«Грешные обещания»

Кэт Мартин Грешные обещания

Глава 1

Севеноукс, Англия

Февраль, 1803 год

Николас длинным смуглым пальцем провел вдоль позвоночника виконтессы, затем, чуть отстранившись, окинул одобрительным взглядом изящную фигуру, полюбовался блестящими черными волосами, разметавшимися по подушке. Виконтесса была настолько соблазнительна, что Николас вновь ощутил прилив желания. «Пожалуй, неплохо было бы снова заняться с ней любовью», — подумал он.

Однако, взглянув на стоявшие на мраморной каминной полке часы из золоченой бронзы, понял, что времени на любовные утехи у него уже нет: через час должен появиться его поверенный.

И хотя Нику всегда было безразлично мнение окружающих, ему не хотелось, чтобы Сидни Бердсолл думал о нем хуже, чем он есть на самом деле. Бердсолла он уважал и считал своим другом.

Склонившись над уютно устроившейся женщиной, Николас Уорринг, четвертый граф Рейвенуорт, меланхолично чмокнул ее в шею:

— Пора, крошка.

Виконтесса приоткрыла глаза и чуть приподняла голову с подушки, при этом ее иссиня-черные волосы соблазнительно заскользили по розовым соскам.

— Ну пожалуйста, Ники, дай мне еще полежать! Еще так рано! Я думала, мы сегодня будем вместе до самого вечера.

Николас покачал головой:

— Прости, сегодня не могу. — Он взял прядь ее густых черных волос, поиграл ими, пропустил сквозь пальцы. — Мой поверенный уже выехал из Лондона. Через час он должен быть здесь.

Виконтесса томно потянулась, ее тугая, налитая грудь так и манила к себе, однако мысли Николаса уже приняли другое направление. Но женщина не желала сдаваться: она провела рукой по покрытой курчавыми темными волосами груди графа, потеребила пальцем плоский бронзовый сосок и капризно прощебетала:

— Скажи ему, что ты занят. Скажи, чтобы он пришел сегодня вечером.

Ник раздраженно отвел ее руку. В нем нарастало нетерпение, окончательно вытесняя желание. Теперь, когда его любовнице настало время идти домой, он хотел, чтобы она сделала это побыстрее и безо всяких ненужных разговоров.

— Сидни приезжает ко мне редко. Очевидно, его привело какое-то важное дело. — Перекатившись через виконтессу, он легонько хлопнул ее по спине. — Будь хорошей девочкой, Мириам. Одевайся и ступай домой.

Глаза Мириам потемнели. Она надменно фыркнула и, бросив на графа недовольный взгляд, потянулась за своей одеждой. Затем быстро принялась одеваться. Мириам Бичк-рофт, леди Дэндридж, двадцати пяти лет от роду, была эгоистичной и испорченной женщиной. Ник редко обращал внимание на ее вспышки гнева и детские капризы, но иногда, как, например, сегодня, в голову ему закрадывалась мысль, что скоро он не выдержит и бросит эту сумасбродную особу.

— Мы с тобой теперь не скоро увидимся, — бросила Мириам через плечо, в то время как Ник застегивал бесконечные пуговки на спине темно-фиолетового шелкового платья. — Завтра должен приехать Макс. Он останется в Уэстовере до конца следующей недели.

Максвелл, виконт Дэндридж, мужчина весьма преклонного возраста, был мужем Мириам. Большую часть года супруги жили в Уэстовере — загородном поместье виконта, расположенном неподалеку от Рейвенуорт-Холла. Удобно. И для Николаса, и для Мириам, поскольку супруг часто бывал в отъезде.

Ник насмешливо улыбнулся любовнице:

— Не сомневаюсь, что ему не терпится тебя увидеть. Не забудь передать ему от меня привет.

Виконтесса недовольно надула свои хорошенькие губки, однако Нику было на это наплевать. Помимо красоты и изобретательности в постели, больше никакими привлекательными для него качествами Мириам не обладала. Естественно, Ник ей об этом не говорил. Он был джентльменом и оставался им даже после девяти последних нелегких для него лет, хотя налет светскости с годами заметно потускнел.

— Ты будешь по мне скучать, — проговорила Мириам, протягивая графу для поцелуя все еще надутые губки. Ее волосы уже были собраны в тяжелый узел. — Еще пожалеешь, что отправил меня домой.

Николас усмехнулся:

— Очень может быть. Что ж, придется до твоего возвращения утешаться игрой в карты и выпивкой.

Мириам самодовольно улыбнулась. Она не сомневалась, что в предвкушении будущих наслаждений граф не захочет лезть в постель к другой женщине. На самом же деле граф привык ни в чем себе не отказывать. Равно как и сама Мириам.

Они вышли из спальни, спустились, как обычно, по черной лестнице и появились в холле, словно только что покинули одну из гостиных. Эта невинная хитрость никого не могла обмануть, да и для верных слуг графа не требовалась, но Николас считал, что, если Мириам доставляет удовольствие соблюдение приличий, стоит пойти ей навстречу.

У входной двери Мириам на мгновение задержалась.

— Что ж, увидимся через две недели. — Она улыбнулась слегка припухшими от поцелуев губами. Щеки ее слегка разрумянились, что выгодно подчеркивало кремовый оттенок кожи. — До свидания, Ники, любовь моя!

Как ни обворожительна была виконтесса, но, когда она скрылась в глубине кареты, Ник почувствовал облегчение. Мириам — потрясающая любовница, но говорить с ней было абсолютно не о чем, и граф уже начал тяготиться этой связью. Быть может, двухнедельная разлука поможет возродить затухающую страсть.

Ник повернулся к высокому, почти совсем лысому дворецкому, застывшему, как изваяние, у входной двери. Эдвард Пендергасс служил Уоррингам верой и правдой не один десяток лет. Он был одним из немногих, кто не бросил графа в последние годы.

— Я жду Сидни Бердсолла. Когда он приедет, проводи его в мой кабинет. Я буду там.

— Как прикажете, милорд, — проговорил дворецкий, слегка склонив голову.

Осанка у него была безукоризненная, как и в те дни, когда он служил отцу Ника, третьему графу Рейвенуорту. Тогда все здесь было по-другому, подумал Ник. Был жив отец, была жива мать. Они обожали своих детей: Ника и его младшую сестренку Мэгги.

Воспоминание о родителях и сестре болью отозвалось в душе Ника, и он поспешил мысленно переключиться на предстоящий визит своего поверенного. Интересно, какое важное дело побудило Сидни Бердсолла приехать из Лондона в Рейвенуорт-Холл, который друзья графа называли не иначе как «берлога развратника»?

Что ж, скоро он узнает.

Облаченная в серый военного покроя дорожный костюм с черным кантом, Элизабет Эбигейл Вулкот сидела на софе в золотой гостиной Рейвенуорт-Холла и безумно волновалась.

Сердце молотком стучало в груди, руки нервно теребили сумочку. Поправив серую шляпку с узкими полями и спрятав под нее выбившуюся прядь темно-рыжих волос, она поудобнее устроилась на обитой золотистой тканью софе. Твердо решив не думать о том, что происходит в кабинете, она огляделась по сторонам.

Рейвенуорт-Холл своими размерами и фундаментальностью, безусловно, производил впечатление. Гостиная, в которой девушка дожидалась окончания столь важного для нее разговора, поражала богатством и изысканностью стиля. Черная мебель с позолоченной отделкой, высокие расписные потолки, на черном мраморном полу — тяжелые обюссонские ковры, на стенах — золотистые обои, и в тон им — золотые узорчатые шторы, вовсе не препятствовавшие проникновению в комнату солнечного света.

Более того, золотая гостиная вся сияла в его лучах. Он касался позолоченных рам зеркал, отчего те весело поблескивали, заставлял стоявшие вдоль стен хрустальные канделябры переливаться самыми разнообразными цветами. Но хотя гостиная и поражала своей красотой, по правде говоря, Элизабет чувствовала себя здесь не очень уютно. Ей вообще не хотелось находиться в этом доме.

Элизабет вздохнула и разгладила на подоле своего дорожного костюма несуществующую морщинку. Она знала о Рейвенуорт-Холле и его владельце, которого звали Беспутный граф, более чем достаточно, и ей меньше всего хотелось проводить время в его доме и в его обществе. К сожалению, похоже, у нее не оставалось другого выхода.

Элизабет бросила взгляд на дверь гостиной, и ей припомнился граф, каким она увидела его впервые, — высокий, темноволосый, не имеющий ничего общего с тем образом, который она себе создала.

Не потому, что он выглядел уж очень зловеще. Наоборот, граф Рейвенуорт показался ей молодым — никак не больше тридцати — и довольно привлекательным мужчиной. Вьющиеся, немного длинноватые черные волосы, чуть выдающиеся скулы, отливающие серебристым блеском голубовато-серые глаза, стройная, внушительных размеров фигура. Если уж говорить начистоту, то красивее графа Элизабет еще никого не доводилось видеть.

Однако оттого, что Николас Уорринг красив, он не становится лучше, а совершенный им поступок благовиднее, напомнила себе Элизабет. Она знала, что граф был осужден за убийство и сослан на Ямайку, где и отбывал наказание в течение семи лет. Лишь вмешательство его отца, имевшего связи, и то, что мистер Бердсолл называл «смягчающими обстоятельствами», спасло графа Рейвенуорта от виселицы.

Теперь, когда скончался его отец, он стал четвертым графом Рейвенуортом и, соответственно, ее, Элизабет, опекуном.

Одна мысль об этом заставила Элизабет вздрогнуть, и она поспешно отвела взгляд от двери. Даже сидя в гостиной, она слышала доносившийся из кабинета гул мужских голосов, и сердце у нее вновь сжалось. О чем они говорят? Сидни уверял ее, что граф ей поможет, однако Элизабет это представлялось весьма сомнительным. Голоса становились то громче, то тише, и сердце Элизабет стучало все быстрее. О Господи, что сейчас происходит за дверью кабинета?

Понимая, что поступает дурно, однако не в силах больше выдержать ни секунды, Элизабет поднялась с софы и подошла к открытой двери гостиной. Никого из слуг поблизости не было. Решительно выдохнув, Элизабет подошла к двери кабинета и приложила ухо к ее резной поверхности.

— Ты, наверное, шутишь, — проговорил Ник и, встав из-за стола, принялся мерить шагами комнату. — Не может быть, чтобы ты всерьез уговаривал меня оставить девчонку здесь, в Рейвенуорте.

Сидни Бердсолл, стройный седовласый мужчина с умными, проницательными глазами, бывший когда-то лучшим другом отца Ника, беспокойно заерзал на стуле, однако взгляда не отвел.

— Никто лучше меня не знает о твоей запятнанной репутации, Николас. С тех пор как вернулся с Ямайки, ты, похоже, поставил себе задачу разрушить то немногое, что еще осталось от твоего доброго имени.

Ник холодно взглянул на него.

— В таком случае как ты можешь предлагать, чтобы такая юная особа, как Элизабет Вулкот, жила в моем доме?

Сидни вздохнул:

— Если бы был какой-нибудь другой выход, будь уверен, я бы и не подумал обращаться к тебе. Но дело в том, что девушка находится под твоей опекой и ей грозит опасность.

— Она находилась под опекой моего отца. До сегодняшнего дня я ее и в глаза не видел.

— Это верно. Но деньги на ее расходы и обучение ты присылал, и именно ты заботился о том, чтобы Элизабет и ее тетя ни в чем не нуждались.

— Об этом заботился ты, а не я.

— Да, но с твоего ведома. Так что до сих пор ты исправно выполнял функции опекуна, и я прошу тебя всего-навсего продолжать в том же духе.

Ник раздраженно покачал головой:

— Ты знаешь, Сидни, что происходит в этом доме. Знаешь, какую жизнь я веду. Ты просишь о невозможном.

— Элизабет больше не к кому обратиться. Тебе, как никому, должно быть известно, насколько жесток и безжалостен этот Оливер Хэмптон. Уж кто его знает, что его так возбудило — то ли редкая привлекательность Элизабет, то ли резкость, с какой она отвергла его домогательства, — но лорд Бэскомб возжелал ее решительно и бесповоротно.

Ник снова подошел к столу розового дерева и устало опустился в кресло. Он прекрасно знал Бэскомба — владельца процветающей пароходной компании и отъявленного негодяя, который всегда добивался исполнения своих прихотей, невзирая на последствия, использовал людей в собственных целях, после чего безжалостно вычеркивал их из своей жизни.

Из-за того что этот сукин сын соврал на суде, его, Николаса Уорринга, сочли виновным в убийстве. Представив себе этого подонка, графа Бэскомба, рядом с такой невинной молоденькой девушкой, как Элизабет Вулкот, Ник почувствовал, что у него кровь стынет в жилах.

Он задумчиво посмотрел на своего поверенного и проговорил:

— Девушка, похоже, и в самом деле попала в переделку. Ты, конечно, обращался к властям? Что тебе сказал местный судья?

Спдми сдержанно кашлянул.

— Этот судья пляшет под дудку Бэскомба. Граф считается самым богатым человеком в Суррее и одним из богатейших в Англии, кроме того, закона он не нарушил, так что никакого обвинения против него не выдвинешь. Только мы с тобой знаем, какой это на самом деле мерзкий негодяй. В отношении Элизабет он собирался проявить неслыханное благородство — жениться на ней. И любой судья скажет, что, учитывая материальное положение Элизабет, стать графиней Бэскомб — для нее невиданное счастье.

Ник вздохнул, чувствуя, что начинает сдаваться.

— Ладно, Сидни. Я все понял. Ситуация и в самом деле складывается зловещая. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь своей подопечной, но здесь ее оставить я просто не могу.

Сидни подался вперед, нервно сжав руки:

— Ты ее видел всего несколько секунд. Позволь мне привести ее сюда, чтобы ты смог с ней поговорить. Согласись, я прошу не так уж много.

Ник отвернулся — ему неловко было видеть просящий взгляд Сидни — и неохотно кивнул. Его друг проделал долгий путь, и самое малое, что он может для него сделать, — это поговорить с девчонкой.

Сидни быстро подошел к двери и распахнул ее. В ту же секунду Элизабет Вулкот, к немалому удивлению Ника, потеряв равновесие, ввалилась в комнату. Она бы непременно рухнула на инкрустированный паркетный пол, если бы Сидни вовремя ее не подхватил. Но хотя Элизабет удалось удержаться на ногах, ленты на ее шляпке развязались и вид она имела несколько странный.

Девушка стояла с непокрытой головой, рыжевато-каштановые кудри рассыпались по плечам, и тут Николас понял, почему Оливер Хэмптон готов на все, чтобы ее заполучить.

— П… простите, — пробормотала она. — Я только… Я просто…

Ник встал с кресла:

— Вы просто что, мисс Вулкот? Подслушивали? Ведь это так называется?

Щеки Элизабет окрасил слабый румянец, отчего четко очерченные скулы стали более заметны.

— Нет… то есть, не совсем. Я просто… я просто стояла под дверью на тот случай, если вам понадоблюсь.

Губы графа изогнулись в усмешке: Элизабет была просто очаровательна! Огромные зеленые глаза, волосы цвета пламени в камине холодным зимним вечером, отливающие медью. Густые темные ресницы. Белая, словно свежая сметана, кожа. Рост — чуть выше среднего. Стройная, вполне зрелая — однако не чересчур — фигура. В общем, девушка была просто восхитительна и определенно соблазнительна.

Сидни Бердсолл нахмурился, пытаясь придумать что-нибудь, что могло бы объяснить эксцентричное поведение его подопечной.

— Элизабет еще молода и временами бывает чересчур импульсивна. Она, может быть, немного упряма и, возможно, несколько своевольна, но она очень умна, преданна и заботлива.

Ник не сводил с девушки пристального взгляда.

— Я в этом не сомневаюсь, но, как я уже сказал, здесь ей нельзя оставаться.

— Но ведь это ненадолго, — уговаривал его Сидни. — Твой отец распорядился дать Элизабет щедрое приданое. Через пару месяцев начнется лондонский сезон, и она сможет посещать балы, где полным-полно молодых людей. И когда Элизабет найдет себе подходящего мужа и выйдет замуж, она избавится от Оливера Хэмптона и избежит сомнительной участи, которую он ей уготовил.

Ник покачал головой:

— Ничего не выйдет. Если Элизабет останется жить под моей крышей, ее репутация настолько пострадает, что она никогда не найдет себе мужа.

— Она будет здесь жить не одна, а с тетушкой. Кроме того, несмотря на все твои прегрешения, ты по-прежнему граф и один из богатейших людей Англии. Если действовать осторожно и не торопясь, можно подыскать Элизабет подходящую партию.

— Извини, Сидни, вот если бы ты попросил о чем-то другом…

Договорить граф не успел. Элизабет, топнув стройной ножкой, раздраженно бросила:

— Я бы хотела, чтобы вы перестали говорить обо мне в третьем лице! Это крайне невежливо и неуважительно! — Огромные, полыхающие огнем и отчаянием зеленые глаза встретились с глазами Николаса.

— Ну наконец-то заговорила, — усмехнулся он.

Но Элизабет не проронила больше ни слова, лишь отвела взгляд. Ник подошел к девушке, на ходу оглядывая ее с головы до ног и восхищаясь увиденным. Остановившись прямо перед ней, он вынудил ее снова обратить на него внимание.

— Сидни говорит, что вы упрямы, а временами бываете своевольны. Что вы на это скажете, мисс Вулкот?

Элизабет гордо вскинула голову, при этом на подбородке у нее образовалась крошечная ямочка, очень мило подчеркивавшая полную нижнюю губу.

— Если упрямством называется то, что я отказалась выйти замуж за исчадие мерзости под названием Оливер Хэмптон, то я и в самом деле упряма. Если своеволие означает то, что у меня есть сила воли, то я своевольная.

Граф усмехнулся. А девочка, оказывается, с характером! Он окинул ее пристальным взглядом. От него не укрылось, что руки ее слегка дрожат.

— Полагаю, Сидни вам обо мне рассказывал?

— Мне известно, что вы собой представляете, если вы меня спрашиваете именно об этом. Я знаю, что девять лет назад вас обвинили в убийстве Стивена Хэмптона, что срок наказания вы отбывали на Ямайке и вернучись в Англию менее двух лет назад.

— И, зная все это, вы тем не менее хотите остаться под моей крышей? Но ведь вам страшно. Вы боитесь.

Элизабет выпрямилась, расправив плечи:

— Опасность мне угрожает от Бэскомба. Я не сомневаюсь, что он воспользуется первой же подходящей возможностью, чтобы вынудить меня стать его женой. Не представляю, почему он вбил себе в голову, что женится на мне, ведь я вовсе не скрывала, что испытываю к нему лишь омерзение и пойду на что угодно, лишь бы этого не случилось. Кроме того, мистер Бердсолл уверяет меня, что вас мне бояться нечего.

Сидни, стоявший чуть поодаль, подал голос:

— Николас, мне, конечно, известно о твоей подмоченной репутации. Но знаю я и то, что за личиной повесы и распутника скрывается человек чести и необыкновенной храбрости и что если ты согласишься взять заботу об этой молодой девушке на себя, ты будешь защищать ее даже ценой собственной жизни.

Ник ничего на это не ответил. Сидни сказал истинную правду: если он согласится принять девчонку в свой дом, он ни за что не отдаст ее такому лютому зверю, как Бэскомб.

Он перевел взгляд на Элизабет Вулкот.

— Ваше поместье в Суррее расположено рядом с поместьем графа, верно?

— Да. Именно поэтому я знаю, что представляет собой этот человек. Лорд Бэскомб — обманщик и лгун. Он всегда берет что хочет, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Даже сейчас, когда он, если это можно так назвать, ухаживает за мной, наша горничная Присцилла Твид носит его ребенка. Бедняжка была его служанкой. Бэскомб изнасиловал ее, а когда выяснилось, что она беременна, вышвырнул из дома.

Ник стиснул зубы. Подобные истории были ему знакомы, даже слишком знакомы. Впрочем, удивляться нечему, Оливер и Стивен сделаны из одного и того же прокисшего теста.

Он снова взглянул на девушку, отметил про себя, что губы ее слегка дрожат, и повернулся к своему поверенному.

— Ладно, Сидни, ты выиграл. Я позволю девушке остаться в моем доме и прослежу за тем, чтобы она была в безопасности… но только при одном условии.

— И что это за условие? — спросил Сидни, бросив на Элизабет взгляд, полный надежды.

— Она и ее тетушка займут дальнее западное крыло, и, когда ко мне будут приезжать гости, они должны оставаться в своих апартаментах. Я не желаю менять свой образ жизни из-за того, что в моем доме поселится мисс Вулкот и вообще кто бы то ни было. Если она согласна на это условие…

— Согласна, — перебила его Элизабет, и по глазам девушки было видно, что с плеч ее свалился тяжелый груз. — Спасибо вам, милорд, ваше условие вполне приемлемо для меня и моей тети.

Граф едва сдержал улыбку.

— Хорошо. Тогда, быть может, мы с вами и уживемся.

— Я в этом не сомневаюсь, — проговорил Сидни, улыбнувшись впервые с тех пор, как приехал, и хлопнул Ника по плечу. — Я знал, что могу рассчитывать на тебя, мой мальчик. Спасибо тебе, Николас. Теперь, когда Элизабет находится под твоей надежной защитой, я смогу спать спокойно.

Ник промолчал. Девушка находится на его попечении, и в Рейвенуорте она будет в безопасности. Он дал слово и намерен его сдержать.

Повернувшись, он зашагал прочь, твердо решив поскорее забыть огромные зеленые, словно листва, глаза и отливающие медью волосы Элизабет Вулкот.

Через три дня в Рейвенуорт-Холл прибыла тетушка Софи. Граф послал за ней карету в поместье, где она жила вместе с Элизабет, и несколько дней спустя невысокого роста, крепко сбитая, пухленькая седовласая матрона по имени миссис Софи Крэбб появилась на пороге его дома, по своему обыкновению радостная и оживленная. Долгое путешествие из Вест-Клэндона — маленькой деревушки, расположенной в трех милях к востоку от Гилфорда, — похоже, ничуть ее не утомило.

Увидев тетю, Элизабет бросилась к ней и крепко обняла. Старушке шел уже шестьдесят пятый год. Она доводилась матери Элизабет старшей сестрой, а самой Элизабет — самой близкой родственницей из всех оставшихся в живых.

Поцеловав племянницу, тетя Софи окинула ее придирчивым взглядом и кивнула, похоже, довольная увиденным.

— Что ж, детка, по-моему, первые дни в этом доме ты выдержала. — Отдав дворецкому теплый шерстяной плащ, тетя Софи огляделась. — Так где же он? Я бы хотела поздороваться с этим великаном-людоедом, оказавшимся нашим спасителем.

В этот момент перед ними неслышно, словно призрак, возник Николас Уорринг, и Элизабет мгновенно вспыхнула. Это была их первая встреча с той поры, как они беседовали в кабинете.

Ник слегка улыбнулся. По-видимому, слова тети Софи ничуть его не смутили.

— Николас Уорринг, — представился он, слегка склонив голову. — Счастлив с вами познакомиться, миссис Крэбб.

Голос его звучал вполне искренне, однако Элизабет знала, что граф кривит душой. Он вовсе не был счастлив видеть этих свалившихся ему как снег на голову женщин, однако у него хватило такта этого не показать.

Тетушка Софи так и просияла, и ее круглые, как яблоки, щеки окрасил легкий румянец.

— Как же вы похожи на своего покойного батюшку! — воскликнула она. — Такой же красавец!

Густые черные брови графа поползли вверх.

— Я и забыл, что вы были знакомы с моим отцом.

— И с вашей очаровательной матушкой Констанс тоже. Прекрасные люди были ваши родители, Господь упокой их, бедняжек, души. Представляю себе, как вам, должно быть, их не хватает.

Серебристо-голубые глаза графа сверкнули. Его поза стала более напряженной.

— Да. К сожалению, меня не было здесь, когда они умерли.

— Да-да. Ужасно, что вас выслали из страны. И за что? За то, что вы убили этого мерзавца Хэмптона, который именно такой участи и заслуживал! Я в этом ни капельки не сомневаюсь.

— Тетя Софи… — Элизабет незаметно стиснула пухлую руку тетушки, давая тем самым понять, что графу неприятно говорить на эту тему, однако старушка продолжала щебетать, не обратив на знак племянницы ни малейшего внимания.

— А как ваша очаровательная сестрица леди Маргарет? Как она поживает?

Улыбка окончательно покинула лицо графа.

— Моя сестра предпочла удалиться в монастырь Святого Сердца. Хотя мы уже давно не виделись, письма от нее я получаю регулярно и знаю, что живет она хорошо.

Однако по лицу Николаса Уорринга было видно, что судьба сестры ничуть его не радует. Тетя Софи уже открыла рот, намереваясь сказать что-то еще, однако Элизабет этому решительно воспрепятствовала.

— Думаю, тетушка устала после столь долгого путешествия. Если вы не возражаете, милорд, я провожу ее наверх и помогу ей устроиться. — Заметное нежелание графа говорить о своей сестре тем не менее чрезвычайно заинтересовало Элизабет.

Граф сдержанно кивнул и уже было склонился, намереваясь приложиться к затянутой в белую перчатку руке тетушки Софи, но, заметив грязный моток веревки, который старуха бережно, словно бесценное сокровище, прижимала к груди, выпрямился и бросил на Элизабет вопросительный взгляд.

Принужденно улыбнувшись, Элизабет поспешила объяснить:

— Моя тетушка… гм… любит собирать всякую всячину. — И, подумав о том, что если тетю Софи вовремя не остановить, то скоро она завалит всю свою комнату грязными кусками веревки, смятыми обрывками бумаги, шелухой и камнями самых разнообразных цветов, недовольно поморщилась.

— Понятно, — сухо бросил граф, не сводя неодобрительного взгляда с мотка, затем, многозначительно взглянув на Элизабет, произнес: — Сегодня вечером я ожидаю из Лондона гостей. Поскольку вы с тетушкой наверняка хотите побыть вдвоем, я прикажу подать вам ужин в вашу гостиную.

— Вы очень внимательны, — проговорила Элизабет, слегка улыбнувшись.

От графа не укрылся ее язвительный тон, а от Элизабет — предостерегающий взгляд графа. «Вам известны правила, — казалось, говорил он, — и я ожидаю от вас беспрекословного их выполнения».

— Желаю приятно провести вечер, милорд, — сказала Элизабет и подтолкнула тетю к лестнице.

Глава 2

Ник стоял у окна своего кабинета. Тусклое февральское солнце проглядывало сквозь ветви деревьев, отбрасывавшие на застывшее зимнее полотно длинные кружевные тени. По покрытым гравием дорожкам, обрамленным кустами, прогуливалась закутанная в плащ Элизабет Вулкот. Время от времени она останавливалась, чтобы полюбоваться прелестными растениями зимнего сада: розовым шиповником, плющом и вереском.

Элизабет направилась в глубь сада, к маленькому извилистому ручейку, который, струясь по камням, образовывал небольшой прудик, а затем исчезал в траве. Ник уже не в первый раз наблюдал за Элизабет. Девушка, похоже, любила бывать на свежем воздухе. Ничто не могло удержать ее дома: ни холод, ни сильный ветер, ни дождь. Свежий воздух шел ей на пользу — румянец расцветал на ее щеках еще ярче.

Ник сравнивал Элизабет со своей последней любовницей, эгоцентричной леди Дэндридж, которая лишний раз носа из дома не высовывала, опасаясь, что ее искусно уложенные волосы растреплются, а белоснежная, без единого изъяна кожа покроется веснушками. Интересно, что бы сказала Элизабет о Мириам? Впрочем, граф почти не сомневался в том, что знает ответ на этот вопрос.

Послышались шаги. Взгляд Ника скользнул по панелям орехового дерева, рядам книг в кожаных переплетах с золотым тиснением к открытой двери, в которую уже входил Найджел Уиккер, барон Сент-Джордж.

— Так вот ты где, старик! — воскликнул он. — А мы-то думаем, куда ты пропал?

Барону Сент-Джорджу, тучному мужчине с багровым лицом, склонному к подагре и сквернословию, было немногим за сорок. Самыми любимыми его занятиями были игра в карты и распутство. Он был другом лорда Перси, который, в свою очередь, был другом лорда Тидвикка, и все трое каким-то образом подружились с Ником.

— Перси тебя ищет, — продолжал барон. — В дубовой комнате идет игра в вист, и все хотят, чтобы ты присоединился.

— Слишком рано. Я еще не совсем освободился.

От чего именно он не освободился, Ник не уточнил. Во-первых, никого не касались те дела, которыми он занимался: просматривание толстенных гроссбухов, отчетов арендаторов, подготовка к весеннему севу, посадке овощей, гороха и бобов. А во-вторых, подобные занятия резко контрастировали с его привычным для всех образом.

— Ричард выигрывает, — сообщил барон. — Говорит, ему сегодня везет. Мы с Тидвикком заключили пари. Я сказал, что он спустит тебе весь свой выигрыш еще до ужина.

Граф усмехнулся. Он знал, что если воздержится от спиртного, то при желании до рассвета сможет заставить Ричарда Тернера-Уилкокса проиграться в пух и прах. А впрочем, к чему все это? Какой во всем этом смысл?

— Ладно, сейчас приду. Будь другом, попроси кого-нибудь из слуг принести мне джина. — Ник ухмыльнулся. — Что-то в горле пересохло.

— Фи, джин! — скривился Сент-Джордж. — Какая гадость! — И вышел, бормоча себе под нос что-то нелестное насчет дешевого напитка, к которому Ник пристрастился во время ссылки.

Ник пропустил его бормотание мимо ушей. Он уже давным-давно перестал прислушиваться к мнению окружающих на свой счет.

Прошло несколько минут, и в дверь тихонько постучали. В дверях появился Теофилус Суон — главный лакей графа.

— Ваш джин, милорд. — Тео, светловолосый белокожий лысеющий мужчина, облаченный в черно-алую ливрею Рей-венуортов, снял с серебряного подноса хрустальный графин и стакан с толстым дном и поставил их на стол. — Какие будут еще распоряжения, милорд?

— Пока больше никаких. Спасибо, Тео.

Лакей вышел, а Ник отхлебнул добрый глоток холодной прозрачной жидкости, наслаждаясь начавшим разливаться по желудку теплом. Он выглянул в окно и без труда отыскал стройную фигурку. Элизабет сидела на кованой железной скамейке под ивой в самом дальнем конце сада.

Наверняка Элизабет Вулкот нахмурила бы бровки, увидев его со стаканом в руке. Граф знал, что она вообще не одобряет тот образ жизни, который он ведет. Это было заметно по выражению ее лица еще во время их первой встречи, да и потом он имел возможность в этом убедиться. Граф усмехнулся. Одним глотком осушив стакан, он снял с графина крышку и снова наполнил стакан до краев.

Сидя на скамейке в саду, Элизабет внимательно изучала шпили, башенки и фронтоны Рейвенуорт-Холла — дома из серого камня с высокими окнами и причудливыми резными дверями. По словам дворецкого, строительство его было завершено еще в шестнадцатом веке, и с тех пор им неизменно владела семья Уорринг. Дом был поистине огромен: сто сорок богато обставленных комнат, шестьдесят из которых — спальни.

Сейчас большая часть дома оставалась нежилой, однако даже те комнаты, которые не использовались, содержались в образцовом порядке, а раскинувшийся вокруг дома сад — даже не сад, а скорее парк — поражал своей красотой. Элизабет еще никогда не доводилось видеть ничего подобного.

Она провела пальцем по витому орнаменту скамейки, старательно отводя взгляд от окон второго этажа, где находился личный кабинет графа Рейвенуорта. Она знала, что граф за ней наблюдает. Видела его у окна почти каждый день со дня приезда.

Интересно, чем он занимается в своем кабинете? Вряд ли тем же самым, что и вечером. Элизабет прекрасно знала, что происходит в этом доме по вечерам. Хотя в это время она должна была оставаться у себя в комнате, не раз и не два она украдкой спускалась по черной лестнице вниз и наблюдала за тем, как граф со своими подвыпившими друзьями играет в карты, слушала их сальные шуточки, видела, как они ставят на кон кучи денег.

Граф тоже участвовал в пьяном веселье, однако временами во взгляде его проскальзывало нечто, заставившее Элизабет сомневаться в том, что он и в самом деле наслаждается жизнью. Элизабет упорно не понимала, как он мог дружить с такими людьми. Ни один из них ей не нравился. Вороны в павлиньих перьях, никчемные создания, присосавшиеся, как пиявки, к графу, и пользующиеся его добротой.

А впрочем, кто она такая, чтобы их критиковать? Разве сама она не делает то же самое?

Элизабет бросила взгляд на знакомое окно, однако едва различимый силуэт исчез. И сразу прелесть сада как-то потускнела, гулять по нему расхотелось, и она вернулась в свою комнату.

Там ее уже ждала Мерси Браун — горничная, которую к ней приставил Рейвенуорт.

— Нет, вы только посмотрите! — запричитала она. — Боже милостивый, ведь промерзли до костей, как пить дать!

По мнению Элизабет, Мерси Браун, с ее пышной фигурой, которую она демонстрировала при каждом удобном случае, простонародным говорком и почти полным отсутствием понятия о том, что такое женское кокетство, меньше всего подходила роль горничной.

— По правде говоря, я и не заметила, что на улице холодно. Денек такой солнечный, все небо покрыто пушистыми белыми облаками. Как можно сидеть дома в такую погоду? — сказала Элизабет.

Мерси постоянно кудахтала над ней, как наседка над цыплятами, хотя была всего на четыре-пять лет старше Элизабет.

— Вы простудитесь и заболеете, помяните мое слово. Его светлость вряд ли будет доволен.

Элизабет бросила плащ на край огромной кровати с пологом, и Мерси стала помогать ей раздеваться.

— Я уверена, что его светлости абсолютно все равно, простужусь я или нет, — заметила Элизабет.

— Вовсе не все равно, — возразила горничная. — Его светлость всегда заботится о людях и, если может, всегда им помогает.

— А мне казалось, что до других ему нет никакого дела и большую часть времени он развлекается: пьет свой любимый джин да проигрывает в карты деньги. — Элизабет знала, что в это время граф как раз готовится к вечеру, целиком посвященному игре в карты и чрезмерным возлияниям. К полуночи он уже будет пьян и проиграет в карты целое состояние.

Мерси Браун тяжело вздохнула:

— Он нарочно проигрывает. Это не человек, а чистое золото, не то что его дружки. Даже не знаю, чего он с ними якшается. Иногда мне кажется, что ему с ними совсем не весело.

Это было интересное наблюдение. Элизабет тоже так казалось.

— Быть может, у графа нет выбора, — высказала она предположение. — Ведь высшее общество его не принимает. Должно быть, в компании этих людишек ему веселее, чем в одиночестве.

Служанка лишь усмехнулась:

— У его светлости полным-полно друзей. И не таких, как эти шалуны, что напиваются внизу, а хорошие, порядочные мужчины.

Элизабет хотела спросить, что же это за мужчины, но Мерси уже переключилась на другое: она суетилась, готовя для Элизабет одежду, которую та должна была надеть к ужину. Бросила лишь, что мужчины эти не чета тем хлыщам и подхалимам. Стыд и позор, что в Рейвенуорт-Холле, всегда пользовавшемся доброй славой, происходят такие гнусные сборища!

Некоторое время обе молчали. Загадочный граф Рейве-нуорт не шел у Элизабет из головы. Из задумчивости ее вывел голос Мерси.

— А как насчет этого? — Она держала в руках платье из золотистого атласа, украшенное бусинками, более подходящее для бала, чем для скромного ужина наедине с тетушкой. — До чего ж красивое!

— Боюсь, что даже слишком красивое для сегодняшнего ужина. Мы ведь будем только вдвоем с тетей. — Элизабет показала на лежавшее на кровати платье. — Вот это муслиновое абрикосового цвета будет гораздо уместнее.

— А разве вы ужинаете не с его светлостью? — удивилась Мерси, не выпуская из рук понравившегося ей платья. — Я-то думала, что сегодня…

— Его светлость меня не пригласил, что, учитывая состав его гостей, меня только радует. Уверяю тебя, что мне гораздо приятнее провести вечер в обществе тети Софи.

Проворчав что-то себе под нос, Мерси направилась к комоду розового дерева. Элизабет смотрела, как она достает чистую рубашку, но мысли ее были далеко, с Николасом Уоррингом. Она никак не могла найти ответа на вопрос, почему такой красивый и умный мужчина, как граф Рейве-нуорт, так глупо растрачивает свою жизнь.

Мысли о графе преследовали Элизабет и на следующее утро, однако его самого она никак не ожидала увидеть. Элизабет всегда была ранней пташкой и, уверенная в том, что ни один из гостей графа не встанет после бурно проведенной ночи раньше полудня, решила позавтракать в уютной солнечной маленькой столовой, расположенной в задней части дома. Это была тихая и радующая глаз комната в зеленых и оливковых тонах с окнами в сад.

Элизабет уже сидела за столом, как вдруг дверь отворилась, и в столовую вошел граф. Она онемела от удивления, а Николас, явно не ожидавший увидеть свою подопечную, удивленно вскинул густые черные брови.

— Милорд, я… я не думала, что вы так рано встанете, — пролепетала она.

Граф криво усмехнулся. Закрыв за собой дверь, он подошел к стулу, на котором застыла Элизабет.

— А я думал, что мы с вами договорились: когда я принимаю гостей, вы завтракаете, обедаете и ужинаете в своих комнатах.

Элизабет гордо вскинула голову. Страха как не бывало.

— Ваши так называемые гости вряд ли спустятся вниз в этот час, учитывая то, в каком они вчера находились состоянии. Но даже если произойдет чудо и они появятся внизу, сомневаюсь, что мое присутствие оскорбит их нежные чувства.

— Меня беспокоят не их чувства, мисс Вулкот, а ваши. Хотя некоторые из моих гостей носят громкие титулы, их репутация оставляет желать много лучшего и они вряд ли годятся в знакомые такой невинной молоденькой девушки, как вы. — Опершись руками о край стола, граф подался вперед. — А откуда, собственно, вам известно, в каком состоянии находились вчера мои гости?

Щеки Элизабет окрасил легкий румянец. Она машинально разгладила морщинку на подоле того же муслинового платья абрикосового цвета, которое было на ней вчера.

— Я не глупа, милорд, — ответила она, смело встретив его жесткий взгляд. — Ваши друзья пьют весь день и весь вечер напролет. Они шатаются по дому, как будто Рейвену-орт-Холл их собственная пивная, а вы думаете, что я ничего не замечаю?

Рейвенуорт еще сильнее наклонился вперед. Взгляд его серо-голубых глаз приковал Элизабет к стулу.

— Не заставляйте меня, мисс Вулкот, пожалеть о том, что я согласился дать вам приют в своем доме. В нем не менее ста сорока комнат. При желании вы могли бы никого не видеть и не слышать в течение достаточно долгого времени. Я советую вам, начиная с сегодняшнего дня, держаться от моих гостей подальше.

Элизабет вскочила:

— Я непременно так и поступлю, милорд. Буду держаться подальше и от ваших гостей, и от вас.

Обойдя вокруг стола, она бросилась к двери, но, прежде чем она успела выйти, граф схватил ее за руку. Взгляд его несколько смягчился.

— Вы пришли сюда позавтракать, так что стоит довести это дело до конца. — Он обернулся к лакею, стоявшему у двери. — Мы с мисс Вулкот сегодня завтракаем вместе. Попросите повара подать нам горячего шоколада и булочек. — Он скользнул по лицу Элизабет быстрым взглядом, и у нее возникло такое ощущение, будто он коснулся его рукой.

— Не хотите ли яиц, мисс Вулкот, или, может быть, кусочек мяса? После моего возвращения из Вест-Индии я взял себе за правило плотно завтракать. — Он улыбнулся, и на его смуглом обаятельном лице сверкнули белые зубы. — Временами мне кажется, что я никогда не наемся досыта.

У Элизабет сжалось сердце. Впервые ей пришло в голову, что граф, должно быть, много выстрадал за годы своего изгнания. Странно только, что он говорит об этом с такой легкостью. И легкость эта не наигранная. Стоит лишь увидеть его улыбку, поистине преображавшую лицо. Граф всегда казался Элизабет красивым, но сейчас от него было просто глаз не отвести. Она машинально потерла запястье, которое все еще побаливало.

— Ну так как, мисс Вулкот?

— Нет-нет, я предпочитаю легкий завтрак. Шоколада с булочками будет вполне достаточно.

Николас кивнул и повернулся к лакею. Тот, поклонившись, бросился выполнять приказ. Элизабет снова села на свой стул, а через несколько секунд принесли завтрак. Внезапно ей пришло в голову, что она впервые проводит в обществе графа так много времени. Во рту стала ощущаться странная сухость, а сердце учащенно забилось. Глядя на красивое смуглое лицо своего собеседника, Элизабет поклялась в дальнейшем избегать этого человека. ***

Потягивая кофе из изящной фарфоровой чашки, Ник внимательно рассматривал Элизабет Вулкот.

— Сколько вам лет, мисс Вулкот? — поинтересовался он.

Резко вскинув голову, Элизабет взглянула ему в лицо.

— В конце следующего месяца исполнится двадцать.

Двадцать. Старше, чем он думал. Правда, на девять лет моложе его, однако не ребенок, в чем он постоянно пытается себя убедить.

— А почему вы до сих пор не вышли замуж? Думаю, поклонников у вас было достаточно. — Невероятно, чтобы их не было у девушки с такими потрясающими огненно-рыжими волосами, ангельским личиком и дьявольскими искорками в огромных зеленых глазах.

Элизабет пригубила шоколад.

— По правде говоря, мне никогда не приходило в голову выйти замуж. Когда три года назад умер отец, выяснилось, что денег нет. Первый год я была в глубоком трауре, второй — пыталась найти выход из создавшегося положения. Полгода назад ко мне переехала тетя Софи, и моя жизнь круто изменилась. Тогда-то Оливер Хэмптон начал свои гнусные ухаживания.

Вытерев рот белоснежной льняной салфеткой, Николас откинулся на спинку стула.

— Расскажите мне об этом, — попросил он.

Элизабет осторожно поставила чашку на блюдце.

— Как я вам уже говорила, лорд Бэскомб тоже живет в Суррее. Его обширные владения граничат с небольшим поместьем, владельцем которого был мой отец и которое теперь принадлежит мне. Быть может, частично причиной его ухаживаний послужило то, что он хотел присоединить мое поместье к своим владениям.

Очень может быть, подумал Ник. А может быть, он просто был очарован красотой Элизабет Вулкот, а ее недоступность лишь подстегнула его.

— Отец никогда его не любил, — продолжала Элизабет. — Как-то играя с лордом Бэскомбом в карты, он поймал его на жульничестве. Папа сказал тогда про Хэмптона, что у него нет ни капли чести.

— Сэр Генри был замечательным человеком. Мой отец относился к нему с большим уважением.

На секунду глаза Элизабет стали грустными.

— Я очень благодарна вашему отцу за помощь, которую он мне оказывал в течение этих лет…

— Естественно, — сухо бросил Николас.

Вспыхнув, Элизабет взглянула в окно, потом снова на графа.

— Ну, так или иначе, отец никогда бы не дал согласия на мой брак с лордом Бэскомбом. А после того как папа умер и период траура закончился, ничто уже не могло помешать его домогательствам. Он то и дело появлялся на пороге моего дома, придумывая для этого тысячу причин, одну нелепее другой. Сначала я относилась к нему вполне терпимо, а когда стали ясны его истинные намерения, отказалась его принимать, но было уже слишком поздно. Лорд Бэскомб вбил себе в голову, что я должна стать его женой, и был готов на все, лишь бы добиться цели.

— Сидни рассказывал мне про один случай… На щеках Элизабет вспыхнули яркие пятна.

— С лордом Бэскомбом у меня было несколько неприятных инцидентов, но мистер Бердсолл, наверное, , имел в виду тот, когда Бэскомбу удалось каким-то образом удалить из дома слуг. Я тогда была одна в кабинете, и он попытался… скомпрометировать меня, но, к счастью, тетушка вошла вовремя. — Элизабет нахмурилась и покачала головой.

Спохватившись, она улыбнулась, однако улыбка вышла грустная.

— Быть может, тетя Софи несколько эксцентричная особа, однако она отличается острым умом. Когда Бэскомб начал извиняться за свое поведение и говорить, что тотчас же женится на мне, чтобы все уладить, тетя повела себя так, словно ничего предосудительного в поведении графа не усмотрела. Я поддержала ее игру, все время мило улыбалась, и Бэскомбу ничего не оставалось, как убраться восвояси. Он пулей вылетел из дома, так и не сумев сделать меня своей невестой. Я была этому безмерно рада и тотчас же пошла к мистеру Бердсоллу. Сидни согласился переговорить с вами.

Граф призадумался. По словам Элизабет, все выходило довольно невинно — неприятное происшествие, и только, однако Ник чувствовал, что дело гораздо серьезнее.

— Мисс Вулкот, Оливер Хэмптон, — это человек, которого почти невозможно остановить. Вам повезло, что удалось от него сбежать.

— Милорд, я чрезвычайно признательна вам за помощь. Я понимаю, что являюсь для вас обузой, но…

— Ну что вы. Никакая вы не обуза. Время от времени, правда, ваше присутствие причиняет мне некоторые неудобства, учитывая тот образ жизни, который я веду, однако, я полагаю, мы это переживем. — Ник резко замолчал и встал. У него вдруг возникло непреодолимое желание остаться подольше в обществе Элизабет, а этого допускать было нельзя. — Спасибо за откровенность. Это качество в женщинах редко встречается. А теперь прошу меня простить, но я вынужден вас покинуть. Дела. Желаю вам приятно провести день, мисс Вулкот.

— Желаю вам того же, милорд, — ответила Элизабет, слегка наклонив голову.

Прошло два дня. Появились новые гости: два джентльмена с дамами заехали в гости к графу после посещения Тернбриджского источника, расположенного неподалеку. Не прошло и десяти минут, как Элизабет уже знала о них все. Мерси Браун оказалась неиссякаемым источником информации. Стоило только Элизабет поклясться, что она никому ничего не расскажет, и Мерси выкладывала ей все местные сплетни.

Было позднее утро, когда подъехала карета. За окном послышались стук колес и позвякивание сбруи, и Элизабет с Мерси выглянули в окно.

— О Господи! — воскликнула Мерси, покачав головой, отчего чепец, покрывавший ее темные волосы, немедленно съехал набок. — Выступают словно королевы, хотя на самом деле просто лондонские потаскушки, только не из тех, что работают на улице, а побогаче.

Элизабет почувствовала, что краснеет.

— Ты… ты хочешь сказать, что эти женщины…

— Дорогие проститутки, чтоб мне провалиться на этом месте! Любовница лорда Гарри Эмма Кокс и любовница виконта, актерка по имени Джилли Пейн.

— А ты откуда их знаешь?

Мерси нетерпеливо махнула рукой, словно Элизабет сморозила какую-то глупость.

— Да они тут не в первый раз. К Тернбриджскому источнику кто только не ездит. И все останавливаются у графа. А тому все равно, кто сопровождает его дружков.

Сквозь оконное стекло Элизабет наблюдала за тем, как дамы, разряженные в шелковые, отделанные кружевами платья, выходят из кареты, тщательно придерживая юбки, чтобы они не волочились по грязи.

— Какие хорошенькие! — проговорила она.

Мерси презрительно фыркнула и отвернулась.

А Элизабет продолжала, не отрываясь, смотреть на экзотических особ, шедших в сопровождении высокого блондина лет тридцати с небольшим и мужчины постарше, расфранченного, в старомодном серебристом парике. Идущая рядом с ним красивая светловолосая женщина с чересчур ярко накрашенными губами что-то прошептала ему на ухо. Мужчина хрипло расхохотался, но тотчас замолк, как только компания вошла в дом.

— А у лорда Рейвенуорта тоже есть любовница? — спросила Элизабет, замирая от страха: и как только она осмелилась задать такой вопрос?

Мерси воздела черные очи к небу:

— Как же не быть у такого красавца мужчины, как наш граф?! Да сколько угодно было! Он их меняет как перчатки. Последняя — эта маленькая потаскушка из Уэстовера, эта зазнайка леди Дэндридж. Но и она, как все остальные, долго не продержится.

Элизабет промолчала. Она вдруг поймала себя на том, что ей неприятно представлять рядом с Николасом Уоррингом женщину такого типа, как те две, что только что вошли в дом. И вообще какую бы то ни было женщину.

Даже его жену.

— Быстрее, тетя Софи, мы же опоздаем! Сейчас начнутся состязания!

Тетушка Софи вперевалочку прошествовала к входной двери.

— Иду, иду, моя дорогая. Тороплюсь изо всех сил.

Наскоро завязав ленты шляпки и накинув на плечи плащ, Элизабет открыла боковую, расположенную в торце дома дверь. Затем она помогла своей пухленькой тетушке спуститься по серым каменным ступеням и быстро направилась к конюшне, увлекая неповоротливую матрону за собой.

Денек выдался довольно ветреный, однако не слишком холодный. По небу плыли, временами заслоняя собой солнце, пушистые облака. Снег уже сошел с полей, и плодородная земля почти просохла. Кое-где даже виднелись весенние зеленые всходы.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь, — проговорила тетя Софи. — Вряд ли его светлость будет доволен, если узнает, что мы затесались в толпу его гостей.

— А мы и не собираемся делать ничего подобного. Мы просто понаблюдаем, — заметила Элизабет.

Она не сомневалась в том, что зрелище их ожидает просто захватывающее! Граф и только что прибывший виконт Хардинг собрались устроить состязания колясок. Об этом Элизабет сообщила всеведущая Мерси Браун. Все слуги собирались смотреть эти состязания и болеть за графа, и Элизабет решила от них не отставать.

Тихонько прокравшись к южной стене конюшни, Элизабет прижалась к ней спиной. От шершавых камней шел леденящий холод, от земли исходил запах сырости. Высунувшись из-за угла, Элизабет с облегчением заметила, что поблизости никого нет.

У стартовой линии наскоро сооруженной скаковой дорожки стояли два великолепных черных фаэтона. Один — изящный, с высоким сиденьем, запряженный парой вороных. Второй — более легкий, с откидным верхом — был запряжен парой ухоженных гнедых. Возле экипажей столпились гости графа Рейвенуорта. Все они, включая женщин, были сильно навеселе. Самого хозяина нигде не было видно. Наверное, готовился к состязаниям.

Элизабет взмахнула рукой, желая подозвать тетю Софи, однако не увидела ее. Куда же она запропастилась? Снова завернув за угол, Элизабет тотчас же увидела тетю. Старушка самозабвенно выковыривала из земли блестящие кусочки стекла.

— Что за прелесть, ты не находишь? — Тетя Софи протянула короткую пухлую ручку к свету, и осколок блеснул на солнце.

Элизабет вздохнула.

— Очень красивый, тетя Софи, но если вы не поторопитесь, мы пропустим начало.

— Да знаю я, знаю, — проворчала тетушка, однако, прежде чем двинуться с места, неторопливо набила карман плаща осколками.

Схватив тетушку за руку, Элизабет потащила ее за собой и, на всех парах завернув за угол, столкнулась с кем-то, идущим с противоположной стороны.

Она бы непременно упала, не подхвати он ее.

— Ну-ка посмотрим, кто у нас тут? Ага, да ведь это мисс Вулкот! Так я и знал.

Граф Рейвенуорт, так и не выпустив талии Элизабет, глядел на нее сверху вниз с высоты своего роста. Руки у графа оказались теплые и сильные, и у Элизабет на секунду перехватило дыхание.

— Я… я… мы узнали, что будут состязания, и нам захотелось посмотреть. — Она смело взглянула графу прямо в глаза. — В этом ведь нет ничего предосудительного.

Наконец он отпустил ее, и Элизабет поспешно отступила на шаг, стараясь не думать о том, какая у него твердая грудь и упругие мощные мышцы. Взгляд ее скользнул с белоснежной батистовой рубашки вниз, на панталоны для верховой езды из тонкой оленьей кожи, плотно обтягивающие бедра графа, Элизабет почувствовала, как кровь прилила у нее к щекам.

В глазах Николаса вспыхнули насмешливые искорки.

— Вы можете остаться, если не двинетесь с места и не будете мешать.

От графа исходил едва уловимый запах джина, его смуглые щеки слегка раскраснелись. Элизабет не могла понять от чего: то ли от волнения, то ли от спиртного.

Показав на маленький деревянный сарай, стоявший у скаковой дорожки, Элизабет проговорила:

— Если вы не возражаете, мы будем смотреть оттуда.

Рейвенуорт кивнул и обратил грозный взгляд на тетю Софи.

— Прошу вас, миссис Крэбб, проследить за тем, чтобы с вашей племянницей ничего не случилось.

— Разумеется, милорд. Вы же знаете, что всегда можете на меня положиться.

Губы Рейвенуорта изогнулись в усмешке. Слегка кивнув, он бросил последний предупреждающий взгляд на Элизабет, повернулся и зашагал к тому месту, где стояли фаэтоны. Элизабет смотрела, как он удаляется, и вдруг почувствовала, как у нее помимо ее воли открывается рот, и услышала собственный голос:

— Удачи, милорд.

Николас остановился, обернулся и улыбнулся той потрясающей улыбкой, которую Элизабет так редко доводилось видеть.

— Благодарю вас, мисс Вулкот, — ответил он. — Поскольку вы будете за меня болеть, я приложу все усилия к тому, чтобы выиграть.

Элизабет невольно улыбнулась в ответ, хотя не любила ни азартных игр, ни спортивных мероприятий, ни, естественно, мужчин, успевших накачаться спиртным еще до конца вечера.

И тем не менее, глядя на графа, остановившегося у фаэтона и тихонько нашептывающего что-то своим вороным, Элизабет не могла сдержать восхищения. Черные как смоль волосы, серебристые серо-голубые глаза, смуглая кожа и белоснежная улыбка. Словом, граф был просто неотразим.

— Жаль, что мы не можем держать пари, — проговорила тетя Софи. — Я бы рискнула поставить на его светлость свой последний шиллинг.

— Хорошо, что здесь нет никого, кто мог бы побиться с вами об заклад.

— За исключением тебя, — уточнила тетя Софи.

Элизабет улыбнулась:

— Да, но я тоже считаю, что граф выиграет. А если бы и сомневалась в этом, не стала бы держать пари против него.

И она снова взглянула в сторону изящного черного экипажа. Граф как раз залезал в него — на секунду мелькнули обтянутые панталонами ноги. Он уселся на сиденье, и Элизабет бросились в глаза его широченные плечи и мускулистые руки.

Облокотившись на спинку сиденья, граф сунул меж белоснежных зубов тонкую сигару и, взяв в руки вожжи, взглянул на человека, державшего наготове стартовый пистолет.

Ухмылка у него была столь неожиданно залихватской, что у Элизабет от удивления округлились глаза. Раздался громкий выстрел, и сердце девушки взволнованно забилось. Коляски сорвались с места, спицы в колесах замелькали. Граф наклонился вперед и крепко уперся ногами в дно фаэтона. Размахнувшись, соперник Николаса изо всех сил стегнул своих гнедых, и они помчались вперед. Хардинг, крупный высокий мужчина лет тридцати двух, с песочно-каштановыми волосами и карими глазами, был, как успела доложить Элизабет Мерси Браун, большим любителем женщин и волочился за ними напропалую.

Со всевозрастающим волнением наблюдая за состязаниями, Элизабет отметила про себя, что виконт довольно красив, однако, по ее мнению, ему было далеко до Николаса Уорринга.

— Лорд Хардинг может и выиграть, — заметила тетя Софи. — Нужно было нам с тобой все-таки держать пари.

Элизабет промолчала: она слишком волновалась, чтобы вести светские беседы. Впереди был виден первый поворот. Лошади прошли его почти ноздря в ноздрю. Хардинг, который шел по внутреннему кругу, сумел вырваться вперед, однако Рейвенуорт нагнал и обошел на прямой. На втором повороте инициативой снова завладел Хардинг, и Элизабет от волнения прикусила нижнюю губу. На прямой виконт по-прежнему шел впереди, однако видно было, что его лошади начинают уставать.

К тому времени как лошади домчались до третьего поворота, взметая из-под копыт тучи грязи, сердце Элизабет так и норовило выпрыгнуть у нее из груди. Хардинг все еще шел впереди, однако лошади его скакали все медленнее, и граф уже нагонял его.

— Ну же, быстрее! — шептала Элизабет. — Ты должен выиграть! Ты можешь это сделать!

Прошли четвертый поворот. Хардинг снова впереди. Граф привстал с сиденья. Сигару он уже давно выбросил. Николас правил лошадьми с такой ловкостью, какой Элизабет от него не ожидала. Проезжая мимо, он обернулся в ее сторону, и на мгновение их взгляды встретились. Что уж граф там углядел — неизвестно, однако он стегнул лошадей изо всех сил, крикнул что-то, чего Элизабет не разобрала, и, вырвавшись вперед, первым пересек финишную черту.

Зрители восторженно закричали, зааплодировали, и Элизабет радостно рассмеялась.

Тетя Софи тоже захлопала в ладоши, приговаривая:

— Я же тебе говорила, что он выиграет!

Элизабет, улыбаясь, замахала графу рукой, однако улыбка медленно сползла с ее лица, а рука застыла в воздухе, когда она заметила, что граф уже в толпе своих малоприятных друзей.

— Да, — сказала она тете, — именно это вы и говорили.

Как же ей хотелось тоже подойти к графу, поздравить его с победой, разделить с ним минуты триумфа! И от того, что она не может этого сделать, радость, которую Элизабет испытывала, померкла.

— Нам пора, — сказала она тетушке, однако перед уходом не смогла удержаться, чтобы не бросить на Рейвенуорта последний взгляд.

Каково же было удивление Элизабет, когда она заметила, что и он на нее смотрит! На мгновение взгляды их встретились. «Я выиграл эту скачку для вас», — прочитала Элизабет в глазах графа. «Быть этого не может, все-то ты себе придумываешь», — одернула себя Элизабет, однако это прозвучало не очень-то убедительно. Элизабет отвернулась, а когда снова взглянула на графа, он уже улыбался женщине в серебристо-голубом платье, актрисе по имени Джилли Пейн. Виконт сунул Николасу в руку стакан с джином и принялся энергично хлопать его по спине, поздравляя с победой, однако Элизабет сильно сомневалась в его искренности. По тому, как лорд Хардинг недовольно кривил губы, было видно, что он намеревался выиграть и сильно переживает из-за своего проигрыша.

Подняв стакан, Рейвенуорт одним махом осушил его, и Элизабет отвернулась, помрачнев еще больше.

Из груди ее вырвался вздох. Граф неисправим, но было в нем нечто чрезвычайно притягательное. Если бы ее отец хоть на мгновение мог представить себе, что судьба его дочери окажется в руках такого повесы, он бы ни за что на свете не отдал бы ее на попечение своего доброго друга, третьего графа Рейвенуорта.

Но как это ни странно, с тех пор как Элизабет оказалась в Рейвенуорт-Холле, под защитой Николаса Уорринга, она впервые за долгое время чувствовала себя в полной безопасности.

— А этот лорд Рейвенуорт… в нем действительно что-то есть, — хмыкнув, тихонько проговорила тетя Софи.

— Это уж точно, — согласилась Элизабет и вновь посмотрела на победителя состязаний.

На его лице сияла самодовольная улыбка, а очаровательная Джилли Пейн награждала его за победу поцелуем. Элизабет почувствовала, как сердце больно сжалось в груди. Не обращая внимания эту боль, она взяла тетушку под руку и направилась к дому.

Глава 3

Гости Ника все еще спали. Они и в обычные дни редко поднимались раньше полудня, а уж сегодня, после состязания, завершившегося его победой и обильным возлиянием по этому поводу, наверняка проспят еще дольше.

В отличие от своих гостей Ник никогда не спал допоздна. Отвык. Слишком много лет ему приходилось вставать до рассвета. И каждый день он занимался тяжелым трудом. Даже сейчас, когда годы эти канули в Лету, стоило первым солнечным лучам коснуться земли, как Ник просыпался и понимал, что сна нет ни в одном глазу.

Вот и сегодня утром, хотя его владения еще окутывал густой туман, а голова немилосердно трещала с похмелья, Ник уже позавтракал и поскакал проведать одного из своих арендаторов, Колина Риза, жена которого со дня на день должна была родить.

Он несколько минут назад вернулся домой и, поставив лошадь в стойло, вышел из конюшни на солнышко, которое только-только начало проглядывать сквозь туман, как вдруг заметил Элизабет Вулкот. Девушка стояла у кузницы — низенького каменного строения, расположенного через дорогу. Любопытство заставило Ника подойти поближе. Сайлас Маккенн, кузнец, кивал своей большой косматой головой в ответ на слова Элизабет.

Ник подошел к ним и остановился прямо рядом с тяжелой дубовой дверью, однако Элизабет с Сайласом настолько увлеклись разговором, что не замечали его.

— Спасибо вам большое, мистер Маккенн, — говорила Элизабет. — Вчера я увидела в саду такую очаровательную славку, Быть может, с вашей помощью мне удастся сделать так, чтобы она прилетела снова.

Гигант ирландец вспыхнул от удовольствия.

— Славку, говорите? — Он ухмыльнулся. — Ну надо же! И как это вы умеете разбираться в птицах? Ну конечно, мисс Вулкот, я с превеликим удовольствием смастерю для нее кормушку.

Элизабет повернулась, собираясь уйти, и только тогда заметила Ника, который стоял, небрежно прислонившись к стене. Щеки девушки покрыл легкий румянец.

— Надеюсь, вы не станете возражать, милорд. Я спросила мистера Маккенна, не найдется ли у него времени, чтобы изготовить мне кормушку для птиц. Я бы повесила ее за окно моей спальни. Мне так нравится наблюдать за птичками, хотя приходится быть очень осторожной, чтобы их не спугнуть.

Ник выпрямился.

— Думаю, вы в них хорошо разбираетесь. Наверное, знаете, как каждую из них звать-величать.

— Ну не всех, но очень многих. Я люблю птиц.

Ник улыбнулся. Надо же, Элизабет опять его удивила! Оказывается, в ней еще столько неведомых ему черт! Интересно, сколько ему потребуется времени, чтобы как следует узнать ее?

Он повернулся к Сайласу Маккенну — огромному мускулистому ирландцу, которого знал еще по Ямайке. Сайлас, как Теофилус Суон и еще несколько человек, которым он дал работу, отбывали вместе с ним срок заключения.

— Сделай для мисс Вулкот четыре кормушки. Пускай повесит их в саду.

Элизабет довольно улыбнулась, и на левой щеке у нее появилась премиленькая ямочка.

— Благодарю вас, милорд.

— Я собирался домой, — неожиданно для самого себя проговорил Ник, подавая ей руку, — но, если вы согласитесь пройтись со мной по саду, с удовольствием послушаю про птиц.

На секунду ему показалось, что она откажется — он даже надеялся, что она это сделает, — однако Элизабет лишь улыбнулась и взяла его под руку. Пока они шли по покрытой гравием дорожке, несколько пташек выпорхнуло у них из-под ног, и Николас был поражен тем, что Элизабет знает название каждой.

— Видите вон ту птичку в коричневую крапинку? — спросила Элизабет, указывая на маленькую птаху, сидящую на ветке березы.

Ник улыбнулся:

— Эту даже я знаю, мисс Вулкот. Это самый обыкновенный крапивник.

Элизабет рассмеялась и покачала головой:

— А вот и нет. Это, милорд, пятнистая мухоловка. Просто она похожа на крапивника. Прежде чем решить, что это за птица, нужно хорошенько подумать.

Взгляд Ника скользнул по блестящим медным волосам, четко очерченному профилю, изящной фигуре Элизабет, и он вспомнил тот день, когда увидел ее впервые. Тогда он почти не обратил на нее внимания.

— Как я уже не раз убеждался, первое впечатление часто бывает обманчивым.

— Это и в самом деле так, — весело подхватила Элизабет. — Особенно когда речь идет о птицах. Возьмем, к примеру, вон ту славку-черноголовку. Большинство людей принимают ее за черного дрозда.

— Но только не вы, мисс Вулкот.

Она улыбнулась милой девичьей улыбкой:

— Мой отец любил птиц и меня научил в них разбираться. После его смерти я очень много времени проводила в саду. Смотрела на пташек и чувствовала себя уже не такой одинокой. Не было еще случая, чтобы при виде этих пернатых созданий у меня не поднималось настроение.

Ник улыбнулся:

— Я запомню это на тот случай, если мне понадобится поднять вам настроение.

Элизабет начала что-то говорить, но замолчала, напряженно глядя куда-то поверх его плеча. Ник понял: они уже не одни. И в самом деле, к ним направлялся Роджер Фен-тон, виконт Хардинг. Приближаясь, он не сводил с Элизабет похотливого взгляда. Ник мысленно выругался. Вместо того чтобы разгуливать со своей подопечной по саду, нужно было настоять, чтобы она пошла домой.

Подойдя поближе, Хардинг окинул Элизабет внимательным взглядом и, похоже, остался доволен увиденным.

— Так, значит, это и есть та самая леди, которую ты от нас прячешь?

Ник непроизвольно сделал шаг вперед, заслоняя Элизабет.

— Мисс Вулкот как раз собиралась идти домой. — Он бросил на Элизабет предостерегающий взгляд, который она отлично поняла. — Не правда ли, мисс Вулкот?

— Д… да, — пролепетала она.

— Виконт Хардинг, к вашим услугам, мисс Вулкот, — проговорил Фентон, отвешивая Элизабет низкий поклон. — Николас упоминал о вашем присутствии в Рейвенуорт-Холле. Теперь я понимаю, почему он вас прячет.

— Я пытался защитить доброе имя мисс Вулкот, которое может пострадать, если уже не пострадало оттого, что она находится под моей опекой, — заметил Николас.

Элизабет протянула виконту затянутую в белую перчатку руку.

— Я наблюдала вчера за состязаниями. Вы были очень хороши, виконт. Вы чуть было не победили графа.

Фэнтон улыбнулся:

— Да, Ника редко охватывает такой неукротимый спортивный азарт, как вчера.

— Элизабет, — настойчиво проговорил Ник, — полагаю, вам давно пора идти домой.

Она удивленно взглянула на него, и он спохватился: надо же, впервые назвал ее по имени!

— Как вам будет угодно, милорд. — Она одарила Роджера Фентона сдержанной светской улыбкой. — До свидания, лорд Хардинг.

— Счастлив был с вами познакомиться, мисс Вулкот.

Все то время, пока Элизабет шла к дому, Хардинг не сводил с нее жадного взгляда, и с каждой секундой раздражение Ника все возрастало.

— Можешь не раскатывать губы, — наконец бросил он. — Этой девушки тебе не видать как своих ушей. Она молода и наивна, и, пока находится в моем доме, я несу за нее ответственность.

Губы виконта тронула язвительная улыбка.

— Она чудо как хороша. Быть может, у тебя самого есть на нее виды?

Лицо Ника вспыхнуло от злости.

— Эта девушка — моя подопечная. Ее отец доверил заботу о ней моему отцу. А это означает, нравится мне это или нет, что она теперь находится под моим покровительством. Вот единственное, что связывает меня с Элизабет Вулкот.

Хардинг промолчал, однако, когда они вслед за Элизабет пошли в дом, Ник заметил в глазах виконта подозрительный блеск. Хардинг был красив и знатен, однако, несомненно, обладал множеством пороков. Например, им владела страсть к карточной игре, в которой он никогда не выходил победителем. Он проиграл фамильное состояние, довел свою первую жену до смерти, и все-таки к игорным столам его тянуло как магнитом. Кроме того, он был большим любителем выпить и безо всяких угрызений совести соблазнял наивных молоденьких девиц.

Именно таких людей, как Хардинг, Ник и имел в виду, когда говорил Сидни Бердсоллу о том, что не стоит оставлять Элизабет в Рейвенуорт-Холле. Слава Богу, что Хардинг и несколько его собутыльников уезжают завтра утром. Внезапно Николас поймал себя на мысли, что если бы и все остальные гости убрались из его дома, он бы только обрадовался.

Одетая в простенькое темно-синее повседневное платье, Элизабет спустилась по широкой мраморной лестнице в холл и направилась к двери черного хода. Она собиралась пойти на конюшню в надежде отыскать там графа, зная, что он, как и она сама, встает рано. Она уже несколько раз видела, как он куда-то уезжал по утрам. Вот и сегодня утром она заметила его в окно спальни. Граф был одет в костюм для верховой езды и шел в сторону конюшни.

Там Элизабет его и обнаружила. Рейвенуорт и его конюх Фредди Хиггинс о чем-то совещались возле стойла одной из кобыл. Притаившись в тени, Элизабет некоторое время молча за ними наблюдала. В конюшне пахло сеном и лошадьми, хорошо промасленной упряжью и мазью, которой конюх с графом, тихонько переговариваясь, смазывали лошади ногу. Элизабет поразило, насколько озабоченно звучал голос Николаса Уорринга, с какой дотошностью он отдавал распоряжения.

— Не беспокойтесь, я сделаю все, как нужно, — ответил ему Хиггинс. — Эта кобылка сильная. Через неделю будет как новая.

— Спасибо, Фредди. — Рейвенуорт направился к выходу, но, увидев Элизабет, которая вышла из своего укрытия, остановился. — Мисс Вулкот? Вижу, вы, как всегда, встали рано.

— Как и вы, милорд.

— Я беспокоился об одной из своих кобыл. Она в последнее время что-то прихварывала, а поскольку у нее скоро появится жеребенок, я должен был убедиться, что она идет на поправку. — Граф был облачен в плотно облегающие брюки для верховой езды и белоснежную батистовую рубашку с длинными рукавами. Он взглянул на Элизабет своими холодными серебристыми глазами. — Вы что-то хотели у меня спросить?

Элизабет только сейчас поняла, насколько близко он стоит. Она почувствовала, как быстро у нее забилось сердце, и отвернулась, а затем подошла к стойлу взглянуть на кобылу.

— У вас великолепные лошади, милорд, — заметила она.

Рейвенуорт пошел за ней следом и, поставив ногу на нижнюю перекладину стойла, спросил:

— Вы любите лошадей, мисс Вулкот?

— Да, очень. Собственно, поэтому я сюда сегодня утром и пришла. Я надеялась, что вы разрешите мне покататься на лошади.

Граф усмехнулся:

— Значит, у вас две страсти, мисс Вулкот? Птицы и лошади?

— Я люблю ездить верхом, милорд. Нет ничего приятнее, чем мчаться по полю ранним весенним утром, чувствуя, как припекает солнышко, а лицо тебе овевает прохладный ветерок.

Граф понимающе кивнул:

— Так, значит, вы хорошо умеете ездить верхом?

Элизабет пожала плечами:

— Думаю, неплохо. Я занималась верховой ездой в течение нескольких лет.

— Полагаю, вы многое делаете неплохо. Что же касается вашей просьбы, не вижу причин в ней отказывать. Можете взять с собой одного из моих конюхов. Он покажет вам окрестности. У меня есть хорошенькая арабская кобылка по кличке Саша. Думаю, она вам прекрасно подойдет. Скажете только мистеру Хиггинсу, когда будете готовы.

Граф стоял от нее так близко, что Элизабет чувствовала исходящее от его худощавого мускулистого тела тепло, и сердце ее забилось еще сильнее.

— Спасибо, милорд, — проговорила она.

Граф кивнул и пошел прочь, а Элизабет все глядела ему вслед. Плечи у него были такие широкие, что заслонили дверной проем. Он шел по двору пружинящей легкой походкой, и черные волосы его отливали синевой.

Какой же он красивый, подумала Элизабет. Сидни Берд-солл рассказывал ей, что девять лет назад, когда графа обвинили в убийстве Стивена Хэмптона, его бросила жена. Элизабет частенько думала о том, что если бы леди Рейвенуорт осталась тогда рядом с мужем, если бы у нее хватило терпения дождаться его возвращения из ссылки, жизнь графа могла бы сложиться совсем по-другому.

Элизабет грустно вздохнула. Какое ей дело до графа Рейвенуорта и его летящей под откос жизни? И все-таки он оказался не таким плохим, каким она его себе представляла. Он добр со слугами, не уклоняется от выполнения своих обязанностей хозяина поместья. Быть может, есть еще надежда, что он исправится.

Так думала Элизабет до тех пор, пока в Рейвенуорт-Холл не приехала леди Дэндридж.

В тот холодный ветреный день Элизабет, стоя у окна своей спальни, смотрела, как виконтесса выходит из изящного черного фаэтона. Леди Дэндридж была одета в модное голубое шелковое платье с высокой талией, расшитое крохотными розочками. Из-под полей шляпки виднелись шелковые волосы, такие же темные, как и у Рейвенуорта. А вот кожа у виконтессы была не смуглая, как у графа, а бледная, а губы — пухлые и такие же розовые, как розочки на ее платье.

Взяв виконтессу за обе руки, граф наклонился, собираясь ее поцеловать. Леди Дэндридж ответила ему долгим страстным взглядом, в котором без труда можно было прочитать, чем именно виконтесса собирается закончить день.

Наблюдая за этой парой, Элизабет почувствовала, как у нее отчего-то больно сжалось сердце и перехватило дыхание.

— Эта еще хуже, чем все остальные, — неодобрительно буркнула стоявшая рядом Мерси Браун. — Вечно здесь оши-вается. Бегает за графом, как какая-нибудь уличная девка! А бедняжка лорд Дэндридж искренне верит, что его жена — самая нежная и заботливая мать.

Элизабет удивленно взглянула на горничную.

— Разве у леди Дэндридж есть дети?

— А как же! Эти богатые дамочки только так и поступают. Подарят своему муженьку наследника, а потом начинают вертеть хвостом. Так и эта. Ведь это не граф все начал, а она. Приставала к нему до тех пор, пока он наконец не сдался.

Элизабет подумала об уже скрывшейся в доме парочке. А может, они уже не внизу, а наверху, лежат, обнаженные, на огромной, с пологом кровати графа?

— Ну, какая бы виконтесса ни была, его светлости, похоже, она нравится.

Мерси хмыкнула:

— Это уж точно.

От этих слов Элизабет почувствовала нечто похожее на укол ревности, хотя ей очень хотелось бы верить, что она ошиблась.

— Вы идете гулять? — спросила Мерси. — В это время вы уже обычно гуляете.

Элизабет рассеянно покачала головой:

— Сегодня не пойду. Что-то не хочется.

Мерси ничего не сказала, однако взгляд ее проницательных черных глаз задержался на лице Элизабет чуть дольше, чем требовалось.

— Если вам что-то понадобится, позвоните.

— Спасибо, Мерси.

Весь остаток дня Элизабет пыталась читать, уютно устроившись в кресле перед камином в углу гостиной, однако смысл прочитанного все время ускользал от нее. Перед глазами ее вставали картины, одна сладострастнее другой. И в каждой присутствовали Николас Уорринг, худощавый, мускулистый, обнаженный, и его любовница леди Дэндридж. Элизабет краснела от стыда, представляя их вместе, однако перестать думать об этом никак не могла.

Постепенно ее стала охватывать злость. Да как он посмел привести в дом любовницу! Стыд и срам! Но с другой стороны, виконтесса — женщина замужняя и положение в обществе занимает не ниже, чем граф. Она приехала к соседу в гости, что же тут предосудительного?

Кроме того, граф честно предупредил: хотя он и является ее опекуном, жизнь свою из-за ее присутствия в своем доме менять не намерен.

И от этой мысли и без того безрадостное настроение Элизабет стало еще более мрачным.

Гости Рейвенуорта приезжали и уезжали, однако кто-то посторонний в доме находился всегда. Несколько раз Элизабет случалось наткнуться на графа в столовой, и с каждым разом она чувствовала, что этот человек интригует ее все больше и больше. Она и сама не понимала, что дает ей на то основания, однако была убеждена, что под личиной распутника, картежника и любителя спиртного, которую Николас Уорринг натягивал на себя, словно ярко-красный плащ, скрывается совершенно другой человек.

И однажды Элизабет смогла в этом убедиться. Было уже далеко за полночь. В эту ночь в доме стояла тишина, однако Элизабет никак не удавалось заснуть. За окном шумел дождь, с моря дул штормовой ветер, темное небо то и дело освещалось вспышками молний.

Закутавшись в теплый стеганый халат, Элизабет взяла с инкрустированного туалетного столика канделябр и, тихонько ступая, спустилась вниз. Раздался удар грома, зловещим эхом прокатившийся по всему дому, и Элизабет испуганно вздрогнула.

Дойдя до дверей библиотеки, Элизабет взялась за серебряную ручку, собираясь войти и поискать себе что-нибудь почитать. Ручка повернулась, тяжелая дверь распахнулась, и на секунду Элизабет застыла на пороге. Комната, ярко освещенная лампой, оказалась далеко не пустой.

— Добрый вечер, мисс Вулкот, — послышался голос Николаса Уорринга.

Граф сидел в черном кожаном кресле. В одной руке он держал стакан с джином, в другой — тонкую сигару. Напротив него расположился багроволицый сквернослов барон Сент-Джордж, похожий на самодовольную жабу.

— Добрый вечер, милорд. Простите, что помешала, но я не думала, что тут кто-то есть.

Мужчины играли в карты. На полированном столе красного дерева были разбросаны деньги.

Секунду помешкав, Элизабет вошла в комнату, решив на сей раз не отступать. Нравится это его светлости или нет, она пришла за книгой и не собирается без нее уходить.

Она поставила канделябр на столик.

— Снова играете в карты, как я смотрю, — не смогла она отказать себе в удовольствии поддеть графа. — Похоже, на сей раз удача вам изменила.

Граф усмехнулся:

— Что верно, то верно.

— Ник отлично играет, черт бы его побрал, — еле ворочая языком, произнес Сент-Джордж и добавил: — Когда захочет. — Полные губы барона растянулись в некотором подобии улыбки. — К счастью, такое происходит нечасто.

Рейвенуорт затянулся, выпустил изо рта несколько колец серого дыма, посмотрел, как они растворяются в воздухе, и проговорил:

— Вам не нравится то, что я играю в карты, не правда ли, Элизабет?

Это необычное обращение возымело на девушку необыкновенное действие. Ее словно обдало теплой волной. И ей это очень не понравилось.

— Вы же знаете, что не нравится, — бросила она.

Отхлебнув из стакана, Сент-Джордж откинулся на спинку кресла и громко рыгнул.

Бросив на барона предостерегающий взгляд из-под черных бровей, Рейвенуорт обратился к Элизабет:

— Насколько помню, я уже знакомил вас с бароном пару дней назад.

Волосы у графа были взъерошены, галстук отсутствовал, несколько пуговиц на гофрированной рубашке расстегнуты. Сквозь распахнутый ворот просматривалась смуглая грудь, покрытая темными курчавыми волосами. Граф был красив какой-то бесшабашной красотой и явно был навеселе, хотя Сент-Джордж казался еще пьянее.

Элизабет выпрямилась:

— Да. Вы познакомили нас с бароном вчера днем.

Она случайно наткнулась на Рейвенуорта и Уиккера в лабиринте бесчисленных коридоров Рейвенуорт-Холла, и граф был вынужден представить их друг другу.

— Добрый вечер, барон, — проговорила она, мило улыбнувшись тучному барону, однако думая о том, как ужасно так бесцельно тратить время. — Еще раз прошу меня простить за вторжение. Я дочитала книгу, а заснуть никак не могла. Вот и пришла за новой. Обещаю, я вас не задержу.

— Ну что вы, дорогуша, оставайтесь с нами сколько хотите, — пробормотал барон и наклонился к Элизабет, рискуя свалиться с кресла. — Такая миленькая девчушка, как вы, никак не может мне помешать. — Элизабет и не подозревала, что стоит к барону так близко, пока не увидела, как его рука тянется к ее талии. Вот-вот схватит. — Черт подери, Ник, старина, какая же это хорошенькая…

Договорить барон не успел. В ту же секунду Рейвенуорт вскочил с кресла. Сигара упала на пол, джин разлился по столу. Рука Сент-Джорджа так и не достигла цели. Смуглые худощавые пальцы графа сомкнулись на запястье барона и с силой сжали его.

— Я же говорил, что не разрешаю прикасаться к этой девушке ни тебе, ни кому бы то ни было из моих гостей. Я полагал, что выразился ясно.

Полные губы барона искривила гримаса боли, и Ник отпустил его. Элизабет, испуганно попятившись, прижалась к стеллажу с книгами. Бросив взгляд в ее сторону, барон криво усмехнулся:

— Яснее некуда, мой друг. Я и не подозревал, что ты сам имеешь виды на эту девицу.

Рейвенуорт сжал губы. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Эта девушка находится под моей опекой, и ничего более. Запомни это, Сент-Джордж, и у нас с тобой не будет поводов для ссоры.

Элизабет не сводила с мужчин испуганного взгляда. А перед глазами стояла картина: граф вскакивает с кресла, стремительный и сильный, словно пантера. Куда только делся тот прожигатель жизни, который еще секунду назад неторопливо прихлебывал джин?

— Элизабет! — позвал он. — С вами все в порядке?

Глубоко вздохнув, она проговорила:

— Да, вполне. Я возьму книгу и вернусь к себе наверх.

— Вот и хорошо. Только побыстрее.

Не мешкая, Элизабет вытащила с полки одну из средневековых новелл миссис Рэдклифф, которую присмотрела пару дней назад, повернулась и стремительно выскочила из библиотеки.

А вслед ей неслись голоса. Элизабет было интересно, о чем говорят мужчины, но еще интереснее было узнать, что же представляет собой Рейвенуорт на самом деле. То, что он не был пьян, а только притворялся — это точно. Подозрения Элизабет еще более усилились. Оказывается, граф совсем не такой, каким он хочет представляться другим. Еще ни одному человеку не удавалось заинтриговать ее так сильно, как Николасу Уоррингу.

И она дала себе слово так или иначе разузнать о Беспутном графе всю правду. ***

По небу плыли серые тучи. На мгновение видневшиеся вдалеке поля словно покрылись дымкой, потом снова выглянуло солнышко, и марево рассеялось. Даже сквозь оконное стекло Ник чувствовал на своем лице тепло солнечных лучей. Скрытый от посторонних взглядов темно-синей бархатной шторой, он смотрел в сад. По покрытой гравием дорожке прогуливалась Элизабет Вулкот.

Сегодня она была не одна. Рядом с ней шли двое детей: сын Сайласа Маккенна Пити и маленькая дочка Теофилуса Тилди. Наверное, рассказывает им про птиц, подумал граф и улыбнулся.

А она умеет обращаться с детьми, заметил он сам себе. На лице Элизабет сияла радостная искренняя улыбка, звучал ее звонкий смех. Тилди, нагнувшись, подняла с земли улитку и с гордостью демонстрировала ее. Когда-нибудь из нее выйдет хорошая мать, подумал Ник.

И почувствовал вдруг, как больно заныло сердце. Да, Элизабет будет отличной матерью. Не то что Рейчел, Мириам Бичкрофт и другие женщины, которых он знал. Девушка напоминала ему мать или сестру Мэгги.

Ник всегда любил детей. Он считал, что они воплощают собой смысл жизни, радость человеческого бытия. Без них мир стал бы намного скучнее. Он смотрел, как ребятишки носятся по ухоженной лужайке, окаймленной безукоризненно подстриженной живой изгородью, где им обычно строго-настрого запрещал играть садовник. Когда-то он представлял себе, как его собственные дети, весело смеясь, будут резвиться на полянке среди цветов и кустарников, где в свое время играл и он сам вместе с сестрой.

В первые месяцы после свадьбы Рейчел не возражала против того, чтобы подарить ему ребенка. Хотя позже Ник понял, что мать из нее, равно как и из его теперешней любовницы Мириам, была бы никудышная. Однако судьба освободила Рейчел от не совсем приятной для нее обязанности. Мужа ее обвинили в убийстве и выслали из страны на целых семь лет. Рейчел переехала в замок Коломб — поместье фафа, расположенное к северу от Лондона, и с тех пор вплоть до сегодняшнего дня жила там, ведя тот образ жизни, который ей был больше всего по душе.

Ник знал, что ни о каких детях ему нечего и мечтать. Не будет у него наследника, который стал бы с гордостью носить его фамилию. Ник уже давно примирился с этим, но иногда, как, например, сейчас, когда представлял, как сложилась бы его жизнь, если бы он не убил Стивена Хэмптона, мысль о невозможном причиняла ему острую боль.

Ник плотно сжал губы. Он не любил вспоминать о прошлом. С ним давным-давно покончено, а изменить его не в человеческой власти. По правде говоря, у него, Ника, не было выбора, а если бы и был, он поступил бы точно так же.

Он взглянул на Элизабет Вулкот. Шляпка уже давно слетела с ее головы, длинная темно-рыжая коса опускалась до тонкой талии, лицо сияло в солнечных лучах. Нахмурившись, Ник вспомнил, какую он испытал вчера ярость, когда Сент-Джордж попытался прикоснуться к Элизабет. Интересно почему? Наверное, потому, что Элизабет находится под его опекой и он несет за нее ответственность, попытался убедить себя Николас. Вполне естественно, что он бросился на ее защиту.

Однако в глубине души он понимал, что все не так-то просто. Элизабет Вулкот — единственная порядочная женщина, которой он впервые за много лет позволил войти в свою жизнь. И ее не должны касаться похотливые руки таких, как барон Сент-Джордж и виконт Хардинг.

Если бы Ник был уверен в том, что Хэмптон уже позабыл о Элизабет или решил прекратить в отношении ее свои гнусные домогательства, он бы с радостью отослал ее домой. Однако Уорринг прекрасно знал, что лорд Бэскомб упрям как осел и, если уж что-то вбил себе в голову, от своего не отступится. Он жаждет получить Элизабет и будет лезть из кожи вон, чтобы ее добиться. Но он, Ник, не отдаст ее ни этому мерзавцу Бэскомбу, ни кому бы то ни было из своих беспутных друзей.

Хотя своего образа жизни он менять не намерен. Он не станет этого делать даже ради Элизабет Вулкот. Зачем? В глазах общества он так и остался человеком, совершившим тяжкое преступление, и нет ему прощения. Ему наплевать на мнение света, однако он потерял целых семь лет жизни и намерен возместить эту потерю, а уж каким образом — это его дело.

Через несколько месяцев Элизабет Вулкот покинет его дом и выйдет за человека, которого они с Сидни Бердсол-лом для нее подберут. А до тех пор он намерен жить так, как жил в течение двух лет со дня возвращения в Англию. Он предупреждал Элизабет об этом, когда она явилась к нему в дом, моля о защите.

Ник отошел от окна, решив выбросить мысли о Элизабет Вулкот из головы, по крайней мере до конца сегодняшнего дня.

— Элиас! — позвал он своего камердинера, и через несколько секунд его высокая мощная фигура бесшумно возникла в дверном проеме спальни. Элиас Мути был другом графа в течение последних четырех лет изгнания. Таким другом, которому не страшно доверить свою жизнь.

— Да, Ник?

Элиас был выше Ника ростом. Крупный, сильный мужчина с мощной мускулатурой. Он совершил убийство из-за женщины, но вместо того чтобы украсть у убитого часы и скрыться подобру-поздорову, предпочел отбыть наказание.

— Я хочу выпить, — сказал Ник. — Попроси Тео принести мне джина.

— Нет проблем, — ответил Элиас. — Я уже сделал все, что наметил на сегодня. Хочешь, составлю тебе компанию?

Ник ухмыльнулся:

— А что? Неплохо было бы.

И ему пришло в голову, что он, должно быть, единственный человек в Англии, который предпочитает общество слуг компании большинства посещавших его дом гостей.

Глава 4

Элизабет ласково погладила серую в яблоках арабскую кобылку, которую ей выделил граф для конных прогулок, по гладкой бархатистой морде. Это была великолепная лошадь, с изящной формы небольшой головой, маленькими торчащими усиками.

Элизабет полюбила ее с первого взгляда и сегодня решила наконец покататься на ней. Одетая в амазонку темно-фиолетового цвета и изящную шляпу с узкими полями, она подошла к лошади. Фредди Хиггинс помог ей сесть в дамское седло.

— Вы уверены, что мне не стоит вас сопровождать? — спросил он.

Фредди был невысокого роста, однако крепко сбитый и жилистый. В молодости он служил жокеем на ипподроме в Эпсоме и с тех пор приобрел привычку слегка сутулиться. Элизабет еще ни разу в жизни не доводилось видеть человека, который бы настолько хорошо разбирался в лошадях.

— Со мной все будет в порядке, Фредди.

— Его светлость вряд ли будет доволен тем, что вы отправились на прогулку в одиночестве.

Наклонившись, Элизабет ласково потрепала кобылку по морде, и лошадь тотчас же вскинула свою изящную головку.

— Я не стану далеко уезжать. Только до леса и обратно. — Саша тихонько заржала и стукнула копытом, показывая, что она, так же как и ее всадница, готова к прогулке. — Я так долго сидела взаперти, что мне не терпится немного побыть на воле.

Фредди понимающе улыбнулся.

Элизабет пришпорила кобылу и выехала из конюшни. Она уже давно не ездила верхом, и ей потребовалось некоторое время для того, чтобы привыкнуть к седлу и приноровиться к ритму движения лошади.

Улыбнувшись, Элизабет запрокинула голову, подставляя лицо теплому солнышку и с удовольствием ощущая на щеках дуновение прохладного ветерка. Она мчалась по полям, удаляясь от дома все дальше и дальше, и время от времени останавливалась, чтобы полюбоваться мирным пейзажем. До леса она добралась, как ей показалось, слишком быстро. Элизабет взглянула на высокие деревья, потом оглянулась в ту сторону, откуда приехала.

Она обещала не уезжать далеко, но денек выдался такой славный, что возвращаться домой не хотелось. Решив покататься еще немного, Элизабет забралась на вершину холма и вдруг заметила, как что-то блеснуло на солнце. Она прикрыла глаза рукой, пытаясь рассмотреть, что это там блестит. Внезапно из-за деревьев показались два всадника. Они мчались по направлению к ней.

Интересно, кто они такие и почему так быстро скачут? Наверное, арендаторы или друзья графа, решила Элизабет. Всадники подъехали ближе. Девушке бросились в глаза их давно не стриженные бороды и истрепанная одежда, и в душу закралась тревога.

Только сейчас она поняла, что отъехала от дома слишком далеко. Она все смотрела на приближающихся всадников, и к тревоге прибавился страх. О Господи, что им от нее понадобилось? Вдруг это какие-нибудь разбойники или грабители, а она здесь совершенно одна!

Они неслись теперь к Элизабет на всех парах, и это подтолкнуло ее к действию. Повернув лошадь в сторону дома, Элизабет пришпорила ее, и умное животное тотчас же набрало темп. Пригнувшись к лошадиной шее, Элизабет мчалась вперед, пытаясь убедить себя, что всадники наверняка не станут ее преследовать.

Однако она услышала, как один из них грязно выругался, а другой яростно стегнул лошадь хлыстом. Стук лошадиных копыт стал еще отчетливее: лошади теперь неслись во весь опор.

Сердце Элизабет, похоже, пустилось с ними наперегонки. Боже милостивый! Теперь уже нет никаких сомнений в том, что они намереваются ее догнать, и одному Богу известно, что эти мерзавцы с ней сделают, если им это удастся. Элизабет пригнулась еще ниже, шепотом подбадривая лошадь и уговаривая ее скакать еще быстрее. Господи Боже, что же им от нее нужно?

Внезапно она все поняла и поразилась тому, как сразу не догадалась. Да ведь это люди Бэскомба! Это он послал их! Сердце Элизабет сжалось от страха. Ей почти удалось убедить себя, что в Рейвенуорт-Холле она в полной безопасности, однако в глубине души все же шевелились опасения, что Бэскомб выкинет что-нибудь подобное.

Она еще раз обернулась. Господи Иисусе! Они ее догоняют!

— Стой! — закричал один из всадников. — Стой, черт тебя подери! Разобьешься!

«Ни за что», — подумала Элизабет. Дыхание с трудом вырывалось у нее из груди, биение сердца вторило стуку лошадиных копыт. Она еще раз бросила взгляд на преследователей. Они подъезжали к ней с разных сторон, отрезая путь к отступлению, и расстояние между ними все сокращалось. И в этот момент Элизабет заметила, что впереди уже виднеются высокие шпили и каменные башни Рейвенуорт-Холла. Сердце Элизабет наполнилось надеждой.

Она пришпорила лошадь. Одна мысль о том, что она может оказаться в руках Оливера Хэмптона, внушала ей ужас. Устремив взор вперед, Элизабет принялась молить Бога, чтобы ей удалось спастись. Сейчас от дома ее отделяла каменная стена, прямо перед которой росла высокая самшитовая изгородь. И все-таки она должна преодолеть это препятствие, иначе ей несдобровать!

Элизабет натянула поводья. Перчатки липли к рукам, шляпу она давным-давно где-то потеряла, из косы, которую она уложила на затылке в корону, вылетели шпильки, и теперь она болталась сзади, развеваясь на ветру. Кобыла очень устала — с боков ее хлопьями падала пена, — однако она была сильным и смелым животным. Изгородь высилась перед ними и казалась зловеще непреступной. Выхватив из-под седла хлыст, которым пользовалась крайне редко, Элизабет решительно стегнула лошадь. Кобылка рванулась вперед и… перемахнула через изгородь.

После приземления лошади удалось удержаться на ногах, а Элизабет — остаться в седле, хотя ее хорошенько тряхнуло. Стену они преодолели уже без труда, и, оказавшись во дворе Рейвенуорт-Холла, лошадь с всадницей вихрем помчалась к конюшне. Натянув поводья и остановив кобылу у дверей, Элизабет прерывисто вздохнула и облегченно закрыла глаза. Когда она снова их открыла, то увидела прямо перед собой Николаса Уорринга. Он стоял возле лошади с искаженным от гнева лицом.

Схватив Элизабет за талию, он сдернул ее с седла. Яростно сверкая глазами, он взглянул на покрытые пеной, порывисто вздымающиеся и опадающие бока лошади и, выхватив из руки Элизабет хлыст, хлестнул по своим высоким черным сапогам.

— Что это вы, черт подери, себе позволяете? — закричал он. — Кто вам дал право так обращаться с лошадью? Если вы посмеете еще раз такое сделать, клянусь, я с удовольствием всыплю вам этим самым хлыстом!

Еще не отошедшая от пережитого кошмара, Элизабет вдруг пошатнулась, но все-таки удержалась на ногах.

— Простите. Я не хотела… так с ней обращаться. Я бы никогда этого не сделала, но…

Она снова покачнулась. Рейвенуорт едва успел ее подхватить.

Только сейчас он обратил внимание на то, что Элизабет дрожит. Выражение его лица моментально изменилось, весь гнев как рукой сняло.

— В чем дело, Элизабет? Что случилось?

Элизабет облизнула пересохшие губы.

— Это… это был Бэскомб.

— Бэскомб?!

— Ну не он сам, а его люди. Если бы не Саша… — Элизабет покачала головой и погладила кобылу по носу. Глаза у нее защипало, и, прежде чем она поняла, что с ней происходит, слезы хлынули из глаз и покатились по щекам. — Я должна была от них оторваться. Другого выхода не было. Я так испугалась…

Граф выругался, и в ту же секунду Элизабет почувствовала, что он обнял ее и притянул к себе.

— Успокойтесь, моя хорошая, вы уже в безопасности. Никто вас не тронет. Я этого не допущу.

Элизабет не хотела плакать, но слезы как-то сами собой все текли и текли по щекам. Николас нежно гладил ее по голове, нашептывая всякие ласковые слова. Она понимала, что должна отстраниться, но сейчас ей больше всего на свете хотелось быть именно там, где она находилась, то есть в объятиях графа.

Она пошмыгала носом и наконец немного успокоилась.

— Простите, — пробормотала она и начала потихоньку высвобождаться из объятий. — Я не часто плачу.

— Все в порядке. Я тоже не всегда веду себя как последний идиот. — Порывшись в кармане, граф протянул Элизабет носовой платок, и она вытерла глаза. — Простите, что так накинулся на вас. Не нужно мне было делать чересчур поспешных выводов.

— Вам не в чем себя упрекнуть, — возразила Элизабет. — Просто когда я подумала, что будет, если эти люди меня догонят…

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне во всех подробностях о том, что произошло.

Элизабет закрыла глаза и представила скачущих ей навстречу всадников. Прерывисто вздохнув, она кивнула и начала излагать графу события сегодняшнего утра. Она рассказала ему, что заметила, как что-то блеснуло на солнце, а несколько минут спустя из леса выехали два всадника и устремились к ней.

— Должно быть, у них была подзорная труба, — задумчиво проговорил Рейвенуорт. — Она-то и блеснула на солнце. И в нее они вас увидели.

— Интересно, сколько же они ждали?

Граф выпрямился и плотно сжал губы. Похоже, его вновь обуял гнев.

— Скорее всего довольно долго. — Он тихонько выругался. — Я должен был это предвидеть. А вместо этого убедил себя, что, до тех пор пока вы находитесь здесь, Бэскомб вас не тронет. Какой же я осел! — Он бросил на Элизабет суровый взгляд. — Да и вы тоже хороши! Надо же додуматься отправиться на прогулку одной! Я же говорил вам, чтобы вы взяли с собой конюха.

Понимая, что ее опекун абсолютно прав, Элизабет, сама не зная почему, упрямо вскинула подбородок.

— Мне хотелось побыть одной. В следующий раз я попрошу Фредди поехать со мной и…

— Никакого следующего раза не будет, — решительно перебил ее Уорринг. — Выезжать за ворота слишком опасно. Отныне вы ни на шаг от дома не отойдете.

— Но если со мной поедет Фредди…

Пальцы графа вцепились Элизабет в плечо.

— Вам что, недостаточно сегодняшних приключений? Думаю, теперь вы имеете представление о том, что за жестокий и беспощадный негодяй этот Бэскомб. Если ему удастся до вас добраться, не сомневайтесь, он получит то, чего ему хочется. И не думаю, что вам это понравится.

Элизабет почувствовала, что ее бросило в жар. Воспоминание о том, как Оливер Хэмптон прижимал ее к дивану в кабинете, как его горячие потные пальцы задирали ей юбку, заставило ее содрогнуться.

Закрыв глаза, чтобы отогнать от себя неприятное воспоминание, она кивнула и тихо проговорила:

— Хорошо, я буду держаться поближе к дому и не поеду больше кататься верхом. — Затем она подняла глаза и заметила, что суровые черты лица графа смягчились.

Ник глядел вслед уходящей Элизабет и чувствовал, что ярость все еще клокочет в нем. Как посмел этот негодяй Бэскомб заслать людей в его владения, чтобы похитить приглянувшуюся ему девушку! Как он мог зайти так далеко!

Да и сам он хорош: не смог защитить Элизабет.

А ведь дал ей слово, что у него в доме она будет в безопасности! Это просто счастье, что Элизабет сумела оторваться от своих преследователей и спастись.

Ник тихо выругался. Как и много лет назад, он недооценил Бэскомба. Тогда эта ошибка дорого ему стоила, и он поклялся ее не повторять, а вот, поди ж ты, повторил… Ник смотрел, как Элизабет Вулкот поднимается по лестнице в дом, опустив голову, словно поникшая роза. Она явно потрясена произошедшим.

Слава Богу, что она оказалась отличной наездницей! Даже подумать страшно, что бы с ней сделали эти люди, если бы им удалось ее догнать. Представив себе, как Оливер Хэмптон тискает Элизабет своими огромными ручищами, как делает ей больно, Ник почувствовал желание придушить этого мерзавца.

А память услужливо подсунула ему образ Элизабет. Вот она стоит, тесно прижавшись к нему, такая испуганная, теплая, женственная. Он чувствует своей грудью ее высокую полную грудь, проводит рукой по шелковистым темно-рыжим волосам, глядит в ее темно-зеленые глаза, полные слез.

Эта девушка была сильной и в то же время такой ранимой, и это трогало Николаса до глубины души. Ему хотелось защитить Элизабет от всех опасностей, подстерегающих ее на пути. Что за чувства он испытывая, Ник не мог сказать. Понимал лишь, что, вовсе того не желая, начинает думать о Элизабет Вулкот все чаще.

А это может оказаться опасным.

Опасным для них обоих.

На следующий день Элизабет пришла на конюшню проведать свою маленькую, серую в яблоках кобылу. Что, если она заболела после вчерашней бешеной скачки?

— Саша чувствует себя великолепно, — развеял ее опасения Фредди. — Хорошая пробежка пошла ей только на пользу. — Он подвел Элизабет к стойлу, и игривая арабская лошадка, подойдя к заграждению, приветствовала Элизабет веселым ржанием. — Видите? Бодра и весела.

Элизабет протянула лошади кусочек сахара. Саша осторожно взяла с ее ладони лакомство.

— Ах ты моя хорошая! — ласково проговорила Элизабет, ругая себя за то, что вчера чуть не загнала лошадь. — Такая смелая и сильная девочка!

Она вдруг помрачнела и нехотя отошла от стойла: Элизабет вспомнила о том, что граф не разрешил ей больше ездить верхом.

— Наверное, мне больше не придется на ней поездить. А все из-за вчерашнего случая…

— Не расстраивайтесь, мисс Вулкот. Его светлость не хочет зря рисковать. Но мне кажется, больше эти подонки сюда не сунутся.

— Бэскомб не сдастся.

— Наш Ник тоже, — усмехнулся Фредди.

«Наш Ник». Элизабет уже не раз доводилось слышать, как слуги говорят о нем подобным образом.

— Похоже, вы о нем высокого мнения, — заметила она.

— Его светлость… он помог мне. Взял на работу, когда никто не хотел этого делать. Меня и многих других. Тео и Элиаса, Сайласа и Джексона, это наш кучер. И еще с полдюжины человек. И конечно, Мерси Браун.

Элизабет нахмурилась:

— Мерси? А почему никто больше не хотел ее нанять? Ведь она отлично знает свое дело.

Фредди так и застыл, с силой сжимая в кулаке только что промасленный недоуздок и смущенно усмехаясь.

— Я думал, вы знаете, иначе не стал бы говорить. Я и все остальные… ну, в общем… мы бывшие осужденные. Некоторые из нас отбывали вместе с Ником срок наказания на Ямайке. Если после этого вы не захотите больше со мной разговаривать, я не обижусь.

И он замер в напряженном ожидании. Элизабет почувствовала, как важен для него ее ответ и как сильно он надеется на то, что ответ этот не будет слишком суров.

Элизабет смело встретила его взгляд.

— Должна признаться, я немного удивлена, и только. Но вы всегда были ко мне добры, Фредди. В Библии сказано: «Не судите да не судимы будете», и я считаю, что именно так и следует поступать.

А про себя Элизабет подумала, что все бывшие осужденные, которые работают сейчас в Рейвенуорт-Холле, изменились в лучшую сторону. Кроме графа.

Фредди облегченно вздохнул, и Элизабет решила попробовать разузнать у него что-нибудь о Николасе Уорринге и тех, кто находится у него в услужении.

— Вы упомянули Мерси Браун. Неужели она тоже сидела в тюрьме?

— Ну да. Ее арестовали за то, что она своровала у своей хозяйки золотую брошь с драгоценными камнями. Сама Мерси клянется, что никакой броши она не брала, что ее оклеветали.

Элизабет вспомнила взгляд, манеры своей теперешней горничной. Она казалась настолько прямолинейной, что трудно было заподозрить в ней воровку.

— Если я правильно вас понимаю, вы ей верите, и, похоже, граф тоже.

Фредди кивнул:

— Он знает, как трудно начинать все сначала, после того как отбудешь ссылку. Даже для него это было нелегко.

И Элизабет впервые подумала о том, что жизнь у Николаса Уорринга, должно быть, несладкая. Жена его бросила, семь лет каторги, а по возвращении — закрытые двери высшего общества. На секунду Элизабет показалось, что она вновь находится в его объятиях и он нежно гладит ее по голове, успокаивая. Пальцы ее до сих пор хранили воспоминание о его мускулистой груди.

И ей снова, как это было уже не раз, показалось, что этот человек значительно сложнее и противоречивее, чем она себе раньше представляла.

— Спасибо, что рассказали мне, Фредди. Думаю, теперь я буду понимать его светлость немного лучше. — Она улыбнулась. — И мне кажется, вы все должны гордиться тем, что после таких тяжелых испытаний, посланных вам судьбой, смогли найти в себе силы жить дальше.

Фредди ухмыльнулся, и между передними зубами стала видна большая темная расщелина:

— Приходите на конюшню, когда захотите, мисс Вулкот. В любое время. Мы с Сашей всегда будем рады вас видеть.

Элизабет вновь улыбнулась: похоже, она только что приобрела друга. Кивнув на прощание, она направилась к выходу, радуясь тому, что Николас Уорринг дал такому человеку, как Фредди, возможность начать жизнь сначала.

Оливер Хэмптон, лорд Бэскомб, стукнул мясистым кулаком по столу с такой силой, что лежавшая на нем стопка бумаг разлетелась по дубовому паркету.

— Мне осточертело слушать ваши дурацкие оправдания! Плевать я хотел на то, что девчонка оказалась лучшей наездницей, чем вы ожидали, и что ее лошадь слишком оторвалась от вас! Факт остается фактом: вы двое в течение многих недель ждали удобного случая, чтобы схватить ее, а когда наконец-то этот случай подвернулся, вы его проморгали!

Чарли Баркер и Натан Пил — два головореза, которых Хэмптон нанял, чтобы они похитили Элизабет Вулкот и привезли ее в его поместье в Суррее, с готовностью изобразили на лицах смущение.

— Но мы только…

— Хватит! — рявкнул Хэмптон. — Я уже вас наслушался! Теперь вы меня послушайте и зарубите все, что я вам скажу, себе на носу. Мне нужна эта девушка. Я не желаю ни ждать еще шесть недель, ни выслушивать ваши оправдания. Я хочу получить Элизабет Вулкот немедленно. Если для этого потребуется проникнуть в Рейвенуорт-Холл, вы это сделаете!

— Но вы же сами велели не подъезжать к дому слишком близко, — возразил Чарли, почесывая свою лохматую шевелюру. — Сами сказали, чтобы мы спрятались, а когда девчонка поедет в город или надумает кататься верхом, схватили ее.

— А теперь я вам приказываю действовать по-другому!

Оливер был высоким, крупным, в общем, видным мужчиной. Он привык отдавать приказы и ожидал ото всех их беспрекословного выполнения. Этот случай не является исключением.

— Нам нужно быть осторожными, — подал голос Натан. — Нужно понаблюдать за ней, получше узнать о ее распорядке дня и привычках. Для этого может потребоваться еще пара недель.

— Верно, — подхватил Чарли. — Он дело говорит. А то, если попадемся, не миновать нам виселицы. А нам она ни за какие деньги не нужна.

Оливер неохотно кивнул. Что ж, придется согласиться. Он ждал столько лет. Пара недель или чуть больше уже не имеют значения.

— Хорошо, только побыстрее. Скоро начнется лондонский сезон, а я хочу успеть жениться на ней до этого.

Чарли кивнул. Натан тоже, похоже, ничего не имел против.

— Будет сделано, милорд. Можете на нас с Натаном положиться.

Хэмптон в этом не сомневался — за деньги они пойдут на что угодно.

— Тогда все. Через две недели привезете мне девчонку, и тогда получите всю сумму.

Чарли обнажил в ухмылке желтые зубы. На узком, словно лезвие бритвы, лице Натана тоже появилась довольная улыбка. Они вышли из дома через черный ход, а Бэскомб, подняв с пола бумаги, снова засел за работу.

Последующие два часа он посвятил просмотру гроссбухов по отгрузке товаров на корабли, проверке счетов, изучению деклараций судового груза и накладных. Он уже просмотрел более половины бумаг, когда мысли его невольно переключились на Элизабет Вулкот. Он вспомнил тот день, когда она вернулась домой из школы миссис Брюстер — довольно престижного учебного заведения.

Тогда он заехал к сэру Генри, чтобы уладить очередной пограничный спор, и как сейчас помнит тот момент, когда Элизабет вошла в комнату. У него сразу перехватило дыхание. Вместо шаловливой девчонки, какой Элизабет уезжала из дома, стояла красивая, изящная молодая женщина, уверенная в себе и — как он позже обнаружил — умная и смелая.

Он тотчас же решил, что она будет принадлежать ему, с годами эта решимость все крепла, подогреваемая близким соседством. С самого начала Хэмптон знал, что ее отец не согласится на их брак, однако это обстоятельство его мало волновало. Он придумал по крайней мере дюжину способов заставить сэра Генри отдать ему Элизабет в жены, и каждый из них подразумевал насилие.

Даже когда сэр Генри умер, Элизабет не хватило ума понять, какая из них с Хэмптоном получится замечательная пара. Но ничего, со временем она это оценит, Хэмптон не сомневался. Когда они поженятся и Элизабет станет графиней Бэскомб, все те усилия, которые он приложил для того, чтобы ее заполучить, окупятся сторицей. Быть может, Элизабет в будущем и придется периодически учить уму разуму, поскольку она — особа упрямая и своевольная. Что ж, совместная жизнь от этого станет только интереснее.

Оливер представил себе, как трепещет под ним восхитительное юное тело Элизабет, а он все крепче прижимает ее к дивану, и почувствовал нарастающее возбуждение. Он вообразил себе, как ласкает ее восхитительную налитую грудь, как вонзается в нее, и застонал от страсти. Руки задрожали, тело объял огонь желания.

Он хотел Элизабет Вулкот уже очень давно. И чем ближе была цель, тем острее становилось желание, порой ему уже стало казаться, что он вообще не может думать ни о чем другом. Оливер стиснул зубы с такой силой, что затрещала челюсть.

Если недоумки, которых он нанял, чтобы притащить ему Элизабет, снова его подведут, он их в бараний рог скрутит.

Элизабет не сомневалась, что граф жалеет ее. Наверняка он понимает, что она чувствует себя в Рейвенуорт-Холле пленницей, хотя дом этот настолько огромен, что в нем можно заблудиться.

Видимо, Уорринг и в самом деле вспомнил, как ужасно сидеть в тюрьме, даже если в ней на окнах висят шелковые шторы, а на постели лежат пуховые перины, поскольку на следующий день рано утром предложил Элизабет и тете Софи поехать в соседний городок.

— Вам наверняка нужно что-нибудь купить, — сказал он, сидя напротив Элизабет в столовой. — Ну, там, всякие швейные принадлежности, ленты… не знаю, что еще покупают женщины, когда по полдня бродят по магазинам.

Элизабет рассмеялась:

— По правде говоря, у меня все есть, но я с радостью притворюсь, что мне что-то необходимо, если из-за этого можно будет поехать в деревню.

Граф усмехнулся, и его серо-голубые глаза насмешливо блеснули.

— Только не отходите от меня ни на шаг. Люди Бэскомба могут оказаться неподалеку, и я не хочу рисковать.

У Элизабет от радости перехватило дыхание. Провести в компании Николаса несколько часов… Да об этом можно только мечтать! Ее, правда, в последнее время беспокоило, что ее все сильнее и сильнее к нему тянет, однако сегодня, когда выдалась такая великолепная возможность побыть в его обществе, Элизабет старалась об этом не думать.

— Что ж поделать? Придется терпеть, — улыбнулась она.

Рейвенуорт, в свою очередь, улыбнулся самым обаятельнейшим образом.

— Тогда, скажем, через час? Я пока распоряжусь подать карету и буду ждать вас с тетушкой в красной гостиной.

Элизабет радостно кивнула, а два часа спустя их маленькая компания уже шествовала по шумной улице, заходя то в один магазин, то в другой. В Севеноуксе как раз был базарный день, и главная улица городка пестрела разноцветными палатками. В них шла оживленная торговля фруктами, мясом, сыром, одеждой, старьем, углем, имбирными пряниками, устрицами — в общем, всем, что душе угодно. Каждый торговец расхваливал свой товар. По улице сновали точильщики ножей, предлагая свои услуги.

Элизабет не нуждалась в покупках, однако это не уменьшало ее радости от того, что она снова находится среди людей и, если уж говорить откровенно, что Николас Уорринг сегодня целиком и полностью принадлежит ей.

Правда, нельзя сказать, чтобы они были совсем уж одни. Их сопровождали лакей графа Теофилус Суон и камердинер Элиас Мути. Элизабет вспомнила, что они познакомились с графом в ссылке, оба были мужчинами сильными и решительными. Похоже, граф их взял с собой специально, на всякий случай.

Элизабет взглянула на Рейвенуорта. Одет он был весьма элегантно: темно-фиолетовый сюртук, черные панталоны, плотно обтягивающие мускулистые ноги, белоснежная кружевная рубашка, оттеняющая смуглый цвет лица. Элизабет поймала себя на том, что не может оторвать от него взгляда.

— Как же я рада, что мы сюда приехали! — проговорила тетя Софи, бесцеремонно прерывая ход ее мыслей. — Какой славный стоит денек!

Она подошла к палатке, где торговали одеждой, чтобы посмотреть алую ленту, а граф повел Элизабет к следующей палатке, где продавали веера.

— Нравится? — спросил он, глядя на Элизабет.

Взяв веер в руку, Элизабет с трудом заставила себя посмотреть на прелестную вещицу.

— Очень. — Она развернула веер. На темном шелке была изображена очаровательная картина: залитый лунным светом пейзаж. Для усиления эффекта вся поверхность веера была расшита крошечными жемчужинками. — Никогда не видела такой красоты.

Рейвенуорт улыбнулся:

— Тогда он ваш.

— Нет-нет, я не могу… — попыталась было отказаться Элизабет, но граф перебил ее:

— Я ваш опекун, Элизабет, и имею право покупать вам все, что пожелаю. А я желаю, чтобы у вас был этот веер.

Элизабет почувствовала, будто ее обдало теплой волной.

— Спасибо, милорд, — проговорила она.

Николас Уорринг снова улыбнулся, и взгляд Элизабет упал на его четко очерченные губы. Какие они, должно быть, мягкие и теплые! Поспешно отведя взгляд, она огляделась по сторонам.

— Интересно, куда это тетя Софи запропастилась? — Она обвела взглядом близлежащие палатки и неспешно прогуливающихся людей, но тети нигде не увидела. Элизабет понимала, что опасаться нечего, наверное, просто засмотрелась на что-то и отстала, однако в сердце ее закралась тревога.

Рейвенуорт тоже оглядел толпу.

— Наверное, она где-то здесь, но нужно все-таки ее отыскать. — Он обернулся к своим слугам. — Элиас и Тео, поищите миссис Крэбб. Встретимся здесь же через полчаса. Только глядите в оба, не покажется ли вам кто-то подозрительным. Очень может быть, что люди Бэскомба следили за домом. Если это так, они наверняка последовали за нами и сюда.

— Не беспокойтесь, милорд, — усмехнулся светловолосый Тео, — все будет нормально. Верно, Мути?

— Еще как верно, — подхватил тот и, посмотрев на графа, сказал: — Мы сейчас же отыщем леди и приведем ее к вам.

Николас кивнул и взял Элизабет за руку.

— Вы пойдете со мной. И смотрите не отходите, я не хочу вас тоже потерять.

И они пошли по улице, внимательно глядя по сторонам.

— Может быть, она проголодалась, — высказал предположение Рейвенуорт. — Чувствуете запах жареного? Пойдемте туда. Вдруг ваша тетя где-то поблизости.

Обняв Элизабет за талию, он повел ее в ту сторону, откуда доносился аппетитный запах жареного мяса. У постоялого двора под названием «Жирный бык» жарилась над костром на вертеле огромная свиная туша. За несколько шиллингов желающие могли получить порцию свежеприготовленной свинины и большой ломоть грубого черного хлеба.

Элизабет почувствовала, что у нее в животе пусто, однако есть было некогда. Среди людей, стоявших вокруг костра, тетушки Софи не оказалось. Не было ее и среди тех, кто сидел неподалеку за столиками. И только когда Элизабет с графом завернули в переулок, она заметила знакомую фигуру. Нагнувшись над кучей мусора, старушка деловито выуживала из нее кусочки ржавых петель.

При виде этой картины Рейвенуорт застыл на месте.

— Боже правый! Что это она, черт подери, делает?

Увидев тетю, Элизабет так обрадовалась, что бросилась на ее защиту.

— Она что-то нашла в этой куче. Прошу вас, милорд, не сердитесь. Тетя Софи наверняка понимает, что ее поведение нелепо, но ничего не может с собой поделать. Это не в ее власти.

Рейвенуорт фыркнул:

— Но ведь это бред какой-то! Что заставляет ее копаться в мусоре?

Несколько секунд он стоял, наблюдая за тем, как добропорядочная на вид дама в шелковом розовом платье самозабвенно роется в куче осколков, тряпья и железок, и его лицо стало грустным.

Он шагнул к тетя Софи, но в этот момент рядом с ней возникла стайка мальчишек.

— Сумасшедшая старуха! — завопил один из них. — Совсем рехнулась? Зачем тебе эти ржавые железки?

Лицо тети Софи приняло обиженное выражение.

— Их можно починить и почистить, и они будут как новенькие.

— Вот чокнутая! — закричал тощий мальчишка со светлыми вихрами.

И мальчишки принялись обзывать тетю Софи на все лады и швыряться в нее камнями.

Лицо Рейвенуорта стало суровым. Грозно нахмурившись, он вышел из тени и направился к озорникам, явно намереваясь задать им хорошую взбучку. Он открыл было рот, чтобы выдать гневную тираду, но вдруг передумал.

При виде разгневанного графа дети замерли от страха: сейчас им попадет! Элизабет тоже стояла ни жива ни мертва. Внезапно Рейвенуорт улыбнулся. Отвернувшись от детей, он отвесил тете Софи легкий поклон.

— Добрый день, мадам. Не возражаете, если я поближе рассмотрю вашу находку?

— Н… нет, — пролепетала тетя Софи. — Пожалуйста, милорд. — И она осторожно одну за одной стала класть сломанные железки ему на ладонь.

— Какие прекрасные обломки, мадам. Да… просто великолепные! Я был бы счастлив предложить вам шиллинг за каждый.

— Шиллинг? Но ведь…

— В таком случае два шиллинга. Подумайте хорошенько, мадам. Цена отличная.

— Вы предлагаете мне два шиллинга? Но ведь эти обломки…

— Хорошо. Три шиллинга за каждый, но это последняя цена, больше ни пенса.

Несколько секунд тетя Софи ощарашенно смотрела на графа, но, бросив взгляд на пораженных детей, поняла, какую игру он затеял.

Улыбнувшись графу, она кивнула:

— Хорошо, ваша светлость, договорились. За три шиллинга я, так и быть, согласна.

Элизабет прикрыла рот рукой, боясь расхохотаться.

— Если вы не возражаете, — сказал Рейвенуорт, обращаясь к тетушке, — давайте пройдем на постоялый двор и там закончим наши дела, да и поесть не мешает. Я что-то сильно проголодался. Может быть, составите мне компанию?

— Конечно, — с готовностью подхватила тетя Софи. — Буду счастлива.

Дети продолжали во все глаза смотреть на них, а тетя Софи взяла графа под руку, Элизабет под другую, и они втроем неторопливо направились в сторону таверны.

Именно в тот момент, когда тетушка растерянно улыбалась графу, Элизабет поняла, что в Рейвенуорт-Холле она подвергается гораздо большей опасности, чем если бы оставалась дома.

Не лорда Бэскомба ей нужно бояться, а графа Рейвенуорта, который почти безо всякого труда сумел занять в ее сердце весьма комфортабельный уголок.

Глава 5

Николас взглянул на обнаженную женщину, лежавшую на огромной кровати под пологом. Ее длинные черные волосы накрыли плечи шелковистой волной, щеки окрасил нежный румянец, веки, окаймленные густыми черными ресницами, чуть подрагивали, маленькие белые зубы впились в нижнюю губу.

Приподнявшись на локтях, он снова вошел в нее, и она застонала. Тело ее, охваченное блаженным экстазом, содрогнулось. Граф весь напрягся, ожидая, что сейчас последует ее примеру, однако этого не произошло, он словно оцепенел.

Он закрыл глаза и представил вместо Мириам другую женщину — с темно-рыжими волосами, сверкающими зелеными глазами. Ноги у той женщины были длиннее, тело стройнее, а грудь более полная и высокая. Интересно, какие у нее соски? Маленькие и упругие или крупные и темные, как у Мириам? Чем пахнет ее кожа? Покрыто ли ее тело крохотными веснушками, такими, какими усеяны щеки?

Интересно, что испытал бы он, погружаясь в ее нежное девичье тело? Живо представив себе все это, граф почувствовал, что вот-вот достигнет столь долго ожидаемого блаженства. Еще раз с силой войдя в лежавшую под ним нелюбимую женщину, он, глухо застонав, содрогнулся в сладостном экстазе.

Граф молча наблюдал, как Мириам поднялась с постели, привела себя в порядок, оделась и вышла из спальни.

Но на сей раз он за ней не последовал.

Элизабет сидела на кованой скамейке у высокой каменной стены, ограждавшей сад. Ветви платана, уже усеянные набухшими почками, отбрасывали на землю причудливые тени. На одной из них висела деревянная кормушка, выполненная в виде миниатюрного замка. Маленькая певчая птичка с фиолетово-коричневым оперением и коротким хвостом сидела на крошечном разводном мосту замка и клевала семечки.

Элизабет улыбалась, очарованная ее быстрыми движениями, а малышка поворачивала головку и, в свою очередь, наблюдала за Элизабет.

С дорожки донесся звук легких, словно идущий почти не касался земли, шагов, и Элизабет порывисто обернулась.

— Простите, я не хотела вам помешать, — проговорила подошедшая к ней женщина и улыбнулась холодной улыбкой. — Вы, должно быть, мисс Вулкот?

Элизабет встала.

— Да, я Элизабет Вулкот.

Перед ней стояла красивая темноволосая, облаченная в шелковое платье женщина. У Элизабет больно сжалось сердце. Она сразу же узнала Мириам Бичкрофт, леди Дэндридж — любовницу Николаса Уорринга.

— Я очень надеялась вас встретить, — проговорила виконтесса, еще раз холодно улыбнувшись. — Меня зовут леди Дэндридж. Я близкая подруга графа.

— Леди Дэндридж… да, я вас знаю. Мне уже доводилось видеть вас в Рейвенуорт-Холле.

Черные брови виконтессы удивленно поднялись:

— Вот как?

Элизабет лишь улыбнулась. У нее не было никакого желания что-либо объяснять любовнице Рейвенуорта.

— Боюсь, его светлости сейчас нет дома. Насколько мне известно, он поехал по каким-то делам к своему арендатору.

— Мне об этом сообщили. — Обернувшись, леди Дэндридж бросила взгляд на огромный серый дом. — В доме так тихо. На Ника это совершенно не похоже. Обычно у него всегда уйма гостей. Очевидно, все уехали в город.

— Не сомневаюсь, что они вернутся, — проговорила Элизабет, даже не пытаясь скрыть сарказма.

Виконтесса прищурила свои синие, словно сапфиры, глаза, опушенные густыми черными ресницами.

— Насколько я вас поняла, вас это не очень радует.

— Я здесь сама гостья и не имею никакого права давать оценку друзьям его светлости. Кроме того, я знакома лишь с некоторыми из них.

Виконтесса махнула рукой, затянутой в безукоризненно белую перчатку, и Элизабет машинально взглянула на свои голые руки, от долгого пребывания на солнце покрытые веснушками.

— Согласна, они далеко не бриллианты чистой воды, — заметила леди Дэндридж. — Что у них общего с Ником, ума не приложу. — Она улыбнулась Элизабет понимающе и чуть снисходительно. — Впрочем, людей, которых притягивает богатство и высокое положение Рейвенуорта, не так уж мало.

Поняв, на что она намекает, Элизабет гордо вскинула голову:

— Я в этом не сомневаюсь.

— Жена его была из этой же категории. Вы знаете, что он был женат?

— Естественно, знаю.

Но она никогда не представляла себе графа в роли чьего-то мужа, и напоминание о том, что он был женат, причинило ей острую боль.

Вздохнув, Мириам проговорила:

— Очень многие не знают. Ник никогда не говорит о Рейчел, и его друзья тоже, иначе они рискуют испортить с ним отношения.

— Вы хотите сказать, что она вышла за него замуж по расчету?

— Тут двух мнений быть не может: Рейчел хотела заполучить его деньги. В конце концов, Ник был наследником огромного состояния. Именно поэтому она и вышла за него замуж.

Элизабет пожала плечами:

— Браки часто совершаются именно по этой причине. Ничего странного в этом нет.

— Верно. Поэтому я и хотела узнать, что интересует в данном случае вас, но если вы думаете… Элизабет раздраженно возразила:

— Я не хочу от Николаса Уорринга ничего, кроме защиты. И он любезно согласился мне ее предоставить. Если вы боитесь, что я могу каким-то образом помешать вашей… дружбе… с графом, уверяю вас, вам не о чем беспокоиться. Я вам уже сказала, что нахожусь не в том положении, чтобы одобрять или не одобрять людей, которых лорд Рейвенуорт выбирает себе в друзья.

Несколько секунд леди Дэндридж размышляла над ее словами.

— Наверное, я ошиблась, — наконец проговорила она, окидывая взглядом простенькое муслиновое платье Элизабет. От этого пристального взгляда не ускользнули ни следы грязи на подоле, ни пятна от травы на нижней юбке. — Вы совсем не такая, какой я вас представляла. Теперь, когда мы с вами познакомились, я вижу, что сделала в отношении вас неверные выводы. — Что означало: для такой красавицы и умницы, как леди Дэндридж, Элизабет не соперница. — Надеюсь, вы понимаете, что я беспокоюсь лишь за благополучие Ника.

Леди Дэндридж снова улыбнулась своей холодной сдержанной улыбкой и продолжала:

— Однако будет лучше, если вы не станете рассказывать о нашем разговоре графу: он не любит, когда обсуждают его жену.

— Конечно, — согласилась Элизабет. — Я ему ничего не скажу.

Рейвенуорт вряд ли одобрил бы то, что Элизабет перемывала его жене косточки, да еще в компании его любовницы.

— Тогда позвольте с вами попрощаться. Наслаждайтесь общением со своими птичками, мисс Вулкот. Не сомневаюсь, граф Рейвенуорт тоже сочтет это занятие очень увлекательным.

Она рассмеялась звонким самодовольным смехом и уверенным шагом направилась к дому.

А Элизабет ощутила какое-то странное опустошение. Почему? Она и сама не знала. Какое ей дело до того, что у графа есть любовница? Да пусть хоть дюжину заведет!

Но глядя, как очаровательная Мириам Бичкрофт входит в дом графа с таким видом, словно он ее собственный, Элизабет чувствовала, что сердце ее разрывается от горя.

День клонился к вечеру. Было довольно ветрено, но не очень холодно. Сквозь белые перистые облака проглядывало солнышко. Притаившись за стволом высокого кипариса, росшего в самом дальнем углу сада, Чарли Баркер толкнул локтем Натана Пила.

— Видел ее? Она каждый день сюда приходит в это время. Запросто можем ее схватить.

— Рискованно, черт подери, — возразил Чарли. — Охрана графа запросто может нас засечь.

— Он ее выставил ближе к лесу. Наверное, решил, что мы мимо нее не проскочим.

— А еще он, наверное, думал, что у нас не хватит наглости залезть к нему в сад.

— А у нас хватило, верно?

Чарли взглянул на своего дружка, и его рот, спрятанный в густой рыжей бороде, растянулся в улыбке.

— Ага. Только нужно быть поосторожнее, чтобы нас не сцапали. Лучше не вылезать отсюда средь бела дня, дождемся ночи. Девчонка и после ужина сюда выходит. Вот тогда-то мы ее и схватим.

— А вдруг она вообще не выйдет? Приготовим лошадей, а она останется сидеть дома? Давай лучше днем.

Чарли почесал бороду.

— Я бы не стал рисковать. Лучше уж немного подождать, посмотреть, как пойдут дела, а потом в темноте подкрасться к ней и схватить.

Натан стал спорить, но Чарли бросил на него такой взгляд, что тот осекся.

— Что, не терпится на виселицу, кретин?

Уродливое лицо Натана побледнело.

— Ну что ты! Конечно, нет.

— Тогда шевели мозгами, черт тебя подери! Лучше запастись терпением и действовать наверняка, чем совать свою голову в петлю.

Натан на редкость энергично закивал. Слишком уж живо представил себе, как колышется на лондонском ветру его тощее тело.

— Ладно, давай подождем. Но не забывай: если нас не вздернет на виселицу палач, то уж этот хладнокровный ублюдок, на которого мы работаем, уж точно нам мозги вправит.

Ник нашел Элизабет в библиотеке. Она сидела на подоконнике и читала. Он только что приехал и еще не успел переодеться, так и отправился искать свою подопечную в стареньких запыленных сапогах для верховой езды. Шляпу и куртку, правда, снял и перебросил через плечо, а войдя в библиотеку, и вовсе швырнул их на стул.

Элизабет сидела, уткнувшись носом в книгу. Волосы ее были заплетены в толстую косу. Несколько кудряшек выбились и упали ей на лоб. Услышав, как открывается дверь, Элизабет подняла голову и увидела графа. Глаза их встретились. Нику пришло в голову, что они не виделись с тех пор, как ездили в Севеноукс, и он, оказывается, по Элизабет соскучился. Мало того, при виде Элизабет его вдруг охватило желание, и это открытие Ника отнюдь не порадовало.

— Опять читаете, как я погляжу. Так и знал, что найду вас здесь.

Элизабет спрыгнула с подоконника.

— Вы меня искали, милорд?

— Честно говоря, да. Мне доложили, что сегодня в мое отсутствие ко мне приезжала гостья. — Элиас уже рассказал ему о визите Мириам. Слуги были преданы графу безгранично и информировали его обо всем, что происходит в Рейвенуорт-Холле. — Поскольку вы беседовали с ней вместо меня, мне любопытно было бы узнать, что она вам говорила.

Элизабет напряглась и осторожно сказала:

— Леди Дэндридж шла по саду, как вам, без сомнения, докладывали. Естественно, она искала вас. Мы говорили совсем мало. Полагаю, она, как обычно, приезжала для того, чтобы развлечься.

Граф криво усмехнулся.

— Вот как? А откуда вам, собственно, известно, что она приезжает сюда развлекаться, мисс Вулкот?

Элизабет закрыла книгу, однако по-прежнему держала между страницами палец, видимо надеясь после ухода графа возобновить чтение. Она читала «Песни познания» Уильяма Блейка — книгу, которую он очень любил.

— Я не глупа, милорд, и понимаю, зачем виконтесса приезжает сюда.

Граф удивленно вскинул брови:

— Неужели? — Он в этом сильно сомневался. Правда, она могла догадываться, но далеко не обо всем, а уж о том, что графиня ему надоела, наверняка не имела ни малейшего понятия. — И как я понимаю, вы наших отношений не одобряете?

Перекинув косу на грудь, Элизабет машинально принялась теребить ее кончик.

— Я нахожусь не в том положении, чтобы одобрять или не одобрять ваше поведение.

— А если бы вам было дано такое право, — настойчиво проговорил граф, — вы бы отнеслись к леди Дэндридж неодобрительно?

Элизабет отвернулась. Лицо ее стало непроницаемым.

— Она чрезвычайно красива.

— Это верно. — Граф подошел к Элизабет и остановился всего в нескольких футах от нее, у маленького столика, на котором стояла белая свеча в подсвечнике. — А еще она эгоистична и испорченна.

Элизабет промолчала, однако окинула графа удивленным взглядом.

— А что еще вам говорила ее светлость?

Элизабет была одета в зеленое шелковое платье на тон светлее, чем ее глаза, с рисунком в виде веточек. В нем она выглядела совсем молоденькой и в то же время необыкновенно женственной.

— Думаю, что после знакомства со мной она успокоилась. Ей стало очевидно, что я не представляю никакой угрозы ее положению.

Граф удивленно взглянул на Элизабет. Неужели она и в самом деле не понимает, что чувствует мужчина в ее присутствии? Неужели не догадывается, что одного взгляда на нее достаточно, чтобы самый что ни на есть пресыщенный повеса воспылал желанием? Ну и слава Богу, что она об этом не догадывается.

— Никакого положения у леди Дэндридж нет, — заметил он. — В последнее время я все больше и больше склоняюсь к выводу, что эта особа мне надоела.

Он швырнул на стол кожаные перчатки, которые до сих пор держал в руках.

— Так что в будущем скорее всего ее визиты, в Рейвен-уорт-Холл совсем прекратятся или будут редкими и непродолжительными.

Несколько секунд Элизабет молчала, в упор глядя на графа, и наконец проговорила:

— Вы сердитесь за то, что она ко мне подходила. Вам неприятно, что ваша любовница разговаривала с вашей подопечной. Леди Дэндридж это предвидела.

— Леди Дэндридж обладает поистине необыкновенной проницательностью. Однако я намереваюсь закончить наши с ней отношения совершенно по другой причине.

— Если из-за того, что я живу в вашем доме…

— Ваше присутствие не имеет к этому никакого отношения. Я вам уже говорил, что не собираюсь из-за вас менять свой образ жизни.

— Тогда почему?

— Мириам Бичкрофт капризна и своенравна. Мне надоели ее детские выходки.

Склонив голову набок, Элизабет некоторое время размышляла над его словами, после чего заметила:

— Думаю, какая-то другая женщина вызвала ваш интерес. У такого человека, как вы, наверняка на примете немало женщин, которых он с удовольствием бы соблазнил.

Черт подери, она и в самом деле необыкновенно наивна, и слава Богу! Если бы она хоть на мгновение заподозрила, что всякий раз, когда он ее видит, его охватывает безудержное желание, она бы, забыв о страхе перед Бэскомбом, понеслась бы, как испуганный заяц. Впрочем, ей не о чем беспокоиться. Он не позволит желанию вырваться на волю. Он дал Элизабет слово и не намерен его нарушать.

И граф сказал Элизабет то, чего она ожидала.

— Мужчине необходима женщина, Элизабет. Мы с женой разошлись девять лет назад.

— Я знаю, — проговорила Элизабет, и черты ее лица смягчились. — Мне очень жаль, милорд.

Черт бы ее побрал! Не нужна ему ее жалость! Пытаясь скрыть смущение, Ник сердито буркнул:

— Нечего меня жалеть. Я счастлив, что живу так, как пожелаю, и мне не перед кем отчитываться.

И прежде чем Элизабет заговорила, прежде чем смогла прочесть в его глазах, что свобода, за которую он заплатил такую дорогую цену, больше ничего для него не стоит, повернулся и направился к двери.

— Продолжайте наслаждаться Блейком, мисс Вулкот, — бросил он и, выйдя за дверь, с облегчением вздохнул.

Элизабет сидела за обеденным столом напротив тети Софи. Последние из гостей его светлости разъехались по домам, и, к удивлению Элизабет, граф пригласил их с тетушкой на ужин.

Элизабет расправила салфетку, которой она прикрыла юбку зеленого шелкового платья, и взглянула на графа. Он был неотразим в своем темно-фиолетовом сюртуке, украшенном серебристым бархатным поясом, белой батистовой рубашке, черных панталонах и черных, начищенных до блеска сапогах.

Лакей поднес графу блюдо с жареным фазаном, и тот одобрительно улыбнулся. Элизабет смотрела на Николаса, не в силах оторвать взгляда. Боже правый! Как можно быть таким красивым? Лицо его было сурово, четкие черты придавали ему непроницаемое, холодное и даже несколько жестокое выражение.

Наконец Элизабет удалось обратить взгляд на стоявшую перед ней тарелку с золотой каемкой, от которой поднимался парок и исходил потрясающий аромат. Ужин, которым граф потчевал их с тетей Софи, был поистине восхитительным: суп из устриц, тюрбо в соусе из омара, пирог, начиненный трюфелями и куропатками, телятина с грецкими орехами в сладком соусе, засахаренная морковь и капуста, тушенная в масле. Среди прочего на десерт обещали подать яблочный пудинг.

Граф уплетал за обе щеки, да и тетя Софи от него не отставала.

— Бог мой! — воскликнула толстушка, на секунду оторвавшись от еды. — Все необыкновенно вкусно. Ваша кухарка, милорд, превзошла сегодня саму себя.

— Благодарю вас. Я непременно ему об этом скажу.

— Ему? — переспросила тетя Софи. — Так ваш повар мужчина?

— Да.

— А с ним вы тоже познакомились во время ссылки?

Элизабет едва не поперхнулась.

— Тетя Софи, не думаю, что его светлости приятно обсуждать свое прошлое.

— Напротив. — Рейвенуорт глотнул вина. — Я провел на Ямайке семь лет, и нелепо было бы притворяться, что их не было. Что же касается моего повара… Нет, я познакомился с Вэлкором не на Ямайке. Он служил в Рейвенуорт-Холле еще при жизни отца. Он и Эдвард Пендергасс были среди тех немногих, что не бросили меня, когда я вернулся в Англию.

Любопытство придало Элизабет смелости. Ей так хотелось узнать о графе как можно больше!

— А как вам жилось на чужбине, милорд? Там так ужасно, как все об этом говорят?

Откинувшись на спинку стула, граф вытянул длинные ноги.

— Сначала да. Я никак не мог поверить, что я действительно нахожусь в чужой стране, что я и в самом деле заключенный и что в течение целых семи лет моя жизнь будет в чьей-либо власти.

Он покачал головой.

— Плавание было просто кошмарным, а когда мы наконец добрались до острова, лучше не стало. С нами обращались как со скотиной, хотя, по правде говоря, многие из заключенных заслуживали подобного обращения: убийцы и воры, грабители, воры-карманники и жулики. Но были среди осужденных и порядочные люди, которые просто оступились.

— Как Фредди Хиггинс, — подсказала Элизабет.

— Как Фредди, и Тео, и Элиас. Обстоятельства сложились так, что эти люди вынуждены были пойти на преступление, однако они твердо решили по возвращении в Англию встать на праведный путь.

— И вы им в этом помогли, — заметила Элизабет.

Граф пожал плечами:

— Я сделал то, что смог. Каждый из них так или иначе помог мне в свое время.

— Очень благородно было с вашей стороны дать этим несчастным возможность начать новую жизнь, — вмешалась в разговор тетя Софи. — Только, думаю, ни один из представителей высшего общества так бы не поступил… Впрочем, вас к ним все равно нельзя отнести.

Элизабет вспыхнула от такой бесцеремонности, однако Николас лишь усмехнулся.

— Что верно, то верно, — согласился он.

— Вы сказали, что сначала было ужасно, — напомнила Элизабет. — А потом стало лучше?

Граф кивнул и сделал еще глоток вина. Как ни старался он выглядеть безразличным, лицо его приняло суровое выражение: похоже, воспоминания доставляли ему боль.

— Первые несколько лет я работал на сахарной плантации. Это был каторжный труд, да еще всякие насекомые, жара. Через четыре года плантацию приобрел новый владелец. Его звали Рейли Татум. Это был честный и работящий человек, стремящийся к процветанию своего дела. Когда он узнал, что я умею читать и писать, он забрал меня с плантации и поручил вести бухгалтерский учет. Со временем мы с ним даже стали в некотором роде друзьями. Я подсказывал ему, как лучше организовать дело, а он, в свою очередь, сделал условия моего пребывания в ссылке более или менее терпимыми.

Элизабет задумалась: можно представить себе, сколько ему пришлось выстрадать, хотя он и пытается говорить о пережитом с такой легкостью.

— Я думала, после таких испытаний, вы ожесточились, но вижу, что этого не произошло.

Граф снова пожал плечами, однако напряжение не покинуло его.

— Когда я в тот вечер отправился к Стивену Бэскомбу, я понимал, какие последствия повлечет за собой наша встреча. Но так или иначе я все равно намерен был его убить. По правде говоря, мне повезло, что меня не повесили.

По спине Элизабет пробежал холодок. «Я все равно намерен был его убить…» Дико было слышать такие слова, однако она понимала, что, должно быть, Бэскомб совершил какой-то из ряда вон выходящий поступок. Интересно какой? Ей хотелось спросить, но она боялась. Лицо графа было таким суровым, а поза настолько напряженной, что Элизабет решила не рисковать.

— Пожалуй, я уже созрела для десерта, — заметила тетя Софи, в кои-то веки сообразив, что пора переменить тему разговора. — Вы обещали яблочный пудинг, милорд, и я уже ощущаю, как он тает у меня во рту.

Рейвенуорт расслабился и улыбнулся. По контрасту со смуглой кожей зубы его казались ослепительно белыми.

— Сейчас я распоряжусь, миссис Крэбб.

Он повернулся к лакею. Тот кивнул, поклонился и вышел из столовой, а несколько минут спустя вернулся, неся огромный серебряный поднос, заставленный блюдами со всевозможными сластями, включая обещанный пудинг.

Элизабет принялась за свою порцию, поглядывая искоса на склоненного над тарелкой Рейвенуорта. Она все время открывала для себя в жизни и характере Беспутного графа что-то новое, поражаясь противоречивости его натуры. Повеса и распутник, картежник и дамский угодник, совершенно не стыдящийся своих пороков. И все-таки было в его глазах что-то, дававшее понять: под неприятной, будто приклеившейся к лицу маской скрывается совершенно другой человек.

А может быть, ей просто хочется думать, что граф лучше, чем он есть на самом деле? Но почему?

Вечер выдался на удивление приятным, по крайней мере был таким, пока тетя Софи не пошла к себе, оставив Элизабет с графом наедине в гостиной. Их разговор, такой непринужденный вначале, с каждой минутой становился все более и более вымученным. Рейвенуорт сидел с Элизабет совсем рядом и не сводил с нее взгляда. Глаза его при свете лампы казались совсем темными.

Было в их серебристых глубинах что-то такое, отчего у Элизабет захватывало дух, а сердце билось все быстрее и быстрее. Элизабет казалось, что в комнате нечем дышать.

Сославшись на усталость, Элизабет вышла из гостиной и поднялась к себе, но сна не было. Тишина сада манила, звала к себе. Что ж, если она тихонько спустится в сад по черной лестнице, никто ее не услышит, решила Элизабет.

Вытащив из ящика комода кашемировую шаль, Элизабет накинула ее на плечи, а концы завязала на груди. Спускаясь по лестнице, она наткнулась на Мерси Браун — та как раз шла наверх, — однако горничная уже настолько привыкла к ее ночным прогулкам, что лишь поздоровалась шепотом и пошла дальше.

Ночь стояла необыкновенно темная. Сквозь толщу серых облаков смутно проглядывала луна. Дождя не было, однако воздух был напоен запахом сырой земли и казался настолько влажным, что Элизабет поняла: прогулка будет недолгой.

Она пошла по извилистой, посыпанной гравием дорожке, наслаждаясь терпким ночным воздухом, легким ветерком и одиночеством. Где-то тихонько заухала сова. Элизабет взглянула вверх: что-то белое промелькнуло прямо над головой. Тяжело захлопали крылья, нарушая тишину.

Элизабет улыбнулась. Ей всегда нравились совы, загадочные, непостижимые существа, дикие и независимые, живущие по своим законам, не имеющим ничего общего с человеческими. Совсем как граф, подумала Элизабет и улыбнулась. Ну надо же, сравнить графа с совой! Скорее уж он похож на сокола — птицу беспощадную, агрессивную и опасную, с которой нельзя не считаться. Или на ворона, от которого, кстати, и происходит его фамилия[1], темного и зловещего.

Но больше всего Рейвенуорт был похож на ястреба — красивую, умную птицу, которая охотится только для того, чтобы добыть пропитание себе и своим детям, и в случае необходимости умеет за себя постоять.

Поплотнее запахнувшись в шаль, Элизабет все шла и шла по тропинке, останавливаясь лишь для того, чтобы полюбоваться только что распустившимся цветком. Внезапно справа от нее мелькнула какая-то тень, и Элизабет испуганно вздрогнула. Наверное, показалось, подумала она, но испуг не проходил. Элизабет остановилась, напряженно прислушиваясь, но все было тихо. Наверное, это сова. Вернулась в свое гнездо, досыта налетавшись по полям.

Чувствуя, что ей все-таки не по себе, Элизабет повернулась и направилась к дому. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как послышался шорох, и на дорожку прямо перед ней выскочил человек.

Элизабет испуганно вскрикнула и, повернувшись, бросилась бежать, но столкнулась с другим мужчиной, неслышно появившимся позади нее. Незнакомец был худющий — кожа да кости, но высокий и, как это ни странно, видно, что сильный. Элизабет закричала, однако тощий зажал ей рот рукой, и крик получился приглушенный и слабый.

Первый — огромный рыжебородый грубый детина — грязно выругался и, схватив Элизабет, заломил ей руку за спину с такой силой, что на секунду ей показалось, что она теряет сознание от боли.

— Закрой пасть, сука, а иначе я тебе помогу! — зло прошипел он. — Ты меня слышишь? Замолкни и делай то, что я скажу!

Морщась от боли, Элизабет прикусила нижнюю губу и кивнула, решив дождаться подходящего момента, чтобы звать на помощь.

Однако сделать это ей не пришлось. Послышались быстрые шаги: кто-то бежал по дорожке. А в следующее мгновение тощий бандит взлетел на воздух и через секунду рухнул на землю.

— Николас! — крикнула Элизабет.

Не отвечая, граф схватил все того же незадачливого похитителя за ворот рубашки и нанес ему такой сильный удар в челюсть, что он снова свалился на землю, стукнувшись головой. Не дожидаясь, пока Уорринг доберется и до него, бородатый детина схватил Элизабет за руку и потащил ее за собой, однако она уперлась каблуками в землю и принялась отчаянно вырываться. Она не позволит, чтобы ее отвезли к подонку Бэскомбу! Не бывать этому!

Николас устремился за ними. Схватив рыжего за плечо, он с силой оттолкнул его, а как только Элизабет отскочила, вырвавшись из его железных лап, нанес ему такой мощный удар в живот, что детина согнулся в три погибели.

Он пришел в себя довольно быстро, однако граф не стал терять времени даром. Он снова ткнул рыжебородого кулаком в живот, отчего тот снова согнулся пополам. Не теряя ни секунды, Рейвенуорт саданул его ногой по подбородку. Громко хрустнула челюсть. Детина тяжело рухнул на землю, похоже повредив при этом руку. Рыжебородый грязно выругался и, вскочив, бросился бежать, придерживая поврежденную руку, а его тощий приятель устремился за ним.

Ник не стал их догонять. Он подошел к Элизабет, которая едва держалась на ногах, и, притянув ее к себе, принялся ласково гладить ее по волосам.

— Элизабет, как вы? Они не сделали вам больно? — спросил он, еще не восстановив дыхание.

— Со мной все в порядке. Просто я очень испугалась.

Он на секунду прижал ее к себе, чтобы успокоить, потом слегка отстранил и, заметив на щеке девушки ссадину, выругался. Смысла ругательства Элизабет, к счастью, не уловила.

— Уже почти полночь, черт подери! Какого дьявола вы бродите по саду?

Переведя дух, Элизабет ответила:

— Мне хотелось подышать свежим воздухом. Я часто выхожу ночью в сад.

— Вы часто… — Не договорив, граф заскрежетал зубами. — Боже правый, женщина! Вы что, спятили? Ведь это были люди Бэскомба! Им каким-то образом удалось проскользнуть мимо охраны. Я не ожидал от этих мерзавцев такой наглости, но, похоже, я снова ошибся. — Серебристо-голубые глаза Уорринга полыхали яростью. — А вы только облегчили им задачу!

Элизабет судорожно сглотнула. Она еще ни разу не видела графа таким злым.

— Мне очень жаль, — пролепетала она, — но я думала, что в саду никакая опасность мне не грозит.

— И жестоко ошиблись. — Пальцы Николаса больно впились ей в плечо. На его скулах заиграли желваки. — Черт подери, Элизабет, вы должны вести себя осторожнее! Неужели вы не понимаете: если бы я сейчас случайно не вышел на террасу, люди Бэскомба уже уволокли бы вас!

Элизабет вырвалась. Ее вдруг тоже охватила бешеная ярость.

— Мне очень жаль, что все так произошло, но я не могу целыми днями сидеть в доме! Ведь я ничего плохого не делала, только гуляла в саду!

— Да, черт подери! И вас при этом чуть не похитили. С этого дня я запрещаю вам выходить из дома одной. Только в сопровождении кого-либо.

Элизабет гордо вскинула голову.

— Но ведь это нелепо! Я отказываюсь так жить! Я не ваша собственность, Николас Уорринг, и не позволю, чтобы со мной обращались как с пленницей.

В серо-голубых глазах графа появился нехороший блеск. Нахмурив черные брови, отчего вид у него стал еще более грозным, он сдержанно бросил:

— Вот как?

Элизабет судорожно сглотнула, однако взгляда не отвела.

— Да! Вы можете запугать кого угодно, но только не меня! Я вас ни капельки не боюсь!

Лицо графа стало мрачным, как покрытое темными облаками небо над головой. Он выпрямился во весь свой могучий рост, и Элизабет показалось, что рядом с ней великан.

— А вам следовало бы меня бояться, Элизабет, — угрожающе прошептал граф. — Может быть, даже больше, чем лорда Бэскомба.

Несколько мгновений он пристально смотрел на нее, и Элизабет чувствовала себя словно пойманная птичка. Внезапно рывком притянув ее к себе, он впился губами в ее губы. Поцелуй был такой стремительный, грубый, что Элизабет чуть не задохнулась. Она попыталась высвободиться, по граф крепко прижимал ее к себе. Раздвинув языком ее губы, он смело проник во влажную глубину ее рта, и Элизабет почувствовала, как по спине у нее пробежали мурашки. Она упиралась руками графу в грудь и ощущала стальные мышцы, чувствовала неистовое биение его сердца.

Ее обдало жаром. Она понимала, что граф поступает дурно, что нужно оттолкнуть его, но уже не могла заставить себя это сделать.

Внезапно между ними словно промелькнула какая-то искра. Губы графа стали мягкими, грубый, требовательный поцелуй превратился в нежный, ласковый. Элизабет еще никогда в жизни не целовали с такой нежностью и одновременно с такой страстью.

Ей вдруг показалось, что ее накрыла теплая волна, внизу живота возникло незнакомое тянущее ощущение. Она понимала, что не должна позволять графу себя целовать, что это грешно. Николас Уорринг — женатый мужчина. Более того, у него наверняка дюжина любовниц. Если ему нравится женщина, он делает ее своей, а когда она ему надоедает, безжалостно выбрасывает.

Однако, зная все это, Элизабет не чувствовала ни стыда, ни раскаяния. Ей было так хорошо в объятиях графа…

Застонав, Ник еще крепче прижал ее к теплой мускулистой груди. Элизабет же, вместо того чтобы отстраниться, обвила его шею и приникла к его груди.

С ее губ сорвался слабый стон, и Николас затрепетал от страсти. Он еще крепче прильнул к губам Элизабет, и она почувствовала, как тело ее охватил огонь страсти. Внезапно Уорринг замер. Сняв руки Элизабет со своей шеи, осторожно высвободился и отступил на шаг. Лицо его было непроницаемым. Огонь, только что полыхавший в глазах, исчез.

— Ступайте в дом, Элизабет, — проговорил он тихим, чуть охрипшим голосом. — И больше никогда не выходите одна.

Элизабет и не подумала возражать. Губы ее все еще пылали, ноги были ватными. Едва найдя в себе силы, она кивнула и, повернувшись, помчалась к дому.

На сей раз овладевший ею страх не имел никакого отношения к Бэскомбу и его людям.

Глава 6

Ник метался по спальне, словно раненый зверь. В третий раз за последний час он остановился у окна, выходившего в сад. Уже начали распускаться анемоны, анютины глазки и тюльпаны, и земля вся расцветилась яркими пурпурными, желтыми и розовыми пятнами. Вдоль дорожек тоже росли красивые цветы, однако Нику они казались блеклыми и невзрачными, ведь Элизабет не могла теперь ходить по саду и любоваться их цветением.

Прошло уже три дня с тех пор, как он запретил ей выходить в сад, гулять по его дорожкам, сидеть на любимой скамеечке. Ник понимал, что это несправедливо. Элизабет не виновата в том, что люди Бэскомба нагло вторглись в его владения. Это он виноват. Он опять недооценил своего противника.

Ник выглянул из окна. Ему хорошо была видна серая каменная стена, тянувшаяся по периметру сада. Возле нее была выставлена охрана — люди, которых нанял Элиас. Их была целая армия, и стояли они довольно близко друг от друга.

Теперь Элизабет будет в безопасности. Она может собирать цветы или, если пожелает, сидеть на своей любимой скамеечке и любоваться птицами. Ни люди Бэскомба, ни он сам — в этом Ник себе поклялся — не будут угрожать ее покою.

Ник отошел от окна и, решительно ступая, направился к выходу. Взявшись за серебряную ручку, он распахнул дверь.

— Она в оранжерее, Ник. Сам видел, как она туда утром отправилась, — крикнул ему Элиас Мути из гостиной.

Граф удивленно поднял брови:

— А откуда ты знаешь, что именно об этом я хотел тебя спросить? И как это тебе всегда удается догадаться, о чем я думаю?

Элиас лукаво улыбнулся:

— Ну, ничего сложного тут нет. Мисс Мерси видела, как ты целовал Элизабет в саду пару дней назад. И с тех пор ты сам не свой. Вот я и решил, что рано или поздно ты отправишься к ней извиняться.

— Ну и что с того? Ведь я перед ней виноват. Понять не могу, как я мог настолько потерять голову.

— Ты мужчина, друг мой, только и всего. Она очаровательная крошка, вот ты и воспылал к ней нежными чувствами.

— Я не должен был этого делать, неужели ты этого не понимаешь, Элиас? Ведь я ее опекун! Я должен защищать ее.

— Именно этим ты и занимался.

— Как же! Напугал бедняжку до полусмерти. Удивительно еще, что она не собрала вещички и не уехала. — Николас покачал головой. — Надеюсь, мне удастся убедить ее, что этого больше не повторится.

Элиас насмешливо хмыкнул:

— Надеюсь, тебе удастся убедить в этом самого себя.

Бросив на своего камердинера грозный взгляд, Ник вышел в холл и закрыл за собой дверь. Элиас прав. Как он ни ругал себя за то, что набросился в ту ночь на Элизабет с поцелуями, он по-прежнему хотел ее. И даже больше, чем прежде. Если бы он, черт подери, мог ее куда-нибудь отослать, вычеркнуть из своей жизни! Но он не может этого сделать, по крайней мере пока. Слава Богу, скоро начнется лондонский сезон. Сидни Бердсолл уже составляет список подходящих женихов, из которых Элизабет наверняка сможет кого-нибудь себе выбрать.

А до тех пор нужно просто держаться от нее подальше и вести ту жизнь, которую вел в течение девяти лет.

То есть удовлетворять свой аппетит где-то на стороне.

Оранжерея — высокое стеклянное сооружение — располагалась в самом дальнем конце дома. Там было тепло и влажно. Ник редко заходил туда, предпочитая бывать на свежем воздухе, а вот его мать проводила там много времени. Когда Ник посетил оранжерею в последний раз, она была страшно запущена. Он все собирался отдать распоряжение, чтобы засохшие растения убрали, а вместо них посадили новые, но никак руки не доходили.

Распахнув дверь, Ник с удивлением увидел в оранжерее Барнаби Инглса, главного садовника. Тот с остервенением выдирал из земли сорняки и бросал себе под ноги. Их уже набралась целая куча. Элизабет работала неподалеку. Она тщательно сгребала с земли сухие листья под миниатюрными апельсиновыми деревьями.

Понаблюдав за Элизабет несколько секунд, Ник подошел и остановился рядом. Она по-прежнему не замечала его. Тогда он откашлялся, пытаясь обратить на себя внимание. Чувствуя себя крайне неловко, он проговорил:

— Вижу, вы заняты, Элизабет. Простите, что помешал, но мне бы хотелось с вами поговорить.

Отряхнув с подола простенького синего платья сухие листья, Элизабет смущенно вспыхнула. Ей было неприятно, что граф застал ее в таком виде.

— Конечно, милорд.

Николас подождал, пока она вымоет руки, вытрет их, и, пропустив ее вперед, пошел следом к двери оранжереи. Затем он провел Элизабет в маленькую гостиную под названием Тихая комната и тщательно закрыл за собой дверь.

Подождав, не скажет ли он чего-нибудь, и не дождавшись, Элизабет примостилась на стул с темно-зеленой бархатной обивкой. Ник уселся напротив.

Прерывисто вздохнув, он произнес:

— Мне сейчас нелегко, Элизабет. Я не привык извиняться и, должен сказать, не люблю этого делать, но, как это ни прискорбно, придется.

Элизабет вскинула голову. Щеки ее залил румянец.

— Значит, вы пригласили меня сюда именно за этим?

— Да. В ту ночь я вел себя отвратительно и прошу меня за это простить. Я не имел права так себя вести. Единственным оправданием мне служит то, что я очень за вас испугался. Я был зол на себя за то, что допустил подобное, и на вас за то, что вы вели себя так неосторожно.

Элизабет сидела стиснув руки, не спуская глаз с его лица.

— Мы оба были в тот вечер не в себе. Я напугана, вы сердиты. Значит, в том, что произошло, некого винить.

Ник покачал головой:

— Я воспользовался своим положением. То, что произошло между нами, не должно было случиться. Я ваш опекун. Я старше вас и должен был…

— Вы ненамного меня старше, милорд, — перебила его Элизабет, — и если думаете, что я отношусь к вам как к почтенному старцу, вы глубоко заблуждаетесь.

Долгое время Николас молчал. Интересно было бы узнать, как к нему относится Элизабет.

— Ваша помощь подоспела вовремя, — продолжала она. — Вы проявили необыкновенную храбрость, и я собиралась вас поблагодарить.

— Поблагодарить меня? Ну что вы, Элизабет. Я не заслуживаю вашей благодарности. Все, о чем я вас прошу, это забыть о моей слабости.

Элизабет упорно смотрела на свои руки.

— Никто еще меня так не целовал, — наконец проговорила она. — Сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся это забыть.

Ник почувствовал, как по телу его разлился жар. Он тоже сомневался, что ему удастся забыть.

— Я выставил вокруг сада охрану. Теперь вы будете в безопасности. Сможете любоваться вашими птицами, не опасаясь, что кто-то прячется за стеной.

Элизабет улыбнулась так радостно, что у графа сжалось сердце.

— Спасибо, милорд. Надо признаться, я очень по ним соскучилась.

Ник кивнул:

— Я очень благодарен вам за то, что вам небезразлична судьба оранжереи. Она ужасно запущена. Если вам что-то понадобится, дайте мне знать.

Николас поднялся. Элизабет тоже встала со стула, однако не двинулась с места. Уходя, он бросил на нее последний взгляд: платье немного помятое, подол выпачкан, такая желанная, как ни одна из женщин, которых он знал.

Войдя к себе в кабинет, Ник первым делом взялся за графин с джином. Завтра приедут гости: барон Сент-Джордж вместе с лордом Перси и Ричардом Тернером-Уилкоксом. В письме, полученном от них накануне, говорилось, что они собираются захватить с собой нечто «наверняка развеющее его хандру».

Ник еще никогда так не радовался их предстоящему приезду.

Элизабет лежала на кровати в спальне и смотрела невидящим взглядом на розовато-лиловый полог над головой. Она никак не могла заснуть. Мысли о графе не давали ей покоя. Она совсем не ожидала, что он станет перед ней извиняться.

С другой стороны, стоит ли этому удивляться? Она уже поняла, что Рейвенуорт серьезно относится к своим обязанностям, несмотря на свой безалаберный образ жизни. И тем не менее для Элизабет его извинения были полной неожиданностью. От человека, который привык, не раздумывая, брать приглянувшуюся женщину, а когда она ему надоест, безжалостно от нее отделываться, можно ожидать чего угодно, только не извинений.

Да и, по правде сказать, она их не заслуживала. Когда первоначальный шок прошел, поцелуй ей даже понравился. Чарующий и таинственный, как и сам Николас. И хотя Элизабет понимала, что должна сожалеть о происшедшем, ничего подобного она не испытывала.

Но ведь он женат, укорял ее внутренний голос.

Да, но он одинок, возражала она ему. Жена его бросила.

Нелепая, конечно, отговорка, попытка заглушить чувство вины, однако в глубине души Элизабет и в самом деле так считала. Рейчел Уорринг — не жена графу Рейвенуорту. У него нет жены, от нее осталось лишь имя, начертанное рядом с его именем в метрической книге какой-нибудь церкви. Перед лицом Бога он не женат.

Элизабет часто думала о том, как могла бы сложиться его жизнь, если бы он женился на женщине, которая любила бы его и не покинула, когда он больше всего нуждался в ее поддержке.

Но еще чаще она вспоминала тот поцелуй.

Внезапно ее бросило в жар, и она расстегнула на ночной рубашке верхнюю пуговку. Она до сих пор ощущала прикосновение сильного тела графа, его стальных мускулов. Лоб Элизабет покрылся испариной, соски под тонкой хлопковой тканью затвердели. Она понимала, что это не что иное, как желание. Она желала Николаса Уорринга.

Элизабет мало что понимала в отношениях между мужчиной и женщиной, но знала, что желание составляет неотъемлемую часть любви. Как-то в амбаре на сеновале в своем поместье она случайно увидела влюбленную парочку. Мужчина и женщина лежали обнаженные, сжимая друг друга в страстном объятии. Она, естественно, сразу же отвернулась и опрометью кинулась в дом, однако так и не смогла забыть ни выражения блаженства на их лицах, ни тихих страстных стонов.

Вспомнив теперь этот эпизод, Элизабет вдруг поймала себя на том, что вместо конюха ее отца ей представляется темноволосый, смуглый Николас Уорринг, сильный и мускулистый, с четко очерченным ртом и ласковыми губами. Боже Бравый! Она хочет его. Жаждет его прикосновений, поцелуев, ласк.

Никогда еще ни к одному мужчине ее не влекло так сильно, как к Николасу. По правде говоря, Элизабет даже боялась, что начинает в него влюбляться.

Господи Боже, да она, должно быть, с ума сошла! Ведь граф — единственный мужчина, которого ей никогда не заполучить.

Если бы только Элизабет могла вернуться в свое поместье в Вест-Клэндоне! Там бы она сумела преодолеть свое грешное влечение, забыть о тех чувствах, которые обрушивались на нее всякий раз, стоило Рейвенуорту появиться неподалеку. Однако Элизабет понимала, что ни о каком возвращении домой и речи быть не может. По крайней мере до замужества.

Но как раз выходить замуж Элизабет сейчас хотелось меньше всего.

Оливер Хэмптон окинул своих наемников критическим взглядом. Хороши, нечего сказать! У Ната Пила подбиты оба глаза, а возле носа огромная ссадина. У Чарли Барке-ра распухли губы, костяшки пальцев все сбиты, на подбородке — солидных размеров синяк, не говоря уже о сломанной руке, которая висит на перевязи поперек груди. Такое ощущение, что эти кретины вернулись с поля боя, а не с пустяковой операции.

Оливеру даже смотреть на них было противно.

— Меня тошнит от вас обоих! — яростно воскликнул он. — Я посылаю их выполнить пустяковое поручение, и оба раза вы умудряетесь вернуться с пустыми руками! Нужно было самому идти.

— Этот тип — какой-то кровожадный маньяк, — проворчал Чарли. — Выскочил непонятно откуда и накинулся на нас как сумасшедший.

— Этот тип — убийца, и вы это прекрасно знали, когда согласились взяться за эту работу.

— У него там охраны везде понатыкано, — бросился на защиту товарища Натан. — Теперь нам эту девчонку не достать.

Оливер вскочил с кресла и уперся в стол своими огромными кулаками.

— Вы найдете способ добраться до нее, слышите? Я найму еще парочку людей, из тех, что не боятся применить силу. Если вы выведете из строя несколько человек охраны, вам не составит никакого труда проникнуть в дом.

— Вы хотите, чтобы мы кого-нибудь убили? — испуганно спросил Баркер.

Хэмптон бросил взгляд на его челюсть.

— Это меня не касается. Я приказываю вам привезти ко мне девчонку. А уж какой способ вы для этого изыщете — ваше дело. Если кто-то вам мешает, устраните его.

— Мы должны проникнуть в дом, — проговорил Натан. — Мы не можем дожидаться, когда она снова выйдет в сад.

— Хорошо. В этом случае вам потребуется помощь кого-нибудь из слуг Рейвенуорта. А поскольку в услужении у него находится немало подонков, не составит большого труда найти среди них человека, готового ради денег на все. Однако на это потребуется некоторое время. Как только я все улажу, дам вам знать. Мне нужна эта девчонка, и чем скорее я ее получу, тем лучше. Больше я ошибок не прощу.

Натан согласно кивнул, однако лицо Чарли выражало сомнение.

— А ты, Баркер? Ты с нами или сдрейфил? Ведь этот подонок Рейвенуорт сломал тебе руку. Неужели у тебя нет желания отомстить?

Чарли хмыкнул:

— Я по-прежнему могу скакать верхом и стрелять. Если Рейвенуорт опять встанет на моем пути, я его пристрелю.

Оливер впервые с начала разговора улыбнулся.

— Ну, так-то лучше. Вы привозите мне девчонку, а я плачу вам вдвое больше, чем обещал. Так что вам надолго хватит денег на баб и выпивку.

Похоже, слова эти обоим головорезам понравились. Они встали, считая разговор оконченным, Оливер же снова сел в кресло.

— Значит, вы наймете еще людей, а мы привозим к вам девчонку, — проговорил Баркер.

— Решено, — ответил Хэмптон.

Как только за бандитами закрылась дверь, мысли его опять вернулись к Элизабет Вулкот. Он живо представил себе ее огромные зеленые глаза, длинные темно-рыжие волосы, словно наяву ощутил прикосновение ее упругой груди, когда он в тот день повалил ее на софу, собираясь сделать своей, и его пронзило острое желание. Скоро он будет ею обладать. Очень скоро.

Оливер улыбнулся. Потянувшись через стол, он открыл хрустальную коробку с сигарами, стоявшую на краю, и вытащил из нее толстенную сигару. Годы мучительного ожидания скоро останутся позади. Отрезав кончик сигары, Оливер не спеша раскурил ее.

Неторопливо выпуская дым, лорд Бэскомб в полной мере ощутил всю торжественность этого момента.

— Опять прикатили эти пиявки-кровопийцы!

Мерси Браун осуждающе покачала головой, и густая грива темных вьющихся волос рассыпалась по ее плечам. Она часто распускала волосы, закалывая их лишь по бокам, и во время ходьбы они соблазнительно развевались, неизменно привлекая взгляды к широким бедрам Мерси.

— Я уже догадалась, — заметила Элизабет. — Граф прислал нам с тетушкой записку, что у него сегодня гости и поэтому ужин нам подадут наверх, в наши апартаменты. — Она провела рукой по лифу своего голубого муслинового платья и, бросив взгляд на стоявшую у окна Мерси, поинтересовалась: — А кстати, кто приехал на сей раз?

Мерси скорчила гримасу и презрительно выпятила хорошенькие губки.

— Да все те же. Этот охальник барон Сент-Джордж, никчемный лорд Перси и, конечно же, развратник Ричард Тер-нер-Уилкокс. У него обычно такой отрешенный взгляд, потому что он все время думает о том, кого из своих многочисленных подружек поиметь следующей.

Элизабет едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Она уже начала привыкать к тому, что Мерси безо всякого стеснения называет вещи своими именами. Ей это даже нравилось. Она еще никогда не встречала женщин, отличавшихся такой прямолинейностью. Однако, несмотря на вольную манеру разговора и вульгарные манеры, Мерси была на редкость стыдлива. Она стремилась к тому, чтобы мужчины обращали на нее внимание и в то же время вовсе не жаждала, чтобы они распускали руки. Элизабет догадывалась, что она хочет найти себе достойного мужа.

Прошло несколько часов. Со двора снова донесся шум: прибыла вторая партия гостей. Вдруг в комнату вихрем ворвалась Мерси и решительным, как обычно, шагом устремилась к окну.

— Тернер-Уилкокс привез своих чертовых девок. Полную карету набил! — презрительно выпалила она.

Элизабет глянула вниз. В отличие от пылающей праведным гневом Мерси она испытывала лишь любопытство. На покрытой гравием подъездной дорожке стояли четыре дамы, облаченные в шелковые платья. Лица напудрены рисовой пудрой, щеки нарумянены, губы ярко накрашены. Вид у дам был вульгарный и вызывающий: кричащие платья, ярчайшие шляпки, безвкусно украшенные перьями, кокетливые зонтики с оборочками. Но, несмотря на это, женщины были прехорошенькие, великолепно сложенные, с полной, высокой грудью, которая так и норовила вылезти из чересчур глубокого декольте.

— Уличные девки для Тернера-Уилкокса и его никудышных дружков.

Элизабет лишь пожала плечами. Бесцеремонные гости графа уже не шокировали ее, а вот то, что они притащили с собой продажных женщин, ей не очень понравилось. Впрочем, не ей судить своего защитника и спасителя.

Ее, как это ни странно, не беспокоило то, что граф может увлечься подобного рода женщиной. Если уж ему наскучила такая утонченная особа, как Мириам Бичкрофт, значит, на куртизанок он не польстится.

Кроме того, с его-то внешностью и при его скандальной репутации — даже скорее всего из-за нее — он может позволить себе соблазнить какую угодно красавицу из тех, что наверняка толпами за ним ходят.

При этой мысли Элизабет почувствовала, как у нее сжалось сердце.

Отойдя от окна, она уселась в кресло перед камином и взяла книгу с рисунками птиц, которую отыскала в библиотеке. Скоро встанет тетушка — она ненадолго прилегла после обеда, они вместе поужинают у себя в комнате и рано отправятся спать.

И уж конечно, Элизабет не станет рассказывать ей о женщинах, которые только что прибыли в Рейвенуорт-Холл.

По дороге в розовую гостиную — просторную с высокими потолками и позолоченными стенами, — в которую он захаживал довольно редко, Ник потягивал из стакана свой любимый напиток — джин. Он вошел, остановился на пороге и окинул взглядом комнату. В дальнем ее конце расположились Тернер-Уилкокс и барон Сент-Джордж. Они играли в вист. У Ричарда на коленях сидела миниатюрная пышногрудая блондинка, вторая прильнула к Сент-Джорджу, обхватив руками его бычью шею.

Напротив них восседал лорд Перси. По одну сторону от него расположилась толстая краснощекая брюнетка с массивной грудью, а по другую — хорошо сложенная и довольно симпатичная рыжеволосая женщина. Рука Перси, словно ненароком, забралась брюнетке в декольте и поглаживала золотистый сосок, который время от времени шаловливо выскакивал наружу.

Именно такую картину Сидни Бердсолл и имел в виду, когда называл дом Ника «берлогой развратника». Нику частенько доводилось лицезреть подобные сцены, однако сам. он редко принимал в них участие. Размалеванным проституткам, которых нередко привозили в его дом друзья, он предпочитал постоянных любовниц. Сегодня, однако, он уже крепко выпил, и ему очень нужна была женщина.

Любая женщина, мысленно уточнил он, даже одна из хорошеньких проституток, которых приволок Тернер-Уилкокс.

В этот момент Сент-Джордж поднял голову и заметил Ника.

— Ник, дружище! — воскликнул он и призывно махнул рукой. — Наконец-то! Мы уж тут тебя заждались.

Изобразив на лице улыбку, Ник подошел к своим развеселым приятелям, расположившимся вокруг покрытого зеленым сукном стола.

— Мы надеемся, что ты составишь нам компанию, — подхватил Перси, мужчина невысокого роста с редеющими волосами. Он был старше Ника всего на пять лет, но выглядел значительно хуже. Его отличительными чертами были страсть к женщинам и предельная вежливость. — Мисс Джубил уже стала беспокоиться, куда ты запропастился.

Рыжеволосая мадам, сидевшая рядом с Перси и представившаяся как Черри Джубил, встала с кресла.

— Добрый вечер, милорд, — проговорила она.

Она была намного привлекательнее остальных — по крайней мере на взгляд графа. Белая кожа, стройная фигура, более правильная, чем у остальных, речь. Наверное, друзья рассчитывали, что она ему понравится.

Николас сделал еще глоток, с удовольствием ощущая, как по телу разлилось благодатное тепло, и принялся разглядывать женщину, стараясь не обращать внимания на то, что волосы ее чересчур рыжие, рот слишком большой, а глаза темно-карие, а не ярко-зеленые, как у Элизабет.

С преувеличенной любезностью он склонился над ее рукой:

— Простите, мисс Джубил, за то, что заставил вас ждать. Но теперь я здесь. И вы тоже. Полагаю, официальную часть вечера можно начинать.

Она рассмеялась, словно он сказал что-то смешное, и, подобравшись поближе, всем телом прижалась к нему и поцеловала прямо в губы. Граф почувствовал привкус джина.

По крайней мере уже в одном они схожи.

Женщина провела рукой с длинными ногтями по его бедру, и граф почувствовал прилив желания. Он займется с ней любовью. Он решил это, как только увидел эту женщину. Он возьмет ее этой ночью и освободится от страсти к Элизабет Вулкот, сводящей его с ума.

Как только желание его будет удовлетворено, память о том поцелуе в саду поблекнет. Все вернется на круги своя, и Элизабет снова станет его подопечной, и не более. Эта рыжеволосая девка ему в этом поможет.

Наклонившись, граф поцеловал ее в губы, сожалея о том, что вкус их не столь сладок, как тех, что ему довелось целовать в последний раз.

Тетя Софи поднялась с софы с серебристой обивкой, стоявшей перед камином великолепно обставленной гостиной, которую граф любезно предоставил в их с Элизабет распоряжение. Это была изысканная комната в серо-голубых тонах с камином из серого мрамора.

— Что ж, дорогая, пожалуй, я пойду спать. Косточки мои уже не такие молодые, как прежде, и требуют отдыха. — Зевнув, тетя Софи прикрыла рот пухлой ладошкой. — Спокойной ночи, моя милая, увидимся утром.

— Спокойной ночи, тетя Софи.

Дверь в спальню старушки закрылась, и Элизабет осталась одна. Она смотрела на красно-оранжевые язычки пламени, лизавшие каминную решетку, и думала о том, как было бы хорошо, если бы она тоже могла заснуть. Если бы любопытство не снедало ее весь вечер, не подталкивало к черной лестнице, призывая спуститься вниз и посмотреть, чем занимаются Рейвенуорт и его гости.

Она понимала, что не должна этого делать. Хорошо воспитанной молодой девушке нельзя даже мысли допустить о том, чтобы следить за графом и его беспутными друзьями. Но с каждой минутой желание это возрастало, пока наконец Элизабет не встала и не направилась к двери.

Она просто спустится вниз и нальет себе стакан молока, чтобы побыстрее заснуть, а проходя по холлу, между делом определит, где расположился Рейвенуорт и его гости, и на секундочку заглянет в комнату.

Только на секундочку, ведь нельзя же допустить, чтобы ее застали за этим постыдным занятием.

И потом, если она краешком глаза посмотрит, чем занимается граф, кому от этого будет хуже?

Так и не ответив на этот вопрос, Элизабет тихонько проскользнула к черной лестнице. Маршрут этот был ей хорошо известен и отработан: она пользовалась им десятки раз. У двери, ведущей в сад, стоял на посту один из охранников. Вернее, сидел, склонив голову на грудь и тихонько посапывая. Элизабет прошла мимо него на цыпочках и направилась дальше по коридору. В гостиных, расположенных внизу, никого не было. Элизабет прошла на кухню, налила в глиняный кувшин молока и направилась в холл, ведущий в другое крыло дома.

Издалека до нее донеслись приглушенные голоса и пронзительный женский смех. У Элизабет исступленно забилось сердце. Похоже, они находятся в розовой гостиной — огромной, богато украшенной комнате, расположенной в самом дальнем конце портретной галереи. В гостиную эту редко кто захаживал. Неслышно ступая, Элизабет направилась туда.

Подойдя к высокой позолоченной двери, она приложила к ней ухо. Из-за двери донесся тихий прерывистый шепот. Интересно, там ли граф, подумала Элизабет, и от ужаса, что он может там оказаться, к горлу подкатила тошнота. Взявшись рукой за большую серебряную ручку, Элизабет повернула ее влево. Послышался тихий щелчок, и дверь приоткрылась.

Элизабет была уверена: представшую перед ней картину она не забудет до конца дней своих. От неожиданности у нее даже перехватило дыхание. Развернувшаяся перед ней сценка, казалось, была списана с «Божественной комедии» Данте и воплощала ад — размалеванные полуголые девки и пьяные полуобнаженные мужчины. Рука Ричарда Тернера-Уилкокса под юбкой одной из девиц, другая девка, с голой грудью, расположилась на коленях барона Сент-Джорджа и покрывала поцелуями его жирную шею.

Элизабет судорожно сглотнула. Руки ее затряслись так сильно, что молоко выплеснулось из кувшина прямо на мраморный пол. Она принялась молить Господа о том, чтобы Николаса не оказалось в этом вертепе.

Не в силах оторвать взгляда и ругая себя за это, Элизабет осмотрела комнату. Грудь ее пронзила острая боль: Николас был там. Он возлежал в самом дальнем конце гостиной на софе с бархатной обивкой, пригвожденный к ней роскошным телом стройной рыжеволосой женщины. Платье женщины было расстегнуто, и смуглые пальцы графа ласкали ее грудь. Белая гофрированная рубашка распахнулась у графа на груди, и девица поглаживала его шею, одновременно жадно прильнув к его губам.

Элизабет покачнулась и побледнела. Пальцы соскользнули с дверной ручки, и дверь распахнулась. Элизабет тихонько вскрикнула, и глиняный кувшин с молоком выпал у нее из рук и с громким стуком ударился об пол.

Несколько человек повернули головы в ту сторону, откуда донесся шум, но Элизабет смотрела лишь на одного из них — Николаса. Он же словно не верил своим глазам. Слезы мешали Элизабет видеть развернувшуюся перед глазами сцену отчетливо, она не в силах была пошевелиться, лишь переводила взгляд с Николаса на рыжеволосую женщину. Яростно выругавшись, Николас вскочил с дивана, да так стремительно, что его подружка упала.

— Черт подери! — пробормотала она, но Николас, не обращая на нее внимания, уже несся к двери.

Круто повернувшись, Элизабет бросилась бежать. Ноги ее скользили по мраморному полу, но она упрямо мчалась вперед. Завернув за угол, она понеслась еще быстрее — пол здесь был уже не таким скользким. Еще один поворот, потом еще…

— Элизабет, подождите! — донесся до нее голос Николаса. Шаги его громыхали следом.

Краешком глаза Элизабет заметила, что он завернул за угол. Рубашка расстегнута, черные взъерошенные волосы упали на глаза.

— Оставьте меня в покое!

Она свернула в коридор, в конце которого находилась дверь, ведущая в сад. Выскочив на воздух, она не оглядываясь помчалась дальше. Не останавливаясь, Элизабет добежала до высокой березы, растущей у дальней стены сада, и остановилась, почувствовав острую боль в боку. Лицо ее было мокрым от слез, грудь тяжело вздымалась, к горлу подкатывала тошнота.

Рухнув на кованую скамейку, Элизабет уткнулась лицом в ее холодную спинку и зарыдала.

— Элизабет? — раздался хрипловатый голос Николаса Уорринга.

Элизабет не видела его, но догадывалась, что он стоит на тропинке всего в нескольких футах от нее. Она слышала его тяжелое дыхание, но не могла заставить себя взглянуть на него.

— Уходите, — прошептала она. — Прошу вас… уходите.

Он не ответил. Прошло несколько долгих секунд. Наконец Элизабет обернулась: Николас по-прежнему стоял на дорожке.

— Простите меня, — проговорил он. — О Господи! Как мне жаль, что все так получилось!

Элизабет покачала головой. Сердце болело невыносимо, словно Николас растоптал его. Но он не должен догадаться, какую сильную боль причинил ей. Она вскинула голову и гордо выпрямилась.

— Вы говорили, чтобы я сидела в своей комнате. Нужно было… вас послушать.

Она прерывисто вздохнула, надеясь, что в темноте не видно ее залитого слезами лица. Ну как, как он мог с такой страстью целовать ее в саду, а потом заниматься любовью с совершенно незнакомой женщиной?!

Николас сделал к ней шаг и протянул руку, словно собираясь коснуться ее. Элизабет вся сжалась, и рука его упала.

— Элизабет, прошу вас… Я знаю, что вы обо мне думаете, и не виню вас. — Голос его прозвучал хрипло, словно ему больно было произносить каждое слово. — До тех пор пока не увидел в дверях вас, я и не подозревал, насколько низко пал.

Элизабет не ответила. У нее было единственное желание: чтобы он ушел.

— Вы меня предупреждали, — повторила она, ненавидя себя за то, что не послушалась, что позволила себе думать о графе лучше, чем он есть на самом деле. — Я сама во всем виновата. — И с ужасом услышала, как дрогнул ее голос. — Я не должна была спускаться вниз.

В глазах Николаса промелькнула какая-то искра. Он крепко сжал кулаки, но не двинулся с места.

— Да, вы не должны были, — тихо проговорил он. — А я не должен был развлекаться в этом доме, в моем родовом поместье, с проститутками. Могу лишь пообещать вам, что с первыми лучами солнца ноги их здесь не будет. И еще я даю вам слово, Элизабет, что больше ничего подобного в этом доме не случится.

Элизабет молча смотрела на него, стараясь не вспоминать, как рыжеволосая публичная девка ласкала его шею, как рука его теребила ее соски.

Николас поднял голову вверх, взглянул на темное ночное небо, потом перевел взгляд на Элизабет. Она понимала, что, как ни старается скрыть боль, чувствовать которую вообще не имеет права, та явственно читается у нее на лице.

— Мне даже думать не хочется о том, что вы видели всю эту мерзость, происходящую в комнате. — Он помотал головой, и лицо его исказила гримаса боли. — Я даже не хотел ее, — добавил он так тихо, что Элизабет едва расслышала.

Она вытерла щеки.

— Тогда зачем же вы…

— Я думал, это поможет мне забыть… — полным раскаяния голосом прошептал граф. — Надеялся, что перестану думать о женщине, которую страстно желаю, но не могу иметь.

Сердце Элизабет сжалось.

— Леди Дэндридж… — уныло проговорила она.

— Нет, Элизабет. — Пронзительный взгляд его серебристых глаз, казалось, видел ее насквозь. — Женщина, которую я страстно хочу, — это вы.

У Элизабет на секунду остановилось сердце, и стало нечем дышать. Наконец она едва слышно прошептала:

— Я? И поэтому вы меня целовали в саду?

— Я был зол на вас тогда… Но в общем-то да, я поцеловал вас именно поэтому.

Элизабет отвернулась.

— Трудно поверить, что вы занимались любовью с той женщиной, потому что хотели меня.

Он проследил за ее взглядом — через весь сад до высокой каменной стены, — потом снова взглянул на Элизабет.

— Я хочу вас, Элизабет. Хочу с тех пор, как впервые увидел вас. И я занимался любовью с той женщиной, потому что я дурак.

Элизабет молчала. Она глядела на Николаса и старалась убедить себя, что лицо его сведено вовсе не судорогой боли.

— Я знаю, что испугал вас. Не бойтесь, Элизабет, я никогда не воспользуюсь преимуществом своего положения. Я не хочу вас обидеть, Элизабет. И я сделаю все, чтобы этого не произошло. Сегодня… сегодня я совершил ужасную ошибку.

Элизабет по-прежнему молчала.

— Надеюсь, со временем вы найдете в себе силы простить меня.

Он постоял еще несколько минут, показавшихся Элизабет вечностью, и, повернувшись, зашагал к дому.

Элизабет смотрела ему вслед, чувствуя, будто из нее вынули сердце. Он хочет ее… Так же как она хочет его. Впрочем, Элизабет понимала, что ее влечет к графу не просто желание, а нечто большее. Подобно Мириам Бичкрофт и дюжине других женщин, она пала жертвой обаяния Беспутного графа.

Элизабет устало поднялась со скамьи. Ноги у нее все еще дрожали. Перед глазами стояла картина: Николас в объятиях рыжеволосой девки.

Глава 7

Возвращаясь домой после поездки по окрестностям, Ник пустил своего черного арабского скакуна в галоп. Уже почти стемнело, на небе появилась луна, но для него день был еще далеко не закончен. По приезде домой Ника ждала целая кипа бумаг, которые он намеревался просмотреть.

Лошадь въехала на вершину холма, и Ник глянул вперед: огромный каменный дом источающими золотистый свет окнами был издалека похож на большой маяк. Ник всю неделю заставлял себя работать до изнеможения. Он настолько уставал, что все тело ломило, и казалось, еще немного — и он замертво свалится от переутомления.

Но ничего не помогало. Даже каторжный труд не мог стереть из его памяти образ Элизабет, ее искаженное болью лицо, когда она стояла на пороге розовой гостиной, глядя на происходившую в ней мерзость.

То, что она увидела его с проституткой, заставляло Ника чувствовать себя самым что ни на есть низкопробным мерзавцем, таким как Сент-Джордж и Ричард Тернер-Уилкокс. Снискав себе в глазах общества отнюдь не лучшую репутацию, сам Ник считал себя человеком порядочным. То, что хорошо для его дружков, ему не годится, знал он. Обнаружив по возвращении в Англию, что высшее общество от него отвернулось, он начал играть роль, которую ему отвели, роль Беспутного графа, выказав тем самым презрение к людям, сделавшим его изгоем.

Когда Элизабет поселилась в его доме — а может быть, это его еще и подстегнуло, — он решил продолжать в том же духе. Но ему и в голову не могло прийти, что все зайдет так далеко.

Николас мчался по зеленым холмам своих владений, а очаровательное, залитое слезами лицо Элизабет стояло у него перед глазами. Двумя днями раньше он целовал ее нежные, упоительно сладостные губы, прижимал к себе ее стройное тело. То, что после этого он позволил себе ласкать рыжую проститутку, можно расценить как самое подлое предательство, да в некотором смысле так оно и было.

Элизабет была наивной девушкой. Он развеял ее иллюзии. Она увидела его таким, каким он едва не стал.

В тот момент когда Ник заметил Элизабет в дверном проеме, что-то в нем надорвалось. Жизнь, которую он вел, становилась ему все более и более отвратительна. Он устал от той роли, которую играл, от общества, в котором вынужден был находиться. И в тот миг, когда он увидел искаженное болью лицо Элизабет, Ник совершенно ясно понял: настало время измениться.

За прошедшие несколько дней он уже предпринял некоторые шаги в этом направлении. Сент-Джорджа и его свиту выпроводил из Рейвенуорт-Холла и прозрачно намекнул, чтобы они больше не возвращались. Его приятелям — таким же развратникам и подонкам — сообщат то же самое.

Что же касается Элизабет, она, конечно, пострадала по его милости, однако, быть может, то, что произошло, даже к лучшему. Раньше Элизабет не знала, что при одном взгляде на нее его охватывает яростное желание, не понимала, что только невероятным усилием воли он сдерживает страсть, которой к ней воспылал. Теперь она возненавидела его и будет держаться подальше. Так что все произошедшее пойдет ей только на пользу.

С этой горькой мыслью Ник и завершил долгий, полный мучительных раздумий день.

Следующие несколько дней после неприятного инцидента в розовой гостиной Элизабет трудилась в оранжерее. О том, что произошло, она не сказала никому, да у нее и мысли такой не было. Если тете Софи хочется знать, отчего ее племянница в последнее время ходит такая грустная, почему страдает отсутствием аппетита, пускай сама догадается. А Элизабет тем временем занялась вместе с Барнаби Инглсом пересадкой анемонов, анютиных глазок и тюльпанов из сада в оранжерею, чтобы вернуть ей былое великолепие и чтобы чем-то себя занять.

По вечерам она принимала меры предосторожности, чтобы случайно не наткнуться на графа. Одна мысль о том, что она может его увидеть, услышать его голос, причиняла Элизабет острую боль.

Как граф и обещал, его друзья покинули Рейвенуорт-Холл на следующий же день, и с тех пор в нем стало как-то пусто. Ей с тетей граф прислал записку, в которой сообщал, что они могут ходить по всему дому, где им только заблагорассудится, а ужин с этого времени им будут подавать в столовой.

В первый вечер после получения записки Элизабет притворилась, что у нее болит голова, и тетушка отправилась ужинать одна. Однако граф не появился. Очевидно, работал допоздна в поместье и домой вернулся, когда его домочадцы уже крепко спали. Второй вечер Элизабет тоже провела в своей комнате. На третий день, однако, ей надоело сидеть в четырех стенах, и она, собравшись с духом, отправилась вниз. Повар приготовил восхитительный ужин: сочную жареную перепелку и паштет из оленины. К счастью, графа снова не было в столовой, а то бы у нее кусок в горло не полез.

Его отсутствие дало Элизабет пищу для размышлений. Она думала о нем и сейчас, когда стояла на коленях на клумбе с черной свежей землей, погрузив в нее по запястье руки. Итак, граф избегает ее, точно так же, как и она его. То, что у него вдруг проснулась совесть, — хороший знак.

В таком случае, быть может, граф и в самом деле раскаивается в содеянном?

Николас сидел за письменным столом и писал письмо Сидни Бердсоллу. Это была уже четвертая попытка. Первые три листа валялись, смятые, в корзинке для мусора.

«Дорогой Сидни!

Во время нашей последней встречи мы с тобой говорили о том, что вот-вот должен начаться лондонский сезон. В связи с этим, полагаю, настало время подумать, как лучше ввести Элизабет в высшее общество и начать поиски подходящего для нее мужа.

За последнее время я успел понять, что, помимо красоты и очарования, эта молодая девушка обладает еще и острым умом. Полагаю, найти подходящих претендентов на ее руку не составит большого труда. А вот выбрать из них достойного такой девушки, как Элизабет, может представить некоторые затруднения. С нетерпением буду ждать сообщения о том, какие шаги ты предпринял в этом направлении. Напиши также, когда ты планируешь увезти Элизабет в Лондон.

С самыми наилучшими пожеланиями, Николас Уорринг, граф Рейвенуорт».

Перечитав последний вариант послания, Ник пришел к выводу, что его можно отсылать, хотя и сейчас был не вполне удовлетворен его содержанием. Он надеялся, что Сидни прочтет между строк его тревогу и очень тщательно отберет кандидатов на руку Элизабет. Сделать это необходимо как можно скорее. Поскольку Бэскомб твердо намерен заполучить Элизабет и, похоже, от своего не отступится, времени у них очень мало. Кроме того, Ник не собирался вверять счастье Элизабет в руки судьбы.

Присыпав текст послания песком, Ник подождал, пока высохнут чернила, после чего сложил письмо и запечатал его воском. Он отошлет его сегодня же — чем скорее он это сделает, тем лучше. Быть может, когда Элизабет уедет из его дома, он сумеет ее забыть.

Бог свидетель, больше ему не поможет ничто.

Элизабет сидела на скамейке орехового дерева в маленькой каменной часовне Рейвенуорт-Холла. Сквозь высокие окна с витражами, изображавшими сцены распятия, светило солнце, окрашивая часовню в сапфировые, розовые и золотистые тона. У окна стоял резной деревянный аналой, покрытый вышитой полотняной скатертью, на котором лежала древняя Библия с позолоченным обрезом.

Со времени приезда в Рейвенуорт-Холл Элизабет периодически захаживала в часовню. В свое первое посещение она увидела, что все кругом покрыто пылью и носит следы запустения. Однако уже на следующей неделе после своего приезда она обнаружила, что все в часовне сияет чистотой. Похоже, граф догадался, что Элизабет станет посещать это место, ведь не ехать же ей в Севеноукс, чтобы общаться с Господом.

То, что граф проявил такую предупредительность, немного удивило Элизабет, но еще больше она удивилась, когда обнаружила, что часовней больше никто не пользуется, потому что граф дал денег на постройку в деревне новой церкви. По окончании строительства слуги графа, а также его арендаторы и люди со всех окрестностей — до самого Тонбриджа — начали ходить к службе в новый храм. Элизабет приятно было думать, что Николас еще способен на такие поступки, значит, для Беспутного графа еще не все потеряно, он еще может стать на праведный путь.

Элизабет провела рукой по спинке скамьи, наслаждаясь ощущением отполированного дерева. С того момента как она впервые переступила порог часовни, эта тихая обитель действовала на нее успокаивающе. Но сейчас Элизабет и здесь не могла не думать о графе. Она скучала по нему так сильно, что у нее даже ныло сердце. Такого Элизабет от себя не ожидала.

Она не видела Уорринга с той самой ночи, когда застала его в объятиях публичной девки. С тех пор он каждый день уезжал из дома на рассвете и возвращался поздно ночью. Мерси это сильно беспокоило. Она не единожды озабоченно говорила Элизабет, что граф доведет себя до нервного истощения.

— Он работает день и ночь. И ведет себя как-то странно. То, что он отослал из дома своих друзей-пиявок, это хорошо, грязи, меньше, но теперь впал в другую крайность. Собирается замучить себя до смерти.

Элизабет чувствовала себя виновной в том, что происходит. Она понимала: граф таким образом пытается искупить свою вину. Тео Суон рассказал ей, что граф и другим знакомым отказал от дома. Даже Мириам Бичкрофт получила от ворот поворот.

У Элизабет появилась надежда. Что верно, то верно, Николас Уорринг совершил необдуманный поступок, но это случилось невольно, и со дня злосчастного происшествия старается загладить свою вину. Он совершил ошибку, но кто из нас безгрешен? И потом, какое она имеет право заставлять его страдать? Он уже достаточно настрадался в своей жизни, проведя целых семь лет в ссылке.

Стиснув руки, Элизабет склонила голову и попросила Господа, чтобы он вразумил ее, как поступить. Какие бы грехи Николас Уорринг ни совершил, она любит этого человека и по какой-то необъяснимой причине верит в него. Элизабет рассказала об этом Господу, и тот внял ее молитве.

Улыбнувшись впервые с того злополучного похода в розовую гостиную, Элизабет вышла из часовни и направилась к дому, твердо зная, что ей делать дальше.

Была почти полночь, когда Элизабет постучала в кабинет Николаса.

— Войдите, — послышался его голос.

Элизабет вошла. Граф сидел за столом, склонив голову над стопкой гроссбухов. Элизабет была поражена произошедшей в нем переменой. На лбу залегли глубокие морщины, под серебристо-голубыми глазами — синяки.

— Элизабет? — удивился граф и, со скрипом отодвинув стул, встал. — Вот уж не ожидал вас увидеть. Уже поздно. Я думал, вы спите.

— Я хотела бы с вами поговорить.

Высокая худощавая фигура застыла в напряженном ожидании. Николас так стиснул зубы, что на скулах заиграли желваки.

— Ну что ж, садитесь, — проговорил он и сухо спросил: — Что вам угодно?

Элизабет расправила юбку розовато-лилового шелкового платья, почувствовав внезапно, как ее обдало холодком.

— Я пришла сюда, потому что беспокоюсь за вас, милорд.

Рука графа дрогнула, и на листе бумаги расплылась большая синяя клякса.

— Вы обо мне беспокоитесь? Но почему, черт подери?

— Потому что вы слишком много работаете и, как мне говорили, практически не спите. Повар ваш пожаловался мне, что вы почти не притрагиваетесь к еде. И я пришла просить вас обратить внимание на свое здоровье.

Граф сунул ручку в чернильницу.

— Но почему? Какое вам дело до того, ем я или не ем, сплю или не сплю?

Элизабет взглянула ему прямо в глаза: в них полыхало отчаяние. Сердце ее сжалось.

— Мне кажется, милорд, что мне следует заботиться о вас, так же как вы заботитесь обо мне.

Граф плотно сжал губы, отчего вокруг рта у него собрались мелкие морщинки, а черты лица сделались более жесткими.

— Никудышный из меня вышел опекун, Элизабет, и мы с вами это хорошо знаем.

— Для вас эта роль непривычна. Нет ничего удивительного в том, что вы сделали ошибку.

Граф озадаченно взглянул на нее:

— Это больше, чем ошибка. Мое поведение было непростительно.

Элизабет улыбнулась:

— Если человек, совершивший ошибку, искренне в ней раскаивается, милорд, его можно простить.

Лицо Николаса дрогнуло. Он в упор посмотрел на Элизабет:

— Вы хотите сказать, что решили принять мои извинения?

— Да, милорд. Мне кажется, вы произносили их искренне, от всего сердца.

Выражение лица графа снова изменилось. Неуверенность исчезла. Ее сменило облегчение.

— Это в самом деле так.

— Тогда давайте больше не будем говорить на эту тему. Я сейчас поднимусь к себе в комнату, но душа моя будет спокойна оттого, что эту ночь вы не проведете без сна. И быть может, милорд, вы даже выкроите время для того, чтобы поесть.

Глаза графа потеплели. Он слегка улыбнулся:

— Как-то раз вы назвали меня Николасом. И мне это очень понравилось. Как вы считаете, быть может, с сегодняшнего дня мы начнем называть друг друга по имени?

Элизабет тоже улыбнулась:

— Что ж, думаю, это неплохая идея. Спокойной ночи… Николас. Быть может, я увижу вас завтра утром за завтраком?

— Я непременно постараюсь быть. Спокойной ночи, Элизабет. Спасибо, что пришли.

Он не стал подниматься из-за стола, однако, пока Элизабет шла к двери, она чувствовала на себе взгляд Ника. Взгляд этот согревал ее, и она надеялась, что поступила правильно.

Впрочем, это станет ясно только со временем.

И Элизабет отмахнулась от внутреннего голоса, язвительно шептавшего ей, что если она ошиблась, то мучения ее только усилятся.

Ник шел по широкой посыпанной гравием дорожке, ведущей из конюшни в сад. С тех пор как Элизабет приходила к нему в кабинет, прошло три дня, и между ними начали устанавливаться теплые дружеские отношения. Николас понимал, что опасно проводить с Элизабет слишком много времени, но ему было так приятно находиться в ее обществе! И потом, убеждал себя Ник, он, как и любой другой человек, заслуживает немного счастья.

О том, что по-прежнему при виде Элизабет в нем вспыхивало желание, можно было и не говорить. Но ведь он не дикий зверь, движимый лишь инстинктами. Он может обуздать свои чувства, может держать на привязи снедавшее его яростное желание. Кроме того, он получил ответ на письмо, которое послал Сидни Бердсоллу. Менее чем через две недели Элизабет уедет в Лондон.

Он увидел ее в саду. Элизабет сидела на скамейке возле одной из кормушек для птиц, которые были развешаны теперь по деревьям вдоль дорожек, и внимательно разглядывала птичку оливково-зеленого цвета с желтым хвостом, явно наслаждаясь ее громкими веселыми трелями.

Ник стоял, притаившись, в тени высокого кипариса, до тех пор пока птичка не улетела, а Элизабет не поднялась со скамьи.

Тогда он улыбнулся, и в груди его что-то дрогнуло, как бывало всегда, когда он видел ее.

— Ладно, не мучьте меня. Какая это была птица?

Элизабет рассмеялась веселым искренним смехом:

— Хорошо, не буду. Это зеленушка. Красивая, правда?

— Очень, — ответил Николас, имея в виду саму Элизабет. В розовом платье в белую полоску с рукавами-буфами, с темно-рыжими волосами она выглядела совсем юной и была просто очаровательна.

— Вы что-то рано вернулись сегодня домой, — заметила она. — Неужели рубить лес уже закончили?

— Нет еще. Я провел на лесоповале все утро. Но вчера вечером ожеребилась племенная кобыла, и я подумал, быть может, вы захотите взглянуть на жеребенка.

Элизабет просияла:

— Ну конечно! С огромным удовольствием!

Граф предложил ей руку, и они пошли рядышком по дорожке, ведущей к конюшне. Войдя в прохладное помещение, они подошли к самому дальнему стойлу и остановились.

Словно приветствуя их, лошадь тихонько заржала и тряхнула головой с густой черной гривой. Это была красивая породистая крупная гнедая кобыла. Ее скрестили с черным арабским скакуном, и жеребенок получился черный, как отец.

— Его отец Акбар? — спросила Элизабет.

Граф кивнул:

— Я назвал жеребенка Принцем, поскольку его отца иначе как королем не назовешь.

— По-моему, Принц затмит даже своего отца, — заметила Элизабет, разглядывая ярко-белую звездочку на лбу жеребенка. — Акбар превзошел самого себя, став отцом такого красавца.

Граф улыбнулся. Ему было приятно, что Элизабет разглядела в жеребенке задатки будущего чемпиона. Некоторое время они наблюдали, как жеребенок стоит, покачиваясь на неверных ножках, потом он потянулся к матери и стал тыкаться ей в живот, ища сосок. Вдоволь насмотревшись на новорожденного, Николас с Элизабет подошли к маленькой, серой в яблоках арабской кобылке, и Ник вручил Элизабет кусочек сахару, чтобы она скормила его своей любимице.

Повисла пауза. Граф уже успел полюбить эти мгновения, когда они с Элизабет вместе молчали. Они направились к другому стойлу, и все время, пока шли, граф ощущал на себе нерешительный взгляд Элизабет.

— Я кое о чем хотела вас спросить, — наконец произнесла она. — Если вам неприятно, не отвечайте, я пойму.

— Мы с вами друзья, Элизабет. Я расскажу вам обо всем, о чем вы хотите знать.

— Я понимаю, что затрагиваю неприятную тему. — Элизабет смело глянула в лицо графу. — Я хочу знать, почему вы убили Стивена Хэмптона.

Николаса словно обдало холодной волной. В одно мгновение припомнилось ему все то зло, которое причинил их семье этот негодяй, вспомнилась сестра…

— Я уже давным-давно ни с кем не разговаривал про это. Предпочел забыть обо всем, что касалось Мэгги.

— Мэгги? Вы имеете в виду вашу сестру?

— Да. Именно из-за Мэгги я и убил этого мерзавца Стивена Хэмптона. — Он отвел взгляд. — И не колеблясь сделал бы это еще раз.

Элизабет ничего не сказала, лишь коснулась его руки.

Николас прерывисто вздохнул:

— Когда она познакомилась со Стивеном, ей было всего шестнадцать лет. Мне в ту пору исполнилось двадцать. — Он покачал головой. — Казалось, я должен был бы лучше сестры разбираться в людях и мог защитить ее от этого подонка, однако я не распознал опасность вовремя, а когда понял, что к чему, было уже слишком поздно.

— Но ведь тогда был еще жив ваш отец. Он был еще опытнее и старше вас. Но похоже, он тоже ничего не заподозрил.

Ник тяжело вздохнул.

— Никто из нас ничего не заподозрил. Мы с Хэмптоном — одногодки. Нас можно было назвать друзьями, хотя по-настоящему близки мы никогда не были. И я, как последний идиот, думал, что он ездит в наш дом ко мне. На самом же деле интересовала его только Мэгги.

Подняв с пола соломинку, Ник принялся катать ее между пальцами.

— Она влюбилась в него. Почему, я до сих пор понять не могу. Впрочем, он был красив и по-своему обаятелен. Хотя таких жестоких, самолюбивых и эгоистичных подонков еще поискать. Стивен был женат. К тому же содержал нескольких любовниц. Но он вбил себе в голову, что хочет Мэгги. Не знаю, как ему удалось ее соблазнить, но он это сделал.

— Ничего удивительного в этом нет. Ваша сестра была молода, наивна и впечатлительна. Такое могло произойти с любой молоденькой девушкой. Именно поэтому она и ушла в монастырь?

— Отчасти. А в основном потому, что разразился скандал. После этого я в течение долгих лет ждал, что она вернется к жизни, но уговорить ее уйти из монастыря так и не сумел. А как бы мне этого хотелось!

— Может быть, она счастлива там. После того, что произошло…

— В том-то все и дело! То, что произошло между ней и Хэмптоном, не должно было случиться!

Гнев вспыхнул в его душе яростным огнем, вскрыл старые, уже зарубцевавшиеся раны, заставил вспомнить былые обиды.

— И именно поэтому вы его убили?

Ник стиснул соломинку в кулаке. Она переломилась пополам. Он разжал кулак, и половинки упали на пол.

— Нет. Я убил его потому, что, когда Мэгги сказала ему, что беременна, он избил ее, и у нее случился выкидыш.

— Вы застрелили его?

— Да.

Элизабет посмотрела, на ожесточенное лицо графа:

— Вы о чем-то не договариваете. О чем?

А она, оказывается, наблюдательна и умна, подумал Николас. Бердсолл говорил ему об этом, и он прав.

— Я пошел к нему с твердым намерением застрелить его, так что, быть может, то, о чем я вам скажу, не имеет большого значения. Но, увидев меня, Стивен вытащил из стоявшей на каминной полке коробки дуэльный пистолет. Так что я убил его не безоружного, однако никто мне не поверил. Его брат об этом позаботился.

Элизабет помолчала, обдумывая каждое сказанное им слово.

— Я вам верю. И я рада, милорд, что все случилось именно так.

Ник отвел взгляд в сторону.

— Я бы все равно его убил. Именно за этим я и отправился к нему.

Элизабет покачала головой:

— Я так не думаю. Мне кажется, вы не способны убить безоружного.

В груди Николаса что-то дрогнуло. А может быть, Элизабет права и он действительно не смог бы убить безоружного? Этот вопрос он и сам задавал себе уже тысячу раз. То, что он вызвал бы Стивена на дуэль, не вызывало никакого сомнения. Значит, так или иначе, Хэмптон был бы мертв.

Но одно дело убить человека в честном поединке, а другое — не дав ему возможности защититься.

И когда они с Элизабет вышли из конюшни и направились к дому, Ник неожиданно для самого себя понял: ему, как и Элизабет, тоже хочется верить в то, что он не смог бы убить безоружного человека.

— Что-то ты в последнее время стала очень уж серьезная, моя дорогая. Ну же, развеселись хоть чуть-чуть.

Сидя напротив Элизабет в гостиной за столом, тетя Софи окинула внимательным взглядом стопку смятых и наполовину исписанных листов бумаги и принялась за дело. Отрывая от каждого листа чистую часть, она складывала эти кусочки отдельно, решив, похоже, что они еще могут пригодиться.

Элизабет едва сдержала улыбку. Ее тетушка хоть и эксцентричная особа, однако человек необыкновенно чуткий и душевный.

— Я думала о лорде Рейвенуорте, — призналась Элизабет. — Мне не верится, что он такой злодей, каким его считают.

— Конечно, нет, — непринужденно проговорила тетя Софи. — Ведь его отец с матерью были очень хорошими людьми. Да и его младшая сестра Маргарет — очаровательная молодая женщина.

— По-моему, он ведет себя так, как от него ждут. А сам втихомолку посмеивается над окружающими. Мне так кажется.

Тетя Софи с удовольствием оторвала очередной кусок бумаги.

— Ну вот это мне неизвестно. Знаю лишь, что граф послан нам самим Господом. Ведь он защищает нас от этого негодяя лорда Бэскомба. Мы с тобой теперь обязаны Рейвенуорту по гроб жизни.

Элизабет была полностью с этим согласна. Но думала она сейчас о другом. Она не могла забыть день, когда граф рассказал об убийстве Стивена Хэмптона, доверился ей, поделился своим ужасным грузом воспоминаний. Элизабет была уверена, что он рассказал ей правду.

И пока она смотрела, как тетя, закончив свою работу, бережно отнесла чистые обрывки бумаги в спальню, перед ней неотступно маячил образ Николаса. Вот граф стоит в конюшне, поставив длинную ногу на перекладину стойла, и смотрит на маленького жеребенка с такой гордостью, словно он сам, а не Акбар, является его отцом. Вот граф целует ее. Это было всего один раз, но Элизабет до сих пор помнит каждое его прикосновение, каждый вздох, до сих пор ощущает его упругие мышцы.

Боже правый, да она влюбляется в Николаса! Он притягивает ее к себе, словно она сухой листок, подхваченный порывом ветра, маленькая щепочка, попавшая в реку и закрутившаяся в водовороте.

Нет, этого нельзя допустить! Он женат и никогда ей не достанется. Нужно быть осторожнее, нужно освободиться от этой напасти. Но вспомнив, какую тоску заметила на лице Николаса, Элизабет засомневалась в том, что любить его — такой уж большой грех.

Чарли Баркер стоял в темноте у высокой стены Рейвенуорт-Холла. Внезапно неподалеку от него из непроницаемой мглы вынырнул один из тех людей, что Бэскомб нанял им с Натаном в помощь. Послышался сдавленный стон, потом стук упавшего тела. Еще двое головорезов Бэскомба, бесшумно ступая, подкрались к охранникам, стоявшим вдоль стены, и вывели их из строя.

— Ну что, готов? — прошептал Чарли Натану, стоявшему у подножия приставленной к стене лестницы, которую они стащили из сарая кузнеца.

— Да.

Чарли полез по лестнице, хватаясь за перекладины одной рукой — вторая все еще была на перевязи, — и наконец добрался до окна спальни Элизабет Вулкот. Бандиты хорошо изучили расположение дома: их осведомитель, один из тех слуг, которым Рейвенуорт доверял больше всего, отлично потрудился. Нынче Бэскомб явно одержал над графом верх, вернее, не он сам, а его денежки.

Чарли удовлетворенно улыбнулся. Вряд ли Рейвенуорт обрадуется, узнав о том, что среди его домочадцев завелся предатель.

Окно с тихим стуком открылось. Информация оказалась верной: забраться в дом не составило никаких проблем. Чарли перелез через подоконник и махнул Натану — залезай, мол. Девушка, одетая в белую ночную рубашку, спала, свернувшись калачиком в центре огромной кровати под пологом. Длинная темно-рыжая коса лежала на подушке.

Натан встал по одну сторону кровати, Чарли — по другую. Почувствовав чье-то присутствие, Элизабет тотчас же широко раскрыла глаза и села. Чарли ужасно не хотелось этого делать, но другого выхода не было, необходимо было заставить ее молчать. Размахнувшись, он здоровой рукой нанес девушке сильный удар прямо в челюсть. Тихонько охнув, Элизабет обмякла, словно тряпичная кукла, и упала на подушку.

Натан быстро сунул ей в рот кляп.

— Давай завернем ее вот в это шелковое покрывало, — предложил он.

Чарли бросил взгляд на розовато-лиловое шелковое покрывало, которое лежало на краешке кровати.

— Отличная идея.

Чарли развернул покрывало, а Натан, приподняв Элизабет, осторожно уложил ее на него и туго завернул. Даже если она проснется, брыкаться не сможет: руки и ноги ее крепко прижаты к телу. Да и не закричит — во рту кляп.

— Пошли, — проговорил Чарли. — Нужно выбираться отсюда.

Натан кивнул и, быстро выглянув из окна, сказал:

— Все чисто.

С помощью Натана Чарли забросил девушку себе на плечо, подождал, пока его дружок спустится с лестницы, и сам начал спускаться. Это оказалось легче, чем он думал, несмотря на то что у него была повреждена рука. Девушка оказалась легкой, словно перышко, да и нанятые Бэскомбом люди действовали бесшумно и споро. Они подвели лошадей, подождали, пока Натан с Чарли вскочат в седла, после чего закинули Элизабет на лошадь впереди Чарли и тронулись в путь.

Через пару миль процессия разделилась. Чарли с Натаном поскакали в одном направлении, все остальные — в другом. Позади все было тихо. Похоже, все, кто мог поднять тревогу, выведены из строя. Интересно только, каким образом. Неужели их всех прикончили? Чарли даже передернуло от ужаса.

Оставалось лишь надеяться, что наемники Бэскомба все же пощадили охранников и не стали их убивать.

Глава 8

Розовый рассвет разливался над горизонтом, когда Ник почти бегом направился к конюшне. Гримаса гнева исказила его лицо, кровь стучала в висках. То, что произошло, никак не укладывалось у него в голове. И не мудрено: один из тех, кого он нанял охранять дом, до сих пор без сознания, а пятеро других еле живы: у кого-то переломаны руки, ноги и ребра, кто-то получил сотрясение мозга.

— Эти подонки отлично знают свое дело, — заметил Элиас, стараясь идти в ногу с Ником. — Наверняка солдаты. Сейчас их везде пруд пруди. Война ведь идет. Скорее всего трое или четверо остались снаружи, а двое проникли в дом.

— Как ты думаешь, насколько они нас опередили? — еле выдавил из себя Ник. Ему все еще не верилось, что Бэском-бу в конце концов удался его дьявольский план.

— Если верить охранникам, эти мерзавцы напали на них где-то около полуночи. Значит, часов на пять. — Элиасу не было нужды напоминать Нику, что людям, которых тот нанял для охраны дома, сунули в рот кляпы и связали, словно свиней. Так они и остались лежать на холодной сырой земле, пока один из садовников не нашел их и не поднял тревогу. — Мы отыщем ее, Ник, не беспокойся.

— Скажешь тоже… «Не беспокойся»… Еще как беспокоюсь, черт подери! И клянусь, если этот подонок Бэскомб хоть пальцем ее тронет, я прикончу его, как прикончил этого сукина сына Стивена.

— Полегче, дружище. Мы догоним их еще до того, как они доберутся до Вест-Клэндона.

— Хорошо бы.

Однако тревога не покидала Николаса. Элизабет находится в руках шестерых жестоких, на все способных бандитов. Она молода и красива. А уж кому, как не ему, знать, на что может подвигнуть страсть.

Закинув на спину черного жеребца кожаную сумку, Ник вскочил в седло. Элиас сел на светло-серого, а Сайлас Мак-кенн и Тео Суон — на гнедых лошадей. Еще несколько человек выразили желание сопровождать Ника, и среди них Джексон Фримантл, графский кучер, и даже Эдвард Пен-дергасс.

Поблагодарив всех, Ник отказался от их услуг. Сначала он вообще хотел ехать только в сопровождении Элиаса, надеясь, что так быстрее нагонит бандитов. Однако хорошенько все взвесив, Ник в конце концов решил взять с собой еще двоих, Сайласа и Тео. Бандитов никак не меньше шести-семи человек. Вряд ли они добровольно отдадут ему Элизабет, значит, придется за нее побороться, так что подмога не помешает.

— Поехали, — бросил он, и маленький отряд отправился в путь.

Первые пару миль, развив хорошую скорость, преодолели быстро. Лишь Элиас время от времени замедлял ход, проверяя, не потеряли ли след. И они таки чуть было не проехали то место, где бандиты разделились. Произошло это в низине, где узкий извилистый ручеек пересекал болотистую долину, по обеим сторонам которой возвышались холмы.

— Похоже, четверо направились на запад, — заметил Сайлас. — Видите, четыре пары копыт? А двое — на север.

— А с кем из них Элизабет? — спросил Ник, думая о том, что в прошлый раз Элизабет пытались похитить двое. Бэскомб жаждет получить ее как можно скорее. Ему не терпится затащить ее в постель, и он ни за что не доверит ее случайным людям, которые могут покуситься на ее девственность. Значит, сейчас она в руках все тех же двоих.

— Трудно сказать, — проговорил Элиас, почесывая лохматую шевелюру. — Давайте мы тоже разделимся.

Но Ник его уже не слушал.

— Вы втроем поезжайте за теми, кто отправился на запад. А я поеду на север. Если догоните бандитов и окажется, что девушки с ними нет, в драку не ввязывайтесь. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности.

— А как же ты?

— Думаю, что с теми двумя я справлюсь. Если я не вернусь домой через три дня, ищите меня в поместье Бэскомба в Вест-Клэндоне. Кто-нибудь из нас к тому времени наверняка уже будет мертв…

И, развернувшись, Ник пришпорил своего черного жеребца. Верные слуги помахали ему вслед.

День выдался длинный и утомительный. Над землей сгущались тучи. Начал накрапывать мелкий дождик. Сначала следы были видны отлично: на мягкой земле проступали четкие отпечатки лошадиных копыт. Похитители явно направлялись в Паркленд — роскошное поместье Бэскомба. Как это ни странно, их, похоже, не беспокоила возможная погоня. Видимо, они не сомневались, что успеют ускакать настолько далеко, что никто их уже не догонит.

Однако Ник был уверен в обратном. Он упрямо ехал вперед. На перекрестке дорог, где нужные ему следы оказались затоптаны другими, а также имелись многочисленные колеи от колес, он остановился и долго и внимательно разглядывал землю, пока не удостоверился, что выбрал правильное направление. Тогда он снова пустился в путь, уже по другой, менее заезженной, почти полностью заросшей травой дороге.

К концу дня дождь пошел сильнее, и отпечатки копыт сделались неясными и размытыми. Однако местность, по которой Ник ехал, была ему знакома, и он не сомневался, что они на верном пути.

На землю спустилась ночь. Ник очень надеялся, что бандиты остановятся на ночлег.

Он пустил своего жеребца шагом, дав ему немного отдохнуть, после чего снова пришпорил. В отличие от похитителей он не собирался останавливаться. Пока он не привезет Элизабет домой, ни о каком отдыхе и речи быть не может.

Элизабет не могла припомнить, когда еще ей было так страшно. Тело нещадно ломило. Казалось, ноет каждая косточка, каждая мышца, каждое сухожилие. Перекинутая, как мешок с мукой, через спину лошади, она несколько часов не имела возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Рот был по-прежнему забит кляпом, и Элизабет казалось, что она вот-вот задохнется. Когда она уже была на грани истерики, похитители наконец сжалились над ней и нехотя разрешили ей ехать сидя, впереди крепкого мускулистого бандита с густой рыжей бородой.

Элизабет помнила его. Это он пытался ее похитить, когда она прогуливалась по саду. Тогда ее спас Николас. Интересно, где сейчас граф, скачет ли он вдогонку? Они ехали уже очень долго. На землю спустилась ночь, а ее спутники, похоже, и не думали останавливаться. Весь день Элизабет мучил страх, что во время привала бандиты начнут к ней приставать, однако они почти не обращали на нее внимания, и она была им за это даже благодарна. Во время пути ей приходилось сидеть вплотную к огромному детине, однако он этим не пользовался, и первоначальный страх и неловкость оттого, что она в одной ночной рубашке, исчезали.

Похоже, Бэскомб приказал своим людям ее не трогать, и они не собирались его ослушаться.

Наконец похитители сделали привал. Элизабет привязали к дереву, откуда она могла наблюдать за бандитами, с жадностью поглощавшими хлеб и сушеную селедку. Они и ей предложили поесть, однако она не смогла проглотить ни кусочка, хотя от голода сводило живот.

От усталости и волнения Элизабет знобило, хотя ее и закутали в покрывало.

Остановились они в уединенной рощице вдалеке от узкой, заросшей и едва различимой дороги, по которой ехали. Костра разводить не стали, а лошадей стреножили и оставили пастись в укромном месте под деревьями. Бандиты спали по очереди: сначала один, потом другой, и бодрствовавший не спускал с Элизабет глаз.

Как Элизабет ни устала, заснуть она не могла, то и дело мысленно возвращаясь к дню, когда Оливер Хэмптон подкараулил ее в отцовском кабинете. Он чуть не изнасиловал ее тогда, хотя сам он вряд ли так считал. Но как иначе можно назвать его поведение? Повалил на софу, впился в губы своим слюнявым ртом и, пытаясь задрать юбку, все шарил и шарил своими противными влажными руками…

Хотя с того дня прошло немало времени, всякий раз, вспоминая об этом эпизоде, Элизабет чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она понимала, что на сей раз Хэмптон не станет с ней церемониться и не будет дожидаться, когда она снова сбежит. Он ее изнасилует, после чего она будет вынуждена выйти за него замуж.

Если не произойдет какого-нибудь чуда, послезавтра она уже будет миссис Оливер Хэмптон, графиня Бэскомб. Для другой женщины это означало бы осуществление самой заветной мечты, для Элизабет же — начало бесконечного кошмара. ***

Рассвет еще не наступил, когда бандиты снова отправились в путь. Элизабет была по-прежнему в одной ночной рубашке, и ее трясло от холода. Там, где голые ноги терлись о жесткое кожаное седло, кожа оказалась содрана, и девушка мучилась от тупой непрекращающейся боли. Руки Элизабет были по-прежнему связаны за спиной, коса расплелась, и волосы лезли в глаза и рот.

Вскоре после полудня похитители сделали еще один привал, чтобы отдохнуть, напоить лошадей и перекусить. Элизабет съела яблоко и маленький кусочек сыра, но и эта скудная пища не пошла впрок. Челюсть нещадно болела от удара бородатого бандита, и, взглянув в ручей на свое отражение, Элизабет заметила, что на скуле расплывается уродливый багровый синяк.

— Пора в путь, — проговорил тощий, которого звали Натан, и, взглянув на Элизабет, ухмыльнулся. — Не дело заставлять его светлость слишком долго ждать свою невесту.

— Никакая я ему не невеста! — упрямо бросила Элизабет. Она успела немного прийти в себя и теперь решила показать этим наемным головорезам, что не такая уж она безропотная овечка, какой они ее считают. — А вы, похитив меня, нарушили закон. На вашем месте я бы меня отпустила, иначе не сносить вам головы. Я непременно позабочусь о том, чтобы вас упекли в тюрьму!

Эта гневная тирада вызвала у бандитов взрыв смеха. Тощий восторженно захлопал себя по ляжкам, а рыжеволосый довольно хмыкнул:

— А будь мы на твоем месте, мы бы помалкивали. Вот как ляжешь в постель к своему муженьку, тогда и поговоришь.

Хрустнула веточка, и все трое обернулись на шум. На поляну вышел высокий мужчина.

— По-моему, дама права, — проговорил он ледяным тоном. — Вы нарушили закон, и если не полные идиоты и хотите жить, то сейчас встанете и будете стоять тихо-тихо, не делая резких движений. — И он наставил на бандитов два пистолета, которые держал в обеих руках.

О Господи! Николас! У Элизабет от радости сердце готово было выпрыгнуть из груди. Но откуда он взялся? И как, интересно знать, он их нашел?

— Вот черт! — воскликнул Натан.

Чарли поднял здоровую руку вверх и в сердцах сплюнул на землю.

— Ты… — Николас ткнул пистолетом в сторону тощего бандита. — Развяжи девушку, да смотри поосторожнее, а потом отойди от нее.

Натан с энтузиазмом бросился к Элизабет, которая вся дрожала, и, скинув с нее покрывало, трясущимися руками принялся развязывать веревку. Как только веревка упала к ногам Элизабет, бандит отступил на шаг, как велел ему Рей-венуорт.

— Молодец, — похвалил его граф. — А теперь бери веревку и связывай своего дружка.

Рыжебородый грязно выругался, а Натан стал выполнять приказ Николаса: сначала связал Чарли руки, потом принялся за ноги.

Только когда бандит был связан, Николас в первый раз взглянул на Элизабет, стоявшую в одной ночной рубашке, с растрепанными волосами, багровым синяком на скуле и дрожавшую от холода и всего пережитого.

— С вами все в порядке? — спросил он, грозно нахмурив черные брови.

— Д… да, все в порядке. Они мне ничего не сделали.

— Идите сюда, — ласково проговорил Николас.

Элизабет послушно подошла к нему и, остановившись рядом, с удивлением почувствовала на талии его руку. Он притянул Элизабет к себе и, нахмурившись и плотно сжав губы, принялся рассматривать синяк.

— Сможете связать второго? — спросил он ее.

Элизабет кивнула:

— Думаю, что справлюсь.

Взяв веревку, она пошла к Натану. Как только она его связала, Николас сунул пистолеты за пояс брюк и подошел к Элизабет. Подхватив на руки, он бережно прижал ее к своей груди.

— Мне ужасно жаль, что так произошло. Как бы мне хотелось вовремя оказаться на их пути!

Прильнув к нему, Элизабет думала о том, что впервые за последнее время чувствует себя в полной безопасности.

— Вы и оказались на их пути. Как бывало уже не раз.

Усадив Элизабет в седло, Николас подошел к дереву, взял шелковое покрывало и, тщательно укутав девушку, вскочил в седло позади нее.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? Они… не позволяли себе никаких вольностей?

Элизабет покачала головой:

— Нет. Думаю, они знали, что Бэскомб их за это убьет.

— Только на это я и надеялся.

И Николас пришпорил жеребца.

— Эй! — крикнул ему вдогонку Чарли. — Вы что же, так нас и оставите?

Николас улыбнулся зловещей улыбкой:

— Не волнуйся, ненадолго. При первой же возможности пришлю за вами обоими констебля. Он будет счастлив развязать вас и отправить в тюрьму.

— Да подождите вы! — взмолился тощий бандит. — Мы же ей ничего плохого не сделали. Обращались с ней нежно и бережно.

Бросив взгляд на синяк, красовавшийся на щеке Элизабет, Николас покачал головой:

— Недостаточно бережно, мой друг. Недостаточно.

Лошадь понеслась галопом, и Элизабет невольно откинулась на грудь Николаса. Она чувствовала себя в кольце его сильных рук как дома. Его теплое дыхание согревало ей щеку, биение сердца странным образом успокаивало.

— Спасибо, что приехали мне на выручку, — проговорила она и почувствовала, как он еще крепче прижал ее к себе.

— Который из них вас ударил?

Обернувшись, Элизабет взглянула Николасу прямо в глаза.

— А что? Ведь это не имеет никакого значения.

~ Нет, имеет.

Элизабет удивил его суровый тон.

— Я спала, — проговорила она, — и не знаю, кто из них меня ударил.

На самом деле Элизабет прекрасно помнила, что это был Чарли. Она никогда не забудет его огромную волосатую ручищу. Однако рассудив, что на долю Николаса выпало уже немало приключений, решила солгать.

Губы Николаса скривились в усмешке:

— Ну что ж, в таком случае придется отхлестать их обоих.

Элизабет снова повернулась к нему:

— Пусть с ними разбирается констебль. К чему вам лишнее беспокойство? Прошу вас, Николас, отдайте их в руки правосудия. Если не ради себя, то хотя бы ради меня.

— Ради вас я пойду на что угодно, моя хорошая, но не могу позволить этим подонкам безнаказанно избивать вас.

— Но…

— А теперь помолчите и отдохните немного. До того как мы сможем остановиться на ночлег, нам с вами предстоит еще долгий путь.

Элизабет послушно закрыла глаза и, покачиваясь в такт бегу крупного черного жеребца, еще крепче прижалась к теплому мускулистому телу Николаса. Ей было спокойно и уютно в его объятиях. Вскоре усталость взяла свое. Не прошло и часа, как Элизабет погрузилась в сон.

Николас отвел с лица Элизабет тяжелые пряди темно-рыжих волос. Она спала в его объятиях, измученная выпавшими на ее долю невзгодами. Каждый раз, когда взгляд Николаса падал на багровый кровоподтек на щеке Элизабет, его охватывала бешеная ярость. В тот момент, когда он увидел ее, связанную, на поляне, он готов был избить похитивших ее подонков до полусмерти, и лишь беспокойство за Элизабет помогло ему удержать себя в руках.

Николас пригладил волосы девушки, ощутил на своей руке ее ровное дыхание. Элизабет спала, доверчиво прильнув к его груди. И, несмотря на страшную усталость, Николас почувствовал нарастающее желание. По правде говоря, оно охватило его уже в тот момент, как он увидел Элизабет на поляне.

И сейчас Николас испытывал адские муки. Он знал, что Элизабет никогда не будет ему принадлежать, что меньше чем через две недели она уедет.

Господи, как же он будет по ней скучать!

Николас еще крепче прижал ее к себе, вдыхая исходящий от нее пленительный аромат и наслаждаясь восхитительной нежностью ее тела. Элизабет никогда не будет его женщиной, и самое лучшее, что он может для нее сделать, — это поскорее выдать ее замуж за хорошего, порядочного человека, чтобы защитить от домогательств Оливера Хэмптона.

От такого вывода настроение Николаса стало еще более мрачным.

Сквозь сон Элизабет услышала какие-то голоса и открыла глаза. Обхватив своими сильными руками за талию, Николас бережно снял ее с лошади, и в ту же секунду босые ноги Элизабет коснулись булыжников, которыми была вымощена мостовая постоялого двора.

Вручив поводья розовощекому молодому конюху, Рейвенуорт проговорил:

— Акбар за последние два дня очень устал. Накорми его хорошенько и вытри досуха. Получишь за труды лишнюю монетку.

— Слушаюсь, милорд.

И, ласково погладив Акбара по морде, парнишка повел его на конюшню, находившуюся на заднем дворе.

— Остановимся здесь на ночь, — пояснил Николас Элизабет. — Нам с вами обоим нужно хорошенько выспаться. Если мы отправимся в путь рано утром, то завтра еще задолго до наступления темноты будем в Рейвенуорт-Холле.

Элизабет молча кивнула. С одной стороны, ей хотелось поскорее очутиться дома, а с другой — хотелось ехать и ехать. За всю дорогу Элизабет с Николасом останавливались лишь один раз. Произошло это на окраине деревушки, расположенной неподалеку от того места, где они оставили связанных бандитов. Там жил констебль — высокий человек с желтоватым, нездоровым цветом лица по имени Рэгсдейл, обещавший проследить за тем, чтобы бандитов арестовали. Ник же обещал ему вернуться, как только доставит Элизабет домой.

Поплотнее запахнувшись в покрывало, Элизабет отошла в тень, надеясь, что ее никто не заметит. Из бара доносились громкие голоса, время от времени слышались взрывы смеха. Начал накрапывать дождик, в воздухе потянуло прохладой. Элизабет казалось, что у нее болит каждая мышца, и она была рада тому, что им предстоит такой долгий — целая ночь! — отдых, а еще больше тому, что она проведет с графом еще немного времени.

Глупо, конечно, но в тот момент, когда он вышел на поляну, у Элизабет сердце запело от радости. Он приехал за ней! Она знала, что он приедет! Господи, какое счастье!

Теперь отпали последние сомнения: она любит Николаса Уорринга. Любит отчаянно, безгранично и безнадежно, и ничто не может этого изменить.

Элизабет представила себе его красивое смуглое лицо, подумала о всей безнадежности ситуации, в которую попала, и вспомнила о маме, умершей шесть лет назад. Внешне Элизабет была очень похожа на нее: такие же темно-рыжие волосы, такая же стройная фигура, однако на этом их сходство кончалась. В то время как Элизабет страстно любила жизнь и старалась насладиться каждым прожитым днем, Изабелла никогда не была счастлива.

Ее насильно выдали замуж за Генри Вулкота, который был на двадцать лет старше, и она никак не могла примириться с судьбой. С шестнадцати лет она была влюблена в другого.

«Для меня никого, кроме него, не существует, — призналась она как-то Элизабет. — Я всегда его любила и буду любить».

Элизабет ясно припомнила тот теплый летний полдень, когда они с мамой сидели на берегу маленького ручейка, протекавшего позади их просторного каменного дома.

«Всегда прислушивайся к тому, что говорит тебе твое сердце, — продолжала мама, глядя на Элизабет полными слез глазами. — Выходить замуж нужно только по любви. Не стоит жить на свете, если тебе не суждено быть с любимым человеком».

Говоря это, Изабелла, похоже, не кривила душой. Она покончила жизнь самоубийством холодным осенним утром, когда получила известие о том, что ее возлюбленный, капитан пятого драгунского полка Эрик Блэкстоун, погиб в сражении на континенте.

Элизабет пришлось одной носить траур по маме. Отец, одинокий, всеми покинутый человек, не справился с горем и сошел в могилу вслед за женой.

Элизабет вздохнула, думая о прошлом. Похоже, как это ни прискорбно, ее вскоре постигнет печальная участь матери. Ей придется стать супругой нелюбимого человека, а тот, к кому она стремится всем сердцем, никогда ей не достанется.

Ник положил на стойку перед седовласым хозяином постоялого двора несколько монет.

— Сейчас мы устроим вас по высшему разряду, милорд, — проговорил тот. — Не пожалеете, что заехали к нам.

И, смахнув со стойки монеты, помчался отдавать необходимые распоряжения.

Направившись к входной двери, Николас окинул взглядом стройную фигурку Элизабет. Она стояла в тени у стены, и его пронзило острое чувство вины. Девушка показалась ему маленькой, несчастной, всеми покинутой. Из-за этого мерзавца Бэскомба ее среди ночи вытащили из постели двое подонков, и целых два дня, претерпевая всяческие лишения, она оставалась в их власти. Как же он ненавидел этого негодяя!

Ник сжал зубы с такой силой, что на скулах заиграли желваки. Если его план удастся, Бэскомба постигнет та же участь, что и его никчемного брата, и Элизабет будет спасена. Быть может, на этот раз власти вступятся за бедную девушку, и граф прекратит свои гнусные преследования. Впрочем, Ник сильно в этом сомневался, Как ему рассказывал Сидни, Оливер Хэмптон обладает большими связями, с этим нельзя не считаться. Так что скорее всего местные стражи порядка ничего не смогут с ним поделать.

Снова взглянув в ту сторону, где стояла Элизабет, Ник заставил себя улыбнуться, стараясь не думать о том, как она хороша, даже с растрепанными волосами и чумазыми щеками.

— Хозяин постоялого двора отдал нам последние свободные комнаты, — проговорил он, подходя к Элизабет. — Очевидно, располагаются они над кухней. Думаю, ничего особенного они собой не представляют, но по крайней мере там будет тепло.

Элизабет улыбнулась ему в ответ, и у Ника сердце замерло в груди.

— Я не сомневаюсь, что комнаты просто великолепные.

Кухня находилась в отдельном кирпичном здании, располагавшемся в самом дальнем конце постоялого двора. Кутаясь в грязное покрывало в надежде, что оно скроет измятую, всю в грязных пятнах рубашку, Элизабет поднялась вслед за графом по лестнице и открыла дверь.

Комнаты и в самом деле оказались вполне приемлемыми. У камина, в котором весело потрескивали поленья, стояли два стула и грубо отесанный стол. На прикроватной тумбочке в оловянном подсвечнике горела наполовину оплывшая свеча. На кровати лежал бугристый, набитый сеном матрац, поверх него — толстенная перина, покрытая чистой муслиновой простыней, и яркое стеганое одеяло. Похоже, несколько монет сверх обычной платы сделали свое дело.

— По-моему, хозяин превзошел сам себя, пытаясь устроить нас поудобнее, — заметил Ник. — Утром я раздобуду вам какую-нибудь более подходящую одежду.

В этот момент шелковое покрывало начало соскальзывать с плеч Элизабет. Взгляд графа, последовав за ним, прошелся по ее груди — двум изящным вздымающимся бугоркам, увенчанным у самой вершины темными кругами, просвечивавшими сквозь тонкую белую хлопковую ткань.

У Николаса пересохло в горле, и он поспешно отвел взгляд.

— Мне до смерти надоело ходить в ночной рубашке, — заметила Элизабет. — Я была бы вам очень благодарна, если бы вы смогли раздобыть мне хоть какую-то одежду.

Ник кивнул, и в ту же секунду его посетила непрошеная мысль: больше всего на свете ему хотелось бы увидеть Элизабет в своей постели без этой дурацкой ночной рубашки и вообще без одежды.

Он попытался переключиться на что-нибудь другое, однако безуспешно. В этот момент в дверь тихонько постучали, и Ник был этому только рад.

— Я приказал принести воды для ванны, — пояснил он и, бросив взгляд через плечо, добавил: — Похоже, мое пожелание выполнили.

Он подошел к двери и распахнул ее, и тотчас же в комнату вошли конюхи и работники кухни с двумя ваннами, наполненными теплой водой. Одну ванну они поставили в первой комнате, другую отнесли в следующую. Комнаты были смежными и занимали большую часть чердачного помещения над кухней.

Ник смущенно взглянул на дверь, соединявшую комнаты.

— К сожалению, более удобного помещения я подобрать не смог. Только эти комнаты оставались свободными.

Однако Элизабет, похоже, это ничуть не смущало.

— Комнаты просто великолепные, милорд, — заметила она.

Поставив ванны, молодые люди направились к двери. Когда они проходили мимо Ника, он сунул каждому из них по монетке. Затем появилась девушка с подносом, на котором стояли блюда с холодным вареным мясом, картошкой, сыром, ржаным хлебом из муки грубого помола и двумя бутылями вина. Все это она разделила поровну и поставила в обеих комнатах на столы.

Направляясь к двери и соблазнительно покачивая бедрами, девушка одарила графа кокетливой улыбкой. Однако ее старания вызвать к себе интерес не увенчались успехом: взгляд Николаса по-прежнему был прикован к двери, разделявшей комнаты.

— Вы можете закрыться на замок, тогда вам нечего будет бояться, — заметил он.

Элизабет улыбнулась:

— Я вас не боюсь, милорд. Я ведь вам уже это говорила.

Ник снова с тоской посмотрел сквозь распахнутую дверь в сторону кровати, потом на Элизабет, бегло скользнув взглядом по ее растрепанным темно-рыжим волосам, по лицу, груди, босым ногам. Как же ему хотелось сорвать с нее эту проклятую ночную рубашку, отбросить ее в сторону и ласкать скрывавшиеся под ней восхитительные груди! Как же он жаждал прильнуть губами к ее стройным босым ногам!

— Наверное, вы правы, — проговорил он охрипшим голосом, ненавидя себя за эти мысли. — Это я должен бояться.

И, бросив на Элизабет последний взгляд, повернулся и решительно зашагал к двери, в которой ему предстояло провести ночь.

Ник понимал, что для него эта ночь будет длиться вечно. Вряд ли ему удастся сомкнуть глаза, когда Элизабет находится от него так близко и в то же время так далеко.

Элизабет смотрела, как Николас уходит — высокий, стройный и необыкновенно красивый даже в запыленном костюме для верховой езды. Вот он скрылся за дверью, и Элизабет тотчас же стало грустно. За несколько коротких часов она уже успела привыкнуть к его ласковым и сильным рукам, надежной груди. Она любила его, хотя и понимала, что это глупо, что ничего, кроме горя, эта любовь ей не принесет.

Если в своих чувствах Элизабет уже определилась, то в чувствах Николаса она не была уверена. И в самом деле, как он относится к ней?

Не обращая внимания на то, что на подносе лежит сытная еда, а живот подводит от голода, Элизабет подошла к ванне, над которой поднимался парок. Покрывало полетело на пол, а вслед за ним и грязная ночная рубашка. Чистая же вместе с расческой и щеткой лежала на краешке кровати, и Элизабет мысленно поблагодарила Николаса за заботу.

Он заботится о ней — значит, в какой-то степени она ему небезразлична.

Элизабет вспомнила, каким взглядом окинул ее Николас с головы до ног, прежде чем выйти из комнаты.

То, что она вызывает у него желание, — это ясно, да он этого и не скрывает. Однако Элизабет казалось, что во взгляде его она прочла не только желание, а нечто большее, гораздо большее.

Вздохнув, она погрузилась в воду, чувствуя приятное тепло и надеясь, что вода смоет хотя бы часть тревог, терзавших ее душу. Но как ни старалась она переключиться на что-то другое, мысли о Николасе не давали ей покоя. Перед глазами то и дело вставала его стройная мускулистая фигура. Она вспомнила, как Николас целовал ее в саду, и по телу разлилось блаженное тепло. Николас хочет ее. Он сам в этом признался, и тем не менее Элизабет понимала, что он к ней и пальцем не прикоснется. Как сказал ей Сидни Бердсолл, Николас Уорринг — человек чести. Он поклялся защищать ее, в том числе от самого себя, и сделает это, чего бы это ему ни стоило.

Но нужна ли ей такая защита?

Откинувшись на спинку маленькой ванны, Элизабет с наслаждением ощущала, какое благотворное воздействие оказывает теплая вода на ее тело — усталость постепенно исчезает, ноющие мышцы вновь наливаются силой, — и все думала и думала… Через несколько недель она навсегда покинет Рейвенуорт-Холл, уедет в Лондон искать мужа. Она выйдет замуж за совершенно незнакомого и чужого ей человека, в то время как сердце ее тоскует по другому и рвется к нему. Похоже, ей уготована такая же судьба, как и ее матери.

Но мама по крайней мере познала любовь. А что останется у нее, Элизабет? Да ничего, кроме разве что короткого поцелуя, пусть и пронизанного страстью. И она никогда не узнает, что чувствуешь, когда лежишь рядышком с любимым, касаешься его тела, позволяешь ему ласкать себя.

Если, конечно, не предпримет ничего для того, чтобы это узнать.

Элизабет мыла волосы куском пахучего мыла, потом, хорошенько выполоскав их и выбравшись из ванной, вытиралась тоненьким полотенцем, а мысль эта все не давала ей покоя.

Взяв с кровати чистую белую ночную рубашку и натянув ее, она уселась на стул перед камином, чтобы волосы побыстрее высохли, и принялась за стоявший на подносе ужин. Налив себе в стакан вина, Элизабет отпила глоточек, прислушиваясь к тому, что делается в соседней комнате. Она услышала шаги, потом плеск воды, и, наконец, наступила тишина. Наверное, Николас закончил мыться и теперь вытирается. Представив себе его обнаженное тело — наверняка смуглое, гладкое и мускулистое, — Элизабет почувствовала, как у нее затвердели соски.

Закрыв глаза, она словно воочию ощутила на своих губах теплые губы Николаса. Прошло несколько долгих минут, четверть часа, полчаса. В соседней комнате было тихо. Николас лег спать. Интересно, заснул ли он? А может, так же думает о ней, как и она о нем?

А что, если она сейчас встанет, откроет дверь в соседнюю комнату и предложит себя Николасу, попросит его заняться с ней любовью? Интересно, как он себя поведет?

Сердце Элизабет исступленно забилось в груди. Ее охватило такое страстное желание сейчас же отправиться к Николасу, что она не раздумывая встала с постели. Несколько мгновений Элизабет стояла в нерешительности, понимая, что поступок, который она вот-вот готова совершить, круто изменит всю ее жизнь. Однако желание отдать себя Николасу всю, без остатка, оказалось настолько сильным, что ноги сами понесли Элизабет к двери.

Пальцы нащупали щеколду и замерли. Сердце Элизабет билось так громко, что заглушало стук дождя в оконное стекло. Что с ней будет, если он ее выгонит?

Элизабет понимала, что если Николас ее прогонит, ей будет очень больно. Но знала она и то, что если она сейчас не воспользуется возможностью, которую ниспослала ей судьба — а она наверняка больше не повторится, — то будет жалеть об этом всю жизнь.

Трясущейся рукой Элизабет взялась за щеколду. Раздался тихий щелчок, и дверь отворилась. В соседней комнате на прикроватной тумбочке горела одна-единственная свеча, роняя на поцарапанную столешницу капли воска. Николас не спал. Он сидел в постели, прислонившись спиной к грубо отесанной спинке кровати, и, казалось, о чем-то думал. Его смуглая, мускулистая, ничем не прикрытая грудь тихонько вздымалась. Одеяло он откинул в сторону, лишь до пояса натянул на себя простыню. Несколько секунд Элизабет стояла, восхищаясь явившейся ее взору картиной и чувствуя, что сердце ее бьется, словно попавшая в капкан птичка.

Потом серебристые глаза Николаса взглянули на нее, губы его крепко сжались, и Элизабет потребовалось призвать на помощь все свое мужество, для того чтобы не убежать.

Глава 9

Ник глядел на стоявшую в дверном проеме девушку. Длинные темно-рыжие волосы, все еще влажные после купания, струились по плечам, спускаясь до пояса. Освещенные пламенем камина, они казались огненными, такими же, как потрескивающие на каминной решетке угли. Сквозь тонкую белую рубашку виднелось ее восхитительное тело: стройные, по-мальчишески узкие бедра, длинные, как у жеребенка, ноги, неправдоподобно тонкая талия, высокая грудь.

Чувствуя, что его начинает охватывать желание, Ник выругался сквозь зубы и только собрался одернуть незваную гостью, как послышался ее голос:

— Николас…

— Вы не должны здесь находиться, Элизабет. Зачем вы пришли?

Она не ответила, лишь облизнула языком пересохшие губы. Ник заметил, что ее руки дрожат.

— Я подумала, что, может быть… Я надеялась, что вы… — Она с трудом сглотнула. — Вы как-то сказали мне, что хотите меня, что с самого начала меня хотели. А сейчас? Я все еще вызываю у вас желание?

Желание накатило на Николаса яростной волной. Ему едва удавалось держать себя в руках.

— Ради Бога, Элизабет. — Он изо всех сил вцепился в простыню. А может, он ее не понял? Может, просто не расслышал? — С вами что-то случилось? Вы испугались?

Элизабет вошла в комнату и, не останавливаясь, решительно направилась к кровати.

— В какой-то степени да. Я боюсь, что я вам больше не нравлюсь. Что вместо того, чтобы заняться со мной любовью, вы выпроводите меня из своей комнаты.

Николаса бросило в жар. На секунду ему показалось, что он сейчас задохнется.

— Элизабет, вы не понимаете, о чем говорите.

— Нет, понимаю. Я прекрасно понимаю, о чем говорю. Я прошу вас заняться со мной любовью.

Хотя тело его уже отозвалось на ее призыв, Ник покачал головой:

— Я не могу этого сделать, Элизабет. Я женат. Я не могу на вас жениться и не хочу просто так взять и обесчестить вас.

Она сделала еще один шаг по направлению к кровати. На секунду ее рубашка вздулась колоколом, потом снова словно прилипла к телу, подчеркивая стройность бедер. От Элизабет исходил запах мыла и свежих поленьев, сгоравших в камине. Это был запах чистоты, свежести и юности.

— Пожалуйста, Николас… ну пожалуйста, не прогоняйте меня.

Он перевел взгляд на огонь, чувствуя, как его переполняет желание.

— Я хочу вас, — тихо проговорил он. — Даже не припомню, когда я так сильно хотел женщину. Но факт остается фактом. Я женат на другой.

— Нет, не женаты! — пылко воскликнула Элизабет. — Перед лицом Господа вы одиноки. Ваша жена бросила вас девять лет назад. — Она потянулась к его щеке, нежно коснулась ее. У Николаса дух захватило от этой ласки. — Скоро я должна буду выйти замуж. За совершенно чужого, незнакомого мне человека, которого я не люблю. А я хочу знать, что чувствуешь, когда занимаешься любовью с тем, кого любишь. Я хочу быть с вами, Николас. Очень хочу. А на все остальное мне наплевать.

Николас застонал. Он сам не знал, как это случилось, но уже в следующую секунду Элизабет очутилась в его объятиях. Губы его прильнули к ее губам страстно, требовательно. Он провел языком по трепещущей нижней губе Элизабет, призывая ее приоткрыть рот. Он прижался к ней еще крепче, давая ей привыкнуть к нему, стараясь не напугать, и, на секунду отстранившись, прошептал:

— Я знаю, что должен отправить тебя назад. Знаю, но не могу. Я всего лишь человек, Элизабет. Хуже одних, лучше других. И я тоже хочу тебя.

Элизабет прерывисто вздохнула. Николас покрыл короткими поцелуями ее шею, добрался до нежной мочки уха, провел по ней языком. Уложив Элизабет рядом с собой, он откинул назад ее густые темно-рыжие волосы и, взяв ее лицо в ладони, снова надолго приник к ее нежным губам.

— Николас… — прошептала она. — Николас…

Он погладил ее по щеке. Как же он хотел ее, Господи, как же хотел! Восставшая плоть прижалась к простыне. Он пытался убедить себя, что поступает нехорошо, что не должен этого делать, что Элизабет никогда не сможет ему принадлежать, но тело отказывалось подчиняться голосу разума. Руки Николаса независимо от него самого отправились в путешествие по ее спине, легли на грудь. Николас почувствовал под тонкой тканью ночной рубашки ее затвердевшие соски, и внезапно его охватило безудержное желание взглянуть на них.

Расстегнув дрожащими пальцами пуговки на рубашке, он стянул ее с Элизабет и отшвырнул в сторону. Девушка лежала перед ним трепеща, восхитительно обнаженная, однако прикрыться не пыталась. Длинные темно-рыжие волосы струились по груди, прикрывая бледно-розовые соски, маленькие, упругие, вздымающиеся с каждым прерывистым вздохом.

— Какая у тебя очаровательная грудь, — прошептал Николас и, отведя с груди прядь волос, накрыл рукой вздымающуюся округлость. — Я такой и представлял ее.

Наклонившись, он коснулся губами упругого соска. Застонав, Элизабет выгнулась и дрожащими пальцами обхватила шею Николаса.

— Николас… — задыхаясь, прошептала она.

Он прижался к ее губам со всей страстью, на какую только был способен, и Элизабет с такой же пылкостью ответила на его поцелуй. Николас почувствовал, как трепещет ее юное девичье тело, и его бросило в жар.

Как же ему хотелось не мешкая сделать Элизабет своею. Огромным усилием воли Николас взял себя в руки, заставляя себя не спешить. А Элизабет между тем гладила его покрытую темными курчавыми волосами грудь, не оставляя без внимания ни одну мышцу, и очередная волна яростного желания накатила на Николаса. Элизабет принялась покрывать легким поцелуями его шею и плечи, и Николасу показалось, что сейчас он сгорит в яростном огне.

Он опустил Элизабет чуть пониже и раздвинул ее стройные ноги. Его вздымающаяся плоть уперлась ей в бедро, и Николас почувствовал, как Элизабет напряглась.

— Расслабься, любовь моя. Я не сделаю тебе больно, — прошептал Николас и, прильнув к губам Элизабет, принялся гладить ее грудь. Вскоре он с облегчением ощутил, что сна начинает расслабляться.

Обняв Николаса за шею, она тесно прильнула к нему. Рука Николаса скользнула вниз, и он услышал, как Элизабет испуганно ахнула, ощутил теплую обволакивающую влажность, и ему показалось, что он больше не выдержит.

— Ты хочешь меня, Элизабет, — задыхаясь, прошептал он, осторожно поглаживая ее. — Хочешь так же сильно, как я хочу тебя.

Лицо Элизабет пылало, глаза потемнели, а нижняя губа чуть вздрагивала. Глядя на ее лицо, Николас начал потихоньку приходить в себя. Помутненный страстью разум снова стал ясным. Что же он делает? Ведь Элизабет — невинна. Он не может так поступить с ней!

Тихонько выругавшись, он осторожно коснулся ее лица.

— Я не должен этого делать, Элизабет. Мы не должны. Скажи, чтобы я перестал. Скажи, пока еще не поздно.

Элизабет покачала головой и, притянув его к себе, прильнула к его губам долгим, страстным поцелуем.

— Уже слишком поздно.

Николас и сам это понял: его возбужденная плоть уже вошла в Элизабет. И последний барьер, который Николасу оставалось преодолеть, был взят. Николас не был уверен, что Оливер Хэмптон не лишил Элизабет невинности в тот день, когда набросился на нее в кабинете. И сейчас поняв, что не Хэмптон, а он сам сделал Элизабет женщиной, Николас ощущал одновременно и облегчение, и чувство вины. Нет, он не заслуживает такого счастья!

Элизабет вскрикнула от острой боли, пронзившей все тело, однако Николас прижался к ее губам горячим поцелуем, заглушая этот крик. Элизабет ощущала, что Николас в ней, что он заполнил ее. Это было восхитительное, острое, ни с чем не сравнимое и немного пугающее чувство, которого Элизабет еще никогда не доводилось испытывать. Словно Николас одним движением подчинил ее себе, и теперь она целиком и полностью принадлежала только ему.

— С тобой все в порядке, любовь моя? — прошептал Николас.

Он приподнялся над ней, отчего на руках его напряглись мышцы.

Элизабет облизнула пересохшие губы.

— Да… Со мной все в порядке.

Наклонившись, Николас прильнул к ее губам глубоким, нежным поцелуем, заставившим Элизабет забыть обо всем и вновь почувствовать огонь желания. Боль утихла. Элизабет почувствовала, что ее бросает то в жар, то в холод. Николас ритмично задвигался, и тело Элизабет возродилось к жизни.

Легкий стон сорвался с ее губ. Элизабет вся подалась навстречу Николасу, инстинктивно раздвинув ноги еще шире, стремясь глубже вобрать его в себя, охваченная желанием быть к нему ближе. По телу ее пробегала сладкая дрожь, из груди вырвался полувсхлип-полувздох.

Застонав, Николас снова вошел в нее, движения его становились все мощнее, все требовательнее. Элизабет прикусила губу, чувствуя, как ее охватывает трепетный огонь. Она была как в тумане. Все куда-то исчезло, осталось лишь ощущение, что она растворяется в Николасе. Она изо всех сил вцепилась ему в плечи, чувствуя под руками мощь мускулов. Николас откинул назад голову, и его густые черные волосы коснулись рук Элизабет.

Внезапно Элизабет почувствовала, как внутри все сжалось. Что-то с ней происходило — странное, неукротимое и вместе с тем радостное. По телу разлилось блаженное тепло. И вдруг ее подхватила бурная волна и понесла куда-то вверх, в невиданные дали, к слепяще-яркому свету. Чувствуя, что не в силах больше выдержать эту сладкую пытку, Элизабет пронзительно вскрикнула и содрогнулась.

Еще два сильных толчка — и Николас, глухо застонав, последовал ее примеру. Тело его содрогнулось. Несколько секунд Николас еще возвышался над ней, опираясь на руки, потом, нежно поцеловав Элизабет в шею и губы, лег с ней рядом и притянул ее к себе.

Несколько минут оба молчали. Элизабет слышала неистовое биение его сердца. Ее собственное вторило ему в такт.

Элизабет не знала, что бы случилось, если бы она после всего произошедшего между ними просто заснула. Но было еще слишком рано, и ночь казалась слишком восхитительной, чтобы тратить ее на сон. Однако минута шла за минутой, а Николас молчал и не делал ни малейшей попытки к ней прикоснуться. Тогда Элизабет сама повернулась к нему и, приподнявшись на локте, запечатлела на губах Николаса нежный поцелуй.

— Элизабет… — прошептал он охрипшим голосом. — Бесс…

Элизабет легла на спину, и Николас, сжимая ее в объятиях, снова вошел в нее.

— О Господи! Я знаю, что не должен этого делать, но не могу остановиться. Я никак не могу насытиться тобой.

На сей раз он взял ее бережно и нежно. И вскоре они вновь вознеслись к вершинам блаженства, а потом заснули.

Перед рассветом Элизабет проснулась и, открыв глаза, взглянула на Николаса. Он не спал. Глаза у него были темные, затуманенные страстью. Она потянулась к нему, и он обнял ее и притянул к себе. Они снова любили друг друга, обстоятельно, не спеша, и Николасу казалось, что никогда ему не утолить страсть, которую вызывала в нем эта девушка.

Он вел себя так, словно боялся, что восход солнца вновь вернет их в ту жизнь, в которой нет места их любви. Элизабет стало грустно, однако она знала, на что идет, когда переступила порог этой комнаты.

«Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что между нами произошло, — подумала она. — Да и как можно пожалеть о самой прекрасной ночи в своей жизни? Даже если впереди меня ждет жалкое, безрадостное существование, я не буду предаваться унынию, не позволю ему сломить себя, как произошло с мамой. В самые тяжелые минуты я буду вспоминать эту ночь, которую провела в объятиях Николаса Уорринга, и благодарить Господа за то, что он ниспослал мне такое счастье».

Ник осторожно встал с постели, стараясь не разбудить Элизабет, оделся и отправился на конюшню. На душе у него

кошки скребли. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким виноватым. Парнишка конюх отлично вычистил Акбара. Лошадь хорошо отдохнула и была готова к предстоящему трудному путешествию, чего нельзя было сказать о самом Нике.

Обернувшись, он взглянул в сторону увитого плющом здания, на окна комнат, расположенных над кухней, где он похитил у Элизабет девственность. Он отлично понимал, что поступает мерзко, однако не в силах был ничего с собой поделать. А должен был бы! Ведь он женат, и Элизабет никогда не сможет ему принадлежать. Она аристократка и его подопечная, а он затащил ее к себе в постель, как какую-нибудь проститутку, которых в изобилии поставлял в Рейвенуорт-Холл Тернер-Уилкокс.

Ник почувствовал такое отвращение к себе, что ему на секунду стало дурно. И тем не менее ночь, проведенная с Элизабет, оказалось настолько чудесной, что по-настоящему сожалеть о ней Николас не мог.

По правде говоря, Элизабет тронула его душу так, как еще ни одной женщине не удавалось этого сделать. С ней он испытал такую полноту жизни, какой не испытывал с того самого дня, когда его отправили в ссылку и жизнь его приняла такой горький и безвозвратный поворот. Однако Ник понимал, что никакие чувства положения вещей не изменят. Он по-прежнему женат, а по отношению к Элизабет Вулкот поступил как последний негодяй.

Кинув конюху монетку, Ник приказал ему оседлать лошадь и отправился на поиски какой-нибудь одежды для Элизабет. Выйдя из конюшни во двор, он снова бросил взгляд на окна второго этажа небольшого кирпичного строения и плотно сжал губы.

Предстоял долгий путь домой.

Хотя Маргарет Уорринг не видела брата почти год, стоило ему переступить порог Рейвенуорт-Холла, как она тотчас же поняла, что с ним что-то произошло. Целых девять лет прошло с тех пор, как Мэгги была здесь в последний раз, а казалось, прошло всего несколько дней. Она во все глаза смотрела на Ника, однако он ее не замечал: взгляд его был прикован к молодой стройной рыжеволосой девушке, одетой в простую коричневую юбку и белую муслиновую блузку — обычный наряд горничной.

Однако Мэгги знала, что никакая это не горничная, а подопечная Ника и зовут ее Элизабет Вулкот. Мэгги уже слышала о похищении девушки. Она приехала всего через несколько минут после того, как Николас отправился на поиски Элизабет. Мэгги уже успела познакомиться с тетей Софи — очень милой, хотя и несколько эксцентричной старушкой, имевшей привычку принимать близко к сердцу все, что происходило вокруг.

Неожиданный приезд Мэгги не составил исключения.

— Да ведь это Маргарет! — непринужденно воскликнула Софи Крэбб, столкнувшись с ней в дверях. — Сто лет вас не видела! Постойте-ка… Ну да, последний раз мы с вами встречались еще до того, как вы ушли в монастырь. Какая же вы были тогда молоденькая и хорошенькая! А как похожи на свою милую матушку! Так, значит, вы вернулись домой, моя дорогая девочка? Ваш брат будет просто счастлив. Он, знаете ли, не был в восторге от того, что вы решили отрешиться от всего земного.

Мэгги потеряла дар речи. Одной фразой Софи Крэбб подвела итог всей ее прошлой и настоящей жизни. Мэгги и в самом деле вернулась домой. Она уже вполне расплатилась за совершенные ошибки и наконец поняла, что вовсе не хочет до конца жизни оставаться в монастыре.

Проводя год за годом в тихой уединенной обители, Маргарет постепенно начала осознавать, что жизнь проходит мимо. И ей захотелось вновь открыть для себя мир, в котором она когда-то жила, найти в нем свой собственный путь и отвечать за последствия этого выбора.

И теперь она стояла в холле, смотрела на такое красивое и родное, но искаженное страданием лицо брата и понимала, что не у нее одной проблемы. Похоже, и у Ника они есть.

— Ник! — позвала она.

Он страдал целых семь долгих лет. Мэгги думала, что все плохое осталось для него в прошлом, однако выражение лица брата подсказало ей, что все не так просто.

Он обернулся на ее голос, и в ту же секунду морщинки на лбу разгладились, а лицо стало радостным и безмятежным.

— Мэгги! Вот это да! Какого черта ты здесь делаешь? — И прежде чем она успела что-то ответить, схватил ее в объятия и закружил по холлу. — Черт подери! Как я рад, тебя видеть!

— Я тоже очень рада тебя видеть, Ник. — О Господи, как же она по нему соскучилась! — Надеюсь, ты не откажешься от своих слов, если я скажу тебе, что вернулась домой навсегда.

На лице Николаса отразилось беспокойство, но уже в следующую секунду его сменила радостная улыбка.

— Ты хочешь сказать, что навсегда оставила монастырь?

— Да. Я решила дать миру еще один шанс.

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Слава тебе, Господи!

Они стояли улыбаясь друг другу, вновь ощущая себя десятилетними детьми. Внезапно Ник громко ахнул и обернулся:

— Боже правый! Я совсем забыл. Леди Маргарет, разрешите представить вам мою подопечную, мисс Элизабет Вулкот.

Элизабет присела в реверансе:

— Счастлива с вами познакомиться, леди Маргарет. — Она вспомнила о своей помятой коричневой юбке и простенькой белой кофточке, и краска бросилась ей в лицо. — Прошу простить меня за мой внешний вид, но я…

— Я в курсе последних событий. Ваша тетушка вкратце поведала мне о том, что произошло, а Мерси Браун дополнила ее рассказ деталями.

Элизабет улыбнулась, а Ник нахмурился:

— Этот мерзавец Бэскомб ей житья не дает. Вбил себе в голову, что должен жениться на ней. Теперь, когда ты вернулась домой, ты поможешь нам найти для Элизабет подходящего мужа.

Мэгги улыбнулась, Элизабет же, наоборот, отчего-то погрустнела.

— Если вы не возражаете, — проговорила она, — я пойду наверх и переоденусь. Думаю, вы извините меня — путешествие было не из легких.

Мэгги пристально взглянула на Элизабет. Девушка была выше ее ростом, с темно-рыжими, а не золотистыми, как у нее, волосами и зелеными, а не светло-голубыми глазами.

— Ну конечно! — воскликнула она. — И прошу вас, зовите меня просто Мэгги. Надеюсь, мы с вами будем друзьями.

Элизабет улыбнулась:

— Я была бы очень этому рада. А вы зовите меня Элизабет.

Элизабет, повернувшись, зашагала прочь. А Мэгги, глядя ей вслед, отметила, что Ник и его подопечная явно чем-то взволнованы.

— Они не обидели ее? Ты приехал вовремя? — спросила она Ника.

На скулвх Ника заиграли желваки.

— Люди Бэскомба ее не тронули, если ты об этом спрашиваешь.

Мэгги облегченно вздохнула:

— Слава тебе, Господи!

Брат промолчал, но лицо его стало жестким, и Мэгги снова почувствовала беспокойство. Протянув руку, она погладила Ника по щеке, ощутив, как он напряжен.

— С тобой все в порядке, Ник? Ты что-то сам на себя не похож.

Николас тяжело вздохнул.

— Со мной все в полном порядке. Просто я устал. Давай я пойду переоденусь, а потом мы с тобой встретимся в кабинете. — Он улыбнулся, однако улыбка вышла несколько вымученной. — Расскажешь мне во всех подробностях о том, что побудило тебя покинуть монастырь и вернуться к жизни.

При виде Элизабет Мерси заохала, заахала, засуетилась. Элизабет же оставалась совершенно равнодушной ко всему. Она страшно устала, и у нее ныло сердце. Всю дорогу от постоялого двора до дома Ник почти не обращал на нее внимания. Он был вежлив и холоден. Ни поцелуя, ни нежного взгляда. Ничего… Словно ночи, которую они провели вместе, не было. К концу пути Элизабет стало казаться, что это и в самом деле так.

— Забирайтесь-ка, моя милая, в ванну. — Снимая с Элизабет светлый шелковый халат, Мерси легонько подтолкнула ее к ванне, над которой поднимался парок. — Совсем умаялись, как я погляжу.

Элизабет с наслаждением окунулась в благоухающую лепестками роз мыльную воду, и внезапно в голову пришла непрошеная мысль: вчера вечером ванна была прелюдией к ночи любви.

— Ну как, лучше?

Элизабет кивнула:

— Спасибо, Мерси.

Вода успокаивающе подействовала на ноющее тело, однако сердце продолжало болеть. Элизабет хотелось поплакать, чтобы слезами облегчить эту боль, однако она не могла себе этого позволить.

— Леди Маргарет приехала. Вы знаете? — спросила горничная.

— Да, мы с ней уже познакомились.

— Его светлость так обрадовался, должно быть, когда узнал, что она вернулась домой насовсем! Кухарка мне рассказывала, что, когда они были детьми, их водой было не разлить. Говорит, граф просто обожал свою сестренку.

Элизабет вспомнила о Стивене Хэмптоне, убитом Николасом.

— Я об этом уже догадалась.

Мерси взглянула на синяк, красовавшийся у Элизабет на подбородке.

— Это вас люди мерзавца Бэскомба так отделали?

— Чтобы я не кричала. А потом они вели себя вполне пристойно, учитывая обстоятельства.

— И правильно сделали. А не то граф наверняка поступил бы с ними так, как с тем подонком, который обидел его сестру.

У Элизабет от удивления округлились глаза.

— Боже правый! Ты знаешь про леди Маргарет?

Мерси рассмеялась:

— Я знаю обо всем, что происходило в этом доме, даже когда меня здесь не было.

— Если это так, то тебе, должно быть, известно, что его светлость застрелил лорда Стивена защищаясь.

— Конечно, известно. Только это не имеет никакого значения. Наш Ник все равно убил бы этого мерзавца!

Мерси сказала это с такой гордостью, словно считала убийство Стивена Хэмптона не преступлением, а подвигом. А может, она и права, подумала Элизабет, вспомнив об Оливере.

— Надеюсь, ты не станешь распространяться о том давнем инциденте. Леди Маргарет вряд ли понравится, если ее прошлое станет предметом сплетен.

Мерси оскорбленно поджала губы:

— Я не сплетница. И потом, чего старое ворошить?

— Это верно. К тому же, я думаю, его светлость не хотел бы, чтобы обсуждали его сестру.

Мерси промолчала. Несколько минут спустя она вышла, оставив Элизабет наслаждаться ванной в одиночестве. Однако полностью расслабиться Элизабет не могла. Всякий раз, когда взгляд ее падал на собственное тело, она представляла, как смуглые руки Николаса ласкают его. Она вспоминала, как он целовал ее, до сих пор ощущала в себе его плоть.

Как это ни странно, но Элизабет теперь казалось, что она по праву принадлежит Николасу, и то, что он после той незабываемой ночи с такой холодностью ее отверг, причиняло ей острую боль. Поездка домой оказалась сплошным кошмаром. Ник за всю дорогу и двух слов не сказал, и напряжение, возникшее между ними, действовало Элизабет на нервы. Она понимала, что за эту ночь любви придется платить, однако представить себе не могла, что так скоро и такой ценой: терпя его угрюмое молчание.

Но почему он так себя ведет? Быть может, одной ночи хватило, чтобы удовлетворить его желание? А может, он возмущен ее бесстыдством? Или просто испытывает чувство вины?

Элизабет этого не знала.

И боялась узнать.

— Итак, братишка, ты не расстроен тем, что я без предупреждения вторглась в твою жизнь?

Ник улыбнулся и поглядел на Мэгги. Она сидела высоко подняв голову и выпрямив спину. Раньше она любила сидеть поджав под себя ноги, но в монастыре, похоже, у нее искоренили эту привычку. И Нику стало грустно оттого, что их молодость прошла и эти безмятежные годы уже не вернуть.

— Несколько месяцев назад я бы предпочел, чтобы ты меня все-таки предупредила, хотя и тогда был бы счастлив твоему возвращению.

— Несколько месяцев назад… — задумчиво повторила Мэгги. — То есть до того, как приехала твоя подопечная?

— По правде говоря, я веду приличный образ жизни всего несколько недель, и причина этого именно в Элизабет. — Подняв стакан с бренди, он сделал глоток. — Только после ее приезда я понял, как низко пал.

— Она очаровательная девушка, — заметила Мэгги, наблюдая за братом из-под длинных золотистых ресниц.

Казалось, как и раньше, она видит его насквозь, и Николас поспешил принять равнодушный вид.

— Элизабет красива и умна, — проговорил он, стараясь не вспоминать, какой она была очаровательной, когда, обнаженная, лежала в его кровати. — Сидни Бердсолл ищет ей мужа. Как только она выйдет замуж, Бэскомб поневоле будет вынужден оставить ее в покое.

Он сказал это по возможности непринужденно, словно слова эти давались ему легко, а не причиняли острую боль.

Наклонившись к стоявшему у софы столику, Мэгги взяла с него чашку с золотым ободком «и сделала крохотный глоток.

— А как Рейчел? — спросила она, сменив тему разговора, однако Ник не сомневался, что сестре удалось прочитать его мысли, — если не все, то наверняка большую часть.

— Понятия не имею. Со времени моего приезда в Англию я виделся с ней всего один раз, чтобы подписать договор о ее проживании в замке Коломб.

Мэгги вздохнула. Она была такая же хорошенькая, как и прежде. Нежное лицо сердечком, вьющиеся золотистые волосы, только не длинные, как раньше, а коротко подстриженные, как полагается монашкам. Ник до сих пор ругал себя за то, что вовремя не догадался, какой соблазн она представляет для Стивена Бэскомба.

— Значит, твоя жена не собирается возвращаться домой. А ведь самое меньшее, что она могла бы сделать, — это подарить тебе наследника.

Слова эти заставили Николаса вздрогнуть. Сестра принадлежала к числу тех немногих, кто знал, как страстно он хотел иметь сына.

— Времена эти прошли. Ни я не испытываю к Рейчел никаких чувств, ни она ко мне.

— Но это несправедливо, Ники! Ты так хотел иметь семью. Я часто об этом думаю. Я сама виновата в том, что со мной произошло. Если бы я не позволила Стивену…

— Прекрати. Ты ни в чем не виновата. Абсолютно ни в чем. Стивен был взрослым мужчиной, а ты еще ребенком. И вообще, это — дело прошлое.

Мэгги покачала головой:

— Может быть. Но есть еще бедняжка Элизабет. Я молю Господа о том, чтобы Бэскомб не поломал ей жизнь, как сделал это со мной его брат.

Ник промолчал, но сердце его больно сжалось. Бэскомб не крал у Элизабет невинность. Он сам это сделал. И ему уже не раз приходило в голову, что, в сущности, он такой же подонок, как и Стивен Хэмптон.

Глава 10

Спустя три дня Мерси Браун прибежала к Элизабет с новостью о том, что приехал Сидни Бердсолл. Днем Элизабет позвали в кабинет Николаса. Когда она вошла, граф сидел за столом, как всегда, изысканно одетый. Полосатый сизо-серый жилет, красный фрак и белоснежная рубашка, выгодно оттенявшая его смуглую кожу. Как только дворецкий закрыл за Элизабет дверь, Николас поднялся. От нее не укрылось напряженное выражение его лица. Похоже, встреча со своей подопечной далась ему нелегко. Да и сама Элизабет нервничала.

— Добрый день, Элизабет. Рад, что вы смогли к нам присоединиться.

Как будто у нее был выбор, с горечью подумала Элизабет. И как будто он и в самом деле рад, что она здесь. Николас показался ей таким красивым и таким далеким, что у нее сжалось сердце.

— Добрый день, милорд, — сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы он не догадался о ее истинном состоянии.

В этот момент к ней подошел Бердсолл и, взяв ее за руки, воскликнул:

— Элизабет, дорогая моя, как я рад вас видеть!

Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, и Элизабет ласково ему улыбнулась:

— Я тоже очень рада вас видеть, Сидни.

Она и в самом деле была рада. Ей так не хватало успокаивающего присутствия Сидни, особенно в последние дни. Бросив взгляд на Николаса и заметив, что его будто застывшие черты ничуть не смягчились, Элизабет почувствовала острое желание уткнуться в надежное плечо поверенного и выплакаться.

— Насколько мне известно, вы тут пережили целое приключение, — заметил Сидни. Его серебристые волосы поблескивали в свете стоявшей на столе лампы.

— Пожалуй, — ответила Элизабет, думая о том, что самым невероятным приключением было не ее похищение, а ночь любви, которую она провела с Николасом. — К счастью, лорд Рейвенуорт успел перехватить нас по дороге.

— Мне об этом рассказывали. Я всегда знал, что на Николаса можно положиться.

Смуглые щеки Николаса окрасились нежным румянцем.

— Он вел себя необыкновенно храбро, — прибавила Элизабет, глянув искоса на стоявшего рядом Ника. — Я так благодарна ему за то, что он выручил меня из беды.

Рейвенуорт смущенно кашлянул.

— Сидни приехал сюда, потому что я послал ему письмо, — счел нужным пояснить он. — Я написал ему о том, что вас пытались похитить, и он тотчас же примчался из Лондона.

— Все это просто ужасно! — воскликнул Сидни, покачав головой. — Этот Бэскомб вконец обнаглел. Но надеюсь, что мы с вами вчетвером — леди Маргарет тоже предложила свои услуги — навсегда от него отделаемся.

— Сидни хочет сказать, — вмешался Николас, — что лондонский сезон уже начался, и он считает, что пора вывезти вас в свет.

— Именно так, моя дорогая. Я уже переговорил с несколькими весьма достойными молодыми людьми. Они будут счастливы с вами познакомиться. А когда вы выберете себе кого-нибудь в мужья и обвенчаетесь с ним, вы навсегда будете избавлены от домогательств этого подонка Бэскомба.

К горлу Элизабет подкатил комок. Она знала, что это время вот-вот наступит, и все-таки не была к нему готова. Она старалась не смотреть на Николаса, но взгляд ее помимо ее воли все возвращался к нему. Но лицо его было неподвижным и непроницаемым, словно вырезанным из дерева.

— Я не… я не думала, что вы так быстро сумеете подготовиться, — пролепетала она.

— К счастью, сумел, — сказал Сидни. — Я предполагал, что Бэскомб попытается нас перехитрить и добраться до вас. Кто знает, быть может, он предпримет еще одну попытку, прежде чем мы успеем добраться до Лондона. Так что, полагаю, нам следует поторопиться с отъездом.

Элизабет бросила на Николаса быстрый взгляд, однако он отвернулся.

— А когда… нужно выезжать? — спросила она.

— Я подумал, что будет лучше, если вы с лордом Рейве-нуортом выедете в конце недели.

Николас удивленно поднял голову:

— Что ты сказал?

— Я сказал, что вам с Элизабет лучше всего…

— Черт подери, Сидни! Ты что же, предлагаешь, чтобы я тоже отправился с ней?

— Естественно. Неужели ты не понимаешь, Ник? Ты не можешь просто отослать Элизабет одну. Тебе придется ее сопровождать. Элизабет будет в безопасности, только когда выйдет замуж. А до этого, если она не будет находиться под твоей защитой, Бэскомб наверняка найдет способ ее скомпрометировать и заставить тем самым выйти за него замуж.

Николас словно окаменел.

— Но ведь это нелепо! Я не могу с ней поехать. Неужели не ясно, что, если я буду находиться с Элизабет в Лондоне, все ее попытки отыскать себе мужа заранее обречены на провал.

Сидни покачал головой:

— Вовсе не обязательно. Хотя общество сделало тебя изгоем, мой друг, ты по-прежнему богат, как Крез, и обладаешь огромной властью. Большинство из членов высшего общества побоятся навлечь на себя твой гнев, сторонясь твоей подопечной.

Николас перевел взгляд на Элизабет. Глаза их встретились, и Николас увидел в них беспокойство, которое она тщетно пыталась скрыть. На секунду взгляд его смягчился. «Прости меня, — казалось, говорил он. — Я не могу с тобой поехать. И не проси». Но уже в следующее мгновение лицо его снова стало жестким, и Элизабет решила, что ей это почудилось.

— Об этом не может быть и речи, — отрезал Николас. — Надо найти какой-то другой выход.

— Другого выхода нет, — возразил Бердсолл. — Ты должен поехать в Лондон и поддержать Элизабет. К счастью, в Лондоне у нас уже есть союзник.

— Какой союзник? Кого ты имеешь в виду?

— Герцог Белдон согласился оказать Элизабет покровительство. — Сидни взглянул на Николаса. — Ты должен его помнить, — насмешливо прибавил он. — До того как тебя арестовали, вы были друзьями.

Ник посмотрел на огонь в камине.

— Я совершенно забыл про Рэнда Клейтона.

— Может быть, ты и забыл, а вот он всегда о тебе помнил. Насколько мне известно, после твоего возвращения он предпринимал неоднократные попытки увидеться с тобой, однако ты их игнорировал.

Николас взглянул на Элизабет:

— До того как меня обвинили в убийстве, Рэнд Клейтон был моим лучшим другом. Он тогда еще не был герцогом, а всего лишь маркизом. Когда я вернулся в Англию, он уже унаследовал герцогский титул, и я не хотел компрометировать его дружбой с человеком, осужденным за убийство.

— Очень благородно с твоей стороны, — съязвил Сидни, — но герцог, очевидно, придерживается на этот счет другого мнения. Он предложил нам свою помощь, и ради Элизабет я намереваюсь ее принять.

В комнате воцарилась тишина. Взгляд Николаса был прикован к Элизабет. Ей очень хотелось бы знать, какие мысли таятся в серебристых глубинах его глаз, однако ничего прочесть в них она не смогла.

— Кроме того, тебе следует подумать и о своей сестре, — нарушил молчание Бердсолл. — Теперь, когда она покинула монастырь, у нее могут возникнуть новые проблемы. Так что помощь его светлости будет просто неоценима.

Ник плотно сжал губы, так что на щеках у него заиграли желваки, и покорно вздохнул.

— Хорошо, Сидни. Ты опять одержал верх.

Сидни с облегчением вздохнул:

— Отлично. Так когда вас ждать?

— У меня есть кое-какие дела. Нужно разобраться с негодяями, похитившими Элизабет. Так что завтра утром я отправляюсь в Доркинг, а когда ситуация разрешится, вернусь. — Он снова взглянул на Элизабет: — Вы с тетушкой должны быть готовы через три дня отправиться в путь.

— Как прикажете, милорд. Нам недолго собираться.

Николас кивнул и повернулся к Бердсоллу:

— Ты прав, Мэгги тоже поедет с нами. Если, конечно, не возникнет никаких препятствий.

Поверенный улыбнулся. Казалось, гора свалилась с его плеч.

— Очень хорошо. А я тем временем распоряжусь подготовить для вас твой городской дом, сообщу о вашем предстоящем приезде его светлости и позабочусь обо всем прочем.

— Спасибо, Сидни. — Николас бросил в сторону Элизабет последний, не отличавшийся теплом взгляд, и у нее снова сжалось сердце. Не так давно он смотрел на нее совсем иначе. — Сообщите о наших планах своей тетушке и скажите Мерси, что она будет вас сопровождать.

— Хорошо, милорд. — Элизабет повернулась к Бердсоллу и улыбнулась ему, надеясь, что он не заметил, как ей больно. — Вы останетесь ужинать?

— Боюсь, нет, моя дорогая. Слишком много дел. — Он поднес к губам ее руку. — С нетерпением буду ждать нашей встречи.

— Я тоже, Сидни. Вы мой самый лучший друг.

Николас проводил Элизабет до дверей взглядом, а когда дверь за ней захлопнулась, почувствовал, что опять может дышать.

Сидни вновь обратился к нему.

— Я знаю, как тебе нелегко, Николас. Эти люди отворачивались от тебя все эти годы. Я уверен, они и сейчас не очень к тебе расположены, однако со временем будут вынуждены принять тебя.

Поверенный, конечно, был прав. Несмотря на запятнанную репутацию, он, Николас, по-прежнему является человеком, обладающим властью. Пусть высший свет повернулся к нему спиной, однако, если его станет поддерживать Бел-дон, общество не станет открыто его игнорировать. Маргарет получит возможность забыть свое прошлое, а Элизабет сможет вращаться в высших кругах, где непременно найдет себе подходящего мужа.

Мысль эта причинила Николасу острую боль.

Он распрощался с Бердсоллом, который тут же отправился в путь, и наконец остался один. Ник налил себе бренди и уселся перед камином. И тотчас же перед ним возник образ Элизабет — гордой, строптивой и потрясающе красивой. Ник знал, что причинил ей боль, однако у него не было другого выхода. Та ночь любви была страшной ошибкой. И Николас своим напускным безразличием хотел дать ей это понять.

Может быть, нужно было поступить по-другому. Просто сказать ей, что ему очень жаль… Но, по правде говоря, Ник не мог решиться на это.

Он уже давно понял, что Элизабет Вулкот при желании может из него веревки вить. Он пойдет ради нее на что угодно. Она не должна заметить, что он по-прежнему ее хочет. Ведь если она снова попросит заняться с ней любовью, он, пожалуй, не сможет ей отказать.

Ведь тогда на постоялом дворе не смог…

Этой долгой ночью Нику никак не удавалось заснуть, а когда сон наконец сморил его, ему приснилась Элизабет Вулкот, обнаженная и прекрасная. Потом Нику приснились родители, те счастливые дни, когда еще были живы мама и отец, всегда отлично понимавшие своего сына. Счастливая и безмятежная жизнь Ника кончилась, когда он убил Хэмптона… Сон про родителей снова сменился сном про Элизабет. Она держала на руках черноволосого мальчугана, как две капли воды похожего на него, и, смеясь, говорила ребенку: «Вот папа!»

Разбудили Ника ночные звуки: стрекот сверчка, зловещее уханье совы. Он долго лежал, пытаясь прийти в себя. Уж слишком реальным был сон. Вне его обволакивающей теплоты он чувствовал себя страшно одиноким.

К тому времени как Ник встал, оделся и подготовился к поездке, настроение у него было ниже среднего. Он отправился на конюшню. Акбар был уже оседлан, равно как и длинноногий гнедой жеребец для Элиаса. Мути должен был сопровождать Николаса в Доркинг, где они намеревались встретиться с местным мировым судьей.

— Констебль Рэгсдейл согласился отвезти туда людей Бэскомба, похитивших Элизабет, — пояснил Ник Элиасу. — Сказал, что продержит их там до моего возвращения. — Он невесело усмехнулся. — Отсидят в Ньюгейте с десяток лет, вся дурь из головы и вылетит.

— Скажешь тоже, в Ньюгейте! — фыркнул Элиас. — Этим подонкам здорово повезет, если их не повесят!

Ник стиснул зубы. Если людям Бэскомба вынесут смертный приговор, значит, так тому и быть. Они угрожали девушке, которую он, Ник, поклялся защищать. И если закон будет к ним снисходителен, то от него они пощады не дождутся.

Однако все планы Ника рухнули, когда, приехав в замок, расположенный на окраине Доркинга, он обнаружил, что Сайрес Дануитти, мировой судья, отпустил преступников.

— Что?! — воскликнул разъяренный Ник, узнав об этом. — Вы хотите сказать, что Бэскомб потребовал, чтобы вы отпустили его людей, а вы и рады стараться?

Дануитти с трудом сглотнул.

— Все происходило не совсем так, но итог был именно таков: он забрал своих людей. — Мировой судья, сын богатого помещика, был откормленным мужчиной с бледным круглым лицом и редеющими пегими волосами. — Лорд Бэскомб сказал, что произошла страшная ошибка. Он заявил, что его люди везли к нему в гости его невесту. А поскольку ни вас, ни девушки на месте не оказалось и никто не мог опровергнуть его заявление, я был вынужден отпустить задержанных под поручительство его светлости.

Ник схватил судью за лацканы дорогого, отделанного бархатом камзола.

— Безмозглый кретин! Ты хотел угодить Бэскомбу, вот почему ты отпустил его людей! Только об этом ты и думал!

Дануитти попытался вырваться из цепких рук Ника, однако это ему не удалось.

— Да вы с ума сошли! — закричал он. — Бэскомб хочет жениться на девчонке и сделать ее графиней! Да эта маленькая дрянь должна на коленях благодарить его за то, что ей оказана такая милость!

Ник рывком приподнял толстяка над полом.

— А теперь послушай меня, мерзкая жаба, и запомни хорошенько! Я — опекун этой девушки. Она уже не раз говорила Бэскомбу, что отказывается выйти за него замуж. Эти люди увезли ее из моего дома насильно. — Ник продолжал трясти Дануитти. — В следующий раз, когда я скажу тебе, что кто-то нарушил закон, будь добр, прислушайся к моим словам, иначе тебе придется иметь дело не с Бэскомбом, а со мной!

Дануитти поспешно кивнул. Лицо его приобрело зловещий пурпурный оттенок. Элиас стоял рядом и, усмехаясь, наблюдал за происходящим. Ник разжал руки, и страж закона мешком свалился в кресло.

— Передай от меня большой привет отцу, Сайрес, — сухо проговорил Ник и, повернувшись, вышел вместе с Элиасом за дверь.

— Чертов подонок, — проворчал Элиас, взяв из рук парнишки конюха поводья и бросив ему монетку.

— Нужно было мне раньше догадаться, что Бэскомб и тут попытается выкрутиться. Отсюда до его поместья менее дня пути. Конечно, ему ничего не стоило меня опередить.

Элиас ободряюще хлопнул друга по плечу:

— Не переживай, Ник, дружище. Когда этот чертов Бэскомб узнает о том, что мисс Вулкот отправилась в Лондон, он помчится следом за ней. И своих ребят наверняка прихватит. Там-то мы с ними и поквитаемся.

Ник непроизвольно сжал руки в кулаки. Ему не терпелось добраться до негодяев, похитивших Элизабет, но еще больше — до их хозяина, Оливера Хэмптона.

Вечером, накануне поездки в Лондон, Элизабет в последний раз вышла в сад. Фиалки и колокольчики уже цвели вовсю. Клематис обвивал тянувшиеся вдоль дорожек заграждения своими щупальцами. Его темно-фиолетовые цветы радовали глаз. Днем Элизабет заметила в саду очаровательную трясогузку с редким оперением: канареечно-желтой головкой и черной как смоль грудкой. Птичка и теперь стояла у нее перед глазами.

Элизабет тихо вздохнула. Она уже привыкла к Рейвенуорт-Холлу, полюбила его и вот теперь вынуждена уехать отсюда навсегда, поселиться в новом доме, в котором она никогда не бывала, с человеком, которого не знает и никогда не полюбит.

— Элизабет? — послышался из-за изгороди знакомый мужской голос, и она вздрогнула от неожиданности.

— Я здесь, милорд.

Он направился к ней по посыпанной гравием дорожке, двигаясь грациозно и почти бесшумно.

— Сестра сказала, что вы пошли в сад.

Николас был одет в темно-синий сюртук и белую гофрированную рубашку. Элизабет старалась не думать о том, как он красив: шелковистые черные волосы, смуглое лицо, чуть выступающие скулы, четко очерченные губы.

— Я пришла сюда, чтобы запечатлеть в памяти красоту вашего сада. — «Мне хотелось еще раз увидеть то место, где ты впервые меня поцеловал». — Вечером здесь особенно чудесно.

Он взглянул на стражу, чтобы убедиться, что все в порядке и Элизабет ничто не угрожает.

— Я недолго, обещаю, — сказала Элизабет, перехватив его взгляд.

Граф усмехнулся. Лицо его стало напряженным.

— Я собирался с вами поговорить, Элизабет. Давно следовало это сделать. Я пытался уговорить себя, что лучше не касаться этой темы, но это неправильно. — Он бросил взгляд на темные кусты, потом снова посмотрел на Элизабет. — Я хочу, чтобы вы знали: я страшно раскаиваюсь в случившемся. То, что произошло между нами, было ошибкой, ужасной ошибкой, за которую я буду расплачиваться до конца своих дней.

Элизабет почувствовала, что сердце ее вот-вот выскочит из груди.

— Прошу вас… не говорите так.

— Но почему? Ведь это правда. Господи, ведь вы были девушкой! А я — ваш опекун.

Элизабет гордо выпрямилась:

— Вы мужчина, милорд. Я сама к вам пришла и молила не прогонять меня. Если уж кому раскаиваться в случившемся, так это мне. Но я ни о чем не жалею, милорд. Разве что о том, что вас это мучает.

Николас молчал, лишь смотрел на нее так пристально, словно хотел заглянуть в душу. Он стоял неподвижно, как изваяние. Плечи, казалось, были сделаны из стали. Наконец, подняв голову, он отступил от Элизабет на шаг.

— Мы отправляемся в Лондон в семь утра. Перед дорогой стоит как следует выспаться.

Элизабет не ответила. Он уже скрылся в темноте, а она все глядела ему вслед. Сердце ныло. Слезы навернулись на глаза. Она не жалела о том, что было, и знала, что никогда не пожалеет.

Единственное, чего ей хотелось, так это того, чтобы и Николас ни о чем не жалел.

Маргарет откинулась на спинку сиденья, чувствуя себя как во сне. Целых девять лет прошло с тех пор, как она последний раз ездила в Лондон. Тогда она, молоденькая шестнадцатилетняя девчонка, в первый раз выехала в свет. Как гордился ею отец! Сколько молодых людей соперничали друг с другом за право стать ее мужем, но она была слишком молода, чтобы всерьез задумываться о браке.

Потом настала осень, сезон закончился, и они вернулись в Рейвенуорт-Холл. Сейчас, девять лет спустя, Маргарет никак не могла понять, что она нашла в Стивене Хэмптоне, что заставило ее по уши влюбиться в него? Скорее всего он просто соблазнил ее, а она по наивности приняла влечение за любовь.

Маргарет выглянула в окно. Мимо проплывали просторные поля, пологие холмы. Время от времени на пути кареты попадались деревушки, где дети приветствовали их веселыми криками, а собаки — громким лаем.

В карете же царило молчание. Элизабет сидела рядом со своей тетушкой Софи, Николас восседал на козлах рядом с кучером. Мерси Браун, Эдвард Пендергасс и Элиас Мути ехали позади, в карете с багажом.

Мэгги взглянула на свое платье девятилетней давности, которое она выбрала для поездки среди дюжины других, ему подобных. Чересчур пышная юбка из муарового шелка и многочисленные оборки по подолу уже давным-давно вышли из моды. Это старомодное платье живо напомнило Маргарет о тех годах, которые прошли мимо, и о постыдном событии, в корне изменившем ее жизнь.

Маргарет понимала, что предстоящие дни окажутся в той или иной степени нелегкими для них всех. Высшее общество сделало их с Ником изгоями, хотя лишь немногие знали правду о том, что случилось с ними. Элизабет, как она догадывалась, предпочла бы выйти замуж по любви, а не по выбору Сидни с Ником.

Однако все они твердо намерены найти решение своих проблем. Ник хочет выдать свою подопечную замуж. Элизабет — избавиться наконец-то от Оливера Хэмптона, а она, Мэгги, — снова начать жить.

Хорошо, что у них есть поддержка, подумала Маргарет и впервые за весь день улыбнулась. Она помнила Рэнда Клейтона — высокого, широкоплечего, темноволосого, статного — еще с детских лет. И если герцог Белдон не изменился с тех пор, как она его видела последний раз, на него можно рассчитывать.

Дом Ника на Беркли-сквер, трехэтажный, из красного кирпича, был построен в классическом стиле. По желанию мамы, обстановка была выдержана в греческом духе. Идя по просторным холлам, Ник вспомнил маму, и на лице его появилась грустная улыбка.

Они прибыли накануне вечером. Сразу же поднялась веселая суматоха, слуги забегали, засуетились. Однако уже через полчаса все успокоилось. Особняк имел одну приятную особенность: даже те, кто приезжал сюда впервые, чувствовали себя здесь покойно и уютно — в общем, как дома. На следующее утро после приезда Ник получил записку от герцога Белдона с просьбой принять его. Спускаясь по лестнице, Ник бросил взгляд на стоявшие в холле позолоченные часы. Герцог должен был прибыть с минуты на минуту.

Рэнд Клейтон, герцог Белдон… Ник не позволял себе вспоминать о своем когда-то закадычном друге, с тех пор как вернулся в Англию. Он отвергал все предложения Рэнда встретиться, думая, что тот делает их лишь из вежливости. То, что Рэнд протянул ему руку помощи, ясно давало понять, что он по-прежнему дорожит их дружбой. Это было приятно, и вместе с тем Ник испытывал неловкость.

Ник вошел в свой кабинет и направился к столу. Тут в дверь тихонько постучали, и появился Пендергасс.

— Милорд? — проговорил он.

— Да?

— Простите, если помешал вам, но только что прибыл его светлость герцог Белдон. Я проводил его в зеленую гостиную.

— Спасибо, Эдвард. Скажи ему, что я сейчас приду.

Ник прерывисто вздохнул. Сейчас ему придется извиняться. Давненько ему уже не доводилось этого делать.

Он направился в зеленую гостиную — элегантно обставленную комнату с зелеными, как мох, стенами и ослепительно белым лепным потолком. На окнах висели тяжелые зеленые шторы, по углам располагались отделанные мрамором камины, а у стены — маленькие позолоченные клавикорды, принадлежавшие когда-то матери Ника.

Как только он появился в дверях, Рэнд встал с обитой зеленым бархатом софы и устремился ему навстречу. Это был высокий, стройный, широкоплечий и мускулистый мужчина с темно-каштановыми волосами и карими глазами, в которых мелькали золотистые искорки. Он улыбался такой теплой и знакомой улыбкой, что Нику стало легче.

— Рад вас видеть… ваша светлость, — проговорил он.

Рэнд усмехнулся, отчего на его левой щеке появилась ямочка.

— Ваша светлость, как же! Для тебя я по-прежнему Рэнд и всегда им буду.

Ник усмехнулся в ответ. Он с радостью схватил огромную ручищу Рэнда, а тот, в свою очередь, с энтузиазмом ответил на рукопожатие.

— Я чувствую себя полным идиотом, — проговорил Ник. — Но мне просто не хотелось тебя компрометировать, поэтому я отказывался с тобой встретиться.

— Да о чем ты говоришь! На твоем месте я поступил бы точно так же. Самое гнусное во всей этой истории то, что тебя отправили в тюрьму.

Ник улыбнулся:

— В конечном счете я их всех перехитрил. Я выжил. — Повернувшись, он направился к стоявшему у стены резному дубовому буфету. — Как насчет того, чтобы выпить? Я бы сейчас не отказался от виски.

— Звучит заманчиво, — кивнул Рэнд.

Ник все улыбался и улыбался и, казалось, никак не мог остановиться.

— О Господи, как же я рад тебя видеть! — воскликнул он.

После возвращения в Англию он встречался со своим другом всего один раз. Рэнд настойчиво звал его в гости, однако Ник отклонил приглашение. До сегодняшнего дня он не осознавал, как ему не хватало Клейтона.

Рэнд тоже подошел к буфету.

— Я не раз собирался приехать в Рейвенуорт-Холл, но всегда находились какие-то неотложные дела. Да я и не был вполне уверен в том, что ты меня примешь.

Ник налил в хрустальные бокалы янтарной жидкости.

— Ну что поделаешь, я был полным идиотом. Но если бы ты приехал, я бы тебя, конечно, принял.

Ник вручил бокал Клейтону и, пройдя по пушистому турецкому ковру, они уселись на стоявшую перед камином софу.

— Должен сказать тебе, — проговорил Рэнд, — что в какой-то момент я уже вообще начал сомневаться в том, что ты вернешься домой, — наслышался о том, как обращаются с высланными из страны заключенными. Должно быть, то, что ты пережил, — сплошной кошмар.

— Даже хуже, — заметил Ник.

И он вкратце поведал своему другу о жизни на Ямайке, о невыносимой жаре и изнуряющем труде, о дизентерии, бесчеловечном отношении к людям и жутких насекомых, не оставлявших в покое ни днем, ни ночью. Как ни красноречив был рассказ Ника, в действительности его жизнь на чужбине была в десять раз тяжелее.

— Я рад, что ты вернулся, — заметил Рэнд, — но, похоже, несчастья твои еще не кончились.

— Если ты имеешь в виду Бэскомба, то совершенно прав. И я очень благодарен тебе, Рэнд, за то, что ты собираешься нам помочь.

— Сидни рассказал мне, что твоя подопечная просто очаровательна. Похоже, Хэмптон придерживается того же мнения.

Как всегда в последнее время, когда речь заходила об Элизабет, Ник не мог оставаться равнодушным. И он вкратце рассказал Рэнду, до чего дошел Бэскомб, пытаясь заставить Элизабет подчиниться его воле.

— Ну что ж, меня это не удивляет, — заметил Рэнд. — Бэскомб всегда упрям как осел, когда дело касается женщин. Помнишь ту актрису на Друри-лейн? Как же ее звали…

— Мэри-Энн Уилсон.

— Вот-вот. Всякий раз, когда она ему отказывала, он покупал ей очередную дорогую безделушку. И в конце концов заплатил целое состояние за то, чтобы сделать ее своей любовницей.

— Я помню эту историю.

— Пока ты отсутствовал, случались и другие. Прошлым летом, например, он волочился за одной молоденькой хорошенькой вдовой, Цинтией Крэммер. Похоже, купить ее он не сумел, тогда принялся угрожать ее детям. Такие вот ходили слухи.

— Ты шутишь!

— Хотел бы.

Ник тихонько выругался:

— Вот черт! Да этот Бэскомб просто ненормальный!

Рэнд отхлебнул глоток бренди.

— Элизабет Вулкот — единственная женщина, которой он сделал предложение. Думаю, ее отказ ему не понравился.

— Это еще мягко сказано.

— Я приказал своему секретарю заняться подготовкой к балу, который должен состояться в следующую субботу. Однако мне кажется, один он не справится. Может быть, твоя Элизабет согласится ему помочь?

«Твоя Элизабет»… Ника снова охватило чувство вины и острое желание. Всякий раз, когда он думал про Элизабет, ему вспоминалась ночь, которую она провела в его постели.

— Уверен, она будет счастлива сделать все от нее зависящее. Между прочим, не знаю, говорил ли тебе Сидни, но моя сестра тоже здесь.

— Малышка Мэгги?

Ник кивнул:

— Она навсегда покинула монастырь. Ты ее не узнаешь, Рэнд. Это уже не та маленькая девочка, которую ты знал. Теперь Маргарет — очаровательная женщина.

Рэнд улыбнулся:

— В шестнадцать лет она была хорошенькая.

«Слишком хорошенькая, — подумал Ник. — И слишком наивная. Легкая добыча для такого негодяя, как Стивен». А вслух заметил:

— Мэгги такая же отверженная, как и я. Ты здорово из-за нас рискуешь, Рэнд, и на сей раз я этого не забуду.

Клейтон откинулся на спинку софы.

— Я люблю Бэскомба не больше твоего. И я счастлив сделать для тебя все, что смогу.

Допив бренди, друзья принялись вспоминать старые добрые времена, чувствуя себя так, словно виделись только вчера, а не девять лет назад. Они вспоминали о годах, которые провели в Оксфорде, своих юношеских проделках, женщинах, которых знали. Быстро промелькнул час, и вскоре Рэн-ду пора было уходить. Ник пошел проводить его до дверей.

— Думаю, ты слышал о том, что Сидни собирается организовать в пятницу вечеринку? Он пригласил Дэвида Эндикотта, лорда Триклвуда, — одного из наиболее вероятных претендентов на руку моей подопечной. А ты не собираешься осчастливить нас своим присутствием?

Рэнд улыбнулся:

— Я уже себе пометил, что непременно должен прийти. Это поможет мне возобновить знакомство с Мэгги и наконец-то познакомиться с твоей подопечной.

Ник улыбнулся, а в голову пришла неожиданная мысль: Рэнд Клейтон — холостяк, красивый, пользующийся влиянием. Правда, он говорил Сидни, что пока не готов жениться, но ведь он еще не видел очаровательной рыжеволосой Элизабет.

А увидев, может изменить свое решение.

Сидя в столовой, Ник с удовольствием лицезрел такую знакомую картину — Маргарет дома. Ей можно было дать не больше двадцати лет. Очаровательная, светловолосая, в самом расцвете женской красоты. Девять лет, проведенных в монастыре, казалось, только пошли ей на пользу. За его толстыми стенами Маргарет была надежно защищена от суровой действительности. В двадцать пять Мэгги нашла в себе силы вернуться к жизни и не утратила способности наслаждаться ею. Всякий раз, когда Ник смотрел на сестру, он чувствовал себя не таким одиноким. Как же он рад, что она вернулась домой!

Бросив взгляд на свое платье, Мэгги нахмурилась:

— Эти мои платья просто ужасны, Ник! Они давным-давно вышли из моды. Мне необходимо целиком заменить гардероб, да и Элизабет нужно купить что-нибудь новенькое. Мерси сказала, что ты запретил Элизабет выходить из дома, но мы с ней непременно должны проехаться по магазинам, Ники. Ну пожалуйста, скажи, что ты ее отпустишь!

Николас покачал головой:

— Бэскомб в городе. После похищения Элизабет я нанял полицейского, чтобы тот следил за ним. Граф прибыл в город сегодня утром, и я не собираюсь рисковать.

— Отлично, тогда поехали с нами. — Мэгги улыбнулась своей лукавой улыбкой, по которой Ник так соскучился. — Под твоей защитой Элизабет будет в полной безопасности.

Ник взглянул на Элизабет, скромно сидевшую в сторонке, и чуть было не сдался — сестра могла уговорить кого угодно, — но вовремя взял себя в руки.

— Нет.

— Да будет тебе, Ник. Ты только посмотри на меня. Неужели ты и в самом деле хочешь, чтобы я ходила по Лондону в платьях девятилетней давности?

Окинув взглядом ее давно вышедшее из моды платье, так молодившее ее, Ник лукаво улыбнулся:

— Тебе, Мэгги, я ехать не запрещаю.

— Но Элизабет тоже необходимо проветриться! Ты же хочешь, чтобы она нашла себе мужа.

Улыбка исчезла с лица Ника. На сердце стало тяжело. Мельком взглянув на Элизабет, он отвернулся.

— Конечно, хочу.

— Тогда ее нужно как следует одеть. Поехали с нами, Ник. Мы втроем отлично проведем время. После того как сделаем покупки, можем покататься по городу.

Ник снова бросил взгляд на Элизабет. Она сидела напротив него за столом, и лицо ее ничего не выражало. В ярко-зеленом платье, плотно облегающем грудь, с искусно уложенными темно-рыжими локонами она была просто очаровательна. Одного взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы в груди Ника вспыхнул огонь желания.

Черт подери, он снова хочет ее! И как ни сопротивляется этому желанию, как ни старается убедить себя, что Элизабет ему никогда не достанется, ничего не помогает, тело отказывается слушаться.

Временами он даже ненавидел Элизабет: зачем той ночью она переступила порог его комнаты?

Он ощущал на себе внимательный взгляд ее зеленых глаз, которые, казалось, видели то, что он так тщательно пытался скрыть. Черт ее подери! Чем скорее она выйдет замуж, тем лучше. Хватит мучиться этим проклятым чувством вины! Хватит сгорать в огне желания!

Пусть Элизабет поскорее исчезнет из его жизни, чтобы он наконец мог вздохнуть спокойно.

И, повернувшись к ней, Ник процедил сквозь зубы:

— Думаю, вам тоже нужно купить что-нибудь из одежды. Надевайте шляпку. Я сейчас распоряжусь насчет кареты.

Глава 11

Элизабет и Маргарет Уорринг сидели напротив Николаса в его изящной черной карете. Все трое ощущали какую-то неловкость и напряжение. Но мало-помалу тихое щебетание Маргарет, ее неподдельный восторг по поводу того, что она после стольких лет жизни в монастыре наконец опять приехала в Лондон, развеяли гнетущее настроение.

Карета ехала по Пиккадилли к Сент-Джеймсскому дворцу мимо фешенебельных магазинов и ресторанов. Улицы были запружены экипажами. По тротуарам сновали юркие мальчишки — разносчики газет, торговцы углем предлагали свой товар, тут же продавали черешню, а чистильщики обуви обслуживали своих клиентов. Элегантно одетые дамы и господа спешили по своим делам, неся в руках яркие пакеты и коробки.

Мэгги оживленно что-то говорила, но Элизабет ее не слушала. У нее было одно желание: очутиться где-нибудь подальше от всего этого шума и гама.

— Смотри, Ник! — воскликнула Мэгги, заметив у магазина, где продавали парфюмерию и перчатки, кучку ребятишек. Дети разинув рты смотрели кукольное представление. — Кукольный театр! Последний раз я его видела, когда была еще девчонкой.

Николас бросил взгляд на разрумянившуюся, возбужденную впечатлениями сестру, и Элизабет показалось, что он сейчас улыбнется. Однако этого не случилось. Вскоре Ник приказал кучеру остановиться у магазина мадам Бодро — самой модной модистки в городе.

Он помог дамам выйти из кареты, а сопровождавший их Элиас Мути спрыгнул с козел, где он восседал рядом с кучером.

Пока Элиас стоял у дверей магазина, Николас, сидя на маленьком диванчике, терпеливо дожидался, когда Элизабет с Маргарет закончат примерку многочисленных нарядов, время от времени высказывая свое мнение о материи, фасоне и цвете.

Элизабет первой закончила примерку: для пополнения своего гардероба ей требовалось всего несколько новых платьев. Затем ей ничего не оставалось делать, как присоединиться к графу. Диван, на котором он сидел, был таким крошечным, что ноги графа и Элизабет почти соприкасались, а ее юбка закрывала его черные, начищенные до блеска ботинки.

Бросив на Элизабет взгляд из-под густых черных ресниц, Николас проговорил:

— Вы сделали отличный выбор. Изумрудное с золотистыми вставками платье идеально подойдет для бала, который устраивает герцог.

— Рада, что оно вам понравилось.

— Дело не в том, что оно мне нравится, а в том, что эти цвета вам очень идут, а нам нужно показать вас в самом выгодном свете.

Элизабет почувствовала, как ее начинает охватывать злость.

— Я не товар, милорд, чтобы меня упаковывать в изящную обертку и выставлять на всеобщее обозрение. Если моим кавалерам не понравится, как я выгляжу, пусть ищут себе другую невесту.

Николас грозно нахмурил черные брови.

— А как же Оливер Хэмптон? Неужели я должен напоминать вам, что этот человек до сих пор лелеет мысль затащить вас в постель?

Краска бросилась Элизабет в лицо.

— Уверяю вас, я об этом не забыла.

Николас наклонился к Элизабет. Глаза его стали темно-серыми.

— Послушайте меня, Элизабет. Я знаю, какие чувства вы испытываете к Бэскомбу. Знаю, что за последние несколько недель все стало еще более… запутанным. Но скажу вам откровенно, я желаю вам только добра. — Взяв Элизабет за подбородок, он заставил ее смотреть ему прямо в глаза. — Я хочу, чтобы вы были счастливы. Вы заслуживаете такого мужа, который будет заботиться о вас и относиться к вам с уважением.

Он говорил так искренне, что Элизабет почувствовала, как у нее задрожала нижняя губа.

— Неужели? — с горечью спросила она.

— Да.

— А как же любовь, милорд?

Николас поспешно отвел глаза.

— Любовь — это сказка, Элизабет, призрачная мечта. Я лично считаю, что ее не существует.

Элизабет промолчала, но внутри у нее все сжалось. Она любила Николаса, а он никогда не ответит ей взаимностью, потому что не верит в существование любви.

Медленно тянулся этот день, тоскливый и напряженный. Даже веселое щебетание Маргарет не могло развеять мрачную атмосферу, царившую в карете по дороге домой. По настоянию Мэгги остановились у маленькой кондитерской поесть апельсинового мороженого. Элизабет умудрилась испачкать себе мороженым лиф платья, и в первый раз за день Николас улыбнулся. Мэгги протянула Элизабет смоченный водой носовой платок. Платье сразу же намокло, и от холода сосок Элизабет затвердел. Контуры его стали четко просматриваться сквозь тонкую ткань. Девушка вспыхнула, а Николас, нахмурившись, отвернулся.

Всю оставшуюся дорогу до дома он оставался холоден и молчалив. До самой пятницы, когда Сидни Бердсолл намеревался устроить званый вечер, Элизабет графа не видела. Она понимала, что Николас намеренно ее избегает, и считала, что так даже лучше. Он ясно дал ей понять, как к ней относится. И хотя Элизабет страдала, ей ничего не оставалось делать, как принять правила игры.

Выбрав темно-синее с серебристыми блестками шелковое платье с завышенной талией, Элизабет стала готовиться к званому вечеру. Весь день она со страхом думала о том, что сегодня ее ждет первая встреча с кавалерами, среди которых, быть может, находится ее будущий муж. Как же ей не хотелось ни с кем встречаться! Но ничего не поделаешь — хочешь не хочешь, а придется идти вниз, к гостям.

Изобразив на. лице улыбку, Элизабет спустилась по лестнице и, дождавшись тетю Софи, вместе с ней вошла в гостиную. Сидни был уже там. Элизабет чмокнула его в морщинистую щеку, потом вежливо поздоровалась с Рейвенуортом. Он официально представил Элизабет остальным гостям, включая герцога Белдона.

— Моя дорогая мисс Вулкот, — с улыбкой проговорил герцог, взяв затянутую в перчатку руку Элизабет, — мне чрезвычайно приятно с вами познакомиться. — Он улыбнулся, и на его щеке появилась крохотная ямочка. — Вижу, что щедрые похвалы, которые вам расточали, являются вполне заслуженными.

Элизабет не могла не признать, что присутствие Белдона ей приятно. На мгновение она даже забыла о существовании Николаса Уорринга, о чем обычно помнила всегда. Улыбнувшись красавцу герцогу, Элизабет проговорила:

— Благодарю вас, ваша светлость.

И, вспыхнув, бросила взгляд на графа, размышляя о том, что он мог о ней сказать. Поговорив с Белдоном еще несколько минут, Элизабет, извинившись, подошла к Сидни. Рядом с ним она чувствовала себя как-то спокойнее.

— Кажется, вас уже познакомили с лордом Триклвудом? — спросил ее Бердсолл, повернувшись к только что подошедшему красивому молодому виконту — первому из потенциальных женихов Элизабет.

— Да, — ответила она. — Лорд Рейвенуорт представил нас друг другу в начале вечера.

Дэвид Эндикотт, лорд Триклзуд, был стройным молодым человеком с волосами песочного цвета, мальчишеской улыбкой и широко расставленными голубыми глазами. Поначалу в обществе Элизабет он немного смущался, что ей очень понравилось. С наглым Оливером Хэмптоном этого милого юношу было не сравнить.

В этот момент в гостиную вошла Мэгги, элегантная и очаровательная в желтом шелковом платье, подобранном в тон ее золотистым волосам. В дверях она на секунду остановилась.

— Бог мой! Неужели это малышка Мэгги? — Низкий голос Белдона разнесся по всей гостиной.

Николас громко рассмеялся:

— Я же говорил тебе, что она уже далеко не малышка.

— Да, что-то такое припоминаю. — Подойдя к Мэгги, Белдон взял ее за руки и проговорил: — С возвращением, леди Маргарет. Как же долго вы отсутствовали!

Мэгги улыбнулась:

— Благодарю вас, ваша светлость. В монастыре временами мне казалось, что другой жизни не существует, а теперь, когда я вернулась, у меня появилось впечатление, что я вообще никуда не уезжала.

— Вы превратились в очаровательную молодую женщину. Думаю, ваши родители гордились бы вами.

На секунду лицо Мэгги помрачнело, потом она снова улыбнулась:

— Спасибо, ваша светлость.

Вечер проходил вполне приятно. Тетя Софи, как всегда радостная, оживленная и не утратившая чувства юмора, сидела за столом рядом с Сидни. Несколько раз во время еды Элизабет слышала, как она что-то тихонько ему рассказывала, а он смеялся в ответ. На вечере присутствовали также маркиз Денби со своей хорошенькой женой Элеонорой, сэр Уилфред Мэннинг и вдова Эмили Честер, за которой он ухаживал. Все они были друзьями Белдона, и пригласили их потому, что Элизабет необходимо было адаптироваться в обществе, а Рейвенуорту восстанавливать подпорченную репутацию. Сделать это сегодня, в тесном кругу доброжелательно настроенных людей, было значительно легче.

Элизабет сидела рядом с лордом Триклвудом, который чувствовал себя все увереннее.

— Мистер Бердсолл говорил мне, что вы очень любите читать, — заметил он.

— Да. Это занятие меня очень успокаивает. Сейчас я читаю готическую поэму миссис Рэдклифф «Тайны Удольфо», хотя многие наверняка не одобрили бы мой выбор.

Триклвуд улыбнулся:

— Я как раз только что сам ее закончил, и, по правде говоря, она мне очень понравилась.

Начали они с обсуждения книг, после чего обменялись мнениями по поводу садов и всевозможных зеленых насаждений, а закончили самой любимой темой Элизабет — птицами.

— В мой последний день пребывания в Рейвенуорт-Холле, — проговорила Элизабет, — я заметила в саду трясогузку лимонного цвета. Мне еще никогда не доводилось видеть такую, и я была просто потрясена.

Триклвуд понимающе кивнул:

— Представляю себе. Я никогда такую не видел. Они очень редко встречаются.

Они беседовали на эту приятную тему до тех пор, пока Элизабет не почувствовала на себе тяжелый взгляд Николаса. Она посмотрела в его сторону. Он сидел за самым дальним концом стола, плотно сжав губы. Стоявшее перед ним блюдо с изумительно вкусной телятиной, нашпигованной вальдшнепами, оставалось почти нетронутым. Очевидно, Дэвид Эндикотт в качестве потенциального мужа своей подопечной графа не устраивал.

По мнению Элизабет, сие означало, что к этому молодому человеку стоит присмотреться повнимательнее.

— Ну и как тебе вчерашний вечер? — спросил Берд-солл Рэнда Клейтона, когда на следующее утро они сидели в кабинете Ника. — По-моему, для первого раза совсем неплохо.

— Я тоже так считаю. Элизабет с молодым виконтом поладили, — заметил Рэнд. — Насколько мне известно, Триклвуд — хороший парень. А ты как думаешь, Ник?

Николас откинулся на спинку стула.

— Дэвид — мальчишка, а Элизабет нужен мужчина.

Услышав такое, Белдон нахмурился, а Сидни поджал губы.

— Ему почти двадцать три года. Он на три года старше Элизабет. По-моему, далеко не мальчик. Деньги у него есть, но не слишком много, так что приданое Элизабет должно представлять для него интерес.

— И Элизабет он, похоже, понравился, — вставил Белдон.

— Элизабет все нравятся, — проворчал Ник.

— За исключением Оливера Хэмптона.

Ник мрачно изрек:

— Что верно, то верно.

Рэнд улыбнулся:

— Выше нос, старина! Мы пока еще сделали первую вылазку на поле предстоящего сражения. Элизабет чрезвычайно привлекательна. Ей не придется искать поклонников. Они сами валом повалят к ней, а тебе останется только выбирать.

«Очень может быть, — грустно подумал Николас. — Только вот из-за меня она теперь не девушка. Но ничего: придет время, как-нибудь выкрутимся».

— Следующий бал состоится в твоем доме, — сказал он Рэнду. — Это должен быть поворотный момент во всей игре. Поскольку Элизабет находится под твоим покровительством, им трудновато будет игнорировать это сборище, хотя кто знает…

— Не беспокойся, — авторитетно заявил герцог. — Если у них есть голова на плечах, они примут твою подопечную с распростертыми объятиями.

Ник взглянул на выражавшее решимость лицо своего закадычного друга. Что ж, похоже, он говорит дело. И все-таки ясно, что всем им придется нелегко: и Маргарет, и ему, и особенно Элизабет.

На свой первый бал в лондонском высшем обществе Элизабет решила надеть шелковое платье цвета теплых сливок, отделанное по лифу, бокам и подолу изумрудными и золотыми полосами. Глубокий вырез давал возможность любоваться высокой грудью Элизабет, а изумрудные вставки, как отметил граф, великолепно гармонировали с ярко-зеленым цветом ее глаз.

Стоя перед зеркалом, Элизабет нехотя призналась себе, что Николас прав. Это платье, как ни одно другое, выгодно оттеняло ее темно-рыжие волосы и светлую кожу.

Элизабет с горечью улыбнулась. Рейвенуорт наверняка останется доволен. Он хочет избавиться от нее, сбыть с рук, поскорее выдав замуж. Что ж, граф удовлетворил свое желание и теперь жаждет отделаться от нее, как совсем недавно отделался от Мириам Бичкрофт. О Господи! Как же она была глупа, когда подумала, будто такой человек может измениться!

— Ты готова? — спросила Маргарет, заглядывая в приоткрытую дверь спальни Элизабет.

— Думаю, да, хотя, должна признаться, вовсе не горю желанием ехать на этот вечер.

Мэгги вошла в комнату и осторожно прикрыла за собой дверь.

— Поверь мне, я совершенно разделяю твои опасения. Бог знает, что нас там ожидает. — На ней было шелковое платье синего цвета, подобранное в тон ее глазам и подчеркивавшее ее светлую кожу и золотистые волосы. Выглядела Мэгги просто потрясающе. — Бедняжка Ник, похоже, собирается принять на себя первый удар. Я думала, у него за это время выработался какой-то иммунитет, однако Сидни утверждает, что он все так же беззащитен.

Элизабет промолчала. Ей не хотелось думать о Николасе Уорринге. Не хотелось его жалеть.

Мэгги внимательно посмотрела на нее из-под золотистых ресниц, таких же густых, как у Ника.

— На первый взгляд, мой брат кажется суровым, но поверь мне, он необыкновенно чувствительный и очень бережно относится к людям. Если он считает человека своим другом, он сделает все, что в его силах, чтобы защитить его, даже если самому при этом достанется.

Интересно, что Мэгги имеет в виду? Может быть, она на что-то намекает? Однако, насколько Элизабет было известно, Маргарет Уорринг ничего не знала ни о том, какие чувства Элизабет испытывает к ее брату, ни о том, что между ними произошло. Не сводя взгляда с носков своих золотистых атласных туфелек, Элизабет проговорила, тщательно подбирая слова:

— Лорд Рейвенуорт необыкновенно добр ко мне и к моей тетушке. Мы обе находимся у него в неоплатном долгу.

Лицо Мэгги стало напряженным.

— Он любит тебя, Элизабет. Я вижу, какое у него становится лицо, когда он на тебя смотрит. Надеюсь, ты не причинишь ему боли? Ника и так достаточно обижали в жизни.

Глаза Элизабет расширились от удивления:

— Значит, ты считаешь, что это я представляю для твоего брата угрозу?

Поправив прядь золотистых волос, Мэгги, тщательно подбирая слова, произнесла:

— Ник одинок. Жена его бросила. Скорее всего он сам об этом не подозревает, но ему очень нужна женщина, которая будет его любить. К несчастью, он женат, и это означает, что ты этой женщиной быть не можешь.

Никто не знал этого лучше, чем Элизабет. Подойдя к окну, она бросила взгляд на горящие уличные фонари внизу. Из маленькой деревянной будки вышел ночной сторож, дошел до угла улицы, остановился, повернул назад и вскоре снова исчез в своей будке.

— Ты долго жила в монастыре, Мэгги, — наконец проговорила она. — За это время многое изменилось. Наверняка изменился и твой брат. Насколько я могу судить, если он и страдал от одиночества, то давно научился с ним справляться. Стоит ему пальцем пошевелить, и к его услугам будет сколько угодно самых разнообразных женщин, а он не из тех, кто отказывает себе в удовольствии.

Элизабет сама не очень верила своим словам. Ник добросовестно пытался уклониться от каких бы то ни было с ней отношений. И это не его, а ее вина, что в конце концов он сдался.

— Ник красив, и за ним всегда бегали женщины. Он умный, сильный и производит впечатление человека жестокого и решительного. А женщинам это, похоже, нравится. После того как он застрелил Стивена, он, похоже, стал пользоваться еще большим успехом. Но факт остается фактом. Ник одинок. Ты» может быть, этого не замечаешь, а я вижу.

Элизабет промолчала. Она и сама не раз об этом думала. И сейчас ей впервые пришло в голову, что, быть может, Николас держит ее на расстоянии не потому, что жаждет от нее избавиться, а чтобы защитить и ее, и себя.

Прислонившись к стене, Ник смотрел вверх. По лестнице спускалась Элизабет. В шелковом платье с золотистыми и изумрудными вставками, которое купила по его настоянию, она была настолько хороша, что у Ника перехватило дыхание, а в груди, как всегда, начал разгораться пожар. Следом за Элизабет спускалась Мэгги, и Николас, надев обычную маску бесстрастия, пошел к ним навстречу.

— Вы обе выглядите просто потрясающе, — проговорил он, глядя, однако, на Элизабет. — Все присутствующие мужчины падут к вашим ногам.

Мэгги улыбнулась:

— Надеюсь, что ты прав.

Взглянув на нее повнимательнее, Николас заметил, что она нервничает сильнее, чем он ожидал. Слишком напряжена выпрямленная спина, чересчур горделиво расправлены плечи.

— Я буду считать сегодняшний вечер удавшимся, если нас проигнорирует менее половины людей в зале, — добавила сестра.

Ник ласково погладил ее по щеке.

— Не волнуйся, все обойдется. Ведь с нами будут Рэнд и его матушка, вдовствующая герцогиня. Вместе мы составим довольно внушительную компанию.

Элизабет слегка вздрогнула. Увидев это, Ник почувствовал жалость. Она тоже боится предстоящего вечера. А все потому, что ей приходится идти на этот бал в сопровождении своего опекуна, от которого отвернулся весь белый свет. Что ж, ничего не поделаешь. Другого варианта у нее нет.

— Мне очень жаль, Элизабет, что вам, быть может, придется разделить со мной горечь пренебрежения света, — обратился он к ней. — Если бы я мог вам хоть чем-то помочь… Ваш отец наверняка не стал бы связываться с моей семьей, если бы знал, во что это выльется. Но, как говорится, сделанного не воротишь. Помните только: что бы ни случилось, не вешайте носа и держите себя в руках. Если Господь нам поможет, то Маргарет на один шажок удалится от своего прошлого, а вы окажетесь на пути к новой жизни.

Элизабет кивнула. Николас чувствовал, что она нервничает, хотя и старается изо всех сил это скрыть. Как же ему хотелось обнять ее, прижать к себе, сказать, что все будет хорошо! А вместо этого он вынужден был стоять неподвижно, напустив на себя холодное безразличие, и бояться, что даже капелька сочувствия сведет на нет все его гигантские усилия оставаться бесстрастным.

Несколько минут спустя появилась тетушка Софи, как всегда улыбающаяся и оживленная, и Николас повел дам к выходу. Спустившись по ступенькам крыльца, он помог им сесть в карету, а после забрался сам. Джексон Фримантл, восседавший на козлах, щелкнул вожжами, экипаж тронулся, и через несколько минут они уже катили по людным улицам к городскому особняку герцога Белдона, расположенному на Гросвенор-сквер.

Как Николас и рассчитывал, к их приезду бал был в самом разгаре. У парадного подъезда длинной чередой выстроились модные фаэтоны и двухколесные коляски, элегантные кареты и черные, украшенные золотом экипажи. Однако Николас приказал кучеру подъехать к боковой двери, как было условлено с Рэндом. Как только Николас, Мэгги и Элизабет вошли в дом, их проводили в элегантную гостиную, где несколько минут спустя к ним присоединились герцог и его матушка, вдовствующая герцогиня.

— Вы великолепно выглядите, Мэгги, — проговорил Рэнд, церемонно приложился к ее руке, после чего повернулся к стройной рыжеволосой красавице, стоявшей рядом. — Элизабет, вы просто обворожительны. Не сомневаюсь, что все светские щеголи будут сражаться за право потанцевать с вами. — Он снова улыбнулся. — А ты, Ник, как обычно, послужишь причиной дамских драк за то, чтобы ты уделил им хоть чуточку внимания.

— Должна сказать, Николас, — вставила герцогиня, — что годы, проведенные в неволе, никак на тебе не отразились. Более того, ты стал еще красивее. — Она улыбнулась. — Рада снова видеть тебя, мой мальчик.

— Благодарю вас, ваша светлость, — церемонно ответил Николас.

Герцогиня была невысокого роста, с серебристыми волосами, глубоко посаженными голубыми глазами и таким же независимым характером, как у сына. Она всегда отличалась прямолинейностью, и в ее доме не было принято обходить молчанием ссылку Ника.

Уделив внимание Нику, герцогиня переключилась на его сестру, приветствуя ее с таким же радушием.

— Как же я давно тебя не видела, моя детка! Рада, что ты снова к нам вернулась.

Услышав теплые слова герцогини, Мэгги почувствовала себя намного спокойнее и увереннее, и Ник был очень признателен за это хозяйке дома. Он и забыл, каким радушием и добротой отличается семья Клейтонов, и сейчас больше чем когда-либо пожалел о том, что столько лет избегал друга.

Рэнд представил Элизабет своей матушке, которая тотчас же окинула ее проницательным взглядом. Сделав изящный реверанс, Элизабет проговорила:

— Счастлива с вами познакомиться, ваша светлость. Боюсь, я никогда не смогу отплатить вам за вашу доброту.

— Чепуха! — отмахнулась герцогиня. — Помощь лорду Рейвенуорту пойдет моему сыну только на пользу. Он уже не знает, куда деться от тоски.

Элизабет улыбнулась, и Николасу показалось, что она немного расслабилась. Это было очень кстати, поскольку ей нужно было произвести на присутствующих хорошее впечатление. Глядя на Элизабет, Ник в очередной раз напомнил себе, что единственный выход для них обоих — это замужество Элизабет. Но как ни уговаривал он ее, что так будет лучше, на сердце у него лежал камень. Его бы воля — никому бы ее не отдал.

Между тем гости все прибывали и прибывали, и отсутствие герцога и вдовствующей герцогини в зале становилось неприличным.

Для Николаса и его спутниц настало время встретиться с представителями высшего общества лицом к лицу.

— Не вешать нос! — приказал Рэнд, направляясь во главе маленькой группки к двери. — Не выказывать ни робости, ни страха, иначе они вас загрызут.

Говоря это, он усмехнулся, но Нику было не до смеха. Он знал, что слова друга — истинная правда.

Глава 12

Ощущая, как развевается при каждом шаге ее нарядное шелковое платье, Элизабет шла по просторному, выложенному мраморными плитами холлу под руку с герцогом Белдоном. Следом за ними шествовала вдовствующая герцогиня в сопровождении Рейвенуорта. Шествие замыкали тетушка Софи и Мэгги. Особняк был полон гостей. Они встречались повсюду: у каждой двери, в каждом коридоре, у каждого окна.

Изобразив на лице ослепительную беззаботную улыбку, Элизабет, протолкнувшись вместе с герцогом сквозь толпу, вошла в огромный, отделанный золотом танцевальный зал. Он был освещен высокими восковыми свечами, свет которых отражался в многочисленных серебряных вазах с розами. Их нежный аромат смешивался с терпким запахом духов, которыми щедро поливали себя великосветские дамы.

Направляясь к оркестру, разместившемуся в дальнем конце зала, Элизабет крепко вцепилась в руку герцога, но улыбаться не переставала. До сих пор все шло довольно гладко. Ей очень понравилась герцогиня, а уж про Рэнда Клейтона и говорить нечего: с каждой секундой он очаровывал ее все больше и больше. Рука его уверенно и надежно служила ей поддержкой, и Элизабет могла лишь радоваться тому, что ей повезло заполучить этого человека в друзья.

Внезапно она почувствовала на себе холодные взгляды. Сначала лишь несколько голов повернулись в их с герцогом сторону, несколько пар глаз с любопытством их оглядели, но с каждой секундой на них все больше и больше обращали внимание. Гул голосов в зале постепенно стих, и наконец установилась напряженная тишина. Однако длилась она недолго. Вскоре послышался возмущенный ропот. Присутствующие негодовали по поводу появления Николаса в таком изысканном обществе, и Элизабет почувствовала укол острой жалости. Он пришел сюда только ради нее и Мэгги, только потому, что любит их обеих. Но почему он должен из-за них страдать?

— Боже правый! Да ведь это Рейвенуорт! — послышался рядом чей-то голос. — Но ведь он преступник! Нет, каков наглец! Явиться в приличное общество!

— Совершенно с вами согласна, — подхватила тучная матрона в старомодном напудренном парике. — А эта светловолосая шлюшка — его сестра.

Элизабет почувствовала, как напряглась рука герцога, однако он, не останавливаясь, шел дальше. А дамы и господа продолжали возмущаться, и у Элизабет от страха к горлу подкатил комок.

— А кто эта рыжеволосая девица? — спросил изысканно одетый молодой человек своего приятеля. — Очень недурна.

— Это, старина, дочка Генри Вулкота. А Рейвенуорт — ее опекун. — Молодой человек тихонько хмыкнул. — Волк, стерегущий овечку. Ты не находишь?

Приятели весело расхохотались и смеялись до тех пор, пока Белдон не остановился и не поглядел на них. Одного взгляда его холодных карих глаз оказалось достаточно, чтобы смех тут же прекратился.

Герцог повел Элизабет дальше, и она на подкашивающихся ногах шествовала рядом. Наконец они добрались до того места, где расположился оркестр. Герцог едва заметно кивнул, и оркестр заиграл. Как того требовал обычай, герцог открыл бал, пригласив на первый танец свою мать — самую высокопоставленную среди присутствующих особу. Второй танец он приберег для Элизабет.

— Улыбайтесь, моя дорогая, вы выглядите просто потрясающе. Вам совершенно не о чем волноваться. — Он бросил быстрый взгляд на Рейвенуорта, стоявшего неподалеку с вдовствующей герцогиней. Лицо Николаса было напряженным. Интересно, о чем он сейчас думает?

А музыка становилась все громче. Танцоры выстроились в два ряда. Беддон встал напротив Элизабет.

— Граф беспокоится за вас, — проговорил он, когда танцоры начали сходиться. — Вам повезло, что у вас есть такой друг.

Что могла Элизабет ответить на это? Чего она меньше всего добивалась от Николаса Уорринга, так это дружбы. Ей нужна была его любовь.

Герцог улыбнулся, и Элизабет ответила ему улыбкой. Как наставлял их Белдон, важно было дать присутствующим ло-нять, что Николас, Маргарет и Элизабет чувствуют себя здесь как рыба в воде, и заставить недоброжелателей смириться с тем, что отныне они будут появляться в светском обществе, когда им заблагорассудится.

После Элизабет герцог танцевал с Маргарет, явно давая этим понять, что берет обеих девушек под свою защиту. И с этого момента все переменилось. Откуда ни возьмись рядом с Элизабет возникли молодые люди, словно сквозь зеркальные стены просочились, а несколько женщин отважились подойти к Николасу.

Элизабет почувствовала острый укол ревности. Она знала, что хотя граф присутствует здесь ради нее, по сути своей он все равно останется отъявленным повесой и любителем женского пола.

Взяв себя в руки, Элизабет отвернулась от графа, изобразила на лице еще более жизнерадостную улыбку и приняла от молодого лорда, с которым ее познакомила вдовствующая герцогиня, приглашение на танец. Лорд был красив и очень мил, однако в число четырех потенциальных претендентов на ее руку не входил.

Помимо лорда Триклвуда, список этот включал лорда Эддингтона Лича, второго сына графа Драйдена, сэра Роберта Тинсли и Уильяма Ратерфорда, барона Тэлмеджа. По словам Сидни, у них была безупречная репутация и они были не прочь жениться. Все они получили приглашение на бал, однако явились только Триклвуд и Тэлмедж.

Бердсолл, приехавший менее чем через час после начала вечера, с улыбкой представил ей Тэлмеджа.

— Представляете, моя дорогая, его светлость приехал специально, чтобы познакомиться с вами.

Элизабет одарила лорда самой ослепительной улыбкой, на какую только была способна.

— Как это мило с вашей стороны, милорд.

— Ну что вы. Я был счастлив приехать сюда. Сидни столько мне о вас рассказывал, и я вижу, что он говорил истинную правду.

Ратерфорд был высоким худощавым мужчиной лет под сорок с седеющими висками, считавшим себя непревзойденным оратором. Жена его умерла, оставив у него на руках двоих маленьких детей, мальчика и девочку. Идея стать матерью чужим детям Элизабет неожиданно понравилась, даже больше чем сам Тэлмедж — человек чопорный и несколько отталкивающий.

Когда они разошлись в контрдансе, Элизабет взглянула на него со стороны, стараясь не сравнивать его с Рейвенуор-том, не пытаясь увидеть на его суровом лице нежную улыбку Николаса. Она хотела выбросить из головы ночь, которую она провела с графом, в его объятиях, старалась не вспоминать, как чудесно было чувствовать его тепло.

Возвращались они домой поздно ночью, и всю дорогу до Беркли-сквер Элизабет не переставала думать о том, что, если она согласится выйти замуж за Тэлмеджа, жизнь ее превратится в жалкое существование, мало чем отличавшееся от союза с Оливером Хэмптоном.

Ник подошел к буфету и плеснул себе в стакан щедрую порцию джина. Сделав большой глоток, он почувствовал, как огненная жидкость устремилась к желудку, согревая своим теплом. За весь сегодняшний вечер граф практически ничего не выпил, стараясь вести себя прилично и опровергнуть сложившееся о нем нелестное мнение.

И теперь, когда он в целости и сохранности доставил домой сестру и Элизабет, у него было одно желание: напиться до чертиков и забыть об этом проклятом вечере.

Подняв стакан, Николас сделал еще один щедрый глоток. Он догадывался о том, чем чревато его присутствие на этом балу, и ожидания его не обманули. Он лишь надеялся, что Мэгги с Элизабет не слишком пострадают оттого, что приехали в его сопровождении. Слава Богу, надежды его оправдались. Ник даже представить себе не мог, каким незаменимым помощником в этом деле окажется Рэнд.

К концу вечера перешептывания практически прекратились, а сестра с Элизабет, обе очаровательные и изящные, приобрели целую кучу воздыхателей. Так что, как это ни странно, первый выход в свет увенчался успехом.

Ник отпил еще глоток обжигающей жидкости и со вздохом опустился на кожаную софу перед камином. Он изо всех сил старался не вспоминать об улыбке, появлявшейся на лице Элизабет всякий раз, когда она танцевала с очередным партнером. По правде говоря, Николас чувствовал раздражение не оттого, что ему пришлось таким образом провести вечер, а оттого, что бал удался. Он даже представить себе не мог, что ему будет настолько трудно переносить выпавший на долю Элизабет успех.

Николас тихо выругался. Всякий раз, когда он видел Элизабет танцующей, ему стоило огромного труда не подскочить к ней и не оттащить ее от партнера. Он просто не мог допустить, чтобы какой-то чужой мужчина касался ее нежной белой кожи, скользил похотливым взглядом по ее высокой груди.

Он не хотел, чтобы они ей улыбались, не терпел, когда рассказывали ей что-то смешное. Боже правый, да он вообще не выносил, когда кто-то находился с ней рядом!

Ник влил в себя остатки джина, однако это не затушило огня ревности, пожиравшего его душу. Он не имел никакого права ревновать, совсем никакого, и тем не менее не в силах был с собой совладать.

— О Господи… — пробормотал он, снова наполняя стакан. Что же с ним такое происходит? Ведь у него до Элизабет были женщины, и немало. Так что же в этой маленькой рыжеволосой девчонке такого, что сводит его с ума? Ведь, кроме страсти, он питает к ней и какое-то другое чувство, а какое, он и сам не знает. Ему приятно прикасаться к Элизабет, держать ее в объятиях, защищать ее. Такого он еще никогда не испытывал ни по отношению к своей жене, ни к какой-либо другой женщине.

Снова усевшись на софу, Ник залпом осушил стакан. Он обещал исправиться и много не пить, но ведь он же не святой. Кроме того, высокая грудь Элизабет Вулкот, ее шелковистые темно-рыжие волосы и очаровательная улыбка способны и из святого сделать горького пьяницу.

Элизабет сидела на скамейке в маленьком, довольно запущенном садике позади городского дома графа. Здесь было не так хорошо, как в Рейвенуорт-Холле, и немногие птицы осмеливались летать в дымном городском воздухе, тем не менее окружающая зелень и прохлада действовали на Элизабет успокаивающе, развевали печаль, овладевшую ею.

Со времени устроенного герцогом роскошного бала прошла неделя. Хотя не все присутствовавшие там приняли их с распростертыми объятиями, однако почин был сделан, и на следующее утро поступило несколько приглашений, а через день еще несколько. Они ответили на все, и к концу недели Элизабет удалось почти успокоиться и попробовать наилучшим образом использовать возникшую ситуацию.

Мэгги пока ощущала себя на званых приемах не в своей тарелке, однако после девятилетнего пребывания в монастыре это неудивительно. Но она была изящна и очаровательна, и уже многие мужчины дали ей понять, что она им далеко не безразлична.

С другой стороны, Николас с каждым вечером становился все более сдержан, сух и холоден, а временами бывал даже груб.

Тем не менее женщины ему проходу не давали. Похоже, им нравился окружающий его ореол таинственности и опасности. В конце концов, он не зря получил прозвище Беспутного графа, и им явно хотелось стать жертвой бурлящих в нем неукротимых страстей, коснуться густых черных бровей, прильнуть поцелуем к четко очерченным, крепко сжатым губам.

Элизабет чувствовала, как в ней яростным огнем полыхает ревность, сжигая последние остатки боли и обиды, превращая их в злость. Элизабет хотелось причинить Нику такую же боль, какую он причинял ей.

— Мне до смерти надоело отвратительное поведение твоего брата, — призналась она как-то Мэгги, когда они вернулись домой после очередного бала. — С лордом Триклвудом он был невыносимо груб, да и с герцогом разговаривал сквозь зубы.

Кроме того, Элизабет взбесило то, что на балу присутствовала Мириам Бичкрофт, леди Дэндридж, которая то и дело бросала на графа призывные страстные взгляды. В общем, вечер был испорчен окончательно и бесповоротно.

— Я понимаю, что, будучи моим опекуном, он чувствует себя обязанным поскорее выдать меня замуж. Но я уже начинаю думать, что для всех нас было бы лучше, если бы он просто вернулся в Рейвенуорт-Холл.

Сбросив с плеч кашемировую шаль, Мэгги кинула ее на спинку стула.

— Ты же знаешь, он не может этого сделать. Ведь Бэс-комб только этого и ждет. — Она вздохнула. — Я понимаю, что временами Николас бывает раздражителен, иногда резок, однако откровенная грубость не в его характере. Не представляю, что это на него нашло.

Элизабет тоже не понимала Николаса. Быть может, здесь замешана, какая-то женщина, которую он собирается сделать своей очередной любовницей? А может быть, ему просто надоело искать своей подопечной мужа? Но так или иначе, Элизабет дала себе клятву, что начиная с сегодняшнего дня она будет открыто игнорировать графа.

К несчастью, это оказалось не так-то легко. Куда бы Элизабет ни направилась, с кем бы ни заговорила, она чувствовала на себе пристальный взгляд серебристых глаз графа. От этого взгляда все внутри у нее переворачивалось, и Элизабет почему-то тотчас же вспоминала о том, как лежала в его объятиях той, уже далекой ночью на постоялом дворе.

И сейчас, сидя на скамейке в саду и размышляя обо всем этом, Элизабет почувствовала прилив гнева. За что ей такие страдания? Почему она одна должна мучиться ревностью? Пусть граф тоже пострадает, как страдает она! Пусть тоже поревнует ее, помучается от неутоленного желания.

Преисполненная решимости, Элизабет встала со скамейки и направилась к дому. Хватит! Она не позволит больше Рейвенуорту ни игнорировать себя, ни относиться к себе пренебрежительно. Зайдя в свою комнату, Элизабет выбрала из своего гардероба самое что ни на есть вызывающее платье — с глубоким декольте, черного цвета со светло-желтой отделкой, и, вытащив из прически шпильки, быстрыми уверенными движениями принялась расчесывать волосы, строя на сегодняшний вечер грандиозный план.

Наконец улыбка тронула ее губы. Что ж, план неплох и должен удастся. Она сыграет роль обольстительницы. Правда, в отличие от Николаса опыта в подобных делах у нее маловато, но ничего, она способная ученица и скоро обучится этому искусству. Слишком долго Рейвенуорт ее терроризировал. Сегодня она намерена дать ему бой и выйти из этого боя победительницей.

Сидни Бердсолл взял Элизабет под руку:

— Вы выглядите просто великолепно, моя дорогая. Стоит вам пройти мимо, как все головы поворачиваются вслед.

Элизабет улыбнулась и машинально разгладила подол своего шелкового платья.

— Спасибо, Сидни.

Они присутствовали на званом вечере, устроенном лордом и леди Денби, с которыми Элизабет познакомилась сразу по приезде в Лондон.

— Прибыли еще два претендента, лорд Эддингтон и Роберт Тинсли. И оба жаждут с тобой познакомиться.

Элизабет бросила взгляд на Николаса, стоявшего чуть поодаль. Услышав слова Сидни, он поджал губы, но промолчал. Улыбнувшись Бердсоллу самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна, Элизабет весело прощебетала:

— Я тоже горю желанием с ними познакомиться. Герцогине особенно нравится сэр Роберт, но и лорд Эддингтон, говорят, чрезвычайно интересный мужчина.

— И довольно богатый, — подхватил Сидни и бросил взгляд в сторону двери. — А вот и он. Похоже, направляется к нам.

— Прошу меня простить, — бросил Николас и, повернувшись, зашагал прочь.

Однако далеко уйти ему не удалось. По дороге его перехватила изящная блондинка с прелестной фигурой. Она что-то сказала графу, и тот разразился веселым смехом. Оживленно о чем-то переговариваясь, парочка отошла в сторонку.

Элизабет почувствовала прилив ярости. Да как он смеет рассыпаться перед какой-то блондинкой в любезностях, а с ней, Элизабет, вести себя так вызывающе грубо, словно она чем-то перед ним провинилась?

И когда к ней подошел лорд Эддингтон, она пустила в ход все свое обаяние, применила все приемы обольщения, на какие только была способна. Она смеялась над его плоскими шутками, улыбалась в ответ на его попытки поразить ее остроумием. Он и вправду был довольно красив и щегольски одет, а когда Элизабет принялась говорить ему по этому поводу комплименты, надулся от гордости, как индюк.

Скользнув взглядом по высокой полуобнаженной груди Элизабет, он проговорил:

— Разрешите пригласить вас на танец, мисс Вулкот.

Элизабет одарила его сияющей улыбкой:

— Ну конечно, с превеликим удовольствием! Я слышала, милорд, что вы великолепный танцор.

Губы Эддингтона тронула довольная улыбка.

— Я и в самом деле совсем неплохо танцую. Ну так что, идемте?

Элизабет кокетливо расхохоталась и, обернувшись, стрельнула взглядом в ту сторону, где стоял граф.

Вечер, казавшийся Элизабет бесконечным, продолжался. Сэр Роберт, вежливый молодой человек со светло-каштановыми волосами и приятной улыбкой, в отличие от лорда Эддингтона показался Элизабет вполне приятным собеседником. С таким человеком неудобно было заигрывать даже для того, чтобы вызвать у Николаса ревность, и Элизабет решила вместо этого прогуляться с ним по саду.

Когда они вернулись в дом, Николас стоял на террасе у дверей. Увидев его искаженное гневом лицо, Элизабет порадовалась, что усилия, предпринятые ею, не прошли даром. В этот момент сэр Роберт заговорил с ней, и Элизабет отвела взгляд от мрачной фигуры графа.

— Вы разрешите нанести вам визит, мисс Вулкот? — умоляюще проговорил сэр Роберт. — Может быть, покатаемся завтра по парку?

— С удовольствием, — улыбнулась Элизабет, надеясь, что голос ее звучит в меру восторженно.

Из всех четверых молодых людей, которых Сидни выбрал ей в качестве потенциальных мужей, лишь Дэвид Эндикотт и Роберт Тинсли ей немного понравились. Быть может, когда поближе с ними познакомится, она даже влюбится в кого-нибудь из них.

Николас, по-прежнему хмурясь, решительным шагом направился к ним.

— Лорд Рейвенуорт, — обратился к нему сэр Роберт, — ваша подопечная просто очаровательна.

— Вот как? — сухо бросил Николас, и в его серых глазах сверкнули молнии.

— Н… ну да, — растерялся сэр Роберт. — И она любезно согласилась покататься со мной по парку.

Черные брови графа поползли вверх.

— Неужели? В таком случае, полагаю, вы не будете возражать, если мы оставим вас на пару минут? Нам нужно кое-что обсудить.

Краска бросилась сэру Тинсли в лицо.

— Да… то есть нет, конечно, не буду. — И он нерешительно улыбнулся Элизабет: — До завтра, мисс Вулкот.

Выдавив из себя улыбку, Элизабет кивнула и, когда сэр Роберт отошел, разъяренно взглянула на Николаса.

— Что это на вас нашло? Почему вы хамите каждому мужчине, с которым я разговариваю?

Лицо графа исказилось от гнева.

— А почему вы кокетничаете с ними, как какая-нибудь уличная девка?

— Что?! Да как вы смеете меня оскорблять!

Схватив Элизабет за руку, Николас потащил ее за собой. Сбежав по ступенькам крыльца, он уводил ее все дальше и дальше, пока наконец они не добрались до стоявшей в глубине сада беседки. Повернув Элизабет к себе, Николас гневно воскликнул:

— Чего вы, черт подери, добиваетесь? Вы сегодня как с цепи сорвались, флиртуете со всеми напропалую! Наверняка половина мужчин в этом зале уже прикидывают, как бы заманить вас в постель. — Он криво усмехнулся. — А может быть, это вам и нужно? Глядя на вас, именно так и подумаешь.

Элизабет замахнулась было, чтобы влепить ему пощечину, однако в последний момент передумала и, гордо вскинув голову, выпалила:

— Я ничего плохого не сделала! Вы хотели, чтобы я нашла себе мужа. Даже настаивали на этом. И я просто выполняю ваше пожелание. А если вас не устраивает то, как я это делаю, то я не виновата!

Николас стиснул губы с такой силой, что на скулах заиграли желваки, и, яростно сверкнув глазами, воскликнул:

— Не выводите меня из себя, Элизабет! Я все еще ваш опекун и не позволю вам выставлять себя на посмешище!

Элизабет охватила такая ярость, что у нее помутился разум.

— На посмешище! — воскликнула она. — Это вы выставляете себя на посмешище, а не я! Вы каждую женщину в зале раздеваете глазами, словно только и мечтаете с ней переспать!

Темные брови Николаса поднялись.

— Да ну?

— Вот именно! С самого первого вечера, когда мы были у герцога, вы пребываете в отвратительном настроении! Даже своим друзьям грубите! — Сложив руки на груди и запрокинув голову, Элизабет взглянула ему прямо в глаза. — Знаете, что я думаю, Николас Уорринг? Я думаю, что вы злитесь на меня, потому что ревнуете!

Сказав это, Элизабет спохватилась. Но было уже поздно.

Щека Николаса задергалась. Глаза стали прозрачными. Таким разъяренным Элизабет его еще никогда не видела.

— Ревную?! — рявкнул он.

Понимая, что отступать некуда, Элизабет храбро выпалила:

— Да!

Николас выругался.

— Конечно, ревную! — бросил он. — А какого черта ты ожидала? Всякий раз, когда я вижу, как кто-то из этих хлыщей нашептывает тебе на ушко всякие пошлости, мне хочется свернуть ему шею!

Элизабет во все глаза смотрела на Николаса. Ей казалось, что она ослышалась.

— А как же… все эти женщины? Зачем ревновать меня, когда ты запросто можешь получить любую из них?

Гнев Николаса стал улетучиваться.

— О Господи, Бесс! Неужели ты не понимаешь? — Он коснулся рукой ее щеки. — Я ревную, потому что они — это не ты.

Гнев Элизабет как рукой сняло. Она бросилась Николасу на шею и крепко прижалась к нему.

— Ох, Николас, как же я по тебе соскучилась! Как соскучилась!

И, встав на цыпочки, Элизабет принялась покрывать его губы легкими нежными поцелуями. Николас глухо застонал.

— Элизабет… — умоляюще прошептал он вмиг охрипшим голосом.

Но она закрыла ему рот поцелуем. И Николас сдался. Притянув Элизабет к себе, он поцеловал ее так, как ему давно хотелось. Сквозь тонкую ткань платья Элизабет почувствовала его восставшую плоть, и ее словно окатило жаркой волной.

— Господи, как же я тебя хочу, — прошептал он ей на ушко. — Я ни о чем другом не могу думать. Ночью мне снишься только ты, рядом со мной в постели.

Элизабет снова поцеловала его, прижавшись к его груди, и соски ее затвердели от желания.

— Мы не должны, — прошептал он. — О Господи, мы не должны!

Но уже в следующую секунду он прильнул к ее груди жадными губами. Элизабет еще теснее прижалась к Николасу. Тело ее было объято огнем желания.

— Я хочу тебя, Николас. Ужасно хочу…

Язык его снова проник в сладостную влажность ее рта. Поцелуй был жадным, жарким и требовательным. Элизабет ответила Николасу столь же пылко, и тихий стон сорвался с его губ. Она почувствовала на своем теле его трепетные пальцы и почувствовала, что вот-вот задохнется.

— Пожалуйста… — прошептала она, сгорая от нетерпения, от острой жажды ощутить его в себе.

Элизабет почувствовала, что разум отказывается ей служить. Ни о чем думать она не могла, снедаемая страстью. Николас наклонил голову и прильнул к соску Элизабет.

— Боже мой… — ахнула Элизабет, изо всех сил вцепившись Николасу в плечи, чувствуя, как ходят под рубашкой его мышцы, ощущая обжигающий огонь его страсти.

А Николас уже торопился, горя желанием оказаться в ней.

Приподняв Элизабет и прильнув губами к ее рту, Николас с силой вошел в нее, заполнив ее своей плотью.

Тело ее сотрясла сладостная дрожь.

Прижав Элизабет к стене беседки, Николас приподнял ее и снова с силой опустил на себя. Элизабет словно обдало жаром. А Николас вонзался в нее снова и снова, и с каждым разом все больше и больше подчинял Элизабет себе.

— Николас… — тихонько простонала она, чувствуя себя одновременно и беспомощной, и необыкновенно сильной.

Внутри начала сжиматься какая-то пружина, с каждым разом все сильнее и сильнее. И когда Элизабет подумала, что больше не выдержит, Николас еще раз вонзился в нее, и внутри у Элизабет будто что-то взорвалось.

— Николас! — крикнула она, вцепившись ногтями ему в плечи со всей силой, на которую только была способна, чувствуя, что если сейчас отпустит его, то взмоет вверх и улетит.

Постепенно приходя в себя, она почувствовала, как губы Николаса заскользили по ее щеке, мочке уха, шее. Нежно поцеловав ее в губы, Николас тихонько спросил:

— С тобой все в порядке?

Элизабет улыбнулась, хотя внутри у нее все дрожало. Счастье переполняло ее. Он все еще хочет ее, его желание не угасло!

— Да, — машинально ответила она, совершенно в этом не уверенная.

Издалека до них донеслись звуки музыки, голоса гостей. Бросив взгляд в сторону дома, Элизабет рассмотрела сквозь листву деревьев ярко освещенные окна особняка. Поправив юбку и пригладив дрожащими руками выбившиеся из прически пряди волос, она спросила:

— Что… что мы теперь будем делать?

Вместо ответа Николас поднес к губам руку Элизабет.

— Поедем домой, — проговорил он и повел ее за собой, однако она уперлась каблуками в землю, заставив его остановиться и обернуться.

— Николас!

— Да, любовь моя?

— Когда мы вернемся домой, не смей говорить, что ты сожалеешь о случившемся.

Губы Николаса тронула нежная улыбка:

— Мне надоело сожалеть о случившемся. Когда я думаю о тебе и о том, как нам хорошо вместе, невозможно ни о чем жалеть.

Бросившись Николасу на шею, Элизабет крепко поцеловала его в губы.

— Пойдем, — ласково проговорил Николас. — Я не хочу, чтобы нас здесь увидели.

— Да-да, конечно, — согласилась Элизабет, и ей впервые пришло в голову, как она рисковала.

Похоже, Николас это тоже понял, поскольку, когда они возвращались домой, с каждой секундой становился все молчаливее и мрачнее.

В душу Элизабет закрался страх. А что, если никаких чувств Николас к ней не испытывает? Что, если он, воспользовавшись удобным случаем, просто удовлетворил свое желание? В конце концов, недаром же его прозвали Беспутным графом. Кроме того, он женат, значит, у них не может быть общего будущего.

Элизабет мучилась сомнениями, однако Николас не спешил их развеять. За всю обратную дорогу он и двух слов не сказал. И Элизабет чувствовала себя, словно она снова вернулась в то утро после ночи их любви и теперь заново должна пройти весь круг страданий, уже однажды выпавших на ее долю.

Глава 13

Рейчел Уорринг, графиня Рейвенуорт, уютно устроилась на пышной пуховой перине в своей богато обставленной спальне в замке Коломб. Стены спальни были обиты розовато-лиловым шелком. В углу стоял элегантный, украшенный позолотой комод, а рядом с ним — высокое изящное зеркало на ножках, повернутое таким образом, чтобы в нем отражалось все происходящее на кровати.

— Извини, дорогой, но тебе пора идти. — Графиня бросила взгляд на стрелки позолоченных бронзовых часов, стоявших на черной мраморной каминной плите. — Уже без четверти двенадцать. — Она лукаво улыбнулась. — Менее чем через час должен пожаловать мой обожаемый супруг, а я еще совсем не готова. — Она игриво провела пальцем по спине своего любовника. — Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я встречала его обнаженной.

Гревилл Таунсенд, виконт Кендалл, приподнялся на локте. Это был красивый мужественный молодой человек на два года моложе Рейчел, со светло-каштановыми волосами и карими глазами.

— Этого я хочу меньше всего, и ты это прекрасно знаешь. По-моему, чем реже ты будешь общаться со своим чертовым мужем, тем лучше.

Притянув Рейчел к себе, он принялся целовать и легонько покусывать ее шею. Рассмеявшись, Рейчел высвободилась из его объятий.

— Будь хорошим мальчиком, Грей, дай же мне одеться. Даже если Николас фактически больше мне не муж, сомневаюсь, что ему понравится воочию убедиться, что его жена спит с другими мужчинами.

Гревилл нахмурился:

— С другими мужчинами? Может быть, в прошлом, любовь моя, у тебя и были другие мужчины, но сейчас у тебя только один — это я, и надеюсь, так останется и впредь.

Рейчел ласково потрепала его по щеке:

— Ну конечно, дорогой. Ты же знаешь, что я совсем не это имела в виду.

Однако Грей продолжал хмуриться. Похоже, слова очаровательной любовницы не понравились ему. Ну что ж, решила Рейчел, сегодня вечером, когда они снова окажутся в постели, она его немного помучает, чтобы в другой раз неповадно было ревновать.

— А сейчас очень тебя прошу, не показывайся Нику на глаза. Не нужно, чтобы он тебя видел.

Грей еще больше нахмурился:

— А мне наплевать, увидит он меня или нет. Этот тип — злодей и преступник. Его еще девять лет назад нужно было повесить за убийство Стивена Бэскомба. Если бы это случилось, ты была бы сейчас совершенно свободна.

Рейчел не стала говорить ему, что она и так совершенно свободна: живет в богатом поместье Ника Уорринга, щедро тратит его деньги и принимает молодых любовников, до тех пор пока они ей не надоедают.

Накинув на плечи лиловый халат, она позвонила в звонок, вызывая горничную.

— Как только мы закончим, я к тебе приду, — сказала она Грею. — Может быть, покатаемся верхом?

Однако Грей продолжал думать о своем.

— Интересно, зачем он приезжает? — спросил он, не отвечая на вопрос.

— Понятия не имею, — беззаботно отозвалась Рейчел.

Однако беззаботность эта была наигранной. На самом деле Рейчел с некоторым страхом ждала приезда мужа. Она понимала, что поводом для его появления должно было послужить что-то серьезное. Вероятно, ему что-то от нее понадобилось. А она прекрасно знала, что, если Николас что-то задумал, он пойдет на все, чтобы добиться своего.

Подавшись вперед, Ник в нетерпении ожидал, когда карета подъедет наконец к парадной двери замка Коломб. Хотя поместье это находилось всего в половине дня пути от Лондона, граф не был там более девяти лет. Последний раз, после возвращения из ссылки, они встречались с Рейчел на нейтральной территории — в конторе Сидни Бердсолла в Лондоне.

Сквозь открытое окно кареты Ник смотрел на высокие, увитые плющом башни, на узкие амбразуры, из которых когда-то, в далекие времена защитники замка пускали стрелы в неприятелей, на толстые стены, которые не мог взять приступом ни один враг. Внутри, конечно, огромная каменная крепость претерпела с тех пор значительные изменения. Многочисленные комнаты по настоянию Рейчел и на средства Ника были отделаны по самой последней моде.

Пока карета, въехав в ворота, катила по двору замка, Ник внимательно осматривался. Под древними каменными стенами, где когда-то был ров, цвели красивейшие нарциссы. За те годы, что Ник не был в замке — фамильном поместье матери, построенном еще во времена правления короля Эдуарда III, — он уже успел позабыть, насколько здесь красиво.

Длинные пальцы графа сжались в кулак. Вряд ли мама обрадовалась бы, узнай она, что дом, который так любила, теперь в руках ее взбалмошной невестки — женщины, которая бросила ее сына в трудную минуту, отказав ему даже в праве иметь наследника, и которая теперь не давала ему возможности начать новую жизнь с Элизабет Вулкот.

Карета подкатила к массивным деревянным дверям, за которыми, как Николас помнил, скрывался просторный холл. Ник вдохнул побольше воздуха, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Он понимал, насколько важно приведшее его сюда дело и с какой осторожностью ему следует действовать, чтобы добиться успеха.

— Кухня за углом, — сказал он восседавшему на козлах Джексону Фримантлу, другу Тео Суона. Год назад, отбыв наказание, он пришел к Николасу в поисках работы и получил ее. — Попроси кого-нибудь из конюхов напоить лошадей и поешь чего-нибудь сам. Я не знаю, сколько времени здесь пробуду.

А сам подумал, что, как бы ни затянулся его визит, на ночь он ни за что не останется. Провести под одной крышей с Рейчел даже на секунду больше времени, чем это необходимо для дела, было свыше его сил.

Дворецкий проводил Николаса в гостиную, в которой, как он заметил, за время его отсутствия успели сделать ремонт и поставить новую мебель. Шли томительные минуты ожидания, и, вместо того чтобы спокойно сидеть на обитой парчой софе, Николас метался взад-вперед перед холодным камином.

Наконец двери гостиной бесшумно отворились.

— Николас, любовь моя, как я рада тебя видеть, — кокетливо проговорила Рейчел, вплывая в комнату с очаровательной улыбкой на губах и протягивая Николасу руки. Она была чудо как хороша и походила на черноволосую богиню.

Ник взял ее руки в свои и, наклонившись, поцеловал Рейчел в щеку.

— Рейчел, ты, как всегда, выглядишь потрясающе.

На самом же деле его жена с момента их последней встречи заметно изменилась к лучшему: густые черные волосы уложены аккуратными блестящими локонами, великолепная кожа цвета теплых сливок, нежный румянец на щеках.

И холодное, как каменные стены замка, в котором она жила, сердце.

— И ты, любовь моя, необыкновенно хорош. — Она окинула беглым взглядом его лицо, подмечая следы беспокойства, раздражения и усталости, которые Николас тщетно пытался скрыть. — Хотя, должна сказать, держишься ты несколько напряженно. Надеюсь, дело, по которому ты приехал, не является тому причиной?

Ник вздохнул.

— Признаться, является. — Он махнул рукой в сторону софы. — Может быть, присядем?

Рейчел села. В отличие от Николаса она превосходно владела собой. Вошел лакей с чаем и пирожными, потом двери за ним закрылись, и Николас с Рейчел остались одни. Николас кратко и деловито изложил суть дела, сказав, что повстречал девушку — не уточняя, правда, кого именно, — на которой хотел бы жениться. Тщательно подбирая слова, он изложил Рейчел все преимущества, которые она получит, согласившись предоставить ему свободу: ее перестанут связывать преступное прошлое мужа, он даст ей тысячу фунтов, отпишет все имущество, которым она пользовалась до сих пор, и предоставит пожизненное содержание.

— По-моему, условия более чем выгодные, Рейчел. Ты сохранишь все, что имеешь, и к тому же снова сможешь выйти замуж.

Пока Николас говорил, Рейчел оставалась необычайно спокойной. Когда он закончил, она подалась вперед. Насмешливая улыбка тронула ее ярко-красные губы.

— И за все эти блага от меня требуется лишь дать тебе развод. Я правильно тебя поняла, Николас?

— Да. Сидни это устроит. Если ты согласишься, для него это не составит труда.

Неожиданно Рейчел звонко расхохоталась, запрокинув голову, словно Николас сказал ей что-то крайне забавное.

— Мой дорогой Николас, иногда я поражаюсь тому, как такой, без сомнения, искушенный в житейских делах мужчина, как ты, может быть настолько наивен.

Николас замер.

— То есть?

— Боже правый! Развод… Как забавно! — Рейчел снова рассмеялась. — Должно быть, эта девчонка, твоя последняя любовница, настолько вскружила тебе голову, что у тебя ум за разум зашел.

Николас почувствовал прилив ярости, однако усилием воли подавил его.

— С моим умом все в порядке. Просто я устал жить один, и мне нужен наследник. Ты же знаешь, как я хочу сына, как много это для меня значит. До последнего времени мне и в голову не приходило, что я могу осуществить свое желание. Мне нужен развод, Рейчел. И я предложил тебе за него поистине щедрое вознаграждение.

Рейчел бросила на мужа лукавый взгляд из-под длинных черных ресниц.

— Наследник, говоришь? Что ж, полагаю, это можно устроить. — Она стала придвигаться к Николасу все ближе и ближе, пока наконец нога ее не коснулась его ноги, а рука не легла ему на колено.

— Быть может… за небольшое вознаграждение, о котором ты упоминал, я бы согласилась вернуться в Рейвенуорт и пожить там в течение некоторого времени… пока буду носить твоего сына. После этого, естественно, ты вернешь мне свободу. Я бы хотела снова вернуться сюда, в замок Коломб.

Ник едва сумел обуздать охватившую его ярость. Плотно сжав губы, он бросил:

— А ребенка ты бы, конечно, оставила на мое попечение?

— Конечно.

Николаса охватило желание немедленно задушить ее, однако он сдержался.

— Было время, Рейчел, когда я согласился бы на подобное предложение. Но теперь меня корежит от одной мысли о том, чтобы зачать ребенка с женщиной, которая способна покинуть собственную плоть и кровь с такой же легкостью, как, насытившись, обеденный стол.

Взмахнув рукой, Рейчел влепила ему увесистую пощечину. Это, как ни странно, лишь помогло Николасу сосредоточиться и успокоиться.

Вскочив с софы, Рейчел яростно прошипела:

— Никакого развода ты не получишь! И плевать мне на то, что он тебе так нужен! Меня вполне устраивает жизнь, которую я веду. Мне нравится быть графиней Рейвенуорт, жить в замке Коломб, иметь деньги и свободу. И я не собираюсь терпеть осуждение и позор, которые неминуемо влечет за собой процедура развода, ни ради тебя, ни ради кого бы то ни было. — Она злобно улыбнулась. — Можешь заниматься любовью со своей сучкой, дорогой мой Николас, сколько пожелаешь. Можешь сделать ей хоть дюжину ублюдков. Но ты никогда не женишься на ней, уж об этом я позабочусь, будь уверен!

Николасом овладела такая ярость, что сдерживаться он уже не мог:

— Ты заплатишь за это, Рейчел! Клянусь Богом, когда-нибудь я заставлю тебя за это заплатить!

И, повернувшись, он вышел из комнаты, трясясь от злости, сжимая руки в кулаки. Какой же он дурак, что приехал к ней! Ведь знал же, что она ни за что не согласится на его предложение!

Впрочем, ради себя он ни за что не пошел бы на такое унижение. Он поехал к этой мерзавке Рейчел, своей никчемной женушке, только ради Элизабет. После того как он лишил ее девственности, оставался лишь один выход — жениться на ней. И если бы он получил развод, это решило бы все проблемы. Пусть высшее общество вновь отвернулось бы от него. Если бы он женился на Элизабет и она родила ему сына, чихать он хотел на всех!

Но никакого развода Рейчел ему не даст, зря только он унижался, и никакого общего будущего у них с Элизабет нет и быть не может, нечего об этом и мечтать.

Господи Боже, что он ей скажет? И что ему теперь делать?

Остается только один выход — выдать Элизабет замуж.

От этой мысли у Николаса стало совсем тошно на душе.

Высокие напольные часы пробили час, когда Гревилл Таунсенд распахнул двери. При виде своего любовника Рейчел испуганно вздрогнула и непроизвольно поднесла руку к своей стройной белоснежной шейке.

«Отлично, — подумал Гревилл. — Очень хорошо, что она боится. За то, что эта дурочка тут только что наговорила, она должна понести наказание».

Не останавливаясь, он подошел к Рейчел и, схватив ее за плечи, с силой тряхнул:

— Не могу поверить в услышанное! Неужели ты и в самом деле собиралась лечь к этому ублюдку в постель?

Вырвавшись, Рейчел злобно усмехнулась. Она уже успела взять себя в руки. Застать Рейчел Уорринг врасплох было трудно, а может быть, и вовсе невозможно.

— Так, значит, ты подслушивал, негодный мальчишка! Это никуда не годится. Нужно будет тебя наказать. Пожалуй, сегодня вечером мы этим и займемся.

Гревилл почувствовал, как его начинает охватывать желание, однако гнев его еще не утих.

— Мы говорим о твоем муже, Рейчел. Он приехал к тебе за разводом, что было бы просто замечательно, поскольку решило бы все наши проблемы. А ты его прогнала!

Рейчел покачала головой. В падавшем из окон свете волосы ее казались черными и блестящими, как оникс. Гревилл помнил, что ощущал, когда эти великолепные волосы касались его обнаженного тела, знал, как умело использовала их Рейчел в любовных играх, и желание его стало еще острее.

— Бедняжка Грей, — проворковала Рейчел и, подойдя к буфету, налила себе стаканчик хереса. — Неужели ты еще не понял? Я не хочу развода. Меня устраивает быть графиней Рейвенуорт, и мне нравится та свобода, которая у меня есть.

Гревилл почувствовал, как у него заныло сердце. Он любил Рейчел Уорринг и считал, что это чувство взаимно.

— И чтобы не потерять ее, ты решила лечь к нему в постель? Или дело в деньгах? — Он шагнул к Рейчел, чувствуя, как у него закипает кровь. — А может быть, потому, что Николас Уорринг до сих пор тебя возбуждает?

Полные алые губы Рейчел скривились в усмешке:

— Я хотела узнать, что он задумал, только и всего.

— Ты хотела его самого. Я видел это по твоим глазам.

Рейчел равнодушно пожала плечами:

— Николас всегда был искусным любовником. Немного разнообразия…

Подскочив к ней, Гревилл схватил ее за горло.

— Никакого разнообразия тебе не понадобится… больше не понадобится. Теперь ты принадлежишь мне, графиня, и я ни с кем не собираюсь тебя делить!

Разжав его руки, Рейчел, потирая шею, охрипшим голосом произнесла:

— Ты что, спятил?!

— Не думаю. По-моему, в отношении тебя ум мой еще никогда не был так ясен. Мы с тобой, Рейчел, великолепно подходим друг другу. Я понимаю тебя, как никто другой. Я люблю тебя, Рейчел, и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Если ты откажешься развестись со своим мужем, что ж, значит, так тому и быть. Но никому другому я тебя не отдам. Ты будешь или моей, или ничьей! — Гревилл горько усмехнулся и решительно добавил: — Слышишь, никаких других мужчин в твоей жизни больше не будет. Ни теперь, ни в будущем.

Рейчел ничего не ответила, повернулась и вышла из комнаты.

Дорого дал бы Гревилл за то, чтобы узнать, о чем она в этот момент думала.

Эти три дня были самыми длинными в жизни Элизабет. Ей казалось, что им не будет конца. Она постоянно думала о Николасе, тысячу раз на день задавала себе вопрос, куда он мог уехать, и при этом пыталась вести себя так, будто ничего не случилось.

Она премило общалась с сэром Робертом Тинсли, когда они в отсутствие графа катались по парку. Впрочем, наедине им побыть не удалось. Из соображений безопасности сопровождать Элизабет отправились Элиас Мути и Теофилус Суон. И хотя Элизабет было приятно общаться с сэром Робертом, сейчас ей больше всего хотелось, чтобы он оставил ее в покое.

Вернувшись домой, она уселась на софу в гостиной и снова принялась думать о Николасе. Он приехал домой накануне вечером, усталый, небритый, в измятой одежде и немного навеселе. Не сказав ей ни слова, он отправился наверх и заперся у себя в спальне. С тех пор она его не видела.

— Ты выглядишь озабоченной, моя дорогая, — проговорила тетушка Софи, сматывая в клубок очередную веревку, — Нечего волноваться о его светлости. Ничего хорошего из этого все равно не выйдет.

Элизабет вспыхнула. Неужели у нее все на лице написано?

— Я просто… я просто немного устала, — пробормотала она.

Это была ложь. Если она и устала, то не физически, а морально, оттого что граф Рейвенуорт продолжает играть с ней в кошки-мышки.

— Почему бы тебе не пойти наверх и не поспать? Завтра утром приедет лорд Триклвуд. Ты ведь говорила, что он собирается повозить нас по магазинам?

— Да… да, — сказала Элизабет.

Дэвид был единственным, кому она рассказала про Бэскомба. Естественно, услышав о том, на какие гнусные уловки идет этот тип, лишь бы заполучить понравившуюся ему женщину, юноша пришел в негодование. Он полностью одобрил то, что Элизабет повсюду сопровождают Элиас с Тео. Рассказ девушки еще больше укрепил его решимость сделать ей предложение. Элизабет это понимала, однако была пока не готова к тому, чтобы выйти за него замуж. Слишком важным был этот шаг, и, прежде чем его предпринять, необходимо было поговорить с Николасом.

Он появился на следующий день. Коротко и сухо поздоровавшись с Элизабет, приказал отнести в кабинет легкий обед, после чего снова заперся.

По крайней мере побрился и переоделся, с горечью подумала Элизабет. Однако лоб его по-прежнему прорезала глубокая морщина, а красивое лицо было суровым и измученным.

Элизабет глядела на закрытую дверь его кабинета, и сердце ее сжималось. На глаза навернулись непрошеные слезы, однако она усилием воли заставила себя не расплакаться. Вот еще! Не станет она плакать из-за Николаса. И так уже столько времени по нему страдает.

В течение целого часа Элизабет металась взад и вперед по гостиной, ожидая, когда появится Николас, и собираясь с силами, чтобы достойно встретить его. К тому времени как часы пробили четыре, нервы Элизабет были уже на пределе, а щеки пылали от злости.

О Господи! Ведь в том, что произошло между ними, нужно винить не только ее, но и его. И что бы он там себе ни думал, запершись в своем кабинете, она заслуживает лучшего отношения! Элизабет в сердцах стукнула кулаком по стене. Права она или нет, ей приходится ждать слишком долго. Прочь сомнения! Если Николас не идет к ней, она сама отправится к нему!

Решительно подхватив юбку ярко-зеленого муслинового домашнего платья, Элизабет устремилась к двери гостиной. Она шагала торопливо, и стук каблучков возвестил о ее прибытии задолго до того, как она постучала в дверь кабинета Николаса.

— Кто там? — раздался знакомый голос. Не отвечая, она распахнула дверь кабинета и вошла.

Николас изумленно поднял брови:

— Элизабет?

— Да, милорд. Удивительно, что вы еще помните, как меня зовут. Похоже, за последние несколько дней вы совершенно забыли о моем присутствии в вашем доме.

Николас поднялся из-за стола, однако не сделал ни малейшей попытки подойти к Элизабет.

— Я собирался поговорить в тобой. Думал, что, может быть, позже…

— Нет, не позже, Николас! — перебила его Элизабет. — Сейчас! Сию же минуту!

Рейвенуорт молчал. На скулах его играли желваки, глаза потемнели от отчаяния. Так смотрит человек, переживший поражение. Элизабет почувствовала острую жалость, но тотчас же взяла себя в руки. Она не имеет права распускаться. Она пришла сюда узнать, что происходит, и не уйдет из его кабинета без объяснения. Слишком тяжело оставаться в неведении.

Гордо вскинув голову, она проговорила:

— Вы отсутствовали целых три дня. Уехали, не сказав мне ни слова. После того… что между нами произошло… как я должна расценивать ваше поведение? Что должна чувствовать? Вы не можете просто игнорировать меня! Не можете притворяться, что меня не существует!

— Я и не собирался этого делать. Просто… — Он замолчал и отвернулся.

— Что «просто», Николас? Я должна знать. Мне необходимо понимать, какие мысли бродят у вас в голове. — Элизабет почувствовала, что в горле у нее застрял комок. Она с трудом сглотнула. — Расскажите мне все. Даю слово, что я не упаду в обморок и не забьюсь в истерике. Я сильная женщина, Николас. После смерти мамы и папы мне поневоле пришлось такой стать. — Непрошеные слезы снова навернулись Элизабет на глаза. Она попыталась сдержать их, но они уже текли по щекам. — Что бы вы мне ни сказали, я выдержу. — Голос Элизабет дрогнул. — Единственное, о чем я вас прошу, это сказать мне правду.

— Элизабет… О Господи, любовь моя! — Николас подошел к ней, и Элизабет увидела, как лицо его исказила боль. Он положил ей на плечи свои сильные и такие нежные руки. — Мне ужасно жаль… — прошептал он, пытаясь привлечь Элизабет к себе.

— Не смейте говорить, что вам жаль! Не смейте мне больше этого говорить!

Николас покачал головой. Во взгляде его читалось крушение всех надежд. Дрожащей рукой он погладил Элизабет по голове.

— Ты не поняла. Мне жаль не того, что мы с тобой были вместе. Прости, что так долго тянул с этим разговором, что сразу не сказал тебе правду.

Элизабет вытерла слезы, жалея и одновременно ненавидя себя за это.

— Какую правду?

Николас весь напрягся, и Элизабет вдруг почувствовала леденящий страх.

— Я ездил к Рейчел. Просил ее дать мне развод.

— Что?! — Элизабет показалось, что она ослышалась. — Ты просил у нее развода? Но почему?

— Ты знаешь почему, Бесс. Чтобы жениться на тебе.

Элизабет молчала, осмысливая эти невероятные слова. «Ты знаешь почему, Бесс. Чтобы жениться на тебе»… Сердце у нее исступленно забилось.

— Рейчел мне отказала, — продолжал Николас. — Она заявила, что ей нравится быть графиней Рейвенуорт и что она позаботится о том, чтобы мы с тобой никогда не поженились.

— Ох, Николас! — Элизабет бросилась к нему в объятия, уткнулась в плечо, и Николас крепко прижал ее к себе. — Я даже представить себе не могла, что ты отважишься на такой замечательный и смелый поступок.

«Я только хотела, чтобы ты любил меня», — подумала она.

Отстранив Элизабет, Николас отступил на шаг:

— Может быть, ты не поняла, Бесс? Она сказала «нет». Теперь мы ничего не можем поделать.

— Мне наплевать на то, что она сказала. Это не имеет никакого значения. Важно только то, что ты хотел на мне жениться, что ради меня ты отважился на такой поступок. — Элизабет обхватила ладонями его лицо. — Я понимаю, какой скандал вызвал бы развод. Знаю, какое мужество потребовалось тебе для того, чтобы обратиться к своей жене с такой просьбой. Неужели ты не понимаешь? Мне наплевать на то, что мы неженаты. Единственное, чего я хочу, это быть с тобой рядом.

Николас покачал головой:

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Нет, понимаю. У других мужчин есть любовницы. У тебя самого их было предостаточно. И если я стану одной из них, ничего страшного не случится.

— Нет случится! Я твой опекун, а ты — молодая девушка, находящаяся на моем попечении. Когда люди узнают, в каких мы с тобой находимся отношениях — а рано или поздно об этом станет известно, — они нам этого не простят. И на сей раз ничего уже нельзя будет исправить.

— Ну и пусть! Какое мне дело до высшего общества, если мы с тобой будем вместе!

— А как же Бэскомб? Тебе нужен муж, чтобы он защитил тебя от этого мерзавца.

Элизабет покачала головой:

— Никакой муж мне не понадобится, после того как Бэс-комбу станет известно, что ты мой любовник. Он хотел жениться на мне, а если я стану падшей женщиной, вряд ли он этого захочет.

После продолжительного молчания Николас проговорил:

— Может, это и верно, но, помимо Бэскомба, существует кое-что другое. — Он скользнул по лицу Элизабет озабоченным взглядом. — Что, если ты забеременеешь, Элизабет? Ты отдаешь себе отчет в том, что наш ребенок будет незаконнорожденным? Можешь ли сказать, положа руку на сердце, желаешь такой участи своему ребенку?

Сердце Элизабет сжалось. Незаконнорожденный ребенок… Она и представить себе подобного не могла.

— Существуют способы избежать беременности, если ты этого хочешь.

Схватив Элизабет за плечи, Николас рывком притянул ее к себе:

— Ничего подобного я не хочу! Я хочу иметь сыновей. Хочу иметь семью. Я мечтал об этом каждый день в течение последних девяти лет. Но если у нас будут дети, общество никогда их не признает. Они испытают на себе всю горечь людского презрения, хотя не их вина в том, что они родились не в законном браке. Такого я своим сыновьям не пожелаю.

Жаркие слезы снова заструились у Элизабет по щекам.

— Если бы у нас были дети, Николас, мы бы любили их и нашли способ защитить!

Крепко прижав Элизабет, Николас зарылся лицом в ее волосы.

— Ты уверена, Элизабет, что хочешь быть со мной? Уверена?

Сжав изо всех сил плечи Николаса, Элизабет проговорила:

— Уверена. — И, глядя на него сквозь пелену слез, прошептала: — Я люблю тебя, Николас Уорринг. Я не хотела любить тебя. Господь свидетель, я изо всех сил старалась подавить свою любовь, но ничего не вышло. Я не хочу выходить замуж ни за Роберта Тинсли, ни за Дэвида Энди кот-та. Я хочу быть только с тобой.

Николас прижал ее к себе со всей силой, на какую был способен. Долго стояли они обнявшись, переживая чудесные мгновения нежности и любви. Когда Николас наконец отстранился, угрюмое выражение исчезло с его лица, оно светилось радостью.

— Это будет нелегко, — проговорил он. — Мы должны все хорошенько обдумать.

— Может быть, нам лучше вернуться в Рейвенуорт-Холл? Мы с тетей могли бы снять домик неподалеку…

Николас покачал головой:

— Мы не можем пока уехать из Лондона. Нужно подумать и о Мэгги. Она только что вступила в новую жизнь. Мы не должны разрушать того, что она только что начала строить.

О Господи! Маргарет! Как же можно было про нее забыть?

— Ну конечно! — воскликнула она. — Какая же я эгоистка! Забыла про Мэгги…

Николас ласково провел рукой по ее щеке.

— Ее уже осаждают многочисленные поклонники. Если мы с тобой будем предельно осторожны, хотя бы до тех пор, пока не выдадим Маргарет замуж, все обойдется. Прежде всего мне нужно увезти тебя из Лондона. Я сниму где-нибудь неподалеку дом для тебя и тетушки. — Он нахмурился. — Однако трудновато будет скрыть наши с тобой отношения от тетушки Софи!

Элизабет бросила взгляд на дверь. После смерти мамы тетушка стала для нее самым близким человеком.

— Я поговорю с тетей Софи. Хотя она и несколько эксцентрична, но более сердечной и доброй женщины я еще не видела. Быть может, тетя Софи желала для меня другой участи, но я уверена: она все поймет. Я думаю, она раньше меня самой догадалась о моих чувствах к тебе. Она всегда хотела, чтобы я была счастлива.

Николас облегченно вздохнул и расправил плечи, словно с них свалился тяжкий груз.

— Бэскомб, правда, по-прежнему представляет для тебя угрозу, но будешь ли ты жить здесь или в другом месте, ничего от этого не изменится. Слуги у меня вполне надежные и порядочные и никогда меня не предадут. В твоем распоряжении будут Тео и Элиас, естественно, Мерси, ну и я, конечно, когда у меня не будет никаких неотложных дел. А когда мы устроим будущее Мэгги, вернемся в Рейвенуорт-Холл. Как только это произойдет, перестанем скрываться. Пусть шпионы Бэскомба узнают о нас правду, тогда ты наконец-то будешь в безопасности. А то, что двери высшего общества будут для нас закрыты навсегда, быть может, не такая уж высокая цена за счастье.

Внезапно Элизабет почувствовала панику. Она станет любовницей Николаса Уорринга, одной из многих! Страшновато, конечно, но, похоже, другого выхода нет.

Протянув руку, она коснулась его щеки.

— Да, — проговорила она. — Это не такая уж высокая цена за то, чтобы быть вместе.

В глазах Николаса вспыхнул огонь. Они неожиданно стали ярко-синие. Наклонившись, он прильнул к губам Элизабет долгим, страстным поцелуем, опалившим их обоих жарким огнем желания. Как бы им хотелось оказаться в эту минуту не в кабинете Николаса, а где-нибудь в более укромном месте!

— Мы все хорошенько обдумаем, Элизабет, — прошептал Николас. — Ты не пожалеешь. У тебя будет все, что ты захочешь.

По спине Элизабет пробежал холодок! Она уткнулась Николасу в плечо, охваченная внезапными сомнениями. Николас будет с нею рядом. Он будет заботиться о ней, однако он никогда не станет принадлежать ей целиком и полностью. Он женат на другой. Элизабет пыталась убедить себя, что это не имеет значения, что, если они с Николасом наконец-то будут вместе, большего ей и не нужно, однако червячок сомнения уже поселился в ее душе.

Если бы только Николас сказал ей, что любит ее… Но ведь он и в самом деле ее любит. Собирался же он жениться на ней.

И все же тень сомнения осталась.

Глава 14

Оливер Хэмптон сидел за столом в своем кабинете в городском доме в Мейфеере. Напротив него расположился тощий человечек с грязно-пегими волосами. Звали его Уэндел Чик — бывший полицейский с Боу-стрит, человек с темным прошлым, которого Хэмптон нанял следить за Элизабет Уорринг.

— Продолжайте, — бросил он, откинувшись на спинку глубокого красного кожаного кресла.

Человечек почесал лысеющую голову и взглянул на своего работодателя.

— Ну так вот, сэр, как вы и предсказывали, до конца прошлой недели она ездила с визитами. У нее уже по крайней мере с полдюжины поклонников, но я думаю, что предпочтение она отдает Триклвуду и сэру Роберту Тинсли. А три дня назад сна со своей теткой уехала из дома его светлости. По слухам, чтобы не пострадала ее репутация. Ну, сами знаете, Рейвенуорта ведь называют Беспутным графом.

Оливер едва сдержал удовлетворенную улыбку. Итак, Рейвенуорт решил, что если перевезет свою подопечную в другое место, она будет в безопасности. Что ж, граф глубоко заблуждается. И если он считает, что ухажеры Элизабет и ее возможное замужество представляют для него, Оливера, какое-то препятствие, значит, он вообще круглый идиот.

— Сколько человек Рейвенуорт выделил для ее охраны?

Человечек поджал губы:

— Насколько мне известно, снаружи ее охраняют круглые сутки те же люди, что и в его городском доме. А внутри — камердинер графа Элиас Мути и лакей Теофилус Суон.

— Ах да… Бывшие осужденные. Рейвенуорт высоко их ценит.

— И как я слышал, совершенно справедливо. Ходят слухи, что этому Мути палец в рот не клади и что в драке ему нет равных.

Оливер призадумался. Он понимал, что добраться до девчонки, особенно здесь, в Лондоне, будет не так-то легко.

— Я ведь назвал вам имя человека из окружения графа, который снабжает нас информацией. За деньги он родную мать продаст. Вы с ним еще не говорили?

Уэндел кивнул:

— Первое, что сделал сегодня утром, это переговорил с ним. Сначала этот тип не очень-то горел желанием нам помогать, но, как вы уже сказали, несколько монет развязали ему язык.

— И что он сообщил?

— Немногое. Сказал, что мои сведения о Мути — истинная правда и что Суон намного сильнее и опаснее, чем кажется. Обещал смотреть в оба и, если появится что-нибудь новенькое, тотчас же сообщить нам.

Оливер пододвинул к Чику маленький кожаный кошелек. Тот проворно схватил его и подкинул вверх, с явным удовольствием ощущая его тяжесть. Монеты весело звякнули.

— Продолжайте работать, — приказал Оливер. — Буду вами доволен, получите еще.

Уэндел Чик поднялся со стула и ужом выскользнул из комнаты. Он все делал ловко и бесшумно. А Оливер принялся размышлять над только что полученной информацией. Через некоторое время, когда все устаканится, он пошлет за остальными людьми. Чарли Баркер и Натан Пил, правда, здорово подвели его, но, после того как он спас их от тюрьмы — а быть может, и от виселицы, — горят желанием реабилитироваться.

Оливер бросил взгляд на стоявший на столе календарь. Сегодня в особняке герцога Честера должен состояться костюмированный бал — одно из главных событий лондонского сезона, на который он, Хэмптон, тоже получил приглашение. Поскольку Элизабет интенсивно занимается поисками мужа, она наверняка не пропустит это мероприятие.

Губы Оливера скривились в усмешке. Слишком долго он оставался в тени. Он уже соскучился по ее очаровательной улыбке, по шелковистым темно-рыжим волосам. На людях, правда, трудновато будет ее скомпрометировать. Но вдруг ему повезет и он сможет это сделать? Тогда Элизабет будет вынуждена стать его женой. А если нет, что ж, придется довольствоваться хотя бы танцами и светской беседой.

Он человек богатый и влиятельный, так что, если Элизабет хочет блистать в высшем обществе, ей придется с ним общаться.

Особняк герцога Честера, расположенный на окраине Лондона, был почти такой же внушительный, как и дом Белдона. Герцог не пожалел расходов на костюмированный бал — самое популярное событие года, ставшее уже в некотором роде традицией. Танцевальный зал, расположенный на четвертом этаже особняка, сверкал тысячами свечей, и столько же собралось у дверей лакеев, державших наготове ведра воды на случай пожара.

Впрочем, до сих пор все обходилось без несчастных случаев.

В зеркальных стенах отражались язычки свечей, золотые и серебряные блестки, жемчуга и бриллианты, которыми были украшены шикарные костюмы гостей. Разнообразие нарядов на этом балу поражало воображение. Кого здесь только не было: и Клеопатры, и Жанны д'Арк, и Афродиты, и молочницы, и русалки, и бабочки, и ангелы. Мужчины, стараясь не отставать от дам, пришли в костюмах придворных шестнадцатого века, средневековых рыцарей, матросов, солдат. В общем, глаза разбегались от такого великолепия. Элизабет, будущее которой оставалось туманным, не хотела идти на бал, однако Николас настоял.

— Мы должны продолжать жить так, словно ничего не изменилось. Нам нужно думать о Мэгги.

Впрочем, в некотором отношении и в самом деле никаких изменений не произошло. Хотя Элизабет с тетей Софи и переехали на Мэддокс-стрит, расположенную в нескольких кварталах от Беркли-сквер, в дом, который снял для них Николас, сам он там пока не появлялся. Элизабет никак не могла взять в толк почему. Наверное, сейчас ему не до этого, беспокоится за сестру, надеется, что один из поклонников сделает ей предложение, решила Элизабет.

Хотя в глубине души Николас был уверен в том, что для его сестры, красавицы и умницы, трудно будет подобрать достойную пару, он знал о давнем желании Мэгги выйти замуж и иметь семью и теперь граф намеревался дать ей шанс осуществить ее желания. Для этого требовалось лишь время, и он готов был ждать сколько угодно.

Элизабет обвела взглядом роскошный танцевальный зал. Куда это запропастился Николас? Она приехала на бал вместе с тетей Софи, Мэгги, герцогом Белдоном и вдовствующей герцогиней. Странную они представляли собой компанию. Тетя Софи нарядилась в костюм средневековой матроны — длинное, до пят, узкое платье и конусообразную шляпу с вуалью; герцог — в римскую тогу, обнажавшую мощное мускулистое плечо; Мэгги — в костюм Рапунцель, а вдовствующая герцогиня изображала мадам Дюбарри.

— Ненавижу костюмированные балы, — призналась она. — И за то, что я сегодня здесь, вы у меня в долгу.

Говоря это, герцогиня улыбнулась Элизабет, подмигнула ей и протянула руку своему красавцу сыну, который, отвесив изящный поклон, провел ее в танцевальный зал.

Оставшись на минутку одна, Элизабет скользнула взглядом по бурлящей толпе, надеясь отыскать в ней знакомую фигуру. Николас… Временами Элизабет и сама удивлялась тому, что согласилась стать его любовницей, обрекая себя на жизнь, так не похожую на ту, о которой мечтала — с любимым мужем и детьми. Но жребий был брошен, и Элизабет не собиралась отступать.

Она охладила пыл своих четырех ухажеров, намекнув каждому из них, что предпочла другого.

— Простите, милорд, — сказала она Дэвиду Эндикотту, — но сердце мое столь непостоянно!

Словом, Элизабет дала Эндикотту понять, что отдает предпочтение сэру Роберту Тинсли, а Тинсли, в свою очередь, намекнула на то, что ее избранником является Триклвуд. Таким образом, всем четверым Элизабет успела сообщить важную новость, после чего трое из ее поклонников хотя и продолжили свои ухаживания, однако с гораздо меньшим энтузиазмом. Один лишь Триклвуд решил не сдаваться.

— Я вас завоюю, — поклялся Дэвид. — В конце концов вы убедитесь, что мы с вами великолепно подходим друг другу.

Элизабет лишь улыбнулась, сожалея о том, что вынуждена скрывать правду. Дэвид Эндикотт ей нравился, и ей не хотелось причинять ему зло. Она боялась, что он влюбится в нее, а уж кому как не ей знать, какую боль может принести неразделенная любовь. И сегодня Элизабет была рада тому, что лорд Триклвуд не смог приехать на бал.

Элизабет принялась внимательно разглядывать в зеркальных стенах танцевального зала свое отражение. С костюмом ей помогла тетя Софи, пожертвовав для него перья из своей богатейшей коллекции старья. Выкрасив их в темно-зеленый цвет, они пришили перья к белому батистовому платью. Получился очаровательный костюм Икара, который, по преданию, вознамерился взлететь к небесам, однако слишком близко подобрался к солнцу.

Скрывая за зеленой, как елка, покрытой перьями и блестками маской свое разгоряченное лицо, Элизабет оживленно болтала с Мэгги, тщетно пытаясь хоть на минуту забыть о Николасе. Мысли о нем не покидали ее. Интересно, в каком костюме он придет и будут ли они танцевать на этом балу? Они еще никогда не танцевали друг с другом!

Он появился за час до полуночи, и, хотя лицо его было скрыто черно-красной атласной маской, Элизабет тотчас же узнала его. Он был одет в костюм валета червей. Красно-черные атласные панталоны плотно облегали длинные мускулистые ноги Николаса. Элизабет смотрела, как он шагает к ней через весь зал, и восхищалась его широкими плечами, стройной фигурой, узкими бедрами.

Остановившись напротив Элизабет, он окинул оценивающим взглядом ее изящную фигуру. Глаза его задержались на глубоком вырезе, слегка прикрытом темно-зелеными перьями.

— Если мне не изменяет память, Икар был мужчиной, — улыбнувшись, заметил он.

Элизабет обрадовалась: он догадался, какой персонаж она представляла.

— Быть может, да, а быть может, нет. В конце концов, это всего лишь легенда, и ее можно трактовать как угодно, — ответила Элизабет.

Улыбка Николаса стала еще шире.

— Что ж, вполне возможно. Но как бы там ни было, ваш Икар просто восхитителен. — И, наклонившись к ее уху, добавил: — И я просто горю желанием снять с тебя эти перышки одно за другим. — Щеки Элизабет зарделись еще жарче, а Николас церемонно склонился над ее рукой. — Могу я пригласить вас на танец, мой милый Икар?

— Конечно. Мне хотелось бы этого больше всего на свете, милорд.

Глаза Николаса задорно блеснули.

— Больше всего на свете, миледи? А мне казалось, что больше всего на свете вам хочется совсем другого… возможного в несколько более узком кругу.

Элизабет пронзило острое желание. Господи Боже! Взгляд Ника жег ее огнем. Значит, Николас решил пофлиртовать с ней? Такого, будучи ее опекуном, он еще никогда себе не позволял. Но сегодня, надежно скрытый маской, он осмелился показать себя с такой стороны, с какой она его еще не видела. И по своей реакции всего на несколько слов графа Рейвенуорта Элизабет поняла, что в искусстве обольщения ему нет равных.

Что ж, придется принять брошенный ей вызов. И, потупив взор, Элизабет кокетливо проговорила:

— Вы чересчур смелы, валет червей. Но, по правде говоря, в вас есть нечто, что влечет меня. Быть может, поцелуй поможет мне точнее определить, что именно. Долгий, страстный, горячий поцелуй, тогда, возможно…

Николас глухо застонал, прервав ее на полуслове:

— О Господи! Я-то думал, что искусство обольщения вам не знакомо.

— Это и в самом деле так, милорд. Но я — способная ученица, а вы — очень хороший учитель.

— Я еще столькому хочу тебя научить, моя очаровательная Бесс. Мы слишком мало времени провели вместе. Ночь на постоялом дворе, радость от которой омрачилась чувством вины, поспешное совокупление в саду, и только. Сегодня вечером я приду к тебе домой, и мы всерьез начнем заниматься. И я счастлив, что именно я, а никто другой, буду иметь честь обучить тебя прекрасному искусству любви.

Элизабет почувствовала, как в горле у нее пересохло, а по телу прокатилась волна желания. Сегодня вечером… Николас придет к ней сегодня вечером…

— А пока приглашаю вас на этот танец, — закончил он.

Танцевал он, так же как и двигался, с необыкновенной грацией и изяществом, не делая ни одного неверного движения. Взгляд его серебристо-синих глаз, казалось, сулил Элизабет дивные наслаждения. Прикосновения его рук ввергали ее в трепет. В своем красно-черном костюме Николас выглядел соблазнительным и опасным. Казалось, даже воздух вокруг него напоен чувственностью.

Впервые Элизабет подумала о том, как долго он скрывал от нее эту сторону своей натуры. Делал он это ради нее, потому что являлся ее опекуном и должен был защищать ее. И хотя Элизабет восхищало умение графа держать себя в руках, она была рада тому, что больше оно не потребуется. Хотя бы сегодняшним вечером.

Завтра они снова будут старательно играть роли опекуна и подопечной, но сегодня Николас впервые дал Элизабет возможность краешком глаза увидеть такую притягательную, грешную сторону своей натуры, а им еще предстоит долгая-долгая ночь. Его глаза обещали ей сегодня невиданные доселе наслаждения.

Элизабет почувствовала, как у нее от предвкушения задрожали руки, и поспешно спрятала их в складках юбки. Сердце ее сладко заныло в груди, соски затвердели от желания. И она решила потанцевать с Николасом еще немного, но не слишком долго, чтобы никто не заметил ее состояния, а потом извиниться и уехать домой. Элиас Мути и Тео Суон привезли ее на бал, они же отвезут ее обратно. С ними она будет чувствовать себя в безопасности.

Дом, который снял для них с тетей Николас, имел два огромных преимущества: во-первых, на его окнах висели ставни, за которыми при необходимости можно было укрыться от посторонних глаз, а во-вторых, имелся отдельный вход, который вел на второй этаж. Видимо, Николасу пришлось изрядно потрудиться, чтобы подыскать подобное жилище. Элизабет бросила взгляд в его сторону. Николас смотрел на нее чуть улыбаясь, и в его взгляде сквозило обещание блаженной ночи любви.

Сейчас он танцевал с сестрой. Маргарет, облаченная в голубое шелковое платье и в светлом парике, порхала так легко, что казалось, Ноги ее почти не касаются пола. От кавалеров у нее сегодня не было отбоя.

Внезапно кто-то толкнул Элизабет в спину. Обернувшись, она ухватилась руками за широкие плечи, чтобы не упасть.

— Прошу прощения. Я… я вас не заметила… — извинилась она.

— Нет, ты только посмотри, Сент-Джордж, какая очаровательная птичка залетела к нам в сети!

Элизабет узнала этот голос. Он, как и рыжевато-каштановые волосы, торчавшие над серой шелковой маской, принадлежали виконту Хардингу. Рядом с ним стоял Нигел Уиккер, барон Сент-Джордж. Даже просторное одеяние султана не в силах было скрыть его непомерную толщину.

— Надеюсь, вы простите меня, господа, но я как раз собиралась выйти в дамскую комнату.

— Вот как? — Хардинг придвинулся к ней поближе. — Счастлив буду вас туда сопроводить, моя дорогая мисс Вул-кот. Мы не хотим, чтобы вы потерялись по дороге.

Элизабет удивленно вскинула голову:

— А откуда… вы узнали, что это я?

Хардинг улыбнулся:

— Наверное, по перьям. А может быть, по вашим великолепным рыжим волосам.

— Эта крошка и в самом деле настоящая красавица. — Сент-Джордж смерил ее с головы до ног похотливым взглядом. — Рейвенуорта уже наверняка подцепила своими коготками. А в постели, должно быть, настоящая тигрица.

Элизабет вспыхнула от стыда, радуясь тому, что в зале царит полумрак и к тому же маска скрывает ее лицо.

— Его светлость вряд ли одобрит ваше поведение. А теперь прошу меня простить…

И, повернувшись, Элизабет зашагала прочь. Хардинг не стал ее останавливать, лишь рассмеялся ей вслед. Сент-Джордж тоже громко захохотал. И впервые Элизабет пришло в голову, что быть любовницей Николаса ей будет нелегко. От одной мысли о том, какие испытания ей предстоит вынести, Элизабет бросило в дрожь. Выйдя из танцевального зала, она спустилась по лестнице и направилась в дамскую комнату, расположенную на третьем этаже.

Завернув за угол длинного, покрытого ковром коридора, она услышала за спиной чьи-то тяжелые шаги. Наверное, это Николас, решила она. Обернувшись с радостной улыбкой, Элизабет так и застыла на месте: рядом с ней стоял Оливер Хэмптон, лорд Бэскомб!

Голову его украшала шляпа с плюмажем, за спиной развевался мушкетерский плащ. Схватив Элизабет за руку, прежде чем она успела опомниться и удрать, Хэмптон толкнул ее в нишу и прижал к стене.

— Отпустите меня, а не то я закричу! — прошептала она.

Полные губы Бэскомба скривились в улыбке.

— Кричите сколько угодно, моя дорогая. Не сомневаюсь, что дамы в туалетной комнате будут поражены моей смелостью. — Хэмптон был на два года старше Николаса, такой же высокий, как он, однако несколько более плотного сложения, с темно-каштановыми волосами и глубоко посаженными голубыми глазами. По мнению многих, красавец мужчина. Однако Элизабет этого мнения не разделяла. — А я, естественно, объясню им, что совсем потерял голову, что неоднократно просил вас выйти за меня замуж, а теперь прибегнул к более действенным мерам, чтобы добиться от вас согласия.

Элизабет презрительно поджала губы:

— А я им скажу, что меня никогда не прельщала перспектива стать вашей женой.

— Ради Бога! Но ваш крик наведет их на мысль, что между нами происходит нечто большее, чем простые разговоры. После этого путь в высшее общество для вас будет закрыт, равно как и для Рейвенуорта и его сестры.

Элизабет похолодела. Если Николасу абсолютно безразлично мнение света, то Мэгги… Для Мэгги сейчас на карту поставлено все.

— Что вы от меня хотите? — прошептала она.

Не ответив, Бэскомб притянул ее к себе и впился своими слюнявыми губами ей в губы. Вне себя от отвращения, Элизабет вырвалась и со всего размаху влепила Бэскомбу увесистую пощечину. Тот остолбенел от неожиданности, а Элизабет, не дожидаясь, когда он опомнится, помчалась по коридору к лестнице. Ее всю трясло от ужаса и отвращения, кровь стучала в висках. Если она и успела подзабыть, как сильно ненавидит Оливера Хэмптона, то одного его мерзкого слюнявого поцелуя, одного прикосновения его липких, потных рук оказалось достаточно, чтобы напомнить ей об этом.

Когда Элизабет вернулась в зал, она все еще не пришла в себя после тягостного происшествия. Пытаясь успокоиться, она постаралась переключиться на более приятные мысли о Николасе и предстоящей ночи.

В предвкушении поджидавших ее наслаждений Элизабет затрепетала. Сегодня она по-настоящему станет любовницей Николаса. Интересно, о каком уроке любви он ей говорил?

Одетая в голубое платье, подобранное в тон ее глазам, Мэгги Уорринг стояла рядом с Рэндом Клейтоном и маркизом Трентом. Хотя маркиз был одет в камзол, который носили в пятнадцатом веке, она все равно узнала его. Мэгги прекрасно помнила Эндрю Саттона, красивого темноволосого стройного молодого человека. Он был другом Ника по Оксфорду. Однако по возвращении из ссылки Николас поступил с ним так же, как и со всеми остальными своими старыми знакомыми — прекратил всякие дружеские отношения. Он не хотел компрометировать маркиза дружбой с бывшим осужденным, человеком, которого высшее общество сделало изгоем.

После тех печальных событий Мэгги не видела Саттона и была уверена, что брат тоже с ним не встречался. Она вспомнила, как он весело поддразнивал ее, когда она была еще девчонкой. В то время она не обращала на него внимания: голова ее была забита дурацкими грезами о Стивене Хэмптоне.

Но сейчас ей явно было приятно присутствие маркиза, ее привлекал проникновенный взгляд его карих глаз, очарование улыбки.

— Этот мужчина в костюме валета червей ваш брат? — поинтересовался Эндрю.

Мэгги улыбнулась:

— Удивительно, что вы его узнали. Я сама помогала ему мастерить костюм и считала, что он вышел на славу и Николас неузнаваем.

— Для большинства присутствующих, быть может, и осталось тайной, кто скрывается за этим костюмом, но только не для меня. Я слишком долго был знаком с вашим братом. — Губы маркиза тронула легкая улыбка. — Должен сказать, что Николас выбрал очень удачный костюм. Он всегда имел особый успех у женщин, и сегодняшний вечер не является исключением. Вы только взгляните, как он смотрит на это очаровательное создание в платье с зелеными перьями. Не вызывает ни малейшего сомнения то, что он увлечен этой особой и она отвечает ему взаимностью.

Первоначальное удивление Мэгги сменилось чувством неловкости. Сразу после приезда она и сама имела смутные подозрения по поводу того, что между Элизабет и Ником что-то есть, но сумела убедить себя, что ошибается. А сегодня она чувствовала такой душевный подъем, что практически не обращала внимания ни на Элизабет, ни на брата. Они танцевали друг с другом, что ж тут особенного? Быть может, Нику нравилась Элизабет, однако Мэгги была убеждена, что домогаться ее он не станет. Да и Элизабет вряд ли станет поощрять его ухаживания, если он на них и осмелится. Должно быть, маркиз ошибается.

— Как бы там ни было, — продолжал маркиз, — я рад, что он решил вернуться к светской жизни. В прошлом ему пришлось нелегко. Но что бы ни случилось девять лет назад между ним и Хэмптоном — а есть люди, которые до сих пор доподлинно ни в чем не уверены, — он заплатил за все свои грехи. Что касается меня, я счастлив его здесь видеть.

Мэгги улыбнулась, радуясь тому, что разговор перешел на другую тему.

— Это очень любезно с вашей стороны, милорд. Быть может, у Ника больше друзей, чем он считает. Ему будет приятно узнать, какие чувства вы к нему испытываете.

Маркиз вновь бросил на нее долгий оценивающий взгляд, и по спине Мэгги пробежал холодок.

— Надеюсь, вы ему об этом расскажете. — Он улыбнулся. — Или, быть может, с вашего разрешения, я сам нанесу вам с братом визит?

У Мэгги дрогнуло сердце. Он собирается нанести ей визит? Нет-нет! Как ни хочет брат поскорее выдать ее замуж, она еще не готова принимать поклонников: слишком долго находилась вдали от мирской суеты. И все же этот молодой человек вызывал в ней какие-то странные чувства.

— Это было бы очень мило с вашей стороны, милорд, — проговорила она. — Не сомневаюсь, что Нику это очень помогло бы.

Не в силах больше выдерживать его взгляд, Мэгги отвернулась.

— Быть может, леди Маргарет, вы согласитесь потанцевать со мной?

Мэгги неуверенно улыбнулась. Одно дело — танцевать с мужчинами, которых она считала друзьями, и совсем другое — с человеком, от одного взгляда которого у нее все внутри переворачивается.

— Ну так как, миледи? — настойчиво повторил он.

Мэгги стояла не двигаясь. В начале вечера она никак не могла заставить себя выйти в круг танцующих. Она боялась косых взглядов, злых языков. Но мало-помалу напряжение спало, чему в немалой степени способствовала ненавязчивая, но весьма ощутимая поддержка Рэнда.

Вообще вечер удался на славу. Поначалу Мэгги услышала в свой адрес несколько непристойных замечаний, однако одного взгляда вдовствующей герцогини хватило, чтобы любители почесать языки замолчали. Все присутствующие были уверены в том, что Мэгги ушла в монастырь из-за скандала, связанного с братом. А вот почему он убил Стивена Хэмптона, так и осталось тайной. Так что уход Маргарет в монастырь лишним грузом лег на плечи бедняги Ника. Но плечи у него были широкие, да и сам он, похоже, подобную нагрузку переносил с легкостью.

— Идите, Мэгги, не бойтесь, — проговорил подошедший к ним герцог Белдон. — Рядом с Эндрю вы будете в такой же безопасности, как со мной.

Он был, конечно, прав. Рядом с маркизом — другом Ника и таким же влиятельным человеком, как герцог Белдон, — Мэгги могла чувствовать себя спокойно. Глядя прямо на Эндрю Саттона, она улыбнулась и проговорила:

— Хорошо, но предупреждаю вас, милорд, я разучилась танцевать, так что прошу вас, будьте со мной терпеливым.

Он улыбнулся в ответ, и сердце Мэгги забилось быстрее.

— Терпение вообще является отличительной чертой моего характера.

Он протянул ей руку, и Мэгги доверчиво положила свою на рукав его тяжелого бархатного камзола.

Пока они выходили на середину зала, вслед Мэгги, как обычно, раздалось несколько язвительных замечаний, которые тут же стихли, когда насмешники заметили, что ее сопровождает маркиз Трент. Танец оказался длинным, и Мэгги получила от него огромное удовольствие.

— Благодарю вас, милорд, — сказала она своему партнеру, когда музыка стихла.

Маркиз удивленно вскинул густые каштановые брови.

— За что?

— За то, что помогли мне вновь ощутить некоторые прелести жизни.

Карие глаза маркиза стали иссиня-черными. Склонившись над рукой Мэгги, он тихонько заметил:

— Быть может, я смогу помочь вам вспомнить еще и другие, миледи?

Почувствовав на своей руке теплое дыхание Эндрю Саттона, Мэгги затрепетала.

— Очень может быть, милорд, — ответила она.

Глава 15

Николас первым покинул бал, прежде чем его участники сняли маски, однако полчаса спустя, выйдя из особняка, Элизабет заметила его неподалеку. Он ждал, пока она сядет вместе с тетей в карету Белдона, а Элиас и Тео, облаченные в золоченые ливреи герцога, заберутся на запятки кареты, готовые в случае необходимости прийти на помощь.

Приехав домой, Элизабет попрощалась с тетей и отправилась прямиком в свою комнату, терзаемая неуверенностью и беспокойством. Николас мог прийти в любую минуту, ведь она согласилась стать его любовницей! Он будет целовать ее, ласкать, может в любой момент овладеть ею. Сердце Элизабет затрепетало, в горле пересохло. Одно дело заниматься любовью под влиянием внезапно вспыхнувшей безумной страсти и совсем другое — сделать это занятие неотъемлемой частью своей жизни, коренным образом изменив ее.

Впрочем, жизнь ее изменилась уже давно, в то самое мгновение, когда она влюбилась в Николаса. С того дня ее судьба, со всеми ее радостями и горестями, стала неотделима от судьбы графа Рейвенуорта.

В спальне Элизабет ждала Мерси, чтобы помочь ей раздеться. Элизабет стояла неподвижно, пока горничная расстегивала на обшитом зелеными перьями костюме крючки и пуговицы. Мерси еще не догадалась об отношениях графа и Элизабет, однако можно было не сомневаться, что при ее проницательности ей потребуется для этого немного времени.

Сначала узнает Мерси, а потом и другие слуги в доме. Элизабет знала, что слуги преданы графу и что тайна отношений хозяина и его подопечной будет сохранена, по крайней мере на какое-то время. И тем не менее ей было неприятно.

Служанка проворно вытащила из прически Элизабет шпильки и расчесала ей волосы.

— Спасибо, Мерси, остальное я сделаю сама. Иди спать.

— Вы уверены?

— Да, конечно.

— Ну хорошо. Спокойной ночи, мисс.

— Спокойной ночи, Мерси.

Элизабет подождала, пока Мерси выйдет из комнаты, зажгла свечу и уселась у стоявшего у окна стола. Колеблющаяся тень упала на стену, а комната озарилась мягким желтым светом. Элизабет бросила взгляд на дверь, ощущая одновременно и беспокойство, и странное возбуждение. Скоро придет Николас. Нужно решить, что ей надеть. Впереди ее ждет особенная ночь.

Взгляд Элизабет остановился на украшенной зелеными перьями маске, которую она небрежно кинула на туалетный столик. Медленно протянув руку, она взяла ее, надела и взглянула в зеркало. В прорезях маски блеснули зеленые глаза. Несколько мгновений поколебавшись, Элизабет смело развязала бретельки на ночной рубашке, и рубашка соскользнула на пол. Обнаженная, Элизабет подошла к кровати и улеглась, откинувшись на подушки.

Минута шла за минутой. В камине весело потрескивали поленья, за окном завывал ветер. Внезапно что-то побудило Элизабет взглянуть в сторону двери. В дверном проеме стоял Николас. Маскарадный костюм он сменил на узкие черные панталоны, заправленные в высокие сапоги. Мощную грудь обтягивала белая батистовая рубашка. Дверь за Николасом тихонько закрылась, однако он не двинулся с места, так и стоял, не отводя глаз от обнаженного тела Элизабет.

— Вижу, ты уже оделась для своего первого урока, — чуть охрипшим голосом проговорил он.

— Я хотела доставить тебе удовольствие.

Он подошел к кровати, ступая со своей обычной грацией и не отрывая взгляда от видневшихся в прорезях маски глаз Элизабет.

— И это тебе удалось. Но сегодня, любовь моя, я сам собираюсь доставить тебе удовольствие.

Элизабет всю, с головы до ног, обдало жаром. Сердце ее исступленно забилось в груди. Облизнув пересохшие губы, она спросила:

— Что ты хочешь… чтобы я сделала?

Его взгляд, казалось, пронзал ее насквозь.

— До конца ночи ты сделаешь очень многое, любовь моя. — Он присел рядом с Элизабет и бережно заключил ее в объятия. — Но сначала мне бы хотелось просто поцеловать тебя.

Элизабет закрыла глаза, ощущая на своих губах тепло его губ, чувствуя прикосновения его влажного языка. Он поцеловал ее страстно, сильно, прижавшись к ней всем телом, не скрывая возбуждения своей восставшей плоти, не обращая внимания на ее смущение. Пора смущения миновала. Теперь Элизабет была его любовницей, и он намеревался показать ей, что это означает.

Наклонив голову, он снова прильнул к губам Элизабет. Язык его проник в сладостную влажность ее рта. Она ответила Николасу с такой же страстью, давая понять, что она ко всему готова.

— Обними меня, — тихонько проговорил Николас, и когда Элизабет подчинилась, ее грудь прижалась к его груди.

Николас застонал и с еще большей страстью впился в губы Элизабет, потом принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи. Добравшись до груди, впился губами в розовый сосок.

— Николас… — простонала Элизабет.

Вцепившись ему в плечи, она изогнулась всем телом, целиком отдаваясь этой блаженной ласке. А Николас принялся ласкать ее вторую грудь, кончиком языка касаясь маленького розового соска.

Лицо Николаса в пламени свечи казалось словно высеченным из камня, густые черные волосы в беспорядке падали на лоб. Прижав Элизабет к себе так, что она почувствовала, как он возбужден, Николас уверенно и не спеша вновь принялся покрывать поцелуями ее грудь, потом губы его заскользили вниз по ее телу, к плоскому животу Элизабет.

— Николас… — ахнула Элизабет. Как же ей хотелось ощутить своего любимого в себе! — Я тоже хочу тебя ласкать. Хочу видеть тебя обнаженным…

Глаза его вспыхнули.

— Скоро, любовь моя. Я еще многое должен тебе показать, и тебе еще многому придется учиться.

От предвкушения урока сладкая дрожь пробежала по телу Элизабет. Взяв Элизабет за запястья, он потянул ее руки к темной отполированной, украшенной искусной резьбой спинке кровати. Просунув их в прорези между букетами замысловато вырезанных цветов, он попросил Элизабет ухватиться за них.

— Не разжимай рук, — приказал он. — Что бы ни случилось, не разжимай, пока я тебе сам не скажу.

Элизабет уже вся дрожала. Хрипловатый от страсти голос Николаса, прикосновения его жарких рук сводили ее с ума. Николас развязал тесемки маски и снял ее с Элизабет.

— Я хочу видеть твои глаза, когда ты достигнешь наивысшего наслаждения.

Откинув с груди Элизабет пряди рыжевато-каштановых волос, он вновь принялся целовать ее, потом спустился ниже.

— Расслабься, Бесс, — прошептал он.

Элизабет протестующе вскрикнула.

— Послушайся меня, любовь моя. Сделай, как я прошу.

Прикусив губу, пытаясь преодолеть барьер стыда, Элизабет нерешительно подчинилась.

— Отдайся мне, Элизабет. Доверь мне свое тело так, как ты доверила свое сердце, — шептал он.

Призвав на помощь все свое мужество и пересилив естественную скованность невинности, Элизабет покорно подчинилась.

Приподнявшись на локтях, Николас расположился меж девичьих ног и, не давая ей опомниться, принялся ласкать ее с невыразимой нежностью.

— Николас! — крикнула она и рванулась, пытаясь отстраниться, однако Николас ее не отпустил.

И Элизабет перестала сопротивляться. Послушно держась за спинку кровати и закрыв глаза, она отдалась на милость его нежности. Вскоре она почувствовала, как внутри начинает разгораться пожар.

— Николас, — взмолилась она, — я не могу больше!

Он поднял голову. Мышцы на его плечах напряглись.

— Можешь.

Элизабет колотило в ознобе, ее скручивала непереносимая мука и сладость, она растворялась и плыла… Пожар, бушевавший внутри, разгорался все сильнее, и вдруг будто что-то взорвалось в ней, и Элизабет содрогнулась в жарком пламени невыносимого блаженства.

Она лежала, ощущая в теле странную легкость и не замечая, что Николас встал с кровати и разделся. Пришла в себя, только когда он, обнаженный, смуглый и мускулистый, склонился над ней. Протянув руку, он осторожно, один за другим, отцепил от спинки кровати пальцы Элизабет.

— Отпусти руки, любовь моя, — проговорил он с нежной улыбкой. — Я бы предпочел чувствовать их на своем теле.

Элизабет смотрела на него отрешенным взглядом. Она все еще не могла прийти в себя.

— Это было так… Я и представить себе не могла…

— А это? — спросил Николас, вонзаясь в нее со всей силы. — Это ты могла себе представить?

Элизабет выгнулась всем телом, вбирая его в себя.

— Да, милорд. Такое я себе представляла.

Николас тихонько рассмеялся. И с каждой секундой Элизабет уносилась все выше и выше, туда, где ее ожидало еще непознанное и неиспытанное. Еще, еще!.. Николас обладал ею умело и утонченно, он заполнял ее собою до отказа. И через несколько минут Элизабет уже парила на пике наивысшего наслаждения.

Николас тотчас же последовал ее примеру. Мышцы его напряглись, тело содрогнулось, и, глухо простонав «Элизабет!», он откинулся на подушку рядом.

Полежав так немного, он притянул Элизабет к себе и нежно поцеловал в шею.

— Мне еще столькому предстоит тебя научить. Но теперь, когда ты стала моей, у нас будет достаточно времени.

Однако Элизабет сильно в этом сомневалась. Будущее было настолько туманным, таило в себе так много опасностей. Николас женат. И потом, он даже не намекнул на то, что любит ее. Элизабет закрыла глаза и поклялась, что сегодня не будет об этом думать. Сегодня она будет любить Николаса и отдаваться на волю его любви.

Сегодня она притворится, что будущего не существует.

В эту ночь Ник был с Элизабет еще дважды, а потом заснул. Проснулся он с первыми лучами солнца. Рядом, свернувшись калачиком, спала Элизабет. Ее роскошные темно-рыжие волосы в беспорядке разметались по его груди. Несколько секунд он смотрел на нее, вспоминая о том, как они любили друг друга.

Та невинная игра в обольщение, которую он затеял несколько часов назад в танцевальном зале, уступила место глубокому и нежному чувству. Николас уже заметил, что нежность охватывает его всякий раз, когда он с Элизабет. Рядом с ней одиночество, с которым он за много лет успел сродниться, казалось, меркло и исчезало.

Ник понимал, что пора уходить. Но как не хотелось! На душе у него кошки скребли. Как ни печально ему было в этом признаваться, но он знал, что виноват. Он отнял у Элизабет покой и невинность, он использовал ее. За подобные вещи полагается платить, и платить женитьбой. В обмен на то, что Элизабет ему подарила, она должна была получить дом, семью, мужа. Николас ничего подобного не мог ей предложить и все-таки принял ее бесценный дар.

Он мучился и тем не менее решения своего менять не собирался.

Вздохнув, Николас отстранился от лежащего рядом теплого тела и потянулся за одеждой. Он решил уйти, пока она не проснулась, но, когда он повернулся, Элизабет уже смотрела на него широко открытыми, полными тревоги глазами. Николас поднес к губам ее руку.

— Что случилось, моя хорошая? Что с тобой? Если это связано с прошлой ночью…

Элизабет энергично помотала головой:

— Нет-нет, прошлая ночь была просто потрясающая, замечательная. То, что произошло между нами, вовсе не повод для беспокойства. Вот только… вчера на костюмированном балу произошло кое-что, о чем я тебе не рассказала.

Николас замер, охваченный самыми неприятными предчувствиями.

— Ты мне солгала?

— Нет! Конечно, нет. Я просто… просто не рассказала тебе об одном инциденте, который со мной произошел, а, наверное, должна была бы…

Николас почувствовал злость.

— Так рассказывай же!

Элизабет покраснела и виновато потупилась.

— Вчера на балу был Бэскомб. Он подстерег меня, когда я шла в дамскую комнату, и начал ко мне приставать. Я не стала кричать. Не хотела привлекать к себе внимание. Я не думала…

— Ты не думала?! Ну конечно, ты не думала! Ни о чем не думала! — Схватив Элизабет за плечи, Николас рывком приподнял ее. — Черт побери, Элизабет, я стараюсь защитить тебя! Если Бэскомб приставал к тебе, ты обязана была мне об этом сказать. Могло случиться все, что угодно. Боже правый! Это счастье, что все обошлось. Обещай мне, что ты никогда больше не сделаешь такой глупости.

Заметив, что Элизабет готова заплакать, Николас ослабил хватку и, прерывисто вздохнув, проговорил уже более спокойным тоном:

— Извини, я не хотел на тебя кричать. Просто… — Просто от одной мысли о том, что Бэскомб находился рядом с Элизабет, Николасу становилось тошно. Но не мог же он ей об этом сказать! Раздраженно вздохнув, он спросил: — Что конкретно сделал этот сукин сын?

Элизабет отвернулась. Щеки ее покрылись нежным румянцем.

— Он поцеловал меня. Такого отвращения я еще никогда не испытывала!

Николас заскрежетал зубами.

— Что еще?

— Больше ничего. Я влепила ему пощечину и убежала. Вот и все.

— Ты его ударила? — удивился Николас.

Элизабет кивнула и довольно улыбнулась.

— Изо всех сил. Странно, что в танцевальном зале не слышно было.

Николас невольно улыбнулся в ответ.

— Действительно, странно. — И уже серьезным тоном продолжал: — Послушай меня, Элизабет. Бэскомб — опасный противник. Нам следует вести себя очень осмотрительно. Ты должна быть осторожна. Обещай мне, если этот мерзавец еще раз подойдет к тебе, ты мне об этом сразу расскажешь.

— Я бы и вчера сказала. Просто мне не хотелось тебя огорчать.

Николас смотрел на Элизабет в упор:

— Обещай!

Элизабет покорно вздохнула:

— Хорошо, обещаю.

Наклонившись, Николас крепко ее поцеловал.

— Вот и умница.

И поспешно отстранился, чувствуя, как его начинает охватывать желание. Он так хотел Элизабет, прямо сейчас, немедленно! Но солнце уже встало, начинался новый день.

— Я должен идти, — проговорил он чуть охрипшим голосом. — Увидимся вечером.

— Вечером? Значит, ты опять сегодня ко мне придешь?

— Да, любовь моя. Не думаю, что для твоего обучения достаточно одного урока.

— Нет, конечно, нет. — Элизабет улыбнулась так пленительно, что у Николаса захватило дух. — Тогда до вечера, милорд.

— До вечера. — Николас улыбнулся в ответ, недоумевая, как Элизабет удается одним своим присутствием так действовать на него, и размышляя о том, как ему продержаться до вечера.

Оливер Хэмптон открыл дверь своего кабинета и знаком пригласил Натана Пила и Чарли Баркера войти.

— Мы приехали сразу же, как только получили от вас записку, — проговорил Натан, теребя длинными костлявыми пальцами поля видавшей виды фетровой шляпы.

Чарли вошел следом за ним, почесывая густую рыжую бороду.

— И очень правильно сделали, — бросил Оливер и уселся в черное кожаное кресло, стоявшее рядом с большим столом орехового дерева. — Возникли… гм… некоторые осложнения, и я хотел бы, чтобы вы их устранили.

— Осложнения? — с беспокойством переспросил Бар-кер. — Какие такие осложнения? Опять этот черноволосый дьявол Рейвенуорт что-то отчудил?

— Этот тип — мой злейший враг. Появляется, как зловещее облако, неведомо откуда и сует нос в мои дела. Однако в данном случае речь не о нем. Я хочу, чтобы вы устранили ухажеров мисс Вулкот.

— Вы хотите, чтобы мы их убили? — спросил Натан, и его густые брови поползли вверх.

Оливер покачал головой.

— Ну, настолько крутых мер к ним применять не стоит… по крайней мере пока. Просто я хочу, чтобы они с вашей помощью прекратили свои ухаживания.

Открыв стоявшую на столе коробку, он дытащил из нее толстую сигару. Подержав ее перед носом, он с наслаждением вдохнул густой табачный запах.

— Скажем, на поклонников мисс Вулкот нападут грабители, отнимут, естественно, у них кошельки, пару раз стукнут в челюсть и предупредят, чтобы держались от Элизабет Вулкот подальше, если не хотят, чтобы происшествие повторилось.

— А как их зовут? — спросил Чарли.

— Как удалось выяснить мистеру Чику, Сидни Бердсолл нашел четверых подходящих кандидатов на роль мужа мисс Вулкот. Двое из них отсеялись. Сейчас остались Дэвид Эндикотт, виконт Триклвуд, и сэр Роберт Тинсли. Вы с ними немного побеседуете, а я ненавязчиво пущу слух о том, что связываться с мисс Вулкот небезопасно. И поклонники ее исчезнут как сон.

— Значит, Триклвуд и Тинсли, — повторил Чарли. — А как мы их найдем?

— Мистер Чик не спускает с них глаз. Он узнал, где они чаще всего бывают. Рассмотрите Эндикотта и Тинсли хорошенько, чтобы не ошибиться, а потом выполните то, что я приказал.

— Мы все сделаем, — уверенно заявил Чарли.

— Уж постарайтесь. И на сей раз смотрите не попадитесь.

Натан покраснел, а Чарли почесал бороду.

— А девчонка? — спросил он. — Сдается мне, вы все еще хотите ее получить?

Обрезав кончик сигары серебряными ножницами, Оливер полюбовался на дело своих рук и проговорил:

— Да. Здесь, в городе, похитить ее будет несколько сложнее, и это может занять немного больше времени. Но в конечном итоге все равно выйдет по-моему.

Баркер и Пил промолчали. Оливер дал им адрес Чика и отпустил.

Оливер смотрел, как они уходят, и со злорадством предвкушал расправу, которая ждет ухажеров Элизабет. Эти негодяи заслужили хорошую трепку. Элизабет принадлежит ему, и чем скорее все это поймут, тем будет лучше.

И главное, чтобы она сама это поняла. Оливер вспомнил про пощечину, которой Элизабет его наградила, и поджал губы. Ему нравились женщины с характером, но Элизабет зашла слишком далеко. Придется поучить ее хорошим манерам. Он и так слишком долго терпел ее выходки.

Оливер снова вдохнул сигарный аромат, но вместо запаха табака ему почудился запах легких духов Элизабет.

Густые черные тучи заволокли небо, и разразилась буря, но Элизабет этого даже не заметила. В последнее время она вообще мало что замечала. Все мысли ее были о Николасе. Он приходил к ней каждый вечер, и до самого рассвета они занимались любовью, страстно, яростно. Элизабет понимала, что совершает тяжкий грех, но ничего не могла с собой поделать: ее как магнитом тянуло к Николасу, и с каждой встречей все сильнее и сильнее.

У них было много общего. Он любил те же книги и те же стихи, что она, и многие из них знал наизусть. Так же как и она, Ник любил бродить по саду. Когда Элизабет заводила разговор на свою любимую тему — о птицах, — он с живым интересом поддерживал его, просил ее описать какую-нибудь из своих любимиц, предлагал сделать рисунки виденных ею пташек.

И тем не менее Элизабет чувствовала, что их отношениям чего-то недостает, что в их связи отсутствует какое-то важное звено. Может быть, в их отношениях есть какой-то изъян, потому что Николас ее не любит? Она ему нравится, это совершенно очевидно, но более глубокого чувства он к ней не испытывает, и не стоит заблуждаться на этот счет. Впрочем, Элизабет надеялась, что ее любви хватит на двоих.

Однако уже не один раз внутренний голос, который Элизабет безрезультатно пыталась заглушить, нашептывал ей, что она просто глупа и к тому же грешна. Николас женат и никогда не сможет развестись, так что счастье ее зыбко и призрачно. Кроме того, Элизабет постоянно мучил страх. Что о ней будут говорить друзья Николаса, Сидни Бердсолл, герцог и вдовствующая герцогиня, и его слуги, Мерси с Эли-асом, когда узнают, что она стала его любовницей?

Охваченная этими грустными мыслями, Элизабет шла в сопровождении Элиаса Мути и Теофилуса Суона по вымощенной булыжником дорожке к дому, который снял для нее с тетей Николас. Она поднялась по крутой каменной лестнице к входной двери, чувствуя, что на сердце у нее камень.

Войдя в холл и остановившись под хрустальным канделябром, Элизабет проговорила:

— Благодарю вас, джентльмены. Погода стоит хорошая. Если она до завтра не испортится, мне, быть может, захочется прогуляться.

Элиас слегка склонил темноволосую голову, в которой уже проглядывали серебристые нити, и ответил:

— Как вам будет угодно, мисс.

Если он и посчитал несколько необычным то, что Элизабет стала каждый день ходить в церковь, он ни словом об этом не обмолвился. И у Элизабет стало немного легче на душе.

— Ну наконец-то! — проговорила тетя Софи, выходя в холл. — Я уж тебя заждалась.

Со дня их приезда в Лондон старушка заметно раздалась в ширину. Ей нужно побольше двигаться, решила Элизабет. В Рейвенуорт-Холле тетушка довольно много времени проводила на воздухе. Наверное, тоже скучает по загородному дому Николаса.

— Мне нужно было сделать кое-какие покупки, — принялась объяснять Элизабет, направляясь в гостиную, — а потом я зашла в церковь Сент-Мэри. Там всегда так спокойно!

Тетя Софи нахмурилась:

— Ты ведь там была вчера и позавчера. Вот уж не думала, что ты настолько набожна.

Элизабет виновато отвела взгляд:

— До последнего времени у меня не было для этого причин.

Тетушка подняла седые тонкие брови:

— Вот как? Гм… Признаться, я понятия не имела, что тебя мучает совесть. Иначе я бы непременно попыталась отговорить тебя от того образа жизни, который ты избрала. Тебе ведь еще никогда не приходилось стыдиться своего поведения.

— А я и не стыжусь… то есть не то чтобы стыжусь… даже не знаю, как объяснить. Я люблю Николаса и знаю, что никто мне не сможет его заменить, но…

— Но, несмотря на ваши чувства, он тебе не муж. Он женат на другой.

На глаза Элизабет навернулись слезы, однако усилием воли она сдержала их.

— Да, — ответила она. — Я пытаюсь убедить себя, что это не имеет никакого значения, что Рейчел Уорринг бросила его девять лет назад, что она не имеет на него никаких прав, что она не любит его и он не питает к ней никаких чувств…

— Но если это и в самом деле так, почему ты по полдня простаиваешь на коленях в церкви?

Элизабет почувствовала, как в горле ее застрял комок.

— Не знаю… — прошептала она, и из глаз ее потоком хлынули слезы.

Она бессильно опустилась на софу, и тетя Софи села рядом.

— Мне кажется, я догадываюсь, — тихонько проговорила тетя. — Я думаю, все дело в том, что, как бы ты ни любила лорда Рейвенуорта, тебя растили не для такой участи.

— Не для того, чтобы я стала его любовницей?

Элизабет трудно было произносить это слово.

— Именно так, моя дорогая. Тебя растили, чтобы ты стала женой и матерью, сделала счастливым мужа, воспитывала детей. Правда, мама твоя придерживалась иного мнения относительно настоящих жизненных ценностей, но ты на нее абсолютно не похожа. Ты всегда больше походила на своего отца, человека, знающего, что такое честь и достоинство. Он бы никогда не пошел против своих принципов, и у тебя, я полагаю, такой же характер.

Элизабет почувствовала боль в груди. Вытерев слезы, она заметила:

— Но этот случай — из ряда вон выходящий. Я люблю человека, с которым жизнь обошлась несправедливо. Он ужасно одинок, тетя Софи. Он страдал целых девять долгих лет. И жена я Николасу или нет, я ему нужна. Что бы ни подсказывала мне моя совесть, я не могу его бросить.

Тетя Софи ласково погладила Элизабет по руке.

— Знаю, что не можешь. Как бы мне хотелось что-нибудь тебе посоветовать, моя дорогая, но в этой ситуации я и сама теряюсь. Ты должна поступать так, как подсказывают тебе твое сердце и твоя совесть. Это единственный способ стать счастливой.

Элизабет ничего не ответила. То, что советовала тетя, осуществить было невозможно. Сердце и совесть подсказывали ей каждый свое. Похоже, они придерживались диаметрально противоположных мнений и примирить их было невозможно.

Но Элизабет твердо знала, что ей ни в коем случае нельзя бросать Николаса, даже если церковь и общество сочтут их связь предосудительной.

— Я бы с удовольствием выпила чашечку чаю, — сказала она, почувствовав себя вдруг страшно уставшей. — А вы?

— К сожалению, не могу составить тебе компанию. Дело в том, что наш сосед, мистер Уайтфнлд, недавно скончался, и сейчас некоторые из его вещей выставлены на продажу. Я подумала, что там может попасться что-нибудь полезное.

В первый раз за весь день Элизабет улыбнулась:

— Не сомневаюсь, что попадется, тетя Софи. Вы всегда находите что-то полезное. Именно поэтому у вас в комнате нет ни одного свободного уголка.

Тетю Софи, однако, эти слова ничуть не смутили.

— Но ведь и тебе как-то раз пригодились перья из моей коллекции. Времена сейчас такие переменчивые, никогда не знаешь, что может понадобиться.

Элизабет вздохнула:

— Что верно, то верно.

Никогда не знаешь, какие сюрпризы приготовит тебе жизнь. В отличие от своих знакомых Элизабет уже давным-давно успела в этом убедиться.

Глава 16

Подъехав к дому, Мэгги Уорринг вышла из кареты, любезно одолженной ей герцогом Белдоном. Она вернулась с очередного вечера, который посещала в обществе Рэнда и его матери, вдовствующей герцогини. Рэнд, как обычно, лучился красотой и обаянием, а его мать была величественна и одновременно остра на язык. Но когда они втроем сидели за столом в саду, к ним подошел маркиз Трент, и чудесный вечер превратился для Мэгги в сущую пытку.

Она постоянно ощущала на себе взгляд маркиза, и сердце ее билось, словно пойманная в капкан птичка. И как только ему удается оказывать на нее такое потрясающее воздействие? Ведь рядом с другими мужчинами она чувствовала себя спокойно и уверенно. До сегодняшнего дня маркиз разыгрывал перед ней роль джентльмена, по крайней мере в присутствии других. Но сегодня, как только они остались одни, он, похоже, решил оставить церемонии.

— Вы выглядите просто потрясающе, миледи, — проговорил Эндрю, глядя ей в глаза и поднося к губам ее руку. — Рядом с вами так легко потерять голову!

Мзгги замерла от удивления и что-то невнятно пролепетала в ответ. Реплика маркиза мгновенно выбила ее из колеи, хотя в то же время подействовала на нее странно возбуждающе. Позже Мэгги улизнула от герцога с его матушкой, чтобы на минутку выйти в сад и немного успокоиться. Она глядела на небо, где светила полная луна, испещренная темными пятнами, как вдруг из темноты вынырнул Трент.

— Я заметил, что вы вышли в сад. Надеюсь, вы не будете возражать, если я составлю вам компанию?

Было в маркизе нечто такое, что, несмотря на его невысокий рост, делало его необыкновенно внушительным.

— Нет… Просто мне… хотелось немного побыть одной.

— Значит, вы возражаете, — проговорил маркиз, не сделав, однако, ни малейшей попытки удалиться.

И внезапно Мэгги почувствовала, что ей вовсе не хочется остаться одной. Саттон придвинулся ближе, тоже взглянул в усыпанное звездами ночное небо, затем перевел взгляд на ее лицо. Казалось, воздух между ними был напоен негой и желанием.

— Такая красота, что дух захватывает, — проговорил маркиз, и Мэгги поняла, что он имеет в виду вовсе не ночное небо.

Он коснулся рукой ее щеки, потом, взяв ее лицо ладонями, наклонил голову и прильнул губами к ее губам.

Мэгги почувствовала, как ее обдало жаром. Она и не представляла себе, что поцелуй может быть настолько сладостным. Она положила руки на широкие плечи маркиза и ощутила мягкую ткань его сюртука. Губы его были теплыми и необыкновенно нежными. На мгновение Мэгги окунулась в волшебный мир чувств, так непохожих на те, что она знала раньше.

Но мало-помалу Мэгги начала приходить в себя, и в голову закралась тревожная мысль: а что, если кто-то их увидит? Похоже, маркиз подумал о том же, поскольку они с Мэгги отстранились друг от друга одновременно. Ощущая на себе ласковый взгляд карих глаз Трента, Мэгги потупилась.

— Простите, если я вас обидел, но с того самого момента, как я вас увидел, мне хотелось вас поцеловать.

Мэгги ничего не ответила. Она чувствовала себя совершенно растерянной. Мысли путались.

— Пойдемте, миледи. — Маркиз осторожно взял ее под руку. — Думаю, нам пора возвращаться. Вдруг ваши спутники начнут волноваться, куда это вы запропастились.

Это верно, подумала Мэгги. Ей вообще не стоило от них отходить. Но она это сделала и получила в награду за смелость поцелуй маркиза.

А сейчас наступило утро. Ночь Мэгги провела без сна, думая о Тренте, вспоминая его нежный поцелуй. Как только в комнату прокрался зыбкий рассвет, Мэгги встала.

Она никак не могла понять, что же с ней происходит. Навязчивые опасения не давали покоя. Что, если Эндрю просто играет с ней, пытаясь соблазнить ее, как сделал это в свое время Стивен Бэскомб? А может быть, он хочет, чтобы она стала его любовницей? Что ж, вполне возможно. Он, наверное, решил, что поскольку она уже не девушка и только что вышла в свет после девятилетнего заточения, то готова броситься на шею любому мужчине, который проявит к ней мало-мальский интерес. Какой ужас! А может, она все это себе придумала?

Мэгги чувствовала, что ей просто необходимо с кем-нибудь поговорить. С кем-то, кто постарается ее понять и сможет помочь. Мэгги позвонила горничной. Та явилась, еще не отойдя от сна, в чепце набекрень, из-под которого торчали взъерошенные пегие волосы.

— Вы звали меня, миледи?

— Да, Кларис. Помоги мне одеться.

— Сейчас, миледи? — Горничная с сомнением взглянула на серое утреннее небо. — Но ведь еще даже не рассвело.

— Сейчас, Кларис. У меня неотложное дело.

Через несколько минут Мэгги, одетая в теплое серое шерстяное платье, уже катила в карете Рейвенуорта к дому Элизабет.

Она понимала, что заявиться в гости в такой ранний час не очень-то прилично, но Элизабет всегда встает рано. И потом, ведь они подруги, а Мэгги сейчас очень нуждалась в дружеском совете.

Подъехав к кирпичному дому на Мэддокс-стрит, который снял для Элизабет Николас, Мэгги заметила в спальне, расположенной на втором этаже, свет, а на занавеси — женский силуэт и с облегчением вздохнула. Слава тебе, Господи, Элизабет уже встала. Мэгги направилась к дому, уже не испытывая угрызений совести по поводу своего вторжения, но на полдороге остановилась как вкопанная. Рядом с женской тенью появилась мужская. Мужчина был худощавый, широкоплечий и на голову выше Элизабет.

У Мэгги исступленно забилось сердце. Боже правый! Элизабет с мужчиной! Какой ужас! Но внезапно ее охватило беспокойство. А что, если это кто-то из людей Бэскомба? Мэгги вихрем взлетела по крутым ступенькам лестницы и заколотила в дверь. Наконец дверь открылась. На пороге стоял заспанный дворецкий.

— Миледи? — удивленно воскликнул он. — Господи Боже, что случилось?

Мэгги немного успокоилась. Наверное, все-таки это не человек Бэскомба. Но тогда кто? И внезапно ее осенило. Ну конечно, у Элизабет любовник. Но ведь это просто ужасно! Уж не ей ли, Мэгги, знать, какой легкой добычей может стать хорошенькая наивная девушка для какого-нибудь подлеца. А может быть, все-таки она ошибается, никакого любовника у Элизабет нет, и ее снова собираются похитить?

— Я… у меня к мисс Вулкот срочное дело, не терпящее отлагательств. Не нужно меня провождать, я сама поднимусь наверх.

— Но миледи…

Остального Мэгги так и не услышала. Взлетев по лестнице, она подбежала к двери спальни Элизабет и забарабанила в нее, крича:

— Элизабет, Элизабет, с тобой все в порядке?

В ту же секунду появились Элиас Мути и Тео Суон.

— Что, черт подери, здесь происходит?

Но Мэгги не обратила на них ни малейшего внимания.

— Элизабет, пожалуйста, открой дверь! — взывала она.

Через несколько секунд дверь распахнулась. В проеме стояла Элизабет. Ее темно-рыжие волосы были в беспорядке рассыпаны по плечам.

— Мэгги? О Господи, что случилось?

Взглянув на стройную красивую девушку, которую считала своей подругой, Маргарет Уорринг тотчас же поняла, что мужчина в ее комнате — не Оливер Хэмптон и не кто-то из его людей.

— Все в порядке, Элиас, — сказала она напряженно застывшему возле нее стражу Элизабет. — Я просто хочу поговорить с Элизабет, вот и все. А приехала так рано, потому что знаю, что она в это время уже не спит.

Элиас отошел, что-то недовольно ворча себе под нос и зевая, следом за ним поплелся и Тео, а Мэгги повернулась к Элизабет и, стараясь говорить шепотом, накинулась на нее:

— Я знаю, что не имею права осуждать тебя, но мой брат сделал так много для твоего благополучия, что ты не должна платить ему такой черной неблагодарностью!

На лице Элизабет отразилось замешательство.

— Боюсь, я тебя не понимаю. О чем ты говоришь?

— Я говорю о том мужчине, которого ты прячешь в своей спальне. Я видела его силуэт в окне.

Элизабет побледнела.

— Должно быть… тебе показалось, — пролепетала она.

— Нет, не показалось, и мы обе это знаем. Господи, как бы я хотела, чтобы мне и в самом деле показалось! — Мэгги взяла Элизабет за руку и почувствовала, что она слегка дрожит. — Элизабет, ты хоть понимаешь, что с собой делаешь? Поверь, никто лучше меня не знает, какие пагубные последствия может иметь грехопадение.

Рука Элизабет задрожала еще сильнее.

— Но я не… но это не…

Она отвернулась, и по щекам ее покатились слезы.

— Войди в комнату, Мэгги, — послышался холодный, низкий и такой знакомый голос, и по спине Мэгги пробежал холодок. — Войди и закрой за собой дверь.

Секунду помешкав, она подчинилась. Следом за ней в комнату вошла Элизабет. Ник окинул обеих самых дорогих ему женщин внимательным взглядом. Лицо Элизабет было белым как мел. На лице сестры, обрамленном светлыми волосами, застыло изумление.

— Не могу в это поверить! — наконец опомнившись, воскликнула Мэгги. — Просто не могу! Я думала, что ты заботишься о ней, хочешь ее защитить. А ты погубил ее, как когда-то меня погубил Стивен!

Ник молчал, чувствуя, как каждое слово сестры пронзает его, словно удар кинжала.

— Он ни в чем не виноват. — Отерев со щек слезы, Элизабет бросилась на его защиту. — Он меня предупреждал, но я не послушалась. Это я во всем виновата. Я люблю его, Мэгги, и я хотела быть с ним.

— Но ведь ты была невинной девушкой! И Ник это прекрасно знал. Он должен был…

— Держаться от нее подальше, — договорил за нее Ник хрипловатым голосом. — Я должен был сдержать свое слово. Ты это хотела сказать, сестренка?

Мэгги надменно вскинула голову:

— А ты изменился, Ник. Было время, когда честь не позволила бы тебе соблазнить невинную девушку.

Ник горько усмехнулся:

— Так вот как ты себе это представляешь? Что я, воспылав к Элизабет страстью, соблазнил ее? Что единственное, что мне было от нее нужно, — это ее тело? Если ты обо мне такого мнения, то это ты изменилась, а не я.

Мэгги пристально взглянула на него. Интересно, прочтет ли она на его лице чувства, которые его обуревают?

— Ты прав, — заметила она, глядя ему прямо в глаза. — Было время, когда я считала, что ты на такое не способен.

— А теперь? — спросил Ник.

Он понимал, что заставляет Элизабет страдать, что заслуживает презрение сестры, и тем не менее ее слова причинили ему острую боль.

Глаза Мэгги наполнились слезами.

— Теперь я стала старше и, похоже, неважно ориентируюсь в происходящем. — Протянув руку, она коснулась щеки Николаса. — Раньше я бы сразу заметила, как много значит для тебя Элизабет, как ты в ней нуждаешься. И что ваша тяга друг к другу заставляет тебя страдать так же, как и Элизабет.

От этих слов у Ника комок подкатил к горлу. Значит, от Мэгги ничто не укрылось. Что ж, она всегда видела его насквозь. И хотя боль, которую испытывал Ник, не исчезла, ему радостно было ощущать, что узы, связывающие его с сестрой, не порвались.

— О Ник… — прошептала Мэгги и бросилась к нему в объятия. Он прижал ее к себе, сожалея о том, что она узнала их с Элизабет тайну.

— Прости меня. Я не знаю, что еще сказать, — прошептал Ник.

Мэгги смахнула со щеки слезинку.

— Это я должна просить у тебя прощения. Я не имела права осуждать ни тебя, ни Элизабет. Думаю, мое прошлое заставляет меня думать о людях хуже, чем они есть на самом деле.

— Ты не ошиблась в своих оценках. — Ник взглянул из-за плеча сестры на бледную как мел женщину, стоявшую рядом. — Все, что ты сказала, — истинная правда. Я погубил будущее Элизабет. Я подвергаю опасности и твое будущее. Я так хочу Элизабет, что готов был пойти на все, чтобы добиться ее. По сути, я не лучше Бэскомба.

— Нет! — воскликнула Элизабет, подходя к брату и сестре. — Это неправда! Тебя даже сравнить с Оливером Хэмптоном нельзя. Ты великодушный, добрый, любящий. Ты заслуживаешь счастья.

Ник покачал головой, но Мэгги схватила его за руку.

— Элизабет права, — проговорила она. — Ты заслуживаешь счастья, Ник. И если Элизабет согласилась принять такое положение вещей, все остальное не имеет значения.

Однако Николас понимал, что это не так. Элизабет вверила ему свою судьбу. Сестра доверила ему свое будущее и ждет от него защиты. А он обманул ожидания и той, и другой.

Ник в отчаянии закрыл глаза. Неужели нет никакого способа выпутаться из этой сложнейшей ситуации? Неужели нет никакого выхода?

И в эту минуту Ник поклялся, что отыщет его во что бы то ни стало.

— Боже правый! Неужели это лорд Триклвуд! — воскликнула Мэгги, глядя в окно через плечо Элизабет.

Теперь, когда она узнала правду про Элизабет и брата, она привязалась к девушке еще сильнее, что вовсе не удивительно: обе они любили Николаса Уорринга, и обе хотели видеть его счастливым.

— Триклвуд? — удивилась Элизабет, глядя на мужчину, который прихрамывая шагал по дорожке. — А ведь верно. Но что это с ним такое?

— Неужели на него, как и на сэра Роберта, напали бандиты? Быть того не может!

Как раз после завтрака Мэгги сообщила им новость: два дня назад на сэра Роберта Тинсли напали и в перестрелке ранили его в руку.

— Нет, конечно, — согласилась Элизабет и, опередив дворецкого, бросилась открывать дверь. — Дэвид, что с вами приключилось, скажите на милость?

Дэвид поднялся на крыльцо. Лицо его было мрачным. Костяшки пальцев сбиты, под глазом красовался синяк, губа распухла и кровоточила.

— Это долгая история, Элизабет. Можно мне войти в дом?

— Ну конечно! Простите. Давайте пойдем в гостиную, там нам будет удобнее. Я попрошу дворецкого принести чаю.

Усадив виконта в мягкое кресло, Элизабет уселась рядом с Мэгги на обитую голубым шелком софу.

— Дэвид, пожалуйста, расскажите же нам, что произошло!

Виконт тяжело вздохнул.

— История, которая со мной приключилась, совершенно невероятная. Вчера вечером, когда я возвращался из своего клуба домой, на меня напали. Результаты этого нападения вы видите.

— Это тот клуб, где вы играете в карты? Вы говорили, что являетесь его членом.

— Да. Я всегда езжу туда по пятницам. Вчерашний вечер не был исключением. Все шло как обычно, кроме того, что, когда я вышел из клуба, сел в свою карету и проехал несколько кварталов, появились двое. Похоже, они специально меня подстерегали. Один — высокий и худой, а второй более крепкого сложения, с густой рыжей бородой и рыжими волосами.

В душу Элизабет закралась тревога.

— Прошу вас, продолжайте, — проговорила она.

— Сначала они оглушили моего кучера, а потом занялись мной. Извлекли мой кошелек, который в тот день был намного легче обычного, поскольку я проигрался, и начали меня избивать. Естественно, я дал негодяям отпор, и, похоже, у меня это неплохо получилось, но в конце концов они победили, ведь их было двое! Когда я почти потерял сознание, они сбросили меня в канаву, а на прощание кое-что сказали.

— Что они вам сказали? — испугано спросила Элизабет.

— Они сказали, чтобы я отказался от мысли жениться на Элизабет Вулкот. Что если я буду продолжать ухаживать за вами, то в следующий раз меня так изуродуют, что родная мать не узнает.

— О Господи! — ахнула Мэгги.

— Бэскомб… — прошептала Элизабет, и по спине ее пробежал холодок.

— Они предупредили меня, чтобы я молчал. В противном случае угрожали убить. — Он печально улыбнулся Элизабет. — То, что я здесь, дорогая Элизабет, — доказательство моих к вам чувств.

Элизабет почувствовала, как в горле у нее застрял комок. Еще один человек пострадал от рук Бэскомба, пострадал из-за нее. Встав с софы, она подошла к Дэвиду.

— Бэскомбом завладела навязчивая идея, и не мне вам объяснять почему. Вы проявили чудеса храбрости и преданности, придя сюда, и я никогда этого не забуду. — Она взяла Дэвида за руку. — Но боюсь, милорд, кое-чего вы все-таки не понимаете.

— Я все прекрасно понимаю. Я понимаю, что Оливер Хэмптон вбил себе в голову, что вы ему нужны, и он пойдет на все, чтобы вас заполучить. — Он улыбнулся. С синяком под глазом и разбитой губой Дэвид был похож на драчливого мальчишку. — В какой-то степени я его за это не виню.

У Элизабет заныло сердце.

— Выслушайте меня, Дэвид. Вы мне очень нравитесь. Вы стали моим самым дорогим другом, и я никогда не забуду, какую вы выказали храбрость, придя сегодня сюда. Но дело в том, милорд… что я люблю другого.

Несколько секунд Дэвид молча смотрел на нее, потом открыл рот, желая, по-видимому, что-то возразить, однако Элизабет покачала головой:

— Это не простое увлечение, если вы это хотите сказать, и чувство это не пройдет. Я полюбила сильно и навсегда. И я хочу быть с этим человеком до конца своих дней.

Триклвуд помолчал, потом со вздохом поднялся:

— Тогда выходите за него замуж, Элизабет, и поскорее. Бэскомб — бессовестный негодяй. Совершенно ясно, что он не остановится ни перед чем, чтобы вас заполучить. Должен быть какой-то способ его остановить, но, по правде говоря, власти практически ничего не могут с ним сделать. Он — владелец крупной пароходной компании и представляет мощную, непотопляемую силу. Кроме того, у нас нет никаких доказательств ни его преступлений, ни его намерений. Выходите замуж за человека, которого любите, Элизабет, и молите Бога, чтобы он был достаточно силен, чтобы сразиться с Оливером Хэмптоном.

«Выходите замуж за человека, которого любите…» Если бы она могла это сделать! У Элизабет заныло сердце.

— Благодарю вас, милорд, за дружбу и понимание.

— Будьте осторожны, Элизабет. Один Господь знает, что задумал этот негодяй.

— Обязательно, Дэвид, обещаю. — Взяв виконта за руку, Элизабет вывела его из гостиной и проводила до входной двери. У двери, встав на цыпочки, она поцеловала его.

— Вы тоже будьте осторожны, милорд.

Дэвид кивнул. Его избитое лицо стало несчастным.

— И вы, мисс Вулкот. А если по какой-то причине вы передумаете, то я всегда к вашим услугам.

Элизабет смотрела ему вслед и чувствовала, будто ледяная рука сжимает ей сердце. Если Бэскомб был опасен и раньше, то сейчас он опасен вдвойне. Настойчивость его растет день ото дня. До тех пор, пока он не узнает, что она любовница Николаса, и у него не пропадет желание сделать ее своей женой, она не будет чувствовать себя в безопасности.

От этого вывода Элизабет овладело еще большее уныние. Узнает Бэскомб, значит, тотчас же узнают и другие. Все от нее отвернутся, посчитав ее особой легкого поведения, и доступ в общество будет закрыт для нее навсегда.

Одолеваемая печальными мыслями, Элизабет вернулась в гостиную и уселась рядом с Мэгги пить уже остывший чай. «Придется с этим смириться, — подумала Элизабет. — Не я первая, не я последняя. Тысячи женщин оказывались в таком положении. Ничего, Николас стоит этих страданий».

Но сердце Элизабет никак не хотело успокаиваться.

Ник отхлебнул глоток мадеры, которую Элизабет налила ему в бокал, и взглянул на свою возлюбленную. Она понуро склонилась над тарелкой. Николас находился в ее комнате уже больше часа. Он приехал пораньше, чтобы поужинать с ней вместе. Стоило ему войти в комнату, как он тотчас же понял: что-то произошло! Но Элизабет до сих пор ни словом не обмолвилась о том, что ее мучит.

Николас приказал себе набраться терпения. Захочет — сама скажет. И он стал ждать. Однако Элизабет упорно молчала и тогда, когда они наслаждались восхитительной олениной с крыжовником, приготовленной ее кухаркой, и потом, когда они приступили к десерту. Все попытки вызвать ее на откровенность окончились крахом, и терпение Николаса иссякло.

— Ну ладно, Элизабет, — проговорил он, бросая на стол салфетку. — Выкладывай, что случилось. Тебя определенно что-то беспокоит. Я думал, ты сама мне обо всем расскажешь, но поскольку ты не собираешься этого делать, приходится тебя об этом спросить.

Не донеся до рта ложку с десертом, Элизабет положила ее на тарелку.

— Мне не нравится, что ты видишь меня насквозь.

Николас усмехнулся:

— А мне не нравится, что ты что-то от меня скрываешь. Ну же, расскажи мне, в чем дело.

Элизабет облизнула хорошенькие розовые губки, и Ника, как всегда при взгляде на нее, охватило желание. У стены стояла кровать, и десятки раз во время еды Ник представлял себе, как они с Элизабет после ужина будут заниматься любовью.

— Сегодня ко мне приходил Дэвид Эндикотт.

Ревность вспыхнула в Николасе яростным огнем.

— Триклвуд? Я думал, он уже понял, что ты хочешь видеть его лишь в качестве друга.

— Я пыталась его убедить, но он довольно настойчив.

— Не сомневаюсь!

— Но дело не в этом. С Дэвидом я уже разобралась, равно как и с сэром Робертом Тинсли. Да и лорд Бэскомб помог мне их убедить.

Ник резко выпрямился:

— Бэскомб? А какое, черт побери, Бэскомбу дело до твоих отношений с Триклвудом?

И Элизабет поведала Николасу историю о нападении на карету Триклвуда, избиении и словах бандитов, что, если он продолжит свои ухаживания, ему не поздоровится.

— Я собиралась тебе об этом рассказать, но меня беспокоило то, как ты на это отреагируешь.

Вскочив со стула, Ник уставился на Элизабет мрачным взглядом.

— Лучше бы тебя беспокоило, моя очаровательная Элизабет, что я сделаю с тобой, если ты по-прежнему не будешь меня слушаться и станешь все от меня скрывать. А сделаю я вот что. Снова возьму на себя роль твоего опекуна да и выпорю хорошенько!

Запрокинув голову, Элизабет смело взглянула на графа:

— Я больше не являюсь вашей подопечной, лорд Рейвенуорт! Если вы вдруг забыли, я вам напомню. Я — ваша любовница, и, если вы хотите, чтобы я оставалась ею и впредь, приберегите свои угрозы для кого-нибудь другого!

Щека графа задергалась.

— Черт подери, я забочусь о твоей безопасности!

— А я — о вашей, милорд!

Такое Николасу в голову не приходило. Он прерывисто вздохнул, чувствуя, что гнев его начинает улетучиваться. Черт побери, Элизабет беспокоится о нем!

— Бэскомба нужно как-то остановить. Я вызову его на дуэль.

Элизабет вскочила так стремительно, что опрокинула стул.

— Ты с ума сошел! Даже если ты его убьешь, тебе несдобровать. Учитывая твое прошлое, любой суд приговорит тебя к смертной казни, даже не поинтересовавшись тем, что между вами произошло.

Ник вздохнул. Конечно, Элизабет права. Однако Бэскомб ему до смерти надоел. Надоели его угрозы, его наглость, упорство в преследовании Элизабет. Сколько уже времени этот подонок не оставляет девушку в покое!

— Тогда я убью его безо всякой дуэли. Если буду действовать осторожно, никому и в голову не придет, что это сделал я.

Элизабет с ужасом взглянула на Ника:

— Ты шутишь!

— Почему? Этот подонок заслуживает смерти.

— Потому что ты не убийца, что бы о тебе ни думали люди. — Элизабет подошла к Нику и взяла его за руку. — Мы ведь с тобой решили, Николас, помнишь? Как только выдадим замуж Мэгги, вернемся в Рейвенуорт-Холл. И пусть тогда Бэскомб узнает, что я твоя любовница. После этого он уже не захочет взять меня в жены, и мы с тобой сможем спокойно жить.

Ник долго молча смотрел на Элизабет. Затем он все так же молча встал, взвешивая то, что сказала ему Элизабет, и пытаясь убедить себя в ее правоте. Но он никак не мог успокоиться: он чувствовал себя игрушкой в руках Бэскомба, злился на Элизабет за то, что она не сразу рассказала ему о последних событиях, и на себя за то, что не может оградить ее от посягательств этого мерзавца.

— Подойди сюда, Элизабет! — приказал он.

Услышав властность в тоне Николаса, Элизабет подняла голову и вопросительно взглянула на него.

— А зачем?

— Я сказал, чтобы ты подошла.

Она послушно подошла и остановилась перед ним. На лице ее застыло недоумение.

— Раздевайся.

Элизабет замешкалась, прикусив нижнюю губу.

— Зачем?

— А как ты думаешь? Ты заявила, что ты — моя любовница. Если это и в самом деле так, то делай то, что я тебе сказал. Раздевайся.

— Ты все еще сердишься на меня?

Николас усмехнулся:

— Немножко. Но ты скоро узнаешь, что иногда гнев лишь усиливает желание.

В глазах Элизабет промелькнул интерес. На шее забилась жилка. Заметив это, Николас почувствовал нарастающее возбуждение.

— Прости, если расстроила тебя, — проговорила Элизабет.

Развязав пояс шелкового пеньюара, она повела плечами, и он соскользнул к ее ногам. Под ним оказалась коротенькая кружевная рубашка.

У Николаса захватило дух.

— Ничего. Чтобы научиться полностью доверять друг другу, требуется время.

— Но ты все еще на меня сердишься.

— Ты сейчас поможешь мне сменить гнев на милость. Забирайся в кровать.

По телу Элизабет пробежала дрожь, в глазах ее вспыхнуло желание. Послушно исполнив требуемое, она взглянула на Николаса.

— Так?

Страсть разгоралась в нем все сильнее.

— Да, так, — ответил он.

Заставляя себя сдерживаться, он не спеша разделся, не отрывая глаз от Элизабет, наслаждаясь восхитительным зрелищем, которое она собой являла. Темно-рыжие распущенные волосы огненной волной накрыли плечи. Сквозь кружевную рубашку, облегающую стройное тело, просвечивала гладкая белая кожа. Желание накатило на Николаса такой стремительной волной, что ему пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы не торопиться.

Чувствуя, что у него от нетерпения дрожат руки, он разделся и подошел к кровати. Лег рядом с Элизабет, отвел с ее лица длинные темно-рыжие волосы, поцеловал и, спустив с плеч бретельки рубашки, взял в руки полные груди Элизабет. Они были гладкие и тяжелые, и соски уже затвердели. Николас легонько погладил их, и Элизабет затрепетала.

— Расслабься, Элизабет.

Элизабет послушно подчинилась, и пальцы Николаса скользнули во влажную глубину. Элизабет тихонько застонала, и Николаса словно обдало жаром: она хочет его так же сильно, как и он ее!

Не в силах больше сдерживаться, он резко вошел в нее. О Господи! Как же великолепно они подходят друг другу! Элизабет словно создана для него. Он снова вошел в нее, на сей раз еще глубже, чем прежде. Элизабет глухо застонала.

Гнев Николаса уже давно исчез, уступив место какому-то новому, незнакомому чувству. Оно нарастало в нем, неотвратимое и настолько мощное, что Николасу на секунду даже стало страшно. Внезапно его охватило нестерпимое желание взглянуть Элизабет в глаза, захотелось увидеть выражение ее лица, вдыхать ее нежный запах, упиваться им.

Прильнув губами к ее рту, он поцеловал ее со всей страстью, на которую только был способен. Ощущение пустоты, с которым Николас жил долгие годы, прошло, уступив место восхитительному чувству обладания. Темные холодные глубины его души озарял теперь яркий свет, согревало тепло, заполнявшее его всякий раз, когда они с Элизабет были вместе.

— Элизабет… — прошептал он, трепеща от нежности.

Затем Николасом овладело яростное желание слиться с ней совсем, сделать ее частью себя. Элизабет застонала и, выкрикнув его имя, содрогнулась в блаженной муке. На секунду Николасу показалось, что он сейчас сойдет с ума — таким острым было наслаждение.

Мало-помалу придя в себя, Николас рухнул на кровать рядом с Элизабет и притянул ее к себе. Так они лежали некоторое время, чувствуя, как страсть, только что сотрясавшая их тела, затихает, уступая место безграничной нежности. Мысли Николаса по-прежнему были полны Элизабет. Как же ему хотелось жениться на ней, дать ей свое имя, создать с ней семью. Хотелось, чтобы она родила ему сыновей…

Все это было так понятно, объяснимо. Однако в присутствии Элизабет им всякий раз овладевало еще какое-то странное чувство, которое с каждым днем становилось все сильнее. Никогда еще ему не доводилось испытывать ничего подобного. Ему хотелось быть рядом с Элизабет всегда, без нее он чувствовал себя одиноким и всеми покинутым.

Он и сам не мог понять, что это с ним происходит. Подобная чувствительность не была ему присуща. Николас считал себя человеком суровым, холодным и бесстрастным. За годы ссылки он научился держать себя в руках и не давать волю своим эмоциям. Но за последние несколько месяцев Николас стал замечать, что позволяет им брать над собой верх. Особенно когда дело касается Элизабет Вулкот.

Николас не мог бы с точностью сказать, какие чувства к ней испытывает. Знал лишь, что эта девушка принадлежит ему и что он сделает все от себя зависящее, чтобы удержать ее.

Ник закрыл глаза, заставил себя не думать, расслабиться… И почувствовал на своей груди трепетные пальцы Элизабет. Приоткрыв один глаз, он заметил, что Элизабет улыбается.

— Ты больше не сердишься? — прошептала она.

Он не мог не ответить тем же.

— Нисколько.

Элизабет улыбалась ему призывной и немного шаловливой улыбкой.

— Придется мне впредь иногда тебя сердить, чтобы посмотреть, что из этого получится.

Николас попытался нахмуриться, но вместо этого расхохотался.

— Ах ты, дерзкая девчонка! На твоем месте я бы поостерегся такое говорить. Вот возьму и выпорю тебя!

Элизабет покачала головой, насмешливо глядя на Ника:

— А вот и нет!

— Ну тогда как-нибудь по-другому накажу. Для этого существуют разные способы.

Элизабет поджала губы:

— В таком случае придется мне, видно, тебя не злить.

Обхватив лицо Элизабет ладонями, Николас крепко поцеловал ее в губы, чувствуя, как его вновь начинает охватывать желание. Неуемная жажда обладания Элизабет уже начала беспокоить его. Николас проговорил:

— Ты должна научиться доверять мне. Я понимаю, тебя мучают всевозможные страхи, но, когда дело касается Бэс-комба, ты должна поступать так, как я скажу.

Элизабет покорно вздохнула.

— Ладно, начиная с сегодняшнего дня попытаюсь безропотно выполнять твои пожелания. — И, глядя на Николаса смеющимися зелеными глазами, прибавила: — Если, конечно, мне не захочется тебя рассердить.

— Ах ты, проказница! — прорычал Николас и жадно прильнул к ее губам.

Страсть вспыхнула в нем с новой силой, и Николас не стал ей противиться. Все повторилось сначала. Николас почувствовал, что все его страхи и сомнения уходят, уступая место покою и радости. Завтра настанет новый день и он займется проблемами, а сейчас Элизабет принадлежит ему и ночь только начинается. Впереди его ждет еще много сладостных открытий.

Глава 17

Установилась изнуряющая жара. Густой влажный воздух казался обжигающе горячим. В просторном, с высокими потолками и окнами нараспашку кабинете Оливера было нечем дышать. Хэмптон ослабил узел широкого белого галстука так, что тот свободно болтался на шее. Ему предстояла встреча с Уэнделом Чиком, так что церемонии были ни к чему.

Коротышка Чик появился несколько минут спустя. Потрепанный коричневый сюртук и прилизанные волосы над низким покатым лбом придавали ему жалкий и одновременно потешный вид. Оливер сделал Чику знак, чтобы он подошел к столу, однако сесть не пригласил.

— Вы прислали записку, что у вас для меня важное сообщение.

— Это верно, сэр.

Оливер откинулся на спинку стула.

— Какое именно?

— Очень интересное.

— Слушаю вас.

— Как вы мне приказали, я установил за домом интересующей вас особы круглосуточное наблюдение. Несколько дней назад она ездила в оперу с сестрой Рейвенуорта и этим красавчиком, герцогом Белдоном. Мой человек проводил ее до самого дома, но заснул, прежде чем она легла спать, да так и проспал до самого рассвета.

— Надеюсь, вы не заплатили этому кретину?

Чик скрипуче рассмеялся:

— Я бы не заплатил, если бы не одно обстоятельство. Когда этот идиот проснулся, он увидел, как из дома мисс Вулкот выходит мужчина.

Оливер замер, а затем подался вперед.

— Мужчина? — переспросил он шепотом.

— Вот именно, мужчина. Проскользнул между зданиями и был таков.

— Вы хотите сказать, что в комнате Элизабет Вулкот провел ночь какой-то мужчина? — ухмыльнулся Хэмптон. — Быть этого не может!

— Как впоследствии выяснилось, не просто какой-то мужчина. На следующую ночь я решил подежурить сам. Когда мисс Вулкот пришла домой, я не стал уходить, а притаился в тени дома. Вскоре после полуночи появился человек. Высокий, с черными, как у самого дьявола, волосами. Он тихонько вошел в дом по черной лестнице и не выходил до самого рассвета. — Чик ухмыльнулся. — В общем, не стану вас больше мучить. Это был Рейвенуорт. Это он наносит вашей даме визиты… Ночные визиты, если вы понимаете, что я имею в виду. И соблюдает при этом все меры предосторожности. То ходит пешком, то приезжает в наемном экипаже. И не уходит домой до рассвета.

Оливер судорожно сжал в руке кошелек с деньгами, который приготовил для Чика. Перед глазами у него поплыли красные круги. На секунду ему показалось, что стены комнаты падают прямо на него.

— Если ты мне наврал, я придушу тебя собственными руками! — прошипел он.

Смуглая кожа Чика приобрела пепельно-серый оттенок.

— Я говорю правду, сэр, клянусь.

Хэмптон швырнул ему кошелек с деньгами с такой силой, что Чик едва успел поймать его.

— Убирайся! — приказал он, обхватив внезапно похолодевший лоб руками. — Иди работай и не возвращайся сюда до тех пор, пока я снова тебя не позову.

— Слушаюсь, сэр. Уже пошел. Приятного вам дня.

Оливер не ответил. Ярость клокотала в нем. Оказывается, все то время, что он разделывался с ухажерами Элизабет, Рейвенуорт проводил в ее постели! Николас Уорринг украл у Элизабет девственность, и этого теперь уже никак не исправишь!

Хэмптон чуть не задохнулся от злости. Воображение услужливо рисовало ему терзающую душу картину: Николас Уорринг и Элизабет, оба обнаженные, занимаются любовью. Оливер стукнул по столу кулаком, потом еще и еще. Граф заплатит за это! Равно как и Элизабет!

Однако, несмотря на то что его самолюбию был нанесен жестокий удар, Хэмптон не оставил мысли овладеть Элизабет, даже после того как узнал, что Рейвенуорт его обскакал. Он, естественно, теперь не женится на ней, даже если бы на всем белом свете больше не осталось ни единой женщины. Он просто сделает то же, что и Рейвенуорт, — возьмет Элизабет в любовницы.

Но сначала необходимо, хоть и с запозданием, каким-то образом разделаться с графом.

Оливер был твердо намерен добиться того, чтобы справедливость восторжествовала.

Ник нетерпеливо расхаживал взад-вперед по своему кабинету, дожидаясь, когда стемнеет и он сможет вернуться к Элизабет. Ему до смерти надоело прятаться ото всех, крадучись пробираться к своей возлюбленной в ночи, чтобы, не дай Бог, его никто не увидел. Как будто они с Элизабет совершают преступление!

Мало того, сегодня Николас узнал одну пренеприятнейшую новость. Элизабет, оказывается, проводит целые дни в церкви, моля Господа простить ее, как он полагал, за свои несуществующие грехи.

И все эти страдания они с Элизабет претерпевают оттого, что его дорогая женушка желает вести милый ее сердцу образ жизни замужней, но независимой женщины!

Ник в сердцах стукнул кулаком по стене. Черт бы побрал эту Рейчел! Если бы она согласилась дать ему развод, он бы женился на Элизабет! Высшему обществу это, конечно, пришлось бы не по вкусу, но Элизабет получила бы возможность ходить, высоко подняв голову и гордиться тем, что она графиня Рейвенуорт. Она бы навсегда освободилась от преследования Бэскомба. Он бы ее уже никогда не достал.

А у него, Ника, была бы семья, рожденные в законном браке сыновья, которые носили бы фамилию Уорринг.

Если бы только Рейчел согласилась…

Ник вздохнул и, закрыв глаза, прислонился к стене, ощущая безнадежность своих мечтаний. Когда он снова открыл их, взгляд его упал на портрет, висевший над камином.

В последнее время Николас не замечал его. Хотел приказать слугам снять, но сначала забыл, а потом все как-то недосуг было. Внимательно разглядывая картину, Николас заметил нечто такое, что натолкнуло его на отличную мысль и впервые за последние несколько недель вселило в его душу надежду. Какое счастье, что он так и не убрал холст!

На портрете была изображена жена Николаса Рейчел — ослепительная красавица брюнетка в ярко-красном шелковом платье. Однако не тонкие черты ее лица, не высокая полная полуобнаженная грудь привлекли внимание Николаса, а длинная стройная шейка, белоснежная и изящно изогнутая.

Эту восхитительную шейку украшало ожерелье из сверкающих рубинов — фамильная драгоценность Рейвенуортов.

Ник почувствовал, как сердце его забилось быстрее, кровь застучала в висках. Он готов был отдать жене за свою свободу целое состояние, всевозможные блага, которыми, как ему казалось, Рейчел должна была соблазниться, но совершенно упустил из виду то, что она хотела заполучить больше всего на свете, — великолепные, бесценные рубины Рейвенуортов.

По правде говоря, Рейчел вышла за Николаса замуж в основном потому, что получала возможность носить это восхитительное украшение из огромных кроваво-красных рубинов в обрамлении великолепно подобранных, безупречно ограненных бриллиантов. Раз увидев его, она уже не могла от него отказаться. Впрочем, ее можно было понять. Это рубиновое ожерелье и серьги считались самыми дорогими ювелирными изделиями во всей Англии, за исключением, естественно, драгоценностей королевского двора.

Их подарил своей любимой жене Саре первый граф Рейвенуорт, прадед Николаса, и с тех пор они передавались по наследству из поколения в поколение. Этот комплект был единственной вещью, безраздельно принадлежавшей Нику. Рейчел понимала, что этих драгоценностей ей никогда не получить — семья Уорринг никогда бы этого не допустила, а потому желала их всеми фибрами своей подлой душонки.

Подойдя к двери, Николас открыл ее, вышел из комнаты и спустился по лестнице.

— Пендергасс! — крикнул он и вновь направился к своему кабинету.

Дворецкий последовал за ним.

— Слушаю, милорд.

— Я хочу, чтобы вы сегодня же отнесли Сидни Бердсол-лу записку. Это чрезвычайно важно.

Усевшись за стол, Николас взял лист бумаги и начал писать. Поставив подпись, подождал, пока чернила высохнут, и, сложив послание, вручил его дворецкому.

— Передайте Сидни, что это нужно мне срочно. Попросите Джексона вас отвезти, чтобы было быстрее.

— Слушаюсь, милорд.

Взяв письмо, Эдвард слегка поклонился и вышел из кабинета.

Тяжело вздохнув, Николас опустился в глубокое кожаное кресло. Сердце его все еще учащенно билось, однако настроение явно улучшилось. Впереди забрезжил луч надежды.

Он предложит Рейчел драгоценности в обмен на свою свободу.

Николас живо представил себе восторг Рейчел, когда он положит ожерелье и серьги на стол и ярко-красные рубины сверкнут ярким, кровавым огнем. Она возьмет драгоценности, она не сможет от них отказаться! Николас в этом не сомневался.

Когда он разложит их на столе, никакая сила не заставит Рейчел позволить ему забрать их и унести.

Рейчел Уорринг не могла отвести взгляда от сверкающих драгоценностей, лежавших перед ней на столике. Рубиновое ожерелье Рейвенуортов… Она помнила каждый раз, когда их надевала, вызывая завистливые женские и восхищенные мужские взгляды.

Как же хороши эти кроваво-красные камни великолепной огранки в обрамлении мерцающих ясным огнем бриллиантов чистейшей воды! Рейчел протянула к ним руку, желая ощутить их прохладу, и почувствовала, что рука дрогнула.

Ник сидел напротив и молчал. Лицо его было бесстрастным, но Рейчел понимала: он догадывается о том, как сильно ее желание получить это великолепное ожерелье. Да, он знает это!

Взглянув на мужа из-под опущенных ресниц, Рейчел небрежно бросила:

— Развод, мой милый, слишком высокая цена за какие-то побрякушки.

Ник не спеша поднялся:

— Очень жаль, что ты так считаешь. Я надеялся… учитывая мое более чем щедрое предложение… что перспектива получить еще и фамильное ожерелье Рейвенуортов заставит тебя передумать. — Он вздохнул. — Что ж, нет худа без добра. Это ожерелье находилось в нашей семье слишком долго. Должно быть, и в самом деле ни одна женщина не стоит его.

Он протянул к ожерелью руку, намереваясь взять его со стола, однако Рейчел перехватила ее.

— Наверное, я все-таки вела себя слишком эгоистично. В конце концов, тебе нужен законный наследник, и с моей стороны было бы некрасиво мешать тебе. Ожерелье, конечно, слишком маленькая компенсация за тот скандал, который вызовет развод, но, если этот развод сделает тебя счастливым, дорогой Ники, придется уж мне на него пойти.

На секунду лицо Николаса озарилось торжеством, однако он быстро взял себя в руки и вновь надел маску безразличия.

— В таком случае оставляю ожерелье тебе. Сидни составит документ на право владения им и бумаги, нужные для развода. Думаю, это займет некоторое время, но, поскольку мы с тобой уже обо всем договорились, полагаю, это не имеет большого значения.

Ожерелье осталось лежать на столе — потрясающе красивое и необыкновенно соблазнительное. Он не боялся, что Рейчел попытается его похитить. Она хочет его носить, а это станет возможно, только если оно будет ей принадлежать по праву. А оставлял он ей ожерелье для того, чтобы быть уверенным в том, что Рейчел не передумает.

Он отлично знал свою жену. Чем дольше она станет смотреть на прекрасное ожерелье, тем труднее будет ей от него отказаться. Да она, похоже, уже сейчас не сможет этого сделать.

Выдавив из себя улыбку, Рейчел проговорила:

— Что ж, любимый, похоже, в конце концов ты победил.

Улыбнувшись в ответ, Ник ответил:

— Думаю, со временем ты поймешь, что выиграли мы оба.

Рейчел вскинула тонкие брови. А может быть, и в самом деле неплохо, что она обретет свободу? Умная женщина всегда сможет извлечь из ситуации пользу и вновь найти себе подходящего мужа. Рейчел смотрела, как ее бывший муж Николас направляется к двери, и внезапно почувствовала себя одинокой.

— Ты, должно быть, очень ее любишь, — бросила она ему вслед.

Николас слегка нахмурился:

— Люблю? Ну что ты! Никакой любви не существует. Думаю, тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Рейчел не ответила. Когда Николас вышел за дверь, она перевела взгляд на сверкающее ожерелье. Казалось, блеск кроваво-красных рубинов завораживает ее. В дальнем углу гостиной открылась дверь, и вошел Гревилл Таунсенд. Его красивое лицо сияло. На губах играла довольная улыбка.

— Ты все-таки решилась на развод, моя радость! Даже не верится! Ты скоро обретешь свободу!

— Это верно. Может быть, все произошло несколько сумбурно, но дело сделано, и я не собираюсь отступать.

Гревилл заключил ее в объятия.

— Ну что ты! Зачем? Ты освободишься от Рейвенуор-та, и, как только получишь развод, мы поженимся. Я человек состоятельный, нахожусь в здравом уме и твердой памяти, и ты будешь моей женой, виконтессой Кендалл. Со временем, когда скандал затихнет, мы снова вернемся к светской жизни.

Упершись Гревиллу в грудь, Рейчел осторожно высвободилась:

— Я уже не раз говорила тебе, Грей, и думала, что ты меня понял. Я не хочу выходить за тебя замуж. Я вообще не желаю больше выходить замуж.

— Чепуха! Естественно, мы поженимся. Это единственно разумное решение.

— Для тебя, может быть, и разумное, а для меня нет! У меня нет никакого желания связывать свою жизнь с кем-то — ни с тобой, ни с кем бы то ни было другим.

Лицо Грея налилось краской.

— А я тебе уже тысячу раз говорил, Рейчел, что ты моя. Ты принадлежишь мне, а я не люблю выпускать своего из рук.

— А я тебе говорила и теперь повторяю, что принадлежу только себе!

Схватив Рейчел за плечи, виконт прорычал:

— Черт подери, Рейчел…

— Прекрати, Грей! — прервала она его. — Мне надоело твое высокомерие, твои бесконечные претензии! Даже твои ласки начинают меня раздражать. Думаю, нам пора попрощаться.

— Попрощаться? О чем, черт побери, ты говоришь?

— Я хочу сказать тебе, Грей, что нашим отношениям пришел конец. — Рейчел бросила взгляд на рубины. Казалось, ожерелье взывало о том, чтобы она его надела. Она и сама никак не могла этого дождаться. — Все кончено, Грей. Я не желаю тебя больше видеть!

Секунду Грей смотрел на нее как на сумасшедшую, потом лицо его покраснело еще сильнее, и он с грозным видом шагнул к своей любовнице.

— Нет, не кончено, Рейчел! И не будет кончено, пока я сам тебе об этом не скажу! — Сжав руку в кулак, он поднес его к лицу Рейчел. — Ты слышишь меня, Рейчел? Слышишь, что я тебе говорю?

Храбрости Рейчел немного поубавилось, однако она уже устала от своего любовника и его бесконечных требований.

— Слышу и тем не менее прошу тебя уйти. Если ты не сделаешь этого сам, я позову лакея, и он выставит тебя вон.

Гревилл усмехнулся:

— Ты и в самом деле думаешь, что какому-то лакею удастся помочь тебе избавиться от меня? Если да, то ты глубоко заблуждаешься. — Тем не менее он стремительно направился к двери. — Между нами ничего не кончено, Рейчел! Запомни это!

Рейчел смотрела, как опостылевший любовник уходит, и на секунду ей стало не по себе. Грей был молод и непредсказуем. Однако ей всегда удавалось брать над ним верх, и она не сомневалась в том, что и этот раз не составит исключения.

Она бросила взгляд на ожерелье и улыбнулась.

Когда герцог Белдон поднялся по ступенькам дома Ника Уорринга, было уже темно. К сожалению, своего друга дома он не застал.

— Когда он обещал быть? — спросил герцог открывшего ему дверь дворецкого.

— Насколько мне известно, милорд должен был прибыть уже несколько часов назад, ваша светлость. По-видимому, случилось нечто непредвиденное. Не соблаговолите ли дождаться его возвращения?

— Нет! — рявкнул Рэнд. — Я был бы, однако, очень вам признателен, если бы вы передали, что герцог Белдон приезжал к нему по делу чрезвычайной важности и хотел бы встретиться с ним как можно скорее.

— Разумеется, ваша светлость.

Рэнд направился к двери, но не успел он до нее дойти, как серебряная ручка повернулась и вошел Ник.

— Ну наконец-то объявился, — мрачно изрек Рэнд.

— Белдон! Как я рад тебя видеть. Я и не ожидал… — Не договорив, Ник нахмурился. Рэнд никогда не приезжал без предупреждения и в такой поздний час. — Что привело тебя ко мне? Что-нибудь случилось? — Ник застыл в напряженном ожидании. — Черт подери! Что-то случилось с Элизабет? Бэскомб не…

— Успокойся, ради Бога, — перебил его Клейтон. — Ничего с Элизабет не произошло. Насколько мне известно, она в безопасности… по крайней мере от Бэскомба.

Ник расслабился, и на его лице снова заиграла улыбка. Рэнд не мог припомнить, когда он последний раз видел своего друга таким счастливым. Настроение его, и без того никудышное, стало еще хуже.

— Однако я приехал к тебе по чрезвычайно важному делу, касающемуся Элизабет.

Улыбка исчезла с лица Ника. На нем отразилось беспокойство.

— Может быть, пройдем в кабинет?

Рейвенуорт повернулся и направился к своему кабинету, герцог последовал за ним. Закрыв за другом дверь, Ник повернулся к нему.

— Надеюсь, я не заставил тебя долго ждать? Я бы вернулся домой раньше, но у кареты сломалось колесо, и прошло несколько часов, прежде чем кучер его заменил.

— Я только что приехал. Говоря по правде, я уже несколько дней собирался с тобой поговорить, но до сегодняшнего вечера все не решался.

— Может быть, выпьешь? — предложил Ник, направляясь к буфету. — Судя по твоему тону, тебе это не помешает.

— Тебе, я думаю, тоже.

Ник налил Рэнду бренди, а себе джина и поднял стакан.

— За лучшие времена.

— Сомневаюсь, что они когда-нибудь наступят. По крайней мере если ты собираешься и в дальнейшем спать со своей подопечной, — проговорил Рэнд, не притрагиваясь к своему бренди.

Стиснув губы, Ник поставил недопитый стакан на полированный столик возле камина.

— А почему ты решил, что я с ней сплю?

— Я видел тебя на костюмированном балу. Ты ушел, прежде чем его участники сняли маски, но я тебя узнал. — Рэнд и в самом деле узнал своего друга по высокой стройной фигуре, черным волосам, грациозным движениям. Он никак не мог понять, почему тот к нему не подходит, как вдруг увидел его танцующим с Элизабет Вулкот, и ему тотчас же все стало ясно. — Если не ошибаюсь, ты был в костюме валета червей. Знаешь, мы с тобой слишком давно знаем друг друга, чтобы я мог ошибиться.

— А какое отношение имеет костюмированный бал ко мне и Элизабет?

— Никакого. Однако наблюдая за тобой в тот вечер, я лишь утвердился в своих подозрениях. Я не так глуп, Ник. О Господи, как же ты на нее смотрел, и как она смотрела на тебя! Знаешь, я кое-что понимаю в этом деле, а тут все приметы были налицо. Боже правый, Ник! Ведь ты взялся опекать ее!

Подняв стакан, Ник отхлебнул джина.

— Я знаю, что ты думаешь, и ты абсолютно прав. — Он вздохнул и, помолчав, продолжил: — Я должен был держаться от нее подальше. А она от меня. Могу лишь сказать тебе, что я старался. О Господи! Как же я старался! Но по каким-то до сих пор неведомым мне причинам Элизабет вбила себе в голову, что мы должны быть вместе. — Ник поднял голову, взглянул на своего друга, и губы его тронула улыбка. — Я собираюсь жениться на ней, Рэнд. Сегодня я ездил в замок Коломб. Рейчел согласилась дать мне развод.

Рэнд сидел как громом пораженный. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Развод?! Ты шутишь!

— Я говорю совершенно серьезно.

— И Рейчел согласилась? Верится с трудом.

— Сначала никак не хотела. Я предложил ей целое состояние, однако она отказалась. А сегодня я отвез ей наше фамильное ожерелье.

— Боже правый! Ты, должно быть, спятил… или влюбился.

На секунду улыбка Ника погасла, потом появилась снова.

— Я ничего не знаю о любви. Знаю только, что Элизабет значит для меня очень многое. Я ее не заслуживаю, хотя и страшно благодарен судьбе за то, что она у меня есть.

Подойдя к Нику, Рэнд хлопнул его по спине. Он чувствовал себя так, словно с плеч его свалился тяжелый груз.

— Прими мои поздравления, друг. Только ты ошибаешься. Ты ее заслуживаешь. Ты отличный парень, Ник, и всегда таким был.

— Спасибо, Рэнд. Надеюсь, ты понимаешь, как высоко я ценю твою дружбу.

Белдон кивнул, а про себя подумал, что путь, который выбрал Ник, будет нелегким. Высшее общество не забудет ему этого развода. Но если Ник Уорринг так сильно любит, то этой женщине здорово повезло.

— Ты уже сказал Элизабет?

Ник покачал головой:

— Я заскочил домой только на минутку, чтобы переодеться, а потом собирался поехать к ней. Странно, но я почти не помню дня, когда просил Рейчел выйти за меня замуж. Вообще-то все организовали наши родители. Предложение, которое я ей сделал, было пустой формальностью. Я и представить себе не мог, что мне еще раз придется делать кому-то предложение, и, признаться, немного нервничаю.

Рэнд ухмыльнулся:

— Думаю, ты сумеешь вскарабкаться на стены замка и похитить свою ненаглядную девицу, прежде чем она сообразит, что ей лучше держаться от такого типа, как ты, подальше.

Ник расхохотался, однако тотчас же снова посерьезнел.

— Надеюсь, развод не займет много времени. Я хочу избавить Элизабет от Бэскомба, и как только мы поженимся, он от нее отстанет.

Рэнд вздохнул.

— Дела подобного рода требуют времени. Думаю, что если Бэскомб узнает, что Элизабет твоя любовница, ее репутация пострадает, но по крайней мере он оставит ее в покое.

— Мы именно на это и рассчитывали. Ждали только конца сезона, чтобы дать возможность Мэгги устроить свою судьбу.

— Да, Мэгги… Ей тоже нелегко. Она очаровательная женщина. Если бы я искал себе жену, то лучшей бы не нашел.

— Она сегодня опять куда-то отправилась. Даже не знаю куда.

— Наверное, где-то с друзьями. За последние несколько недель у нее их появилось немало.

— Тебя тоже можно к ним отнести. Может быть, ты знаешь, влюбилась она уже в кого-нибудь или нет? Присмотрела ли себе мужа? Элизабет мне как-то сказала, что Мэгги пока не думает о замужестве. Наслаждается вновь обретенной свободой. И хотя я ее прекрасно понимаю, мне хочется, чтобы она вышла замуж. По-моему, моя сестра создана для семейной жизни и в глубине души всегда хотела выйти замуж. И я не успокоюсь, пока не выдам ее.

Рэнд улыбнулся:

— Думаю, она сейчас наслаждается свободой. Можно ли ее за это винить? Девять лет — долгий срок. — Он сделал глоток бренди. — А что касается того, определилась ли она с выбором, даже не знаю. По-моему, она ко всем относится одинаково. Скандал, вызванный твоим разводом, естественно, усложнит ей жизнь, но со временем сплетни утихнут.

— Надеюсь. Я хочу, чтобы Мэгги была счастлива.

— Уверен, что она и будет счастлива, когда услышит о твоей предстоящей женитьбе на Элизабет. — Рэнд протянул другу руку. — Удачи тебе, Ник. Надеюсь, ты знаешь: если тебе что-то понадобится, ты всегда можешь на меня рассчитывать. — Он поставил стакан на стол. — А теперь, думаю, тебе пора. У тебя сегодня очень важное дело.

Ник ухмыльнулся:

— Что верно, то верно.

Глава 18

Элизабет ходила взад и вперед по спальне, и шелковая юбка шуршала в такт ее шагам. Ник пообещал ей прийти сегодня пораньше, попросил ее остаться вечером дома и посидеть в своей комнате. Хотел провести с ней побольше времени. Кухарка приготовила вкусный ужин, но с тех пор уже прошло несколько часов. Еда остывала на столе. Элизабет на нее даже не смотрела, хотя от голода у нее бурчало в животе.

Ужин был приготовлен на двоих. Элизабет понимала — прислуга догадывается, что она завела любовника. Слуги уже перемывали подопечной графа косточки, однако, сохраняя преданность своему хозяину, расчета не брали.

Мерси, Элиас и Тео догадывались, что мужчина, навещавший Элизабет, — Николас Уорринг. Однако никто Элизабет не осуждал и не презирал. Наоборот, на нее смотрели с жалостью. Ни для кого не было тайной, что Беспутный граф женщин ни во что не ставит. То, что Элизабет, как и многие другие до нее, попалась в его сети, лишь доказывало, что она не слишком умна.

Элизабет не пыталась возражать. Только Ник мог убедить их, что его нынешняя связь значит для него больше, чем предыдущие, однако не спешил этого делать. Элизабет молила Господа, чтобы слуги ошиблись. Конечно же, она не безразлична Николасу. Может быть, он даже любит ее. Он редко говорил с ней о будущем, но, когда разговор заходил об этом, Элизабет чувствовала, что они и дальше будут вместе.

Она снова подошла к камину, затем зашагала к окну. Вечерний воздух был напоен прохладой. Из сада доносилось благоухание цветов. Элизабет вдохнула нежный аромат, потом разгладила подол зеленого шелкового платья, отороченного черными бельгийскими кружевами, которое она специально выбрала для сегодняшнего вечера. Теперь ей казалось, что кружева эти царапают кожу, а туфли немилосердно жмут.

Николас, где ты? Он еще никогда не опаздывал, и, пока часы отсчитывали минуту за минутой, раздражение Элизабет сменилось беспокойством. А что, если люди Бэскомба избили его, как лорда Триклвуда и сэра Роберта Тинсли? Но Николас умеет постоять за себя. Он сильный, да и врасплох его вряд ли застанешь.

Постепенно в голову Элизабет закрались другие мысли, мрачные, ужасные. А что, если слуги правы, а она ошибается? Ведь они знают Ника Уорринга намного дольше ее. Что, если он выбрал как раз сегодняшний день для того, чтобы с ней расстаться? Может быть, она ему надоела и он завел себе другую любовницу?

От такого предположения Элизабет почувствовала дурноту. Она верила Николасу Уоррингу, считала, что их связывает не просто страсть, а нечто большее, что чувство их трепетно и нежно, и все-таки ледяная рука недоверия сжала ее сердце. Минуты все шли, и Элизабет была уже вне себя от злости, страха и беспокойства.

Наконец, когда ей показалось, что терпение ее на исходе, с черной лестницы до нее донесся звук знакомых шагов. Вот в двери повернулся ключ, и у Элизабет словно гора с плеч свалилась. Она бросилась к двери, но сомнения по-прежнему одолевали ее. Почему он так задержался? Где пропадал? Отчего не прислал записку, что приедет попозже?

Она распахнула дверь и отступила в сторону, пропуская Ника в комнату. Первое, что она увидела, — огромный букет алых роз и широченную улыбку. Злость Элизабет как рукой сняло. Видимо, на это Николас и рассчитывал.

— Какие красивые! — воскликнула она, приняв букет и зарываясь лицом в благоухающие лепестки.

— Я с ног сбился, пока их отыскал. Из-за них еще больше опоздал.

Вспомнив о мучительных часах ожидания, Элизабет вздрогнула.

— Ты мог бы сообщить мне, что задерживаешься, — проговорила она с легкой укоризной.

Ну как можно сердиться на Николаса, когда у него, похоже, выдался и так нелегкий день! Она смотрела, как он, подойдя к столу, вынул из серебряной вазы вчерашние цветы и поставил в нее розы.

Ей показалось, что он как-то изменился. Элизабет никак не могла понять, в каком он пребывает настроении, чувствовала лишь, что он несколько скован, и сама ощущала некоторую неловкость. Обычно Николас приходил к ней одетым просто — белая рубашка и черные панталоны, но сегодня он сменил свой незатейливый наряд на темно-синий фрак, сидевший на нем как влитой, ослепительно белую рубашку с рюшами и кружевной галстук. Мускулистые ноги плотно облегали безукоризненно сшитые серые панталоны.

— Прости. Наверное, я должен был послать тебе записку, как только вернулся домой. Мне сегодня пришлось уехать из города по делам. А на обратном пути у меня сломалась карета.

Элизабет почувствовала, что последние остатки обиды исчезли, уступив место любопытству.

— По каким делам? — спросила она, только сейчас обратив внимание на бутылку дорогого шампанского, которую Николас поставил на стол.

— Может быть, выпьем по бокалу, и я расскажу тебе о них? — предложил Николас и заключил Элизабет в объятия. — Но сначала я хочу тебя поцеловать.

Такого Элизабет не ожидала. Она думала, что Николас поцелует ее страстно, жадно, давая понять, что впереди их ждет блаженная ночь любви. Впрочем, в том поцелуе, который подарил ей Николас, была страсть, но была и невыразимая нежность. Погрузившись в ее воздушное облако, Элизабет прижалась к нему всем телом. Сердце ее исступленно колотилось.

— Я скучала по тебе, — тихонько прошептала она. — Я думала, с тобой что-то случилось.

— Со мной и в самом деле кое-что случилось, любовь моя. Нечто совершенно невероятное. — Николас улыбнулся Элизабет, еще раз поцеловал ее и посадил на стоявшую у стены софу.

Подойдя к маленькому столику с мраморной столешницей, он поставил на серебряный поднос два хрустальных бокала, откупорил бутылку шампанского, наполнил их и торжественно вручил один Элизабет.

Элизабет ощутила нарастающее волнение. Она чувствовала, что должно произойти нечто важное, но представления не имела, что именно.

Николас поднял бокал, и Элизабет последовала его примеру.

— За нас! — провозгласил он, ласково глядя на Элизабет сияющими серебристыми глазами.

Элизабет сделала глоток искрящегося напитка, но расслабиться это не помогло. Кровь стучала у нее в висках, руки дрожали. Что же он сейчас скажет? К чему ей готовиться? Взяв у нее бокал, Николас поставил его рядом со своим на стол.

— В жизни мужчины и женщины есть два очень важных дня, — начал он. — День, когда они становятся любовниками, и день, когда они перестают ими быть.

— Перестают ими быть? — машинально переспросила Элизабет.

Что он такое говорит? Может быть, она ослышалась? Однако сердце у нее сжалось, в голове появилась пугающая пустота.

Николас улыбнулся:

— Да, любовь моя. Если ты согласишься, то сегодня ночью в последний раз будешь моей любовницей.

О Господи! На глаза Элизабет навернулись слезы. Она изо всех сил сдерживала их. Ноги подкашивались, и она была рада тому, что сидит, а не стоит.

— И именно поэтому ты сегодня так задержался?

— Именно поэтому, любовь моя.

— У тебя… появилась… другая?

— Другая? — удивился Николас и вдруг заметил в глазах Элизабет слезы. — Боже правый! Элизабет, радость моя, ну пожалуйста, не плачь! Никого, кроме тебя, у меня нет. — Он взъерошил рукой свои черные вьющиеся волосы. — О Господи! Я так и знал, что все испорчу! Я прошу тебя выйти за меня замуж. Начиная с сегодняшней ночи ты больше не будешь моей любовницей. Мы обручимся, потом поженимся, и ты станешь моей женой.

Из глаз Элизабет хлынули слезы, и наступило такое облегчение, что у нее даже закружилась голова. В следующую секунду она уже оказалась в объятиях Николаса. Уткнувшись лицом ему в плечо, она замерла, с наслаждением ощущая его сильную руку на своих волосах.

— Прости меня, любовь моя. Я хотел сделать предложение по всем правилам, чтобы эти минуты запомнились тебе на всю жизнь, но от волнения сказал не то, что нужно. Так я и знал, что у меня ничего путного не получится!

— Ох, Николас… — Элизабет вытерла слезы носовым платком, который он ей протянул. — Я ничего не понимаю. Как мы можем пожениться?

Взяв ее за руку, Николас коротко рассказал ей, как он ездил к Рейчел и до чего они договорились.

— Мне нужно было раньше предложить ей ожерелье из рубинов, она всегда мечтала его заполучить. Процедура развода потребует, конечно, какого-то времени, но как только Сидни все подготовит, мы сможем пожениться… если ты, конечно, согласна.

Поцеловав Элизабет в макушку, Николас разомкнул объятия и опустился на колено.

— Элизабет Вулкот, вы окажете мне большую честь, если согласитесь стать моей женой.

Элизабет почувствовала, что сердце ее разрывается от любви. Вытерев непрошеную слезинку, она проговорила:

— Неужели ты отдал ей фамильное ожерелье? Но ведь оно…

— Элизабет, — перебил ее Николас, — я на коленях умоляю тебя выйти за меня замуж.

Улыбнувшись ему сквозь слезы, Элизабет проговорила:

— Для меня большая честь стать вашей женой, милорд.

Порывисто вскочив, Николас заключил ее в объятия.

— Элизабет… любовь моя…

Он прильнул к ее губам нежным поцелуем и, подхватив на руки, понес к постели.

— Я люблю тебя, — прошептала она, уткнувшись ему в шею и чувствуя, как ее переполняет бурлящая радость. Элизабет замерла в ожидании ответного признания, и, не услышав его, попыталась убедить себя, что Николас сказал слова любви слишком тихо.

Элизабет проснулась, ощущая рядом с собой родное тепло. Николас лежал на боку, отвернувшись от нее. Его длинное мускулистое обнаженное тело лишь слегка прикрывала простыня. Элизабет бросились в глаза крошечные белые шрамы на его плече, резко выделявшиеся на фоне гладкой смуглой кожи. Элизабет прижалась губами к одной из маленьких отметин, вдыхая такой знакомый и любимый запах тела Николаса, вбирая в себя его тепло.

Николас пошевелился и перекатился на спину. Густые черные ресницы дрогнули, глаза открылись.

— Ты меня целовала. Я чувствовал твои губы. Никогда еще не встречал такую ненасытную особу, как ты.

Улыбнувшись, он протянул руку к Элизабет, однако она не улыбнулась в ответ.

Коснувшись кончиком пальца тонкого белого шрама, она спросила:

— Они ведь били тебя, правда? Когда ты был на Ямайке… Били…

Рука Николаса упала. Он с деланным безразличием пожал плечами.

— Меня сослали туда за убийство. Я быстро выучился искусству выживания и тому, как избежать гнева охранников. Так что били меня всего несколько раз.

— Мне даже подумать страшно, что ты, должно быть, вынес.

Николас вздохнул и закинул руки за голову.

— Не скрою, было трудно, но я выжил! Тяжелее всего было одиночество. Иногда казалось, что не выдержу, так сильно я скучал по дому, по семье. Мама умерла еще раньше, но отец был жив. Мы с ним всегда отлично ладили, и я очень боялся, что не увижу ни его, ни сестру. Так и случилось. Когда я вернулся, он уже умер, а Мэгги ушла в монастырь. Я никогда не прощу себе страданий, которые им причинил, но если бы опять попал в подобную ситуацию, то поступил бы точно так же.

Элизабет легонько поцеловала Николаса в шею.

— Ты заслуживаешь счастья. Ты слишком долго был одинок. — Она ласково улыбнулась ему. — Я хочу родить тебе сына, Николас. Хочу, чтобы у тебя была семья, о которой ты так всегда мечтал.

Перевернув Элизабет на спину, Николас взглянул на нее жадным и одновременно нежным взглядом.

— В таком случае почему бы не начать прямо сейчас? Это может оказаться не так легко, как кажется.

В ответ Элизабет окинула его внимательным взглядом. Ей уже не раз хотелось спросить Николаса, любит ли он ее? Каждый день она молила об этом Господа, но спросить не решалась. Вот и сейчас, вместо того чтобы задать ему этот вопрос, она потянулась к нему и поцеловала. Элизабет понимала, что Николасу уже давно пора идти, он еще никогда так долго у нее не задерживался, но ему, похоже, никак не хотелось расставаться.

Они только что снова отдались на волю своей страсти, как раздался громкий стук в дверь. Николас застонал от досады, Элизабет вспыхнула. Высвободившись из его объятий, она набросила халат, пригладила растрепанные волосы и устремилась к двери. Не успела она дойти до нее, как снова раздался стук. Элизабет открыла. На пороге стояла Мерси. Вид у нее был обеспокоенный.

— Простите, что потревожила вас, мисс, но пришли двое мужчин. Говорят, полицейские. Они ищут его светлость.

— О Господи! Какого черта им понадобилось? — спросил Николас, тоже подойдя к двери и выглядывая из-за спины Элизабет.

— Скажи им, что я сейчас спущусь, — сказала Элизабет Мерси.

Кивнув, Мерси повернулась и бросилась к лестнице.

Элизабет наскоро причесалась, перевязала волосы лентой и надела простое бежевое домашнее платье.

— Я дождусь тебя здесь, — проговорил Николас, помогая ей застегнуть пуговицы. — Скажи им, что ты понятия не имеешь, где я могу быть, и что скорее всего я дома.

— А почему они тогда пришли сюда?

— Понятия не имею, но мне это не нравится.

Элизабет промолчала, но внутри у нее все сжалось от страха. Уже спускаясь по лестнице, она на секунду задержалась и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Наконец вошла в гостиную. Там ее уже поджидали двое: коренастый крепкий мужчина с густыми каштановыми волосами и вьющимися усами по фамилии Эванс и его напарник, мистер Уайтхед, человек на вид суровый и подозрительный, из тех, что не любят шутить. Они искали Николаса Уорринга.

— А зачем он вам нужен? — осторожно поинтересовалась Элизабет, изображая полнейшее безразличие.

Эванс не спеша обвел взглядом гостиную, казалось, отмечая про себя изящность обстановки, и ответил:

— К сожалению, мисс Вулкот, произошло убийство. Жертвой его стала женщина.

— Убийство? — ахнула Элизабет.

Страх охватил ее с новой силой. Страх и предчувствие беды.

— Да. Вчера днем. Убитую звали Рейчел Уорринг. Слуги сообщили нам, что среди тех, кто последним видел ее живой, был ее муж.

Подойдя неверными шагами к софе, Элизабет села. Значит, Рейчел Уорринг убита, а ведь Николас вчера к ней ездил.

— Я даже не знаю, что сказать. Все это… просто ужасно.

— Несомненно. — Остановившись перед Элизабет, констебль Эванс грозно сдвинул густые черные брови. — Боюсь, мисс Вулкот, то, что я сейчас скажу, вам вряд ли понравится, да и мне, признаться, самому неловко это говорить, но ничего не поделаешь. У нас есть основания полагать, что лорд Рейвенуорт находится сейчас в вашем доме. Если это и в самом деле так, в ваших и его интересах, чтобы он к нам присоединился.

Элизабет выпрямилась, чувствуя, что ей вдруг стало нечем дышать, и облизнула пересохшие губы.

— А почему… вы думаете, что лорд Рейвенуорт здесь?

Коротышка Уайтхед вперился в нее яростным взглядом:

— Поскольку в настоящий момент лорда Рейвенуорта в его доме нет, а вы, как нам известно, являетесь его любовницей, то мы полагаем, что он находится у вас.

Элизабет молчала. Она не в силах была вымолвить ни слова.

— Он не сможет выйти из дома незамеченным, — вставил констебль Эванс, — так что будет лучше, если вы сходите за ним и приведете его сюда.

Элизабет сжала руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.

— Но я… но он… — залепетала она.

— Не волнуйся, Элизабет, — раздался голос Николаса, а через секунду он уже вошел в гостиную. — Я не сомневаюсь, что эти двое… гм… джентльменов умеют хранить чужие тайны.

В голосе его прозвучало предостережение, в глазах появился убийственный блеск.

«Убийственный… Убийство», — подумала Элизабет и почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

— Лорд Рейвенуорт, я констебль Альфред Эванс. А это мой помощник констебль Уайтхед. Полагаю, вы слышали наш разговор.

— Да. Вы пришли сюда, потому что моя жена убита.

— Правильно. Графиня была убита самым что ни на есть мерзким способом — ее задушили; Поэтому мы бы хотели задать вам несколько вопросов. Боюсь, что вам придется проехать с нами в полицейский участок.

Эванс, мужчина с неприятной улыбкой и холодными умными глазами, многозначительным кивком указал Николасу на дверь. Однако Ник не обратил на его кивок ни малейшего внимания.

— Я бы предпочел поговорить здесь, если, конечно, не являюсь официальным подозреваемым. Тогда я вызову своего адвоката, Сидни Бердсолла.

Эванс холодно улыбнулся:

— Что ж, думаю, так будет лучше.

Ник с трудом подавил нарастающее чувство тревоги. Элизабет, тихонько ахнув, вскочила с софы и бросилась к нему.

— Не волнуйся, любовь моя. В подобной ситуации всегда возникают вопросы.

— Я пошлю Элиаса за Сидни. Он может встретиться с нами в полицейском участке.

Ник взял ее за руку и ощутил, что она дрожит.

— Поезжай вместе с Элиасом. Расскажи Сидни, что случилось. Я хочу, чтобы вы с Элиасом подождали меня в конторе Сидни.

Элизабет пристально взглянула на него:

— Я поеду с тобой! Может быть, я чем-то смогу помочь.

Сжав ее руку, Ник покачал головой:

— Поезжай за Сидни. Это самое лучшее, что ты можешь для меня сделать.

Он не хотел вмешивать Элизабет в это грязное дело, не хотел, чтобы она слушала, как его будут допрашивать, как будут мешать с грязью, пытаясь очернить. Он слишком хорошо помнил, какие последствия это имело для Мэгги.

Элизабет хотела возразить, но сдержалась.

— Как пожелаете, милорд, — проговорила она.

Ник вышел из дома вместе с полицейскими. По дороге в участок он не проронил ни слова, хотя и понимал, что тем самым лишь усугубляет свое положение. Его явно подозревают в убийстве. А виной всему его прошлое. Так что придется быть предельно осторожным.

В голове у Николаса царил полный сумбур. Перед глазами вставали картины, одна зловещее другой. Рейчел, лежащая на полу, бездыханная… Стивен Хэмптон с залитой кровью грудью… Он сам в тюрьме, потом на Ямайке… Жара, одиночество, безграничное отчаяние…

Он вспомнил об Элизабет, о восхитительной ночи любви, которую они только что провели. Как много они говорили о будущем, мечтали о том, что поженятся, что у них родятся сыновья… Всем этим сладостным мечтам не суждено сбыться, по крайней мере до тех пор, пока не найдут убийцу Рейчел.

Кто же ее убил? И почему? И что по этому поводу думает Элизабет? Возможно, она считает, что это сделал он?

Ник смотрел в окно кареты, борясь со все нарастающим страхом, ужасными призраками прошлого и тщетно пытаясь найти ответы на мучившие его вопросы.

Элизабет и Сидни Бердсолл приехали в полицейский участок лишь полчаса спустя: движение на лондонских улицах было слишком интенсивное. Николас ждал их в маленькой душной комнатке без окон. Фрак свой он снял и повесил на спинку стула. Как только открылась дверь, он вскочил.

— Сидни! Слава тебе, Господи… — Увидев входящую следом за другом женщину, он осекся. — Какого черта ты сюда явилась, Элизабет! Я же сказал, чтобы ты ждала меня в конторе Сидни!

Элизабет выпрямилась.

— Вряд ли я смогу тебе помочь, находясь там.

— А я и не нуждаюсь в твоей помощи! Я не хочу, чтобы ты была замешана в это грязное дело.

— К сожалению, милорд, я уже замешана. Я пришла помочь вам и намерена остаться, хотите вы этого или нет.

Николас так плотно сжал губы, что на щеках его заиграли желваки, но уже через секунду вздохнул, сдавшись.

— Ах ты, маленькая плутовка! И где только тот человек, который сможет взять тебя в руки?

Элизабет впервые за все утро улыбнулась:

— Я предоставлю, милорд, это право вам, когда вся эта история останется позади.

Глаза Николаса лукаво блеснули, но тут же вновь стали серьезными. Он повернулся к Сидни:

— Может быть, я немного преувеличиваю и дело не настолько плохо, как мне кажется, но мне не хочется рисковать.

Сидни поставил портфель на деревянный стул. Кроме обшарпанного дубового стола, помятой коптящей лампы и двух деревянных стульев, в насквозь пропахшей табаком комнатке с облупившимися стенами больше ничего не было.

Сидни открыл портфель.

— Ты правильно сделал, что послал за мной. В уголовных делах я, конечно, не большой специалист, но чем-нибудь помочь смогу. Если положение ухудшится, мы наймем тебе самого лучшего в городе адвоката. А теперь расскажи мне во всех подробностях, что произошло, когда ты приехал к леди Рейвенуорт.

Николас рассказал другу, что он отвез Рейчел фамильное ожерелье из рубинов, полагая, что она согласится на развод, и, как выяснилось, не ошибся, а чтобы она не передумала, оставил украшение у нее.

— Интересно, знают ли констебли о причине твоей поездки? — задумчиво произнес Сидни. — Если да, то это дает им мотив для убийства.

— Но Рейчел согласилась на развод. У меня не было причины убивать ее. Если ожерелье все еще находится в замке…

— Если? — вскинул голову Сидни. — Ты полагаешь, что оно было украдено, что именно из-за него убита графиня?

— Вполне возможно.

Сидни задумался.

— Ну что ж, первое, что мы должны сделать, это узнать, много ли известно властям. Исходя из этого, начнем разрабатывать план защиты.

Во время этого разговора Элизабет не отрывала взгляда от Николаса. Лицо его было мрачным. На щеках играли желваки. Сердце Элизабет разрывалось от жалости. О Господи! Ну почему такое снова выпало на его долю?!

— Им известно про нас с Элизабет. Нетрудно догадаться, что смерть Рейчел была мне выгодна, — проговорил Николас.

Сидни бросил взгляд на сидевшую рядом Элизабет.

— Да, Элизабет рассказала мне… о ваших отношениях.

— Мне очень жаль, — проговорил Николас. — Ты, должно быть, ужасно во мне разочарован. Могу только сказать тебе, что я очень старался держать себя в руках. И Элизабет тоже. Но поделать с собой мы ничего не могли. Теперь ты видишь, почему мне так нужен был развод.

Сидни вздохнул:

— Скажу тебе честно, мой мальчик, вся эта история выглядит не очень-то красиво. Мы должны вести себя предельно осторожно. Будем сообщать властям лишь факты. Ты отправился к жене, чтобы обсудить с ней кое-какие дела. Как долго ты у нее пробыл?

— Менее часа.

— Как только вы все обсудили, ты тотчас же вернулся в Лондон. Так что у тебя не было времени возвратиться и убить ее.

Лицо Николаса стало еще более мрачным.

— К сожалению, это не совсем так. Я не сразу попал в Лондон. Несколько часов я провел на дороге. У кареты сломалось колесо, и нужно было его починить.

Сидни нахмурился:

— Несколько часов, говоришь? А кто может это подтвердить?

— Мой кучер, Джексон Фримантл.

Сидни поднял брови:

— Но я думал… не тот ли это человек, с которым ты познакомился в ссылке? Он тоже был осужден и сослан?

— Да. Но это вовсе не говорит о том, что…

Элизабет положила ладонь на руку Николаса, не дав ему договорить.

— Сидни вовсе не хотел обидеть твоего друга, Ник, просто он хочет сказать, что бывший осужденный не очень-то годится в свидетели. Да ты и сам это понимаешь.

Ник вздохнул и устало прикрыл глаза.

— Да… Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но, к сожалению, свидетелей, кроме Фримантла, у меня нет. Никто нас не видел. Он оттащил карету с дороги в рощицу, чтобы было удобнее возиться с колесом.

Сидни набросал на бумаге несколько строк.

— Я переговорю с властями, узнаю, что им известно. Пока мы просто изложим им факты и посмотрим, что из этого выйдет.

Николас повернулся к Элизабет.

— Я не убивал ее, — проговорил он. — Ты должна мне верить, Элизабет. Когда я от нее ушел, она была жива.

Не в силах больше видеть его полные муки глаза, Элизабет бросилась в его объятия.

— Конечно, я тебе верю! — Она могла сомневаться в чем угодно, но только не в честности Николаса. — Ты невиновен. И со временем убийцу твоей жены непременно отыщут.

Николас взял ее за подбородок.

— Спасибо, — тихонько сказал он.

Несколько секунд он еще смотрел ей в глаза, потом бережно отстранил.

— Если ты готов, пойдем, — сказал он Сидни.

Тот мрачно кивнул, и мужчины вышли из комнаты. Элизабет осталась одна. Сидя в душной комнатке, она думала о Николасе, о том, что на его долю вновь выпали незаслуженные страдания, и о том, что то будущее, о котором они мечтали, может никогда не наступить.

Глава 19

Ник расхаживал взад и вперед по обюссонскому ковру в гостиной. На софе, держась за руки, сидели Элизабет и Мэгги. Лица у обеих были бледные и встревоженные. Глядя на них, Ник чувствовал, что сердце его разрывается от горя.

С трудом оторвав от них взгляд, он посмотрел на высокого величавого человека с седыми висками, стоявшего у софы с блокнотом в руке. Это был сэр Реджинальд Тауэре — один из самых известных в Англии адвокатов. Ник нанял его по настоянию Рэнда, считавшего, что только Тауэре в состоянии помочь его другу.

— Желаете что-нибудь выпить? — обратился к присутствующим стоявший у буфета Рэнд и сочувственно поглядел на друга. — Я бы не отказался, да и тебе, Ник, дружище, неплохо было бы немного расслабиться.

— Нет, спасибо, Рэнд, не сейчас.

Заглянув в свои записи, сэр Реджинальд проговорил:

— Итак, возник еще один подозреваемый, нам это только на руку. Это виконт Кендалл. Он признался, что находился в замке Коломб в день убийства, но заявляет, что покинул его, когда графиня была еще жива. Слуги леди Рей-венуорт подтверждают, что позже видели его в близлежащей таверне.

— И этот Кендалл знает, что мне нужен был развод, — мрачно произнес Ник.

— Да. Являясь большим другом графини, он был в курсе ее личных дел.

— Скорее всего она была его любовницей, — с горечью проговорила Мэгги. — Рейчел всегда отличалась осторожностью, однако не умела противиться своим слабостям.

Налив себе бренди, Беддон сделал глоток.

— То, что Кендалл сам явился в полицейский участок и признался, что в день убийства находился в замке, говорит в его пользу, — заявил он и, взглянув на Ника, добавил: — Он не сомневается в том, что ты убил Рейчел, и жаждет отмщения.

Элизабет побледнела.

— Как он может так считать? Если он знает, что Ник просил жену дать ему развод, ему наверняка известно и про ожерелье. Так почему он решил, что Николас ее убил?

— Очевидно, потому, что ожерелье исчезло, — ответил Рэнд. — Он решил, что Ник передумал, вернулся в замок, убил свою жену и забрал фамильную драгоценность.

— К счастью, полицейские пока не знают, когда вы вернулись в Лондон после посещения замка, — проговорил сэр Реджинальд, обращаясь к Нику. — Как только до них дойдут сведения об этой задержке, они соберут все доказательства воедино и наверняка вас арестуют.

Глаза Элизабет потемнели, и Николаса пронзило острое чувство вины. С первого дня их встречи он приносит ей только страдания. О Господи! И зачем он только навязался на ее голову!

— Мы не дадим им тебя арестовать, — решительно проговорила Элизабет. — Мы найдем способ доказать твою невиновность, прежде чем это произойдет. — Встав с софы, она подошла к Николасу и остановилась перед ним. — Ведь у тебя нет ожерелья. Значит, Рейчел убил кто-то другой.

— О том, что у его светлости нет ожерелья, известно лишь с его слов, — мягко проговорил сэр Реджинальд. — А алиби его может подтвердить лишь бывший осужденный. Если к тому же учесть, что его светлость уже отбывал наказание за убийство…

— Но он убил Стивена Хэмптона защищаясь! — возразила Элизабет, и Ник почувствовал, как у него сжалось сердце. Он взял Элизабет за руку, подавив желание обнять ее. Он не имеет на Элизабет никаких прав. Она лишь его любовница, и не более того. Как же ему хотелось, чтобы она была не только ею!

— Не волнуйся, любовь моя. Я невиновен, и нужно найти способ это доказать.

— Этот способ есть, — решительно проговорил Белдон. Присутствующие дружно повернули к нему головы. — Мы просто должны найти настоящего убийцу.

Лицо Элизабет осветилось надеждой.

— Но как? С чего начать?

— Начало уже положено, — ответил Белдон. — Я сообразил, что дело в отношении лорда Рейвенуорта может оказаться намного серьезнее, чем кажется на первый взгляд, и нанял нескольких полицейских с Боу-стрит. — Белдон сделал еще глоток бренди и, взглянув на Ника, улыбнулся. — И от твоего имени посулил щедрое вознаграждение за любую информацию, которая сможет помочь обнаружить убийцу твоей жены.

На лице Ника появилась слабая улыбка.

— Спасибо. Я должен был сам до этого додуматься. Но, похоже, в последнее время я с трудом соображаю.

— При сложившихся обстоятельствах это понятно.

— Но что же нам теперь делать? — спросила Элизабет.

Даже собственное неопределенное будущее не тревожило Николаса так, как расстроенное, несчастное лицо Элизабет.

— Ждать, — ласково проговорил он. — На сегодняшний день это единственное, что нам остается.

Сэр Реджинальд снова подал голос:

— Вы все достойны похвалы за свое мужество, однако я должен кое о чем попросить лорда Рейвенуорта и мисс Вулкот.

Николас почувствовал беспокойство.

— О чем же?

— Я настоятельно требую, чтобы вы, ваша светлость, воздержались от каких бы то ни было контактов с мисс Вулкот до тех пор, пока убийца вашей жены не будет найден.

— Но ведь… — пробормотала Элизабет.

— Нет! — решительно возразил Ник. — Я на это не соглашусь.

— Вы должны это сделать. Уже сейчас в «Лондон кроникл» появилась статья со впечатляющим заголовком: «Убийство графини Рейвенуорт. Подозрение пало на ее мужа, уже отбывавшего наказание за убийство». Но это пока что пустяки. А вот если станет известно, что у вас был мотив для преступления, что вам нужно было убрать вашу жену, чтобы жениться на молодой женщине, с которой вы находитесь в незаконной связи и которая является вашей подопечной, вам не поздоровится. До сих пор полиция не выказывала особой охоты общаться с прессой. Но если вдруг у них такая охота возникнет и правда о вас выплывет наружу, общественное мнение повернется против вас. Люди будут уверены, что вы убили свою жену, чтобы жениться на Элизабет Вулкот. Так что вы не должны видеться друг с другом до тех пор, пока дело не будет закрыто.

Элизабет закрыла глаза и порывисто прижалась к Николасу.

— Сэр Реджинальд прав, — проговорила она. — Нас не должны видеть вместе, даже слуги. Это слишком опасно.

Сердце Николаса сжалось. Ему было наплевать на общественное мнение, но он беспокоился за Элизабет. Если узнают, что она является любовницей подозреваемого в убийстве, ее смешают с грязью. Какой же он дурак и эгоист! Упорно желает держать ее при себе, зная, какими губительными могут оказаться последствия этого.

А что будет с Мэгги? Неужели его сестре предстоит вновь быть замешанной в скандале? На сей раз ее доброе имя не удастся восстановить, и ни один порядочный мужчина после всего произошедшего не осмелится жениться на ней.

— Вы, конечно, правы, — сказал он адвокату. — Мне не стоит встречаться с Элизабет ради нее самой. Я буду держаться от нее подальше до тех пор, пока дело не будет закрыто.

Сэр Реджинальд кивнул.

— В таком случае на сегодня это все. Самое лучшее, что вы все можете сделать, это попытаться намного отдохнуть. Нас ждут нелегкие испытания. — И, искоса взглянув на Ника, сказал Элизабет: — Лорду Рейвенуорту понадобится ваша сила. ***

Потянулись тоскливые дни полной изоляции. Приглашения перестали поступать. С визитами тоже никто не ездил. Время, когда Мэгги наслаждалась обласканностью великосветского общества, закончилось. Она не думала, что станет скучать по шумной светской жизни, но оказалось — скучает. И, как ни хотелось ей в этом признаваться, но больше всего она тосковала по Эндрю Саттону, маркизу Тренту.

Вечером, когда долгий летний день сменился сумерками, Мэгги зашла в гостиную, села за фортепьяно и начала играть. Раньше, до того как уйти в монастырь, Мэгги очень любила музицировать, частенько разучивала новые пьесы, с наслаждением извлекая из инструмента новые мелодии.

Но сейчас без практики пальцы стали неуклюжими, Мэгги то и дело ошибалась, запиналась на каждой ноте, однако упорно продолжала свое занятие. Ей необходимо было расслабиться, отвлечься от грустных мыслей о брате, о леденящем душу страхе за его дальнейшую судьбу.

Сегодня вечером его не было дома, и Мэгги понятия не имела, куда он отправился.

То, что не к Элизабет, — это точно. Он твердо решил с ней не встречаться, больше не доставлять ей страданий.

Мэгги играла не отрывая глаз от клавиатуры, изо всех сил стараясь сосредоточиться. Звук неверно взятой ноты совпал с громким стуком в дверь. Раздраженно вздохнув, не зная, сердиться ли ей, что ее прервали, или радоваться тому, что не нужно больше заставлять себя играть, Мэгги направилась к двери гостиной и открыла ее.

На пороге стоял Пендергасс.

— Прошу прощения, миледи, прибыл его светлость герцог Белдон. Он желает знать, может ли он переговорить с вами.

Сердце Мэгги тревожно заныло. Не случилось ли чего-нибудь с Ником?

— Прошу вас, проводите его ко мне, Пендергасс.

— Слушаюсь, миледи.

Рэнд вошел, как всегда, стремительно.

— Ваша светлость, что-нибудь случилось? Что-то с Николасом?

Взяв Мэгги за руки, чувствуя ее волнение, Рэнд наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Не волнуйтесь, моя дорогая, с Ником все в порядке. Я пришел повидаться с вами, только и всего. Ник говорил мне, что вы сегодня вечером собирались быть дома. Я, конечно, должен был бы предупредить вас о своем визите, но надеюсь, вы простите мне мою бесцеремонность, поскольку причина, приведшая меня сюда, одинаково важна для нас обоих.

— Ну что вы, ваша светлость. Вы же знаете, что в Нашем доме вы всегда желанный гость.

— Зовите меня Рэнд, — проговорил герцог, — как всегда звали. А сегодня у нас с вами еще меньше причин, чтобы вести себя официально.

Мэгги снова охватило беспокойство.

— Я сейчас прикажу прислуге принести чаю… Рэнд, или, может быть, предпочтете что-нибудь покрепче?

— Пожалуй, что-нибудь покрепче. Стаканчик бренди, например. А вы, быть может, выпьете вишневого ликера?

Не дожидаясь ответа, он подошел к буфету и налил напитки. Мэгги едва сдержала улыбку. Не в характере Рэнда было дожидаться, пока кто-то что-то за него сделает, если он мог это сделать сам.

Он вручил Мэгги ликер, и она с наслаждением вдохнула густой аромат.

— Может быть, присядем? — предложил он.

Мэгги послушно опустилась на софу, и Рэнд уселся рядом. Взгляд его упал на столик с мраморной столешницей, на котором лежало несколько газет. Протянув руку, он взял верхнюю. Ею оказалась «Уайтхолл ивнинг пост». На первой полосе сразу бросался в глаза крупный заголовок — «Поиски продолжаются. Неужели Рейвенуорт снова оказался убийцей?».

— Газетчики, похоже, так и норовят уколоть Ника побольнее, — заметил Рэнд, с отвращением швырнув газету на столик.

— Это верно. Дай им волю, они бы уже давно его распяли, — с горечью сказала Мэгги.

Она не стала говорить о том, что журналисты уже не раз за последнее время смаковали подробности произошедшего девять лет назад так называемого убийства Стивена Хэмптона, не обходя молчанием причины трагедии. И ее, Маргарет Уорринг, имя снова смешали с грязью.

— Я и пришел к вам в основном потому, что намереваюсь заткнуть рот презренным сплетникам.

Мэгги отвернулась. Ей неприятно было говорить на эту тему. Слышать, как люди перешептываются у нее за спиной, чувствовать на себе любопытные и презрительные взгляды прохожих. Впервые за последнее время Мэгги вспомнила о том, зачем она ушла в монастырь. Его толстые стены защищали ее от людской ненависти.

Рэнд широко улыбнулся, и на щеке его появилась ямочка.

— Но я пришел к вам не только из-за сплетников, но и ради самого себя. Мне нужна жена, и я успел убедиться, что вы великолепно подходите на эту роль. И я надеюсь, что вы согласитесь выйти за меня замуж.

Если бы в этот момент разверзлись небеса, Мэгги не была бы настолько поражена.

— Боже правый, Рэнд! О чем это вы говорите?

— Простите мне мою бестактность, леди Маргарет, но я прошу вас стать моей женой, следующей герцогиней Белдон.

Мэгги рот раскрыла от удивления. Она взглянула на такое милое, знакомое лицо Белдона и тотчас поняла, зачем он это делает. На секунду ей ужасно захотелось ответить согласием, сказать, что она любит его, поверить в его любовь.

Впрочем, о чем это она? Ведь никакой любви к Рэнду она не питает, равно как и он к ней.

Мэгги коснулась его руки, такой сильной и такой нежной.

— Рэнделл Клейтон, вы мой самый добрый, нежный, преданный друг, лучше которого и желать нельзя. Мы с братом — самые счастливые люди на свете, потому что у нас есть вы.

— Значит, вы согласны? Очень хорошо. В таком случае я завтра же объявлю о нашей помолвке.

Мэгги рассмеялась:

— И в то же время вы самый самонадеянный, деспотичный, властный мужчина, какого я когда-либо знала. Вы еще хуже, чем мой брат.

Рэнд схватил руку Мэгги и прижал ее к своей груди.

— Мэгги, радость моя, вы разбиваете мне сердце.

Мэгги тихонько хмыкнула:

— Вы же знаете, что это правда. И мой ответ — нет. Я не выйду за вас замуж. Я не сделаю такого со своим дорогим другом.

Рэнд нахмурился:

— Я приехал к вам до того, как поговорил с вашим братом. Мне казалось, что вы в состоянии сами принять решение. Оказывается, я ошибся. Быть может, если я переговорю с Ником, он сумеет убедить вас…

— Нет. Мой ответ останется неизменным. Вы мне очень нравитесь, ваша светлость. Я понимаю, что вы делаете мне предложение, чтобы помочь мне, и очень благодарна вам за это. Но я не стану вашей женой.

— Мэгги…

— Нет, Рэнд. Вы заслуживаете женщину, которая будет любить вас, как Элизабет любит Ника. Я же люблю вас как дорогого и верного друга.

Рэнд что-то проворчал себе под нос, а затем уже громче спросил:

— Вы уверены, Мэгги? Иногда и между друзьями может возникнуть любовь.

Мэгги улыбнулась. Внезапно перед глазами ее возникло лицо Эндрю Саттона. До убийства Рейчел они немало времени провели вместе, всегда в окружении друзей, никогда наедине, и тем не менее Мэгги казалось, что она ему нравится. Она закрыла глаза, пытаясь подавить возникшее вдруг острое чувство потери.

— Уверена, ваша светлость, совершенно уверена. — Она положила руку на его запястье. — Я справлюсь, Рэнд. Пока у меня есть такие друзья, как вы, со мной все будет в порядке.

Однако по лицу Рэнда было видно, что он в этом не уверен.

И, по правде говоря, Мэгги тоже не была в этом уверена.

Заголовок гласил: «Он задушил ее, чтобы жениться на своей любовнице? Стали известны новые факты».

Скомкав газету, Элизабет швырнула ее в камин и опустилась на софу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Итак, стало известно, что она любовница Николаса. Кто же рассказал об этом журналистам? Лорд Кендалл? Кто-то из полицейских? Или еще кто-нибудь?

Ну и пусть, подумала Элизабет, вытирая мокрые от слез щеки. Теперь по крайней мере они смогут видеться. Она страшно скучала по Николасу и очень боялась за него.

— Что случилось, моя хорошая? По твоему лицу видно: что-то произошло, — проговорила тетя Софи, входя в гостиную с рукоделием в руках.

Элизабет машинально потерла виски — начинала болеть голова.

— Стало известно, что я любовница лорда Рейвенуорта. Из этого следует, что у него был мотив для убийства. Газеты кричат о том, что Николаса нужно арестовать.

Тяжело опустившись в кресло, тетя Софи взяла в руки газету.

— Бедный, бедный мальчик! Он и без того уже достаточно настрадался.

Слова эти заставили сердце Элизабет сжаться.

— Я все время думаю о том, кто мог это сделать. Почему убийство произошло именно в тот день? Николас считает, что это случайность, что какой-то человек забрел в замок, убил его жену и похитил ожерелье, но я в этом не уверена.

Послышались шаги. На пороге комнаты появился дворецкий, держа в руке визитную карточку.

— К вам посетитель, мисс Вулкот. Граф Бэскомб. Желает вас видеть.

Элизабет побледнела:

— Бэскомб? Бэскомб здесь?

— Да, мисс. Дожидается в холле.

В тот же момент на пороге гостиной возник Элиас Мути.

— Не беспокойтесь, мисс. С ним Тео. Скажите только слово — и мы вышвырнем Бэскомба отсюда.

Как же Элизабет хотелось этого! Ничто не доставило бы ей большего удовольствия, чем видеть, как всемогущего Оливера Хэмптона за ухо выволакивают из дома. Однако здравый смысл возобладал. У них с Николасом и без того уже достаточно неприятностей, чтобы приобретать новые.

— Я поговорю с ним, Элиас. Но мне хотелось бы, чтобы вы при этом присутствовали.

Элиас бросил на нее взгляд, говорящий о том, что он целиком и полностью поддерживает это решение.

— Вот это правильно, мисс.

Оливер Хэмптон стоял посередине холла под хрустальным канделябром. Лицо его выражало крайнее самодовольство. Похоже, несчастья, свалившиеся на голову Николаса, доставляли ему истинное наслаждение.

— Как странно видеть вас здесь, милорд, — проговорила Элизабет. — Я считала, что ясно дала вам понять, как отношусь к вам, когда вы пытались навязать мне свое общество на костюмированном балу.

Бэскомб раздраженно сжал губы, но уже через секунду заставил себя улыбнуться. Однако видно было, что он едва сдерживает злость. Интересно, что привело его сюда? Наверное, он уже читал свежую прессу и знает, что она, Элизабет, — любовница Николаса. Элизабет похолодела от страха и порадовалась тому, что рядом с ней Элиас.

— Я прошу вас уделить мне лишь несколько минут вашего драгоценного времени, и ничего более. В связи с тем скандалом, в котором вы оказались замешаны, я подумал, что, быть может, вам понадобится друг.

Элизабет усмехнулась:

— Вас вряд ли можно причислить к моим друзьям, милорд. И если этот, как вы говорите, «скандал» поможет покончить с вашими домогательствами, то по крайнем мере одно положительное качество он в себе несет.

— Можете быть спокойны, моя дорогая. Ваша грязная интрижка с Рейвенуортом поставила крест на моих намерениях взять вас в жены. И тем не менее я хотел бы обсудить с вами одно дело и прошу вас выслушать меня.

Смерив Бэскомба ледяным взглядом, Элизабет подивилась тому, что с каждой встречей этот тип вызывает в ней все большее отвращение. Хотя совершенно непонятно почему. Высокий, как Николас, только более плотного телосложения, Оливер был красивым мужчиной. В темно-коричневом фраке, белом пикейном жилете, панталонах из оленьей кожи, он выглядел самым настоящим джентльменом. Однако Элизабет было слишком хорошо известно, что скрывается за этой оболочкой.

— Мы можем поговорить в гостиной, но только при открытых дверях.

— Ну конечно, моя дорогая. — Бэскомб язвительно улыбнулся. — Мы же не хотим погубить вашу безупречную репутацию.

Элизабет едва сдержалась, чтобы не вспылить. Она проводила Оливера в гостиную и, не предложив ему сесть, встала напротив.

— Я вас слушаю. Рассказывайте, что привело вас сюда.

Хэмптон улыбнулся, однако по его покрасневшим щекам видно было, что злость его никуда не исчезла.

— Естественно, беспокойство за вас. Как давний знакомец вашего отца, я пришел предложить вам свою дружбу и защиту.

— Защиту? Единственная защита, в которой я нуждаюсь, — это защита от вас.

— Это не совсем так, и вы это знаете. Совершенно очевидно, что Рейвенуорта в скором времени арестуют. Его обвинят в убийстве, и, откровенно говоря, есть все основания полагать, что сочтут виновным. Вы же бесповоротно упустили шанс выйти замуж за достойного человека, став любовницей своего опекуна. Теперь, когда Рейвенуорта осудят, каждый подонок в городе попытается залезть к вам под юбку, и рядом с вами не найдется никого, кто мог бы вас защитить. Я же смогу оградить вас от чересчур рьяных домогательств и злых языков.

Элизабет непроизвольно сжала руки в кулаки.

— Сделав своей любовницей, — договорила она за него. О Господи! Худшего и придумать нельзя.

— Вы оскорблены? — Лицо Бэскомба стало жестким. — Было время, и не так давно, когда я хотел взять вас в жены. Однако вы предпочли постель убийцы.

— Лорд Рейвенуорт не убивал свою жену.

— Суд с этим вряд ли согласится. Уорринга повесят, а вы станете падшей женщиной. — Бэскомб криво усмехнулся. — Я могу спасти вас от такой судьбы. Если вы согласитесь стать моей любовницей, вы будете под моей надежной зашитой, ни один человек не посмеет сказать про вас ни единого дурного слова. Вы получите все, что пожелаете, и будете в безопасности.

— Вы… предлагаете мне свою защиту. Забавно… — Элизабет повернулась к Бэскомбу спиной, пытаясь не выдать охвативших ее чувств. Она понимала, что Хэмптон во многом прав. Она обесчестила свое доброе имя связью с Беспутным графом. Теперь каждый мужчина в городе попытается ее соблазнить. — Вы же знаете, что я на это не пойду.

Спиной Элизабет ощущала закипавшую в Бэскомбе ярость, чувствовала, что его взгляд обжигает ее.

— Быть может, сегодня вы на это и не согласитесь. Но со временем поймете, что у вас нет другого выхода. Вы предназначены мне, Элизабет. И ваша связь с Рейвенуортом ничего не изменила. Она лишь повлияла на ваш будущий статус. Теперь вы будете не моей женой, а моей любовницей. — Подойдя к Элизабет, он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом. — Придется вам с этим примириться. Очень скоро Рейвенуорт будет болтаться на виселице, а я займу его место в вашей постели.

Элизабет вырвалась. От злости она не могла вымолвить ни слова. И в то же время ее обуял страх. Она попыталась убедить себя, что ей нечего бояться, что никакая опасность ей не грозит, но не могла.

В этот момент в дверях возник Элиас и застыл на пороге. Очевидно, его насторожила царившая в гостиной тишина.

— Не трудитесь меня провожать, — бросил ему Бэскомб. — Я знаю дорогу.

До Элизабет донеслись из холла его решительные шаги, потом она услышала, как хлопнула входная дверь, но не тронулась с места. Впервые со дня убийства Рейчел она вспомнила о существовании Оливера Хэмптона. Вновь, как и прежде, ей пришло в голову, что это опасный и беспощадный человек.

По спине Элизабет поползли мурашки. Она считала, что, когда Бэскомбу станет известно про ее отношения с Николасом, он оставит ее в покое. А оказывается, он не только не отказался от мысли сделать ее своей, но настроен еще более решительно.

Элизабет вспомнила, что по его приказу жестоко избили ее поклонников: лорда Триклвуда и сэра Роберта Тинсли. Но мог ли Бэскомб отважиться на убийство?

Страх, смешанный с ужасным подозрением, охватил Элизабет с такой силой, что она содрогнулась.

Глава 20

Дождь лил весь день. Не стих он и вечером. Казалось, небеса разверзлись, и на землю хлынули потоки серой воды. Густые черные тучи заволокли небо, дул сильный ветер, взметая в воздух обрывки бумаги, а потом швырял их на землю и разносил по булыжной мостовой.

Элизабет поплотнее запахнулась в плащ и, опершись на руку Элиаса, вышла из кареты.

— Не нужно было нам ехать, мисс, — проговорил он. — Его светлость голову мне оторвет за то, что я вас к нему привез.

— Если бы ты меня не повез, я бы поехала сама.

Элиас вздохнул:

— Это уж точно. Думаете, я этого не знаю?

Придерживая рукой капюшон — ветер так и норовил сбросить его, Элизабет подождала, пока Элиас поднимет тяжелый медный дверной молоток, выполненный в виде головы льва, и стукнет им о дощечку на двери.

Дверь дома Николаса отворилась. Хотя во всех газетах уже появились пикантные статьи, касавшиеся отношений Рейвенуорта с его подопечной, и Эдвард Пендергасс, без сомнения, читал их, на лице его не отразилось ничего, кроме, быть может, жалости.

— Простите, что не сообщила о своем визите, — проговорила Элизабет, — но я до последней минуты не знала, что приеду.

Она и в самом деле уговаривала себя остаться дома, убеждая, что так будет лучше для Николаса, да и для них обоих. Но потом мысли ее приняли другое направление. Какой смысл сидеть дома в одиночестве, когда ей так хочется его видеть! Их отношения уже ни для кого не секрет, а она так истосковалась по Нику!

Откашлявшись, дворецкий бросил взгляд в сторону лестницы, и на лице его появилось выражение неуверенности.

— Боюсь, мисс Вулкот, что лорд Рейвенуорт сегодня не в состоянии принимать посетителей. Видите ли, ему немного… нездоровится. Может быть, завтра…

— Николас заболел? Где он?

— В спальне, мисс, он уже отправился спать.

Элизабет скинула плащ и отдала дворецкому.

— Я на минутку зайду, посмотрю, не нужно ли ему чего-нибудь.

И Элизабет устремилась к лестнице. Пендергасс бросился за ней следом:

— Прошу вас, мисс, приходите завтра утром. Он просил, чтобы его сегодня не беспокоили.

В душу Элизабет закралось подозрение. Что-то здесь было явно не так.

— Я уже приехала и хочу его видеть. Не беспокойтесь и не провожайте меня. Я знаю дорогу.

И она принялась быстро подниматься по ступенькам, не обращая внимания на несущиеся ей вслед сокрушенные вздохи дворецкого. Сердце ее отчаянно колотилось.

Она постучалась в дверь апартаментов графа и, не дожидаясь ответа, вошла. И тотчас же в нос ей ударил такой сильный запах табака и перегара, что Элизабет едва удержалась на ногах.

— Боже правый! — воскликнула она.

В комнате было почти темно. Лишь едва тлеющие угли в камине да одинокая свечка на столе освещали ее скудным светом. Николас сидел перед камином, развалившись в кресле с обивкой из золотой парчи. Волосы его были взъерошены, рубашка расстегнута до пояса. В руке он держал графин с джином. В зубах была зажата тонкая черная сигара.

Вытащив сигару изо рта, он не спеша выпустил струйку дыма и бросил взгляд в сторону двери.

— Посмотрите-ка, кто пришел! Прекрасное видение… Сон, ставший явью. Это и в самом деле ты, Элизабет, или я сплю?

В тусклом свете глаза его жадно блеснули, и Элизабет поняла, какие мысли бродят у Николаса в голове.

— Это и в самом деле я, милорд. Я пришла вас проведать. Дворецкий сказал, что вы заболели.

Николас ухмыльнулся:

— Я выгляжу больным, любовь моя?

— Вы выглядите пьяным, милорд. Пьяным в стельку.

Николас встал с кресла, слегка при этом покачиваясь и не выпуская из рук графина, и швырнул сигару в камин.

— Но не настолько, чтобы отказаться от небольшого развлечения. Иди сюда, Элизабет. У меня тут для тебя кое-что припасено.

— Я в этом не сомневаюсь.

Он подошел, пошатываясь, ближе и облокотился о маленький столик, потом скользнул неторопливым, полным желания взглядом по ее телу, отчего Элизабет обдало жаром.

— Знаешь, как сильно я тебя хочу? В течение многих дней я думал только о тебе. — Взгляд серебристых глаз Николаса добрался до груди Элизабет. — Я хочу тебя, Элизабет. Стоило тебе войти в комнату, и я уже сам не свой. Знаешь ли ты, насколько ты соблазнительна? Догадываешься ли о том, сколько часов я провел без сна, представляя тебя в своей постели?

— Николас… прошу тебя…

— Я понимаю, что пьян, но мне наплевать. От этого я хочу тебя не меньше. Почему ты меня не поцелуешь? Давай начнем с поцелуя, потом я тебя раздену. — Николас слегка покачнулся и, вынув из графина хрустальную пробку, сделал глоток прямо из горлышка. — На тебе слишком много надето. Все эти тряпки будут только мешать. Долой их! А потом я сделаю то, о чем так давно мечтал. Войду в тебя, и мы станем одним целым.

Элизабет вспыхнула. Николас сегодня, бесспорно, изображал из себя Беспутного графа. И хотя Элизабет было неприятно видеть его пьяным, его жаркие взгляды и бесстыдные слова оказывали на нее то воздействие, которого Николас и добивался.

— Тебе нужно лечь в постель, — тем не менее проговорила она.

Николас лукаво ухмыльнулся:

— А я о чем говорю?

Поставив графин с джином на столик, он, покачиваясь, шагнул к Элизабет и остановился всего в нескольких сантиметрах от нее. Протянув руку, он на удивление нежно коснулся ее груди.

— Какая у тебя красивая грудь! Я часто видел ее во сне. Мне снилось, как эти очаровательные соски становятся твердыми, когда я ласкаю их языком.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы соски Элизабет и в самом деле затвердели, словно Николас коснулся их рукой.

О Господи! Ведь она пришла сюда вовсе не за этим! Пусть она и согласилась стать его любовницей, нельзя же постоянно делать все так, как ему захочется!

Николас снова потянулся к ней и, покачнувшись, чуть не упал. Элизабет вовремя успела его подхватить.

— Пойду схожу за Элиасом. Он поможет тебе раздеться.

Полный страсти взгляд серо-голубых глаз Николаса снова скользнул по ее груди.

— Ну уж нет! Никакой Элиас мне не нужен. Раздень меня сама, Бесс.

Элизабет в отчаянии закатила глаза. Этот сегодняшний Николас, беспомощный мальчишка и одновременно вполне зрелый, страстный ловелас, уже начал действовать ей на нервы. Впрочем, от этого ее сердце не стало биться спокойнее, а возникшее желание не утихло.

— Хорошо, я помогу тебе раздеться.

— А я тебе.

Длинные смуглые пальцы Николаса нащупали сзади пуговку на платье, потянули за нее раз, другой. Послышался треск рвущейся материи. Повернувшись, Элизабет стукнула по его руке.

— Ну ладно, Николас Уорринг, хватит! Ты мне уже надоел! Сейчас мы отправимся в спальню, ты сядешь на краешек кровати, и я помогу тебе раздеться. А если ты будешь плохо себя при этом вести, мне придется позвать Элиаса.

Прядь густых черных волос упала Николасу на лоб. Внезапно лицо его выразило раскаяние.

— Хорошо. Прости меня. Пойдем в спальню.

Элизабет не стала говорить ему, что не собирается ложиться вместе с ним. Сегодня, когда он так напился, этого не стоит делать. Какой же он тяжелый! Отвести его в спальню оказалось нелегким делом: Николас навалился на нее всем телом, и Элизабет приходилось почти тащить его.

Наконец они добрались до кровати. Николас тяжело рухнул на нее, и Элизабет принялась его раздевать. Тонкая ткань не могла скрыть того, насколько он возбужден, и у Элизабет внезапно затряслись руки. В этот момент Николас застонал, и Элизабет замерла.

— Я… сейчас, — проговорила она задыхаясь.

— Ну что ты, моя радость, не спеши, — прошептал Николас чуть хрипловатым, полным страсти голосом и ухмыльнулся.

Элизабет обдало жаром. «Черт бы побрал тебя, Николас Уорринг!» — в сердцах выругалась она про себя, хотя на самом деле не была ни сердита, ни разочарована. Как можно на него сердиться, когда он заслуживает лишь жалости и сочувствия? Ему хотелось хоть ненадолго забыть все свои беды, и это ему удалось, по крайней мере на сегодняшние вечер и ночь. Разве может она разочароваться в нем, когда ему, даже будучи в стельку пьяным, удалось вызвать в ней такое желание?

Взяв себя в руки, Элизабет принялась ловко стягивать с Николаса брюки, стараясь ни на что не обращать внимания. Когда это удалось, Элизабет уложила Николаса в постель и накрыла его до пояса простыней.

— А теперь ты, — тихонько проговорил он немного сонным голосом.

— Не сегодня. Я не могу сейчас остаться с тобой. Здесь Мэгги. Да и слуги начнут болтать.

Но, по правде говоря, Элизабет очень хотелось остаться. Даже в роли Беспутного графа Николас оставался самым замечательным мужчиной, какого Элизабет когда-либо знала. Сердце ее рвалось к нему, тело жаждало его прикосновений. Николас не любит ее, но сегодня она ему нужна, и ей хотелось быть с ним рядом, забраться к нему в постель, дать его телу такой же покой, какой дал мыслям хмель.

— Не нужно было мне пить, — проворчал Николас. — Просто хотелось забыться. Ты простишь меня?

Наклонившись, Элизабет поцеловала его в лоб.

— Милорд, я прощу вам почти все на свете.

Она повернулась, чтобы уйти, но Николас схватил ее за руку.

— Останься ненадолго, — попросил он, закрывая глаза. Его густые черные ресницы смежились, строгие черты лица смягчились. — Хоть на чуть-чуть… Хотя бы просто посиди рядом.

Ну как она могла отказать ему?

— Хорошо, но только на чуть-чуть.

Полчаса спустя Николас уже крепко спал. Глядя на него, Элизабет почувствовала, как на глаза ее навернулись слезы. Он не заслуживал выпавших на его долю страданий. Он вправе был, как и всякий нормальный человек, иметь жену, детей — семью, которую она так хотела ему дать.

А она сама? Разве заслужила она людское презрение и осуждение? Стоит ей выйти на улицу, как тотчас же вслед доносятся шепот и шуточки, знакомые отворачиваются от нее как от прокаженной. Она даже представить себе не могла, как это ужасно — быть изгнанной из общества порядочных людей, ощущать их презрение.

Вздохнув, Элизабет тяжело поднялась и вышла в холл. Там ее терпеливо дожидался Элиас Мути.

— Ну как он? — спросил он.

— Завтра утром у него будет раскалываться голова, а так с ним все в порядке. — Элизабет оглянулась на дверь спальни. — Он хотел, чтобы я осталась.

— А вы?

— Я тоже, хотя и понимаю, что это нехорошо.

На обветренном лице Элиаса отразилось полное понимание.

— Так останьтесь. Я приеду за вами рано утром, до того как рассветет, и увезу домой. Никто вас не увидит.

Элизабет задумчиво прикусила нижнюю губу. То, что предлагал Мути, было опасно — не только для нее, но и для Мэгги, да и давать новую пищу для сплетен тоже не хотелось. Но стоило Элизабет вспомнить о Николасе, таком одиноком и всеми покинутом, — и сердце ее готово было разорваться от горя.

Взяв Элиаса за руку, Элизабет порывисто пожала ее.

— Спасибо вам, Элиас. Вы очень хороший человек.

— Да нет! Кто хороший человек, так это наш Ник. Будьте с ним поласковее, детка. Ему так нужна женщина, которая бы его любила.

— Я люблю его, Элиас. Больше жизни люблю.

— Тогда ступайте к нему. Пусть он хоть ненадолго забудет о своих бедах.

Элизабет кивнула. Вернувшись в спальню Николаса, она тихонько разделась и легла рядом с ним. Не просыпаясь, Николас крепко обнял ее и прижал к своему обнаженному телу.

На глаза Элизабет навернулись слезы. Она будет с ним рядом, если нужна ему. И внезапно ей пришло в голову, что и Николас ей очень нужен.

На следующее утро, перед самым рассветом, Элиас, как и обещал, приехал, чтобы увезти Элизабет домой. А ближе к вечеру она, переодевшись в простое серое шелковое платье, украшенное маленькими жемчужинками, снова ехала к Николасу. Она намеревалась поговорить с ним, чего ей так и не удалось сделать вчера ночью.

Вспомнив об этой, полной страсти ночи Элизабет вспыхнула. Проснувшись, Николас принялся ласкать ее, и вскоре она, охваченная огнем желания, с не меньшей страстью отвечала на его изощренные ласки. Одновременно достигнув пика блаженства, не выпуская друг друга из объятий, Николас с Элизабет снова заснули. Незадолго перед рассветом Элизабет вернулась домой и легла спать. Встала она намного позже, чем обычно, и не сразу отправилась к Николасу, решив дать ему отоспаться.

После вчерашнего это ему необходимо, с улыбкой подумала она. В другой раз будет знать, как напиваться, а потом, не протрезвев еще как следует, заниматься любовью!

На сей раз Элизабет снова сопровождал верный Элиас. Когда карета подъехала к дому Николаса, дождь перестал и солнце вышло из-за туч, осветив блестящие мокрые ступени крыльца.

Пендергасс проводил Элизабет в гостиную.

— Я доложу его светлости о том, что вы приехали, — проговорил он и, неслышно ступая, вышел.

Несколько минут спустя появился Николас.

— Элизабет… — ласково проговорил он. Подойдя к ней, он заключил ее в объятия и прошептал на ушко: — Ты не должна была сюда приезжать. Тебе нужно держаться от меня подальше. И вчера не надо было приезжать… Следовало отправить тебя домой.

Взглянув на такое родное прекрасное лицо, Элизабет ответила:

— Думаю, уже не важно, приезжаю я к тебе или нет. В газетах о нас с тобой уже написали, так что весь Лондон в курсе наших отношений.

Николас тяжело вздохнул.

— К сожалению, это верно. — Наклонившись, он поцеловал Элизабет. — О Господи! Тебя не было со мной всего несколько часов, а кажется, сто лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. — Он снова прильнул к ее губам, жадно, страстно. — Я опять хочу тебя. — Николас принялся покрывать легкими, воздушными поцелуями шею Элизабет. — Рэнд с сэром Реджинальдом здесь. Дожидаются в кабинете.

Элизабет стремительно высвободилась из его объятий. Краска смущения залила ее щеки.

— У тебя полон дом посетителей, а мы тут целуемся.

Николас лукаво усмехнулся:

— Наверное, следовало сказать тебе об этом. Но я о них позабыл. Так сладко было тебя целовать!

— Нет, ты и в самом деле испорченный до мозга костей.. Но за это я люблю тебя еще больше.

Улыбка исчезла с лица Николаса. Всякий раз, когда Элизабет говорила о своей любви, он чувствовал себя не в своей тарелке. Ничего, со временем привыкнет, подумала Элизабет, однако и сама ощутила неловкость. Взяв Элизабет за руку, Уорринг направился в кабинет. Пока они шли, мысли ее приняли другое направление.

— Если к тебе приехал Белдон, значит, что-то случилось, — заметила она.

Николас кивнул.

— Пришло сообщение от одного из полицейских с Боу-стрит. Похоже, виконт Кендалл не так уж кристально чист, как пытается нас убедить.

Они подошли к кабинету, и Николас распахнул дверь. Сидевшие там мужчины тотчас вскочили.

— Элизабет, — с улыбкой произнес герцог, — как приятно снова видеть вас!

Сэр Реджинальд тоже тепло приветствовал ее.

— Рад вас видеть, мисс Вулкот, — проговорил он, припав к ее руке.

— Я не хотела вам мешать, но Николас сказал, что один из полицейских выяснил кое-что интересное относительно виконта Кендалла.

— Верно, — сказал герцог. — Похоже, у леди Рейвенуорт и ее любовника в последнее время не все шло гладко. Как сообщили слуги, в день убийства они крупно поссорились, и это произошло не в первый раз.

— Да, — подтвердил сэр Реджинальд. — Один из лакеев слышал, как в тот день Кендалл угрожал графине.

В сердце Элизабет блеснула надежда.

— В таком случае очень может быть, что Кендалл и является убийцей?

— Может быть, — подхватил Николас. — Но, к сожалению, у него неопровержимое алиби. Хозяин таверны «Лебедь и шпага» утверждает, что Таунсенд провел в его заведении несколько часов. Если мы не сумеем доказать, что алиби ложное, все остальные свидетельства нам не помогут.

Элизабет прикусила губу. Казалось, лучик надежды, сверкнувший сквозь толщу облаков, погас. Она взглянула на Николаса. Она, собственно, приехала к нему затем, чтобы высказать ему свои подозрения насчет Оливера Хэмптона. Но как отнесутся к ее словам остальные?

— Ты хмуришься, — ласково проговорил Николас. — Если ты, Элизабет, хочешь что-то сказать, говори, не бойся.

Элизабет снова взглянула на него — под глазами синяки, лоб прорезала глубокая морщина — и решилась.

— Ко мне приезжал лорд Бэскомб.

— Бэскомб?! — взорвался Николас. — И этот сукин сын осмелился приехать к тебе в дом?

— Я не хотела тебя расстраивать и сказала об этом только потому… Я понимаю, тебе наверняка будет трудно в это поверить, но…

— Продолжай. Что Бэскомб отчудил на этот раз?

— Мне кажется, он убил графиню.

— Что?!

Рэнд подался вперед.

— Я понимаю, что вы расстроены, Элизабет, что вы хотите найти убийцу… впрочем, мы все этого хотим… но обвинять человека только потому…

— Я понимаю, это звучит невероятно, но вот почему мне это пришло в голову. Видите ли, он кое-что сказал… — Элизабет нахмурилась и покачала головой. — Вернее, важно не то, что он сказал, а как сказал. И это натолкнуло меня на мысль… — Элизабет перевела взгляд на Николаса: — Мы с вами, милорд, рассчитывали на то, что, узнав о наших отношениях, Бэскомб откажется от своих домогательств, но ошиблись. Наоборот, Хэмптон стал вести себя еще более нагло. Он приказал своим людям избить беднягу Триклвуда и сломать руку сэру Роберту. — Элизабет перевела внимательный взгляд на Рэнда. — Лорд Рейвенуорт всегда являлся самым большим препятствием на пути Оливера. И мне в голову закралась мысль. Интересно, как далеко он может пойти, чтобы получить то, что ему хочется? Думаю, что он мог бы пойти на убийство.

— Так, значит, он избил ваших поклонников? — недоверчиво спросил герцог.

— Да. И велел им передать, что у меня уже есть жених и чтобы они и не мечтали обо мне.

— Вот подонок! — воскликнул Рэнд и покачал головой. — Но все-таки убить Рейчел… как-то все это не вяжется. Он должен был знать о том, что Ник собирается к ней поехать и с какой целью. А откуда он мог это знать?

Николас нахмурился:

— Мог. Узнал же он, в какой комнате живет Элизабет в Рейвенуорт-Холле, когда послал своих людей ее похитить. Я уже тогда понял, что у него есть осведомитель, но думал, что этот негодяй из тех, кто остался в Рейвенуорт-Холле. Но если это человек, которому я доверяю, и он здесь, в Лондоне, тогда вполне возможно, что Бэскомбу был известен каждый мой шаг.

— Боже правый! Но неужели он пойдет на убийство только ради того, чтобы убрать тебя с дороги? — ужаснулся Рэнд.

— Ты забываешь, что я убил его брата. У нас с Бэскомбом давние счеты. Он меня ненавидит. И если убийство Рейчел даст ему возможность заполучить Элизабет, а меня — вздернуть на виселице, он может на это решиться.

Воцарилась тишина. Ее прервал сэр Реджинальд:

— Итак, теперь у нас три подозреваемых. Во-первых, вор, который мог убить графиню, чтобы похитить ожерелье. Во-вторых, лорд Кендалл, который мог совершить убийство в припадке ярости, вызванной ревностью. И в-третьих, Оливер Хэмптон, который мог убить леди Рейвенуорт из корыстных побуждений.

Элизабет промолчала, но по спине ее пробежал холодок. Заметив, в каком она находится состоянии, Николас обнял ее.

— Мы узнаем правду, — успокаивающе проговорил он. — С каждым днем нам становится известно все больше и больше. Просто нужно еще немного времени.

Однако времени у них становилось все меньше и меньше, и Элизабет с Николасом оба это знали.

Глава 21

— Я очень сожалею, милорд, но на мою долю выпала неприятная обязанность арестовать вас за убийство вашей жены, графини Рейвенуорт. Именем короля вы арестованы!

Ник застыл на месте как вкопанный. Ему уже однажды приходилось слышать эти леденящие душу слова, и, по правде говоря, он никак не предполагал, что вновь их услышит, хотя в последнее время и готовился к самому худшему.

— Полагаю, за время, прошедшее с нашего последнего разговора, вам удалось собрать еще какие-то доказательства?

Констебль Эванс шагнул с порога в холл, позволив тем самым караульным тоже войти в дом.

— Выяснилось, что после посещения замка вы не сразу попали домой, а только по прошествии нескольких часов. — Он поднял густые брови. — Быть может, вы соблаговолите дать этому объяснение?

Ник прерывисто вздохнул. Он так и знал, что правда выплывет наружу. Но как же ему не хотелось, чтобы это произошло!

— По дороге домой у моей кареты сломалось колесо, и кучеру потребовалось несколько часов, чтобы его починить. Он, конечно же, может поклясться, что я провел это время в его обществе.

— Ваш кучер, Джексон Фримантл по кличке Ловкач Джек, был осужден за убийство… К сожалению, милорд, его вряд ли можно считать достойным свидетелем. Кроме того, как выяснилось, во время вашей предыдущей встречи с женой между вами произошла крупная ссора, вы ей угрожали. Об этом вы также не сочли нужным нам рассказать.

Ник похолодел. Он совершенно забыл о той ссоре. О Господи! Какой же он идиот, что не сумел тогда держать себя в руках!

— Я был зол на нее, вот и сорвался, — попытался объяснить он. — Но я не собирался…

— Простите, но в этом будет разбираться суд. А теперь прошу вас следовать за мной.

— Черт подери! Но ведь она согласилась на развод! Какой мне был смысл ее убивать! — воскликнул Ник. Констебль молча ждал. Ник на секунду закрыл глаза, пытаясь успокоиться, и, прерывисто вздохнув, проговорил: — Мне потребуется несколько минут, чтобы взять перчатки и шляпу и написать записки сестре и своему адвокату.

А также Элизабет, подумал он. Необходимо найти кого-то, кто сообщил бы ей обо всем случившемся. О Господи! Только этого ей не хватало!

— Сэру Реджинальду уже сообщили, — проговорил констебль. — Вы увидитесь с ним в тюрьме.

Услышав слово «тюрьма», Николас почувствовал, будто тяжелый камень лег ему на грудь. По спине пробежал холодок. Перед ссылкой он немало дней провел в холодной сырой камере Ньюгейтской тюрьмы. Теперь ему предстоит снова увидеть ее темные стены, воспоминания о которых до сих пор не изгладились из его памяти.

И на сей раз существует немалая вероятность, что он из нее не выберется.

Нику потребовалось все его мужество, чтобы собраться. Все его существо стремилось к тому, чтобы бежать из Лондона, скрыться где-нибудь, где бы его никто не нашел. При других обстоятельствах он бы так и поступил.

Но в ту же секунду перед его глазами встал милый образ Элизабет. Вот она смеется над каким-то его рассказом, вот обнимает его, сонного, и ласково ерошит волосы. Как же ему хотелось жить с ней вместе, как он мечтал о том, чтобы она родила ему детей. Увы, теперь мечтам этим не суждено сбыться…

— Вы готовы, милорд?

Николас кивнул: отвечать не было сил. У подъезда ждала полицейская карета. Он залез в нее и уселся на скрипучее кожаное сиденье, стараясь отбросить мысли об ожидавших его мрачных днях, о предстоящем суде и его возможном исходе. Вместо этого он стал думать о Элизабет, вспоминать, как она впервые пришла к нему, как он обнимал ее, овладевал ею. Она отдавала ему себя целиком и полностью с такой самоотверженностью и нежностью, что в течение нескольких часов, пока они были вместе, в его душе царил безмятежный покой и не было места для волнений и тревог.

В Элизабет было все, что Николас мечтал видеть в женщине: страсть и чистота, слабость и сила.

«Элизабет!» — мысленно воззвал к ней Николас.

Он понимал, что какое-то время она будет находиться в безопасности, укрытая надежными стенами дома. Но ведь не может же она оставаться в нем вечно! В конце концов ей придется выйти на люди, и тогда ей уже трудно будет спастись от Бэскомба.

Интересно, виновен ли этот подонок в смерти Рейчел? И кто из тех, кому он, Ник, доверяет, предал его? Если Бэс-комб и в самом деле пошел на убийство, то Элизабет угрожает страшная опасность.

Николас вспомнил о Мэгги. Перед глазами встало ее измученное лицо, разорванная, окровавленная одежда. Как же жестоко избил ее Стивен, узнав о том, что она носит его ребенка! Что ж, этот подонок в конце концов поплатился за свои злодеяния.

От Стивена мысли Николаса перешли к его брату, Оливеру, возжелавшему Элизабет всем своим подлым существом. Что он может сделать с женщиной, так упорно не сдающейся ему? Да все что угодно!

Ник непроизвольно сжал кулаки, чувствуя, как беспокойство за себя внезапно уступило место леденящему душу страху за Элизабет.

Трясущейся рукой Мэгги взяла у Элизабет бокал с вишневым ликером и, поблагодарив, бессильно опустилась на софу. Всю дорогу до дома подруги она проплакала и теперь поделилась своим горем с Элизабет.

Мэгги сделала глоток, надеясь, что ликер поможет ей успокоиться и хоть немного развеет страхи.

— Никак не могу в это поверить, — призналась она.

Элизабет присела на краешек стула. Лицо ее было белым как мел, под стать белоснежным кружевам, украшавшим темно-синее платье.

— А куда… они его повезли?

Голос ее прерывался, и казалось, будто слова доносятся откуда-то издалека.

— Скорее всего в Ньюгейтскую тюрьму. В первый раз они его тоже туда отвезли.

Она сделала еще один глоток, ощущая, как по телу начинает разливаться тепло, и отерла со щек слезы. Слезами Нику не поможешь, а вот чем ему можно помочь, она не знала.

— Когда они его забрали?

— Сегодня рано утром. Я была еще в постели. Пока успела одеться и спуститься вниз, его уже увезли.

Элизабет взглянула в окно.

— Мы должны к нему поехать. Нужно убедиться, что с ним все в порядке.

Вытащив из кармана своего домашнего платья носовой платок, Мэгги вытерла глаза и высморкалась.

— Сэр Реджинальд будет ждать его в тюрьме. Он должен оплатить судебные издержки и проследить за тем, чтобы Нику отвели приличную камеру.

Взгляды их встретились. Глаза Элизабет, полные муки, казались сгоревшей золой, но в глубине их горел решительный огонь.

— Я должна его увидеть. А потом я найду способ доказать его невиновность.

— Но как? Что ты можешь сделать такого, чего не сделали Николас и Рэнд?

— Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.

Мэгги покачала головой:

— Сомневаюсь, Элизабет… Я чувствую себя такой беспомощной. Очень за него беспокоюсь. И эти сплетни… Это все так ужасно! Думаю, я долго не выдержу.

В зеленых глазах Элизабет появился стальной блеск.

— Только не говори мне, что собираешься вернуться в монастырь!

Мэгги отвернулась. Перед ее мысленным взором появился Эндрю Саттон, но уже через секунду исчез, как исчез он и из ее жизни. Сердце Мэгги пронзила острая боль.

— Пока не знаю. У меня сейчас в голове такая мешанина. Спроси меня, какой сегодня день, я тебе не отвечу. Подойдя к Мэгги, Элизабет взяла ее за плечи.

— Послушай меня, Маргарет Уорринг. Я ни на минуту не поверю, что ты создана для затворничества. Ты полна жизни, энергии, сил. Николас говорил мне, что ты хочешь иметь детей. Они еще могут у тебя быть, Мэгги. Порядочному, любящему тебя человеку будет наплевать на скандал. Ему нужна будешь только ты. — Элизабет посмотрела Мэгги в глаза. — И потом, не забывай о своем брате. Ты нужна Николасу. Ты не можешь его бросить.

По телу Мэгги пробежала дрожь. Чувство вины охватило ее.

— Я знаю. Просто иногда…

— Иногда бывает так трудно!

Мэгги кивнула:

— Иногда бывает очень трудно.

— Но ты все равно не должна спасаться бегством, Мэгги. Ты не можешь во второй раз отказаться от своей мечты.

Мэгги взглянула в окно на голубое небо. До нее донеслись крики мальчишки, торговавшего газетами, смех детей, игравших на крыльце соседнего дома. Элизабет права. Она уже пыталась убежать от своих проблем, но даже представить себе не могла, что придется заплатить за это бегство такую высокую цену. На сей раз она останется и будет бороться за свое место в этой жизни, даже если придется прожить ее в одиночестве.

Поставив бокал на мраморную крышку стола, Мэгги медленно поднялась.

— Моя карета по-прежнему стоит у крыльца. Пойду предупрежу Элиаса и Тео, что им придется сопровождать нас в тюрьму.

Элизабет показалось, что у нее гора с плеч свалилась.

— А я пока возьму плащ. Встретимся в холле.

Проводив ее взглядом, Мэгги повернулась к двери. В течение нескольких недель она наслаждалась вновь обретенной свободой. Круговорот светской жизни, по которой она так соскучилась в монастыре, закружил ее с такой силой, что она не прислушивалась к голосу собственного сердца. А оно уже давно, однако безуспешно пыталось втолковать ей, что для счастья ей нужны муж, дети, семья. И только теперь, когда возможность счастья столь призрачна, она поняла, что для нее по-настоящему ценно.

А может быть, еще не поздно, еще не все потеряно? Впрочем, сейчас не время об этом думать. Элизабет права: сейчас нужно думать о брате. Она нужна Николасу как никогда.

И, расправив плечи, Мэгги направилась к двери. На сей раз она не станет сбегать в монастырь, а останется здесь и встретится с трудностями лицом к лицу.

Ник прислонился к шероховатой серой стене своей камеры. За решетчатым окном ярко светило солнце, однако здесь был леденящий холод. Николаса поместили в лучшей части Ньюгейтской тюрьмы — титул графа и положение состоятельного человека давало свои преимущества.

Однако ветхий коврик, лежавший на каменном полу, почти не давал тепла, а колченогие деревянные стулья и обшарпанный дубовый стол были никудышной заменой изящной, дорогой и удобной мебели, которая окружала Николаса дома. Кровать с бугристым, набитым соломой матрацем не очень-то располагала ко сну.

И тем не менее Николас понимал, что ему предоставили гораздо лучшие условия, чем ворам, убийцам, карманникам и проституткам, составлявшим основное население Ньюгей-та, и лучшие, чем девять лет назад, когда он находился за этими стенами.

При воспоминании о тех годах Ник почувствовал озноб. Вспомнилось ему, как его везли на транспортном судне на Ямайку. В крошечной каюте, битком набитой такими же мучениками, как он сам, стоял стойкий отвратительный запах немытых тел и человеческих испражнений. Временами Нику казалось, что он сейчас задохнется. Кормили заплесневелым хлебом и червивым мясом. Казалось, хуже не бывает. Но это было только начало. Потом потянулись нескончаемые дни каторжного труда на сахарной плантации под палящими лучами солнца. Жара, духота, москиты… Нику было страшно даже вспоминать об этих жутких днях.

Впрочем, подобное с ним вряд ли повторится. Если суд признает его виновным, его повесят.

Ник подошел к крошечному зарешеченному окошку. Зимой его обычно занавешивали тряпками, но сейчас в этом не было необходимости. Сквозь окошко в камеру проникал воздух, сквозь него же можно было разглядеть шпили и башни Лондона.

Дома Элизабет, расположенного на Мэддокс-стрит, видно не было, однако стоило Нику закрыть глаза, и он мысленно переносился туда. Вот он лежит рядом с Элизабет на огромной кровати с пуховой периной, ласкает ее нежное тело, а она улыбается и, наклонившись, целует его. Ник мог вообразить гораздо больше, однако не позволял себе этого делать, боясь впасть в отчаяние.

Пытаясь выбросить мысли об Элизабет из головы, он взглянул сквозь решетку на тюремный двор. По двору разгуливали осужденные, уже почти потерявшие человеческий облик. В вонючем рванье, больные и полуголодные, они старались отнять друг у друга куски хлеба и одежду, чтобы потом, когда наступит суровая зима, было что поесть и чем согреться.

Интересно, где он сам будет в это время? Все еще за этими холодными стенами в ожидании очередного судебного заседания либо ответа на прошение о помиловании или на свободе?

А может быть, его уже не будет на свете?

Стук в дверь прервал эти мрачные мысли. В ржавом замке повернулся ключ, и дверь со скрипом отворилась.

— К вам посетитель, милорд, — провозгласил стражник.

В дверях стоял высокий мужчина с обветренным лицом, черными волосами и серебристыми висками. Николас улыбнулся:

— Элиас! Спасибо, что пришел, дружище!

— Рад снова видеть тебя, Ник, мой мальчик. — Они подали друг другу руки, и Элиас как можно веселее проговорил: — Я и вчера к тебе приходил, но меня не пустили. Привозил твою зазнобу и твою сестру. А нам сказали, что пока к тебе нельзя.

Николас встревожился:

— Элизабет с Мэгги приезжали сюда?

О Господи! Только этого ему не хватало!

Элиас пожал плечами:

— Их ничем нельзя было удержать дома. Эти женщины уж если что вобьют себе в голову, никак их не отговоришь. Просто ненормальные становятся. Но стражники сказали, что ни за что их не пропустят. Ни за какие деньги не согласились. Думаю, просто цену себе набивали.

— Очень хорошо, что не пустили. Они мне здесь ни к чему.

Особенно Элизабет, подумал он. Пока что он не готов ее видеть.

Нагнувшись к Николасу, Элиас проговорил:

— Им нужно было повидаться с тобой, мой мальчик. Особенно Элизабет. Она любит тебя и не успокоится, пока не удостоверится, что ты в порядке.

У Ника сжалось сердце, как бывало всякий раз, когда он слышал, что Элизабет его любит. Он не хотел, чтобы она его любила. Особенно сейчас, когда за эту любовь приходится расплачиваться такой дорогой ценой.

— Думаю, ты прав. Но когда они убедятся, что я жив и здоров, я запрещу им сюда приходить. — На лице Элиаса отразилось сомнение, однако Николас не обратил на это никакого внимания. — Полагаю, Элизабет находится в безопасном месте?

— Я отвез их обеих к его светлости. У него там полным-полно слуг, которым, по-моему, совершенно нечего делать.

Ник улыбнулся. Элизабет и Мэгги будут у Рэнда в полной безопасности, в этом он не сомневался. Белдон был силен как бык — как-никак чемпион Оксфорда по боксу, — и упрям настолько, что будет бороться до последнего.

— У меня тут было время подумать. Элизабет считает, что Рейчел мог убить Оливер Хэмптон, и я, признаться, с ней согласен.

Элиас кивнул:

— Очень может быть.

— Если это и в самом деле так, — продолжал Ник, — то среди тех, кому я доверяю и кто приехал с нами в Лондон — а это Эдвард Пендергасс, Тео Суон, Мерси Браун и Джексон Фримантл, — есть предатель.

— Ты забыл назвать меня.

— Мы с тобой оба знаем, что тебя можно исключить, — улыбнулся Ник.

— Это верно, Ник. Ты мне как брат. Ведь ты всегда был со мной рядом — и в тюрьме, и на плантации. Ты взял на себя мою вину, когда меня хотели выпороть, а я так ослабел от лихорадки, что не вынес бы побоев. Такое, приятель, не забывается. Да я бы дал себе голову за тебя оторвать!

— А как насчет других? Я их всех считал своими друзьями. Трудно поверить, что среди них нашелся человек, который меня предал.

— Думаю, это Джексон. Он, конечно, друг Тео, и тот пристроил его к тебе на работу, но все равно он чужак. Да и денежки любит.

Ник кивнул. Он думал так же.

— Джексон отвозил меня к Рейчел. Он знал, что я на следующий день снова собирался к ней, и мог предупредить Бэскомба. Я даже думаю, что он специально что-то сделал с колесом. А с дороги свернул, чтобы нас никто не увидел и не было свидетелей для подтверждения моих показаний.

— Это наверняка Джексон, — холодно проговорил Элиас. — Подлый предатель! Ну ничего, я до него доберусь! Он у меня попляшет!

Ник схватил друга за плечо.

— Нет, Элиас! — пылко проговорил он. — Если Джексон и в самом деле меня предал, он ни в коем случае не должен догадаться, что мы об этом знаем.

Элиас нехотя согласился, хотя видно было, что все в нем клокочет от злости.

— Ладно, не буду его трогать… пока. А о своей девушке не беспокойся. Со мной она всегда будет в полной безопасности.

— Я знаю.

Ник крепко пожал приятелю руку, и Элиас вышел из камеры. Глухой стук захлопнувшейся двери эхом отозвался в голове Николаса. Как отголосок будущего, уныло подумал Ник, которое ему предстоит провести в одиночестве, гонимому и презираемому, если, конечно, повезет и удастся избежать виселицы.

Прошел еще один день. Ник сидел на жестком деревянном стуле, не замечая царящего в камере холода. Сэр Реджинальд прислал ему несколько книг, однако Нику было не до чтения. Он не сводил взгляда с зарешеченного окна. Как же ему хотелось вырваться на свободу, ощутить на лице теплые солнечные лучи! И еще он мечтал увидеть Элизабет. Он очень скучал по ней и знал, что будет скучать до конца жизни.

В последние, пронизанные одиночеством дни заключения ему открылась горькая правда: мечта жениться на Элизабет так и останется неосуществимой мечтой.

Убийство Рейчел лишило их только что появившейся надежды на то, чтобы быть вместе. Какая ирония судьбы, с горечью подумал Николас. Смерть Рейчел, с одной стороны, освободила его, с другой — навсегда лишила возможности связать свою жизнь с жизнью Элизабет.

Ник поднялся и принялся ходить взад и вперед по камере, напряженно размышляя. Он понимал, что, даже если его оправдают, обо всей этой истории еще не скоро забудут. Здравый смысл подсказывал ему, что он губит жизнь Элизабет из чистого эгоизма. Мало ли что он не мыслит без нее жизни, что нуждается в ней! Его сейчас подозревают в убийстве. Значит, он должен сделать так, чтобы Элизабет пострадала от этой истории как можно меньше.

Какое будущее ожидает ее с человеком, дважды осужденным за убийство? По сути дела, Элизабет еще более недосягаема для него, чем была раньше.

Рейчел, должно быть, потешается над ним из могилы.

Оглядев убогую камеру, Николас еще раз взвесил все «за» и «против» только что принятого решения. Пора перестать думать о себе. Пора сделать то, что нужно было сделать с самого начала. И как ни больно будет терять Элизабет, он должен ее освободить и сделать так, чтобы она находилась вне досягаемости Бэскомба.

Ник глубоко вдохнул, набрав полные легкие холодного затхлого воздуха. В душе царила такая пустота, какой ему еще никогда не доводилось испытывать. Он даже представить себе не мог, что такое возможно. «Отпусти ее», — в сотый раз прошептал ему внутренний голос.

И на сей раз Николас был твердо намерен к нему прислушаться.

Элизабет стояла позади дома у высокой каменной стены, опоясывающей сад. В отличие от ухоженного сада в Рейвенуорт-Холле, этот был несколько запущен: кусты никто не подстригал, цветочные клумбы заросли сорняками, покрытые гравием дорожки — травой, а стены дома из красного кирпича увивал плющ.

Сад явно нуждался в уходе, и сразу же по приезде Элизабет взялась за дело. Она принялась потихоньку заниматься пересадкой, прополкой, обрезкой и прочими необходимыми делами, отказываясь нанять садовника, поскольку считала, что вполне справится с этим сама. По сравнению с Рейвенуорт-Холлом этот садик был совсем крошечный.

И тем не менее он стал для Элизабет островком спасения — единственным местом, где она могла укрыться от посторонних глаз. Сейчас, когда каждая лондонская газета считала своим долгом написать про убийство Рейчел и постыдную связь графа Рейвенуорта со своей подопечной, Элизабет вынуждена была безвылазно сидеть дома. Виделась она только с Мэгги, Рэндом, тетей Софи, охраной и слугами.

Как же она скучала по свободе, которую еще совсем недавно воспринимала как должное! С какой тоской вспоминала счастливые дни, когда были живы ее родители и жизнь Элизабет целиком и полностью принадлежала ей самой.

Вздохнув, Элизабет огляделась вокруг. Натянув старые кожаные перчатки, она очистила ржавую железную скамью от грязи и листьев и тяжело опустилась на нее. Последние три ночи, с тех пор как Мэгги привезла ей ужасную новость об аресте Николаса, Элизабет практически не спала, и тело ее ныло от усталости, а голова раскалывалась от непроходящей тревоги за своего любимого. Но хотя Элизабет чувствовала себя совершенно разбитой, она больше не могла сидеть дома.

Она бросила взгляд на стену сада, заметила скромно стоявшего в сторонке Тео, и внезапно ее обуяла злость. Она пленница! Пленница в собственном доме!

И тотчас же почувствовала угрызения совести. Да как можно жаловаться на какие-то мелкие неудобства, когда Николас сидит в тюрьме, хотя он ни в чем не виноват? Перед глазами Элизабет встали узкие тюремные коридоры, насквозь пропитанные стойким отвратительным запахом мочи и немытых тел.

С тех пор как Николаса арестовали, Элизабет каждый день ходила в тюрьму. Она дышала этим мерзким запахом нечистот, смотрела на заключенных, скованных, словно дикие животные, друг с другом цепями, раздирающими в кровь их запястья и лодыжки, однако к Николасу так и не попала. Он сидел в своей камере, одинокий, всеми покинутый, а ее к нему не пускали…

Элизабет почувствовала, что ей очень хочется заплакать, но слез не было. Похоже, все слезы она уже выплакала. Да и что толку? Слезами горю не поможешь, только беду накличешь.

Элизабет не верила в то, что Николаса могут повесить. Она отгоняла эту мысль от себя изо всех сил, которых с каждым днем оставалось все меньше и меньше. Скоро она не выдержит и сломается…

Элизабет смотрела на стены, окружающие сад, а перед глазами вставали уродливые каменные стены Ньюгейтской тюрьмы. Внезапно она почувствовала, как к ней возвращаются утраченные силы. Она должна увидеться с Николасом, даже если правила этого не допускают! Должна изыскать способ ему помочь!

Элизабет встала со скамьи и решительно направилась к дому, хотя тело ее ломило от усталости.

— Элиас! — крикнула она, зная, что он находится где-то неподалеку.

Элиас тотчас же возник на пороге дома, словно черт, выскочивший из табакерки.

— Да, мисс?

— Вы с Тео сейчас мне понадобитесь. Мы еще раз поедем в тюрьму, и на сей раз нас пропустят к Николасу!

— Но я думал…

— Да, раньше нас не пускали, — договорила за него Элизабет, — но сегодня пустят, никуда не денутся, — уверенно сказала она. — Мы поедем не одни, а с другом. Мы попросим его светлость герцога Белдона сопровождать нас.

Глава 22

Ник упорно мерил шагами камеру. Он сидел в тюрьме чуть больше недели, а казалось, прошла целая жизнь. Но сегодня он позабыл о ненавистном заточении, о сырых каменных стенах крошечной камеры, об удушливых тюремных запахах, о грубости стражников.

Он позабыл о долгих часах, проведенных в одиночестве, которым, казалось, не будет конца.

Ник направился к крошечному зарешеченному окошку. Каблуки его ботинок гулко громыхали по грубому дощатому полу. Какой унылый, пустой звук, подумал Николас. И такая же пустота царит в его душе.

Ник ждал посетителя. Пока что к нему пускали лишь Элиаса, сэра Реджинальда, Рэнда и Сидни. Сегодня Ник с нетерпением ждал Сидни.

Наконец в коридоре послышались шаги и мужские голоса, эхо которых, отражаясь от толстых стен, разносилось далеко вокруг. Вот в ржавом замке со скрипом повернулся ключ, и дверь распахнулась.

В камеру вошел Сидни, как всегда аккуратно одетый, седые волосы тщательно причесаны. По выражению лица не понять, какие мысли бродят у него в голове.

— Я сделал то, о чем ты меня просил, — без предисловия проговорил он. — Хотя как мне это раньше не нравилось, так не нравится и сейчас.

Лицо его стало мрачным. Сняв плащ, Сидни бросил его на спинку деревянного расшатанного стула.

— Значит, ты виделся с Триклвудом?

Нахмурив густые седые брови, Сидни опустился на жесткое деревянное сиденье.

— Да, я с ним виделся.

— Ты говорил с ним про приданое Элизабет? Упомянул, что; если он женится на ней, я дам за нее вдвое больше? А это вполне приличная сумма. Хватит на то, чтобы жить припеваючи в течение многих лет.

Губы Сидни превратились в прямую линию.

— Я мог бы об этом и не упоминать. Мальчишка влюблен в Элизабет без памяти. Со дня убийства он места себе не находит от беспокойства. Естественно, он читал газеты и пришел в ужас от всей той грязи, которую на нее выплеснули. Если Элизабет согласится, он женится на ней по специальной лицензии, как только ее получит.

Николас представил себе Элизабет в кровати Дэвида Эндикотта и почувствовал ядовитый укол ревности.

— Дэвид хороший парень, — тем не менее проговорил он охрипшим голосом. — И будет ей отличным мужем.

После продолжительного молчания Сидни заметил:

— И все-таки мне это не нравится, Николас, совсем не нравится. Ведь возможно, тебя еще освободят, и тогда вы могли бы пожениться, как собирались.

— Надежда на то, что меня освободят, весьма призрачна, и тебе это хорошо известно. Кроме того, даже если меня выпустят, всю эту историю еще долго будут смаковать. Подумай сам, какая жизнь ждет Элизабет, если она выйдет замуж за человека, совершившего одно убийство и подозреваемого во втором.

Сидни промолчал. Возразить было нечего. Он встал из-за стола и направился к окну.

— А как ты собираешься уговорить ее выйти замуж за виконта?

Сердце Ника снова пронзила боль. Элизабет выйдет замуж за Эндикотта. Он приложит все силы, чтобы убедить ее в необходимости этого.

— Не беспокойся, Сидни, Элизабет выйдет за него замуж… и скоро.

— Но ведь…

Договорить Сидни не успел. Раздался стук в дверь. Затем в замке повернулся ключ, и дверь открылась. На пороге стояли Рэнд Клейтон, толстый охранник и… Элизабет! Не теряя ни минуты, Элизабет влетела в камеру и бросилась Николасу на шею.

— Николас! Слава тебе, Господи!

Машинально обняв Элизабет, Николас крепко прижал ее к своей груди. Какая же она бледная и измученная! Под глазами синяки, в уголках глаз — крохотные морщинки. И это все из-за него! Он доставил ей столько страданий.

— Как же я соскучилась, — прошептала Элизабет. — Я так беспокоилась за тебя!

Она закрыла глаза, но не смогла сдержать слез и, уткнувшись Николасу в плечо, прижалась к нему всем телом.

Ник погладил ее по темно-рыжим волосам, чувствуя, как дрожит его рука.

— Все хорошо, любовь моя. Прошу тебя, не плачь.

Элизабет взглянула на него блестящими от слез глазами.

— Прости. Я не собиралась плакать. — Она вытерла слезы. — С тех пор как тебя арестовали, я ни разу не заплакала и вовсе не собиралась это делать здесь.

Вдохнув нежный аромат ее духов, Николас заметил:

— Иногда не мешает поплакать.

Он улыбнулся через силу и пальцем вытер с ее щеки слезинку.

— Ну как ты? — спросила Элизабет. — С тобой все в порядке?

Ник чувствовал, что с ним далеко не все в порядке. У него было такое ощущение, словно тяжелые серые стены наваливаются на него и ему нечем дышать. Сердце ныло: хочешь не хочешь, а придется расставаться с Элизабет, отдавать ее другому.

Постаравшись улыбнуться, он проговорил:

— Все отлично. Здесь, быть может, не так изысканно, как в Рейвенуорт-Холле, но вполне приемлемо. А вот тем бедолагам, что обосновались внизу, солоно приходится.

Он бросил вопросительный взгляд поверх головы Элизабет на Рэнда, однако тот пожал плечами и сказал:

— Она должна была приехать. Места себе не находила от беспокойства. Не спала, не ела. Я подумал, что будет лучше, если Элизабет собственными глазами увидит, что с тобой все в порядке.

— Я больше так не могу, — жалобно проговорила Элизабет, глядя на Николаса. — Ты сидишь в этой убогой камере, хотя ни в чем не виноват! Это несправедливо, что на твою долю выпадает столько страданий!

Взяв выбившуюся из прически прядь ее темно-рыжих волос, Николас осторожно заправил ее Элизабет за ухо. Может быть, даже лучше, если он начнет разговор в присутствии Рэнда и Сидни. Не так страшно.

— Я здесь надолго не задержусь. Скоро все закончится, и я вернусь в Рейвенуорт-Холл.

Услышав эти слова, Элизабет насторожилась, на что Николас, собственно, и рассчитывал.

— Ты вернешься? Ты, наверное, хотел сказать «мы»? Фальшивая улыбка исчезла с лица Николаса.

— Нет, Элизабет. Я сказал именно то, что хотел сказать. Поскольку я сижу в тюрьме уже больше недели, у меня было достаточно времени, чтобы подумать.

— Подумать? — В голосе Элизабет послышалось беспокойство. — И о чем же ты… подумал?

Ник внимательно взглянул на нее, отметив про себя следы усталости, которые Элизабет тщетно пыталась скрыть, и сердце его сжалось от жалости. Он чуть отстранил Элизабет от себя, чтобы она наконец обратила внимание на еще одного из присутствующих.

— Здесь Сидни. Мы с ним только что говорили о тебе.

Элизабет улыбнулась, однако улыбка вышла печальной. Отерев со щек остатки слез, она подошла к Сидни и поцеловала его в щеку.

— Простите, что не сразу вас заметила. Это все от волнения. Скажите, с ним и в самом деле все в порядке?

— При сложившихся обстоятельствах да. Ник подошел к ним:

— Сидни только что рассказал мне, что недавно разговаривал с твоим другом Дэвидом Эндикоттом. Оказывается, лорд Триклвуд очень за тебя беспокоится.

— Виконт всегда был добр ко мне. Надеюсь, вы передадите ему, Сидни, как высоко я ценю его заботу?

Ник придвинулся еще ближе:

— Лорд Триклвуд хочет жениться на тебе.

Элизабет взглянула на него и прикусила начавшую дрожать нижнюю губу.

— Я обручена с другим… или, быть может, милорд, вы это забыли?

Внезапно Николас почувствовал, что ему стало нечем дышать. Как он мог об этом забыть?

— Мне очень жаль, Элизабет, но мы с тобой не сможем пожениться.

— Что?! О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что сижу в тюрьме. Я говорю о том, что меня будут судить и могут приговорить к повешению.

— Но ты невиновен! Ты же сам сказал, что все это скоро будет позади!

На секунду Николас застыл. Лицо его стало суровым. Потом, протянув руки, он схватил Элизабет за плечи.

— Ну как ты не понимаешь! Даже если меня освободят, все равно обо мне будут судачить на каждом углу. Какая жизнь тебя ждет? Какая жизнь ждет детей, отца которых дважды обвиняли в убийстве?

Глаза Элизабет вновь наполнились слезами.

— Полицейские найдут того, кто это сделал! И все узнают, что ты невиновен!

Николас с силой встряхнул ее:

— Послушай меня, черт тебя побери! Подумай хоть раз о себе. Ты мне небезразлична, Элизабет… Очень даже небезразлична. Я даже попросил тебя выйти за меня замуж. Я хотел иметь семью. Хотел, чтобы ты родила мне сыновей. Но я не люблю тебя. Я даже не знаю, что такое любовь.

Элизабет смотрела на него во все глаза, и по щекам ее катились слезы. Потом она взглянула на Рэнда, который стоял плотно сжав губы, затем на Сидни. В глазах поверенного вспыхнули какие-то искорки — то ли жалость, то ли сочувствие… Глаза же Ника не выдавали никаких чувств. У него было такое ощущение, будто он умирает.

— Наверное, его светлость прав, — ласково проговорил Сидни. — Приходит время, когда человек должен думать о своем благополучии. Эндикотт вас очень любит. Он может защитить вас от Бэскомба и будет очень хорошим мужем и отцом ваших детей.

Элизабет перевела взгляд на Николаса. В глазах ее полыхало такое отчаяние, что внутри у него все сжалось. Он бы все сейчас отдал за то, чтобы взять свои слова обратно, чтобы не обрекать Элизабет на такие мучения. Но он понимал, что не может этого сделать.

— Ты… и в самом деле этого хочешь, Николас? Хочешь, чтобы я вышла замуж за Дэвида Эндикотта?

Раскаяние жгло Николаса огнем. Меньше всего на свете ему хотелось выдавать Элизабет замуж за кого бы то ни было.

— При сложившихся обстоятельствах я хочу именно этого. Я считаю, что так будет лучше для нас обоих.

Элизабет долго не сводила взгляда с его лица, наконец отвернулась.

— Я… я подумаю над твоими словами, а пока…

Снова схватив ее за плечи, Николас заставил ее взглянуть ему в глаза.

— Ты должна выйти за него замуж, Бесс! Неужели тебе ни разу не приходило в голову, что ты, может быть, беременна? Что ты будешь делать, если это и в самом деле так?

Элизабет с трудом сглотнула. Лицо ее стало белым как полотно. Видно было, что слова Николаса доставляют ей невыразимые мучения. Ник ненавидел себя за то, что делает, и в то же время понимал, что у него нет другого выхода.

— Мы же не знаем, так ли это… — пролепетала Элизабет. — Нет никаких причин так считать.

Николас криво усмехнулся:

— Никаких причин, говоришь? Неужели ты забыла, что произошло, когда мы с тобой последний раз были близки? Насколько я помню…

— Николас! Прошу тебя… не нужно… — Голос Элизабет дрогнул.

Николас изо всех сил сжал руки, чтобы не заключить Элизабет в объятия. Он не может этого себе позволить. Слишком многое поставлено на карту. Она уже и так слишком долго страдала.

— Я просто хотел напомнить тебе, что это вполне вероятно.

Ее глаза потемнели от боли.

— А если это и в самом деле так? Неужели ты хочешь, чтобы твоего ребенка воспитывал чужой человек?

От одной мысли об этом у Николаса все внутри перевернулось.

— Я хотел бы, чтобы у моего ребенка был отец. Пусть даже неродной. Меня ведь почти наверняка повесят.

— Не говори так!

— Я говорю правду. Выходи замуж за Триклвуда. Живи своей жизнью и не думай обо мне.

Элизабет гордо вскинула голову, лицо ее застыло от горя.

— Если мы… если я узнаю… что ношу твоего ребенка, еще будет достаточно времени принять решение.

Николас отвернулся и, подойдя к маленькому окошку, взглянул в него. Боль в груди все более донимала его. Отойдя от окна, он подошел к Элизабет и остановился перед ней.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я хочу, чтобы ты думала о себе, чтобы поступала так, как лучше для тебя.

Дрожащая рука Элизабет коснулась его щеки.

— Я люблю тебя, Николас Уорринг. И что бы ни случилось, не перестану любить. Если я больше тебе не нужна, я ничего не могу с этим поделать. — Рука упала, и Николас почувствовал в том месте, где она касалась его лица, леденящий холод. — Ну что ж, буду жить так, как считаю нужным. Ведь я сумела выжить до сих пор, сумею и впредь.

Боль в груди Николаса стремительно разрасталась, становилась нестерпимой. Он и сам не понял, как это случилось, только Элизабет вдруг оказалась в его объятиях.

— Ты должна думать о себе, — прошептал он, крепко прижимая ее к себе. — Должна жить собственной жизнью.

По щекам Элизабет покатились слезы. Обняв Николаса за шею, она наклонила его голову и прильнула к его губам последним поцелуем. Ее губы были солеными от слез. Николас ответил на поцелуй со всей страстью, на которую только был способен, понимая, что целует Элизабет в последний раз, что, как это ни прискорбно, ее придется отдать другому.

Элизабет первой прервала поцелуй и, покачнувшись, отступила от Николаса. Она непременно бы упала, если бы Рэнд не подхватил ее.

— Берегите себя, милорд, — сказала она Николасу.

Николас не мог оторвать от нее взгляда.

— И ты тоже, Бесс, береги себя.

— Непременно, — прошептала она.

Прошло несколько томительных секунд. Когда Николас взглянул на Элизабет в следующий раз, она стояла рядом с Бердсоллом, уткнувшись ему в плечо. А чуть позже все трое посетителей вышли из камеры.

Как только за ними закрылась дверь, Ник бессильно опустился на стул. Сердце его гулко стучало, боль в груди не прекращалась. На глаза навернулись слезы. Все кончено, подумал он. Он сделал то, что должен был сделать. Элизабет выйдет замуж за Эндикотта и будет в безопасности. Через несколько лет о скандале никто и не вспомнит. Об интрижке Элизабет с Беспутным графом поговорят-поговорят и тоже забудут.

А будет ли он жить, нет ли, не имеет значения.

Да, на сей раз он поступил правильно, подумал Николас. Вот если бы еще не было так больно.

Элизабет сидела в гостиной в полном одиночестве. Руки ее были холодны как лед, тело сотрясала дрожь. Казалось, она никогда не согреется.

Николас не любит ее. Он хочет, чтобы она вышла замуж за другого. Даже если он обретет свободу, он не собирается брать ее с собой в Рейвенуорт-Холл. Элизабет почувствовала резкую боль в груди. Ощущение было такое, будто в сердце вонзили острую иглу.

В гостиной стоял полумрак. Шторы были задернуты и не пропускали солнечный свет. Элизабет не хотелось видеть солнце. Она не понимала, как такой ужасный день может быть теплым и солнечным.

Она вспоминала Николаса, представляла себе его лицо и думала о том, как была глупа. По правде говоря, во всем случившемся Элизабет не могла винить никого, кроме себя. С самого первого дня знакомства с Николасом она знала, что он из себя представляет: бессердечный повеса, который женщин ни в грош не ставит. То, что он был добр к ней, а частенько и нежен, ни о чем не говорит. Суть от этого не меняется. Он не любил ее, и Элизабет знала, что никогда не полюбит.

Боль в груди все нарастала. В голове звучали слова, которые Николас сказал ей в камере: «Ты мне небезразлична, Элизабет, но я тебя не люблю».

Небезразлична… Может быть, она ему даже нравится. Как нравятся красивые лошади, изящная одежда, дорогие украшения. Как нравились до нее другие женщины. Например, Мириам Бичкрофт. Ведь к ней Николас тоже был небезразличен…

О Господи! Как болит сердце! Какая же она дура, что влюбилась в Беспутного графа! Но она представления не имела о том, какую почувствует ужасную горечь и пустоту, когда потеряет этого не любившего ее человека.

Элизабет откинулась на спинку софы и дала волю слезам. Она приказала слугам не беспокоить ее, и до сих пор никто из них не выходил в гостиную. Тетя Софи уехала за город навестить подругу и должна была вернуться не ранее чем через несколько дней, чему Элизабет была только рада.

Ей нужно было время, чтобы взять себя в руки, чтобы решить, как жить дальше. Они с тетей не могут больше оставаться в доме, который снял для них Николас и который она привыкла считать своим.

Горло Элизабет сжалось, стало нечем дышать. Она не может остаться здесь, но не может и уехать, поскольку Бэс-комб по-прежнему для нее опасен. Наверное, Николас все-таки прав: нужно выйти замуж за виконта и как-то жить дальше.

Но сейчас Элизабет не хотелось думать о будущем. Хотелось посидеть в одиночестве в темноте и попытаться справиться со своим горем.

Оливер Хэмптон поднялся по широким ступеням дома, расположенного в Уэст-Энде. Собственно говоря, дом этот ему не принадлежал, да он в нем и не жил, лишь платил за него. А снял он его для своей любовницы, оперной певички Чартрис Миллз, девицы двадцати двух лет, со смазливым личиком и непомерным тщеславием. Она хотела исполнять сольные партии, а не петь в хоре, чем занималась сейчас.

Оливер познакомился с ней не так давно. Девчонка ему понравилась: чуть выше среднего роста, хорошенькая, стройная, с гибкой фигуркой, темно-рыжими волосами, белой кожей. Вот только грудь могла быть чуть побольше.

И хотя Чартрис уже с полгода была его любовницей, Оливер ничего о ней не знал и, по правде сказать, не горел желанием узнать. Он практически никогда не слушал то, что она ему рассказывала. Обычно он приезжал и тотчас же тащил ее в постель.

А связался он с ней по одной простой причине: она напоминала ему Элизабет Вулкот. Такие же темно-рыжие волосы, белая кожа и стройная фигура.

Оливер вошел в дом, поднялся по лестнице и, не постучавшись, открыл дверь спальни. Чартрис сидела на пуфике перед зеркалом. При его появлении она слегка вздрогнула, но тут же с улыбкой встала.

— Милорд? Не ожидала вас сегодня. Если бы вы прислали записку, что зайдете, я бы встретила вас не в таком неприглядном виде.

Чартрис была в одной рубашке и чулках. Распущенные темно-рыжие волосы пушистой волной накрывали ее узкие плечи.

Оливер внезапно ощутил желание. Он пришел сюда с определенной и малоприятной целью: сказать, что услуги этой девицы ему больше не требуются. Однако в этой простой рубашке, сквозь которую просвечивало ее стройное тело, она показалась ему чрезвычайно соблазнительной.

— Вы чем-то озабочены, милорд. Что-то случилось?

Оливер улыбнулся:

— Ничего такого, о чем бы ты мне не могла помочь забыть. Иди сюда, моя милая.

Щеки Чартрис окрасил нежный румянец. Оливеру нравилось в ней то, что до него у нее было не слишком много любовников. Для девицы, не придерживавшейся строгих моральных правил, она была довольно невинна… точно так же, как Элизабет. Вспомнив про Элизабет, Оливер помрачнел, однако желание охватило его еще с большей силой.

— Я приказал тебе подойти!

— Да, милорд.

Она была на удивление хорошо выдрессирована. Он сам этим занимался. Битье может сделать с человеком поразительные вещи, и Оливер не гнушался этим методом воспитания. Чартрис нередко получала пощечины и подзатыльники, однако не жаловалась. Ей нужны были деньги, и она любила безделушки, на которые Оливер не скупился. Кроме того, он пообещал ей, что она будет солировать на сцене, и эта доверчивая дурочка ему поверила. Она мечтала стать звездой и не сомневалась в том, что в его власти ей в этом помочь.

Знала бы она, что Хэмптон не собирался ради нее и пальцем пошевелить…

Подойдя к Оливеру, Чартрис легонько поцеловала его в губы.

— Да, милорд?

Оливер снова подумал об Элизабет, представил себе ее обнаженной.

— Сними рубашку.

Чартрис молча подчинилась, и через секунду та уже лежала у ее ног. Теперь девушка осталась в одних белых шелковых чулках. В комнате было прохладно, и крошечные соски Чартрис затвердели.

Оливер представил себе, что это Элизабет, что это она покорно выполняет все его приказы. Закрыв глаза, он погрузил руки в гриву темно-рыжих волос Чартрис…

Пока Чартрис доводила его до умопомрачения, он представлял себе Элизабет, воображал, что вонзается в нее, и содрогнулся в экстазе. Схватив свою любовницу за плечи, он глухо застонал от наслаждения, дрожа всем телом.

Чартрис лишь улыбнулась. Несколько секунд Оливер молчал, все еще пребывая в плену грез.

А Чартрис между тем взяла со спинки кровати тонкий шелковый пеньюар и набросила его на свое стройное белое тело. Взглянув на нее, Оливер полез в карман жилета и вытащил из него маленький кошелек.

— Спасибо, Чартрис, ты хорошо потрудилась. Не сомневаюсь, что следующий твой покровитель останется тобой доволен. Естественно, благодарить за это он должен меня. Ну а если ты еще чему-нибудь выучишься, тебе вообще цены не будет.

И он протянул ей кошелек.

Чартрис подозрительно взглянула на него:

— Что это? О чем вы говорите?

— Я говорю о том, Чартрис, что нам пора расстаться. Этих денег тебе хватит на несколько месяцев, пока ты не найдешь себе другого покровителя.

Девушка взглянула на кошелек, потом на Оливера:

— Значит, вы пришли сюда с намерением избавиться от меня? Вы попользовались мной как шлюхой, а теперь вышвыриваете вон за ненадобностью?

Оливер нахмурился. Ему не понравился ее тон. Он уже и раньше предупреждал ее, чтобы не разговаривала с ним так.

— Я тебе сказал, что больше не нуждаюсь в твоих услугах. Можешь искать себе кого-то другого.

Лицо девушки покрылось красными пятнами;

— Кого-нибудь другого? Но мне не нужен кто-то другой! Мне нужно то, что вы мне обещали! Вы говорили…

— Я помню, что я тебе говорил. А теперь говорю совсем другое и советую тебе мне не прекословить.

Но Чартрис уже не способна была рассуждать здраво. Схватив увесистый кошелек, она, размахнувшись, швырнула им в Оливера. Удар пришелся по голове.

— Ну уж нет! Ты от меня так просто не отделаешься! Я получу обещанное!

Сжав кулаки, Хэмптон шагнул к своей любовнице:

— Я думал, что научил тебя послушанию, научил безропотно мне подчиняться, оказывается, нет!

Влепив Чартрис увесистую пощечину, он швырнул девицу на кровать.

Ее красное от злости лицо внезапно побледнело.

— Не трогай меня! — взвизгнула она. — Оставь меня в покое!

— Здесь не ты распоряжаешься, а я!

Схватив Чартрис за ворот рубашки, Оливер рванул ее на себя и ударил — раз, другой, третий. Из рассеченной губы девушки потекла кровь. Удовлетворенно хмыкнув, Оливер снова швырнул Чартрис на кровать.

— Ладно, ты выиграл, — прошептала она. — Не бей меня больше. Оставь деньги и уходи.

Но было уже слишком поздно. Злость, обуявшая Хэмптона, вновь пробудила в нем желание, и он решил напоследок еще раз овладеть своей любовницей. Заломив ей руки, он рывком перевернул ее.

— Я думал, ты умнее, моя милая!

Чартрис взвизгнула, попыталась что-то сказать, но Оливер еще сильнее стиснул ее руки, и она, морщась от боли, замолчала. Раздвинув ей ноги коленом и не тратя времени на ласки, Оливер грубо вошел в нее. Чартрис взвизгнула от боли, отчего Оливер распалился еще сильнее.

— Ах ты, дурочка, — насмешливо проговорил он, вонзаясь в нее еще и еще раз. — В следующий раз будешь знать, как со мной пререкаться!

Наконец он закончил свое дело, отдышался, встал, застегнул брюки и направился к двери, не обращая внимания на свою рыдающую любовницу.

— Завтра чтобы ноги твоей здесь не было, — бросил он на прощание.

Глянув через плечо на распростертую на кровати несчастную обманутую девицу, он поднял с пола кошелек, сунул его в карман жилета и вышел за дверь.

Элизабет рано отправилась спать. Сегодня вечером должна вернуться тетя Софи, а она была совсем не готова с ней встретиться, поскольку понятия не имела, что ей сказать.

Долго ворочалась Элизабет в постели, пока наконец не заснула. Проснулась она перед рассветом. Машинально провела рукой по постели рядом с собой, где обычно лежал Николас. Его рядом не оказалось. И в ту же секунду Элизабет вспомнила о том, что Николас потерян для нее навсегда, что никогда больше не будет он лежать с ней рядом, и последние остатки сна улетучились.

Элизабет зарыдала горько, отчаянно, сотрясаясь всем своим хрупким телом. Она рыдала долго, в течение, казалось, нескольких часов. Подушка уже вся промокла от слез, однако облегчения не наступало.

Внезапно Элизабет почудилось, что на стуле рядом с кроватью кто-то сидит. Приглядевшись, она поняла, что это тетя Софи. Старушка с жалостью смотрела на нее.

— Что случилось, детка? — участливо спросила она. — Я никогда не видела, чтобы ты так плакала. Что такого ужасного произошло в мое отсутствие?

Элизабет медленно села и прерывисто вздохнула. Тетя Софи раскрыла объятия, и Элизабет не мешкая прижалась к ее груди.

— Ох, тетя Софи… Мне хочется только одного — умереть! — На секунду ей показалось, что сердце ее не выдержит и разорвется от горя, однако, взяв себя в руки, Элизабет мужественно продолжала: — Он не любит меня, тетя Софи! Он больше не хочет быть со мной. О Господи! Мне нужно было сразу догадаться, что этим кончится.

Старушка ласково погладила племянницу по спине.

— Твой Николас — мужчина суровый и, как мне кажется, храбрый.

— Я его ненавижу!

— Ты его любишь.

Горло Элизабет сжалось.

— Да, я его очень люблю.

Тетя Софи продолжала нежно гладить Элизабет.

— Значит, твой Николас говорит, что не любит тебя и хочет, чтобы ты вышла замуж за другого? Для человека, который тебя не любит, он ведет себя чрезвычайно благородно.

Элизабет выпрямилась от неожиданности и, прерывисто вздохнув, спросила:

— Благородно? Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что лорда Рейвенуорта скорее всего ждет виселица. Друзей у него немного, и он очень нуждается в тех, что еще остались. Он сидит за решеткой и вдруг гонит от себя единственную женщину, которая может поддержать и успокоить его. Знаешь, почему он это делает? Чтобы оградить от боли, которая ждет тебя, если ты останешься с ним.

Элизабет лишь покачала головой:

— Он меня не любит. Он сказал мне, что даже не знает, что такое любовь.

Тетя Софи вытерла со щек Элизабет слезы.

— Быть может, в том-то все и дело. Наверное, лорд Рейвенуорт не в состоянии распознать любовь среди прочих чувств.

Сердце Элизабет сжалось.

— О чем это вы говорите, тетя Софи?

— Я просто хочу тебе напомнить, что, до того как все это произошло, его светлость пошел на самые крайние меры. Он отказался от бесценных фамильных драгоценностей, собирался развестись с женой, хотя в результате этого от него отвернулось бы все высшее общество. И на все эти жертвы он пошел ради тебя. Может быть, он и сейчас приносит себя в жертву?

В груди Элизабет начала зарождаться надежда.

— Так вы… считаете, что он меня обманул, сказав, что не любит?

— Я считаю, что он старается оградить тебя. Для такого человека, как его светлость, любовь — дело нелегкое. Ему может потребоваться время, чтобы понять, какие именно чувства он испытывает. Но на самом деле он тебя любит, и я не думаю, что он может быть счастлив, если ты выйдешь замуж за кого-нибудь, кроме него самого.

Элизабет задумалась. Неужели это возможно? Очень может быть. Как раз в духе Николаса: считать себя суровым и бесчувственным, а на самом деле быть ласковым, любящим и легкоранимым.

— Я не хочу выходить замуж за Дэвида Эндикотта, — проговорила она.

— В таком случае я предлагаю тебе попробовать освободить его светлость из тюрьмы, чтобы вы вдвоем могли подумать над тем, что делать дальше.

В душе Элизабет вспыхнула надежда. Николас делал все от него зависящее, чтобы защитить ее. Она нравится ему, это точно. А что, если он и в самом деле ее любит? С уверенностью, конечно, этого нельзя сказать, но вдруг это правда?

Элизабет прерывисто вздохнула. Она любит его и надеется, что он отвечает ей взаимностью. Надежда, как говорится, умирает последней.

— Вы правы, тетя Софи. Николас нуждается в моей помощи. А значит, я обязана ему помочь.

Откинув одеяло, Элизабет встала. Рассвет еще не наступил. Слуги мирно почивали в своих постелях, но Элизабет была для этого слишком взвинчена.

— Я должна подумать, тетя Софи. Я должна подумать, как его освободить.

— Вот это другое дело. А я пока пойду на кухню, разожгу плиту и приготовлю нам по чашке чаю.

Благодарность захлестнула Элизабет. Тетя Софи всегда оказывалась рядом с ней в трудную минуту. Протянув руку, Элизабет взяла пеньюар, в сотый раз перебирая слова, которые сказал ей Николас. Ей припомнилось выражение его лица в ту минуту, когда он их говорил. Оно было сведено судорогой боли, которую Николас тщетно пытался скрыть. Тогда Элизабет подумала, что это ей показалось.

Но под новым углом зрения все стало выглядеть иначе. Тетя Софи права. Может быть, Николас ее еще не любит, но он к ней небезразличен и очень в ней нуждается.

И она его ни за что не бросит.

Глава 23

Сидя на софе в гостиной, Элизабет читала последний выпуск «Лондон кроникл». Руки ее тряслись, буквы прыгали перед глазами.

На секунду зажмурившись, она прерывисто вздохнула и положила газету на возвышавшуюся перед ней стопку печатных изданий. Все они посвятили первую полосу жестокому убийству графини Рейвенуорт, и все сходились во мнении, что преступник не кто иной, как муж графини, Николас Уорринг, девять лет назад уже совершивший одно убийство.

Элизабет вытерла слезы, надеясь, что тетя Софи их не заметит. В последнее время она, похоже, только и делает, что плачет.

— Они его повесят, тетя Софи! — воскликнула она. — Даже если не найдут доказательств его вины, все равно повесят!

Тетушка накрыла дрожащую руку Элизабет своей пухлой ладонью.

— Ты не должна терять надежды, моя дорогая. Сэр Реджинальд далеко не уверен в печальном исходе дела, да и мистер Мути с мистером Суоном, быть может, выяснили что-нибудь ценное. Вот вернутся они, расскажут нам, что обнаружили, тогда и будем думать, как жить дальше.

Дело было в том, что два дня назад Элизабет обратилась к верным друзьям Николаса за помощью.

— Мы должны выяснить, кто убил Рейчел Уорринг, — сказала она им. — Скорее всего это Оливер Хэмптон или виконт Кендалл. Если это виконт, то вполне вероятно, что фамильное ожерелье Рейвенуортов находится у него.

— Это точно, — согласился Элиас. — Тот, у кого оно находится, наверняка и есть убийца.

Тео ухмыльнулся:

— Если вы попросите меня обыскать дома обоих джентльменов, я с радостью соглашусь. Давненько я уже не занимался своей основной профессией, однако навыка наверняка не потерял.

— Только будьте предельно осторожны, — предостерегла их Элизабет. — Если вас поймают, то засадят в тюрьму, как Ника. Я бы ни за что не стала вас об этом просить, если бы сумела придумать какой-то другой способ отыскать убийцу.

— Не беспокойтесь, — проговорил Элиас. — Когда-то мы с Тео были лучшими домушниками. Ловкач Джек нам в подметки не годился. Один раз только совершили ошибку, которая стоила нам семи лет каторги, однако получили хороший урок. Мы ни за что не возвратились бы к старому, если бы не наш Ник.

«Наш Ник…» Ради Николаса они вчера рисковали своими жизнями, однако безрезультатно…

Прерывисто вздохнув, Элизабет повернулась к тете:

— Они обыскали дома Оливера Хэмптона и Кендалла, но ничего не нашли. По крайней мере ничего такого, что могло бы помочь доказать невиновность Николаса.

Намотав последний кусок веревки, которую она в очередной раз где-то подобрала, на лежавший у нее на коленях толстый клубок, тетя Софи отложила работу в сторону.

— А они уверены, что все осмотрели?

— Они даже сумели открыть сейф в доме лорда Бэс-комба. В нем лежали украшения и большая сумма денег, но ожерелья там не было. У лорда Кендалла они его тоже не обнаружили. — Элизабет порывисто прижала руки к груди. — Я знаю, что это Бэскомб! Чувствую, что это его рук дело!

Она подошла к камину и поглядела на пляшущие язычки пламени. Мысли ее вновь вернулись к Николасу. В памяти всплыли его жестокие слова: «Ты мне небезразлична, но я тебя не люблю. Выходи замуж за Эндикотта». Элизабет пыталась убедить себя, что Николас так на самом деле не думает, однако полной уверенности в этом у нее не было, да и откуда ей взяться. В камине затрещали угли, и Элизабет вздрогнула.

— Бэскомб сделал это, чтобы убрать Николаса с дороги и отомстить за смерть брата, — добавила она.

— Я все больше начинаю ненавидеть этого человека, — заметила тетя Софи.

— Этот негодяй упрям как осел. Если уж вбил себе в голову, что должен получить что-то, ни за что от своего не отступится.

Тетя Софи нахмурилась:

— И все-таки мы непременно должны вывести его на чистую воду.

В этот момент в дверь гостиной тихонько постучали, и Элизабет пошла открывать.

Она распахнула тяжелую дубовую дверь, и в комнату вошли Элиас и Тео.

— Добрый вечер, мисс, — поздоровались они.

Элизабет в ответ улыбнулась. Она волновалась, однако была полна решимости.

— Спасибо за то, что пришли, и за то, что целых две ночи рисковали своими жизнями, хотя и безрезультатно.

— Ник бы сделал для нас то же самое, — заметил Элиас. — Я обязан ему жизнью и до конца дней своих этого не забуду.

— А мне он дал работу, когда никто никуда не хотел меня принимать, — добавил Тео. — Если бы не он, пришлось бы мне снова идти воровать.

С порога донесся женский голос, чистый и громкий:

— Наш Ник приютил нас. Его дом стал нам нашим домом. Мы сделаем для него все, что угодно.

Это была Мерси Браун, которая незаметно вошла в гостиную и слышала предыдущий разговор. У Элизабет стало легче на душе. Какое счастье, что у Николаса такие верные друзья. Интересно, относит ли он и ее к их числу?

Она знаком попросила Элиаса, чтобы он закрыл дверь.

— Ну хорошо. — Подойдя к софе, Элизабет взяла со стоявшего рядом стола газету. — Я знаю, что никто из вас не умеет читать, так что просто расскажу вам, о чем здесь пишут. А пишут они о том, что лорд Рейвенуорт убил свою жену. Причем так, словно вина его уже доказана. Им все равно, какова правда, главное, чтобы газеты лучше раскупали. Теперь благодаря этим заметкам в вину Николаса поверят все. Лорда Рейвенуорта будут судить в палате лордов, и он скорее всего будет осужден. Лорды, как и все прочие жители города, наверняка убеждены в его виновности.

— А как же хваленый адвокат Николаса? — спросила Мерси. — Почему он не может его защитить?

— Я уверена, что сэр Реджинальд делает все от него зависящее, но против лорда Рейвенуорта слишком много улик. Так что похоже, его все-таки повесят, — проговорила Элизабет, хотя эти слова дались ей с трудом.

В комнате воцарилось гробовое молчание. Элизабет пристально оглядела собравшихся. Лица у всех были мрачные. Единственная, кого Элизабет намеренно не позвала в гостиную, была леди Маргарет. Ей незачем было знать о том, что задумала Элизабет. Мэгги и так чрезвычайно тяжело переживала ходившие по городу сплетни, а идея Элизабет вызовет их новый всплеск. Но ничего не поделаешь. Если они хотят, чтобы Николас остался жив, ничего другого им не остается.

— Вы собрали нас здесь для того, чтобы что-то предложить, — заметил Элиас, первым нарушив тишину. — Давайте выкладывайте, что вы задумали.

Элизабет глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и, тщательно подбирая слова, проговорила:

— Я вижу два способа спасти Николаса. Мы должны найти настоящего убийцу и тем самым доказать, что он невиновен, или Николас должен бежать из страны. Ему тяжело в тюрьме. Думаю, он не разрешит сэру Реджинальду тянуть с судом. Это означает…

— Вы хотите сказать, что у нас мало времени, — перебил ее Элиас.

— Я хочу сказать, что судебное заседание может начаться уже на следующей неделе. А когда оно начнется, камера, в которой находится Ник, будет под неусыпным надзором/и сбежать он не сможет.

Тео поднял голову.

— Бежать? Вы хотите сказать, мисс, что мы должны устроить Нику побег?

Элизабет на мгновение запнулась, однако усилием воли взяла себя в руки. Она понимала, что требует от этих людей слишком многого, но не сомневалась в том, что сейчас это единственный способ спасти Николаса.

— Я хочу сказать, что мы должны вызволить его светлость из Ньюгейтской тюрьмы.

Снова воцарилось молчание. Тетя Софи принялась машинально обмахиваться большим мотком веревки, не замечая того, что делает.

Не сводя с лица Элизабет пристального взгляда, Тео хмуро проговорил:

— Я был там, мисс. Вырваться из этой темницы будет не так-то просто.

— Согласна. Но у меня есть план, который, как мне кажется, может сработать. Загвоздка в том, что мне понадобится ваша помощь.

На лице Элиаса сначала появилась робкая улыбка, а через несколько секунд он уже ухмылялся во весь рот.

— А ведь мисс Вулкот права! Мы должны вызволить Ника из тюрьмы. Нужно было мне самому до этого додуматься.

Тео расхохотался:

— Верно говоришь, Элиас! Можете на меня рассчитывать, мисс.

— И на меня тоже, — сказала Мерси. — После того как мы освободим Николаса, ему нужно будет где-то укрыться. У меня есть кузен. Он хозяин одной таверны. Мы можем спрятать Николаса прямо под носом властей.

Элизабет забрезжила надежда. Какое счастье, что у Николаса такие верные друзья!

— Спасибо вам всем, — проговорила она. — Вы даже представить себе не можете, как я вам благодарна!

Интересно, что скажет Николас, когда они появятся у него в камере? И что он сделает, когда увидит ее? А что, если он и в самом деле хочет, чтобы она вышла замуж за другого? Если она ему просто надоела, как Десятки женщин до нее, и его единственное желание — чтобы она исчезла из его жизни и никогда больше в ней не появлялась?

Но Элизабет запретила себе об этом думать. Да и, по правде говоря, какое это имеет значение? Она любит Николаса Уорринга и твердо намерена помочь ему. А что будет после побега — решать ему.

Лежа на бугристом, жестком матраце, Ник смотрел отсутствующим взглядом на тяжелые дубовые панели, которыми были обшиты стены камеры. День клонился к вечеру, на улице было еще светло, однако Николас чувствовал себя смертельно уставшим. В тюрьме он очень плохо спал. Вот и сейчас он никак не мог погрузиться в блаженное забытье, в мир грез, в котором нет места мрачной действительности.

Но вместо этого он глядел на потолок и чувствовал себя так, будто каменные стены смыкаются, наваливаясь всей тяжестью ему на грудь.

Николас поерзал на кровати, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее, и вспомнил Элизабет. Впрочем, он никогда и не забывал про нее. Как же он скучал по ней! Он помнил дни, наполненные миром и покоем, которые они провели вместе, помнил, как они гуляли по саду, весело смеясь, помнил ночи, пронизанные безудержной страстью. Стоило ему закрыть глаза, и он ощущал на своих губах прикосновение нежных губ Элизабет. Ему казалось, будто он вдыхает легкий запах ее духов, чувствует под руками ее гладкую кожу. Он помнил, как порой шаловливо блестели ее глаза. Как же ему хотелось вновь увидеть этот блеск!

А вместо этого он лежал на холодной жесткой койке и понимал, что Элизабет скорее всего потеряна для него навсегда.

Какой же он был дурак! Нужно было сразу догадаться, что его обвинят в убийстве Рейчел. Ведь он столько лет вкушал горькие плоды английского правосудия. Так можно ли было рассчитывать на какую-то справедливость? Конечно, нет! Как только ему сообщили об убийстве жены, нужно было сообразить, что отвечать придется ему одному, виновен он или не виновен.

Нужно было догадаться об этом и бежать.

Ник закрыл глаза, борясь с уже готовым поглотить его чувством безнадежности и отчаяния. Ведь он богат, и деньги его лежат в надежном банке. Нужно было прихватить свои сбережения и бежать при первых же признаках опасности. Да, взять с собой Элизабет, уехать куда-нибудь подальше, жениться на ней и начать новую жизнь. Но вместо того чтобы действовать, он стал ждать невероятно чего, уступив ложному чувству чести, веря в то, что справедливость восторжествует.

И из-за своей глупости он потерял Элизабет навсегда. Он сам, собственными руками толкнул ее в объятия другого. По правде говоря, для Николаса теперь не имело значения, повесят его или нет. Ему теперь было наплевать на то, будет он жить или умрет.

Ник прислонился лбом к стене, не обращая внимания на то, что холод, казалось, проникает ему в душу. Им вдруг овладела страшная усталость. Желание видеть Элизабет становилось с каждой минутой все сильнее. Элизабет… Интересно, где она сейчас, что делает? Любит ли его по-прежнему или после тех жестоких слов, которые он ей сказал, ее любовь превратилась в пепел?

А может быть, она уже с Дэвидом Эндикоттом? Что ж, где бы и с кем она ни была, это не имеет значения. Лишь бы ей не угрожала опасность.

Прошло два дня, прежде чем план был окончательно разработан. В разработке его принимали участие все друзья Ника, лучше знакомые с обстановкой тюрем, в частности, Ньюгейтской тюрьмы, чем Элизабет. От чего-то из первоначально задуманного пришлось отказаться, кое-что добавилось.

Но по одному пункту заговорщики пока что так и не смогли договориться: кто из них останется в камере вместо Николаса, позволив ему таким образом бежать.

— Конечно, должна остаться я, — настаивала Элизабет. — Если он переоденется в женскую одежду, никто ничего не заподозрит.

— Верно, — согласился Элиас, — но они ни за что не поверят, что вы не принимали участия в организации его побега. Запрут вас вместо него в камере, и дело с концом.

— Но не можем же мы оставить в камере вас, Тео или Мерси, — не сдавалась Элизабет. — Ведь у вас уже есть судимости, и, кроме того, вы еще понадобитесь в дальнейшем.

В этот момент в гостиной раздался тяжелый вздох, и все головы повернулись на этот звук.

— В таком случае полагаю, что остаюсь только я. — Тетя Софи тяжело поднялась с софы. — Вот уж кого никогда не заподозрят в пособничестве побегу, так это меня, никчемную и ни на что не годную старуху. Лорд Рейвенуорт наверняка будет выглядеть в моей одежде по-дурацки, но это пустяки. Главное то, что это, как мне кажется, единственно приемлемое решение.

Элизабет смотрела на тетю раскрыв рот. Она долго колебалась, прежде чем решилась посвятить старушку в их планы. Но поскольку Элизабет доверяла тетушке Софи и знала, что задуманное ею сопряжено с огромным риском, она посчитала справедливым, чтобы ее самая ближайшая родственница была в курсе событий.

Однако такого предложения от тетушки, хоть и отличавшейся крайней экстравагантностью, Элизабет никак не ожидала.

— Я очень благодарна вам за ваше участие, тетя Софи… — проговорила она. — Мы все вам очень признательны… но это чрезвычайно опасно. Поэтому, к сожалению, я не могу позволить вам стать соучастницей этого… гм… мероприятия. Если с вами что-то случится, я никогда себе этого не прощу.

Элизабет взглянула на Элиаса, ища поддержки, однако лицо его было непроницаемым. Перевела взгляд на Тео — он, похоже, напряженно размышлял. Поглядела на Мерси — она лукаво улыбалась.

— А что? Можно попробовать, — проговорила Мерси. — Они ни за что не догадаются, что миссис Крэбб замешана в этой истории.

Охваченная паникой, Элизабет воскликнула:

— Но мы не можем втягивать в это тетю! Вдруг что-то не получится? Что, если…

— Если что-то сорвется, — перебила ее тетя Софи, — нам всем не поздоровится. Значит, нужно сделать так, чтобы все получилось.

— Не в бровь, а в глаз! — воскликнул Тео. — Я начинаю думать, что все будет хорошо.

— Ну конечно, у нас все получится! — подхватила Мерси. — Особенно если миссис Крэбб нам поможет.

— Ну вот и славно. Значит, договорились.

Круглое лицо тети Софи зарделось от удовольствия. Элизабет так и не поняла, как ее обвели вокруг пальца, но, похоже, это произошло.

— А его светлость мы предупредим? — спросила Мерси.

Элизабет призадумалась. С одной стороны, хорошо бы предупредить, но с другой… И она отрицательно покачала головой.

— Николас наверняка попытается нас отговорить. А если мы нагрянем к нему без предупреждения, он вынужден будет пойти с нами, ведь в противном случае нам всем грозит смертельная опасность.

— Да будет так, — проговорил Элиас, и глаза его решительно сверкнули.

— Да будет так, — почти хором сказали все остальные.

Элизабет могла лишь надеяться, что так же дружно они будут действовать и в ближайшем будущем.

Мэгги сидела перед камином в гостиной брата. Тишину нарушало лишь потрескивание поленьев. Лето было на исходе. С Северного моря уже дул холодный ветер, над городом стелился туман.

В холле послышались неторопливые шаги. Наверняка Пендергасс. В этот поздний час из всей челяди только дворецкий еще не ложился спать. Вздохнув, Мэгги откинулась на спинку кресла. В доме так пусто без Николаса. Пусто и одиноко.

Мэгги взяла книгу «Беглецы в лесу» и попыталась читать, но буквы расплывались у нее перед глазами, и, как она ни старалась вникнуть в смысл прочитанного, ничего не получалось. Из соседнего дома доносились звуки музыки. Вечер был в самом разгаре. Мэгги, естественно, туда не пригласили и теперь уже никогда не пригласят. Двери великосветских салонов закрыты для нее навсегда.

Мэгги вновь вздохнула. Она не думала, что будет так скучать по шуму толпы, по разноцветью красивых нарядов, по комплиментам и знакам внимания, проявляемым к ее скромной персоне… Смех, музыка, танцы, веселье, в которых по возвращении из монастыря Мэгги не испытывала недостатка, возродили ее к жизни. Она чувствовала себя так, словно начинает расцветать, вновь познавая радости, которых так долго была лишена. И вот великосветское общество во второй раз безжалостно выбросило ее из своих рядов.

Однако не людское презрение и перешептывания угнетали Мэгги больше всего. Было и еще кое-что, в чем она боялась признаться даже самой себе. Она влюбилась в Эндрю Саттона. Но как было в него не влюбиться? Красивый, обаятельный, и вместе с тем в нем ощущался какой-то внутренний стержень. Мэгги этот человек показался надежным и честным, и она решила, что может ему доверять.

Как же горько она ошиблась! Эндрю исчез из ее жизни, как только разразился скандал, он поступил так же, как и все другие друзья-однодневки. И как только его не стало, Мэгги поняла, что он для нее значит. Ей хотелось больше узнать об Эндрю, открыть для себя еще неведомые ей тайники его души, понять, возможно ли для них общее будущее.

Что ж, теперь она это знает. Душа Эндрю оказалась такой же мелкой, как и у всех остальных так называемых друзей, а общее будущее — призрачной мечтой, рассеявшейся как дым. От этого Мэгги чувствовала такую горечь, что хотелось рыдать.

В дверях гостиной возникла чья-то тень. На пороге стоял Пендергасс.

— Миледи? Простите, что беспокою вас, но к вам посетитель. Я сказал ему, что вы вряд ли примете его в такой поздний час, но…

— Но я объяснил, что это срочно, — проговорил, возникая из-за его спины, красивый молодой человек, — и что я не уйду отсюда, пока не повидаюсь с вами.

Внезапный румянец окрасил щеки Мэгги: на пороге стоял Эндрю Саттон. Эндрю! Он все-таки пришел! Сердце ее сначала замерло, потом начало биться с удвоенной силой. Мэгги сама себе поражалась. Оказывается, одного взгляда на этого человека достаточно, чтобы вызвать в ее душе целую бурю чувств.

Прерывисто вздохнув и с трудом обретя душевное равновесие, она проговорила:

— Не ожидала увидеть вас, милорд. Ведь даже несколько минут, проведенных в моем обществе, могут погубить вашу безупречную репутацию. Итак, чему обязана?

Эндрю молча подошел к Мэгги и, положив руки ей на плечи, повернул лицом к себе. Этого легкого прикосновения оказалось достаточно для того, чтобы Мэгги затрепетала. И хотя минуту назад она чувствовала себя так, будто ее обидели и предали, от одного взгляда Эндрю все изменилось.

— Я знаю, что вы, должно быть, думаете про меня, но я пришел перед вами оправдаться. Я ничего не знал ни об убийстве, ни о вызванном им скандале. За день до того, как была убита графиня, я уехал из страны и узнал о том, что произошло, только по приезде, а именно сегодня днем.

Взглянув в завораживающие ее карие глаза Эндрю, Мэгги проговорила:

— Мой брат не убивал Рейчел Уорринг. Он невиновен. Вы, наверное, этому не верите, но это правда.

— Мне ужасно жаль Ника. Я молю Бога, чтобы он действительно был невиновен, но пришел я к вам не из-за него.

Мэгги попыталась отвести взгляд от лица Эндрю и не смогла.

— Тогда почему? Зачем вы здесь? Что вы хотите?

Черты лица Эндрю смягчились. Он ласково взглянул на Мэгги, и ей припомнился тот вечер, когда он ее поцеловал.

— Я пришел сюда из-за вас, леди Маргарет. Я читал газеты, слышал всякие сплетни, оскорбления. Эти подонки начали копаться в вашем прошлом и заставили страдать не только Николаса, но и вас. Могу только представить себе, как много вам пришлось вынести в последнее время.

Мэгги отвернулась.

— Скандал, конечно, дело неприятное, но думаю, что я его переживу.

Взяв Мэгги за подбородок, Эндрю заставил ее посмотреть ему в глаза.

— А что, если нет, Маргарет? Что, если несчастья сломят вас и отберут волю к жизни, как это уже случалось раньше?

Мэгги не ответила. Она не знала, что отвечать. Глаза ее наполнились слезами. Протянув руку, Эндрю ласково смахнул слезинки с ее щек.

— Какой же я дурак, что оставил вас! Но видите ли, я сделал это намеренно. У меня были кое-какие дела на континенте. И я подумал, что несколько недель разлуки помогут мне все тщательно обдумать, понять, насколько истинны мои чувства к вам.

Мэгги замерла. О чем он говорит? Неужели она ему и в самом деле небезразлична?

— Вы уехали из-за меня? Боюсь, я вас не понимаю.

— Какая же вы чистая и наивная! Я уехал, потому что влюбился в вас. Стоило мне вас увидеть, и во мне вспыхнула страсть. Куда бы вы ни направились, я не выпускал вас из виду. Я слушал ваш смех, и мне хотелось целовать вас. Видел, как вы улыбаетесь, и мне хотелось, чтобы ваша улыбка принадлежала мне одному. Я не только хотел держать вас в своих объятиях, но какое-то гораздо более глубокое чувство владело мной. И оно испугало меня до полусмерти. Я уехал, чтобы хорошенько разобраться в своих чувствах. А теперь я жалею о своем побеге. Если бы я остался, вам бы не пришлось так страдать.

Мэгги слушала слова Эндрю, пытаясь вникнуть в их смысл.

— Если бы вы остались, ничего бы не изменилось. Графиню все равно бы убили, и скандал все равно разразился бы.

— Если бы я остался, эти подлые людишки не посмели бы злословить за вашей спиной. Я бы предложил вам свою защиту, Маргарет, как делаю это сейчас. Собственно, затем я и приехал. Я прошу вас стать моей женой.

От волнения Мэгги прикусила нижнюю губу. Перед глазами у нес все закружилось, она отошла от Эндрю и бессильно опустилась на софу. Встав перед ней на колени, Эндрю взял ее руку в свою.

— Я понимаю, что вы этого не ожидали. Если бы было время, я бы ухаживал за вами по всем правилам, как положено. Но времени нет, Мэгги. Могу лишь надеяться, что за время нашей разлуки вы успели проверить свои чувства. И если вы любите меня хотя бы чуть-чуть, я молю Бога о том, чтобы вы приняли мое предложение и согласились стать моей женой.

Мэгги облизнула внезапно пересохшие губы. Все было настолько неожиданно, что в голове у нее царил полнейший сумбур.

— Я думала, я вам совершенно безразлична, — проговорила она. — Думала, вы уехали из-за сплетен.

— Да плевать мне на эти сплетни и на сплетников! Я люблю вас, Мэгги, и хочу, чтобы вы стали моей женой.

Сердце у Мэгги сжалось. Она взглянула на красивое волевое лицо Эндрю и внезапно почувствовала, что отчаяние, которое стало в последнее время ее верным спутником, начало потихоньку отступать. Она любит этого человека и поняла это давно, еще на костюмированном балу, когда он пригласил ее на танец. Она пыталась уверить себя, что это не так, но ведь сердце не обманешь. Оно подсказывало ей, что она любит Эндрю, любит сильно и искренне, гораздо сильнее, чем хотелось бы.

И именно поэтому она вынуждена будет ему отказать.

Слезы снова навернулись у Мэгги на глаза.

— Я не могу выйти за вас замуж, Эндрю. Простите, но я просто не могу.

На секунду Эндрю замер, потом медленно поднялся и, расправив плечи, сдавленным голосом проговорил:

— Значит, я ошибся. Я думал, вы питаете ко мне такие же чувства, что и я к вам. Мне казалось…

Голос его прервался. Глядя на такое родное лицо Эндрю, Мэгги отчаянно качнула головой, чувствуя себя такой несчастной, какой еще не чувствовала никогда в жизни, и, вскочив с софы, порывисто проговорила:

— Нет, милорд, вы не понимаете! Я люблю вас. Я поняла это, когда вы уехали. Но я не та женщина, за которую вы меня принимаете, и я слишком люблю вас, чтобы обманывать.

Нахмурившись, Эндрю отошел от Мэгги, потом вернулся. Он был необыкновенно красив в эту минуту: густые каштановые волосы, горящие неукротимым огнем карие глаза, мужественный подбородок, четко очерченный прямой нос. Каждое его движение было преисполнено решимости.

— Теперь я ничего не понимаю.

— Я не могу выйти за вас замуж. Ни за вас, ни за кого бы то ни было. Из-за скандальной истории, произошедшей со мной в прошлом.

Эндрю, хмыкнув, проговорил:

— Я знаю все об этой «скандальной истории», и мне на нее наплевать.

Гордо вскинув голову, хотя сердце ее, казалось, сейчас разорвется, Мэгги спросила:

— Знаете? А что именно вы знаете, милорд?

— Я знаю, что ваш брат убил Стивена Хэмптона, потому что он, женатый человек, попытался соблазнить вас, молодую, невинную девушку. Если бы вы были моей сестрой, я сделал бы то же самое.

— Мой брат убил Стивена Хэмптона не просто так, а защищаясь. А Оливер Хэмптон скрыл этот факт. Но Николас убил Стивена не потому, что тот, как вы говорите, «пытался» меня соблазнить. Он великолепно в этом преуспел, Но даже не это заставило Николаса убить его. Дело в том, что я забеременела, а когда рассказала Стивену об этом, он так жестоко избил меня, что я потеряла ребенка.

Лицо Эндрю приняло такое выражение, что Мэгги захотелось выскочить из комнаты и бежать куда глаза глядят. Она взглянула на его судорожно сжатые кулаки, на плотно сжатые губы и в ту же секунду поняла, что вернется в монастырь. Без Эндрю Саттона ей нет места в этой жизни.

Наконец-то она узнала, что ей действительно нужно. Но этого она никогда не сможет получить.

Мэгги расправила плечи и направилась к двери.

— Спасибо за то, что пришли, милорд. Я никогда не забуду вашу доброту. — Она попыталась сдержаться, чтобы не заплакать, но не смогла: слезы покатились по щекам. — До свидания… Эндрю.

Она позволила себе произнести его имя в последний раз. Больше она уже никогда не сможет этого сделать.

Эндрю, не отрываясь, смотрел на нее.

— Я рад, что ваш брат убил его. Если бы он этого не сделал, это сделал бы я.

Мэгги промолчала. Говорить больше было не о чем. Она лишь смотрела на Эндрю, стараясь запечатлеть в памяти его черты, а сердце ее разрывалось от боли. Вот сейчас он уйдет, и она никогда больше не увидит его. Но Эндрю вдруг подошел к ней:

— Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мэгги? Неужели считаешь, что твое прошлое важнее для меня, чем настоящее? — Наклонившись, он легонько поцеловал Мэгги в губы. — Да мне наплевать на то, что случилось девять лет назад! Я люблю тебя, Мэгги Уорринг, и больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой.

Из глаз Мэгги хлынули слезы.

— Эндрю…

Она не помнила, как оказалась в его объятиях, но уже в следующую секунду прижималась к его груди, вбирая в себя исходящее от него тепло, питаясь его силой; Дрожь прошла по ее телу, и этот трепет передался Эндрю.

— Я люблю тебя, — прошептала Мэгги. — Я даже не понимала, что так сильно тебя люблю, пока ты не пришел. И если ты действительно хочешь жениться на мне, я сочту за честь стать твоей женой.

Эндрю крепко прижал Мэгги к себе и зарылся лицом в ее волосы.

— Мы поженимся, как только я получу разрешение. И когда ты станешь моей женой, никакие сплетни будут тебе уже не страшны.

Мэгги взглянула на него сияющими глазами.

— Ты уверен, что это правильно, Эндрю?

Он наклонился и поцеловал ее.

— Уверен, и с каждой секундой уверенность моя растет. Именно этого я хочу и думаю, этого же хочет твой брат.

Это была правда. Ник хотел выдать ее замуж и наверняка одобрит ее выбор. Брат будет счастлив, что ее будущее устроится. Мэгги еще крепче прижалась к Эндрю, ощущая себя в полной безопасности. С тех пор как она покинула монастырь, ей еще ни разу не доводилось испытывать этого чувства.

Внезапно Мэгги почувствовала себя виноватой. Она наслаждается счастьем, а бедный, ни в чем не повинный Ник сидит в тюрьме, ожидая решения своей участи. И Мэгги всем сердцем пожелала, чтобы ее брат, как и она, наконец-то оказался в безопасности.

Глава 24

Наступил вечер, и на землю опустились сумерки, еще более густые и темные оттого, что на небе не было луны. Бледный туман окутал город. Он стлался низко над каменной мостовой, ведущей к воротам тюрьмы. К ночи он еще больше сгустится. Впрочем, Элизабет была этому только рада: в тумане легче скрываться от преследователей, если за ними бросятся в погоню.

Поплотнее запахнувшись в плащ, она молча шагала рядом с тетей Софи, безмятежно улыбаясь, хотя внутри у нее все сжималось от страха. Она должна помочь Николасу бежать, в этом не было никакого сомнения, но что, если он откажется?

«Ты мне небезразлична, но я тебя не люблю»… Она в очередной раз попыталась выбросить эти жестокие слова из головы. Ухватившись за тетину руку, Элизабет пересекла тюремный двор, окруженный высокими стенами. Шествие замыкал Элиас.

Оказаться в здании тюрьмы не составило труда: они сунули стражникам денег, и те их с легкостью впустили. Во-первых, потому что посещать заключенных не возбранялось, а во-вторых, любовница графа, его камердинер и толстая старуха не вызвали у них никаких подозрений.

В тюрьме в этот поздний час находились и другие посетители: жены и дети заключенных, коробейники, предлагавшие свой нехитрый товар тем немногочисленным арестантам, у кого водилось несколько монет. Именно на весь этот шум и гам, способный отвлечь внимание стражников, Элизабет и рассчитывала.

Когда их маленькая группа вошла в длинное каменное крыло тюрьмы, где сидели состоятельные заключенные, способные купить себе за деньги мало-мальский комфорт, Элизабет приказала себе забыть о страхе и предельно собралась. Они молча поднялись по лестнице и вошли в тускло освещенный коридор, в конце которого находилась камера графа Рейвенуорта.

Сырость пробрала Элизабет до костей. Здесь стоял такой отвратительный запах, что Элизабет закрыла нос платком. При мысли о том, что Николас, одинокий и ни в чем не повинный, вынужден сидеть в сырой, холодной, вонючей камере, у Элизабет сжалось сердце, и решимость вытащить его из этой ужасной тюрьмы еще больше возросла. Как бы он к ней ни относился, он не заслуживает того, чтобы сидеть в этой дыре. Николас должен быть свободен, а когда обретет свободу, он сможет уехать из страны.

Элизабет почувствовала в горле комок. Николас уедет, но ее скорее всего с собой не возьмет.

— Давайте пошевеливайтесь! — прервал ее размышления сторож, крепкий мускулистый детина, который сопровождал их к камере Николаса. — Чего вы плететесь!

Он вперевалочку шагал впереди, и эхо шагов гулко раздавалось в темноте коридора.

Дойдя до тяжелой деревянной двери, он поставил фонарь на истертый тысячью ног дощатый пол, вставил большой металлический ключ в замок и, мерзко ухмыляясь, повернулся к Элизабет.

— Ты уверена, детка, что хочешь войти в компании этих двоих? Ведь этот твой граф вряд ли захочет заниматься с тобой разговорами.

Элизабет почувствовала, что стоявший рядом Элиас напрягся, и предостерегающе сжала его руку.

— Прошу вас, открывайте!

Стражник окинул Элизабет таким похотливым взглядом, что по спине ее пробежал холодок.

— Как хочешь, — бросил он.

Наконец ключ повернулся в замке, и в коридор из камеры просочилась узенькая полоска света. Вот дверь открылась, и Элизабет увидела Ника. Лицо его было таким изможденным, таким измученным, что сердце ее стрелой пронзила жалость.

— Элизабет? — удивленно воскликнул он. — Бог мой! Что ты здесь делаешь?

Элизабет заставила себя улыбнуться так, чтобы он понял: все в порядке, она не собирается выходить замуж ни за кого, кроме него.

— Мне просто хотелось тебя увидеть, и я уговорила тетушку и Элиаса проводить меня. Пожалуйста, не сердись.

Она взглянула на стражника. Тот понимающе ухмылялся.

— Даю тебе полчаса, — проговорил он и направился к двери. — Если захочешь остаться подольше, заплатишь еще. А если у тебя нет денег, можешь расплатиться натурой. — Он похотливо хмыкнул, довольный своей шуткой.

От такой наглости Николас онемел. Затем раскрыл было рот, собираясь высказать стражнику все, что о нем думает, но вовремя взглянул на Элизабет. Она прижала к губам палец, приказывая ему молчать, и Николас нехотя повиновался. Когда за стражником закрылась дверь и шаги его постепенно затихли, Элизабет повернулась к Николасу.

Он взглянул ей прямо в глаза. В глубине его серебристых глаз полыхало пламя.

— Что случилось? Зачем ты приехала?

Элизабет пришлось собрать всю свою силу воли для того, чтобы не кинуться Николасу на шею. «Скажи мне, что я тебе по-прежнему нужна!» — мысленно взмолилась она, однако вслух, естественно, ничего не сказала.

— Они собираются повесить тебя, Николас. И тебе это не хуже меня известно. Мы не допустим, чтобы это произошло. — Повернувшись к стоявшему позади нее Элиасу, она протянула ему несколько плотно сложенных наволочек, которые вытащила из карманов плаща.

— Отлично, мисс, — проговорил Элиас, не обращая внимания на недоумевающее лицо Николаса, затем он достал из-за голенища сапога узкий нож, подошел к кровати и вспорол набитый соломой матрац.

— Какого черта?.. — пробормотал Николас, глядя, как его верный друг и слуга принялся набивать наволочки сухой шуршащей соломой.

Элизабет повернулась к стоявшей рядом пожилой женщине:

— Тетя Софи…

Но та уже деловито снимала плащ и вешала его на спинку стула.

Николас переводил недоуменный взгляд с одного посетителя на другого:

— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

Улыбнувшись несколько натянуто, Элизабет ответила:

— Все очень просто, милорд, — а затем принялась расстегивать на платье тети Софи пуговицы и, покончив с этим, стала осторожно стягивать с нее платье, так что Николас был вынужден отвернуться. — Мы пришли устроить тебе побег.

— Что?! — Ник мгновенно повернулся к Элизабет, не обращая внимания на толстенькую, как колобок, старушку, которая стояла перед ним в одной рубашке.

— У нас нет времени выслушивать твои возражения, — бросила Элизабет, разворачивая его снова лицом к стене. — У нас есть план, который непременно сработает, если ты просто будешь делать то, что мы тебе скажем.

Николас резко повернулся:

— Вы что, с ума сошли? Да ведь если вас поймают, то бросят вместе со мной в тюрьму!

На сей раз улыбка Элизабет была совершенно искренней.

— Чтобы этого не произошло, делай так, как мы тебе скажем.

И, взяв из рук Элиаса ветхое шерстяное одеяло, которое тот стащил с кровати Николаса, накинула его на тетины плечи.

Николас бросился за подмогой к тетушке:

— Тетя Софи, но ведь у вас-то наверняка достаточно здравого смысла, чтобы понимать, насколько это опасно. Это просто какое-то сумасшествие!

— У нас слишком мало времени, милорд, — ответила тетя. — Было бы лучше, если бы вы перестали пререкаться и позволили Элиасу привязать эти наволочки вам к поясу.

— Но не можете же вы… — Он снова повернулся к Элизабет: — А как же Мэгги? Если вы это сделаете…

— У твоей сестры, помимо тебя, есть человек, который о ней позаботится. Она выходит замуж за маркиза Трента.

Черные брови Николаса поползли вверх.

— Мэгги выходит замуж за Трента?

— Да. Похоже, они очень любят друг друга.

Сопротивления Николаса немного поубавилось.

— Слава тебе, Господи!

— Николас, мне не хочется тебя подгонять, но нам пора идти. У нас очень мало времени.

— Она права, приятель, — вмешался в разговор Элиас. — Нужно шевелиться, иначе нам всем несдобровать.

Взглянув на Элизабет, Николас порывисто схватил ее за плечи.

— Не может быть, чтобы ты на такое решилась, Элизабет! А как же Триклвуд? Он хочет жениться на тебе. Он собирался…

— Я не выйду замуж за Дэвида, так что можешь об этом забыть. Я люблю тебя, Николас. Как ты ко мне относишься, это не важно. Важно вытащить тебя отсюда.

В глазах Николаса вспыхнул какой-то огонек. Что это было? Боль? Надежда? Желание? Секунду он стоял не шевелясь, потом по его телу пробежала дрожь, а в следующее мгновение Элизабет оказалась в его объятиях. Он изо всех сил прижал ее к себе.

— О Господи, Элизабет!

Она прильнула к нему всем телом. Как же она любила его, нуждалась в нем! И как же ей хотелось, чтобы он хоть немножко разделял ее чувства.

— О Боже, я так по тебе соскучился, — прошептал Николас, зарываясь лицом в ее волосы.

Она еще крепче прижалась к нему. Любовь, надежда и отчаянная решимость переполняли ее душу.

— Я тоже очень скучала по тебе, Николас, — прошептала она в ответ. — Не было минуты, чтобы я не вспоминала о тебе. — Она еще раз крепко прижалась к нему, затем решительно высвободилась. — Но теперь нам пора идти.

Николас коснулся рукой ее щеки.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Понимаешь, какие последствия может иметь твой поступок? Ведь если моя невиновность не будет доказана, тебе тоже придется покинуть страну. Нам придется…

— Нам, Николас?

Лицо Николаса осветилось.

— Если я сейчас сбегу из тюрьмы, я тебя больше никуда от себя не отпущу. Ты будешь привязана ко мне до конца своей жизни.

На глаза Элизабет навернулись слезы радости.

— Неужели ты еще не понял? Если ты будешь со мной, мне наплевать на то, где мы будем жить.

Секунду помешкав, Николас крепко поцеловал ее в последний раз и улыбнулся ей такой ослепительной улыбкой, какой Элизабет еще никогда у него не видела-.

— Что ж, тогда за дело. О Господи, я, должно быть, тоже спятил, как и все вы!

Хмыкнув, Элиас проговорил:

— Подними руки, нужно привязать к тебе эти наволочки.

Вытащив из кармана веревку, он крепко-накрепко привязал к тонкой талии Николаса набитые соломой наволочки. Покончив с этим делом, он натянул на него платье тети Софи.

Поскольку Николас был на целую голову выше тетушки, Элизабет, опустившись на одно колено, выдернула нитку, которой был подшит подол. Теперь платье стало как раз такой длины, какая требовалась. Пряча усмешку, Элиас накинул на Николаса, выглядевшего в женском наряде несколько странновато, тетушкин плащ и надвинул ему на голову капюшон. Теперь лицо его было скрыто от посторонних глаз.

Элизабет с трудом удержалась от смеха: Николас походил сейчас на огромную ходячую, потрескивающую на каждом шагу палатку.

— Я сам себе удивляюсь, что согласился на это, — пробормотал он.

— Ничего, скоро все будет позади, — с улыбкой проговорил Элиас. — Ну, вы готовы… миссис Крэбб?

— Не думаю, что когда-нибудь буду готов для такого, — проворчал Николас.

— Во время ходьбы пригнись, — предупредила его Элизабет. — Хотя, думаю, они вряд ли заметят, что за несколько минут, проведенные в камере, тетушка Софи успела подрасти.

А тетушка тем временем сидела на стуле, и Элиас осторожно связывал ей руки за спиной и вставлял в рот кляп.

— Ну как вы, миссис Крэбб? — поинтересовался он. — С вами все в порядке?

Тетя Софи кивнула, и Элизабет заметила в ее водянистых голубых глазах веселые искорки: похоже, приключение, в котором она принимала живейшее участие, доставляло ей истинное удовольствие. Если раньше Элизабет еще сомневалась в тете, то сейчас все сомнения отпали.

— Идет стражник, — шепотом предупредил Элиас.

Все быстро спрятались за дверью. В замке повернулся ключ, и тяжелая, обшитая досками дверь распахнулась. Хмуро оглядев камеру и недоумевая, почему в ней стоит гробовая тишина, стражник переступил порог.

В ту же секунду Элиас нанес ему сокрушительный удар по голове. Тихонько хрюкнув, страж рухнул на колени, глаза его закатились, и он упал на грубый деревянный пол.

— Пошли, — проговорил Николас и первым вышел в тускло освещенный коридор. При каждом движении его куполообразное платье раскачивалось из стороны в сторону. — Он скоро придет в себя. Нам лучше убраться подобру-поздорову до того, как это произойдет.

Все молча кивнули. Слегка наклонившись вперед и осторожно ступая, Николас, а за ним и все остальные прошли по коридору и спустились по лестнице до первой площадки. Там стоял часовой. Тихонько подкравшись к нему сзади, Элиас ловко стукнул его по голове, и тот, как и первый, мешком свалился на пол.

Преодолев еще один лестничный марш, компания вышла во двор. Там стояли, о чем-то разговаривая, несколько стражников. Николас, Элизабет и Элиас замедлили шаг. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они добрались до ворот тюрьмы. Сердце Элизабет гулко стучало в труди, ладони вспотели. Опередив остальных, она дошла до охранявшего ворота стражника и улыбнулась, глядя в его грубое обветренное лицо.

— Спасибо, что пропустили нас к нему. Вы нам очень помогли.

Тот окинул ее оценивающим взглядом, и Элизабет снова улыбнулась, надеясь тем самым отвлечь его внимание от Николаса.

— Лучше бы вы, мисс, пришли днем. В таком месте по ночам опасно.

— Спасибо, что предупредили, — пропела Элизабет сладким голоском. — Может быть, в следующий раз, когда я снова сюда наведаюсь, вы сами проводите меня наверх?

От гордости стражник раздулся, как индюк, и одарил Элизабет улыбкой. Не такой откровенно похотливой, как стражник, провожавший их в камеру, однако свидетельствующей о том, что Элизабет пробудила в нем мужской интерес.

— Очень может быть, мисс, если будет моя смена. А сейчас смотрите, будьте поосторожнее.

На «тетушку» при этом он даже не взглянул, чему Элизабет была несказанно рада.

— Спасибо, непременно будем.

И, тепло улыбнувшись напоследок, Элизабет зашагала прочь. Толстенькая горбатенькая «тетушка» заковыляла рядом.

К тому времени как Элизабет добралась до угла здания тюрьмы, у нее от страха подкашивались ноги. Там их уже поджидал Тео, готовый в любую минуту прийти к ним на выручку, если бы вдруг что-то не сработало. Не проронив ни слова, он открыл дверцу кареты, знаком велел Элизабет и мужчинам садиться и быстро забрался на козлы. Он хлестнул лошадей, и карета помчалась.

Николас взглянул на Элизабет:

— Мне все еще не верится, что твой план удался. Ты просто потрясающая женщина!

Наклонившись, он крепко поцеловал ее, сбросил с головы капюшон, снял плащ тетушки Софи и, отшвырнув его в сторону, принялся отвязывать от пояса пухлые наволочки.

Элизабет улыбнулась:

— Благодари за свое спасение не меня, а своих друзей. Они у тебя, Ник, просто замечательные.

Николас бросил взгляд на Элиаса и проговорил:

— Спасибо тебе, дружище.

— Не за что. Я просто отплатил тебе за то, что ты для меня сделал.

В карете было тесно, однако. Николасу с помощью Элизабет и Элиаса удалось отвязать набитые соломой наволочки, и он снова стал самим собой.

— Уф! Ни за что не буду толстеть! — проворчал он, и Элизабет лукаво усмехнулась.

— Да уж. Я тебя толстым не представляю.

Николас взглянул на нее, и его суровые черты смягчились.

— Помнишь, что я сказал тебе в тюремной камере? Я тебя больше никуда от себя не отпущу.

Протянув руку, Элизабет коснулась его лица.

— Ты уверен, Николас?

— Стоило мне подумать, что ты выйдешь замуж за Триклвуда, как у меня все в душе переворачивалось. — Он потянулся ее поцеловать, но вовремя вспомнил о присутствии Элиаса и, откинувшись на сиденье, проговорил: — Поскольку ты безупречно разработала план моего спасения, полагаю, ты также нашла место, где мы можем спрятаться.

— Да. Об этом позаботилась Мерси.

— Вы пока поселитесь в таверне «Свинья и скрипка». Она находится на окраине, — вмешался в разговор Элиас. — Скорее всего полицейские решат, что вы сразу же попытаетесь выехать из страны. Им и в голову не придет, что вы сидите у них под самым носом. И Мерси клянется, что ее кузену можно доверять.

— Надеюсь только, что тетю Софи никто не тронет. — Задумчиво проговорила Элизабет.

Элиас ухмыльнулся:

— Я бы за вашу тетушку не волновался. А вот о ком стоит беспокоиться, так это о стражниках. Если что будет не по ней, она им задаст жару.

— А как вы собираетесь вызволять тетю Софи из тюрьмы? — поинтересовался Николас.

— Если тетушка через пару часов не вернется домой, Мерси свяжется с сэром Реджинальдом. Он наверняка сумеет вытащить ее оттуда.

Николас взял руку Элизабет и поднес ее к своим губам.

— Похоже, любовь моя, ты все хорошенько продумала. Так что я могу спокойно расслабиться и подремать до конца поездки.

И, не обращая внимания на стук колес и цоканье лошадиных копыт, Николас закрыл глаза и, склонив голову Элизабет на плечо, безмятежно заснул. Элизабет глядела на своего любимого, сердце ее щемило от нежности. Под глазами его залегли синяки, черты лица заострились. Сколько же ему пришлось выстрадать, бедняжке! Страшно даже подумать…

Как же она его любит! Он сказал, что возьмет ее с собой. Правда, о любви ни словом не обмолвился. Но может быть, тетя права, он и в самом деле не знает, что такое любовь? Возможно, со временем Николас полюбит ее? Откинув с его лба иссиня-черные волосы, она запечатлела на нем нежный поцелуй.

Николас ничего не почувствовал. Впервые за много дней он спал крепким сном.

Рэнд Клейтон принимал у себя в кабинете посетителей: полицейского с Боу-стрит и хозяина таверны «Лебедь и шпага». Лицо полицейского было хмурым. Он молча подал герцогу последний выпуск «Лондон кроникл», и Рэнд принялся читать.

Заголовок на первой полосе гласил: «Рейвенуорт сбегает из тюрьмы вместе со своей любовницей». Дальше шел подзаголовок: «Напав на пожилую женщину и обезвредив стражников, граф Рейвенуорт сбежал вчера вечером из Ньюгейтской тюрьмы, переодевшись в женское платье».

Закончив читать, Рэнд скомкал газету и швырнул ее в угол.

— Черт бы его побрал!

— Простите, что принес вам плохие новости, ваша светлость, — проговорил Бромвелл Смолл, полицейский с Боу-стрит.

Это был мужчина лет сорока, худощавый, с обветренным лицом. Его отличали честность и трудолюбие, и дело свое он знал великолепно.

— Это не ваша вина, Бром.

— Но этот побег осложнит дело.

— Это уж точно. — Рэнд перевел мрачный взгляд на второго визитера, высокого, широкоплечего, с окладистой черной бородой и курчавыми волосами. Однако обращался он по-прежнему к полицейскому. — Мои друзья подвергают себя теперь большой опасности.

— Это верно, но вы не вправе их за это винить. Лорда Рейвенуорта наверняка бы повесили.

— Вне всякого сомнения, — согласился Рэнд, по-прежнему глядя на хозяина таверны. — Но мистер Гиббс изменит это положение вещей, не правда ли, мой друг?

Тэннер Гиббс, хозяин таверны «Лебедь и шпага», пожал широкими плечами.

— Если для этого достаточно моих показаний, то да.

— Но судьи захотят узнать, почему вы солгали. Им вряд ли это понравится. Они могут предъявить вам обвинение.

— Смолл утверждает, что вы сумеете это уладить. Он сказал, что вы заставите их меня отпустить, как только я скажу правду.

Рэнд не сводил с хозяина таверны тяжелого мрачного взгляда.

— И вы в этом абсолютно уверены?

Гиббс снова пожал плечами.

— Кендалл хорошо мне заплатил за то, чтобы я солгал. А вы готовы заплатить еще больше за то, чтобы я сказал правду.

— Какую именно?

— Что этот чертов Кендалл заявился в таверну, напился и полчаса спустя ушел.

— Из чего следует, что у него было достаточно времени, чтобы вернуться в замок Коломб и задушить графиню Рейвенуорт.

— Об этом мне ничего не известно. Я знаю только, что он просидел в моей таверне с полчаса. Кендалл уговорил меня сказать, что он оставался там дольше, но на самом деле это было Не так.

— В таверне есть немало слуг, готовых подтвердить рассказ мистера Гиббса, — подхватил Бром.

Рэнд кивнул.

— Отведите его в суд и проследите за тем, чтобы там были соблюдены все процедуры. Об остальном я позабочусь.

Бром удивленно вскинул брови:

— А вы, ваша светлость? Не сочтите за наглость, но что вы собираетесь делать?

Рэнд улыбнулся краешком губ:

— Встретиться с Гревиллом Таунсендом, естественно. Мне не терпится увидеть реакцию его светлости на то, что мистер Гиббс изменил свои показания.

Таверна «Свинья и скрипка», располагавшаяся в трехэтажном кирпичном здании, оказалась намного приятнее тех таверн, в которых Нику доводилось бывать. Комнаты были светлыми и чистыми. Однако находилась она в одном из самых небезопасных районов города. В нем обитали карманники, грабители и проститутки. Последние и жили внизу, на первом этаже таверны.

Николасу с Элизабет отвели маленькую комнатку в мансарде. Она была чистенькая, но скудно обставленная, а сквозь щели рассохшегося пола в нее проникал дым, отлично слышались взрывы хохота и непристойные ругательства. По ночам из углов доносился мышиный писк. Еда оставляла желать много лучшего.

В общем, таверна «Свинья и скрипка» была не местом для женщины, особенно если она тебе так дорога, как была дорога Николасу Элизабет. А ведь находилась она здесь исключительно по его вине.

— Снова ты забегал по комнате, Николас, — донесся до него тихий голос Элизабет, когда он в очередной раз вскочил из-за стола и подошел к чердачному окошку, выходящему на шумную грязную улицу.

Оторвав взгляд от окна, Николас посмотрел на Элизабет. Ее темно-рыжие волосы, блестевшие в лучах солнечного света, и весь ее милый облик являл собой такой разительный контраст с убогой окружающей обстановкой!

Вздохнув, он отвернулся.

— Прости, Я просто задумался.

Николас не стал уточнять, о чем именно. А думал он и об этом убежище, куда их забросила судьба, и о неизвестности, которая ждала их впереди, и о том, какое неистовое желание вызывает в нем Элизабет. Стоило ей, самоотверженной, любящей, преисполненной решимости вызволить его из тюрьмы, появиться в его мрачной камере, как желание охватило Николаса с такой силой, что ему стоило немалого труда обуздать его.

Николас закрыл глаза, чтобы не видеть стоявшей всего в нескольких шагах Элизабет. Ее пышные груди вздымались под тонкой тканью простой деревенской кофточки, из-под подола коричневой шерстяной юбки, плотно облегающей талию, выглядывали маленькие ножки. Николас хотел ее со страстью, сводившей его с ума. Он горел желанием немедленно сорвать с Элизабет эту одежду простолюдинки, и, уложив на стоявшую в углу комнаты грубо сколоченную кровать, заняться с ней любовью.

Но Николас с самого приезда в таверну держался отчужденно, подавляя в себе это неистовое желание, понимая, что сейчас не время и не место предаваться любовным утехам. Ему не давала покоя мысль, что это он превратил жизнь Элизабет в кошмар, что он не только не защитил ее, как обещал, а, наоборот, из-за него она подвергается опасности.

— Тебя все утро что-то беспокоит. Может быть, поделишься, о чем ты думаешь?

«О том, что я хочу тебя. Что если я подойду к тебе ближе, я не смогу с собой совладать, а я тебя не заслуживаю», — мысленно произнес Николас. Вновь, уже в который раз после приезда сюда, его охватило чувство вины. Совесть не позволяла ему даже прикоснуться к Элизабет, не говоря уж о большем. Он не должен был позволять ей так рисковать. Ей следовало выйти замуж за виконта. Если бы она это сделала, она была бы сейчас в безопасности.

— Я думал о том, что не должен был дать уговорить себя бежать из тюрьмы. Что не имел права подвергать тебя смертельной опасности. А теперь уже ничего не изменишь.

Элизабет приблизилась к нему:

— Так вот что тебя беспокоит! Ты волнуешься за меня. А я-то думала, ты размышляешь о том, кто мог убить графиню. От того, что ты будешь за меня беспокоиться, нам с тобой легче не станет.

Вздохнув, Николас покачал головой:

— Ничего не могу с собой поделать. Похоже, со дня нашего знакомства я приношу тебе только несчастья.

Подойдя к Нику вплотную, Элизабет обняла его и всем телом прижалась к нему. Его словно обдало жаром. Желание вспыхнуло в нем яростным огнем.

— Ты ошибаешься, Николас. Ты принес мне огромную радость. Стоит мне посмотреть на тебя, и мое сердце переполняется любовью, и я благодарю Господа и своего отца за то, что они вверили меня твоей заботе.

— О Господи, Элизабет… — Николас прильнул губами к ее губам, о чем мечтал в разлуке каждый день и час.

— Николас… — прошептала она. — Как же я скучала по тебе. Каждый день без тебя был для меня смертной мукой.

— Я хочу тебя, — почти взмолился он. — О Господи, как же я тебя хочу!

Сжав лицо Элизабет ладонями, Николас прильнул губами к ее рту, и язык его скользнул в него желанным гостем. Он ощущал прикосновение ее высокой груди, стройных бедер, и от охватившей его страсти у него закружилась голова.

Глухо застонав, он подхватил Элизабет на руки и понес к кровати.

Блаженный стон сорвался с его губ. Наконец-то они вместе, наконец-то Элизабет здесь, в его руках. На секунду Николас замер, а затем, зарывшись пальцами в волосы Элизабет, наклонил голову и прильнул к ее губам.

— Я ждала тебя, — прошептала она. — Как же я тебя ждала!

Он пытался быть нежным, показать Элизабет, как он ее любит, но страсть его была слишком глубока и неистова.

Должно быть, Элизабет почувствовала его состояние. Она подалась вперед, вжимаясь в него. Обхватив ладонями ее груди, Николас нащупал упругие соски, и прерывистый стон сорвался с его губ.

Он входил в нее все сильнее и глубже, в этой бешеной гонке к вершине ему уже не хватало дыхания. Он хотел сказать Элизабет, что любит ее, теперь он в этом ни капельки не сомневался, но ему еще никогда не доводилось признаваться в любви, и он не знал, как это делается.

Он. еще раз вошел в нее, и небо разорвалось тысячью вспышек. Их кружило, несло, их било о скалы, а затем они оказались на волшебном серебристом берегу… Наконец мало-помалу Элизабет с Николасом начали возвращаться к действительности.

Приподнявшись, Николас обвел жалкую комнату недоуменным взглядом. Она казалась уже не такой убогой и душной, как прежде. А все потому, что они с Элизабет наконец-то вновь обрели друг друга.

Обхватив ладонями его лицо, Элизабет проговорила:

— Если хочешь, милорд, мы не станем больше искать убийцу. Наймем корабль и уедем из страны. На свете есть немало мест, куда можно поехать и где мы будем в безопасности.

Он улыбнулся, чувствуя в теле необыкновенную легкость. За то время, пока он был с Элизабет, к нему вернулась надежда и он понял одну простую истину: пока они вместе, им ничто не страшно.

— Если потребуется, мы это сделаем, но не сейчас. — Перекатившись на спину, Николас обнял Элизабет. — Сначала мы вспомним все, что нам известно об убийстве. Продумаем все до мелочей, все вероятности и возможности. Обсудим их. Тогда, быть может, всплывет что-то новое.

Взглянув на Николаса, Элизабет улыбнулась:

— Нужно было нам раньше заняться любовью. Похоже, после этого к тебе приходят неплохие идеи.

Ник расхохотался впервые за многие-многие дни. Как это, оказывается, здорово — просто смеяться!

— Вставай, любовь моя. Пора приниматься за дело.

Он поднялся, помог Элизабет привести одежду в порядок, не переставая улыбаться.

Теперь Элизабет от него никуда не денется. Хватит уже ему играть в благородство. К черту Триклвуда! Он не получит Элизабет. Она принадлежит ему, Николасу, и, что бы ни случилось, он ее никому не отдаст.

Глава 25

Рэнд Клейтон, герцог Белдон, сидел за столом и просматривал лежавшие перед ним бумаги. После разговора с Бромом Смоллом он усердно собирал информацию, пытаясь узнать о Гревилле Таунсенде, виконте Кендалле, как можно больше.

Рэнд виделся с этим молодым человеком всего один раз, и тот ему понравился, а уж женщины по нему наверняка с ума сходят. Но он показался ему человеком вспыльчивым и ревнивым. При сложившихся обстоятельствах на эти качества стоило обратить особое внимание. Могли ли они толкнуть молодого человека на убийство?

Узнав о том, что Грей как-то сражался на дуэли из-за дочери барона, Белдон все больше и больше склонялся к мысли, что он мог пойти на преступление. Ему очень хотелось встретиться с Кендаллом, но тот как нарочно уехал в свой загородный замок.

Узнав об этом, Рэнд на следующее утро выехал из Лондона. Путешествие это он решил проделать верхом, на чистокровном гнедом жеребце. Путь его лежал в поместье Кендалла, расположенное неподалеку от дороги, ведущей в замок Коломб. Для встреч с покойной графиней замок был расположен довольно удобно. Однако при теперешних обстоятельствах, когда Кендалла подозревали в убийстве, для него было бы лучше, если бы он жил от нее подальше.

По дороге в замок Рэнд миновал небольшой городок под названием Апшир, расположенный неподалеку от поместья виконта. Таверна «Лебедь и шпага» лежала на его пути, однако Белдон не стал останавливаться. Он собрал уже достаточно сведений для встречи с Греем Таунсендом, и теперь ему хотелось как можно скорее узнать правду.

Вскоре Рэнд уже подъезжал к величественному фамильному поместью Таунсендов. Дворецкий открыл ему дверь и проводил в элегантную гостиную, выдержанную в темно-зеленых и золотистых тонах. Виконт был человеком богатым, и в убранстве замка чувствовалось наличие денег и вкуса.

Однако, увидев нынче Кендалла, никому бы не пришло в голову вспомнить о его богатстве и положении. Он страшно похудел, глаза ввалились, цвет лица стал землистым. Красивый, уверенный в себе молодой лорд исчез, и его место занял осунувшийся жалкий человечишка с дрожащими, словно у горького пьяницы, руками.

Вежливо поклонившись, он произнес:

— Я чрезвычайно польщен вашим визитом, ваша светлость, хотя представить себе не могу, что привело вас ко мне.

Помедлив, Рэнд проговорил:

— Я лишь первый из посетителей, которых вам предстоит принимать в самом ближайшем будущем.

Кендалл промолчал, лишь удивленно поднял брови. Затем он подошел к резному деревянному буфету, дверцы которого были щедро расписаны цветами.

— Выпьете что-нибудь? Бренди? Или предпочитаете что-то покрепче?

— Нет, благодарю.

Виконт предложил Рэнду присесть, но тот, покачав головой, отказался.

— Вы утверждаете, что не догадываетесь о цели моего визита. Быть может, если вы хорошенько подумаете, то поймете, зачем я приехал.

Кендалл сделал глоток бренди, явно пытаясь взять себя в руки.

— Мне известно, что вы наняли полицейского и тот крутился в таверне, что-то высматривая и выспрашивая. Улыбнувшись краешком губ, Рэнд проговорил:

— Мистер Смолл отлично знает свое дело. Настолько, что сумел выяснить: вы пробыли в таверне «Лебедь и шпага» не несколько часов, а всего полчаса. Следовательно, на день убийства у вас нет алиби. У вас было достаточно времени, чтобы вернуться в замок и убить Рейчел Уор-ринг. А поскольку вы солгали относительно алиби, значит, именно вы — убийца.

Отхлебнув добрый глоток бренди, Кендалл поднял на Рэнда глаза. В его взгляде смешались отчаяние и полнейшая покорность судьбе. Тяжело вздохнув, он проговорил:

— Я все время думал, как скоро это обнаружится. Надеялся, конечно, что никогда. Ведь я еще молод, и мне хочется жить. Но выяснилось, что во мне больше благородства, чем я предполагал. Совесть ни на секунду не оставляла меня в покое. Не знаю, на сколько бы еще меня хватило, даже если бы вы ко мне не приехали.

Сердце Рэнда исступленно забилось. Он уже знал, что расскажет ему Кендалл, однако все-таки спросил:

— Почему бы вам не рассказать мне все начистоту?

Рука, в которой Кендалл держал стакан, затряслась. Он сделал еще один большой глоток.

— Я не хотел ее убивать. Я любил ее. Утром того дня, сразу после ухода Рейвенуорта, между нами произошла жуткая ссора. Граф просил ее о разводе. Я был просто счастлив, я думал, что тогда мы смогли бы пожениться. Но Рейчел заявила мне, что не желает меня больше видеть.

Кендалл снова глотнул бренди, желая успокоиться.

— Я ужасно разозлился и одновременно испугался, что на сей раз непременно ее потеряю. Я пошел в «Лебедь и шпагу» и начал пить. И очень скоро я был готов вернуться обратно.

— И что было потом?

— Я вошел через черный ход, которым частенько пользовался, когда хотел, чтобы меня не видели слуги. Рейчел сидела перед туалетным столиком и смотрела на себя в зеркало, любуясь ожерельем. — Взгляд Кендалла стал отсутствующим, словно он вновь вернулся в тот страшный день. — Она была такая красивая… такая потрясающе красивая! Мне захотелось тотчас же сорвать с нее платье и овладеть ею.

— Но на сей раз она вас не хотела.

Грей кивнул головой.

— Да. Она все еще сердилась на меня и была полна решимости разорвать наши отношения. Мы снова стали ссориться, и очень скоро я вышел из себя. Я бросился к ней, и последнее, что помню, — я схватил ее за горло и стал сжимать его. Я сжимал все сильнее и сильнее, а когда наконец разжал руки, Рейчел была уже мертва. Я вышел так же незаметно, как и вошел, сел на лошадь и поспешил домой.

В глазах молодого человека блеснули слезы, и Рэнд не мог не посочувствовать ему.

— Я любил ее, — прошептал виконт. — Любил больше всего на свете. Я не хотел ее убивать.

Клейтон промолчал, а про себя подумал: какая это, оказывается, страшная сила — любовь! Она толкает людей на преступления, из-за нее развязываются войны, гибнут ни в чем не повинные люди. И Рэнд в тысячный раз поклялся, что никогда не поддастся этому разрушительному чувству.

— Будет лучше, если вы сами отправитесь в полицию, не дожидаясь, пока за вами приедут.

Виконт кивнул:

— Да, думаю, так и в самом деле будет лучше.

— Если не возражаете, я поеду с вами.

Кендалл язвительно улыбнулся:

— Конечно.

Он на минуту вышел, чтобы взять шляпу и перчатки, затем они вместе пошли на конюшню.

Наконец-то все позади, думал Рэнд, покачиваясь в седле. И хотя ему было жаль молодого Кендалла, так глупо погубившего свою жизнь, он тем не менее испытывал удовлетворение. Обвинение с Ника будет снято, и они с Элизабет смогут вернуться домой и зажить счастливо, как того заслуживают.

В общем, Рэнд впервые за очень долгое время почувствовал, что сделал очень важное дело.

— Все кончено! — глуповато улыбаясь, воскликнул Элиас, возникая на пороге маленькой чердачной комнатки таверны «Свинья и скрипка».

Оторвавшись от записей, касавшихся убийства, Элизабет с Николасом с недоумением воззрились на него.

— О чем, черт подери, ты говоришь? — спросил Николас. — Что кончено?

Продолжая глуповато улыбаться, Элиас проговорил:

— Это сделал Кендалл. Об этом уже весь город знает.

— Кендалл? — Элизабет вскочила. Сердце ее чуть не выскочило из груди. — Кендалл убил Рейчел? Но ведь Бэскомб…

— Не Бэскомб, а Кендалл, — повторил Элиас. — Герцог это точно выяснил.

— Белдон? — Николас тоже вскочил, лицо его выражало крайнее изумление. — Рэнд обнаружил убийцу?

— Он поехал к виконту, и тот признался в убийстве. А потом его светлость привез этого негодяя в Лондон. — Элиас протянул Николасу газету, которую все это время держал в руке. — Вот. Принес тебе показать. Сам-то я читать не умею, но мне сказали, что там про все написано.

Взяв сложенную в несколько раз газету, Николас развернул ее, разложил на столе и начал читать. Встав на цыпочки, Элизабет заглянула ему через плечо.

— Боже правый, Ник! Это и в самом деле правда! Кендалл признался… хотя и утверждает, что убил Рейчел ненамеренно. Они поссорились, и он вышел из себя. На самом деле он не хотел ее убивать.

Обернувшись, Николас порывисто стиснул Элизабет в объятиях.

— Все кончено, — повторил он и, радостно улыбаясь, закружил Элизабет по комнате. — О Господи, Бесс! Все позади!

Он прижал ее к себе, и она почувствовала неистовое биение его сердца. Опустившись на стул, он усадил ее к себе на колени, и Элизабет, обхватив его шею, прижалась к нему.

К нам явилось чудо, подумала она. Чудо в лице герцога Белдона. Элизабет взглянула на газету и с удивлением заметила, что буквы расплываются у нее перед глазами. Оказывается, она плачет.

— Какой же у тебя великолепный друг — Рэнд! Мы никогда не сможем отплатить ему за то, что он для нас сделал.

— Это верно, — согласился Николас и, улыбнувшись, поцеловал Элизабет в шею. — Но мы непременно его поблагодарим. — Он повернулся к Элиасу, который стоял на пороге и ухмылялся. — Не знаю, как тебе, мой друг, но мне в этой таверне уже порядком осточертело.

Элизабет сидела рядом с Николасом в гостиной герцога. На них по-прежнему была одежда простолюдинов, так контрастирующая с изысканной окружающей обстановкой.

— Значит, мало того, что я тебе обязан по гроб жизни, так, оказывается, я еще и пропустил свадьбу сестры; — недовольно бросил Николас.

Белдон заразительно расхохотался:

— Теперь, когда ты вернешься домой, Мэгги может попросить Саттона, чтобы он еще раз на ней женился.

Николас улыбнулся Элизабет. С тех пор как они покинули таверну, он так и не выпустил ее руки.

— В таком случае можем сыграть сразу две свадьбы. — Элизабет улыбнулась Николасу, и он, наклонившись, легонько поцеловал ее в губы. — Теперь уже ничто не может нам помешать, любовь моя! Ты отказалась выйти замуж за Триклвуда, значит, из претендентов на твою руку остаюсь я один. Ты уже согласилась выйти за меня замуж, и я теперь от тебя не отстану.

Какая же она счастливая! Ник любит ее. Да она в этом нисколько и не сомневалась. Пройдет еще немного времени, и он признается ей в любви.

— Ну если у меня нет другого выхода… — насмешливо проговорила она.

— Сначала вам придется сделать кое-что другое, — вернул их к действительности Рэнд. — Вас ждет разговор с властями, которые непременно захотят у вас кое-что выяснить.

Элизабет улыбнулась:

— Вы имеете в виду, как Ник напал на тетю Софи?

Белдон усмехнулся:

— Не только. Помимо всего прочего, придется разбираться со стражниками, которых Элиас оглушил.

Ник хмыкнул:

— Похоже, это будет стоить мне приличной суммы.

— Ничего, заплатишь, — отмахнулся Рэнд. — Тебе бы гораздо дороже обошелся отъезд из страны. Если бы Кендалл не признался, тебя бы уже и след простыл.

— Кстати, о виконте, — проговорил Николас, рассеянно поигрывая локоном Элизабет. — Куда он дел ожерелье? Белдон вздохнул:

— Боюсь, старина, с этим ожерельем нам не очень повезло. Кендалл утверждает, что не брал его. Что, когда он покинул замок, оно оставалось на очаровательной шейке графини.

Смуглая рука Николаса замерла, и он подался вперед:

— Кендалл его не брал?

— Зачем оно ему? Ведь он и так необыкновенно богат.

Николас застыл, напряженно раздумывая. Что-то смущало его, и Элизабет почувствовала, как по спине ее пробежал холодок.

— Если Кендалл не брал ожерелья, то где оно? — задумчиво сказала она.

Белдон пожал плечами:

— Должно быть, его стащил кто-то из слуг. Не мог устоять перед таким соблазном. Допросим их всех и найдем вора.

Однако Николаса не убедили слова друга.

— Мне это не нравится, Рэнд. Что-то здесь не так. Уж слишком все гладко получается. Кендалл мог убить Рейчел, но если он не брал ожерелья…

— Если он не брал ожерелья, — проговорила Элизабет, и голос ее прозвучал слегка натянуто, — значит, во время убийства присутствовал еще кто-то. И если это не кто-то из слуг, то…

— То это наверняка Оливер Хэмптон, — мрачно договорил за нее Николас.

Лицо Белдона почти не выразило удивления.

— Мне эта мысль тоже пришла в голову. — Он поднял руку и дернул за шнурок звонка, вызывая слугу, — За всем этим запросто может скрываться Хэмптон. Вспомните хотя бы про отлетевшее колесо кареты. Он вполне мог это подстроить. Смерть Рейчел ему только на руку, тогда как Грей Таунсенд ничего от этого не выигрывает.

— В доме Николаса есть шпион Бэскомба, — взволнованно проговорила Элизабет. — Элиас считает, что это кучер. Если это правда, то у Бэскомба было достаточно возможностей совершить убийство и взвалить вину на Николаса.

Раздался стук в дверь. На пороге стоял лакей.

— Вы звонили, ваша светлость?

— Принеси нам что-нибудь выпить. Мы еще пробудем здесь некоторое время. И отнеси камердинеру его светлости поесть. Он сейчас на конюшне, пошел проведать своего друга.

— О Господи, поверить этому не могу! — вздохнул Николас, когда лакей вышел за дверь.

— Будем надеяться, что мы ошиблись. А пока чрезвычайно важно, друзья мои, выяснить правду. Если Бэскомб и в самом деле замешан в убийстве, то вы будете в опасности до тех пор, пока мы не выведем его на чистую воду.

Николас вздохнул:

— Хотелось бы мне, чтоб мы ошиблись, ведь иначе Элизабет ждут очередные испытания. Но боюсь, что без Бэскомба здесь не обошлось. И тогда я не могу понять, почему Кендалл солгал.

— А мне кажется, что он говорил правду, по крайней мере ту правду, которая ему известна, — сказал Рэнд, обращаясь к Николасу. — Однако Бэскомб мог прийти в замок, чтобы заставить Рейчел не соглашаться на развод. Он мог взять ожерелье просто потому, что оно принадлежит тебе и представляет для тебя и твоей семьи огромную ценность.

— Рэнд прав, — согласилась Элизабет. — Теперь осталось только доказать, что Бэскомб замешан в убийстве.

На скулах Николаса заиграли желваки.

— Я знаю одно: пока этот подонок жив, твоей жизни угрожает опасность. — Он решительно встал. — Я вызову его на дуэль!

Рэнд бросил на него яростный взгляд:

— Не будь идиотом! Тебя бросят туда, откуда только что вызволили: в Ньюгейтскую тюрьму!

— Не бросят, если я буду действовать осторожно. Если мне удастся найти надежных секундантов…

— Если ты его убьешь, то никогда не узнаешь правды и никогда не получишь ожерелья.

— Плевать я хотел на ожерелье!

— Подожди, — проговорила Элизабет, тронув его за плечо, — я кое-что придумала. Если мы будем действовать с предельной осторожностью, мы узнаем, действительно ли кучер является предателем, и найдем убийцу Рейчел, не подвергая тебя опасности.

Николас с Рэндом дружно повернулись к ней.

— Как? — хором спросили они.

Элизабет набрала побольше воздуха и выложила мужчинам свой план, который должен был — в этом она не сомневалась — привести их к счастливому концу.

На следующее утро Элизабет надела зеленое шелковое платье, украшенное розочками, которое ей особенно шло. С вечера она послала Мерси Браун записку, и наутро та прибыла в особняк герцога Белдона с целым ворохом нарядов, которые, как Элизабет надеялась, помогут ей в достижении цели.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, Элизабет осталась довольна и платьем с глубоким вырезом, открывавшим грудь, и тем, как искусно служанка уложила ей волосы в замысловатую прическу. Она от всей души надеялась, что все эти ухищрения приведут к желаемому результату.

С тех пор как Николас, не переставая ворчать, согласился на ее план, Элизабет принялась досконально прорабатывать его детали. Было решено, что она приедет в дом Николаса одна и что привезет ее туда Джексон Фримантл. Элизабет надеялась, что Бэскомб заглотает наживку.

Когда Элизабет рассказала Николасу о задуманном, он пришел в ярость, так как именно она должна быть этой самой наживкой. Долго пришлось Элизабет с Белдоном уговаривать его, пока он наконец не согласился, что ни на какую другую Бэскомб попросту не клюнет.

План был разработан со всей тщательностью. Учтена была каждая мелочь. Он базировался на неуемном желании Оливера заполучить Элизабет и отомстить Николасу, а также на глубоком убеждении Бэскомба, что все люди по сути своей негодяи и подонки. Элизабет оставалось лишь надеяться, что она сыграет свою роль настолько убедительно, что Бэскомб ей поверит.

Взглянув на себя в зеркало в последний раз, Элизабет взяла с кровати шаль и спустилась в холл, где ее уже ждали Николас с Рэндом и судья Уилтон Соммерс — влиятельный друг герцога, согласившийся им помочь. Николас нетерпеливо мерил шагами холл.

— Мне это не нравится, Элизабет, — без обиняков проговорил он, глядя на Элизабет потемневшими от волнения глазами. — Я не должен был соглашаться на эту авантюру. Это слишком рискованно.

— Но мы же продумали все до мелочей, — возразила Элизабет. — Хэмптон уже несколько лет меня терроризирует. Мне это до смерти надоело, и я хочу положить этому конец. — Она ласково взяла Николаса за руку. — Не волнуйся, ничего Бэскомб мне не сделает, ведь вы с Рэндом будете рядом.

Николас долго смотрел на нее. На его скулах играли желваки.

— Все это может не сработать. А что, если Бэскомб просто пошлет за тобой одного из своих людей?

— Не думаю. Они слишком часто его подводили, так что вряд ли он им доверится.

Ободряюще хлопнув Николаса по плечу, Рэнд проговорил:

— Не волнуйся, дружище. Если Бэскомб появится, мы с тобой будем начеку. Ничего с Элизабет не случится.

Николас ничего на это не ответил, однако лицо его оставалось мрачным. Молча помог он Элизабет сесть в карету, и они поехали. Элизабет подъехала к дому Ника, как они и рассчитывали, ровно в десять часов и сразу же отправилась на конюшню. Джексон Фримантл, плотный мужчина средних лет с хитрыми голубыми глазами, приводил в порядок черный фаэтон Ника. Если он и удивился, увидев Элизабет, то не подал виду.

Он явно был в курсе событий. Всему Лондону было известно о том, что виконт признался в совершении преступления. Элизабет с улыбкой сообщила кучеру, что Николас с Элиасом уехали в полицейское управление, чтобы уладить кое-какие дела.

— Не знаю, сколько времени они будут отсутствовать. Думаю, что пару часов, не дольше. Его светлость желает, чтобы вы их забрали оттуда.

— А вы, мисс? Вы тоже со мной поедете?

— Полагаю, мне лучше подождать их здесь. — Она мило улыбнулась. — Посижу в библиотеке, почитаю что-нибудь. Там так уютно!

Именно библиотеку они выбрали в качестве ловушки. Позади нее находилась маленькая комната, дверь в которую не запиралась.

— Вы уверены, что с вами ничего не случится, мисс? Его светлость всегда так беспокоится о вашей безопасности.

— Он будет отсутствовать всего пару часов. Никто не узнает, что я одна. Так что вряд ли мне что-нибудь грозит. Джексон ухмыльнулся:

— Не беспокойтесь, мисс, я доставлю его домой в целости и сохранности.

— Благодарю вас.

Вернувшись в дом, Элизабет подошла к окну и проводила взглядом отъезжающую карету. Николас, Рэнд и судья уже были здесь. Николас метался по гостиной, как разъяренный бык.

— И все-таки мне все это не нравится! — вскричал он.

— Расслабься, мой друг. Нас здесь трое, да еще Тео с Элиасом наблюдают за домом снаружи. Этого вполне достаточно.

— Когда имеешь дело с Бэскомбом, не хватит и целой армии, — проворчал Николас.

Однако больше он возражать не стал. Мужчины заняли свои места: герцог и Соммерс — за дверью маленькой комнатки, Николас — за высоким стеллажом в глубине библиотеки.

Элизабет уселась на подоконник окна, выходящего в сад. Если Бэскомб войдет в дом с черного хода, как они надеялись, он сразу заметит ее в окне.

Открыв тяжелый том, Элизабет попыталась читать, однако никак не могла сосредоточиться. Громко тикали часы. Элизабет полагала, что если Хэмптон решится приехать, то мешкать не будет. Он не станет дожидаться, пока вернется Николас со своим верным Элиасом и помешают его планам.

Минута шла за минутой. Дважды из-за стеллажа слышался шорох, после чего вновь воцарялась тишина. Краешком глаза Элизабет заметила, как что-то промелькнуло на дорожке сада. Нет, это не Бэскомб, просто какая-то тень. Нервы Элизабет были на пределе. А время все тянулось и тянулось. Наверное, он все-таки не приедет. Элизабет в душе надеялась на это, однако умом понимала, что необходимо покончить с этой историей, и чем скорее, тем лучше.

Наконец, когда уже миновал последний назначенный Элизабет срок, дверь открылась, и в комнату вошел Оливер Хэмптон, граф Бэскомб собственной персоной. Элизабет не пришлось разыгрывать удивление. Она и в самом деле была удивлена. Она уже уверилась, что он не придет.

— Оливер? — удивленно воскликнула Элизабет и, закрыв трясущейся рукой книгу, встала.

— Вы назвали меня по имени, — проговорил он, закрывая дверь, и на губах его мелькнула улыбка. — Что ж, по-моему, неплохое начало.

— Что вы здесь делаете?

— Думаю, вы знаете ответ на этот вопрос, Элизабет. Я приехал за вами.

Сердце Элизабет исступленно забилось.

— Я очень удивлена. Неужели вы еще не поняли, что я никуда с вами не поеду? Я закричу, если вы ко мне приблизитесь, сбегутся слуги. Не можете же вы тащить меня силой!

— Надеюсь, до этого не дойдет.

— Откуда такая надежда?

— Думаю, после всего произошедшего вы не захотите больше оставаться с Рейвенуортом. После недавнего скандала вы никогда больше не сможете появиться в высшем обществе, даже если выйдете замуж за своего любовника. Вам придется до конца дней своих довольствоваться жизнью в провинции, а если я не ошибаюсь, вас это вряд ли устроит.

Несколько секунд Элизабет смотрела ему прямо в глаза, затем пожала плечами:

— По правде говоря, такая мысль и в самом деле приходила мне в голову. Скажу вам откровенно, мне вовсе не улыбается навсегда лишиться великосветских развлечений. Но граф собирается жениться на мне, вы же хотите лишь взять меня в любовницы.

— Было время, когда я хотел сделать вас своей женой.

— Тогда я была слишком молода. Я сама не знала, чего хочу.

Густые брови Оливера поползли вверх. Не сводя с Элизабет тяжелого взгляда, он коротко бросил:

— А теперь?

Элизабет позволила себе слегка улыбнуться.

— Должна признаться, что вы начинаете меня интриговать, Оливер. — Она направилась к нему, обольстительно, как ей казалось, покачивая бедрами. — Вы сильнее, чем я думала, и намного умнее.

— Это, конечно, верно, только я удивлен тому, что вы это наконец заметили. Что же этому способствовало?

Остановившись всего в нескольких шагах от Бэскомба, Элизабет проговорила:

— Убийство Рейчел Уорринг. Думаю, во всем Лондоне не найдется ни одного человека, за исключением меня, который бы считал, что вы замешаны в этом деле. Я полагаю, только вы были способны подстроить так, чтобы в убийстве Рейчел обвинили Николаса.

Бэскомб самодовольно улыбнулся:

— И вас это интригует?

— Да, как это ни странно.

Только такой подонок, как Бэскомб, мог поверить в подобную чушь. Только бесчувственный кретин мог решить, что она без зазрения совести может бросить Николаса.

Бэскомб шагнул к ней, и в ту же секунду из-за стеллажей послышался тихий шорох. «О Господи! — взмолилась Элизабет. — Только бы Хэмптон ничего не услышал, а Николас не слишком спешил».

— Поедемте со мной, Элизабет, и я покажу вам такие места, в которых вы еще не бывали, дам вам все, что только пожелаете. Обещаю, ваша жизнь никогда не будет скучной.

Элизабет смотрела на Бэскомба, пытаясь не выдать свои истинные чувства. С каждой секундой в ней росла уверенность в том, что он каким-то образом замешан в убийстве Рейчел.

Она отвернулась, изображая безразличие.

— Все это меня мало волнует. А вот есть кое-что, что я действительно хотела бы получить. То, что было у Рейчел Уорринг и чего Николас не сможет теперь мне дать.

Выражение лица Бэскомба изменилось. Оно стало несколько озабоченным.

— Неужели вы говорите о рубиновом ожерелье? О его краже писали все газеты. Я и не представлял, что вас могут интересовать подобные вещи.

— Но ведь я женщина! Или вы так не считаете?

Бэскомб рассмеялся и, торжествующе улыбнувшись, полез в карман сюртука. Вытащив оттуда что-то завернутое в платок, он подошел к столику и положил на него сверток.

— Я так и знал, что вам захочется получить это ожерелье. От такой красоты ни одна женщина не способна отказаться. Разверните платок.

Чувствуя, как неистово бьется сердце, Элизабет подошла, трясущимися руками развязала узел на платке с гербом Бэскомбов и обомлела — перед ней лежало ожерелье из рубинов.

Несколько мгновений Элизабет молчала, глядя на мерцающие кроваво-красным огнем камни, потом медленно повернулась к нему:

— Вы были там. Я это знала. Чувствовала, что вы каким-то образом замешаны в этом убийстве.

Бэскомб вызывающе расхохотался:

— Все получилось просто великолепно, хотя и не совсем так, как я планировал. Этот простофиля Кендалл и в самом деле поверил, что убил графиню, хотя у него никогда на это духу бы не хватило. То, что он, воспылав яростью, бросился на нее и начал душить, оказалось мне только на руку. Я лишь докончил начатое им. Я прекрасно знал, что все в Лондоне будут убеждены: графиню Рейвенуорт убил ее муж.

Элизабет молчала. Она была не в состоянии вымолвить ни слова.

— Если вы поедете со мной, рубины будут вашими, — продолжал Бэскомб. — Мы вставим их в новую оправу, и они станут символом нашего успеха. Никто никогда не узнает правды.

Дрожащей рукой Элизабет оттолкнула ожерелье.

— Значит, вы убили графиню Рейвенуорт, а несчастный Кендалл обвиняет в этой смерти себя. — Она ухватилась рукой за горло, даже не сознавая того, что делает. — Вы и девять лет назад солгали, заявив, что Николас убил вашего безоружного брата.

— Но Рейвенуорт и в самом деле убил Стивена. Всем было известно, что он гораздо лучший стрелок. То, что мой брат был вооружен, не имело значения.

— Думаю, для присяжных имело бы.

Бэскомб нахмурился:

— Ну хватит! Мне надоело попусту болтать. Нам пора идти.

— Никуда я с вами не пойду!

На лице Бэскомба появилось угрожающее выражение. Если он и удивился, то не показал этого. Сунув руку в карман, он молниеносным движением вытащил пистолет.

— Нет, пойдете, моя дорогая, — проговорил он, кровожадно улыбаясь.

В ту же секунду дверь в маленькую комнату распахнулась, и на пороге ее возник Рэнд, а из-за стеллажей появился Николас. Оба они были вооружены.

— Опусти пистолет, Бэскомб! Ну, живо! — бросил Николас, шагнув к своему врагу.

Лицо Хэмптона исказилось от ненависти. Он бросил на Элизабет взгляд, не суливший ей ничего хорошего.

— Я просто кретин, что поверил тебе! Нужно было мне сразу догадаться, что у тебя не хватит ума принять мой бесценный дар!

— Я люблю Николаса, но вам, похоже, не дано понять, что такое любовь.

Бэскомб медленно прицелился в Николаса.

— Ты думаешь, что наконец-то перехитрил меня. Думаешь, что на этот раз выиграл. — Рука его, сжимавшая пистолет, от напряжения побелела, и у Элизабет сжалось сердце. — Она и в самом деле так много для тебя значит?

— Она для меня все, — тихо ответил Николас.

Бэскомб криво усмехнулся.

— Это плохо, — бросил он и, молниеносным движением повернувшись в сторону Элизабет, нажал на курок.

— Нет! — крикнул Николас, и в ту же секунду раздался выстрел. Грудь Элизабет пронзила острая боль.

Рэнд тоже выстрелил, однако Элизабет этого уже не слышала. Ноги у нее подкосились, и она начала медленно оседать на пол.

— Элизабет! Бесс! — закричал Николас, бросаясь к ней.

Голос его доносился до Элизабет как сквозь туман. Веки внезапно сделались необыкновенно тяжелыми, а боль в груди была такая, что ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Дыхание ее стало прерывистым. Руки и ноги похолодели.

Она видела, как Николас опустился рядом с ней, положил ее голову к себе на колени, видела, как по щекам его потекли слезы, однако сказать ничего не могла. Боль в груди все разрасталась, делалась все нестерпимее. Элизабет знала, что Николас держит ее за руку, однако не чувствовала его прикосновения.

— Не умирай, — прошептал он. — Пожалуйста, не умирай.

— Николас…

Трясущейся рукой Николас гладил ее по голове, прижимал руку к своим дрожащим губам, однако Элизабет не чувствовала их тепла.

— Элизабет… прошу тебя… не покидай меня. Я ждал тебя всю свою жизнь. Ты нужна мне, Бесс. — Голос его дрогнул. — Ты мне так нужна!

Она не хотела умирать. Она не может его так бросить! Она мечтала стать женой Николаса, родить ему детей. Элизабет попыталась сказать ему это, но голос ей не подчинялся. Попыталась поднять голову, но та была как каменная.

— Молчи, — дрожащим голосом прошептал ей Николас. — Ты должна беречь силы. — Он с трудом сглотнул, и Элизабет увидела, как напряглось его горло. — Рэнд уже побежал за врачом. Держись.

Грудь Элизабет снова пронзила боль, и она закрыла глаза. Как же ей хотелось, чтобы он сказал ей, что любит ее! Если ей суждено умереть, пусть последними в ее жизни будут эти слова. Они дали бы ей силы предстать перед неизведанным.

Элизабет с трудом облизнула пересохшие губы. Попыталась сглотнуть, но у нее ничего не получилось. С невероятным трудом открыв глаза, Элизабет увидела склоненного над ней Николаса. Щеки его были мокрыми от слез.

Собрав последние силы, Элизабет обхватила ладонями его лицо.

— Я… люблю тебя, — прошептала она. — А ты… меня любишь?

Из груди Николаса вырвался отчаянный стон. Элизабет увидела, как губы его начали шевелиться. Она чувствовала, что он произносит те самые слова, которые она так давно и так отчаянно хотела услышать. Губы Николаса все шевелились, но она не понимала, что он говорит, и ей стало неимоверно грустно оттого, что она так никогда и не узнает, произнес ли он слова любви.

Перед глазами Элизабет все закружилось. Боль, доставлявшая ей столько страданий, постепенно стала стихать. Элизабет в последний раз увидела, как Николас потянулся к ней, губы его шевельнулись, прося ее, очевидно, не покидать его, потом глаза ее закрылись, и любимое лицо исчезло.

Глава 26

Ник прижал бледную безжизненную руку Элизабет к своей щеке. Она была холодна как лед, а пульс на запястье почти не прощупывался.

— Я люблю тебя, Элизабет. О Господи, как я тебя люблю!

Ник повторял эту фразу сотни раз за посдедние три — а может, четыре? — дня. Сколько времени он просидел у постели Элизабет, Николас не помнил. Знал лишь, что Элизабет находится на краю смерти, что она потеряла сознание до того, как он успел сказать слова, которые она так жаждала услышать и которые он так долго носил в своем сердце.

Он поцеловал ее ладонь и осторожно положил холодную безжизненную руку на одеяло. Николас смотрел на Элизабет, и сердце его сжималось от боли, а чувство вины тяжелым камнем давило на грудь. Он один виноват во всем, что случилось. Нельзя было позволять ей встречаться с Бэском-бом. Он так старался защитить ее, однако ему в очередной раз это не удалось.

Прерывисто вздохнув, Николас опустил голову и принялся горячу молиться.

«О Господи! Я знаю, что не оправдал Твоих надежд. Я делал то, о чем потом сожалел, то, что впоследствии хотел бы изменить. Я неоднократно обманывал Твои ожидания. Быть может, впоследствии я опять их обману. Но сейчас я стал другим человеком, гораздо лучше, чем прежде, и все благодаря Элизабет. Я знаю, что не заслуживаю ее, и, вероятно, никогда не буду ее достоин. Но дело в том, что я люблю ее больше жизни и умоляю Тебя: сделай так, чтобы она жила! Я буду заботиться о ней, Господи. Я постараюсь быть лучше, чем я есть».

Тяжело вздохнув, Николас откинулся на спинку стула, на котором провел последние четыре дня. Ему хотелось кричать от ярости и плакать от бессилия. Но Элизабет это не помогло бы. Ей нужна была его сила, и, значит, Николас должен быть сильным.

Он не лгал. Он и в самом деле любил ее больше жизни и не собирался отдавать ее смерти.

Мэгги Уорринг Саттон, маркиза Трент, стояла рядом с мужем у дверей спальни Элизабет.

— Я не могу этого больше видеть, Эндрю! Не могу смотреть, как он мучается! — дрогнувшим голосом проговорила она.

День за днем Николас просиживал у постели Элизабет. И никакими силами его нельзя было от нее оторвать. Он не ел, не спал. Под глазами его залегли черные круги. Но все было напрасно: Элизабет не приходила в сознание.

— Ты не должна терять надежды, любовь моя, — проговорил Эндрю, сжимая руку Мэгги. — Врач сказал, что еще есть шанс.

— Она не может умереть, Эндрю. Николас ее так любит!

— Он неустанно повторяет, что никогда не говорил ей о своей любви. Молит ее о том, чтобы она открыла глаза, и тогда он мог бы сказать ей об этрм.

У Мэгги сжалось сердце. Перед глазами встало искаженное болью лицо брата, его поникшая фигура. А внизу, на первом этаже, метался по гостиной обезумевший от горя Рэнд Клейтон, кляня себя за то, что согласился на встречу Элизабет с Бэскомбом, считая, что никакая опасность ей не угрожает. Тетя Софи чувствовала себя лучше остальных. Она хлопотала у постели племянницы с рассвета до заката и была твердо убеждена, что та будет жить.

Смерть Оливера Бэскомба никому не принесла облегче-ния, ведь за нее пришлось так дорого заплатить.

— Я не могу этого вынести, Эндрю, — всхлипнув, снова проговорила Мэгги.

Однако в глубине души она знала, что выдержит. Она черпала силы в муже. Его уверенность давала ей поддержку. Она даже представить себе не могла, как чудесно любить такого человека, как Эндрю Саттон, строить вместе с ним планы на будущее, с нетерпением ждать появления на свет детей.

И Мэгги принялась молить Господа о том, чтобы он подарил Николасу такое же счастье, сохранив жизнь его любимой.

Николас ходил взад и вперед по комнате рядом с Элизабет. В течение многих дней он приходил то в ярость, то в отчаяние, то принимался молиться. Сейчас он как раз пребывал в состоянии ярости и очень надеялся, что Элизабет его слышит.

— Ты не умрешь! Слышишь, Элизабет Вулкот? Сейчас ты откроешь свои большие зеленые глаза и выслушаешь то, что я тебе хочу сказать.

Элизабет не шевелилась.

— Ты выйдешь за меня замуж, слышишь? Ты согласилась стать моей женой, и ты сделаешь то, что обещала.

Но Элизабет никак не реагировала.

Ник, не в силах оставаться в неподвижности, продолжал мерить шагами комнату.

— Мне надоело с тобой спорить, Бесс. Ты упряма и своенравна. Ты редко меня слушаешься, но на сей раз ты сделаешь так, как я тебе говорю. Врач сказал, что твоя рана начинает затягиваться. Так что нечего тебе здесь лежать, делая вид, что ты меня не слышишь. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы поженились.

Николас прерывисто вздохнул. А стоит ли продолжать? Он чувствовал себя таким несчастным и одиноким!

И все-таки он не хотел сдаваться:

— Я с вами говорю, мисс Вулкот! Я люблю тебя, слышишь? Мы поженимся и…

Внезапно он осекся, заметив, что Элизабет открыла глаза. Сначала Николас решил, что ему это кажется, что он просто сошел с ума от переживаний последних дней, но Элизабет все смотрела и смотрела на него своими зелеными глазами и слегка улыбалась. Тут он понял, что он в своем уме.

— Скажи еще… — прошептала Элизабет.

Опустившись на колени рядом с кроватью, Николас взял ее прохладную ладонь в свою дрожащую руку.

— Я хочу, чтобы мы поженились.

— Нет… не это…

Слезы навернулись Нику на глаза.

— Я люблю тебя. Я полюбил тебя с самого первого дня нашей встречи, когда ты вошла в мой кабинет. Я любил тебя тогда, когда ты сидела в саду, разглядывая какую-то дурацкую птицу. Я любил тебя и тогда, когда ты вошла в вонючую камеру, в которую меня бросили, и заявила, что я должен бежать.

— Я… не умру, — проговорила Элизабет с такой уверенностью, что Николас вздохнул с облегчением и улыбнулся. Он уж и забыл, как это здорово — улыбаться.

— Ты не умрешь. Я тебе не позволю.

— Я люблю тебя.

Николас вдруг почувствовал такой прилив нежности, что у него перехватило дыхание. Господь внял его молитвам и вернул ему Элизабет! А Николас был не таким человеком, который верит в чудеса. Наклонившись, он легонько поцеловал Элизабет в губы.

— Я тоже тебя люблю. И с этой минуты я буду говорить об этом, пока тебе не надоест меня слушать.

— Правда, милорд? — прошептала Элизабет.

— Обещаю тебе, Элизабет. Я люблю тебя. И я буду тебе постоянно об этом напоминать. Я не позволю тебе об этом забыть.

И Николас был твердо намерен сдержать свое обещание.

Эпилог

Элизабет прижалась к Нику. Они только что в очередной раз познали друг друга, и счастье витало над их постелью.

Сегодня минуло полгода со дня их свадьбы, которую Элизабет с Николасом отпраздновали в Рейвенуорт-Холле. На церемонии присутствовали все их друзья: Рэнд и вдовствующая герцогиня, маркиз Трент и Мэгги и многие другие. Они даже не предполагали, что соберется столько гостей. На некотором расстоянии стояли Элиас, Тео, Мерей Браун и остальные преданные слуги.

Джексона Фримантла, естественно, среди них не было. Его к тому времени уже уволили безо всяких рекомендаций.

После свадьбы в первую брачную ночь Николас подарил Элизабет не фамильное рубиновое ожерелье Рейвенуортов, которое так и осталось в сейфе Сидни, а очаровательный кулон, украшенный бриллиантами и изумрудами, великолепно подходивший к ее зеленым глазам.

Вспомнив о кулоне, Элизабет улыбнулась. Она надела его на сегодняшнее торжество, а Николас сделал ей сюрприз — подарил к нему браслет и серьги. У Элизабет тоже был для Николаса подарок, гораздо более ценный, чем любые драгоценности.

Она почувствовала, как Николас коснулся ее плеча, потом спины, легонько поцеловал в шею, и по телу Элизабет пробежала сладкая дрожь. Николас был ненасытен, особенно сегодня. Он снова хотел ее, и, как всегда, Элизабет не могла не ответить тем же.

Элизабет взглянула на мужа. В глазах его полыхало желание и любовь.

— Спасибо за браслет, — проговорила она. — Полгода, конечно, не такой большой срок, но с тех пор как мы с тобой познакомились, для меня каждый день — праздник.

Николас легонько поцеловал ее в губы.

— Ты, Бесс, для меня бесценное сокровище. И я каждый день благодарю Господа за то, что он мне тебя послал.

Элизабет взяла Николаса за руку, пальцы их сплелись.

— У меня для тебя тоже есть подарок. Я хотела подарить его тебе раньше, еще вечером, но… ты тогда был занят, и я подумала, что сделаю это попозже.

Николас поднял черные брови.

— Я считал, что ты уже сделала мне подарок. Я думал, что когда ты довела меня до полного сумасшествия, а потом целовала меня в…

— Николас Уорринг! — перебила его Элизабет. — Это вовсе не тот подарок, о котором я говорю, и ты это отлично знаешь!

Николас лукаво ухмыльнулся. В конце концов, его недаром звали Беспутным графом. К счастью, он им и остался.

— Прости.

Однако по шаловливому блеску его глаз Элизабет поняла, что на самом деле он вовсе не чувствует себя виноватым.

— Подарок, который я для тебя приготовила, будет с тобой всю жизнь. Догадываешься, о чем я говорю?

Ухмыльнувшись, Николас покачал головой:

— Новые сапоги для верховой езды?

Улыбнувшись, Элизабет взяла руку Николаса и осторожно положила ее себе на живот. Ухмылка Николаса тотчас же исчезла.

— Скажи, что ты не шутишь! О Господи, Бесс, неужели это и в самом деле ребенок?

Лицо Николаса озарилось такой надеждой, что на глаза Элизабет навернулись слезы.

— У нас будет ребенок, милорд. И если нам повезет, это будет сын.

Николас открыл было рот, однако не смог произнести ни слова. На мгновение он отвернулся, а когда снова взглянул на Элизабет, на губах его снова играла улыбка.

— Об этом подарке я мечтал больше всего на свете, но никогда не думал, что получу его. Сын у нас родится или дочь, не имеет значения. Важно, что это будет наш ребенок и что мы будем любить его без памяти. — Наклонившись, он крепко поцеловал Элизабет в губы. — Я люблю тебя, леди Рейвенуорт. Очень люблю.

От счастья у Элизабет закружилась голова. Она — жена Николаса Уорринга, а скоро станет матерью его ребенка.

Даже в своих самых безумных мечтах она представить не могла, что обретет в объятиях Беспутного графа такой покой и счастье.

Примечания

1

Raven — ворон (англ.). Николас Уорринг. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Эпилог

Реклама на сайте