? – крикнула она сверху, свесившись через перила.

Он взглянул вверх. Во взгляде отразилось удовольствие.

– А-а, Лотти! Ты выглядишь очень соблазнительно. Я очень рад этому.

Глаза его сардонически поблескивали, и ей стало не по себе. Она сразу же вспомнила, что не одета, что кудряшки на ее голове всклочены после сна, а лицо, возможно, бледно. Для заправской кокетки и покорительницы сердец самого высокого полета она предстала перед ним в явно неблагоприятном свете.

– Что ты здесь делаешь? – повторила она.

– Поскольку я взял ситуацию под свой контроль, то решил, что мне будет лучше воспользоваться твоей приятной компанией, чем включать в наше соглашение оплату номера в гостинице, – объяснил он, причем его французский акцент еще больше усилился.

– Наше соглашение? – словно эхо повторила она. – Какого черта ты...

– Не ругайся в присутствии слуг, Лотти, – тихо заметил Дэнд, указав глазами за ее спину.

Проследив за его взглядом, Шарлотта увидела Лизетту, застывшую на месте от удивления.

– И еще... – пробормотал Дэнд. Она взглянула в глубь холла. По обе стороны от входной двери стояли слуги – Брайан и Кертис, – тоже удивленные до крайности, но готовые действовать по первому слову. Наклонившись еще ниже, она заметила кухарку, выглядывающую из-за обитой зеленым сукном двери, ведущей в кухню, которая кивала головой, как будто наконец подтвердились ее худшие подозрения. Даже кухонная прислуга с ведром в руке выглянула из гостиной, чтобы узнать, что происходит.

Силы небесные! Ну и ну!

Дэнд сочувственно поцокал языком.

– Ах ты, бедняжка моя. Я вовсе не хотел, чтобы твоя горничная тебя разбудила. Но глупая девчонка меня не поняла. – Он вдруг вскинул голову, как будто только что о чем-то вспомнил. – Лотти! – воскликнул он, слегка нахмурив брови. – Ты, я вижу, не сообщила обо мне своему персоналу? Ах ты, шалунья! Неудивительно, что они так перепугались. Скажи им, чтобы занимались своим делом.

Он окинул слуг предостерегающим взглядом.

– Или, может быть, это сделать мне?

– Нет, нет! – торопливо остановила его она. Интересно, каким тоном следует объявлять персоналу о том, что ты стала падшей женщиной? Он застал ее врасплох. Это было несправедливо. Придется импровизировать. Сказать что-нибудь небрежно, свысока и очень вежливым тоном... – Все свободны. Займитесь своим делом. Идите же!

Дэнд одарил ошарашенных слуг извиняющейся улыбкой.

– Она желает побыть минутку наедине со мной.

Слуги проворно разбежались со скоростью жуков, попавших в луч света. Об их недавнем присутствии говорила лишь открытая кухонная дверь.

– Полагаю, все прошло хорошо, – усмехнулся Дэнд.

– Ты так считаешь? – холодно спросила она. – Преклоняюсь перед твоим, несомненно, большим опытом. А теперь повторяю свой вопрос, причем в последний раз: ты сам, черт возьми, соображаешь, что делаешь?

– Ай-ай-ай, что за лексикон! Знаешь, Лотти, говорят, что самые редкие райские птички ведут себя очень благовоспитанно на людях, а в частной жизни – наоборот. Боюсь, дорогая, что у тебя наблюдается противоположное явление.

– Дэнд...

– Я всего лишь пытаюсь помочь тебе советом, – небрежно сказал он и, положив трость на плечо, начал подниматься к ней по лестнице. Она попятилась. Неужели он идет в ее спальню? Существовали все-таки границы, которые даже она никогда не пересекала. И это была одна из них.

– Стой! Ни шагу дальше! – приказала она. Он остановился на полпути вверх по лестнице, озадаченно глядя на нее. – Подожди... Подожди меня в столовой!

– Знаешь, для «крепкого орешка», каким ты хочешь казаться, ты на редкость провинциальна!

Ей не хотелось слушать, что он скажет дальше, поэтому она, круто повернувшись, помчалась в свою комнату. Быстро сбросив пеньюар, она умылась, почистила зубы и надела весьма скромное платье из батиста цвета слоновой кости в фиолетовую полоску.

Что все это значило? Разумеется, он приехал сюда, чтобы придать большую убедительность разыгранному ими спектаклю. Но как именно он намерен убедить всех, что она обесчещена? Она знала лишь одно: дело зашло дальше, чем ей того хотелось бы. Вернее, она боялась, что дело может зайти дальше, вспоминая, какой трепет во всем ее теле оставил его страстный поцелуй. Довольно! Откинув с лица копну кудряшек, она перевязала их черной бархатной лентой и, восстановив таким образом уверенность в себе, отправилась, чтобы встретиться с Дэндом.

– Где он? – спросила она у слуги.

– Месье Руссе находится в столовой, мэм. Месье Руссе? Видно, он и впрямь спятил.

Она нашла Дэнда в столовой, где он удобно расположился во главе обеденного стола и накладывал яичницу на кусочек поджаренного хлеба. Увидев, что она вошла, он указал серебряной вилкой на свою тарелку.

– Твоя кухарка потрясающе готовит яичницу, Лотти. Утверждает, что все дело в добавлении лука-шалота.

Пропустив его слова мимо ушей, она грациозно подошла к столу. Пора бы ему знать, что она не ребенок.

– Что ты здесь делаешь? – напряженным тоном спросила она. – И с каких пор ты приобрел французскую...

Он многозначительным жестом заставил ее замолчать, не договорив фразы, и, взяв кофейник, налил черную дымящуюся жидкость в свою чашку.

– ...французскую привычку пить по утрам кофе? – закончил он, бросив многозначительный взгляд на дверь в коридор и дав ей понять, что их подслушивают. – Но ведь я француз.

Он одарил Шарлотту лучезарной улыбкой, заставив на минуту подумать, уж нет ли в нем и впрямь французской крови. Он, безусловно, говорил по-французски как француз. Причем не так, как говорят простолюдины, а на великолепном языке аристократов. Но нет. Все это вздор. Он шотландский сирота, который просто хорошо играет роль.

– Тебе следует поесть, – продолжал Дэнд. – Кертис!

Дверь, ведущая в кухню, тотчас открылась, и появился младший из слуг. Дэнд был прав: парень явно подслушивал под дверью.

– Сэр?

– Мисс Нэш требуется накормить. Яичницу из одного яйца? – Он вопросительно приподнял брови и окинул дерзким оценивающим взглядом ее стройную фигурку. – Нет, из двух яиц. И поджаренные хлебцы.

Это было уже слишком. Она не какая-нибудь племенная кобыла, которую он выиграл на спор и теперь явился посмотреть, стоит ли ее оставить. Предполагалось, что она его любовница. А своих любовниц аристократические любовники всячески балуют и относятся к ним с подобострастием. По крайней мере так она слышала.

Заметив по ее глазам приближение бури, он добавил:

– И еще меду. Ей явно не хватает сладкого. Кертис, будучи хорошо вышколенным слугой, сумел подавить улыбку, но не смог скрыть веселые искорки в глазах.

– Будет сделано, сэр.

– И больше никаких подслушиваний под дверью, – сказал Дэнд, как будто ему это только сейчас пришло в голову.

– Не сочтите это проявлением неуважения, сэр. Я всего лишь хотел быть под рукой сразу же, как только потребуюсь.

– Не сомневаюсь. Но я очень обижусь, если когда-либо обнаружу, что кто-то подслушивает под дверью. Можешь передать это остальным членам персонала.

– Разумеется, сэр.

Как только Кертис ушел, Дэнд поудобнее расположился в кресле.

– Ну а теперь мы можем поговорить.

– Спасибо, – сказала Шарлотта, не скрывая сарказма, и отодвинула стул в противоположном конце длинного стола.

– Дорогая моя, – сказал он, видя, что она собирается сесть, – я сделал все, что мог, для того, чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз, но если тебе желательно сидеть в двенадцати футах от меня, то для того, чтобы подслушать наш разговор, не придется прикладывать ухо к двери.

Он был прав. Но незачем быть таким самодовольным. Она и сама видела, что ей еще следует многому поучиться у Дэнда. Тем более что вчера вечером она сильно сдала свои позиции. Но это было вчера, а сейчас было утро следующего дня, и она вспомнила, кем она была и кем должна стать, если желательно, чтобы этот маскарад принес нужные результаты.

Грациозно кивнув, она приблизилась к нему. Он поднялся, отодвинул для нее стул, и она села.

– Ну а теперь говори. Во-первых, почему ты назвал французское имя?

– Хотя мне по душе, что ты решила представить меня как соседского озорного мальчишку, с которым вместе росли, я подумал, что это можно без труда разоблачить, – ответил он. – Твой отец, дорогая моя, был некогда весьма состоятельным человеком, и в детстве ты жила в одном из самых фешенебельных районов Йорка. Я уверен, что в Лондоне сейчас есть люди, некогда проживавшие в том же районе, которые отлично помнят, кто в каком доме и на какой улице жил в то время.

– Как нам может помочь то, что ты делаешь вид, будто ты француз?

– Французский эмигрант, – поправил он ее, – Анд-ре Руссе, который когда-то вместе со своей семьей провел незабываемый сезон в Бристоле после того, как удалось успешно бежать от ужасных событий, происходивших в родной стране его бедного батюшки. И там по счастливой случайности произошла наша судьбоносная встреча. – Он замолчал ненадолго, вопросительно глядя на нее. – Думаешь ли ты, что наша встреча была судьбоносной, Лотти? Я, например, думаю. По крайней мере наши семьи познакомились. Надеюсь, что ты с одобрением отнесешься к этой легенде. Если кому-нибудь покажется странным, что ты никогда не упоминала обо мне, то ведь в наши дни никто без особой надобности не упоминает о своих французских связях, не так ли?

Она была вынуждена признать, что у его плана есть свои плюсы.

– План не лишен смысла.

– Уймись, у меня голова может закружиться от такой похвалы.

Она почти улыбнулась. Подперев подбородок рукой, она снова спросила:

– Но зачем ты явился сюда, Дэнд? Он отправил в рот еще кусок яичницы.

– Полагаю, что то, что я делаю здесь, совершенно очевидно. Я пришел, чтобы придать правдоподобие своей роли твоего покровителя.

– Это можно было с успехом сделать, и не появляясь в моем доме в столь неурочный час.

– Я не согласен. Правда, вчера вечером мы дали пищу для сплетен. Но с точки зрения высшего света ты всего лишь скомпрометирована. Кстати, многие, наверное, ждут появления объявления в «Тайме». В том числе и старина Сент-Лайон, которому известно, кто ты такая, и, что еще важнее, кем является твой зять. И вообще, Лотти, что более вероятно: твоя неизбежная помолвка или твое неизбежное вступление в мир женщин сомнительного поведения?

Хотя это, несомненно, было бы приятным занятием, мне пришлось бы провести не одну неделю, целуя тебя на каждом углу улицы и в каждом месте скопления публики в Лондоне, прежде чем станет ясно, что никакого объявления в «Тайме» не будет и что ты была не просто скомпрометирована, а обесчещена. Вот тогда – и только тогда – осторожный Сент-Лайон попадется в твою ловушку, хотя к тому времени будет слишком поздно и от твоего бесчестия мне не будет никакой пользы. – Он вежливо улыбнулся. – Я хотел сказать «нам».

– Нет. Сент-Лайона следует убедить, как ты правильно заметил вчера вечером, по возможности быстро и эффективно.

Он отхлебнул глоток кофе.

– А рассеять все сомнения относительно твоего нынешнего статуса можно эффективнее всего в том случае, если я переселюсь в твой дом. К тому же самым быстрым и мощным средством распространения слухов являются, как известно, домашние слуги.

Значит, он намерен жить здесь? Она расправила плечи и уставилась на него, в изумлении раскрыв рот. До этой минуты она не сознавала, что представление может зайти так далеко. Конечно, можно было допустить разок-другой завтрак вдвоем или позволить ему допоздна задержаться у нее в доме, но... не жить же там?

– Но я подумала... – забормотала она, – что, возможно, можно было бы оставить некоторое сомнение относительно... – она лихорадочно подыскивала подходящее слово, – относительно моего статуса.

– А-а, ты хочешь сказать, что надеялась оставить для себя лазейку, чтобы избежать впоследствии ярлыка куртизанки? – с сочувствием в голосе подсказал он.

Куда девался сердитый шотландец, которого было практически невозможно ни в чем убедить? Человек, который ругался и рычал на нее из-за того лишь, что она предложила взять на себя роль его любовницы? Он исчез. Она видела его беспечного двойника в элегантной одежде.

– Боюсь, что всем нам, сделав выбор, надо научиться жить в соответствии с тем, что выбрали, Лотти, – сказал он все с той же отвратительной добротой.

– Почему ты вдруг так изменился? Почему неожиданно стал поддерживать наш план?

– Я вернулся к себе и подумал над этим. Я подумал о том, что я готов сделать, чтобы достичь поставленной цели, и пришел к выводу, что сделаю все необходимое, пойду на любой риск и жертвы, лишь бы добиться нужного результата.

Она печально посмотрела на него, сожалея о том, что он говорит так убедительно, и сознавая, что вела себя глупо.

– Полно тебе, Лотти, – сказал Дэнд, взгляд которого снова стал мягким, более привычным и несколько насмешливым. – Видишь ли, не одной тебе приходится идти на жертву. Как только твой зять Манро услышит об этом, он из-под земли достанет меня, чтобы продырявить своей шпагой. А твой второй зять, глубокоуважаемый Кит? – Он рассмеялся. – Он не успокоится, пока не переломает мне все кости!

– Они ничего не сделают, если им объяснить, зачем все это было нужно, – сказала она. – К тому же они даже не узнают, что это ты.

– Будем надеяться... – Он вдруг насторожился. Какой-то звук в коридоре привлек его внимание. Без предупреждения он схватил ее за запястье и, рывком подняв с места, посадил к себе на колени. – Подыграй! – успел шепнуть он.

Дверь распахнулась, и появился Кертис с серебряным подносом в руках. Увидев, где сидит хозяйка, слуга остановился с округлившимися глазами.

– Поставь это здесь, – небрежно приказал Дэнд, и рука его по-хозяйски погладила Шарлотту по спине, заставив Кертиса покраснеть до корней волос. Шарлотта глубоко вздохнула. Она сделает это. Она сможет.

– Радость моя, может быть, хочешь, чтобы я тебя покормил?

Хорошо, что она вовремя отвернулась, иначе слуга мог бы прочесть по ее губам такое слово, которое она и знать-то не должна бы.

Карие глаза Дэнда зажглись неподдельным удовольствием.

– Ах! Она оробела! Восхитительно! А теперь оставь блюдо и уходи, Кертис. Мне нужно немного за ней поухаживать.

Она услышала, как звякнуло о крышку стола блюдо, и через несколько секунд за Кертисом закрылась дверь. Сердито проворчав что-то, она попыталась встать с его колен, но он обеими руками прочно удерживал ее на месте.

– Ну и что ты надеялся добиться разыгранной сценкой? Только Кертиса смутил, – возмущенно сказала она. Больше всего ее возмутило то, что, находясь в таком положении, она не могла не чувствовать его хорошо развитой мускулатуры, его сильных рук и не ощущать его запаха. И жара его крупного мужского тела.

– Не забывай о слугах, Лотти. Они представляют собой самую важную аудиторию для нашего спектакля. Они должны разносить повсюду были и небылицы, а для этого им надо дать то, что можно разносить, так что я предлагаю пополнять как можно чаще их запас разнообразных впечатлений.

В ответ на этот вздор она снова попробовала встать. Он ей этого не позволил и рассмеялся.

– Кто бы мог подумать? Озорная, отважная, роковая мисс Нэш – и вдруг блюстительница строгих нравов?

Почти прикасаясь губами к ее уху, он прошептал:

– Не вздумай растаять, словно девчонка, маленькая сердцеедка!

Его теплое дыхание вновь разбудило томление, которое она испытала прошлым вечером.

– Я не неженка. И не ханжа. Я сорванец, кокетка и озорница, – заявила она, чувствуя, что задета ее гордость. – И уж никак не блюстительница строгих нравов.

– Так перестань вести себя как ханжа. Сиди спокойно. – Он снова привлек ее к себе, заставив расслабиться. Томление не только проснулось, но и стало набирать силу. – Сиди спокойно, – повторил он каким-то странным голосом. – Познакомься поближе с моим телом, с моим прикосновением.

В этом был смысл. Здравый смысл. Пока он не догадывается о туманящем рассудок желании, которое охватывает все ее существо. О желании слишком сильном, чтобы его игнорировать. И слишком реальном, чтобы отрицать. Ее руки, сжимавшие плотным кольцом его шею, постепенно расслабились. Ее тело словно таяло, смягчаясь от соприкосновения с его твердой плотью, становясь податливым...

Нет! Даже если бы она и Дэнд не были... товарищами? Соучастниками заговора? Весь ее жизненный опыт подсказывал, что ей следует держать оборону. А это означало, что ей следует быть абсолютно честной с самой собой.

Для Дэнда все это было одной большой игрой, а Лондон, Париж и все остальное представляло собой шахматную доску, где каждый был шахматной фигурой, которую он передвигал, которой манипулировал и использовал для достижения своей конечной цели. Но она в отличие от Дэнда не могла относиться ко всему так же бесстрастно. И теперь вставал вопрос: была ли она достаточно хорошей актрисой, чтобы скрыть свою реакцию на него?

Придется ей стать такой актрисой.

– Ладно.

– Это ведь не смертный приговор, – шепнул он. Кажется, его губы коснулись ее уха? Она вздрогнула. – К тому же, как ты сама неоднократно говорила мне, это совсем ненадолго.

Она повернула голову и заглянула ему в глаза. Они были ясные, как янтарь, и теплые, а в уголках глаз образовались морщинки, появлявшиеся, насколько она заметила, когда ситуация его забавляла.

– Через несколько недель, самое большее через две, – продолжал он, – мы разыгрываем столь же публичный и столь же бурный разрыв, после которого я выброшу тебя из своей жизни, а ты, униженная и безвозвратно обесчещенная, укроешься в нашем убогом любовном гнездышке, чтобы попробовать как-то устроить свою жалкую жизнь.

Он умышленно делал из этого историю, не перегруженную душещипательными деталями и жаркими страстями. Она не могла не рассмеяться, почувствовав облегчение, когда он оставил в покое ее ухо. По крайней мере так она сказала самой себе.

– Какая отвратительная история.

– И трагичная, – спокойно кивнул он.

– Нет, так дело не пойдет.

Он ее не слушал. Он зарылся носом в кудряшки на ее шее. Она замерла. Он с явным наслаждением глубоко втянул в себя воздух.

Нет. Нет. Она не какая-нибудь жеманная глупенькая мисс, готовая упасть в обморок от мужских знаков внимания.

– Что это за аромат?

– Жасмин, – сказала она, не сразу вспомнив, что надо продолжать дышать.

– Приятный. – Его дыхание привело в возбужденное состояние все нервные окончания. Она довольно сильно укусила себя за нижнюю губу. Не так-то легко отвлечь ее внимание! Но где, интересно, он научился этому трюку?

– Насчет того, каким образом закончить нашу мнимую связь, у меня есть идея получше, – сказала она, отстраняясь от него и стараясь говорить небрежным тоном. – Это я дам тебе от ворот поворот. А ты, будучи не в силах вынести непередаваемой муки и отчаяния, бросишься с Лондонского моста. – Она помедлила, подумав, что, наверное, зашла слишком далеко. – Или уедешь на следующем корабле, отплывающем в Египет.

– Нет-нет, – возразил он, не выпуская ее из рук и снова принимаясь нюхать ее шею. По ее коже пробежала дрожь удовольствия. – Видишь ли, если тебя брошу я, то твое последующее решение взять другого любовника вскоре после нашего разрыва будет логическим следствием того факта, что в своем удрученном состоянии ты ищешь возможность воссоздать с другим те моменты наивысшего наслаждения и счастья, которые познала со мной.

– Прошу не забывать, что такое впечатление поставило бы под удар мою миссию, – вежливо возразила она, резко повернувшись в его объятиях и тем самым приблизив свои губы на опасное расстояние к его губам. Он взглянул на ее губы, наслаждаясь их видом.

– Это почему же? – Его губы чуть приоткрылись, а голова наклонилась под таким углом, как будто он собирался...

– Потому, – пискнула она сорвавшимся голосом. – Потому что ни один мужчина, а тем более Сент-Лайон, не пожелает, чтобы его сравнивали с предыдущим любовником, особенно с таким, который, как ему постарались внушить, великолепен.

Дэнд нахмурился, но не отвел взгляд от ее губ. Может, она их чем-нибудь испачкала? Она осторожно провела кончиком языка по нижней губе. У Дэнда потемнели зрачки. Его дыхание, которое ритмично поднимало и опускало грудь под ее рукой, замерло.

– Нет, – продолжила она, стараясь игнорировать его внимание, хотя подозревала, что он это делает нарочно, – будет гораздо лучше, если я дам тебе обычную отставку, и тогда Сент-Лайон обязательно поверит, что мой опыт с тобой был весьма печален и я сразу же стала искать возможность убедиться, что не всегда бывает так, а бывает и по-другому. – Мило улыбнувшись, она обхватила ладонью его гладко выбритый подбородок. – Nest-ce pas?

– Мы можем обсудить детали позднее. – Казалось, он находился в некоторой растерянности. И глаза были словно затуманены. Он резко отпрянул и вскочил на ноги, легко подняв ее, как будто она была ребенком. – А пока скажи, где мне разместить свои вещи.

– Что-о? Ах да... – У нее слегка кружилась голова. Наверное, потому что слишком мало спала и испытала слишком много новых ощущений. – Здесь у тебя будет не очень много места. Так что не привози с собой слишком много вещей.

– У меня вообще немного вещей, – сказал он в ответ.

В этом она не сомневалась, однако это признание напомнило ей о том, что не давало ей покоя со вчерашнего вечера.

– Где ты взял одежду, которая была на тебе вчера вечером? И как тебе удалось привести себя в порядок за столь короткое время?

– А-а, это... Это было нетрудно. Я просто проник в городские апартаменты Манро и позаимствовал кое-какие вещи из его гардероба. Мы всегда были одинакового телосложения. Я был рад убедиться, что от своей хорошей жизни он не растолстел.

– Ты проник в дом маркиза Коттрелла и похитил его одежду? – воскликнула она, не в силах скрыть восхищение.

Он пожал плечами, изображая воплощение скромности.

– Ну что ж, ведь я шпион, Лотти.

– А все остальное? – спросила она, обводя жестом безупречную стрижку, твердый подбородок и завязанный сложным узлом галстук.

– А это постарались услужить мне дамы с Барроу-стрит.

В ней на мгновение вспыхнуло какое-то непонятное, но чрезвычайно неприятное чувство.

– В дальнейшем тебе не потребуется их помощь. Он вопросительно приподнял бровь.

– Теперь, когда ты... занят совсем другим, нельзя допустить, чтобы тебя видели входящим в низкопробный бордель или выходящим оттуда.

– Это не низкопробный бордель, – сказал он, скрывая улыбку.

– Мне безразлично, – заявила она. – Тебя не должны видеть выходящим из любого борделя. Вообще.

– Меня не увидят.

– Не советую рисковать, – прошипела она сквозь стиснутые зубы.

– А ты умеешь завязывать галстуки? Завязывать галстуки ей никогда не приходилось, но она не собиралась признаваться в этом, чтобы не отдать его, чего доброго, в жадные руки какой-нибудь шлюхи.

– Конечно, умею.

Наклонив голову, он скептически взглянул на нее.

– И ты научилась этому?..

Она загадочно улыбнулась. Пусть думает что хочет.

– Понятно, – усмехнулся он. – Пойду-ка я узнаю, что сделал кучер с одеждой Рэма. Мне не хотелось бы появиться нынче вечером в Гайд-парке в чем-либо менее привлекательном, чем шедевр портновского искусства.

– Тебе, кажется, все это доставляет удовольствие, не так ли? – спросила она.

– Пожалуй, – ответил он. – Почему бы и нет?

Глава 9

Монастырь Сент-Брайд,

октябрь 1792 года

– Задержись ненадолго, – сказал брат Туссен одному из парнишек. – Остальные могут идти.

Остальные четверо мальчиков – Рамзи, Дуглас, Джон и Кристиан – положили деревянные учебные шпаги и, оглядываясь на Дэнда Росса, побрели из пустой конюшни, явно размышляя о том, что натворил Дэнд на этот раз. Но Дэнд и виду не показал, что ему не хочется разлучаться со своими друзьями.

Он с привычным терпением ждал, преградив пальцем ноги дорогу муравью, проползавшему мимо. Что-то в выражении простодушной физиономии мальчика насторожило Туссена. Или может быть, его манера двигаться? Это было не похоже на грацию хищника, как у парнишки Манро, и становилось заметно только тогда, когда он уходил: спина прямая, плечи величественно развернуты. Где этот мальчишка научился так ходить, и – что еще интереснее – почему он так старается скрыть это?

А может быть, это была настороженность, всегда присутствовавшая во взгляде озорных глаз? Как бы то ни было, но что-то в этом мальчике напоминало Туссену о казнях, гильотинах и окровавленных горностаевых одеяниях. Но если он прав в своих подозрениях, то одно из самых высокородных семейств Франции подбросило своего отпрыска в монастырь на Северном нагорье. Есть ли шансы, что это так?

В таком случае почему интуиция настойчиво подсказывала Туссену, что Дэнд Росс – не просто шотландский сирота, как утверждают и он сам, и отец Таркин? Может быть, слухи были правдой? Разве не кричал Дэнд Росс по-французски, если иногда по ночам ему снились кошмары?

– Они тебя совсем не знают? Остальные? – задумчиво пробормотал Туссен.

Мальчик простодушно поморгал глазами, что само по себе было уловкой. Мальчишка знал множество таких уловок.

– Нет, брат Туссен, – бойко ответил мальчик. – Они знают меня довольно хорошо. Достаточно, чтобы называть меня дьявольским отродьем.

– А ты не такой?

– Нет, – ответил мальчик с озорной улыбкой. – Отец Таркин не допустил бы демона в свое стадо, не так ли?

– Думаю, что не допустил бы, – ответил бывший капитан королевской гвардии с беспокойством на покрытом глубокими шрамами лице. Противники роялистов были способны пойти на многое, лишь бы уничтожить всех претендентов на французский трон. Интереснб, сколько денег можно получить за информацию о том, что в монастыре Сент-Брайд скрывается член королевской семьи? Наверное, много.

Настоятель особенно просил Туссена понаблюдать за этим мальчиком и по возможности воспитать его, потому что, как сказал ему отец Таркин, у Дэнда Росса, по его мнению, имеются потенциальные возможности. Но интересно бы знать, какого рода потенциальные возможности он имел в виду, подумал Туссен.

Он склонил голову, вглядываясь в невинную физиономию. Ничего особенного, вполне располагающий к себе юный пройдоха. Разве только... глаза. Взгляд их был такой обезоруживающий, словно он забавлялся, понимая значительно больше, чем положено в его возрасте.

– Давно ли ты живешь здесь, Эндрю?

– Меня зовут Дэнд, сэр.

– Так давно ли?

Мальчик пожал плечами, чувствуя себя неуютно, как и положено мальчишке, пытающемуся найти ответ, который положил бы конец нежелательным расспросам взрослого.

– Не знаю. Наверное, около трех лет. У отца Таркина это, должно быть, записано в какой-нибудь книжке. А почему вы спрашиваете?

Туссен улыбнулся, пристально глядя на него. Ребенок не должен задавать вопросы старшим. Особенно если это представители духовенства.

– Тебе хочется сменить тему разговора, Дэнд Росс?

– Нет, сэр. – В его голосе чувствовалось легкое презрение. Вот как? Значит, мальчик не любит, когда им командуют? Это его не удивляет. Из всей этой четверки он чаще других находил приключения на свою голову и делал то, что его настоятельно просили не делать.

– В таком случае не задавай лишних вопросов.

– Ладно.

– Ты пробыл здесь дольше, чем любой из мальчиков, которых меня попросили обучить?

Прежде чем ответить, Дэнд помедлил несколько секунд, хотя Туссен догадывался, что ему известны и день, и обстоятельства прибытия сюда каждого из мальчиков.

– Кроме Дуги Стюарта. Он жил здесь еще до меня. Истории Кристиана Макнилла и Рамзи Манро было нетрудно проверить. Дуглас Стюарт прибыл как единственный выживший после эпидемии, от которой умерла вся семья. Джон Гласе был прислан из дома своего дядюшки, после смерти которого его вдова решила, что ее обязанность обеспечить крышу над головой и кормить родню мужа не распространяется на племянников.

Только Дэнд Росс, казалось, прибыл ниоткуда и просто был найден на дороге отцом Таркином. Мальчишка, похоже, был тот еще шельмец, но был неизменно приветлив, хотя и держался несколько в стороне. В спальне, естественно, иногда вспыхивали потасовки, но Дэнд Росс никогда не бывал их инициатором. Он держался обособленно, был этаким милым аутсайдером, сущим дьяволенком, которому все сходит с рук.

Так было, пока не появился Кристиан Макнилл. После этого, как ни странно, все части, необходимые, чтобы составить единое целое, словно бы нашли друг друга. Дуглас, Дэнд, Рамзи и Кит – эта четверка ребят объединилась, образовав братство.

– Это все, брат Туссен? – спросил Дэнд, с тоской поглядывая на дверь.

– Почти все. Откуда ты пришел сюда? Где ты жил до того, как пришел в Сент-Брайд?

Мальчик поморщился:

– Не знаю. Я бывал в разных местах. А вот названий городов не помню. Но все они были очень далеко.

– А твои родители?

– У меня нет родителей. Я всегда был сам по себе, – сказал он.

– Понятно. И последний вопрос. Остальные мальчики. Вы, кажется, очень близки между собой?

– Да. Они мне как родные братья, – решительно заявил Дэнд.

– Братья могут иногда подбить друг друга на всякие проделки, на демонстрацию храбрости, что может быть опасно или просто глупо.

Дэнд ждал продолжения.

– Если я попрошу тебя ради их собственного блага сообщать мне об их разговорах и проделках, то ты это сделаешь?

– Нет, брат Туссен, я не стану этого делать, – не задумываясь, сказал он.

– Даже если я пригрожу тебе наказанием?

Дэнд вдруг улыбнулся. Улыбка была как у взрослого человека. Очень неожиданная на худенькой озорной физиономии.

– Если вы это сделаете, то я, возможно, соглашусь.

– Приятно. – Значит, преданность мальчика не так уж глубока. Наверное, и его потенциальные возможности не так уж блестящи...

– Но в таком случае, – добавил Дэнд, блеснув карими глазами, – я буду говорить вам то, что вы, по-моему, захотите услышать.

Туссен был потрясен.

Нет, все-таки не исключена возможность, что Дэнда Росса ждет такое великолепное будущее, о котором никто из них и помыслить не мог.

Гайд-парк, Лондон,

вторая половина дня 19 июля 1806 года

День выдался ясный, было тепло, и парк заполнили представители высшего общества, наслаждавшиеся чудесной погодой. Шарлотта чувствовала себя особенно нарядной в платье из кремового батиста, расшитого крошечными зелеными листочками. Нарядной и уверенной в себе.

– Боже милосердный, Лотти, – сказал Дэнд, – ты вся оцепенела, словно митра епископа. Что с тобой происходит, девочка моя?

Ладно. Возможно, вид у нее слишком напряженный. Но это потому, что она не привыкла, чтобы ею хвастали, как новым приобретением, и она еще не знает, как при этом следует вести себя.

Дэнд, небрежно держа вожжи, опытной рукой направлял лошадей вдоль одного из самых популярных среди гуляющих бульвара в Гайд-парке. Другая рука лежала на спинке сиденья и хотя и не прикасалась к Шарлотте, однако символизировала его неоспоримое право собственности. Никто еще никогда прежде не бывал ее «собственным». Неудивительно, что она была несколько напряженной.

А у него хватает наглости спрашивать, что с ней происходит! Ее неловкость усугублялась тем, что его эта ситуация вроде бы забавляла. Каждый раз, когда он смотрел на нее, она замечала веселые искорки в его глазах. Но хуже всего было то, что все это ничуть не заглушило ее реакцию на него.

Каждый раз, когда он прикасался к ней, пусть даже совсем нечаянно, по ее коже пробегали мурашки от удовольствия. Каждый раз, когда он что-то говорил, ей приходилось смотреть на него, и она видела контуры его губ и вспоминала свое ощущение от их прикосновения.

– Ничего со мной не происходит, – заявила она, чувствуя, что говорит еще напряженнее, чем держится. – Что со мной может быть? Все в полном порядке.

– Рад это слышать. Возможно, меня беспокоит тот факт, что ты не слишком похожа на леди, которая так охвачена желанием, что готова забыть о своей репутации ради любимого мужчины. А ведь именно для этого мы сюда и приехали, не так ли? Чтобы выполнить данные миссис Малгрю наставления – убедить общество в том, что ты совсем потеряла голову от страсти? Было бы очень неплохо, если бы ты перестала шарахаться от меня всякий раз, когда я смотрю на тебя или прикасаюсь к тебе. – Он улыбнулся, и улыбка его была одновременно и любезной, и хищной. – Но я буду смотреть на тебя. И прикасаться к тебе. Поэтому будь умницей и попытайся не портить игру.

– Значит, я неубедительно играю свою роль? – Она почувствовала в его словах скрытый вызов. В эту игру она отлично умела играть. Даже с Дэндом. – Могу ли я предположить, что ты незнаком с тем, как в подобной ситуации ведет себя леди? Твой опыт общения с официантками из баров и тому подобными особами, несомненно, заставил тебя поверить, что если женщина не ерзает у тебя на коленях, то она без должного энтузиазма относится к твоим многочисленным мужским достоинствам.

Глаза его одобрительно сверкнули.

– Должен признаться, что мне, как неуверенной и самодовольной особи мужского пола, требуются видимые подтверждения того, что к моим усилиям относятся с одобрением.

Черт побери, с восхищением подумала она, а ведь он парень что надо!

– Вздор!

– Откровенно говоря, я рад, что нашлось такое простое объяснение твоей скованности, потому что уже на-чал-подозревать, что... – Не договорив, он пожал плечами.

– Подозревать – что?

Он покачал головой и лихо свернул на боковую, но тоже наезженную дорожку.

– Не стоит говорить.

– Нет уж, изволь, – потребовала она, желая во что бы то ни стало узнать, что он подозревал. – Я настаиваю.

– Ну что ж, – неохотно сказал он, – я начал подозревать, что тебя заставил трепетать наш поцелуй вчера вечером и ты сидишь здесь, замирая в предвкушении следующего.

Она почувствовала, как жаркая волна, прокатившись по телу, вспыхнула румянцем на ее щеках. Черт возьми, да она, кажется, краснеет! Она не краснела уже много лет.

Она остановила взгляд на росшем вдали платане.

– Поцелуй? – подчеркнуто скучающим тоном спросила она. – Какой поцелуй? Разве был поцелуй?

– Да, – спокойно сказал он. – В саду «Аргайл». Я поцеловал тебя.

– А-а, ты о том поцелуе. Я почти забыла. Понимаешь, я к концу вечера очень устала.

– Я так и думал, – кивнул он. – Теперь понимаю, что я выставил себя на посмешище. Но это лишь еще раз доказывает, что отсутствие опыта может ввести в заблуждение.

При этих словах она взглянула на него.

– Отсутствие опыта?

– Да, – просто ответил он. – Я подумал, что, поскольку ты явно не умеешь целоваться, то это, возможно, привело тебя в замешательство.

– Это я-то не умею целоваться? – воскликнула она. – Да я целовалась много-много раз. Мужчины всегда целуют меня.

Он скорчил гримасу, явно выражавшую жалость.

– Ах ты, бедняжка моя, – тихо проговорил он. – Мне тебя жаль.

– Это еще почему? – спросила она.

«Как он смеет считать меня неопытной?!» – думала она, совсем забыв о том, что большинство молодых женщин, особенно тех, у кого был некоторый опыт, предпочли бы, чтобы окружающие об этом не догадывались. Как он смеет считать, что у нее не хватает опыта?! Он, наверное, и понятия не имеет о том, как ведут себя джентльмены. И как джентльмены целуются.

– Почему ты это говоришь? – повторила она.

Он огляделся вокруг и, не увидев никого поблизости, свернул на тропинку, укрытую ветвями старого бука. Здесь он привязал вожжи к рукоятке тормоза и с печальным выражением на красивом худощавом лице повернулся к ней.

– Я не хотел оскорбить себя.

– Ты меня не оскорбил, – резко ответила она.

– Видишь ли, на основе твоей равнодушной реакции на мой поцелуй я сделал вывод, что ты совсем новичок в этом деле.

Равнодушная реакция? Он называет это равнодушной реакцией? Да ведь для того, чтобы продлить поцелуй, она чуть ли не вскарабкалась вверх по его телу! Что же в таком случае он называет «неравнодушной» реакцией?

– И теперь мне стыдно за мужчин, оказавшихся такими неумелыми, что их поцелуи сразу же забывались.

– Они не забывались, – высокомерно возразила она. – Они были весьма приятными.

– Приятными. – Он слегка содрогнулся, заставив ее вспомнить своего зятя Рэма, который делал так, когда что-нибудь вызывало его отвращение. – Страстный поцелуй – это не только приятное ощущение. По правде говоря, на лексиконе страсти прилагательное «приятный» означает нечто сделанное плохо, неумело. Короче, полное фиаско. – Он посмотрел на нее как добрый наставник. Легкий ветерок – шевелил его волосы. На горле был заметен порез от бритвы. Эта царапина делала его одновременно и уязвимым, и сильным, и это вызвало в ней какой-то странный трепет.

– В слове «приятный» нет ничего плохого, – решительно заявила она. – Для того чтобы назвать поцелуй триумфом, совсем не обязательно идти на поводу у низменных страстей, возбуждаться и терять голову.

Он усмехнулся.

– По правде говоря, именно это и обязательно. Она отвернулась.

– Нет смысла обсуждать это с тобой. Ты явно смотришь на все совершенно не так, как я. Я бы сказала, рассматриваешь все в более приземленном ракурсе.

Он рассмеялся.

– Ты бы очень удивилась, узнав, сколько маленьких преимуществ дает это нам – тем, кто находится на низших ступенях социальной лестницы. Увы, Лотти, любовь моя, ты по доброй воле пожелала изобразить представительницу не самой чистой профессии. И настоящий, добросовестно исполненный поцелуй должен быть влажным, разгоряченным и не терпящим промедления.

– Довольно утомительно, – холодно сказала она и добавила, словно вынося приговор: – И неопрятно.

– Да уж, не без этого. – Картавость, совсем исчезнувшая из его произношения, пока он играл роль ее французского любовника, возвратилась. – Полноценный поцелуй затуманивает самые светлые умы, попирает все принципы, заставляет забывать обо всех добрых намерениях, разрушает инстинкт самосохранения, заменяя его страстным желанием.

– Трудно представить себе, что кому-то захотелось бы этого, – с важным видом заявила она.

– Этого-то я и боялся, – сказал он, усмехнувшись. – Тебе придется поверить мне на слово, Лотти. В том, что человек уступает своим чувствам, теряет контроль и отдается во власть страсти и инстинктов, есть нечто чудесное. Капитулируя перед страстью, человек в конечном .счете обретает свободу.

Его слова задели в ней авантюрную струнку и заставили замереть в предвкушении.

Он игриво прикоснулся кончиком пальца к ее носу, чтобы вывести из гипнотического состояния.

– Но как бы ты ко всему этому ни относилась, – продолжил он, – твое нынешнее поведение не подходит для нашей цели. Ты просто не выглядишь как женщина в разгар опасной связи.

– Что ты имеешь в виду? – с подозрением спросила она.

– Я дам тебе то, чего не смогли дать твои бывшие партнеры.

– Например? – насмешливо спросила она.

– Опыт. Опыт, который, уж поверь мне, не опишешь одним словом «приятный».

Она затаила дыхание.

Уголок его губ приподнялся в кривой усмешке. Он поднял руку, лежавшую вдоль спинки сиденья, и осторожно провел большим пальцем по ее губам.

– Ну как, Лотти? Готова к тому, что это будет немного неопрятно? – Голос у него был низкий. Он словно намекал на что-то, перед чем трудно устоять.

– Нет.

– Что я слышу? Даже если это во имя Христа и отечества? Где же та дерзкая, опытная соблазнительница, какой ты себя изображала? – Он явно смеялся над ней. Шарлотта терпеть не могла, когда над ней смеялись. Нет, не совсем так. Ее обычно считали женщиной, способной посмеяться над собственными причудами. Но ей очень не нравилось, когда над ней смеялся Дэнд Росс.

Она помедлила. Возможно, ей нужно было приобрести то, чего, по мнению Дэнда, ей не хватало? Может быть... ради достижения важной цели...

– Ладно.

Она его удивила. Он явно не ожидал, что она согласится.

Ей вдруг пришла в голову одна мысль. Мысль была не менее соблазнительной, чем то, что предлагал Дэнд: она ведь тоже могла бы кое-чему научить Дэнда.

– Что мне нужно делать? – спокойно спросила она.

– Расслабься. – Он провел большим пальцем по ее нижней губе. – Видишь ли, это ведь не инквизиция. И только потому, что мы собираемся предаться не просто «приятному» занятию, это занятие не обязательно должно быть неприятным.

– Все это пустые обещания, – пробормотала она, пристально наблюдая из-под опущенных ресниц за выражением его лица и с удовлетворением отмечая, что он удивился.

Она ненадолго забыла, кто она такая. Забыла, что она Шарлотта Нэш, самая многообещающая девушка из общества, всегда осмотрительная, как будто была вдвое старше, мастерица кружить головы, озорница и признанная сердцеедка. Но теперь она об этом вспомнила и была намерена заставить Дэнда тоже не забывать о том, что эта ее репутация была вполне заслуженной.

Он наклонился вперед и слегка провел губами по ее губам. Это было совсем не похоже на вчерашний страстный поцелуй. Поцелуй был легок, как пушинка, и короток, словно сказанное шепотом слово. Однако, несмотря на легкость и краткость, он вызвал к жизни тысячу ощущений.

Силы небесные...

Он отстранился, взглянул вниз и улыбнулся.

– «Никогда еще мне не приходилось целовать готовую принести себя в жертву девственницу. Думаешь, потом потребуется масло, чтобы развести погребальный костер?

Она проследила за его взглядом. Ее руки были плотно стиснуты и лежали на коленях. Нет, так дело не пойдет. Она должна была восстановить свою репутацию сорвиголовы и озорницы, а не таять от какого-то поцелуйчика. Предполагалось, что растаять должен был он.

– У меня снова равнодушная реакция, – умудрилась с легким сожалением сказать она. – Позволь мне попробовать еще разок. Клянусь, что постараюсь проявить некоторый энтузиазм. – Она обрадовалась, заметив его удивленный взгляд. – Я, говорят, неплохая актриса. Но скажи мне, насколько сильным должно быть одобрение усилий джентльмена?

Удивленное выражение исчезло с его лица. И то маленькое преимущество, которое у нее было, она утратила. Он уселся поглубже на сиденье, очевидно, обдумывая ответ на ее вопрос. Она, не удержавшись, улыбнулась.

Черт возьми, она обожала играть с Дэндом Россом! Более достойного, чем он, противника не найти!

Подняв глаза к небу, он почесал подбородок кончиком пальца.

– Должен признать, хотя и с большой неохотой, что мы, мужчины, как ни прискорбно, без труда поддаемся контролю. Наша самооценка способна изменяться иногда от ничего не значащего жеста. Какой-нибудь вздох и удачно выбранный момент превратит мужчину в раба, а нахмуренный лоб способен погрузить его в адские муки неуверенности в себе.

– Я предпочла бы сделать из тебя своего раба, – чуть охрипшим голосом произнесла она.

Он скромно склонил голову.

– Ну, я говорил о мужчинах вообще. Не все мужчины предрасположены к этому.

– Вроде тебя, например? Поскольку ты такой исключительный?

Он снова скромно улыбнулся.

– Исключительный? Нет. Возможно, я просто не так быстро поддаюсь. Но как бы то ни было, если тебе хочется проверить свои способности, то ради Бога, проверяй.

– Пожалуй, я так и сделаю.

С уверенностью, которой совсем не чувствовала, она наклонилась к нему и взяла в ладонь его жесткий подбородок. Он с утра не брился, и щетина, которую она почувствовала под рукой, была несомненным признаком настоящего мужчины.

– Мне больше нравится, когда мужчина только что выбрит, – солгала она, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к его коже, напоминающей тонкую наждачную бумагу. Он повернул голову и умышленно потерся щекой о ее руку, словно большой рыжевато-коричневый кот. – Кожа у тебя гладкая, как положено цивилизованному человеку. И мне нравится запах твоего одеколона. Из мужских ароматов мне больше всего нравится запах сандалового дерева.

С некоторым волнением она отметила, что, несмотря на приветливое выражение, застывшее на его лице, глаза у него потемнели, а дыхание стало что-то уж слишком размеренным.

Он покачал головой, и она впервые заметила – скорее на ощупь, чем на взгляд, – что подбородок у него слегка раздвоен.

– Извини, ты допустила ошибку. Ни одному мужчине не понравится, если ему скажут, что его леди находилась на достаточно близком расстоянии от другого мужчины, чтобы заметить и одобрить его запах. Пусть даже это произошло по самому невинному поводу.

– Ничего такого уж невинного в этом не было, – капризно заявила она. – Мой зять – мужчина очень красивый.

– Все равно, пропади она пропадом его красивая физиономия, – сказал Дэнд. – Как ты думаешь, ты в состоянии продолжать репетицию эпизода с поцелуями и моим порабощением? Я приглашен на ленч, не хотелось бы опаздывать.

Она рассмеялась. Пусть говорит что хочет, а она заметила голод в его глазах. Оказывается, он все-таки не такой уж неуязвимый.

– Как скажешь, – промурлыкала она, придвигаясь к нему ближе... Она смотрела ему в глаза. Тишину нарушало лишь их смешанное дыхание. Она храбро провела кончиком указательного пальца по его нижней губе. Потом еще разок. Теперь прикасаясь к влажной коже внутри рта.

Он поймал зубами ее палец и смочил языком чувствительный коччик.

Она вздрогнула. Еще никто никогда не проделывал с ней такого! Неслыханная дерзость! Такое трудно себе представить! Ощущение было подобно электрическому разряду, словно волна жидкого огня прокатилась по ее телу.

Он прищурил глаза, полуприкрыв их густыми ресницами с золотистыми кончиками, отчего глаза стали казаться темнее и ярче. Как у ночного хищника, который забавляется.

Он отпустил ее палец.

– Дыши спокойнее, Лотти, любовь моя. Мы еще даже не дошли до поцелуя! Может быть, нам лучше немного отложить эксперимент, чтобы дать тебе возможность оценить обстановку и подтянуть на поле боя тяжелую артиллерию?

Тяжелую артиллерию? Она чуть было не нагрубила ему в ответ, но его слова вызвали кое-какие воспоминания: сражения, оружие, ее зять, пытающийся в один из непогожих дней научить ее основам владения шпагой.

Она приподняла бровь.

– Наоборот. Я еще даже не заняла боевую позицию.

– Вот как? – Он улыбнулся явно самодовольной улыбкой, подумав, наверное, что ему удалось подорвать ее уверенность в себе.

Она наклонилась вперед и, упершись руками в его грудь, перенесла на них весь вес своего тела, с удовлетворением заметив, как напряглись под ее ладонями его мышцы.

«Что бы ты ни делала, делай это всегда спокойно», – вспомнила она слова, сказанные Рэмом на первом уроке. Дэнд не сводил с нее настороженного взгляда.

«И без спешки». Ее губы прикоснулись к его губам.

«Но при этом со всей энергией...» Она старательно накрыла губами его губы и запрокинула голову, чтобы достичь максимально тесного контакта.

Ее руки скользнули вниз под распахнутый фрак. Шелковый жилет не скрывал мощную грудную клетку, напряженную талию и плоский живот. Весь он был словно каменный.

От него пахло сандаловым мылом и чистым накрахмаленным бельем, а губы, напоминавшие на вкус кофе, были теплыми и твердыми. Она поцеловала его еще крепче и обняла за талию, желая заставить его отреагировать, убедить ее, что и он испытывает те же ощущения, что и она.

Он реагировал. Она чувствовала, как напряглись его мускулы, а к ее бедру прикоснулось вновь образовавшееся нетерпеливое утолщение.

– Дыши спокойнее, – пробормотала она его собственные слова, не отрываясь от его губ, но расцепила обнимавшие его руки.

Она подумала, что теперь он наверняка прервет поцелуй, поняв, что потерпел поражение в игре, в которую сам заставил ее играть. Ишь, чего захотела! Он снова обнял ее и поцеловал так, что у нее дух захватило.

Она хотела отвернуться, но он держал ее лицо в обеих руках. Его язык проник в ее рот, но не торопливо, как будто украдкой, а медленно. Одна его рука переместилась на ее затылок, а другая скользнула вниз и обняла за талию.

Не следовало ей принимать его вызов... Не следовало...

Жаркие волны пробегали по ее телу, начинаясь в кончиках пальцев, в отчаянии вцепившихся в края его пиджака, поднимались к щекам, наливая груди непонятной тяжестью.

Без всякого предупреждения он усадил Шарлотту к себе на колени и принялся неторопливо исследовать языком ее рот, поддразнивая, заставляя попробовать на вкус, почувствовать его, поиграть с ним. Она сдалась так быстро, что закружилась голова.

Отыскав языком его язык, она нетерпеливо поцеловала его влажным поцелуем. Ее рука, пробравшись под фраком вверх по широкой спине, ухватилась за мускулистые плечи. Она крепко обняла его, впитывая жар его тела. Он переместил ее на коленях, мало-помалу наклоняя, пока она не легла, положив голову ему на плечо. Теперь она чувствовала еще отчетливее самую чужеродную часть его тела, это чисто мужское напоминание о том, куда ведет эта игра и чем она должна закончиться.

Она вроде бы услышала, как он пробормотал:

– Силы небесные, Лотти. Остановись. Умоляю тебя. Но ей хотелось, чтобы это продолжалось и она могла смаковать ощущения, которые получала от его тела, его губ, его рук. Однако его слова напомнили ей о том, кто она такая: Шарлотта Нэш, заправская кокетка, и кто такой Дэнд Росс, который не был ни ее поклонником, ни ее любовником. Они просто разыгрывали сцену, хотя немного заигрались, и оба это знали.

Она прервала поцелуй, ища правильный тон – слегка небрежный, слегка победоносный, чуть-чуть насмешливый, чтобы он не догадался, насколько глубоко затронуты ее чувства.

– Ты «умоляешь», Дэнд? Значит, я могу тебя сразу же занести в список своих рабов? – спросила она, хотя больше всего на свете ей хотелось снова броситься в его объятия.

На его физиономии не отразилось никаких эмоций. Не говоря ни слова, он в два счета пересадил ее на пассажирское место и взял в руки накинутые на тормоз вожжи.

Только теперь она заметила несколько других экипажей, с подозрительной неторопливостью разъезжавшихся с того места, где они остановились, владельцы которых либо смущенно отворачивались, стараясь не встречаться с ней взглядом, либо, наоборот, таращили на нее глаза с нездоровым любопытством.

Они устроили великолепное представление! Как же она этого не заметила? Интересно, заметил ли Дэнд? Может быть, когда он хриплым голосом умолял ее сжалиться над ним – это тоже была игра? А реакция его тела была всего лишь физической реакцией на физический стимул?

– Надеюсь, на сей раз моя игра заслужила хорошую оценку? – спросила она, каким-то образом умудрившись говорить небрежным, слегка высокомерным тоном.

– Игра? – повернувшись к ней, переспросил он.

– Ну да. Уверена, что наша аудитория ее одобрила. – Она жестом указала на окружавшие их экипажи. Он без особого интереса огляделся вокруг. Разумеется, он знал, что они там находятся. Ну конечно, знал. – Мне показалось, что я сыграла чрезвычайно хорошо, – продолжала она. – Думаю, что тебе следовало бы извиниться перед моими прежними наставниками в искусстве любви за то, что ты их недооценивал. – Неизвестно, зачем ей потребовалось, чтобы он подтвердил ее подозрения, и неизвестно, почему именно в этот момент задрожал его голос. – Ну так как? Следует ли мне причислить тебя к своим рабам? Ты почему-то мне не ответил.

Вместо того чтобы ответить, он осторожно заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Я предупреждал тебя, что после этого приходится приводить себя в порядок, Лотти, – сказал он.

Он с любопытством наблюдал, как она, высоко подняв подбородок и распрямив плечи, быстро поднялась по лестнице к парадному входу. Ему показалось, что она едва не ударилась лицом о дверь. Он поморщился при этой мысли и чуть было не крикнул, чтобы смотрела, куда идет, чем, конечно, еще сильнее оскорбил бы ее, однако парадная дверь чудесным образом распахнулась, и она, даже ничуть не замедлив шага, вплыла в нее и скрылась из виду.

Кертис, который, судя по всему, стоял на посту у парадной двери и видел, как прибыла его хозяйка – и в каком она состоянии, – встретился с Дэндом взглядом, полным старого как мир мужского взаимопонимания, и тихо закрыл дверь.

Дэнд легонько хлопнул вожжами по крупам хорошо подобранной пары серых меринов. Наверное, ему не стоило так безжалостно дразнить ее, но она так и напрашивалась на то, чтобы ее поддразнили, а он никогда не мог устоять, если представлялась возможность сбить спесь с мисс Шарлотты Нэш. К тому же слишком уж всерьез воспринимала она свою роль первой сердцеедки высшего света. Было что-то трогательное в том, как ревностно поддерживала она свою репутацию дерзкой девчонки, сорванца. Он улыбнулся.

Она была... удивительной. Поразительным сплавом гордости, практичности, дерзости и скромности, прагматизма и сентиментальности, женщины и девочки. Ее губы были сладкими, как нектар, а поцелуй горячим, как жгучий перец. Ее прикосновение было подобно электрическому разряду и в то же время успокаивало, ее вздохи говорили о покорности и в то же время покоряли.

Улыбка исчезла с его лица.

Вот морока! Ну и что теперь ему со всем этим делать?

Глава 10

Партридж-Холл, Септ – Джеймс-сквер,

22 июля 1806 года

– Ну а теперь ее репутация абсолютно погублена и не поддается исправлению! – заявила графиня Джульетта Кеттл, отправляя в рот кусочек свиной грудинки. Сидевший за столом справа от нее лорд Бо Уинкл недовольно нахмурился. Он симпатизировал Шарлотте Нэш. Она умела поддержать компанию и вообще была весьма привлекательной малышкой.

Сидевшая по его правую руку баронесса Уэлтон, наклонившись над тарелкой, сердито взглянула на графиню:

– Не удивлюсь, если в «Тайме» в течение недели появится объявление.

– Да полно вам! – Графиня слизнула капельку жира с кончика своего пальца. – Для этого дело зашло слишком далеко, не так ли?

– Для некоторых, может быть, и так, – холодно произнесла леди Уэлтон, полные щеки которой покраснели от возмущения, – но для сестры маркизы Коттрелл, несомненно, сделают исключение все, кроме самых тупых педантов да тех, кому и надеяться нечего на то, чтобы попасть в самые высшие круги общества.

Это был, несомненно, успешный ответный удар. Было хорошо известно, что графиня всеми правдами и неправдами давно стремилась взобраться вверх по социальной лестнице, чтобы занять в обществе место рядом с теми, кто до сих пор воздерживался отвечать на ее приглашения.

– Есть вещи, на которые нельзя закрывать глаза потому лишь, что у человека имеются высокие родственные связи, – чопорно произнесла графиня.

– Любовь может заставить на многое закрыть глаза, графиня, – сказала леди Уэлтон.

– Любовь? – удивленно воскликнул сидевший за столом напротив леди Уэлтон молодой человек из высшего общества по имени Росетт, появившийся совсем недавно, под конец сезона, после продолжительного путешествия по американскому континенту.

Леди Уэлтон холодно взглянула на него:

– Надеюсь, вы слышали такое слово, молодой человек?

Самоуверенный юнец едва сдержал улыбку.

– Слышал так часто, что всех случаев и не упомнишь, уважаемая леди. Меня лишь удивило, что вы используете это слово, чтобы описать то, что происходит между мисс Нэш и ее... поклонником.

– Не знаю, что и сказать, – произнесла миссис Хэл Версон, сидевшая слева от Росетта, задумчиво устремив куда-то вдаль карие глаза. – Вы видели их вместе? А я видела. В среду, в публичной библиотеке. То, как он смотрит на нее... Просто дух захватывает. А она, когда он этого не видит, смотрит на него с таким страданием.

– Вот как? – удивился Росетт. – Но если верить ее репутации, она не должна испытывать нежных чувств, которые обычно приписываются юным леди ее воспитания.

– Она вполне заслужила свою репутацию, – прервал разговор мужской голос. Это был лорд Байлспот, который однажды высказал кое-какие намеки Шарлотте Нэш, но она его решительно отвергла, а теперь был вынужден наблюдать, как она принимает подобные знаки внимания от другого мужчины. Ему было двадцать восемь лет, но привлекательная внешность этого блондина уже сильно пострадала от неумеренного потребления горячительных напитков. Он угрюмо уставился в тарелку, потом осушил до дна свой бокал. – И какую бы дурную славу ни принесла ей ее последняя рискованная проделка, она тоже будет заслуженной.

Остальные присутствующие за столом обменялись друг с другом смущенными взглядами. Все знали, что лорд Байлспот был грязным сплетником и отличался мстительностью. А еще важнее было то, что он наушничал принцу и принц к нему прислушивался. И если он решил, что Шарлотта Нэш преступила некую грань... Ну что ж, если она надеется выплыть, бросившись в этот бурный поток, то ей придется рассчитывать на поддержку тех, кто ей сочувствует.

Капхолланд-сквер, Мейфэр,

24 июля 1806 года

– И чтобы ты не думал, что этим все и закончится, я должна тебя предупредить, что твой ферзь последует за твоим слоном, – торжествующим тоном заявила Шарлотта. Она сидела рядом с Дэндом на кушетке, вытянув ноги и положив ступни на его колени. Она подалась вперед и бойко опрокинула рукой белого слона Дэнда.

Дэнд, сидевший в другом углу кушетки, хмуро смотрел на шахматную доску, развернутую между ними на маленьком столике. Его длинные пальцы продолжали массировать ступню Шарлотты.

– Для девушки, умолявшей меня помассировать ей ноги, болевшие после курбетов, которые она выделывала предыдущим вечером в танцевальном зале, ты слишком уж безжалостно торжествуешь свою победу, – сказал он, изучая ситуацию, сложившуюся на шахматной доске.

Она провела ногой по животу Дэнда и попыталась надавить пальцами на его желудок. Но с тем же успехом можно было бы попытаться надавить на каменную плиту.

– Перестань. – Он рассеянно отвел ее ногу.

Она хотела было сказать что-то в ответ, но он надавил ладонью на изгиб ее стопы, энергично помассировал, и она чуть не замурлыкала. Тая от удовольствия, она подумала, что было совсем не трудно научиться воспринимать его прикосновения, не вздрагивая и не краснея.

Прошло восемь дней после несчастного случая с Джинни и пять дней с тех пор, как Дэнд поселился в задней спальне. Она обнаружила, что ей с каждым днем все больше и больше хочется его ласковых легких прикосновений, которые оказывали на нее столь губительное воздействие. Она напомнила себе, что ласки эти предназначались для того, чтобы доставить удовольствие зрителям.

Не следует забывать, что это все не настоящее, а часть представления.

Было бы неплохо, если бы она могла сказать то же самое о собственной реакции. Но она слишком хорошо знала, как учащается сердцебиение в предвкушении его взгляда, его прикосновения к внутренней стороне запястья, как замирает сердце всякий раз, когда он непринужденно отбрасывает с ее лба кудряшки.

– Ты думаешь, что покончила со мной? – сказал он, прищурясь на шахматную доску. Он взглянул на нее, потом с улыбкой, на которую она не могла не ответить, вновь погрузился в созерцание доски. В этом заключалась еще одна проблема, причем, возможно, более серьезная. Чем больше времени она проводила с ним, тем больше ей хотелось быть с ним.

Даже когда они не были на людях и он не смотрел на нее напряженным взглядом, как положено смотреть любовнику (приходилось напоминать себе, что он изображает любовника), он все равно возбуждал ее, провоцировал и забавлял. Она с нетерпением ждала этих моментов, когда они были наедине друг с другом, а не на глазах у людей. Иногда в такие моменты она видела в его взгляде нечто большее, чем ирония. Нечто такое, что он старался скрыть. Но не мог. Не мог скрыть полностью. Она видела подобный взгляд у многих мужчин и понимала, что он означает. Желание.

Раньше ни один мужчина не мог напугать ее своей страстью. А невысказанное, скрытое желание Дэнда Росса ее пугало. Причем нельзя сказать, что это было ей совсем неприятно. Это создавало наэлектризованную обстановку. За свою короткую жизнь Шарлотта твердо усвоила одну истину: надо наслаждаться моментом, потому что следующий момент может оказаться далеко не таким приятным. Могут умереть, например, отец или мать, а ребенка могут отправить одного жить среди чужих людей, и его будущее может оказаться в зависимости от его способности угождать незнакомым людям...

Памятуя об этом, Шарлотта наслаждалась моментом. Ее нога скользнула ниже по его животу. Она сразу же почувствовала, как под ступней напряглись его мышцы. А над верхней губой заколотилась жилка. Правда, никаких других внешних признаков волнения у него не наблюдалось. Она робко потерлась пяткой о грубую шерсть лосин внизу живота.

Он взглянул на нее предостерегающе. Она затаила дыхание.

– Осторожнее, Шарлотта. Даже пес на цепи может поддаться искушению и броситься на приманку, если его как следует раззадорить.

– Ну что ж, в таком случае хорошо, что он на цепи, – заявила она. – По крайней мере можно предотвратить подобное нападение.

– Бывает, что цепи рвутся, – тихо сказал он, не спуская с нее взгляда.

– Нам повезло, что мы всего лишь разыгрываем спектакль, не так ли? – спросила она, с замиранием ожидая его ответа.

Он не ответил.

– Не так ли? – настойчиво повторила она.

Он лишь улыбнулся, наклонился и, переложив ее ноги со своих колен на кушетку, аккуратно поставил на место свою ладью.

Он дразнил ее. Ну что ж, она тоже умела это делать. Откинувшись на спинку, она картинно подняла над головой руки и изящно потянулась.

– Сдавайся, Дэнд! – промурлыкала она.

– Никогда, – заявил он, оценивая ситуацию на поле битвы. – Ты даже не подозреваешь, на какой риск я могу пойти, чтобы защитить свою королеву.

Он взял своего коня и, подумав мгновение, поставил его на черную клетку. Этот ход конем не позволит ей взять его королеву, что она намеревалась сделать. Но этот ход подставлял под удар ее пешки его последнего слона и ставил под угрозу его короля.

– Дерзкий ход.

– Но возможно, необходимый. – Он лениво поднял глаза и встретился с ней взглядом. Он говорил тихо, почти шепотом. – Я должен спросить себя, что я готов сделать, чтобы обеспечить ее безопасность и сколькими фигурами готов при этом рискнуть. А прежде всего как мой выбор повлияет на исход всей игры. Что ты думаешь по этому поводу, Лотти? Следует ли мне выйти из игры, или же я должен сыграть в эту игру и позволить, чтобы ее принесли в жертву? – Было в его голосе что-то такое, что заставило ее вздрогнуть. – Я не знаю также... – прошептал он, но договорить ему не дали шаги, послышавшиеся в коридоре перед дверью.

Он сразу же схватил ее за талию и пересадил к себе на колени. Она с той же поспешностью обвила руками его шею, взлохматив его волосы, как будто они часами только и делали, что обнимались. Дверь распахнулась, и вошла передвигавшаяся с помощью костылей Джинни. Следом за ней появился Кертис.

– А-а, миссис Малгрю, какой сюрприз! – воскликнул Дэнд, даже не подумав выпустить Шарлотту из объятий.

– Будьте любезны, подайте стул, – резко приказала Джинни, и лакей поспешно выдвинул стул и застыл, готовый помочь ей в любой момент, пока она грациозно, насколько позволяла ее сломанная нога, усаживалась.

Подождав, пока Кертис удалился из комнаты, Джинни взглянула на них и, увидев, что они все еще не разомкнули объятий, широко раскрыла глаза в явном раздражении.

– Я еще в коридоре слышала ваши голоса, когда вы что-то болтали о королевах и слонах, так что можете прекратить эти пылкие объятия. На меня они не производят впечатления и кажутся неубедительными, – холодно сказала она.

Шарлотта заерзала. Дэнд решительно удержал ее.

– Можешь отпустить меня теперь, – сказала она.

– Боже мой, Шарлотта! Разве ты не слышала, что сказала миссис Малгрю? Мы неубедительно исполняем роль любовников. Нам нужно постараться исправить это, потому что, как я слышал, безупречного результата можно добиться только благодаря практике, – сказал он, лаская нежную кожу на ее шее. – К тому же мне нравится, когда ты сидишь у меня на коленях. В моих объятиях.

Уж лучше бы он не говорил этого. Потому что она ему верила. И она действительно хотела, чтобы он этого не делал. Трудно было думать о чем-то, когда ей хотелось лежать в объятиях на его широкой груди и позволять ему проделывать все грешные вещи, которые она успела лишь попробовать. Те вещи, которые она воображала себе поздней ночью, когда на несколько минут перед сном рушились мощные баррикады, с помощью которых она отделяла реальность от игры и которые она снова возводила, проснувшись на следующее утро.

– Очевидно, вам требуется нечто большее, чем практика, – холодно сказала Джинни.

Ее слова удивили Шарлотту.

Насколько она понимала, осуществление их плана происходило удачно. Даже количество приглашений, обычно с трудом умещавшихся на столике в холле, сократилось наполовину, а это было верным признаком того, что она вскоре будет пользоваться дурной славой. Скоро никто не захочет приглашать ее в свой дом. «Каков успех! – скривив губы, подумала она. – Большего и желать нельзя!»

Джинни следовало бы улыбаться, а не рычать на них.

Дэнд лениво потирал ей спину между лопатками, прижавшись щекой к кудряшкам на макушке ее головы. Этот вроде бы простой ласковый жест оказывал на нее не такое уж невинное воздействие. Она была готова замурлыкать. Еще немного – и она положит голову в углубление между его плечом и шеей и заставит его...

– Миссис Малгрю, кажется, смущена, – шепнул ей Дэнд и спросил, обращаясь к Джинни: – Зачем вы поднялись с постели?

– Я сегодня уезжаю, – сказала Джинни.

– Это неразумно, – сказала Шарлотта, выходя из блаженного состояния, в которое погрузилась. – Ты еще слаба, и у тебя поднимется температура. Я не могу позволить...

– Ты не можешь себе позволить держать меня здесь в комедийной роли какой-то дуэньи, – оборвала ее Джинни. – Людям взбредет в дурацкие головы, что я стала твоей компаньонкой. Я знаю, что это абсурд, но публика доходит до абсурда, особенно когда речь идет о том, чтобы опорочить того, кого ей хочется превозносить до небес, или, – она сделала многозначительную паузу, – например, того, кто является свояченицей человека могущественного. А ты, дорогая Шарлотта, являешься и тем и другим. И ты ничуть не способствуешь осуществлению нашего плана тем, как обращаешься с Россом.

– Я не понимаю.

– Оно и видно, – фыркнула Джинни. – Ты то смущенно краснеешь, то бросаешь на него лукавые взгляды. Я только об этом и слышу и от слуг в доме, и от моих знакомых за пределами дома. Предполагается, что ты испытываешь к нему вожделение, а не любовь! А вы, – она сердито взглянула на Дэнда, – перестаньте изображать из себя сгорающего от любви ухажера, а ведите себя, как положено властному любовнику. Черт возьми, ведь вы сказали, что должны вернуться во Францию, причем в ближайшее время. До отъезда вы должны внушить обществу, что имеете неоспоримое право на Шарлотту, а потом по возможности публично осуществить очень эффектный разрыв с ней.

Дэнд взглянул на нее.

– До сих пор вы дергали за ниточки кукол в этом марионеточном шоу, миссис Малгрю, а мы подчинялись. Я подчинялся. Однако мне следовало бы побеспокоиться о том, чтобы вы сами не запутались в собственных задумках.

Хотя говорил он вполне дружелюбно, Шарлотте показалось, что она заметила угрозу в его искоса брошенном взгляде. И она вдруг снова подумала, что Дэнд Росс, судя по всему, способен многое сделать ради достижения своей цели. Возможно, гораздо больше, чем она могла предложить. Еще хуже было то, что его способность идти на риск, вместо того чтобы отпугнуть ее, делала его еще более привлекательным в ее глазах. Джинни явно занервничала.

– Я знаю, что делаю. И думала, что вы тоже знаете. – Она повернулась к Шарлотте: – Или, может быть, ты забыла?

– Конечно, не забыла, – ответила Шарлотта, хотя, по правде говоря, время пролетело так быстро, что она и не заметила, как приблизился кульминационный момент этой маленькой пьесы. А потом...

– Я постараюсь не разочаровать вас, – услышала она слова Дэнда. – Возвращайтесь к себе домой с легким сердцем. Если, конечно, можете.

Он говорил повелительным тоном, и, как ни странно, Джинни восприняла это именно как позволение уехать. Что здесь происходит? Видимо, существовали какие-то подводные течения, о которых Шарлотта даже не подозревала и не была предупреждена. И течения эти давали основание предполагать, что эти двое знали друг друга раньше.

– Ладно, – сказала Джинни, поднимаясь на ноги. – А что касается моей способности воспринимать все с легким сердцем, то она, я уверена, такая же, как у вас, – добавила она, пронзив его взглядом.

Шарлотта, все еще находившаяся в объятиях Дэнда, почувствовала, как напряглись его руки, когда Джинни выходила из комнаты.

– Дэнд? Опасен для меня? – с улыбкой переспросила Шарлотта. – Думаю, что ты ошибаешься, Джинни. Для врага – возможно, но не для меня. Я его... товарищ.

Шарлотта последовала за куртизанкой в ее спальню и спросила напрямик о подводных течениях, которые она заметила при встрече Дэнда и Джинни. Известная красавица, сидевшая, откинувшись на гору подушек, вздохнула, заметив вскользь, что Дэнд еще до начала осуществления плана побывал у нее, желая убедиться, что Шарлотта в этой игре не является орудием в чьих-то руках.

Больше она ничего не сказала, если не считать тревожного предупреждения о том, что Дэнд Росс может оказаться совсем не таким, каким кажется. И что он может быть опасным. Шарлотта предпочла не говорить Джинни, что и сама уже поняла это.

– Но он никогда не причинит мне зла, – упрямо заявила она. – Он предан как собака.

– Позволь рассказать мне кое-что о собаках, Шарлотта, – сказала Джинни. – Когда мы жили в Александрии, мой отец держал собак для охоты на львов. Один из псов – огромное, добродушное на вид создание – мне особенно нравился, и я упросила отца отдать его мне. Он, конечно, согласился, почему бы нет? Джабари был очень ласковым, послушным и медлительным животным. Он любил спать на моей кровати и позволял украшать себя бантиками. Он ел рахат-лукум из моей руки, а потом тщательно облизывал каждый палец.

Шарлотта улыбнулась.

– Однажды отец решил, что я достаточно подросла, чтобы принять участие в охоте на львов. Это было ужасно. И вызывало захватывающее ощущение. После нескольких часов пребывания в вельде собаки загнали огромного льва, который частенько нападал на стадо местного племени. Собаки одна задругой бросались на зверя и одна за другой отскакивали, скуля, отпробовав его когтей или клыков, пока наконец одна из них, метнувшись, словно копье, не сжала челюсти на его горле. Разъяренная собака не ослабляла хватку до тех пор, пока лев не упал с перегрызенным горлом.

Представив себе эту картину, Шарлотта побледнела.

– Только потом, когда собакам обрабатывали многочисленные раны, отец сказал, что псом, вступившим в драку с такой яростью, был мой ласковый Джабари. Я никогда не подозревала, что он может быть таким свирепым, таким беспощадным, таким стремительно опасным. Мне было страшно думать, что животное, способное на такую жестокость, каждую ночь спало в ногах на моей постели.

Шарлотта вздрогнула.

– Наверное, после этого ты больше не разрешала ему спать в своей комнате?

– Конечно, разрешала, – рассмеялась Джинни.

– Но почему? – удивилась Шарлотта. – Ведь он тебя так напугал?

– Потому что я его хозяйка. Я держу под контролем всю эту великолепную ярость. Знаешь, какое головокружение, какое восхитительное ощущение власти это мне дает? К слову сказать, он спал рядом со мной до конца его жизни. – Джинни чуть помедлила, криво усмехнувшись. – Зато я после этого никогда уже не была такой доверчивой.

– Из твоего рассказа следует извлечь какой-то урок, Джинни? – спросила Шарлотта, чувствуя, что у нее немного дрожит голос. Слова куртизанки подтверждали то, что она уже и сама поняла: способность Дэнда быть безжалостным воздействовала на нее как сильное возбуждающее средство.

– Да, – ответила Джинни, приподняв свои элегантно выщипанные брови. – Будь уверена, что знаешь существо, спящее в твоей постели, Шарлотта.

Монастырь Сент-Брайд,

август 1791 года

– Как я завидую вам, мальчики! – сказал брат Фиделис, принесший четверым парнишкам в ведерке их полдник – печенье, сыр и пиво, – останавливаясь у входа в обнесенный стеной садик и с явным удовольствием оглядываясь вокруг. – Вы проводите свои дни среди такой красоты!

Существовала легенда о том, что в стародавние времена один крестоносец привез из своего похода на Дальний Восток желтую розу и презентовал этот уникальный цветок монастырю Сент-Брайд в благодарность за то, что монастырь приютил его семью во время чумы. Настоятель монастыря построил этот обнесенный стеной садик специально для этой розы, единственной желтой розы на всех Британских островах. Но с течением времени благодаря определенной политике численность католиков среди населения Северо-Шотландского нагорья сократилась, и для ухода за цветами, когда приходилось решать более неотложные задачи, рабочей силы не хватало. Так было до тех пор, пока нынешний настоятель, отец Таркин, не превратил монастырь в своего рода сиротский приют для внуков и внучек тех немногих шотландцев католического вероисповедания, которые остались в живых после якобитского восстания и последней неудачной попытки принца Чарли вновь обрести шотландскую корону. Отец настоятель увидел в этом заброшенном розовом саду идеальное место, где непокорные и недисциплинированные мальчишки могли бы найти применение своей энергии и научиться послушанию.

Уход за розовым садом стал специальным заданием для четверых самых шумных, самых сильных мальчиков, мастеров натворить каких-нибудь бед: Дугласа, Кита, Рэма и Дэнда, только что вылезшего из канавы, которую копал, и с озорной улыбкой взглянувшего на добродушного толстого монаха.

– Не отказывайте себе в удовольствии ради меня, брат Фиделис! – крикнул он все еще лучезарно улыбавшемуся монаху. – Вы можете занять мое место, как только пожелаете!

Брат Фиделис совсем не обиделся. Брат Фиделис никогда не обижался. Если бы Дэнд допустил подобную дерзость с любителем сада, раздражительным и угрюмым братом Мартином, ему бы в течение целой недели пришлось смазывать мазью свою тощую задницу. А брат Фиделис лишь погрозил Дэнду пальцем и сказал:

– Когда-нибудь ты оценишь то, что делаешь здесь.

– Что именно? – переспросил, прервав работу, Дуглас, который, ворча, тащил охапку соломы, чтобы мульчировать землю под пересаженными растениями.

– Поймешь, что создаешь красоту. Всем, кто приходит сюда в поисках уединения и покоя, стоит только оглянуться вокруг и прогуляться по этим тропинкам, чтобы вспомнить, как благосклонен к нам Господь.

Дуглас склонил голову набок.

– Вы действительно очень любите розы, не так ли, брат?

Брат Фиделис улыбнулся.

– Я их обожаю. А теперь возвращайтесь к работе, – сказал он и, наклонив голову, вышел из сада через единственную дверь в стене.

Рэм Манро водрузил на место тяжелый камень, выпавший из разрушающейся стенки, которой был обнесен колодец. Отступив на шаг, он утер рукавом вспотевший лоб и огляделся вокруг. Вокруг них пышно цвели розы, которым не было дела до четверых мальчишек, трудившихся в поте лица.

– Что ты по этому поводу думаешь, Дэнд? – крикнул, переводя дыхание, Рэм, обращаясь к тому месту, где за плетеной изгородью ритмично мелькала лопата Дэнда. – Превратим мы когда-нибудь этот садик в произведение искусства?

– Какое же это произведение искусства? – проворчал Дэнд, не переставая копать.

– Это не произведение искусства! – заявил вдруг Дуглас, который, бросив охапку соломы, вскочил на полуразвалившуюся стенку сада. Отломив от куста старую ветку, он принялся размахивать ею как шпагой. – Это дракон, а я Тристан, который, пришел, чтобы убить его.

– А я тогда буду сэром Галаадом, – заявил Рэм, подбирая другую ветку и направляя острие импровизированной шпаги на Дугласа.

– Почему бы уж тогда не самим королем Артуром? – крикнул Дэнд из своей канавы.

– Потому что ему никогда не приходилось никуда ездить! – объяснил Дуглас, делая выпад, который Рэм изящно парировал, а потом нанес ответный удар. Дуглас рассмеялся довольным смехом. – Он посылал других на поиски приключений, а я буду искать приключения сам. А это... – он широким жестом указал на все, что вокруг, – будет моим испытательным полигоном.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Кит, который старался выкорчевать массивный корень, вросший в стену, отделяющую розовый сад от остальной территории монастыря. Хотя ему было всего пятнадцать лет, плечи у него были широкие, как у мужчины.

– Я думаю, что это одно из испытаний, которое должно подготовить нас к дальнейшей жизни, – сказал Дуглас.

Голова Дэнда появилась над плетеной изгородью.

– В таком случае мне можно больше не копать.

– Это еще почему? – ожидая подвоха, спросил Рэм.

– Потому что у меня нет полной уверенности в том, что я стану землекопом, – заявил Дэнд.

Дуглас усмехнулся, со вздохом отбросил свою «шпагу» и легко спрыгнул на землю, показывая, что игра закончена.

– Тебя ждут более важные дела, чем копание канав, Дэнд Росс. Никогда не забывай об этом.

– В этом я не сомневаюсь, – прошептал Дэнд, глядя вслед удаляющемуся приятелю.

Глава 11

Замок среди шотландских вересковых пустошей,

27 июля 1806 года

– Известная красавица, безупречного, хотя, возможно, и не столь знаменитого рода, взяла любовника. Какого-то французишку, – сказал, сразу же осознав свой промах, типичный англичанин, безмозглый великосветский сплетник по имени лорд Росетт, и, закашлявшись, исправился: – Я хотел сказать «француза».

– Из старой аристократии, несомненно, – заметил хозяин замка, Морис Сент-Лайон. К счастью для Росетта, граф был слишком занят этой любопытной информацией, чтобы обратить внимание на пренебрежительный намек на его национальную принадлежность. К тому же, прожив среди англичан со времен революции, он привык к плохим манерам.

– Несомненно, – кивнул Росетт. Сняв плащ, он бросил его на руки поджидавшего лакея. Верный своей натуре сплетника, он выболтал самую сенсационную часть сплетни, как только переступил порог замка и увидел хозяина. Потом он повернулся и одобрительно присвистнул.

– Неплохо для замка, Сент-Лайон, дружище. Совсем неплохо. – Он огляделся вокруг, заметив и толстый восточный ковер, и тяжелые гобелены, прикрывающие только что заделанные трещины в стенах, и сверкающий паркетный пол, и новенькие стекла в окнах. – Видели бы вы родовое гнездо» где рос я, – сказал Росетт. – Ни водопровода. Ни отопления. Ни общества.

Как догадывался Сент-Лайон, из этих трех зол для Росетта самым большим было отсутствие общества. Сент-Лайон успел заметить, что это было избитой схемой поведения сынков сельского дворянства, которые разлетались из родовых поместий, привлекаемые яркими огнями лондонского бомонда. Оказавшись там, они крайне редко возвращались в сельские поместья. По обрывкам информации, которую Сент-Лайон получил от этого претенциозного ничтожества, все это полностью относилось и к Росетту.

– У меня здесь установлено самое современное оборудование и предусмотрены все мыслимые виды комфорта, – сказал Сент-Лайон. – Так же как и вы, я терпеть не могу неудобства, дражайший Росетт.

– И наверняка у вас имеется хорошо укомплектованный штат прислуги, – сказал Росетт, пошевелив пальцами руки, указывающей на безмолвно застывшую пару ливрейных лакеев у входной двери и другую пару – возле двух больших окон. Эти люди были выбраны явно за преданность и боевые качества, а не за осанку или смазливую физиономию. – Должно быть, обходится вам в целое состояние. Но слуг никогда не бывает слишком много, не так ли?

– Это правда, тем более когда есть подозрение, что твой дом собираются обокрасть, – сказал в ответ Сент-Лайон. В Лондоне дважды задерживали воров, пытавшихся выкрасть у него письмо. Но это были наемники, ничего не знавшие о том, на кого работают. А поэтому никакой полезной информации от них получить не удалось.

Он бы многое отдал, чтобы узнать имена тех, кто работает против него, причем не только для того, чтобы ликвидировать источник угрозы, но также и для того, чтобы можно было подороже продать информацию.

– Надеюсь, ваша поездка была не слишком утомительной? – спросил он у Росетта.

Молодой человек раздраженно выпятил губы.

– Разве можно ожидать чего-то другого, путешествуя по таким диким местам? – Он даже вздрогнул. – Но ради вас, дражайший Сент-Лайон, я с готовностью отказался от ярких огней лондонского сезона и приятной компании. Я знаю, что вы оцените мою жертву, особенно в свете любопытнейших событий, которые начали разворачиваться, когда я уезжал.

– Разумеется, я это ценю, – с энтузиазмом откликнулся Сент-Лайон.

Росетт с его начесанными в соответствии с модой на бледный лоб сильно надушенными волосами, руки которого были затянуты в тончайшие кожаные перчатки одного из дюжины оттенков, соответствующих цвету его жилетов, был полным болваном. Но болваном полезным. И даже хитрым.

По правде говоря, именно Росетт привез ему письмо, которое он собирался продать подороже. Этот пообтесавшийся в городе придурок во время поездки по Италии – большое путешествие[4] у него получилось – встретился с одним «умирающим старым лягушатником-роялистом», который упросил его передать кое-какие личные вещи своему родственнику в Риме.

Как догадывался Сент-Лайон, этот эгоистичный осел вспомнил о своем обещании только тогда, когда этой весной по приезде в Лондон его представили Сент-Лайону. Поскольку, как известно, англичане отличаются тем, что мнят себя центром мироздания, он решил, что один «лягушатник» ничуть не хуже другого, и вознамерился передать вещи покойного в руки Сент-Лайона.

Но когда Сент-Лайон узнал имя роялиста, что-то в его манере поведения подсказало Росетгу, что в его руки попало нечто более интересное, чем «несколько любовных писем французишки и прочая чепуха». Движимый любопытством и жадностью, он решил внимательно осмотреть вещи покойного, прежде чем передавать их Сент-Лайону. Среди вещей он обнаружил маленький цилиндрический контейнер, сопроводительное письмо к которому наводило на кое-какие размышления. Росетт понял, что в его руки попало нечто ценное.

Но потом, когда Сент-Лайон уже готовился освободить Росетта от его тяжкого бремени и тем самым облегчить его жизнь, этот английский болван, осознав, что он не в состоянии в полной мере воспользоваться ценностью своей находки, проявил неожиданную прыть и предложил Сент-Лайону партнерство, попросив для себя весьма разумный процент от того, что, как было известно Сент-Лайону, сулило принести целое состояние. Сент-Лайон, который отнюдь не был кровопийцей, а был просто деловым человеком, согласился. К тому же такого человека, как этот Росетт, было полезно иметь рядом. Похоже, он знал все обо всех.

– Так что вы говорили об известной красавице? Я ее знаю?

Росетт скорчил гримасу и огляделся вокруг, как будто опасаясь, что их подслушивают.

– Думаю, что знаете.

– Кто же она такая?

– Мисс Шарлотта Нэш! – сделав глубокий вдох, выдохнул Росетт.

– Мисс Нэш? – повторил ошеломленный Сент-Лайон. Правда, Джинни Малгрю писала ему, что жизнерадостная юная Шарлотта за последнее время злоупотребляет снисходительным отношением к ней общества, но он и подумать не мог, что благовоспитанная леди способна на такое!

– Да. – Напомаженный щеголь не смог удержаться от радостного смеха. – Такая юная. И такая страстная. Думаю, можно было догадаться, что дело идет к этому. Я, например, – он доверительно наклонился к собеседнику, – догадывался.

– Вы знаете имя этого француза? – заинтересовался Сент-Лайон.

Росетт, заметив ниточку на рукаве своего пиджака, сначала стряхнул ее, потом, посмотрев отсутствующим взглядом на Сент-Лайона, переспросил:

– Имя?

– Да, – терпеливо повторил Сент-Лайон. – Имя любовника мисс Нэш.

– Ах да. Его зовут Руссе. Андре Руссе.

– Не может быть, – пробормотал граф.

Росетт скорчил гримасу, напрягая память, потом сказал:

– Я уверен, что правильно запомнил его имя, потому что оно рифмовалось с оттенком моего жилета, который я заказывал у портного, когда вошел Скелтон (кстати, заказывавший пиджак, какой способен заказать только человек с полным отсутствием вкуса) и рассказал обо всем. – Презрительно фыркнув, он провел указательным пальцем по носу и добавил: – Этот человек – ужасный сплетник.

– Значит, лорд Скелтон так прямо и сказал вам, что Андре Руссе является любовником мисс Нэш?

– Не только любовником, – с нескрываемым возбуждением сказал Росетт, – но и ее покровителем. Он оплачивает ее дом и, не скрываясь, входит туда через парадную дверь!

Может ли такое быть? С именем Руссе у Сент-Лайона было связано многое. То, что было прежде, можно, пожалуй, не считать. Но сравнительно недавние ассоциации могли оказаться интересными. Люди во Франции, с кем Сент-Лайон продолжал поддерживать связь, иногда в своих сообщениях упоминали о каком-то агенте неясного происхождения. Этот человек однажды помешал, а в ряде других случаев помог тем, кто был предан идее восстановления монархии. Его звали Руссе. Не может быть, чтобы это оказался тот самый человек, который сорвал плод, соблазнявший самого Сент-Лайона.

– Так вы говорите, между ними завязалась... дружба?

– Насколько мне известно, этот человек прибыл в Лондон всего две недели назад, и его сразу же увидели целующим мисс Нэш на глазах у публики, а также входящим в ее дом и покидающим его в весьма пикантное время суток.

– Наверное, это слуги распускают сплетни, – высказал предположение Сент-Лайон.

– Нет. Это утверждают очень надежные свидетели. Люди из высшего общества.

Вполне возможно, что Шарлотта Нэш действительно взяла любовника, черт бы побрал этого наглеца, кем бы он ни был, подумал Сент-Лайон. Он и сам был бы не прочь соблазнить эту кошечку, но он был слишком осторожен. Ему приходилось быть осмотрительным. Но как только этот месье Руссе уедет... Ну что ж, теперь, когда плод сорван, ничто не может воспрепятствовать тому, чтобы он перешел в другие руки. Хотя это, со вздохом подумал он, возможно, произойдет не сразу.

Он ждал приезда еще трех самых богатых «гостей», а учитывая трудности, связанные с проездом почти через весь континент, раздробленный войной, может потребоваться несколько недель, прежде чем они здесь появятся и можно будет начать торги. А тем временем ему придется занимать чем-то группу разношерстных и не всегда управляемых людей, чтобы они не убили друг друга. На некоторое время эту заботу можно, пожалуй, переложить на плечи Росетта. Этот болван был забавен, но, увы, ему отводилась другая, более важная роль.

«Бедняга Росетт расстроится, когда узнает, что ему нужно снова уезжать, – подумал Сент-Лайон, дружески взяв Росетта под руку и направляясь с ним в главный зал. – Пожалуй, не стоит говорить ему об этом до завтра».

– А скажите-ка мне, Росетт, имеются ли здесь в придорожных тавернах девицы, достойные того – как бы это сказать поделикатнее, – чтобы обслуживать лиц, занимающих высокое положение?

Росетт, который был в полном восторге от того, что его изысканный партнер спрашивает его мнения относительно деревенских прелестниц, поспешил развить эту тему во всех подробностях.

Монастырь Сент-Брайд,

осень 1794 года

Дэнд Росс присел на корточки и, опершись руками о колени, разглядывал разбитую физиономию Дугласа, потом, одобрительно присвистнув, сказал:

– Любопытно было бы узнать, что мог сделать такой благородный парень, как Дуг, чтобы вызвать гнев вечно недовольного Джона Гласса?

Прежде чем выплюнуть на пол конюшни сгусток крови, Дуг попробовал шевельнуть челюстью.

– Не будь идиотом, Дэнд.

– Не сотрешь ли кровь с лица, Дуг? При ее виде у меня в желудке все переворачивается, – сказал Дэнд, вынимая из кармана ветхий носовой платок. Он бросил его приятелю, и тот утер рот. Ущерб, причиненный физиономии, был не так велик, как казалось на первый взгляд. Конечно, ему придется некоторое время щеголять подбитым глазом и распухшей губой, но рана была неглубокой, и все зубы были целы. – За что он тебя так отделал, Дуглас?

– Джон услышал, как мы с Рэмом разговаривали о братстве розы. Он тоже захотел дать клятву.

Удивленный, Дэнд скорчил комичную гримасу.

– Ты имеешь в виду это представление в саду, которое устроили в прошлом месяце? Когда ты заставил каждого из нас проколоть большой палец розовым шипом, а потом мы взялись за руки, окропили друг друга своей кровью и поклялись в вечной верности друг другу? И тебя избили из-за этой чепухи?

– Для меня это не чепуха, Дэнд, – спокойно сказал Дуг, глядя на него напряженным взглядом. – Для Рэма тоже. И для Кита.

– Ладно, Дуг, – наконец сказал Дэнд. – Но почему ты не позволил ему произнести слова клятвы? Ведь это всего лишь слова. А ты мог бы избежать драки.

Дуг поморгал.

– Это не просто слова, Дэнд. Как ты этого не понимаешь? Это обещание. Это клятва. В своем роде... священная клятва. Мне не хотелось обесценить ее, позволив Джону Глассу превратить в посмешище. Он не станет умирать ради тебя. Он не станет умирать ради кого бы то ни было. Если бы я позволил ему дать клятву, это обесценило бы ее для всех нас. Разве ты не видишь? Она утратила бы свое значение. Ты хоть к чему-нибудь относишься серьезно, Дэнд?

– Все равно это просто слова, Дуг. Они не стоят того, чтобы из-за них драться.

– Ты хочешь сказать, что не поступил бы так же, как я?

Дэнд рассмеялся.

– Нет, Дуг, не поступил бы.

– В таком случае мне жаль тебя, Дэнд Росс. Мне искренне жаль тебя, – сказал расстроенный Дуглас, направляясь к выходу из конюшни. Но на пороге он остановился и сказал: – Я люблю тебя, Дэнд, но мне за тебя страшно.

– Не больше, чем мне за тебя, – прошептал Дэнд и, вскочив на ноги, последовал за ним.

Глава 12

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

28 июля 1806 года

– Мэм? – окликнула Шарлотту Лизетта, заглядывая в дверь спальни и возвращая к действительности хозяйку, размечтавшуюся о том, как целует ее Дэнд, признавая себя ее верным рабом. Шарлотта виновато бросила цветок желтой розы, который вертела в пальцах, и повернулась.

– В чем дело, Лизетта?

– Внизу ждет леди Уэлтон. Она просит уделить ей несколько минут.

– Леди Уэлтон? – обрадовалась Шарлотта. Она уже много дней ничего не слышала о своей бывшей благодетельнице и даже начала беспокоиться, не случилось ли чего-нибудь в семействе Уэлтонов, но решила, что, возможно, один из мальчиков устроил скандал или Мэгги вернулась раньше времени из заграничной поездки со своим молодым мужем. – Немедленно проводи ее в гостиную и предложи прохладительные напитки. Скажи ей, что я спущусь через минуту.

Шарлотта в радостном предвкушении встречи пригладила щеткой короткие кудряшки, надела на шею бархотку и поспешила вниз. Она вошла в гостиную, приветливо протягивая руки гостье.

– Леди Уэлтон! Как я рада видеть вас!

Почтенная дама, одетая значительно проще, поднялась, неловко взяла протянутые руки Шарлотты в свои и крепко пожала их, окидывая ее пристальным взглядом с макушки красиво причесанной головки до изящных лайковых туфелек, выглядывающих из-под подола ее белого, украшенного вышивкой домашнего платья.

– Ты совсем не выглядишь обесчещенной голубкой, – пробормотала леди Уэлтон.

– Не выгляжу чем? – переспросила Шарлотта, радость которой сразу же погасла. Ей не следовало удивляться. По правде говоря, ей следовало бы давно понять, что долгое отсутствие леди Уэлтон не могло объясняться никаким возмутительным поступком одного из отпрысков семейства Уэлтонов. Вероятно, где-то в глубине души она это знала.

Взгляд леди Уэлтон скользнул по комнате, как будто отыскивая признаки происходящих здесь вакханалий. Потом с какой-то брезгливостью, которой Шарлотта раньше никогда у нее не замечала, она осторожно пристроила свой округлый зад на краешке дивана и окинула Шарлотту озадаченным и печальным взглядом.

– Ты это знаешь, Лотти. Это означает... доступная женщина.

Шарлотта рассмеялась бы, если бы ее бывшая благодетельница не была столь явно расстроена. Слава Богу, в этот момент вошла Лизетта с подносом в руках. Поставив на столик перед Шарлоттой кувшин охлажденного лимонада и стаканы, она присела в книксене и ушла. Шарлотта с благодарностью воспользовалась этим моментом передышки, чтобы приготовиться к допросу. Если судить по словам, сказанным леди Уэлтон в самом начале разговора, эта встреча могла оказаться мучительной.

Баронесса Уэлтон пришла с какой-то определенной целью. Что это была за цель, пока было трудно сказать, но Шарлотте она ничего хорошего не сулила. Однако для особы, которую они с Дэндом Россом общими усилиями создали, для многообещающей распутницы, которая проникнет в замок Сент-Лайона, чтобы выкрасть письмо, несомненно, этот визит можно было назвать победой. Так она и должна относиться к этой ситуации.

Плохо только, что сердце почему-то не позволяло ей радоваться этому триумфу.

– А как выглядит доступная женщина? – спросила она, наливая рюмочку ликера.

Леди Уэлтон, забыв на мгновение о своей миссии, задумчиво прищурилась.

– Распущенная. Неряшливая. Возбужденная и... отвратительно жадная.

– Боже милосердный! – пробормотала Шарлотта. – Ну что ж, возможно, я такая.

– Надеюсь, нет, – сказала леди Уэлтон.

– Почему же? – удивилась Шарлотта.

– Потому что в противном случае это означает, что ты вступила в эту греховную связь не по причине страсти, а из-за... денег. – Последнее слово леди Уэлтон произнесла так, словно оно оскверняло ее рот.

– Значит, другого выбора у меня нет? – Шарлотта пыталась говорить без обиняков, однако леди Уэлтон, в голубых глазах которой отражалось страдание, была ей слишком дорога, и она не могла полностью скрыть от нее собственную боль.

– Нет, – сказала леДи Уэлтон и протянула ей руку. Даже не подумав о том, что бессердечная проститутка и внимания не обратила бы на этот жест, Шарлотта немедленно схватила ее за руку. Рука леди Уэлтон дрожала. – Я понимаю тебя, Лотти, – сказала она. – Я тебя знаю. Ты, как и я, не желаешь позволять обществу указывать тебе, что следует делать, с кем водить компанию и как поступать. Я знаю, что ты натура пылкая, кокетливая и, возможно, чаще, чем нужно, поддаешься импульсам.

Импульсивность. Как, однако, плохо эта милая женщина знает ее. Шарлотта все делает в соответствии с заранее разработанным планом. Все, кроме ее реакции на Дэнда Росса. Менее, чем она, склонных к импульсивным действиям женщин свет не видывал.

– Я знаю, как молодой человек может вскружить голову, когда можно пойти на любую жертву, лишь бы побыть несколько мгновений в его объятиях, – продолжала леди Уэлтон. – Особенно если он красив. Особенно если он оказывает... давление, чтобы удержать тебя в его власти...

И тут Шарлотта поняла, что леди Уэлтон спрашивает, не соблазнил ли ее Дэнд против ее воли!

– Леди Уэлтон, я не...

Леди Уэлтон проворно закрыла рукой рот Шарлотты, заставляя ее замолчать.

– Скажи мне только, что ты не по доброй воле выбрала этот... образ жизни, что сожалеешь о сложившейся ситуации, и я найду способ все исправить. Уэлтон, несмотря на все его недостатки, не лишен влияния, а я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не слишком пострадала от этого своего... ложного шага. – Она медленно накрыла рукой руку Шарлотты и крепко ее стиснула. – Прошу тебя. Я не знаю, как объяснить это Мэгги. Я не знаю, что сказать Уэлтону. Прошу тебя. Мы любим тебя, Лотти.

Шарлотта была потрясена до глубины души. Она понимала, что придется пережить мучительные моменты, что предстоят и боль, и страдания. Она не обманывала себя и была готова к тому, что после этого приключения с прежней жизнью будет покончено и что жить ей будет трудно. Она, конечно, понимала, что причинит страдания своим сестрам, но утешала себя тем, что время, а также любовь и поддержка их мужей помогут им пережить эту боль.

Но она никогда не думала, что ее поступок так глубоко заденет других людей, которые ее любили, ее поклонников, бывших одноклассников, друзей. К числу ее друзей, несомненно, относилась и леди Уэлтон.

Как могла она причинить боль стольким людям? Как могла она причинить боль леди Уэлтон, которая всегда была так добра к ней, которая приютила ее и относилась к ней скорее как к родной дочери, чем как к приживалке без гроша в кармане, какой она в то время была? Но разве у нее был выбор?

– Извините, леди Уэлтон, – сказала она, пытаясь удержать на губах улыбку, – но я вполне довольна своим нынешним положением.

Леди Уэлтон опустила руку.

– Я этому не верю. Ты... ты не можешь понять, что это означает, дитя мое. Ты превратишься в изгоя. Ты уже стала изгоем.

– Но ведь есть и другие общества, кроме высшего света.

Леди Уэлтон покачала головой:

– Нет, дорогая моя. Для тебя их нет. Не обманывай себя. Ты воспитывалась в определенном кругу. Тебе прививались определенные манеры и внушались определенные ожидания относительно твоего образа жизни и твоего будущего. Ты привыкла к тому, что тебя хвалят, за тобой ухаживают и тебя прославляют. Ты привыкла, что в любом месте, куда бы ты ни отправилась, тебя примут с распростертыми объятиями. Ты привыкла встречаться с людьми, которые не отворачиваются от тебя на улице, а приветствуют тебя с восхищением и любовью. Ты привыкла обедать с друзьями, которым ничего не нужно от тебя, кроме твоего общества.

Шарлотта, мы с тобой обе всегда были прямолинейны. И я намерена сейчас спросить у тебя прямо: неужели эта женщина, эта миссис Малгрю, и есть тот человек, с которым ты желаешь провести всю оставшуюся жизнь? Неужели тебя устраивает ее компания и женщины, с которыми она общается и которые в силу сложившихся обстоятельств всегда должны зависеть от настроения своих хозяев? Неужели ты хочешь, чтобы развратные мужчины с сомнительной репутацией оценивали тебя, словно скотину на ярмарке?

Шарлотта отвернулась, опасаясь, что разрыдается, а леди Уэлтон, неправильно истолковав ее слезы, обратится в полицию, чтобы они помогли вырвать ее из когтей Дэнда.

– Боже мой, леди Уэлтон, – умудрилась сказать Шарлотта, – похоже, вы довольно много знаете о жизни проститутки!

Огонек, горевший в глазах леди Уэлтон, вдруг потух, и она показалась неожиданно хрупкой и ранимой.

– Ты умышленно пытаешься причинить мне боль, – тихо сказала она. – Я никогда бы не подумала, что ты способна на такое. Наверное, я и впрямь плохо тебя знаю.

Шарлотта вздернула подбородок. Не для того она столько лет играла роль самовлюбленной нимфоманки, чтобы вдруг разучиться ее играть при первых же угрызениях совести.

– Пожалуй, вы правы, – беззаботно сказала она. – Подозреваю, что это и есть настоящая причина вашего визита ко мне?

– О чем ты? – смутилась леди Уэлтон.

– Вы пришли, чтобы прямо сказать мне, что больше меня не знаете, – сказала Шарлотта. – Очень великодушно с вашей стороны. Очень честно. Умоляю вас считать, что вы выполнили все обязательства по отношению ко мне.

– Это несправедливо! – воскликнула леди Уэлтон, выражение лица у которой стало обиженным, как у комнатной собачки, которой неожиданно дали пинка.

– Да, несправедливо, – согласилась Шарлотта. – Однако, видите ли, вам ведь ничего не остается, кроме как согласиться с моим выводом: вы больше не хотите меня знать, – сказала Шарлотта и добавила более тихим и более ласковым голосом, чем намеревалась: – Я все понимаю.

Глаза леди Уэлтон наполнились слезами. Слезами печали. Но также и облегчения.

– Я хотела бы, чтобы можно было поступить как-то по-другому. Я хотела бы...

Дверь гостиной в этот момент распахнулась, и на пороге появился Дэнд, одетый в щегольскую одежду, позаимствованную у Рэма Манро, по-хозяйски окидывая взглядом место действия. Фальшь. Все в этом отвратительном представлении было фальшивым. Его пылкость, ее утраченная добродетель, их отношения, его прошлое – вплоть до его проклятой одежды. Она посмотрела ему в глаза, понимая, что ей плохо удается скрыть свои страдания, и закусила дрожащую губу.

Дэнд прищурился, лицо его напряглось, и он вошел в комнату, направившись прямиком к леди Уэлтон, которая сидела, комкая мокрый от слез платочек.

– Лотти, любовь моя, – произнес он с дьявольской улыбкой. – Ты меня не предупредила, что у нас гости!

Неужели он ждал, что она представит его леди Уэлтон? Это было бы в высшей степени оскорбительно для бедной женщины, и Шарлотта этого не сделает. Ни за что!

Очевидно, боясь, что Шарлотта, или, вернее, это незнакомое создание, которое она некогда знала как Шарлотту, сделает именно это, леди Уэлтон поднялась с кресла. Потом, высоко подняв голову, со слезами, струящимися по напудренным щекам, она, не говоря ни слова, проплыла мимо Дэнда и вышла в холл. Мгновение спустя они услышали, как захлопнулась входная дверь.

Шарлотта изо всех вил пыталась сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Приподняв бровь, она заглянула в лицо Дэнда.

– Ну что ж, мне кажется, все прошло неплохо, – сказала она.

Он поднял ее с кресла и крепко обнял, положив ее голову на свое широкое плечо. И тут она расплакалась.

Глава 13

Джермин-стрит, Пиккадилли,

10 июля 1806 года

Два дня спустя Джинни, перелистывавшая журналы мод, разбросанные вокруг ее дивана, взглянула на вошедшую в комнату юную приятельницу и сразу же отложила доставленное контрабандой издание «Ла бель ассамбле». Шарлотта выглядела нездоровой.

Не обладая классической красотой своих сестер, Шарлотта имела нечто большее – жизнерадостность, энергию, которые придавали ей неотразимую привлекательность. Сейчас оживления не было и в помине. Сиреневые тени залегли вокруг ее глаз, а уголки побледневших губ опустились.

Джинни, охваченная дурными предчувствиями, закрыла журнал и, не тратя времени на обычные приветствия, спросила:

– Что случилось, Шарлотта? Где мистер Росс?

Может быть, этот мерзавец приобщил наконец Шарлотту к плотским наслаждениям и оказался неподходящим проводником в этой первой экспедиции? Может быть, он был недостаточно добрым? Недостаточно нежным? Джинни охватил гнев.

– У него есть кое-какие дела.

Джинни пристально вгляделась в Шарлотту. Нет. Проблема была не в этом. Иначе упоминание его имени вызвало бы у нее более сильную реакцию, чем сейчас. Расчистив место на диване, она жестом пригласила Шарлотту сесть. Шарлотта с вымученной улыбкой на губах подчинилась.

– Почему ты такая мрачная, дорогая моя? Или ты боишься за успех нашего предприятия из-за того, что я сказала на прошлой неделе? Не сердись на меня за резкий тон и за необдуманные слова, – сказала Джинни. – Я думала лишь о том, что будет лучше для нашего плана.

Она до сих пор не вполне сознавала, насколько важна для нее компания Шарлотты – общение с женщиной того же класса, того же уровня образования, которая вращалась в тех же кругах, где некогда вращалась и она, и встречалась с теми же людьми, с которыми когда-то водила знакомство она.

– К тому же, – продолжала она, – мои слова, возможно, послужили необходимым стимулом, потому что за последние несколько дней ты великолепно справлялась со своей ролью, Лотти. Я со своей стороны тоже, как могла, поспособствовала этому. С помощью нескольких монет, сунутых в руки твоих хорошо оплачиваемых слуг, мне удалось убедить их энергичнее распространять сведения о том, что происходит в твоем любовном гнездышке. В обществе только и разговоров что о твоих опрометчивых поступках.

– Но мои опрометчивые поступки являются фактически триумфом.

– Да, так оно и есть. – Джинни, наморщив люб, взяла фарфоровый чайник, стоявший на столике рядом с ней. – Позволь налить тебе чашечку шоколада. Ты плохо выглядишь, дорогая моя. – Шарлотта промолчала. – Что привело тебя сюда? Почему ты в таких растрепанных чувствах?

– Я пришла, чтобы кое-что узнать. Мне необходимо кое-что узнать.

Джинни спокойно налила горячую темную жидкость в одну из изящных фарфоровых чашечек.

– Понимаю, Лотти. Что тебе хочется узнать? Шарлотта взглянула Джинни прямо в глаза:

– Для твоей семьи это было тяжело? Джинни перестала разливать шоколад.

– Что было тяжело для моей семьи?

– Ну, когда они поняли, какой образ жизни ты избрала? Какова была их реакция?

А-а, значит, вот в чем дело. В сердце Джинни шевельнулась жалость. Ну что ж, наверное, этого следовало ожидать. Все это выглядит проще в теории, чем на практике. Но теперь уже поздно идти на попятный. Теперь она могла лишь, немного солгав этой смешной, благородной и наивной девочке, сгладить переход от «бриллианта чистейшей воды» к «отверженной».

– Родни у меня почти не осталось. Есть младшая сестра (которая уже лет десять как с ней не разговаривает), дядюшка (который тоже не поддерживает с ней отношений) и несколько кузин и кузенов. Радости по этому поводу они, конечно, не испытывали, но в конце концов смирились с тем, что от них не зависит (прервав с ней практически все связи). – Она закончила разливать шоколад, надеясь, что Шарлотта не заметила, что она умышленно замедляла эту процедуру, чтобы успеть подобрать подходящие слова. – Аристократия привыкла к скандалам, Лотти. На какое-то время ты станешь сенсацией. Все будут пребывать в возбуждении, пока их внимание не привлечет следующая сенсация.

– Значит, как только совершится следующее грехопадение, обо мне забудут? – сдержанно спросила Шарлотта.

Наверное, следует сказать девочке правду.

– Забудут, но никогда не простят. Некоторые из твоих родственников, в зависимости от того, насколько они тебя любят, сделают, что смогут, чтобы облегчить тебе жизнь. Но ради благополучия своих детей они не смогут публично приглашать тебя в свои дома. По крайней мере в лондонские резиденции.

Шарлотта вздрогнула всем своим стройным телом, но взгляд не отвела и спокойно сказала:

– Понятно.

– Если ты найдешь себе достаточно могущественного и притом пылкого любовника, то он сможет навязать твою компанию своим знакомым – разумеется, знакомым мужского пола. И жены некоторых из них, возможно, тоже будут вынуждены принимать тебя у себя, когда не ожидается большого стечения публики. Но в целом ты будешь навсегда обречена находиться за пределами круга, в котором некогда вращалась.

Джинни почти ожидала гнева, слез, сцены с упреками и обвинениями. Шарлотта ее удивила. Она побледнела, но лишь кивнула:

– Спасибо за откровенность.

Спокойное восприятие Шарлоттой всего сказанного заставило Джинни почувствовать себя пристыженной и виноватой. Она терпеть не могла подобные чувства, поэтому инстинктивно постаралась снова перейти в наступление.

– Надеюсь, ты не считаешь, что тебя не предупредили должным образом? – резко спросила она.

Улыбка Шарлотты тронула сердце Джинни.

– Ты ошибаешься.

Джинни закрыла глаза. Она-то думала, что навсегда отделалась от таких эмоций, как сознание собственной вины. А они вдруг всколыхнулись в ее душе, заставляя задуматься над тем, что она сделала в своем упорном стремлении достичь цели, которую считала справедливой. Какое она имела право затащить эту... эту девочку в свой мир и обречь ее на такую же, как у нее, судьбу?

– Есть альтернатива, – услышала она собственные слова. – Ты можешь уехать из Лондона. Но сделать это придется сразу же. Ты можешь уехать к своему зятю, маркизу. Конечно, такого, как прежде, преклонения и восхищения ты никогда больше испытывать не будешь, но, возможно, отчасти твое положение восстановится. Даже самую строгую поборницу нравственности можно со временем убедить в том, что ты всего лишь допустила оплошность, что это всего лишь грешок юности, если все узнают, что ты раскаиваешься в этом, скрываясь в течение нескольких лет в загородном поместье своего зятя, маркиза. Со временем ты даже сможешь вернуться в общество. Джинни не могла бы сказать, слышит ли ее девушка. Она смотрела куда-то вдаль, и какое будущее она там видела, Джинни могла только догадываться.

– Я люблю своих сестер, – тихо сказала Шарлотта, – у меня есть дорогие мне люди, которых мои действия поставили в невыносимое положение.

– Я это знаю.

– Я не хочу, чтобы они страдали по моей вине из-за того лишь, что любят меня.

– Понятно.

Шарлотта тряхнула головой, словно пытаясь привести в порядок мысли. Она закусила губу и устало провела рукой по лицу, потом встала, так и не прикоснувшись к шоколаду, остывающему в фарфоровой чашке.

– Спасибо, Джинни. Я должна идти.

– Но что ты будешь делать? – спросила Джинни.

– Это еще один вопрос, на который я не знаю ответа, – сказала она и, не проронив больше ни слова, ушла.

Она никогда не думала, что занять место Джинни в качестве любовницы Сент-Лайона будет легко, но ей и в голову не приходило, что это обойдется ей так дорого. Она, видно, была так глупа, что не осознавала, что расплачиваться за это придется не только ей и ее сестрам.

Никто, а меньше всего она сама, не позаботился о том, чтобы спросить, готовы ли другие расплачиваться за ее публичный позор. Нет, она сделала этот выбор сама. Мысль об этом преследовала ее после визита леди Уэлтон, вызывая сомнения и чувство вины. Ссылаясь на головную боль, она два дня не покидала свою комнату, пытаясь найти ответ. Наконец отчаявшись, она решила посоветоваться с Джинни. Ответ куртизанки оставил Шарлотту в недоумении. Она уж не знала, имеет ли право продолжать задуманный план. Ответ она так и не получила.

Сняв перчатки, она положила их возле серебряного подноса, на котором некогда скапливалось по десятку приглашений в день, а теперь лежало одно письмо. Она рассеянно взяла его и понесла в гостиную, вспоминая о том дне в монастыре год назад, когда началась ее волнующая карьера.

Тогда ей казалось, что очень благородно предпринять в память об отце это представление для блага Англии. Интересно, что сказал бы отец, если бы узнал, чем она стала... вернее, чем она стала, по мнению света? Стал бы он ею гордиться, если бы узнал мотивы ее действий? Или это лишь удивило бы его и расстроило?

Сделала ли она это по велению своего неистового сердца? Руководствовалась ли она низменными или благородными мотивами? И, что еще важнее, имели ли вообще ее мотивы какое-нибудь значение?

Она вошла в гостиную и, проходя мимо кресла, бросила на него шаль. Рассеянно взяв нож из слоновой кости, она вскрыла конверт и без особого интереса развернула письмо. Она увидела, что оно от Кейт, и у нее екнуло сердце.

Она прочла следующее:

«Дорогая Шарлотта,

извини, что так долго не писала тебе, но ввиду срочной передислокации полка у меня не осталось свободного времени, которое я обычно отводила для написания писем. Месяц выдался весьма напряженный, сестричка. На прошлой неделе в неожиданных стычках мы потеряли несколько человек. Бедный лейтенант Макгенри потерял руку, а он недавно женился, и дома его ждет молодая жена. Я утешаю себя тем, что он по крайней мере возвратится домой. Единственная хорошая новость заключается в том, что Кита отзывают и мы к концу месяца возвратимся в Лондон! Как бы хотелось, чтобы это было навсегда! Однако это лишь для того, чтобы доложить обстановку и провести консультации с начальством. Если только эта война не закончится в ближайшее время, мы возвратимся на континент. Ах, Лотти, как мне хочется, чтобы этот проклятый конфликт закончился!

Я очень рада, что ты находишься в безопасности в Англии, моя дорогая, а если ты беспокоишься о моей безопасности, то спешу тебя заверить, что жены офицеров обычно находятся вдалеке от поля боя. Но хотя я в безопасности и Кит старается по возможности оградить меня от всего, что связано с войной, я не могу не знать о том, что происходит на поле боя.

Как много разрушений! Как много потерь! Сколько жизней унесла война, сколько людей покалечила! Я говорю не только о наших солдатах, Лотти, но и о вражеских, потому что, когда видишь истекающего кровью человека или человека в агонии, невозможно не пожалеть его, независимо от того, свой он или чужой! А еще печальнее видеть, как отражается война на жизнях тех, кто живет здесь и кто стал невольным свидетелем ужасов войны.

Мы проезжаем мимо неубранных, заброшенных полей. Амбары стоят пустыми, потому что запасы зерна разграблены или конфискованы. Многие старались уехать до нашего прихода, а те, кто не мог уехать, оставались и становились свидетелями кошмара.

Господь создал людей не для того, чтобы они убивали друг друга. Он внушил каждому из нас отвращение к акту, который осуществляют солдаты, выполняя свой долг. Но за это им приходится расплачиваться. Я знаю последствия «знаменитого сражения», Лотти. Я ходила поздней ночью среди палаток и слышала, как они кричат от страшных ран.

Боюсь, что когда, по Божьей милости, они вернутся домой, кошмары у них не прекратятся и будут преследовать их до конца жизни. Страшно требовать от цивилизованного человека, Лотти, чтобы он убивал себе подобных. Хотелось бы мне иметь возможность сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить эту войну. Хоть что-нибудь! Что угодно! Но что могу я сделать, кроме как поддерживать своего дорогого Кита да держать за руки раненых и умирающих? Да еще молить Бога, чтобы как можно скорее кончилась эта война? Каждый день приносит столько потерь для всех людей. Будем молить Господа, чтобы это прекратилось. Ради нас всех.

Твоя любящая сестра Кейт».

Шарлотта аккуратно сложила письмо, почувствовав, что впервые после визита леди Уэлтон два дня назад к ней возвращается спокойствие.

– Мисс Нэш, вам что-нибудь нужно?

В дверях стояла Лизетга, с тревогой смотревшая на нее. Она успела привыкнуть к испуганному выражению ее лица за последние сорок восемь часов, с тех пор как она, отказавшись куда-либо выходить с Дэндом, чтобы дать еще больше пищи для сплетен, закрылась у себя в комнате, критически рассматривая со всех сторон свой образ действий и так и не решив, что ответить Дэнду, когда он захочет узнать, что случилось.

Ну что ж, скоро она успокоит Лизетту. И Дэнда тоже. Письмо Кейт напомнило, что ей выпала уникальная возможность сделать нечто большее, чем молиться о скорейшем окончании войны.

– Да, Лизетта, – сказала она с улыбкой. – Приготовь мне золотистое платье. А когда вернется месье Руссе, сообщи ему, что нынче вечером мы едем в театр и я настаиваю, чтобы он был там к концу первого акта.

Услышав ее игривый тон, Лизетта расцвела улыбкой.

– Слушаюсь, мэм! – сказала она, приседая в книксене.

Глава 14

Хэмстед-Хаус, Бедфорд-сквер,

30 июля 1806 года

– Итак, наш спектакль близится к концу, – сказал Дэнд, когда они в наемном экипаже подъезжали к богатому особняку графини Хэмстед.

Приглашение было отправлено и получено задолго до того, как Шарлотта сбилась с пути истинного, а поскольку в жизни самой графини Хэмстед в прошлом всякое бывало, она и не подумала о том, чтобы отозвать приглашение. Или, возможно, полагала, что у Шарлотты хватит тактичности не приехать, чтобы избавить и хозяйку, и себя от неловкости.

«Увы, графиня Хэмстед, вы ошиблись, – думала Шарлотта, – потому что ваш раут послужит идеальной сценой для того, чтобы сыграть финальный акт разыгрываемой нами пьесы».

Она чуть переместилась на сиденье, и искусственные бриллианты колье, позаимствованного у Джинни, сверкнули в полутьме, красуясь на белой, как у голубки, груди над линией глубокого декольте ее платья.

Она чувствовала себя спокойной, собранной и уверенной. Не нервничала. Не испытывала смущения. Пожалуй, было некоторое нетерпение: ей хотелось, чтобы поскорее закончился следующий акт.

Напротив в углу молча сидел Дэнд. После сегодняшнего вечера их пути разойдутся. Он вернется во Францию, а она... отправится в Шотландию.

Экипаж остановился, попав в пробку, образованную экипажами, продвигающимися со скоростью улитки по бульвару, ведущему к особняку Хэмстед. Дэнд долго молчал. Даже его руки, опиравшиеся на серебряный набалдашник трости, были неподвижны. Она ощутила на себе его напряженный взгляд.

– Ты вполне готова к сегодняшнему вечеру? – спросил он, когда экипаж снова двинулся.

– Вполне, – ответила она. – А ты?

– Конечно, готов. Хотя до сих пор не понимаю, почему именно мне достанется пинок под зад.

Она поняла, что он хочет ее отвлечь, и с радостью поддержала заданный тон разговора:

– Мы уже обсуждали все это. Сент-Лайон должен подумать, что я не какая-то жалкая девчонка, а бессердечная женщина, которая ищет более богатого и более щедрого покровителя.

– Похоже, в этом есть смысл. Но предупреждаю, что моя мужская гордость никогда полностью не оправится от оскорбления, которое ты намерена нанести ей нынче вечером.

– А я спешу заверить тебя, что под сомнение ставится вес не того, что имеется у тебя в штанах, а того, что ты носишь в своем кошельке.

– Побойся Бога, Лотти, – ошеломленно взмолился Дэнд. – Откуда такой лексикон?

– Правда, здорово? – с самодовольным видом спросила она. – Я целый вечер практиковалась в таких высказываниях. Джинни рассказала мне много чего интересного.

– Страшно даже представить себе, что именно, – сухо заметил он.

– Нет смысла губить свою репутацию кое-как. Лично я погублю свою репутацию с шиком. – Она улыбнулась, надеясь, что высказалась залихватски. Она надеялась внушить Дэнду, что сможет сыграть свою роль в сегодняшнем представлении с апломбом. – Или по меньшей мере с юмором.

– Мне будет очень не хватать тебя, Лотти, – тихо сказал он. – Дни, проведенные вместе, доставили мне истинное удовольствие.

– Мне тоже, – любезно сказала Шарлотта, стараясь, чтобы он не заподозрил, что это чистая правда. Время, проведенное с ним, значило для нее гораздо больше, чем ей хотелось бы признаться. Даже самой себе. А тех моментов, когда в соответствии с ролью ему требовалось флиртовать с ней, прикасаться к ней, ей будет не хватать еще больше.

От нежных слов Дэнда у нее подгибались колени. От его страстных взглядов учащался пульс. От ласк замирало дыхание. А что касается поцелуев Дэнда... Будь на ее месте более глупая девчонка, менее опытная и более сентиментальная, чем Шарлотта, лежала бы она без сна по ночам, думала, куда, интересно, в конечном счете ведут эти поцелуи, и в отчаянии понимала, что никогда этого не узнает.

К счастью, она была не такая девчонка.

Отдернув занавеску, она увидела широкие мраморные ступени лестницы, ведущей к ярко освещенной открытой двустворчатой двери. По обе стороны от двери выстроились ливрейные лакеи, принимая гостей, поток которых, словно поблескивающие воды реки, вливался с улицы.

– Кто бы мог подумать, что такое может случиться? – пробормотал он. – Это безумие.

– Лошадь обезумела, – поправила его Шарлотта, подумав об экипаже, который сбил Джинни и тем самым в корне изменил ее собственную судьбу. – Любопытно было бы узнать, чего она так испугалась. Но из этого следует сделать вывод: даже самые лучшие планы могут пойти насмарку из-за клочка бумаги, из-за горошины, выпущенной из металлической трубочки, или из-за крадущейся кошки.

– Да уж, – тихо согласился Дэнд. Некоторое время они молчали, потом он сказал с преувеличенной бравадой: – Позволь мне воспользоваться случаем и похвалить тебя за хорошее исполнение своей роли в течение последних нескольких недель.

Он говорил это так, как будто признавал профессионализм своего партнера в пьесе перед заключительным актом последнего спектакля.

– Спасибо. Я тоже хочу похвалить твою игру. А теперь, наверное, нам следует продолжить.

– Да.

Ни один из них не двинулся.

– Лотти, ты ведь знаешь, что я через несколько дней должен вернуться во Францию.

– Знаю. Умоляю тебя, будь осторожен.

– Да, да. – Он нетерпеливо отмел ее тревоги. – Я хотел сказать другое... Ты понимаешь, что после сегодняшнего вечера я не смогу бывать в твоем доме. А если мы случайно встретимся в каком-нибудь публичном месте, ты должна сделать вид, что не замечаешь меня.

– Я понимаю. Решив строить свое будущее не с тобой, я не должна оглядываться через плечо.

– Именно так. – Она увидела, как блеснули в улыбке его белые зубы, и сердце у нее замерло. – У нас теперь долго не будет возможности поговорить друг с другом.

Очень долго. А когда они увидятся снова, все изменится.

– Но, – продолжал он, – если я тебе потребуюсь в течение следующих нескольких дней, знай, что я снял комнаты на Бедфорд-сквер. После этого, если я буду нужен тебе, ты должна будешь связаться с отцом Таркином, а уж он будет знать, как меня найти.

Его забота тронула ее, но она скрыла свои эмоции, улыбнувшись и покачав головой.

– Может быть, и желтую розу следует послать? Коли, конечно, сезон будет подходящий, – Заметив, что он не ответил, она легонько прикоснулась к его руке. – Ах, Дэнд, давай покончим с твоей клятвой, чтобы тебе не пришлось провести долгие годы в напряженном ожидании цветка. – Она кокетливо улыбнулась. – Вот тебе мое официальное заявление: я, Шарлотта Нэш, освобождаю тебя от твоего обета.

– Ты не можешь меня освободить, Лотти, – сказал он тихо. – Только мое сердце может судить, расплатился ли я со своим долгом.

– Бедное сердце, – шепнула она.

– Тем не менее верное, – согласился он и, неожиданно протянув руку, прикоснулся к ее щеке кончиками пальцев.

Черт бы его побрал! Она не раз говорила ему, чтобы носил перчатки. А он вечно об этом забывает, и вот теперь из-за его прикосновения по ее телу прокатилась волна желания и глаза стали томно закрываться.

– Дорогая Лотти, – тихо прошептал он, – если когда-нибудь я тебе потребуюсь, позови меня, и я к тебе приду. – Его пальцы скользнули по щеке на шею, зарылись в короткие кудряшки на затылке, и он удобно уложил ее голову на ладонь. Она почувствовала на себе его теплое дыхание с едва заметным запахом бренди и услышала громкие удары своего сердца, потому что перестала дышать. – Если тебе потребуется от меня что-нибудь – что угодно! – то я либо выполню твою просьбу, либо погибну, выполняя ее, и меня не остановят ни темная ночь, ни дальняя дорога, ни океан, ни вся королевская рать.

Она услышала вибрирующие нотки его голоса, ощутила неведомую силу, скрывающуюся в его словах, и у нее замерло сердце: ей страстно хотелось верить, что за этим стоит нечто большее, чем просто чувство долга. Нечто большее, чем упрямое благородство.

Он прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй был горько-сладкий, нежный и страстный, не похожий на поцелуи, которыми они обменивались прежде. Но в этот момент экипаж остановился и резко наклонился, когда кучер спрыгнул с облучка на землю. Дэнд неохотно отпустил ее и откинулся на спинку сиденья. В полутьме его глаза поблескивали.

– Для того, чтобы позвать меня к тебе, – сказал он тихо, с баритональными нотками в голосе, – не потребуется дурацкая роза!

– Я сказал ей, что она выставляет себя на посмешище! – во всеуслышание заявил месье Андре Руссе, хотя к кому он обращался, было неясно. Несколько человек оглянулись, услышав его громкое, не вполне внятно произнесенное заявление. – С трудом верится, что она этого хочет! Возникает вопрос: в чем тут дело? – Он сердито фыркнул, бросая возмущенный взгляд на объект, о котором шла речь. – Так я вам отвечу. Любая женщина, которая появляется на публике оголенная до такой степени, жаждет повисеть, словно бывший в употреблении галстук, на шеях у многих других мужчин.

Со времени последнего появления на сцене великих актеров Сары Сиддонс и Джона Кембла более двух десятков лет назад высший свет не имел удовольствия присутствовать на подобном спектакле. Гости, направлявшиеся к обеденным столам, замолчали и затаили дыхание.

Высокий красивый француз месье Руссе, подойдя к своей любовнице Шарлотте Нэш, сердито продолжал обличительную речь, а она тем временем кокетливо постукивала сложенным веером по груди какого-то настойчивого поклонника. Услышав жестокие, обвинения, леди побледнела, как ее золотистое платье, покрой которого, если уж говорить беспристрастно, почти не оставлял пищи для воображения, а лишь подчеркивал прелести, скрывающиеся под тончайшей тканью. Дамы впоследствии будут насмешливо утверждать, что платье специально увлажнили, чтобы оно облепило, как вторая кожа, ее фигуру, хотя и будут вынуждены признать, что там было на что посмотреть.

Рыжеволосая ведьмочка медленно повернулась и обратила взгляд своих кошачьих глаз на мужчину, которого все общество считало ее любовником.

– Бывший в употреблении галстук, говоришь? Так даже это тебе не по карману, Руссе?

Поток гостей к двери остановился окончательно. Эта сцена назревала в течение всего вечера. Месье Руссе, которого никто не знал, но о котором знал каждый, вошел под руку с Шарлоттой Нэш, не обращая внимания на удивленные смешки и неодобрительное шипение. Мисс Нэш сразу же покинула его, а он стал пить, причем в таком количестве, которое, как признался, не скрывая уважения, один старый генерал, даже его сразило бы наповал, а он как-никак мог в свое время выпить три бутылки – и ни в одном глазу.

Мисс Нэш же в отличие от него развлекалась тем, что флиртовала напропалую с любым мужчиной, который не избегал ее компании, а число таких мужчин, по словам некоторых мудрых старых матрон, было гораздо больше, чем этого хотелось бы женам, мамашам и невестам.

Руссе не спускал с нее глаз, поглощая стакан за стаканом портвейн и игнорируя призывные взгляды наиболее склонных к авантюрам матрон, которые признавались, что понимают – в чисто теоретическом смысле, – почему такая взбалмошная и страстная девушка, как Шарлотта Нэш, пожертвовала ради него своей репутацией.

Но когда Шарлотта, наклонившись, прошептала своему юному поклоннику, который был наследником огромного состояния, нажитого вульгарной торговлей, что-то такое, что заставило его побагроветь от удовольствия, Руссе в мгновение ока пересек комнату, схватил ее за руку и потащил за собой в небольшой кабинет. В течение последовавших десяти минут оттуда слышались то тихие оправдания, то взрывы негодования. Однако, как бы ни пыталась мисс Нэш успокоить своего разъяренного любовника, ей, судя по всему, это не удалось. Он выскочил из кабинета с глазами, горящими возмущением, и выругался. Несколько минут спустя появилась мисс Нэш. Она раздраженно вздохнула, пытаясь прийти в себя.

Все это произошло два часа назад.

И теперь Руссе проталкивался сквозь толпу с явным намерением нанести мисс Нэш физические увечья! Он уже находился в десяти футах от девушки, стоявшей с надменным видом, когда несколько джентльменов, опасавшихся худшего, схватили его.

– Отпустите меня, – гремел он, вырываясь из их рук. – Отпустите же, черти этакие! Пока вы, бедняги, тоже не попали к ней в рабство!

– Отпустите его! – насмешливо произнесла мисс Нэш. – Он ни за что не уйдет, пока не сделает из себя посмешище.

Джентльмены неохотно отпустили руки Руссе. В его красивых глазах уже не было ярости, когда он, преодолев разделяющее их расстояние, остановился перед ней.

– Ну, Руссе, – спросила она, всем своим видом давая понять, что ей все это наскучило, – какие еще претензии ты намерен высказать? Только, умоляю, поторопись. Уже выстраиваются пары для кадрили, а я обожаю танцевать кадриль.

– Ты жестока.

– Если отказ сохранить ненужное заблуждение можно назвать жестокостью, то я признаю себя виновной.

– Бессердечная проститутка! Я боготворил бы тебя! Ее губы дрогнули в улыбке.

– В таком случае я спасла твою душу от святотатства, и ты должен благодарить меня за то, что я предлагаю тебе расстаться. А я действительно предлагаю тебе расстаться.

Она хотела было отойти от него. Но Росс к этому времени переживал такие мучения, о которых можно было лишь догадываться и надеяться, что они никогда не выпадут на твою долю. Лицо его было ужасно. Отчаяние и гнев были написаны на нем. Увидев, что она уходит, он остановил ее. Она круто повернулась, и звук пощечины, которую она дала ему затянутой в перчатку рукой, разнесся над притихшей толпой.

Ошалевший от неожиданности, пьяный, униженный, он выпустил ее руку.

– А теперь, когда ты унизил нас обоих, не будешь ли ты любезен уйти отсюда? – В ее голосе уже не было холодного безразличия. Она была явно расстроена. Глаза ее блестели, возможно, от слез.

Они долго стояли, глядя друг на друга; на лице мисс Нэш сменялись эмоции, которые никто не смог бы истолковать. Потом, отвесив поклон, причем весьма ловко, несмотря на состояние опьянения, Росс элегантно расшаркался и тихо шепнул:

– Ваш покорный слуга, мэм. Ваш раб.

Мисс Нэш оставалась на балу и танцевала почти до рассвета, а досужие языки уже работали вовсю:

– Она почти заявила во всеуслышание, что он не в состоянии содержать ее так, как ей того желательно.

– Это почти что равносильно заявлению о том, что она ищет кого-нибудь, кто мог бы это сделать.

– Я всегда считала ее слишком дерзкой.

– Но не настолько дерзкой? Я знаю ее сестру, маркизу Коттрелл. Она будет в ужасе.

– А может быть, не будет. Зная свою сестру, она могла ожидать от нее чего-нибудь подобного. В отличие от моего бедного наивного сынка Джеффа.

– Или от моего невинного племянника Карла.

– Или от моего доверчивого мужа.

Глава 15

Калхотанд-сквер, Мейфэр,

3 августа 1806 года

Самое трудное – это ожидание, решила Шарлотта четыре дня спустя, вдевая голубую шелковую нитку в ушко иголки. Она столько времени потратила на изучение чертежей перестройки замка Сент-Лайона, что могла бы сделать их копии по памяти. Она знала до мелочей, куда выходит каждое окно и куда ведет каждый служебный коридор, какие шкафы имеют достаточную глубину, чтобы в них можно было спрятаться, какие двери ведут на лестничные клетки и где находятся потайные комнаты. Сделав все это, она старалась заполнить время чем могла.

Но рукоделие ей наскучило, чтение утомило, и она была сыта по горло общением с самой собой, а единственным человек, с которым ей хотелось бы поговорить, укрылся в какой-то квартирке на Бедфорд-сквер и изображает из себя отвергнутого любовника – по крайней мере так сказала ей Джинни. Он пьет, играет в азартные игры и распутничает – во всяком случае, она предполагала, что он распутничает, – тогда как она вышивает подушки!

Это несправедливо. Правда, она получала приглашения. Приглашения прокатиться в экипаже за город, подышать ночным воздухом в каком-нибудь увеселительном публичном саду или поужинать тет-а-тет с богатым джентльменом. Ей было так скучно, что она чуть не приняла одно из последних подобных приглашений, полученное от одного начинающего приобретать известность политика. С ним, возможно, было бы интересно поговорить. Но с другой стороны, он едва ли стал бы разговаривать о политике.

Поэтому она никуда не поехала. Она сыграла в вист с Джинни во время своего ежедневного визита к куртизанке и теперь стояла у окна, барабаня пальцами по подоконнику, смотрела на небольшую площадь напротив дома и думала о Дэнде. Ей хотелось быть с ним. Она принялась практиковаться в произношении некоторых из его колоритных словечек.

Наконец она глубоко вздохнула, поняв, что этим ничего не изменишь и что ей надо думать о совсем других вещах. О том, например, что Сент-Лайон к этому времени, наверное, получил письмо Джинни и предположительно ответил на него. Что, если он не попадется на эту наживку? Нет, быть того не может. Это было бы крушением всех планов, и она не желала даже думать об этом.

Итак, поскольку она не разрешала себе думать о Дэн-де и его заслуживающем презрения времяпрепровождении, но не осмеливалась думать о том, что все, что она сделала, было сделано напрасно, ей оставалось лишь вышивать наволочки!

Отложив рукоделие, Шарлотта уныло побрела к столику, где стояла коробка конфет, которую прислал кто-то из поклонников. В коробке уже освободились от кондитерских шедевров из миндального теста несколько золотистых гнездышек. «Неудивительно, – с мрачным юмором подумала она, – что многие женщины, запятнавшие свою репутацию, на которых мне указали в оперном театре, были толстушками».

Едва успела она выбрать марципановую розочку, как дверь в гостиную распахнулась. В дверях стояла Джинни, опираясь на элегантные костыли. Ее миловидное личико выражало радостное оживление. Она размахивала листком бумаги, словно флажком во время празднования королевского дня рождения.

– Пришло! Твое приглашение! – воскликнула она и, изящно развернувшись, одним костылем захлопнула за собой дверь. – Я вошла в дом одновременно с курьером и взяла на себя смелость расплатиться с ним за доставку. Я узнала его почерк, Шарлотта. Это от Сент-Лайона! – Громко стуча по полу костылями, она подошла к Шарлотте и бросила ей письмо. – Читай!

Шарлотта взяла письмо и, не потрудившись найти нож для вскрывания конвертов, взломала печать, подсунув под нее палец. Радуясь тому, что у нее не дрожат руки, она извлекла сложенное письмо и стала читать.

– Что он пишет? – спросила Джинни. Не сказав ни слова, Шарлотта протянула ей письмо.

«Дорогая мисс Нэш!

Я был очень расстроен, узнав о том, что за последнее время вы подвергаетесь отвратительным, гнусным нападкам. Кому, как не мне, понять, что вы, должно быть, переживаете, потому что сам я некогда был насильственным образом лишен всего, что знал и любил, хотя потом оказался в совсем иной и, спешу заметить, далеко не худшей ситуации.

Трудно пережить это, не впав в отчаяние, особенно если человека не окружают верные друзья, готовые предложить ему не только поддержку и сочувствие, но также дружеское общение и веселое времяпрепровождение, чтобы напомнить, что жизнь, со всеми ее взлетами и падениями, по-прежнему остается приключением для тех, кто достаточно смел, чтобы идти на риск. Прошу вас, нет, умоляю вас позволить мне предложить вам воспользоваться в это смутное время моим замком и моим гостеприимством.

Если вы не пришлете отказ с моим кучером Джеффри, то в воскресенье утром я отправлю за вами свой экипаж, с тем чтобы привезти вас в мой замок.

Всем сердцем надеюсь, что вы примете мое предложение, и предвкушаю удовольствие, которое получу от вашей очаровательной компании.

Морис, граф Сент-Лайон».

– Ну вот! – воскликнула Джинни. – Мы это сделали, Шарлотта! Завтра утром он присылает за тобой экипаж.

– Так скоро? – пробормотала Шарлотта.

– Ну что ж, дорогая моя, это лишь говорит о его пылкости. Ты должна быть польщена.

– Да, – сказала Шарлотта. – Должна. – Она расправила плечи, как будто физически принимая на них новое бремя, но взгляд ее был непреклонным. – Теперь, когда самая трудная часть плана выполнена, остается лишь просто отыскать письмо и заменить его фальшивкой, – сказала она. – Ну и, наверное, мне придется изображать из себя привлекательную гостью, чтобы удерживать внимание Сент-Лайона. Но не настолько привлекательную, чтобы он ни на шаг не отходил от меня, потому что на поиски письма мне потребуется время. – Она улыбнулась какой-то новой, более напряженной улыбкой. – Хочешь не хочешь, а придется мне найти какие-нибудь способы подавления моей невероятной притягательной силы.

Джинни ее бравада не ввела в заблуждение. Куртизанка слишком хорошо знала Шарлотту. Взгляд ее темных глаз наполнился жалостью. Но сейчас Шарлотте не нужна была жалость. Ей была нужна сила.

– Как только найдешь письмо, – сказала Джинни, – ты должна придумать какой-нибудь предлог и уехать оттуда немедленно.

– Ты имеешь в виду в мгновение ока? – холодно перепросила Шарлотта. – Вероятнее всего, этого мгновения у меня не будет, и мы обе знаем это.

Джинни, закусив нижнюю губу, повернулась к ней.

– Он... тактичный любовник, Лотти, – тихо сказала она. – Он бывает нежен... в моменты интимной близости.

Нежен? Шарлотта даже вздрогнула, услышав это слово.

Она не хотела нежности Сент-Лайона. Какую бы нежность ни проявил Сент-Лайон к ее телу, его отношения с ней не смогут быть более интимными, чем ее отношения с Дэндом. Она в течение нескольких недель изображала, что влюблена в Дэнда Росса, и на самом деле влюбилась в него, не желая даже думать о том, что на его месте может быть какой-то другой мужчина.

Она знала все вариации цвета глаз Дэнда: от теплого янтарного до почти черного цвета пережаренного кофе. Она знала каждый шрам на его руках, знала, как он поднимает брови, прежде чем улыбнуться; знала ленивую грацию его движений, его скрытую силу; его целеустремленность, прикрытую кажущимся равнодушием.

Она понимала, какой острый ум скрывается под небрежностью, какой суровый реалист скрывается под личиной бесшабашного повесы. Она знала его на вкус и знала, как от него пахнет. Стоило ей закрыть глаза, как все ее органы чувств, словно сговорившись, воссоздавали его образ в мельчайших подробностях.

Как можно было представить себе более интимные отношения с кем-то другим? Только разве с помощью физиологического акта близости.

Она была ошеломлена тем, что до сих пор это не приходило ей в голову; она все еще была девственницей, и Сент-Лайон сразу же поймет, что она еще ни с кем не состояла в интимных отношениях.

В комнате было душно и жарко, но, поскольку косой дождь барабанил в восточное окно, нельзя было оставить его открытым. Ночное небо за окном было плотно затянуто низкими черными тучами, обещавшими, что настоящая буря еще впереди.

С раздражением, которое редко у него бывало, он содрал с себя рубашку и, швырнув ее на стул, улегся на узкую кровать. Скрестив ноги в сапогах и заложив руки за голову, он уставился на паука, который усердно плел паутину прямо над его головой. «Уж нет ли в манипуляциях этого паука какого-то дурного предзнаменования?» – невесело подумал он.

Неужели все, что происходило с ним за последние шесть лет, было всего лишь частью задуманного Господом плана, имеющего целью заставить его сдаться?

Вполне возможно.

Несмотря на все усилия, ему не удалось сделать так, чтобы его жизнь не была тесно связана с жизнью Шарлотты Нэш. Он улыбнулся в темноте. Черт бы ее побрал, эту маленькую озорницу! Он думал, что, разыгрывая славного малого, который всегда под рукой, ему удастся исподтишка наблюдать за ней, ловко удерживая ее в стороне от всех других аспектов своей жизни. Ишь чего захотел! После этого она лишь стала доверять ему. Она позволяла себе расслабляться с ним, не заботясь о собственной безопасности.

Боже милосердный, если бы она только знала, на какие мучения обрекали его ее невинные ласки, если бы понимала, какую физическую боль он испытывал, когда она по-свойски целовала его или вздыхала; как приходилось ему до предела напрягать самоконтроль, чтобы сдержаться и не отреагировать в полной мере на все эти невинные провокации! Если бы она все это знала, то не стала бы даже оставаться с ним вдвоем в одной комнате, не то что жить в одном доме!

Он не просто хотел ее, он хотел ее целиком и полностью. Он сердито зажмурил глаза, на челюстях задвигались желваки. Ему нужно было остерегаться подобных сложностей, этого желания, этой...

Любви, с горечью подумал он.

У него было мало времени. Самая худшая заключительная сцена этого фарса разыграется, если его на этих берегах застукает Рэм, хуже может быть только в том случае, если его обнаружит здесь Кит Макнилл. К тому времени, как они возвратятся в Англию, ему следует отсюда исчезнуть, а, судя по сообщениям его осведомителей, это произойдет скоро. И что потом? Потом он не сможет вернуться, пока не упадет занавес после заключительного акта.

Он не должен отвлекаться мыслями о Шарлотте, ожидающей приглашения от Сент-Лайона. Граф – человек практичный. И осторожный. Даже если он решит послать за Шарлоттой, то, вероятнее всего, сделает это только после аукциона, на котором продаст письмо. Но тогда исчезнет и стимул, вынуждавший ее лечь в постель графа. Однако что, если граф...

– Месье Руссе! – послышался голос служанки, стучавшейся в дверь. – Вам записка, сэр.

Наверное, ему следовало бы надеть рубашку, чтобы не оскорблять своим видом чувства служанки, но ему было жарко, а девушка, наверное, видела за свою короткую жизнь и более интересные вещи, чем обнаженный мужской торс с клеймом в виде розы. Он спустил ноги с кровати, встал и открыл дверь. Его не удивило, что пришла записка. Он все еще продолжал собирать информацию от лондонских осведомителей, большинство которых предпочитало анонимность письменных сообщений риску разоблачения, возникавшему при личной встрече. Правда, записка была написана на бумаге непривычно хорошего качества.

Вскрыв конверт, он сразу же обратил внимание на изящный женский почерк без излишних украшательств, которых можно было бы ожидать от почерка такой экстравагантной особы, как Шарлотта Нэш.

«Пожалуйста, приди сегодня вечером».

Накинув рубашку, он бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и, схватив плащ, выбежал под дождь.

Монастырь Сент-Брайд,

весна 1799 года

– Никто не должен знать, куда вы отправляетесь. Ни другие мальчики, ни монахи. Им будет сказано, что вам надоела монастырская жизнь и вы решили отправиться искать приключений в злачных местах Эдинбурга, – сказал отец Таркин, останавливаясь перед каждым из юношей и заглядывая в каждую пару глаз пытливым взглядом. – Эта история ни у кого не вызовет сомнения. Ведь вы четверо чуть ли не десяток лет живете душа в душу.

– А как насчет Джона Гласса? – поинтересовался Кит Макнилл.

– Почему ты спрашиваешь? – насторожился отец Таркин.

– Он что-то подозревает. Он приставал к Дугласу с расспросами о том, куда мы ходим после утренней службы и зачем Рэм так усердно работает над французским произношением.

– Что же ты ответил ему, Дуглас? – спросил отец Таркин, обращаясь к русоголовому юноше, стоявшему в конце шеренги.

– Я сказал ему, что мы планируем удрать из монастыря и добиться для себя славы и известности, – усмехнулся Дуглас. Дэнд видел, как он возбужден, как ему не терпится приступить к заданию, которое сформулировали отец Таркин, брат Туссен и загадочный посетитель из Франции. – И это не слишком далеко от истины.

– Нет, если все пойдет так, как мы рассчитываем, – сказал отец Таркин. – А в этом случае никто никогда не узнает, кто вы такие. Как и сейчас. – Его взгляд многозначительно задержался на Дэнде, чего остальные парнишки, казалось, даже не заметили.

Дэнд запомнил совет, который дал ему много лет назад старый грабитель разбившихся судов перед тем, как отец Таркин подобрал его на обочине дороги. Прошло много лет, прежде чем он открыл мудрому настоятелю свое происхождение. Конечно, к тому времени это едва ли могло иметь большое значение. Из его ближайших родственников никого не осталось в живых, а те, кого могло заинтересовать его местонахождение, не знали, где его искать. К тому же не было никаких доказательств того, что он именно тот, кем себя считает.

Только он об этом не забыл. Никогда не забывал. И не забудет.

– Я знаю, кто я такой, – со спокойной уверенностью заявил Дуглас. – И я знаю людей, которые рядом со мной. Мне не нужно знать их происхождение, чтобы понять, какие превосходные это люди.

Отец Таркин одобрительно взглянул на него и кивнул:

– Хорошо сказано, Дуглас.

– Остается надеяться, что это окажется правдой, – пробормотал брат Туссен, с сомнением окидывая взглядом четверых молодых людей. – Кит слишком импульсивен, Рэм слишком нежен – себе во вред, Дугласу необходимо забыть о том, что он выполняет какую-то благородную миссию, а что касается Дэнда... – он покачал головой, – то я не знаю, о чем он думает. И никогда не знал.

– Чаще всего Дэнд и сам не знает, о чем думает Дэнд, – заявил Дуглас, хлопая по плечу Дэнда и разряжая напряжение. – К счастью для него, мы втроем позаботимся о том, чтобы ему было чем занять свои мысли.

Все рассмеялись. Даже Туссен, сам того не желая, улыбнулся.

– Не тревожьтесь, брат, – сказал, успокаиваясь, Дуглас. – Вы еще будете нами гордиться, клянусь вам.

Глава 16

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

3 августа 1806 года

Шарлотта сидела на скамье в коридоре напротив напольных часов, прислушиваясь к шуму дождя. Единственное бра на стене освещало коридор медовым светом, размывающим яркие цвета восточной ковровой дорожки и окрашивающим букет желтых роз, стоявший на столике, в янтарные тона.

Она ждала, не спуская глаз с входной двери. Часовой механизм захрипел, и часы пробили десять раз.

Час назад она почти закончила упаковывать свои вещи. Сорок пять минут назад она отправила записку Дэнду. Тридцать минут назад она отпустила слуг. Им не нужно было напоминать дважды, и они, радуясь такой милости со стороны хозяйки, исчезли в мгновение ока, пока она не передумала. Пятнадцать минут назад она спустилась сюда.

Громкий стук дверного молотка застал ее врасплох. Вскочив на ноги, она подбежала к двери и отодвинула задвижку. В дверях появился промокший Дэнд Росс – с непокрытой головой, в расстегнутом плаще, – глаза его были темнее ночи.

Он удивился тому, что она сама открыла дверь, огляделся, ожидая увидеть слуг. Выражение лица у него было напряженное, губы, всегда готовые изогнуться в улыбке, сейчас были плотно сжаты.

– В чем дело? Где слуги? Что случилось?

Теперь, когда он был здесь и молча прошел мимо нее в слабо освещенный коридор, она вдруг утратила уверенность в том, что поступила правильно, написав записку.

– Все в порядке, – сказала она. – Я дала слугам свободный вечер. А если говорить о том, что случилось... – Она помолчала, глядя на него. Он ждал. Вода, сбегавшая с поношенного плаща, образовала лужу под ногами и растекалась по паркетному полу. Она заметила, что он уже избавился от изящных вещей Рэма и снова надел свою старую, залатанную и дурно сшитую одежду. – Сент-Лайон написал мне и пригласил погостить в его замке.

Он насторожился: – Когда?

– Он пришлет за мной экипаж... послезавтра утром, – солгала она, не желая портить эту встречу ненужной спешкой.

– Через два дня?

– Да, – тихо ответила она. Он мрачно нахмурился.

– Будь я проклят, – пробормотал он.

– Мне кажется, что по роли мне надо произносить эту реплику, – сказала она, пытаясь разрядить обстановку.

Шарлотта повернулась к нему спиной якобы для того, чтобы запереть дверь, а на самом деле пытаясь обуздать нахлынувшие на нее эмоции: радость, страх, чувство вины, желание. Она услышала, как он сбросил плащ и подошел к ней ближе. Дэнд взял ее за плечи и повернул к себе. Глаза его поблескивали, как всегда, но почему она раньше не замечала такой глубины под этим блеском?

Он нежно обхватил ладонью ее щеку. Тихо вздохнув, она закрыла глаза и почувствовала, как пальцы его другой руки скользнули под шелковистые кудряшки на шее, и вот уже ее затылок уютно пристроился на его ладони.

– Почему ты послала за мной, Лотти? – тихо спросил он. Его руки дрожали.

Она открыла глаза. Сердце ее учащенно билось от страха и ожидания.

– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Дэнд. У него перехватило дыхание.

– Почему?

– Потому что ты был и по-прежнему являешься моим первым героем.

Есть такая вещь, как правда, но есть еще и голая правда.

– Потому что я девственница, – просто сказала она и застыла в ожидании.

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что она имеет в виду.

Он опустил руки и отступил от нее на шаг, как будто его ударили.

– Силы небесные! – ошеломленно воскликнул он, не веря своим ушам.

У нее зарделись щеки.

– Я не могу поехать к Сент-Лайону, будучи девственницей. – Это было очень хорошее оправдание. Нет, это было больше чем оправдание. Это была правда, вернее, часть правды, потому что вся правда заключалась в том, что она хотела, чтобы именно он был тем человеком, который познакомит ее с волшебным миром отношений между мужчиной и женщиной.

Он отвернулся, скользя взглядом по потолку, стенам – глядя куда угодно, только не на нее.

– И ты решила предоставить мне честь лишить тебя девственности?

– А кому же еще? – тихо спросила она. – Кого еще я могу попросить об этом? К кому мне обратиться? К незнакомцу?

– Нет! – воскликнул он с каким-то ужасным звуком, отдаленно напоминающим смех, и покачал головой. – Ты не должна обращаться к незнакомцу. – Он изо всех сил стукнул кулаком по стене, так что растрескалась штукатурка. – Нет!

– Дэнд!

Он стоял, приложив обе ладони к стене и опустив голову. Мокрая ткань рубашки натянулась на его спине, обрисовывая каждую напряженную мышцу.

– Минутку, дорогая моя, – хрипло произнес он. – Минутку.

– Извини, Дэнд, – сказала она, понимая, что ему будет трудно принять решение. Ведь то, о чем она просила, противоречило кодексу чести, в соответствии с которым жил настоящий джентльмен. Но не могла же она сказать ему правду о том, что любит его и хочет его с такой страстью, которая подчиняется не доводам разума, а велению сердца.

Однако надо действовать осмотрительно. Он ни за что не позволит ей отправиться к Сент-Лайону, если заподозрит, что она его любит. Причем не будет иметь значения, отвечает ли он или не отвечает на ее чувства, – правда, у нее не было никаких причин считать, что он на ее чувства отвечает. Он позволил ей поехать к Сент-Лайону потому лишь, что считал, будто она, как и он, лишена сантиментов, будто она, как и он, держит под контролем свои нежные чувства. Почему бы ему думать по-другому? До последнего времени она и сама так считала. Но сейчас, глядя на его широкую напряженную спину, на его длинные руки, опирающиеся на стену, она почувствовала прилив желания.

– Прошу тебя, Дэнд. Просто мне было бы так гораздо... удобнее, потому что... я тебе доверяю, – сказала она, вместо того чтобы сказать «я люблю тебя».

– Ты мне доверяешь? – ошеломленно переспросил он. Выругавшись, он оттолкнулся от стены и выпрямился. – Ты мне доверяешь.

– Да. И еще я очень высоко ценю тебя, а это для меня очень важно в этом... деле.

Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Лицо его находилось в тени. Он выглядел старше своих лет, казался опасным и непредсказуемым. От волнения и тревоги по ее телу пробежала дрожь.

– Высокая похвала, ничего не скажешь. И наверняка заслуженная. Потому что кто, если не Дэнд Росс, сможет лишить леди девственности, а избавив ее от этого небольшого неудобства, отправить ее в постель к другому мужчине? – Взгляд его потемнел. – Ты права. Более подходящей кандидатуры не придумаешь.

– Дэнд! – Она схватила его за руку и прижалась к ней щекой. – Никто из нас не стал бы разыгрывать спектакль по этому сценарию, но у нас не было выбора. Я это знаю. —

Она прижалась губами к его ладони. Он поднял голову. Глаза его полузакрылись, ноздри раздувались при дыхании. – Ты мне небезразличен. Я... почувствовала тебя. И ты должен знать, что, несмотря на все мои протесты, твои поцелуи очень нравятся мне, – сказала она. Но разве можно было такими холодными словами объяснить охвативший ее трепет желания?

– Боже милосердный, Лотти, – прошептал он. – Как я смогу поступить правильно, когда ты говоришь мне такие вещи?

– Это и есть правильный поступок, – настойчиво внушала она. – Это то, чего я хочу. Ты заставил меня хотеть этого. Я лежу по ночам без сна и вспоминаю каждое ощущение, которое вызвали во мне твое прикосновение, твой взгляд, твой поцелуй. И я знаю, что, несмотря на весь этот маскарад и притворство, эти ощущения не являются подделкой. По крайней мере с моей стороны. – «Потому что я люблю тебя». – И с твоей стороны тоже. Я знаю это, потому что знаю тебя.

– Вот как? – прошептал он.

– Да. Поэтому, пожалуйста, займись...

Не дав ей возможности договорить, он грубо привлек ее к себе и отыскал губами ее губы. Она сразу же обвила руками его шею.

Он был мокрый и холодный и немедленно промочил насквозь ее тонкое шелковое платье. Руки у него тряслись, все тело дрожало, и оба они рухнули на колени на покрытый ковром пол. Она прижалась к нему, сгорая от желания, чувствуя, как он покрывает поцелуями ее глаза, виски, спускается к ее шее. Его руки, зарывшись в густые кудряшки, не позволяли ей увернуться от поцелуев, как будто он боялся, что не успеет полностью насладиться ею.

– Нет. Я не могу, – невнятно бормотал он, прижимаясь губами к нежной белой плоти над вырезом платья. – Помилосердствуй, Лотти! Подумай, о чем просишь меня! – Он поднял голову, удерживая ее за плечи и явно пытаясь взять себя в руки. – Надо же! – тяжело дыша и глядя на нее горящими глазами, сказал он в бесплодной попытке найти смешную сторону в создавшейся ситуации. – Ты когда-то спросила, удалось ли тебе сделать из меня своего раба. Ну что ж, можешь быть довольна тем, что поставила меня на колени. Но не требуй от меня большего. Я не могу это сделать. И не проси.

Она пристально посмотрела на него снизу вверх. Губы ее горели от его поцелуев, тело охватило томление. Она умерла бы, если бы он бросил ее в таком состоянии. Надо немедленно найти какой-то способ заставить его преодолеть свое чувство чести, забыть о своем понимании того, что является правильным, а что – нет, и об обязательстве, которое он взял на себя в память о ее отце.

– Значит, мне нужно отказаться от нашего плана? Или найти другого мужчину, который поможет мне? Я это сделаю. Клянусь. Однажды ты сказал мне, что сделаешь что угодно, пойдешь на любой риск ради достижения нашей цели. Поверь, я такая же решительная, как ты. И сейчас, когда мы так близки к достижению цели, я не сдамся.

– Возможно, из этого вообще ничего не получится! – воскликнул он. – Ты можешь потерять все, даже право пережить первую близость с мужчиной, которого любишь, и не получить взамен ничего. Это тебе понятно? У этого плана с самого начала был ничтожно малый шанс на успех.

– Я должна воспользоваться этим шансом, – сказала она. – Мы должны воспользоваться. Потому что другого шанса у нас нет.

– Нет.

Она высвободилась из его рук, с трудом поднялась на ноги, и он уж подумал, что она сейчас уйдет и оставит его приходить в себя после всех потрясений. Но нет. Она направилась по коридору к столику и выхватила из букета, стоявшего в вазе, желтую розу. Словно разгоряченный боем солдат, она вернулась туда, где оставила его стоящим на коленях. Глаза ее сверкали. Роза дрожала в руке. – Нет!

– Но ты сказал, что сделаешь все, что угодно. – Она бросила розу у его колен. – Займись со мной любовью.

Он содрогнулся всем телом, потом с трудом поднялся на ноги и с решительным выражением лица схватил ее в охапку. Она радостно вскрикнула, обвила руками его шею и положила голову ему на грудь. Она слышала громкие удары его сердца. Тело под мокрой рубашкой было горячим.

Пройдя коридор, он поднялся по неосвещенной лестнице, нашел ее комнату и, открыв дверь, спиной вперед вошел внутрь. Лампа у изголовья слабо освещала покрывало, которым была застелена кровать.

Он осторожно уложил ее и сам присел на краешек кровати. Потом, опираясь на руки, наклонился к ее лицу, вглядываясь в него жадным взглядом.

– Я и представить себе не мог, что адские мучения могут быть такими сладостными.

Она протянула к нему руки.

Все доводы разума, вся решимость, все годы, посвященные достижению единственной цели, – все было сметено откровенным призывом этого жеста. Он склонился над ней, закрыв собой свет от лампы. Ее шелковистая кожа манила сквозь прозрачную ткань платья. Рыжеватые кудряшки поблескивали в мерцающем свете, а глаза – янтарные с золотистыми вкраплениями – сияли от нетерпения. Он не мог на нее насмотреться. Не мог заставить себя оторвать от нее взгляд.

– Мне казалось, что я давно пропал, но я только теперь понял, что означает пропасть по-настоящему, – выдохнул он.

Он прикоснулся губами к нежной душистой коже над глубоким вырезом. Дрожь удовольствия сотрясла его тело, и он сам удивился силе своей реакции.

Она закрыла глаза. Он переместился вверх и, пробуя ее на вкус, провел кончиком языка по нижней губе. У нее участилось дыхание. Оставив губы, он проделал поцелуями дорожку вниз по грациозной шее. Шея выгнулась, чтобы открыть ему более удобный доступ. Доступ ему! Какое пьянящее чувство! Словно бредовые фантазии стали явью.

Заметив, как бьется пульс у ее горла, он прикоснулся кончиками зубов к этому уязвимому местечку. Как легко причинить ей боль. Она такая хрупкая. Но почему в таком случае ему казалось, что это он находится в опасности?

Ее платье промокло от соприкосновения с его мокрой одеждой, и ткань стала почти прозрачной, открывая взгляду грудь с сосками темно-розового цвета. Сдвинув в сторону тонкую ткань, он обнажил грудь. Она замерла, затаив дыхание. Он наклонил голову, покусывая соблазнительную округлость.

– О Господи! – изумленно выдохнула она. Ее реакция заставила дрогнуть его сердце, но он не остановился. Останавливаться было поздно. Он схватил ее нерешительно приподнявшуюся руку, не желая узнавать, хотела ли она его остановить или, наоборот, звала продолжить, и положил вдоль бедра, потом прикоснулся языком к животу, и она поежилась, ошеломленная интимностью этого прикосновения.

Его другая рука скользнула вниз по груди, все еще прикрытой прозрачной тканью, к женственному крутому изгибу талии и спустилась по напряженному бедру до колена. Ухватившись за подол платья, он поднял его.

С ловкостью, которой у себя даже не подозревал, он развязал атласные подвязки, поддерживавшие чулки, спустил до щиколотки один чулок по изящнейшей формы ножке, потом снял его, бросив на пол. Затем проделал то же самое с другим чулком. После этого, согнув ее ногу в колене, он заставил ее раскрыть перед ним ноги.

Она подчинилась, хотя рука, которую он все еще не отпускал, напряженно сжалась в кулачок, а во взгляде обращенных к нему глаз чувствовались и нетерпение, и настороженность.

Его желание достигло апогея, но он был полон решимости сделать так, как она того пожелает.

– Отпусти меня, – вдруг прошептала она. Вот, значит, как. Он не мог отказать ей, хотя больше всего на свете ему хотелось приласкать ее, овладеть ею, поиграть с ее телом, напиться допьяна всей этой сладостной женственностью, потеряться в ее блестящих кудряшках, оказаться в западне ее душистой шелковистой плоти. Но он выпрямился и отпустил ее запястье. Она нерешительно подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к шраму возле его губ. – Я никуда не уйду. Я твоя добровольная пленница. Разве ты не видишь? Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Дэнд. Именно ты.

– Лотти, – только и смог он произнести. Он почти грубо схватил ее в объятия и поцеловал, запустив руки в густые волосы. Он сгорал от нетерпения получить то, что она могла ему дать. Перекатился на спину и притянул ее к себе так, что она оказалась распростертой на его теле. Одна его рука скользнула вниз по спине, другой рукой он обхватил ее затылок и впился в губы крепким поцелуем.

Его охватило лихорадочное желание овладеть ею немедленно. Он схватил ее за плечи, перевернул на спину и, прежде чем снова завладеть губами, издававшими, к его радости, чуть слышные нетерпеливые стоны, покрыл торопливыми поцелуями виски, веки, щеки и горло, мочки ушей и кончик подбородка. Его благие намерения делать все не спеша испарились, уступив место страстному желанию. Он хотел обнажить грудь, потянул вниз ворот и услышал треск рвущегося по швам платья. В тусклом свете обнажилась ее грудь – мягкие холмики с розовыми вершинами.

Он приподнял ее, взяв за талию, и прикоснулся губами к соску, почувствовав, как прикосновение отозвалось сладкой и острой болью в паху. Он уложил ее поудобнее, приспосабливаясь к ее телу, и услышал, как она что-то пробормотала, но благодарила ли она его или проклинала – этого он так и не понял.

– Ты должна хотеть меня, – грубо сказал он. – Желать меня.

Она отреагировала так, как будто этими словами он дал ей разрешение, которого она только и ждала. Она сорвала с его плеч рубашку, и на пол посыпались оторванные пуговицы. Ее пальцы немедленно нащупали проклятый шрам на его груди. Он остро почувствовал тот момент, когда она вздрогнула и отпрянула, поняв, что это такое. Скрипнув зубами, он приподнялся, подставляя тусклому свету свое тело и позволяя ей разглядеть клеймо. И замер в ожидании.

Шарлотте еще никогда не приходилось видеть ничего столь вызывающе мужского, как его тело. Оно было прекрасно – идеально скроенное, сильное и здоровое. Сильные руки со вздувшимися от напряжения мышцами удерживали его над ней. Широкие плечи сужались, переходя в мощную грудь. Рельефные мускулы на груди были покрыты темными волосами, которые, постепенно становясь гуще, сбегали ручейком по его животу, исчезая под поясом панталон.

Его вид разжег тлевшее желание, сосредоточившееся на непонятном утолщении, так интимно пристроившемся между ее ногами. Желание пульсировало внизу живота, в грудях, в губах. Она понимала, что следовало бы прикрыть свою наготу, но ей хотелось чувствовать, как ее обнаженная грудь прижимается к твердым мускулам его груди. Вот там... где выжжено позорное клеймо в виде розы размером с ее ладонь. Как, наверное, ему было больно! Как он страдал!

Она приподнялась на локтях и умышленно медленно прикоснулась губами к ужасному шраму. Он шумно втянул в себя воздух. Она снова нежно поцеловала его. Кожа его была горячей и влажной. Ее желание, нарастая, подогревало воображение и порождало непонятные дерзкие мысли. Ей хотелось того, чему она даже названия не знала, хотелось прикоснуться к местам, которые она не смог ла бы описать словами. Он пробудил в ней чувства, которые ей хотелось бы пробудить в нем.

«Мужское тело, – с удивлением думала она, – фантастически изящно и невероятно чувствительно». Стоило ей чуть-чуть подуть на его шею, как по всему его телу пробегала дрожь, а стоило легонько куснуть его, как он тут же закрывал глаза и начинал учащенно дышать, раздувая ноздри, а стоило...

С горящими глазами он опрокинул ее на подушки. Раздвинув ее ноги, он оказался между ними, толкаясь чем-то большим и твердым в самое интимное местечко.

Она взглянула на него и, вдруг насторожившись, вцепилась пальцами в его плечи. Он показался ей каким-то незнакомым, безжалостным и суровым, совсем не похожим на того компанейского повесу, который вечно шутил и поддразнивал ее. Он показался ей мужчиной в экстремальной ситуации, который идет по лезвию бритвы.

Словно поняв, что сопротивляться далее невозможно, он упал на нее, уткнувшись лицом в изгиб между плечом и шеей и горячо дыша ей в ухо. Его рука нырнула под нее и, подхватив под ягодицы, приподняла ее тело. А потом... Потом он стал вторгаться в ее плоть, но поскольку был очень большим, то растягивал ее постепенно, с каждым толчком проникая все глубже и глубже. Ее потряс не столько дискомфорт, связанный с этим действием, сколько его интимность. Она попыталась отстраниться, уйти от вторжения. Неужели это и был апофеоз обещанного наслаждения? Быть того не может! Он ее не отпустил. Приподнявшись над ней на руках, он смотрел на нее темным непроницаемым взглядом из-под полуопущенных век, продолжая вторгаться в ее тело, пока не оказался полностью внутри. Она боялась пошевелиться и с нетерпением ждала чего-то, чувствуя, что ее предали и сестры, и Джинни, и ее собственное тело, которое, не получив обещанной радости, перешло к ожиданию какого-то продолжения.

– Дэнд?

– Да, – отозвался он, прерывисто дыша. Его торс, плечи, лицо поблескивали от пота в тусклом свете. Его взгляд был твердым и был также устремлен внутрь ее, как и его тело. – Да. Боже мой, Шарлотта! У тебя там все так узко.

Закрыв глаза, он медленно покачался из стороны в сторону. Это движение пробудило к жизни неожиданную чувствительность в самых интимных местах. Он на несколько дюймов вышел из тела, но при этом прикоснулся к какому-то центру, где обитало наслаждение, что вызвало у нее новый прилив чрезвычайно сильного желания, заставивший ее выгнуться навстречу ему. Он снова углубился внутрь, и она ощутила, как пробудилось наслаждение, которое еще больше усилилось с его следующим толчком, а далее превратилось в желание.

Ее мускулы напряглись в ожидании продолжения. Тело инстинктивно знало, что есть нечто большее, и стремилось получить это. Не имея опыта, она руководствовалась исключительно инстинктом. Она хотела. Ей было нужно это получить. А он мог это дать.

Он был слишком далеко от нее, опираясь на руки, мускулы на которых напрягались при каждом рывке. Она обвила его руками, пытаясь притянуть к себе, заставляя его смотреть на нее, а вес его тела на ней, такого энергичного, такого властного, лишь распалял ее желание. Взяв ее за колени, он положил ее ноги к себе на бедра. Толчки стали чаще и проникали глубже, и при каждом проникновении она слышала свои ответные судорожные вздохи.

У Шарлотты голова пошла кругом. Она все острее ощущала приближение кульминации – мучительно сладкого апофеоза никогда еще не испытанного наслаждения. Она прижалась к нему, цепляясь, как за якорь в разбушевавшемся море новых ощущений. Она ничего не видела, не могла думать, ничего не слышала, кроме стаккато своих вздохов и его прерывистого дыхания. Вот-вот настанет этот момент...

Да! Ее тело вытянулось и с благодарностью раскрылось перед ним. Да! Волна наслаждения обрушилась на нее – великолепная, потрясающая, мощная. Да! Слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно.

Наконец Дэнд запрокинул голову, пробормотал что-то вроде молитвы, скатился с нее и, улегшись рядом, прижал ее к себе.

Почувствовав, что у нее нет больше сил, она была рада, что он не отпустил ее, а держал так же нежно и крепко, как и тогда, когда они двигались как единое целое, и не вспоминал о том, что ему пора уходить. Поэтому она позволила себе хотя бы ненадолго сделать вид, будто никакого завтрашнего дня не будет.

К тому времени как Шарлотта проснулась, дождь перестал. Щекой она чувствовала мускулистую грудь Дэнда, а его рука, отяжелевшая во сне, обнимала ее. Она затаила дыхание, на несколько секунд позволив себе представить, что это всего лишь первое утро из множества точно таких же, что к вершинам страсти, как это было несколько раз этой бурной ночью, они будут восходить вдвоем день за днем, неделя за неделей в течение многих, многих лет. Легко было мечтать об этом е предрассветной мгле, когда в воздухе еще чувствовался запах секса, а его тело, тесно сплетенное с ее телом, лежало рядом.

Потом послышался шум колес экипажа, проехавшего под окнами. Где-то вдалеке чирикнула птица, и она поняла, что рассвет близок.

Дэнду надо уйти, пока не настало утро.

Она закрыла глаза и потерлась щекой о его грудь.

– Лотти, – произнес он, притянув ее поближе к себе, и она подумала, что он, наверное, давно проснулся и они могли бы побыть вместе еще несколько минут, если бы она не проспала. Но теперь было поздно сожалеть об этом. Слишком поздно.

– Скоро сюда придет моя служанка, – сказала она. – К тому времени тебя здесь не должно быть, иначе свет решит, что мы помирились.

– Отложи поездку к Сент-Лайону на некоторое время, – мрачно сказал он. – Мне нужно еще несколько дней. Скажи, что тебе необходимо купить кое-что из одежды, закончить кое-какие дела...

– У нас нет времени, Дэнд. Тебе это известно так же, как мне. Аукцион может состояться в любой момент. Мне нужно быть там до того, как новый обладатель письма увезет его за пределы Шотландии.

– Всего несколько дней...

– Это может привести к катастрофе. – Она приподнялась на локтях, упираясь в его твердый живот. – Дэнд, я должна ехать.

Где-то в глубине дома послышался звук закрывающейся двери. Очевидно, пришла уборщица, чтобы почистить и разжечь камины.

– Тебе нужно идти, Дэнд. Прошу тебя. Слухи о нас могут дойти до Сент-Лайона. А мы не можем рисковать.

– К чертям Сент-Лайона! – прорычал он и, отыскав ее губы, впился в них страстным поцелуем. Она отвечала ему с той же страстью... но близился рассвет. Чувство долга настойчиво напоминало о себе, отравляя удовольствие, и она наконец вырвалась из его объятий.

– Прошу тебя, – прошептала она. Больше всего на свете ей хотелось бы, чтобы он остался и они снова занялись любовью и чтобы не знали они ни о каких войнах и о письмах, способных изменить их ход. – Прошу тебя.

Он поднял голову:

– Я уйду. Но я что-нибудь придумаю. И вернусь сегодня к вечеру.

– Когда?

– В три часа. Самое позднее – в четыре.

– Лучше попозже. Скажем, в шесть часов. Я снова отпущу слуг.

– Пусть будет в шесть.

Он отстранился, и она почувствовала, как прогнулась кровать, когда он сел на ее край, собирая одежду, которую она в нетерпении и спешке помогала ему сорвать с себя. Она молча наблюдала, как он встал, и не могла не восхититься вновь его широкими плечами, мощным торсом, сужающимся на конус, переходя в поджарые бедра, длинные сильные ноги. Одевшись, он взглянул на нее.

– Ты полностью разрушила все мои планы, – задумчиво произнес он. – Однако клянусь, что если есть хоть малейшая возможность, я сделаю так, что у нас все получится как следует. Жди меня сегодня вечером, Лотти.

– Хорошо.

Он повернулся, чтобы уйти, но, как будто не в силах от нее оторваться, вернулся снова и, приподняв ее, крепко поцеловал. Она ответила ему с большей страстью, чем намеревалась, обвив руками его шею и вложив в поцелуй весь пыл своего сердца. Наконец он отпустил ее, уложил, заботливо накрыв хлопковой простыней, и лишь после этого выпрямился.

– До вечера, – шепнул он и, словно призрак, растворился во мраке. Только тихий щелчок закрывшейся за ним двери, ведущей в темный коридор, свидетельствовал о том, что он действительно ушел.

Слезы брызнули из ее глаз и потекли по щекам.

– Прощай, – прошептала она.

Глава 17

Подземная темница Ле-Монс, Франция,

март 1800 года

Неба они не видели, но погода всегда находила способ дать о себе знать даже в самых глубоких камерах подземной темницы замка Ле-Монс. Зимой холод проникал сквозь воздушные шахты и лестничные клетки, и от него немели пальцы на руках и ногах. Летом тьма наполнялась горячим влажным зловонием. А сейчас, весной, дождевая вода стекала по почерневшим от плесени стенам темницы, образуя лужи на неровном полу.

Дэнд, опустив голову, сидел возле стены, прислонившись спиной к мокрому камню. Дугласа увели вчера, когда еще не рассвело. В то же время привели назад с трудом передвигавшего ноги Кита, который прижимал пропитавшуюся кровью тряпку к ужасному уродливому клейму. В виде розы. Он судорожно глотнул воздух и скорчил гримасу, когда Рэм стал промывать ожог несколькими каплями бренди, которые ему за взятку удалось раздобыть у одного из стражников.

Теперь в любую минуту могли прийти за ним или за Рэмом. Чтобы допросить, как допрашивали Кита.

Его спрашивали о том, кто помогал им, с кем они вступали в контакт в Мальмезоне и кто из гвардейцев Наполеона был лоялен, а кто был тайным роялистом. Кит, разумеется, ничего им не сказал. Когда Кит отказался отвечать, тюремный надзиратель решил надавить на него и приказал выжечь розу на его груди.

Разве мог тюремный надзиратель знать, каким парадоксом оказалась избранная им пытка? Они прибыли во Францию под видом сочувствующих шотландцев для того якобы, чтобы передать супруге Наполеона Жозефине редкий новый сорт розы для ее коллекции. На самом же деле они должны были встретиться с заговорщиками в ее доме, в Мальмезоне. Но их разоблачили. В качестве символа их предательства тюремный надзиратель приказал выжечь каждому из них на груди клеймо в виде розы.

Очень уместно, что драгоценное братство Дугласа будет теперь навеки отмечено символом их верности.

Дэнд взглянул на Рэма, стоявшего неподалеку, который даже в этой вонючей дыре умудрялся сохранять элегантную отрешенность от окружающей обстановки. Рядом с ним стоял мрачный и измученный Кит, на осунувшемся лице которого залегли тени. Если они еще потеряют в весе, то станут похожи на горгулий[5], годных лишь на то, чтобы ими пугать детишек.

Он закрыл глаза. Существовали более важные вещи, чем личная честь. Рэм это понимал. Кит тоже. Но ему никогда не удавалось заставить Дугласа подняться над детским восприятием рыцарства. Этот сукин сын искренне думал, что они рыцари, а это славный крестовый поход. Та еще слава! Все, что требовалось от них, это...

Послышались шаги и лязг цепей, которые волокли по каменному полу.

Огражденная решеткой дверь распахнулась, и вошел Дуглас. Он двигался осторожно, словно опасался, что не хватит сил. В лице у него не было ни кровинки, глаза быстро моргали, губы дрожали. Он удивленно взглянул на Дэнда, как будто не ожидал его здесь увидеть. Тихо охнув, он протянул вперед руку.

Дэнд с трудом поднялся на ноги.

Из-под рубашки Дугласа высовывалась сложенная окровавленная тряпка на груди. Рука у него дрожала. Лицо исказилось гримасой.

– Прошу тебя... Ты должен знать, что я не мог... я не...

– Я знаю, – хрипло произнес Дэнд, у которого эта сцена вызвала отвращение. – Ты не нарушил клятву. Я уверен, что ты вел себя исключительно благородно, дружище. Был верен до конца. Никто никогда не усомнится в этом...

– Пора вам нанести визит тюремному надзирателю, месье, – злорадно произнес стражник, который привел в камеру Дугласа.

– Да, кажется, пора, – сказал Дэнд.

Калхолланд-сквер, Мейфэр,

4 августа 1806 года

– Как так уехала? Что такое ты говоришь? Красивый и безупречно сложенный, словно молодой греческий бог, лакей Кертис был к тому же не дурак. А поэтому он сразу же понял, что, несмотря на свое атлетическое телосложение, он не может соперничать в силе с сердитым мужчиной, стоявшим по ту сторону порога. Первые кроваво-красные полосы на предзакатном небе отразились дьявольским блеском в темных глазах месье Руссе, заставив молодого лакея чуть попятиться.

– Она уехала рано утром, сэр, – сказал лакей. – За ней приехал экипаж, кучер погрузил ее багаж...

– Багаж? – Месье Руссе так и подпрыгнул, услышав это слово.

– Да, сэр. Целая куча корзин и саквояжей, – сказал Кертис, тревожно оглядевшись вокруг. Но пока что он не приметил ни любопытной служанки, подглядывающей за ними сквозь боковое окно соседнего дома, ни какого-нибудь прохожего, остановившегося посмотреть, какую новую неприятность навлекло на их некогда респектабельный квартал непрошеное соседство.

Кертису нравилась мисс Нэш. Ему не хотелось, чтобы она стала жертвой еще большего скандала, чем тот, который уже произошел, а этот мужчина, несмотря на его дружелюбные манеры, был причиной ее падения. То, что у него хватило наглости явиться сюда, как будто он имеет на это полное право, и спрашивать, где находится мисс Нэш и с кем, вызвало у Кертиса желание нагрубить ему.

Но вместо этого он спросил:

– Не угодно ли войти в дом, сэр? Возможно, кто-нибудь из служанок знает больше, чем я.

– Да. – Месье Руссе шагнул через порог мимо Кертиса. – Позови-ка горничную Лизетту.

– Извините, сэр, не могу. Лизетта сопровождает мисс Нэш.

Француз замер. Его лицо стало вдруг очень спокойным. Это насторожило Кертиса еще больше. Все дело было в его глазах, думал Кертис, стараясь не встречаться с ним взглядом. В их темных глубинах буйствовало темное веселье, сулящее перейти в неистовство.

– Значит, она лгала, – сказал он, и губы его дрогнули в какой-то жуткой усмешке.

Круто повернувшись, он сбежал вниз по ступенькам и зашагал по улице, а до лакея долетели подхваченные ветром его прощальные слова:

– Кто бы мог догадаться, что эта прелестная маленькая озорница способна на такое?

А Кертис подумал, что никогда еще не слышал, чтобы какое-нибудь ругательство звучало так же убийственно, как ласковое одобрение Руссе.

Она лежала в его объятиях, позволяла ему впитывать звуки страсти, слетающие с ее губ, отдавала ему свое тело несколько раз в течение одной ночи, она глубже впечаталась в его душу, чем клеймо на его груди. И все это время она лгала, зная, что утром уедет к Сент-Лайону. Зная, что когда он вернется к ней, то застанет дом опустевшим. А ведь она понимала, что он вернется, потому что, черт возьми, они занимались любовью, а любовник не отдает свою обожаемую другому. Он был именно таким любовником. Ему, черт возьми, следовало бы гордиться этой малышкой, которая видела его насквозь.

Прошло всего лишь двадцать четыре часа. За это время он успел сделать многое, но еще не все. Пока.

«Ну что ж, дорогая моя, – думал он с этой жуткой улыбкой на лице, сидя в наемном экипаже, – как бы ловко ты меня ни провела, ты еще плохо меня знаешь. Я еще могу очень сильно удивить тебя».

Экипаж замедлил ход, въехав на территорию верфей, где рабочие производили погрузку и выгрузку шлюпов и торговых судов, по-прежнему перевозивших грузы. Матросы толпами вываливались из дешевых пивнушек и таверн, постаравшись получить удовольствие на всю катушку перед тем, как возвратиться на борт судна, или отпраздновав возвращение из очередного опасного плавания. В те дни каждый рейс был опасным.

Эмбарго и блокада, введенные Наполеоном против Англии, замедлили грузооборот лондонских доков, но не перевелись еще капитаны, уверенные в проворстве своих судов и своих незаурядных навигаторских способностях, которые были готовы за хорошую цену или другое справедливое вознаграждение пойти на риск. С одним из таких людей у Дэнда Росса и была назначена встреча.

Многое еще предстояло сделать. Приходилось менять планы. Если не предупредить товарищей об изменении стратегии, дело могло обернуться плохо. Надо было написать и отправить важные послания, заключить соглашения – и успеть все это, пока не начнется отлив.

Он нетерпеливо стукнул в потолок экипажа, приказывая кучеру остановиться. Открыв дверцу, он спрыгнул на землю до того, как остановился экипаж. Бросив кучеру деньги за проезд, он жестом поманил к себе одного из мальчишек-факельщиков[6], которые сшивались возле таверны в ожидании каких-нибудь случайных поручений.

– Который из шлюпов называется «Беспризорник»?

Мальчишка указал на небольшой шлюп со свежеокрашенными в черный цвет бортами. Пара матросов с помощью горсти песка натирали борта суденышка, чтобы не блестела краска. «Мудрый человек капитан, – одобрительно подумал Дэнд, – не хочет, чтобы лунный свет, случайно отразившись в блестящей поверхности, привлекал внимание».

Покопавшись в кармане, он извлек толстый конверт и нерешительно посмотрел на него.

Он не хотел этого. Ему это было не нужно. У него были более важные дела. Было прошлое, с которым следовало считаться, оставались враги, которых следовало отыскать, и ему еще предстояло вернуть свое место в этом мире.

И был старый долг, по которому следовало заплатить.

Он вручил конверт мальчишке, присовокупив кое-какие краткие указания. Потом, вложив блестящую монетку в грязную ладонь, он мрачно прошипел что-то угрожающее в маленькое грязное ухо, потому что отлично знал, на что способны мальчишки. Он знал, что они способны на предательство, и точно знал, какие слова следует сказать, чтобы довести до их сознания, что в случае чего им это с рук не сойдет. Мальчишка судорожно глотнул воздух и с готовностью закивал головой, а Дэнд Росс направился по сходням на борт «Беспризорника».

Глава 18

Большая северная дорога и Шотландия,

4 – 9 августа 1806 года

Поездка к северу, в шотландский замок Сент-Лайо-на, была продолжительной и утомительной, несмотря на роскошное оборудование кареты, присланной за ней Сент-Лайоном. Шарлотта пребывала в подавленном настроении. От грустных мыслей ее отвлекала только Ли-зетта. Девушка, казалось, была очень довольна ситуацией и напропалую флиртовала с мускулистыми молодыми верховыми, которых Сент-Лайон нанял, чтобы сопровождать экипаж и защищать его от разбойников, или весело молола всякий вздор.

Судя по всему, мягкие кожаные сиденья и бархатные шторы с кисточками на окошках произвели неизгладимое впечатление на неравнодушную к роскоши служанку. Она с наслаждением пользовалась стегаными подставками для ног, пуховыми подушками и кашемировыми пледами. Шарлотта буквально могла читать мысли Лизетты, настолько отчетливо они отражались на ее лице: если это называется в свете «грехопадением», то опорочить себя, возможно, не так уж плохо.

В обычных обстоятельствах Шарлотту позабавил бы прагматизм горничной, но сейчас она была слишком занята своими мыслями и не обращала особого внимания на Лизетту. Когда Лизетта наконец поняла, что Шарлотта ее не слушает, она тут же продемонстрировала потрясающую способность спать практически в любых условиях и оставила Шарлотту наедине с ее мыслями. А мысли были, прямо скажем, тревожные...

Дело было в том, что... она не могла не вспоминать. Ночь, которую она провела с Дэндом, заполняла все ее мысли, и она стала сомневаться в правильности своего решения. Она говорила себе, что, не сказав ему о своем намерении уехать, она не столько обманула его, сколько избавила их обоих от трудного расставания. Но упрямое сердце не желало этому верить.

Она смотрела на открывавшийся за окошком пейзаж и с каждой милей все сильнее сомневалась в правильности собственного поступка. Что он мог испытать, когда, вернувшись вечером, узнал, что она уехала? С другой стороны, он ничего не смог бы сделать, если бы она сказала ему, что уезжает завтра, а не послезавтра. Чего она от него ждала?

Что он потребует, чтобы она вышла за него замуж, послав ко всем чертям Сент-Лайона, письмо и интересы всей Великобритании? Дэнд? Он сохранил преданность своему делу, пройдя через пытки, предательство, превратности судьбы и личные потери. С какой стати ему меняться сейчас? Из-за того, что он лишил ее девственности? Она позволила себе печально усмехнуться. Ведь он не сказал, что любит ее.

Да, его тело любило ее, и весьма красноречиво говорило об этом на своем языке. Настолько красноречиво, что было трудно поверить, будто он не испытывает более глубокого чувства, чем физическое желание. Но много ли она знала о том, что означает заниматься любовью? Вполне возможно, что так бывает всегда.

Но и этому она тоже не верила. Она упорно придерживалась того мнения, что мужчина и женщина не могут получать друг от друга такого удивительного наслаждения, если не испытывают более глубоких чувств. Причем оба. И если бы она сказала ему, что через несколько часов уезжает в замок Сент-Лайона, а он бы ничего не предпринял и даже не попытался бы отговорить ее от поездки, ее сердце было бы разбито. Нет уж, пожалуй, лучше не проверять его чувства к ней. По крайней мере так она могла верить в то, во что ей хотелось верить.

Даже если бы Дэнд послал весь остальной мир ко всем чертям ради любви к ней, разве смогла бы она оплатить свое счастье кровью молодых солдат? У нее были сильные опасения, что смогла бы. И это больше, чем что-либо другое, убеждало ее, что она должна сделать то, что запланировано, пока ее не покинуло... мужество. Значит, если у нее не окажется выбора, она станет любовницей Сент-Лайона.

Такие невеселые мысли одолевали Шарлотту. День шел за днем, и ее терпение истощалось. На пятый день пути Шарлотта на чем свет стоит ругала нежную заботу Сент-Лайона о ее удобствах. Будь она многообещающей куртизанкой, она, наверное, с одобрением отнеслась бы к его заботе. Но хотя Шарлотта пообещала кучеру, что его никто не станет ругать, если он не будет плестись как черепаха, старый седовласый француз упрямо не желал нарушать указания хозяина, распорядившегося, чтобы леди не слишком утомлялась в дороге. Так они и плелись, выезжая поздно и рано останавливаясь на постоялых дворах, которые, по мнению Сент-Лайона, были подходящими для этой цели. И Шарлотту с каждой милей охватывало все большее напряжение.

Ландшафт за окошком постепенно изменился и стал унылым, как и ее мысли. Возделанные поля, одетые летней зеленью, которые окружали Лондон, сменились садами и полями, обнесенными изгородями. Потом начались вересковые пустоши, а склоны холмов стали круче. Клены и березы сменились соснами, а поля – высокогорными, пестреющими цветами лужайками и наконец сланцевыми пиками, абсолютно голыми, если не считать серо-.зеленой поросли утесника да бордовых листьев папоротника-орляка. Городишки отстояли друг от друга все дальше и становились все меньше, дома в них тесно жались друг к другу, словно выступая единым фронтом против огромных пустых пространств за их пределами.

На шестые сутки после полудня экипаж свернул с главной дороги и стал взбираться по изрытой глубокими колеями дороге, проложенной по голому склону низкого холма. Кучер остановил экипаж и предложил ей полюбоваться открывающимся видом. Шарлотта и Лизетта с нетерпением выглянули из окошек. Лизетта в смятении втянула сквозь зубы воздух. Шарлотте показалось, что на этот раз девушка подумала, что «грехопадение» все-таки не слишком приятная вещь, если приходится здесь жить. В такой глухомани. В такой мрачной местности. И в такой непривлекательной. На расстоянии мили от них в центре широкой долины стоял замок Сент-Лайона. Он поднимался прямо на отвесной скале, образующей мыс, выходящий на широкую и быструю реку. Даже издали замок поражал воображение массивностью каменных стен стального цвета, густо увитых плющом. Узкие окна были только на верхних этажах. Эти стены можно было преодолеть разве что с помощью метательного орудия, а единственный вход, насколько успела разглядеть Шарлотта, находился в конце крутой дороги, ведущей к массивным деревянным воротам, по обе стороны которых стояли одинаковые сторожевые башни.

И впрямь крепость. Шарлотта откинулась на спинку сиденья, кучер причмокнул лошадям, они взяли с места. Без позволения хозяина не было никакой возможности ни проникнуть внутрь замка, ни выйти оттуда. На открытых глазу вересковых пустошах, окружавших замок, было негде спрятаться. Единственный в пределах видимости мост пересекал реку прямо напротив замка и хорошо просматривался из амбразур сторожевых башен. Вокруг этих двух башен плющ разросся особенно густо, и его похожие на пальцы листья почти достигали оконных створок.

Они переехали через мост и поднялись по крутому подъездному пути к воротам, которые сразу же распахнулись. Все мрачное и зловещее чудесным образом осталось позади, как только путешественники оказались во внутреннем дворе. У Сент-Лайона вместо мрачного четырехугольного вымощенного булыжником двора был разбит очаровательный сад. Живые изгороди из тиса были подстрижены в виде самых фантастических фигур, а подъездную дорожку здесь обрамляли клумбы с синими и белыми цветами – цветами королевской династии Бурбонов, как поняла Шарлотта. В центре возвышался мраморный фонтан, а рядом с ним, придав лицу с орлиным профилем гостеприимное выражение, их ожидал граф Морис Сент-Лайон. В ближайшем будущем ее любовник.

Шарлотта задумчиво окинула его изучающим взглядом. Он был красив, если кто-то отдавал предпочтение черным как смоль волосам перед каштановыми, тяжелым галльским чертам лица перед четко очерченными чисто мужскими или стройности фигуры, достигнутой упражнениями, перед врожденной грацией. Или же, например, рту с влажными губами перед губами твердыми и умелыми, как и руки их обладателя. Может быть, кто-то и предпочитал это, только не она.

Неожиданно почувствовав приступ паники, она сжала руки в кулаки, так что ногти врезались в ладони. Сент-Лайон не должен заподозрить, что она явилась сюда по какой-то другой причине, а не для того, чтобы лично оценить, насколько он пригоден для роли ее потенциального покровителя. Он должен поверить, что только за этим она сюда и приехала. Кучер остановил экипаж, спрыгнул на землю, открыл дверцу и подставил приставную лесенку.

Едва ее ножка коснулась ступеньки лестницы, как Сент-Лайон оказался рядом, взял ее затянутую в перчатку руку и помог сойти вниз. Когда она вышла, он не отпустил ее, а отступил на шаг, медленно окинув взглядом – от запылившихся лайковых туфелек до платья, к сожалению, помявшегося, и маленькой шляпки с утратившими упругость полями.

Черт возьми! Женщина, собирающаяся вступить в любовную связь, остановилась бы в дороге, чтобы привести в порядок свою внешность! Она встретила его оценивающий взгляд, приподняв бровь и весело улыбнувшись.

– Я не могла и подумать о том, чтобы пробыть лишнюю минуту в какой-нибудь крысиной норе, зная, что здесь меня ожидает более веселое общество, Сент-Лайон. Надеюсь, я не слишком разочаровала вас?

На его смуглом лице появилась одобрительная улыбка.

– Разве может такая прелестная леди, как вы, разочаровать кого-нибудь, мисс Нэш?

– Вы, как всегда, говорите приятные вещи, граф, – улыбнулась она, заиграв ямочками на щеках, потому что случайно услышала, что джентльмены считают такую улыбку неотразимой.

Прежде чем отпустить ее руку, Сент-Лайон весьма ощутимо пожал ее.

– Позвольте мне выразить радость по поводу того, что я имею возможность приветствовать вас в своем обиталище.

– Уверяю вас, что ваше удовольствие от возможности принять меня не уступает моей радости от собственного приезда, – заявила она, изо всех сил изображая радостное волнение.

– Вы, как всегда, очаровательно искренни. – Взглянув через ее плечо, он заметил Лизетту, которой помогал выйти из экипажа рослый лакей. – Я вижу, вы привезли с собой служанку? Очень рад за вас. Слуги здесь не привыкли обслуживать леди. – Он переигрывает, подумала Шарлотта, но продолжала улыбаться. Все это говорится для того, чтобы заверить ее, что в его глазах, если даже не в глазах света, она по-прежнему остается леди. Он поклонился и, отступив в сторону, пропустил ее вперед. – Я прикажу своей экономке, мадам Поль, показать вам ваши комнаты, а потом вы, возможно, окажете мне честь и присоединитесь ко мне в гостиной перед ужином?

Разговор тет-а-тет? Так быстро? Усилием воли она сохранила небрежный тон и улыбку на губах.

– Во сколько, граф?

– Мы ужинаем в девять. Позвольте прислать за вами лакея, скажем, в половине девятого?

– Отлично, – ответила она и кивнула Лизетте.

Он махнул рукой невысокой плотной женщине с мужеподобной смуглой физиономией, стоявшей в шеренге слуг. Она выступила вперед, поклонилась и тихо сказала:

– Не соблаговолите ли последовать за мной, мэм? – Потом повела Шарлотту и Лизетту внутрь замка.

Здесь еще больше усиливалось впечатление, что Сент-Лайон перенес фешенебельную сент-джеймсскую резиденцию в глушь Северо-Шотландского нагорья. Хотя свет проникал внутрь помещения только сквозь несколько высоких окон, для того чтобы в большом холле было светло, затрат не пожалели. Свечи и лампы, бра и канделябры освещали даже самые темные утолки. Их свет отражался в массивных позолоченных рамах картин, украшавших заново отштукатуренные стены, поблескивал в вазах, наполненных экзотическими оранжерейными фруктами и цветами, и подчеркивал экзотическую красоту шелковых гобеленов на стенах. Следуя за экономкой, Шарлотта прошла по толстому восточному ковру, заглушающему звук шагов, к широкой лестнице.

Не говоря ни слова, мадам Поль повела их вверх по лестнице. Наверху они прошли по галерее для музыкантов, расположенной над большим холлом, и, дойдя до ее дальнего конца, свернули в коридор. В левой стене были прорезаны высокие окна, выходившие на вересковые пустоши, а в правой – такое же количество закрытых дверей. Дойдя до конца коридора, экономка остановилась перед одной из дверей и толкнула ее. Дверь бесшумно открылась. Отступив в сторону, она пропустила Шарлотту.

Комната выходила на запад, а поэтому была наполнена мягким послеполуденным светом, который придавал сияние обитым малиновой парчой стенам. В вазах высотой с ребенка красовались павлиньи перья и позолоченные пальмовые вайи. «Роскошно, – подумала Шарлотта. – Пожалуй, на грани упадничества».

Полка из черного мрамора с золотой филигранью украшала камин рядом с расположенной на возвышении старомодной кроватью под балдахином с тяжелыми занавесями из малинового бархата, расшитыми стилизованными оленями и зайцами в золотых и ярко-синих тонах. Дюжины мягких подушек лежали в изголовье кровати и манили отдохнуть на диване, обитом ярко-синей парчой. В углу стоял большой стол черного дерева, инкрустированный перламутром, на котором было множество хрустальных флаконов с духами, баночек с притираниями и кремами, горшочков с высушенными лепестками цветов, а также полный набор щеток и расчесок, оправленных в слоновую кость.

Все было изящно, роскошно и впечатляло, но самое большее впечатление производило огромное зеркало в позолоченной оправе, висевшее непосредственно напротив изножья кровати, в котором отражалась большая часть комнаты.

– Здесь есть все, что вам может потребоваться, мэм, – сказала мадам Поль. Потом она пересекла комнату и указала на шелковый шнур с золотой кисточкой на конце: – А это сонетка. Дерните за шнур, если вам потребуется что-нибудь еще.

Шарлотта подошла к окну и с любопытством выглянула наружу. Далеко внизу несла свои быстрые воды река, исчезая в небольшой рощице.

– А теперь я должна вернуться к исполнению своих обязанностей, – сказала мадам Поль. – В замке множество гостей. Гаспар сейчас поднимет сюда ваш багаж. Вам желательно что-нибудь еще, мэм?

Лизетта, которой показалось, что мадам слишком раскомандовалась, сказала:

– Мадемуазель требуется ванна. Горячая ванна. И зажженный камин. Немедленно.

Мадам Поль вежливо кивнула, хотя черные глаза глянули на служанку несколько недружелюбно.

– Разумеется. Я немедленно позабочусь об этом.

– А где буду спать я? Я не вижу здесь чуланчика для служанки.

– Его нет, мисс, – с некоторым злорадством сказала мадам. – Вы будете спать наверху. Вместе с остальными слугами.

Бедненькая Лизетта. Шарлотта ничем не могла ей помочь. Она и себе-то ничем не могла помочь. Причина, по которой при спальне отсутствовал чуланчик для прислуги, была более чем ясна: это могло помешать ночным визитам.

– Вот как? – фыркнула Лизетта, у которой слегка зарделись щеки. – Отлично. В таком случае вы покажете мне эту комнату позднее. После того, как я позабочусь о мадемуазель Нэш.

– Как вам будет угодно, – кивнула француженка. – Ванну вам принесут немедленно. Один из слуг сопроводит вас в столовую, – сказала она Шарлотте, потом бросила взгляд на Лизетту: – А вас – туда, где вы будете спать, в половине девятого. Вам это удобно?

– Да, – ответила Шарлотта, совсем не уверенная, что это ее устраивает.

Глава 19

Замок графа Сент-Лайона, Шотландия,

9 августа 1806 года

Когда Лизетта отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей работой, увиденное ее так потрясло, что она на мгновение лишилась дара речи: декольте платья было чрезвычайно глубоким, а ткань, из которой оно было сшито, полупрозрачной.

– Ну как? – озабоченно спросила Шарлотта.

– Вы выглядите... чрезвычайно... Я хочу сказать, что вы... Это платье выглядит потрясающе, – сказала наконец Лизетта.

Она молча протянула Шарлотте зеркальце в оправе из слоновой кости, в чем абсолютно не было необходимости, потому что Шарлотта, даже если бы захотела, не смогла бы не увидеть свое отражение в чудовищных размеров зеркале, занимавшем половину стены. Она повернулась и встретилась взглядом со своим отражением. У нее округлились глаза. Лизетта была права: выглядела она потрясающе. Потрясающе бесстыжей. Потрясающе соблазнительной. А самое главное – потрясающе доступной.

Почти прозрачный зеленый шелк падал красивыми складками от лифа, представляющего собой не более чем подчеркивающий груди кусочек атласа, расшитый блестящими бусинками, отбрасывавшими блики на ее светло-карие глаза. Шелковая ткань струилась по ее телу, обрисовывая все, что было скрыто под ней. Это было платье куртизанки, позаимствованное у Джинни и переделанное на скорую руку по фигуре Шарлотты. Платье было предназначено для того, чтобы соблазнять и разжигать страсть.

Шарлотта перевела взгляд на свое отражавшееся в зеркале лицо: блестящие розовые губы, нежный румянец на щеках, перетянутые бронзовой ленточкой волосы, прядь которых кокетливо выбилась из прически на затылке. И никаких украшений. Туалет завершали лишь длинные, плотно облегающие руку перчатки, доходившие до сгиба руки. Сочетание почти обнаженных грудей и скромно прикрытых рук было особенно соблазнительным. Как и говорила Джинни.

В дверь осторожно постучали. Она вздрогнула и взглянула на каминные часы. Половина девятого. У нее задрожали колени.

– Не могу, – прошептала она. Она все-таки была трусихой.

– Мэм? – послышался голосок Лизетты, которая, взглянув на хозяйку, пришла в смятение.

Она не готова. Только не сейчас. Надо как-то отделаться от Сент-Лайона хотя бы на эту ночь. Ей нужна хотя бы одна ночь, чтобы привыкнуть к этой мысли.

– Я не могу... Скажи слуге, что я не готова, Лизетта. Пусть подождет. Мне... мне не нравится эта лента в волосах. Пусть лучше будет перышко. Или цветок.

Лизетта поморгала в замешательстве, но с готовностью отправилась в коридор. Шарлотта услышала голоса в коридоре, до нее донеслись слова «леди имеет право» и «еще немного», потом служанка вернулась и закрыла за собой дверь. Шарлотта с облегчением вздохнула.

– Садитесь, мисс Шарлотта. Я мигом все сделаю.

– Нет! – почти вскрикнула Шарлотта, потом добавила уже спокойнее: – Не спеши, Лизетта. Я должна стереть воспоминание о том, какой растрепанной я приехала, и придать себе более привлекательный вид.

Она уселась на диван.

Это Лизетте было понятно. Подобно художнику, которому было приказано переделать шедевр, она сначала рассердилась, но потом, приняв вызов, взялась за расческу и головную щетку. Двадцать минут спустя, перепробовав в качестве украшений черное страусовое перо, белое страусовое перо, нитку жемчуга, кисточку от балдахина и различные ленточки, она наконец улыбнулась.

– Нашла. – Она отстригла кончики у дюжины фазаньих перьев, стоявших в вазах. Скрепив их вместе золотой нитью, она хитроумно вплела их в светлые кудряшки Шарлотты. Переливчатые пурпуровый, зеленый и бронзовый цвета кокетливо подмигивали при каждом повороте головы Шарлотты.

– Ты гений, Лизетта, – сказала Шарлотта, благодарная скорее за дополнительную отсрочку, чем за результаты работы, хотя они и впрямь были потрясающими. Теперь для разговора тет-а-тет с Сент-Лайоном не останется времени. Она улыбнулась, чрезвычайно обрадованная отсрочкой встречи с ним с глазу на глаз.

– Вы лучше себя чувствуете, мисс? – спросила Лизетта.

– Да, Лизетта, – ответила она.

Компания, собравшаяся в большем холле в ожидании ужина, состояла из пятнадцати мужчин и четырех женщин. Мужчины были одеты также, как одевались на светские ночные балы по средам в «Олмаксе», тогда как женщины, как и Шарлотта, были одеты менее торжественно. Иными словами, выглядели как дорогие содержанки. Шарлотта не разглядывала их, исподтишка наблюдая за Сент-Лайоном. Интересно, разозлится ли он на нее зато, что не подчинилась его приказанию?

Как только слуга объявил ее имя, он вышел вперед, приветствуя ее. Глаза его одобрительно поблескивали. В Лондоне она приобрела известность своей экстравагантностью. Нынче вечером она более чем оправдывала это мнение о себе.

– Дорогая моя, вы неподражаемы, – пробормотал он, поднося ее руку к губам и целуя затянутые в перчатку пальцы. – Жаль, что нам не удалось поговорить перед ужином. Боюсь, что вы...

– Сент-Лайон! – прервал незаконченную фразу чей-то властный голос. Сент-Лайон выпрямился. К ним приближался седовласый, коротко подстриженный мужчина. На нем была какая-то незнакомая Шарлотте военная униформа. – Я требую, чтобы вы немедленно представили меня этой великолепной леди.

– Разумеется, ваша светлость. – Сент-Лайон склонил голову. – Разрешите представить вам мисс Шарлотту Нэш. Мисс Нэш, познакомьтесь с принцем Рупреком Галбреном.

Шарлотта присела в глубоком реверансе, а старикан расплылся в довольной улыбке. Едва успела она подняться, как тут же была представлена полудюжине других мужчин с незнакомыми акцентами, отличающихся своеобразием манер, в том числе немолодому набобу, пламенному итальянскому князьку, толстому австрийцу с двумя подбородками, но без титула, однако с замашками короля, а также худому престарелому испанцу с глазами поэта. Женщины к ней не подходили, и Сент-Лайон не пытался их познакомить. Друг с другом, как заметила Шарлотта, они тоже почти не общались.

Наверное, так заведено в среде куртизанок, подумалось Шарлотте. Это, видимо, объяснялось тем, что они не были уверены, как их примут, и всегда побаивались других женщин, видя в них соперниц. Тряхнув головой, она попыталась не думать о том, что этот мир скоро может стать ее миром, и тут услышала голос Сент-Лайона:

– А это, моя дорогая, человек, с которым вы, кажется, уже знакомы.

Она удивленно повернулась и встретилась с пылающим взглядом Дэнда Росса.

– Вот мы и встретились снова, Шарлотта.

У нее бешено забилось сердце, губы приоткрылись, волна радости захлестнула ее. Но тут она напомнила себе, где находится и в какой роли выступает, и обрадовалась, что не выдала свои чувства при встрече с Дэндом.

Он позволил ей приехать сюда, приготовившись стать любовницей Сент-Лайона, не оставив ей ни малейшей надежды на то, что ее жертва, возможно, не потребуется. Он спал с ней, он лишил ее девственности, но не сказал, что имеет доступ в ближний круг Сент-Лайона и может сам заняться поиском письма, не заставляя ее становиться проституткой.

Давно ли он разработал этот план? Может быть, он уже нашел проклятое письмо? Может быть, она вообще здесь не нужна?

Ей пришла в голову еще более страшная мысль: что, если он с самого начала планировал использовать ее для того лишь, чтобы отвлечь внимание графа, пока он будет искать письмо? Купить себе за счет ее девственности несколько спокойных часов для поиска?

При этой страшной мысли у нее перехватило дыхание.

– Ты что, язык проглотила, Шарлотта? – насмешливо спросил он. Французский акцент у него стал более заметным, чем в Лондоне, и более аристократичным. Одет он был тоже более строго, хотя покрой его фрака был изящнее, чем покрой одежды, которую он заимствовал в гардеробе у Рэма. На нем был белоснежный, туго накрахмаленный галстук, а щеки и подбородок выбриты до мраморной гладкости.

Он выглядел каким-то чужеземным и незнакомым. В его взгляде не было больше привычной теплоты. Приветливого выражения лица и добродушной улыбки тоже не было. Перед ней стоял незнакомец.

Шарлотта впервые заметила, как упрямо стиснуты его зубы, как тверда линия губ, как полуприкрыты глаза. Раньше безжалостность в выражении его красивого лица никогда не была так заметна, прикрываясь смехом и иронией. Теперь этого не было. Она видела, что улыбка появляется на его губах тогда, когда ему это нужно, и заметила, что он способен быть безжалостным и даже жестоким. А шрам на его щеке? Он появился вовсе не в результате падения с дерева.

Джинни была права. Человек, с которым она легла в постель, был опасен. Разве не сказал он сам, что пойдет на что угодно ради достижения своей цели?

– Почему он здесь? – услышала она собственный голос и увидела, как губы Дэнда сложились наконец в улыбку. Никакой приятности в его улыбке не было. Выражение лица не предвещало ничего хорошего – как будто это его, а не ее обманули! С другой стороны, именно такое поведение требовалось от него в соответствии с ролью отвергнутого, обиженного любовника. Как могла она об этом забыть? И как могла она забыть о том, какой хороший он актер?

– Месье Андре Руссе является эмиссаром некоторых высокопоставленных кругов духовенства, – сообщил Сент-Лайон, всем своим видом показывая, что ему, как и всем, известно, что они были любовниками.

– Понятно, – сказала она. Сердце ее гулко бухало где-то в горле, дыхание участилось. Как ему удалось добраться сюда так быстро? Как он раздобыл приглашение? Мужчины, помогавшие Джинни, использовали все мыслимые средства, чтобы получить доступ на это сборище, но для присутствия требовалось пройти строгую проверку или получить надежные рекомендации.

Было ясно, что он спланировал все это уже давно, задолго до того, как она послала за ним. Он использовал ее. Точно так же, как она использовала его, чтобы избавиться от девственности, – по крайней мере он, наверное, считал, что она его использовала. Как ни смешно, она радовалась тому, что не разоблачила перед ним эту ложь.

Каковы бы ни были ее чувства к Дэнду, ей все же удалось сохранить остатки гордости и не позволить ему узнать об этих чувствах. Для него – они оба находятся здесь ради достижения одной и той же цели и оба, не отягощенные никакими сантиментами, хладнокровно и расчетливо выполняют свое шпионское задание.

Да, так оно и должно быть. От Дэнда Росса ей нужно только одно: узнать, успел ли он уже отыскать письмо. Если он этого не успел, то она, как и планировала, займется этим сама.

На карту поставлены более важные вещи, чем ее гордость. Или ее сердечные страдания.

– Ты выглядишь расстроенной, Шарлотта, – тихо сказал Дэнд. – И лицо побледнело. Тебе нездоровится? Или ты в замешательстве из-за моего появления? Ах ты, бедняжка моя. – Его темные глаза сузились. – Я, возможно, уехал бы, чтобы не расстраивать тебя, но, по правде говоря, мне все это безразлично.

Она молчала, сверля его уничтожающим взглядом. Потом, не потрудившись ответить, вздернула подбородок и отвернулась от него, всем своим видом показывая, что не желает продолжать разговор. Несмотря на язвительный тон сказанного, она поняла подтекст: Дэнд не мог уехать, потому что не нашел письма. По крайней мере это теперь она знала.

Сент-Лайон остановился рядом с ней.

– Извините, моя дорогая, Я имел намерение предупредить вас об этом заранее в своей библиотеке.

– Пустяки, граф, – холодно заверила его она. – Почему и где находится и чем занимается месье Руссе, меня совершенно не касается.

– Вот как? – задумчиво произнес граф. – А мне показалось, что вам это совсем не безразлично. Вы были великолепны, демонстрируя свое презрение, – сказал он, сопровождая ее к крюшоннице, стоявшей на другом конце стола. – Но нет, моя дорогая. Боюсь, что вас это задело. Вы все еще испытываете сильные чувства к этому молодому человеку. – Она промолчала, зная, что возражения лишь подтвердили бы его догадки. – Ничего неожиданного в этом нет. Когда говорит сердце, женщина не может прислушиваться к голосу рассудка – даже такого необычного и целеустремленного, как ваш.

– Мое сердце ничего не говорит, – мрачно заявила она.

– Возможно, оно говорит не на языке любви, но наверняка на языке страсти. Я вижу это по вашим глазам, по заалевшим щекам и по напряженности вашей позы. Я в совершенстве владею этим языком, моя дорогая. – Он всматривался в нее так, словно ему хотелось, чтобы Шарлотта испытывала к Дэнду если не любовь, то хотя бы страсть.

Ну конечно. Разве Джинни не говорила ей, что Сент-Лайон получает наибольшее удовлетворение, соблазняя женщин, которые уже были связаны интимными отношениями с другими мужчинами? Она должна вести себя очень умно и, может быть, даже изменить роль, которую должна была сыграть в соответствии с планом. Все, что она знала о Сент-Лайоне, подтверждало, что он человек самонадеянный, который гордится своими мужскими победами и считает себя неотразимым для женщин. Он, возможно, даже обрадуется тому, что ему бросают вызов.

А пока он будет соблазнять ее и заманивать в свою постель, она получит время, чтобы обыскать замок и найти письмо, не скомпрометировав себя.

– Как вы проницательны, граф. Уж не известен ли вам рецепт какого-нибудь зелья, которое изгнало бы его из моей памяти? – спросила она, приподняв рыжеватую бровку.

– Ах, дорогая моя, – сказал он. – Вы сожалеете о своей связи с месье Руссе. Вам хотелось бы повернуть время вспять, чтобы получить возможность сделать другой важный выбор.

Пропади все пропадом! Она хотела, чтобы он видел в ней куртизанку, а не избалованную богатую девчонку, которая по ночам рыдает в подушку, оплакивая потерю девственности. Она улыбнулась.

– Мне не хотелось бы противоречить вам, граф, но, боюсь, вы неправильно поняли меня. Я не сожалею о связи. Я сожалею о Руссе.

Он рассмеялся и передал ей чашку пунша.

– Вы, как всегда, потрясаете своей прямолинейностью, мисс Нэш. Этот аспект вашей обаятельной личноегти я намерен изучить подробнее.

– Я надеюсь, что у вас будет гораздо больше материала для изучения, чем этот аспект моей личности, граф, – тихо сказала она, глядя на него в упор поверх края чашки.

Он незаметно для большинства присутствующих легонько провел кончиками пальцев по ее обнаженной руке. Поборов инстинктивное желание отдернуть руку, она улыбнулась. Его рука игриво скользнула ниже.

– Всему свое время, моя дорогая. Я с минуты на минуту жду прибытия одного гостя, а потом, несколько дней спустя, все разъедутся по своим местам, и замок будет полностью в моем распоряжении. В нашем, если вы предпочтете остаться. Обещаю посвятить вам все свое внимание. И обещаю также, что, когда мы приступим к взаимному изучению друг друга, нас не будут отвлекать никакие тени прошлого.

Она оказалась права в оценке его характера! Она почувствовала такое облегчение, что без труда одарила фа-фа лучезарной улыбкой и прошептала:

– Ловлю вас на слове, граф.

Глава 20

Джермин-стрит, Пиккадити,

12 августа 1806 года

– Где Шарлотта? – спросил без обиняков Рамзи Манро, маркиз Коттрелл.

Джинни Малгрю, встретившая двух нежданных визитеров в малой гостиной, улыбалась, хотя удерживать на губах улыбку с каждой минутой становилось все труднее.

– Не имею понятия, милорд. И не представляю, почему вы решили, что я причастна к планам вашей юной родственницы.

– Потому что эта девочка воспользовалась вами как средством «показать нос» высшему обществу, – заявил с сильным шотландским акцентом полковник Макнилл, грубоватый мускулистый красавец. – С тех пор как я вернулся в Лондон, я слышал из самых разных источников о ваших с ней приятельских отношениях.

– С тех пор как три дня назад мое судно пришвартовалось в Лондоне, я тоже только и слышал об этом, – сказал Манро и добавил: – Так что не надо увиливать от ответа. Если вам хоть немного дорога эта девочка, вы должны порвать с ней всякие связи.

Что именно думал маркиз Коттрелл по поводу отсутствия у нее заботы о юной невинной девушке, было ясно видно по его презрительной гримасе и властному тону.

– С мисс Нэш мы знакомы, – призналась Джинни. А что еще ей оставалось делать? Наверняка нашлось множество «доброжелателей», которые поспешили сообщить маркизу о том, что его свояченица выбирает себе неподходящих друзей. Она и Шарлотта ожидали, что маркиз Коттрелл заинтересуется этим. Они не могли лишь предполагать, что это произойдет сразу же после ее отъезда в замок Сент-Лайона. И уж наверняка ни та ни другая не предполагали столь раннего прибытия полковника Кита Макнилла.

Уж если эти двое взялись прочесать город в поисках Шарлотты, это было опасно. Оба они имели репутацию людей, которые получают то, что хотят, любыми средствами, а сейчас они хотели найти Шарлотту. Их решимость говорила об их преданности не только женам, но и этой девушке, и Джинни не могла им не посочувствовать. Однако, несмотря на сочувствие, она не позволит им узнать, куда уехала Шарлотта. Шарлотте – тем более после всех жертв, на которые она пошла, – нужно было дать как можно больше времени, чтобы поиски письма завершились успехом.

– Баронесса Уэлтон сообщила нам, что мисс Нэш ухаживала за вами в своем доме, когда вы поправлялись после несчастного случая. – Огромного роста шотландский полковник прошелся по комнате, крепко стиснув заложенные за спину руки, как будто опасался, что без этого они могут вцепиться в горло Джинни. – Надеюсь, вы не собираетесь расплатиться с девушкой за ее доброту тем, что будете скрывать ее местонахождение от членов ее семьи?

По виску Джинни поползла капелька пота, которую она тотчас вытерла кружевным платочком.

– Разумеется, нет. Мне хотелось бы помочь.

– О, я уверен, что вы можете это сделать, – мягко промурлыкал маркиз, открывая табакерку лиможского фарфора и выкладывая на руку щепотку табаку. Он втянул табак в нос, не сводя с Джинни темных глаз, взгляд которых обещал все мыслимые кары, если она вдруг не ответит на его вопросы.

Она надеялась, что Финн находится где-нибудь поблизости и готов действовать по ее сигналу. Однако, взглянув на двоих высоких, внушительного вида шотландцев, подумала, что было бы неплохо, если бы ее лакей захватил с собой побольше народу на помощь. И пистолет.

Полковник, смотревший в окно, круто повернулся.

– Выжили у Лотти. Скажите мне... этот мужчина, который, судя по слухам... – его лицо побагровело, – жил с ней, этот месье Руссе... вы должны что-нибудь знать о нем.

Джинни беспомощно всплеснула руками:

– Но я ничего не знаю! Шарлотта рассказывала, что познакомилась с ним, когда еще была девочкой и ездила с семьей в Бристоль.

– Шарлотта и сейчас девочка! – грубовато проговорил Макнилл. – Глупая маленькая девочка. Я не могу поверить, что она... Кто этот человек? – загремел он, заставив Джинни съежиться в кресле. Если эти мужчины узнают, что Андре Руссе – это Эндрю Росс, то человек, некогда бывший их братом, едва ли останется в живых. Ей даже стало жаль его, но она вспомнила о его непоколебимой решимости и силе.

– Он француз, – помедлив, произнесла Джинни. – А вот роялист ли он, я не знаю. Мы с ним почти не разговаривали. Он был целиком поглощен Шарлоттой и требовал ее полного внимания. Большую часть времени они проводили вдвоем.

Услышав это, маркиз Котгрелл побледнел. Он отошел, и его место сразу же занял полковник.

«Та еще парочка, – подумала Джинни. – Прикрывают один другого и, действуя как единое целое, без труда продвигаются к достижению поставленной цели. Этот отец Таркин, настоятель с макиавеллиевским складом ума, сбил их в надежную команду».

– Мне кажется, что после того, как Шарлотта, – Джинни поспешно отвела глаза, как будто не решаясь встретиться с сердитым взглядом зеленых глаз Макнил-ла, – прогнала месье Руссе, он переселился на Бедфорд-сквер.

– Мы там были, – сказал Макнилл. Коттрелл снова взял себя в руки.

– С кем еще вы ее знакомили? – мягко спросил он.

– Знакомила?

– Перестаньте. – Красивое лицо Коттрелла исказила насмешливая гримаса. – Не стройте из себя скромницу. Я не спрашиваю, какие мотивы могли заставить женщину, у которой некогда были достоинство и положение в обществе, попытаться заманить доверчивую девушку в ту же ловушку, в которую она попала сама, но я прошу вас не считать меня идиотом, который может поверить вашей лжи. Вы впутали Шарлотту в свою жизнь. И обрекли ее на такую же, как у вас, судьбу. Мы, – он взглянул на Макнилла и получил от него короткий подтверждающий кивок, – извлечем ее из этой западни. И вы нам в этом поможете.

Джинни побледнела. Она еще никогда не слышала столь прямого и жестокого обвинения, причем обвинения оправданного. Более того, она никогда не думала, что что-нибудь сказанное мужчиной может когда-нибудь снова обидеть ее. Она была не права. Но это не имело значения. Она не выдаст Шарлотту. По крайней мере пока.

– Я не подстрекала Шарлотту. Я не сводница. Очень жаль, что вы мне не верите. – Она вздернула подбородок.

Коттрелл пристально посмотрел на нее.

– Я вам верю. Но вам известно кое-что еще. И вы скрываете это от нас.

– Я того же мнения, – сказал Макнилл, прищурив зеленые глаза. – И не сомневайтесь, миссис Малгрю, что, если бы я не думал, что это может замедлить поиски Шарлотты, я бы вытряс из вас все, что вы от нас скрываете. Но если мы не найдем Шарлотту, причем быстро, я вернусь и уйду только тогда, когда получу от вас всю информацию, которой вы обладаете.

У нее екнуло сердце и пересохло в горле. Но трусихой Джинни никогда не была. Расправив плечи, она свысока взглянула на рослого шотландца.

– Вы мне угрожаете? Ответил ей не Макнилл.

Маркиз Коттрелл наклонился, так что его красивые черные глаза оказались на уровне ее глаз, и мягко промурлыкал:

– Вы можете рассчитывать на это, миссис Малгрю.

– Она лгала, – сказал Кит Макнилл, проходя следом за Рамзи Манро через парадный вход в резиденцию Котт-релла.

– Да. Но о чем именно? Мне показалось, что она была искренне обижена предположением, будто она выступала в роли сводницы для Шарлотты... – Он замолчал, стиснув зубы и едва сдерживая одолевавшие его эмоции. – Боже милосердный, Кит, я с трудом верю словам, которые срываются с моих губ. Обесчещена.

Сводница. Куртизанка – и все это по отношению к Шарлотте. Нашей Шарлотте. Нашей импульсивной, упорствующей в заблуждениях, жизнерадостной и предельно благородной Шарлотте. Хелен это убьет. – Он взглянул на Кита и, увидев первобытную ярость на лице своего друга, понял, что не он один боялся, что все это причинит страшную травму любимой женщине. – Извини, Кит. Я знаю, что Кейт будет так же глубоко потрясена всем этим.

– Кейт этому не поверит. Кто бы что ни говорил, она никогда не поверит, что Шарлотта выбрала для себя жизнь падшей женщины. Даже если бы сама Шарлотта сказала ей об этом, если бы она притащила к нам в дом своего последнего любовника, Кейт все равно сказала бы, что мы судим по тому, что лежит на поверхности, и ничего не знаем о глубинных течениях.

Рэм вздохнул.

– Да. Хелен тоже так считает, – сказал он, подумав, что его жену было бы не так трудно убедить, как Кейт. Ведь Кейт не пришлось провести последние три года, наблюдая, как Шарлотта подвергает осмеянию высшее общество, как она напропалую флиртует, как водит компанию с неподходящими людьми. А Хелен пришлось.

– Я снова съезжу к баронессе Уэлтон. Возможно, она вспомнит об этом Руссе что-нибудь еще, кроме того, что он француз и что он словно загипнотизировал Шарлотту.

– По крайней мере Шарлотта прогнала этого Руссе, – сказал Кит.

– И через несколько дней оба они исчезли? Маловероятно, чтобы это было простым совпадением, – сказал Рэм и закрыл глаза.

– Не думай об этом, Рэм, – посоветовал Кит, понимая, в каком направлении потекли мысли друга. Он и сам уже успел об этом подумать. Что, если этот Руссе увез Шарлотту и удерживает ее или, еще того хуже, убил ее, как это делали во все времена мстительные отвергнутые любовники? «Тогда этому Руссе лучше тут же покончить с собой», – в ярости думал Кит.

Пытаясь усилием воли избавиться от этой страшной мысли, Рэм открыл дверь и жестом пригласил Кита пройти в библиотеку. Появившийся в дверях слуга с поклоном протянул Рэму серебряный поднос, на котором лежали два конверта. Рэм рассеянно взял их и кивком головы отпустил слугу. На одном из них он сразу же узнал почерк Хелен.

Вскрыв конверт, он прочел письмо и, заметив заинтересованный взгляд Кита, сказал:

– Они предвосхитили наши действия. Твоя и моя жены снова побывали у баронессы Уэлтон в надежде получить дополнительную информацию.

Кит позволил себе сдержанно улыбнуться.

– Неужели ты ожидал, что они будут сидеть и ждать?

– Нет, – ответил Рэм, вскрывая второй конверт. На конверте не было надписи. Он вынул лист бумаги, и лицо его застыло.

– Что там такое? – спросил Кит.

– Анонимное письмо, в котором сказано, что Шарлотта находится в Шотландии, в замке графа Сент-Лайо-на.

– Сент-Лайона? – словно эхо повторил Кит.

– Французский эмигрант и ловелас, каких свет не видывал, – отозвался Рэм, на лице которого появилось встревоженное выражение. – Сент-Лайон, конечно, распутник, но он чрезвычайно осмотрителен. Он слишком любит высшее общество, чтобы рисковать своей репутацией.

– А это означает, – мрачно продолжил Кит, – что в отношении Шарлотты больше нет необходимости проявлять осторожность.

– Даже если в этом письме написана правда, – сказал Рэм, с трудом сдерживая ярость, – то это может быть просто розыгрыш, и цель у него совсем другая.

– Но мы не можем оставить это без внимания.

– Нет, не можем. Я отправлюсь на север, а ты останешься здесь и продолжишь поиски.

Кит покачал головой:

– Так дело не пойдет, Рэм, дружище. Я поеду с тобой. Чтобы обыскать город, ты нанял множество сыщиков. Если что-нибудь можно найти, они это найдут. У нас появился первый намек на местонахождение Шарлотты. Я не отпущу тебя одного. Я хочу добавить свой... голос в любом споре, который может завязаться у тебя с этим Сент-Лайоном, если то, что написано в письме, окажется правдой.

– Ладно, – согласился Рэм. – Оставляю тебя сообщить обо всем Кейт, а сам попытаюсь сделать все возможное, чтобы уговорить Хелен не следовать за нами. Выезжаем на рассвете. Договорились?

– Договорились, – ответил Кит.

К этому времени Рамзи и Кристиан получат его письмо. Они будут вне себя при мысли о том, в каком положении оказалась их свояченица, и, стремясь поскорее спасти ее, бросятся навстречу собственной гибели. А ему лишь надо набраться терпения и ждать. Все, что он утратил много лет назад, вернется к нему в десятикратном размере. Его репутация, его дом, его влиятельное положение... его жизнь.

Он не должен быть жертвой тех же ошибок, что и остальные. Надо только выждать время. Однако соблазн раскрыть себя был очень велик. Он закрыл глаза, пытаясь преодолеть это гибельное желание. Он устал. Измучился. Но он еще не понимал до конца, каково ему будет, несмотря на победу, видеть Дэнда и не иметь возможности говорить с ним.

Глава 21

Замок графа Сент-Лайона, Шотландия,

12 августа 1806 года

– Если бы вы были хозяйкой замка лет двести назад, то именно здесь ваши враги ожидали бы вашего приговора, – сказал граф, который, поднявшись впереди Шарлотты по узкой винтовой лестнице, вошел в холодную пустую комнату, расположенную наверху круглой сторожевой башни. Повернувшись, он предложил ей руку. Она позволила ему помочь ей выйти из люка на влажный сланцевый пол. – Как вы думаете, Шарлотта, – спросил он, впервые назвав ее по имени, – вы были бы милостивы или чаще приговаривали бы к смертной казни?

– Это зависело бы от преступления, – ответила она, вздрогнув от холода.

Она огляделась вокруг. Распахнутые окна, расположенные друг против друга, выходили на все четыре стороны, открывая панораму окружающей местности. Отсюда была хорошо видна дорога, по которой они приехали, тянувшаяся по бескрайним пустошам. На западе виднелись сиреневые силуэты гор, а прямо под ними, поблескивая в лучах предвечернего солнца, протекала река.

– Все это внушает благоговейный трепет, – сказала она, озираясь вокруг. Когда-то эта комната предназначалась для проведения допросов. На чертежах был отчетливо обозначен узкий проход между толстыми каменными стенами, ведущий с нижнего этажа, заканчивающийся смотровой щелью, сквозь которую невидимый свидетель, мог следить за признаниями человека, подвергающегося. допросу. Но где он находился? И знал ли о его существовании Сент-Лайон?

Вчера утром она, воспользовавшись непревзойденным талантом Лизетты доводить до белого каления экономку мадам Поль своими непомерными требованиями, обыскала несколько общих комнат, пока ее «сторожевая собака» была занята. За одной из панелей Шарлотта обнаружила тайник, но он был пуст.

Поздней ночью она тайком ушла из своей комнаты и обыскала библиотеку графа. Дэнд, возможно, уже проделал это, но она, черт возьми, не могла рисковать. Они не разговаривали с Дэндом со дня ее прибытия, а библиотека, если не считать личных апартаментов графа, была самым вероятным местом, где он мог спрятать письмо. Но она не нашла ничего.

– Это место, возможно, внушает страх, – заметил Сент-Лайон, – но, поверьте мне, здесь обеспечена максимальная безопасность. Хотя для меня до сих пор остается загадкой, почему строители решили, что кому-нибудь придет в голову приобрести его в свою собственность.

– Но ведь вы почему-то захотели его купить? – спросила Шарлотта.

Он пожал плечами:

– Ради охоты, конечно. Здесь водятся куропатки на вересковых пустошах, утки на реке. А этот лесной массив к югу сюда вы заметили? Там полным-полно оленей и лис.

Увидев выражение ее лица, он рассмеялся.

– Уж не думали ли вы, что я купил этот замок для каких-нибудь гнусных целей? Что использую его как тайный вертеп, где содержу в заточении похищенных молодых леди? – Взяв Шарлотту за руку, он осторожно подвел ее к каменной стене и указал на металлические кольца, укрепленные на разных уровнях. Полузакрыв глаза, он поднял ее руку и прижал запястье к камню рядом с толстым кольцом. – Может быть, вы думаете, что я держу их в цепях в этой башне, пока они не уступят моему желанию?

Шарлотта и глазом не моргнула, мысленно поздравив себя с этим. Она взглянула на него таким же самоуверенным, как у него, взглядом.

– Не думаю, граф, что вам такая практика вообще необходима, – сказала она.

Он несколько мгновений пристально смотрел на нее, потом улыбнулся и отпустил.

– Надеюсь. Но вы, моя дорогая, представляете собой настоящую проблему.

– Как так? – удивилась она. – Ведь я здесь.

– Но здесь же находится и ваш бывший любовник, а он, моя дорогая, не может не испортить удовольствие от того, что, как я надеялся, будет блаженной интерлюдией.

С момента своего прибытия три дня назад она старалась не думать о Дэнде и всячески избегала его. Оказываясь с ним в одной комнате, она вела себя так, как будто его не существует. К сожалению, это было всего лишь притворство.

Как бы Шарлотта ни старалась, она не могла на него не реагировать. Звук его голоса, донесшийся с другого конца комнаты, заставлял зарумяниться ее щеки. Она ловила на себе его взгляд – то задумчивый, то сердитый. Он ведь всего лишь притворялся глубоко раненным, рассерженным любовником. А для нее это была не игра, а действительность.

Ее тянуло к нему, хотя она мысленно осуждала его за обман и ругала себя за глупость. Он никогда не скрывал, что сделает все, что угодно, ради достижения своей цели. Пожертвует всем, чем угодно. И кем угодно.

– Так отошлите его отсюда, – сказала она тоном женщины, привыкшей к тому, что ее капризы исполняются. – Он выводит меня из душевного равновесия.

– Как я уже говорил, – примирительным тоном сказал Сент-Лайон, – он представляет здесь целую группу людей.

– Я не понимаю. Что вы имеете в виду, говоря, что он представляет некоторые высокие круги духовенства? Он всего-навсего французский эмигрант.

– Дорогая моя, – искренне удивился он, – так вы действительно не знаете, кто он такой?

– Француз, с которым я познакомилась много лет назад в Бристоле. Это было детское увлечение, хотя у меня не хватило здравого смысла считать его таковым, когда мы снова встретились в Лондоне этим летом.

– Но... разве он не говорил вам, кто он такой?

У Шарлотты разыгралось любопытство, но она постаралась не показать его и капризно промолвила:

– Нет. Что вы имеете в виду? Я не люблю отгадывать загадки. Если вам кажется, что это произведет на меня впечатление, то говорите, кто он такой!

– Он Андре Анри Руссе, кузен убитого великого герцога Энгиенского и внучатый племянник Марии Терезии Австрийской.

Шарлотта чуть не расхохоталась. Боже милосердный! Дэнд, надо отдать ему должное, выбирая для себя роль, выбрал нечто впечатляющее! Но по выражению лица Сент-Лайона она узнала все, что ей нужно было узнать. Несмотря на то что Сент-Лайон недавно стал разделять английские ценности, он все еще благоговел перед своим старым режимом. Неудивительно, что Дэнд выбрал именно это вымышленное имя.

– Ну что ж, разве не все равно, восьмидесятый или восьмой он прямой наследник несуществующего трона? – явно заскучав, сказала она. – Насколько я вижу, его высокое положение не обеспечивает ему комфорта. Своим внешним видом он обязан исключительно своему портному, а сам он без гроша в кармане.

– Вы и впрямь очень прагматичное создание, – задумчиво произнес Сент-Лайон, и Шарлотта испугалась, что перегнула палку.

Согласно ее роли, она должна была быть меркантильной, но не настолько, чтобы вызвать у Сент-Лайона отвращение, и заставить его поверить, что она желает заполучить прежде всего его самого, а уж потом его кошелек.

– Разумеется, – пробормотала она, как будто сама себе, – я не заметила бы недостатка средств, если бы это компенсировалось чем-то другим... – Она замолчала, заставив Сент-Лайона гадать, каких таких качеств не хватало Дэнду. – Мне действительно хотелось бы, чтобы он уехал.

– Ну-ну, успокойтесь, моя дорогая Шарлотта. Он пробудет здесь еще всего несколько дней, – говорил Сент-Лайон, словно утешая капризного непослушного ребенка. Она была убеждена, что именно такими Сент-Лайон считает всех женщин.

– Ни вечеринок. Ни маскарадов. Ни общества. – Она капризно надула губки. – Подобно вам, граф, я привыкла к определенному качеству того, что меня окружает. Красота и веселье для меня подобны хлебу и воде. А здесь не хватает и того и другого. В дополнение к этому, – она бросила на него укоризненный взгляд, – вы были со мной неоткровенны.

– Как так? – Граф взял ее руки и осторожно сжал их. – Объясните!

– Вы говорили мне, что едете сюда, чтобы облегчить переходный период для таких же, как вы, французских эмигрантов, а здесь, кроме месье Руссе, среди ваших гостей находится всего один француз.

Помедлив мгновение, он сказал:

– Признаюсь, я сказал вам не все. Вы меня разоблачили. – Он с умоляющим видом поднял обе руки. – Вам, конечно, известно, что я коллекционирую редкости и произведения искусства. Иногда в ходе коллекционирования мне случается наткнуться на что-нибудь представляющее огромную ценность для других. В таких случаях я устраиваю аукцион, на который приглашаю особых гостей.

– Нечто вроде Таттерсоллз?

Он улыбнулся с превосходством:

– Да, моя дорогая. Вроде Таттерсоллз. Только иногда – как бы это выразиться поделикатнее – возникают вопросы относительно легальности продажи мной некоторых таких вещей.

– У-ух ты! – У нее даже глаза округлились. – Например, – она поглядела налево, потом направо и прошептала: – драгоценностей? Королевских драгоценностей? Сокровищ французских королей?

Приложив палец к носу, он кивнул:

– Именно так. Кажется, он поверил ей.

– Как интересно! Как бы мне хотелось надеть королевские драгоценности! Подумайте, какую зависть это вызвало бы!

– А я хотел бы увидеть на вас эти драгоценности. Но увы, вы никогда не смогли бы появиться в них на публике. Они слишком узнаваемы, а если же вынуть из оправы, это существенно понизит их ценность. Значительно лучше продать их и купить новые драгоценности.

Она сделала вид, что сомневается.

– Гм-м, пожалуй. Однако должна заметить, что если их ценность так велика, то вы проявляете удивительное самообладание. Неужели вы не боитесь, что кто-нибудь попытается украсть их? Подумайте, ведь здесь нет даже стражников!

Он рассмеялся.

– Мой персонал обладает самыми разнообразными умениями и навыками и в случае необходимости готов их продемонстрировать наделе. Но такая необходимость не возникнет.

– Вы очень уверены в себе. Или в своих гостях.

– Нет, своим гостям я совсем не доверяю. Надеюсь, вас это не шокирует?

– Ничуть, – мило улыбнулась она.

– Вот и хорошо, – с одобрением сказал он. – Я хотел сказать, что нисколько не сомневаюсь в том, что некоторые из них – а может быть, даже все – после своего прибытия сюда обыскали мои личные апартаменты, заглядывая в вазы с фруктами и под цветочные горшки. Должен добавить, что все это бесполезно.

– Гордыня до добра не доведет, – промолвила Шарлотта.

– Это не гордыня, дорогая девочка. Просто нельзя найти то, чего нет. Ага! Вижу, вы начинаете догадываться, почему я так настойчиво жду приезда последнего гостя. Драгоценности... у него!

– Правда? – Она с восхищением взглянула на него, проклиная свое невезение. Пропади все пропадом! У Сент-Лайона был сообщник. Надо предупредить Дэнда, чтобы он не разыскивал больше цилиндр. Он лишь поставит под угрозу провала не только себя, но и всю их миссию. – А что, если он украдет драгоценности?

– Вы так молоды и так недоверчивы к людям, – снисходительно заметил Сент-Лайон. Он с каждой минутой чувствовал себя с ней все спокойнее, наслаждаясь ролью умудренного опытом старшего по возрасту мужчины. – Не сомневайтесь, маленькая голубка. – Он ласково потрепал ее по подбородку. – Мой помощник не отличается блестящим умом, но он достаточно умен, чтобы знать, что сам он не способен организовать такого рода аукцион. К тому же изначально именно он принес их ко мне.

– Как это умно. И когда же прибудет этот человек?

– Ну, теперь уж совсем скоро, – сказал Сент-Лайон. – Он очень пунктуален, этот Росетт.

– Росетт?

– Может быть, вы слышали это имя? Бездельник первостатейный, но тем не менее бездельник полезный. Как только он приедет, – он повернулся к ней с довольной улыбкой на лице, – я проведу аукцион, а что потом случится с драгоценностями, больше уже не будет моей проблемой. И как только я закончу это дело, я посвящу всего себя тому, чтобы заставить вас забыть Руссе.

– А кто это такой? – игриво спросила Шарлотта.

Сент-Лайон рассмеялся.

Глава 22

Замок графа Сент-Лайона, Шотландия,

12 августа 1806 года

– Я принимаю ставку, граф, – сказала Шарлотта, обводя беззастенчивым взглядом карточный стол. – Ставлю надетый на мне шелковый чулок против вашей тысячи фунтов.

Игроки за другим карточным столом, услышав заявление Шарлотты, притихли, забыв сдавать карты. Потому что они все до одного знали, что эта маленькая падшая голубка, залетевшая в их среду, до самого недавнего времени была леди. И каждый из них знал также, что человек, повинный в ее падении, сидел за соседним столом спина к спине с ней, уставившись в свои карты. На лице его застыло холодное, отстраненное, словно горы, видневшиеся на севере, выражение.

Все происходящее приятно будоражило своим неприличием, и это во второй половине дня! Кто знает, какие развлечения можно ждать ко времени ужина?

– В любви и на войне все средства хороши, – произнес граф, пристально глядя на нее.

– Вы сказали «в любви», граф? – Человек по фамилии Руссе повернулся и, положив руку на спинку своего стула, взглянул на Шарлотту Нэш с высокомерным презрением. Хотя как мог любой полный жизни мужчина смотреть с такой холодностью на столь соблазнительно женственное существо, большинство присутствующих мужчин были не способны понять.

При неожиданном вмешательстве в разговор Руссе брови графа удивленно взметнулись вверх.

– Да, я так и сказал, месье Руссе. А в чем дело?

– Ни в чем. Если не считать того, что после моего недавнего опыта, – его сердитый взгляд на мгновение задержался на непристойном наряде Шарлотты Нэш, – я считаю себя обязанным предупредить вас, что нежное чувство, о котором вы говорили, недоступно пониманию известной вам особы.

– Я, конечно, оценил бы вашу заботу обо мне, если бы не тот факт, что для вас, как говорят англичане, виноград не был зелен, – сказал граф.

Шарлотта мысленно ругала Дэнда за то, что он лишил ее возможности шепнуть ему на ухо пару слов относительно поиска письма. А кроме того, если этот дурень не будет осторожнее, то графу может прийти в голову, что он скорее завоюет ее признательность, если изобразит из себя рыцаря, защищающего ее от вульгарных выходок Дэнда. Оба мужчины уставились друг на друга с таким видом, что напомнили ей дворняг, готовых броситься в драку, защищая свою территорию, и сражаться не на жизнь, а на смерть.

А какая польза будет от Дэнда при выполнении их задания, если он получит травму или еще того хуже? Она не могла допустить этого. Она слишком многим пожертвовала, чтобы спокойно наблюдать, как рушатся ее планы из-за дурацкого мужского позерства.

Она спокойно отвернулась, как будто Дэнд ничего не говорил.

– Когда я играю, я всегда настаиваю на том, чтобы видеть блеск золота, поставленного на кон. Полагаю, что и вы тоже, джентльмены.

Она вытянула ножку и сбросила с нее атласную туфельку.

– Моя дорогая? Может быть, вы предпочтете более укромное...

– Я не нуждаюсь в укромном месте. По крайней мере для этого. – Она обвела взглядом присутствующих. Взгляд каждой пары мужских глаз, включая глаза графа, был прикован к ее ноге. Кроме глаз Дэнда. Он смотрел на нее холодным предостерегавшим взглядом. Черт бы его побрал! Ведь он сам отвел ей роль «отвлекающего фактора», и она не имела намерения его разочаровывать!

– Хоть убейте, не знаю, что вы, джентльмены, будете делать с моей ставкой. Может быть, было бы лучше поставить на кон возможность побыть со мной тет-а-тет в соседнем чуланчике? – Она многозначительно посмотрела в глаза Дэнду. Вокруг них громко высказывала свои замечания дюжина мужчин. – Слишком поздно, господа, – заявила Шарлотта с коварной улыбкой. – Ведь вы хотели получить всего лишь мой чулок. В следующий раз подумайте о том, чтобы попросить более существенную ставку.

Она наклонилась, сунула руки под подол юбки и, найдя на ощупь верх чулка, развязала ленточку подвязки, удерживающей чулок под коленом. У Дэнда заиграли желваки на скулах, а рядом со шрамом забилась жилка.

«Не делай этого».

Она не поняла, то ли он прошептал эти слова, то ли ей просто очень хотелось услышать их. Не имеет значения. Она уже вошла в роль. Окинув кокетливым взглядом восхищенную аудиторию, она, прикрываясь юбкой, спустила с ноги вышитый шелковый чулочек. Потом, на мгновение показав лодыжку, сняла его со стопы и весело помахала им в воздухе.

Дэнд встал. Кажется, никто, кроме нее, этого не заметил. Никто не заметил также, как он, не сказав ни слова, вышел из комнаты, как будто не мог больше ее видеть.

Она улыбнулась, довольная собой.

– Вот вам, граф, моя ставка. Не сдадите ли карты?

Граф с одобрительной улыбкой сдал три карты. Шарлотта взяла их, пытаясь изобразить заинтересованность, которой не чувствовала. Ей не нужны были его деньги – хотя она понимала, что в соответствии с ролью именно это от нее и требовалось, – и ей было безразлично, проиграет она или нет свой проклятый чулок.

Две королевы и четверка червей. Она даже не потрудилась прикупить еще одну карту, и когда граф перевернул свою пару десяток, она перевернула свои и объявила: «Я выиграла», – хотя чувствовала себя так, словно проиграла. И все же она улыбнулась. Даже рассмеялась с торжествующим видом, радуясь выигрышу, как подобает корыстолюбивой особе. Все присутствующие джентльмены поздравляли ее. Поздравляли ее и другие дамы, хотя без особого энтузиазма.

– А теперь извините меня, граф, и вы, джентльмены. – Она подобрала шелковый чулок, лежащий на столе, и сунула в туфельку голую ножку. – Я ненадолго покину вас. Мне нужно переодеться к вечеру. Не разочаровывайте меня и не прекращайте игру, пока я буду отсутствовать. Я вернусь и буду настаивать на том, чтобы игра продолжалась до тех пор, пока слуга не объявит, что ужин подан. – В ответ она услышала хор мужских голосов, заверяющих ее в том, что в ожидании ее возвращения они будут продолжать игру.

Радуясь возможности сбежать, Шарлотта поспешила в главный холл, где собрались перед огромным горящим камином те из гостей, которые предпочли не играть в карты. Хотя они стояли и сидели поблизости друг от друга, было заметно, что они находятся здесь не вместе, а каждый сам по себе. Лишь немногие, наклонясь друг к другу, о чем-то тихо разговаривали. Большинство же исподтишка изучали своих соседей или смотрели в огонь с задумчивым видом. Соперничество за обладание вожделенной ценностью, которую предлагал Сент-Лайон, свело их здесь, и это же соперничество их разделяло. Кто из этих людей работал на Наполеона? А кто на австрийцев? У кого были личные планы? Или бизнес, которому угрожал бы договор между государствами? За последние два года Шарлотта стала понимать, что в любом государстве – в том числе и в Великобритании – есть люди, которые сильно наживаются на войне.

Она не стала тратить время на размышления о том, какие причины собрали их здесь, но огляделась вокруг в надежде, что Дэнд понял ее намек и где-нибудь ждет ее, чтобы можно было сказать, что письмо пока находится не в замке и что ему не следует рисковать и искать его. Но Дэнда нигде не было видно.

Мысленно проклиная все на свете, она поспешила в свою комнату. Как долго она сможет продержаться, не уступая все более пылким желаниям Сент-Лайона? Видит Бог, она не создана для этого. Она могла болтать что угодно, но когда представляла себе, что должна будет лежать в его объятиях... Она закрыла глаза, пытаясь унять охватившую ее панику и побороть отвращение. Это всего лишь физиологический акт. Она притворится, что это кто-нибудь другой. Она притворится, с горечью подумала она, что это не он, а...

Почувствовав какое-то движение за спиной, она насторожилась и только хотела обернуться, как мускулистая рука обхватила ее за талию и рывком прижала к твердой мужской груди, а другая рука зажала ей рот.

– Спокойно, – прошептал Дэнд. – Сент-Лайон – ревнивый поклонник. За тобой следят его слуги. И за этой комнатой наблюдают. – Его теплое дыхание шевелило мягкие пряди волос за ухом, а его рот был совсем рядом, и, когда он говорил, губы легонько прикасались к ее шее. – Ты можешь стоять спокойно?

Она кивнула, и он снял руку с ее рта, хотя продолжал прижимать ее к себе.

– Если за моей комнатой следят, то как ты попал сюда? – холодно спросила она.

– Через окно. Мне не хотелось брать приступом стены замка, а вот проникнуть в комнату из окна, расположенного этажом выше, – это пустяковое дело для человека моих талантов. – Его теплые, твердые губы шевелились, прикасаясь к ее уху. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не поддаться предательскому искушению растаять в его объятиях.

– Нет необходимости разыскивать письмо. Его здесь нет.

– Что-о? – Он ослабил хватку. Не глядя на него, она отстранилась и подошла к огромному зеркалу, висевшему напротив ее кровати. Испытывая горькое удовлетворение, она пристально вгляделась в свое отражение в зеркале. На лице не было заметно и следов того смятения, которое вызвало у нее его присутствие. Лицо было абсолютно равнодушным. Отлично.

– Он предвидел, что кто-нибудь из гостей будет искать письмо, возможно, даже попробует отобрать его си лой, поэтому отправил его отсюда со своим сообщником С человеком по имени Росетт. Теперь он должен приехать со дня на день. С письмом. Так что можешь пока не выходить на свою ночную охоту.

Она взглянула на его отражение в зеркале. Он пристально смотрел на нее.

– В таком случае ты должна уехать отсюда. Немедленно.

– Ишь, чего захотел! – рассмеялась она. – Думаю, для этого слишком поздно. К тому же еще не известно, куда Сент-Лайон спрячет это письмо. Тебе все равно придется его искать. А я все равно буду нужна, чтобы отвлечь его внимание. По крайней мере, – она вскинула голову и, чуть помедлив, опустила еще ниже и без того рискованно глубокое декольте, – я сделаю все, что в моих силах.

– Будешь отвлекать внимание, говоришь?

– Да. Как только приедет Росетт, тебе, несомненно, снова потребуется отвлекающий фактор. Разве не такую роль ты отвел для меня?

– Значит, ты вот как думаешь? – произнес он, прищурив глаза.

– А как же еще? Ты, конечно, умно все придумал. Преклоняюсь перед твоей сообразительностью. Ты манипулировал мной, как положено антрепренеру. Ты понимал, что я не соглашусь играть столь незначительную роль в постановке. Поэтому позволил мне думать, будто мне отводится важная роль, от которой многое зависит. – Она снова рассмеялась, гордясь тем, что кажется такой веселой и беззаботной. – Представь себе, ведь я действительно думала, будто лечь с тобой в постель – это моя идея. – Ей хотелось причинить ему боль, отплатить той же монетой. – А потом мне уже было нечего терять. – «Кроме моего сердца». – Поэтому я здесь – при полном параде, обесчещенная и готовая на все услуги. А теперь ответь мне на маленький вопрос, который не дает мне покоя: каким образом ты умудрился прибыть сюда раньше, чем я?

– На лодке, – коротко ответил он.

– Понятно. – Она улыбнулась и кивнула, словно только этот пустяк и занимал ее мысли. И обрадовалась, заметив, что он начинает сердиться. Потом, сделав небольшой пируэт, повернулась к нему и спросила: – Как ты думаешь, Дэнд? Мне это удастся? Я смогу отвлечь внимание Сент-Лайона, пока ты будешь занят поисками?

– Отвлечь его внимание? – переспросил он. – Да ты отвлекла внимание каждого мужчины в комнате, когда устроила это шоу, Шарлотта! Однако будь осторожна, ведь Сент-Лайон – всего лишь человек. Если ты будешь продолжать дразнить его, как ты это делала сегодня, то он еще может явиться в твою спальню.

Как он смеет предупреждать ее?! Ведь он мог бы не допустить этого – если бы это входило в его планы.

– Ты говоришь так, словно ревнуешь, Дэнд. Можно подумать, что ты забыл, что твоя роль любовника – это всего лишь роль, – невозмутимо заявила она. – Кстати, откуда ты знаешь, что Сент-Лайон еще не побывал в моей постели?

Он быстро пересек комнату, схватил ее за плечи и прижал спиной к себе, не дав ей договорить.

– Ах ты, маленькая ведьмочка, какое еще адское испытание ты надумала мне устроить?

Она и внимания не обратила на его гнев. Она была целиком поглощена своей обидой.

– Ответь мне. Видишь ли, мне любопытно узнать. Неужели все, даже твое первоначальное сопротивление моей просьбе лишить меня девственности, было задумано для того, чтобы я оказалась здесь? В постели Сент-Лайона?

Она почувствовала его физическую реакцию – напряжение его мускулистого тела, крепко прижатого к ее телу. Проклятие! Ну почему она так остро реагирует на него? Почему невозможно объяснить своим нервным окончаниям, своим мышцам, дрожащим в предвкушении его прикосновения, что он ее использовал?

Она приехала в Лондон неопытная и испуганная, но полная решимости строить свою жизнь без помощи сестер. Она воспользовалась своими легкомыслием и беззаботностью, чтобы скрыть страх и неуверенность в себе. Поначалу это помогло ей найти свое место в высшем обществе и закрепить его за собой. Потом она сохранила это прикрытие, потому что оно обеспечивало уникальную возможность быть чем-то большим, чем просто кокетка, и не превратиться в полное ничтожество.

Но она позволила Дэнду Россу проникнуть за все эти прикрытия и узнать не только какая она на самом деле, но и какой она хотела бы быть в его глазах – благородной, целеустремленной и достойной. Даже родные сестры не знали ее так хорошо. А Дэнд знал. Узнал, а потом предал.

Она была очень обижена и хотела лишь в отместку тоже причинить ему боль.

– Заметь, я не стала бы отказываться. Не стала бы задавать тебе лишних вопросов. Не стала бы протестовать. Но ты побоялся рисковать и, не объяснив мне ничего, просто использовал меня. Ну что ж, Дэнд, теперь ты, как никто другой, должен с одобрением воспринять результаты. Теперь я использую тебя, чтобы Сент-Лайон ревновал и его интерес ко мне не остывал.

Когда она закончила говорить, ее грудь высоко вздымалась в волнении, а спина была так напряжена, что лопатки буквально впились в его грудь. Он долго молчал. Она хотела было повернуться, но он не позволил, продолжая крепко держать ее.

– Значит, я использовал тебя? – наконец произнес он. – Хорошего же ты обо мне мнения, Шарлотта. Сначала ты думаешь, что я могу лечь с тобой для того лишь, чтобы избавить тебя от девственности и придать тем самым правдоподобие твоей роли. А теперь ты думаешь, что я заставляю тебя исполнять роль проститутки для того лишь, чтобы мне было безопаснее обыскивать замок.

– Убеди меня, что я не права.

– А ты мне поверишь? – с каким-то жутким спокойствием спросил он. Не дождавшись от нее ответа, он продолжил: – Насколько я помню, когда я уходил от тебя, ты сама попросила меня прийти вечером следующего дня. Я пришел. Тебя уже не было.

Нет, не позволит она ему увидеть, в какое смятение привели ее его слова. Ни за что.

– Я хотела избавить тебя от нелегкого расставания, – сказала она, – и подумала, что тебе будет тяжело отправить свою... любовницу в постель другого мужчины. Видимо, я ошибалась.

– Судя по твоей заботе, ты считаешь меня полным ничтожеством, – с горечью заметил он. – Какой же ты прагматик, Лотти. Как я раньше этого не замечал? Но если уж мы заговорили о подозрениях и обвинениях, то вспомни, что ты сама сказала, что позволяешь мне лечь с тобой в постель для того лишь, чтобы избавиться от девственности, в связи с которой могли возникнуть проблем. Только я тебе не поверил.

– Ах ты, мерзавец! – Она попыталась повернуться в его объятиях и замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Заворчав, он схватил ее за руку и снова крепко прижал ее к своему телу. – Ты не можешь играть роль отвергнутого любовника, – прошипела она. – Ты не можешь отрицать то, что видно любому дураку. Даже мне. Ты не можешь воспользоваться моей... – Она чуть было не сказала «любовью», но остановилась, слава Богу.

– Но я уже пользуюсь этим, – сказал он, накрыв ладонью ее живот так, что его пальцы оказались над выступающей лобковой костью, и осторожно нажал, вызвав у нее пульсацию где-то в горле. Опустив глаза, она взглянула на его руку, выделявшуюся на светлом атласе, словно клеймо, которым пометили собственность. Наклонив голову, он легонько куснул ее за плечо и тут же успокоил боль поцелуем. У нее подкосились ноги. – Ты такая храбрая маленькая патриотка, Шарлотта. Хочешь услышать объяснение того, как я оказался здесь? И почему?

Да. Нет. А вдруг он скажет что-нибудь такое, что ей будет невыносимо слышать?

– Мне это ничуть не интересно. А теперь уходи отсюда. Может прийти Сент-Лайон.

– Видно, ты действительно пытаешься меня погубить. Ну что ж, дорогая, если мне это суждено, то мы пройдем по этой дороге с тобой вместе. – Он выпустил ее и чуть подтолкнул вперед, так что ей пришлось приложить к зеркалу ладони, чтобы удержаться и не упасть. Его бедра плотно прижались к ее ягодицам, удерживая на месте.

Твердые теплые губы скользнули по ее шее, и прикосновение его языка подняло в ней волну желания. Она судорожно глотнула воздух. Мерзкая, предательская плоть... абсолютно не способная защитить сердце.

Она хотела отодвинуться в сторону, но его сильная рука удержала ее на месте.

– Не двигайся. Не двигайся, иначе, клянусь, я за себя не отвечаю.

Она ему поверила, почувствовав в его голосе какую-то не просто опасную, а злую нотку. Она задрожала, все еще прижатая к зеркалу, а он стал производить какие-то манипуляции за ее спиной.

– Ты заставила меня пройти через ад, моя дорогая, моя любимая. Но, как видно, когда речь идет о тебе, я, подобно этому болвану Сент-Лайону, тоже проявляю слабость.

Тем временем он дюйм за дюймом собирал в ладони подол платья, медленно поднимая его сначала до щиколоток, потом по икрам до углубления под коленями.

– Что ты там делаешь? – затаив дыхание, спросила она.

– Этому маленькому трюку я научился во время шоу, которое ты сегодня устроила. – Он поцеловал обнаженную кожу между лопатками открытым ртом, нетерпеливо прикасаясь к ней языком, тем временем пристраивая ее поудобнее между своими бедрами.

Кончики его теплых пальцев с огрубевшей кожей скользнули под подол платья, царапнув нежную кожу бедра. Она откинула голову на его плечо. Ни одной здравой мысли в голове не осталось. Вся она растворилась в ощущениях. И застыла в предвкушении. Ей было необходимо почувствовать его еще ближе.

Во всем этом безумии она была по крайней мере не одинока. Она чувствовала на плечах и шее его учащенное дыхание, его руки, столь умело игравшие с ней, дрожали. Ей бы торжествовать победу. А она лишь чувствовала желание. И путь этот вел к той самой погибели, которую он обещал.

– Остановись! – Голос ее звучал скорее не как приказание, а как мольба.

– Ну уж нет! Ни за что, – произнес он почти нежно. Она опустила голову на сложенные руки, тяжело дыша, и вздрогнула, когда его колено, втиснувшись между ног, заставило их раздвинуться. Она полузакрыла глаза, когда его пальцы нащупали нежную набухшую плоть самого интимного местечка, средоточия ее женственности. Пальцы скользнули выше. Еще выше. Все ее тело дрожало от стыда и возбуждения. Ей не верилось, что он способен проделывать с ней такое в этом сокровенном местечке.

Он прижался к ней бедрами, давая почувствовать свою вздыбившуюся плоть и понять, как мало ему нужно приложить усилий, чтобы распластать ее под собой.

– Ты пытаешься заставить меня сгореть от стыда? – спросила она, чувствуя удары пульса в висках, на запястьях, в груди и там, где небрежно поигрывали его пальцы. – Ты хочешь заставить меня сказать, что я хочу тебя? Пожалуйста: я хочу тебя. Доволен? Ты победил.

Он отдернул руки, как будто обжегся, и отступил на шаг. Она каким-то образом умудрилась отстраниться от него и увидела свое отражение в зеркале. Волосы растрепались, глаза потемнели и блестели, кожа раскраснелась от возбуждения.

Сделав глубокий, прерывистый вдох, она повернулись к нему.

– Ты все не так поняла, – сказал он.

– Ты лгал мне, – сказала она, и ее пальцы против воли осторожно прикоснулись к шраму на его щеке.

– И не один раз, – признался он и, взяв в зубы кончики ее пальцев, лизнул их, вызвав удушливую волну желания, распространившуюся по всему ее телу.

– Что ты хочешь узнать? – спросил он. – Где была ложь, а где – правда? Думаешь, я этого хотел? – Он невесело рассмеялся.

– Ты не сказал мне всего.

– Я не сказал тебе ничего, – согласился он. – Я не сказал тебе, что я... – Он в отчаянии прижал ее к себе и поцеловал, с трудом сдерживая страсть, а она, да поможет ей Бог, ответила на этот поцелуй, приподняв к нему лицо и выгнув тело. Запустив руки в его волосы, она упивалась его запахом и пробовала его на вкус, обследуя языком рот.

Как только он почувствовал, что она сдалась, его гнев, ревность и отчаяние моментально растаяли. Он помедлил, зная, что ее капитуляция объясняется всего лишь тем, что ее знаменитая упрямая гордость на мгновение уступила место желанию, но скоро вернется. Гордость он понимал. Но сейчас призвать на помощь свою гордость было равносильно тому, чтобы приказать сердцу перестать биться. Она принадлежит ему. Ему.

Придерживая ее одной рукой за талию, другой рукой он расстегнул пуговицы на спине и, спустив вниз до пояса платье, затем сорочку, освободил груди.

Ее кожа была молочно-белой и шелковистой, словно лунный свет на снегу. Он провел ладонями по упругим высоким холмикам, поиграл большими пальцами с твердыми сосками, и она тихо застонала. Опустив голову, он взял сосок губами. Она судорожно втянула воздух и выгнула спину, крепко прижав его к себе и вскрикнув от наслаждения.

Он весь напрягся, охваченный желанием.

Его руки скользнули вниз по бедрам и принялись поднимать вверх подол платья, пока пальцы не прикоснулись к шелковистой коже ягодиц. Он запустил руку между ног и почувствовал, как она опасливо вздрогнула, но ощутил при этом влажный жар готового принять его тела.

Она хотела его. Сильная эрекция напрочь смела все сдерживающие факторы, за которые он еще продолжал цепляться. Неодолимое желание сию же минуту, немедленно овладеть ею охватило его.

Он спустил панталоны и, освободившись от сдерживавшей его ткани, подхватил ее одной рукой под колени, другой – под мягкие округлости ягодиц. Он без труда приподнял ее, и она инстинктивно закинула ногу на его бедро так, что упругие кудряшки и влажное средоточие женственности прижались к его паху. Он вздрогнул, ощутив ее прикосновение, и, прижав ее крепче, вторгся в нее.

Она откинулась назад, закинула на его бедро вторую ногу и сомкнула ноги на талии за спиной, а он при этом погрузился глубоко-глубоко внутрь ее тела. Он заставил себя не спешить, упиваясь картиной ее явного наслаждения.

Он чуть приподнял ее, выходя, и она тихо охнула.

– Нет, – пробормотала она и, открыв глаза, встретилась с его нетерпеливым страстным взглядом. Ощущение его напряженного естества, двигающегося внутри ее тела, было непривычным, невероятно экзотичным, пугающе мощным и возбуждающим. – Не останавливайся. Я хочу еще.

Все остальное перестало существовать. В голове не осталось ни одной мысли. Она лишь хотела, страстно желала его, он был ей нужен. Он позволил ей соскользнуть вниз, ответив ей встречным движением и тем самым еще более углубив обладание ею.

Она вонзила пальцы в его плечи, чувствуя, как под рубашкой напряглись его мышцы. Боль желания, зародившаяся в груди, губах и кончиках пальцев, нарастая, сосредоточилась там, где он находился внутри ее тела, и с каждым новым толчком набирала силу.

Его рубашка взмокла от пота. Он смотрел на нее горящими глазами. Она будет принадлежать ему полностью. Он отберет ее у самой себя. Наслаждение пульсировало в ней, барабанило в венах, громом грохотало в ушах. Она испытала наслаждение настолько сильное, что на глаза навернулись слезы. Потом еще. И еще. Она закрыла глаза и, всхлипнув, капитулировала.

Потом он снова качнулся, и ритм его движений все ускорялся, становился все более неистовым, вплоть до последнего мощного рывка, когда она услышала его ликующий возглас и, прижавшись к нему, почувствовала, как он содрогается всем телом.

Потом она обмякла, сознание затуманилось. Она смутно сознавала, что он осторожно ставит ее на ноги и, поддерживая рукой, натягивает на нее сорочку. Его губы прикоснулись к ее виску и замерли. Она судорожно втянула воздух...

– Мисс Нэш? Мисс Нэш? – послышался из-за двери голос мадам Поль, немедленно вернувший Шарлотту к реальности. Она отшатнулась от Дэнда и прикрыла грудь платьем, бросив затравленный взгляд на дверную ручку. Слава Богу, она заперла дверь.

Дэнд в ярости выругался.

– Тебе надо уйти. Сейчас же. Прошу тебя, – прошептала она дрожащими губами, чуть не плача. Надо взять себя в руки. Нельзя ей выйти из строя. Тем более сейчас. Моля Бога, чтобы ее не выдал голос, она крикнула: – Одну минутку, мадам Поль!

Она повернулась к Дэнду, который торопливо приводил себя в порядок. Пригладив рукой влажные взлохмаченные волосы, он криво усмехнулся.

– Ты должен уйти, Дэнд.

Схватив ее за руку, он подтащил ее к открытому окну, через которое вошел в комнату.

– Я ухожу. Но на тот случай, если ты не уверена, что это было, позволь мне объяснить тебе: ты принадлежишь мне. Ты моя, – грубо сказал он.

И, не дожидаясь ее ответа, он ухватился руками за наружный подоконник окна, расположенного этажом выше, подтянулся на руках и исчез из комнаты.

Глава 23

Джермин-стрит, Пиккадилли,

13 августа 1806 года

Джинни Малгрю нетерпеливо барабанила пальцами по подоконнику открытого окошка экипажа. Два часа назад парнишка, которому она поручила следить за резиденцией маркиза Коттрелла, доложил ей, что маркиз вместе с полковником Макниллом уехали куда-то верхом. Сунув несколько монеток в руку служанки, она получила дальнейшую информацию о том, что маркиз велел передать своей супруге, что он и полковник уезжают в Шотландию, чтобы спасти от гибели сестру маркизы.

Джинни потребовался целый час, чтобы решить, как действовать дальше. Пора было ей и монастырю Сент-Брайд объединить силы для взаимовыгодного завершения ее внезапно осложнившихся планов. Она обратится к Туе-сену – мысль о том, как удивится этот солдат-священник, когда узнает, что ей известно все о нем и о его практике, была единственным приятным моментом за целый день – и убедит его сообщить в монастырь о том, чтобы кто-нибудь перехватил будущих спасителей прежде, чем они окончательно испортят дело, порученное Шарлотте. Она знала, что монастырь Сент-Брайд находится на расстоянии одного дня езды от замка Сент-Лайона и что к этой отдаленной крепости ведет единственная дорога. Настоятелю, учитывая его удивительно большие возможности, не составит труда сделать так, как она просит.

Экипаж остановился, ее кучер по имени Эшфорд, великолепный экземпляр бывшего чемпиона по кулачному бою, спрыгнул на землю и открыл дверцу.

– Это здесь, мэм, – сказал он. – Номер двенадцать по Спарроу-лейн. Место, судя по всему, нехорошее. Думаю, мне следует пойти вместе с вами.

– Спасибо, Эшфорд, не надо, – сказала Джинни, выходя из экипажа и окидывая взглядом покосившийся фасад ветхого здания. – Но я была бы очень благодарна, если бы ты подождал меня здесь и бдительно следил за всем, что происходит.

Хотя физиономия Эшфорда выражала сомнение, он кивнул и, сложив руки на мощной груди, занял пост возле передней лошади в упряжке.

Джинни постучала в дверь, подождала добрых несколько минут, потом постучала снова, на сей раз громче. Не получив ответа, она нахмурилась. Ей было известно, что Туссен не сменил место жительства. Она платила немалые деньги, чтобы иметь постоянную информацию о его часто меняющихся адресах.

Здание было высокое, и, кто знает, возможно, он находился сейчас на крыше со своими почтовыми голубями и просто не слышал стука? Ну что ж, она не намерена стоять здесь целый день и колотить в дверь и не намерена также возвращаться сюда. К тому же если он куда-нибудь уехал, то внутри, возможно, кто-нибудь сможет подсказать, куда именно.

Она жестом подозвала Эшфорда.

– Не откроешь ли эту дверь? – приказала она и, отойдя в сторонку, стала наблюдать, как Эшфорд мощным пинком выбил дешевенькую дверь. – Спасибо. А теперь жди меня. – Войдя внутрь, она сразу же остановилась, почувствовав отвратительную вонь. – Боже милосердный! – пробормотала она, призывая на помощь свое знаменитое самообладание. Запах смерти ей не в новинку.

Взяв себя в руки, она пересекла вестибюль и прошла в маленькую темную комнату в конце коридора. Вонь здесь стала еще сильнее, и с ней соперничал запах щелочи. Вытащив носовой платочек, Джинни зажала нос и осторожно двинулась по периметру комнаты. В комнате почти не было мебели: стол с фонарем на нем, пара стульев, узкая кровать, а рядом с ней небольшой сундук.

Она уже поняла. Но надо было убедиться. Откинув крючок, она подняла крышку.

Там лежал труп человека. Место удара в голову почернело. На его ногах лежала раскрытая Библия, как будто кто-то, пораскинув умом, бросил ее туда потом. Это был брат Туссен.

Чуть не задохнувшись от вони, Джинни бросилась вон из комнаты. Она даже боли в ноге не ощущала, поддавшись панике. Выскочив на улицу, она позвала Эшфорда.

Но не вид мертвеца заставил ее запаниковать, а судьба Шарлотты. Девочка была в опасности. Ею манипулировали, настроив на поездку в Шотландию. И брат Туссен здесь ни при чем. Он был давно убит. Слишком давно. И человеком, который санкционировал план Шарлотты заменить Джинни в качестве любовницы Сент-Лайона, был не он, а кто-то другой.

Подземная темница Ле-Монс, Франция,

март 1800 года

– Ты ему сказал? – настойчиво спрашивал Дуглас, впиваясь пальцами в плечо Дэнда, у которого клеймо на груди стало снова кровоточить. Боль была такой сильной, что лишала способности думать. – Что ты ему сказал? – продолжал выспрашивать Дуглас, тряся его.

– Отцепись! – охнув, взмолился Дэнд. Он весь дрожал, и его тошнило. Того и гляди вырвет. Выступивший на лбу соленый пот сбегал по лицу и горлу и, попадая на рану, усугублял боль.

– Оставь его, Дуглас, – сказал Рэм, оттаскивая его за руку от Дэнда. – Разве не видишь? Он едва жив.

– Мне надо знать, сказал ли он что-нибудь, – гнул свое Дуглас. – Сказал ли, с кем мы контактируем? Сказал ли, откуда мы явились? Рассказал ли вообще что-нибудь о наших планах?

– Побойся Бога, Дуг. Его можно простить, даже если он это сделал, – сказал, подходя к ним, Кит, который покачал головой, осторожно приподняв на груди Дэнда промокшую от крови рубашку. – Беднягу прожгли даже глубже, чем меня. Нельзя требовать от человека большего, чем может вынести бренная плоть.

– Ты прав. Конечно, ты прав, – сказал Дуглас, отпуская плечо Дэнда, и, сидя на корточках, неистово закивал головой. – Конечно. Нельзя требовать большего, чем может вынести плоть, тем более что Дэнд все равно никогда не воспринимал всерьез наши клятвы. Ведь правда, Дэнд? – Он посмотрел на Дэнда, и тот с удивлением увидел, как по его грязной, худой физиономии поползла слеза. – Ладно, Дэнд. Все в порядке.

Дэнд, несмотря на боль, хохотнул и сбросил с плеча руку Дугласа.

– Э нет, чертов святоша, – сказал он. – На сей раз тебе не удастся взять верх надо мной.

– Как это понимать?

– Я им, черт возьми, не сказал ни слова!

Глава 24

Замок Сент-Лайона, Шотландия,

14 августа 1806 года

– Мисс Нэш? – раздался голос Сент-Лайона, который стоял внизу лестницы, всматриваясь сквозь дымку тумана, каждый вечер нависавшую над внутренним двориком. Шарлотта, сидевшая с раскрытой книгой на коленях, которую, однако, не читала, неохотно подняла голову.

Вчера, смущенно улыбаясь и опуская глазки, она сказала графу, что прохладный вечерний воздух облегчает ей головные боли, всегда сопутствующие у нее определенным деликатным периодам месяца. Считая себя джентльменом, он снисходительно отнесся к ее желанию побыть одной, хотя она не раз замечала, что он наблюдает за ней сквозь одно из окон, выходящих на дворик. Она испытала глубокое облегчение, поняв, что сможет избежать роли его будущей любовницы хотя бы на несколько коротких вечерних часов.

С тех пор как Дэнд и она... с тех самых пор ей удавалось избегать сколько-нибудь продолжительных контактов с графом. Но все равно пропади пропадом Дэнд и его собственнические претензии. Ничто не изменилось. И в то же время изменилось все.

Она уже не знала, чему верить. Если ее разум настаивал на четкой объективности в оценке событий, то сердце говорило совсем другое. Надо бы ей игнорировать нашептывания этого ненадежного органа о том, что многое является не таким, как кажется. Но женщина, оказавшаяся в такой рискованной ситуации, как она, не могла игнорировать факты. Конечно, шпионка и воровка, каковой она являлась, не могла рисковать жизнью из-за эмоций, порожденных физической близостью.

Но эти эмоции родились не тогда. Они родились задолго до это го...

Вздор. Ей надо сделать свою работу, выполнить поручение, от которого зависят жизни бесчисленного множества людей.

– Да, граф, – отозвалась она. – Я наслаждаюсь воздухом, он так успокаивает. Не хотите ли присоединиться ко мне?

Граф поднялся по ступеням, пересек покрытую гравием дорожку и подошел к мраморной скамье. Сиреневые тени, появившиеся во дворике с приближением сумерек, смягчали цвета и делали расплывчатыми контуры предметов. Клубочки опускавшегося тумана разлетались при его приближении.

– Я, кажется, никогда не привыкну к тому, какой холодной и влажной является ваша страна, – заявил Сент-Лайон, останавливаясь перед ней. – Утром и вечером, в городах и сельской местности – вечно эта сырость. Туманы, изморось и дожди. Франция, например, особенно ее южная часть, где некогда правила моя семья, – это земля солнца и ярких красок.

– Вы, должно быть, тоскуете по ней.

– Да, – сказал Сент-Лайон, присаживаясь рядом с ней. – Но настанет день, когда колесо истории вновь повернется и те, кто остался моими друзьями, будут приветствовать мое возвращение. А до тех пор буду наслаждаться красотой, существующей в этой стране, которая компенсирует мерзкий климат.

Он взглянул на нее так, что не оставалось сомнения в том, что он имеет в виду. Шарлотта жеманно улыбнулась. В его лице появилось что-то хищное.

– Вам не стало... лучше? – нетерпеливо спросил он.

– Немного. – Она осторожно прикоснулась к животу. – Холодный туман очень способствует восстановлению хорошего самочувствия.

Он нахмурился и выпрямился.

– Я очень рад, – сказал он, но в голосе его не слышалось радости, а слышалось раздражение. – Я заметил, что месье Руссе больше не докучает вам своим присутствием?

– Слава Богу, нет.

Интересно, где Дэнд? Хотя она видела его в столовой, он всегда сидел далеко от нее, а поскольку она не принимала участия в развлечениях, ей негде больше было его видеть.

– Он все еще вызывает у вас раздражение, – с удовлетворением заметил Сент-Лайон.

– И немалое, – сказала она, кивнув с самым недовольным видом.

Помедлив несколько секунд, он спросил с нарочитой небрежностью:

– Скажите, моя дорогая, что на самом деле вы знаете о месье Руссе?

Она нахмурилась.

– Я знаю, что он без гроша в кармане. Он француз. И вы сами сказали мне, что его семья каким-то образом связана с Бурбонами, хотя я в этом, откровенно говоря, сомневаюсь. Почему вы спрашиваете?

Сент-Лайон, пока она отвечала, буквально сверлил ее взглядом. Что бы все это значило?

– Просто так. И скажите мне еще: как вы с ним познакомились?

– Мы познакомились много лет назад, когда я была ребенком. Его семья, по крайней мере те люди, с которыми он путешествовал, находилась в Бристоле одновременно с моей семьей. Мы снимали там дом на лето, а они занимали соседний дом. Он был весьма необычен и без труда произвел на меня большое впечатление.

– А потом вы снова встретились с ним в Лондоне?

– Он нашел меня, – с достоинством ответила она. – К сожалению, какое-то время я смотрела на него глазами глупенькой, излишне романтически настроенной девочки.

– Он когда-нибудь говорил, почему оказался в Лондоне?

Шарлотта насторожилась. Это было нечто большее, чем расспросы ревнивого будущего любовника о своем сопернике. Она вздернула подбородок:

– Он сказал, что приехал из-за меня.

– Он не привел никакой другой причины?

Шарлотта холодно взглянула на Сент-Лайона и сказала, как того требовала роль беспредельно уверенной в себе красавицы:

– Неужели вы полагаете, что требуется еще какая-то причина?

Граф, который всегда был весьма невысокого мнения о женском интеллекте, снисходительно отнесся к этому проявлению уязвленного самолюбия. Нет, поправила себя Шарлотта, он не просто отнесся снисходительно, а почувствовал облегчение. Что за подозрения у него возникли относительно Дэнда? И почему? Может быть, он видел, как Дэнд обыскивал замок? Или это видел кто-нибудь другой?

Он рассмеялся.

– Нет-нет, моя дорогая, – заверил он ее, потрепав по руке. – Вы являетесь более чем достаточной причиной, чтобы заставить любого мужчину предпринять множество рискованных поездок. Я просто полюбопытствовал – и все. А теперь позвольте мне сказать то, что доставит вам удовольствие.

Шарлотта хмыкнула и позволила себя уговорить.

– Что именно?

– Мой человек, Росетт, прибыл сегодня после полудня. Мы проведем аукцион послезавтра, а потом все разъедутся. Кроме, конечно, вас и меня. – Его взгляд скользнул по ее лицу и шее, потом медленно переместился на грудь. Ей показалось, что он вот-вот облизнет губы.

– Хорошо, – сказала она и добавила: – А когда я встречусь с мистером Росеттом?

Сент-Лайон рассмеялся:

– Ах вы, маленькая проказница! Ведь на самом деле вам хочется встретиться с тем, что Росетт привез с собой, – с королевскими драгоценностями. – Он покачал головой. – Боюсь, что это будет невозможно. И не просите. Предполагается, что вы даже не знаете о том, что они здесь! Все должно держаться в тайне. Многие из этих мужчин могли бы поплатиться жизнью, если бы стало известно, для чего они здесь. Роялисты – известные фанатики. Каждого, кто хотя бы попытается купить королевские драгоценности, они сочли бы предателем.

То, что он придумал объяснение тому, почему она не может поиграть с несуществующими драгоценностями, делало ему честь.

– Им не обязательно знать об этом, – лукаво настаивала она.

– Нет, я не осмелюсь рисковать! Уверен, что вы не захотите, чтобы у меня были из-за вас неприятности. К тому же в моем распоряжении имеются и другие драгоценности, которые смогут украсить эту очаровательную шейку ничуть не хуже.

В тот вечер обстановка за ужином была напряженной. Лорд Росетт передал свои сожаления и извинился, что очень устал с дороги. Гости, очевидно, узнавшие, что аукцион под угрозой, посматривали друг на друга с подозрением. Когда они снисходили до разговора, то делали это с плохо скрываемым нетерпением. Каждому из них было ясно, что теперь они всего лишь отбывают время.

Исключение составляли женщины, не осведомленные о важности предстоящего события, а поэтому просто расстроившиеся из-за того, что развлекательная поездка, которая с самого начала была не слишком веселой, на глазах становилась все скучнее. По правде говоря, они так заскучали в обществе своих неразговорчивых и хмурых компаньонов, что в отчаянии даже начали разговаривать между собой. Шарлотта, мысленно усмехнувшись, заметила, что темы для разговора были такими же, как и в любой другой группе малознакомых женщин: о последней моде или о том, стоят или не стоят баснословных денег шедевры такой-то модистки. Однако Шарлотту, в которой они учуяли представительницу более высоких кругов, присоединившуюся к их профессии не по нужде, а по каким-то другим, непонятным причинам, они сочли просто эксцентричной особой и не приглашали присоединиться к своей беседе. Правда, присоединяться к ним у нее не было ни малейшего желания.

У нее были свои заботы.

После того как он увидел ее сегодня, Сент-Лайон, очевидно, решил, что маленькая интерлюдия во внутреннем дворике должна стать предвестником более близких отношений, независимо от особых дней месяца. Так уж было угодно судьбе, что на Шарлотте было надето самое экстравагантное из платьев, которые одолжила ей Джинни. Тонкая ткань цвета слоновой кости облегала ее тело, словно вторая кожа, обрисовывая округлости грудей, тонкую талию и стройные бедра, предлагая визуальное пиршество любому джентльмену, желающему к нему приобщиться. Сент-Лайон явно желал принять участие в этом пиршестве.

Он усадил ее справа от себя и, игнорируя джентльмена, сидевшего слева от него, нашептывал ей что-то на ухо, обводя разгоряченным взглядом ее тело, то и дело прикасаясь к ней кончиками пальцев. Он даже настоял на том, чтобы покормить ее отборными кусочками со своей тарелки , превознося до небес таланты своего шеф-повара и не отводя взгляда от ее ротика, открывавшегося, чтобы взять кусочки рыбы или баранины, которые он ей предлагал.

А она играла свою роль. Она очаровательно негодовала, закусывала губку и хохотала, выслушивая его забавные реплики, и терпела его прикосновения. Но хотя раздевал ее взгляд Сент-Лайона, она чувствовала на себе взгляд Дэнда. Он сидел далеко от нее, на противоположной стороне стола. И ничего не ел. Потом отодвинул свой стул от стола и расположился на нем, вытянув одну руку вдоль спинки, а в другой крутя ножку бокала с вином.

Разговаривать он тоже отказывался, с головой уйдя в роль мрачного отвергнутого любовника. Что бы ни говорили ему соседи по столу, он их игнорировал. Его внимание, как и его мрачный взгляд, было сосредоточено на Сент-Лайоне. И на ней.

Надо было найти какой-то способ сказать Дэнду о том, что Сент-Лайон задавал кое-какие вопросы о нем. Надо было предупредить его, чтобы был осторожнее. Но поскольку граф не выпускал ее из своего поля зрения, она не могла придумать, как передать ему это. Возможно, когда джентльмены удалятся после ужина, чтобы выпить по стаканчику портвейна, ей удастся послать Лизетту в комнату Дэнда. Девушка оказалась весьма полезной помощницей. Она не задавала неуместных вопросов, а сразу же делала то, о чем ее просили.

Но увы, от этого плана пришлось отказаться. Как только закончился ужин, Сент-Лайон встал и поднял бокал.

– Господа, нам недолго осталось быть вместе, – сказал он. – Что, если нам отказаться от нашего портвейна? – Он игриво взглянул на Шарлотту. – У меня, например, отложены на этот вечер куда более приятные дела.

Она попыталась улыбнуться в ответ на его похотливую улыбку. Отодвинутый рывком стул Дэнда ударился о стену, заставив ее повернуть голову в его сторону. Она успела заметить его широкоплечую фигуру, удаляющуюся из комнаты.

– Ну вот, вижу, что месье Руссе решил удалиться на покой, – сказал Сент-Лайон. – Неплохая мысль.

В любую минуту сюда мог войти Сент-Лайон. У нее не было времени на всякие девичьи страдания. Возможно, это был единственный шанс предупредить Дэнда о подозрениях графа.

– Лизетта, мне потребуется твоя помощь. Ты должна сделать для меня кое-что важное, – сказала она, начиная писать записку. – Как только я закончу, ты должна отнести это...

Их прервал громкий стук в дверь.

– Это я, Шарлотта, граф Сент-Лайон. Откройте мне дверь. – Властная нотка в его голосе не допускала никаких проволочек.

Проклятие. Она встретила взглядом встревоженный взгляд Лизетты. Дописать записку времени не было. Она кивнула служанке. Вытерев о юбку влажные ладони, она ждала, когда Лизетта откроет дверь. Сент-Лайон вошел в комнату, едва удостоив взглядом служанку.

– Можешь идти, – сказал он Лизетте. – И больше нынче вечером не возвращайся.

Сделав книксен и бросив последний встревоженный взгляд на Шарлотту, Лизетта убежала, закрыв за собой дверь.

Шарлотта демонстративно повернулась спиной к графу и принялась расстегивать жемчужные серьги.

– Мне не нравится ваш тон, граф, – холодно сказала она. – И ваше появление здесь без приглашения. У нас с вами не такие отношения, чтобы вы считали себя вправе входить когда угодно в мою комнату или указывать, как мне следует проводить время.

Уголком глаза она заметила, что он подошел к ней, остановившись прямо за ее спиной. Она увидела в зеркале, как он достает из кармана изумрудный кулон на золотой цепочке.

– Знаете ли, меня всегда привлекала ваша дерзость вкупе с вашей непокорностью. Вы такая гордая и такая храбрая. Но теперь не время обращаться со мной с таким высокомерием.

– Я могла бы сказать то же самое, – заявила она, не поворачиваясь к нему, чтобы не доставлять ему такого удовольствия. Она наблюдала в зеркале, как он надел кулон на ее шею. Наклонив голову, она с полным равнодушием взглянула на блеск изумруда на белой коже.

Он одной рукой взял ее за плечо, а другой приподнял кулон, прижав костяшки пальцев к мягкой плоти ее груди. По ее телу пробежала дрожь отвращения. Он наклонил голову и поцеловал ее в горло. Губы у него были горячие и влажные. Она закрыла глаза, приготовившись терпеть.

– Отойди от нее.

При звуке голоса Дэнда сердце ее бешено забилось. Она круто повернулась. В дверях, широко расставив ноги, стоял Дэнд. Он смотрел на Сент-Лайона, и руки его сжимались в кулаки.

Сент-Лайон с какой-то странной улыбкой медленно повернулся и взглянул в глаза своему недругу.

– А-а, месье Руссе, вы, как всегда, вовремя.

Дэнд его не слушал. Его глаза были прикованы к Шарлотте.

– Ну как могла ты подумать, что я позволю другому мужчине занять мое место? – спросил он. – Ведь я сказал, что ты принадлежишь мне. Я не шутил.

И ее сердце, несмотря на то что здесь было самое неподходящее место и совсем неподходящее время, преисполнилось радостью.

– Болван, одуревший от любви, – произнес Сент-Лайон и, подняв руки, изобразил аплодисменты. – Тяжелый случай, – сказал он и крикнул: – Гаспар! Арман! Жак!

Дверь в спальню распахнулась, в комнату вбежали три дюжих слуги и схватили Дэнда за руки. Он круто повернулся и ударил одного их нападавших локтем в грудь, заставив его скорчиться от боли. Он резко откинул назад голову, ударил затылком в физиономию того, который находился у него за спиной, и у француза из носа хлынула кровь. Человек выругался, но каким-то образом умудрился схватить Дэнда и заломить ему за спину руки, тогда как третий из них подошел к Дэнду спереди и нанес ему несколько зверских ударов в живот, заставив его упасть на колени.

Все произошло в считанные секунды. Человек, которого Дэнд завалил, кое-как поднялся на ноги и с ругательствами ударил кулаком в лицо Дэнда. Он потерял сознание и обмяк в руках нападавших.

– Граф! – воскликнула Шарлотта. – Что все это значит?

Сент-Лайон с удовлетворенной миной на физиономии взглянул на нее.

– Это значит, моя дорогая, что ваш любовник – вор. Или, вернее, будущий вор.

– Я не понимаю, – заявила она, не в силах отвести взгляд от Дэнда, обмякшее тело которого повисло на руках лакеев Сент-Лайона. Он тяжело дышал, встряхивая головой, словно пытаясь прояснить свои мысли.

– Росетт его опознал. Я ведь говорил вам, что он человек очень хорошо информированный. Это не Андре Руссе. Это вор, которого заслали сюда, чтобы похитить мое сокровище. Но он ценная добыча. Должно быть, настоящий кладезь интересной информации. Информации дорогостоящей.

– Что вы намерены с ним сделать? – спросила Шарлотта.

Сент-Лайон усмехнулся.

– Пусть вас это не беспокоит, моя дорогая. Но я должен поблагодарить вас за то, что помогли мне схватить его.

Дэнд поднял голову. Из разбитой губы сочилась кровь.

– Если вы полагаете, что я вор, Сент-Лайон, то почему не схватили меня еще за ужином?

– Мои гости и без того люди пугливые. А вы, как предупредили меня мои сторонники, человек опасный. Мне очень не хотелось бы, чтобы вы нанесли увечья кому-нибудь из моих голубков и чтобы другие с перепугу сломя голову пустились наутек, поэтому я просто устроил вам западню, mon ami. Независимо от того, с какой целью вы приехали сюда, я должен сказать, что только слепой мог не заметить, как мисс Нэш мешает вам сосредоточиться на деле. Боже мой, неужели у вас совершенно нет гордости? Вы чуть было не заставили меня покраснеть, наблюдая, как вы на нее смотрите. Так смотреть на женщину может только мужчина, который любит.

Поэтому я решил использовать эту вашу слабость в своих целях. Во время ужина я чуть не лапал мисс Нэш, а потом явился сюда, в ее комнату, в сопровождении слуг, которые следовали за мной на некотором отдалении. Вы отреагировали на все это именно так, как я ожидал.

Боже милосердный, значит, Дэнда схватили по ее вине! Потому что он не смог сделать того, что, как они вместе с ним решили несколько недель назад, следовало сделать. Он не смог позволить ей стать любовницей Сент-Лайона и теперь оказался в смертельной опасности.

«Дурочка, – ругала она себя. – Эгоистичная, влюбленная идиотка!» Она ведь даже обрадовалась, когда он появился. Как будто он какой-то рыцарь, а она принцесса. Ей хотелось, чтобы он спас ее и заявил свое право на нее как на свою собственность. А теперь из-за этого он может погибнуть, и во всем виновата она.

Сент-Лайон повернулся к ней:

– Позвольте поблагодарить вас еще раз, моя дорогая. К сожалению, остальную часть вечера я буду занят. Кстати, я надеюсь, вы не считаете меня таким варваром, который будет навязывать себя вам против вашей воли? Это была всего лишь сценка, разыгранная для вашего приятеля.

Она должна что-то сделать. Но что? Дэнду не будет никакой пользы от того, что Сент-Лайон заподозрит, будто она любит его или просто неравнодушна к нему.

Она подошла к Дэнду, который стоял на подгибающихся ногах с заломленными за спину руками, и остановилась перед ним.

– Моего приятеля? – презрительно фыркнула она. – Он мне не приятель. – Она повернулась к графу, как будто только что поняла что-то. – Так, значит, вот почему вы сегодня расспрашивали меня о нем? – Сент-Лайон пристально наблюдал за ней. – Вы пытались определить, не работаем ли мы вместе с ним? Может быть, вы неправильно поняли мои ответы или они вам не очень понравились? Из-за моей короткой связи с ним вы подумали... – Она подняла руку, закатила Дэнду пощечину и замерла, тяжело дыша и ненавидя себя.

Сам себе не веря, он взглянул на нее, ощутив вкус крови из рассеченной губы, которая снова начала кровоточить, и улыбнулся:

– Мои поздравления, Лотти. Тебе, должно быть, уже давно хотелось сделать это.

– Уведите его! – сказала она, торопливо отвернувшись, чтобы кто-нибудь не заметил слезы на ее глазах.

Сент-Лайон жестом приказал слугам увести Дэнда, потом поклонился и последовал за ними.

Глава 25

Замок графа Сент-Лайона, Шотландия,

15 августа 1806 года

Когда первые сиреневые краски рассвета появились на горизонте, Шарлотта все еще ходила из угла в угол своей комнаты. Куда они увели Дэнда? Ей показалось, что она догадывается. Где было бы проще выбить из человека нужную информацию, как не в той холодной башенной комнате, в которой многие десятки лет допрашивали людей?

Она должна найти способ освободить Дэнда, отыскать письмо и убежать. Найти возможность сделать хоть одно из этих дел было маловероятно, а уж выполнить все три – вообще немыслимо. Ей следует сосредоточиться. Ее единственное преимущество заключается в том, что Сент-Лайон не уверен, является ли она соучастницей замысла Дэнда. Факты говорили о том, что у него имеется такое подозрение.

Вчера после ухода Сент-Лайона она попыталась покинуть комнату, но за ней следом пошел лакей. Под предлогом того, что проголодалась, Шарлотта отправилась в кухню, где на нее, открыв рты от удивления, уставился весь персонал, занятый подготовкой продукции для завтрашнего меню.

Спустя полчаса она вновь попыталась выйти, но, заметив, что за ней по пятам следует мадам Поль, отправилась в библиотеку и выбрала книгу для чтения. Если они и дальше не будут спускать с нее глаз, ее шансы отыскать Дэнда или письмо будут практически равны нулю. Она в отчаянии стиснула руки и тут услышала, как кто-то тихо скребется в дверь.

– Войдите!

В комнату, предварительно бросив взгляд в обе стороны по коридору, проскользнула Лизетта. Шарлотта совсем забыла о девушке. Однако она за нее отвечала и чувствовала, что должна помочь ей выбраться отсюда целой и невредимой, тем более что сама вовлекла ее в свои дела.

И тут ей пришла в голову одна мысль.

– Лизетта, я попала в беду, – сказала она, не тратя времени на преамбулу.

– Понимаю, мисс Нэш. Я видела, как выглядел месье Руссе, когда его вчера волокли отсюда. Граф застукал вас вместе, не так ли?

– Да, – медленно ответила Шарлотта, не уверенная, насколько можно открыться Лизетте, но решила, что чем меньше она будет знать, тем лучше для нее. Тогда с нее и взятки гладки. – Я совершила ужасную ошибку. Многое я не могу тебе сказать, но за мной наблюдают, а я должна отыскать месье Руссе до того, как с ним случится что-нибудь еще.

– Вы любите его, не так ли? – спросила Лизетта и, словно осознав свою дерзость, покраснела. – Ой! Извините, мисс. Просто у меня в голове не укладывалось, как это вы едете сюда, когда и слепому видно, что вы до сих пор безумно влюблены в месье Руссе.

– Так оно и есть. Ты права. А сейчас мне нужна твоя помощь. Надо, чтобы ты подняла шум и отвлекла внимание лакея, а я бы тем временем выскользнула из комнаты. Думаешь, ты смогла бы это сделать? А потом возвратиться в мою комнату, как будто я все еще нахожусь там?

– Да, мэм, – с готовностью кивнула Лизетта. – Это я сумею сделать. Надо только переждать полчасика. А потом вы сами поймете, когда вам можно выходить.

Шарлотта кивнула, приятно удивленная сообразительностью девушки. Сделав книксен, служанка выскочила из комнаты. Шарлотта услышала, как она что-то игриво сказала лакею, затем раздались ее удаляющиеся по коридору шаги.

Шарлотта быстро переоделась в платье сливового цвета, которое будет менее заметно среди предрассветных теней, и принялась ходить из угла в угол, то и дело поглядывая на каминные часы. Она знала, где начинается лестница, ведущая к смотровой щели на башне, но не была уверена, где она заканчивается. Она попыталась мысленно пройти по этому пути, но вдруг услышала душераздирающий вопль за дверью.

– На помощь! Крыса! Она залезла мне под юбки! На помощь! – Послышались легкие шажки, потом снова крики о помощи, эхом отдававшиеся в коридоре. Спустя несколько секунд она услышала голос лакея, окликавшего Лизетту, и топот его ног, когда он побежал за ней следом.

Шарлотта моментально выскочила в опустевший коридор, подобрала юбки и помчалась к неприметной дверце, которая вела на лестницу для слуг. Спустившись вниз, она убедилась, что в нижнем коридоре никого нет. Слуги разжигали камины в общих комнатах и накрывали стол для завтрака.

Она спокойно прошла в башенный холл и остановилась перед пустым камином. Здесь. В глубине можно было разглядеть петли потайной двери. Шарлотта толкнула ее, и тяжелая дверь с грохотом и скрежетом открылась. Не потрудившись закрыть ее за собой, она вошла внутрь.

Она сразу же поняла, какую нелегкую задачу взяла на себя. Внутри было темно. В воздухе стоял застарелый запах дыма и плесени, а сверху тянула холодная струя воздуха, которая ощущалась на щеках, словно поцелуй смерти.

Шарлотта вздрогнула и осторожно двинулась вперед, ощупывая ногой пол. Ступенька. Она осторожно определила ногой ее размеры. Десять дюймов в высоту и около семи в глубину. Она стала подниматься. Преодолев пять ступеней, десять, дюжину, она взглянула вниз, куда проникал слабый свет из холла. Потом лестница повернула, и даже этого слабого света не стало видно.

Стены с обеих сторон отстояли друг от друга чуть больше, чем на ширину ее плеч, а внешняя стена наклонилась к ней, как будто была готова обрушиться и погрести ее здесь, в темноте. Казалось, ступенькам конца не будет. Она старалась не поддаться панике. Она не сдастся. И не повернет назад...

Где-то наверху послышался голос. Голос Дэнда. Она стала взбираться дальше, боясь поскользнуться, заставляя себя двигаться медленнее, хотя ей очень хотелось ускорить шаг.

Она увидела над головой четырехугольник, сквозь который проникал свет. Это была смотровая щель. Она осторожно подобралась к ней, очень удивившись, что щель такая большая – не менее фута в ширину. Как же она не заметила ее, когда поднималась на башню с Сент-Лайоном?

Подобравшись ближе, она поняла, почему не заметила смотровую щель раньше: щель была расположена выше уровня глаз человека, стоявшего в комнате, и спрятана в перемычке башенного окна.

Она взглянула сквозь щель вниз. Сент-Лайон, скрестив ноги, сидел в кресле перед Дэндом. Шарлотта заставила себя взглянуть на Дэнда.

Его раздели до пояса и, широко раскинув руки, приковали запястья к металлическим кольцам, вмонтированным в стену. Наручники ободрали его кожу, и тонкие ручейки крови стекали по его рукам. На ребрах и на лице виднелись зловещие синяки. Но самое страшное зрелище представляло собой клеймо в виде розы на мышце его левой груди, напоминавшее о том, что он и раньше бывал если не здесь, то в каком-то месте, очень похожем на это.

– Могу ли я что-нибудь сделать для тебя? Только не проси, чтобы я тебя отпустил, – сказал Сент-Лайон.

Дэнд не ответил. Он попытался пошевелить плечами. Прошло уже двенадцать часов, и боль в спине и шее стала невыносимой. К тому же ему страшно хотелось пить. Губы пересохли, и каждое сказанное слово вновь открывало рану на губе.

Сент-Лайон вздохнул.

– Мне известно, кто ты такой. Ты Эндрю Росс. Один из этих благородных сирот. – Он произнес это с некоторым презрением. – Из мальчишек, которые впутались в ту грязную историю в Мальмезоне. К сожалению, всех вас поймали, прежде чем вы смогли принести какую-то пользу роялистам. Или вашей церкви. Или вообще тем, на кого и ради кого вы работали.

Взглянув вниз, на клеймо в виде розы, Дэнд спросил охрипшим голосом:

– Как вам удалось догадаться?

– Да уж догадался. Тебя нетрудно опознать. Ты весьма своеобразный.

Дэнд слизнул кровь из уголка рта и попробовал выпрямиться, потому что руки чертовски устали и нестерпимо болели. Нет, Сент-Лайон не бил его и не пытал. Но его подчиненные, сопровождая его сюда, не церемонились с ним, особенно тот, которому он сломал нос. Поэтому к тому времени, как они надели на него металлические наручники, он довольно долго был неспособен держаться прямо.

– Я знаю, зачем ты здесь.

– Гениально, – умудрился произнести Дэнд.

– И мне также известны все твои сообщники.

Это насторожило Дэнда. Он резко вскинул глаза. От Сент-Лайона не укрылось это движение. Он усмехнулся:

– О да, я знаю всю вашу маленькую группу заговорщиков. Маркиз Коттрелл и полковник Макнилл едут сюда и скоро, как мне кажется, должны прибыть. Каким образом ты собираешься впустить их внутрь замка? Или тебе кажется, что для этого достаточно оставить открытой дверь черного хода? – Он хохотнул.

О чем, черт возьми, он говорит? Дэнд подождал в надежде, что этот мерзавец скажет что-нибудь более вразумительное.

Ухмылка на физиономии графа несколько увяла.

– Вообще-то вы даже для спесивых «охотников за розами» очень сильно недооцениваете возможности, имеющиеся у меня и моего персонала.

– Не знаю, с кем вы разговаривали, граф, – прохрипел Дэнд, – но вас явно дезинформировали.

– Сомневаюсь. Мой осведомитель пока еще не ошибался. Он даже знал, как ты отреагируешь на мое появление в спальне мисс Нэш.

Слава Богу, по крайней мере Сент-Лайон не подозревает Шарлотту. Дэнд с трудом подавил вздох облегчения.

– Откровенно говоря, меня это разочаровало, – продолжал граф. – Мне казалось, что ты человек, который пойдет на что угодно ради достижения своей цели.

– Простите, что разочаровал вас.

– Очень разочаровал. Тем более что леди явно не питает к тебе ответного чувства.

– Не впутывайте ее в это. – Боль у него исчезла. Планы побега и планы заполучить проклятое письмо испарились из сознания. Единственное, что осталось, – это инстинктивная потребность защитить Шарлотту. Все остальное больше не имело значения.

– Я хотел бы... – Сент-Лайон не закончил фразу. Дэнд поднял голову и взглянул ему в глаза.

– Если вы причините ей хоть какую-то боль, я убью вас. Граф поцокал языком, как будто его снова разочаровали.

– Вот видишь? Опять это высокомерие. Утомительно слушать все эти страшные угрозы и прочее.

– Если ты причинишь ей боль, – тихо повторил Дэнд, – ты умрешь.

На этот раз самоуверенность графа дала сбой. Он нахмурился и встал.

– Я джентльмен. И не имею намерения причинять ей боль. По правде говоря, совсем наоборот.

– Уж позаботьтесь, чтобы это было так, – невнятно пробормотал Дэнд.

– Да-да, конечно. Иначе ты убьешь меня, – издевательски проговорил граф. – Но все дело в том, друг мой, что ты прикован цепью к стене. Тебя стерегут несколько моих лучших людей, тогда как твои товарищи, пока мы здесь разговариваем, едут сюда и попадут прямо в западню. И стало быть, завтра, после того как я продам чрезвычайно компрометирующее письмо прусского посла папе...

– Я думал, что вы его не читали, – прервал графа Дэнд.

– Я солгал, – спокойно заявил граф и продолжил: – Как я уже говорил, после того как я продам с аукциона письмо, я предложу за кругленькую сумму тебя и твоих товарищей представителю Наполеона. Уверен, что ему захочется поскорее узнать, с кем вы работали в Париже.

– Рэм и Кит с этим не связаны.

– Полно тебе. – Граф встал и прищелкнул пальцами. В дверях сразу же возник один из его людей. – Извини, что не могу позволить тебе спуститься отсюда. Но ты сам завоевал репутацию – как это он сказал? – неустрашимого. Однако я могу утолить твою жажду. – Он повернулся к стражнику. – Принеси месье Руссе стакан воды.

– Вы воплощение доброты.

– Я цивилизованный человек, мистер Росс, а не варвар. Варварские поступки пусть останутся на совести «граждан».

Дэнд хрипло хохотнул.

– Действия «граждан» – любительщина по сравнению со зверствами, которые веками совершались аристократией.

Граф пожал плечами:

– Может, это и так. Но я по крайней мере не применяю пытки ради спортивного интереса, – сказал он, многозначительно взглянув на клеймо на груди Дэнда, – как это делают некоторые революционеры.

Похоже, он был удовлетворен своим последним высказыванием. Нетерпеливым жестом он приказал стражнику выйти из комнаты и направился к двери, но в последний момент обернулся и, отвесив поклон в сторону Дэнда, сказал:

– В глубине души мне хочется верить, что ты и впрямь Андре Руссе. Почему бы это, не знаешь?

– Не имею ни малейшего понятия, граф, – прохрипел Дэнд.

– Ну-ну. – Граф еще раз внимательно посмотрел на него, потом ушел, закрыв за собой башенную дверь.

Дэнд сразу же выпрямился и согнул руку таким образом, что смог ухватиться за металлическую цепь. Он принялся раскачивать цепь, стараясь ослабить кольцо. Несколько раньше, когда стражник ушел обедать, ему показалось, что он заметил какую-то подвижку.

– Дэнд, – услышал он голос – такой тихий, что на секунду подумал, что это слуховая галлюцинация. – Дэнд!

Шарлотта? Но как... Он взглянул вверх, внимательно осмотрел скрепленный известковым раствором камень и увидел легкую тень, мелькнувшую над северным окном. Должно быть, она нашла одну из тайных смотровых щелей.

– Шарлотта, – тихо сказал он, – будь осторожна. Стражник скоро вернется.

– Я знаю. – Она чуть помедлила. – Что я могу сделать? Храбрая девочка. Только участившееся дыхание выдает ее волнение.

– Ты должна каким-то образом выбраться из замка, – тихо сказал он. – Ты должна предупредить Кита и Рэма. Они едут сюда...

– Я слышала, – прервала его она. – Но зачем? Ведь они в этом не участвуют?

– Кому-то очень сильно хочется, чтобы Сент-Лайон поверил, будто они участвуют.

– Но... – начала было она, но замолчала, поняв, что сейчас абсолютно не имеет значения, кто и зачем это сделал.

– Ты сможешь?

– Как только найду способ отпереть твои наручники. Лизетта сможет отвлечь стражника...

– Нет! – Воображение услужливо подсказало ему дюжину сцен, в которых ее хватают, обвиняют и продают вместе с ним и остальными наполеоновским агентам. – Нет. Для этого нет времени. То, что я сказал, важнее. Если все удастся, то Кит и Рэм, возможно, как раз успеют осуществить мое спасение. – Он даже улыбнулся. – Они будут в полном восторге от этого.

– Я должна найти способ помочь тебе бежать.

Боже милосердный, неужели он услышал всхлипывание? Неужели она плачет из-за него? Эта сорвиголова, эта маленькая шпионка?

Чтобы услышать такое, стоит, пожалуй, чтобы тебя приковали цепями к этой чертовой стене. Нет, не совсем так, потому что он, черт возьми, не мог обнять ее и успокоить, не мог пообещать ей все, что хотел пообещать давно, так давно, что даже себе в этом не признавался.

– Уж не влюбляешься ли ты в меня, а, Лотти? – осторожно спросил он.

– Да! – Она обреченно шмыгнула носом. Он представил себе, как она пытается улыбнуться, и это его окончательно доконало. – Да. Доволен? Это ты меня довел до такого унизительного состояния, Дэнд Росс. И я позабочусь о том, чтобы ты поплатился за это.

– Обещай мне, – прошептал он.

Он услышал, как она затаила дыхание и сказала дрожащим голосом, как будто обещала ему свою жизнь, а не возмездие:

– Обещаю. Я это сделаю. Клянусь.

– Найди Кита и Рэма. В этом заключается самый большой шанс того, что ты сможешь выполнить свое обещание. А теперь иди. Прошу тебя.

Она собралась было сказать что-то, но ему очень не хотелось, чтобы она говорила это сейчас. Это было бы слишком похоже на прощальный подарок, и тогда у него больше не осталось бы того, ради чего следует жить. И она ограничилась тем, что прошептала: «Мы скоро увидимся, Дэнд», – и ушла.

Глава 26

Замок графа Сент-Лайона, Шотландия,

15 августа 1806 года

Шарлотта храбро прошествовала по коридору к своей комнате, не обращая внимания на то, что стоявший на страже лакей вздрогнул от удивления. Она сомневалась, что он расскажет хозяину о ее получасовом отсутствии, тем более что за это время ничего из ряда вон выходящего не произошло. Его наказали бы, а также высмеяли бы за то, что его одурачила женщина.

Весь персонал Сент-Лайона, возможно, за исключением мадам Поль, был, к сожалению, невысокого мнения о женском интеллекте. Это очень радовало Шарлотту, потому что у нее появилась одна идея.

Войдя в комнату, она увидела Лизетту, которая вертелась перед огромным зеркалом, прикладывая к себе одно из роскошных платьев Джинни.

– Красивое платье, – тихо сказала Шарлотта. Испуганно вздрогнув, Лизетта повернулась к ней:

– Простите меня, мисс! Я не хотела сделать ничего плохого. Просто у меня никогда не было ничего такого красивого...

– Оно твое.

– Что вы сказали?

– Оно твое за то, что помогла мне.

– О, благодарю вас, мисс! Мне еще никто никогда не делал таких щедрых подарков! Я... я...

– Мне снова потребуется твоя помощь, Лизетта, – начала Шарлотта. – Только на сей раз это будет гораздо опаснее. Не спеши, – сказала она, увидев, что девушка нетерпеливо сделала шаг вперед. – Выслушай меня внимательно, прежде чем ответить, Лизетта. Ты даже не знаешь, что поставлено на карту, а я не могу тебе этого сказать. Однако я обязана предупредить тебя, что придется рисковать жизнью, хотя не думаю, что дело до этого дойдет. Я не стала бы тебя просить, если бы считала, что риск слишком велик, однако такую возможность нельзя исключать, и ты должна знать это. И последнее. Ты не обязана это делать. Платье будет твоим, независимо от твоего решения. Ты уже заслужила мою благодарность.

На лице служанки появилась задорная улыбка.

– Ну конечно же, я сделаю то, о чем вы попросите, мисс. Поступая на работу к леди с вашей репутацией, я знала, что рискую. Мой отец предупреждал меня, но я и слышать не хотела ни о чем другом. Видите ли, я понимаю, что чем больше риск, тем больше вознаграждение, и у меня теперь есть чудесное новое платье! Откровенно говоря, мисс, я не собираюсь провести всю оставшуюся жизнь в услужении. Несколько красивых платьев могли бы помочь девушке устроить свое будущее.

«Боже милосердный, – подумала Шарлотта. – А Дэнд еще считает меня законченной прагматисткой».

– Скажите, что мне нужно делать? – спросила Ли-зетта, аккуратно складывая свое новое платье.

Шарлотта сказала.

– Вы все еще не вполне хорошо чувствуете себя, мисс Нэш? – заботливо спросил граф Сент-Лайон.

– Да, – ответила Шарлотта, холодно взглянув на него.

– Надеюсь, вы больше не сердитесь на меня за вчерашний вечер? Я хотел бы, чтобы вы поняли, что мое неприятное поведение было просто средством поставить Росса в такое положение, когда его можно было взять под стражу, не слишком расстраивая моих гостей и не привлекая к этому внимания.

– А меня, значит, можно расстраивать? – спросила она, зная, что ее щечки пылают гневом. Она знала это, потому что, прежде чем подойти к графу после ужина, собственноручно наложила на них румяна. – Могли бы и посвятить меня в ваши планы. Или вы мне не доверяете? Глупый вопрос. Конечно, не доверяете. Почему бы еще вы приставили ко мне эту старую каргу, мадам Поль, и этих лакеев, которые ходят за мной по пятам?

– Все это исключительно ради вашей безопасности, моя дорогая.

– Кто же мне, по-вашему, угрожает? – спросила она, закутываясь в наброшенную на плечи шаль. Они стояли в нише, выходящей во внутренний дворик. Уже начал опускаться туман, придавая фонарикам, развешанным на ветвях деревьев, призрачный вид.

– Росса отсюда убрали, – сказала она. – Может быть, в списке ваших гостей есть и другие злодеи, деликатные чувства которых вы намерены защищать?

Он взглянул на нее, удивленный ее неожиданной проницательностью.

– Вы правы, – сказал он. – Я не вполне доверяю вам, просто не осмеливаюсь. То, что я делаю, имеет слишком большое значение для моего будущего. Тем не менее я надеюсь, – продолжал он, взяв ее за руку, – что, как только все это закончится и мы с вами будем более уверены друг в друге, вы поймете меня и простите.

– Можете надеяться, – сказала она, отбирая у него руку.

Как она и предполагала, ее выходки начали утомлять его, но она надеялась, что ее капризы усыпят его подозрения. Женщина, вечно находящаяся во власти своих эмоций, едва ли могла быть надежным агентом. Если только это не игра... Однако мужчина, обладающий таким опытом общения с представительницами слабого пола, как Морис Сент-Лайон, мог всегда безошибочно сказать, когда женщина играет, а когда не играет.

– Как я могу загладить свою вину? – спросил он.

– Вы могли бы оставить меня одну. И сказать своим людям, чтобы они перестали ходить за мной по пятам.

– Извините, этого я сделать не могу. Она надула дрожащие губки:

– Отлично! Я намерена оставаться здесь, во внутреннем дворике, на виду у всех желающих видеть меня. Но вы... не смейте ко мне приближаться!

Он воздел руки к небесам:

– Если вы желаете оставаться здесь и схватить простуду для того лишь, чтобы показать, как неприятно вам мое общество, то поступайте как знаете.

– Я так и сделаю, – сказала она и, натянув шаль на голову, вышла во дворик и опустилась на мраморную скамью.

Подождав, пока туман достаточно сгустился, она встала и прошла до конца дорожки, где тисовая живая изгородь была высотой почти в рост человека.

– Граф? – крикнула она. – Вы все еще наблюдаете за мной? Ответьте!

– Да, мисс Нэш, – ответил он, явно начиная раздражаться. – Я все еще здесь.

– Ну что ж, если вам доставляет такое удовольствие следить за мной, смотрите внимательнее! – Она сняла с шеи кулон, подаренный им вчера, и помахала им перед графом. Изумруд, в котором отразился свет, блеснул в ее руке. – Вы видите, что это такое? Это ваш кулон... Ох!

Изумруд выскользнул из ее пальцев. Она наклонилась, чтобы найти его, а несколько секунд спустя поднялась. Женская фигурка, держащая в руке кулон.

– Вот он! Можете забрать его назад! – крикнула она и с удовлетворением услышала, как кулон приземлился на каменные плиты прямо у ног графа.

– Наблюдайте за ней! – приказал он и ушел.

Спрятавшись под тисовым кустом, Шарлотта мысленно поаплодировала мастерству Лизетты. Когда Шарлотта нагнулась к земле, они поменялись местами, и служанка поднялась на том же самом месте. Лизетта, одетая, насколько позволял гардероб, так же, как Шарлотта и сделавшая такую же прическу, укоротив темно-русые волосы, долго ждала своего выхода.

– Оставайся пока здесь. Если вернется Сент-Лайон, задери нос и уйди в другую сторону, – прошептала Шарлотта. – С полуночи и до утра наблюдай за рекой. Как только увидишь свет под окном, спусти веревку.

– Что, если вы не вернетесь к утру? – В голосе девушки впервые почувствовался страх.

– Вернусь, Лизетта, – пообещала Шарлотта. Пусть даже никто не окажет ей помощи, она не бросит ни ее, ни Дэнда. Она надеялась, что Дэнд не ошибся, что Рэм и Кит едут сюда и что они смогут что-нибудь сделать. Однако она понятия не имела, что они смогут сделать, даже если ей удастся отыскать их. Не могли же двое мужчин и одна женщина надеяться взять приступом крепость, в которую превратил свой замок Сент-Лайон? Но сидеть сложа руки она тоже не могла. Такая альтернатива ее не устраивала.

– Я вернусь, Лизетта, – повторила она. – Клянусь тебе.

– Хорошо, мисс, – сказала Лизетта, призвав на помощь всю свою храбрость. – Идите, вам пора.

Шарлотта продвигалась ползком по краю живой изгороди, пока не добралась до самого дальнего угла. Здесь она сбросила платье и переоделась в мужские бриджи и рубашку, которые Лизетта заранее утащила из прачечной. Потом по коридорам, предназначенным для слуг, она добралась до кухни и принялась осуществлять последний этап своего плана незаметного исчезновения из замка Сент-Лайона.

Шарлотта, стараясь не дышать, распласталась в куче кухонных отбросов в надежде, что усталый кухонный мальчишка не заметит, что среди костей, очисток и перьев, которые он вывалил из кухонной тележки позади конюшен за пределами замка, находится человеческое тело.

Он действительно не заметил. Она ждала, лежа в вонючей куче отбросов, пока не услышала, как колеса тележки затарахтели по крутой дороге к замку и он крикнул стражнику, чтобы открыли дверь. Застонала, поворачиваясь на старых петлях, половинка ворот. Потом, отплевываясь и счищая отбросы с лица, она встала и осмотрелась вокруг. Луна была на ущербе, но даже ее слабого света было достаточно, чтобы различить серую ленту дороги, скрывающуюся за гребнем холма. Это была здесь единственная дорога, а следовательно, только по ней могли приехать Кит и Рэм.

Они должны приехать обязательно. От этого зависела жизнь Дэнда. Он не может умереть. Не может. Думать об этом было слишком страшно, и она выкинула эту мысль из головы.

Она помчалась по дороге и бежала, пока не заболели ноги. Потом пошла шагом. Над ее головой виднелась светлая лента Млечного пути. Совы начали ночную охоту и то и дело бесшумно перелетали через дорогу. Она шла, пока не изранила ноги, несмотря на изящные туфельки без задников, у которых от ходьбы по мощенной гравием дороге продырявилась подошва.

Она шла около четырех часов и наконец увидела их. Не Рэма и Кита, а целый отряд, по меньшей мере из двадцати человек, во главе которого ехали два всадника.

Она помедлила, не сразу разобрав, кто они такие. Красных мундиров на них не было, а она слышала о том, что банды контрабандистов и разбойников на редкость хорошо организованы. Пока они ее не заметили.

Она спустилась на обочину дороги и притаилась там, едва дыша, а поэтому услышала, как один из всадников произнес с манерной медлительностью:

– Слава Богу, в поместье Парнелла стоял отряд милиции, чтобы отпугивать контрабандистов.

Второй всадник ответил:

– Слава Богу, он откликнулся на просьбу отца Таркина. Думаю, этот сукин сын все еще неравнодушен к моей Кейт.

Это Кит!

Всхлипывая, она вскарабкалась по крутому склону обочины дороги в тот самый момент, как знакомый голос произнес в ответ:

– Поскольку мы воздаем благодарности Всевышнему, мне кажется, нам следовало бы поблагодарить его еще и за то, что неподражаемая миссис Малгрю взялась за ум и обо всем рассказала в записке настоятелю монастыря.

– Да, – ворчливо произнес голос с сильным шотландским акцентом. – А когда наша маленькая сестричка окажется в моих руках, это ей придется благодарить Бога за то, что я не удушил ее. Если, конечно, я ее не удушу. И клянусь, Андре Руссе тоже свое получит!

Она, дико размахивая руками, выскочила на дорогу почти под копыта коней. Испуганные кони поднялись на дыбы. Но ей было все равно. Она улыбалась.

– Рэм! Кит!

– Это что за явление? – спросил у свояка полковник Кристиан Макнилл.

Рамзи Манро, маркиз Коттрелл, приподняв изящные брови, окинул взглядом оборванное, грязное существо, весело прыгающее под копытами их коней.

– Ей-богу, Кит. Мне кажется, что это Шарлотта!

Глава 27

Замок графа Сент-Лайона, Шотландия

16 августа 1806 года

Выполняя приказание Сент-Лайона, стражник возвратился с кружкой воды для Дэнда. Швырнув кружку в физиономию Дэнда, стражник с довольным ворчанием вышел за дверь. Дэнд даже внимания не обратил на эту выходку. С тех пор как ушла Шарлотта, он напряженно прислушивался к каждому звуку, который мог бы подсказать ему, удалось ли ей выбраться из замка. Но когда прошло несколько часов без криков и суматохи, он позволил себе улыбнуться.

Сообразительная, предприимчивая, умненькая Лотти. Его ненаглядная. Его любовь. Ей удалось сбежать.

Он смотрел на окно, пытаясь определить, светлеет ли небо на востоке, и в то же время продолжал упорно трудиться над болтом, вмонтированным в каменную стену. Он определенно чувствовал, как болт трется о камень, и видел, как из-под кольца поднимается едва заметное облачко пыли. Интересно, сколько еще потребуется времени, чтобы вытащить его из стены? Правда, это не имеет значения, потому что здесь заняться все равно было нечем, хотя мысленно он следовал за Шарлоттой, которая, должно быть, выбралась на дорогу, ведущую на юг, и, отправившись по ней, уже скрылась вдали.

Рэм и Кит найдут ее. А если не они, то какой-нибудь фермер или погонщик скота. Она общительная и сообразительная, так что найдет дорогу домой. Ему и этого достаточно. Нет, не совсем так. Любовь к Шарлотте сделала его жадным. Он хотел быть с ней долгие годы, хотел работать, смеяться, спорить и заниматься с ней любовью.

Он упрямо не желал сомневаться в том, что Кит и Рэм приедут. Это, конечно, полный абсурд, потому что, по всей вероятности, их всех схватят и снова бросят в подземную тюрьму Ле-Монс. Это ли не ирония судьбы?

Он рассмеялся и тут услышал какие-то звуки за дверью. Что-то пробормотал стражник, ему ответил мужской голос. Знакомый голос. Хотя он ожидал его услышать, сердце у него гулко заколотилось при его звуке.

Дверь приоткрылась на несколько дюймов и остановилась, как будто тот, кто ее открывал, не решался войти.

– Входи, Дуглас, дружище, – сказал Дэнд.

Городской дом Нэшей, Йорк,

1801 год

– Дуглас был бы в восторге от этого, – сказал Рэм Манро, улыбнувшись еще насмешливее, чем обычно. – Клятва служить прекрасным девам, роза – символ нашей верности, переданная на их попечение... он бы в обморок упал от восторга!

Кит Макнилл бросил на него острый, оценивающий взгляд.

– Надеюсь, ты не злословишь по поводу мертвого, Рэм Манро? – спросил он, опустив тяжелую руку на изящное плечо молодого человека.

Рэм сердито стряхнул его руку. Они стояли в начале аллеи, ведущей к дому Нэшей, словно трое барристеров, защищающих интересы разных клиентов на слушании дела в суде, не уверенных в себе, подозрительно косящихся друг на друга и желающих лишь, чтобы каждый шел дальше своим путем. Однако большую часть своих жизней они были близки между собой, как братья.

Но предательство, как понял Дэнд, было способно разорвать самые тесные связи. А эти молодые мужчины верили, что один из них предал их и тех, кто от них зависел, и что это предательство повлекло смерть лучшего из них, их негласного лидера, Дугласа Стюарта.

Дэнд мог бы их успокоить, мог бы залечить рану, которая отделяла их друг от друга. Но это повлекло бы за собой новое предательство – по отношению к человеку, который уже расплатился по высшей ставке за... свою слабость. Поэтому он не сказал ничего, хотя на сердце было тяжело, а на душе скребли кошки.

– А ты что думаешь, Дэнд? – спросил, задумчиво прищурив темные глаза, Рэм. – Ты что-то ужасно тихий. Ты никогда не был тихим. Даже в подземной темнице. Пока Дугласа не увели на гильотину.

Дэнд сердито взглянул на него.

– Я говорил тебе раньше и повторяю еще раз – последний – и больше говорить не буду: я не выдал абсолютно ничего ни тюремному надзирателю Ле-Монс, ни кому-либо другому.

Кит со злостью сплюнул.

– Понятно. И я поклялся в том же самом. Кстати, и Рэм тоже! Но мы знаем, что один из нас лжет, не так ли?

Ему хотелось сказать «нет». Но из-за того, что он некогда любил Дугласа Стюарта, он промолчал.

– Как ты догадался, что это я? – спросил Дуглас. Он выглядел старше, в уголках рта и на лбу появились преждевременные морщинки.

– В чем дело, Дуг? – спросил Дэнд. – Даже не поприветствовал, не обнял своего давно исчезнувшего брата?

– Как ты догадался, что это я? – повторил Дуглас, медленно входя в комнату и настороженно обшаривая глазами помещение, словно ожидая подвоха, словно не веря своим глазам и опасаясь, что Дэнд лишь притворяется, что прикован к стене.

Дэнд пожал плечами. От этого движения мышцы закололо как будто иголками.

– Капитан Уоттерс, преподобный Тоустер, лорд Росетт – все это анаграммы твоей фамилии – Стюарт. Ты всегда любил все приукрашивать.

Дуглас горько улыбнулся.

– А ты никогда не одобрял этого.

– У меня не было в этом потребности, – сказал Дэнд. – Человек или делает что-то, или не делает. Или он благороден, или нет.

Дуглас рассмеялся.

– Ты никогда не понимал, что такое настоящее благородство. Думаешь, если ты не «раскололся» под пытками, то ты благороден? Просто ты лучше переносишь боль. Как бессловесное животное. – Дуглас внезапно оборвал смех. – Знаешь, ведь это ты во всем виноват, – прошептал он.

– Это еще почему?

– В подземной тюрьме в ту ночь, когда они притащили тебя после... после того, как выжгли клеймо. Ты помнишь? – Он подошел совсем близко и с нетерпением заглядывал в глаза Дэнда, напомнив своим видом того испуганного мальчишку.

– Помню.

– Я спросил тебя, назвал ли ты имена наших соучастников, и ты сказал «нет». Ты даже рассмеялся. – Лицо Дугласа исказила гримаса, как будто он сдерживал слезы. – Ведь я-то «раскололся» на допросе. И когда я взглянул на тебя, то понял, что ты это знаешь! – Дуглас провел рукой по крашеным волосам. – И я понял, что ты расскажешь об этом всем остальным.

– Я этого не сделал.

Дуглас, казалось, его не слышал.

– Ты, наверное, не поверишь, но я расплатился за это своей жизнью. – Видимо, он переживал заново какой-то ужасный эпизод, врезавшийся в его память. – Мысль о том, что все они узнают, что я, в отличие от них, обесчестил себя... мысль о том, что все они будут смотреть на меня, как смотрел ты... – Он судорожно глотнул воздух, словно испытывая физическую боль. – Я не мог жить с этой мыслью.

– Но и умереть с этой мыслью ты тоже не смог, – холодно сказал Дэнд.

– Но я умер! – Он дико затряс головой, и Дэнд увидел, что Дуглас Стюарт охвачен безумием от ненависти к самому себе. – Вместе с надзирателем тюрьмы мы все обставили так, как будто я умер. Я сказал ему, что расскажу все, что он пожелает узнать, назову любые имена, дам любую информацию, словом, сделаю что угодно, если он обставит мою смерть таким образом, чтобы вы чтили мою память! – Голос у него сломался. Он был переполнен жалостью к себе.

Дэнд был готов пожалеть его, проникнуться к нему сочувствием, однако что-то его остановило.

– Но это было не все, о чем ты договорился с тюремным надзирателем.

Дуглас перестал шмыгать носом и поднял лицо. Он с подозрением взглянул на Дэнда покрасневшими глазами.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты обставил свою смерть так, чтобы мы подумали, будто ты умер как герой, первый из нас, кто попал под нож гильотины. Но ты договорился с надзирателем о том, что мы будем следующими.

Дуглас прищурил глаза.

– Ведь так было дело, не правда ли? – спросил Дэнд. – Нас должны были убить через несколько дней, чтобы мы успели воздать должное твоему героизму. Чтобы я почувствовал себя виноватым из-за того, что сомневался в твоей честности и твоем благородстве, а Рэм и Кит провели последние дни своей жизни, благословляя твое имя. Ты неплохо спланировал собственные поминки, Дуглас. Жаль, что полковник Нэш все испортил, предложив себя в обмен на нас.

Дуглас даже не потрудился опровергнуть обвинения Дэнда.

– Тюремный надзиратель не мог устоять перед возможностью заполучить такого известного национального героя, как Нэш. Он меня предал!

Заметив отвращение в глазах Дэнда, Дуглас протянул руку, схватил его за волосы и стукнул головой о стену. У Дэнда от боли из глаз посыпались искры.

– Меня должны были превозносить, я должен был стать героем! А я вместо этого жил во Франции, прислуживая ворам, предателям и тиранам. И все из-за тебя! Из-за тебя, Рэма и Кита. Из-за вас троих я не мог вернуться. – Он вдруг, словно маньяк, рассмеялся визгливым смехом. – Но подобно Лазарю я воскресну из мертвых. Я верну себе все, что когда-то имел, и даже больше.

– Каким образом? – насмешливо поинтересовался Дэнд. – Убив меня?

Как ни странно, на лице Дугласа промелькнуло обиженное выражение.

– Я никогда не хотел причинить вред кому-нибудь из вас. Единственный раз, когда я попытался активно вмешаться в судьбу и причинить боль Рэму, эта белокурая ведьма чуть не убила меня. После этой раны я целый год приходил в себя, – мрачно сказал он. – Именно тогда я и разработал свой план. Я поразмыслил о том, почему все так получилось и почему я потерпел фиаско. И я понял, что самому Господу угодно, чтобы я стал героем, которым он изначально намеревался меня сделать.

Откуда-то снизу до Дэнда донеслись испуганный возглас и топот бегущих ног. Может быть, это Рэм? Или Кит? Нужно, чтобы Дуглас продолжал говорить.

– Что за план ты разработал? – спросил он.

– Нынешний план, – спокойно ответил Дуглас. – Я в течение нескольких месяцев следил за мисс Нэш, зная, что в конце концов один из «охотников за розами» навестит ее, чтобы выполнить вашу клятву. Когда я увидел ее с Джинни Малгрю, я заподозрил, кем она стала. А когда к ней явился ты, у меня уже не было никаких сомнений. Ты можешь кого угодно ввести в заблуждение, но твоя репутация говорит сама за себя. После этого все было... промыслом Божьим.

– Продолжай, – сказал Дэнд, глядя в глаза Дугласу и прислушиваясь к шуму борьбы, доносившемуся снизу. Дуглас, казалось, ничего не замечал. Похоже, ему было нужно изложить Дэнду свой план, нужно, чтобы Дэнд одобрил его ум и его предусмотрительность.

– Я убил француза, у которого было письмо, находящееся сейчас у Сент-Лайона. Я убил Туссена – только не гляди на меня так! Он никогда не ценил меня. Заняв его место, я организовал несколько встреч с мисс Нэш, а под видом Росетта я разжигал интерес Сент-Лайона и к миссис Малгрю, и к мисс Нэш. Потом я сбил на улице миссис Малгрю и послал за Шарлоттой Нэш. Под видом Туссена я намеревался предложить, чтобы она заняла место проститутки. Представь мое удивление, когда она предложила это сама и сказала, что ты тоже участвуешь в этом плане. – Он насторожился. Кажется, звуки борьбы внизу наконец привлекли его внимание, несмотря на потребность в исповеди. Но, судя по всему, они его не встревожили. – Может, это Рэм? – воскликнул он. – Или Кит? Они, конечно, устроили бы настоящую баталию. Но даже они не смогли бы противостоять армии из тридцати человек, которая имеется у Сент-Лайона.

Дуглас ошибался. Но не относительно численности войска Сент-Лайона, а относительно того, что происходило внизу. Голосов слышалось слишком много, чтобы эти люди собирались схватить всего двоих человек, какими бы закаленными в боях воинами они ни были. Происходило что-то еще. И ему надо было продолжать отвлекать от этого внимание Дугласа.

– Скажи мне, старина Дуг, каким образом ты намерен вернуть себе то выдающееся положение, которого ты так несправедливо был лишен?

Даже если Дуглас почувствовал сарказм в вопросе Дэнда, он его игнорировал.

– Очень просто. Я отправил записку Киту и Рэму о том, что их свояченица стала любовницей известного ловеласа. Одновременно я сообщил Сент-Лайону о том, что двое мужчин, твоих сообщников, направляются сюда, чтобы выкрасть письмо. Так оно и получилось, и, судя по всему, они уже здесь. Скоро их убьют. А потом Сент-Лайон убьет тебя. Я же, в свою очередь, убью Сент-Лайона. Потом я возьму письмо и лично доставлю его отцу Таркину, которому признаюсь, что, избежав гильотины, я провел последние шесть лет, тайно работая на благо церкви. Меня провозгласят великим героем.

– А что будет с сестрами Нэш? – спросил Дэнд. На губах Дугласа блуждала мечтательная улыбка.

– Их я тоже скоро убью. Они меня видели, и, хотя я не думаю, что они обращали на меня внимание, когда я появлялся под чужими именами, я все-таки не буду рисковать. – Он закрыл глаза и с наслаждением сделал глубокий вдох. – И когда все вы умрете, я наконец снова стану живым. – Он вдруг стал похож на растерянного, измученного мальчишку. – Просто я очень хочу домой.

– Если мы умрем, ты никогда не будешь живым снова, Дуглас. И никогда не сможешь вернуться домой.

Дуглас нахмурился:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты зависишь от нас. Без меня, Рэма и Кита некому будет сказать, кто ты такой. Кем ты был с самого начала. Если мы умрем, никто уже тебе этого не расскажет.

– Это неправда, – сказал он, но голос его дрожал от страха.

– Конечно, это правда, – сказал Дэнд.

– Нет! – Он яростно замотал головой. – Я... я...

– Ты никто.

Дуглас раскрыл рот, брови его сошлись на переносице.

– Как по-твоему, чем я занимался все эти годы, Дуг? – Чем?

– Я заканчивал то, что должен был сделать ты. Я занял твое место, потому что ты был мертв.

– Нет! – заорал Дуглас, бросаясь вперед. Дэнд напрягся, дернулся в сторону и почувствовал, как болт в стене шевельнулся. Едва заметно, но шевельнулся...

Дуглас ударил его кулаком по уже травмированным ребрам. Ноги Дэнда подогнулись от боли. Он рухнул, словно мешок с зерном, всем весом повиснув на цепи и, несмотря на затуманенное сознание, чувствуя, что болт вышел из стены еще на долю дюйма.

– Нет, нет! Ты не лидер! Ты никогда не верил клятвам! Тебе конец! – орал Дуглас, стоя над Дэндом с горящими глазами, из которых катились слезы.

– Дэнд!

Это был голос Шарлотты. Нет, только не это.

– Беги, Шарлотта! – крикнул он.

– Все закончилось! – в радостном возбуждении крикнула она. Он услышал ее шаги вверх по ступеням лестницы. – Все хорошо!

– Нет! Дуглас здесь!

Но было поздно. Дуглас скользнул в сторону, а в дверь, размахивая пистолетом, влетела Шарлотта.

– Кит, Рэм и отряд милиции захватили замок, а Сент-Лайон схвачен и сидит в своей библиотеке!

Взглянув на него, она в тот же миг поняла, что что-то не в порядке. Круто повернувшись, она вскинула заряженный пистолет и выстрелила.

Глава 28

Замок графа Сент-Лайона, Шотландия,

16 августа 1806 года

– Проклятие! – воскликнула Шарлотта. Пуля пролетела мимо цели и, рикошетом задев стену, отколола кусочек камня, отлетевший в лицо мужчины... – Туссен?

– Нет, мисс Нэш, – сказал небрежно одетый человек, закрывая дверь. – Боюсь, что я обманул вас. Меня зовут Дуглас Стюарт.

Ее удивленный взгляд метнулся к Дэнду. Он скорчил гримасу, но глаза смотрели холодным, оценивающим взглядом.

Туссен-Стюарт улыбнулся Дэнду:

– Надо бы тебе все-таки научить ее целиться из пистолета.

– Я при первой же возможности исправлю этот недочет.

Дуглас скривил губы:

– Трудно будет это сделать из могилы.

– Какой тебе смысл убивать меня сейчас, Дуглас? – спросил Дэнд, поразив Шарлотту спокойствием и рассудительностью. Она стояла не двигаясь, опасаясь привлечь к себе внимание. – Ты слышал, что она сказала, – продолжал Дэнд. – Рэм и Кит нашли где-то солдат милиции и захватили замок. Гости Сент-Лайона, несомненно, бегут сейчас отсюда, словно лисы, преследуемые собаками, а сам Сент-Лайон, по всей вероятности, сжигает изобличающие документы, имеющиеся в его распоряжении. Включая письмо, благодаря которому ты стал бы героем. И ты разоблачен.

– Об этом знаешь только ты. Ты умрешь – и никто не узнает даже о том, что я здесь был. Конечно, мне придется начать все сначала. Но я ждал столько времени, что могу подождать и еще немного. – Он взглянул на Шарлотту. – Конечно, ее придется тоже убить.

– Нет, – сказал Дэнд.

– Да, – возразил Дуглас и, неожиданно повернувшись, схватил Шарлотту за руку и выволок вперед. Она царапалась, вырывалась и пинала его, но ему в отличие от Дэнда было абсолютно безразлично, причиняет ли он ей боль или нет. Он заложил назад ее руку и повернул так, что она вскрикнула от боли. Тело ее обмякло. Она не сопротивлялась больше, понимая, что сопротивление означало бы сломанную руку.

– Отпусти ее, – сказал Дэнд. Его спокойный голос таил смертельную угрозу.

– И не надейся, – сказал Дуглас. – Знаешь, а ведь я и в самом деле верю, что ты любишь девчонку. И почему вы все одержимы этими женщинами из семейства Нэшей? На них, конечно, приятно посмотреть, но ведь доставить себе удовольствие можно с помощью любой женщины. – Он нахмурился немного раздраженно, немного обиженно. – Как могло это физическое спаривание заменить собой то, что было у нас? Заставить забыть то, какими мы были?

– А какими мы были? – спросил Дэнд. – Мы были компанией мальчишек с деревянными шпагами, которые играли, изображая из себя рыцарей.

Дуглас сердито скривил губы и подтолкнул Шарлотту к Дэнду, держа ее одной рукой за горло, а другой удерживая на спине ее заломленную руку. Она охнула от боли.

– Ну, попрощайся со своей возлюбленной, Дэнд, – презрительно произнес он. Дэнд бросился было вперед, но цепь не пустила.

Шарлотта оглядывалась вокруг, оценивая ситуацию. И вдруг увидела крошки старого известкового раствора под кольцом, удерживающим запястье правой руки Дэнда. Поймав его взгляд, она посмотрела прямо на кольцо. Он едва заметно кивнул.

Шанс был ничтожно мал. Но других у них не было.

– Пожалуйста, – хрипло обратилась она к Дугласу, – позволь мне поцеловать его последний раз. Прошу тебя.

– Почему я должен удовлетворять твои просьбы?

– Потому что ты когда-то тоже любил его, – прошептала Шарлотта. – Потому что когда-то ты называл его братом. А это что-нибудь да значит.

Дуглас застыл на месте.

– Прошу тебя.

– Милости просишь? – В голосе его звучало сомнение, но он был заинтригован.

– Да, прошу милости, – сказала она. – Благородные люди бывают милосердными.

– Ладно. – Он схватил ее за другую руку чуть выше запястья и тоже заломил за спину, потом презрительно подтолкнул ее к Дэнду.

Она встретилась с ним взглядом и, наклонившись вперед, несмотря на страшную боль, поцеловала его, вложив в поцелуй всю нежность и всю надежду, которая теплилась в сердце.

– Я люблю тебя, – прошептала она, а сама тем временем, зацепив ногой ногу Дугласа, рванулась вперед.

В плече что-то хрустнуло. Боль распространилась по всей руке. Шарлотта упала, потянув за собой Дугласа, который, ругаясь, пытался удержать равновесие. Она услышала Дэнда, который аж рычал от напряжения, а потом испустил победоносный вопль. Послышался лязг цепей, и Дугласа от нее оттащили.

Она упала на колени и попыталась повернуться, чтобы увидеть, что там происходит.

Дэнд стоял позади Дугласа, а цепь, к которой была прикована его правая рука, туго обвивала шею Дугласа, тогда как другая его рука была все еще прикована к стене. Дуглас ловил ртом воздух и хватался руками за металлические звенья. Дэнд еще сильнее натянул цепь. Его лицо выражало холодную ярость. Он потянул цепь вверх и назад. Дуглас забарабанил пятками по полу, тщетно пытаясь найти какой-нибудь упор. Потом он обмяк и перестал сопротивляться.

– Дэнд! Отпусти его! Ты его убьешь!

– Он хотел убить тебя! – прорычал Дэнд.

Она поморщилась, осторожно придерживая руку, и кое-как поднялась на ноги.

– Отпусти его! Ты не убийца. Убийца он!

Дэнд обнажил зубы в презрительной усмешке. На лице его отразилась целая гамма эмоций. Он последний раз рванул цепь, с ворчанием неожиданно ослабил хватку и, тяжело дыша, отступил назад.

– Тебе больно? – заботливо спросил он.

– Со мной все в порядке, – солгала она. Боль в плече стала невыносимой.

– За дверью есть металлический стержень. Ты можешь его принести?

– Да, – ответила она и, отыскав стержень, повернулась к нему. – Дэнд!

Она опоздала. Дуглас, даже если он действительно терял сознание, теперь пришел в себя. Обходя сторонкой Дэнда, он бросился в другой конец комнаты и вскарабкался на подоконник северного окна. Глаза его горели, на губах блуждала какая-то безумная улыбка.

– Ты тоже не смог бы убить меня, как и я тебя. Между нами связь. Братство. От этого никуда не денешься.

– Если ты сделаешь хоть одно движение к ней, я, клянусь, разорву тебя на куски, Дуглас, – сказал Дэнд, громыхнув цепью, которая все еще удерживала его.

– Опять проявляешь свое высокомерие, Дэнд? – сказал Дуглас, окидывая взглядом Шарлотту и оружие в ее руках и явно прикидывая, можно ли отобрать его у нее, не получив еще какой-нибудь травмы. Она совсем не была уверена, что ему это не удалось бы.

Хватит! Она больше не могла быть храброй. Не раздумывая, она пересекла комнату и бросилась под надежную защиту объятий Дэнда. Крепко прижав ее к себе, он свободной рукой сделал приглашающий жест в сторону Дугласа и сказал:

– А ты испытай меня.

– Пожалуй, не буду. Не сейчас, – сказал Дуглас. – Слишком уж ты грозный. А мне пока еще не хочется умирать. – Он продолжал говорить, обшаривая глазами комнату. – Придется все-таки что-то с вами делать. Со всеми вами. Пока я еще не придумал, что именно. Надо подумать. Кое-что подготовить...

Дуглас посмотрел из окна вниз. То, что он увидел, заставило его улыбнуться. Он взглянул на Дэнда.

– Помнишь вьющиеся плети плюща, по которым мы взбирались наверх в старом замке, Дэнд? – На секунду его голос зазвучал так, словно друг напоминал другу о самых лучших дняхжизни. – Помнишь, как все было? Какой великолепной четверкой мы были? Такие храбрые? Такие достойные?

Не сказав больше ни слова, он перекинул ногу через подоконник и исчез. Шарлотта и бровью не повела. Она была здесь, в объятиях Дэнда, и они оба были живы. Несмотря ни на что, они были живы. Она начала шмыгать носом, потом всхлипывать и наконец, уткнувшись лицом в его широкую окровавленную грудь, разрыдалась по-настоящему.

– В чем дело, Лотти? – нежно пробормотал он, дыша в ее макушку. – Послушай, я начинаю подозревать, что ты все-таки не такая уж храбрая.

От его осторожного поддразнивания она быстро пришла в себя.

Она была Шарлоттой Нэш, самой популярной девушкой из общества, завзятой соблазнительницей, озорницей и признанной сердцеедкой. Она подняла лицо и впилась в разбитые губы Дэнда страстным поцелуем. Даже если ему было больно, он, судя по всему, ничуть не возражал и крепко прижал ее к себе не прикованной к стене рукой.

Прошло немало времени, пока она оторвалась от него, с трудом переводя дыхание и приходя в себя.

– На тот случай, если ты не уверен в том, что это было, – заявила она торжествующим тоном, – позволь мне объяснить: ты принадлежишь мне. Ты мой.

– Любовь моя, – ответил он, – я никогда в этом не сомневался.

Все было точно так же, как тогда, когда они были мальчишками и удирали из монастыря, чтобы поиграть в развалинах старого замка среди вересковых пустошей. Стены здесь были из такого же камня, так же густо разрослись здесь мощные плети плюща, цепляясь за которые можно было карабкаться по стенам. Было то же ощущение свободы, риска и правильности своих действий. Если не считать того, что внизу его больше не ждут остальные мальчишки. И уже не будут они всей компанией возвращаться домой под усыпанным звездами небом. Ничего этого не будет.

Больше всего ему всегда хотелось возвращаться домой. И чтобы все было абсолютно так же, как раньше. Разве он слишком многого просит?

Он нащупал ногой место на толстой плети плюща, поскользнулся, едва удержавшись, и именно в этот момент он увидел ее. Это было невероятно, но она была перед ним. Всего в нескольких футах над ним в свете ранней зари красовалась во всем великолепии, словно символ далеких мальчишеских лет, желтая роза с росинкой, дрожащей, как слеза, на одном из нежных лепестков. Охнув от удивления, он потянулся к ней и почувствовал, как хрустнула плеть плюща под его ногами. Он и внимания на это не обратил.

Он потянулся еще, пальцы его уже касались бархатистого цветка. Он схватил цветок, и шипы, прятавшиеся под блестящими листьями, глубоко вонзились в его ладонь. Судорожно втянув воздух, он отдернул руку, успев, однако, схватить свой трофей.

Роза была прекрасна. Абсолютно идеальное произведение природы в мире сожалений и разочарований...

Плеть плюща под его ногами, издав звук, похожий на всхлипывание, окончательно разорвалась.

Он не почувствовал, как ударился о землю. Он умер раньше.

Кит и Рэм ворвались в дверь с пистолетами в руках и обнаженными шпагами. В комнате никого не было, кроме Дэнда, который держал в объятиях Шарлотту, как будто не собирался отпускать ее вообще. И целовал ее.

Кит опустил пистолет и откашлялся.

Дэнд поднял голову.

– Вы опоздали, – заявил он. – Шарлотта могла погибнуть, так и не дождавшись вашего появления.

Рэм пришел в себя первым. Он вошел в комнату и огляделся.

– Сожалею об этом. Нам пришлось разобраться примерно с тридцатью людьми Сент-Лайона, а также и с самим графом, кстати, утверждавшим, что ему ничего не известно ни о каком письме. Хотя в камине библиотеки обнаружены какие-то загадочные обрывки бумаги. Его гости, часть которых, как я догадываюсь, находится в этой стране без надлежащих документов, бегут сейчас отсюда сломя голову.

– Отлично, – сказал Дэнд.

– А вы, как я предполагаю, и есть любовник Шарлотты, загадочный месье Руссе? – спросил Кит.

– Да, – ответил Дэнд. – А теперь, будьте любезны, принесите ключи от моих оков, они, по-моему, висят на крючке за дверью.

Эту почетную обязанность взял на себя Кит, он принес ключи и отомкнул наручники Дэнда. Шарлотте пришлось выпустить Дэнда из рук. Освободившись, Дэнд скорчил гримасу от боли, которую начал ощущать и которая, судя по всему, обещала в ближайшее время существенно усилиться.

– Так лучше? – с сочувствием поинтересовался Кит. Дэнд кивнул.

– Отлично, – сказал, улыбнувшись, Кит и тут же хладнокровно отправил его в нокаут.

Эпилог

Монастырь Сент-Брайд,

апрель 1807 года

– Вы провидец, брат Мартин. Настоящий пророк. – Брат Фиделис, радостно улыбаясь, потрепал по плечу престарелого знатока лекарственных трав.

Брат Мартин, завязывавший небольшой шелковый мешочек, наполненный различными травам и лепестками цветов, стряхнул с плеча руку толстого, добродушного монаха.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– А помните, вы сказали, что если в монастыре будут совершаться обряды венчания, то за этим последуют и крестины? И вот, пожалуйста: сегодня нам предстоят первые крестины! Разве это не чудо?

– Потрясающе! – сказал насмешливо раздражительный старый монах, но злого сарказма в его словах не чувствовалось. – А теперь, если не возражаете, я займусь делом: обещал приготовить этот целебный травяной сбор для малышки.

– Бедняжечка, – сказал Фиделис, – у нее, должно быть, колики?

– Это естественно, – заявил брат Мартин, – если учесть нрав ее отца и темперамент ее матери. Я всегда говорил, что Дэнд Росс, или Андре Руссе, или сэр Росс, или кем бы он теперь себя ни называл, тот еще дьяволенок, а его доченька, как видно, вся в него пошла.

У брата Мартина в голове не укладывалось, что маленький сиротка, которого они однажды приютили в монастыре, мог принадлежать к королевской династии Бурбонов, хотя он утверждал это, не имея никаких доказательств. С уверенностью можно было сказать одно: он был произведен в рыцари за свою работу на службе у его королевского величества.

– Малышка настоящая красавица, – вздохнув, сказал брат Фиделис.

– Что правда, то правда, – немного ворчливо согласился брат Мартин. – С этими черными кудряшками на головке она выглядит совсем как ее тетушка Кейт. – Брат Мартин всегда был неравнодушен к красавице Кейт Макнилл. – Но при таких родителях с ее появлением всему миру не стоит расслабляться. А теперь нам лучше поспешить, пока маленькая озорница не снесла крышу своими воплями.

Два монаха, выйдя из сарайчика, где сушились целебные травы брата Мартина, пересекли обнесенный стеной розовый садик. Погода стояла великолепная. Синее небо над их затерянной в холмах долиной было безоблачным. Вокруг начали расцветать первые весенние цветы. На плетях вьющихся растений и на кустарниках появилась свежая зелень. Привезенная из крестовых походов желтая роза, единственная в своем роде во всей Шотландии, еще не набрала бутоны, но обещание красоты угадывалось в зеленеющей новой поросли и глянцевитых зеленых листьях.

Дойдя до стены, братья Мартин и Фиделис нырнули под низкую арку входной двери и вышли на общий двор. Даже отсюда был слышен крик дочурки Дэнда. Было не похоже, что она кричит от боли. Она просто сердилась.

Они поспешили в часовню, где на них сразу же уставились тридцать пар глаз. Стоявшие на коленях мальчики немного расслабились. Лизетта Бартон и Джинни Малгрю сидели на церковной скамье рядом. Они прибыли вместе в экипаже Джинни, и за долгую дорогу Лизетта узнала массу удивительных вещей. Увидев монахов, обе они вздохнули с облегчением. Барон и баронесса Уэлтон, взиравшие на окружающих с чувством превосходства, как положено людям, которые давным-давно предсказывали, что все закончится благополучно, и оказались правы, улыбались. Маркиза Коттрелл, которая была на последних месяцах беременности, встревожено прислушивалась к воплям малышки, словно кролик к лаю собак, бросая взволнованные взгляды на своего элегантного, с изысканными манерами мужа. Поняв ее тревогу, он вполголоса заверил ее, что, мол, уж их-то с нетерпением ожидаемый отпрыск «будет с самого начала знать, как следует вести себя».

А полковник и миссис Макнилл обменялись романтическим взглядом. Миссис Макнилл, только на прошлой неделе убедившись окончательно, поведала своему широкоплечему, мускулистому мужу, что и они тоже в скором времени станут родителями.

На передней скамье, держа на коленях орущую малышку, сидела с самым невозмутимым видом Шарлотта, а рядом с ней Дэнд, в отличие от нее пребывавший в полном замешательстве. По какой-то непонятной причине это обстоятельство доставило брату Мартину немалое удовлетворение. Наверное, потом придется признаться в этом на исповеди. Отец Таркин, очень торжественный в своем облачении священника, стоял возле купели со святой водой.

– Спасибо тебе, Господи, – пробормотал он и жестом пригласил родителей с ребенком подойти ближе.

Брат Мартин в сопровождении брата Фиделиса подошел к центру алтаря, украшенного букетиками весенних цветов. Остановившись рядом с Шарлоттой, он без всяких церемоний сунул мешочек с сухими травами под нос ребенку. Малышка вдохнула аромат один раз, другой... и чихнула. Потом, остановив на брате Мартине взгляд золотисто-карих, как у матери, глаз, раскричалась еще громче.

– Бедненький ангелочек, – пробормотал брат Фиделис, оттирая локтем брата Мартина. – Бедняжечка моя. Ну полно тебе, успокойся.

Малышка отвела гипнотизирующий взгляд от брата Мартина и переключила внимание на брата Фиделиса. Ее недовольно сморщенное личико расслабилось. Взвыв на всякий случай еще разок, она протянула крошечные ручки.

Брат Фиделис протянул свои навстречу.

Шарлотта, удивленно взглянув сначала на дочь, потом на толстого монаха, передала малышку в его протянутые руки. Девочка сразу же успокоилась.

– Ах ты, моя дорогая, – ворковал брат Фиделис, наклонившись над драгоценным свертком. – Ничего эти люди не понимают, не так ли? Просто малышке хотелось, чтобы ее немножко приласкали.

А малышка, покорив первого мужчину из целого списка, который обещал быть очень длинным, вздохнула и закрыла глазки.

Испустив глубокий вздох облегчения, отец Таркин жестом приказал родителям – вместе с братом Фиделисом – встать вокруг крестильной купели.

– Ну вот, мы собрались здесь сегодня, чтобы поприветствовать вступление этого ребенка в семью Господа нашего. Вы выбрали для нее имя?

– Да, – в один голос ответили Дэнд и Шарлотта.

– Назовите его.

– Роза.

Примечания

1

Морское ухо (зоол.). – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Горячий напиток из подслащенного вина с водой.

(обратно)

3

Оконный налог, которым облагались все окна в доме, начиная с шести, существовал с 1696 по 1851 год.

(обратно)

4

Длительное путешествие молодого аристократа по странам Европы после окончания учебного заведения.

(обратно)

5

Фантастические фигуры, которыми украшались рыльца водосточных труб в готической архитектуре.

(обратно)

6

Мальчишка, освещавший прохожим темные улицы.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Эпилог . . . . . . .

Реклама на сайте