«Обжигающая любовь»

Нэн Райан Обжигающая любовь

Глава 1

Весенняя ночь 1898 года

Кабаре в Лондоне

В полумраке кабаре багрово-алым светом вспыхнул рубин. Крошечные блестки внутри кровавого камня усиливали шестилучевое сияние, благодаря котому рубин и получил свое название Звездный огонь.

Звездный огонь происходил из легендарных рубиновых копей Могока в Бирме. За яркую окраску этот редкий камень называли еще и «голубиной кровью».

Такой цвет, присущий самым дорогим рубинам, древние греки называли антрацитовым. Внутри него, подобно горящему углю, бушевал кровавый огонь.

Индусы ценили рубин выше всех прочих драгоценных камней и приписывали ему магические свойства. Они верили, что желанный камень способен приносить своему хозяину благосостояние и душевное спокойствие. Поговаривали, что рубин имеет магические свойства и оберегает того, кто его носит. В одной из легенд говорилось о том, что редкие рубины «голубиная кровь» могут предупреждать своего владельца о надвигающейся опасности, становясь темными или даже черными, и что они восстанавливают свой естественный цвет только после того, как владелец камня благополучно избежит опасности.

Рубины были дорогими камнями. Рубины цвета голубиной крови ценились наравне с редчайшими бриллиантами. Особенно редкими были те, которые весили более трех карат. Звездный огонь, выхваченный из темноты мягким светом лондонского кабаре, тянул на шесть карат.

Некогда этот огромный рубин украшал статую бирманского Будды, который, сидя на вершине холма, возвышавшегося над могокскими копями, взирал на долину, чьи недра породили сокровище. Теперь этот необработанный камень, от соседства с которым могли бы померкнуть прочие рубины, был вставлен в простое широкое золотое кольцо. Кольцо украшало тонкий и длинный безымянный палец худой мужской руки. Эта неподвижно лежащая на столе загорелая рука резко выделялась на фоне белоснежной скатерти.

Неподвижен был и владелец шестикаратного рубина. Один за столиком, расположенным как бы в мезонине кабаре, молодой мужчина сидел не шелохнувшись. Он ни разу не взмахнул рукой, приглашая к себе за столик приятелей, он ни разу не подозвал к себе официанта. Более того, молодой человек ни разу не повернул голову ни вправо, ни влево. Он застыл словно сфинкс, словно пригвожденный к стулу, но при этом ему загадочным образом удавалось выглядеть полностью раскованным. Похоже, он не испытывал никаких неудобств.

Это был удивительно миловидный, темноволосый, элегантный молодой человек, умудренный жизненным опытом и уверенный в себе, широкоплечий и мускулистый. Его загорелая кожа на ощупь казалась мягкой, как у ребенка. В полумраке кабаре его густые волосы цвета воронова крыла отсвечивали синеватыми блестками. Загадочный незнакомец отличался безупречным вкусом в одежде. На нем идеально сидел изящно сшитый костюм из белого льна. Пиджак модного кроя был небрежно расстегнут. Синяя рубашка из тонкого египетского хлопка обтягивала мускулистую грудь, а ее жесткий воротничок упруго облегал мощную сильную шею. Щегольски повязанный галстук из блестящего шелка темно-коричневого цвета и изящно сложенный шелковый носовой платок в цвет галстука довершали наряд. Не обращая внимания на игривые и томные взгляды, которые то и дело бросали на него местные красотки, холеный молодой мужчина предпочитал коротать время в одиночестве. Маленький столик, покрытый белоснежной скатертью, стоял у стены, напротив тяжелых чугунных перил, огибающих некое подобие мезонина, нависающего над танцевальным залом кабаре. Полуприкрыв тяжелыми веками темные глаза, мужчина разглядывал танцующих. Джентльмены усердно вертели в танце вверенных их заботам дам, привлекавших к себе внимание яркими летними бальными платьями, аккуратно уложенными прическами и сверканием драгоценностей.

Из всей палитры цветов молодой человек замечал только один.

Из всех женщин выделял лишь одну.

Предметом его полного внимания стала женщина в ярко-красном платье. Он пристально, не моргая, наблюдал за ней. Его взор всюду следовал за ее алым платьем. Одинокий молодой человек следил за женщиной в красном платье с того самого момента, как она вошла в кабаре в сопровождении довольных собой и миром, хорошо одетых бездельников.

Прелестную блондинку вел в танце высокий респектабельный джентльмен, явно покоренный ее чарами.

Природа щедро одарила женщину в красном: по обнаженным плечам струились мягкие золотистые волосы; свежее, полное жизни лицо с классическими чертами приковывало к себе внимание. У нее были пухлые, прекрасно очерченные губы такого же глубокого красного цвета, как и рубиновое кольцо на его пальце, изумрудные глаза, обрамленные густыми темными ресницами.

Со своего места он ясно различал, что незнакомка высока, гибка, с узкой талией и выразительной линией чувственной груди. Это царственно-роскошное тело скрывали дорогие одежды. Впрочем, молодой мужчина не сомневался, что перед ним тот редкий экземпляр женской красоты, которую лучше всяких одежд подчеркивает нагота.

От одного вида молодой красотки в ярком шифоновом платье просто дух захватывало. Соблазнительный вырез ее платья был так глубок, что молодому мужчине казалось, будто он различает светлые шарики ее сосков.

Она красива. Она весела. Слишком весела. Она без умолку смеялась и болтала намного громче, чем это позволяли себе женщины, с которыми он общался прежде. Итак, загорелый темноволосый мужчина в белом костюме наблюдал за женщиной в красном. Выразительное лицо мужчины слегка напряглось, глаза цвета ночи сузились, на скулах заходили желваки, и он нечаянно так сильно стиснул зубы, что они скрипнули.

— Дорогая, я очень надеюсь, что вы передумаете, — галантно сказал сэр Уильям Перри, разворачивая свою партнершу в танце. — Это путешествие не просто бессмысленно, оно полно трудностей и опасностей. — На точеном величественном лице джентльмена появилась морщинка, признак неодобрения и беспокойства. — Ах, Билл, не надо. Пожалуйста, давайте не будем снова говорить об этом. — Тэмпл Лонгуорт была утомлена его озабоченностью. — Со мной ничего дурного не случится. Я уверена в этом. Мужчины постоянно колесят по свету, в том числе и по пустыням, и никому в голову не приходит предрекать им неприятности. — Да, мужчины путешествуют, — подтвердил сэр Уильям. — Мужчины, но не леди. Особенно не юные светловолосые красотки, которые… — Я еду, и мое решение бесповоротно, — отрезала молодая женщина. — Я провела немало времени, планируя это путешествие. Теперь меня ничто не остановит.

Сэр Уильям раздраженно вздохнул, но не стал ее отговаривать, зная по опыту, что, если волевая мисс Тэмпл Лонгуорт приняла решение, изменить его не сможет ничто. И уж конечно, его уговоры не смогут ее удержать. Отчаянно желая сохранить ее для себе целой и невредимой, сэр Уильям заключил красавицу в объятия. Прижавшись щекой к ее горячей щечке и закрыв глаза, он принялся размышлять о том, как бы уговорить строптивую красотку выйти за него замуж и отбросить все мысли об опасном путешествии в дикие, нецивилизованные земли.

На эти пустые мечтания Тэмпл отвела партнеру всего несколько секунд: она прекрасно понимала, какие мысли вертятся в голове Уильяма Перри, и вовсе не собиралась его обнадеживать.

Более того, она не могла допустить, чтобы сэр Уильям или кто-нибудь другой испортил ей настроение. Она хотела смеяться и танцевать всю ночь напролет, ведь это была ее последняя ночь в Лондоне. Это был праздник.

Двадцатипятилетняя американка, наследница огромного состояния, отмечала со своими европейскими друзьями долгожданную, тщательно спланированную поездку в бескрайние арабские пустыни. Праздничный вечер Тэмпл отмечала в окружении своих друзей, молодых и пожилых, которые готовы были веселиться всю ночь напролет в компании красивой женщины. Но многие из них разделяли опасения сэра Уильяма. Все присутствующие отдавали себе отчет в том, что отправиться в путешествие по Аравии в сопровождении вдовствующего кузена Руперта Ленгуорта для молодой красивой женщины более чем опасно.

— Меня будет сопровождать не только кузен Руперт, — упрямилась Тэмпл, — я наняла надежных проводников-арабов. Как вы понимаете, беспокоиться не о чем. Друзья Тэмпл относились к сливкам общества. Они не привыкли беспокоиться о ком-нибудь, кроме себя, и охотно поверили красавице Тэмпл, отбросив все недобрые предчувствия, и с удовольствием продолжали наслаждаться прекрасной вечеринкой. Но полнее всех упивалась ночным весельем дерзкая американская богачка, равная среди равных, Тэмпл Лонгуорт, которой предстояло на рассвете покинуть Лондон. Это была веселая ночь. Гости танцевали до упаду. И Тэмпл, захватывающе соблазнительная в своем элегантном платье из красного шифона, неизменно оказывалась в центре всеобщего внимания. Как всегда. Тэмпл наслаждалась праздником и собой. Возбужденная, слегка хмельная, она кружилась в танце. На лице ее сияла ослепительная улыбка, она то и дело поднимала над головой изящные руки, а как бы случайно приподнявшийся подол платья обнажал соблазнительное колено.

Неулыбчивый молодой человек достал из внутреннего кармана белого льняного пиджака золотой портсигар. Не отводя взгляда от танцующей внизу женщины, он прикурил французскую сигарету. Затянувшись, мужчина отвел руку с сигаретой в сторону и выпустил вверх кольца дыма, спиралью поплывите к потолку.

Рубин стал почти черным. Но владелец камня не был суеверным человеком. Цинично улыбнувшись, он объяснил это себе изменчивостью ночного освещения.

Продолжая наблюдать за чарующими движениями прекрасной американки, он вяло посасывал сигарету.

Тэмпл неожиданно почувствовала, как по позвоночнику ее пробежала волна дрожи. Ей показалось, что кто-то с пристрастием изучает ее. Кто-то оценивал ее, щупал ее, прикасался к ней.

Взглядом.

Слегка отстранившись от сэра Уильяма, Тэмпл огляделась. Ничего подозрительного. Но, подняв голову, она сразу выхватила взглядом из темноты одинокую фигуру мужчины в белом льняном костюме, который сидел за столиком в некоем подобии мезонина, огражденного чугунными перилами. Мужчина подался назад, и лицо его утонуло в темноте. Тэмпл была заинтригована. Она почти не сомневалась в том, что незнакомец следил за ней.

Бессознательно она принялась подыгрывать ему. Она поймала себя на том, что смеется чуть громче, танцует неистовее и притворяется более веселой, чем на самом деле. Все это она делала ради него.

Она как бы выставляла себя напоказ и не могла остановиться. Тэмпл хотелось, чтобы он продолжал наблюдать за ней. От загадочного мужского взгляда ее бросало то в жар, то в холод, дрожь волнами пробегала по телу.

Она сделала резкий поворот, не сомневаясь в том, распущенные волосы взвились роскошным веером и вот-вот накроют обнаженные плечи, а ее алые юбки взлетели, обнажая округлые изящные колени, затянутые в тонкие шелковые чулки.

Тэмпл внезапно откинула голову и с вызовом взглянула вверх.

За столиком никого не было. Она была разочарована. Темноволосый незнакомец исчез. Тэмпл Дюплесси Лонгуорт почувствовала себя обманутой и брошенной.

Глава 2

Миновала полночь, когда покрытая черным лаком карета с фамильным гербом Перри поравнялась с отелем «Савой» в Лондоне. В ней сидели сэр Уильям и Тэмпл. Кузен Тэмпл, сэр Руперт Лонгуорт, который всегда потворствовал прихотям молодой женщины, весь вечер веселился с гостями в кабаре, но, устав, извинился и вернулся в отель сразу после десяти часов.

Дитя привычки Руперт Лонгуорт, пятидесятилетний вдовец, любимый родственник Тэмпл, никогда не ложился спать позже одиннадцати, независимо от того, где и с кем он проводил время. Всякому, кто согласился бы его выслушать, Руперт Лонгуорт мог бы поведать, что примерно в половине одиннадцатого он переодевается в шелковую пижаму с вышитой на ней монограммой, выпивает две рюмки коньяку и, если успевает до одиннадцати, прочитывает главу из хорошей книги.

Едва черный экипаж подъехал к скрытому под навесом входу в отель, Тэмпл повернулась к сэру Уильяму и подставила ему свежую щечку для прощального поцелуя.

— Билл, уже очень поздно, давайте простимся здесь, — предложила девушка.

— Ну уж нет, — твердо отверг ее просьбу сэр Уильям. — Дорогая моя, неужели вы предполагаете, что я могу допустить, чтобы вы одна добирались до спальни темными коридорами гостиницы?

Не успела Тэмпл ответить, как сэр Уильям уже спрыгнул с подножки кареты и протянул ей руку. Тэмпл вздохнула, но покорно опустила свою изящную ручку на его ладонь, затянутую в тонкую кожаную перчатку, и позволила спутнику помочь себе выйти из кареты.

Приглушенный свет старинного канделябра освещал холл отеля. Тэмпл сделала еще одну попытку:

— Дорогой, мы провели приятный вечер, я вам очень признательна…

— Это я получил удовольствие… — с этими словами Перри подхватил девушку под руку и устремился с ней к лифту.

— Не надо меня провожать, — взмолилась Темпл. — Я в полной безопасности.

— Я провожу вас до дверей спальни, — проявлял настойчивость сэр Уильям. — Ни один мужчина не отпустил бы вас одну. — Он пропустил ее в просторную кабину лифта.

Едва они ступили внутрь, лифт пополз вверх. Сэр Уильям повернулся спиной к мальчику-лифтеру и прошептал:

— Вы прелестны. Вы непостижимо прелестны. Весь вечер я хотел…

— Только не здесь… — Тэмпл отпрянула от навязчивого кавалера и скорчила недовольную гримаску, указывая подбородком на слугу.

— Вы правы, — покорно согласился сэр Уильям и понимающе улыбнулся.

Тэмпл нахмурилась. Сопровождающий, несомненно, рассчитывал остаться с ней в номере на ночь. Но этого не случится. Вечеринка в кабаре утомила ее, и ОТ шампанского болела голова. Кроме того, Тэмпл уже устала от компании сэра Уильяма. Она хотела отделаться от своего навязчивого кавалера. Лифт остановился на шестом этаже. Ночные гуляки оказались в темном тихом коридоре. По дороге к номеру Тэмпл решила разыграть спектакль:

— Надо соблюдать тишину. Мне бы не хотелось будить кузена Руперта.

— Да его и пушкой не разбудишь, — улыбнулся сэр Уильям.

Возле двери в номер Тэмпл вынула ключ из маленькой театральной сумочки и повернулась к своему спутнику. Потянувшись за ключом, он прошептал:

— Пригласите меня на ночь.

— Мне бы очень хотелось этого, Билл, но вот кузен…

— Он так храпит, что стены трясутся, — проговорил сэр Уильям и смущенно добавил: — Совсем забыл, Тэмпл. Во вторник днем я играл в карты с вашим кузеном и прекрасно помню, что он занимал от дельный номер, который находится наискосок от вашей спальни.

Попалась. Тэмпл очаровательно улыбнулась и сказала:

— Вы меня застукали.

— Вовсе нет. Но я хочу вас и…

— Не надо. Не надо этого…

— Но я должен. Позвольте мне войти, дорогая. Хотя бы на минутку. Позвольте мне высказать все, что я хотел сказать с тех самых пор, как мы впервые…

— Билл, но мы уже давно покончили с этим. Мне жаль, если вы…

— Дорогая, вы же знаете, какие чувства я испытываю к вам. Я люблю вас, Тэмпл.

Сэр Уильям положил руки на плечи спутнице и прижал ее к себе.

— Пожалуйста, не уезжайте, — промурлыкал он ей на ухо. — Останьтесь в Лондоне. Выходите за меня замуж, дорогая. Сделайте это сейчас! Я дам вам все, что вы пожелаете. Я буду заботиться о вас.

— Благодарю вас, о себе я позабочусь сама, — отрезала Тэмпл, высвобождаясь из его навязчивых объятий. Сэр Уильям с неудовольствием отпустил ее.

— Я много раз говорила вам, как ценю свою свободу, — отчеканила Тэмпл. — Вы это знаете так же хорошо, как и прочие мои знакомые. Вам известно, что я за женщина. Я не хотела выходить замуж раньше и не хочу этого сейчас. Вы уверяли меня, что хорошо это понимаете. Вы говорили, что восхищаетесь моей откровенностью и уважаете мои чувства, вы убеждали меня, что разделяете мои взгляды. Вспомнили? Глуповато улыбаясь, он вынужден был признать, что это правды.

— Дорогая, но это было очень давно. С тех пор я пришел к…

— Мы познакомились всего две недели назад.

— Две недели. Два года. Что это меняет? Наши жизненные пути пересеклись. Дайте мне шанс — и я сделаю вас счастливой. Позвольте мне войти к вам в спальню и…

— Нет, нет, и не просите, — твердо ответила Тэмпл и протянула руку. — Отдайте мне ключи.

Проскользнуть в дверь красотка не успела. Сэр Уильям преградил ей дорогу.

— Я люблю вас, Тэмпл. — Его обычно уверенный голос сорвался на жалобное поскуливание. — Я бешено люблю вас. Я не могу жить без вас. Разве можно быть такой жестокой? Как вы можете причинять мне такие страдания?

— Ш-ш-ш… — попыталась урезонить его девушка, — вы что… хотите поднять на ноги весь отель?

— Мне все равно. Я беспокоюсь только о нас с ними. Дайте мне возможность доказать, что я вас люблю. Неужели я прошу о многом? Может быть, вы сможете по крайней мере…

Он буквально умолял ее. Тэмпл была тверда. Она надеялась, что воспитание, полученное сэром Уильямом, не позволит ему растоптать достоинство. Видимо, она ошибалась.

— Перестаньте, Билл, — перебила она его. — Возьмите себя в руки. Ради Бога! Я никогда не давала вам повода думать, что между нами что-то есть, потому что между нами ничего не было и нет. Мне нравится жизнь, которую я веду, и я не намерена ее менять. Я никогда не делала из этого секрета, не так ли?

Прошла долгая минута, прежде чем он тихо подтвердил:

— Вы действительно не делали из этого секрета.

Тэмпл смягчилась.

— Спасибо за то, что сделали мое пребывание в Лондоне приятным.

— А прощальный поцелуй? — с надеждой в голосе спросил сэр Уильям и решил не дожидаться позволения. Он нагнул голову и поцеловал ее в полные губы, удивляясь собственной дерзости. Тэмпл воспользовалась его замешательством.

— Спокойной ночи, — пискнула она и проскользнула в комнату.

Тэмпл была рада избавиться от навязчивого поклонника. Она была рада, что на рассвете покинет Лондон, что никогда не встретится с сэром Уильямом.

Он оказался очень утомительным. За две короткие недели он успел в нее влюбиться и сделать предложение. Какое разочарование! Ведь он был так забавен, когда развлекал ее в первый вечер их знакомства.

Едва они с кузеном прибыли в Лондон, как тут же получили приглашение посетить загородную виллу старого и дорогого друга Руперта, лорда Хзмпбилла. Тэмпл, Руперт и еще человек пятьдесят старинных приятелей хозяина виллы были приглашены на обед.

После легкой закуски Тэмпл вышла на террасу, где и повстречала сэра Уильяма. Он курил, наслаждаясь Ниной и лунным светом. Увидев его, Тэмпл сначала улыбнулась и кивнула ему, а потом рассмеялась, услышав вопрос:

— Вы так же чертовски утомились, как и я?

Она действительно была утомлена, и ей показалось, что в высоком светловолосом джентльмене лет тридцати пяти она нашла родственную душу. В течение следующих нескольких дней он развлекал ее отменно. Он был начитанным, образованным, очаровательным и совершенно не беспокоился о том, что другие думают о нем.

Но очарование Билла и прелесть его компании скоро исчерпали себя. Слишком уж быстро он начал бросать на нее томные взгляды и разговаривать с ней медовым голосом. Не прошло и недели, как он признался, что влюблен в нее.

Тэмпл глубоко вздохнула и отошла от двери. Пересекая гостиную, она на ходу сбросила бальные туфельки. Погасив лампу, женщина равнодушно направилась к спальне.

В комнате горела всего лишь одна лампочка: маленький фарфоровый ночник отбрасывал матовый круг света на ночной столик красного дерева. Кровать была готова принять усталое тело красотки. Поверх откинутого края одеяла лежали свежая ночная сорочка и в тон ей подобранный пеньюар.

Тэмпл начала раздеваться, все еще вспоминая свое неприятное прощание с сэром Уильямом. Впрочем, с ней всегда происходило одно и то же: один мужчина сменял другого. Разные партнеры, разные лица. Начало отношений всегда было приятным, потому что она имела дело с опытными, уверенными в себе мужчинами. Затем происходила незаметная перемена. Потом гордый самец превращался в глупенького, ищущего любви мальчишку.

Время от времени Тэмпл пыталась найти причину подобных метаморфоз в себе, обвиняя себя в самодурстве и своенравности. Наверное, это с ней что-то не так. Наверное, она должна быть довольна, что внушает такую страстную любовь. Но ей внушал отвращение тот факт, что поверженный мужчина готов был уподобиться мякишу в ее руках. Она имела право презирать их. Все мужчины презирали женщин, которые униженно льнули к ним, а она, в свою очередь, презирала мужчин, которые, забыв о гордости и достоинстве, готовы были приковать себя цепями к ней.

Однажды, несколько лет назад, ей показалось на короткое время, что она нашла подходящего мужчину. В нем ее привлекли ум и опыт, а вовсе не внешность. Тогда он был преподавателем в университете. Ему было двадцать восемь, ей двадцать один. Он был худощав, бородат и очень умен. Он казался непостижимо талантливым, и это придавало ему особый шарм. К Тэмпл он относился как к равной. Их беседы походили на разговоры двух прогрессивно мыслящих ученых, уважающих друг в друге тонкий интеллект.

Утомленная болтовней о модах, детях, кулинарных изысках, которую она невольно разделяла с приятельницами, Тэмпл испытывала вдохновение от бесед с ученым. Он преподавал в университете, он писал стихи и при этом уважительно выслушивал ее нешаблонные мысли.

Все было замечательно, пока однажды зябким ноябрьским днем он не уговорил ее зайти к нему в небольшой каменный коттедж неподалеку от университета. Она воображала себе поленья, потрескивающие в камине, терпкое вино, книжечку его стихов. Но едва за ними закрылась дверь, как он набросился на нее с поцелуями и объятиями'. Сквозь занавеси просачивалось бледное осеннее солнце.

Красота навсегда ушла из их отношений. Хватило одной ночи, чтобы всезнающий недоступный профессор университета превратился в заурядного обожателя, который мечтал только о том, чтобы сделать ее своей женой.

Тэмпл помотала головой, словно желая освободиться от навязчивых воспоминаний. Интересно, суждено ли ей встретить мужчину, столь же сильного и независимого, как она? Мужчину, который не бросится на колени после первого же поцелуя. Мужчину, который бы так же избегал пут брака и совместного ведения хозяйства, как она.

Тэмпл вздохнула и взглянула на часы: два ночи. Ей следовало бы быть в постели и спать мертвым сном уже много часов назад. На рассвете она должна встретиться с кузеном Рупертом в ресторане отеля. Они перекусят и отправятся в порт, чтобы перебраться через Ла-Манш.

Раздевшись, Тэмпл натянула на себя ночную сорочку. Но… спать она легла не сразу. Тэмпл Лонгуорт чувствовала в душе крайнее неудовлетворение. Внутреннюю пустоту. Душа ее стремилась к неизведанному. Ей хотелось обрести то, чего она в свои двадцать пять лет так и не нашла в жизни. То, чего, наверное, и на свете нет.

Веселье испарилось, и Тэмпл испытала странное томление. Печальное и сладкое. Оно накатывало на нее уже не впервые.

Глава 3

Драгоценный рубин ярко алел в темноте, пока тонкие пальцы его хозяина вставляли ключ в замочную скважину. Молодой человек открыл дверь и оказался в просторной прихожей роскошного углового номера, освещенной чуть приглушенным светом. Бесшумно опустив ключи в серебряный сосуд, украшающий отделанный мрамором столик, он не торопясь направился в гостиную.

В это время из спальни выскользнула прекрасная женщина, одетая всего лишь в прозрачную ночную сорочку из тонких черных кружев. Это была леди Бэрроу, особа, состоящая в кровном родстве с королевой Викторией, роскошная, но довольно раздражительная и едкая тридцатитрехлетняя женщина с золотисто-каштановыми волосами и кожей молочной белизны. Последние полгода разведенная красавица была любовницей молодого человека.

Надо признаться, он уже изрядно устал от этой связи. Испытывая к нему бурные чувства, дама становилась все ревнивее и вспыльчивее, потому что хотела безраздельно властвовать над ним. Но он никогда не принадлежал и не будет принадлежать ни одной женщине на свете.

Направляясь к молодому мужчине, леди Бэрроу не сдержалась и обрушилась на него с упреками.

— Кристиан, как ты можешь так со мной обращаться! — бранилась она. — Я не вынесу этого! Сейчас уже час ночи, а ты обещал не задерживаться. Где, черт возьми, ты пропадал? И с кем? Я хочу знать ее имя! Ну, говори!

Пока леди Бэрроу бранилась, Кристиан Телфорд снял пиджак, повесил его на спинку стула и направился к бару налить себе немного бренди.

— … я этого не допущу! Ты слушаешь меня, Кристиан? Я не позволю не замечать или дурить себя! Ты не можешь ожидать от меня того… — Она еще долго продолжала в том же духе, упрекая и унижая его.

Кристиан сжал в загорелой руке стакан с бренди, стараясь передать напитку свое тепло. В такт медленным движениям руки рубин выбрасывал снопы алого света. Молодой человек поднес стакан к губам, проглотил его содержимое и с шумом выдохнул.

Наконец он обратил внимание на сердитую женщину с багровым лицом, рубанул воздух ладонью и тихо, но властно произнес:

— Довольно, Беатрис.

Леди Бэрроу сразу же оборвала причитания и внутренне раскаялась в своей несдержанности. Она знала, что теряет его, и очень боялась этого. Впрочем, скорее всего она его уже потеряла. Их роман, столь бурный вначале, несколько недель назад стал остывать, а в последнюю неделю отношения и вовсе испортились. Он почти не обращал на нее внимания. Интерес Кристиана к ней иссяк, но она отчаянно не хотела поверить в это.

— Прости меня, любовь моя, — прошептала леди Бэрроу.

— Все в порядке, — обронил он и налил себе еще бренди.

Молодой человек опустился на бежевый диван, вынул из кармана брюк золотой портсигар и с удовольствием закурил благоухающую сигарету.

— Нет, не все в порядке, — сожалея о скандале, заметила женщина. — Я знаю, милый, ты не любишь, когда тебе задают лишние вопросы. Мне не следовало ничего говорить.

С этими словами стареющая красавица распустила волосы по спине, обнажив плечи, и, пытаясь обольстить любовника, двинулась к дивану. Сладко улыбаясь, она сказала:

— Я рада, что ты вернулся. Я очень скучала.

Кристиан глубоко затянулся и медленно выпустил дым колечками.

— Просто я не ожидал увидеть тебя здесь, Беатрис, — промолвил он.

Она нервно засмеялась, присела возле него на диван и проговорила:

— Странное заключение, дорогой. Где же мне еще быть? Конечно, я здесь.

Молодой человек повернулся к любовнице и прямо взглянул ей в глаза. Во взгляде его смешались раздражение и сострадание.

— Мы ведь уже все решили, верно? Или ты не поняла? Между нами все кончено.

— Кристиан, не говори так… Я не могу позволить тебе уйти.

— Это моя последняя ночь в Лондоне, — твердо заявил молодой человек. — Я не знаю, когда снова приеду сюда. Может, через много лет. У тебя есть все — красота, богатство, титул. Ты найдешь себе кого-нибудь другого.

— Кристиан, любовь моя, но мне не нужен никто другой. Мне нужен только ты. А тебе нужна я. Ты просто устал.

Она обворожительно улыбнулась, бесстыдно приподняла сорочку до живота и устроилась у него на коленях.

— Беатрис, это не поможет, — отверг он ее. — Все кончено. Извини, если обидел.

— Хорошо, я согласна, но разве мы не можем насладиться этой последней ночью вдвоем?

Леди Бэрроу принялась медленно расстегивать пуговки на его рубашке. Кристиан не сопротивлялся, но и не помогал ей в этом. Он сидел, покуривая и отпивая маленькими глоточками бренди, в то время как женщина изо всех сил пыталась возбудить его. Расправившись с пуговицами, Беатрис с нетерпением пробежала пальчиками по завиткам темных волос, которыми поросла его широкая грудь. Она подхватила руку партнера и принялась посасывать его мизинец, чувствуя, как тает безразличие Кристиана.

— А теперь вставай и иди в кровать, — низким хрипловатым голосом приказал он.

— Сейчас, — покорно отозвалась женщина и принялась тубами ласкать затвердевший сосок его груди.

Кристиан тяжело дышал. Он отложил сигарету, отставил в сторону стакан с бренди и отстранил от себя женщину.

— Это ничего не изменит, — сказал он.

— Ничего не изменит? Как ты можешь так говорить, если пылаешь страстью?

Молодой человек опустил руки и легонько обнял ее за бедра. Она почувствовала, что берет верх, когда он наконец поплотнее усадил ее на колени и попытался войти в нее.

Может, он и не хотел ее больше, а вот его тело еще отвечало на ее ласки. Итак, она вынудила его испытывать желание. Она хотела вызвать в нем бешеную страсть, чтобы он понял, что любит ее и не может отпустить от себя.

Леди Бэрроу спустила с плеч бретельки ночной сорочки, и прямо перед жадным ртом Кристиана оказались две полные груди с сосками, ждущими поцелуев.

Он не сразу прильнул к ее груди, и женщина пропустила свои длинные пальцы сквозь пряди его темных волос, подалась вперед и поцеловала возлюбленного. Губы ее жадно впивались в его рот, и соски неистово скользили по его обнаженной груди, пытаясь вызвать ответное желание.

Во время долгого поцелуя она почувствовал, что руки его начали медленно двигаться под ее сорочкой, ласкать ее истекающее влагой сокровенное место. Потом она почувствовала прикосновение мужской плоти и улыбнулась.

Наконец леди Бэрроу прервала поцелуй, подняла голову и победно взглянула на возлюбленного. Глаза его были полны страсти, грудь тяжело и быстро вздымалась и опускалась. Она торжествовала.

На сей раз у нее ушло больше времени, чем обычно, но опытной куртизанке леди Бэрроу все-таки удалось воспламенить своего все менее и менее пылкого любовника. Нет, ты от меня не уйдешь, думала она ритмично скользя по его коленям. Она жадно ловила и прятала в себе его могучий орган, символ мужского достоинства.

Кристиан положил руки на талию Беатрис и аккуратно приподнял любовницу. Она пробежала влажными пальчиками вдоль его органа и снова направила его внутрь себя.

Полуодетые, они занимались любовью прямо на диване. Она — в ночной сорочке, он — в расстегнутой рубашке, брюках и ботинках. Когда пришло ее время, леди Бэрроу громко вскрикнула и прижалась к его влажной груди. Едва слышно она прошептала:

— Отнеси меня в постель, любовь моя, и согревай меня в своих объятиях всю ночь.

Кристиан не отвечал. Он молча отнес ее в постель, где она безмятежно, как кошечка, растянулась, а сам, раздевшись, прилег рядом. Леди Бэрроу, положив руку на его отдыхающую плоть, начала игриво возбуждать его снова, надеясь на новое соитие. Но скоро пальчики ее разжались, дыхание замедлилось, и она уснула.

Кристиан не спал. В темноте он лежал, не смыкая глаз. Беспокойный. Раздраженный. Недовольный.

Он соскользнул с кровати и вышел в соседнюю комнату. Вынув из портсигара дорогую сигарету, он вышел на балкон. Обнаженный, стоя на балконе, он любовался звездами, держа сигарету одними губами. Неожиданно на соседнем балконе появилась молодая женщина. На ней была тончайшая, едва ли не газовая ночная сорочка. Она стояла на балконе босая, а ее золотистые волосы свободно спускались вдоль обнаженной спины. Она поспешно приблизилась к перилам балкона, крепко вцепилась в них, запрокинула голову и глубоко-глубоко вздохнула.

Кристиан с интересом наблюдал за ней; Всегда большие и выразительные глаза его превратились в две щелочки. На его губах появилась хищная улыбка. На соседнем балконе стояла прекрасная американка.

Тэмпл наслаждалась ночным безмолвием и освежающим ветерком. Покорный дуновению ветра газ подола касался ее длинных стройных ног. В этот поздний час город, раскинувшийся у холма, на котором возвышался отель, спал. В воздухе разливалось умиротворение. Тэмпл пребывала в печально-ровном настроении. Она чувствовала себя так, словно находится одна-одинешенька в замечательно спокойном мире.

Внезапно по ее спине пробежала дрожь, подобная той, которую она ощутила в кабаре. У нее снова появилось чувство, что за ней наблюдают. Сердце ее бешено забилось, и она резко обернулась. Но быстрый, как дикая кошка, Кристиан Телфорд уже успел отступить в темноту. Тэмпл никого не заметила. Бросая взгляды вокруг, она долго вглядывалась в темную пустоту соседнего балкона. Соскучившись, она пожала плечами и вернулась к себе в спальню.

Глава 4

Оптимизм и восторженность вернулись к Тэмпл с рассветом. Спала она всего несколько часов, но чувствовала себя бодрой, отдохнувшей и жаждущей отправиться в долгое волнующее путешествие в далекие арабские пустыни.

Путешествие это было тщательно спланировано, каждая деталь продумана, устранено все, что могло бы помешать погоне за новыми впечатлениями. На подготовку ушли долгие месяцы. Заблаговременно были забронированы каюты на кораблях, номера в отелях, заказана и сшита необходимая для путешествия одежда. Через верных людей Тэмпл наняла проводников-арабов.

Усилия, затраченные на кропотливые приготовления к путешествию, были сравнимы разве что с теми, которые Тэмпл затратила на увещевания своей чадолюбивой семьи, уверяя родственников, что она не подвергнется никакой опасности и что в путешествии ей ничего не грозит. Не на шутку обеспокоенные, ее мама, папа и дядя с материнской стороны, который относился к Тэмпл, как к родной дочери, всеми силами старались отговорить ее. Втроем они наперебой твердили, что путешествие связано со смертельной опасностью и что нет никакой необходимости пускаться в авантюру. Кроме всего прочего, молодой девице просто неприлично отправляться одной в аравийские пустыни.

Тэмпл, заранее предвидевшая возражения родни, заготовила ответы.

— Я ведь поеду не одна, меня будет сопровождать кузен Руперт.

Все трое недоверчиво спросили:

— Неужели кузен Руперт согласился отправиться на Ближний Восток?

Изнеженный и вальяжный кузен Руперт никогда не слыл за человека, горящего страстью к путешествиям. Он согласился сопровождать кузину, желая пройти жизненные испытания, которые, по его мнению, заключались в том, чтобы во время путешествия по пустыне не спать на шелковых простынях. Что правда, то правда: кузена Руперта трудно представить себе на спине вонючего верблюда.

— В том-то и дело, что да! Он сам мечтает об этом! — браво отрапортовала Тэмпл, умолчав о том, что к моменту переговоров с родителями кузен Руперт еще не знал о ее планах. Красотка не сомневалась в том, что сможет уговорить его. — Наше путешествие продлится пять-шесть месяцев, не больше, — торопливо сообщила она.

— Так долго? — расстроилась мама.

— Сначала мы отправимся на пароходе в Англию и проведем две недели в Лондоне. — Тэмпл говорила громко и отчетливо, глядя то на отца, то на дядюшку Джеймса Дюплесси. — Вы же знаете, как кузен Руперт любит Лондон. Мы проведем в Англии пару недель, потом пересечем Ла-Манш и на поезде поедем через Францию. В Тулоне мы пересядем на корабль и по Средиземному морю доберемся до Порт-Саида, оттуда по Суэцкому каналу попадем в Красное море и отправимся в Ол-Мувэй. Там мы встретимся с нашими проводниками и направимся в пустыню.

— Как долго вы собираетесь находиться в пустыне? — спросил обеспокоенный отец.

— Два месяца. За два месяца мы доберемся до Багдада, откуда я пришлю вам весточку о том, что мы живы и здоровы.

Скептически настроенные родители и дядя предпринимали отчаянные попытки отговорить девушку, но в конце концов сдались, поняв, что Тэмпл давно уже не ребенок, безропотно выполняющий Просьбы и указания родителей. Она — умная двадцатипятилетняя женщина, финансово независимая, что, впрочем, было следствием благородства ее семьи. Не нуждаясь в деньгах, она не собиралась считаться с чьими бы то ни было просьбами или приказаниями.

— Мы отдохнем несколько дней в Багдаде и отправимся в обратный путь, — радостно щебетала Тэмпл, сияя изумрудными глазами. Поймав руку отца, она слегка сжала ее и спросила: — Разве может произойти что-нибудь непредвиденное?

— В самом деле, что может случиться? — пробормотал отец.

Когда Тэмпл и кузен Руперт подъезжали к порту, утренний туман, начавший было рассеиваться, уступил место дождю и пронизывающему ветру. Но даже ненастная погода не испортила Тэмпл настроения.

В желтом дождевике с капюшоном, надвинутым на лоб и скрывавшим ее роскошные волосы, молодая женщина уверенно поднималась по скользкому трапу. В руках она держала зонтик в цвет плаща.

Кузен Руперт не разделял вдохновенно-героического настроя своей двоюродной сестры. Приподняв воротник плаща, он нехотя брел рядом с девушкой. На плечи его был наброшен черный дождевик. Сэр Руперт был без шляпы, и ему пришлось прятаться под зонтиком Тэмпл, так как свой — черный, широкий, третий по счету после приезда в Лондон — он где-то потерял.

Едва путешественники ступили на палубу, Руперт предложил спуститься в кают-компанию и выпить чашечку горячего кофе, а может, и чего-нибудь покрепче. Тэмпл уклонилась от предложения. Ее не пугали ни ветер, ни дождь. Он предпочла остаться на верхней палубе.

— Поступай, как знаешь, детка, — пробормотал седовласый джентльмен, глотая капельки дождя.

— Возьми это. — Тэмпл протянула ему зонтик. — Он мне не нужен.

— Если ты остаешься наверху, то он нужен именно тебе. Посмотри, какая туча надвигается. — Девушка покачала головой и протянула зонтик кузену. — Ну хорошо. Только не заболей. Будет стыдно, если ты схватишь заурядный насморк и мы не сможем отправиться в путешествие. — С этими словами кузен Руперт поспешил вниз. Тэмпл улыбнулась. Она прекрасно понимала, что ее спутник мечтал лишь о том, чтобы она схватила серьезную простуду, которая вынудила бы горе-путешественников остаться дома. Кузен Руперт отправился в путешествие против своего желания. Следуй они его капризам, они бы навсегда остались в Лондоне. Впрочем, пусть простится со своими мечтаниями. Она не заболеет. Наконец корабль снялся с якоря и медленно отошел от пристани. Капельки дождя и морской воды, смешиваясь, текли по ее лицу, но Тэмпл только смеялась. Нос корабля глубоко зарывался в бушующие волны, судно швыряло то вверх, то вниз. Испуганные пассажиры бросились вниз, лишь одна Тэмпл осталась на верхней палубе. Она приходила в восторг от дикой качки. Она наслаждалась полнотой жизни. Опасность подогревала ее страсть к путешествиям. А впереди ее ждала таинственная пустыня, путешествие по которой будет восхитительно щекочущим, не похожим ни на что, изведанное ею раньше. Риск делал приключение еще более заманчивым. Конечно, она была благодарна Господу за то, что родилась в семье богатой и влиятельной. Нет, она не желала себе иной судьбы. Но в жизни ее бывали моменты, когда она задыхалась от размеренного, безопасного, спокойного существования. Едва рано поутру она открывала глаза, как к ее ногам бросали всю роскошь, которую сумел создать цивилизованный мир. Тэмпл была единственным ребенком, рожденным от союза, заключенного по любви и взаимному расположению.

Ее отец, несравненный Уолтер Уилсон Лонгуорт, человек среднего достатка, вышел из семьи, члены которой становились учеными, президентами университетов, советниками президентов.

Ее мать, Анна Дюплесси Лонгуорт, принадлежала к семье, владеющей несметными богатствами. Сама Анна и ее брат, родной дядюшка Тэмпл, Джеймс Дуглас Дюплесси были главными наследниками состояния всего клана. Основу благосостояния заложили предки Анны, которые начали заниматься снабжением армии. Дело их процветало и приносило немалые доходы. Достигнув двадцати одного года, Тэмпл получила возможность тратить деньги, никому не давая отчета.

Тэмпл вовсе не желала стать простой бедной девушкой. Но случалось, что ей приходилось скрывать свое имя.

Там, куда она направлялась, ни о ней, ни о ее семье не знал никто.

Эта мысль доставляла Тэмпл удовольствие. Бедуины-кочевники, чьи караваны бороздят бескрайние арабские пустыни, наверняка ничего не знают о Дюплесси. Два великолепных месяца она будет жить жизнью бедуина: абсолютно свободный, безымянный, безликий человек, которого несет верблюд от колодца до колодца, от оазиса к оазису. Какая прелесть!

— Мисс, вам лучше спуститься вниз!

Матрос едва не поскользнулся. По его лицу стекали капли дождя. Не дожидаясь согласия пассажирки, грузный сильный мужчина взял ее под локоть и повел к трапу, ведущему на нижнюю палубу.

Спустившись вниз, Тэмпл откинула капюшон и среди скопления испуганных людей попыталась отыскать кузена Руперта, но не увидела его.

Молодая женщина принялась с беспокойством расспрашивать пассажиров, не видели ли они седовласого мужчину средних лет в черном плаще, с желтым женским зонтиком в руках. Ей указали на дверь, ведущую на корму. Тэмпл тотчас же увидела кузена, который, покачиваясь, направлялся к ней. Ни плаща, ни пиджака на нем не было, галстук сбился на сторону, а воротничок рубашки расстегнулся. Седые волосы сэра Руперта стояли дыбом. Сейчас он походил на сильно вспотевшего грузчика. Его обычно настороженные серые глаза на сей раз выражали скорбь и отчаяние. Тэмпл поняла, что у него тяжелый случай морской болезни.

— Ах, кузен Руперт! — воскликнула девушка, полная сострадания к своему родственнику.

Неожиданно сэр Руперт широко раскрыл глаза, зажал рот и бросился к выходу. Сделав несколько неуклюжих шагов по мокрому полу, он поскользнулся, упал и ударился головой об угол стоящего на палубе стола. Тэмпл опустилась возле него на колени, но кузен был уже без сознания.

— Ах, нет, нет. Не надо так расстраиваться, мадемуазель, — проговорил бородатый врач в белом хала те, с трудом справлявшийся с английской речью.

— Доктор Ледет, вы уверены, что он поправится?

Обеспокоенная Тэмпл беседовала с врачом в коридоре крошечной больницы. Они стояли возле палаты, где весь перевязанный в чистой постели лежал Руперт, а сестра то и дело щупала ему пульс. Падение и удар полностью вывели сэра Руперта из строя.

Тогда на корабле, испугавшись, что кузен может умереть, Тэмпл взмолилась о помощи. Среди пассажиров врача не оказалось. Но один из членов экипажа тотчас прибежал на крик Тэмпл, поднял кузену веки и уверил девушку, что сердце ее родственника бьется ровно. Было решено, что, как только корабль достигнет берегов Франции, сэра Руперта переправят в госпиталь.

Теперь, всего через несколько часов после того, как горе-путешественника доставили в госпиталь, Тэмпл слушала объяснения доктора. Он сказал, что у пострадавшего всего-навсего легкое сотрясение мозга. Прямой угрозы жизни нет. Он, несомненно, выздоровеет и со временем полностью придет в себя.

— Со временем? — Тэмпл выгнула дугой бровь. — О каком времени вы говорите? Доктор пожал плечами.

— Это зависит от того, как скоро его организм восстановится. Если он будет вести себя спокойно и выполнять наши предписания, мы сможем выписать его через одну-две недели.

— Две недели! Так долго! — Тэмпл даже не попыталась скрыть своего неудовольствия.

Правда, тотчас она испытала чувство вины: она думала только о себе, разочарованная тем, что нельзя продолжить путешествие. Пристыженная, она задумалась. — Когда мы его выпишем, — доктор погрозил пальцем, ему в течение еще нескольких недель придется вести себя крайне осмотрительно.

— Обещаю, что он станет соблюдать полный покой, — кивнула Тэмпл.

— Хорошо, хорошо, — промурлыкал француз, — у меня на очереди другие пациенты. Я вернусь через час, хорошо?

— Хорошо, — вздохнула Тэмпл. Она покачала головой и нахмурилась. Потом, глубоко вздохнув, изобразила на лице улыбку и вошла в палату.

Недавно проснувшийся кузен Руперт глуповато улыбнулся и пробормотал:

— Дитя мое, мне очень жаль. Я все испортил, не так ли?

— Не говорите ерунду, кузен, вы ничего не испортили.

— Но поездка… путешествие по пустыне…

— Что ж… его придется отменить.

— Нет, нет. Мы можем отправиться в путь через несколько дней. Меня скоро выпишут.

— Доктор сказал, что вам не следует… не следует… — Тэмпл не закончила фразы. В ее глазах вспыхнула надежда.

— Что ты придумала? Говори! — Кузен Руперт был озадачен. Тэмпл сжала его руку.

— Ты всегда любил проводить лето в Лондоне, не так ли?

— Конечно, любил, но… — А не хотел бы ты и это лето провести в Лондоне?

У Руперта загорелись глаза.

— Неужели ты хочешь сделать то, о чем я мечтал? Неужели, когда я поправлюсь, мы вдвоем прямиком отправимся в Лондон и проведем там все лето?

— Нет, это ты, когда поправишься, отправишься в Лондон и проведешь там все лето. Кузен Руперт удивленно приподнял брови. — А где будешь в это время ты? — В пустыне. — Одна? Господи прости…

— Господь простит и позволит. И ты мне позволь. Пусть это станет нашей маленькой тайной. Никто ни о чем не узнает, а мы будем развлекаться в свое удовольствие. Что ты на это скажешь?

По глазам кузена Тэмпл догадалась, что предложение пришлось ему по душе.

— Ничего не получится, девочка. Это слишком рискованно.

— Никакого риска. Рассуди сам: ты отправляешься обратно в Лондон, в отель «Савой» и развлекаешься, как тебе вздумается. Я же отправлюсь в пустыню и буду развлекаться там. Осенью я заеду за тобой в Лондон и мы вместе отправимся домой. Последовала долгая пауза. Руперт раздумывал.

— Это имеет смысл, — несмело начал он. — Но тебе надо быть очень осторожной. Пообещай мне. — Я буду очень осторожна, дорогой кузен.

Глава 5

Спустя пять недель

Аравия

Тэмпл Дюплесси вошла в битком набитый ресторанчик при гостинице. Стояло раннее июньское утро. Посетители оторвались от своих тарелок, и вокруг зашелестел гневный, оскорбленный шепот. Не обращая внимания на негодующий шум, Тэмпл направилась к маленькому столику на затененной каменной террасе, где ее дожидался старший проводник, Сархан.

По местным понятиям, Тэмпл одевалась слишком вызывающе: на ней были сшитые по фигуре бриджи для верховой езды из двойной саржи, белая рубашка с длинными рукавами и длинные, до колен, коричневые кожаные сапоги, сшитые на заказ в Италии. В руках она держала пару тончайших лайковых перчаток и широкополую шляпу от солнца, которую следовало надевать поверх белого шелкового шарфа, вложенного внутрь.

Тэмпл прекрасно понимала, что ее поведение шокирует посетителей ресторана, но считаться с их мнением не собиралась. Она привыкла к назойливым чужим взглядам. Она давно поняла: любое ее движение или слово будет обсуждаться в обществе лишь потому, что она является наследницей состояния семьи Дюплесси.

Но здесь, вдали от Англии и Европы, взоры посетителей ресторана устремлялись на нее вовсе не поэтому. На нее смотрели, потому что не одобряли ее поведения. Она это понимала. Но ведь они не знали, что ей предстоит долгое путешествие по пустыне, в которое она не может пуститься в длинном платье и тяжелых нижних юбках.

Она подошла к столику, и Сархан встал. Это был черноволосый гигант с повязкой на правом глазу. На нем была черная джеллаба, традиционная арабская одежда. В его единственном глазу читалось осуждение, хотя, поймав взгляд Тэмпл, он льстиво улыбнулся и встал из-за стола, чтобы предложить даме стул.

— Караван с грузом уже отправлен, — отчитался он. — Мы встретим его в оазисе. Там мы сделаем первую остановку и переночуем.

Тэмпл кивнула, сделала глоток из маленькой белой чашечки, стоявшей перед ней, и поморщилась. Скверный кофе, но какое это имеет значение? Она совершенно счастлива. Ей предстоит захватывающее путешествие, полное опасностей и восторгов.

Пока Сархан рассуждал о необходимых приготовлениях, Тэмпл думала о двоюродном брате. Слава Богу, что он остался в Европе. Она радовалась тому, что вместо тщедушного сэра Руперта ее станет сопровождать мощный великан Сархан. Вечно недовольный Руперт испортил бы ей впечатление от путешествия.

Она была довольна еще и тем, что в ближайшие два месяца никто из знакомых или приятелей не сможет написать ей, прислать телеграмму или как-то иначе потревожить ее одиночество.

Тэмпл нетерпеливо ерзала на стуле, пока Сархан медленно допивал четвертую чашечку кофе. Когда наконец он промокнул белоснежной салфеткой усы, Тэмпл с надеждой произнесла:

— Теперь мы можем ехать?

Сархан аккуратно сложил салфетку, положил ее на столик, улыбнулся и сказал:

— Не сразу.

— Почему?

— Сначала нам следует пройтись по магазинам и сделать кое-какие покупки.

Он поднялся из-за стола.

— Идти за покупками? Я не хочу. У меня есть все, что необходимо.

— Не все.

Тэмпл разозлилась и хотела было возразить, но Сархан уже вел ее вниз по ступенькам лестницы, крепко держа под локоть. По узенькой улочке они вышли на рынок, где живописными грудами лежали невиданные фрукты и овощи. Купцы зазывали попробовать или потрогать товар, назойливо размахивая им перед самым носом покупателей. Проводник остановился возле крошечного прилавка, за которым дремал сморщенный старикашка. Едва перед прилавком возникли покупатели, торговец открыл глаза, оживился и залопотал по-арабски, называя цены на свои товары.

— Что он говорит? — Тэмпл с любопытством посмотрела на своего провожатого.

— Он говорит, что у него самые лучшие на полуострове палки для погонщиков верблюдов…

— Палка, чтобы погонять верблюдов? Зачем она мне нужна?

— Она нужна каждому, кто ездит на верблюдах. Ею можно подгонять животное, колоть его и направлять куда следует. — Сархан склонился над грудой палок. — Видите, палки? Он делает их из корня дерева, которое растет вблизи пустыни. Он нагревает корень, придает ему форму и полирует.

— Я беру это, — выдавила из себя Тэмпл и указала на одну из палок.

Старик причмокнул, рассмеялся и потер от удовольствия руки. Вслед за ним улыбнулась и Тэмпл.

— Почему он смеется? — поинтересовалась она.

— Потому что вы выбрали самый дорогой его товар, — невозмутимо ответил Сархан.

Солнце медленно садилось за башенки крыш и шпили минаретов небольшого прибрежного города. Тэмпл стояла рядом с Сарханом и улыбалась. Высокий араб крепко держал под уздцы верблюда и разговаривал с ним.

— Зизз, — сказал он.

Непонятные звуки не возымели действия, и ему пришлось повторить более твердо:

— Зизз.

Лохматое чудовище стало медленно опускаться на колени, и Тэмпл от страха спряталась за спиной проводника. Сархан объяснил, что «зизз» означает «ложись», а «зист» — «вставай».

— Неужели это так легко? — воскликнула девушка, подходя поближе к стоявшему на коленях верб люду.

Проводник усмехнулся:

— Как правило, команда должна сопровождаться ударом палки по шее животного. Правда, не следует бить очень сильно. Держа в руке только что купленную палку-погонялку, Тэмпл взобралась на верблюда, издававшего недующие звуки. Сархан объяснил ей, что наездник, чтобы помочь животному встать, должен податься назад и вытянуть ноги. Девушка последовала совету своего наставника и, удивленная, радостно вскрикнула, когда верблюд, покачиваясь, встал на ноги. Земля осталась далеко внизу.

Сархан оседлал своего верблюда, и караван тронулся в путь. Процессию возглавляли Тэмпл и Сархан. Скоро город остался позади. Тэмпл очень быстро привыкла к неспешной поступи своего верблюда. Ее слегка покачивало из стороны в сторону. Оглядываясь назад, девушка заметила, что арабы чувствуют себя в седле так же естественно, как она на стуле.

Едва ей показалось, что она вполне овладела искусством удерживать себя в седле, сохраняя равновесие, как Сархан ускорил темп движения. Как ни старалась Тэмпл приспособиться ко все ускоряющемуся аллюру, она все равно сперва съезжала вперед, а потом откатывалась в седле назад, выписывая одним из самых привлекательных женских мест фигуру, похожую на восьмерку. Стало ясно, что ночью у нее страшно разболится спина.

Езда на верблюде понравилась Тэмпл, и она забыла о своих мучениях. Неопытная путешественница беспрестанно раскачивалась, сидя в седле огромного уродливого верблюда, которого она нарекла Хаджем. В руках Тэмпл сжимала поводья и новую палку; к ремню, стягивающему ее тонкую талию, был пристегнут «маузер». Соблазненную красотой простирающихся перед ней бескрайних пустынь Тэмпл переполняло прекрасное чувство полноты бытия. Кровь, казалось, пела, протекая по венам и артериям, а сердце ритмично билось. Когда в полдень караван остановился в затененном пальмами оазисе, Тэмпл набросилась на еду с не меньшим аппетитом, чем мужчины-проводники.

Оседлав после привала своего Хаджа, Тэмпл заметила, что бедуины сидят в седлах, закинув ноги за шеи верблюдов. Довольная своим открытием, женщина рассмеялась и, скопировав непринужденную позу кочевников, обнаружила, что так ехать намного удобнее. Бедуины заулыбались и закивали головами. Один из них даже начал ей аплодировать.

Тэмпл была польщена и удивлена тем, как быстро ей удалось завоевать уважение своих проводников. Она удовлетворенно вздохнула, чувствуя, что путешествие сулит ей не одну приятную неожиданность.

Глава 6

На третий день пути в полдень небольшой караван отдыхал возле затененного колодца: проводники отпустили верблюдов погулять, а сами медленно и со вкусом поглощали рисовые лепешки и тушеное мясо. Вволю наевшись, Тэмпл задремала, чувствуя, что веки тяжелеют и опускаются на глаза. Время от времени она открывала глаза и наблюдала за Сарханом, который, склонившись над жаровней, готовил новые порции мяса для голодных мужчин.

Тэмпл удовлетворенно вздохнула, как вздыхает довольный жизнью и спокойный человек, и растянулась на песке, подложив под щеку руки и скрестив ноги.

Верхушки пальм раскачивались, что создавало наподобие ветерка, непонятный говор арабов-бедуинов убаюкивал и был странно приятен ее слуху. Скоро все стало стихать. Было покойно и мирно. Неожиданно Тэмпл приподнялась на локте и окинула полусонным оком окрестности. Вдруг глаза ее широко распахнулись: на востоке появилось огромное грязное облако.

Тэмпл заставила себя приподняться и села, буравя взглядом быстро надвигающееся облако. Она боялась, как бы это облако не оказалось одной их грозных разновидностей песчаных бурь, о которых она читала. Но нет… Черное облако превратилось в воинственно кричащую банду арабов, одетых по-военному. Они летели, как птицы, на своих быстроногих скакунах. В воздухе сверкали сабли. С ружьями наперевес, исполняя команды, отданные на гортанном языке жителей пустынь, к мирному оазису мчались дикие кочевники в тюрбанах.

Тэмпл осенило: ее маленький караван атакует банда разбойников-бедуинов. Не отрывая глаз от бандитов, Тэмпл потянулась за пистолетом. Но… «маузера» в кобуре не оказалось.

— Что за черт! — Тэмпл вскочила на ноги и закричала Сархану и прочим проводникам, чтобы они окрыли стрельбу по налетчикам. — Чего вы ждете? Стреляйте в них! Сначала поверх голов! Напугайте их!

Проводники не слушали приказаний своей госпожи.

Тэмпл в недоумении посмотрела на Сархана. Гигант даже не повернулся в ее сторону. Он стоял возле своей жаровни и спокойно наблюдал, как приближаются кочевники-бедуины.

— Черт тебя подери, Сархан! — воскликнула Тэмпл. — Зачем я тебя наняла? Почему ты стоишь как столб, позволяя им обокрасть нас?

Ответа не последовало. Одноглазый гигант словно не слышал упреков своей разгневанной госпожи. Он попросту не замечал ее. Тэмпл сжала кулачки и принялась размахивать ими, изрыгая проклятия в адрес вооруженных бандитов, которые, как воронье, набросились на ее лагерь.

— Вам здесь нечем поживиться! Вы ничего не получите! Вы меня слышите? У нас нечего красть! Нечего!

Испуганная, но разгневанная, она стояла, не сходя с места, глядя, как наглые кочевники шныряют по ее крошечному лагерю, сметая все на своем пути. Сабля бедуина разорвал огромное брезентовое полотнище, защищающее от солнца, а его лошадь сшибла жердь, поддерживающую брезент.

Замолчав на секунду, Тэмпл вдруг снова отчаянно закричала: чернобородый бедуин распластался над ней, словно хищная птица, подхватил ее и усадил перед собой в седло. Девушка сопротивлялась изо всех сил, кусалась, царапалась, брыкалась, но похититель прижал ее к себе с такой силой, что она едва могла дышать, и Тэмпл обмякла. Девушка ловила воздух ртом, глаза у нее едва не вылезли из орбит, а чернобородый бедуин увозил ее все дальше и дальше на своем быстроногом жеребце. Тэмпл, несомненно, вылетела бы из седла и осталась где-нибудь в пустыне, если бы он крепко не прижимал ее к себе. Бандит что-то скомандовал на гортанном языке, и вся банда устремилась к востоку.

Тэмпл удалось восстановить дыхание, но глаза ее по-прежнему слезились, а сердце едва не выскакивало из груди. Она оглянулась и из-за плеча захватчика увидела свой лагерь, оставшийся далеко позади. Ее проводники даже пальцем не пошевелили, чтобы вырвать свою госпожу из цепких рук воинственных демонов пустыни.

Разгневанная Тэмпл смотрела, как ее лагерь и трусливые проводники все удалялись, пока совсем не исчезли из виду.

Тяжело дыша, девушка время от времени выглядывала из-за плеча своего похитителя, надеясь, что произойдет чудо, что вот-вот шайку бандитов нагонят ее верные проводники и она будет спасена. Но спасители не торопились.

Тэмпл пришлось взглянуть правде в глаза. Надеяться надо только на себя. Девушка медленно повернула голову назад и взглянула в лицо своему похитителю.

— Чего вы от меня хотите? Зачем вы меня похитили?

Не услышав в ответ ни слова, она поняла, что разговаривать бессмысленно.

Следующие сутки Тэмпл провела в седле. Бандиты увозили ее все дальше и дальше в пустыню. Она не имела ни малейшего понятия о том, куда они направляются и чего хотят от нее. Арабы упрямо держали курс на юго-восток.

Когда взошла луна, они остановились на ночлег. Бедуины развели костер и расстелили на песке свои коврики.

Тэмпл отказалась есть и ложиться на ковер, для нее предназначенный. Она упрямо сидела возле костра, обхватив колени руками. Она намеревалась провести так всю ночь, если не представится возможность бежать.

Впрочем, она испытывала облегчение хотя бы оттого, что ее не принудили лечь на ночь возле одного из бандитов. Очень скоро она поняла, что бежать ей не удастся. Бандиты выставили часового, который, не сводя с нее глаз и крепко сжимая ружье, охранял временный лагерь.

Глубокой ночью изможденная Тэмпл сомкнула веки и тут же уснула.

Когда наступило утро и Тэмпл поняла, что ни один из похитителей не причинил ей никакого вреда, она обрадовалась, но, впрочем, тут же огорчилась, потому что резвые скакуны уносили кочевников все дальше и дальше в пустыню. Она предполагала самое худшее. Через некоторое время оказалось, что худшее было еще страшнее, чем она предполагала.

В горячий полдень ее бородатый похититель, взнуздав своего жеребца, поднял его на дыбы, и несчастное потное замерло на месте. Потом, не говоря ни слова, бедуин подхватил Тэмпл и опустил ее на землю. Едва ее нога коснулась горячего песка, он развернул своего коня и поскакал прочь. Примеру предводителя последовала вся банда. Тэмпл осталась одна посреди огнедышащей пустыни. Сбитая с толку, насмерть перепуганная, женщина бросилась за своими недавними врагами.

— Пожалуйста, — умоляла она, — вернитесь! Не оставляйте меня одну! Вернитесь! Вернитесь!

Она бежала, пока не почувствовала боли в сердце. Тэмпл замедлила бег, с отчаянием глядя вслед бедуинам. Наконец она остановилась. Она обхватила себя руками за плечи, стараясь унять дрожь. По лицу ее катились слезы, всклокоченные волосы рассыпались по плечам и спине, она облизывала пересохшие губы, пытаясь восстановить дыхание.

Мало-помалу Тэмпл пришла в себя. Она выпрямилась и начала размышлять над своим положением. Она прекрасно понимала, что без еды и воды не сможет долго продержаться. Она умрет в этой пустыне и даже не узнает причину собственной гибели. Пытаясь побороть страх, она убеждала себя, что должна сохранить ясный ум. Тэмпл кружилась на одном месте, выбирая направление, в котором ей следует идти. Закусив губу и заслонив рукой глаза от солнца, она пыталась сообразить, где может быть ближайшая деревня. Или ближайший колодец. Или освежающий путников оазис. Или дружелюбно настроенные туземцы, горящие желанием помочь ей.

Куда идти, она не знала, карты у нее не было. Но надо что-то делать. Надо куда-то идти. Не может же она остаться здесь и бесславно погибнуть. Она должна попытаться спастись.

Сожалея о пропавшей широкополой шляпе, но радуясь тому, что на ней оставили бриджи и рубашку, Тэмпл отправилась на север. Решительно вздернув подбородок, она шагала к вершинам холмов, видневшихся за линией горизонта, надеясь, что за ними ее взору откроется Средиземное море.

Безжалостное солнце нещадно палило, даже через сапожки она чувствовала жар раскаленного песка. Холмы все больше напоминали Тэмпл золотые города ее мечты, которых ей никогда не достичь.

Уже не однажды взору Тэмпл представало озеро или бассейн чистейшей, переливающейся на солнце воды, но, едва она приближалась, вода исчезала. Сражаясь с песками и жарой, она продолжала свой путь, а миражи продолжали истязать ее воображение. Девушка едва передвигала слабые дрожащие ноги. Лицо ее обгорело на солнце, шелушащиеся губы слиплись, белая блузка стала мокрой от пота и прилипала к спине.

Через некоторое время она почувствовала, что не может сделать ни шагу. Тэмпл показалось, что она вот-вот упадет в обморок от зноя. Перед глазами ее, как волны океана, перекатывались бескрайние, бесконечные пески.

Не желая признавать поражение, она, пошатываясь, брела вперед, не зная, сколько миль уже осталось позади и сколько еще предстоит пройти. Упав несколько раз подряд, она поняла, что должна отдохнуть. Тэмпл рухнула на колени, глотая слезы отчаяния. Отерев пот, она откинулась назад и принялась вглядываться в даль. Мили и мили песка. Ничего, кроме песка, солнца, жары и… смерти. Тэмпл продолжала напряженно всматриваться в песчаную пустоту. Мертвое молчание. Даже ветер не играл песчинками. Неожиданно Тэмпл выхватила взглядом из мертвенной песчаной пустоты движущуюся точку. Она протерла глаза, прогоняя видение, заслонилась ладонью от солнца и начала пристально следить за тем, как песок расступался перед всадником. На секунду ослепительно белый скакун словно повис в воздухе на фоне голубого неба, а широкие полы одежды всадника показались ей крылами ангела.

Тэмпл замерла с открытым ртом, испытывая смешанное чувство ужаса и восторга. Она стояла на коленях, а к ней приближался одинокий всадник. Слишком слабая и слишком изумленная волшебным видением, Тэмпл продолжала стоять в коленопреклоненной позе, когда всадник замедлил бег своего скакуна и протянул ей узкую загорелую руку. На безымянном пальце этой руки сверкал огромный рубин цвета голубиной крови.

Глава 7

Тэмпл не раздумывала ни секунды. Сдержав вздох облегчения и благодарности, она вложила свои трепещущие пальцы в сильную ладонь всадника. Не спешиваясь, он помог Тэмпл подняться. Легко, как пушинку, подхватил усталую девушку и посадил ее перед собой. Затем пришпорил жеребца.

Ощущая, как чувство покоя разливается по телу, Тэмпл устало кивнула ему в знак благодарности. Она даже не пыталась говорить. Ей казалось, что она не сможет произнести и слова. Она благодарно откинулась на широкую грудь своего спасителя. Через несколько секунд Тэмпл повернула голову в сторону всадника и посмотрела ему в лицо. На голове его возвышался белый тюрбан, нижнюю часть лица скрывал легкий белый шарф. Тэмпл вгляделась в его темные горящие глаза, устремленные вперед. Она подумала, что эти глаза цвета ночи, обрамленные длинными темными ресницами, были самыми прекрасными из всех, что она видела в жизни.

Не глядя на спасенную им женщину, мужчина в белых одеждах достал откуда-то из складок своего балахона блестящую серебряную фляжку. Не говоря ни слова, он протянул сосуд своей спутнице. Тэмпл приняла ее трясущимися руками. Отвернув крышку и поднеся фляжку к губам, девушка с радостью обнаружила, что та наполнена холодной чистой водой. Запрокинув голову, она жадно пила и не могла напиться.

Тэмпл выпила только половину содержимого фляжки и начала сопротивляться, когда ее спаситель стал отбирать сосуд. Она попыталась объяснить ему, что еще не напилась, но не смогла издать ни звука. Голос охрип, горло пересохло и распухло.

Мужчина покачал головой, чтобы успокоить свою спутницу. Она кивнула и покорилась, не сводя глаз с серебряной фляжки, надеясь, что он позволит ей сделать еще глоток.

Незнакомец в белых одеждах держал флягу в руках. Длинные тонкие пальцы сжимали узкое горлышко. Тэмпл не отрывала взгляда от заветного сосуда и от огромного рубина, который, ловя солнечные лучи, отбрасывал во все стороны кровавое сияние. Не выдержав яркого сверкания камня, Тэмпл закрыла глаза.

В этот момент всадник поднял фляжку прямо над головой женщины, перевернул ее и вылил содержимое заветного сосуда прямо на темечко спасенной.

— О-о-о! — умиротворенно выдохнула Тэмпл, когда струйки воды начали скатываться в песок по ее увлажнившимся волосам.

— Ах! — Она протянула руки и каплями, оставшимися на ладонях, смочила воспаленные щеки.

Она повернулась к мужчине, чтобы поблагодарить его за доставленное удовольствие, но сделала это так резко, что случайно попала ему в глаз прядью спутанных волос.

— Простите, — испугалась она и потянулась к его лицу. Он мгновенно перехватил ее руку, не позволяя прикоснуться к себе. — Я только хотела… — Она остановилась на полуслове, взглянув в его таинственные темные глаза. Бриллиантовые капли драгоценной влаги повисли на его длинных ресницах, и красная полоска проступила в том месте, где уголок глаза переходил в висок.

Он не моргнул, чтобы смахнуть капли воды с ресниц, он даже инстинктивно не прикрыл пораненный глаз, хотя Тэмпл знала, что ему больно. Он продолжал зорко смотреть вперед, направляя своего жеребца на восток.

Тэмпл почему-то нравилось сидеть рядом с этим решительным человеком. Уверенная в том, что ее повелитель прекрасно знает, куда ехать и где находится ближайшая деревня, Тэмпл глубоко вздохнула и отвела взгляд. Теперь они оба смотрели вперед. Она обеими руками вцепилась в луку седла, чтобы не наваливаться всем телом на незнакомца, но очень скоро ей начало казаться, что ее усталый позвоночник вот-вот переломится.

Безжалостное солнце нещадно палило с небосклона, на котором не было ни единого облачка; снизу, от огнедышащего песка, поднимался жар. Перед глазами Тэмпл плыл безликий пейзаж. Веки налились такой тяжестью, что ей стало трудно поднимать их. Единственными звуками, которые ухо различало в глухой тишине, были тупые удары копыт о песок. Монотонные звуки и пейзаж действовали на Тэмпл так же успокаивающе, как сильные загорелые руки, которые крепко держали поводья и ее.

Неожиданно незнакомец отпустил поводья, направляя бег жеребца только движениями колен, слегка обнял девушку и вынудил ее прижаться спиной к его широкой груди. Тихая, уставшая от схватки за жизнь, счастливая от того, что ее нашел этот спокойный властный человек, Тэмпл даже не сопротивлялась. Вздохнув, она позволила себе расслабиться и припала к его груди. Тэмпл подумала, что должна хорошенько наградить этого бедуина.

Боль в спине прошла почти сразу, она почувствовала себя как в раю. Тэмпл улыбнулась и слегка повернула голову.

Прижавшись разгоряченной щекой к мускулистой груди своего спасителя, женщина снова заглянула в его глаза цвета эбенового дерева. Странно, но на кочевнике были белоснежные одежды, а от его тела приятно пахло.

Тэмпл закрыла глаза. Как ей повезло! Она могла бы погибнуть в этих бескрайних песках. Ее могли бы найти арабы из другого варварского племени, подобные тем, кто ее выкрал и бросил. Но этого не случилось. Вместо этого ей на помощь пришел сострадательный араб. Наверное, это простой, добросердечный бедуин, который колесит по пустыне в поисках пропитания для себя и своей семьи. Он, безусловно, прекрасно ориентируется в песках без всяких компасов и карт и знает, где располагаются оазисы и ближайшие деревни.

Тэмпл не сомневалась, что он позаботится о ней. Это была ее последняя мысль, прежде чем она забылась в сладостном сне.

Когда белый скакун резко остановился и Тэмпл проснулась, ей показалось, что спала она не больше минуты. Пальцы араба сжали ее талию. Сразу после этого она поняла, что больше не сидит в седле впереди своего спасителя, а лежит поперек седла, поддерживаемая его руками.

Когда Тэмпл окончательно пришла в себя, таинственный всадник бросил поводья слуге, а сам еще крепче сжал ее тело. Он осторожно спрыгнул на землю и поставил Тэмпл на ноги.

Оказавшись на твердой почве, Тэмпл незамедлительно спросила:

— Где мы? — Она оглядела оазис, затененный пальмами. — Это ваша деревня? Мы далеко от города? Не могли бы вы отвезти меня в город, чтобы я послала весточку своей семье?

Вокруг Тэмпл и благородного араба сгрудились мужчины, которые оживленно и восторженно что-то обсуждали. Тэмпл не понимала ни слова. Она начала чувствовать себя неуверенно. А что, если ни один из них не говорит по-английски? Как ей объяснить им, что она не может здесь оставаться? Ей необходимо выбраться из пустыни. Ей надо попасть в город. В настоящий город.

— Я не могу оставаться здесь, — сказала она высокому арабу, который ее спас. — Вы меня понимаете? Я должна попасть туда, откуда могу послать весточку родным. Моя семья обо мне беспокоится.

Араб молчал. Вместо ответа он взял ее за руку повыше локтя и повел вперед. Уставшая женщина была вынуждена идти в такт размашистому шагу высокого араба, все прочие почтительно расступались перед ними.

— Куда мы идем? — спрашивала она. — Куда вы меня ведете?

Он ничего не ответил, лишь кивком указал на шатер, раскинутый в нескольких ярдах от них. Он стоял почти на самом краю искрящегося бассейна.

Тэмпл и ее спаситель шли к шатру по песчаной дорожке, вдоль которой стояли дикие бедуины. К своему изумлению, среди них Тэмпл узнала тех, кто напал на ее лагерь. Здесь же, возвышаясь над остальными, стоял и одноглазый гигант, ее главный проводник Сархан. Тэмпл осенило. Она вовсе не была спасена! Этот высокий араб в белых одеждах, который вел ее к своему шатру, и был главарем шайки.

— Нет! — вырвалось из ее груди. Дико вытаращив глаза, Тэмпл принялась брыкаться и кусаться, вырываться из рук своего псевдоспасителя.

— Тихо. Возьмите себя в руки, — приказал он ей на чистейшем английском языке. От его слов повеяло таким холодом, что у Тэмпл застыла кровь в жилах. Он грубо втолкнул ее в шатер.

Тэмпл обернулась и онемела от ужаса. Она удивленно посмотрела на высокого араба. Он снял с головы белый тюрбан и размотал белоснежный шарф, скрывавший нижнюю часть лица. Волосы у него были чернее ночи в пустыне. Его лицо поразило Тэмпл красотой и жестокостью. Высокий, широкоплечий, он стоял при входе в шатер в своих широких, ниспадающих белых одеждах, возложив руку, увенчанную кровавым рубином, на украшенную рукоять кривой восточной сабли, висевшей на поясе. Его огромные глаза превратились в крошечные узенькие щелочки, словно он был чем-то сильно недоволен.

Не в силах оторвать от него испуганного взгляда, Тэмпл дрожащим голосом спросила:

— Кто вы?

— Я Эль-Сииф, шейх Шариф Азиз Хамид, — ответил незнакомец, сбрасывая с себя одежды. — Раздевайтесь, Тэмпл.

Глава 8

Услышав грубое приказание, Тэмпл взорвалась. Стряхнув с себя остатки сковывающего ее страха и безволия, она уперла руки в бока, прищурила зеленые глаза и сделала полшага вперед, наступая на своего обидчика с криком:

— Ну уж нет! Я этого никогда не сделаю! — Голос ее сорвался на визг: — Я никогда не стану раздеваться для вас!

Тэмпл воинственно и, как ей казалось, устрашающе вздернула подбородок, хотя все ее гибкое изящное тело дрожало.

Нимало не смутившись, молодой шейх спокойно стоял, дожидаясь, когда пленница замолчит. Белая накидка с прорезями для головы и рук валялась у его ног, а сам он стоял в белой сорочке, темных шароварах и грубых черных сапогах, начищенных до блеска. К ремню были пристегнуты кожаные ножны с кривой восточной саблей.

— Никогда! Никогда! Никогда! — продолжала восклицать Тэмпл, не опуская глаз.

Шейх подошел к ней поближе. В глубинах его темных зрачков, полуприкрытых веками, загорелся недобрый огонь.

— Держитесь от меня подальше, — приказала Тэмпл, — я вас предупреждаю!

Бедуин, как туча, надвигался на нее. Тэмпл попыталась увернуться и зайти ему за спину, но он оказался ловчее. Араб схватил ее и прижал к себе. Не сомневаясь в его гнусных намерениях, Тэмпл содрогнулась от ужаса. Она отчаянно сопротивлялась бесстыдному насильнику, но вырваться не могла. Тэмпл изо всех сил колотила кулачками в его грудь, когда он нагнулся и жадно прижался сухими губами к ее губам. Тэмпл поняла, что он сильнее. Она не могла отвернуться, чтобы отвергнуть его поцелуй, она не могла вырваться из его объятий. На насильника обрушились частые, но беспомощные удары ее кулачков. Правая рука Тэмпл случайно скользнула по шелку его рубашки вниз и уперлась в кожаный ремень. Только теперь Тэмпл сообразила, что к поясу его была пристегнута сабля! Грозное оружие покоилось в кожаных ножнах. Через мгновение пальчики Тэмпл уже крепко сжимали украшенную драгоценными каменьями рукоятку сабли. С невероятной быстротой Тэмпл выхватила саблю из ножен, чуть отвела назад правую руку и уперла острый конец смертоносного оружия под ребро врага.

Кончик сабли, прорезав тонкий шелк рубашки, упирался прямо в его обнаженную грудь. Шейх медленно поднял глаза. Во взгляде его читалось холодное презрение.

Тэмпл пришла в ужас. Она попыталась убить его, но у нее ничего не получилось. Возможно, теперь настал его черед. Возможно, он отберет у нее саблю и вонзит прямо ей в сердце.

Шейх с нечеловеческой силой схватил Тэмпл за запястье. Она разжала кулак, и роскошное смертоносное оружие упало на мягкий ворсистый персидский ковер. Араб тотчас отпустил свою жертву.

Тэмпл отступила на шаг, наблюдая за тем, как ее псевдоспаситель одну за другой расстегивает пуговки рубашки.

Шелк скользнул вниз, и в глаза Тэмпл сразу же бросилось красное кровавое пятнышко прямо под сердцем мужчины. Из пятнышка сочилась розоватая жидкость.

— Подойдите ко мне, — приказал шейх, прикладывая к ранке белую ткань рубашки.

Тэмпл помотала головой и осталась стоять на месте. Он смерил ее взглядом, полным холодного презрения, и повторил:

— Я сказал, подойдите ко мне.

Тэмпл тяжело дышала, сжав кулаки, но не двигалась.

— Ваша рана не опасна, — безжалостно произнесла она. Надеясь, что не ошибается, она добавила:

— Это просто царапина.

Едва она выплюнула эти слова, как он неуловимым движением руки схватил ее повыше локтя и рванул на себя.

— Вам так хочется отведать моей крови, — низким бесстрастным голосом продолжал араб, — я настаиваю, чтобы вы сделали это.

— Что… что вы говорите? — Его странная настойчивость сбила ее с толку. — Вы хотите дать мне еще одну возможность убить вас?

— Я дам вам такую возможность. И не одну. Но сперва…

Он взял ее за руку и провел ее пальчиком по своей ране. Тэмпл поморщилась, почувствовав кожей его кровящуюся плоть. Она попыталась отдернуть палец, но шейх продолжал прижимать ее ладонь к ранке, пока пальцы Тэмпл не стали влажно-кровавыми. После этого араб поднес руку девушки к самому ее лицу.

— Попробуйте на вкус, — холодно приказал он.

— Не буду! — яростно отказалась она.

— Это ваш первый и последний шанс, — тихо, но грозно предупредил он, недовольно поводя обнаженными плечами. К вящему изумлению Тэмпл, шейх неожиданно отпустил ее руку, небрежно добавив:

— Уверяю вас, другой возможности попробовать мою кровь у вас не будет.

Проводя окровавленной рукой по грязным брюкам, Тэмпл прошипела:

— Черт бы вас подрал! Вы сумасшедший! Чокнутый дикарь! Грязное сумасшедшее животное! Араб словно не слышал ее. Он аккуратно вытер кровь шелковой рубашкой, нагнулся и поднял с ковра саблю. Отбросив подальше грязную сорочку, он протянул девушке усыпанную драгоценностями рукоятку. Тэмпл замерла, делая вид, что не понимает.

— Вперед, берите. Попробуйте еще раз. Может, на этот раз вам удастся убить меня.

Несчастная вся сжалась. Глаза ее горели яростью. Тэмпл протянула руку и взяла саблю. Крепко сжав рукоять, она злобно посмотрела на своего мучителя. Долгое время продолжался поединок взглядов. Глаза ее пылали ярким зеленым огнем. Его были цвета холодного черного камня.

Шейх стоял перед ней с обнаженной грудью, слегка расставив ноги, словно провоцируя ее на удар.

Тэмпл присматривалась к арабу. Так хищник присматривается к намеченной жертве, пытаясь оценить свои возможности. Был ли это розыгрыш с его стороны? Может, у него есть еще оружие, спрятанное под одеждой?

— Это не розыгрыш, — спокойно сказал он, будто прочитав ее мысли. — Я безоружен. — С этими слова ми араб поднял вверх мускулистые руки и разогнул изящные длинные пальцы. Потом повернулся кругом, чтобы строптивая пленница смогла получше рассмотреть его.

Снова повернувшись лицом к Тэмпл, он опустил руки и спросил: — Что же вы медлите?

Девушка не отвечала. Она не мигая смотрела на своего обидчика, взвешивая, хватит ли у нее хладнокровия, чтобы совершить убийство. Сможет ли она вынести вид крови, сочащейся из его живота, да еще и повернуть саблю, чтобы поскорее покончить с обидчиком? Сможет ли она прикончить этого смуглого черноволосого араба, который похитил ее и, возможно, замыслил убить ее?

Повинуясь инстинкту самосохранения, самому сильному инстинкту всех живых существ, Тэмпл внезапно сделала резкий выпад, собираясь сразить бедуина, прежде чем он погубит ее. Молниеносным движением она приставила острие сабли к его солнечному сплетению. Ей оставалось только надавить.

Но шейх оказался быстрее. Он совершил столь молниеносное движение, что Тэмпл не поняла, как все произошло. Мгновение она держала саблю в дюйме от его обнаженного тела, а в следующее мгновение он уже скрутил ей руки за спиной, перехватил саблю, острие которой на сей раз упиралось ей в перламутровую пуговку белой блузки. Он не двигался, вынуждая ее томиться и недоумевать.

Тэмпл стало трудно дышать, сердце билось, как птица в клетке.

Еще движение, и перламутровая пуговка отлетела в сторону, блузка распахнулась, обнажая грудь. Тэмпл замерла, боясь того, что должно было неминуемо случиться. Но этого не случилось.

Губы шейха искривились в усмешке, он опустил саблю и сказал:

— Вы пришли к правильному заключению, Тэмпл. Я дам вам знать, когда захочу вас. — Он слегка отстранил ее и добавил: — И тогда я возьму вас без всякой борьбы. Вы сами с радостью отдадитесь мне.

Так начался первый день перепуганной, полностью подавленной Тэмпл Лонгуорт в зеленом оазисе шейха Шарифа Азиза Хамида.

Сделав свое в высшей степени высокомерное заявление, шейх повернулся к девушке спиной. В дальнем конце шатра он прошел сквозь шелестящие занавеси и исчез.

Через секунду он вернулся, натягивая на свое мускулистое загорелое тело свежую белую рубашку. На Тэмпл он не бросил ни единого взгляда и не проронил ни слова. Он не торопясь заправил рубашку в брюки, подошел к выходу, пригнулся и вышел из шатра, оставив девушку в одиночестве.

Долгое время она стояла не шелохнувшись. Она была смущена, напугана и рассержена. Когда он целовал ее, она думала, что он собирается овладеть ею наперекор ее желанию. Неужели желание оставило его только потолку, что она попыталась покончить с ним его же саблей? Сделает ли он еще одну попытку? Ее передернуло.

Зачем он привез ее сюда? Как долго собирается держать ее здесь? И почему, собственно, полудикий арабский шейх бегло говорит на безупречном английском языке? И почему он… почему… Неожиданно Тэмпл вспомнила: он ведь назвал ее по имени! Он назвал ее Тэмпл! Но ведь они не знакомы, и она не представилась ему! Он даже не спросил, как ее зовут. Но откуда он узнал?

Глава 9

Тэмпл несколько раз глубоко вздохнула. Ей нужно прийти в себя. Ей надо подумать. Надо найти возможность бежать из плена.

Она огляделась. Просторная комната. Длинный шест в центре комнаты поддерживал высоко натянутую плотную белую материю, заменявшую потолок. То, что в Европе принято называть полом, было покрыто мягким персидским ковром. Вокруг низкого столика, покрытого лаком, стояли длинные диваны с многочисленными живописными подушками и подушечками. На столике гордо покоилась шахматная доска, выполненная из эбенового дерева и отделанная серебром, на которой были расставлены фигурки из слоновой кости. Высокий книжный шкаф ломился от книг в кожаных переплетах.

Словом, комната обставлена изысканно. Но вовсе не убранство помещения привлекло внимание Тэмпл. Она направилась вдоль стены, надеясь найти другой выход. Руки ее скользили по кремово-белой плотной материи, но везде ее встречала сплошная поверхность. Тэмпл недовольно поджала губы.

Потом Тэмпл исследовала занавеси, за которыми исчез шейх, когда направился за свежей сорочкой. Американка обнаружила два расходящихся полотнища, юркнула внутрь и… остановилась как вкопанная.

Она попала в спальню шейха, которая оказалась похожей на своего хозяина, — такая же темная, экстравагантная и пугающая. В этом угрожающем, агрессивном логове мужчины царила кровать, накрытая покрывалом цвета ночи. В высоком изголовье кровати, выточенном, как и все в шатре, из эбенового дерева, грудились подушки — половина белые, половина черные. Слева от кровати возвышался массивный шкаф, рядом с ним стояло бюро со множеством выдвижных ящичков. Справа от кровати, не далее чем в трех футах, стоял удобный диван с высокой спинкой и множеством подушек. Весь свет в спальне исходил от ночника в виде глобуса, стоявшего на столе.

Через спальню из шатра выйти было нельзя. Путь к спасению пролегал через большую комнату. Тэмпл торопливо направилась обратно. Может, ее властелин уехал куда-нибудь и оставил ее одну? Возможно, у него есть дела где-нибудь очень далеко, и он вернется не скоро. Если это так, то она еще успеет улизнуть из его лап.

Проблеск надежды заставил ее ускорить шаги. Тэмпл подбежала к выходу, отдернула закрывающую вход занавесь и выглянула наружу. И… сердце ее заныло.

— Черт возьми! — выругалась про себя предприимчивая американка, и лицо ее сморщилось, как у обиженного ребенка.

Не далее чем в двадцати шагах от нее стоял шейх и давал какие-то указания своим подчиненным.

Одного взгляда на бедуинов оказалось достаточно, чтобы понять, что шейх был признанным командиром этого сброда, вожаком, которого все уважали, господином, которому все считали за честь прислуживать. Тэмпл стиснула зубы и отпустила занавесь.

Ну что ж… их дело. Если хотят, пусть молятся на него, но она не собирается ему подчиняться.

Расхаживая по комнате, размахивая руками, Тэмпл довольно быстро перешла от гнева к растерянности: что же ее ждет? Она не имела представления о традициях и обычаях бедуинов, но слышала, что, если арабскому шейху нравится женщина, он ее покупает или крадет и присоединяет к своему гарему.

Боже милостивый, неужели ей уготована такая скорбная участь?! Зачем еще красть белую женщину и привозить ее в отдаленный, скрытый от посторонних глаз оазис? Какую пользу от ее пребывания здесь может извлечь шейх, кроме…

Тэмпл обуял страх, когда она осознала весь ужас положения рабыни этого темноволосого принца пустынь.

Солнце уже садилось, когда матерчатый полог, закрывающий вход в шатер, откинулся и в комнату вошел шейх. Тэмпл тотчас соскочила с длинного дивана. За шейхом следовали невысокий жилистый араб с морщинистым Подвижным лицом и коренастая женщина, которая явно испытывала неловкость. Мягко взяв женщину под руку, шейх сказал:

— Тэмпл, это Рикия. Она будет заботиться о вас, пока вы находитесь внутри шатра. — Женщина кивнула и смущенно опустила глаза. — Рикия не говорит по-английски, — добавил шейх, — но она обучена прислуживать женщинам и исполнять их прихоти.

Араб сделал паузу, ожидая, что Тэмпл вымолвит хоть слово. Поняв, что ответа не последует, он продолжил:

— А это, — он подтолкнул вперед морщинистого коротышку, — мой самый дорогой и давний друг Тариз.

— Добро пожаловать, — тепло обратился к Тэмпл Тариз. — Мы с Рикией сделаем все, чтобы скрасить ваше пребывание здесь. — С этими словами коротышка поклонился, прикоснувшись обеими руками сначала к подбородку, а потом к груди.

Он был столь любезен, что Тэмпл с трудом удержалась от ответной улыбки.

— Тариз к вашим услугам, если вам захочется покинуть шатер, а меня поблизости не окажется, — сказал шейх. Затем, взглянув на Рикию, он отдал ей какое-то приказание по-арабски. Женщина кивнула и удалилась вместе с Таризом. Оставшись наедине с шейхом, Тэмпл спросила:

— Итак, я вынуждена оставаться здесь, в вашем шатре?

— Да.

— Интересно. А где собираетесь жить вы?

— Здесь же, конечно, — безжалостно улыбнулся шейх, повернулся и вышел.

Закат в Аравийской пустыне. Шейх Шариф Азиз Хамид стоял на вершине зыбучей дюны, осматривая свой лагерь, раскинувшийся внизу. Рядом с ним нетерпеливо перебирал ногами его жеребец, дитя пустыни по кличке Бандит, то и дело тыкаясь бархатным носом в плечо своего хозяина.

Заходящее солнце окрасило пески в различные оттенки малинового и багряного. Лагерь освещался чадящими факелами. Прохладный ветерок играл темными кудрями шейха, вздувал его рубашку пузырем на спине и отбрасывал от сигареты, которую задумчиво курил молодой араб, оранжевые искры на песок.

Шейх любил пустыню, но еще сильнее любил закат в пустыне.

Молодой человек не преклонял колени и не молился, глядя в сторону Мекки, как делали последователи Мухаммеда. Но когда ему доводилось бывать в пустыне во время заката, он испытывал необыкновенное внутреннее спокойствие. Ни в какое другое время, ни в каком другом месте умиротворение не посещало его. Теперь все было иначе. Покой покинул его сердце.

Шейх опустил голову и взглянул на свой шатер. Он представил себе прекрасную американку, которая металась по его жилищу, как тигрица в клетке. Молодой человек щелчком отбросил недокуренную сигарету в сторону и потянулся к карману, чтобы достать блестящую латунную гильзу, которую всегда носил с собой. Он скользнул по ней кончиками пальцев, поглаживая стершуюся поверхность. Там уже с трудом просматривалось заводское клеймо. Но руки молодого араба помнили каждый штрих на гильзе, которую некогда передал ему старый мудрый шейх, называвший Шарифа сыном.

«Дю-Пи».

Молодой шейх стиснул зубы, прищуренные глаза сверкали ненавистью, которая его никогда не оставляла. Он так сильно сжал в руках заветную гильзу, что ее острые края врезались ему в ладонь.

День плавно переходил в ночь, а мятущаяся, встревоженная Тэмпл никак не могла успокоиться, меряя шагами шатер шейха. Еда, приготовленная Рикией, так и осталась нетронутой. Теплая вода в ванне, налитая улыбающимся Таризом и его безымянным помощником, успела остыть.

Тэмпл яростно отказалась раздеваться и садиться в серебряную ванну. Тариз и Рикия оставили ее в покое.

Она проголодалась, хотела помыться и чувствовала себя скверно. Она не могла свыкнуться с мыслью, что шейх останется с ней на ночь в одном шатре. Путешественница очень устала, но, опасаясь, что он сдержит слово, не ложилась спать. Он мог войти в любую минуту, и она не решилась раздеться, лечь и уснуть.

Она была готова встретиться с опасностью, то есть с молодым арабом, лицом к лицу. Впрочем, возможно, ей так казалось.

Через несколько минут после полуночи она услышала его голос недалеко от шатра. Тэмпл подбежала к выходу и выглянула из-за занавеси. Шейх стоял возле шеста, который поддерживал полотнище, отбрасывающее в дневное время тень на шатер, и разговаривал с часовым. Вокруг молодого шейха каким-то непостижимым образом создавалась атмосфера силы и власти, он производил впечатление человека циничного и очень опасного.

Шариф повернулся, и Тэмпл с быстротой кошки отпрянула от символической двери.

Едва он вошел в шатер, решимость покинула ее. Теперь он производил на девушку впечатление еще более неприятное, чем раньше. Казалось, что один вид ее вызывает в нем нечто вроде ненависти или сильной страсти. Приблизившись к девушке, араб спросил:

— Почему вы не спите?

— У меня есть вопрос поинтереснее, — повела плечами Тэмпл. — Почему меня держат здесь? Ответьте мне!

— Придет время, и вы все узнаете.

— Это не ответ! Откуда вы знаете мое имя? Мы никогда не встречались, и я не называла вам его. Я требую, чтобы вы ответили, почему вы привезли меня сюда и что собираетесь со мной делать. Отвечайте, черт вас подери! — Тэмпл не выдержала, закричала и затопала ногами.

— Успокойтесь, — приказал он.

— Я не успокоюсь и не останусь здесь! — заявила Тэмпл. — Вы не имеете права меня удерживать! Я убегу от вас. Я исчезну. Вот увидите, убегу. Клянусь вам!

Глядя на молодого араба, Тэмпл испытала мимолетное чувство счастья. Она сделала то, что должна была сделать. Она не юлила и не унижалась. Она не опустила глаза, встретив его взгляд.

Но она пожалела о своем поведении, едва шейх раскрыл рот.

— Вы сами вынуждаете меня принять строгие меры.

С этими словами он повернулся и направился к выходу, а Тэмпл жалко забормотала:

— Ка… какие меры?

Шейх не ответил, но через пять минут он вернулся, ведя за собой полусонную Рикию. Тэмпл удивленно посмотрела на женщину.

— Вы отправитесь в спальню с Рикией. Она постелет вам на диване. Пока Рикия будет готовить вам постель, вы разденетесь. Все вещи, включая нижнее белье, вы передадите Рикии. Вы ляжете в постель и уснете. — Он помолчал и добавил: — Обнаженная.

Тэмпл собралась было крикнуть, что не собирается подчиняться его приказаниям, но промолчала. Она чувствовала в нем грубую силу, отрицающую в ней достоинство и само право на жизнь. Он — холодный, красивый, полусумасшедший дикарь, и насилие было частью его самого и его представлений о жизни.

Послушно, как ребенок, Тэмпл последовала за Рикией в спальню. Дрожащими руками она принялась расстегивать пуговки рубашки и движением головы отвергла помощь Рикии, которая принялась застилать диван чистейшими простынями.

Когда Тэмпл разделась, ее постель была уже готова. Зардевшись, она бросилась на диван, натянула на себя простыню и с тоской следила за тем, как служанка уносит ее одежду, нижнее белье и обувь. Оставшись одна, Тэмпл соскочила с дивана и зажгла ночник.

Она слышала, как шейх что-то приказывал Рикии по-арабски. Бросившись снова на диван, Тэмпл натянула простыню до подбородка и принялась ждать. Она дрожала от страха и стыда, Полагая, что в любой момент может появиться араб и заставить ее лечь к нему в постель. Шли долгие минуты.

Тэмпл стиснула зубы так крепко, что у нее заныли челюсти. Глаза ее начали привыкать к темноте. Она заметила, как шелохнулась занавесь, и замерла. В комнату бесшумно вошел шейх. Подавив стон, готовый вот-вот вырваться из груди, Тэмпл следила за тем, как он передвигался по комнате. Сердце ее остановилось, когда он, расстегивая пуговицы рубашки, подошел вплотную к дивану, на котором она лежала, обнаженная и дрожащая. Девушка закрыла глаза, предчувствуя, что через секунду ощутит на себе его жаркое тело и жадный рот примется целовать ее губы. Прошла минута. Послышался шелест одежды. Тэмпл открыла сначала один глаз, потом другой. Шейх стоял как раз между ее диваном и своей кроватью и расстегивал шаровары. Тэмпл с любопытством следила за игрой его мускулов в свете ночника. Шейх зевнул, сбросил шаровары вниз и переступил через них.

Тэмпл быстро закрыла глаза, при этом успев выхватить из темноты его силуэт. Он был худощав, и от него исходило чувство опасности. Тэмпл затаив дыхание ждала, что будет дальше. Услышав, что он лег в свою постель, она с облегчением вздохнула.

Тэмпл следила за своим врагом сквозь опущенные ресницы. Он лежал на спине, накрывшись простыней до пояса. Даже в темноте был различим контраст между белизной простыни и его смуглым телом.

Несколько минут прошло в полной тишине. Тэмпл решила, что ее властелин уснул, и немного расслабилась. Неожиданно из темноты донесся его бархатистый голос:

— Теперь вам не удастся бежать. — Он повернул голову и взглянул прямо ей в глаза. — Даже в Америке леди не смогла бы выйти из дома голой.

— Вы еще за это ответите, варвар, выродок, — шмыгнув носом, пригрозила Тэмпл.

— Доброй ночи, — сказал шейх, нимало не смущенный угрозой. — Желаю вам спокойной ночи, Тэмпл Дюплесси Лонгуорт.

Глава 10

Шейх проснулся прежде, чем взошло солнце. В сумрачном свете раннего утра он бесшумно соскользнул с кровати. Все внимание его было обращено на прелестную блондинку, невинно раскинувшуюся на диване.

Она спала. Ну и хорошо. Ночью ему казалось, что он слышал ее всхлипы. Он ненавидел, когда женщины плакали в его присутствии.

Шариф, обнаженный, склонился над спящей девушкой. Острый взгляд его скользил по ее телу. Золотистые волосы разметались по подушке, белая простыня слегка приоткрывала ее точеные плечи и гибкую спину. Неожиданно девушка застонала, перевернулась на спину и, не просыпаясь, заслонилась руками. Потом она глубоко вздохнула и снова погрузилась в сон. Пленница шейха выглядела как невинный ребенок. Как прелестная маленькая девочка.

Взгляд мужчины скользнул ниже, на хорошо очерченные под простыней жаркие груди. Теперь она не казалась ему девочкой. На постели лежала молодая женщина с хорошей фигурой. Все в ней привлекало мужчину. Должно быть, она свела с ума не одну дюжину джентльменов. Легкая дрожь пробежала по ее округлому животу, и шейх прищурил глаза, как хищник, караулящий добычу.

Одно движение его руки — и простыня больше не сможет скрывать от его взора прекрасное женское тело. Тогда перед ним предстанет прелестная жертва его врожденной страсти.

Но Шариф отвернулся, играя желваками на скулах. Он прошел в дальний конец комнаты и быстро делся в сероватом свете наступающего дня. Через минуту он уже покинул спальню, ни разу больше не взглянув в сторону Тэмпл.

На столике в большой комнате шатра для него уже был накрыт легкий завтрак. Шейх выпил крепкий черный кофе из хрупкой фарфоровой чашечки, выкурил сигарету и покинул шатёр.

Взгляд его уперся в фигуру часового. Тот сидел возле шеста, скрестив по-турецки ноги, и дремал. Ослабевшие руки едва удерживали ружье.

Лицо шейха исказилось гневом. Но будить дремлющего стража он не стал. Он еще успеет строго наказать бедолагу. Светало. С рассветом отступала опасность нападения враждебных племен. Женщина, спящая в его шатре, была теперь в полной безопасности.

Покинув шатер, Шариф быстро прошел мимо высоких разлапистых пальм и прочей тропической растительности, которая отделяла его шатер от палаток простых бедуинов, и поспешил к месту заранее условленной встречи.

В финиковой роще, расположенной к северу от спящего еще лагеря, своего господина дожидался Нагиб. Один из доверенных помощников, Нагиб был бесстрашным верным другом, которому Шариф смело поручал сложные и щекотливые дела.

Именно поэтому выбор шейха остановился на Нагибе, когда ему понадобилось отправить гонца в Багдад. Нагиб двинется в путь, когда взойдет солнце. Верный слуга еще не знал, какой услуги потребует от него господин. Впрочем, это не имело значения, Он подчинится, не задавая лишних вопросов.

Шариф подошел к пальмовой роще, когда линия горизонта на востоке начала розоветь. Мужчины по здоровались, перебросились парой фраз о том о сем, после чего шейх достал из кармана небольшой конверт с вложенным в него посланием, написанным на английском и арабском языках. Он протянул конверт Нагибу. Нагиб спрятал его под одеждами. Шариф положил руку на плечо верного слуги и сказал на родном наречии:

— Тебе предстоит долгий путь в Багдад. Как только доберешься до города, отправь телеграмму по адресу, указанному на конверте. — Нагиб кивнул. — Когда исполнишь приказание, задержись в Багдаде и раз влекись. Только не переусердствуй в этом.

Лицо Нагиба осветилось радостью предвкушаемых увеселений, которые ждут его в шумном Багдаде. Он готов был отправиться в путь немедля, уверяя господина, что тот не ошибся в выборе порученца. Нагиб с дотошностью проследит за тем, чтобы телеграмма ушла по нужному адресу.

— Будь осторожен, Нагиб, — предупредил его шейх, — люди Мустафы шарят по всей пустыне, нападают на соседние племена.

Нагиб кивнул. Он уже слышал эту леденящую душу историю. Ненавистные турки, безжалостные и прекрасно вооруженные, на прошлой неделе напали на семейный караван, который остановился на отдых у одного из колодцев. Бандиты отобрали у путников лошадей и выкрали двух детишек, которые играли в сторонке от матери. Несчастная бросилась за грабителями, крича и умоляя вернуть детей, и получила пулю в переносицу.

Вся Аравия и Северная Африка полнилась слухами о безжалостном старом турке, султане по имени Хусейн, и его сыне Мустафе ибн Хусейне. Эти ненавистные злодеи были заклятыми врагами Шарифа. Особой злобой и жестокостью отличался сын. Те, кого люди Мустафы убивали, считались счастливчиками. Значительно хуже приходилось тем, кого захватывали в плен и переправляли во дворец султана. Злые языки поговаривали, что извращенная похоть султана не знала границ, что ни один понравившийся ему мальчик или молодая женщина не избежали позорной участи.

— Не беспокойтесь, хозяин, — ответил Нагиб, — я буду осторожен.

Шейх улыбнулся и кивнул.

Тэмпл медленно открыла глаза и не сразу сообразила, где она и почему лежит в постели совершенно голая.

Увидев полотняные стены, она внезапно все вспомнила.

Она села на диване, натянув простыню до подбородка, и уставилась на постель шейха. Обнаружив, что кровать пуста, девушка с облегчением вздохнула.

Потом, обернув простыню вокруг тела, Тэмпл встала с дивана и направилась к огромному шкафу: ей надо надеть на себя хотя бы рубашку и брюки, и, пожалуй, она позаимствует все это из гардероба своего похитителя. Если он собирался держать ее взаперти обнаженной, он просчитался. Должно быть, он привык общаться с застенчивыми, покорными женщинами, которым никогда в голову не придет носить мужскую одежду, но она не из таких.

Тэмпл не успела подойти к шкафу, как Рикия, кланяясь и пряча глаза, вошла в спальню. В одной руке она держала пару вышитых голубых бархатных тапочек, в другой нежно-желтое нарядное платье и отделанное кружевами нижнее белье.

— Что это такое? — разгневанно спросила Тэмпл. Рикия робко улыбнулась и подала Тэмпл платье. Американка даже не прикоснулась к нему.

— Чье это платье? Я не хочу носить такое. Я его не возьму.

Служанка покачала головой и подошла поближе. В глазах ее читалась мольба.

— Нет, Рикия, — отвергла наряд Тэмпл, подозревая, что платье принадлежит одной из любовниц шейха. — Забери все это. Я не надену чужих вещей. Ступай отсюда и оставь меня одну.

Рикия низко поклонилась и попятилась к выходу. Занавесь снова качнулась, и в комнате появился шейх. Вцепившись пальцами в простыню, обернутую вокруг тела, девушка вздернула подбородок и сказала:

— Прикажите ей забрать это. Я отказываюсь носить чужие вещи. Верните их вашим наложницам.

Шейх приближался, сверля ее холодным и властным взглядом. Тэмпл начала терять уверенность в себе, как случалось всегда в его присутствии. Шариф положил руку на плечо служанки и приветливо сказал ей что-то. Рикия тотчас же отдала повелителю одежду, которую держала в руках, и скрылась.

Некоторое время Шариф молчал. Убедившись, что служанка вышла, он подошел к пленнице и встал прямо напротив нее. Чтобы видеть его лицо, Тэмпл приходилось задирать голову. Шейх был прекрасно сложен. Широкие плечи, узкая талия и длинные мускулистые ноги понравились бы любой женщине. Вся его красота, сила, великолепие, власть заставляли ее чувствовать себя несчастной и униженной.

Неравенство их положения усугублялось еще и тем, что он был полностью одет, а она совершенно обнажена, если не считать простыни, обернутой вокруг тела. Наконец шейх заговорил, и Тэмпл вспыхнула.

— Никогда, — монотонно и властно сказал он, — не обращайтесь так с Рикией.

Этого Тэмпл не ожидала услышать.

— Рикия больше, чем прислуга, она друг, — с угрозой в голосе сказал Шариф. — Она не понимает грубости дурно воспитанных, испорченных американок. Я не позволю вам оскорблять ее чувства.

Тэмпл открыла было рот, чтобы выплеснуть на шейха поток недовольства, но выражение его глаз остановило ее.

Он подошел к ней совсем близко. Тэмпл сделала шаг назад, но он успел ухватить за узел простыни, завязанный на ее груди.

— Опустите руки, — распорядился шейх.

— Никогда, — ответила Тэмпл.

— Сейчас же, — гипнотизируя ее взглядом, потребовал шейх.

Презирая себя за покорность, боясь этого проклятого бедуина, Тэмпл повиновалась.

Если ему вздумается потянуть за узел, то она предстанет перед ним совершенно обнаженной. Но шейху не нужны были легкие победы. Ухмыльнувшись, он протянул девушке платье, белье и тапочки.

— Это новые вещи. Они были куплены специально для вас. Никто никогда их не носил. Берите, они ваши. — Тэмпл стояла, не шелохнувшись. — Выбор за вами, Тэмпл. Или наденете это платье, или будете ходить голой. Мне все равно.

Тэмпл почувствовала, что узел простыни слабеет, и поспешно согласилась.

— Я буду носить это.

— Мудрое решение, — иронично заметил шейх, развернулся и вышел из комнаты.

Тэмпл судорожно принялась надевать на себя новые одежды, но в это время в комнату неожиданно вернулся Шариф.

— В здешних условиях чистота — это не прихоть, а необходимость… — Он сделал паузу и обежал взглядом все тело Тэмпл. — Или вы будете принимать ванну сами… или мне придется выкупать вас.

Глава 11

Приближался полдень. Тэмпл чувствовала себя совершенно потерянной. Элегантное желтое платье, шелковое белье, отделанное кружевами, вышитые золотом голубые бархатные тапочки — все было не просто новым, а точно соответствовало ее размеру. Казалось, они действительно были куплены специально для нее человеком, который знал о ней все.

Но разве это возможно? Во-первых, откуда арабскому шейху знать, что носят женщины в Европе? И откуда он может знать, какого размера вещи она носит?

Но, с другой стороны, где этот шейх научился говорить по-английски бегло и без всякого акцента? Возможно, у своего слуги Тариза. Но где тогда Тариз выучился языку?

Теряясь в догадках, Тэмпл провела рукой по платью. Тот, кто его выбрал, обладал изысканным вкусом.

После утренней ванны Тэмпл чувствовала себя превосходно и, надев на себя желтое платье с вырезом и короткими рукавами, отважилась выйти из спальни в так называемую гостиную. Никого. И слава Богу!

Гадая, куда подевался шейх, Тэмпл понадеялась, что он не вернется до вечера. Ей вовсе не хотелось проводить с этим человеком день за днем в его роскошной золотой клетке. Она припомнила его утреннее прикосновение и повела плечом. Чтобы вознаградить себя за перенесенное унижение, Тэмпл представила себе, как он с непокрытой головой жарится под полуденным солнцем пустыни, и улыбнулась.

Улыбка медленно сползла с ее губ, едва в шатер пошел шейх. Он страдал от жары. На лбу его блестели капельки пота, белая рубашка словно приклеилась к спине. Сквозь влажную рубашку можно было даже рассмотреть завитки волос на его груди.

Шариф взглянул прямо в глаза своей пленнице, но о чем он думает, догадаться было невозможно. Тэмпл становилось не по себе. Его манеры, его гибкость пантеры, его бесшумная походка заставляли ее нервничать. Внутренняя тревога только возросла, когда, едва кивнув молодой женщине, шейх пересек комнату и принялся расстегивать рубашку. Потом он поднял руки и одним мощным движением освободился от одежд, сковывающих движение.

— Что вы делаете? — запинаясь, спросила Тэмпл.

— Собираюсь принять ванну, — спокойно, не смущаясь, ответил Шейх.

— Здесь? — в ужасе переспросила Тэмпл.

— А где же еще?

Тэмпл состроила гримасу, давая понять этому варвару, что он отвратителен. Но, выразив недовольство, она осталась стоять на месте, не сводя с него глаз. Она ласкала взором изгибы и выпуклости его гармонично развитого тела, его загорелую кожу цвета зрею щей маслины. Молодой шейх смахнул с груди пот влажной рубашкой, и у Тэмпл вспыхнули щеки. Теперь она ненавидела его еще и за то, что он красив! Американка заставила себя посмотреть в глаза своему неприятелю. Она поймала его взгляд, сморщила носик и отвернулась.

— Если вы можете мыться только здесь, то я выйду из шатра, чтобы не смущать вас.

Тэмпл помедлила секунду, надеясь, что он отпустит ее с миром, потому что сбежать она не могла, вокруг шатра бродили его многочисленные подданные.

— Вы никуда не пойдете, — тихо и твердо сказал араб. Она и не заметила, как он подкрался к ней сзади.

От него пахло солнцем, песком и еще чем-то очень мужским. У Тэмпл даже слегка закружилась голова.

— Если вы попытаетесь выйти, — вкрадчиво продолжал мужчина, — вас приведут обратно и заставят сидеть возле ванны, пока я моюсь.

Тэмпл пришла в ярость, забыла о том, что он стоит позади нее, и в гневе повернулась. И уперлась лицом прямо в его обнаженную грудь. Она покачнулась и, чтобы не упасть, прижалась к нему всем телом.

— Что вы наделали? — тут же подняла шум Тэмпл. — Вы испортили мое новое платье! Что мне теперь носить? — Действительно, желтый лиф платья оказался испачкан.

— Вы просто-напросто наденете другое, — спокойно ответил шейх и отошел.

— Другое платье? — нервно переспросила Тэмпл. — У меня нет другого.

— Ошибаетесь, у вас есть и другие платья.

Шейх направился к выходу, кликнул Тариза, который, в свою очередь, отдал еще кому-то распоряжение по-арабски. Через минуту в шатер, сгибаясь под тяжестью ноши, вошли два дюжих бедуина и поставили на ковер невероятных размеров саквояж. Сначала шатер покинули носильщики, последним, кланяясь и улыбаясь, попятился к выходу Тариз.

— Что это такое? — подозрительно спросила Тэмпл.

Шариф откинул крышку чемодана.

— Одежда, — коротко ответил он. — Для вас.

Девушка не сделала ни одного движения, которое выдало бы обычное женское любопытство. Тогда шейх сам взялся за дело. Сначала он достал матово-белое шелковое вечернее платье и небрежно бросил его на крышку чемодана. За ним последовало дневное хлопчатобумажное платье, отделанное ирландскими кружевами. Из чемодана было извлечено изумрудное шифоновое вечернее платье, которое, прежде чем последовать за предыдущими нарядами, долго кружилось в воздухе.

— Это все ваше, — сказал шейх, доставая нечто, похожее на поднос, отделанный бархатом и наполненный до краев драгоценностями.

На подносе горой лежали ожерелья, браслеты, серьги из жемчуга, рубинов и изумрудов. Шейх поставил его на низенький столик возле дивана, потом вернулся к чемодану, запустил в него обе руки, достал цветные и белые ночные сорочки — все, что нужно молодой женщине.

— Надеюсь, — он бросил груду белья обратно в чемодан, — здесь вы найдете все необходимое.

Шейх сделал паузу, ожидая услышать из уст Тэмпл слова благодарности. Она молчала. Ее внимание привлекли не платья, не белье, не драгоценности — она не могла оторвать взгляд от молодого араба.

Он заставил ее провести ужасную ночь совершенно обнаженной. Вчера она ненавидела его всей силой своего существа. А сегодня он предлагал ей одежду и драгоценности, словно она была его самой любимой наложницей. А она ненавидела его все больше и больше.

— Ты тупой арабский дурак, — сквозь зубы прошипела Тэмпл, — ты думаешь купить меня парой красивых платьев и драгоценными безделушками? — Глаза полыхали изумрудным пламенем, сравнимым с блеском драгоценных камней на подносе.

— Вовсе нет, — спокойно ответил шейх. — Выполнять мои приказания тебе придется вне зависимости от камней и одежды. Ты будешь делать то, что нравится мне. — Губы его изогнулись в жестокой улыбке.

Сказав это, он повернулся к женщине спиной, давая понять, что ее мнение его не беспокоит.

— Черта с два! — выпалила Тэмпл, подождав, пока раб отойдет на почтительное расстояние.

Глава 12

Нагиб был доволен.

С тех пор как он покинул лагерь шейха Шарифа Азиза Хамида, прошло четыре дня. За это время ему встретилась только пара маленьких семейных караванов.

Довольный собой, Нагиб скакал вдоль бескрайних дюн и время от времени гордо ударял себя в грудь. У сердца покоился маленький конверт, врученный ему господином. Не пройдет и суток, как он окажется в шумном городе Багдаде и прежде всего, отправит телеграмму.

Когда же он получит уведомление о получении, то немедленно сожжет письмо и конверт.

Когда от двух листков останется горстка пепла, он пойдет в центр города и станет глазами и ушами своего господина.

Сначала долг — потом развлечения. Нагиб улыбнулся. Он уже начал подумывать о развлечениях, которые послужат наградой за хорошо сделанное дело. День клонился к вечеру, а Нагиб широко улыбался, мечтая о красавицах с миндалевидными глазами, вкусной еде и прохладных гостиничных номерах. Огромный красный шар солнца исчез в песках, оставив на горизонте только оранжевые отблески.

Нагиб поднялся на следующий бархан и тут увидел их. Прямо на него неслась шайка вооруженных бандитов. В Нагибе еще теплилась надежда на то, эти люди принадлежат дружественному племени. Впрочем, скоро все станет ясно.

Нагиб нервно нащупал конверт под одеждой, потом выбросил руку в приветствии. Не получив ответа на: свое приветствие, он понял, что его тридцативосьмилетнему существованию на этой земле пришел конец. Нагиб бросил последний взгляд вслед заходящему солнцу, зная, что рассвета он уже не увидит.

Попрощавшись с солнцем, Нагиб круто развернул жеребца и поскакал в противоположном направлении. В ушах его уже раздавались голоса бандитов, которые проклинали его на все лады, и топот копыт.

Нагибу не оставалось ничего другого, как воззвать к Аллаху. Его волновало вовсе не спасение собственной жизни — Бог с ней, он должен был спрятать конверт и письмо, написанное лично его господином. Он намеревался вынуть конверт из-за пазухи, сунуть его в рот и сжевать прежде, чем его поймают бандиты.

Но этому не суждено было сбыться. Жеребец мчался изо всех сил, но кони преследователей были резвее и выносливее. Нагиба поймали, стащили его с лошади и вырвали из рук конверт.

Надежда оставила Нагиба, когда он услышал турецкую речь. Он разобрал всего несколько слов, но среди них прозвучало имя человека, которым они хотели запугать его. Ненавистный сын старого турецкого султана, презренный Мустафа ибн Хусейн.

Нагиб умер тотчас, не мучаясь. Несколько секунд понадобилось туркам, чтобы раздеть его и оставить труп жаркому солнцу. Песок вокруг тела был усеян отстрелянными гильзами, на которых красовалось новенькое клеймо «Дю-Пи».

Тэмпл в который уже раз пыталась разгадать загадку: почему шейх держал ее в плену? Может, он надеялся получить выкуп? Ее семья сказочно богата. Ее родственники с радостью заплатят за ее жизнь любую цену. Пусть назовет сумму, и деньги его. Но шейх не выказывал никакого интереса к деньгам.

Первые несколько дней и ночей ее плена были по-настоящему устрашающими. Она не знала, чего ожидать. Она не знала, что несговорчивый шейх собирается с ней сделать.

Когда молодой араб находился в шатре, Тэмпл всегда нервничала, взвинченная его отчужденностью, гадая, о чем он думает. Часто она ловила на себе его взгляд, холодный и безразличный. Она отвечала ему пылающей ненавистью. Но его это совершенно не беспокоило. Выражение его лица оставалось неизменным. Иногда он презрительно смотрел на нее, и губы его кривились в унизительной усмешке, В глазах его зажигались огоньки злобы. Казалось, он ненавидит ее.

Но Тэмпл не могла расслабиться, даже когда шейх покидал шатер. Она не знала, когда его ожидать. Она не могла вполне насладиться утренней ванной, потому что опасалась, что шейх войдет и застанет ее за этим интимным занятием. Она не могла даже вздремнуть, опасаясь, что он бесшумно войдет в спальню и застанет ее неодетой.

Большую часть времени Тэмпл проводила, расхаживая по комнате, то и дело бросая взгляды в сторону входа в ожидании своего похитителя.

Долгие темные ночи были много хуже, чем кошмарные дни. Молча лежать в кромешной тьме, будучи отделенной от молодого здорового мужчины всего несколькими футами, было хуже смертельной агонии. Вслушиваясь и вглядываясь в темноту, Тэмпл так напрягала все мускулы своего тела, что наутро ощущала физическую боль. Она ни на одну секунду не забывала, что оба они лежат обнаженными каждый на своем месте и что, кроме них, в шатре никого нет. Последнее обстоятельство особенно тревожило девушку. Но соскочить с постели и покинуть шатер она не могла. Этот варвар все предусмотрел. На ночь у нее отбирали одежду. Она была лишена возможности носить прелестные ночные сорочки, изысканное белье и прочие женские штучки, которые он царственно достал из сундука. Ночью Тэмпл не позволялось надевать все это.

Как и в первую ночь в шатре, она должна была всякий раз сдавать свою одежду Рикии и ложиться спать обнаженной. Каждое следующее утро Рикия приходила в шатер, держа в руках новое платье.

Каждый вечер, затаив дыхание, девушка лежала на диване, дожидаясь, пока уснет ее хозяин, а потом прислушивалась, боясь, что он проснется.

Даже во сне он производил впечатление опасного человека. У Тэмпл мурашки пробегали по спине, когда она думала о нем. Он был похож на неприрученное дикое животное, которое даже во сне не спускает глаз со своей жертвы и каждую секунду готово вскочить и схватить ее длинными лапами. Тэмпл бодрствовала, пока сон не смыкал ей ресницы. Самое неприятное заключалось в том, что он мог держать ее в этом оазисе до скончания жизни. Ее жизни.

Со временем Тэмпл поняла, что ее похищение заранее спланировано. Вся ее жизнь, до мельчайших подробностей, была известна шейху. Он знал, какого стиля в одежде она придерживается. Он знал ее излюбленные цвета и оттенки. Теперь она не сомневалась, что прекрасные платья и ночные сорочки были сшиты для нее на заказ. Молодой араб знал размер ее стопы и нижнего белья. Специально для нее он привез флаконы ее любимых духов.

Книги в кожаных переплетах, стоявшие в шкафу, были изданы на английском языке и предназначались ей. Спокойная, готовая услужить Рикия исполняла любое желание госпожи. Загорелый, улыбчивый Тариз с удовольствием развлекал ее. Казалось, все давно ожидали ее прибытия в пустыню.

В одинокой темноте ночи к Тэмпл пришло осознание многих неприятных вещей.

Если шейх Шариф Азиз Хамид хочет держать ее в пустыне, он может это сделать. Ее заключение может длиться месяцами, а то и годами. Продолжительность заточения зависит только от его желания. Когда в назначенный день она не появится в Багдаде, никто все равно не узнает, что с ней случилось. Ее никогда не найдут. Аравийские пустыни обширны и безжалостны. Тысячи квадратных миль пышущей жаром земли. Через некоторое время надежда найти ее развеется, и поиски прекратятся.

Ее оставят на произвол судьбы.

Глава 13

Но у Тэмпл зрел план.

Настало утро, когда Рикия разбудила девушку спозаранок. Вместо нового платья услужливая арабка положила возле дивана одежду Тэмпл. Бриджи для верховой езды и белая блузка были тщательно выстираны и безукоризненно отглажены. Начищенные сапожки сияли.

В своей одежде Тэмпл чувствовала себя уютнее, чем в платьях, заказанных шейхом. К ней даже вернулась частичка ее прежней уверенности в себе. Тэмпл проскользнула из спальни в гостиную и тотчас заметила, что входной полог откинут. Решив, что ей позволено покинуть шатер, Тэмпл устремилась к выходу.

Шейх подвел к ней изумительной красоты светло-рыжего жеребца. Изумрудные глаза Тэмпл вспыхнули радостью, когда она увидела это дивной красоты животное. Тэмпл подошла к жеребцу и погладила его бархатную морду.

— Он просто чудо. Как его зовут?

— Его зовут Тоз, — ответил Шариф, глядя на светлокожую гибкую женщину, чьи волосы золотились в лучах восходящего солнца.

— Тоз, — повторила Тэмпл. — Странное имя для лошади. Что оно обозначает?

Вместо шейха ответил Тариз:

— Это имя жеребец получил благодаря своей не обычной масти. Тоз — арабское название тумана, который приходит, когда ветры начинают приносить сюда мелкий песок.

— Это имя ему очень идет, — улыбнулась Тэмпл. Она потрепала гриву жеребца. — Тоз, ты позволишь мне покататься на тебе, а, мальчик?

Жеребец согласно переступал копытами, видимо, предчувствуя скорую прогулку, и несколько раз помаял величественной головой — вверх-вниз. Тэмпл торжествовала.

— Тоз — жеребец для ваших прогулок. Он будет cпокоен или буен в зависимости от вашего желания.

Я сам объезжал его. Если вы его вежливо попросите, и полетит как ветер.

— Я могу покататься на нем сейчас? — спросила Тэмпл.

— Вас будет сопровождать Тариз, — отчеканил шейх, приблизился к женщине, легко поднял ее и осадил в седло.

— Это лишнее, — поставила его на место Тэмпл. — Я езжу с детства и смогла бы сесть на коня без посторонней помощи.

Доля секунды понадобилась упрямому арабу, чтобы приподнять ее над седлом и поставить на песок. Удерживая ее за талию, шейх сказал:

— Прошу прощения. Я позабыл, что вы вовсе не леди. — Казалось, он смаковал эти грубые слова. Потом он сощурился и добавил: — Если вы когда-либо ударите Тоза кнутом, этим же кнутом пройдутся по вашей спине.

Исторгнув из себя угрозу, он отпустил ее, повернулся к женщине спиной и отправился по своим делам.

— Хозяин очень любит своих лошадей, — как бы извиняясь, сказал Тариз.

— Приятно знать, что он любит хоть кого-то, даже если этот кто-то — животное, — рассердилась Тэмпл.

Она крепко ухватилась за луку седла, занесла ногу и в одно мгновение взлетела в седло. Жеребец немного покружился на месте, пока девушка вдевала ноги в тяжелых ботинках в стремена, и понесся вслед удаляющемуся шейху.

Если Шариф и догадывался о том, что его настигает мощный жеребец, который может одним копытом выбить из него дух, он и вида не подал. Шариф не остановился, не замедлил шага и не обернулся. Он даже не бросил взгляда через плечо. Он продолжат медленно, лениво идти вперед.

В самый последний момент он взметнул руку, схватил жеребца под уздцы и пригнул могучую голову животного к земле. Жеребец остановился как вкопанный, и Тэмпл, не ожидавшая этого, вылетела из седла.

Она лежала на песке и, как рыба, хватала ртом воздух.

— С вами все в порядке? — с неожиданным волнением спросил араб.

— Да… я… думаю, да.

Выражение его глаз изменилось незамедлительно. Сострадание уступило место холодности. Он подался перед всем телом и процедил сквозь сжатые губы:

— Постарайтесь больше не забывать, кто я. Я шейх Шариф Азиз Хамид, единственный сын шейха Азиза Ибрагима Хамида, повелителя самого могущественного племени арабов на севере Аравийского полуострова. Каждый мужчина, женщина, ребенок и животное подчиняются мне и контролируются мною. Все делают так, как я этого хочу. Непокорные дорого платят за строптивость. Сказанное относится и к вам. Вы обязаны подчиняться мне. Если вы не станете делать этого по доброй воле, — в голосе шейха прозвучала угроза, — мне придется поучить вас. — Тэмпл поймала себя на том, что согласно кивает головой. — А теперь, — продолжал Шариф, — пообещайте мне, что у Тариза не будет неприятностей с вами, и я отпущу вас на прогулку.

Тэмпл гордо молчала, но взгляд шейха свидетельствовал о том, что, если она не примет его условия, то отправится обратно в шатер.

— У Тариза не будет со мной хлопот, — нехотя процедила молодая женщина.

Уголки губ шейха изогнулись в хищной улыбке.

— Хочу заметить, что вы и не могли уничтожить меня. Тоз слишком хорошо воспитан, чтобы покалечить своего хозяина. — Улыбка его стала еще циничнее. — Для этой цели вам придется подыскать другое оружие.

Тэмпл очень хотелось ударить его в холеное улыбающееся лицо, но она могла позволить себе только сказать:

— Я так и сделаю. Можете на это рассчитывать!

Она развернулась, перенеся всю тяжесть тела на каблуки, вскочила в седло и послала Тоза вперед.

Тариз, сидя на жеребце стального цвета, улыбнулся и сказал:

— Американка — довольно смелая женщина, не правда ли, хозяин?

— Не упускай ее из виду, — посоветовал Таризу шейх, и вассал покорно поспешил выполнять приказание господина.

— Это Руб-эль-Хали, — объяснил Тариз, окидывая взглядом безжизненное пространство вокруг. — Мертвая Земля. Самая большая пустыня в мире. Тысячи квадратных миль песчаной пустоты.

— А люди здесь живут? — поинтересовалась Тэмпл, смежая веки.

— Недолго, — лукаво ответил Тариз. Он усмехнулся своей довольно унылой шутке, улыбнулась и Тэмпл, составляя ему компанию.

Долгие мили отделяли этих двоих от лагеря. Оба они наслаждались продолжительной прогулкой, особенно Тэмпл. С того времени как шейх ее выкрал, это был се первый выход за пределы его шатра. Не представляя, сколько времени пройдет, прежде чем ей позволят отправиться на прогулку в следующий раз, Тэмпл старалась как можно больше выведать о возможности выжить в одиночку в этой безжалостной пустыне.

— Значит, отправиться в Мертвую Землю — это обречь себя на смерть?

Тариз кивнул головой в тюрбане.

— Только самые искусные обитатели пустыни имеют шанс пересечь пустыню и остаться живыми.

— Почему так? — поинтересовалась Тэмпл, вглядываясь в песчаную равнину, простирающуюся перед ней. — Неужели Мертвая Земля так отличается от других пустынь?

— Очень, очень отличается, — закивал головой Тариз. — Мы с вами стоим на границе мертвого пояса пустыни. По сравнению с тем, что дальше, это место — зеленый прохладный оазис.

— Неужели земля эта так враждебна людям?

— Средняя температура воздуха в полдень здесь составляет сто двадцать — сто тридцать градусов по Фаренгейту. Здесь так жарко, что кожа тотчас сморщивается, а глаза начинают болеть. Пересечь эту пустыню можно только после периода дождей, которые льют здесь в декабре и январе, но это под силу лишь опытным путешественникам. — Тариз посмотрел на набегающие друг на друга песчаные дюны и продолжал: — За века жизни в пустынях многие тысячи бедуинов оставили этот мир, пытаясь пересечь безжалостную Мертвую Землю. Много колодцев высохло, но даже если путник знает расположение действующих колодцев, он все равно погибнет от жажды, прежде Чем сумеет отыскать первый. А единственная еда, которую можно здесь отыскать, — это дихаб или джербоа.

— Это какие-то растения?

— Нет. Ящерицы и крысы. — Тэмпл сморщилась, а Тариз продолжал: — Говорят, что торговые пути вымощены костями путников, которым не повезло.

— Гм-м… — протянула Тэмпл и как бы невзначай поинтересовалась: — Итак, отправиться в Мертвую Землю равносильно самоубийству. Скажите, куда бы вы направились, если бы хотели добраться до места назначения?

Тариз улыбнулся.

— Я ездил только на север до… — Тут Тариз спохватился и замолк на полуслове. Похоже, он сказал лишнее.

Тэмпл изнывала от любопытства, но не стала расспрашивать Тариза. Очевидно, ему не велено рассказывать ей о маршрутах передвижения. Итак, не принуждая Тариза продолжить разговор, она подняла руку и спросила:

— А север там?

— Нет, там запад, — весело прищелкнул языком араб и беззаботно принялся объяснять американке, как узнать расположение частей света, не прибегая к помощи компаса. — Взгляните на песок под ногами. Видите складки? Они тянутся с севера на юг. Влажный утренний ветерок веет с залива. То есть с востока. — Тариз протянул руку, указывая на восток, и Тэмпл кивнула. — Мудрый путник пересекает пустыню между полуночью и десятью часами утра. Днем он спит и дает отдых лошадям.

— Понятно, — пробормотала Тэмпл, стараясь не показывать своего явного интереса к словам Тариза. — кроме того, ему надо знать расположение колодцев в пустыне, не правда ли?

— Только глупец отправится в путь, не зная этого.

Тариз с радостью делился с Тэмпл своими знаниями. Тэмпл внимательно слушала рассказ араба о том, по каким приметам можно узнать расположение колодца с чистой водой.

— Запомните, некоторые колодцы высохли, а другие были отравлены мстительными турками.

— А зачем? — наивно удивилась Тэмпл.

Лицо Тариза потемнело.

— Потому что они дьяволы во плоти. — Неожиданно улыбнувшись, он произнес: — Солнце заходит. Надо спешить домой.

Утренние верховые прогулки продолжались, и Тэмпл нашла, что улыбчивый араб — превосходная компания. Он таил в себе бездну полезных знаний. Именно у Тариза Тэмпл почерпнула бесценные сведения о скудной и безжалостной природе пустынь и о повседневной жизни и обычаях арабов. По возвращении в шатер она довольно часто записывала услышанное в дневник.

В отличие от своего молчаливого господина Тариз был добродушен и разговорчив. Тэмпл надеялась когда-либо разгадать загадку своего таинственного похищения и заключения в пустыне, но пока еще она боялась спугнуть Тариза лишними вопросами. Тэмпл понимала, что сначала должна подружиться с маленьким арабом, а потом уже осторожно расспрашивать его. Может, ей удастся настолько приблизить его к себе, что он поможет ей бежать.

Итак, во время прогулки Тэмпл шутила, смеялась и задавала Таризу именно те вопросы, на которые, по ее мнению, он счастлив будет ответить. Таризу никогда не надоедало рассказывать ей о пустыне.

Эти двое быстро стали друзьями. Тэмпл нежно полюбила доброжелательного невысокого араба. Если девушка улыбалась ему, он приходил в восторг, смешил ее и болтал без умолку, как сорока. Тариз относился к чужестранке тепло и по-дружески в отличие от сурового, равнодушного хозяина.

Но Тариз любил и своего молчаливого господина. Он ясно дал ей понять, как он горд должностью личного телохранителя шейха и тем, что свои юные годы его хозяин провел в его, Тариза, обществе. Было более чем очевидно, что Тариз с радостью пожертвует собой ради обожаемого шейха Шарифа Азиза Хамида. Едва Тэмпл сделала робкую попытку разузнать кое-какие секреты шейха, как сразу поняла, что араб будет хранить верность своему господину и не выдает его. Оберегая тайны шейха, Тариз поведал Тэмпл только то, что шейх Шариф Азиз Хамид — мужчина среди мужчин, ученый, вождь и воин.

— Ученый? — переспросила Тэмпл. — Ты смеешься надо мной.

Тариз пришел в возбуждение и, преисполненный гордости, заявил:

— Молодой Шариф получил образование в Ангин. Он выпускник Оксфорда.

— Не может быть!

— Это правда, клянусь Аллахом! — Для пущей убедительности Тариз закивал головой. — Когда он отправлялся учиться в Англию, мы с его отцом опасались, что он не захочет вернуться обратно. Никогда не забуду тот день, когда Шариф покинул нас. Мы долго следили за ним… полными печали взорами, как… как… — Неожиданно Тариз замолчал, оборвав себя на полуслове, потом жестко добавил: — Иногда Тариз слишком много болтает.

— Нет, нет, пожалуйста, продолжайте, — принялась упрашивать его Тэмпл. — Расскажите мне об отце Шарифа. И о его матери. Где они сейчас? Почему я пи разу не видела их? И почему старый шейх послал сына учиться в Англию, если опасался, что молодой человек не вернется обратно?

— Пора домой, — вместо ответа сказал Тариз.

— Хорошо, — покорно согласилась Тэмпл, подъехав, однако, поближе к арабу. — А что с родителями шейха?

— Они умерли.

— Простите, — пробормотала Тэмпл. — Это случилось недавно или…

— Старый шейх отошел в мир иной пять лет назад. — А мама Шарифа?

— Намного раньше. Очень давно. — Тариз пришпорил коня.

— Итак, вы уверены, что Шариф получил образование в Оксфорде? — успела спросить девушка.

— Надо спешить. Хозяин начнет волноваться, — вымолвил Тариз.

Глава 14

Обнаженные нереиды в беспутной непринужденности.

Самые молодые и красивые из всех наложниц многочисленного гарема султана Хусейна резвились в огромном бассейне, выложенном голубыми изразцами. Солнце пробивалось сквозь высокие зарешеченные окна. Великовозрастный сын султана, ленивый грузный тридцатипятилетний Мустафа ибн Хусейн наблюдал за молодыми женщинами с возвышения на краю бассейна. Молодые прекрасные рабыни плескались в бассейне, а Мустафа, лежа на мягком диване, лениво жевал сласти, беря их с огромного подноса, стоявшего рядом на низеньком столике.

Из-за двери строем вышли отлично сложенные чернокожие евнухи, и Мустафа вытер липкие пальцы о свои белые одежды. Высокие юноши принялись раздеваться перед выполнением ритуала омовения, и Мустафа сладострастно облизал губы.

Женщинам не позволялось самим совершать омовения. Им разрешалось резвиться и веселиться в бассейне, но мыть их дозволялось только этим вымуштрованным нубийцам. И пока евнухи с чувством терли молодые гладкие тела, Мустафа тщательно изучал, сравнивал и наконец выбрал из группы девушек не одну, а целых три. Две из них последуют за Мустафой и его покои, где станут возбуждать его и вовлекать в сексуальные игры. А третью отправят в покои престарелого отца Мустафы, которому уже минул восемьдесят один год.

Жадный и эгоистичный Мустафа намеренно выбрал для нездорового отца женщину, с которой сам не стал бы развлекаться. С годами зрение старого султана ухудшилось, и он уже давно не мог отличить красавицу от дурнушки. Лживый сын клялся старику, что присылает в его покои только самых прекрасных женщин, а тот верил и ласкал тех, к кому Мустафа не хотел прикасаться.

Итак, в это утро Мустафа выбрал для себя пару высоких, стройных чернооких красавиц с высокой грудью и пышными бедрами, а отцу отослал грузноватую миловидную коротышку.

Сделав свой выбор, Мустафа попробовал встать с дивана. Будучи человеком ревнивым, он не позволял своим телохранителям глазеть на наложниц. Поэтому Мустафе пришлось сделать не одну попытку, прежде чем ему удалось самостоятельно поднять свое ленивое жирное тело с дивана.

Предвкушая сладостные любовные утехи, Мустафа покинул бассейн и в сопровождении двух дюжих телохранителей направился в свои просторные покои.

Вдоль одной из стен комнаты во всю длину висел тяжелый, вытканный золотом занавес. Занавес можно было отдернуть, и тогда владельцу комнаты открывались все прелести юных наложниц. Он мог выбирать девушку для любви, даже не выходя из спальни, В четырнадцать дет Мустафа впервые проник в покои отца, чтобы подсмотреть за ничего не подозревающими красавицами, тогда же он и дал себе клятву отвоевать эту комнату для себя. Когда ему исполнилось двадцать пять, он воплотил свою мечту в жизнь.

Отцу Мустафа отвел другое помещение, похуже и поменьше, но пригрозил слугам, что они расстанутся с жизнью, если не убедят полуслепого султана, что он по-прежнему живет в чудесной спальне, откуда можно подглядывать за молодыми женщинами.

Итак, полный, дебелый молодой султан направлялся в свои покои, довольный собой и своей судьбой. Его сердце радовалось тому, что отец долго не протянет. После смерти Хусейна Мустафа станет очень влиятельным человеком. Наконец-то он займет то высокое положение, которого заслуживает. Да, жизнь хороша!

Оттоманской империи подчинялись многие земли Ближнего Востока. В будущем он намеревался расширить свои владения, почему бы и нет? Англичане не станут вмешиваться в местные междоусобицы. Так почему бы не вытеснить с плодородных земель ненавистных арабов, оставив им бесплодную Руб-эль-Хали? Мустафа радостно потирал руки, воображая, как он выгонит бедуинов в безводные пустыни и тем самым поставит их на колени, заставит склонить голову перед величием и могуществом турецкого султана. Особенно грела душу мысль о том, что ему покорится проклятый арабский шейх, которого он ненавидел с детства. С каким удовольствием он сокрушил бы презренного шейха Шарифа Азиза Хамида!

Игра его воображения была прервана женскими голосами. Мустафа повернулся и увидел двух рабынь, нарочито одетых так, чтобы вызвать мужское сладострастие. Шальвары из прозрачного газа подчеркивали стройность длинных ног. Короткие разноцветные накидки не столько скрывали, сколько привлекали взор к высоким полным грудям с вызывающе набухшими сосками. Запястья женщин были украшены золотыми браслетами, а тонкие щиколотки — золотыми цепочками с крохотными колокольчиками, которые мелодично позвякивали при каждом шаге наложниц. Мустафа распахнул объятия и простонал:

— Ах, придите, ублажите меня, мои прелестные гранаты.

Прекрасные рабыни тотчас повиновались. Ни одна из девушек не выказала неудовольствия тем, что султан был немыт и от него дурно пахло. Все рабы и рабыни бесчисленной империи султана прекрасно знали о его жестокости. Им не хотелось заниматься любовью с обрюзгшим толстяком, который, наблюдая за омовениями женщин, всегда забывал умыться сам, но они не могли пожаловаться на свою унизительную участь, в противном случае их бы вздернули или забили до смерти.

— Хозяин сделал правильный выбор, — пропела одна из невольниц в нежно-голубых одеждах, беря султана за руку и подводя его к ложу, специально сооруженному для многочасовых и многолюдных утех.

— Это правда, господин, — поддержала товарку девушка в нежно-розовом одеянии. — Мы горды тем, что ваш выбор остановился на нас. Мы желаем подарить вам блаженство.

— Постарайтесь, мои птички, — мурлыкнул султан и приказал рабыням раздеть себя.

Девушки взяли господина под руки и помогли ему опуститься на диван хитроумной конструкции. Он походил на подмостки, затянутые красивыми тканями. Это сооружение появилось во дворце, когда старому султану рассказали о некоем индийском магарадже, который из-за своей тучности имел затруднения в занятиях любовью. Сластолюбец велел построить для себя сооружение вроде тех, которыми пользуются для спаривания слонов, и продолжат наслаждаться жизнью. Отец Мустафы последовал достойному примеру индийского правителя. Он заказал диван-подмостки для своего семнадцатилетнего наследника. С помощью хитроумного сооружения и прекрасной рабыни вдвое старше его молодому Мустафе впервые в жизни удалось почувствовать себя мужчиной и получить при этом удовольствие. С тех пор он всегда пользовался подмостками.

Освобожденный от сковывающих тело одежд султан лежал, подложив под себя бесчисленные подушки и подушечки. Возле дивана на столике стоял кубок, наполненный его любимым ликером. У локтя Мустафы лежала коробочка с бельгийскими шоколадками. По углам комнаты стояли курильницы с благовониями. Из открытого окна доносились мелодичные звуки лютни.

Мустафа тоненько хихикал: одна из невольниц щекотала ему многочисленные обвисшие подбородки.

— Сперва станцуйте для меня, — приказал Мустафа.

Не успели слова сорваться с его губ, а две женщины уже призывно извивались в сладострастном танце под звуки невидимой лютни. Их высокие стройные тела чувственно изгибались, вызывая страсть в обмякшем, обрюзгшем мужчине, любое, самое похотливое желание которого им предстояло безропотно выполнить.

Мустафа пошлепал губами, почесал влажную волосатую грудь и собирался уж было кликнуть одну или сразу обеих танцовщиц к себе на ложе, когда в дверь резко постучали.

— Войдите, — отозвался сын султана, не заботясь о том, чтобы прикрыть свою наготу.

Девушки продолжали свой танец. Дверь распахнулась, и в комнату вошел верный слуга Мустафы Алван. Он нес маленький серебряный поднос, на котором лежал смятый конверт.

— Простите, хозяин, мне сказали, вы захотите увидеть это тотчас.

— Что это? — нахмурился Мустафа.

— Посмотрите сами, хозяин. — Алван протянул поднос на вытянутой руке.

Недовольство Мустафы увеличилось, когда он вынул из конверта письмо.

— Ты же знаешь, я не умею читать ни по-арабски, ни по-английски. Позови сюда Джамала!

— Я здесь, хозяин, — поклонился переводчик, входя в покои наследника султана.

Джамал начал читать, и Мустафа повеселел. Он рассмеялся, и его темные глаза залоснились от удовольствия.

— Где ты это взял, Алван?

— Ваши люди отобрали конверт у одинокого араба на севере пустыни три дня назад.

Мустафа сиял, раздумывая, как ему лучше распорядиться только что полученными известиями. Перебрав в уме несколько вариантов, он наконец рассмеялся, и его огромный голый живот заколыхался подобно студню. Все присутствующие подобострастно заулыбались. Вдоволь нахохотавшись, Мустафа выставил вперед короткий жирный палец и скомандовал:

— Позвать сюда моих верных воинов! Я отдам им распоряжение! — И снова расхохотался.

Глава 15

Дни.

Неделя. Две недели.

Три недели минуло с тех пор, как Тэмпл оказалась невольной гостьей в оазисе шейха Шарифа Азиза Хамида. К ней хорошо относились. За ней, угадывая каждое ее желание, ухаживала Рикия и неусыпно и бдительно следил Тариз.

Каждое утро ей разрешали совершать прогулки на рыжем жеребце Тозе. Прогулки доставляли ей несказанное удовольствие, но, что было более важным, они давали ей возможность получше узнать пустыню, которую она намеревалась вскорости пересечь в одиночестве.

Если во время прогулки ее не сопровождал дружелюбный Тариз, то функцию надзирателя исполнял его угрюмый хозяин. Он отправлялся на прогулки то на Идите, статном молочно-белом жеребце, то на Принце, быстроногом вороном скакуне. Когда во время прогулки с ней был Тариз, она расспрашивала его о караванных путях, пересекавших эту безжизненную пустыню, которую он знал как свои пять пальцев. Прикидываясь безразличной, она запоминала каждое его слово. Время от времени, беспокоясь, как бы не вызвать подозрение Тариза, американка обрывала его на полуслове и меняла тему разговора. Вдвоем они болтали и безудержно хохотали, как дети, и Тэмпл не уставала удивляться тому, как много он знает о цивилизованных странах. Тариз поклялся, что никогда не выезжал дальше Каира, но перечитал все книги в кожаных переплетах даже не по одному, а по два-три раза.

— Ты знаешь, Тариз, — сказала ему однажды во время прогулки Тэмпл, — ты умнее и образованнее многих европейцев и американцев. Ты мог бы занимать значительно более высокое положение. Ты мог бы стать бизнесменом. Ты мог бы много путешествовать, встречаться с интересными людьми и завоевывать их уважение. Более того, ты мог бы заработать много денег.

— Беззаботное сердце лучше, чем туго набитый кошелек, — быстро ответил Тариз.

Только теперь Тэмпл поняла, что Тариз был счастливым человеком, довольным своей жизнью.

Девушка не знала, доволен ли своей жизнью загадочный господин Тариза, более того, она уверяла себя, что это ее не интересует.

Когда во время утренних прогулок ее сопровождал шейх, он никогда не смеялся и вообще никак не показывал своих чувств. Единственное, что их сближало, так это страсть к красивым быстрым скакунам. Иногда, когда Тэмпл чувствовала дуновение теплого ветра пустыни на щеке, она поворачивала голову и видела на лице шейха выражение вдохновенного полета, которое свидетельствовало о том, что он испытывает ту же безудержную радость, что и она. Это были редкие моменты, когда она не ждала от него никакого подвоха. В другое время Тэмпл жила ожиданием грубости или неприятности. Его мужская сила и внутренняя холодность были постоянной угрозой Тэмпл. Она ненавидела шейха за страх, который испытывала. Ни один мужчина еще не брал над ней верх. Она никому этого не позволяла. А этот варвар унижал ее одним своим присутствием и холодными взглядами, бросаемыми на нее.

Тэмпл постоянно нервничала, что не было ей свойственно.

Однажды она решила, что лучший способ общения с ним — вести себя тихо, как мышь, не попадаться ему на глаза, не обращать на себя внимания. Тогда он оставит ее в покое. Но не прошло и минуты, как она передумала. Нет, она будет сражаться. Она собьет с него спесь, докажет ему, что у него нет права унижать ее. Она докажет этому суровому дьяволу пустыни, что не боится его. Находясь в боевом расположении духа, Тэмпл время от времени делала попытки не замечать исходящей от него постоянной сексуальной угрозы.

Она наносила ему оскорбления. Она высмеивала его.

Однажды во время прогулки она прервала тягостное молчание. Сердито посмотрев на шейха, она спросила:

— Кто вы на самом деле?

— Я много раз говорил вам, кто я.

— Скажите еще раз.

— Я шейх Шариф Азиз Хамид Эль-Сииф. Военачальник. Князь пустыни, защитник правоверных.

— Значит, это у вас в обычае — похищать беззащитных женщин и держать их у себя?

— Вы первая похищенная мной, — спокойно ответил шейх, положив загорелую кисть руки на луку седла. На безымянном пальце ярко горел рубин.

— Я вам не верю!

— Это ваше право.

— Да, конечно, но послушайте меня, великий князь пустыни, не знаю, кто вы есть на самом деле, не знаю, чего вы хотите от меня, но вы не на ту напали! Я не трусиха! Я вас не боюсь!

— Вы уже говорили это много раз. — Кривая усмешка тронула его губы. — Что с вами, Тэмпл, или вам не удается убедить себя в том, что вы говорите?

— Не смейте делать из меня посмешище! Предупреждаю, если вы только посмеете дотронуться до меня, я убью вас!

— Пожалуйста, перестаньте кричать. Леди себя так не ведут.

— Я буду кричать, сколько мне заблагорассудится. Вы вовсе не тот благовоспитанный джентльмен, который может указывать, как ведут себя леди. Вы животное! Это все, что вы есть! И ни один отсталый, грязный, необразованный араб не сможет указывать мне…

Доля секунды понадобилась шейху, чтобы протянуть вперед руку и схватить жеребца Тэмпл под уздцы. Он спрыгнул вниз и снял ее с седла. Разгневанный, он встал так близко к ней, что Тэмпл вжалась спиной в бок своего Тоза. Темные глаза Шарифа сверкали, как осколки базальта. Он сказал:

— Будьте осторожны, не переходите границ приличия и не сердите меня. Я не принадлежу к вашим глупым обожателям, которым вы можете говорить все, что пожелаете. Здесь ваша красота не имеет силы, мисс Лонгуорт. Никакой. Здесь я сила. Здесь отдаю приказания я, а не вы. — Он почти прижался к ней. Она поморщилась. — Никогда не забывайте, что ваша судьба в моих руках. Я могу и поступлю с вами так, как я этого хочу. Вы меня понимаете?

Тэмпл всеми силами старалась сохранить самообладание. Она молчала. Крепко сжав зубы, она отвернулась от своего мучителя. Тогда шейх двумя пальцами взял ее за подбородок, грубо повернул голову девушки в свою сторону и сказал:

— Вы меня понимаете?

— Д-да… — наконец проронила Тэмпл, ненавидя себя за то, что была вынуждена ответить. — Тогда скажите вслух, что вы меня понимаете.

— Я вас понимаю, — в бешенстве сказала Тэмпл.

Все еще придерживая ее подбородок, молодой шейх перевел ленивый взгляд на губы девушки. Несколько секунд она дрожала в ожидании поцелуя.

— Не испытывайте меня слишком часто, — посоветовал он ей, почти касаясь ее губ своими. — Однажды я потеряю терпение.

Он неожиданно резко запрокинул ей голову, убрал руки от лица и быстро отошел. Затем шейх вскочил на своего жеребца и поскакал, не оглядываясь. Тэмпл тяжело дышала. Она не знала, где они находятся и как добраться до лагеря. Она подозревала, что шейх намеренно устроил эту сцену. Ей не оставалось ничего другого, кроме как сесть в седло и последовать за арабом. Весь остаток пути они не проронили ни слова, шейх ни разу не взглянул в ее сторону.

Тэмпл успокоилась, только когда они наконец достигли шумного лагеря.

Долгие жаркие дни принадлежали Тэмпл. Шейх был постоянно чем-то занят. Любопытствуя, Тэмпл поинтересовалась у Тариза, что делает в полдень Шариф. Предполагая услышать, что в жаркие часы он возлежит на плече какой-нибудь томноокой красавицы, Тэмпл удивилась тому, что в это время молодой шейх выезжал лошадей, занимался военной подготовкой со своими соплеменниками и возглавлял родовые собрания. Чем он только не занимался!

Но Тэмпл больше всего радовалась тому, что в полуденную жару она могла расслабиться и отдохнуть.

Она читала и мечтала, зная, что суровый господин не появится в шатре раньше заката солнца.

По вечерам она надевала вечернее платье и подбирала к нему украшения: браслеты, ожерелья и серьги. Выбрав себе наряд и причесавшись, Тэмпл обедала в компании молчаливого шейха.

Узнав о его оксфордском образовании, Тэмпл однажды прервала тягостное молчание фразой: — Я кое-что о вас знаю, Шариф.

Секунду он смотрел на нее так, словно она сделала нечто неприличное.

— Неужели? — наконец тихо переспросил он. — И что же вы узнали?

— Что вы получили образование в Оксфорде. Поэтому-то вы так хорошо и бегло говорите по-английски.

Шейх пожал плечами и взял в руки серебряный кубок. Рубин на его руке сиял, ловя зыбкий свет свечи. Тэмпл заметила, что на поверхности камня появилась шестилучевая звезда.

— Многие учились в Оксфорде, — мудро заметил шейх и сделал глоток из кубка.

— Но не дикари же!

Шариф медленно поставил кубок на белоснежную скатерть.

— Пока ваши высокопоставленные предки разрисовывали себе лицо голубой краской и поклонялись корням деревьев, дикие народности составили карту звездного неба и вычислили долготу дня и закономерности смены времен года.

— Разрисовывали лицо голубой краской? Но это абсурд!

— Тогда скажите это вашим писателям Вальтеру Скотту и Марку Твену. — Он подался вперед и назидательно сообщил: — Мы прямые наследники очень древней цивилизации.

— Не сомневаюсь в этом, — так же подавшись вперед, прошептала Тэмпл. — Но почему единственный сын шейха захотел учиться в Англии?

— Почему единственная племянница американского денежного мешка и единственная дочь богатых родителей решила пересечь пустыню? — ответил он вопросом на вопрос.

Тэмпл растерялась.

— Откуда вы знаете, что я единственная дочь? Шейх положил свою салфетку возле тарелки и поднялся.

— Надеюсь, вы меня простите, если я совершу не большую прогулку перед сном?

Он ушел, оставив ее размышлять, каким образом он узнал так много о ней, в то время как она о нем почти ничего не знает. Она до сих шор не поняла, почему ее похитили и держат в пустыне. Это была тайна.

Он сам окутан тайной. Он ничего не рассказывал ей о себе. Через три недели плена она знала его не лучше, чем в первый день знакомства. Она жила в его шатре. Она носила купленную им одежду. Она ела с ним за одним столом. Она спала с ним в одной спальне. Но ничего о нем не знала.

Он находился за пределами ее разумения. Ее пылкая ненависть к нему начинала мало-помалу остывать, Она не понимала его. Он был самым холодным и самым жестоким из всех, кого она знала. Впрочем, иногда он становился нежен и добр, Он вызывал у нее неприязнь, страх и восхищение. Она была больше не похожа сама: на себя. Она вела себя не как Тэмпл Дюплесси Лонгуорт. Теперь она не понимала еще и себя.

Глава 16

Тепло и обволакивающая нежность соблазнительной ночи в пустыне и постоянная близость привлекательного шейха не могли не сказаться на Тэмпл. Когда он находился рядом с ней, ей хотелось, чтобы он ее оставил. Но когда его не было, она лежала без сна, замирая от страха, боясь и вместе с тем ожидая его прихода.

Иногда, когда шейх не возвращался в шатер к полуночи, Тэмпл терялась в догадках, где он и чем занимается. Время от времени она ловила на себе косые взгляды других — арабских — женщин. Неужели он проводил время с одной из них? Пока она, обнаженная, коротала ночь в одиночестве, не скрашивал ли он себе ночные часы в объятиях черноокой красавицы бедуинки?

Когда, наконец, в кромешной темноте он возвращался в шатер, Тэмпл лежала молча и слушала, как шуршит его одежда. Иногда ей казалось, что еще немного, и она соскочит с дивана и сама прыгнет в постель к загадочному шейху.

Но Тэмпл так ни разу этого и не сделала.

Наутро она приходила в ужас оттого, что ей хотелось притронуться к нему. Однако мечта о ночной близости стала ее постоянной спутницей; Шейх был упрямым, грубым и жестоким человеком, но… чертовски привлекательным. В нем было все, что нужно мужчине: сила, способность себя, защитить, власть и внутренняя уверенность в себе, Тэмпл чувствовала, что, ее влечет к нему. Волевое, четко вылепленное мужское лицо, холодные, но вместе с тем зовущие темные глаза, подтянутое мускулистое тело, цвета зреющей маслины. От одного взгляда на него Тэмпл, чувствовала возбуждение. Страсть настолько захлестывала ее, что, когда шейх, возвратясь поздно ночью в шатер, засыпал, Тэмпл еще долго ворочалась на своем диване.

Бывали такие ночи, когда она садилась на своем ложе и, моргая, вглядывалась в темноту, скрывавшую человека, которого она больше не ненавидела так сильно, как хотела, и ей казалось, что она видит изгибы его сонного обнаженного тела. Тэмпл как зачарованная прислушивалась к его спокойному дыханию, следила за ритмичными движениями его груди. Ей казалось, что брезентовые стены шатра колышутся и пульсируют вокруг нее, а воздух в шатре напоен мужским и женским началом.

В голову ей все чаще стали приходить лукавые мысли, ее словно подмывало перебраться на постель шейха и прилечь возле него, пока он крепко спит. Ей хотелось тесно прижаться своим обнаженным телом к его мощному торсу. Она бы пробежала быстрыми пальчиками по его шее и по темным завиткам на груди.

Тэмпл застыдилась оттого, что ее посещали подобные нескромные мысли и желания, но она с ними не могла совладать.

В ярком свете дня девушка гораздо спокойнее думала о своем загадочном господине. Созерцание молодого шейха, облаченного в национальные одежды, не давало ей забыть, кто он есть и какое преступление он совершил против нее. Она возмущалась его варварским поведением. Он не знал ни стыда, ни сострадания. Он заботился о ней значительно меньше, чем о своих любимых лошадях или воинах.

Она благодарила судьбу хотя бы за то, что этот князь пустыни не причинил ей вреда. Пока не причинил.

Но Тэмпл инстинктивно чувствовала, что, если она не сможет исчезнуть из лагеря, сбежать от шейха Шарифа Азиза Хамида, его предсказание, изреченное им в первый день ее появления в лагере, сбудется.

«Если я захочу вас, — сказал он тогда, — то возьму без всякой борьбы. Вы сами с радостью отдадитесь мне». Надо срочно спасаться!

Тэмпл понимала, что сбежать из лагеря чрезвычайно сложно. Не доверяя своей памяти, но желая отметить караванные маршруты и колодцы с питьевой водой, о которых говорил Тариз, Тэмпл начала брать с собой на прогулки карандаш и листки бумаги, объясняя это тем, что ей хотелось бы сделать для себя кое-какие наброски. Она нарисовала грубую карту местности и спрятала ее под подушками своего дивана. За картой последовали фляга с водой, Мешочек с финиками и орехами. Теперь ей нужно было раздобыть какую-нибудь одежду, в которой она могла бы пуститься в путь через пустыню. Ее ждет опасное путешествие.

Но и это ей удалось.

Каждый день ближе к сумеркам Рикия приносила в шатер шейха несколько элегантных вечерних платьев, из которых Тэмпл должна была выбрать одно — к обеду. Однажды девушка повела себя так, словно она не знает, на каком наряде остановить свой выбор. Все платья были столь прелестны, что ей понадобилось некоторое время, чтобы выбрать. Она морщилась, строила рожицы, прикладывала к телу то одно платье, то другое. Рикия с пониманием отнеслась к желанию госпожи понравиться шейху и отвернулась, раскладывая нижнее белье. Потом она проверила, не горяча ли приготовленная для вечернего омовения Тэмпл вода в ванне.

Когда ничего не подозревающая Рикия обернулась, Тэмпл уже успела спрятать под многочисленными подушками дивана белое шелковое платье.

— Я выбрала это, — улыбаясь, сказала Тэмпл и ткнула пальчиком в небесно-голубое платье с блестками.

Рикия кивнула и взяла с подноса с драгоценностями изысканное ожерелье. На тонкой платиновой цепочке покачивался огромный четырехугольный сапфир, синеву которого подчеркивали окружающие его бриллианты. Рикия приложила цепочку с сапфиром к платью и вопросительно взглянула на госпожу.

— Хорошо, — согласилась девушка. — Просто замечательно.

Довольная собой, Рикия принялась собирать платья, которые сегодня не понадобились. Неожиданно служанка нахмурилась, и Тэмпл вся сжалась. Она прекрасно понимала, какие мысли бродят в голове Рикии. Рикия в недоумении огляделась. Сколько платьев она сегодня принесла?

Тэмпл сохраняла спокойствие. Не обращая внимания на недоумение Рикии, она принялась раздеваться, готовясь принять ванну. Скользнув в воду и расслабившись, Тэмпл из-под опущенных ресниц наблюдала за суетящейся Рикией. Наконец несчастная женщина решила, что обсчиталась, сдалась и начала собирать оставшиеся платья.

Только после ухода Рикии Тэмпл смогла расслабиться по-настоящему. Она погрузилась в пену и украсила мыльным пухом свое левое плечо.

Под подушками дивана покоилось белое шелковое платье, которое она наденет, когда решится бежать. Конечно, это не лучший наряд, чтобы скакать под палящим солнцем, но тонкое шелковое платье спрятать легче, чем бриджи с рубашкой.

За обедом Тэмпл нервничала так сильно, что тяжелые серебряные приборы дрожали в ее руках. Она безнадежно пыталась унять биение сердца. Шейх сладострастно опустил взгляд на ее едва прикрытую грудь, и Тэмпл вспыхнула.

Если бы она заметила, что голубое платье вызывающе открыто, то выбрала бы другой наряд. И если бы она знала, что цепь с огромным сапфиром слишком длинна, она бы выбрала другое украшение.

Тэмпл чувствовала себя беззащитной и несчастной. Ее плечи, спина и руки были совершенно обнажены. Но что еще хуже — лиф платья был слишком узким, а вырез слишком глубоким, поэтому с каждым вздохом грудь Тэмпл, обнажаясь, вздымалась все выше и выше. Огромный сапфир врезался в ложбинку между грудями, и Тэмпл мечтала избавиться от него, но не знала как. Темноглазый араб следил за каждым ее движением. Возможно, в этот вечер Тэмпл нервничала больше обычного, но ей казалось, что его подозрительный взгляд буравил ее насквозь. Может быть, это одежда придавала ему устрашающий вид. На шейхе был черный вечерний костюм европейского покроя, но вместо белой рубашки он надел черную шелковую. В этот вечер на нем не было ни галстука, ни бабочки, ни даже запонок. Расстегнутый воротник рубашки глубоко обнажал мускулистую грудь.

Черные волосы, черные глаза, черный костюм, черная рубашка. Соблазняющий, искушающий Князь тьмы. Вот кого он ей напоминал. Он был похож на самого Люцифера, который пришел похитить ее душу и спуститься с ней в ад.

Ужин проходил в обычном молчании. Тэмпл не чувствовала голода, но прекрасно знала, что шейх внимательно наблюдает за ее поведением. Она чувствовала на себе силу его взгляда, от которого ей становилось жарко и сердце билось неровно.

Тэмпл подняла голову и взглянула на своего партнера. Он молчал, в глазах его отражался огонь горящих свечей. Тэмпл боялась подавиться.

Трапеза, которая, казалось, продолжалась вечность, наконец завершилась. Тэмпл с радостью выскочила бы из-за стола, но не сделала этого. Как настоящая леди, она дождалась, пока шейх отодвинет ее стул и поможет ей встать. Он предложил ей опереться на его руку, что девушка и сделала, боясь выдать свое волнение. Едва она отняла руку и попыталась сделать шаг в сторону, он крепко схватил ее за локоть и вернул назад.

— Что? — возбужденно спросила Тэмпл. — Что такое?

— Ничего, — ответил шейх, и Тэмпл уставилась на него, крепко сжав губы.

Шейх взял двумя пальцами платиновую цепочку и осторожно вынул сапфир из ложбинки между ее грудями.

— Что вы делаете? — заверещала Тэмпл, возбужденная прикосновением его пальцев к нежной коже.

— Я прикажу укоротить цепочку, чтобы вам больше не было больно.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — вспыхнула Тэмпл. — Возьмите украшение, но не прикасайтесь ко мне.

— Неужели камень не причинял вам боли?

— Конечно, нет.

— Значит, я ошибся, — но во взгляде его черных глаз читалась самоуверенность.

Держа цепочку двумя пальцами, он оттянул вырез платья и опустил камень на прежнее место — между се полными грудями. Затем шейх повернулся и медленно пошел прочь.

Сжимая от гнева кулаки, Тэмпл следила за тем, как он лениво вынимает сигару из серебряного портсигара, лежащего на столе. К ее ужасу, он не вышел из шатра, чтобы отправиться на свою обычную прогулку. Вместо этого он поудобнее устроился на диване, вытянув длинные ноги, и с удовольствием затянулся.

Глава 17

— Шах… и мат. — Тэмпл самодовольно улыбнулась.

— Вы дадите мне шанс отыграться? — спросил шейх, протягивая руку за очередной сигарой.

Девушка кивнула, с трудом сдерживая раздражение. Стиснув зубы, она принялась расставлять на доске фигурки из слоновой кости. Шариф, глубоко затянувшись, выпустил голубое колечко дыма.

В душе Тэмпл бушевала буря. Совершенно ясно, что господин решил провести с ней весь вечер. Он все делал неожиданно. Почти каждый вечер он проводил неизвестно где, но именно сегодня… О Господи! Он явно решил не оставлять ее одну и следить за ней, как кот за мышкой. Черт бы его подрал!

— Ваш ход, — произнесла Тэмпл как можно спокойнее.

В течение следующего часа, показавшегося ей вечностью, они играли в шахматы. Шейх сидел на диване, широко раздвинув колени, склоняясь над низким столиком из эбенового дерева; у противоположного края стола на мягком персидском ковре сидела Тэмпл. Шейх выиграл первые две партии, она — пять следующих.

Молодому шейху было нелегко сосредоточиться на древней мудрой игре, когда перед ним сидела молодая прелестная девушка. Дух захватывало от ее царственной красоты и грации.

Шариф считал себя искусным шахматистом, но против обворожительной женщины, излучающей молодость и красоту, ему еще не приходилось сражаться. Ему еще не доводилось сидеть напротив игрока, которого заведомо хотелось, смахнув все фигуры с доски, объявить победителем. Пусть она выиграет.

Он хотел одного: обнять ее, уложить на диван и прижаться губами к ложбинке между грудями, где теперь находился сапфир.

— Шах и мат! — в восьмой раз гордо объявила Тэмпл.

— Я совсем разучился, — сокрушенно заметил шейх, вертя в руках шахматную фигурку.

— А я устала, — отрезала Тэмпл, демонстративно зевая и прикрывая рот рукой.

— Неужели вы лишаете меня возможности отыграться?

— Только не сегодня.

Она не успела подняться, как молодой араб оказался возле нее. Она подала ему руку, но он долго держал ее в своей, не делая попыток, помочь девушке встать. Тэмпл в недоумении подняла голову и взглянула на недавнего соперника.

Шейх держал ее руку в ладонях и буравил Тэмпл взглядом. Та даже не попыталась подняться с колен. Она позволяла ему царить над ней, коленопреклоненной, и не могла ни шелохнуться, ни отвести взгляд.

Она не издала ни звука, когда молодой араб обхватил ее руку чуть выше локтя, провел пальцем по ее плечу и погладил шею. Потом он несколько раз провел большим пальцем по ее подбородку и сказал:

— Вы зря думаете, будто сможете перехитрить или обмануть меня, Тэмпл.

— Я не собиралась обманывать вас, — отозвалась Тэмпл, но ее пробрал нервный озноб. Сердце едва не выпрыгивало из груди.

Шейх мгновенно поднял ее на ноги и прижал к себе. Он стоял, расставив ноги, держа руки на ее талии, и Тэмпл чувствовала, как напряглось все его тело. Девушка даже не пыталась вырваться. Она была беспомощна и знала об этом. Шейх схватил ее за волосы, отклонил ей голову назад и нагнулся над ней, почти касаясь ее губ своими.

— Вы не можете победить меня, — сказал он, твердо глядя ей в глаза. — Вы не сможете выбраться отсюда, пока я сам не освобожу вас, Тэмпл.

— Я… я… знаю.

— Запомните это, — сказал араб и быстро отпустил ее.

Потом он достал из портсигара еще одну сигару, прошелся по комнате и кликнул Рикию. Арабка появилась почти мгновенно, и Тэмпл направилась за ней в спальню, не взглянув на шейха.

Девушка принялась раздеваться, надеясь, что ей удастся спрятать что-нибудь из нижнего белья, Напрасно. Рикия забрала все. Тэмпл быстро юркнула под простыню, и, к ее удивлению, из-за занавески тотчас появился шейх.

Девушка замерла. Шейх засветил лампу. Сквозь прикрытые ресницы Тэмпл наблюдала, как он раздевается. Испуганная его поведением, Тэмпл размышляла, не догадался ли он о том, что она собирается бежать. Может, он решил лечь пораньше, чтобы наблюдать за ней. А что, если он вовсе не собирается спать? Что, если он будет бодрствовать всю ночь, и тогда ей не удастся даже выскользнуть из шатра?

Тэмпл терялась в догадках. Но Шариф уснул на удивление быстро. Сердце девушки забилось в предвкушении свободы. Она выждала час. Другой. Наконец, около трех часов ночи она откинула простыню и поднялась. Бросив взгляд на спящего араба, она достала из-под подушек дивана флягу с водой, самодельную карту, еду, белое шелковое платье и выскользнула в гостиную. Там она торопливо натянула на себя шелковое платье, сожалея, что у нее нет ни нижнего белья, ни обуви. Будучи уверена, что часовой дремлет, Тэмпл решила, выбравшись из шатра, обойти вокруг него и направиться туда, где в конюшне отдыхал ее Тоз. Жеребец узнает ее, и она сможет тихо вывести его из конюшни. Она снимет со стены седло, а когда они отойдут подальше от лагеря, она оседлает своего Тоза, и они полетят навстречу свободе.

Тэмпл немного помедлила у выхода и прислушалась. Все было тихо. Шейх спал. До свободы рукой подать.

Тэмпл подняла занавесь и вышла на воздух. И тотчас закричала от ужаса, бросив на песок все, что взяла с собой: на нее, угрожающе сверкая глазами, стремительно летел гепард в ошейнике, отделанном драгоценными камнями. Остановившись прямо перед ней, огромная кошка принялась бить хвостом и рычать.

Тэмпл онемела. Она с облегчением вздохнула, только почувствовав, как ее обняли сильные мужские руки. Прижимая к себе пленницу, шейх что-то тихо сказал гепарду. Через минуту животное послушно отступило в темноту, отказавшись от своей жертвы.

Шейх отнес дрожащую девушку в шатер, а проснувшийся часовой, стоя на пороге жилища своего господина, молил его о пощаде.

— Ты… маленькая дурочка, — тихо произнес шейх, — неужели ты и в самом деле надеялась убежать от меня? Неужели ты собиралась пересечь пустыню в шелковом вечернем платье? — Глаза его сверкнули яростью. — Послушай меня, Тэмпл, я ведь говорил тебе, что ты не уйдешь отсюда, покуда я этого не захочу!

Он рассердился и отпустил ее так резко, что Тэмпл, чтобы не потерять равновесие, вынуждена была ухватиться за его мощную руку. Так же неожиданно Шариф потянул ее на себя и обнял за талию.

Только теперь Тэмпл поняла, что он вышел из шатра, как и спал, в чем мать родила. Теплая волна пробежала по всему телу Тэмпл, когда она почувствовала, как ее тянет к нему, как бережно прижимает он ее голову к своей груди. Кровь бросилась в лицо девушки, когда она нечаянно опустила глаза вниз. Видеть она не могла ничего, потому что подол платья скрывал самую интимную часть ее тела, но догадываться обо всем ей никто не мешал. Шейх словно прочитал ее нецеломудренные мысли, и она замерла, услышав:

— Хотите, чтобы я отпустил вас? Тогда вы увидите все.

Разгневанная Тэмпл подняла голову и встретила его лукавый взгляд. Желая уколоть его, она выпалила:

— Уверяю вас, шейх Шариф Азиз Хамид, последнее, что бы мне хотелось видеть в жизни, это обнаженное тело бедуина-разбойника, грязного, презренного кочевника!

Она попыталась вырваться. Он еще сильнее прижал ее к себе.

— Вы, могущественная и высокопоставленная мисс Тэмпл Дюплесси Лонгуорт, не только хотели бы взглянуть на меня, вам любопытно, каково это — переспать с этим грязным, презренным кочевником! — На губах шейха играла жестокая улыбка. — Хотите попробовать?

Бросая на него испепеляющие взгляды, Тэмпл вырвалась, резко развернулась, убежала в спальню и завернулась в простыни.

За ней молча проследовал шейх. Заметив его силуэт на фоне занавеси, Тэмпл повернулась к нему спиной. Шариф подошел к дивану и остановился, высокий, стройный, насмешливый и… обнаженный. Потом он отбросил простыню, схватил ее за руки и заставил встать коленями на подушки.

— Пожалуйста… пожалуйста, не надо… — взмолилась испуганная Тэмпл.

Удерживая ее одной рукой, шейх скользнул пальцами второй глубоко в вырез ее платья. Огромный рубин на его пальце царапнул ей нежную кожу, и Тэмпл услышала, как рвется тонкая шелковая ткань. Она дрожала, стоя на коленях, а шейх сбрасывал куски платья на ковер.

Теперь она была такой же нагой, как он. Молодой шейх оперся согнутым коленом о диван и крепко прижал девушку к себе. Сраженная удивительно нежным выражением его глаз и приятным прикосновением его крепкого тела, Тэмпл не сопротивлялась, когда он наклонил голову и жарко поцеловал ее в губы. Если он намеревался взять ее приступом сейчас, а Тэмпл не сомневалась, что он хочет именно этого, она не смогла бы сопротивляться. Она бы не смогла остановить его страсть. Впрочем, она не думала, что ей следует противиться близости с ним.

Ее женская сущность таяла под нежными прикосновениями его сильных рук, и волна радости пробегала вдоль всего ее тела, когда его язык проделывал восхитительные штучки внутри ее рта.

По загадочный шейх неожиданно прервал поцелуй, уложил Тэмпл на диван и твердо сказал;

— Попробуете сбежать еще раз, и я уже не буду столь снисходителен к вам.

Глава 18

Рассвет окрасил небо в нежно-розовый свет. Группа сильных мужчин на лошадях с нетерпением дожидалась появления своего предводителя. Взоры всех были устремлены к шатру, расположенному несколько в стороне от палаток простых бедуинов, на дальней стороне пруда, засаженного пальмовыми деревьями.

Когда из шатра вышел молодой араб весь в черном, послышались приветствия и одобрительные возгласы.

Вождь величественно направился к своим воинам. Тариз, стоя возле серебристого оседланного жеребца, поймал взгляд своего господина и расцвел в улыбке. Вне всякого сомнения, их господин с полным правом мог бы именовать себя хозяином пустыни. Шейх приблизился к группе мужчин. Мальчик-конюх сделал шаг вперед и подал ему поводья уже оседланного скакуна, Принца. Шариф вскочил в седло, повернулся к Таризу и спросил:

—Ты готов, мой друг?

Тариз в мгновение ока оседлал своего жеребца и кивнул. Он улыбался широко и солнечно. Ночью он едва сомкнул глаза и не мог дождаться, когда же мужчины выступят в поход. Он был возбужден, как ребенок. Радость Тариза возросла, когда его повелитель простер руку в длинной кожаной рукавице, ожидая любимого дрессированного сокола.

Тариз обожал соколиную охоту и разделял свою любовь с молодым хозяином. Страсть эта жила в крови араба. Бешеная скачка по пустыне, охота с хищными пернатыми всегда приносила успокоение разгоряченному уму и радость сердцу.

Шейх пришпорил Принца, и мужчины поскакали в глубь залитой рассветом пустыни. В отличие от стародавних обычаев теперь соколиная охота устраивалась больше для развлечения, нежели для добывания пищи.

Тариз еще помнил давно минувшие времена, когда охота длилась неделями. Теперь мужчины редко выезжали в пустыню дольше, чем на пару дней. Поэтому Тариз и прочие хотели насладиться каждым мгновением предстоящего увеселения.

Тариз с восхищением наблюдал за Шарифом, на вытянутой руке которого сидел сокол. Удивительная птица всегда внушала Таризу благоговейный страх.

Процессия направлялась на юг, и, трясясь в седле, Тариз вспоминал, как любил соколиную охоту старый шейх. Довольно часто они с Таризом уезжали в пустыню всего с двумя птицами, а возвращались с добычей, которой с лихвой хватало на все племя. После охоты обычно устраивали праздники. Мужчины и женщины пели, танцевали и смеялись, получая удовольствие от жизни. Потом верный слуга начал вспоминать, как они со старым шейхом учили юного Шарифа обращаться с охотничьими соколами. Он до сих пор помнил выражение тщательно скрываемого страха на лице мальчика, когда отец велел ему вытянуть руку, чтобы посадить на толстую кожаную рукавицу огромного сокола. Шариф даже зажмурился.

— Сын мой, открой глаза, — велел ему шейх. Шариф повиновался, и старый шейх продолжал: — Не позорь своего отца в глазах подданных. Ты ничего не должен бояться, как и я. Я могущественный человек, а ты мой сын. — Старый шейх положил руку на голову Шарифа, взъерошил ему волосы и мягко добавил: — Мой сын. Мой любимый сын.

Эти слова припомнились Таризу, когда в пустыне похолодало и песок больше не искрился на солнце. Шейх, который руководил охотой, повернулся лицом к северу, произнес вечные слова: «Во имя Аллаха!» — и отпустил птицу. Сокол взмыл вверх. Шариф снял кожаную рукавицу. Солнечный луч упал на грань рубина, и камень ярко вспыхнул. Кровавое сияние рубина напомнило Таризу о том, как он впервые увидел рубин и его владельца.

Тариз прикрыл глаза. Он видел себя сильным, здоровым, тридцатидевятилетним мужчиной. В то время отцу Шарифа исполнился пятьдесят один год, он был еще бодр и энергичен.

День тогда выдался пригожим. Соколиная охота, продолжавшаяся неделю, оказалась очень удачной. Шейх и Тариз отправились в лагерь раньше прочих мужчин. Они молча ехали по пескам. Жара и однообразный пейзаж вызывали зевоту. Шейх, и Тариз давно научились спать в седле, доверяя свою безопасность лошадям, которые безошибочно везли их к лагерю.

Неожиданное ржанье жеребца заставило Тариза встрепенуться. Рука его тотчас потянулась к сабле, а глаза уже искали в пределах видимости врага.

— Я никого не вижу, — сказал шейх.

— Я тоже, но лошади чуют опасность. — Тариз ерзал в седле, высматривая знаки, которые бы свидетельствовали о приближении врага.

— Прислушайся, — велел шейх, сдерживая своего жеребца.

Чуткое ухо Тариза не могло уловить никаких подозрительных звуков.

— Посмотри. — Старый шейх указал рукой на огромного грифа, низко парящего над землей.

Мужчины обменялись встревоженными взглядами. Они обнажили сабли и пустили коней быстрым галопом. Взлетев на высокий песчаный бархан, они принялись вглядываться в даль, гадая, над чем кружит гриф. Тариз и шейх принялись громко кричать, отпугивая стервятники. Взору их открылась трагическая картина: внизу, распластавшись на песке, лежал молодой светловолосый человек в окровавленной рубашке, уставясь в небо незрячими глазами, в которых застыл ужас. Он был мертв. Недалеко от него лежала темноволосая женщина. Одежды на ней не было, если не считать юбки для верховой езды, которой были обвязаны ее кровоточащие бедра. Раненой рукой она защищала от непрошеных гостей младенца, который сидел на песке возле нее.

Старый шейх скинул длинную белую верхнюю рубаху и прикрыл ею тело женщины. Тариз уже щупал у нее пульс. Женщина приоткрыла глаза. — Она увидела двух темнокожих мужчин, склонившихся над ней, и ужас исказил ее черты.

— Мы не причиним вам зла, — сказал шейх и потянулся за бурдюком из козлиной кожи.

Смочив губы водой, женщина спросила:

— Вы арабы?

— Да, — подтвердил шейх Азиз Ибрагим Хамид и потянулся за ребенком.

— Мой сын… — едва не разрыдалась бедняжка. — Пожалуйста… заберите его с собой.

— Мы заберем вас обоих, — утешил ее шейх, убирая со лба женщины слипшиеся от крови волосы.

Держа плачущего младенца на одной руке, вторую он протянул Таризу, чтобы тот налил в ладонь немного воды. Он поднес свою ладонь к губам мальчика, и тот чудесным образом перестал плакать и жадно прильнул к ладони спасителя.

— Мы возьмем вас с собой в лагерь, а когда вы почувствуете себя лучше, мы…

— Нет, — слабо прошептала женщина. — Я не доживу… — Тариз и шейх знали, что она говорит правду. — Выслушайте меня… — взмолилась женщина. — Я так много должна сказать вам, и у меня так мало на это времени…

Кивая и успокаивая молодую женщину, двое арабов выслушали душераздирающий рассказ. Они узнали, что эти двое англичан приехали в арабские пустыни на раскопки. Они так сильно любили своего малыша, что не смогли с ним расстаться и взяли его с собой.

Тем печальным утром англичане с ребенком в сопровождении местных проводников оставили свой караван и двинулись самостоятельно через северную часть полуострова. Не прошло и часа, как на них напали одетые в черное всадники, вооруженные ружьями европейского образца. Бежать было некуда, прятаться негде.

Бандиты окружили маленький караван. Проводники бросились врассыпную, их тут же зарезали. В отчаянии муж несчастной попытался вступить с бандитами в переговоры. Они даже слушать его не стали, просто выстрелили в него. Но он умер не сразу. Тяжело раненный, он лежал в нескольких футах от того места, где бандиты издевались и мучили его жену. Насытившись замученной женщиной, они — через несколько часов — прострелили ему голову, отчего молодой человек и умер, а женщину с ребенком оставили погибать в песках.

Пока она говорила, старый шейх вынул из кулачка ребенка потемневшую латунную гильзу. Повертев ее, он увидел знакомое клеймо.

На глаза его навернулись слезы сострадания. Шейх выдавил из себя: — Это турки.

— Да, — подтвердила женщина, — я слышала, как они говорили о своем главаре, султане Хусейне.

Гильза утонула в широкой ладони шейха, и он мягко сказал:

— Дитя мое, Аллах ожидает тебя в райских кущах. Тебе больше никогда не придется страдать.

— Так вы заберете моего сына? — с надеждой в голосе спросила молодая женщина.

— И позабочусь о нем, как о своем собственном, — пообещал бездетный шейх.

— Когда он вырастет, то должен узнать, кто он и кем были его родители, — слабым голосом попросила женщина.

— Он узнает, — ответил шейх Азиз Ибрагим Хамид.

Умирающая женщина сообщила двум арабам, что ребенка, рожденного девять месяцев назад в Лондоне, зовут Кристиан Телфорд. Она, Маурин О'Нил Телфорд, темнокожая, рожденная в Ирландии, была его матерью. Отца младенца звали Альберт Телфорд, лорд Данравен, он являлся наследником огромного состояния.

Женщина дернулась, пытаясь вынуть нечто из кармана изодранной юбки. Она достала нитку изумительных рубинов. Тариз и шейх невольно залюбовались тем, как ярко пылали на солнце драгоценные камни. Женщина слегка приподняла руку и вложила драгоценности в ладонь шейха.

— Рубины преподнесли мне в день свадьбы. — Слезы заструились по ее щекам. — Отдайте их моему сыну и обещайте, что он получит образование в Англии.

— Я сделаю это, — поклялся шейх Азиз Ибрагим Хамид.

— Кристиан, — прошептала женщина. Жизнь оставляла ее.

Шейх наклонился и положил малыша на грудь матери. Женщина бросила печальный взгляд на шейха, поцеловала мальчика в макушку и прошептала:

— Мой сын. Мой любимый сын.

Глава 19

Сокол Шарифа сделал первый медленный круг над пустыней. Сначала он парил над колючей акацией, потом царственно развернулся и стремительно ринулся вниз.

Сокол не успел еще расправиться с жертвой, как внимание Шарифа привлек рубин на руке. Камень таинственным образом потемнел. Сердце молодого шейха бешено забилось. Не говоря ни слова, он повернулся и направился к лошади. За ним засеменил обескураженный Тариз.

— Что случилось?

— Нам надо немедленно вернуться в лагерь, — неумолимо распорядился шейх.

— Вернуться… но почему? — Тариз был расстроен. — Охота только началась.

— Скажи мужчинам, пусть зовут своих птиц и следуют за мной. — Тариз застыл на месте. — Выполняй! — прикрикнул на него Шариф. Никогда раньше он не позволял себе так грубо обращаться с верным другом и бывшим наставником. Шариф вскочил на своего Принца и поскакал в лагерь.

Тэмпл нервничала. Беспокойство ее нарастало с каждой минутой.

Со времени ее неудачной попытки бежать прошла неделя. После той ночи шейх не обращал на нее никакого внимания. Он не разговаривал с ней. Он не узнавал ее, когда она входила в комнату. Она была обеспокоена потерей интереса к себе, его все возрастающей холодностью.

Тэмпл не узнавала себя. Сначала она хотела одного: чтобы он оставил ее в покое. Теперь, когда он действительно оставил ее в покое, она чувствовала себя еще более несчастной, чем раньше. Странно, но теперь ей хотелось его внимания. Она с нетерпением ждала, когда он смилостивится и изменит отношение к ней. Она мечтала о том, чтобы он смеялся и разговаривал с ней так же дружелюбно, как со своими верными подданными.

Но он ее не замечал.

Она могла делать что угодно, а шейх занимался лошадьми, охотой и муштрой.

Вот и теперь он отправился на соколиную охоту и не вернется два, а то и три дня.

Тэмпл вздохнула. Она чувствовала себя несчастной.

Целую неделю Тариз восторженно предвкушал предстоящую охоту. Тариз считал дни до охоты. Тэмпл тоже. Правда, она считала не только дни, но и ночи. Но теперь она не находила в его скором отсутствии никакой радости. Теперь она надеялась, что он вернется раньше, чем завершится охота. Боже, она теряла рассудок!

Сбитая с толку, Тэмпл остановилась и бросилась на мягкие подушки дивана. Она скинула бархатные тапочки и подогнула под себя ноги.

Так она и сидела в тусклом свете ночной лампы, не в силах избавиться от печальных дум о Шарифе. Тэмпл всеми силами гнала от себя воспоминание о том сладостном чувстве, которое она неожиданно для себя испытала, когда шейх разорвал на ней белое шелковое платье. Мурашки побежали у нее по коже, когда она вспомнила его крепкие объятия, а ведь тогда оба были обнажены! И он поцеловал ее так нежно и властно, как никогда не целовал раньше.

Тэмпл поднесла к губам ладонь и вздохнула. Никогда раньше поцелуй мужчины не оставлял такого болезненно-приятного воспоминания. Какая горькая ирония судьбы, что единственный человек, который вызвал в ней сильное ответное чувство, не принадлежал к тем добрым, мягким, внимательным джентльменам, которые любили ее, ухаживали за ней, хотели жениться на ней. Нет, этим человеком оказался грубый, циничный дикарь, который не обращал на нее никакого внимания, не любил ее и, вероятнее всего, уже имел несколько жен.

Интересно, что о ней говорили и думали все эти женщины?

Впрочем, не имеет значения.

Она боялась шейха, но ее тянуло к нему. Она ненавидела и желала его одновременно. Ее бросало в его объятия с такой страстью и силой, которые не оставляли места логике и здравому смыслу.

Тэмпл сделала весьма нелестные выводы о себе и содрогнулась. Более того, она поняла, что с нетерпением ждет возвращения безжалостного араба, который похитил ее и теперь держал в плену. Она хотела, чтобы шейх вернулся домой.

Неожиданно входная занавесь откинулась, и в шатер вошел Шариф. Изумленная Тэмпл вскочила на ноги. Она посмотрела на него. Он посмотрел на нее. Взгляды их встретились, и Тэмпл с удивлением заметила выражение облегчения в темных глазах шейха.

Но это удивительное выражение тотчас сменилось холодностью. Шейх подошел к Тэмпл поближе и колюче заметил:

— В это время вы всегда уже спите.

Это были первые слова, обращенные к ней за минувшую неделю.

— Я как раз собиралась кликнуть Рикию, — солгала Тэмпл и интуитивно отступила на шаг от демонически прекрасного молодого араба, небритого и одетого во все черное. — Вы так быстро вернулись домой. Я полагала, что вы будете отсутствовать несколько дней.

— Первоначально я собирался пробыть на охоте неделю. Но я слышал, как вы взываете ко мне. — Жестокая ухмылка скривила его губы, и шейх добавил: — Вы скучали по мне и очень хотели, чтобы я вернулся.

Тэмпл вспыхнула и засомневалась, не может ли он и в самом деле читать самые сокровенные ее мысли.

— Я могла бы не видеть вас вечность, и этот срок не показался бы мне излишне долгим, — пожала плечами Тэмпл и повернулась к шейху спиной. Она твердым шагом направилась к спальне, задержалась на пороге и распорядилась: — Позовите ко мне Рикию. Я устала и хочу спать. — Потом она повернулась лицом к шейху, демонстративно зевнула и сказала: — Ваше общество всегда оказывает на меня усыпляющее действие.

Поздно ночью Тэмпл разбудила оружейная пальба. Не успела она открыть глаза, как Шариф крепко зажал ей ладонью рот так, что она не могла ни вскрикнуть, ни застонать. Он грубо стащил ее с дивана и затолкал под свою кровать.

За пологом шатра свистели пули, ржали лошади, кричали люди.

Охваченная ужасом, Тэмпл широко раскрыла глаза. Она не понимала, что происходит.

Шейх знал это слишком хорошо. Продолжая зажимать ей рот рукой, он прошептал ей на ухо: — Лежите, не двигаясь. Боже вас упаси издать лишний звук.

Тэмпл кивнула.

Шариф отпустил руку и откатился от нее. Сердце Тэмпл бешено стучало, когда она, обернув простыней обнаженное тело, широко раскрытыми глазами следила из-под кровати за тем, как Шариф натягивал брюки. Потом, без рубашки и босой, он ринулся из шатра, и через секунду Тэмпл услышала, как он отдает приказания своим воинам.

Девушка закрыла глаза и стиснула зубы, напуганная пальбой и криками раненых.

Командование бедуинами взял на себя шейх. Он сразу понял, кто напал на его лагерь. Турки. Ненавистные турки.

Презирая страх, шейх сражался в самой гуще боя, взбешенный тем, что султан решился атаковать первым. Ярость удесятерила его силы. Шейх вырывал ружья из рук своих охваченных паникой врагов, прежде, чем они успевали прицелиться в него. Его кривая сарацинская сабля с размаху рассекала противников по полам. Люди стонали. Умирающие турки истекали кровью у его ног.

Одна пуля задела левое плечо шейха, другая оцарапала правую щеку. Он ничего не замечал. Глаза его горели ненавистью и яростью, он сражался, будто одержимый дьяволом. Он готов был уничтожить всех турков на свете, если хотя бы один золотистый волосок упадет с головы женщины, которую он скрывал в своем шатре.

Не прошло и пятнадцати минут, как кровавое сражение завершилось. В тусклом свете луны на поле брани осталось лежать полдюжины верных воинов шейха. Из тридцати турок, которые осмелились напасть на мирный лагерь, в, живых остался только один, Шариф специально пощадил его.

Не успел развеяться дым от выстрелов, как шейх уже стоял напротив пощаженного врага, говоря:

— Я сохраняю тебе жизнь с определенной целью.

Округлив глаза, благодарный турок воздел руки к небу и повалился на колени перед шейхом. — Помилуй тебя Аллах!

— Успокойся! — поморщился шейх. — Встань!

Склонив голову, турок, шмыгая носом, поднялся.

Шариф быстро допросил его. Испуганный до полусмерти турок подтвердил, что на ночной разбой его послал хозяин, Мустафа ибн Хусейн, но цели налета он не знал. Доверием Мустафы пользовались только старшие командиры. Ему отдавали приказания — он их выполнял. Среди людей Мустафы прошел слушок, что они должны были доставить в его дворец что-то или кого-то, но о чем шла речь, несчастный турок не ведал.

Шейх сохранял абсолютное спокойствие, но внутри у него все сжалось. Возможно ли, что люди Мустафы пришли за Тэмпл Дюплесси Лонгуорт?

Шариф отправил помилованного турка к его господину с запиской: «Если твои люди еще раз окажутся возле моего лагеря, я, Эль-Сииф, шейх Шариф Азиз Хамид, нападу на твой дворец и прикончу тебя собственными руками».

— Скажи Мустафе, что его смерть не будет ни быстрой, ни легкой, — велел шейх. — Я придумаю для него такую невиданно мучительную казнь, какую даже он, с его развращенным умом, не сможет вообразить.

Глава 20

Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась, и лагерь вернулся к своей обычной ночной жизни. Тэмпл лежала под кроватью и дрожала, не зная, что ей делать.

Она прекрасно понимала, что схватка закончилась, но не могла догадаться, чья взяла. Тэмпл полагала, что нападение могло быть совершено на лагерь с целью ее освобождения. Возможно, ее семья каким-то чудесным образом узнала, что она томится в плену, и наняла бедуинов из соседнего племени, чтобы те вызволили Тэмпл из неволи. Возможно, это ее последняя ночь в плену. Возможно, пока она здесь лежит, спасители ищут ее повсюду. Возможно, ей следует выбраться из-под кровати, выскочить из шатра и как можно скорее дать о себе знать.

Но сразу после всех этих «возможно» ей на ум пришло еще одно, которое заставило ее сердце почти остановиться. Возможно… шейх погиб в схватке…

Тэмпл представила себе молодого шейха лежащим на песке, изрешеченного пулями, обратившего невидящий взор к звездному небу.

Тэмпл отогнала ужасное видение и тяжело вздохнула, когда кто-то откинул полог шатра и внутрь заструился лунный свет. Девушка почти перестала дышать. Замерла. Прислушалась. И поморщилась, когда сильная рука ухватила ее за плечо. Тэмпл повернула голову и с облегчением вздохнула, заметив сияющее на безымянном пальце руки рубиновое кольцо.

Когда Тэмпл выпрямилась и подняла голову, она с трудом узнала в высоком ухмыляющемся мужчине шейха Шарифа. Небритый, с обнаженным торсом, с полубезумными глазами, он истекал потом и кровью. Из его левого плеча сочилась красная влага, под правым глазом красовалась нашлепка из грязи и крови.

— С вами все в порядке? — Голос его звучал па удивление грубо, глаза недоверчиво осматривали девушку. Впрочем, ответа он дожидаться не стал. Он резко повернул ее к себе спиной, пристально вглядываясь, нет ли на теле Тэмпл следов крови или насилия.

— Прекратите! — гневно запротестовала девушка, сжимая узел простыни, скрывающей ее тело. — Со мной все прекрасно.

Шейх не обратил никакого, внимания на ее слова. Крепко схватив Тэмпл за руку повыше локтя, он начал медленно поворачивать ее, внимательно рассматривая каждый сантиметр ее тела. Желая убедиться в том, что девушка не пострадала, он медленно провел рукой по ее шее, голове, обнаженным рукам, спине и плечам, затем его пальцы спустились по простыне. Осмотрев Тэмпл, шейх перевел взор на диван, на котором она обычно спала, и заметил, что он пробит пулями. Они встретились взглядами, и Тэмпл поймала в его глазах выражение мягкости и нежности, так несвойственное ему.

—Вы… в вас стреляли.

Она слегка дотронулась до его израненного плеча.

— Ничего страшного, — сказал шейх, перехватив ее руку. — Просто царапина. Кости не задеты. Сейчас прикажу принести горячей воды, и вы тоже сможете привести себя в порядок. — Он указал на пятна, оставленные его грязными руками на простыне. Направившись к выходу, он бросил ей через плечо: — Сегодня ложитесь на мою кровать, а я устроюсь на диване в гостиной.

Тэмпл бросилась за ним. Но… ваши раны… Их надо обмыть и перевязать…

— С этим прекрасно справится Тариз.

— Я помогу ему, — заявила Тэмпл, довольная уже тем, что невысокий разговорчивый араб, к которому она привыкла, жив.

— В этом нет никакой необходимости.

— Я все равно буду помогать Таризу, — объявила Тэмпл, неотрывно глядя на сочащуюся из плеча шейха кровь. — Вам больно? — нежно спросила она.

— Нисколько, — солгал Шариф, хотя от потери крови у него уже кружилась голова.

Шейху стало дурно, и Тэмпл бережно поддержала его. Глаза раненого беспомощно закрылись, тело обмякло. Он позволил себе расслабиться, только убедившись, что этой прекрасной золотоволосой женщине не нанесли никакого вреда. Впрочем, была и еще одна причина: ему чертовски приятны объятия ее обнаженных нежных рук.

Шейх Шариф Азиз Хамид одиноко сидел на дюне и вглядывался в бескрайние просторы пустыни.

С тех пор как люди султана совершили разбойный налет на его лагерь, прошла неделя, но шейх беспокоился, подозревая, что Мустафа каким-то образом узнал о Тэмпл. Это невозможно, уверял он себя. Нагиб был смелым и верным курьером, который за многие годы доставил сотни секретных сообщений союзникам шейха. Бесстрашный человек, который скорее пожертвует своей жизнью, чем позволит отнять у него письмо. Нагиб, без сомнения, уже добрался до Багдада и отправил телеграмму семье Тэмпл в Америку.

Шариф убеждал себя, что все в порядке. Никто не жен был знать, что он держит у себя в плену наследницу огромного состояния.

Он примет все доступные ему меры, чтобы обеспечить безопасность Тэмпл. Она под его защитой. В ночь налета, пока Тэмпл помогала Таризу обмывать и перевязывать раны шейха, последний рассказал ей, чьи люди напали на лагерь, и предупредил Тэмпл, что, если она попадет в лапы Мустафы, ей лучше молиться о том, чтобы Господь послал ей смерть, прежде чем ее приведут в покои сатрапа.

— Никогда не уезжайте за пределы лагеря в одиночестве, — как можно более убедительно сказал Шариф.

Тэмпл была занята промыванием раны и ничего не ответила. Тогда шейх стиснул зубы, крепко взял ее за руку и сказал:

— Тэмпл, посмотрите на меня. — В голосе его прозвучало нечто, что заставило и девушку, и Тариза едва ли не подпрыгнуть. — Вы слышали, что я сказал?

— Да, — подтвердила Тэмпл, — вы попросили посмотреть на вас.

— Я сказал, что вам не следует покидать лагерь в одиночку. Никогда! Пообещайте мне, что выполните мое распоряжение!

— Обещаю, — поколебавшись, прошептала Тэмпл.

Но теперь, уединившись в пустыне, Шариф засомневался, что она придала значение его предупреждениям. Он слишком хорошо изучил ее. Она была глупенькой и упрямой. Опасное сочетание качеств в одном человеке.

Тэмпл Лонгуорт представляла для него опасность и другого рода. Всякий раз, когда он думал о золотоволосой женщине, его пробирало сладкое томление внизу живота, и мужской плоти немедленно становилось тесно в узких бриджах для верховой езды. Он ругал себя за слабоволие, на чем свет стоит. Едва Тэмпл попадалась ему на глаза, как ему сразу же хотелось заключить ее в объятия. Воспоминание о ней заставляло кровь быстрее бежать по жилам. Единственный раз он видел ее обнаженной — в ту ночь, когда в гневе разорвал на ней вечернее платье, — но это прекрасное видение неотступно преследовало его. Он никогда не забудет того, что видел той ночью!

Спать с ней в одной комнате было для него настоящей пыткой. Он много раз сдерживал себя, чтобы не забраться в постель к этой волнующей женщине с нежной кожей. Как было бы приятно целовать ее спящее тело и взять ее прежде, чем она проснется. Бодрствовал он или спал — мысли его занимала одна Тэмпл.

Ему не следовало похищать ее. За эту роковую ошибку ему придется расплачиваться вечно. А он-то воображал, что прекрасно все продумал! План был примитивно прост: похитить девушку и послать телеграмму ее дяде с уведомлением о том, что, как только он перестанет снабжать турков оружием и боеприпасами, Тэмпл получит свободу.

Несколько недель назад похищение и пленение Тэмпл казались ему единственным способом разрешения конфликта между турками и арабами. Дипломатия исчерпала себя. Шейх намеревался пресечь поток оружия, текущий с американских заводов, которыми владели родственники Тэмпл.

Шариф достал из кармана гильзу, которую всегда носил с собой. Глядя на нее, он вспомнил рассказ старого шейха о том, что тот вынул эту гильзу из его, Шарифа, детской ручки, когда нашел его в пустыне возле убитого отца и умирающей матери.

Он сжал кулак и приказал себе выбросить из головы мысли о прекрасной женщине, которая скоро покинет его лагерь.

Стиснув зубы, шейх принялся за упражнения, которые проделывал по несколько раз в день после того, как его ранили. Рана давала о себе знать, и он то и дело морщился. Пот струился по его лицу, а он заставлял себя упражняться. Шариф должен вернуть мускулам былую силу, прежде чем явятся завтрашние гости.

Стонать и скрипеть зубами он позволял себе только тогда, когда находился в одиночестве. Шейх привык служить своим подданным примером во всем. Старый шейх никому не позволял видеть свои мучения — физические и нравственные. Даже перед смертью, когда испытывал нечеловеческие страдания.

Когда молодой Шариф со слезами на глазах склонился над умирающим, старый шейх прошептал:

— Пророк сказал: не отягощайте плачем и слезами уход своих ближних.

Человек, которого Шариф привык называть отцом, завещал ему никогда не показывать слабости в присутствии подчиненных. Даже когда уходит любимый человек.

Как много раз, будучи еще мальчиком, слышал Шариф слова старого шейха: «Человек, обладающий властью над людьми, должен скрывать свои чувства, иначе в глазах своих подданных он окажется таким же слабым и ничтожным, как и его враги».

Шариф знал, что это правда. Он также знал, что среди бедуинов пустыни отыщется всего несколько таких же мощных и сплоченных племен, как его собственное, и что не многие шейхи могли бы гордиться такими же верными и преданными слугами, какими правил он, а прежде его отец…

Итак, шейх разрабатывал раненое плечо. Он морщился, но терпел. Он всегда поддерживал себя в безупречной физической форме. Годы аскетической жизни в пустыне сделали его тело сильным и неподвластным боли, а мускулы стальными. Он не может позволить какой-то ничтожной ране взять власть над духом. Шариф должен быть в великолепной форме на завтрашнем празднике, который его племя устраивало в честь дорогих гостей, прибывших из племени шейха Хишмана Захраха Рахмана.

Частью праздника является торжественная церемония, в которой он должен принять участие.

Шариф криво улыбнулся. Негоже шейху, известному всей Аравии и Северной Африке как Эль-Сииф, Меч, показать свою слабость и не станцевать ритуальный танец меча.

Тэмпл, прогуливаясь, дышала воздухом под тенью огромного полотнища, когда услышала, что арабы зовут своего предводителя.

Делая вид, что происходящее ее нисколько не интересует, девушка наблюдала за тем, как на фоне заходящего солнца вырастал силуэт шейха. Тэмпл затаила дыхание, когда Шариф пришпорил Бандита, и конь галопом понесся в лагерь. Тэмпл прекрасно знала, что должно произойти дальше.

На невероятной скорости Шариф неожиданно натянул поводья, и конь его встал на дыбы. Молодой шейх был необыкновенно величествен в своих развевающихся белых одеждах на вздыбленном жеребце. Тэмпл знала, что это излюбленный трюк бесстрашных арабских наездников, но сердце ее неизменно замирало, когда она становилась свидетельницей этого захватывающего зрелища.

Девушка почувствовала облегчение, только когда жеребец снова опустился на передние ноги. Похожий на демона пустыни шейх бросил поводья молодому конюху, спрыгнул на землю и присоединился к мужчинам, которые одобрительно приветствовали его и жаждали побеседовать с бесстрашным вождем.

Все утро Шариф провел в пустыне. Утренняя конная прогулка в одиночестве.

Снова он был один. Без нее. Прошло уже более двух недель, как шейх не отправлялся с ней на верховые прогулки. Впрочем, он никого не брал с собой. Тариз чувствовал себя отвергнутым, а Тэмпл пребывала в недоумении. Этот человек по-прежнему оставался для нее загадкой. Прошло не более недели с тех пор, как его ранили в плечо, но несведущий человек никогда бы не догадался об этом. Он владел левой, раненой, рукой так же хорошо, как и правой.

Теперь он стоял, расставив длинные мускулистые нога и уперев руки в бедра. Тэмпл гордилась им. Она надеялась, что он навсегда сохранит этот царственный вид. С другой стороны, она никогда не сможет забыть, что они — дети разных миров.

Тэмпл с напряженным вниманием следила за молодым шейхом. Налетевший ветер разметал его густые черные волосы, и он откинул их назад загорелой сильной рукой. Потом он рассмеялся над сказанной кем-то шуткой.

Беседа мужчин все более оживлялась. Уже смеялись все. Чуткое ухо Тэмпл несколько раз уловило имя Хишман, и девушка поняла, что мужчины судачат о завтрашнем визите одного из дружественных племен. Тариз уже успел предупредить ее об этом. Он сказал, что прибывающие завтра люди шейха Хишмана Захраха Рахмана во главе со своим вождем являются почетными гостями племени Шарифа. Гости задержатся в лагере на два-три дня.

Все готовились к приему дорогих' гостей. Наверное, думала Тэмпл, предстоят примитивные празднества дикарей. Но на нее они могут не рассчитывать. У нее нет никакого желания сидеть с ними вокруг костра, попивать этот жуткий крепчайший черный кофе, излюбленный напиток арабов, и запихивать в рот куски полусырого мяса. Кроме того, она примерно представляла себе, каким развлечениям будут предаваться эти бородатые дети природы, лишенные всякого представления о культуре.

Глава 21

— У меня нет никакого желания принимать участие в вашем «маленьком варварском празднике».

— Я знаю.

Незадолго до полудня в гости к Шарифу пожаловал его друг и союзник шейх Захрах Рахман со своми подданными. Шариф поздоровался за руку с каждым воином, и из-за полога шатра Тэмпл видела, как в ответ в знак величайшего уважения каждый воин дружественного племени поцеловал шейху правое плечо. После ритуала приветствий гостей отвели в палатки на отдых, Шариф тоже вернулся в свой шатер, чтобы немного отдохнуть перед празднествами.

Тэмпл волновалась, казалось, нервы ее сжались в комок. Ее чувства к равнодушному шейху разгорались день ото дня, но его безразличие вызывало у Темпл желание обидеть его, разразиться бранью. Ей хотелось вывести его из себя. Ей хотелось доказать ему, что с ней нужно считаться.

— Вы слышали, что я сказала? — разочарованная его ответом, переспросила Тэмпл. Она была уверена, что шейх станет настаивать, поэтому отложила книгу в сторону, поднялась и объявила: — Я отказываюсь принимать участие в странном празднике дикарей, которые не имеют никакого представления ни о морали, ни о хороших манерах. Вы не можете принудить меня общаться с теми, кто верит, что насилие, жестокость и тупая сила — основа поведения.

— Как хотите, — не стал настаивать Шариф, поднимаясь с дивана и лениво потягиваясь, как большая кошка.

— Так… вы согласны? — не веря своим ушам, спросила Тэмпл.

Шариф принялся прямо перед ней расстегивать рубашку. Каждая расстегнутая пуговка обнажала следующий участок его загорелой груди.

— Не возражаю, — подтвердил шейх, стягивая с себя рубашку и обтирая ею вспотевшее тело.

— Не возражаете? — Тэмпл следила за капельками пота, струящимися по его шее. — Честно?

— Честно. Более того, я запрещаю вам принимать участие в нашем празднике дикарей. Тэмпл растерянно заморгала.

— Вы… запрещаете мне? — Она почувствовала себя униженной. — Но… почему?

Шейх пожал загорелыми плечами.

— Вы же сами не хотите присутствовать.

— Нет, не хочу… Но я думала… — Тэмпл почувствовала себя неловко и замялась.

Она нервничала, глядя на его обнаженный торс и незабинтованное левое плечо, недавно отмеченное пулей. Тэмпл обиженно повернулась к нему спиной, достала из книжного шкафа томик стихов и начала быстро его перелистывать. Все еще стоя к нему спиной, она съязвила:

— Надеюсь, что ваши мужские посиделки не превратятся в заурядную пьянку и дебош. Не хотелось бы, чтобы ваши крики помешали мне ночью спать.

— Нам предстоят вовсе не мужские посиделки.

Тэмпл повернулась к шейху лицом.

— Неужели? А я-то думала, что именно поэтому…

— … я не настаиваю на вашем присутствии, — закончил он за нее. — Женщины обязательно должны присутствовать на празднике.

Тэмпл снова повернулась к книжным полкам и стиснула зубы. Шариф, бросив рубашку на маленький столик, бесшумно подошел к ней.

Жар, исходящий от его нагого торса, обволакивал ее. Смесь запаха мужского тела, ароматов пустыни и сигар «Картье» подсказал Тэмпл, что Шариф стоит прямо у нее за спиной.

— Вы, упрямые, невежественные американцы, — холодно произнес шейх, — вы ничего не знаете о моем народе и наших обычаях. Коран запрещает пить вино.

— Мне это известно. — Тэмпл обернулась так быстро и резко, что едва не стукнулась подбородком о грудь молодого вождя. Она состроила недовольную гримасу и потребовала ответа: — Почему меня не пригласили на празднества?

— Шейх Рахман привез с собой свою младшую дочь.

— Ну и что? — нахмурилась Тэмпл. — Какое отношение имеет его младшая дочь к тому, что меня не пригласили на праздник? Я знаю, как вести себя с детьми. Они любят меня, и я люблю их. Наверное, она прелесть?

— Да, она прелесть, — подтвердил шейх и отвернулся. — Мне пора одеваться.

— Но ведь сейчас только два часа.

Шариф уже не слушал ее. Он подошел к выходу, откинул полог и позвал Тариза. Через несколько секунд дюжие арабы внесли в спальню кадки с горячей водой.

— Начало празднества намечено на три, — бросил шейх.

— Да? И сколько оно продлится? — как можно равнодушнее поинтересовалась Тэмпл.

— До трех утра.

Тариз и другие мужчины вышли. Войдя в спальню, шейх задернул за собой полог.

Тэмпл устроилась на диване и постаралась сосредоточиться на книге. Она прикладывала нечеловеческие усилия, чтобы не думать о том, что за занавеской нагой мужчина плещется в ванне. Из-за стен шатра не доносилось ни звука, казалось, весь мир сузился до размеров спальни, где мылся молодой араб.

Тэмпл не выдержала. Она отложила книгу, откинула голову на высокую спинку дивана и заткнула уши.

— Тэмпл, вы что… плохо себя чувствуете?

Девушка вскочила. Шейх, как всегда, неслышно вошел в гостиную. Он уже полностью оделся.

— Если у вас болят уши, я попрошу Рикию согреть немного масла…

— У меня все в порядке с ушами, благодарю вас. — Тэмпл снова взялась за книгу, но читать не смогла.

Шарифу чрезвычайно шли роскошные белые одежды. На поясе у него висела украшенная драгоценностями сабля. Шейх был гладко выбрит, лицо его светилось здоровьем. На пальце сверкал рубин. Глаза его сияли страстью и холодом одновременно. Тэмпл почувствовала сладкую истому.

Вы бледны, — сухо заметил шейх. Он опустился на колено и положил руку ей на лоб. — Должно быть, вам вреден наш климат. Жара плохо действует на вас.

— Да, это все от жары, — поспешно согласилась Тємпл, прекрасно зная, что ее недомогание связано только с ним. Похоже, что и сам шейх в этом не сомневался.

Он встал и направился к выходу. Возле самого полога он задержался и бросил через плечо: — Вам не следует выходить из шатра.

Тэмпл осталась сидеть на диване, впрочем, ее терпения хватило лишь на минуту. Потом она вскочила, подбежала к выходу и выглянула из-за занавесей, чтобы разглядеть удаляющуюся фигуру своего похитителя.

Он шел величественной походкой истинного властителя. Его сопровождал черно-золотой гепард, ласковый, как домашняя кошка.

Тэмпл вздрогнула. Если он захочет, то сможет выдрессировать ее так же, как этого злобного гепарда? Она быстро задернула занавесь и направилась к дивану.

Тэмпл всеми силами старалась не обращать внимания на праздничную суету за стенами шатра. Крики и смех скоро превратились в постоянный гул, на который трудно было не реагировать. Вскоре раздался барабанный бой. Тэмпл сгорала от любопытства. Она хотела видеть все, что происходило снаружи. Да, но ведь Шариф велел ей оставаться в шатре. Ну и черт с ним!

Тэмпл вскочила с дивана и заторопилась к выходу. Там она немного замешкалась, набрала полную грудь воздуха, отбросила полог, вышла из шатра и… замерла. На противоположной стороне водоема, под раскидистыми тенистыми пальмами, один на другом лежа ли толстые мягкие ковры. На подушках восседали представители двух дружественных племен — все в самых изысканных, дорогих одеяниях. Праздничный обед только что завершился, и теперь гости и хозяева вкушали густой, ароматный, сладкий кофе из крохотных чашечек ручной работы.

Взгляд Тэмпл тотчас выхватил из толпы прекрасный лик шейха. Он сидел, поджав под себя скрещенные ноги, перед низким столиком, на котором красовались серебряный кофейный сервиз и пиалы со всевозможными сластями — засахаренными фруктами и печеньем.

Справа от шейха восседал бородатый мужчина, одежда которого переливалась всеми оттенками синего. В этом мужчине Тэмпл узнала гостя Шарифа. Слева сидела прекрасная молодая женщина в изысканных одеждах розово-малиновых тонов, Полупрозрачная вуаль, вспыхивающая крошечными бриллиантами, скрывала верхнюю часть лица, но не красоту обладательницы. Кисти рук прекрасной незнакомки были украшены золотыми браслетами, а каждый пальчик — золотым колечком.

Шариф повернулся к красотке и что-то прошептал ей на ухо. Глаза его сияли.

Боже! Какая же она дурочка, думала про себя Тэмпл. Дочь шейха Рахмана оказалась вовсе не маленькой девочкой, а молодой цветущей женщиной. Тємпл с тяжелым сердцем наблюдала, как Шариф наклонился еще ниже, чтобы расслышать щебетание молодой арабки. Во время разговора прелестная соблазнительница доверчиво вложила свою нежную ручку в сильную ладонь Шарифа.

Тэмпл сдавило грудь. Ей хотелось скрыться в шатре, но она не могла сделать ни шагу. Только теперь она начала кое-что понимать. Так вот зачем шейх Рахман привез к Шарифу свою дочь. Возможно, сейчас совершается нечто вроде помолвки. Значит, Шариф женится на этой женщине!

Шейх встал, направился куда-то сквозь толпу и исчез между пальмами. Вслед за ним начали подниматься хозяева и гости.

Раздалась барабанная дробь. Музыканты заиграли на тамбуринах.

По толпе, предвкушающей удовольствие, прокатилась волна возбуждения. Внезапно в образовавшийся круг вступили воины, вооруженные мечами. К ним присоединились певцы. Они выстроились в два ряда, один против другого, и начали, раскачиваясь взад-вперед, исполнять арабские песнопения. Затем мужчины с мечами медленно пошли друг за другом по кругу, ступая в такт звукам барабана. Из пальмовой рощи показался молодой стройный мужчина, вооруженный мечом, и толпа разразилась аплодисментами и возбужденными криками. Шариф вступил в центр круга, и теперь взгляды всех присутствующих устремились на него.

На Шарифе были только короткие, до икр, мешковатые штаны, закрепленные на бедрах повязкой, расшитой серебром, концы которой свешивались до колен. Вместо рубашки молодой человек надел алую жилетку, открывающую широкую мускулистую грудь, сверкающие золотом повязки украшали его массивные бицепсы. Он был бос, с непокрытой головой. Тело его лоснилось от масел и благовоний. В правой руке Шариф держал сверкающий на солнце острый меч.

Долгую минуту он неподвижно стоял в центре круга. Шариф выглядел таким захватывающе красивым, что казался не человеком, а ангелом, сошедшим с небес.

Шариф медленно поднял тяжелый меч над головой и так же медленно начал разрубать им воздух. Наблюдая за ним, Тэмпл неожиданно для себя подумала, что ему, наверное, тяжело проделывать все это с незажившей раной. Девушка опасалась, как бы номер с тяжелым мечом не повредил здоровью шейха.

— О Боже, только не это, — прошептала Тэмпл, когда Шариф подбросил меч высоко вверх и поймал его у самой земли.

Молодой шейх продолжал танцевать танец меча. Возбуждение зрителей нарастало.

Игра со смертью под медленное мужское пение оказалась таким захватывающим зрелищем, что Тэмпл не могла оторвать глаз от происходящего на противоположной стороне водоема. Всякий раз, когда исполняемый трюк грозил Шарифу новой раной, у Тэмпл замирало сердце. А один раз, когда он подбросил меч особенно высоко и, прежде чем поймать его, успел грациозно обежать круг, американка не удержалась и закричала:

— Шариф!

Шейх замер и оглянулся, но сперва поймал рукоятку меча. Тэмпл в ужасе спряталась за пологом, но заметить ее он успел.

Глава 22

Тэмпл едва успела добежать до дивана, растянуться на нем и притвориться спящей, как полог откинулся и на пороге появился Шариф с мечом в руке. Он быстро подошел к дивану, склонился над девушкой, схватил ее за руку и резко поставил на ноги. Тэмпл попыталась отстраниться, но он пристально взглянул ей в глаза и произнес:

— Я был терпелив с тобой, американка, но ты продолжаешь испытывать мое терпение. — Тэмпл начала было оправдываться, но он прервал ее. — Я ведь запретил тебе выходить из шатра.

— Я не выходила, я… — жалобно пискнула Тэмпл.

— Если человека окликают в то время, когда он исполняет танец меча, это может стоить ему жизни.

— А я думаю, что, исполнение опасного танца человеком, у которого ранено плечо, может стоить ему жизни.

— Ты останешься в шатре, покуда я не позволю тебе выйти, — приказал шейх.

— Неужели? Так я буду закрыта здесь, пока ваши гости веселятся там?

— Вы должны исполнять все мои желания.

— А что… дочь вашего друга шейха тоже должна исполнять все ваши желания? — не удержавшись, съязвила Тэмпл.

— Вы играете с огнем, а дочь моего друга шейха не доставляет мне никаких неприятностей. Только радость.

Тэмпл почувствовала укол ревности.

— Но вы сказали мне, что она ребенок.

— Нет, это вы заключили, что она ребенок.

Тэмпл прищурилась.

— Так, значит, вы женитесь на ней? Ведь для этого она приехала сюда?

— Зачем вам все это знать?

— Все? Вы не сказали мне ни слова! Я не знаю даже, почему вы держите меня здесь. Я не знаю, что вы собираетесь со мной сделать! Меня что… присоединят к числу ваших наложниц? — как бы невзначай спросила Тэмпл.

— Нет. — Шейх поморщился. — Вас нельзя научить, как следует вести себя женщине.

— Дайте выйти! — рванулась девушка. В гневе она даже оттолкнула шейха.

— Я освобожу вас, Тэмпл, но вам нельзя выходить из шатра без моего позволения.

— Что же, я должна всю жизнь провести здесь как узница?

— Вы должны делать то, что я вам говорю.

— А если я ослушаюсь?

— Вы не ослушаетесь, — надменно произнес Шариф и отпустил руку девушки.

Тэмпл опустила глаза и взглянула на свое платье. Там, где оно коснулось тела шейха, остались следы масла. Тэмпл скорчила гримасу.

— Вы испортили мое платье! Вы прекрасно знаете, что мне больше нечего надеть. Что же мне делать?

— Вы останетесь в шатре, только и всего, — пожал плечами Шариф.

Тэмпл осталась в шатре. Она скучала и не находила себе занятия. В шатре она чувствовала себя узницей, предметом мебели. Шариф развлекался и развлекал своих гостей. Он приходил в шатер только затем, чтобы переодеться к новым пиршествам, куда ее не приглашали.

Тариз, отвечая на вопросы Тэмпл, подтвердил, что Мумгаз, прелестная дочь шейха Хишмана, была приглашена в гости к Шарифу в надежде на то, что молодые понравятся друг другу. Тэмпл так и подмывало спросить, поладили ли они.

Впрочем, какое ей дело? Ей безразлично — одна жена у него или четыре. Он для нее ровно ничего не значил.

Тем не менее когда через три дня шейх Хишман собрался в обратный путь со своей явно расстроенной расставанием дочерью, Тэмпл облегченно вздохнула. Она созналась себе, что ревновала к этой восточной красотке.

После отъезда гостей жизнь в лагере вошла в обычную колею. Шейх продолжал вести себя так, словно ее не существовало. Он был холоден, равнодушен, отчужден.

Однажды в знойный полдень шейх возвращался в лагерь после трехдневной встречи со своими союзниками. Он хоронился к себе. Шариф с трудом мог смотреть на солнце. Воспаленные глаза слезились. Он три дня не спал. Он не мог думать ни о чем другом, кроме нее. Ни о ком другом, Все его мысли занимала Тэмпл. Дни и недели он сражался с собой, пытаясь выбросить ее из головы, пытаясь овладеть собой. Он желал ее. Он желал Тэмпл Дюплесси Лонгуорт. Он хотел ее со всей страстью своей восточной натуры. Он не мог больше выносить пытку искушением.

Он возвращался к своей мучительнице. Он приедет и возьмет ее силой, несмотря на все приличия и неприличия, в обход законов чести и достоинства мужчины. Он слишком долго терпел.

Решение было принято. Назад дороги нет. Он мчался, чтобы прыгнуть прямо в ад. Дюжину раз на дню он ловил себя на том, что его посещают видения. Тэмпл в узких бриджах отправляется на конную прогулку с Таризом. Тэмпл обедает с ним, сидя в платье с соблазнительным вырезом. Тэмпл играет с ним в шахматы. Тэмпл спит, свернувшись калачиком под тонкой простыней.

Тэмпл. Тэмпл. Тэмпл.

Ему пора взывать к ней, чтобы она спасла его от сумасшествия. Овладев ею, он надеялся освободиться от ее чар.

Наконец, он увидел свой лагерь. На фоне скромных палаток выделялся просторный белый шатер. В этом шатре была она.

Шариф представил себе, как, войдя в шатер, возьмет ее на руки и отнесет в спальню. Там он положит се на кровать, разденет и станет наслаждаться ее молодым прекрасным телом» пока полностью не насытится.

Шариф прищурился и направил жеребца прямо к оазису. Не обращая внимания на приветственные крики своих соплеменников, он направился прямо к шатру. Спешившись, он бросил поводья на спину Принца, откинул полог и вошел в гостиную.

Увидев Тэмпл, он почувствовал, что дрожит. Его мужское естество восстало.

Но, к несчастью, он сразу понял, что не в силах привести свой план в исполнение. Он не может взять се силой. Он не может заставить ее любить себя, если она этого не хочет, если один его вид ей неприятен. Она слишком хороша и слишком хрупка, чтобы быть изнасилованной.

Тэмпл смотрела на шейха, который бросал на нее страстные взоры. Его обычно безукоризненно чистая одежда на сей раз была испачкана в грязи и песке. Трехдневная щетина покрывала щеки. Шариф успел снять свой тюрбан, и его темные запыленные волосы разметались по плечам. Струйки пота скатывались по лицу и терялись за воротником рубашки. Итак, перед Тэмпл стоял грязный, потный, неаккуратный мужчина. Но никогда он не казался пленнице таким привлекательным, как в этот раз.

Тэмпл молча поднялась с дивана и направилась к молодому арабу, словно услышала его немой приказ. Когда она приблизилась, шейх уже успел снять и отбросить прочь пыльную накидку. Лицо Тэмпл оказалось вровень с его грудью.

— Шариф, — промурлыкала Тэмпл и положила руки ему на плечи.

— Я весь в пыли, — озадаченно произнес молодой араб.

— Я знаю. Мне все равно.

Как во сне, Тэмпл прижалась губами к его грязной шее. Солоноватый привкус пота и запах мужчины заставили ее затрепетать. У Тэмпл подогнулись колени. Она принялась расстегивать пуговки на его рубашке и покрывать поцелуями его грудь. От удовольствия Шариф прикрыл глаза. Почувствовав кончик ее язычка в выемке между ключицами, Шариф открыл глаза, провел рукой по се пышным волосам, слегка отклонил ее голову назад и заглянул в глаза своей пленнице. В ее изумрудных очах он заметил страсть, по силе сравнимую только со своей собственной, и понял, что оба они больше не в сипах сдерживать зов плоти. Тем не менее он предупредил ее:

— Теперь я не успокоюсь, пока не почувствую под собой ваше обнаженное тело.

— Я тоже, — выдохнула Тэмпл.

Глава 23

Шейх обвил рукой шею Тэмпл и прижал девушку к себе. Его знойный взгляд остановился на ее полуоткрытых губах, и, прежде чем поцеловать девушку, Шариф прошептал:

— Нэкседил.

Тэмпл не успела спросить, что значит это арабское слово. Губы Шарифа сомкнулись на ее губах, и начался долгий, вначале страстный, потом нежный поцелуй. Шариф оказался великим знатоком науки поцелуев. Он то едва касался ртом ее губ, то стремительно покрывал поцелуями ее лицо, то медленно и лениво исследовал кончиком языка ее небо. Когда этот долгий поцелуй завершился, Тэмпл и Шариф почувствовали звериное вожделение.

Чувствуя губами ее губы, Шариф нащупал рукой лиф ее платья и с силой рванул вниз.

Не отрывая своих губ от его, Тэмпл, в свою очередь, взялась обеими руками за ворот его рубашки. Возиться с каждой пуговкой ей показалось слишком долгим занятием, и молодая женщина сильно дернула планки. Пуговицы дождем посыпались вниз, грудь шейха обнажилась, и Тэмпл высвободила тело возлюбленного из льняных оков рубашки. Девушка распахнула объятия, стараясь вобрать в себя любимого. Она вся дрожала. Ее длинные пальцы скользили по его спине. Под гладкой, приятной на ощупь кожей она чувствовала стальные мускулы торса. Но сила шейха больше не вызывала у нее страха. Теперь она возбуждала.

Не прерывая поцелуя, молодой человек нащупал узкие лямочки тонкой шелковой сорочки, которая мешала ему наслаждаться телом прелестной женщины, и осторожно обнажил тело возлюбленной до талии. Они почти одновременно застонали, когда тугие соски полных грудей Тэмпл прижались к его нагому телу.

Тэмпл чуть отстранилась и, дрожа и торжествуя, следила за тем, как он пожирает ее тело голодным взором. Тэмпл дернула за рукав рубашки и радостно вскрикнула, когда ненужная одежда легла на пол.

Оба обнаженные до пояса, они прижались друг к другу теплой плотью, слились в жадном поцелуе и опустились на колени.

Обвив руками шею возлюбленного, Тэмпл выгнулась назад, словно гибкая кошка, так, что ее соски уперлись в грудь молодого человека. Слегка прижимаясь к партнеру, Тэмпл ощущала, как чувственная волна омывает все ее тело от кончиков грудей до ждущего лона.

Шариф тяжело дышал, грудь его вздымалась, на висках пульсировали голубые жилки, глаза горели дикой, едва сдерживаемой страстью. Самодостаточность, спокойствие, равнодушие, недоступность шейха внезапно пропали, уступив место пламенной любви человека, который желал ее с той же силой страсти, с какой она хотела его.

Стиснув зубы, словно испытывая боль, Шариф начал раздевать ее, освобождая от остатков одежды. Он не мог больше ждать ни минуты. Влюбленные в буквальном смысле рвали друг на друге одежды. Но Шариф оказался проворнее, и через несколько секунд Тэмпл, как долгожданный приз, обнаженная покоилась в его объятиях. Потом Шариф сам снял с себя то, что не удалось сорвать Тэмпл.

Ощутив полную свободу, они растянулись на мягком персидском ковре. Всего лишь минуту они, лежа, смотрели друг на друга. Пружинистое тело Шарифа нависло над Тэмпл, и между своих разведенных ног она почувствовала его колено.

Чувствуя его пульсирующую плоть прямо возле входа в свое лоно, Тэмпл задрожала. Шариф, приподнявшись на локтях, распростерся над ней и протянул к ее губам свои длинные пальцы. Неожиданно для самой себя она догадалась облизать кончики пальцев.

Затаив дыхание, она наблюдала за тем, как опытный соблазнитель Шариф осторожно провел влажными пальцами по своей воинственно вздувшейся мужской плоти, бившейся возле входа в ее заветную пещеру. Потом он осторожно дотронулся пальцем до ее интимного места, уже давно готового принять его.

Заметив удовлетворение на его лице, Тэмпл смущенно зарделась. Она прекрасно знала, о чем он подумал: смачивать ее лоно не было необходимости, потому что оно с нетерпением ожидало его.

Она сама чувствовала сочащийся из нее медовый нектар.

Шариф поудобнее устроился над ней, и его плоть сильно и твердо вошла в нее. Глядя в его миндалевидные глаза цвета ночного неба, Тэмпл слегка поморщилась оттого, что он слишком глубоко проник в нее. Но удовольствие оказалось сильнее боли. Теперь эти двое образовывали отдельный мир, в котором не осталось места ни логике, ни уму. Исчезли христианка и мусульманин — остались только два дикаря, распластавшихся под знойным солнцем пустыни, желающих испробовать все запретные плотские удовольствия. Со звериной страстью и первобытной чувственностью они занимались любовью, доступной не многим смертным. Эти двое с радостью отдавали себя друг другу. Тэмпл стонала, перебирала ногами, двигалась в такт движениям тела возлюбленного, вынуждая его продвигаться все глубже и глубже. Тепло, исходящее от пылающей пустынной земли, смешивалось с жаром их тел. Тэмпл во всем подчинялась Шарифу. Он положил руки ей на колени, требуя, чтобы она развела ноги как можно шире, и она подчинилась.

Он воображал себя завоевателем, а ее пленницей, а Тэмпл считала, что все наоборот: ведь это она удерживала его глубоко в недрах своего тела. Женщина раздвинула ноги так широко, как только могла, ее нежное тело открывалось навстречу его мужской агрессивной требовательности.

Она все отдаст ему, ничего не сохранив для себя, но и от него потребует полной отдачи. Она не отпустит его, прежде чем все, что предназначено ей, не станет ее.

Тэмпл и не догадывалась, что на свете существует такая сильная страсть. Она и не мечтала о том, чтобы испытать такие сильные чувства к мужчине.

Теперь для нее не имело никакого значения, что любовником ее был дикий бедуин, который выкрал ее и держал в плену. Все, что раньше имело смысл, стало безразличным. Сейчас главным было то, что он гладит ее тело, целует ее губы и глубоко-глубоко входит в нее своим мужским естеством.

Все желания Тэмпл свелись к одному: лежать в шатре с нагим предводителем бедуинов и наслаждаться его любовью, примитивной, чувственной и дикой. Она прекрасно понимала, не испытывая при этом даже намека на стыд, что сделает все, о чем ни попросит этот варвар. Она станет тем, чем он захочет.

Полностью подчинившись воле и ритму своего возлюбленного, Тэмпл почувствовала, что вот-вот достигнет апогея. Она покрепче обвила руками его шею и прильнула губами к его губам.

Шариф почувствовал, что его возлюбленная скоро взойдет на вершину блаженства. Он подложил руки под лопатки Тэмпл и начал целовать ее. Он ритмично входил в нее, словно прилив, окропляющий влагой морское побережье.

Тэмпл почувствовала, что ее вот-вот разорвет на мелкие кусочки. Она оторвала от Шарифа пылающие губы, глаза ее стали огромными от предвкушения чего-то необычного. Она застонала, и из груди ее вырвался звериный крик страсти.

Потом она слегка повернула голову в сторону и укусила Шарифа прямо в плечо. Он даже не почувствовал боли.

Тэмпл медленно разжала зубы, голова ее мягко опустилась на ковер, и она посмотрела на него счастливыми глазами.

На лице шейха появилось такое милое и доброе выражение, что на секунду Тэмпл показалось, что перед ней находится невинный ребенок. Лицо его преобразилось: глаза сияли чистой радостью, на губах играла застенчивая улыбка. Не говоря ни слова, он положил свою, темную голову ей на грудь и, обессиленный, сник.

Вздохнув, Тэмпл нежно провела рукой по его непокорным кудрям и счастливо улыбнулась.

Глава 24

Шариф тотчас уснул глубоким сном без сновидений. Через несколько минут задремала и Тэмпл.

Любовники предавались отдыху, а день медленно клонился к закату. Шариф пробудился, когда горячее солнце пустыни скрылось за горизонтом. Ресницы его вздрогнули, он лениво приоткрыл глаза. Над Шарифом вздымался к небу белоснежный купол шатра, под ним лежал мягчайший персидский ковер. Осмотревшись, он понял, что находится на полу в гостиной совершенно голый. Он даже не понял сразу почему. Потом его словно осенило. Он медленно повернул голову и… увидел ее.

Тэмпл, обнаженная, прелестная, как ангел, тихо спала, покоясь на разбросанной по полу одежде. Она лежала на спине, вытянув одну ногу и слегка поджав другую. Одна рука ее как бы стыдливо прикрывала грудь, вторую она подложила под голову.

Золотистые волосы светлым ореолом разметались по ковру. Один длинный локон упал девушке на шею и обвился вокруг груди. Шариф тихонько повернулся на бок, уперся локтем в пол и принялся разглядывать спящую золотоволосую красавицу. Взгляд его восхищенно скользил по ее белокожему телу. Она была намного стройнее, чем казалась в одежде. Сквозь тонкую кожу просвечивали все ребрышки, и на месте живота образовалась впадинка, как это бывает, когда худые люди спят на спине. У Тэмпл были длинные стройные ноги с полными, изящной формы коленями. Стопы у этой женщины — само совершенство, изящны и мягкие пальчики на ногах могли принадлежать ребенку. Грудь молодой женщины ритмично поднималась и опускалась.

«Интересно, сколько времени понадобится, чтобы разбудить эти спящие груди, да и саму красавицу поцелуями», подумал Шариф. Но не только груди манили его. Его томный взор скользнул к талии и поспешил дальше вниз, где виднелась чуть более темная золотая полоска волос, которые особенно сильно курчавились между ног, образуя заветный треугольник.

Шариф замер. Ему мучительно захотелось протянуть руку, возложить ее на этот бугорок и объявить лежавшую перед ним женщину своей собственностью.

Потом ему пришла фантазия скользнуть вниз, раздвинуть ей ноги и прильнуть губами к тому месту, которое подарило ему сегодня столько наслаждения. Одно движение языка — и она откроет глаза. После первого всплеска удивления она станет вздыхать, стонать, визжать, пока он возбуждает языком ее женское естество.

Шариф тяжело вздохнул. Он снова желал ее. Ему совершенно необходимо обладать ею. Он едва успел отдохнуть от предыдущей любовной битвы, как его уже тянуло к следующей. Один-единственный взгляд на ее обнаженное тело — и он испытывал сильнейшее возбуждение.

Глаза его неожиданно похолодели. Он прищурился и бросил на нее недобрый взгляд. Собственная слабость раздражала его, и он пытался обвинить в этом свою партнершу. Эта белокожая женщина казалась такой нежной, такой слабой, но она чрезвычайно опасна своей притягательностью. Шейх содрогнулся. Эта женщина приобрела над ним колдовскую власть, которой до нее не обладала ни одна другая. Это унизительное чувство возбудило желание поставить ее на место, объяснить ей, что господин здесь он, а она — не более чем игрушка в его руках. Он всемогущ. У нее же нет никакой власти над ним. Никакой.

Шариф скрежетал зубами, глядя на женщину. Во взгляде его смещались ярость и желание.

Итак, она лежала перед ним, беззащитная, в полной его власти. За годы его мужской жизни не одна женщина была измучена и иссушена его не слишком нежной любовью. Эта ничем не отличалась от прочих. Нет никакой необходимости играть обходительного любовника, целовать и нежить ее, прежде чем взять силой. Она ведь думает о нем не иначе как о дикаре, варваре, грязном животном. Почему бы не подтвердить ее правоту? Почему бы не заставить ее мучиться от сексуальных домогательств невоспитанного бедуина?

Как раз в это время Тэмпл проснулась.

Первым, кого она увидела, был злобный, подозрительный шейх. В ее изумрудных глазах плескался такой сильный страх, что Шариф поспешил успокоить Тэмпл.

— Все в порядке, — прошептал он. — Нэкседил. Полежите спокойно.

Странно, но Шариф снова почувствовал желание ласкать и опекать эту женщину, потому что только так можно было вызвать у нее потребность отдаться ему. Тэмпл взглянула в его черные глаза и зарделась, вспомнив животную страсть, с которой они предавались любви всего несколько часов назад. Боже, что она наделала?! Как это могло случиться? Как она могла позволить бессердечному главарю шайки бедуинов…

Шариф склонился над ней и слегка коснулся губами ее губ. Тэмпл прикрыла глаза. Он не принуждал ее, не заставлял любить себя, она чувствовала только нежные прикосновения и заботу, его губы нежно касались ее лица.

Но нет! Это ужасная ошибка, которая не должна больше повториться. Тэмпл отвернулась, стараясь уклониться от поцелуя.

— Нет, — взмолилась она, — пожалуйста, не надо…

— Не буду, — прошептал Шариф, ища тем не менее ее губы.

Он продолжал целовать ее. Нежные поцелуи не прекращались. Шариф, устроившись на боку, осыпал все ее тело поцелуями, не касаясь, однако, Тэмпл руками.

Тэмпл приказала себе отвергнуть его любовь, подняться с мягкого ковра и убежать, исчезнуть. Но, казалось, у нее нет сил приподняться, оторваться от этого дикаря, просто пошевелиться.

Его обезоруживающе нетребовательные поцелуи продолжались, и Тэмпл мало-помалу начала отвечать Шарифу тем же. Сердце ее отчаянно билось. Решимость таяла.

Как соблазнительно приятно лежать на ковре нагой, когда Шариф целовал ее! Тэмпл приподняла голову, стараясь растянуть поцелуй и задержать ускользающие губы шейха. Молодой мужчина повиновался. Он долго и трепетно целовал ее в губы, пока она не раскрылась навстречу ему, желая отдать все. Но он выжидал. Долгие минуты прошли, пока поцелуи его не стали требовательными и жадными. Язык его скользнул в глубь ее рта, как бы пробуя ее на вкус. Близость становилась для Тэмпл чем-то вроде наркотика. Чем больше ее любили, тем больше она желала этой любви. Она не в силах забыть, какой восторг испытала, занимаясь с шейхом любовью.

Никто не целовал ее так властно и нежно, как молодой араб. Жмурясь от прикосновений его языка, Тэмпл почувствовала желание самой обнять и поласкать шейха. Но она все не решалась сделать это. Он ведь так и не прикоснулся к ней. Она не понимала почему. Тэмпл решила выждать. Пусть он первым дотронется до нее. Тогда она ответит на его ласку. И Тэмпл впилась пальцами в длинный ворс персидского ковра. Она не сомневалась, что пройдет секунда-другая и шейху захочется прижаться к ней всем телом.

Но он оказался упрямым любовником. Поцелуи его становились все жарче, но на руки он всего лишь опирался. Когда он оторвал горячие губы от ее губ, Тэмпл уже не сомневалась, что через мгновение окажется в его объятиях, но он решил поцеловать ее глаза, щеки, носик. Потом губы шейха скользнули ей за ушко, чтобы поцеловать мочку. Тэмпл вся трепетала.

Она слегка запрокинула голову, почувствовав, что шейх ласкает ей кончиком языка ямочку между ключицами. Инстинктивно она встрепенулась всем телом и слегка изогнулась, упираясь в ковер макушкой и пятками.

Тэмпл отчаянно хотелось дотронуться до Шарифа. Ей хотелось, чтобы и он к ней прикоснулся. «Не прикасайся» стало их своеобразной сексуальной игрой, и оба играли до победного конца. По мере развития этой игры каждый из них входил во вкус, все более воспламеняясь и все более сопротивляясь необходимости коснуться партнера. Тэмпл крутилась и елозила на ковре, не понимая, каким образом этому варвару удалось воспламенить ее только при помощи языка и губ. Она едва не кричала, обуреваемая желанием.

Потом Шариф изменил тактику любовной игры. Он скользнул языком вниз, поймал ее розовый выпуклый сосок, взял его в рот и начал возбуждать кончиком языка. Потом широкими восьмерками он принялся обводить ее груди, время от времени захватывая то один, то другой сосок. Тэмпл дрожала от нетерпения. О Боже, как ей хотелось поймать его черноволосую голову и еще сильнее прижать к своей груди!

Но… игра продолжалась. Шариф целовал ее груди до тех пор, пока они не превратились в розовые пульсирующие шары. Потом он начал целовать ее плечи, теплые подмышки, тонкие ребра, плоский живот, маленький пупок. И все это — не притрагиваясь к ней даже пальцем.

Наконец, когда он принялся целовать тонкую границу между животом и темно-золотистым треугольничком, Тэмпл почти потеряла контроль над собой. Эта любовная игра, не известная ей ранее, обессилила ее. Она обхватила ладонями его красивое лицо и слегка приподняла его.

— Шариф, Шариф, — выдохнула она, пропуская пальчики сквозь густые пряди его волос.

— Дорогая… — прошептал шейх.

Через мгновение она оказалась в его объятиях и обнимала его. Она не стала отдергивать руку, когда он опустил ее ладонь вниз и попросил:

— Возьми меня, приласкай…

Шариф тяжело дышал, поглядывая сквозь опущенные ресницы, как Тэмпл играет с его нефритовым стержнем, пробегая нежными пальчиками от беззащитной бархатной головки до мощного основания.

— Так? — спросила она, отмеряя изрядную длину его органа.

— Точно так, — подтвердил он.

Через минуту он отвел ее руку в сторону, приподнял и усадил ее себе на бедра. Тэмпл чувствовала пульсацию мужской плоти внутренней поверхностью своих бедер. Она устроилась поудобнее, наклонилась и протянула вперед руки. Теперь настала очередь Шарифа облизать ее пальцы. Молодая женщина пребывала в нерешительности, и он подбодрил ее:

— Сделай это, дорогая.

Тэмпл стала на колени и увлажнила его вздымающуюся плоть.

— А теперь прими меня, — снова указал он.

Повинуясь, Тэмпл начала медленно вводить в себя фаллос.

— Садись на меня. Спокойно. Медленно, — наставлял ее шейх.

Тэмпл кивнула, чувствуя себя вакханкой, и повиновалась его словам. Она подняла руки над головой и, зная, что Шариф любуется ею, медленно насадила себя на его длинный стержень. Потом она наклонилась вперед, провела грудями по его телу и принялась целовать в губы.

— Чего еще вы хотите от меня? — жарко прошептала она ему на ухо.

Он откинул волосы с ее лица и ответил:

— Всего. Всю тебя. Не утаи от меня ничего. Отдай мне все, Нэкседил.

Глава 25

Ее отчаянные крики разорвали предрассветную тишину. По щекам ее катились слезы, женщина молила о прощении. Но мольбы ни к чему не привели. Он был безжалостен.

Он замахнулся и ударил ее с такой силой, что из носа у нее потекла кровь, а нижняя губа снова начала кровоточить. Ее левый глаз уже не открывался, впрочем, огромный кровоподтек вряд ли уже можно было назвать глазом. От безжалостных ударов мужчины на теле беззащитной женщины остались многочисленные раны и синяки. Ее прелестной формы ягодицы хранили кровавые следы, оставленные его хлыстом, которым он так немилосердно избивал ее, словно непокорную лошадь. В местах, где грубое прикосновение ощущается сильнее всего, остались следы его зубов.

Пару ночей назад ее мучитель вместе с серьгами вырвал у нее мочки ушей, и мягкая ткань, еще не успев зажить, начала кровоточить снова.

Всхлипывая, женщина ползала на коленях возле кровати, а он продолжал истязать ее. Она не могла даже убежать от него, потому что была смертельно измождена и измучена. Она едва шевелилась. На ее теле не оставалось ни одного живого места.

После долгой ночи издевательств у нее совсем не осталось сил сопротивляться. Она была в полной его власти. Единственное, на что она могла надеяться, так это на то, что он тоже скоро устанет и уснет.

— Вставай! — приказал он ей.

— Господин, я не могу, — прошептала женщина.

Ответ этот не понравился султану. Мустафа ибн Хусейн был вне себя.

Он потерял целую ночь, не говоря уже о деньгах. Он заплатил за Лейлу огромную сумму. Теперь она униженно ползала на коленях перед его кроватью. Как большинство женщин его гарема, Лейла принадлежала к одной из кавказских национальностей. Женщины Кавказа славились красотой и стоили очень дорого. Но Мустафа с радостью потратил требуемые деньги, понимая, что приобретает бесценное сокровище.

Но вдруг он обнаружил, что Лейла вызывает у него отвращение. Ему стало противно смотреть на нее. Она перестала казаться ему прелестной. Мустафа разочаровался. О красоте и страстности Лейлы ходили легенды. Когда, наконец, ее доставили во дворец и он увидел ее бронзовое тело и сияющие темные глаза, она показалась ему вожделенной красавицей. Он предвкушал, что впереди у него много ночей, которые он проведет в страсти, укрощая ее. Как он ошибся!

Лейла оказалась застенчивой, унылой девушкой. Как все прочие. Ни страсти, ни настроения. Он развлекался с ней меньше недели и уже устал от нее. Ему до смерти надоели ее скулеж и скромность. Ему хотелось женщину, которая осмелилась бы бросить ему вызов, отвергнуть его. Вот бы он удивился! Аллах свидетель, он бы с радостью отдал весь свой гарем за одну такую женщину.

Вздохнув от жалости к себе, Мустафа протянул пухлую руку и взял с подноса кусок шербета, который он запил сладчайшим ликером. Потом поставил кубок на стол и взглянул на поникшую женскую головку. Остатки шербета таяли на его жирных пальцах-сосисках, которые он вытирал об алые одежды, вышитые золотом. Мустафа провел по губам влажным языком и снова взглянул на плачущую женщину.

— Ты разочаровала меня, рабыня, — прокряхтел Мустафа, не в силах вспомнить имя женщины.

— Мне жаль, господин, — всхлипнула Лейла.

Султан тяжело перевернулся на спину, сложил руки на груди и уронил на них многослойный подбородок.

— Убирайся с глаз моих, — холодно сказал он. — Вон.

— Слушаюсь.

Избитая женщина попыталась поднять свое тело, но попытка ее не увенчалась успехом. Слабые ноги подгибались, и она рухнула на край его позолоченной постели. Длинные волосы Лейлы упали прямо на лицо повелителя. Это рассердило Мустафу. Он схватил ее за волосы и сильно дернул, отчего женщина снова расплакалась. Волосы прилипли к его пальцам-сосискам, и Мустафа начал отчаянно звать своего слугу Алвана.

Слуга явился тотчас. Стул, на котором Алван дремал, дожидаясь оклика господина, стоял прямо за дверью покоев Мустафы. Господин стал более жесток, чем обычно, с тех пор как не удался его налет на лагерь шейха Шарифа Азиза Хамида.

Алван так надеялся, что прелестная дочь Кавказа, за которую Мустафа заплатил астрономическую сумму, хоть немного сгладит его раздражение. Но этого не произошло. Лейла уже неделю находилась во дворце господина, но настроение его не улучшалось. И Алван знал почему.

Господин его желал завладеть американкой, которая жила в лагере шейха Азиза Хамида. И он не успокоится, пока не получит эту женщину.

Итак, Алван вошел в спальню хозяина вместе с первыми лучами восходящего солнца. Тело Мустафы грудой вздымалось на ложе, в кулаке он крепко сжимал прядь темных спутанных волос красавицы, чьи всхлипы доносились из спальни всю ночь напролет.

— Господин, я к вашим услугам, — подобострастно изогнулся слуга.

— Убери это прочь с глаз моих, — приказал Мустафа, слегка приподнимая руку, к которой приклеились всклокоченные волосы. — Не могу ее видеть.

— Хорошо, господин. Алван принялся судорожно распутывать волосы.

— Не трать время, — сморщился Мустафа. — Отрежь их.

— Отрезать? — переспросил Алван.

— Отрежь, чтобы я мог вытереть руки!

— Хорошо, господин.

Алван разыскал в спальне ножницы, подошел к кровати и срезал прядь женских волос прямо у корней. Султан взмахнул пухлой рукой, и отрезанные волосы посыпались на кровать.

Алван поспешно смахнул их на пол. Они упали возле коленопреклоненной женщины. Лейла вскрикнула и принялась собирать волосы, словно надеялась снова прирастить их.

Алван нагнулся, обвил рукой талию наложницы и помог ей подняться. Она прижала выстриженные волосы к груди и позволила Алвану вывести себя из спальни. Не успели эти двое дойти до дверей, как султан закричал:

— Избавься от нее поскорее и возвращайся ко мне! Приведи с собой Махди! И Джамала тоже! Поторапливайся!

— Хорошо, господин.

Через несколько минут Алван вернулся с Махди и Джамалом. Махди был тем единственным воином, который уцелел в схватке с воинами Эль-Сиифа, потому что шейх пощадил его. Именно ему выпала неприятная обязанность вернуться во дворец султана с пустыми руками да еще и передать Мустафе ехидную записку шейха.

Мустафа пришел в ярость и велел выпороть Махди, как будто тот был виноват в том, что люди Мустафы потерпели поражение. С тех пор Мустафа затаил злобу на единственного уцелевшего воина, и Махди перепугался, когда Мустафа вспомнил о нем.

Джамал служил у султана переводчиком. Он тоже боялся мучителя-султана, но в отличие от Махди был образованным человеком. Он регулярно напоминал Мустафе, что знает несколько языков: турецкий, английский, итальянский, немецкий и — самое главное — арабский. Ни один другой переводчик не мог бы служить султану лучше, чем он, Джамал.

Поднятые с постели Джамал и Махди торопились в спальню султана. Они прекрасно знали, чего хочет их повелитель. Не первый раз их вызывали к нему.

Султан горой лежал на кровати. Одежды его распахнулись, но он даже не подумал прикрыть наготу. Одной рукой он засовывал в рот засахаренные фрукты, другой почесывал себе причинное место.

— Подойдите ближе, — приказал он, не переставая жевать. — Джамал, ты принес это?

— Да, господин.

— Дай сюда.

Переводчик извлек из складок своей одежды сложенную вчетверо газету и протянул ее султану. Мустафа вытер руки о простыню и уставился на обведенную красным статью. Внимательно рассмотрев литогравюру молодой улыбающейся женщины, он плотоядно облизал губы. Из уголка его рта закапала слюна. — Теперь читай, — вернул он газету переводчику. Как уже было раз пятьдесят, Джамал начал читать выдержку из «Тайме» от седьмого мая 1898 года:

«Мисс Тэмпл Дюплесси Лонгуорт прибыла вчера вечером в Лондон. Прекрасная американка, наследница миллионного состояния прибыла в столицу Англии в сопровождении своего кузена Руперта Лонгуорта, хорошо известного в деловых кругах Англии. Мисс Тэмпл и ее родственник остановились в гостинице „Савой“. Они пробудут в Лондоне весьма ограниченное время. Через две недели Лонгуорты намерены отправиться в путешествие по Аравийской пустыне».

Джамал продолжал читать, а султан шепотом повторял то, что уже успел выучить. После газетной статьи Джамалу пришлось прочитать письмо, перехваченное у посыльного шейха, которого пристрелили люди Мустафы. Содержание этого письма следовало передать по телеграфу родным американки.

Мустафа выучил назубок каждое слово этого письма. Он гневно подозвал к себе Махди.

— Не видел ли ты блондинки-американки той ночью?

— Нет, господин, не видел.

— Дурак! — возопил Мустафа. — Все вы дураки. В письме ясно сказано, что американка находится в лагере шейха.

— Да, господин.

— Все вы дураки и трусы! Я прикажу убить вас! — Он пригрозил Махди кнутом, которым всю ночь избивал Лейлу. — Я отправлял вас к арабам, чтобы вы привезли мне блондинку, а вместо этого ты вернулся один, да еще с угрозами от этого выродка пустыни. — Дряблое лицо Мустафы сморщилось. — Да неужели вы думаете… я боюсь этого верблюжьего сына? Я никого не боюсь, особенно выскочек, которые сами себя величают шейхом Шарифом Азизом Хамидом.

— Конечно, господин, — согласились присутствующие.

Султан устал, и его осоловелые глазки начали закрываться сами собой. Он растянулся на диване, повернулся к подданным спиной и пропыхтел:

— Оставьте меня. — Потом собрался с силами и рявкнул:

— Блондинка будет моей, или вам не сносить головы!

Глава 26

Тэмпл медленно пробудилась от чудного сна. Она не успела еще полностью прийти в себя и находилась в том прелестном состоянии между сном и бодрствованием, когда телом и головой еще владеют нега и блаженство. Теплые властные руки гладили ее обнаженное тело, теплые губы возбуждали ее плоть. Тэмпл открыла изумрудные глаза и поняла, что все это происходило не во сне, а наяву. Она была уверена, что молодой шейх находится рядом с ней. Повернув голову, она обнаружила, что Шарифа нет.

Тэмпл села. Простыня, прикрывавшая ее тело, складками упала на кровать. Тэмпл вздохнула и потянулась, как довольная собой и жизнью женщина. Она обвела взглядом комнату и с удовольствием отметила, что ее уже дожидается ванна с горячей водой. На пуфике была сложена одежда, в которой она выезжала на конные прогулки.

По позвоночнику ее пробежал холодок нетерпения. Она совсем забыла, что сегодня поутру должна была отправиться на прогулку с Шарифом. Наверное, он уже давно ждет ее.

Тэмпл встала с кровати и поспешила к ванне с теплой водой. Через минуту она уже натягивала на себя габардиновые бриджи для верховой езды, голубую хлопчатобумажную блузку и высокие, до колена, кожаные сапоги. Она наскоро причесалась, перевязала волосы узлом и скрепила их заколкой на затылке. Сердце ее бешено билось, когда она приблизилась к занавеске, отделяющей спальню от гостиной.

Интересно, как поведет себя шейх. Ждет ли он ее с тем же нетерпением, что она его? Улыбнется ли он ей? Обнимет ли? Поцелует ли?

Тэмпл с замиранием сердца скользнула за занавеску и обвела взглядом гостиную. Пусто.

Ее улыбка растаяла. Тэмпл торопливо пошла к выходу, скользнула за полог и остановилась, ослепленная утренним солнцем. Возле шатра ее дожидался Тоз. Шейха не было. Словно из-под земли появился улыбающийся Тариз.

— Как вы себя чувствуете, Тэмпл?

— Прекрасно. А где… Шариф?

— Господина нет в лагере.

— Неужели? Но мы договорились вместе отправиться на прогулку. Он что… скоро приедет?

— Боюсь, что нет. Сегодня на прогулке вас буду сопровождать я.

Тэмпл очень хотелось с пристрастием допросить Тариза о том, где находится его хозяин и почему он не едет с ней на прогулку. Они собирались провести в пустыне весь день. Он обещал ей, что они будут купаться в прохладных источниках и заниматься любовью на молодой нежной травке.

Ничего этого Тэмпл не поведала Таризу. Она улыбнулась и сказала:

— Отлично. Я с удовольствием с вами поеду.

Шариф один плескался в водоеме с кристально чистой водой, который находился в только ему известном оазисе. Он неустанно работал руками и ногами.

Упражнение это было необходимо для сохранения гибкости и укрепления мускулатуры. Удовольствия ему оно не доставляло. Шариф плавал стремительно, как будто от скорости выполнения этого упражнения зависела его жизнь, как будто он отчаянно желал победить. В некотором смысле это так и было.

Шариф проснулся на рассвете и увидел возле себя нагую Тэмпл. Его первое желание заключалось в том, чтобы обнять ее и начать заниматься с ней любовью. Его вторым желанием было бежать от нее, куда глаза глядят. Он осторожно, чтобы не разбудить Тэмпл, встал и выскользнул из шатра. Поспешно одеваясь, он принуждал себя не думать о прелестнице. Оказавшись в гостиной, он с облегчением вздохнул, похвалив себя за то, что целым и невредимым ускользнул из пышущей любовью пасти дракона. Выйдя из шатра, он, к своему удивлению, наткнулся на Тариза. Все в порядке? — поинтересовался Шариф. Я бы тоже хотел это знать, — без своей обычной улыбки ответил Тариз.

По-моему, все хорошо, — повел плечами шейх. — И почему мы должны подозревать что-то дурное?

— Кони оседланы, мой и ваш. Я поеду с вами, и мы поговорим.

— Нет, — покачал головой Шариф. — Сегодня я хочу прогуляться один. — А ты отправишься с Тэмпл, когда она проснется.

Затем, намеренно избегая вопросительного взгляда Тариза, Шариф вскочил в седло и пришпорил жеребца. Когда они достигли первой финиковой рощи, оба — молодой человек и конь — были мокрыми от пота. Шариф соскочил на землю, не дожидаясь, когда Принц остановится. Жеребец нетерпеливо рыл песок копытом в предвкушении отдыха под тенистыми пальмами и водопоя. Прежде чем раздеться самому, Шариф снял седло и упряжь с Принца.

Отпустив жеребца пастись, хозяин его стянул с себя насквозь промокшую от пота белую рубашку и направился к полноводному источнику. Он лег на живот и, вытянув шею, ловил ртом животворную влагу. Шариф долго не поднимал головы. Напившись, Шариф начал раздеваться. Когда и Принц утолил жажду, хозяин его был уже абсолютно голым. Жеребец подошел к шейху и благодарно лизнул его шершавым языком в плечо.

— Делай что хочешь, я буду плавать, — сказал Шариф коню.

С этими словами он нырнул в прохладную воду. Плавал Шариф долго, словно пытаясь смыть с себя запахи, прикосновения и само воспоминание о Тэмпл. Он закончил истязать себя, только когда голова его окончательно прояснилась, а кровь едва не застыла от холода в жилах. Шариф с трудом подтянулся, выбросил свое изможденное тело на берег и с удовольствием растянулся на траве.

Легкий ветерок тянул с юга. Утомленный ночью любви и долгим плаванием, Шариф зевнул. Он подложил под голову руку и закрыл глаза. Но сон все не шел. А вот незваное видение не заставило себя долго ждать.

Прелестная Тэмпл устроилась у него на животе. Она наклонилась, чтобы поцеловать его, и ее матовые полные груди касались его груди. Золотистые волосы рассыпались по плечам. Прелестная наездница постанывала от удовольствия.

Шариф открыл глаза и выругал себя и свое тело за столь детальную память об удовольствиях. Тотчас же он почувствовал, как кровь хлынула ему в низ живота. Ему даже стало трудно дышать.

Шариф потянулся, сел и помотал головой, чтобы избавиться от навязчивого видения. Он заставил себя хорошенько вспомнить, кто такая Тэмпл Дюплесси Лонгуорт. О ней он знал все.

Он знал, что семье Лонгуорт принадлежит роскошное поместье в Делавэре. Перед белым особняком с восемью колоннами простиралась огромная лужайка, заканчивающаяся спуском к воде. Ее отец, Уолтер Уилсон Лонгуорт, занимал видный государственный пост, а брат матери, Джеймс Дюплесси, был вдохновителем семейного бизнеса и главой империи Лонгуортов, производящей и поставляющей оружие туда, где в нем нуждались.

Тэмпл — умная, способная девушка. Кроме того, она красива и богата, поэтому самые известные холостяки Европы и Америки искали ее расположения. Сама того не желая, Тэмпл разбила немало мужских сердец, отказываясь от поклонника, как от дорогого платья, которое она уже один раз надела. Она уставала от ухажера, прежде чем он успевал влюбиться в нее. Итак, Шариф знал все. Даже печальную историю о поэте.

Шейх скрипнул зубами, потянулся к брюкам и достал из кармана гильзу с клеймом «Дю-Пи».

Но даже она не заслонила от его внутреннего взора лица Тэмпл, и Шариф с ужасом понял, что ему никогда не избавиться от этого наваждения. Он с неожиданной ясностью осознан, что сегодня, завтра и годы спустя образ Тэмпл будет преследовать его. И он знал, что, будучи по природе умной женщиной, Тэмпл взяла в плен одновременно и его сердце, и его мужскую суть.

Шарифу показалось, что жаркое солнце пустыни вдруг померкло. Он зябко поежился и потянулся за одеждой.

Глава 27

Тэмпл и Тариз вернулись с прогулки еще до полудня. Им пришлось немного ограничить себя в удовольствии из-за жары, но Тэмпл была рада тому, что они возвращаются рано. Ей не терпелось вернуться в лагерь.

Едва Тоз остановился возле шатра, как Тэмпл тут же спрыгнула на землю и бросилась внутрь. Но там по-прежнему было пусто.

Тэмпл состроила недовольную гримасу, а потом рассмеялась над своей глупостью. В это время Шариф никогда не сидел в шатре. Конечно, он занятой человек. Вряд ли следовало ждать от него, что он забросит свои обязанности и станет проводить время, развлекаясь с ней.

Тэмпл погрузилась в воспоминания о ночи любви, проведенной с Шарифом. С нетерпением ожидая его прихода, Тэмпл медленно прохаживалась по шатру, касаясь вещей, принадлежащих ее возлюбленному. В спальне ей на глаза попалась его рубашка, брошенная на спинку стула. Тэмпл прижала ее к груди, зарылась в нее лицом, с наслаждением вдыхая только ему свойственный запах и аромат сигар, которые он так любил. Положив рубашку на место, она принялась перебирать перламутровые раковины, выставленные на полке эбенового дерева. Обернувшись, Тэмпл посмотрела на кровать. Она была убрана и словно настойчиво звала к себе. Тэмпл принялась воображать, как было бы замечательно заниматься любовью на черном покрывале среди черных и белых подушек. Между тем наступил и миновал полдень. Грезы уступили место сожалению о напрасно потраченном времени. Тэмпл почувствовала, как в душе зародилось подозрение. Почему он так надолго оставил ее одну?

Тэмпл всеми силами пыталась побороть приятные воспоминания, задавая себе жестокий вопрос: как она могла позволить себе оказаться в объятиях арабского шейха? Как она могла оказаться в его постели? Она проделала с ним то, в чем ей стыдно теперь признаться даже самой себе. О Боже, что она наделала?

Шариф был арабом. Для него любая женщина изначально стоит ниже мужчины. Даже такая красивая и умная, как она. Она находилась здесь против своего желания. И при этом позволила ему заниматься с собой любовью! Как она могла проявить такую непростительную слабость?!

Она ведь прекрасно знала, что он холодный, бездушный человек. Минувшая ночь ничего для него не значит. Она для него игрушка, развлечение. Если ему скучно и нечего делать, то он может запросто войти в свой шатер и взять ее силой!

А если она его захочет? Она ничего не может сделать. Ничего. Она не может пойти к нему и попросить обнять ее. Она не может принудить его вернуться в. шатер и заниматься с ней любовью. Она должна отдать ему все и не рассчитывать ни на что!

— Ну нет, — громко принялась рассуждать сама с собой Тэмпл. — Эли-Сииф, ты можешь быть самым бесстрашным воином во всей Аравии, но черт меня подери, если тебе удастся снова уложить меня в постель!

Молодая аристократка вздернула подбородок и снова почувствовала себя Тэмпл Дюплесси Лонгуорт. Ей было двадцать пять, и ни одному мужчине еще не удалось взять над ней верх. И не удастся. Ни одному грязному арабу не удастся затащить ее к себе в постель, как простую рабыню.

Да, она совершила ошибку, но что с того?! Она человек и имеет право на маленькие слабости. Что сделано, то сделано, но она не может всю жизнь рассчитываться за однажды проявленную слабость.

Она забудет об этом и никогда не повторит ошибки снова. Приняв твердое решение отвергнуть Шарифа, она немного расслабилась. Тэмпл решила незамедлительно показать упрямому арабу, кто хозяин положения. Она. Она сделает так, чтобы он захотел ее. Она разожжет его страсть, а потом откажет ему. Она больше не позволит шейху Шарифу Азизу Хамиду прикасаться к себе.

Долгий день подходил к концу. Солнце медленно опускалось за горизонт. Шариф не возвращался. Наконец спустилась темнота. Приближался час обеда. Тэмпл, в вызывающе привлекательном черном платье, дожидалась Шарифа. Платье было закрытым, но под тонким кружевом угадывалось обнаженное тело. Грудь, не сдерживаемая чашечками бюстгальтера, легонько колыхалась под лифом, придавая Тэмпл еще больше соблазнительности. Она зачесала и высоко уложила волосы, а шею украсила черной бархатной ленточкой с черной жемчужиной посередине. На ноги надела темные чулки и черные атласные вечерние туфельки. Нижних юбок Тэмпл не носила, и черный кружевной пояс слегка выступал сквозь обтягивающее платье на бедрах. Кроме пояса Тэмпл облачилась в крохотные черные панталончики, сшитые из атласа и кружев.

Тэмпл всеми силами старалась показаться неотразимо сексуальной и притягательной. Она уповала на то, что шейх соблазнится ее красотой и не сможет сдержать желания.

Время шло, и Тэмпл начала нервничать. Она уже начала колебаться между твердо принятым решением соблазнить Шарифа и отказать ему и желанием снова оказаться в его объятиях. Нервничая, Тэмпл крутилась перед зеркалом, оценивая размер своего бюста и впечатление, которое ее наряд должен произвести на мужчину.

Как раз в это время в комнату вошел шейх.

Тэмпл обернулась, чтобы встретить его холодный взгляд и быстрый кивок. Если он и заметил красоту ее наряда, то вида не подал.

У Тэмпл упало сердце. Шариф, не глядя на нее, прошел в спальню, чтобы принять ванну. Пока Тэмпл нервно расхаживала по комнате, Рикия быстро накрыла столик на двоих. Принеся кушанья, Рикия исчезла, оставив Тэмпл в одиночестве гадать, чего ей следует ждать дальше.

Из спальни вышел шейх, и она почувствовала, что слабеет, как это всегда бывало с ней в его присутствии. Он был одет в черное.

Едва взглянув на красивого араба, Тэмпл забыла о своих благих намерениях. Она желала его. Страсть затмевала в ней способность рассуждать и действовать логически. Она вовсе не являлась хозяйкой положения. Господин здесь — он. Ей хотелось только таять и его объятиях вне зависимости от последствий этой страсти. Сознание ее мутилось. Она хотела прильнуть к нему всем телом.

Глава 28

Лицо шейха не выражало никаких чувств. Всячески демонстрируя свое безразличие и равнодушие, он подошел к столу, и Тэмпл поняла, что он не испытывает даже сотой доли тех чувств, которые бушевали в ее душе.

Тэмпл вспыхнула от обиды и теперь думала только о том, чтобы ее дерзко набухшие соски не слишком выступали под тонкой тканью платья. Она бы умерла со стыда, если бы, бросив на нее испытующий взгляд, он понял, что сделало с ней одно лишь его присутствие.

Шариф отодвинул стул, дожидаясь, когда сядет женщина. Тэмпл не двинулась с места.

— Вы уже пообедали? — наконец спросил он.

— Нет. Я ждала… нет.

Тэмпл на слабеющих ногах подошла к столу и опустилась на стул. Шариф не наклонился и не поцеловал ее, как она того ожидала. Он просто занял свое место, разложил на коленях белоснежную салфетку и снял тяжелую крышку с блюда. На ужин подали баранину со специями. Потом он протянул руку, и Тэмпл автоматически подала ему свою тарелку. После двух или трех попыток завязать беседу Тэмпл бросила это безнадежное занятие, и остаток обеда они провели в полном молчании.

Тэмпл есть не хотелось, но она заставила себя съесть хотя бы чуть-чуть. Тэмпл положила тяжелую вилку на тарелку и бросила на своего визави пронзительный взгляд из-под опущенных ресниц. Она была поражена тем, что он смотрел на нее холодно и безразлично, вокруг рта у него появились суровые складки. Тэмпл почувствовала небывалое облегчение, когда через полчаса после начала обеда шейх вытер губы салфеткой, отложил ее в сторону и встал. Потом он помог Тэмпл подняться из-за стола и отошел.

Тэмпл подошла к низенькому столику, на котором стоял кофейный сервиз, и налила густой ароматный напиток в маленькие чашечки. Не доверяя себе, она шила одну из чашечек и направилась к выходу из шатра. Шейх курил, вдыхая свежий воздух и любуясь лунным сиянием.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил он ее, избегая, однако, смотреть женщине в глаза.

— Пожалуйста.

Тэмпл терялась в догадках, не понимая, чем вызвала его недовольство. Он слишком легко переходил от нежности к жестокости и обратно. Она видела, как бесконечно внимательно он относится к Рикии, она наблюдала его дружескую привязанность к Таризу и уважение к своим верноподданным.

В то же время он был безмерно жесток к туркам, которых самолично рубил направо и налево. Он немилосердно наказывал тех, кто нарушал установленную им дисциплину и порядок. И несмотря на то, что он ни разу не поднял на нее руку, она очень обижалась на невнимание и холодность.

Тэмпл не знала, почему шейх находится в столь дурном расположении духа, но подозревала, что, познав ее любовь, он решил, что она в его полной власти, что он приручил ее и поставил на одну доску с другими наложницами из своего гарема. Итак, он поставил на ней точку.

Она прекрасно понимала, что перед ней чудовищно хитрый соблазнитель. Он и пальцем не пошевелил, чтобы завоевать ее. Он просто заставил ее, молодую женщину, жить возле себя так, что она сама упала в его объятия. Он просто поймал созревший плод. И потерял к ней всякий интерес.

Тэмпл не желала смириться с этим, но винить ей было некого, кроме себя самой. Впервые в жизни ей пришлось почувствовать горечь, которую она то и дело заставляла испытывать своих поклонников. Было больно и горько. Очень горько.

Тэмпл подошла к маленькому столику и взяла свою чашечку с кофе. Она с удивлением отметила, что за время жизни в пустыне полюбила многие вещи, которые составляли суть кочевой жизни арабов.

Выпив кофе, она опустила чашечку на стол и, обернувшись, увидела, что в гостиную вошел шейх. Словно не замечая ее, он прямо в одежде растянулся на длинном диване. Тэмпл ухватилась обеими руками за край стола и прикусила губку, всеми силами стараясь сохранить достоинство и не броситься к нему. Больше всего на свете ей хотелось приблизиться к нему, встать на колени, положить руку ему на живот, медленно скользнуть ею под ремень его брюк и насладиться бархатистой поверхностью неистового органа. У Тэмпл даже заныл низ живота, так сильно было ее желание. Но вместо того чтобы броситься соблазнять тарифа, она медленно подошла к книжному шкафу и сделала вид, будто выбирает что-то почитать. Взяв с полки какую-то книгу, она опустилась в кресло, скрестила ноги и начала внимательно вчитываться в текст. Вернее, делать вид, что читает.

В гостиной воцарилось гробовое молчание. Шелест переворачиваемой страницы казался громким, как удар колокола, но сердце ее стучало еще громче. Тэмпл выдержала не более пяти минут такой пытки. Она захлопнула книгу. Отложив ее, она поднялась и произнесла:

— Надеюсь, вы меня простите, я…

Тишина в ответ. Шейх не взглянул на нее, даже не повернул головы в ее сторону. Он продолжал лежать на диване, затягиваясь любимыми французскими сигарами, и задумчиво смотреть в потолок.

— Спокойной ночи. — Тэмпл старалась говорить спокойно, не показывая своей обиды.

— Спокойной ночи, — равнодушно ответил шейх.

Тэмпл заставила себя медленно пересечь гостиную, хотя каждый шаг казался ей пыткой. Когда наконец за спиной ее сомкнулись занавеси, отделяющие спальную комнату от гостиной, она с облегчением вздохнула и позволила себе расплакаться.

Едва Тэмпл вышла, несчастный Шариф беспомощно закрыл глаза и до боли сжал зубы. Дышать ему было трудно, казалось, что кто-то безжалостный вскрыл ему грудную клетку и с силой начал выдавливать сердце. Он был в полной растерянности. Все тело у него ныло, а в паху он чувствовал постоянную сладкую боль. Приятную боль.

Он намеренно провел целый день вдали от лагеря. Он стремился к полному одиночеству, чтобы выбросить эту невероятную женщину из головы. Он отчаянно ругал себя за то, что произошло ночью. Он всякий раз вынужден был напоминать себе, кто он такой и почему эта женщина оказалась в его лагере. Он дал себе слово, что больше не прикоснется к ней.

Шариф открыл глаза, спустил длинные ноги на ковер и потянулся за очередной сигарой. В отчаянии он помотал головой, прогоняя наваждение.

Когда он вернулся в лагерь и вошел в шатер, то от одного взгляда на Тэмпл у него дух захватило. Столь красивой и соблазнительной она еще никогда не была. Казалось, она намеренно пыталась вызвать у него желание овладеть ею и заставить его отказаться от принятого решения. Шариф затянулся и закрыл глаза. Бесполезно. И с открытыми и с закрытыми глазами он видел одно и то же — Тэмпл. На сей раз она стояла на коленях возле дивана, а платье соблазнительно обтягивало ее прелести. Шариф расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, как будто от одного вида полных грудей, свободно колышущихся под черным кружевом, ему стало нехорошо. Он припомнил, как платье облегало ее живот и бедра, как выступили соски, когда Тэмпл приподняла руку, чтобы откинуть с лица нечаянно упавшую на глаза прядь волос.

Шейх взял было следующую сигару, но, передуман, положил ее обратно. Повернув голову, он сосредоточил свое внимание на занавеске, за которой находилась красавица, смутившая его покой и лишившая его уверенности в себе.

Шариф понимал, как трудно ему будет обрести внутренний покой. Ночью не удастся сомкнуть глаз. Женщина, уже, наверное, спящая за занавесями, вошла в его плоть и кровь, и он знал, что есть только один способ избавиться от ее присутствия в его жизни.

С ледяной решимостью шейх встал с дивана.

Глава 29

Тэмпл сглотнула слезы.

Она приказала себе не плакать. То и дело царапая себя ногтями, она принялась стаскивать с себя кружевное французское платье. Но дрожащие пальцы не справлялись с едва заметными крючками. Тэмпл прилагала чудовищные усилия, а удалось расстегнуть ей всего несколько крючков.

— Черт подери! — в отчаянии выругалась она и опустилась на край широкой кровати шейха. Она вздохнула и едва не разрыдалась. Она всегда гордилась своей находчивостью, умом и самостоятельностью. Но, оказывается, она не обладает ни одним из вышеназванных качеств. Она оказалась глупенькой женщиной, которая даже не может сама раздеться и находится в полной зависимости от жестокого самодура.

Тэмпл решила дождаться Рикию, а пока скрестила руки на груди и принялась размышлять о своей незавидной доле. К счастью, долго ждать не пришлось. Занавеси заколыхались, но… вместо Рикии в спальню вошел Шариф. Тэмпл вскочила с кровати, начала было что-то говорить, однако выражение его черных глаз заставило ее замолчать. В них читалось только одно — мужской голод и желание. Тэмпл задрожала, а он молча, но решительно подошел к ней. Не говоря ни слова, он протянул ей руку. Но гордость не позволила Тэмпл вложить в нее свою ладонь.

— Нет, — предостерегла она его, — если прикоснетесь ко мне, не доживете до утра.

— Дайте мне последний шанс, — не улыбнувшись, попросил Шариф.

Он сделал еще один шаг и стянул черное платье с ее полуобнаженного плеча.

— Нет, я не хочу этого, — сопротивлялась Тэмпл, прекрасно зная, что слова ее ничего не значат, что она бессильна против его привлекательности. — И я не хочу вас, — твердо сказала она.

— Тогда я заставлю вас хотеть меня, — отчеканил Шариф, обнимая ее за талию. Он прижал ее к себе так крепко, что они стали единым целым. Шариф склонил голову и прикоснулся губами к изгибу ее шеи и плеча.

Тэмпл почувствовала, как знакомая дрожь пробегает по ее позвоночнику, но она с силой оттолкнула от себя молодого человека, пытаясь сохранить спокойствие и неприкосновенность. Однако Шариф обладал какой-то мужской магнетической властью и притягательностью, противостоять которым было невозможно. Ему не составило никакого труда пробудить в ней страстное желание слияния с ним, которое она не могла подавить и боялась проявить. Он задел в ней какую-то струну, которую никто больше не заметил. С чувством поражения и нарастающего желания Тэмпл прикрыла глаза и прошептала:

— Шариф… нет… Шариф…

— Дорогая, — страстно произнес шейх, — я так тебя хочу… Пожалуйста, возжелай меня хотя бы вполовину той силы, с которой тебя желаю я…

— О Господи… я и так хочу тебя…

Он провел влажным языком по ее губам, и ротик ос раскрылся. Язык его побежал дальше, по ее губам и небу, играя и возбуждая. Потом он слегка укусил ее. Тэмпл вздохнула, прижалась к нему животом и слегка прогнулась, избегая касаться опасных мест. Глаза ее широко раскрылись, она млела от его поцелуев.

Тэмпл почувствовала, что Шариф, не переставая целовать ее, расстегивает крючки ее платья. Потом он освободил ее руки от тесных рукавов. Платье, как змеиная кожа, сползло на пол, и Тэмпл осталась стоять в одном поясе, панталонах и чулках. Шариф чуть отстранился. И Тэмпл поняла, что он любуется ею в этой нетрадиционной для восточной женщины одежде. Глаза его полыхнули жадной страстью, он медленно обнял женщину. Тэмпл обвила рукой его мощную шею и принялась целовать шейха, прижимаясь к нему всем телом, желая раствориться в нем.

Перламутровые пуговки его рубашки нежно впивались в ее плоть, и Тэмпл находила в этом своеобразную прелесть.

Она льнула к нему, как кошка, пока он целовал ее, гладил ее обнаженные плечи и спину, прижимая к себе ее бедра в панталончиках из атласа и кружев. Неожиданно ей смертельно захотелось почувствовать не шелковую ткань, а его обнаженное тело, и Тэмпл мгновенно расстегнула пуговицы и, как ненужную вещь, швырнула его рубашку на ковер. Потом она с наслаждением провела рукой по его груди, поросшей темными курчавыми волосами. Пока он гладил ее плечи, Тэмпл сначала провела губами по его шее, а потом с силой прижалась к его сильной груди дерзко выпирающими сосками. Созерцание и прикосновение ее полуобнаженного тела возбудили Шарифа до такой степени, что он возжелал любить ее так, как она могла не позволить ему, защищенная воспитанием. Дразня ее губы своими, он опустил руки ей на ягодицы. Показав ей, как продолжать волнообразные змеиные движения, способные довести до экстаза любого мужчину, он сжал их. Потом он научил ее, как двигаться мягко, возбуждающе, волнующе, чувствуя выступающие части тела влюбленного мужчины. Тэмпл сразу поняла, чего он ждет от нее. Так они и стояли — она нагая, он с обнаженным торсом, — исполняя танец любви, прелюдию к наслаждению.

Тэмпл была удивлена, когда, прервав волшебное колыхание, он развернул ее и осторожно усадил на край кровати. Взяв ее лицо в свои ладони, он заглянул ей в глаза.

— Я хочу овладеть тобой, Нэкседил. Позволь мне любить тебя по-разному, как только мужчина может любить женщину. — Он провел большим пальцем по ее полуоткрытым губам. — Уступи мне, Тэмпл. Я покажу тебе миллиард способов любви.

Тэмпл не успела ответить, как он приблизил свои губы к ее губам и принялся нежно ее целовать. Продолжая целовать ее, он сначала сел рядом с ней на кровати, а потом медленно лег на спину поперек огромного ложа, увлекая за собой возлюбленную. Не прерывая поцелуев, он уложил ее на спину.

Огонь любви сжигал Тэмпл, она обхватила шею любовника обеими руками, стараясь слиться с ним. Забыв традиционные представления о женской стыдливости, Тэмпл втянула в себя язык Шарифа и принялась сосать и облизывать его. Страсть ее нарастала. Лаская женщину языком, Шариф медленно снял с нее черные панталоны, и теперь Тэмпл лежала на кровати почти нагая. На ней остались только черные чулки и черные атласные вечерние туфельки.

Шейх осторожно оставил ее губы и скользнул языком по нежной шее Тэмпл, обвел черную жемчужину, покоящуюся в выемке между грудями. Он слегка вдавил круглую жемчужину ей в кожу, и Тэмпл от удовольствия закрыла глаза. Смежив веки, она наслаждалась упоительным чувством, когда он обводил языком ее полные груди. Потом началась сладкая пытка, когда Шариф принялся слегка покусывать се соски. Опытный любовник, шейх скользнул на край кровати, продолжая ублажать женщину поцелуями. Губы его уже оставляли пламенные следы на ее мягком животе. Каждое движение его языка по животу отдавалось у Тэмпл в груди и в лоне. От шейха исходил любовный жар, Тэмпл казалось, что она готова принять его. Ее жаркое тело уже не принадлежало ей. Оно принадлежало ему. Она тоже принадлежала ему. И он мог наслаждаться ею сколько угодно. Она без слов отдала всю себя темноволосому победителю, и Шариф просто взял то, что ему предлагалось.

Шариф поднял голову, положил руки на талию возлюбленной и помог Тэмпл сесть. Сам же он сполз на пол и поцеловал ее левое колено, обтянутое шелком чулка. У Тэмпл бешено колотилось сердце; пристально взглянув ему в глаза, она прочитала в них все, чего он от нее ждал.

— Шариф… — недоуменно прошептала она.

— Да, Тэмпл, да…

Тэмпл развела ноги пошире, он осторожно поднял ее ногу и завел себе за плечо. Когда голова шейха оказалась между ее раздвинутых ног, Тэмпл почувствовала приступ смущения. Она стеснялась. Она вспыхнула, и руки сами собой спустились вниз, чтобы прикрыть интимное место.

Тогда Шариф погладил ее по щеке и попросил:

— Дорогая, не прячься от меня.

Руки его медленно поползли вниз, задержались на ее грудях, животе и легли поверх ее стыдливых рук.

— Я хочу поцеловать тебя в то место, каким ты любишь меня. Я хочу попробовать тебя, убери ручки, дорогая. Сделай это для меня.

Тэмпл была потрясена.

— Хорошо, Шариф, я сделаю это. Но только для тебя.

С этими словами она положила слегка трясущиеся руки на шелк покрывала. Она волновала его своей трогательной беззащитностью.

Загорелые руки Шарифа уже колдовали над темно-золотистым треугольником, разглаживая колечки волос и нежную мякоть кожи. Тэмпл хотела было опуститься на спину, но Шариф велел:

— Нет, дорогая, смотри, как я люблю тебя. Смотри на нас, как мы занимаемся этим.

Он опустил лицо к золотым завиткам, и Тэмпл почувствовала его горячее дыхание. Изо рта ее вырвался сладостный стон. Волнуя ее, Шариф возбуждал языком ее плоть, захватывая и сужая пространство от поверхности бедер до входа в заветную пещерку.

Тэмпл стонала и содрогалась всем телом. То и дело ей казалось, что она не вынесет больше ни секунды сладостной пытки. Ягодицы ее двигались в такт движению его языка. Когда, наконец, он коснулся кончиком языка места ее страсти, она громко вскрикнула, выражая восторг, благодарность и признательность. Он целовал ее в это самое горячее из всех чувствительных мест так нежно, как раньше в губы. Наконец он поймал губами нежную возвышенность ее лона и провел по ней языком. Чувства восхитительнее этого Тэмпл не испытывала никогда в жизни.

Она не могла поверить, что Шариф любит ее таким странным способом и она позволяет ему это. Ей трудно было представить, что она, абсолютно нагая, если не считать черной жемчужины на шее, черных чулок и вечерних туфель, лежала на постели, а он, в вечернем туалете, находясь у нее между ног, целовал розу ее женственности.

Тэмпл казалось, что вся вселенная уместилась у нее между ног. Шариф был солнцем этой вселенной. Не переставая целовать ее, он встал на колени, нащупал одну из множества подушек и положил ей под ягодицы. Сквозь полуопущенные ресницы Тэмпл следила за тем, как голова Шарифа двигалась взад-вперед, как он неустанно доставлял ей наслаждение. Она изнемогала от страсти.

Но страсть стала невыносимо сильной, удовольствие — слишком полным. Она кричала, вздрагивала, всхлипывала, била кулачками по кровати, не раз и не два доходя до вершины удовольствия и умоляя Шарифа не отрываться от нее. Рот его ласкал и ласкал ее чувственность, и Тэмпл наконец решила, что ей нечего больше хотеть.

Тело ее еще вздрагивало, а Шариф уже лежал рядом с ней, обнимая и успокаивая.

Глава 30

Нашептывая нежности на арабском, Шариф гладил Тэмпл, пока она не затихла и не успокоилась и его объятиях. Тэмпл уснула. Он поцеловал ее в лоб и встал с кровати.

Шариф раздевался, не спуская взгляда с Тэмпл. Прелестнее женщины он в жизни не видел. Ее золотистые волосы разметались по черному покрывалу. Ее стройное изящное тело было воплощением совершенства. Казалось, что оно выточено из светлого мрамора. Ее можно было бы принять за ледяную богиню или ангела, посланца неба, если бы не соблазнительные черные чулки и туфельки, которые делали ее похожей на дорогостоящую и желанную куртизанку. Эта женщина была воплощением мужской сексуальной мечты. В ней удивительно сочетались девическая застенчивость и соблазнительность опытной женщины. К тому моменту, когда он полностью разделся, все тело Шарифа заныло от переполнявшего его желания. Он лег рядом с ней и нежно поцеловал. Тэмпл мгновенно проснулась. Поначалу она просто нежилась от его ласковых прикосновений к груди и животу. Потом начала отвечать на его ласки. Как только Шариф оказался над ней, она тотчас подняла ноги и положила ему на плечи. Не отрываясь, Тэмпл смотрела в глаза шейха, а он осторожно, но сильно вошел в нее и заполнил собой все ее существо. Он двигался ритмично, с каждым разом проникая все глубже. Тэмпл снова оказалась в волшебном хороводе чувств, ей хотелось, чтобы их слияние длилось вечно. Опытный в любви Шариф прекрасно знал, что чувствует Тэмпл. Он решил продлить состояние приятного блаженства, кроме того, ему хотелось, чтобы Тэмпл воспламенилась и сама попросила его о близости. Так и случилось. Довольно скоро Тэмпл начала шептать:

— Шариф, Шариф… пожалуйста… я хочу…

— Да, дорогая, — отозвался шейх и начал двигаться быстрее.

Он проникал в нее так быстро, что скорость, с которой она достигла блаженства, казалась невероятной, но Шариф не останавливался, дожидаясь, когда Тэмпл взойдет на последнюю ступень блаженства. Когда это случилось, она закричала. Громко. Дико.

Шариф осторожно снял ее ноги с плеч, осторожно положил их на покрывало и накрыл ее своим телом. Они долго лежали так, довольные радостью друг друга. Улыбаясь, Тэмпл думала о том, что занятия любовью с Шарифом оказались смелее ее самых смелых мечтаний. Больше всего она желала, отдохнув, предаться любви снова.

Тэмпл медленно разжала руки, вздохнула, откинулась на подушку и снова уснула. Шариф взглянул на нее и улыбнулся.

Он осторожно поднялся с кровати, снял с нее чулки и швырнул их в кучу одежды на полу. Потом он растянулся возле возлюбленной, прикрыл их нагие тела частью покрывала и прижал ее к себе. Шариф уснул с мыслью о том, как замечательно было заниматься любовью с блондинкой-американкой на черном покрывале. Конечно, они должны повторить это незабываемое действо.

Теперь страстный шейх и Тэмпл каждую ночь возносились на вершину любви. Иногда они занимались любовью на белоснежных простынях, иногда специально просили Рикию тщательно заправить кровать черным шелковым покрывалом.

Тем не менее, к великому огорчению Тэмпл, в остальном их отношения не изменились. Каждый день Шариф занимался делами своего племени, почти но обращая на нее внимания. Днем он даже не разговаривал с Тэмпл. Но когда наступала ночь и лагерь отходил ко сну, Шариф возвращался в шатер и овладевал Тэмпл с великой нежностью и великой страстью. Он оставался для нее такой же загадкой, как и в первые дни ее пребывания в лагере. Но теперь Тэмпл точно знала: он не может отказать себе в удовольствии (Побить ее каждую ночь. Глубоко в ее сердце жила надежда на то, что его неспособность воздержаться от прикосновений к ней, поцелуев и прочих нежностей означает то, что он проявляет заботу о ней. Что он любит ее. Хотя бы немного.

С самой собой Тэмпл было еще труднее разобраться. Рассудок подсказывал ей, что она должна его ненавидеть. Но она не испытывала к Шарифу этого гневного чувства. Она бы не призналась в этом никому, но правда заключалась в том, что впервые в жизни она не чувствовала постоянного беспокойства, безотчетного стремления к чему-то новому. Жажда неизведанного больше не мучила Тэмпл. Это произошло благодаря шейху. Поэтому, что бы ни произошло и как бы это ни закончилось, она всегда с чувством благодарности будет вспоминать время, проведенное с Шарифом.

Однажды рано поутру Шариф вырвал Тэмпл из глубокого, без сновидений, сна. Он коснулся ладонью ее щеки и нежно позвал по имени. Когда она открыла глаза, он наклонился и поцеловал ее. Тэмпл тихонько вздохнула и проснулась. А он осторожно вошел в нее, и они молча, без слов, предались любви.

Тэмпл была удивлена. Никогда раньше Шариф не пытался заниматься с ней любовью утром.

Когда же, удовлетворенная, она отдыхала, лежа у него на плече, он ей все объяснил:

— Сегодня ко мне приезжает гость.

Глава 31

К великому облегчению Тэмпл, гость Шарифа оказался мужчиной.

— Тэмпл, познакомьтесь с моим старым другом Шонси Уэлшенсом, — представил ей гостя шейх.

— Рада встрече с вами, мистер Уэлшенс. — Тэмпл протянула руку высокому блондину, который нежно смотрел на нее сверху вниз.

— Шонси, это мисс Тэмпл Лонгуорт, — представил женщину Шариф.

Шонси с удовольствием протянул Тэмпл свою лопатообразную ладонь и произнес:

— Какое удовольствие, мисс Лонгуорт! Надеюсь, мы с вами станем настоящими друзьями. — Он тепло пожал ей руку. Тэмпл искренне улыбнулась и ответила:

— Не сомневаюсь в этом. Акцент выдает вас с головой. Вы американец, не правда ли?

— Не буду отпираться.

— Тогда… постараюсь отгадать. Гм-м… Арканзас. Нет, Оклахома. Или…

— Не угадали, мисс Тэмпл. Я из Техаса, и горжусь этим.

— Прощу прощения, мистер Уэлшенс, мне следовало бы догадаться. Вы меня уже простили?

— Такую прелестную женщину нельзя не простить. И я настаиваю на том, чтобы вы называли меня Шонси.

Шариф слегка откашлялся. Тэмпл и Шонси посмотрели в его сторону.

— Ленч готов! — объявил Шариф и рукой указал им на накрытый столик на берегу водоема.

— Отлично, я так проголодался, — улыбнулся Шонси. — А вы, Тэмпл? Я могу называть вас Тэмпл? Вы не жалуетесь на аппетит?

— Умираю от голода, — подыграла ему Тэмпл.

Американец протянул ей руку и повел к краю водоема, где был накрыт стол. Шариф, нахмурясь, шел сзади.

Тэмпл почувствовала расположение к Шонси, едва увидев его. Высокий, мускулистый, с копной светлых волос, он казался Тэмпл великаном. Сломанный нос Шонси выглядел ужасно, но рот сиял улыбкой, обнажая белые ровные зубы. Темпл пришла в восторг, узнав, что этот увалень собирается провести в лагере Шарифа достаточно много времени. Шонси был приветливым, разговорчивым, насмешливым и очень остроумным человеком.

— Вы, должно быть, недоумеваете, — сказал Шонси, глядя через стол на Тэмпл, когда они заняли свои места, — каким образом крикливый техасец подружился с молчаливым арабским шейхом.

— Мне это очень интересно, — улыбнулась Тэмпл, взглянув на Шарифа. Шонси похлопал его по плечу и сказал:

— Когда старина Холодные Глаза впервые приехал в Оксфорд, он едва говорил по-английски. Нас поселили вместе. Не знаю, кто из нас, Шариф или я, чувствовал себя более несчастным.

Шонси расхохотался, припомнив, как они все-таки стали друзьями после того, как он, Шонси, тщательно подобрав самые простые английские слова, объяснил Шарифу, что он ему не нравится. Шариф на ломаном английском успокоил бедолагу, сказав, что чувство неприязни у них взаимное. Что он, Шариф, скорее согласился бы делить комнату с упрямым грязным верблюдом, чем с Шонси. «Тогда я спросил его, — продолжал американец, заливаясь смехом, — каким способом лучше стереть ухмылку с его темного лица». «Каким хочешь, техасец», — ответил Шариф, сжав кулаки.

— И что? — спросила Тзмпл, переводя взгляд с гостя на хозяина и обратно. — Вы подрались?

— Дорогая, мы едва не убили друг друга, — объяснил Шонси. — Когда кровавая схватка подошла к концу, вся мебель в комнате была переломана, а мы стояли, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Никто не хотел отступать. Вдруг нам обоим пришла в голову мысль, что это все страшно смешно. Мы начали хохотать. Мы повалились на пол и стали кататься, как пара диких гиен.

Шариф расхохотался, припомнив случившееся.

— Нас едва не исключили из колледжа, — поведал он Тэмпл. — Испуганный воспитатель отправил нас к ректору, который был готов вышвырнуть нас из этого славного учебного заведения. Потребовалось вмешательство высокого руководства, чтобы нас оставили.

— С тех пор мы стали лучшими друзьями, не так ли, шейх?

— Самыми лучшими, — подтвердил Шариф.

Шонси продолжал делиться с Тэмпл красочными воспоминаниями молодости. Он рассказал ей, как они оба, оторванные от родины, пытались привыкнуть к жизни на чужбине. Как учили новый язык. Осваивали новую культуру. Скучали по дому.

Тэмпл слушала и не могла наслушаться. Но, к неудовольствию Тэмпл, едва ленч завершился, Шариф объявил, что мужчины не обидятся, если она их оставит. Все трое встали из-за стола, и мужчины проводили взглядом прелестную американку. Едва Тэмпл скрылась за пологом, закрывающим вход в шатер, как Шонси рухнул на стул и замотал своей светлой гривой.

— Боже правый, Кристиан, как тебе это удалось? Где ты с ней познакомился? В Лондоне? Женщины все еще не в силах противостоять тебе, не так ли? И она последовала за тобой в пустыню после первой же ночи любви, так?

— Никуда она за мной не последовала, — мрачно ответил Кристиан, глядя Шонси прямо в глаза. — В Лондоне я с ней не знакомился. Я видел ее всего один раз. Я узнал, что она собирается в Аравию. Я дождался, когда она отправится в путь через пустыню, и похитил ее.

— Похитил ее? — Шонси нахмурился. — Что ты имеешь в виду?

— Похитил в буквальном смысле.

У Шонси от удивления и ужаса глаза на лоб вылезли.

— Не может быть, Кристиан! Ты что, не знаешь, кто она? Тэмпл Лонгуорт, безрассудная дочь самых богатых людей Америки.

— Ее мать носила фамилию Дюплесси, — тихо заметил Шариф, протягивая руку за чашечкой кофе.

— Да, а ее отец — Лонгуорт! Думаю, президент Маккинли уже снаряжает флот, чтобы идти на тебя войной. О чем ты только думаешь, друг мой? Шариф сделал маленький глоток кофе. — Это было необходимо сделать.

— И чем все это закончится?

— Ты знаешь, я прилагал бесконечные усилия, чтобы заставить концерн Дюплесси прекратить поставки оружия и боеприпасов туркам. У меня ничего не вышло. — Глаза его полыхнули ненавистью. — Ты же знаешь, четыре века мой народ страдает под властью турок. Этому нужно положить конец.

— Я разделяю твои чувства по поводу турок, но похищение невинной женщины… — Шонси осуждающе покачал головой. — Кристиан, ты знаешь, я отношусь к тебе, как к брату, но ты на ложном пути. Он до добра не доведет.

— Я пойду на все, лишь бы заставить Дюплесси прекратить снабжать оружием агу Хусейна и его выродка. Должен ли я напоминать тебе, что сделал султан Хусейн с моими настоящими родителями? Неужели не знаешь, каким мукам подверг Мустафа мой народ?

— Нет, нет, успокойся… Но все равно то, что ты сделал, несправедливо. Тэмпл Лонгуорт виновата только в том, что родители ее богаты, а сама она пресыщенная красавица, которая сломя голову бросается в любую авантюру. Кристиан, она заслуживает лучшей доли. Она не имеет отношения к снабжению турков оружием.

Шариф внезапно поднялся.

— Не хочешь ли осмотреть мои конюшни? У меня появилось несколько новых жеребцов, которых мне не терпится показать тебе.

— Отлично, пойдем посмотрим.

Но беседа не прервалась. Двое друзей продолжали пылко обсуждать судьбу Тэмпл. Шонси умолял Шарифа освободить ее. Он уверял Шарифа, что если ее отпустить с миром, не причинив ей вреда, то она может не сообщать своей семье о похищении. В противном случае Тэмпл и ее семья окажутся в двусмысленном положении. Шариф отказывался даже обсуждать этот вариант. Он упрямо настаивал на том, что Тэмпл будет освобождена только после того, как ее дядя, Джеймс Дюплесси, прекратит поставки оружия проклятым туркам.

— Она прибудет в Багдад в точном соответствии с выработанным ею планом и ожиданиями семьи и снова отправится в погоню за удовольствиями, словно и не было в ее жизни этого похищения, — заключил Шариф.

— Тебя просто вздернут за это, — рассердился Шонси.

— Если будет на то воля Аллаха высокого, великого, — поставил точку в разговоре молодой шейх.

Тэмпл и Шонси стали друзьями. Более разговорчивый, чем его друг Шариф, Шонси выплескивал на довольную слушательницу многочисленные истории о времени, которое друзья провели в Оксфорде. Это он поведал Тэмпл, что после окончания университета они поклялись не прерывать дружбу.

— Конечно, мы встречаемся не так часто, как нам хотелось бы, — посетовал Шонси примерно через неделю после приезда.

В этот день Шариф был занят делами племени, а его друг и возлюбленная сидели в тени навеса и беседовали.

— Но хотя бы раз в два-три года нам удается увидеться. Шариф думал, что я приеду на два-три месяца позже, но я выбрался сейчас.

— Понятно, — пробормотала Тэмпл, вспоминая, как вел себя шейх в то утро, когда приехал Шонси. Только теперь она поняла, что Шарифу пришелся не по душе столь поспешный визит. Вряд ли Шариф хотел, чтобы Шонси знал о ее существовании, вернее, о том, что он совершил. Но Тэмпл решила пока не задавать лишних вопросов.

— Так Шариф навещал вас в Америке? — поинтересовалась женщина.

— Конечно. Раз в несколько лет он прилетает в Америку и проводит у меня на ранчо в Техасе несколько недель, а в следующий раз я навещаю его здесь, в пустыне, или в Изумрудном городе.

— В Изумрудном городе? — удивилась Тэмпл.

— Неужели Шариф не рассказывал вам об этом?

— Даже никогда не упоминал этого места.

— Он всегда был немногословен.

— Шонси, пожалуйста, расскажите мне об этом.

— Только не говорите ему, что я проболтался.

— Никогда в жизни, — пообещала Тэмпл.

Шонси ухмыльнулся и взъерошил волосы.

— Часть времени Шариф проводит в своем беломраморном дворце на берегу Средиземного моря.

— Вы смеетесь надо мной.

— Нет. Это небольшое прибрежное поселение, окруженное стеной и тщательно охраняемое. Это место и называется Изумрудный город. Его Изумрудный го род. Оттуда открывается вид такой красоты, что дух захватывает. Наверное, ему следовало бы поселить вас во дворце, вместо того чтобы… чтобы… — Шонси оборвал себя на полуслове, боясь, что и так наболтал лишнего.

Тэмпл потрепала американца по плечу и уставилась на него широко распахнутыми глазами.

— Так… вы все знаете? Знаете, что он похитил меня? Я уверена, что он все рассказал вам. Тогда скажите… почему? Почему меня держат здесь в заточении? Чего он от меня хочет? Когда он?.. — Подняв глаза, Тэмпл заметила, что к ним приближается шейх. — Вряд ли ему понравится, что я расспрашивала вас. Не говори те ему ничего, хорошо? — торопливо проговорила она.

— Ни слова.

И он выполнил обещание.

Огромный, неуклюжий говорливый техасец с копной соломенных волос и изящный молчаливый шейх были прямой противоположностью друг другу. Тем не менее они дружили и, как дети, радовались встрече.

Поэтому Тэмпл удивилась, заметив, что с каждым днем настроение шейха ухудшается. Друзья отдалялись друг от друга.

Глава 32

— Гром и молния, Тэмпл! — воскликнул как-то вечером Шонси, когда она — в который уж раз — обыграла его в шахматы.

Наступала полночь. Шонси сидел на диване и расставлял фигуры в надежде получить реванш. Тэмпл сидела перед невысоким столиком эбенового дерева, опершись на локоть. Шариф курил свои излюбленные сигары за пологом шатра. После обеда, который закончился больше чем два часа назад, он несколько раз выходил и снова входил, остерегаясь оставлять Шонси наедине с Тэмпл.

Через минуту он снова вошел в шатер и плюхнулся на диван. Закинув ногу на ногу, он с раздражением следил за тем, как непринужденно болтали Шонси и Тэмпл. Щечки Тэмпл порозовели, глаза лучились удовольствием. Сегодня она надела зеленое шифоновое платье, которое очень нравилось Шарифу. Цвет платья удивительно подходил к ее изумрудным глазам и светлой коже. Однажды, когда они занимались любовью, он шепнул ей на ушко, что не следует носить другие одежды. И она послушалась.

Шариф скрипнул зубами, глядя, как Тэмпл склонилась над доской. Вырез платья почти не скрывал се грудь. Нет, Шариф ненавидел это платье. Вернее, он ненавидел ее. Он снова вскочил с дивана и вышел из шатра.

— Что такое с нашими Холодными Глазами? — спросил Шонси, когда Шариф вышел.

— Понятия не имею, — ответила Тэмпл. Она сделал ход королем. — Более того, меня это не особенно беспокоит.

Оба рассмеялись. Шариф через минуту вошел в шатер и объявил:

— Полночь миновала. Я устал.

— Тогда мы не будем обременять тебя, — ухмыльнулся Шонси и подмигнул Тэмпл.

Ни Тэмпл, ни Шонси не заметили, как глаза Шарифа полыхнули ревностью.

Тэмпл не предполагала, что Шарифа злит, когда она часами болтает и смеется с Шонси. Она и не подозревала, что ее нарастающая дружба с огромным техасцем неприятна Шарифу, который не проявлял к ней никаких чувств, кроме знойной ночной страсти. Тэмпл нравилось общество Шонси. Он не только занимал ее сам по себе, он был сосудом, полным сплетен и слухов обо всем, что происходило в Европе и Америке. Тэмпл казалось, что она знала его всю жизнь. Она громко смеялась его шуткам и с радостным визгом бросалась ему на шею. Для Тэмпл Шонси стал неиссякаемым источником сведений о Шарифе. Шонси забавлял ее историями об их жизни в Оксфорде. Тем не менее Тэмпл понимала, что Шонси рассказывает ей далеко не все, что знает сам. Шонси либо менял тему беседы, либо уходил от ответа.

Не раз она спрашивала, почему сына арабского шейха послали учиться именно в Англию. Почему не во Францию? Всякий раз Шонси пожимал плечами и отвечал:

— А почему бы и не в Англию?

В конце концов, французским языком Шариф уже владел, ему хотелось выучить английский, а заодно ознакомиться с историей и современной жизнью этой страны. Молодой араб хотел стать всесторонне образованным человеком.

Когда Тэмпл засыпала Шонси вопросами, почему ее похитили и держат в плену, несчастный техасец прикрывал глаза, скрывая острое желание открыть ей всю правду.

— Тэмпл, дорогая, я лишь могу уверить вас, что он не причинит вам вреда. Вам не следует его бояться.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Я знаю, — отвечал Шонси и добавлял: — Он не причинит вам боли… Э-э… Я имею в виду физическое увечье. — Он густо покраснел.

Тэмпл прекрасно понимала, что хочет сказать американец. Эмоционально она страдала значительно сильнее, чем физически.

Когда в разговорах двух недавно подружившихся людей принимал участие третий, шейх, Тэмпл приходилось делать над собой чудовищные усилия, чтобы не смотреть на Шарифа. Это не укрылось от внимания Шонси. Сперва он предположил, что молодая женщина просто нервничает в присутствии своего похитителя.

Но Шонси ошибся. Она вовсе не боялась Шарифа. Просто она была влюблена в него. Все женщины рано или поздно влюблялись в Шарифа. Тэмпл не исключение. Зря он думал, что она живет, а главное, спит в чьей-либо палатке, а не в шатре Шарифа. Где же ей еще спать? Конечно, они стали любовниками.

Шонси хотелось бы верить в лучшее. Но он слишком хорошо знал своего лучшего друга. Красивый англичанин, каким он казался всем в Европе, ценил женщину хуже хорошего скакуна. Кристиан Телфорд был любовником самых известных женщин Европы. Многие знатные дамы падали к его ногам. Но ни одна из его любовных авантюр не длилась долго. После того как Кристиан овладевал женщиной, она теряла для него всякую привлекательность.

Интересно, отшвырнет ли он ее, как всех предыдущих дам? А может, это уже произошло?

Шонси предполагал задержаться в гостях у Шарифа на две недели. Как-то Шариф отправился по своим делам, а Тэмпл и Шонси сидели на краю водоема на мягком ковре и играли в покер.

Закусив нижнюю губку, она крепко прижимала карты к груди, чтобы противник их не увидел. Тэмпл старательно делала равнодушное лицо, но ее изумрудные глаза радостно вспыхивали всякий раз, когда она получала хорошую карту.

Глядя на нее, Шонси с трудом верил, что Тэмпл — наследница огромного состояния, одна из красивейших женщин мира, да и одна из самых богатых. Невероятно! Денежный водоворот не лишил ее этой земной прелести.

Ему не составило никакого труда представить Тэмпл на своем ранчо. Он с легкостью вообразил, как она скачет на упрямом мустанге, а ее золотистые волосы развеваются на ветру. А потом он увидел Тэмпл в вечернем туалете, сияющую драгоценностями во главе своего огромного стола, за которым вместе с ними обедали самые богатые люди штата, банкиры и политики.

И если бы Шонси не взял себя в руки, он так же просто увидел бы Тэмпл на втором этаже своего дома, в спальне, в одной, шелковой ночной сорочке. Он потряс головой, пытаясь прогнать неприличные видения.

Похоже, наступило время оставить гостеприимного Шарифа. Вряд ли ему удалось бы провести здесь еще пару недель и не влюбиться в обворожительную Тэмпл Дюплесси Лонгуорт. Шансов у него нет никаких. Разве может он рассчитывать на то, что Тэмпл будет заботиться о нем, если она, судя по всему, по уши влюблена в Шарифа?!

Ему необходимо знать все наверняка.

— Тэмпл, дитя мое!

— Да, наимудрейший.

Шонси поймал взгляд изумрудных глаз и спросил:

— Мне кажется, что вы влюбились в Холодные Глаза.

Застигнутая врасплох, Тэмпл не могла вымолвить ни слова. Потом она беспомощно улыбнулась и нервно произнесла:

— Это самое странное предположение, которое мне довелось выслушать. Вы что… забыли… что этот варвар похитил меня?

— А вы?

— Нет, — ответила Тэмпл после продолжительного молчания. — Я в своем уме. Я нахожусь здесь против своей воли и ничего не хочу так сильно, как оставить это ужасное место и шейха Шарифа Азиза Хамида. Более того, позвольте вам заметить, что если я когда-нибудь влюблюсь, то вряд ли моим избранником станет предводитель бесчинствующих бедуинов, который похитил меня и держит в этой проклятой дыре. Если я удовлетворила ваше любопытство, то давайте выберем другую тему для обсуждения.

Шонси кивнул. Ответ очевиден: Тэмпл влюблена в Шарифа.

— По-моему, становится нестерпимо жарко, — заметила Тэмпл. — Давайте продолжим игру в другой раз.

— Конечно, дорогая, конечно.

Глава 33

Султан возлежал на подушках, отдыхая под дуновением ветерка, прилетавшего с моря. На нем были темно-кирпичного цвета одежды, обильно украшенные золотым шитьем. Мустафа запустил пухлые пальцы в серебряный сосуд с розовой водой, чтобы смыть липкий налет, оставленный засахаренными фруктами и другими сластями.

— Ты… — Он указал пальцем на Самиру, юную рабыню, которую привели в его спальню всего полчаса назад.

Самире исполнилось всего пятнадцать лет. Ее похитили прямо из родительского дома, который стоял чуть в стороне от деревни. Люди султана постоянно прочесывали ближние и дальние деревни, выискивая первых красавиц. Теперь прихвостни турецкого султана совершали свои набеги с еще большим усердием. Они искали женщину, которая заставила бы Мустафу забыть о золотоволосой американке.

Слуги султана выслеживали девушку две недели, прежде чем похитили ее. Целомудренная юная красавица должна была занять место любимой наложницы в гареме Мустафы. Приближенные султана надеялись на то, что это продлится несколько недель.

Оставшись наедине с султаном, Самира смотрела на него, как испуганный зверек, а он возлежал на подушках, поедал сласти и внимательно рассматривал ее. Насытившись засахаренными фруктами, он поманил ее пальцем.

— Ты…

Самира вздрогнула.

— Подойди сюда, — рявкнул толстый мужчина, и испуганная девушка повиновалась.

Когда она приблизилась к ложу-помосту, султан ухмыльнулся и спросил: — Как тебя зовут, прелестное дитя?

— Самира, — ответила она, отводя глаза.

— Самира, встань на колени, чтобы я мог получше рассмотреть тебя.

Девушка молча сделала, как он просил.

— Что такое? Тебе не нравится твой новый дом? Тебе не нравится твой новый хозяин?

Самира молчала. Тогда Мустафа приказал ей поднять голову и посмотреть ему в глаза.

— Не бойся. Нам с тобой придется провести много дней вместе, Самира. Больше всего на свете я люблю приручать новых молодых рабынь. Есть люди, которые считают мои сексуальные пристрастия ненормальными, неприличными, но тебе не следует об этом беспокоиться. Ты девственница, и все, чему я научу тебя, покажется тебе нормальным, ты ведь не знаешь лучшего обхождения. Разве это не великолепно? Я могу сделать из тебя все, что пожелаю.

По лицу Самиры потекли слезы.

— Не плачь. Я очень добр с любимыми наложницами, а ты, я уверен, станешь самой любимой. — Мустафа резко выбросил вперед руку и велел: — У меня липкие от сластей пальцы. Оближи их.

Ошеломленная его приказанием, Самира обвела глазами комнату и сказала:

— Позволь, я вымою твои пальцы в…

— Нет! Разве ты не слышала, я хочу, чтобы ты обсосала мои пальцы.

У Самиры выбора не было. Хозяин ее постанывал от удовольствия, а она слизывала грязь с его рук. Мустафа сладострастно следил, как розовый язычок девушки скользил в полуоткрытых губках. Пальцы-сосиски вскоре стали такими же розовыми и чистыми, как ее язычок.

— О-о-о… Ты как маленькая кошечка… Моя маленькая кошечка, которая вылизывает всего меня.

Выполнив неприятное задание, Самира подняла голову и собралась было встать. Но Мустафа взял, ее за шиворот одной рукой, а другой начал шарить в своих просторных одеждах.

— Подожди, моя кошечка, — засопел он. — У меня есть еще кое-что, что я попрошу тебя облизать.

В это время кто-то громко постучал в дверь. Самира, воспользовавшись моментом, умчалась прочь. Мустафа грозно поднял голову. В спальню вошел Алван в сопровождении двух телохранителей султана.

— В чем дело?

— Простите нас, хозяин, но ваш отец, султан Хусейн…

— Мой отец? Что с ним? Вы что, не видите, что я занят? У меня нет времени для этого старого осла!

— Он умер.

Выражение недовольства на лице Мустафы сменилось выражением откровенной радости.

— Умер? Султан Хусейн умер?

— Да, хозяин. Слуга нашел его мертвым несколько минут назад. Тотчас позвали дворцового лекаря, но все тщетно. Старый султан умер.

— О всемогущий Аллах! — сказал Мустафа и повалился на шелковые подушки. Со смертью отца он стал самым могущественным и богатым турком во всей Аравии. — Как великодушен Аллах!

Во время обеда Шонси удивил Тэмпл, заявив, что уезжает.

— За ночь я уложу вещи и рано утром смогу отправиться в путь.

— Ну уж, нет! Почему вы собрались уезжать? — возмутилась Тэмпл. — Вы ведь сами, сказали мне, что собираетесь задержаться еще на две недели!

Шонси улыбнулся и повернулся к Шарифу.

— Скажи ей, друг, что я скиталец и мне пора в дорогу.

— Шонси никогда не задерживается в одном месте подолгу, — подтвердил шейх. Потом он обратился к Шонси: — Ты по-прежнему собираешься направиться в Мекку?

— Да, там я сяду на пароход и по Красному морю доберусь до Египта.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы уезжали, — созналась Тэмпл.

— Я должен уехать.

— Тогда я встану как можно раньше, чтобы пожелать вам доброго пути.

— Я рассчитывал на это.

Пожелав мужчинам доброй ночи, Тэмпл направилась в шатер и устроилась в кровати шейха. Она лежала без сна. Она слышала, что Шонси и Шариф продолжали беседу в гостиной. Случайные слова, подслушанные ею, помогли Тэмпл сделать вывод о том, что вместе с Шонси рано утром уедет. Он всегда провожал своего друга. Это означало, что раньше сумерек Шариф в лагерь не вернется.

Итак, Тэмпл начала строить собственные планы. После утренней беседы с Шонси она долго размышляла над его вопросом: «Не влюблены ли вы в Шарифа?» — и вынуждена была сознаться, что влюблена. Она действительно любила Шарифа. О Господи! Она влюбилась впервые в жизни, и как на грех ее возлюбленный оказался бандитом!

Но раз она влюблена в недостойного человека, то следует поскорее расстаться с ним.

Шариф не любил ее. В разговоре с ней он ни разу не упомянул о своем любимом Изумрудном городе. Он не собирался показывать ей это прелестное место. Но даже если он покажет ей город, что за жизнь предстоит ей с этим человеком? Если очень повезет, она сможет на время стать одной из его любимых наложниц, но, пресытившись ею, он просто-напросто вышвырнет ее из своей постели. А что потом? Она будет сидеть среди прочих женщин его гарема, и сердце ее будет болеть от неразделенной любви.

Нет, этого Тэмпл допустить не могла. Она должна оставить его сейчас. Она убежит. Теперь он доверяет ей. Он не ожидает, что она может ослушаться своего господина. Когда завтра поутру Шариф отправится на запад с Шонси, она с Таризом поскачет на восток и найдет способ ускользнуть от вездесущего араба.

Коротая ночь в одиночестве, Тэмпл приняла решение.

Но были вопросы, на которые она не находила ответов. Во-первых, почему шейх похитил ее? Может, он видел ее где-то в Лондоне и воспылал страстью? А может, просто захотел изведать любви белой женщины? Нет, она его обхитрит. У него не будет возможности устать от нее и отбросить ее, как выжатый лимон.

Пусть это будет последняя ночь, которую она проведет в его пустыне, в его лагере, в его постели, в его объятиях.

Глава 34

Полночь давно миновала, когда Шариф вошел в спальню. Сквозь белый шелк импровизированного потолка проникал яркий лунный свет. Тэмпл хорошо видела шейха. Он стоял возле кровати, расстегивал рубашку и вопросительно поглядывал на нее. Приняв решение сбежать, Тэмпл думала, что было бы верхом лицемерия заниматься с ним любовью. Она сделала вид, что спит. Шариф раздевался осторожно, стараясь не шуметь. Он не хотел беспокоить ее. Движения его были точны и неторопливы. Сложив одежду, он замер возле кровати, совершенно обнаженный. Глядя на это прекрасное мужское тело, Тэмпл поняла, что должна отдаться Шарифу в последний раз и в последний раз испытать мужскую любовь. Она уже пожалела, что притворилась спящей. Теперь она мечтала о том, чтобы он нырнул в постель и обнял ее.

Но Шариф осторожно накрылся шелковой простыней, растянулся далеко от Тэмпл, подложил руки под голову и принялся размышлять о чем-то, не глядя на нее. Повернув голову, Тэмпл посмотрела на возлюбленного и заметила, что на лбу Шарифа блестят капельки пота. Только теперь она почувствовала, что в спальне очень жарко. Видимо, ветер изменил направление или вовсе утих.

Было очень тихо. Очень спокойно. Очень жарко.

Прошли долгие, напряженные секунды.

Сердце подсказывало. Тэмпл, что ей надо по-прежнему притворяться спящей, но это значило бы, что она никогда больше не познает этого таинственного мужчину.

Не зная, в настроении ли он заняться с ней любовью, Тэмпл тем не менее начала медленно подвигаться к Шарифу.

Коснувшись коленом его ноги, Тэмпл повернулась на бок, приподнялась, перенесла вес тела на локоть и положила свою вздрагивающую руку на грудь Шарифа.

— Шариф, я не могу уснуть.

Она перекинула ногу за его тело, села на колени и почувствовала животом его живот. Тэмпл наклонилась и поцеловала Шарифа в грудь.

— Сегодня очень жарко. Просто невыносимо. — Она коснулась губами его коричневого соска. — Мне бы хотелось, чтобы, кроме нас, в лагере никого не было. Тогда мы могли бы выскочить и окунуться в водоем.

Шариф выпростал руки из-под головы. Тэмпл с надеждой посмотрела на него. Он взял ее лицо в свои ладони, поцеловал и сказал:

— Я знаю место, где мы сможем освежиться. Одевайся.

— Но у меня нет одежды.

Шейх ухмыльнулся.

— Я одолжу тебе свою рубашку.

Десять минут спустя двое молодых людей скакали на Бандите по пустыне к оазису, известному одному только шейху. Тэмпл, в длинной рубашке Шарифа, сидела спиной по ходу движения, лицом к шейху. Волосы ее развевались по ветру. Шарифа она держала двумя руками за шею. Влюбленные обнимались и целовались, возбуждая друг друга. Насладившись поцелуями, Шариф попросил:

— Сними рубашку.

Тэмпл повела плечом, и широкий ворот рубашки сполз с ее плеч, тогда Шариф потянул за рукава, и Тэмпл осталась сидеть обнаженной. Поцелуи становились все горячее, ласки требовательнее. Очень скоро оба поняли, что им не дождаться, когда они доберутся до оазиса. После одного долгого, глубокого поцелуя Шариф заглянул в изумрудные глаза возлюбленной и прошептал:

— Я хочу тебя.

— А я тебя.

— Сейчас же.

Тэмпл в растерянности оглянулась.

— Но здесь нет места, чтобы мы… ничего, кроме песка.

— На спине у Бандита достаточно места.

— Это несерьезно.

Словно подслушав их разговор. Бандит перешел на шаг. Тэмпл обвила Шарифа ногами.

— А теперь расстегни мне брюки.

Тэмпл не пришлось долго упрашивать. Брюки распахнулись, и жаждущая плоть вырвалась наружу. Тэмпл нежно, как флейту, взяла в руки знак мужского достоинства Шарифа.

Он потянулся к ее бедрам, слегка приподнял возлюбленную и насадил ее на себя, как на вертел.

— Нэкседил, — прошептал Шариф, — люби меня, Давай любить друг друга. Люби меня по-разному. Я хочу снова и снова входить в тебя. Люби меня, Тэмпл, люби меня.

Его страстные слова и тело, полное любви, обострили ее чувства. Тэмпл захотелось вознести его к высотам страсти, доказать свою женскую силу.

— Не сомневайся, Шариф, — пообещала она. — Ты почувствуешь то, что не чувствовал никто до тебя. Я буду любить тебя такими способами, до которых не додумалась еще ни одна женщина. До завтрашнего утра ты весь до капельки принадлежишь мне. Шариф, растворись во мне. Растворись в моей пылающей любви. Прими ее, дорогой. Возьми ее всю. Она принадлежит тебе, и только тебе.

Тэмпл обхватила его виски и крепко поцеловали возлюбленного в губы. Потом она принялась целовать его утонченно, проводя язычком по ребристой поверхности неба, втягивая в себя его губы, то верхнюю, то нижнюю, при этом не забывая совершать круговые движения бедрами, заставляя Шарифа стонать от предвкушения того, что последует дальше.

Любовники бесстыдно предавались грешному чувству на широкой спине белого жеребца, покуда он медленно двигался к заветному оазису. Трудно сказать, они ли вошли в ритм движений коня, или он ощутил ритм их любви, но все трое прекрасно чувствовали друг друга. Когда движения мужчины и женщины на спине выносливого животного участились, жеребец перешел с шага на бег. К тому моменту, когда Шариф и Тэмпл, потные и разгоряченные, были близки к пику любовного Олимпа, жеребец несся во весь опор, и Шарифу пришлось крепко вцепиться в луку седла, чтобы вместе с Тэмпл не оказаться на песке.

Жеребец подлетел к оазису, когда любовники захлебывались в чувственном восторге. Бандит резко остановился среди пальм. Его крутые бока тяжело вздымались. Тэмпл кричала, Шариф стонал, оба они сотрясались в муках и восторге любви, которой не испытывал никто до них на земле.

Бандит склонил голову к источнику и принялся жадно пить воду. Тэмпл и Шариф, держась за руки, пытались успокоиться, утихомирить бешеное биение сердца.

Наконец Тэмпл отпустила шею возлюбленного, отбросила слипшиеся пряди волос назад и призналась:

— У меня нет сил, чтобы плавать. Не уверена, смогу ли я сползти на землю.

— Не беспокойся, дорогая. Только что ты хорошо позаботилась обо мне, теперь пришел мой черед.

Шариф осторожно вышел из лона Тэмпл, соскочил на землю, а ей помог устроиться в седле. Первым делом он снял брюки и швырнул их на траву. Потом достал из седельной сумки два кусочка мыла, один из которых подал Тэмпл. Набросив белую рубашку себе на шею, он взял женщину на руки и понес к водоему.

Там он вымыл Тэмпл, как дитя. Она чувствовала себя словно в раю. Женщина возлежала на его руке, а Шариф проводил по ее нежной коже сначала мылом, потом рубашкой. Выйдя из водоема, они рухнули на брюки шейха и позволили жаркому воздуху высушить их тела. Отдохнув, Тэмпл и Шариф снова занялись любовью. Тэмпл намеренно не закрывала глаза, чтобы запомнить каждый дюйм тела возлюбленного. Ей хотелось навсегда сохранить в памяти эту встречу. Ей казалось, что она принимает участие в древней мистерии, где физическое и духовное сливаются и не разделяются более. Ей казалось, что ее любит сам бог. Возможно, так оно и было.

Глава 35

Незадолго до рассвета, когда добрые люди питают утреннюю молитву, Тэмпл выскользнула из шатра шейха. Она была одета в костюм для верховой езды: белая блузка, бриджи и высокие кожаные сапоги. Волосы были заколоты на макушке, а за пояс Тэмпл заткнула пару кожаных перчаток.

Недалеко от шатра разговаривали двое мужчин, блондин и брюнет. У ног блондина помещалась огромная кожаная дорожная сумка. Рядом стояли слуги, одетые для длительного путешествия, держа наготове оседланных жеребцов.

Тэмпл набрала побольше воздуха, натянула на лицо улыбку и направилась к Шонси и Шерифу.

— А вот и она, — сказал Шонси, и мужчины как по команде повернулись, чтобы приветствовать Тэмпл. — Я уже решил, что вы спите и мне придется уехать без…

— Вы же знаете, я бы не смогла не попрощаться с вами.

Шонси улыбнулся:

— Возможно, вам было бы лучше подольше поспать. Сегодня вы выглядите немного усталой.

Тэмпл вспыхнула и перевела взгляд на Шарифа. К своему удивлению, на губах его она заметила нечто оде намека на заговорщицкую улыбку. У нее заныло сердце.

— Шонси прав, — сказал шейх. — Почему бы вам не отложить свою прогулку с Таризом? Возвращайтесь в шатер и отдохните немного.

— Я вовсе не устала, И вы сами знаете, как я люблю верховую езду.

Оба они тотчас вспомнили события минувшей ночи, и снова на губах Шарифа заиграла странная улыбка.

— Тогда почему бы вам не прокатиться вместе с нами, — предложил Шонси. — Тогда мы сможем распрощаться немного позже.

— Нет, — ответила Тэмпл. — Я только задержу вас. — Она взглянула на бирочки, прикрепленные к ручке дорожной сумки Шонси: отель «Колон», Барселона; линия Голландия — Америка; пансион «Изабелла», Мюнхен. Тэмпл быстро сменила тему разговора: — Вы исколесили весь мир, не так ли?

— Да, — согласился Шонси. — Отсюда я доберусь Красным морем до Египта, потом поплыву по Средиземному до Греции. Мой маршрут пройдет через Рим, Милан, Монте-Карло. Крутану там рулетку пару раз.

— Вы шутите, — заметила Тэмпл.

— Похоже на то. Впрочем, пора прощаться.

— Не могу передать, как я была рада вашему обществу.

— Я тоже, дорогая. — Шонси сделал шаг вперед и заключил женщину в объятия. — Боже, наверное, я буду скучать по вам. — Он нежно похлопал Тэмпл по спине. — Не забывайте меня, хорошо?

— Никогда. Я никогда не забуду вас.

— Постарайтесь вернуться с прогулки, прежде чем станет слишком жарко, — сверкнул глазами Шариф.

Тэмпл ничего не ответила, только кивнула.

К путешественникам подвели лошадей, и Тэмпл отступила на шаг. Шонси вскарабкался в седло, один из слуг приторочил его багаж к луке грузовой лошади. Шариф, вскочив в седло, взял в руки поводья, оглянулся и жестом подозвал к себе Тэмпл.

— Не совершить ли нам еще одну ночную прогулку, а?

Она не успела ответить, как он уже выпрямился и бросил на нее высокомерный взгляд.

— Что такое? — неожиданно спросил Шариф, вместо радости заметив печаль на лице Тэмпл.

Тэмпл покачала головой, прогнала непрошеные слезы и сказала:

— Ничего. Все хорошо.

— Наверное, вы устали…

— Шариф! Ты готов? — окликнул друга Шонси.

— Еду! — Шариф на секунду сжал руку Тэмпл и тотчас отпустил ее.

Шейх пустил жеребца вскачь и вместе с Шонси занял место во главе каравана. Солнце всходило, а маленький караван покидал лагерь. Шонси обернулся и помахал ей рукой. Женщина подняла вверх обе руки и стала махать как сумасшедшая. Она надеялась, что шейх тоже обернется и она в последний раз увидит его прекрасное лицо.

«Шариф, посмотри на меня! Пожалуйста! Дорогой, пожалуйста, посмотри на меня. Если ты хоть немного любишь меня, посмотри на меня и помаши мне. Я люблю тебя, Шариф, я люблю тебя. Я прошу только о том, чтобы ты оглянулся и помахал мне. Любовь моя, любовь моя, посмотри на меня!»

Но он так и не повернул головы. И не махнул ей. В этот день шейх Шариф Азиз Хамид выехал из лагеря, ни разу не обернувшись назад.

Тэмпл не двинулась с места, пока караван не скрылся из вида. Прижав руку к сердцу, она стояла не шелохнувшись. К ней подошел Тариз.

— Тэмпл?

Выйдя из забытья, Тэмпл обернулась и увидела, что Тариз подвел к ней двух жеребцов. Она заставила себя улыбнуться.

— Доброе утро, — как можно приветливее сказала Тэмпл. — Я ждала тебя.

— Еще рано. Наверное, вы встали, чтобы проводить мистера Уэлшенса?

— Да, я хотела попрощаться с Шонси. — Она потрепала шафрановую шею Тоза и попросила: — Одну минуту, Тариз. Позвольте, я зайду в шатер и уберу одежду, которую Рикия приготовила для меня.

— Конечно. Но нам надо торопиться. Скоро станет жарко.

Тэмпл быстро направилась в шатер, натянула на себя широкий белый балахон с вырезом для головы и рук, в складках которого спрятала фляжку с водой и незатейливую еду. Она прихватила с собой широкополую шляпу, но надевать не стала. Оружия у нее не было. Оставалось полагаться на то, что ей не встретится никакая опасность. Тэмпл заглянула и спальню и задержала взгляд на широкой кровати, где она провела самые счастливые часы своей жизни. Тэмпл едва смогла удержать слезы. Ничего это го она никогда не увидит. Надо идти. Не стоит ждать, когда страсть и любовь в глазах ее возлюбленного сменятся жалостью.

Тэмпл выскочила из шатра, избегая встречаться глазами с Таризом. Вскочив в седло, она бросила через плечо:

— Поехали!

Тэмпл торопила Тоза. Назад она не смотрела. Что бы не вызвать подозрений у Тариза, завела с ним приятную беседу. Отъехав на несколько миль от лагеря Тэмпл спешилась и сказала арабу, что ей захотелось пройтись. Верный слуга Шарифа соскочил с лошади и пошел рядом с женщиной.

— О-о-о! — неожиданно вскрикнула Тэмпл, делая вид, что она повредила колено. — Мое колено! О-о-о! стонала она.

Тариз нахмурился и опустился на песок, чтобы осмотреть ногу Тэмпл.

— Сейчас мы попробуем снять сапог.

Тэмпл ничего не ответила. Молча умоляя простить ее, она вынула из-за пазухи металлическую флягу с водой, и, когда Тариз наклонился, чтобы помочь ей, с силой ударила его по голове. Тариз растянулся на песке.

— Прости меня, Тариз, — прошептала Тэмпл и расправила концы его чалмы, закрывая от солнца. На всякий случай она прикрыла его голову еще и своей широкополой шляпой.

Потом она резко развернулась, вскочила в седло и унеслась прочь.

Глава 36

Солнце, высокое, огнедышащее, лило свои безжалостные лучи с бело-голубого неба. Воздух раскалился. Полдень еще не наступил, но жара уже стала невыносимой. Ветер дул с Мертвой Земли.

Надо сделать остановку. Она не зря выслушивала советы мудрого Тариза. Путешествовать по безжалостной пустыне в самое жаркое время дня было просто безумием. Она рисковать не собирается. За время многочисленных прогулок с Таризом она задала ему уйму вопросов, узнала расположение многих колодцев и познакомилась с системой отметок, по которой можно ориентироваться в этом безбрежном море песка.

Если ее расчеты верны, то в течение ближайшего часа она доберется до маленького оазиса с колодцем питьевой воды. Глаза у нее слезились от пыли, которую нес встречный ветер, и оттого, что она почти не спала ночью. Спина у нее болела, в голове стучало, рот и нос были забиты пылью. Тэмпл скакала, прищурив глаза. Впереди простиралось море золотого песка. Интересно, подумала Тэмпл, насколько ее хватит, если она не найдет оазиса. Сердце гулко билось в груди. Больше часа назад она проглотила последнюю каплю воды из алюминиевой фляжки и теперь испытывала нестерпимую жажду.

Она беспокоилась и о Тозе. Рыжий жеребец едва переставлял ноги. Голова его была опущена. Пыль забилась ему в ноздри, и он тяжело дышал.

Через несколько мгновений губы Тэмпл тронула улыбка: вдали вздымались верхушки пальм. Карта, которая все время стояла у нее перед глазами, не подвела. Впереди их ждали прохладная вода и тень от пальмовых деревьев.

— Ты видишь, мальчик? — потрепала она жеребца по влажной от пота шее. — Ты можешь выпить всю воду. Еще несколько ярдов, и отдыхай себе.

Жеребец навострил уши и приподнял голову. Он почуял воду и прибавил шаг. Очень скоро Тоз вступил под тень пальм. Не успела Тэмпл подойти к источнику, как Тоз, отталкивая ее мордой, попытался первым прильнуть к воде.

— Нет! — запротестовала Тэмпл. — Подожди своей очереди.

Она встала на колени, склонилась над источником и плечом отвела морду Тоза в сторону. Потом она опустила лицо в прохладную воду и начала жадно пить. Утолив жажду, она отерла губы, села на колени и уступила место Тозу.

После того как жеребец напился, Тэмпл расседлала его и бросила седло к подножию пальмы. Ока стянула с себя белый балахон, свернула его, сделав по душку, и положила поверх седла. Тэмпл сняла сапоги и вытянулась на траве, положив голову на изголовье из седла и одежды. Тэмпл надкусила плод инжира, но аппетита у нее не было, поэтому она протянула ягоду жеребцу, который щипал траву.

Тэмпл вздохнула, прикрыла глаза и сказала себе, должна немного поспать. Впереди ее ждала бессонная ночь. Но бедняжка так устала, что даже сон не шел к ней. Ее не беспокоил страх будущего — ей не давало спать сожаление о прошлом, ясное понимание того, что никогда не увидит единственного мужчину, которого ей довелось полюбить. Глаза ее наполнились слезами. Все кончено. У нее не осталось ничего, кроме воспоминаний. Воспоминаний об утренних прогулках верхом, воспоминаний о последней поездке к оазису в серебряном сиянии луны. У Тэмпл щемило сердце. Луч счастья мелькнул и исчез из ее жизни. Шариф не принадлежал ей. Она никогда его не увидит. Он никогда ее не обнимет. Вспоминая о своей жизни в лагере, она поняла, что будет скучать по шейху и его подданным, по той простой жизни, которую она привыкла вести. В то же самое время Тэмпл вовсе не скучала по высшему свету, в котором привыкла вращаться, по балам, сплетням и ухаживаниям. По череде поклонников. Как беззаботно она порхала по жизни, разбивая сердца влюбленных в нее молодых людей. Как эгоистична была она в бесконечном поиске плотских утех и наслаждений, она не сделала добра ни одному человеку! Горькие слезы текли по ее щекам, но Тэмпл улыбалась. Только теперь она поняла, что именно искала в череде впечатлений. Тайну собственной ненасытной натуры ей помог разгадать прекрасный арабский шейх, бедуин. Поэтому теперь для нее не имело значения, найдет ли она человека, которого сможет полюбить так же искренне и пламенно: любовь уже осветила ее жизнь. Для нее теперь не имело значения даже то, что Шариф никогда ее не любил. Теперь ее волновало лишь то, что она любила его.

Раньше Тэмпл подозревала, что была от рождения лишена чего-то очень важного, что от родителей к ней не перешла способность любить, что она не способна возлюбить другое живое существо больше, чем она любит себя. Теперь она точно зала, что Шарифа она любит больше. Она любила его так сильно, что даже решила, что не станет обращаться к властям и не расскажет никому о том, что с ней произошло в пустыне.

Она должна добраться до Багдада прежде даты, означенной в ее расписании, поэтому ни один человек не догадается, что с ней произошло. Никто никогда не узнает, что ее похитили и она провела в лагере арабского шейха месяц в качестве его жертвы и наложницы. Довольная тем, что может уберечь от неприятностей любимого человека, Тэмпл наконец уснула.

Проснулась она, едва солнце начало садиться. У Тэмпл ушло не больше минуты на то, чтобы наполнить фляжку водой, оседлать Тоза и отправиться в путь. Пока не взошла полная луна, она ехала в темноте и пела, чтобы не чувствовать одиночества. Потом Тэмпл принялась изучать звезды и угадывать созвездия. Пока она ехала с закинутой кверху головой, ей подумалось, что эти самые звезды и луна, которые видит она, сейчас льют свой свет на маленький лагерь Шарифа. И тотчас ей стало не так одиноко.

Тэмпл провела в пути уже сутки. Тариз как-то сказал ей, что на верблюдах бедуины совершают ежедневные переходы в семьдесят миль. Наверное, и она с Тозом отмахала не меньше.

Новый день принес с собой еще более безжалостную жару, чем предыдущий. Тэмпл казалось, что она уже вечность качается в седле под палящим солнцем.

Утром солнце палило нещадно, а ближе к полудню жара стала и вовсе невыносимой. Поднеся руку ко лбу, чтобы смахнуть пот, Тэмпл поймала себя на мысли, что совершала это движение всякую минуту на протяжении последнего часа. Она тяжело дышала и отчаянно искала взглядом на горизонте хотя бы намек на верхушки пальм. К несчастью, она не видела ничего, кроме вихря песка, который каким-то странным образом скользил по дюнам. Тэмпл ссутулилась, голова ее поникла. Далеко на юге она неожиданно заметила коричневое пятно в том самом месте, где земля смыкалась с небом. Она долго вглядывалась в это пятно, гадая, не караван ли, только что скрывшийся за линией горизонта, оставил клубы песка, которые она приняла за темное пятно. А может, караван не скрылся и вот-вот появится. Тэмпл долго и безнадежно вглядывалась в даль, а потом решила, что зрение стало подводить ее.

И она продолжила свой путь.

Тэмпл тряслась в седле, пока резкий порыв ветра не ударил ей в лицо. Потом раздался раскат грома. Тоз сначала захрипел, а потом карьером полетел вперед.

— Что это? — спросила Тэмпл у жеребца. — Что такое, Тоз?

Тоз заржал и перешел на галоп. Вихрь из песка быстро перемещался с юга на север. О Боже, только не это! Самум! Песчаная буря двигалась прямо ил нее. Тэмпл вжала колени в бока Тоза, когда небо раскололось от удара молнии на несколько кусков и загрохотал гром. Жеребец несся вперед, подгоняемый страхом.

Небо мгновенно стало свинцовым. Порывы горя чего ветра участились, песок вокруг Тэмпл стал закручиваться в маленькие вихри, Тэмпл становилось все труднее и труднее сопротивляться силе ветра. Самум сносил в сторону даже Тоза, весившего сто восемнадцать фунтов. Тэмпл пыталась защититься от песка, запахнувшись в широкую одежду.

Очень скоро Тэмпл потеряла ориентацию. Она больше не могла отличить небо от земли, она не знала, куда несет ее верный Тоз. Шум усиливался, перс-ходя в рев. День превратился в ночь. Песок был всюду: сверху, снизу, он забивался под одежду, в ноздри, в глаза, в рот. Тэмпл не видела ничего, кроме черно коричневого песка, не слышала ничего, кроме рева бури. Она только чувствовала дрожь Тоза и понимала, что мощный конь боится самума, как и она сама.

Ветер усиливался. Если так будет продолжаться дальше, то ее выбьет из седла и она потеряется в пустыне, подумала Тэмпл. Поэтому она изо всех сил вцепилась в поводья, уперлась коленями в бока Тоза и принялась молиться, чтобы конь не споткнулся и не выкинул ее из седла.

Неожиданно Тэмпл почувствовала, что в лицо ей бьют потоки воды, смешанной с песком и грязью, но дождь закончился, едва начавшись. Тэмпл чувствовала себя так, словно на нее вылили ведро грязи. Тело коня было сплошь облеплено сырым песком.

Когда дождь прекратился, Тэмпл разглядела вдали очертания какого-то строения.

Оказавшись возле загадочного здания, она поняла, что перед ней разрушающийся каменный барак, построенный возле уже высохшего колодца. Петер снова набирал силу, поэтому Тэмпл, спешившись, ввела Тоза внутрь ветхой постройки, лишенной даже крыши. Она надеялась, что здесь они смогут найти спасение от ветра. Забрызганная грязью Тэмпл опустилась на колени, а потом села, прислонившись спиной к стене. Она собралась было стянуть с себя белое одеяние, но, повернув голову, с удивлением увидела, что огромный жеребец опустился на передние ноги и вытянулся рядом с ней. Его большая голова находилась как раз над ее собственной, у Тэмпл создалось впечатление, что верный Тоз хочет защитить ее от ветра песка.

— Ах, Тоз, — благодарно прошептала Тэмпл, — ты такой хороший мальчик.

Конь заржал, словно принимая ее благодарность. Тогда Тэмпл сняла свою белую одежду, подложила ее под голову и легла, прикрыв глаза.

Тоз надежно защищал ее от ветра и песка, но Тэмпл казалось, что, если вой ветра в течение ночи не прекратится, она сойдет с ума. Песчинки скрипели на зубах, попадали в глаза, отчего те слезились и чесались, как и все тело.

Несчастная, она снова и снова повторяла себе, что должна сохранять спокойствие. Не может же песчаная буря продолжаться вечность. В развалинах жилища было если не комфортно, то по крайней мере безопасно. Скоро ветер утихнет, песчаный вихрь уляжется, и все будет хорошо, уговаривала себя Тэмпл.

Буря, однако, продолжалась довольно долго. Но когда наступила темнота, жестокий самум утих.

Первым поднялся Тоз. Потом на ноги встала Тэмпл. Она натянула одежду, и они вдвоем вышли из барака. Тэмпл огляделась.

— Проклятие! — пробормотала она.

Тучи заволокли небо, лишая ее возможности ориентироваться по луне и звездам.

Она ни от кого не слышала об этом высохшем колодце. Тариз постоянно твердил ей о свежем ветре, дующем с моря, но ни о каком ветерке не было и речи. Песок вовсе не ложился волнами в направлении с юга на север, как рассказывал ей араб. Она не видела никаких следов, оставленных в пустыне караванами странстствующих купцов. Пустыня казалась ей одинаково безжизненной во всех направлениях.

Тэмпл не знала, где она находится. Она не знала, в каком направлении двигался Тоз во время песчаной бури. Она безнадежно потеряла всякую ориентацию.

Если она по ошибке отправится на запад, то попа дет снова в лагерь Шарифа. Если она заберет слишком далеко на юг, то окажется в пустыне смерти Руб эль-Хали и погибнет. Если же путь ее ляжет на север, то ее могут убить или захватить в плен турки.

Ей надо держать курс на восток, к Багдаду. Но как определить, где восток?

У Тэмпл не было ни карты, ни компаса. Она могла бы дождаться утра и попытаться определить направление по солнцу, но у них с Тозом совсем не осталось поды. Она не могла рисковать и потерять весь следующий день, посвятив его поискам оазиса или колодца.

Тэмпл глубоко вздохнула, смочила палец слюной и подняла его, ловя дуновение ветра. Даже слабого намека на ветерок не ощущалось. Она вскочила в седло и поехала. Чуть позже они с Тозом наткнулись то ли на большую лужу, то ли на маленькое болотце. Женщина и конь напились из этой лужи, отдохнули часа два и отправились дальше.

Вскоре она увидела группа вооруженных мужчин, которые на огромной скорости мчались к ней. Уверенная, что это Шариф спешит к ней на выручку, Тэмпл пришпорила Тоза и помчалась навстречу всадникам.

Тоз несся как ветер, и Тэмпл изо всех сил старалась разглядеть среди всадников прекрасного шейха. Но оказалось, что это вовсе не Шариф и его подданные. Тэмпл с ужасом поняла, что летит навстречу кровным врагам Шарифа, ненавистным туркам.

Глава 37

Главный стражник громко звякнул железной скобой, открывая ворота, чтобы впустить всадников во владения султана. Они отдали честь невидимому правителю, нежившемуся во дворце. Султана охраняли надежные воины.

Час назад во дворец прибыл скороход и через верного слугу Алвана передал Мустафе приятное известие. Поминутно кланяясь и извиняясь, что прервал забавы Мустафы, Алван сообщил, что отряд воинов приближается ко дворцу султана с прекрасной добычей. Им удалось захватить белокурую американку, которую похитил шейх Шариф Азиз Хамид. Примерно через час отряд прибудет во дворец.

— Помоги мне, — приказал султан.

— Хорошо, хозяин, — сказал Алван, делая знак дюжим телохранителям султана.

Двое молодцов с трудом подняли Мустафу с ложа. Алван взял со столика салфетку и смахнул крошки и сахарную пудру со щек и губ своего господина.

— Не желаете ли принять ванну перед встречей со златокудрой американкой?

— Ванну? Мне не нужна никакая ванна, — отрезал Мустафа. — Лучше помоги мне надеть праздничные одежды, шитые золотом. Я должен принарядиться перед встречей с женщиной, которая вот-вот станет самой дорогой моей игрушкой.

Два дворцовых стража втолкнули измученную, изможденную, но все еще не сломленную Тэмпл в одну из дворцовых комнат. Отсюда длинная красная ковровая дорожка, брошенная на белый мраморный пол, вела в приемную султана. Там, сидя в кресле, более походившем на трон, ждал американку Мустафа ибн Хусейн, деспот, с детства привыкший к безропотному подчинению.

Тэмпл протащили по красной дорожке и поставили перед султаном. Взирать на него она могла только снизу вверх.

— Отпустите ее, — велел Мустафа.

Стражники убрали руки и отступили. Тэмпл немедленно огляделась и бросилась к ближайшему выходу. Приспешники султана схватили ее прежде, чем она успела выскочить за порог. Пока ее волокли на прежнее место, в ушах у нее звучал дьявольский смех Мустафы. Глаза султана сияли радостью.

— Подведите ее ко мне поближе, — приказал он.

С заломленными за спину руками Тэмпл принудили подняться по ступенькам вверх к изножью трона, на котором восседал грузный неопрятный мужчина. Султан, улыбаясь, протянул руку, чтобы потрепать ее по щеке. Тэмпл резко повернула голову в сторону. Он довольно цокнул языком.

— Американка — решительная женщина, — сказал он. — Мне нравятся смелые женщины.

— Ты… пошел к черту! — Глаза Тэмпл полыхнули ненавистью.

Он снова зацокал языком от удовольствия.

— Прошу прощения, дорогая, мне неведом твой язык.

Крепко сжимая рукой подбородок пленницы, он постарался просунуть ей большой палец между губ. Тэмпл больно укусила турецкого правителя. Мустафа вскрикнул от боли и неожиданности, затряс укушенным пальцем и прокричал:

— Позвать сюда толмача! А Алван пусть принесет розовой воды!

Двери распахнулись, вошел Алван, бережно держа перед собой золотой сосуд с розовой водой. За ним следовал Джамал.

— Джамал, стой и молчи, пока я не прикажу тебе переводить. А ты, Алван, омой ей лицо, чтобы я мог лицезреть ее красоту.

Алван опустился на колени возле Тэмпл и вымыл ей лицо. Мустафа пристально наблюдал за процедурой. Когда пот, грязь и. песок исчезли и Тэмпл подняла голову, чтобы взглянуть на своего мучителя, Мустафа застыл с открытым ртом, пораженный красотой женщины.

— Конечно же, — прошептал он в восторге, — ты станешь наложницей в моем гареме. Моей любимой наложницей.

Его странным образом возбуждал гневный вид Тэмпл. Улыбаясь, он обратился к Джамалу:

— Должно быть, мою наложницу интересует, каким образом я, Мустафа ибн Хусейн, узнал о ней. Расскажи ей, Джамал! Скажи, я знаю, кто она такая. Покажи ей послание, которое грязный арабский пес приказал передать по проволоке ее семье.

Мустафа устроился на кресле поудобнее и с интересом рассматривал нежданное сокровище, чудом оказавшееся в его руках. Джамал извлек из складок своего халата письмо, которое вынули из рук мертвого Нагиба.

На ломаном английском языке Джамал прочитал Тэмпл послание. Женщина внимательно слушала. Глаза ее были широко раскрыты. Только теперь ока поняла причину своего похищения.

— Можно… я взгляну… пожалуйста?

Джамал перевел вопрос Тэмпл султану. Мустафа кивнул. Стражники отпустили женщину, и Джамал дал ей в руки письмо. Тэмпл всматривалась в строчки письма, и руки ее дрожали все сильнее и сильнее. Почерк Шарифа был ей знаком, она не сомневалась, что писал он. В послании говорилось, что он, шейх Шариф Азиз Хамид, держит ее в тайном месте в Аравийской пустыне. Ей не причинят вреда. Ни прессу, ни общественность не следует посвящать в это дело. Ее доставят в Багдад и освободят в назначенный день, но только в случае, если Дюплесси прекратят поставку оружия турецкому султану и сделают это тотчас же после получения телеграммы.

Тэмпл прочитала послание.

— Семья Дюплесси так и не получила этого сообщения, — поведал Джамал по указанию Мустафы. — Ваши родственники не знают, что вы были похищены. А теперь можно смело утверждать, что никто и никогда не узнает, что с вами произошло.

Тэмпл понимала справедливость его слов. От безысходности у нее заныло сердце. Она попыталась подняться, но ее снова грубо поставили на колени перед Мустафой. Мурашки побежали по ее телу, когда она поймала на себе похотливый взгляд султана. Он ухмыльнулся и облизал полные губы. Потом Мустафа долго и восторженно говорил что-то подданным. Тэмпл не понимала ни слова, но у нее не было никакого сомнения в том, что именно сказал злодей.

— Тебе повезло, — обратился к американке Мустафа. — Если после омовения окажется, что твое тело хотя бы вполовину так же прекрасно, как твое лицо, эту ночь и все последующие ты проведешь в моей постели. — Султан сладострастно провел языком по нижней губе. — Мы постигнем такие тайны плотской любви, о существовании которых этот грязный араб даже не догадывается.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, грязная свинья! Мне становится дурно от одного взгляда на тебя. — Повернувшись к переводчику, Тэмпл распорядилась: — Переводи, Джамал!

Джамал не осмелился. Он сказал:

— Американка жалуется на усталость. Ей бы хотелось отдохнуть.

— Да, да, — закивал головой Мустафа. — Пусть отдохнет немного, а потом приготовьте ее к встрече со мной и приведите ко мне в спальню.

Султан наклонился, чтобы поцеловать Тэмпл, но получил резкий удар такой силы, что эхо разнесло его звук по всему залу.

Слуги и стражники замерли в ожидании жестокого приказания. Присутствующие не удивились бы, если бы Мустафа приказал запороть непокорную до смерти.

Мустафа поморщился, но через минуту губы его растянулись в приторной улыбке. Он предвкушал величайшее наслаждение. Мустафа даже добродушно расхохотался. Отсмеявшись, он с восхищением взглянул на Тэмпл.

— Ах ты, мой цветочек! Какая страсть таится в тебе! Сколько плотских утех ждет нас впереди! Как долго я искал женщину, чей темперамент соответствовал бы ее красоте. Вот и ты! Не волнуйся, моя драгоценность! Едва познав мою любовь, ты тотчас же забудешь этого упрямца шейха Шарифа Азиза Хамида!

Поняв, что султан говорит о Шарифе, Тэмпл пригрозила:

— Шейх примчится во дворец и убьет тебя, грязное животное!

Глава 38

Тэмпл увели.

Владения султана представляли собой скопление различных зданий, построенных на разных уровнях над морем, они были самой разной формы и предназначения. Тэмпл старалась запомнить путь, по которому ее вели, чтобы в дальнейшем, если представится возможность, ускользнуть из лап султана. Но дворец Мустафы, выстроенный из нежно-желтого камня, и прилегающие к нему постройки занимали огромную территорию. Тэмпл запомнила арочные переходы, внутренние дворики, сияющие брызгами фонтаны, сады и лужайки, усыпанные цветами. Все окна были зарешечены.

К тому моменту, когда ее ввели в просторный, залитый светом зал, наполненный щебетом молодых женщин, Тэмпл уже не смогла бы вспомнить путь, по которому только что прошла, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Двое стражников, которые привели ее сюда, оста вили женщину на пороге и убрались восвояси. Дверь за ними закрылась, и Тэмпл услышала, как скрипнул ключ в дверной скважине. Она замерла при входе в зал. Шум и смех тотчас смолкли, и все женщины, не стыдясь любопытства, начали ее разглядывать.

Посреди помещения сверкал удивительный фон тан. Он был сделан из хрусталя, и вода, бьющая из него, казалось, искрит миллиардами бриллиантов. Драгоценные капли скатывались в бассейн, сооруженный вокруг фонтана.

Ковры, вытканные золотом, устилали пол. Ковры еще более тонкой работы украшали стены. Высокий потолок был расписан синей краской, поверх которой были изображены золотые звезды. Для отдыха нескольких дюжин молодых прекрасных женщин были расставлены, где только можно, кушетки, диванчики, стульчики. Все женщины были наряжены в просвечивающие шальвары и легкие кофточки из газа.

Взгляд Тэмпл упал на пустой диван, покрытый розово-золотой материей, стоявший в дальнем конце зала. Она направилась туда, едва переставляя усталые ноги. Молчание сменилось оживленным говором. Наложницы султана, показывая пальцами на Тэмпл, что-то возбужденно шептали друг другу. Несчастная американка поняла, что среди этих темноволосых и темнооких красавиц она была словно редкостная вещица, на которую все хотят взглянуть. В темных глазах молодых женщин читались удивление, любопытство и ревность.

Но в этот момент ей было не до ее новых подруг. Тэмпл мечтала, только о том, чтобы растянуться на диване. В состоянии полного изнеможения она даже не могла спокойно обдумать свою судьбу. Сперва ей надо было отдохнуть.

Тэмпл доплелась до дивана, вздохнула и начала было стягивать с себя пыльную одежду, как вдруг рядом кто-то всхлипнул. Тэмпл медленно повернула голову. В нескольких шагах от нее возле четырехугольного дивана сидела, спрятав лицо; в складках покрывала, молодая женщина. Она плакала.

Тэмпл посмотрела на остальных наложниц. Они словно, не замечали горя товарки. Ни одна даже не подошла к плачущей, чтобы посочувствовать ей и выяснить причину слез. Полная сострадания, Тэмпл медленно опустилась на колени возле рыдающей женщины и положила ей руку на голову, чтобы утешить. Та тотчас подняла голову и взглянула на Тэмпл огромными, полными слез несчастными глазами. Тэмпл была сражена: перед ней сидела вовсе не женщина — ребенок. Юная девушка не старше шестнадцати лет. Господи, что невинное дитя делает в гареме султана?!

Тэмпл начала было утешать бедняжку, но поняла, что та не понимает английского. Тогда она перешла на французский, единственный иностранный язык, который изучала в. школе. Глазки девушки прояснились, и она радостно закивала.

Тэмпл развязала шелковый пояс на талии девушки и вытерла им слезы несчастной. Все это время она не переставая ворковала по-французски, пытаясь отвлечь бедняжку. Потом Тэмпл заключила ее в объятия и принялась по-матерински баюкать.

Девушка успокоилась и начала отвечать на вопросы Тэмпл. Ее звали Самира, и ей исполнилось всего пятнадцать лет. Она рассказала, что слуги султана зверски убили ее братьев, а ее похитили и увезли во дворец Мустафы. Потом Самира поведала Тэмпл, что теперь она газдех, то есть девочка, чью красоту султан отметил, но которую еще не лишил девственности. Она уже провела несколько часов наедине с Мустафой, в продолжение которых он заставлял ее делать неприятные вещи и пугал тем, что сделает с ней после того, как она потеряет невинность.

Тэмпл, как могла, утешала новую знакомую.

— Этому толстому турку никто не позволит лечь с тобой в постель и причинить тебе боль, Самира, — пообещала Тэмпл, не ведая, как ей выполнить свое обещание.

Успокоенная Самира перестала плакать и всхлипывать. Тогда Тэмпл направилась к своему дивану, а Самира последовала за ней и устроилась на корточках возле. Как наивное дитя, она шептала Тэмпл, что теперь в гареме у нее есть единственная подруга.

— Другие женщины ненавидят меня. Все, кроме одной. Ее зовут Лейла. Лейла не позволяет им мучить меня. Когда может, — грустно добавила девушка. — Лейла снова в лазарете. Султан бьет и истязает ее. Он вырвал серьги у нее из ушей. — Она содрогнулась всем телом.

— Не беспокойся… Самира… Никто не причинит тебе… вреда… — прошептала сквозь сон Тэмпл. Самира положила голову на диван и тоже уснула.

Горячие, почти белые солнечные лучи полудня превратились в розоватый сумеречный свет, когда Тэмпл грубо растолкали. За ней пришел главный евнух. Самира, которая прекрасно знала, что означает появление в гареме чернокожего раба, беспомощно следила за своей новой подругой. Мечтая помочь своей утешительнице, но понимая, что это невозможно, она так и осталась сидеть возле дивана, на котором отдыхала Тэмпл, прижав колени к груди и нервно покусывая нижнюю губу.

Тэмпл сопротивлялась, как могла. Она кусалась и брыкалась, пока, наконец, ее не связали и не отнесли прямо к бассейну. Главный евнух намеревался, в соответствии с приказанием Мустафы, выкупать и приготовить женщину к встрече с господином самолично, но белая женщина так отчаянно била ему в грудь кулачками, царапалась и кусалась, что темнокожий раб сдался и позволил ей самой вымыть волосы и тело.

После омовения Тэмпл нарядили в зеленые шальвары из тонкого газа и зеленую бархатную кофточку, расшитую золотом и украшенную изумрудами. На ноги ей надели туфли с загнутыми носками без каблуков, также богато украшенные.

Ее длинные золотистые волосы были аккуратно расчесаны и перехвачены на спине толстой золотой нитью с изумрудами. Губы Тэмпл накрасили ярко-красной краской, а глаза подчеркнули черными стрелками. Ее обнаженное предплечье теперь украшал браслет в форме извивающейся золотой змеи с изумрудами вместо глаз. На каждом пальце Тэмпл сияло по золотому колечку.

Когда главный евнух закончил процедуру одевания, в дверях появились два стражника, которые и должны были доставить Тэмпл в покои Мустафы. Перед дверью султана, как всегда, дежурил его верный слуга Алван. Заметив в конце коридора разодетую красавицу, он от восхищения даже привстал со стула. Прежде чем ввести ее в покои к своему господину, он долго, причмокивая, любовался невольницей и особенно ее волосами, которые сверкали ярче золота. Затем, глубоко вздохнув, Алван встал перед новой наложницей и широко распахнул тяжелую дверь, ведущую в спальню Мустафы.

Тэмпл упрямилась, отказываясь ступать за порог. Двум стражникам пришлось с силой втолкнуть ее внутрь. Заметив Мустафу, возлежащего на огромном ложе, больше напоминающем подмостки, Тэмпл рванулась к двери, отказываясь даже взглянуть на вожделеющего мужчину. Мустафа часто дышал, рот у него приоткрылся, кровь так быстро побежала по обрюзгшему, телу, что вызвала мгновенную эрекцию. Страсть его была неприкрыто, грубой. Больше всего Мустафе хотелось покорить Тэмпл, сделать рабыней своей любви. Он взирал на нее с восхищением, как на некое божество, которое требует поклонения.

Мустафа любовался Тэмпл целую вечность. Наконец султан знаком подозвал к себе Алвана.

— Эта женщина слишком хороша, чтобы остаться просто наложницей. Я сделаю ее своей первой женой. Своей единственной женой! Я женюсь на ней, и мы родим много прекрасных сыновей. Весь Ближний Восток будет завидовать мне. Вся Оттоманская империя! Алван, начинай готовить нашу свадьбу! Прикажи, чтобы все подвластные мне земли прислали своих представителей на свадебные торжества. Дай понять зажиточным людям, что мы ждем от них богатых подношений. Какой мы устроим праздник! Да здравствуют султан и его супруга!

— Слушаюсь, господин.

Мустафа схватил Алвана за грудки.

— Я докажу, что я строгий, но справедливый правитель, и как много значит для меня эта женщина! Как требует традиция, я не прикоснусь к ней, пока мы не поженимся! — Он перевел взгляд с Алвана на почти обессиленную Тэмпл и возбужденно приказал: — Побыстрее уведи отсюда мою бесценную жемчужину, пока я еще в силах сдержать слово.

Удивленная тем, что ее так скоро вывели из покоев султана, Тэмпл вернулась в гарем. К ней поспешно приблизилась юная Самира и спросила, не оскорбил ли султан Тэмпл. Тэмпл заверила, что с ней все в порядке, что она вернулась, не пострадав, и снова легла на диван.

— Не возражаешь ли ты, если я прилягу возле тебя? — спросила Самира.

— Ну конечно, ведь мы же подруги, — потрепала Тэмпл малышку по щеке.

На следующее утро в гарем из лазарета вернулась Лейла. Самира с радостью представила ее своей новой подруге. Лейла, как выяснилось, тоже говорила по-французски, так что три женщины прекрасно понимали друг друга.

От Лейлы Тэмпл узнала еще больше о человеке, от которого зависела ее судьба. Лейла поведала ей о тех ужасах, которые ей пришлось пережить, показала свои раны, свежие и уже зажившие.

— Он самый бесчестный, подлый, эгоистичный, жадный человек на земле, — прошептала Лейла. Взглянув на Самиру, она еще понизила голос: — Я так боюсь того, что он может сделать с Самирой. Он мерз кий человек и делает такое, о чем даже стыдно рас сказывать. Он усиленно пичкает себя снадобьями, укрепляющими мужскую силу, и в глубине дворца велел сделать секретную комнату — сплошь из зеркал, — чтобы усиливать страсть.

— О Боже… — прошептала Тэмпл.

— Одно из его любимых развлечений заключается в том, чтобы выстроить шеренгой двадцать—тридцать обнаженных девушек и заставить их воображать себя кобылками, в то время как сам он, вертясь возле них, исполняет роль жеребца, покуда у него хватает сил.

— Грязная свинья, — отозвалась Тэмпл.

— После утоления голода его главный жизненный интерес — утоление похоти, — продолжала Лейла.

— Давайте убьем его. — Глаза Тэмпл горели ненавистью.

— Как? — удивилась Лейла. — Неужели ты думаешь, что он грязно забавляется без дюжины охранников, которые находятся тут же? Уверяю, тебя убьют на месте, едва ты сделаешь попытку покуситься на его жизнь.

— Есть вещи пострашнее смерти, — задумчиво сказала Тэмпл.

Глава 39

После того как девушки уснули, Тэмпл еще долго ворочалась без сна. Она думала о шейхе. Она видела его лицо в темноте так явственно, словно он находился рядом с ней. Интересно, думала Тэмпл, доведется ли ей когда-нибудь снова прижаться к его груди? А потом ее словно осенило. Она обязательно увидится с Шарифом. Наперекор здравому смыслу она не сомневалась: Шариф приедет и спасет ее. Беззвучно она шептала в темноте:

— Шариф, пожалуйста, приди. Я так боюсь. Спаси меня, дорогой. Приди ко мне, мой дорогой Шариф — И Тэмпл уснула с именем шейха на устах.

Ее разбудили на рассвете следующего дня, и две ее подруги с беспокойством наблюдали, как уводят Тэмпл. Молодую невольницу привели в зал для приемов, и Тэмпл снова увидела восседающего на троне султана. Неподалеку находились Алван и Джамал. Полдюжины стражников охраняли двери.

Тэмпл заставили пройти по ковру и остановиться прямо у изножья трона Мустафы. Он тотчас начал что-то возбужденно говорить. Тэмпл передернуло от одного вида султана. Но когда она прислушалась к тому, что переводит Джамал, у нее перехватило дыхание.

— Вы станете его женой. Свадьба назначена на…

— Никакой свадьбы не будет! — перебила переводчика Тэмпл. — Скажите султану, что я лучше умру, чем стану его женой. Я никогда не выйду за него замуж.

Джамал перевел. Мустафа был обескуражен отказом. Но строптивость этой пленницы сильно возбуждала его. Наконец-то перед ним решительная женщина, о которой он мечтал всю жизнь. Никогда прежде он не знал никого, похожего на эту заморскую принцессу. Он никогда не видел столь бесстрашной и дерзкой женщины.

— Ах, как ты мне нравишься! Должно быть, твоя мать зачала тебя от скорпиона!

— А ты мне противен! — тотчас отпарировала Тэмпл. — И твоя мать, должно быть, зачала тебя от свиньи!

Мустафа продолжал улыбаться. Через переводчика он уверил Тэмпл, что она и в самом деле станет его женой и матерью его детей.

Потом он воззрился на нее сверху вниз так, словно знал о ней нечто такое, что давало ему власть над ней.

Тэмпл вздрогнула, услышав, как отворились двери. По ковру вели Самиру. Тэмпл почувствовала, что у нее бешено забилось сердце. Что этот чертов выродок придумал? Зачем сюда привели Самиру? Очень скоро она это узнает.

Испуганную девушку подняли по ступенькам прямо к трону султана, посадили на пухлое колено Мустафы, и стражи отступили на шаг. Похотливый султан обнял ее за талию, спустил с худенького плечика кофточку и поцеловал Самиру толстыми губами.

Она пискнула, когда султан вынул из ножен кривую саблю и разрезал кофточку прямо на ней. На теле остался глубокий порез. Тэмпл схватилась за сердце, когда Мустафа поднес острие длинной кривой сабли прямо к шее Самиры.

— Ты… выродок! — закричала Тэмпл и бросилась вверх по ступеням.

Сильные руки стражников отбросили ее вниз. Мустафа, высунув язык, проткнул саблей нежную кожу Самиры прямо под ухом. Самира застонала. На шее выступила капля крови. Тэмпл боролась со стражниками, отчаянно желая помочь несчастной.

— Проклятый выродок! — кричала она султану. Глаза ее сверкали яростью. — Отпусти ее сейчас же! Ты меня слышишь? Отпусти ее, черт бы тебя побрал! — Тэмпл бросала гневные взгляды на Джамала, на Алвана и на стражников. — Пожалуйста, — умоляла она подданных Мустафы, — пусть он отпустит девочку!

— Господин велел передать тебе, что он собирается перерезать ей глотку, — спокойно ответил Джамал.

— О Господи! Пожалуйста, не надо! — принялась взывать Тэмпл к Мустафе, который демонстрировал свою власть над беззащитными женщинами.

— Пожалуйста… — умоляла Тэмпл, обещая сделать все, что ни пожелает Мустафа, если он отпустит Самиру прямо сейчас.

Джамал объяснил, что есть только один способ, которым белокожая женщина может спасти жизнь наложнице султана. Для этого ей надо дать согласие выйти замуж за Мустафу, свадьба состоится в конце недели.

Тэмпл в раздумье смотрела то на султана, то на Самиру.

— А если я не соглашусь?

— Если вы сейчас же не скажете «да», Самира умрет.

Тэмпл передернуло. Мустафа действительно не моргнув глазом осуществит задуманное.

— Хорошо, — сдалась Тэмпл. — Пусть отпустит девочку. Скажите ему, что я согласна.

Теперь Тэмпл жила отдельно от прочих наложниц. Первый шаг на пути к «почетному» месту жены султана был сделан. У Тэмпл были теперь собственные покои, и ей предложили выбрать себе двух наложниц в услужение. Тэмпл остановила свой выбор на Лейле и Самире и отправила евнуха к Мустафе с сообщением, что отныне эти женщины будут прислуживать ей днем и ночью и она не намерена отсылать их всякий раз в гарем.

Выслушав евнуха, султан захлопал в ладоши. Его будущая жена не хочет, чтобы он спал с ее рабынями. Значит, она ревнива.

Тэмпл, в свою очередь, прилагала все усилия, чтобы она сама, Самира и Лейла чувствовали себя в безопасности.

Три дня и три ночи Тэмпл и ее служанкам удалось прожить в тишине и спокойствии. Им было позволено принимать ванну, есть и спать в одном помещении, охраняемом только двумя стражами.

Каждый полдень один час Тэмпл обязана была проводить в обществе своего будущего мужа. Но она ясно дала ему понять, что эти свидания не должны проходить в его спальне и, кроме переводчика, должна обязательно присутствовать одна из ее девушек.

Султан покорно согласился с требованиями будущей супруги. Он ничуть не обиделся, когда Тэмпл брезгливо стряхнула с себя его пухлые руки, едва он попытался обнять ее, и вообще вела себя так, словно госпожой была она, а он всего лишь покорным рабом. Если бы какая-нибудь другая женщина вздумала вести себя так вольно, ее бы изувечили или убили, но Тэмпл это не касалось. Указав султану его место, она тем самым дала ему понять, что часы его на этой земле сочтены.

Шейх непременно явится и спасет ее.

Но дни шли… Приближался день свадьбы… Тэмпл начала терять надежду. Ей уже казалось, что судьбы султанши не избежать. Она бы предпочла смерть этой участи.

Тэмпл никак не могла понять причины, по которой она становится все менее и менее решительной, все более и более сговорчивой. Она ведь не могла знать, что по приказу султана в гранатовое вино, которое подавали женщинам к обеду, подмешивается изрядная доза опия. Небольшую порцию наркотика подмешивали в каждую порцию еды, в каждый стакан питья. А Тэмпл все гадала, отчего ей больше не хочется сражаться за свою жизнь. Мысли ее путалисъ, разум туманился.

Тэмпл не понимала, что с ней происходит.

Наконец наступил день бракосочетания.

Через четыре коротких дня после того, как она дала согласие на брак с султаном, Тэмпл разбудили рано поутру и сообщили, что в полдень она должна стать супругой Мустафы.

Тэмпл почему-то все время испытывала жажду. Для нее накрыли легкий завтрак, состоящий из фруктов и традиционного вина из гранатов. Тэмпл с удивлением огляделась и поинтересовалась, где же Лейла и Самира. Слуга, накрывавший стол, в неведении покачал головой. Он не понимает ее. Тэмпл осушила кубок, и слуга тотчас снова наполнил его до краев.

Когда явился стражник, чтобы сопровождать ее в другое помещение дворца, у Тэмпл кружилась голова. На ломаном французском он объяснил ей, что оставшуюся часть утра ей следует провести, готовя себя к церемонии бракосочетания.

— Нет, — запротестовала Тэмпл. — Этим займутся мои служанки, Лейла и Самира. Кстати… где они? Почему их нет здесь?

Стражник ничего не ответил. Он насильно отвел ее в купальню султана, место, в котором она никогда прежде не бывала. Там ее уже ждали два высоких нубийца в набедренных повязках. Прекрасно осведомленная об их намерениях, Тэмпл сражалась отважно, но очень скоро и сила ее, и воля иссякли. Да и какая польза сопротивляться? Разве она могла тягаться с двумя чернокожими гигантами? Тратить силы на борьбу с ними просто глупо.

Стражник ретировался, и двое нубийцев ввели женщину в купальню, которая занимала места не меньше, чем спальня султана. Потолок был увенчан полупрозрачным куполом, сквозь который проникали солнечные лучи, сверкающие на золотой отделке купальни. Пол был выложен мрамором.

Тэмпл раздели и отвели в самый центр купальни, где стояли две мраморные скамьи. Неожиданно, словно отовсюду, в бассейн хлынула вода. В продолжение получаса Тэмпл стояла и сидела то в горячем тумане, то под струей ледяной воды, пока нубийцы старательно мыли ее.

Потом ее вытерли сухими полотенцами и отвели в следующую комнату, расположенную сразу за купальней. Это помещение было оформлено в розовых тонах. Розовые цветы цвели на стенах, розовые лучи проникали сквозь зарешеченное окно.

В углах комнаты были расставлены алебастровые сосуды, расписанные золотом. Такие же сосуды стояли на большом мраморном столе, к которому вели мраморные ступени. Тэмпл подвели к ступеням, помогли взобраться на стол и велели лечь на спину. Более часа Тэмпл пролежала на столе, пока нубийцы старательно избавляли ее тело от лишних волос. Когда кожа Тэмпл стала гладкой, как у ребенка, снова повели в купальню. Тщательно вымыв женщину еще раз, нубийцы привели ее в другую комнату с розовым ковром на полу. Длинный стол в середине комнаты был закрыт длинными полотенцами. Возле стены стоял низенький диванчик. Тэмпл уложили на длинный стол, и четыре темные сильные руки начали умащивать ее тело благовонными маслами. Тэмпл лежала на животе, и, пока один из евнухов трудился над ее плечами, второй втирал дорогие масла в кожу ее ног. Потом они обошли вокруг стола и поменялись ролями. Потрудившись над спиной белокожей женщины, нубийцы перевернули ее на спину и повторили процедуру. Когда они закончили, тело Тэмпл благоухало розовым маслом. Затем нубийцы покрыли специальной краской ногти женщины сначала на руках, потом на ногах, подвели глаза и подкрасили губы.

Мечтая о том, чтобы кошмар этот хоть когда-нибудь закончился, Тэмпл отправилась в следующую комнату. Там на нее надели свадебный наряд, расчесали золотистые волосы и украсили их бриллиантами. Ноги Тэмпл обули в белые туфельки, на голову водрузили подобие шляпки с вуалью, которая скрывала от посторонних глаз печальное лицо женщины. Когда в руки Тэмпл вложили традиционный букет невесты из белых орхидей, у нее заныло сердце.

Время свадьбы пришло. Шейха все не было.

Глава 40

Церемония, назначенная на полдень, должна была состояться на крыше дворца, расположенного на берегу моря. Ее застелили белыми коврами. На одном конце возвышались два серебряных трона. С наступлением ночи решено было устроить фейерверк.

Рабы и слуги султана надели самые нарядные одежды.

Гости прибывали каждый час. Никто не явился с пустыми руками. Все везли в дар султану гобелены, бесценные картины, скульптуры, драгоценности.

На собственную свадьбу султан надел белую атласную одежду, украшенную на рукавах перьями. Султан дрожал от нетерпения, которое объяснялось прежде всего тем, что для новобрачных и гостей был накрыт ломящийся от яств стол.

Не дождавшись начала церемонии, Мустафа подхватил со стола жирную жареную курицу и с удовольствием впился зубами ей в бок. Его белая атласная одежда вмиг оказалась закапанной куриным жиром. На выручку повелителю бросился Алван, желая вытереть пятна жира.

— Ничего страшного, — отмахнулся Мустафа. — Очень скоро я сброшу эту одежду и насажу на свой вертел мою курочку. — Мустафа причмокнул от удовольствия. Ковыряя в зубах резной деревянной палочкой, он направился прямо к серебряному трону.

Часы отсчитывали последние минуты ее свободы.

Двое нубийцев, подготовив Тэмпл к встрече с супругом, оставили ее одну, не забыв, правда, закрыть на замок комнату, в которой наряжали женщину к свадьбе. Тэмпл с замиранием сердца ждала, когда скрипнет дверь и за ней явятся два стража, чтобы вести ее к будущему супругу. Сидя на скамеечке, покрытой белым атласом, она печально взирала на свое отражение в оконном стекле. Она никак не могла поверить, что все это происходит не во сне.

Она, Тэмпл Дюплесси Лонгуорт, должна стать женой бесчестного турецкого султана. Ее передернуло при одной мысли о том, что ее ждет в дальнейшем. Тэмпл вздохнула и склонила голову. Надежды рухнули.

Дверь скрипнула, но Тэмпл даже не подняла головы. Тем временем высокий страж в зелено-золотой форме уже направился к ней.

— Тэмпл, — раздался его тихий голос.

Женщина тотчас вскинула голову. Концы золотого тюрбана скрывали половину лица стражника, ей были видны только глаза. Но эти глаза она узнала бы из тысячи.

— Шариф, — простонала Тэмпл, боясь, что у нее начались галлюцинации.

— Да, дорогая. — Он опустился перед ней на колени.

Тэмпл нервно откинула вуаль.

— Откуда ты узнал? Как ты меня нашел?

— Я слышал, как ты взывала ко мне, Тэмпл.

— Ах, Шариф, мне так жаль…

— Это я во всем виноват, дорогая…

— Шариф, уходи отсюда! Оставь меня! Торопись, не то они обнаружат тебя. Он может убить тебя… он убьет тебя…

— Тс-с-с… дорогая, я не покину тебя. Я пришел, чтобы спасти тебя.

— Это невозможно, — покачала головой Тэмпл.

— Тэмпл, ты должна верить мне. Я пробрался во дворец, и мы вдвоем выберемся отсюда. Веря и не веря, Тэмпл прошептала:

— Шариф, эти две женщины… мои служанки… они очень страдали…

Шариф улыбнулся.

— Самира и Лейла ждут тебя за дверью. Они пойдут с нами. Но чтобы выбраться из дворца живыми, мы должны захватить с собой и счастливого жениха.

— Султана?!

— Слушай меня внимательно, Тэмпл. — Шариф понизил голос.

Гости с подарками продолжали прибывать.

Незадолго до полудня слуги внесли роскошный золотой сундук. Гости шепотом передавали друг другу известие о том, что это подарок от богатого алжирского бея.

Мустафа приказал мускулистому рабу поставить сундук возле своего серебряного трона. Гигант повиновался и отступил на шаг, держа руку за спиной. Рассчитывая найти в сундуке золотые монеты или слитки, Мустафа уже опустил жирную руку на крышку.

Как раз в это время на залитой солнцем крыше появилась его невеста. Внимание Мустафы отвлек шепот изумления, которым гости встретили златокудрую красавицу невесту. Взглянув на Тэмпл, он забыл даже о золотом сундуке и его содержимом. Сверкая похотливыми глазами, урча от удовольствия, Мустафа поудобнее устроился, сложив на животе руки.

Невеста, от которой нельзя было отвести глаз, направлялась к трону в сопровождении двух девушек-прислужниц. У Мустафы от предвкушения скорого удовольствия даже закапала слюна.

У Тэмпл от страха подгибались колени, когда она делала последние шаги навстречу султану. Бросив взгляд на гиганта, стоявшего позади золотого сундука, она узнала Сархана, которого некогда по ошибке наняла в проводники. Именно Сархан отдал ее в лапы шейха Шарифа. Никогда не думала Тэмпл, что настанет день, когда она обрадуется встрече с Сарханом.

Итак, Тэмпл приблизилась к султану. Лейла и Самира заняли место за троном. Султан подался вперед, чтобы приветствовать невесту. Тэмпл протянула руку, льстиво улыбнулась и сложила губки бантиком. Забыв, что за ним наблюдают сотни людей, Мустафа схватил Тэмпл за плечи, чтобы сильнее поцеловать. За секунду до того как жирные губы султана коснулись губ Тэмпл, одноглазый гигант открыл крышку сундука, и оттуда выскочил высокий человек в форме дворцового стражника. Он выхватил кривую саблю и приставил ее острие прямо к горлу Мустафы.

Все это случилось так быстро, что телохранители султана не успели даже двинуться с места. Прошли Долгие минуты изумленного молчания, прежде чем стражники взвели курки и прицелились в нарушителя спокойствия.

Шейх, который безупречно говорил по-турецки, прошептал прямо в ухо Мустафе:

— Если хочешь жить, прикажи им убрать ружья.

Насмерть перепуганный Мустафа закричал своим солдатам, чтобы они опустили ружья и не вздумали стрелять. Гости не успели прийти в себя, а Шариф, одной рукой прижимая острие сабли к толстой шее Мустафы и держа взведенный «маузер» в другой руке, сбросил дрожащего султана с серебряного трона. Сархан, держа в каждой руке по пистолету и приказав Самире, Тэмпл и Лейле следовать за шейхом, прикрывал процессию.

Один из стражников выстрелил в Шарифа. Пуля просвистела возле уха шейха, и Мустафа в ужасе заверещал, боясь, что сейчас острая сабля пронзит ему шею. Шарифу было достаточно одного выстрела, чтобы навеки усмирить телохранителя.

— Это за мою мать! — выкрикнул шейх. — Следующая пуля — за моего отца!

— Не стреляйте! — молил своих солдат султан. — Опустите ружья. Ну!

Телохранители и дворцовая стража — все побросали оружие и беспомощно стояли, глядя, как на их глазах их господина уводят. Процессия во главе с шейхом миновала дворцовые покои и вышла через главные ворота. Там, в кустах, прятались еще два воина шейха. Один из них подхватил на руки Тэмпл, другой Самиру, и оба начали тотчас спускаться по камням вниз, к морю, где их дожидалась искусно замаскированная лодка.

— Пожалуйста, — захныкал султан, — вы уже вы шли из дворца, вы в безопасности, отпустите меня!

Шейх развернул трусливого властителя так, чтобы можно, было увидеть его глаза. Сверля Мустафу холодным взглядом, он сказал:

— Нет, не отпущу. — Мне следовало убить тебя уже много лет назад.

— Будь великодушен, — лепетал султан. — Взываю к. твоему милосердию.

— Проявить великодушие к тебе — это убить тебя быстро. Если бы у меня было время, я бы помучил тебя и обрек на медленную смерть. Кроме того, я бы позволил всем, кто пострадал от твоей жестокости, насладиться зрелищем твоих мук.

— Деньги… возьми все мои деньги и мою…

— Заткнись! Ты позволил себе прикоснуться к женщине, которую я люблю! Цена этому — смерть!

С выражением ненависти на лице Шариф поднял саблю. Всхлипывая, пуская сопли и слюни, Мустафа отвернулся.

— Смотри на меня, ты, трусливый ублюдок! Пусть последним, что ты видел в этой жизни, будет мое лицо!

Сжав зубы, Шариф занес саблю. Как раз в это время пуля просвистела мимо уха Тэмпл, и она увидела, как из рук Шарифа медленно выпала сабля, как он закрыл глаза и стал опускаться на колени. Меткий выстрел прозвучал из-за хорошо укрепленных стен дворца. Тэмпл вскрикнула и попыталась вырваться из рук верного шейху воина, который нес ее к лодке. Но подданный шейха был полон решимости выполнить приказ господина, чего бы это ему ни стоило.

Услышав выстрел, Сархан тотчас остановился, опустил Лейлу на землю и велел ей спускаться вниз, а сам стал карабкаться наверх, к своему господину. Лейла, не послушавшись, последовала за Сарханом.

Сархан легко, как пушинку, поднял шейха на руки. Лейла подобрала украшенную драгоценностями саблю и взяла на себя роль конвоира толстого султана. Мустафа скользил взглядом по валунам и кустарникам в тщетных поисках возможности скрыться.

Лейла схватила его за грудки и велела встать на колени. Султан униженно просил подарить ему жизнь, обещая взамен невероятные блага. Он обещал ей все земли, если она дарует ему жизнь. Он клялся ей в любви. Он обещал сделать ее султаншей, которой будут завидовать все.

— Грязный, трусливый пес, — как приговор произнесла Лейла и занесла над ним саблю. — Сейчас ты поймешь, каково это, когда тебя убивают. — С этими словами Лейла кривой саблей перерезала ему глотку от уха до уха и опустила оружие, лишь когда мертвая голова врага скатилась к ее ногам.

Глава 41

Пустыня безмолвствовала.

Темная тихая спальня, неподвижный мужчина в кровати. Возле кровати безмолвная, скорбная женщина. В тусклом свете ночника видно, что женщина обеими руками сжимает темную, загорелую руку мужчины, рубин на безымянном пальце которой потерял свой былой блеск. Кроваво-красный рубин стал черным. Совершенно черным.

Последние сутки Тэмпл провела у постели шейха. Она присутствовала при операции, во время которой французский хирург извлек пулю из тела Шарифа, который все это время был без сознания. Она сидела возле шейха, когда у него начался жар и он метался в горячечном бреду, омывала ему лицо прохладной водой и клялась, что не оставит его. Она не оставит его никогда. У Тэмпл ручьем текли слезы, когда Шариф метался по кровати, обезумев от боли, и только повторял: «Нэкседил, Нэкседил». Она догадывалась, что он говорит ей что-то по-арабски, но не могла понять что.

Кроме Тэмпл, в спальне шейха оставался Тариз. Тариз сидел возле постели господина, тихий и безмолвный, как ночь в пустыне. Тариз видел, как сильно страдала Тэмпл. Время от времени она начинала всхлипывать и объяснять бредящему Шарифу, как она виновата перед ним. Когда она не просила прощения у шейха, она каялась перед Таризом. Она говорила, что поступила в высшей степени опрометчиво, ударив его по голове и оставив в пустыне. Она надеялась, что и шейх, и Тариз поверят ее искреннему раскаянию и простят.

Тариз слушал плачущую красавицу и сочувствовал ей.

Тэмпл, взяв за руку прекрасного, но находившегося на волосок от смерти Шарифа, умоляла его открыть глаза, сказать хоть слово.

Тэмпл склонила свое залитое слезами лицо к плечу Шарифа, опустила голову на подушку и стала вспоминать, как она просила его воинов плыть к городу, где их господину могли бы оказать врачебную помощь. Они отказались.

Лодка причалила к берегу, преодолев всего несколько миль. На берегу шейха уже встречали мужчины его племени со свежими лошадями. Четверо из них вызвались доставить Самиру к ее родителям, а Лейлу туда, куда она скажет.

Все остальные помчались в лагерь. Тэмпл пыталась убедить воинов, что скачка только повредит шейху, что он не выживет, если его не доставят к врачу. Но ее никто не слушал.

Тэмпл вздохнула, слегка потерлась щекой о руку Шарифа и пристально взглянула ему в лицо. Человек-загадка. Его подданные слишком точно выполняют его приказания, слишком опасаются нарушить приказ господина. Они слишком боятся его суда. Они слепо выполняют его приказы. Такое бессловесное, бездумное подчинение может стоить шейху жизни. Тэмпл продолжала любоваться лицом Шарифа, не зная, как ей жить, если он умрет. Мысль эта была невыносима.

— Тариз, я люблю его, и я же его убила.

— Нет, Тэмпл. Шейх будет жить. Шариф очень крепок. Его не так-то легко убить.

Женщина улыбнулась.

— Надеюсь, ты прав. Вы, арабы пустыни, физически намного крепче нас.

— Шариф не араб, — улыбнулся Тариз. Тэмпл с удивлением подняла голову.

— Не араб?

Тариз вздохнул и покачал головой.

— Наверное, пришло время вам узнать немного больше о шейхе Шарифе Азизе Хамиде.

Тариз обошел вокруг кровати и устроился на стуле возле Тэмпл. Сердце Тэмпл исполнилось болью и состраданием. Она со слезами на глазах слушала горестную историю о смерти родителей шейха. Только теперь она поняла, что значили слова Шарифа «Это за мою мать!», которые он выкрикнул во время перестрелки во дворце Мустафы.

— Настоящее имя Шарифа Кристиан Телфорд, — продолжал Тариз. — Его родителями были сэр Альберт Телфорд, благородный, титулованный джентльмен, и его жена Маурин. Лорд и леди Данравен. Кристиан был их единственным сыном.

— Но ведь он смугл, как настоящий араб, — в сомнении прошептала Тэмпл.

— Его мать была прелестной темнокожей ирландкой. В ее жилах текла мавританская кровь. Цвет кожи Кристиан унаследовал от нее.

Тариз долго рассказывал Тэмпл, как старый шейх воспитывал найденыша. Он поведал ей, что бездетный шейх растил Шарифа как родного сына. Объяснил, что, выполняя последнюю волю матери, Шарифа-Кристиана отправили учиться в Англию.

— Шариф знает о том, что он приемный сын?

— Знает. Когда ему исполнилось пять лет, старый шейх все рассказал. Перед отъездом Шарифа в Англию его приемный отец сказал, что, если молодой человек не захочет возвращаться обратно в пустыню, его не осудят.

— Но Шариф вернулся. — мягко заметила Тэмпл. — Жизнь кочевника он предпочел…

— Да, — гордо отозвался Тариз. — По рождению он англичанин, но сердце его принадлежит пустыне.

Тэмпл и Тариз продолжали тихо беседовать. Наконец она спросила:

— Скажи, Тариз, почему Шариф решил похитить меня?

— Разве вам не показали письма, написанного Шарифом и адресованного вашему дяде?

— Конечно, показали. Но я все-таки не понимаю, почему Шариф…

— Он не собирался причинять вам вреда. Долгие годы, вернее, десятилетия Дюплесси снабжают оружием презренных турков.

— И тем не менее Шариф…

— Да, он рисковал жизнью, чтобы спасти вас.

— Ах, Шариф… — Тэмпл бросила нежный взгляд на раненого.

— Шариф, как и его приемный отец, много раз пытался объяснить вашей семье, что вместе с оружием они поставляют в пустыню смерть и разрушение. Но к его словам не прислушались.

Тариз поднялся со стула, направился к сундуку из черного дерева и достал оттуда гильзу, которую недавно вынул из окровавленных одежд Шарифа. — Посмотрите.

Тэмпл содрогнулась, когда, взглянув на гильзу, увидела клеймо «Дю-Пи».

— Эта гильза была в руке Шарифа, когда мы нашли его и его мать в пустыне, — объяснил Тариз. — Люди Хусейна убили родителей Шарифа при помощи оружия, произведенного на заводах, принадлежащих вашим родным.

— Господи, нет.

— Презренные турки — безжалостные убийцы. Они замучили и убили многих наших людей. Оружие у них лучшего качества, чем наше, и его намного больше. — Ничего не говоря, Тэмпл смотрела на гильзу. — Говорят, что единственной наследницей своего состояния ваш бездетный дядюшка Джеймс Дюплесси назначил вас, это правда?

— Да, это так.

— Вот поэтому Шариф вас и похитил. Он отправил человека послать телеграмму вашему дяде, зная, что последний сделает все возможное, чтобы облегчить вашу участь. Шариф был уверен, что ради вашего спасения сэр Джеймс распорядится прекратить отгрузку оружия туркам. — Тариз вздохнул. — Как нам теперь известно, телеграмма не дошла до адресата.

Тариз поднялся, ласково похлопал молодую женщину по плечу и сказал:

— Если понадоблюсь, я буду недалеко от шатра.

— Подожди, Тариз, — попросила Тэмпл. — Скажи, что значит «Нэкседил»?

— Моя красавица, — улыбнулся тот.

После ухода Тариза Тэмпл еще долго сидела, перекатывая на ладони гильзу. Шариф застонал, и Тэмпл словно забыла обо всем. Она снова взяла его ладони в свои, принялась целовать и приговаривать, как она любит его, как беспокоится о нем. Она всегда будет любить своего спасителя. Сможет ли он ответить на ее чувство? Хоть немного?

Тэмпл провела всю ночь с раненым шейхом. Она гладила его, целовала, шептала слова любви.

На рассвете шейх открыл глаза, вернувшись из небытия. Он увидел склонившееся над ним полное любви и сострадания лицо Тэмпл.

— Любовь моя, слава Богу, ты проснулся.

— Как ты назвала меня? — слабым голосом спросил Шариф.

— Любовь моя. Шариф, ты моя любовь, хочешь ты этого или нет. Я люблю тебя сейчас и буду любить всегда.

— Нет, Тэмпл, ты не можешь любить меня. Я не позволю тебе любить себя.

— Я не спрашиваю твоего разрешения.

— Разве ты забыла? Я ведь похитил тебя!

— Я ничего не забыла. Это просто не имеет значения.

— Я был жесток и безжалостен.

— Ты рисковал жизнью, чтобы спасти меня.

— Наши культуры…

— Что же наши культуры? — лукаво переспросила Тэмпл.

— Ты американка, я араб.

— Нет, дорогой, ты англичанин. Более того — английский лорд.

— Да… но я ведь живу, как араб, — нахмурился Шариф.

— Я схожу за доктором, — улыбнулась Тэмпл. — Отдыхай, дорогой, а когда ты немного поправишься, я уговорю тебя снова любить меня.

Глава 42

Шейх, стоял в тени огромного полотнища недалеко от шатра. Лицо его перерезали глубокие морщины, взгляд его был прикован к темной точке на горизонте.

Час пришел. Сегодня она его покинет. Сегодня утром…

Шариф ухватился за спасительный шест: у него все еще болела раненая, спина. Но боль под лопаткой не шла ни в какое сравнение с сердечной.

Шариф, вздохнул и вынул сигару из кармана белой льняной рубашки. Втянув дым, он — в который уже раз — принялся убеждать себя в том, что поступает правильно. Он должен думать о благе Тэмпл. Ее счастье должно быть для него важнее собственного благополучия.

Всю минувшую ночь он потратил на то, чтобы убедить в этом Тэмпл. Он говорил ей, что она и ее семья принадлежат другой стране, там живут ее друзья; что у них не может быть общего будущего, ведь она американка, а он араб вне зависимости от того, чья кровь течет в его жилах.

Он отсылал ее прочь. Дни и ночи, проведенные с этой женщиной, были самыми счастливыми в его жизни. И самыми мучительными. Всегда решительный, он превратился в мятущегося, нервного, выжидающего человека. Едва он принимал твердое решение отправить ее на родину, как тут же откладывал его исполнение, потому что не мог расстаться с улыбающейся, преданной Тэмпл. Тэмпл ухаживала за ним, как самая заботливая сиделка, меняя окровавленные повязки, успокаивая его, ласковым словом. Когда он засыпал, то неизменно слышал ее слова:

— Когда проснешься, я буду с тобой. Я никогда тебя не оставлю.

Она развлекала его, как могла. Она сулила ему свою любовь, когда он поправится.

Наконец Шариф смог встать с постели. Вечером этого же дня он твердо сказал: — Я отсылаю тебя домой, Тэмпл. Завтра. Женщина посмотрела на него так, словно он только что больно ударил ее, но ничего не сказала. Он откашлялся и продолжал:

— Дюжина моих воинов доставит тебя на побережье, оттуда ты немедленно отправишься во Францию. Из Франции ты вернешься в Англию, из Англии — в Америку. — Шариф попытался улыбнуться, но понял бессмысленность попытки. После долгого молчания он мягко сказал: — Тэмпл, у нас нет будущего. Эта пустыня стала для меня домом.

— Она может стать домом и мне. — В глазах Тэмпл блестели слезы.

— Старая арабская пословица гласит: «Пересаженные деревья не дают буйной поросли».

Теперь же, стоя в лучах восходящего солнца и вглядываясь в даль, шейх понимал, что смелость и решительность покидают его.

Он чувствовал, что к нему бесшумно приблизилась. Тэмпл и остановилась за спиной. Он чувствовал се присутствие так явственно, словно она подошла и положила руку ему на плечо. Он отбросил окурок подальше, и обернулся.

Тэмпл, одетая в дорожный костюм, смотрела вовсе не на него. Из шатра вышла Рикия, и Тэмпл повернулась, чтобы попрощаться с ней.

К удивлению Шарифа, Рикия расплакалась и принялась обнимать Тэмпл.

— До свидания, Рикия. Спасибо за заботу. — Тэмпл обняла женщину за плечи. — Я знаю, ты не понимаешь моих слов, надеюсь, понимаешь чувства.

Смущенная Рикия поспешила скрыться в шатре.

Пришла очередь Тариза прощаться с госпожой. Юркий араб улыбался все утро. Но сейчас в глазах его не было ни смешинки. Тэмпл радостно улыбнулась Таризу, а он крепко, едва не задушив, обнял ее.

— Я буду очень скучать по тебе, Тариз.

— Мое сердце подобно пустыне, выжженной солнцем.

Тэмпл заметила, что на щеке его сверкнула слеза. Тэмпл потрепала друга по плечу, и он поспешил прочь, утирая слезы концом тюрбана.

Тэмпл увидела, что к шатру направляется группа всадников, мальчик-конюх ведет ей оседланного Тоза. Молодая женщина расправила плечи, глубоко вздохнула и подошла к Шарифу. Слезы текли по ее лицу. Она сказала:

— Дюплесси прекратят поставку оружия туркам. Я обещаю. — Она опустила глаза. — Я обещаю также, что ты будешь скучать по мне до конца своих дней на земле.

— Подожди, — окликнул ее шейх, заметив, что она уходит.

— Нет. И не прикасайся ко мне. Не смотри на меня. Не смотри, как я ухожу.

Слова Тэмпл разбили сердце шейха. Шариф вцепился пальцами в ремень и не мигая смотрел, как красивая женщина с золотистыми волосами уходит от него навсегда. Он стиснул зубы и не окликнул ее.

Старый шейх хорошо воспитал его: Шариф никогда не показывал ни нежности, ни печали, ни сожаления в присутствии верноподданных.

С гордо поднятой головой Тэмпл направлялась к группе ожидавших ее всадников.

Она знала, что любимый смотрит ей вслед. Она спиной чувствовала его взгляд.

Наконец Тэмпл поравнялась с Тозом. Рыжий жеребец пританцовывал на месте, предвкушая скорую прогулку. Он дружелюбно заржал, приветствуя хозяйку. Отказавшись от помощи конюха, Тэмпл приняла у него поводья и взлетела в седло. Тоз тотчас рванулся с места. За Тэмпл последовали сопровождающие.

Шейх, не двигаясь, стоял в тени навеса, глядя, как возлюбленная исчезает навсегда. Он провожал взглядом Тэмпл и ее эскорт, пока всадники не превратились в маленькую черную точку на горизонте.

Большего он вынести не мог. Его сердце готово было разорваться от любви и боли. Громкий крик сорвался с губ шейха. Он приказал подвести себе коня. Через минуту возле него вырос улыбающийся Тариз, держа под уздцы Принца.

— Поторапливайтесь! — широко улыбаясь, сказал Тариз. — Нельзя терять ни секунды.

Старик долго стоял под палящим, солнцем, глядя, как его хозяин мчится по горячим пескам.

Шарифу понадобилось всего несколько минут, чтобы настигнуть караван. Тэмпл, услышав глухие удары копыт о землю, обернулась и, увидев шейха, восторженно улыбнулась. Она стащила с головы пробковый шлем, швырнула его в песок и распустила длинные волосы. Потом она вонзила в бока Тоза носки своих сапог и пустилась наутек, зная наперед, что Шариф выиграет эту скачку.

Летя с бешеной скоростью, шейх очень быстро поравнялся со своими воинами. Он выбросил вперед правую руку, на одном из пальцев которой сверкал кровавый рубин, и подал им знак возвращаться назад. Бедуины дружно закивали головами и с удовольствием выполнили приказ. С улыбкой на губах шейх поскакал вперед.

Тэмпл изо всех сил, понуждала Тоза бежать быстрее, еще быстрее. Ее золотистые волосы развевались на ветру. Она счастливо улыбалась. Погоня длилась не более пяти минут. Некоторое время Тэмпл и Шариф скакали рядом. Потом Шариф накрутил поводья на луку седла и протянул руки Тэмпл. Она с готовностью привстала на стременах, бросилась Шарифу на шею и пересела на Принца.

Смеясь и плача одновременно, Тэмпл принялась целовать загорелое лицо Шарифа. Не сдержавшись, она уколола его:

— Что привело вас сюда, сэр?

— Не называй меня так, Тэмпл, — сказал, шейх, прижимая женщину к себе. — В душе я все равно остаюсь шейхом Шарифом Азизом Хамидом, арабом.

— Поцелуйте меня тогда, повелитель пустынь, и скажите, что сделаете меня своей первой и единственной женой.

— Сделаю, — пообещал Шариф, поворачивая жеребца обратно, в сторону лагеря. — Но с момента, когда ваша семья узнает о нашей свадьбе, вам грозит участь вдовы.

Глава 43

Дворец в Изумрудном городе на берегу Средиземного моря

Полдень поздней осени 1898 года

Солнечный луч упал на драгоценный камень ярко-красного цвета.

Обладательница «голубиной крови» сидела на огромной белой кровати, усыпанной лепестками алых роз. Женщина молча улыбалась. Она сидела не шевелясь и выглядела как человек, довольный собой и жизнью.

Ее единственным нарядом была нитка рубинов, украшающая шею, — свадебный подарок жениха.

Не больше одежды было и на высоком темноволосом мужчине, приближающемся к ней. Шариф подал Тэмпл только что полученную телеграмму и лег возле 'Нее на шелковое белое покрывало, усыпанное розовыми лепестками. Тэмпл быстро надорвала желтоватый конверт. Положив руку на ее изящное бедро, Шариф слушал, что читала ему вслух Тэмпл. Глаза ее сияли радостью.

Родители поздравляли ее со свадьбой и желали счастья. Дядя клятвенно заверял, что более не станет снабжать турок оружием. Родители и дядя требовали свидания с молодоженами, предлагая встретиться в Америке или в Аравии, по выбору новобрачных.

— Дорогой, не могли бы мы совершить коротенькое путешествие?

Тэмпл с надеждой взглянула в глаза супруга. В открытое окно, выходящее на Средиземное море, влетел прохладный осенний ветерок. Шариф взял из рук Тэмпл телеграмму и отложил ее в сторону. Покрепче обняв жену, он сказал:

— Дорогая, ты же знаешь, что оставить пустыню навсегда я не могу. — Тэмпл кивнула, а он продолжал: — Но чтобы сделать тебе приятное, я согласен провести часть свадебного путешествия в Англии и в Америке.

Тэмпл провела рукой по груди Шарифа и улыбнулась, глядя в его горящие глаза:

— Не уверена, что в Америке я буду чувствовать себя так же счастливо, как раньше. — Тэмпл чмокнула мужа в шею. — Ты испортил меня, араб.

Шейху пришелся по душе ее ответ. Он улыбнулся, крепко обнял Тэмпл за талию и прошептал:

— Нэкседил, красавица моя, я еще и не начинал портить тебя.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Реклама на сайте