«Искушение леди»

Кэти Максвелл Искушение леди

Данная книга представляет собой художественный вымысел. Все имена, действующие лица, географические места и события являются плодом авторского воображения и ни в коем случае не могут считаться реально существующими. Любое сходство с действительными событиями, местами действия или лицами, живущими ныне либо умершими, может быть только случайным.

Мэри Тэйлор Бартон посвящается

Случись мне оказаться одной в глуши Вирджинии посреди холодной и дождливой ночи, спроси меня, к кому бы я обратилась за помощью и кто пришел бы на мой зов, не задавая никаких вопросов, это была бы ты.

Я богата друзьями.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Скалистый край Англия, 1818 год

Деборе Персиваль следовало заподозрить неладное сразу же, в тот самый момент, как она получила приглашение на званый вечер к баронессе Алодии по случаю прихода весны.

Хотя ее сестра и была замужем за любимым племянником баронессы, с тех пор как она последний раз посещала подобные мероприятия, минуло уже несколько лет. Дебора невероятно обрадовалась возможности отвлечься от траура и снова вернуться в общество, напрочь позабыв о том, что баронесса Алодия использовала званые вечера в качестве средства обустроить окружающий мир по своему усмотрению.

То есть Дебора не вспоминала об этом до тех пор, пока баронесса не избрала ее объектом своего внимания.

– Ваш траур уже закончился, не так ли, миссис Персиваль?

Резкий, скрипучий голос хозяйки громким эхом разнесся по залу в тот самый момент, когда в разговоре вдруг образовалась неловкая пауза. Баронесса была высокой костлявой женщиной со здоровым румянцем во всю щеку, серо-стальными волосами и любовью к пурпурному цвету. На коленях у нее, облизываясь, восседал мопс Мильтон.

Сорочья болтовня собравшихся мгновенно прервалась. Приглашенные дамы, числом около двадцати, достойные члены избранного общества Скалистого края, восседали на великолепных стульях, расставленных полукругом в центре огромной, похожей на пещеру гостиной баронессы. Все они разом повернулись к Деборе, и в их глазах отразилось удивление… и интерес.

Дебора переложила чашку с блюдцем из одной руки в другую.

– Вы правы, баронесса Алодия, мой траур закончился три месяца назад.

– В таком случае вам самое время заняться поисками нового супруга, не так ли? – вопросила пожилая дама с величественными манерами.

Дебора настолько растерялась, что на мгновение у нее перехватило дыхание, и ни о каком ответе, естественно, не могло быть и речи. Одиннадцать лет назад, вскоре после безвременной кончины ее отца, на подобном званом весеннем вечере баронесса Алодия вместе с прочими дамами решила, что юная и наивная Дебора непременно должна выйти замуж за мистера Ричарда Персиваля, который был старше ее на тридцать семь лет. В то время он как раз затеял длительную тяжбу со своими взрослыми детьми и попросил руки Деборы с намерением создать новую семью, таким образом лишив их наследства.

Подобно любой нормальной молодой женщине Дебора пришла в содрогание при мысли о том, чтобы выйти замуж за человека намного старше себя. Но прочие дамы Долины, вот эти самые дамы, настояли на том, что долг повелевает ей выйти замуж, дабы иметь возможность содержать овдовевшую мачеху и двух сводных сестер.

Долг. Дебора всегда делала то, чего от нее ожидали. За прошедшие годы ее чрезмерно развитое чувство ответственности еще более обострилось, не в последнюю очередь из-за того, что даже спустя столько лет после смерти ее мать по-прежнему считалась здесь чужой. Во-первых, потому что была француженкой, а во-вторых, потому что нарушила матримониальные планы всей деревни в отношении самого завидного жениха.

Дебора с ранних лет усвоила, что должна явить собой образец добродетели, следуя общепринятым нормам, если не хочет, чтобы и ее обвинили в приписываемых матери смертных грехах.

И теперь она обвела взглядом комнату. Все они ждали, прямо-таки жаждали услышать ответ – то есть почти все, за исключением ее сестры Рейчел, Сидевшая рядом с Деборой, та внезапно проявила повышенный интерес к содержимому чашки, которую держала в руках.

После смерти мистера Персиваля Дебора вынуждена была жить с Рейчел и ее мужем Генри. Причитающееся ей содержание было поистине ничтожным, и Генри счел сей факт унизительным и оскорбительным для чести семьи. Несмотря на то, что Дебора работала больше его супруги и всех слуг, вместе взятых, он был непоколебим в своем недовольстве, и теперь она не могла не задуматься над тем, не приложил ли Генри руку к внезапному интересу, проявленному его теткой Алодией.

– Вам нечего сказать? – высокомерно приподняв брови, требовательным тоном поинтересовалась баронесса. И фыркнула, обращаясь к остальным: – Я задаю вопрос и не получаю ответа. Или молодые женщины более не находят применения своим ушам?

О, ответ у Деборы был: «За что на меня ополчились степенные матроны провинции Айлэм? В очередной раз! За что?»

Как говаривал в таких случаях ее покойный супруг: «Будь я четырежды проклят!»

Но она, конечно, не могла позволить себе озвучить подобные мысли перед лицом сливок айлэмского общества.

Вместо этого Дебора смущенно откашлялась и призналась:

– Я еще не думала об этом, мадам.

– Вы не думали о браке?– Баронесса Алодия произнесла последнее слово с нажимом, чтобы в полной мере выразить свое недоумение. – Каждая женщина должна выйти замуж.

Дебора могла возразить, что сама-то баронесса Алодия как раз и была вдовой, причем вполне довольной собой и собственной жизнью, но вовремя прикусила язычок.

– На мой взгляд, еще слишком рано…

– Вздор! – нетерпеливо прервала ее баронесса. Пурпурные ленты и кружева на чепце почтенной дамы энергично затряслись, вторя энтузиазму, с которым она оседлала своего любимого конька. – Ваш траур уже закончился. Сколько вам лет, милочка? Двадцать восемь? То есть почти тридцать. Вы уже не первой молодости, а детей по-прежнему нет.

– Да-да, детей-то и нет, – поддакнула миссис Хеммингс. Неизменная компаньонка баронессы Алодии, бесцветная и невзрачная особа, являла собой живое предостережение: вот в кого со временем может превратиться и сама Дебора. Жизнь благородной и воспитанной женщины, зависящей от милости родственников, вряд ли можно было назвать счастливой и безоблачной.

– Собственно, мне исполнилось только двадцать семь лет, – поправила баронессу Дебора, чувствуя, как жарко запылали щеки. Она не любила конфликтовать.

– Двадцать восемь, двадцать семь, какая разница? – Баронесса Алодия небрежным взмахом руки отмела ее возражения как несущественные. Она взяла Мильтона на руки и бесцеремонно вручила его миссис Хеммингс. Пес зарычал, выражая свое недовольство тем, что его потревожили. – Прогуляйтесь с ним, Хемми, – распорядилась баронесса, – а мы пока попробуем убедить миссис Персиваль проявить хоть немного здравого смысла.

– Да-да, капельку здравого смысла, – эхом откликнулась миссис Хеммингс и вышла из комнаты.

Не успела за ней захлопнуться дверь, как баронесса Алодия приступила к делу.

– У каждой женщины должен быть муж и дети, если только она не бесплодна. Но тогда она вообще ни на что не годится. Сколько бы вам ни было лет, миссис Персиваль, моложе вы не становитесь. Более того, ваши темные волосы и глаза совершенно не в моде. Светлые волосы и голубые глаза, вот как у вашей сестры, задают шарм и стиль. Черные волосы и темные глаза – это слишком по-иностранному. Это чересчур похоже на Континент, а его более не любят. После войны, во всяком случае.

Дамы принялись выискивать подтверждение справедливой оценке, высказанной баронессой Алодией, и Дебора почувствовала себя под перекрестным огнем любопытных взоров. Даже Рейчел оторвалась от созерцания чайной чашечки и уставилась на нее. Дебора нахмурилась и этим заставила сестру опустить глаза.

Свою убийственную оценку баронесса Алодия завершила хлесткой фразой:

– И прямой нос тоже старится очень некрасиво.

Деборе потребовалась, вся сила воли, чтобы не поднести руку к лицу и не потрогать свой нос. Внешность досталась ей от матери, знатной дамы из Лиона, семья которой лишилась своего состояния в страшные годы революционного лихолетья, обрушившегося на страну. Она познакомилась с отцом Деборы в Лондоне, где тот изучал юриспруденцию. Их брак вызвал нешуточный скандал, поскольку все в Долине ожидали, что он женится на своей подруге детства, Памеле Элвуд. Впрочем, после того как мать Деборы умерла во время родов, он поступил именно так.

Памела оказалась хорошей мачехой, упокой Господь ее душу, но Дебора всегда чувствовала, что остальные считали ее нежеланным ребенком. До нее доходили разные слухи. Кое-кто считал, что ее отцу вообще не следовало обращать внимание ни на кого, кроме местных девушек. И что ее сестры, а отнюдь не она, Дебора, были именно теми детьми, которыми он должен гордиться.

– Я отдаю себе отчет в том, что не являюсь писаной красавицей, – негромко ответила она.

– Тогда можете считать, что вам повезло, потому что я отыскала для вас супруга, – заявила баронесса Алодия.

О нет, только не это, Дебора ощутила, как в душу закрадывается дурное предчувствие.

– В самом деле?

– Да! Это наш викарий Эймс, – с триумфом провозгласила пожилая дама.

Сидящие кружком женщины восторженно закудахтали, восхищаясь ее умом.

– Конечно! – закивали они головами в знак согласия. Миссис Хайтауэр из Доувдэйла подалась вперед, покровительственно похлопала Дебору по руке и сказала:

– Просто замечательно! Вы составите чудесную пару, милочка!

Дебора едва не поперхнулась от возмущения. Местный викарий был намного ниже ее ростом, совершенно лыс и невыносимо назойлив. Хуже всего, у него было шестеро детей, считавшихся наказанием всей деревни. Даже его покойная супруга не могла с ними справиться, а сам священник относился к числу самых никчемных и слабовольных мужчин, которых когда-либо видела Дебора. Он славился своей велеречивостью, медоточивой и неуклюжей манерой поведения и ужасающей надоедливостью. Да при первых же словах его проповеди ее начинало клонить в сон!

Каково это – сидеть с ним за одним столом каждый вечер? Деборе даже не хотелось думать об этом. Коттедж викария вкупе с его неуправляемыми малолетними отпрысками представлялся ей намного хуже приюта для умалишенных.

Словно издалека до нее донесся собственный голос, говоривший что-то о том, как она скорбит о покойном супруге.

Баронесса Алодия жизнерадостно отмахнулась от ее возражений.

– Какие глупости вы говорите! Вам давно пора перестать быть приживалкой в доме сестры и обзавестись собственным хозяйством. Кроме того, это единственный мужчина в, деревне, который подходит женщине с вашим происхождением и отсутствием какого бы то ни было состояния.

Баронесса была права. Будь я четырежды проклята!

Остальные дамы живо включились в разговор, с восторгом планируя и обсуждая будущее Деборы и викария Эймса. Они даже принялись советовать, как приструнить его непослушных детей.

Дебора прикусила язычок. Но когда вечеринка закончилась и они с Рейчел отправились по тропинке к дому, она дала себе волю.

Слова, которые у нее вырвались, были исполнены горечи и гнева.

– Ты ведь заранее знала, о чем пойдет речь, правда?

Рейчел решила прикинуться невинной овечкой:

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она поднялась по ступенькам на стену, сложенную из камней, без раствора, которая отделяла зеленые пастбища Генри от соседских. День выдался очень приятный, располагавший к прогулке на свежем воздухе, и на синем небе там и сям были разбросаны пушистые белые облака, похожие на тучных овечек.

Дебора шла позади сестры, но, поднявшись на стену и спрыгнув на землю, встала перед ней.

– Я не могу выйти замуж за викария Эймса. Он мне не нравится.

– Тебе и мистер Персиваль не особенно нравился, – возразила Рейчел и попыталась обойти сестру. Но Дебора преградила ей дорогу.

– О нет, ты все отлично знала! Нам необходимо поговорить и выяснить отношения, пока Генри не слышит. Это ты подговорила баронессу Алодию заняться поисками мужа для меня.

На мгновение ей показалось, что Рейчел примется с жаром все отрицать… но та не стала этого делать. Плечи у сестры бессильно поникли, она опустилась на каменные ступеньки, взяла Дебору за руку и заставила сесть рядом.

– Родная моя, тебе следует жить своей жизнью. Я люблю тебя и знаю, чем тебе пришлось пожертвовать ради мамы, и Лизбет, и меня, но Генри… он иногда бывает таким несдержанным. – Она легонько сжала ее руку. – И еще у меня будет ребенок.

Гнев Деборы сменился восторгом.

– Рейчел, это прекрасно! Я знаю, как вы с Генри хотели, чтобы у вас была настоящая семья.

– Ты права. – На лбу у Рейчел собрались морщинки. – Но Генри беспокоится, что нам придется кормить слишком много ртов. Да и вообще хватит ли всем места под одной крышей.

Ну вот, она услышала то, чего ждала и боялась. Генри хочет, чтобы она ушла. Как хорошо, что мистер Персиваль никогда не терзался подобными чувствами.

Глаза Рейчел заблестели.

– Я знаю это. – Она так крепко обняла сестру, что даже капор съехал на затылок, и расплакалась.

Дебора не докучала ей утешениями. Еще в раннем возрасте она обзавелась привычкой заботиться и ухаживать за сестрами, даже когда они ее раздражали. Она нашла в себе силы пробормотать:

– Все будет хорошо, Рейчел. Я понимаю, я все понимаю.

Рейчел подняла голову.

– Правда? Ты меня не обманываешь?

– Конечно. – Дебора с трудом проглотила комок в горле. Она знала, что когда-нибудь этот день непременно настанет. Нетерпимость Генри ни для кого не была секретом. Тем не менее, она никак не ожидала, что это случится так скоро. Скрывая огорчение, она сказала: – Я все устрою. Ведь есть еще Лизбет…

– Лизбет слишком важничает. Она чересчур много думает о себе, чтобы заботиться о нас! – Рейчел поправила капор и вытерла глаза платочком. – С тех пор как они с Эдмондом уехали в Лондон, мы почти ничего о них не знаем. Хотя ты сказала, что будешь оплачивать почтовые расходы и что ей можно не волноваться на этот счет.

– Эдмонд занимает высокое положение в обществе. У него ответственная должность, а Лизбет, я уверена, с головой ушла в домашнее хозяйство. Она ведь должна выглядеть рядом с мужем достойно. Кроме того, ты же знаешь, у них совсем недавно родился ребенок.

– Да, но зато у нее есть няня, повар и целая армия слуг. Во всяком случае, так говорит Генри.

– Они ей нужны, – примирительно ответила Дебора. – В Лондоне респектабельность имеет очень большое значение, а ведь мы хотим, чтобы Эдмонд сделал успешную карьеру.

Ее зять числился секретарем герцога Этериджа и твердо рассчитывал в будущем получить должность в правительстве.

– Ну да, конечно, Лизбет уехала и взвалила все на мои плечи, – пробормотала Рейчел, жалея себя.

У Деборы наконец-то лопнуло терпение. Она встала со ступенек и поправила шляпку.

– Тебе не пристало жаловаться. Мистер Персиваль дал тебе все, что ты хотела. А когда ты вышла замуж, то получила очень приличное приданое. Тебе даже не пришлось ухаживать за матерью, когда она заболела, Теперь уже я превратилась в камень у тебя на шее. Согласна, две женщины под одной крышей – это чересчур, тем не менее, я вовсе не считаю себя такой уж большой обузой! – И она зашагала по тропинке через пастбище.

Рейчел пришлось ускорить шаг, чтобы догнать сестру. Она схватила Дебору за руку:

– Нет, конечно, никакая ты не обуза. Но разве, родная, тебе не хочется иметь своих детей?

Дебора резко остановилась. Она хотела иметь детей. О, как хотела! Иногда она испытывала в буквальном смысле физическую боль из-за того, что их у нее нет.

Словно прочитав ее мысли, Рейчел продолжала:

– Я понимаю, что викарий Эймс не подарок. Но он, по крайней мере, не настолько уродлив, как мистер Персиваль. И ты, кажется, неплохо уживалась с ним.

– Неплохо уживалась? – Не веря своим ушам, Дебора уставилась на Рейчел, не зная, смеяться или плакать. – Да он же был на тридцать семь лет старше меня!

В голубых глаза Рейчел светилось любопытство.

– Ты никогда не жаловалась.

От эгоизма и бесчувственности сестры Дебора на мгновение лишилась дара речи. Опомнившись, она воскликнула:

– А разве кому-нибудь стало бы от этого лучше?

Она повернулась и пошла по тропинке. Общество сестры было ей неприятно, и она хотела хотя бы ненадолго оказаться от нее как можно дальше. Рейчел поспешила за ней.

– Но ты могла хотя бы намекнуть… А так и мама, и Лизбет, и я… Все мы считали, что ты вполне счастлива.

– Я делала то, что должна была делать. – Дебора сердито пнула подвернувшийся сорняк.

– Согласись, нельзя ожидать, что мы будем знать то, о чем ты не рассказываешь.

Дебора молча шла впереди. Тогда Рейчел была слишком юной, чтобы понять, что она испытывала, выходя замуж за мистера Персиваля. Но теперь-то сестра должна представлять, о чем идет речь! Сейчас она, без сомнения, может догадаться, каково было Деборе, даже не зная деталей.

– Я ни в чем не виновата перед тобой! – со слезами в голосе воскликнула Рейчел.

Дебора остановилась и обернулась. Та стояла футах в десяти от нее, достаточно взрослая и самостоятельная замужняя женщина. Тем не менее, в обществе старшей сестры она по-прежнему вела себя, как несмышленая девушка-подросток. Такое впечатление, что обе они играли свои, раз и навсегда навязанные роли. Дебора всегда была честной, прямой и открытой, надежной дочерью, пожертвовавшей собственными чувствами ради блага семьи. И как она могла объяснить теперь Рейчел, пусть уже даже вышедшей замуж, что представляла собой ее семейная жизнь? И что она испытывала во время еженедельных визитов своего супруга? И какая пустота царила в ее сердце, несмотря на то что супруг, в общем-то, оказался совсем неплохим человеком?

Дебора осмелилась возразить мужу один-единственный раз, настояв, что ее сестры должны выйти замуж по любви. Так оно и случилось. Вот только она никак не ожидала, что их мужья окажутся такими эгоистами. И того, что ее сестры уверуют, будто в двадцать семь лет Дебора уже ничего не ждет от жизни.

Ничего. Это слово приводило ее в отчаяние. В конце концов, должно же быть в жизни нечто большее, чем долг или просто существование.

– Ты не понимаешь, что я чувствую, – просто ответила Дебора.

Рейчел подошла к ней вплотную.

– Но я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Тогда не устраивай мой брак с викарием Эймсом.

– Но ведь здесь, в Долине, нет других подходящих для тебя холостых мужчин.

– Ох, да поможет мне Господь! – набожно вздохнула Дебора и взяла сестру под руку. Они шли по зеленому лугу, покрытому сочной травой, и впереди уже виднелись каменная крыша и трубы дома Рейчел.

– Конечно, викарий – не самая лучшая партия, – признала Рейчел, – но он не такой уж плохой человек. У него доброе сердце, и он будет хорошо с тобой обращаться. В конце концов, он никогда и пальцем не тронул этих своих ужасных детей.

Логика Рейчел помимо воли заставила Дебору рассмеяться. Но она не могла, да и не хотела продолжать разговор на эту тему.

Как она могла объяснить сестре, внимательно прислушивающейся к общественному мнению, что в последнее время ее одолевают непонятные желания и томления… причем того сорта, которые Рейчел ни за что бы не одобрила?

Деборе не нужен был ни очередной старик, ни даже «подходящий» мужчина.

Нет, она обратила внимание как раз на неподходящих. Например, на бондаря Кевина с карими смеющимися глазами и мускулистыми руками. И на Дэвида, старшего конюшего баронессы Алодии, с широкой грудью и сильными, пусть и кривыми ногами наездника. Она грезила этими крепкими, здоровыми молодыми людьми, слухи о любовных похождениях которых подогревали ее пылкое воображение и не давали спать по ночам.

Разумеется, она не могла дать им знать о том восхищении, которое испытывала. Это была ее сокровенная тайна. Дебора Персиваль была слишком утонченной и воспитанной женщиной, чтобы поддаться похоти. Даже если для этого потребуется пожертвовать частичкой собственной души. И еще она не могла дать лишний повод для подтверждения разговоров о «нечестивой французской крови», позволив фантазиям взять над собой верх.

Но ведь женщина может помечтать…

Рука об руку сестры шли по дорожке к дому. На ступеньках, поджидая их, стоял Генри. Он был довольно привлекательным мужчиной, крепким и мускулистым, который, невзирая на свою прижимистость и даже скупость, был, в общем-то, вполне удачливым фермером.

– Обещай подумать о том, чтобы выйти замуж за викария, – попросила сестру Рейчел, когда они подходили к дому. – В конце концов, он совсем неплохой мужчина, да и его детям нужна мать.

Дебора не ответила. Она просто не могла говорить. Молодая женщина отчаянно молила Бога о том, чтобы в ближайшее время произошло нечто такое, что избавило бы ее от очередного запланированного замужества.

– Обещаешь? – настаивала Рейчел.

– Ну хорошо, хорошо. Я подумаю об этом.

Сестра быстро обняла ее.

– Я знала, что ты согласишься. – И прежде чем Дебора успела возразить, Рейчел, повысив голос, обратилась к мужу: – Дебора не думает, что викарий Эймс – такая уж неподходящая партия.

– И она выйдет за него замуж? – прямо поинтересовался Генри.

– Разумеется, – ответила Рейчел и отвернулась, избегая смотреть Деборе в глаза. Жалкая трусиха!

Генри внезапно сменил тему:

– Пришло письмо от вашей сестрицы из Лондона. По-моему, у нее неприятности.

Взгляды женщин были прикованы к нему, и Генри протянул им пухлый конверт. Дебора завладела им первой.

– Он вскрыт.

Ее зять пожал плечами.

– Письмо пришло на адрес моего дома. – Он взглянул на жену. – Герцог уволил Эдмонда. Так что теперь они едва сводят концы с концами, живут очень скромно и стесненно. Держу пари, она умоляет позволить им вернуться сюда и поселиться под моей крышей.

Развернувшись, он решительным шагом вошел в дом. Его поведение не оставляло сомнений в том, что он думает обо всем происходящем.

Дебора быстро пробежала глазами исписанные страницы. Лизбет никогда не могла похвастаться хорошим почерком, вдобавок некоторые слова расплывались от упавших на них слез. Хуже всего, сестра пребывала в столь расстроенных чувствах, что из письма почти ничего нельзя было понять. Судя по тому немногому, что Дебора все-таки сумела разобрать, Генри в общих чертах правильно обрисовал ситуацию.

Если не считать последних отчаянных строчек.

– Что случилось? – озабоченно поинтересовалась Рейчел.

– Эдмонд занят поисками нового места, но им пришлось уволить всех слуг. – Дебора сложила письмо. – Лизбет не может одна управляться с ребенком. Она хочет, чтобы я приехала и помогла ей.

– Ты? Ты поедешь в Лондон? – не веря своим ушам, переспросила Рейчел и после паузы добавила: – Одна?

– Да. – Хотя поначалу мысль о поездке тоже показалась Деборе дикой. Она еще не бывала нигде дальше Дерби. Но другие люди ездят в Лондон и не находят в этом ничего необычного. Иногда ездят каждый день… если живут достаточно близко от него.

– Полагаю, ты захочешь, чтобы я дал тебе денег на дорогу? – Голос Генри грубо разрушил начавший было складываться план. Он вновь вышел на крыльцо, явно не в состоянии держать свое мнение исключительно при себе.

– Я никогда не просила у тебя денег, – отрезала Дебора, производя в уме некоторые подсчеты. Она была очень ограничена в средствах, тем не менее, вполне могла позволить себе поездку в Лондон, чтобы помочь сестре. – Мне хватит того, что есть. Едва-едва, но все-таки хватит. – Гордость помогла ей принять решение немедленно. – Я должна поехать. И мне ничего от тебя не нужно.

– Дебора! – взмолилась Рейчел.

– Это твое последнее слово? – пожелал узнать Генри. Он не любил оставаться в дураках, даже если сам был в этом виноват. – В таком случае я не хочу, чтобы ты вернулась обратно вместе с Эдмондом, Лизбет и их недоноском в придачу!

– Генри! – потрясенно воскликнула его супруга.

– Я не вернусь, – твердо пообещала Дебора. Зять ответил ей презрительным фырканьем.

– А как быть с викарием Эймсом? – полюбопытствовал он. – Я уверен, что моя тетка Алодия будет настаивать на том, чтобы он нанес тебе визит. Что ему сказать?

Дебора улыбнулась.

– Скажи, что меня нет дома.

Лондон

Энтони Алдерси, графа Бернелла, никак нельзя было назвать игроком. Слишком уж тяжким трудом досталось ему ныне весьма значительное состояние, чтобы просто взять и пустить его на ветер. Кроме того, он был отшельником, если и не по собственному выбору, то уж по воле судьбы, во всяком случае.

Поэтому, когда полковник Филипп Борд и капитан Аллен Кристоферсон пригласили его присоединиться к ним для игры в карты, Тони был польщен. С Бордом они когда-то вместе учились в школе, но не виделись уже много лет. В юности они поддерживали приятельские отношения, по крайней мере до той поры, пока отец Тони, печально известный банкрот, не пустил себе пулю в лоб, доведенный до отчаяния, как поговаривали, многочисленными изменами супруги.

Последовал громкий скандал, в результате которого многие аристократические семейства запретили своим отпрыскам поддерживать дружеские отношения с молодым графом. Впрочем, их смущали не столько похождения его любвеобильной матери, сколько тот малоприятный способ, которым его отец предпочел разрешить сложившуюся ситуацию. Более того, самоубийство немедленно обросло всевозможными слухами о некоем умственном расстройстве, даже помешательстве, которое якобы передавалось в семье из поколения в поколение. Вполне естественно, в обществе сочли, что сыновья и отпрыски почтенных семейств не могут иметь ничего общего с человеком такого рода, к тому же лишенного сколь бы то ни было значительных средств к существованию.

Вот так и получилось, что за членами семьи Алдерси закрепилось прозвище «ненормальные», и этот вердикт тяжким грузом висел над Тони, превратив его в изгоя. Поэтому нет ничего удивительного в том, что со временем он привык довольствоваться собственным обществом.

Он много и усердно работал и добился выдающихся успехов, восстановив и приумножив семейное состояние. Хотя, разумеется, в первую очередь он стремился доказать, что ничем не походит на своего отца.

Следует признать, что он был удивлен и даже взволнован, когда обнаружил, что четвертым за их карточным столом изъявил желание быть лорд Лонгест, один из наиболее заметных и значимых столпов лондонского высшего света. Собственно говоря, лорд Лонгест не пожалел усилий, чтобы дать Тони ясно понять, что именно ему последний обязан приглашением к участию в игре.

Тони прекрасно сознавал, что его обхаживают, и ему не терпелось узнать, что же понадобилось от него элегантному Лонгесту. Ждать пришлось недолго.

Примерно через час после начала игры с невысокими ставками Лонгест поинтересовался:

– Бернелл, вы знакомы с моей дочерью Амелией?

Тони удивленно поднял глаза от карт. Взглянув на партнеров, он понял, что слова лорда озадачили их в неменьшей степени.

Поскольку от него явно ожидали ответа, он сказал:

– Кто же не слышал о прекрасной леди Амелии? Ей каждый день посвящают поэмы, претенденты на ее руку выстраиваются в очередь у дверей вашего дома, а ее именем нарекают все – от щенков до восхитительных духов. Лонгест довольно улыбнулся.

– Да, она произвела сенсацию после первого же выхода в свет, если мне будет позволено высказаться столь откровенно. – Отложив в сторону карты, он подался вперед. – Как вы отнесетесь к предложению жениться на ней?

На мгновение Тони показалось, что он ослышался. Похоже, Борд и Кристоферсон были ошарашены и поражены ничуть не меньше его.

– Вы предлагаете мне ее руку, милорд?

– Да.

– Почему именно мне? – Его вопрос был неприлично прямым, зато честным.

Но Лонгест ничуть не оскорбился. Лениво откинувшись на спинку кресла, он ответил:

– Я давно наблюдаю за вами, Бернелл. Теперь, когда с беспорядками на Континенте покончено, мы вступаем в новый век. В воздухе витают перемены. И вы как раз тот человек, которого я хотел бы иметь рядом с собой. Человек, который знает цену деньгам и умеет их делать. Союз между нами будет взаимовыгодным.

– Вы, часом, не сошли с ума, милорд? – перебил его Борд, кипя от негодования. – Вы не можете отдать леди Амелию за сына самоубийцы! Говорят, его отец страдал умственным расстройством… Кто знает, каким окажется сын? Если бы я знал, что вы задумали, то ни за что не удовлетворил бы вашу просьбу разыскать Бернелла и привести его сюда!

Тони почувствовал, как в нем закипает гнев. Но он понял и другое: эти слова задели его сильнее, чем он хотел бы признаться даже самому себе. Возобновление юношеской дружбы оказалось всего лишь фикцией, очередным ударом судьбы.

Прежде чем он успел ответить, лорд Лонгест холодно сказал:

– Вас ни в коей мере не должно касаться то, за кого я намерен выдать свою дочь, полковник. Кроме того, именно вы вызвались устроить нашу встречу, когда я изъявил желание побеседовать с Бернеллом.

– Я поступил так потому, что… – Борд замолчал на полуслове. Ему пришло в голову, что озвучивать собственные мысли в данном случае не стоит.

Он бросил взгляд на Кристоферсона, сидевшего напротив. Тот уткнулся в карты, и ему явно хотелось оказаться в эту минуту где-нибудь в другом месте. Борд неловко поднялся из-за стола. Он намеренно повернулся спиной к Тони, подчеркнув, что обращается исключительно к Лонгесту:

– Я, конечно, слышал, что у вас неприятности с кредиторами…

– Я бы посоветовал вам выбирать выражения, – предостерегающе заявил Лонгест. – Вы забываетесь, полковник.

– Ничуть не бывало, – парировал Борд. – Если вы намерены подороже продать дочь, то почему бы не выбрать для этой цели достойный денежный мешок? Уж наверняка он окажется более подходящим мужем для леди Амелии, чем полоумный молодой человек сомнительного происхождения…

Тони решил, что с него хватит.

– Почту за честь стать мужем вашей дочери, – обратился он к Лонгесту, заставив Борда умолкнуть. И встал из-за стола, демонстрируя лорду свой внушительный рост и возвышаясь как скала над разбушевавшимся полковником.

Действительно, отчего бы и не жениться? В конце концов, ему исполнился уже тридцать один год, так что рано или поздно, а обзаводиться спутницей жизни придется. Так почему бы не сочетаться браком с женщиной, которая по праву считается первой красавицей Лондона? Ее красота будет способствовать укреплению его репутации, а связи и влияние отца помогут отворить двери, которые он полагал давно и навсегда закрытыми.

Борд повел себя так, словно Тони оскорбил его действием. На щеках у него заиграли желваки, а глаза чуть ли не метали молнии.

Кристоферсон поднялся из-за стола.

– Полковник, по-моему, нам лучше уйти отсюда.

– Я не могу уйти, – стоял на своем Борд.

– Вам придется это сделать, – заявил Лонгест, и в голосе его зазвучала сталь. – Игра закончена, и мы с Бернеллом должны еще обсудить условия брачного контракта.

Мысль о том, что его попросту использовали, пришлась Борду не по душе.

– Все упирается исключительно в деньги, не так ли? – обвиняющим тоном обратился он к лорду.

Во вкрадчивом голосе Лонгеста явственно зазвучала угроза.

– Вот уже второй раз вы забываетесь, полковник. На вашем месте я бы вел себя осмотрительнее. – У лорда было достаточно связей и влияния для того, чтобы военная служба превратилась для Борда в наказание.

Кристоферсон, не теряя времени, обогнул стол, желая успокоить разгневанного приятеля. Лонгест отпустил обоих небрежным взмахом руки и повернулся к Тони.

– Я бы предпочел, чтобы свадьба состоялась как можно быстрее. А завтра вы нанесете визит Амелии.

Не обращая внимания на гневные взгляды, которыми награждал его Борд, Тони ответил:

– Разумеется. Однако должен сообщить, что вскоре мне придется покинуть город. У меня есть кое-какие дела на севере. – Он имел в виду фамильное поместье в Йоркшире.

– Мы воспользуемся специальным разрешением,[1] так что я не предвижу никаких проблем, – лениво протянул Лонгест. – Как вы отнесетесь к тому, чтобы свадьба состоялась сразу же по вашем возвращении?

Тони кивнул в знак согласия.

– Я рассчитываю покончить с делами к середине следующего месяца.

– Прекрасно. Через несколько недель после вашего возвращения… скажем, пятнадцатого? – Он быстро произвел в уме необходимые подсчеты. – Это среда, хороший день для бракосочетания. – Лонгест сделал слуге знак подать еще вина. – Давайте выпьем, чтобы скрепить наш договор…

Борд оттолкнул игорный столик. Карты, стаканы и монеты разлетелись в стороны. Он злобно прошипел в лицо Тони:

– Ты ее недостоин. Я скорее умру, чем допущу, чтобы она вышла за тебя замуж.

Тони стиснул зубы.

– Ты переходишь все границы, – предостерег он бывшего приятеля.

– Когда имеешь дело с собакой, никаких границ не существует, – огрызнулся Борд.

На такое оскорбление не отреагировать было невозможно.

– Я требую удовлетворения.

– С удовольствием, – ровным голосом ответил полковник. – И я решу проблему, разрубив тебя пополам.

Тони не потрудился ответить. Он прекрасно владел шпагой и стрелял из пистолета. Когда становишься предметом шуток и острот, причем отнюдь не безобидных, то быстро обучаешься искусству постоять за себя. Так что его ловкость в обращении с оружием скажет лучше всяких слов. Особенно если учесть, что защищать свою честь подобным способом ему приходилось неоднократно.

Лонгест не сказал ничего, но выглядел вполне удовлетворенным.

Борд гордо выпрямился.

– Мы встретимся на рассвете, раз уж ты так торопишься в Йоркшир. В конце концов, нельзя же допустить, чтобы обручение и дело чести мешали деловым интересам.

Последние слова он буквально выплюнул. Впрочем, Тони не удивился. Многие относились к нему с презрением только потому, что ему нравилось работать.

– До завтра, – любезно ответил Тони.

Борду не оставалось ничего другого, кроме как откланяться, что он и сделал, расправив плечи и унося с собой оскорбленную гордость. Кристоферсон последовал за ним.

– Пылкий молодой человек, – меланхолично заметил Лонгест. – Почему-то, побывав хотя бы раз на поле боя, они проникаются убеждением, что и во всех прочих случаях можно идти напролом. – Он отдал слугам распоряжение убрать со стола и принести непочатую бутылку бренди. – А теперь, Бернелл, предлагаю обсудить финансовую сторону нашего союза, как подобает истинным джентльменам.

Истинным джентльменам.

Лонгест улыбнулся.

– Хочу заранее предупредить, что дешево Амелию я вам не отдам.

– Я и не рассчитывал на это, – откликнулся Тони. В конце концов, все имело свою цену – и респектабельность в том числе.

На следующее утро, которое выдалось хмурым и облачным, Тони встретился с Бордом под одним из каштанов в Гайд-парке, где быстро и безжалостно пролил первую кровь. Секундантом с его стороны выступал Аллендэйл, поверенный. Борд пожелал было драться до смерти, но секунданты полковника увели его буквально силой.

Не нанеся урона своей чести, Тони и Борд расстались. Врагами.

Исход поединка не доставил молодому графу удовольствия. Стерев кровь со шпаги, он ощутил себя еще более одиноким, чем раньше.

Подошел Аллендэйл и протянул ему шляпу. Пряча шпагу в ножны, Тони сообщил:

– Я женюсь, Аллендэйл. Через два месяца.

– Очень хорошо, милорд, – последовал лаконичный ответ. У поверенного, ровесника Тони, были песочного цвета волосы и бледно-голубые глаза, скрывавшиеся за стеклами очков.

Тони бросил взгляд в сторону экипажа, увозившего Борда и его секундантов. Они отвезут его домой, перевяжут раны и станут выражать сочувствие, называя графа Бернелла мерзавцем и подлецом. А Тони предстоит возвращение в пустой дом.

Он перевел взгляд на своего верного помощника.

– Разве вам нечего сказать мне, нечего посоветовать? Ни добрых слов, ни предостережений? Ведь вы женаты уже… – Тони умолк, внезапно осознав, как мало ему известно о жизни своего поверенного. А ведь Аллендэйл работает бок о бок с ним уже более пяти лет. Он переманил его у герцога Кенмора, и впоследствии оказалось, что это был очень мудрый поступок. Советы и опыт Аллендэйла помогали Тони неуклонно взбираться по ступеням социальной лестницы, ведущей к успеху и признанию.

– Восемь лет, милорд.

Тони никогда не видел супругу своего поверенного. Когда он бывал в городе, они с Аллендэйлом часами просиживали за работой, но никогда не говорили на личные темы.

– А стоит ли вообще женитьба той цены, которую за нее приходится платить? – цинично поинтересовался Тони.

– Я получаю от нее истинное удовольствие.

Неожиданно теплая нотка, прозвучавшая в голосе обычно сдержанного поверенного, не осталась незамеченной Тони.

– Я тоже на это рассчитываю, – откровенно признался он.

Аллендэйл кивнул, но ничего не сказал. Не хлопнул Тони по спине, сопроводив этот жест добрыми пожеланиями. Не начал подшучивать над ним. Не стал демонстрировать радушие и дружелюбие. Впрочем, поверенный ведь и не был другом, всего лишь наемным; работником, которому платили за услуги.

– Впрочем, оставим это, – спохватился Тони. – У нас еще немало работы, если я собираюсь уехать завтра с первыми лучами солнца.

Он зашагал к поджидающим лошадям, Аллендэйл последовал за ним.

Они прошли несколько ярдов, когда Аллендэйл спросил:

– Вы позволите высказать одно замечание, милорд?

– Да, что именно? – ответил Тони, мысли которого уже были в предстоящей работе. Он протянул руку, чтобы взять поводья своей лошади.

– Вы не производите впечатления человека, которому может прийтись по нраву холодная постель.

Неожиданное дружеское расположение, прозвучавшее в словах поверенного, словно открыло запертую доселе дверь.

– К чему вы клоните, Аллендэйл?

Помощник выглядел смущенным, очевидно, решив, что и так сказал уже слишком много. Он поправил очки на носу.

– Мне бы не хотелось показаться бесцеремонным….

– Договаривайте, раз начали.

Аллендэйл откашлялся и заметил:

– Я полагал, что вы, учитывая семейное прошлое, предпочтете жениться по любви.

– Чье прошлое вы имеете в виду? – полюбопытствовал Тони. – Мое или родителей?

Поверенный понял, что ступил на тонкий лед, но нашел в себе силы продолжить.

– Да, милорд, вы правы. Хорошо… – Он сделал паузу и, запинаясь, сказал: – Я полагаю, столь несчастливый брак был устроен без их согласия?

Тони про себя подивился его тактичности.

– Это обычный порядок вещей, Аллендэйл. Так создаются союзы. И всегда создавались, начиная с незапамятных времен. В истории Англии, во всяком случае.

– Да, милорд, хорошо. – Аллендэйл взял поводья лошади, считая, что разговор на эту тему закончен.

– Вы не одобряете мой поступок? – не сдавался Тони.

– Я полагал, что вы будете вести себя более современна, милорд. – Аллендэйл сел на лошадь»

Тони последовал его примеру.

– А в чем, по-вашему, заключается современность? Что нынче в моде?

Аллендэйл покраснел до корней волос, но ответил:

– Привязанность. Мужчины и женщины вступают в брак, потому что испытывают друг к другу уважение и желание. – Он вперил в Тони строгий взгляд из-под очков. – Они женятся по любви.

Любовь… Именно любовь стала причиной того, что его мать украсила голову отца роскошными рогами. Любовь заставила его покончить с собой и разрушила жизнь Тони.

– Только не в моем кругу, – решительно отрезал он. – Любовь – это всего лишь недостижимая мечта простолюдинов.

Не успели эти слова сорваться с его губ, как он пожалел о них. Тонкая ниточка дружеской привязанности, протянувшаяся между ними, оборвалась. Оба вернулись к своей роли – хозяина и слуги.

Несколько часов спустя Тони явился с визитом к лорду Лонгесту. Его приняли в гостиной. Леди Амелия ожидала его – как всегда прекрасная, несмотря на припухшие глаза и покрасневший носик. Похоже, совсем недавно она безутешно плакала.

Тони официально попросил ее руки. Едва слышным голоском она дала согласие.

Немедленно между ними вклинился Лонгест и предложил тост. Леди Амелия отпила крошечный глоток шерри, извинилась и, сославшись на головную боль, вышла из комнаты.

– Ну, вы же знаете женщин… – доверительным тоном сказал Лонгест. – Это настолько эмоциональные создания… Мысль о предстоящем замужестве привела мою дочь в такое волнение, что она просто сама не своя. К тому времени, когда вы вернетесь из Йоркшира, Амелия придет в себя и успокоится.

Тони решил не высказывать вслух свои сомнения по этому поводу.

Вечером он в одиночестве ужинал в своем большом доме, обставленном с той роскошью, какую только можно купить за деньги, и размышлял над тем, почему же он не чувствует удовлетворения. Аллендэйл советовал отложить поездку – учитывая, что ему предстояло столь важное дело, как заключение брачного контракта. Тони отказался. Он и так слишком много времени провел в Лондоне. Его ждали неотложные дела, требующие внимания; кроме того, ему необходимо было срочно повидаться с Марми, чтобы рассказать о своей женитьбе. А Аллендэйл сможет сообщить необходимые подробности письмом.

Единственное, чего он не стал делать, – это отправлять уведомление о своем бракосочетании матери. Впрочем, кто-нибудь из дальних родственников, живущих в городе, наверняка напишет ей обо всем.

На следующее утро он покинул Лондон, причем отправился в путь в одиночестве – так ему больше нравилось. Ни камердинера, ни лакеев, только он и его конь. Аллендэйл уже давно уговаривал его нанять личного секретаря, но Тони пока не принял окончательного решения по этому вопросу. Круг людей, которым он привык доверять, был очень ограничен. Знание того, что самые близкие люди легче всего идут на предательство, досталось ему дорогой ценой.

Выехав из города, он остановил коня и полной грудью вдохнул свежий воздух. С юга надвигалась гроза. Он попытается обогнать ее.

И постарается не думать о будущем, в котором его может ожидать холодная постель.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Проливной дождь отнюдь не сулил долгожданному путешествию благополучного начала. Однако в свете явного неодобрения Генри, высказанного относительно ее нежелания выходить замуж за викария Эймса, Дебора не собиралась откладывать свой отъезд. Невзирая на отвратительную погоду, старый мистер Стэнли намеревался совершить очередной еженедельный вояж в Дерби, чтобы забрать почту для Долины. Дебора могла составить ему компанию, а уже потом, из Дерби, отправиться почтовым дилижансом в Лондон. Но не успели они отъехать от дома и мили, как она уже начала сомневаться в правильности своего решения. Река Голубка несла свои воды с такой скоростью, что внушала молодой женщине ужас. Неуклюжая повозка мистера Стэнли, запряженная старой и дряхлой кобылой с провислой спиной, подпрыгивала и дребезжала на ухабах, но животное, казалось, не обращало ровным счетом никакого внимания на опасности путешествия по грязной и извилистой дороге. Дебора всерьез опасалась, что в любое мгновение лошадь может потерять опору и они рухнут с обрыва с бурные воды. Мистер Стэнли натянул над повозкой парусиновый верх, но он служил жалкой защитой от разбушевавшейся природы. Шерстяная накидка, в которую куталась Дебора, вскоре намокла и отяжелела, кожа у молодой женщины зачесалась, и вообще в такой одежде под холодным весенним дождем было крайне неуютно. Вдобавок от запаха мокрой шерсти, который лез в нос, она несколько раз чихнула, вздрагивая всем телом, отчего широкополая шляпа сползла ей на глаза.

– Может быть, нам стоит повернуть назад? – предложила она, видя, что река грозит выйти из берегов.

– Я не могу этого сделать, – заявил мистер Стэнли. Его просторечный говор резал слух, отчего слова казались разделенными на отдельные слоги. – Я езжу этим маршрутом уже десять лет, даже больше, и ни разу не пропустил ни одного дня.

– Но, вероятно, учитывая необычные обстоятельства, эту традицию можно и нарушить? – настаивала Дебора, поглядывая на взбаламученную воду. Если они, не приведи Господь, перевернутся и она утонет, то винить придется только ее непомерную гордыню. А Генри примется рассказывать всем и каждому, что он-де предлагал ей отложить поездку, но она не послушала своего благоразумного и заботливого зятя.

Мистер Стэнли громко фыркнул, выражая свое неодобрение столь поспешно сделанному выводу.

– Нам с Хоуи, – возразил он, имея в виду лошадь, – приходилось переправляться через реку, когда она совсем выходила из берегов. – И он принялся рассказывать случаи из своей жизни, один тревожнее другого, а вода поднималась все выше.

Дебора с такой силой вцепилась в деревянное сиденье, что пальцы у нее заныли от напряжения. Перед глазами плыли сцены собственной трагической смерти. Она знала, что сестры будут грустить и скорбеть о ней, но сомневалась, что зятья прольют хотя бы слезинку по случаю ее безвременной кончины.

И когда наконец серое, промозглое небо пронзил шпиль церкви, означающий, что Дерби уже близко, Дебора ощутила такую радость, что ей захотелось вознести горячую благодарственную молитву Богу.

– Видите, миссис Персиваль? – наклонился к ней мистер Стэнли. – Мы благополучно прибыли на место, хотя теперь могу признаться, что сегодня мне пришлось-таки понервничать.

Дебора смогла только кивнуть в ответ. Она промокла до нитки, дрожала от холода, а поля шляпки настолько пропитались влагой, что бессильно поникли, являя собой ужасное и жалкое зрелище. О господи, как же она будет выглядеть, когда наконец доберется до Лондона!

Мистер Стэнли воспринял это молчание как признак того, что пассажирка испугалась, и принялся упрекать ее:

– Вам не следовало так беспокоиться! Мы с Хоуи не позволим, чтобы что-нибудь случилось с будущей женой викария Эймса.

Его слова вызвали нешуточное возмущение Деборы. Она резко повернулась к вознице.

– Кто вам такое сказал? От кого вы это услышали?

Мистер Стэнли неторопливо вынул изо рта отсыревшую трубку. Он был явно удивлен и озадачен.

– Да об этом все только и говорят в Долине… И мы думаем, что вы будете хорошей парой. Его детям нужна твердая рука. Правду сказать, я еще не видел таких малолетних разбойников.

– Тогда почему вы хотите повесить их мне на шею? – Дебора даже не пыталась скрыть отчаяние, прозвучавшее в голосе.

– Женщине нужен муж, миссис Персиваль. Особенно молодой женщине, как вы.

– Но почему именно викарий Эймс?

Они въехали во двор почтовой гостиницы, в котором, как и следовало ожидать, в такой ливень не было ни души. – Потому что этим вопросом занимается баронесса Алодия.

Мистер Стэнли натянул вожжи, останавливая лошадь, но Дебора отнюдь не спешила выходить. Под аккомпанемент капель дождя, барабанящих по парусиновому навесу, она с вызовом заявила:

– У меня уже был один брак по расчету. Может быть, теперь я могу сама выбрать себе супруга?

Мистер Стэнли уставился на нее с таким выражением в глазах, словно увидел, как на голове у нее выросли рога.

– Вы благородная леди, – пробормотал он. – Леди должна выйти замуж за джентльмена. Вы же не какая-нибудь молочница, которая станет флиртовать с кем попало.

Ах, иногда ей так хотелось стать простолюдинкой! Ей хотелось, чтобы он понял ее. Ей хотелось, чтобы ее понял хоть кто-нибудь. Она позволила сестрам выйти замуж по любви – хотя, по правде говоря, если бы они остановили свой выбор на ком-то недостойном уважения, она бы воспротивилась. А сейчас пришла ее очередь.

– Если следовать вашей логике, мистер Стэнли, то замужество немногим отличается от сортировки шерсти по цвету.

– Да-да, это почти одно и то же. Разумеется, проблема в том, что в Долине не осталось мужчин вашего возраста, так что шансы найти себе кого-нибудь невелики.

Горькая правда пришлась Деборе не по душе.

– Может статься, я выберу кого-нибудь моложе себя, – упрямо заявила она.

– Нет, это не сделает вас счастливой. Молодежь может быть мускулистой и сильной, но мозгов-то у нее и не хватает.

Дебора в растерянности покачала головой. Она постепенно приходила в себя, и ей стало очень неловко, что она позволила себе разоткровенничаться перед простым возницей. Да и смысла спорить не было. Долина решила, что она должна выйти замуж за викария Эймса, приструнить его непослушных детей и, как только Дебора поможет Лизбет разобраться с проблемами, то так она, вероятно, и поступит.

Смирившись с судьбой, она сказала:

– Вы правы, мистер Стэнли. Викарий Эймс – хороший человек.

Наградой ей стала ободряющая улыбка. Возница переменил тему.

– Видите, хозяин гостиницы уже дважды приоткрывал дверь, чтобы посмотреть, что мы намерены делать. Разрешите помочь вам спуститься.

Он спрыгнул на землю, обошел лошадь и предложил ей руку. Дебора неловко сошла и поспешила к двери гостиницы, а мистер Стэнли схватил ее дорожный саквояж и торопливо последовал за ней.

– А как же лошадь? – крикнула она, подбежав к двери.

– Хоуи не возражает против дождя, если только я быстро управлюсь со всеми делами.

Он распахнул дверь и придержал ее, давая Деборе возможность проскользнуть внутрь тесной и узкой комнаты, битком набитой путешественниками, укрывшимися здесь от дождя. Дебору и мистера Стэнли приветствовала суетливая и шумная супруга хозяина гостиницы, раздававшая гостям кружки с элем. Когда поднос опустел, она, обращаясь к вознице, воскликнула:

– Господь свидетель, мистер Стэнли, мы и не чаяли увидеть вас в такую погоду!

– Я должен забрать почту, миссис Таппер. И за десять лет не пропустил ни одного дня.

– Но сегодня вы ее не получите, – сообщила женщина. – Мост смыло водой, так что ни на юг, ни на север, ни на запад или восток пути нет.

– Ничего, мы с Хоуи проедем где угодно, – заверил ее мистер Стэнли.

– Ну так за ваши труды вас же и унесет река, – парировала она.

Мистер Стэнли с пренебрежением отмахнулся:

– Не унесет!

Дебора с растущей тревогой заглянула за угол, в бар.

Повсюду были люди. Мужчины и женщины сидели на лавках или стояли группками и разговаривали. Дети развлекались, гоняясь друг за другом вокруг взрослых, пока те резким словом не заставляли их найти себе другую игру.

Воздух пропитался запахом эля, дыма из очага, сырой шерсти и человеческих тел, набившихся в тесное помещение. Дебора сделала шаг назад и наступила на ногу какому-то дородному мужчине.

– Прошу прощения, – пробормотала она, поспешно отходя в сторону.

Тот не обратил на нее никакого внимания, продолжая неспешную беседу о политике с мужчиной, стоявшим слева. Чуть дальше какой-то мужчина попытался привлечь ее внимание, похабно осклабившись и подмигнув, и Дебора с ужасом заметила, что он был не единственным, кто бросал на нее похотливые взгляды. При таких обстоятельствах, в тесноте и давке люди быстро забывали хорошие манеры.

До нее донесся голос супруги владельца гостиницы, говорившей одному из клиентов:

– …прекрасная погода для земледелия, но совсем неподходящая для путешествий.

Дебора позволила себе прервать их разговор:

– Но ведь почтовые дилижансы все же ходят, не так ли?

– Ничего не ходит и не будет ходить до тех пор, пока не починят мост, – ответствовала миссис Таппер. – А сделать это можно будет только послитого, как прекратится дождь. Мистер Таппер полагает, что он может продолжаться еще день или два.

– День или два? Если не ходят почтовые дилижансы, то и обычных карет тогда тоже не будет!

– И мистер Таппер ни за что не станет нанимать частный экипаж, – многозначительно заявила миссис Таппер. – Я же говорила, что для путешествия время сейчас не самое подходящее.

– Но мне необходимо попасть в Лондон! – взмолилась Дебора.

– Прошу вас, успокойтесь, миссис Персиваль, – вмешался мистер Стэнли. – На все Божья воля. Вы же не станете ей противиться? – Он бросил взгляд на миссис Таппер и пояснил: – Сестра очень нуждается в ней. У ее супруга небольшие неприятности, и они привыкли помогать друг другу.

Дебора открыла было рот, чтобы возразить, но потом передумала. Есть ли хоть что-то, чего бы обитатели Долины не знали о ее личных делах?

Впрочем, мистер Стэнли решил не ограничиваться этим сообщением и взять ее судьбу в свои руки.

– Вам лучше вернуться вместе со мной, миссис Персиваль, – посоветовал он.

Но он ошибся. В этом Дебора уступать не собиралась – она ни за что не вернется в Айлэм. Пусть даже дождь можно счесть вполне уважительной причиной для того, чтобы отложить ее поездку в Лондон, Генри все равно будет презрительно усмехаться. А она была слишком гордой женщиной, чтобы безропотно смириться с таким к себе отношением.

– Я останусь здесь. – Похоже, она приняла верное решение. – Тогда я смогу сесть в первый же дилижанс до Лондона, в котором окажется свободное место.

Мистер Стэнли повел себя так, словно она задрала юбки выше пояса и пустилась танцевать джигу на столе.

– Вы не можете остаться здесь! Только взгляните на эту толпу. – Он понизил голос: – Это же какие-то бандиты, а не люди.

Дебора вынуждена была признать, что кое-кто из мужчин и в самом деле выглядел так, словно добывал себе пропитание грабежом карет, да и некоторые женщины имели весьма, скажем так, живописный вид. Но здесь же сидели и три почтенные матроны, занятые вязанием, и парочка помоложе, которая пыталась приструнить своих непослушных отпрысков. В общем-то, собравшиеся выглядели скорее усталыми, нежели порочными.

– Со мной все будет в порядке, – заявила она и обратилась к миссис Тапер: – Мне нужна комната на ночь.

– Я могу предложить лишь лавку или местечко на полу, мадам, но вам придется довольствоваться обществом остальных наших гостей. Все комнаты уже заняты.

Дебора растерянно переступила с ноги на ногу, обозревая разношерстное сборище.

Мистер Стэнли поспешил ей на помощь.

– Ни в коем случае! Она не может оставаться здесь! Миссис Персиваль – порядочная и благородная дама. Ее отцом был Нейл Сомерсет, поверенный. Вам наверняка известна эта семья. Она не может спать на полу.

– Оглянитесь по сторонам, мистер Стэнли. Это все, что я могу предложить, – отрезала миссис Таппер.

Озабоченно нахмурившись, возница повернулся к Деборе.

– В таком случае вам все-таки лучше вернуться вместе со мной.

– Если только вам удастся это сделать! Вода в реке поднялась очень высоко, – заметила миссис Таппер.

– Ничего, доберемся как-нибудь, – заверил мистер Стэнли. – Никто так хорошо не знает дорогу в Долину, как моя Хоуи. Пойдемте, миссис Персиваль, и я благополучно доставлю вас домой.

Решив, что недоразумение улажено, миссис Таппер отвернулась, чтобы заняться остальными постояльцами, но Дебора не собиралась сдаваться так легко.

– Прошу вас, подождите, – взмолилась она, робко прикоснувшись к руке супруги владельца постоялого двора. – Ведь в Дерби наверняка есть и другие заведения, где я могла бы получить комнату?

– Вы полагаете, что я позволю конкурентам зарабатывать на своих клиентах? – не веря собственным ушам, возмутилась миссис Таппер.

– Вы, конечно, понимаете, что мне бы не хотелось спать на полу, но если другого выхода нет, то я согласна, – заявила Дебора. – Однако, на мой взгляд, здесь не осталось места даже для этого.

Словно в подтверждение ее слов входная дверь распахнулась, впустив еще одну партию путешественников, которые принесли с собой дождь и ветер. Всем находящимся в комнате пришлось потесниться, чтобы освободить для них немного места, и несколько джентльменов, зажатых в углу, начали громко возмущаться. Потом кто-то из ранее прибывших начал расталкивать соседей локтями, вследствие чего возникла изрядная неразбериха, чему Дебора несказанно обрадовалась. Растущее недовольство постояльцев вынудило миссис Таппер неохотно признать, что неподалеку от постоялого двора есть дом, в котором иногда сдаются комнаты – но только людям благородного происхождения.

– Он принадлежит мисс Чалмерс. Это замечательная женщина, и я не имею ничего против того, чтобы дать ей немного заработать. Ее особняк называется «Дворец восходящего солнца». Вы останетесь довольны… если только у нее окажется свободная комната. В такую погоду… – Не договорив, она выразительно пожала плечами.

– Большое вам спасибо, миссис Таппер, – горячо поблагодарила хозяйку Дебора и, обернувшись к мистеру Стэнли, предложила: – Давайте-ка отправимся туда, чтобы наша хозяйка могла без помех заняться другими гостями.

– Я не совсем уверен, миссис Персиваль… – начал было он, но Дебора уже приняла решение. Она ни за что не вернется к Генри! Поэтому молодая женщина буквально вытолкала мистера Стэнли наружу и села в повозку, тем самым принудив его подчиниться.

Впрочем, он наотрез отказался оставаться здесь на ночь.

– Мне нравится спать в собственной постели.

Дебора не ответила. Она производила мысленную ревизию своих жалких капиталов. Интересно, сколько может стоить комната в Дерби? Но какой бы ни была цена, у нее нет другого выхода, кроме как заплатить, а потом молиться, чтобы дождь наконец закончился. Да еще чтобы мост восстановили как можно быстрее.

Хотя поездка была недолгой, под проливным дождем она получилась малоприятной. Хоуи, все такая же несчастная, с провисшей спиной, медленно трусила по грязной улице, расплескивая лужи, и наконец доставила их к «Дворцу восходящего солнца», который оказался приятным на вид и уютным фермерским домом, сложенным из красного кирпича. Из его окон лился приветливый свет, рассеивавший тоскливые сумерки. Настроение Деборы начало понемногу улучшаться. С первого же взгляда дом пришелся ей по душе.

Мистер Стэнли настоял на том, чтобы войти вместе с ней. На их стук дверь отворила приятная, невысокого роста пожилая леди в домашнем чепце не по размеру, на губах которой играла самая милая и приветливая улыбка, которую Деборе когда-либо приходилось видеть.

– Я пришла узнать, не сдадите ли вы комнату, – сказала Дебора.

Не тратя времени на обмен приветствиями, женщина жестом пригласила их внутрь.

– Прошу вас, входите же, не стойте под дождем, – произнесла она негромким, певучим голосом.

Они поспешили перешагнуть порог и оказались в просторном коридоре. Рядом виднелась лестница, ведущая на второй этаж. В воздухе висел аромат мяса, жарящегося к ужину. Справа располагалась столовая для гостей, а слева, как решила Дебора, гостиная. Дверь туда была прикрыта, так что она не могла судить наверняка.

– Меня зовут мисс Чалмерс, – представилась женщина.

Дебора протянула ей руку.

– А я миссис Персиваль. У вас найдется для меня свободная комната на ночь?

– Вам повезло. Комната у меня есть, но всего одна. – Она выжидательно взглянула на мистера Стэнли. – А вы, должно быть, мистер Персиваль?

Мистер Стэнли покраснел до корней волос от столь лестного предположения. Стянув с головы промокшую шляпу, он пробормотал:

– Нет, нет, миссис Персиваль настоящая леди, к тому же вдова.

– Вдова, такая молоденькая, – сочувственно протянула мисс Чалмерс.

Она вела себя как любящая бабушка, всегда готовая рассказать сказку на ночь, и Дебора почувствовала, как напряжение прошедшего дня оставляет ее.

Мисс Чалмерс добавила:

– В таком случае, сэр, вы можете переночевать на кушетке или в конюшне.

Пока мистер Стэнли в очередной раз озвучивал свое намерение непременно вернуться домой, Дебора сняла тяжелую накидку, придя в смущение оттого, что с подола срывались на пол тяжелые капли дождевой воды. Шляпка ее казалась безнадежно испорченной.

– Мистер Стэнли, пожалуйста, принесите мой саквояж. И вы должны остаться здесь на ночь. Очень опасно возвращаться в Айлэм в такую погоду.

– Нет, нет, нет, – запротестовал тот. – А вам, по моему мнению, будет здесь удобно. Так что я со спокойной совестью могу вас покинуть.

– Да, я тоже так думаю, – согласилась Дебора и сунула руку в ридикюль, чтобы вознаградить его за труды. Она уже заплатила вознице за поездку, но чувствовала, что он заслуживает большего. Ее замерзшие пальцы с трудом распутывали мокрые завязки сумочки.

Но мистер Стэнли наотрез отказался взять деньги.

– Пожалуйста, миссис Персиваль, мне бы не хотелось принимать вознаграждение за обычный поступок. Ведь я по-соседски помог вам. Теперь я вижу, что вы в полной безопасности. Бог в помощь! Желаю вам благополучно добраться до Лондона. И поскорее возвращайтесь домой.

Его простое и искреннее пожелание удачи тронуло сердце молодой женщины.

– Благодарю вас, мистер Стэнли.

Смущенно кивая головой, словно жалея, что сказал слишком много, возница вышел в дождливые сумерки, где его поджидала верная Хоуи.

И Дебора оказалась предоставлена самой себе.

Впервые в жизни.

Несколько мгновений она стояла неподвижно, растерянная и озадаченная осознанием такого простого факта… а потом вдруг ощутила, что подобная перспектива ей очень нравится. Разумеется, ее наверняка обуревали бы несколько иные чувства, доведись ей ночевать на лавке в баре.

– Я помогу вам повесить промокшую накидку, – предложила мисс Чалмерс.

– Спасибо, я сама, – отказалась Дебора. – А где я могу ее оставить? В своей комнате или где-нибудь еще?

Она с облегчением развязала ленты шляпки, поля которой печально обвисли. Но снимать ее Дебора не стала, волосы наверняка в ужасном беспорядке. Она снимет шляпку у себя в комнате.

– Чуть дальше по коридору есть вешалка. Давайте, я вам покажу.

И мисс Чалмерс пошла впереди, показывая дорогу в неосвещенную заднюю часть дома. Дебора уловила аромат свежеиспеченного хлеба.

В животе у нее предательски заурчало. Она тихонько ойкнула от смущения, но хозяйка лишь весело рассмеялась.

– Ужин будет подан через час. А сейчас, я уверена, вы хотели бы немного освежиться и привести себя в порядок.

– С большим удовольствием. Боюсь, моя шляпка безнадежно испорчена.

В подтверждение своих слов она попыталась расправить поля – впрочем, безуспешно. Дебора надеялась, что ей удастся привести шляпку в порядок, поскольку это был ее лучший головной убор. Она не могла взять в толк, что побудило ее надеть эту шляпку в дорогу. Она так стремилась не ударить в грязь лицом перед Генри, что утратила способность рассуждать здраво.

Мисс Чалмерс ласково потрепала Дебору по руке.

– Ничего, мы постараемся привести ее в надлежащий вид. Смею заметить, такие вещи у меня получаются весьма неплохо.

– Я буду вам очень признательна, хотя, боюсь, здесь может помочь только чудо, – ответила Дебора, идя за пожилой леди по коридору.

– Позвольте показать вам комнату. – Мисс Чалмерс повысила голос: – Роальд!

Из столовой показался взъерошенный светловолосый подросток лет четырнадцати.

– Да, мадам?

– Будь любезен, отнеси багаж миссис Персиваль в комнату на верхнем этаже.

Мальчик застенчиво поклонился Деборе, подхватил с пола ее саквояж и направился вверх по лестнице. Мисс Чалмерс последовала за ним. Последней по ступенькам поднималась Дебора, и через приоткрытую дверь ей открылся уголок гостиной.

Она остановилась, очарованная. Пол покрывали яркие ковры. Мебель была удобной и уютной, с плюшевой обивкой. Перед камином, в котором весело пылал огонь, стояло два кресла, и пара мягких кушеток в тон образовывали уютный уголок, в котором так и хотелось присесть поболтать. Но более всего ее поразили книги, заполнившие собой полки, а их было множество, которые выстроились вдоль стен.

Не сумев сдержать восхищенного возгласа, она распахнула дверь и вошла в комнату.

Мисс Чалмерс последовала за ней.

– Вы любите читать, – с удовлетворением заметила она.

– Всему на свете я предпочитаю хорошую книгу.

Дебора замерла на пороге, заметив, что они в комнате не одни. У огня грелись чьи-то ноги в сапогах. При звуках ее голоса их владелец закрыл книгу, которую читал, и поднялся с кресла, одного из двух, стоявших лицом к камину. Или, пожалуй, точнее сказать, распрямился, поскольку был не просто высоким, а очень высоким.

Он обернулся, и на мгновение Деборе показалось, что она лишилась не только дара речи, но и способности мыслить.

Перед нею стоял светский щеголь. Даже в Айлэм доходили слухи о франтоватых, экстравагантных мужчинах, которыми был полон Лондон. Всякий молодой человек в Долине с претензией на модный стиль тщательно копировал их небрежную манеру одеваться. Но джентльмен в гостиной мисс Чалмерс был настоящим.

Его костюм был сшит из тончайшей материи и очень шел ему, подчеркивая достоинства фигуры… как и бриджи из оленьей кожи для верховой езды. Сапоги его были столь тщательно начищены, что в них отражались языки пламени в камине, а кажущийся небрежным узел галстука мог завязать только мужчина, хорошо знающий, что делает.

Самое же невероятное заключалось в том, что шириной плеч под темно-синей тканью сюртука он превосходил кузнеца Кевина. А мускулистые ноги выглядели сильнее, чем у Дэвида, конюшего баронессы Алодии. Это были ноги человека, привычного к верховой езде. Такими они бывают у тех, кто с детства уверенно сидит в седле.

Кроме того, он был намного привлекательнее Кевина и Дэвида, вместе взятых.

Впрочем, его нельзя было назвать красавцем в классическом смысле этого слова. Но не заметить его, особенно женщине, было невозможно. Темные ресницы обрамляли глаза – такие голубые, что они казались почти черными. Густые брови придавали его лицу упрямое выражение, свидетельствуя о недюжинном характере, равно как и выдающаяся вперед нижняя челюсть. Губы его хотя и были тонкими, но отнюдь не выглядели непривлекательными, совсем наоборот.

И тут он улыбнулся. В голове у Деборы зашумела кровь. Сердце испуганно забилось в груди… и она ощутила, как ее потянуло к нему, между ними установилась невидимая связь, какой она не чувствовала еще ни с одним живым существом.

И он испытал то же самое.

Она поняла без слов, что произвела на незнакомца столь же неизгладимое впечатление. Она видела это в его глазах, в которых вспыхнул неподдельный интерес, и в лукавой улыбке.

Мисс Чалмерс что-то говорила, кажется, представляла их друг другу, но голос ее доносился до Деборы откуда-то издалека.

– … Миссис Персиваль, вдова из Айлэма. А это еще один наш гость, мой добрый знакомый, лорд…

Джентльмен перебил ее:

– Алдерси. Тони Алдерси.

Алдерси. Его имя чудесной мелодией отозвалось у нее в ушах.

– Миссис Персиваль, – любезно сказал он, отвешивая сдержанный поклон. Голос его задел какие-то доселе неведомые струны в ее душе. Сердце ее билось с перебоями. Она не могла говорить. Она едва была в состоянии думать…

И вдруг Дебора сообразила, как ужасно выглядит. Она же похожа на ободранную, мокрую кошку! О чем она только думала, показавшись перед ним в таком виде? Поля ее шляпки безнадежно обвисли, с подола платья капала вода, а руки озябли и покраснели от холода.

Волшебные нити, соединявшие их, лопнули.

Господи, какой же дурой она себя выставила, глядя на него с неприкрытым, пусть и немым обожанием! Она попятилась, подыскивая благовидный предлог, чтобы удалиться, и, споткнувшись, толкнула мисс Чалмерс.

– Прошу прощения! – испуганно воскликнула она, подхватывая хрупкую женщину, которая чуть не упала от неожиданности.

– Все в порядке, милочка, – принялась уверять ее мисс Чалмерс, но Дебора была в ужасе.

– Я такая неловкая! Умоляю вас извинить меня…

Эти слова были адресованы мистеру Алдерси. Собрав остатки достоинства, она развернулась и с размаху налетела прямо на маленький столик.

Стоявшая на нем очаровательная фарфоровая пастушка, опирающаяся на посох, покачнулась. Испуганно вскрикнув, Дебора бросилась вперед, чтобы подхватить ее. Так же поступил и мистер Алдерси.

Они поймали статуэтку одновременно. Руки их соприкоснулись. Время замерло и остановилось.

Если бы сию минуту в комнате прогремел гром и сверкнула молния, Дебора вряд ли обратила бы внимание на столь незначительное явление природы.

Длинные мужские пальцы накрыли ее руку. Ногти у него были коротко подстриженные и ухоженные, а кожа показалась ей восхитительно теплой на ощупь. Дебора медленно подняла голову и обнаружила, что он так низко склонился над ней, что она ощутила его теплое дыхание.

Глаза их встретились. Она не могла оторвать от него взгляда. Ее обуревали самые разнообразные чувства – эротичные, темные, жадные. Такого рода, о которых респектабельная вдова и помыслить не могла. И не должна была.

В его глазах цвета полуночного неба она увидела отражение собственных чувств. Он думал о том же!

Но самое удивительное заключалось в том, что он был практически ее ровесником.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Рука Тони накрыла ладошку миссис Персиваль, и он вдруг ощутил отчетливое и неодолимое желание больше не отпускать ее. Никогда.

Он дремал перед камином, когда до него донесся ее негромкий, музыкальный голос с восхитительным сельским акцентом. И сейчас, глядя в ее теплые, золотисто-коричневые глаза с искорками извечного женского лукавства, он впервые возблагодарил дождь за то, что тот заставил его задержаться.

Перед ним стояла не рафинированная, утонченная английская мисс. Нет, в разрезе ее глаз ощущалось нечто экзотическое, как и в капризно выпяченной нижней губке. Густые нахмуренные брови свидетельствовали о сильной воле, а в высоких скулах безошибочно угадывалась порода. Ему вдруг захотелось, чтобы она сняла промокшую шляпку и позволила полюбоваться своими волосами. Тони казалось, что они должны быть густыми, похожими на иссиня-черный блестящий шелк.

Он испытал мгновенное непреодолимое влечение, какого никогда не чувствовал раньше.

Ему захотелось отправиться с ней в постель. Сейчас же, немедленно, сию минуту. Овладеть ею прямо здесь, на ковре, если потребуется…

Марми, как он называл мисс Чалмерс, свою няню, откашлялась, возвращая его в реальность. Они с миссис Персиваль смотрели друг на друга не отводя глаз, как неразумные щенята.

Ему очень не хотелось отпускать ее, но он нашел в себе силы и убрал руку.

Она растерянно опустила глаза на фарфоровую статуэтку, словно не понимая, как она очутилась у нее в руках.

Он понимал, что она чувствует.

– Очень приятно познакомиться с вами, миссис Персиваль, – любезным тоном сказал он.

На щеках у нее появился легкий румянец, который очень ей шел. Она опустила глаза.

– Мне тоже, сэр. – Она неловко повернулась к Марми. – Простите мою неловкость.

– Вы здесь ни при чем, – поспешила уверить ее Марми, забирая фарфоровую фигурку. – Я уже давно собиралась переставить этот столик. На него не раз натыкались мои постояльцы. Пойдемте, я отведу вас в комнату, где вы сможете снять промокшую одежду и отдохнуть.

Тони с радостью предложил бы свою помощь в деле избавления ее от мокрых вещей. Словно почувствовав, в каком направлении текут его мысли, миссис Персиваль метнула в его сторону испуганный взгляд широко открытых глаз.

Еще никогда и ни к одной женщине он не испытывал такого влечения. На мгновение у него даже перехватило дыхание. А снаружи бушевала непогода, и дождевые капли с грохотом барабанили по крыше и оконным стеклам.

Но здесь, в комнате, Марми разрушила очарование. Она взяла миссис Персиваль за руку и повлекла к двери, где в ожидании дальнейших указаний переминался с ноги на ногу Роальд. Тони смотрел вслед миссис Персиваль, отметив, что она слегка, но очень женственно покачивает бедрами при ходьбе. Он знал, какую комнату выделила ей Марми. На самом верху… рядом с его собственной.

Он всегда заезжал в Дерби, когда направлялся на север, а иногда и на обратном пути. Марми была для него не только няней. Она была гувернанткой, наставницей, а позже стала и его совестью. Родители, которых он лишился в детстве, давно превратились для него в туманные воспоминания. Они приходили и уходили, когда вздумается, а Марми всегда была рядом. Она одна понимала его, как никто другой. И по праву заслужила любовь и привязанность.

Неожиданное появление миссис Персиваль внесло приятное разнообразие в ставший привычным визит.

Его охватило сексуальное томление.

Прошло уже много времени с того момента, когда он в последний раз был с женщиной. В этом смысле он ничуть не походил на своих современников, которые содержали любовниц или по ночам, тайком навещали дома терпимости. Нет, он был очень разборчив в том, кого укладывать в свою постель.

И вот теперь он хотел заняться любовью с миссис Персиваль. Очень хотел. Даже сейчас, спустя несколько минут после ее ухода, он ощущал ее незримое присутствие в комнате, ее запах, тепло её тела…

– Ведите себя прилично, лорд Тони, – ворвался в его мысли негромкий голос Марми. Обернувшись, он увидел, что она вернулась. Его нянюшка резко захлопнула за собой дверь, верный признак того, что она сердится. И вообще она очень походила на взъерошенного бойцового петуха в миниатюре.

– Я всегда слежу за своим поведением, – ровным голосом ответил он, направляясь к графину с виски на столике с горячительными напитками.

Но Марми накрыла графин рукой, заставляя Тони взглянуть ей в лицо.

– Почему вы не представились полным титулом?

– Я решил, что так будет проще.

Она молча ждала, что опять-таки было верным признаком того, что она не оставит его в покое, пока не получит исчерпывающего объяснения.

Тони сдался.

– Мой титул – тяжкая ноша. После скандала, причиной которого стали родители, мое имя не пользуется популярностью даже в самых отдаленных уголках королевства. Мне показалось, что миссис Персиваль – замечательная женщина. Неужели недостойно с моей стороны попытаться завоевать ее симпатию в качестве обычного мужчины, а не объекта досужих сплетен?

Марми не удовлетворилась его ответом.

– Выслушайте меня внимательно, милорд. Я с первого взгляда поняла, что миссис Персиваль – неискушенная особа. Отнюдь не пресыщенная или уставшая от жизни. Она успела поведать мне, что еще никогда не выезжала за пределы Долины. И она не поймет правила игры, которую вы уже вынашиваете в уме. Она даже не подозревает, что такие правила существуют.

– Что заставляет тебя думать, что я намерен сыграть с ней?

Марми убрала руку с графина и сама налила Тони виски.

– Я меняла вам пеленки, милорд. Я качала вас на коленях, лечила ваши синяки и шишки и сделала все, что в моих силах, чтобы вы стали настоящим мужчиной. – Она подошла к нему и продолжила доверительным тоном: – Иногда я раньше вас понимаю, что вы задумали. И вы действительно верите, что я не в состоянии распознать желание? Или вожделение? Да вы обогрели им комнату не хуже огня в камине.

Тони задумчиво отпил глоток, перекатывая капли на языке и впитывая их дымчатый вкус.

– А что, если миссис Персиваль… – Он замялся, подбирая слово, которое могла бы принять Марми. – А что, если я ей не совсем безразличен?

– Еще как небезразличны, милорд! Она просто деревенская мышка, которая сама не осознает своих желаний, но вы понравились ей больше, чем она готова признать.

Тони был доволен. Желание узнать ее, отведать, какова она на вкус, кипело у него в крови.

– Ведь вы вскоре станете женатым человеком, – бессердечно напомнила ему Марми. Решение Тони жениться на леди Амелии не доставило ей радости, и она решительно спросила: – То, что я напоминаю об этом, кажется вам неуместным, не так ли, милорд?

Виски потеряло свой вкус. Тони поставил недопитый стакан на столик.

– Моя женитьба – дело очень выгодное и решенное. Леди Амелия – первая красавица Лондона, а Лонгест – очень влиятельный человек. Я был бы дураком, если бы отказался от его предложения.

Нянюшка пристально смотрела на него.

– Мне почему-то казалось, что вы не захотите быть похожим на своих родителей.

Стрела попала в цель. Тони сразу же пошел на попятную.

– Я не могу отказаться от этой женитьбы, – негромко произнес он.

– Пока можете. В Лондоне, возможно, уже оглашены ваши имена как вступающих в брак, но церковь пока еще не освятила ваши узы.

– Я дал слово. И как джентльмен не могу взять его обратно.

Выразив недовольным фырканьем все, что думает по этому поводу, Марми отвернулась. Она была настолько недовольна Тони, что ей хотелось даже отойти от него подальше.

Молодому графу очень не хотелось обижать или расстраивать ее.

– Марми, когда я приезжал последний раз, тебе вздумалось упрекнуть меня в том, что я до сих пор не женат.

Она кивнула, по-прежнему не поворачиваясь и всем видом выражая свое неодобрение. И тут ее взгляд упал на фарфоровую статуэтку. Она легонько провела пальцем по посоху, который пастушка держала в руках.

– Какого цвета глаза у леди Амелии?

Тони не ответил. Кажется, голубые… впрочем, нет, он не был в этом уверен.

Марми верно истолковала это молчание. И повернулась к нему.

– Она любит смеяться? Что доставляет ей удовольствие? Музыка? Живопись? Она говорит по-французски?

– Я уверен, что она обладает многими из перечисленных тобой талантов. Ее воспитали для того, чтобы она стала достойной супругой благородного человека.

– А какого цвета глаза у миссис Персиваль?

Тони снова не ответил. Золотисто-карие с черными, как смоль, зрачками.

Марми натянуто улыбнулась.

– И как насчет качеств, которые крайне необходимы для успешного брачного союза, милорд? Вы едва знакомы друг с другом. Вы беспокоитесь о впечатлении, которое ваш скандально известный титул может произвести на миссис Персиваль, но при этом ни на секунду не задумались о чувствах, которые внушаете своей невесте?

– Ее отец сделал мне предложение. Так что отнюдь не я должен добиваться ее согласия вступить в брак.

Марми пренебрежительно отмахнулась от его возражений.

– Я сделала все, чтобы вы поднялись над постыдным поведением своих родителей, потому что верила, что вы способны стать великим человеком. Я знала, что это будет нелегкий путь, но вы успешно прошли его, милорд. Вы заставили меня гордиться вами. Однако, – безо всякого налета сентиментальности продолжала она, – я никак не ожидала, что вы столь бесповоротно откажетесь от любви. Я молилась о том, чтобы однажды вы глубоко, искренне, отчаянно полюбили.

Мысль о возможности такого несчастья вызывала у Тони отвращение. Он прожил много лет, не слыша этого слова, – и вот пожалуйста! Сначала Аллендэйл, а теперь и Марми.

– Любовь – досужая выдумка, и не более того.

Она грустно покачала головой.

– Любовь – единственное, ради чего стоит жить на свете.

– Как и дружба, верно? – презрительно фыркнул он, вспоминая Борда и тех, которые улыбались ему, чтобы использовать, и смеялись за его спиной. – Это как раз те самые чувства, без которых я предпочту обойтись. Относитесь ко мне с уважением, и я буду счастлив.

– И вы собираетесь обрести счастье, женившись на красотке, которую едва знаете?

– Нет. Я женюсь на красотке, как ты выразилась, отец которой – один из самых влиятельных людей в Англии.

Марми горько вздохнула.

– Вы забываете о том, что я прекрасно вас знаю. Мне известно, что в вашей душе живет пылкая страсть, которую вы скрываете от всего мира. Я понимаю, что более всего на свете вы боитесь, что вас станут сравнивать с отцом. Но, милорд, вы не можете перестать быть тем человеком, которым являетесь на самом деле. Конечно, вы можете попытаться, но вас постигнет неудача.

Молодому графу очень не понравились пророческие нотки в ее голосе.

– Ты ошибаешься, Марми. Я не могу потерпеть неудачу. Я просто не допущу и не позволю себе этого.

Мисс Чалмерс снова печально вздохнула, как если бы ей стало страшно оттого, что только она одна могла разглядеть в будущем.

Их прервал стук в дверь. С радостью ухватившись за первый попавшийся предлог, чтобы закончить тягостный разговор, Тони распахнул дверь. На пороге стоял Роальд с большим кувшином воды в руках.

– Прошу прощения, мадам, должен ли я отнести его наверх нашей новой гостье?

– Да, да, да, – нетерпеливо ответила она, а потом добавила: – Вода достаточно теплая? И не слишком ли сильно ты ее нагрел?

– Нет, мисс Чалмерс.

– В таком случае, поспеши, – поторопила она юношу. – Напомни миссис Персиваль, что обед будет подан через час.

– Да, мисс Чалмерс. – И Роальд бросился вверх по лестнице.

Марми неуверенно поднесла руку ко лбу, как если бы ей внезапно стало нехорошо. В мгновение ока Тони оказался рядом.

– Ненавижу старость, – прошептала она.

– Мне не следовало расстраивать тебя, – извинился он. Нянюшка потрепала его по руке.

– Тогда не делайте ошибки, за которую придется расплачиваться до конца дней.

Он взял ее хрупкую ладошку в свои ладони.

– Я дал слово.

– И скорее продадите душу дьяволу, чем признаете, что ошиблись!

– Моя женитьба вовсе не ошибка.

С тяжелым вздохом она прижалась к его груди, словно в надежде почерпнуть силы и обрести покой.

– Молю Бога, чтобы вы оказались правы. Я всего лишь хочу, чтобы вы были счастливы.

– Подожди немного и услышишь, что я вращаюсь в высшем обществе.

Она улыбнулась.

– Или о том, что лорд-канцлер спрашивает вашего совета. Эта фраза была частью игры, в которую они играли, когда он был еще маленьким. И сейчас он с гордостью заявил:

– Он и так спрашивает моего совета, хотя и не желает, чтобы об этом стало известно.

– Но ваш союз с лордом Лонгестом…

– Изменит все это, – закончил ее мысль Тони.

– Это вы так говорите. – Марми сделала попытку встать с кресла. – Ладно, мне, пожалуй, лучше прилечь. Боюсь, случился один из моих приступов.

Молодой граф озабоченно спросил:

– Тебе плохо?

– Не хуже, чем в прошлый раз. Утром все будет в порядке. Проводите меня, милорд.

– Давай-ка я отнесу тебя на руках. – Он бы с радостью поделился с ней здоровьем, будь это возможно.

– Нет, решительно нет! В конце концов, я не настолько одряхлела. – Они направились к двери, и Марми добавила: – Остается только надеяться, что вы женитесь на женщине, которая будет заботиться о вас так же, как я.

– В таком случае, я никогда не женюсь, – шутливо заключил он. – На свете есть только один человек, которому я доверяю всецело, и этот человек – ты.

Она улыбнулась, польщенная, и между ними восстановились мир и согласие.

Он проводил няню в ее комнату и нашел миссис Франклин, которую вместе с ее сыном Роальдом отправил к Марми. Они засуетилась, помогая ей раздеться, а Тони позже вернулся, чтобы поправить нянюшке одеяло и пожелать спокойной ночи.

– Она слабеет, – с грустью вырвалось у него, когда они со служанкой вышли из комнаты.

– Это всего лишь старость, милорд, – принялась успокаивать его миссис Франклин. – У нее бывают хорошие дни, бывают и плохие. Сейчас отдых для нее – лучшее лекарство. А теперь, с вашего позволения, мне пора подавать обед.

Тони вернулся в гостиную, вдоль стен которой выстроились книжные полки, и взял в руки стакан с недопитым виски. Он не представлял, как будет жить без здравых советов Марми и ее безупречной честности, на которую всегда оглядывался и полагался. В задумчивости он сделал глоток. Виски цветом напомнило ему глаза миссис Персиваль. Золотисто-коричневый.

Но в том, что касалось женитьбы, Марми, безусловно, ошибалась. Мужчина его уровня просто обязан жениться ради престижа.

И миссис Персиваль отнюдь не была такой наивной, как полагала Марми.

Дебора нервничала так сильно, что дрожащие пальцы никак не могли справиться с завязками и застежками на платье.

Когда ее представляли мистеру Алдерси, она выглядела просто ужасно. И сейчас намеревалась наверстать упущенное.

Именно о таком мужчине она мечтала всю жизнь. Он был героем ее снов, обретшим плоть и кровь.

На мгновение ей стало трудно дышать, когда она представила, что вскоре снова увидит его, – только на этот раз она не будет выглядеть законченной дурочкой.

Она не забыла ни о своих обязанностях, ни о приличиях… однако глубоко внутри нее ярким пламенем полыхало вожделение. Яркое и чувственное. Более того, ни одна живая душа в этом доме до сегодняшнего вечера и не подозревала о ее существовании. Они ничего не знали ни об истории ее семьи, ни о ее сестрах, ни о ее положении и связях.

От ощущения свободы у нее кружилась голова.

В камине жарко пылал огонь, разгоняя подступающий мрак ненастного вечера. Комната была обставлена просто, но со вкусом. Дебора не сомневалась, что стол и ночлег здесь намного лучше того, что могла бы предложить на постоялом дворе миссис Таппер.

Роальд зажег три восковые свечи. Дебора принялась уверять его, что прекрасно обойдется и одной, но юноша возразил, что хозяйка предпочитает вести дело так, чтобы ее постояльцы ни в чем не нуждались. За такую уютную комнату, включая завтрак и обед, она брала всего лишь два шиллинга – деньги явно не составляли для мисс Чалмерс проблему.

Дебора всмотрелась в свое отражение в прямоугольном зеркале, висевшем над умывальником. Морщинки, появившиеся вследствие жизненных невзгод и привычки смеяться, делали ее старше, чем она была на самом деле. Подойдя к зеркалу, она сделала безуспешную попытку их разгладить. Она еще не была готова для старости, во всяком случае не сейчас, когда она еще даже не начала жить по-настоящему. И мысли ее вновь вернулись к привлекательному мужчине внизу.

Его намерения явственно отражались в его глазах. Благоразумная и скромная женщина должна была бы избегать его. Дебора никак не могла не сойти вниз, даже если бы и хотела. Он принадлежал к числу мужчин, которые не встречались на ее жизненном пути, но сегодня вечером он пребывал от нее на расстоянии вытянутой руки… И сознавать это было тревожно и соблазнительно. Дебора ничуть не сомневалась, что он обладал внушительным состоянием, но в нем было еще что-то, некая загадочность и таинственность.

Она развесила влажные вещи и расчесывала волосы до тех пор, пока они не высохли и не заблестели. Из саквояжа она извлекла свое единственное приличное платье – соломенно-желтого шелка, в котором ходила в церковь. Одновременно оно было и свадебным нарядом, в котором она выходила замуж за мистера Персиваля.

Дебора осторожно надела платье через голову и затянула шнуровку. А вот с волосами ничего нельзя было сделать. Она хотела было собрать их в узел, но такая прическа выглядела бы слишком тяжеловесной. Вместо этого она уложила их как обычно на затылке и закрепила тяжелую гриву несколькими серебряными заколками. Их подарил отец в день, когда ей исполнилось шестнадцать, всего за несколько месяцев до смерти.

Склонившись над умывальником, она потерла щеки и легонько прикусила губы, чтобы вернуть им природную яркость и свежесть. Убрать морщинки не представлялось возможным.

Снизу донесся звон колокольчика, означавший, что обед подан. С бешено бьющимся сердцем Дебора отворила дверь и начала спускаться по лестнице, застланной толстым ковром.

К ее разочарованию, мистер Алдерси не ожидал в коридоре ее появления. Любопытный взгляд, который она мимоходом бросила в гостиную, сообщил, что и там его нет. Может быть, он вместе с другими постояльцами уже перешел в столовую?

Негромкий звон посуды подсказал ей, куда идти. Здесь уже был Роальд, расставлявший на столе тарелки и столовые приборы. От запаха жареной говядины в животе у нее заурчало. Стук дождя в оконные стекла, мягкое мерцание свечей и огонь в камине создавали ощущение уютного и безопасного уголка, надежно укрытого от непогоды.

Стол был накрыт на двоих.

– Разве у вас нет других гостей, кроме меня и мистера Алдерси? – поинтересовалась Дебора у Роальда.

– Нет, только мы вдвоем, – раздался сзади сочный баритон.

Дебора быстро обернулась. Оказывается, вслед за ней в столовую вошел мистер Алдерси, и его присутствие ощущалось вплоть до самых дальних уголков комнаты. Он переоделся в сюртук темно-синего цвета, который очень шел к его глазам. Он окинул ее фигурку оценивающим одобрительным взглядом, и температура в комнате мгновенно повысилась на десять градусов. Дебора подавила уже готовое сорваться с языка восклицание.

Роальд переступил с ноги на ногу, обращая их внимание на свое присутствие.

– Мама спрашивала, не подать ли вина, милорд…

– Подать! – решительно провозгласил мистер Алдерси. Деборе нравились уверенные в себе мужчины. К числу своих несомненных достоинств он добавил еще и галантность, когда любезно выдвинул для нее стул. – Миссис Персиваль, вы не откажетесь от бокала вина к обеду?

– Да, пожалуйста, – выдохнула она. Ей было трудно дышать, когда он стоял так близко. От него приятно пахло сандаловым мылом.

Еще никогда в жизни, исключая день бракосочетания, ни один мужчина не брился ради нее.

Тони уселся напротив, вытянул ноги и носком сапога легко коснулся ее туфельки. Сердце у Деборы учащенно забилось. Она уткнулась взглядом в тарелку, не смея взглянуть ему в глаза. Ногу, однако же, не убрала.

Впрочем; как и он.

И что дальше?

Со смелостью, поразившей, в первую очередь, ее саму, Дебора постучала носком туфельки по его сапогу и убрала ногу.

Он рассмеялся глубоким приятным смехом. Обед, еда, дождь, сестры – мысли обо всем этом разом вылетели у нее из головы. Смеясь, мистер Алдерси выглядел еще более привлекательным и очаровательным. Она могла сидеть и смотреть на него целую вечность.

И только присутствие Роальда удерживало ее от того, чтобы окончательно потерять голову. Юноша смотрел такими глазами, как если бы у них выросли крылья за спиной.

– Я принесу вино.

Он уже ушел, как вдруг в комнату вплыла дородная жизнерадостная женщина с двойным подбородком и большим животом, обтянутым фартуком.

– Послушай, сынок, доволен ли лорд…

Тони поднялся на ноги и протянул руку.

– Алдерси, – четко и раздельно, чуть ли не по слогам, произнес он. – Мистер Алдерси, а это миссис Персиваль.

Женщина растерянно заморгала, глядя на него. На лице у нее появилось озадаченное выражение, отчего Дебора нахмурилась. Что-то здесь было не так. Вот только она никак не могла понять, что именно.

Наконец женщина немного пришла в себя и представилась:

– Меня зовут миссис Франклин. Для меня большая честь познакомиться с вами, миссис Персиваль, и с вами, м-м-м… мистер Алдерси. Вино… Я думала о том, какое подать вино.

– Роальд уже отправился за ним, – любезно пришел ей на помощь Тони.

– Ага. – Женщина вновь озабоченно нахмурилась, но потом, кажется, вспомнила, зачем приходила. Она обратилась к Деборе: – Я помогаю мисс Чалмерс и готовлю кушанья. Если вам что-то понадобится, прошу обращаться ко мне. Мисс Чалмерс желает вам приятного аппетита и хочет, чтобы обед вам понравился.

– А где же она? – поинтересовалась Дебора.

– Она уже легла, – ответила миссис Франклин. – Она и всегда-то ложится довольно рано, а в такую погоду у нее случился приступ ревматизма. Но мы с Роальдом о ней позаботимся, как обычно. – Она бросила взгляд на мистера Алдерси: – Я могу подавать на стол?

– Нет. Мы сами справимся.

– Очень хорошо… сэр.

Она в неловкой позе замерла у стола. В столовую вошел Роальд с бутылкой в руках. Женщина отступила на шаг, глядя, как он откупоривает вино.

Дебора редко пила спиртное. Временами она могла пригубить домашнего эля, но обыкновенно предпочитала за обедом пить чай. А это вино, с богатым букетом и восхитительным ароматом, было, наверное, намного вкуснее того, что ей когда-либо доводилось пробовать.

– Можешь оставить бутылку на столе, Роальд, – сказал мистер Алдерси и с улыбкой добавил: – Благодарю вас за прекрасное обслуживание, но теперь, пожалуй, мы и сами справимся.

– Да, конечно, милорд… то есть мистер Алдерси, – эхом откликнулась миссис Франклин и с поклоном величественно выплыла из комнаты. Ее сын воспользовался случаем и, не тратя лишних слов, последовал за матерью.

Что-то здесь явно было не так. Дебора чувствовала это.

– Вы позволите мне обслужить вас? – с улыбкой спросил Тони. Прежде чем она успела ответить, он взял ее тарелку, встал из-за стола и подошел к буфету. Она воспользовалась моментом, чтобы повнимательнее рассмотреть его. Мистер Алдерси двигался с грациозной легкостью, как большая кошка, и каждое его движение казалось точным и выверенным. Несмотря на свой высокий рост, он обладал ловкостью прирожденного атлета. Кроме того, он оказался очень внимательным мужчиной. Сначала он спросил у нее, не хочет ли она отведать горошка – да, пожалуйста, с соусом – и какой кусочек каплуна ей отрезать – нет, спасибо, она предпочла бы говядину.

Он поставил перед ней тарелку и отвернулся, чтобы взять свою. Дебора опустила глаза на сочную говядину, горошек под соусом и вареный картофель. Пища была простой, угощение – незамысловатым. Тем не менее мужчина, в обществе которого она обедала, явно обладал внушительным состоянием и, скорее всего, привык вращаться в высшем обществе и путешествовать со всеми удобствами.

Он сел и потянулся за бокалом, но вдруг его рука замерла на полпути.

– О чем вы думаете?

Дебора сделала вид, что поправляет нож и вилку, лежащие на столе. Как она могла признаться, что чувствует себя не в своей тарелке, что все идет совсем не так, как должно, особенно с учетом того, что сам он, очевидно, не испытывал ни малейшей неловкости.

– Я удивлена… Гостиницы и постоялые дворы в такую погоду наверняка переполнены, а нас здесь всего двое. Или мисс Чалмерс отказала кому-то?

– Мне на этот счет ничего не известно. Но должен заметить, что мисс Чалмерс владеет частным особняком. И не все знают, что время от времени она сдает комнаты. Так что в этом смысле вам повезло.

– А как же вы, мистер Алдерси? Как вы попали сюда?

Он отрезал кусочек говядины.

– Мы старые друзья. – И, немного подумав, добавил: – Мисс Чалмерс была моей няней, а потом и гувернанткой. Так что она всегда присутствовала в моей жизни.

Его ответ успокоил Дебору и развеял некоторые опасения. Дождь за окнами лил как из ведра, а в доме было тепло и уютно. Она улыбнулась и отпила глоточек вина. На вкус оно было просто восхитительным.

Тони отложил вилку и в упор взглянул на нее.

Дебора сделала еще один нервный глоток. Он молчал, и она поинтересовалась:

– Почему вы так на меня смотрите?

– Я думаю, что вы очень красивая женщина.

От неожиданности Дебора едва не поперхнулась и чуть не выронила бокал. Еще никто и никогда не называл ее красивой. Зардевшись от смущения, которое, кстати сказать, очень ей шло, она поставила бокал на стол и смущенно пробормотала:

– Я полагаю, вы мне льстите, сэр. – Взяв в руки нож и вилку, она сосредоточилась на вполне очевидном и безопасном занятии. – Моя семья рассмеялась бы, услышав ваши слова.

– Разве они слепы? – Он продолжал расправляться с собственным обедом, словно вести подобные разговоры за едой было для него не в диковинку.

– Нет, отчего же.

Он поднял голову и рассмеялся.

– Я никогда не слушаю, что говорят члены моей семьи. Иначе меня давно бы уже следовало отправить в сумасшедший дом.

– Вы поступаете очень мудро, – с живостью согласилась она и тоже рассмеялась. Но потом вдруг умолкла. Он снова во все глаза смотрел на нее. – Что на этот раз?

– Вы становитесь еще красивее, когда смеетесь.

У нее вдруг пропал аппетит. В глубине его глаз Дебора видела отражение пламени свечей и собственного лица. Горошек под соусом никак не мог соперничать с вожделением.

Тони отложил вилку в сторону.

– С того самого момента, как впервые увидел вас, я ощущаю к вам влечение, какого не испытывал еще ни к кому. И никогда.

О господи… Дебора с трудом проглотила комок в горле. Во рту у нее внезапно пересохло.

– И вы ощутили то же самое, – продолжал он. – Я знаю, не спорьте.

Она не стала отрицать.

– Я хочу поцеловать вас, – сказал Тони.

Здравый смысл взбунтовался, говоря, что предложение было слишком неожиданным, но тело ее не хотело ничего слушать.

– Прошу прощения?

– Вы прекрасно расслышали меня, – негромко продолжал он. – Более того, вы хотите, чтобы я поцеловал вас. Вы хотите этого с того мгновения, как мы встретились.

Дебора молчала, не зная, что ответить и надо ли вообще отвечать. Наверное, ей следовало бы возмутиться и дать ему отповедь. Но вместо этого она страстно хотела ощутить прикосновение его губ к своим.

– Миссис Персиваль, как вас зовут?

– Дебора.

– Де-бо-ра. – Он произнес ее имя по слогам, наслаждаясь его звучанием. – Это библейское имя.

Она смогла лишь молча кивнуть в ответ.

Очевидно, слова были не нужны. Тони отодвинул свой стул и встал. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, а он обогнул стол и, подойдя к ней, протянул руку.

– Я не уверена, что мы поступаем правильно, – прошептала она сущую правду.

– Вы правы, – согласился он. И с самым серьезным выражением добавил: – Но, кажется, мы ничего не можем с собой поделать.

Она глядела на его протянутую руку, и понимала, что он прав. Ей хотелось, чтобы он обладал ею. Ей хотелось, чтобы он отнес ее в комнату наверху и показал то, что, как она подозревала, до сих пор ускользало от нее в супружестве.

Однако она была настоящей леди. А леди не вешаются на шею джентльменам, тем более незнакомым.

– Мы даже не закончили трапезу, – слабо запротестовала она.

– Я прошу у вас всего лишь поцелуй, – сказал он. – Один поцелуй.

Один поцелуй. Что в этом ужасного? Особенно здесь, где ее никто не знает? Особенно если ей самой этого очень хочется?

Дебора вложила свою ладошку в его руку. Двигаясь словно во сне, она поднялась. Они стояли в нескольких дюймах друг от друга, и от запаха сандалового дерева у нее кружилась голова, а сердце сжимала сладкая истома.

Не отрывая глаз от узла его галстука, она пролепетала:

– То, что мы делаем, дурно.

– Я всего лишь хочу поцеловать вас, – отозвался Тони. – Один маленький поцелуй. – И прежде чем она успела возразить, он прижался к ее губам прямо здесь, в столовой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Все мысли напрочь вылетели у Деборы из головы. Она не могла больше ни о чем думать. Наверное, ей следовало запротестовать, отстаивать свою невинность…

Но какая-то часть ее – часть, возбужденная любопытством и неутоленным желанием, – захотела вдруг замяукать, подобно голодному котенку, дорвавшемуся до материнского молока. Поцелуй мистера Алдерси отличался от равнодушного клевка в щеку, которым ее удостаивал супруг Ричард, как небо от земли. Это был настоящий поцелуй в губы, за которым чувствовался опытный мужчина.

Желание победило.

Да и какой вред могло принести обычное прикосновение губ? После брака с человеком, который был для нее скорее отцом, нежели любовником, Дебора отнюдь не прочь была, наконец, узнать, что же она пропустила.

С мягким вздохом, похожим на стон, она сдалась на милость победителя.

Рука мистера Алдерси опустилась ей на талию, и он плотнее прижал ее к себе.

Поцелуй изменился. Его губы стали настойчивыми, жадными, ищущими. Дебора заколебалась… но потом рассудила, что если хочет сполна изведать, что такое настоящий поцелуй, то следует отбросить всю и всяческую осторожность. И она принялась целовать его как умела, от души.

Но…

Что-то опять было не так.

Он прервал сладостное занятие. Она уже хотела отстраниться, но он по-прежнему прижимал ее к себе, обнимая рукой за талию. В глазах его плясали веселые чертенята.

– Миссис Персиваль, позвольте полюбопытствовать, что это вы делаете?

На щеках у нее выступила жаркая краска смущения. Дебора растерялась и не знала, что ответить.

– Мне показалось, вы знаете, что мы делаем, – чопорно и неловко ответила она.

Ответом ей послужил негромкий смешок.

– Если это все, что вам известно о поцелуях, то при всем уважении к вашему покойному супругу я должен заметить, что он вами пренебрегал.

Он взял ее за руку и потянул к двери.

– Пойдемте.

Дебора встревожилась и не преминула поинтересоваться:

– Куда мы идем?

– В такое место, где я смогу научить вас правильно целоваться.

Молодая женщина отпрянула.

– Не вижу, почему вы не можете научить меня этому прямо здесь.

Молодой граф обернулся. Он был высок и строен, он просто излучал мужское обаяние и силу, но его ободряющее пожатие оказалось нежным и ласковым.

– Я не хочу, чтобы в самый интересный момент сюда вошли миссис Франклин или Роальд. Ведь мы с вами собираемся научиться целоваться по-настоящему, не так ли?

Этого нельзя было допустить ни в коем случае.

Как будто для того чтобы подчеркнуть справедливость его слов, за дверью послышались чьи-то шаги и она начала приоткрываться.

– Пойдемте же.

На этот раз Дебора не колебалась и поспешно последовала за ним. Она ничего не могла с собой поделать. Ее ладонь так уютно и покойно лежала в его руке… и она действительно хотела научиться целоваться – хотя бы для того, чтобы удовлетворить свое любопытство.

В конце концов, не могла же она попросить кого-нибудь в Айлэме, чтобы ее обучили этому искусству. А мистер Алдерси предоставил ей великолепную возможность, которой грех было не воспользоваться.

Однако когда он направился к лестнице, сомнения нахлынули на нее с новой силой. Дебора сделала попытку остановиться.

– А почему не в гостиной?

Он, уже поставив одну ногу на ступеньку лестницы, замер.

– Это не слишком уединенное местечко. Во всяком случае, для того поцелуя, который я имею в виду.

Она не должна была уступать ему. Наверху располагались спальни. Дебора не была настолько наивна, чтобы не заподозрить его истинные намерения… Из столовой до них долетел негромкий голос Роальда.

– Они ушли. Я уберу со стола.

Дебора запаниковала. А что, если сейчас юноша выглянет в коридор и увидит их в этой нелепой позе: она похожа на упрямого осла, которого мистер Алдерси пытается сдвинуть с места?

Они могли проскользнуть в гостиную, но там она не получит поцелуя, о котором мечтала. А ей очень хотелось, чтобы ее мечты сбылись.

Бросив взгляд через плечо, чтобы удостовериться, что их никто не видит, она бросилась вверх по лестнице. Мистер Алдерси последовал за ней, и они помчались, как школьники, опасающиеся, что учитель застанет их за курением.

На верхней площадке лестницы игра закончилась. Он буквально подхватил ее на руки, перенес через последнюю ступеньку, развернул к себе, так что она прижалась спиной к стене, и поцеловал.

Дебора оказалась захвачена врасплох. Она тихонько ойкнула, губы ее раскрылись… и он немедленно впился в них поцелуем. Озадаченная и даже немного испуганная, она попыталась сжать губы, но мистер Алдерси не позволил ей этого сделать. Он прижался к ней всем телом, буквально вдавливая в стену, и вынудил ее еще более раскрыться под его горячими губами.

Этот поцелуй получился совсем-совсем другим.

На мгновение она застыла, скованная неловкостью, будучи не в силах пошевелиться… а потом, постепенно вдруг сообразила, что поцелуй этот не лишен приятности. Даже совсем наоборот. Он был очень приятен. Намного лучше и вкуснее, чем если тыкаться друг в друга крепко сжатыми губами.

Дебора всегда подозревала, что все не так просто, что должно быть нечто большее, и теперь она в этом убедилась! О таком поцелуе она мечтала долгие годы.

Но самое главное, он целовался так же естественно и непринужденно, как, скажем, дышал.

Звуки, запахи и условности окружающего мира без следа растаяли вдали, остался только он и их поцелуй.

Он принялся ласкать языком ее нижнюю губку. Деборе стало щекотно, но не успела она засмеяться, как его язык коснулся ее языка.

Это было уже нечто совершенно иное, выходящее за рамки простого поцелуя. Это было сексуальное прикосновение.

Но вместо того чтобы отпрянуть, прекратить это занятие, поблагодарить мистера Алдерси и отправиться в свою комнату, как подобает уравновешенной и благовоспитанной женщине, каковой Дебора, без сомнения, являлась, она приняла его.

Она даже ответила на его поцелуй.

Ноги их сплелись. Он прижался к ней всем телом. Его мужское достоинство напряглось, грозя разорвать ткань бриджей, и он пошевелился, устраиваясь поудобнее. Она очень хорошо чувствовала и ощущала его, даже сквозь многочисленные юбки. Господи Иисусе, какой же он большой… и какой сильный… какой напряженный, полный жизненной силы.

Его рука скользнула на талию и ниже, вдоль изгиба бедра. Она даже слышала, как бьется его сердце, – в такт ее собственному.

Откуда ей было знать, что столь простое действие, как поцелуй, способно заставить душу петь и раскрываться от восторга?

Она доверчиво прильнула к нему. Ей хотелось целовать его снова и снова, чтобы он проделывал с ней все эти восхитительные штуки.

И только когда она ощутила его первое интимное прикосновение, то поняла, что он не потерял голову, а наоборот сохранил рассудок и действовал четко и целенаправленно. Его ласковая, но настойчивая рука скользнула под юбки, гладя ее по бедру, а она лишь отстраненно думала о том, к чему это приведет.

Дебора вздрогнула и попыталась вернуться к реальности. Должно быть, она начисто лишилась рассудка. Воспитанные женщины не позволяют мужчинам касаться своих интимных мест. Она отстранилась.

Поцелуй прервался.

Но мистер Алдерси не отпустил ее. Вместо этого он прошептал ей на ушко:

– Не нервничайте. Расслабьтесь… просто получайте удовольствие. Я не стану делать ничего, что вам не понравится.

Он погладил ее пальцем. Дебора почувствовала, как глубоко внутри напряглись мышцы. Отчаянное желание пронзило ее, как ножом. Кажется, ее тело обрело собственную волю и подалось навстречу его рукам.

– Вы ангел, нежный бутон, – прошептал он, уткнувшись лицом ей в шею. – Горячий… И готовый принять меня.

Она не могла говорить. Он лишил ее дара речи, отнял у нее здравый смысл и рассудок. Вот сейчас, спустя мгновение, она придет в себя и скажет, чтобы он прекратил… но пока… еще одно мгновение… и еще. Сгорая от желания, она нашла его губы и принялась самозабвенно целовать его.

Он дышал тяжело, словно пробежал большое расстояние, а она и вовсе задыхалась от нехватки воздуха. Он позволял себе просто невозможные, недопустимые вольности, но она чувствовала, что умрет, если он не доведет до конца то, что начал. То, что возникло между ними.

Он знал, чего она хочет, пусть даже она сама не отдавала себе в этом отчета. Она слепо и безрассудно вверила себя ему. Его язык коснулся ее языка, а потом начал повторять движения рук. Ноги отказывались держать ее. Он прижал ее к стене, и она шестым чувством угадала, что он достаточно силен, чтобы с легкостью держать ее и самому получать удовольствие.

Его палец скользнул внутрь нее. Дебора сдавленно ойкнула, прерывая поцелуй. Она запрокинула голову назад, а он снова нащупал сокровенный источник ее удовольствия и принялся поглаживать.

Она не должна позволять ему так обращаться с собой.

Но она не могла запретить ему делать то, что он делал.

Ее супруг никогда не прикасался к ней таким образом. Она вздрагивала всем телом, когда на нее одна за другой накатывались волны наслаждения, которое, как она подозревала, действительно существует, но которое до сих пор оставалось ей недоступным.

Она застонала, не в силах более сдерживаться…

– Да, Роальд, ты что-то сказал? В последнее время я плохо слышу.

Дебора расслышала голос миссис Франклин сквозь туман удовольствия, окутавший ее густой пеленой. Должно быть, повариха где-то совсем рядом, быть может, у самой лестницы!

Паника позволила Деборе прийти в себя. Она съежилась, боясь, что их увидят, и мистер Алдерси обнял ее за плечи.

– Ш-ш, тише, – прошептал он ей на ушко.

– Нет, мама, я ничего не говорил, – откликнулся ее сын. Судя по голосу, он находился в гостиной.

– Странно, я готова поклясться, что ты что-то сказал мне. Ладно, не обращай внимания. Ты погасил огонь в камине?

– Да, мама.

– Очень хорошо. Я прибрала в кухне и теперь готова отправиться на боковую. Пойдем.

Первая ступенька лестницы жалобно скрипнула под ее тяжелыми шагами.

Мистер Алдерси схватил Дебору за руку и увлек ее за собой. Они успели добраться до ближайшей спальни и закрыть за собой дверь, прежде чем миссис Франклин с сыном поднялись достаточно высоко, чтобы их заметить.

Дебора испытала невыразимое облегчение, как, должно быть, и он. Они упали в объятия друг друга. И вдруг Тони начал беззвучно хохотать. Его смех был столь заразителен, что она не могла не присоединиться. А потом он снова начал целовать ее.

Каким-то образом он ухитрился подвести ее к кровати, наличие которой она отметила краешком сознания. Дебора опустилась на нее, а мистер Алдерси ловкими пальцами принялся расстегивать крючки и застежки на ее платье.

Комната была не ее!

Над кроватью распростерся чудесный балдахин. В камине жарко пылал огонь, а на прикроватных столиках таинственно мерцали свечи в сверкающих медных канделябрах. Тревожная догадка пронзила Дебору, как удар молнии. Она вбежала в его комнату! Дебора предприняла отчаянную попытку прийти в себя и воззвать к голосу рассудка.

– Пожалуйста… – начала было она, но он закрыл ей уста поцелуем, оборвав протестующий возглас. Ну почему она не может сохранить ясность мышления, стоит ему поцеловать ее? Вкус его губ был столь же пьянящим, как и вино за обедом, которое до сих пор играло у нее в крови.

И вдруг он опустил руки на ее грудь.

Он обхватил ее, приподнял… Жаркие, пылкие губы мистера Алдерси пахли вином и обещанием. Большими пальцами рук он нежно приласкал набухшие бутоны ее сосков. Ей было хорошо, когда он делал так. Очень хорошо.

Он принялся медленно опускать ее на постель.

– Еще один маленький поцелуй, – негромко промурлыкал он.

Она знала, чего он хочет на самом деле.

Впрочем, и сама Дебора хотела того же.

Но даже сейчас ее тело не хотело отрываться от него. Легкое прикосновение его бакенбард вызывало у нее сладостную дрожь. И она изнемогала от желания снова ощутить его прикосновение – как он сделал это там, в коридоре. Ее тело умоляло закончить то, что он начал. Медленно, но твердо он опустил ее на покрывало…

Дебора вдруг выскользнула из-под него. Что она делает?

– Подождите! Мы не можем этого делать. Это дурно.

Он опустил взгляд на кровать, словно удивляясь, что ее там нет. Потом нахмурился.

– Дурно? Не вижу в этом ничего дурного.

– Нет, мы не будем этим заниматься. – Корсаж ее платья сполз вниз, обнажая изящную хлопчатобумажную сорочку с глубоким вырезом. Она встала и запахнула платье на груди, чувствуя себя ужасно глупо. – Прошу простить меня. Я ввела вас в заблуждение. Я не могу… – Она умолкла, пытаясь подобрать верное слово. – В общем, вы понимаете.

Мистер Алдерси улыбнулся. Лежа на кровати, он являл собой воплощенное искушение.

– Нет, я ничего не понимаю.

– Понимаете, и еще как! – горячо воскликнула она. Она бы непременно бросилась бежать, но он запер дверь и встал у нее на пути.

Дебора попыталась обойти его. Он снова загородил ей дорогу. Святой Боже, даже волосы ее пребывали в полнейшем беспорядке. Заколки больше не удерживали их, и тяжелая грива волной упала ей на плечи.

Впрочем, и его прическа изрядно растрепалась, придав ему озорной, мальчишеский вид. А рубашка выбилась из бриджей. Это она вытащила ее, когда в коридоре стонала и извивалась от желания, требуя большего.

Горло ее перехватил спазм, и она с трудом выговорила:

– Я не виню вас в том, что вы приняли меня за женщину легкого нрава. Я вела себя, как распутная особа, и вполне отдаю себе в этом отчет. Но я не такая, какой вы меня считаете. Нет, у меня прекрасная репутация. Люди меня уважают.

– Я тоже вас уважаю.

Она вгляделась в его симпатичное лицо и отрицательно покачала головой.

– Вы хотите затащить меня в постель.

– Но это вовсе не означает, что я вас не уважаю.

Эти слова, прозвучавшие вполне искренно, и веселые смешинки в его глазах застали ее врасплох.

Впрочем, тот факт, что он смеется над ней, да еще и получает от этого удовольствие, привел ее в ярость, и Дебора как щитом постаралась укрыться своим гневом.

– Доброй ночи, сэр. Надеюсь, мы с вами никогда более не увидимся. – Надменно бросив ему в лицо эти высокопарные слова, она шагнула к двери, но что-то помешало ей уйти.

Обернувшись, Дебора увидела, что он схватил подол ее юбки и крепко держит. Она нахмурилась.

– Отпустите мое платье.

Он опустился на кровать. Ей не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

– Только после того, как скажете, чем я вас оскорбил.

Она демонстративно поджала губы, не желая признаваться в собственной глупости.

– Итак? – настаивал мистер Алдерси. – Вы собираетесь осыпать меня упреками, чего, как я вижу, вам очень хочется? Или так и будете стоять всю ночь?

– О, рано или поздно вам придется выпустить меня, – заверила она его.

– На вашем месте я бы на это не рассчитывал. – Чтобы подчеркнуть свои намерения, он потянул за юбку, вынуждая ее сделать еще один шаг.

Дебора наклонилась, чтобы вырвать подол, но не смогла заставить его разжать пальцы. Такое впечатление, что край ее одежды зажат в тиски. Сейчас она была так близко, что стояла между его коленями.

– Поговорите со мною, Дебора, – взмолился он. – Поведайте, какая озорная выходка созревает в вашей очаровательной головке.

Очаровательной? Еще никто и никогда не называл ее очаровательной. Рядом со своими сестрами-блондинками она всегда была «чужестранкой». Дебора выпрямилась.

– Прошу простить меня, но я передумала.

– Почему?

– Неужели на все должна быть причина?

Отчаяние придало ее словам силу и убежденность. Если она не покинет эту комнату в ближайшее время, то решимость может оставить ее – настолько сильно влечение к этому мужчине.

– Да, – уверенно заявил он. – Нам было очень хорошо в обществе друг друга. Но, должно быть, я совершил нечто такое, что расстроило вас.

Деборе не хотелось отвечать. Что бы она ни сказала в свое оправдание, все равно в его глазах она будет выглядеть аморальной девицей, раззадорившей мужчину и отвергнувшей его в самый пикантный момент. Конечно, можно было свалить всю вину на вино… Но она не обманывала себя.

– Деб?

Он назвал ее уменьшительно-ласкательным именем, отчего все происходящее между ними приобрело оттенок еще большей интимности, почти сокровенной близости. Однако она никогда не считала себя трусихой. Он заслуживал того, чтобы узнать, почему она поначалу вспыхнула как спичка, а потом охладела.

– У меня нет привычки позволять мужчинам тискать себя в коридоре.

Выражение напряженного ожидания исчезло с его лица, и он улыбнулся.

– Я так и думал.

Дебора не могла заставить себя взглянуть ему в глаза.

– Я вас не понимаю. Вроде бы я не давала повода не верить мне.

– Вы очень неумело целовались, совсем как девственница.

Эти слова повергли ее в такой шок, что она невольно взглянула на него.

– Должна заметить, что я таковой не являюсь.

– Как и большинство вдов, – согласился он. Щеки ее залила краска смущения.

– Мне не следовало говорить то, что я только что сказала. Это непристойно и неуместно…

– Здесь нет ничего непристойного, Деб, – мягко возразил он, обхватил ее ноги и потерся носом о ее живот. – Я хочу, чтобы сегодняшнюю ночь вы провели в моей постели, но при этом вовсе не считаю вас шлюхой или проституткой. – Страстная мольба, которую она прочла в его темных глазах, лишила эти слова их оскорбительного смысла и очаровала ее. – С того самого момента, как я впервые увидел вас, меня не покидает ощущение, что именно вас я искал всю жизнь. Между нами протянулась какая-то ниточка, возникло нечто очень и очень важное. Разве вы не почувствовали этого, когда мы целовались?

Сердце бешено билось у нее в груди. Оказывается, он тоже ощутил возникшее между ними взаимное влечение. Оказывается, он хотел заняться с нею любовью отнюдь не потому, что она просто подвернулась ему под руку.

– Я не умею целоваться, вы забыли?

На его губах заиграла озорная улыбка.

– Мне показалось, что вы быстро учитесь. – Он притянул ее к себе и усадил на колени. – Милая, славная Деб…

Он коснулся губами ее груди.

Острое желание вновь пронзило ее, как молнией. Сладкое, мучительное желание.

– Но если вы не хотите этого, тогда что же… – Он разомкнул объятия. – Вы свободны. Я вас не держу.

Но Дебора не пошевелилась. Она осталась сидеть у него на коленях, продолжая безмолвную битву с собой.

– Я не лишена чувственности, – призналась она, – но всегда поступаю так, как должно.

Он понимающе кивнул:

– Но временами это чертовски утомительно, не так ли? Всегда поступать так, как ожидают от вас другие, идти заданным путем, ни на шаг не отклоняясь в сторону, чтобы не лишиться расположения окружающих и чтобы они не подумали о вас дурно.

– Да, – ответила она, изумленная и обрадованная тем, что слышит подтверждение своих самых сокровенных мыслей. – Но обычно это не имеет никакого значения. Окружающие думают так, как им хочется думать.

– Как правило, самое плохое.

– О да, – согласилась она. – И если вы не оправдываете их ожиданий, они считают себя вправе держать вас на коротком поводке. А если вы следуете велению своего сердца или воображения, они лишь многозначительно покачивают головами, предрекая ваше скорое падение.

Мистер Алдерси положил руку ей на колено. Казалось, его очаровательное чувство юмора исчезло. Он мрачно произнес:

– Так вам это известно…

Дебора кивнула:

– О да.

– Боже, как я их ненавижу! – с горячностью воскликнул он, испытывая чувство, в котором она не решалась признаться самой себе.

– Им крайне нелегко угодить.

Он нахмурился.

– И это из-за них вы не решаетесь уступить минутному порыву?

– И из-за собственного здравого смысла тоже, – с горечью призналась она. – Когда я сказала «нет», это был самый трудный и отчаянный поступок в моей жизни.

Брови его сошлись.

– Тогда не говорите «нет», только и всего, – мягко сказал он, переплетая свои пальцы с ее пальчиками. Почему-то это движение показалось ей самым интимным изо всего, что они делали до этого.

Она невидящими глазами смотрела на их сплетенные руки.

– Я должна. Меня неудержимо тянет к вам. Но если я поддамся желанию и кто-нибудь узнает об этом, со мной будет покончено. Я не могу обесчестить свою семью.

– Никто ничего не узнает, – поклялся он.

– Если у меня не будет ребенка. А он всегда служит убедительным доказательством.

Он оскорблено заметил:

– Мне еще предстоит зачать ребенка в супружестве…

– Так вы не женаты? – Охваченная новым приступом страха, она сделала попытку вскочить на ноги.

Нашептывая на ушко ласковые глупости, он прижал ее к себе в надежде успокоить.

– Да, я не женат. И я не какой-нибудь повеса, укладывающий в свою постель каждую вдовушку, которая встретится ему на пути. Но сегодняшняя ночь – особенная. И вы тоже. – Он разжал объятия и принялся вынимать заколки у нее из волос. – Есть способы, Дебора, – доверительно заметил он, – позволяющие не сделать женщине ребенка.

Он принялся пальцами расчесывать ей волосы. Изумительное ощущение!

– Но если кто-нибудь узнает о том, что я наделала… – От возможных последствий голос ее дрогнул.

– Никто ни о чем не узнает. – Он крепче прижал ее к себе, и Дебора с готовностью окунулась в жар его тела, который окутал их, словно полог. – Послушайте дождь, – прошептал он. Капли размеренно и громко стучали в оконные стекла и по крыше. – Разве вам не кажется, что мы одни в целом мире? Позвольте мне заняться с вами любовью, Дебора. Позвольте показать вам, что может быть между мужчиной и женщиной. А рано утром я отнесу вас в вашу комнату и уложу в постель. И никто вас ни в чем не заподозрит.

Никто ни о чем не узнает.

И он жадно поцеловал ее в губы.

Дебора уступила Искушению (да-да, именно так – Искушению с большой буквы).

Она ничего не могла с собой поделать. Особенно учитывая то, что по возвращении в Айлэм ее поджидал викарий Эймс и очередное тоскливое замужество. И то, что с каждым прожитым днем она становилась старше.

Завтра она вернется к своей строгой морали и вновь станет рассудительным старшим ребенком в семье. Но сегодня ночью…

Она поцеловала его в ответ, вложив в поцелуй всю скрытую страсть своей души. Он опустил ее на постель и начал раздевать. Она потянулась к узлу его галстука и стала снимать с него сюртук.

Несколько минут они были заняты тем, что раздевали друг друга и непрестанно целовались. Мистер Алдерси устроил из этого настоящую веселую возню, правила которой ему были известны намного лучше, чем ей, Он ласкал и целовал каждый обнажавшийся кусочек ее тела, тогда как ей удалось всего лишь ослабить узел его галстука и стянуть один рукав сюртука.

Он покрывал ее тело поцелуями, опускаясь все ниже, пока наконец его горячие губы не нашли ее сосок. Он осторожно, посасывая, сжал его губами, и Дебора испугалась, что сгорит в пламени страсти.

Она должна была почувствовать его в себе. Немедленно!

Сию же минуту!

В комнату могли ворваться войска армии Ее Величества под предводительством баронессы Алодии, но Дебора все равно не смогла бы удержаться от того, чтобы не запустить руку в его черные волосы, умоляя продолжить начатое.

Мистер Алдерси опустился еще ниже, поднял ее нижние юбки, расстегнул подвязки.

Дебора никогда не раздевалась донага перед мистером Персивалем, всегда оставаясь в сорочке. Но сейчас она не испытывала ни малейшего смущения.

Он поцеловал внутреннюю поверхность ее бедра, и Дебора удовлетворенно вздохнула. Какое чудесное, восхитительное, сладкое ощущение!

Затем он поднял ее ноги, положил их себе на плечи и поцеловал ее в самое сокровенное местечко.

В течение нескольких безумно-ослепительных мгновений Дебора не могла ни о чем думать. Она не могла даже пошевелиться.

Одна половинка ее пребывала в полном и неописуемом смущении, другая же пролепетала:

– О-о-о, д-да-а... – И сдалась.

Мистер Алдерси наслаждался, и у нее не было сил, чтобы остановить его, – даже если бы она и захотела. Она выгнулась дугой ему навстречу, и хотела, хотела, хотела его…

Тело Деборы напряглось, пальцы вцепились ему в волосы.

– Мистер Алдерси…

И тут это случилось. Острое, пронзительное… опустошающее наслаждение. Она вскрикнула от неожиданности, но этот возглас быстро сменился стоном удовольствия. Одна за другой накатывали и возносили ее на гребень волны немыслимого чувственного восторга.

Дебора не могла пошевелиться. Она боялась сделать малейшее движение, чтобы не нарушить это чувство невероятного удовлетворения и безмятежной отрешенности.

Он приподнял голову, весьма довольный собой.

– Ваш муж никогда не показывал вам такого, не правда ли?

В ответ она лишь тихонько застонала от удовольствия. Он поднялся.

– Подождите! Увидите, что мы будем делать дальше. – Высокий, ошеломляюще красивый, он начал раздеваться.

– Еще один такой фокус, и я умру, – призналась она. Он коротко и благодарно рассмеялся.

– В таком случае я бы предпочел, чтобы мы умерли одновременно и от счастья, – сказал он и отшвырнул рубашку. Усевшись на край кровати, он принялся стаскивать сапоги. Языки пламени в камине бросали бронзовые отблески на его тело, подчеркивая и оттеняя игру стальных мускулов.

Мистер Алдерси встал. Глядя на нее, он медленно расстегнул сначала одну пуговицу, затем вторую. Взявшись обеими руками за пояс бриджей, он рывком стянул их с себя.

Святой боже, он был огромен, и он был готов для нее! Она никогда не видела мужского достоинства мистера Персиваля. У них были раздельные комнаты, и, когда он наносил ей визит, она обыкновенно уже лежала в постели, полусонная, укрывшись одеялом. Взобравшись на нее, он сопел, несколько раз дергался, удовлетворенно вздыхал и удалялся. По большей части Деборе удавалось внушить себе, что ничего особенного не произошло.

А сейчас она восторженным вздохом выразила свое восхищение.

Ее реакция доставила ему удовольствие.

– Потрогайте меня.

Она встала в постели на колени. Волосы сверкающим водопадом обрушились ей на плечи. Ее полная грудь напряглась в сладостном ожидании. Дебора осторожно провела пальцем по его члену.

Кожа была нежной и гладкой, как у новорожденного, но в то же время казалась удивительно теплой и живой.

– Деб?

Она взглянула на него. Он обхватил ее голову ладонями и приподнял, чтобы поцеловать. А затем взял ее руку и показал, как доставить ему удовольствие.

Они целовались горячо и жадно. Потом он опустил ее на постель. Дебора раздвинула ноги, тело ее горело в предвкушении чуда.

Он не стал терять времени и одним плавным, сильным движением вошел в нее.

Она очутилась в раю. Вот чего ей не хватало всю жизнь! Именно такого сильного, умелого мужчины. Дебора обвила его ногами. Он начал двигаться и губами нашел ее губы. С ее уст слетел слабый стон удовольствия, потом еще один, и еще…

– Ты такая нежная и упругая, – прошептал он. – Я больше не могу сдерживаться. Мне так хорошо в тебе.

Похвала побудила ее еще больше раскрыться ему навстречу. Толчки его стали сильнее, он глубоко и требовательно входил в нее. Казалось, что он обладает ею. В сущности, она переставала узнавать себя в этом бесстыжем, похотливом, охваченном вожделением создании: она умоляла закончить начатое, ждала всплеска, взрыва, требовала большего.

Как и прежде, тело ее воспаряло на волнах чувственного удовольствия, только на этот раз она взяла его с собой. Все было даже лучше, чем прежде. По-настоящему. Дебора впервые ощутила полноту жизни.

И вдруг как удар молнии – ее желание достигло апогея, кульминации. Ей показалось, что она рассыпается на хрустальные кусочки, растворяется и тонет в океане страсти.

Дебору охватило ощущение неземного блаженства. Она перестала быть собой, превратившись в парящее в лучах света эфемерное, неземное существо, пронизанное ощущением счастья настолько сильного и сверкающего, каким бывают лучи полуденного солнца, отражающиеся от зеркальной поверхности воды. Он вознес ее на небеса, привел в райские кущи, а сейчас она парила над землей, испытывая доселе неведомое чувство удовлетворения и опустошения.

Она почти забыла, что он рядом.

Тело его напряглось. Он вздрогнул, прошептал: «Больше не могу!» – и, выйдя из нее, рухнул на простыни. После чего быстро отодвинулся.

Его резкие движения нарушили умиротворение, в которое она погрузилась. Она попыталась было повернуться к нему, но он протянул руку, удерживая ее. Глаза его были плотно зажмурены. Он выплеснул из себя мужскую силу, и семя его пролилось на постель.

Он сдержал обещание. Дебора была настолько оглушена полученным удовольствием, что просто не могла понять, как ему удалось совладать с собой.

Несколько долгих мгновений они неподвижно лежали рядом.

Мистер Алдерси пошевелился первым. Он приподнял руку и обнял ее за плечи. Потом пристыжено прошептал:

– Не очень-то приятное зрелище, да? Но я успел выйти вовремя. Так что никаких детей. Хотя мне было чертовски трудно. – Он ласково поцеловал ее в лоб. – Ты прекрасна, Удивительна.

Она положила голову ему на грудь, слушая, как бьется сердце. Запах и вкус его кожи уже казались ей знакомыми – даже больше, чем собственного тела. Она подняла ладошку. И он переплел пальцы их рук, без слов угадав, чего ей хочется.

Дебора понимала, что только что нарушила все свои принципы, но не желала анализировать причины собственных поступков. Во всяком случае, не сейчас. Все происшедшее, его действия, ее ощущения были еще слишком свежи и новы, чтобы она могла рассуждать здраво.

– Я ведь не сделал тебе больно, правда?

Она бессознательно провела языком по губам.

– Нет. – Удар сердца. – Мне пора возвращаться в свою комнату. – Но она не пошевелилась. Просто не могла.

Он обнял ее за талию и прижал к себе.

– Останься здесь. Со мной. А утром я разбужу тебя пораньше и отнесу в твою постель, так что никто ничего не заметит.

– Разумно ли это? Я имею в виду, что утром мы оба разъедемся в разные стороны…

Мистер Алдерси в ответ лишь крепче прижал ее к себе. Тепло его тела действовало на нее успокаивающе.

– Послушай, как льет дождь. К завтрашнему утру рабочие не успеют починить мост.

Дебора лежала, укрывшись простыней. Ей было очень уютно и тепло, и внезапно она почувствовала огромную усталость. Но засыпать она не собиралась. Как, впрочем, и он.

Он погладил ее по бедру.

– Деб, ты необыкновенная.

Его похвала доставила ей удовольствие.

– Я и понятия не имела, что все… может быть таким. – А потом добавила шепотом: – Спасибо вам.

Он положил голову ей на плечо, и она почувствовала, как его губы дрогнули в улыбке. Дьявольской, мальчишеской, соблазнительной улыбке. Если бы не она, Дебора могла бы и не поддаться искушению.

– Это ты доставила мне удовольствие, – откликнулся он. Удовлетворенная, она провалилась в сон.

На следующее утро Тони проснулся первым. Рядом спала Деб, спала спокойным и глубоким сном, и головка ее покоилась на сгибе его локтя. За окнами по-прежнему шумел Дождь.

Прошлой ночью она изрядно удивила его. Небольшое приключение, как он полагал поначалу, способное развлечь ненастным вечером, превратилось в нечто необычное, поразившее его накалом страсти. Рядом с ним лежала отнюдь не пресыщенная вдова, готовая походя отдаться первому встречному. Да и секс, которым они занимались, никак нельзя было назвать поверхностным и ни к чему не обязывающим. Деб оказалась обжигающим пламенем, неуловимой ртутью, пылкой и страстной… великолепной партнершей.

И ему захотелось снова заняться с ней любовью. При одной мысли об этом его мужское достоинство напряглось, он снова был готов к бою. Он войдет в нее, пока она еще спит, и увидит, как она проснется от желания…

В дверь коротко и требовательно постучали.

Дебора приподняла голову, глаза ее были полузакрыты.

– Милорд, – сладкий голос Марми сочился сарказмом, – вы случайно не знаете, куда подевалась миссис Персиваль? Мы никак не можем отыскать ее.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Глаза Деборы мгновенно распахнулись, и она выпрыгнула из постели. Тони потянулся к ней и схватил за руку, не давая убежать. Он многозначительно прижал палец к губам, призывая ее к молчанию.

Нагая она была восхитительна, и ее прекрасные глаза цвета виски расширились от страха. Словно в ожидании того, что сию минуту в дверь ворвется целая армия блюстителей закона и нравственности, она прильнула к нему, ища защиты.

Он был очарован и покорен.

– Милорд? – вновь послышался из-за двери голос Марми. Она напоминала ему, что все еще стоит там и ожидает ответа.

– Она у меня, – негромко ответил он.

Дебора вздрогнула и отпрянула от него, как дикая голубка, намеревающаяся упорхнуть в безопасное место. Но он притянул ее к себе и прижал к груди, прежде чем она успела сделать хотя бы шаг. От нее пахло женщиной и сексом.

– Мы так и подумали, – коротко и сухо ответила Марии, но, на удивление, в голосе ее не было упрека. – В таком случае прошу вас передать миссис Персиваль, что мост все еще не восстановлен. Сегодня она не сможет уехать, и завтра, скорее всего, тоже. – Последовала пауза, после которой пожилая леди продолжала: – Вы хотите, чтобы завтрак подали в комнату?

– Да.

– Все как обычно?

Марми намеренно вела себя столь дерзко. Такое поведение было вполне в ее духе. Она давала понять, что недовольна им и что ему следует быть осторожным.

– Да… и что-нибудь для моей гостьи. – Он поцеловал Дебору в макушку. Она толкнула его локтем в бок, требуя отпустить. В ответ он лишь крепче прижал ее к себе.

– Как насчет вашей обычной ванны? Желаете, чтобы Роальд поднялся к вам?

– Прекрасная мысль. Я с удовольствием приму ванну.

– Роальд принесет завтрак через минуту.

Тони услышал, как она старческой походкой удаляется от двери. Звук ее шагов сливался с испуганным стуком сердца Деборы. Нужно было как-то сгладить неловкость момента, но стоило ему отпустить ее, как она выскользнула из его объятий и спрыгнула с постели.

Она поспешно стала собирать свои вещи: схватила чулки со столбика кровати, подобрала в дальнем углу платье.

– Мне не следовало приходить сюда. О чем я думала? Боже, какая же я дура! Круглая дура. – Она упала на колени, чтобы достать из-под кровати ночную сорочку, и явила ему на обозрение дьявольски соблазнительную попку.

Не обращая внимания на то, что тоже обнажен, Тони перегнулся через край кровати. Он не мог позволить ей уйти. Не так – полной сожаления и раскаяния, невнятно бормочущей извинения. Он легонько похлопал ее по ягодицам.

– Деб, все нормально.

Она мгновенно выпрямилась, прижав к обнаженной груди ворох одежды и стыдливо прикрываясь ладошкой.

– Все нормально? – воскликнула она с таким видом, словно он между делом попросил ее убить короля. – Милорд, нет ничего нормального в том, что леди застают в комнате джентльмена после ночи… ночи…

– Страстного секса? – пришел он ей на помощь.

– Безответственного поведения, – поправила она. Она в отчаянии провела рукой по растрепанным прядям волос и медленно поднялась. Прошлой ночью Тони, входя в нее, с наслаждением запускал пальцы в эту роскошную шелковистую массу.

Тело его мгновенно отреагировало на столь сладкие воспоминания. Что же такого было в этой женщине, что привлекало его сверх всякой меры? Подобного влечения он не испытывал еще ни к кому и никогда.

Дебора заметила его реакцию – на нее трудно было не обратить внимания – и испустила стон отчаяния:

– Прошлой ночью я вела себя как уличная девка, но вы… вы безнадежны.

– И как я должен это понимать?

Не отвечая, она повернулась к нему спиной и принялась через голову надевать платье.

Тони не любил, когда его игнорировали. Во всяком случае, не тогда, когда ему хотелось поговорить и заняться сексом. Он ухватился за подол платья, не давая надеть его.

Они словно упражнялись в перетягивании каната.

– Отдайте платье, – стиснув зубы, выдохнула она.

– Платье? А я решил, что это твой платок. Конечно, ты можешь сожалеть о прошедшей ночи, но я, могу тебя уверить, ничуть не терзаюсь угрызениями совести.

– Еще бы, – сухо ответила она. Он вспылил и разжал кулаки.

– Что на тебя нашло? Мы не совершили ничего предосудительного. Ровным счетом ничего.

Ответом ему послужило короткое презрительное «Ха!». Она судорожно натягивала платье на голое тело.

Тони скатился с кровати и подхватил с пола свои бриджи. Он рывком натянул их, не побеспокоившись застегнуть пуговицы.

Он еще не закончил с нею. Далеко не закончил.

Босиком, держа в руках туфли, нижнее белье и чулки, она устремилась к двери. Но не успела ступить и двух шагов, как он подхватил ее на руки и с размаху усадил на край кровати.

– Очень хорошо, – заявил он, возвышаясь над нею, как башня. – Мы оба приличные и достойные люди. А теперь расскажи мне, что мучает твою совесть. Сотни других пар вчера ночью занимались тем же, чем и мы с тобой, но сегодня утром они не посыпают голову пеплом.

Дебора не могла заставить себя взглянуть ему в глаза и пришла в еще большее смятение, остановив взгляд на его не застегнутых бриджах. Нетерпеливо фыркнув, Тони привел сей предмет одежды в порядок.

– Вот так. А теперь изволь объясниться.

На лбу у нее появилась крохотная морщинка. На какое-то мгновение она встретилась с ним взглядом, но потом смущенно отвела глаза в сторону.

– Эти другие пары, вне всякого сомнения, женаты. Прошлой ночью я вела себя недопустимо. Я потеряла всякий стыд. Я… я должна извиниться перед вами за свое недостойное поведение. Могу вас уверить, обычно такие манеры мне несвойственны. А сейчас, сэр, позвольте мне уйти.

– Сэр? Почему ты обращаешься со мной, как с посторонним? – Одна только мысль об этом привела его в ярость.

Дебора опустила голову, отказываясь отвечать. Он готов был схватить ее за плечи и встряхнуть, настолько был разгневан, но вдруг две крупные слезинки скатились по ее щекам.

Его гнев мгновенно утих.

– Деб?

Она отвернулась. За первыми двумя последовала еще одна слезинка.

Тони почувствовал себя последним негодяем. Он упал перед ней на колени.

– Деб, в том, что мы сделали, нет ничего ужасного и предосудительного.

– Я предала свою семью, свое воспитание. Если кто-нибудь в Айлэме узнает…

– Почтенные жители Айлэма в такой ненастный день не вылезают из своих постелей, и им плевать на то, что происходит в Дерби.

– Но я не ожидала от себя подобного поведения, – охрипшим голосом пожаловалась она. – Если бы вы только знали… – Она не закончила свою мысль и крепко зажмурилась, чтобы сдержать слезы.

Тони привлек ее к себе. Она спрятала лицо у него на груди, изо всех сил стараясь справиться с нахлынувшими чувствами, и не выдержала. Он молча гладил ее по голове, не отпуская от себя и позволяя выплакаться.

А не заслужил ли он большего порицания, чем она? Ведь он помолвлен с другой. Конечно, они с леди Амелией едва обменялись десятком слов, но он был не из тех, кто легко относится к взятым на себя обязательствам.

Правда заключалась в том, что искра, проскочившая между ним и Деборой прошлой ночью и превратившаяся в жаркое пламя, поразила его не меньше, чем ее. Тони никогда не терял головы и не забывал о том, кто он такой. То есть не забывал до тех пор, пока не очутился в ее объятиях. Еще большая странность состояла в том, что он был явно не готов расстаться с нею.

Впрочем, анализировать мотивы своих поступков ему не хотелось. Женившись, он будет хранить верность супруге – в отличие от своих родителей. А пока…

– В том, что мы сделали, нет ничего дурного. Ты ведь получила от этого удовольствие, Деб.

– Я чувствую себя ужасно, – пробормотала она, уткнувшись лицом ему в грудь.

– И напрасно. Послушай, я не больший шалопай и повеса, чем ты – распутница. Правда состоит в том, что то, что случилось между нами вчера ночью… проклятье, пусть даже ты не можешь этого знать, поскольку тебе не с чем сравнивать… так вот, это случается далеко не со всеми и далеко не каждый раз. Влечение, которое мы почувствовали друг к другу, стало непреодолимым. Мы просто не смогли ничего с собой поделать.

Она подняла голову. От слез глаза ее искрились еще ярче, носик покраснел… словом, выглядела она просто восхитительно желанной и очаровательной.

Кончиком большого пальца он смахнул слезинку у нее со щеки.

– Между нами вспыхнул огонь. Настоящая страсть. Не могу объяснить, почему, но мы очень подходим друг другу… и нам хорошо вместе…

Голос молодого графа сорвался. Если он и дальше будет рассуждать в том же духе, то непременно снова толкнет ее на постель, еще и задерет юбки на голову, а Дебора была слишком расстроена, чтобы простить ему это.

Осознание столь простого факта, что его заботит ее мнение, стало для Тони откровением.

В дверь постучали. Почти с облегчением он сказал:

– Роальд принес завтрак. Почему бы тебе не спрятаться за ширму, а я впущу его?

Дебора кивнула, и в ее прекрасных глазах вспыхнула благодарность. Он отпустил ее, и она упорхнула в укрытие.

Тони набросил на себя рубашку и отворил дверь. За ней, как они и думали, стоял Роальд.

– Мисс Чалмерс распорядилась, чтобы я принес вам завтрак, милорд. Через полчаса ваша ванна будет готова.

Тони кивнул и знаком показал, что юноша может поставить поднос на маленький столик у окна. Роальд вышел из комнаты.

Когда Дебора появилась из-за раздвижной ширмы, он обратил внимание, что она постаралась прибрать волосы и даже заплела их в косу, которую перебросила через плечо. Она оделась, и настроение ее заметно улучшилось. Она выглядела молоденькой и беззащитной. В груди у него зашевелилось весьма неожиданное чувство: ему захотелось взять ее под свое крыло.

Он придвинул к столу удобный стул с набивным сиденьем.

– Не хочешь присесть?

Она молча приняла его приглашение. Он опустился на стул напротив – такой же, только с жесткой спинкой.

Несколько мгновений оба молчали. Она сидела, скромно держа руки на коленях. Тони приподнял крышку с одного из блюд. Чтобы прервать неловкое молчание, он радостно воскликнул:

– Ага, миссис Франклин приготовила для нас колбаски с булочками! Мой любимый завтрак. Что ты предпочитаешь – кофе или чай?

– Чай.

Он налил ей чаю, следя за тем, чтобы ни на секунду не прерывался разговор, который они вели о самых обычных вещах – о дожде, о том, удобно ли ей, о том, хорошо ли готовит миссис Франклин. Одновременно он пристально наблюдал за Деборой, находя в ней все новые черты, которые неудовлетворенное вожделение помешало ему заметить прошлой ночью.

Постепенно, с каждым глотком Дебора оттаивала, пока наконец не рискнула отщипнуть кусочек от булочки, которую он положил ей на тарелку. Ее природное изящество приводило Тони в восторг. Ее движения оставались элегантными, даже когда она помешивала ложечкой чай в чашке. А красота была красотой вне времени, классической красотой, красотой на все времена. Высокие скулы, темные выразительные глаза, врожденная грация и золотистая кожа. Он не мог не поинтересоваться:

– Очевидно, в тебе есть кастильская кровь? Она подняла глаза, и он заметил в них удивление.

– Моя бабушка была испанкой. Из Кадиса.

Ага, наконец-то он наткнулся на тему, с помощью которой мог разговорить ее. Ему хотелось узнать о ней как можно больше. Он хотел знать все.

– И как же она очутилась в забытой богом глуши Скалистого края?

На щеках у Деборы выступил очаровательный румянец.

– Собственно, моя мать родилась во Франции, в Лионе. А потом они стали эмигрантами, приехали сюда, спасаясь от ужасов террора, – пояснила она, имея в виду французскую революцию, – и лишившись всего состояния. Моя мать познакомилась с отцом в Лондоне. Он изучал там юриспруденцию, потом привез мать с собой.

Тони намазал булочку маслом.

– Представляю, что она могла тебе рассказать.

– Я ее совсем не помню. Она умерла от лихорадки вскоре после моего рождения. Ее родители были уже мертвы, а других родственников у нее не осталось. Мне известно немногое, главным образом то, что рассказывал отец. Он говорил, что, к несчастью, они так сильно любили друг друга, что у них не оставалось времени поговорить о ее прошлой жизни.

– А твои сестры? – Он предложил ей половинку булочки и испытал настоящую радость, когда она взяла ее.

– На самом деле они мои сводные сестры. И сейчас я направляюсь в Лондон, в гости к одной из них. Недавно Господь благословил ее рождением ребенка, девочки. – Она откусила булочку, а потом, после некоторого раздумья, добавила: – Милорд.

Тони заколебался, не зная, как отреагировать на ее слова.

– Милорд?

– Я не глухая и не слабоумная. Я слышала, как вас называли сегодня утром мисс Чалмерс и Роальд. – Она не отрывала от него взгляда своих бездонных глаз. – Зачем делать вид, что вы тот, кем на самом деле не являетесь?

– Меня зовут мистер Алдерси. Это наше семейное имя. – Он поставил локти на стол.

– Но ведь у вас есть и титул. И почему-то вы не хотите, чтобы я о нем знала. Почему, кстати?

– Если бы тебе был известен мой титул, разве ты вела бы себя легко и непринужденно прошлой ночью? – откликнулся он, обращая ее вопрос против нее же самой, чтобы не отвечать на него.

Она вспыхнула при воспоминании о прошедшей ночи, но это не помешало ей ответить:

– Некоторые женщины были бы польщены, удостоившись внимания благородного дворянина.

– Но только не ты, – уверенно заявил он. Она воинственно задрала подбородок.

– Откуда вы знаете?

– Потому что мы с тобой очень похожи, ты и я. У нас есть маски, которые мы носим на людях. Прошлой ночью, однако, мы были самими собой.

Дебора опустила взгляд на тарелку.

– Боюсь, что вчера я как раз и не была собой.

Тони совсем не хотелось, чтобы она погрузилась в пучину самобичевания, поэтому он поинтересовался:

– И как приняли твою мать в такой глуши, как Скалистый край?

Дебора поднесла чашку с чаем к губам.

– Ее так никогда и не признали в тамошнем обществе. Матроны Айлэма заранее решили, что мой отец должен жениться на местной девушке. Поэтому, когда после обучения в Лондоне он вернулся с моей матерью, их встретили удивленно приподнятые брови. Матронам не нравится, когда нарушаются их планы, тем более, если кто-то открыто им противоречит.

– Да уж, подобные благодетельницы встречаются повсюду, – согласился он, радуясь тому, что у них опять появилось нечто общее. – Интересно, они так же активно суют нос в чужие дела в Айлэме, как и здесь, в Лондоне?

– Наверняка еще активнее. И они испытали огромное удовлетворение, когда моя мать умерла и отец смог, наконец, жениться на девушке, которую они прочили ему в жены с самого начала.

Горечь, прозвучавшая в ее словах, привлекла его внимание.

– Они устроили и твое замужество? – предположил Тони.

Она сжала губы так, что они превратились в тонкую линию.

– И предыдущее, и, скорее всего, следующее. – Дебора принялась в задумчивости постукивать пальчиком по ручке чашки, на лице у нее появилось отсутствующее выражение. Очевидно, в голову молодой женщины пришла неприятная мысль. – Они решили, что мне необходимо снова выйти замуж. – Она даже не пыталась скрыть негодование.

– За мужчину, которого ты бы не выбрала? – полюбопытствовал он.

– Никогда! – с жаром воскликнула она, но потом печально покачала головой, словно не желая больше говорить на эту тему.

Тони не понравилось, что она ушла в себя, погрузившись в не слишком приятные размышления. Его снедало любопытство и желание узнать о ней как можно больше. Он перегнулся через стол и указательным пальцем подцепил ее пальчик, заставляя вернуться в действительность.

Глаза их встретились.

– Поговори со мной, – попросил он.

– Я не хочу выходить замуж за викария Эймса. Я не хочу присматривать за его непослушными детьми. Они настоящие исчадия ада.

– Очевидно, при выборе твоего первого супруга матроны совершили непростительную ошибку?

Она нетерпеливо постучала носком туфельки по полу.

– Он был хорошим человеком. Он заботился о нас. Он… – Голос ее прервался, как если бы она вдруг передумала рассказывать.

– Что?

Она не ответила, лишь выпрямилась на стуле и налила себе еще чаю.

Но Тони не сдавался.

– Он заботился о вас… А что дальше?

– Мне не хотелось бы говорить о нем дурно. – Дебора потянулась за сливками. – Моя неудовлетворенность – не его вина.

Было очевидно, что Дебора не любила мужа и не скорбела о его кончине. Мысль об этом доставила Тони немалое удовольствие.

Дебора добавила сливок в чай, но вдруг рука ее замерла на полпути.

– Он хорошо заботился о моей приемной матери и сделал все, чтобы мои сестры удачно вышли замуж. Он не был богатым человеком, но отдал нам все, что мог, позволив сестрам самим выбрать себе суженых. Они вышли замуж по любви.

Любовь. Опять это слово. Впрочем, Тони был не против подробнее обсудить этот вопрос.

– Но тебе выйти замуж по любви не удалось, – заключил он, и она не стала возражать.

– Нет. Вероятно, поэтому я… – Голос ее сорвался, на щеках выступил предательский румянец.

– Пошла со мной прошлой ночью? – закончил он ее мысль.

Дебора подняла на него глаза, пожала плечами и кивнула.

– В этом не было вины мистера Персиваля. Он был намного старше меня.

Тони не мог не спросить:

– Насколько старше?

– Примерно на тридцать семь лет. Мне было шестнадцать, ему – пятьдесят три.

Он едва не упал со стула.

– Господи Боже! Да как им в голову взбрело выдать тебя за старика?

– У него были деньги, а у нас ничего, – ответила Дебора, Она не оправдывалась, но покраснела от смущения. – Отец умер, не оставив нам ни гроша. Моя приемная мать была сама не своя от горя, и мы должны были заботиться о ней, пока она не найдет в себе силы вернуться к жизни. Мистеру Персивалю нужна была молодая жена – он судился со своими старшими детьми и хотел обзавестись еще одним сыном, чтобы компенсировать их потерю. Он обратился к баронессе Алодии, и не успела я оглянуться, как оказалась замужем. – В голосе ее звучали печальные нотки. – Разумеется, детей у нас не было, так что большая часть имения отошла к его старшему сыну от первого брака. Естественно, я получила вдовье пособие, но подлинную ценность представляла собой как раз недвижимость мистера Персиваля.

Тони был потрясен. Неудивительно, что в постели она оказалась такой наивной. Старик-муж не сумел приобщить ее к радостям плотской любви.

– Готов голову заложить, он наверняка считал, что ему очень повезло.

– Знаете, в том, что касалось домашнего хозяйства, мистер Персиваль обыкновенно обращался к моей приемной матери, а не ко мне. Она умерла за год до его смерти, и он Искренне ее оплакивал. Что же касается меня, то нам практически не о чем было разговаривать друг с другом, у нас не было общих интересов, мы не приглашали гостей и сами никуда не ходили. Он предпочитал проводить время дома.

– Итак, никаких приемов. Никаких визитов и вечеринок. Никаких шансов на внимание молодых мужчин.

Она удивленно заморгала.

– Вы хотите сказать, что он держал меня взаперти из ревности?

– Я абсолютно уверен, что именно так оно и было. Да и какой мужчина на его месте не постарался бы сберечь такой самородок для себя, скрыв его от алчных взоров окружающих? А теперь, когда ты овдовела, почтенные матроны устроили военный совет и подыскали тебе первого попавшегося супруга. Не могли же они допустить, чтобы в их кругу вращалась незамужняя красивая женщина. Угроза была бы слишком велика.

Дебора выглядела потрясенной до глубины души.

– Вы полагаете, что они тоже ревновали меня?

– А как же иначе? Они хотели, чтобы ты вновь связала себя брачными узами, дабы у их мужей не возникло соблазна приударить за тобой.

Эти слова вызвали у Деборы веселый смех.

– Какие глупости вы говорите! Вы ничего не поняли. Вот мои сестры – настоящие красавицы. Обе блондинки, и кожа у них цвета свежих сливок. Если бы они сейчас были здесь, вы бы даже не взглянули на меня во второй раз.

– Неужели ты действительно веришь в то, что говоришь? – Тони еще не встречал женщины, которая не знала бы, какое впечатление производит на мужчин, особенно такая красавица, как Дебора. – Даже после прошлой ночи? – Он перегнулся через стол и поднес ее руку к губам.

– Прошлой ночью во мне говорило вожделение, – смущенно прошептала она.

– Да, – согласился он и поцеловал, а потом и облизнул кончики ее пальцев. У Деборы перехватило дыхание. Соски у нее напряглись, выпирая сквозь ткань корсажа.

В дверь постучали. Должно быть, это Роальд с водой для ванны. Она попыталась было отнять руку, но Тони не отпустил ее.

Он встал, и бугорок на бриджах недвусмысленно свидетельствовал о том, в каком возбуждении он пребывает.

– Скажите, миссис Персиваль, вам уже приходилось принимать ванну вместе с мужчиной?

Дебора была шокирована его предложением. Глаза ее испуганно расширились, но в них промелькнул огонек любопытства.

– И вы готовы составить мне компанию?

– Почему бы и нет? – согласился он.

– Это звучит безнравственно, милорд.

– Еще как! – поддержал он ее. – И, пожалуйста, называй меня по имени. Для тебя я Тони. Полагаю, официальную стадию мы уже прошли, не так ли? – Он провел большим пальцем по ее ладошке. Прикосновение было ласковым и нежным, но его оказалось достаточно, чтобы пламя страсти вспыхнуло вновь.

– Да, – ответила она негромким голосом. – Мы уже оставили позади много чего.

Он торжествующе улыбнулся.

Они и в самом деле приняли ванну вдвоем, и им было очень хорошо.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дебора и Тони провели день в чувственной неге, в перерывах между занятиями любовью читая вслух роман Марии Эджворт, отыскавшийся в библиотеке у мисс Чалмерс. Мисс Чалмерс несколько успокоила мятущуюся душу Деборы, обращаясь с ней столь же учтиво и вежливо, как и прошлым вечером, что с ее стороны было исключительно любезно.

Деборе физически необходимо было находиться рядом с Тони. Она наслаждалась его прикосновениями, его теплом, его присутствием. Он олицетворял собой все, что она мечтала встретить в своем возлюбленном, неизменно оставаясь заботливым и внимательным, принимающим все меры к тому, чтобы она случайно не забеременела.

Они говорили обо всем и ни о чем. Деборе казалось, что еще никогда в жизни она ни с кем не разговаривала столь много и откровенно. Но хотя им многое нужно было сказать друг другу, они тщательно избегали разговоров о будущем, которое поджидало их за порогом спальни. Она отказывалась анализировать свое поведение и решать, дурно или хорошо поступает. В кои-то веки она вела себя как вздумается. И это ощущение вселяло в нее восторг и тревогу.

Но более всего ее изумляло то, что и Тони, похоже, испытывал те же самые чувства. Когда мисс Чалмерс сообщила, что несмотря на прекратившийся дождь мост будет восстановлен не ранее завтрашнего дня, ни один из них не выразил сожаления.

Во вторую ночь, которую они провели вместе, когда Тони тихонько посапывал рядом с ней, а за окнами только-только занимался рассвет, Дебора отчетливо поняла, что никогда не сможет выйти замуж за викария Эймса. Мысль о том, чтобы подвергнуть себя еще одному замужеству без любви, была для нее невыносима. Она не представляла, что будет делать по возвращении в Айлэм. Все, включая баронессу Алодию, ожидали от нее покорности и повиновения.

Но она не могла так поступить.

Только не сейчас.

Она влюбилась.

Сердце Деборы замерло в испуге, когда эта мысль поразила ее своей очевидностью. О чем, ради всего святого, она думает?

Она не может влюбиться. В конце концов, они с Тони едва знакомы. Несмотря на их веселый смех и тайны, которые они поверяли друг другу, он по-прежнему оставался для нее незнакомцем, чужим человеком. И хотя она считала себя благовоспитанной женщиной, а в Долине к ней относились как к особе благородного происхождения, все-таки они принадлежали к разным социальным классам.

Тем не менее, между ними существовало невозможное и непреодолимое притяжение. Стоило ему прикоснуться к ней, как ее сопротивление, здравый смысл и гордость таяли без следа. Ей нравилось быть с ним рядом, слышать его дыхание, ощущать тепло его тела.

Дебора начала узнавать Тони, как до этого знала только себя. Она даже стала доверять ему, хотя и чувствовала, что он нелегко сходится с людьми. Он был слишком одинок и слишком осторожен. Возможно, некогда его предали…

Неожиданно Тони вскрикнул во сне. Вздрогнув всем телом, он убрал руку, которая лежала у нее на талии, и начал отмахиваться от кого-то невидимого. Вот он перевернулся на спину, движения его стали еще более резкими и судорожными, на лбу выступил пот. Ему снились кошмары.

Приподнявшись на локте, Дебора потрясла его за плечо:

– Тони, Тони, проснись. Это всего лишь сон.

Он что-то пробормотал, а потом попытался отвернуться от нее. Она ласково обхватило его лицо ладонями, стараясь разбудить его.

Вдруг Тони взглянул на нее широко раскрытыми глазами. Они были красными и казались остекленевшими. Он смотрел на нее так, словно увидел впервые в жизни.

– Тебе приснился кошмар, – прошептала она. Он не ответил. – Тони, что случилось?

Он поморщился.

– Деб? – Рука его неуверенно коснулась ее волос.

– Да, – ответила она, обрадованная тем, что он ее узнал.

Тони бессильно откинулся на спину.

– Моего отца здесь нет?

Она в смятении покачала головой. Тони облизнул губы.

– Мне уже давно не снился этот кошмар. Еще со школы. Я надеялся, что демон больше не потревожит меня.

Он обнял ее одной рукой за плечи и притянул к себе. Сердце бешено колотилось у него в груди.

– Я говорил что-нибудь? – Судя по выражению его лица, ему отчаянно хотелось получить ответ на этот вопрос.

– Ничего такого, что я смогла бы разобрать. – Дебора приложила ладонь ему ко лбу. Он был горячим и мокрым от пота.

Тони отвернулся, но выражение тревоги не исчезло с его лица.

Дебора ласково погладила его по руке. Мышцы его дрожали от напряжения.

– Иногда в таких случаях лучше выговориться.

Он промолчал… и она испугалась, что перешагнула некую невидимую черту, переступила границы дозволенного. Ей тут же захотелось взять свои слова обратно, но…

– Мой отец покончил с собой. Я нашел его. И поначалу он часто являлся мне в ночных кошмарах. Но потом перестал и не приходил уже давно. А вот теперь вернулся.

Она приподнялась на локте, чтобы взглянуть ему в лицо. Он невидящим взглядом смотрел в потолок. Она представила себе, каково это – быть сыном самоубийцы, да еще и обнаружить тело отца, и по спине у нее пробежал холодок.

– Он разговаривает с тобой в этих кошмарах?

Тони с удивлением взглянул на нее. Выражение его лица смягчилось, и он крепко обнял ее.

– Никто и никогда не спрашивал меня об этом. – Он погладил ее по голове. – Твоя прямота застала меня врасплох. В семье мы всегда делали вид, что все в порядке. Но ведь на самом деле это не так, правда? – прошептал он, адресуя вопрос скорее себе, чем ей.

– Что ты видишь в кошмарах?

Его рука замерла.

– Я не помню. Я никогда не помню, что мне снилось.

Или же кошмар оказывался настолько страшным, что он попросту стирал его из памяти. Раньше ей тоже иногда снились плохие сны, но они никогда не повторялись.

– Поговори со мной, – взмолилась она. Несколько мгновений он колебался. Потом заговорил:

– Когда я учился в школе, остальные мальчишки слышали, как я кричал по ночам. И директор предупредил меня, чтобы больше я этого не делал. Это единственное замечание, которое я заслужил. «По ночам нельзя кричать и плакать». Не было даже церемонии, как не было и траура. На могиле отца нет надгробной плиты, и он похоронен в неосвященной земле. Как будто его никогда не существовало.

– И как же тебе удалось со всем этим справиться? – спросила Дебора, испытывая сострадание к несчастному ребенку, которым он был когда-то.

– Я сказал себе, что надо идти вперед. Мне не оставалось более ничего, кроме как двигаться дальше. Она положила руку ему на грудь.

– Тебе снятся похороны?

Тони отрицательно покачал головой.

– Не знаю. Хуже всего то, что раз я не помню, что мне снилось, люди начинают думать, что я похож на него.

Она поняла, что он хотел сказать, но не решился облечь это в слова… значит, и его преследовали знакомые ей страхи.

Уголки губ у него опустились. Тони был чем-то расстроен. Она скользнула под одеяло, легла рядом и положила руку ему на грудь. Несколько долгих мгновений она ждала.

– Отец был слабым человеком.

– Почему? – спросила Дебора. Тони пожал плечами.

– Он играл. Спустил все. Мой дед играл тоже, так что к моменту моего совершеннолетия у нас не осталось ничего, кроме толпы жадных и голодных родственников.

– Которым нужна была крыша над головой?

Он кивнул.

Дебора задумчиво провела пальцем по его ключице.

– Знаешь, мы с тобой очень похожи.

– В чем же? – поинтересовался он.

– Нам обоим пришлось пожертвовать частью души ради своей семьи. Теперь я знаю, почему ты понял, что я чувствую.

Он легким движением коснулся ее волос.

– Да.

– Итак, у твоего отца были долги, и он решил, что самый легкий способ расплатиться с ними – свести счеты с жизнью?

Тони обнял ее и крепко прижал к себе.

– Дело не только в этом. Он был психически неуравновешенным человеком, – признался он, и голос его едва слышно прозвучал в комнате, еще погруженной в полумрак. – Иногда у него случались припадки. Он боялся, что моя мать отправит его в сумасшедший дом.

Он говорил о самом сокровенном, о том, что являлось ему в ночных кошмарах, и Дебора почувствовала его напряжение.

– И ты боишься, что его сумасшествие передалось тебе?

Тони так крепко прижал ее к себе, что ей стало больно.

Он коснулся губами ее щеки.

– Да. Мой дед тоже страдал психическим расстройством. – Он помолчал несколько мгновений. – Последние годы своей жизни он провел в сумасшедшем доме.

Потрясенная, она села на кровати.

– А ты когда-нибудь вел себя так, как отец?

Глаза Тони ярко вспыхнули в темноте.

– Я бы ни за что не позволил себе этого.

– Но если безумие у тебя в крови, ты можешь с ним не справиться.

– Нет, я буду бороться до конца, – поклялся он. – Первые признаки помешательства у них обоих проявились где-то между двадцатью и тридцатью годами. А я, хотя мне уже перевалило за тридцать, пребываю в здравом уме и твердой памяти. – Он слабо улыбнулся. – Надеюсь, во всяком случае. – Улыбка его стала горькой. – Но, быть может, в слухах и сплетнях есть доля истины, и я вовсе не сын своего отца. Когда у матери куча любовников, люди вправе усомниться в этом.

Ошеломленная Дебора провела ладонью по его щеке, оглушенная состраданием и желанием облегчить мучительную боль, отголоски которой были слышны в его голосе. Теперь она понимала, почему Тони держался так отстраненно и холодно. Она знала, что такое гордость… и отчаяние, когда чувствуешь, что не похож на других.

– А твоя мать? Разве она не может успокоить твою душу?

– Мы не общаемся, – жестоко ответил он.

Его гнев, казалось, стал физически осязаем и в эту секунду Дебора поняла, кем был ее возлюбленный.

– Ты лорд Бернелл!

Поговаривали, что весь этот род проклят, что болезнь передается из поколения в поколение… Рассказывали и о том, что мать Тони неоднократно изменяла мужу, и о таких крайностях и невоздержанности, в которые трудно было поверить. Даже в деревенской глуши Айлэма до нее доходили эти слухи.

Тони сел и оперся спиной об изголовье кровати.

– Ты ведь слышала обо мне? – Слова его сочились циничной горечью.

Дебора заколебалась.

– Не о тебе лично, а о твоих родителях.

Она не стала добавлять, что слышала и о том, что сын их богат. Очень богат. От одной только мысли о его состоянии, настоящем состоянии, ей стало не по себе.

Внезапно он отчаянным жестом поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Прости меня. Не следовало говорить об этом. Я не хотел напугать тебя. Все в порядке. Все в полном порядке.

– Я не вижу в тебе никаких признаков помешательства, – совершенно честно сказала Дебора.

И она в самом деле их не видела. А слухи не имели для нее никакого значения. Вообще ничто не имело значения, кроме этого мужчины и того, что она верила ему. Верила искренне и глубоко.

Тони обнял ее за шею и притянул к себе.

– Я совершенно нормален, – шепнул он ей на ушко. – Особенно когда я с тобой.

Он перевернул ее на спину, и она с готовностью приняла его.

Но потом, лежа с открытыми глазами, Дебора думала о том, что он сказал.

На следующий день после полудня, пока Дебора принимала ванну, Тони спустился в гостиную, чтобы взять с полки новую книгу. Его поиски прервало появление Марми. Сегодня она тяжело опиралась на тросточку.

– Роальд ходил в гостиницу узнать последние новости, – сообщила она, – и ему сказали, что мост будет восстановлен завтра.

Тони поставил книгу, которую держал в руках, обратно на полку – больше она его не интересовала.

– Значит, снова начнут ходить почтовые кареты и дилижансы.

– Самое время. Город переполнен застрявшими пассажирами. – Последовала недолгая пауза. – И вы с миссис Персиваль должны будете расстаться.

Тони не понравилась эта мысль.

– Разумеется. – Даже ему самому слова показались произнесенными неестественно сухо.

– Она милая женщина. – Марми подошла к креслу перед камином и опустилась в него со вздохом облегчения. – Какое несчастье, что вы помолвлены! – В ее словах прозвучало строго отмеренное безразличие.

Впервые за последние несколько дней Тони вспомнил леди Амелию. Напоминание о ней не доставило ему радости.

– Мы с миссис Персиваль… – Он умолк на полуслове, не находя слов, чтобы описать их отношения. Они наслаждались обществом друг друга, но она постепенно занимала все более важное место в его душе.

– Милорд, вам известно, что я не одобряю вашего поведения.

У него достало такта выслушать суровый вердикт с покаянным видом. Марми продолжала:

– Сердце – деликатный инструмент. Я знаю, что значит жить с разбитым сердцем, и мне не доставит удовольствия, если вы разобьете сердце миссис Персиваль.

А как насчет моего собственного? Невысказанный вопрос потряс его до глубины души.

Взгляд водянистых глаз Марми стал острым и проницательным.

– Вы сказали ей о том, что помолвлены?

Тони промолчал. Но Марми и не нуждалась в ответе.

– Я так и думала. – Она взяла в руки пяльцы для вышивания. – Отношения мужчины с женщиной не бывают простыми. Но чтобы вы ни сделали, не причините ей вреда, иначе я очень рассержусь.

– Все обстоит совсем не так, как ты думаешь, – примирительно пробормотал он.

– Я еще не ослепла и вижу, что происходит, – возразила она.

– Я не причиню ей вреда. И не позволю, чтобы кто-нибудь сделал ей больно.

Марми улыбнулась, но глаза ее оставались холодными и встревоженными.

– Ловлю вас на слове, лорд Тони, – негромко сказала она.

– Но ты не веришь моим мотивам? – бросил он ей вызов.

– Боюсь, что вы слишком мужчина, милорд. Тони сделал шаг к двери, но остановился на пороге.

– Я никогда не давал тебе повода усомниться во мне.

– Я не сомневаюсь в вас, милорд. Но боюсь, что вы не до конца понимаете природу сил, с которыми играете столь легкомысленно.

Плечи его ссутулились и поникли под тяжестью ее слов. Это был верный признак того, что она права. Но все равно, что она могла знать? Они с Деборой были взрослыми людьми. Они понимали, что происходит между ними. Все остальное не имело решительно никакого значения.

– Увидимся за ужином, – неловко и чопорно простился он.

– С нетерпением буду ждать вас.

Коротко поклонившись, Тони повернулся и, нахмурившись, вышел из комнаты. Напоминание Марми о том, что до отъезда Деборы осталось всего несколько часов, выбило его из колеи. Он знал, что им придется расстаться, но был еще не готов к этому. Пока не готов.

Перепрыгивая через две ступеньки, он поспешил назад, в их собственный рай. Войдя, он заметил, что Дебора уже приняла ванну и распахнула окно, чтобы подышать свежим воздухом после дождя, а заодно и просушить волосы. При его появлении она подняла голову и приветствовала его радостной улыбкой.

Ни у одной женщины он не видел улыбки столь очаровательной, как у Деб. Тони закрыл за собой дверь.

– Мисс Чалмерс говорит, что завтра снова начнут ходить почтовые кареты и дилижансы.

– Вот как… – Она опустилась на стул у окна. – Завтра… – Еще мгновение тишины. – Разумеется.

– Будь на то моя воля, я бы всю жизнь держал тебя здесь пленницей.

Его восклицание развеяло мрачную атмосферу. Деб рассмеялась.

– Всю жизнь? Это слишком долго. Нет, я бы быстро тебе надоела. Если кого и следует держать в заложниках, так это я должна была бы привязать тебя к кровати.

– Ага, наконец-то я слышу интересное предложение.

Он отошел от двери, а она встала со стула и, встретив его посередине комнаты, обхватила обеими руками за талию.

Тони запустил пальцы ей в волосы. От нее пахло свежим воздухом и немножко летом.

– Давай возьмем друг друга в заложники, – предложил он и поцеловал ее.

Ее язычок, более не стеснительный, встретился с его, и через несколько мгновений они упали на постель.

Но их отношения претерпели неуловимые изменения. Приближалось время расставания. Их движения обрели настойчивость и желание насладиться друг другом до конца. Близость прощания породила новые вопросы, вопросы, на которые у них не было ответов. Вопросы, которые ни один из них не хотел задавать другому.

Вечером они ужинали в столовой в обществе Марми. Она не делала попытки скрыть тот факт, что Дебора ей очень нравится. Молодая женщина пришлась ей по душе. Зная Марми лучше кого бы то ни было, Тони понимал, что к леди Амелии она станет относиться крайне равнодушно.

После ужина Марми поинтересовалась у Деборы, не играет ли она на фортепьяно, и, к удивлению Тони, его возлюбленная ответила утвердительно. Неужели они не коснулись музыки? Ему казалось, что они говорили обо всем на свете. По просьбе Марми Дебора устроила для них маленький концерт, состоящий из сельских мелодий. У нее оказалось приятное глубокое контральто.

– Спойте вместе с нашей гостьей, милорд, – взмолилась Марми. Обращаясь к Деборе, она заметила: – У него замечательный голос, но он его стесняется.

– Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, – попросила Дебора, и Тони так и сделал, потому что обнаружил, что не может ей ни в чем отказать.

Он принялся подпевать, когда она заиграла «Барбару Эллен». Их голоса составили чудесный дуэт, и, пропев последние строчки – «И тогда на вершине вырос гордый ясень, а вокруг распустился колючий шиповник», – они уставились друг на друга в немом изумлении.

Марми улыбнулась с таким видом, словно лишний раз убедилась в чем-то, известном ей одной.

– Пожалуй, мне пора отправляться в постель.

Тони мимоходом, не сводя глаз с Деборы, пожелал ей спокойной ночи. Но пожилая женщина, кажется, и не рассчитывала на большее.

Как только они остались вдвоем, он признался:

– Я не хочу, чтобы завтра ты уехала и оставила меня одного.

– Я тоже не хочу уезжать. Но мы придумали этот мир, милорд, он не настоящий. И нам поpa каждому идти своей дорогой.

– Разумеется, – согласился он, вовремя спохватившись, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Тем не менее, ему хотелось, чтобы у них на память осталось нечто общее. Какая-нибудь связь, возможность… Выдвинув один из ящиков письменного стола, он достал оттуда свою визитную карточку. На ней наклонным шрифтом было напечатано всего одно слово – «Бернелл». На обороте Тони написал: «Надеюсь, что когда-нибудь я тебе еще пригожусь». Он протянул визитку Деборе.

– Что это? – спросила она.

– Где бы ты ни находилась, что бы ни делала, если захочешь увидеться со мной, отправь ее мне, и я приду так быстро, как только смогу.

– В этом нет необходимости… – начала было она. Но он прервал ее:

– Пожалуйста.

Она взяла визитку, и ее темные глаза наполнились унынием и печалью.

– Хорошо.

Склонив голову, она провела пальцем по тисненым буквам. Тони очень хотелось узнать, о чем она сейчас думает. Она подняла на него глаза, открыла было рот, чтобы заговорить, но передумала.

Все нормально. Он понимал ее. Сам он тоже не мог найти нужных и правильных слов.

Тони взял ее за руку и повел наверх. И там, в уединении комнаты, в их личном маленьком рае, он принялся вынимать заколки у нее из волос.

Его Деб. Его прекрасная, желанная Деб.

– Как жаль, что мы не встретились раньше, – искренне прошептал он. Последние три дня изменили его. Тони еще не был уверен, как именно, но он стал другим. Пустота в душе исчезла, и одиночество более не угнетало его.

– Мы должны расстаться, – с грустью произнесла она. – С самого начала мы знали, что это непременно произойдет, что наша встреча не может длиться вечно.

Вечно. Казалось, это слово повисло в воздухе между ними.

Он зарылся лицом ей в волосы, жадно вдыхая ее запах, и губами он нашел ее ушко, Дебора негромко рассмеялась и, придя в его объятия, крепко прижалась к нему.

Ему страстно захотелось овладеть ею. Сейчас же, сию минуту.

Подхватив ее на руку, он направился к кровати. Она обняла его за шею, и губы их встретились.

Оба знали, что времени у них оставалось все меньше, и начали буквально срывать друг с друга одежду. Оставшись обнаженными, они не колебались ни секунды. Его желание было огромным, горячим, осязаемым. Он вошел в нее рывком, до конца, словно изголодавшись.

Она была желанной, готовой встретить его, упругой и великолепной. Она отдавалась ему отчаянно и пылко. Негромкие стоны удовольствия, слетавшие с ее губ, то, как она прикасалась к нему, подгоняла, требуя большего, заставили его окончательно потерять голову. Она вскрикивала, называла его по имени, буквально вжимала в себя и не отпускала.

Он должен был наполнить ее, отдать ей всего себя. Он больше не мог отказывать себе в этом. Он не хотел отпускать ее. Между ними должна была возникнуть неразрывная связь.

И поэтому он сделал так, как ему хотелось с самого начала, так, как того требовала природа. Он вошел в нее до конца и растворился в ней. Наслаждение накатывалось на него волнами невероятной силы. Испытывая неземное блаженство, он очутился в раю.

И только вернувшись обратно на землю, Тони осознал, что совершил.

Совершил то, что хотел и о чем давно мечтал.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дебора почувствовала, как Тони вздрогнул и освободился глубоко в ней, – и едва не закричала от радости. Круг замкнулся. Свершилось то, о чем она втайне мечтала.

Она крепко прижала его к себе. Их сердца бились в унисон, и ей хотелось никогда не отпускать его от себя. Двое стали одним целым.

Тони пошевелился первым. Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо. В глазах его светилась искренняя, неподдельная радость – он еще не пришел в себя после взрыва чувств. Она подняла руку и убрала непокорную прядь волос, упавшую ему на лоб, который озабоченно избороздили морщинки.

– Что я наделал… – прошептал он.

В мгновение ока он поднялся и сел на краю постели, повернувшись к Деборе спиной. В камине янтарным огнем тлели уголья. В их отблесках его длинная тень, зловеще изогнувшись, упала на дальнюю стену. Тони растерянно пригладил рукой растрепанные волосы.

– Я подверг тебя опасности и скомпрометировал. Мне не следовало так поступать, но я не мог сдержаться.

На них обрушилось осознание того, что произошло только что, но уже успело стать реальностью.

Он всегда был очень осторожен, но сегодня ночью она подтолкнула его, зная, что это их последняя возможность побыть вместе.

Святой Боже, помоги мне!

Дебора подтянула одеяло до подбородка, чтобы прикрыть свою наготу, и инстинктивно положила руку на живот. Уже сейчас там мог зарождаться ребенок. Искра жизни, зажженная в эти последние мгновения сладостного безумия.

Тони проследил взглядом за ее движением. На скулах у него заиграли желваки.

– Прости меня, Деб. Ни за что на свете, даже ценой собственной жизни, я не допустил бы, чтобы тебе… – Голос у него сорвался, и он отвел глаза в сторону.

Она все поняла. Или, по крайней мере, надеялась, что поняла.

Он встал и принялся натягивать бриджи. Дебора обвела комнату взглядом. Время, проведенное в ней, совсем недавно казавшееся волшебным, вдруг предстало перед молодой женщиной в подлинном свете: это не более чем случайный роман с мужчиной, которого она едва знала. Она обманывала себя. Пыталась оправдать собственное поведение и поступки, говоря себе, что влюблена.

Дебора замерла на постели, боясь пошевелиться, ошеломленная осознанием того, как легко она опустилась до бесстыдного, недостойного поведения. А что, если у нее будет ребенок? Она же не сможет воспитать его в Айлэме. Баронесса Алодия и прочие матроны попросту сживут ее со света.

Но в ней уже начало зарождаться материнское чувство. Она не допустит этого!

Тони склонился над ней.

– Это я во всем виноват, Деб. Я.

– Не только. Я… – Она глубоко вздохнула, набираясь смелости. – Мне следовало остановиться. – Ей вообще не следовало даже начинать. – И что мне теперь делать?

Он взял ее ладошку и поцеловал. Этот жест вселил в нее капельку уверенности.

– Мы сделаем то, что должны, – заявил он. – В этой жизни ничего не происходит без причины. Если сегодняшняя ночь будет иметь последствия, я позабочусь о тебе.

Она опустила взгляд на их переплетенные пальцы. – Ты не сожалеешь о том, что случилось? – осторожно поинтересовалась она.

– Мне следовало быть более осторожным, но теперь это означает, что ты останешься со мной, – ответил Тони.

Его слова наполнили ее невероятным, но таким желанным счастьем.

– Остаться с тобой, – повторила она. Он любит ее! Он должен любить ее.

Дебора обнаружила, что, оказывается, мир – не такая уж плохая штука, если его средоточием является он, Тони. Перед нею открылись захватывающие возможности, самая прекрасная из которых состояла в том, что она любит его. Она позволила чувствам предстать в истинном, искрящемся свете… и теперь она может признаться в них ему. Но когда слова уже были готовы сорваться с ее губ, он сказал:

– Ты ведь ничего не имеешь против, а, Деб?

– Нет, наоборот, я…

– Отныне ты будешь под моей защитой, Деб. Ты получишь все, что только пожелаешь. Карт-бланш.

Карт-бланш. Его слова тревожным набатным звоном отдались у нее в ушах. Карт-бланш отнюдь не означал замужества. Тони предлагал стать его любовницей.

Он перекатился по кровати к ней под бок, в глазах его светилось восторженное предвкушение. Эта идея явно пришлась ему по вкусу.

– В общем-то, мне все равно, будет у тебя ребенок или нет. Мне по душе мысль о том, что мое состояние и могущество отныне будут защищать тебя. Так что матроны Айлэма до тебя теперь не доберутся. – Он рассмеялся собственной шутке.

Но Дебора не нашла в его предложении ничего смешного или веселого. Он считал, что она принадлежит к числу женщин, готовых стать содержанками. Подобно свече, которую задул резкий порыв ветра, радость в ее сердце умерла. Ее, Дебору Ситон Персиваль, рожденную для счастья, обманули и оставили с носом. Она стала молиться, чтобы у нее не родился ребенок, потому что она не собиралась принимать предложение Тони.

Но он, похоже, не заметил ее внезапной холодности.

– Дом, карета, деньги… Все, что пожелаешь. – Он ласково поцеловал ей руку. – Я хочу, чтобы ты была под моей защитой, а не жила с каким-то толстым викарием и кучей мерзких и непослушных детишек. Ты сможешь путешествовать вместе со мной. Мы поедем в Лондон на открытие светского сезона,[2] а потом вернемся в Йоркшир, где ты будешь проводить остальное время года. Я куплю тебе дома и там, и там. Собственно, нам необязательно оставаться в Англии. Мне всегда хотелось посмотреть Италию, побывать в Венеции и посетить колыбель цивилизации. Я даже мечтал о том, чтобы съездить в Египет. Это так экзотично! Ты ведь поедешь со мной, не так ли, Деб? Ты и я, только мы вдвоем, вместе. – Он взял ее руку и переплел их пальцы.

Он предлагал ей так много и в то же время не был готов дать ей свое имя. Несмотря на все его разглагольствования о том, какая она умная, образованная и красивая, он считал ее недостойной того, чтобы назвать своей женой.

Унижение было полным и окончательным.

Если бы какая-то из ее сестер совершила то, что сделала она, Дебора горько бы разочаровалась в ней. Она бы даже заявила распутной сестре, что ей еще повезло, что ей предложили карт-бланш, потому что отныне к ней не прикоснется ни один приличный мужчина. Даже отчаявшийся викарий Эймс.

В течение многих лет, включая годы безрадостного брака, Дебора лелеяла надежду, что когда-нибудь встретит такую же глубокую и искреннюю любовь, какую отец питал к ее матери, – любовь, которая не знает границ и ничего не требует взамен. Вероятно, именно этим можно объяснить, почему она так легко поддалась на уговоры и ухаживания Тони.

Но получилось так, что она влюбилась, а он лишь потешил свою похоть. Иначе почему он сделал ей столь бесчестное предложение?

Гордость не раз поддерживала ее в трудные времена, помогая пережить их. Гордость поможет ей и сейчас. Но она никогда не позволит Тони – нет, поправила она себя, лорду Бернеллу — догадаться о своих подлинных чувствах. Она никогда не признается ему в том, что, подобно деревенской простушке, влюбилась во владетельного лорда.

– Я не уверена, что хочу связывать себя такими обязательствами.

Она отодвинулась от него на другой край кровати.

– Связывать себя? – тупо повторил он. Последовала долгая пауза. – Ты хочешь сказать, что тебе не нужен дом?

В голосе его прозвучала нотка неуверенности. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и с мужеством отчаяния заявила:

– Мне не нужен мужчина.

Это был настоящий удар ниже пояса, и в комнате надолго воцарилась мертвая тишина. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не пуститься в объяснения и не сказать чего-нибудь такого, о чем позже пожалеет. У Деборы оставалась только гордость, и она изо всех сил держалась за нее.

Наконец Тони заговорил:

– Ну что же. – Он с шумом выдохнул воздух. – Да, для меня это удар. – Он стукнул кулаком по постели. – Получается, ты просто играла со мной?

Дебора стиснула зубы и постаралась ожесточить свое сердце. Она больше не может позволить себе расслабиться и забыть об осторожности.

– Да, именно так, – чужим голосом сказала она. – Пока вы не нарушили наше соглашение. Вы сказали, что сможете избежать неожиданностей.

Тони быстро спрыгнул с кровати. Она слышала, как он подошел к камину. Остановился.

– Ты сердишься на меня.

– Вовсе нет.

– Сердишься, и еще как. Я же вижу. Что-то произошло. Всего десять минут назад, нет, всего пять минут назад ты шептала мое имя, а сейчас повернулась спиной и не желаешь разговаривать.

Дебора уткнулась лицом в подушку и пробормотала:

– Я не шептала ваше имя.

Пружины скрипнули, когда он снова опустился на кровать.

– Шептала, шептала, я слышал.

Ну, может, и шептала. Но признаваться в этом Дебора не собиралась.

– Я устала. – Она деланно зевнула и закрыла глаза.

Он лег на нее, потом приподнялся на руках, встал на колени. Она чувствовала, что он вглядывается в ее лицо, но не позволяла себе открыть глаза. Он легонько коснулся ее коленом.

– Тебя расстроило мое предложение карт-бланш, правда?

Она промолчала. Он приподнял ее, обнял и прижал к груди. Потом поцеловал в макушку.

– Деб, это самый разумный выход из положения.

Разумный! Сердце ее готово было разорваться от горя.

Согревая ее теплом своего тела, он опустил руку ей на живот.

– Может статься, ты уже носишь в себе моего ребенка, – прошептал он ей на ухо. – По крайней мере, ты должна остаться со мной до тех пор, пока мы не будем уверены.

Впервые в жизни Дебора не желала руководствоваться здравым смыслом. И еще она понимала, почему испытывает разочарование. С самого начала он был с ней честен. Это она – и никто другой! – позволила себе размечтаться о том, что между ними было что-то еще.

– Деб, я сделал ошибку, но не хочу, чтобы ты пострадала из-за меня. – Он потерся носом о ее плечо. – Ты не можешь бросить меня. По крайней мере, вот так.

– Я должна. – Это были самые трудные слова в ее жизни.

– Получается, тебе все равно?

Она возненавидела искреннее разочарование, прозвучавшее в его голосе, и ей пришлось закусить губу, чтобы не проговориться. В висках у нее стучала кровь, и ее удары отсчитывали падающие в вечность мгновения.

Тони сел на кровати.

– Понятно, – мрачно протянул он.

В самом деле? Она молилась, и ждала… надеясь на большее. Пожалуйста, дай мне то, чего я хочу.

Вместо этого он встал с постели. Она открыла глаза и повернулась набок, глядя, как он подходит к окну. Он оперся обеими руками о подоконник и уставился в пол.

– Тони?

– У тебя есть моя визитная карточка. Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, пришли ее мне с указанием своего местонахождения, и я сверну горы, чтобы оказаться рядом с тобой.

Он не смотрел на нее. И ни слова не сказал о любви.

Не вернулся он и в постель. Он остался: у окна, глядя в ночь.

Дебора более не могла ничего ему сказать. У нее по-прежнему оставалась гордость. Этого должно быть достаточно.

Она закрыла глаза и сделала вид, что спит. Но сон еще долго не шел к ней.

Тони не помнил, как ему удалось пережить эту ночь, которую он провел у окна. Он настолько хорошо чувствовал Дебору, что мог сказать с точностью до секунды, когда она наконец заснула. Вот только он не знал, как отпустит ее утром.

Со времени смерти отца он тщательно выстраивал непреодолимую стену вокруг своих чувств, за которой прятался с презрительно-равнодушным видом. Чтобы выжить в этом мире и добиться успеха, мужчине нужен ясный ум и железная воля.

В присутствии Деб он позволил этой стене рухнуть. Она сумела проникнуть через его оборонительные порядки и заставила заботиться о себе.

А потом, когда он предложил ей все, что мог, она отвергла его небрежным пожатием плеч.

Уже прокричали первые петухи, возвещая наступление рассвета, а Тони все никак не мог заставить себя обернуться. Он быстро оделся. Молодой граф не знал, хватит ли у него мужества подойти к кровати и разбудить ее…

Дебора потянулась. Она была ранней пташкой, как и он. Вчера утром он занимался с ней любовью, когда она еще толком и не проснулась. А сейчас, стоя спиной к окну, он отчаянно хотел, чтобы она не выглядела такой соблазнительной, такой невинно привлекательной. Высокие скулы, пухлые губы, предназначенные для поцелуев, полная грудь. Он страстно хотел ее, несмотря на то что она отвергла его.

Женщина одурачила и его отца.

Приподнявшись на постели, Дебора сонно улыбнулась ему, но тут к ней вернулись воспоминания о том, что произошло между ними ночью.

Улыбка увяла у нее на губах. У нее достало скромности и воспитания, чтобы покраснеть, и она закуталась в одеяло, прикрывая свою наготу. Потом решительным жестом откинула назад волосы, словно бросая ему вызов. Тони оторвался от подоконника.

– Пожалуй, мне лучше выйти из комнаты, чтобы вы могли одеться. Я отправлю Роальда на постоялый двор заказать вам место в дилижансе.

Сам он был уже полностью одет, разве что небрит. Захватив бритву и походный несессер, он вышел из комнаты.

Деборе не понадобилось много времени, чтобы привести себя в порядок. Тони поджидал ее внизу. Роальд подогнал к крыльцу двухколесный парный экипаж, но молодой граф решил, что сам отвезет миссис Персиваль на постоялый двор, к остановке почтовой кареты. Хотя он толком не понимал, для чего нужно затягивать проводы. Очевидно, давала о себе знать некоторая извращенность его натуры.

Когда Дебора сошла вниз, он заметил, что она надела шляпку, которая была на ней в день их встречи. Мисс Чалмерс выправила поля, но они все равно немного провисали. Он мог бы купить ей дюжину шляпок, по одной к каждому наряду, но она отвергла его предложение.

Внизу лестницы она улыбнулась, словно рассчитывая заключить временное перемирие.

Он не улыбнулся в ответ, поскольку пребывал в крайне расстроенных чувствах. Но все же он не доставит ей удовольствия и не покажет, как сильно страдает.

Марми еще не встала. Сырость дурно сказывалась на ее ревматизме. Из столовой в коридор вышла миссис Франклин, вытирая руки о фартук, повязанный вокруг широченной талии.

– Вы наверняка хотите перекусить перед дорогой, – заявила она.

Дебора отрицательно покачала головой:

– Нет, спасибо, я ничуть не голодна.

– Вам обязательно надо позавтракать, – с мрачным видом посоветовал Тони. В конце концов, она могла носить под сердцем его ребенка, даже отвергая щедрую помощь.

– Я не голодна, – твердо ответила она, отказываясь взглянуть на него. Вместо этого она обратилась к миссис Франклин: – Мне необходимо рассчитаться с мисс Чалмерс.

Миссис Франклин бросила взгляд на Тони. Он вмешался в разговор:

– В этом нет необходимости, – заявил он. – За все уже уплачено.

Дебора застыла на месте, надменно расправив плечи. – Я заплачу по счету.

– Никакого счета нет, – ответил он. Она резко развернулась к нему.

– Я бы предпочла обсудить этот вопрос с владельцем дома.

– Вы уже обсуждаете его, – отозвался Тони и с удовлетворением отметил выражение удивления у нее на лице. – Это мой дом. Я купил его для Марми.

Вся краска отлила у нее от лица, и он понял, что победа вновь обернулась для него поражением.

– Очень хорошо, – жалким голосом произнесла она. – В таком случае мне пора ехать.

– Я отвезу вас.

Дебора на мгновение приостановилась. Эта идея не вызвала у нее особого восторга, но и возражать она не стала. Она воспользовалась моментом, чтобы любезно поблагодарить миссис Франклин и щедро одарить ее и Роальда чаевыми.

Тони распахнул перед ней дверь. Она выплыла на крыльцо с величавой важностью королевы, натягивая перчатки, чтобы не смотреть на него. Роальд подхватил ее саквояж, но Тони отобрал у него поклажу и спустился вслед за Деборой по ступенькам.

Она ждала у экипажа, готовая выразить ему свое неудовольствие.

– Вы могли бы сразу сказать мне, что дом принадлежит вам. Неуместность моего пребывания под вашей крышей… – Не закончив свою мысль, она возмущенно фыркнула.

Он помог ей усесться на сиденье рядом с местом кучера, а потом, наклонившись, негромко сказал:

– Ваше пребывание под моей крышей – ничто, сущая ерунда в сравнении с тем, что мы проделывали друг с другом в течение нескольких последних дней.

Дебора буквально задохнулась от возмущения. После этого она замкнулась в себе и, вызывающе скрестив руки на груди, хранила молчание до самого постоялого двора.

Тони отнюдь не возражал против такого ее поведения. Да пусть она кипит праведным гневом хоть всю дорогу до Лондона… Но вид почтовой кареты, застывшей в ожидании посреди заляпанного грязью гостиничного двора, заставил его усомниться в правильности своего решения. От земли поднимались клочья тумана. Путешественники торопливо рассаживались по местам, а лошади нетерпеливо перебирали ногами, спеша отправиться в путь.

Он тронул вожжи, направляя свой экипаж во двор, и решил использовать последний шанс.

– Деб…

– Нет, прошу вас, не говорите ничего. – Она все еще сердилась. – Вы не понимаете, что я чувствую. Вас не волнует…

– Еще как волнует! Я предложил вам все, что у меня есть.

Ее чистый и ясный взор встретился с его взглядом.

– Кроме… – продолжила она.

– Нет никакого «кроме». Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Ну вот, он опять задекларировал свои намерения… но совершенно очевидно, что этого ей недостаточно. Однако вместо того чтобы разразиться упреками, Дебора взглянула на него с тихой грустью.

– Я должна уехать. – Рукой в перчатке она накрыла его руку. – Я… – Она умолкла и глубоко вздохнула. Он с нетерпением ждал, что она скажет. – Я никогда вас не забуду. – Она подалась вперед и поцеловала его в щеку.

Будто клюнула.

И это после всего, что они проделывали друг с другом!

– Ничего не понимаю, – упрямо заявил он.

– Я знаю, – ровным голосом ответила она. И прежде чем он успел сообразить, что делать дальше, она схватила свой саквояж и спрыгнула на землю. – Прощайте, милорд.

Дебора уже готова была уйти, но Тони остановил ее.

– У тебя есть моя визитная карточка?

Она переложила саквояж из одной руки в другую» потом нехотя кивнула.

– Я надеюсь, ты обратишься ко мне в случае необходимости?

Он должен был знать.

Внезапно Дебора обняла его одной рукой за шею, притянула к себе и крепко поцеловала в губы. Прямо посреди гостиничного двора, на глазах у всех собравшихся.

– Благодарю вас, – прошептала она, развернулась и поспешила прочь.

Он сидел как истукан, ошеломленный происшедшим. Разве сможет мужчина когда-нибудь понять женщину? Она заплатила за проезд и села в почтовую карету. Еще через несколько мгновений на козлы поднялись кучер и стражник. Задудел рожок, над спинами лошадей щелкнул кнут. Карета выкатилась со двора, направляясь в Лондон.

Тони чувствовал себя так, словно лишился части души. Он попытался внушить себе, что его состояние вызвано мыслью о том, что она могла носить его ребенка. Если так, у него появятся перед нею определенные обязательства.

Но столь здравые рассуждения не могли примирить его с тем, что она перевернула его жизнь, а потом ушла, оставив его одного.

Он, щелкнул вожжами и поехал домой. К тому моменту, как он передал экипаж Роальду и вошел в коридор, ему почти удалось убедить себя в том, что расставание с Деборой было к лучшему. Его ждала размеренная и спланированная жизнь. Вскоре он женится на самой красивой девушке Лондона, а ее отец поможет ему удовлетворить свои амбиции. А как только венчание состоится, уже никто не сможет презрительно воротить от него нос или фыркать в спину.

Вспышка страсти, которую он испытал к Деб, была случайностью, отклонением от нормы. Чтобы отпраздновать ее отъезд, он откупорил бутылку виски и уселся в кресло перед камином в гостиной, намереваясь стереть из памяти все воспоминания о миссис Персиваль.

Разумеется, самое отвратительное заключалось в том, что она оставила его здесь одного… а сама укатила в Лондон, бросив на прощание короткое «Благодарю вас».

Тони проснулся и обнаружил, что в кресле напротив сидит Марми и смотрит на него. В камине жарко пылал огонь. В горле у него пересохло, язык был шершавым, как бумага, и не помещался во рту. В висках молоточками стучала боль.

– Сколько я проспал? – прохрипел он.

– Около девяти часов.

Он выпрямился и бросил взгляд на виски в графине рядом с креслом. Оказывается, он приложил изрядные усилия, чтобы опустошить его почти до дна, но оно того не стоило.

– Вам не следует пить до завтрака, милорд. Это дурная привычка. Хотите чаю? – Марми налила ему в чашку из чайника, стоявшего на столике рядом с ее креслом. – Это черный чай. Я уверена, вам сразу станет лучше.

– Мне нужно кое-что другое.

– Завтрак? – любезно предположила Марми. Вместо ответа он сердито нахмурился и взял у нее из рук чашку с чаем. Горячий напиток умерил головную боль и вернул способность рассуждать здраво.

– Вы позволили ей уехать?

Тони не нужно было спрашивать у Марми, кого она имеет в виду. Деб. Без нее дом казался опустевшим.

– Я просил ее остаться. Она отказалась. А теперь, по здравому размышлению, я бы перекусил, – заявил он, меняя тему разговора, и, поднявшись, направился в столовую. Ему не хотелось более говорить о Деб. Он уже и так потерял слишком много времени. Не было никакого резона и дальше откладывать поездку в Йоркшир. Там его ждали дела. Следовало оценить виды на урожай, обсудить неотложные вопросы с людьми, зависевшими от его решений. С людьми, которые не бросят его из прихоти.

– Я распоряжусь, чтобы миссис Франклин приготовила для вас что-нибудь, – сказала Марми, идя за ним. Она преувеличенно горько вздохнула. – Впрочем, наверное, даже к лучшему, что миссис Персиваль уехала. В конце концов, совсем скоро вы станете женатым человеком.

Тони не желал продолжать разговор на эту тему.

– Хотя и слепому было видно, что она влюблена в вас, – не унималась Марми. – Нелепое это чувство – любовь. Она заставляет людей совершать всякие глупости. Вам будет намного лучше без нее. – С этими словами она направилась к выходу из столовой.

Понадобилось целая минута, чтобы до Тони дошел смысл ее слов. Он схватил няню за руку, вынуждая остановиться.

– Влюблена? – Он отрицательно покачал головой. – Она не любит меня. Она бросила меня. Она была рада уехать.

– Вы действительно так думаете? – с любопытством и жалостью спросила Марми. – Но, собственно говоря, какая теперь разница? Она направляется в Лондон, а вы остались здесь и хлещете виски.

– У меня пересохло в горле, – резко бросил он. В конце концов, он давно не ребенок, и никто не смеет подвергать критике его поступки.

– Угу, – согласилась Марми. Его гнев не произвел на нее ни малейшего впечатления. – Вы хотя бы знаете, где ее искать, на случай, если пожелаете вновь увидеться с ней?

Тони нетерпеливо фыркнул. Внезапно он сообразил, что даже не удосужился поинтересоваться, где именно она намерена остановиться в Лондоне, и эта мысль не доставила ему удовольствия.

– У нее какие-то родственники в Лондоне. Она поехала к ним в гости.

– Но вы не знаете их адреса? Как их зовут? – Марми даже не потрудилась скрыть свое разочарование.

Тони поднял руки вверх, признавая свое поражение.

– Она не пожелала иметь со мной дело. – Ну вот, он высказал жестокую правду.

– Как интересно! А у меня сложилось обратное впечатление, – протянула Марми. – Впрочем, я полагаю, если вам захочется найти ее, то вы ее отыщете. У вас есть и возможности, и деньги. Следует с умом воспользоваться ими, только и всего. – Теперь уже она сменила тему. – Я иду на кухню, чтобы посоветоваться с миссис Франклин насчет ужина. Я скажу Роальду, чтобы он принес вам гренков и холодной говядины. Это позволит заморить червяка. – И Марми зашагала по коридору.

Наверное, было бы лучше позволить ей удалиться, но Тони не смог сдержаться.

– Ты не понимаешь! – крикнул он ей вслед. – Я предложил Деборе карт-бланш. Она отказалась.

Марми споткнулась и замерла на месте.

– Карт-бланш? – повторила она, не веря своим ушам. – Не замужество?

– Я не могу жениться на ней. Я помолвлен с другой.

– Вы уже обращали мое внимание на сей факт, милорд, и неоднократно. Я, конечно, стара, но слабоумием еще не страдаю. Вы встречаете женщину, к которой испытываете мгновенное и неодолимое влечение, да такое, что сразу же тащите ее в постель…

– Ага, видишь? Теперь ты понимаешь, какими низменными принципами она руководствовалась?

– Теми же, что и вы, милорд, – сухо бросила Марми. – И я не вижу высокой морали в том, чтобы жениться на женщине только из-за денег. Особенно на такой женщине, цвет глаз которой вы даже не можете вспомнить.

– Голубой, – солгал он. – У леди Амелии голубые глаза.

– Лорд Тони, вы дурак.

Ему нечего было ей сказать. Он боялся, что старая нянюшка права.

Марми сделала вид, что собирается уйти, но остановилась, чтобы дать ему последний совет.

– Вы можете не одобрять этого, лорд Тони, но у женщин тоже есть гордость. Ваше предложение для миссис Персиваль прозвучало оскорбительно. О, прошу вас, поймите, я ни в коей мере не одобряю тех игр, в которые вам вдвоем вздумалось поиграть. Однако я почувствовала, что она ведет себя в несвойственной ей манере и что она оказалась достаточно бескорыстной, чтобы пожертвовать собой. Кто-нибудь когда-нибудь должен вложить вам в голову немножко ума – иначе вас ждет бесславная участь ваших родителей.

– Никогда! – Он испуганно отшатнулся. – Этого никогда не случится.

Марми решительно наступала на него.

– Лорд Тони, пожалуйста. Я знаю, как нелегко вам было поверить ей. Я позволила вам и миссис Персиваль… – Она запнулась, подбирая нужное слово.

– Поиграть в свою игру, – невыразительным тоном подсказал он, используя ее же выражение.

– Но ведь на самом деле это была не игра, не так ли? – парировала она. – Я уже очень давно не видела, чтобы вы доверяли другому человеку, пусть даже совсем немного.

– И меня с легкостью обвели вокруг пальца, ты не находишь? Я выставил себя круглым дураком.

– Это все любовь. Время от времени она заставляет всех нас вести себя непредсказуемо.

– Любовь? – Тони презрительно скривился. Любовь – это игра для глупцов, никчемное чувство, опасная эмоция. Именно она привела его отца к помешательству. – Я не люблю ее.

Марми поняла, что зашла слишком далеко. Она умолкла, обхватив себя руками за плечи. Тони не знал, почему она ничего не ответила и не возразила ему. Хотя сам он совершенно определенно больше не собирался распространяться на эту тему.

– Очень хорошо, я понимаю, – наконец еле слышно высказалась Марми, даже не пытаясь скрыть разочарование. – Вы и так уже чересчур отложили свою поездку в Алдер-Хаус. Вероятно, это к лучшему, что вы расстались.

Тони что-то невнятно пробурчал в ответ. Он чувствовал: что бы он ни сказал, она все равно ему не поверит. Любовь! Какая нелепая мысль!

Улыбка у Марми получилась грустной и понимающей, как будто она легко читала его мысли.

– Позвольте мне заняться вашим ужином, милорд. – И она направилась в дальнюю часть дома, на кухню.

А Тони не двинулся с места. Он напряженно размышлял.

Вполне возможно, им двигала не любовь… но ему, вне всякого сомнения, нужна была Деб. А что, если Марми права и она влюбилась в него? Ее настроение резко изменилось после того, как он сделал ей предложение. Так что мысли Марми о том, что и у Деб есть гордость, вполне имели право на существование.

Дела могли задержать его в Йоркшире на несколько недель. Кроме того, если Деб поймет, что беременна, он может ей понадобиться, а пройдут недели, а то и месяцы, прежде чем он получит от нее весточку. Очень важные месяцы.

Он не мог оставить ее одну в этом мире. Особенно если Марми права и Деб испытывала к нему намного более глубокие чувства, чем хотела показать. В конце концов, большую часть жизни он и сам скрывал свои истинные чувства, и если вспомнить поцелуй, который она подарила ему на прощание… Что же она пыталась сказать на самом деле?

Тони прошел в кухню, где обнаружил Марми, вместе с миссис Франклин инспектирующую огромный кусок окорока. Роальд выкладывал на тарелку холодную говядину.

– Я уезжаю, – объявил Тони. – Сделайте мне несколько бутербродов с мясом, я возьму их с собой.

– Уезжаете в такой поздний час и не поужинав, милорд? – всполошилась миссис Франклин.

– Еще нет и четырех пополудни. Кроме того, мне нравится путешествовать по ночам.

– Но дорога в Йоркшир после таких дождей может оказаться непроходимой, – напомнила ему Марми.

– Я еду не в Йоркшир, а в Лондон.

Тони заметил торжествующие взгляды, которыми обменялись женщины, но он был слишком поглощен собственными мыслями, чтобы придать этому какое-либо значение.

Он должен найти Деб.

Он должен разыскать ее.

А когда он ее отыщет, то потребует объяснить, что означал тот прощальный поцелуй.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Первое впечатление, которое осталось у Деборы от Лондона, – оглушительный шум и толпы людей. Вокруг нее царил настоящий бедлам, какофония большого города – тысячи людей кричали, ругались и торговались одновременно, а вдвое больше животных лаяли, ржали и блеяли. И этот неумолчный гул пронизывал стук колес катившихся по узким улочкам экипажей.

Глядя из окошка почтовой кареты на это столпотворение, Дебора изумлялась тому, что еще никогда ей не приходилось видеть ни такого количества прохожих, ни столь живописного смешения форм, размеров и цветов их одеяний. По тротуару важно шествовал мужчина с трубкой в зубах и – подумать только! – с попугаем на плече. Важная дама, формы которой угрожающе выпирали из портшеза, недовольно покрикивала на носильщиков, которые, по ее мнению, двигались слишком уж неуклюже и неторопливо. В толпе среди взрослых шныряли мальчишки, и Дебора, глядя из окна экипажа, заметила, как один из них ловко очистил карман какого-то зеваки. Она хотела окриком привлечь внимание прохожих, но было уже слишком поздно. Толпа поглотила и воришку, и его жертву, причем пострадавший так ничего и не заметил.

Впрочем, Деб еще не настолько пришла в себя, чтобы пускаться на поиски приключений. Всю дорогу до Лондона, едва только почтовая карета выехала со двора гостиницы в Дерби, она тихонько плакала, пребывая в крайне расстроенных чувствах. Прочие пассажиры утешали ее, бормоча соболезнования и будучи твердо уверенными в том, что она оплакивает кончину близкого родственника.

В каком-то смысле их предположения соответствовали истине.

Отказавшись от предложения Тони, она совершила самый трудный поступок в своей жизни. Искушение принять его было слишком велико, и теперь даже гордость служила ей слабым утешением.

Дебора с нетерпением ожидала, когда же упадет в объятия Лизбет, чтобы выплакаться, – но при этом не собиралась рассказывать сестре о том, что с ней произошло. О нет, эта тайна принадлежала только ей, ей одной.

В Лондоне одна из пассажирок, пожилая дама, путешествовавшая с внуками, заметив растерянность и смущение Деборы, сжалилась над ней. Она помогла молодой женщине нанять коляску, которая отвезла ее к дому Лизбет и Эдмонда, расположенному в небогатом, но приличном квартале неподалеку от Нью-Роуд. Возница запросил возмутительную сумму в двенадцать шиллингов. Дебора начала опасаться, что с такими ценами ее скромных средств надолго не хватит.

По улицам уже скользили длинные вечерние тени, когда она устало поднялась по ступенькам к двери Лизбет и Эдмонда. В окнах не было видно приветливых огоньков свечей, хотя она, в общем-то, и не рассчитывала, что ее будут ждать именно сегодня. Она написала Лизбет о том, что непременно приедет, но не смогла назвать хотя бы приблизительную дату, не говоря уже о времени.

Дебора потянула за шнурок звонка. Он откликнулся оглушительным звоном, разнесшимся по всем уголкам дома. Она ждала. Не услышав звука приближающихся шагов с другой стороны двери, Дебора заволновалась, что Лизбет может и не оказаться дома. Она достала письмо сестры и сверилась с указанным в нем адресом.

Затем снова позвонила. Ответом была тишина. Сердце испуганно забилось у нее в груди. Может, стоит обратиться к кому-нибудь из соседей? Но ближайшие дома были темны и, очевидно, заперты на ночь. Люди, проходившие мимо, двигались целенаправленно, с нахмуренными и сосредоточенными лицами, опустив глаза и не глядя друг на друга.

Когда Дебора потянулась к звонку в третий раз, дверь отворилась. С облегченным вздохом она переступила порог – и остановилась.

Она ожидала увидеть служанку. А в женщине, стоявшей в дверях, она хоть и с трудом, но узнала свою сестру. Она помнила Лизбет смешливой девушкой с живыми голубыми глазами и волосами цвета спелой пшеницы. А эта женщина была печальной, робкой и незаметной – тенью прежней хохотушки. Волосы ее были заплетены в косу, словно у нее не было времени привести их в порядок, а кожа поражала смертельной желтизной. На руках она держала ребенка.

– Дебора? Это действительно ты?

– Да. – Дебора кивнула, растерянно глядя на сестру и пытаясь совместить образ прежней Лизбет с тем, что увидела. – Я приехала не вовремя?

– Нет, нет, что ты. Я жду не дождусь тебя! – Лизбет свободной рукой обняла сестру. – Я так скучала по тебе. Я скучаю по всем вам. Расскажи мне о Рейчел, о Долине, о моих подружках. Я хочу узнать последние новости. Прошло очень много времени с тех пор, как я последний раз разговаривала с кем-то, кто мог внятно ответить на мои вопросы.

Говоря это, она одной рукой трясла ребенка, и движения ее были очень нервными.

– Для начала давай закроем дверь, – предложила Дебора.

– Разумеется, – согласилась Лизбет и хлопнула дверью, отрезая последний робкий лучик света, который сочился с улицы в мрачную, угрюмую комнату. – Хочешь, повесь накидку на крючок и пойдем в гостиную.

Она пошла впереди Деборы и свернула в комнату, расположенную по правой стороне короткого коридорчика.

Здесь тоже не горело ни одной свечи, а в камине не пылал огонь. И Лизбет почему-то не спешила разжечь его.

Дебора развязала ленты на шляпке, решив пока оставить свои замечания при себе. Она протянула руки.

– Ну-ка, покажи мою племянницу.

Лизбет осторожно передала ей ребенка. А потом с усталым вздохом упала на софу, по-прежнему, впрочем, не зная, куда девать руки. Она пригладила волосы, коснулась лица, сложила их на груди и снова опустила на колени.

Малышка спала. От нее пахло молоком, а мягкие светлые локоны делали ее похожей на ангелочка.

В Деборе проснулся материнский инстинкт. А ведь она, может статься, беременна… Пожалуй, впервые после того, как она покинула Дерби, мысль об этом не привела ее в отчаяние.

– Она просто красавица. Как вы ее назвали? – очарованная, поинтересовалась она.

– Памела.

– В честь мамы? – с улыбкой заметила Дебора, имея в виду свою приемную мать. – Она была бы рада.

– Да, я тоже так думаю. – Лизбет перекинула косу на грудь и принялась яростно теребить кончик. – Ты не могла бы зажечь свечу?

Лизбет вздрогнула и очнулась.

– Свечу? – Она отрицательно покачала головой. – Эдмонд полагает, что мы должны ограничить расходы на содержание этой гостиной. Собственно говоря, я уже собиралась лечь в постель, когда ты приехала. Если я не могу зажечь свечу, то какой смысл сидеть в темноте?

По-прежнему держа ребенка на руках, Дебора осторожно выскользнула из накидки и положила ее на один из стульев, стоявших напротив софы. Комната выглядела голой – ни ярких ковров на стенах, ни картин. Атмосфера здесь была мрачной и гнетущей, как на похоронах.

Дебора присела на стул и положила спящую девочку себе на колени.

– Лизбет, расскажи мне, пожалуйста, что у вас произошло.

Ее вопрос, похоже, прорвал плотину давно сдерживаемых чувств и эмоций.

– Дебора, все пошло прахом, все! – Ее сестра захлебнулась слезами. – Эдмонд не знает о том, что ты собиралась приехать… Он запретил мне писать вам… Он очень рассердится…

– Значит, мне придется его успокоить.

При звуках материнского голоса ребенок вздрогнул и заворочался. Дебора принялась успокаивающе гладить малышку по спине, чтобы она снова заснула.

– Да, да, конечно, у тебя это непременно получится. Ты сделаешь так, что все опять станет хорошо. Ты всегда так делала. – Лизбет продолжала: – Эдмонд не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, в каком отчаянном положении мы оказались. Он растерян, и я понимаю, что он чувствует, но жить так дальше не могу. Я хочу вернуться домой, Дебора, но он отказывается даже обдумать такую возможность. Все в Айлэме считают, что у него замечательное положение, важная и ответственная должность, и он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о том, что его попросту выгнали.

– Что же случилось? – спросила Дебора.

– Герцог более не желает его видеть. Он вышвырнул Эдмонда без выходного пособия, не сказав даже «до свидания».

– Без всяких объяснений? – недоверчиво переспросила Дебора. В конце концов, герцог по определению должен быть разумным человеком.

– Именно так! – воскликнула Лизбет, вскочила и принялась мерить шагами комнату. На ее щеки постепенно возвращался румянец.

– Однако Эдмонд должен хотя бы догадываться, в чем дело.

Лизбет остановилась.

– Он полагает, что его уволили из-за речи, которую герцог произнес в палате лордов. Герцог настоял на том, чтобы написать ее самому, в результате чего там оказалось несколько диких идей относительно того, какое место в обществе должен занимать средний класс. Достаточно будет сказать, что речь его приняли очень прохладно. Герцог стал героем многочисленных отвратительных, злобных шаржей. В общем, его выставили на посмешище. Карикатуристы в этом городе жестоки, а люди обычно с радостью подхватывают насмешки и издевательства.

– В том, что речь провалилась, есть вина Эдмонда?

– Нет! Муж говорит, что очень удивился, когда герцог принялся обвинять его в том, чего он не делал. Впоследствии, однако, когда над герцогом принялись насмехаться в открытую, он обвинил во всем Эдмонда. И вдобавок очернил его в глазах всех знакомых. До этого злосчастного случая мы были довольно популярны. А теперь нам перестали присылать приглашения, и друзья нас покинули.

– Я полагаю, Эдмонд ищет новое место?

– Да, но герцог отказывается дать ему рекомендательные письма. Дебора, мой супруг твердо намерен остаться в Лондоне. Он считает, что здесь его будущее. Но у нас нет денег, а то немногое, что еще осталось, нужно Эдмонду, чтобы прилично выглядеть, пока он подыскивает новое место. Сама видишь, наши дела очень плохи.

Лизбет взмахом руки обвела комнату, чтобы подчеркнуть, что имеет в виду.

– Мы продали всю обстановку. Я даже вынуждена была заложить драгоценности, которые оставила мама. У меня не было иного выхода. А теперь у нас не осталось ничего, и я не знаю, что мы будем есть и чем я стану кормить Памелу. – Из глаз ее ручьем хлынули слезы. – Дебора, я никудышная мать. Я ничего не знаю о детях. Сейчас она молчит, а перед самым твоим приездом все время плакала, и я не могла ничего с ней поделать!

Словно в подтверждение ее слов Памела проснулась, сжала крохотный кулачок и захныкала. Плач был очень слабый, и это встревожило Дебору намного сильнее, чем все: что она услышала от сестры.

Она взяла малышку на руки. Памеле хватило одного-единственного взгляда на незнакомую даму, чтобы расплакаться по-настоящему.

Лизбет права, легкие у ребенка и в самом деле были здоровые.

– Может быть, она хочет есть? – предположила Дебора, баюкая малышку, чтобы хоть немного успокоить. – Когда ты кормила девочку последний раз?

– Я не могу кормить ее грудью! – заплакала Лизбет вместе с ребенком. – Когда она родилась, Эдмонд сказал, что это неприлично, и мы наняли кормилицу…

– Кормилицу? Разве у тебя не было молока?

– Ты ничего не понимаешь! – огрызнулась Лизбет. – В Лондоне во всем надо следовать велению моды.

– И кормить ребенка уже немодно? – Дебора отказывалась верить своим ушам.

– Немодно кормить собственного ребенка, – поправила ее Лизбет.

Дебора пробормотала что-то невразумительное, решив оставить при себе слова, которые так и просились с языка.

Лизбет, впрочем, почувствовала ее неодобрение. Она с вызывающим видом скрестила руки на груди.

– Ты этого не понимаешь и никогда не поймешь. Ты родилась и живешь в деревне. Кроме того, какое это теперь имеет значение? Молоко у меня все равно пропало.

Неудивительно, что маленькая Памела так надрывалась. Она была голодна, а родная мать не знала, как ее успокоить.

– И чем же ты кормишь ребенка?

– У нас есть коза.

– Что?

– Коза. Эдмонд говорит, что козье молоко очень похоже на материнское, и Памеле оно нравится, но я не умею доить коз. Они меня не любят, ты же знаешь.

Да, Дебора прекрасно помнила, что Лизбет вечно избегала животных и не умела ухаживать за ними. В сущности, Дебора не могла представить, как ее сестра ведет в Лондоне домашнее хозяйство. Мысль об этом казалась ей дикой и не укладывалась в голове.

– Эдмонд доит козу по утрам, перед уходом, но сегодня Памела очень голодна, – пожаловалась Лизбет.

– Выходит, ребенка нечем накормить, пока отец не вернется домой!

Дебора была ошеломлена, но отнюдь не удивлена. С ее драгоценной младшей сестричкой вечно нянчились и потакали всем ее прихотям. Она решила не откладывая взяться за дело.

– Покажи, где вы держите козу, и я подою ее.

Ее слова пролились на душу Лизбет словно бальзам. Она пылко обняла Дебору.

– Я знала, знала, что ты приедешь, и сразу все наладится. Эдмонд, конечно, поначалу придет в ярость, но потом у нас все будет хорошо, и он будет счастлив.

Дебора отнюдь не была в этом уверена. Бедняжка Памела жалобно попискивала у нее на руках.

– Зажги свечу, пока я не упала и не свернула себе шею. И отведи меня к козе.

Лизбет молча повиновалась и взяла огарок свечи, лежавший в компании себе подобных на столике в коридоре. А потом, к удивлению Деборы, не вышла из дома, а стала спускаться по узкой лесенке, ведущей в кухню. Деборе никогда не нравились подвалы и погреба. И она не ошиблась – кухня ненамного превосходила их размером, хотя проветривалась все-таки лучше… Что было очень кстати, поскольку посередине ее стояла серая с подпалинами коза.

Она громко блеяла и стучала копытами, разбрасывая по сторонам навоз.

Кухня произвела на Дебору омерзительное впечатление. На столе громоздились немытые тарелки. Воздух был затхлым, пахло сыростью и плесенью. Но чему удивляться? Лизбет никогда не могла похвастаться умением вести домашнее хозяйство.

Похоже, коза тоже была не в восторге от сложившейся ситуации.

У Деборы от возмущения перехватило дыхание.

– Лизбет, козу нельзя держать в доме.

Она передала ребенка сестре. Памела плакала и ожесточенно сосала крохотный кулачок.

– Эдмонд не хочет, чтобы соседи узнали, что у нас больше нет кормилицы.

– Неужели они не догадались, что у вас не осталось ни одной служанки, раз ты сама открываешь дверь? – Деборе уже начали надоедать эдикты Эдмонда.

– А мне не приходится отворять дверь, – ответила Лизбет, качая малышку на коленях. – К нам никто не ходит.

– Где ведро?

Сестра протянула ей бадью, не отличавшуюся особой чистотой. По крайней мере, теперь Деборе будет чем заняться, чтобы отвлечься от грустных мыслей о Тони. Она вымыла ведро и начала доить козу.

– Вскипяти воды для чая, ладно? – бросила она через плечо. – Мне нужно подкрепиться.

Лизбет, хотя и с мрачным видом, повиновалась, но предупредила, что им едва ли удастся наскрести в жестянке из-под чая достаточное количество заварки. Дебора дошла уже до того, что выпила бы и просто горячей воды.

Позже, когда Лизбет кормила ребенка, Дебора, вооружившись лопатой, принялась выносить козий навоз. По ступенькам она поднималась в крохотный дворик и складывала его там. Завтра она наведет порядок и здесь. Вернувшись в кухню, она набросилась на грязную посуду. Дебора не сомневалась, что где-то ждет своего часа (точнее, ее) не стираное белье и одному Богу известно какие еще обязанности по дому. Она задумалась, а ела ли сестра. В буфетной она обнаружила лишь полбуханки черного хлеба и засохший сыр, из которого приготовила бутерброды на двоих.

– Я так рада, что ты здесь, – заявила Лизбет, за обе щеки уплетая хлеб с сыром и покачивая малышку на коленях. – Ты поможешь мне убедить Эдмонда вернуться в Айлэм.

Ее предложение казалось не лишенным смысла.

– А где он сейчас?

– А-а, встречается с важными людьми, которые могут ему помочь, – туманно пояснила Лизбет. – Каждое утро он навещает правительственные учреждения. Иногда кто-нибудь приглашает его пообедать в клубе, и тогда ему приходится бывать и там.

Дебора живо представила, как Эдмонд угощается отборной телятиной, в то время как его жена и дочь перебиваются молоком и сыром.

Она с нетерпением ожидала встречи с зятем.

Словно в ответ на ее мысли, над головой раздались шаги. Кто-то прошел по голому деревянному полу наверху.

– Он вернулся! – воскликнула Лизбет. Она вскочила на ноги и засуетилась. – Пожалуйста, Дебора, скажи ему, что решила приехать в Лондон сама. Не говори ничего о моем письме. Он придет в ярость, если узнает, что я посылала за тобой.

– А почему он должен расстраиваться из-за этого?

Ее сестра нахмурилась.

– Ты не понимаешь. Он изменился. Он… он несчастлив. Ничто уже не может доставить ему удовольствие.

Не пускаясь в дальнейшие объяснения, она зажгла огарок свечи для Деборы и бросилась вверх по лестнице.

Дебора сняла полотенце, которое повязала вокруг талии, чтобы не испачкать платье, и последовала за ней. Сверху донесся голос Эдмонда – похоже, он жаловался. Она прошла по коридору в дальнюю комнату. Вдоль одной ее стены располагались окна, выходившие, скорее всего, во двор. Утром в этой комнате наверняка светло и солнечно, а сейчас единственная зажженная свеча бросала тусклый отсвет на молодую пару. В воздухе носилось ощущение надвигающейся беды.

– … но сделал вид, что не заметил меня, – рассказывал Эдмонд, по-мальчишески привлекательный светловолосый мужчина, стоявший перед окном. В его голубых глазах плескалось унижение. Державшая на руках ребенка Лизбет сидела в удобном кресле, но в целом комната была обставлена столь же непритязательно и скудно, как и другие помещения.

– … он прошел мимо, не удостоив меня и взглядом, как будто мы незнакомы, – продолжал Эдмонд. – Прямо у всех на глазах. Лиз, я был уничтожен! Я был готов убить его… – Голос у него сорвался, словно он боялся облечь свои чувства в слова.

– Быть может, он действительно не видел тебя, – предположила она.

– Он видел меня. – Тон, которым он ответил, вызывал неловкость.

Дебора решила известить о своем присутствии и дать ему другой повод для недовольства. Она вошла в комнату.

– Добрый вечер, Эдмонд.

Ответом ей было удивленное молчание.

– Что здесь делает Дебора? – спросил он. И медленно повернулся к супруге. – Это ты ей сказала. Ты рассказала всем им.

– Нет, одной только Деборе. Она единственная, кому я написала.

– Ты, похоже, полагаешь, что она не разболтала обо всем Рейчел, и Генри, и всей этой проклятой Долине? – На бледных щеках Эдмонда выступили красные пятна. – Я не удивлюсь, если она побежала к баронессе Алодии, чтобы первой сообщить ей потрясающие новости! – Баронесса была щедрым покровителем Эдмонда и чрезвычайно гордилась успехами, достигнутыми им в Лондоне. И ему очень не хотелось разочаровать ее.

Дебора поспешила успокоить его уязвленное самолюбие.

– Я не выдам тебя, – сказала она, не собираясь признаваться, что первым письмо вскрыл Генри и к настоящему моменту почти наверняка пересказал тетке его содержание. – Я могу понять, как тебе не хочется, чтобы окружающие узнали о ваших трудностях. В конце концов, – продолжала она, вспомнив Тони, – у всех есть тайны, которые мы предпочитаем хранить в себе.

Эдмонд презрительно фыркнул, чем недвусмысленно выразил свое мнение на этот счет.

– Ты? Святая Дебора? Жертвенный агнец на алтаре брака, принесенный ради блага семьи?

Его сарказм неприятно поразил ее.

– Ты говоришь так, будто я – самодовольная ханжа.

– А ты такая и есть на самом деле, – безжалостно заявил он.

– Эдмонд… – предостерегающе бросила Лизбет.

– Я всего лишь повторяю твои слова, – огрызнулся ее супруг.

Лизбет только горько вздохнула в ответ. Она встала с кресла, по-прежнему не выпуская ребенка из рук.

– То, что она оказалась здесь, моя вина. Это я пригласила ее приехать. Мне нужна помощь. Ребенок отнимает все время, и я ничего не успеваю сделать по дому. Раньше у нас были две служанки, Эдмонд. А теперь, хотя тебя целыми днями нет дома, предполагается, что всю работу буду делать я. – На глаза у нее навернулись слезы, грозя пролиться истерикой. – Мне очень одиноко, Эдмонд. Одиноко и страшно. Я знаю, что если Дебора будет здесь, то все наладится. Я не могла не написать ей!

К чести Эдмонда следует отметить, что поведение его моментально изменилось. В мгновение ока он оказался рядом с супругой.

– Лизбет, пожалуйста, только не плачь. Я позволил себе вспылить и разнервничаться. Прости меня. Прости меня, родная. – Он растерянно провел рукой по своим светлым волосам. – Я неудачник. Я полагал, что смогу выжить, смогу устроиться на новое место и у нас все наладится, но после сегодняшнего дня…

Слезы у Лизбет высохли.

– Ты сможешь! – подбодрила она его. – У тебя все получится. – Она пришла в его объятия, и ребенок оказался между ними.

Дебору тронула их нежная привязанность друг к другу. Именно этого ей самой так не хватало всю жизнь.

Она подошла к Лизбет и протянула руки.

– Дай-ка я возьму малышку и уложу ее спать. Похоже, вам нужно побыть вдвоем. И еще, Эдмонд… Я приехала сюда не для того, чтобы упрекать тебя. И мне очень жаль, если я произвожу впечатление мученицы.

Он начал было возражать, но Дебора не дала ему закончить:

– Нет, я очень ценю твою честность.

Эдмонд прав. Она и в самом деле зануда. И хотя она считала себя веселой и жизнерадостной, в действительности же погрязла в жалости к себе и пестовала чувство обиды на весь белый свет. То есть фактически не жила, пока не встретила Тони.

Какое-то мгновение казалось, что чувство утраты захлестнет ее с головой.

– Возможно, мы просто недостаточно хорошо знаем друг друга, – неловко выговорила она, обращаясь к Эдмонду.

– Я знаю, что ты никогда бы не подвела Лизбет, как сделал это я.

Дебора лишь покачала головой. Если бы Лизбет узнала о ее возмутительном поведении в последние три дня, она бы пришла в ужас.

– Может быть, ты знаешь меня совсем не так хорошо, как думаешь. – Она взяла ребенка из рук сестры. Тяжесть спящей крохи была приятной и успокаивающей. – Как бы то ни было, я приехала сюда, чтобы помочь. Если мое присутствие в тягость, я немедленно вернусь домой и никому и ничего не скажу о ваших затруднениях. Но раз уж я здесь, то хотела бы оказаться полезной.

– Пожалуйста, Эдмонд, позволь ей остаться, – взмолилась Лизбет. – Дебора хорошая хозяйка. Вспомни, когда она была замужем, у нее была всего одна служанка, но она хорошо заботилась обо всех нас. Ты будешь доволен, когда у нас снова все наладится. И она нужна мне. Дебора сделает так, что у нас все будет хорошо. Вот увидишь.

Дебора вовсе не ощущала в себе способности сотворить чудо. Она очень устала. День был длинным и казался бесконечным.

– Вам нужно поговорить наедине. Я отнесу малышку в ее комнату и лягу спать.

Эдмонд не ответил. Он по-прежнему пребывал в расстроенных чувствах. Лизбет зажгла для нее огарок свечи и попросила уложить девочку в колыбель в их комнате, самой дальней справа по коридору.

– Там, напротив, еще две спальни. Выбирай любую, какая тебе больше понравится.

Дебора кивнула и ушла. Наверху, в комнате Лизбет и Эдмонда, царил невероятный беспорядок. Похоже, никто из них не знал, как следует обращаться с вещами, поэтому бриджи, брюки, платья и другие предметы одежды были разбросаны повсюду. По запаху Дебора легко обнаружила грязные простынки малышки.

Хорошо хоть, Памела вела себя как ангел. Она даже не проснулась, когда Дебора меняла ей пеленки. Лизбет очень повезло с ней.

На мгновение Дебору захлестнули противоположные чувства – страх и надежда. С одной стороны, при мысли о беременности ей становилось дурно. С другой, она втайне лелеяла надежду, что у нее родится ребенок – частичка Тони и напоминание о нем. Самое время. Ей уже двадцать семь, и с каждым прожитым днем она не становится моложе.

«Это напоминание надо будет кормить и одевать. И заботиться о нем», – сказала она себе. Более того, что она может предложить ребенку? Матроны подвергнут ее публичному остракизму, она станет изгоем, а семья ее будет опозорена. Они с ребенком попросту умрут с голоду.

Расстроенная подобными мыслями и опасаясь снова погрузиться в пучину жалости к себе, приступы которой презирала в других, Дебора прихватила свой саквояж и выбрала самую дальнюю от Лизбет и Эдмонда комнату. Ей понадобилось всего пять минут, чтобы разложить вещи. Она переоделась в ночную сорочку и расчесала волосы. Было поздно, но ее еще не клонило в сон.

Ей не нравилось быть одной. Больше не нравилось. И в равной мере ей не хотелось ложиться в пустую и холодную постель.

Дебора словно открыла ящик Пандоры, полный вещей, которых она никогда не видела, поскольку мысль о том, чтобы стать любовницей лорда – особенно в свете проблем Эдмонда и Лизбет, предстоящей ей самой работы и тысячи прочих страхов и забот – казалась крайне соблазнительной.

Из ридикюля она вынула визитную карточку Тони. Его четкий и уверенный почерк всколыхнул в душе воспоминания о нем.

В задумчивости она достала из сумочки и письмо Лизбет. Последняя его страница оставалась чистой. На небольшом письменном столе у окна Дебора нашла ручку и чернила.

«Почему я не стану встречаться с Тони» – написала она заголовок на обороте письма, потом зачеркнула «Тони» и вписала поверх него «лордом Бернеллом».

Эдмонд с Лизбет поднялись по лестнице и удалились в свою комнату. Судя по перешептыванию и ласковому воркованию, они более не сердились друг на друга. Охваченная ревностью, Дебора прислушивалась. И ждала. Раздался звук поцелуя, и дверь в их комнату закрылась.

Она постаралась отвлечь свое живое воображение от мыслей о сестре и зяте, вернувшись к изложению причин, по которым она отказалась принять предложение карт-бланш от Тони….

Самоуважение.

Честь.

Независимость.

Всю жизнь она жила или с членами своей семьи, или с мужем… мужчиной, который был старше ее отца. И теперь она вдруг поняла, что ей нравится бунтарский дух, проснувшийся в ней, который и заставил ее уехать из Айлэма. Она не желала, чтобы баронесса Алодия и прочие матроны устроили ее брак с викарием Эймсом. Но что она хотела получить взамен?

Самоуважение. Дебора дважды подчеркнула это слово, потому что ее до сих пор мучило чувство вины за легкомысленное поведение в Дерби – хотя она ничуть не сожалела о мимолетном романе. Но больше этого не повторится. Нет, нет и еще раз нет. Ей страстно захотелось снова стать прежней, респектабельной Деборой, которая не играла с огнем.

И еще, решила она, ей нужна любовь. Любовь. Она всмотрелась в написанное слово. Больше никаких браков по расчету. Ей нужна страсть. Ей нужен смех и чувство удовлетворения. Ей нужно все, что она изведала в объятиях Тони…

Замужество!

Она не станет ничьей любовницей. С уверенностью, источник которой оставался непонятным ей самой, Дебора вдруг решила, что если она беременна, то ни за что не обратится к нему. Если только он не предложит ей честь, самоуважение и – в первую очередь! – любовь.

Она сложила листок и сунула его вместе с визитной карточкой в ридикюль.

Дебора чувствовала себя увереннее. Она приняла решение. Она сможет жить с осознанием того, что у нее был роман на стороне.

Но при этом она надеялась, что о нем никто не узнает. Это будет ее тайна, и, если понадобится, она унесет ее с собой в могилу.

Но, свернувшись калачиком под холодными простынями, Дебора молилась о том, чтобы не оказаться беременной.

Тони прибыл в свой дом в Лондоне перед самым рассветом. Несколько часов он спал, а потом вызвал своего делового поверенного Аллендэйла с просьбой явиться немедленно.

– Милорд, я полагал, что вы в Алдер-Хаусе, – вместо приветствия обратился к нему Аллендэйл. Это был невысокий, опрятный мужчина с лысиной на макушке и все подмечающими глазами бухгалтера.

– Мне пришлось отложить поездку, – ответил Тони. – Присаживайтесь.

– Лорд Лонгест будет счастлив узнать о вашем возвращении. Он согласился с условиями брачного контракта, и в церкви уже оглашены ваши имена как вступающих в брак.

Тони с великолепным пренебрежением отмахнулся от полученных сведений, пробормотав что-то невразумительное. И сразу перешел к делу, которое занимало его более всего.

– Как найти человека, если у меня нет его адреса?

– Вы знаете этого человека лично? – задал вопрос секретарь, расположившись напротив Тони в кресле у стола.

– Да, хотя я не представляю, где она может находиться в данный момент. Я имею в виду, что знаю, что она в Лондоне. Или, во всяком случае, подозреваю это.

Аллендэйл удивленно приподнял брови, услышав местоимение «она». Тони, не дрогнув, встретил его взгляд. Аллендэйл смущенно откашлялся и предложил:

– Мы можем нанять человека, который займется поисками и обладает необходимой для этого сноровкой. Я уверен, что на Боу-стрит[3] такой человек легко отыщется.

– Я хочу, чтобы этот человек умел держать язык за зубами.

– Я уверен, что и это вполне можно устроить.

Тони улыбнулся. Как и говорила Марми, деньги способны творить чудеса. А у него их было много. Так почему не использовать хотя бы часть на поиски того, что ему действительно нужно, – на поиски Деборы?

– Я хочу встретиться с этим частным сыщиком уже сегодня, – заявил он Аллендэйлу. – Я хочу, чтобы нужную мне особу нашли, и как можно быстрее. Для меня это очень важно.

– Будет исполнено, милорд, – ответил секретарь и вышел из комнаты.

Несколько мгновений Тони сидел и размышлял. Ему не следовало отпускать ее от себя. Но он исправит сделанную ошибку. Он найдет Деб и сумеет убедить ее в том, что у нее один-единственный выход – принадлежать ему безраздельно.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

К концу первой недели пребывания в доме сестры Дебора уже сомневалась в правильности своего решения остаться.

Лизбет только и делала, что спала. Она вставала, чтобы покормить малышку или сменить пеленки, но, выполнив то, о чем ее просили, немедленно возвращалась в кровать. А бодрствуя, без конца предавалась воспоминаниям о том, как хорошо они жили, пока муж не лишился места.

Эдмонд вел себя так, словно и не подозревал о недостатках супруги. Не расставаясь с надеждой на то, что при некоторой удаче сможет преодолеть бойкот, которому подвергли его герцог и общество, он каждое утро в одиннадцать часов отправлялся, по его же словам, «совершать обход». И домой, как правило, возвращался поздно вечером.

Вся тяжесть ведения домашнего хозяйства легла на плечи Деборы. В первый день она занималась стиркой, во второй и третий принялась за уборку и проветривание комнат.

Козу она быстренько выпроводила на задний двор. Ее зять был слишком погружен в собственные заботы, чтобы беспокоиться о своих прошлых эдиктах… особенно после того как обнаружил, что у Деборы есть деньги.

На обед она купила овощей и кролика. Эдмонд ел с аппетитом, нимало не удивляясь тому, откуда еда вообще взялась у него на столе. Наконец Лизбет заметила:

– Правда, Дебора поступила очень щедро, купив для нас угощение?

– Так это Дебора купила продукты? – поинтересовался Эдмонд, вытирая губы салфеткой.

– Разумеется, – ответила его жена. – У нас уже давно нет денег ни на что, кроме хлеба, сыра и вареного картофеля. – Она улыбнулась Деборе, весьма довольная тем, что именно ее родственница пришла к ним на помощь.

Эдмонд пробормотал в ответ что-то уклончиво-неопределенное, но Дебора почувствовала, что он стал смотреть на нее новыми глазами. Насколько новыми, она поняла на следующее утро. Он зашел к ней перед тем, как уйти из дома. По своему обыкновению, Эдмонд принарядился: рубашка была тщательно отутюжена, а галстук завязан по последней моде.

– Дебора, м-м… я хотел спросить… Ты не мосла бы одолжить мне полкроны или две?

Она не знала, что ответить. Их отношения оставляли желать лучшего, и она боялась, что, отказав Эдмонду, только ухудшит их. Поэтому она дала ему денег.

Когда на следующий день Эдмонд обратился с аналогичной просьбой, она снова уступила, но на лице у нее появилось недовольное выражение.

Эдмонду явно не понравилось ее отношение, но руку он не отвел.

Дебора дала ему денег, сказав при этом:

– Это нелепо, Эдмонд. Почему бы нам всем не вернуться в Долину? Генри и Рейчел с радостью примут вас.

Ее предложение привело его в ярость.

– Генри просто тупой осел. А я не женщина, чтобы полагаться на его милость и расположение.

Слова Эдмонда задели Дебору, тем не менее, она продолжала:

– Я же не предлагаю вернуться туда навсегда. Может быть, сама судьба приглашает тебя покинуть Лондон. А в деревне запросто может найтись покровитель, который придет в восторг от твоих талантов и оценит их.

– У меня есть предложения, – сухо ответил он. – Но для решения подобных вопросов требуется время.

– Я в этом не сомневаюсь, – пробормотала она. Его упорное нежелание видеть вещи в их истинном свете приводило ее в отчаяние.

Единственным ярким пятном оставалась Памела. Ребенок, похоже, был всем доволен и счастлив. Пока кроха спала, Дебора занималась домашними делами, а потом обыкновенно брала малышку с собой за покупками. Ей очень нравилось, как девочка смеется, и она с душевным трепетом гладила ее крошечные ручки и ножки. Памела была само совершенство!

Ей становилось грустно при мысли о том, что Эдмонд с Лизбет слишком поглощены собственными проблемами, чтобы радоваться дочери. Дебора пришла в еще большее негодование, когда узнала, что они не ходят в церковь, что было в порядке вещей в Айлэме. Она отправилась туда одна и долго молилась.

Здесь, в благочинном уединенном месте, тоска по Тони охватила ее с новой силой. Нельзя сказать, что на протяжении недели Дебора совсем не вспоминала его. Он даже снился ей по ночам. Но теперь, в благоуханной прохладе церкви, она наконец призналась себе, что забыть его будет нелегко. Тони стал для нее не просто героем короткого романа. Он стал для нее родственной, скорее даже родной душой.

Деборе хотелось, чтобы сейчас, сию минуту, он оказался рядом. Тогда она могла бы рассказать ему, что очень беспокоится о своей сестре, мечтает о том, как все они вернутся в Айлэм и заживут простой деревенской жизнью… Но она не станет писать ему! Дебора запретила себе даже прикасаться к его визитной карточке. Она аккуратно завернула ее в лист бумаги, на котором написала причины, по которым решила его избегать, и спрятала на самом дне ридикюля.

Сидя в тишине церкви после службы, которая уже давно закончилась, Дебора поняла, что расплачивается за свой безумный роман. Если бы только она знала, что расставание с ним будет означать, что она лишится части самой себя, то ни за что бы не позволила ему тот первый поцелуй. Он был сладок, как божественный нектар, но похитил ее душу.

И разве могут благородные принципы служить утешением, когда по утрам не хочется просыпаться в одиночестве?

Дебора встала со скамьи и пошла по проходу между рядами. В глубине церкви священник возился со свечами. Она кивком простилась с ним и вышла на яркий свет послеполуденного солнца.

Эдмонд и Лизбет все еще не выходили из своей спальни. Малышка тоже была с ними, Деборе не хотелось нарушать уединение молодой пары, и она направилась к себе в комнату.

И там узнала, что беременности у нее нет.

В первое мгновение от облегчения у Деборы закружилась голова, а потом на нее обрушилась безысходная печаль. Исчезло последнее звено, соединявшее ее с Тони. Господь услышал ее молитвы.

С тяжелым сердцем она спустилась на кухню, чтобы приготовить ужин.

Несколькими днями позже Эдмонд предался размышлениям о том, что ему не нравится присутствие свояченицы, пусть даже она трудится не покладая рук, а его жена благодаря ей стала чувствовать себя намного лучше. Он предпочел бы, чтобы они с Лизбет решали собственные проблемы самостоятельно. К несчастью, Лизбет не могла похвастаться изобретательностью и находчивостью старшей сестры.

Разумеется, более всего Эдмонду ненавистна была мысль о том, что у Деборы есть деньги, а у него – нет. Каждый раз, выпрашивая у нее несколько жалких шиллингов, Эдмонд чувствовал, что она презирает его за это.

Поэтому стоит ли удивляться, что когда он заметил ее ридикюль на комоде, зная, что она внизу готовит завтрак, то решил положить несколько фунтов себе в карман, вместо того чтобы в очередной раз унижаться?

Лизбет была занята с ребенком. Она бы не одобрила того, что он намеревался сделать. Да и он бы не поступил так, сложись обстоятельства по-иному. Однако он пригласил на ленч Джеффри Роланда, у которого была возможность назначить Эдмонда сборщиком налогов. Разумеется, он предпочел бы заняться чем-нибудь другим, а не гербовыми сборами в казну, но разве у него был выбор? Он не мог найти другой работы, однако твердо решил во что бы то ни стало остаться в Лондоне.

Эдмонд отдавал себе отчет в том, что, как только он станет сборщиком налогов, с мечтой о более престижной работе можно будет проститься. Но все равно это было лучше возвращения в Айлэм.

Войдя в комнату Деборы, он нашел ее сумку и засунул туда руку. К его разочарованию, там оставалось всего пять фунтов. Тогда он перевернул ридикюль и потряс его, надеясь обнаружить что-нибудь еще.

Но больше там ничего не было… если не считать письма, спрятанного на самое дно сумочки. Эдмонд с любопытством развернул его и сразу же узнал почерк Лизбет. Должно быть, это то самое письмо, которая его жена написала к сестре, когда просила ее приехать. Ему захотелось узнать, о чем же там шла речь, и он развернул лист бумаги. Оттуда выпала визитная карточка и приземлилась у его ног. Эдмонд наклонился, чтобы поднять ее, и тут в глаза ему бросилась фамилия «Бернелл».

Интересно, что делает визитная карточка пользующегося столь дурной славой и, уж конечно, самого состоятельного мужчины в Лондоне в ридикюле его свояченицы?

Он перевернул карточку и увидел на обороте надпись, сделанную уверенным почерком: «Надеюсь, что когда-нибудь я тебе еще пригожусь».

Эдмонд выпрямился. Он перевел взгляд с визитки на письмо и заметил, что Дебора что-то написала на обороте. Закрыв дверь, он не торопясь прочитал ее записи, чувствуя, как его охватывает радостное волнение. Он пока еще не понимал всей важности обнаруженной им записки, но шестое чувство подсказывало, что визитка, которую он держит в руке, способна изменить его жизнь к лучшему.

Когда Тони вкладывал во что-либо время и деньги, то ожидал немедленной отдачи. Его никак не устраивал доклад, представленный мистером Бэйфордом, сыщиком с Боу-стрит. Вот уже полторы недели тот занимался поисками Деборы. Безрезультатно.

– Милорд, если бы вы предоставили в наше распоряжение более подробные сведения, вероятно, мы бы уже отыскали эту молодую женщину. Последние три дня этим делом занимаются трое моих лучших людей, и все они говорят, что найти миссис Персиваль, исходя из скудных данных о ее деятельности в Лондоне, которыми мы располагаем, просто невозможно.

Тони раздраженно побарабанил пальцами по столу. Уже в который раз он говорил себе, что не следовало ее отпускать.

– Расскажите, что вы предприняли.

Мистер Бэйфорд бросил встревоженный взгляд на Аллендэйла, после чего обратился к листу бумаги, который держал в руках.

– Мы наводили справки на всех крупных базарных площадях столицы. Ну, вы понимаете, я имею в виду лавки и магазины, куда женщины заходят, чтобы купить кружева или зонтики от солнца. Я лично проверил все гостиницы и постоялые дворы…

– Ее там не будет. Я же говорил вам, что она остановилась у сестры и ее мужа.

– Конечно, милорд, но я придерживаюсь принципа, что лишний раз убедиться самому не помешает, – парировал мистер Бэйфорд. – В конце концов, они могли и поссориться, не так ли? Кроме того, я надеялся получить подтверждение того, что она действительно прибыла в Лондон.

Его слова вызвали у Тони некоторый интерес.

– И вам это удалось?

– К несчастью, нет. После такого проливного дождя движение карет и дилижансов нарушилось. Пассажиры приезжали и уезжали, никто не вел учет и не обращал на них внимания.

Тони отодвинул кресло от стола и встал.

– Продолжайте, – распорядился он, обращаясь к Бэйфорду, и принялся расхаживать по комнате, слушая сыщика. Нервное напряжение не позволяло ему спокойно сидеть на месте.

– Во всех церквях я расставил своих людей. Из вашего рассказа я предположил, что миссис Персиваль набожная женщина. Как и большинство жителей сельской местности.

– Это была хорошая идея. – Тони остановился. – И?..

– Прошу прощения, милорд, ничего. Разумеется, в Лондоне полно церквей. Мы продолжим проверку.

Где же, черт побери, Деб? Тони хотелось верить, что он найдет ее. В глубине души он сознавал, что если она действительно носит под сердцем ребенка, то гордость не позволит ей обратиться к нему.

– Где еще вы ее искали? – пожелал узнать он. Мистер Бэйфорд сложил лист бумаги, который держал в руках.

– Нигде. У нас не осталось другого выхода, кроме как расставить своих людей на каждом углу или ходить от одной двери к другой, наводя справки о миссис Персиваль. Боюсь, милорд, что чем больше времени проходит с момента ее приезда, тем больше остывает след и тем труднее будет ее найти. Еще раз прошу простить меня, но своим клиентам я предпочитаю говорить правду.

Воцарилось неловкое молчание. Тони обдумывал услышанное. Он знал, что своими розысками таинственной миссис Персиваль возбудил любопытство Аллендэйла. Однако его поверенный держал свои вопросы при себе.

Внезапно на Тони снизошло озарение.

– Вы уже были в Айлэме, откуда миссис Персиваль родом?

– Нет, милорд, – ответил мистер Бэйфорд. – При проведении расследования мы ограничились Лондоном. Именно здесь, по вашим словам, она должна находиться.

– Но Айлэм – это место, в котором она родилась. Она должна вернуться туда рано или поздно. – В голосе Тони послышались нотки растущего возбуждения. В этом предположении был смысл.

– Послать кого-нибудь на другой конец страны… вы понимаете… расходы могут быть значительными, милорд.

Тони опустился в кресло.

– Я не спрашивал вашего совета относительно моих расходов, мистер Бэйфорд. Я нанял вас для того, чтобы вы нашли ее.

Сыщик с Боу-стрит сухо ответил:

– Я сделаю все, чтобы исполнить ваше желание, милорд.

– Отлично. – Тони наклонился вперед. – И не беспокойтесь о расходах. Ваша задача – отыскать миссис Персиваль.

– Да, милорд. – Мистер Бэйфорд поднялся. – Вы не возражаете, если я представлю вам свой отчет на будущей неделе? В это же самое время.

– Прекрасно.

Аллендэйл проводил сыщика до двери. Оставшись в одиночестве, Тони подошел к окну рядом с письменным столом. Из него открывался чудесный вид на ухоженные лужайки и элегантный фонтан. Интересно, подумал он, а что видит Деб, когда глядит из своего окна? Находится ли она от него на расстоянии многих миль или живет в соседнем квартале?

На мгновение потребность видеть ее, держать за руку, обнимать охватила его…

– Милорд?

В дверях стоял Аллендэйл. Тони, нахмурившись, взглянул на него.

– Мне не хотелось бы беспокоить вас, но сегодня после полудня вас ждут в музыкальном салоне леди Амелии.

– Да, вы правы. – Тони поднялся из-за стола.

Леди Амелия славилась своим чудным голосом, и ее матери нравилось демонстрировать талант дочери группе избранных друзей. И сегодняшний визит Тони должен был стать своего рода представлением его этим людям – кругу, в который так и не получили доступа его родители.

Однако, слушая в этот вечер мелодичное сопрано леди Амелии, он думал не о тех важных знакомствах, которые заводит, и не о красоте девушки, на которой женится через два месяца.

Нет, мысли его занимала Деб.

И главный вопрос: где она сейчас?

Он провел вечер, механически делая то, что от него требовалось – улыбался, был вежлив, поддерживал разговор, – и вполне отдавая себе отчет в том, что кое-кто из присутствующих считал предстоящий брак мезальянсом. Тони слышал перешептывания за спиной. Те, кто помнил скандалы, вызванные поведением его родителей, собирали вокруг себя тех, кому эти сплетни пока еще не были известны. Но сейчас ему было наплевать на то, что о нем говорят. Мысли его были заняты другим.

Несколько мгновений они с леди Амелией провели наедине.

Тони сделал комплимент ее чудесному голосу.

Она вежливо, но без энтузиазма, поблагодарила его.

И Тони ушел.

Вернувшись домой, он обнаружил, что у дверей его ждет встревоженный Аллендэйл.

– Лорд Бернелл, вас уже долго, почти весь день, ждет джентльмен. Он хочет повидаться с вами. Полагаю, то, что он имеет вам сказать, представляет особый интерес.

– В самом деле? – небрежно обронил Тони, вручая ливрейному лакею шляпу и плащ.

Аллендэйл протянул ему визитную карточку. Карточку Тони. Ту самую, которую он дал Деб.

– Этот джентльмен говорит, что он – ее зять. Я попросил его подождать в библиотеке.

Не говоря более ни слова, Тони поспешил на встречу с этим человеком.

Прежде чем спуститься на задний двор и взяться за стирку, Дебора заплела волосы в косу, уложила ее на затылке и накинула на голову платок. Она и так достаточно долго откладывала это занятие, и пеленок накопилось изрядное количество. Весенний денек выдался чудесным, и она нечего не имела против того, чтобы побыть на свежем воздухе, хотя и ненавидела стирку всей душой.

Помешивая деревянной лопаткой белье в горячей мыльной воде, она вдруг почувствовала какое-то неудобство. Что-то было не так. Она не могла понять, что именно произошло, но шестое чувство настойчиво нашептывало, что привычный порядок вещей нарушился.

Она замерла, опершись на лопатку… и тут на нее снизошло озарение. Когда она поднималась к себе, чтобы переодеться в серое рабочее платье, то увидела, что ее ридикюль привычно стоит на комоде, на том же месте, куда она обыкновенно его ставила. Однако она всегда завязывала шнуровку наверху сумочки, а на этот раз завязки были затянуты снизу. Дебора сразу же догадалась, что Эдмонд рылся в ее сумке в поисках денег. Последние пару дней он не обращался к ней с просьбой ссудить его некоторой суммой. Она бы непременно отказала ему, и он это знал.

Неужели он отважился залезть в ее личные вещи и украсть сбережения? Возмущение сменилось гневом. Она уже отложила лопатку, собираясь пойти к себе и проверить, верны ли подобные опасения, когда до нее донеслись быстрые шаги со стороны кухни. Во дворик выбежала Лизбет, в глазах у нее светилось радостное возбуждение. С момента своего приезда в Лондон Дебора еще не видела сестру столь оживленной и полной надежд.

– Дебора, наконец-то я тебя нашла. Пойдем скорее! Эдмонд нашел новое место!

– В самом деле? – Тыльной стороной ладони Дебора вытерла пот со лба.

– Да, причем наниматель его оказался очень щедрым. Это просто невероятно! Эдмонд обещал, что все устроится, так оно и получилось. Этот джентльмен сейчас здесь, в гостиной, играет с ребенком.

– И кто же он такой?

Лизбет весело засмеялась, буквально искрясь счастьем.

– Меня предупредили, чтобы я не говорила этого. Эдмонд хочет сделать тебе сюрприз.

Дебора заподозрила неладное.

– А почему я должна быть счастлива?

– Ой, идем. Сделай ему одолжение. Ему нелегко пришлось в последнее время. А этот джентльмен послан нам самим небом. Мы могли только мечтать об этом. Он самый богатый человек в Лондоне, и Эдмонд говорит, что его влияния будет достаточно, чтобы Этеридж перестал распространять свои грязные сплетни. Теперь длинная рука герцога не причинит нам зла.

Снедаемая любопытством Дебора вытерла руки о полотенце, которое повязала вокруг талии вместо фартука.

– Очень хорошо. В таком случае я должна подняться к себе, чтобы переодеться и причесаться. – И она вытащила заколки, которыми закрепила косу на голове.

– Просто сними платок. Ты и так чудесно выглядишь. Пойдем, Эдмонд просил меня поторопиться. И еще он сказал, чтобы я не спускала с тебя глаз.

Лизбет буквально пританцовывала от нетерпения. Ее радостное возбуждение оказалось заразительным. Дебора последовала за ней. Ее рабочее платье было поношенным, руки покраснели от мыла и горячей воды, но какое это имело значение? Джентльмен пришел сюда, чтобы оказать честь Эдмонду и Лизбет, а не их деревенской родственнице.

Они вошли в дом через маленькую столовую, примыкающую к кухне. Идя вслед за сестрой по коридору, Дебора услышала мужские голоса, доносящиеся из гостиной. Один принадлежал Эдмонду, а другой…

Она замерла на месте. Другой голос показался ей более чем знакомым, этот глубокий баритон проникал ей прямо в душу.

Этого не может быть.

– Пойдем же, – нетерпеливо воскликнула Лизбет и поспешила вперед.

Дебора задержалась на углу лестницы. Ноги налились свинцовой тяжестью и отказывались ей повиноваться. Лизбет загораживала от нее гостиную, поэтому ничего не оставалось, как идти вперед. Она должна была все узнать и увидеть его своими глазами.

Дебора подошла к двери. Лизбет обернулась с торжествующей улыбкой на губах.

– А вот и моя сестра.

Она отступила в сторону, и Деборе ничего не оставалось, как войти в комнату… в которой ждал ее он. Тони. И выглядел он еще красивее, чем она помнила.

Он был одет в обычный темно-синий сюртук и кожаные бриджи для верховой езды, которые сидели на нем как влитые. Сила его присутствия наполняла комнату. Но что действительно поразило Дебору до глубины души, так это то, что он держал на руках малышку Памелу, держал так легко и естественно, как будто она была его собственным ребенком.

На мгновение у Деборы перехватило дыхание. Она не могла вздохнуть, не то что говорить.

Эдмонд стоял позади и внимательно наблюдал за происходящим. Он знает, мелькнула у нее мысль. Конечно, она могла только догадываться о том, что ему известно на самом деле, но он точно знал, что между ней и Тони существует некая связь. Интуиция мгновенно подсказала ей, что произошло: он обнаружил визитную карточку Тони, когда рылся в ее ридикюле в поисках денег!

Если Тони хотя бы словом обмолвился Эдмонду о природе их взаимоотношений, она никогда не простит ему этого.

Лизбет, примерная хозяйка, представила Дебору лорду Бернеллу. Новому нанимателю Эдмонда.

Тони поклонился.

– Миссис Персиваль.

Звук его голоса проник в самые дальние уголки ее души. Как же она скучала по нему!

Дебора открыла рот, чтобы заговорить, но обычные любезности не шли ей на ум. Она онемела.

Она никогда не умела притворяться. И еще она сомневалась в причинах, которые заставили его прийти сюда.

Поэтому Дебора сделала единственное, что ей оставалось, – убежала.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Эдмонд Уорнер и его красавица жена потрясенно посмотрели вслед Деборе, когда та бросилась бежать по коридору в дальнюю часть дома.

Миссис Уорнер обернулась к Тони.

– Прошу прощения. Я не понимаю, что на нее нашло. А ты? – обратилась она к супругу.

– Я не знаю, – последовал сердитый ответ, – но я не позволю ей так вести себя с гостями в моем доме.

Уорнер уже готов был отправиться за Деб, но Тони остановил его.

– Нет, прошу вас, позвольте мне самому поговорить с ней. – Не дожидаясь ответа, он направился к двери, а потом, задержавшись на мгновение, поднял голубоглазую малышку повыше. – Вы не возражаете, если я возьму ее с собой? Мне может понадобиться ее поддержка.

Похоже, его просьба изрядно смутила миссис Уорнер, но Эдмонд поспешно согласился:

– Конечно, конечно. Как пожелаете, милорд. Выходя из комнаты, Тони услышал, как миссис Уорнер сказала своему супругу:

– Он взял Памелу? Он захотел взять ребенка?

– Все в порядке, Лизбет. Все в порядке, – последовал успокаивающий ответ.

Памела смотрела на Тони широко раскрытыми глазенками, пока он шел вслед за Деборой.

– Ты должна помочь мне, малышка, – прошептал он. – Твоя тетя хочет отрубить мне голову и выставить ее над воротами на всеобщее обозрение. Ты должна помочь ей успокоиться.

Девочка округлила губки и принялась пускать пузыри. Тони не знал, выражает ли она таким образом свое желание помочь или же разделяет способность своей тети видеть его насквозь.

Оказавшись в задней части дома, Тони вошел в комнату, из окон которой открывался вид на затрапезный внутренний дворик. Когда-то там располагался недурственный сад, но в этом году за ним явно не ухаживали. В одном углу сада коза с такой жадностью щипала траву, словно никак не могла насытиться. Неподалеку от нее стояла Деб.

Деревянной лопаткой она сосредоточенно и яростно помешивала белье в лохани, подобно ведьме, готовящей колдовское снадобье. Он знал, что судьба его повисла на волоске, один неверный шаг – и все будет кончено… Но у него не было выбора. Теперь, когда он нашел ее, он не уйдет просто так.

– Ну что же, пойдем, – сказал он малышке, которая вытянула крохотную ручку и ухватила его за лацкан сюртука. Он вышел в двери, ведущие в сад, и начал спускаться по ступенькам.

Как только Памела заметила Деб, она протянула к ней ручки и восторженно запищала, словно хотела, чтобы тетя пришла и спасла ее. Деб упорно делала вид, что не замечает ни Тони, ни ребенка. Руки ее легко и плавно порхали над лоханью, помешивая белье. Она выглядела похудевшей и усталой по сравнению с тем, какой он ее запомнил, но оставалась все такой же красивой. Ее простая прическа выгодно подчеркивала линию высоких скул, прямой нос и упрямо выставленный подбородок.

Господи Боже, как же ему ее не хватало!

Тони остановился от нее в трех шагах. Пусть она произнесет первое слово. А тогда уж он постарается улучшить ей настроение.

Памела начала размахивать ножками и заплакала. Он знал, что Деб не сможет долго игнорировать этот призыв о помощи.

– Я не посылала за вами, – сказала она, отказываясь смотреть на него и на ребенка. – У нас с вами… – Голос ее сорвался.

Он понял.

У них не будет ребенка.

Тони опустил глаза на малышку, барахтающуюся у него на руках, которой так хотелось, чтобы тетя обратила на нее внимание. Она подняла полные слез глазенки на Тони, умоляя его о помощи… и он понял, что она чувствует. Вместо того чтобы радоваться, что он не скомпрометировал и не опозорил Деб, он чувствовал себя так, словно лишился чего-то очень важного, нужного и желанного.

– Эдмонд взял вашу визитную карточку без разрешения, – заявила Дебора, яростно тыча в белье деревянной лопаткой. – Он отчаянно нуждается в работе.

Но он не уловил в ее голосе и тени уважения.

– Он признался в этом.

Лопатка прекратила свое монотонное движение.

– Эдмонд знает? – напряженный голос Деб говорил сам за себя.

– Он не дурак, – ответил Тони, пересаживая Памелу на другую руку, – но я ничего ему не говорил. Он надеялся воспользоваться нашими отношениями к своей выгоде.

– И это ему удалось, – обронила она с явным отвращением. – Если только вы не зайдете настолько далеко, что станете использовать возможность дать ему место в качестве средства заставить меня согласиться на ваше предложение.

Тони почувствовал, как внутри у него зарождается гнев.

– И ты веришь, что я способен на такой поступок? – с жаром воскликнул он.

Впервые с того момента, как он вышел во двор, она взглянула ему в лицо.

– Я знаю вас недостаточно хорошо, чтобы с уверенностью судить о том, на что вы способны.

Тони отшатнулся, словно она его ударила. Дебора поняла, что тяжко оскорбила его. Она с вызовом уставилась на него, словно ждала, чтобы он ушел, – и он едва не подчинился минутному порыву… Но тут же вспомнил предостережение Марми о том, что следует помнить о гордости Деб.

Это было чувство, которое он вполне понимал и разделял.

Малышка прервала воцарившуюся неловкую тишину пронзительным плачем, и Тони принялся баюкать ее. Памела успокоилась, начала агукать и пускать пузыри, а потом прижалась своей чудесной головкой к его груди.

Взор Деб смягчился, когда она взглянула на ребенка. В ее глазах Тони прочел сожаление и неутоленную жажду. Как бы она ни притворялась, она была к нему далеко не так равнодушна, как хотела продемонстрировать.

Он заговорил с глубоким внутренним убеждением, о наличии которого в себе до настоящего момента даже не подозревал. Это был крик души.

– Ты говоришь, что не знаешь меня, а у меня такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь. Словно я ждал тебя, и ты пришла.

Теперь уже она отступила от него на шаг. Тони продолжал:

– Когда я смотрю на тебя, Деб, то вижу не только твой внешний облик, твою плоть и кровь. В твоих темных глазах я вижу сострадание и честность. В уголках твоих чудных губ притаились сила и решимость противостоять ударам судьбы. В повороте плеч и посадке головы ощущается целеустремленность. Сила воли чувствуется в движениях твоих сильных, красивых и ловких рук. Полагаю, большинство влюбленных не поют дифирамбы таким вещам, но мне кажется, они выражают твою душу и твою сущность.

Пальцы ее, которыми она сжимала деревянную лопатку, держа ее перед собой, словно защищаясь, разжались. В глазах заблестели слезинки. Она попыталась подавить их.

А Тони продолжал:

– И дело не в том, что ты некрасива. Ты прекрасна. Сердце мое разрывается от боли и счастья, когда я гляжу на тебя. Но меня влечет к тебе не только желание, Деб. Прочие женщины не выдерживают никакого сравнения с тобой. И когда они выходят из комнаты, у меня нет чувства, что они уносят с собой часть моей души.

Дебора выронила лопатку. Разбрызгивая воду, она упала из лохани на землю, но молодая женщина ничего не замечала. Она опустила голову, сжимая пальцами полотенце, повязанное вместо фартука. По щекам ее скатились две слезинки.

Тони не мог позволить, чтобы этим немым укором она заставила его замолчать.

– Я больше не отпущу тебя. Во всяком случае, без борьбы.

Ответом ему было молчание. Памела, уютно устроившаяся у него на руках, вздохнула и тихонько засопела. Тони ждал, отчаянно надеясь, что Деб вернется к нему. Она должна это сделать!

Дебора подняла голову. На лице у нее было написано что угодно, только не покорность.

– Я не стану вашей любовницей.

– Я… – начал было он и умолк. Что он мог сказать? Более ему нечего было предложить ей.

Тони не мог обещать ей замужество. Он был помолвлен с другой.

Слова объяснения и мольбы уже готовы были сорваться у него с губ, но он прикусил язык, потому что Марми права: Деб не знала правил и никогда бы не поняла, что даже после женитьбы Тони на другой женщине всегда будет занимать главное место в его сердце. Ее следовало исподволь подвести к этой мысли. Он не мог взять назад слово, данное Лонгесту, потому что сейчас на карту было поставлено все, ради чего он упорно трудился последние годы.

Но Тони не желал отказываться и от Деб, хотя сказать ей правду было равносильно тому, что взять и отрубить себе обе руки. Нет, он скажет ей правду, объяснится, но потом, когда она будет в настроении выслушать его. А сейчас время было неподходящим.

Таково было положение дел. И Тони знал, что никто из них не намерен уступать.

Ребенок, спящий у него на руках, превратился в нешуточную тяжесть. Напоминание о том, что они могли иметь… и чего у них не было.

Он протянул ей малышку.

– Между нами ничего еще не кончено.

И вышел со двора.

Дебора смотрела, как он уходит, и сердце ее разрывалось на части.

Ну почему, почему все получилось именно так? Почему у них не могло быть по-другому? Если она ему настолько небезразлична, как он говорит, почему он не женится на ней?

Значит, он не считает ее равной себе по положению и происхождению.

Внезапно ее охватило чувство глубокого стыда. Она сожалела, что вообще встретила его на своем пути, и ей вдруг захотелось побыть одной.

Не желая наткнуться на сестру или ее непутевого супруга, Дебора сбежала по ступенькам в кухню и по черной лестнице поднялась наверх. Уложив Памелу в кроватку, она уединилась в своей комнате. Оказавшись здесь, в личном рае, неприкосновенном убежище, она закрыла за собой дверь, бросилась на кровать, зарылась лицом в подушку и дала волю слезам. Ей надо было выплакаться, чтобы облегчить душу… и обрести силы жить дальше.

Дебора горько плакала, пока слез более не осталось. Она в изнеможении лежала на кровати, раздумывая о том, что теперь с ней будет. Она скорее умрет, чем станет женой викария Эймса.

В дверь неуверенно постучали. Дебора чувствовала себя слишком опустошенной, чтобы отвечать. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Лизбет.

– Дебора, я могу с тобой поговорить?

Прикрыв покрасневшие глаза рукой, Дебора отвернулась. За окном быстро угасали последние отблески дня. Ей хотелось умереть вместе с ними.

Дверь тихонько закрылась. Кровать прогнулась, когда на нее присела Лизбет.

– Хочешь поговорить о том, что случилось?

Нет, она не хотела об этом разговаривать – особенно с одной из своих сестер.

В комнате повисло неловкое молчание. Потом Лизбет осторожно сказала:

– Обычно ты всегда утешала меня. А сейчас позволь мне помочь тебе. Мне больно смотреть, как ты убиваешься.

– Со мной все будет в порядке, – выдавила Дебора. В горле у нее першило. – Не беспокойся обо мне.

– Я не могу не беспокоиться, – возразила Лизбет, – ведь ты мне небезразлична. Пожалуйста, Дебора, не надо обращаться со мной, как с ребенком. Совершенно очевидно, что лорд Бернелл пришел сюда не из-за меня. Он хотел увидеться с тобой. Вы ведь уже встречались раньше, не так ли?

Деборе не хотелось отвечать. Лизбет сидела рядом и терпеливо ждала, в ее взгляде не было осуждения – одно лишь женское сочувствие. Поняв, что ведет себя не как взрослая женщина, а как упрямый ребенок, Дебора села на постели и, расправив юбки, призналась:

– Мы встречались.

– И ты сразила его наповал.

Дебора уже совсем было собралась обидеться, но Лизбет не дала ей рта раскрыть:

– Прошу тебя, не считай меня дурочкой, старшая сестричка. Я была первой красавицей Долины, помнишь? Мне сделали никак не меньше восьми предложений. Так что я прекрасно вижу, когда мужчина поражен в самое сердце.

– Но, Лизбет… Все совсем не так, как ты думаешь. – На щеках Деборы выступил румянец. – За Эдмондом сохранилось место или лорд Бернелл отказался от своего предложения?

– Отказался? Почему он должен был отказаться?

Дебора смущенно выпрямилась.

– Ты имеешь в виду, что он ничего не сказал, уходя отсюда?

– Кто, лорд Бернелл? Мы лишь обменялись обычными любезностями. Он сказал Эдмонду, что увидится с ним завтра.

– Получается, он…

Дебора не закончила свою мысль. Она была благодарна Тони за то, что он не заставил семью сестры расплачиваться за сделанные ею ошибки. Теперь она могла уехать, вернуться в Айлэм и попытаться разобраться в неразберихе, в которую превратила свою жизнь.

– Ты что-то хотела сказать? – полюбопытствовала Лизбет.

Дебора покачала головой.

– Неважно.

Она собралась встать с постели, но Лизбет положила ей руку на плечо.

– Он ни словом не обмолвился о том, что вы любовники.

Окружающий мир вздрогнул и замер. Дебора медленно обернулась к сестре.

– Откуда ты знаешь?

– Эдмонд рассказал мне, что нашел в твоем ридикюле. – Лизбет разгладила несуществующую складку на платье. – Имей в виду, я не одобряю его поступок, но, узнав обо всем, он не мог упустить такую возможность.

– М-да, – задумчиво протянула Дебора, глядя на сестру новыми глазами. Оказывается, и в Лизбет присутствовали целесообразность и рациональность, свойственные ее мужу. Опершись спиной об изголовье кровати, она подвела итог своим ощущениям, заявив: – Я чувствую себя ужасно глупо. Но, наверное, я получила то, чего заслуживала.

– То есть?

Дебора решила признаться во всем.

– Лорд Бернелл просил меня стать его любовницей. Он предложил мне карт-бланш.

Глаза Лизбет расширились от удивления, рот приоткрылся. Дебора по-своему поняла ее состояние.

– Я знаю, – сокрушенно заметила она. – Отец, должно быть, перевернулся в своей могиле… Я надеюсь, никто в Долине никогда не узнает обо всем этом. Иначе мне конец.

– Что ты, совсем наоборот! – с жаром воскликнула Лизбет.

– Да, пожалуй, ты права, потому что я не собираюсь принимать его предложение…

– Но ты должна это сделать! – вскричала Лизбет. – Это чудесная и совершенно потрясающая новость! Я так за тебя рада!

– Рада?

Дебора не успела сказать ничего более, потому что Лизбет бросилась ей на шею. Кровать просто затряслась от взрыва ее энтузиазма.

– Да, я очень рада! – Сестра отстранилась, чтобы заглянуть Деборе в лицо. – Лорд Бернелл – богатая добыча. Тебе очень повезло. Ох, конечно, ходят всякие слухи о том, почему его отец покончил с собой… Ты ведь знаешь, что именно лорд Бернелл обнаружил его тело? По-моему, ему тогда было не больше двенадцати, – Лизбет взмахнула рукой, – или что-то в этом роде. А его мать… – Она озабоченно нахмурилась. – Столько разговоров о ее скандальном поведении! Говорят, она меняла любовников каждую неделю. Кое-кто намекает, что лорд Бернелл – сын совсем другого мужчины. Говорят, что именно поэтому его отец и застрелился, а вовсе не из-за таких глупостей, как карточные долги. Его мать пользовалась в городе весьма дурной славой, но с тех пор она во второй раз вышла замуж и сейчас, я полагаю, вполне счастлива. Хотя по-прежнему считается изгоем. Лорду Бернеллу пришлось немало вынести из-за ее репутации, и, разумеется, его отцу не простили самоубийства. Впрочем, ходят слухи, что он был, как бы это выразиться, очень эмоциональным человеком. Мне рассказывали, что иногда, под влиянием минутного порыва, он совершал просто возмутительные поступки. Никто не знал, что может вывести его из себя. У него случались припадки: он мог позволить себе разрыдаться на людях или впасть в неописуемую ярость.

На Дебору обрушился такой поток информации, что она не успевала осмысливать ее.

– Тони совсем не такой.

Лизбет удивленно приподняла брови:

– Тони, вот как? – Она улыбнулась. – Знаешь, а ведь он очень богат.

– Всей Англии известно о состоянии лорда Бернелла.

– Эдмонд говорит, что все больше людей хотят подружиться с лордом Бернеллом. Их привлекает его способность зарабатывать деньги. Не думаю, что он вульгарен, хотя в обществе его не принимают, а кое-кто и откровенно недолюбливает. Видишь ли, некоторые аристократы настолько высокого мнения о себе, что воротят нос даже от Веллингтона. Можешь себе представить? – Лизбет сделала паузу и задумчиво продолжила: – Я слышала, о нем говорят, будто он ведет чуть ли не монашеский образ жизни. То есть по сравнению с другими мужчинами своего положения и возраста. По слухам, его благосклонности и внимания добивались многие женщины, но он, по-видимому, так и не обзавелся любовницей.

Дебора подняла руку, умоляя сестру сделать перерыв в длинном монологе.

– Прости меня, Лизбет, но не хочешь ли ты сказать, что не будешь возражать, если я приму его предложение карт-бланш?

– Я полагаю, ты поступишь очень мудро, если согласишься.

Ее откровенный ответ поверг Дебору в такой шок, что она едва не упала с кровати.

– Лизбет, родители воспитали в нас чувство гордости и собственного достоинства. Тони сделал мне бесчестное предложение.

– Которое умная женщина может, по крайней мере, рассмотреть. – Лизбет прилегла на кровать и оперлась на руку. – Ведь он тебе нравится, признайся!

Они ступили на тонкий лед. Дебора растерялась и не знала, сколько можно открыть сестре, которая не переставала изумлять ее.

– Я ему не ровня, – сухо заявила она.

Лизбет с жалостью покачала головой.

– Я все время забываю, насколько провинциальна наша Долина. Здесь, в Лондоне, секс разрушает сословные границы. Давай предположим, что ты восхищаешься лордом Бернеллом, и если бы не предрассудки и страх перед сплетнями в Долине, то не возражала бы стать его любовницей.

Сестра буквально читала мысли Деборы, и это выводило ее из себя.

– Ни за что. Что скажут Рейчел и Генри?

– О, я полагаю, Генри устроит тебе грандиозную выволочку – поначалу. Однако со временем, подобно Эдмонду, не будет протестовать против того, чтобы иметь свояченицу, которая может похвастаться столь влиятельным покровителем. В конце концов, лорд Бернелл граф. – Она задумчиво побарабанила пальцами по спинке кровати. – Тебя не будут приглашать на полуденные чаепития к баронессе Алодии, но поскольку она использует эти сборища как предлог для того, чтобы заставлять других выполнять ее дурацкие прихоти, то какая тебе разница? Кроме того, ты будешь жить в Лондоне, в доме, превосходящем по роскоши и красоте ее собственный. И, если не считать Долину, кому какое дело до того, что думает баронесса Алодия? Уж не мне, во всяком случае.

Здесь Дебора не могла с ней не согласиться. Она отдала бы все на свете, чтобы избавиться от назойливого вмешательства баронессы в свои дела.

– Но тогда меня перестанут принимать в обществе, – запротестовала Дебора.

– Дорогая сестричка, тебя и так нигде не принимают. Несправедливо, конечно, но ведь это правда. Твоя мать не была англичанкой, а для недалеких умом обитателей Айлэма или любой другой деревушки – это чуть ли не преступление. Иначе почему, по-твоему, моя мать позволила им навязать тебе брак с мистером Персивалем? Ей пришлось принести тебя в жертву. А вот допустить, чтобы подобная судьба ждала Рейчел или меня, она не могла.

Дебора никогда не позволяла себе таких мыслей. И вот сейчас Лизбет прямо и откровенно поведала ей правду. Гнев, слепой и безрассудный, на который она, как ей казалось, была просто неспособна, поднял в ее душе свою уродливую голову. Она крепко обхватила себя руками за плечи.

– Но сейчас ты свободна, Дебора, – напомнила ей Лизбет. – И будь я на твоем месте, то спросила бы себя: а чего я хочу от жизни? Ты еще молода и, уж конечно, не готова поставить на себе крест.

– Нет, конечно, – быстро согласилась Дебора. – Но я не знаю, чего хочу, – призналась она. – Я знаю, что не хочу выходить замуж за викария Эймса, как не хочу и зависеть от благорасположения других людей. – Она пыталась найти правильные слова, которые позволили бы полнее выразить ее сокровенные желания. – Я хочу быть независимой, хочу, чтобы меня ценили и уважали. Я хочу высоко держать голову и не чувствовать себя лишней, нежеланной и ненужной.

– Неужели мы с Рейчел заставляли тебя испытывать подобные чувства? – с тревогой спросила Лизбет.

– О нет, ни в коем случае! Но ты сама только что признала, что мама видела между нами существенную разницу. Кроме того, вы обе совсем недавно вышли замуж. И ваши мужья не всегда оценивают мою помощь как должно. Очень часто я чувствую себя лишней.

Лизбет подалась вперед, чтобы подчеркнуть свои слова:

– С лордом Бернеллом тебе не надо будет бояться, что тебя снова принесут в жертву. Его покровительство даст тебе свободу, о которой ты мечтаешь. Я видела выражение его лица, когда он уходил. Понимаешь ты это или нет, но он твой.

Закрыв глаза, Дебора представила себя с ним. Вспомнила, как он держал на руках Памелу. Он обращался с нею спокойно и уверенно, Эдмонд редко брал дочь на руки, а у Тони это получилось легко и естественно… И еще ей было жаль, что они не сумели зачать ребенка. Это сожаление поселилось у нее глубоко в душе.

– Я предпочла бы замужество.

Ну вот, она произнесла эти слова вслух, озвучила свою самую несбыточную мечту.

Лизбет молчала. Дебора открыла глаза и спросила:

– Наверное, я кажусь тебе дурой?

Сестра придвинулась к ней поближе в надежде посекретничать.

– Ты совсем не дура, если сумела крепко подцепить его на крючок. Многим женщинам удалось повести богатых мужчин под венец. Кроме того, тебя никак нельзя назвать неподходящей партией. Твоя мать была благородного происхождения, пусть даже и родилась француженкой. Я слыхала об актрисах, которым удавалось совершить подобный подвиг, а они вообще немногим лучше публичных женщин.

– И ты сравниваешь меня с ними? – невыразительным, ровным голосом спросила Дебора, на плечи которой тяжким грузом легло чувство вины.

– Я вовсе не хотела оскорбить тебя, – быстро поправилась Лизбет. – Я всего лишь стараюсь быть практичной. – Она протянула руку и начала расплетать волосы Деборы, расчесывая их пальцами. – Разумеется, нам еще придется поработать над тобой. С годами, сестричка, ты немного потускнела и поизносилась. – Она выдержала паузу и добавила: – Многие женщины считают, что быть любовницей предпочтительнее, чем женой.

– Только не я.

Лизбет пожала плечами.

– Тогда мы должны подтолкнуть лорда Бернелла к тому, чтобы он заменил свое предложение на настоящий приз – замужество.

Сестра говорила с такой твердостью, что Деборе очень хотелось верить: это возможно. Она хотела получить Тони, но на своих условиях.

– Что я должна делать?

Лизбет встала с кровати.

– Мы что-нибудь придумаем. Для того чтобы отвести мужчину под венец, нужно тщательно разработать стратегию своего поведения, план. Почему бы тебе не умыться и не привести себя в порядок, пока я приготовлю чай? Встретимся в маленькой столовой. – Весело напевая, она удалилась, полная свежих идей и планов.

Дебора последовала ее совету. Она причесалась и умылась, прежде чем последовать за Лизбет. Ее сестра в молодости отличалась завидным умением привлекать к себе женихов из почтенных семейств, прежде чем остановила свой выбор на Эдмонде. Если кто и мог помочь Деборе, то только она.

Но прежде чем спуститься в маленькую столовую, она решила разыскать зятя и поймала его в тот момент, когда он выходил из гостиной. Она загородила ему дорогу.

– Ты рылся в моих личных вещах.

У Эдмонда хватило совести и хорошего воспитания, чтобы покраснеть, но он и не подумал извиняться.

– Это мой дом.

– Тебе нужны были мои деньги.

Он бросил взгляд в противоположный конец коридора, словно надеясь, что вот сейчас появится Лизбет и положит конец этому неприятному разговору. Не увидев ее, он мило заявил:

– Мы же одна семья. Я не думал, что ты станешь возражать.

– О, я возражаю, Эдмонд. И еще как.

– Но ведь все устроилось к всеобщему удовлетворению, не так ли? Я разговаривал с Лизбет. Так или иначе, но все только выиграли от моего поведения, – самодовольно изрек он. – В сущности, ты должна благодарить меня, а не попрекать. Кто знает, какие приятные сюрпризы готовит тебе будущее!

Дебора покачала головой.

– Будь осторожен, Эдмонд. Я могу сыграть в эту игру совсем не так, как тебе хотелось бы.

Бросив ему в лицо это предупреждение, она развернулась и ушла.

Тони провел беспокойную ночь. Он всегда получал то чего хотел. Усердной работой, с помощью денег или убеждения, но он всегда добивался своего. Еще никто и никогда ни в чем ему не отказывал.

Если не считать Деб.

Не мог он смириться и с мыслью, что она не настолько очарована и покорена им, как он ею. Это было просто невозможно. Тем не менее, она его отвергла.

Тони вышел к завтраку усталый и с тяжелой головой. Есть не хотелось, и он без энтузиазма встречал наступающий день.

Он неспешно потягивал крепчайший кофе, когда в дверь комнаты для принятия завтрака постучал Аллендэйл. Тони пригласил его войти и предложил кофе.

– Сегодня с утра приходил Уорнер, милорд, – доложил Аллендэйл. – Я сказал, что до понедельника у меня не будет времени заниматься им, но он настоял на том, чтобы приступить к работе немедленно. Я на весь день отправил его в торговую контору флота помогать в составлении расписания движения кораблей. – Секретарь сделал паузу и добавил: – Пожалуй, поначалу я был к нему слишком строг. Он представляется мне умным и способным молодым человеком. И очень хочет заслужить ваше одобрение и выделиться.

– Да, я тоже так решил, – согласился Тони. Кроме того, это даст ему возможность время от времени узнавать новости о Деб.

– Он принес вот это, милорд, и попросил вручить его вам лично.

На стол рядом с утренними газетами Аллендэйл положил веленевый конверт, запечатанный красным воском. Женский почерк на нем был Тони незнаком… но, быть может, это Деб прислала ему весточку? Сердце его сжалось и замерло в груди, но он кивнул с деланным безразличием.

– Хорошо, я посмотрю попозже. Нынче утром я собираюсь взглянуть на племенных кобыл, которых Катлетт подготовил на продажу. Не хотите составить мне компанию?

– К сожалению, дела призывают меня остаться здесь, милорд.

В течение следующих пятнадцати минут, по своему обыкновению, они обсуждали дела, намеченные на сегодняшний день. Тони, конечно, мог делать вид, что целиком поглощен насущными проблемами, но на самом деле он с нетерпением ждал, когда же Аллендэйл уйдет.

Не успел он остаться в одиночестве, как сразу же вскрыл конверт. В глаза ему бросилась подпись – Дебора.

Милорд Бернелл!

Вы правы. Между нами протянулась невидимая нить. Я умоляю вас простить мое деревенское воспитание и принять извинения за вчерашнее поведение. Боюсь, что меня захлестнули эмоции, вызванные неожиданной встречей с вами, поскольку, должна признаться, мое сердце принадлежит вам.

Искренне ваша, Дебора Сомерсет Персиваль

Ее сердце принадлежит ему!

И окружающий мир вдруг показался Тони прекрасным и удивительным. Впервые за утро он отметил, какой чудесный день разгорается за окнами особняка. Да, небо было хмурым и затянутым облаками, но ничто не могло омрачить его радость. Он был полон сил и надежд. Ему принадлежало ее сердце. Она согласна стать его возлюбленной.

Все мысли о работе улетучились у него из головы.

Тони отшвырнул салфетку, встал из-за стола и трижды прошелся по комнате, чтобы немного успокоиться. Он нужен Деборе!

Он должен увидеть ее, должен отпраздновать с ней это событие. Нужно совершить нечто знаменательное и необычное, чтобы они навсегда запомнили ночь, когда она согласилась принадлежать ему безраздельно. Лучше всего отправиться в какое-либо романтичное местечко. Но такое, где можно заодно и хорошо отдохнуть.

Вновь опустившись в кресло, Тони пробежался пальцами по крышке стола. И тут в голову ему пришла замечательная мысль. Он пригласит ее в Воксхолл-Гарденз![4] Он много слышал об этом саде, хотя и не бывал там прежде, поскольку не любил тратить время на пустые увеселения. Рассказы о фейерверках и музыкальных празднествах казались ему слишком фривольными.

Итак, решено – Воксхолл им вполне подходит.

Тони отправился в рабочий кабинет и написал приглашение. Он приказал лакею непременно дождаться ответа и принялся в нетерпении расхаживать по комнате, ожидая возвращения слуги.

– Она сказала, что почтет за честь принять ваше приглашение, милорд.

Эти долгожданные слова вернули гармонию окружающему миру, и Тони поклялся, что теперь, когда судьба подарила ему еще один шанс, больше не отпустит Дебору от себя ни на шаг.

– Воксхолл-Гарденз, – с одобрением заметила Лизбет, прочтя письмо Тони, в котором он излагал свои планы. – Это прекрасное местечко для отдыха влюбленных. Пойдем, дорогая сестренка, ты должна будешь надеть одно из моих платьев. У меня есть изумрудно-зеленый наряд, который прекрасно подойдет к твоим глазам. И лорд Бернелл не сможет устоять. Он набросится на тебя, не сходя с места.

– Замужество, – снова повторила, как заклинание, Дебора. – Мне нужно только замужество. Лизбет улыбнулась, на лице у нее появилось выражение кошки, увидевшей горшок со сметаной.

– Разумеется. Пойдем.

Дебора как в тумане последовала за сестрой в ее комнату.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Тони считал часы до того момента, когда сможет увидеть Дебору.

Еще никогда в жизни он не ждал чего-либо с таким радостным предвкушением. Назначенные встречи, переговоры, распорядок дня, обычные дела – все это не имело никакого значения в сравнении с тем, что скоро он увидит Дебору.

И в его чувстве к ней преобладали отнюдь не вожделение или похоть.

Да, Тони хотел лечь с ней в постель… но ему нужно было и нечто большее. Нечто такое, чего он не мог пока выразить словами. Откровенно говоря, немногим людям он открывал свою душу. Друзья были переменчивы и ненадежны, члены семьи – завистливы. Однако Деб не подпадала ни под одну из этих категорий. Она была уникальной, неповторимой, стоящей особняком от прочих его знакомых.

Но самое главное заключалось в том, что он доверял ей.

Он ждал и не мог дождаться, когда же окажется с ней наедине, Чтобы объяснить мотивы своих поступков. Она должна согласиться с ним. Он верил в свою способность убеждать, но, чтобы ничего не оставлять на волю случая, нанес визит ювелиру.

Ему редко доводилось бывать в ювелирных лавках – подобные излишества он полагал напрасной тратой денег. Но теперь получал истинное удовольствие, выбирая подходящий подарок для Деб, который будет служить постоянным напоминанием об их союзе.

Ни одна из драгоценностей не привлекла его внимания, пока ювелир не показал ему кроваво-красный рубин, ограненный в форме сердца. Он висел на тяжелой золотой цепочке, похожей на те, которые так любили изображать на своих полотнах художники эпохи Возрождения.

Мое сердце принадлежит вам…

Тони даже не позаботился узнать, какова цена выбранного им замечательного украшения.

Он поднес рубин к свету и живо представил, как он будет смотреться на шее у Деб. Камень оттенит и подчеркнет необычный цвет ее глаз и волос, а Тони сможет сказать, что она носит на шее его сердце. Он не был поэтом, зато был доволен, очень доволен собственным выбором.

В половине седьмого он появился на пороге скромного жилища Уорнеров. К его удивлению, двери ему отворил хозяин дома.

– Прошу вас, входите, милорд.

Тони вошел внутрь и снял шляпу. Тяжелый вельветовый мешочек, в котором лежал кулон с рубином, оттягивал карман его сюртука.

На мгновение воцарилась неловкая тишина. Тони не знал, о чем говорить с человеком, которого он нанял на работу и чью свояченицу намеревался заполучить себе в любовницы.

– Не хотите ли выпить чего-нибудь, милорд? – осведомился Уорнер.

– Нет, благодарю вас.

Уорнер явно не знал, куда девать руки.

– Давайте пройдем в гостиную и подождем, – нервно пробормотал он. – Дебора вот-вот сойдет вниз.

Тони переступил с ноги на ногу, затем последовал за хозяином в соседнюю комнату, но оба остановились в нескольких шагах от двери, не желая проходить дальше.

В очередной раз в воздухе повисло тягостное молчание. И тут Уорнер осмелился задать вопрос:

– Вы будете заботиться о ней?

При этом он избегал смотреть Тони в глаза.

Тот не стал делать вид, что не понял, о чем его спрашивают. Этот мужчина с готовностью продал свою свояченицу в обмен на работу, и сейчас его мучила совесть.

– Она ни в чем не будет нуждаться.

Уорнер кивнул, словно этого ему было достаточно.

От продолжения неловкого разговора их спас звук шагов, раздавшийся за дверью. Оба мужчины повернулись одновременно… и у Тони перехватило дыхание.

На пороге стояла Деб, а рядом с нею виднелась сияющая сестра. Но это была не та Деб, которую он знал. Бедная представительница угасшего дворянского рода в одежде мрачных тонов исчезла.

Сегодня на ней было изумрудно-зеленое платье цвета камня чистейшей воды. Корсаж практически отсутствовал, и когда она присела в грациозном книксене, Тони едва сумел сдержать восхищенный вздох. Он слишком хорошо помнил шелковистую тяжесть ее груди с темными манящими сосками. И сейчас их едва прикрывала тончайшая ткань.

Ее роскошные волосы были собраны по испанской моде на затылке, чтобы подчеркнуть стройную шею. Жемчужные серьги в ушах оттеняли матово-белую кожу. Она подняла взгляд темных глаз на Тони.

– Милорд.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы хоть немного прийти в себя и пробормотать первое, что пришло в голову.

– Вы прекрасны!

Он выпалил эти слова не задумываясь. Прямо здесь, в присутствии Уорнера и его жены. Но ему было плевать. Он говорил правду.

На щеках у Деборы вспыхнул легкий румянец, который очень шел ей.

Тони с нетерпением ожидал момента, когда останется с любимой наедине.

Предложив ей руку, он машинально пробормотал извинения и, распрощавшись, повел Дебору к двери. Ее сестра остановила их.

– Возьми, Дебора, нынче вечером тебе понадобится шаль.

Она протянула сестре отрез тончайшего индийского муслина. По краю шаль была расшита блестками, которые сверкали и переливались при каждом движении.

Дебора элегантно накинула шаль на голову.

– Спасибо. – Она поцеловала сестру в щеку. – За все. – И повернулась к Тони, который уже распахнул перед ней дверь.

Экипаж с кучером поджидали их на улице. Дебора испуганно отшатнулась, увидев карету темного лакированного дерева, запряженную парой гнедых жеребцов. На двери сверкал фамильный герб лорда Бернелла.

– О господи! – пробормотала она.

– В чем дело?

Широко распахнув глаза, она призналась:

– Эдмонд говорил, что вы богаты, но я и не представляла, насколько его слова соответствуют истине, пока не увидела все это.

Ливрейный лакей, распахнув перед ними дверцы, стоял у подножки кареты.

– Позвольте помочь вам, – сказал Тони, гордясь тем, что ему удалось произвести на нее впечатление. – Подождите, пока мы не тронемся с места.

Оказавшись внутри, она провела ладонью по обитым бархатом сиденьям, потом осторожно присела и обвела взглядом убранство экипажа. Здесь была медная лампа, и подставка для фужеров, и бутылки бренди. В окна были вставлены стекла, которые поднимались и опускались.

– Какая роскошь!

– Это последняя новинка.

Тони нес какую-то бессмыслицу – он никак не мог прийти в себя от ее вида и запаха жасмина, которым она себя окружила.

Губы ее округлились от удивления и восхищения. Тони постучал в потолок, давая сигнал, что они готовы. Кучер гикнул на лошадей, и экипаж тронулся с места.

Дебора откинулась на подушки сиденья.

– Движение почти не ощущается.

– А на лондонских улицах это нелегко, можешь мне поверить, – откликнулся он, потом сунул руку в карман и извлек на свет вельветовый мешочек. Его вдруг охватило непривычное и неожиданное смущение. Тони редко получал подарки и еще реже делал их сам. – У меня есть кое-что для тебя. – Он протянул ей безделушку.

Дебора опустила взгляд на вельветовый мешочек. Брови ее недоуменно сошлись на переносице. Она не пошевелилась.

– Для меня?

– Да. Это подарок. От меня.

– Я не знаю, что сказать. – Она подняла глаза, и Тони увидел, что она искренне и глубоко тронута. – Благодарю вас.

Ее благодарность привела его в неописуемое смущение. И в это самое мгновение Тони влюбился. Безумно, отчаянно, первый и последний раз в жизни.

Любовь удивила его. Чувство это оказалось совсем не таким, каким он его себе представлял. Много лет назад, еще мальчишкой, он, как восторженный теленок, ходил по пятам за Арабеллой Смит. Позже он встретил еще парочку женщин, вызвавших в нем некоторый интерес. Но то, что он испытывал к ним, бледнело перед этим всепоглощающим чувством, которое расцвело в нем сейчас. Чувство к Деборе было глубже, значительнее, богаче оттенками… и спокойнее, естественнее.

Она была нужна ему, как воздух, которым он дышал.

Она была водой, пролившейся на его иссохшую душу. Она стала причиной и целью его существования.

В глазах у Тони внезапно защипало от переполнявших его чувств. Он поспешно отвернулся.

– Возьми его. Открой свой подарок.

Дрожащими пальцами Дебора развязала шнурок, и кулон сам скользнул ей в руку. Последние лучи заходящего солнца упали на золото цепочки, заставив ее сиять тяжелым, благородным блеском. Она тихонько вздохнула и замерла, и ее реакция стала для него всем, на что он только мог надеяться.

Дебора благоговейно поднесла цепочку к глазам, чтобы лучше разглядеть кулон. Он был выполнен в форме сердечка, рубинового сердечка размером с ноготь ее большого пальца, и оправлен в золото. Его тяжесть поразила ее.

– Давай я помогу тебе надеть его, – предложил Тони.

Дебора молча кивнула, слишком потрясенная и ошеломленная, чтобы говорить.

– Он тебе понравится. – Тони довольно улыбнулся. – Повернись, – попросил он, тоже пребывая в некотором смущении.

Дебора сидела, боясь пошевелиться, настолько потряс ее щедрый подарок. Получается, Лизбет была права. Тони ни за что не купил бы столь редкую и дорогую вещицу, если бы она была ему безразлична.

Она покорно повернулась и сняла с головы шаль. Она ощутила прикосновение рук Тони к своей обнаженной шее, когда он застегивал цепочку. Кулон лег в ложбинку на груди. Его пальцы скользнули по ее гладкой, прохладной коже, и она инстинктивно подалась к нему всем телом.

Тони не отстранился. Он провел руками по ее плечам. Его дыхание щекотало ей шею.

– Деб… – прошептал он и коснулся губами чувственного местечка у нее за ушком.

Соски у нее напряглись и затвердели. Он обнял ее, лаская грудь.

– Ты такая красивая…

Эти слова, произнесенные дрожащим от волнения голосом, потрясли ее. Деборе захотелось раствориться в нем. В жилах у нее кипело и играло неистовое, жгучее желание. Она выгнула спину, подставляя грудь его горячим рукам.

Он поцеловал ее, скользнув губами по нежной шее. Одна его рука легла ей на живот и медленно поползла вниз, к средоточию ее желания. Она положила руку на его мускулистое бедро, и ее большой палец оказался в нескольких дюймах от его мужского достоинства. Она знала, что орудие напряглось и уже готово. Они всегда возбуждали друг друга. Она повернулась к нему и подставила губы. Господи, как же она хотела его! Прямо здесь. Сию же минуту.

Предупреждением, что они вот-вот остановятся, стал громкий возглас кучера, приказывавшего другому вознице посторониться. Дебора быстро отодвинулась от Тони. Он наклонился, пользуясь случаем прийти в себя. Оба тяжело дышали.

Его веселый и изумленный взгляд встретился с ее взглядом.

– Я скучал по тебе.

Дебора смогла лишь кивнуть в ответ, тело все еще отказывалось повиноваться ей.

Карета остановилась, и ливрейный лакей распахнул дверцу.

– Милорд… – с поклоном пробормотал он.

Тони спрыгнул первым и помог сойти Деборе. Она накрыла рубиновое сердечко ладонью.

– О, как я бы хотел запечатлеть там поцелуй! – жадно прошептал он, и она вспыхнула.

Они находились на берегу Темзы. Повсюду виднелись гребные лодки, украшенные бумажными дымовыми трубами и фонариками, готовые отвезти гостей на ту сторону реки, к садам. Здесь были люди разного возраста и социального положения. И шаль с блестками, которую по настоянию Лизбет накинула Дебора, уже не казалась вызывающе дорогой. Все были одеты нарядно и броско. Некоторые компании, садившиеся в лодки, щеголяли смелыми заморскими костюмами.

Несмотря на тяжелые тучи, повисшие над горизонтом, вечер был чудесный. Воздух походил на мягкий, теплый бархат, плеск речных волн о борт лодки завораживал и успокаивал, а веселое настроение людей, плывших вместе с ними, оказалось заразительным. Кто-то даже прихватил с собой фужеры и бутылку вина, которую пустил по кругу. Тони с Деборой тоже предложили выпить, но они отказались.

Он придвинулся ближе и обнял ее. На мгновение она позволила себе помечтать, представив, что они муж и жена.

Что он ценит и любит ее потому что сама она полюбила бы его еще сильнее, если бы только это было возможно. Всякий раз, когда он оказывался рядом, сердце ее начинало учащенно биться.

Бережно поглаживая рубиновый кулон, Дебора вела с собой безмолвный диалог. Она не могла принять образ жизни содержанки, но боялась, что не сможет забыть Тони. И молилась, чтобы у нее хватило такта и ловкости сделать так, чтобы он предложил ей замужество.

В ее мысли властно и настойчиво вторглась музыка. Они находились на середине реки, когда до Деборы донеслись первые такты мелодии, которую наигрывал симфонический оркестр. Композиция была ей незнакома, но музыку написал, несомненно, Гендель. Над водой звучал один из его менртов, величественный и горделивый, идеально соответствующий атмосфере сегодняшнего вечера. Она в трепетном благоговении внимала ему – как, впрочем, и все остальные гости. Потрясен был даже Тони.

Лодка коснулась земли, и мужчины бросились помогать дамам сойти на берег. Тони взял ее под руку, и они начали пробираться сквозь шумную нарядную толпу. В воздухе повисло веселое оживление, волшебное ожидание чуда, и когда Дебора вошла в сказочный мир под названием Воксхолл-Гарденз, то ей и в самом деле показалось, что нынешним вечером могут сбыться самые сокровенные мечты.

Вдоль хитро переплетающихся тенистых аллей выстроились мраморные статуи, в зарослях экзотических растений прятались уединенные беседки.

– Вы уже бывали здесь раньше? – спросила она.

– Никогда, – улыбаясь, ответил Тони, и вечер заиграл новыми красками, обретая особую привлекательность оттого, что и он, и она оказались в таком чудесном месте впервые.

Несколько пар поспешно разбрелись по покрытым гравием дорожкам, а они с Тони направились туда, откуда доносилась музыка. Над аллеями висели гирлянды разноцветных фонариков, в глубине кустов мерцали таинственные звездочки.

Тони с Деборой вышли на центральную площадь и оказались в самом сердце Воксхолла. На помосте, украшенном живыми цветами, играл оркестр, перед ним находилась танцевальная площадка. Вокруг высились павильоны, замки и ротонды, в каждом укромном уголке которых располагались отдельные кабинеты для гостей.

Их любезно приветствовал метрдотель.

– Лорд Бернелл, прошу следовать за мной, я покажу вашу ложу.

Он подвел их к одному из уединенных кабинетов. Он был празднично задрапирован красно-золотистой тканью и располагался под переплетенными ветвями каштана, образующими над головой живой шатер, с «потолка» которого свисал канделябр со свечами.

В соседних кабинетах расположились другие парочки, но все были слишком увлечены друг другом, чтобы обращать внимание на окружающих. Неподалеку от них разместилось, похоже, целое семейство, прибывшее сюда, чтобы вкусно поесть, повеселиться и послушать хорошую музыку. Праздничная атмосфера напомнила Деборе ярмарку в Айлэме.

И тут взгляд ее наткнулся на пожилого джентльмена, сидевшего в павильоне напротив. У него были снежно-белые волосы и римский нос. Он, не отрываясь, во все глаза смотрел на нее. Дебора отвела взгляд, ей почему-то стало неловко и неуютно.

– Что случилось? – спросил Тони.

Дебора украдкой взглянула на пожилого джентльмена, но теперь он о чем-то оживленно беседовал с хрупкой женщиной преклонных лет, сидевшей рядом. Взгляд ее скользнул в сторону Деборы, и она пожала плечами, явно не соглашаясь со своим спутником.

Дебора с усилием отогнала от себя мысли об этой странной паре.

– Ничего особенного, – пробормотала она.

Возле их столика появился расторопный официант, принесший цыпленка и холодную телятину. Тони заказал бутылку лучшего вина, и воспоминание о странной паре улетучилось под натиском превосходного вина и обаяния мужчины, в которого Дебора была влюблена.

Они развлекались, наблюдая за окружающими, рассматривали необычные костюмы гостей, которые предпочитали скрывать свои лица под масками, и подшучивали над поведением отдыхающих, которое под действием вина и музыки становилось все более непринужденным.

Лизбет была права. Воксхолл оказался самым подходящим местом для влюбленных. Им с Тони не было нужды опасаться любопытных глаз. Он мог спокойно взять ее за руку, жестом собственника положить руку на спинку ее кресла или под столом коснуться носком сапога ее туфельки.

Она не единожды ловила его взгляд, устремленный на рубиновое сердечко, покоящееся в ложбинке ее груди.

Вечер постепенно перешел в ночь. Свечи, волшебные огни и, похоже, даже звезды засияли ярче, разбрызгивая искры непринужденного веселья.

– У меня есть для тебя сюрприз на десерт, – прошептал Тони ей на ухо. По его знаку официант поставил на столик мороженое с клубникой.

– Я никогда не пробовала мороженого, – призналась Дебора. Ощутив на языке вкус прохладной сладкой массы, она зажмурилась от удовольствия и в мгновение ока прикончила свою порцию.

– Вот, возьми мое, – сказал Тони и подтолкнул к ней запотевшую вазочку с мороженым.

– О нет, я не могу.

Он рассмеялся, и улыбка настолько преобразила его лицо, сделав поистине прекрасным, что у нее захватило дух.

– Еще как сможешь. Давай я тебе помогу. – Он зачерпнул мороженое ложечкой и протянул ей.

Но когда она наклонилась, губы ее встретились не с ложечкой, а с его губами – прямо за столом, в уединении их кабинета, под музыку Генделя, витающую в воздухе.

От него пахло клубникой и вином, и этот аромат ударил ей в голову. Рука Тони скользнула ей на талию… и в это самое мгновение их покой был нарушен появлением джентльмена, который так пристально рассматривал Дебору некоторое время назад.

– Мне очень жаль. Великодушно прошу простить меня, – произнес мужчина с явным французским акцентом и повернулся, готовый удалиться, смущенный и обескураженный.

Тони был раздосадован.

– Вы хотели о чем-то поговорить с нами? – поинтересовался он, не давая себе труда скрыть раздражение.

– Не с вами, милорд, – ответил пожилой джентльмен, – а с вашей очаровательной спутницей, с вашего позволения.

Дебора отпрянула, растерянная и слегка испуганная. Мужчина понял ее недоумение.

– Я не хотел оскорбить вас. Однако… вы напомнили мне женщину, которую я когда-то знал. Француженку из Лиона. Мы были очень дружны с ней, а после Террора перебрались в Англию… – Глаза его затуманились воспоминаниями, он словно умолял ее понять, какие чувства испытывает. – Она много значила для меня. А вы… вы ее точная копия.

Тони явно не понравилась настойчивость чудаковатого незнакомца, но Дебора ласково накрыла его руку своей.

– Вы были знакомы с ней в Лионе?

– Мы были с ней друзьями детства. Наши семьи эмигрировали из Франции вместе. Она вышла замуж за англичанина. Это вам ни о чем не говорит?

Кажется, Тони понял, о чем идет речь, и успокоился. Дебора взволнованно подалась вперед.

– Моя мать была родом из Лиона.

Пожилой джентльмен расплылся в улыбке. Чисто по-галльски он удовлетворенно хлопнул в ладоши.

– Ага. Так я и знал. Вы, несомненно, дочь Каландры де Кювье.

– Да. А вы? – поинтересовалась Дебора, в первый раз слыша, как мелодично звучит имя матери, произнесенное на ее родном языке.

– Меня зовут Арно, барон де Фонтина. Поместье родных вашей матушки располагалось по соседству с нашим. Мы с ней выросли вместе, и обоим семействам удалось скрыться за мгновение до того, как разъяренная кровожадная толпа принялась бесчинствовать на наших землях. Расскажите о своей матери. Как она поживает?

На мгновение Дебора лишилась дара речи, но потом нашла в себе силы ответить:

– Она умерла вскоре после моего появления на свет.

Барон в отчаянии всплеснул руками, но тут же принес свои извинения.

– Прошу простить меня. Я слишком стар, чтобы позволять себе подобные выходки… но когда вы влюблены… – На глаза у него навернулись слезы.

– Прошу вас, присоединяйтесь к нам, – предложил Тони, вставая из-за стола.

Барон отрицательно покачал головой.

– Не смею более докучать вам своим присутствием. Печаль в его голосе кольнула Дебору в самое сердце. – Должно быть, вы очень сильно любили ее, – тихо сказала она.

– О, да, но… – Он снова покачал головой. – Я хотел жениться на ней, но увы – она встретила своего англичанина. Это ваш отец, верно?

– Она стала любовью всей его жизни, – ответила Дебора.

Барон кивнул, явно думая о чем-то своем.

– Мне пора возвращаться к супруге. – Он выдавил улыбку, пытаясь скрыть огорчение. – Ей стало нехорошо, и мы собрались уходить. Ревматизм причиняет ей нешуточные страдания, особенно в такую ночь, как сегодня.

– Я надеюсь, это не к дождю, – заметил Тони. – До сих пор нам везло с погодой. Француз улыбнулся.

– Погода, конечно, влияет на ее здоровье, но я заметил, что она зачастую ошибается, объясняя свое состояние ее ухудшением. – Он перевел взгляд на Дебору. – Кроме того, она ревнует. Она знает, как сильно я любил Каландру. Вы очень красивы, миледи. Ваша матушка могла бы гордиться вами.

Дебора была так тронута, что не могла вымолвить ни слова.

– Я отнял у вас уже достаточно времени. Меrsi, благодарю за терпение.

Барон де Фонтина повернулся, чтобы уйти, но Дебора окликнула его:

– Вам известно что-нибудь о ее семье? Может быть, у меня есть родственники в Лондоне? Отец всегда говорил, что у нас никого нет, но, быть может…

Барон остановился.

– Они все умерли, миледи. Герцог и герцогиня, ваши дедушка и бабушка, прожили совсем недолго. Революция отняла у них все, и они умерли вскоре после того, как мы приехали в Лондон. Не осталось никого.

– Может быть, вы оставите свою визитную карточку? Или адрес? – предложил Тони. – Мне кажется, вы могли бы встретиться. Вам наверняка найдется, о чем поговорить.

Дебора готова была расцеловать его за столь мудрое предложение.

– Да, прошу вас, – взмолилась она. – Мне так мало известно о жизни матери.

– Я буду счастлив поведать вам все, что знаю, – отозвался барон.

Тони взял дело в свои руки и протянул пожилому джентльмену одну из своих визитных карточек. В это время появился официант с известием, что баронесса де Фонтина просит супруга вернуться как можно скорее. Она хотела уйти.

Француз выразительно пожал плечами.

– Я должен идти. – Он поклонился и поцеловал руку Деборы. – Этой ночью мне повезло. Как приятно сознавать, что моя прекрасная Каландра живет в своей дочери! – Он удалился.

Дебора молчала, ей надо было разобраться в своих чувствах.

Тони сел рядом и взял ее за руку.

– О чем ты думаешь?

Дебора не знала, как передать словами то, что она испытывала.

– Я была не просто «черноволосой смуглянкой», а еще и ребенком, который ничего не знал о своей матери. Отец говорил о ней, но нечасто. Теперь я понимаю, что он просто не хотел, чтобы моя приемная мать ревновала. А все остальные в Долине вели себя так, словно ее никогда не существовало… и только я напоминала о ней. – Дебора подняла глаза к небу, усеянному мириадами звезд. – Если звезды – это ангелы, то, быть может, она – одна из них? Она сейчас здесь? Смотрит на нас сверху?

– Если твоя мать там, то она знает, как сильно я люблю тебя.

Дебора не верила собственным ушам.

– Вы меня любите?

Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Мое сердце принадлежит вам.

Дебора испугалась, что вот-вот лишится чувств. Он повторил слова, которые Лизбет заставила ее написать в письме к нему. Одна часть ее души готова была воспарить в небеса от счастья, другая терзалась осознанием вины: он-то думал, что она сама составила письмо.

Но не успела она признаться во всем, как Тони встал из-за стола.

– Пойдем прогуляемся.

Он взял ее под руку и увлек к одной из аллей пустынной и уединенной, которая освещалась лишь слабым светом фонарей.

Он переплел ее пальцы со своими… и Деборе расхотелось признаваться, что она не сама написала письмо. Какое все это имеет значение? Его слова обрели зеркальное отражение в ее сердце.

Она чувствовала, что ее мечты о замужестве вполне могут сбыться, – особенно когда Тони увлек ее в увитую розами беседку. Волшебный аромат цветов наполнял воздух. Здесь они были совершенно одни.

Тони обнял ее и стал с упоением целовать. Дебора ответила ему со всей страстью, живущей в ее сердце. Она ничего не могла с собой поделать.

Их поцелуй затянулся. Он крепче прижал ее к себе, ласково играя с ее язычком. Она ощутила, что он готов войти в нее, и со стоном прижалась к нему всем телом. Она хотела его столь же отчаянно, как и он ее.

И вдруг над головой у них раздался странный свистящий звук, за которым последовала вспышка.

Дебора испуганно ойкнула и прервала поцелуй. Тони по-прежнему обнимал ее за талию, а ночное небо над ними расцвело тысячами звезд.

Фейерверк!

Дебора слышала о нем, но никогда еще не видела. Оркестр играл во всю мощь, и ночь несла музыку на невидимых крыльях, пронизанных огнями. В водовороте ослепительного света сверкали фонтаны пламени и искр, а в воздух взмывали все новые и новые ракеты.

– Потрясающее зрелище! – прошептала она.

– Да.

Тони прижал ее к себе, и Деборе захотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, чтобы они стояли вот так, обнявшись, под черным бархатом неба, в окружении вспышек света и музыки. Он коснулся губами ее волос. Потом наклонился, чтобы поцеловать ее…

Раскат грома расколол небеса у них над головой, и иссиня-черное покрывало ночи пронзил ослепительный зигзаг молнии. Создавалось впечатление, что фейерверк вызвал гнев богов. Мгновение спустя с неба хлынул проливной дождь. Они попытались укрыться в беседке, но ее живая крыша служила жалкой защитой от разбушевавшейся стихии.

– Придется спасаться бегством! – крикнул он, перекрывая неумолчную дробь, которую крупные капли дождя выбивали на гравийной дорожке.

Дебора кивнула.

Тони взял ее за руку, и они побежали к лодкам. Они были не одни – из павильонов и аллей выскакивали такие же парочки. Одни весело смеялись, другие вслух выражали свое недовольство.

У причалов скопилась огромная толпа людей, которые спешили и толкались, торопясь побыстрее сесть в лодки и отправиться домой. Все они были молоды, и Дебора решила, что пожилая публика, подобно барону де Фонтина, покинула сады заранее. Лодочники держали в руках масляные лампы, да и на пристани горели несколько фонарей, но в основном Воксхолл погрузился в темноту.

Оркестранты разбежались, и какой-то шутник затянул фривольную народную песенку, которую дружно подхватили остальные. Дождь понемногу стихал, а вскоре и вовсе прекратился, словно наслаждаясь музыкой.

Тони не выпускал ее руки, пока они пробирались сквозь толпу, – лодочники брали на борт тех, кто первым подбегал к лодкам. Особой популярностью пользовались суденышки, над которыми были натянуты парусиновые тенты.

Дебора обеспокоено сказала:

– Платье Лизбет безнадежно испорчено.

– Я куплю ей дюжину новых, – пообещал Тони. – И тебе тоже. – И без всякого стеснения поцеловал ее на виду у всех.

Разумеется, было темно, и на нее, похоже, никто не обращал внимания. Напротив, все выглядели раскованными и беззаботными. Какой-то мужчина, смеясь, прыгнул в воду с причала, за ним последовали еще двое. Зрители приветствовали их выходку громовыми аплодисментами.

Тони подвел ее к лодке, и Дебора уже занесла ногу, чтобы шагнуть через борт, как вдруг перед ней очутилась весело хохочущая молодая женщина. Обе были вынуждены остановиться.

Смеющаяся красавица взглянула на Дебору.

– Простите меня, – извинилась она. – Идите первая, а я за вами.

Это была очаровательная блондинка в костюме пастушки, с длинными ресницами и высокими скулами.

И вдруг веселье у нее в глазах погасло. Она смотрела мимо Деборы на Тони. Глаза ее расширились, с губ готово было сорваться тревожное восклицание. Даже в темноте стало заметно, что краска отлила от ее лица.

Тони тоже был потрясен. Он стоял позади Деборы, но она почувствовала, как он напрягся и оцепенел, а потом сделал шаг назад.

– Милорд? – неуверенно выговорила женщина.

– Леди Амелия…

В воздухе повисло напряжение, и Дебора обернулась. Тони с каменным лицом взирал на спутника блондинки, мужчину в костюме йомена. Они узнали друг друга.

– Борд! – с неописуемым презрением выплюнул Тони.

– Бернелл! – последовал короткий ответ. Какая-то женщина в костюме цыганки вклинилась между ними. Схватив леди Амелию за руку, она воскликнула:

– Сюда. Пойдемте быстрее.

Через несколько мгновений компания растворилась в толпе, а ее место заняли новые гуляющие. Все произошло настолько быстро, что Дебора спрашивала себя, а не привиделось ли ей это.

Тони усадил ее в лодку. Снова хлынул дождь, но они отыскали свободное местечко под тентом и устроились там, тесно прижавшись друг к другу. Он бережно сложил ее промокшую шаль, в его движениях сквозили любовь и беспокойство.

Он все-таки оглянулся через плечо. На лодке, в которую уселась компания во главе с леди Амелией, раздавались громкие крики и взрывы смеха. Трое мужчин, прыгнувших в воду, оказались ее спутниками и теперь устроили целое представление, выжимая одежду и выливая воду из обуви.

– Кто это? – как можно небрежнее спросила Дебора… но ответ ее очень интересовал.

Тони не ответил, только крепко обнял ее и прижал к себе, согревая своим теплом. Потом уткнулся носом ей в ушко.

Она легонько отстранилась.

– Это ваша знакомая?

Ему не хотелось отвечать. Деборе не понравилось это молчание. Она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо… и он не стал уклоняться от ответа.

– Это моя будущая жена.

ГЛАВА ДВЕННАДЦАТАЯ

Дебора решила поначалу, что ослышалась. Она пыталась убедить себя, что ей показалось, будто он произнес слово «жена».

Она отдавала себе отчет в том, что на лодке они не одни, что вокруг чужие люди, пусть даже увлеченные своими разговорами. И все же, понизив голос, она требовательно спросила:

– Вы… собираетесь… жениться на ней?

И опять Тони ответил не сразу, лишь крепче обнял ее за талию. Потом шепнул ей на ухо:

– Не думай об этом. Моя женитьба не имеет к нам с тобой никакого отношения.

Лодка глухо ударилась о пирс, и времени для разговора не осталось: они с Тони оказались перед самыми сходнями, а пассажиры в переполненной лодке хотели как можно быстрее ощутить под ногами твердую землю. Дебора двигалась, как во сне, и Тони не отпускал ее руки.

На пристани, однако, магия Воксхолла рассеялась. Дебора вернулась к реальности.

Мимо них поспешно проходили парочки, люди торопились по домам. Лодка, перевозившая женщину, которая должна была вскоре стать женой Тони, исчезла из виду. И только когда они направились к ожидавшему экипажу, Дебора начала понемногу приходить в себя.

Ее охватил гнев.

Неконтролируемый, страшный гнев, готовый излиться на первого встречного.

Дебора резко остановилась. Они уже подошли к экипажу, который стоял чуть поодаль, и она решила, что ни за что не сядет туда вместе с ним.

Тони остановился рядом с ней.

– Деб?

– Меня зовут Дебора. – Она вырвала у него руку. – Дебора, Дебора, Дебора.

– Только не для меня, – самоуверенно заявил он. – Для меня ты навсегда останешься Деб.

В ответ она так сильно ударила его по лицу, что он покачнулся.

У Тони оказалась крепкая челюсть. Настолько крепкая, что рука у нее заныла от боли.

– Я для вас никто – воскликнула она. – Вы пригласили меня на свидание, нас видели вместе, а вы, оказывается, помолвлены с другой?

Тони потер щеку. И только теперь, в свете фонарей экипажа, взглянул ей прямо в глаза. Кучер хотел было слезть с облучка, но он остановил его.

– У меня есть обязательства. Я дал слово, – ответил он. – Но беспокоюсь я только о тебе, и любить я буду только наших детей.

– Тогда почему вы женитесь на ней?

– Потому что у меня нет выбора. – Он покачал головой. – Деб, это всего лишь брак по расчету. Связи ее семьи дадут мне возможность двигаться дальше.

Дебора сделала шаг назад. Он ничуть не лучше Эдмонда или Генри! Мокрый подол ее платья волочился по земле, она ощутила себя униженной и оскорбленной в самых лучших чувствах. На языке вертелись злые вопросы, но она не стала задавать их.

Разве джентльмену есть дело до того, о чем думает его любовница?

Высоко подняв голову, Дебора развернулась и зашагала прочь. Большая часть экипажей уже разъехалась.

Улицы, примыкающие к докам, были темны, пустынны и неприветливы – но это все равно. Ей надо как можно быстрее уйти дальше от Тони, пока она не сорвалась и не показала, как сильно ее ранили его слова. Она верила ему… но все равно винить во всем следовало только себя. Он с самого начала ни разу даже не заикнулся о женитьбе.

А она надеялась.

На глазах у нее выступили слезы, готовые пролиться с горьким плачем. Она, давясь, глотала их. Она не заплачет. Нет. Никогда.

– Деб! – За спиной захрустел гравий. Тони бросился за ней вдогонку.

Дебора, гордо выпрямившись, продолжала идти вперед.

– Деб, какой дьявол в тебя вселился? – вспылил Тони, и по звуку его голоса она поняла, что он намного ближе, чем она полагала. А потом он вдруг подхватил ее на руки и зашагал назад, к карете. Деборе потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что происходит, настолько она была ошарашена неожиданным поворотом событий. Он намеревался увезти ее против воли!

Она сопротивлялась изо всех сил, пыталась вырваться из его объятий и била его кулачками в грудь.

Но Тони стиснул ее так, что она уже при всем желании не могла пошевелиться.

Дебора вознамерилась было позвать на помощь кучера и ливрейного лакея, что стояли навытяжку возле экипажа, но Тони еще крепче прижал ее к груди.

– В Монтвейл, – коротко бросил он, буквально вталкивая ее в карету, после чего залез сам и с грохотом захлопнул дверцу.

Дебора попыталась выскочить с другой стороны, но Тони удержал ее. Кучер гикнул, лошади рванули с места, и карета помчалась по улицам Лондона.

Конечно, она пыталась позвать на помощь, но Тони зажал ей рот. Склонившись к ней, он предостерегающе прошептал:

– Не здесь. Не сейчас. Потом можешь послать меня ко всем чертям, но сцен на глазах у слуг больше не будет. Иначе они станут сплетничать.

Его слова заставили ее умолкнуть от удивления. Тони всегда казался неукротимым и безжалостным. Эмоции бурлили в нем, грозя вырваться наружу, но лицо оставалось обманчиво спокойным и бесстрастным. Сейчас же он буквально излучал напряжение, которое окутывало его, словно облако горячего пара, и выражалось в резких и скупых движениях.

Дебора поняла, что лучше поумерить пыл, и отодвинулась в самый дальний угол. Нет, она не боялась его, просто предпочла не раздражать сверх необходимости.

Ее поведение не осталось незамеченным.

– Деб… – начал было Тони, но потом умолк. Было совершенно очевидно, что момент для разговора выбран неподходящий. Он пристально смотрел на нее и крепко держал за руки, словно опасаясь, что она выпрыгнет из кареты на ходу.

Несколько мгновений спустя кучер остановил лошадей. Тони не стал ждать, пока лакей слезет с облучка. Распахнув дверцу ударом ноги, он спрыгнул на землю, увлекая Дебору за собой. Обхватив ее за талию одной рукой, он чуть ли не бегом потащил ее к двери особняка, во всех окнах которого горел свет. Это был его дом. Ступеньки были выложены красивым камнем, а черную лакированную дверь украшала полированная медь. Они перешагнули порог, и Дебору поразил свисавший с высокого потолка роскошный канделябр, в котором горело, казалось, не менее сотни свечей.

Дворецкий и несколько лакеев приветствовали хозяина. Но он лишь небрежно отмахнулся от них, обронив: «Все свободны!» – и увлек Дебору к витой лестнице. На полу лежали толстые ворсистые ковры, а стенные панели были обшиты деревом ценных пород. На стенах висели портреты предков, но Тони не стал задерживаться подле них.

Они быстро поднялись на второй этаж. Тони подвел ее к двойным дверям в конце коридора и рывком распахнул их. Из кресла, стоявшего перед камином, поднялся камердинер. Увидев, что его хозяин не один, слуга предпочел незаметно выскользнуть через боковую дверь.

Дебора сделала два шага и остановилась. Они были в спальне Тони. В его личном святилище.

Комната размером превосходила весь первый этаж дома Лизбет. Потолки высотой никак не меньше двадцати футов были расписаны пасторальными сценками, перемежающимися медальонами с золочеными лепестками. Стены были выкрашены в кремовый цвет, а в узоре ковров преобладали золотистые и синие тона.

В просторной комнате в глаза бросалась, в первую очередь, огромная кровать красного дерева с четырьмя столбиками по углам и балдахином из тяжелого бархата, расшитым золотыми нитями. Она была настолько широкой, что на ней вполне могли улечься шесть человек, и еще осталось бы свободное место. Покрывало было сшито из такого же бархата, только ярко-синего цвета.

Тони решительно закрыл дверь.

– Вот теперь можно ругаться. Говори все, что хочешь, нас никто не услышит.

– Я бы предпочла уйти, – гордо вздернула подбородок Дебора.

Он покачал головой.

– Нет. Я не позволю тебе уйти, пока не объяснишь мне свое поведение на пристани.

– Я должна объяснять свое поведение? – не веря собственным ушам, воскликнула она. – Я только что встретилась с женщиной, на которой вы собираетесь жениться, и у вас хватает дерзости заявить, что я должна давать объяснения?

Черты лица его заострились, в глазах проглянуло холодное, даже жестокое выражение.

– Я никогда не обманывал тебя, Деб. Ты с самого начала знала, что я не могу на тебе жениться.

– Нет, я знала только, что вы просили меня стать вашей любовницей, и я отказалась.

– Я не верю, что ты говоришь серьезно, – сказал он, делая шаг вперед. – Особенно если учесть, как ты реагируешь на мое присутствие.

Но Дебора не собиралась отступать.

– Я всегда говорю то, что думаю. Зачем вы привезли меня сюда? Чтобы потрясти своими деньгами и роскошью?

Тони нетерпеливо фыркнул.

– Это мой дом, Деб, и ты должна своими глазами увидеть, что у меня есть. Я готов бросить к твоим ногам целый мир.

– Но дать мне свое имя вы не можете. – Она подняла было руку, но потом бессильно уронила ее. – Очень жаль, Тони, но мне нужно то, что ты оказываешься мне дать.

Она направилась к двери. Он загородил ей дорогу.

– Ты не понимаешь, – взмолился он. – Я люблю тебя.

Когда он произнес эти слова в Воксхолле, ее переполнило ощущение неземной радости и счастья. А теперь сомнение убило надежду, и на смену ему пришла ослепляющая ярость. Мужчина, если он любит женщину по-настоящему, не предлагает ей карт-бланш.

– Милорд, вы не знаете, что такое любовь.

Отравленная стрела попала в цель. Тони отшатнулся, и Дебора поняла, что ей выпал последний шанс сбежать, пока он вновь не принялся уговаривать ее. Она боялась, что не сможет устоять.

Дебора подошла к двери. Он протянул руку и взял ее за локоть. Потом рывком развернул к себе. В глазах его плескалась ярость и еще что-то – неуверенность и, пожалуй, боль.

– Чтоб тебя черти взяли, Деб! Будь проклята твоя независимость! И ты заодно – за то, что все время искушаешь и провоцируешь меня! – Тони прильнул к ее губам.

О, это был не обычный поцелуй. Он был жадным, горячим и долгим. Тони навалился на нее, прижал к двери.

Дебора не хотела уступать.

Но сил сопротивляться у нее не было.

Он просунул колено между ее ногами… или она сама раскрылась ему навстречу?

Поцелуй все не заканчивался. В ней кипели страсть, желание и острая потребность ощутить его в себе. Она готова была проглотить его целиком. Тони еще крепче прижался к ней, и она подалась ему навстречу.

Кровь жарко стучала у Деборы в висках. Она обняла его руками за шею и потерлась тугой, напрягшейся грудью о его грудь. Всего мгновение назад она демонстрировала гордость, презрение и высокомерие, а сейчас хотела его. Хотела отчаянно, до боли.

Тони отбросил в сторону мокрую шаль и приподнял ей юбки. Она рванулась вперед, предвкушая прикосновение его рук. Он расстегнул бриджи. Деборе казалось, что она не может ждать ни мгновения, но последние остатки здравого смысла взяли верх.

– Я не могу, не должна так поступать, – прошептала она, борясь с собственным желанием.

Тони еще крепче прижался к ней.

– Ругай меня, любимая, проклинай, обвиняй… только не прогоняй.

Дебора не могла отказать ему.

Его мужское достоинство напряглось, и она готова была принять его. Тони вошел в нее одним плавным, долгим движением – и на несколько ударов сердца у нее перехватило дыхание.

Сдерживаясь, он замер и пробормотал, уткнувшись лицом ей в волосы:

– Чувствуешь меня? – А потом начал двигаться в ней, и она застонала от удовольствия. – Господи, как же я хочу тебя! – Он еще глубже вошел в нее. Его губы касались ее волос, скользили по шее, Тони жарко нашептывал обещания, обещания, которые он не сможет выполнить. В глубине души, какой-то частью сознания Дебора понимала это, но сейчас ей было все равно.

История повторялась. Они всегда вели себя подобным образом, оказываясь бессильными перед лицом желания. Он приподнял ее, она обвила его талию ногами, и он снова вошел в нее до упора.

– Ты любишь меня? – горячечно шептал он. – Хоть немного?

О да, она любила его… но ни за что не признается ему в этом, потому что Тони никогда не будет принадлежать только ей, ей одной.

Дебора прижалась спиной к двери, и они стали заниматься любовью, пылко и бесстыдно. Они обрели собственный ритм, старый, как мир, умоляя и предлагая, давая и получая…

Но вот ее тело содрогнулось в экстазе, и Деборе показалось, что душа ее взорвалась восхитительным фейерверком звезд.

А Тони продолжал двигаться, становясь все настойчивее и настойчивее, пока наконец не вышел из нее с коротким вскриком. Он вздрогнул и покачнулся, словно ноги более не держали его. Ее юбки опустились, и она соскользнула по двери на пол.

Тони устроился рядом. Приподняв ее руку, он поцеловал ладошку, потом прижался губами к запястью, к локтю. Дебора так и не сняла перчаток…

– Ты просто чудо, – выдохнул он и потерся носом о ее шею.

– Я веду себя, как распутница, – с горечью ответила она, охваченная жалостью к себе. – Ты заставил меня стать другой. – Дебора покачала головой. – А ведь когда-то я была вполне респектабельной дамой.

Обхватив ее лицо ладонями, Тони заставил ее взглянуть ему в глаза. А потом очень серьезно сказал:

– Ты достойна всяческого уважения. Я люблю тебя, Деб. И никогда не причиню тебе зла. Но ты так и не сказала, что ты чувствуешь и как относишься ко мне.

Наступил долгожданный момент, когда Дебора могла бы открыть ему душу, выразить свою любовь… но она промолчала. Слова не шли у нее с губ.

– Я понимаю, Деб, – печально прошептал Тони, словно прочитав ее мысли. Он поцеловал ее, крепко и благодарно, а потом принялся развязывать шнуровку ее платья. Он вынул шпильки из ее влажных волос и расчесывал их пальцами, пока они сверкающим водопадом не закрыли ее грудь.

Тони раздевал Дебору не спеша, с наслаждением, так что, в конце концов, на ней остался лишь рубиновый кулон на золотой цепочке. Затем он медленно повел ее к кровати. Она легла на бархатное покрывало и смотрела, как он раздевается. Тони снова готов был заниматься любовью.

Он осторожно лег сверху, нежно вошел в нее и с уверенностью заявил:

– Я знаю, что ты меня любишь.

Грешная женщина, она ничего не могла с собой поделать и раскрыла ему объятия… но тех слов, которые он так хотел услышать и которые так и просились у нее с языка, она все-таки не произнесла.

Тони снова и снова занимался с ней любовью, пока они, обессилев, уже не могли пошевелиться и наконец заснули в объятиях друг друга.

Спустя несколько часов Дебора проснулась. Рядом беспокойно ворочался и что-то невнятно бормотал Тони. Ему снова снились кошмары.

Она обняла его.

– Тони, это всего лишь сон. Я здесь, Тони. Все в порядке.

Он вздрогнул.

– Дебора? – Потом сонно потерся щекой о ее плечо, не открывая глаз. – Моя Деб. – Положив голову ей на грудь, он прошептал: – Я люблю тебя! – И снова заснул, на этот раз легко и спокойно.

Интересно, чем готова пожертвовать женщина ради любви?

Дебора бережно гладила Тони по голове, ощущая приятную тяжесть его тела, и вдруг поймала себя на мысли, что думает о приемной матери – женщине, которая стала второй в жизни ее отца. И впервые она задумалась над тем, а была ли Памела счастлива по-настоящему. Теперь, с высоты своего жизненного опыта, Дебора поняла, что в Памеле всегда присутствовала какая-то скрытая, тайная печаль и чувство разочарования.

Дебора только теперь осознала, каково пришлось ее приемной матери. Она не могла не посочувствовать ей, ведь и сама не соглашалась делить Тони с другой женщиной. Она хотела безраздельно владеть его сердцем, ежесекундно ощущать его присутствие рядом с собой, носить его фамилию и дарить ему детей. И на меньшее она не согласна.

О боже, как же нелегко будет покинуть его!

Она легонько поцеловала его в лоб, чтобы не разбудить. Во сне он выглядел спокойнее, моложе и беззащитнее.

Дебора осторожно соскользнула с кровати. Тони продолжал мирно спать, дыхание его оставалось ровным и глубоким. Стараясь не шуметь, она натянула мокрое платье. Расстегнув цепочку, положила кулон на комод, потом накинула на голову и плечи влажную шаль.

Дебора на цыпочках подошла к двери… и остановилась. Бросив последний взгляд на безмятежно спящего мужчину, она прошептала:

– Я тоже люблю тебя.

Ей почудилось, что он улыбнулся во сне, словно услышав эти слова.

Дебора выскользнула за дверь.

Внизу царил полумрак. В канделябре были погашены свечи, лишь одна горела на столике у двери. На стуле, уронив на грудь голову в накрахмаленном парике, спал ливрейный лакей. Время приближалось к трем часам пополуночи.

Дебора надеялась проскользнуть незамеченной, но ей не повезло. Слуга всхрапнул и очнулся, явно смущенный тем, что его застали спящим на посту.

– Прошу прощения, мисс. Желаете, чтобы я отвез вас домой?

Его предложение несказанно удивило ее.

– Вы действительно можете это сделать?

– Разумеется, я все устрою, если его светлость не возражает. В мои обязанности входит приглядывать за дверями и следить, чтобы гости его светлости ни в чем не нуждались.

Лакей оставил свой пост, чтобы разбудить кучера и велеть подавать экипаж к крыльцу. Боясь, что Тони может проснуться и обнаружить, что она сбежала, Дебора не хотела задерживаться здесь ни одной лишней минуты. С большим облегчением она восприняла известие о том, что, поскольку ее прибытие было неожиданным, дворецкий распорядился держать карету наготове – на случай, если ей понадобится уехать.

Уже через десять минут Дебора ехала к Лизбет. В доме сестры было темно и тихо. Дебора какое-то время сидела в карете, обдумывая свое положение. Оставаться здесь она больше не могла. И Эдмонд, и Лизбет не поймут, почему она отказалась принять предложение Тони, а она не сумеет объяснить им причины своего поступка. Жизнь ее чрезвычайно осложнится. Очевидно, пришло время уезжать, Дебора обернулась к кучеру:

– Могу ли я попросить вас кое о чем?

– Да, мисс.

Кучер был тот же, что возил их в сады Воксхолла.

– Нужно, чтобы вы отвезли меня в ближайшую гостиницу. Вы выполните мою просьбу? Боюсь, в противном случае мне придется идти пешком – в такой ранний час я не смогу нанять извозчика.

Кучер погрузился в раздумья, его явно мучили сомнения.

– Я полагаю, лорд Бернелл будет недоволен, узнав, что вы ходите по улицам в одиночку.

– У меня нет выбора.

– Вы действительно хотите уехать?

– При первых проблесках рассвета.

Кучер согласился с тяжелым вздохом:

– На обратном пути мне все равно придется проезжать мимо постоялого двора.

Дебора готова была расцеловать его. Она поспешно вбежала в дом и принялась собирать вещи. Она подумала было оставить записку, но потом решила не терять времени. Она напишет Лизбет из Айлэма.

Дебора выскочила из дома, даже не оглянувшись. У нее оставалось всего два фунта, и против нее был целый мир.

Тони проснулся намного позже обычного. На душе у него было легко и покойно. Он перекатился на другой край кровати, к Деб… и с тревогой обнаружил, что ее нет.

Он сел на постели и обвел комнату взглядом. Одежда Деборы тоже исчезла. Подаренный им кулон одиноко лежал на комоде.

Тони вызвал камердинера, и уже через несколько минут узнал, что кучер отвез Дебору обратно к сестре примерно около половины четвертого утра. Тони был раздосадован.

Что на нее нашло? Почему она сбежала? Он привез ее в свой дом, потому что хотел, чтобы она осталась здесь, с ним.

Сгорая от нетерпения, Тони прогнал бестолково суетившегося камердинера и быстро оделся в костюм для верховой езды. Он немедленно отправится к ней с визитом. Молодой граф не был дураком, и этот внезапный отъезд не на шутку его обеспокоил.

Но он отнюдь не собирался сдаваться. Тони намеревался продолжать осаду по всем правилам – до тех пор, пока Дебора не сдастся и не покорится его воле.

Он бегом спустился по ступенькам, на ходу крича Чарльзу, своему дворецкому, чтобы тот приказал оседлать его любимого жеребца. Полчаса, которые потребовались на то, чтобы подготовить коня и подвести к крыльцу, показались Тони вечностью. Он метался по дому, как лев в клетке, и дворецкий, видя душевные терзания своего хозяина, предложил ему перекусить.

В столовой Тони не пожелал сесть за стол, проигнорировав яйца, колбаски и ветчину, которые подал на завтрак повар, и лишь намазал гренок маслом да налил себе кружку эля.

Шаги, раздавшиеся за дверью, привлекли его внимание. Он живо обернулся.

– Милорд, мистер Уорнер просит вас принять его, – объявил Чарльз.

В дверях робкой тенью маячил Уорнер, неуверенно переминавшийся с ноги на ногу. Тони сделал знак дворецкому и ливрейному лакею, суетившимся у стола, покинуть комнату.

– Что Дебора? – требовательно спросил он, полагая, что Уорнер выступает в качестве эмиссара свояченицы.

Однако на лице его собеседника отразилось неподдельное изумление.

– Мы думали, она осталась здесь, у вас.

По-настоящему встревоженный Тони сообщил:

– Ночью она ушла. – Подойдя к двери, он кликнул дворецкого, который явился незамедлительно. – Приведите кучера, который нынче ночью отвозил миссис Персиваль к дому ее сестры. Я хочу поговорить с ним.

– Да, милорд. Уорнер заволновался.

– Прошу вас, милорд… Надеюсь, вы понимаете, что я не властен над нею. Дебора очень упрямая женщина. Неуправляемая, я бы сказал. И непокорная.

– Разве вы не обеспокоены ее исчезновением? – резко бросил Тони.

– О да, – спохватился Уорнер. – Очень обеспокоен.

– Я вижу.

Шаги в коридоре возвестили о возвращении Чарльза. Он привел кучера.

– Это Дэвис, милорд, – объявил Чарльз. Тони не стал терять времени.

– Ты отвез мою гостью в дом неподалеку от Нью-Роуд?

– Да, милорд, – ответил Дэвис.

– Она ничего не говорила о своих дальнейших планах? – Тони кивком головы указал на Уорнера. – Этот джентльмен ее зять, и он очень беспокоится о ней.

Дэвис нервно вытер руки о штаны, ему явно было не по себе.

– После того, милорд, как я доставил ее к дому, она приказала отвезти ее на постоялый двор.

Тони выпрямился во весь рост.

– Ты оставался с нею вплоть до того момента, как она уехала?

Дэвис неуверенно кивнул.

– Я подумал, так будет лучше, чем оставить леди одну.

– Тебе известно, куда она направилась?

– Она купила билет на почтовую карету до Дерби.

– Прекрасно! – Тони перевел взгляд на дворецкого. – Чарльз, я хочу, чтобы вы нашли новое место для Дэвиса. На ступеньку или две повыше. Он меня приятно удивил.

– Благодарю вас, милорд, – кланяясь, сказал Дэвис.

– Пошлите за Аллендэйлом, Чарльз. Сегодня я уезжаю, и он нужен мне, чтобы уладить кое-какие вопросы.

– Будет исполнено, милорд.

– Можете быть свободны. – Тони не хотел, чтобы то, что он намеревался сказать Уорнеру, слышал кто-нибудь еще.

У того достало ума понять, что над головой сгущаются тучи. Не успела за слугами закрыться дверь, как он воскликнул:

– Клянусь честью, милорд, я не знал, что она собирается уехать!

Тони поднял руку, приказывая ему замолчать.

– Я все понимаю, Уорнер. Но, будь вы настоящим мужчиной, вам следовало вызвать меня на дуэль, а не мямлить, что вы, дескать, не знаете, где сейчас Дебора.

Кровь отхлынула от лица Уорнера.

– Я бы сказал, что она вправе сама принимать решения.

– М-м…

– А как насчет моего места? – робко поинтересовался Уорнер.

– Оно по-прежнему за вами, – ответил Тони. – Однако на вашем месте я бы постарался в будущем вести себя как мужчина.

Уорнер чрезвычайно болезненно отреагировал на упрек в свой адрес.

– Вы не понимаете… Если бы у вас были жена и ребенок, а вас ни за что лишили места, вы бы, милорд, тоже впали в отчаяние. Возможно, я не всегда поступал благоразумно и достойно, но у меня не было иного выхода.

Действительно, молодой человек руководствовался исключительно целесообразностью и личной выгодой. Впрочем, время от времени Тони и самому приходилось совершать подобные поступки. Кроме того, он понимал, что Дебора будет недовольна, если он отыграется на ее зяте.

– В будущем я ожидаю от вас большей ответственности. – Его мягкий тон не обманул молодого Уорнера, и угроза не осталась им не замеченной.

– Да, милорд. – Спустя мгновение Уорнер полюбопытствовал: – А что будет с моей свояченицей? Что вы намерены делать?

Слова, которые она произнесла шепотом, думая, что Тони спит, прозвучали у него в голове. Я тоже люблю тебя…

Он-то надеялся, что она лежит рядом с ним. А она, очевидно, в это время направлялась к двери.

– Я намерен отправиться за почтовой каретой и забрать ее.

Уорнер растерялся.

– Но вы не можете просто так взять и высадить пассажира из кареты, особенно такого упрямого, как Дебора.

Тони рассмеялся.

– Я что-нибудь придумаю.

Он шагнул к двери, но Уорнер остановил его:

– Почему у меня такое чувство, что вы предвкушаете эту встречу, милорд?

– Потому что так оно и есть на самом деле.

Взгляды их встретились. В глазах Уорнера светилось восхищение.

– Вы будете хорошо обращаться с нею?

– Так хорошо, как она даже не мечтала, – пообещал Тони. Пятнадцать минут спустя он уже мчался по дороге, ведущей в Дерби.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Замерзшая, не чувствуя ни рук ни ног, Дебора сидела на крыше переполненной почтовой кареты. Из-за ливня и нарушенного расписания пассажиров набралось больше обыкновенного. Разумеется, даже если бы внутри и нашлось свободное место, она все равно не могла заплатить за него. Вот так и получилось, что Деборе пришлось лицом к лицу столкнуться с туманом, моросью и перспективой сильного дождя. Погоду никак нельзя было назвать благоприятствующей поездке.

Она возвращалась в Айлэм совсем другой женщиной, ничем не напоминавшей ту, которая покинула его несколько недель назад. Отправляясь в поездку, она предвкушала, как впервые в жизни останется одна и будет рассчитывать только на себя.

Но теперь Дебора узнала, что такое настоящее одиночество.

Сжавшись в комочек от холода, единственная женщина среди прочих девяти пассажиров, она понимала, что предстоит сделать нелегкий выбор. Для себя она уже твердо решила, что ни за что не выйдет замуж за викария Эймса. И никогда больше не примет предложение посетить очередное сборище у баронессы Алодии.

Не станет она и зависеть от своих сестер и их мужей. Ей предстоит найти подходящую работу. Дебора вспомнила миссис Хеммингс, компаньонку баронессы Алодии, и содрогнулась. Может, стоит подыскать место гувернантки?

Она попыталась представить себе, как учит чужих замечательных детей… потом вспомнила непослушных сорванцов викария.

Да, наверное, следовало умерить гордыню и не отказываться, когда Тони предложил ей карт-бланш.

Дебора попыталась отогнать эту мысль и заодно отодвинуться от тучного джентльмена, который угрожающе нависал над нею справа. Он него разило чесноком и немытым мужским телом. Она старалась дышать пореже, через нос, и попробовала представить, что его здесь нет. Она чувствовала себя совершенно разбитой от недосыпания, а голова ее раскалывалась от мрачных мыслей. И еще она устала, промокла и отчаялась.

Худой как жердь джентльмен, сидевший слева, громко чихнул – прямо на нее. У него был покрасневший нос картошкой.

– Прошу прощения, прошу прощения, – пробормотал он, утираясь рукавом. И тут же чихнул снова, причем с такой силой, что скамейка, на которой они сидели, покачнулась. Остальные пассажиры нахмурились и отвернулись.

Деборе, которая чувствовала, что заболевает, оставалось только поглубже натянуть шляпку и постараться поудобнее устроиться на сиденье. Поездка обещала быть долгой.

– Эй, смотрите! – крикнул вдруг один из пассажиров, обращаясь к вознице. – Там, позади, всадник. Похоже, он пытается догнать нас.

Возница не обратил на его слова никакого внимания, но все остальные, включая стражника, обернулись и посмотрели назад, вытягивая шеи. Не далее чем в четверти мили от них виднелся всадник, он быстро нагонял карету.

– Придержите лошадей, – обратился к вознице другой пассажир. – Он машет рукой, чтобы мы остановились.

– Остановки запрещены, – отозвался со своего возвышения в задней части кареты стражник и водрузил ноги на ящик, в котором лежала драгоценная почта. – Приказ короля.

Чтобы подчеркнуть значимость своих слов, он с важным видом подудел в медный рожок.

И началась гонка с препятствиями. Несчастным, набившимся, как сельди в бочку, на скамейках на крыше кареты, наконец-то улыбнулась удача – с их мест все было прекрасно видно, при условии, конечно, что они сумеют удержаться и не свалиться вниз. Возница щелкнул кнутом, стражник захохотал во всю глотку, и экипаж рванулся вперед.

Но всадник неумолимо приближался.

Дебору тоже захватил азарт состязания… пока она не узнала в отчаянном наезднике Тони.

Она отвернулась и замерла, глядя перед собой. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить, кого он преследует, и молодая женщина со стоном закрыла лицо руками.

– Ага, я вижу, на вас тоже действует погода? – полюбопытствовал ее дородный сосед. – Вот, пожуйте, настоятельно рекомендую. – Он предложил ей головку чеснока. – Надежное итальянское средство, – понизив голос, доверительно сообщил он. – Клянусь честью.

Мужчина слева от Деборы снова чихнул. Он был слишком поглощен гонкой, чтобы озаботиться необходимостью прикрывать нос платком.

Тони поравнялся с каретой. На нем была широкополая шляпа и просторный плащ, развевавшийся за спиной. Он накричал, требуя остановиться.

Стражник свесился со своего места.

– Прочь! Мы везем почту!

– Пять фунтов каждому, если остановитесь! – крикнул и ответ Тони.

Стражник выразительно взглянул на возницу, который сразу же начал осаживать лошадей. Пассажиры довольно насмеялись. Стражник встал и грозно заявил, что долго ждать они не намерены.

Тони остановил жеребца, а Дебора, съежившись и надвинув на глаза шляпку, попыталась спрятаться среди пассажиров.

– Славная лошадка, – заметил кто-то.

– Благодарю вас! – откликнулся Тони, после чего обратился к стражнику, одновременно протягивая ему деньги: – Мне надо поговорить с одним из ваших пассажиров.

– В таком случае не медлите, – распорядился тот.

Дебора услышала, как Тони открыл дверцу кареты.

Вокруг нее пассажиры принялись живо обсуждать модный фасон плаща и сюртука Тони, которые стоили, по их мнению, никак не меньше нескольких сотен фунтов.

– Да он настоящий набоб, – заявил сосед Деборы по скамейке.

– Любой, кто в состоянии предложить деньги за то, чтобы почтовая карета остановилась, намного богаче меня, – высказался еще один джентльмен.

Мелкий моросящий дождь постепенно усиливался, превращаясь в настоящий ливень. Кто-то из пассажиров, сидевших внизу, высказал вознице недовольство по поводу незапланированной остановки, но тот не обратил на него ни малейшего внимания. Дверца с грохотом захлопнулась, и экипаж накренился под весом Тони, который поднимался на крышу.

Дебора еще больше сжалась на сиденье. Она хорошо видела своего возлюбленного. Тот выпрямился во весь рост и внимательно оглядывал путешественников. Шляпа его была залихватски сдвинута на затылок, и непогода, казалось, не доставляет ему ни малейших неудобств. Он буквально лучился здоровьем. Надо признать, Тони выглядел очень хорошо, просто прекрасно.

И вот глаза их встретились. Тони широко улыбнулся кривой, но очаровательной улыбкой, которая уже причинила ей столько неприятностей, что и подумать страшно.

Он протянул ей руку.

– Мое почтение, миссис Персиваль.

– Я не поеду с вами, – невыразительным тоном объявила она.

– Вы должны это сделать.

– Я не поеду.

– Послушайте! – Возница, привстав на облучке, счел своим долгом вмешаться в разговор. – Вы не можете ссадить пассажира, если он этого не желает. А теперь отправляйтесь своей дорогой. Мне надо соблюдать расписание.

– Ей хочется поехать со мной, – возразил Тони. – Она просто упрямится.

– Нет, я не желаю никуда ехать, – заявила Дебора. – Прошу вас оставить меня в покое. Вы задерживаете почтовую карету.

– Вы слышали, что сказала леди, сэр? – рассудительно заметил стражник. – Мы везем почту, которую необходимо доставить по назначению. Я вынужден просить вас удалиться.

– Я не уйду без нее, – просто ответил Тони.

Возница встал, держа в одной руке вожжи. В другой руке у него был большой, зловещего вида пистолет. Он направил его на Тони.

– Я должен попросить вас изменить свое решение, сэр. Слезайте.

Тони взглянул на него и ответил:

– Нет.

Дебора запаниковала. Да что же это творится? Возница, вне всякого сомнения, не узнал Тони.

– Прошу вас, это лорд Бернелл. Не станете же вы стрелять в него…

– В контракте записано, что я должен возить почту, мадам, – ответил возница. – И я не собираюсь лишиться места из-за этого человека. А теперь, сэр – лорд вы там или нет, – я считаю до трех. Если вы немедленно не спуститесь, я убью вас. Смею заверить, порох у меня сухой и я очень хорошо стреляю.

Пассажиры испуганно пригнулись и постарались отодвинуться как можно дальше от Тони – все, за исключением Деборы. Она встала, чрезвычайно раздосадованная его бесцеремонным вмешательством в ее жизнь и глупым упрямством. Пассажиры, сидевшие внутри кареты, высыпали наружу, чтобы поглазеть на разворачивающуюся драму.

– Раз...

– Слезайте с крыши и уходите, – приказала Дебора Тони. – Он не шутит.

– Без вас я никуда не уйду, – с приятной улыбкой сообщил ей Тони.

Она тоже не собиралась сдаваться без боя.

– Я не поеду с вами.

– Тогда меня убьют, – ответил он.

– Вы погибнете, глупец!

– Очень может быть.

– Два, – твердо заявил возница.

Дебора в гневе сжала кулачки. Неужели Тони считает все происходящее занятной шуткой?

– Я не поеду с вами. – Она в отчаянии выговорила каждое слово по слогам.

– Да, я слышал. Но и я без вас не уйду.

При виде его невозмутимой физиономии она готова была рвать на себе волосы от отчаяния. Неужели он лишился рассудка?

– Я не намерена потворствовать вашим нелепым желаниям! – выкрикнула молодая женщина.

– Три.

Возница поднял пистолет, прицелился… И Дебора сдалась, она более не могла выносить это душераздирающее зрелище.

Она встала между ними и подняла руку, призывая уладить дело миром.

– Не стреляйте! – взмолилась она. – Я выйду из кареты. Не стреляйте в него!

С этими словами она начала спускаться по лесенке. Раздался всеобщий вздох облегчения, а кое-кто из пассажиров даже захлопал в ладоши.

Тони не растерялся и отвесил собравшимся поклон. Глядя на него, можно было подумать, что он выступает на сцене перед благодарными зрителями и это не ему еще минуту назад грозила опасность получить пулю в живот.

– А теперь уходите! – скомандовал возница, и Тони подчинился.

Он пребывал в прекрасном расположении духа!

Дебора, на которую круглыми от восторга и изумления глазами взирали остальные путешественники, готова была разорвать молодого графа на части или, по крайней мере, высказать ему в лицо все, что о нем думает. Однако не успели подошвы ее туфелек коснуться дорожной грязи, как возница крикнул высыпавшим наружу пассажирам:

– Вам лучше снова сесть в карету, и чем быстрее, тем лучше. Я не намерен более терять время.

– Что? – возмутилась Дебора. – Подождите! Вы не можете оставить меня здесь одну!

– Вы ведь уже вышли из экипажа, – заявил кучер.

– Но мои вещи…

– Эй, кто-нибудь, бросьте леди ее багаж, – распорядился кучер.

Любитель чеснока охотно повиновался и сбросил с крыши саквояж Деборы прямо в руки Тони, который легко поймал его на лету. Но Дебора отнюдь не собиралась признавать свое поражение. Она подбежала к облучку, на котором восседал возница.

– Я заплатила за проезд до Дерби! – крикнула она. – Вы не можете оставить меня здесь!

– Могу и оставлю, – огрызнулся кучер, пряча пистолет под куртку. – Кроме того, с вами остается его светлость. Так что советую вам решить это дело между собой.

– Я прекрасно о ней позабочусь, – пообещал Тони и отсалютовал экипажу.

– Это нечестно! – запротестовала Дебора. Она потянулась к ручке дверцы кареты, но кучер щелкнул вожжами, и лошади тронулись с места. Она побежала рядом с каретой, скользя в грязи, в которую превратилась дорога. – Я заплатила за проезд. Я подам на вас жалобу в парламент!

Ее угрозы не возымели действия. Пассажиры прильнули к окнам, но никто и не подумал предложить ей помощь.

Карета ехала все быстрее. Дебора не могла больше бежать рядом, и ей пришлось отпустить ручку дверцы. Она споткнулась и едва не упала. Экипаж рванулся вперед, грязь из-под колес испачкала ее юбки.

Через несколько мгновений карета скрылась за поворотом и пропала из виду.

И она осталась с Тони наедине.

Дебора медленно обернулась. Он молча и терпеливо стоял рядом, на лице у него было написано полное довольство собой и жизнью. В руках он держал ее саквояж. Его конь мирно щипал траву неподалеку.

– Если вы полагаете, что это что-либо меняет в наших отношениях, то ошибаетесь, – заявила Дебора тоном, способным превратить воду в лед.

– Деб, перестань, – попытался урезонить ее Тони. – Я должен тебе нравиться, хотя бы немного. Ты же не хотела, чтобы кучер застрелил меня!

– Я не хотела бы увидеть, как кучер застрелит и бродячую собачонку, – парировала она.

Он безмятежно улыбнулся.

– Ты сказала, что любишь меня. Вчера ночью. Ты сама это сказала, Деб.

Значит, он все слышал! Получается, он не спал, а всего лишь притворялся.

Как бы то ни было, она не собиралась признаваться в том, что действительно говорила ему о своей любви. Сейчас она была настолько рассержена, что предпочла бы увидеть его распятым на дыбе. И как, ради всего святого, она могла хоть на мгновение подумать, что у него очаровательная улыбка?

Дебора решительно подошла к Тони и вырвала саквояж у него из рук. Он расстался с ним без сопротивления.

– Не знаю, чего вы хотели добиться, заставив меня выйти из почтовой кареты, – сказала она, – но в любом случае вы этого не получите, милорд.

– Я хочу тебя, – заявил он, и выражение веселья исчезло с его лица.

– В таком случае, вы меня не получите. – Дебора развернулась и зашагала по дороге в сторону Дерби. Сырость пробралась к ней в туфельки и намочила чулки. Поля ее шляпки, безнадежно испорченной, бессильно обвисли. Она остановилась на мгновение, чтобы попытаться распрямить их. Капли дождя упали ей на лицо, и она беспомощно заморгала. По телу ее пробежала дрожь. Дебора чихнула и почувствовала, как холод пробирает ее до костей.

– Деб, я знаю, что ты сердишься на меня.

Тони подошел к ней, ведя под уздцы коня. Она лишь презрительно фыркнула в ответ и зашагала дальше. Он догнал ее и пошел рядом.

– Но ведь ты любишь меня.

Дебора ничего не ответила. Но Тони не нуждался в ответе.

– Я не мог допустить, чтобы ты уехала из Лондона. Только не сейчас, когда мы нашли друг друга… До встречи с тобой я не верил в любовь. Это правда, я не знаю, как вести себя правильно. Я привык полагаться только на себя. Догадываюсь, что ты очень расстроилась из-за этой ерунды с женитьбой…

– Ерунды? – Дебора резко повернулась к нему. – Вы намерены совершить одно из таинств церкви и называете это ерундой?. И при этом, – горячо продолжала она, не давая ему раскрыть рта, – вы делаете мне непристойное предложение, которое смеете называть любовью? – Она с горечью покачала головой и зашагала дальше. – Милорд, в данную минуту я полагаю, что мне следовало бы принять ваше предложение карт-бланш. Тогда я могла бы истратить все ваше состояние до последнего пенни и заставить вас страдать, потому что я очень зла на вас! Как вы посмели предположить, что я настолько лишена моральных устоев, что соглашусь вступить с вами в порочную связь?

– Деб, я…

Она безжалостно прервала его, горячась все больше.

– Впрочем, почему вы должны были думать иначе? – воскликнула она, обращаясь скорее к себе, чем к нему. – Мое непристойное поведение дало вам для этого все основания. – Дебора снова громко чихнула и пожалела, что не надела чулки поплотнее.

– Давай я понесу, – предложил Тони, протянув руку к ее саквояжу.

Она отпрянула.

– Я в состоянии позаботиться о себе сама.

Тони впервые дал понять, что ее слова не пропали втуне.

– И это все, чего ты хочешь, Дебора? Остаться одной?

Неужели она действительно этого хотела? Она не стала отвечать ему, боясь, что он снова начнет уговаривать ее. От избытка чувств у нее разболелась голова.

Видя, что она не собирается отвечать, лишь упрямо идет вперед, Тони продолжал:

– По крайней мере, садись на Кузнечика. Не знаю, чего ты хочешь, но я не оставлю тебя одну посреди дороги. Кроме того, я решительно не вижу смысла в том, чтобы ты и дальше шла под дождем, да еще и тащила свой саквояж.

Дебора остановилась и повернулась к нему.

– Как вы зовете своего коня, Кузнечиком?

– Да, так его зовут. – Скаковой конь начал прядать ушами, словно соглашаясь, и внезапно Дебора с кристальной ясностью поняла, что чувствует на самом деле.

– Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь назвал своего коня Кузнечиком. Это имя подходит скорее детскому пони, – заявила она, а потом оживленно заключила, причем в голосе ее явственно прорезались истерические нотки: – Видите, что вы со мной сделали? Вы такой сильный, такой богатый, такой самоуверенный, правда, самую капельку заносчивый и высокомерный. Но вы почему-то обезоруживаете меня своими словами, взглядами, жестами. В вас чувствуется забота и внимательность, даже чуткость. – Она задумчиво провела рукой по лбу. – Вы называете коня Кузнечиком и трогательно заботитесь о старой служанке, я имею в виду-мисс Чалмерс… Вы держите Памелу на руках так, словно вам не впервой обращаться с грудными детьми… Хуже всего, вы с очаровательной улыбкой убеждаете меня в том, что один маленький поцелуй не принесет никакого вреда. – Дебора подняла глаза к небу. – Один маленький поцелуй? Если бы вы знали, как я жалею, что послушалась вас!

Тони сделал шаг вперед, и на лице его появилось решительное выражение.

– В этом действительно нет ничего дурного, если только вы целуетесь с тем, с кем надо.

Дебора печально покачала головой, она дрожала.

– Проблема заключается в том, что я не хочу оставаться на заднем плане, Тони. Я не хочу быть второй. И я больше не хочу чувствовать себя приемной дочерью. Я отказываюсь быть любовницей. Я не желаю служить запасным вариантом или приносить себя в жертву. Я хочу держать голову высоко поднятой и жить собственной жизнью – жить так, как считаю нужным.

– Ты высказываешь радикальные мысли, Деб.

– Я высказываю то, что чувствую. И нисколько не жалею об этом. – Дебора вновь зашагала по дороге, удаляясь от него с каждым шагом. – Я вела себя недостойно, – говорила она, размышляя вслух. – Всякий раз, когда женщина ведет себя недостойно, ей приходится за это расплачиваться, так или иначе. – О да, в ее случае цена была слишком высока. Она пожертвовала самоуважением. Своим достоинством. Своим положением в обществе. И даже сегодняшняя вынужденная прогулка под дождем была наказанием. – Между нами не может быть ничего, милорд. Совсем ничего.

Тони отпустил поводья и поспешил за Деборой. Надоедливый дождь безостановочно лил с неба, стекал с полей его шляпы и промочил плащ.

– Деб, что я должен сделать, чтобы ты поняла: ты и есть моя жизнь? Ты единственная, кому я смог довериться. И не смей говорить, что я не уважаю тебя! Ты для меня все.

– Но я никогда не буду твоей женой!

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как она уже пожалела о них. Дебора с радостью взяла бы их обратно, если бы могла. Боже, какой жалкой она, должно быть, выглядит! Она чувствовала себя ужасно глупо оттого, что вообще позволила себе питать подобные надежды.

– Я бы женился на тебе, если бы был свободен.

Его слова повисли между ними.

– Ох, Тони…

Он раскрыл объятия, и она, шагнув навстречу, уткнулась лицом в складки его плаща. Слезы смешались с дождем, тело ее сотрясалось от рыданий. Она устала. Очень устала.

Крепко прижимая ее к себе, Тони бормотал слова утешения, и она хотела им верить. Господи милостивый и милосердный, как же ей хотелось в них поверить!

– Я ни за что не дал бы согласия на брак, – тем временем объяснял он, – если бы мог предположить, что встречу тебя. Я совсем не знаю Амелии. Ее отец предложил мне ее руку, и я согласился, потому что… – Он неловко умолк, но потом нашел в себе силы признаться: – Я согласился, потому что она стала звездой сезона. Хотя тогда за столом присутствовал и другой мужчина, человек, которому, как мне казалось, я мог доверять. Но когда Лонгест сделал мне предложение, были произнесены грязные слова. На кону стояла моя гордость, Деб, и я не мог отказаться. А теперь гордость не позволяет мне взять свое обещание назад. Иначе я попросту уничтожу ее. Уничтожу нас. – Он коснулся губами ее волос. – Сможешь ли ты простить меня? Прости меня, пожалуйста.

Она хотела даровать ему прощение. Ей отчаянно хотелось раствориться в нем, окунуться в тепло его тела, поверить его обещаниям, что в будущем все наконец будет хорошо.

И тут Дебора подумала о своих родителях. Согласилась бы на подобный конкубинат ее мать? Отец наверняка перевернулся бы в гробу. У него было мало денег, но честь он ценил превыше всего.

– Как только на свет появится наследник, – продолжал Тони, – мы с Амелией будем очень редко видеться друг с другом. Она знает меня не лучше, чем я ее.

В душе Деборы зашевелилась и приподняла свою уродливую голову ревность. Он зачнет ребенка с этой женщиной, ребенка, который будет по праву носить его имя… чего никогда не получит ее дитя.

Раздосадованная и утомленная, она оттолкнула его. Рассудок ее грозила затянуть темная пелена, зубы выбивали дробь, и она смогла лишь выдавить:

– Я не могу.

Тони стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.

– Потому что не хочешь! – обвиняющим тоном заявил он. – Потому что ты очень упрямая, Деб. Очень упрямая!

Ей следовало разозлиться на него, испытывать гнев и досаду. Но душевных сил на это у Деборы уже не осталось. Она подняла с земли свой саквояж, который уронила в грязь, когда он обнял ее.

– Прощайте, милорд.

Дебора собиралась обойти его, но, вместо того чтобы сделать шаг вперед, вдруг покачнулась и начала заваливаться назад. Какое странное ощущение… А потом серое, тяжелое небо опрокинулось на нее и померкло.

Тони успел подхватить ее. К ним подбежал Кузнечик – верный конь почувствовал, что случилось что-то плохое, – и принялся нервно бить копытом. Стоять под дождем жеребцу нравилось не больше, чем его хозяину.

Тони торопливо стянул перчатки. Приложив руку ко лбу Деборы, он почувствовал, что она вся горит.

Страх ледяной рукой сжал его сердце. Почему она не сказала, что ей плохо? Он подхватил ее на руки и усадил в седло, оставив потрепанный саквояж лежать в грязи.

– Стой смирно! – приказал он коню, вдевая ногу в стремя. Кожа седла намокла и скользила. Он поудобнее устроил Деб, снял плащ, укутал ее и прижал к себе.

Кузнечик нервно пританцовывал на месте. Прежде чем пришпорить коня, Тони бросил последний взгляд по сторонам. Вокруг расстилался незнакомый пейзаж, а монотонный серый дождь приближал наступление сумерек, хотя было еще довольно рано. Догоняя почтовую карету, он оставил позади несколько одиноких ферм. Но это было полчаса назад, а сейчас он не видел поблизости никаких признаков ни церкви, ни постоялого двора, ни чего-либо подобного.

Деб срочно нуждалась в помощи. Он должен позаботиться о ней!

Но в какую сторону ехать? Тони решил двигаться вперед. «Всегда иди вперед и не стой на месте», – напомнил он себе.

Вонзив каблуки в бока Кузнечика, он послал коня в галоп.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Дебора никак не могла проснуться. Она слишком устала. Она даже не знала, где находится… Но сейчас ей было все равно.

Безуспешно пытаясь разлепить непослушные веки, Дебора чувствовала, что голова у нее налилась свинцовой тяжестью, а губы отказываются повиноваться. В комнате было тепло и уютно, а ей так нужен был сон. Спокойный, глубокий, целительный сон без сновидений.

Но вокруг что-то происходило. Откуда-то издалека до нее, как в тумане, доносились голоса. Поначалу ей было холодно, очень холодно. Зубы выбивали безостановочную дробь, а толстые пуховые одеяла не могли согреть ее. Чьи-то сильные руки обнимали ее. Кто-то гладил ее по голове, прижимал к себе. Глубокий мужской баритон напевал смутно знакомую мелодию «Барбары Эллен», и она вспомнила, как гостила у мисс Чалмерс и играла на фортепьяно.

Потом ей стало жарко, и спустя мгновение Дебора уже металась в лихорадке. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь разомкнуть чьи-то железные объятия, и сбрасывала с себя одеяла. Даже ночная сорочка казалась ей слишком тяжелой. На лбу у нее выступил пот, ей было душно, влажные простыни неприятно липли к телу.

Кто-то положил ей на лоб прохладное полотенце, но сжигавший ее внутренний жар мгновенно высушил его. Облегчения не было.

Она мечтала о воде. О каплях дождя, струящихся по лицу и омывающих тело. Она была обнажена, но не испытывала стыда. А потом дождь скрыл под собой землю, и она оказалась в бурном океане. Дебора пыталась плыть против течения… но быстро устала. Очень устала.

Она крикнула, надеясь позвать на помощь. Но вода хлынула ей в открытый рот, грозя утопить. Она отчаянно забила ногами, стараясь удержаться на поверхности. Мимо проплыл дом, а за ним стайкой тянулись стулья и бревна. Огромное дерево, вырванное с корнями, величаво колыхалось на волнах.

Внезапно Дебору со всех сторон окружили люди. Они стояли на воде. Здесь были и мистер Персиваль, и ее приемная мать. Она помахала им и, обернувшись, увидела отца, который выглядел так, словно ему было семнадцать лет. Вдалеке Дебора заметила сестер, танцевавших со своими мужьями. Она снова закричала, умоляя помочь. Но они отвернулись от нее.

Она начала тонуть, намокшие юбки тянули ее на дно. Она так устала, что уже хотела отказаться от борьбы и сдаться… и тут появился Тони.

Внезапно он возник рядом и принялся кружить вокруг нее подобно резвящейся крупной рыбе. Он обнял ее за талию, и его сильные руки удержали ее на плаву…

Дебора очнулась.

В первое мгновение ей показалось, что она лежит в кровати на ферме, принадлежавшей ее супругу, той самой, права на которую предъявил ее приемный сын, который был старше Деборы на пятнадцать лет. Странно, ведь он очень не хотел, чтобы она оставалась в доме, но вот сейчас она находится здесь… или думает, что находится.

Единственным источником света в комнате был огонь в очаге. Значит, она была не на ферме мистера Персиваля. Он никогда не жег уголь, считая это ненужной роскошью и излишеством. Да и укрыта она была вовсе не одеялом, которое сама сшила из разноцветных лоскутков. А тюфяк был намного мягче и удобнее того, который принадлежал ее супругу.

К Деборе вернулась память; Мистер Персиваль умер. Она жила со своей сестрой – нет, она уехала в Лондон и там встретила Тони. Они поссорились… стоя под дождем. Она намеревалась отправиться в Дерби пешком.

Неужели она все-таки дошла туда?

Поразмыслив, Дебора решила, что ей это вряд ли удалось.

Она перекатилась на живот и поправила пуховую подушку под головой. С наслаждением вытянула ноги и нащупала край тюфяка. Она знала, что больна. Во всем теле чувствовалась ужасная слабость, во рту пересохло. Волосы неухоженными и спутанными прядями падали на плечи. Она себе решительно не нравилась.

Дебора оторвала голову от подушки. Комната была ей незнакома. Она медленно обвела взглядом стоящий у кровати столик, на котором теснились миски, чашки, ложки и полотенца. На полу не было ковра, зато мебель, пусть и потертая, выглядела внушительной и добротной.

А потом она увидела Тони.

Он спал на неудобном жестком стуле с высокой деревянной спинкой, уронив голову на грудь и положив ноги на кровать.

Тони выглядел плохо. Его щеки и подбородок покрывала неопрятная жесткая щетина, а волосы торчали в разные стороны, словно он в отчаянии беспрестанно теребил их. Он был без сюртука, рубашка расстегнута у ворота. На плечи он набросил шерстяное одеяло, и вообще у него был такой вид, словно вот уже несколько дней он спал в одежде.

Дебора вспомнила почтовую карету, свой гнев и то, какая невероятная усталость вдруг навалилась на нее… но больше не могла вспомнить ничего, как ни старалась. Она даже не знала, как очутилась в этом месте. И почему Тони здесь? Она же оставила его.

Она была слаба, как новорожденный котенок, но все-таки попыталась сесть на кровати. Очень хотелось пить. Стакана с питьем на ночном столике не было, зато в миске Дебора обнаружила какой-то бульон. Она поднесла его к лицу и понюхала. Нет, это был не бульон – травяная настойка, от которой пахло ванилью.

В углу, по другую сторону кровати, стояла ширма. Дебора опустила ноги на пол и с трудом выпрямилась. Ее качало из стороны в сторону, но она сумела сделать сначала один шажок, потом другой. Несмотря на жаркий огонь в очаге, ледяной пол холодом обжигал босые ступни. Интересно, идет ли еще дождь? Окна были плотно закрыты ставнями, но она почему-то была уверена, что на дворе глухая ночь.

Несколько шажков, которые ей пришлось пройти до ширмы, отняли все силы. Оправившись, Дебора обнаружила воду в кувшине. Она прополоскала рот, после чего вымыла руки. Рядом с тазиком лежало полотенце, и Дебора с удовольствием вытерла пылающее лицо и шею. Все-таки она устала, очень устала.

Выйдя из-за ширмы, она обнаружила, что Тони проснулся. Он убрал ноги с кровати и выпрямился на стуле. На лице его было написано озабоченное выражение, а глаза были темными, почти черными. Даже темнее ее собственных глаз.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он охрипшим со сна голосом.

Дебора с трудом выдавила слабую улыбку. Отвечать она не могла. Ей хотелось спать. Она должна немедленно лечь в постель и заснуть.

– Я очень беспокоился, – сказал он.

– Я тоже, – пробормотала она, обессилено повалилась на постель, укрылась одеялом и с облегченным вздохом опустила голову на подушку. Перед тем как погрузиться в благословенное забытье, она еще успела подумать о том, как хорошо, что рядом есть кто-то, кому она небезразлична.

Когда она проснулась, было уже утро. Ставни были открыты, и сквозь раздвинутые оконные занавески комнату заливали солнечные лучи. Где-то неподалеку жизнерадостно закукарекал петух, в воздухе ощущалось теплое и радостное предчувствие весны. Наконец-то надоедливый холодный дождь закончился.

Дебора потянулась. В голове прояснилось, и она почувствовала, что голодна. Вспомнив о прошлой ночи, она обернулась и бросила взгляд на стул, где вчера спал Тони. Его не было, и ночной столик тоже был пуст.

В коридоре послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошла пожилая полная женщина в чепце, с пухлыми розовыми щеками и приятной улыбкой. На первый взгляд она была старше Деборы лет на двадцать, не меньше. В руках она держала кувшин и миску.

Увидев, что Дебора пришла в себя, она замерла на месте от неожиданности.

– Ага, я надеялась, что вы придете в себя, миледи. Ваш супруг решил, что сегодня утром вам должно быть лучше.

Супруг? Выходит, Тони представил их как мужа и жену, ловко и изящно обойдя общественные условности. Интересно, он хотя бы отдает себе отчет в том, насколько лицемерным и ханжеским выглядит его поступок?

В животе у нее предательски заурчало.

Женщина рассмеялась.

– Чувство голода – это хороший знак. Я говорила вашему супругу, что вы выкарабкаетесь, и оказалась права. Меня зовут миссис Стриклер. – Она поставила кувшин и тазик за ширму и присела на краешек кровати. – А теперь давайте я помогу вам сесть. Но не спешите, от чересчур резких движений у вас может закружиться голова.

Дебора была очень благодарна ей за помощь. Миссис Стриклер взбила подушки и подложила их Деборе под спину.

– А где… – Дебора вовремя прикусила язык. Она уже совсем было собралась сказать «лорд Бернелл». – Где мой муж? – Два последних слова показались ей чужими и непривычными на слух.

– Он вышел подышать свежим воздухом, – ответила женщина. – Он очень рад, что вы поправляетесь. Вы не поверите, но я еще никогда не видела ни одного мужчину таким взволнованным, как сегодня утром, когда он ворвался ко мне в кухню и объявил, что вы пришли в себя.

– Неужели я была настолько серьезно больна?

– Ох, миледи, мы уж думали, что вы умираете. У вас была инфлюэнца. Очень опасная и заразная болезнь. У нас трое детей, поэтому мой муж совсем не обрадовался, когда в нашу дверь постучался его светлость и стал умолять нас о помощи. Я моментально распознала все симптомы лихорадки. Много лет назад она унесла моего младшего брата. Он умер еще до того, как мы успели прийти в себя и сообразить, что же делать. Я боялась, что мы потеряем и вас, но ваш супруг не сдавался. Он сам ухаживал за вами.

Нежный румянец окрасил щеки Деборы. Она вспомнила выражение беспокойства в глазах Тони прошлой ночью.

– Я редко болею.

– Иногда здоровые люди тяжело переносят любое заболевание. – Миссис Стриклер пошевелила угли в камине. – Ваш супруг приказал топить очаг углем. Он накупил его столько, что хватит на весь дом. Стыдно признаться, но именно тугой карман его светлости подвиг моего мужа явить христианское милосердие, однако, в конце концов, все устроилось к лучшему.

Дебора мимоходом подумала о том, что добрая женщина и не подозревает о том, кто такой Тони на самом деле. Впрочем, люди ее сословия не получают такого удовольствия от сплетен, как баронесса Алодия и ее матроны.

– Я долго была без сознания?

– Очень долго, несколько дней. Я начала бояться, что и его светлость сляжет с инфлюэнцей. Он ведь сам ездил в такой дождь за доктором. – Женщина направилась к двери. – Старый доктор Джеймс – просто мошенник и шарлатан, мы так и заявили его светлости. Но он пожелал сам убедиться в этом. И вернулся без доктора. Должно быть, доктор Джеймс наотрез отказался ехать с ним в такой дождь. И тогда его светлость поклялся, что сам вылечит вас во что бы то ни стало. Видели бы вы его, когда он возвратился после разговора с доктором. Прошу прощения, миледи, это, конечно, не мое дело, но небеса послали вам такого супруга, что вам можно только позавидовать. Он так сильно вас любит, что готов отдать за вас жизнь.

Да, Дебора могла легко представить себе эту сцену. Стоило Тони принять какое-либо решение, как он готов был горы свернуть, чтобы воплотить его в жизнь.

Что же касается последних слов хозяйки дома… Дебора постаралась не думать о них. Откровенно говоря, она пребывала в полной растерянности.

– С вашего позволения, я принесу вам кашу, – сказала миссис Стриклер. – Разумеется, она не очень вкусная, зато полезная, особенно с учетом того, что сейчас вам категорически противопоказана тяжелая пища. – И она вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Дебора вновь прилегла на кровать и принялась размышлять о том, что услышала от миссис Стриклер. Тони был где-то рядом. Она ощущала его присутствие. И когда дверь открылась снова, она была разочарована, увидев, что это не Тони, а миссис Стриклер с кашей.

Несмотря на то что умирала с голоду, Дебора смогла с трудом справиться со своей порцией. Впрочем, более всего она обрадовалась чашке горячего крепкого чая.

Миссис Стриклер суетилась, как наседка, пока Дебора не доела последнюю ложку каши, а затем позвала сыновей, чтобы они принесли деревянную лохань и горячей воды. Мальчики не поднимали глаз и пробормотали «миледи», когда Дебора поблагодарила их за труды.

– Хотите, чтобы я осталась и помогла вам? – предложила миссис Стриклер.

– Нет, спасибо, – ответила Дебора.

– Очень хорошо. Позовите меня, если что-нибудь понадобится. – И славная женщина захлопнула за собой дверь.

Подкрепившись, Дебора ощутила прилив сил. Она быстро искупалась в корыте. Мыло, предложенное миссис Стриклер, резко пахло щелоком, однако Дебора сумела вымыть волосы, чему была очень рада.

Ванна подняла ей настроение. И только надев ночную сорочку, Дебора заметила, что она не ее. Эта сорочка была сшита из тончайшего батиста, подол и края ее еще не обтрепались от многочисленных стирок.

Она принялась искать свой саквояж, его тоже нигде не было видно. Зато Дебора обнаружила несколько платьев и шляпку, которые висели на вбитых в стену крючьях. Одежда была чужой… хотя и ее размера. Кроме того, в комнате нашлось несколько пар чулок и туфель.

Дебора в задумчивости вернулась на кровать. Придется спросить миссис Стиклер, куда подевалась ее одежда. Но стоило ей прилечь, как она снова провалилась в сон…

Когда она проснулась, комната уже снова погрузилась в полумрак, окна были закрыты ставнями, а в очаге полыхал огонь. На ночном столике горела одинокая свеча.

Тони сидел на стуле возле ее кровати и увлеченно читал какую-то книгу. С момента их последней встречи он успел побриться и облачиться в сюртук и сапоги. На шее у него небрежным узлом был повязан галстук.

Дебора не произнесла ни слова, не издала ни звука, но он, должно быть, почувствовал, что она проснулась, потому что поднял голову и взглянул ей прямо в глаза.

В комнате воцарилась звенящая тишина. Долго, очень долго они смотрели друг на друга. Наконец Дебора сказала:

– Благодарю вас.

Он нахмурился и закрыл книгу, заложив страницу пальцем.

– За что? За то, что заставил тебя мокнуть под дождем? За то, что ты едва не лишилась жизни?

То, что он взял вину на себя, изрядно ее удивило. Как правило, мужчины очень редко признавали себя виновными.

– Это ведь я уехала из Лондона, – негромко возразила она и сменила тему, заговорив о том, что в данный момент волновало ее более всего. – Миссис Стриклер полагает, что мы муж и жена.

Тони отложил книгу в сторону, на ночной столик.

– Я поступил так, как счел нужным. И целесообразным.

И, только услышав его слова, Дебора вдруг поняла, что в глубине души надеялась получить совсем другой ответ.

Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему.

– А, да-да, – еле слышно пролепетала она. – Мы должны руководствоваться исключительно соображениями целесообразности.

Тони подался вперед и с силой провел руками по волосам. На лице у него отразилось отчаяние.

– Я отдал бы все на свете, только бы иметь возможность взять свое обещание назад.

И снова они долго смотрели друг на друга. Обоим было нелегко. Разговор не клеился.

Дебора первой отвела глаза. Она пристально разглядывала крышку ночного столика, потом сказала:

– Давайте я лучше расскажу свой сон. А вы поможете мне истолковать его.

– Не думаю, будто верю в то, что сны могут иметь какое-либо значение, – смущенно заявил он.

– А как же иначе? – удивилась она, не повышая голоса. – Зачем, в таком случае, Господь посылает их нам?

Тони нахмурился, выражая свое неодобрение, но Дебора не собиралась отступать. Поправив пуховую подушку и опершись о нее спиной, она принялась пересказывать свой сон, точнее то, что смогла вспомнить из него. Тони внимательно слушал ее. В какой-то момент он не выдержал и взял ее за руку, сплетя ее пальцы со своими. Этот простой жест вдохнул в нее силы и приободрил.

Дебора в ответ стиснула его пальцы.

– Итак, что вы можете сказать о моем сне?

– Ты имеешь в виду, помимо того что дождь лил как из ведра, когда я привез тебя сюда?

Нетерпеливо фыркнув, она сказала:

– То, что касается вас, мне более-менее понятно. А как насчет всего остального?

Тони на мгновение задумался.

– Вода, вне всякого сомнения, означает события и чувства, над которыми ты не властна.

Дебора согласно кивнула. Его трактовка не лишена смысла. Действительно, разве всю жизнь она не ощущала на себе тяжкий гнет ожиданий других людей?

– Разумеется, ты видишь во мне спасителя, – добавил Тони, и слабое подобие улыбки заиграло на его губах. – Потому что именно я не дал тебе утонуть.

– А все другие? По-вашему, это тяжкие гири, которые тянут меня на дно?

Тони нахмурился.

– Да. Это люди, которым ты пыталась сделать приятное и ожиданиям которых старалась соответствовать. Но теперь они бессильны помочь тебе принять правильное решение. В этом и заключается основная мысль твоего сна, разве не так? Ты хочешь быть со мною, Деб. Мы созданы друг для друга, но ты боишься и не желаешь довериться мне.

– Я приняла решение, – напомнила ему Дебора. – Я покинула Лондон.

Тони ласково взял ее руку и поцеловал в ладонь. От прикосновения его губ по телу Деборы пробежала дрожь.

– Но ты знала, что между нами ничего не кончено, В глубине души ты сознавала это.

– Тони…. – начала она и уже готова была отнять у него руку, но он снова поднес ее к губам.

– Я так боялся, что потерял тебя. Ты для меня все. Все. До того как повстречаться с тобой, я шел по жизни как посторонний, она не имела для меня особого значения. Но теперь ты нужна мне, Деб.

– Почему? Потому что меня нельзя купить?

Тони выпустил ее руку, словно обжегшись. На скулах у него заиграли желваки.

– Нет. Хотя меня удивляет твое мнение обо мне. Я надеялся, что ты знаешь меня лучше.

Горячие слезы жгли глаза, но Дебора изо всех сил старалась сдержать их.

– Иногда мне кажется, что я совсем вас не знаю, милорд.

– Тогда спрашивай, – подбодрил он ее. – Я расскажу тебе все.

– И о своей нареченной в том числе?

Тони раздраженно ударил кулаком по кровати и встал со стула. Ему понадобилось время, чтобы успокоиться. Повернувшись к ней, он сказал:

– Я совершил ошибку. Но ты должна понять, Деб, что я придавал мало значения своей женитьбе. Для меня брак с леди Амелией – всего лишь деловое соглашение. А потом я встретил тебя… и начал смотреть на мир совсем другими глазами.

– Тогда откажитесь от своего намерения, – предложила она, мысленно удивляясь тому, что и она, оказывается, способна вести себя бессердечно и даже жестоко. Если Тони откажется от своего слова, пойдут слухи… и леди Амелия, молодая женщина, которую она видела всего лишь раз, да и то мельком, может пострадать.

Но разве она сама не страдала сейчас? И она страшилась выбора, который ей предстояло сделать, – жизнь без чести или честь и жизнь без Тони. Дебора более не доверяла себе. Ей все легче было поступиться собственными принципами.

– Я бы так и сделал, – с горечью согласился Тони, – но этот шаг неизбежно отразится на тебе и будет иметь самые неприятные последствия. Ты хотя бы понимаешь, что для человека, живущего вне общества, Лондон может превратиться в самую страшную камеру-одиночку?

– Нам необязательно жить в Лондоне.

– Мы не сможем уехать надолго. Есть обязанности, которые налагает на меня титул. – Тони вернулся на стул подле кровати. – Тебя будут избегать, подвергнут остракизму. Перед тобою будут закрыты все двери. Публичное унижение, которому я подвергну леди Амелию, принесет горькие плоды, будет сказываться на нас долгие годы и отразится на наших детях. Я уже жил такой жизнью. Мне пришлось отчаянно сражаться, и я не хочу подобного для своих сыновей.

– И вы скорее предпочтете, чтобы они остались незаконнорожденными?

– Да. Мои деньги послужат им компенсацией. Они станут светскими людьми, не обремененными грузом чужих ожиданий.

Воцарилась тишина.

Дебора прекрасно понимала, что он имеет в виду. Спустя долгое время она прошептала:

– Тогда им лучше вообще не появляться на свет.

Ее приговор больно ранил обоих. Тони отвернулся, невидящими глазами глядя в окно. Дебора сражалась с демонами, терзавшими ее душу.

Тони снова повернулся к ней, он был подавлен и напряжен.

– Давай я лучше перескажу тебе свой кошмар.

– Тот самый, который вы не можете вспомнить? – спросила Дебора, имея в виду сон, который приснился ему в доме мисс Чалмерс.

– Я помню его. – Тони не стал ждать разрешения и, наклонившись вперед, начал: – Мне часто снится тот день. Только вместо того чтобы кататься на лошади, я стою у окна в библиотеку и вижу своего отца. Он подносит пистолет к виску. Я начинаю кричать, чтобы он остановился. Я стучу по стеклу, стучу кулаком. Но он не видит меня. Он смотрит на меня в упор и не видит, как будто меня нет.

– И что происходит дальше?

– Он убивает себя. – Тони произнес эти слова чужим, незнакомым голосом. Потом взглянул на Дебору и закончил: – А я внезапно оказываюсь в библиотеке, и у меня в руках дымящийся пистолет.

– Боже милосердный! – прошептала Дебора. Губы Тони искривились в циничной улыбке.

– Господь не слышит меня. Я уже спрашивал его об этом.

Дебора откинула одеяло и потянулась к нему. Тони не пошевелился. Она подошла, обняла его, и он опустил голову ей на плечо. Он был напряжен, очень напряжен. Черты его лица окаменели. Будь он ребенком, Дебора погладила бы его по голове и помогла выплакаться, разделить с ней его страхи и сомнения.

Но Тони был взрослым мужчиной. А мужчины не плачут, они все носят в себе.

– Вы не виноваты в его смерти, – сказала она. – Вы были ребенком, на вас нет вины. Он сам решил лишить себя жизни.

– Я знаю. – Тони отстранился.

– Тогда в чем же дело?

На мгновение ей показалось, что он не станет отвечать. Он явно боролся с собой, преодолевая внутреннее сопротивление, но потом нашел в себе силы признаться:

– Я не верил в то, что я – его сын. Вот почему он проделал весь путь верхом из Лондона в Алдер-Хаус, чтобы покончить с собой. Я много думал об этом и понял, что только так можно объяснить его поступок.

Дебора вспомнила, как Лизбет пересказывала ей ходившие по Лондону сплетни о том, что отцом Тони был совсем другой мужчина.

– Вас мучают сомнения? – спросила она.

– Вовсе нет. – С решительным видом Тони поднялся на ноги. – У короля и парламента тоже нет никаких оснований считать меня бастардом. Я получил свой титул на законных основаниях.

– В таком случае вам не о чем беспокоиться. Вы говорили об этом с матерью? – спросила Дебора, наивно полагая, что это и есть тот самый человек, который способен успокоить его мятущуюся душу. – То есть я хочу сказать… Я знаю, что вы не общаетесь, но когда речь идет о таком важном вопросе…

– Я не желаю иметь с ней ничего общего, – ровным и невыразительным тоном ответил Тони. – Равно как и с ее мужем.

– Так она замужем? – Дебора не смогла скрыть своего удивления. – Я имею в виду, вы так редко упоминаете о ней, что я нарисовала себе образ безутешной вдовы.

– Едва ли к ней можно применить этот эпитет, – презрительно фыркнув, ответил он и, подойдя к ногам кровати, холодно добавил: – Они поженились спустя каких-то пару месяцев после смерти отца. Траур не затянулся.

Дебора понимала его горечь. Она была слишком юной в то время, когда ее отец женился во второй раз, но, повзрослев, не могла не задумываться над тем, как мог отец смириться с присутствием в доме чужой женщины, если, как предполагалось, так сильно любил свою первую жену, Впрочем, у него на руках остался маленький ребенок, о котором надо было заботиться. Да и без вмешательства баронессы Алодии наверняка не обошлось.

– Получается, вы сознательно отдалились от нее? – спросила Дебора.

– Мы не разговариваем. Мне нечего сказать ей.

– Она живет в Лондоне?

– Нет, конечно, – откликнулся Тони. – Достигнув совершеннолетия, я отправил ей письмо, уведомляя о том, что запрещаю ей и ее мужу появляться в обществе одновременно со мною. Они живут в деревне, в поместье ее супруга.

– Однако вы нашли удачное применение своему гневу, – признала Дебора.

– Да, но, похоже, мне не удалось избавиться от них. Она вышла замуж за сэра Ричарда Адамсона.

– Того самого генерала.

Даже в глуши Айлэма она слышала об Адамсоне, храбро сражавшемся бок о бок с самим Веллингтоном и потерявшем руку в битве под Талаверой. Трудно поверить, что такой храбрец и герой войны мог жениться на прожженной прелюбодейке.

– В парламенте его тоже любят, – заметил Тони, словно прочитав ее мысли.

– И вы никогда не встречались с ним?

– Нет, и не собираюсь этого делать. Мне попросту плевать на него. Мисс Чалмерс заменила мне отца и мать. Она заслужила мое уважение, а не они.

Итак, Тони вернул и приумножил состояние семьи. И теперь намеревался жениться на девушке, чьи связи, как он полагал, помогут исправить вред, нанесенный его титулу родителями.

И какое же место оставалось для нее?

Дебора не могла заставить себя взглянуть правде в лицо и дать ответ на этот жестокий вопрос. Не сейчас. Она слишком устала. Слишком устала, чтобы мыслить ясно.

Тони заметил ее состояние.

– По-моему, тебе лучше прилечь. И хорошенько отдохнуть.

– Со мной все будет в порядке, – солгала она.

Но он ничего не желал слушать. Укрыв ее одеялом, он заботливо подоткнул его со всех сторон.

– Не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем.

Но Дебора отнюдь не разделяла его уверенности, особенно после того как он запечатлел братский поцелуй у нее на лбу… как если бы уже отдалялся от нее. Может быть, Тони сожалел, что слишком разоткровенничался? Ее охватили сомнения. А что, если он решит, что она ему больше не нужна? Дебора взяла его за руку.

– Останьтесь со мной сегодня ночью. Просто полежите рядом.

Выражение его лица смягчилось.

– Эта кровать слишком мала, чтобы вдвоем было на ней удобно, а тебе нужно выспаться. Я хочу, чтобы ты выздоровела как можно скорее.

– Мне нужно, чтобы вы были рядом.

Он снова оседлал стул.

– Мы с тобой очень странная пара. Так отчаянно нуждаемся друг в друге, но, тем не менее, не можем получить того, чего хотим.

– Сегодня вечером я хочу лишь, чтобы вы обняли меня. – Дебора говорила совершенно серьезно.

Он бережно погладил ее по голове.

– Разве я могу отказать в такой невинной просьбе?

Дебора сонно улыбнулась, поправляя подушку под головой. Тони начал раздеваться, но она заснула раньше, чем он успел снять рубашку.

И последней ее мыслью была та, что быть любовницей, наверное, не так уж и плохо.

Тони приподнялся на локте, глядя на Деб и слушая ее спокойное, ровное дыхание. Он ни за что не допустит, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое!

Она стала первым радостным событием в его жизни. А он-то полагал, что уже давно любит ее. Нет, он даже не подозревал, что такое любовь, пока не столкнулся с опасностью навсегда потерять ее, уступив болезни.

Сейчас он испытывал к ней более глубокое, повзрослевшее чувство. Он доверял ей. Он смог рассказать ей о самых мрачных и темных своих страхах.

Он должен обеспечить ее безопасность, должен найти место, где они могли бы спокойно разобраться во всем и решить, что делать дальше.

И вдруг Тони понял, что хочет отвезти ее в Алдер-Хаус. Там у нее будет время для того, чтобы под его защитой прийти в себя. И еще он хотел, чтобы она увидела его поместье, его дом. Он хотел, чтобы там она была с ним рядом.

На следующее утро он дал ей вволю выспаться. И только когда солнце уже устало карабкаться по небосклону, разбудил ее. На щеках Деборы играл слабый румянец, и выглядела она намного лучше.

Он оделся заранее, поэтому плюхнулся на постель, перебросил одну ногу через спинку кровати и, лениво покачивая ею, смотрел, как Дебора причесывается.

– Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы перенести путешествие?

Она откинула волосы со лба и кивнула.

– И еще я голодна.

Тони рассмеялся.

– Это хороший знак.

– Я должна вернуться домой, – с серьезным видом заявила Дебора.

Тони глубоко вздохнул и с беззаботностью, которой на самом деле не чувствовал, ответил:

– Я хочу отвезти тебя в Алдер-Хаус, мое родовое гнездо.

В ее темных глазах проглянула настороженность:

– Нет.

– Да, Деб.

Она застонала от отчаяния.

– Тони, сейчас не время демонстрировать упрямство. Мужчина не может просто так взять и привезти свою… – Возникла небольшая, едва заметная пауза, и Дебора решительно продолжила: – Мужчина не может привезти свою любовницу в родовое поместье, не так ли?

Любовница. Вот она и произнесла это слово. Она приняла его предложение.

Тони сел на кровати.

– Ты действительно имеешь это в виду, Деб?

Она опустила глаза на щетку для волос, которую держала в руках. Она выглядела совсем юной и невинной.

– Полагаю, да, – негромко ответила она.

Тони захотелось вскочить на ноги и закричать от радости во весь голос… но он боялся, что она передумает. Дебора подняла голову.

– Но я не думаю, что стоит везти меня в Алдер-Хаус.

– Нет, – возразил он. – Это необходимо.

– Тони… – запротестовала она, но он ничего не желал слышать.

– Я поступаю так, как мне хочется, Деб. В конце концов, я граф. Не беспокойся. Там не будет хора, как в греческой трагедии, который надоедливо зудел бы о приличиях. И я еще не женат, так что мне не придется держать ответ перед Лонгестом. Пожалуйста, я хочу, чтобы ты побывала там. А о том, что делать дальше и каким будет наше будущее, мы можем поговорить позже.

Дебора заколебалась, ее явно раздирали противоречивые чувства.

– Думаю, это будет не слишком мудрый поступок.

– Мы с тобой вообще ведем себя не особенно умно. Все, Дебора сдалась и не стала возражать. Губы ее изогнулись в грустной и печальной улыбке.

– Я сама не понимаю, почему так переживаю. В общем-то, мне некуда больше идти.

Тони понял. Согласившись на его предложение, она уже не сможет возвратиться в простой мирок своей Долины. Он склонил голову перед принесенной ею жертвой.

Поднеся ее руку к губам, он прошептал:

– Ты не пожалеешь, что доверилась мне. Я люблю тебя, Деб, и, клянусь, не причиню тебе зла.

Дебора кивнула в знак согласия, но он заметил, что, когда она опускала щетку для волос на ночной столик, рука ее дрожала. Она поймала его взгляд и сжала кулачок.

– Мне нужно одеться, – сказала она. – И вернуть ночную сорочку миссис Стриклер.

– Она твоя, – заявил он и рассказал, что оставил ее саквояж на дороге под дождем. – Я купил у местной швеи несколько платьев для тебя. Мы сняли мерку с одежды, которая была на тебе, а потом я ее выбросил. В конце концов, это ведь я потерял твои наряды, так что должен хотя бы возместить их.

– Итак, – негромко сказала она, – отныне я превратилась в настоящую содержанку, не так ли? – Прежде чем Тони успел ответить, она добавила: – Прошу тебя, оставь меня одну ненадолго. Мне нужно одеться.

Он повиновался, но на душе у него было неспокойно. Расхаживая по небольшому дворику, он говорил себе, что больше ни за что на свете не отпустит ее от себя. Что бы ни случилось, он не оставит ее одну.

Тони всегда бережно относился к своей собственности.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Дебора мучилась и страдала, не зная, соглашаться ли на предложение Тони стать его любовницей. Ее терзали сомнения. Очень большие сомнения.

Да, она сдалась. Однако до сих пор Дебора пребывала в неведении относительно того, как вести себя дальше и чего вообще он ожидает от нее, помимо самого очевидного. Она знала, что значит быть женой. Но любовницей?.. Эта роль была для нее внове, от нее отдавало чем-то экзотическим и безнравственно-притягательным. Что бы там ни говорила Лизбет, порядочные женщины Айлэма не вступают во внебрачные связи с другими мужчинами.

Однако отчаянная любовь к Тони – интересно, должна ли содержанка любить своего покровителя? – подвигла ее на то, чтобы довериться ему.

Впрочем, надевая через голову темно-синее платье мериносовой шерсти, которое купил Тони, и поправляя юбку, Дебора сказала себе, что в том, чтобы иметь богатого любовника, есть и свои хорошие стороны. Материал был просто первоклассный, У нее еще никогда не было столь изысканного туалета, а местная белошвейка оказалась настоящей волшебницей. Платье сидело безукоризненно. Тони приобрел для нее еще наряд кремового цвета, шляпку, перчатки, нижние юбки и даже пару домашних туфелек из мягкой кожи.

Но стоила ли вся эта роскошь доброго имени, которое она принесла в жертву?

Заколов последней булавкой свои безнадежно прямые волосы, которые она уложила в высокий шиньон на затылке, Дебора постаралась убедить себя в том, что все так или иначе образуется. По-другому быть просто не могло.

Взяв шляпку и перчатки, она вышла из комнаты и наткнулась на Стриклеров, которых Тони щедро одаривал за проявленное гостеприимство. Снаружи ждал экипаж, готовый отвезти их в Алдер-Хаус. На дверцах красовался графский герб.

– Это твой? – поинтересовалась она и тут же прикусила язык. Раз уж она взялась разыгрывать перед Стриклерами роль его супруги, то должна была бы узнать карету. Она допустила ошибку.

– Когда ты заболела, я отправил слугу в Йоркшир с наказом доставить его сюда, – поспешил Тони ей на выручку. – На случай, если бы пришлось срочно везти тебя в Лондон, чтобы получить медицинскую помощь, я хотел иметь под рукой самое быстрое средство передвижения.

Миссис Стриклер романтично вздохнула и закатила глаза. Ее супруг ничего не заметил – он был слишком занят пересчетом монет.

Слова Тони тронули Дебору.

– Ты сделал это для меня?

– Я достал бы для тебя луну с неба, – просто ответил он.

Кто знает, возможно, быть любовницей не так уж и плохо!

Рядом с каретой в ожидании вытянулись ливрейный слуга и кучер, одетые в цвета Бернелла, синий с золотом. Тони подал ей руку, помогая подняться в экипаж, снял шляпу и сел сам, заняв три четверти свободного пространства. Дебора не стала отодвигаться, но не могла не отметить, как он и здесь безо всяких усилий посягнул на ее личную свободу.

Тони постучал в крышу, подавая кучеру знак, что можно трогаться. Изнутри карета была отделана мореным дубом, а сиденья обиты мягкой кожей. Колеса оказались подпружинены еще лучше, чем у экипажа, который возил Дебору по Лондону.

Первые несколько минут она сидела тихо как мышка, опершись ладонями о сиденье и наслаждаясь мягким покачиванием кареты.

– Замечательно!

– Я рад, что тебе нравится. – Голос его прозвучал преувеличенно нейтрально.

Дебора подняла на него глаза. Тони внимательно и строго смотрел на нее. Да, он принадлежал ей, но не полностью.

– Тони, я не знаю, получится ли у меня, исправлюсь лил с этой ролью. Не в моих правилах попирать обычаи и устои общества.

Он откинулся в угол сиденья, словно ее слова задели его.

– И не в моих тоже.

Дебора едва не рассмеялась, снимая шляпку.

– Да вся твоя жизнь состоит из сплошного нарушения общепринятых правил. Не могу представить, чтобы ты чего-то боялся.

– Всякое бывало. – Тони снял шляпу и повесил ее на крюк над дверцей.

– И как же ты выходил из положения? – полюбопытствовала она. – Когда окружающие смотрели на тебя неодобрительно, что ты делал?

Впервые позволив себе расслабиться с того момента, как они сели в карету, Тони довольно улыбнулся.

– Я вел себя нагло и вызывающе, делая вид, что ничего не случилось. А что оставалось? Разумеется, имея дело с мужчинами, всегда приходится учитывать вероятность того, что придется защищать свою честь с оружием в руках. Умный человек подумает дважды, прежде чем бросить вызов записному дуэлянту.

– Не представляю себе, что смогла бы бросить кому-нибудь вызов, – призналась Дебора и добавила: – Особенно баронессе Алодии.

– Согласен, пистолетом или шпагой с ней не повоюешь. Иди ко мне, – позвал он, – отдохни в; моих объятиях, а потом попробуем вместе подобрать, ключик к этой гранд-даме.

Ну вот, начинается. Его первая просьба к ней в ранге любовницы… Дебора повиновалась. А ведь и в самом деле так приятно прижаться: к нему! Он обнял ее, словно намереваясь, защитить и уберечь, от окружающего мира, потом легонько коснулся губами ее волос.

– Не знаю, что бы я делал, если бы мне пришлось противостоять матронам Айлэма, – признался он. – С ними нелегко справиться.

Разумеется когда он держал ее в объятиях, все страхи и тревоги, включая и склонных к осуждению матрон, отступали далеко-далеко. Он бережно гладил ее по плечу, и от этого неспешного движения Дебора постепенно успокоилась.

– Они представляются мне выводком куриц, – заявил он.

– Куриц?

– Да, склочных наседок. Ну, ты понимаешь, глупых куриц, которые клюют один и тот же корм, в одно и то же время, а когда раздается громкий шум, то все одновременно поднимают головы и смотрят в ту сторону своими глазками-бусинками.

– Да, но они наверняка сочтут меня, мягко говоря, странной. Ведь у всех у них имеются мужья. – Не успели эти слова сорваться с ее губ; как она уже пожалела об этом. Дебора подняла голову. – Прости меня. Я еще не освоилась с новой для себя ролью любовницы.

В глубине его глаз: мелькнуло что-то похожее на, боль.

– Деб, если бы я мог все переиграть…

Она закрыла ему рот ладонью.

– Нет. Мы оба приняли решение. Просто обними меня, и все будет в порядке.

Тони крепко прижал ее к себе. Положив голову ему на грудь, она слушала, как сильно и ровно бьется его сердце.

– Кыш, – вдруг сказал он.

– Что? – Дебора подняла на него глаза.

– Кыш. Вот что ты должна была бы сказать матронам Айлэма. Именно это я сказал бы этим склочным курицам.

Дебора засмеялась. Она живо представила, как матроны сидят кружком во время очередного сборища у баронессы и сплетничают, а она говорит им «кыш».

– В чем дело? – с шутливым недовольством воскликнул Тони. – Ты сама сказала, что вызвать их на дуэль нельзя. А «кыш» – как раз то обращение, которого они заслуживают.

– «Кыш» ужасно глупое слово.

– А они ужасно глупые женщины.

– Они важные женщины, пользующиеся большим авторитетом, – запротестовала Дебора. – Они все замужем за важными джентльменами Долины.

Замужем. Она опять произнесла слово «замужем», и оно повисло между ними.

Тони понял, что она сожалеет о случившемся, что ей неловко и обидно. Дебора попыталась отодвинуться, но он крепче прижал ее к себе.

– Я люблю тебя.

– И я люблю тебя, – ответила она, но голос ее прозвучал тускло и безжизненно – даже для нее самой.

Однако Тони не стал придираться. Вместо этого он сменил тему.

– Тебе нужно отдохнуть. Я не хочу, чтобы болезнь вернулась. Не волнуйся ни о чем и предоставь все заботы мне.

Дебора постаралась расслабиться и отогнать тревогу. То ли ей вполне удалось задуманное, то ли он был прав, сказав, что ей нужно отдохнуть, но уже через несколько минут она крепко спала.

Проснувшись, она обнаружила, что по-прежнему лежит в объятиях Тони, который, вытянув ноги и устроившись поудобнее, задумчиво смотрел в окно. Похоже, мыслями он был далеко.

И все это время он ласково обнимал ее.

Дебора дала ему понять, что проснулась.

– Я ошибалась, говоря, что ты не знаешь, что такое любовь.

Тони пошевелился, снял перчатки, накрыл ее ладонь своею, и его рука оказалась в нескольких дюймах от соблазнительных холмиков ее груди.

– Просто ты научила меня любить. Как ты себя чувствуешь?

Прекрасно сознавая, что если она сделает хотя бы одно движение, то его рука соскользнет в вырез ее платья, Дебора прошептала:

– Спасибо, уже лучше.

Казалось, прошла целая вечность с той поры, как они в последний раз занимались любовью. Она положила руку ему на колено, чувствуя, как напряглись под тонким материалом бриджей его мускулы.

Тони бережно провел пальцами по чувствительной полоске кожи над линией ее лифа.

– Ты действительно чувствуешь себя намного лучше?

Дебора лишь молча кивнула в ответ – желание горячило ей кровь и затуманивало голову. Приподнявшись, она ласково коснулась губами его подбородка.

– Дебора… – прошептал Тони.

Она провела пальцами по его бедру и ощутила нарастающее возбуждение. Внизу живота у нее сладко заныло.

– Тони… – эхом откликнулась она и нашла губами его губы. Языки их встретились, и сомнения улетели прочь. Разум отступил, особенно когда его рука нашла ее грудь. Другой рукой он приподнял ее, усаживая к себе на колени. Она раздвинула ноги, и его рука скользнула ей под юбки. Дебора принялась судорожно распутывать узел его галстука. Он целовал ее в шею, поднимаясь все выше, к ушку, а его ловкие пальцы проникли внутрь нее.

Дебора резко выпрямилась от удивления… и восторга. Он бережно погладил ее, потом еще раз. Она напрягла мышцы, неотрывно глядя ему в глаза. Тони улыбнулся, довольный собой.

– У тебя очень хорошо получается, – сумела прошептать она задыхающимся голосом.

– О, полагаю, дополнительная практика мне не помешает, – возразил он.

Дебора лишь слабо застонала в ответ. Она хотела его. Прямо сейчас. И принялась возиться с пуговицами на его бриджах, пытаясь расстегнуть их.

Снаружи, на облучке, кучер сказал что-то лакею. Тони и Дебора замерли, внезапно вспомнив, что они не одни и что от слуг их отделяет только тонкая стенка кареты. Деб поймала взгляд Тони. Он лукаво улыбнулся и поцеловал ее в ключицу, поцелуй сюда, как он прекрасно знал, всегда заставлял ее прекратить сопротивление. Она застонала.

Он закрыл ей губы поцелуем и помог раздеть себя. Мир за стенами кареты продолжал жить своей жизнью, а они забыли обо всем на свете, отдавшись страсти. Одним умелым движением он вознес ее на такие вершины блаженства, что Дебора не заметила бы, если бы экипаж окружила целая армия матрон во главе с баронессой Алодией. Она должна была любой ценой закончить то, что они начали. Тони приподнял ее и медленно опустил на себя. Оба затаили дыхание, когда он до упора вошел в нее. Дебора начала двигаться, поначалу очень медленно. Она уже знала, что ему нравится и что нравится им обоим.

Ей отчаянно не хватало вот такой близости с ним. Все остальное, что лежало между ними, казалось сейчас глупым и несущественным, значение имела только естественная и глубокая потребность ощущать его рядом, в себе. Мягкое покачивание экипажа добавляло огня к их страсти, а присутствие слуг вносило дополнительный возбуждающий оттенок.

Тони потянул лиф ее платья вниз, чтобы освободить грудь, взял ее сосок губами и поцеловал – она готова была кричать от удовольствия, содрогаясь в сладких судорогах освобождения. Через несколько мгновений он присоединился к ней. Им пришлось сдерживать стоны и крики, пряча лица на груди друг друга, а потом, когда все закончилось, они долго не могли пошевелиться.

Мало-помалу к ним вернулась способность воспринимать окружающую действительность. Дебора услышала стук копыт лошадей, шорох колес, катившихся по дороге, и негромкие голоса слуг.

Тони поймал ее взгляд и улыбнулся, по-прежнему крепко обнимая ее руками за талию. Она обессилено прижалась к нему, чувствуя себя довольной и счастливой. Он ласково погладил ее по голове.

– Помни о том, что я люблю тебя.

Дебора лишь молча кивнула в ответ. Сил говорить у нее не было. Наконец она отстранилась от него и принялась приводить в порядок одежду. Тони сунул руку в карман и сказал:

– Вот, возьми.

Перед ней покачивалась золотая цепочка с рубиновым сердечком. Казалось, благородный металл изящного украшения светился сам по себе и жил собственной жизнью.

Дорогой подарок и время, которое он выбрал для того, чтобы вернуть его ей, обесценили происходящее.

Тони мгновенно уловил перемену в ее настроении.

– Это не плата.

– Да, я понимаю. – Дебора отвела глаза.

– Тогда в чем дело? – поинтересовался Тони.

Дебора взяла украшение и неторопливо застегнула его на шее.

– Я пока еще не свыклась со своим новым положением, – ответила она, испытывая слишком противоречивые чувства, чтобы их можно было выразить словами.

Тони явно остался неудовлетворен ее ответом, но у него хватило ума и такта не настаивать. Вместо этого он достал книгу и предложил:

– Может быть, почитаем немного?

Дебора, механически крутившая кулон, кивнула и отодвинулась в дальний угол сиденья, слушая его глубокий баритон. Она сама не могла понять, что с ней происходит. При этом она сознавала, что дороговизна подарка здесь ни при чем. Хотя слова Тони о том, что кулон – это не плата, встревожили ее. То, что раньше она отдавала свободно и безвозмездно, теперь имело свое денежное выражение.

Интересно, а Лизбет терзалась бы подобными сомнениями? Или Рейчел? В конце концов, она больше никому не была нужна.

Тони наклонился и положил руку ей на колено. Его пальцы, привыкшие держать шпагу, были сильными, красивыми и умелыми. Деборе стало неловко оттого, что она усомнилась в нем.

Она испытала нешуточное облегчение, когда два часа спустя карета замедлила ход, чтобы свернуть с дороги во двор ухоженной и опрятной гостиницы, где им предстояло провести ночь.

Из конюшни выбежали мальчишки, чтобы принять у них лошадей, а хозяин поспешил лично приветствовать именитого гостя. Владельца гостиницы звали Хадженс.

У него было огромное брюхо и круглая лысина с венчиком редких седых волос. Он очень старался угодить им. Тони первым выбрался из экипажа.

– Нам нужен отдых и хорошее угощение, Хадженс. Еда должна быть отменной. Постарайтесь не разочаровать меня.

– Есть замечательный фазан, – ответил владелец постоялого двора, – и вино, новый сорт, его только что привезли из Франции. Вкус просто божественный.

– Прекрасно, – равнодушно обронил Тони, не озаботившись даже узнать стоимость предлагаемого угощения. – Ужин на двоих в отдельной комнате, будьте любезны.

– Будет исполнено, милорд.

Тони обернулся, чтобы помочь Деборе сойти, и увидел, что она не спешит показываться на людях, медленно завязывая ленты шляпки.

– Что-то случилось? – негромко спросил он.

– Нужно ли делать вид, что я твоя жена?

Вопрос был задан гораздо более резким тоном, чем следовало, и она тут же пожалела об этом.

Тони был недоволен, тем не менее, не стал уклоняться от ответа.

– Я уверен, что в этом нет необходимости. Хороший владелец постоялого двора всегда умеет держать язык за зубами.

– М-м… полагаю, моя провинциальная наивность дает себя знать. – Дебора не смогла удержаться от язвительной реплики.

– Это не наивность, а разумная осторожность, – поправил Тони и, поднеся ее руку к губам, поцеловал. – А теперь пойдем, любовь моя.

Перед лицом его олимпийского спокойствия Дебора старалась вести себя достойно. Она не понимала, что за дух противоречия вселился в нее, не понимала, почему не может спокойно реагировать на происходящее. Внутри все сильнее разгоралось недовольство своим положением и тем, что он не может безраздельно принадлежать ей одной.

Тони проводил ее в гостиницу. Хадженс, беспрестанно кланяясь и рассыпаясь в комплиментах, показывал дорогу. Он провел их по длинному узкому коридору, с одной стороны которого располагалась кухня, а с другой – пивной бар.

– Последние несколько дней дела идут очень хорошо, – рассказывал владелец гостиницы. – В Коннор-Филдз, всего в часе езды верхом отсюда, проводились скачки. Разумеется, большая часть гостей уже разъехалась, но на этой неделе мы не могли пожаловаться на отсутствие постояльцев. Все комнаты были заняты.

Словно чтобы подчеркнуть его слова, из бара вышел джентльмен, главной достопримечательностью которого был багровый нос пьяницы. Он моментально узнал Тони.

– Смотри-ка, лорд Бернелл собственной персоной! Это и в самом деле вы?

Громогласный возглас мужчины разнесся по коридору, а взгляд его острых внимательных глаз показал Деборе, что, даже будучи изрядно навеселе, он ничего не упустит.

Тони негромко выругался себе под нос, а потом повернулся в сторону хорошо одетого джентльмена, загораживая собой Дебору.

– Джулиус, рад вас видеть! Что привело вас сюда?

– Порочная страсть к лошадям, что же еще, – подмигнув, ответил Джулиус. Потом, заприметив Дебору, он воскликнул: – Подождите-ка! Я слышал, вы намерены связать себя узами брака. Не спорьте, я вижу, что это и есть ваша графиня!

Дебора поспешно наклонила голову, надеясь, что широкие поля шляпки из итальянской соломки скроют ее лицо. Ей не хотелось, чтобы ее сравнивали с леди Амелией.

На лице Тони не дрогнул ни один мускул.

– Джулиус, – с великолепной небрежностью проговорил он, – я немного спешу. Вы не возражаете, я надеюсь?

С этими словами он попытался повернуться к джентльмену спиной, увлекая за собой Дебору, но Джулиус не относился к числу людей, от которых можно легко отделаться.

Он вытянул шею, стараясь получше разглядеть Дебору.

– Дружище, вы непременно должны представить меня. И потом я извинюсь перед вашей спутницей, прежде чем увести вас к моим друзьям. А сюда меня привела любовь к лошадям, милорд. Мы как раз обсуждали серого в яблоках жеребца, которого вы намерены выставить на скачках в Эпсоме. С нами приехал немец, который нипочем не верит нашим словам. Будет лучше, если он услышит все, так сказать, из первых уст, то есть от вас. Тогда, быть может, он купит у меня ту норовистую кобылку, отцом которой стал ваш серый жеребец.

– Поручаю вам выступить от моего имени, – ответил Тони, отступая к лестнице, ведущей на второй этаж, к комнате для гостей, у которой уже стоял Хадженс.

– Не могу, – Джулиус понизил голос. – Я должен буду выкупить эту кобылу, поскольку имел неосторожность отдать ее под залог. А этого немца еще предстоит хорошенько обработать, и в искусстве ведения деловых переговоров вам нет равных, Бернелл. Вы можете продать королю его собственную корону, если захотите. Я уверен, что очаровательная графиня с радостью уступит вас на полчасика или около того. Кстати, мне пришла в голову великолепная мысль. Познакомьте ее с этим немцем. Весь Лондон только и говорит, что о ее красоте.

Похвалы в адрес леди Амелии, в которых он рассыпался, больно уязвили Дебору. Она видела нареченую Тони и знала, что по всем статьям проигрывает молоденькой невесте своего возлюбленного.

Тони продолжал медленно двигаться к лестнице.

– Прошу простить меня, Джулиус, но я ничем не смогу вам помочь. У меня личное и весьма неотложное дело.

– Личное? – Джулиус явно не мог взять в толк, о чем идет речь. Наконец до него дошло, что имеет в виду Тони. – О, еще бы! Личное дело! Да, да, конечно, удачи вам, милорд! – Он вернулся в бар и с порога громовым голосом объявил: – Бернелл не сможет присоединиться к нам. Медовый месяц! У мужчины в его положении найдутся более приятные дела, чем пить с нами, друзья мои.

Его слова были встречены веселым свистом и улюлюканьем. Тони легонько подтолкнул Дебору.

– Поспешим, прежде чем они решат, что было бы очень весело присоединиться к нам. Я даже боюсь представить, на что способен в изрядном подпитии такой заядлый любитель лошадей, как Джулиус.

Ему не понадобилось повторять приглашение дважды. Дебора буквально взлетела по ступенькам, обогнав Хадженса, который поспешил вслед за ними.

Разумеется, как только они оказались на верхней площадке лестницы, владелец постоялого двора угодливо заявил:

– Милорд, должен сказать, что для меня большая честь служить вам и вашей нареченой. – Он бросил внимательный взгляд на Дебору. – И хочу добавить, что мы наслышаны о ее красоте даже здесь, в такой глуши и вдали от Лондона.

Это стало последней каплей. Если бы сейчас земля разверзлась у нее под ногами, Дебора с радостью шагнула бы в пропасть.

Тони пробормотал нечто невразумительное, однако этого оказалось достаточно, чтобы владелец кинулся вперед, показывая им комнату. Она оказалась просторной и удобной, но Дебора не стала даже останавливаться, чтобы полюбоваться окружающей роскошью, и поспешно скрылась за ширмой.

Как только Хадженс удалился, она вышла и, как сама надеялась, с иронией заметила:

– Кто-то, если мне не изменяет память, говорил о том, что хороший владелец гостиницы должен уметь держать язык за зубами?

Тони не улыбнулся в ответ.

– Нам чертовски не повезло, что мы встретили Джулиуса. – Он успел снять сюртук и сейчас развязывал узел галстука. – Я поговорю с ним. Он не станет сплетничать.

– Более всего на свете мужчины обожают перемывать кости другим, – возразила Дебора. – Я хорошо знаю типов, подобных ему. Итак, что мы теперь будем делать?

– Я поговорю с ним, – повторил Тони с оттенком нетерпения.

Дебора присела на краешек роскошной кровати с четырьмя столбиками.

– Я не его имею в виду, Тони, а нас. Я всегда питала отвращение к уловкам и обману.

Он пересек комнату и подошел к ней.

– Этого более не повторится. Доверься мне, Деб. Все будет хорошо, обещаю.

Боже, как же ей хотелось верить ему! Вопреки всему, чему ее учили, вопреки нормам и канонам общественной морали она хотела верить ему – потому что была слишком большой эгоисткой, чтобы отказаться от него. Но Дебора не могла себе представить, что будет делить его с другой.

Ужин прошел тихо и непримечательно. Ни у нее, ни у Тони не было особого аппетита. Там, где оказались бессильны слова, помогли прикосновения. В кровати он крепко прижал ее к себе, и она решила, что ей хорошо рядом с ним.

Но Дебора чувствовала, они оба знают, что дни их недолгого счастья сочтены.

На следующее утро их приветствовала ярко-синяя ширь небес без единого облачка. Тони и Дебора проснулись с первыми лучами солнца. Обоим было не по себе, и они стремились побыстрее отправиться в путь.

Им повезло, выходя из гостиницы, они не встретили мистера Джулиуса. Экипаж, лошади и слуги Тони уже поджидали их, так что не прошло и нескольких минут, как они благополучно выехали со двора.

В пути они разговаривали о пустяках или играли в карты. Тони ни на минуту не выпускал ее руки – казалось, ему нужна была поддержка и ободрение. Уютно устроившись в его объятиях, Дебора изо всех сил старалась делать вид, будто все идет как надо.

Однако чем ближе они подъезжали к Алдер-Хаусу, тем сильнее становились одолевавшие ее сомнения. И когда кучер заверил их, что не пройдет и часа, как они будут дома, Дебора решилась высказать свои опасения.

– Нам не следует вести себя столь безрассудно. Я не должна была приезжать в Алдер-Хаус. – Она уже готова была выйти из кареты и пешком отправиться обратно в Дерби.

– Глупости! Все будет в порядке, – безапелляционно заявил Тони.

– Тони, что скажет твоя жена, когда узнает, что ты привозил любовницу в свое родовое гнездо?

Он повернулся и взял ее за плечи.

– Она ничего не скажет. Я ей совершенно безразличен, как и она мне.

– Но она не может не думать о приличиях…

– Я должен был привезти тебя сюда, – решительно сказал он, еще крепче сжимая ее плечи, словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова. – Ты можешь считать меня глупцом, но без тебя мне нет жизни. Деб, у меня такое чувство, будто я иду с завязанными глазами. Один неверный шаг – и я потеряю тебя навсегда. Но если я привезу тебя в Алдер-Хаус, тогда, я знаю – без всякой видимой причины, так подсказывает мне интуиция, – мы найдем с тобой ответы на все вопросы. А правила приличия могут идти к черту.

Воздух вокруг него, казалось, звенел от напряжения. Дебора знала теперь, что Тони поступал так не из прихоти, что в его действиях прослеживалась некая цель, пусть он и сам пока не понимал, в чем она состоит. Она придвинулась и спрятала лицо у него на груди. Тони крепко обнял ее.

– Доверься мне, – прошептал он.

Дебора молча кивнула в ответ. Она сделает так, как он хочет.

Тони облегченно вздохнул.

– Ну вот, мы почти на месте. Посмотри, уже виден перекресток. Мы подъехали к границе прихода Святой Джиллиан.

Пятнадцать минут спустя они въехали в живописную деревушку Морвен. По обеим сторонам дороги выстроились аккуратные домики, обсаженные розами. На околице виднелась средневековая церквушка.

– Это и есть церковь Святой Джиллиан, – с нескрываемой гордостью сообщил Тони. – Моя семья посещает там службу последние триста пятьдесят лет, с тех пор как эта земля отошла под руку первого графа, как тогда говорили – ярла Бернелла.

– И что, не будет никаких дифирамбов Завоевателю?[5] – поддразнила его Дебора.

– Нет, в той войне мои предки сражались на другой стороне, – гордо ответствовал Тони. – Мы были саксами, но сумели пробиться на самый верх.

В церковном дворике стояло несколько группок мирно беседующих прихожан. Все умолкли и провожали карету взглядами, но никто даже не подумал поднять руку в знак приветствия. Напротив, лица их были суровыми и даже мрачными.

Тони приказал кучеру остановиться. Какой-то джентльмен отделился от кучки прихожан и подошел к экипажу. Дебора постаралась забиться в самый дальний уголок, но Тони, похоже, было все равно, увидит ее кто-нибудь или нет.

– Что-то случилось, викарий?

Священник снял шляпу.

– Случилось? Нет, ничего не случилось. Я рад вас приветствовать, милорд.

– Благодарю вас. – Тони бросил взгляд на мужчин, разговаривавших с викарием. – Почему-то мне кажется, что вы обсуждали не слишком приятные новости.

Викарию явно стало не по себе. Он заколебался, но потом произнес с явной неохотой:

– У вас гости в Алдер-Хаусе, милорд.

– Кто они такие?

– Я бы предпочел, чтобы вам сообщил это кто-нибудь другой.

Тони нахмурился.

– В любом случае я сам скоро это узнаю. Благодарю вас за предостережение.

– Да, милорд.

Викарий поклонился и отступил в сторону. Тони подал кучеру знак ехать дальше. Повернувшись к Деборе, он сказал:

– Викарий – человек не робкого десятка. Полагаю, он просто не пожелал сообщить мне дурные новости. Я только надеюсь, что они не касаются Марми.

– Я буду молиться об этом, – присоединилась к нему Дебора. – Но, Тони, кто бы это мог быть? И стоит ли, в таком случае, везти меня туда?

– Что касается первого вопроса, то я не имею ни малейшего представления, кто это. А на твой второй вопрос отвечу, что лишь мое желание имеет значение, а я хочу, чтобы ты приехала сюда. – Насколько она могла судить по выражению его лица, более разговаривать на эту тему он не собирался.

Через несколько минут экипаж свернул на длинную подъездную аллею.

– Все, мы почти приехали. Вот это и есть Алдер-Хаус. Дебора выглянула из окошка. Повсюду была пышная зелень, так что она даже не сразу заметила дом. Высокие, стройные липы выстроились по обеим сторонам аллеи. За ними тянулись обширные пастбища, на которых паслись стада овец.

Они проехали поворот и увидели дом.

Невысокий каменный забор, вдоль которого пышно цвели розы на клумбах, отгораживал поля от садов и внутреннего двора. В глубине виднелась круглая подъездная площадка и выложенный из камня дом, стены которого в лучах заходящего солнца отливали золотом.

Тони горделиво повернулся к ней, снедавшее его беспокойство явно растаяло без следа.

– Ну, что ты скажешь?

– Похоже, мне еще не доводилось видеть более впечатляющего зрелища, – ответила Дебора.

Она говорила правду. Алдер-Хаус представлял собой старинный особняк, построенный в стиле Тюдоров. Невысокий, он как будто обнимал окружающий пейзаж. Поросшую мхом крышу, выложенную из каменных плит, усеивали дымовые трубы. Их было так много, что Дебора сбилась со счета. Входная дверь из мореного дуба была украшена резными каменными изразцами. Высокие стрельчатые окна напоминали бойницы или же окна собора в миниатюре.

Не дожидаясь, пока экипаж остановится, Тони выпрыгнул наружу. Он выглядел моложе и счастливее, чем раньше, – Дебора еще никогда не видела его в таком радостном настроении. Он кивнул кучеру:

– Как хорошо вернуться домой!

– Так оно и есть, милорд, – откликнулся тот. Передняя дверь распахнулась, и оттуда, торопясь приветствовать хозяина, высыпали слуги.

Протянув Деборе руку, Тони галантно и величественно произнес:

– Добро пожаловать в Алдер-Хаус. Пойдем, я хочу…

Он умолк на полуслове. Взгляд его устремился к женщине, которая вышла из дома. Неопределенного возраста, она поражала благородной красотой. Серебристые волосы волной падали ей на плечи. Глаза у нее были настолько синими, что казались почти черными. Как у Тони.

За ней на ступеньках показался джентльмен, почти такой же высокий, как и Тони. Его густые волосы отливали блеском полированного олова. Он был изысканно и дорого одет: начищенные сапоги сверкали, а сюртук был сшит из тончайшей шерсти. В его осанке и манерах безошибочно угадывалась военная выправка.

Одной руки у него не было.

Дебора моментально узнала таинственных незнакомцев, почтивших Алдер-Хаус нежданным визитом, сэр Ричард Адамсон и его жена, мать Тони. Обеспокоенная, она обернулась к возлюбленному, чтобы взглянуть на его реакцию. Он стоял неподвижно, кровь отхлынула у него от лица.

Его мать что-то негромко сказала супругу и вышла вперед. Походка у нее была настолько легкой, что, казалось, она парит над землей. Улыбка, впрочем, получилась робкой и неуверенной.

– Ты удивлен?

– Ничуть, – ответил Тони ровным, невыразительным голосом. – А теперь собирайте вещи и немедленно убирайтесь отсюда. Оба.

Резкие слова Тони услышали все находящиеся во дворе.

Слуги замерли, не зная, что делать и куда бежать. Генерал Адамсон расправил плечи и сделал шаг вперед. В его прищуренных глазах мелькнула молния, но мать Тони взмахом руки заставила его отступить. Пожилой джентльмен походил на тигра в клетке – сильный, быстрый, смертельно опасный. И ему явно не нравилось пребывать на вторых ролях.

Но сейчас он Дебору не интересовал. Как и всех остальных, от дворецкого до лакея на запятках кареты, ее внимание было обращено на драму, разворачивающуюся между матерью и сыном.

Несмотря на грубую реплику Тони, она, решительно сжав губы, подошла и остановилась прямо перед ним.

– Я не уеду до тех пор, пока мы не поговорим, – заявила она.

– Нам нечего сказать друг другу, – последовал ответ. – А теперь прошу извинить меня, я должен позаботиться о своей гостье.

С этими словами он повернулся, чтобы помочь Деборе выйти из кареты. А той хотелось забиться в самый дальний уголок – она вовсе не желала становиться действующим лицом неприятной сцены.

– Прошу тебя… сын, – взмолилась мать. Она говорила так тихо, что если бы Дебора не услышала последнего слова, то могла бы подумать, что оно ей почудилось.

Глаза Тони встретились со взглядом Деборы. На скулах у него вздулись желваки, губы были плотно сжаты. Он не собирался уступать. Тони протянул ей руку.

– Пойдем. У нас незваные гости. Мой тебе совет, что бы ни произошло, не забывай оглядываться назад и береги спину. – Эти слова предназначались для ушей Деборы, но его мать тоже услышала их. На щеках у нее выступили красные пятна.

Дебора не знала, что делать. Но нельзя же бесконечно прятаться в экипаже! Испытывая страшную неловкость, она вложила свою руку в руку Тони, который намеревался побыстрее увести ее со двора. И ему бы это вполне удалось, если бы не мать. Она шагнула вперед, встала у Деборы на пути и чистым и ясным голосом произнесла:

– Меня зовут София Адамсон. А вы, должно быть, миссис Персиваль.

И Тони, и Дебора были поражены тем, что ей, оказывается, известно ее имя. Но молодому графу удалось лучше скрыть свое удивление, и Дебора начала понимать, что он ни за что не уступит своей матери.

Похоже, леди Адамсон не нуждалась ни в чьем разрешении. Почти вызывающим жестом она протянула руку Деборе. На первый взгляд она выглядела спокойной, собранной и невозмутимой, но в глубине ее синих глаз Дебора разглядела мольбу, и – да простит ее Господь! – Дебора не могла отказать ей. Она пожала руку леди Адамсон и присела в реверансе.

Тони окаменел. Его пальцы крепко стиснули ее локоть, недвусмысленно, хотя и беззвучно, давая понять, что пора прекращать это представление, но Дебора привыкла во всем руководствоваться своими соображениями. Ее раздирали противоречивые чувства. Она отнюдь не восторгалась этой женщиной, но сочувствовала ее горю. Что может испытывать мать, столь грубо отвергнутая собственным ребенком?

Дебора выпустила руку леди Адамсон, осознав, что встала между матерью и сыном. Лицо Тони было непроницаемым – она не могла догадаться, о чем он думает.

Леди Адамсон не стала терять времени и сполна воспользовалась щедрым подарком, который преподнесла ей Дебора.

– Прошу вас, называйте меня София. И позвольте представить вас моему супругу. Ричард! – окликнула она, повысив голос и подзывая генерала.

Но Тони надоело играть роль стороннего наблюдателя. Он безжалостно и равнодушно обронил:

– У нас нет желания встречаться с ним. И я еще раз приказываю вам обоим удалиться. Немедленно. – С этими словами он зашагал прочь, крепко держа Дебору под руку. Ей пришлось чуть ли не бежать за ним, и ее неловкость помешала Тони удалиться так быстро, как он того хотел.

На его пути встал генерал. Мужчины с вызовом уставились друг на друга, и из того, что ей рассказывал Тони, Дебора поняла, что они никогда раньше не встречались.

Мир остановился и замер. Время замедлило свой бег.

Дебора переводила взгляд с одного мужчины на другого, их сходство было явным и несомненным, она не могла ошибиться. Тони был выше ростом, но обоих отличали широкие плечи, прямая и сильная спина, квадратная челюсть. Даже темные, густые брови и тонкие, чувственные губы были у них одинаковыми.

Сэр Ричард впился взглядом в лицо Тони, пожирая глазами каждую его черточку и каждую морщинку. Он молчал и не двигался с места. Тони, напротив, отреагировал быстро и недвусмысленно. Уголки его губ дрогнули и презрительно опустились, он вызывающе повернулся к пожилому мужчине спиной.

– Пойдем, Дебора.

Голос его звучал ровно и твердо, но она чувствовала, что он потрясен и раздавлен, перед ним было доказательство того, чьим сыном он на самом деле является.

Подтвердились его потаенные страхи, которые он носил в себе с раннего детства. На Дебору снизошло озарение, и она вдруг с пронзительной ясностью поняла, почему в ночных кошмарах именно Тони держал в руках дымящийся пистолет. Да, он знал. Должно быть, он с самого начала знал и поэтому избегал встречи е этим мужчиной…. до сегодняшнего дня.

Дебора почувствовала себя предательницей из-за того, что пошла на поводу у Софии и пожала ей руку. Уж мать-то Тони должна была понять нежелание сына встречаться с генералом! Взяв Тони под руку, Дебора последовала за ним к дверям особняка.

Словно очнувшись, засуетились слуги. Дворецкий поспешил за ними.

Но они не успели сделать и двух шагов, как мать Тони бесстрашно заявила:

– Мы никуда не уедем, По крайней мере, до тех пор, пока не поговорим наедине.

Тони медленно повернулся к ней.

– Тогда тебе придется ждать очень долго, – пообещал он. Взяв Дебору за руку, он заставил ее перешагнуть порог.

Дворецкий рассыпался в извинениях:

– Прошу простить меня, милорд. Они прибыли только вчера, и вся деревня замерла в ожидании. Мы не знали, как вести себя в ваше отсутствие. Тони рубанул воздух рукой.

– Все в порядке, Гиббоне. Вы ничего не могли сделать.

Внутри особняк поражал дорогими деревянными панелями, полами, выложенными мраморной плиткой, и прохладным полумраком. На стенах в просторном холле висели портреты представителей династии Алдерси, С высокого потолка свисал огромный канделябр, искусно сплетенный из медных и железных полос. По обе стороны холла простирались боковые крылья дома – одно налево, другое направо. Вычурная лестница, одна сторона которой крепилась к стене, а другая обрывалась в пустоту, вела на второй этаж.

В холле толпились слуги. Они собрались там, чтобы приветствовать своего лорда, но явно опасались приближаться к нему. Дебора справедливо заключила, что они были свидетелями встречи матери с сыном и вполне разумно полагали, что сейчас лучше не попадаться ему под руку.

Тони не стал задерживаться внизу и повел ее к лестнице наверх.

– Распорядитесь насчет нашего багажа, Гиббоне, – бросил он через плечо. – Его совсем немного. – Поставив ногу на первую ступеньку лестницы, он остановился и обратился к слугам: – Миссис Персиваль – мой близкий друг. Требую относиться к ней с уважением.

София и сэр Ричард уже подошли к двери и услышали его последние слова. На мгновение Дебору захлестнули противоречивые чувства. Ей не следовало приезжать сюда, она не хотела становиться действующим лицом драмы, которая разыгрывалась между Тони и его родителями, – теперь она нисколько не сомневалась в том, что сэр Ричард был отцом Тони.

Однако она буквально всей кожей ощущала напряжение, исходившее от Тони, и понимала, что он нуждается в поддержке. Он рассчитывал на нее, и – да поможет ей Господь! – она не могла отказать ему в этом. Только не сейчас.

Тони начал подниматься по лестнице, она последовала за ним.

– Я хочу, чтобы миссис Персиваль предоставили южную комнату. – Тони на ходу отдавал распоряжения Гиббонсу. – Пусть миссис Картер пришлет горячую воду, мыло и полотенца.

– Будет исполнено, милорд.

И дворецкий с поклоном удалился. Они поднялись на верхнюю площадку лестницы, и Тони зашагал по коридору так быстро, что она чуть ли не вприпрыжку припустила за ним. Он отворил дверь второй комнаты справа. Спальня была чудесно меблирована и отделана всеми оттенками синего. Лежащий на полу ковер с вытканными синими, желтыми и красными цветами был таким толстым, что ноги утопали в нем по щиколотку.

– Из твоих окон открывается замечательный вид на сады, – заметил Тони, закрывая за собой дверь. Он принялся расхаживать по комнате, выдвигая ящики комода и распахивая окна, – очевидно, чтобы она ощутила себя желанной гостьей. Дебора молча наблюдала за ним, стоя у двери.

– Конюшни находятся по другую сторону дома, – говорил он. – Их построили примерно двести лет назад. Обычно мы выводим лошадей на разминку два раза в день. – Вдруг он замер и повернулся к ней, как если бы в голову ему пришла неожиданная мысль. – Я так и не удосужился спросить: ты ездишь верхом?

– Ездила на лошадях, которые были у нас на ферме.

Тони лишь кивнул в ответ. Голова его явно была занята чем-то другим, не тем, о чем он спрашивал.

Дебора ждала.

Тони стоял, опершись руками о подоконник и повернувшись к ней спиной. Воцарилось долгое молчание, потом он сказал:

– Иногда мне кажется, что я ненавижу ее.

От этого признания кровь застыла у Деборы в жилах.

– Но бывает и так, что… – Голос Тони сорвался. Подняв голову, он посмотрел Деборе прямо в глаза и с жаром воскликнул: – Я рад, что ты здесь! Я знаю, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, но твое присутствие имеет очень большое значение.

Дебора кивнула. А потом с отвагой, наличие которой в себе даже не подозревала, предложила:

– Может быть, тебе все-таки стоит поговорить с ней?

– Нет.

– Почему?

– Я не могу. – Тони широкими шагами пересек комнату и остановился у резного камина. – Ты же не слепая, Деб. Разве ты ничего не заметила?

– Что ты очень похож на сэра Ричарда?

Глаза у него опасно сузились, челюсть упрямо выдвинулась вперед.

– Они стали причиной того, что мой отец покончил с собой.

И еще он наверняка считал, что они стали причиной драматических перемен в его жизни. Вольно или невольно. Они породили его ночные кошмары и твердую уверенность в том, что отец Тони застрелился, потому что не был его отцом.

Он не мог бороться со своим отцом, зато теперь мог сразиться с ними обоими.

Дебора прошла на середину комнаты, сняла шляпку и положила ее на кровать. Тони внимательно и устало наблюдал, за ней, как если бы вдруг перестал доверять и ей тоже.

Доверие. Сколько раз он повторял, что верит ей? Женским чутьем Дебора вдруг поняла, что в его представлении доверие имеет большее значение, чем любовь.

Она вовсе не желала предавать его, тем не менее, прекрасно сознавала, что ему придется взглянуть правде в глаза.

– Может быть, стоит поинтересоваться, зачем они приехали сюда?

Его реакция оказалась быстрой и вполне предсказуемой:

– Они здесь не нужны. Я хочу, чтобы они уехали.

Собрав волю в кулак, Дебора заявила:

– Тогда тебе придется поговорить с ними. Ведь они сказали, что без этого не уедут.

Тони с размаху ударил рукой по каминной полке, и в глазах его засветилась непреклонная решимость.

Дебора встала. Ей стало страшно, что вот сейчас, в этом невероятном переплетении эмоций, амбиций и обид она может лишиться чего-то очень важного для себя.

Время остановилось.

Тони отвернулся, нечеловеческим усилием взяв себя в руки. Точно так же он повел себя и с матерью.

Деборе отчаянно хотелось подбежать, закинуть руки ему на шею и крепко-крепко прижаться всем телом. Но она не могла этого сделать. Она знала, что он не примет ее. Не теперь, во всяком случае.

– По-моему, сейчас мне лучше всего прокатиться верхом, – осторожно подбирая слова, сказал Тони. – Я должен все тщательно обдумать.

– Очень здравая мысль.

Тони направился к двери. Когда он уже потянулся к дверной ручке, она поняла, что более не может сдерживаться.

– Я люблю тебя.

Он резко обернулся. Глаза их встретились.

– Я знаю. Увидимся за ужином. – И он вышел.

Долго, очень долго Дебора, не шевелясь, стояла посреди комнаты. Раскаяние терзало ее душу.

Тони чуть ли не бегом выскочил из дома. Он чувствован себя так, словно опять остался в одиночестве. Дебора видела слишком многое, и он страшился ее вердикта. Ему нужно было развеяться и хорошенько подумать.

Войдя в конюшню, Тони поздоровался с конюхами, назвав всех по именам. Они как раз заводили лошадей в стойла после вечерней прогулки. Молодой граф, улучив момент, обстоятельно поговорил со старшим грумом, Альфредом, после чего распорядился оседлать норовистого шестилетнего жеребца по кличке Ураган. Конь, кстати, вполне оправдывал свое прозвище. И в течение следующего часа Тони занимался тем, что пытался укротить своенравное благородное животное. Ему некогда было думать ни о чем другом. Он гонял коня, но при этом чувствовал себя так, словно это ему самому приходится выполнять все упражнения, – жеребец оказался ему под стать.

Альфред и несколько его помощников удобно расположились позади невысокого забора и подшучивали над графом всякий раз, когда Ураган брал над ним верх. А когда Тони начал успокаивать жеребца, давая ему остыть, Альфред заметил:

– Жизнь в городе размягчила вас, милорд.

Остальные конюхи, ухмыляясь, поддержали старшего грума, добавив несколько шуточек от себя. Тони ничего не оставалось, кроме как предложить им импровизированную скачку, которую он и выиграл.

Однако они были правы. Слезая с коня, Тони почувствовал, как ногу свело судорогой. Выждав несколько мгновений, чтобы остаться с Альфредом наедине, он принялся массировать мышцы.

– Завтра на эту ногу я, пожалуй, не наступлю.

– Истинно так, – согласился Альфред, попыхивая короткой трубочкой, – но вы еще раз доказали, что у вас отважное сердце. Я очень рад, что вы вернулись, милорд.

Тони невидящим взглядом уставился на вересковые пустоши и торфяники за конюшней и сказал:

– Дома всегда хорошо.

Будь на то его воля, он бы вообще никогда не уезжал отсюда. Они с Деб жили бы здесь до старости и были счастливы.

Возможно, отказавшись возвращаться в Лондон, он тем самым решил бы все проблемы. Почему-то Тони был твердо уверен, что его отсутствие беспокоило леди Амелию ничуть не более, чем он переживал из-за того, чем она занимается в данный момент.

Уже в сумерках он тщательно вычистил Урагана скребницей, наслаждаясь тем, что может побыть с таким прекрасным конем наедине. Домой он вернулся намного позже, чем планировал. Конюхи уже задали корм лошадям и теперь или занимались своими делами, или разошлись по домам. Тони поставил Урагана в стойло и зашагал по тропинке, ведущей к дому, когда свет, отражающийся от окон особняка, привлек его внимание.

Тони замер.

В последних лучах заходящего солнца кроваво-красным заревом сверкали окна библиотеки.

Перед его мысленным взором возникло тело отца. Тони вновь охватили ярость и сожаление о его загубленной жизни.

Он направил свой гнев на живой его источник – мать. Как она посмела привезти сюда своего любовника? Ее неверность и измена с сэром Ричардом убили отца надежнее пули из пистолета.

И самое главное, что бы там кто ни говорил, он совсем не похож на Адамсона. Ни капельки не похож. Он не видел ни малейшего сходства.

Подойдя к особняку, Тони воспользовался боковым входом и оказался в буфетной, где застал дворецкого. Как он и предполагал, Гиббоне наблюдал за приготовлениями к ужину.

Тони кивком подозвал его к себе.

– Леди Адамсон уехала? – поинтересовался он.

– Нет, милорд.

Гиббоне служил у него, сколько он себя помнил, с самого детства, и именно он первым прибежал на крики маленького Тони, когда тот обнаружил тело отца. Второй была Марми. Его мать в это время развлекалась в Лондоне.

Итак, зачем же она явилась сюда через столько лет? И почему осталась – вопреки его пожеланию никогда более не видеться с ними?

– Полагаю, сэр Ричард тоже здесь?

– Да, милорд. – Дворецкий понизил голос. – Он распорядился, чтобы я поставил прибор для него и для вашей матушки. Но я сначала решил узнать у вас, должен ли выполнить его повеление.

Тони негромко выругался. Может быть, сэр Ричард и подчинил себе мать, но в его доме он не властен. Он уже собрался было отменить распоряжение генерала, как вдруг подумал, что они сами предоставили ему прекрасную возможность продемонстрировать всю глубину презрения, которое он к ним питает. Пусть они попробуют вкус холодного пренебрежения, которым удостоило его общество! Пусть узнают, что это такое – находиться в переполненной комнате и знать, что никто с тобой не заговорит, как будто тебя не существует! Как будто ты прокаженный, изгой, пустое место…

В целом Тони сознавал, что поступает недостойно. Прошлое осталось в прошлом, и он давно поднялся над такой ерундой. Впрочем, что плохого, если он попробует немного отыграться на них за то, что пришлось выстрадать ему самому?

– Поставьте два лишних прибора, – коротко распорядился он. – У нас состоится семейный ужин.

После чего Тони отправился к Деб, чтобы предупредить ее об изменившихся обстоятельствах, в которых она вскоре окажется. Он знал, что эти новости не обрадуют ее, но только потому, что она еще не до конца разобралась в происходящем. Однако когда он поднялся в ее комнату, то обнаружил, что Дебора уже сошла вниз.

– Сюда пришла леди Адамсон и увела ее, – пояснила горничная.

Тони почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Кто дал матери право вмешиваться и ухаживать за его гостьей?

Он с недовольным ворчанием отпустил горничную, которая умчалась как ошпаренная. Его мать затеяла какую-то игру, Тони чувствовал это. Между ними разыгрывалась шахматная партия. И София только что взяла его королеву. Деб стала для нее гарантией того, что он снизойдет до ужина и появится за столом. А сейчас, скорее всего, они вдвоем с мужем обхаживают ее внизу, стремясь выставить себя пострадавшей стороной.

Взбешенный, он отправился в свою комнату, чтобы переодеться.

Пришло время показать им, кто здесь настоящий хозяин.

Дебора чувствовала себя крайне неловко. Когда леди Адамсон постучала в дверь ее спальни и спросила, не может ли она проводить ее вниз, Дебора растерялась и не знала, что ответить. Впрочем, предложение, похоже, было продиктовано только лишь заботой о гостье. Поскольку время ужина приближалось, а Тони не было, Дебора сочла, что не может отказаться.

Она сидела в уютной восьмиугольной комнате, декорированной красными и зелеными гобеленами. Стены ее украшали дубовые панели, а потолок был отделан позолоченной лепниной. Дебора надела кремово-белое платье тончайшего муслина с кружевами, выгодно подчеркивавшее ее стройную фигурку, которое подарил Тони. Леди Адамсон предпочла наряд из светло-голубого шелка, который, оттеняя ее темно-синие глаза, замечательно подходил к серебристым волосам. Сэр Ричард переоделся в черный сюртук, белые бриджи и высокие черные сапоги. Он носил все это, словно военную форму.

Леди Адамсон настояла на том, чтобы Дебора называла ее Софией, а генерала, соответственно, Ричардом. Деборе оставалось только удивляться подобным вольностям и раздумывать, с чего бы это леди Адамсон прилагает такие усилия, чтобы любовница ее сына чувствовала себя уверенно и комфортно. Баронесса Алодия и ее матроны разыграли бы эту сцену совсем по-другому.

София явно нервничала. Она без умолку рассказывала историю Алдер-Хауса, в то время как генерал молча восседал рядом с супругой на полосатой софе, не сводя глаз с двери и ежеминутно поглядывая на огромные напольные часы. Они ждали Тони. Ужин откладывался уже дважды.

Куранты пробили очередные полчаса. Генерал встретился взглядом с женой.

– Он спустится вниз с минуты на минуту, – ответила леди Адамсон на его невысказанный вопрос.

Сэр Ричард пробурчал что-то невразумительное, и его поведение столь разительно напомнило реакцию Тони, что Дебора уставилась на него во все глаза, но потом опомнилась и отвела взгляд. Увы, слишком поздно. Генерал заметил, что стал объектом ее пристального внимания.

– Ваш бокал пуст, миссис Персиваль. Позвольте предложить вам еще вина.

– О нет, спасибо! – отказалась Дебора. – Со мной все в порядке.

– Это далеко не так, – возразил генерал. Он так пристально рассматривал ее, что она почувствовала себя полевой мышкой, которую заприметил с высоты ястреб. Сэр Ричард видел все и ничего не упускал.

– Она более не хочет вина… – начала было София, но генерал, накрыв ладонью ее руку, заставил супругу умолкнуть.

Он негромко произнес:

– Я не имел в виду вино.

София переводила взгляд с мужа на Дебору и обратно. Потом, очевидно, почла за лучшее промолчать.

Сэр Ричард переплел свои пальцы с пальцами жены и сказал, обращаясь к Деборе:

– Вы произвели на меня впечатление разумной женщины, миссис Персиваль. Если я не ошибаюсь, вы привыкли называть вещи своими именами.

Дебора что-то пробормотала в ответ, но генерал, не слушая ее, продолжал:

– Причины, из-за которых мы здесь оказались, чрезвычайно важны для нас обоих. Не знаю, в какие подробности семейной истории посвятил вас лорд Бернелл…

– Прошу вас… Мне бы не хотелось вмешиваться в столь личные вопросы, – откликнулась Дебора, едва не добавив, что Тони придет в ярость.

– Мы не требуем многого, – сказал сэр Ричард. – Всего лишь несколько минут драгоценного внимания лорда Бернелла.

От дверей послышался голос Тони:

– Зачем я вам понадобился?

Все повернулись в его сторону. Он был одет с головы до ног в черное, не считая снежно-белого галстука, завязанного по последней моде. Он сполна воспользовался представившейся возможностью и, пока они томились в ожидании, принял ванну и побрился.

Он вошел в комнату, прекрасно сознавая, что взоры присутствующих устремлены на него.

София встала. В глазах ее светилась неприкрытая любовь матери к сыну.

– Ты превратился в очень привлекательного мужчину.

Уголки губ Тони дрогнули в циничной усмешке. Он перевел взгляд на сэра Ричарда.

– Вам хотелось безраздельно завладеть моим вниманием? Вам это удалось. Я слушаю.

Генерал поднялся с софы, ему явно не хотелось смотреть на молодого графа снизу вверх, но София вмешалась, встав между ними.

– Прошу вас, давайте сначала поужинаем. Согласны, миссис Персиваль? – спросила она, обращаясь к Деборе за помощью. – Об остальном мы можем поговорить позже.

– Да-да, конечно, поговорим попозже, – любезно согласился Тони. Он вел себя так, словно речь шла о какой-нибудь милой забаве… и Деборе очень не понравилось его деланное благодушие.

Но вот он повернулся к ней, и высокомерное выражение исчезло с его лица.

– Ты очень красивая, – негромко сказал он, предлагая ей руку.

От этих слов, произнесенных при посторонних, ее щеки окрасил нежный румянец. В Тони чувствовалось какое-то напряжение, он как будто предвкушал что-то. И Дебора боялась, что добром это не закончится. Однако она не могла осадить его или пожурить. Она лишь молча взяла его под руку, и он, игнорируя мать, торжественно вывел ее из комнаты.

Обеденный зал располагался в противоположном крыле. Овальный стол был накрыт на четверых. Зажженные свечи, льняные белоснежные салфетки и скатерть создавали теплую, почти интимную атмосферу. Рядом, под бдительным присмотром дворецкого, стояли двое лакеев, готовых прислуживать за столом.

Тони пожелал усадить Дебору во главе стола, на месте, обычно приберегаемом для хозяйки дома. Дебора заколебалась, но София, похоже, ничуть не оскорбилась. Она спокойно подошла к соседнему стулу. Тони демонстративно сел раньше матери. И снова она не показала, что обижена или задета.

Сэр Ричард, однако, не считал нужным скрывать свое недовольство. Дебора внутренне сжалась, ожидая, что он вот-вот разразится гневной тирадой, но генерал, к ее удивлению, сдержался. Он усадил супругу и устроился напротив нее. Тем не менее, в отношениях обоих мужчин чувствовалась неприкрытая враждебность.

Не находя себе места от беспокойства, Дебора попыталась сосредоточиться на супе-пюре, который подали слуги. София бросила на нее встревоженный взгляд, но ей нечего было предложить матери Тони. Завести разговор о пустяках было бы неуместно; кроме того, Тони наверняка воспользовался бы возможностью нанести матери очередное оскорбление. Один из слуг убрал со стола супницу, а второй поставил блюдо с тушеной зайчатиной. Аппетит у Деборы пропал напрочь. София испытывала аналогичные трудности, в то время как джентльмены, напротив, ели с видимым удовольствием.

Или, быть может, они просто перенесли соперничество в другую область?

И тут София храбро отложила вилку в сторону и бросила пробный шар:

– Полагаю, сын мой, ты спрашиваешь себя, почему мы нанесли тебе визит?

В глазах Тони отражался дрожащий огонек свечи.

– Неужели матери нужна причина, чтобы навестить сына? – поинтересовался он. Его сарказм не остался незамеченным сэром Ричардом. Генерал замер, не донеся вилку до рта.

Тони улыбнулся, явно довольный тем, что первый раунд остался за ним.

Дебора нисколько не сомневалась, что, будь у мужчин шпаги в руках, они с радостью набросились бы друг на друга. Она сложила руки на коленях. Ей довелось присутствовать на слишком многих семейных скандалах, чтобы не представлять, что должно произойти дальше.

София метнула на супруга отчаянный взгляд, который Дебора истолковала как молчаливую просьбу не вмешиваться.

– На этот раз такая причина существует, – признала она, обращаясь к Тони.

– И в чем же она состоит? – бархатным голосом полюбопытствовал ее сын, и Дебора поняла, что он играет с ней, как кошка с мышкой.

Леди Адамсон выпрямилась и решительным тоном заявила:

– С твоего разрешения я хочу вернуться в Лондон. Ответ Тони прозвучал сухо и лаконично:

– Нет.

За столом воцарилась мертвая тишина. София судорожно сжала руки в кулаки.

Сообразив, что при их разговоре присутствуют нежелательные свидетели, Тони сделал знак дворецкому и слугам удалиться. Не успела дверь за ними закрыться, как София заговорила вновь:

– У тебя нет причин заставлять меня и дальше жить в изгнании.

– У меня есть на то самая веская причина в мире, обманчиво мягким тоном возразил Тони. – Ты довела моего отца до самоубийства.

Судя по выражению лица Софии, ударь он ее ножом, и то она не испытала бы такой боли.

Сэр Ричард с такой силой ударил кулаком по столу, что задребезжала посуда.

– Ты не имеешь права судить ее, – загрохотал он. – Не сейчас, во всяком случае, когда за столом сидит твоя девка.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Тони охватила холодная ярость.

Никто не смел оскорбительно отзываться о Деборе или о его любви к ней.

– Вы ответите за эти слова.

– Ага, ты, наконец, набрался храбрости, чтобы взглянуть мне в глаза! – издевательски заметил сэр Ричард, после чего с невинным видом добавил: – И за что, хотелось бы мне знать? За то, что я назвал ее так, как ты все эти годы называл свою мать?

Его слова попали в цель. Тони ответил:

– Я говорил правду.

– И я тоже.

Тони рванулся к генералу, но София вскочила с места и, бросившись на другой конец стола, встала между мужчинами.

– Энтони, Ричард, пожалуйста! Не надо.

Сэр Ричард поднялся.

– Мне надоело держать язык за зубами, София. Ради тебя я терпел много лет, но, наконец, пришло время научить этого щенка уважать старших.

– Я уже вырос из пеленок, – бросил в ответ Тони. – Шпага или пистолеты?

– Тони! – воскликнула Деб, вставая из-за стола. – Пожалуйста…

Сэр Ричард, не сводя глаз с Тони, прервал ее:

– Я не буду драться с тобой.

– Ага, получается, честь моей матери не стоит того, чтобы ее защищать? – в гневе выкрикнул Тони. Не успели эти безрассудные слова сорваться с губ, как он понял, что перешел границу, которой следовало избегать. Наедине с собой он мог, конечно, вести себя так, как вздумается, но бросить этот упрек ей в лицо…

Его мать побледнела и покачнулась, словно ноги отказывались служить ей. Дебора поспешила ей на помощь.

Но Адамсон принял оскорбление, не моргнув глазом.

– Нет. Я все равно не буду драться с тобой, потому что не собираюсь проливать кровь своего сына.

Слова его, произнесенные негромким голосом, эхом отразились от стен. Тони показалось, будто его ударили кинжалом в сердце. Он вздрогнул и сделал шаг назад.

– Ричард, прошу тебя, – взмолилась его мать. – Сейчас не время говорить об этом.

– А когда оно наступит, это время? София, долгие годы я не позволял себе думать о том, что он мой сын, и столько лет провел вдали от него! Теперь он стал мужчиной и может принять правду как мужчина.

– Я не ваш сын, – медленно, чуть ли не по слогам, выговорил Тони, вкладывая в эти слова всю душу.

Его отец улыбнулся, и в этой улыбке сквозила холодная уверенность.

– Да, ты мой сын.

И Тони понял, что он прав.

Впервые за долгие годы он позволил себе признать правду. Ту, которую признали уже все, кроме него.

И действие ее оказалось сокрушительным.

– Тогда было бы лучше, если бы я вообще не родился на свет, – ответил Тони.

София слабо вскрикнула и наверняка лишилась бы чувств, если бы Дебора не поспешила ей на помощь, обхватив рукой за талию и не давая упасть.

Адамсон спокойно повернулся к Деб.

– Миссис Персиваль, не могли бы вы проводить Софию в гостиную? Полагаю, бокал вина ей не повредит. А нам с Бернеллом нужно кое-что обсудить. Очень многое, если быть точным.

– Ричард, молю тебя…

– София, ты верила мне долгие годы, так не оставь же меня своим доверием и сейчас.

Она молча глядела ему в глаза, словно говоря, что сожалеет о том, что все получилось именно так. Потом медленно кивнула в знак согласия.

– Прости меня, – прошептал сэр Ричард.

Ее улыбка была горькой и любящей одновременно.

– Нет, это ты прости меня.

Тони не желал смириться с тем, что ситуация вышла из-под контроля, из-под его контроля.

– Никто из вас ничего мне не скажет. Вам нечего сказать мне такого, что я хотел бы услышать. Деб, мы уходим.

Но она и не думала повиноваться. Вместо этого молодая женщина ответила:

– Полагаю, милорд, вам о многом следует поговорить с сэром Ричардом. А мы с вашей матерью подождем в соседней комнате. – И она взяла Софию под руку.

– Нет, это неразумно! – запротестовала леди Адамсон, но Дебора проявила железную волю и решимость.

– Мы должны оставить их одних, – пробормотала она, увлекая пожилую женщину из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась за ними, и Тони понял, что возлюбленная недовольна им. Он разочаровал ее, но, к счастью, Деб умеет прощать.

А он – нет.

– Миссис Персиваль – мудрая женщина, – говорил между тем сэр Ричард. – Я могу понять, почему ты ею восхищаешься.

– Ваше мнение не интересует меня ни в малейшей степени, – огрызнулся Тони и, словно ему опротивело дышать одним воздухом с генералом, быстро направился к двери.

– Убегаешь, Бернелл?

Тони замер на месте. Потом медленно обернулся.

– Я никогда не убегаю. Однако ваше присутствие мне невыносимо.

Сэр Ричард рассмеялся.

– Очень хорошо. Мой сын не может быть трусом. Хотя твое неучтивое поведение не доставляет мне удовольствия. Здесь нечем гордиться.

Сжав кулаки, Тони шагнул вперед.

– Я не ваш сын.

В глазах сэра Ричарда промелькнула торжествующая усмешка.

– А чей же, по-твоему? Уэлборна Алдерси? Не смеши меня.

Тони взглянул ему прямо в глаза.

– Я сын Уэлборна. Или, быть может, кого-нибудь еще из любовников моей матери.

Сэр Ричард не попался на эту удочку.

– После того как мы с твоей матерью встретились, никого другого у нее не было, а встреча наша состоялась задолго до твоего рождения.

Он обошел стол, и Тони пришлось сделать над собой усилие, чтобы не попятиться.

– Давай взглянем на факты, хорошо? – предложил генерал Адамсон. – Уэлборн был среднего роста.

– Моя мать высокая женщина.

– И у тебя ее глаза.

– Вы рассчитываете на мою благодарность за этот комплимент?

– Нет, я ничего не рассчитываю получить от тебя, чему очень рад, откровенно говоря. Уэлборн был слабаком. В его крови жило болезненное пристрастие к пьянству и азартным играм. А у тебя его нет.

– Откуда вы знаете? – с вызовом спросил Тони. Генерал вдруг стал очень серьезен.

– Немного найдется такого, чего я не знал бы о тебе. Мне отказали в праве принимать участие в твоей жизни, но это не значит, что я опустил руки и сдался. Я знаю, что ты научился ездить верхом раньше, чем ходить. Я знаю, какие первые слова ты произнес. Я знаю, что ты ненавидишь кашу на завтрак, что в трехлетнем возрасте ты переболел оспой и что ты боялся подниматься наверх в одиночестве. Свою первую собаку ты назвал Дротиком и научил его ложиться по команде. Однажды в понедельник утром вы вдвоем отправились на охоту, пес случайно попал под копыта твоего пони и умер от ран. Целую неделю ты ничего не ел и с тех пор отказываешься завести другую собаку.

– Откуда вам все это известно? – требовательно спросил Тони. Никто не знал о нем таких подробностей. Его родители были слишком заняты прожиганием собственной жизни в Лондоне.

– Мисс Чалмерс – моя двоюродная сестра. Она вполне заменила тебе меня.

Тони чувствовал себя так, словно воздух внезапно испарился у него из легких. Он задыхался. Марми была единственной, кому он доверял. Единственный человек, который всегда оставался рядом с ним…

Он медленно опустился на стул, на котором прежде сидел сэр Ричард – нет, его отец. Его отец.

Сэр Ричард был прав. У Тони очень мало общего с Уэлборном Алдерси, и по мере того как Тони взрослел, у него выработалось стойкое отвращение и даже презрение к Алдерси. Он ненавидел его впечатлительность, его истеричность, его эгоизм. И разве не старался он каленым железом выжечь в себе эти недостатки?

– Почему мне никто и ничего не говорил? – Тони с трудом узнал собственный хриплый и измученный голос.

Его отец выдвинул стул, который освободила София, и уселся напротив Тони.

– Я очень хотел встретиться с тобой, особенно после смерти Алдерси, еще до моей женитьбы на Софии.

Тони не мог заставить себя взглянуть ему в лицо.

– Своего рода курьез, вы не находите? Знают все, кроме меня. А я? Я даже не тот, кем считал себя всю жизнь.

– Ты – лорд Бернелл.

– О нет. – Тони даже не старался скрыть разочарование, прозвучавшее в его тоне. – Я самозванец. Шут, которого вы посадили на место настоящего лорда Бернелла.

Адамсон подался вперед.

– Нет никакого настоящего лорда Бернелла. Уэлборн не мог иметь детей. Он слишком много пил, и у него слишком часто случались приступы черной меланхолии, когда он неделями не выходил из своей комнаты.

Какое-то неясное воспоминание зашевелилось в душе Тони, что-то рвалось и грозило всплыть наружу… Вот он, совсем еще мальчишка, и его отец без предупреждения приезжает в родовое поместье Алдер-Хаус. Но он не спешит повидаться с Тони. Вместо этого он заперся в своей комнате. Однажды ночью отец вышел из особняка и принялся бродить вокруг, как слепой, натыкаясь на стены и ограду. Эти звуки разбудили Тони. Марми и Гиббоне быстро успокоили отца и отвели назад в его комнату. Той же ночью Тони слышал, как он плакал за закрытыми дверями своей спальни. Это был громкий, истеричный плач, который напугал малыша. На следующий день появилась мать и увезла отца в черной лакированной карете.

– Уэлборн хотел наследника, – продолжал Адамсон. – Он разработал несколько совершенно диких планов, которые принялся претворять в жизнь. Здесь неподалеку живет один шарлатан, готовый продать кому угодно и что угодно, были бы деньги. Твоя мать была очень молода и наивна. Решение о браке твоих родителей было принято в год, когда София только-только закончила пансионат. Она даже не знала, как обращаться с мужчиной, которого ей навязали в мужья.

– И решила попытать счастья с другими, – высказал жестокую догадку Тони.

– Она растерялась.

– Откуда мне знать, что я действительно ваш сын? – Теперь Тони уже не намеревался щадить себя.

– Ты мой сын. – Сэр Ричард, опершись здоровой рукой о стол, подался вперед. – Твоя мать недолго плыла без руля и ветрил. Ад замужества мог сломить других женщин, но только не ее. Я встретил ее на летнем балу в Сассексе. Я до сих пор в мельчайших подробностях помню нашу первую встречу. Я приехал в Англию за новыми распоряжениями. Мне ненавистны были политические интриги Лондона, и я хотел как можно скорее вернуться к своим войскам, на поле боя. Однако у меня было прошение на имя Роджера Петри о получении формы и провианта для моих солдат. Он оказался настоящим скупердяем, этот негодяй, и меня приводила в бешенство мысль, что придется танцевать на задних лапках в его загородном поместье. Но там я встретил Софию. Она была с друзьями, и я влюбился в нее с первого взгляда. – Его пронзительный взгляд затуманился воспоминаниями. – Ты можешь понять, о чем я говорю, Бернелл? Вот только ты вполне доволен собой и даже счастлив, а в следующий миг над тобой словно раздается удар грома, и ты уже отчаянно нуждаешься в другом человеке. И то, что до этого ты почитал счастьем и довольством, оборачивается пугающей пустотой.

Тони прекрасно понимал его. Разве не те же чувства испытывал он по отношению к Деб? Страсть к ней вспыхнула мгновенно и сильно, как степной пожар, поглотив его целиком.

– С тех пор моя жизнь изменилась, – признался сэр Ричард. – Я предпочел бы отдать свое сердце свободной женщине. Увы, все получилось по-другому. – Генерал вновь погрузился в воспоминания. Но вот он тряхнул головой, возвращаясь к реальности. – Уэлборн узнал о нашей связи, как и о том, что этот роман не был похож на все прочие. Разумеется, моя профессия предполагает долгое отсутствие. И пока я не подал прошение об отставке, мы с Софией виделись очень редко. – Он в упор взглянул на Тони. – Я хотел иметь сына. Когда она забеременела, я умолял ее уйти ко мне, но она отказалась.

– Почему?

– Она думала о тебе. А что, если бы Уэлборн стал настаивать на разводе? Во что бы тогда превратилась твоя жизнь? Кроме того, Уэлборн хотел признать тебя своим сыном. Тщеславие требовало от него обзавестись наследником, родовое поместье приходило в упадок, денег больше не было. Признав моего ребенка своим отпрыском, он получал последний шанс возродить титул Бернеллов и спастись от окончательного разорения. – Сэр Ричард нахмурился. – Он был поразительным, невероятным человеком. То он буквально сходил с ума, а в следующую минуту с холодной ясностью просчитывал последствия своего поступка на десять ходов вперед. София согласилась на его требование, поскольку считала, что так будет лучше для тебя. В тот момент меня не было в стране, иначе я потребовал бы, чтобы она развелась с Алдерси.

– Если бы это удалось, моя жизнь была бы совсем иной.

– Да, – согласился сэр Ричард. – Я бы попросил отправить меня служить подальше от Англии. И наша с тобой жизнь пошла бы совсем другим путем. – Он побарабанил пальцами по столу – характерный жест, свойственный и Тони. – Горькая ирония заключается в том, что София пыталась уберечь тебя от скандала, а Уэлборн опозорил нас всех, вышибив себе мозги. И где? Прямо в этом особняке… Как будто не мог найти другого места. Он ведь знал заранее, что ты обнаружишь его тело, и принял все меры к тому, чтобы это пятно навсегда осталось на твоей совести. Впрочем, ты сам стал своим худшим врагом, Бернелл. Уж слишком ты был горд и неуступчив.

– Вероятно, я унаследовал эти качества от своего отца, – сухо ответил Тони, чем заслужил от сэра Ричарда слабый намек на улыбку.

– Наверное, ты прав.

Однако что-то во всей этой истории беспокоило Тони, и он не мог не заметить с издевкой:

– Вы рисуете мою мать совершенно в ином свете, чем я привык думать о ней. Ее вряд ли можно назвать заботливой и любящей.

Адамсон подался вперед.

– Святой Боже! Молодой человек, ты просто не понимаешь, насколько непредсказуемой личностью был Уэлборн. С того самого момента, как ты появился на свет, София сходила с ума от беспокойства за тебя. Она боялась, что он причинит тебе зло. Поэтому единственной целью ее жизни стало стремление держать его как можно дальше от тебя. Ты стал причиной и оправданием его невозможных выходок и капризов, и, можешь мне поверить, Уэлборн был способен на убийство. Когда он впадал в черную меланхолию, от него можно было ожидать чего угодно.

– Но, в конце концов, он взял лишь собственную жизнь. Сэр Ричард отодвинулся от стола вместе со стулом, на котором сидел.

– Да, и слава Богу.

Тони не разделял его мнения. После самоубийства его жизнь тоже пошла прахом.

– А почему вы не рассказали мне эту историю раньше?

Сэр Ричард помолчал. Потер руки, положил их перед собой на стол. Тони ждал. И вот отец поднял голову и взглянул сыну прямо в глаза.

– Обо всем, что происходит, мы узнавали от моей сестры Бет. Мы фактически зависели от нее. После самоубийства мы с Софией хотели сделать так, чтобы правда стала известна, но Уэлборн полностью разорился, фамильное поместье пришло в упадок, и парламент затеял неофициальное расследование из-за просочившихся слухов и сплетен. Кроме того, ты сам был не готов услышать то, что мы могли бы рассказать. Поэтому нам не оставалось ничего другого, как только ждать и надеяться. Шли годы, вы с матерью все более отдалялись друг от друга. Мы хотели стать частью твоей жизни. Роль, которую вынуждена была играть твоя мать, причиняла ей большие страдания. Она умоляет тебя о прощении. Она хочет, чтобы сын вернулся к ней. Но с тобой нелегко иметь дело. Ты жестокий человек, Бернелл.

– Нет, всего лишь гордый.

Его отец улыбнулся и склонил голову в знак согласия.

– Это наша семейная черта.

Тони не знал, что на это ответить. И спросил:

– Почему вы мне все это рассказываете именно сейчас? Разве мы не можем и дальше жить так, как раньше?

– Потому что мы хотим принимать большее участие в твоей жизни. Мы хотим иметь возможность нянчить своих внуков. Бет написала нам о том, как ты познакомился с миссис Персиваль. Она подумала, что после того как ты встретил женщину, которая тебе действительно небезразлична, ты сможешь лучше понять нас и мотивы наших поступков.

Марми так подумала?

Встав со стула, Тони прошелся по комнате, обдумывая услышанное. Марми оказалась права. Деб ухитрилась пробить брешь в стене, которую он возвел вокруг себя. Еще месяц назад он ни за что не остался бы наедине со своим отцом, не говоря уже о том, чтобы выслушать его историю.

– Я понимаю, что на твою голову обрушилось слишком многое. Тебе надо хорошенько обо всем поразмыслить и решить, как жить дальше, – сказал сэр Ричард. – Я старался изложить все новости так, чтобы они не стали для тебя шоком, как-то подготовить тебя к тому, что предстояло услышать. Но теперь я вижу, что у меня ничего не получилось.

Тони кивнул. Голова его все еще была занята хитросплетением интриг и неожиданных поворотов, которыми изобиловала его жизнь и жизнь его родителей.

– Что будет теперь? – задал он, наконец, самый главный вопрос. – Как мы будем жить дальше?

Его отец встал из-за стола.

– Полагаю, будет лучше, если мы сохраним истину о твоих родителях в тайне. Пусть все останется между нами. Я готов стать твоим приемным отцом, а всему остальному миру решительно незачем знать, что к чему.

Жизнь совершила неожиданный и очень опасный поворот, и Тони пришлось взглянуть в лицо своим самым потаенным страхам.

– Я самозванец. Ничтожество. Титул мне не принадлежит.

– Нет, ты ошибаешься. И Уэлборн, и парламент думали иначе.

– Парламент не участвовал в обмане.

Его отец лишь нетерпеливо фыркнул в ответ.

– Хочешь знать правду? Она заключается в том, что ты спас этот титул и поместье. У тебя теперь на него больше прав, чем у Уэлборна.

– Я ему не родня по крови.

– Никто и никогда не упрекнет тебя в этом. – Сэр Ричард сделал шаг вперед. – Твое обладание этим титулом – установленный и признанный факт. Кроме того, ты оставил свой след в этом мире. Ты заслужил уважение. Закон о сельском хозяйстве, поданный на рассмотрение в Палату лордов, без тебя не имел бы ни малейших шансов на успех. Кроме того, всем известно, что это ты протолкнул его через Палату общин. Более никому не под силу было совершить этот подвиг. Тебя уважают. Будь это не так, Лонгест никогда бы не предложил тебе руку своей дочери.

Тони криво улыбнулся.

– А есть ли хоть что-нибудь, чего вы не знаете?

– О тебе? Совсем немного. – Генерал подошел ближе и осторожно положил руку на плечо Тони. Первым побуждением молодого графа было отпрянуть, прошлое все еще держало его в плену.

Он заставил себя не вздрогнуть от неожиданности и остаться на месте. И постепенно понял, что рука отца на плече не угнетает его, а ободряет и успокаивает.

– Ты мой сын, – негромко произнес сэр Ричард. – И я горжусь тобой. Мне более не о чем просить судьбу.

– Но это должно остаться нашей тайной.

Черты лица генерала заострились, стали жестче.

– Да. Но мне плевать на то, что думает мир, пока ты знаешь, что ты – мой сын.

Тони не помнил, кто сделал первое движение, его отец или он сам, но внезапно они крепко обнялись, как умеют обниматься только мужчины.

– И что мы теперь будем делать? – ни к кому конкретно не обращаясь, вслух поинтересовался он.

– То, что делали до сих пор, – ответил его отец. – Двигаться вперед, осторожно и не спеша. И теперь, когда мы перешли Рубикон, все будет хорошо.

Гиббоне помог Деборе отвести Софию в уютную уединенную гостиную, в которой они сидели несколькими часами ранее. Он вызвал служанку Софии, пожилую особу, буквально излучавшую ауру спокойствия и надежности. Бросив один-единственный взгляд на побледневшее лицо своей госпожи, она усадила ее на диван и приготовила бренди и ром.

Затем она бросила взгляд на Дебору.

– Может быть, и вы выпьете капельку, миссис Персиваль? Это мое собственное средство для успокоения нервов. Я давно готовилась к тому, что когда-нибудь такой момент непременно настанет. Мы все знали, что рано или поздно, но это случится.

Дебора собралась было ответить отказом, но тут в их разговор вмешалась София:

– Хорошо, Алиса, приготовьте ваше чудодейственное снадобье и для нее. Полагаю, нам обеим не помешает немного подкрепиться. – Словно бы извиняясь, она пояснила: – Я пока даже боюсь предположить, чем закончится сегодняшний вечер.

Алиса протянула Деборе щедро разбавленный медом напиток, который и в самом деле оказался весьма укрепляющим и тонизирующим. Молодая женщина украдкой взглянула на Софию. Лицо матери Тони постепенно обретало нормальный цвет. Однако она по-прежнему выглядела взвинченной и напряженной.

– Благодарю вас, можете быть свободны, – усталым голосом негромко произнесла София.

Слуги с поклоном удалились, закрыв за собой дверь и оставив женщин наедине.

София приподняла бокал с напитком.

– Я редко пью такую смесь. Однако Алиса права, сегодня вечером мне это необходимо.

Дебора отпила глоток. Напиток был крепким, но приятным на вкус.

– Прошу вас, присядьте, – обратилась к ней София, похлопав по дивану рядом с собой.

Бросив быстрый взгляд на дверь, Дебора решила, что у нее нет другого выхода, кроме как остаться в комнате. Она горячо молилась, чтобы Тони не задерживался, поскольку боялась, что вежливость, проявленная к его матери, будет неизбежно истолкована ее возлюбленным как пособничество врагу.

Дебора опустилась на краешек дивана, и София нерешительно произнесла:

– Я должна извиниться перед вами. Не знаю, что сегодня вечером нашло на Ричарда. Вы произвели на него самое благоприятное впечатление. Он искренне считает вас здравомыслящей и рассудительной женщиной. Но за столом он нанес вам оскорбление. – София натянуто улыбнулась. – И это при том, что мы с ним не в том положении, чтобы бросать в кого-либо камни.

Дебора хранила молчание. Генерал всего лишь назвал вещи своими именами. Иногда, чтобы не возгордиться, нужно испытать стыд.

Но Софию явно мучили собственные проблемы. Словно пытаясь убедить себя, она негромко сказала:

– Я правильно сделала, что приехала сюда. Я не ошиблась. Все образуется.

Она осушила бокал и поставила его на приставной столик.

– Расскажите о себе, миссис Персиваль.

Теперь уже Деборе понадобилось укрепляющее средство. Она уставилась в свой бокал с напитком, словно надеясь отыскать там ответы.

– Прошу вас, не стесняйтесь, – продолжала София. – Мы с вами взрослые женщины. Вы ведь любите моего сына. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Да. – Дебора страшно смутилась. Голос ее был едва слышен, и вообще столь краткого ответа вряд ли можно было ожидать от «взрослой» женщины.

София, несмотря на снедавшее ее беспокойство, похоже, развеселилась.

– Вы из деревни?

– М – м… да, я родилась в Скалистом крае, неподалеку от Айлэма.

Дебора прикончила свой напиток, но по-прежнему не выпускала бокал из рук, словно он превратился для нее в некий талисман.

– Я не кусаюсь, миссис Персиваль, – твердо заявила София, забирая у Деборы бокал и ставя его на столик рядом со своим. – Как вас зовут?

– Дебора.

– Чудесное имя. Библейское, не так ли? Дебора была пророчицей. Скажите мне, что, по-вашему, уготовило нам будущее?

– Миледи, если бы я могла провидеть будущее, то никогда бы не покинула пределов Айлэма.

Ее прямота заставила Софию рассмеяться. Дебора тоже неуверенно улыбнулась в ответ. Лед в отношениях женщин был сломлен.

София подалась вперед, в ее ярко-синих глазах, так похожих на глаза сына, светились ум и беспокойство. Она настойчиво спросила:

– Вы любите моего сына?

– Да. – Ну вот, она призналась в своих чувствах постороннему человеку, и ничего, небо не обрушилось на нее. – Да, люблю, – уже увереннее повторила она. – И это очень печально, потому что он обещан другой.

– А, да, дочери Лонгеста.

– Вам и это известно? – с удивлением спросила Дебора.

– Конечно. – София с облегчением откинулась на спинку дивана. – Бет, которую вы знаете под именем мисс Чалмерс, является двоюродной сестрой Ричарда. Это единственный человек, которому доверяет Тони. Помню, как у меня разрывалось сердце всякий раз, когда он бежал за помощью к ней, прежде чем хотя бы раз обратиться ко мне. Хотя, разумеется, он предпочел бы мне кого угодно. – В ее выразительных глазах поселилась грусть. – Мне есть о чем сожалеть в этой жизни, – призналась она и пересказала Деборе историю своих взаимоотношений со знаменитым генералом.

– Для чего вы все это рассказываете? – спросила Дебора, выслушав Софию. – Это ведь частное, внутрисемейное дело. Для чего вам понадобилось втягивать в это меня?

– Потому что вы любите моего сына, а еще потому, что он уже давно нуждается в том, чтобы его кто-нибудь полюбил.

Пожилая женщина взяла руку Деборы в свои. Кожа у нее была ухоженная и гладкая, на ногтях – безукоризненный маникюр. По сравнению с ней руки самой Деборы выглядели грубыми и мозолистыми.

София продолжала:

– Я всегда прислушиваюсь к интуиции Бет. Она полагает, что именно такая женщина, как вы, нужна Энтони. Но скажите, чего вы сами желаете?

Ее вопрос застал Дебору врасплох. Действительно, чего она хочет и чего добивается? Только месяц назад, покидая Айлэм, она всего лишь хотела удрать оттуда, чтобы избавиться от надоедливой опеки чужих людей. И до сих пор, вдруг поняла Дебора, в определенном смысле она все еще бежит куда-то.

Заглянув в себя, в самую глубину своего сердца, Дебора призналась:

– Всю жизнь я мечтала о том, чтобы влюбиться. Мои родители поженились по любви и любили друг друга до самой смерти. Мне казалось, что если я полюблю и кто-нибудь полюбит меня, то в жизни не будет места страху, беспокойству, тревоге и каждодневным неприятностям. А теперь меня одолевают сомнения, которых я не знала ранее… Все дело в том, что мой мир стал больше. Сейчас он включает Тони и весьма туманное будущее.

София придвинулась ближе.

– Любовь – нелегкий труд и испытание.

– Так бывает всегда, верно? – задала Дебора риторический вопрос.

– Нет, – откликнулась София, – но я бы не хотела, чтобы у меня все сложилось по-другому. – Она ласково сжала руку Деборы. – Мой сын обручен с другой женщиной. А какие отношения связывают вас двоих?

– Он предложил мне карт-бланш. Это все, что он может мне дать.

Мать Тони недовольно нахмурилась, и Дебора вспомнила, что именно в этом качестве София прожила почти всю жизнь.

– И каков был ваш ответ?

– Я пребываю в полной растерянности. – И еще в этой растерянности крылся страх сделать неправильный выбор.

– Поговорите со мной, расскажите мне все, – взмолилась София.

– Я не знаю, с чего начать.

– В таком случае, скажите мне, чего вы желаете более всего.

– Я хочу выйти замуж.

Ну вот. Она высказала свое самое сокровенное желание. София не рассмеялась, даже не улыбнулась. Вместо этого она благоразумно заметила:

– Бет говорит, что Тони совсем не знает ту девушку. Она ведь, в сущности, еще очень молода, только-только закончила пансион. Не могу представить себе сына рядом с неопытным ребенком.

– Ох, миледи, она отнюдь не ребенок. Я видела ее. Она настоящая красавица, а ее отец – очень влиятельный человек. Более того, Тони связан обещанием жениться на ней. Это дело чести. При этом одна из моих сестер пришла бы в ужас, если бы узнала, что мне предложили стать любовницей, а другая молит Бога, чтобы я приняла это предложение, поскольку в этом случае ее муж останется работать у Тони.

– И каков будет ваш выбор?

Дебора взглянула на элегантную леди, сидевшую рядом, и ответила:

– Я пока еще не знаю. У меня есть к вам один вопрос.

– Да?

– Стоит ли любовь того, чтобы ради нее пожертвовать всем?

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Тони и его отец вышли из столовой, заключив нечто вроде пакта о ненападении. Оба решили не спешить и позволить своим отношениям постепенно развиваться в нужном направлении.

За дверями их встретил Гиббоне, который сказал, что леди Адамсон ожидает их в гостиной. Миссис же Персиваль поднялась к себе в спальню и легла.

Сэр Ричард спросил у Тони:

– Ты не хочешь повидаться с матерью? Я уверен, она с нетерпением ожидает известий о том, что у нас с тобой произошло.

– Пожалуй, будет лучше, если вы сами расскажете ей обо всем.

Генерал нахмурился. Тони покачал головой.

– Я еще не до конца разобрался в своих чувствах и пока не готов встретиться с ней лицом к лицу. – Старая неприязнь оказалась живучей. – Она могла бы рассказать мне правду, а не отдавать все на откуп сплетням и инсинуациям.

– А ты бы выслушал ее, если бы она осмелилась рассказать тебе все?

– Не знаю.

– Тогда она, по-видимому, приняла правильное решение.

Тони нечего было возразить. Но он должен был срочно разыскать Деб.

Ему отчаянно нужны были ее мудрость и понимание. Только она одна могла помочь ему разобраться в неожиданных переменах, которые подкинула ему жизнь.

– Доброй ночи, сэр, – сказал Тони и поднялся по лестнице, прыгая через две ступеньки. В коридоре горел ночник. Он не стал заходить к себе в комнату, а сразу же направился к Деб. Легонько постучав костяшками пальцев в дверь, он распахнул ее.

Дебора сидела в кресле у огня и ждала его. На ней по-прежнему было платье, в котором она вышла к ужину, но теперь она вынула заколки из волос. Они густой сверкающей волной упали ей на плечи, отливая червонным золотом в свете камина. Увидев его, Дебора встала.

Тони осторожно прикрыл дверь за собой и прислонился к ней спиной.

– Тебе уже все рассказали? – спросил он.

Дебора кивнула.

– Кое-что.

– Ну что же, по крайней мере, не один я ничего не знал, – попытался пошутить Тони.

– Весьма неожиданный поворот событий. Ты сердишься? Тони фыркнул в ответ.

– Пожалуй, я слишком ошарашен, чтобы сердиться. И в некоторой степени испытываю облегчение.

– Что ты имеешь в виду? Тони отошел от двери.

– Из-за психической неуравновешенности Алдерси я долгие годы боялся даже думать о том, чтобы завести детей. И ждал, страшась когда-нибудь обнаружить у себя ее симптомы.

Дебора нашла в себе силы улыбнуться.

– А я почему-то никогда не боялась, что ты сойдешь с ума. Ты упрям, несомненно. Нахален и самоуверен, это точно. Но не склонен к помешательству… Нет, совершенно определенно нет.

Ее слова как будто сняли невыносимую тяжесть, лежавшую у него на плечах, и Тони вдруг понял, что улыбается в ответ.

– Деб, без тебя моя жизнь лишена всякого смысла. – Он раскрыл ей объятия, но она не торопилась броситься к нему.

– Что случилось на этот раз? – осторожно поинтересовался он. – Что она сказала тебе?

Дебора не стала делать вид, что не понимает, о чем спрашивает Тони.

– Ничего такого, о чем бы я сама не спрашивала себя. – Она перевела взгляд на языки пламени в камине, словно бы собираясь с духом. – Тони, я не хочу быть любовницей.

– Я тоже не в восторге от этой идеи, – заявил он. – Если бы мы могли быть вместе на других условиях…

Неужели она не понимает? У него просто не осталось выбора. Больше не осталось.

Дебора отступила на шаг от кресла, в котором сидела. Она выглядела такой молоденькой, такой беззащитной, такой красивой.

– Ты не свободен в выборе супруги. Вероятно, судьба решила, что мы не можем быть вместе.

– Не говори так.

– Может быть, – продолжала Дебора, словно не слыша его, – наша встреча была предопределена заранее, чтобы мы вдохнули друг в друга силы жить дальше порознь.

Ее предположение, что они встретились лишь для того, чтобы расстаться, привело Тони в ярость.

– И что же я тебе дал? – цинично полюбопытствовал он. – Мне кажется, я только беру и беру, ничего не давая взамен. Что ты получила от меня?

– Все, – прошептала она. – До встречи с тобой я была похожа на цветок, который никогда не распускался до конца. Бегство из Долины стало моим первым актом неповиновения. Разумеется, этот внутренний протест был слабым и несерьезным, но без тебя я бы не отважилась и на это. Теперь я понимаю желания и потребности женщины. Я обрела мужество, чтобы выбрать свою дорогу в жизни.

Дебора молитвенно сложила руки на груди и выглядела при этом такой красивой, что Тони испытал почти физическую боль от желания обнять ее.

– Вот мое решение, Тони. Я хочу состариться вместе с мужчиной, который будет со мной рядом. Я хочу, чтобы его домашние туфли стояли под моим столом по утрам и под моей кроватью – по ночам. Я хочу, чтобы он вместе со мной растил моих детей. Я не могу делить его ни с кем. Не хочу. И не стану.

Тони отшатнулся от нее. Ему было невыносимо больно.

– Я не могу отказаться от тебя.

Деб подошла к нему вплотную. Тони отпрянул, не зная, как вести себя. Она обняла его руками за шею и прижалась к нему.

– Я бы скорее согласилась лишиться правой руки, чем сделать тебе больно.

Он положил ей руки на талию и зарылся лицом в роскошное благоухание ее волос.

– Тогда не оставляй меня.

– У нас нет выбора. – Она спрятала лицо у него на груди. – Ты же не можешь отказаться от своей нареченой, от дочери Лонгеста?

– Не могу. Моя честь… – начал было он, но так и не смог закончить свою мысль. В горле у него застрял комок.

– Я понимаю, – с грустью согласилась она. – Ты никогда не будешь принадлежать только мне, мне одной.

– Если бы я был свободен, я бы принадлежал тебе безраздельно.

– Правда, Тони? – Она прижала ладошку к его щеке. – Или ты все-таки чего-то опасаешься?

Она поцеловала его. О, этот поцелуй ничуть не был похож на робкое прикосновение губами во время их первой встречи. Теперь оба знали, чего хочет каждый из них.

Тони приподнял ее, она обхватила его ногами, и он отнес Дебору на кровать. Там они быстро и уверенно раздели друг друга.

Он опустил ее на перину. В отблесках пламени кожа ее отливала золотом. Тони медленно целовал ее шею, подбородок, губы, мочки ушей. Он обожествлял ее своими поцелуями. И еще он хотел, чтобы она передумала.

«Господи, помоги мне, пожалуйста!» – про себя молился он.

Дебора раскрылась для него, и он вошел в нее одним сильным, плавным движением. Задохнувшись от наслаждения, она выгнулась дугой, потом удовлетворенно вздохнула. Ее рука скользнула по его спине, вдоль позвоночника к ягодицам, ласково щекоча кожу.

– Как хорошо, как же хорошо! – почти беззвучно прошептала она.

И тогда Тони начал двигаться в ней. Он знал, как доставить удовольствие, знал, что ей нравится и как он должен вести себя. Ее желания и потребности неразрывно вплелись в узор его жизни. Он не знал, как будет жить без нее.

А потом все мысли отлетели прочь. Он забылся и потерялся в их благословенной любви, отдавая всего себя целиком и получая всю ее взамен. Она всегда возбуждала его. Всегда. Ему было так легко раствориться в ней, заполнить ее собой – всю, до предела.

Но он заставил себя сдержаться, потому что не хотел походить на сэра Ричарда. Тони хотел присутствовать в жизни своего ребенка, стать ее частью. Он хотел направлять его и помогать ему, выслушивать его рассказы и просьбы… и всегда быть рядом, чтобы защитить.

Дебора крепче прижалась к нему. Она приподнялась на кровати, чтобы ощутить его как можно глубже в себе.

Тони доставил ей высочайшее наслаждение – тело ее содрогалось в сладких конвульсиях, а с губ слетали восторженные, бессвязные слова.

Сладкая, замечательная, необыкновенная Деб… Он рывком вышел из нее, чтобы уберечь от нежелательных последствий, и перекатился на бок. Святой Боже! Он решительно не мог представить, как будет жить без нее.

Они долго лежали молча, обессиленные и опустошенные. Потом она бережно обняла его.

– Спасибо тебе.

Тони не ответил.

Тогда Дебора прильнула к нему всем телом. Ее грудь скользнула у него по спине, мягкие завитки волос внизу живота нежно щекотали ягодицы. Дебора провела рукой по его бедру и потерлась носом о его плечо.

– Тони… – начала она.

– Не надо, не говори ничего. Давай попробуем вообразить, что у нас впереди тысячи и тысячи таких ночей. Ничего, только ночь и мы с тобой.

Она кивнула и еще крепче прижалась к нему. Тихонько вздохнув, она положила голову ему на плечо и погрузилась в сон.

Тони вслушивался в ее ровное дыхание. Дебора не ошиблась, когда говорила, что он никогда не будет принадлежать ей одной. У него были связаны руки. Женитьба на леди Амелии стала теперь делом чести. Сон долго бежал от него, а когда, наконец, Тони удалось задремать, ему снились кошмары, порожденные неудовлетворенностью и разочарованием.

Некоторые из кошмаров были вполне реальными: в нем проснулись давно забытые воспоминания. Он снова был маленьким. И снова боялся отца. Поблизости всегда бесшумно сновали слуги, а Марми вообще не отходила от него ни на шаг. Теперь он понимал, что слуги не доверяли его отцу.

Доверие.

Это слово снова и снова звучало в его снах, и оно всегда означало Деб. Доверие.

Она ждала его в библиотеке, на том самом месте, где, как виделось ему в кошмарах, он обнаружил тело отца. Теперь там стояла она, и когда он поднял руку, то заметил, что держит не пистолет, а шпагу.

Дебора раскрыла объятия, намереваясь прижать его к груди – и он проснулся от собственного крика.

Деб, живая, настоящая, из плоти и крови, склонилась над ним, бережно гладя его по плечу.

– Тони, Тони, очнись! Тебе приснился прежний кошмар?

Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и стряхнуть наваждение. Он ошарашено потряс головой.

– Нет, на этот раз все было по-другому.

Затуманенным взором Тони обвел комнату. Серые предрассветные сумерки создавали впечатление ирреального мира.

– Что значит «по-другому»? – спросила Дебора.

Тони вспомнил о шпаге… и понял значение этого символа. Он не ощутил ни страха, ни боли, только невероятную грусть и смирение.

Перевернувшись на живот и вытянувшись рядом с ней, он сказал:

– Я отпущу тебя… если ты действительно этого хочешь.

Ее темные глаза погрустнели. Она лишь молча кивнула.

– Когда ты хочешь уехать? – спросил Тони. Сердце его разрывалось от горя.

– Наверное, будет лучше, если я уеду сегодня же. Чем дольше мы вместе, тем тяжелее будет расстаться.

Тони застонал от бессильного отчаяния, признавая ее правоту.

– Хорошо. Я пойду к себе, чтобы переодеться. Буду ждать тебя внизу.

Он приподнялся, намереваясь встать с кровати, но Дебора остановила его, положив руку ему на плечо.

– Я люблю тебя.

Склонив голову, он принялся целовать кончики ее пальцев.

– Я знаю. И я тоже люблю тебя. Но в этом и кроется настоящий кошмар, верно? Мы слишком сильно любим друг друга, чтобы не пожертвовать всем, что имеем.

Прежде чем она успела ответить, Тони спрыгнул с постели, натянул бриджи и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Его туалет не занял много времени. Камердинер уже ждал его. Быстро побрившись, Тони решил пренебречь прочими ухищрениями. Он переоделся в коричневые кожаные бриджи и шерстяной сюртук – в этой одежде будет достаточно удобно в дороге.

Деб еще приводила себя в порядок. Кроме того, ей предстояло собрать вещи, но на это не понадобится много времени. Тони сошел вниз. На буфете в столовой ждал завтрак, но аппетита у молодого графа не было. Вместо этого он почел своим долгом распорядиться, чтобы Альфред сам приготовил дорожную карету.

Дорожка, ведущая в конюшню, была обсажена аккуратно подстриженными кустами, в зелени которых сверкали серебристые листочки и фиолетовые головки колокольчиков. Тони миновал поворот и оказался лицом к лицу с матерью. Она низко склонилась над клумбой, внимательно рассматривая ее, и, похоже, ничуть не меньше его удивилась неожиданной встрече.

Несколько мгновений они стояли и смотрели друг на друга, как чужие и незнакомые люди.

На губах у Софии появилась робкая улыбка, странным образом контрастировавшая с глазами, в которых плескались боль и тоска. Она поспешно сказала:

– Я сама разбила эти клумбы много лет назад. И сейчас мне захотелось взглянуть на них.

Тони кивнул.

– Я помню. Я помогал тебе.

Криво улыбнувшись, он посторонился, уступая матери дорогу. Однако она удержала его и сказала:

– Я бы никогда не допустила, чтобы по моей вине с тобой случилось что-нибудь плохое.

Тони переступил с ноги на ногу, прежде чем ответить. Рано или поздно им придется прийти к какому-то соглашению. Но милосердие, дарованное Деб от природы и составлявшее основу ее характера, было ему несвойственно. И он честно, хотя и впервые в жизни, попытался взглянуть на мать другими глазами – без горечи и предубеждения.

Сейчас перед ним стояла не жестокосердная гарпия из детских кошмаров, а женщина, стремившаяся защитить своего сына.

Она неправильно истолковала его молчание. В глазах у нее заблестели слезы.

– Я должна идти. Ричард сейчас сойдет вниз к завтраку. Сегодня мы уезжаем. Нам не хотелось бы злоупотреблять твоим гостеприимством.

Опустив голову, она вознамерилась проскользнуть мимо… но он не мог допустить, чтобы они расстались сейчас. Особенно таким образом.

Тони поймал мать за руку и развернул лицом к себе.

– Прости меня. – Слова сорвались с непривычной легкостью, чему он несказанно удивился. – Я был идиотом.

Глаза Софии наполнились слезами. Она не смогла сдержать их, и по щекам пролегли серебристые дорожки. Но она улыбалась.

– Я так рада слышать это.

Ее прямота заставила его рассмеяться, хотя и несколько натянуто. Затем, не успев сообразить, что делает, Тони заключил мать в объятия. Странно, но она всегда занимала очень большое место в его жизни. А сейчас ему казалось, что он обнимает маленькую, хрупкую женщину… Она очень исхудала, он мог пересчитать все ее косточки, а время для обоих летело так быстро…

Похоже, мать прочла его мысли, потому что крепко обняла Тони обеими руками.

– Я молила Господа, чтобы такой момент когда-нибудь настал! Ох, сынок…

Они постояли, обнявшись, еще несколько мгновений, а потом она отстранилась, чтобы вытереть слезы.

– Я должна признаться кое в чем. И мои новости тебе не понравятся. Прошлой ночью мы разговаривали с миссис Персиваль…

– Да, она говорила мне.

Мать подняла голову и взглянула ему прямо в глаза.

– Ты не сердишься?

– Скажем так, я не в восторге от ее решения. Но она хочет жить собственной жизнью, и у нее своя голова на плечах.

– Она замечательная женщина, – сказала мать. – Открытая и честная. Совсем не такая, какой, полагаю, должна быть твоя избранница.

Вот они и коснулись главного.

– В таком случае леди Амелия будет полностью соответствовать твоему представлению о моей будущей супруге.

– Да, я слыхала, что ее происхождение безупречно. – Это сдержанное и сухое замечание заставило Тони поморщиться. А мать, видя, что ее слова попали в цель, негромко продолжила: – Ты не должен был бы отпускать миссис Персиваль от себя.

– Не должен был бы, – согласился Тони. – Но что я могу предложить ей? Никто не хочет быть изгоем.

– Тони, мне очень жаль. Поверь мне, я знаю, что такое жить вдали от любимого человека. Я буду молиться о том, чтобы ты сумел найти верное решение, подобно нам с твоим отцом.

Он поднес руку матери к губам.

– Я буду молить Бога о том же. Но иногда одной любви бывает недостаточно.

– Только ради любви и стоит жить, – возразила она. Какими наивными показались ему ее речи! Впрочем, мать всегда пренебрегала правилами и условностями. Она не спешила уходить.

– Ты ведь не передумаешь, верно? – спросила София, видя, что он не собирается отвечать.

– Нет. Мы с Деборой принадлежим к числу людей, которые всегда поступают правильно. – То, что некогда было предметом гордости, ныне превратилось в проклятие. – А сейчас я вынужден просить у тебя прощения, мама, но мне надо отдать распоряжение Альфреду подготовить дорожную карету.

София кивнула, и выражение ее лица смягчилось, когда он назвал ее «мама». Ее реакция больно ранила его совесть… и он понял, почему Дебора не соглашалась на меньшее из того, чего заслуживала.

Тони направился в конюшню, чтобы распорядиться подготовить экипаж.

Сосредоточившись исключительно на настоящем, Дебора изо всех сил старалась не думать о будущем.

Она была твердо уверена, что иначе не сможем сдержать слез и, не исключено, изменит свое решение. Если такое случится, больше ей не будет покоя.

София с Ричардом присоединились к ним за завтраком – хотя ни у нее, ни у Тони аппетита не было. Родители решили дождаться возвращения Тони и только потом уехать. Дебора сочла, что это правильно. Пусть призраки прошлого останутся в прошлом.

Тони настоял на том, чтобы довезти ее до Айлэма. Поездка должна была занять целых полтора дня, даже если они поедут в одном из новомодных подрессоренных экипажей. К запяткам кареты Тони привязал верховую лошадь, чтобы вернуться назад в седле. Они взяли с собой несколько книг, и первый день провели, обнявшись и читая друг другу вслух.

Книги помогали им отвлечься. Влюбленные разговаривали только о пустяковых вещах, да и то редко и коротко. В конце концов, в прошлом они уже обсуждали свои надежды и мечты. И что из этого вышло? Какой смысл снова бередить незажившие раны?

Ночь они провели в небольшой гостинице. Дебора решила, что попросит Тони взять отдельные комнаты… и не смогла этого сделать. Связь между ними и так прервется в ближайшее время.

Они исступленно занимались любовью. А когда наступала передышка и Тони держал ее в своих объятиях, Дебора вслушивалась в ровный, сильный стук его сердца. Ей не хватало восторженного наслаждения, в которое они погружались, когда занимались любовью, но такая простая человеческая близость была ей дороже всего на свете. Ощущать ласковые и бережные прикосновения, тепло родного тела в своей постели – вот о чем мечтала Дебора.

Запах Тони стал для нее близким и знакомым, она узнавала его не хуже своего собственного. Ее пальцы исследовали каждую впадинку, каждый уголок его тела. Ей были известны его слабости и недостатки.

И еще Дебора знала, что больше никого и никогда не сможет полюбить так, как сейчас любила его.

Они прибыли в Дерби на следующий день около полудня. Тони предложил остановиться и переночевать у мисс Чалмерс, но Дебора сочла это неразумным. Воспоминания были еще слишком свежи в памяти… Кроме того, она не хотела вновь оказаться под прицелом мудрых и все понимающих глаз старой нянюшки.

Карета медленно катила по дороге вдоль берега Голубки. Река по-прежнему быстро несла свои бурные воды, напоминая о проливных дождях, шедших весь прошлый месяц. С наступлением весны Долина расцвела и зазеленела.

Дебора откинулась на спинку сиденья, задумчиво глядя на проплывающий за окном пейзаж. Должно быть, мистер Стэнли вместе со своей верной лошадкой Хоуи возвращается домой из Дерби с грузом почты. Интересно, изменилось ли хоть что-нибудь за время ее отсутствия?

Тони взял ее за руку и переплел ее пальцы со своими. Дебора крепко пожала ему руку – ей надо было ощутить его силу и поддержку. Местность по обеим сторонам дороги становилась все более знакомой. Движение было довольно-таки оживленным, и Дебора с опозданием вспомнила, что сегодня ярмарка.

Она молчала, пока не решила, что подъезжать ближе неразумно, дабы не возбудить кривотолки.

– Пожалуйста, прикажи кучеру остановиться, – попросила она.

Тони колебался, глядя на их сцепленные руки. Деборе нестерпимо хотелось погладить его по голове, взъерошить ему волосы, ощутить такую приятную жесткость его щетины на своем подбородке. Но она ограничилась тем, что сказала:

– Все, мне пора. Остаток пути я хочу пройти пешком. Так будет лучше.

Он молча посмотрел ей в глаза и кивнул в ответ, понимая, что Дебора не хочет вызвать ненужные слухи… Кроме того, им больше нечего было сказать друг другу.

Тони постучал в крышу, подавая кучеру знак остановить карету. Пока тот вынимал из экипажа новый саквояж Деборы, Тони открыл дверцу, выпрыгнул наружу и разложил для нее короткую складную лесенку. Потом протянул Деборе руку.

Она едва не поддалась искушению переиграть все и остаться с ним в теплом, уютном мирке кареты… но она знала, что у них нет другого выхода. Оба они сделали свой выбор – тот, который подсказывала им честь.

Сойдя на землю, она сказала:

– Дом сестры вон там, за лугом, но, наверное, сначала мне лучше показаться в городке. Хозяйка лавочки, в которой торгуют всем на свете, моя знакомая миссис Лутон. Иногда там бывает свежий хлеб, а мой зять без ума от ее выпечки. Я куплю каравай, чтобы отпраздновать возвращение домой.

Тони спросил:

– Далеко отсюда до деревни?

– Нет, она прямо за поворотом дороги. – Дебора медленно завязала ленты шляпки. – Я возвращаюсь в Айлэм в таких роскошных нарядах, о каких даже не могла мечтать, когда уезжала отсюда. Мне все будут завидовать.

Тони не нашелся, что ответить. Несколько мгновений они молча стояли рядом. Потом он сунул руку в карман и протянул ей небольшой кожаный кошель с монетами.

– Мне не нужны деньги, – отказалась Дебора.

– Возьми, они тебе пригодятся, – настаивал он. – Здесь совсем немного, а мне нужно знать, что у тебя есть некоторые средства на первое время… на случай, если они вдруг тебе понадобятся. Никогда нельзя знать заранее, что уготовила нам жизнь.

– Ты прав, – с грустью согласилась Дебора. Разве не этот урок им пришлось усвоить первым? Она взяла кошель у него из рук.

– Возьми еще вот это, – попросил он, крутя в пальцах одну из своих визитных карточек. – Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе…

– Я помню. – Дебора спрятала визитку в ридикюль.

На мгновение ей показалось, что Тони поцелует ее на прощание, но он сдержался. Они были не один. Мимо на телеге проехал фермер, без малейшего стеснения во все глаза разглядывая незнакомый экипаж. А на холме, что над дорогой, уже собрались местные ребятишки, привлеченные невиданным зрелищем дорогой кареты с лошадьми.

– Тебе пора уезжать, – едва слышно выговорила Дебора.

Взгляды их встретились.

– Прощай, любовь моя, – негромко откликнулся он. Дебора попыталась было ответить, но в горле застрял комок и она поперхнулась словами. Долго сдерживаемые слезы хлынули ручьем. Говорить больше было не о чем. Рукой в перчатке он бережно смахнул у нее со щеки несколько слезинок, повернулся и сел в карету.

Дебора отступила на шаг, чтобы не мешать. Кучер приподнял шляпу:

– Миссис Персиваль.

Она кивнула и посторонилась, чтобы экипаж мог развернуться. К запяткам была привязана лошадь Тони. В окно кареты она видела своего возлюбленного. Он сидел, наклонившись вперед, уперев локти в колени и положив подбородок на скрещенные руки, и смотрел прямо перед собой, Дебора подождала, пока экипаж не скрылся из виду.

Чудесный день странным образом контрастировал с невероятной болью, терзавшей ее сердце.

Дебора вытерла слезы и зашагала в деревню. Покупка каравая даст ей время собраться с духом и прийти в себя, прежде чем предстать перед Генри и Рейчел.

Здесь, на окраине Айлэма, на дороге было очень оживленно. Даже сейчас, хотя было уже довольно поздно, в городок и из него рекой текли окрестные жители. Может статься, что она не сумеет купить хлеб, поскольку в дни ярмарок миссис Лутон часто распродавала его задолго до полудня.

Дебора вышла на центральную площадь деревни. Она прожила в Айлэме всю жизнь, но сегодня чувствовала себя здесь чужой. Ей больше не было здесь места. По дороге она встретила нескольких человек, которых хорошо знала, но их лица показались ей незнакомыми.

Она сказала себе, что у нее слишком разыгралось воображение. В конце концов, она уехала в Лондон совсем недавно, хотя нельзя отрицать, что за этот короткий период времени жизнь ее изменилась самым драматическим образом. Она уезжала неопытной девушкой, склонной подчиняться решениям и прихотям чужих людей, а вернулась женщиной.

Дверь в лавку миссис Лутон, расположенную на углу, была распахнута настежь, что можно было счесть хорошим знаком. Может быть, хлеб у нее еще оставался. Дебора вошла. В лавке никого не было, если не считать самой хозяйки, миссис Лутон, щеголявшей в кружевном капоре, которая вытирала прилавок. При виде гостьи у нее глаза полезли на лоб от удивления.

– О, миссис Персиваль, вы таки вернулись домой. Как поживает ваша сестра в Лондоне?

Дебора улыбнулась тому, что женщина оказалась прекрасно осведомлена о ее делах. Все-таки она жила в очень тесном мирке, ограниченном правилами и ожиданиями докучливых соседей.

– Дела у них идут просто прекрасно. Благодарю, что спросили об этом. В Лондон стоило съездить хотя бы ради того, чтобы полюбоваться на их чудесную дочку.

– О да, вы совершенно правы. Я обожаю маленьких детей.

– У вас не осталось каравая хлеба? На прилавке я что-то ничего не вижу.

Миссис Лутон горделиво улыбнулась.

– Я продала последнюю буханку полчаса назад. Мне очень жаль.

Дебора разочарованно вздохнула, но миссис Лутон уже потеряла к ней интерес. Она смотрела через ее плечо на входящих в лавку новых посетителей. Дебора услышала странное шипение и клекот, как будто стая гусей случайно забрела в уютную лавчонку передохнуть и поболтать.

В каком-то смысле так оно и было – она действительно увидела стаю гогочущих гусей.

На пороге стояла баронесса Алодия, на голове которой красовался один из ее величественных пурпурных тюрбанов. Ее компаньонка, миссис Хеммингс, по обыкновению держала на руках щенка хозяйки, а за ними толпились высокородные и заносчивые матроны, числом около трех.

Баронесса Алодия снова зашипела, а потом высокомерно обронила:

– Берегите юбки, леди. Здесь отливается всякий сброд.

Дебора нахмурилась. Она не могла взять в толк, чем заслужила такой прием, хотя щеки ее и запылали от осознания вины.

– Добрый день, баронесса Алодия, миссис Хеммингс.

Она кивнула остальным дамам, одна из которых была супругой местного сквайра, две другие числилась женами богатых фермеров.

– Фу! – фыркнула баронесса, презрительно задрав нос кверху. Миссис Хеммингс с величайшим старанием скопировала этот жест, и даже собачонка последовала их примеру. Остальные женщины молча глазели на Дебору. У стоявшей за прилавком миссис Лутон глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит от изумления.

Пожалуй, Деборе стоило уйти, тем более что и оставаться смысла не было. Взяв свой саквояж, она пробормотала:

– Прошу прощения! Я только что приехала из Лондона и теперь должна вернуться домой.

Но женщины не сделали ни малейшей попытки уступить ей дорогу, по-прежнему загораживая проход.

– Как только у вас хватило наглости вернуться! – заявила своим звучным, визгливым голосом баронесса Алодия. – Вероятно, вы полагаете, нам неизвестно, что вы сбежали с мужчиной, который никоим образом не приходится вам родственником? Или о том, что с вами не было даже компаньонки? Вы отсутствовали непозволительно долго. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Дебора растерялась. В голове у нее образовалась звенящая пустота – ей нечего было сказать, кроме правды.

– Я так и думала, – злорадно захихикала баронесса Алодия. – Судя по выражению лица, поведение ваше иначе как постыдным назвать нельзя.

– Постыдным, воистину постыдным! – в унисон закудахтала миссис Хеммингс.

Лицо Деборы горело огнем. Откуда они могли узнать?..

Баронесса улыбнулась с деланным состраданием – искреннее сочувствие было неведомо старой клуше.

– Двоюродный брат викария Эймса оказался в числе пассажиров почтовой кареты, которая направлялась в Дерби, когда вы так охотно сбежали с неизвестным мужчиной. Видите, миссис Персираль? Все наши поступки, даже тайные, хорошие они или плохие, всегда становятся известны.

– Да-да, непременно становятся известны, – поспешно поддакнула миссис Хеммингс, тогда как остальные матроны, казалось, были напрочь шокированы возмутительным поведением Деборы. Этих женщин она знала всю жизнь и могла рассчитывать хотя бы на то, что они оправдают ее за недостаточностью улик.

Дебора переложила тяжелый саквояж из одной руки в другую. Она вовсе не собиралась пускаться в объяснения. Во всяком случае, не здесь и не сейчас. И она, без сомнения, так и заявила бы этим женщинам, если бы они не вынудили ее остаться в крошечной лавчонке, загородив дорогу.

За их спинами потихоньку начали собираться любопытные. Со всех сторон к лавке миссис Лутон сбегались деревенские ребятишки поглазеть на происходящее, а их мамаши словно невзначай подходили поближе в надежде услышать, о чем идет речь. Более того, недвусмысленный интерес к разгоравшемуся скандалу проявили и мужчины. Кевин-бондарь изо всех сил вытягивал шею, стараясь заглянуть внутрь лавки.

И тут беспокойство Деборы достигло апогея. Сквозь стеклянную витрину она увидела, как дорогу решительным шагом пересек Генри, направляясь к дверям заведения миссис Лутон. За ним еле поспевала Рейчел.

Нахмуренное выражение лица зятя не сулило ничего хорошего.

– Итак, – провозгласила баронесса Алодия, повышая голос, чтобы все присутствующие ее хорошенько расслышали, – разве вам нечего сказать?

Опустив саквояж на землю, Дебора произнесла первое, что пришло ей в голову. Это было выражение Тони. Глупое словечко, которым дети отгоняют злых духов. Она сказала:

– Кыш.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Баронесса Алодия недоуменно заморгала.

– Что вы сказали?

– Кыш, – повторила Дебора.

Гранд-дама, обернувшись к своим верным матронам, мимикой дала понять, что пребывает в некотором замешательстве. Те с осуждающим видом вразнобой закивали головами. Очевидно, и для них поведение Деборы оставалось загадкой. Баронесса Алодия воинственно задрала подбородок.

– Почему это вы говорите мне «кыш»? – требовательным тоном поинтересовалась она.

– Потому что я наконец-то вижу вас такой, какая вы на самом деле! – с мужеством отчаяния заявила Дебора. – Вы вовсе не благодетельница. Вы всего лишь жалкий тиран.

Ее замечание повергло баронессу Алодию в настоящий шок, и старуха даже задохнулась от возмущения. Глядя на своих наперсниц, она жалобно заявила:

– Она назвала меня тираном!

– Нет, я назвала вас жалким тираном, – поправила ее Дебора, ощутив вдруг прилив сил. Она больше не боялась. Она нашла в себе мужество высказать то, что думала, и небеса не обрушились ей на голову. Тони мог бы гордиться ею.

В это мгновение сквозь толпу у входа протиснулся Генри. Матроны с радостью расступились, освобождая для него место.

Не успел Генри открыть рот, как баронесса Алодия разразилась напыщенной тирадой.

– Я рада видеть тебя, племянник. Она вернулась, а теперь делает вид, будто ничего не произошло.

– Я еще не сказала ни слова, – возразила Дебора.

В лавку вошла Рейчел. Вокруг толпились чужие люди, и несмотря на недавно обретенное чувство собственного достоинства, Дебора не могла заставить себя взглянуть сестре в глаза.

– Ах да, блудная дочь возвращается, ожидая, что в ее честь зажарят упитанного тельца! Но могу вас уверить, миссис Персиваль, вы ошибаетесь! Щедрость и долготерпение моего племянника отнюдь не безграничны, – провозгласила баронесса Алодия, после чего распорядилась, чтобы миссис Хеммингс вынесла Милтона наружу. – Он не любит ограниченного пространства. Впрочем, общество никчемных людишек, которым он вынужден здесь довольствоваться, ему тоже не по душе. – Пожилая гранд-дама метнула многозначительный взгляд на Дебору.

Деревенские жители, столпившиеся у дверей в лавку, расступились, чтобы дать дорогу ее компаньонке, которая покинула лавку с собачонкой на руках. Миссис Лутон пребывала на седьмом небе от счастья. Любительницы сплетен и пересудов в самом скором времени протопчут к ее порогу тропинку, которая еще долго не зарастет.

Если бы ей представилась возможность, Дебора наверняка последовала бы за миссис Хеммингс. Однако баронесса Алодия встала у нее на пути и вновь громогласно заявила:

– Итак, что вы имеете сказать в свое оправдание?

– А ей и не нужно ничего говорить, – раздался в наступившей тишине чей-то дрожащий голос. Все с удивлением обернулись и увидели Рейчел, которая храбро встала между баронессой Алодией и Деборой. Она была напугана. Никто в Долине не смел бросить вызов Блюстителю Нравственных Устоев без того, чтобы не понести немедленное наказание за дерзость, тем не менее Рейчел встала на защиту сестры.

Сердце Деборы исполнилось гордости за нее.

Однако баронесса, судя по всему, придерживалась иного мнения. Она бросила на Рейчел презрительный взгляд, словно узрела перед собой зловредное насекомое.

– Дорогая моя, мы понимаем, что вы обязаны оказать миссис Персиваль некоторую поддержку. В конце концов, она ваша сестра. – Ее слова буквально сочились ядовитой жалостью. – Но главой вашего дома является мой племянник, а он наверняка скажет кое-что другое. Не правда ли, Генри?

Все глаза устремились на крепкого, дородного фермера. Генри бросил взгляд на Дебору, и та поняла, что он раздосадован и недоволен. Свои земли он взял в аренду у тетки. Его благополучие находилось в полной зависимости от ее расположения. И за все три года, которые Рейчел провела замужем за Генри, Дебора еще ни разу не видела, чтобы сестра воспротивилась ему.

Рейчел могла пострадать из-за нее… И Деборе было стыдно, что она стала причиной публичного унижения еще и своего зятя. Да, он был властолюбцем и самодуром, но в гораздо меньшей степени, чем Эдмонд. Ее присутствие и поведение подвергало опасности все, чего он добился в жизни.

– Он ничего не обязан говорить, – вмешалась Дебора, про себя радуясь тому, что голос прозвучал спокойно и холодно. – Я не собираюсь оставаться в Айлэме.

– Очень хорошо, – заявила баронесса Алодия. – Мы не намерены терпеть в Долине таких особ, как вы.

Дебора почувствовала, как ее охватывает ярость, но тут сестра снова подала голос:

– Как вы смеете разговаривать с ней подобным тоном? А вы, все остальные? Собрались полюбоваться на занимательное зрелище? Почему вы молчите? – выкрикнула Рейчел, обращаясь к людям, столпившимся у дверей в лавку.

У деревенских жителей достало совести потупить глаза и отвернуться. А Кевин-бондарь так вообще начал выбираться из толпы.

Рейчел тем временем обратилась к тетке своего супруга.

– Дебора – добрейшей души человек, и я не позволю выгнать ее из моего дома!

– Вашего дома? – язвительно поинтересовалась баронесса Алодия. – Это дом вашего супруга.

Матроны дружно закивали головами, выражая свое согласие с мнением предводительницы.

Рейчел вспыхнула от досады и негодования, и Дебора пожалела, что вернулась. Она не могла простить себе, что из-за нее Рейчел попала в двусмысленное положение и вынуждена противостоять супругу и его тетке.

И тут заговорил Генри:

– Сестра моей жены – желанный гость в моем доме.

У баронессы Алодии от изумления отвисла челюсть. Впрочем, Дебора удивилась ничуть не меньше… равно как и Рейчел. Никто из них не рассчитывал на его поддержку.

Генри нежно положил руки на плечи Рейчел и прижал ее к себе. Жест получился трогательным и любящим… именно так поступил бы Тони.

– Я не стану осуждать свояченицу, пока не услышу всю историю от нее самой, сказал Генри. – И еще мне не нравится, что члены моей семьи выставлены на публичное осмеяние.

– Она опозорила всех нас! – закудахтала баронесса Алодия. – В качестве главы здешней общины я должна следить за соблюдением приличий. – Она вперила гневный взгляд в Генри. – Миссис Персиваль сбежала с мужчиной, и о ней ничего не было слышно до сегодняшнего дня. Какое оправдание для нее ты можешь предложить.

Дебора затаила дыхание. Она не станет лгать. Если ей зададут прямой вопрос, она скажет правду.

Но Генри ничего не стал спрашивать. Вместо этого он заявил:

– Она стала членом моей семьи. Это наше личное дело.

Ответом ему была мертвая тишина. А потом вдруг несколько человек зааплодировали. Даже миссис Лутон кивнула головой в знак одобрения. Матроны, до сего момента безоговорочно поддерживавшие баронессу Алодию, уже не выглядели самодовольными и самоуверенными. Да и самой старухе пришлось несколько поумерить свое благородное негодование.

– Очень хорошо! – злобно прошипела она. – Тогда твой дом переходит под твою полную ответственность. Отныне ты сам отвечаешь за него, Генри. Но мы поговорим об этом позже. Намного позже.

Баронесса развернулась на каблуках и вознамерилась величественно удалиться, оставив за собой последнее слово. К несчастью, ее торжественному уходу с поля битвы помешали зрители, столпившиеся в проходе. Она грозно фыркнула, и они бросились в разные стороны. Старуха вышла из лавки. Миссис Хемминг с собачонкой на руках привычно пристроилась позади… а вот почтенные матроны не последовали за ней. Вместо этого они предпочли остаться, усиленно делая вид, что не имеют никакого отношения ни к баронессе, ни к выдвинутым ею обвинениям.

Собравшиеся молча смотрели, как баронесса решительно шагает к своему экипажу. После того как она укатила из городка, кто-то из мужчин, обращаясь к Генри, заметил:

– Ты еще пожалеешь об этом.

– Нет, я уверена, ничего плохого не случится! – воскликнула Рейчел. Она обернулась к мужу. – Меня не страшат ее угрозы. У нас своя жизнь. Генри, я так горжусь тобой! Ее уже давно следовало поставить на место. Ты был просто великолепен.

Последовал новый взрыв аплодисментов. Несколько мужчин предложили угостить Генри стаканчиком, если он соблаговолит заглянуть с ними в бар. Все вышли на улицу.

Генри широко улыбался, наслаждаясь популярностью. Прежде Дебора замечала, что остальные мужчины избегали и сторонились его.

– Если бы я знал, что стану знаменитостью, – признался Генри, – то воспротивился бы воле тетки давным-давно.

– Ты еще не знаменитость, – поправил его мельник, – но уже не марионетка. Ты становишься мужчиной, Генри.

Рейчел поймала взгляд супруга.

– Я же говорила тебе!

Между мужем и женой протянулась какая-то ниточка, проскочила искра. Дебора ощутила укол ревности.

Генри взял Дебору под руку и негромко, так, чтобы его никто не услышал, сказал:

– Хотя я ожидаю, что ты объяснишь мне свои поступки.

– Я расскажу все, что ты захочешь знать, – пообещала она, хотя и не знала точно, сколько правды сможет ему открыть.

Последующие разговоры были прерваны восторженными воплями одного из сорванцов викария Эймса, который сломя голову несся посередине улицы. Прежде чем он успел объяснить, чем вызвано такое поведение, в деревню галопом влетел всадник. Это был Тони.

Увидев небольшую толпу, он натянул поводья и поднял коня на дыбы, так что несколько мгновений собравшиеся в немом восторге взирали на него. Чистокровный жеребец фыркал и горячился, глаза его горели яростным огнем, он злобно грыз удила. В каждом его движении, в каждой линии благородной стати чувствовалась порода.

Тони в седле являл собой поистине великолепное зрелище. Он был без шляпы, но его аристократическое происхождение ни у кого не вызвало ни малейших сомнений. Он выглядел непозволительно красиво. Мужчина просто не имеет права быть таким привлекательным!

Его взгляд безошибочно нашел Дебору.

– Я не могу жить без тебя. – Он признался ей в любви прямо здесь, на площади, на глазах у жителей Айлэма, членов ее семьи и друзей, знакомых и соседей. – Поедем со мной, Деб, – просто сказал он. – Выходи за меня замуж.

Глаза Рейчел от изумления готовы были полезть на лоб, а многие женщины удивленно обмахивались ладонями, как веером. Даже мужчины выглядели потрясенными.

За исключением Генри. Он храбро шагнул вперед.

– Кто вы такой, сэр, что просите мою свояченицу уехать с вами?

– Я граф Бернелл, – ответил Тони, и в голосе его зазвенела нескрываемая гордость.

Одна из матрон восторженно выдохнула:

– Настоящий граф?

Она едва не упала в обморок, а другие принялись кланяться и прихорашиваться.

У Генри – да благословит его Господь! – достало смелости и самообладания поинтересоваться:

– Что заставляет вас думать, что она согласится?

– Вы хотите сказать, что она не вправе так поступить? – оскорбленным тоном поинтересовался Тони.

– Я всего лишь хочу сказать, что она должна сама сделать выбор, милорд.

Тони посмотрел Деборе прямо в глаза.

– Чего ты хочешь, любовь моя? Я предлагаю тебе все, что у меня есть.

Но Дебора не спешила бросаться ему на шею.

– А как же быть с разногласиями, которые возникли между нами, милорд?

Как ты намерен поступить с леди Амелией?

– На полпути в Дерби я сделал открытие, – ответил он, – в существование которого не верил вплоть до того момента, когда действительно потерял тебя.

– И в чем же оно состоит? – пожелала она узнать.

– Только ради любви и стоит жить. Деб, я еще не знаю, как выпутаюсь из неприятной истории, в которую попал, но я сделаю это – если ты будешь рядом.

Рейчел вздохнула и схватила Дебору за руку.

– Поезжай! Не будь дурой. Он любит тебя.

Дебора повернулась в зятю.

– Генри, ты не возражаешь, если я поеду с ним?

– И сделаешь меня свояком настоящего графа? И ты еще спрашиваешь! – Потом, отбросив шутки в сторону и вновь став серьезным, он заявил: – Мы благословляем тебя. – Чтобы подчеркнуть свои слова, он неловко обнял ее. – Теперь моя тетка окончательно перестанет совать нос в твои дела.

Они весело рассмеялись.

Дебора повернулась к жителям, которые, затаив дыхание, наблюдали за разворачивающейся у них на глазах сценой.

– Я никогда не забуду этого мгновения. Никогда!

– Поезжайте! – выкрикнула миссис Лутон, и ее напутствие хором подхватили все остальные.

Отбросив последние сомнения относительно того, правильно ли она поступает, Дебора последовала зову сердца.

Она подбежала к Тони.

Его жеребец, горячась, нервно перебирал тонкими ногами. Она протянула руку возлюбленному. Тот одним рывком, как пушинку, поднял ее в седло и усадил перед собой.

Дебора блаженствовала, вновь оказавшись в его объятиях. Она была там, куда стремилось ее сердце.

– Подождите! – крикнул Генри, – Каковы ваши планы? Граф вы или нет, но я не потерплю, если вы будете дурно с ней обращаться.

– Через три дня она станет графиней, – ответил Тони. Пришпорив коня, он пустил его галопом. Оглянувшись, Дебора увидела, что Рейчел и Генри, взявшись за руки, смотрят им вслед.

Что касается остальной аудитории, то жители деревни уже расходились по домам, торопясь поделиться с соседями и друзьями последними сплетнями.

Дебора откинулась назад и прижалась к груди Тони.

– Мы только что породили новый скандал, – заметила она.

– Нет, любовь моя, – поправил он. – Мы только что стали легендой.

Экипаж Тони поджидал их в нескольких милях дальше по дороге. Завидев Дебору, кучер приподнял шляпу:

– Рад видеть вас снова, миссис Персиваль.

– Благодарю вас. Я тоже очень рада, что вернулась, – призналась Дебора.

Тони поспешно подсадил ее в экипаж.

– В Гретну, Дэвис! И не останавливайтесь, пока мы не доберемся туда.

– Будет исполнено, милорд.

Не успела дверца захлопнуться, как Дэвис щелкнул кнутом, и кони сорвались с места. Тони привлек Дебору к себе.

– Теперь ты моя.

Она кивнула в ответ, стараясь не думать о леди Амелии и грядущем скандале.

Но он легко прочел ее мысли.

– Я откажусь от своего слова, Деб. Я возьму вину на себя и сделаю все, что в моих силах, чтобы леди Амелия никоим образом не пострадала. – Он поцеловал ей руку. – Мы должны рискнуть.

Дебора оказалась достаточно эгоистичной, чтобы не возражать.

Они быстро мчались вперед, меняя по пути лошадей и кучеров. Они не останавливались даже на ночлег и спали в экипаже. Если кому-то из них и приходила в голову мысль, что спешить теперь незачем, никто не высказал ее вслух. Он держал ее в своих объятиях, обещая, что в следующий раз они будут заниматься любовью уже в качестве мужа и жены.

На следующий день к полудню они достигли границы.

Рассказы, которые Дебора слышала о Гретне, шотландской деревушке, в которой английские пары могли обвенчаться безо всяких формальностей, оказались намного романтичнее действительности. По улицам не двигались свадебные кортежи, а люди, которых она видела, выглядели богобоязненными и добрыми христианами.

Их кучер направил карету во двор кирпичной гостиницы, стены которой поросли мхом. Называлась она «Узы брака».

– Ну что же, – заметил Тони, – название подходящее. Ты готова, любимая?

Да, она была готова. Однако непременно должна была еще один, последний раз высказать вслух свои сомнения.

– Я не могу не беспокоиться о леди Амелии. Мне бы не хотелось, чтобы она пострадала.

– Я предложу Лонгесту любую реституцию,[6] какую он только пожелает, за исключением того, чтобы отказаться от тебя, – пообещал Тони. – Кроме того, должен заметить, что ты терзаешься чувством вины, но если бы карты легли по-другому, то она бы и не вспомнила ни о тебе, ни о твоих чувствах.

– Она еще молода, – ответила Дебора, – а чувство вины усиливается с возрастом.

Тони рассмеялся.

– Хорошо сказано. Пойдем, я хочу увидеть, как ты станешь новобрачной.

Он выбрался из кареты и подал ей руку. Дебора последовала за ним, и они, войдя в гостиницу, оказались в огромном помещении, где, по-видимому, размещались бар и столовая. Их шаги гулко звучали по недавно подметенному и чисто вымытому деревянному полу. В дальнем углу комнаты они заметили служанку и владельца гостиницы, которые внимательно наблюдали за молодой, хорошо одетой парой, обменивающейся брачными клятвами перед лицом добродушного джентльмена, без лишней официальности проводящего церемонию. В одной руке он держал здоровенную кружку с элем, а другой сжимал черный молитвенник. Широкополая шляпка полностью скрывала лицо невесты, а жених стоял, повернувшись к ним спиной.

Кланяясь, к ним приблизился владелец гостиницы, невысокий пухленький коротышка с копной рыжих волос.

– Меня зовут Рейд, – заявил он вместо приветствия. – У нас сейчас идет бракосочетание.

– Мы бы тоже хотели пожениться, – пояснил Тони. – А также поужинать и получить комнату на ночь.

– Вам повезло, – ответил Рейд. – У меня как раз осталась одна комната. – Указав на кипу документов, лежавших на стойке бара, он предложил: – Заполните свидетельство о браке, и мы обвенчаем вас в мгновение ока.

Дебора тем временем не сводила глаз с пары, которая сочеталась браком. Невеста дрожала всем телом и с трудом выговаривала слова брачного обета. Быть может, молодой женщине грозила опасность? Или она готова была упасть в обморок от страха? Но Деборе некогда было особенно раздумывать над чужими проблемами. В первую очередь ее интересовало, хватит ли у нее самой мужества выдержать церемонию до конца. Ее жених вел себя очень заботливо и внимательно, но при этом явно спешил как можно быстрее покончить с необходимыми формальностями.

Джентльмен, проводивший брачную церемонию, отнюдь не принадлежал к лицам духовного звания. В Шотландии можно было принести брачный обет перед «свидетелями», в отсутствие священника, но процедура бракосочетания, тем не менее, считалась абсолютно законной. Свидетелей частенько именовали «кузнецами», отдавая дань традиции, восходившей к римскому богу Вулкану, который, помимо того что в качестве кузнеца изготавливал молнии для небожителей, еще и являлся верховным жрецом брака. И здешний кузнец, такое впечатление, изо всех сил старался соблюсти обряд англиканской церкви, включая праздничное убранство бара и прочее. Молодая пара перед ним произносила последние слова обета, давая согласие хранить верность друг другу в богатстве и бедности.

Мистер Рейд привлек внимание Деборы, задав ей несколько вопросов.

– Ваше имя, мисс?

– Дебора Сомерсет Персиваль.

– Вы не замужем?

– Нет, не замужем, – ответила Дебора, нахмурившись и бросая деланно недовольный взгляд на Тони.

Мистер Рейд заметил, что они переглянулись, и пояснил:

– Таков закон. Мы обязаны задать эти вопросы. Итак, вы находитесь здесь по своей доброй воле, мисс?

– Да.

Он повернулся к Тони.

– Ваше имя, сэр?

– Энтони Алдерси, пятый граф Бернелл.

Не успели эти слова сорваться с его губ, как новобрачная вскрикнула и резко обернулась.

– Бернелл? – пролепетала она и лишилась чувств.

Новоиспеченный муж едва успел подхватить ее, но и он был удивлен сверх всякой меры. Держа молодую женщину на руках, он зарычал на Тони, как собака, защищающая сахарную кость.

– Не подходи ко мне, Бернелл. Ты ее не получишь. Я скорее убью тебя, чем позволю прикоснуться к ней!

Все находившиеся в комнате уставились на Тони, которого, похоже, ничуть не обеспокоила эта угроза.

Собственно говоря, он выглядел чрезвычайно довольным.

– Дебора, позволь представить тебе полковника Филиппа Борда. Мы с ним учились в одной школе.

Женщина, лежавшая без чувств на руках полковника, пришла в себя. Ее шляпка упала на пол, открыв роскошные волосы цвета спелой пшеницы. Она была невероятно красива, и Дебора поняла, что они уже встречались.

– Леди Амелия?

Тони удовлетворенно кивнул.

– Если не ошибаюсь, мой друг Борд намерен жениться на ней.

– Мы уже женаты, – заметил Борд.

– Я должен еще сделать официальное объявление, – поправил его кузнец. – Ну, вы понимаете… То, что соединил Господь… и так далее.

– В таком случае поторопитесь, любезный, – сквозь зубы прошипел Борд. – Алдерси приехал сюда для того, чтобы помешать нашей свадьбе!

– Напротив, я… – дружелюбно начал Тони.

Не успел он закончить, как позади них раздался громоподобный голос:

– Зато я сделаю это! Я прибыл для того, чтобы помешать этому браку!

Головы всех присутствующих повернулись к двери, на пороге которой стоял худощавый, дорого и изящно одетый джентльмен с орлиным носом. За его спиной высились трое крепких, широкоплечих слуг, загораживавших выход из комнаты.

– Наконец-то я нашел вас, Борд! И когда я с вами покончу, вы пожалеете о том, что родились на свет.

Леди Амелия жалобно вскрикнула: «Папа!» – и снова потеряла сознание, в этот раз по-настоящему. Рейд, кузнец и служанка за стойкой бара бросились врассыпную, ища, где бы укрыться от греха подальше.

Тони взял Дебору под руку и спокойно, словно ничего не случилось, представил ей вновь прибывшего:

– А это, любовь моя, и есть знаменитый лорд Лонгест.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Лорд Лонгест метнул из-под кустистых бровей гневный взгляд на ничтожество, которое осмелилось прервать его… и узнал Тони, после чего нахмурился еще сильнее.

– Проклятье! Бернелл, я надеялся, что этот вихрь глупостей не заденет вас. Борд заслуживает хорошей порки перед строем за то, что похитил мою дочь! Но вам не о чем беспокоиться. Я немедленно увезу ее в Лондон. Пока еще ничего плохого не случилось.

– Мне плевать на то, что вы говорите! – с мужеством отчаяния заявил Борд. Он пытался приподнять бесчувственное тело леди Амелии, однако все его попытки оказались тщетными. Ему пришлось удовлетвориться тем, что оставить ее лежать у своих ног. Борд взглянул Лонгесту прямо в лицо.

– Я люблю ее.

Его слова отчетливо прозвучали в тишине комнаты, но не произвели на мужчину, который должен был стать его тестем, ни малейшего впечатления.

– Любите? – повторил Лонгест с таким видом, словно говорил на иностранном языке. – Любите сколько вашей душе угодно, но замуж она выйдет за Бернелла. – На лице его отразилась внезапно пришедшая в голову мысль. – Собственно говоря, мы можем провести церемонию прямо сейчас, Бернелл. Вы уже здесь. И моя тупоголовая дочь тоже.

– А слуг вполне можно заменить, – любезно согласился Тони, с радостью отметивший, что Дебора от души наслаждается сложившейся ситуацией. Она буквально давилась от едва сдерживаемого смеха.

– Вы чертовски правы, – согласился Лонгест. По-видимому, он попросту не дал себе труда вдуматься в смысл, который Тони вложил в свои слова.

– Я умру, но не позволю никому из вас прикоснуться к ней! – заявил Борд.

Тони с утомленным вздохом наклонился к Деборе.

– Он кавалерист. Должно быть, они все склонны к преувеличению.

Разумеется, слова его не пропали втуне. Задыхаясь от злости и отчаяния, Борд заявил:

– Вы ответите за это, Бернелл!

Полковник выглядел очень напыщенно, и в последовавшей за этим вспышке озарения Тони вдруг увидел себя, много раз вызывавшего других на дуэль за нанесенные оскорбления. Господи, каким же он был идиотом! Но Деб спасла его. Теперь он стал другим человеком, у которого в жизни появились иные приоритеты.

– Филипп, не будьте дураком! – безжалостно заявил он. – Я отвечу за свои слова только в том случае, если вы пригласите меня на ужин. В противном случае можете вызвать на дуэль самого себя.

– Я требую удовлетворения!

– Вы хотите жениться на леди Амелии, – поправил его Тони.

Его прямота обескуражила Борда.

– Да.

– Но ему это не удастся! – воскликнул Лонгест. – Мои мальчики позаботятся об этом. Парни, он ваш, – обратился он к мрачным головорезам, которые уже готовы были броситься на Борда, если бы Тони не встал у них на пути. Он был на голову выше и крепче любого из них. Они замерли на месте.

– Я не хочу жениться на вашей дочери, – не тратя времени даром, без обиняков заявил Тони.

– Что вы сказали? – Лонгест по-птичьи склонил голову набок, словно не расслышав.

– Я не хочу брать вашу дочь в жены, – терпеливо повторил Тони.

– А почему? – с вызовом бросил Брод, подозревая очередной афронт,[7] в то время как Лонгест перестал метать громы и молнии и перешел к увещеванию.

– Вы расстроены, Бернелл, и я не виню вас. Однако я уверен, что он не прикасался к ней. Я сожалею, что вы невольно стали участником нашей мелкой семейной ссоры, но обещаю вам, что через три недели моя дочь будет вполне готова к тому, чтобы выйти за вас замуж. Уверяю, что более сговорчивой и послушной нареченой вам не сыскать.

– Я не ищу сговорчивой и послушной невесты, – ответил Тони, уголком глаза заметив, что Дебора вовсю наслаждается происходящим, с преувеличенным возмущением вслушиваясь в его слова.

– В таком случае она будет полна скрытого огня и страсти, – заявил Лонгест, – А теперь, ребята, поднимайте ее. Мы возвращаемся в Лондон.

Борд загородил собой потерявшую сознание возлюбленную и наверняка не остановился бы перед тем, чтобы бросить вызов всем троим, – скорее всего, с весьма печальными последствиями для собственного здоровья. Но Тони почел своим долгом вмешаться и в третий раз заявил:

– Я не женюсь на вашей дочери. Вы можете спеленать ее, как мумию, посадить на хлеб и воду, осыпать с головы до ног драгоценностями из королевской сокровищницы – я все равно не возьму ее в жены.

– Вы расстроены… – начал было Лонгест.

– Я ничуть не расстроен.

– Ваша гордость…

– Нисколько не пострадала.

Его светлость нахмурился, явно озадаченный и сбитый с толку. Он в недоумении переводил взгляд с Борда на Тони и обратно. Отчаявшись, он воскликнул, ни к кому не обращаясь:

– Тогда в чем же дело? Что я должен сделать, чтобы исправить положение?

– Позвольте ей выйти замуж за Борда.

Тони не мог понять, кто более потрясен – Лонгест или молодой полковник.

– Но как же наш договор? – запротестовал Лонгест.

– Его следует разорвать. Мы подпишем новый, который даст возможность Борду жениться на вашей дочери, а мне позволит взять в жены женщину, которую я люблю. – Тони протянул руку Деборе.

Лежащая на полу леди Амелия, приходя в чувство, испустила слабый стон. Дебора, в любой ситуации сохранявшая рассудительность и благоразумие, вмешалась:

– Позвольте мне помочь леди Амелии, пока вы, джентльмены, обсудите необходимые детали.

– Кто она такая? – спросил Лонгест, словно только сейчас заметив присутствие Деб.

– Женщина, с которой я приехал сюда, дабы обвенчаться, – непринужденно пояснил Тони. – Теперь ваш черед, мистер Рейд. У вас найдется золотое колечко, которое я мог бы надеть на палец своей возлюбленной?

– Мы можем предложить вам богатый выбор, милорд.

– Прекрасно. В таком случае мы проведем двойную церемонию.

Разумеется, Борд не мог промолчать. Он не относился к тем, кто мог довольствоваться пребыванием на вторых ролях.

– Двойная церемония не понадобится. Мы почти закончили. Я не собираюсь проходить через эту процедуру заново.

– Да вы вообще на ней не женитесь! – в гневе воскликнул Лонгест. Он взглянул на своих сопровождающих. – Эй, ребята, преподайте-ка ему урок!

– Давайте, давайте! Посмотрим, что получится, – подзадорил его Борд, но Тони уже изрядно надоело все происходящее. Кстати, и головорезы отнюдь не горели энтузиазмом лезть в драку.

– Джентльмены! – обратился Тони к наемным слугам Лонгеста. – Я плачу вдвое против того, что обещал лорд Лонгест, при условии, что вы не станете устраивать сцен. Почему бы вам вместо этого не отведать эля вон из того бочонка? Угощение за мой счет.

Головорезы были отнюдь не дураками. Развернувшись, они отправились к бару, за стойкой которого мистер Рейд уже наливал первую кружку.

– Предложение пропустить глоточек за ваш счет распространяется на свидетелей? – полюбопытствовал кузнец.

– После церемонии – пожалуйста, – любезно согласился Тони. – Я хочу, чтобы у вас была ясная голова, когда вы будете сочетать нас браком.

Кузнец рассмеялся.

– Да я запросто могу провести церемонию, даже если буду едва стоять на ногах.

– Мне бы не хотелось, чтобы дело дошло до этого, – сухо ответил Тони.

Мистер Рейд принес Тони полдюжины обручальных колец на выбор. Деб удалось привести Амелию в чувство и с помощью служанки усадить в кресло.

Только Борд и Лонгест стояли посреди помещения, словно окаменев.

– Я ни за что не откажусь от брачного контракта, – заявил Лонгест, вновь приходя в воинственное расположение духа.

– У вас нет выбора, – возразил Борд. – Амелия принадлежит мне.

– Нет, она достанется Бернеллу, – запротестовал Лонгест.

Понадобилось вмешательство Тони, который решительно заявил:

– Я женюсь на Деб Персиваль. Что касается вашей дочери, Лонгест, я готов выполнить все условия нашего договора при условии, что вы не станете настаивать, чтобы я женился на ней.

– И вы заплатите мне за то, чтобы не жениться на ней? – недоверчиво поинтересовался его светлость.

– Да, заплачу. Пусть это станет моим свадебным подарком Борду.

Услышав столь невероятное предложение, Филипп лишился дара речи.

Но Лонгест никак не мог понять причину такой невероятной щедрости.

– И я ничего не потеряю? – по-прежнему исполненный подозрений, спросил он.

– Ровным счетом ничего. Разве что у вас будет другой зять, – ответил Тони.

– Он с самого начала нравился мне больше, – откровенно заявил его светлость.

Тони рассмеялся, ничуть не обидевшись.

– Отлично. Будем считать, что недоразумение улажено. А теперь прошу извинить, джентльмены, я должен идти под венец.

– Подождите! – напыщенно заявил Борд. – Мы с Амелией должны закончить церемонию.

– Ради бога! – откликнулся Тони. Теперь он мог подойти к Деб, своей Деб, которая в это время пыталась объяснить Амелии, что происходит. Молодая женщина, похоже, никак не могла этого уразуметь. Левую руку молодого графа приятно оттягивало золотое колечко. Он не зря выбрал самое массивное. Дебора улыбнулась ему, и Тони почувствовал, что наконец обрел счастье.

Кузнец заметил ее улыбку и не мог удержаться, чтобы не сказать:

– Вам очень повезло, милорд.

– Мне тоже повезло, – раздраженно заявил Борд. – Если не считать того, что я до сих пор не женат.

Его недовольный тон пришелся кузнецу не по вкусу.

– Я готов выслушать ваш брачный обет прямо сейчас, полковник. – Без дальнейших проволочек и понуканий со стороны молодых он закончил: – То, что соединил вместе Господь, да не разрушит человек. Объявляю вас мужем и женой. Следующий!

Взяв Деб за руку, Тони повел ее вперед.

А Лонгест тем временем допрашивал Борда:

– И это все? Дело сделано?

– Дело сделано, – последовал краткий ответ. – Вы действительно предпочитаете меня Бернеллу?

– Если только Бернелл заплатит за нарушение брачного контракта, – откровенно ответствовал Лонгест.

И Тони, и Дебора едва сдерживали смех, слушая этот обмен любезностями. Она сжала его руку.

– По-моему, больше всех от этой сделки выиграла я.

– А мне почему-то кажется, что я, – прошептал он едва слышно, чтобы не услышали леди Амелия и ее властолюбивый папаша.

Кузнец откашлялся, давая понять, что готов начать церемонию. Он раскрыл молитвенник.

– Согласны ли вы, Энтони Алдерси, пятый граф Бернелл, взять в жены Дебору Сомерсет Персиваль?

Тони сжал руку Деб.

– Согласен.

– Клянетесь ли вы любить ее, уважать и заботиться о ней?

– До самой смерти.

Ее пальцы переплелись с его. В глазах Деборы блестели непролитые слезы.

– В общем-то, – пробурчал кузнец, – я намеревался добавить «…до тех пор, пока смерть не разлучит вас», но ваш ответ вроде как не оставляет двусмысленного толкования. – Он улыбнулся Деб и прочел ее имя по свидетельству о браке, заполненному Рейдом. – Дебора Сомерсет Персиваль, согласны ли вы взять в мужья Энтони Алдерси, пятого графа Бернелла?

– Согласна.

– Клянетесь ли вы любить и уважать его, заботиться о нем и повиноваться ему?

– Клянусь.

– Можете надеть кольцо на палец новобрачной, милорд.

Рука Деб дрожала – или нервная дрожь сотрясала его собственные пальцы? Тони надел колечко на ее безымянный палец, и оно пришлось как раз впору. В это мгновение кузнец воздел руки над головой и торжественным голосом затянул:

– Что соединил Господь, да не разрушит человек. Объявляю вас мужем и женой.

Вот и сбылась его мечта. Он женился на женщине, которую любил. Более того, которой доверял, как самому себе.

Головорезы Лонгеста отсалютовали поднятыми кружками и приветствовали их громкими криками, эхом раскатившимися по пустой комнате. Тони подхватил Дебору на руки.

– Где наша комната? – спросил он у Рейда.

– Подождите минутку, милорд, – смеясь, ответил владелец гостиницы, – вы должны еще расписаться на брачном свидетельстве.

– Я не собираюсь выпускать ее из рук. Несите свидетельство сюда.

Сначала свидетельство о браке подали Деб, а потом Тони, который, по-прежнему держа супругу на руках, умудрился вывести в нем какую-то закорючку. Борд и его жена с веселым изумлением наблюдали за происходящим. Амелия, похоже, пребывала в некоторой растерянности от столь быстрой смены жениха, зато Лонгест и Борд были весьма довольны друг другом.

– Наша комната? – вновь обратился Тони к Рейду.

– Следуйте за мной, милорд.

Деб обняла мужа руками за шею и под приветственное улюлюканье и крики восторга Тони вынес ее из бара.

Их комната была обставлена чрезвычайно просто. Но его заботило лишь наличие кровати, тем более что и простыни на ней выглядели достаточно чистыми.

Не успел Рейд закрыть за собой дверь, как Тони опустил Деб на постель и сделал вид, что намерен немедленно овладеть ею. Смеясь, она откатилась в сторону, и заколки выпали из ее прически.

Лежа на боку, Тони с обожанием смотрел на нее.

– Ты самая красивая женщина на свете.

Он ласково провел пальцами по ее щеке, нижней губке, подбородку. Эта трепещущая и счастливая женщина отныне принадлежала ему!

– Тони, я люблю тебя.

Он уткнулся носом ей в шею и долго-долго впитывал ее запах, наслаждаясь теплом ее тела… Тони охватило ощущение столь полного счастья, что на глаза у него навернулись слезы. Поцеловав Дебору в ушко, он прошептал:

– Ты подарила мне жизнь.

Они занимались любовью, и на этот раз Тони не сдерживался. В этом больше не было необходимости. У них будут дети, много здоровых ясноглазых детишек. И еще он знал, что какие бы сюрпризы не уготовила им судьба, они с честью выйдут изо всех испытаний, потому что любят друг друга.

ЭПИЛОГ

Разумеется, без скандала не обошлось. Без сплетен и досужих разговоров высшее общество перестало бы быть собой.

Союз Бернелла и Лонгестов был предметом многочисленных пересудов и кривотолков. Поэтому все чрезвычайно удивились, когда блестящая, восхитительная леди Амелия вернулась, в город, будучи замужем не за Бернеллом, а за симпатичным кавалерийским полковником по имени Борд. Масла в огонь подливало и то, что Лонгест – как поговаривали, по уши увязший в долгах, – выглядел весьма довольным жизнью и даже продемонстрировал существенное улучшение своего финансового положения.

Тогда объектом сплетен стал «бедняга Бернелл», которого, как все полагали, постигла незавидная участь воздыхателя, брошенного ради богатого и счастливого соперника. Его сумасшедшая гордость уже давно стала притчей во языцех, посему «доброжелатели» радостно потирали руки, предвкушая, какая буря разразится, когда Тони вернется в Лондон.

Однако когда он появился в свете, то выяснилось, что его сопровождает красавица жена. Новая графиня Бернелл быстро завоевала сердца и умы. Все искренне восхищались ее экзотической внешностью – ходили слухи, что ее мать была эмигранткой.

Очень быстро оригинальность затмила все ее прочие достоинства. Супруга лорда Бернелла оказалась женщиной, склонной к здравомыслию и самостоятельным поступкам.

Но что в этом удивительного? Ведь в ее жилах текла французская кровь!

Однако независимость графини Бернелл невозможно было объяснить одним только происхождением. Она прекрасно знала, чего хочет от жизни, и не стеснялась высказывать свои мысли вслух. Высший свет был очарован.

И тогда тема разговоров снова поменялась: люди без конца перемывали косточки Амелии Борд, испытывая к ней снисходительную жалость. Еще бы! Совсем недавно она была первой красавицей Лондона, а теперь… Впрочем, было одно «но»: графиня и супруга полковника, похоже, стали лучшими подругами. А когда стало известно, что обе вышли замуж за своих избранников во время двойной церемонии, причем обе пары тайком сбежали в Гретну, эта история обросла самыми невероятными романтическими подробностями и превратилась в легенду.

Впрочем, не имея под собой благодатной почвы, слухи умирают быстро.

Даже прежние разговоры о том, что Бернелл, дескать, не поддерживает отношений со своей матерью, оказались лишенными оснований. Вместе со своим вторым мужем, знаменитым генералом Адамсоном, София вернулась в Лондон, причем остановилась не где-нибудь, а в доме сына. Они с мужем присутствовали даже на церемонии крещения первенца графа – мальчика, который родился почти год спустя после его женитьбы.

Кое-кто из досужих и наблюдательных сплетников подметил поразительное сходство между Адамсоном и Бернеллом… но таких оказалось очень мало. Большинство же сошлись во мнении, что оба мужчины отличаются друг от друга, как день и ночь. Особенно усердствовали те, кто помнил отца лорда Бернелла, ненормального беднягу, покончившего с собой.

Зато все были единодушны том, что еще никогда Бернелл не выглядел таким счастливым. И если ранее его полагали упрямым и несговорчивым, то сейчас он отличался поразительной щедростью и добродушием.

По правде говоря, Тони и Дебора были настолько счастливы в обществе друг друга, что не обращали ровным счетом никакого внимания на слухи и сплетни. В особенности после рождения их первенца, Эндрю.

Генри и Рейчел рискнули сразиться с весенней распутицей и дождями, чтобы прибыть в Лондон и выступить в роли крестных родителей малыша. Эдмонд обиделся на то, что его сочли неподходящим для этой роли, но Тони тактично указал ему на то, что Рейчел все-таки старшая из двух сестер, после чего, дабы компенсировать амбициозному молодому человеку некоторое ущемление его достоинства, назначил Эдмонда управляющим в свою контору в Амстердаме – надзирать за грузоперевозками.

Но самым большим сюрпризом во время крещения стал подарок, который Генри преподнес графу и графине – кто бы мог подумать! – от своей тетки, баронессы Алодии.

Подарок представлял собой серебряную детскую погремушку, к которой была приложена поздравительная открытка, собственноручно подписанная гранд-дамой. С преувеличенным энтузиазмом она поздравляла молодых родителей с рождением сына, после чего в постскриптуме приписала, что надеется на то, что все «недоразумения» между ними забыты и остались в прошлом.

Прощение было ей даровано незамедлительно.

Ночью, когда они лежали в постели и Дебора уютно устроилась в объятиях Тони, он спросил:

– Как ты относишься к тому, чтобы встретить осень в Италии?

Супруга приподняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо и понять, не шутит ли он. Тони не шутил.

– А как же ребенок? Мы же не можем оставить малыша одного.

– Возьмем его с собой.

Деборе понравилось предложение мужа. Мечтательно прикрыв глаза, она положила голову ему на грудь. Ей хотелось быть около него, и нигде более. Их брак стал благословением для обоих, союзом любящих сердец и равноправных партнеров.

– Италия осенью… – прошептала она, представляя, каково это, пока ее шаловливая рука скользила по его животу.

Тони крепко обнял ее.

– При условии, что ты снова не забеременеешь, – шутливо добавил он.

В ответ Дебора счастливо рассмеялась и натянула одеяло на голову, укрыв заодно и Тони. В конце концов, если она влюблена столь беззаветно, зачем ей какая-то Италия, да еще осенью?

Что касается Тони, то ему более никогда не снились кошмары… потому что у него было все, о чем он только мог мечтать.

Примечания

1

Разрешение на венчание без оглашения имен лиц, предполагающих вступить в брак, в неустановленное время или в неустановленном месте; выдается архиепископом Кентерберийским. (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

Май-август, когда королевский двор и высший свет находятся в Лондоне; начинается с закрытого просмотра картин в Королевской академии искусств; включает посещение скачек, «Королевского Аскота», проведение балов; заканчивается в начале августа «Каусской неделей».

(обратно)

3

Улица в Лондоне, на которой расположено здание главного уголовного полицейского суда.

(обратно)

4

Увеселительный сад в Лондоне, существовал с 1661 по 1859 год. Назван по искаженному имени владельца земельного участка в XIII веке Фалька де Бреоте.

(обратно)

5

Прозвище Вильгельма, герцога Нормандского, под предводительством которого в 1066 году норманны завоевали Англию.

(обратно)

6

Возмещение убытков.

(обратно)

7

Публичное оскорбление, унижение.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ЭПИЛОГ . . . . . . . .

Реклама на сайте