«Гвардеец Бонапарта»

Венита Хелтон Гвардеец Бонапарта

«Моим маме и папе, которые своими захватывающими историями о пиратах, сокровищах и опасностях сделали наше детство таким захватывающим… А также моим младшим братьям».

Глава 1

Новый Орлеан, август 1814

«Мисс Лаура, скорее спускайтесь! Говорят, что пираты захватили корабль вашего батюшки!»

Лаура Шартье чуть не уронила глиняный кувшин, который она пыталась водрузить на верхней полке. Покачнувшись и прижав кувшин к груди, девушка, все так же стоя на высокой лестнице, оглянулась и увидела в дверях лавки свою экономку. Широкое темное лицо Иды блестело от дождевых капель, смешавшихся со слезами.

Лаура поставила кувшин на полку, на первое попавшееся место и, быстро спустившись вниз, подошла к женщине.

По широким кипарисовым половицам встревожено простучали каблучки легких девичьих туфелек, и грациозно взметнулся подол ее белого платья.

– Кто тебе такое сказал, Ида?

– Я видела на пристань капитан Дефромаж. Он идти сюда.

– Этого не может быть!

Поправив непослушную прядь, выбившуюся из-под шелковой ленты, которой были подвязаны ее густые черные волосы, Лаура торопливо высунулась из двери и посмотрела туда, где в конце улицы, за серой пеленой дождя, виднелась базилика Святого Людовика.

Как раз в эту минуту из-за угла собора показалась толпа людей, впереди которых шел, болезненно прихрамывая, человек в истрепанной и рваной матросской робе.

Лаура не узнала его до тех пор, пока моряк не остановился прямо перед ней и не снял свою шляпу, обнажив копну черных волос.

Девушка протянула к нему внезапно задрожавшую руку, желая, чтобы он подошел поближе, и прерывающимся от волнения голосом спросила:

– Аллен, что с вами случилось? Где барк?[1]

Дефромаж вздрогнул, сморщился и, прикоснувшись к усам своей смуглой рукой, ответил:

– Его больше нет, дорогая моя. Эти кровожадные мерзавцы захватили его, а меня с нашими людьми они высадили в дельте на какой-то, богом забытой, отмели.

– Вы с ними сражались? – янтарные глаза Лауры со страстью смотрели на моряка, а девичьи пальцы с такой силой впились в его руку, что он отдернул ее.

Дефромаж покачал головой.

– Сражаться с ними было бессмысленно, мадемуазель. Это было бы равносильно самоубийству. Ведь никто у нас не имел оружия.

Выражение лица девушки после этих слов не стало мягче, но она неохотно кивнула и сказала:

– Войдите в дом, вы совсем промокли.

Мимо толпы любопытствующих мужчина вошел в лавку, и Лаура жестом предложила ему сесть в плетеное кресло. Ида подала стакан и, когда моряк взял, плеснула немного вина из коричневого кувшина. Дефромаж сел, закинув ногу на ногу, взял в руку ладонь Лауры и сделал глоток.

– Кто они были, Аллен? Флибустьеры Жана Лаффита?

– Нет, на их грубом, звероподобном капитане была маска. Он говорил по-испански, а над кораблем реял флаг Картахены.

– Ха! Да у всех пиратов этот флаг! – Лауре пришлось сжать губы, чтобы сохранить самообладание и не дать волю охватившему ее раздражению. – Это вовсе не значит, что он испанец. А что за корабль? – девушка выдернула руку из мужских пальцев.

– Я такого никогда раньше не видел. Черная шхуна с косым парусным вооружением и под красными парусами.

– Бедный мой папа – прошептала Лаура. Она отвернулась к покрытому стеклом прилавку, облокотилась на него и несколько мгновений молча смотрела в одну точку, не видя ничего перед собой. Наконец, девушка нашла в себе силы задать новый вопрос: – Сколько табака было на корабле?

– Добрая половина урожая с плантаций вашего батюшки. А еще немного шерсти и всяких серебряных безделушек, которые он собирался продать.

Лаура закрыла глаза, с отчаянием думая о том, какие убытки они понесли.

– А больше ничего? Аллен, не пытайтесь меня щадить.

Но ответа не последовало, и девушка, повернувшись к собеседнику, пристально посмотрела ему в глаза. Под ее внимательным, суровым взглядом Аллен заерзал и покраснел так, что этого не смог скрыть даже слой грязи на его лице. Он в отчаянии поскреб щеку, заросшую многодневной щетиной и, не глядя на хозяйку, произнес:

– Еще были… несколько аборигенов с Ямайки.

– С Ямайки?! – Лаура быстро взглянула на Иду и заметила в темных глазах женщины ужас, подобный тому, который испытала сама при этом известии. – Так у вас на борту корабля были рабы?!

– Э-э-э… да. Ваш батюшка не смог устоять перед искушением, несмотря на эмбарго…

Лаура медленно опустилась на стул и произнесла:

– Значит, это было возмездие от Господа!

– Очень может быть, – с готовностью кивнул Дефромаж, обрадовавшись возможности отвести от себя ответственность. – Я просил его не испытывать милосердие Господне и не делать такого ужасного приобретения, но ваш отец и слушать меня не стал!

– Ах, вот как? Не стал слушать, да? А вы, капитан, очень хотели, чтобы он вас услышал? Или вы может быть больше думали о причитающейся вам доле прибыли?

– О, Боже! Я…

– Больше ни слова! – внутри у Лауры все буквально клокотало от бешеной ярости, когда она встала со стула и пошла через комнату к лестнице, ведущей на второй этаж. На полпути девушка остановилась и посмотрела на сидящего мужчину и ледяным тоном произнесла:

– Ваше счастье, капитан, что пираты захватили барк, иначе, как только вы стали бы на якорь в порту Нового Орлеана, мне пришлось бы самой просить губернатора Клейборна арестовать вас и заключить в самой жалкой тюрьме города!

– Но, Лаура! А как же моя любовь к вам?

– А это уже ваши проблемы – мне до них нет дела. Теперь же убирайтесь вон из моего магазина.

Лаура вышла из своей спальни на балюстраду и взялась за кованую решетку перил.

Утренний дождь прошел, и теперь плоские крыши домов сверкали, просыхая под лучами яркого южного солнца, а кипарисы и нежные оливы роняли слезы на булыжные мостовые и многочисленных прохожих, заполнивших улицы.

– Чувствуешь себя подавленной, да, дитя мое?

Лаура торопливо вытерла слезы, чтобы Ида не увидела ее слабости и, постаравшись придать голосу обычные ровные нотки, ответила:

– Нет, я в порядке, особенно, если принять во внимание, что мы разорены, а мой отец оказался на самом деле коварным лжецом и работорговцем.

Ида обняла девушку своими ласковыми пухлыми руками и нежно сжала ее плечи.

– Тебе не мучайся из-за того. Твой батюшка нет здравый смысл – только и всего. Он любить вид денег и это правда. Он нет такой плохой человек и он давать свободу мне и Сент Джону, разве нет?

– Это просто потому, что он боялся, как бы Сент Джон не убежал в один прекрасный момент. Где бы тогда мой отец нашел себе другого такого бухгалтера?

– Ну и что? Мало ли какие причины быть у старого человек? А Сент Джон говорить, что мы еще не разоряться.

Лаура тяжело вздохнула.

– Сент Джон – мечтатель. У нас осталась последняя надежда, что папа сможет вывезти с острова остатки урожая, и нас снова не ограбят.

Ида тихонько хихикнула:

– Он сможет. Но разве он не сердиться, когда слышит, что ты не выходишь замуж за капитана?

– А мне плевать! Я никогда и не говорила ему, что выйду за Аллена. Мой папочка думает, что кроме капитана ни один достойный джентльмен не женится на мне.

Смех Иды тут же замер:

– Нет, сладкая моя, не говори так. Это не есть правда!

– Это как раз правда. Ты что же всерьез думаешь, что какой-нибудь джентльмен женится на дочери шлюхи?

– Нет, миленькая, никто так на тебя не думать!

– Ха! А то ты не слышала, что про меня, да и про всех нас говорят? Мосье Шартье не смог уследить за своей женой, говорят они, поэтому и у его дочки та же самая дурная кровь.

– Эти старые коровы завидовать тебе, только и всего, потому что ты видом красивая, много лучше, чем их уродины дочки – перестарки. Ты не должна о них думать даже одну мысль.

Лаура отбросила волосы со влажного лба и замолчала, считая бесполезным разговор на эту тему.

Жара усиливалась, и на балюстраде становилось невыносимо душно. Зной обливал теперь город, словно огненное дыхание дракона, готового испепелить все живое.

– Невозможно дышать, – проговорила девушка, поворачиваясь, чтобы уйти в дом. – Я пошла к себе.

Ида прошла вслед за молодой хозяйкой в комнату, отдернула противомоскитную сетку, натянутую вокруг кровати, и, взбив подушки, со вздохом опустилась на нее.

– Твоя матушка освещать эту комнату, словно свеча, поверь мне, детка. Ты помнишь, сколько красивой она была? А волосы у нее были кудрявые, все в таких завитушках… Ты не иметь столько кудряшек, как она, но ты так же красивая…

– У меня нет ни малейшего желания быть похожей на нее, Ида! – решительно тряхнула головой Лаура и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

Ида нежно и тихо попыталась утешить девушку.

– Может она скоро вернется назад…

– Да, как же! Она сбежала в Париж пять лет назад. Она больше не вернется!

– Не знаем. Ты не знаешь, детка, люди могут меняться.

– Но только не она. Я тебе сейчас докажу это. – Лаура достала откуда-то старый помятый лист бумаги и показала его служанке. – Я получила это письмо от матери год назад. Видишь, она бахвалится, что живет при дворе императора с одним из Наполеоновских офицеров.

– Ты знаешь, что я не умею читать и даже не надо мне говорить, что никогда нет поздно учиться! – Ида сложила вчетверо письмо и передала его молодой хозяйке. – Кроме того, говорят, что Наполеон уже сослан в изгнание, поэтому твоя мама вернется. Давай, порви эту проклятущую бумажку. Если ее все время читать, то все свое сердце надорвешь.

– Но это же у меня единственная память о ней! Я не могу ее уничтожить.

Лаура засунула себе в лиф аккуратно сложенное письмо и, пройдя холл, спустилась по узенькой лестнице в магазинчик.

– Вас долго не было, – раздался глубокий приятный голос.

Девушка остановилась в дверях, возле самого прилавка, и поискала глазами Сент Джона.

В лавке было темно, кто-то закрыл входную и заднюю двери, и в полумраке длинного узкого помещения она не сразу заметила темнокожего мужчину, который стоял высоко на стремянке, возле многочисленных полок с товарами.

– Ты бы открыл двери, Сент Джон. В такой темноте и не увидишь, что можно купить!

– Ха! Не беспокойтесь, мадемуазель Лаура, пока вы были наверху, к нам приходило не так уж много покупателей. Заходил к нам только один – просил в долг.

– А кто это был? – спросила девушка на ходу, приблизившись к задней двери и собираясь открыть ее.

Сент Джон спустился со стремянки, скрестил руки на своей массивной, широкой груди и внимательно посмотрел на полку, которую сам же только что заставил маслобойками, коровьими колокольчиками и тому подобными вещами.

Упавший из открытой двери свет выхватил седые пряди в жестких, как проволока, волосах чернокожего мужчины и глубокие морщины вокруг глаз и в уголках рта.

– Сент Джон, он жалеет о вашем барке, мадемуазель Лаура, – сказал бухгалтер, переведя взгляд своих темных глаз на хозяйку.

Лаура вздрогнула, как от боли, и взмахнув рукой, словно желая отсечь тяжелые воспоминания, посмотрела ему в лицо.

– Ты сказал, что к нам приходил покупатель и просил в долг, кто это был?

– Просто какой-то мужчина. Я отсылать его прочь.

– С пустыми руками?

Темнокожий мужчина досадливо прищелкнул языком и смущенно потер затылок ладонью.

– Ну, может быть, немного не с пустыми руками.

– Ага! – воскликнула Лаура, – и ты еще будешь мне говорить, чтобы я не раздавала добро другим. Это ты-то мягкосердечный старый опоссум!

Сент Джон укоризненно посмотрел на девушку.

– Этот человек, он сказать, что его лодка смывался волной совсем-совсем. Он сказать, что никак не может кормить его детей. Они голодные. Я даю ему еду и, может быть, один-два одеяло.

– Конечно, ты поступил правильно.

– Он платить, когда может, он сказал..

– Знаю, они всегда так говорят, – вздохнув, Лаура привалилась к дверному косяку и посмотрела на улицу.

Во дворе, окруженном кирпичной стеной, во множестве росли оливы, кусты жасмина, банановые деревья. На всем лежала печать покоя, мира и… безопасности.

Здесь, в возрасте трех лет, она впервые играла, когда их семья – папа, мама, пять братьев и она, приехали из Парижа.

Прохладные струи фонтана укрывали их всех, когда однажды весь квартал был объят беснующимся пламенем пожара, полыхавшего в городе. Сильные узловатые ветви древних магнолий баюкали ее, пока братья болели желтой лихорадкой.

До сегодняшнего дня, пока Аллен Дефромаж не сообщил ей свою ужасную новость, Лаура верила в то, что ее дом может защитить от любых невзгод. Ну, что ж, теперь, оказывается, нельзя ни в чем быть уверенной.

Не глядя на стоявшего рядом мужчину, она спросила:

– Как ты думаешь, Сент Джон, британцы попытаются атаковать Новый Орлеан?

– Вы плакать, мадемуазель Лаура, – вместо ответа он положил свои широкие сильные ладони ей на плечи, а потом большими пальцами приподнял кверху девичий подбородок и посмотрел в ее глаза.

– Британцы не приходить. Большую реку охраняют много фортов.

– Знаю… И много британских кораблей охраняют проливы, осуществляя блокаду побережья. Папа допустил глупость, попытавшись отправить барк в этом году.

– Мосье Шартье есть азартный человек, мадемуазель Лаура. Он знает, как рисковать. Он знает, что для вас этот маленький магазинчик – все. Кроме того, мосье Шартье не мог допустить, чтобы табак гнил на острове.

– Ну, вот и пускай он теперь гниет в лапах у пиратов… вместе с теми несчастными с Ямайки.

– Мадемуазель должна понимать.

– А я не могу этого понимать! И никогда не смогу! И вообще, я устала, Сент Джон, и хочу курить!

Сент Джон упер руки в бока и неодобрительно покачал головой.

– Табака, она вас убьет.

Смахнув слезы и упрямо тряхнув головой, Лаура прошла мимо него к одному из шкафов за прилавком. Когда она заговорила, ее голос звучал ровно и, пожалуй, даже слишком спокойно.

– А вот в Кентукки с тобой не согласны, они говорят совсем другое.

– Да? А что говорят эти проклятые американцы?

– Сейчас я тебе скажу, – девушка достала жестянку с табаком и указала на синюю этикетку, на которой абориген индеец курил трубку на пару с президентом Мэдисоном.

– Вот доказательство того, насколько ты неправ, слушай. – Она начала читать надпись на коробке:

«В куренье жизнь! Мы скажем так – Здоровье вам спасет табак. На Север иль на Юг пойдешь – Во всем Кентукки не найдешь Сортов прекрасней, чем у нас. Забудь про Смерть – куренье – класс!»

Лаура проигнорировала стон отчаяния, который издал Сент Джон и сказала:

– Ну, конечно, папин табак лучше, но теперь уже нельзя надеяться, что мы его в этом году получим. Так что, видимо, придется продать наш запас Луисвилльского табака.

– И вы будете ее курить.

– Я этим не часто занимаюсь.

– А сколько раз вы курить?

Девушка нетерпеливо поерзала на месте.

– Ну, подумаешь! Один раз покурила.

– Один – это слишком много! – не успокаиваясь, сварливо и назидательно произнес Сент Джон, внимательно и с сомнением глядя на хозяйку. От блестящих пышных волос до кончиков черных кожаных туфелек, она была удивительно хороша, с ее девически стройной фигуркой и лицом непослушного ангела. Он укоризненно покачал головой. – Если бы мадемуазель Лаура была ребенок Сент Джона… она ни за что бы не обкуривала себя вонючим табаком из Кентукки.

– Ну, однако, она не ребенок Сент Джона, – с этими словами девушка схватила несколько серных спичек, глиняную трубку, сделанную в форме пучеглазого кита и вышла в дверь, которая вела в сад.

Улыбнувшись уголками рта, темнокожий мужчина подошел к стремянке и откатил ее к передней витрине, а потом взобрался на нее и начал заново расставлять на узких стеклянных полках бутылки с уксусом, раскрашенные подносы и грубоватые игрушки.

Лаура постояла возле двери, ожидая, что он ей что-нибудь скажет, но поскольку возражений больше не последовало, она со всей беззаботностью, на какую только была способна в этой ситуации, пошла во дворик, все время чувствуя на себе пристальный взгляд Сент Джона.

Девушка обогнула фонтан и села на металлическую садовую скамейку под большой магнолией. Однако, здесь ее не оставляло чувство, будто кто-то, все-таки, следит за ней. Тогда она сгребла все табачные принадлежности и зашла за угол дома, в привратницкую, из которой открывался вид на улицу Святой Анны. Там, облокотившись на кирпичную ограду возле ворот, Лаура стала смотреть на мощенную булыжником улицу. Кроме нескольких повозок, влекомых задумчивыми мулами, ничего интересного она не увидела.

Здесь, у заросшей кустами жасмина стены, было жарко и душно, но, по крайней мере, у нее появилась возможность хоть чуть-чуть побыть в одиночестве.

Отсутствие опыта обращения с курительными приборами привело к тому, что все манипуляции по набиванию трубки оказались для Лауры связанными с огромными и непредвиденными трудностями.

Во-первых, ей пришлось изрядно потрудиться, прежде чем удалось открыть крышку жестянки. Следующим этапом стало набивание трубки. Лаура, тихонько ругаясь про себя, с удивлением обнаружила, что табак, во время этого процесса, выскакивает, как только она убирает свой большой палец. Наконец, прижав локтем к телу открытую жестянку, и, с грехом пополам, натолкав в трубку зелья, девушка взяла в свободную руку спичку и чиркнула ею о кирпич. В следующее мгновенье, когда, казалось, что начинающей курильщице все-таки удастся прикурить, тяжелая коробка внезапно выскользнула из рук Лауры и полетела наружу, на мощеную мостовую.

– А, дьявол! Разрази тебя гром! – выругалась по-французски девушка, виновато и подозрительно выглянув из своего укрытия, чтобы убедиться, что никто не слышал ее проклятий.

Однако, за кованой решеткой ворот все было спокойно, на мостовой тоже никого не заметно. Девушка сгребла большую часть табака назад в коробку, закрыла ее крышкой и с облегчением распрямилась. В следующее мгновенье прямо перед ее лицом оказался большущий черно-зеленый паук, по каким-то своим делам спускавшийся с ветки жасмина. Снова тяжелая фунтовая жестянка полетела на землю, по пути пребольно стукнув Лауру по пальцам правой ноги. Лаура взвизгнула от боли. Не желая бросать с таким трудом раскуренную трубку, сунула ее себе в рот и схватилась за ушибленную ногу обеими руками, запрыгав на другой ноге.

– О, боже! Свирепые индейцы сговорились разорить наш мирный городок! Кажется, их вождь уже отплясывает победный танец и подает своим соплеменникам сигналы дымом!

От неожиданности и удивления Лаура потеряла равновесие и рухнула возле садовой стены на влажную после дождя землю. В сизо-голубом облаке дыма, окутавшем ее, ей не сразу удалось рассмотреть фигуру высокого мужчины в сером жилете и брюках, стоявшего в проеме садовой калитки и изумленно разглядывавшего девушку своими мерцающими темными глазами.

В следующее мгновенье он резко протянул руку и вынул трубку у нее изо рта.

– Да как вы смеете?! – Лаура отобрала у него трубку и мгновенно спрятала ее в складках своего платья на поясе, одновременно решительно лягнув незнакомца в ногу.

Но неудачливой курильщице тут же пришлось буквально зашипеть от боли, так как для удара по нахалу она неосмотрительно употребила ту самую ногу, на которую перед этим грохнулась тяжелая коробка с табаком. От этого все ее накопившееся раздражение, наконец-то, нашло свой выход.

– Вы ужасный, отвратительный человек!

– Мерси, – галантно поклонился незнакомец, – вы изыскано любезны.

Этот ехидный поклон окончательно взбесил ее. Лаура сделала недвусмысленную попытку съездить по симпатичной его физиономии, но мужчина несколько хищно улыбнулся и, прежде чем рука девушки достигла цели, перехватил ее и нежно поднес девичью ладонь к своим губам. Затем, все так же удерживая ее руку в своей, он сделал к ней один шаг.

На один короткий миг Лаура потеряла способность драться, двигаться, даже дышать. На мгновенье ей показалось, что незнакомец всецело завладел ее чувствами, мыслями, и девушка теперь не имела понятия, что ей с этим своим ощущением делать. Его черные, загадочные глаза заглянули на самое дно ее души, словно пытаясь выведать самые сокровенные тайны.

Возмущенная своей собственной слабостью, Лаура начала вырываться из его рук, но мужчина неожиданно сам отпустил ее и отступил назад, не делая больше попыток прикоснуться к ней. Девушка оперлась на кирпичную ограду спиной и внимательно стала смотреть на него, растерянно думая, что сделать теперь – убежать или еще раз попытаться пнуть дерзкого наглеца.

– Вы такая хорошенькая, – внезапно сказал по-французски незнакомец. – Даже совестно, что от вас пахнет, как от тлеющей головешки.

– От тлеющей головешки?.. Ой-е-ей!!! – она завизжала, внезапно сообразив, что от ее юбок кверху уже поднимается легкая струйка дыма.

Трубка, которую она казалось, так удачно спрятала у себя в платье, подожгла материю.

– Тысяча чертей! – закричал мужчина и, схватив девушку в охапку, бегом бросился к фонтану.

Он бросил туда Лауру, и та с громким плеском плюхнулась в воду. Почти в ту же секунду она, кашляя и отфыркиваясь, появилась на поверхности; мокрые волосы залепили ей глаза, а за шиворот противно стекали струйки воды.

– С вами все в порядке, мадемуазель? Вы не сгорели? Совершенно растерявшись от стыда, она с отчаянием ударила кулачком по воде и, вновь подняв целую тучу брызг, воскликнула.

– Нет! Скорее уж, утонула!

– Однако, для утопленницы вы очень хорошо выглядите, мадемуазель, – серьезно произнес незнакомец и, поставив одну ногу на край бордюра, ограждавшего фонтан, наклонился вперед.

На правой руке мужчины, под лучами солнца сверкнуло массивное золотое кольцо с рубиновым драконом.

– Вы подлец, мосье, – решительно заявила Лаура и, пройдя прямо по воде на другую сторону фонтана, сделала попытку выбраться на сушу.

Но «подлец мосье» быстро обошел вокруг и подал ей руку. Сначала она, было, отказалась принять от него помощь, однако, уже в следующую секунду резко схватилась за протянутую ей ладонь и мстительно дернула мужчину к себе. От этого сильного рывка нахал, несомненно, должен был полететь в бассейн вниз головой, и она, таким образом, была бы отомщена, но он, кроме нахальства, наверняка, обладал еще и изрядной долей коварства, потому что резко выпрямился и тут же отпустил руку девушки так, что она опять погрузилась «в пучину вод».

Когда Лаура снова вынырнула, мужчина уже стоял рядом с ней. Теперь уже без лишних слов, он помог ей выбраться из водоема и, усадив на скамью под раскидистой магнолией, заботливо похлопал по спине, между лопаток, помогая откашляться.

– Сент Джон! – громко позвала Лаура, как только смогла восстановить дыхание, – выбрось этого негодяя вон!

Ее голос отразился от стен, но хотя она позвала слугу еще три или четыре раза, тот так и не появился.

– Что вы сотворили с моим бухгалтером? Вы что убили его, а потом напали на меня? – спросила тогда девушка незнакомца.

Но тот, казалось, не услышав ее вопроса, молча отошел в сторону и сел прямо на траву. Его белый галстук резко контрастировал с загорелым, энергичным лицом. Вновь она поразилась какой-то неуловимой грации, с которой двигался этот человек. А он, не обращая на нее внимания и не вставая с земли, снял ботинок и вылил из него воду под ближайший куст гардении. После этого стянул с себя свои черные шерстяные чулки, выкрутил их и повесил сохнуть на ветке.

Со все возрастающим негодованием Лаура посмотрела на мужчину. Его брюки тоже были мокрыми практически до колен и поэтому, опасаясь, что эта деталь его туалета последует вслед за чулками на ветку ее любимой гардении, девушка вскочила со скамейки и грозно указала пальцем в сторону садовой калитки.

– Я, кажется, не давала вам разрешения развешивать одежду в моем саду! А ну, собирайте свои манатки и выкатывайтесь отсюда!

Кольцо незнакомца вновь сверкнуло на солнце, когда он ребром ладони отряхнул манжеты своей белой рубашки, а затем повернул голову к девушке, и внимательно посмотрел на нее.

В дырах, оставленных горевшей трубкой, стыдливо светились шелковые кружева нижней юбки: корсет, грязный и мокрый, распустился, и под полуденным солнцем сквозь намокшую материю отчетливо вырисовывалась высокая грудь Лауры. Мокрые волосы длинными жалкими сосульками повисли почти до пояса; она потеряла в бассейне свои туфельки, и мысль о том, какое жалкое зрелище она собой сейчас представляет, повергла ее буквально в исступление.

– Я сказала – убирайтесь! – девушка смахнула волосы с глаз и со лба и, размазывая копоть по щекам, гневно выкрикнула: – Какого черта вы уставились? Ну?!

– Красавица, вне всякого сомнения, – задумчиво произнес мужчина, глядя ей прямо в глаза и наслаждаясь светло-карим светом, струившимся из них.

Лаура Шартье надменно вздернула голову и отчетливо произнесла:

– Мосье, я даю вам еще две секунды на то, чтобы удалиться, а потом – вызываю шерифа.

Услышав ее слова, он мгновенно легко, с какой-то кошачьей, а вернее тигриной, грацией встал, и Лаура от неожиданности даже сделала шаг назад. Этот француз оказался более широким в плечах, чем любой из самых крепких парней в их городе.

– Нет необходимости вызывать сюда шерифа, – сказал мужчина своим глубоким и приятным голосом, от которого у девушки даже мороз пробежал по спине, несмотря на все ее попытки успокоиться и сохранить достойный вид.

А незнакомец тем временем продолжал:

– У меня вовсе не было желания причинить вам зло.

– Если у вас не было такого желания, за каким же чертом вы вломились ко мне во двор, да еще и посмели прикоснуться ко мне?!

– Всему виной мое ужасное любопытство. Мне еще никогда не доводилось видеть своими глазами курящую девушку. Вот я и заинтересовался этим зрелищем. Я приношу свои извинения, мадемуазель. И, конечно же, в самое ближайшее время я куплю вам новое платье.

Краска стыда бросилась в лицо Лауры. «Да уж, как раз подобный подарочек от незнакомца с удовольствием бы приняла ее мать!»

– Вы этого не сделаете! За кого, интересно, вы меня принимаете? Вы что же считаете…

Его глаза загорелись рубиновым огнем, точь-в-точь таким, каким светился дракон на кольце, которое было у него на пальце. Но сам он ответил, подчеркнуто вежливо и уважительно.

– Я считаю вас настоящей леди и, несомненно, очень красивой. И если я вас каким-то образом оскорбил или обидел, то это произошло только потому, что я последний идиот. Не могли бы вы мне сказать, каким образом я могу возместить ущерб, причиненный вам, мадемуазель Шартье?

– Откуда вы знаете мое имя?

– Разве вон там не ваша вывеска «Торговый дом Шартье»?

– О! – только и смогла растерянно произнести девушка, а затем снова неуверенно указала пальцем на садовую калитку. – Я хочу, чтобы вы ушли… сейчас же!

– Уже удаляюсь. – Он поклонился, поднял свои ботинки и чулки и, как был, босиком пошел к калитке.

Лаура сурово прикусила нижнюю губу, с трудом удерживаясь от желания полюбоваться его широкими плечами и стройными мускулистыми ногами. В конце концов она все-таки не выдержала и посмотрела на уходящего мужчину, когда тот уже совсем было выходил за садовую ограду.

В это самое мгновение он оглянулся, его лицо на один короткий миг осветилось ослепительной улыбкой, и незнакомец скрылся из виду.

– Моя, я говорил вам, что табака вас убьет, мадемуазель Лаура. Ваша немножко в беспорядке.

В дверях появился Сент Джон и с шумом понюхал большой розовый цветок камелии. Вздрогнув от неожиданности, девушка повернулась к нему.

– Сент Джон! Ты что, не слышал, как я тебя звала?

– Уи![2]

– Почему же ты тогда не пришел и не помог мне? Неужели ты не видел, что эта… эта… – она поискала подходящее слово, – эта свинья напала на меня?

– Я видеть его. Он сильно заботливая мужчина.

– Заботливый?! – яростно помотав головой так, что мокрые волосы противно захлестнули шею, девушка подбежала к темнокожему слуге и возмущенно завопила прямо ему в лицо. – Если только этот мужчина еще раз проявит свою «заботу» – я пристрелю его из своего ружья!

– Тогда вы сгореть, когда курить следующий раз. Мадемуазель возиться с трубкой, как молоденькая мартышка!

– Молоденькая мартышка!?

– Уи, старый мартышка знает, что нельзя совать горящую трубку под свой платье.

– Я не совала ее себе под платье… Эй-эй! Подожди! Ты, что же, шпионил за мной, да? – если бы ее гнев можно было измерить градусником, то сейчас наверняка он стал бы зашкаливать.

Сент Джон довольно ухмыльнулся, обнажив свои белоснежные зубы, и, скрывшись на мгновение в лавку, вновь появился в дверях с медной лейкой в руках.

– Камелия возле ворот хотеть пить. Я давать ей вода.

Лаура бросила взгляд на высоченный куст, возле которого разворачивались все эти события, и с негодованием воскликнула:

– Выходит, ты все время прятался там и все же не вышвырнул вон этого грубияна?! Я не могу в это поверить!

Бросив презрительный взгляд на бухгалтера, она прошествовала мимо него в помещение, и Сент Джону ничего не оставалось, как последовать за хозяйкой.

Пряча улыбку в уголках губ, он объяснил:

– Мусью Доминик тушить огонь сильно быстро. Моя не уметь сделать это лучше.

Лаура замерла и, все, также держа руку на перилах лестницы, обернулась:

– Месье Доминик? Ты знаешь этого человека?

– Уи, – мужчина раздвинул стремянку и вновь полез на нее.

Теперь уже Лаура последовала за ним.

– Кто он такой?

– Кто «он»? О ком вы спрашиваете, мадмзель Лаура? – Сент Джон стал переставлять на полке какие-то абажуры.

Девушка быстро взобралась на стремянку и схватила мужчину за жилетку.

– Ты отлично знаешь, «о ком я спрашивать». Ну-ка, давай, рассказывай.

– А! Тот мужчина? Он – Доминик Ю. – Сент Джон перебрался к другой полке и начал раскладывать на ней разные инструменты и другие необходимые в хозяйстве товары.

– Святая Жанна Д'Арк! Кто это еще такой – «Доминик Ю?»

– Он – простой купец.

– Я всех купцов в округе знаю. Почему, интересно, этого никогда раньше не видела?

– Он приезжать сюда недавно, после великой войны во Франции и иметь здесь корабль и большой склад.

– Но ты-то, откуда его знаешь?

– Я его иногда видеть. Маленький бизнес. Люди говорят, он хорошо драться за короля Бонапарта.

Лаура попыталась вспомнить, видела ли она фамилию этого человека в книгах Сент Джона, и не смогла.

– Ты ему что-то продавал?

– Нет. Покупать.

– Почему же ты мне о нем раньше ничего не говорил?

– Вы меня не спрашивать. Вы говорить: «Быстро, быстро, я не люблю книги!» Вот Сент Джон и спешить.

– Ага! – девушка постояла в задумчивости еще несколько секунд, пока не почувствовала, что мокрые юбки противно липнут к ее ногам, и, наконец, решительно заявила: – Сент Джон, я не желаю, чтобы у тебя впредь были какие-то деловые отношения с этим месье Ю!

– Вы не желать табака?

– Табак? А причем тут табак?

– Я купить ее у мусью Доминик.

Лаура сжала кулаки и пошла наверх в свою комнату, но на пути вновь задержалась и обернулась к Сент Джону.

– Куренье – очень вредная привычка. Я ее поощрять не желаю. Больше никакого табака.

– Значит, «здоровье не спасет табака?»

– Ты большой шутник, Сент Джон. А теперь, прошу меня извинить. Мне необходимо пойти переменить одежды, которые испортил твой добрый друг месье Ю.

Она уже поднялась к себе и хлопнула дверью в спальню достаточно громко для того, чтобы мирно дремавшая в гостиной Ида подпрыгнула в кресле, и вслед за этим в лавке раздался довольный смешок бухгалтера.

Когда Лаура стянула с себя пропитанные водой одежды, на пол к ее ногам упал бесформенный бумажный комочек.

– О, нет!

Аккуратно сложенное письмо матери превратилось после всех этих приключений в несколько слипшихся, сочащихся водой листочков. Дрожащими руками девушка отделила их один от другого и разложила на каминной полке.

Настырность этого самого месье Доминика привела к тому, что порвалась последняя нить, связывавшая ее с исчезнувшей матерью, и на память о самом близком человеке осталось только вот такое горькое наследство.

От бессильного отчаяния Лаура склонила голову на каминную полку и разрыдалась.

– Лаура! – послышался из-за двери голос Иды. – Ты в порядке, милая?

Девушка поспешно спряталась за ширмой из китайского шелка и крикнула в ответ:

– Я моюсь!

– Ты опять плачешь.

– Нет, я… я упала в фонтан, – она стиснула кулаки и посмотрела на свое отражение в зеркале над умывальником. «Доминик Ю» видел ее именно в таком виде, хотя и назвал «несравненной красоткой». Сразу видно – он сумасшедший.

Снова раздался голос Иды.

– Хочешь, я наполню ванну?

– Нет, мне необходимо побыть некоторое время одной.

Лаура налила воды в глиняный таз в умывальнике и принялась намыливать лицо, куском лимонного мыла, бормоча про себя:

– Ты с каждой секундой становишься все уродливей, глаза красные и вообще… Лаура Шартье, прекрати реветь сию же секунду!

А в зеркале, стоило ей туда только взглянуть, она отчетливо видела красивое, мужественное лицо Доминика Ю. Он опять улыбался и вообще, Лаура инстинктивно чувствовала, что такое выражение лица для него, видимо, привычно. В темных глазах мужчины рубиновым огнем горело отражение дракона, точно такого, какой был у него на кольце.

Почувствовав внезапно ужасную усталость, Лаура бросилась на застеленную кровать и закрыла глаза. В раскрытое окно влетало легкое дыхание ветерка и под его шаловливыми прикосновениями полог над постелью медленно танцевал свой призрачный танец.

Глава 2

Этой ночью Лаура спала очень плохо и часто просыпалась. Ей никак не удавалось избавиться от давешнего дневного незнакомца, который постоянно и нахально являлся ей во сне.

Рассвет уже позолотил крыши домов и начал затекать в окна ее комнаты, когда она окончательно оставила свои попытки хоть немного отдохнуть и встала с кровати.

Пошатываясь спросонок, девушка порылась в своем гардеробе и вытащила из стопки белья вышитую сорочку, завязывающуюся у плеч атласными ленточками. Затем подвязала выше колен свои шелковые чулки, легко переступая ногами, натянула тоненькие, воздушные панталоны и затянула корсет.

Нежно-золотистое платье без рукавов, которое выбрала Лаура, доставало почти до пола, оставляя открытыми только ее ступни. Она застегнула вокруг шеи кружевной воротник, а заключительным элементом своего облачения сделала белый короткий жакет-спенсер с жесткими отворотами и рукавами до локтей.

Закончив с одеждой, девушка придирчиво осмотрела себя в зеркале и, выбрав на туалетном столике маленький флакончик в виде почки с зелеными стеклянными листочками, капнула себе на лицо и горло несколько капель розового масла.

Взяв любимую, украшенную плюмажем, шляпку, Лаура одела ее и кокетливо сдвинула на бок, а потом сунула свой маленький пистолет и полную пригоршню банкнот в ридикюль – элегантную сумочку из белого атласа, с нашитыми на ней узорами из речного жемчуга.

Внизу Лаура вытащила из-под прилавка плетеную корзину, с которой ходила на рынок за покупками, отомкнула дверь черного хода и вышла на улицу.

Свежий и пьянящий утренний воздух был напоен ароматами цветов, раскрывавшимися навстречу утреннему солнцу.

В листве и кустах пчелы и шмели беспорядочно пикировали на лепестки цветов и, улетая за кирпичную ограду, на прощанье сверкали крылышками в солнечных лучах.

Из кухни двухэтажного домика для прислуги, в котором жили Ида и Сент Джон, до Лауры доносилось пение кухарки. Сам бухгалтер в это время обычно всегда отправлялся на охоту на аллигаторов или диких свиней к одной из речных проток за городом.

Лаура неохотно отвернулась от сада и пошла к домику привратника. Там, почти у самых ворот, неожиданно заметила разломанную глиняную трубку, практически скрытую ветвями жасмина у кирпичной ограды.

С каким-то суеверным страхом девушка подошла поближе. Непонятное, непрошеное томление сжало ей грудь – она вновь ощутила на своем запястье горячий поцелуй незнакомца. Этот человек не имел права позволять себе такое!

Девушка быстро собрала осколки трубки, и решила выбросить их в реку по дороге на рынок, надеясь, что вместе с ними забудется и образ Доминика Ю.

На улице Декатур ее захватил поток людей, двигавшихся в направлении Французского рынка, и еще через полквартала она, наконец, смогла перебраться на другую сторону и подняться на высокую травянистую дамбу.

Внизу, на широкой глади реки, залитой солнечными лучами, покачивались пароходы, шхуны и барки. На пустынных причалах лежали кипы хлопка – молчаливые свидетели британской блокады Нового Орлеана, главного порта Америки.

Каким будет будущее семьи Шартье? Их погибший барк всего лишь крохотная капля в огромном водовороте событий, захлестнувших Соединенные штаты. Если англичане выиграют в этой войне, все, ради чего работала семья Лауры, безвозвратно погибнет.

Она бросила обломки трубки и вздрогнула, вспомнив прикосновение Доминика, а затем пошла вниз с дамбы к рынку.

На торговой площади толпились люди разных званий и национальностей. Здесь можно было встретить индейцев и креолов, рабов и свободных, испанских рыбаков, китайских матросов, рослых американцев из Кентукки и итальянских торговцев.

Блокада или нет, война или мир, но на рынке всегда было огромное количество товаров: дыни, перец, апельсины и лимоны, всевозможные дары моря и суши. В воздухе смешивались ароматы варившихся лангустов, стручков бамии; в больших котлах бурлили всевозможные рыбные бульоны.

Лаура остановилась возле старой индианки, сидевшей на плетеном коврике и вязавшей корзины из тростника, собранного в окрестных болотах, и окрашенного в черный цвет при помощи коры орехового дерева. Девушка договорилась, чтобы старуха отнесла три свои корзины к ней в лавку и пошла дальше.

Возле палатки, украшенной травой и цветами, Лаура обнаружила группу горожан и свободных чернокожих, отчаянно споривших и делавших ставки на двух больших бойцовских петухов, сходившихся в этот момент на арене.

Конечно, петушиные бои не место для настоящей леди, но Лаура страшно заинтересовалась. Девушка сжала ручку корзины обеими руками и внимательно посмотрела на пернатых бойцов.

Ей сразу понравилась более маленькая птица, – норовистый нахал с общипанным хвостом и желтыми перьями на ногах. Этот петух расхаживал вокруг своего врага, подпрыгивал как настоящий боксер, и в его крохотных глазках полыхала неприкрытая ненависть. Лаура даже взвизгнула от восторга, когда он стремительно и почти незаметно для глаза резко ударил своего врага в широкую грудь, подставив тому свою шею. Более крупная птица молниеносно сделала выпад, но первый боец стремительно взлетел в воздух и обрушился на врага сверху, опрокидывая его на спину. Вверх полетели перья, раздались вопли возбужденных зрителей.

– После того, как вы перестали подавать сигналы дымом краснокожим собратьям и призывать их к грабежу, можно мне посоветовать вам поставить на Денди, мадемуазель Шартье? – раздался позади Лауры глубокий, насмешливый голос, – это вон тот петух в желтых панталонах.

От неожиданности и гнева у Лауры по спине побежали мурашки. Ей не надо было даже оборачиваться для того, чтобы узнать, кто с ней разговаривает. Ну надо же, как будто ему недостаточно того, что вчера он застал ее с трубкой в руках! Так нет, сегодня ему удалось поймать ее на петушиных боях! Девушка стремительно бросилась сквозь толпу прочь, надеясь избавиться от своего вчерашнего незнакомца.

– А я надеялся пригласить вас выпить со мной чашку чая.

– А я надеялась никогда больше не встречаться с вами, мосье! – девушка резко повернулась к нему и немедленно пожалела о своем поступке, потому что при виде этого мужчины у нее снова сразу перехватило дыхание.

Не отстававший от нее Доминик Ю, несомненно, был джентльменом от самой верхушки своей высокой шелковой шляпы до кончиков сверкающих на солнце полуботинок. Под его облегающим черным сюртуком был серый жилет и белоснежная рубашка с высоким жестким воротником. Словно морская пена вздымался галстук, в манжетах сверкали бриллианты, а в петлице дрожала алая роза.

На его загорелом лице сияла ослепительная улыбка. Он снял шляпу и поклонился. Почему-то Лаура задержалась глазами на его густых темных волосах, лежавших у него сзади на воротнике.

На мгновение мужчина показался ей таким по-мальчишески забавным, что девушка с трудом удержалась от того, чтобы не прикоснуться к нему. Вместо этого она крепко обхватила свою корзину, словно это самое дорогое, что было у нее в жизни, и восхищенно посмотрела на Доминика, выпрямившегося во весь свой рост. Теперь она могла рассмотреть его лучше, чем вчера. Он был немолод – на его левом виске пробивалась седая прядь, которую Лаура не заметила прежде, однако, его нельзя было назвать и старым. Глаза мужчины были яркими, глубокими, словно тихий омут в жаркий, летний полдень, и такими же… призывными и таящими опасность. Лаура вспомнила, что говорил о нем Сент Джон: Доминик Ю сражался в армии Наполеона и владеет кораблем. Эти пронзительные зоркие глаза принадлежали опытному моряку.

Он улыбнулся, морщинки в углах его глаз стали глубже, и девушка почувствовала, как учащенно забилось ее сердце. Внезапно осознав, что она откровенно рассматривает его, она резко развернулась и, сказав по-английски:

– Всего доброго, сэр, – снова начала проталкиваться сквозь толпу.

С трудом, удерживая над головой свою корзину, она несколько минут пробивалась вперед, сопровождаемая со всех сторон толчками и резкими выражениями. Но зато, когда Лаура, наконец, оглянулась, его не было видно.

– Хорошо, что избавилась от него, и пусть он задохнется от жары в своем дурацком галстуке.

Однако, когда она повернула за угол и подошла к палатке итальянца – торговца фруктами, Доминик Ю стоял немного впереди и пил бренди из хрустального бокала. Увидев девушку, он весело улыбнулся и поднял бокал, как бы приветствуя ее.

У Лауры замерло сердце. Как ему удалось оказаться впереди? Получалось так, будто это она ищет встречи с ним. Чего этот мерзавец добивается? Она развернулась и пошла в обратном направлении.

– Боже мой, Бабетта, – услышала Лаура голос, говоривший по-французски, – тебе не кажется, что подобным женщинам еще рановато выходить на свою работу.

– Кажется, Мери. Но, может быть, прошлой ночью дела у нее шли плохо, вот и пришлось выходить на промысел пораньше.

Лаура посмотрела на двух хорошо одетых матрон, выходивших из палатки торговца, и в одной из них узнала бывшую подругу матери.

Посмотрев на девушку холодными, зелеными глазами, женщина постарше презрительно приподняла юбки, как бы боясь запачкаться, проходя мимо. Ее молодая спутница поступила точно так же, а затем оглянулась и хихикнула.

Лаура замерла от обиды и так стояла некоторое время. Прохожие обходили ее, подобно тому, как морские течения обегают стороной крохотный островок в океане. Два или три человека взглянули на девушку, проходя мимо, но, увидев ее покрасневшее лицо и наполненные слезами глаза, торопливо поспешили прочь.

Неужели людская память никогда не забудет ее мать и ее легкомысленное поведение. За эти пять лет не проходило, практически, ни одного дня, когда Лаура не слышала бы шепотков за своей спиной, относившихся к ее матери и к ней.

Добропорядочные креолы из хороших семей продолжали заниматься торговлей подобно Лауре, но никогда не приглашали ее к себе домой. Девушка практически оказалась выброшенной из общественной жизни города. Она давно уже не выходила никуда и не ездила ни в оперу, ни на балы.

С другой стороны, почти каждую неделю, в ее магазин приходили мужчины с совершенно недвусмысленными предложениями. Большинство из них были преуспевающими плантаторами, желавшими свить любовное гнездышко в городе так, чтобы их благоверные ничего об этом не прознали. Бывали среди этих визитеров и купцы, и капитаны речных судов, и всякого рода аферисты. Иногда появлялись даже и такие, которые предлагали жениться на ней, в глубине души надеясь захватить в свои руки ее магазинчик. Лаура им всем отказывала, выставляя самых упрямых за дверь с помощью длинного ружья, которое она хранила за дверью, специально для таких посетителей.

И вот, снова услышав такое, девушка склонила голову и до боли сжала ручку корзины, словно от этого можно было уничтожить то позорное пятно, которое легло на фамилию Шартье, благодаря ее матери.

– Похоже на то, что некоторые из добропорядочных матрон учились манерам в свинарнике. – Рядом с ней стоял Доминик Ю, глядя вслед женщинам, и на его щеках играли желваки.

Когда Лаура не ответила, он сказал:

– Здесь жарко, пойдемте, я куплю вам лимонада.

Она знала, что ей нужно бежать и бежать без оглядки, потому что, увидев их вместе все непременно, сразу, заподозрят самое худшее. Однако, вместо этого девушка позволила мужчине взять себя за руку, и тот повел ее сквозь толпу, раздвигая прохожих своими широкими плечами.

Она не поднимала головы до тех пор, пока они не оказались в кафе, и где Доминик усадил ее на легкий, металлический стул. Сам он сел за маленький круглый столик напротив своей спутницы.

– Я… Я не могу здесь оставаться, месье.

– Рынок никуда не денется, отдохните немного, – он щелкнул пальцами, желая сделать заказ.

К их столику подошел официант и поставил рядом с Лаурой высокий бокал лимонада. Доминик кивнул, и тот, сходив на кухню, вскоре вернулся с горшочком холодного картофельного супа и бутылкой вина.

– Я не голодна, – сказала девушка.

– Нет? Ну, может, хоть немножко?

– Нет! – Она оттолкнула от себя еду и сердито спросила: – Кто позволил вам таскаться за мной, месье Доминик Ю?

Если даже он и удивился тому, что девушка знает его по имени, то вида не показал. Он просто налил себе стакан вина, откинулся на спинку стула и посмотрел на спутницу через вино в бокале.

Дракон, замерцавший у него на кольце, казался каплей вина, каким-то чудом удержавшейся на его пальце.

– Почему вы меня преследуете? – снова спросила Лаура, – вы, что же думаете, что я женщина легкого поведения?

– Нет, мадемуазель, полагаю, что в вас нет и тени легкомыслия.

– Тогда почему же?

– А почему, бывает, человек продает все, что у него есть, чтобы только приобрести драгоценную жемчужину?

– Я вас не понимаю.

– Ради некоторых вещей в нашей жизни можно все бросить, Лаура.

Услышав, что он назвал ее просто по имени, девушка покраснела от возмущения, а может еще и оттого, что почувствовала вчерашний знакомый, волнующий холодок во всем теле.

– От вас не требуется ничего бросать, месье Ю, – сказала она, – потому что ничего вы не получите взамен!

– Может быть, хотя я с радостью пожертвовал бы всем, чтобы узнать, правда ли это. – Наклонившись вперед, мужчина положил ладонь на стол в опасной близости от пальцев девушки и улыбнулся ей в глаза. Казалось, что он знает про нее все, что ему необходимо знать.

Лаура резко вскочила на ноги, ее стул с грохотом полетел в сторону, а когда Доминик тоже стал подниматься из-за стола, она сделала шаг назад и гневно произнесла:

– Я очень хорошо изучила типов подобных вам, месье, и больше желаю никогда вас не видеть. Вам понятно? Никогда! – она повернулась и бросилась прочь.

Доминик провожал ее взглядом до тех пор, пока была видна ее шляпка с плюмажем. А когда она исчезла из вида, полез в нагрудный карман жилета и достал миниатюрный портрет, написанный маслом.

С миниатюры на него, завораживая и очаровывая, смотрели насмешливо медово-карие глаза девушки. На мгновенье ему показалось, что он вообще в первый раз видит этот портрет. Желание найти оригинал портрета – девушку, изображенную на нем, затмило все его желания. А сейчас, в эту минуту, она была для него более желанной, чем сокровища всех испанских галеонов, бесценнее редчайших алмазов Африки. Она должна быть с ним, и она будет с ним!

Бросив золотой соверен на столик, Доминик вышел из кафе. Однако в этот раз ему уже не было нужды раздвигать толпу своими плечами. От зловещего блеска в его глазах, прохожие сами расступались перед ним.

– Моя никогда не видеть женщину сильнее спорить в лавке. Ваша оставлять бедный торговец совсем голодный, а?

Лаура опустила руки и улыбнулась толстому торговцу, с которым торговалась вот уже минут двадцать.

– Кончайте устраивать спектакль, месье Жюль. Вы не заплатили за эти бусы и десятой доли того, что вы требуете от меня. Это как раз тем, у кого вы их купили, наверняка, нечего будет есть после сделки с вами.

– Индейцы хорошо кушать в своих болотах!

Лаура подхватила свою корзину и повернулась, делая вид, что уходит.

И тогда торговец отчаянно завопил ей вслед:

– Восемь доллар! Мамзель давать Жюль восемь доллар, и он давать ей много, много товара!

– И даже вон то, что в центре? – девушка указала на большое ожерелье из черного жемчуга, лежавшее в футляре из раковины.

– Уи, восемь доллар.

– Я дам пять.

– П-я-я-т-ь?! Нет! Невозможно! Даже для вас, мамзель!

– Ладно, шесть, но в придачу вы дадите мне книгу, которую прячете у себя под курткой.

Жюль изумленно уставился на девушку, а затем растерянно хлопнул себя по бокам.

– Как вы… О, ладно, шесть доллар, и я даю вам моя маленькая сборник поэм. И, пожалуйста, уходить из моей лавки!

Лаура передала торговцу банкноту, и тот, ворча, полез в висевший на шее кошелек за сдачей. Затем девушка аккуратно завернула купленные ожерелья в оленью кожу, положила сверток в корзину к другим покупкам и бесцеремонно напомнила:

– И книгу, месье, тоже. Вы обещали.

– У мамзель орлиные глаза, она смотреть прямо в карманы бедного торговца.

– Однако, обещанье – есть обещанье…

– …Его надо выполнять. Хорошо мамзель. Все равно я не уметь читать проклятые английские слова. – Жюль полез в свой сюртук и достал маленькую книжку в красной обложке.

– Уильям Блейк, «Песни житейского опыта», – прочитала Лаура и сунула книгу в корзину, – возможно, она стоит десять долларов, месье. Благодарю вас.

– Десять доллар!! Мамзель, вы должны подождать!

Но Лаура уже повернулась, улыбнулась на прощанье торговцу и помахала ему.

– О, боже, вы пиратка! – восхищенно закричал ей вслед мужчина и добавил: – Мамзель приходить опять следующая неделя, да?

Часы на башне ратуши пробили два раза, когда Лаура, наконец, покинула Французский рынок. По улице Св. Филиппа сновали экипажи, влекомые мулами, тротуары наполнялись прохожими. Пройдя мимо городского театра, девушка вышла на аллею, миновала многочисленные кафе и оказалась у старого кирпичного здания.

Заскрипели ворота, над грязной давнишней лужей, расположившейся прямо возле входа в дом, поднялись тучи москитов. Отмахнувшись от них, Лаура поднялась по кипарисовой лесенке на второй этаж, стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь.

В комнате, где она оказалась, стоял старый покосившийся стол и два ветхих стула. Огонь, пылавший в камине, отражался на плотно закрытых жалюзи и от этого в помещении было жарко, как в духовке.

– Мейзи? Ты здесь? – позвала по-английски Лаура.

– А где еще я быть, мисс Лаура?

– Ну, может, ты танцуешь с губернатором на балу.

– Давай, давай, детка, – пронзительный голос задрожал от смеха.

Девушка поставила на стол свою корзину, достала из нее булку хлеба, пакет риса, несколько копченых колбасок, затем добавила лимонов и пакет чая.

– Как твой ревматизм, Мейзи?

– Сносно, сносно.

Из соседней комнаты, шаркая подошвами, вышла сгорбленная старушка с кожей цвета жареного кофе, одетая в помятое платье цвета индиго. Она куталась в потертый шерстяной платок, на ее груди болтался подвешенный на сыромятном ремешке маленький пузырек янтарного цвета.

– Почему бы тебе не сесть, Мейзи? Сейчас я поджарю тебе немного колбасок.

– Нет, мэм, – улыбнулась женщина, обнажив свои пожелтевшие от табака зубы. – Вы сильно добра ко мне, мисс Лаура. Но не стоит. Не надо для госпожа тратить время на меня.

– Ради всего святого, я не твоя госпожа! Папа освободил тебя, когда моя мама уехала, разве ты забыла? Ты свободная женщина!

– Он это делать потому, что я быть сильно старый для работа, вот так.

– Я не хочу, чтобы ты так говорила!

– Но еще я сильно старый менять свои слова.

Лаура вздохнула.

– Ну почему ты не хочешь вернуться назад к нам домой? Ида говорит, что ты бы могла жить вместе с нею и Сент Джоном в домике для прислуги.

Мейзи покачала головой.

– Я прожила семьдесят лет все время рядом с другие люди. Больше и не хотеть никого. Когда Бог готов забрать меня, он меня забирать, и я совсем не волноваться.

– Ну, тогда ладно. Но Ида придет сегодня вечером и приготовит тебе ужин, ты слышишь меня?

Старушка вместо ответа залезла пальцами в свой стеклянный пузырек, достала из него щепоть табаку и сунула себе за щеку.

Потом она внимательно посмотрела на гостью и спросила:

– У тебя уже иметь его?

– Иметь кого?

– Мужчину.

Лаура взяла корзину, чувствуя, что ее лицо покраснело значительно сильнее, чем могло бы покраснеть от жары.

– Нет, мэм. Ты уже спрашивала у меня то же самое в прошлую субботу. С тех пор – никаких изменений.

– Может, появится перед следующая суббота.

– Может быть, тогда ты будешь первой, кто узнает об этом, а теперь мне пора идти. Ида придет попозже. Я попрошу ее приготовить соус с этой колбасой.

– Будет хорошо. – Махнув рукой, Мейзи пошаркала назад в комнату, откуда пришла, и до Лауры донеслось скрипение пружин старого матраса.

Девушка была уже недалеко от своего дома, когда заметила, что перед входом в ее лавку толпится огромная толпа. Казалось, что это те же самые люди, которые вчера сопровождали Аллена Дефромажа. «Святая Мария! Ну, что еще сегодня случилось?»

Подобрав юбки, она бросилась бежать по улице так быстро, как только могла.

– Дайте пройти! Пожалуйста, дайте мне пройти! Да, пропустите же меня!

– Это мадемуазель Шартье. Скорее пропустите ее!

Лаура стрелой промчалась мимо расступившихся людей и перед самым магазином ошеломленно замерла на месте.

Еще никогда в своей жизни ей не доводилось видеть такого множества роз. Целый ковер цветов покрывал упряжку из пары серых рысаков, запряженных в черный, как смоль, экипаж. Из него тоже вздымалась гора благоухающих розовых бутонов, над которыми вились целый рой пчел. Розы лежали и на тротуаре перед магазином, они усыпали порог дома.

Прежде, чем Лаура вновь обрела способность говорить, из дверей дома появился высокий, стройный парень, за которым следовал Сент Джон. На незнакомце был мундир, украшенный золотым галуном уже несуществующего императорского флота![3] И когда он вышел, ему пришлось пробираться вперед на цыпочках, чтобы не наступать на цветы, устилающие землю. Парень улыбнулся Лауре и почтительно снял треуголку, обнажая свои черные волосы.

– А вот и сама маленькая леди, чтоб меня повесили на реях, если я лгу! И пусть меня сожрут акулы, если она не такая хорошенькая, как говорил хозяин!

Лаура свысока, насколько ей позволяли обстоятельства, взглянула на мужчину, причем на ее лице появилось такое выражение, словно она обнаружила нечто крайне неприятное на подошве своих туфелек, и, не глядя больше в его строну, спросила:

– Что это еще за создание, Сент Джон?

Темнокожий слуга улыбнулся.

– Он говорить, он – Ренато Белуши, мадмазель Лаура.

Тон, которым были сказаны эти слова, выдавал, что бухгалтер знает о странном посетителе значительно больше, чем это могло бы показаться.

Понимая, что толпа напряженно ловит каждое ее слово, ожидая жуткого скандала, Лаура только сказала:

– Я бы хотела, джентльмены, чтобы вы вошли в дом. Быстро!

Как только девушка вошла вслед за мужчинами в лавку, она поставила корзину на прилавок и повернулась к моряку.

– Это вы придумали эту вульгарную пьеску снаружи, месье Белуши?

Его глаза расширились в насмешливом недоумении. Он запустил пальцы в свои усы и повторил:

– Вульгарную? Вы находите, что цветы, которые составили бы честь лучшим парижским садам, вульгарны? Я убит наповал, мадемуазель!

– Ага, так это цветы от вас? – девушка раздраженно швырнула свою шляпку на прилавок.

Ей приходилось иметь дело с сумасбродами, предлагавшими руки и сердца, но этот тип перещеголял всех!

Белуши в ответ изящно поклонился и на мгновенье показалось, что его треуголка залетит куда-нибудь в угол, так энергично он размахивал ею.

Лаура вышла из-за прилавка, а Сент Джон наморщил нос, в изумлении глядя на них обоих.

Гость произнес:

– Ах, как бы я хотел, мадемуазель, сказать, что эти цветы от меня, но капитан Доминик Юкс пристрелит меня на месте, если я так скажу.

Доминик Юкс? Ей внезапно все стало ясно.

Она наклонилась за прилавок, проворно схватила свое длинное ружье и навела его прямо в живот мужчины:

– У вас две секунды на то, чтобы вытащить свои жалкие потроха из моего магазина, собрать свои мерзкие цветы и смыться на своем экипаже с нашей улицы!

Ренато Белуши слегка пожал плечами.

– Он говорил, что вы будете сердиться.

– Ах, вот как! Говорил?

– Но он не успокоится, пока не сможет окончательно извиниться за свое вчерашнее поведение. Ему пришлось провести почти три часа в цветочном магазине, стараясь выбрать подходящую форму извинения.

– Как это разумно с его стороны, так тщательно отбирать цветы! Они придутся кстати на вашу могилу, месье!

Белуши, все так же улыбаясь, стал пятиться к двери. И когда Лаура, вслед за ним, показалась в дверях своего магазина с прижатым к плечу прикладом ружья, толпа зевак заревела от восторга.

– Месье Доминик еще хотел, чтобы вы взяли себе и экипаж с лошадьми.

– Проваливай! – завизжала Лаура так, что ее наверняка было слышно во всем Кентукки.

Белуши поспешно забрался на высокое сидение экипажа и сразу исчез среди цветов. Он поднял бич, украшенный цветами жасмина, и почтительно прикоснулся им к своей треуголке.

– Вы, мадемуазель, будете чертовски замечательной женой для любого мужчины, – одобрительно сказал он, – но стрелок из вас не получится. Я хотел вам сказать, что вы забыли положить кремень в боек. Ваше ружье не выстрелит.

Он хлестнул коней, экипаж резко рванул с места, и вскоре о его присутствии напоминала только дорожка из рассыпавшихся цветов, да пчелы, гудевшие над ними. В толпе одобрительно засвистели и стали расходиться. Раздраженно расшвыривая цветы кончиком туфли, Лаура вошла в лавку и с такой силой хлопнула дверь, что на полках зазвенела посуда.

– Куда ты интересно уставился? – заорала она на Сент Джона, который в этот момент выставлял содержимое ее корзины на прилавок.

– Я думаю на тайфун.

– Я тебе не тайфун! – рявкнула девушка и швырнула в угол бесполезное ружье. – Проклятье, проклятье!

– Ваш папа, он бы не хотел, чтобы вы ругались, как последний матрос, мадмазель Лаура.

Лаура мрачно посмотрела на бухгалтера и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказала:

– Ты еще поговори мне, так я набью папину трубку твоими мозгами и заставлю выкурить ее.

– Я думать, то лучше, чем табаком, но трубка она вчера сломалась.

– Прекрати мне напоминать об этом! – воскликнула Лаура.

Все несчастья с этим Домиником начались из-за той треклятой трубки! За каким только дьяволом она вчера сунула ее себе в рот?

– Я вообще больше никогда не буду курить.

– Табака, она вас погубит.

– Нет, не погубит! – девушка бросилась к табачному прилавку и начала швырять коробки с табачным зельем в деревянный мусорный ящик.

– Ваш отец будет так терять много денег, – Сент Джон обмакнул перо в чернильницу и, страдальчески морщась, вычеркнул несколько строчек в своей приходной книге. – Он думать, его девочка сходить с ума, выбрасывая хорошую табаку из-за того, что она влюбилась в капитана Доминика.

Лаура застыла с пятифунтовой коробкой табака в руке, угрожающе повернула голову и посмотрела на него.

– Что ты сказал?

Сент Джон пожал плечами, снова обмакнул перо в чернила и вычеркнул еще одну строчку.

– Я забыл.

– Хорошо. Потому что, если бы ты сейчас вспомнил, то оказался бы без работы.

– Сент Джон, он водить вас на рыбалку, когда вы быть маленькая.

– Это ничего не значит. Как ты осмелился заявить, что я влюбилась в этого… этого афериста?

– Афериста? Но он – торговец.

– Ха, но он делает ставки на петушиных боях! Он сам говорил мне, на какого петуха ставить!

Сент Джон бросил свое перо и наклонился к Лауре.

– Вы делать ставки на боях петухов? Ваш папа, он сходить с ума, когда узнавать такую вещь.

– О-ля-ля! Мне надоело! – девушка швырнула в мусор последние две коробки с табаком.

С трудом удерживаясь от желания вцепиться в волосы, если уж, не Сент Джону, то хотя бы себе, она пулей выскочила из дома и с яростью начала работать ручкой помпы, пока вода не побежала в большое деревянное ведро. Наполнив вторую бадью, она схватила коромысло. Повесив ведра за ручки, вскинула его на плечо и, тяжело ступая, двинулась в магазин.

– Сент Джон отнесет это, – сказал бухгалтер.

– Сама сделаю. Тысячу раз носила. – Девушка двинулась вверх по лестнице, но на самом верху она повернулась и подозрительно посмотрела на него. – Скажи Иде, пусть принесет мне что-нибудь поесть, и попроси ее вечером сходить повидать Мейзи. Может, ей удастся уговорить старуху вернуться назад.

– Я говорил ей.

– Я сейчас собираюсь принять ванну и потом буду спать, не беспокойте меня по пустякам. Может быть, тебе принесут то, что я заказала сегодня на рынке.

– Они уже приносить.

– А! Ну вот и отлично, спокойной ночи!

Сент Джон закрыл книгу и положил ее на полку, улыбаясь так, что от одного его вида у Лауры снова испортилось настроение.

– Если этот вонючий моряк снова вернется со своими цветами, – рявкнула она, – воткни их ему в глотку с моими наилучшими пожеланиями! Ты меня хорошо понял, Сент Джон?

– Очень хорошо, мэм Лаура.

– Ну и отлично.

– Отлично…

– И еще одно, Сент Джон.

– Уи?

– Если месье Юкс снова будет болтаться поблизости, скажи ему, что я не принимаю всякий речной сброд.

– Уи, мэм…

– И скажи ему, пускай идет и утопится в том болоте, откуда он вылез!

– Эта вещь я сказать ему.

– И еще скажи… и скажи ему, что мне не нужны его клячи с возом старого гнилого сена!

Темнокожий мужчина с трудом удерживаясь от улыбки подошел к лестнице и уперев руки в бока спросил:

– Вы хотите, чтобы Сент Джон составил список того что сказать?

– Нет, это все.

– Спокойной ночи, мадемуазель Лаура, – когда за девушкой захлопнулась дверь, он уже не таясь, улыбнулся и добавил: – Моя надеется, что вы спать лучше, чем прошлой ночью.

Глава 3

Ренато Белуши преследовал ее по рынку, держа в руках красную розу, огромную как лошадь, и требовал, чтобы Лаура сию секунду залезла в нее, Зная, что внутри, среди лепестков, сидит дожидаясь ее Доминик Юкс, она сломя голову побежала по улицам, в испуге крича и зовя свою мать…

Зазвонил колокол, Лаура с трудом очнулась от кошмарного сновидения, села и, дико озираясь, посмотрела на свою комнату. Все было точно так же, как прошлой ночью. Напротив стены стояла ее металлическая ванна, на высокой спинке которой висело сырое полотенце, а на полу вокруг валялась забытая одежда.

Снова зазвонил колокол, и девушка поняла, что это звонят к заутренней мессе. Лаура подошла к высокому двустворчатому окну и посмотрела на собор, видневшийся в конце улицы. Она уже очень давно не ходила в церковь.

Надев платье цвета индиго, которое подчеркивало ее достоинства даже лучше, чем моднейшие французские наряды, Лаура спустилась вниз, схватила кусок пирога, оставшегося после ужина, и направилась во двор с книгой, которую купила вчера.

Она пробралась к скамейке, укрытой ветвями магнолии, открыла книгу и принялась читать. Поэзия Уильяма Блейка и прекрасные акварельные иллюстрации быстро завладели ее вниманием, и некоторое время благоговейную тишину сада нарушал только шелест страниц.

Спустя некоторое время, Лаура обнаружила иллюстрацию, на которой была изображена алая роза. Вспомнив сон, она вслух прочитала:

– «О Роза алая, сколь хрупок твой наряд! Когда в объятья лепестков твоих атласных Случайно занесенный бурею ночной Бессильный мотылек своей любовью страстной Навеки смог разрушить твой покой…»[4]

В полном замешательстве она захлопнула книжку и встала.

Что ей делать с Домиником Юксом? Никто раньше ей не посылал целую повозку роз. Только абсолютно уверенный в своей силе человек осмелился бы на такой романтический и сумасбродный поступок, но тогда почему он послал в качестве своего доверенного лица этого глупого Рената Белуши?

Час спустя Лаура, все еще думая о загадочном французе, вошла с сумрачным лицом в Базилику Святого Людовика и прошла к месту в храме, издавна принадлежавшему их семье.

Бормоча вполголоса слова молитвы, девушка на самом деле еле слушала священника.

Отец Дюбуа воскликнул по латыни:

– Давайте помолимся!

Опустившись на колени, Лаура обнаружила, что оказывается у нее в руках вовсе не молитвенник, а книжечка стихов. Открыв ее наугад, девушка обнаружила, что перед ней вновь тот самый стих, который смутил ее в саду:

«…своей любовью страстной, Навеки смог разрушить твой покой».

И вновь, в ту же секунду, образ Доминика Юкса завладел ее мыслями. Она снова увидела его в кафе, услышала глубокий, красивый голос: «Ради некоторых вещей можно пожертвовать всем».

Почти с суеверным страхом и отчаянной надеждой Лаура оглянулась на людей, стоявших вокруг нее, однако, ни его горящих темным пламенем глаз, ни жаркого любовного шепота – ничего этого рядом не было. Девушка даже чуть не засмеялась, поняв, что хотела увидеть своего знакомого в церкви. Подумать только, она надеялась, что человек, подобный ему, будет в церкви – ха!

Прозвучали последние слова молитвы и, сказав, наконец, «Аминь», Лаура подняла лицо и стала ждать, пока храм опустеет, а затем, взволнованно прижимая книгу к груди, девушка направилась к алтарю.

– Вы хотите исповедаться, дитя мое?

– О, отец Дюбуа, я вас совсем не вижу.

– Я не причиню вам вреда, – произнес священник, появляясь из тени кабины для исповеданий. Затем он всунул руки в рукава своей сутаны и взглянул на стоявшую перед ним девушку. – Чем могу помочь вам, дитя мое?

– Мне нужно с кем-то поговорить, может быть с Господом, – однако, когда священник кивком пригласил ее в исповедальню, Лаура отрицательно покачала головой. – Я не нуждаюсь в исповеди.

– Мы все в ней нуждаемся. Входите, я давно уже не слушал вас. – Отец Дюбуа скрылся в кабине.

Все еще немного колеблясь, девушка последовала за ним в затемненное помещение.

– Я даже не захватила свои четки, – прошептала она, а затем вздохнула и приступила к исповеди, – прости меня Господи, за то, что я согрешила… но совсем не так, как думают обо мне люди. – Когда ответа не последовало, Лаура сказала: – Я несколько раз курила и, может быть, общалась с недостойными людьми, хотя и знала, что не должна была так делать. Однако, я… – тут она сделала глубокий вдох и продолжила, – однако, я не отдавала себя никому, неважно, что обо мне говорят!

– То, что говорят люди, действительно неважно. Я здесь, чтобы слушать вашу исповедь.

– Но я ничего не совершила, меня обвиняют за грехи моей матери.

– Капитан Дефромаж тоже вас обвиняет?

Лаура отшатнулась.

– Что вы знаете о нем?

– Я знаю, что ваш отец хотел, чтобы вы вышли за него замуж, и знаю так же, что, по вашему мнению, капитан виноват в том, что вы потеряли свой корабль. Два дня назад вы разорвали свою помолвку.

– Но не было никакой… – она сжала губы. Глупо и бесполезно что-либо объяснять. Сожалея о том, что вообще она пришла в церковь, девушка встала, чтобы уйти.

– Люди говорят, что вы соблазнили несчастного Дефромажа.

– Соблазнила?! Так уже ходят сплетни?

– А разе это неправда?

Лаура попыталась сдержать нарастающий гнев.

– Я… собиралась одно время выйти за него замуж, но быстро передумала.

– А говорят, что вы использовали капитана, чтобы поставить своего отца в затруднительное положение.

– Я не желаю слушать это, святой отец!

– Вы никогда не думали о том, чтобы постричься в монахини?

От этого неожиданного вопроса Лаура сначала даже растерялась. Почему священник не может понять, что она нуждается в покое, отдыхе, а не в новых заботах!

– Это послужит вашей же пользе, дитя мое, – произнес отец Дюбуа, – никто не осмелится плохо отзываться о монахине.

На секунду Лаура, как будто со стороны увидела себя, укрывшейся под безопасным монашеским одеянием, но в следующее мгновение красивое лицо Доминика Юкса вновь заслонило все другое. Девушка в отчаянии прижала ладони к лицу.

– Ваш отец все еще на плантации?

– Да, у нас еще осталась одна, – тихо ответила Лаура, – все остальные папа продал в прошлом году, чтобы заплатить налоги.

– Вам следует как-нибудь написать ему и сказать, что вы собираетесь пойти в монастырь. Он не должен думать, что вы хотите выйти замуж за капитана, который находится у него на службе.

Все это время Лаура отчаянно пыталась изгнать образ Доминика Юкса. Наконец, она растерянно сказала:

– Но папа надеется, что я буду содержать магазин. Я не могу идти в монастырь.

– За магазином может последить Сент Джон.

На руке у Лауры все сильнее горело то место, которое поцеловал Доминик Юкс.

«Доминик Юкс, почему ты не оставишь меня в покое?»

Прежде, чем она ответила, отец Дюбуа продолжал:

– Сегодня днем, дитя мое, я отведу вас к матери настоятельнице. Не тревожьтесь, вместе мы поможем вам выбраться из этой грязи.

Лаура пришла домой как раз вовремя, чтобы увидеть, как от калитки отъезжают два рыжих мула, запряженных в грузовую повозку. На тротуаре, возле ограды, стояли около двадцати огромных бочек и с полдюжины десяти галлоновых бочонков, помеченных каким-то товарным знаком и с надписью «табак».

В тот момент, когда девушка подошла к дому, Сент Джон как раз входил внутрь, покачиваясь под тяжестью одной из бочек.

– Сент Джон! Немедленно поставь!

– Уи, только внесу, мадамуазель Лаура.

Девушка загородила ему дверь.

– Ты купил все это у месье Юкса?

– Я не купил табаку у него. Слуга попытался обойти ее, но девушка встала у него на пути и притворила дверь.

– Тогда, где ты это взял?

– Я уроню бочку, если мадмзель не отойдет от двери.

– Отлично, только бросай ее на улице.

– Мадмзель очень строгая.

– Я могу стать еще более строгой, если ты внесешь эту гадость в мой магазин.

Недовольно ворча, Сент Джон поставил бочонок на тротуар и, подбоченясь, посмотрел на свою хозяйку:

– Барка, ее украли пираты, потом вы выбрасывать лучший луисвильский табаку, и ваш папа разоряется еще больше. Времена сильно суровая. Я покажу мадмзель книги.

– Я не собираюсь смотреть твои дурацкие книги.

Сент Джон успел схватить хозяйку за подол платья, прежде чем она успела уйти.

– Если мадмуазель не продавать табаку, ей нечего кушать. Магазин – он пуфф! Вот так!

– Ты купил табак у Доминика Юкса?

– Мадмзель больше заботится о своей папе или гордости?

– Ну, конечно, об отце.

– Тогда я вам что-то скажу. Месье Ю, он давать этот табак, чтобы сказать, что он извиняться. Он говорить, что неправ, когда отобрал трубку мадмзель и прожигать ее платье. Он говорить, чтобы вы курить сколько хотите, а остальное продавать проклятым янки.

– Он невыносим, этот человек! Я сейчас подожгу все, что тут находится на мостовой!

– Хорошо, что Сент Джон остальное занес внутрь.

– О, боже! Ты такой же сумасшедший, как и он. – Лаура в отчаянии махнула рукой. – Делай ты, что хочешь, если тебе так нравится, только, Сент Джон, обещай мне одну вещь.

– А?

– Не говори ему, ну, ты знаешь кому, не говори, что я знаю, откуда табак.

Улыбаясь, темнокожий мужчина взвалил громадный бочонок себе на плечо и сказал:

– Сент Джон, он сохранит тайну в своем сердце.

– А он… еще сказал что-нибудь?

– Только, что он сильно извиняться.

– Ага, ну, а ты сказал ему, что я ненавижу цветы?

– Уи, я ему говорить.

– Ну и, что он сказал?

– Он говорить, что в следующий раз он посылать больше роз. Может они вам больше нравятся.

– Тьфу! Я пойду погуляю, а ты поставь табак где-нибудь, чтобы он мне на глаза не попадался.

– Это я сделать.

– И спички тоже.

– Табака не сильно полезное для мэм, я понимаю…

Вся полыхая гневом, Лаура, в течение двух часов, как голодная пантера в час охоты, бродила по улицам французского квартала. Как мог Доминик Юкс столь безрассудно и нагло надеяться, что сможет заслужить ее прощение с помощью подарков! Нет, хотела бы она еще раз увидеться с ним, чтобы сказать ему все, что она о нем думает!

Когда девушка вернулась назад, Сент Джон уже зажигал лампы в магазине. Она села в плетеное кресло и подперев голову рукой, посмотрела во двор. Сад погружался в сумерки. Ночная тьма, опускаясь над городом, закутывала очертания деревьев в темную вуаль. Из-под кустов магнолий раздалась вечерняя трель цикад.

Из передней двери послышался легкий стук.

Лаура недовольно произнесла:

– Неужели они не видят, что у нас закрыто? Нет, Сент Джон, я сама открою, – она пересекла комнату, откинула цепочку и, открыв замок, распахнула дверь. – Сожалею, но у нас за… – начала Лаура и осеклась.

На нее улыбаясь смотрел Доминик Юкс.

– Мадемуазель Шартье, вы позволите войти? Мне надо вам кое-что сказать.

Глава 4

Доминик Юкс был без шляпы, в длинном плаще с привязанным капюшоном. На улице, за его спиной, виднелась черная коляска, правда, на сей раз, без роз.

Лаура почувствовала дрожь во всем теле. Разум приказывал ей захлопнуть дверь перед носом мужчины, однако, тело девушки отказывалось ей повиноваться.

– Мадемуазель Шартье, – произнес гость тихим низким голосом. – Прошу извинить меня за столь поздний визит. Уже стемнело…

– Ну, закат солнца от вас все-таки не зависит, – ответила девушка, – как бы высоко вы себя не мнили. А теперь, если позволите, я отправлюсь спать.

Доминик рукой придержал дверь.

– Мадемуазель, вы можете сделать это через мгновенье после того, как я скажу вам, ради чего пришел сюда.

– Сент Джон! – позвала Лаура.

Темнокожий бухгалтер, весело улыбаясь, облокотился на прилавок, ожидая приказа.

– Вытолкай вон этого невежу!

Рот слуги растянулся еще шире.

Сент Джон потянулся и сказал:

– Сильно жалею мадмзель, но старые кости сегодня сильно устать, чтобы толкать грубиянов.

– Сент Джон! – возмущенно воскликнула девушка, но тот только махнул рукой и вышел в заднюю дверь.

Доминик сбросил свой плащ, кинул его в кресло, при этом, на его черном жилете сверкнули алмазные запонки. Затем Лаура увидела, что его взгляд упал на новую витрину с табаком и непроизвольно ругнулась про себя, на Сент Джона, который все-таки поставил привезенный днем табак на самое видное место.

– Хороший парень этот Сент Джон, – улыбаясь, произнес ночной гость, – у него глаза художника и душа пирата. Мне это нравится в людях.

– Я чертовски удивлена, сэр, вашим визитом, – сказала девушка по-английски, не желая разговаривать на более дружелюбном французском языке, и решила держать гостя на определенной дистанции.

– Я так понимаю, что вам не нравятся пираты, – Доминик тоже перешел на английский.

– Я презираю вымогателей и приставал. У меня есть на то причины.

Она ступила за прилавок и сделала попытку посмотреть ему в лицо.

– Ну, так чего же вы хотите?

– Я не собираюсь у вас что-то вымогать.

– Если вы пришли с новыми подарками, то бросьте их в мусорное ведро.

– Это не дар, Лаура, – сказал мужчина и его голос дрогнул, когда он произнес ее имя. – Я всегда, как говорят в Кентукки, честно плачу долги.

– Вы мне ничего не должны.

– Вы удивительно щедры, но я кое-что у вас сломал, – с этими словами мужчина полез к себе в карман и достал оттуда маленькую коробочку, перевязанную лентой. – Вот, это вам.

Лаура посмотрела на то, что он подал так, словно ей передавали паука. Однако, в конце концов, любопытство победило, и девушка положила коробку на прилавок. Затем она развернула бумагу и ее взору открылась маленькая хрупкая трубка, сделанная из слоновой кости, и украшенная русалками и морскими водорослями. Мундштук у трубки был из золота, потемневшего от возраста.

– Где вы это взяли? – благоговейно разглядывая трубку при свете свечи, спросила Лаура.

– Купцу приходится много ездить. Так сразу невозможно вспомнить.

Девушка положила трубку.

– Сент Джон сказал, что у вас есть склады, почему я их не видела?

– Возможно, вы просто не заходили в городе так далеко. Это в Треме, возле кладбища.

– О! И все же я должна была бы вас заметить.

– Так оно и случилось, если бы мне довелось подольше побыть в Новом Орлеане, но я был во Франции, служил императору.

– Выходит, Сент Джон был прав. – Лаура не могла удержаться от чувства гордости за соотечественника и, может быть, даже испытала легкое, ну совсем чуть-чуть, восхищение.

Она непроизвольно перешла на французский и вышла из-за прилавка.

– Наполеон очень нравится моему папе. Отец так жалел о том, что с ним произошло.

Глаза гостя потемнели, в них отразилась скрытая боль.

– Уи, мы все о нем жалели. – Доминик Юкс взял свой плащ, взглянул на дверь и тихо сказал: – Это была длинная война. Может быть, поэтому мои манеры так грубы. Я совсем забыл, как себя вести в приличном обществе.

Неожиданно Лаура почувствовала, что не хочет, чтобы он уходил, но быстро сказала:

– А Сент Джон часто ругает мои манеры и то, как я себя веду. Сейчас, например, он ругает меня за курение или за то, что я размахиваю ружьем перед другими людьми.

Мужчина посмотрел на нее и печальные тени в его глазах сменились откровенной иронией.

– Ренато Белуши обратил внимание на ваше длинное ружье. Возможно, вам действительно стоит достать кремень.

Несколько мгновений они улыбались друг другу, словно два заговорщика, для которых достаточно и намека, чтобы понять о чем идет речь, но внезапно, выражение лица Доминика изменилось. Его взгляд стал темным от страсти. Он сделал пол шага вперед и прикоснулся к запястью девушки. От неожиданности Лаура почувствовала себя так, будто в нее ударило током. Она отшатнулась назад и бросила между собой и Домиником трубку словно это был талисман, который может защитить ее от опасности.

– Вы пришли только из-за этой трубки?

– Уи. И еще, чтобы принести свои извинения. Я должен был возместить вам убыток за то, что напугал вас в саду.

– Вы меня не напугали, – тихо, совсем тихо, сказала девушка, растерянно глядя на подарок, – и вам не надо тратить деньги на цветы… и табак.

Доминик посмотрел на нее и, впервые, показался ей несколько смущенным.

– С теми розами… О, возможно, мадемуазель, тут я зашел слишком далеко. На полях сражений мужчины часто мечтают совершать множество глупостей, может быть, потому что не уверены, удастся ли им прожить достаточно долго, чтобы воплотить их в жизнь.

Выходит, что он уже сожалеет о своих подарках. Может быть, Доминик Юкс уже думает, что мог бы добиться своего без всех этих даров? Возможно даже, что он считает ее такой же доступной и легкомысленной как ее мать.

Скрывая свои чувства за натянутой улыбкой, Лаура направилась к двери.

– Конечно я возмещу вам стоимость табака, который Сент Джон принял вопреки моим указаниям. Спокойной ночи, месье Юкс.

– Спокойной ночи? – Доминик сузил свои глаза, посылая девушке суровый укоризненный взгляд. – Я что, опять чем-то задел вас и вызвал ваше раздражение?

– Нет, во всяком случае не сейчас – Лаура придержала дверь открытой и посмотрела в сторону, стараясь не обращать внимания на искру взаимной симпатии, пробежавшей между ними.

– Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы играть в детские игры, Лаура Шартье.

Девушка взглянула в глаза собеседнику.

– Тогда зачем вы вообще пришли? Уж, конечно, не ради трубки?

– Нет, не ради. Хотя, я и хотел, чтобы вы приняли этот подарок. Эта трубка принадлежала моей прабабке.

– Ага, значит, это семейная реликвия? Тогда я не могу ее принять.

– Я хочу, чтобы ты сохранила ее, Огонек.

– Я бросила курить… – Лаура даже не заметила, что он, впервые обратившись к ней на «ты», назвал ее как-то по особенному ласково.

У него дрогнул мускул на лице.

– С первого раза вам никогда это не удастся. Возьмите трубку, в знак моего уважения и как обещание, что я никогда, впредь, не причиню вам зла.

Набросив на плечи плащ, Доминик Юкс поклонился и пошел к выходу. Он взобрался на место кучера, взял бич, другой рукой сжал поводья, затем раздался резкий удар хлыста, и лошади резво рванули с места.

Сжимая в руке маленькую трубку из слоновой кости, Лаура проводила экипаж взглядом. «Мадемуазель Огонек», как все-таки странно он ее назвал!

– Старый Мейзи не сильно хороша, мисс Лаура, – говорила Ида, когда на следующее утро вынесла сидящей в саду хозяйке поднос с завтраком.

Лаура не пошевелилась, и тогда темнокожая женщина, поставив поднос рядом с девушкой, уперлась кулаками в свои широкие бедра и добавила:

– Наверное, кто-то сунуть сушеную ящерицу ей под дом и заколдовать старуху.

Лаура сунула вчерашний подарок Доминика в одну из складок своей юбки и рассеянно посмотрела на служанку. Ей не сразу удалось снова вспомнить необходимые английские слова.

– Извини, пожалуйста, Ида, что ты сказала?

– Мейзи совсем плоха, – женщина налила чаю в фарфоровую чашку и подала хозяйке. – Кто-то заколдовал ее.

– Да ведь ты, кажется, не веришь в колдовство?

Пожилая служанка намазала толстым слоем масла кусок бисквита и пожала плечами.

– Не знать чему и верить, плохие времена. Мейзи сильней хворать.

– Я знаю, но она сюда не вернется. – Лаура взяла чашку и вздохнула. – Она слишком долго была рабыней.

– И ей не слишком много осталось на этом свете. – Ида снова пожала плечами. – Сушеная ящерица, я вам точно говорить.

– Дело не в сушеных ящерицах, Ида. Ты просила ее вернуться к нам?

– Просила пока мое лицо не стал синим как у утопленника. Она никуда не собиралась. Мейзи слишком убиваться о своем мальчике Тими с той поры, как ваш папа продавать его тому старику Вилье.

Лаура поморщилась.

– Я еще тогда говорила, что у папы каменное сердце.

Ида отодвинула поднос и села рядом с девушкой.

– Моя и Сент Джон скопить немного денег. Я хочу вас попросить сделать кое-что.

– Ну конечно, Ида, все что угодно.

– Сходите и попросите старый генерал Вилье продать Тима назад. Я вам дам денег.

Глаза Лауры стали влажными от слез. Она положила ладонь на плечо Иды и покачала головой.

– Я уже говорила с его сыном, майором Габриэлем, но он сказал, нет.

– Может, если бы мы дали еще денег…

– Дело не в деньгах. Он сказал, что Тим превосходный работник. – Лаура с трудом выговаривала слова. – Майор Габриэль сказал, что ни за какую цену не расстанется с ним потому, что он ему нужен, как управляющий на тростниковых плантациях.

– Тогда это все бесполезно. – Подбородок Иды вздрогнул, по ее щекам заструились слезы.

Она встала со скамейки и прямо по траве пошла к домику для прислуги, и уже входя внутрь сказала:

– Мейзи хорошо умереть и Тиму тоже.

Лаура с трудом сглотнула комок, подступивший к горлу. Ида была права. Если Тима не удастся вернуть, старая Мейзи, действительно очень скоро умрет от печали. Оставалось сделать только одно – ей надо попытаться еще раз съездить на плантацию к Вилье и попытаться договориться с ним.

Через пять с половиной часов Лаура вся кипя от негодования, вышла из дома Габриэля Вилье. Вскочив в свою зеленую с высоким верхом двухместную коляску, она вытянула свою лошадь плетью по спине и, пугая кур и собак, помчалась прочь.

На протяжении девяти миль дорога в Новый Орлеан шла вдоль реки по дамбе. Неожиданно Лаура заметила впереди, в тени высокого кипариса, мужчину, сидящего на лошади. Одной рукой натягивая поводья и останавливая кобылу, другой рукой девушка достала из сумочки пистолет и навела его на незнакомца.

– Если ты собираешься грабить меня, то лучше сразу убирайся в ту дыру, откуда вылез, пока я туда сама тебя не отправила! – закричала она по-английски.

– Да зачем бы мне вас грабить, мадемуазель Шартье, когда я просто хотел справиться о вашем здоровье. – Из тени огромного дерева выехал на прекрасном вороном жеребце Доминик Юкс.

На сей раз на нем была отделанная бахромой куртка из оленьей кожи и брюки из хлопка.

– Вы снова следили за мной!

– Уи, – он был несносен.

– Да как вы осмелились, сэр!

Натянув поводья возле ее повозки, мужчина прикоснулся к полям своей мягкой широкополой шляпы. Если на него и произвело впечатление оружие, нацеленное прямо в лоб, то вида он, во всяком случае, не подал.

– Я как раз поехал прокатиться верхом и случайно наткнулся на Сент Джона.

– Случайно натолкнулись на Сент Джона?

– Да, и он сказал мне, что вы, совсем одна, отправились к Габриэлю. Я такой несносный и капризный парень решил поехать и увериться, что вас не обидит какой-нибудь нахал.

– Ага, а я чуть не подстрелила этого «нахала».

– Ну, надо же мадемуазель! Вот было бы забавно.

– Вы так считаете? – Убрав оружие в сумочку, Лаура взяла хлыст и откинулась назад, пока кожаные края пролетки не скрыли ее от Доминика. Затем оттуда послышался ее голос. – Подайте назад, чтобы колеса не задели вашу лошадь.

Мужчина положил руку на край повозки и, наклонившись, посмотрел на сидящую в ней девушку.

Лаура вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать и стало так жарко, словно дыхание мужчины коснулось ее обнаженной груди. Она почти физически ощущала, как у нее на шее набухла и тяжелыми толчками пульсирует вена. Обеспокоено подняв свой взгляд на Доминика, она увидела, что и у него в ямке между ключиц бьется пульс.

– Знаешь, Огонек, мне придется на несколько дней уехать из города, – девушка судорожно сжала свой хлыст, а он продолжал, – может быть, ты согласилась бы сходить со мной на концерт в следующую субботу?

Лаура покраснела.

– Но, мы ведь… мы едва знаем друг друга, месье. Я уверена, что вы шутите.

– Я бы ни за что не стал шутить такими вещами как «Бранденбургский концерт» или моим желанием пригласить тебя. Если ты согласна, то в девять часов я заеду за тобой.

– Я… я не могу. – Глаза Доминика Юкса сузились, придавая ему угрожающий вид.

– Вас уже пригласили?

– Нет… то есть, да!

– Жаль. А этот парень, можно узнать его имя?

– Имя? Это… это вас не касается. А сейчас я должна ехать.

Вместо того, чтобы уступить ей дорогу, Доминик спрыгнул с лошади прямо в ее коляску. Не обращая внимания на протестующие крики Лауры, мужчина взял вожжи и хлестнул кобылу.

Коляска съехала с дороги, и следом за ней двинулся, как привязанный, его вороной жеребец.

– Вы слишком много себе позволяете месье Юкс, возмущенно воскликнула Лаура, чувствуя себя отрезанной от мира кожаными боковинами пролетки.

– А это, Лаура, один из моих недостатков, – улыбнувшись, ответил Доминик.

Эти слова прозвучали почему-то странно на его изысканном французском.

– Убеждена, что вину за этот свой недостаток, вы тоже отнесете к наполеоновским войнам.

Белоснежные зубы Доминика ослепительно сверкнули, когда он улыбнулся.

– Хотел бы, но, видишь ли, Огонек, если бы я так сказал, то это было бы бесцеремонно по отношению к исторической правде.

– В таком случае, выходит, ваше высокомерие и нахальство не имеют никакого извинения.

– Вы наносите мне тяжелые раны, но, похоже, что вы правы. Я происхожу из большой семьи, нас там был целый выводок, и нахальство было необходимым качеством для того, чтобы получать достаточно еды.

Девушка немного смягчилась.

– Значит у вас была бедная семья?

– Нет, чертовски богатая, но за столом сидело всегда так много ртов, что только самые быстрые и сильные получали добавку.

– Уж я не сомневаюсь, что именно вы были самым быстрым и сильным, – неодобрительно сказала девушка, глядя уголком глаза на длинное мускулистое тело своего спутника.

Его полотняные, обтягивающие брюки практически не скрывали сильные мускулистые бедра мужчины, и даже его толстая куртка из оленьей кожи не могла скрыть мощную грудь и крутые бицепсы.

Внезапно Лаура испытала жгучее желание прижаться губами к его сильной шее и прикоснуться кончиками пальцев к волоскам, которые выглядывали из расстегнутой у него на груди сорочки.

– Твои глаза похожи на два пламенеющих озера, Огонек!

Смутившись, она резко отвернулась и наклонилась вперед, чтобы выглянуть из коляски и посмотреть, где они едут.

Доминик восхитился тем, как плавно ее горло и подбородок переходят в нежную округлость щек, чуть порозовевших от смущения. Сверкающая масса волос девушки поддерживалась на ее голове испанскими гребнями, оставляя открытыми постороннему взору классическую стройную, как у античных статуй, шею девушки.

На Лауре было белое муслиновое платье того самого фасона, который Доминик обычно терпеть не мог, оставлявшее значительную часть девичьей груди открытой взору мужчины. И сейчас, глядя на ее декольте и розовую, словно прозрачную, кожу девушки, он подумал о том, что, пожалуй, этот фасон ему может со временем понравиться. Доминик поерзал на сидении и отвел взгляд от груди Лауры, однако, в следующее мгновение почувствовал, как теплое, упругое бедро девушки прикоснулось к его ноге и сквозь легкую ткань ощутил нежность девичьего тела.

«Этак мы разожжем костерок, который потом нелегко будет залить», – подумал Доминик, однако, не сразу нашел в себе силы, чтобы заговорить.

Первой подала голос Лаура.

– Я думаю, что вам пора оставить меня, – в этот момент они приближались к домику, стоявшему рядом с дамбой. – Нас могут увидеть.

– Ну и что? – жарким шепотом спросил он.

– Уверена, что даже такой отвратительно воспитанный человек как вы может догадаться, что случится с моей репутацией.

– А, понятно! – Доминик остановил лошадь и пристально посмотрел в глаза Лауры. – Я обещал никогда не причинять вам беспокойства и сдержу это обещание. А в город я отправлюсь отсюда напрямик. Адью, и до субботы, мадемуазель Шартье.

– До субботы?

– Вы обещали пойти со мной на концерт.

Он взял поводья в руки и прямо с коляски вскочил на спину жеребцу, затем приподнял, прощаясь, шляпу, повернул лошадь и галопом помчался по полю к рощице из апельсиновых деревьев.

– Вы сами будете слушать Баха в субботу, месье Юкс! – крикнула ему вслед Лаура и взяла поводья дрожащими руками, но прошло еще несколько минут, прежде чем она нашла в себе силы тронуться с места и поехать в город.

Глава 5

Несмотря на свой отказ, в субботу вечером Лаура вышла во двор. Свои волосы она зачесала высоко наверх и заколола гребнем, украшенным драгоценными камнями и перьями белой цапли. В ушах девушки мерцали, свисавшие до плеч, серебряные сережки, а на ее левой руке блестел браслет с черными алмазами из Родезии. Ее стройную фигуру плотно облегало элегантное платье из черного шелка.

«Он не придет, – в сотый раз говорила себе Лаура. – И даже если он и придет, она, все равно, не отправится с ним».

В нем было что-то зловещее, пугающее и загадочное, чего она никак не могла понять. Казалось, что он много, очень много знает о ней, будто бы они были знакомы когда-то в прежней жизни… Казалось, что он когда-то специально изучал ее. Девушка обхватила себя руками за плечи и зябко поежилась. Зачем она вообще вышла в этот залитый лунным светом сад и ждет теперь незнакомца, который, кажется, слишком хорошо посвящен в ее секреты и, в то же время, так мало говорит о себе. Где, например, он был всю эту неделю?

Сент Джон сказал, что Доминик Юкс владеет кораблем. Она спрашивала на пристани об этом, но никто ничего не знает, или не захотели ей сказать. Одно ясно, – он не мог никуда уплыть на корабле, потому что выход в море сторожат английские корабли.

Лаура посмотрела на домик для прислуги. Ида обещала, что будет сопровождать ее, если придется сегодня поехать. Если, конечно, Доминик Юкс появится… И если, конечно, она решит поехать с ним… А она ни за что на это не согласится.

Девушка задумчиво посмотрела на фонтан. Все-таки, он – человек, принимающий мгновенные решения. Когда ее платье загорелось он, не задумываясь швырнул ее в бассейн, и, право же, она сомневается, чтобы хоть один из хваленых предсказателей, о которых так любит болтать Ида, мог бы предсказать такой неожиданный исход того происшествия.

Вообще-то, конечно, довольно глупо одеться и никуда не поехать, но ведь она его едва знает, кроме того, он такой высокомерный и очень красивый.

Девушка склонилась над фонтаном, чтобы охладить свое внезапно запылавшее лицо. Но, как только она наклонилась к воде, внезапно на ее серебряной глади она увидела дрожащее отражение Доминика. Вокруг его головы казалось, распространяется сияние от лунного света.

Лаура испуганно отпрянула и резко повернулась к нему.

– Месье Юкс, зачем вы меня так напугали? У нас что, каждая встреча будет начинаться с того, что мое сердце будет уходить в пятки?

Мужчина коснулся пальцами своей черной шелковой шляпы и поклонился. Высокий и элегантный, в своем черном вечернем костюме, он прекрасно смотрелся бы при любом европейском дворе и на любом балу, где собираются все сливки высшего европейского света.

– Примите мои извинения, мадемуазель. Сент Джон сказал мне где вас найти, однако, хотя я несколько раз и позвал вас, вы кажется не слышали. Я чуть не схватил вас за локоть.

– Ну, тогда я точно свалилась бы прямо в фонтан, – Лаура не смогла сдержать смешок.

Доминик Юкс улыбнулся одними глазами и сказал:

– Похоже, мне на роду написано портить ваши платья. Когда-нибудь я вам куплю сразу сотню новых. – Улыбка тут же сошла с лица Лауры. – Ну, вы готовы идти? – Мужчина взял ее под руку.

– Право, я не знаю, – неуверенно сказала она, – может быть в следующий раз…

Когда Доминик ответил, девушке показалось, что его голос отражается от высокой кирпичной стены, окружающей сад.

– Изгоните страх из своего сердца, Лаура, не бойтесь меня.

На ее глазах показались слезы.

– Как вам удается читать в моих мыслях, Доминик Юкс?

С бесконечной нежностью, бережно, он вытер пальцем слезу, катившуюся по ее щеке, а Лаура, вместо того, чтобы отшатнуться, закрыла глаза, внезапно захваченная магией его прикосновения. С огромной силой тянуло ее отдаться темной влекущей силе его пальцев.

Он медленно провел ладонью по щеке девушки, коснулся нежной кожи ее подбородка. И тут его рука задержалась, хотя глаза мужчины скользнули вниз к маленькой ложбинке между девичьих грудей.

Как она прекрасна, как красива в этом своем шелковом, узком, обегающем фигуру, платье! Внезапно, Доминик отчетливо увидел, как очень скоро овладеет не только миниатюрным портретом, но и самой девушкой.

Он прочистил горло, откашлявшись, и заговорил:

– Нам следует отправляться прямо сейчас, если мы хотим приехать вовремя.

Ресницы девушки вздрогнули, она открыла глаза. На мгновение Лаура почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной. С огромным усилием ей удалось собраться и взять мужчину за руку, но все-таки она еще была слишком взволнованна, чтобы говорить.

Луна освещала улицу и булыжную мостовую своим призрачным светом, когда Доминик подвел свою спутницу к черному экипажу. Возле лошадей стоял, ожидая их, Ренато Белуши.

– Добрый вечер мадемуазель Шартье, – сказал он улыбаясь, и протянул ей букет ярко-алых роз. – Ну и как поживает ваше ружье?

Лаура замерла, в голове у нее снова пронеслась отчаянная мысль вернуться назад в дом и оставить Доминика Юкса с его кучером стоять на улице.

– Подождите мисс Лаура, я иду! – в дверях показалась Ида, размахивая горжеткой из лисьего меха. Ее корсет из китового уса отчаянно заскрипел, когда она накинула мех на обнаженные плечи Лауры, а затем приняла розы от Белуши. – Девочка заболеет до смерти от холодного ночного воздуха, если только сначала не наколется на эти розы, – решительно заявила она.

– Пожалуй, я останусь дома, – робко произнесла Лаура.

– Глупости, дорогая. Ты поедешь, куда собрались, не обращайте ей внимания миста Юкс.

– Я совершил непростительную глупость бы, мадам, не обращая на нее внимания, – сказал Доминик, вежливо улыбаясь Лауре, затем понизил голос и добавил, – но не обращайте внимания на Белуши, мадемуазель, он не хотел вас оскорбить. Просто он не очень хорошо воспитан, вот и все.

– Я сегодня очень устала.

– Музыка поможет вам расслабиться. Позвольте мне проводить вас к экипажу. – И прежде чем девушка стала отказываться, он помог ей сесть на заднее сиденье, сам уселся рядом с ней.

Экипаж был довольно большой, сидения достаточно широкие, чтобы Доминик и его спутница могли сидеть, не прикасаясь друг к другу. Мужчина сделал попытку придвинуться к девушке, а Лаура скрестила пальцы и стала смотреть, как Белуши помогает ее служанке сесть рядом с ним.

– Ида везде ездит со мной, – сказала Лаура.

Это была ложь, однако, ей как-то надо было оправдать присутствие служанки в одном экипаже с ней. Конечно, Лаура хотела бы, чтобы Ида пошла с нею и в «Театр Д'Орлеан», но, к сожалению, цветным вход туда был запрещен.

Белуши взмахнул плетью, и экипаж покатил по булыжной мостовой. Бесчисленные мотыльки танцевали вокруг уличных фонарей, желтый свет которых заливал конские спины и окрестные здания. Когда экипаж повернул за угол и выехал на людную улицу, Лаура взволнованно потерла щеку, чувствуя, что Доминик смотрит на нее, и снова она подумала о том, где он пропадал всю эту неделю.

– Полагаю ваша поездка прошла хорошо? – спросила она.

– Достаточно хорошо, мерси. А как идут дела в вашем магазине?

– Можно бы и лучше, но – блокада… Вы сами знаете, что это такое. Трудные времена нынче.

Лаура поймала себя на том, что старается глядеть прямо перед собой, пытаясь удержать дрожь во всем теле и не замечать тепло, исходящее от ноги сидевшего в опасной близости Доминика. На ее счастье, он только смотрел на нее и был на удивление неподвижен.

– Сколько… сколько времени вы уже в Новом Орлеане, месье Юкс?

– Не очень долго.

– Если бы я была настолько любопытна, и позволила бы себе спросить, сколько вам лет, уверена, вы бы сказали, что не очень мало.

– Это зависит от того, с какой целью вы спрашиваете. Я кажусь вам старым?

Лаура сама удивилась тому, что отвечает мужчине предельно смело.

– Я читаю книгу, которая называется «Песни житейского опыта». Стихи в ней полны иронии, и мне кажется, что их автор мучается оттого, что чувствует себя старше своих лет.

Она готова была поклясться, что на лице Доминика промелькнула растерянность, затем он осторожно ответил:

– А! Иногда это случается.

– Это случилось и с вами?

Всю неделю он думал о том, что скажет ей сегодня вечером, однако, ему и в голову не приходило, что она захочет узнать о его прошлом и вообще о нем, черт побери! Ему совсем нечего ей сказать! А вслух он сказал:

– Человек играет теми картами, которые дает ему жизнь и так, как может.

Экипаж выехал на улицу, кишащую народом. На бархатно-черном ночном небе выделялся ярко освещенный «Театр Д'Орлеан».

Вокруг всего здания шла широкая лестница. Белые, украшенные лепкой стены обрамлялись изящными колоннами и были прорезаны высокими окнами в готическом стиле. На фронтоне были высечены фигуры львов и каких-то мифических животных.

Белуши поставил экипаж в длинный ряд других, уже стоявших возле театра, в ожидании пока из передних карет выйдут их пассажиры. Наконец, и их экипаж подъехал ко входу. Чернокожий служитель в белой ливрее открыл дверцу.

Доминик вышел наружу и протянул руку Лауре; в свете фонарей сверкнуло его кольцо. Другой рукой он бережно подхватил девушку за тонкую талию и аккуратно поставил на булыжную мостовую. На мгновение он задержался, не отпуская ее, и оба сразу вдруг почувствовали горячую волну, окатившую их. Мужчина смущенно кашлянул и убрал руку с талии Лауры.

– Войдем внутрь, мадемуазель.

– Конечно, – сказала она и непроизвольно прикрыла губы ладонью, боясь, что все заметят, как они у нее дрожат. Затем бросила прощальный взгляд на Иду, оставшуюся в экипаже, и пошла за Домиником вверх по ступенькам, ведущим в ложу.

Театр был полон элегантно одетых посетителей, стоявших группами и потягивавших вино, в ожидании сигнала к началу концерта. Как только Доминик и его спутница вошли в фойе, все взгляды устремились на них. Доминик заметил радушные улыбки женщин и приветствовал их легким кивком, сразу отметив, что лица дам исказились ревнивыми гримасами, как только они увидели рядом с ним Лауру.

– Рядом с тобой они все похожи на стаю воробьев, – прошептал он ей.

Но Лаура едва слышала его. Она узнала среди присутствующих множество первых граждан Нового Орлеана, всех тех, кто отказался принимать ее, как только распространился слух об исчезновении ее матери. А когда она заметила в холле Аллена Дефромажа, то покраснела еще больше.

– Мне не надо быть здесь, – еле слышно прошептала девушка, отказываясь от услуг театрального служителя, собиравшегося взять у нее ее накидку.

Доминик не понял.

– Он не потеряет ее, дорогая, – с этими словами мужчина снял с ее плеч меховой палантин и передал рабу. – Повесь это в гардеробе.

От своей компании отделился Дефромаж и направился через холл прямо к ним. Капитан выглядел настоящим щеголем в своем парадном костюме, прекрасном смокинге с изысканным жилетом. Усы Аллена над верхней губой, казались еще тоньше, когда он улыбался. Однако глаза Дефромажа светились недобрым светом, когда он переводил свой взгляд с Лауры на Доминика.

– Лаура! Как я рад тебя здесь видеть!

– Спасибо, Аллен. – Девушка почувствовала, как напряглась рука Доминика, и безуспешно попыталась сдержать нервную дрожь, – Аллен, это месье Юкс. Месье, – это капитан Аллен Дефромаж. Он… он капитан корабля моего батюшки.

Оба мужчины вежливо поклонились, без особой симпатии глядя друг на друга, а Лаура взяла бокал вина с подноса проходившего мимо официанта и пригубила напиток, абсолютно не чувствуя никакого вкуса.

– Месье, мы с вами уже встречались? – после продолжительной паузы спросил Дефромаж.

– Возможно. Мир не так велик, как кажется, – ответил Доминик. Затем он тоже взял бокал вина, однако, пить не стал.

Дефромаж посмотрел на Лауру, и она почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Девушка сделала еще один глоток вина.

– Ну, что ж, – между тем произнес ее бывший поклонник, – возможно, мы еще встретимся с вами, а сейчас меня ждут. Дефромаж поклонился и, возвратившись к своей компании, стал уже оттуда внимательно рассматривать Лауру и ее спутника.

– Может быть, я причиняю вам какие-то неудобства, мадемуазель Шартье? – спросил Доминик, в свою очередь посмотрев на капитана.

Появление билетера избавило ее от необходимости отвечать. Поправив свой чудовищных размеров кружевной галстук и аккуратно пригладив блестящие, зачесанные назад волосы, служитель облизнул губы и поклонился.

– Месье Юкс, как хорошо, что вы сегодня пришли!

Доминик в свою очередь отвесил ему холодный поклон и произнес:

– Добрый вечер месье Севилль.

Под его взглядом Севилль побледнел, поклонился Лауре и протянул ей программку, своей внезапно задрожавшей рукой.

– Ложа уже готова, мадемуазель. Пожалуйста, если вам угодно, я провожу вас.

Подав руку Доминику, Лаура пошла с ним мимо зрителей к широкой лестнице в конце холла. Однако на полпути до нее донесся чей-то нарочито громкий голос.

– Несомненно, он мог бы себе позволить более достойную спутницу, нежели это отродье потаскухи.

Вслед за этим раздался женский смех.

Лаура замерла, тоскливо и беспомощно посмотрела вокруг, однако, везде она натыкалась лишь на насмешливые или откровенно враждебные взгляды. Она совершила ужасную ошибку, придя сюда. Никто не позволит ей забыть о поступке мадам Шартье! Громкий издевательский смех еще звучал в ушах девушки, когда она, отпустив руку Доминика, бросилась вверх по лестнице вслед за билетером, желая поскорее укрыться хоть где-нибудь, чтобы затем незаметно исчезнуть из театра.

Доминику удалось догнать ее уже на самом верху лестницы. Одним движением пальца отпустив Севилля, он почти насильно втолкнул девушку в полумрак ложи.

– Отпустите меня! – она с ненавистью посмотрела на мужчину, отчаянно стараясь освободить свою кисть из его сильных пальцев.

– Ни за что, пока вы, мадемуазель, не объясните мне, что все это значит?

– Это не ваше дело!

Его лицо потемнело от гнева. Не отпуская девушку, он, едва ли не насильно, усадил ее в своей ложе и задернул плотно шторы. Хрустальные канделябры и люстры с роскошными абажурами заливали мягким рассеянным светом зрительный зал и людей, сидевших в богатых креслах, оставляя не освещенными только ложи, расположенные по периметру. За зеленым дорогим занавесом, закрывавшим сцену, слышалась настоящая какофония настраивавшихся скрипок. Наступал тот самый волнующий миг, когда вот-вот занавес подымится, и присутствующие должны будут погрузиться в прекрасный океан музыки.

Однако Лаура ничего этого не видела и не слышала. Ее спутник, усадив девушку в глубокое кресло с высокой спинкой, опустился перед ней на корточки и тихо спросил:

– Ну, а теперь, мадемуазель, объясните, что означает вся эта сцена.

Лаура рассеянно смотрела на канделябр, горевший возле их ложи, и принялась нервно теребить сережку на правом ухе.

– Видимо я просто иногда излишне эмоциональна, – солгала она.

Но Доминик продолжал смотреть на нее до тех пор, пока их глаза не встретились.

– Однако, вы плачете?

– Это просто от света.

– Лаура, – сказал он, и она услышала, как его голос дрогнул, – бывают ноши, которые проще нести с кем-то еще, и бывает бремя, которым стоит поделиться, и оно становится не таким тяжелым.

– Но бывает бремя, которое не становится менее тяжелым, даже если им и поделишься.

Могла ли она сказать этому мужчину про ту чудовищную ложь, под тяжестью которой ей приходилось жить последнее время? Можно ли было ей ждать от него, что он поверит в то, во что не верил никто другой? Сможет ли Доминик поверить, что она не такая распущенная, как ее мать, если не далее как на той неделе он застал ее на рынке, наблюдавшей петушиные бои?

– Доминик, – прошептала девушка, не заметив, что впервые называет его по имени. – Вас когда-нибудь осуждали за то, чего вы никогда не совершали?

– Очень редко, Лаура, – ответил мужчина, изумленно приподняв бровь, – честно говоря, я совершил в своей жизни множество самых разнообразных преступлений.

Лаура даже не улыбнулась, однако, внезапно почувствовала себя значительно легче и поэтому уже спокойнее сказала:

– Честно говоря, в это трудно поверить, если только вы не имеете в виду тех отвратительных проступков с розами и табаком.

Взяв девушку за руку, Доминик сказал:

– Ах, милая Лаура Шартье, вы бы страшно удивились, узнав всю правду. Однако, сейчас мы говорим о ваших проблемах, а не о моих.

Лаура вздохнула и взглянула вниз на его сильную загорелую руку. Как было бы здорово прижаться к его широким ладоням и спрятать в них свое лицо, почувствовать его пальцы у себя на щеках!

– Может быть, когда-нибудь и наступит время для того, чтобы поделиться своим бременем, но уж, конечно, это будет не сегодня.

Прежде чем Доминик успел ответить, в ложу вошел Севилль с длинными медными щипцами для снятия нагара. Перегнувшись через балкон, он погасил свечи, и в эту же секунду служители по всему залу стали гасить другие лампы и канделябры. Постепенно театр стал погружаться в полумрак.

Доминик сел в кресло рядом с Лаурой. От его близости ей сразу стало жарко. Девушке оставалось только надеяться на то, что он не заметил ее волнения.

Со сцены донесся пульсирующий аккорд струнных инструментов. Занавес начал медленно раздвигаться, и свет со сцены озарил первые четыре ряда в зрительном зале.

На мерцающем возвышении сцены стали видны фигуры оркестрантов и стоящий перед ними дирижер.

– Первая часть – «Бранденбургский концерт, – номер два», – прошептал Доминик.

Словно скульптор, ваяющий нечто величественное, дирижер взмахнул палочкой и начал лепить из волшебных звуков скрипок и труб сказочно прекрасную мелодию.

Лаура почувствовала, как у нее по спине пробежала теплая волна наслаждения, и в ту же секунду все ее плохое настроение исчезло без следа. Девушка почти забыла каким бывает это волнение от волшебных звуков скрипок.

Когда оркестр заиграл аллегро, она взглянула на Доминика Юкса благодарными блестящими от счастья глазами.

– Спасибо, – прошептала она взволнованно.

Он посмотрел на нее, обдавая пламенем своих темных глаз, и ей на мгновение показалось, что она сейчас просто потеряет контроль над собой.

– Ну, что ты, Огонек, мне очень приятно. – Казалось, чем сильнее и энергичнее звучала музыка, тем взволнованнее и напряженнее становился его взгляд.

От чистых, словно хрусталь, звуков, сердце Лауры возбужденно забилось, как будто стремясь взмыть в небеса, а со сцены волна за волной все накатывали и накатывали, словно прибой, звуки музыки, и уже ничего не осталось вокруг, только низкие ритмичные порывы волн и сверкающие страстью глаза Доминика Юкса.

Лаура подняла программку и закрыла ею лицо, надеясь, что ее спутник не сумеет прочитать ее мысли и не почувствует возбуждения, охватившего ее тело.

– Какой замечательный мастер Бах – настоящий гений! – прошептал мужчина после того, как стихли звуки музыки. Его рука лежала на подлокотнике кресла, почти касаясь Лауры. Девушка внезапно поняла, что не может говорить и только прошептала в ответ:

– Я за всю свою жизнь не слышала ничего прекраснее.

Затем она принялась изучать программу.

– А вы когда-нибудь слышали пение мадам Генри?

– Что? Кого? – Лаура растеряно мотнула головой так, что закачались перья, украшавшие ее прическу.

В то же время она обнаружила, что держит программку вверх ногами. Улыбаясь, ее спутник перевернул программку концерта и указал ей на имя певицы.

– Вот, мадам Генри – одно из прекраснейших сопрано Парижа.

Дрожа от прикосновения мужского пальца, прижавшего бумагу к ее колену, Лаура едва смогла прочитать имя солистки и название арии.

Мадам должна была исполнять «Танец блаженных духов» из оперы Глюка «Орфей и Эвридика».

Лауре показалось, что если Доминик не уберет свою руку, ее нога точно растает.

– Ну вот и она, – мужчина, наконец, положил свою руку на кресло, однако, легче Лауре не стало, колено горело, будто его опалило огнем.

– Это вон та большая леди, которая вышла на сцену.

– Но она единственная леди на сцене!

– Совершенно верно.

Со сцены в зрительный зал полились серебряные звуки флейты, и мадам Генри запела несказанно прекрасную, удивительную песню.

Доминик прошептал:

– Души танцуют на небесах.

Взволнованность Лауры не ускользнула от него. Девушка даже не замечала, слушая прекрасную музыку, что ее руки непроизвольно собрали программку в некое подобие гармошки. Доминик улыбнулся. «Знает ли эта девушка, какой желанной и возбуждающе прекрасной становится она, когда волнуется?» Сейчас, в этой темной закрытой от посторонних глаз ложе будет очень просто обнять ее и поцелуями окончательно уничтожить ее беспокойство. Рука мужчины покинула подлокотник и скользнула на спинку кресла девушки.

– Мадемуазель Шартье, месье Юкс, разрешите мне предложить вам бокал вина, – внезапно раздался голос Севилля, вошедшего в ложу и склонившегося в почтительном поклоне.

С какой-то изумительной тигриной грацией Доминик вскочил со своего кресла, и в следующее мгновение один из бокалов опрокинулся с подноса на пол. Тогда Юкс взял оставшийся бокал, поставив его на маленький столик у кресла и сурово сказал:

– Этого будет достаточно.

– П-п-позвольте предложить вам еще один бокал.

– Я сказал, хватит!

Севилль выскочил из ложи, словно испуганный кролик, плотно задернув за собой тяжелые портьеры, и сквозь музыку до Лауры донеслись только его торопливо удаляющиеся шаги.

– Почему вы с ним так грубо обращаетесь? – спросила девушка, чувствуя, как ее волнение уступает место гневу.

Доминик кашлянул, затем выпрямился на своем кресле.

– Севилль не такой безобидный идиот, каким хочет казаться.

– О?! В таком случае, он наверняка дурачит меня.

– Пожалуй, он хотел бы одурачить очень многих.

– В каком смысле?

Наклонившись вперед, Доминик плеснул вина в оставшийся бокал и подал его Лауре.

– В том смысле, что он продает англичанам секреты. Он – британский шпион.

Девушка чуть не выронила свой бокал.

– Почему вы так уверены в этом?

– Я застал его за этим занятием, – ответил Доминик низким и грозным голосом.

– Но вы же говорили, что не были тут долгое время! Откуда вы так много знаете?

– Я знаю, что он работает на губернатора Клейборна и других чиновников приезжающих сюда. Он посылает через испанских рыбаков сведения британскому адмиралу Кохрейну. Из-за таких, как он, у властей Луизианы не осталось никаких тайн, впрочем, как и у ее армии.

– Ну, тогда, почему же вы еще не схватили его? – поставив так и не попробовав вино на столик, спросила Лаура. – Не значит ли это, что из-за своего молчания, вы, месье, так же виноваты, как и он?

– Как я уже утверждал раньше, я виноват в очень многих преступлениях. – Его замечание неприятно поразило девушку.

– Но ведь вы, в таком случае, предатель?!

– А кого я предаю, мадемуазель? Францию? Императора? – Доминик взял бокал Лауры и сделал большой глоток. – Нет. Точно так же я не предаю и эту страну, которая меня усыновила.

– Тем более, в таком случае вы должны ее защитить!

– Когда наступит время, я так и сделаю, даю вам в этом слово джентльмена.

Лаура наклонилась вперед и посмотрела ему прямо в глаза.

– Первый раз слышу о том, что вы джентльмен, месье Юкс. У меня, откровенно говоря, на этот счет сложилось уже свое мнение.

– Готов спорить, что оно совсем не такое, как мне бы хотелось, – тихонько засмеялся Доминик.

Лаура выдержала его взгляд, несмотря на то, что щеки у нее горели от смущения.

– Джентльмен не бросает даму в бассейн, он не преследует ее по всему городу и не поджидает ее на пустынных дорогах, чтобы заскочить в повозку, в которую его никто не приглашал и джентльмен никогда не портит вещи, которые дороги дамам, например… например ее письма!

Доминик изумленно отшатнулся и нахмурил брови. Он снова сделал глоток вина.

– Письмо? Что я такого сделал с ним?

– Вы уничтожили письмо моей матери, – ответила Лаура, – когда бросили меня в фонтан. А это была моя единственная память о ней. Я прятала его в моем платье. – Девушка смяла программку.

– Боже мой, Лаура! Я даже не знал! Я ни за что не совершил бы подобное, если бы твое платье не загорелось!

– Да мое платье ни за что бы и не загорелось, если бы вы не… – на глазах Лауры появились сердитые слезы.

Глядя в ее полыхающие зрачки с расстояния всего в шесть дюймов, слыша изумительное пение мадам Генри, Доминик внезапно потерял ощущение реальности, словно он только что был в театральной ложе, и вот уже вместе с другими кружащимися духами он несется в танце по райским полям, рука об руку с Лаурой. Она просто невозможно прекрасна! Яркая комета, упавшая на землю с небес. И как грациозен ее танец! Как будто бы ожил тот миниатюрный портрет, который хранился у него.

– Доминик, Доминик! С вами все в порядке?

Он кивнул головой, ощущая в ушах странный гул, и расслабленно откинулся на спинку кресла, уронив на ковер свой бокал. Последним усилием воли, он потер лоб и ему удалось рассмотреть обеспокоенное лицо Лауры.

– Доминик, позвать распорядителя?

– Нет, – он с усилием встал, но в то же мгновение покачнулся, едва не перевалившись через барьер ложи. Лаура успела схватить его за руку и насильно потянула назад.

– Ты должен посидеть, пока не пройдет слабость.

– Нет, тут душно, мне нужен воздух, – придерживаясь за девушку, Доминик вышел в фойе. Свет люстр мгновенно ослепил его, разбиваясь в мозгу на мириады ярчайших брызг. Он застонал и сжал зубы.

– Доминик, сядь, ты же совсем болен!

– Принеси мне, пожалуйста, кофе, Лаура… просто кофе, – почти без сил он рухнул на скамью возле стены. Девушка поискала взглядом Севилля. Но того нигде не было видно, и тогда она торопливо побежала к лестнице, ведущей в бар.

Как только девушка скрылась из виду, Доминик Юкс почувствовал, что его кто-то трогает за локоть. Он с усилием поднял голову и увидел Севилля, державшего в руке графин с вином. Служитель спросил:

– Месье болен? Может выпьете немного вина?

Изо всех сил, стараясь смотреть ему прямо в глаза, Доминик недобро улыбнулся. В следующее мгновение Севилль непроизвольно отшатнулся и сделал попытку беззаботно улыбнуться в ответ.

– Это вы, мой друг, не очень хорошо себя чувствуете, – зловеще шепнул Доминик, чувствуя, что если заговорит в полный голос, то его голова просто разлетится на мелкие кусочки от боли. – Видимо, это тебе надо выпить этого вина.

Севилль бросил испуганный взгляд на графин.

– Но это для вас.

– Думаю, что мне хватит двух глотков, теперь твоя очередь.

– У меня такое правило – никогда не пить, если нужно обслуживать посетителей.

– Обо мне позаботится мадемуазель Шартье, когда вернется.

– Однако, есть ведь и другие гости, – Севилль повернулся, собираясь уходить.

– Что ты туда подмешал, Севилль? Мышьяк? Или олеандровое масло? Или еще что-нибудь из того, чем тебя снабжают твои британские хозяева?

Севилль круто развернулся; в этот момент он выглядел словно лиса, попавшая в западню.

– Ч-ч-что, месье?

– Какую гадость ты подмешал в вино? – Доминик сжал зубы, стараясь не потерять сознание.

С наигранным удивлением Севилль посмотрел на графин, затем выпустил его из рук и отскочил в сторону.

– Я ни за что не позволил бы себе такого, уверяю вас, месье Юкс. Если вино и было испорчено, то это сделал кто-то другой.

Доминик медленно выпрямился. Перед его глазами все плыло и качалось. В эту минуту у него было такое ощущение, словно по его голове прошелся мул. Слава богу, что Лаура не пила этого вина! Сквозь зубы он процедил:

– Сегодня мы с тобой пойдем к шерифу.

– Нет! Это был просто несчастный случай, глупое недоразумение.

– Вы, месье, допустили две грубых оплошности, – не предвещавшим ничего хорошего тоном продолжал Доминик: – во-первых; надо было подсыпать больше яду. Я ослабел, но думаю, что не умру…

– Хвала небесам за то, что у вас железное здоровье, однако, уверяю вас…

– А вторая – самая страшная ошибка в том, что ты попытался убить вместе со мной мадемуазель Шартье.

– Но я никогда не собирался убивать ее.

Лицо Доминика Юкса исказила зловещая улыбка и, посмотрев в его немигающие, мрачно горящие яростным драконьим пламенем глаза, Севилль внезапно захныкал:

– Пожалуйста, месье, это ни за что не повторится вновь. Вот у меня есть деньги, – он запустил руку в карман и вытащил пригоршню серебряных и золотых монет, – возьмите это, месье, я еще дам, обещаю!

– Побереги их, дружок, они могут тебе понадобиться, чтобы оплатить расходы на погребение.

– Погребение? Чье?

– Мое или твое, в зависимости от того, насколько умно или глупо ты будешь действовать в следующий раз, пытаясь меня устранить. От такого ловкого негодяя можно ожидать великих дел.

– О боже, месье, зачем вы все это со мной делаете? – пригладив волосы, Севилль отошел и стал у окна так, чтобы видеть всех, кто будет входить в холл. – Почему вы просто не отведете меня к губернатору, если так много знаете? С того дня, как я встретил вас, моя жизнь превратилась в сущий ад. Ваши люди не разрешают мне покидать город. Почему вы не оставите меня в покое?

– Ну, во-первых, ты не сможешь причинить вреда, если не будешь встречаться со своими друзьями и передавать им свою информацию. А не выдаю я тебе потому, что ты, к сожалению, американский гражданин, а я нет. Кому, по-твоему, поверит Клейборн?

Севилль торжествующе посмотрел на свою жертву.

– Конечно, Клейборн поверит мне, и, в этом случае, месье, я советую вам ползти в ту дыру, откуда вы появились, и держаться от меня подальше. Я еще подумаю, может быть, это мне стоит арестовать вас.

Внезапно Доминик Юкс громко расхохотался, и звук его смеха был поистине ужасным. Задрожав от страха, не в силах больше выносить ледяного взгляда Юкса, Севилль, сломя голову, бросился бежать.

В дверях он чуть не сбил с ног Лауру, торопившуюся к Доминику с чашкой кофе на тонком фарфоровом блюдце. Севилль не ответил ей, когда она окликнула его. Предчувствуя, что случилось что-то ужасное, девушка бросилась к Доминику. Она обнаружила его лежащим беспомощно на скамье. Его лицо стало мертвенно-бледным и холодным, из посиневших губ со свистом вырывалось резкое судорожное дыхание.

– Доминик! – она потрясла его за плечо, – открой глаза, ну, пожалуйста, очнись и выпей вот это! – Когда он не ответил, девушка резко повернулась и бросилась к ближайшей ложе. Там, в темноте, она схватила за плечо какого-то мужчину и умоляюще произнесла: – Пожалуйста, месье, в холле очень больной человек! Мне нужна ваша помощь!

– Уильям, кто это? – спросила какая-то женщина с испанским акцентом.

Лаура тут же узнала голос Софронии Босх Клейборн. Сообразив, что она только что схватила за плечо самого губернатора, девушка отступила назад и по-английски сказала:

– Сэр, ради бога, простите меня за то, что я помешала вам и вашей жене, но, поверьте, мне нужна помощь.

Губернатор встал со своего кресла, и Лаура тут же бросилась к лавке, на которой лежал Доминик. Холл, между тем, начал наполняться обеспокоенными зрителями. С помощью двух мужчин, Клейборн уложил Доминика на пол и пощупал его пульс.

– Он просто крепко перебрал, – разочарованно произнес губернатор, – советую вам, мисс, отвезти его домой и уложить в постель.

– Да он сделал только два глотка! Этого едва ли достаточно для того, чтобы он оказался пьян, его должно быть отравили, – возмущенно воскликнула Лаура. Но Клейборн равнодушно пожал плечами.

– У вас богатое воображение, мисс.

– А вы, похоже, не очень быстро соображаете, губернатор! – и не обращая внимания на аханья изумленной толпы, Лаура бросилась к окну и высунувшись наружу, посмотрела на длинную очередь экипажей, стоявших у театра. Отсюда она не могла бы сказать с уверенностью, который из экипажей принадлежит Доминику, поэтому, ей ничего не оставалось делать как отчаянно замахать руками, и закричать: – Ида, Ида, помоги!

– Подожди, дорогая, я иду!

Лаура посмотрела в ту сторону, откуда доносился голос, и увидела, как возле одного из экипажей, стоявших в самой середине линии, поднимаются в земли Ида и Ренато Белуши.

– Быстрее, ты мне нужна! – отчаянно закричала она.

– Скажи этот проклятый миста Юкса, что я разобью его голову, если он снова прикасаться к тебе!

Губернатор оттянул Лауру от окна.

– Боже всемогущий, женщина, сколько, однако, шума вы производите из-за напившегося французишки.

– Он не может умереть! – девушка бросилась на колени и, схватив голову Доминика положила ее к себе на колени. Несколько женщин стали обмахивать его своими программками в то время, как она, ослабив галстук мужчины, принялась расстегивать его рубашку.

– Уходить с моя дорога! Я должна спасать мою девочку! – С глазами, горящими от гнева, Ида решительно протискивалась сквозь толпу, вслед за ней торопливо шел Белуши. – Прекрасно! Ты убить этого противного хорька! – воскликнула темнокожая женщина, удовлетворенно подбоченясь. – Я знавать, что не надо тебе было выходить с этим нехорошим джентльменом.

– Ида, он ничего не сделал! Думаю, что его отравили.

– Почему вы не сказали сразу, мисс Лаур. Уходить с моей пути вы, гусыни.

Белуши подхватил Доминика за колени, Лаура обхватила его за пояс, а Ида за плечи, и, таким образом, им удалось донести Доминика до лестницы. Оглянувшись на толпу, Ида сердито крикнула:

– Что вы, белый люди, стоять вокруг, подойдите, пока мы не уронил его по лестнице.

Клейборн приказал нескольким мужчинам помочь, и через пару минут Доминика уложили в его черный экипаж. Белуши хлестнул рысаков, и они поехали по улице. Лаура вновь положила голову Доминика к себе на колени и осторожно отерла пот у него на лице.

Внезапно, мужчина слегка пошевелился, застонал и открыл глаза.

– О, Боже, как я слаб, – пробормотал он в то время, как экипаж повернул на улицу Бурбонов.

– Слаб, но жив, дорогой мой, – произнесла Лаура, не замечая сама собственной нежности. Слезы облегчения брызнули у нее из глаз. Мы отвезем тебя к доктору.

– Нет.

– Да! Ты что же думаешь, я хочу смотреть, как ты умираешь?

– Нет опасности, что я умру, – прошептал Доминик, – если только люди не умирают от любви.

Щеки Лауры заполыхали огнем.

– Вы совсем потеряли голову, месье. Ренато! Быстро к доктору Керру на «Эспланаду»!

Доминик посмотрел на нее, а Лаура, чувствуя ногами тяжесть его головы, и то, как на ухабах он касается щекой ее живота, уже была не в силах опустить голову, чтобы взглянуть на него.

– Ну, вот вам доктор Керр, – произнес Белуши, остановив лошадей перед высоким домом с остроконечной крышей.

– Вряд ли это необходимо, – пробормотал Доминик, пытаясь сесть. – Позвольте мне отправиться домой в постель.

– Чтобы ты там умер? Да? Ха! – Лаура и ее спутники помогли Доминику дойти до передней двери, и Ида, схватившись за дверную ручку, бешено застучала. Доктор довольно быстро открыл дверь. На нем была ночная рубашка, на один глаз съехал его ночной колпак, и лекарь был явно раздосадован столь поздним визитом. Однако, его недовольство тут же сменилось изумлением, когда он увидел, кто его посетители.

– Провалиться мне на этом месте, мисс Шартье? Что случилось?

– Месье Юкс видимо отравился – сказала Лаура, помогая внести Доминика через холл в смотровую комнату. Там больного уложили на кожаную кушетку, и Керр, сбросив свой колпак, водрузил на нос пенсне в серебряной оправе.

– Когда это случилось?

– Примерно час тому назад, может меньше, – ответил Доминик Юкс, пытаясь встать с кушетки. – Мне уже лучше.

– Он терял сознание, доктор, – сказала Лаура и вновь толкнула больного на ложе. Тот был настолько слаб, что даже не мог сопротивляться. – Он едва дышал.

– Я думала, что он уже умер, – продолжала девушка, подавив эту попытку к сопротивлению.

Доминик потер виски. Ему не раз доставалось в сражениях, несколько раз он бывал ранен, но еще никогда не чувствовал себя таким слабым и беспомощным.

– Вы прочистили свой желудок? – спросил Керр.

– Нет.

– В таком случае вам придется это сделать.

– Я боялся, что вы это скажете, друг мой, – Доминик сморщил нос, в то время, как доктор стал наливать в ложку из бутылки какую-то густую черную жидкость.

Лаура сказала:

– Мы с Идой будем счастливы помочь вам поддержать его, доктор.

– О! В этом не будет необходимости! – улыбнулся тот. – Месье Юкс большой мальчик, уверен, что он будет себя хорошо вести.

– Я смиряюсь, скрепя сердце, – слабо кивнул Доминик.

Керр большим пальцем указал на дверь.

– Вы, трое, подождите в передней.

Когда он стал закрывать дверь, Лаура услышала, как доктор сказал:

– Вам может показаться забавным, однако, это то самое лекарство, которое вы мне продали в прошлом месяце, Доминик.

– Мне следовало потопить того проклятого испанца, – послышался голос Доминика, затем дверь быстро захлопнулась, и Лауре больше ничего не стало слышно.

В следующие полчаса она, как львица в клетке, металась по комнате, вслушиваясь в каждый звук, доносившийся из соседней комнаты.

Белуши, сгорбившись, сидел на стуле и мрачно смотрел в окно, а Ида, устав от неизвестности, наконец, подошла к двери и приложила к ней свое ухо.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Доминик, бледный, но довольно крепко стоящий на ногах. Застав Иду в таком положении, он ухмыльнулся и произнес:

– Ха, мадам, кажется, вы тоже крепко заболели? Не хотите ли отведать снадобье доктора Керра?

Женщина отшатнулась от него.

– Я не собираться выплевывать мой обед. – С невероятной скоростью она бросилась мимо доктора и выбежала на улицу, хлопнув дверью.

Сцепив руки на груди, и пытаясь выглядеть спокойно, Лаура взглянула на Доминика, появившегося в комнате. Пригладив ладонью свои сбившиеся волосы, он улыбнулся девушке.

– Похоже, я все-таки выжил, моя дорогая, несмотря на все гадости, которыми пичкал меня доктор Керр.

– Смейся, смейся, – буркнул доктор, – только в следующий раз твой таинственный британский соперник все-таки тебя укокошит.

– Пожалуй, я ему еще и приплачу за это, если он отправит меня на тот свет раньше, чем это сделаешь ты своими лекарствами.

Доктор фыркнул.

– Ты настоящий шут гороховый, Доминик. Но в один из таких дней твои приключения приведут тебя прямиком в могилу. Этот город неподходящее место для человека вроде тебя. С твоей, ну скажем, предосудительной жизнью.

– Предосудительной жизнью? – растерянно повторила Лаура. Она только что провела целый час в волнении, беспокоясь о Доминике, и теперь заявление доктора о том, что предмет ее беспокойства, оказывается не просто мелкий хулиган и хвастун, а кое-что похуже, заставило ее вскипеть от негодования. – Вы говорите так, будто – он преступник! Скажи ему Ренато Белуши, скажи ему, как месье Юкс служил императору…

– Лаура, – тихо сказал Доминик, останавливая ее, – нам пора идти.

Бросив на доктора испепеляющий взгляд, Лаура прошла через комнату и вышла на улицу.

Белуши помог ей сесть в экипаж. Впереди, как орлица, восседала Ида.

– Похоже, что женщины скоро перестанут меня интересовать, Керр, – произнес Доминик. Неожиданно, он вновь почувствовал приступ слабости и головокружения.

Ему пришлось опереться на дверной косяк и протереть глаза.

– О, боже! Как болит голова!

– Может тебе лучше остаться здесь, Доминик? – произнес доктор Керр достаточно громко, так чтобы было слышно Лауре. – Ты, очевидно, еще не совсем оправился от яда.

– Все будет нормально, – Доминик, покачиваясь, сошел по ступеням и взобрался в экипаж.

– Но доктор прав, – сказала Лаура, – ты не очень хорошо выглядишь, может он даст тебе еще лекарства.

Доминик вздрогнул всем телом и поспешно сказал:

– Ренато поехали.

– Но если в тебе еще остался яд…

– Я предпочитаю остаться на кладбище, чем у Керра, – буркнул Доминик и сжал ее руку, затем улыбнулся девушке. – Спасибо тебе, Лаура, за беспокойство.

Чувствуя себя слишком переполненной эмоциями, девушка посмотрела на него своими огромными, внезапно повлажневшими глазами, чувствуя, что еще немного, и она начнет целовать его лицо. Ее ладонь пылала от его пожатия и тогда, непроизвольно, она сжала руку мужчины и произнесла:

– Доминик, это не просто беспокойство, это… я… – Не в силах продолжать, Лаура отвернулась и стала смотреть на темные дома, мимо которых они проезжали.

«Не просто беспокойство?» Должен ли он спросить ее, насколько больше, чем «беспокойство» то, о чем она говорит? Может быть, ее ответ действительно приведет к тому, что его ночные мечты станут реальностью.

Он взял ее ладонь в свои руки и закрыл глаза, почти радуясь тому, что его тело так ужасно ослабело и тому, что его сознание замутилось. Не случись этого, он, наверняка, схватил бы Лауру и утолил свою жажду обладания ею, независимо от того, хочет она этого или нет.

О боже! Как эта девушка волнует его, как она его пьянит! За один ее поцелуй он охотно бросился бы в логово опасного врага, за ее взгляд он был готов достать даже чешуйку со спины дракона.

– Сейчас мы поедем ко мне домой, Доминик Юкс.

– Нет.

Он бредит, это яд так на него действует.

– Пожалуйста, я хочу заботиться о тебе.

Лаура смотрела на мужчину, и ее лицо побледнело от волнения. Он почувствовал, как жарко стало ему от страсти, которую разжигали ее глаза.

– Ренато, едем к мадемуазель Шартье, – скомандовал Доминик. – И найди место, где можно будет спрятать экипаж.

Ида резко повернулась к ним, изумленно раскрыв рот, однако, Доминик так выразительно посмотрел на нее, что она тут же захлопнула его и, повернувшись, вновь уставилась на лошадиные спины.

Лаура положила свои руки на колени, а в голове у нее, в этот момент, кружился целый вихрь всевозможных оборванных мыслей.

Что произойдет, когда они оба окажутся в ее уединенной комнате и откинут полог ее кровати? Девушка даже задрожала при мысли о том, что… Нет, оставалось только изумляться тому, что демон завладел ею и вовлек в такую рискованную игру.

Глава 6

Как будто во сне Лаура Шартье вставила свой длинный ключ в замок двери и отступила в сторону. Долго и внимательно Доминик смотрел на нее, затем, повернув ключ, толкнул дверь и, подав девушке руку, ступил с нею за порог.

– Я зажгу свечу, – тихо сказала Лаура.

Доминик ничего не ответил, закрыл дверь и запер ее на ключ. Тусклый свет уличного фонаря проникал сквозь комнаты, освещая девушку, стоявшую неподвижно возле полок с товарами.

– А где свеча, Лаура?

Его теплое дыхание коснулось ее обнаженных плеч, пошевелило нежные волоски на шее девушки, напомнив ей о том, что она оставила свою меховую накидку в театре. Она постаралась думать только об этом утерянном мехе и ни о чем больше, потому что мысли о происходящем сейчас неизбежно привели бы к выводу, что она заслуживает самого жестокого порицания за необдуманные поступки.

– Но я же ничего такого не сделала!

– Конечно нет, мадемуазель.

Лаура вздрогнула, сообразив, что говорит вслух сама с собой и сказала:

– Сейчас, я найду свечу.

Зажечь свет оказалось для нее делом необычайно трудным. Спичка дрожала в ее руках, и пламя постоянно гасло от ее резкого дыхания. Лаура затаила дыхание и, наконец, только тогда свеча загорелась.

Доминик Юкс стоял вне светового круга, но девушка чувствовала его взгляд, и взгляд этот был непереносим.

Лаура чувствовала, что тает как эта красная тонкая свеча, которую она сейчас держит в своей руке. Ей пришлось прислониться к прилавку, чтобы хоть немного успокоиться.

– Ты испугана, Лаура?

– Вовсе нет.

Ей хотелось, чтобы он ушел и в то же время она боялась, что он так и сделает. Свеча в руке девушки дрогнула. Тогда Доминик сделал шаг вперед, взял у нее свечу, и поставил на прилавок.

– Ты подожжешь себя, – тихо сказал он и пальцами снял капли воска с ладони Лауры. Она даже не заметила когда обкапалась.

– Где-то… Где-то здесь есть вода.

Лаура внезапно подумала о том, что в эту минуту вряд ли сможет вспомнить, где, собственно, эта вода находится.

Доминик не отпустил ее руку. Глядя девушке прямо в глаза, он поднял ладонь Лауры к своим губам и прошептал:

– Я уберу остатки воска губами, моя дорогая.

Лаура сквозь зубы судорожно вздохнула, почувствовав, как его язык скользнул по ее ладони к запястью. Девушка попыталась отнять руку, однако, мужчина с мягкой настойчивостью удержал ее, и все это время продолжал, не отрывая глаз, смотреть на нее.

– Доминик, ты заставляешь меня испытывать очень… странные чувства.

– У нас, Огонек, есть возможность значительно лучше определиться в своих чувствах, – с этими словами мужчина легонько потянул девушку к себе и затем, сначала нежно, а после, со все нарастающей страстностью, принялся целовать ее виски, лоб, нос, щеки.

Тихонько застонав, Лаура отыскала его губы своими губами, но Доминик прервал их поцелуй, и в следующее мгновение девушка почувствовала, как его прохладные, сухие губы скользнули у нее по подбородку к шее и дальше вниз по горлу. Она выгнула шею, закрыв глаза, и казалось, что ее сердце с каждым мгновением, с каждым его поцелуем все сильней и сильней стремится вырваться у нее из груди.

– Бог мой, как ты прекрасна, – услышала девушка жаркий шепот Доминика.

В следующую секунду его губы снова прильнули к ее нежным, чуть влажным губам. У нее сразу перехватило дыхание. Ее колени подогнулись, и она поняла, что погибает… непременно погибнет, если только он отпустит ее… Даст ей уйти.

Нет, она не должна позволять, чтобы все это произошло! Она не должна допускать, чтобы эти жаркие поцелуи заставляли ее таять, словно свечу в пламени. Она должна постараться заставить мужчину уйти, однако, еще не успев подумать об этом, Лаура точно знала, что это не в ее силах. Под толстой материей его одежды она чувствовала железную мощь его мускулов, и у нее не было сил отвергнуть их властную притягательность.

Девушка почувствовала, что мужские руки скользят по ее спине. У нее появилось ощущение, будто он прикасается к ее обнаженному телу, и внезапно в ее голове молнией мелькнула, но тут же погасла, мысль о том, что сейчас, в этом платье, без корсета, ей не удастся ничего скрыть от мужских ищущих рук. В следующее мгновение Лаура вздрогнула, почувствовав, как его теплые пальцы коснулись обнаженной кожи на ее ноге и скользнули к подвязкам, державшим чулки у нее на бедрах.

– Лаура, бог мой, я схожу с ума!

– Возможно, тебе не нужно больше меня целовать.

– Ха! Лучше уж я тогда распрощаюсь со своим рассудком, – его пальцы скользнули к ней в чулок, но затем, словно испугавшись чего-то резко остановились. Доминик обнял девушку за талию одной рукой, прижимая к себе, другую поднял к волосам Лауры и вытащил из ее прически гребень. Густая волна волос водопадом рухнула ей на плечи. Однако, уже в следующее мгновение Доминик внезапно отшатнулся, его лицо исказила болезненная гримаса, и он схватился за виски.

Лаура испугалась, усадила его в кресло и во второй раз за этот вечер, начала расстегивать ему рубашку.

– Я поищу Ренато. Мы должны отвезти тебя назад к доктору!

– Нет, это пройдет. – Доминик открыл глаза, – Ренато спрятал экипаж. Если его привести сюда это привлечет внимание твоих соседей.

– Мне плевать.

Лаура собралась уже идти звать Ренато, но Доминик поймал ее руку и произнес:

– Я запрещаю. Как только смогу, я сам постараюсь отсюда тихонько уйти.

– Доминик, прекрати, ты можешь умереть.

– Из-за маленькой капельки яда? – Он попытался издать легкий смешок, но вновь поморщился от боли, резанувшей глаза. – Да нет, девочка, от этого я не умру. Мне часто доводилось проглатывать и большие дозы. И если уж это меня не убило, так и ничто теперь не убьет.

– Пошел ты к черту, – вскрикнула Лаура. – Да ведь ты же не бессмертный!

Доминик откинулся на спинку кресла и попытался изобразить удивление на своем лице.

– Нет? А мне кажется, священники говорят об этом как-то иначе.

Лаура покраснела и почувствовала, что начинает раздражаться.

– Я поняла, что нет смысла спорить с таким упрямым французом. Пошли, я отведу тебя наверх в постель.

– Не очень-то много пользы принесу я там в моем теперешнем положении, мадемуазель.

Эти слова повисли между ними, однако уже в следующее мгновение, когда до Лауры дошел смысл сказанного, она резко вспыхнула и, постаравшись придать голосу как можно больше холодности, ответила:

– Я не собираюсь вовсе использовать вас месье, но если уж вы отказываетесь от помощи доктора Керра, что ж, вам просто придется принять мою.

Доминик встал, оперся на прилавок.

– В конце концов, я мог бы воспользоваться помощью Ренато Белуши.

– Мужчины! Да любой из вас охотнее будет страдать от ран, чем согласится принять ложечку лекарства.

– Но все-таки согласитесь, что первый путь к смерти более предпочтительнее для мужчины, – беззаботно произнес Доминик. Однако, в следующее мгновение перед глазами у него опять все поплыло, он покрылся холодным потом.

– Смерть есть смерть, – пробормотала Лаура, помогая мужчине медленно подняться по лестнице. Наверху девушка указала ему на стул в гостиной, и сказала: – Подожди здесь, пока я зажгу лампу.

Доминик сел. Сквозь завешенные сеткой от москитов окна, в комнату проникал лунный свет, придавая лицу Лауры какую-то призрачную серо-зеленую окраску. Она подняла абажур лампы, зажгла свет, поставила абажур назад на место, и ее кожа вновь приобрела свой естественный розовый цвет.

Лаура порылась в ящике своего стола, достала маленький бутылек и зубами вытащила пробку.

– Раствор древесного угля. Выпей его, пожалуйста, все до дна.

Доминик посмотрел на нее словно капризный ребенок, затем неохотно взял бутылек, поморщившись, с отвращением, быстро его осушил и выдохнул.

– Ах-ха!

– Не так уж это и плохо. – Лаура подала ему чашку воды и полотенце и строго приказала: – Закрой свой рот и иди ложись.

Затем она прошла в свою спальню, откинула полог на кровати и постелила белоснежные простыни.

Доминик остановился у двери и медленно обвел взглядом девичью комнату. Его глаза задержались на кровати, а затем остановились на женской фигуре, склонившейся над ней.

– Лаура, может быть, ты еще передумаешь?

– Ерунда. Тебе необходимо отдохнуть. Я обещала… ухаживать за тобой сегодня, – Лаура покраснела, вспомнив его бурные ласки внизу, в помещении магазина. Она зажгла лампу на камине, забыв прикрутить фитиль и высокое пламя сразу лизнуло стеклянный шар. Тогда Доминик подошел к камину, убавил пламя, и в этот момент его взгляд упал на письмо, лежавшее на каминной полке. Бумага была мятой и порванной. Чернила на ней выцвели и расплылись. Он взял письмо, и в ту же секунду услышал сердитый голос девушки. – Не трогай его.

Доминик положил письмо обратно и взглянул на Лауру. Он удивился выражению ее глаз и тому, что они оказались полны слез.

– Лаура, это то письмо, которое я испортил? – Девушка кивнула и попыталась расправить бумагу.

– Если бы я мог вернуть тот день и исправить то, что тогда натворил, поверь мне, дорогая, я сделал бы это.

Девушка вздохнула и тихо сказала:

– Я верю тебе, а теперь в кровать!

– Да, черт побери, Лаура, неужели же ты совсем не можешь хоть на минуту позволить мне стать к тебе поближе, не можешь хоть чуть-чуть быть со мной поприветливей.

– Да неужели вы сами еще не стали ко мне поближе, месье? – девушка вскочила и внезапно заплакала. – Вы что же не соображаете, что вы со мной делаете? С тех пор, как моя мать бросила нас, я даже не смотрела ни на одного мужчину, и вот появляешься ты, вторгаешься в мою жизнь, и я влюбляюсь в тебя, а ты теперь говоришь со мной как будто бы я какая-то холодная, бессердечная шлюха.

Прежде чем Лаура смогла выбежать, Доминик схватил ее за руки, обнял и прижал к себе. Девушка вырывалась из его объятий, рыдая и стараясь оттолкнуть его, но Доминик, нежно преодолевая ее сопротивление, гладил ее волосы и держал, пока ее обида не стала утихать.

Впервые в своей жизни Доминик Юкс испытывал такое странное смешанное чувство боли и наслаждения, одиночества и обладания. Он полюбил Лауру сильно, всем сердцем, безудержно и безгранично. Внезапно он со всей ответственностью понял, что никогда не сможет, просто не сумеет, разлюбить ее.

Не обращая внимания на свою головную боль, Доминик подхватил девушку на руки и понес к постели, затем, резко отбросив в сторону противомоскитную сетку, уложил Лауру на толстую пуховую перину, сам лег рядом. Сетка упала, и они оказались отгороженными от остального мира ее тонкой прозрачной кисеей. Он положил руку себе под голову и стал молча смотреть на девушку. Лаура повернулась к мужчине, чувствуя страшное волнение. Она не могла оторвать взгляд от его загорелой груди и волевого мужественного лица. Ее охватило жгучее желание прикоснуться к нему или хотя бы ощутить на себе прикосновение его сильных рук. Задрожав всем телом, девушка закрыла глаза. От этого стало еще хуже, потому что хотя он так и не прикоснулся к ней, его возбужденное дыхание воспламеняло ее, словно жаркий, знойный ветерок, и опаляло тело, тихонько шевеля ее волосы. Не только его дыхание, сама его близость возбуждали в ней удивительное чувство ощущения властности мужской силы. Ресницы Лауры затрепетали.

Соборный колокол отбил два удара и когда стих его отдаленный гул, Доминик произнес:

– Мне очень жаль твою мать.

Лаура напряглась и, все так же, не открывая глаз, спросила:

– Что ты знаешь о ней?

– Только то, что ты сказала. Иногда люди совершают поступки, которых мы не понимаем, и значит, не можем осуждать.

– О, нет. Я понимаю ее, – горько произнесла Лаура, наконец, открыв глаза, – для того, чтобы объяснить, почему она со мной так поступила, не нужно слишком много понимания.

– Но может быть лучше просто простить ее?

– Простить? Почему я должна ее прощать?

Его глаза горели пока он ждал ответ на вопрос, который она сама себе задала. Наконец, он вновь подал голос.

– Знаешь, Лаура, в жизни людей происходят такие вещи, из-за которых они начинают вести себя… ну странно, что ли.

– Странно? Ты называешь превращение в падшую женщину странным?

В тишине комнаты раздавалось громкое тиканье часов. Лаура молча смотрела сквозь сетку на камин. Там, в полумраке комнаты, ей был виден уголок безнадежно испорченного письма, лежащего на краю каминной полки. Доминик ничего не говорил и, наконец, когда молчание стало совсем невыносимым, девушка вновь спросила:

– Откуда ты узнал о моей матери? Уже люди рассказали?

– Да нет, скорее просто ответили на несколько вопросов.

– Выходит ты интересовался моей личной жизнью, так что ли?

– Уи.

– Ты невежа! – Она попыталась вскочить с кровати, но оказалось, что ее длинные волосы прижаты мужским плечом. Лаура дернула головой, пытаясь высвободиться, однако Доминик даже не пошевелился, и ей ничего не оставалось делать, как вновь упасть головой на подушки.

– Ты бы и сам был недоволен, – внезапно сказала она, – если бы твоя мать бежала в Париж, чтобы жить с каким-нибудь офицером, а отец вместо того, чтобы остаться с тобой, предпочел бы жить на отдаленной островной плантации. Им наплевать было, что будет со мной.

– Сколько тебе лет, Лаура? Двадцать два? Двадцать три?

– Если ты знаешь, зачем спрашиваешь. И вообще, почему ты играешь со мной в какие-то детские игры?

– Я не играю. Ты сама ведешь себя по-детски.

Сердито фыркнув, она вновь попыталась освободить волосы.

– Лежи спокойно, женщина с разумом ребенка! – мужская рука нежно, но властно прижала ее к подушке.

– Да как ты смеешь!

– Не вопи, у меня голова раскалывается.

– Может, стоит взять топорик и помочь ей расколоться?!

– Лаура, в своей жизни я приобрел кое-какой опыт, который возможно был бы и тебе полезен. Послушай.

– Если мне понадобится послушать проповедь, так я пойду на мессу.

– Да ведь на днях и на мессе ты не очень-то слушала проповедь.

– Что-о?! Ты был в воскресенье в церкви? Почему же я тебя не видела?

– Был не я, а один из моих друзей.

– Один из друзей? Так ты шпионил за мной!

– Не за тобой. Если бы ты знала, что происходит в Новом Орлеане! Ты и представить себе не можешь насколько близки англичане к тому, чтобы захватить город. Остается нам самим подумать о его защите, поскольку идиот-губернатор, похоже, не собирается этого делать.

– Ты ничем не поможешь нам, шпионя в церкви. – Лаура подозрительно посмотрела на дверь, едва видимую за пологом. – Не понимаю, почему ты так об этом беспокоишься. Ты ведь служил Наполеону, не так ли?

Доминик печально улыбнулся.

– Он в ссылке и бессилен… Но мы говорили о твоей матери.

– У меня нет желания говорить о ней.

Но он продолжал так, как будто не слышал ее слов.

– Тебе следует понять других людей, или хотя бы, попытаться научиться этому. У твоей матери были причины поступить так, а не иначе.

– Я не хочу о ней разговаривать, отпусти меня.

Доминик схватил девушку за руки и сжал их, держа так до тех пор, пока она не прекратила сопротивляться. На ее глаза набежали слезы, но она продолжала смотреть ему в лицо, обессиленная этой короткой борьбой, но так и не смирившаяся. Внезапно Доминик почувствовал растерянность и сказал:

– Я не хочу причинять тебе боль, Огонек.

– Тогда почему бы тебе не прекратить разговор о моей матери?

– Да потому, что у нее своя жизнь, а у тебя своя, – ответил он, отпуская ее руки. – Ее пуповина больше никогда вас не соединит в одно целое.

Его слова повергли девушку в состояние шока. А он внезапно подумал о том, как забавно все-таки устроена жизнь. И до чего наивна и невинна эта девушка, если, лежа с ним в одной постели, возмущается его словам.

– Ее трагедия не имеет ничего общего с твоими заботами, – мягко сказал он, – ей пришлось похоронить своих сыновей, но она не потеряла тебя.

Итак, выходит, он знает и о ее братьях. Насколько, оказывается, изощрены его шпионы!

– Вам не следовало бы напоминать мне о таком горе, месье!

– Большой беды в этом нет, Лаура, если только ты не позволишь своим воспоминаниям о прошлых невзгодах разрушить твое настоящее.

– Как это делаешь ты, – ответила девушка, бросая ему вызов.

На лице Доминика появилось выражение боли.

– Очень трудно забыть войну и… кое-что другое.

– Поэтому, ты и решил взять на себя роль развеселого шута, – в ее голосе появилось нетерпение, однако, глаза продолжали оставаться обиженными. – И ты болтаешься по Новому Орлеану, строя из себя сильно могучего героя, который спасает всех от происков англичан, а некоторых еще и от соседских сплетен.

Доминик прикоснулся пальцем к щеке Лауры и вытер с нее слезу.

– Если бы я мог защитить тебя, Лаура, я все бы сделал для этого.

– Ну, кто же ты тогда? – прошептала она, чувствуя, что попадает под влияние его колдовских глаз. – Кто ты такой, Доминик Юкс?

Низким, тихим голосом, который, однако, пронзил ее до самого сердца, мужчина ответил:

– Я человек, который тебя любит.

– Ты не должен так жестоко шутить со мной.

– Я никогда не буду шутить по такому поводу или насмехаться над тобой, Огонек.

– Я уже достаточно наслушалась этого.

– Я всю жизнь искал тебя, – добавил он низким напряженным голосом.

– Это только слова и ничего больше.

– Лаура! Я терпеть не могу всякие сентиментальности, я никогда ничего подобного не говорил, не думал и никогда прежде не чувствовал ничего такого. Когда я увидел тебя плачущей, там, на французском рынке, я уже говорил тебе, что иногда наступает такое время, когда мужчина готов отдать все, чем владеет, за одну драгоценную жемчужину. Это время пришло, Лаура. Ты пришла! Я, наконец, нашел тебя.

– Ну, и что вы теперь со мной сделаете, месье, после того, как нашли меня?

– Я на тебе женюсь…

Когда-то, много лет тому назад, Лаура стояла на пристани и на одном из пароходов, стоявших рядом с причалом, взорвался котел. Ее тогда сбило с ног волной, и она несколько дней лежала с контузией. Услышав предложение Доминика, девушка испытала чувство очень близкое к своему тогдашнему состоянию. Спустя целую вечность, ей, наконец, удалось вымолвить.

– Я еще не думала об этом.

– Значит, придется подумать.

– Я даже не знаю, что сказать…

– Тогда скажи «да».

– Невозможно.

– Но почему? Я люблю тебя и, думаю, что ты меня тоже любишь.

– Я никогда об этом не говорила.

– Твои глаза сейчас говорят об этом. – Лаура отвела взгляд, а мужчина, слегка улыбнувшись, добавил: – Ты и Денди Леггинс – два сапога пара.

– Денди Леггинс? О ком это ты говоришь?

– Да о том петухе, на которого я тебе советовал поставить.

– Ого, выходит я тебе теперь напоминаю петуха, да? Большое тебе спасибо!

– Да нет, ну что ты, ты значительно симпатичнее.

– Еще раз спасибо. – Она чуть не фыркнула, на секунду представив себя с перьями на ногах и красным гребешком на голове. – Надеюсь, у меня будет теплый курятник?

– Ну конечно нет, – улыбнулся Доминик. Он тихонько провел по ее щеке кончиком пальца, и девушка от этой нехитрой ласки вся задрожала. – Я построю тебе замок, моя сказочная мадемуазель, из жемчугов и аметиста, мрамора и алмазов. Я куплю тебе золотую карету и запрягу в нее четверку серебряных драконов, подкованных рубиновыми подковами и укутаю в китайские шелка.

– Ты сошел с ума и бредишь, – Лаура оттолкнула его руку.

– Я не сошел с ума, мой прекрасный Огонек. – Его пальцы вновь вернулись на ее лицо. В эту минуту она и правда напоминала жемчужину, таящуюся в мягком полумраке этой комнаты. – Впрочем, нет, наверное, я действительно в бреду, потому что ты, моя удивительная иллюзия, слишком прекрасна, чтобы быть реальностью.

– Я такая же реальная, как и Денди Леггинс, – сказала она, – не мог бы ты отпустить мои волосы?

Доминик приподнял плечо, освобождая ее.

– Отец Дюбуа считает, что мне надо идти в монастырь. – С этими словами Лаура села и оперлась локтями на свои колени, положив подбородок на ладони. Полог кровати коснулся ее лица, но она казалось даже не заметила этого. Весь мир снаружи, казалось, исчез, и за границами их полога не осталось ничего.

– Я право, не знаю, ничего не знаю.

Мужчина привлек ее назад.

– Что говорит тебе твое сердце, Лаура?

А что оно действительно говорит ей? Как можно назвать то чувство, которое она испытывала к этому человеку? Означало ли ее влечение что-то такое, что привело бы их обоих к алтарю?

– Ты любишь детей? – спросила Лаура, не глядя в его сторону.

Последовала короткая пауза, затем он ответил:

– Очень, у меня семь братьев и сестер.

Она изумленно приподнялась на локте и посмотрела на мужчину.

– И все живы?

Доминик печально улыбнулся, прикоснулся к ее волосам и ответил:

– Нет, не все.

– О, прости, пожалуйста.

– И ты меня прости, за то, что я вспомнил о твоих братьях. У них была желтая лихорадка?

– Да, папа тоже ею болел, но он не умер.

– И твоя мать ухаживала за вами всеми.

Девушка устало закрыла глаза.

– Ты не прекратишь о ней разговаривать, правда?

– Ну, во всяком случае, еще немного придется потерпеть, Лаура. Ненавидеть одного из родителей – ужасно.

– У меня нет ненависти к родителям.

– Тогда прости их. Для тебя это единственный способ освободиться от своих горестей.

Лаура хотела еще спросить, но мужской голос звучал так устало… И тогда девушка откинулась назад, прикоснулась ладонью к его темным волосам и нежно убрала сбившуюся прядь у него со лба.

– Ты странный человек, Доминик Юкс, настоящая головоломка. Я даже не знаю, что с тобой делать.

– Выходи за меня замуж, – сказал он сонным голосом, словно проваливаясь в сон. – Ты – это все, чего я хочу.

– Доминик, – девушка позвала его, затем легонько потрясла за плечо, однако, он только вздохнул и вновь пробормотал ее имя. Она подумала, было послать за доктором, однако, лицо мужчины расслабилось, его дыхание стало ровным и глубоким. Может быть, сон как раз и нужен был ему для того, чтобы окончательно избавиться от последствий отравления.

В сомнении, все еще колеблясь, Лаура склонила голову на широкую грудь мужчины и закрыла глаза. Вдали послышался звон колокола, отбивающего три часа. Над широкой Миссисипи раскатился громовой раскат.

Свежий ветер, с моря пронесся по мощеным улочкам и захлопал флагами на городских зданиях. Легкий порыв ночного ветерка заскочил в окно спальни, поигрался огнем в лампе и на стенах комнаты заплясали тысячи теней.

Смятое письмо на каминной полке пошевелилось, и затем с легким шуршанием взлетело и закружилось в воздухе. Описывая круги, маленький бумажный листочек опускался все ниже и, наконец, лег в пыльный уголок, где его совсем не стало видно.

Глава 7

Поздно утром Лауру разбудило бормотание дождя, стучавшего по шиферной крыше. В первую минуту она удивилась, что по-прежнему лежит в своем черном вечернем платье.

– О, нет, нет, – внезапно вскрикнула она, вспомнив предыдущую ночь. Наверняка кто-нибудь увидел, как Доминик покидал ее дом. Кровать была пуста. На подушке, где ночью покоилась его голова, теперь лежала маленькая, сложенная вдвое записка. Девушка торопливо схватила ее и отбросив полог кровати, чтобы было побольше света, стала читать слова, написанные уверенным торопливым почерком.

Дорогой Огонек.

Я подумал, что мне лучше уйти, пока еще не рассвело. Ты прекрасна во сне – прости, пожалуйста, за то, что я тебя украдкой поцеловал. Я заеду за тобой в восемь вечера. Сегодня в городском саду дается бал. Может быть, мы там и объявим о нашей помолвке.

Вечно любящий тебя,

Доминик.

P. S. Твое зелье оказалось чудодейственным лекарством. Доктор Керр умрет от зависти, когда про него узнает.

С гулко застучавшим сердцем Лаура дважды прочитала записку и поспешно сунула ее под перину. Затем она пошла за ширму, разделась и быстро умылась.

– Доминик Юкс хочет на мне жениться, – прошептала она своему отражению в зеркале, – он хочет построить мне дворец, вместо лошадей запряжет драконов, а сегодня ночью он хочет рассказать всему Новому Орлеану о нашей помолвке.

Она села на парчовую табуретку, закрыла глаза и попыталась вспомнить каждый жест, каждое слово, сказанное ими друг другу, прикосновение рук Доминика, призывный взгляд его глаз, легкое, горячее прикосновение его губ. На мгновение у нее появилось такое ощущение, будто ее вены наполнились огнем.

Несомненно, они оба оказались под властью колдовских чар, однако этого еще было недостаточно для того, чтобы она согласилась выйти за него замуж, ведь она так мало о нем знает.

Он решительно отвергал малейшие ее попытки хоть что-то узнать о нем и о его занятиях, и ей никак не удавалось из множества обрывочных сведений сложить целую картину так, чтобы получить цельный образ Доминика.

Может быть, ей стоит направиться в его склад, если что-то только подобное есть. В конце концов, она ведь ему кое-что должна.

Лаура оделась со скоростью молнии. Она облачилась в платье из белого полотна с голубым поясом, натянула юбку, вслед за этим одела чулки и свои розовые туфельки. Закончив с нарядом, девушка поспешно уложила волосы в высокую прическу, приколола сверху шляпку с широкими полями, затем накинула свой синий с красным воротником редингот, наконец, натянула перчатки, взяла свой ридикюль, зонтик и спустилась вниз по лестнице.

Сент Джон сидел в глубине лавки за высоким столом на вращающемся табурете и, выглядывая из-за своих книг, понимающе улыбался.

– Месье Доминик не такой плохой человек, а?

Лаура густо покраснела.

– Сент Джон, я была бы тебе благодарна, если бы ты убрал улыбку со своей физиономии.

Он воткнул перо в подставку на чернильнице и озабоченно начал стирать рукой улыбку со своего лица.

– Мадмзель сердитый, как сова на охоте. Она мало спала прошлой ночью.

Лаура скривилась.

– Не говори глупостей.

В эту минуту в дверь магазина вошла Ида. С ее шляпки стекали капли дождя. Темнокожая женщина поставила на прилавок корзину со сладким картофелем и кукурузой и, увидев Лауру, нахмурилась.

– Дитя! И ты еще не беспокоиться.

– Я? А что я такого сделала?

Ида возмущенно взмахнула руками.

– Привести того мужчину сюда прошлой ночью, ты бы слышать, что о тебе говорить все на рынке сегодня утром. Я сталкивать две старых коровы, которые были друзьями твоей мамы, в канаву за их слова.

Глаза Лауры заблестели.

– И что же они говорили?

– Хуже ничего нет, детка. А этот старый поп, отец Дюбуа, он говорить, что тебя выгонять из церкви.

– Он собирается меня отлучить от церкви? – Пораженная как громом тем, что услышала, Лаура бессильно опустилась на стул. – Я отправляюсь в ад, хотя даже ничего не совершила!

– Ты приходить домой с миста Юксом, и он оставаться всю ночь у тебя в кровати. Кто-то видел, как он уходил днем. Он и ты сильно быстро пожениться.

Сент Джон недовольно протестующе хмыкнул, затем, потирая шею он встал и, подойдя к окну, уставился на улицу.

Лаура сняла шляпку и швырнула на прилавок, следом полетел редингот.

– Месье Юкс попросил моей руки.

– Ну да? – лицо Иды расплылось в усмешке, – тогда Сент Джон не надо крутить его руку.

– Я еще не дала ему ответ.

– Но разве ты не собираться сказать ему «да»? Подумай о своем папе.

Сент Джон повернулся, улыбаясь одними глазами:

– Оставь мадмзель в покое, женщина. Девушка никогда не сделать того, чего не хотеть.

– Но миста Ю уже попросить ее стать женой.

– Он передумает, как только услышит все эти сплетни, – сказала Лаура, – он услышит, что Лаура Бретон Шартье вскружила голову очередному бедняге и, что она только забавляется с ним, как со многими другими.

– Месье Доминик очень большой человек, – подал голос Сент Джон. – Его не одурачить болтовня, мадмзель, он знает, что мадмзель хорошая.

– Однако, эти досужие языки никогда не успокоятся, они скажут, что нам пришлось пожениться, и будут считать месяцы, пока не появится первый ребенок, – девушка глубоко, печально вздохнула, – лучше всего, ради нас обоих – это быть друг от друга, как можно дальше.

– Итак, вы бросаете этого мужчину, э? – спросил Сент Джон, может вам, как ваша мать, бежать в Париж?

– Я никогда не убегу, никогда и ни за что! – Лаура резко распустила свою прическу и посмотрела на бухгалтера, – в конце концов, все это обо мне говорили и прежде, так что какая разница! Я не могу за него выйти, я его не знаю и не верю тому, что он говорил.

Ида вывалила сладкий картофель на прилавок.

– Меня не удивляться, если все эти сплетни напечатаются в газете.

Лаура раздраженно сжала кулачки, открыла было рот, чтобы ответить, но, так и не сказав ни слова, выбежала во внутренний дворик к фонтану. В ту же секунду она вспомнила, как Доминик стоял в воде, помогая ей выбраться из бассейна. И снова она слышала его голос, который, как прошлой ночью, помогал ей понять ее мать и саму себя. И еще, она очень хорошо представляла себе все те сплетни, которыми сейчас кишит рынок. О! Какими черными красками ее там расписывают! Все это так гадко! Нечестно. Яркая вспышка молнии озарила двор, сразу вслед за этим раздался раскат грома. Лаура почувствовала, что от гнева ей становится трудно дышать. Она сжала зубы и подняла лицо, подставляя его под струи дождя.

В эту самую минуту новый громовой раскат скатился по крышам, и земля у ног девушки вздрогнула.

Лаура выбежала в калитку и бросилась вниз по улице. Дождь хлестал по городу, словно метлой выметая с городских улиц грязь и редких прохожих. Лаура мгновенно промокла до нитки. Она стремительно бежала через квартал, ничего не замечая перед собой, шлепала прямо по глубоким лужам, окунаясь в грязь. Наконец, добежав до знакомого домика в старом саду, девушка взбежала по шатающейся лестнице и постучалась в дверь квартиры Мейзи.

– Кто там?

Не отвечая, Лаура вошла в комнату, закрыла за собой дверь и опустилась у печки, в которой весело потрескивали дрова. Девушка дышала тяжело и прерывисто. В комнату, опираясь на свою палку, вошла Мейзи.

– Я сегодня, Мейзи, ничего не принесла, – сказала Лаура и опустила голову на колени, – извини.

– Ты совсем промокла. Тебе нужно кофе, девочка, – сказала Мейзи, снимая кофейник с плиты. Старая женщина налила горячую черную жидкость в чашку с обломанной ручкой и подала девушке. – Выпей, дитя.

– Спасибо, – Лаура всхлипнула и шмыгнула носом, затем вытерла его рукавом и склонилась над чашкой.

Мейзи опустилась рядом на скрипящий плетеный стул и спросила:

– Мой мальчик, Тим, в порядке?

– Да, мэм.

Мейзи повернулась на стуле к огню и стала смотреть на пламя, рассеянно перебирая пальцами свою юбку.

– Тогда, что все это означать?

Лаура некоторое время даже не знала, как объяснить все, что с ней происходит, старой женщине. Наконец, она решила рассказать все с самого начала и не остановилась, пока Мейзи не узнала все об их отношениях с Домиником. В течение всего рассказа старуха сохраняла полное молчание, затем ее губы слегка скривились, плечи вздрогнули, а потом она неожиданно хлопнула себя по коленке.

– Когда-нибудь смиренные и кроткие унаследуют землю, потому что вы, белые люди, иссушите ваши лона гордостью.

У Лауры от удивления вздрогнул подбородок.

– Ты не первая девушка, которых я знала и которая сильно гордая даже во вред себе. Просто ты самый глупый, – с этими словами женщина запустила пальцы в висевшую на шее посудину, достала свое зелье и, сунув его за щеку, принялась жевать.

– Господи Боже, о чем ты говоришь?

Казалось, что Мейзи почти удивилась увидав, что Лаура все еще здесь, потому что сварливо сказала:

– Ты познакомится с красивым и богатым мужчиной и вот бежишь в бурю, чтобы рассказать, как весь мир будет про тебя говорить. Занимайся этим сама. У Мейзи тошно в животе от таких глупостей.

– Ты же ничего не поняла, я не могу с ним больше видеться. Ида говорит, что о нас уже все болтают.

– Ну и пусть они говорить, – старуха плюнула в огонь, – ничего не значит. Этим сойкам не хватить себе занятий, это так.

– Все это уже выше моих сил, я больше не могу этого выносить. Это последняя капля и к тому же меня могут отлучить от церкви.

– Твой главный священник не соберется это сделать, так что просто выбрось это из головы. Ты любишь этот мужчина?

– Какого? Отца Дюбуа?

– Ты знать, я не разговариваю о священниках, – отрывисто бросила Мейзи, – я спрашивать про миста Ю.

Лаура обхватила колени руками и задумчиво посмотрела на красные языки пламени.

– Я не очень хорошо знаю его и не очень долго.

– Неважно.

– Я не совсем уверена, можно ли то, что я чувствую назвать любовью.

– Ты чувствовать себя слабым все время?

– Откуда ты узнала?

– Твоя голова болеть, когда ты думаешь о нем и когда стоишь иногда кружится голова?

– Ну… да… Иногда…

– Ты не хотеть свою еду? Тебе она не нравится?

– Ну, пожалуй, только последние несколько дней.

– Ты вся покрываться потом и жарой, когда он держит тебя и твои кости совсем слабые?

– Да, что-то вроде того.

– Тогда ты влюбиться.

– А что, когда любишь всегда кружится голова и чувствуешь себя слабым?

– М-м-м, если у тебя сильно тяжелый случай.

Лаура молчала примерно минуту или две, а потом тихо спросила.

– От этого когда-нибудь можно излечиться?

– Нет, если ты счастливая, ты всю свою жизнь будешь кружиться головой, если действительно любишь.

– Я думала, что у меня должны быть колики или что-то в этом роде.

Мейзи усмехнулась и хлопнула в ладоши.

– Ты одна из самых везучих, мисс Лаура. Ты иди сегодня с ним в сад, хорошо повеселись.

– Но… все же говорят, я не осмелюсь с ним встретиться.

– Твоя проклятая гордость погубит тебя быстрее, чем языки старых сплетниц. – В глазах Мейзи загорелся нешуточный огонь. – Да если бы ты быть моя, я бы знать, что делать? Я бы брать эту дрянь, – женщина подняла свою палку, – и хорошо отходить твою спину, пока ты ничего не смогла бы делать и ползком поползла к тот мужчина и умоляла его быстро на тебе жениться. Я бы изгнать из твоего сердца этот дьявол гордости. Вот, что я бы сделала.

– Тебе не придется меня пороть, Мейзи, – вздохнув улыбнулась девушка, – ты меня убедила.

– Ты собираешься пойти повидаться с ним?

Лаура вытянула ноги, почти засунув туфли в огонь. Она представила, как появится на пороге дома Доминика мокрая и лохматая, словно бездомная кошка. Однажды он уже видел ее в таком виде после того, как зашвырнул ее в фонтан. Пожалуй, одного раза достаточно. Девушка покачала головой.

– Ой, нет, я сейчас так ужасно выгляжу.

– Гордость! Когда-нибудь, детка, ты окажешься в аду, а я посмотреть на тебя из садов Авраама и спросить: «Разве я не говорила тебе, что твоя гордость тебя сгубит?»

Лаура снова поджала ноги. Она не собирается принимать предложение Доминика, но все-таки ей очень хочется еще раз увидеться с ним и может быть пойти с ним на бал в городском парке, может быть!

– Иди прямо сейчас, девочка. Ты говорить тому мужчине, что выйдешь за него утром. – Голос женщины стал нежным. – Не стыдно любить, дитя мое, и господь знает это.

Лаура встала, неуклюже обняла Мейзи и поправила шаль на плечах старушки.

– Спасибо, Мейзи. Тогда скрести свои пальцы, чтобы у меня все было удачно.

– Эти старые пальцы больше непослушны, но я сожму ладони и буду молиться, а теперь иди.

– Да, мэм, – Лаура пошла к двери, но затем остановилась и сказала: – Мейзи, я делаю все возможное, чтобы забрать Тима у старика Вилье, только потерпи немного, ладно?

Мейзи, казалось, не услышала ее.

– Когда мы перейдем через Иордан мы сложим бремя своих забот к ногам Иисуса, – запела она, раскачиваясь взад и вперед на стуле.

На улице все еще шел дождь. Лаура почти вышла на аллею со двора, как вдруг, внезапно остановилась и от страха едва не упала. Два высоких человека в длинных, черных накидках и широкополых шляпах отделились от ворот и направились в ее сторону. Девушка в панике отшатнулась и уже собралась, было бежать, как вдруг услышала знакомый голос.

– Лаура, все в порядке?

Она резко остановилась, внезапно почувствовав головокружение, ее всю бросило в жар совсем так, как говорила Мейзи, а сердце, как сумасшедшее, заколотилось в груди.

– Святые угодники, милая моя, да ты же похожа на утонувшего мышонка, – произнес Доминик Юкс, подходя к ней впереди своего спутника. На аллее Лаура увидела стоящий в ожидании экипаж.

– Как ты меня нашел?

– Сент Джон пришел и рассказал мне. Он утверждал, что мы отыщем тебя здесь.

Стоявший за его спиной бухгалтер приподнял поля своей шляпы.

– Моя думать, что мадмзель не суметь поехать на бал такой сырой.

Она в замешательстве переводила взгляд с одного мужчины на другого не говоря ни слова.

Доминик чувствовал, как его постепенно охватывает возбуждение. Платье девушки, совершенно мокрое, стало почти прозрачным и прилипло к ее телу, четко обрисовывая все формы. Ее груди четко просматривались сквозь материю. Она дрожала, и казалось еще более беззащитной, чем когда-либо. Доминик откашлялся.

– Ты простудишься и умрешь, – сказал он, затем скинул свой плащ, укутал в него Лауру и одел ей на голову свою шляпу.

Шляпа тут же налезла ей на глаза. Плащ, как только она попыталась идти, запутался в ногах и тогда, откинув голову и глядя на мужчину из-под полей шляпы, девушка произнесла:

– Думаю все это не поможет.

– А это легко исправить, – улыбнувшись ответил Доминик. И не обращая внимания на ее протестующие возгласы, он подхватил ее на руки и понес к экипажу. Усадив Лауру на место кучера, Доминик сел рядом с ней, взял вожжи и повернулся к Сент Джону. – Идешь, Сент Джон?

Однако, бухгалтер сунул руку в карман и отрицательно покачал головой:

– Нет, месье Ю, я думаю надо навестить Мейзи.

Лаура бросила на него умоляющий взгляд. Решимость с которой она уходила от Мейзи, растаяла как кусочек льда в кузнечном горне. Она попыталась соврать.

– Мейзи легла вздремнуть, может, ты все-таки поедешь с нами?

Но бухгалтер только засмеялся и направился в дом. Лаура сложила руки на коленях, продолжая наблюдать за Домиником краешком глаза. Он был все так же великолепен. Его мокрое лицо сияло от счастья. От одного взгляда на него у Лауры перехватывало дыхание. Белая, мокрая рубашка мужчины облепила его мускулистый торс. Рукава он закатал до локтей. Он взял бич, стеганул лошадей и рысаки с места пошли в галоп. Казалось Доминик не обращал никакого внимания на то, куда они едут, позволяя лошадям самим выбирать себе дорогу. Колеса повозки, пока они выехали на дорогу, очевидно, испробовали глубину каждой выбоины и ямы на мостовой. От толчка Лаура качнулась к нему, шляпа снова упала ей на глаза.

– Похоже, сегодня ты отлично себя чувствуешь! – прокричала девушка, стараясь перекрыть шум дождя и грохот колес, и отчаянно цепляясь за сидение, чтобы выжить.

– Уи, спасибо, – его зубы сверкнули в улыбке, осветившей лицо, – доктор Керр потерял своего пациента, только не смерть тому причиной, просто я буду лечиться у другого лекаря.

– Что ты собираешься делать с отравителем? – Доминик пожал плечами. – В следующий раз он может тебя убить. – Мужчина презрительно фыркнул. – А что, если он когда-нибудь дождется, когда ты будешь проезжать мимо и подстрелит тебя?

– Он не очень хороший стрелок.

– А если это будет кто-то из его друзей?

– Может быть.

– Ты хочешь умереть?

– Когда у меня есть все причины жить? О, нет, дорогая моя.

– Тогда почему ты не скажешь о нем губернатору?

– А нет никаких доказательств.

Лаура раздраженно поерзала на сидении, но ничего не сказала, и тогда спросил Доминик:

– Хочешь посмотреть мой магазин, Лаура?

– Если я поеду, люди будут говорить.

– А люди будут говорить независимо от того, что мы будем делать. Это доставляет им удовольствие, – засмеялся он.

– Ты хочешь, чтобы они получали удовольствие за наш счет?

Небрежно натянув поводья, Доминик направил лошадей на улицу Бургундии.

– Счастье и удовольствие – дорогая штука. Я готов ими поделиться с кем угодно.

– Счастье этих людей – подлое и низкое, Доминик, – сказала Лаура. – Они будут радоваться тому, что других изгонят из церкви.

– Ты думаешь, что епископ отлучит тебя от церкви за то, что произошло ночью, да?

– Значит, ты слышал уже эту историю?

– Ну конечно, и приукрасил ее насколько смог.

– Что?!

Уголки рта Доминика приподнялись в усмешке.

– Ч-ш-ш, Огонек, успокойся, я шучу.

– Вот уж и не удивляюсь! – идиотская шляпа свалилась ей на глаза.

Доминик засмеялся.

– Ах, котенок, интересно ты будешь такой же забавной, когда мы проживем тридцать лет вместе?

Лаура сбила шляпу назад на затылок и, не отвечая ему, стала смотреть вперед, пока коляска опять не попала колесом в какую-то яму. Девушку бросило опять к Доминику, она ударилась о его плечо и воскликнула:

– Я не проживу тридцать лет, если мы и дальше будем нестись с такой скоростью!

Доминик снова засмеялся и когда они миновали собор Святого Филиппа, натянул поводья, экипаж покатил медленнее.

– Ну вот, это подходящая скорость для моего очаровательного Огонька.

– Почему ты меня так называешь?

– Чтобы напомнить первый день, когда я увидел тебя с трубкой возле твоего дома.

– А! – втайне она все-таки надеялась на более романтичную причину.

– Но есть еще и другая причина. Ты когда-нибудь видела табачное поле в цвету?

– Да. У папы на плантации. Довольно красиво.

– «Довольно красиво»? Принцесса моя! Ты слишком долго жила среди этих грубых американцев. Представь себе цветы, покрывающие поле, как огромная стая бабочек с крыльями, раскрашенными бледно-розовыми, желтыми и белыми красками и на каждой из них золотая корона.

Лаура вспомнила – в мире не было более красивого зрелища, чем вид хрупких, нежных цветов, дрожащих на высоких, словно покрытых зелеными ворсинками стеблях. И над всем этим сияло ослепительно синее, словно кобальт, небо.

– Теперь ты понимаешь, – сказал Доминик, поняв о чем она думает, – почему я не смог придумать более подходящего сравнения для твоей красоты. Нет такой прекрасной розы и нет такой очаровательной и желанной женщины, как ты, мой сказочный красивый Огонек.

Он взял поводья в одну руку, а другой взял маленькую, озябшую ладошку Лауры и легонько пожал ее. От его улыбки девушка почувствовала, как внутри все загорелось, словно по жилам вместо крови побежал огонь.

– Значит тебе все равно, что будут говорить люди? – спросила она.

– А почему я должен волноваться из-за правды? Они говорят, что я прошлую ночь спал в твоем доме и, что ты нежно за мной ухаживала.

– Доминик, я не верю, будто они говорят, что я ухаживала за тобой.

– Может и нет, но ты и я знаем правду. Мне этого достаточно.

– Мейзи говорила, что ты примерно так и будешь чувствовать, а я ей не поверила.

Она поспешно выдернула руку у Доминика, а когда экипаж повернул на Треме – самую грязную и запущенную улицу города, Лаура закончила свою мысль, растерянно глядя по сторонам:

– Папа всегда говорит, что я слишком цинична.

– Каждому нужно быть немного циничным, чтобы выжить, – ответил Доминик.

Заметив группу людей, он вытащил полную пригоршню монет и швырнул мальчишкам, игравшим на обочине в водосточной канаве.

Лаура посмотрела в ту строну, куда он затем указал пальцем, и на противоположной стороне улицы увидела высокую каменную стену. За нею находилось городское кладбище святого Людовика.

На залитой дождем земле белели погребальные камни и склепы. Возле них толпились целые сонмы мраморных ангелов и святых. Лаура поежилась.

– Не думаю что именно это имел в виду папа, когда говорил, что я цинична, просто он волновался, что я не найду себе подходящую пару.

– А теперь ты нашла? – он взял ее руку.

Шляпа снова свалилась ей на глаза. Лаура опять выдернула у него руку и раздраженно сбила шляпу на затылок.

Доминик остановил лошадей перед высоким полуразвалившимся зданием, у которого был такой вид, будто оно стоит на костылях. Над дверью не было никакой вывески, окна были заколочены, только тяжелый замок и цепь, запиравшая ржавые ворота, выглядели новыми.

Зажатое между двумя такими же старыми и невзрачными зданиями, это трехэтажное строение давно уже утратило свою белую штукатурку, и с фасада повысыпались все кирпичи. Прямо из фундамента возле двойной двери, тянулась вверх высокая древняя магнолия, кроша кирпичи и упираясь ветвями в самые стены.

– Ну вот мы и приехали, – гордо сказал Доминик, слезая с повозки и подавая руку девушке. Лаура сидела, не двигаясь. Должно быть произошла какая-то ошибка! Это заброшенное здание, с почти провалившейся крышей и возможно кишащее крысами, никак не могло быть его магазином.

От двери отделились двое каких-то мужчин, совершенно подозрительного вида, в грязных, голубых куртках, и, остановившись рядом с экипажем, сдернули с головы свои жалкие головные уборы и поклонились. Лаура заметила, что каждый из них вооружен кавалерийским пистолетом, абордажной саблей, а на поясе у каждого из них висит по несколько ножей.

Доминик улыбнулся, подавая Лауре руку. У него был вид принца, который собирается ввести принцессу в свой замок, и девушка медленно вложила свою руку в его ладонь. Спустя мгновение она была рядом с ним и тут же оказалась по щиколотку в воде.

Доминик приподнял ее огромную шляпу и заглянул ей в глаза.

– Ну, ты готова идти?

– Может быть это была не очень хорошая идея, мы бы могли приехать сюда как-нибудь в другой день?

– Не беспокойся, Огонек, – ответил он, намеренно делая вид, что не понимает причин ее волнения. – В этой части города нет ни одной могилы сплетников. Бросив взгляд на кладбище, Юкс рассмеялся. – Наверное самые большие городские болтуны предпочитают лежать на более уютном кладбище – том, что на улице Большого Петра.

Лаура улыбнулась, и вместе с ней заухмылялись бродяги.

– А если ты боишься моих двух друзей, – произнес Доминик, – то совершенно напрасно. – Одним движением бровей он отослал своих людей, и те мгновенно исчезли на свой пост возле кладбищенской стены. – Ну, так лучше?

– Уи, мне не понравились их взгляды.

– Да, не очень-то люди жалуют воров, – хмыкнул он.

Затем Доминик провел свою спутницу по разбитому кирпичному тротуару к двери, вставил ключ в тяжелый медный замок, повернул его и отступил в сторону с легким поклоном.

То, что он промок до нитки, ничуть не вредило ему. Он был красив, влюблен и нимало не задумывался о том, что кто-нибудь о нем может подумать.

И Лаура, зачарованная им, доверяясь ему всей душой, не обращая внимания на плащ, который путался у нее в ногах и шляпу, вновь упавшую ей на глаза, шагнула вслед за ним через порог, в прекрасную сказочную страну, куда ее пригласил Доминик.

Глава 8

Лаура вошла в широкую просторную пещеру. Во всяком случае, таким ей показалось помещение, в котором она оказалась. Лампы на обшарпанных серых кирпичных стенах освещали коллекцию витражного стекла, свисавшего со стропил на разных шкивах и блоках. Здесь же находилась прекрасная коллекция мозаики. На изысканном розовом окне, в кипарисовой раме сумрачно глядели на входящих лики святых, созданные из итальянского стекла. С чувством благоговения Лаура сняла шляпу и повесила ее на какой-то крючок.

По обе стороны от холла шли галереи. В первой несколько человек перебирали роскошные восточные ковры, поэтому Лаура повернулась к другой галерее, где были развешаны картины. Она остановилась, чтобы взглянуть на портрет викинга, поднимавшего руку, на которой сидел белый охотничий сокол. Рядом с человеком стояла девушка с длинными рыжими косами.

– Арагон Датский, – произнес Доминик, – великий воин.

– Это реальная личность?

– Не знаю. Это живопись пятнадцатого века, однако, согласно легенде, он жил задолго до этого времени. Возможно, это один из рыцарей Круглого стола короля Артура.

Доминик так близко находился от нее, что девушка чувствовала, как его голос вибрирует в ней. Возбуждение, подобное тому, которое она испытала прошлой ночью, охватило Лауру, почти лишило ее чувств, наполняя ее лихорадочной слабостью. Она с усилием сделала шаг в сторону и почти безнадежно попросила:

– Расскажи мне об этой картине, – указывая на какое-то полотно.

Доминик взглянул на акварельный натюрморт.

– А, это Николас Роберт. Большой мастер натюрмортов. – Его глаза блеснули, когда он взглянул на девушку. – Если бы он был жив, я заказал бы ему картину с изображением цветущего табака.

Лаура в замешательстве опустила глаза вниз, чувствуя, что мужчина подошел к ней совсем близко. Она задрожала, инстинктивно понимая, что ему хочется обнять ее, а у нее не осталось сил, чтобы отступить назад.

Однако, вместо объятий Доминик прошел мимо нее к одной из литографий. Когда он вновь заговорил, девушка заметила, как у него дрогнул мускул на щеке, а голос стал необычно напряженным.

– Это современный художник Пьер Иосиф Редо, – произнес он, затем указал на картину рядом с литографией, – вот этому «Благовещению» более трехсот лет.

– Где ты приобрел такую ценную живопись? Мужчина снова бросил на нее теплый взгляд.

– Мне очень нравятся красивые вещи, Огонек.

Даже находясь под защитой его длинного плаща Лаура задрожала. Она всем телом чувствовала волнение своего спутника, какую-то вибрирующую трепещущую ауру, которая не могла скрыть его желания обладать ею.

Глубоко вздохнув, девушка двинулась вдоль галереи туда, где стояли в огромном множестве всевозможные часы. Чего там только не было – миниатюрные замки и пряничные домики с кукушками. У подножья стены, словно армия солдат, стояли массивные часы – торжественные и важные.

– А это из Австрии, – сказал Доминик, чувствуя, что ему с каждой минутой из-за близости этой девушки становится труднее говорить и высказывать интерес к своим богатствам.

Он прислонился к стене рядом с высокими, стоящими на полу, часами. И Лаура почти услышала, как его сердце бьется в одном ритме с их маятником. У девушки было такое чувство, будто они с Домиником стали единым целым, от этого ее охватывала слабость, ей было трудно дышать, говорить и даже стоять. Она медленно прошла в комнату с низким потолком, уставленную изысканной мебелью. Вокруг столов на ножках, сделанных в виде извивающихся змей, кружились в хороводе изящные стулья. Рядом стыдливо застыли туалетные столики, трюмо, зеркала, красивые бра освещали этот покой и, видимо, от их света в комнате царила атмосфера некоей утонченной чувственности, почти такая же, как в комнате самой Лауры.

Доминик зашел вслед за ней и головой задел за канделябр. Лаура, увидев как он поправляет сдвинувшееся кресло, вдруг остро захотела, чтобы он прикоснулся к ней и тогда, чтобы как-то нарушить неловкое молчание и отвлечься, она спросила первое, что пришло ей на ум:

– Ты что, грабишь дома?

Не сводя с девушки завораживающего взгляда, мужчина прикоснулся к ее плечу. Его пальцы жгли ее даже сквозь тяжелую ткань плаща, затем его ладонь скользнула по покатому плечу Лауры к ее обнаженной шее.

Это прикосновение походило на прикосновение огня. У Лауры по спине пробежал озноб, а затем каждый нерв словно охватило жарким пламенем. Девушка вздрогнула, поспешно двинулась в следующую комнату, сожалея о том, что ушла от его прикосновения и одновременно радуясь этому.

Доминик снова немедленно ее догнал, но на сей раз он не делал попытки прикоснуться к ней. Лаура снова несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и избавиться от волнения.

Когда мужчина подошел к полке, уставленной красивыми деревянными шкатулками, девушка несколько успокоилась.

– Вот это тебе может быть и понравится, – резко сказал он хриплым голосом, открывая коробку из орехового дерева, обитую изнутри красным бархатом. В ней находился столовый сервиз из серебра, украшенный орнаментом в виде виноградных лоз. – Серебро высшей пробы, – произнес он и открыл другой ящичек. – А вот это, взгляни.

– Золото? Настоящее золото?

– Да, сервиз на тридцать две персоны, – Доминик усмехнулся, – это для тех, кто хочет устроить большой званый обед.

– Он, должно быть, не имеет цены!

– Очень похоже на то. – Закрыв коробку, он небрежно сунул ее себе за спину и добавил: – Фарфор и хрусталь в соседней комнате, пойдем.

Они оказались в комнате, заставленной маленькими бочонками. Открыв крышку на одном из них, Доминик порылся в соломе и вытащил оттуда тончайшее полупрозрачное фаянсовое блюдечко и такую же чашку столь хрупкую, что, казалось, ее ручка сломается от прикосновения мужских пальцев. Затем он бережно положил и чашку и блюдце назад в бочонок и указал рукой вперед.

– Вон там у меня тарелки из оникса; вон там – малахитовые изделия, а вот посмотри, – Доминик показал ей бокал для вина с невероятно длинной ножкой и с золоченым ободком, – это императорский фарфор. – Мужчина взял бело-голубую вазу с ее соломенного ложа.

Лаура затаила дыхание.

– Древнекитайский фарфор?! Да ведь у тебя тут королевские сокровища! – Ей никогда не приходилось не то, что торговать, а даже видеть такие сокровища, собранными в одном месте. Откуда он их взял? Как он мог их себе позволить?

Возвратившись в главную комнату, девушка с ее спутником прошли мимо гор мешков помеченных словом «Табак». Рядом с бочонками пороха стояли в пирамидах мушкеты и ружья, там же находились изумительные раскрашенные кареты, двуколки, элегантные экипажи и фургоны для дальних путешествий.

Лаура остановилась возле высокого кедрового постамента. Над ним, почти касаясь земли, свисал на цепях шестифутовый серебряный дракон. На высунувшем огненно-красный язык крылатом чудовище было одето седло из электрона.

Девушка бросила на спутника подозрительный взгляд.

– Только наследник императора мог бы скакать на такой лошадке.

– …или испанский король, – Доминик казалось, не замечал изумленного лица спутницы. – Мой кабинет наверху. Хочешь увидеть?

Лаура кивнула. Взяв ее за руку, мужчина повел девушку по узкой винтовой лестнице наверх. У девушки, при взгляде на то, как все дальше и дальше удаляется пол, внезапно закружилась голова. Окна из цветного стекла бросали на все вокруг разноцветные сверкающие лучики света и казалось, что все вокруг осыпано драгоценными жемчугами.

На верхнем этаже здания, в уютной комнате, находились другие сокровища: средневековая живопись, изящные скамьи и серебряные лампы с абажурами в виде тюльпанов.

Доминик провел ее в длинную узкую комнату. За столами, стоявшими здесь в ряд, отчаянно дымили трубками несколько клерков, уйдя с головой в свою работу.

– О, Доминик, ты принес розу в это логово бумажных червей? – с высокого круглого стула спрыгнул Ренато Белуши и отвесил им поклон. Сигара у него во рту казалось, была такой же помятой, как и его давно нестиранная куртка.

– Дядюшка, – сказал Доминик, – тебе нужно спуститься вниз.

– А, это значит, что ты не хочешь, чтобы я оставался наверху, – добродушно улыбнулся Ренато.

Он помахал им сигарой и направился к двери. Когда Белуши вышел, Лаура обхватила себя руками за плечи, удивленно повернулась к Доминику.

– Ты назвал его дядей?

– Да он и есть наполовину дядя. Никто не может ручаться за свою родословную.

– Пожалуй так, и все же мне интересно, зачем ты прошлой ночью заставлял меня подумать, что он просто твой кучер.

– Он сам бы не хотел, чтобы многие знали о том, что мы с ним родственники.

– Это почему?

– Из соображения безопасности. Он опасается, что у меня могут быть неприятности из-за его занятий.

– Это имеет какое-то отношение к сокровищам внизу?

Доминик улыбнулся.

– Ты очень торопишься. Огонек. Хотя, да. Впрочем, большей частью все это принадлежит мне. На своем маленьком корабле он почти два года гонял британские корабли, легально, – добавил он.

– Легально, это как?

– Он был капером, его наняло правительство. – Доминик, повел девушку мимо клерков, – но сказать по правде, дядюшка не всегда был таким честным моряком.

Лаура с осторожностью взглянула на него.

– А вы, месье Доминик, наверное, были связаны с ним?

Глаза мужчины потемнели, словно предупреждая ее задавать вопросы с максимальной осторожностью.

– Я вел у них деловые записи. Он слабоват по части цифр.

Девушка оглянулась и с полминуты смотрела на своего спутника. Если не считать того легкого оттенка предупреждения, прозвучавшего в его голосе, то он ничем не выдал беспокойства по поводу ее вопросов.

Лаура повернулась и медленно подошла к большому металлическому сейфу, на котором висел какой-то замысловатый замок.

– Прошлой ночью, Доминик, как-то пытался тебя отравить. Наверное, этот кто-то хорошо знает, чем ты занимаешься.

– Ты делаешь необоснованные выводы, Лаура. Пожалуйста, будь осторожней.

Девушка попыталась угадать комбинацию цифр на металлическом ящике.

– Возможно, ответ на мои вопросы и лежит в этом сейфе, – она резко повернулась и с вызовом посмотрела на мужчину, – и потом, может быть, Доминик Юкс вовсе и не существует, может быть, это просто струйка дыма и отравление было несчастным случаем.

Его глаза загорелись мрачным драконьим пламенем, но он тихо сказал:

– Может быть.

Внезапно рассердившись на то, что Доминик даже не пытается дать более удовлетворительный ответ, девушка шагнула к нему и гневно сказала:

– Ты выскочил ниоткуда. Мы с отцом работаем уже много лет и у нас нет даже тысячной доли того, что, как ты заявляешь, принадлежит тебе. Может быть, это все принадлежит Ренату Белуши, а у тебя вовсе ничего нет.

Он скрестил руки на груди и смотрел на нее не улыбаясь. Его подбородок стал неожиданно жестким и суровым. Глаза мужчины пристально впились в ее лицо, словно пытаясь прочитать, что у нее в душе. Она еще никогда не видела такого жесткого выражения на его лице, и тогда ее заполнило новое ужасное подозрение.

– А! Ты не первый, кто задумал заграбастать торговый дом Шартье, женившись на мне.

Доминик крепко выругался, и при звуках его голоса служащие разлетелись из-за столов испуганной стаей голубей и последовали вслед за Ренато Белуши вниз. Лаура не шевелясь, стояла перед ним со слезами обиды и отчаяния на глазах.

– Мне нужно было сразу догадаться, господи, какой же я была дурой. Ведь все чего ты хотел, – это скомпрометировать меня и ускорить эту женитьбу.

– Стой, черт, возьми, остановись! – он грубо схватил ее за руки, потянул к себе, приподнимая пальцем ее голову вверх, чтобы посмотреть ей в глаза. Девушка заметила, как у него на щеке задвигались желваки. Было заметно, что он с трудом удерживает клокотавшую внутри ярость. – Ты, маленькая дикая кошка, неужели ты не чувствуешь, что творится у меня в сердце, неужели ты думаешь, что я притворяюсь, когда чуть не умираю от страсти к тебе. Если ты еще раз такое скажешь, Лаура Шартье, я провалюсь в ад. Не смей больше так говорить. Да я лучше стану перед жерлом заряженной пушки, чем снова буду слушать все эти слова. – Его красивое мужественное лицо исказилось от боли.

Он нежно, но крепко прижал девушку к груди и уже не сдерживая своего желания, нетерпения и страсти прильнул к губам Лауры. Казалось, его поцелуй прожег ее насквозь. Сила его чувства растопила лед недоверия. Лаура внезапно поняла совершенно точно, что этот мужчина говорит правду и несмотря на все секреты и тайны, которые ему приходится скрывать, его любовь к ней несомненна.

Прижавшись к его груди, девушка ответила на его поцелуй, утоляя его голод. Словно морской прибой на нее обрушились волны страсти и затопили ее так стремительно, что она не смогла больше стоять на ногах и тогда Доминик подхватил ее на руки и уложил на скамью, стоявшую поблизости. Мужчина опустился на колени рядом с девушкой, его руки ласкали ее, осторожно прикасаясь к ее телу, а затем скользнули под плащ к мокрому платью.

– Огонек, святые небеса, как я тебя люблю, – пробормотал мужчина, уткнувшись губами в ее шею, а Лаура, отдаваясь всей душой его ласкам, словно в забытьи, перебирала пальцами волосы у него на голове и тихо плакала от наслаждения и мучительной сладости его поцелуев. Какой он сильный и решительный флибустьер из ее девичьих грез, пират, похитивший ее на своем сказочном корабле. Отныне она погиба… погибла.

– Доминик… все это очень стремительно, – прошептала девушка, – пожалуйста, не лишай меня совсем достоинства.

Его щека покоилась у нее на груди, руки крепко обнимали девичью талию. Доминик тяжело дышал и его дыхание напоминало предгрозовое дыхание океана.

– Достоинство, Лаура? Я никогда, слышишь, никогда не посмею и не смогу лишить тебя его. – Он нежно губами осушил слезы девушки, ему удалось несколько успокоиться, его дыхание стало равномерное, и, наконец, Доминик встал и помог ей подняться. Огни в его глазах потухли, на лице появилась едва заметная улыбка. Он взял ее руку, поднес к своим губам, но не поцеловал.

Губы девушки разомкнулись, она тихонько, в ожидании, вздохнула, однако, рот мужчины так и не прикоснулся к ее ладони. Вместо этого он медленно повернул ее руку к себе так, что его дыхание коснулось ее кожи, и это чувство было таким возбуждающим, что Лауру вновь охватило пламя. Он совершенно точно знал, что делает с ней и наверняка понимал, что она подобно глине в его руках. Глубоко вздохнув, девушка подняла на него свои глаза.

– Доминик, ты заставляешь меня забыть обо всем кроме настоящего, – прошептала она, приближая свои губы к его губам. – Мне кажется, что в целом мире нет ничего важнее, чем ты и твои руки.

– Наверное, существует много важных вещей, Лаура, но ни одна из них не важна так, как моя любовь к тебе. Ради нее я готов отдать свою жизнь, – его голос стал нежным и в то же время продолжал оставаться мужественным, – если у тебя еще сохраняются какие-то сомнения на счет моих целей, позволь мне их развеять прямо сейчас. – Доминик отпустил девушку и улыбнулся, увидев, что она дрожащей рукой схватилась за скамейку, чтобы не упасть. – С тобой все в порядке, Лаура?

– Да, просто немного ослабела, вот и все. Доминик подошел к сейфу, набрав какую-то комбинацию, распахнул дверцу и отступил в сторону.

От потрясения Лаура не могла вымолвить ни слова. С верхней полки сейфа на пол посыпались банкноты, на второй полке лежали несколько гроссбухов и других бухгалтерских тетрадей, затем она увидела целые кучи золотых испанских дублонов и более мелких монет, а наверху всей этой ослепительной горы лежало два изумрудных браслета, алмазная тиара и скипетр, инкрустированный рубинами.

– Т-т-ты г-г-грабил банки? Доминик!

Вместо ответа, Доминик подошел к сейфу, выбрал какой-то гросбух со второй полки, не глядя в него, открыл на первой попавшейся странице и протянул его девушке. Несмотря на все свое изумление, Лаура не нашла в себе сил устоять перед искушением заглянуть в приходные статьи поданной книги. В статье «приход» было примерно полдюжины строчек рядом с именем «Ренато Б», но в целом все строки были помечены двумя буквами «Д. Ю».

Глаза Лауры расширились от изумления.

– Ну, видишь, мне нет нужды присваивать твой бизнес, – тихо сказал Доминик, стоя за спиной девушки. Она повернулась и посмотрела на него, внезапно чувствуя себя неловко рядом с ним.

Улыбаясь, мужчина взял тиару и водрузил ее на голову девушки. Лаура понимала, что выглядит нелепо и смешно в своем, а вернее в чужом, не по размеру большом плаще с мокрыми волосами, однако, она насмешливо сделала реверанс, и хотя внешний вид Доминика был не на много лучше ее, он тоже поклонился ей с шутливой иронией.

Лаура подала ему тиару обратно.

– Я не совсем одета для такого случая, может быть в следующий раз поиграем в бал-маскарад.

– В любое время, когда захочешь, а тиара – твоя. – Он улыбнулся, заметив, как девушка смотрит на него широко открытыми от удивления глазами, – возьми ее домой, если хочешь.

– Нет, я не могу.

Он пожал плечами, положил драгоценность обратно в сейф и закрыл дверку.

– Лаура, ты можешь ее взять, когда захочешь, она твоя.

– Нет.

Ей показалось, или на самом деле, что на мгновение его глаза стали печальными.

– Сейчас я отвезу тебя домой. Сегодня вечером бал.

– Ой, я и забыла, – неужели еще только сегодня утром она читала записку, найденную на подушке? Кажется, что это было целую вечность тому назад.

– Так ты пойдешь со мной?

Он стоял перед ней такой красивый, по-юношески стройный. Он был богаче любого короля и все же с явной тревогой ожидал от нее ответа. Лауре внезапно стало стыдно за саму себя, и она тихо сказала:

– Если ты все еще хочешь взять меня с собой, я поеду.

Доминик вздохнул с облегчением. Его глаза засияли, ему очень хотелось вновь поцеловать девушку, но что-то подсказывало ему, что лучше этого не делать. Сейчас он должен был соблюдать особую осторожность, потому что так легко он мог ее потерять. Он помог Лауре спуститься по крутой лестнице и сесть в экипаж. Стражи у кладбищенской стены по-прежнему несли свою вахту, однако, как только Доминик и Лаура вышли, оба разбойника встали и тут же исчезли в воротах.

Доминик осторожно тронул экипаж с места и поехал по улице. На этот раз он старался избегать рытвин и ухабов.

Теплый тропический туман, оставшийся после дождя, пахнул жасмином. Мокрые камни мостовой сверкали как бриллианты, и радуга опустилась на влажные крыши домов.

– Как здорово, правда? – спросила Лаура, глядя на старое здание и яркую чистую зелень садов.

– Да, – тихонько ответил Доминик и на мгновение прижался губами к мокрым волосам девушки.

Немного робея, она положила голову на его плечо, а затем, глядя на прямую линию мужского подбородка, тихонько произнесла:

– Ты самый красивый мужчина из всех, кого я видела, и, кажется, начинаю верить, что у тебя и душа такая же.

На глаза Доминика навернулись слезы, однако, он тут же пересилил себя и несколько раз сглотнул комок, подступивший к горлу, сказал, не глядя на нее:

– Ты относишься ко мне лучше, чем я заслуживаю, Лаура.

– Я буду относиться к тебе еще лучше.

– В таком случае я этого просто не вынесу.

Лаура улыбнулась. Лошади продолжали бежать вперед и их копыта громко стучали по кирпичным улицам. Кажется очень быстро закончился этот путь назад и, наконец, Доминик остановил экипаж прямо перед ее домом и помог ей сойти. Он проводил ее к двери и остановился на пороге.

– Ну, до вечера? Встретимся в восемь часов.

Она кивнула, вошла в дом и закрыла за собой дверь.

Из окна дома Лаура проводила Доминика взглядом до экипажа, посмотрела как он сел и хлестнул лошадей.

Очень скоро он и его коляска исчезли в лабиринте домов, растворясь в бледно-сером мареве в конце улицы Святой Анны.

Глава 9

– Привет, ты здесь? Деточка?

Лаура посмотрела на жену бухгалтера, которая стояла за ее ширмой из восточной ткани.

– Ну конечно.

– Хороша, я звать тебя уже три раза. Еще раз и я хотеть сыпать соль на твой нос.

– Я кое о чем задумалась.

– Ты не должна так много думать. Мисто Ю будет здесь в любую минуту, и тогда ты говорить ему «здравствуй» в нижнем белье.

– Ай, Ида, что ты болтаешь. Да помоги же мне застегнуться.

Ида застегнула пуговицы на изумрудно-зеленом платье Лауры и золотую цепочку.

– Двадцать лет назад я тоже иметь одевать такое платье. Сильно много времени прошло с тех пор и я такая толстый.

– Сент Джону нравится, как ты выглядишь.

– Сент Джон старый глупый козел, – Ида потянула немножко вниз прямоугольный вырез платья Лауры. Надо немножко опускать здесь.

– Угу, почему бы мне, в таком случае, не пойти совсем голой.

– Ты можешь ходить голый после того, когда станешь замуж. Сегодня ты просто должна возбуждать его, – Ида еще на дюйм опустила девушке декольте и расправила складки на ее юбке. – Ты не хочешь носить чулки?

– Корова безмозглая! Я совсем забыла.

– Ты должна бросать такой грубый разговор, детка. Настоящая леди не уметь так говорить. В следующий раз я знаю тебе не ходить на петушиный бой.

Лаура улыбнулась, вспомнив о Денди Леггинсе, от которого ее мысли сразу перешли к Доминику. Натянув чулки, она заглянула под кровать и достала свои любимые туфельки.

– Ты совсем потеряла разум, мисс Лаура?

– А что?

– Фиолетовые туфельки к зеленому платью. Я знаю, теперь ты одеваешь желтую шляпу и пойдешь на Канал-стритт хвастаясь своими подвязками. До следующего февраля нас не бывать карнавала, мисс Лаура Шартье, старайся не забывать.

Лаура раздраженно зашвырнула туфли через всю комнату и проворчала:

– Ладно, тогда я пойду в одних чулках.

– Ну, и бедный миста Ю никогда не сможет поднять голову на людях.

– А он любит скандалы. Ему на это будет наплевать.

Ида как-то странно посмотрела в сторону.

– Значит, ему не обращать внимание на всякие сплетни?

Лаура застегнула пряжки из горного хрусталя на паре черных туфелек и только потом ответила:

– Да, так он говорит.

– Ну, тогда ты пойди и женись на нем. Некоторые из нас не любить скандалы и боятся их.

Лаура раздраженно фыркнула.

– Я пойду на балюстраду и почитаю там, пока он приедет, пусть Доминику откроет Сент Джон.

Она взяла со стола в диванной комнате томик Блейка, села в плетеное кресло на балюстраде и посмотрела на город, быстро исчезавший в вечернем полумраке. Дождь уходил на Запад, и с крыш на улицы медленно сползала теплая туманная дымка. Было что-то сказочное и непередаваемо волшебное в том, как люди перед ее домом появлялись из тумана и исчезали в нем, словно бесплотные духи.

Кафедральный колокол пробил половину восьмого.

Лаура закрыла глаза, вспоминая множество часов в доме Доминика, затем ее мысли перескочили к тому, что чуть было не произошло между ними. Девушка как будто вновь почувствовала его страстные объятия. В следующее мгновение ее тело от щек до ступней опять запылало огнем.

Стараясь отвлечься от своих мыслей, Лаура открыла книгу. Поначалу она с трудом разбирала английский текст, однако, в следующее мгновение с чувством суеверного страха Лаура увидела, что книга открылась на той самой поэме, которая так поразила ее в первый раз.

– Когда в объятья лепестков твоих атласных, – прочитала она, – случайно занесенный бурею ночной бессильный мотылек своей любовью страстной… – тут ее голос дрогнул, девушка закрыла книгу и на память шепотом закончила, – …навеки смог разрушить твой покой.

Ей стало жарко и трудно дышать. Лаура почувствовала какой-то безотчетный страх, но встала и посмотрела вниз на площадь Святого Антония. Клубящийся туман окутывал деревья и статуи святых, едва различимые в нем, казались призраками из какой-то сказки, ожившими по велению злого волшебника. У Лауры перехватило дыхание.

Книга задрожала в ее руке. Испытывая все тот же страх, девушка далеко отвела руку в сторону и швырнула книгу вниз с балюстрады. Томик медленно, словно поддерживаемый сгустившимся воздухом, упал в воду и исчез.

Уцепившись за перила, Лаура следила за его полетом пока на воде в месте падения книги не разошлись круги. Она с трудом разжала руки и только тогда, наконец, смогла спокойно вздохнуть. Девушка попыталась посмеяться над своими страхами, однако, звук ее голоса так жутко прозвучал в вечерней тишине, что она в ужасе закрыла рот рукой.

По мостовой застучали копыта и из-за угла, с зажженными фонарями, появился экипаж. Он проехал по площади Святого Антония и, даже с того места, где сидела девушка, было видно, как вслед за его колесами завиваются спирали тумана.

Экипаж подъехал к ее магазинчику, и Лаура увидела, что рядом с Домиником, держащим поводья, сидит Ренато Белуши. Лицо и руки Доминика казались темными, почти черными, в сравнении с его белой сорочкой и пышным галстуком. При свете фонарей он казался массивным и в то же время словно излучал спокойствие и уверенность.

Доминик остановил лошадей прямо под балюстрадой, снял перчатки и посмотрел вверх на Лауру. Она точно знала, что он заметил ее с того самого момента, как смог различить сквозь туман. В его взгляде, даже отсюда, была видна его любовь к ней и желание успокоить ее и сказать, что все у них будет хорошо.

Судорожно всхлипнув, девушка бросилась в дом, стремительно сбежала по ступеням мимо изумленного Сент Джона и, распахнув переднюю дверь, бросилась в объятья Доминика.

– У-о-у! Я только что собрался зайти за тобой, дорогая, что случилось? – Доминик снял шляпу и швырнул ее в экипаж.

– Просто обними меня, Доминик, – пробормотала она, прижимаясь щекой к отвороту его куртки. Не обращая внимания на любопытные взгляды проходящих мимо людей и веселый свист Ренато, Доминик неясно прижал девушку к себе.

– Опять боишься болтовни досужих кумушек?

– Нет, это все чепуха. Просто глупые фантазии, вот и все.

– Да здравствуют глупые фантазии из-за которых ты бросаешься в мои объятья.

– Но это было ужасно, – сказала девушка, высвобождаясь из его рук и отступая на шаг. – Я вообразила, что должно случиться что-то ужасное.

– Самое ужасное, что нас сегодня ожидает – это обед у мадам Ренуа, – весело сказал Доминик. – У неё совершенно ужасный повар. Ты должна будешь сначала давать мне все на пробу.

Лаура тихо засмеялась.

– После прошлой ночи? А я-то думала, что тебе больше никогда не захочется пить снадобья доктора Керра.

Доминик скривился и помог девушке подняться в экипаж.

– Ну, может быть, мы тогда ограничимся одним шампанским.

Лаура снова засмеялась.

– Как ты трогательно заботишься обо мне.

– А ты обо мне, – хмыкнул он и от блеска в его глазах девушка почувствовала себя так, будто уже выпила шампанского.

Ренато осторожно поехал по дороге, которая вела вдоль реки к плантациям на окраине города.

Обсаженная величавыми пекановыми[5] деревьями, дорога оканчивалась возле одного из самых больших домов, которые когда-либо видела Лаура. Высокие ионические колонны поддерживали легкие воздушные галереи вокруг дома. Из ярко освещенных окон, на лужайку, доносилась музыка. Рабы в голубых ливреях взяли рысаков Доминика под уздцы и провели их к металлической ограде, где уже стояли десятки экипажей.

Ливрейный лакей открыл дверцу экипажа, Доминик подал ему серебряный доллар и повернулся, чтобы помочь Лауре выйти. Его рука внезапно коснулась груди девушки, когда та спускалась по ступенькам.

От неожиданности и волнения он едва не задохнулся, однако, тут же сказал:

– Сегодня Ида позволила тебе выйти без шали!

Лаура вспыхнула под его взглядом и, с трудом подавив желание прикрыть руками свое декольте, ответила:

– Боюсь, что я оставила ее в театре.

Доминик посерьезнел.

– Я прослежу за тем, чтобы ты получила ее обратно. – Затем мужчина взял спутницу под руку и повел наверх в дом.

– А-а! Месье Юкс! Как мило с вашей стороны прийти на мой маленький званый вечер, – от дверей им улыбалась маленькая морщинистая женщина, одетая в широкое платье из черной тафты. На ее пальцах блестели алмазные перстни, а шея была прикрыта широким воротником, украшенным рубинами.

– Добрый вечер, мадам Ренуа, – Доминик отвесил низкий поклон, затем представил Лауру и сказал, – мадам Ренуа, Лаура, – мой деловой партнер.

Лауре удалось скрыть свое удивление. Мадам Ренуа была одной из самых богатых женщин Нового Орлеана. Ее последний муж разбогател, успешно торгуя сахарным тростником и индиго. Может быть и правда не было ничего загадочного в богатстве Доминика Юкса, просто он был купцом с хорошими связями.

– Давайте пройдем в сад, – предложила мадам. – Сегодня здесь собрались все, кто хоть что-нибудь из себя представляет, за исключением моих дорогих Жана и Пьера.

– Вы говорите о Жане и Пьере Лафитах? – спросила Лаура.

– И ни о ком другом. Возможно, они появятся позже. Им доставляет огромное удовольствие водить за нос полицию, губернатора Клейборна, – засмеявшись, мадам впереди своих гостей пошла к дому.

– Она не должна иметь дело с пиратами, – прошептала Лаура, когда Доминик ввел ее в холл, где уже было множество людей.

– Возможно ты и права, – согласился Доминик, подходя к высокой лестнице, которая казалось вела на самый верх к потолку.

– Какая толпа народу! – Лаура чувствовала себя так, будто все присутствующие в зале жители Нового Орлеана посмотрели на них.

С застывшей улыбкой и придерживаясь за руку Доминика, девушка следовала за мадам Ренуа, медленно шедшей вперед по клетчатому паркетному полу.

Несколько раз Доминик останавливался, чтобы представить ее своим знакомым. Большинство из них Лаура уже знала, однако, любезно приветствовала их, скрывая свое волнение и стараясь не слышать шепот за спиной.

Наконец, они вышли в сад. Арка из живой изгороди открывалась в просторный сад, где уже находилось много народа. Каждое дерево, каждый куст на аллеях и дорожках были освещены бумажными японскими фонариками. Столы возле мраморного фонтана ломились под тяжестью фарфоровых и серебряных сервизов. На них было множество всевозможных пирогов и пирожных, целые флотилии копченых лососей, блюда из креветок, лангустов. Хрустальные графины с вином и лимонным виски, а так же целиком зажаренные туши барашков и поросят.

В белой открытой беседке играл струнный квартет, наигрывая прекрасные мотивы и клубы тумана кружились среди танцующих пар.

Мадам Ренуа представила Доминика какому-то владельцу корабельных верфей и Лаура в пол-уха рассеянно слушала их разговор, пока не заметила среди гостей майора Габриеля Вилье. Она не забыла своего обещания выкупить на свободу сына Мейзи.

«Может быть, сегодня этот человек будет посговорчивей».

– Извините меня, – сказала она, – мне необходимо поговорить с одним человеком. – Девушка протиснулась сквозь толпу и прикоснулась к рукаву майора.

Улыбка на лице Габриеля тут же исчезла, как только он увидел Лауру.

– А-а, мадемуазель Шартье, – кланяясь, уныло поприветствовал он ее.

– Я бы хотела извиниться перед вами за то, что случилось позавчера, – сказала девушка, одаряя его своей самой обаятельной улыбкой.

– Друзьям нет нужды извиняться. Я уже почти совсем забыл из-за чего мы с вами спорили.

– Мы говорили об одном из ваших работников, о человеке, которого зовут Тим.

– Ах, да! Об этом большом Нигере, которого купил отец, – майор поднес к губам бокал и отпил виски.

Лаура с трудом скрыла свой гнев. Ее горячность и темперамент не могли помочь в разговоре с этим богатым молодым плантатором.

– Я собираюсь предложить вам семьсот пятьдесят американских долларов. Мне кажется, что это вполне подходящая плата за такого работника… Ей даже стало тошно от того, что приходилось торговаться о стоимости человека.

– Да, достаточная плата, но у нас в этом году чертовски хороший урожай сахарного тростника. Вы должны понять мои проблемы.

– О каких проблемах ты говоришь, Габриель? – раздался за ними знакомый голос.

Это был Доминик. Лаура удивленно посмотрела на него.

– Так вы знакомы?

Габриель пожал руку Доминику.

– Месье Юкс долгое время был другом нашей семьи.

Лаура не смогла скрыть свое замешательство.

– Но я думала, Доминик, что тебя здесь давно не было.

Он улыбнулся и, казалось, не обратив внимания на ее вопрос, спросил:

– Можно я вмешаюсь в ваш деловой разговор?

Габриель засмеялся.

– Мадемуазель Шартье и я просто спорим о цене одного из нигеров на плантациях моего отца.

– Он не… он сын Мейзи, – не сдержавшись гневно воскликнула девушка, – мой отец имел глупость продать его старшему Вилье.

Габриель в изумлении вздернул голову.

– Оказывается мадемуазель просто на удивление сентиментальна.

Доминик улыбнулся. Раздраженная Лаура отвернулась, не обратив внимания на стальной безжалостный блеск в глазах своего спутника, пристально смотревшего на Габриеля. Она подошла к столику с напитками и взяла бокал вина.

– Мадемуазель Шартье, как я рада, что хоть на минуту смогла застать вас одну. Конечно, мои гости вряд ли смогли пересилить себя и заговорить с вами, не так ли? – Возле Лауры, держа в одной руке тарелку с сосисками из мяса аллегаторов, стояла мадам Ренуа. Словно не замечая вспыхнувшего от стыда лица Лауры, мадам продолжала: – Поскольку закон не позволяет мне повесить их за грубость, давайте забудем обо всех этих невежах и немного поболтаем.

Девушка растерялась, не зная, что сказать и просто вежливо присела.

– Ну конечно, я в вашем распоряжении.

– Как и большинство людей, когда узнают насколько я богата, – мадам Ренуа бросила на девушку острый пронзительный взгляд, – но вам-то на это наплевать, не так ли?

– В общем да, мадам.

– И вам, конечно, так же безразлично насколько богат ваш месье Юкс.

Лаура ответила, как можно искреннее.

– Видите ли, мне было очень приятно обнаружить, что он богат. Не потому, что мне нужны его деньги, а просто потому, что теперь-то я уж точно знаю, что ему не нужны мои.

Пожилая женщина захихикала.

– Однако ваше состояние далеко не такое большое, как у него.

Лаура прищурила глаза.

– Во время войны богатеют только пираты, мадам. Вроде тех, которые захватили барк моего отца.

– Да, я слышала об этом. Какой стыд! – мадам Ренуа вновь перевела разговор на Доминика. – Знаете ли, я очень много думаю о месье Юксе.

– Вы с ним давно знакомы, мадам?

– Достаточно давно, чтобы оценить все многообразие его таланта. А вы, мадемуазель?

– Нет. Он не так много рассказывает о себе.

– И не удивительно. У него была тяжелая жизнь, полная опасностей и не очень счастливая.

– Да, он был солдатом.

– Кроме всего прочего.

В глазах женщины мелькнула легкая усмешка. Лаура ужасно хотела порасспросить о деталях, однако, она сердцем почувствовала, что Доминику это бы не понравилось. Да и кроме того, по виду мадам Ренуа было ясно, что она больше ничего не скажет, даже если и знает что-то о нем.

Надеюсь, что теперь его жизнь будет более счастливой, сказала Лаура.

Губы старой женщины дрогнули, но не насмешливо. Наконец, хозяйка дома ответила:

– Как бы то ни было, но я думаю, что у него появился шанс. Просто попытайтесь сами не очень серьезно все воспринимать, мадемуазель. Жизнь – это штука, которой надо наслаждаться.

– Шутка, мадам?

Мадам Ренуа повернулась и нахмурившись посмотрела в сторону музыкантов.

– Нет, какие невежи, – произнесла она. – Эта шутка кажется затянулась и слишком. Мне нужна настоящая музыка.

После того как хозяйка дома удалилась, Лаура отправилась разыскивать Доминика. Он стоял под сенью раскидистого дуба, глядя на танцоров. Увидев девушку Доминик приветствовал ее улыбкой.

– А-а, я совсем потерял тебя, Огонек.

Я разговаривала с мадам Ренуа. Она странная женщина.

– Но очень милая.

– По каким делам ты с нею связан? После минутного колебания Доминик ответил:

– Мы оба состоим в ассоциации жителей Нью-Орлеана.

Глаза девушки расширились.

– Что-о?! Контрабанда оружием?!

– Мы помогаем мексиканским революционерам, – пожав плечами сказал мужчина.

– О-ля-ля! Но ты должно быть крепко ненавидишь Испанию, если вовлечен в такого рода дела.

Дракон на кольце Доминика заполыхал маленьким пламенем, когда он поднял руку и пригладил свои волосы. В его голосе прозвучали угрожающие нотки.

– Я сделаю все что в моих силах, чтобы уничтожить и ее и вместе с ней ее проклятых британских союзников.

Лаура медленно кивнула.

– Я тебя понимаю. Мы думаем, что барк моего отца захватили испанцы.

Мужчина как-то странно посмотрел на свою спутницу.

– Испанцы все хищники. – Внезапно Доминик отмахнулся от своих мрачных мыслей и отбросил свое плохое настроение. – Слышишь, играют вальс. Пойдем, потанцуем?

Не давая девушке времени на то, чтобы обдумать ответ, он подхватил ее и закружил в прекрасном волнующем вихре танца. Танцуя они вышли в центр круга не замечая того, что вокруг них практически не было других пар. Волосы Доминика блестели в свете японских фонариков и от этого Лауре было почем-то радостно и немножко страшно.

Девушка знала, что на них перешептываясь смотрят все присутствующие, но ей было все равно. Не было никого сильнее, чем ее Доминик Юкс и больше никто не смеет причинить ей боль.

Лицо мужчины было суровым и спокойным, совсем как у солдата, предусмотрительно наслаждающегося кратковременным отдыхом между боями. На его чувственных губах не было улыбки, однако, при виде его лица девушка чувствовала, как у нее по спине пробегают волны жаркого волнения. Казалось, что звуки скрипок и виолончели взвихряются вокруг них и сердце Лауры билось совсем рядом с сердцем мужчины в такт музыке.

– Ты моя, Лаура Шартье, – в прикосновении его руки, лежавшей у нее на талии, было столько желания чувственной неги! Девушка кружилась в танце и ее изумрудно-зеленые юбки разлетались, касаясь его ног.

«Любит ли она этого загадочного незнакомца?» – Ее желание знать ответ на этот вопрос усиливалось по мере того, как нарастала музыка. Может быть когда-нибудь она узнает ответ. Может быть однажды, когда-нибудь ночью они вместе будут танцевать другой танец – зажигательный, пленительный, волнующий танец, который доведет до завершения их любовь.

Когда последние ноты вальса растаяли среди листвы, Доминик подвел девушку к краю площадки, чтобы дать ей отдохнуть. Он поклонился величественно и в то же время просто и, не отпуская ее руки, сказал низким голосом:

– Спасибо, Лаура.

Девушка прикоснулась кончиками пальцев к его галстуку.

– Я… я не хочу останавливаться, Доминик.

Он прижал девушку к себе. В глубине его глаз загорелся огонь.

– Лаура, а ведь ты говоришь не о танце.

– Нет, – тихо сказала она, опуская глаза. Ее ресницы затрепетали, когда она увидела, как напряглись его мускулы и натянулась материя на брюках.

– Нет, я не хочу останавливаться, но я все же не хочу заходить слишком далеко… пока.

– Я не буду тебя принуждать, – сказал Доминик, так и не сумев скрыть свое затрудненное дыхание. Они стояли, не двигаясь, взявшись за руки, не обращая внимания на весь мир. Каждый старался услышать, почувствовать сердце другого.

Музыканты снова заиграли вальс, и Доминик опять пригласил девушку на танец. Они танцевали долго, не отводя глаз друг от друга, чувствуя как тела все больше и больше охватывает возбуждение, пока, наконец, не потеряли ритм и тогда, улыбаясь они стали под сенью дуба, чтобы передохнуть.

– Видимо представление окончено, месье? – Лаура и Доминик разом повернулись на голос. К ним, через толпу гостей, с бокалом вина в руке шел черноволосый мужчина в сером костюме. Лаура взволнованно охнула увидев, как свет фонарей освещает лицо капитана Аллена Дефромажа.

– Аллен, что вы тут делаете?

– Может быть это я должен задать вам тот же вопрос, мадемуазель?

Доминик сделал полшага вперед, чтобы не дать ему возможность подойти к Лауре.

– Если вы чего-то хотите месье, то лучше спрашивайте и идите своей дорогой.

Аллен холодно посмотрел на спутника Лауры.

– У вас нет ничего, мой друг, разве только вы можете вернуть девичье целомудрие.

Лаура схватила Доминика за рукав не столько для того, чтобы удержаться самой, сколько для того, чтобы удержать его.

Доминик Юкс весь подобрался как леопард, изготовившийся к прыжку на добычу, и девушка даже сквозь пальцы почувствовала, как напряглось его тело и мощно запульсировала кровь в его венах. Вокруг них начали собираться люди.

– Считайте, что я пропустил ваш намек, мой друг, – тоном не предвещавшим ничего хорошего, произнес наконец Доминик, – не будьте столь глупы и не сделайте нового.

– С чего бы это мое замечание так вам не понравилось, если уже все жители говорят об этом. Ведь не я же опозорил мадемуазель Шартье, а вы.

– Ей нечего стыдиться, – произнес Доминик и его голос в этот момент стал напоминать глухое рычание разъяренного тигра. – Клевета, которую вы слышали, всего лишь клевета, ложь, попытка общественности вывалять невинную девушку в грязи.

В толпе раздались возмущенные восклицания, однако, Доминик выпрямился и теперь гордо возвышался над всеми окружающими.

– Загляните-ка в свои собственные души, друзья мои, и посмотрите имеет ли кто из вас право бросить камень в мадемуазель Шартье.

Лаура осторожно коснулась его руки, переводя взгляд с одного лица на другое. В толпе она внезапно заметила лицо мадам Ренуа и с удивлением обнаружила, что губы хозяйки растянулись в легкой одобрительной улыбке.

Аллен снова обратился к Лауре.

– Ваш батюшка снова заболеет, если узнает, что вы тут творите. Неужели он еще мало пострадал, когда вы сначала не подчинились его желанию выйти замуж, а теперь гоняетесь за этим… этим проходимцем.

– Иди домой, Аллен, – тихо сказала Лаура.

– Я вам не мальчик, которого вы можете отослать, мадемуазель. Вы давали мне слово и я не желаю смотреть, как вы губите себя с этим человеком. – Он уже не обращал внимания на растущее раздражение Лауры, его несло. – Неужели вы не чувствуете, на сколько это подозрительный тип. Я знаю, я видел его раньше. Господь мне поможет и очень скоро я вспомню, где.

– И что тогда, месье? – очень тихо спросил Доминик, – что вы тогда сделаете?

От разочарования, что все его попытки вывести соперника из себя не удаются, лицо Аллена стало старым и полубезумным.

– Тогда я получу вашу голову, клянусь богом, голову!

Лаура почувствовала, как под ее пальцами напряглись бицепсы Доминика. Однако, его голос наоборот стал мягким, бархатным, почти мурлыкающим, нежным.

– А сил-то у вас на это хватит, мой маленький капитан?

Дефромаж резко взмахнул рукой, в толпе завизжали женщины, думая, что у него пистолет. Однако, капитан выплеснул вино из бокала прямо в лицо своему врагу и оно, словно кровь, стекало по лицу Доминика на сорочку и галстук.

– Я вызываю тебя на дуэль, ты, сын потаскухи! – заглушая говор толпы раздался пронзительный голос Аллена.

Доминик Юкс подождал пока стихли испуганные разговоры людей, а затем, улыбнувшись уголками губ, процедил сквозь зубы:

– Я не сражаюсь на дуэли с трусами.

Усы на лице Аллена Дефромажа задрожали.

Побледнев, как смерть, он резко отогнул полы сюртука, выхватил пистолет и навел его прямо в лицо Доминика, выкрикнув при этом:

– Нет, ты дашь мне удовлетворение или умрешь прямо здесь и сейчас же.

Глава 10

Доминик толкнул Лауру себе за спину и, повернувшись, спокойно посмотрел прямо в отверстие пистолета, наведенного ему в лицо. Глаза его при этом возбужденно и лихорадочно блестели, однако, он и не пошевелился, чтобы защитить себя.

Косточки пальцев Аллена побелели на курке оружия. Толпа медленно, безмолвно подалась назад. В этот момент к спорящим подошла мадам Ренуа.

– Я не позволю вам устраивать дуэли в моем собственном саду, Аллен! Доминик! Или занимайтесь этим в другом месте, или я сию же секунду вызываю шерифа.

На подбородке Дефромажа вздрогнул мускул. Он медленно опустил оружие и спрятал его за поясом.

– Не имеет значения, где именно я выпущу кровь из этого негодяя. Называйте место, месье.

– Площадь Святого Антония, ровно в час, – сказал Доминик, все таким же спокойным голосом. – Я выбираю кавалерийские пистолеты.

– Решено, – ответил Аллен. – Надеюсь, что вы уже написали завещание.

– Э-э, дружок, оно уже много лет пылится в сейфе моего адвоката.

Лаура стояла одна рядом с магнолией, пристально вглядываясь в туманную тьму. Она не хотела присоединяться к группе возбужденных зевак, оказавшихся здесь после бала.

В центре площади стоял человек в цилиндре и сюртуке и спокойно разговаривал с Домиником и Алленом. Рядом стояли Ренато Белуши и Габриель Вилье, исполнявшие роль секундантов, держа в руках плащи противников.

– По правилам дуэли, – произнес мужчина в цилиндре, – вы расходитесь, начиная со счета «один». На счет «десять» поворачиваете и стреляете. Кто-нибудь из вас хочет сказать последнее слово?

Лаура надеялась, что Доминик бросит на нее последний взгляд, или хотя бы еще раз заговорит с ней, но этого не произошло. Ее губы еще болели от его долгих страстных поцелуев, которыми он на обратном пути покрыл ее лицо. На глаза девушки навернулись слезы, к горлу подкатил комок, она вся дрожала и с трудом удерживалась на ногах, затем она схватилась за ствол дерева, чтобы не упасть.

Дуэлянты медленно стали спина к спине, подняв свои длинные драгунские пистолеты кверху, словно прицелившись в луну и с посеревшими лицами стали ждать начала отсчета.

– Один!

Доминик шагнул вперед.

– Два, три!

Доминик возвращает ее честь. Отныне весь Новый Орлеан будет знать, что Лаура – это женщина, ради которой можно убить или умереть, и самое главное – она сама будет это знать.

– Четыре! Пять! Шесть!

Перед Домиником выросла густая пелена тумана. Он подумал с тревогой о том, сможет ли увидеть цель, когда повернется, чтобы стрелять.

– Семь! Восемь! Девять!

Он слышал, как толпа разом взволнованно вздохнула. Это был ужасный звук для человека, идущего по лезвию ножа. Его пальцы напряглись на гладкой деревянной рукоятке пистолета.

– Десять!

Он повернулся и навел пистолет в голову Дефромажа раньше, чем тот успел повернуться на своих каблуках. Однако, в следующее мгновение порывом ветра вновь взметнуло целые клочья тумана и на мгновение ничего не стало видно. Когда туман рассеялся, пистолет Аллена уже был направлен на него. Мрачная усмешка тронула губы Доминика, и его палец отпустил курок. Глядя вперед Доминик медленно скрестил руки на груди, и его пистолет бесполезно уставился в небо.

– Проклятье! Ты идиот, француз! – донесся до него выкрик Ренато Белуши. Он услышал проклятье мужчин, женский плач, но только ничего не слышал с того места, где, как он знал, стояла Лаура.

Когда Доминик посмотрел на пистолет своего противника, руку, высунувшуюся из рукава дорогого серого одеяния и залитое лунным светом лицо своего врага, то улыбнулся, словно перед ним стоял не вооруженный враг, а добрый приятель.

Наведенное на него оружие легонько вздрогнуло, затем до него донесся звук выстрела. Злобный язычок пламени разорвал туман и в ту же секунду Доминик почувствовал, как будто его левую щеку обжег дьявольский горячий поцелуй. В следующую секунду он увидел на лице Аллена выражение триумфа. Однако, радость в его глазах тут же исчезла, когда Дефромаж увидел, что его враг не упал. Толпа в волнении закричала.

– Теперь ваш черед, месье Юкс, – сказал распорядитель и помахал толпе, чтобы там замолчали.

Доминик поднял пистолет, прицелился, его палец вновь лег на курок. Аллен Дефромаж стоял там, откуда и выстрелил. Его глаза горели от ненависти. Ветер бросил ему в лицо пряди длинных черных волос.

– Пристрели его, Доминик! – воскликнул Ренато Белуши, – он зацепил тебя!

Домик снова опустил курок. Наконец, ему стало видно как смотрит на него Лаура. Ее глаза были наполнены страхом. Тогда он снова перевел взгляд на своего противника, положил под локоть правой руки левую ладонь и прицелился. Теперь ему очень хорошо было видно, что лицо Аллена заливает холодный пот. Тому было очень трудно стоять спокойно, ожидая собственной смерти. Доминик тихонько выругался, поднял пистолет вверх и нажал на курок. Из дула вырвался острый язычок пламени, и пуля исчезла в ночном небе.

Аллен застонал и без сил упал в объятия своего секунданта, а Доминик повернулся и, уже собираясь уходить, мрачно взглянул на своего противника, тихо и грозно обронил:

– В следующий раз, друг мой, я вас убью.

Опустив плечи и сознавая свое поражение, Ален Дефромаж повернулся и пошел прочь. Не говоря ни слова Габриель Вилье подал ему шляпу и пальто. Толпа расступилась, пропуская его. На мгновение капитан остановился возле Лауры и затем пошел дальше, так и не решившись заговорить. Вскоре издалека донесся стук колес его экипажа.

Белуши хлопнул Доминика по плечу, помог ему одеть пальто, и люди тут же окружили победителя, стараясь пожать ему руку, хлопнуть по спине или хотя бы просто что-нибудь восхищенно крикнуть.

Юкс довольно равнодушно принимал их похвалы и поздравления. Лаура по-прежнему стояла у магнолии не двигаясь и ему никак не удавалось увидеть, что выражали ее глаза. Но конечно, она явно не хотела, чтобы он убивал этого дурака капитана. Возможно потому, что не считала себя достойной такой жертвы. «О, боже! – подумал Доминик. – Сможет ли она когда-нибудь перестать чувствовать себя виноватой?»

Ренато Белуши помахал своими руками, заставляя смолкнуть разговоры.

– Ребята, нам всем надо расходиться по домам. Клейборн запретил дуэли и наверняка сейчас появится шериф. Ну-ка быстро все по каретам!

Добродушно улыбаясь и помахивая на прощание руками, толпа быстро стала редеть, и через пять минут на туманной улице никого не осталось. Белуши, махнув рукой Лауре, ушел с площадки и забрался в черный экипаж.

И тогда Доминик, сквозь туман, двинулся к Лауре. Опустив руки вдоль тела, он ждал, чтобы она сама показала ему, что желает его объятий.

– Я думала, что ты погиб, когда не услышала твоего выстрела, – наконец, прошептала девушка.

Она достала из ридикюля носовой платочек и прижала его к красной полосе на щеке мужчины.

– О, Доминик, ты сумасшедший, пылкий, прекрасный мужчина. Я своими руками убью тебя за то, что ты меня так напугал.

Доминик обнял девушку с удивительной силой и нежностью глядя прямо в глаза, блестящие от слез.

– Ты не очень расстроилась, что я его не убил, – спросил он.

– Расстроилась? Да я никогда не видела никого, кто мог бы сравняться с тобой по храбрости и благородству. Доминик!.. Я больше не могу сомневаться в своих чувствах. Я-я… я… тебя люблю.

Острая радость пронзила его.

– Святые апостолы! Наверное все же капитан убил меня, и я уже в раю.

– Рай там, где ты, – прошептала Лаура.

Он крепче прижал ее к груди, не имея сил сказать ни слова от избытка чувств. Наконец, он пробормотал:

– Я никогда не позволю тебе уйти от меня, моя прекрасная жемчужина. Ты бесценное сокровище и я никогда не оставлю тебя, Лаура Бретон Шартье.

– Мое сердце разорвется от горя, если ты это сделаешь, Доминик Юкс.

Он засмеялся от счастья, затем подхватил ее на руки и пошел по улице, не остановившись и даже не посмотрев в сторону экипажа с сидевшим в нем Ренато.

Девушка в его руках была подобна легкому облачку и ему казалось в этот миг, что он мог бы так идти всю свою жизнь, никогда не останавливаться.

Вскоре в тумане появились очертания дома Лауры. В нем горело только одно узкое оконце возле двери. Доминик опустил девушку на землю и тихо сказал:

– Дай мне ключ.

Лаура открыла свой ридикюль, достала маленькую металлическую связку ключей и передала ее мужчине дрожащими руками.

Он вставил ключ в замок и дверь щелкнула, открываясь. Девушка остановилась на пороге в сомнении, не зная, как поступить дальше и глядя прямо в глубокие, как омут, глаза Доминика. Этой теплой летней ночью он мог погибнуть защищая ее честь. Возможно, что опасность еще не миновала. Возможно, Аллен Дефромаж подстерегает Доминика где-нибудь в тумане на темных городских аллеях.

– Если ты сейчас уйдешь, – тихо сказала девушка, – я, может быть, никогда снова не увижу тебя. Пожалуйста, зайди ко мне в дом.

Его лицо радостно осветилось, но тут же вновь стало суровым и серьезным.

– Лаура, мне завтра надо уехать по делам. Через несколько дней я вернусь.

Лаура взволнованно схватила его за лацканы сюртука.

– Пожалуйста, не покидай меня.

Доминик даже застонал, чувствуя себя так, словно ему в сердце воткнули нож. «Почему он должен этой ночью страдать от одиночества, когда наконец, выиграл такой приз?» Быстро, словно боясь, что девушка исчезнет, испарится в ночном тумане, он втолкнул ее в дом и войдя вслед за ней, закрыл дверь.

– Ты пригласила меня войти, – сказал он, – и теперь тебе не удастся меня выгнать.

– А я никогда и не буду пытаться, любимый мой.

– Ну, тогда веди меня наверх.

Поднимаясь наверх по лестнице, Лаура едва чувствовала ступени под ногами. Дрожащими пальцами она крепко держалась за руку Доминика понимая, что как только его отпустит, то сразу потеряет всю уверенность и решимость.

Войдя в свою спальню девушка остановилась посредине комнаты, а Доминик прошел вперед к каминной полке и чиркнув спичкой зажег лампу. Затем он подошел к кровати, откинул полог, сдернул покрывало и только после этого повернулся к девушке.

Там, у входа, он сказал, что теперь его ни за что не выставить за дверь, однако Лаура очень хорошо понимала, что стоит ей сказать только слово и Доминик уйдет, но как она сможет тогда жить? Если с ним этой ночью случится что-нибудь ужасное, ее сердце разорвется на части, и она никогда не сможет утолить страсть своей души. Лаура решительно отвергла последние сомнения в правильности того, что делает.

– Не уходи, Доминик… – попросила девушка и робко вошла в кольцо его рук.

– С этой минуты не будет пути назад, Лаура.

– Я уже сделала свой выбор, – она поднялась на цыпочки и поцеловала его. И тогда мужчина нежно поцеловал ее в ответ и, уже чувствуя, как дрожит от волнения девушка, поднял руку к ее волосам и вытащил из них гребень. Тяжелая лавина волос Лауры еще не успела рассыпаться у нее по плечам, а мужские пальцы уже начали расстегивать пуговицы на ее изумрудном зеленом платье.

– Я хочу видеть твое прекрасное тело, – произнес он спуская легкую ткань с девичьих плеч к талии. Она покорно ждала пока Доминик стянул с ее грудей лиф, а потом, опустив голову и прикрыв глаза, тихонько вздохнула, когда дыхание мужчины опалило ее сразу набухшие соски.

– Тебя породил дракон, – прошептала она.

– Этот дракон пылает ради тебя, Лаура Шартье…

Платье Лауры, слегка задержавшись на бедрах соскользнуло на пол. Все сильнее возбуждаясь от близости молодого натянутого словно струна девичьего тела, задыхаясь от нетерпения, Доминик снял с нее нижнюю юбку и короткую сорочку и она осталась стоять перед ним в одном лифе и чулках с подвязками.

– О, боже! Ты прекраснее, чем самые сказочные мечты пирата.

Она задрожала от волнения и робости не зная, что он собирается делать и заранее позволяя ему все, смиряясь со всем, что сейчас случится. Ее тело прожигали насквозь взгляды Доминика, а живот девушки казалось превратился в пылающее озеро огня. Словно в забытьи она почувствовала, как мужчина развязал ленты у нее на лифе и последний покров спал с ее тела.

– Ты словно ожившая статуя Галатеи, – прошептал Доминик, дотрагиваясь большими пальцами до сосков девушки, – ты моя Венера, я хочу тебя поцеловать… – И сразу же его язык скользнул к ямочке у основания девичьей шеи. В мозгу Лауры словно взорвались миллиарды разноцветных звезд – это он коснулся губами нежного и упругого соска на ее правой груди. Спустя мгновение, Доминик выпустил изо рта горячий влажный комок плоти и легонько подул на него.

– Доминик… – простонала она, – мне кажется я сейчас упаду.

– Я не дам тебе упасть, Огонек.

И теперь уже не сдерживаясь, мужчина крепко обнял девушку за бедра и прижал к себе, лаская ее тело и покрывая поцелуями. Лауру била дрожь, и в то же время, ей казалось, что она словно сгорает на медленном огне с какой-то стыдливой радостью, чувствуя на своем обнаженном теле мужские сильные ладони. Доминик положил ее на кровать, а сам стал на колени у нее между ног.

Его лицо было искажено страстью, сжигавшей его душу Доминик стал быстро срывать с себя одежду. На секунду ему показалось, что пальцы слишком медленно справляются со всеми многочисленными пуговицами и тогда от решительно рванул ворот рубахи так, что пуговицы с треском отлетели и застучали по полу словно сухие горошины.

При виде его широкой загорелой груди, покрытой курчавыми жесткими волосами, у Лауры перехватило дыхание. В свете лампы мускулы на торсе Доминика вырисовывались особенно рельефно. У него не было ни капли жира, только упругие напряженные мышцы.

– Я задыхаюсь, не могу дышать, – счастливо улыбаясь прошептала девушка. Робко и неумело она прикоснулась к его горлу и затем медленно повела ладонью вниз по его груди к твердому плоскому животу.

Доминик приподнял ее правую ногу сгибая в колене, медленно, восхитительно прекрасными движениями он начал ласкать ее ступни, щиколотку, медленно поднимаясь по ее ноге все выше и выше и улыбаясь при виде того, как лицо девушки начинает пылать, а ее дыхание становится прерывистым. Спустя несколько бесконечно долгих мгновений, его пальцы уже гладили бедра девушки, с наслаждением чувствуя их нежную округлую мягкость сквозь ее шелковые чулки. Доминик словно оттягивал то мгновение, когда его пальцы соскользнут на обнаженную девичью кожу и от этого, от его улыбки, прикосновений, от его дыхания, опалявшего ее до самого сердца, Лаура почти потеряла ощущение реальности. Она впилась пальцами в перину и выгнулась всем телом навстречу его твердым, сильным и в то же время таким нежным ладоням.

– Ты словно львица, – хрипло пробормотал мужчина и шире раздвинув ее ноги в стороны, он несколько мгновений голодным взором смотрел на распростертую перед ним девушку, а затем запустил пальцы под ее подвязки и начал ласкать нагую, слегка прохладную кожу Лауры, ее бедра, упругий живот, манящие впадины и таинственно мерцающие при свете лампы выпуклости ее тела.

– Ты моя алчущая, юная львица. Позволь мне насытить тебя.

Девушка вскрикнула, когда его рука смело и восхитительно настойчиво двинулась по ней. Она судорожно уцепилась за его кисть и тут же услышала горячий шепот Доминика:

– Дотронься до меня, Лаура.

Она двинула свои ладони по его сильным рукам вверх, туда где бугрились высокие холмы мужских бицепсов и могучих плеч. Сила Доминика поразила Лауру. Все еще изумляясь, и как бы не веря своим собственным рукам, она медленно кончиками пальцев ощупывала мускулы любимого.

По его дыханию и движению пальцев, она поняла как ее ласки возбуждают его. Она почувствовала, как под ее ладонью напрягся живот Доминика. Мужчина вздохнул и хрипло сказал:

– Огонек, ты сводишь меня с ума.

– А ты лишил меня рассудка сразу, как только появился в моей жизни.

Улыбаясь Доминик склонился к лицу Лауры, поцеловал ее, волосы на его груди прикоснулись к обнаженной груди девушки. Ее ладони ласкали мускулистые бедра мужчины. Она с наслаждением чувствовала их силу сквозь ткань его брюк. Ладони Лауры легли на спину мужчины и затем, немного задержавшись, скользнули ему в брюки. Каждый мускул мужского тела напрягся от теплых прикосновений девичьих пальцев.

– Я играю с огнем, – улыбаясь прошептала девушка, – и не могу остановиться.

– Тогда грейся у этого огня, Лаура, – его язык скользнул к ее губам, а мужская рука в это время с жаром и ненасытной страстью, ласкала тело девушки.

– Возьми меня, Доминик, люби меня, – прошептала Лаура, прерывая поцелуй, – я не могу больше ждать.

Доминик встал на колени, расстегнул пояс и снял брюки.

От взгляда девушки, от того, как она восхищенно смотрела на него, мужчина почувствовал, что стал еще сильнее, еще тверже.

Он медленно лег на девушку, продолжая ласкать ладонью нежную девичью плоть до тех пор, пока она не задрожала всем телом и не вскрикнула от наслаждения. И тогда, не желая больше сдерживаться, он медленно вошел в нее. Она вскрикнула, и ее голос в ночной тишине прозвучал как прекрасная музыка, как голос какой-то птицы поющей песнь любви.

На долгое мгновение Доминик остановился, лаская лицо Лауры, шептал что-то ей, пока ее боль не утихла и не растворилась во всепоглощающем огне страсти вновь затопившем их тела.

– Силы небесные, Лаура, как я тебя люблю!

Она не могла говорить, впившись пальцами в его мускулистую спину, приподняв голову и прильнув губами к шее Доминика.

Его тело было таким сильным, таким твердым и гладким, как камень и его восхитительные движения вызывали в ней все новые и новые потрясения. У девушки не хватало воздуха, вновь и вновь она звала любимого всем телом изгибаясь навстречу его мощным движениям, отдаваясь им, растворяясь в них.

– Ты моя Лаура! – восклицал он, – я хочу тебя.

– Да, да, любимый мой, желай меня всегда! – ослепительная вспышка пронзила все ее тело от ступней ее ног до корней волос. Мужчина почувствовал, как в спазмах наслаждения содрогнулся живот девушки. Ей показалось, что ее начала заполнять горячая, восхитительно прекрасная лава, рождая в ней такое прекрасное чувство, которого она не знала и в пламени которого ей суждено было сгореть без остатка.

– Возьми меня!!!

Доминик что-то произнес и крепко обхватив Лауру своими стальными руками начал двигаться быстрее и быстрее в таком стремительном ритме, что на мгновение ей стало страшно – не умрет ли она от наслаждения, но в тот же миг она забыла о своих страхах, и уже не успевая отвечать на его ласки, просто выгнулась навстречу к нему, стараясь как можно сильнее прижаться к его телу, прильнуть к нему так, чтобы не утихало это ослепительное, доводящее до безумия, наслаждение, чувствуя и зная, что вот-вот сейчас, через мгновение, эти движения мускулистого тела в ее недрах разразятся неповторимо радостным крещендо. Лаура уткнулась лицом в плечо Доминика и громко протяжно застонала.

Прошло много долгих минут в течение, которых они лежали в объятиях друг-друга в полной неподвижности.

– О, любимая моя! – хриплым голосом окликнул мужчина. Он нежно поцеловал влажную бровь Лауры, ее горящие щеки и сухие распухшие от поцелуев губы, – знаешь ли ты как нежно я люблю тебя и буду любить.

– Кажется я начинаю это понимать, – улыбаясь прошептала девушка и поцеловала его в ответ.

Мягкий ночной ветерок врываясь в растворенное окно колыхал полог кровати, охлаждая их влажные тела. Доминик лег на спину и положил голову Лауры к себе на грудь так, чтобы они вдвоем могли смотреть в окно. В темном небе, сквозь туман, призрачно мерцали звезды, напоминая слабое свечение волн на море.

Тихий мужской голос нарушил тишину.

– Как часто все эти годы я смотрел на эти звезды с палубы корабля, всей душой желая отыскать тебя.

– Но ты же не знал, что я существую, – прошептала Лаура, касаясь кончиком пальцев его щеки.

– Я всегда знал, что ты существуешь, всегда.

– Ты неисправимый романтик, мой дорогой.

– Возможно. Все-таки я помню одну ночь в декабре, когда мне было всего только двадцать лет. Тогда я подумал, что вот сегодня наверное родилась моя жена. Лаура посмотрела на него с беспокойством.

– Я родилась в декабре.

– В какой день?

– Шестнадцатого.

– И-и-и, я думал, что это было семнадцатого. Вот что я написал в своем дневнике: «Декабрь семнадцатого 1791. Наконец появилась на свет моя будущая жена, какая радость!»

– Ты меня дурачишь, Доминик, правда?

– А зачем мне это делать, дорогая? – спросил он.

– Ну может, чтобы заставить меня еще сильнее любить тебя. Только тебе не нужно прибегать к таким фокусам. И без того я тебя так люблю, что у меня даже сердце разрывается на части. Ты не должен так шутить.

– Для такой юной особы, ты слишком подозрительна, – улыбнулся Доминик касаясь губами ее лба.

– Я бы не хотела быть подозрительной, но ничего не могу с собой поделать. Мне попадалось слишком много мужчин с не очень чистыми намерениями. Я совсем не имела тебя в виду.

Он потянулся к ней.

– Пусть мне понадобится доказывать это всю жизнь, Лаура, я все равно докажу тебе как я тебя люблю и как много ты для меня значишь. Ты – самое бесценное сокровище моей души. Ты та, кого я знал и обожал даже раньше, чем родился и пришел на эту землю.

На ресницах девушки задрожали слезы. Она попыталась заговорить, но ее язык словно прилип к гортани, и она не смогла проронить ни звука.

– Лаура, ты выйдешь за меня замуж?

Она думала, что не сможет испытать более сильного потрясения, чем то, которое испытала несколько минут назад. Однако, его вопрос заставил ее сердце бешено заколотиться в груди. Она не могла больше жить без него, и она больше не хотела отказываться от него.

Девушка провела пальцами по лицу любимого, по щеке к его подбородку и затем положила указательный палец ему на губы. Когда Лаура ответила, казалось ее пронзительный шепот звучал громче, чем самый сильный раскат грома.

– Ты же знал с самого начала, что я скажу «да», когда настанет время сказать это.

– А оно уже настало, Огонек?

– Более подходящего времени и не может быть, мой милый дракон. – Лаура прижалась губами к его лицу. – Я только прошу дать мне неделю на подготовку.

Он улыбнулся и вместо ответа вновь привлек девушку к себе, заключив в объятия. И снова пламень любви разгорелся во всепоглощающий пожар, и еще долго полог кровати вздрагивал и качался в такт движениям влюбленных, кружившихся в прекрасном танце любви и желания.

Наконец, Доминик и его возлюбленная вновь откинулись на подушки, тяжело переводя дыхание. Лаура положила голову ему на грудь и закрыла глаза вслушиваясь в затихающие сильные удары его сердца, с наслаждением чувствуя теплую мужскую ладонь на своей обнаженной спине.

Они знают друг друга так мало времени, но кажется, что они знакомы целую вечность, может быть и правда в том, что он сказал, что-то есть. Может быть действительно ее любимый знал ее где-то в высших сферах и явился сюда на землю, чтобы отыскать ее здесь.

Конечно он странный человек. Во многом темный и загадочный. Он все еще не так много рассказывал о себе, и это немного беспокоило Лауру. Однако, девушка была уверена, что со временем он непременно расскажет ей обо всем. Мадам Ренуа сказала, что у него была опасная и полная горестей жизнь, и все же несмотря на все уверения и попытки успокоиться, Лаура не могла избавиться от какого-то страха, глубоко засевшего где-то в глубине ее души.

Что-то ужасное должно было случиться. Что это будет, девушка не могла представить, однако, ужасная поэма Блейка вновь отчетливо встала у нее в памяти.

С безнадежным отчаянием Лаура теснее прижалась к телу Доминика, и он покрепче обнял ее. Разве смогут все эти мрачные тайны погубить ее жизнь и справиться с силой любимого.

– Я не хочу об этом думать, – взмолилась девушка. – Я не хочу этого знать.

Глава 11

Доминик поцеловал спящую Лауру и покинул ее кровать раньше, чем первые лучи рассвета окрасили город. Он спустился в темный магазин, вышел на улицу, закрыл на замок дверь и подсунул ключ под дверь. На этот раз никто не заметил, как он вышел и исчез в тумане.

Несколько позже, когда Лаура спустилась вниз, она застала Сент Джона за крайне интересным занятием. Бухгалтер доставал из большого ящика мраморные статуэтки, стряхивая с них стружку и расставлял, сортируя по цвету и размеру.

– Мрамор? Но ведь у нас несколько месяцев его не было. – Лаура заглянула в ящик. Холодные, блестящие, стеклянные подвески зазвенели, когда девушка вытащила массивный мраморный подсвечник. Посмотрев его на свет, она спросила: – Откуда все это взялось?

– А мадемуазель не догадывается?

– Не хочешь ли ты сказать, что их прислал месье Юкс?

– Уи, мусью Белуши только что доставил фургон. Лаура покачала головой.

– Трудно поверить, что этот маленький капер – его дядюшка.

Сент Джон засмеялся, доставая пару изящных статуэток.

– Мы все имеем свой крест, правда?

– Это так, – с сознанием дела Лаура провела большим пальцем по одной из статуэток, затем достала из ящика чистую зеленую мраморную горошину и, покатав ее на ладони, сказала: – К нам сбегутся все городские мальчишки, когда узнают о том, какие сокровища у нас появились.

– Уи. Я думаю, что их папы тоже. Месье Ю прислал еще целый фургон заклепок, плугов и семян. Там есть и другие товары.

Лаура направилась за прилавок в том направлении куда указал Сент Джон. Откинув холст, она обнаружила под ним трое часов сделанных в виде пряничного домика, в котором жили Гензель и Гретта, домик пастуха, у двери которого стоял черный большой волк и крохотный, изящный замок, орнамент из листьев обрамлял каждые часы, а за ними лежали металлические гири.

– Они были на стене в его складе, – проговорила девушка тихонько открывая дверцу над циферблатом, чтобы посмотреть на кукушку.

– Он много сходить с ума по вас, этот мужчина.

– Да, так он сказал.

Улыбка Сент Джона стала еще шире.

– Месье Белуши сказать, что мадмуазель выходит замуж в субботу.

Она вздохнула.

– Ну вот, он испортил мне сюрприз. Я хотела сказать сама. Ты сказал Иде?

– Она уже ушла в город, чтобы искать портной для мадмазель. Мусью Белуши говорить, что мусью Доминик хотеть купить мадмазель приданое.

Лаура покраснела.

– В этом нет необходимости. Я сама себе куплю.

– Сейчас у мадмазель нет так много денег. Может быть лучше позволить мусью Доминик купить ей платье. Он говорить, что уже поклялся купить мадмзель целых сто.

Нахмурившись, Лаура открыла большой стеклянный кувшин и достала оттуда конфету.

– Он бы хоть подождал пока состоится венчание.

– Мадмзель сильно скоро заболеть если есть конфеты, печенье лучше.

Девушка запрыгнула на прилавок и продолжая сосать конфету начала болтать ногами.

– Я не хочу печенье, я хочу повидаться с Домиником перед тем, как он уедет из города.

Сент Джон посмотрел на нее.

– Вы смотреть его уже всю ночь.

Девушка мгновенно прекратила болтать ногами.

– Ну конечно, я его видела на вечере у мадам Ренуа. Сент Джон ухмыльнулся.

– Там и на площади, и… – он замолчал и возвел глаза к потолку.

– Шпион!

– Ваша папа говорит мне беречь мадмзель.

– Еще кто-нибудь знает?

– Я никому не говорить.

– Хорошо. Я не хочу, чтобы ты совался не в свои дела. Я сама могу о себе позаботиться… – внезапно девушка заметила, что на ней разноцветные туфли и поспешно одернула платье, стараясь закрыть их.

Пряча улыбку Сент Джон снова начал сортировать мрамор.

– Мусью Белуши говорит, что отец Дюбуа очень рад, что мадмзель выходит замуж.

Лаура вытащила конфету изо рта.

– Откуда он так быстро узнал?

– Сегодня утром мусью Доминик уже видеть его и давать ему деньги на строительство дома.

– Деньги?

– Уи, достаточно, чтобы поставить шпили на собор.

– О, боже! Но ведь это же должно быть чудовищная сумма, зачем он это сделал.

– Он любить вас этот мужчина.

Лаура нахмурилась.

– А мне кажется, что он просто не хотел, чтобы меня отлучили.

– Мадмзель очень недоверчивая.

– Ничего не могу с собой поделать.

– А почему бы мадмзель не попытаться поверить во что-нибудь?

– Уже, Сент Джон. Я верю Доминику, в его любовь. Просто я хочу, чтобы он сказал, куда он на этой неделе уезжает.

– Ну, разве ты не красивая! – воскликнула Ида, заходя сзади и восхищенно глядя на Лауру. Они стояли в пресвитерии рядом с собором, – Твоя миста Ю будет думать, что умер и проснулся на небесах рядом с ангелом. На Лауре было платье из чистого шелка с кружевами и длинным десятифутовым шлейфом. Низко посаженый корсаж постепенно ссужался и заканчивался острым мыском ниже талии. Почти до пола свисали такие же кружевные воланы грациозно разлетавшиеся, когда девушка двигала руками.

– Миста Ю станет молиться, когда ты ступать к алтарю.

– Я надеюсь, что он хотя бы просто будет в храме, когда я войду туда, – сказала Лаура, – ты только представь, что будет, если его там нет.

– Ты знаешь, что он там. Ты сегодня получил его записку и Сент Джон говорить, что его экипаж стоит в парке на соседней улице. Тебе надо больше не беспокоиться.

– Я не могу никак остановиться, – вздохнув, ответила Лаура. Она налила себе в стакан воды из графина и посмотрев на свет, добавила: – Тебе не кажется странным, что он попросил быть своим шафером Жана Лафита?

– Ничуть. Он сказал в своем письме, что его просила об этом мадам Ренуа, как о большой чести.

Кафедральный колокол начал отбивать половину седьмого. Лаура сказала, повысив голос:

– Ренато Белуши согласился быть моим посаженным отцом. Мне все-таки надо было послать письмо отцу. Он очень огорчится, что у меня даже не нашлось времени сообщить ему.

– И кто умел бы доставить его вашему батюшке, когда эти британские корабли кишат на море, словно водяные пауки. Кроме их и пиратов никто сейчас не плавать по реке.

Ида издала презрительное фырканье, которое должно было показать, какого она мнения о пиратах.

– Не похоже, чтобы они желали помогать тебе.

– Может быть, мне надо было подождать?

– Подождать, вы только посмотреть! Ты взрослый женщина, девочка. Ты достаточно долго ожидала пока появится богатый человек. Твой батюшка, когда в следующий раз видеть тебя будет очень гордым, а может к тому времени ты дарить ему внучка, и он от этого станет совсем счастливым.

– И все-таки не могу избавиться от какого то странного чувства по поводу всего этого.

– Ну-ка успокойся мисс Лаура. – Ида взяла ее за плечи. – Ты вся становишься зеленой из-за своих страхов. Миста Ю ожидает в церкви хорошенькую девочку, а не запуганную ободранную кошку, которая не поворачивает даже свой нос.

– Я что так плохо выгляжу?

– Еще хуже.

– Ида, я тебя люблю.

– Теперь не надо становиться сильно сентиментальной. Я просто хотеть, чтобы ты был счастливая, вот и все.

– Я счастлива, просто немного нервничаю.

Раздался стук в дверь, Ида метнулась к ней, открыла и обнаружила стоящего у порога Рената Белуши. На нем была новая голубая куртка с золотыми галунами, белые брюки и сверкающие черные ботинки. Его волосы были аккуратно зачесаны назад. В руках он держал букет и голубую, обитую бархатом, коробочку.

– Мадемуазель Шартье! – торжественно сказал он и поклонился. – Мосье Доминик Юкс посылает вам свои поздравления.

Лаура присела в реверансе и приняла букет. Среди алых роз были нежные огоньки бело-розовых цветов табака.

– Он бы не хотел, чтобы вы явились на собственное венчание без украшений, мадемуазель, – продолжал Ренато, – и вот… – Не договорив, он открыл коробку и достал алмазную тиару, которую Лаура уже видела в сейфе у Доминика. Казалось, что камни засверкали ярче солнечных лучей, когда мужчина повернул украшение в своих руках. Он улыбнулся, глядя на радостно изумленные лица женщин. – У мадемуазель есть вуаль?

– У нее есть. – Ида заколола легкую вуаль на голове Лауры и Ренато, встав на цыпочки, возложил тиару на девушку.

– Кажется, на венчании будет весь город, – продолжал Белуши, – в соборе собралось не меньше тысячи человек, даже губернатор и мадам Клейборн явились.

– О, мой бог! – воскликнула Лаура.

– Зачем вы сюда явились говорить все это, миста Белуши! – Ида неодобрительно посмотрела на посаженного отца, – Вы посмотрите на это дитя. Я же не видела, чтобы у нее было такое зеленое лицо с тех пор, как она однажды съела две дюжины зеленых яблок. Она совсем умирает от нервов.

– О-ля-ля, сожалею мадемуазель. Я не хотел вас беспокоить, однако, в конце концов, вы же только выходите замуж, а не пересекаете Рубикон.

– Я знаю, но не собираюсь поворачивать назад, месье.

Белуши засмеялся.

– Это тому идиоту Жану Лафиту следовало бы вернуться назад. Он рискует своей головой, показываясь перед Клейборном. Губернатор посулил пятьсот долларов за его арест.

– А Лафит пообещал целую тысячу за голову Клейборна, – ответила Лаура и улыбнулась. – Глупости все это – надеюсь, что все эти неприятности не помешают венчанию.

– О, нет! А Жан согласился отправить своих дочерей прислуживать вам по случаю такого счастливого события. – Белуши отошел в сторону, но вскоре вернулся с двумя черноглазыми сестрами-близнецами.

– Клавдия-Мария, Мишель, – это мадемуазель Шартье. Вы понесете ее шлейф. А это… проклятье! Где Жанин? – Он снова выбежал и через секунду вернулся с очень маленькой девочкой в розовом платьице. Ее светлые волосы падали ей на плечи. У девочки были огромные голубые глаза, а в своих пухленьких ручках она держала большую корзину с лепестками. – Поздоровайтесь с мадемуазель, девочки.

– Желаем счастья, тетя Лаура, – хором сказали двойняшки, а маленькая Жанин наблюдала за происходящим, сунув два пальца в рот.

– Спасибо, – улыбнулась Лаура с недоумением подумав про себя «Тетя Лаура?»

– Месса уже началась, – быстро сказал Ренато бросив на близнецов предупреждающий взгляд. – Может пойдем?

Он подал невесте руку, Лаура протянула ему свою, ее сердце отчаянно заколотилось.

– Я буду на галереях с Сент Джоном и другими цветными, – сказала Ида, – ты говори громко, когда священник спросит хочешь ли ты выйти замуж за этого мужчину.

Как только свадебная церемония вышла из пресвитерии и начала подниматься по ступеням соборной лестницы, торжественно зазвонил колокол. По небу ветер гнал серые тучи и словно в ответ на звук колокола с запада донесся громовой раскат.

Они вошли в затененный притвор храма и посмотрели на святилище. В массивных светильниках и канделябрах дрожало пламя восковых свечей. До самого алтаря по полу тянулась белая дорожка. В храме негде было яблоку упасть.

– Вы ошиблись, месье Белуши, – прошептала Лаура, – здесь должно быть не менее десяти тысяч человек.

Мужчина тихо засмеялся.

– Они все немедленно влюбятся в вас, сразу как только увидят. Ну, не робей, малышка!

– Где Доминик?

– Он скоро придет, будь спокойна.

Звуки органа стихли, и из боковой двери показался отец Дюбуа в сопровождении двух других священников. Его красно-белая ряса слегка колыхалась, когда он остановился, затем преклонил колени, снова встал и сделал шаг к алтарю. Дверь отворилась вновь и в ней показались Доминик Юкс и Жан Лафит. Они тоже преклонили колена, а затем повернулись лицом к прихожанам.

Одетый в белую сорочку, черный сюртук, жилет и брюки, с темными волосами, зачесанными назад, Доминик был похож на средневекового принца сошедшего с древней миниатюры. С этой самой секунды Лаура больше не слышала звуков органа, потому, что все заглушил стук ее собственного взволнованного сердца.

– Порядок, драгоценная моя, – пробормотал Ренато и легонько шлепнул маленькую Жанин Лафит. – Начинай разбрасывать свои хорошенькие цветочки. Только не забудь отдать один жене губернатора Клейборна, она вон там, в первом ряду и скажи ей, что это от твоего папы.

Ребенок вошел в храм и остановился. Девочка, растерявшись, сунула пальцы в ротик и изумленно смотрела на огромное количество людей, собравшихся здесь. Затем, увидев своего отца, она вытащила пригоршню лепестков из своей корзины и стала сыпать их на белую дорожку. Так, бросая лепесток за лепестком, малышка дошла до переднего ряда прихожан, прямо возле алтаря, подала цветочек Софронии Клейборн и торопливо побежала к отцу.

– Ну, а теперь пора встретить вашего жениха, – торжественно произнес Ренато, как только заиграла музыка. Все присутствующие встали и оглянулись назад на притвор храма.

Несколько секунд Лаура боялась, что не сможет ступить и шагу, ее ноги отказались двигаться. Затем, сквозь вуаль, она увидела улыбку Доминика, и внезапно все ее волнение прошло. Она вышла из тени в яркий свет храма и стыдливо, но в то же время гордо, двинулась навстречу своему будущему супругу.

– Она похожа на прекрасную принцессу! – шептали люди, когда Лаура проходила мимо и вслед за нею шли две маленькие девочки, держа в своих руках длинный шлейф ее платья.

Однако Лаура ничего не слышала. Словно сквозь туман до нее донесся только шепот Рената Белуши, который произнес уголком рта:

– Ты намного прекраснее, чем самая красивая утренняя заря. Мой племянник тоже так думает. Посмотри, как он глядит на тебя.

Лаура задрожала всем телом, когда Ренато вложил ее ладонь в ладонь Доминика, а сам после этого, скрылся в толпе.

– Моя прекрасная Лаура!

Слезы счастья показались у нее на глазах.

– Честное слово, я все-таки не думала… до конца не верила, что это случится на самом деле, – прошептала девушка, – я боялась всю неделю.

– Я даже мгновение в этом не сомневался, – прошептал Доминик в ответ и тихонько сжал ее руку, – я так скучал без тебя. Благодаря господу, каждый день с тобой будет теперь длиться вечно.

Отец Дюбуа сделал людям знак опуститься на колени. Молодые стали на колени впереди всех на первой ступени перед алтарем, и началась служба и обряд венчания.

Собор быстро погружался в полумрак, вокруг уже давно сгустилась ночная тьма, а священник все продолжал свадебную церемонию.

Лаура и Доминик опускались на колени и вновь вставали бесчисленное множество раз. Все молящиеся делали то же самое, постепенно, шаг за шагом, приближаясь к кульминации свершения великого таинства венчания.

Стало слышно, как в окна собора стучит дождь. Яркая вспышка молнии на мгновение осветила огромное пространство храма. Все молящиеся внезапно вздрогнули от страха, когда дверь в притворе внезапно отворилась, и сквозняк взметнул шлейф Лауры и взвил вокруг ее лица вуаль.

Доминик прикрыл невесту собой от ветра, пока кто-то не догадался закрыть дверь. Вновь полыхнула молния, освещая лица присутствовавших бледно-голубым призрачным светом.

Отец Дюбуа стараясь перекричать шум дождя возгласил:

– Если кто-нибудь здесь может сказать, почему эти двое не должны соединяться узами священного брака, – пусть говорит сейчас или же навсегда потеряет свой покой.

– Пусть я погибну, но я не хочу потерять свою душу и покой! – внезапно раздался чей-то громкий голос. На этот раз молнии сверкнули в глазах Доминика, когда он обернулся, чтобы посмотреть на того, кто кричит.

Из мрака притвора появился капитан Аллен Дефромаж. Вода стекала с его насквозь промокшей одежды, ботинки Аллена оставляли грязные следы на белой дорожке, когда он шел к алтарю, пальцем указывая на Доминика.

– Аллен, что вы делаете, – испуганно спросила Лаура.

Остановившись в полуметре от них Аллен сказал:

– Здесь перед вами стоит человек, который захватил корабль вашего отца и вверг вас в нищету! Если бы не это, вам никогда не пришлось бы выходить за него замуж!

Все прихожане в полной тишине ожидали, что ответит Доминик, а Лаура, чувствуя, как у нее из груди рвется крик отчаяния, беспомощно переводила взгляд от одного мужчины к другому, пока, наконец, не смогла произнести умоляющим тоном:

– Скажи, что это неправда, Доминик! Скажи, что он лжет.

– Я не лгу, мадемуазель. Это Красный Дракон собственной персоной, человек, который захватил барк. Тогда на нем была маска, и он говорил по-английски, однако, я узнал его. Он заодно с этим негодяем Лафитом.

Губернатор Клейборн поднялся на ноги и указав на Доминика, скомандовал:

– Шериф, арестуйте этого человека и Жана Лафита вместе с ним.

В то же мгновение, сквозь толпу взволнованных посетителей храма, к алтарю стали пробираться шериф и несколько констеблей.

Среди всеобщего замешательства Лафиту, однако, удалось ускользнуть, а Ренато Белуши потянулся к своему пистолету и только тогда вспомнил, что сегодня им было запрещено брать его с собой. Тогда он, в отчаянии, закричал:

– Черт побери, Доминик, проклятье, лучше немедленно беги!

Однако, Доминик не пошевелился. Он стоял и смотрел на испуганное, побледневшее лицо Лауры.

– Мне очень жаль, любимая, прости меня, я не хотел никогда причинить тебе боль.

– Но он сделал это, мадемуазель! – воскликнул Аллен Дефромаж.

Шериф и его подчиненные отпихнули купеческого капитана в сторону, двое схватили Доминика за руки, а остальные принялись его обыскивать. Шатаясь под их руками в разные стороны, Доминик даже не пытался драться. Казалось, что он даже не замечает тех, кто схватил его. Он смотрел в глаза Лауры и наконец, произнес:

– Лаура, я люблю тебя!

– Не слушай его. Мы сделали налет на его склад и обнаружили товары твоего отца. – Аллен дотянулся до рубашки Юкса, рванул ее и выхватил миниатюрный портрет, – узнаешь это? – твой портрет. Твой отец дал его мне в прошлом году, а этот ублюдок похитил его, когда захватил мой корабль.

– Нет, – в отчаянии закричала Лаура, закрывая руками уши, чтобы ничего не слышать. Однако Аллен с силой отвел ее руки вниз и произнес, словно пытаясь окончательно добить несчастную девушку.

– Он с самого начала знал кто ты. Он появился в твоем доме, надеясь окончательно ограбить тебя и лишить всех твоих сбережений.

Лаура вплотную подошла к Доминику и с мукой в глазах посмотрела прямо в его глаза, и там она увидела подтверждение тому, что говорил Аллен. Девушка зажмурилась и когда вновь ее ресницы поднялись, в ее глазах не было ничего, кроме глубокого презрения и невыносимого страдания.

– Ты, лживый пират, – очень спокойно произнесла Лаура, – я ненавижу тебя и буду ненавидеть всю оставшуюся жизнь.

Она резко сорвала с головы вуаль и тиару и, швырнув все это на пол, пробежала мимо отца Дюбуа и исчезла за маленькой дверцей рядом с алтарем.

Глава 12

Заложив руки за спину Доминик Юкс в сотый раз, с момента своего ареста прошлой ночью, подошел к зарешеченному окну камеры, в которую его поместили.

Он собирался сказать Лауре всю правду сразу, как только они оказались бы в его доме на Лейк Понча-трейн, после этого он думал просить у нее прощения.

Доминик прижался лбом к холодным, сырым прутьям решетки. «Что теперь с нею будет? Ведь он хотел помочь ей поверить в себя, изгнать из ее памяти воспоминания о позоре матери, а теперь, вместо этого, она убеждена, что он самый обыкновенный негодяй, знакомство с которым опозорило ее, – он пират».

– Проклятье! – в бессильной ярости он ударил кулаком по грубой стене. Он хотел положить все свое богатство к ее ногам, заплатить тысячи процентов за каждый грош, который он, к своему несчастью, приобрел, захватив ее корабль. И он еще вернет ей все это, пусть небо будет свидетелем, он возместит ей этот убыток, несмотря на то захочет или нет, она принять его заботу.

Он ни на мгновение не верил, что может быть повешен за занятия пиратством, не только потому, что от судебного преследования его защищало каперское свидетельство, выданное в Картахене, но и потому, что его защищал самый лучший из всех имевшихся здесь адвокатов – Эдуард Ливингстон.

В полдень шериф открыл замок его камеры и сказал:

– Здесь ваш адвокат, месье, вы можете идти.

– Сколько мне это стоило?

– Конечно, это было дорого.

Доминик даже не потрудился взглянуть на бумаги, которые ему подавал полицейский, его сейчас не беспокоили бы даже более серьезные проблемы.

– Ну и сколько же, шериф?

– Пять тысяч долларов, – Мужчина быстро добавил, – но даже и за такую сумму мне едва удалось уговорить губернатора Клейборна освободить вас.

Набросив на плечи свое пальто, Доминик вышел за ворота. Деньги – это сила, деньги – это свобода. За деньги можно все купить… кроме любви Лауры Шартье.

Ренато Белуши ожидал его в экипаже рядом с тюремными воротами.

– Доминик, мой маленький племянник, у тебя фонарь под глазом. Сейчас я пойду и убью этого сукиного сына шерифа за то, что он заставил тебя огорчаться.

Доминик швырнул свое помятое вечернее пальто на заднее сидение, и взобрался на место кучера. Он посмотрел на завядшие, поблекшие розы в лошадиных гривах и хвостах и послушал, как капли дождя стучали по поверхности экипажа. Немного помолчав, Доминик произнес:

– К черту шерифа. Отвези меня на плантации Вилье, Ренато и побыстрее.

Загородная резиденция главнокомандующего лузианским ополчением генерал-майора Жака де Вилье располагалась в низеньком прямоугольном строении, чистенько побеленном и окруженном кирпичной оградой.

С трех сторон дом затеняли высокие пекановые деревья, апельсиновая роща, начинаясь перед домом, уходила к полю сахарного тростника, а с другой стороны была ограничена речной протокой. Забросив ноги на перила галереи, сын генерал-майора Габриель, через полуприкрытые глаза, внимательно наблюдал за рощей. Иногда он выходил из своего полусонного состояния только для того, чтобы прихлопнуть какую-нибудь особенно назойливую муху с помощью мухобойки, лежавшей рядом с ним.

– А вот ты где, юный лентяй! – послышался сзади чей-то голос.

Габриель перестал раскачиваться на стуле, встал и улыбнулся увидев, как Доминик и Ренато вошли во двор.

– Доминик! Тебя выпустили из тюрьмы, мой друг! – воскликнул он, выглядывая из открытого окна и затем крикнул кому-то в глубину комнаты, – Целистин, иди сюда, посмотри, как красив капитан Юкс с синяком под глазом.

Доминик подошел к крыльцу в тот момент, когда из дома появился младший брат Габриеля.

– А ты себе такой светильник не хочешь, Целистин? – захохотал Габриель и смахнул муху со своей шляпы. – А если бы еще заработать и пулевую царапину на щеке, то любой мужик просто удавился бы от зависти! Ты только подумай, как тебя за это будут уважать женщины.

– Я с радостью завещаю вам обе свои раны, друзья мои, – отпарировал Доминик.

– Ну, что до меня, то я тебе не завидую, – сказал Габриель, – однако, что привело тебя в такую даль от города после этой кошмарной ночи?

– Один из моих рабов. Его зовут Тим.

Глаза Габриеля округлились.

– Опять этот нигер?

– Да, опять. Только на этот раз ты его продашь.

– Мадемуазель Шартье очень настойчивая особа, не так ли.

– Я как раз и приехал, чтобы убедиться, что на этот раз она получит то, чего хочет.

Габриель почесал затылок.

– Ну право, я в растерянности… после того, что произошло прошлой ночью…

Лицо Доминика стало непроницаемо холодным.

– Меня не интересует состояние вашей души, друг мой. Вы продадите мне этого негра.

– Послушай, Доминик. Мы с тобой долгое время были друзьями. Давай не будем ссориться из-за грязного Нигера.

В глазах Доминика загорелся злобный драконий огонь.

– Ты мне его продашь.

– Но мой отец не разрешает мне продавать хороших работников. Я не могу это сделать даже ради тебя.

– Тогда я сам заберу его.

Хозяин дома повысил голос.

– Только через мой труп! – выкрикнул он и поднял руку с кнутом.

– Не искушайте, судьбу, мой друг.

Рука Габриеля задрожала, он опустил хлыст и мрачно произнес.

– Ты настоящий пират, Доминик Юкс.

– Угу, с ключами от плантаций твоего отца. Одно мое слово и все выходы из порта будут закрыты, а весь урожай сахарного тростника господина генерал-майора сгниет на складах, потому, что мои корабли не станут прорываться через британскую блокаду. Более того, ему не удастся получать контрабандные товары.

– И как же ассоциация жителей Нового Орлеана? Ведь вы же с отцом партнеры.

– Дружок мой, не забывай, что у меня контрольный пакет акций, я несу главный риск при продаже оружия. Доля твоего отца мала. Откажись продать мне Тима, и на доходах твоего отца вообще можно будет поставить крест. Тогда он, пожалуй, потеряет и свои плантации.

Представив себе, что произойдет с ним, в случае финансового краха, Габриель ни секунды не колебался.

– Черт с тобой, забирай этого Нигера, и пусть создатель отправит твою душу в преисподнюю, где ей и место.

– Если я не смогу вернуть назад эту женщину, то создатель может поступать с моей душой, как ему заблагорассудится. Мне будет наплевать, – с этими словами Доминик достал из кармана кожаный бумажник и передал его молодому майору.

Габриель достал чек и отложив в сторону свой хлыст, взял чек обеими руками, словно испугавшись, что листок бумаги улетит куда-нибудь.

– Девятьсот американских долларов, Габриель, ты купил его за семьсот. Неплохая сделка, а?

Габриель Вилье улыбнулся, чувство юмора волшебным образом вернулось к нему.

– Целистин, сходи, принеси бумаги Нигера из папиной шкатулки.

Длинные пальцы вечерних теней уже касались кирпичных стен лавки Шартье, когда Ренато остановил свой экипаж у входа в дом Лауры. На сиденье, рядом с ним, сидел молодой чернокожий мужчина. Его брюки превратились в лохмотья и были покрыты грязью, а на спине виднелись плохо зажившие рубцы. Доминик спустился на мостовую и взглянув на негра произнес:

– Ну, вот. Ты только что достиг земли обетованной.

– Хозяин?

– Когда ты войдешь в эти двери, – Доминик кивнул в сторону дома, – тебе больше никогда не придется называть другого человека хозяином. Мадемуазель Шартье не любит этого.

От неожиданности и растерянности Тим не сразу смог спуститься на землю. Когда он оказался рядом с Домиником, тот подал молодому негру бумагу и добавил:

– На, это твое. Покажешь ее мадемуазель Шартье.

Затем он подошел к двери и постучал.

Прошло примерно полминуты, но ответа не было. Доминик постучал еще раз погромче.

– Капитан, может быть она во дворе?

Доминик толкнул дверь и вместе с Тимом, который старался держаться поближе к нему, вошел в калитку, однако, и внутренний дворик и домик для прислуги были пусты.

– Пойдем Тим, она должна быть наверху. Наверху открылась дверь и на лестнице показался Сент Джон. Он выглядел удрученным и чем-то крепко расстроенным.

– Месью Доминик, я так давно просить вас прийти.

– Ты просил меня прийти, когда?

– Этим утром. Я ходить к тюрьме, они говорить мне, что месью не может видеть посетителей, потому что месью адвокат скоро вас выпустит. Я сказал попросить вас приходить сюда быстро, быстро.

Сердце Доминика задрожало от мрачного предчувствия. Он быстро прошел мимо Сент Джона в комнату Лауры, откинул полог кровати и растерянно посмотрел на пустую постель.

– Где она?

– Она… Она уехала туда, где провела свое детство.

– Куда?

– На остров Четеру. Она взяла с собой Иду раньше чем пропел петух. Она сказал, что никогда не возвращаться назад.

Доминик длинно и замысловато выругался.

– Сент Джон боится, что проклятые британцы схватят ее.

– Я не позволю им прикоснуться к ней. Я еду.

– Сент Джон поедет тоже!

– Нет. Ты оставайся здесь и присматривай за магазином, – сказал Доминик, – обещаю, что верну твою жену.

Тим шагнул вперед:

– Я еду с вами, миста Доминик.

– Но ты же не моряк.

– Нет, но я могу попасть в глаз воробью, если необходимо и я ваш должник.

– Ты мне ничего не должен.

– Вы заплатил за меня большие деньги, – молодой негр гордо выпрямился. – Я желай отплатить вам.

Доминик колебался только секунду, не больше.

– Ну, тогда поехали. Мне понадобится стрелок.

Он пошел к двери и вдруг внезапно остановился, пораженный одной догадкой. Он медленно повернулся и посмотрел на Сент Джона.

– Сент Джон, кто командует кораблем?

Чернокожий бухгалтер тяжело вздохнул и печально посмотрел в потолок.

– Я говорить этой девушке не делать это, но она будто взбесится и не слушать.

– Кто капитан «Попрыгуньи»?

– Я думаю месью Юкс уже догадался, это капитан Дефромаж.

Глава 13

Лаура Шартье стояла на баке своей двухмачтовой бригантины, держась за леер и без особого труда удерживая равновесие, когда «Попрыгунья» зарывалась носом в волны. Глаза девушки были такими же мрачными и темными, как те грозовые тучи, которые наползали с Юга.

Из трюма, сквозь настил палубы до нее доносилось лязганье помпы. С тех пор, как они отплыли из Нового Орлеана три дня назад, матросы постоянно откачивали воду, непрерывно просачивавшуюся сквозь обшивку корабля.

Лаура посмотрела на трубку из слоновой кости, которую держала в своей правой руке и вспоминала ту ночь, когда Доминик подарил ее ей. Она хотела выбросить трубку за борт, чтобы посмотреть, как та утонет, но что-то не давало девушке поступить так с подарком.

Аллен Дефромаж остановился позади девушки и произнес:

– А я и не знал, что вы курите, мадемуазель Шартье.

– Я не курю, – она спрятала трубку в старомодный белый кошелек, привязанный к поясу.

– А, ну тогда хорошо. – Горячий мужской взгляд скользнул по белому кружевному палантину, прикрывавшему грудь девушки. Помолчав, Аллен откашлялся и произнес: – Если бы вы взяли полный груз зерна, то корабль легче бы держался на волнах. – Лаура ничего не ответила. – Если бы мы загрузили еще сотню тонн пшеницы, то это не заняло бы у нас много времени.

– Даже лишний час в городе и то было бы слишком много, капитан.

– Почему? Этого мерзавца упрятали в тюрьму и непохоже, чтобы его скоро отпустили.

Лаура раздраженно прищурилась и крепко сжала руками ограждение.

– Я не собираюсь разговаривать о нем, Аллен.

– Однако, вам придется говорить о нем с вашим отцом. Есть вещи, которые мы должны выяснить… сейчас, когда к вам вернулся здравый смысл.

Лаура резко повернулась к Дефромажу трясясь от гнева.

– Вы работаете у моего отца, капитан, и ничего больше. Это плавание вовсе не означает, что я должна за вас выйти замуж.

– Ваш отец может сказать по-другому.

С трудом, удерживаясь от того, чтобы не ударить Аллена, Лаура вновь отвернулась и стала смотреть на море. Через некоторое время ей, наконец, удалось справиться с душившим ее гневом и она спросила, по возможности, спокойнее:

– Вахтенный видел тот парус, который заметил прошлым вечером?

– Нет, возможно, не о чем беспокоиться, может быть это просто другой купеческий корабль. Мы, знаете ли, находимся на оживленном морском пути.

– Знаю и не одобряю этого. Вам следует выбрать другой курс, капитан, не такой очевидный для британцев.

– Я так полагал, что вы бы хотели добраться до островов как можно быстрее. Идя другим маршрутом мы бы задержались.

– А так нам вскоре придется плесневеть в трюме на корабле у лайми.

– Я проверю курс, – примирительно сказал Дефромаж, – вы присоединитесь ко мне за ужином?

– Я не голодна.

– Вы должны чего-нибудь поесть. Ваша служанка говорит, что вы еще ничего не ели.

– Ида слишком много разговаривает.

– Она беспокоится о вас, как, впрочем, и я.

Лаура вновь холодно посмотрела на капитана.

– Капитан, вам платят за то, чтобы вы управляли кораблем, а не нянчили меня. Сейчас идите и прокладывайте новый курс. Я хочу, чтобы до ночи мы ушли с оживленной морской трассы.

Скривив губы Дефромаж быстро направился в рулевую рубку. Лаура уже жалела о том, что попросила его доставить на остров Четеру, хотя, говоря откровенно, ей вряд ли удалось бы найти другого капитана. Ни один из них не желал встречаться в мексиканском заливе с англичанами. Впервые за все время Лаура засомневалась в правильности того, что она сделала отправившись в эту поездку. Стоила ли ее ущемленная гордость того, чтобы рисковать жизнями Иды и экипажа бригантины. Возможно, ей следовало все же остаться в городе, несмотря на все насмешки и издевательства, которые несомненно ее там ожидали. Она могла бы смириться с насмешками, но мысль о Доминике была ей не выносима. Он обманул ее самым жестоким образом и девушка знала, что ни за что не сможет спокойно смотреть на него.

Лаура вытерла ладонями слезы, струившиеся по щекам. Несмотря на все опасности, подстерегавшие ее сейчас в заливе, она должна была уехать. На острове Четеру она постарается забыть обо всем и начать новую жизнь заново.

Сент Джон справится с магазином и без ее помощи, а Ида сможет вернуться к нему с первым кораблем. А что до нее самой, то ей не зачем больше оставаться в Новом Орлеане. Она больше никогда туда не вернется.

Палуба бригантины вздрогнула, экипаж начал ставить паруса. Пронзительно завизжали металлические блоки и шкивы, заскрипели фалы, и «Попрыгунья» начала ложиться на новый курс.

Итак, Дефромаж выполняет ее приказы, хорошо. Теперь нужно постараться забыть тот момент, когда он ворвался в собор и его разоблачения разрушили до тла все ее надежды… «Своей любовью страстной навеки смог разрушить твой покой».

Все же она не может считать Аллена ответственным за то, что случилось. Ведь это же Доминик Юкс украл у него ее портрет, а затем использовал миниатюру, чтобы отыскать ее в Новом Орлеане. Девушка наклонилась на ограждения вспоминая ту ночь, когда она отдалась ему. Он говорил, что знал о ее рождении, утверждал, что написал в своем дневнике о том, что однажды сделает ее своей женой.

А вдруг он оставил ее в интересном положении? Лаура судорожно вцепилась в леер, парализованная этим новым страхом. Почему же, почему она не подумала об этом раньше?

Внезапно до нее донесся страшный вопль.

– Вижу корабль! Корабль с наветренной стороны прямо по носу!

«Прямо по носу?» Но тот корабль, который вчера видели вахтенные, был на корме. Неужели тут два корабля?

– Свистать всех наверх! – закричал капитан.

Из кают-компании стремительно выскочила Ида.

– Давай идем вниз, мисс Лаура.

Однако, Лаура отмахнувшись, бросилась к ограждениям левого борта, несколько минут ей ничего не было видно, затем на горизонте она заметила какое-то смутное пятно. Девушка бросилась на корму в то время, когда Аллен попытался развернуть «Попрыгунью» и поймать попутный ветер. Пятнышко становилось все крупнее и крупнее и очень скоро всем уже хорошо стали видны треугольные паруса на фок-мачте.

– Это британский шлюп! – закричал вахтенный, – он догоняет нас и меньше чем через час догонит, капитан! Нам он не под силу!

– Выкатить пушку! – скомандовал Аллен Дефромаж, зарядить мушкеты, приготовиться к отражению абордажной атаки.

– Принеси мне ружье, – скомандовала Лаура служанке.

– Деточка, ты не должна сражаться.

– Что? Смотри у меня!

– Это ты «смотри у меня»! – Ида сграбастала Лауру за воротник и потащила в кают-компанию.

– Я могу держать ружье не хуже любого мужчины там наверху, – возмущенно закричала девушка.

– А я собираться плевать на то, что ты думать, что можешь делать. Ты не пойдешь наверх и нет драться.

– Я не собираюсь трусливо отсиживаться здесь внизу и позволять этим проклятым англичанам грабить мой корабль.

– Ты не суметь их задержать, если твой капитан не может править этой посудиной как надо быстро, и я не собираться дать тебе получать дырка, чтобы доказать какой ты у нас храбрая.

– Мне надо было оставить тебя в Новом Орлеане, – гневно закричала Лаура.

– Это я не должна быть дать, тебе убегать в этой дурацкой бегство. – Ида подбоченившись стояла у двери и было ясно, что даже вражеское ядро не заставит ее покинуть свой пост. – Ты должна была остаться дома и выходить замуж за того мужчину.

– Ты что совсем рехнулась?

– Нет, это ты. Он никогда не хотеть тебе зла. Сент Джон говорить он вовсе не знал ничего о том, что барк принадлежит вашему батюшке, а после было поздно отдавать ваш корабль назад.

– Да он же пират!

– Она капер. Они разные.

– Гроша ломаного не стоит эта разница. Просто для него это способ нарушать закон.

Ида громко, презрительно хмыкнула.

– Вы просто сходить с ума, потому что думать, что он тебя обманывать.

Лаура просто топнула ногой от возмущения.

– Замолчи, я не желаю это слушать.

– Ты придется слушать на этот раз. Я говорил тебе все это, когда ты бежать из церкви, но ты не слушать тогда. Ты скорее собираться сюда на этот старый калоша и бежать к своему папочке совсем как будто маленький ребенок.

– Заткнись!

– Я не собираться «заткнись», я собираться отшлепать тебя, маленькую дурочку, мисс Лаура.

– Только попробуй меня пальцем тронуть, Ида!

– Ты слушаться тогда я, может быть, не шлепать.

– Не буду, не буду слушать, и ты не посмеешь все равно.

Лаура развернулась на каблуках, и бросившись через узкую комнатку в свою каюту, резко хлопнула дверью. Там она сразу же кинулась к своей постели и полезла под подушку. Ее ридикюль лежал на том самом месте, где она его и оставила – между соломенным матрасом и переборкой каюты. Девушка вытащила свой пистолет и платок, в котором были завернуты несколько свинцовых пуль и пороховых зарядов. Вынув из ствола маленький шомпол, она со знанием дела начала быстро заряжать оружие и готовить его к бою.

Внезапно крохотную каюту потряс сильный удар. В первое мгновение Лаура подумала, что она случайно разрядила свой пистолет. Однако, секунду спустя вновь раздался громовой удар еще сильнее прежнего. «Попрыгунья» вздрогнула и резко наклонилась так, что Лаура не удержавшись скатилась на пол. Послышались еще несколько взрывов и громкий треск на верхней палубе.

Ничего не слыша, так как в ушах стоял сильный звон, девушка ползком выбралась по накренившемуся полу к выходу и с трудом открыла дверь каюты. Прижимая к груди пистолет, она пробралась в кают-компанию.

– Ида! С тобой все в порядке?

Не получив ответа Лаура с трудом открыла люк, закрывавший выход на палубу, и еще дважды упав, так как бригантина тряслась словно ею уже никто не управлял, выбралась наверх. Палубу окутывал голубой едкий пороховой дым. Сквозь него едва проглядывала фок-мачта, сломанная, чуть повыше нижнего прямого паруса. Вся палуба была усеяна обломками древесины, обрывками холста, канатов. Где-то в дыму раздавался истошный крик Аллена Дефромажа, отдававшего какие-то безумные команды матросам, рубившим оборванные снасти.

Лаура сунула пистолет в вырез платья и бросилась к ним помогать очищать палубу. Она выбрасывала за борт попадавшиеся ей обломки, пока с порывом ветра дым не отнесло в сторону.

Прямо на фоне заходившего солнца девушка увидела британский шлюп, приближающийся к бригантине с кормы. Его нос грозно и хищно рассекал волны, окрашенные закатом в красный цвет. Из открытых портов, носовые орудия британца выплевывали злобные язычки пламени.

Лаура бросила собирать обломки и поспешила на корму. Внезапно она наткнулась на Аллена Дефромажа.

– Почему вы не стреляете в ответ, капитан, – сердито закричала она.

Мужчина, глядя на нее безумными глазами, закричал в ответ неожиданно тонким от страха голосом.

– У нас одна единственная пушка, мы должны спустить флаг!

– Ты, жалкий трус, мы не сдадимся! – Девушка выхватила свой пистолет и направила ему прямо в голову. Прикажи своей команде открыть огонь или клянусь я отправлю тебя немедленно в ад.

– Мы не можем стрелять, они нас сразу потопят. В тот же миг Дефромаж расширившимися от ужаса глазами заметил как палец Лауры начал нажимать на курок.

Девушка снова крикнула:

– Последний раз говорю – прикажи им стрелять.

Дефромаж махнул руками и отдал команду. В то же мгновение канонир орудия поднес к пушке горящий фитиль и отступил в сторону. Прошли две бесконечно долгих секунды и, наконец, карронада рявкнула и подскочила, изрыгнув пламя и дым.

– Заряжай, – раздалась команда командира орудия.

Изумленный тем, что жертва еще сопротивляется, английский капитан немедленно лег на другой галс. Однако, Лаура понимала, что ее преимущество, если можно о нем говорить, может длиться минуту, максимум две.

– Ставьте паруса, – приказала она, – а ну живо!

– Лаура, ты нас погубишь. Неужели ты не видишь, что он обходит нас, чтобы окончательно добить. Они сейчас нас отправят на дно.

Лаура смотрела на одетых в зеленую униформу английских матросов выстроившихся на палубе шлюпа. Умом она понимала, что ее положение безнадежно, однако, все ее сердце восставало при мысли о том, что приходится погибать. Всей душой она ненавидела британских тиранов и страшно было даже представить себе, что ждало ее саму и небольшую группу французов – креолов в лапах такого жестокого врага.

– Клянусь богом, я не сдамся, – сказала она звенящим шепотом глядя прямо в глаза Аллену, – я не сдамся пока в моем теле останется хоть капля французской крови.

Мужчина раздраженно прервал ее.

– Твое ослиное упрямство гроша медного не стоит. Ты, идиотка.

На бригантине с отчаянием смотрели, как шлюп готовился встать на пути их корабля и взять его на абордаж. Лаура в бессильной ярости, потрясая своим пистолетом, закричала матросам:

– Готовьтесь к отражению атаки.

Внезапно вновь раздался голос наблюдателя:

– Впереди корабль, корабль! Сюда приближается большая шхуна!

Лаура грязно выругалась и посмотрела в том направлении, куда указывал матрос. В этот момент Аллен Дефромаж выхватил у нее из руки пистолет, но девушка даже не сделала попытки вернуть себе оружие.

– Интересно, это ж сколько британцев собирается нас потопить? – сердито произнесла девушка. Но прежде чем она заметила подходившую шхуну, британский шлюп внезапно прервал свою атаку и начал поспешно уходить. – Какого черта?.. Почему они нас не прикончили?

– Один бог знает, – подал голос капитан. – Возможно они просто оставляют нас большому кораблю.

Теперь Лаура очень хорошо видела приближавшуюся шхуну. Ее узкий, вытянутый черный корпус рассекал волны подобно акуле бросившейся на добычу. На мачтах гордо реяли алые паруса, весь корабль, казалось, ощетинился пушками, грозно смотревшими сквозь открытые порты.

– Вахтенный, ты можешь рассмотреть его флаг? – крикнула Лаура.

– У этой шхуны ничего не видно, кроме ее зубов. Я насчитал сорок пушек. Мадемуазель, мы не сможем с нею драться.

– Прикажи своим людям поднять паруса, – приказала Лаура Дефромажу. Еще оставалась слабая надежда на спасение, если шхуна войдет в пределы досягаемости их пушки раньше, чем она откроет огонь. – Ставь паруса, я сказала!

– Зачем это все? Эта шхуна в два раза больше шлюпа. Если мы не могли бороться со шлюпом, то уж конечно она нам не по зубам. Нам конец.

Лаура гневно ударила Аллена по лицу.

– Делай как тебе говорят, трусливая скотина или я прикажу заковать тебя в кандалы.

– Но это же безумие.

– Это мой корабль.

Аллен решил, что пора кончать эту бесплодную дискуссию, из-за которой они все могли через минуту отправиться на дно. Он кивнул своим матросам.

– Эй, там! Отведите ее вниз и заприте в каюте.

– Не подходите ко мне! – девушка бросилась на нос корабля, однако, уже собираясь лезть на фок-мачту, чтобы самой ставить парус, она услышала стон, зашевелились обломки и из под них раздался более громкий крик. – Помогите, святой Иисусе, помогите! Ида! – вцепившись в обломок рангоутного дерева Лаура отчаянно закричала матросам: – Там моя служанка! Помогите вытащить ее оттуда.

Через несколько минут, полузадохнувшаяся и вся в синяках Ида предстала перед своей хозяйкой. Лаура помогла ей сесть на связку канатов.

Темные глаза Иды с беспокойством устремились на девушку.

– Представь себе, те проклятые британцы в конце еще захватить нас!

Лаура резко повернулась и увидела совсем рядом с бортом бригантины черный нос шхуны и в ее портах грозно сверкающие, готовые открыть огонь, орудия. Бросив взгляд на корму «Попрыгуньи» девушка увидела, что флага на ней больше нет. Он исчез, как исчез и Аллен Дефромаж.

– Тебе лучше спуститься вниз, детка, – сказала Ида. – Чем больше британцы не видеть тебя, тем лучше.

Лаура выпрямилась и гордо заявила:

Это моя бригантина, и если они ее захватят, так пусть захватят с моими проклятьями.

– Я не беспокоиться о них захватить корабль, – воскликнула Ида морщась. – Я беспокоиться о том, что они захватить тебя.

Вдруг они обе заметили, как на гафеле шхуны появился черный флаг и пополз вверх. Возле сверкающей медной шишки на гафеле он вздрогнул и с громким хлопком распрямился на ветру. На его черном полотне, дерзко и вызывающе расправил свои крылья красный дракон. У Лауры внезапно подкосились ноги, она тяжело опустилась на что-то и воскликнула: – Это он!

– Кто?

– Доминик. Он догнал меня.

Ида издала вопль, которого трудно было ожидать от пожилой женщины. Скорее так мог вопить какой-нибудь уличный проходимец.

– Ну, разве я не говорила тебе, что этот человек тебя любить.

Лаура увидела как по палубе пиратского корабля, по направлению к баку, шел высокий загорелый мужчина, обнаженный по пояс с непокрытой головой. Он был похож на викинга, какими их изображали на древних миниатюрах. На нем были легкие светлые бриджи и коричневый кожаный жилет. Единственным оружием этого мужчины был длинный кортик, висевший в ножнах у него на груди.

Их еще разделяла добрая сотня футов глубокой воды, но девушка уже видела с каким обожанием и тревогой смотрят на нее темно-карие глаза Доминика. Лаура задрожала от волнения. Ее сердце так сильно забилось, что ей даже стало больно и перехватило дыхание.

Корабль Доминика подошел вплотную к борту бригантины. Брошенные с шхуны крючья накрепко пришвартовали маленький корабль к ее борту, и теперь фальшборт шхуны вздымался прямо над головой Лауры словно высокая стена.

– Абордажная команда, вперед! – раздался громкий голос Доминика.

Внезапно на палубу бригантины посыпались обнаженные по пояс разбойники самого ужасного вида, и в считанные секунды команда «Попрыгуньи» была захвачена и разоружена. Доминик Юкс остался на своем корабле. Он стоял крепко схватившись за ограждения на носу корабля и только его глаза тревожно, и словно призывая, пронизывали Лауру.

Этот дерзкий взгляд разгневал Лауру, придал ей силы для того, чтобы сопротивляться. Она вскочила на ноги и закричала:

– Итак, пираты одержали новую блестящую победу. Ну, что вы будете делать теперь? Выбросите за борт мужчин и захватите женщин, или просто оставите нас без хлеба и воды?

В уголках глаз Доминика появилась усмешка. Он галантно поклонился и вежливо произнес:

– Мы оставляем выбор за дамой, конечно. Что бы она предпочла?

– Я бы предпочла, чтобы вы, капитан Юкс, приказали своим морским бродягам убраться с моего судна и затем немедленно исчезли с моих глаз. Я бы так же предпочла, чтобы после этого ваш корабль пошел ко дну вместе с вами и вашей командой.

– Надо же, какой кровожадный ты капитан, Огонек. Никому и в голову бы не пришло, что в такой очаровательной груди, бьется такое кровожадное сердце.

Лаура не стала отвечать. Держась одной рукой за леера, она поспешно бросилась через обломки, завалившие палубу, на корму. Краешком глаза она заметила, что Доминик следует за ней по палубе своей шхуны. Протолкавшись через пиратов, Лаура оглянулась, посмотрела на своих матросов, стоявших на коленях.

– Где капитан Дефромаж?

– Моя не видел его, мадемуазель, – ответил ей боцман «Попрыгуньи».

– Вот здорово, потерять капитана в такую минуту. Он что же прыгнул за борт?

– Нет, не похоже, чтобы он это сделал.

– Да уж пожалуй он действительно слишком труслив, чтобы совершить самоубийство.

Внезапно позади девушки раздался голос Аллена.

– Труслив? Едва ли, мадемуазель Шартье.

Дефромаж появился из кают-компании держа в одной руке мушкет, а в другой – пистолет Лауры, и прежде чем пираты успели что-нибудь сделать, он направил оружие на Доминика, стоявшего на борту шхуны.

– Если не хотите увидеть как ваш проклятый капитан умрет, убирайтесь с моей бригантины вы, грязные голодранцы!

Среди разбойников раздались возмущенные крики, а Лаура перевела взгляд с Аллена на Доминика, который все так же стоял положив руки на ограждения фальшборта и криво усмехался.

– Убирайтесь с моего корабля, я сказал! – Дефромаж махнул пистолетом. – Скажи своим людям, чтобы они немедленно убирались с моего корабля, ты, подлый вор.

– Ладно, парни, оставьте корабль, – тихо сказал Доминик, – вытащите абордажные крючья и мы посмотрим, как бригантина будет тонуть.

– Она не утонет, – Аллен продолжал, как безумный размахивать пистолетом.

– У вас пробоина, мой друг, – продолжал спокойный голос, – британцы продырявили «Попрыгунью» ниже ватерлинии. Ваши помпы не смогут откачать все море.

– Убирайтесь с моего корабля!

– Ладно, ладно, – Доминик махнул своим пиратам. – Мы постоим от них в миле-другой и посмотрим, как парочка англичан вернется, чтобы добить их.

– Британцы ушли.

– Они просто легли в дрейф и ждут ночи.

– Ты, богом проклятый, пират! Я пристрелю тебя там где ты стоишь.

– Ты не посмеешь в него стрелять! – закричала Лаура. – У него только кортик в руках.

– Замолчи, женщина! Этот сын шлюхи украл у меня один корабль, ему не удастся захватить другой.

– У меня нет намерения захватывать вашу маленькую бригантину, – возразил Юкс.

Лаура посмотрела на Доминика.

– А какие же у тебя тогда намерения?

– Мои ребята поставят вам еще одну помпу и помогут откачивать воду, а «Попрыгунья», в сопровождении моего корабля, пойдет на Четеру.

Сердце девушки отчаянно забилось. Оказывается это не пиратская акция, и это не пиратский поступок. Ей с трудом удалось сдержать свои эмоции. Доминик Юкс уже доказал однажды, что ему нельзя доверять. Она холодно произнесла:

– Мой отец повесит вас как пирата, месье, когда узнает, что вы сделали с его барком.

– И все-таки я вынужден пойти на такой риск, мадемуазель, чтобы обеспечить вашу безопасность.

– Я не позволю этого, – внезапно закричал молчавший до этого Аллен.

– А у вас нет выбора, мой друг, – ответил Доминик Юкс и только его глаза мрачно сверкнули из-под бровей.

Разразившись проклятиями, Аллен Дефромаж опустился на колено и прицелившись в Доминика, нажал на курок мушкета.

Однако, в это самое мгновенье Лаура наотмашь ударила ладонью по стволу ружья и пуля выбила щепу в нескольких дюймах ниже стоящего Доминика.

Оттолкнув Лауру, Дефромаж поднял пистолет. Пираты навели на него свое оружие, однако, Доминик увидев, что Лаура стоит как раз между Алленом Дефромажем и уже готовившимися стрелять пиратами, успел крикнуть:

– Не стреляйте, вы убьете ее! – Он перепрыгнул через фальшборт и тяжело рухнул прямо на палубу бригантины перед своими людьми, закрывая Лауру от их огня. В то же мгновение Дефромаж выстрелил.

Пуля ударила, словно молот, в плечо Доминику. Он, пошатнувшись, из последних сил бросился на Аллена и одним ударом кулака сбил того с ног, но, не удержавшись, сам рухнул на него.

Доминик вскочил первым. Держась за плечо, облокотился на грот-мачту, в то время как пираты набросились на Дефромажа. Послышались отчаянные крики.

– Не бейте капитана, – приказал Доминик, – просто заприте его в каюте и смотрите, чтобы у него не оказалось другого оружия. Подождите. У него есть кое-что, что принадлежит мне. – Юкс подошел к Дефромажу, засунул руку в карман его куртки, и, нащупав миниатюрный портрет Лауры, вытащил его и спрятал у себя за поясом. После этого он крикнул матросам «Попрыгуньи»: – Если не хотите утонуть, пошевеливайтесь и позаботьтесь о своем корабле.

Доминик подождал, пока его матросы отправили Дефромажа в трюм, и только потом повернулся к Лауре. Она была бледна, как смерть.

– Лаура, с тобой все в порядке?

– Ты… надо осмотреть твое плечо. У тебя тяжелая рана.

– У меня ничего не болит, – и это была правда. Боль, он знал, придет позже. – Ты очень храбрая женщина, Огонек. На свете не так много людей, которые рисковали бы своей жизнью ради меня, так как это только что сделала ты.

У нее не было ни малейшего желания выслушивать такие вещи или видеть этот свет в его глазах. Тот нежный свет любви, который она видела у него в ночь их страсти.

– Я никогда не причиню тебе боль, дорогая, никогда, – добавил он.

Лаура едва удержалась от того, чтобы броситься в его объятия, чтобы не зарыдать, прижавшись к его широкой груди. Она чуть не прошептала, что едва не умерла при мысли о том, что навеки потеряла его. И все-таки девушка заставила себя оставаться спокойной. Однажды его ложь уже причинила ей такие страдания, которых она никогда не испытывала. Ей никогда не забыть этот чудовищный кошмарный сон, в котором ее прекрасный принц превратился в кровожадного пирата, в ту самую минуту, когда они уже стояли на коленях перед алтарем. Разве может она простить такой жестокий обман. Господь поможет ей, у нее нет сил простить его.

Медленно и равнодушно Лаура отвернулась от Доминика и самым ледяным тоном произнесла:

– Ида побеспокоится о вашей ране, капитан, если у вас на корабле нет врача.

– Я не плаваю без врача, Лаура. Это было бы глупо и неосмотрительно при… одной из моих профессий.

– Уи. В это я могу поверить, – насмешливо сказала она. – На пиратском судне всегда много работы для врача.

– Кажется, ты стараешься меня возненавидеть.

– Ну конечно, я тебя ненавижу. Ты обокрал мою семью и обманул меня.

– О, боже! Но это же просто по злой случайности корабль твоего отца оказался на моей дороге. Как только я тебя встретил, я все время хотел возместить убыток и исправить вред, причиненный тебе.

– Вы только больше навредили, капитан Юкс.

– Я этого не желал. Неужели ты не видишь, что мужчина может измениться, что любовь может изменить его.

– Вы ничего не знаете о любви, месье, и, кажется, я тоже.

Доминик скривился, так как рана в плече начинала ныть все сильнее.

– Лаура Шартье, вам следует научиться прощать. Она мотнула головой и, отвернувшись, стала смотреть на море.

– Черт побери, – тихо выругался Доминик, повернувшись к помощнику капитана бригантины, приказал: – Проверьте помпы, давайте убираться отсюда до наступления ночи, пока британский шлюп не доложил, где мы находимся. Леди и ее служанку доставьте на «Дракон».

– Мы не пойдем на ваш корабль, – гневно воскликнула Лаура.

– Придется, ваша лоханка может утонуть в любую минуту.

– Да я лучше утону, чем буду вашей гостьей.

Улыбка мелькнула на губах Доминика.

– Либо вы пойдете на мой корабль по своей воле, – сказал он, – либо я отнесу вас туда силой.

– Будь ты проклят, Доминик!

– А, ну ты не первая, кто так ласково обо мне отзывается. У меня много врагов и очень мало друзей.

– Тогда считайте меня в числе первых. Доминик отнял руку от кровоточащей раны и успел схватить пальцы девушки раньше, чем ей удалось уйти.

– Ты мне не враг, Огонек. Неважно, что ты сейчас думаешь, но ты им никогда не будешь.

Несколько долгих секунд она смотрела ему в глаза. Ее израненное сердце хотело верить ему. «А почему бы и нет? Неважно, кем он был в прошлом. Все может измениться. Он пытался исправить то, что натворил, и почему бы ей не попробовать простить его».

Вдруг в памяти Лауры возникли слова, которые однажды сказал ее отец: «Пират – всегда пират, – говорил он. – Тот, кто раз запачкал себя в крови, уже никогда не сможет от нее отмыться; и тот, кто привык лить кровь других, никогда не сможет оставить свою привычку. Такой человек будет лжецом и вором, пока не умрет, и ни один честный торговец не сможет быть в безопасности рядом с таким человеком, запомни это, Лаура!»

Она вырвала свою руку из пальцев Доминика и вытерла юбкой кровь, которой запачкалась ее ладонь.

– Мы всегда будем врагами, месье Юкс. Поскольку вы избрали себе такую жизнь, между нами никогда не будет гармонии и понимания.

– А если я выберу другой образ жизни?

– У вас больше нет выбора.

– Возможность выбора есть всегда, Огонек. А теперь не будешь ли ты любезна вместе со мной подняться на «Дракон»?

– У меня есть выбор? – спросила она с горькой иронией.

– Нет, во всяком случае не в этот раз.

Глава 14

Каюта Доминика, в кормовом отсеке, была похожа на огромную комнату какого-нибудь помещичьего дома. С крючьев свисали яркие фонари. Лунный свет ярко освещал внутренность каюты через длинный ряд больших квадратных окон. От него ложилась дорожка на темные переборки и пол.

Доминик лежал на жестких подушках широкой кровати, опиравшейся на высокие резные ножки. Его левое плечо было забинтовано туго натянутым бинтом. В стеклянном высоком стакане, стоявшем рядом с кроватью, покачивалась свинцовая пуля, которую врач вытащил из его плеча и оставил ему на память. Доминик был счастлив. Ему вообще везло. Кости не были задеты и ранение, практически, не повредило его мышцы. По всей видимости, Дефромаж использовал сырой порох. Юкс потянулся за бутылкой виски, стоявшей рядом с постелью на столике, когда раздался легкий стук в дверь.

– Входите.

Дверь медленно открылась, и на пороге появилась Лаура.

– А, мадемуазель! Пожалуйста, я очень ждал, что меня кто-нибудь посетит.

Девушка плотно прикрыла за собой дверь, прошла через каюту и села на стул рядом с койкой больного.

– Надеюсь, мой помощник хорошо вас устроил? – спросил мужчина.

– Он уступил нам с Идой свою каюту – ответила Лаура.

– Завтра я вам отдам эту каюту.

– Мне не нужна ваша каюта, месье.

– А что же тебе нужно, Лаура?

– Вы знаете, что мне нужно.

Доминик печально улыбнулся.

– Боюсь, что мы играем словами.

– В таком случае позвольте мне выразиться яснее. Я хочу вернуться домой к моему отцу, кроме того, я бы хотела, чтобы вы затем сразу уплыли и больше никогда меня не беспокоили.

Доминик перевел свой взгляд с лица девушки на ее молодую грудь и, увидев, как Лаура вздрогнула, словно почувствовал тепло ее тела.

– Ты ничего этого не хочешь, – сказал он спокойно. – Единственное, чего бы тебе хотелось, так это, чтобы я отвез тебя снова в собор, где мы могли бы закончить то, что начали.

– Вы просто на удивление самонадеянны, – возмутилась Лаура. – Для меня нет ничего хуже, чем выйти замуж за пирата. Я благодарна Богу за его милосердие и за то, что он избавил меня от такой судьбы.

Доминик посмотрел ей прямо в лицо, и его темные глаза заблестели.

– Что-то не похоже, чтобы у вас на лице было выражение признательности Господу за его милосердие, скорее то, что я вижу, можно назвать сожалением. Ведь вам в глубине души жаль, что все так вышло.

– Вы ничего не знаете о том, что я чувствую, Доминик Юкс. И вообще вас это не касается.

– По-моему, вы сами не верите в то, что говорите.

– Нет, верю. Я верю в это. Вам наплевать на меня, и вам до меня нет дела.

– Знаешь, Лаура, мне кажется, ты просто испила горькую чашу и сейчас пытаешься доказать всему миру, как глубоко ты обижена.

– Нет, глупости!

– Я что, тебя предал?

Не зная что ответить, Лаура встала и подошла к широкому окну каюты и посмотрела на беспокойные фосфоресцирующие волны.

– Из-за тебя теперь все жители Нового Орлеана смотрят на меня, как на дуру.

Доминик сел на кровати и огорченно бросил ей:

– Мадемуазель, в вас говорит только ваша гордость и ничего больше.

– Моя гордость? Ха! У меня нет гордости.

– Да она вас просто съедает.

– Вы просто видите отражение вашей собственной гордыни.

– Единственно, кого я вижу, так это женщину, которую люблю.

Лаура напряглась. О, Боже! Зачем она вообще здесь оказалась, когда сразу ей было ясно, что они будут только спорить друг с другом. Кажется, ему доставляло удовольствие заставлять ее сомневаться в правильности ее поступка.

– Лаура, посмотри на меня.

От его густого низкого голоса у нее по спине побежали мурашки. Она закрыла глаза и обхватила руками себя за плечи.

– Посмотри на меня!

Она даже не пошевелилась.

– Можете идти к черту с вашими убеждениями, месье, и пусть сам сатана смотрит на вас.

Доминик ничего ей не ответил, но до нее донеслось беспокойное ворчание пружин под матрасом, на котором лежал Доминик. Еще через секунду Лаура почувствовала, что ей стало трудно дышать. Она резко повернулась к нему.

Кроме коротких, до колен, брюк, на Доминике не было ничего. Его загорелые крепкие бицепсы мрачно мерцали в лунном свете. На его повязке запеклось маленькое кровавое пятно.

Лаура сделала шаг назад, почувствовала, как ночной ветерок охлаждает ее спину, и в ту же секунду горячее дыхание мужчины опалило ее грудь.

– Я знаю, что говорю! С той минуты, как ты меня покинула, Лаура, я чувствовал себя словно в аду. – Доминик приблизился к ней так, что ей пришлось отшатнуться, чтобы можно было видеть его лицо. – Каждый день, каждую ночь дьявол смотрел на меня и смеялся.

– Значит, это наказание за твои грехи.

– Разве это грех, Лаура, любить тебя. Меня нельзя за это наказывать.

Лаура не могла больше с ним спорить. Она повернулась и посмотрела на Доминика сердитыми глазами. Однако в следующее мгновение девушка вздрогнула, так как его обнаженная грудь внезапно прикоснулась к ее телу, и он дотронулся своей ладонью до ее щеки. Казалось, глаза Доминика жгут ее, проникая в самую душу, волнуя и возбуждая ее.

– Ты же знаешь, что я тебя люблю, – сказал он. – Что я только ни делал, чтобы доказать тебе это. Может быть, я был неправ, когда захватил корабль твоего отца.

– Да уж, конечно, ты был неправ. Этому нет никакого оправдания.

– Но Лаура! На нем же был испанский флаг, – Доминик сделал шаг назад и обескуражено посмотрел на нее.

– Ха, ну, конечно, это было сделано для того, чтобы обмануть англичан. Ты же знаешь, что Испания – британская союзница. На его месте ты поступил бы точно так же.

Доминик Юкс нетерпеливо помотал головой.

– Я зарабатываю себе на жизнь каперством. Я знаю, как это рискованно и все же мирюсь с этим, а твой отец бизнесмен, он деловой человек. Он понимает, что значит рисковать и точно так же, как я, идет на этот риск.

– Однако, ты погубил его бизнес и разорил его.

– Я так не думаю. В Америке есть пословица – «Не клади все яйца в одну корзину», – я уверен, что твой отец не настолько глуп, чтобы поступить подобным образом. И я сомневаюсь, что этот маленький корабль, который я имел несчастье захватить, был загружен большей частью его имуществом.

Лаура решила, что настал подходящий момент перейти в наступление.

– Ты, наверное, считал, что это очень остроумно, привезти табак моего отца в мой магазин и благодаря этому выглядеть таким великодушным.

Доминик вздохнул, прошел к своей кровати и сел.

– Хочешь выпить, Лаура? – спросил он, откупоривая бутылку виски.

– Нет, спасибо.

Он снова вздохнул и поставил бутылку в маленькое гнездо, устроенное в столе.

– То, что я вернул табак, совсем не шутка. Он принадлежал тебе, поэтому я и отослал его в ваш магазинчик. У меня на складе еще находятся так же принадлежащие тебе шерсть и перуанское золото.

– И уж конечно ты продал всех рабов, которые были на корабле? – презрительно глядя ему в лицо, спросила Лаура.

– Тебя устроит, если я скажу, что продал их и отдам вырученные за них деньги?

– Ты что же, считаешь меня работорговкой?

– Да нет, едва ли. Я отправил рабов на Гранд Терр.

– В логово Жана Лафита? Да как же ты мог! Думаю все же, что ты их продал на одном из рабовладельческих аукционов.

– Лучше успокойся. Я не продал ни одного. Большинство решили работать матросами на моем капитанском судне, другие – нанялись пасти скот у меня на вилле в Аккадии. Те люди, которые захотят вернуться домой, могут это свободно сделать, как только заработают достаточно денег.

– У меня такое ощущение, что ты подумал обо всем.

Доминик сделал еще один глоток виски и, откинувшись на подушки, произнес:

– Кажется, не обо всем, дорогая моя. Похоже, я не подумал о том, как вернуть твою любовь.

– Вам не стоит и пытаться.

– Я всегда буду пытаться сделать это. Я… – его голос внезапно прервался и глаза заблестели.

Лаура ждала, что Доминик вновь заговорит, но когда не услышала его голоса, она на цыпочках подошла к его кровати и посмотрела на лежащего перед нею мужчину. Его дыхание было прерывистым, и лицо исказилось от горя. Однако Лауре показалось, что он испытывает сильную боль и даже не замечает того, что происходит вокруг.

Она прикоснулась пальцем к его бровям с замирающим сердцем, чувствуя, какие они сухие и теплые. С неясным беспокойством и нежностью Лаура отогнула слипшиеся бинты на его плече и взглянула на его рану. Вокруг раны темнели пятна пороховой копоти. Она с тревогой подумала о том, что у него могло начаться заражение.

Доминик казался таким слабым, таким беззащитным, совсем как в ту ночь, когда выпил отравленное вино, и его голова лежала у нее на коленях. Только теперь у него на щеке и на плече были раны, две отметины, которые он получил, защищая ее. Подавив вздох, девушка погасила лампы и села на стул рядом с его кроватью.

Казалось, Доминик забылся тяжелым сном, и в этом сне он вдруг пошевелился, повернулся к ней лицом. Легкая улыбка тронула его губы. Его дыхание стало глубоким. Девушка понимала, что не должна этого делать, однако не удержалась и положила свою ладонь на его обнаженную руку. Кончиками пальцев она с наслаждением почувствовала упругую силу его мышц, их восхитительное тепло.

– Капитан Доминик Юкс, – прошептала девушка. – Сколько же еще ночей я должна сидеть у твоей постели, надеясь, что ты не умрешь?

– Обещай сидеть возле меня каждую ночь – внезапно он произнес, открывая глаза, – и тогда я не умру никогда.

Лаура отдернула руку.

– Значит, ты все это время не спал?!

– Я проснулся только после того, как ты ко мне прикоснулась, Лаура.

Она резко встала.

– Спокойной ночи, капитан Юкс.

– Вряд ли она будет спокойной, если ты уйдешь.

– Если я останусь, она будет просто ужасной. Всего доброго, – Лаура пошла к двери, возле нее оглянулась на лежащего Доминика и вышла.

Он потянулся к бутылке, взял ее со стола, но затем, так и не отпив, поставил обратно. Поднявшись с кровати, Доминик натянул брюки и, помогая себе одной рукой, застегнул пояс. Одеть рубашку было бы для него необычайно трудно, поэтому он, не одевая ее, вышел наружу обнаженным по пояс. Пройдя через кают-компанию, Доминик остановился возле каюты Лауры, немного постоял у двери и пошел дальше, а с другой стороны тонкой двери, отделявшей ее от всего остального мира, стояла в темноте Лаура, напряженно вслушиваясь в затихавшие шаги капитана. Разочарованно вздохнув, Лаура стянула с себя платье и взобралась на постель. Однако она еще долгое время лежала, беспокойно ворочаясь, и вслушивалась в храпенье Иды, сожалея о том, что не открыла дверь Юксу.

На рассвете Лаура вышла на палубу. Лучи восходящего солнца яркими пучками света озарили океанский простор там, где он сливался с горизонтом, и окрасили огромные треугольные паруса «Дракона» в темно-алый цвет. Смутный силуэт «Попрыгуньи» все яснее вырисовывался в кильватере шхуны и, взглянув на нее в очередной раз, девушка уже могла вскоре заметить матросов на вантах.

Команда Доминика была занята обычной утренней работой. Его люди, надраив палубу песчаником, окатывали ее морской водой и мыли швабрами, чинили паруса, полировали все медные части так, что они постепенно начинали разгораться жарким огнем. Другие матросы, затянув залихватскую песню «Держи нос по ветру», резкими, быстрыми, ловкими движениями натягивали фал.

– Лаура, твой капитан прошлой ночью бежал с «Попрыгуньи».

Девушка резко повернулась на голос. Возле грот-мачты стоял Доминик, одетый в короткие матросские брюки и все так же без рубашки. Глаза у него были усталые, лицо довольно бледное, словно он провел бессонную ночь, но улыбался Доминик, как обычно, уверенно и спокойно.

– Как ему удалось бежать?

– Он захватил спасательную шлюпку. Должен заметить, что я не ожидал от него такой находчивости и сообразительности.

– С чего бы это ему захотелось бежать? Он же знал, что когда мы достигнем Четеру, его освободят. – Внезапно девушка побледнела. – А ты… ты его не…

– «Не», что? Скормил акулам? Пристрелил его? Повесил на рее? – По выражению лица Лауры Доминик догадался, что попал в точку. – Нет, Лаура, я не такой бесчеловечный.

– Я не говорила, что ты бесчеловечный.

– Только жестокий, грубый, невозможный и э-э-э… наглый.

– Я этого тоже не говорила!

Он с улыбкой поклонился.

– Прошу меня извинить за мои предположения, мадемуазель.

– Аллен захватил с собой хоть немного воды и пищи? – Она неправильно истолковала ревнивый взгляд Доминика, как равнодушный и, схватив его за кисть руки, горячо принялась убеждать: – Он же умрет без воды. Мы должны найти его.

Доминик опять пожал плечами.

– Он стянул столько воды и пищи, что сможет продержаться, по крайней мере, несколько дней. К тому же мы не знаем, в каком направлении его искать.

– Хороша же твоя охрана! Твои люди, должно быть, спали на вахте и позволили ему бежать.

– Возможно, хотя я склонен думать, что это скорее твои матросы освободили его.

Не желая дальше спорить, Лаура скрестила руки и посмотрела в сторону кормы, туда, где виднелась «Попрыгунья». Бригантина довольно уверенно держалась у них в кильватере, однако вид у нее был очень жалкий.

Сломанная мачта, кое-как наращенная другой, более короткой, изуродованные борта. Когда судно взбиралось на гребень волны, девушке была видна кожаная заплата на рваной дыре прямо у самой ватерлинии.

– Этот пластырь не выдержит, если мы попадем в шторм, – проговорила девушка. Посмотрев на безоблачное небо, Доминик промолчал. – … или если мы столкнемся с англичанами, – добавила она.

– Сколько в тебе оптимизма, а? Ты по утрам всегда ждешь от жизни, наверное, только хорошего?

Лаура не удержалась от непроизвольной улыбки.

– Оказывается, – вы этого не знали, месье.

– Ваши слова звучат подозрительно похожими на вызов в мой адрес.

Тут уж она заулыбалась во весь рот.

– Ха!

– Да нет, это вам – ха, – поддразнивая ее, Доминик говорил, намеренно копируя язвительную речь, какой говорят жители Кенттуки.

Девушка хихикнула. Как ни старалась она держаться от него на расстоянии, Доминик все еще продолжал привлекать ее, и с этой силой мужского обаяния она ничего не могла поделать.

– Как твое плечо? – спросила она, чувствуя, что говорить на серьезные темы ей будет безопаснее.

Доминик слегка покачал рукой и немного скривился.

– Значительно лучше, мерси. Этот дурак капитан должен был положить в пистолет побольше пороху, а так пуля едва набрала скорость.

Подбородок у Лауры надменно задрожал.

– Это я заряжала тот пистолет, месье.

Доминик засмеялся.

– Ну да? Мне следовало бы догадаться. Говорил же мне Ренато Белуши, что ты ничего не понимаешь в оружии.

– Я очень хорошо разбираюсь в оружии.

– Ага, ага! Именно поэтому твое ружье, то, которое стоит у тебя за дверью в магазине, заряжено, но без кремня.

Лаура пнула его в голень кончиком своей туфли.

– Ты гнусный пират!

Мужчина захохотал во все горло.

– Конечно, я настолько гнусный, насколько ты хочешь. Давай я поцелую тебя и тем верну все долги.

– Эй-эй! Держите руки при себе!

– Как пожелаете. – Доминик вновь прислонился к мачте и посмотрел в небо. – Узнаешь вот того парня, наверху?

Лаура перевела взгляд туда, куда он показывал.

– Которого?..

– Ну вон, на мачте.

– Нет. Откуда я могу его знать?

– Ну, все-таки…

– Вы, месье, единственный пират, которого я знаю, – ответила она.

– Я вижу, что должен вас познакомить со своими ребятами.

– Это не великосветский бал. Ваши друзья могут оставаться и безымянными. Надеюсь, что после поездки я никогда их больше не увижу. Я искренне на это надеюсь.

Доминик сменил тему разговора.

– Может, ты согласишься со мной позавтракать?

– Я поем в своей каюте с Идой.

– Ну, бери и ее с собой.

Лаура немного поколебалась, желая и одновременно не желая отказываться. Наконец, она кивнула.

– Ладно, но я не буду с тобой говорить ни о чем таком.

Доминик поднял вверх свою правую ладонь и произнес:

– Торжественно клянусь, что мы будем разговаривать только о несносном Карибском климате.

Лаура метнула на него подозрительный взгляд, но сказала довольно спокойно:

– Дай мне минут десять, я должна разбудить Иду. Минут через двадцать юнга пригласил двух женщин пройти за ним в каюту капитана. На черном полированном столе, прикрученном к палубе, стояли блюда, наполненные фруктами и жареной макрелью. В хрустальном графине было налито вино. Влажный тропический ветер проникал в каюту сквозь прямоугольные иллюминаторы и шевелил подол белого платья Лауры.

– Как это мило! – восхитилась Ида. Она приподняла крышку супницы и понюхала. – М-м-м – вкусно пахнет.

Доминик поднялся со стула. Его чистая белая рубашка была расстегнута на груди, длинные рукава закатаны до локтей. Поверх рубашки на нем был черный шелковый жилет и на поясе висела шпага в ножнах.

– Добро пожаловать, леди, – поклонился он, а когда выпрямился, легонько коснулся раненого плеча. – Пожалуйста, садитесь.

Прежде, чем он успел подать ей стул, Лаура уселась на дальнем конце стола. Доминик прошел мимо нее и предложил стул Иде.

– Это ни есть правильно миста Юкс, – сказала Ида, усаживаясь. – Цветные не сидят с джентльменами.

– Чепуха, вы мои гости. Ньюорлеанские порядки ничего не значат на борту моего корабля. А теперь очень вас прошу, давайте завтракать, пока рыба не остыла.

Чернокожей женщине явно было не по себе. Доминик, словно не замечая ее неловкости, прошел и сел за стол напротив Лауры.

– Дайте я сделать это, мистер Юкс, – проговорила Ида, когда он начал накладывать еду на тарелку.

– Не нужно, мадам, – сказал он, накладывая рыбу и большой кусок омлета ей на тарелку. После этого он наполнил блюдо Лауры, затем свое и начал завтракать.

Довольно улыбаясь, Ида тоже приступила к завтраку, однако заметив, что Лаура мрачно ковыряет вилкой в тарелке, нахмурилась и сказала:

– Ешь яйца, а то скоро превратишься в настоящую соломину.

– Я не голодна, к тому же, может быть, они испорчены.

– Ну что ты, дорогая, у кока в трюме есть несколько несушек, – возразил Доминик. – Впрочем, может быть, ты хочешь начать с макрели? Тим выловил ее только утром и с огромной благодарностью просил тебе передать.

– Тим?

Доминик, словно не понимая ее изумления, удивленно приподнял бровь и взял апельсин.

– Ну да. Я же тебе его показывал сегодня утром.

Но ты отказалась его узнать, когда он сидел на грот-мачте.

– Так это был наш Тим?

– Нет, это ничей Тим. Он свободный человек, а впрочем, вот и он.

Юнга открыл дверь, и в каюту вошел молодой чернокожий мужчина. На голове Тима был повязан красный платок. Он был одет в полосатую рубаху и серые холщовые штаны, а на поясе у бывшего раба висела кривая абордажная сабля и пистолет.

– Тим! – Ида так стремительно бросилась к вошедшему, что даже опрокинула свой бокал с вином. Она горячо обняла его и засыпала вопросами. Тим уверил ее, что он теперь свободный человек, и что Мейзи знает об этом. Поклонившись Лауре, Тим улыбнулся, и через некоторое время они с Идой вышли.

Лаура посмотрела на сидящего напротив ее Доминика, который улыбнулся и вновь наполнил бокал.

– Ну, ты довольна, Огонек?

– Очень. – Ей было очень трудно находиться в комнате наедине с ним, особенно теперь, когда она чувствовала к нему такую благодарность. Вновь поковыряв вилкой омлет, девушка с внезапным раздражением сказала: – Уж и не знаю, как ты умудрился забрать его у Вилье. Разве только выкрал?

– Нет, я его не крал.

– Тогда как же? Я три раза просила Габриеля продать Тима, а он только смеялся. – Она бросила вилку рядом с тарелкой. – Очевидно, он просто не желает вести дела с женщиной, неотесанная деревенщина!

– Может быть. Эти креолы упрямые олухи, уж я знаю. Они не верят, что женщины имеют головы на плечах и могут заниматься бизнесом.

– Я знаю, это просто возмутительно.

– Может быть, вы будете несколько меньше сердиться, мадемуазель, если узнаете, что я не разделяю их взгляды?

– Только не надо меня успокаивать и опекать, месье. Я прекрасно понимаю чего вы добиваетесь.

– Ну, чего же именно?

Краска бросилась в ее лицо. Она покрошила омлет вилкой на куски и сказала:

– Вы пытаетесь задобрить меня, чтобы я не рассказала папе о браке.

Красивое лицо Доминика осветилось. Улыбаясь краешками губ, он пригладил седые волосы на виске и произнес:

– Лаура, ты шутишь!

– Вот уж нет. Теперь, когда Аллена нет, вы можете бояться только меня. Вы думаете, что, освободив Тима, и играя на моих чувствах, вы сможете меня заставить молчать? Вы глубоко ошибаетесь.

– Вот проклятье, – ухмыляясь, сказал Доминик. – Должно быть, теперь я должен опасаться гнева добродушного маленького купца?

– Мой папа не добродушный маленький купец. Он владеет целым островом.

– Oгo! Я просто в ужасе.

Лаура раздраженно оттолкнула тарелку и сложила руки на груди.

– Вы наверное себя считаете несгибаемым красным драконом?

Он приподнял здоровое плечо.

– Некоторые меня так называют.

– А они тебя никогда не называли самонадеянным?

– Пожалуй, даже слишком часто. Видишь ли, моя мать не научила меня покорности и смирению.

– Может быть, мой отец сумеет сделать то, что не удалось твоей матери.

– Я от всей души желаю ему удачи, Огонек.

– Прекрати так меня называть!

– Как хочешь, хотя это будет довольно трудно. Это имя так и вертится у меня на языке.

Лаура встала резко из-за стола, собираясь уходить. В это время корабль резко качнуло на волне, и девушка чуть не упала на постель у иллюминатора.

В ту же секунду Доминик оказался возле нее и подхватил под локоть. Лаура взглянула на него.

– Я бы и так не упала.

– Надеюсь, что нет. Вы очень самостоятельная.

– Достаточно самостоятельная, чтобы идти своей дорогой без вашей помощи, месье.

Однако, она не стала отстраняться и вырываться из его рук. Ей показалось, что кожа у нее даже стала покрываться мурашками от прикосновения его пальцев. Девушка вдруг отчаянно захотела, чтобы он не только дотронулся до нее, она желала, чтобы он поцеловал ее. Когда она отвела взгляд от лица мужчины, в поле ее зрения вдруг попала кровать, словно зовущая к себе.

Наконец, Лауре удалось обрести равновесие, и она быстро прошла через комнату к окну и посмотрела на зеленые волны за бортом. Весь горизонт застлали тяжелые белые облака, обещавшие скорый дождь и девушка хотела, чтобы пошел этот дождь. Пусть будет даже шторм, – все что угодно, только бы отвлечь внимание Доминика от нее. Все что угодно, только бы отвлечь ее внимание от Доминика.

– Как же ты уговорил Габриеля отпустить Тима? – спросила она едва понимая, что говорит.

– Я предложил ему большую сумму денег.

– Я тоже предлагала ему большую сумму – все, что нам: мне, Иде и Сент Джону удалось наскрести.

– Я заплатил ему больше.

– Опять деньги! – Лаура состроила презрительную гримасу.

– Денег было недостаточно. Я пригрозил ему, что исключу его из членов Баратарии.

– Как это?

Доминик сел на кровать, потирая раненое плечо, и принялся объяснять.

– Понимаешь, плантации генерал-майора находятся на берегу протоки, ведущей в Байю Вьен Веню. Перекрой этот рукав и плантация Вилье потеряет выход на черный рынок. Туда перестанут заходить торговцы, которым удается прорваться через блокаду и торговать с Европой и Южной Америкой.

Лаура гневно воздела руки и потрясая ими воскликнула:

– Вот! Еще один бизнесмен замарал себя связями с пиратами и стал их заложником.

– Но Тим кажется, думает, что это наоборот хорошо.

– Его-то еще можно понять.

– Вилье ничего не делает для того, чтобы эта протока была судоходна и открыта для контрабандистов. Я просто сыграл на его слабостях.

– Да, вы мастер этого.

Доминик вздохнул.

– Лаура, ну зачем ты играешь в эту игру и пытаешься делать вид, что ненавидишь меня.

– Это не игра и никакого такого вида я не делаю.

– А-а!

– Я вас презираю. Вы мне гадки, мерзки, отвратительны.

– Это ты так говоришь, а твое тело утверждает обратное.

Она возмущенно воскликнула, пытаясь придать голосу убедительность.

– Вы просто бредите, месье. Мне нет причин любить вас.

– Знаешь, я не верю, что ты такая непостоянная, как пытаешься себя убедить. Ты сердита, конечно, но гнева вовсе недостаточно для того, чтобы отказаться от собственной любви. Если бы не вмешательство Дефромажа, ты уже сейчас была бы моей женой.

– Я благодарна господу за то, что он уберег меня от этого.

– Тебе не идет злоба.

– А вам не к лицу упрашивать. В следующий раз вы будете видимо стоять передо мной на коленях и умолять меня вернуться.

– Я же не полный идиот, чтобы поступать так, – возразил Доминик. – Ты не из тех женщин, которым нравятся мужчины, ведущие себя так, как беспомощный карась.

– Ну, барракуды мне тоже не нравятся, месье.

Юкс улыбнулся.

– Все-таки хорошо, что я не из их числа.

– Однако, ваши зубы говорят обратное. – Она повернулась к иллюминатору и вновь посмотрела на море, – конечно, я вам благодарна за то, что вы освободили Тима.

– Всегда пожалуйста. Мне было приятно доставить вам удовольствие.

– …Хотя, впрочем, оказалось, что на борту этого корабля он попал в рабство, только несколько другого рода.

– Рабство? Да он сам решил работать у меня.

– Точно так же, как Габриель «сам» решил продать его тебе. У Тима просто не было выбора.

Брови Доминика сошлись на переносице.

– И опять ты выбираешь самое худшее из того, что можно было бы предположить. Право же я начинаю думать, что креолы в чем-то правы. Женщинам действительно не дано заниматься бизнесом и у них просто не хватит ума, чтобы понять мужчин.

– Что?!

– Ты очевидно ничего не подозреваешь о стремлении мужчин уважать самих себя. Ты что же думаешь, что если Тим был рабом, так у него теперь нет гордости и желания трудиться, чтобы заплатить свои долги? Он что же в твоих глазах совсем не мужчина?

– Конечно мужчина. Как ты смеешь со мной так говорить!

– Ну так уважай его решение. Я освободил его без всяких условий. Однако, он все-таки решил работать на меня в знак благодарности. Его к этому никто не обязывал.

– Выходит, я должна перед вами извиниться, месье.

– Похоже, однако, тебя тоже к этому никто не обязывает.

– Я все же попрошу… извините, месье.

– Принимается, прощаю. Ну а теперь ты пойдешь завтракать?

Лаура вспыхнула. Ну почему так получается, каждый раз, когда ей кажется, что она совсем уже взяла верх, он говорит что-то такое, что сразу выбивает ее из равновесия.

– Ты благородный пират, Доминик Юкс, – сказала она: – почему?

Его лицо посуровело.

– Было бы долго объяснять.

Девушка отошла от иллюминатора и вновь села за стол.

– Что ты будешь делать следующую пару часов?

Он посмотрел на нее, явно подозревая какой-то подвох в ее вопросе.

– Ну давай же капитан, ты достаточно много узнал о моем прошлом. Но пора ли хоть немного поделиться деталями своей жизни.

Сердце Лауры часто забилось, взволнованное его близостью. Он всегда был привлекательным и даже красивым, однако, в этот момент выражение его лица стало каким-то таким одиноким и беззащитным, что она страшно захотела прикоснуться к нему. Лаура с волнением смотрела на его вздымавшуюся грудь, видела, как в ямочке между ключиц пульсирует кровь в вене.

Наконец, он обронил:

– Не стану ли я выглядеть хуже в твоих глазах, если сообщу, что я незаконный сын, бастард.

Она попыталась не выдать своего удивления голосом, когда спросила:

– Ну, разве ты сам не говорил мне, что никто не волен выбирать свое происхождение.

Он наклонился вперед, положил локти к себе на колени. Лаура почти инстинктивно отшатнулась назад, стараясь сохранить дистанцию между ним и собой.

– Может быть, ты не будешь столь великодушна, когда я расскажу тебе, кто я.

Сердце девушки забилось еще быстрее. Она пожалела, что села так близко к нему. Ему достаточно было только протянуть руку, чтобы коснуться ее колена.

Однако, Доминик сидел неподвижно, глядя на девушку так, что в конце концов ей стало неловко от его пристального взгляда. Казалось его глаза излучали пламя, капля за каплей медленно проникавшее ей в кровь. Его лицо напряглось, под кожей вздрогнули мышцы. Он явно боролся с самим собой или с демоном, сжигавшим его изнутри.

– Господи, помоги мне! Это бесполезно, – произнес он вдруг таким голосом, что Лаура даже не сразу его узнала.

И тогда девушка сама подалась к нему и легонько коснулась его руки.

– Что с тобой? – прошептала она, – расскажи мне! Вместо ответа Доминик вдруг порывисто схватил ее за плечи и привлек к себе так, что она чуть не оказалась у него на коленях. Схватив правой рукой ее за подбородок, он приподнял ее лицо и долгим настойчивым взглядом, с каким-то ужасным спокойствием, посмотрел ей в глаза и она, взволнованная его тревогой, уже не находила в себе сил, чтобы сопротивляться. Тогда Лаура беспомощно и уже не надеясь на ответ, заранее его боясь, прошептала:

– Доминик, что же так мучит тебя?

– Ну что ж, может быть тогда твоя ненависть ко мне станет настоящей, – резко произнес он. – Ладно, я тебе расскажу. Я Александр Фредерик Лафит, старший брат Жана и Пьера Лафитов.

Глава 15

Она понимала, что ей следовало бы рассердиться, даже испытать гнев, поскольку он опять ее обманул, однако, вместо этого Лаура чувствовала только растерянность и, как ни удивительно, – симпатию к сидящему перед ней мужчине. Еще никогда ей не доводилось видеть выражение такой боли на лице человека.

– Ты старший брат этих пиратов? – спросила она.

– Да, старший брат и дурной пример для них. Это я вовлек их в пиратство. Я создал пиратское братство Баратарии, а затем передал управление им Жану.

– Ты? Ты хотел, чтобы кто-то еще, кроме тебя, испытывал страх перед законом?

Он глубоко вздохнул, словно собираясь призвать себе на помощь все свое хладнокровие.

– Я не испытываю страха перед законом и не собираюсь испытывать впредь, – произнес он. – Доминик Юкс – вот кто я. Я сделал это имя, я создал этого человека. Александр Лафит исчез в то самое мгновение, когда человек, который, как я думал был моим отцом, узнал, что моя мать изменила ему, а Жан и Пьер – они были его настоящими сыновьями и мне они братья только по матери.

Его взгляд казалось потух. Он отпустил подбородок Лауры, однако, не разжал объятий, а наоборот крепче сжал ее и уткнулся лицом ей в плечо.

Жалость, которую она испытывала теперь к Доминику, заставляла ее хоть немного утешить его. Медленно и робко она коснулась ладонью его щеки и Доминик так же медленно повернул голову навстречу ее пальцам, и она почувствовала мягкое прикосновение его ресниц к своей коже.

– Кто был твоим настоящим отцом, Доминик?

Он молчал так долго, что ей показалось, что он никогда уже и не ответит, однако, Доминик, наконец, сказал:

– Я никогда не знал его имени. Он служил в гвардии короля Людовика XVI. Однажды летом, где-то при дворе моя мать влюбилась в него. – Доминик поднял голову и посмотрел на девушку. – А я – результат этой любви.

Несмотря на глубокое горе, звучавшее в его словах, Лаура не смогла удержать дрожь, встретив его взгляд. Его губы были так близко от ее лица и тепло его рук так волнующе согревало ее.

Ей потребовалась вся ее воля, чтобы отнять свою ладонь от его щеки. Она пошевелилась, словно желая показаться ему, что у нее затекло тело, и она бы хотела пересесть на стул. Вздохнув, Доминик отпустил ее. В ту же секунду Лаура почти пожалела о том, что он разжал объятия. У нее опять вспыхнуло желание оказаться в кольце его сильных рук. Ее не на шутку встревожило чувство, которое он вызывал в ней. Она заставила себя задать новый вопрос.

– Когда месье Лафит узнал о том, что ты не его сын, он отрекся от тебя?

– Да.

– Сколько лет тебе было?

– Шестнадцать.

– А как он об этом узнал?

– Моя мать об этом сказала.

Лаура изумленно воззрилась на него.

– Но зачем, после стольких лет?!

– Ну, частично из-за чувства вины.

– И это признание облегчило ее сознание вины?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – слегка улыбнувшись, произнес Доминик.

– Если тебе не хочется отвечать на вопросы, то ты всегда можешь меня ссадить на «Попрыгунью», – с легким вызовом сказала девушка.

– Сказать по правде, Лаура, я не против на них ответить. – На мгновение он закрыл глаза, словно пытаясь рассмотреть что-то в своем прошлом, а затем продолжил. – Мой отец был британским солдатом, шотландцем. Очевидно, он служил королю еще до того, как Британия стала нашим противником, и когда нашей стране служили многие иностранные граждане.

Лаура догадалась, какими будут его следующие слова и, кивнув, произнесла их сама:

– Да, все изменилось после Революции.

– Уи, с революцией пришла ненависть ко всему британскому. Я думаю, мою бедную мать просто захватил националистический угар. Ее шотландец уже давно был где-то вдали, о нем можно было забыть, однако, она постоянно видела в своем доме человека с иностранной кровью. – Доминик снова вздохнул. – Ты же знаешь, по французским законам старший сын наследует все имущество и, очевидно, ее чувство гордости не могло этого вынести, поэтому, в конце концов, она и решила рассказать правду отцу.

– Какое своеобразное понятие о гордости, – сказала Лаура.

– Ты должна смотреть на это с точки зрения того, как это понимали тогда. Просто она хотела обеспечить своим сыновьям их законные права.

– Такой ужасной ценой за твой счет, я отказываюсь понимать такую мать и отказываюсь оправдывать такую холодность.

– Ей пришлось много страдать и много вынести, Лаура. Война научила ее ненавидеть не только британцев, но и испанцев, а отсюда уже оставался только один шаг для ненависти к любому, кто мог помешать ей служить Франции.

– Но собственный сын… непостижимо! – девушка хотела прикоснуться к Доминику, чтобы хоть немного утешить его, но испугалась реакции на свое движение. Неизвестно, как они оба могли бы в этом случае себя повести. Слишком просто и легко было упасть навзничь на постель и забыть обо всем в его объятиях. – Не могу представить, что у нее был хоть один день покоя после того, как она потеряла тебя. – Глаза мужчины сверкнули, и Лаура внезапно осознала, что сейчас она выдала свои чувства к нему. В отчаянии девушка проговорила: – Ты сказал, что научил Жана и Пьера пиратству и даже передал им все свои дела. Но почему, после всего что случилось?

– Это долгая история. Сейчас будет достаточно сказать, что они все потеряли свое имущество и не смогли пользоваться наследством. Я не хотел смотреть, как мои сводные братья и сестры умирают от голода.

– Пират с идеалами? Насколько все же он необычен и непредсказуем.

Доминик слабо улыбнулся.

– Жан, так тот вообще с готовностью занялся пиратством, охотнее, чем утка прыгает в воду. Месть – прекрасный учитель.

– Ты имеешь в виду свою месть? Так ты из чувства мести заставил их заниматься пиратством?

Доминик покачал головой.

– Нет, я говорю о мести месье Лафита. Когда-то у нашей семьи были владения на севере Испании. Однако, испанское правительство реквизировало их. Наш дед погиб, а нас вышвырнули вон. Лафит привез нас всех в порт Пренст, где и родился Жан. Его отец крепко постарался, чтобы воспитать в нас ненависть к Испании и к любому, кого он считал своим врагом. Месть он сделал смыслом всей своей жизни. Его жестокость погубила мою мать.

– Как это все печально.

– Да и особенно печально для Испании. Я и мои братья выполнили желание Лафита, – голос Доминика внезапно посуровел, – все вместе мы потопили кораблей на много тысяч тон водоизмещением.

– И что же, ты нашел в пиратстве свое удовлетворение, Доминик Юкс? – спросила Лаура, – нашел ли ты свою утраченную гордость, когда Лафит выгнал тебя?

Гнев и боль отражались в глазах мужчины. Было видно, что он готов дать волю этому гневу и все же слова девушки его сильно ранили. Он встал и собрался уходить. Напоследок сказал:

– Может когда-нибудь я отвечу тебе и на этот вопрос, когда ты не будешь испытывать такой острой потребности посидеть в кресле судьи.

Лауру удивило чувство раскаяния, которое охватило ее. Она поспешно встала и схватила мужчину за руку. Кажется на этот раз она, действительно, сильно оскорбила его, и извиняющимся тоном девушка сказала:

– Пожалуйста, я не хотела тебя обидеть.

– Ничего, все нормально. Просто некоторые вещи нелегко обсуждать. Извини, я должен идти и посмотреть как дела на шхуне. – Он мягко освободился от ее пальцев и вышел из каюты, склонив голову у двери, а Лаура еще долгое время сидела одна, глядя на дверь, закрывшуюся за спиной человека, с которым ей хотелось сейчас быть больше всего на свете.

Вечером «Дракон», миновав три брига, стоявших на якоре в маленькой бухте острова Четеру, скользнул по водной глади к пристани.

Бриги, очевидно, находились на якоре довольно долгое время, так как якорные цепи покрылись ржавчиной, борта кораблей были в ракушках, а такелаж больше походил на порванную старую паутину.

«Попрыгунья» вошла в порт рядом с шхуной и пристроилась у дока, скрипя словно рассохшаяся телега. Из трюма все так же доносился звук работавших помп. Стоя рядом с Домиником в рулевой рубке «Дракона», Лаура смотрела на лимонно-белый берег и кокосовые пальмы, колыхавшиеся под теплым ветерком. Из отверстий в крышах хижин, столпившихся возле порта, поднимался дым. На берегу, взволнованно разговаривая и махая руками, находилось около сотни островитян. Большинство из них были чернокожими рабами, однако среди них были и более светлые мулаты. Среди встречавших было несколько белых, подъехавших верхом на лошадях.

– Вон там за хижинами находятся табачные поля, сказала Лаура Доминику.

– А дом твоего отца?

– Примерно милю от побережья, почти в центре острова. Как видишь, Четеру не очень велик.

– Да, просто узкая полоска земли. Должно быть не очень-то приятно находиться на нем во время шторма.

– Вряд ли ты пробудешь здесь достаточно долго, чтобы узнать насколько ты прав.

– Надеюсь, да. – С этими словами Доминик оставил ее и пошел посмотреть, как идут дела на корабле.

Одет он был так же, как во время завтрака, только на голове теперь была черная треуголка для защиты от солнца и на поясе – длинный драгунский пистолет.

Он как раз продолжал наблюдать за тем, как швартуется «Попрыгунья», когда на холме появилась коляска с сидящим в ней человеком, одетым в белое. Коляска стремительно помчалась по песчаной дороге, по направлению к пристани и даже с большого расстояния Доминику удалось рассмотреть толстую сигару под чудовищно большими черными усами человека, сидящего там.

Остановив лошадь, мужчина снял шляпу, обнажив влажные черные волосы. Он соскочил со своего сидения и побежал к пристани. Высокий, более пяти футов ростом, с изрядным круглым брюшком, человек казался очень забавным на своих худых длинных ногах.

Как только перебросили трап, Лаура немедленно бросилась на пристань в объятия этого забавного толстяка, и Доминик улыбнулся, глядя, как она в руках Этьена Шартье, поднялась над землей. И тогда Доминик сам направился по трапу на берег, чтобы познакомиться с владельцем острова Четеру.

Сидя на месте возницы рядом с дочерью, Этьен болтал почти всю дорогу пока они ехали до его «дворца», сокрушаясь по поводу того, что великий Наполеон оказался в ссылке и обещал отдать жизнь за то, чтобы вернуть власть императору. Похоже, что он не особенно и слушал рассказы Лауры о том, как англичане напали на «Попрыгунью».

Сидя позади отца и дочери, Доминик прислушивался к их одностороннему разговору. Дым от сигары господина Шартье доносился до ноздрей Доминика, и лучи заходящего солнца прикасались к нему, разливая по всему телу уютное тепло. Ровная дорога вела мимо зеленеющих полей табака, от которых исходил сладкий пьянящий запах. Работавшие на полях рабы низко склонялись в поклоне, как только видели проезжающего хозяина.

Просторный дом, в котором жил Шартье, представлял из себя длинное белое здание на сваях, окруженное верандой. Закрывавшиеся на жалюзи окна от пола до потолка, придавали зданию воздушный вид. Над крышей склонялись высокие пальмы. У крыльца и вокруг дома, на песчаной почве в изобилии росли всевозможные цветы. Под балконом спасались от жары пять длинноухих гончих, слишком ленивых, чтобы проявлять хоть какую-нибудь активность и приветствовавших въехавшую во двор коляску флегматичным равнодушным тявканьем.

Этьен бросил вожжи чернокожему лакею и, не ожидая, Доминика и дочь, выпрыгнул из коляски и резво взбежал по ступеням в дом.

Доминику бросился в глаза французский флаг, развевавшийся на высоком шесте перед домом. У его основания стояли несколько каменных обелисков раскрашенных в цвета французского королевского дома и увитых розами. В десяти футах от флагштока находился большой бронзовый бюст Наполеона на гранитном пьедестале.

– Вы должны извинить папу, – сказала Лаура, взглянув на этот мемориал. – Он немного помешался на Наполеоне.

– А многие из нас, дорогая, имеют такие маленькие слабости, которые приводят в замешательство и беспорядок все наши способности. – Когда Доминик посмотрел на нее, его глаза смеялись.

Она выдернула свою руку из его рук и резко ответила:

– Многим из нас, месье, следовало бы в таком случае выбрать другой предмет для помешательства, глядишь, тогда и способности остались бы в порядке и не приходилось опасаться за их ум.

– Слишком поздно что-то менять, Лаура.

Девушка понимала, на что он намекает, и страстность его голоса все так же волновала ее, но у них обоих нет будущего, если они будут вместе. Завтра, если она только ничего не скажет, он вернется на шхуну и уплывет навсегда.

– Я ни за что не поверю, что я действительно тебе безразличен, хоть ты и пытаешься меня в этом убедить, – сказал Доминик.

Вы, месье, просто надеетесь удержать меня от того, чтобы я сказала папе как вы украли наш корабль.

– О, господи! Да ты можешь говорить ему все что хочешь.

– Ха! Да он вышвырнет тебя вон из нашего дома.

– Может быть. Посмотри, вон кто-то машет тебе с балкона. Может нам стоит войти?

Стройная как статуэтка, женщина в сине-красном платье стояла у выхода на веранду рядом с экономкой и когда Лаура пошла по дорожке к дому, женщина воскликнула:

– Мадемуазель Шартье, как я рада вас видеть!

У женщины были восхитительные темные волосы, карие глаза и белая, безупречная кожа. Скромный покрой ее платья только сильнее подчеркивал изумительную стройность ее фигуры. На вид ей было столько же, сколько и Лауре, ну может быть на год или два больше.

– Разве мы встречались, мадам? – спросила Лаура, поднимаясь вверх по ступеням, – может быть в Новом Орлеане?

В это мгновение из дома появился Этьен и обняв женщину за талию, привлек к себе. Рядом с ним она оказалась дюйма на три выше, чем господин Шартье, однако, восхищенный, полный обожания взгляд, которым она смотрела на него, не оставлял сомнения в том, что в ее глазах Этьен был похож на рыцаря у ног прекрасной дамы, а вовсе не на скромного плантатора.

Лаура замерла, держась за перила, и позади нее остановился Доминик.

– Лаура, капитан Юкс, – прошу в дом, – торжественно произнес Этьен, делая знак рукой, в которой была зажата сигара, – моя Фабиан приготовила превосходнейший ужин, не правда ли, ангел мой.

Она склонила голову, чтобы ему было удобнее запечатлеть поцелуй на ее щеке, и улыбнулась.

– Ах, нет ничего особенного. Просто немного рыбы и немного овощей. Завтра угощение будет лучше.

Лаура холодно посмотрела на отца.

– Папа, кто это?

Этьен выглядел обескуражено.

– О, боже! Фабиан моя хозяйка, конечно.

Обе женщины посмотрели друг на друга, а господин Шартье не замечая какое впечатление произвели его слова на дочь, двинулся со своей любовницей в дом, тихонько мурлыкая себе под нос какой-то боевой марш.

– Успокойся, Лаура, – тихо сказал Доминик, а затем снял свою треуголку, передал ее подошедшему рабу и, взяв девушку под руку, добавил:

– Не торопись и думай, прежде чем будешь говорить.

– Я не нуждаюсь в советах пирата, – прошептала она, однако руки не отняла и позволила ему сопровождать ее в дом.

Дворец хозяина Четеру был прекрасно обставлен. Хрупкие позолоченные стулья и столы стояли, утопая в толстых персидских коврах. На потолке сверкали хрустальные люстры, на стенах, оштукатуренных розовым гипсом, висели, написанные маслом, картины и шелковые гобеленовые ткани. Возле стульев стояли несколько детей рабов и разгоняли застоявшийся душный воздух опахалами из лебединых крыльев.

Прежде чем гости уселись за стол, Этьен заставил их подойти к окну и посмотреть во двор. Там, по тропинке от дома к флагштоку, маршировала группа рабов, одетых в форму французской армии. Подойдя к флагу под звуки, военного гимна, исполнявшегося барабанщиком и флейтистом, рабы остановились и начали спускать флаг. Как только последние лучи заходящего солнца упали на бюст императора Наполеона, Этьен приложил ладонь к сердцу и воскликнул:

– Да здравствует император, Да здравствует Франция! – и затем добавил, – давайте есть.

Лаура села за длинный позолоченный стол напротив Фабиан, Этьен Шартье уселся во главе и предложил Доминику место слева от себя.

Лаура нахмурилась, увидев на своей тарелке рыбу в чесночном соусе. Рабы положили ей тонкие скрученные кусочки вяленой ветчины, привезенной из Франции, картофель, посыпанный сверху сыром бри и подали на маленьких тарелках маринованные огурчики с морскими водорослями. Хозяин дома налил всем вина и ужин начался.

Лаура не могла заставить себя поднять глаза на Фабиан. Как только отец посмел познакомить свою любовницу с ней, его дочерью? Ей хотелось выскочить из-за стола и убежать куда-нибудь далеко-далеко.

– Капитан Юкс, – проговорил Этьен, – и его усы смешно зашевелились, когда он начал жевать. – Лаура сказала, что я должен благодарить Вас за то, что вы спасли «Попрыгунью» от этого проклятого британского шлюпа.

– Не стоит благодарности, месье.

– Как случилось, что вы оказались поблизости?

Доминик почувствовал, как рядом с ним напряглась Лаура.

– Да вообще-то по чистой случайности. Мы следовали своей дорогой из Нового Орлеана. На мой взгляд, купеческие корабли всегда должны плавать в пределах видимости друг друга.

– А-а, правда, правда, – произнес Шартье, энергично кивая головой. – Я просто счастлив, что у вас оказалась такая точка зрения. Это спасло мне целое состояние. Вы были ранены во время сражения?

– Да нет. Сражение кончилось еще до того, как моя шхуна приблизилась к бригантине. Проклятые лайми бежали как зайцы, как только увидели наши пушки, а моя рана – это просто результат глупого инцидента.

Этьен захохотал.

– Да, я тоже много раз попадал в такие переделки. Однажды я разряжал длинное ружье, которое Лаура держит у себя в магазине за дверью, пуля вылетела, ударилась о металлический плуг на полке и рикошетом попала мне прямо в зад. Вот, позвольте я вам покажу.

– Ах, папа, прекрати! – воскликнула Лаура, в то время как хозяин дома встал и начал спускать подтяжки со своих плеч. Ей эхом вторила Фабиан.

– Ах нет, нет, мой друг. Ну, зачем ты всегда показываешь свои царапины посторонним людям!

Не обращая на нее внимания, Этьен повернулся и спустил штаны так, чтобы можно было видеть не очень большой шрам на его левой ягодице.

Доминик расхохотался.

– Да, месье, вам повезло, что это не ваш скальп. Вновь одев штаны и натянув подтяжки, господин Шартье добродушно пробормотал:

– На свой скальп, по крайней мере, никто не садится. Вы себе не представляете, сколько времени мне пришлось стоять за столом, как последнему лакею. Я решил предостеречься на будущее и вытащил из ружья кремень.

Услышав это, Доминик выразительно посмотрел на Лауру, но ничего не сказал.

Хозяин дома вернулся за стол на свое место и поднял свой бокал.

– Итак, вы из Нового Орлеана? Ну, как там дела?

– Довольно худо, месье.

– Этим чертовым поселенцам следует очистить дорогу для кораблей раньше, чем мы все разоримся.

– Боюсь, что у коменданта Каттерсона связаны руки. Американцы настолько заняты сейчас предотвращением войны с Испанией, что боятся связываться с англичанами, и думают, что может быть им удастся выйти сухими из воды. Просто удивительно, сколько французских и американских купеческих кораблей сейчас стали плавать под испанским флагом.

Шартье покраснел.

– Должен признаться, что я один из них. Вы не одобряете эту тактику?

Доминик пожал плечами. Я думаю, что все-таки лучше быть честным, и хорошо вооруженным. Этьен замялся и хлопнул себя по колену.

– Может вы и правы, хотя, как говорят, эти проклятые американцы – есть много способов, как дергать кота за хвост, не так ли?

– Так же как и держаться подальше от его острых когтей.

– И от проклятых каперов, – добавил Этьен, а потом взглянул на Лауру: – Дорогая, ты что-то очень бледно выглядишь. Фабиан, проводи мою дочь в ее комнату.

– Папа, я не собираюсь ложиться.

– Ах, нет, конечно, иди, ложись. Тебе столько пришлось пережить из-за этих проклятых британцев. Забирай ее Фабиан. Быстренько беги.

– Я не собираюсь выходить из-за стола пока не поем, – сказала Лаура увидев, как Фабиан встала. Медленно опустившись на свое место, Фабиан неуверенно переводила взгляд с Лауры на Этьена, который стремительно багровел от гнева.

Тогда Доминик решил вмешаться и отвести назревавшую бурю.

– Месье, расскажите мне о вашей плантации. По правде говоря я никогда не видел таких изумительных табачных полей.

Услышав, как отец с увлечением стал описывать всевозможные хитрости табаководства, Лаура непроизвольно вернулась мыслями к той ночи, которую она провела с Домиником. Руки девушки тут же задрожали от волнения так, что ей даже пришлось поставить бокал на стол.

– Пожалуй, теперь я пойду в свою комнату, – тихо проговорила она.

Доминик встал, помог ей подняться из-за стола. На мгновение их глаза встретились и в ту же секунду Лаура догадалась, что он понял, что она сейчас испытывает и догадался так же, что ее отношения с Юксом не остались тайной и для отца с его любовницей. Вспыхнув, девушка быстро вышла из комнаты. Следом за ней отправилась Фабиан.

Что ей делать с Домиником Юксом? Она старается из-за всех сил, но ей никак не удается устоять перед его обаянием. Несмотря на весь свой гнев и раздражение, в глубине души Лаура понимала, что по-прежнему любит его. И от этой мысли становилось еще больнее.

Глава 16

Доминик проводил Лауру взглядом, а затем медленно сел на свое место, едва слушая Этьена Шартье, который начал описывать, как обеспокоен он появлением на табачных плантациях какого-то жучка, особенно вредившего им. Внезапно хозяин дома прервался и, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

– Я совсем поглупел. Держу вас за столом возле пустой тарелки. Давайте пройдем на веранду и покурим.

Спустя пять минут, усевшись в удобное плетеное кресло и положив ноги на перила, Доминик взял в руки сигару и помял ее пальцами. Рядом с ним сидел Этьен. Дым от его сигары поднимался у него над головой. Глаза хозяина дома были прикрыты и он из-под полуопущенных век наблюдал за тем, как окрестности окутывает ночная мгла. В цветах затянули свою песню сверчки, а из-под веранды раздалось сопение спящих собак.

– Это мой собственный кусочек небес. Я здесь как в раю, – произнес Шартье, открыв глаза. – Здесь все мое. Когда-нибудь оно будет принадлежать Лауре.

Доминик закурил сигару, выпустив изо рта кольцо дыма и молча наблюдал за тем, как оно исчезало в ночном воздухе.

– Человек, который сумеет понравиться моей дочери, станет богатым.

Доминик стряхнул пепел за перила и меланхолично произнес:

– Да, ему повезет.

– Да, не каждый день человеку удается заполучить уже готовое состояние.

– Я думаю, что жениться на Лауре – это само по себе большая удача.

Этьен посмотрел на него с интересом.

– Ага, я сразу понял, что между вами что-то есть. Мне еще никогда не доводилось видеть, как моя дочь старается делать вид, что мужчина ей совершенно не интересен.

– А что, она пыталась это сделать, месье?

– А вы что, сами не заметили, друг мой? – хозяин дома улыбнулся неопытности гостя, – впрочем, конечно, вы, видимо, не очень искушенный человек в таких вопросах.

Доминик кивнул.

– О, да! Я каждый день убеждаюсь, как много я еще не знаю.

– Ну, Лауру разгадать легко. Она похожа на меня.

– Каким образом, месье?

– Ну… – сигара хозяина дома описала полукруг в воздухе, – она похожа внешним видом, очарованием, жаждой жизни. Моя Лаура никогда не потерпит, если кто-то будет первым, а не она. О, да! Моя Лаура должна иметь или все, или ничего… – Его лицо стало печальным. – Впрочем, друг мой, это и повод для отцовских огорчений.

– Ну, мне кажется, у отца нет причин огорчаться, если у него такая дочь.

– Это все потому, что она как раз такая дочь, как я только что описал. Если бы она была невзрачной, то я бы не волновался, зная, что ей будет достаточно какого-нибудь бедняги владельца лавки. Но в том-то и дело, что моя девочка прекраснее, чем Жозефина, в которую был влюблен наш уважаемый великий император, и я уверен, она способна подарить мне замечательных внуков.

– Вы говорите о ней как о каком-то породистом скакуне. Поверьте мне, Лаура Шартье может значительно больше чем только рожать.

Этьен изумленно посмотрел на собеседника.

– С какой готовностью вы бросаетесь на ее защиту. Скажите, капитан, вы женаты?

Доминик не смог скрыть гримасы.

– Увы!

Этьен покатал сигару во рту, затем бросил ее вниз и достал из куртки другую. Откусив кончик сигары, он прикурил от свечи и, втянув дым, подождал, что скажет Доминик.

– Месье, – внезапно спросил тот, – в каком состоянии ваши финансы?

– Извините?

– Многие купцы во время войны потеряли все и остались практически без штанов, а как вы?

– Ну, мои штаны пока еще держатся у меня на заднице, а мои деньги положены на счет в банке Нового Орлеана. – Этьен яростно подул на кончик своей сигары и хмуро посмотрел в потолок веранды.

Доминик потер раненое плечо и сказал:

– Клейборн уговаривает Эндрю Джексона приехать в Новый Орлеан.

– Как раз этого только городу и нужно, – произнес Шартье, презрительно фыркнув. – Еще один мужлан выскочка, считающий себя полководцем.

– Да, так все говорят. К тому же многие опасаются, что британцы нападут на город. Если это случится, тогда Соединенные Штаты не продержатся и двух месяцев.

– Да, что называется, за темными тучами появилось солнце.

– Неужели вам было бы лучше, если бы вами управляли британцы?

– Конечно, нет. К тому же говорят, что они собираются отдать Новый Орлеан обратно Испании, если выиграют войну.

– Это только слухи, имеющие своей целью привлечь на свою сторону противников Америки, им нет веры.

Шартье выплюнул сигару. Из-за горизонта поднялась луна, освещая флагшток. Немного помолчав, хозяин дома задумчиво произнес:

– В наши дни вообще трудно сохранять веру во что-нибудь.

Доминик подумал, что в эту минуту отец Лауры наверняка вспоминает Наполеона, и произнес:

– Все-таки печально, когда уходят старые порядки и проходят старые времена.

Шартье вытащил из своего нагрудного кармана носовой платок и высморкался.

– Значительно печальнее, когда человек ничего не может сделать, чтобы изменить эти порядки. У меня нет сыновей, жена сбежала, у любовницы не может быть детей, а дочь, кажется, решила навсегда остаться в девах. Печально, это очень печально для добропорядочного католика.

– Да, действительно печально… – вновь подал голос Доминик, – однако, должно быть есть некоторое утешение хотя бы в том, что у вас такое состояние.

Плечи Шартье бессильно опустились.

– Возможно, мое состояние не такое уж большое, как я пытался вам представить.

– Уи, война всех нас разорила.

– О, да, месье Юкс. Когда-то у меня было много кораблей, которые возили товары по всему Карибскому морю от Нового Орлеана до Главестона и вот сейчас некоторые гниют в портах, другие потоплены. Если бы не вы, моя маленькая «Попрыгунья» и даже моя дочь разделили бы ту же участь.

– Если бы не я, – тихо произнес Доминик, – ваш барк к этому времени принес бы вам изрядную прибыль от продажи товаров в Новом Орлеане.

– Что? О чем вы говорите?

Доминик встал и, облокотившись на перила, посмотрел вниз. После некоторой паузы, он сказал:

– Не так давно, возле побережья Луизианы, я захватил купеческий барк, плывший под испанским флагом. На корабле было много серебра, шерсти, груз табака и уйма чернокожих рабов. – Этьен Шартье изумленно уставился на капитана. Из его рта и ноздрей повалил дым от сигары, а Доминик, между тем, продолжал: – Я высадил капитана Аллена Дефромажа с его людьми на Песчаной Косе, а барк отвел на Гранд Герр. Все товары я продал на черном рынке, кроме табака, который я отослал в торговый дом Шартье, как только узнал, кому принадлежал захваченный мной корабль.

– А рабы? – спросил Шартье свистящим шепотом.

– Я их освободил и дал им работу на моем ранчо. Тем, кто захотел, естественно.

Услышав это, хозяин дома подавился табачным дымом и закашлялся, так сильно, что гостю пришлось даже пару раз хлопнуть его по спине. Когда, наконец, толстяк отдышался, он внезапно разразился диким хохотом.

– Нет, это чертовски забавно. Вы хоть понимаете, что вы отказались от четверти миллионов американских долларов. Это, по меньшей мере. – Говоря по правде, Доминик ожидал самой разнообразной реакции на новости, однако, веселье явно не предполагалось. – Более полмиллиона долларов! С ужесточением блокады цены выросли просто чудовищно. – Этьен просто зашелся в новом припадке веселья и казалось, что на некоторое время он вообще потерял дар речи. Наконец, вытерев платком слезившиеся глаза, все еще посмеиваясь и качая головой, он произнес: – Ну, вы и мошенник, друг мой! Это ж надо, стоять у меня на балконе и рассказывать, что он меня ограбил. И это когда мне стоит только свистнуть, и набежит множество вооруженных людей. Нет, честное слово, вы мне от души понравились! Фабиан, моя милая королева квартеронка, выйди к нам, сердце мое и принеси нам виски.

Доминик выбросил окурок прямо в клумбу и, выпустив последнее кольцо дыма, которое тут же растворилось в ночи, повернулся к Шартье.

– Я вовсе рассказал все это не для того, чтобы развлечься и развеселить вас. – Этьен скрестил за спиной пальцы на счастье и кивнул гостю, чтобы он продолжал. – Я положил сумму пятьсот восемьдесят тысяч двести пятьдесят долларов и семнадцать центов на ваш счет в банке Нового Орлеана.

Этьен снова поперхнулся дымом своей сигары. Он выбросил окурок на землю и, кашляя, встал.

– Пятьсот восемьдесят тыс… проклятье!!! Вы что, совсем рехнулись, мой милый пиратский друг. Вы что же не могли держать свой рот на замке и присвоить себе все эти деньги?

– У меня были на то свои причины. Конечно, я не собираюсь возмещать вам убыток от потери рабов. Они бы принесли вам на аукционе что-то около сорока тысяч, если бы, конечно, вам удалось преодолеть эмбарго. Вы же знаете, что сейчас привозить рабов в штаты незаконно.

Шартье помахал руками.

– Знаю, знаю. Просто не мог отказаться от соблазна. Но сорок тысяч ничего не значат по сравнению с тем состоянием, которое вы мне принесли.

– В таком случае я бы вас попросил об одном одолжении.

– Говорите, я ваш должник, навеки вечные.

– Не говорите Лауре.

Шартье приложил палец к губам и, глазами, указав на открытое окно позади себя, сказал:

– Клянусь спасением своей души… Но почему такая тайна?

В этот момент пришла Фабиан с бутылкой виски и двумя высокими стаканами на хрустальном подносе. Доминик подождал, пока молодая женщина наполнила стаканы и, когда она ушла, ответил:

– Я ее люблю.

Этьен довольно захихикал.

– Ну, так тем больше причин рассказать ей о вашем великодушии.

– Все же больше причин промолчать и ничего ей не говорить. Вы можете представить себе реакцию вашей дочери, если она подумает, что я ее купил?

– А… Да…, я понимаю ход вашей мысли. Она очень гордая, моя девочка.

Доминик сел и сделал глоток виски.

– Думаю, что без нее я с ума сойду.

– Да вы уже сошли с ума, мой друг, но именно так, что мое сердце бизнесмена радуется, глядя на вас. Скажите мне, за какую цену вы готовы доставить свои товары в Новый Орлеан?

– Вы что же, хотите меня нанять?

– Ну конечно, вы же чертовски находчивый человек.

– Я не собираюсь на кого-нибудь работать. У меня много своих собственных дел.

– Мне было бы очень интересно о них услышать, – Этьен Шартье вновь наполнил их стаканы и уселся в кресло.

И Доминик рассказал ему о своих операциях по продаже оружия мексиканским революционерам, о своем флоте, занимавшимся каперством, о своих складах и ранчо в Акадии. Он забыл упомянуть о двух особняках, которыми он владел в Новом Орлеане, или о своем загородном доме на северном берегу Лейк Понча Грейн. Не сказал он и о своем доме в Париже или о доме в Венеции. И без этого Этьен Шартье словно потерял дар речи. Наконец Доминик замолчал, закрыл глаза и стал слушать громкий стрекот насекомых. Остров Четеру замечательное место, прекрасный уголок, где можно отдохнуть и поправить здоровье в течение нескольких дней.

Конечно, на острове таких размеров у Лауры будет очень мало шансов спрятаться от него. Они очень часто будут видеть друг друга.

– Папа, я хочу, чтобы ты предложил месье Юксу уехать, – сказала на следующее утро Лаура за завтраком. Они с отцом сидели за маленьким столиком на пустынной веранде. Среди листьев деревьев и в кронах пальм летали длиннохвостые попугаи и всякие другие птицы, столь типичные для теплого климата. Ида была на кухне с Фабиан и что-то напевала.

Этьен прожевал кусок, прежде чем ответить.

– Отослать его? Но может это будет не совсем благородно после того, что он для тебя сделал?

– Я уже много раз благодарила его, больше ему нет смысла оставаться у нас.

Этьен убрал из усов кусочки яйца и сыра, оставшиеся после завтрака, закурил сигару и сказал:

– А представь себе, что он не послушает моего приказа покинуть остров. Одна его шхуна камня на камне не оставит от наших владений.

– Папа, не говори глупостей.

– Что моя девочка имеет против этого человека?

– Ничего.

– Детка, ты обманываешь своего папу.

Лаура встала, подошла к перилам и облокотившись на них стала смотреть на пальмы. Ее кружевные белые юбки очаровательно развевались от дуновения легкого тропического бриза и длинные локоны, выбившиеся из-под повязки, ласково шевелились на ее лбу и своими мягкими нежными прикосновениями ласкали девичью шею.

«Рассказывать ли отцу о судьбе барка?» Она всю ночь думала над этим вопросом. Гнев Этьена, обзаведшегося любовницей, изрядно затруднил принятие решения, к тому же здесь на острове с ними вместе девушка чувствовала, что она просто отрезана от всякой цивилизации.

Поступок матери заставил Лауру стыдиться всех окружающих и узнать, что ее отец, оказывается, тоже поступает безнравственно, было просто ужасно. Девушка чувствовала себя так, словно ее предали. Что, спрашивается, плохого, что она была в постели с Домиником Юксом? Слава богу, что сегодня утром она, наконец, наверняка узнала, что ребенка у нее не будет, и ее первая ночь с мужчиной осталась без видимых последствий.

– Папа, месье Юкс головорез, бандит и хвастун. Он врет и бахвалится, и крадет. Ему это раз плюнуть. У него это вошло в привычку.

– Ну, что ж, выходит он настоящий француз.

– Я думаю, что все это не смешно. Ты даже не представляешь, что он за человек.

– А ты, девочка?

– Да, еще как! Аллен Дефромаж мог бы тебе порассказать кое-что, если бы Доминик не заставил его скрыться.

– Да, кое-кто из экипажа сегодня утром порассказывал мне как он сбежал с корабля. Храбрый поступок, нечего сказать, удрать ночью. – Лаура промолчала, а ее отец добавил: – Такому парню как Аллен, следовало бы многому поучиться у отважного капитана Доминика Юкса.

Лаура даже прищурилась от гнева. Ее глаза, словно два острых кинжала впились в Этьена.

– Ты поступаешь слишком легкомысленно, папа, доверяясь незнакомцу, каким бы отважным он ни казался.

– Как-то раньше я тебе уже кажется, говорил, что цинизм не к лицу молоденьким девушкам.

– Говорил, но не сумел как следует научить. Я такая какая есть. У тебя тоже есть недостатки. – Лаура бросила многозначительный взгляд на окно, расположенное за спиной отца, в котором ей была видна Фабиан. Отцовская пассия вытирала пыль и хихикала с Идой.

– Похоже, ты большая любительница осуждать ближних, дитя мое, плюс к тому, что изрядно цинична. Вовсе не твое дело, какие у меня есть недостатки и грехи. – Похоже, Этьен тоже начал раздражаться.

Чтобы сдержать собственный гнев, Лаура спустилась по ступеням во двор и села на деревянную скамью. Попугаи отлетели в сторону, но не разлетелись и, повернув свои головки, стали наблюдать за ней. Ей вспомнился Денди Леггинс и смех Доминика, и она почувствовала, что ее гнев проходит понемногу.

– У тебя есть какие-нибудь известия от мамы? – внезапно спросила она.

– Да, она мне часто пишет.

Лаура не смогла удержать свой изумленный взгляд.

А отец добавил:

– Если хочешь, я тебе покажу некоторые ее письма.

– Я подумаю об этом. – Девушка почесала головку ярко-зеленой птице, смело подошедшей к человеку. Попугай закрыл от удовольствия глаза и вытянул шею.

– А тебе мама часто пишет?

– Я получила одно письмо.

– Ответила?

– Нет.

– Понятно. Это, Лаура, снова говорит о твоем отношении к чужим недостаткам.

– Моем отношении? Да что же я могла написать ей, папа? Она в своем письме во всех деталях рассказывает… – девушка замолчала, не желая описывать отношения матери с тем армейским офицером.

– Я все это знаю, – сказал Этьен, пощипывая ус. – Все это ничего не значит. Она прекрасная женщина.

– Даже прекрасные женщины должны брать на себя свою долю ответственности.

– Вот как! Когда же ты возьмешь на себя свою?

– Фи, папа, не начинай снова.

– Дорогая моя, ты стареешь. Тебе уже двадцать два, а мужа все нет. Это очень неразумно.

Лаура пожала плечами и возразила, хотя и сама не очень-то поверила своим словам.

– В жизни есть другие вещи и интересы, кроме мужа и значительно более важные.

– Угу, торговля в магазине, например.

Лаура отпихнула птицу и скрестила руки на груди.

– Кто-то же должен поддерживать на плаву нашу семью.

– Наша семья и так отлично продержится с тем миллионом, который находится на моем счету, так что тебе вовсе нет нужды держать лавку.

– Полмиллиона? Полмиллиона долларов? Ты хочешь сказать, что у тебя в банке было целое состояние в то время, как мы с Сент Джоном беспокоились о каждом центе? Ну и сквалыга же ты.

– Вовсе нет, – Шартье вскинулся и выпрямился в кресле. – Просто капитан Юкс только что сказал мне, что положил… А… тысяча чертей! – Этьен в испуге закрыл рот ладонью.

Когда Лаура, распугав попугаев, вскочила со скамьи, ее глаза казалось, сверкали как две грозовые тучи. На мгновение за молниями, которые вылетали из ее глаз, девушка даже потеряла из виду своего отца.

– Так это выходит, что он у тебя, меня купил? Да вы просто пара ужасных негодяев, вот вы кто. Вы просто коварные змеи и ничего больше.

– Ты не понимаешь.

– Я все понимаю. Ты старый пират. Не удивляюсь, почему мама сбежала от тебя, ты… ты…

– Пойдем в дом и пусть Фабиан нальет тебе виски, – произнес Шартье, спускаясь по ступенькам и желая взять дочь за руки.

– Не прикасайся ко мне! – Лаура отшатнулась от отца, как будто тот и в правду был ядовитой змеей, и бросилась в дом в свою комнату. Ида как раз была там, раскладывая вещи по шкафам. Со свежей обидой Лаура припомнила, что вчера вечером отец не позволил Иде ехать от пристани вместе с ними. Вместо этого ее служанке пришлось добираться до дома в фургоне вместе со всем багажом и, приехав ночью, Ида вынуждена была спать рядом с кроватью Лауры на соломенном тюфяке.

– Бросай все обратно в сундук, Ида, мы уезжаем!

– Что за черт!?

– Ты что, не слышишь? Мы уезжаем в наш дом на другом конце острова. Я уверена, что там нам будет удобнее.

Ида уперлась кулаками в бока и гневно посмотрела на девушку.

– Ты наверно потеряла рассудок, правда? Однако, Лаура, не слушая ничего, начала срывать платья с вешалок и швырять их обратно в сундук. Смахнув с полки бутылочки с духами, которые Ида только что аккуратно расставила, она небрежно побросала их поверх одежды.

– Что на тебя находит в этот раз?

– Я не собираюсь это обсуждать, – повернувшись к двери, Лаура закричала. – Фабиан! Скажи конюху, пусть подаст экипаж и пошли кого-нибудь сюда, чтобы вынесли мои вещи.

– Ты что, надралась? – поинтересовалась Ида.

– Нет, но как раз подумываю об этом.

Ида осторожно спросила:

– А где миста Ю?

– Я не знаю где он и лучше буду всю жизнь питаться жареными моллюсками, чем когда-нибудь поинтересуюсь где он.

Ида понимающе хихикнула.

– Да, наверное, ты будешь быстрее становиться разумной в палатке, чем в нормальном доме.

Игнорируя последнюю реплику служанки, Лаура гордо продефилировала через весь дом на крыльцо и следом за ней поторапливалась служанка.

Отец ожидал ее возле экипажа. Однако Лаура решительно прошла мимо и подала Иде руку, чтобы помочь сесть.

– Поехали, – приказала она кучеру.

– Один момент, мадемуазель, – сгибаясь под тяжестью сундука, лакей спустился по ступеням и забросил багаж Лауры в багажную сетку позади сиденья.

– Остальное ждать не будем, поехали! – заявила Лаура.

Слуга запрыгнул на сиденье рядом с кучером, и коляска выкатилась со двора и покатила по песчаной дороге. А на веранде остались стоять с несчастным, безнадежным видом Этьен и его любовница.

Глава 17

В живописной кипарисовой роще, в десяти милях от главного дома, находился небольшой дом, в котором Этьен Шартье любил иногда уединяться. Ближайшее поселение располагалось за широким табачным полем, и было практически не видно с того места, где стоял дом.

Лаура пошла в сарай за домом и обнаружила там рыболовную сеть. Запихнув ее в дырявый мешок, девушка через рощу отправилась к морю. Подоткнув юбки, чтобы не намочить их, она поставила сеть в круг на песке, затем взяла в руки свинцовые грузила так, чтобы получилось подобие сумки, и пошла в воду забрасывать невод. Забросив сеть, раз десять-одиннадцать, Лауре удалось выловить маленькую барракуду и морского окуня. Конечно, съесть лучше было бы окуня, однако, в свете всех последних событий, девушка предпочитала расправиться с хищником.

– А вот в мешок тебя, капитан Доминик, – мстительно приговаривала она, старательно избегая острых, как бритва зубов барракуды, когда запихивала ее в мешок.

«Интересно, Доминик уже узнал, что она уехала из отцовского дома? – Лаура подумала о том, где он мог спать этой ночью. Явно не в доме, иначе она видела бы его за завтраком. – Возможно, он вернулся к себе на корабль, может он, там проведет целый день и совсем не узнает, что она покинула отцовский дом».

По пути назад Лаура остановилась возле мангового дерева и потрясла его. С дерева на песок посыпались несколько больших желтовато-зеленых плодов. Не желая, чтобы они пачкались в мешке с рыбой, Лаура сунула их в вырез лифа и пошла к коттеджу. Ида возилась на кухне позади дома, пытаясь разжечь огонь в железной печке, устроенной в углу. Взглянув на разбухший лиф Лауры, она ухмыльнулась.

– Какой хороший земля, да, детка? У тебя сразу выросли тити.

Лаура выложила манго на обшарпанный деревянный стол и спросила:

– На, так лучше?

– Мх-м… ну вот, ты опять нормальная женщина. Жалко только, что у тебя не хватит здравый смысл выбраться из этот глухомань.

– Я там, где мне хочется быть.

– Ну, еще бы, – скептически хмыкнула Ида. – А что в мешке?

– Обед.

– Ну вот. Это кажется первые разумные слова за весь день. – Ида принялась развязывать мешок.

– Осторожней. У этого обеда крепкие зубы, – Лаура ослабила узел, развязала и вывалила рыбу на стол.

Ида присвистнула.

– Ого! Рада, что это ты попала мне на обед, а не наоборот. Эта рыбка не шутит, кто он такой.

– Барракуда еще совсем ребенок.

– Я бы не хотеть встречаться с его папой. Дай-ка мне нож, я его почищу. Ладно. С зубами, без зубов, а приятно видеть такой мошенник. Я совсем бояться, что мы сегодня ничего не есть, кроме вон тех старых, высохших кокосов.

– Ида, ты же не стала бы возиться с печкой, если бы сомневалась в том, что я смогу ловить рыбу?

– Иди, принеси воды, золото мое.

Улыбаясь, Лаура взяла ведро и направилась к цистерне. Отодвинув в сторону деревянную крышку, девушка с опаской посмотрела на густые лохмотья паутины и осторожно заглянула вовнутрь. Пауков нигде не было заметно. Вздохнув с облегчением, она зачерпнула ведро и вернулась на кухню.

– Все зря. Здесь нигде нет кофейных зерен, – недовольно встретила ее Ида, кивнув на пыльные полки. – Можешь выливать воду за дверь.

– Мы ее просто будем пить.

– Ну-ну. Иди сюда, я буду учить тебя готовить еду.

– Я и сама знаю, как готовить.

– Ну, Сент Джон тоже знает. Он готовить так же хорошо, как те старики в ветхом завете.

– Ты имеешь в виду все эти кровавые жертвы и подгоревших жертвенных баранов?

– Мх-м…

– О, нет. Я готовлю значительно лучше. У меня своя собственная система.

– Ну да? Ну, так поджарь этот рыба барракуда. Покажи мне твоя система.

– Ну ладно, смотри, – Лаура зачерпнула немного жира из металлического ведра, стоявшего позади печки и плюхнула его в кастрюльку на ножках.

– Мало жира, барракуда загорится, – критически заметила Ида.

– Ничего не пригорит, просто надо смотреть. У меня свой метод, ты же помнишь?

– Да я тебя слышит. Что ты делаешь теперь?

– Теперь я ищу перец, а вот он. Кастрюля уже подогрелась?

– Она горячий как сковородка, на которой жарят грешника.

– Отлично. А теперь я кладу в нее специи, вот так, – Лаура высыпала в кастрюльку пригоршню приправы, затем положила рыбу. В кастрюльке немедленно зашипело, зашкварчало и к потолку тут же стал подниматься столб сизоватого дыма.

– Лучше бы тебе ее перевернуть, – снова подала голос Ида.

Лаура попыталась поддеть рыбу деревянной лопаткой, ей казалось, что куски уже пригорели. Она отчаянно и храбро сражалась с рыбой несколько секунд, пока наконец, куски целиком не развалились и жалкие останки их обеда не принялись чадить. Часть рыбы, крепко почерневшую с одного бока, Лауре все же удалось выложить на деревянную тарелку.

Ида с сомнением посмотрела на то, что ей предлагали.

– Ты уверена, что барракуда готов?

– Конечно, уверена. Ты манго порезала? Ну и отлично. Давай есть.

Обе женщины сели за стол, налили в кружки теплой воды, положили еду на тарелки, взяли вилки в руки. Ида пробормотала короткую молитву, и они принялись есть. Не прошло и минуты, как Ида бросила свою рыбу назад на сковородку, правда, на сей раз, добавив изрядную порцию топленого жира. Все это время Лаура с отсутствующим видом сидела за столом, попивая воду. Перекусив, они отправились на берег моря. Лаура начала строить песчаный замок, однако сердце ее не лежало к этому занятию, и она бросила сооружение, даже не закончив стену.

– Что случилось, деточка? – спросила Ида.

Лаура начертила на песке худого высокого человека.

– Должно быть, я уже говорила тебе. Папа продал меня Доминику Юксу за полмиллиона долларов.

Карие глаза Иды округлились от изумления, в следующую секунду она захохотала и повалилась на песок.

– Полмиллиона за девчонку? Которая даже не знать, как готовить?

– Я знаю как делать много других полезных дел.

– Ха-ха!

– Ты что же думаешь, что я не стою полмиллиона долларов?

– Даже президент Медиссон не стоит так много.

Лаура неожиданно для себя довольно хихикнула, а Ида продолжала:

– Жалко старик Сент Джон не слышит твои слова, девочка.

– Ну ладно, ты достаточно смеялась за нас обоих, – внезапно посерьезнев, Лаура поджала ноги и села, положив подбородок на колени.

– Ну, может он и не в прямом смысле купил меня, но имелось в виду именно это.

– И ты считать, что это для тебя не очень много?

– О, боже, Ида, ты говоришь так, как будто я какая-то продажная свинья.

– Ну, раз цена тебя устраивать…

– Ну, представь же себя на моем месте. Неужели ты не разозлилась бы, если бы мужчины стали торговаться о тебе?

– Когда я была молодой, это случаться все время.

Краска бросилась в лицо Лауры.

– Неужели ты никогда не думала, что это ужасно.

– Никто ничего с этим не поделать.

– Это ужасно.

– М-гм… Намного ужаснее прогонять красивого мужчину, который хотеть ухаживать за глупой девчонкой и сватать ее у ее папы, и старается сделать ее богатой.

– Все не так просто. Нужно все-таки помнить и о гордости.

– Вот уж у тебя ее полные сундуки.

– Пф!

– У тебя вовсе нет причин так выходить из себя. Миста Юкс без ума от тебя. У него ранена правый рука. Он почти умер, только бы сделать тебя счастливой, а ты отворачиваешь от него нос, словно он дохлый опоссум, стыдно!

– Я сейчас же иду в коттедж!

– Иди, иди! Беги, как ты всегда делаешь, если не умеешь спорить.

– Замолчи!

– Я не собираюсь замолчать, – внезапно Ида разозлилась, – ты нет послушная дитя, дай мне свой зад, я собираюсь тебя поучить!

Лаура побежала к дому раньше, чем Ида успела вскочить и погнаться за ней. Девушка стремительно промчалась через рощу и, обегая веранду, устремилась к входной двери, когда внезапно столкнулась с выходившим из дома Домиником. Капитан помахивал арапником и девушка увидела, что к растущей неподалеку пальме привязан один из отцовских скакунов.

– Ты что тут делаешь? – спросила Лаура нахмурившись.

Приподняв треуголку, мужчина сел на верхнюю ступеньку и улыбнулся девушке.

– Да я тут был по-соседству и подумал, а не заглянуть ли мне сюда?

– Да вы в десяти милях от главного дома!

– И в одиннадцати от бухты. Это неважно.

– Сейчас же уходите, кшш!

– Вообще-то я могу, но только после того, как напомню вам, что на ваших дверях нет замков.

– То, что вы ввалились ко мне, уже напомнило об этом. Должно быть, придется заколотить дверь, чтобы вы не могли больше заявляться к нам.

– Вообще-то я думаю, что вам не следовало бы гнать меня, – заметив показавшуюся среди кипарисов Иду, Доминик повысил голос, чтобы услышала и служанка, – я очень беспокоюсь, так как на острове есть и другие мужчины, женщинам не следовало бы оставаться здесь одним.

– Мы сами о себе можем позаботиться, – надменно заявила Лаура.

Однако тут в разговор вмешалась Ида.

– Нет, не можем, скажите этой глупой ребенок вернуться назад домой в Орлеан, миста Юкс, а еще лучше заприте ее в свою каюту, если придется.

– Ты что, совсем рехнулась? – закричала Лаура.

– А что, разумное предложение, – кивнул головой Доминик, – и приятная перспектива.

– Такая же приятная как зубная боль. Вон с моей дороги! – Лаура бросилась в дом мимо сидящего на ступеньках мужчины.

– Эта девчонка запирает двери стульями, – сказала Ида. – Идем, миста Юкс. Я покажу вам заднюю дверь, пока она ее не закрыла.

– Спасибо, не стоит. Завтра я вернусь и привезу чего-нибудь перекусить. Шартье сказал, что вы уехали совсем без пищи, так что я тут кое-что привез. Там в кухне вы найдете корзину.

– Хвала господу! Эта упрямица думать мы проживем на том, что она вытаскивать из океана.

– Я слышал дым, это что ваш ужин? – улыбнулся Доминик.

– Гм-гм. Она ни черта не умеет готовить, но я ее научу.

– Когда мы поженимся, ей не придется готовить самой.

– Я никогда не выйду за тебя замуж, ты корабельный вор, и я буду готовить всегда, когда захочу и ни у кого спрашивать не буду, – послышался из-за двери голос Лауры, потом она выглянула в окно, но прежде чем Доминик успел ответить, она показала ему язык и задернула тростниковую занавеску. Мужчина ухмыльнулся.

– Не слушайте вы ее, миста Юкс, я ее сейчас оттуда выгоню.

Однако, Доминик кивнул, одел шляпу и сошел с крыльца. Садясь верхом на лошадь, он сказал достаточно громко, так чтобы было слышно в доме:

– Не стоит, Ида, мне нравится решать сложные задачи.

– Тебе проще будет прошибить головой кирпичную стену, чем решить эту! – вновь подала голос из-за двери Лаура.

Мужчина опять снял шляпу и обмахиваясь ею сказал:

– Может вы выйдете сюда, чтобы ссориться, мадемуазель. Тут немного прохладнее, а то я боюсь, что ваш коттедж загорится, настолько вы разгорячились, вон я даже уже слышу запах дыма.

Дрогнула занавеска, что-то внутри загрохотало.

– Завтра увидимся, мадемуазель, – крикнул он и галопом погнал лошадь по дороге.

В ответ Лаура разбила еще одну подвернувшуюся под руку вазу.

На следующее утро, спозаранку, прибыл Этьен Шартье, ведя на поводу белую красивую лошадь. Заметив зашторенные окна, он подошел к одному из них, где по его расчетам должна была находиться спальня Лауры и поскребся в стену.

– Лаура, кошечка моя, взгляни и посмотри, что твой любящий папа для тебя приготовил.

– Если это твой очаровательный дружок месье Юкс, то будь добр первым делом отведи его за дом и утопи в цистерне.

– Ах, нет, нет! Посмотри в окно и увидишь, ну же!

Лаура встала с постели и на дюйм приподняла занавеску. Ее отец стоял в белом парадном костюме с обычной сигарой во рту. Увидев дрогнувшую занавеску, он указал на лошадь.

– Папа, ты же знаешь, что я не умею ездить верхом.

– Глупости. Ты скакала по всему острову, просто как ветер.

– Это было давным-давно, а теперь я даже не знаю с какой стороны к лошади подходить.

– Нет, ты такая же упрямая, как твоя мать, – Этьен начал раздражаться. – Немедленно открой дверь и подойди к замечательному подарку, который я для тебя привел.

– Нет уж, спасибо. – Девушка снова прыгнула в постель, закрыла полог и сунула голову под подушку. Однако, даже так ей было слышно, как отец начал ругаться на чем свет стоит и посылать самые изысканные немыслимые проклятья небесам, затем послышались тяжелые удары его кулаков в дверь. Лаура с удовольствием подумала о своей предусмотрительности, благодаря которой она еще с вечера забаррикадировалась. Однако, не прошло и минуты, как подушка отлетела в сторону, и она обнаружила, что над нею стоит разъяренный как дикий кот, отец. Из-за двери испуганно выглядывала Ида.

– Выходи сию секунду и принимай подарок!

– Я тебе не твоя рабыня, чтобы ты мне приказывал, убирайся из моего будуара!

– Черта с два!

– Ты просто невозможен! – Лаура вскочила с кровати, накинула поверх ночного платья плед и направилась вон из комнаты.

– Ты идешь на улицу?

– Да, в кухню завтракать.

– Нет, нет, нет! Ты должна пойти посмотреть лошадку, – мужчина попытался схватить дочь за руку, чтобы потянуть ее к передней двери, но та оттолкнула его и пошла к черному ходу.

Шартье вздохнул и, пожевав кончик сигары, пошел помогать дочери разбирать вторую баррикаду.

– Лаура, я не понимаю, чего ты так сердишься. Что за ужасный демон вселился в тебя и заставляет поступать так, как твоя мать.

– Ты, жалкий волокита, как ты осмелился сравнивать меня с ней!

– Волокита? – Шартье протянул указательный палец к носу дочери. – Да как ты осмелилась назвать так своего папу? Да я тебя в клетку посажу!

– Мисс Лаура, миста Шартье, может вы все-таки идти чего-нибудь перекусить, – попробовала примирить спорщиков Ида.

– Молчи, женщина! – завопил совершенно вышедший из себя Этьен.

Лаура стремительно распахнула дверь и выскочила на улицу так, что только взметнулась ее ночная рубашка. Она бросилась на кухню и схватила нож. За ней поспешила Ида.

– Ой, нет, подождите минуточку, мисс Лаура, пока кого-нибудь не ранили.

– Я не собираюсь никого ранить, – сказала девушка, положив нож на разделочную доску. Она подошла к стоявшей у двери коробке и стала шарить в ее содержимом, перебирая яйца, сыр, фрукты, коробки с кофе. Слишком сбитая с толку и расстроенная, она совсем забыла о том, что это именно Доминик привез всю эту еду вчера вечером и сейчас поставила на плиту чайник и принялась крошить бананы в кастрюлю.

В дверном проеме появилась голова Этьена.

– Знаешь, дорогая, твой папочка думает, что огонь в печи надо помешивать.

– Ну, так пусть дорогой папочка это и сделает, – примирительным тоном произнесла Лаура, взяла нож и стала разбивать яйца для омлета, – если конечно мой папочка не хочет пить холодный кофе.

– Дайте-ка я этим займусь, – сказала Ида, открыла дверцу печки и принялась помешивать кочергой угли.

– Может быть ты позволишь Иде приготовить завтрак, котик мой, – предложил отец, – а мы пока посмотрели бы лошадку.

– Я уже сказала тебе, что я думаю об этой лошадке, – Лаура продолжала яростно сбивать яйца проволочной сбивалкой.

– Ну, пожалуйста.

Лаура нетерпеливо вздохнула.

– Ну ладно, показывай.

Даже подпрыгивая от удовольствия, Этьен подвел ее к привязанной перед домом белой молодой кобылице и торжественно произнес:

– Она твоя, ангел мой.

– Благодарю. Почему бы тебе, когда поедешь назад, не поставить лошадь обратно в конюшню?

Этьен с досады даже хлопнул свою шляпу на землю.

– Этак ты до бешенства меня доведешь. Из-за чего ты так упрямишься?

– Из-за пустячка в полмиллиона долларов.

– Но почему это тебя раздражает, если капитан Доминик всего лишь заплатил за то, что по ошибке увел мой барк.

Лаура изумленно воззрилась на отца.

– Так вот за что эти деньги! Выходит, ты знал про барк?

– Ну, капитан рассказал мне об этом прошлой ночью.

– А ты не собираешься его повесить?

– Повесить такого отличного моряка? О, нет! Если бы я только мог, я бы этому пройдохе отдал под команду весь свой купеческий флот.

– Но он брат Жана Лаффита.

Теперь настала очередь изумляться Этьену.

– Ты знала об этом и все же мне не сказала?

Лаура поняла, что кажется, действительно хватила через край. За голову пирата назначались большие суммы. Не захочет ли отец разбогатеть за счет Доминика?

Внезапно Этьен хлопнул себя по коленке и грубо расхохотался.

– Так ты выходит, пострадала от разбойничьего очарования?

– Нет! Я бы не хотела, чтобы ему причинили вред. Не забывай, что он спас «Попрыгунью».

– Да я то не забываю. – Шартье посмотрел на дочь. – Он чрезвычайно находчивый молодой человек, и он был бы тебе отличным мужем.

– У меня нет желания выходить замуж за пирата.

– Ишь ты, какое высокомерие.

– Женщина все-таки должна где-то провести границу.

– Да, да, только не проводи ее по шее Доминика. Он мог бы сделать тебе отличных сыновей. Мне нужен наследник.

– Если тебе так нужны сыновья, папа, пожалуйста, сделай их со своей любовницей.

– Увы, у нее не может быть детей.

– Прими мои соболезнования, а теперь прощай.

Развернувшись, Лаура направилась к кухне. Ида, словно не замечая ее, стояла у плиты и что-то мешала, нетерпеливо постукивая пяткой о землю.

– Ты что, не собираешься садиться?

Ида молча продолжала стоять на своем месте.

– Что ты на меня так смотришь?

– Пытаюсь понять, как девушка симпатичная и красивая как конфетка, может быть на самом деле кислой словно лимон.

– Не забывай, что ты повторяешь папочкины доводы.

– Я не забываю. Тебя могла бы убедить только плетка.

– Большое спасибо. Ну, так мы будем есть?

Ида взяла кастрюльку с омлетом и небрежно поставила ее перед Лаурой.

– На вот, ешь, а я пошла погулять.

– Ты что, не будешь есть?

Но Ида уже ушла. Лаура, облокотившись левой рукой на стол, подперла щеку ладонью и стала лениво ковырять вилкой омлет.

Почему все вокруг сердиты на нее? Даже отец, кажется, всерьез надеется, что она простит Доминика Юкса после того, что тот натворил. Она вспомнила объятия Доминика, его горячее признание. Нет, той ночью он любил ее не только телом. Разве не пытался он помочь ей понять ее мать; разве не хотел он помочь ей самой? Лаура подошла к плите, чтобы налить кружку кофе. Чтобы подумали люди, если бы она появилась в Новом Орлеане с Домиником. Над ней так часто смеялись из-за матери.

Гордость, гордость – вот что удерживало ее от того, чтобы связать себя с этим человеком. Гордость – ее самая большая слабость. Доминик предупреждал ее, и старая Мейзи тоже. Лаура подошла к двери, продолжая прихлебывать кофе. Может ей следует пойти к Доминику и сказать ему, что ее сердце по-прежнему отдано ему?

Тяжело, очень тяжело. Как теперь она сможет сказать ему такое, после того, что сама же говорила и делала. Как жаль, что она так быстро уехала из Нового Орлеана, с такой готовностью бросив своего жениха и даже не попытавшись освободить его из лап шерифа.

Лаура спустилась к морю. Теплая вода коснулась ее ног. Конечно, нужна большая смелость, чтобы сейчас пойти к Доминику. Что если он поднимет ее на смех?

При мысли об этом у Лауры похолодело сердце. Она выплеснула кофе на песок. А действительно, что если он отверг ее?

Она подумала об этом, сделав еще несколько шагов. Что если Доминик специально привез ее сюда на Четеру, просто чтобы отомстить за свое унижение у алтаря? Она раньше слышала о таких историях. Никто не может оскорбить француза безнаказанно. Лаура вспомнила Аллена Дефромажа. Этот несчастный бросил вызов Доминику, и что с ним стало после этого?

Девушка вернулась в коттедж, одела турецкое платье с передником и персиковый палантин, украшенный кружевами, и отправилась на поиски Иды. Солнце накаляло узкую песчаную дорогу, вившуюся меж табачных полей так, что очень скоро девушка почувствовала даже сквозь туфли, насколько горячая земля. Примерно через милю, она подошла к группе рабов, обрезавших темные суховатые листья с высоких табачных стеблей. Рабы связывали листья в пучки и грузили на повозки, на которых отвозили листья сушиться на подветренную сторону острова.

Лаура пошла дальше. Еще через милю она подошла к деревне, в которой жили рабы. В конце длинного ряда убогих лачуг стоял дом надсмотрщика. В деревне была коптильня, загон для скота и свинарник, огороженные дырявым забором. Между домов в огородах копошились цыплята. Несколько старух и женщин с детьми сидели на грубых стульях под открытым навесом и крутили сигары из листьев нового урожая. Увидев дочь хозяина, женщины встали.

– Нет, нет, сидите, сидите, – сказала девушка. – Просто я ищу Иду.

– Я здесь, мисс Лаура! – Ида сидела в группе женщин и ела бобы с рисом. – Вы уже не раздражаться?

– Уже, – Лаура села и стала смотреть, как темнокожая женщина насыпала табак на целый лист и затем скручивала в твердую коричневую сигару и проведя языком по обрезу листа, склеивала ее. Маленькая девочка брала готовую сигару и аккуратно укладывала ее в большую коробку.

– Вы собираться говорить папе прости, мисс Лаура?

– Нет.

Ида облизнула губы.

– Тогда вы говорить это миста Юксу.

– Я не обязана перед ним извиняться.

– Вы должны мне за то, что притащить меня на этот жаркий как сковородка остров.

– Ты сама хотела со мной поехать.

– С тобой? Нет смысла говорить. Иди домой.

– Ну ладно, ладно, извини. Я лучше тут останусь. Дома так одиноко.

– Мисс Лаура, из-за вас девушки нервничают.

– Почему? Я же ничего не делаю.

– Ага, вы ни делать ничего, но вы дочь хозяина и следить за ними.

– Да у меня вообще и в мыслях не было командовать здесь кем-нибудь.

– Тогда начинай катать чигары. Может всем станет легче.

Лаура тут же взяла широкий лист, положила его на стол. Лист был примерно восемь дюймов в ширину и почти два фута в длину, гладкий смолистый на ощупь с пряным запахом. Глядя, как работают женщины рядом с ней, девушка свернула его напополам и насыпала в середину порезанный черный табак. Завернув края, она постаралась скрутить его как можно плотнее, нажимая из-за всей силы, затем облизала листок, чтобы склеить сигару, про себя изумляясь омерзительному вкусу, и некоторое время подержала готовую сигару в руках. Со всей предосторожностью Лаура положила сигару на стол и увидела, что изделие получилось довольно бесформенное. Один конец вышел толще другого, а середина совершенно пустая. Затем место склеивания разлепилось, и лист начал медленно раскручиваться.

– Я отдам ее папе, пусть курит, – сказала Лаура и взяла сигару. В ту же секунду табак посыпался на стол, но никто не засмеялся.

Лаура оставалась с ними еще часа два, разговаривая и пытаясь научиться скатывать сигары, в то время как Ида потихоньку дремала на своем стуле.

– А как месье Шартье и надсмотрщики с вами обращаются? – наконец, спросила девушка. Шепот сразу стих, смолкли разговоры, головы склонились, быстрее забегали пальцы. Ида открыла один глаз и укоризненно покачала головой.

– Они об этом говорить не будут, моя милая.

– Почему нет? Может я чем-нибудь смогу помочь.

– А тут никто не может помочь. Рабы – это не люди, разве ты этого не знаешь?

– Прекрати, Ида, говорить мне такое. Ты же знаешь, как я отношусь к рабству.

– Да, девочка, но ты с этим ничего не сможешь поделать. Если ты говорить со своим папа, то вы только снова ругаться.

Лаура резко встала.

– Ладно, если вы все не хотите со мной разговаривать, то я сейчас пойду на поле и поговорю с вашими мужчинами.

– Пожалуйста, мисси! – заплакала девочка, – ваш папа не такая плохая. Он говорить своим людям хорошо обращаться с рабами, не часто их пороть.

– Не очень часто пороть? Да он не имеет права вообще разрешать им бить людей.

– Сядь, детка, – вдруг решительно сказала Ида, – ты не можешь изменить привычки мужчин. Он будет поступать с этими людьми как захочет.

– Нет, он мне сначала ответит за это.

– Угу, ты так думаешь. Давай пошли назад в коттедж.

– Но…

– Никаких со мной «но». Ты завтра поговоришь с миста Шартье, когда немножко остынешь.

– Я ни за что не остыну.

– М-м-м, ну ладно, все равно пойдем назад посмотрим, что ты сможешь выловить в море на этот раз, может быть, кита поймаешь.

Лаура понимала, что Ида над ней издевается, однако, до отцовского дома было целых восемь миль, а у нее из всего транспорта были только ее ноги. Вот когда она пожалела, что отказалась от отцовского подарка.

Ладно, может быть завтра, когда отец пришлет продукты, она отправится к нему на повозке. Они с Идой были уже на полпути к своему коттеджу, когда Лаура услышала позади стук копыт. Оглянувшись назад, девушка ойкнула и произнесла:

– Ой, нет, это он!

Во всем белом и в черной шляпе к ним галопом приближался Доминик Юкс.

– Чтоб я провалиться, если он не красивый миста.

– Ида! Не смей глядеть на него. Мы идем и его не видим.

Доминик подскакал к женщинам, спешился и снял шляпу.

– Как поживает ваше плечо, миста Юкс?

– Очень хорошо, мадам, мерси. В тропиках раны быстро затягиваются. Вот смотрите, – в доказательство своих слов он помахал рукой. – А вы?

– Не жаловаться, хотя немножко жарко. Пойдем в дом я сделать вам что-нибудь попить. – Ида увернулась от локтя Лауры и добавила, – у нас кофе, и я сделать немного лимонада.

– Я буду очень рад, – Доминик улыбнулся, увидев, что Лаура нахмурилась и быстро пошла по дороге вперед.

– Не обращайте ей внимания. Она просто горячий и глупый.

– Я понимаю, а теперь извините меня мадам, но мне все же надо с нею поговорить.

С этими словами Доминик передал поводья Иде, а сам догнал Лауру. Она, вздернув нос, пошла быстрее. Доминик тоже прибавил шаг. Его длинные ноги без труда успевали за девушкой.

– С какой целью вы меня преследуете, месье, – наконец спросила она, после того, как почти полмили прошла, не обращая на него внимания. Она остановилась под кипарисом, чтобы перевести дыхание и прижала ладони к пылающим щекам. – Неужели вы не понимаете, что я не желаю вас видеть?

Доминик остановился рядом с ней и, положив руку на ствол дерева, тихо сказал:

– Твой язык говорит одно, но твои глаза говорят совсем другое, и они не лгут.

Лаура посмотрела в сторону.

– Джентльмен никогда бы не стал так разговаривать с девушкой.

– Джентльмен? Значит я для тебя уже не пират?

– Ты всегда пират. Кто однажды украл, навсегда останется вором. Ты не изменишься.

– А-а, вот тут ты ошибаешься. Я решил предложить свои услуги губернатору Клейборну.

– В каком качестве?

– В качестве капера. Лаура всплеснула руками и пошла дальше.

– Ну конечно.

– Быть капером совсем не одно и тоже, что быть пиратом.

– Ты играешь словами.

– Нет. Я буду ходить под звездно-полосатым флагом. Корабли, которые я захвачу, я буду отдавать государству, как это делает Ренато Белуши.

– Ну конечно, конечно. И будешь получать огромную долю призовых денег.

– Но ведь эти проценты необходимы, чтобы возместить расходы и заплатить экипажу.

– И сделать тебя богаче!

Доминик улыбнулся.

– Ты, владелица магазина, не оправдываешь приобретения богатства?

– Нет, не оправдываю, когда речь идет о богатстве, принадлежащем другим людям.

– Понимаю. Ну, а если то, что я буду отбирать у британцев, пополнит казну правительства Соединенных штатов, тогда ты это одобришь?

Лаура задумалась, хотя ей и не нравился Клейборн, она никогда ничего не имела против президента Мэдисона. В отличие от многих раздраженных жителей Нового Орлеана, она не верила, что Англия вернет город Испании, если американцы потерпят поражение.

– Ходят слухи, что американское правительство совсем обанкротилось, – сказала Лаура.

– Да, – кивнул мужчина, – генерал Эндрю Джексон множество, раз просил у конгресса денег для армии, но у них ничего нет, и дать нечего.

– Если то, что ты говоришь, правда, и ты отдашь все захваченное у англичан Америке, пожалуй я не буду осуждать тебя за каперство, – наконец неохотно согласилась девушка.

Доминик Юкс улыбнулся. Он уже передал многие тысячи британских фунтов и испанских дублонов правительству Объединенных Штатов, но теперь, когда британцы находились у самых ворот страны, давшей ему приют, он считал, что должен посвятить всего себя войне с англичанами.

Если он с братьями направит корабли против англичан, блокада американского побережья будет прорвана. Как только они возвратятся на Гранд Терра, надо будет познакомить Жана с этой идеей.

– Я думаю, ты говоришь мне все это только для того, чтобы вернуть мою благосклонность, – сказала Лаура.

– Ты несколько цинична, моя дорогая.

– А это, месье, мой недостаток, особенно он стал у меня проявляться после того, как моего жениха арестовали прямо возле алтаря за пиратство.

– Так уж получилось, к несчастью.

– И это все, что ты можешь мне сказать? У тебя просто каменное сердце.

Доминик заметил, как на ее глазах заблестели слезы, и тихо произнес:

– Лаура, давай спустимся к морю и поговорим обо всем этом. Нам еще много надо друг другу сказать.

– Я все сказала, что хотела сказать, вопрос закрыт.

– Ну, так позволь мне его снова открыть.

– Нет. Ты и так нанес мне слишком много ран, спасибо.

– Я допустил много ошибок.

– О, да! Но со мной ты их дальше допускать не будешь, уходи! – девушка бросилась бежать, собираясь вновь забаррикадироваться в доме.

Доминик догнал ее раньше, чем ей удалось добежать до крыльца. Он резко развернул ее и прижал к груди. Лаура отчаянно сопротивлялась, пытаясь освободиться, однако, он держал ее в железных тисках своих объятий и она, наконец, затихла.

– Ты не сможешь сражаться все время, – произнес он и прильнул к ее губам.

Возмущенные движения Лауры, казалось, только усиливали его страсть. Она почувствовала тяжелое биение сердца в груди мужчины, его горячее дыхание опалило ее лицо.

Она постаралась собрать остатки своих сил, чтобы сдержаться и не ответить на его поцелуй.

Наконец он разжал объятия и отступил назад. Девушка с вызовом посмотрела на него, понимая, что все-таки победила и в то же время проиграла сражение с ним.

– Если вы, наконец, закончили меня штурмовать, – сказала она, стараясь изо всех сил, чтобы ее голос не дрожал, – то я бы хотела теперь пойти к себе и немного вздремнуть.

Глава 18

Оставшись на крыльце Доминик стал дергать дверь и громко, яростно звать Лауру.

– Вы похожи на старого волка возле трех поросят, – добродушно ухмыльнулась Ида, подходя сзади и передавая ему поводья его лошади. – Я бы не удивляться, если бы видеть, как вы дуете на дверь.

Впервые за все время Доминик не улыбнулся. Он бросил на женщину разъяренный взгляд, снял притороченную к седлу корзину с едой, отдал ее Иде и вскочил на лошадь. Кровь его бурлила. В бухте найдется множество хорошеньких смугленьких красоток, которые с охотой успокоят его.

Солнце уже почти спряталось за горизонт, когда он достиг дома Шартье. Над двором витали ароматы французской кухни. Доминик поставил лошадь в конюшню и вышел во двор. Как всегда, собаки лениво залаяли, но так и не дали себе труда вылезти из-под веранды.

Фабиан, пропалывающая клумбу, выпрямилась и, бросив несколько цветков в свою плетеную корзину, махнула ему рукой.

– Капитан Юкс, я так надеялась, что вы присоединитесь к нам за ужином.

Доминик снял шляпу и поклонился.

– Мне не хотелось бы быть слишком, навязчивым, мадам.

– Ну что вы, – молодая женщина, поставив корзину на плечо и расправив свои красные юбки на бедрах, улыбнулась мужчине мимолетной соблазнительной улыбкой, от которой у нее на подбородке появилась очаровательная ямочка.

– Ведь согласитесь, что вы бы сюда не заехали, если бы не почуяли запах еды.

– Признаюсь, не смог удержаться.

– Ну, вот и хорошо. – Она взяла гостя под руку и пошла с ним вверх по ступеням. – Этьен у себя в кабинете, а я должна закончить приготовление к ужину.

Доминик горячим взором следил за тем, как женщина пошла в дом, окутанная густым ароматом дорогих духов. Ее бедра слегка покачивались при ходьбе, и он сжал кулаки, представив на ее месте Лауру, вспомнив тонкую гибкую талию девушки. Черт возьми, ему следовало бы вырвать ту проклятую дверь.

Этьен как раз заканчивал разбирать свои бумаги, когда Доминик вошел к нему. В пепельнице из слоновой кости, стоявшей у локтя хозяина дома, дотлевал окурок сигары. Вторая сигара была у Шартье между зубов.

– Да здравствует Император! – произнес хозяин вместо приветствия.

– Здоровья ему и скорого возвращения в Париж, – механически ответил Доминик.

Он осмотрелся вокруг. Все стены были увешаны головами всевозможных хищников из семейства кошачьих. Среди них находились трофеи в виде голов гиппопотамов, носорогов и даже одна слоновая. Огромная шкура белого медведя распростерлась на полу. Морда животного навечно оскалилась в зловещей ухмылке.

– Они вам нравятся, мой друг? Всех я застрелил своими руками. – Этьен довольно обвел богатство рукой с зажатой в ней сигарой. – Сегодня вечером за ужином я расскажу вам о своих подвигах.

– С огромным интересом послушаю, – сказал Доминик, все еще кипя от гнева на Лауру, он отодвинул стул, сел и, закурив сигару, посмотрел сквозь дым на головы животных.

– Ну и как у вас дела с моей дочерью?

Сигара, которую Доминик держал между пальцев, вздрогнула и вдруг сломалась. Выругавшись, он положил ее в пепельницу и ответил:

– Так как и ожидалось, черт побери!

– Звучит не очень хорошо.

– Она из-за чего-то очень зла.

Этьен виновато посмотрел на гостя, уселся в кресле поудобнее, затем перевел взгляд в окно.

– Моя дочь все эти дни, все время почему-то злится. Это пройдет.

– Возможно.

Хозяин дома сложил свои бумаги в аккуратную стопку и встал из-за стола.

– Пойдемте, поужинаем на застекленной веранде. – Они прошли по освещенной факелами дорожке мимо пруда на задний двор. Указав на прыгавших в ветвях деревьев попугаев, Шартье произнес: – Обычно в комнате Лауры, когда она сюда приезжает, живут четыре-пять этих бездельников. Надо сказать, что она не очень любит содержать дом в порядке.

Доминик удержался от комментариев по этому поводу, и спорить не стал. Комната Лауры над магазином в Новом Орлеане была наоборот очень опрятной и аккуратной. По крайней мере, до той ночи, когда они предавались там бурным ласкам. Даже сейчас у него зашумело в ушах, и кровь застучала в висках, когда он вспомнил их одежды, беспорядочно разбросанные по полу, смятые, сбившиеся в ком простыни и ее горящее от возбуждения лицо на фоне белоснежных подушек.

– Ну, вот мы и пришли, капитан.

Увитые цветами и яркой свежей зеленью, колонны поддерживали крышу белой веранды, стоявшей на расчищенном от леса участке. На перилах стояли восковые свечи и вазы с цветами, а на столе лежала огромная пальмовая ветвь и несколько роз. Корзина с цветами, которую набрала Фабиан, стояла на одной из ступеней. Сама молодая женщина стояла возле стола, сложив руки перед собой. Доминик поклонился, Этьен приподнялся на носках, чмокнул ее в щеку, и все сели за стол.

Держа в руках серебряные блюда, показались рабы, которые, пройдя вокруг стола, сняли крышки с кастрюлек, демонстрируя хозяину и его гостю филе из камбалы, креветок и в особом соусе, запеченные в раковинах устрицы, бобы, рисовый салат и еще с полдюжины других блюд.

Однако, Доминик мало обращал внимания на все это великолепие. Он отсутствующе смотрел на стол, уставленный тарелками с угощением и все еще желал почувствовать в эту минуту руки Лауры у себя на спине, ее нежные груди у своей груди. Ему хотелось прикоснуться губами к тонкой коже на шее девушки и заставить ее порывисто повздыхать под его ласками.

– Капитан, такое ощущение, что вы за тысячу миль отсюда, – сказала Фабиан, окутывая его светом своих темных глаз.

– Прошу прощения, месье, мадам, пожалуй, я отвлекся, – Доминик занялся филе, где-то в подсознании отмечая, что бриз стих, воздух стал густым и душным, как бывает перед дождем.

– Может быть, если бы Фабиан поговорила с Лаурой, так сказать, женщина с женщиной… – начал Этьен.

– Этьен, друг мой, она не одобряет меня, – прервала хозяина дома молодая женщина.

– Ну, так ее нужно заставить! – Шартье вытер салфеткой крупные капли пота на своем лице и добавил. – Я сам ее заставлю.

– Ее нельзя заставить сделать абсолютно ничего, – возразил Доминик.

– Ох уж мне эта ее раздражительность, вот и мать у нее была такой же горячей. Это вина матери. Мне следовало выбить это из дочери еще в юном возрасте.

Внезапно Доминик почувствовал гнев в груди, направленный теперь уже на Шартье, позволившему себе критически высказаться о его любимой.

И тогда он резко произнес:

– Месье, вам следует благодарить судьбу за то, что ваша дочь обладает таким темпераментом, она храбрая и сильная. Да любой мужчина будет просто счастлив, умереть за такую девушку.

Глаза Фабиан пристально взглянули на него.

– И даже вы?

– Да. – Его голос стал тихим, едва слышным. – Она драгоценная жемчужина, за нее я готов отдать свою жизнь.

Этьен задумчиво надул щеки и произнес:

– Послушайте, капитан, те корабли, что гниют в бухте до верху нагружены прошлогодним урожаем табака. Я не смог его доставить в Орлеан, а сейчас уже скоро созреет новый урожай. Я хорошо вам заплачу, если вы погрузите его к себе на шхуну.

– Оплата для меня ничего не значит. Я отсюда без Лауры никуда не уеду.

Губы Этьена растянулись в широкой улыбке.

– Так ведь в этом же и есть вся прелесть моего плана. Везите ее назад в город вместе с табаком.

– Вы так говорите, словно она коробка с сигарами. Неужели вы опять рискнете ее жизнью во время прорыва блокады?

– Не очень-то и велик будет риск, если вы будете с нею.

– Вы не знаете британцев, – мрачно сказал Доминик.

Фабиан долго молча смотрела на него и затем тихо произнесла:

– Он сделает это, Этьен.

Шартье потер руки.

– Лаура никуда не денется и когда окажется на одном корабле с таким славным парнем, непременно влюбится в него, если еще не влюбилась по уши.

Остров уже окутывала ночная тьма, когда Доминик покинул дом Шартье и направился на свой «Дракон». От того, чтобы провести ночь в пустой комнате Лауры, как ему предлагал плантатор, Доминик отказался, прекрасно понимая, что это обеспечило бы ему совершенно бессонную ночь. Если бы он только услышал аромат Лауры, исходящий от подушки, скорее всего он бы сошел с ума. Когда Доминик подошел к бухте, внезапно с моря ему в лицо подул сильный порыв ветра. Луну начали закрывать густой пеленой неизвестно откуда взявшиеся облака. Атмосфера сгустилась, стало тяжело дышать, несмотря на сильный ветер. Казалось, сам воздух пропитался какой-то смутной тревогой. Новый ледяной порыв!

Доминик всмотрелся сквозь сумрачную мглу в силуэт «Дракона», стоявшего на якоре. Шхуна повернулась против ветра. Ее гладкий фальшборт на несколько мгновений блеснул в лунном свете, затем снова вокруг затянуло густой пеленой.

Налетел новый порыв ледяного ветра. Ветер крепчал, яростно рвал полы куртки. Подхваченная его порывом, шляпа Доминика взлетела вверх и исчезла где-то в темноте. Издалека, почти заглушаемый воем разбушевавшейся стихии, донесся лай собак. Гончие Этьена! Те самые гончие, которые вообще никогда не подавали голоса.

Посылая страшные проклятья, Доминик взбежал на пристань, подбежал к дому, в котором жили его матросы, и забарабанил в дверь.

– Тайфун идет, быстро отводите корабль на подветренную сторону острова!

Подгоняемый порывами ветра, Доминик пробежал милю к дому Этьена Шартье меньше чем за пять минут. Остановившись только затем, чтобы побарабанить в дверь, он уже на ходу крикнул об опасности и, перепрыгнув через перила веранды, бросился к конюшне. Там, нервно перебирая ногами, бились в стойлах лошади Шартье, чувствуя приближение шторма. Доминик вывел черного мерина, на котором сегодня уже ездил и, не теряя времени, вскочил на спину неоседланной лошади. Уже вылетая галопом со двора, он увидел, как прислуга Этьена поспешно прячется в укрытие под верандой.

Крупные капли дождя упали ему на лицо и часто застучали по земле. Дорога сразу стала похожа на жидкую черную смолу, такую же вязкую и плотную. Небосвод прочеркнули вспышки молнии и в их отсветах, на мгновение мелькнули стебли табака, поваленные порывами ветра. Ветер свистел в ушах Доминика, и оглушительные удары грома напоминали яростную канонаду каких-то могучих гигантских орудий. Словно огромные стрелы по воздуху летели пальмовые ветви и даже небольшие, вырванные с корнем деревья. Доминик понимал, что ураган еще только набирает силу и не достиг всей своей мощи. Изо всех сил, пытаясь удержаться на дороге, он молил господа помочь ему вовремя успеть туда, где осталась Лаура. Ее коттедж стоял в самой низкой части острова и вода могла залить его в считанные минуты. От сильного порыва ветра мерин стал на дыбы и, не устояв, соскочил с дороги в поле. Доминик попытался заставить лошадь двигаться дальше. Казалось, в этом сражении со стихией прошли часы, а может быть дни, во всяком случае, он уже потерял счет времени, когда, наконец, заметил еле видный за серой пеленой дождя силуэт коттеджа. Мужчина соскочил с лошади и бросился к веранде. По пути его два раза бросало на землю, и он откатывался назад, словно тюк хлопка.

– Лаура! Лаура! Ида! Лаура! – звал Доминик. Судя по тому, как заболело горло, он понял, что кричит их имена, однако, ничего не услышал. Ветер заглушал его голос, яростно рвал пуговицы на его рубашке, трепал клочья порвавшейся одежды.

– Лаура! Ида!

С трудом, забравшись по ступеням, мужчина обнаружил, что передней двери коттеджа нет на месте, ему с трудом удалось заползти внутрь. То, что он заметил в частом сверкании молнии, ужаснуло его. Задней стены дома не было совсем, будто ее снесло чьей-то чудовищно сильной рукой. В этот пролом ветер с грохотом выдувал остатки мебели, которая исчезала в зияющей бреши, словно ее втягивал гигантский насос. Стены дома вибрировали, словно были из бумаги, и было ясно, что они в любой момент могут рухнуть. Доминик бросился наружу.

– Лаура!

Высокие морские волны, ломая деревья, яростным приступом заливали двор. Один из валов чуть не утащил мужчину в море, однако, ему удалось где ползком, а где вплавь, вновь выбраться на относительно твердое место и вновь добраться до здания кухни.

– Лаура! Ида!

– Доминик! Домини-и-ик!

Он услышал ее голос, но не смог увидеть ее. Тогда собрав все силы, он рванулся вперед и вдруг налетел на стол, лежавший кверху ножками. Лаура и Ида прятались там, цепляясь за ножки.

– Держись! Держись! – донесся до него истошный женский крик.

Ему было ясно, что кухня вскоре тоже обрушится. Захваченной заранее веревкой Доминик обмотал Иду, затем другой конец завязал вокруг талии Лауры, оставшимся концом веревки он привязал себя к ним.

– Пойдемте! – истошно завопил он. – Быстро наружу!

– Нет! О, боже! Нет! – закричала в страхе Ида.

– Пойдем, крыша скоро рухнет, – крикнула в ответ Лаура.

Доминик вытолкнул женщин из домика и как только вышел сам, увидел, как коттеджа уже нет на прежнем месте. Лаура и Ида упали в воду, но ему удалось вытащить их и потянуть в сторону. Не прошли они и десяти шагов, как перед их расширившимися от ужаса глазами, легкий домик кухни приподнялся вверх и, сложившись словно карточный, рухнул прямо в море.

Собрав остатки сил, уворачиваясь от летящих со всех сторон обломков, Доминику удалось добраться до кипарисовой рощи в пятидесяти футах от того места, где когда-то стоял дом Лауры. Он привязал веревку к стволу дерева, плотнее подтянулся к женщинам, стараясь не думать о том, что может случиться, если ураган вывернет кипарис из земли.

Сколько времени пришлось им пробыть под ледяным ветром, прижимаясь, друг к другу, почти захлебываясь под ливнем, никто из них не мог бы сказать. Но, наконец, вой ветра пошел на убыль и стал слышен шум дождя. Теперь капли дождя падали на землю вертикально.

Всем троим, стало почти больно от наступившей вдруг тишины.

– Все кончено, – сказал Доминик, – но сейчас будет большой прилив. Нам надо выбираться с этой оконечности острова.

Он развязал веревку и повел женщин почти по пояс в воде мимо почерневших стволов упавших деревьев туда, где, как он надеялся, находилась дорога. Несколько раз Лаура падала, и ему приходилось почти нести ее на руках.

Почти два часа, если не больше, блуждали они среди воды и грязи, пока, наконец, небо не стало светлеть. Раскаты грома звучали в отдалении. Везде, куда ни посмотришь, на земле лежали стебли табака, многие поля были залиты водой, тут и там копошились люди из разрушенной деревни, находящейся впереди.

– Пошли, посмотрим, чем мы им можем помочь, – сказал Доминик.

Белый надсмотрщик и пять рабов погибли, многие пропали, возможно, их смыло в море. Ида заметила двух ребятишек, по всей видимости, оставшихся без родителей, и направилась к ним, а Лаура и Доминик принялись оказывать помощь раненым женщинам и другим обитателям деревни.

Спустя некоторое время Доминик произнес:

– Больше мы здесь ничего не сможем сделать, пока не получим помощь. Пойдем, Лаура, я отведу тебя к отцу.

– Может там и дома-то никакого нет. Лучше я останусь здесь с Идой и буду делать то, что смогу.

Он взял ее за плечи. Волосы девушки висели, словно мокрые сосульки, ее лицо стало трудно узнаваемым от покрывшего кожу слоя грязи, однако, глаза Лауры горели решительно и страстно. Доминик, удивляясь силе духа этой хрупкой на вид девушки, произнес:

– Мы должны отыскать твоего отца. Когда мы узнаем о его судьбе, то вернемся сюда с помощью.

Затем Доминик взял ее за локоть, и они медленно пошли по размытой дороге. За три мили до главного дома Доминик заметил в отдалении фигуру какого-то человека и сказал:

– Вон, похоже, твой отец.

– Где?

– Смотри вон туда, он только что скрылся за домом, вон видишь?

– Милосердный боже, правда, он. – Лаура попыталась побежать к отцу, однако, ее ноги разъезжались в грязи, и ей казалось, что она едва движется. Заметив их, Этьен пришпорил лошадь навстречу.

– Дети мои! – закричал он, спрыгивая на землю и обнимая сразу их обоих.

– Как я счастлив, что вас спас господь! Пойдемте скорее, пойдемте домой.

– А что, он уцелел? – спросила Лаура.

– Да. Ураган был сильнее, как мне показалось, на южной оконечности острова. Нас едва затронуло и урожай на этой части острова тоже пострадал не так сильно.

– А вы не знаете, что с моим кораблем? – спросил Доминик.

– Ваша шхуна в порядке, чего не скажешь о моих кораблях. «Попрыгунья» и один из моих бригов оказались выброшенными на берег. Боюсь, что я понес большие убытки.

– В южной деревне пострадало много рабов, – Доминик принялся рассказывать о том, что они увидели.

Впервые за все время Лаура увидела боль в глазах отца. Немного помолчав, Этьен с горечью произнес:

– Я все-таки надеялся, что все не так плохо. До чего печальный день!

– Он будет еще печальнее, если мы не окажем им помощь. – Лаура схватила поводья лошади, на которой приехал отец, и вскочила в седло. – Я скачу в бухту и организую помощь.

Девушка галопом помчалась по дороге, а Шартье хлопнул в ладоши, указал Доминику на дочь и воскликнул:

– Ну, я же знал, что она умеет ездить верхом! Нет, я все-таки заставлю ее взять ту белую кобылу.

– Вы все-таки на удивление жизнерадостно выглядите для человека, который понес такие убытки, – устало, улыбнувшись, сказал Доминик.

Глаза Этьена заблестели.

– Убытки? Да наоборот, я думаю, что сегодня я приобрел себе сына или зятя, уж как хотите. Разве вы не видели, какими глазами смотрела на вас моя дочь? Вы все-таки одолели ее и могу сказать, что теперь она ваша.

– Я научился никогда не быть уверенным, когда дело касается вашей дочери, – ответил Доминик, однако, восторг и волнение в голосе не оставляли сомнения в его подлинных чувствах.

– А теперь пойдемте назад и организуем рабов. Самое время начинать ремонт, а потом, мой друг, я объясню вам, как я на моих ранчо применяю систему сдачи в наем земельных наделов.

– А? Что это еще такое?

– Это та система, которую вы у себя будете применять после того, как отпустите своих рабов на свободу.

– Похоже, вы, мой друг, получили деревом по голове во время урагана, если всерьез предлагаете мне такие проекты.

– Я предлагаю вам все это для того, чтобы спасти вашу черную душонку от ада, месье, и помочь вам вернуть расположение вашей дочери, да и, кроме того, моя система поможет вам изрядно обогатиться.

Глаза Этьена Шартье засмеялись, сам он весело заулыбался и, взяв, Доминика под руку, сказал:

– В таком случае, капитан Юкс, мои уши в вашем распоряжении.

Глава 19

С помощью Иды и Фабиан Лаура переоборудовала конюшню Шартье в госпиталь для раненых. Экипаж Доминика разобрал поломанные корабли, и дерево с них было отправлено в деревню на Юг острова для восстановления домов, разрушенных во время тайфуна. Всем приходилось работать в день по пятнадцать часов, а иногда и больше.

Постепенно жизнь налаживалась. Этьен оплакал судьбу своего урожая, жалуясь на то, что в следующем году его ждет неминуемое банкротство, так как от продажи табака он получит только треть своих ожидаемых доходов. Тем больше ему хотелось выдать Лауру за Доминика.

– Ну, как же я могу выйти за него, папа? – раздраженно спросила она однажды вечером за ужином. – Он же все свое время проводит на своем корабле, или с топором на строительстве домов.

– Ах, а какой он красивый! – воскликнула Фабиан. Она подмигнула Лауре и, положив ладонь на руку Этьена, продолжила. – Если бы только у тебя были такие могучие мускулы и темная загорелая кожа, клянусь, он заставляет женщин падать в обморок, как только снимает рубашку и забирается на крышу.

– Лично я заставляю женщин падать в обморок совсем по другой причине, – ответил добродушно Шартье, – совсем неважно быть Самсоном, когда ты француз.

– Ах, ну гораздо лучше, когда в человеке и то, и другое вместе! – Фабиан стала энергично обмахивать себя веером из перьев фламинго и восторженно закатила глаза.

Лаура опустила вниз глаза. Не проходило и ночи, чтобы она не думала о Доминике, его сильном теле, его резком волнующем голосе. Он был нужен ей.

Извинившись, девушка вышла в сад. На деревьях, словно драгоценные украшения, расселись длиннохвостые попугаи. Птицы прятали свои головы под крылья, закрываясь от последних лучей заходящего солнца. Когда Лаура спустилась на дорожку, закат стремительно догорал над морем и на землю бережно опустилось покрывало ночи.

На застекленной веранде зажглась спичка. Лаура сразу отступила за дерево, заметив профиль Доминика. Она видела, как мужчина поднес огонек к сигаре, затем бросил спичку в темноту и яркий светлячок сигары, медленно покачиваясь в такт шагам, двинулся по веранде. Внезапно девушка услышала:

– Зайди и посиди со мной, Лаура!

Казалось, его глубокий голос проник сквозь ее поры и нежно коснулся самых чувствительных струн ее сердца. «Как он сумел заметить ее в такой темноте?»

– Хочешь, я зажгу спичку, чтобы тебе было виднее?

Ей не нужна была спичка. Девушка направилась к нему словно загипнотизированная звуком его голоса, поднялась наверх и остановилась прямо возле яркого светлячка его сигары.

– Я очень скучал без тебя, Огонек!

Она облокотилась о перила и постаралась унять дрожь во всем теле. Почему все время в его присутствии она ведет себя как школьница.

– Люди твоего отца теперь сами уже справятся. Мне больше нет смысла тут оставаться.

Она знала это, знала уже несколько дней. Она и сама не хотела уже здесь жить. Ее место в Новом Орлеане… с Домиником.

Лаура снова услышала его голос.

– Я обещал Сент Джону привезти назад домой Иду.

Она поняла, что он хочет уехать… без нее. Это он так прощается с ней.

– Он будет рад увидеть ее, – наконец, сумела сказать девушка, из последних сил стараясь не заплакать.

– Тебя он тоже будет рад видеть.

– Меня?

– Я не уеду с этого острова без тебя.

– Но я думала… я тебя оскорбила, обидела…

Доминик выбросил в темноту свою сигару и повернулся к ней.

– Меня обижали испанцы, меня оскорбляли англичане, мой Огонек этого никогда не сделает.

Лаура почувствовала, как он подошел к ней совсем близко, затем, обняв девушку, он положил ее ладони к себе на грудь. На секунду его дыхание коснулось ее лица, но уже в следующее мгновение она почувствовала, как к ее губам прильнули мужские губы в поцелуе, полном любви и желания.

Девушка едва не потеряла сознание. Она обняла его за плечи, поднявшись на носки, прильнула к нему всем телом трепеща и все сильнее и больше возбуждаясь от его нежных рук.

– Доминик! Любимый мой! Я так по тебе скучала! – Наконец сумела она прошептать, когда он освободил ее губы. Она спрятала лицо у него на груди и, уткнувшись в отворот его куртки, зарыдала.

– Пойдем домой, Лаура, – шептал он, прижавшись губами к ее волосам. – Поехали домой и будь моей женой.

Ей очень хотелось сказать «да» без всяких условий и все же Лаура не смогла перебороть себя.

– Доминик, я не могу представить свою жизнь без тебя, но я не могу ждать и беспокоиться пока ты будешь где-то в своих загадочных поездках.

Он улыбнулся.

– Больше никаких поездок.

Она откинула голову назад, чтобы взглянуть на него и даже в ночной темноте увидела, что его взгляд открытый и прямой. В нем не было ни тени обмана, ни малейшего желания слукавить.

– И больше никакой контрабанды, никакого каперства?

Доминик озорно улыбнулся.

– Если позволишь, я буду время от времени беспокоить англичан, но только под американским флагом, как мой дядюшка Ренато, и только чтобы помочь американцам выиграть эту войну. Больше я не желаю бороздить океан, чтобы добавлять сокровища в свои сундуки, я перевоспитался.

– Тогда… – глаза Лауры радостно сияли, – тогда, мой дорогой капитан Юкс, у меня больше нет оснований и причин отказываться от замужества.

Его лицо просияло, он склонился к девушке и жадно прильнул к ее губам. Где-то в ветвях деревьев что-то ворковали ночные птицы, им вторили многочисленные насекомые, запевшие свою ночную песнь, а с пляжа из отдалений до Лауры доносился ритмичный мерный гул прибоя или это кровь стучала в ее сердце. Сквозь все эти звуки она услышала:

– Обещай, что ты больше никогда не убежишь от меня, Лаура!

– Обещаю.

– Я больше не смогу перенести разлуку с тобой, – Доминик подошел к столу, зажег свечу и поднес ее к лицу любимой девушки, желая посмотреть на него при свете. Ее глаза были похожи на золотые озера, и слезы у нее на щеках сверкали словно алмазы. Свеча задрожала у него в руке, и сердце гулко забилось в груди. – На земле нет никого прекраснее тебя, Лаура, моя королева!

Девушка вытерла слезы, которые текли у нее по щекам, а Доминик, взяв ее руку в свою, стал целовать кончики ее пальцев один за другим. Своей свободной рукой девушка ласкала его волосы, затем она стала целовать его лицо, глаза, но в следующее мгновение он склонил голову к девичьей шее. Очень медленно и от этого сильнее возбуждая ее, Доминик скользнул губами к ложбинке меж ее грудей. Застонав, Лаура обняла его, однако, когда он начал расстегивать ее пуговицы, девушка отшатнулась.

– Ах, нет, нет, Доминик! Сюда кто-нибудь может зайти.

– Отец?

– Да, он часто гуляет в саду по ночам.

– Тогда пойдем ко мне на шхуну.

– Нет, завтра, любимый мой, – испугавшись, что если она останется с ним еще минуту, то не сможет устоять перед желанием, охватившим ее, Лаура выскользнула из мужских объятий и быстро побежала по дорожке к дому.

После всего, что случилось, она чувствовала, что ее охватила невыносимая радость и ей требовалось время, чтобы побыть одной и привыкнуть к ней.

Доминик еще долго оставался в летней веранде, где только что была Лаура. Он вытащил из кармана своей куртки ее портрет и поднес его к свече, наслаждаясь тонкими благородными чертами лица девушки. Вспоминал, как эта миниатюра перевернула всю его жизнь и подарила ему невообразимое наслаждение. «Она согласилась, вновь согласилась стать моей женой!»

На этот раз ничто не помешает ему в этом. Она будет с ним всегда, вечно. Их не разлучит никто и ничто, даже смерть. Лаура Шартье принадлежит ему и только ему одному.

Доминик снова положил ее портрет себе в карман и, обойдя вокруг дома, подошел к парадному входу. Ему открыл Этьен.

– Я хочу жениться на вашей дочери, – без всякого вступления произнес Доминик.

Этьен Шартье поперхнулся табачным дымом.

– О, боже, я вас благословляю, – произнес он, задыхаясь от кашля и вытирая рукавом слезящиеся глаза. – Но что говорит моя дочь?

– Она согласна.

Этьена охватил такой приступ кашля, что толстяк вынужден был схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Ах, как эта новость радует отцовское сердце, – наконец, произнес он. – Однако, у нас на острове нет священника, вам придется вернуться в Новый Орлеан.

– Мы собираемся туда завтра отправиться после того, как погрузим на корабль ваш табак.

Лаура расположилась возле капитанского мостика, чтобы видеть, как Доминик будет управлять кораблем. Они покинули бухту на следующий день уже после полудня. Внимательно проверив окрестности моря и убедившись, что англичан поблизости нет, Доминик взял курс на север. У него не было времени много разговаривать с Лаурой, однако, пылкие взгляды, которые он бросал на девушку, говорили ей обо всем, что она хотела бы знать.

Когда остров Четеру скрылся за горизонтом, Лаура спустилась вниз. В каюте уже сидела Ида, обмахиваясь гусиным крылом.

– Здесь жарче, чем на кухне у дьявола, – недовольно буркнула она. – Я больше никогда не поплыву с вами на корабль, мисс Лаура.

– Нет? А Доминик хочет, чтобы мы были с ним, когда он будет атаковать британский флот.

– Я не собираться охотиться за проклятыми англичанами! А-а, ты просто смеяться, это совсем не весело.

Лаура налила себе стакан воды и переменила тему разговора.

– Сегодня вечером я ужинаю с Домиником.

Ида подозрительно посмотрела на девушку.

– Ты не ужинать с ним одна.

– Мне уже не двенадцать лет.

– Миста Шартье настрого говорить мне, не спускать с тебя глаз.

– Может он уже и не приедет больше, – Лаура подняла руку, останавливая готовую возразить Иду. – Я знаю, что в такое время года он не сможет покинуть остров. Ну, ладно, все равно он обещал приехать весной.

– А ладно, тогда я следить за тобой до весны. Ваш папа не желать проказ до свадьбы.

– Но он же просто шутил.

– Теперь ты походить на мисс Фабиан.

– Не говори глупости. А вообще она мне нравится.

– Что это делается на белый свет!

– Нет, правда. Я решила, что не должна больше настраивать папу против нее.

– Значит, ты больше не сердиться на свою маму и не сходить с ума?

– У нее своя жизнь, и она может сама отвечать за свои поступки, точно так же как я за свои.

– Я не позволять тебе идти в каюту к тому мужчине совсем одной.

– Раньше ты позволяла!

– Тогда он был ранен, а сейчас он резвый как молодой головастик, и твое лицо говорить мне, что меня есть кое о чем волноваться.

Одев белое красивое платье, которое ей дала Фабиан, взамен испорченного во время бури, Лаура постучала в каюту Доминика вскоре после восьми часов. Ей открыл юнга, и когда она вошла, незаметно удалился.

Стоя у окна Доминик держал в руке стакан с красным вином и его волосы мерцали в свете лампы. На нем были белые брюки и длинная голубая куртка.

– Ты пришла, Огонек! – произнес он тихим прерывистым голосом.

– А ты думал, что я не приду?

Лаура посмотрела на стол, накрытый к ужину. На нем были расставлены посуда из тонкого, почти прозрачного фарфора, серебро, а в центре, в хрустальной вазе лежали фрукты с Четеру. Девушка подумала о том, что ей все же следовало прийти сюда с Идой. Она никак не могла понять, почему не может успокоиться и откуда эта ее неожиданная нервозность.

Доминик подошел к ней по качающейся палубе и обнял ее.

– Клянусь всеми святыми, если ты и дальше будешь хорошеть, то я умру от разрыва сердца.

– Не знаю, может быть, в тебе течет шотландская кровь, – тихо прошептала девушка, – но ты явно обладаешь чисто французской способностью преувеличивать женское достоинство. Ты настоящий француз – Александр Лаффит.

– Никогда меня больше так не называй, – резко произнес он, отпуская Лауру.

– Я не хотела тебя оскорбить.

– Это имя вызывает в памяти слишком много такого, о чем я предпочел бы забыть. Ты прости меня за резкость.

– Только если и ты простишь меня.

– Решено.

Однако, по мрачноватому свету в его глазах, Лаура поняла, что он все-таки еще не совсем успокоился. Ей оставалось только надеяться, что он не всегда будет с такой болью относиться к событиям прошлого и, может быть когда-нибудь она поможет ему освободиться от груза прошлых обид так же, как он помог ей победить демонов, пожиравших ее душу и лишавших покоя.

Он сел в кресло против нее, снял крышку с соусницы и положил ей в тарелку немного соуса.

– Лаура, вот тут хлеб, бери сама.

– Нет, спасибо.

– Ну, как хочешь, – ответил он.

Девушка взяла ложку, думая как сломить внезапно возникшую между ними неловкость и, наконец, спросила:

– Ты помнишь, как сто лет назад одним субботним утром мы сидели в кафе на французском рынке?

Тень улыбки промелькнула на его губах.

– Я очень хорошо помню все: и то, как искал тебя по всему рынку, и как пытался накормить таким же точно соусом. Ты его тогда не стала есть.

– Да, так что думаю, тебя не удивит, если я и на этот раз откажусь.

– А? Но ты же сейчас не так нервничаешь как тот раз.

– Мое состояние тут ни при чем. Я терпеть не могу холодный картофельный суп.

Он расхохотался.

– Тогда мне это объясняет, почему мне не удалось очаровать тебя в то утро.

– Еще бы! Это не имело ничего общего с тем, что ты накануне забросил меня в фонтан.

– Зато ты должна признать, что я избавил тебя от очень вредной привычки.

– Ты бы лучше подумал о себе, когда в следующий раз будешь курить эти жуткие папины сигары, как отмечает Сент Джон – «Табака – она вас убьет».

– Точно так же как и этот суп, – Доминик подошел к одному из иллюминаторов и выплеснул в море содержимое их тарелок, затем взял кастрюлю и отправил ее содержимое туда же.

– Знаешь, Доминик, ты меня поражаешь, – сказала Лаура, когда он вернулся за стол, – я еще никогда раньше не встречала такого решительного, такого целеустремленного человека, с таким холодным рассудком.

– И с таким аппетитом. Ну, может нам повезет со следующим блюдом? – Он снял крышку с другого блюда и взглянул на то, что там лежало. Удивившись, открыл несколько других и присвистнул. – А это еще что?

– Жареные цыплята, мясная подлива, картофельное пюре, горошек, кукурузный хлеб, – торжественно объявляла ему Лаура и довольно хихикнула, затем наложила на его тарелку всего побольше и пригласила. – Попробуй, мой назойливый гурман, очень вкусно!

– Слушай, я просто не узнаю своего Жан-Клода.

– А потому, что это не он готовил. – Она положила ему сверху на картофель подливы и, взяв на вилку, поднесла ее ко рту. – Ну, пробуй!

Доминику оставалось или разжать губы, или получить порцию пюре прямо в нос. Он выбрал более мягкое наказание.

– Проклятье, я никогда не пробовал ничего вкуснее.

– Значит, ты никогда не пробовал, как готовит Ида.

– Так это она готовила? Надеюсь, Жан-Клод внимательно за ней следил, – Доминик взял вилку и начал с аппетитом поглощать пищу. – Если бы я раньше знал, как готовят в Кенттуки, то я бы в жизни никогда не заплывал в Новый Орлеан, а сразу отправился туда.

– Это в такую-то глушь? Дорогой мой, не стоит. То, что ты сейчас ешь, готовится в старой доброй Джорджии, и нигде больше тебе такого не подадут, если только нигде не окажется поблизости Иды с ее кастрюлями. Должно быть, она специально это приготовила, чтобы порадовать тебя.

– Мне придется поблагодарить мадам Сент Джон. Все-таки счастливчик я – женюсь на девушке, которая воспитала себе такую повариху!

Лаура улыбнулась, припомнив ту барракуду, которую она спалила и ответила:

– Да, Ида много чего умеет готовить.

– В таком случае я с нетерпением буду ждать следующих обедов.

Внезапно лицо Лауры помрачнело.

– Доминик! Как ты думаешь, что мы увидим в Орлеане, когда вернемся?

Его глаза засмеялись.

– А ты боишься, что в наше отсутствие англичане захватили город?

– Сказать по правде, я этого очень боюсь.

Доминик откинулся на спинку кресла.

– Как раз перед тем, как я покинул Новый Орлеан, Ренато Белуши сообщил мне, что генерал Джексон прибыл в форт Бойяр.

– Ну, тогда… значит он не очень далеко от Нового Орлеана?

– Да, однако, я не верю, что он отважится подойти к городу. Он множество раз предлагал губернатору отправить к нему луизианское ополчение, но креолы отказались помогать.

– Выходит, он не поможет Новому Орлеану, если город окажется под угрозой?

– Я бы так не сказал. Он постарается остановить англичан на своем рубеже. Он прекрасно понимает, что штаты падут, если «красные мундиры» поставят под контроль всю реку.

– А интересно, где сейчас англичане?

Он пожал плечами.

– Ренато сказал, что испанцы разрешили английской флотилии стать на якорь в Пенсакола. Может быть, они все еще там.

– Но ведь оттуда же по морю всего несколько часов до Мобила!

– Да, а оттуда по суше всего один короткий переход до Нового Орлеана, вот потому Джексон и будет удерживать форт Бойяр, чтобы не дать им высадить десант.

– Как ты думаешь, – обеспокоено посмотрела Лаура на Доминика. – А они не могут попытаться высадиться где-нибудь в дельте, чтобы оттуда напасть на город?

– Вряд ли. На реке слишком много фортов и много американских военных кораблей. Если англичане пойдут по суше, они смогут обойти город и тогда ударят вниз по реке с тыла.

– Мы должны убедить Клейборна направить войска к Джексону.

– Этот маленький чиновник на посту губернатора не сможет объединить войска. Есть другой путь.

– Какой?

– Убедить моих братьев покончить с грабежами и оказать помощь американцам. У Жана и Пьера флот, что и сосчитать невозможно. У меня у одного более восьмисот преданных мне людей и много быстроходных шлюпок.

– И ты хочешь всем этим рискнуть?

– Я тебе уже говорил, что отдаю себя в распоряжение правительства, чтобы стать честным человеком, каким ты меня хотела бы видеть.

– Доминик, кажется я тебя поцелую.

– Любимая, я даже не буду обороняться. Это сражение мной проиграно.

Лаура поспешно бросилась к нему и покрыла лицо мужчины поцелуями.

– Ты совершенно бессовестный «Дракон», Доминик Юкс, и не хотела бы я быть английским адмиралом, когда на горизонте появятся твои паруса. Я и то все еще боюсь тебя.

Доминик встал, подвел девушку к иллюминатору и, посмотрев на темный океан, сказал:

– Лаура, взгляни, наш корабль ведет путевая звезда, та самая, которую я видел в ночь твоего рождения. Ты моя звезда, ведущая меня через все бурные потоки; всегда, всегда, навечно я люблю тебя. Прошу, помни об этом, Лаура, даже если нас окутают черные тучи и тьма опустится на нас.

Девушка почувствовала, как слезы начинают закипать у нее на глазах. У нее не было слов, и она просто склонила голову ему на плечо и тихонько про себя помолилась: «Пожалуйста, Господи, сохрани его невредимым, пусть его корабль не утонет и пусть не будет никаких черных туч».

Ее сердце начало взволнованно биться. Сражение с королевским флотом было слишком опасным испытанием, и ее любимый мог погибнуть. Удастся ли ему уговорить своих братьев бросить вызов самому сильному флоту в мире.

Она и Доминик могут уплыть далеко, они должны уплыть, у него есть деньги, в конце концов у них есть корабль. Ничто не заставит их вернуться в Новый Орлеан, который к тому же сейчас может находиться в осаде.

Ничто, кроме чести Доминика. И она даже не может попросить его уклониться от сражения. Однажды она уже бросила ему в лицо обвинение о пиратстве, и теперь она не может просить его возвратиться к старым занятиям.

Дрожа всем телом, Лаура подняла голову и прильнула своими губами к его губам; чувствуя его любовь, его желание, его волнение. Его губы вздрогнули, отвечая на ее поцелуй. В полузабытьи, девушка почувствовала, что он ведет ее к постели, и она тогда прильнула к нему всем телом.

– Тебе, нечего бояться, Лаура, – сказал он. Девушка легла на кровать, и он лег рядом с ней. Его ладони стали ласкать нежную кожу на ее лице, щеках, шее. В полумраке комнаты она заметила, как темным пламенем горят его глаза. – Ты была моей до начала мироздания. Ты родилась прежде самых прекрасных мечтаний и моих надежд. И раньше, чем я встретил тебя, ты уже жила в моем сердце, и смерть нас не разлучит.

– Не говори о смерти!

– Да, любимая, сегодня мы будем говорить только о любви.

– Господи, да у меня и слов-то нет, чтобы высказать, как сильно я тебя люблю.

– Ты и не говори, просто покажи мне это, моя любимая.

И Лаура поняла, что уже целую вечность ждет его и желает, чтобы он совсем изгнал из нее страх перед темнотой, чтобы укрепил ее в этом ожидании прекрасного и светлого будущего, которое у них непременно будет. Прильнув к его губам, словно к источнику с живительной влагой, Лаура просунула руки ему под одежду и принялась осторожно и нежно ласкать его горячую шелковистую кожу, чувствуя, как толчками в мужчине нарастает возбуждение.

– Доминик Юкс, – прошептала она сухими от волнения губами, – в мире никогда не было такого мужчины как ты, никогда.

Он быстро встал с кровати, сбросил с себя всю одежду… На его плече, в том месте, где в него попала пуля Дефромажа, теперь оставался только маленький красный шрам, его грудь теперь была еще темнее, чем прежде – он загорел, работая на острове. Ниже пояса кожа мужчины казалась светлой, словно ее заливал лунный свет, и когда Лаура перевела свой взгляд еще ниже, она почувствовала, что у нее прервалось дыхание.

– Доминик, ты прекрасен! – приподнявшись на локте проговорила она. – Нет, любимый, постой, постой, не шевелись, дай мне на тебя посмотреть.

Он ощутил на животе мягкие женские волосы, когда она, обняв его, прикоснулась губами к кольцу на его пальце.

Не имея больше сил сдерживаться, мужчина легко и нежно толкнул девушку на подушки и вновь лег рядом с ней, спуская с ее плеч платье, а другой рукой в это время развязывал ее пояс.

– Лаура, я хочу видеть тебя без одежды.

– Пуговицы на платье сзади, Доминик… Доминик!

Внезапно он рванул платье у нее на груди и материя разорвалась с сухим треском. Вслед за этим он так же не щадя ее одеяний, рванул сорочку Лауры.

– Ничего, ничего, любимая, – возбужденно шептал он, целуя ее груди, – я куплю тебе дюжину новых платьев за каждую одежду, которую сейчас порвал.

– Глупый, разве я думаю о своих платьях, мне кажется, они больше мне не понадобятся, – тихонько засмеялась она.

Однако, в следующее мгновение ее тихий смех внезапно прервался, и девушка всхлипнула от наслаждения, когда Доминик нежно и властно раздвинул ей ноги и осторожно проник в нее. Осторожными движениями своего тела мужчина медленно, бережно повел партнершу в этом восхитительном любовном танце. Его шепот и нежные слова, которые он бормотал ей по-французски, по-испански, по-английски, казалось, затопили все ее существо и она, словно растворившись, плыла в чудесной любовной музыке, наслаждаясь ею, утопая в ней и возрождаясь к новой жизни.

– Я люблю тебя, Лаура, как я тебя люблю! Все мысли, вся моя жизнь до последней капли крови – твоя, милая, родная моя; всегда, всегда я любил тебя, будь моей, сердце мое, будь моей навеки.

Его слова, его прикосновения словно окутывали ее теплым, волнующим облаком. Словно в забытье, девушка услышала чей-то голос, звавший Доминика, незнакомый голос, гортанный и немного хрипловатый, и вдруг она осознала, что это она, забыв обо всем: о том, что рядом где-то могут быть люди, о том, что они на корабле, о том, что впереди опасности, – зовет его и умоляет:

– Возьми меня, Доминик, возьми меня.

– Я никогда не отпущу тебя, любимая моя.

Ей было спокойнее. О, боже! Наконец-то она чувствовала себя надежно защищенной от всех невзгод. Ей казалось, что она плывет на теплом, надежном нежном облаке, и она уже не знала где она – на нем или под ним. В полумраке комнаты девушка видела сияющие глаза Доминика и слышала его шепот.

– Где ты, любовь моя? Мне кажется ты так далеко от меня и в то же время так близко!

– Ты же знаешь где я, мы с тобой, – это ты взял меня сюда.

Доминик своими пальцами бережно убрал с ее лба влажные волосы и прошептал:

– Ты все еще боишься, Огонек?

– Да, немножко. Нам надо будет сказать отцу Дюбуа, чтобы он начал венчание с тех самых слов, на которых в прошлый раз закончил.

– Он откажется, – прошептал Доминик, поглаживая лицо любимой. – Ты же понимаешь, – это же такая церемония, в которой все освещено долгой традицией, из нее ни одного слова не выбросишь.

– Тогда я скрещу пальцы за спиной, когда она начнется.

– И я тоже, надеюсь, что ангелы не обратят внимания на нашу суеверность.

Его ласки вновь воспламенили их страсть и влюбленные, вновь обняв друг друга, забылись в любовном порыве. Когда все закончилось, Лаура спросила, улыбаясь:

– Ты хочешь спать?

– Нет.

– Вот и хорошо. Я тоже не хочу. Может, давай еще… поговорим?

Солнечные лучи упали на постель. Доминика рядом не было, однако возле ее головы, на подушке, лежало его кольцо. Лаура примерила его на все пальцы по очереди. Кольцо держалось только на большом пальце левой руки и девушка подняла руку к свету полюбоваться тем, как красные лучи сверкают и весело искрятся на рубиновых гранях.

Раздался стук в дверь и, прежде чем Лаура смогла ответить, в комнату проскользнула Ида, неся в каждой руке по ведру воды.

– Хорошо спать прошлой ночью, детка?

Девушка натянула покрывало до подбородка и из-за всех сил, стараясь не покраснеть, ответила:

– Сносно, а ты?

– Глаз не сомкнула, всю ночь пялиться в потолок, – женщина подошла к маленькой деревянной лохани в углу комнаты и вылила туда воду из ведра. – Лучше иди, мойся, пока вода не становится холодной.

– А ты что, не собираешься выйти?

Ида подбоченилась и проворчала:

– Я смотреть на твою задницу с тех пор как тебе год. Моя не думать, что она сильно меняться только потому, что ты поспать с мужчиной.

– Ида!

– Не уметь подождать два дня, чтобы сходить в церковь.

Ничего не отвечая, Лаура завернулась в простыню и подошла к лохани. Она села, но ноги ее так и не поместились там и, сидя в этой нелепой позе, она беззаботно сказала:

– Некоторым следует попытаться раз и навсегда заниматься только своими делами.

– Ну-ну, ладно, – Ида миролюбиво махнула рукой, подошла к столу с остатками вчерашнего ужина и взяла кусок жареного цыпленка. – По крайней мере, вам хватить времени сперва поесть, – довольно пробормотала женщина.

– Доминик сказал, что ничего вкуснее он никогда не ел.

– Я и не удивляться, – Ида стала убирать каюту и начала собирать разбросанную по полу одежду Лауры.

– Ида, не нужно, я сама.

Однако было уже поздно. Ида заметила, что платье порвано и поцокала языком.

– Да, да. У вас быть немного времени, чтобы поесть, похоже, чертовски поспешные молодые люди.

– Послушай, ты меня вгоняешь в краску.

– А-а, у тебя еще есть чувства стыдиться?

– Ну, Ида!

– Я идти тебе за другим платьем, надо, чтобы кто-то объяснил мужчине, зачем есть пуговицы. Ты должна знать. У тебя остаться только два платья, – свернув в узел испорченную одежду, женщина вышла из каюты.

Лаура облегченно вздохнула, когда ее «дуэнья» вышла из комнаты. Придирчивости Иды хватило бы с избытком на двух матерей.

Час спустя, одевшись в свое платье с передником и белым палантином, девушка вышла на палубу. С кормы до нее долетали соленые брызги, в снастях посвистывал ветер и все вокруг словно дышало свежестью, силой и счастьем. Лаура заметила, как сверху ей помахал рукой Тим, и в ту же секунду услышала позади себя голос Доминика.

– Тим почти так же проворен, как и все остальные матросы. Его мать будет ужасно рада и горда, когда увидит его.

Лаура резко повернулась.

Одетый в черные матросские штаны и открытый жилет из черной кожи, Доминик в это мгновение совсем не походил на того изысканного джентльмена, которого она знала в Новом Орлеане. Скорее уж он был похож на самого отъявленного головореза с пиратского корабля. Он наклонился и поцеловал руку девушки.

– А я даже и не слышала, как ты подошел, – улыбнувшись, воскликнула она.

– Я подкрался словно змея.

– Ну, тогда мог бы, и поцеловать украдкой.

– Я взял себе за правило никогда не целовать женщин на глазах у экипажа, а то они будут ревновать.

– Ну и сколько же ты женщин целовал тайком, во время своих поездок?

– Ты что, ревнуешь?

– Нет… То есть, да.

Доминик прикоснулся ладонью к ее щеке.

– Не нужно, ничего такого не было.

– А я тебе не верю.

– Что мне сделать, чтобы заставить тебя поверить?

Лаура озорно улыбнулась и ее золотистые глаза словно облили его теплым светом.

– Тогда поцелуй.

– Но, дорогая…

– Ну, хоть немножко.

– И ты поверишь во все, что бы я ни сказал?

– Да. Ты даже сможешь мне сказать, что самой молодой из твоих пассажирок было девяносто шесть лет, она была лысая и с густыми усами, я и тогда тебе поверю.

Доминик прижал ее спиной к мачте и горячо поцеловал, причем его ладони скользнули на бедра Лауры и он прошептал, неохотно оторвавшись от ее губ:

– Не буду тебя обманывать, ей было девяносто девять, у нее была борода, одна волосинка на голове, и ее деревянные зубы клацали всякий раз, когда я ее целовал.

– Ты все-таки ужасный человек.

– Вот-вот, то же самое и она мне говорила.

Засмеявшись, Лаура повернулась и оперлась на перила ограждения. Доминик подошел следом за ней и, став позади, положил руки на ограждение по обе стороны от нее.

– Клянусь всем, что у меня есть, что на тебя смотреть одно удовольствие, Лаура Бретон Шартье, когда ты вот так стоишь, и ветер играет твоими волосами и треплет твои юбки.

– Ты бы не очень пялил на меня глаза, мой любимый пиратский капитан, потому что я могу запросто растаять от огня, которым ты меня жжешь.

– Ну, тогда дай я тебя обниму, чтобы ты не улетела, словно струйка пара.

– Ах, нет, не забывай, что твои люди могут приревновать.

– Да их подружки не так уж и далеко, они могут потерпеть, пока мы не достигнем Грант Терра.

– Грант Терра? А я думала, мы плывем в Новый Орлеан?

– Мы не можем плыть прямо по реке, пока Клейборн не примет мою клятву на верность и мою присягу, что форт Сент Филипп просто сметет нас с поверхности моря. Придется нам идти дорогой пиратов, через залив Баратария и дальше по протокам.

– Ой, я и забыла про старого Клейборна.

– Чш-ш-ш… не надо печалиться, пройдет очень мало времени и я стану честным матросом, и на моем гафеле будет развеваться звездно-полосатый флаг, вместо Красного Дракона. Тебе не придется стыдиться за то, что ты носишь мою фамилию.

– Я бы гордилась твоей фамилией независимо от того, под каким флагом ты плаваешь.

– Неужели тебе неважно, что я незаконный сын, которого лишили права носить знатную фамилию Лаффит?

– Юкс – достаточно знатная фамилия, Лаффит для меня ничего не значит. Мне очень жаль Александра Лаффита за то, что с ним случилось, но я люблю Доминика Юкса.

Снова нежно обняв девушку, он посмотрел ей в глаза с таким волнением и такой благодарностью, что она чуть не заплакала.

– Когда ты со мной, все призраки моего прошлого исчезают и больше никогда не будут тревожить меня.

– Мои тоже перестали меня беспокоить с тех пор, как ты вошел в мою жизнь, Доминик, дорогой мой Доминик! Только с тобой я почувствовала себя до конца счастливой.

Прикоснувшись губами к мочке ее уха, мужчина прошептал:

– А когда я тебя встретил, то почувствовал себя так, словно после долгих дней скитания по волнам, вдруг оказался в безопасной бухте. С тобой в мою душу пришел покой.

– Наверное, это Господь нам помог сделать так. – Лаура прижалась головой к его груди.

И вдруг она представила, как его шхуна ведет сражение с кораблями противника. Девушка вспомнила все ужасные истории, которые она слышала о морских сражениях, об огне, крови и страданиях.

Британский флот жестоко разгромил французский при Трафальгаре, и с того времени никто во всем мире не отваживался бросить вызов его величеству на море. И Лаура вновь с беспокойством подумала о том, не напрасно ли надеется Доминик добиться успеха, вряд ли даже помощь братьев поможет ему. Лаура опять чуть не попросила его оставить мысль о том, чтобы сражаться с англичанами, но вовремя прикусила язык. Он же сам сказал, что она принесла ему мир, и покой в его душу, и не следует ей вновь тревожить его тем, что она будет ему говорить о своих страхах.

Лаура вспомнила старую римскую пословицу, которую часто любил повторять отец – «Хочешь мира – готовься к войне». При мысли об этом у девушки подступил комок к горлу. Не желая, чтобы Доминик заметил, как она тревожится, девушка закрыла глаза до того, как на них заблестели слезы. Разве могла она расстраивать его своими опасениями, зная, что жена солдата должна проявлять такую же храбрость, как и сам воин. Но разве можно ей, слабой женщине, смириться с тем, что Доминик готовится к участию в войне, где его могут в любую минуту убить, и все же она постарается быть смелой и бодрой, и будет горячо молиться, чтобы, наконец, пришел мир.

Глава 20

Она пришла в каюту к Доминику в эту ночь, и на следующую, и он любил ее так страстно и нежно, что ей казалось иногда, будто ее сердце разорвется от наслаждения. Лаура даже не предполагала, что может быть на свете такое наслаждение и такое счастье.

Казалось, и Доминик не ожидал, что сумеет пробудить в девушке такую чувственность и жажду любить и быть любимой. Однако, несмотря на всю их близость, он так и не заметил, какой ужасный страх все это время, мучил его будущую жену. При свете единственной лампы Лаура смотрела на лежащего рядом с ней спящего Доминика. Она легко и осторожно поцеловала ямочку у него между ключиц, прикоснулась в темной полоске жестких волос у него на животе. Девушка приподнялась на коленях, чтобы ладонью коснуться его сильных мускулистых ног.

– Я обещаю тебе, Доминик Юкс, – прошептала она, – если ты уйдешь, я никогда не увижу больше солнца. Если я не услышу твой любимый голос, который зовет меня – «Огонек, Огонек» – я умру… просто умру и все.

Лаура соскользнула с кровати и подошла к окну каюты, глядя на темную бездну, полную сверкающих звезд. Какой маленькой и хрупкой показалась она себе на фоне этого величественного неба. Обнаженная, прикрытая только густой завесой собственных волос, Лаура обняла себя за плечи и произнесла, глядя вверх:

– Не дай бог англичанам забрать его от меня. Он верит, что это ты соединил нас вместе давным-давно, так не разлучай же нас теперь, когда наша жизнь только начинается.

Почему господь прячет свою вечную истину за завесой молчания? Если бы только она могла точно знать наверняка, сможет или нет, Доминик выжить в этой войне. Вера Лауры и так не очень крепкая, сейчас совсем поколебалась. Она снова вернулась в кровать и посмотрела на лежащего перед ней мужчину, затем сложила ладони вместе перед грудью, желая найти в себе силы и все-таки поверить в чудо, которое может быть, все же спасет Доминика. И в это мгновение позади нее яркая звезда прочертила небосклон и стремительно упала в море.

На рассвете Доминик проснулся и почувствовал знакомый запах – так пахла река. Запах речных водорослей резко отличается от того соленого морского аромата, которым было напоено все вокруг них в последние дни.

– Луизиана! – воскликнул он, вскакивая с кровати. Поспешно одевшись, он направился на капитанский мостик, чтобы выслушать рапорт своего помощника.

– Мы следили всю ночь, капитан, – произнес его офицер, – однако англичан не видели. Это довольно забавно, тем более что река совсем рядом.

– Однако, день еще не закончился, дружище. С нашей стороны будет непростительной глупостью успокаиваться раньше, чем достигнем каменных фортов Грат Терри.

– Может, война закончилась и может американцы уже спустили свой звездно-полосатый флаг?

– Может и так, как ты говоришь, однако, в таком случае Мобил лежит в руинах и человек, которого зовут генерал Джексон – мертв. Откровенно говоря, я не могу в это поверить. Говорят, что он твердый, как ствол орешника и его душа пылает от ненависти к британцам. Такого парня убить тяжело.

– Уи, так же как и вас.

Доминик усмехнулся.

– Ладно, скоро узнаем судьбу Нового Орлеана.

– А если город захвачен, вы опять будете воевать против британцев?

Доминик кивнул.

– Ну еще бы, тогда будет еще больше причин воевать с ними.

– А ваши братья, – спросил помощник, – они к нам присоединятся?

Доминик посмотрел на море, которое казалось в лучах восходящего солнца похожим на блестящие серебряными и золотыми бликами подносы, и, спустя несколько секунд, ответил:

– Трудно сказать. Жан ненавидит англичан, а испанцев и того больше, однако, сильнее всего он ненавидит Клейборна. Мне кажется, что он любит только себя.

– Да, однако, если англичане и захватят Новый Орлеан, они не будут тратить время на то, чтобы договариваться с ним, они просто выбросят его из Барратария как устрицу из раковины.

– Войдите, – сказала Лаура, заслышав легкое поскребывание в дверь. В комнату вошел молоденький негр юнга и поставил на стол завтрак.

– Мисс Ида сказал, что присоединится к вам, госпожа. А – вот и она. Капитан Юкс говорит, чтобы сегодня вы оставаться в каюте, не выходите наверх.

Просидев часа два, сыграв раз десять в шахматы, Ида и Лаура страшно надоели друг другу. Лауре ужасно хотелось подняться наверх и увидеть Доминика. Она непременно нарушила бы его приказ оставаться в каюте, если бы только не было опасности встречи с англичанами. Лаура, на ее взгляд, неплохо подготовилась к встрече с врагом. Возле кровати в сетке для вещей, лежали два заряженных мушкета и кавалерийский пистолет, а в мешочке, привязанному к поясу, – находились порох, заряды, пули.

Девушка тоскливо посмотрела на свою служанку и спросила:

– Ида, хочешь еще сыграем?

– И чтоб ты снова меня побеждать? Ха! Шашки могу играть каждый день.

– У нас нет шашек, а если ты будешь повнимательнее защищать своего ферзя, и не забудешь, как ходят другие фигуры, то ты сможешь у меня выиграть.

– Вот и нисколько не хотеть весь день пялиться на доску, чтобы подсчитывать, куда можно двигать маленьких фигурок.

– Ну вот посмотри, слоны двигаются по диагонали.

– Да пусть они двигаются хоть прямо за борт, мне все равно!

– Ну, так чего же ты тогда хочешь?

– Есть.

– Мы же только что позавтракали.

– Ты называть эти тонкие прозрачные блины завтраком?

– Это же были хрустящие хлебцы.

– А на вкус совсем как «Нью-Орлеан газетт».

Лаура раздраженно фыркнула, а затем подошла к книжному шкафу, встроенному в перегородку каюты и вытащила один томик наугад. Заглянув на титульный лист, она прочитала: «Искусство войны», Сунцу, перевод Отца Дж. Дж. М. Смиота, издана в Париже 1772 год.

– Можно подумать, что миссионерам не было других дел, как переводить китайский трактат о военном искусстве, – сердито произнесла Лаура, – и куда это мир катится?

– К судному дню, милая. Если бы ты чаще ходить в церковь, ты бы знала, что господь вскоре вновь явится на землю.

– Надеюсь, что нет, я еще не готова к этому, – девушка машинально перевернула страницу и вдруг увидела, что книга подписана отчетливым бегущим почерком. – А это еще что такое? – Она тут же громко прочитала по-французски, а затем перевела надпись Иде. – «Славы и удачи, благодарю за службу и спасибо за все. Моему другу Доминику, Бонапарт».

– За что это старый король Бонапарт называет твоего мужчину другом?

– Он так называл всех своих старых гвардейцев. Честное слово, Доминик должно быть один из них.

– Это мне ничего не значить.

– Ха! Попробовала бы ты папе об этом сказать. Это же были лучшие солдаты во Франции, сливки императорской гвардии. Весь мир дрожал при одном только упоминании о них.

– А я вот не дрожать.

Лаура возмущенно воскликнула.

– Да ты же просто не видела их на поле сражения. О более, папа говорит, что даже шотландские горцы не могли против них устоять. Это были храбрейшие солдаты в Наполеоновской армии. Лаура посмотрела на платяной шкаф в углу каюты, – интересно, а есть у него…

– Ой, уи, милочка, – ты не должна рыться среди одежды джентльмена, закрой дверца.

Однако, Лаура, не слушая служанку, перебирала на вешалках костюмы Доминика и наконец отыскав что-то, удовлетворенно воскликнула:

– А! Вот и доказательство, посмотри. – Она приподняла синий мундир с золотыми валунами и желтыми манжетами. Сверкающий золотом эполет на плече доказывал, что владелец мундира носил звание капитана. На крючке, вделанном в дверь шкафа, висел красно-желтый пояс, а на верхней полке лежала высокая кожаная треуголка с золотой кокардой. – Готова поспорить на все что угодно, что сабля, которую он носит, часть этой униформы, как и его ботинки, – произнесла Лаура, вешая мундир на место. Затем она прикоснулась кончиками пальцев к кожаной шляпе и добавила: – Наверное, в этой треуголке он был похож на великана.

– Он будет похож на великанский медведь, если застанет тебя в своих шкаф, быстро убирайся оттуда.

Лаура снова подошла к окну каюты и задумчиво посмотрела на морскую воду.

– Интересно, почему он не сказал об этом папе?

– Он просто не хотел быть хитрым.

– Хитрым?

– Угу. Если бы твой папа знал, что миста Юкс один из гвардейцев, он бы хватил свой мушкет и застрелил тебя идти за него замуж. Миста Юкс хотеть, чтобы ты любить его, а не потому, что твой папа любить Наполеона.

– Может ты и права.

– Конечно, права.

– Я спрошу его об этом.

– Да, да, только после как вы пожениться. Не очень красиво, чтобы мужчина знал, что девушка любопытна как сорока.

– Но я же уже знала, что он воевал за Наполеона. Он все равно рано или поздно рассказал бы мне об этом.

– И все-таки держи свой рот закрытым. Дай ему самому рассказать и делай вид, что удивилась.

Лаура вздохнула.

– Жалко, что он не разрешает мне подняться на палубу, у меня очень острое зрение, хорошие глаза.

Ида хмыкнула.

– Ага, и ты будешь пялить их на него, а не на море. И он будет отвлекать себя.

– Но у него же есть еще и команда.

– Они тоже будут таращиться на тебя и никто не увидит англичан, пока мы все не вознесемся в рай, и мы будем тогда все вместе сидеть на облаках, поплевывать вниз на корабли и ломать головы, как это вовремя не заметили этих проклятых англичан.

– Ида, у тебя слишком буйное воображение.

– Сент Джон называть это здравым смыслом. Он всегда говорить, что кто-то должен меня сделать большим начальником.

– Он прав. В твоем мизинце больше здравого смысла, чем у самого Клейборна со всеми его чиновниками и советниками вместе взятыми.

Ида серьезно покачала головой.

– Да, если бы меня сделали главной начальницей, я бы послала всех этих ребят из ополчения помогать старому миста Джексону.

Лаура подозрительно посмотрела на служанку.

– Ты что, подслушивала, о чем мы говорили с Домиником прошлой ночью?

– Еще чего. Я никогда не суюсь чужие дела.

– Ха! – скептически хмыкнула девушка.

– А почему вы говорить мне «ха», мисс Лаура? Я никогда не слушать вас в личные разговоры.

– Тогда откуда ты узнала про ополчение?

– Да все чернокожие в городе про это знают, совсем не надо слушать, про что говорят белые люди в спальне, чтобы знать, на чем держится земля. – Лаура скрестила руки на груди и задумалась. Внезапно Ида сказала: – Ты опять беспокоиться про миста Юкса, потому что он хочет идти драться на англичан?

– А ты еще говоришь, что не подслушивала.

– Да нет же, это Тим рассказал мне о планах миста Юкса. Все матросы про это знают и все хотят быть с ним, чтобы помочь охотиться за британским флотом.

– Ой, Ида, давай не будем говорить об этом.

– А я не говорила ни слова, – закрыв глаза, служанка откинула голову на спинку кресла и погрузилась в дремоту.

Лаура подошла опять к шкафу и долго, долго смотрела на мундир Доминика, думая о том, что во всем мире только очень незначительное количество людей заслужили право носить его.

Остров Гранд Терра был небольшим, всего шесть миль в длину и одна в ширину и лежал прямо у побережья Луизианы. В половине седьмого вечера «Дракон» произвел выстрел из сигнального орудия в направлении острова. Вскоре они увидели, как над маленьким каменным островом поднялся клуб дыма и донесся звук ответного выстрела, возвещающего о том, что вход в порт свободен.

Доминик направил корабль в узкий пролив между островами Гранд Терра и Гранд Аил. Отсюда открывался вход в залив Барратария, где «Дракон» и стал на якорь в сотнях ярдов от берега.

Побережье было пустынным, ни один дымок не поднимался над кирпичными домами, стоявшими в зелени деревьев, и только несколько портовых шлюх приветствовали экипаж их корабля. Залив был необычайно пустынен. Доминик насчитал всего лишь несколько кораблей люггеров и барж.

– Ночь мы проведем вон в том красном доме, – сказал он, помогая Лауре и Иде сесть в шлюпку, – а завтра перегрузим товары твоего отца на баржу и двинемся в Новый Орлеан.

На берегу Доминик повел женщин по дорожке через кипарисовую рощу. На лужайке, не очень далеко от берега, они увидели большой красный дворец, окруженный кирпичными зданиями. Высокие открытые окна дворца были ярко освещены.

Из дома вышел Жан Лаффит. Высокий и черноволосый он был одет в просторный синий мундир. Четыре головореза, одетые в такие же мундиры, вышли вместе с ним и посмотрели на пришедших. Жан всмотрелся в темноту и вдруг воскликнул:

– Доминик, наконец-то, добро пожаловать!

Лаффит быстро сбежал по ступеням веранды, обнял своего брата и расцеловал в щеки.

– А где это все? – спросил Доминик.

Однако, прежде чем Жан смог ответить, из дома внезапно выпорхнули две девицы в одних корсетах и нижних юбках, сбежали по ступеням и, оттолкнув в сторону Лауру, осыпали Доминика поцелуями.

Жан расхохотался, увидев смущение Доминика, который бросал обеспокоенные взгляды на Лауру.

– Тебе надо поторопиться в дом, братишка, пока мои горячие крошки не потребовали от тебя кое-чего большего, чем поцелуи прямо на глазах у леди. Лично я думаю, что они, ну очень по тебе соскучились.

Доминик впервые за то время, что Лаура его знала, не нашел слов для ответа, подал Лауре руку и поспешно повел ее в дом. А Ида неторопливо прошла в крытую галерею и села в кресло-качалку.

– Дорогая моя, это совсем не то, что тебе показалось, – произнес Доминик, остановившись в дверях, – может ты, все-таки притушишь гневное пламя в глазах?

– Это непросто.

– Эти женщины часть того прошлого, которое я уже забыл, пожалуйста, пойдем внутрь, здесь ты увидишь много такого, что непременно тебя удивит. Жан построил свой красный дом, чтобы демонстрировать свои сокровища, – и он ввел девушку в дом.

Однако дом внутри был пуст, если не считать нескольких предметов мебели и нескольких деревянных ящиков. Лаура шла за Домиником из комнаты в комнату, однако, ничего не видела кроме пустых стеклянных витрин и квадратных светлых пятен на стенах там, где прежде висели картины.

В просторную высокую комнату вошел Жан и с размаху хлопнулся на диван, обитый зеленым бархатом. Позади него за спинкой, расположились те девицы, которые встретились им у входа и стали игриво перебирать волосы Лаффита.

Доминик сел на каминную плиту возле окна и, потянув Лауру за руку, посадил рядом с собой, а затем осмотревшись вокруг, спросил:

– Ладно, Жан, какие новости? Где все остальные и куда подевались твои сокровища?

– Идите девочки, – произнес Жан, щелкнув пальцами, затем, дождавшись пока соблазнительные прелестницы скрылись в будуаре и закрыли дверь, произнес: – Уж очень эта парочка отвлекает внимание. В тот самый момент, когда они начинают поклевывать меня как две маленькие синички, мне приходится их отсылать и заставлять ждать. До чего же трудные времена настали для мужчин, правда?

Доминик уже мрачнея, посмотрел на брата.

– Где люди, Жан?

– Пьер забрал многих на Кот Аллеман выше по течению от Нового Орлеана, другие в лагере на той стороне залива.

– Это еще почему?

Жан озорно подмигнул брату левым глазом.

– Да я ожидаю гостей, которые могут пожаловать в любое время.

– Дай-ка я попробую догадаться, – Королевский флот?

– Может быть, я же говорю – трудные времена.

Доминик наклонился вперед и оперся руками о колени.

– Слушай, давай обойдемся без шуток и игр в солдатики.

– Да я и не играю в солдатики, – Жан достал из жилетного кармана сигару и прикурил от свечи. – Две недели назад капитан Локайер с брига «София» пришел сюда с каким-то сукиным сыном по имени Мак Вильямс и сказал, что он офицер британского военно-морского флота. Эти двое дали мне документ, в котором обещали мне тридцать тысяч американских долларов и офицерское звание.

– В обмен на что?

– Ну конечно в обмен на то, что я соглашусь работать на них, пусть бы дьявол вырвал им носы своими раскаленными щипцами.

– Очевидно, ты отказался.

– По всей видимости, братишка, я оказался не таким твердым, как следовало бы. Мак Вильямс потребовал, чтобы я, капитан Жан Лаффит, вернул все товары и корабли, которые мне удалось захватить у англичан и испанцев, как он сказал – «в виде жеста доброй воли». О, боже, это же так тяжело – отдавать то, что с таким трудом зарабатывал всю жизнь, – при этих словах на лице Лаффита отразилась ужасная скорбь.

– Прими мои глубочайшие соболезнования, – печально кивнул головой Доминик, затем спросил: – Ну, а что еще он говорил?

– Этот незаконный сын обезьяны сказал, что если я откажусь, то он вернется с дюжиной военных кораблей и сотрет к чертовой матери Гранд Терр.

– Ну и?

– Ну и – я, конечно, послал их, – посмеиваясь, сказал Лаффит, – а еще я сказал им, чтобы они возвращались восемнадцатого числа, и я буду в их распоряжении.

– Так это даже меньше четырех дней осталось.

– Уи. Ну и как видишь, я эвакуировал все что мог, чтобы не очень пострадать в случае чего.

– И сокровища тоже вывез?

Лицо Жана стало пристыженным, однако он ничего не ответил.

Доминик пристально посмотрел на брата и горячо, взволнованно произнес:

– Жан, не беги. Сегодня ночью я пошлю письмо губернатору Клейборну, где скажу о том, что мы согласны сражаться на американской стороне.

– Ты знаешь, что я тебе скажу – этот человек выбросит твое письмо в урну точно так же, как он это сделал с моими письмами, которые я ему уже отсылал однажды.

– Что, что?

Лаффит раздраженно махнул рукой и заговорил:

– Адвокат Эдвард Ливингстон доставил Клейборну несколько английских бумаг. В них говорится о том, что англичане хотели бы проникнуть в Новый Орлеан, используя меня в качестве проводника, так как никто другой не сможет найти дорогу к городу в протоках.

– Так значит, Лок Айер хочет, чтобы мы открыли ему дверь с черного хода? Ну и что Клейборн говорит об этом?

– Да этот сын дохлой кошки, эта рваная подошва назвал эти бумаги фальшивкой. Он, видишь ли, не поверил моему письму, где я заявлял о своей лояльности правительству Соединенных Штатов. Клейборн самый настоящий идиот, у которого вместо мозгов трюмная вода.

В комнате воцарилась долгая тишина и, наконец, Лаура не выдержав больше молчания, подала голос.

– Я полагаю, что вы писали в своей обычной миролюбивой манере?

Жан изумленно посмотрел на нее, потом на брата.

– Твоя женщина – она изрядная язва, да?

Доминик мимолетно улыбнулся.

– Есть немного. Ну и что ты писал ему?

Лаффит бросил на них огорченный взгляд.

– Я просто написал этому олуху, что я заблудшая овца, которая хочет вернуться в родное стадо, и предложил ему своих людей для защиты города. Кроме того, я так же сказал ему, что готов уйти с этого острова.

– Но зачем? – удивленно спросила Лаура, – ведь тут же такая прекрасная позиция, чтобы защищать вход в дельту.

– Может быть, но я не хотел, чтобы он думал, будто я остаюсь здесь и в любой момент могу вступить в сговор с противником. – Жан выпустил в потолок густую струю дыма. – В Пенсакола стоит огромный флот. Лок Айер пытался взять штурмом Мобил, но Джексону удалось отбросить его, теперь англичане двинутся сюда.

– Значит, тогда нам нужно браться за оружие, – сказал Доминик.

– Берись за оружие ты, мой большой брат, – Жан сердито встал с дивана. – Оставайся и удерживай эту крепостишку на Гранд Терра.

– Я и так собираюсь оставаться. А сколько в окрестности людей?

– Две, может три сотни. Доминик нахмурился.

– Да маловато, чтобы отразить атаку с моря. Нам придется вытащить на берег и расставить на стенах корабельные орудия. Такие батареи мы устроим здесь, для защиты береговой линии и на Гран Айлл.

– Делай, как хочешь, а что до меня, то я найду себе занятие получше, чем сражаться за правительство, которое со мной так поступает.

– Вы словно избалованный ребенок! – не выдержав, взорвалась Лаура. – Вам должно быть стыдно!

– Мне? Стыда не было среди тех слов, которым нас обучала мать, правда, Доминик? По крайней мере, своих настоящих сыновей она не учила значению слова – стыд.

Лицо Доминика напряглось. Он сжал челюсти, однако, сумел перебороть вспыхнувший гнев и с виду спокойно сказал:

– Останься и прими сражение. О, Жан! И отдай приказ своим людям вернуться.

– Нет, братишка. На этот раз будь героем ты, и может быть, это сотрет у тебя память о твоем постыдном рождении.

– На каждого героя всегда находится дюжина трусов, – внезапно зарокотал голос Доминика. – Очень советую тебе не делать себя одним из ничтожеств, Жан.

На мгновение Лауре показалось, что Лаффит сейчас ударит своего старшего брата, однако, тот прислонился спиной к стене и все-таки сумел сдержаться.

– Слушай, Доминик, то, что я увожу своих людей в безопасное место, не проявление трусости, потомки назовут меня отличным вождем.

– Ваши потомки назовут вас пиратом, – презрительно бросила Лаура, – заинтересованным только в том, чтобы спасти свою шкуру. Ну и свои кровавые сокровища.

– Если я сберегу свои сокровища, то моим детям не придется начинать жизнь нищими, у которых нет за душой ни гроша, как пришлось ее начинать вот ему, – возразил Лаффит указывая на Доминика.

Лаура вскочила.

– Вы мерзкий негодяй, месье. Александр Лаффит неплохо преуспел в изгнании, не так ли, но он кроме всего еще и человек чести, чего я не могу сказать о вас.

Не отвечая на ее гневные слова, Жан пересек комнату и, открыв дверь будуара, крикнул:

– Девочки, одевайтесь, мы сейчас уезжаем.

Доминик тоже встал.

– По дороге не забудь, мой храбрец, сказать людям, чтобы они вернулись на остров. Работы сегодня много, а времени мало.

Лицо Жана смягчилось. Положив руку на плечо Доминика, он сказал:

– Пойдем со мной, брат. То, что я сказал глупо. Это просто следствие раздражения. Пожалуйста, не оставайся здесь. Это слишком опасно.

– Ты просто пришли назад людей, – Юкс посмотрел на Лауру, – и забери в город мою невесту.

– Нет, я тебя не покину.

– Тебе нельзя оставаться здесь, Огонек. Будет ужасная битва, тяжелая и страшная.

– Никуда я не поеду, – выкрикнула Лаура и стремительно выбежала из комнаты, резко хлопнув дверью.

– Твоя невеста крепко любит тебя, братишка, – глядя ей вслед, задумчиво сказал Лаффит.

– Да, очень, – кивнул Доминик, – я отправлю ее и ее служанку утром.

Подружки Лаффита вышли из спальни и, печально улыбнувшись, Жан обнял их и сказал:

– Может быть господь поможет тебе, брат мой.

Доминик посмотрел на камин, в котором лежали обгорелые дрова, и сказал:

– Если бы ты остался здесь и прислал своих людей, мы бы могли выставить против англичан достаточно кораблей и дать им сражение еще до того, как они высадятся на берег. Нам бы не пришлось сидеть здесь и прятаться и не пришлось бы дожидаться их словно глупым селезням.

За спиной Жана щелкнула дверь, комната опустела и теперь Доминик знал, что только он может остановить англичан, нацелившихся на Новый Орлеан.

Глава 21

Эту ночь и весь следующий день Доминик провел в хлопотах по укреплению Барратария и вернулся только к вечеру. Он невыносимо соскучился по Лауре, которая отказалась покинуть остров. Сейчас ему очень хотелось обнять ее, посмотреть ей в глаза. Пожалуй, он был даже рад тому, что она осталась, однако… однако он не терял надежды все-таки убедить ее отправиться домой.

Доминик обнаружил Лауру в кабинете дома Лаффита, где она поджаривала сладкий картофель на огне камина. Мужчина неслышно подошел к ней и сказал:

– Добрый вечер, мой прекрасный Огонек!

– Ой, я и не слышала, как ты вошел, – воскликнула она поспешно, отряхивая пепел с юбок. Щеки Лауры раскраснелись от жара, волосы упали ей на глаза и от этого она больше чем когда бы то ни было, напоминала озорного ангелочка.

– Тебе сегодня надо ехать в Новый Орлеан, – произнес Доминик, однако, голос его прозвучал не так сурово, как ему бы самому хотелось, и Лаура увидела, что его глаза горят желанием.

– Я думала, ведь надо же, чтобы кто-нибудь готовил тебе еду.

– Лаура, это надуманная причина. Она пожала плечами.

– Ну ладно, тогда я думала, что надо кому-нибудь тебя целовать.

– И ты решила принять на себя эту тяжелую ответственность?

– Охотно.

Он улыбнулся и, стремительно подойдя к девушке обнял ее.

Лаура спросила:

– Ну и какие твои планы на счет англичан?

– Мы будем атаковать их на море.

– Но мне кажется, что у тебя для этого слишком мало людей. Я думала, что вы останетесь на острове, и будете обороняться здесь.

– Нет. Сегодня вернулись пятьсот человек. Две сотни я оставлю с орудиями здесь, а остальные, вместе со мной выйдут в море навстречу Лок Айеру.

– Я готова задушить Жана за то, что он сбежал.

– Он не так плох, как хочет казаться. Назвать его трусом, значит разозлить его так, что он теперь напоминает заряженную пушку. Конечно, он взъярился, но скоро вернется, и будет драться в первых рядах.

– Ну и когда ты собираешься выходить в море?

– Жан сказал, что Лок Айер хочет быть здесь восемнадцатого, значит, нам следует выходить в море накануне ночью, и когда взойдет солнце, английские овечки обнаружат, что мои волки пасут все их стадо.

– Понятно, – стараясь не выказать волнение, Лаура подошла к камину и повернула металлические прутья, на которых жарился картофель, – Доминик, ты возьмешь меня с собой?

– Ты же знаешь, что я не могу. Морское сражение – ужасная вещь.

– Точно так же, как ожидание и страх за любимого, Доминик, я хочу быть с тобой рядом, с оружием в руках.

Доминик нежно улыбнулся и растроганно сказал:

– Девочка моя, твое место в Новом Орлеане. Ты должна предупредить Клейборна о грозящей городу опасности.

– Я уже думала об этом. Сегодня утром Ида с одним из твоих людей отправилась в город и повезла Клейборну письмо, написанное моей рукой. Ну почему ты качаешь головой?

Доминик горько усмехнулся.

– Он скажет, что письмо это просто очередной трюк Жана, Лаура! Тебе необходимо вернуться в город и самой попросить губернатора, чтобы он отправил коменданта Паттерсона нам на помощь, с ним вместе мы отразим нападение.

Доминик не сказал ей, что пока она будет в течение двух дней добираться до города по речным протокам и убеждать Клейборна об опасности, англичане уже возможно будут атаковать Гран Терлл, но по крайней мере она будет в безопасности.

– Ладно. Садись-ка лучше да поешь, – предложила Лаура из всех сил стараясь не заплакать. – Пройдет много времени, прежде чем ты опять отважишься попробовать моей стряпни.

– Отважусь попробовать? – Если это настолько плохо, так может, лучше давай зарядим в пушку и выстрелим в один из кораблей Лок Айера.

– Просто картофель немного подгорел с краев, – ответила она шмыгая носом. Девушка выложила еду на окаймленные золотом фарфоровые тарелки, которые Жан забыл в доме, и сказала: – Тебе придется есть своим кинжалом. Я не могла ничего найти, кроме этого ножа для масла. Ой, а где он?

– Он завалился за каминную плиту, – ответил Доминик, усаживаясь с нею рядом. – А вообще-то я сомневаюсь, чтобы Жан помнил о нем.

Лаура подоткнула юбки и посмотрела на широкий камень.

– Ну что, будем доставать?

– Да нет. Будет забавнее, если мы оставим этот нож там, где он лежит. Пусть Жан поволнуется, когда вспомнит про него. – Мужчина достал свой нож и наколол на него один из твердых черных кружочков, лежащих на тарелке. – А это что такое?

– А это половинка сладкого картофеля, просто она немножко подгорела в золе.

– А, как раз, так как я люблю. – Доминик попытался разрезать кусок, но тот отскочил и свалился на пол позади Лауры. Девушка как раз в это время занималась поисками ножа Лаффита, поэтому упавшую еду не заметила, но почувствовав на себе взгляд мужчины, она выпрямилась и, взглянув на него, перевела взгляд на тарелку, а потом снова, уже не скрывая изумления, посмотрела на Доминика. Изобразив на лице выражение необычного удовольствия, Доминик сделал вид, что он жует.

– Доминик, тебе это нравится?

Он сглотнул.

– Да, Я и не знал, что ты умеешь так готовить.

– Честное слово, я не умею. Я только второй раз попыталась приготовить еду… В этом году, конечно.

Так как девушка продолжала смотреть на него, Доминик отыскал кусочек картофеля помягче и отправил его в рот. От старания у него даже слезы показались на глазах и тогда, чтобы отвлечь ее внимание, он спросил:

– Ну а ты то, Огонек, сама не собираешься есть?

– Ты знаешь, у меня что-то нет аппетита, – растерянно сказала она, с сомнением глядя в свою тарелку. Вдруг Лаура внезапно оттолкнула еду и разрыдалась. – Ой, Доминик, я отвратительный повар. Ида меня даже не пускает на кухню. Ты не должен этого есть. Я же знаю, что все это тверже кирпича. Ну почему, почему так все, что я ни приготовлю или пригорит, или остается сырым.

Усмехнувшись, Доминик привлек ее к себе и нежно обняв, прошептал:

– Ты не должна, Лаура, все уметь делать. Пусть на кухне будет хозяйкой Ида.

– Она уже уехала и тут уже наверно совсем не осталось никакой еды. А тебе надо поддерживать силы.

– Я достаточно силен, – Доминик понял, что ее слезы вызваны опасениями за его жизнь в предстоящем сражении, а вовсе не ее неудачами в кулинарном искусстве, и чтобы как-то утешить девушку, он предложил, – пойдем со мной, дорогая. Здесь в саду есть еще поздние апельсины, ну пойдем!

Они вышли из дому и в сумерках пошли по садовой дорожке в глубь сада.

Подойдя к высокому апельсиновому дереву, Доминик взобрался на ветку и озорно, словно мальчишка, в любую минуту рискуя потерять равновесие и свалиться на землю, пошел по ветке дерева.

– Смотри, – воскликнул он.

Лаура взвизгнула от страха, когда Доминик совсем опустил руки и, не держась, по ходившей ходуном ветке, направился к зеленым плодам. Девушка воскликнула:

– Ну что же ты не сорвешь мне вон те маленькие зеленые апельсины?

– Обещай, что ты не будешь пытаться ничего с ними делать.

– Обещаю, обещаю.

Сорвав полдюжины плодов, он ловко спрыгнул на землю и мягко приземлился.

– Оп-па!

– Доминик, ты сумасшедший, я тебя люблю, ну давай скорее поужинаем. – Она подала ему апельсин и сказала: – Надеюсь, ты захватил свой нож.

Однако, Доминику явно не хотелось апельсина. Он бросил его на землю, подхватил Лауру на руки и понес под дерево туда, где ветви смыкаясь – над самой землей образовывали тенистый шатер. Очистив ногой землю от сухих слежавшихся листьев, он опустил девушку вниз и шепча какие-то ласковые глупые слова, стал целовать ее губы, щеки, глаза.

Руки Лауры скользнули ему под рубашку, а он в это время стал быстро раздевать ее. Девушка с наслаждением чувствовала, как у него под кожей перекатываются стальные бугры мышц. Через несколько коротких минут она уже лежала совершенно обнаженная на куче своей одежды.

– Доминик, – прошептала она, – а ты что же сам не собираешься раздеваться?

– Нет, – улыбнулся он ей своей ослепительной улыбкой. – Я разрешаю это сделать тебе. Это то, что у тебя получается исключительно хорошо.

– Ой, дорогой, я, кажется, порвала твою рубашку.

Он посмотрел вниз.

– Да нет ничего, все нормально.

– Нет порвала.

Лаура развязала его галстук и, стянув с мужчины рубашку, шутливо царапнула ногтями его грудь.

– Ах ты, маленькая ведьма! – он схватил ее руки, прижал их к земле и покрыл поцелуями ее лицо.

– Доминик, осторожнее, мне кажется, что твои брюки тоже порвались.

– Лаура! – он засмеялся. – Если мы не прекратим с тобой рвать друг на друге одежду, то очень скоро портные в Новом Орлеане разбогатеют так, что понастроят себе целую кучу новых домов.

– Не мешай им жить, мой дорогой, и не жадничай, – тихонько засмеялась она, отчаянно сопротивляясь и пытаясь освободиться. В этой борьбе ее обнаженная грудь внезапно прикоснулась к груди мужчины и Доминик, чувствуя, что больше не в силах сдерживаться отпустил ее и став на колени, быстро снял брюки.

– Ну вот, не всегда верь тому, что тебе кажется.

Лаура обвила его шею своими руками и потянула его вниз шепча:

– А мне кажется, что я когда-то уже видела все это прежде.

– А вот это тебе не кажется, – Доминик лег на спину и потянул Лауру на себя. Взявшись руками за ее упругие бедра, он помог ей начать движения, и она начала покачиваться на нем взмывая все выше и выше забывая о всех словах, о своем смехе и еле-еле успевая в этом стремительном полете вздохнуть полной грудью. Ей казалось, что ее баюкает какая-то удивительная сказочная река, волны которой колышут ее на своих сильных нежных ладонях.

Девушка не понимала где были его руки, где был он сам. Его ладони были везде и от его нежных, ласковых прикосновений ее тело словно разгоралось, как будто к нему прикасались жаркие языки пламени.

– О, Доминик… О, о-о-о…

Мужчина положил ее на спину и лег сверху, накрыв девушку своим телом. Его движения, его мускулы наполняли Лауру таким непередаваемым, таким прекрасным, волнующим чувством, что она не в силах сдерживаться громко застонала… Потом еще раз… потом еще… Волны наслаждения потрясли ее тело, она содрогнулась и замерла в его объятиях.

Спустя некоторое время, когда к ней вернулась способность воспринимать все что происходит вокруг, она почувствовала на своем лице горячее дыхание Доминика. Его сердце стучало в груди так же гулко и быстро, как ее собственное и она услышала его жаркий шепот.

– Громы небесные! – Любимая моя, – прошептал он, – когда-нибудь в такую ночь я умру от разрыва сердца.

Она тихонько засмеялась.

– Никогда. Твоя боль будет моей болью.

– То, что приятно тебе – приятно и мне. Я никогда не испытывал ничего подобного.

– Просто ты тратил время не на тех людей, – улыбаясь, ответила она, целуя его подбородок. – Обещай мне, что теперь всегда будешь тратить свое время только со мной.

Доминик вновь прильнул к ее губам.

– С тобой время никогда не будет потрачено впустую.

Она положила палец ему на губы и сказала:

– Слушай, давай-ка мы вернемся в дом, пока нас не обнаружили москиты. Жан забрал все кровати, но в комнате для гостей я устроила отличное ложе.

Доминик поцеловал девушку в щеку и почувствовал, что она мокрая от слез, но сделал вид, что ничего не заметил.

– Давай оденемся пока дойдем до дома, а то и правда скоро налетят москиты, а у меня есть кое-какие места, которые мне не хотелось бы видеть покусанными.

– Ой, какой ты неженка, боишься таких пустяков.

– Просто, дорогая моя, я не хочу отвлекаться на это, так как надеюсь всю эту ночь все мое внимание – уделять только тебе и твоим удовольствиям.

С детских лет Доминик привык просыпаться за два часа до рассвета, но утром шестнадцатого сентября он все еще лежал под одеялом, сквозь сон, чувствуя нежное дыхание Лауры на своей щеке, как вдруг внезапно раздался громкий крик.

– Паруса на море, вижу корабли!

Как был раздетым, Доминик подбежал к окну, отдернул штору и увидел, как из сада от деревьев в дом, отчаянно размахивая руками, бежит Тим.

– Доминик, что случилось? – Лаура начала поспешно одеваться.

– Англичане появились на два дня раньше, чтоб им провалиться! – Он стал поспешно натягивать брюки и тут же услышал, как в дверь заполошно громыхает Тим. Схватив на ходу рубашку и жилет, Доминик бросился к двери, и в дом ворвался Тим.

– Они уже пришли миста Юкс!

– Сколько?

– Две большие шхуны и три корабля поменьше. Мы их не видели из-за темноты и тумана.

– Быстро беги к заливу, и скажи людям, пусть немедленно снимаются с якоря. – Доминик посмотрел через плечо на Лауру, которая торопливо застегивала пуговицы на платье. – Вот черт, тебя нужно немедленно увезти с острова.

– Нет.

Схватив девушку за руку, он бросился вместе с ней из дома, и они вдвоем побежали к заливу.

Со стороны моря до острова донесся звук пушечного выстрела и, выбежав из прикрытия рощи, Доминик обнаружил, что его матросы поспешно ставят паруса и разворачивают корабли по ветру. Оставалось только надеяться, что им удастся сделать все вовремя, если их паруса не поймают ветер, – они действительно будут напоминать глупых селезней, когда вражеские корабли войдут в бухту.

Взрыв потряс землю, и воздух наполнился кисловато-горьким запахом пороха и дыма, потом раздался еще один взрыв, за ним еще и еще.

Доминик схватил пробегавшего мимо матроса.

– Лебью, найди пирогу, отвези мадемуазель Шартье подальше в глубь залива и спрячь ее там где-нибудь в одном из рукавов протоки.

– Я не хочу ехать, – закричала Лаура.

В это мгновение пушечное ядро сбило верхушку дерева и упало в воду возле одного из шлюпов.

– Я остаюсь с тобой.

Доминик толкнул Лауру в руки Лебью и прокричал:

– Свяжи ее, если потребуется, но только вывези ее отсюда, живо!

Однако прежде чем Лебью дотронулся до Лауры, из-за деревьев показались пираты, и все кто готовился защищать Барратарию. Они бежали к Доминику отчаянно крича.

– Это не англичане.

– Что за черт, а кто же это?

– Это американцы, флот коменданта Паттерсона.

– Проклятье. Я должен сам посмотреть, никому не стрелять, пока я не отдам приказ. Лебью, делай, что тебе приказано.

Доминик бросился в гущу деревьев, а Лаура увернувшись от матроса, которому было поручено ее спасать, побежала за ним. Добежав до форта, девушка вскочила во внутрь и поднялась на стену. Примерно в миле от форта на волнах покачивались корабли Паттерсона. Лаура увидела, как у борта одного из шлюпов появилось белое облачко дыма, затем до нее донесся высокий пронзительный визг, и у основания стены раздался взрыв. Во всех направлениях разлетелись обломки кирпича.

– Не стрелять!

У южной оконечности крепостной стены, глядя в отчаянии на то, что происходит, стоял Доминик. До Лауры донеслась его команда.

– Не стрелять по американскому флагу, оставляем остров.

– Они же разнесут остров на кусочки, Доминик! – пронзительно закричала Лаура. – Ты не можешь отступать без боя.

– Я не могу в них стрелять, женщина. – Он схватил ее под руку и толкнул вниз по ступеням. Кирпичная стена зашаталась и стала рушиться в тот самый момент, когда они выбежали из крепости. – Уходи с остальными – закричал он. – Я должен вернуться в форт.

– Я иду с тобой.

– Черт побери, женщина, у меня нет времени спорить, да беги же!

И снова громыхнули пушки, над островом завизжали ядра, вырывая из земли деревья, разбрасывая во все стороны горячие блестящие осколки.

Лаура поискала взглядом Доминика и, увидев, как он бежит в затянутый дымом форт, вновь бросилась за ним.

Он пытался вытащить кого-то, заваленного обломками деревьев. Лаура схватила под руки лежавшего под обломками флибустьера, в то время, как Доминик вновь попытался скинуть с того придавивший его груз. Однако, вновь ничего не получилось, тогда закричав от ярости и отчаяния, Доминик напрягся так, что мускулы на его груди и руках вздулись словно огромные стальные шары, и, потянув бревно вверх попытался выпрямиться. Дерево заскрипело и сломалось. Лаура вытащила раненого, потерла его лицо. Она взяла его голову в руки, а Доминик опустился рядом и взял матроса за руку.

– Ты отлично служил Лаффитам, – тихо прошептал Доминик, так чтобы умирающий мог его слышать. – Твоя жена и дети никогда не будут голодать, я обещаю тебе.

– Капитан… – прошептал мужчина, затем его глаза закатились, и он умер.

– Лаура, мы должны идти, – сказал Доминик, и его голос напрягся. Он закрыл флибустьеру глаза и добавил. – Я должен отправить тебя в безопасное место до того как высадится десант. – На этот раз девушка не спорила. Они побежали на противоположный конец острова, где стояли пиратские корабли. Вся дорога была завалена стволами упавших деревьев, тут и там полыхали пожары.

– Они прекратили стрелять, – закричал Доминик.

– Что это значит?

Позади них на берегу раздались крики. Лаура и Доминик побежали, как только могли, быстрее, но внезапно недалеко от них раздался громкий взрыв. Мужчина выругался.

– Оставайся здесь и спрячься. Я должен пойти посмотреть, что там происходит. Не шевелись и не высовывайся отсюда пока я не вернусь.

В заливе стояли американские шхуны. Несколько пиратских кораблей горели и среди них он увидел своего «Дракона».

Высадившийся десант заканчивал пленение флибустьеров. Никакого сопротивления никто не оказывал.

Внезапно за спиной Доминик услышал, как хрустнула ветка. Он резко повернулся, и в тот же миг его сильно ударили по голове рукояткой пистолета.

Придя в себя через несколько минут, он обнаружил, что привязан к дереву. Еще ничего, не видя перед собой, Доминик услышал чей-то знакомый голос.

– Итак, друг мой, мы опять встретились. Надеюсь, что эта неожиданная встреча напомнит вам о той неделе, которую я провел на борту вашего корабля как-то раз.

С огромным трудом Доминик сумел сфокусировать свой взгляд на человека, стоявшем в тени и целившимся ему прямо в грудь. И, наконец, узнал его. Перед ним стоял Аллен Дефромаж.

– К несчастью для вас, капитан Юкс, меня подобрали американцы.

– Подробности вашего спасения меня не интересуют, мой трусливый друг.

Аллен вышел на солнечный свет, его лицо перекосилось от гнева.

– Сейчас тебя будет все интересовать, грязный пират. Если бы не я, то губернатор Клейборн и поверил бы тем письмам, которые ему посылал Жан Лаффит.

– Тебе не стоило разжигать его подозрительность, Деформаж. Через пару дней тут уже будут англичане. Кто остановит их, ты? Или эта жалкая флотилия Паттерсона?

– Этой флотилии оказалось достаточно, чтобы остановить тебя, и это главное.

– Это ее флаг остановил меня.

– Ха! Не строй из себя патриота, ты, безродный бродяга и ублюдок, как и твои братья. Паттерсон расстроится из-за того, что Жан убежал, но мне уже и того хватит, что я нашел тут тебя.

– Да, да, ты очень большой герой.

– На твоем месте, – с ненавистью глядя на своего врага, прошипел Дефромаж, – я бы не очень стал храбриться. Жаль, что моя пуля не убила тебя на борту «Попрыгуньи».

– Такое иногда случается. У тебя был сырой порох.

– Сегодня он совершенно сухой. – Дефромаж приставил дуло пистолета ко лбу Доминика и взвел курок. – Будь уверен, уж в этот раз я не промахнусь и отправлю тебя прямо в ад.

– Пожалуй, мне следует поблагодарить тебя за милосердие. Пуля труса все-таки приятнее, чем петля палача.

Оружие в руке Аллена задрожало, и он произнес:

– Ты дурак, такой же неисправимый, как и бандит, если говоришь об этом человеку, который держит твою жизнь в своих руках.

– Привычка у меня такая: всегда говорить правду.

– У тебя уже не будет возможности избавиться от этой привычки за те несколько секунд, которые тебе осталось жить.

Доминик пристально с презрением посмотрел в глаза своему врагу.

– Ты не убьешь меня Аллен, у тебя не хватит мужества убить меня, безоружного человека.

– Зря ты пытаешься купить меня на такие штучки.

– Может быть, но даже если тебе удастся меня пристрелить, все равно тебе никогда не получить Лауру.

– Лауру?

– Это ведь из-за нее вся эта история.

– Да, ты украл у меня женщину, которую я люблю.

– Она моя, Аллеи, моя навеки и никогда не будет принадлежать тебе.

– Ты ошибаешься, хотя ты мне кое-что напомнил. Стой спокойно, а то я всажу тебе пулю между глаз. – С этими словами Дефромаж наклонился и стал шарить в карманах жилета Доминика. – А-а! Я знал, что ты, романтический идиот, таскаешь это с собой, – и не обращая внимания на ярость, клокотавшую в глазах Доминика, Аллен засунул портрет Лауры в свою куртку.

– Ну вот, она снова моя.

Внезапно Доминик оглянулся и увидел снующих по острову матросов с американского десанта. Что произойдет, если они найдут Лауру? Придется отдать ее Аллену. Это единственная возможность защитить ее, и Доминик произнес:

– Слушай, Лаура вон там в лесу, пойди отыщи ее до того, как ее найдут эти кретины.

Пистолет в руке Дефромажа задрожал.

– Она… она тут?! На острове?!

– Да. У тебя за спиной в трехстах ярдах прячется под дубом.

– Ты лжешь.

– Черт тебя побери Дефромаж, пойди отыщи ее. Если обнаружишь, что я лгу – вернись и пристрели меня. Иди же.

Аллен медленно опустил пистолет и сунул его себе за пояс.

– Ладно, мой друг, ты умрешь немного позже, не беспокойся.

Он повернулся и исчез среди деревьев.

Глава 22

Сквозь зарешеченное подвальное окно, залетали капли дождя, осыпая своей моросью обнаженную грудь Доминика Юкса.

Его адвокат Эдвард Ливенгстон обещал обеспечить его освобождение за сумму в пятнадцать тысяч долларов, однако, и спустя три месяца двери его темницы все еще продолжали оставаться закрытыми.

Сидя в заточении, Доминик выходил из себя, мучаясь от безделья, в то время, как все способные носить оружие мужчины Нового Орлеана несли охрану всех проток и дорог, ведущих к городу.

Эндрю Джексон привел из Мобила две тысячи солдат и ввел в городе военное положение. Джексон все это время пытался заставить жителей Нового Орлеана вступить в ополчение и смеялся над постоянными просьбами Доминика, позволить ему защищать Америку.

Ренато Белуши сообщил Юксу, что английский флот стоит всего в шестидесяти милях от города, в Лейк Бонн на острове Кет Айленд и Доминик знал, что если только врагам удастся переправиться через мелководное озеро, то они смогут просто зайти в тыл Новому Орлеану и, говоря образно, войти в город с черного хода.

– Проклятье! – выругался Доминик, схватившись за прутья решетки. Если бы ему только удалось освободиться, он мог бы привести на защиту Нового Орлеана свои последние корабли, спрятанные во внутренних водах и запереть выход из озера. Англичане зазимовали бы там, где сейчас и находились.

Внезапно ворота скрипнули. В сопровождении двух охранников, в тюремный двор вошла женщина, одетая в светло-оливковое платье с капюшоном Доминик сразу ее узнал.

– Лаура! – Он увидел ее светло-карие огромные глаза, потом она, откинув свой капюшон, бросилась прямо через лужи к окошку, в котором увидела его и склонилась к нему. Она казалась тоньше, чем он помнил. Вокруг ее глаз появились темные круги. Бледная прозрачная кожа придавала ей какой-то не земной, бестелесный вид.

Доминик обрадовался, увидев ее после столь долгой разлуки, однако, к этой радости примешивалось чувство острой горечи. Больше всего на свете, в эту секунду, ему хотелось обнять ее, сломать все запоры, все решетки разделявшие их.

– Лаура! Моя прекрасная, единственная моя, – прошептал он, протягивая ей сквозь прутья свои руки. – Я чуть с ума не сошел, когда увидел тебя. Господи! Мне кажется, что без тебя я совсем умер.

Ее глаза наполнились слезами и от этого стали казаться еще больше. Капли дождя падали ей на лицо и она, не замечая их, протянула свои руки, чтобы коснуться его пальцев.

– Малышка моя! Ты совсем замерзла, – встревожился он, – неужели ты заболела, черт побери, почему мне не сказали.

– Ты знаешь, – торопливо зашептала она, – мне кажется, что я вся превратилась в кусочек льда, с тех пор как они тебя схватили. Но я не больна, просто, пока ты здесь, мое сердце заморожено.

Слегка пошевелившись и немного успокоившись, Доминик сказал:

– Милый мой, бедный Огонек! Я слышал, ты тоже под домашним арестом, значит тебе ничуть не легче моего.

Девушка попыталась беззаботно пожать плечами, чтобы показать, что не обращает внимания на такие пустяки.

– Пф, подумаешь, не очень-то трудно сидеть в лавке и глядеть, как солдаты Джексона покупают все, что ни увидят. К тому же меня отпустили на поруки. Мистер Ливенгстон говорит, что я могу ходить куда захочу.

Доминик дотянулся ладонями до ее лица, вытер со щек девушки слезы и капли дождя своими пальцами, и все же не сумел скрыть дрожь в своем голосе, когда сказал:

– Эдвард Ливенгстон говорит, что эти скоты пытаются обвинить тебя в тайной деятельности против правительства, черт бы их побрал.

– Да, – Лаура не смогла за бодрой улыбкой скрыть своего беспокойства. – Даже папа не выдержал и приехал на процесс. Однако, Ливенгстон думает, что они будут вынуждены снять все обвинения еще до начала процесса. Ладно, посмотрим.

– Что б они все провалились, – мрачно сказал Доминик, и его голос прозвучал угрожающе и возмущенно.

В глазах девушки мелькнуло какое-то загадочное выражение. Она схватила его за руки и потянув к себе прошептала:

– Я разговаривала с шерифом и просила его отпустить тебя, но он отказался. Папа хочет передать тебе пистолет.

Доминик изумленно выгнул брови.

– Побег из тюрьмы? Да ты шутишь?

– Какие шутки, я серьезна как никогда, – Лаура бросила осторожный взгляд на охрану и убедившись, что те стоят вдалеке, спокойно продолжала. – Я бы тебе уже сейчас отдала свой собственный пистолет, но Аллен потерял его после того, как выстрелил в тебя. У нас в городе сейчас конфисковали все оружие, но ты не беспокойся, мы сможем украсть что-нибудь.

Доминик не на шутку обеспокоился и, нежно коснувшись ее щеки, приказал:

– Слушай ты, пиратка, не делай глупости. Я и так впервые в моей жизни пытаюсь соблюдать закон, а ты меня искушаешь.

Лаура возмущенно топнула ногой.

– Ничего глупее я в своей жизни не слышала. Неужели ты не понимаешь, что Клейборн хочет держать тебя в тюрьме до тех пор, пока ты не состаришься и больше не сможешь даже меня узнавать. Впрочем, есть другой вариант, он тебя может просто повесить.

– Ты так говоришь, словно еще любишь меня.

– Не пытайся сменить тему разговора, ну конечно я тебя люблю. Неужели Эдвард Ливенгстон не передал тебе моей записки?

– Передавал, – Доминик криво улыбнулся, – но еще он сказал, что Аллен Дефромаж пытается ухаживать за тобой с самого сентября.

– Я сюда пришла не для того, чтобы говорить об Аллене.

В его глазах вспыхнул ревнивый огонек.

– Выходит он все-таки за тобой ухаживает?

Лаура отпустила его руки и возмущенно проговорила:

– Нет! Я каждый раз закрываю дверь у него перед носом. А Сент Джон однажды даже поймал его, когда он пытался перебраться через стену сада.

Доминик нахмурился.

– Что за чертовщина! Там что все с ума посходили?

Лаура вздохнула.

– Не беспокойся и вообще кончай злиться. Помнишь маленькие черные усы Аллена?

– Ну?

– Ну вот, теперь от них осталась только половина. Сент Джон говорит, что в следующий раз он вообще с кого-нибудь снимет скальп.

Лицо Доминика Юкса прояснилось. Он облегченно сказал:

– Неужели никто так и не пожалеет маленького капитана?

– Кроме тебя, конечно, некому, но сильно ты не расстраивайся, он вступил в ополчение и теперь подчиняется только Габриелю Вилье. Они все там нацепили роскошные мундиры, и Аллен шляется по рынку и командует разным старушкам, где сидеть и что делать, а еще отдает приказания всяким негритятам. Господи! Да если бы папе удалось достать оружие, я бы сначала прострелила Аллену задницу и только потом бы отдала пистолет тебе.

– Ч-ш-ш-ш. Кажется, идет охранник, – произнес Доминик, – не говори больше ничего об оружии.

Часовой, осторожно переступая через лужи, подошел к тюрьме и, тронув Лауру за плечо, внезапно отшатнулся, потому что девушка резко повернулась к нему и раздраженно спросила:

– Что вам угодно?

– Послушайте, м. м-эм, – заикаясь, произнес тот. – Я ждал, сколько мог, но теперь надо идти.

– А мне здесь больше нравится.

– Да. Но вы сказали, что пришли повидаться с шерифом. Вам нельзя стоять здесь и говорить с врагом Объединенных Штатов.

– Ты кажется, обкурился, – произнесла Лаура, – если думаешь, что Доминик Юкс враг.

– Ладно, ладно, – это ваше дело, у меня свой приказ. А теперь будьте хорошей девочкой и отойдите от окна.

Доминик ободряюще улыбнулся любимой.

– Делай, как он говорит, малышка. Ты совсем промокла.

Когда Лаура вошла в кабинет, шериф Нового Орлеана задумчиво стоял возле карты. Его черные волосы мерцали при свете лампы, горевшей у него на столе. Прежде чем ему удалось поздороваться с Лаурой, она гневно спросила:

– Когда освободят месье Юкса?

– Я не могу сказать, мадемуазель. Есть слишком много вопросов в его деле, которые я сам не могу решить.

– Ну, например?

– Например, факты неповиновения, пиратство, тайная деятельность в пользу англичан против Соединенных Штатов Америки.

– Какая чушь. Он собирался дать сражение англичанам, и сделал бы это, если бы не американцы. Что вы кривитесь, сэр?

– Все это я сотни раз слышал от месье Юкса и его адвоката. Это просто рождественская сказка.

– Это никакая не сказка, – возмущенно закричала Лаура. – Я требую, чтобы вы немедленно отпустили его.

– Вы, милое дитя, – улыбнулся шериф, – вообще едва ли имеете право требовать его освобождения. Кроме того, сам губернатор давно желает упрятать всех Лаффитов в тюрьму и ни за что не откажется от этой своей мысли.

– Лаффиты не имеют ничего общего с Домиником Юксом, – возразила молодая женщина.

– Ого! Еще как имеют, – шериф театральным жестом покрутил ус и доверительным тоном сообщил, – хочу вам сказать, что он старший брат этих мерзавцев, в его доме только на прошлой неделе мы нашли доказательство тому, что капитан Юкс много лет возглавлял их шайку, прежде чем вернуться во Францию, а там, между прочим, он поступил на службу к Наполеону. – Лаура попыталась прервать шерифа, но тот не дал ей говорить и, повысив голос, удовлетворительно продолжал обличение: – Это – Александр Лаффит, он же Юкс, владевший контрольным пакетом акций ассоциации жителей Нового Орлеана, которая контролировала торговлю оружием в нашем районе. Между прочим именно он покрывал занятие пиратством в Барратарии.

Голос Лауры прервался от отчаяния, и она безнадежно проговорила:

– Вы сами не понимаете о чем говорите. Доминик Юкс… он вообще не имеет никакого отношения к Лаффитам. Вы глубоко заблуждаетесь.

Шериф торжествующе улыбнулся.

– Ах, если бы так, мадемуазель Шартье. Ваш капитан Аллен Дефромаж узнал всю правду, когда был пленником на корабле Юкса в прошлом сентябре.

– Дефромаж лжет, – помертвевшим голосом сказала Лаура. – Он хочет жениться на мне, чтобы заполучить имущество моего отца, он скажет все, что хотите, лишь бы очернить Доминика.

Шериф махнул рукой, как бы подчеркивая этим, что не желает дальше продолжать разговор.

– Мадемуазель Шартье, если вы хотите дальше обсуждать этот вопрос, пожалуйста, делайте это через своего адвоката. Адью.

Лаура гневно взглянула на чиновника и твердо заявила:

– Я не уйду отсюда, пока не поговорю с месье Юксом.

Мужчина пожал плечами.

– Пожалуй, от этого не будет большого вреда, подождите здесь.

Через несколько минут четыре охранника ввели в комнату Доминика. На его руках и ногах позвякивали кандалы, из одежды на нем были только бриджи.

– Сейчас же снимите с него цепи, – закричала Лаура.

– Я бы советовал вам, мадемуазель, тут не командовать, или я немедленно отправлю его назад в подвал. – Лаура уже совсем было собралась сказать чиновнику все, что она о нем думает, однако, его предупреждение все же возымело свое действие, и молодая женщина промолчала.

Шериф окинул Доминика взглядом. Корсар стоял не двигаясь, и только лишь его оковы холодно мерцали на фоне смуглой кожи. Даже в цепях Доминик казался опасным своим тюремщикам.

Картинным жестом, положив руки на пояс возле пистолета, шериф долгим взглядом посмотрел в лицо Доминика и, как бы не обращая внимания на гневное выражение глаз пленника, холодно произнес:

– Позвольте предупредить вас месье, что мои люди будут за дверью, и если вы попытаетесь сбежать, то вашему адвокату придется оказать вам последнюю услугу, огласив ваше завещание.

Затем, гордо подняв голову, шериф вышел из комнаты.

Доминик жадно и взволнованно посмотрел на Лауру. В ту же секунду он увидел, как у Лауры вздрогнули и скривились губы, будто она боялась к нему приблизиться. Он представил, как неприглядно сейчас выглядит и какой от него исходит запах.

– Прошу меня извинить, Лаура, к сожалению, шериф не часто позволяет мне пользоваться бритвой и мылом.

Она бросилась к нему и, прижавшись к его груди, прошептала:

– Плевать, мне неважно, главное, что мы с тобой вместе.

Он поднял руки и обнял Лауру за талию, его цепи тихонько зазвенели. Доминик почувствовал, как теплое нежное тело любимой женщины прижалось к его обнаженной груди. Он даже вздрогнул от желания, и на мгновение ему захотелось отстраниться от нее, потому что слишком мучительным было одиночество, слишком привык он к тому, что рядом не было никого, и сейчас он испытывал болезненные чувства радости при виде единственного близкого человека, и эта радость была невыносима.

– Ты знаешь, – прошептал он, – каждая ночь без тебя мне казалась длящейся сотни лет.

– Мне тоже, – Лаура попыталась сдержать свои слезы. – Я не смогла этого осла шерифа заставить выслушать меня, но я сегодня же пойду к Клейборну. Эндрю Джексон говорит, что мне необходимо поговорить с губернатором. Я вытащу тебя отсюда.

– Возможно, Ливенгстон тебе поможет, и я умоляю тебя, не бросай меня и не делай глупостей… вроде передачи мне оружия.

Ее голос прервался, когда она промолвила:

– Но шериф сказал, что Клейборн узнал, кто ты есть на самом деле.

Доминик замер.

– Выходит имя Лаффитов по-прежнему преследует меня.

– Еще хуже. Они нашли доказательство твоих связей с ассоциацией жителей Нового Орлеана. Они знают все. Я пыталась соврать, но уверена, что шериф не поверил ни одному моему слову.

Он тихонько выругался.

– О, Доминик, что они собираются с тобой сделать?

Она прижалась к нему, ее плечи задрожали от рыданий. Доминик обнял Лауру, возбуждаясь от ее близости и тонкого аромата, исходящего от женского тела.

– Не плачь, Лаура. Я одолею эту беду и вынесу все испытания, несмотря ни на что. Проклятье, подумать только, что однажды ты обвинила меня в пиратстве, которым я был вынужден заняться, чтобы вернуть свое достоинство и честь, утерянные после того, как Лаффит отказался от меня.

– Я не должна была так говорить.

– Ч-ш-ш-ш, – он прижал палец к ее губам. – Ты была права, а сейчас я хочу, чтобы ты знала, что я изменился, и это ты изменила меня. С той самой минуты, как я захватил ваш барк и отобрал твой портрет у Дефромажа, я изменился и должен был доказать всему миру это. Господь поможет мне и я уверен, что вскоре я отсюда выберусь.

– Но как? – с отчаянием и надеждой Лаура взглянула на его изможденное лицо и прижалась щекой к мужской ладони. Тихо звякнули его оковы, – Ливенгстон сказал, что они конфисковали все, что нашли в твоем складе – все эти сокровища…

– …Только часть того, что у меня есть. У меня их больше, много больше. У меня достаточно средств, чтобы содержать всю маленькую армию Джексона. И Джексон и Клейборн не хотят этого признавать, но им нужна моя поддержка… и мое знание окрестностей, наконец, я могу составить план обороны города.

Лаура покачала головой, не веря ему и все-таки желая быть убежденной его словами.

– Они тебе не доверяют. Если бы только мог им доказать, что захватишь корабли Лок Айера, может тогда они и убедились бы в твоей лояльности.

– Война есть война. Жаль конечно, что Клейборн отказался нам поверить, когда мы его предупреждали насчет англичан. Ренато Белуши сказал, что Лок Айер подошел к Гранд Терра, обнаружил, что его разгромили, а Жан Лаффит где-то скрывается и вернулся в Мобилл. Конечно губернатор посчитал, что эта их акция против нас помешала англичанам, – Доминик горько рассмеялся.

Лаура откинулась назад и, посмотрев в глаза мужчины, ласково прикоснулась пальцами к его губам.

– Я готова задушить Жана за то, что произошло, ведь он же бросил тебя.

– Только потому, что был уверен, что мне удастся отстоять его твердыню. Он точно знал, что если англичанам не удастся схватить его, то это сделают американцы. Мой брат бизнесмен, и в его венах вместо крови, течет золото. Давай больше не будем о нем говорить.

Доминик прижался щекой к волосам Лауры, вдыхая ее запах, дрожа от возбуждения. В своих оковах он даже не мог как следует обнять свою любимую и сейчас чувствовал себя, наверное, так же, как чувствовал себя Самсон, лишившись всей своей силы.

Лаура сильней прижалась к нему, и ее горячие слезы капнули на обнаженную грудь мужчины.

– Нас окружил мрак и темнота все гуще и гуще. Неужели нам никогда не узнать счастья.

– Мы найдем это счастье и все преодолеем, родная моя. Ведь и теперь еще несколько секунд нам с тобой суждено быть вместе.

Доминик легко коснулся ее кожи своими губами, и словно в ответ на его чувства за окном раздался шум сильного дождя.

Ветви деревьев зашумели от порыва ветра, и крупные капли застучали в стену. Над рекой раскатился гром и от его удара задрожали стены, здания. Доминик обнял Лауру, и она ощутила на спине холодок металла от его цепей, и этот металлический холод в сочетании с жаром его сильного тела, порождал в ее сердце такое невыносимо тягостное чувство, что женщина чуть не застонала от боли.

В двери показалась голова шерифа.

– Стража! Отведите месье Юкса обратно в камеру, похоже, он закончил свой разговор. Мадемуазель, месье, – свидание окончено.

Когда Лауре удалось пробиться в штаб-квартиру Эндрю Джексона на Ройял Стритт, она увидела изможденную тень человека с кожей цвета пергамента. Эта тень лежала на диване, держа в руках чашку с кукурузной кашей. Командующий казался восставшим мертвецом, только его глаза казались живыми и глядели хищно и угрожающе.

– Вы теряете ваше время, девушка, если пришли просить за этого проклятого бандита, – раздраженно заявил Джексон, даже не дожидаясь, пока она заговорит.

– Но у него есть пушки и люди, которые ему доверяют и которые пойдут за ним и в огонь, и в воду. Паттерсону не удалось уничтожить все корабли капитана Юкса.

– Черт побери, я сделал соответствующие пометки на донесении коменданта Паттерсона, а он-то мне хвалился.

– Как вы можете быть так равнодушны? – закричала Лаура, – говорят, что поблизости стоит почти двадцать тысяч британских солдат готовых штурмовать город, у вас нет и восьми тысяч. Это меньше одной трети от их числа, как же вы можете отказываться от помощи капитана Юкса?

Старый командующий махнул своей высохшей рукой.

– Идите и разговаривайте с Клейборном, если уж так хотите освободить этого типа. Может быть, губернатор подыщет ему какую-нибудь работенку.

– Но Клейборн ни за что не освободит его. Вы моя последняя надежда!

– Так, так. Тогда я вам скажу то, что уже говорил адвокату этого вашего Юкса. У меня нет ни малейшего желания иметь дело с этими предателями из Барратарии.

Понимая, что больше ничего от него ни добиться, Лаура встала и, крепко выругавшись по-французски, пошла к двери.

– Адъютант, – приказал Джексон, поставив тарелку на пол и разворачивая карту. – Если мы сегодня чего-нибудь хотим сделать, то нам необходимо освободить комнату от всяких истерических бабенок. – И посмотрев на задержавшуюся в дверях Лауру, произнес: – Всего хорошего мадемуазель.

Глава 23

– Мисс Лаура, если вы езжать в дом к старому Вилье, вас и вашего папу могут убивать. Этот речной путь сильно опасен. Вы ждите пока возвращаться Сент Джон.

– Сент Джон занят охраной дороги Чиф Ментур, – отмахнулась от Иды Лаура. Она натянула перчатки для верховой езды, сдвинула набекрень свою шляпку и взяла ридикюль с деньгами. – У меня нет времени ждать. Папа говорит, что Габриель продаст нам пистолет, и я не собираюсь сидеть здесь и просиживать задницу, пока эти олухи держат в тюрьме Доминика. – Она подошла к двери и подождала пока Этьен Шартье подал экипаж, не желая выходить на дождь. Из-за собора до нее донеслись чистые звуки горна. Это на плацу играли побудку для солдат из корпуса генерала Джексона, разбивших там лагерь.

– Девочка моя, сегодня твоего папу запросто могут пристрелить, – произнес Этьен после того, как они вдвоем с дочерью поехали по дороге из города. Он взволнованно жестикулировал, зажав в руке свою толстую сигару, – но смерть – это чепуха, не так ли. Я рад отдать жизнь за наполеоновского гвардейца и жениха моей единственной и любимой дочери. Для меня это просто почетно.

Лаура сжала его руку.

– Папа, только не устраивай мелодраму. Никто не собирается умирать.

– Ну что ж, время военное, каждый день кто-нибудь погибает, что сейчас значит жизнь старика.

– Я никогда раньше не слышала, чтобы ты так говорил, – проговорила Лаура. И мрачное предчувствие сжало ей сердце. – Пожалуйста, прекрати. Мы достанем для Доминика оружие, но тебе совсем не надо быть рядом с ним, когда он решится им воспользоваться.

– Он настоящий воин, – с гордостью произнес Этьен. – Он солдат такой же, какими были бы твои братья, если бы они были сейчас живы. Ему непременно понадобится оружие.

Слушая слова отца, Лаура, тем не менее, продолжала размышлять о том, что она задумала. Вполне возможно, что сейчас она поступает неверно. Ведь Доминик говорил ей не делать глупостей. Возможно, что помогая ему бежать из тюрьмы, она добьется только того, что ее любимого пристрелят при попытке к бегству.

Она задумчиво сказала:

– Может быть нам стоит обратиться с просьбой об его освобождении к президенту Мэдисону, и забыть об оружии?

– Ха! Этот глупый американец послушает нас не больше чем его осел губернатор. Нет, мы передадим храброму капитану Юксу пистолет, а затем увидим, как он освободится от заточения.

Девушка прищурилась и задумчиво произнесла:

– Ну что ж, тогда смотри, чтобы Габриель продал нам еще и кремень к моему ружью. Доминику потребуется помощь.

– Неужели ты хочешь, чтобы твой папа стрелял в шерифа?

– Нет. Если понадобится стрелять, то я все сделаю сама.

– Лаура, ты отчаянная женщина, совсем как твоя мать, но я не позволю тебе вытворять такие вещи. Если понадобится, я сам пристрелю шерифа и всех его подчиненных, а может и губернатора, если тому случится стать у меня на пути.

Они достигли плантации Вилье около десяти часов. Над крышами домов, в которых жили рабы, и дворцом плантатора, поднимались клубы дыма. Однако, поместье казалось вымершим и безлюдным. Поля и сады были окутаны толстым слоем тумана, который клубами поднимался от речной протоки.

Этьен помог Лауре выбраться из экипажа. У двери их встретил Габриель и они вместе с ним вошли в гостиную. Хозяин взял мокрый плащ Лауры, повесил его на спинку стоящего у камина кресла, налил всем бренди и предложил садиться.

– Вы приготовили нам пистолет, друг мой? – спросил Этьен, сделав глоток обжигающего напитка и с наслаждением чувствуя, как по телу разливается теплая волна. Однако, не успел Габриель ответить, как Лаура резко вскочила с кресла, ее стакан полетел на пол, и она в ужасе посмотрела в окно и воскликнула прерывающимся от волнения голосом:

– О, боже! Посмотрите, что же это такое? – Среди садовых деревьев, поблизости от дома, замелькали мундиры солдат, и из сада вышла колонна морских пехотинцев в зеленых мундирах.

– Тысяча чертей, это – англичане, – закричал Этьен, – откуда они взялись?

– Да какая разница, надо предупредить Джексона! – воскликнула Лаура, бросившись к двери.

– Стой! Стой, я сказал! Ни с места, – раздался крик какого-то солдата.

Не обращая внимания на предупреждение, Лаура бросилась с крыльца. Этьен и Габриель, – следом за ней. Прямо возле них, со звоном, разлетелось оконное стекло, и только потом донесся звук выстрела.

– Следующая пуля будет вашей леди. Стоять! – Лаура остановилась, отряхивая осколки стекла из волос, и только теперь почувствовала, что у нее сочится кровь из крохотного пореза на щеке. Англичане стремительно окружили дом и все дворовые постройки. Подошедший сержант отобрал оружие у Габриеля Вилье и вскоре к пленникам подошел средних лет офицер и поклонился.

– Полковник Горнтон к вашим услугам. Вы сдаетесь?

– А что, у нас есть выбор? – с вызовом глядя на англичанина, спросила Лаура.

– Нет, мадам, – он подошел поближе и увидев, что у нее по щеке сочится кровь, спросил: – Вы не пострадали?

– От потери крови я не умру, не надейтесь.

– У нас есть врач, он осмотрит вашу рану.

– Я сама за собой посмотрю, – Лаура повернулась и пошла в дом.

– Подождите, – полковник придержал ее за локоть и вновь спросил: – Я надеюсь вы не вооружены?

– Если бы у меня было оружие, то вы бы уже минуту назад получили дырку прямо над своим воротником.

– Придется поблагодарить провидение за то, что оно меня сберегло от такой опасности. – Офицер повернулся к своим людям и приказал: – Пошлите капитана Дефромажа проводником, пусть еще приведут солдат.

– Дефромажа? – Лаура пристально всмотрелась в людей, заполнивших двор перед домом Вилье. Один из них, одетый в потрепанную робу, подобной той, в которой ходили испанские рыбаки, приподнял поля своей шляпы и, злорадно улыбаясь, помахал пленникам. На его лице отчетливо была заметна только одна половина усов.

Из-за спины Лауры, словно разъяренный тигр, выскочил хозяин дома Габриель Вилье и рявкнул:

– Ты, грязный предатель!

– Не предатель. Я был с ними с самого начала, майор. Я не такой идиот как вы, чтобы поддерживать тех, кто проиграл войну.

– Ты же вступил в мой отряд ополчения!

Дефромаж пожал плечами и хладнокровно произнес:

– Ну и что? Это было необходимо, чтобы собирать информацию. Я просто хорошо выполнил свою работу, майор Вилье. Мне всегда хотелось освободить Луизиану от проклятых американцев. – Его взгляд скользнул по Лауре. Криво улыбнувшись, он произнес: – Вы, моя милая, никогда не любили этих янки. Может вы еще перейдете на нашу сторону, пока не поздно?

– Я перейду на другую сторону только, когда твоя грязная задница исчезнет в брюхе крокодила, откуда она и вылезла, ты, грязная скотина! – Лаура взмахнула кулачком и бросилась к предателю, но отец успел ухватить ее за руку.

– Не надо, Лаура. Оставь этого ублюдка в покое. Он сдохнет сам, я тебе обещаю.

– Я сдохну? Ха! – Грубо захохотал Аллен. Да это вы первый, месье Шартье, повисните на дереве, и будете кормить своей требухой ворон, глупый тщеславный коротышка. Чертовски жаль, что этот грязный пират захватил ваш барк, потому что я сам хотел его увести к англичанам и сказать, что корабль потерян. Ну ничего. Этот мерзавец мне и за это заплатит! С каким удовольствием я убью его!

Этьен попытался броситься на Дефромажа, но английский сержант успел схватить отца Лауры за воротник и толкнуть назад на ступени крыльца.

– Может быть, это вас научит уважительно относиться ко мне, – насмешливо сказал Аллен Дефромаж, – англичане знают, как защищать своих разведчиков.

– Они будут защищать тебя так же, как гремучая змея защищает своих змеенышей, – яростно закричал Этьен, – и в конце концов проглотят тебя с потрохами.

Аллен не желал сдаваться. Ему во что бы то ни стало, хотелось одержать верх в этом словесном поединке.

– Вы ни черта не знаете.

– Твои хозяева бросят тебя, как только ты им больше не понадобишься, – презрительно сказала Лаура.

Горнтон сделал шаг вперед.

– Хватит болтать, заприте их в спальне и поставьте часового, мне надо поработать и этот коттедж самое подходящее место после промозглого болота, чтобы отдохнуть и поработать.

Лаура оттолкнула сержанта и повернулась к офицеру.

– У Джексона в городе пятнадцать тысяч солдат, – стала напропалую врать она. – Он знает, что вы идете этой дорогой.

– Думаю, мадам, что вы рассказываете сказки.

– Вы сами увидите, когда старина Джексон собьет с вас спесь.

– Уведите, – Горнтон махнул рукой, и два солдата повели пленников в дом. Лаура бросила гневный взгляд через плечо и улыбаясь настолько радостно, насколько это было возможно в ее положении, проговорила:

– Полковник, вы совершаете грубейшую ошибку.

– Пусть история рассудит об этом, мадам, а пока я верю капитану Дефромажу.

– Вы, неисправимый глупец, если решили довериться человеку, который получал деньги и от тех и от других.

– Да ведите же их в дом! – уже раздражаясь, приказал Горнтон.

В спальне Этьен Шартье в отчаянии бросился на кровать и закрыл лицо руками, а Габриель принялся расхаживать по комнате взад и вперед, что-то вполголоса бормоча себе под нос.

– Это моя вина, – услышала Лаура его слова.

– О чем вы? – спросила она.

– Мне приказали перекрыть проход по протоке Бьенвеню. Англичане, должно быть, прошли сюда из соседних проток.

– Ты что же, не выполнил приказа Джексона?

Габриель в отчаянии схватился за волосы.

– Я перекрыл все соседние речные протоки, а свой канал оставил свободным.

– Но почему?

– Да неужели непонятно? Что бы случилось с моей плантацией, если бы я перекрыл торговый путь, который идет через мои собственные владения?

– Ты, алчный недоумок! По твоей милости англичане оказались менее чем в девяти милях от города, а Джексон даже не знает об этом. Ты хоть соображаешь, что все это значит?

– Это значит, что я сам открыл им дверь с черного хода в Новый Орлеан. О господи! Думаю мне лучше застрелиться.

– Ты не сможешь, если бы и захотел, – сварливо сказал Этьен. – У тебя нет оружия.

Между тем Лаура осторожно приподняла уголок шторы. На дворе дождь пошел еще сильнее, и солдаты, охранявшие двор попрятались в укрытие.

– Мы должны предупредить Джексона, – решительно сказала девушка. – А ну давай, папа, вставай с этой кровати.

– Может нам лучше дождаться темноты, – предложил Габриель.

– С наступлением темноты Новый Орлеан может оказаться в руках англичан, – возразил отец Лауры. – Дочка, ты оставайся здесь, а мы с Габриелем попытаемся пробраться.

– Пойдем мы все, – решительно сказала она и тихонько открыла окно.

Оконная рама пронзительно взвизгнула, но когда никто на это не обратил внимания, Лаура приоткрыла ее еще шире. Затем девушка прислушалась и убедившись, что все спокойно, встала на подоконник и спрыгнула в кусты, мужчины присоединились к ней спустя мгновение, и с полминуты они втроем лежали в зарослях боясь вздохнуть, тщательно всматриваясь в густую пелену дождя.

– Я пойду первым, – прошептал Габриель, – потом ты, Лаура, потом Этьен. Мы обогнем ограду с северной стороны и попадем в конюшню.

– А если там англичане? – спросил Этьен.

– Да черт его знает, все может быть. Все-таки надо попробовать, – Вилье покинул укрытие и осторожно выглянул из-за забора. Подобрав юбки, Лаура двинулась за ним и услышала сзади осторожные шаги отца. Внезапно в доме раздался крик.

– Арестованные сбежали!

– Стой!

– Огонь!

Воздух разорвали яркие вспышки выстрелов. Лаура перепрыгнула через изгородь и рухнула на какой-то куст. Сверху на нее упал отец, но в ту же секунду он вскочил на ноги и, схватив дочь за руку, помог подняться ей. Они бросились к ближайшим деревьям. Из-за забора показались три человека в красных мундирах. Они выстрелили в Этьена, однако, он продолжал бежать и вскоре скрылся между деревьев. Один из солдат схватив мушкет, бросился за ним.

– Папа, беги, – пронзительно закричала Лаура и бросившись на солдата резко кинулась ему под ноги. Они вдвоем покатились в грязь. Подбежавший следом другой англичанин грубо схватил девушку. Отбиваясь от яростно сопротивлявшейся Лауры он посылал проклятья и одновременно смеялся над ее яростью. Она сражалась словно дикая кошка, но в конце концов солдатам удалось схватить беглянку за руки.

– Веди ее в дом, – приказал тот, кому она помешала погнаться за отцом. Смахивая с лица грязь и пытаясь чистить мундир, он сказал: – Дайте ей там стакан бренди, пусть немного остынет.

– А этих – толстяка и молодого, поймали?

– Пес его знает, дружище. Несколько парней побежали за ними, только мне не верится, чтобы в этом болоте можно было кого-нибудь найти. Если эти засранцы предупредят янки, то нас припечет так, что нам не поздоровится.

Лаура села за длинный стол в столовой Габриеля намеренно не обращая внимания на офицеров, усевшихся на другом конце стола. В окнах она видела, как на темной равнине сверкали яркие огни лагерных костров. Вскоре, после побега отца и Габриеля, сюда прибыли еще две тысячи солдат и стали лагерем от дома Вилье до соседней плантации.

«Остался ли жив отец? – Лаура сжала кулаки, с болью в сердце, вспоминая его мрачное настроение, когда они ехали сюда. Проклятье, он хотел умереть героем». Сейчас она от всей души надеялась, чтобы его желание не исполнилось. Она предпочитала иметь отца, пусть такого, каков он есть – слегка щетинистого, грубоватого, немного крупного для своих костюмов, но живого.

Внезапно, ночную тишину разорвал звук выстрела, затем раздался еще один взрыв, потом еще. Лаура и сидевшие за столом мужчины, резко бросились к окну.

– Боже милосердный! Это морские орудия! – закричал Горнтон, – наверное, коменданту Паттерсону все-таки удалось ввести в реку свою чертову «Каролину».

Офицеры бросились из дома, но когда Лаура попыталась побежать за ними, солдат у дверей грубо схватил ее за руки и толкнул назад в комнату.

– Побудьте пока здесь, леди, пока мы не разберемся, какой дьявол открыл эту пальбу.

От нового взрыва задрожали стены дома, и солдата осыпало штукатуркой с потолка. Он задул лампы и, упав на пол, подполз к окну, посмотрел на улицу. Лагерных огней уже не было видно. Вся равнина погрузилась в темноту, которая озарялась только багровыми отсветами пламени пожарищ.

Спустя полчаса бомбардировка закончилась. Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая криками раненых, затем раздались винтовочные выстрелы и крики. Откуда-то доносились душераздирающие вопли, разрывы, испуганное ржание лошадей, обрывки команд. Раздались залпы полевой артиллерии.

Кто-то закричал:

– Спасайте оружие, любой ценой спасайте оружие.

– Это Джексон, что б мне сдохнуть, – радостно прошептала Лаура.

Наконец, стрельба стихла, и только слышались крики раненых.

Неужели американские солдаты лежали в засаде и успели вовремя заметить наступавших на город англичан? Все может быть. Однако, Лаура очень хорошо понимала, что в любом случае ее положение незавидно, и теперь она может в любой момент стать жертвой случайной пули. Ей оставалось только с тревогой ждать развития событий.

Глава 24

Всю эту ночь до самого утра, Лаура ухаживала за ранеными англичанами. Перевязывала их, оказывала первую помощь. На рассвете обстрел из морских орудий возобновился. Шхуна «Каролина» и военный шлюп «Луизиана» не оставили на равнине камня на камне и похоронные команды англичан сбились с ног, пытаясь похоронить всех погибших.

Лаура надеялась, что Габриелю Вилье все же удалось проскользнуть мимо сторожевых постов англичан и предупредить Джексона, тем самым исправить свою оплошность. Она надеялась так же, что ее отцу удалось спастись вместе с ним, и все-таки девушка с напряженным вниманием всматривалась в лицо каждого пострадавшего, боясь увидеть среди них Этьена. Но кроме нескольких американцев, все остальные раненые были англичане. Лаура не очень хорошо разбиралась в военной технике, но однако, в течение своего двухдневного плена, ей удалось запомнить имена командиров английских подразделений и номера тех частей, которыми они командовали. Дважды она пыталась бежать, однако, ее задерживали и возвращали назад ухаживать за ранеными.

В канун Рождества на плантацию прибыл командующий британскими войсками генерал-майор сэр Эдвард Пакенхем. Этот тридцатисемилетний военачальник с суровым лицом и синими пронзительными глазами, предъявил офицерам королевский указ о назначении его губернатором Луизианы. До Лауры дошли слухи, что жена Пакенхема вместе с ним приплыла к берегам Америки и теперь находилась на английском флагманском корабле, стоявшем в устье Миссисипи и ожидавшим приказа войти с триумфом в Новый Орлеан.

Настроение Лауры значительно улучшилось, когда стоя возле открытого окна, она услышала, как офицеры докладывают своему начальнику об обстановке. Вновь назначенный губернатор раздражался все сильнее и сильнее, по мере того как те обрисовывали ему их крайне невыгодное положение. Англичане оказались зажаты на узкой полоске земли между рекой и болотистой низменностью. Дефромаж и другие агенты докладывали, что войска Джексона устроили оборонительные редуты на плантации Мак Картин, в двух милях выше по реке и закрыли дорогу к Новому Орлеану. В этих условиях Пакенхем принял решение – снять с кораблей артиллерию и дождаться пока саперы расширят рукав Вьенвеню настолько, чтобы по нему могли пройти баржи и транспортные суда. Установив морскую артиллерию на транспортах, Пакенхем рассчитывал прорваться к городу. Узнав о его планах, Лаура снова сделала попытку сбежать из плена, однако, вновь потерпела неудачу.

Когда на следующее утро американские корабли вновь подошли к позициям англичан и принялись их обстреливать, одна из английских береговых батарей, расположенных на дамбе, открыла ответный огонь и нанесла тяжелое повреждение «Каролине». Вскоре на судне начался пожар. От неожиданности, а так же захваченные штилем, американцы ничего не смогли сделать для спасения корабля. Паттерсон приказал экипажу «Каролины» оставить шхуну, и через несколько минут она затонула.

Понимая, что «Луизиана» разделит судьбу «Каролины», если немедленно не уйдет из-под обстрела, ее капитан приказал спустить на воду баркас и отвести шлюп на буксире. В лодку сели самые сильные матросы завели концы и, не обращая внимания на то, что вода вокруг кипела от разрывов пуль и ядер, американские моряки начали отводить шлюп вверх по реке. Через полчаса «Луизиана» оказалась вне пределов досягаемости вражеских орудий и мелкие очаги пожара на ее палубе были потушены.

Лаура вернулась в спальню, которая стала местом ее заточения, устав до смерти, после того как до позднего вечера перевязывала раненых.

Остановленные артиллерией Джексона, англичане так и не смогли продвинуться вперед. Каждый день на плантацию Вилье привозили раненых, причем многие из них были ранены стрелами индейцев, с некоторых солдат были сняты скальпы. Лаура сняла платье и бросила его на пол. Оставшись в одной нижней юбке, она подошла к бадье, в которой обычно мылась и вдруг услышала за спиной странный звук; словно кто-то поскребся в оконное стекло. Обернувшись назад, она увидела как чья-то рука протянувшись в форточку, отодвигает щеколду и в следующее мгновение разглядела в ночной темноте лицо индейца в боевой раскраске, Лаура схватила стоявшую поблизости лампу и уже размахнулась, чтобы бросить ее в краснокожего, как вдруг до нее донесся его громкий шепот:

– Стой, тихо, это Доминик!

– О, боже! – Она поспешно затушила лампу и бросилась к окну. Через секунду Доминик, подтянувшись на руках, скользнул в окно комнаты и обнял ее. Лаура не видела его лица, да и это не очень-то помогло бы, так как на нем была краска, однако, она узнала его мощную сильную грудь. Девушка вцепилась в кожаный ремень, опоясывающий грудь мужчины, другая ее рука скользнула ему на спину, и они оба опустились на пол. Они слились в жарком поцелуе, от которого у Лауры бешено, заколотилось сердце. Медленно касаясь его тела, девушка обнаружила, что на Доминике ничего нет, кроме коротких штанов из оленьей кожи.

– Ты сумасшедший дикарь, – прошептала она, смеясь от счастья и целуя его в шею.

– И этот дикарь желает тебя. – Доминик закрыл ее рот своими губами, а в это время его руки жадно ласкали ее тело. Его ладони скользнули под нижнюю юбку девушки и стали медленно ее приподнимать за край, пока его пальцы не коснулись обнаженного бедра Лауры, – я бы взял тебя здесь и сейчас.

– Дикий и страстный мой, ты мой, – в упоении шептала девушка, целуя любимого. Она прижалась к нему всем телом, с наслаждением чувствуя своей кожей твердые мужские мускулы, – ты что забыл, что мы окружены врагами?

Он застонал от отчаяния.

– Да, придется нам с тобой выбираться отсюда и уж там, в зарослях, в безопасном месте, мне никто не помешает.

Без всяких дальнейших приготовлений, Доминик набросил на Лауру ее плащ, прямо поверх нижних юбок, взял за руку и помог выбраться из комнаты через окно.

Из-за дождя их почти не было видно в темноте, и они спокойно подползли к ограде. Доминик из предосторожности, забрался наверх, проверил все ли спокойно, затем вернулся за Лаурой. В это самоё мгновение, из-за угла дома, появился часовой, держа в руках фонарь. Лаура от испуга попыталась прижаться к земле, но Доминик схватил ее за руки и заставив подняться, помог ей взобраться на ограду, а вернее почти перебросил через нее.

– Стой, черт тебя возьми, – истошно завопил часовой.

Взявшись за руки, Лаура и Доминик бросились бежать мимо стоявших вокруг палаток. Позади раздался выстрел, и наружу стали выбегать переполошившиеся солдаты.

– Беги, Лаура, он теперь побоится стрелять. – И они помчались по вражескому лагерю, перепрыгивая через выползавших из палаток солдат, опрокидывая в грязь поставленные в пирамиды ружья.

Внезапно на их пути вырос какой-то английский офицер. Англичанин замахнулся дубинкой, однако, в следующее мгновение Доминик ударил его кулаком снизу прямо в челюсть, и тот рухнул на землю как подкошенный. Не задерживаясь ни на минуту, Лаура перепрыгнула через поверженного противника, и они побежали дальше.

Беглецы были уже совсем возле кипарисовой рощи, когда англичане открыли огонь. Над головами у них засвистели пули, с веток посыпались листья, и в следующее мгновение Лаура почувствовала, как что-то дернуло ее за плащ. Внезапно она поняла, что ее только что чуть не подстрелили. В ту же секунду она споткнулась о какой-то корень и упала. Доминик подхватил ее на руки и бросился бежать так быстро, как только мог. Пробежав еще ярдов двадцать, беглецы неожиданно столкнулись с отрядом американских ополченцев и небольшой группой индейцев-чоктавов.

Те издали торжествующий вопль и бросились навстречу англичанам, стреляя на ходу из мушкетов.

Доминик и Лаура продолжали бежать дальше и остановились только примерно через полчаса, когда уже совсем не осталось сил. Доминик обнял девушку, нежно прижал к себе, чувствуя, как она дрожит всем телом от пережитого волнения.

– Лаура, ты ранена?

– Нет, а ты?

– Нет.

– Где мой отец?

– В городе, присматривает за магазином.

– С ним все в порядке?

– Да, если не считать пережитого волнения, кроме того, он очень волнуется за тебя, и Джексону пришлось поручить ему возглавить охрану рынка, лишь бы чем-нибудь его занять.

– Слава богу. А что с Габриелем?

– Его посадили. Джексон чуть с ума не сошел, когда узнал, что тот не выполнил его приказ.

– А как тебе удалось выбраться из тюрьмы? Доминик крепче прижал девушку к себе.

– Когда Джексон услышал, что англичане в тылу, он дал амнистию всем моим людям. Теперь я свободный человек, а взамен мне пришлось отдать корабли, оружие и людей. Я командую артиллерийской батареей.

– Значит, он все-таки внял голосу разума. А зачем тебе такая боевая раскраска? – спросила Лаура, дотронувшись до лица Доминика.

– Это чтобы пробраться через охранение англичан. Отличная маскировка, как ты считаешь?

– Вообще-то мне хотелось бы видеть, кого я целую, – засмеялась Лаура и прильнула к его губам. Доминик не выпускал ее из своих объятий и его руки начали медленное движение вниз по телу молодой женщины. Дыхание мужчины согрело ее лицо, и тепло его ладони изгнало остаток озноба от речной сырости.

Доминик чувствовал себя совсем обнаженным в своем индейском наряде и маленькие нежные ладони Лауры практически беспрепятственно блуждали по его телу.

– Давай-ка мы с тобой лучше уйдем за охранение американских войск, – возбужденно прошептал Доминик, – а то англичане могут нас застать в весьма неудобном положении.

Через два часа блужданий среди грязи, по пояс в зарослях травы и тростника, они наконец, вышли в расположение американских войск. Доминик провел Лауру мимо спящих солдат к дому плантатора Маккарти, где теперь располагалась его резиденция.

Когда они смертельно усталые и грязные ввалились в комнату, от карты, разложенной на столе, оторвались несколько человек и Лаура тут же узнала их. Это были Сент Джон, Жан Лаффит, Ренато Белуши и Эндрю Джексон – сам командующий обороной Нового Орлеана. Сент Джон заключил Лауру в свои объятия.

– А вот и вы Юкс, – невозмутимо сказал Джексон, словно они только что вернулись с обычной воскресной прогулки, – кажется, вы вернулись вовремя. Ванная готова, вы можете принять ее в любое время, когда захотите, а, мисс Шартье! Ваша служанка принесла вам чистую одежду.

Главнокомандующий вновь склонился над картой.

– Ему что не интересно узнать все то, что я узнала у англичан? – в полголоса растерянно спросила Лаура. – У меня же масса ценной информации.

– Ему это все интересно, – сказал Доминик, когда они с Лаурой направились к лестнице ведущей наверх, – но он скорее отдаст свою руку аллигаторам, чем покажет это посторонним.

– Он сильно гордый, этот парень, – добавил Сент Джон, поднимаясь вслед за ними по лестнице. – Он делает вид, словно его ничто не волнует, как будто он уже знает все, что ему нужно. Мадмзель сейчас помоется, переоденется и придет опять, и тогда генерал ее выслушает.

Доминик и Лаура вышли из темной веранды и спустились по ступеням к большой магнолии, которая росла возле дома. Дождь кончился, и в разрывах туч стали видны яркие звезды.

На Лауре было зеленое муслиновое платье и бархатная накидка. Доминик к этому времени облачился в белую открытую рубашку и темные бриджи. Он смыл с лица все боевые краски, и теперь его волосы были аккуратно зачесаны назад.

Взяв лицо Лауры в свои ладони, мужчина произнес:

– Какая все-таки ты у меня храбрая, Лаура Шартье, настоящая героиня. Если бы все защитники Нового Орлеана были такими же, как ты, люди Пакенхема давно бы уже спасались бегством и думали бы только о том, чтобы целыми убраться восвояси.

– Не так уж много пользы я принесла, Доминик. Я не смогла предупредить Джексона о батареях на берегу, и не смогла сообщить, что корабли американские в опасности.

– Да, но зато ты ему рассказала о военных силах англичан и теперь ему будет проще организовать защиту города. Ты у меня просто умница.

– Доминик!

– Что, Огонек?

– Уже почти час прошел с того времени как мы целовались в последний раз.

– Я сейчас исправлю это упущение.

Доминик приник к ее губам в долгом поцелуе, не желая смириться с мыслью о том, что утром ему придется отправлять Лауру в город. «Может быть, ей и не стоит туда ехать? Лаффит предполагал, что Джексон отдаст приказ сжечь Новый Орлеан, если увидит, что его войску не удастся устоять против англичан. Так что вполне возможно здесь, в лагере Лаура будет в большей безопасности».

Внезапно Доминик отстранился от нее и нахмурившись произнес:

– Я совсем забыл, что у тебя сегодня день рождения. Это впервые с того момента, как я записал дату твоего рождения в своем журнале. Представляешь, впервые за эти годы я о нем забыл.

Лаура засмеялась.

– Ты все еще веришь в эту сказочную историю?

– Ну конечно.

– Ты всегда такой сентиментальный?

– Я стану еще сентиментальнее на тюках хлопка, вон там за домом.

– На тюках хлопка?

– Да. Джексон приказал использовать их для наращивания крепостных валов за рвами, но некоторые из них загорелись от артиллерийского огня, вот он и приказал выбросить их долой. Зато теперь солдатам есть на чем спать. Помнишь, когда мы шли, ты видела несколько таких тюков. Ренато сказал мне, что один такой тюк он уволок для меня специально за дом, в мое личное пользование.

Лаура задрожала от возбуждения, когда Доминик взяв ее за руку повел за дом. Там, возле садовой стены лежала большая кипа хлопка, накрытая джутовой тканью. Деревья и кустарники закрывали этот уголок от посторонних глаз, и создавалось впечатление, что это маленькая, уютная зеленая беседка.

– Твой будуар, моя принцесса, – сказал Доминик, помогая ей взобраться наверх. Затем он залез следом за Лаурой и постелил поверх джутовой ткани свой плащ. На несколько секунд влюбленные замерли без движения, а потом Доминик медленно, неторопливо и очень бережно снял с нее одежды и положил их рядом. Однако Лаура не почувствовала ночной прохлады. Ее обнаженное тело согревало дыхание мужчины, его бережные, ласковые прикосновения, он обнял ее, крепко прижался к ней, с наслаждением чувствуя нежную шелковистость женской кожи, лег на спину и потянул ее на себя.

От его ласк Лауре показалось, будто внутри у нее зажегся пожар. Его руки скользнули по ней нигде не встречая преграды и это было так волнующе, так прекрасно, что она застонала. Неважно кем был Доминик раньше, неважно, что он делал и чем занимался до того как встретил ее, – сейчас Лаура любила его всем своим сердцем, всей душой и, уже отправляясь в свой прекрасный полет к вершинам наслаждения, Лаура отбросила мелькнувшую было мысль о том, что где-то совсем рядом находится огромная вражеская армия.

Джексон решил отпраздновать Новый Год с большой помпой и организовать по такому случаю, военный парад, пригласив оркестр и зрителей из города. Утро выдалось туманным, и командующий решил побыть пока в доме и подождать пока туман рассеется.

Внезапно дом потряс тяжелый удар. С потолка посыпалась штукатурка, во все стороны разлетелись кирпичные осколки. Вслед за первым ударом в дом начали попадать один за другим вражеские ядра, оставляя в здании зияющие бреши, круша перегородки и стены, обрушивая потолок.

Доминик, находившийся в этот момент на плацу увидел происходящее и пришел в себя одним из первых.

– Лаура с Идой в доме! – в отчаянии закричал он Сент Джону, – быстро туда!

Они проскочили заваленный деревьями сад, не обращая внимания на двадцатичетырехфунтовые ядра, вспарывавшие мягкую почву и наполнявшие воздух пылью и дымом. У дома Сент Джон резко остановился у входной двери и одним движением сорвал ее с петель. Первый, кто попался им в доме, был генерал Джексон. Он выбрался из-под груды обломков, его глаза яростно и страшно сверкали на белом от извести лице. Генерал бросился во двор, посылая проклятия всем и в первую очередь противнику.

– Тысяча чертей, эти ублюдки ночью расставили пушки на равнине.

Доминик бросился вверх по лестнице, следом за ним побежал Сент Джон. В это мгновение в дом залетело еще одно ядро и взорвалось между мужчинами. Сент Джон вскрикнул, у него на лбу появилась кровь, однако, негр устоял и ругаясь на чем свет стоит, направился дальше за Юксом.

На второй этаж им попасть не удалось, так как лесенка обрывалась в пяти футах от него. На краю пролома стояли перепуганные насмерть, покрытые пылью Ида и Лаура и растерянно смотрели вниз.

– Прыгай! – скомандовал Доминик. Лаура прыгнула прямо ему на руки и, отбежав назад, он оставил ее в разрушенном фойе.

– Прыгай, упрямая баба! – гневно рявкнул на Иду Сент Джон.

Взвизгнув, служанка рухнула на мужа. Сент Джон не удержался на ногах и мог бы упасть вниз вместе со своей дорогой половиной, если бы Доминик вовремя его не поддержал.

Как только все четверо выбрались из дома, в здание попали еще два ядра, и там начался пожар.

– Быстро в лес, – закричал на женщин Доминик, махая рукой в ту сторону, куда им следовало бежать.

А на третьей батарее Ренато Белуши и орудийная прислуга уже готовились открывать ответный огонь. Прибежав в расположение батареи, Доминик взял подзорную трубу и стал рассматривать позиции вражеской артиллерии, расположенной недалеко от передовых постов американских войск.

– Эти англичане не очень-то хорошо стреляют, Доминик, – невозмутимо произнес Ренато, закуривая сигару. – По-моему они еще ни разу не попали в оборонительные бастионы. Правда, эти чертовы американцы, тоже не бог весть какие стрелки. – Белуши презрительно махнул рукой с зажатой в ней сигаретой.

Доминик закричал на артиллерийский расчет.

– Лучше целиться, не тратить заряды попусту, слушать мою команду!

Сделав несколько пристрелочных выстрелов, Доминик и Ренато Белуши наконец, нашли нужный прицел. Расчет неторопливо зарядил орудие и еще раз все тщательно проверив, Ренато спокойно и даже как-то буднично произнес:

– Ну, теперь им конец.

Орудие рявкнуло, и когда дым рассеялся, на месте английского орудия остался только огромный дымящийся кратер.

Доминик начал методично и неторопливо накрывать одну за другой позиции вражеских артиллеристов.

Спустя немного времени, поле оказалось усеяно обломками английских орудий, окровавленным тряпьем и обломками зарядных ящиков.

За артиллерийской дуэлью внимательно наблюдали американские солдаты и, когда вражеские батареи оказались подавленными, то тут то там ополченцы и их союзники индейцы-чоктавы, стали переходить в контратаку. Начались рукопашные схватки и, наконец, англичане начали отступать, потеряв сотни убитых.

Доминик задумчиво потер себе шею.

– Похоже, генерал Пакенхем достаточно с нами наигрался. В следующий раз он бросит против наших жалких трех тысяч, весь свой корпус и знаете, друзья мои, скажу вам прямо – от исхода нашей битвы зависит судьба Соединенных Штатов.

Глава 25

– Похоже, племянничек, твой будущий тесть попал в крупную переделку, – сказал Ренато Белуши, выныривая из ночного тумана в расположение третьей батареи. При свете фонаря Доминик увидел, что во рту у Белуши торчала неизменная сигара, правда на этот раз незажженная.

– Я думал Этьен в городе охраняет рынок, – произнес Доминик, – а что там с ним стряслось?

– Да захотелось ему, понимаешь ли, в герои. Кажется, он поплыл по реке на пироге, чтобы присоединиться к нам, по пути в темноте заблудился и пристал к берегу, как раз возле плантации Вилье. Наши лазутчики говорят, что там его и взяли. Сейчас он сидит у англичан спеленатый, как младенец.

– Лаура знает?

– Еще нет, однако, сам понимаешь, – шила в мешке не утаишь.

– Да уж, – буркнул Доминик и вполголоса выругавшись, начал снимать одежду.

– Ты что, что ты, черт побери, ты что собираешься пойти утешать свою мадемуазель своей колотушкой в такое время?

– А, иди ты, – раздевшись догола, Доминик зачерпнул грязи и начал намазывать все свое тело до тех пор, пока не стал черным как ночь.

– Посмотри там в моем мешке, дядя, где-то там у меня есть кожаные трусы. – Прицепив на пояс кортик и захватив шпагу, Юкс сказал: – Пойду выручать этого храбреца. Надо же вытащить его оттуда.

Ренато раскурил сигару и, выпустив дым в ночную темень, нагнулся к мешку Доминика, чтобы найти его кожаные трусы. Отыскав их Белуши повернулся к племяннику.

– Помощь нужна?

– А ты что, предлагаешь свою?

– Да нет, но может кто-нибудь еще захочет помочь.

С Домиником пошел Сент Джон. Они миновали темную кипарисовую рощу, прошептали пароль передовым постам, состоявшим из индейцев, и вскоре оказались на территории занятой врагом. В кронах деревьев шуршали ночные животные, птицы. Где-то недалеко, в речной заводи, плескались аллигаторы, прямо перед ними с ветки дерева, глухо заворчав, спрыгнула рысь и исчезла в ночи. Костры английского лагеря стали видны сквозь ночной туман. Бесшумно, словно призраки, мужчины переползали от дерева к дереву все ближе и ближе подбираясь к английским аванпостам. Впереди внезапно зажегся огонек спички, это английский часовой зажег ее и стал раскуривать трубку. Едва заметного огонька все-таки хватило Доминику и Сент Джону, чтобы рассмотреть мушкет часового, стоявший возле дерева.

– Вот идиот, – еле слышно прошептал Доминик и двинулся к англичанину.

– Дай я, – произнес Сент Джон и, стремительно прыгнув вперед; тут же ударил солдата в челюсть своим тяжелым кулаком. Англичанин, как подкошенный рухнул на землю. Вдвоем они оглушили его и крепко связали, привязав к дереву, чтобы тот невзначай не скатился в речную протоку.

Низко пригнувшись к земле, Доминик осторожно вышел из зарослей прибрежного кустарника на равнину, за ним последовал Сент Джон. Ноги обоих мужчин были окутаны тростниковыми связками так, что теперь они могли совершенно бесшумно продвигаться от костра к костру. Они прошли через весь лагерь, но Этьена нигде не обнаружили.

Под прикрытием густого тумана спасатели решили углубиться дальше в расположение неприятеля. Несколько раз, при появлении английских солдат им приходилось падать на землю и ждать, пока опасность их минует. Английский лагерь тихо и безмятежно спал, туман сгущался, и тогда Сент Джон и Доминик решили подойти к самой речной дамбе.

– Да разве найдешь его в такой темноте! – прошептал Сент Джон, – как мы его отыщем?

– А вот как, – сказал Доминик, – следуй за мной и делай как я.

– Все что хотите месье Юкс.

– Индейцы! – громко закричал по-английски Доминик. – О, боже, помогите нам, их тут сотни!

Сент Джон тоже издал дикий воинственный вопль и швырнул палку в ближайший костер. Вверх взлетели тысячи искр. Солдаты вскакивали охваченные внезапным ужасом, ругались на чем свет стоит и спешно начали забрасывать землей костры. Несколько человек разрядили в воздух свои мушкеты, кто-то очевидно выстрелил просто в темноту, закричали раненые, и от этого паника еще больше усилилась, а Сент Джон и Доминик продолжали бежать, под прикрытием тумана, время от времени издавая леденящие кровь жуткие вопли. Паника разрасталась, раненых становилось все больше. Возле речной дамбы Доминик внезапно услышал, как кто-то ругается по-французски, и они сразу бросились на звук. Возле костра, связанный по рукам и ногам; лежал Этьен Шартье. Два человека охранявшие его, стояли тут же, но чуть-чуть поодаль и громко проклинали начальство, индейцев и эту войну, в которой им приходилось жертвовать собой неизвестно ради чего.

– Ага, вот посмотрите, индейцы сдерут с вас скальпы и порубят на мелкие кусочки, – злорадно кричал Шартье своим охранникам. – Вашим друзьям придется упаковать ваши дрянные останки в ящики из-под виски и отправить обратно в Лондон.

– Заткни свою пасть, грязная лягушка.

– Уносите свои жалкие кости подальше, – продолжал препираться Этьен, – и скорее грузитесь на корабли. Эти дикари чертовски кровожадны. Не хотел бы я быть сейчас на вашем месте.

– Заткнись! – закричал один из стражей повернувшись к Этьену и обнажив свою шпагу. Глаза солдата стали круглыми от ужаса, плескавшегося в них. – Заткнись или я тебя отправлю прямо в ад.

– Я погибну как герой, – невозмутимо произнес Этьен, – как один из старых наполеоновских гвардейцев, так что пошел к черту со своими угрозами ты, английская свинья.

Рыча от гнева, англичанин бросился к пленнику и размахнулся, чтобы прикончить его, однако, в следующее мгновение Доминик, бросившись вперед, своей шпагой отбил удар часового, когда клинок находился всего в нескольких дюймах от головы Шартье. Сент Джон внезапно напал на другого охранника и словно стальными тисками сжимал тому горло, пока англичанин не потерял сознание.

Доминик и его противник обменялись несколькими ударами, внезапно солдат в красном мундире вскрикнул раненый в грудь и упал на колени. Резким движением Юкс выбил у него из рук оружие, засунул в рот кляп и связал ему руки за спиной. Сент Джон и Этьен бросились к дамбе.

Спустя несколько секунд, Доминик их догнал, и все вместе они скатились с насыпи к берегу. Внезапно перед ними оказался еще один костер, возле которого находились английские солдаты, охранявшие баржу. От неожиданности солдаты беспорядочно разрядили свои мушкеты кто куда, не причинив беглецам ни малейшего вреда. Доминик бросившись на землю, на ходу откатился в темноту и из своего пистолета выстрелил в освещенную огнем костра фигуру. Англичанин даже не успел вскрикнуть, пуля угодила ему между глаз. Двое других солдат бросились со шпагами на Юкса.

Издав воинственный крик, Этьен вырвался из объятий Сент Джона, пытавшегося скорее отправить француза в безопасное место, и рухнул на берег словно мешок с углем. Падая, он сшиб в воду и Доминика и его двух противников. Яростно ругаясь Сент Джон бросился к месту схватки и, напав сзади на англичан, резко стукнул их друг о друга головами, после чего вытащил обмякшие тела англичан на берег.

Отплевываясь и чертыхаясь Этьен вскочил на ноги. Грязная вода стекала с его одежды ручьем. Восторженно воздев вверх руки, он закричал:

– Давайте, друзья мои, утащим их барк и пойдем на шестах вверх по реке…

Доминик схватил Этьена за руку и толкнул на баржу, затем они с Сент Джоном отпихнули судно от берега и вскочили на него. Став на корме и взяв в руки длинные шесты, мужчины начали поворачивать баржу против течения. Внезапно Этьен схватил Доминика за руку и, радостно глядя ему в глаза, произнес:

– Слушай, все-таки я отлично сделал, что отвлек от тебя этих мерзавцев, правда?

– Отлично, спасибо тебе.

С минуту Шартье молчал, затем заговорил снова.

– Даже ветераны Наполеоновской гвардии вряд ли могли бы сделать лучше, как ты думаешь?

– Да уж куда лучше, Этьен, – согласился Доминик налегая на шест. Он внимательно следил за дамбой, пытаясь рассмотреть где англичане, однако, в тумане ничего нельзя было рассмотреть.

– Может ты когда-нибудь замолвишь за меня словечко, чтобы меня тоже приняли в армию. У меня отличные данные: невообразимая храбрость и сила льва. Ведь, кажется, нет никаких препятствий для меня, чтобы стать гвардейцем, а?

Несмотря на всю серьезность момента, Доминик не смог скрыть своей улыбки.

– Есть одна проблема, Этьен.

– А что такое?

– Рост. Ты должен быть ростом не меньше шести футов.

Шартье расстроенный присел на корточки и в отчаянии уставился в туман. Наконец он безнадежно произнес:

– Но мне же не хватает целых двадцать дюймов… И я все-таки сражался хорошо, правда?

– Угу, еще как! Если бы только император знал, какого солдата он потерял!

Доминик Юкс пристально всматривался в раскинувшуюся перед ним равнину. Он, Сент Джон, Ренато Белуши и еще десять человек бывших пиратов, молча стояли возле покрытых утренней влагой мерцающих орудий. Инстинкт подсказывал Доминику, что этим утром англичане будут бороться до конца и не отступят.

– Эти пожиратели овсянки сегодня хотят крови, – прошептал Ренато Белуши. – Ну что ж, пора с ними посчитаться.

– Боишься? – спросил тихо Доминик.

– Боятся трусы, а твой дядюшка никогда не боялся за свою жизнь. Ого, это еще что такое?

– Черт подери! – Доминик увидел, что на батарею скользнула Лаура одетая в мужское платье с длинным ружьем. – Немедленно возвращайся назад, – приказал он ей.

– Нет, я пришла помогать.

– Уходи, кому сказал!

– Думаешь оттого, что я уйду, рассеется туман? – спросила девушка. Не дожидаясь ответа, задала новый вопрос. – А как ты считаешь, где сейчас англичане? Наверное, ярдах в десяти от нас?

– Я думаю, что сейчас перегну тебя через колено и выбью из твоей задницы все твое упрямство.

Лаура с вызовом вздернула голову, однако, сказала по возможности нежным голосом:

– А тогда мой храбрый папа снимет с тебя, дорогой, скальп.

– Твоему храброму папе сейчас не до этого. Он на шестой батарее таскает ведра с водой.

– Тогда я буду таскать вот это ведро. Я отказываюсь быть единственным членом семьи, который отсиживается в тылу. – Лаура быстро привстала на цыпочки и чмокнула Доминика в нос. Сзади послышался добродушный смешок и подошедший Ренато Белуши взял у девушки из рук ружье.

– Мадемуазель, у нас тут сегодня будут настоящие цели и ружья у которых есть кремни.

Девушка отобрала свое оружие и продемонстрировала всем его затвор.

– На, посмотри. Видишь? Кремень. Я его купила сегодня у Жана Лаффита, а вот тут, – она показала на кожаный мешочек, висящий у нее на поясе, – здесь у меня порох и пули.

Доминик наклонился пониже над мешком и присвистнул.

– Это самые необычные пули, которые я когда-нибудь видел.

Девушка попыталась закрыть мешочек, но Сент Джон склонился к Доминику и, потянув за веревку, развязал ее. Отталкивая одной рукой Лауру, бухгалтер заглянул внутрь. В ту же секунду плечи мужчины начали содрогаться от смеха. Вокруг них стали собираться солдаты батареи.

– Что у нее там, Сент Джон? – спросил Доминик, – кажется подгоревший картофель?

Сент Джон вытащил из кожаного мешочка дюжину блестящих цветных шариков и произнес:

– Мраморные бусинки.

Мужчины расхохотались, Лаура, стараясь сохранить серьезность, начала сгребать бусы обратно в мешочек. Доминик поднял одну бусину, которую она просмотрела и ловко запустил ее девушке за воротник. Взвизгнув, Лаура бросила в него целую пригоршню камушков. Он отшатнулся, а артиллеристы весело расхохотались.

– Мадемуазель, вы именно такая француженка, каких я люблю всем сердцем, – весело прокричал Ренато, вытирая выступившие от смеха слезы. – Вот уж кого я с радостью назову своей племянницей, пусть ваш будущий муж смотрит за вами получше, иначе я утащу вас к себе на корабль и уплыву. Вы у меня будете главным артиллеристом.

– Я с такой старой крысой ее ни за что не отпущу, – засмеялся Доминик, схватив Лауру раньше, чем ей удалось ударить его. – Ее с тобой нельзя отпускать даже, несмотря на опасность, которой она тут подвергается.

Ренато снова рассмеялся и довольно затянулся сигарой.

– Ну, может мой племянник будет слишком высовываться, когда англичане пойдут в атаку, и тогда эти парни помогут мне избавиться от опасного соперника.

– Дурацкий юмор, мадемуазель Лаура, – добродушно сказал Сент Джон. – Вам не слушать месье Белуши. Он думать, что он сильно смешной.

Ренато довольно усмехнулся и, не считая необходимым отвечать, глубоко затянулся сигарой.

Лаура вцепилась в руку Доминика и крепко ее сжала.

– Ты ведь этого не сделаешь, Доминик, правда? Ты будешь осторожен?

– Более чем обычно, особенно теперь, когда ты здесь. – Доминик нежно погладил лицо девушки, – но я не смогу ловить ядра руками, поэтому, девочка моя, постарайся сама не высовываться. Да, и вот еще что, Лаура…

– Что?

– Не стреляй из своего ружья. Эти чертовы бусинки могут искрошить все твое лицо, когда разорвутся прямо в дуле ружья. Позволь уж нам стрелять из пушек.

– Ладно. Но если все-таки англичане заберутся на вал, я тогда буду бить их тем, что попадется под руку.

– Решено. И еще.

Лаура с подозрением посмотрела на него, зная что он не оставил мысль отправить ее назад, а мужчина улыбнулся и сказал:

– Я люблю тебя.

Она глубоко вздохнула и коснувшись пальцем его лица, прошептала:

– Тогда останься сегодня живым… пожалуйста.

– Ну конечно, нам с тобой нужно еще тысячу лет быть вместе, – Доминик наклонился к девушке и поцеловал ее.

Артиллеристы отвернулись, желая дать влюбленным хоть немного побыть вдвоем.

Туман стал очень быстро редеть, и американцы с волнением стали всматриваться в боевые порядки противника. Вдоль линии обороны помчался на коне генерал Джексон, подбадривая своих солдат и остановившись возле третьей батареи, прокричал:

– Кошки драные! Их тут не меньше шести тысяч, откуда они тут все взялись?

Рядом с командующим ехал на лошади Жан Лаффит. Джексон сделал его одним из главных своих советников отчасти потому, что Жан знал местность, как свои пять пальцев, а отчасти потому, что не хотел выпускать пирата из виду. Сделав какие-то пометки на грифельной доске, лежавшей в переметной суме, Жан наклонился к генералу и что-то сказал.

Прямо перед оборонительным валом разорвалась сигнальная ракета, и редеющий туман вспыхнул мириадами ярких блесток.

– Это сигнал к началу английской атаке. Бог да поможет нам! – воскликнул Лаффит и крикнул Доминику: – Доминик, братишка, ты крепко всем нам поможешь, если прикончишь побольше англичан.

Сент Джон перекрестился и произнес:

– Вы когда-нибудь видели такое?

О себе Лаура могла сказать только одно.

– Никогда!

Двумя длинными колонами в атаку на позиции защитников Нового Орлеана двигались регулярные части британской армии в красных мундирах. Одетые в зеленую форму, стрелковые бригады, темнокожие индусы и соединения шотландцев, одетых в свои национальные клетчатые юбки.

Руки Лауры задрожали, и она взволнованно схватилась за свое незаряженное ружье.

– Кажется прошлой ночью эти ублюдки разместили на равнине новые батареи, – произнес Белуши. – Посмотри вон, видишь левее шотландцев между ними и левым флангом. Я насчитал семь, нет восемь орудий.

– Внимание, прицел семьсот ярдов, – подал команду артиллеристам Доминик и, те засуетились возле орудий, – пали по ним, ребята!

Орудия рявкнули, на равнине поднялись клубы дыма, однако, штурмовые колонны не выказывая никаких признаков расстройства и страха, все так же мерно и неумолимо продолжали двигаться на оборонительные порядки американцев.

– Заряжай картечью, – скомандовал Доминик, увидев как англичане открыли огонь из своих ружей, все так же неутомимо продвигаясь вперед.

Лаура зажала руками уши и в ужасе смотрела через бруствер на то, как английские солдаты, сжатые неумолимым серпом войны, падали на землю словно колосья. Несколько английских подразделений внезапно остановились, пропуская своих товарищей вперед, и у Лауры мелькнула отчаянная надежда, что сейчас все английские штурмовые колонны бросятся назад, но уже в следующее мгновение она поняла, что ошиблась. Отставшие солдаты догнали своих товарищей, но теперь в руках они несли фашины и штурмовые лестницы, которые они собирались приставлять к валам оборонительных редутов, если конечно они смогут к ним дойти.

Когда до англичан оставалось метров четыреста, Джексон приказал артиллерийским батареям прекратить огонь. По оборонительным порядкам передали его приказ:

– Когда пороховой дым рассеется подпустить их поближе, пока не увидите какого цвета у них глаза, а потом бейте и не промахивайтесь. Мы их всех отправим в ад.

Медленно, словно часы, бежали секунды ожидания. Дым постепенно относило в сторону, и стало видно англичан. Они были уже совсем близко. Американские стрелки открыли огонь практически уже не промахиваясь. Наступающие колонны редели, но продолжали двигаться вперед. В их шествии, в этой неумолимости, с которой они двигались навстречу ярко-оранжевым злобным вспышкам ружейных выстрелов, было что-то страшное, даже жуткое. Казалось, что их уже ничто не остановит.

Доминик стоял у амбразуры из мешков с песком и смотрел на поле боя, не обращая внимания на летающие вокруг пули. Его руки крепко сжимали эфес шпаги. Он яростно и гневно кричал наступающим.

– Вы бесславно погибнете тут как овцы. Возвращайтесь к себе в Англию, дурачье.

Цепь солдат бросилась вперед к укреплениям. До них оставалось совсем немного, всего несколько ярдов, всего несколько шагов и в этот момент скрытые в прибрежных кустах пушки американцев дали залп.

Словно смерч пронесся по рядам штурмующих, и англичане в панике, побросав все осадные принадлежности, начали отступать. Пренебрегая дисциплиной, оставляя лестницы и фашины, теряя оружие, они побежали назад.

Генерал Пакенхем, тот самый, который должен быть губернатором Луизианы, на своем великолепном белом коне, бросился через все поле, чтобы остановить бегущих. Внезапно над бруствером поднялся какой-то стрелок и выстрелил в скачущую фигурку. Пуля попала генералу в шею и Пакенхем, словно камень, бездыханный покатился на землю.

– О, черт! – секунду спустя выругался Доминик, – посмотрите, что делают шотландцы. Они снова идут на приступ, это же самоубийство, прямо на пушки.

Лаура увидела, как через все поле прямо на их батарею, двигалась армия шотландских горцев. Даже рев орудий не мог заглушить пронзительных звуков волынок, игравших какой-то походный марш. Шотландцы падали и все же продолжали идти. Вид множества храбрых людей, идущих на верную смерть, был так ужасен, что Лаура закричала и в следующую секунду заметила лицо Доминика. Оно было страшным. Закопченное пороховой гарью, искаженное страданием лицо Доминика вздрагивало, а по его щекам, оставляя светлые полоски, стекали слезы. Он приказал перезарядить орудия. В это мгновение, как никогда в своей жизни, он с гордостью почувствовал, что в его венах тоже течет шотландская кровь. Но в то же время понимал, что сейчас орудия, которыми он командует, начнут стрелять по тем, кто может оказаться его братьями. Он поднял руку и помедлил. На солнце сверкнуло его кольцо. Артиллеристы смотрели на своего командира, ожидая приказа открыть огонь, а он посмотрел на Лауру, затем стиснул зубы и отвел взгляд в сторону.

– Огонь! – едва слышно скомандовал Доминик и резко опустил руку.

Орудия рявкнули и пороховой дым милосердно закрыл от него то, что в эту секунду происходило на равнине. Но ни что на свете не смогло бы заглушить раздавшийся затем ужасный звук смерти, в одночасье разнесшийся над полем сражения.

Через два часа после начала битвы у Нового Орлеана, генерал Джексон приказал своим солдатам прекратить огонь. На поле остались лежать две тысячи англичан. Американцы потеряли только тринадцать человек.

Доминик, Лаура и многие другие защитники Нового Орлеана высыпали на поле, чтобы оказать помощь раненым. Доминик Юкс, чувствуя как на сердце у него лежит камень, пытался оказать всю возможную помощь раненым шотландцам. В отличие от остальных победителей он был молчалив и мрачен.

– Ты делал то, что должен был делать, Доминик, – Лаура прикоснулась к его локтю и попыталась заглянуть ему в глаза.

– Да. – И отведя от нее взгляд, он продолжал ходить между телами убитых, заглядывая каждому в лицо, словно пытаясь среди павших отыскать самого себя. И только когда над полем битвы опустилась, наконец, ночь, и он больше не мог различить лица поверженных людей, наступило облегчение.

Этой ночью в американском лагере никто не спал. Те, кто ухаживал за ранеными, напряженно всматривались в западный берег реки, на котором войска полковника Горнтона грузились на баржи, чтобы в течение ночи перегруппироваться и сделать новую попытку победить в сражении.

Новый Орлеан был охвачен тревогой, однако, на следующее утро разведка донесла, что главные силы Горнтона ушли с плантации Вилье.

Новый Орлеан был спасен.

Глава 26

Лаура нетерпеливо ожидала Иду, чтобы начать примерку своего свадебного платья. Из гостиной до нее доносился голос отца, который тихо бранился, себе под нос, придумывая самые страшные ругательства. Она с улыбкой представила, как он видимо накололся на шип розы, пытаясь вставить цветок себе в петлицу.

– Придется еще минутку побыть тебе в своих лохмотьях, девочка, – сказала Ида. – Ты сегодня вечером прыгать, как яичница на сковородке. Этот твой мужчина никуда сегодня не подевается. Он внизу в лавке вместе с Сент Джоном и миста Жаном и этим старым перцем Ренато Белуши пьют мою ежевиную вино.

– Если он напьется, и мы сегодня не сможем пожениться, папа тебя, наверное, просто убьет, или уж, по крайней мере, перебьет все твои бутылки.

– Твоя папа может успокоиться. На этот раз ничего не сумеет вам помешать. Миста Юкс даже не захотеть поехать в церковь и подождать тебя там. Он смеяться надо мной всякий раз, когда я говорить ему, что это плохая примета глядеть невесту раньше церкви.

– Если ты не забыла, он уже несколько раз и раньше видел невесту. Ну, я готова? Мои волосы в порядке?

– Твоя волосы были б лучше, если бы ты давать мне заколоть их.

– Нет, Ида. Доминик просил, чтобы я их распустила.

– Какой он глупый этот мужчина, – женщина опустила вуаль на лицо Лауры, – ты готова, детка?

– Давно уже, спасибо, – Лаура приподняла вуаль, поцеловала Иду в щеку, а затем обняла служанку за шею и прижалась к ней.

– Моя и Сент Джон пойдем в церковь и сядем на балконе. Мейзи и Тим тоже там будут, – растроганно прошептала Ида, а затем смахнула слезу со щеки и добавила: – Не забудь помахать мне.

– Да, я помню, помню.

Когда Ида ушла, Лаура направилась в гостиную и улыбнулась отцу. Этьен Шартье быстро подошел к дочери, взял ее за руки и придирчиво оглядел сверху до низу.

– Моя девочка уже стала большой, – сказал он и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

– Мой папа тоже уже совсем большой, – радостно улыбнулась Лаура и поцеловала его в лоб. – Ты же понимаешь, что я говорю не о твоем росте. Доминик сказал мне, что ты освободил своих рабов.

– Да, теперь они у меня арендаторы, может так и лучше.

– Я в этом уверена, папа.

Он потер усы, пальцем и произнес:

– Я, я бы хотел, чтобы здесь была твоя мать, Лаура.

Девушка почувствовала, как у нее кольнуло сердце, но затем выражение ее лица смягчилось, и она кивнула.

– Я бы тоже этого хотела, папа. Я ей скоро напишу, и может она приедет сюда, когда родится ее внук.

Глаза Этьена Шартье округлились от удивления.

– Дитя мое… дитя мое, у тебя будет дитя?

Лаура улыбнулась, видя изумление отца и сказала:

– Да, скоро у тебя будет внук.

– А Доминик, мой сын, знает?

– Я сказала ему прошлой ночью, по-моему он все еще в шоке и жутко счастлив.

Этьен с нежностью сжал руку дочери, слезы радости засверкали у него на глазах, казалось, что его разорвет от счастья. Внезапно он запел французский национальный гимн, подхватил дочь под руку и повел вниз, в магазин, где их ожидал жених.

Доминик стоял на последней ступени лестницы улыбаясь невесте. Одетый в серый пиджак и такие же брюки, с белоснежным галстуком над черным жилетом, он выглядел как сказочный принц. Когда он поднял руку в приветствии, его кольцо сверкнуло красной капелькой драконова огня.

Он легко вбежал вверх по лестнице, и Этьен с гордостью вложил руку дочери в ладонь жениха.

Жан Лаффит стал рядом с Ренато Белуши, а тот открыл шкатулку обитую синим бархатом, и в ней сверкнула бриллиантовая тиара.

– Все-таки вам ребята повезло крепко, что я спер ее, когда вы первый раз пытались пожениться, – ухмыльнулся Ренато, – мне пришлось все это время прятать ее от шерифа.

Доминик возложил тиару на голову своей суженой и произнес, с нежностью глядя ей в глаза:

– Это украшение всегда должно быть тут, моя принцесса, хотя я знаю, что ты на это и не согласишься. Ну что ж, тогда я хотя бы раз в году буду доставать эту тиару из сейфа и короновать ею тебя, возобновляя таинства любви, которое мы совершим сегодня.

Глаза Лауры наполнились слезами.

– Ну так давай пойдем, мой пират, и совершим эти таинства.

Этьен Шартье приподнялся на цыпочках, расцеловал Доминика в обе щеки, затем поцеловал дочь, затем хотел сказать еще что-то, но оказалось, что говорить он не может от волнения, тогда отец Лауры просто хлопнул Доминика по спине, пожал ему руку и торопливо вышел на улицу. До них донесся мотив французского гимна, который стал насвистывать Этьен, направившийся в собор.

Ренато и Жан Лаффит стали позади жениха и невесты. Заходящее солнце окрашивало влажные камни мостовой бледно-розовыми мягкими тонами, и старое здание дома Шартье казалось все залито золотом заката.

Когда они подошли к собору, начал звонить колокол. На улице народу почти не было и только многочисленные экипажи, стоявшие возле храма, свидетельствовали о том, что в нем полно людей.

Внезапно из-за черной коляски, стремительно вышел человек, лица которого не было видно из-под широких полей черной шляпы. Неизвестный стремительно подошел к Доминику и резко выхватив пистолет, направил его прямо тому в сердце.

– Месье Юкс, одну минуту.

Доминик пораженный остановился, толкнув Лауру к себе за спину, чтобы защитить ее от внезапной опасности, он еще успел заметить блеск ее глаз под вуалью. Взглянув на незнакомца, Доминик спросил:

– Какого черта, что вы хотите?

– Вы меня не узнаете, месье? – человек резко сбросил с головы шляпу, и они узнали Аллена Дефромажа.

Успев с сожалением подумать о том, что не взял с собой оружия, Доминик спросил спокойным голосом:

– Ну, чего же ты хочешь?

– Мести! – безумный взгляд Дефромажа скользнул по фигуре Лауры, затем вновь вернулся к Доминику. – Вы месье украли мои товары, отняли женщину, которую я любил. Если вы ее так хотите – получайте.

Не опуская пистолета Аллен полез в себе в карман и, вытащив миниатюрный портрет Лауры, швырнул его Доминику. Тот подхватил маленькое изображение и зажал в руке.

– Вы унизили меня, когда мы дрались на дуэли, – Аллен все повышал голос, перечисляя список того в чем он обвинял врага, – затем сделали то же самое на бригантине, но самая главная ваша вина в том, что вы помогли этим грязным американцам выиграть их маленькую войну. Это из-за вас я стал нищим, которого разыскивает правительство за государственную измену!

– Аллен, ведь вы сами во всем виноваты, – подала голос Лаура, – все это случилось, когда вы предали нас англичанам.

Однако, Дефромаж продолжал говорить так, словно не слышал слов Лауры.

– А сейчас я уничтожу вас, месье Доминик Юкс. И как замечательно, что вы сдохнете как раз накануне своей первой брачной ночи.

Его палец побелел и дрогнул на курке. Эхо звонкого выстрела замерло между стен городских зданий. Лаура вскрикнула и схватила Доминика за руку.

Но Доминик Юкс, к ее удивлению, продолжал стоять на ногах и тогда девушка, открыв глаза, взглянула туда, куда в эту минуту смотрели все и увидела лежащего на земле Дефромажа, на рубашке которого проступало кровавое пятно. Дефромаж держался за правое плечо и громко стонал. Пистолет его лежал в грязи, так что достать его Аллен уже не мог.

Из-за спины Лауры вышел Жан Лаффит, и тут она увидела, что тот держит в руке свой пистолет из дула которого струится дымок.

– Разве вы не видели, мой друг, что мой брат без оружия, – проговорил Жан Лаффит лежащему перед ним раненому человеку, – а я не люблю играть в игры с мерзавцами.

Доминик обнял Лауру за плечи, потом вообще подхватил ее на руки и понес к собору. Возле ступеней он поставил девушку на ноги, приподнял ее вуаль и поцеловал, чувствуя как постепенно она перестает дрожать.

– Ты моя, – страстно прошептал он, – никто не сможет отнять тебя у меня или меня у тебя.

– Я тебе верю, – сказала девушка, прикоснувшись ладонью к его щеке, – раз уж тебе помогают, и пираты, и президенты.

– Не знаю, Огонек, как на счет президента, но пираты иногда очень полезны.

Лаура улыбнулась.

– Доминик, колокол звонит, может, пойдем в собор, пока еще что-нибудь не произошло.

– Вне всяких сомнений, так мы и поступим. – Он взял ее за руку, и они стали быстро подниматься по ступеням к открытым дверям храма.

Когда они скрылись, Ренато повернулся к Жану Лаффиту.

– Все-таки в интересное время живем, а?

– Знаешь, дядя, у меня такое чувство, что нам в нем еще долго предстоит жить.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА (от автора)

Когда я ходила в школу, нам много говорили о войне 1812 года может быть потому, что она была только частью большой войны между Англией и Францией, однако, значение ее для американской нации в то время было огромное. Разоренная и разорванная фракционной борьбой в правительстве, и не имевшая единства даже между своими гражданами, молодая страна оказалась на грани развала.

По иронии судьбы Гентский договор, официально окончивший войну, был подписан 24 декабря 1814 года, раньше, чем произошла битва при Новом Орлеане, описанная в этой книге. Известие о ней пришло в Вашингтон только через месяц. Некоторые военные историки предполагают, что если бы все-таки Новый Орлеан пал, и англичане смогли осуществить контроль за течением реки Миссисипи, условия договора почти наверняка были бы аннулированы.

Если бы не отчаянные усилия генерала Эндрю Джексона Истеннес и его плохо обученных, малограмотных бойцов, среди которых были фермеры из Кентукки и Тенеси, индейцы чоктавы и чероки, креолы и ирландцы и даже свободные негры, англичанам почти наверняка бы удалось захватить Новый Орлеан, – ворота в Америку. И если бы это произошло, то вполне возможно, что нам и сейчас пришлось бы говорить на том же языке, на котором разговаривает королева Великобритании.

Описанный здесь бухгалтер Ямайки Сент Джон выдуманное лицо, но он типичен для тогдашней жизни Нового Орлеана, в котором многие из освобожденных негров занимались подобной деятельностью, хотя черные и не допускались в общественную жизнь белых граждан. В Новом Орлеане они все-таки пользовались большей свободой и возможностями, так как население в городе в те времена в основном состояло из французов, более терпимо относившихся к цветному населению, чем жители других штатов. Так, например, негры на вполне законных основаниях могли получать образование. Известны факты, что некоторым освобожденным рабам удавалось стать владельцами плантаций, на которых они выращивали рис и сахарный тростник, основные культуры этого региона и по сей день.

Во многих литературных произведениях, в которых описываются те же самые события, что и в этой книге, о Доминике Юксе говорится, что он был лейтенантом в отряде Жана Лаффита, однако, мне удалось обнаружить в архивах Нового Орлеана доказательство того, что на самом деле его имя Александр Лаффит. Именно Александр явился организатором пиратского поселения Барратария в Луизиане за двадцать лет до того, как его младшие братья приехали в Новый Орлеан. Но, как часто бывает в истории, национальному парку было присвоено имя Жана Лаффита.

Доминик Юкс и его флибустьеры действительно были схвачены и заключены в тюрьму после того, как комендант Паттерсон совершил налет на Гранд Терр, так как и описано в этом произведении. Эндрю Джексон постоянно отвергал предложения Юкса о помощи и освободил его из-под стражи только в самый последний момент. Появление флибустьеров на батарее номер три и их поведение во время боев, изменило отношение к ним старого генерала. Сам он потом говорил, что был поражен их искусством артиллерийской стрельбы – следствием многих лет пиратства и клялся, что не смог бы удержать без их помощи линию Джексона.

Фамилию Лаффит я выбрала именно потому, что ее всегда использовал в своих письмах Жан.

Дом майора Габриеля Вилье простоял до начала двадцатых годов нашего века, о чем свидетельствуют фотографии находящиеся в моем распоряжении. Судя по всему именно Габриель успел предупредить Эндрю Джексона о нашествии англичан, однако вопрос о том сколько пришлось просидеть в тюрьме за то, что он оставил открытой для прохода протоку Беньвенью, остается открытым.

Министерство внутренних дел США провело огромную работу по сохранению памятников обороны Луизианы. Национальный исторический парк имени Жана Лаффита состоит из трех отделов: французского квартала, Барратарии.

Посетители парка могут совершить путешествие по французскому кварталу, в котором находится королевская улица – Койяс стрит, с домами, выстроенными в стиле того времени и среди которых есть тот, где была штаб квартира Эндрю Джексона.

В маршрут экскурсий включены также французский рынок, где совершала покупки придуманная мной Лаура Шартье, Собор Святого Людовика и набережная реки Миссисипи.

Национальный исторический парк Шалмет состоит из поля, где произошло сражение за Новый Орлеан и на котором сейчас находится высокий монумент.

Артиллерийские позиции были отреставрированы, поле битвы находится на восточном берегу Миссисипи, в церковном приходе Святого Бернарда.

Барратария по-прежнему представляет из себя множество акров заболоченных прибрежных земель Луизианы.

Остров Гранд Терра, где находился красный дом Жана Лаффита и сейчас виден в заливе Барратария.

Примечания

1

Барк – большой парусный корабль с 3–5 мачтами.

(обратно)

2

Уи – Да (франц.).

(обратно)

3

Речь идет о флоте французского императора Наполеона.

(обратно)

4

Перевод А. Жеребилова.

(обратно)

5

Орех пекан – род североамериканского орешника, растущего в районе Миссисипи.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА . (от автора) . . . . . .

Реклама на сайте