«Лунное очарование»

Дебора Мартин Лунное очарование

Моим родителям, которые много лет назад открыли мне удивительный мир Таиланда.

Пэм, Рексанн и Миган, воспитавшим из меня писательницу.

Рене, моему чудесному мужу, всегда верившему в меня.

Глава 1

Ноябрь 1892 года

Бангкок, Сиам

Разбудившие Эсме женские голоса доносились из-под открытого окна ее спальни. Еще не очнувшись окончательно от блаженной дремоты, девушка явственно различила сильный сиамский акцент.

– Эсме! Эсме!

Сев на кровати, Эсме сладко потянулась, словно все еще не желая расставаться со сном, но уже в следующий момент, решительно выскользнув из-под тонкой кисеи, защищавшей ее ложе от назойливых комаров, подошла к окну, с наслаждением ощущая легкий ветерок, пробегавший по ее разгоряченной коже.

– Ламун? Мей? – негромко произнесла она. – Это вы? Тише, вы всех разбудите! В чем дело?

В серебряном свете полной луны Эсме явственно видела изящный силуэт Ламун, и стоявшая рядом Мей казалась уменьшенной копией своей старшей сестры.

– Поторопись, Эсме, – заговорила Ламун, – если не хочешь пропустить праздник!

Рядом с сестрами на земле стояли кратонги – небольшие самодельные лодочки.

– Очень красивый праздник, – поддержала сестру Мей. – Ты должна видеть все эти огни, Эсме!

Заметив умоляющее выражение в глазах подруг, девушка вздохнула. Впрочем, особо умолять ее не требовалось: Эсме сама с нетерпением ждала Лой Кратонга – праздника, который всегда отмечали во время ноябрьского полнолуния. Тетя Мириам, разумеется, была не в восторге от желания племянницы и в конце концов сумела убедить отца Эсме, чтобы он строго-настрого запретил дочери посещать подобные празднества.

– Ламун, Мей, – снова вздохнув, Эсме облокотилась на подоконник, – я, кажется, предупредила вас, что не смогу! Вы разве не получали моей записки?

Девушки энергично закивали, но надежды убедить подругу не потеряли.

– Тебе понравится! – словно обидевшись на Эсме, протянула Мей. – Я очень прошу тебя!

– Вы же знаете, что случится, если я пойду на праздник без разрешения отца! В прошлом году я, не спросясь его, убежала на празднования по случаю дня рождения короля Чулалонгкорна. Когда папа и тетя Мириам узнали про это, они запретили мне общаться с вами в течение месяца, не говоря уже о других запретах. Вы и теперь этого хотите?

– Не бойся, они не узнают, потому что…

– Нет, – решительно прервала подругу Эсме. – Без папиного разрешения я не пойду.

– Ты уже большая, твой отец не может тебе запретить.

Эсме хотела возразить, но в последний момент все-таки сдержала себя. Ну как объяснить подругам, что у англичан немного другие понятия о том, в каком возрасте девушку можно считать совершеннолетней? Хотя Мей и Ламун моложе ее, обе уже были замужем и имели детей, в то время как отец восемнадцатилетней Эсме считал ее едва вышедшей из детского возраста.

– Я уже не говорю о том, – добавила Эсме, – что кроме папы есть еще и мэм Мил…

«Мэм Мил» – так называли тетку Эсме Мей и Ламун, которым с трудом давалось непривычное английское имя Мириам. Сначала они произносили его как «Миллэм», а потом и вовсе сократили до «Мил».

– Мэм Мил никто не скажет! – наперебой затараторили сестры, но кому, как не Эсме, было знать, что от Мил ничто не может укрыться и результат здесь будет только один – новое запрещение общаться с подругами.

Эсме снова посмотрела на красивые кратонги, которые ее подруги сделали собственными руками. Возможно, ради того, чтобы увидеть сотни подобных лодочек, плывущих по реке с горящими в них свечами, стоило рискнуть…

– Нет, Мей, я не могу! – повторила Эсме, вспомнив, какое лицо было у отца, когда он заявил, что запрещает ей посещать подобные празднества. На этот раз, однако, голос ее прозвучал менее решительно – желание пойти на праздник было гораздо сильнее, чем опасение возможных последствий.

Заметив это, сестры снова попытались склонить Эсме на свою сторону.

– Мы очень быстро, – затараторили они. – Всего лишь посмотрим – и обратно. Тебе очень понравится!

Эсме едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Конечно, сестрам – замужним, имеющим детей женщинам – трудно попять, как отец Эсме, которая на два года старше Ламун, может до сих пор относиться к ней как к ребенку. Как бы то ни было, самой Эсме не могло не льстить, что подруги считают ее вполне взрослой.

– Идем же! – решительно заявила Мей. – Поторопись, а то все пропустишь!

– Хорошо, иду. – В глубине души Эсме уже давно готова была уступить уговорам подруг и собственному желанию. – Только подождите немного, мне нужно одеться.

При этих словах сестры только рассмеялись. Эсме, впрочем, ничуть не обиделась, зная, что, с точки зрения сиамок, она уже и так была чрезмерно закутана. Ни Ламун, ни Мей ни за что бы не легли спать в такую жару в шелковой ночной рубашке, которая сейчас была на Эсме, а то, что она носила днем, должно быть, и вовсе казалось им веригами. Сами же они никогда не надевали ничего, кроме саронга – национального костюма, состоявшего всего лишь из обернутого вокруг пояса куска материи, доходящего до колен, и узкой повязки, едва прикрывающей грудь.

Эсме обвела взглядом лежавшую на стульях одежду, думая, во что бы нарядиться. Может быть, в это голубое платье? Симпатичное, но скромное – подходит для любого случая…

Нет, решила она через минуту, для любого, только не для этого. Увидев ее в этом платье, каждый сразу же поймет, что она англичанка. А если, не дай Бог, ее увидит кто-нибудь не тот?

И тут Эсме вспомнила: совсем недавно Ламун и Мей подарили ей точно такой же саронг, как у них! В нем она вполне может сойти за сиамку, тем более с ее смуглой кожей и черными волосами, унаследованными от матери-француженки…

Чтобы найти свой саронг, Эсме пришлось долго рыться в ящиках – в свое время она надежно спрятала его подальше от всевидящих глаз тетки и от горничной с ее слишком длинным язычком. С тетей Мириам наверняка случился бы инфаркт, если бы она обнаружила, что племянница – скромная, добропорядочная учительница в школе для сиамцев, директором которой был ее отец, – прячет среди своих европейских платьев едва прикрывающее тело облачение дикарей. Эсме же нравился этот саронг из небесно-голубого шелка, который Ламун соткала специально для нее.

Решительно скинув ночную рубашку, Эсме обвязала саронг вокруг пояса довольно хитрым способом, которому ее научили подруги. Обернув шарф вокруг груди, она перекинула один его конец через плечо, а другой заколола золотой булавкой – подарком отца. Хорошо еще, что Ламун, щадя ее скромность, сделала шарф шире, чем обычно; тем не менее одно ее плечо все же осталось обнаженным, и это заставляло Эсме чувствовать себя слегка не в своей тарелке. Дай-то Бог, чтобы при выходе она не попалась на глаза никому из домашних…

– Поторопись же! – Нетерпение ее подруг все больше возрастало.

– Еще минуту! – Эсме огляделась в поисках какой-нибудь ленты, которой она могла бы перевязать свои густые волосы, но, как назло, ей на глаза ничего не попадалось подходящего. Что ж, придется оставить волосы в покое. Так ей будет жарко, но Эсме надеялась, что у реки станет немного прохладнее.

Сунув ноги в расшитые туфли – еще один подарок сиамок, – Эсме направилась к окну и уже через пару мгновений легко и грациозно бежала по теплой земле вслед за подругами.

Ламун и Мей пробирались через джунгли впереди Эсме, петляя узкими, извилистыми тропинками, которые мог различить в полумраке лишь их наметанный глаз. Эсме следовала за ними всего лишь на шаг поодаль. Сердце ее замирало от восторга – Лой Кратонг, судя по всему, обещает быть еще более грандиозным зрелищем, чем празднества по случаю дня рождения короля. Впрочем, дело даже не столько в самом празднике, сколько в том, что ради него она решилась на смелый поступок – убежала из дома. Пора бы уже «проветриться», и так уж ей слишком долго пришлось скучать в четырех стенах…

Эсме пользовалась гораздо большей свободой, пока была жива ее мать. Слава Богу, тетя Мириам даже и не догадывалась о том, что в свое время позволялось племяннице, иначе ее хватил бы удар. Впрочем, до смерти матери и отец был другим – презирая светские условности, он позволял дочери много такого, что иные наверняка нашли бы шокирующим. Это сейчас Джеймс Монтроуз сильно изменился под влиянием своей сестры Мириам, а когда-то Эсме учила сиамский язык с местным учителем, играла с девочками-сиамками, с интересом выслушивала от Ламун или Мей захватывающие старинные сиамские легенды или не менее любопытные подробности о местном быте и нравах королевского двора…

Но то было в детстве. Не успела Эсме выйти из детского возраста, как ее постигло первое горе – ушла из жизни ее красивая, умная, гордая мать. Поначалу Джеймс говорил дочери, что ее мать умерла, но с первого дня в душу девушки закралось сомнение в том, что отец говорит всю правду. Во всяком случае, несмотря на то что горе отца – в этом Эсме не сомневалась – было глубоким и искренним, на похоронах он вел себя как-то странно. Казалось, безутешный вдовец стремился как можно скорее предать тело жены земле. За этим последовало несколько недель беспробудной тоски, пока Джеймс наконец, словно вдруг очнувшись, не заявил, что негоже молодой девушке расти одной в чужой стране без женского присмотра. Так в доме появилась Мириам – младшая незамужняя сестра Джеймса.

Разумеется, мэм Мил была далеко не в восторге от перспективы покинуть Лондон и на длительный срок переселиться в Богом забытую, населенную дикарями страну; в письме, отправленном брату в ответ на его письмо, Мириам даже предлагала взять Эсме к себе. Но Джеймс был непреклонен – его дочь должна остаться там, где прошло ее детство. Поскольку иных средств к существованию, кроме тех, коими обеспечивал ее брат, у Мириам не имелось, ей пришлось согласиться на все его условия.

С собой Мил принесла строгие порядки, к которым Эсме была непривычна, и нескрываемое презрение к покойной жене брата, такое же, как к сиамцам которых она величала не иначе, как «варварами» и «грубыми язычниками».

Как-то, пребывая в особо мрачном настроении, Мириам заявила Эсме, что ее мать вовсе не умерла, а покончила с собой «из-за любовника». Когда Эсме спросила об этом у отца, он подтвердил слова сестры, и все же девушка ни на минуту не верила в это. Она знала свою мать – Репе Монтроуз была не такой женщиной, которая способна изменить законному супругу… И она никогда бы не совершила самоубийства.

В конце концов отец и Мириам показали ей записку, написанную матерью, в которой та заявляла, что уходит из жизни из-за того, что не может быть вместе с любимым человеком. Почерк действительно принадлежал Рене Монтроуз, но и это не избавило Эсме от Сомнений. В.этой истории что-то явно было не так.

Сомнения не покидали Эсме и сейчас, что больше всего бесило Мириам. Чем сильнее племянница тосковала по покойной матери, тем строже становилась тетка.

Эсме решительно расправила плечи. Ничто на свете – ни запреты отца, ни гнев его сестры – не заставит ее пропустить праздник. Он нужен ей хотя бы для того, чтобы отвлечься от постоянных грустных мыслей о матери.

Единственным источником света, освещавшим путь трем подругам, была огромная полная луна. Легкий ветерок шевелил широкие листья банановых пальм, и Эсме казалось, что над ней хлопают мощными крылами какие-то фантастические птицы. Шедшая впереди Мей, наступив босой ногой на валявшийся на ее пути кокос, выругалась по-сиамски и отфутболила злополучный орех в сторону. Эсме едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, но подумала, что ей самой не мешало бы повнимательнее смотреть на дорогу. Под ее ногами хрустнула ветка, где-то над головой раздалось ворчание обезьян, явно недовольных тем, что их ночной покой потревожен. Ночью джунгли казались почти такими же живыми, как днем.

С замиранием сердца Эсме прислушивалась к таинственным ночным звукам, с наслаждением вдыхая пряный запах цветов.

Но вот наконец и пристань, полная народа, в основном молодого. По реке, медленно покачиваясь на волнах, уже плыло несколько сотен кратонгов. Ламун и Мей, воспользовавшись чьей-то свечой, зажгли от нее свечи в своих лодочках и тоже пустили их по воде. Эсме с восхищением смотрела на сотни огней, рассеивавших тьму, – они казались ей скоплением гигантских светлячков. Некоторые кратонги порой прибивало к берегу, но затем они плыли дальше, подталкиваемые дружеской рукой какого-нибудь доброжелателя.

Кратонги были самыми разными, но каждый по-своему настолько изящен, что Эсме, пожалуй, затруднилась бы назвать красивейший. Одни были свиты из пальмовых или банановых листьев и раскрашены яркими, пестрыми узорами, другие представляли собой сложные конструкции из бамбука, на которые их создатели водрузили дары богине реки – кусочки фруктов, мелкие безделушки и все, что могло бы умилостивить богиню. Но самым красивым все-таки был огромный бумажный фонарь, водруженный на бамбуковую лодочку, с боков которой свешивались изысканные серебряные украшения.

Глядя на плывущие по реке огни, Эсме задумалась. Возможно, именно так выглядит Лондон с его миллионами огней. В этом городе Эсме никогда не была, хотя всегда мечтала побывать. Пока же, как ни напрягала девушка воображение, она не могла представить ничего красивее, чем мириады плывущих по реке огней, рассеивавших ночную тьму.

Вот уже спущена на воду последняя лодка, вот уже народ начал расходиться… А Эсме словно завороженная по-прежнему стояла на пристани, не в силах оторвать взгляд от реки. Никогда в жизни не забудет она это грандиозное зрелище!

Девушку вдруг охватила щемящая грусть. Столько разных празднеств и всякого рода интересных событий происходит в Сиаме и сколько из них она пропустила! Впрочем, несмотря на то что всю свою пока еще короткую жизнь Эсме прожила в Сиаме, она не чувствовала себя целиком местной – как, впрочем, не чувствовала себя и до конца англичанкой.

Погруженная в свои мысли, она не заметила, как толпа разошлась и на пристани их осталось всего трое. Впрочем, Ламун и Мей, должно быть, были заворожены зрелищем не меньше, ибо, когда Эсме окликнула их, обе вздрогнули, словно очнувшись от забытья.

– Тебе понравилось? А как плыл мой кратонг, ты видела? – затараторили они наперебой, подбегая к Эсме.

– Да, все было очень красиво. Но, боюсь, мне пора домой.

– Не беспокойся! – воскликнула Ламун. – Мы быстро отведем тебя. Мы же тебе обещали!

Девушки повернулись, намереваясь отправиться в путь, и тут же словно приросли к месту от страха. Дорогу им загородили два английских моряка. Оба бесстыдно разглядывали девушек, и глаза их горели дьявольским огнем.

– Гляди-ка, приятель, – один из моряков толкнул в бок другого, – какие пташки! А ты еще мне не верил, что сиамские девушки хороши собой! Эй, красотки, прогуляемся вместе? Тут недалеко!

Его товарищ, ухмыльнувшись, шагнул к Мей и, обхватив ее огромной ручищей за талию, грубо притянул к себе.

– Отпусти, скотина! – невольно вырвалось у Эсме.

– Гляди-ка, – шагнув к Эсме, второй моряк схватил ее за руку, – мы и по-английски разговариваем! Ты, должно быть, китаянка, крошка? Кожа у тебя посветлее, чем у твоих подружек…

Хотя Эсме чуть не задыхалась от гнева, все же она решила, что лучше будет не выказывать его – это может вызвать лишь ответную реакцию.

– Отпустите меня, прошу вас! – уже тише проговорила она.

– В чем дело, китаяночка? – пьяно ухмыльнулся моряк. – Такая красотка и не хочет поразвлечься?

У Эсме не было сомнений насчет того, какого рода «развлечение» предлагает ей этот тип: Ламун не раз рассказывала, как поступают порой английские моряки с местными женщинами. Эсме скорее умерла бы, чем уступила этому пьяному животному. Но мужчина был гораздо сильнее ее – ему ничего не стоило овладеть ею против ее воли.

– Я не китаяночка, сэр! – Она сердито сдвинула брови. – Я английская леди. Извольте немедленно отпустить меня и моих подруг!

– Англичанка? – Взгляд матроса пробежал по ее телу, словно железные щупальца. – Крошка, мне никогда еще не приходилось видеть англичанок в сиамском костюме! По-английски ты болтаешь хорошо, но меня на пушку не возьмешь. А если ты такая же леди, как я – лорд, так почему бы нам не позабавиться? – Моряк грубо рванул ее одежду, пытаясь оголить плечо, и легкая ткань затрещала в том месте, где была скреплена булавкой. Несмотря на то что он был сильно пьян и едва стоял на ногах, руки его держали Эсме мертвой хваткой. От мерзкого запаха, исходившего изо рта этого типа, Эсме становилось дурно.

– Отпустите меня! – Девушка попыталась вырваться, но безуспешно. Обхватив ее рукой за талию и грубо притянув к себе, моряк впился губами в ее губы. Мясистые, слюнявые губы, с бесстыдным напором проникавший в ее рот мокрый язык, казалось, причиняли Эсме физическую боль. Тем не менее она вдруг почувствовала, что рука, державшая ее за пояс, несколько ослабла. Желая лишь одного – избавиться от негодяя, Эсме впилась ногтями в его щеку.

Насильник взвыл от боли и тут же отпустил ее.

– Эта стерва меня оцарапала! – пожаловался он приятелю, который в это время пытался ухватить одной рукой Ламун, а другой – Мей. – Ну, я сейчас покажу тебе, шлюха, как распускать коготки!

Замахнувшись своей огромной ручищей, моряк влепил Эсме такую пощечину, от которой она упала на колени.

– Я быстро разделаюсь с тобой, сука! – закричал он и вдруг осекся: за спиной его раздался голос, обладатель которого все это время, видимо, стоял в тени.

– Что здесь происходит? – Голос был спокоен, но это спокойствие выглядело пострашнее любого крика.

На матросов этот голос подействовал словно нацеленный в грудь пистолет – оба сразу обмякли. Судя по всему, они хорошо знали обладателя стального голоса и боялись его.

– Все в порядке, ваше сиятельство, – залепетал обидчик Эсме. – Мы просто хотели… мы хотели… проводить девушек домой.

– Я думаю, Хенли, – голос незнакомца был все так же суров, – что без вашей помощи эти леди будут в гораздо большей безопасности. Потрудитесь оставить их в покое, если не желаете неприятностей!

Джентльмен сделал шаг вперед из темноты, и Эсме, несмотря на то что взгляд ее застилали слезы, все же сумела разглядеть своего неожиданного спасителя. Высокий, стройный, широкоплечий мужчина был одет в костюм, который до сих пор приходилось видеть лишь в журналах – роскошный, элегантный черный смокинг с безупречно белой манишкой. Хотя явно европейские черты лица этого человека были спокойны, однако слегка дрожавшие руки выдавали с трудом сдерживаемый гнев, а глаза угрожающе прищурились.

– Послушайте, ваше сиятельство, – моряк, очевидно, еще не потерял надежды «позабавиться» с Эсме, – мы с приятелем уже три месяца не видели ни одной женщины: эти первые. Имеем мы право, в конце концов? Как нас уверили, эти сиамские крошки обычно весьма податливы, так что не вижу проблем…

– Меня не интересуют оправдания, а капитана Лоусона, я думаю, это будет волновать еще меньше. В конце концов, Хенли, если вам с дружком так невмоготу, к вашим услугам существуют бордели, то есть, я хочу сказать, дома терпимости. Извольте вернуться на свой корабль, или вы предпочитаете, чтобы я применил силу?

При упоминании о капитане моряк побледнел, руки его сжались в кулаки. Эсме подумала, что он собирается устроить драку, но, очевидно, страх перед капитаном в пьяном мозгу этого существа был все-таки сильнее, чем похоть. С минуту поколебавшись, Хенли отвернулся от Эсме и подошел к своему товарищу.

– Пойдем отсюда, приятель, – пробормотал он. – Видно, не судьба нам на этот раз позабавиться.

Через минуту оба уже скрылись в лесу. Ламун и Мей, которые во время перепалки джентльмена с моряками стояли словно оцепенев, теперь подбежали к Эсме и стали охать по поводу ее разорванного платья и щеки, на которой уже начал наливаться синяк.

– Не знаю, мисс, – вежливо говорил джентльмен, – понимаете ли вы по-английски, но тем не менее приношу извинения за поведение этих двоих…

Эсме подняла на него глаза. Теперь она могла как следует разглядеть своего таинственного спасителя. На вид мужчине было лет тридцать; его густые каштановые волосы в лунном снеге отливали серебром. В голосе его странным образом сочетались сердечность и железная воля. Судя по пристальному взгляду проницательных глаз, этому человеку часто приходилось принимать ответственные решения.

От Эсме не укрылось, что незнакомец рассматривает ее с не меньшим любопытством. Девушка почувствовала, что краснеет, и смущенно опустила глаза. Ей хотелось поблагодарить этого человека за свое спасение, но она решила, что лучше все-таки не показывать ему свое знание английского. Если незнакомец узнает, что на самом деле Эсме – англичанка, он, возможно, захочет выведать о ней побольше, а там, глядишь, и до тети Мириам дойдут слухи о ночных похождениях племянницы… Отец же скорее всего позволит Мириам обращаться с Эсме как ей вздумается – в последнее время Джеймс Монтроуз практически перестал заниматься воспитанием дочери, переложив все заботы о ней на сестру…

Эсме по-преЖнему стояла на коленях, и незнакомец протянул руку, чтобы помочь ей подняться, не отводя при этом взгляда от ее раскрасневшегося лица.

– Вы говорите по-английски, мисс? – уже настойчивее спросил он.

Эсме сделала вид, что не понимает.

– Пойдем, Эсме, – шепнула Ламун.

– Погодите, леди! – мягко произнес джентльмен. – Я считаю своим долгом проводить вас домой.

Эсме испуганно подняла глаза.

– Ради Бога, не надо! – вырвалось у нее против ее воли.

Губы незнакомца сжались.

– Так вы англичанка? – удивленно спросил он.

В ответ Эсме лишь тихо пробормотала нечто неразборчивое – казалось, от страха она потеряла дар речи.

– Тогда вы с ума сошли, мисс, – разгуливать здесь одной глубокой ночью?! Вы хотя бы знаете, что, не дай Бог, может случиться с вами?

– Уже почти случилось, сэр, если бы вы не вмешались, Я искренне благодарна вам, но простите – мне надо идти.

– Воля ваша, но я вас одну не оставлю. Похоже, вы до сих пор не осознаете всех опасностей, которые грозят молодой девушке ночью на улицах Бангкока.

Незнакомец по-прежнему крепко держал Эсме за руку, и от этого по всему ее телу разливалось приятное тепло. Тем не менее ей не понравилось, как отозвался этот человек о Бангкоке; но еще больше девушку пугало то, что он вызвался ее провожать.

Резким рывком она высвободила руку:

– Благодарю вас, сэр, вам незачем утруждать себя. Бангкок вовсе не такой уж дикий город, как вам представляется; по крайней мере мы здесь не знали особых проблем до тех пор, пока не появились вы, англичане.

Мужчина уставился на нее с неподдельным изумлением, затем губы его скривились в саркастической улыбке.

– Что ж, это верно, – мрачно усмехнулся он. – Похоже, мы, англичане, куда ни придем, везде создаем трудности!

Эсме покраснела еще сильнее – зря она все-таки была так резка со своим спасителем…

– Вы меня не так поняли… – залепетала она, – я вовсе не хотела… Поверьте, сэр, я очень благодарна вам за помощь, но не смею более утруждать вас. Мы с моими подругами отлично доберемся домой сами…

– Уверяю, для меня это ничуть не затруднительно!

– Прошу вас, – Эсме нахмурилась, – позвольте нам идти!

– Да я вас и не держу! – В голосе незнакомца по-прежнему звучали саркастические нотки. – Идите куда хотите, мисс, но сперва позвольте мне хотя бы узнать ваше имя – не исключено, что нам суждено встретиться снова…

– Боюсь, мое имя вам ничего не скажет и… спокойной ночи! – Повернувшись к подругам, Эсме проговорила по-сиамски: – Нам пора!

Брови англичанина удивленно приподнялись – очевидно, его удивило, что случайная знакомая говорит как по-английски, так и по-сиамски, и теперь он лихорадочно гадал, кто же она такая.

Кивнув Эсме, Ламун робко приблизилась к спасшему их джентльмену.

– Спасибо вам, сэр, – проговорила она по-английски, сложив ладони, как для молитвы, – жест, выражающий у сиамцев благодарность. – Вы избавили нас от этих плохих людей.

– К вашим услугам, мисс.

– Вы очень добры, сэр!

Взяв сестру под руку, Ламун двинулась в обратный путь. Эсме уже намеревалась последовать за подругами, как вдруг пальцы незнакомца снова сжались на ее запястье.

– Уделите мне еще пару минут, мисс. Я давно не встречал такой интересной девушки! Так все же – вы англичанка?

– Простите, но мне действительно пора, а то папа… – Эсме вдруг осеклась.

– Что ваш папа?

– Позвольте попрощаться, сэр! – решительно произнесла она.

– Что ж, до свидания, коли так! – Прежде чем Эсме успела опомниться, джентльмен вдруг галантно поднес ее руку к губам.

Эсме вспыхнула.

– До свидания! – с трудом выдавила из себя она и поспешила скрыться в лесу.

Пытаясь поспеть за уже достаточно отдалившимися от нее Ламун и Мей, Эсме поймала себя на том, что у нее в груди бушует целый водоворот эмоций. Едва мысли возвращались к двум морякам, все ее тело словно сводило судорогой от отвращения. Но стоило ей вспомнить о таинственном спасителе…

Эсме сама не могла сказать, что привлекательного она нашла в этом мужчине. Трудно было даже назвать его добрым и сердечным – в тот момент, когда губы его целовали ее руку, в глубоких, пристальных глазах незнакомца горел такой огонь, от которого Эсме становилось даже больше не по себе, чем от грубых ласк пьяного матроса… Он спас ее от этих животных – и тут же сам стал навязываться и предложил проводить, хотя, нельзя не признать, был при этом намного галантнее, чем они. Он пожирал ее глазами – и при этом смотрел на нее свысока, словно на капризного ребенка…

Эсме встряхнула головой, отгоняя наваждение. Почему ее так волнует этот человек? Встреча с ним не более чем малозначительный эпизод в ее жизни, о котором лучше всего поскорее забыть…

Сквозь деревья Эсме заметила Мей – та поджидала ее на тропинке.

– Ламун пошла вперед посмотреть, нет ли опасности. – Мей взяла подругу под руку. – Прости нас, Эсме. Мы не хотели, чтобы эти злые люди обидели тебя. Мы хотели только, чтобы ты посмотрела праздник…

– Все в порядке, не беспокойтесь за меня: со мной ничего не случилось. И я не сержусь на вас, Мей. Все было очень здорово!

– Но что ты скажешь мэм Мил?

«Хороший вопрос! – усмехнулась про себя Эсме. – Как ни крути, придется придумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить этот чертов синяк…»

Однако как ни напрягала девушка свою фантазию, ничего не придумывалось. Она просто не могла сконцентрироваться – перед ее мысленным взором снова и снова вставали стальной блеск в пронзительных голубых глазах незнакомца и его густые каштановые волосы, серебрившиеся в мистическом свете полной луны… И еще его костюм. Здесь, в Бангкоке, на какой-то пристани, одеваться так, словно находишься на балу у английского короля? Но ее таинственный спаситель, казалось, привык к этому костюму, словно к собственной коже. Тем не менее при всем аристократизме его уж никак нельзя было назвать изнеженным. Эсме не сомневалась, что при необходимости ее спаситель не остановился бы перед тем, чтобы вступить в опасную драку с напавшими на нее пьяными чудовищами.

Впрочем, поспешила убедить себя Эсме, какое ей, собственно, дело до всего этого? Вряд ли ей суждена новая встреча с этим удивительным человеком, кто бы он ни был…

Знала бы Эсме, что, когда достопочтенный лорд Йен Уинтроп, британский посол при дворе его величества короля Сиама Чулалонгкорна, поднимался на борт своего парохода, ум его был занят тем же вопросом – суждена ли ему новая встреча со спасенной им девушкой, которую он без преувеличения мог назвать таинственной незнакомкой… Англичанка в сиамском костюме – где это видано? Нет, вряд ли все-таки она на самом деле англичанка. Манеры у этой «прекрасной незнакомки» явно местные. К тому же у нее смуглая кожа и тонкая, грациозная фигура, которая – что греха таить! – так нравилась Йену в местных женщинах… Но откуда тогда отличное знание английского? Большинство сиамцев, с которыми ему до сих пор приходилось иметь дело, объяснялись с ним если не на ломаном английском, то по крайней мере с сильным акцептом. Если внешность и костюм у этой пташки местные, то манера изъясняться, безусловно, говорит за то, что она англичанка. Да и лицо у нее не азиатское – скулы хоть и широкие, но глаза не узкие…

Ох уж эти глаза! Большие, темные, выразительные, глаза девушки почему-то напомнили Йену море в лунную ночь. Лучше бы она оказалась англичанкой – тогда больше шансов, что когда-нибудь они встретятся снова…

Но Йену еще ни разу не приходилось встречать англичанку, которая бы чувствовала себя в Сиаме как дома и была вполне своей среди местных девушек – настолько, чтобы нарядиться в местное платье.

Он покачал головой и направился в свою каюту. Черт побери, ему необходимо разгадать эту загадку, иначе она и дальше не будет давать ему покоя!

– Ну наконец-то! – Чей-то голос словно вывел Йена из забытья. – Что-то ты задержался, старик!

– Годфри? Что ты здесь делаешь, черт побери?

Годфри Хармон, военный атташе при британском министре-резиденте в Бангкоке, сидел на кушетке в развязной позе. Огненно-рыжие волосы, обычно аккуратно причесанные, на этот раз были растрепаны, галстук съехал на сторону, роскошный смокинг валялся рядом на стуле, брошенный весьма небрежно.

– Как что? – Судя по голосу, Годфри был заметно пьян. – Поджидаю тебя, старина! Надеюсь, ты не откажешься прошвырнуться со мной по городу, как мы с тобой делали в былые времена в Оксфорде…

– Да ты, я смотрю, уже успел «прошвырнуться»! – Йен усмехнулся. Сняв свой смокинг и небрежно кинув его на стул, он ослабил узел галстука.

– Успел, не скрою, – не смутился его собеседник. – Но не волнуйся, я не настолько пьян, чтобы тебе гнушаться моей компанией. Ты увидишь самые злачные места Бангкока – я все-таки здесь уже два года и многое успел изучить…

– Спасибо, приятель, на сегодня я уже нагулялся. К тому же я не хочу, чтобы кто-нибудь застал меня в злачном месте – обо мне и так уже ходит слава беспутного гуляки. Зачем мне лишний раз подавать повод для сплетен?

– О славе не беспокойся: твоя слава ничуть не хуже, чем та, которой пользуется здесь любой английский аристократ. Ты же знаешь местную публику – сплетни растут как грибы!

– Постой, Годфри, – прищурился Йен, – ты ведь всегда в курсе всех новейших сплетен. Кто именно обо мне говорил и что конкретно?

– Да ладно, старик, успокойся, никто не рассказывал о тебе ничего особенного. Хотя… Похоже, кое-кто уже начинает тебя побаиваться. Взять сегодняшний случай с этой старой гарпией Бингем. Надо было видеть твое лицо, когда ты болтал с ее дочерью, а эта кикимора вдруг подошла и ни с того ни с сего увела свое чадо прямо посреди разговора!

– Годфри, – нахмурился Йен, – для меня не секрет, что ты любишь почесать языком. Предупреждаю – если тебе…

– Не кипятись, старина! С твоими внешними данными ты можешь не бояться сплетен. Что бы кто ни рассказывал, все девицы все равно будут сходить по тебе с ума, стоит им только кинуть взгляд на твою фигуру.

Йен снова покосился на Годфри, и ему показалось, что за пару минут их разговора тот успел захмелеть еще сильнее.

– Честно говоря, на данный момент из девиц меня интересует лишь одна – преинтереснейший экземпляр, который я только что встретил на пристани. – Он подошел к Хармону вплотную. – Годфри, я думаю, такой любитель сплетен, как ты, должен знать, кто она такая. Скажи: тебе известна какая-нибудь девушка-англичанка, которая бы бойко говорила по-сиамски?

– Да, я знаю нескольких. – Хармон важно кивнул. – А сколько лет твоему «экземпляру»?

– Думаю, лет пятнадцать.

– И как она выглядит?

– Вообще-то она похожа на сиамку – черные волосы, карие глаза, худощавая…

– Тогда почему ты решил, что она англичанка?

– Эта девушка говорит по-английски так, словно родилась в Англии.

– Это еще ничего не значит, – фыркнул Годфри. – Взять хотя бы твоего секретаря, Чена. Стопроцентный китаец, а по-английски шпарит…

– Чей – особый случай, он жил в Лондоне, получил блестящее образование… Не думаю, чтобы среди китайцев, получивших образование в Англии, нашлась хотя бы одна девушка. Понимаешь, есть в ней что-то… в ее глазах, в этих волосах… Сам не знаю, отчего я верю, что она англичанка… По крайней мере, английская кровь в ней есть.

Годфри с любопытством посмотрел на приятеля:

– Так, говоришь, ты увидел ее на пристани?

Йен задумался. Стоит ли рассказывать Годфри обо всех подробностях этой встречи? И все же желание узнать, кем была эта таинственная незнакомка, пересилило голос разума.

– Знаешь, – произнес он, – там с ней еще были две сиамки…

Годфри рассмеялся:

– Тогда скорее всего никакая она не англичанка. Обычная сиамская проститутка, которая разыскивала на пристани какого-нибудь морячка… Она к тебе приставала?

Йену вспомнился испуганный взгляд девушки, когда к ней «клеился» пьяный матрос.

– Ничуть. Нет, она не похожа на проститутку, в этом я ютов поклясться.

Предположение Годфри задело Йена. Он никогда не стремился иметь дело с проститутками, тем более с азиатскими, – от них ничего не стоило заразиться чем-нибудь серьезным. Вообще, что касалось женщин, до сих пор Йену еще не приходилось встречать в местных городах кого-нибудь, кто способен был заинтересовать его больше, чем на неделю. За исключением, разумеется, Кэролайн. Но какая женщина могла сравниться с дикой, необузданной леди Кэролайн? Йен резко повернулся к Годфри:

– Ты же понимаешь, старик, проститутка меня не заинтересовала бы, а вот кто же все-таки эта девушка, я хочу знать. Она меня заинтриговала. Надеюсь, ее родные в курсе ночных похождений красавицы.

– Тебе-то что до чьих-то ночных похождений? – Годфри усмехнулся. – С каких это пор ты заделался блюстителем нравственности?

– Годфри, ты осел! – Подойдя к столу, Йен налил себе бренди из фляжки.

– Молчу, молчу! – Хармон поднялся и направился к двери. – Не буду досаждать тебе, раз ты сейчас не в настроении. Не беспокойся, если мне удастся что-нибудь разузнать об этой пташке, я тебя извещу. А сейчас я намерен направиться в ближайшую пивную…

– Что ж, желаю приятно провести время.

Йен отсалютовал приятелю бокалом, и Годфри скрылся за дверью.

Взяв лампу, Йен перенес ее на свой стол. Сегодня за ужином ему удалось узнать кое-что новое, и это, пожалуй, не мешало бы записать. Но как он ни старался сосредоточиться на своих делах, мысли его снова и снова возвращались к таинственной девушке.

На этот раз в его памяти всплыли новые подробности инцидента. Прежде всего нелишне доложить начальству о том, что позволяют себе Хенли и его дружок. Когда Хенли наотмашь ударил девушку по щеке, бедняжка упала на колени, даже не вскрикнув.

Перед мысленным взором Йена возникли и иные подробности – гладкая, шелковая кожа обнаженного плеча девушки, то, как соблазнительно обрисовывала тонкая ткань саронга ее бедра, когда она, повернувшись, пошла прочь… Давно уже ему не приходилось видеть столь привлекательной особы. Красота ее была неброской – не такой, как у эффектных, «роковых» женщин, но именно такую красоту, приглядевшись, начинаешь больше ценить.

Йен встряхнул головой, чтобы отогнать непрошеное видение. Этой пташке скорее всего не больше пятнадцати – такие малолетки не должны его интересовать. Да, безупречной красавицей загадочную незнакомку назвать нельзя… но как блестели ее густые черные как смоль волосы в свете полной луны! В этом свете она показалась ему неземным существом, богиней из восточной легенды. А как сверкали ее глаза – словно у тигрицы, выглядывавшей из лесной чащи… У девушки с таким взглядом наверняка должны быть гордый, независимый характер и большая сила воли.

Йен улыбнулся. Если родители крошки действительно англичане, то им не мешало бы присматривать за дочерью в оба. Отправиться ночью через лес в одиночестве (две сиамки, сопровождавшие ее, не в счет – они едва ли не моложе ее), да еще облачившись в костюм, который большинство английских леди нашли бы шокирующим, – на такое способна далеко не каждая юная особа. И как бы то ни было, саронг смотрелся на ней потрясающе.

Нет, он непременно должен разгадать эту загадку! Английская диаспора в Сиаме не так уж велика, и такая незаурядная девушка, где бы она ни появилась, наверняка не останется незамеченной, так что найти ее не составит труда…

Вот только что он будет с ней делать после того, как найдет? Ответа на свой вопрос Йен не знал, да ему пока и не нужен был этот ответ.

Глава 2

Плотно занавешенные окна экипажа надежно скрывали двух сидевших в нем мужчин от посторонних глаз.

– Майклз, – произнес один из находившихся в экипаже – молодой китаец, – я думаю, тебе следовало бы отнестись к этому с большой осторожностью. Несмотря на то, что удалось подслушать твоим шпионам из разговора девушки с Генри Раштоном, предпринимать что-нибудь против нее, считаю, было бы все-таки рискованно.

Губы Уильяма Майклза дрогнули в циничной усмешке.

– По-твоему, позволить ей узнать от министра-резидента некоторые подробности, касающиеся смерти ее матери, рискованно? Тебе не кажется, что сомнения девицы в том, что эта смерть действительно самоубийство, могут подтолкнуть власти начать расследование?

– Вряд ли кто-нибудь воспримет эти сомнения всерьез. В ее положении вполне естественно сомневаться в том, что мать оказалась на такое способна.

– И все-таки я предпочел бы обезопасить себя. Представь, что будет, если этим делом займется Раштон! Девчонка, надо отдать ей должное, неглупа и к тому же весьма упряма. Если ее начнут расспрашивать, она может вспомнить подробности последнего дня жизни матери, поскольку была на этом чертовом базаре вместе с ней…

– Скажу тебе по дружбе, Майклз, ты тоже додумался: передавать бумаги французскому атташе в таком людном месте!

Майклз поцокал языком:

– Да, не спорю, я и вправду сглупил. Но, сам посуди, мог ли я тогда предвидеть опасность? Рынок всегда кишит людьми – и местными, и англичанами, – кто бы мог подумать, что Рене со своей дочерью окажется там в столь неподходящий момент, да еще будет стоять ко мне слишком близко и узнает пакет, который я при ней брал со стола Раштона! Девчонка, правда, тогда еще была слишком мала, чтобы что-либо понять, но то, как я передавал эти чертовы бумаги, могла видеть. Если Раштон на нее поднажмет, она, возможно, вспомнит подробности. Маловероятно, но я все-таки предпочитаю подстраховаться на все сто.

В глазах Чена мелькнула тревога.

– И что ты с ней сделаешь? Уберешь ее тем же путем, что и мать, и подвергнешь наше дело еще большей опасности?

– Успокойся, Чен, – Уильям помахал рукой, словно отгоняя назойливую муху, – убивать я ее не стану. Я все-таки не настолько глуп и не буду привлекать к себе лишнее внимание. К тому же, признаюсь, мне жаль это невинное создание. Она такой редкий цветок – бойкая, умная, красивая, как и ее покойная мать…

Майклз замолчал. Чен понимал – в этот момент его напарник захвачен воспоминаниями.

– Послушай Майклз, – заговорил он наконец, – ты все еще питаешь страсть к женщине, которая тебя отвергла и которой больше нет, поэтому видишь в дочери то, что видел в матери. Меня пугает твоя страсть – она мешает тебе смотреть на нощи здраво. Это может обернуться непростительной ошибкой для нас обоих!

Наклонившись к китайцу, Майклз взял его за руку:

– Не зарывайся, приятель, и не забывай – ты работаешь на меня! Мои чувства к женщинам – это мое личное дело. – Он снова выпрямился. – Впрочем, о нашей безопасности можешь не беспокоиться – я все обставлю так, что ни ты, ни я в любом случае не пострадаем.

Это заявление немного успокоило Чена.

– Значит, – уточнил он, – новых фальшивых самоубийств не будет?

Ответом ему было молчание.

– Майклз, ты, надеюсь, понимаешь, что никто не должен знать о том, что мы как-то связаны друг с другом? Слава Богу, тебе без проблем удалось убрать эту женщину, и ее муж, кажется, ничего не заподозрил. Но если вслед за матерью умрет и дочь, это ему наверняка покажется странным. А если Монтроуз начнет задавать вопросы министру-резиденту – своему близкому другу, – то для нас это может оказаться гораздо опаснее, чем если девчонка начнет выпытывать подробности у Раштона.

Уильям фыркнул:

– Ты полагаешь, мой друг, что я не все обдумал? Для того чтобы заставить замолчать девчонку, мне вовсе нет нужды убивать ее. Я поступлю по-другому – женюсь на ней. После того как она станет моей женой, ей и в голову не придет заикнуться о чем-либо Раштону или кому бы то ни было. Можешь не сомневаться, уж я сумею об этом позаботиться!

На минуту Чен задумался.

– Что ж, – проговорил он наконец, – идея, пожалуй, неплохая!

Несколько минут они молчали; затем Чен резко наклонился и произнес:

– Идея неплохая, Майклз, но я слыхал, что у вас, англичан, с женитьбой обычно бывает сложнее, чем у нас, китайцев. Чтобы жениться, тебе нужно спросить разрешения у ее отца, а он, возможно, знает, что ты когда-то пытался соблазнить его жену. Это, как нетрудно догадаться, вряд ли тебе на руку.

Уильям улыбнулся:

– Не думаю, что Рене когда-нибудь рассказывала об этом мужу. Во всяком случае, я не припомню, чтобы Джеймс делился этим с кем-нибудь. Если бы он знал, что я пытался соблазнить его жену, он наверняка стал бы меня преследовать. – Внезапно улыбка покинула лицо Майклза и брови его нахмурились. – Рене тогда с таким негодованием отвергла мои ухаживания, что, думаю, и мужу не стала о них рассказывать – она считала меня ничтожеством, не заслуживающим упоминания. Да, жаль все-таки, что Рене отвергла меня! Если бы она стала моей любовницей, мне бы, возможно, не пришлось идти на такую крайнюю меру – уж я сумел бы что-нибудь наврать ей по поводу этих бумаг…

– Меня всегда удивляло – почему, став столь важным свидетелем, она сразу же не сказала обо всем Раштону?

Лицо Майклза, за минуту до того цинично улыбавшееся, вновь посуровело.

– Возможно, – задумчиво проговорил он, – она бы так и сделала, если я тогда не схватил бы ее в дверях и не поцеловал. Она была так шокирована этим, что все остальное сразу же отошло для нее на второй план.

– Что ж, – китаец чуть улыбнулся, – слава Богу, фортуна в тот день оказалась на твоей стороне!

– Ненадолго, друг мой. Потом она увидела меня на рынке. Как назло, она хорошо знала этого французского атташе и знала, что этих бумаг я ему передавать не должен. Что мне после этого оставалось делать, кроме как убрать свидетельницу? Слава Богу, все прошло гладко. Разумеется, до тех пор, пока ее муж был рядом, я не мог ничего сделать. Но вот однажды он уехал, и это сыграло мне на руку. В ту ночь в доме все спали – момент был как нельзя более подходящий…

– Я согласен, – китаец кивнул и прищурил свои и без того узкие глазки, – в твоей ситуации тебе иного и не оставалось. Но ты действительно уверен, что все прошло гладко? Вспомни как следует – ты не оставил никаких улик?

– Да какие улики? Перед тем как Рене выпила яд, я заставил ее написать записку, в которой говорилось, что она якобы любит другого человека и не в силах вынести того, что не может быть с ним. Я пригрозил ей, что, если она не напишет записку, я убью ее дочь. Рене не стала отрицать, своей осведомленности о том, что я шпион, – это было бесполезно. Будь она поумнее, она бы поняла, что убить девчонку я пригрозил лишь ради красного словца – две смерти сразу выглядели бы слишком подозрительно. Но видно, Рене была слишком перепугана, чтобы подумать об этом. Хотя, пожалуй, я все-таки не могу сказать, что все действительно прошло гладко.

Чен бросил на него подозрительный взгляд:

– Что ты имеешь в виду?

– Перед смертью Рене сказала, будто написала записку, в которой говорится, что я передал бумаги французу, и оставила ее в таком месте, где я ее никогда не найду.

В глазах Чена мелькнула тревога.

– Ты мне этого никогда не говорил!

– Поначалу я решил, что она придумала эту записку в надежде, что я пощажу ее. Но потом я задумался: а вдруг эта чертова записка действительно существует? До сих пор, правда, ничего не всплыло, но кто знает…

– А сейчас ее дочь начала проявлять интерес к смерти матери: она даже пыталась расспросить министра-резидента. Если тот начнет расследование…

– Я не должен этого позволить! Итак, выход один – я женюсь на девчонке. Тогда я смогу заставить ее замолчать.

– Да, – кивнул Чен, но взгляд его продолжал оставаться неспокойным, – если женишься, сможешь. Но ты уверен, что сумеешь уговорить Монтроуза выдать за тебя дочь?

Лицо Майклза снова скривила усмешка.

– Согласен, – проговорил он, – над этим придется поработать. Между прочим, я уже дважды закидывал удочку, и оба раза папаша мне отказал. Но мой козырь – Мириам. Эта дура так жадна, что если я посулю ей денег, она встанет на мою сторону. Нужно сделать так, чтобы отец был вынужден выдать Эсме замуж – и выдать только за меня.

Экипаж въехал на безлюдную улицу.

– Останови! – окликнул Майклз кучера. – Я сойду. – Он потянулся к ручке двери.

– Подожди! – Чен схватил его за руку. – Что ты собираешься делать?

– Как сказано у Шекспира, «хорошая репутация – самый летучий товар: порой обретается незаслуженно, порой так же незаслуженно теряется». Пришло время доказать, что великий поэт был прав. Если распространить слух, будто девица имела связь с женатым мужчиной, то после этого папаша перестанет быть особо разборчивым в выборе женихов и согласится выдать красотку за любого, только бы поскорее сбыть ее с рук…

– Но в таком случае ты должен распустить этот слух так, чтобы никто не догадался, откуда он идет. Как ты сможешь это сделать?

– Очень просто. В городе найдется немало заядлых картежников, каждый из которых должен мне кругленькую сумму. Я могу диктовать им любые условия. Их я и заставлю потрудиться. На следующей неделе у Раштона бал – так вот, будь уверен, уже к этому времени о распутности дочери Монтроуза будет судачить весь Бангкок!

Ухмыльнувшись, Майклз вышел из экипажа.

Мириам с недовольным видом посмотрела на племянницу, примерявшую у зеркала новое бальное платье:

– Почему такое кислое лицо, дорогая? Ты, кажется, вовсе и не рада, что идешь на бал? Можно подумать, в этой Богом забытой стране балы происходят каждый день!

– Я рада, что иду на бал, тетя, – откликнулась Эсме, хотя это заявление было, мягко говоря, преувеличением. – Просто я не знаю, как там себя вести. Я ведь никогда не присутствовала на балу! Мне кажется, я там буду чувствовать себя не в своей тарелке…

– Понимаю, – фыркнула Мириам, – на какой-нибудь дикарский праздник ты пошла бы с гораздо большим удовольствием!

Эсме недовольно поморщилась. За несколько дней до того, как идти на Лой Кратонг, она попросила разрешения у тети и, разумеется, получила самый резкий отказ. Мириам, по-видимому, все еще злилась по поводу желания, племянницы посещать языческие празднества. Слава Богу, о том, что та все-таки нарушила приказ, тетка так и не узнала. Синяк свой Эсме объяснила тем, что, проснувшись ночью и захотев попить воды, пошла на кухню и налетела на что-то в темноте. Мириам, кажется, не очень в это поверила, но, слава Богу, доказательств обмана у нее не было.

– Ты слушаешь меня, негодница?

– Конечно, тетя, – откликнулась Эсме, хотя на самом деле была погружена в свои мысли.

– Не понимаю, почему на балу ты будешь чувствовать себя не в своей тарелке. По-моему, там для тебя гораздо более подходящее место, чем в школе, с этими дикарями. Странных ты, однако, себе выбираешь подружек! Не пора ли тебе, красавица, подумать о замужестве? Сегодняшний бал – как раз самое подходящее место, чтобы выбрать себе жениха.

Эсме чуть не застонала.

– И нечего вздыхать! На балу у мистера Раштона соберется лучшая публика – советники, офицеры, негоцианты… Взять хотя бы мистера Майклза – чем не жених?

Мириам продолжала еще что-то вещать в том же духе, но Эсме ее не слушала. Отвернувшись от тетки, она состроила недовольную гримасу. Мил, как всегда, была в своем репертуаре: для нее, разумеется, единственная цель поездки на бал – подыскать племяннице выгодную партию. Эсме казалось, что на балу она будет чувствовать себя не лучше, чем картина, выставленная на аукцион. Один этот ужасный Майклз чего стоил! Лысый торговец уже приходил пару раз свататься к ней и каждый раз, разговаривая с отцом Эсме, пожирал ее похотливым взглядом. Мириам, разумеется, готова была сразу же дать согласие, но, слава Богу, отец все-таки оказался чуточку умнее. Если Мириам станет заставлять ее танцевать с этим типом, вечер будет окончательно, испорчен.

Но сейчас, когда Эсме глядела на себя в зеркало, ей не хотелось думать о плохом. До сих пор ей еще не приходилось надевать столь роскошное платье, и нельзя было не признать, что оно ей весьма шло, подчеркивая соблазнительные линии стройной фигуры.

Оглядывая себя со всех сторон, девушка с удовлетворением отметила, что выглядит ничуть не хуже, чем красотки на картинках в самых модных журналах. Ужасные корсеты и кринолины, которые носили женщины во времена ее матери, слава Богу, вышли из моды, и сейчас, когда под платьем Эсме ничего не было, кроме панталон и нескольких сатиновых нижних юбок, ничто не стесняло ее движений.

Эсме прошлась перед зеркалом, с удовлетворением отметив, как грациозно обрисовывают свободно струящиеся юбки ее стройные ноги. Лиф платья тоже сидел безукоризненно, подчеркивая узкую талию и округлые крепкие груди. Единственным, что, пожалуй, немного смущало ее, было слишком глубокое декольте – до сих пор она не привыкла так сильно оголяться.

Повернувшись к Мириам, Эсме улыбнулась:

– Спасибо за чудесное платье, тетя! Я знаю, во сколько оно тебе обошлось, и, поверь, ценю это.

– Дорогая, для тебя я готова на любые расходы. Во-первых, я не смогу покинуть этот город, пока не найду для тебя достойного мужа. Ну и конечно, я считаю это своим долгом. Вот почему мне необходимо показать тебя обществу в самом выгодном свете.

Эсме постаралась не подавать виду, но слова Мириам ее задели. Мил и не собиралась скрывать того, что старается для племянницы лишь исключительно ради собственной выгоды. Любовью, даже просто родственными чувствами тут и не пахло. Эсме порой сомневалась, способна ли ее тетка вообще на какие-нибудь чувства, кроме страсти к деньгам.

Словно в подтверждение этого Мириам начала снова:

– Желаю тебе приятно провести время, дорогая, но не забывай и о своем положении. Ты всего лишь дочь учителя и не надейся, что вся эта публика будет ходить вокруг тебя на задних лапках. Помни о том, как коварны порой бывают мужчины из высшего света – им ничего не стоит соблазнить какую-нибудь дуреху из низших слоев, позабавиться, а потом бросить. Чем скромнее ты будешь держать себя, тем лучше. А если на тебя обратит внимание британский посол, будь с ним предельно вежливой и не забывай о манерах. Этот малый – сын графа – привык считать, что ему все дозволено. Очень скользкий тип…

Эти слова тетки напомнили о главной причине, по которой Эсме страшилась ехать на бал, – она боялась столкнуться с таинственным незнакомцем, встреченным ею на пристани.

Судя по всему, это человек с высоким положением, и, возможно, он тоже будет приглашен. А вдруг он узнает ее? Или, хуже того, расскажет о ночной встрече тетке?

Эсме испуганно поглядела в зеркало. Синяк, кажется, уже прошел, но…

Прекрати все время хмуриться – так ты никогда не найдешь мужа! – услышала она грозный окрик.

– А я и не хочу замуж! – Эсме еще раз бросила взгляд в зеркало. Из него на нее смотрело юное, слегка испуганное девичье лицо.

– Ты говоришь это нарочно, чтобы позлить меня! – Брови Мириам сошлись на переносице. – Тебе необходимо выйти замуж. Так хочет твой отец, так хочу я. Или ты решила остаться на всю жизнь одинокой учительницей? Я лично не собираюсь торчать в этой дыре до конца своих дней и хочу поскорее вернуться в Лондон, к нормальной, цивилизованной жизни! Твоя мать, если бы была жива, одобрила бы мои действия…

Эсме резко обернулась; в глазах ее загорелся огонь.

– Оставь маму в покое! Моя мать – святая женщина, не смей даже упоминать ее имя!

Лицо Мириам побагровело, руки сжались в кулаки.

– Ну погоди же… – начала она, но все-таки сумела сдержан, себя. – Послушай, красавица! Я не собираюсь всю жизнь с гобой нянчиться – и так уж я слишком много позволяла тебе, вот ты и распустилась дальше некуда. Все, хватит! Я выдам тебя за первого, кто посватается, – будь он хоть старик, хоть урод. Мистер Майклз уже дважды к тебе сватался – Джеймс отказал ему, потому что, видите ли, тебе он не нравится! Но у меня-то этот номер не пройдет.

На минуту Эсме опешила. Несмотря на то, что ей и раньше не приходилось слышать от тетки любезностей, такой Мириам ей видеть еще не случалось.

Она тут же поспешила взять себя в руки.

– Я не боюсь твоих угроз! – заявила Эсме со всей твердостью, на какую была способна. – Еще раз повторяю: не смей даже упоминать мою маму, ты и мизинца ее не стоишь. И не говори, что папа заодно с тобой, – я уверена, если бы он сейчас услышал твои речи, то вышвырнул бы тебя из дома!

Мириам затряслась от злости.

– Я не стою? – прошипела она. – Да это нашему отцу вздумалось завещать все Джеймсу, вот почему я завишу от брата. Но, будь уверена, я отлично знаю, как управляться с Джеймсом. Он уже сожалеет о том, что подпал под влияние твоей матери и слишком много тебе позволял. После того как Рене не нашла ничего умнее, и… – Мириам вдруг запнулась, заметив, какое выражение приняло лицо племянницы. – Впрочем, не важно, – неожиданно успокоившись, продолжила она. – Главное, я уверена: еще одна безумная выходка с твоей стороны – и твой отец сам придет к выводу, что тебя надо поскорее сбыть замуж. Помяни мое слово, красавица, – еще один подобный фортель, и не успеешь опомниться, как окажешься замужем. Так что знай свое место! – Вздернув подбородок, Мириам резко повернулась на каблуках и покинула комнату.

Эсме была так потрясена этим разговором, что едва держалась на ногах. В конце концов она бессильно опустилась на пол прямо там, где стояла.

«Я не заплачу… не заплачу!» – повторяла она про себя. Нельзя показывать Мириам свою слабость!

Впрочем, почему нельзя? Мил сама признавалась, что, если у девушки хмурое лицо, на нее не «клюнет» ни один жених. Вот и хорошо…

Внезапно Эсме резко тряхнула головой. Нет уж, предаться мрачному настроению означало бы, что Мириам все-таки удалось испортить ей вечер. Лучше держаться уверенно и независимо и наслаждаться балом.

Еще раз посмотрев в зеркало на свое хмурое лицо, Эсме заставила себя улыбнуться, затем решительно поднялась и, расправив плечи, направилась к выходу из спальни. За порогом находился огромный, восхитительный мир, в котором – она была абсолютно уверена – ее ждало счастье. И если за это счастье ей придется побороться, Эсме была готова к борьбе.

Через час она уже подходила к крыльцу дома Раштонов. На улице стояла изнурительная жара, но Эсме не чувствовала ее – настолько она была погружена в свои мысли. Поднимаясь вслед за теткой по холодным каменным ступеням, она заставила себя расслабиться. В конце концов, чего ей бояться?

Здесь собрались все ее друзья. Генри Раштон, министр-резидент – лучший друг ее отца; жена его, Блайт, была близка с матерью, да и сама Эсме посещала этот дом бессчетное количество раз…

В этот момент в дверях появилась хозяйка бала.

– Эсме, дорогая, – приятное лицо Блайт светилось теплой, дружеской улыбкой, – ты выглядишь потрясающе! Я так рада за тебя!

Мил тоже удостоилась приветствия, но гораздо более сдержанного – Блайт всегда недолюбливала тетку за ее отношение к племяннице.

– А где твой отец, дорогая? – демонстративно игнорируя Мириам, обратилась Блайт к Эсме.

– Папа просил передать свои извинения – ему сегодня немного нездоровится. Я хотела остаться с ним, но он сказал: – Не надо, поезжай!»

– Да не так уж сильно ему и нездоровится! – не скрывая презрения, фыркнула Мил. – Просто Джеймс, как всегда, решил устраниться от своих обязанностей отца. – Она повернулась к Блайт: – Если честно, это я настояла на визите. Во-первых, кто-то должен за ней присматривать, раз уж Джеймс не хочет, во-вторых, должна же она рано или поздно выйти в свет! – Мириам скосила глаза в сторону племянницы.

– Разумеется. – Блайт кивнула и тут же подмигнула Эсме, словно говоря, на чьей она стороне. – Будь как дома, дорогая!

Блайт повела Эсме в гостиную, по дороге рассказывая о Юм, какие потрясающие модные платья прибыли недавно из Лондона. Эсме внимательно слушала, радуясь возможности занять ум чем-то более приятным, чем ворчание тетки.

Вскоре она и вовсе успокоилась и начала с любопытством оглядываться по сторонам. Гостиная, залитая мягким, уютным светом, быстро заполнялась нарядными людьми, которые непринужденно болтали, разбившись на группы. Широко раскрытыми глазами смотрела Эсме на платья жен богатых купцов. Если еще час назад собственное платье казалось ей иерхом изысканности, то сейчас она со вздохом отметила, что по сравнению с роскошными нарядами присутствующих на балу оно выглядит весьма скромно. Но стоит ли расстраиваться из-за этого? Эсме и не думала ни с кем тягаться – ей просто необходимо было вырваться из душной, домашней суеты, скрыться от занудных теткиных лекций.

Эсме жадно вдыхала в себя атмосферу бала, словно томимый жаждой путник, наконец-то припавший к воде, она наслаждалась этой атмосферой… пока с удивлением не заметила, что взгляды многих гостей устремлены на нее. В этих взглядах было не просто любопытство, а что-то такое, отчего Эсме становилось не по себе. Она покосилась на Блайт – но та, казалось, ничего не замечала, в то время как двое офицеров, глядя на нее, о чем-то оживленно шушукались. Да в чем дело? Может быть, платье на ней плохо сидит? Или декольте ее смотрится слишком нескромно? Но другие дамы оголены не меньше, если не больше…

И вдруг все эти вопросы мгновенно исчезли из головы Эсме; остался один лишь пронзительный взгляд синих глаз. Опасения ее подтвердились – таинственный незнакомец тоже был здесь. Те же густые каштановые волосы, оттеняющие бронзовый загар лица, – очевидно, мужчина совсем недавно сошел с корабля, на котором он до этого провел несколько месяцев в открытом море. От широкоплечей, мускулистой фигуры незнакомца веяло недюжинной силой и уверенностью в себе. Черты лица его были резкими, словно высеченными из гранита, – но именно такие лица большинство женщин находят чертовски привлекательными. И все же самыми примечательными, несомненно, были глаза. Взгляд этих глаз одновременно пугал и притягивал Эсме; в нем безошибочно читалось то, чего девушка так боялась, – он тоже узнал ее.

Словно в подтверждение этого лицо незнакомца расцвело дружеской улыбкой; он галантно поклонился Эсме, словно старой знакомой.

Чувствуя, как розовеет ее лицо, Эсме поспешила отвернуться, словно ища спасения в обществе Блайт и тетки. Чтобы еще сильнее скрыть лицо, она начала обмахиваться веером из пальмовых листьев – подарком Мириам, но ничто не могло спасти ее от жара, шедшего изнутри.

Хотя Эсме не смотрела на незнакомца, она кожей чувствовала, что он приближается к ней.

– Ого! – услышала она у себя над ухом веселый голос Блайт. – Оказывается, лорд Уинтроп уже положил на тебя глаз! Про него ходят слухи, что он беспардонный ловелас, но я, признаться, ни на йоту в это не верю. Как бы то ни было, сегодняшнем балу он, похоже, одна из главных достопримечательностей, поскольку он совсем недавно прибыл в наш город. Мне даже жаль беднягу – как они все на него накинулись, словно на чудо природы! Тем не менее, пора вас представить. Будь уверена, он найдет тебя очаровательной!

– Ради Бога, Блайт… – начала было Эсме, но тот, о ком говорила Блайт, уже стоял рядом.

Эсме словно приросла к месту от ужаса, когда хозяйка бала сделала шаг навстречу Уинтропу.

– Я рада, что вы посетили нас, милорд! Позвольте представить вам одну юную особу.

Эсме захотелось крикнуть: «Нет!» – и, презрев все приличии, бежать с бала без оглядки, но взгляд бездонных глаз словно гипнотизировал ее. Собравшись с духом, она подняла ресницы, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения.

Затем Блайт представила лорду Мириам, но Уинтроп едва удостоил ее взглядом – его внимание было целиком приковано к Эсме. Словно сквозь пелену до девушки донесся голос шишки бала, сообщившей, что его сиятельство – новый британский посол в Бангкоке. Сердце Эсме окончательно ушло в нитки. Лорд Уинтроп был явно из тех людей, которые привыкли строго соблюдать правила света. Теперь он наверняка расскажет отцу о ее ночных похождениях!

– Мать Эсме была из Лаплантов, – продолжала Блайт. – Но вы наверняка знаете их, ваше сиятельство, – это весьма известная фамилия в Париже. И вот она бросила все, вышла замуж за Джеймса Монтроуза – школьного учителя, – после чего поехала с ним в Сиам. Романтичная история, не правда ли?

– Блайт, дорогая, – проскрипел голос Мириам, – я не уверена, что его сиятельству интересно слушать историю о родителях Эсме.

– Вы разве не мать мисс Монтроуз? – удивился Уинтроп.

– Ну уж нет, – проговорила Мил так, словно само это предположение было для нее оскорбительно. – Я сестра ее отца и приехала из Лондона по его просьбе. – Мириам особо подчеркнула слово «Лондон».

В этот момент раздались первые звуки вальса.

– Надеюсь, вы не станете возражать, если я на время похищу вашу племянницу? – Уинтроп заговорщицки подмигнул Мириам.

– Почту за честь, ваше сиятельство! – Мил нехотя выжала из себя улыбку.

Меньше всего на свете Эсме сейчас хотелось танцевать с «этим типом». Чем дальше она будет держаться от него, тем лучше. Но отказаться означало бы разозлить и без того сердитую на нее Мириам. К тому же Блайт уже начинала недоумевать, почему Эсме так странно ведет себя.

– Я тоже почту за честь, сэр! – вежливо проговорила она.

Мириам смотрела вслед племяннице, довольная хотя бы тем, что не успели они появиться на балу, как на ее непутевую родственницу уже кто-то обратил внимание. Блайт тоже была рада за Эсме, причем вполне искренне и бескорыстно.

Эсме усмехнулась про себя. Лорд Уинтроп оказался тем самым британским послом, про которого тетка давеча говорила ей: «Будь с ним построже – он скользкий тип и привык считать, что ему все дозволено». Но как оказалось, вся эта лекция была лишь очередным спектаклем – судя по всему, Мириам лорд Уинтроп представлялся кавалером ничуть не худшим, чем кто-либо другой.

Итак, она попалась! Теперь уж он наверняка выпытает все ее тайны… Как тут быть? Молчать во время танца? Впрочем, поспешила утешить себя Эсме, возможно, она напрасно так беспокоится: Уинтроп скорее всего давно забыл о досадном происшествии – как-никак с тех пор успела пройти целая неделя…

– Что-то вы попритихли, мисс. – Молодой человек ободряюще ей улыбнулся. – Не бойтесь, я не кусаюсь!

– Простите меня, ваше сиятельство, я и вправду немного смущена – до сих пор мне не приходилось танцевать с такой высокотитулованной особой!

– В таком случае мы с вами квиты – мне тоже до сих пор не приходилось танцевать со столь незаурядной женщиной.

Эсме рассмеялась:

– Мы ведь едва знакомы. Откуда вы знаете – может быть, я как раз самая заурядная?

– Поверьте, мисс, на это дело у меня есть безошибочное чутье.

Когда они вошли в бальный зал, Уинтроп легко сжал ладонь Эсме в своей руке, а затем положил другую руку ей на талию. Несмотря на то что улыбка нового знакомого была теплой и дружеской, Эсме чувствовала себя словно затравленный зверь в западне. К тому же она до сих пор не была окончательно уверена, узнал ли этот человек в ней ту самую девушку, которую он защитил тогда на пристани от пьяных матросов. Пора бы ему уже что-то сказать, чтобы развеять ее сомнения мни, напротив, подтвердить их…

Эсме старалась не смотреть на Уинтропа. На что бы такое отвлечь его внимание, чтобы и он не разглядывал ее так пристально?

– Позвольте полюбопытствовать, ваше сиятельство, – нашлась она наконец, – в чем состоит ваша миссия здесь? Возможно, англичанам уже удалось разрешить все свои противоречия с французами? Можем ли мы ожидать перемирия?

Уинтроп удивленно посмотрел на нее:

– А еще говорите, что вы заурядность! Не многие девушки и нашем возрасте интересуются политикой! Кстати, сколько нам лет, дитя мое?

– Восемнадцать. – Эсме потупилась.

– Я думал, вам меньше! – Он покачал головой.

Эсме вдруг вспомнила, как они разговаривали тогда, на пристани, и ее сердце екнуло. В восточном костюме, едва прикрывавшем грудь и бедра, она и впрямь должна была казаться моложе. Теперь же, впервые примерив на себя образ светской дамы, Эсме выглядела, пожалуй, даже старше своих лет.

– Всего восемнадцать, и уже интересуетесь политикой?

– А что здесь такого? – Девушка вспыхнула. – Мой отец… – Она вдруг запнулась, вспомнив, что уже упоминала своего отца в драматическую ночь после праздника.

– И что же ваш отец? – точно так же, как тогда, переспросил Уинтроп.

– Мой отец считает, что политика одинаково важна как для мужчин, так и для женщин, – проговорила Эсме, словно в чем-то оправдываясь, и тут же мысленно отругала себя – оправдываться ей было не за что.

– Я смотрю, ваш отел человек мудрый! И многому он уже успел вас научить?

Вопрос этот прозвучал на удивление просто – Уинтроп явно был искренне заинтересован, а не спрашивая лишь из вежливости. Это на минуту ослабило самоконтроль Эсме.

– Да, многому, – улыбнулась она. – Истории, математике, языкам… Он всегда хотел, чтобы я много знала.

– Языкам? На каких же языках вы говорите?

– Я знаю французский, немножко немецкий…

– А сиамский? – поддразнил он ее.

До Эсме только сейчас дошло, что, собственно, ради этого вопроса он и начал весь разговор. Так и есть – в эту минуту английский посол лорд Уинтроп смотрел на нее с довольным видом охотника, которому удалось загнать свою жертву в западню.

Улыбка тут же исчезла с лица Эсме.

– Сиамский? Разговариваю чуть-чуть, нельзя сказать, чтобы очень хорошо…

– Я думаю, – все с тем же видом продолжал он, – не много найдется англичанок, сносно разговаривающих по-сиамски – этот язык на самом деле очень сложный. Готов поспорить, дитя, что вы не так уж невинны, как кажется на первый взгляд, – за вашу короткую жизнь вы успели многое повидать…

– Боюсь, вы преувеличиваете, сэр! – упавшим голосом проговорила Эсме.

– Послушайте, мисс Монтроуз, с некоторого времени мне не дает покоя одна загадка. Может быть, вы, с вашими обширными познаниями сиамских обычаев, подскажете ответ?

– Я слушаю вас, милорд. – Эсме старалась не замечать дразнящего тона Уинтропа и того, что его рука сильнее сжала ее талию.

– Видите ли, неделю назад я совершенно случайно попал на местный праздник под названием Лой Кратонг. Вы не могли бы сказать, что это за праздник?

Внутри у Эсме все оборвалось. Сомнений не оставалось – посол узнал ее. Тогда зачем ему ходить вокруг да около? Почему он не скажет ей об этом напрямую?

– Боюсь, что не смогу вам ответить, сэр.

– В самом деле? – Он усмехнулся. – Так-таки вы, мисс, ни разу не видели этот праздник?

Эсме почувствовала, как ее покидают последние остатки мужества. Но, по крайней мере, теперь уже она твердо верила, что Уинтроп все знает и все помнит.

– Не стану отрицать, мне приходилось на нем бывать, – тихо проговорила она.

– Стало быть, это вас я тогда встретил в порту?

Спорить было бесполезно.

– Да. – Голос Эсме задрожал.

– И каким же ветром вас туда занесло, позвольте полюбопытствовать?

– Просто хотела посмотреть на праздник, как и вы, сэр.

– Вы хотите сказать, что ваш отец вам это позволяет? Я уже не говорю об этой железной леди, вашей компаньонке…

Эсме нахмурилась. Надо как-то дать понять этому типу, что он сует нос не в свое дело! Если он все пронюхает, то наверняка расскажет ее родным. Девушка почувствовала, как в груди у нее нарастает черная волна антипатии к ее недавнему спасителю. Кто дал ему право быть таким любопытным? Ей достаточно и того, что тетя Мириам контролирует каждый ее шаг, но Мил хотя бы родственница, а этот Уинтроп – посторонний…

Эсме гордо вскинула голову:

– Простите, но это не ваше дело, господин посол.

Она ожидала, что Уинтроп рассердится, но, судя по его взгляду, ее слова лишь раззадорили любопытство этого человека.

– Что ж, понимаю. – Он усмехнулся. – Вы убежали из дома. Я угадал?

– Меня пригласили, сэр!

– Разумеется – я полагаю, те самые две сиамские девушки. Но не думаю, чтобы у вас было разрешение посещать это празднество, не говоря уже о том, чтобы облачаться в сиамский костюм.

Упрямо склонив голову, Эсме молча смотрела на роскошный серый шелковый галстук Уинтропа.

– Нет-нет, – с комичной поспешностью произнес молодой человек, – если вы решили, что ваш костюм мне не понравился, спешу успокоить: вы выглядите в нем очень соблазнительно!

– Прошу вас, сэр…

– Что это вы так застеснялись, дитя мое? – В глазах Уинтропа загорелся лукавый огонек. – Меня этим не обманешь. Я уже успел понять, что вы девушка отнюдь не робкого десятка.

Собравшись с духом, Эсме твердо произнесла:

– Миссис Раштон говорила мне, сэр, о вашей… скажем так, не совсем лестной репутации. Правда, затем она уверила меня, что это просто слухи, но теперь я вижу – вы действительно опасный человек, лорд Уинтроп! Воля ваша, сэр, я не хочу больше танцевать!

Эсме попыталась вырваться, но Уинтроп лишь сильнее прижал ее к себе.

– Ну уж нет! – протянул он. – Танцуем до конца, иначе… Вы же не хотите, чтобы я рассказал вашей тетке о тех ночных похождениях?

– Вы не посмеете! Отпустите меня!

– Отчего же? Я должен ей это рассказать – для вашего же блага. Похоже, вы до сих пор не до конца осознаете, как опасно молодой красивой девушке разгуливать по ночам одной.

Эсме молчала, не в силах произнести ни слова – от обиды она словно утратила собственную волю, и теперь Уинтроп кружил ее по залу словно пушинку. Почему, в конце концов, в этом мире все так несправедливо? Чем она так прогневила Бога, что не имеет права хотя бы раз в году позволить себе невиннейшее развлечение – полюбоваться огнями, плывущими по реке?

Впрочем, – Уинтроп снова усмехнулся, – может быть, еще и ваша возьмет, вы сумеете заставить меня молчать…

Только сейчас Эсме с ужасом обнаружила, что они, танцуя, покинули бальный зал и находятся в пустой гостиной, а Уинтроп настойчиво тянет ее к распахнутой двери, ведущей на открытую террасу. Не успела она опомниться, как уже стояла наедине с ним под усеянным звездами небом.

Взгляд молодого человека недвусмысленно скользнул по ее телу.

– Что вы делаете? – Теперь уже Эсме перепугалась не на шутку. – И зачем привели меня сюда?

Несмотря на то, что они остановились, руки Уинтропа сжимали ее еще сильнее, чем прежде. На открытом воздухе было прохладнее, чем в душном бальном зале, но Эсме ничего не замечала.

Уинтроп улыбнулся:

– Я хочу предложить вам небольшую сделку, мисс, и уверен, что ее условия не будут для вас тяжелы. Я ничего не рассказываю вашей тетке о ваших похождениях… а вы мне за это оказываете одну небольшую услугу.

– Какую именно, сэр? – Хотя Эсме боялась задавать этот вопрос, но любопытство пересилило.

– Просьба моя, в сущности, ничтожна. Может быть, не очень скромна, но, учитывая тот свободный образ жизни, который вы ведете…

Эсме почувствовала, как из глаз ее брызнули слезы.

– Что бы вы обо мне ни думали, сэр, смею вас заверить – я не из тех, кто делает подобные одолжения!

– Не знаю, не знаю! – Взгляд Уинтропа недвусмысленно устремился в ложбинку между ее грудей.

– Чего вы от меня хотите? – прошептала она. Близость этого мужчины пугала ее и одновременно странным образом возбуждала.

– Только этого. – Наклонившись, Уинтроп коснулся губами ее губ.

Эсме неподвижно застыла, шокированная столь властным напором; но уже в следующий момент она нашла в себе силы отпрянуть и таким образом избежать непрошеного поцелуя.

В памяти Эсме вдруг всплыл отвратительный слюнявый поцелуй пьяного моряка.

– Что вы себе позволяете?! – вскрикнула она.

– А почему, собственно, я не могу себе этого позволить? – как ни в чем не бывало ответил Уинтроп. – Или вы станете уверять, что никогда раньше ни с кем не целовались?

– Целовалась… но…

– Но это все не в счет, не так ли? – Рука Уинтропа приподняла ее подбородок, заставляя очаровательную пленницу против воли смотреть ему в глаза. – Я полагаю, до сих пор вам приходилось целоваться лишь с сопливыми мальчишками да дряхлыми стариками?

Глаза Эсме вспыхнули, но она постаралась сдержать себя.

– Не совсем так, милорд. До сих пор мой опыт ограничивался лишь одним пьяным матросом. Но, как ни мал этот опыт, он позволяет мне сделать вывод, что между ним и некоторыми представителями высших классов разница, в сущности, невелика.

– Неужели эта свинья Хенли был первым, кто поцеловал столь прекрасный цветок? – Уинтроп в недоумении пожал плечами. И тут губы его снова коснулись ее губ.

На этот раз Эсме почувствовала, что ее сердце против воли начинает таять от его поцелуя; ей даже показалось, будто неведомая сила приподнимает ее над землей…

Она предприняла новую отчаянную попытку вырваться, но… ноги ее словно стали ватными.

Уинтроп по-прежнему крепко держал ее за талию, и, когда его язык вдруг скользнул ей в рот, Эсме не на шутку перепугалась. Испуг ее, должно быть, передался молодому человеку, ибо он тут же отпрянул от нее. В глазах его светилось искреннее удивление, а взгляд словно говорил: «Не может быть, чтобы тебе это не нравилось!»

И тут из глаз Эсме градом покатились слезы, а кулачки ее принялись исступленно бить в широкую грудь Уинтропа.

– Вы что, с ума сошли? – в отчаянии воскликнула она.

– Возможно. Но неужели эта пьяная скотина Хенли и впрямь был первым, кто вас поцеловал?

– Если вы не верите мне, сэр… – Слезы хлынули из глаз Эсме еще сильнее.

– Да верю, верю… – Уинтроп снова обнял ее, но на этот раз так нежно, как отец, успокаивающий ребенка. – Прости меня, крошка, я не хотел… Ну же, все теперь будет хорошо…

Словно ища у него защиты от него же самого, Эсме, продолжая тихо всхлипывать, крепче прижалась к груди.

Порывшись в карманах, Уинтроп извлек платок и церемонным жестом предложил его. Эсме. Не в силах говорить и лишь благодарно кивнув, она взяла платок, вытерла слезы и совсем неграциозно высморкала нос.

– Что ж, виноват, значит, виноват, – Уинтроп невольно вздохнул, – поначалу мне не верилось, что вы и впрямь столь невинны. Но, согласитесь сами, поверить в это было трудновато – порядочные молодые леди не ходят по ночам в одеждах, едва прикрывающих тело!

Эсме вдруг подумала, что лорд Уинтроп в чем-то прав – разгуливая в таком виде ночью, и впрямь рискуешь «быть неверно понятой».

– Возможно, это у вас в привычке – всегда думать о людях худшее! – Эсме снова промокнула платком глаза. – Надеюсь, вы все-таки не приняли меня за проститутку лишь на основании того, что ко мне приставали пьяные моряки?

– Бог свидетель, дитя мое, – он покачал головой, – тогда я ничего такого не подумал, а просто решил, что вы невинная девушка, по наивности попавшая в беду. И еще мне показалось, что вам лет пятнадцать, не более. Признаюсь, однако, что сейчас, когда я узнал, сколько вам на самом деле, у меня мелькнула мысль…

– Я всего лишь хотела посмотреть на праздник! – нетерпеливо прервала она. – Тетя Мириам чрезмерно строга, да и отец в последнее время почему-то стал все больше плясать под ее дудку. Этот праздник – единственная отдушина, которую я могу себе позволить. Имею я, в конце концов, право хоть чуть-чуть развлечься?

Уинтроп стоял молча, скрестив руки на груди, внимательно слушая, словно позволял ей излить ему душу.

– Если вы сообщите им об этом, сэр… – начала Эсме и вдруг осеклась. Для чего, собственно, она рассказывает все этому человеку? У британского посла наверняка своих забот полон рот, да таких, что ее проблемы, вероятно, кажутся ему детскими игрушками по сравнению с его собственными.

Она огляделась вокруг. Южная ночь была пропитана запахом жасмина, кружащим голову.

– Так что? – нетерпеливо переспросил Уинтроп. – Что будет, если я расскажу им? Продолжайте, дитя мое!

– Тогда мне конец, – упавшим голосом проговорила Эсме.

– В самом деле? – Он скептически вскинул бровь.

– Тетя Мириам сегодня заявила, что еще один фокус с моей стороны – и она отдаст меня замуж за одного торговца, которого я терпеть не могу. Если я за него выйду, то буду несчастна всю оставшуюся жизнь!

– Всю жизнь? Ну уж это, боюсь, преувеличение! – Уинтроп усмехнулся.

Его насмешливый тон задел Эсме.

– Простите, – сухо заметила она, – я, разумеется, не должна была вам всего этого рассказывать. Поступайте как знаете, сэр. Доносите моему отцу и тете, если считаете нужным.

Неожиданно Уинтроп крепче сжал руку Эсме.

– Не беспокойтесь, я не пророню ни слова. Обещаю это, хотя, честно говоря, нахожу пристальное внимание родственницы к вашему поведению отнюдь не лишним. Покоряюсь вашей просьбе только потому, что чувствую себя перед вами виноватым, так как принял вас за женщину легкого поведения.

– Спасибо, – пробормотала Эсме, хотя все еще не была уверена, стоит ли доверять этому человеку.

С минуту Уинтроп пристально смотрел на нее, затем его руки еще сильнее обвилась вокруг ее талии.

– Сказать по правде, одного вашего «спасибо» мне мало. Хотелось бы чуть большей благодарности…

Глядя в глубокие, словно омуты, глаза Уинтропа, Эсме отлично понимала, что он желает еще одного поцелуя. Что ж тут поделаешь – кажется, ей ничего больше не остается, как только согласиться на его просьбу.

Привстав на цыпочки, Эсме на мгновение коснулась губами его лба.

– Как, и это все? Разве так целуют?

Не дожидаясь ее реакции, Йен сам поцеловал ее в губы. Поцелуй на этот раз был еще более напористым и страстным, чем предыдущий, но отнюдь не грубым.

И тут, сама не отдавая себе отчет в том, что делает, Эсме, крепко прижавшись к нему, обхватив его за шею руками, ответила на его поцелуй. Наконец он отпустил ее, и с его губ невольно сорвался удовлетворенный вздох.

– Нам пора возвращаться в бальный зал, крошка, я и так уже слишком долго задержал вас. Пора – иначе может пострадать ваша репутация. Чтобы этого не произошло, предлагаю следующее: вы возвращайтесь тем же путем, каким оказались здесь, а я попробую найти окружной путь – он наверняка есть – и проникнуть в зал через другой вход. Не стоит подавать всем этим идиотам еще один повод для сплетен.

Эсме осторожно покосилась на него, но на лице Уинтропа, напоминавшем в этот момент непроницаемую маску, трудно было что-либо прочесть.

– Идите же, – шепнул он. – Возвращайтесь в свой маленький уютный мирок, пока я не передумал.

Эсме молча покинула террасу и, пройдя через комнату, вошла в зал.

Глава 3

Вернувшись в зал, Эсме вдруг обнаружила, что по-прежнему сжимает в кулаке платок, одолженный лордом Уинтропом.

Поняв, что произошло, она застыла в нерешительности. Что делать? Разыскать владельца платка и вернуть? Но стоит ли – это лишь создаст ей дополнительные проблемы… а сейчас Эсме меньше всего нужны лишние волнения – представ снова перед очами Мириам, нужно выглядеть спокойной, чтобы та ничего не заподозрила.

Для того чтобы немного прийти в себя, Эсме решила уединиться на несколько минут в дамской комнате. Зайдя туда и убедившись, что, кроме нее, там никого нет, она облегченно вздохнула… и тут же ее охватил внезапный страх: а вдруг все происходящее так отразилось на ней, что, когда она посмотрит в зеркало, из него на нее глянет лицо не невинной девушки, а зрелой, искушенной женщины… Опасливо покосившись в зеркало, она не без удивления обнаружила, что лицо ее ничуть не изменилось – разве только глаза покраснели от слез.

Чтобы немного освежиться, Эсме пару раз ополоснула лицо холодной водой. Не зная, куда деть злополучный платок лорда Уинтропа, она сунула его под лиф своего платья – поглубже, чтобы никто не заметил. С платком ей придется разобраться потом.

Она уже направлялась к выходу, как вдруг у дверей чуть не столкнулась с Мириам.

– Где ты пропадала? – Мил пристально разглядывала Эсме, словно пытаясь отыскать свидетельство каких-нибудь тайных грехов.

– Я… Мне стало немного дурно, тетя, – залепетала Эсме, стараясь, чтобы ее голос не звучал так, словно она за что-то оправдывается, – вот я и зашла ополоснуть лицо, освежиться…

– Пожалуй, не следовало позволять тебе танцевать с лордом Уинтропом. – Мириам нахмурилась. – После того как вы с ним удалились, мне рассказали про него ужасные вещи…

– Я не знаю, что про него рассказывают, тетя, – перебила ее Эсме, – но со мной по крайней мере ничего не случилось.

– Что ж, и то слава Богу. – Мириам все так же недоверчиво смотрела на нее. – Пошли скорее, мистер Майклз уже заждался. Он хочет потанцевать с тобой.

– Иду, тетя.

Следуя за теткой, Эсме невольно поежилась, подумав о том, как реагировала бы Мириам, если бы узнала, что этот ужасный (хотя чем же он так ужасен?) лорд Уинтроп поцеловал ее племянницу. Но к счастью, на этот раз все обошлось.

Глядя на Эсме, танцующую с льнущим к ней негоциантом, годившимся ей в отцы, Йен испытывал смешанные чувства. Ему больно было смотреть, как грубая ручища торгаша сжимает хрупкую девичью талию так, словно партнерша по танцу – его собственность. Тем не менее, Эсме, судя по ее виду, воспринимала этот танец как неприятную, но неизбежную обязанность – танцуя потом с молодыми грациозными офицерами, она явно отводила душу. Йен поймал себя на том, что если не ревнует девушку к этим офицерам, то по крайней мере завидует им – недолгого общения с юной красавицей ему было явно недостаточно для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Эсме заинтересовала его с момента их первой встречи, и того, что у него возникло желание узнать о ней как можно больше, он не мог отрицать.

Йен повернулся к Годфри, оживленно болтавшему о чем-то с коллегой из консульства Джорджем Уолкером.

– Видишь вон ту девушку, в лиловом платье? – спросил он, дождавшись паузы в разговоре двух приятелей. – Кто она такая? Тебе известно о ней что-нибудь?

Годфри усмехнулся:

– Забавно, старина, что ты задал этот вопрос именно в тот момент, когда мы с Джорджем говорили как раз об интересующей тебя особе. Эта пташка – дочь местного учителя, большого друга хозяина сегодняшнего бала. Лично я, правда, встречался с ней от силы раза два-три, но ты же знаешь, как любит здешняя публика всякие сплетни, так что в наших краях вовсе не обязательно быть знакомым с человеком лично, чтобы знать о нем все.

– И что же тебе о ней известно? – с нетерпением спросил Йен.

– Еще неделю назад эта крошка имела репутацию вполне скромной, порядочной девушки, правда, склонной к достаточно вольной дружбе с местными девицами, но всего лишь несколько минут назад я услышал о ней такое…

– Услышал? Черт побери, Годфри, бьюсь об заклад, что ты не услышал, а – наполовину по крайней мере – сам все это придумал!

– Богом клянусь, старик, я ничего не придумывал. – Годфри с заговорщицким видом наклонился к уху Йена: – Самому верится с трудом – с виду эта крошка и впрямь абсолютно невинна. Но я знаю, что человек, от которого я это услышал, зря чесать языком не будет. Короче, наша красотка – любовница самого Генри Раштона! Кто бы мог подумать! Как тебе это нравится, а?

Йен прищурился:

– Брешешь, приятель! Я только что сам танцевал с ней и готов поклясться – девочка невинна, словно новорожденный младенец! – Говоря это, Йен не отрывал пристального взгляда от Эсме, о чем-то оживленно беседовавшей с симпатичным молодым капитаном.

– Понимаю, как же, – не унимался Годфри, – ты человек благородный и никогда не думаешь ни о ком плохо. Не тебя одного поразила эта новость – мы все, признаться, в глубоком шоке. Тем более что папаша у нее весьма строгий и начал вывозить ее в свет лишь сейчас, когда она уже достигла того возраста, когда невозможно держать ее под семью замками… Но… видишь ли, мне рассказал об этом сам Лоренс – секретарь Раштона!

– Может быть, Лоренс придумал все это с какой-то своей тайной целью. – Йен по-прежнему отказывался верить, что Эсме на такое способна.

– Зачем ему придумывать? Напротив, он очень опасался, что столь шокирующая новость может получить широкую огласку.

Йен пару раз встречал Лоренса, и тот не произвел на него впечатления человека, способного придумать подобную мерзкую ложь. Да и зачем ему компрометировать начальника и рисковать карьерой? Неужели и впрямь правда? Йен сурово нахмурился.

– За Генри уже давно закрепилась репутация донжуана, – продолжал Годфри. – Чуть жена за дверь, а он тут же с какой-нибудь бабенкой… Но соблазнить дочь лучшего друга – для этого надо быть сущим дьяволом! Сказать по правде, мне жаль девчонку – если эта новость распространится, бедняжке трудно будет найти приличного жениха.

«Бедняжка! – усмехнулся про себя Йен. – Умеет же эта «бедняжка» строить из себя невинную девочку! Даже до Кэролайн ей далеко – а та уж на что актриса…»

Перед глазами молодого человека снова встал образ Кэролайн, какой он увидел ее в момент их первой встречи. Скакавшая по широким лугам отцовского имения на породистом жеребце Кэролайн действительно была на загляденье хороша. Йена буквально очаровала ее раскованность; мог ли он тогда предполагать, что именно из-за этой манеры поведения все вокруг готовы разбиться в лепешку, чтобы исполнить самый взбалмошный ее каприз?

Раскованность… Йену потому и понравилась эта черта в характере возлюбленной, что сам он, постоянно вращаясь в высшем обществе, и будучи вынужден соблюдать все светские условности, очень многого не мог себе позволить. Кэролайн была для него словно глоток свежего воздуха.

Иллюзии его рухнули в одночасье, когда однажды он обнаружил свою «мечту и идеал» на сеновале забавляющейся с конюхом. Лишь после этого Йен осознал, что, собственно, означало для Кэролайн пресловутое презрение к светским условностям. Девушка не просто презирала условности – для нее ничего не значили самые элементарные моральные нормы, а единственным законом было ее собственное желание.

Вспомнив всю боль, все унижение, которые ему пришлось перетерпеть от этой женщины, Йен поморщился. Она считалась его невестой – и после того инцидента как ни в чем не бывало продолжала воображать себя таковой. Но для Йена это был конец – любовь, вспыхнувшая в одночасье, так же мгновенно умерла. Да и можно ли вообще назвать страсть любовью? Он был очарован ее дикостью и необузданностью, но для любви этого мало. Может быть, ему стоило не жениться на ней, а просто сделать красотку своей любовницей? Тогда и измену ее он переживал бы не так сильно…

И вот он опять чувствует, как его начинает охватывать страсть к юному, необузданному созданию… Снова повторяется та же история – не успел он, словно наивный юноша, поверить в непорочность и чистоту, как его «идеальная дама сердца» оказывается на поверку обыкновенной шлюхой.

Но какова актриса! Как легко было поверить ей, когда она проливала перед ним крокодиловы слезы… Знать бы ему обо всем этом еще давеча, когда она умоляла не рассказывать тетке о ее ночных похождениях, Йен не стал бы давать клятв защищать эту «невинную овечку». А может, стоит рассказать все это ее папаше и тетушке – в наказание за то, как ловко она его дурачила?

«Впрочем, – подумал Йен, – лучше подальше держаться от этой пташки». А то еще, чего доброго, красотка забеременеет от Раштона, папаша начнет срочно подыскивать своему чаду жениха, чтобы прикрыть грех, и не успеет он опомниться, как снова окажется в сетях коварной интриганки, в совершенстве умеющей строить из себя невинного ангелочка…

Но как ни пытался Йен вычеркнуть Эсме Монтроуз из своей памяти, это ему так и не удалось. Он танцевал с молодой женщиной, ничуть не менее привлекательной, чем Эсме, – а перед глазами снова и снова вставало раскрасневшееся от поцелуя лицо, черные, как ночь, локоны, разметавшиеся в беспорядке по плечам и блестевшие в лунном свете в полумраке террасы… Покидая бал, Йен был вынужден констатировать, что еще не скоро удастся ему стереть из памяти этот образ. Возможно, никогда.

– Ну, как тебе бал, дорогая? – Подняв взгляд от тарелки с завтраком, Джеймс Монтроуз ласково улыбнулся дочери. При этом Эсме с горечью отметила про себя, что в последнее время отец улыбается ей все реже…

– Все прекрасно! – Она попыталась вложить в голос как можно больше энтузиазма. – Я просто очарована. Это сказка!

«Знал бы ты, папа, что не скоро теперь у меня возникнет желание снова облачиться в бальное платье! Столько старых идиотов за один раз я еще в жизни не видела – а ведь Мириам заставляла меня танцевать с каждым из них…»

Эсме до сих пор не могла объяснить те косые взгляды, которыми все на – балу одаривали ее, и тот нескрываемо отстраненный тон, с которым большинство гостей общалось с нею. Более того, один из офицеров зашел так далеко, что недвусмысленно предложил свидание с известной целью. Когда девушка потребовала от него извинений, офицер, казалось, был искренне удивлен. Одно очевидно – общественное мнение о ней вдруг резко изменилось, и не в лучшую сторону. Что было тому виною, Эсме не могла понять, но в конце концов ей пришлось настоять, чтобы Мириам забрала ее с бала до его окончания.

Усилием воли заставив себя вернуться к реальности, девушка прислушалась к тому, что говорила отцу Мириам.

– Наша Эсме пользовалась бешеным успехом! Можно смело сказать, что она была королевой бала. Даже сам британский посол танцевал с ней!

– Не удивляюсь! – снова улыбнулся Джеймс. – В этом бальном платье девочка выглядела настоящей красавицей. Когда я вчера смотрел на нее, она напомнила мне ее покойную мать… Да, зря я все-таки не поехал!

Эсме постаралась отогнать от себя неприятные воспоминания, связанные со вчерашним балом, чтобы мрачное выражение ее лица не испортило настроения отцу. «Не стоит его лишний раз огорчать, – подумала она, – в последнее время он и так нечасто бывает весел».

Неожиданно Мириам поднялась из-за стола.

– Все это, конечно, очень приятно, – сухим тоном проговорила она, – но у меня лично нет времени предаваться сантиментам. Нужно еще позаботиться о том, чтобы у нас сегодня был обед. К тому же я обещала зайти к Харриет. Надо поторопиться, иначе все не успеешь!

Эсме, едва успевшая откусить кусочек персика, от удивления чуть не подавилось. Несмотря на то, что ее тетка всегда была деловой женщиной, об обеде она раньше не заботилась, как и вообще о хозяйственной стороне жизни, целиком перекладывая это на слуг. Слуги в их доме были из сиамцев, и Мириам предпочитала с ними вовсе не общаться (за исключением одной, ее личной служанки – забитого существа, беспрекословно выполнявшего все ее команды и никогда не проявлявшего собственной инициативы). Отцу же, вечно пребывавшему в меланхолии, к вовсе ни до чего не было дела, и после смерти матери забота о хозяйстве фактически целиком легла на плечи Эсме. Слава Богу, мать хозяйством занималась прилежно и успела кое-чему научить дочь.

Скорее всего, думала Эсме, провожая взглядом Мириам, пи о каком обеде та и не собиралась заботиться, а направилась прямехонько в дом соседки, Харриет Бингэм, обменяться с ней очередной порцией свежих сплетен. Харриет была знаменита тем, что всегда умудрялась первой узнавать самые пикантные подробности обо всех на свете.

Когда Мириам вышла, Джеймс пристально посмотрел на дочь.

– Я знаю, – проговорил он, – что твоя тетя порой бывает несговорчива. Но, прошу, все-таки будь к ней снисходительнее. Уверяю тебя, Мириам желает тебе только добра.

Эсме хотела уже сказать, что если Мириам и желает кому-го добра, то лишь одной себе, но воздержалась. Сейчас не время открывать отцу глаза на действительные мотивы поведения его сестры, даже если бы он и поверил Эсме, – Монтроуз-старший так редко последнее время бывал в хорошем настроении!

– Стало быть, – доев персик, Джеймс потянулся за новым, – ты танцевала с новым послом? Кто он? Какой-нибудь старый надутый идиот, каким был прежний посол, или, напротив, чертовски привлекательный молодой человек?

Эсме почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, и потешила опустить глаза.

– Судя по тому, как ты потупила взор, – усмехнулся Джеймс, – заключаю, что второе. Впрочем, не важно. Раш-тон говорил мне, что в Бангкоке этот фрукт долго не задержится – его ждут какие-то дела в Чингмэе.

Лорд Уинтроп не задержится в Бангкоке? Почему-то эта весть вдруг вызвана у Эсме щемящую тоску.

– А что он будет делать в Чингмэе? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал бесстрастно.

– Попытается убедить принца Матайю не посылать армию против французов. Дай Бог, чтобы ему это удалось. Тебе ведь известно, что сиамцы весьма озабочены – и, надо признать, не без основания – усиливающимся французским влиянием в этом регионе. Нам тоже не нравится, что французы там слишком расхозяйничались, но, если сиамцы применят против них силу, разгорится война, а Британии она отнюдь не на руку.

– Почему, собственно, не на руку?

– Да потому, что, если французы победят, Сиам станет их колонией. Они уже захватили Камбоджу и Аннам, но им все мало. Если они аннексируют Сиам, то мы станем непосредственно граничить с их территорией – Бирма ведь наша, а она примыкает к Сиаму. Впрочем, дело не только в Бирме. Сиам нужен нам самим – наши торговые интересы там слишком велики, чтобы мы могли позволить себе от них отказаться.

– Значит, война в самом деле может начаться? – испуганно прошептала Эсме.

На минуту Джеймс задумался.

– Надеюсь, до этого все-таки не дойдет, – наконец произнес он. – Иначе нам с тобой предстоит хлебнуть лиха. Скорее всего, придется отсюда уезжать, а в мои планы это отнюдь не входит. Я думаю, война все-таки маловероятна. Как сказал Раштон, британцы хотят сделать северный Сиам чем-то вроде независимой буферной зоны между нашей территорией и французской. Сиамцы, в свою очередь, хотят, чтобы мы помогли им в войне против Франции, но старушке Британии нет никакого резона браться за оружие. Так что, пока не разрешены все спорные вопросы, нам хотелось бы, чтобы сиамцы лишний раз не дергали французов понапрасну.

– А почему тогда Раштон сам этим не займется? – поинтересовалась Эсме. – И при чем тут лорд Уинтроп?

Джеймс вскинул бровь:

– Откуда ты знаешь его имя?

– Я же танцевала с ним, папа! – напомнила Эсме. Джеймс пристально посмотрел на дочь. В ее лице было что-то такое, что он, казалось, лишь сейчас осознал. Его Эсме уже не ребенок…

– Ах да, я и забыл… Я-то сам его ни разу не видел, лишь наслышан… Так вот, говорят, у этого самого Уинтропа уже богатый опыт общения с французами в различных азиатских странах, поэтому правительство и выбрало его.

– Но это же абсурд, папа! – в запальчивости проговорила Эсме. – Он ничего не знает о Сиаме и ни слова не говорит по-сиамски… Раштон по крайней мере хотя бы язык выучил…

Джеймс покачал головой:

– Какие страсти, дочка! С каких это пор ты стала проявлять столь бурный интерес к политике? Или дело тут не в политике – тебе, должно быть, просто чем-то не понравился лот самый Уинтроп?

– Честно говоря, – пробормотала Эсме, отводя взгляд, – он действительно показался мне немного самоуверенным типом.

– Может, и так. – Джеймс прищурился. – Но возможно, пи нашел твое отношение к жизни немного легкомысленным?

Эсме вздрогнула – на этот раз отец попал в точку.

– До сих пор мне не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь из мужчин вызывал у тебя такую реакцию, – словно оправдываясь, произнес Джеймс. – Тебя всю передергивает, когда ты говоришь о нем!

Эсме сейчас хотелось лишь одного – чтобы отец поскорее сменил тему. Чем меньше интереса он будет проявлять к лорду Уинтропу, тем меньше шансов, что они встретятся и отец ушаст про ее поход на праздник.

– Тебе бы он, думаю, тоже не понравился, – с притворным раздражением проговорила она. – Этот тип просто надутый аристократ, который воображает, что знает все лучше всех на свете и поэтому имеет право каждого поучать.

– Твоя мать, в конце концов, тоже была аристократка! – миролюбиво напомнил Джеймс.

Стоило отцу снова вспомнить о покойной жене, как в глазах его мгновенно пропал тот веселый огонек, который так нравился Эсме. Одного упоминания о Рене было достаточно, чтобы Джеймс Монтроуз снова погрузился в свою меланхолию, а его невидящий взгляд неподвижно уставился в окно.

Эсме горько вздохнула. Каждый раз, когда отцу случалось на какое-то время выходить из депрессий, она тешила себя надеждой, что это навсегда, – и каждый раз, когда он снова погружался в себя, ее охватывала щемящая черная пустота… В такие моменты она особенно остро чувствовала, как ей не хватает матери.

– Вас желает видеть некий джентльмен, сэр! – Сообщив о приходе гостя, служанка тут же вышла.

Эти слова словно разбудили Джеймса, и он поднялся из-за стола, но лицо его по-прежнему было мрачно.

«Интересно, – подумала Эсме, – кто бы это мог быть?»

И тут же раздавшийся рядом знакомый голос заставил ее похолодеть:

– Мистер Джеймс Монтроуз, если не ошибаюсь?

«Лорд Уинтроп! Что, черт побери, он здесь делает? Неужели все-таки решил рассказать обо всем?»

Эсме поспешила ретироваться – ей не хотелось лишний раз общаться с Уинтропом, хотя она чувствовала, что не может пребывать в неведении относительно того, о чем он будет разговаривать с ее отцом. В итоге она заняла позицию за дверью, откуда могла отлично все слышать.

– Простите, что потревожил вас, сэр, – продолжал гость, – тем более что мы не знакомы. Генри Раштон объяснил мне, как вас найти. Разрешите представиться: Йен Уинтроп, британский посол. Дело в том, сэр, что мне срочно нужен переводчик с сиамского. Раштон утверждает, что вы можете мне в этом помочь, сэр.

Эсме почувствовала невольное облегчение. Стало быть, Уинтропа привели в их дом чисто практические нужды, а не желание донести отцу о ее проделках.

– Буду рад помочь вам, сэр, – откликнулся Джеймс. – Кстати, вы легки на помине, ваше сиятельство, – только что мне рассказывала о вас моя дочь.

– Ваша дочь?

– Как она утверждает, вы вчера танцевали с ней.

Эсме вспыхнула. Какого черта отцу понадобилось говорить об этом? Теперь этот тип наверняка решит, что после расставания Эсме только о нем и думает. Девушка живо представила самодовольную улыбку на лице Уинтропа. Как бы он не вообразил, что она влюбилась в него по уши.

– Да, верно, – проговорил Уинтроп. – Мисс Монтроуз сказала, что вы не могли присутствовать на балу, поскольку нам вчера немного нездоровилось. Надеюсь, сегодня с вами псе в порядке?

– Честно говоря, ваше сиятельство, моя болезнь не телесного плана, а скорее душевного, поэтому я недолюбливаю балы. Пока моя жена была жива, она меня едва ли не силой вытаскивала, а как скончалась…

– Да, конечно, – сочувственно кивнул Уинтроп. – Балы и впрямь порой бывают невыносимо скучны.

– Я рад, что вы меня понимаете! – благодарно улыбнулся Джеймс.

Эсме недовольно поморщилась. Ее отец не разговаривает с этим Уинтропом и минуты, а тот уже, кажется, успел расположить его к себе. Все усилия вызвать у отца антипатию к этому типу оказались напрасными.

– Надеюсь, на вчерашнем балу вы не очень скучали? – продолжал Джеймс.

– Никоим образом, сэр. К тому же общение с вашей дочерью способно поднять настроение кому угодно!

Губы Эсме сжались. Ну зачем Уинтроп говорит об этом? Теперь он уж точно все расскажет отцу, не посмотрев на свою клятву… Каков нахал, однако!

– В самом деле? – удивился Джеймс. – А у меня сложилось впечатление, что вы Эсме чем-то не угодили… Впрочем, не стоит обращать внимания, ваше сиятельство, – у девочки иногда бывают всякого рода причуды. Надеюсь, вы ее не обидели?

– Мне кажется, просто ваша дочь из тех, кто не любит, когда им указывают на недостатки. Я заметил, что мисс Монтроуз… как бы это сказать… немного необузданна, Согласитесь, в ней ведь действительно есть эта черта… Готов признать свою вину, но мог ли я предположить, мистер Монтроуз, что это ее так сильно обидит?

– Мне и самому порой кажется, что мы с женой слишком много позволяли дочери. Жена умерла, когда Эсме было пятнадцать. Теперь я тоже иногда проявляю слабость и позволяю себе ее побаловать. Но поймите меня: дочь – мое единственное утешение…

– Разумеется, сэр. Если я чем-то задел мисс Монтроуз, то готов прямо сейчас лично принести свои извинения. Бог свидетель, желания ее обидеть у меня не было.

Руки Эсме сжались в кулаки. И он еще смеет заявлять, что у него не было желания задеть ее чувства! А поцелуй, насильно сорванный с ее губ, – это, стало быть, для него ничего не значит? Какой нахал, а еще строит из себя джентльмена! Если бы Господь Бог прямо сейчас поразил Уинтропа молнией, Эсме, пожалуй, ничуть бы не удивилась.

Но почему тогда воспоминание о поцелуе вовсе не вызывает у нее праведного гнева? Почему ей хочется повторения, хочется откинуть все светские условности, сделаться не опускающей взор по всякому поводу и без повода невинной скромницей, а бесстыжей соблазнительницей, роковой женщиной?

Эсме провела рукой по губам, словно надеясь при помощи этого жеста стереть воспоминание о вчерашнем поцелуе, а заодно неизвестно откуда взявшиеся мысли.

– Не хотите ли чаю, милорд? – любезно предложил Джеймс.

– С удовольствием. Сегодня очень жарко: полагаю, чашка чаю меня освежит.

– Дочка! – позвал Джеймс. – Ты здесь, дорогая?

Эсме отнюдь не хотелось выбираться из своего укрытия, но выхода у нее не было.

– Да, папа? – как ни в чем не бывало произнесла она, появляясь перед отцом.

– Тебе нетрудно принести нам чаю? Не знаю, куда запропастилась Мириам…

– Хорошо, папа.

Когда Эсме пошла на кухню, ее ничуть не удивило, что Мириам там не было. «Должно быть, все еще треплется со своей миссис Бингэм!» – решила она.

Вернувшись в гостиную, Эсме застала отца беседующим с Уинтропом так непосредственно, словно они знали друг друга тысячу лет. Не произнося ни слова, она поставила на стол поднос с чаем, стараясь при этом не смотреть на Уинтропа, хотя кожей чувствовала, что сам он пристально разглядывает её с ног до головы. Эсме знала, что она сейчас выглядит не идеально – юбка ее немного помята, прическа растрепанна, а посол наверняка это заметил, но… Не начинать же прихорашиваться прямо перед Уинтропом! Чего доброго, этот сексуально озабоченный тип решит, что она на все готова ради него.

– Посиди с нами, дорогая! – обратился к ней отец.

– Извини, папа, некогда. Мне нужно позаботиться об обеде. – Эсме решила прибегнуть к той же уловке, которую использовала давеча Мириам. Хотя она намеренно повернулась к Уинтропу спиной, его взгляд словно прожигал ее.

– Позвольте все же попросить вас уделить нам пару минут, мисс Монтроуз, – произнес лорд. – Мы с вашим отцом как раз обсуждали, где мне лучше найти переводчика. Может быть, вы сможете дать мне какой-нибудь совет?

Эсме знала, что он нарочно дразнит ее. Ей хотелось выскочить из комнаты пулей, но это означало бы признание своего поражения.

– Не думаю, что смогу вам чем-нибудь помочь, ваше сиятельство, – проговорила она, присаживаясь рядом с отцом.

В груди Эсме боролись смешанные чувства: желание уйти и любопытство, заставлявшее ее остаться. Собравшись с духом, она все-таки подняла глаза на Уинтропа. От ее взгляда не укрылось, что, как ни напускает он на себя мрачный вид, в его бездонных синих глазах прячется улыбка.

– Не можете помочь? – повторил он. – Признаться, я не ожидал такого ответа, ведь вы так много знаете о Сиаме, мисс Монтроуз! Вчера, например, вы так увлекательно рассказывали мне об этом празднике… как его… Лой Кратонг…

Эсме заметила, что при упоминании о Лой Кратонге отец с любопытством покосился на нее. Она едва сдержалась, чтобы не придушить Уинтропа. Он же обещал молчать, в конце концов!

– У меня действительно есть знакомые сиамцы, – проговорила она, – папины ученики, просто друзья… От них я узнала о Сиаме довольно много. Но боюсь, все, что я могу рассказать вам любопытного, для дела абсолютно бесполезно. Расспросите лучше моего отца – он гораздо больше знает о Сиаме.

Эсме замолчала, ожидая реакции Уинтропа, но он молчал. Если посол и испытывал какие-нибудь эмоции, лицо его отлично скрывало это.

С минуту они пристально смотрели друг на друга. Тем не менее, когда Уинтроп наконец ответил, голос его по-прежнему не выражал никаких эмоций:

– Мне все же хотелось бы услышать ваше мнение, мисс Монтроуз, пусть даже вы знаете о Сиаме меньше, чем ваш отец. Видите ли, мистер Монтроуз предложил мне найти какого-нибудь англичанина, говорящего по-сиамски, но я, напротив, считаю, что здесь лучше подойдет сиамец, знающий английский.

– Разумеется, такой вариант тоже неплох, – вставил Джеймс, – но, боюсь, здесь на сто верст вокруг не найдется ни одного сиамца, знающего английский настолько хорошо, чтобы помогать вам вести дипломатические переговоры. Согласитесь – для этого нужен достаточно образованный человек…

– Боюсь, отец прав, – не удержалась Эсме. – Большинство сиамцев, как правило, плохо знают английский.

– Неужели я не смогу найти хотя бы одного? – Уинтроп недоверчиво вскинул бровь.

– Попробуйте обратиться в иезуитский колледж при приюте для детей-сирот, ваше сиятельство, – предложил Джеймс. – Там есть мальчишки, неплохо знающие английский – кое-кто даже умеет читать и писать на этом языке. Выберите из них какого-нибудь парня постарше – такой, пожалуй, сойдет в качестве переводчика.

– А разве других вариантов нет? Я слышал, многие сыновья из здешних знатных семей учились в Англии…

– Да, – согласился Джеймс, – но все они, как правило, уже занимают высокие должности и сочтут ниже своего достоинства исполнять работу переводчика.

– Что ж, – Уинтроп вздохнул, – выхода нет – остается иезуитский приют.

В этот момент вернулась Мириам.

– Джеймс, – начала она с порога, – ты не поверишь: я только что была у Харриет, и… – Увидев Уинтропа, она вдруг осеклась.

– Доброе утро, мисс Монтроуз, – поприветствовал ее посол. – Я зашел, чтобы посоветоваться с вашим братом об одной вещи – мне срочно понадобился переводчик…

Как ни пыталась Мириам изобразить улыбку, от взгляда Эсме не укрылось, что глаза тетки поглядывали на Уинтропа с недоверием.

– Доброе утро, милорд, рада вас видеть. – Мириам повернулась к племяннице: – Эсме, дорогая, не будем мешать джентльменам…

Эсме, хотя и была задета, решила не спорить с теткой и уже начала подниматься из-за стола, но отец взял ее за руку.

– Мириам, – обратился он к сестре, – я все-таки предпочел бы, чтобы Эсме осталась. Лорд Уинтроп считает, что она могла бы ему помочь…

– Благодарю, я, собственно, уже узнал все, что хотел, – перебил его посол, – и, пожалуй, пойду. Прошу извинить, меня ждут срочные дела.

– Тогда моя дочь проводит вас, ваше сиятельство, – предложил Джеймс, – а заодно покажет путь к иезуитскому колледжу.

Эсме испытывала смешанное чувство: с одной стороны, ей не хотелось оставаться наедине с Уинтропом, с другой же – казалось, что она больше старается убедить себя в этом.

«Интересно, – думала она, поднимаясь, – зачем он все-таки приходил? Рассказать отцу о моих похождениях? Но почему тогда он этого все-таки не сделал?» Предлог спросить совета по поводу переводчика по-прежнему казался Эсме надуманным.

– Пойдемте, ваше сиятельство, – произнесла она, когда они вышли на крыльцо, – я покажу вам, как пройти к приюту.

– В этом нет необходимости. – Уинтроп взял Эсме за руку. – Скажите, что вы рассказывали обо мне вашему отцу?

– Ничего особенного, сэр. Все, что я говорила ему о вас, ничуть не отличалось от того, что вы сейчас говорили обо мне.

– Но я не сказал ему о вас ничего плохого, хотя мог бы. В мои планы отнюдь не входит огорчать его.

– Означает ли это, что вы соблюдете свое обещание, сэр?

– Не рассказывать о ваших похождениях? Не беспокойтесь, я буду нем как рыба. Я все-таки человек слова, мисс!

– Но, если вы не собираетесь ничего рассказывать, зачем тогда пришли к нам? Чтобы посоветоваться насчет переводчика? Очень сомневаюсь.

Уинтроп весело рассмеялся:

– А вы весьма проницательны, дитя мое! Для чего я к вам пришел? Хороший вопрос, я и сам задавал его себе. Что ж, можно сказать, я пришел для того, чтобы еще раз посмотреть на вас… и немножко вас позлить. Насколько я могу судить, мне это до некоторой степени удалось.

– Вы просто невыносимы, сэр! – Эсме едва сдерживала себя. – И не надо меня подкалывать – я этого не потерплю. Что вам за дело до того, необузданна я, как вы изволили выразиться, или обузданна и что я делала на празднике? Даже если я хотела отдаться этим пьяным матросам – вам-то что за дело, до этого! Оставьте меня в покое, наконец!

Гневная тирада Эсме, казалось, ни на йоту не задела Уинтропа.

– Вам не в чем обвинять меня, – спокойно произнес он. – Я же ни о чем не рассказал вашему отцу – ни о том, что вы ходили на этот самый Кратонг или как его там, ни о других ваших похождениях…

– О каких других? – удивилась она. – Про что это вы, сэр?

Улыбка Уинтропа заставила ее похолодеть.

– Не будем тратить время на словесную перепалку. В жизни есть гораздо более приятные занятия.

Рука Уинтропа по-прежнему держала руку Эсме, но его большой палец начал при этом ласкать ее. Посмотрев на свои пальцы, девушка с удивлением заметила, что они дрожат.

Резким рывком она высвободила руку, и тут же пристальный взгляд Уинтропа впился в нее, словно гипнотизируя, пригвождая к месту, лишая воли. Ей хотелось отвести взгляд, но вместо этого она почувствовала, что тонет в этих синих бездонных глазах.

– Жаль, мисс Монтроуз, – произнес молодой человек, – но мне придется покинуть Бангкок. Если бы я остался здесь подольше, мне удалось бы получить от вас не меньше внимания, чем вы уделяете другим вашим поклонникам. Уверен, еще день-другой – и вы сами стали бы умолять меня о встрече. Что ж, придется отложить это до той поры, когда я вернусь…

Прежде чем Эсме успела сказать, что никаких поклонников у нее нет и что меньше всего, она хотела бы иметь поклонником самого лорда Уинтропа, тот поднес ее руку к губам и галантно поцеловал.

– Au revoir, ma petite! – Загадочно улыбнувшись, он повернулся и пошел прочь.

Эсме ничего не оставалось, как только рассеянно глядеть ему вслед, раздумывая о том, почему, несмотря ни на что, ее так влечет к этому человеку, с которым у нее определенно нет ничего общего.

Глава 4

Эсме повернулась, собираясь войти в дом, и тут перед ней выросла Мириам. Покосившись на Эсме, она молча прошла мимо племянницы.

– Ваша сиятельство! – окликнула она еще не успевшего уйти далеко Уинтропа. – Можно вас всего на одну минутку?

Посол обернулся, и от взгляда Эсме не укрылось, что на мгновение в его глазах мелькнуло презрение к Мириам. Тем не менее он постарался скрыть его и кивнул.

Когда Мириам поравнялась с Уинтропом и заговорила – о чем именно, Эсме, разумеется, не слышала, – ей показалось, что разговор этот вряд ли можно назвать приятным. Вздохнув, она решила вернуться в дом: за это утро ей и так пришлось пережить слишком много, и, хотя она чувствовала, что «сюрпризы» еще не закончились, дальше наблюдать за разговором Мил с послом ей не хотелось.

Обойдя вокруг дома, Эсме вошла в него с черного хода, ведущего прямо на кухню, надеясь хоть чем-нибудь занять себя и тем отвлечься от ненужных мыслей – в первую очередь от мыслей о лорде Уинтропе.

В конце концов она взялась помогать кухарке резать морковь для салата, который делался по местному рецепту и который так любил отец, но мысли ее по-прежнему были заняты лордом Уинтропом. При всем своем раздражении Эсме не могла ни признать: что-то в этом мужчине странным образом привлекает ее. Она попыталась убедить себя, что ей просто понравилась его внешность – и не более того. Не станет же он:.: в самом деле отрицать, что Уинтроп – мужчина привлекательный! Ни у кого еще Эсме не приходилось видеть таких широких плеч, таких длинных, но соразмерных рук и ног. А какие у него глаза? Каждый раз, когда Уинтропу случалось кинуть на нее взгляд, Эсме замирала от странного чувства страха, смешанного с восхищением, Глаза его, казалось, проникали в ее душу, читая самые сокровенные мысли.

«Нет, – подумала она через минуту, – это впечатление обманчиво». Судя по тому, как повел себя по отношению к: ней, он совершенно не сумел разгадать ее характер. Для него она была если не женщиной легкого поведения, то чем-то весьма близким к этому. Иногда ей даже казалось, что, глядя на нее, Уинтроп словно видит за ее спиной кого-то другого.

В то же время лорд Уинтроп продолжал оставаться для Эсме загадкой. Да, он не выдал ее тайну – но неизвестно еще, о чем он сейчас разговаривает с Мириам. Может быть, Эсме стоит самой рассказать обо всем отцу, не дожидаясь, пока он узнает о ее похождениях от Мил или от самого Уинтропа?

Салат был закончен, и Эсме покинула кухню. Когда она, по-прежнему погруженная в свои мысли, проходила мимо кабинета Монтроуза, отец окликнул ее:

– Дочка, зайди на минутку, я хотел бы с тобой поговорить!

– Эсме вздохнула. Отец наверняка собирался расспросить ее подробнее о лорде Уинтропе, а она не знала, что еще здесь можно сказать.

– Садись, – произнес Джеймс, когда она вошла в кабинет. Эсме покорно опустилась в кресло.

– Ты говорила, – начал он, – что лорд Уинтроп тебе не очень понравился. А вот он, напротив, едва ли не влюбился в тебя – во всяком случае, мне так показалось… – Джеймс замолчал, выразительно глядя на дочь.

– Не знаю, – неуверенно проговорила Эсме, – какие чувства испытывает ко мне лорд Уинтроп, но, думаю, «влюбился» – это слишком сильно сказано. Пожалуй, я действительно ему немного приглянулась – не более того. Сам посуди, с чего бы ему воспылать ко мне любовью? Он лорд, аристократ, посол – а я?

– Не говори так, родная! – покачал головой Джеймс. – Твоя мать, в конце концов, тоже аристократка, а вот влюбилась же в меня – простого учителя…

– Ты отлично понимаешь, папа, – не удержавшись, повысила голос Эсме, – что я имею в виду. Мы с тобой знаем, что пи для мамы, ни для тебя, ни для меня чины и звания никогда не имели никакого значения. Для лорда Уинтропа, как мне показалось, все эти побрякушки очень даже важны…

На самом деле Эсме далеко не была уверена, так ли это, – скорее всего она слегка преувеличивала. Но ей очень хотелось создать у отца как можно менее привлекательный портрет лорда Уинтропа.

Наклонившись к дочери, Джеймс бережно откинул с ее лба непокорную прядь, как делал много раз, когда она была еще ребенком.

– Иногда, дочка, – неуверенно начал он, – мне начинает казаться, что Мириам в чем-то права. Лучше бы ты действительно росла не здесь, а в Англии – тогда из тебя вышла бы настоящая леди. Ты красивая, умная и заслуживаешь достойного мужа. А кого ты можешь найти в этой дыре?

– Не знаю, папа. Но ты всегда был очень добр ко мне.

– Ах, дочка, на самом деле я плохой отец. Когда-то мы с матерью предоставляли тебе полную свободу, думали, так будет лучше. Теперь я вижу, что мы тогда были не правы – в этом меня смогла убедить тетя Мириам. Его сиятельство не ошибся – ты действительно выросла немного необузданной, и я боюсь, что когда-нибудь твоя необузданность может зайти слишком далеко. Тогда мне ничего не останется, как отправить тебя в Англию, подальше от этих мест, где ты общаешься с одними дикарями.

– Но я не хочу покидать тебя, папа! – воскликнула Эсме. Джеймс ласково погладил дочь по голове:

– Должен признать, дорогая, и мне расстаться с тобой будет нелегко. Ты самое большое сокровище, какое у меня есть. Бог свидетель, я хочу тебе добра, хочу быть хорошим, правильным отцом, но не всегда знаю, что действительно годится для тебя, а что нет.

Эсме обняла отца, и из глаз ее хлынули слезы. Она вдруг почувствовала себя виноватой перед ним; он искренне хочет ей добра, а она все от него скрывает, словно не доверяет ему. Разумеется, она должна рассказать отцу правду. Он поймет. Если бы не Мириам… Сколько раз она уже вмешивалась в их разговор с отцом и все портила!

И все равно Эсме чувствовала, что строить отношения на лжи – даже если это ложь во спасение – можно лишь до поры до времени. Разумеется, отец будет огорчен, узнав, что Эсме ослушалась его, но она убедит его, что искренне сожалеет об этом, – тогда он будет рад ее простить. Как бы то ни было, девушка чувствовала, что не может больше держать свой секрет в себе – он словно разъедал ее изнутри.

– Папа, я должна тебе кое-что рассказать… – собравшись с духом, начала она и тут же осеклась – в комнату входила Мириам. Никогда еще Мил не появлялась так некстати!

Эсме приготовилась к самому худшему, но того, что ей пришлось услышать, не ожидала даже она.

– Сколько раз я говорила тебе, Джеймс, свобода Эсме до добра не доведет! Ты никогда меня не слушал – и вот результат. Подумать только, до чего докатилась твоя дочь!

– О чем это ты? – Джеймс с недоумением уставился на сестру.

– Тебе, разумеется, не известно, что твоя дочь – любовница женатого мужчины?

– Что? – У Эсме все словно взорвалось внутри. Такого она не ожидала даже от Мил. Интересно, кто внушил ей эту бредовую идею?

– Что за чушь? – нахмурил брови Джеймс. – Да ты с ума сошла, сестра!

Мириам, казалось, была несколько обескуражена реакцией брата, но все же не настолько, чтобы потерять самообладание.

– Я только что услышала об этом от Харриет, – заявила она, – точнее, от ее мужа. Имя любовника Эсме он, правда, называть отказался, но Харриет утверждает, будто об этом уже судачит весь город; так что, я думаю, мы все скоро узнаем.

Услышав столь шокирующие подробности, Эсме не на шутку испугалась; но тут, к ее облегчению, Джеймс вдруг запрокинул голову и расхохотался:

– Ну, ты и чудная, Мириам! Нашла кому верить – Харриет! Видать, у этой дуры от сплетен ум окончательно зашел за разум, раз она начала говорить такое! – Внезапно он снова посерьезнел. – Тем не менее мы должны принять меры, чтобы эта сплетня не получила распространения, – если уж ты оказалась способна в это поверить, могут поверить и другие – и попробуй потом докажи, что это не так… Нужно убедить Харриет, что она не права.

– Я думаю, – нахмурилась Мириам, – ты сам убедишься, на чьей стороне правда, когда узнаешь, что это еще не все.

– Не все? – Джеймс усмехнулся. – И что еще наплела тебе эта сплетница?

– Прежде всего, – произнесла Мил, – разреши мне задать пару вопросов нашей красавице.

– А может быть, не стоит?

– Сделай одолжение, брат, помолчи и послушай, тогда поймешь, что за чудовище ты вырастил.

Суровый тон сестры заставил Джеймса замолчать. Мил уставилась на Эсме леденящим взглядом:

– Итак, ты, конечно, отрицаешь, что у тебя связь с женатым мужчиной?

– Конечно, отрицаю. Как ты могла поверить в этот бред? – Эсме с презрением посмотрела на тетку.

– Что ж, хорошо. Может быть, и это тогда не твое?

Мириам развязала сверток, который держала в руках, и извлекла оттуда нечто из тонкого голубого шелка.

Эсме похолодела, узнав свой злополучный саронг. Вернувшись с праздника, она спрятала его на дно ящика с одеждой, наивно полагая, что никто, кроме нее, не будет в нем рыться. Надо было спрятать его в более безопасное место… Теперь уже ничто не помешает Мил истолковывать все в дурном свете.

– Итак, – грозно повторила Мириам, – спрашиваю еще раз: твой или не твой этот… этот дикарский костюм, который ни одна приличная леди надеть не осмелится? И еще один вопрос – потрудись объяснить, дорогая, что ты делала в нем на пристани?

Сердце девушки замерло. Сомнений не было – Мириам успела все разнюхать, Эсме посмотрела на отца, ища у него поддержки, но тот, судя по его виду, явно не знал, на чью сторону встать, и поэтому решила дождаться окончания допроса.

– Да, это действительно мой костюм, – подтвердила Эсме.

Итак, Мириам знала все. Но откуда? Ламун и Мей не могли ей рассказать – верные подруга отлично знали, чем это закончится для «провинившейся». Или все-таки они проболтались? Вряд ли. Скорее, Мил только что узнала обо всем от лорда Уинтропа.

– Кто рассказал тебе, что я ходила на пристань? – требовательно спросила она у Мириам.

– Вопросы здесь задаю я, красавица. Не беспокойся, я все о тебе знаю, хоть ты и пыталась обмануть меня по поводу того, откуда у тебя этот синяк. Ты ходила на языческий шабаш, где к тебе пристали два пьяных матроса. Благодарение Богу, лорд Уинтроп оказался джентльменом и пришел к тебе на помощь. Так это было или не так?

– Так, – упавшим голосом подтвердила Эсме.

– Уинтроп уверял меня, что тогда с тобой ничего не произошло, но откуда тогда у тебя этот синяк? К тому же я не доверяю и ему тоже – догадываюсь, как он мог себя повести, оказавшись ночью один на один с полуодетой девицей. Даже если бы я и не верила рассказам о твоей связи с женатым мужчиной, твои похождения с участием пьяных матросов и его сиятельства заставляют меня окончательно усомниться в том, осталась ли у тебя хоть какая-то честь. Неудивительно, что лорд Уинтроп так горел вчера желанием потанцевать с тобой – он ведь известный ловелас. Осталось только выяснить, на какой предмет ты с ним уединялась так надолго! Тебе не стыдно, красавица?

– Это посол тебе порассказал обо мне всяких гадостей? – Голос Эсме дрожал от гнева. – И ты, разумеется, все приняла всерьез! Если кому-то и должно быть стыдно, так это тебе, тетя! Неужели ты и впрямь способна поверить, что мы с ним уединялись, чтобы…

– Разумеется, не пойман – не вор. Но после того, как я обыскала твою комнату и обнаружила не только этот мерзкий костюм, но и кое-что похуже – платок лорда Уинтропа рядом с твоим бальным платьем, – что, скажи на милость, я должна предположить после этого?

– Не стоит делать поспешных выводов, Мириам! – попытался вступиться за дочь Джеймс; но Мил была непреклонна.

– Твоя дочь исчезает куда-то с этим проходимцем, я ищу ее по всему дому и не могу найти, а затем вдруг наталкиваюсь на нее дамской комнате, где она поспешно приводит себя в порядок… Наша красотка якобы случайно встречается с лордом Уинтропом на пристани, потом я обнаруживаю платок с его инициалами среди ее вещей… По-моему, вывод здесь может быть только один! Все это результат твоего прогрессивного воспитания! До чего мы дожили! Позор на мои седины!

– Неужели ты и впрямь поверила, что твоя племянница на это способна? – Джеймс нахмурился.

– Да я уже не знаю, что и думать! Разумеется, прямых доказательств относительно того, чем они тогда занимались, у меня нет, но то, что твоя дочь убегает ночью из дома чуть не в чем мать родила, остается фактом. – Мириам помахала перед носом Джеймса злополучным саронгом. – К тому же эти моряки, судя по всему, приняли ее за свою. Какие еще тебе нужны доказательства?

– Эсме, неужели все это правда? Я не верю! – Отец бессильно обхватил голову руками.

– Папа, ты что, и впрямь думаешь, будто я чья-то любовница? Да это же полный бред!

– Зато все остальное – правда! – не сдавалась Мил.

– Что именно? – Эсме бросила на тетку гневный взгляд.

– Ты же сама созналась, что ходила на этот самый Лой Кратонг.

– Ходила, но…

– Вот видишь, – в глазах отца стояла боль, – ты не можешь этого отрицать! Твоя тетя привела убедительные доказательства…

– Неужели ты считаешь, папа, что я способна тебе солгать? Между мной и лордом Уинтропом ничего не было, слышишь, ничего! Не говоря уже о том, что у меня и в помине нет никакого любовника – женатого или неженатого…

Джеймс покачал головой:

– Я уже не знаю, Эсме, чему верить, чему нет. Допустим даже, Харриет все придумала или, услышав что-то и сама толком не разобравшись, раздула до невероятных размеров. Но то, что ты ходила ночью на этот праздник не спросясь, заставляет меня подозревать… Словом, это, видимо, не единственное, что ты делаешь за моей спиной. Ты солгала мне, Эсме, уверяла, будто терпеть не можешь лорда Уинтропа, а на самом деле ты бегаешь к нему на тайные свидания и потом, когда он появляется здесь, делаешь вид, словно почти с ним не знакома…

– Отец, – в глазах Эсме стояли слезы, – Богом клянусь, я не лгала тебе. Я в самом деле недолюбливаю лорда Уинтропа и, уж во всяком случае, не стала бы бегать к нему ни на какие свидания. Почему ты не веришь мне? Да, я действительно ходила на Лой Кратонг и встретила там лорда Уинтропа – но встретила совершенно случайно. Ко мне и к моим подругам пристали пьяные матросы, лорд Уинтроп случайно оказался рядом и защитил нас, а затем мы сразу пошли домой. Ламун и Мей все это время были со мной – спроси их, они могут подтвердить мою невиновность…

– Разумеется, – саркастически усмехнулась Мириам, – они это подтвердят! Похоже, эти две дикарки дороже для тебя, чем твои родные. Да для этих дикарей солгать – раз плюнуть!

– Уверяю тебя, папа, – Эсме продолжала разговаривать с отцом, не обращая внимания на Мириам, – между мной и лордом Уинтропом тогда ничего не было! Неужели ты считаешь, что я способна отдать свою честь первому встречному?

– «Тогда»… – нахмурился Джеймс. – А вчера вечером?

– Да, мы уединились на минутку…

– Вот видишь!

– Но и здесь ничего не было, ничего! Я всего лишь просила его никому не рассказывать, что он видел меня на пристани, немного расплакалась, он предложил мне платок, а я забыла его вернуть… Вот и все!

– Точно все? – Взгляд отца стал еще жестче.

Эсме вдруг почувствовала, что невольно краснеет. Если бы не этот злополучный поцелуй…

– Вот видишь, ты покраснела! – мрачно усмехнулся Джеймс. – Какие еще нужны доказательства?

– Это совсем не то, о чем ты подумал, папа! Неужели ты веришь, что я способна опозорить тебя? Спроси у самого лорда Уинтропа – он расскажет тебе все как есть. Кое-какие черты мне в нем действительно не нравятся, но по большому счету он все-таки человек благородный…

– Конечно, он будет все отрицать! Разве я смогу доказать, он или не он обесчестил мою дочь? Тем более что ты его покрываешь…

– Что ты говоришь, отец! Если бы он действительно меня обесчестил, зачем бы я стала его покрывать? Лорд Уинтроп ни и чем не виновен! – Эсме больше не могла сдерживаться, слезы хлынули из ее глаз в три ручья. – Неужели ты веришь этой злой женщине, неужели не видишь, что она всеми путями старается меня оклеветать?

Мириам попробовала что-то возразить, но Джеймс, подняв руку, остановил ее. Он смотрел на дочь, и в глазах его стояла жалость, которая унижала Эсме в тысячу раз больше, чем любой гнев.

– Бедняжка, – проговорил он, – теперь я вижу: ты точь-в-точь такая, как твоя покойная мать: такая же красивая – и такая же доверчивая. Стоит ли удивляться, что этому ловеласу Уинтропу ничего не стоило завлечь тебя в свои сети?

– В какие сети? Папа, у меня никогда не было любовника, никогда! Все, что наговорила здесь Мириам, гнусная ложь, и я не знаю, кому вдруг понадобилось все это придумывать и зачем…

С минуту Джеймс молча смотрел на дочь. Судя по всему, ее слезы тронули его, но даже теперь он ей не верил.

– Увы, девочка, – Монтроуз покачал головой, – как оказалось, не все ложь. Я было не поверил, что ты ходила на этот чертов праздник, но ты сама это признала. Как теперь, скажи на милость, я поверю, что все остальное – ложь? Мириам оказалась права – тебя, красавица, и впрямь нужно держать в ежовых рукавицах, иначе из тебя вырастет такая же гулящая женщина, как твоя мать. Раньше я сомневался, что она покончила с собой из-за любовника, но, по-видимому, так оно и было…

– Не было, папа, я больше чем уверена, что не было! Мама не такая! Она любила тебя! Она никогда не смогла бы тебе изменить!

– Опять начинается старая песня! – поморщилась Мириам. Джеймс взглядом призвал сестру успокоиться.

– Послушай, девочка, мы все обычно не хотим верить в то, что нам не нравится. Я понимаю, тебе трудно смириться с мыслью, что твоя мать предала нас всех…

– Не верю, не верю, ни на секунду не верю! Я была с мамой до последнего. В тот день она вовсе не выглядела грустной или чем-то озабоченной – ничего, что предвещало бы самоубийство!

– Твоя мать была отличной актрисой, Эсме, и умела скрывать свои чувства. Когда я услышал о самоубийстве, то тоже отказался в это верить. Однако есть два доказательства. Во-первых, она умерла с пузырьком яда в руке. Во-вторых, оставленная ею записка действительно написана рукой Рене – я отлично знаю ее почерк!

– Все равно я не верю в самоубийство! Кто-то заставил ее написать это письмо и выпить яд!

Джеймс горько усмехнулся:

– Но это же абсурд! Сама посуди – кому понадобилось ее убивать и ради, чего? В действительности остается лишь одно – самоубийство из-за любовника. Черт побери, я даже не знаю, кто был этот любовник! Жена обманывала меня, может быть, не один год, а я ни о чем и не подозревал…

– Она не обманывала тебя, папа, в этом я готова поклясться. И я не обманываю тебя, никогда не обманывала… Я люблю тебя, папа!

– Насчет того, что любишь, я не сомневаюсь. Но вот насчет того, что никогда не обманывала… Разве то, что ты скрыла, – не обман? С тобой повторяется та же история, что и с твоей матерью! Рене я уже спасти не могу – а тебя, надеюсь, спасти еще не поздно, иначе ты сама испортишь себе жизнь. Ты все-таки моя дочь, Эсме, и я несу за тебя ответственность. Если за тобой не следить, то одному Богу известно, на какие еще фокусы ты способна. Я должен очень серьезно заняться тобой.

– И что же конкретно ты собираешься делать? – потерянно спросила Эсме.

Джеймс молчал.

– Выход здесь может быть только один, – проскрипела Мириам, воспользовавшись замешательством брата. – Нужно подыскать нашей красавице подходящего мужа, тогда она скорее забудет всю свою дурь!

Эсме не сомневалась, что все кончится именно так.

– Нет! – в отчаянии прошептала она. – Только не это!

– Я думаю, что посол не захочет жениться на ней, – устало произнес Джеймс. – Он гораздо выше моей дочери по социальному статусу, хотя мать ее и была из аристократов. К тому же, как мне показалось, этот парень не из тех, кто готов жениться на девушке только ради того, чтобы спасти ее репутацию.

– Но это же абсурд! – попыталась протестовать Эсме. – О том, что я ходила на праздник, никому не известно, кроме вас, Ламун, Мей и самого лорда Уинтропа!

– Разве тут о празднике речь? – взвилась Мириам. – Праздник – еще цветочки! Речь об этой истории с женатым мужчиной, о которой уже весь город судачит!

– Да уж, после этого на нашей красавице никто не женится! – Джеймс нахмурился.

– Мистер Майклз женится, – произнесла Мириам так, словно эта мысль внезапно пришла ей в голову. – Он уже два раза делал предложение. Плохая репутация Эсме его не остановит, судя по тому, что вчера он полвечера танцевал с ней, как раз тогда, когда о ней шушукались по всем углам.

– Я не пойду за него замуж, – вскричала Эсме, – и ты не сможешь меня заставить!

Джеймс пристально посмотрел на дочь. Судя по выражению его лица, жалость к Эсме боролась в нем с гневом.

– Неужели нет другого выхода, Мириам? – задумчиво спросил он. – Может быть, ты возьмешь ее в Лондон – туда, я думаю, слухи не дойдут. Там мы и найдем ей подходящего мужа. Ты же сама все время хотела вернуться в Лондон…

Мил с непреклонным видом скрестила руки на груди:

– Такие слухи, как правило, тянутся за человеком словно хвост, куда бы он ни поехал. К тому же наша красотка наверняка и в Лондоне будет вести себя подобным же образом, так что очень скоро о ней пойдут новые слухи…

Для Эсме не было секретом, что на самом деле Мил просто не хочет возиться с ней; поэтому она собирается как можно скорее избавиться от «обузы», и путь для этого видит только один – поскорее выдать строптивую племянницу замуж.

– Пожалуй, ты права, – неуверенно кивнул Джеймс.

– Ты же сам сказал, что ее нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы она не повторяла ошибок матери. Полагаю, Майклзу быстро удастся ее приструнить!

– Честно говоря, – начал Джеймс, – этот Майклз мне что-то не очень нравится. К тому же он намного старше ее…

– Не такой уж он и старый – ему всего лишь за сорок. – Монтроуз ничего не ответил, и, воспользовавшись этим, Мириам продолжала гнуть свою линию: – А вдруг наша красотка вдобавок ко всему еще и беременна? Нужен ребенку отец или нет?

Эсме готова была умереть от унижения. Как может Мириам так мерзко думать о ней?!

– Никакого ребенка нет! – с вызовом крикнула она. – А если вы выдадите меня замуж за этого негодяя торговца, то ребенка у меня никогда и не будет – я не уверена, что он в его годы все еще на это способен!

Эти слова вырвались у Эсме помимо ее воли, и лишь в следующее мгновение она поняла, что их не следовало произносить. К чему было выдавать отцу и тетке свою осведомленность – на самом деле это Ламун и Мей, будучи замужними, успели поделиться с Эсме кое-какими секретами…

– Да, дочка, – Джеймс покачал головой, – похоже, ты и вправду испорченна. Чем тебе не угодил мистер Майклз? Он человек порядочный – не из тех, кто позабавится с тобой и бросит…

– Но я не люблю его, папа! Или для тебя это ничего не значит?

– Ты хочешь сказать, – усмехнулся Джеймс, – что любишь того женатого мужчину?

– Да нет же никакого мужчины!

– И лорда Уинтропа тоже нет?

– Уинтропа? Он есть, но я его ненавижу!

Взгляд Джеймса немного смягчился.

– Я понимаю тебя, дочка. В твоем возрасте естественно кого-то любить или, во всяком случае, желать кого-то любить. Но по-моему, лучше жить с нелюбимым мужем, чем любить кого-нибудь, кто сегодня развлекается с тобой, а завтра бросит.

– Я надеюсь обрести взаимную любовь, папа.

Джеймс с видом умудренного человека покачал головой:

– Увы, взаимной любви не бывает. Как правило, оказывается, что ты любишь человека, а он готов продать тебя ни за грош…

Эти слова больно кольнули Эсме – Джеймс явно намекал на свою покойную жену. Но еще больнее было то, что отец готов выдать ее замуж за человека, который ей отвратителен.

– Ради всего святого, – начала она, – я не хочу замуж за этого Майклза!

– Хватит, Эсме! – резко прервал ее Монтроуз. – И ты выйдешь за него, или ты мне больше не дочь!

Таким Эсме отца еще не видела. Слезы застилали ей глаза, и она была не в силах взглянуть на него. Вместо этого, поднявшись, она посмотрела на Мириам:

– Признавайся, ты все это придумала? Я знаю, что тебе не терпится избавиться от меня, чтобы вернуться в свой ненаглядный Лондон! Что ж, поезжай, никто тебя не держит! Нет, ты останешься здесь, потому что зависишь от отца материально!

– Ты слышал, Джеймс? – Мириам пыталась изображать из себя обиженную невинность. – Как тебе это нравится? Твоя дочь путается неизвестно с кем, вся изолгалась – и еще пытается все свалить с больной головы на здоровую! И ты это позволяешь? Не кажется ли тебе, что наша красавица заслужила хорошего ремня?

– Да помолчите вы обе! – Джеймс, резко поднявшись со стула, встал между женщинами. – Эсме, отправляйся в свою комнату. Я должен спокойно подумать, что мне с тобой делать. Или, – произнес он после небольшой паузы, – пожалуй, лучше останься, а ты, Мириам, будь любезна, покинь нас!

Гордо задрав подбородок, Мил не спеша удалилась.

– Прости меня, папа, – проговорила Эсме, коснувшись руки отца, – что я ходила на Лой Кратонг, не спросив у тебя. Бог свидетель, я не хотела тебя обидеть. Обещаю, этого больше не повторится!

– Но ты все скрыла, Эсме. Возможно, это и в самом деле не единственное, что ты скрываешь от меня…

– Папа, неужели ты правда веришь, что я способна стать чьей-то любовницей, тем более любовницей женатого мужчины? Или что у меня что-то было с лордом Уинтропом?

– Прошу тебя, Эсме, не лги мне больше, не рви мое сердце! Скажи мне всю правду – кто этот мужчина? Я готов простить тебя, но, похоже, ты вовсе ни в чем не раскаиваешься!

– Да не в чем мне раскаиваться, папа! Я чиста перед тобой, как перед Богом! Неужели ты не видишь, что кому-то понадобилось меня оклеветать?

– Но кому и зачем?

– Если бы я знала, папа!

– Люди не станут распускать подобные слухи ни с того ни с сего. Стало быть, во всем этом есть по крайней мере крупица правды. Но даже если все это вымышлено от начала до конца, ты не можешь оставаться в Бангкоке, если уж про тебя начали ходить подобные сплетни. И что тогда понесло тебя на этот Лой Кратонг? Того, что тебя там видели, уже достаточно, чтобы люди начали сомневаться в твоей порядочности!

Эсме вдруг почувствовала такую злобу на отца, какую раньше ей никогда не приходилось испытывать.

– А тебе не кажется, – сквозь зубы проговорила она, – что уже поздно, превращать меня в «порядочную девушку»? Все эти годы ты позволял мне все, что моей душе заблагорассудится, а теперь вдруг оказывается, что я делаю совсем не то! Спрашивается, кто виноват в моем воспитании?

Джеймс тяжело вздохнул, понимая, что дочь в чем-то права, но сдаваться, по-видимому, не собирался.

– Не спорю, тут я действительно виноват, – признал он, – и ты права – что сделано, того не воротишь. Я должен исправлять свои ошибки – лучше поздно, чем никогда. В конце концов, я должен сделать это во имя твоей матери. Думаю, она сама не захотела бы, чтобы дочь повторяла ее ошибки.

Эсме посмотрела на отца, все еще не оставляя надежды его разжалобить, но, судя по его лицу, Джеймс был непреклонен. Эсме ничего не оставалось, как только удалиться, и она так и не увидела, как из глаз отца скатилась горькая скупая слеза.

Стоя на борту парохода, Йен задумчиво смотрел на простиравшуюся перед ним панораму Бангкока. Удача не улыбнулась ему в приюте – там действительно имелось несколько талантливых парней, которые подошли бы, если бы оказались на месте, – но все они в данный момент уже имели работу. В результате ему пришлось уйти ни с чем. Правда, в городе он мог пользоваться услугами переводчика из консульства, но отпускать его с Йеном начальство отказалось. Собственно говоря, ситуация с отсутствием переводчика возникла из-за путаницы. Секретарь Йена, Чен, считался сиамцем, хотя на самом деле был китайцем и не знал сиамского. В консульстве в Чингмэе, разумеется, нашелся бы переводчик, но на время путешествия Йен будет, что называется, «без языка», а это его никак не устраивало.

Эсме Монтроуз – вот кто был ему сейчас нужен! Эта бойкая, живая девочка наверняка скрасила бы его путешествие… Но будут ли ее слушаться матросы?

Правда, Эсме вряд ли поехала бы с ним – тетка ее ни за что не отпустит, особенно после того, как ей сообщили про языческое празднество. Узнала же она об этом от известной сплетницы Харриет Бингэм, а та – от не в меру болтливых подружек-сиамок. Теперь не пройдет и недели, как об этой истории будет оповещен весь свет.

Разумеется, Мириам узнала и о том, что на пристани Эсме встретилась с ним, Йеном, и наверняка сделала из этого соответствующие выводы, раздув их до невероятных размеров. Вот почему она так набросилась на него во время их разговора. Сначала, помня об обещании, данном Эсме, Йен вообще все отрицал, но затем понял, что совершил большую ошибку. Отрицая малую вину Эсме, он лишь добился того, что заставил разгневанную мегеру приписать племяннице большую вину, которой на самом деле вовсе не было.

В результате Мириам ни на йоту не поверила его оправданиям. Хуже того – эта дура вообразила, что он любовник ее племянницы, но не тот, которого приписывали ей слухи. Он, видите ли, лишил ее сокровище девственности, а женатый любовник появился позднее…

Разумеется, Йен не сказал старой дуре, о каком «женатом любовнике» шла речь, хотя ему это было отлично известно. Но самым ужасным во всей этой истории было то, что Мириам, похоже, собиралась заставить его жениться на малолетней шлюшке. Ну уж только не это – покрывать грехи Раштона у Йена не было ни малейшего желания.

Как бы там ни было, теперь Йен сожалел, что нарушил клятву – рассказал тетке о похождениях Эсме. С другой стороны, был ли у него выбор? Совесть его чиста – при рассказе он постарался выставить девушку как можно более невинной. Вот только поверит ли Эсме, что на самом деле разболтал тайну не он, а ее дурехи-подружки?

Впрочем, какое ему дело, что подумает о нем Эсме Монтроуз? Кто она, в конце концов, такая? Обычная пустоголовая девица, отличающаяся от сотен других разве что своей распущенностью… По идее Йен должен был бы это вычислить сразу, как только увидел ее. Он ведь уже обжегся на одной такой – правда, ту звали не Эсме, а Кэролайн…

Но как ни пытался Йен вычеркнуть из памяти свою новую знакомую, перед его глазами снова и снова вставали густые черные как ночь волосы… Йен вдруг живо представил эти волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушке после ночи бурной любви. А какие у нее глаза… Какими живыми искрами переливались они, когда она смотрела на него, как моментально вспыхивали в минуты гнева…

Нет, ему определенно нужно забыть ее, по крайней мере на время, иначе он не сможет сосредоточиться на предстоящей работе. Потом, вернувшись в Бангкок, он, может быть, и сойдется поближе с мисс Эсме Монтроуз. Пусть пока она избегает его, но уже сейчас в ее глазах порою мелькает нечто, дающее ему повод надеяться… Может быть, за время его трехмесячного отсутствия она успеет понять, что на самом деле он ей не так уж и противен…

А вдруг за это время отец и тетка выдадут ее замуж? Правда, как сказал Годфри, едва ли кто-нибудь захочет взять в жены девицу с такой репутацией. Но если все же кто-то найдется? Хотя бы тот лысый торгаш, который танцевал с ней почти весь вечер, – его вряд ли что-нибудь остановит…

Йен сделал глубокий вдох. Да что с ним такое, в конце концов? Почему он никак не может перестать думать об этой девице? Почему ему до сих пор хочется вернуться в ее дом и узнать, что задумали сделать с ней отец и тетка? Самым мудрым в такой ситуации было бы держаться от красотки как можно дальше…

– Лорд Уинтроп!

Йен обернулся. Перед ним стояли Чем – китаец, недавно нанятый к нему в секретари, Сомкит – сиамец-переводчик, из консульства, тот самый, которому не позволили отправиться с ним в Чингмэй, и еще два незнакомых сиамца.

– В чем дело?

– Я нашел для вас лоцманов, ваше сиятельство, – ответил Чен. – Они сказали, что путешествие займет шесть недель. Если хотите, поговорите с ними.

– Шесть недель! – Йен нахмурился. – В консульстве меня уверяли, что не больше трех… Я должен быть в Чингмэе через месяц и вообще не хотел отплывать раньше следующей недели!

После того как Сомкит перевел его слова, лоцманы долго о чем-то совещались, а затем повернулись к Сомкиту…

– Они говорят, сэр, что, если бы у вас была баржа с паровым буксиром, они, может быть, и справились бы за месяц. Время года сейчас самое подходящее для плавания – дожди подняли воду в реках как раз до того уровня, какой нужен. Но паровой буксир нынче дорог…

Йен нервно провел рукой по волосам:

– Ладно, будет им паровой буксир. Скажите, что я щедро заплачу, лишь бы поспели за месяц.

Едва Сомкит перевел его слова, моряки, услышав про деньги, широко заулыбались и, сложив ладони, словно для молитвы, поклонились Йену.

– Они довезут вас за месяц, – пояснил переводчик.

– Ваше сиятельство, – неожиданно вмешался Чен, – могу я поговорить с вами наедине?

– Разумеется.

Они отошли немного в сторону.

– Учтите, что вы на Востоке, сэр, – заговорил китаец. – Восточные люди наобещают вам с три короба, чтобы втереться в доверие, но это еще не гарантирует результата.

– Я знаю, Чен.

– И вы не боитесь, что за месяц мы можем не поспеть?

– У нас нет выбора. – Йен взглянул туда, где стояли сиамцы. – Эти двое – лучшие лоцманы, каких только можно здесь найти. Будем надеяться, что они довезут нас достаточно быстро. Мне самому этого ох как хочется – из Чингмэя передают, что французы наступают принцу Матайе на пятки, и он очень обеспокоен по этому поводу.

– Да, сэр, на прошлой неделе французские войска дошли до Монг-Сая.

– Проклятое консульство! – не выдержал Йен: – Если бы не их неразбериха, я бы сейчас уже несколько дней был в пути. Я потерял слишком много времени и не вижу смысла терять его впредь, так что мы выезжаем из Бангкока как можно скорее!

– Но вы все еще не нашли переводчика, ваше сиятельство…

– В этом-то и загвоздка. Черт побери, нужно убедить консульство позволить Сомкиту поехать со мной, а если они не согласятся, побыстрее найти кого-то другого. На это у нас есть самое большее дня три – дольше тянуть мы не имеем права.

– Значит, – уточнил китаец, – я могу передать этим людям, что через три дня мы отплываем?

– Да, будьте любезны. И еще скажите – если не уложатся в месяц, я им ничего не заплачу. Кстати, отдельного судна мне не надо, поеду вместе со всеми – меньше хлопот.

Согласно кивнув, Чен пошел, к сиамцам, а Йен, глядя ему вслед, жалел лишь о том, что позволил в свое время лорду Роузбери уговорить себя взяться за эту миссию. Слишком многое ставилось здесь на карту. Кроме переговоров с принцем Матайей, Йен имел и другое задание, не менее, если не более сложное. Не выявленный до сих пор шпион передавал французам тайную информацию, и в задачу Йена входило найти негодяя и обезвредить.

Впрочем, сейчас его больше беспокоила первая часть миссии. Французы стремительно продвигались на запад; сиамцы же никогда не были под властью ни одной европейской страны и, разумеется, не горели желанием терять независимость. Правда, кое-кто из знакомых британских политиков уверял Йена, что сиамцы преувеличивают опасность, но сам он не был в этом уверен. По поступившим сообщениям, французы явно положили глаз на северную часть Сиама, граничащую с британской Бирмой. Более точную информацию об этом Йен надеялся получить от сиамцев на месте, в Чингмэе, – до Бангкока слухи часто доходили искаженными. Британский консул в Чингмэе, как на грех, заболел, а Раштон не мог бросить свои дела в Бангкоке, вот почему миссию возложили на Йена.

Работа, судя по всему, предстояла нелегкая. Если французы действительно претендуют на чужую территорию, то сиамцы наверняка потребуют письменных заверений в сохранении их независимости. Не нужно быть искушенным политиком, чтобы понять: вся эта ситуация легко может обернуться войной. Вот почему ему необходимо оказаться в Чингмэе как можно скорее – ради того, чтобы простые люди, такие как Эсме и ее отец, могли жить мирно и спокойно. Сиам не европейская колония, непосредственных интересов для Англии она не представляет, но создавать там антиевропейские настроения все равно ни к чему. Нельзя допустить, чтобы сиамцы начали ненавидеть всех, у кого белая кожа.

Йену вдруг вспомнились слова Эсме, сказанные тогда, на пристани: «По крайней мере мы не знали здесь особых проблем до тех пор, пока не появились англичане». Дай Бог, чтобы ее слова не оказались пророческими… Дай Бог, чтобы никакие разногласия между странами и народами не смогли омрачить прекрасное лицо Эсме!

С этой безмолвной молитвой на устах Йен вошел в свою каюту.

Глава 5

Эсме стояла в своей спальне, глядя в открытое окно на тропические деревья, которыми любовалась бессчетное количество раз… Убежать бы ей куда глаза глядят, раствориться в этих джунглях!.. Увы, это все мечты, а жить приходится в реальном мире. Куда ей бежать? Да, она многое знает о Сиаме, по сиамцы вовсе не горят любовью к англичанам. Несмотря на все усилия короля Чулалонгкорна, пытавшегося превратить Сиам в цивилизованную страну, сиамцы по-прежнему продолжали косо смотреть на белых. Даже ее подругам, Ламун и Мей, их мужья вряд ли разрешили бы помогать англичанке. Ныть иностранкой в Бангкоке нелегко, но и за его пределами отец и тетка рано или поздно нашли бы ее. В Бангкоке живет не так уж много молодых белых девушек, и вычислить одну из них им будет несложно.

Внезапно Эсме услышала, как открывается дверь ее комнаты. Поздно… Время пришло.

– Мистер Майклз уже здесь, – послышался отрешенный голос отца. – Он говорит, что слышал все эти сплетни, но это его все равно не остановит, и… он снова сватается к тебе.

Эсме знала, что, помимо сплетни о женатом любовнике, с легкой руки Мил о ней ходит еще одна сплетня – о том, что она к тому же еще и пассия лорда Уинтропа. А распространяют сплетню их же собственные слуги…

– Неужели ты ждешь, что я приму его предложение? – огрызнулась Эсме.

– О нет! Да и мистеру Майклзу известно, что ты упряма. Но, как говорится, стерпится – слюбится.

– Ни за что! Я никогда не полюблю этого типа, никогда! – Эсме резко повернулась к отцу. – Он мне отвратителен, слышишь, папа!

Лицо Джеймса потемнело.

– Любовь бывает разной, дочка. Жгучая, пламенная страсть не всегда хороша. Такая любовь может даже разрушить человека. Яркий пример тому – твоя мать: когда мы с ней познакомились, она бросила все ради любви, и ей казалось, что ее любовь будет длиться вечно. Но вскоре ее охватывает новая пламенная страсть, и бедняжка решает покинуть этот свет… Спокойная семейная жизнь, я надеюсь, оградит тебя от подобных безумств. Мистер Майклз далеко не беден, с ним ты заживешь припеваючи…

– Не надо, папа! Я знаю, что в глубине души ты сам не веришь в это. Я выйду замуж лишь за человека, которого полюблю, и пусть твой Майклз не надеется, что его деньги смогут купить мою любовь! Мама, в конце концов, тоже вышла замуж за тебя, хотя у нее наверняка была целая куча куда более богатых женихов… Сейчас она была бы на моей стороне, я знаю это!

На мгновение в глазах Джеймса зажегся огонь, но затем лицо его снова стало каменным.

– Да, – задумчиво произнес он, – твоя мать любила меня, но ты-то в данный момент никого не любишь! Если бы у тебя были другие претенденты, ты могла бы выбирать, но в твоей ситуации тебе ничего иного не остается… – Поколебавшись с минуту, Джеймс продолжил: – Чем, в конце концов, тебе не правится Майклз? По-моему, жених подходящий! Я уверен, пройдет пара лет, и ты сама признаешь, что сделала правильный выбор.

Эсме гордо вскинула голову:

– Никогда, папа. Ты слышишь? Никогда! Это мое последнее слово!

– Раз так, разговор окончен, – словно приговор, изрек отец. – Следуй за мной.

Эсме подчинилась. Лицо ее было безразлично-холодным, но вся она кипела от злости.

Когда они вошли в гостиную, Майклз разглядывал портрет Рене со смешанным выражением восхищения и ненависти. Это весьма удивило Эсме, в то время как Джеймс ничего не заметил. Мужчины поприветствовали друг друга, как показалось Эсме, вполне искренне и сердечно.

Внимание гостя тут же переключилось на Эсме. Та гордо вскинула голову, не желая идти на конфликт, но и не собираясь уступать. Майклз бесцеремонно разглядывал ее, словно товар, который собрался покупать.

Эсме не осталась в долгу и бросила на него такой же оценивающий взгляд. Стало быть, вот кому предстоит стать ее мужем! Что ж, в конце концов, если разобраться, он не такой уж и урод… Во всяком случае, танцуя с ним на балу, Эсме не могла сказать, что этот человек ей совсем отвратителен – кое-что из рассказов Майклза о его многочисленных путешествиях она нашла даже довольно занятным. И тем не менее было в нем что-то отталкивающее, хотя Эсме не могла толком сказать, что именно. Да, он значительно старше – почти одного возраста с ее отцом, к тому же почти лыс… Но не это беспокоило девушку, а пугающий огонек в глазах Майклза, когда он смотрел на нее.

Окинув Эсме взглядом с ног до головы, Майклз повернулся к Джеймсу:

– Мистер Монтроуз, вы позволите нам немного прогуляться? Если не возражаете, мне бы хотелось обсудить с вашей дочерью кое-что наедине.

– Не возражаю. – Джеймс натянуто улыбнулся. – Только прошу вас – не позволяйте себе слишком многого, по крайней мере до тех пор, пока вопрос не решен окончательно.

– Ни в коем случае, сэр! – Подойдя к Эсме, Майклз взял ее под руку; – Вы составите мне компанию, мисс Монтроуз?

– А разве у меня есть выбор? – фыркнула Эсме, но, заметив выразительный взгляд отца, тут же поспешила исправиться: – Я хотела сказать, с удовольствием.

Опустив глаза, Эсме последовала за Майклзом. Мозг ее лихорадочно работал – может быть, еще не поздно что-то сказать или сделать, что заставило бы Майклза отказаться? Возможно, он сватается к ней только потому, что не слыхал про сплетни? Тогда ей следует поскорее действовать!

– Мистер Майклз, – первой начала Эсме, как только они покинули дом, – мой отец объяснил вам, почему он так быстро и внезапно принял ваше предложение?

Майклз чуть заметно улыбнулся, словно ожидал этого вопроса.

– Да, я все знаю, дитя мое, хотя и не от вашего отца. Рассказы о ваших… скажем так, похождениях уже ходят по всему Бангкоку.

Эсме вспыхнула:

– И вы готовы жениться на мне, несмотря на то, что я любовница двух мужчин сразу? Неужели вас это не смущает? – Эсме было противно говорить об этом, но для того, чтобы отвратить от себя Майклза, все средства были хороши.

В глазах торговца вдруг загорелся тот самый плотоядный огонек, который так пугал Эсме. Улыбка его стала шире, когда он чуть сжал ее руку.

– Нет, не смущает, дитя мое. Мало ли что говорят, люди!

«Странно, почему он так упорно, добивается меня?» – внезапно подумала Эсме и тут же решила это выяснить.

– Скажите, почему вы выбрали именно меня, мистер Майклз?

– Ну, вы молоды, красивы, умны… Разве этого недостаточно?

– Но с вашими деньгами, сэр, вы могли бы жениться на ком угодно – так, во всяком случае, утверждает моя тетя. – Эсме решила не упоминать, что Мириам сама мечтает урвать солидный кусок от богатств Майклза. – Разве мало вокруг достойных девушек… скажем так, с безупречной репутацией?

– Любовь не выбирает, дитя мое!

Теперь до Эсме наконец дошло, что в голосе Майклза звучала жесткость, которую она поначалу не заметила. Она резко высвободила руку:

– Но я не люблю вас, сэр! Не люблю! Вы слышите? Меня хотят выдать за вас насильно! Вам действительно нужна жена, которая презирала бы вас, которая чувствовала бы себя рядом с вами несчастной?

Гневная тирада Эсме, казалось, вовсе не огорчила Майклза – он продолжал смотреть на нее, все так же улыбаясь.

– Вы очень похожи на вашу мать, – произнес он, – и так же красивы, разве что в отличие от нее не в меру горячи.

Это замечание вдруг смутило Эсме. Она знала, что мать ее была знакома с Майклзом, но ей не было известно, насколько близко.

– Вы хорошо знали мою маму, сэр? – спросила она с нескрываемым любопытством.

Майклз смерил ее пристальным взглядом.

– Да, мы были близкими друзьями, – произнес он, прищурившись. – Но к нашему с вами делу это не имеет никакого отношения.

Эсме со страхом подумала, что на самом деле это имеет к их делу гораздо больше отношения, чем утверждает Майклз. В ее мозгу вдруг мелькнула ужасная мысль: а вдруг он и был тем любовником, из-за которого мать покончила с собой? Эсме покосилась на мясистую руку Майклза, снова ухватившую ее под локоть. Не может быть, чтобы ее красавица мать предпочла мужу этого отвратительного лысого субъекта…

– Вы будете счастливы со мной, дорогая! – Майклз увлек ее за собой по извилистой дорожке, ведущей к реке. Голос его, однако, звучал столь угрожающе, словно на самом деле Майклз говорил: «Выходи за меня добром, а то худо будет!» – У меня есть роскошный дом в центре города, и еще один – на берегу моря, там вы будете окружены толпой слуг, готовых исполнить малейший ваш каприз. Я часто путешествую, так что скучать вам не придется – со мной вы повидаете весь мир. Чего вам еще надо, дитя мое?

Страх странным образом придал Эсме смелости.

– Вы любите меня, мистер Майклз? – напрямую спросила она.

– Я прошу вас стать моей женой. Разве это не ответ на ваш вопрос?

– Но вы почти не знаете меня, сэр! Вдруг я на самом деле еще ужаснее, чем то, что про меня рассказывают, и буду изменять вам направо и налево?

Майклз резко повернулся к ней, лицо его застыло. В этот момент он был отвратителен Эсме как никогда.

– Вы не посмеете мне изменять, будьте уверены: уж я об этом позабочусь! – Он схватил Эсме за плечи и начал яростно трясти, от чего она на время утратила дар речи. Таким Майклза она еще не видела. В этот момент перед ней был уже не холодный, расчетливый торговец, а маньяк, ради осуществления своей идеи не остановившийся бы ни перед чем. – У вас нет выбора, крошка! – Майклз говорил шепотом, но этот шепот был пострашнее любого крика. – Вы выйдете за меня и будете принадлежать только мне. Будьте уверены, я заставлю вас любить меня, желать меня!

Наклонившись к Эсме, Майклз дышал прямо в лицо, и от этого ей становилось дурно. Руки его держали ее словно тиски. Эсме даже показалось, что еще немного – и Майклз сломает ей кости.

Шок, очевидно, отразился на ее лице, и это заставило Майклза прийти в себя. Отпустив ее, он стал молча смотреть на реку. Пару минут стояла полная тишина, нарушаемая только доносившимися с рынка, устроенного прямо на пристани, голосами торговцев-сиамцев, нахваливающих свой товар. Эсме чувствовала, что с каждой минутой этого молчания ее страх растет все сильнее.

– Простите меня, – проговорил Майклз, – я, кажется, чересчур погорячился. – Он вдруг снова превратился в вежливого, предупредительного джентльмена. – Но это все от любви, дитя мое! Вероятно, мысль о том, что вы скоро станете моей, вскружила мне голову…

Эсме молчала. Объяснение Майклза ее нисколько не убедило.

– Я уверен, что мы поладим, вот увидите…

Эсме замотала головой:

– Нет, мистер Майклз, никогда! И я не выйду за вас замуж, что бы там ни обещал вам мой отец, не выйду! Никогда!

– Но почему?

Взгляд Майклза, казалось, проникал ей в самую душу, и Эсме снова стало не по себе.

Как бы ей ответить этому надоедливому типу, чтобы он наконец отстал? Сказать, что она не любит его? Но она и так уже раз десять повторила это. На Майклза, похоже, ее слова действуют еще меньше, чем на отца.

– Потому что не хочу, – в отчаянии проговорила она.

Взгляд Майклза впился в нее еще сильнее.

– Выйдешь как миленькая! Я тебя заставлю! – прошипел он сквозь зубы.

Взяв Эсме под руку, он повел ее обратно в дом. Девушка пыталась вырваться, но Майклз держал ее с силой, которой трудно было ожидать от не очень молодого человека, большую часть жизни проведшего в конторе.

В конце концов, Эсме решила предпринять новую попытку урезонить своего зарвавшегося кавалера:

– Не думаю, что вы будете счастливы, мистер Майклз. Женившись на мне, вы наверняка очень скоро об этом пожалеете!

– А я уверен, что нет, – с железной непреклонностью отрезал Майклз. – Как и в том, что и вы не пожалеете об этом браке. Готов поклясться, что буду заботиться о вас как о королеве. Вскоре вы вообще забудете о том, как поначалу не хотели выходить за меня.

Эсме замолчала, поняв, что Майклза, кажется, не способно остановить ничто на свете. Но как она может выйти замуж за человека, чье общество не в силах вытерпеть и пары минут? Майклз пугал ее. Эсме боялась, что если все-таки выйдет за пего замуж, то совершит нечто ужасное – убьет Майклза, убьет себя или сделает еще что-нибудь в этом роде.

Сейчас, когда они шли к дому, мистер Майклз снова прекратился в саму вежливость, но Эсме не обращала на это внимания, как не замечала ничего вокруг – ни криков экзотических птиц, обычно столь забавлявших ее, ни шелеста листьев пышных пальм над головой.

Представ перед отцом, Эсме почувствовала, что не в силах сейчас не то что разговаривать, но даже смотреть на него – так глубоко было ее отчаяние. На все вопросы Джеймса отвечал в основном гость. Поняв из реплик отца, что тот непреклонен в своем решении, и утратив последнюю надежду, Эсме и вовсе потеряла дар речи. Отец же принял ее молчание за знак согласия и, когда Майклз ушел, велел ей идти в свою комнату. Впрочем, в этот момент она и сама была рада остаться наедине со своими невеселыми мыслями.

Ночью Эсме долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок и думая о том, какая ужасная судьба ей предстоит – стать женой человека, которого она боится и презирает… Нет, это было просто немыслимо! Но какой тогда у нее есть выход? Умолять отца? Бесполезно! Ей ничего не оставалось, как рыдать в подушку от сознания собственного бессилия.

Наконец Эсме забылась тревожным, горячечным сном. В ночных кошмарах отец и мистер Майклз преследовали ее через весь город, крича ей вслед: «Шлюха! Шлюха! Держи ее!»

Эсме проснулась на рассвете в холодном поту. Голова ее раскалывалась. Отбросив полог, она села на кровати, растирая виски.

Нет, это просто невозможно! Нужно что-то делать, как-то спасаться… Но как ни старалась она хоть что-то придумать, в голову ей, как назло, ничего не приходило.

Эсме сама не знала, сколько часов простояла перед окном, вглядываясь в темноту джунглей, как вдруг перед ней появились Ламун и Мей.

– Эсме! – окликнула ее одна из сестер. – Что случилось? Мэм Мил не пустила нас к тебе. «Убирайтесь, от вас и так уже слишком много хлопот!» – так она сказала…

Эсме обессиленно опустилась на подоконник.

– Это просто ужасно! – вздохнула она. – Тетя Мириам узнала, что я ходила на Лой Кратонг, узнала и о тех матросах, и обо всем… Теперь они с отцом хотят выдать меня замуж за мистера Майклза!

Сестры опустили глаза, понимая, что виноваты, но Эсме была так погружена в свое горе, что ей было не до них.

– Очень плохо! – Мей сочувственно покачала головой. По-английски девушки говорили с сильнейшим акцентом, к тому же не всегда грамотно строили фразы. Эсме предпочла бы, чтобы подруги говорили по-сиамски, но тем хотелось лишний раз показать, как хорошо они знают чужой язык.

– И что ты собираешься делать? – спросила Ламун. – Неужели выйдешь за этого мерзкого мистера Майклза?

– Если это случится, я умру! Но они меня заставляют.

– Заставляют выйти за Майклза потому, что ты ходила с нами на праздник? Но это же глупо! Какие вы все-таки чудные, англичане!

– Не только потому, что ходила на праздник. Есть еще причина. – Эсме задумалась, стоит ли рассказывать подругам о бале и о сплетнях, но в конце концов решила выложить все как есть.

Когда она закончила, сиамки были в шоке.

– Кто же рассказывает о тебе такие ужасные вещи? – поцокала языком Ламун. – И почему все в это поверили? Ты всегда была очень скромной девушкой, Эсме; ты скромно одеваешься, никогда не гуляешь с мужчинами…

Эсме хотелось, чтобы все вокруг знали ее так же хорошо, как подруги, но так уж, видно, устроен мир – люди куда охотнее верят во всякую-чушь. А ведь она действительно до сих пор не была ни с одним мужчиной – отнюдь не потому, что хотела изобразить из себя пуританку или на всю жизнь остаться старой девой. Просто ей еще не встретился тот, кому она могла бы отдать свое сердце…

Впрочем, подумала она через минуту, есть, пожалуй, один мужчина, о котором можно сказать, что он ей приглянулся, – лорд Уинтроп. Но, вспомнив об Уинтропе, Эсме тут же поспешила о нем забыть; Все ее теперешние беды, если разобраться, идут от него; она никогда не простит ему того, что он не сдержал своего обещания и рассказал Мириам о Лой Кратонге.

– Может быть, мы просто не все знаем об Эсме? – осторожно предположила Мей.

– Мей! – Ламун кинула на сестру сердитый взгляд.

– Я думаю, – улыбнулась та, – ей нравится один мужчина – тот симпатичный, который спас нас. Выходи за него, Эсме! Он будет для тебя очень хорошим мужем! – Мей кивну-ма Ламун, и обе захихикали.

– Для того чтобы быть хорошим мужем, одной внешности недостаточно. – Эсме вовсе не радовало, что подруги прочитали ее мысли. К тому же ее бесило то, что сиамки так примитивно подходят к проблеме замужества. Впрочем, если уж выбирать между Майклзом и послом, то все-таки лучше отдать предпочтение второму…

– Все равно Уинтроп не женится на мне, – устало проговорила она. – Он ведь гораздо знатнее меня.

– Но ты можешь заставить его, – лукаво подмигнула Мей. – Переспи с ним, тогда он на тебе женится!

– Послушай, Мей! – Эсме нахмурилась. – Ты же знаешь, что я никогда этого не сделаю – а если бы и сделала, он все равно бы на мне не женился. Папа и Мириам считают, что я уже спала с ним, и тем не менее отдают замуж за Майклза!

– Стало быть, – философски изрекла Ламун, – ничего тут не поделаешь – такова твоя карма. Смирись с этим, и рано или поздно ты научишься любить этого Майклза. Вот увидишь, когда у вас пойдут дети, тебе станет легче…

Эсме нахмурилась – ей вовсе не нравился подобный фатализм.

– Как все-таки плохо быть женщиной! – проговорила она. – Если бы я была мужчиной, я бы убежала куда-нибудь к морю… Взять хотя бы того же лорда Уинтропа. Он совершенно свободен – когда хочет, едет куда-нибудь, а если ему там не понравится, уезжает. Если бы я могла, как он, поехать в Чингмэй, я была бы вполне счастлива. Думаю, я смогла бы найти там работу учительницы в какой-нибудь английской школе. Помните вдову миссис Калверт, что одно время преподавала в нашей школе? Она уехала в Чингмэй и в письме, которое потом мне прислала, описала этот город в самых радужных красках.

– Может быть, стоит попросить лорда Уинтропа взять тебя с собой? – предложила Ламун.

Эсме покачала головой:

– Вряд ли это хорошая идея. Да и станет ли посол портить свою репутацию, помогая какой-то девице сомнительного поведения бежать из-под венца! К тому же я его ненавижу! Хоть бы он не нашел себе переводчика и застрял в Бангкоке надолго!

– Постой, а почему бы тебе самой не пойти к нему в переводчицы? – Мей невинно улыбнулась. – Ведь по-сиамски ты говоришь гораздо лучше, чем большинство англичан. Так ты попадешь в свой Чингмэй, и к тому же, я думаю, лорд Уинтроп тебе неплохо заплатит…

– Как ты не понимаешь: если не разрешит мой отец – а он никогда не разрешит, – все это лишь пустые мечты! А жаль – я действительно смогла бы стать неплохой переводчицей… Эх, если бы я была мужчиной!

Ламун и Мей наперебой начали предлагать ей новые варианты – но Эсме, погрузившись в свои мысли, уже не слушала их. Может, ей и впрямь переодеться мужчиной и поступить к Уинтропу в переводчики?

Эсме помотала головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Страх перед насильным замужеством заставил ее хвататься за совершенно безумные идеи. Переодеться мужчиной – надо же до такого додуматься! Допустим, она все-таки сумеет уговорить Уинтропа нанять ее… Что дальше? Посол наверняка заинтересуется, откуда этот молодой англичанин так хорошо знает сиамский… И что она ему ответит?

Но в таком случае, может быть, лучше переодеться сиамцем? Сумеет ли она выдать себя за тайца? В конце концов, она ведь посоветовала Уинтропу пойти в иезуитский приют и подыскать там какого-нибудь толкового парнишку – так почему бы ей самой не оказаться этим парнишкой? Форма учащихся приюта состоит из мешковатых куртки и штанов, и если худощавая девушка облачится в подобный костюм, то он, пожалуй, скроет ее женские формы…

Эсме покраснела. Переодеться мужчиной – черт побери, и взбредет же такое в голову! Нет, об этом не может быть и речи… Хотя, собственно, почему?

Она вдруг представила отвратительную волосатую руку Майклза на своем запястье. Да она скорее умрет, чем станет женой этого человека! Теперь Эсме чувствовала себя готовой на все – даже на то, чтобы обрядиться в мужское платье. Волосы можно заплести в косичку – так ходят мальчишки в приюте… Но что ей делать с лицом – она все-таки не настолько смугла, чтобы сойти за сиамца? Тогда, на пристани, было темно, и в своем саронге Эсме вполне могла сойти за сиамскую девушку. Но как быть днем? Лорд Уинтроп наверняка догадается, кто перед ним, тем более что он видел ее не раз…

Впрочем, поспешила успокоить себя Эсме, ей не так уж часто придется находиться рядом с послом. Все, что ей нужно будет делать, – это выслушивать команды и передавать их морякам-сиамцам. Возможно даже, что Уинтроп сам не общается с моряками, а пользуется услугами какого-нибудь помощника. Собственно говоря, ей надо добраться до Чингмэя, во время путешествия общаясь с Уинтропом как можно меньше. Если, даст Бог, все обойдется, то как только она доберется до своей цели, мальчишка-переводчик исчезнет бесследно, и никто ничего не узнает…

Но даже если ее секрет и раскроется, что с ней сделают? Не выбросят же за борт, в конце концов! Главное – оказаться на пароходе, а там… В Чингмэе она сумеет как-нибудь устроиться. Главное, она будет вдали от Майклза – и абсолютно свободна. И еще ей можно будет каждый год ходить на Лой Кратонг, ничего не опасаясь…

Внезапно Эсме вздрогнула. А вдруг ее план не сработает? Что, если ей придется почти все время неотлучно находиться при лорде Уинтропе? Уж тогда-то он ее наверняка узнает!

«Ну и пусть узнает, лишь бы это произошло не в первый момент…» Не развернет же он, в конце концов, свой пароход, чтобы вернуть ее отцу!

Подруги выжидающе смотрели на Эсме, но та словно вовсе не замечала их, погруженная в свои мысли.

– Ламун, – обратилась Мей к сестре, – как ты думаешь, сможем мы загримировать нашу Эсме под мальчишку-сиамца?

– Ты хочешь загримироваться под мальчишку, Эсме? – удивилась та. – Но зачем?

– Лорду Уинтропу нужен переводчик, и если этим переводчиком буду я, он возьмет меня с собой в Чингмэй. По-моему, ничего лучшего здесь не придумать!

– Вот уж не думаю. – Ламун скривила губы.

– Но почему? Волосы у меня прямые, темные, глаза карие… Кожа, правда, не очень смуглая, но у многих китайцев такая же… – В голосе Эсме послышалась мольба.

Это растрогало Ламун, но все же она лишь покачала головой:

– Нет, Эсме, твой план нехорош. Лорд Уинтроп догадается, кто ты такая, он ведь неглупый человек.

– Даже пьяные моряки не поверили, что я англичанка, как я ни пыталась уверить их в этом! Мужская прическа, мужская одежда, немного грима – и ни одна живая душа не догадается…

– Не знаю, не знаю… В твоей внешности все-таки слишком много европейского. В лучшем случае ты, может быть, сойдешь за полукровку…

Эсме задумалась. Что ж, пусть будет полукровка… В конце концрв, в иезуитском приюте не так уж мало мальчишек-полукровок – плодов страсти европейцев и женщин-азиаток, оказавшихся не нужными ни папе, ни маме…

– Ладно, – Эсме кивнула, – буду полукровкой, если вы сумеете меня загримировать.

– Как Ламун, сможем? – с надеждой спросила Мей у сестры.

– Сделать из нее парня, да еще и сиамца? Нет, Эсме, ничего здесь не получится… Видно, карма твоя такая… Придется смириться!

– Но почему, Ламун? – не сдавалась Мей. – Кожа у нашей Эсме как раз такая, какая бывает у полукровок. Немного подведем ей глаза, чтобы казались пораскосей…

Энтузиазм сестры, казалось, начал передаваться Ламун.

– Да, глаза могут все испортить, – задумчиво изрекла она, – особенно если лорд Уинтроп узнает тебя по ним. Он же смотрел в твои глаза, когда целовался с тобой! Впрочем… – Ламун задумалась, – подожди-ка минутку! Если ты наденешь темные очки – такие же, как у того старого священника-иезуита в приюте… ну, того самого, который еще все время бьет розгами своих учеников… Он привез эти очки из Франции, чтобы защищать глаза от солнца.

– Темные очки? – Эсме довольно улыбнулась. – Пожалуй, неплохая идея! Но где я найду такие очки?

– Я тебе их раздобуду, – лукаво подмигнула Мей.

– Каким же образом?

– У меня есть один знакомый в приюте – он не прочь наказать старого священника за то, что тот все время его сечет.

– Ты хочешь сказать, твой знакомый украдет их? – встревожилась Эсме.

– Нет, конечно, – усмехнулась Мей, – он их позаимствует.

– Ну, не знаю… – Эсме замялась.

– Так ты хочешь бежать или нет? – решительно спросила Ламун.

– Неужели никто ничего не заподозрит, если я вдруг появлюсь на пароходе в чужих очках?

– Не думаю, что лорд Уинтроп помнит, какие очки были на старом священнике. И чтобы уж точно никто ничего не заподозрил, все это нужно сделать прямо перед отправлением парохода. Когда твой отец и мэм Мил хватятся тебя, будет уже поздно…

– Но я не знаю, когда отплывает пароход – может быть, через месяц. А что, если за это время мистер Майклз успеет жениться на мне?

– Мы выясним это. – Ламун гордо выпятила грудь. – Я пошлю в порт своего маленького брата, чтобы он выведал, когда отплытие. А Мей поговорит со своим приятелем, сможет ли тот стянуть очки. Мы вернемся сегодня ночью и расскажем, что нам удалось разузнать.

– А где я раздобуду приютскую форму? – спохватилась Эсме.

– Все у того же приятеля Мей. Воспитателям он соврет, будто потерял ее, и они дадут ему новую…

Неожиданно раздался стук в дверь.

– Дочка, – послышался голос отца, – мне нужно с тобой поговорить!

– Одну минуту, я только переоденусь! – Эсме с тревогой посмотрела на подруг. Прижав палец к губам, Ламун схватила за руку Мей, и через мгновение обе уже скрылись в джунглях.

– Все, папа, можешь заходить!

У Джеймса Монтроуза был такой вид, что Эсме уже почти готова была отказаться от побега – она понимала, как сильно это ранит отца. Но есть ли у нее другой выход? Впрочем, имеется еще слабая надежда уговорить его отказать Майклзу…

Сев на кровати, девушка посмотрела в глаза отца и приготовилась к решительному разговору. От взгляда ее не укрылось, что глаза эти красны, а руки трясутся – должно быть, он снова напился. После смерти жены Джеймс довольно часто прикладывался к бутылке, и теперь сердце Эсме готово было разорваться от жалости к отцу.

Она молчала, ожидая, что он ей скажет.

– Эсме, – наконец начал он, – мне кажется, ты до сих нор еще как следует не осознала, что брак между Майклзом и тобой – единственный выход…

Эсме не хотелось лишний раз сердить отца, но притворяться ей было невмоготу даже перед ним.

– Ты прав, – решительно проговорила она, – я по-прежнему не склонна к этому браку. Но какая разница, что я чувствую, – по-моему, мое мнение для тебя давно уже не имеет значения!

Джеймс вспыхнул, но тут же постарался успокоиться.

– Твое упрямство только усложняет задачу, – мрачно произнес он, – но решения своего я не изменю. Пойми, я делаю это для твоего же блага – я ведь люблю тебя!

– Если ты действительно любишь меня, папа, то зачем заставляешь выходить замуж за человека, которого я презираю!

Джеймс отвернулся, не в силах смотреть дочери в глаза.

– Это лучше, чем вообще остаться незамужней, – неуверенно пробормотал он.

– Да почему лучше? Почему, в конце концов, я обязательно должна выйти замуж? Разве ты не хочешь, чтобы я осталась с тобой до конца своих дней? Не беспокойся, я смогу себя обеспечить, да и тебя тоже – буду преподавать в школе или что-нибудь в этом роде…

– А кто позаботится о тебе, когда меня не станет? Неужели ты готова стать никому не нужной старой девой? Ты действительно этого хочешь?

– Все лучше, чем быть женой этого мерзкого Майклза! – искренне воскликнула Эсме. – Понимаешь, папа, – добавила она, немного остыв, – что-то в этом человеке меня пугает. Мне отчего-то кажется, что он будет обращаться со мной грубо, если не жестоко. Когда мы с ним гуляли, он так на меня смотрел! Мне, ей-богу, действительно стало страшно… Умоляю тебя, если в тебе еще осталась хоть капли любви ко мне…

С минуту отец колебался, но затем лицо его снова приняло упрямое выражение.

– А вдруг ты беременна, дочка? Ты что, хочешь растить незаконнорожденного ребенка?

Эсме готова была умереть от отчаяния. Ну как еще объяснить отцу, что беременной она просто физически быть не может?

– Я не беременна, папа! Если уж на то пошло, я вообще девственница!

– Хотелось бы верить, Эсме, но увы… Я навел справки о том, что о тебе рассказывают. В «утечке» этой информации виновен не кто иной, как Эмори Лоренс. Он сам жалеет, что проболтался, но клянется, что все это истинная правда.

– Лоренс? – удивилась Эсме. – Секретарь мистера Раштона? Но я с ним едва знакома! Откуда он все это взял?

– Прекрати спорить! – Джеймс нахмурил брови. – Я знаю, ты встречаешься с Раштоном. В этом есть и моя вина – ведь я сам позволил тебе ходить в его дом, но откуда мне было знать, что ты его любовница, – по твоим словам, ты ходила повидаться с Блайт, твоей подругой…

Эсме готова была выть от злости. Как мог ее отец поверить в подобный бред?

– Миссис Раштон действительно моя подруга, – торопливо заговорила она, – а мистер Раштон еще и твой близкий друг, И ты веришь, что после этого я… – Голос девушки сорвался, она едва не захлебнулась в слезах.

– Лоренс сказал мне, – заявил Джеймс, – что Раштон сам признался ему в этом.

Ужас сковал Эсме. Мало того что отец поверил в этот бред – мерзкую ложь, как оказалось, распространяет человек, которого она привыкла считать своим другом. Похоже, весь мир сошел с ума…

– А с самим Раштоном ты говорил? – все еще на что-то надеясь, спросила она.

– Говорил, но, разумеется, не упомянул при этом, что все узнали это от Лоренса – тот боится потерять свое место…

– И что же?

– Раштон, разумеется, все отрицает.

Эсме почувствовала некоторое облегчение. Стало быть, сплетня все-таки исходит не от самого Раштона.

– Вот видишь! – Глаза ее сверкнули.

Но отец, казалось, задался целью не верить ни единому ее слову.

– А что он еще мог сказать? «Да, Джеймс, я действительно сплю с твоей дочерью вот уже который месяц»? Не идиот же он, в конце концов, чтобы признаваться! Но я-то отлично знаю этого старого развратника – он сам мне не раз рассказывал о своих похождениях. Вот только мог ли я знать, что у этого типа хватит наглости соблазнить мою дочь? До сих пор по крайней мере невинных девушек он не трогал…

Отчаяние Эсме не знало границ. Вся ее жизнь, еще совсем недавно вполне счастливая, оказалась вдруг разбита в одночасье – и все из-за какого-то идиота-сплетника, который с ней едва знаком…

– Лоренс – секретарь и близкий друг Раштона, – продолжал отец. – Если он уверяет, что это правда, стало быть, так оно и есть. Сама посуди, зачем бы он вдруг стал выдумывать подобные вещи? Как признался сам Лоренс, ему стыдно, что до сих пор он прикрывал Раштона…

– О Господи, как ты мог поверить в такое о родной дочери и о своем лучшем друге?! – прошептала Эсме. Горло ее пересохло, слова давались с трудом.

– Раштон мне больше не друг, – отрезал Джеймс. – Впрочем, он-то как раз меня не удивляет. А вот что ты оказалась на такое способна! Если бы не та история с Лой Кратонгом, я бы, может быть, и не спешил во все это верить, но совравший в малом способен обмануть и в большом…

Эсме молчала, понимая, что спорить все, равно бесполезно.

– Так ты выйдешь за Майклза? – резко спросил отец.

– А разве есть другой вариант после того, как ты оказался способным поверить в эту гадкую ложь, а тетя Мириам, поди, уже успела пересказать эту сплетню на всех базарах города?

– Вот именно, другого варианта у тебя нет.

Тот бесстрастный тон, с которым отец произнес эту фразу, еще больше, чем его слова, убедил Эсме в бессмысленности дальнейшей беседы. Желания бежать в Чингмэй у нее не было, но ничего иного теперь просто не оставалось…

Эсме гордо вскинула голову:

– Что ж, я подчинюсь твоей воле, папа.

Бог свидетель, Эсме не хотелось лгать отцу, но не могла же она, в конце концов, выдать ему свой план!

– Вот и отлично, – подвел итог Монтроуз. – Я скажу Мириам, чтобы немедленно занялась приготовлениями к свадьбе. Мистер Майклз не хочет тянуть – на случай, если ты действительно беременна; так что через неделю, я думаю, и сыграем…

Эсме похолодела. Через неделю! Дай Бог, чтобы пароход лорда Уинтропа отправился в путь раньше…

– А тем временем мистер Майклз, – продолжал отец, – собирается навещать тебя каждый день. Надеюсь, вчерашняя сцена между вами больше не повторится?

– Больше не повторится, – кивнула Эсме. Теперь, когда она уже окончательно укрепилась в своем намерении убежать, ей ничего не стоило сделать вид, что она на все согласна.

– Хорошо. – Джеймс удовлетворенно кивнул. – Увидимся за завтраком.

Он вышел, оставив Эсме размышлять о том, сколько раз ей еще предстоит завтракать в обществе отца. Впрочем, времени на переживания у нее оставалось все меньше, и она начала всерьез обдумывать свой план.

Глава 6

Ночь выдалась на редкость темной – луна скрылась за облаками, а с ней и звезды. Эсме уже давно переоделась в ночную рубашку, но вместо того, чтобы лечь, нервно мерила комнату шагами. Спальня казалась ей маленькой и душной, и она распахнула все окна, не заботясь о том, что в комнату налетит мошкара. Куда же запропастились Ламун и Мей? На протяжении всего дня Эсме не могла думать ни о чем, кроме как о предстоящем побеге. Сколько еще ей ждать?

Наконец под окном послышался шорох.

– Ламун! Мей! Это вы? – тихо окликнула Эсме. В темноте она различила лицо одной из сестер – Мей.

– Извини, что опоздала, – заговорила сиамка, – но нам с Ламун пришлось поспешить. Пароход отплывает завтра.

– Завтра? Но я же…

– Не время медлить, Эсме. Если ты еще не передумала, то нужно быть готовой уже сейчас. Пароход отходит рано утром.

– А вам все удалось?

– Да, мы раздобыли тебе приютскую форму и очки, а также запаслись косметикой – тебя не мешало бы немного загримировать. Значит, так – сейчас мы идем в дом Ламун, где ты переоденешься, а рано утром ее брат отведет тебя в порт и познакомит с мистером Ченом – секретарем лорда Уинтропа. Он-то и будет решать, стоит ли нанять тебя.

– Что еще я должна взять с собой?

– Деньги, разумеется, если они у тебя имеются.

– У меня отложено кое-что – копила на подарок отцу ко дню рождения. Не много, но уж сколько есть…

«Потом, – решила Эсме, – когда устроюсь учительницей и стану зарабатывать, куплю отцу подарок получше, если только он когда-нибудь простит мой побег!»

Порывшись в ящике, стола, Эсме нашла шкатулку, принадлежавшую раньше матери, в ней она прятала деньги. Суеверная служанка-сиамка не станет рыться в шкатулке, опасаясь разгневать дух покойной владелицы. Когда Эсме открыла шкатулку, взгляд ее упал на платок лорда Уинтропа, извлеченный его из мусорного ведра вместе со злополучным саронгом. Зачем Эсме понадобилось спасать эти вещи – источник стольких неприятностей, ей и самой не было ясно. Рассеянно комкая платок, она подумала о том, что лучше бы его вообще уничтожить, но тут ее окликнула Мей:

– Послушай, твой саронг все еще у тебя?

Бросив платок обратно, Эсме положила шкатулку в сумку, которую собиралась взять с собой.

– Да, – откликнулась она. – А почему ты спрашиваешь?

– Я думаю, тебе лучше надеть его прямо сейчас – так тебя точно никто не узнает.

Эсме не хотелось снова облачаться в костюм, с которым у нее было связано столько неприятных воспоминаний, но она понимала, что подруга права.

Скинув рубашку, Эсме обвязала шарф вокруг груди и натянула шаровары. Как ни странно, в этом костюме она чувствовала себя гораздо комфортнее, чем в европейской одежде.

Затем она быстро сложила вещи, которые было необходимо (пять с собой, и прежде всего серое платье, смотревшееся на ней строго и чопорно. Потом, когда будет как следует зарабатывать, она купит себе новые пышные платья. Эсме также решила прихватить в дорогу иголку с нитками на случай, если понадобится залатать одежду, и еще книгу стихов – подарок отца.

Когда все вещи были собраны, Эсме присела за туалетный столик, чтобы оставить отцу записку – по крайней мере, так он будет знать, что она жива и здорова. Дрожащими руками девушка залегла свечу и положила перед собой лист бумаги. Обмакнув перо в чернильницу, она на мгновение задумалась. Нужно написать отцу что-то такое, что не слишком бы ранило его.

«Папа, – наконец начала она, – прости меня, но, Бог свидетель, я не могу стать женой мистера Майклза. Обо мне не беспокойся – обещаю, что со мной все будет в порядке и когда-нибудь, как только смогу, я приеду навестить тебя. Я знаю, тебе будет трудно в это поверить, но я люблю тебя. Еще раз прошу не сердиться.

Твоя дочь Эсме».

Трясущимися руками Эсме сложила листок вдвое, надписала на нем имя отца и положила его на кровать – туда, где записку без труда найдет служанка.

В последний раз оглядев свою спальню, Эсме перебросила сумку через подоконник, а затем перемахнула через него сама. Поднявшись с земли и отряхнув одежду, она обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на родной дом.

Строение было добротным, на высоких сваях – в сезон дождей в Сиаме нередки наводнения. Ее дом вдруг показался Эсме таким уютным… Льющийся из окон теплый свет представился ей чьим-то добрым взглядом, умолявшим не совершать безумного поступка. На минуту у нее даже мелькнула мысль вернуться в свою спальню тем же путем, каким она покинула ее…

– Идем же, пора! – поторопила подругу Мей.

Эти слова вернули Эсме к действительности. Когда она снова оглянулась на дом, он уже представлялся ей всего лишь бездушной деревянной конструкцией.

Снова, как в ту памятную ночь, после которой, казалось, прошла вечность, Эсме спешила через джунгли следом за Мей. На этот раз луна не освещала дорогу, поэтому продвигаться приходилось медленно, осторожно… И вот наконец знакомая пристань, на этот раз пустая и безлюдная. Здесь кончался квартал города, населенный англичанами, и начинались лачуги местных жителей.

Миновав пристань, Эсме последовала за подругой, бойко шагавшей по пыльной улице. Было одиннадцать часов вечера, но в отличие от английского квартала, который к этому времени уже замирал, здесь на улицах по-прежнему сновали люди. Лавки все еще были открыты, и их владельцы сидели у дверей, поедая из плошки рис с острым соусом (любимое блюдо сиамцев) либо зазывая покупателей. Пряные запахи перца и чеснока смешивались с приятным ароматом восточных фруктов. Прямо посреди пыльной улицы расположилась группа стариков, игравших в кости и меланхолично жующих бетель. Откуда-то доносились звуки оркестра и заунывный голос певицы.

Кое-кто из сиамцев бросал на Эсме любопытные взгляды, но девушке было все равно – голову ее кружило пьянящее чувство обретенной свободы. Тем не менее они старались идти как можно быстрее – чем меньше людей обратят на нее внимание, тем лучше.

Наконец они – достигли реки, посреди которой стоял дом Ламун, представлявший собой нечто вроде свободно плавающего ковчега, – муж Ламун предпочитал жить в подобном доме, чтобы избежать заражения холерой, поскольку по городу время от времени прокатывались эпидемии.

Как только они ступили на борт плавучего дома, откуда-то показалась Ламун:

– Я уж думала, вы не придете! Поторапливайтесь – осталось всего несколько часов!

Все трое вошли в дом. У стены на плетеной циновке спал младший брат Ламун, которого та называла маленьким, хотя на самом деле это был верзила лет четырнадцати. Эсме немного знала этого парня, так как ей уже приходилось с ним истрепаться.

– И где же твой муж? – спросила Эсме у Ламун, боясь, что тот вряд ли одобрит их затею.

– А я его выгнала. – Ламун усмехнулась, а Мей громко рассмеялась.

– Каким же это образом? – удивилась Эсме.

– Я начала говорить, что он мало зарабатывает, а он – что зарабатывает достаточно: во всяком случае, вторая жена до сих пор не высказывала претензий. Тогда я сказала: «Ну и иди спи со второй женой!» – что он и сделал. Так что не беспокойся, Эсме, теперь он вернется только под утро…

– И к тому же сильно пьяным, – покачала головой Мей. – Он любит тебя больше, чем вторую жену, и всегда очень переживает, когда ты с ним ссоришься.

Эсме знала, что у многих сиамцев по две жены, а то и больше – во всяком случае, у тех, кто достаточно состоятелен, чтобы позволить себе это; но то, как спокойно говорит об этом Ламун, казалось ей ужасным – она не могла себе представить, чтобы сама смогла делить мужа с другой женщиной.

– Что ж, – наконец проговорила Эсме, – раз так, тем лучше – никто нам не помешает.

– Давайте начнем, – решительно заявила Ламун. – Я перешила форму этого парня на тебя. Примерь, думаю, тебе придется впору.

Что касалось кройки и шитья, тут Эсме безоговорочно доверяла подруге: сиамки всегда славились своим портняжным искусством, а Ламун слыла мастерицей даже среди них – ей не требовалось примерки, чтобы на глазок определить размеры того, на кого она собиралась сшить одежду.

Покосившись на брата Ламун и еще раз убедившись, что он крепко спит, Эсме скинула саронг и облачилась в приютскую форму. Куртка сидела на ней мешковато и к тому же доходила до самых колен, но она была даже рада этому – тем надежнее одежда скроет ее формы. Брюки же, напротив, оказались коротковаты.

– Сейчас исправим, – не смутилась Ламун. – Снимай!

Эсме сняла брюки, и Ламун быстро пришила к поясу полоску ткани. Когда Эсме снова надела их, брюки были как раз. Ремней сиамцы не носили, завязывая пояс особым узлом, уже знакомым Эсме – точно так же она завязывала шаровары саронга.

Она оглядела себя. Как ни мешковата была куртка, под ней все-таки прорисовывалась высокая грудь.

– Думаю, – предположила Мей, – грудь тебе лучше забинтовать потуже.

– А если еще ты немного ссутулишься, – добавила Ламун, – то и вовсе будет незаметно.

Эсме послушно скинула куртку, и подруги перевязали ей грудь. Снова одевшись, она глянула в зеркало – оттуда на нее смотрел довольно симпатичный сиамец, странным образом чуть не перегнувшийся пополам.

– Только не сутулься так сильно, – взяв Эсме за плечи, Ламун выпрямила их, – а не то будешь похожа на старика. Вот теперь хорошо.

На этот раз из зеркала на Эсме смотрел худощавый, слегка сутулый, словно уставший от постоянной работы, парень. Для полного сходства оставалось лишь немного поработать над лицом и прической.

Взяв черную краску, Ламун нарисовала Эсме круги под глазами.

– Это еще зачем? – спросила та.

– Чтобы ты выглядела еще больше усталой. Священники в приюте заставляют учеников много работать, и к тому же так ты меньше будешь похожа на себя.

Бросив критический взгляд на ресницы Эсме, Ламун достала ножницы.

– Неужели ты хочешь укоротить их? Прошу, не надо! – запротестовала Эсме.

– Еще как надо. У мужчин не бывает таких длинных… как это по-английски?

– Ресниц.

– Таких длинных ресниц. Не волнуйся, скоро они отрастут снова.

Эсме было жаль расставаться с ресницами – она всегда считала, что глаза – самое большое ее достоинство, – но на этот раз подруга была права.

Когда ресницы были острижены, Ламун водрузила ей на нос очки – в них Эсме казалась себе похожей на филина. С накрашенными глазами и остриженными ресницами она чувствовала себя непривычно… но чего не вытерпишь ради обретения свободы!

Тем временем Ламун перешла к следующему этапу.

– У тебя красивые ногти, Эсме, – сказала она, – хотя у сиамок порой бывают еще длиннее. Но мужчины не носят таких ногтей.

Пока Ламун возилась с ногтями Эсме, Мей туго стянула ее волосы на затылке.

– Ой, больно!

– Терпи, если хочешь походить на мальчишку.

Как правило, мужчины-сиамцы брили голову, оставляя лишь одинокий пучок на макушке, но, слава Богу, устраивать на голове подобное безобразие Эсме не было нужды – отцы-иезуиты не одобряли подобной прически, предпочитая, чтобы их подопечные заплетали волосы в косичку, как это делают китайцы.

Наконец преображение было закончено. Посмотрев в зеркало, Эсме осталась довольна результатом. Теперь уж никто не заподозрит, что этот парень-сиамец на самом деле переодетая девушка.

Мей вдруг снова расплела ее косичку.

– В чем дело? – удивилась Эсме.

– Заплети теперь сама. Ты должна этому научиться.

Немного потренировавшись, Эсме действительно начала неплохо справляться со своей новой прической. Ну вот, теперь, кажется, точно все… Нет, кое-что все-таки осталось – во что она будет переодеваться на ночь? Об этом Эсме как-то не подумала…

Словно прочитав ее мысли, Ламун извлекла откуда-то длинную просторную сиамскую ночную рубашку.

– Вот, – сказала она, – эта рубашка не будет топорщиться на груди. Не расплетай только волосы на ночь. И еще – не мешало бы тебе научиться храпеть.

– Храпеть? Но зачем?

Ламун кивнула на своего спящего брата, который время от времени действительно начинал сильно храпеть.

– Если ты будешь храпеть, тогда уж точно никто не заподозрит в тебе женщину – мужчины считают, что храпят во сне только они. На самом деле женщины порой храпят еще хуже, но мужчины этого не слышат, потому что сами спят как сурки.

Все трое рассмеялись.

– Ладно, я попробую, – пообещала Эсме.

Сестры критически оглядели новоиспеченного «сиамца» и нашли, что придраться вроде бы не к чему, Эсме и сама не узнавала себя в зеркале. Худощавый подросток в огромных очках выглядел нелепо, но ради своего спасения девушка была готова на любой маскарад.

– Какое имя ты себе выберешь? – спросила Ламун.

– А какое вы посоветуете? Сестры переглянулись.

– Может быть, Гун? – предложила Мей. – В приюте много мальчишек с таким именем.

Эсме поморщилась – «гун» в переводе означало «креветка».

– Не хочу быть креветкой. Но ты права – имя должно быть коротким.

– Тогда, может быть, Лек?

– Лек – прозвище, означающее «маленький»? Я думаю, пойдет, – кивнула Эсме, – в конце концов, я ведь маленького роста. Если кто-нибудь спросит мое полное имя, я назову что-нибудь труднопроизносимое типа Сомпрасерт Хантачана-бун. Тогда они скажут, что для них это слишком сложно, а я скажу: «В таком случае зовите меня Лек».

– А как ты собираешься разговаривать? – спросила Мей. – Если как обычно, то все поймут, что на самом деле ты не сиамец.

Эсме задумалась. Ее произношение действительно грозило серьезной проблемой. Большинство сиамцев говорило по-английски с характерным акцентом, и, если Эсме будет разговаривать, не искажая слов, это сразу покажется странным. Что ж, по крайней мере по-сиамски она говорит без английского акцента – общаясь много лет с сиамцами, Эсме успела хорошо освоить их язык; но вот голос…. голос у нее, разумеется, женский, и с этим что-то придется делать.

Попробовав так и эдак, Эсме наконец решила, что будет говорить «в нос» – так ее голос похож на мужской и в то же время звучит довольно естественно, поскольку характерная черта акцента сиамцев, говорящих по-английски, как раз состоит в том, что звуки «т» и «с» они произносят не совсем четко… Наморщив нос, Эсме произнесла несколько фраз.

– Отлично! – Сестры захлопали в ладоши. – Теперь твой голос не узнать!

– Все равно мне кажется, сиамцы не поверят, будто я настоящая сиамка, точнее, настоящий сиамец. Правда, лорда Уинтропа мне, может быть, и удастся обмануть и даже Чена, но на пароходе ведь будут еще другие.

– Ну и что! – фыркнула Ламун. – Пусть эти сиамцы даже и догадаются – как они скажут об этом лорду Уинтропу? Они не говорят по-английски, а он не понимает по-сиамски… А перевести, кроме тебя, некому…

– Логично, сестренка, – неожиданно раздался совсем рядом мужской голос, и брат Ламун поднялся со своей циновки – как оказалось, он лишь делал вид, что спит. – Не беспокойся, по-моему, теперь все в порядке! Если бы я не знал, кто передо мной, я бы ни в чем не сомневался. Почему другие должны сомневаться?

– Все равно я боюсь, – вздохнула Эсме. – Лорд Уинтроп меня видел, и не один раз, а целых три.

– Можно подумать, он только и ждет, что ты переоденешься мальчишкой и прибежишь к нему на пароход! Как же! Такие мужчины обычно считают женщин глупейшими существами, годящимися лишь на то, чтобы заниматься с ними любовью. Точнее, они хотят видеть женщин такими.

Эсме вздохнула – в словах сиамца была горькая правда. Во всяком случае, с ней лорд Уинтроп всегда разговаривал свысока. Вряд ли он поверит, что у нее хватило сообразительности для столь сложного плана, а если и догадается, кто перед ним, Эсме ничего не останется, как признаться в том, что для нее это оказалось единственным способом избежать брака с нелюбимым человеком. В конце концов, Уинтроп сам во всем виноват – кто просил его рассказывать Мириам о том злополучном празднике? Если удача улыбнется ей, то посол, глядишь, еще ей за все и заплатит. Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Несмотря на ранний час, в порту на реке Чао-Фиа царило оживление. Брат Ламун подвел Эсме – Лека к двум большим пароходам, на одном из которых собирался плыть лорд Уинтроп. Вскоре появился и сам посол в сопровождении молодого китайца – это, очевидно, и был его секретарь мистер Чен.

Брат Ламун представил ему Эсме, точнее Лека, и отошел в сторону.

Эсме молча ждала, пока Чен заговорит, справедливо полагая, что чем покорнее она будет себя вести, тем больше шансов у нее на успех.

– Так ты свободно говоришь по-английски? – обратился к ней Чен. – Это правда?

– Да, господин, – ответила она.

– Этот парень сказал, – продолжал китаец, – что ты из иезуитского приюта. Но когда лорд Уинтроп искал переводчика, тебя там не было…

– Конечно, не было, господин Чен. Я ездил с одним купцом – помогал ему продать шелк и только вчера вернулся.

– Как зовут этого купца?

– Мистер Уильям Майклз. – Эсме на всякий случай не стала называть вымышленное имя. Правда, Чен мог знать, что на самом деле Майклз в последнее время никуда не выезжал, но что ей еще оставалось, кроме как рисковать?

– У тебя есть какие-нибудь рекомендательные письма?

– Да, господин. – Эсме протянула ему письма, которые сама состряпала накануне. Под одним из них стояла подпись ее отца – подделать ее для Эсме не составляло труда, под другими – подписи вымышленных лиц.

– Сомкит! – окликнул Чей сиамца, стоявшего неподалеку. – Ты знаешь этого парня? – Чен указал на Эсме.

Сомкит замялся, очевидно, почувствовав, что от его ответа сейчас многое зависит.

– Мы знакомы? – спросил он у Эсме по-тайски.

– Кто вы? – вместо ответа спросила Эсме по-тайски же.

Чен подозрительно покосился на них, но ни Сомкит, ни Эсме не обратили на это внимания.

– Переводчик из консульства, – ответил Сомкит.

Эсме мысленно поблагодарила Бога за такую удачу. Она сразу поняла, как ей следует вести себя с этим Сомкитом. Скорее всего он вряд ли горит желанием бросать свою семью, если таковая у него есть, на несколько месяцев и плыть с лордом Уинтропом за сто верст отсюда, в какой-то Чингмэй, так что договориться с ним не составит труда.

– Я из иезуитского приюта, – сказала она, – меня прислали в качестве переводчика для его сиятельства. Так что если у вас нет желания ехать, то вы свободны.

Как и предполагала Эсме, Сомкит действительно обрадовался своему внезапному избавлению и тут же согласился подыграть ей.

– Да, я знаю этого парня, – уверенно произнес он, повернувшись к Чену. – Очень хороший переводчик!

– А о чем вы сейчас с ним разговаривали? – недоверчиво прищурился Чен.

– Я спрашивал у него о здоровье преподобного отца Джеймса, – ответил Сомкит. – Его преподобие – мой хороший друг.

Еще раз подозрительно покосившись на обоих, Чен пожал плечами и кивком головы отпустил Сомкита.

– Если ты правда из французского приюта, – обратился он к Эсме, – почему решил работать на англичан?

– Французские священники очень грубы. Они хотят, чтобы мы приняли их религию.

Это было правдой – отцы-иезуиты действительно требовали изменения веры от своих воспитанников.

– Англичанам нужно только, чтобы мы на них работали, а жить нам позволяют, как мы сами хотим.

Чен снова окинул «сиамца» с ног до головы внимательным взглядом и наконец согласно кивнул:

– Ладно, парень, не мешало бы тебя получше проверить, да времени у нас нет – сегодня мы отплываем. Но все равно сперва ты должен поговорить с его сиятельством. – Он повернулся, дав знак «сиамцу» идти за ним.

Следуя за Ченом, Эсме ощущала во всем теле нервную дрожь, но старалась не показать этого. Главное сейчас – чтобы лорд Уинтроп не узнал ее, тогда она сможет попасть на пароход; а там уж будь что будет…

С замирающим сердцем Эсме взошла на борт и через минуту уже стояла перед дверью одной из кают.

Чен постучался.

– Войдите! – раздался из-за двери знакомый голос.

Мысленно помолившись, Эсме переступила порог.

Каюта лорда Уинтропа оказалась не слишком большой: мебелью в ней служили кушетка и плетеный столик из пальмового дерева, за которым работал посол. Стол был завален бумагами, и Эсме невольно отметила, каким усталым выглядел человек, сидевший за этим столом. Ей вдруг захотелось приласкать его, разгладить складки на лбу…

Чтобы Уинтроп, не дай Бог, чего-нибудь не заметил, она стала смотреть в пол.

Тем временем Чен вкратце объяснял хозяину, кого он привел.

– Итак, – мягко спросил посол, – тебя зовут Лек?

– Да, сэр.

С минуту Уинтроп молчал. Сердце Эсме отчаянно забилось. Неужели он: раскусил ее хитрость?

– Ты уверен, что мы с тобой раньше не встречались? Сдается мне, где-то я тебя уже видел!

– Если бы мы встречались, сэр, я бы наверняка запомнил вас.

– Точно? И все-таки… Впрочем, не важно. Чен сказал, у тебя есть рекомендательные письма…

Эсме протянула послу пачку писем. Тот быстро просмотрел их, но по лицу его трудно было догадаться, что у него на уме.

– По большому счету, приятель, не мешало бы проверить тебя как следует, – почти слово в слово повторил он реплику Чена, – да времени нет. Так что ничего не поделаешь – как говорится, добро пожаловать!

– Я не подведу вас, сэр!

– Что ж, считай, что ты принят, приятель. Вопрос о жалованье обговоришь с Ченом. Мы отплываем прямо сейчас – ты к этому готов?

– Да, сэр. Все, что мне нужно, я взял с собой. – Эсме кивнула на Сумку, которую держала в руках.

– Вот и отлично. Еще один вопрос, – Уинтроп прищурился, – чисто из любопытства…

– Слушаю, сэр.

– Ты действительно сиамец? Сдается мне, в тебе есть что-то европейское…

– И вы совершенно правы, сэр. Моя мать – сиамка, отец – француз.

– Тогда, должно быть, ты знаешь еще и французский? Почему же решил работать на англичан? В твоем случае логичнее было бы наняться к французам…

Эсме снова повторила все только что сказанное Чену, решив для вящей убедительности добавить еще кое-что:

– Мой отец был французским моряком, ваше сиятельство, и он бросил мать вскоре после того, как я родился. Она очень переживала это и в конце концов умерла. После этого я не питаю особой любви к французам…

– Теперь понятно, – кивнул Уинтроп.

– Есть и еще одна причина, ваше сиятельство. Я считаю, что англичане в скором времени станут владеть всем миром. Французы тоже претендуют на это, но в их победу я совсем не верю. Выходит, мне прямая выгода работать на англичан!

Произнеся эту тираду, Эсме решила, что, пожалуй, слегка переборщила. Чего доброго, теперь посол рассмеется ей в лицо и скажет, что с первого же момента узнал ее, и тогда грош цена всему ее маскараду… Никогда еще Эсме не чувствовала себя так неуверенно.

Однако Уинтроп хотя и в самом деле рассмеялся, но так ничего и не произнес.

– Разве я сказал что-то смешное, сэр? – с обидой в голосе проговорила Эсме.

– Да нет, приятель… Просто я представил себе, как среагировали бы иезуиты, если бы ты высказал им все это в лицо… Черт побери, боюсь, я сам так не уверен в победе англичан, как ты! Но, как говорится, поживем – увидим, не так ли?

– Именно так, сэр.

– Чен, – произнес Уинтроп, – скажите Сомкиту, что он может со спокойной совестью отправляться домой, а насчет Лека распорядитесь, чтобы его поместили в каюту рядом с моей. Мне придется с ним часто общаться, и к тому же я хочу, чтобы он рассказал мне побольше о местных обычаях.

– Слушаюсь, сэр. – Чен вежливо поклонился.

Тот факт, что ей придется часто общаться с Уинтропом, отнюдь не порадовал Эсме, но другого выхода у нее не было.

Посол погрузился в свои бумаги, и Эсме, решив, что аудиенция окончена, направилась к выходу, как вдруг ее остановил голос Уинтропа:

– Лек, один вопрос насчет твоих рекомендательных писем…

Эсме невольно вздрогнула. Что за новый подвох он приготовил?

– Да, сэр? – обернулась она.

– Одно из них подписано неким мистером Монтроузом…

– Видите ли, сэр, одно время я работал на него – правда, не в качестве переводчика.

– А дочь его тебе не приходилось встречать?

Эсме показалось, что сердце ее в одно мгновение провалилось куда-то в пятки.

– Если только пару раз, мельком, – пробормотала она.

– И как она тебе?

«Да не мучай ты меня! – хотелось крикнуть Эсме. – Если уж понял, кто я такая, то так и скажи!»

– Ну, мисс Монтроуз дружит со многими сиамцами, знает сиамские обычаи…

– Это мне и самому известно, – прервал ее посол. – Я спрашиваю о другом. Как насчет ее репутации в здешнем свете?

Эсме замялась. С одной стороны, ей представлялся отличный повод сказать о себе что-нибудь хорошее; с другой – она тут же разозлилась на Уинтропа. С какой стати этот ловелас расспрашивает о ней у какого-то парня из сиротского приюта? Можно подумать, что она некая достопримечательность, о которой почему-то должен судачить весь город!

– Я почти не знаю ее, сэр, – неуверенно начала Эсме. – Кажется, обычная девушка – тихая, скромная…

– Скромная? – Уинтроп усмехнулся. – Ну, стало быть, брат, ты и впрямь ничего не знаешь…

Эсме едва нашла в себе силы, чтобы сдержаться и не наградить нахала пощечиной.

Кинув на нее еще один любопытный, взгляд, Уинтроп пожал плечами:

– Ну что ж, поговорим об этом позднее. А пока можешь идти.

Когда Эсме наконец вышла из каюты, ее всю трясло. Больше всего ее раздражала насмешливая улыбка Уинтропа. Каков нахал! А еще строит из себя аристократа… В этот момент Эсме готова была отомстить ему самым жестоким образом. Пусть бы он лучше во время путешествия сидел в каюте со своими бумагами – в противном случае как бы это путешествие не стало для лорда Уинтропа последним!

Глава 7

Облокотившись о перила, ограждавшие палубу парохода, Эсме задумчиво смотрела на медленно удаляющийся берег. Как сообщил ей Чен, на двух участвовавших в экспедиции пароходах кроме нее находились шестеро пассажиров и экипаж, состоявший целиком из сиамцев.

На пароходе Эсме, кроме кают лорда Уинтропа и переводчика, располагалось еще две каюты: одна служила гостиной, вторая – чем-то вроде кладовки, в которой были сложены подарки для принца и провизия, необходимая для путешествия. На втором пароходе также было четыре каюты – в одной находились Чен и нанятый им кок, две другие занимали военные атташе, сопровождавшие Уинтропа, и четвертую – англиканский священник, уговоривший посла взять его с собой.

Час был ранний – небо еще не успело просветлеть окончательно. Скоро, должно быть, проснется тетя Мириам, позовет Эсме завтракать и обнаружит, что она исчезла. Затем отцу принесут записку…

Девушку вдруг охватило острое чувство вины. Она даже готова была раскаяться в своем побеге, но увы – пароход уже отчаливал от берега. Впрочем, Эсме не сомневалась, что рано или поздно отец простит ее. Главное – теперь ей удастся избежать брака с нелюбимым человеком. Но она понимала также и то, что радоваться рано: чтобы достичь своей цели, ей наверняка придется пройти через множество испытаний. Одно из них, едва ли не самое сложное, – как сделать так, чтобы за все время путешествия никто не выведал ее секрета. Слава Богу, лорд Уинтроп сейчас стоит на другом конце палубы, наблюдая за слаженной работой матросов, – если бы он был рядом, Эсме, пожалуй, попросила бы его развернуть корабль и вернуть ее на берег.

Пароход медленно пробирался между судов и суденышек, запрудивших пристань, – река была главной водной артерией Бангкока и основным средством сообщения. Не говоря уже о том, что многие сиамцы жили в плавучих домах, таких как у Ламун, по реке все время курсировали торговцы на плотах и баржах, продавая свои товары прямо с них. До слуха Эсме долетали крики сиамских женщин: «Бананы, спелые бананы!» или «А вот свежая рыба, только что из реки!»

Она невольно вздохнула – в этом городе прошло ее детство, и с ним у нее было столько связано… Впрочем, не стоит горевать – когда-нибудь она сюда непременно вернется… А пока Эсме любовалась на горевшие в рассветных лучах расписные шпили буддистских пагод. И вдыхала пряный запах цветов, мешавшийся с запахом рыбы, которую предлагали торговки. Певучий говор восточного города, в котором слышалась сиамская, китайская и индийская речь, казался ей причудливой музыкой.

Она любила Бангкок – он представлялся ей очень красивым, несмотря на грязь на улицах и на то, что местное население порой предпочитало пить виски или играть в азартные игры, вместо того чтобы работать. Эсме чувствовала, что будет скучать по этим голым ребятишкам, путающимися под ногами на базарах, по бьющим в гонг и танцующим женщинам, действующим согласно местному поверью – чем больше ты будешь веселиться, тем лучше будет твоя карма. Ей казалось, что она будет скучать даже по бритоголовым буддистским монахам в ярко-оранжевых одеяниях, которые при встрече с ней сторонились, поскольку даже случайно прикоснуться к женщине для монаха считалось проступком…

Но, разумеется, не это было главной причиной, из-за которой она будет скучать по Бангкоку. Здесь прошло ее детство, здесь остались отец и тетка – какими бы они ни были, кроме них, у Эсме в целом свете не было родных… Ей вспомнились уютные домашние вечера, когда отец вслух читал для нее и для матери Чарльза Диккенса – своего любимого писателя. Ей даже показалось, что она снова слышит французскую песенку, которую, бывало, напевала мать, хозяйничая по дому, и невольно слезы навернулись у нее на глаза.

– В чем дело, Лек? – раздался за ее спиной знакомый голое. – Ты плачешь?

Эсме обернулась – она и не почувствовала, как лорд Уинтроп незаметно подошел к ней. Лицо его на этот раз было спокойным, почти равнодушным, но Эсме отчетливо помнила, с каким нескрываемым желанием смотрели на нее эти глаза всего лишь несколько дней назад.

– Нет-нет, все в порядке, – Эсме поспешила смахнуть слезу, – я просто вспомнил свою мать.

– Должно быть, это очень грустная история! – проговорил Уинтроп, облокотившись на перила рядом с ней.

На мгновение Эсме подумала, что он имеет в виду подлинную историю ее матери, но затем сообразила, что для Уинтропа она сейчас – Лек, а историю матери Лека лорд Уинтроп уже слышал, Эсме вдруг ощутила новый приступ щемящей грусти.

– Наверное, нет такого человека, у которого бы не случилось в жизни какой-нибудь грустной истории, – негромко проговорила она.

– Ты прав, братишка, – кивнул Уинтроп. – Но жаль, что из-за грустных обстоятельств твоей жизни у тебя выработалась антипатия к европейцам…

Эсме захотелось рассмеяться – столь забавными показались ей эти слова.

– И я сожалею, – продолжал посол, – что тебе пришлось узнать европейцев в первую очередь с худшей стороны.

Столь искреннее сочувствие удивило Эсме. Она не думала, что лорд Уинтроп способен держаться на равных с простолюдинами, тем более с сиамцами. Но, насколько она могла сделать вывод за время своего пока еще недолгого пребывания на пароходе, и с ней, и с членами команды посол был весьма обходителен. Эсме уже успела перевести несколько команд, которые он дал матросам, – Уинтроп разговаривал, с ними так же вежливо, как, должно быть, с коллегами-дипломатами на приеме у короля. Если бы на его месте был кто-нибудь другой, то ей наверняка при переводе пришлось, бы смягчать некоторые резкие выражения.

Уинтроп помолчал с минуту.

– А почему ты не в школе, Лек? – спросил он. – Ты, мне кажется, еще очень юн… Сколько тебе лет?

– Видите ли, хозяин, – ответила Эсме, – вы, европейцы, обычно даете сиамцам меньше лет, чем нам на самом деле. Мне, к примеру, уже восемнадцать.

– Серьезно? Да, по сравнению с европейцами сиамцы-действительно малорослы…

– Должно быть, это от того, хозяин, что мы проводим много времени на воде, – можно сказать, рождаемся и умираем на ней.

– Англичане тоже сильно зависят от моря, хотя и по-другому, А вообще Сиам и впрямь необычная страна!

– И очень красивая.

– Верно, – кивнул посол. – Но жить здесь постоянно я бы, пожалуй, не стал.

Это заявление задело Эсме. Впрочем, чего ожидать от этого человека – в отличие от нее лорд Уинтроп почти не знает Сиам. Вряд ли он испытывает священный трепет, глядя на устремленные в небо шпили пагод, или понимает, почему она так сильно желала посетить Л ой Кратонг. Как и для Мириам, для него единственно важным делом было соблюсти все утонченные ритуалы узкого мирка «высшего света». И как ему понять тот дух беспечной свободы, который Эсме так ценила в сиамцах?

Ей вдруг снова вспомнился тот вечер, когда губы лорда Уинтропа целовали ее губы, руки прижимали хрупкий стан к могучей груди…

Едва подумав об этом, она вспыхнула и поспешила отвернуться, но Уинтроп, казалось, ничего не заметил.

– С вашего позволения, сэр, – проговорила Эсме, по-прежнему не глядя на него, – я, пожалуй, пойду в свою каюту…

– Хорошо, Лек, иди. Где-нибудь ближе к полудню ты мне понадобишься – я хотел бы с тобой кое о чем посоветоваться.

– К вашим услугам, сэр. – Эсме поспешила удалиться.

Оказавшись в своей каюте, она устало опустилась на кушетку. Сердце ее бешено колотилось, хотя она даже себе не могла сказать, что, собственно, тому причиной – чувство вины перед отцом или боязнь, что ее секрет не сегодня завтра раскроется. Как долго ей удастся дурачить посла? До сих пор он, кажется, ни о чем не догадался… Или, может быть, наоборот – все понял, но помалкивает? Прежде, когда Эсме переводила для него, они были не одни, да и сейчас их разговор мог бы кто-нибудь услышать… Теперь же ей, очевидно, предстоит остаться с его сиятельством в каюте наедине. И все же выбора у нее нет – ей нужно будет идти.

Пока же Эсме решила для вящей безопасности не выходить из каюты до тех пор, пока она не понадобится Уинтропу, и немного подремать.

Разбудил ее стук в дверь. Девушка даже не сразу поняла, где находится, и тупо уставилась на мальчишечью куртку, висевшую рядом на гвозде, но уже в следующее мгновение память вернулась к ней. Глянув в окно, она заметила, что солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом.

– Да? – откликнулась она голосом, которым должен был говорить Лек.

– Это лорд Уинтроп. Можно войти?

«Черт побери, только этого мне не хватало!» – подумала Эсме. Перед тем как лечь спать, она, как на грех, разделась и развязала бинты, чтобы дать груди отдохнуть. Слава Богу, она хотя бы не забыла запереть дверь, а то еще, чего доброго, Уинтроп и впрямь вошел бы и обнаружил ее во всей красе…

– Извините, – откликнулась она, – я… я… здесь без одежды.

Последовала пауза.

– Ладно, – произнес наконец Уинтроп. – Тогда я жду тебя в своей каюте.

– Слушаюсь, сэр. – Эсме принялась лихорадочно одеваться и через пару минут уже стояла перед послом.

– Садись, Лек, – произнес тот, не отрывая глаз от бумаг, – и подожди одну минуту, мне нужно кое-что выяснить… Где же эта запись? Ах да, вот…

Эсме молчала, ожидая, когда, он закончит. Она снова обратила внимание на то, каким усталым выглядит хозяин каюты, и тут же усилием воли отогнала от себя эти мысли.

Наконец Уинтроп, очевидно, выяснив, что хотел, поднял голову, и синие глаза пристально посмотрели на нее, а затем немного прищурились.

– Что это ты такой стеснительный, Лек? Ты вырос в приюте, спал, должно быть, в одной комнате со всеми…

– Простите, сэр? – опешила Эсме.

– С чего это ты, говорю, такой стеснительный? Даже дверь запер…

Эсме стала лихорадочно придумывать, что бы ответить.

– Просто… просто мне иногда нравится побыть одному, сэр.

– Вот как? – Посол вскинул бровь.

Эсме молчала. Пусть Уинтроп думает, что Лек – малый со странностями, лишь бы не разгадал ее загадку.

– Что вы хотели от меня, ваше сиятельство? – спросила она, надеясь заставить его переменить тему.

Брови Уинтропа дернулись, словно он раскусил ее хитрость, – или Эсме только так показалось? Как бы то ни было, через мгновение он как ни в чем не бывало произнес:

– Видишь ли, Лек, я имел разговор с послом, который работал здесь до меня, и он рассказывал, что в Сиаме много очень странных обычаев. Нельзя, например, показывать на кого-нибудь носком ноги или дотрагиваться до чужой головы, и еще много тому подобной чуши… Это правда? И что все это значит? Я, например, никогда не слыхал ни о чем подобном!

– Да, такие обычаи действительно существуют, ваше сиятельство. Нога считается презренной частью тела, а голова – священной. Если вы дотронетесь до чьей-то головы, то поставите себя выше этого человека. Если вы укажете на кого-нибудь носком ноги, это считается знаком презрения.

– Очень странные обычаи! – покачал головой посол.

– Разве у вас, англичан, нет чего-то подобного? Я знаю, что у вас, например, считается неприличным оголять некоторые части тела и даже упоминать о них в разговоре…

– Например, женщина не может оголить грудь или ноги?

Эсме почувствовала, что краснеет.

– Ну да, – проговорила она.

– Что ж, – философски заметил Уинтроп, – может быть, ты и прав – наши обычаи, должно быть, тоже со стороны выглядят чудными. Но по крайней мере мы хотя бы в них последовательны. А вы, с одной стороны, напридумывали всяких строгих правил, которые нам никогда бы не пришли в голову, а с другой – женщины у вас бегают почти что голыми…

– Видите ли, хозяин… – начала Эсме, ко ее прервал стук в дверь.

– Войдите! – громко произнес посол. На пороге возник капитан-сиамец.

– Остановка, сэр! – произнес он по-английски.

– Что? Что это значит? – Уинтроп нахмурился.

– Остановка, сэр. – Для более подробных объяснений капитану, очевидно, не хватало слов.

Уинтроп беспомощно посмотрел на Лека.

– Почему остановка? – спросила Эсме капитана по-тайски.

– Впереди очень сложный участок реки, проходить его надо осторожно. Это займет много времени, и сегодня мы вряд ли успеем, так что придется ждать до утра.

Эсме перевела послу слова капитана.

– Что ж, ничего не поделаешь, – вздохнул тот, – Скажи ему, чтобы подыскал место поукромнее, чтобы пришвартоваться на ночь.

Эсме снова перевела, и капитан, кивнув, удалился.

– Лек, – произнес Уинтроп, – вечером мы все встречаемся за чаем. Вряд ли ты привык в это время пить чай – не думаю, чтобы отцы-иезуиты были достаточно щедры и часто вас им потчевали, но если хочешь, присоединяйся.

Эсме сперва хотела отказаться, но… Не может же она, в конце концов, все время прятаться в своей каюте – другим это покажется странным… К тому же в одиночестве ей снова начнут лезть в голову мрачные мысли. Уж лучше скоротать время за чаем.

– Почту за честь, – кивнула она после короткой паузы и тут же заметила, что на лице посла появилась загадочная улыбка. Однако, так ничего и не сказав, он молча повернулся и вышел из каюты.

Чайная церемония впервые предоставила Эсме шанс познакомиться со всей компанией. Что касалось двоих атташе, то с одним из них – Годфри Хармоном – Эсме прежде встречалась пару раз. Хотя встречи были очень короткими, тем не менее девушка боялась, что он ее узнает. Впрочем, вскоре она поняла, что опасения ее оказались напрасными – глядя на нее, Хармон видел лишь мальчишку-переводчика, а точнее, не видел и его, поскольку привык смотреть на любого сиамца как на пустое место. Одного этого было достаточно, чтобы Эсме сразу же невзлюбила столь самоуверенного типа.

Вторым атташе был Гарольд Тервуд – Эсме видела его пару раз в посольстве, но знакома была еще меньше, чем с Хармоном. Гарольд оказался вполне симпатичным молодым человеком – открытое лицо, добрая улыбка….

Вместо душной гостиной компания предпочла собраться на палубе. Легкий бриз приятно обдувал лицо Эсме, а еда оказалась, даже лучше, чем она предполагала. С.самого, утра девушка ничего не ела, и лишь боязнь нарушить нормы этикета удерживала ее от того, чтобы не налечь изо всех сил на соблазнительные пирожные и печенье.

– Чен, – обратился лорд Уинтроп к секретарю, с наслаждением смакуя овсяное печенье, – где это тебе удалось раздобыть кока, умеющего так прекрасно заваривать чай? Сиамцы, как правило, в этом не мастера…

– Наш кок не сиамед, – откликнулся тот. – Он англичанин. Если верить его словам, он служил раньше на английском корабле, но потом его почему-то уволили, оставив без гроша в кармане, так что теперь ему даже не на что вернуться домой в Англию. Он был готов на любую работу, поэтому очень обрадовался, когда мы согласились его нанять.

– Надеюсь, он присоединится к нам за чаем? – поинтересовался Уинтроп.

– Вряд ли, ваше сиятельство. Насколько я понял, он любит одиночество.

– Что ж, вольному воля. Но не забудьте передать ему, что я остался очень доволен его кулинарным искусством. Не ожидал, ей-богу, что на этом пароходе мне придется наслаждаться такими деликатесами. Кстати, где наш преподобный отец Тэйлор? Тоже решил предпочесть одиночество?

– Сэр, вы же знаете, у американцев не в обычае гонять чаи, – вежливо ответил Чен.

– В обычае не в обычае, а поддержать компанию он мог бы.

– Черт побери, а что вообще делает священник в нашей компании? – Задавая этот риторический вопрос, Годфри поморщился.

– Просто преподобный не хотел плыть один, и я решил – почему бы, в конце концов, не взять его? Он только что приехал из Америки, и ему не терпится снова вернуться к своей службе в Чингмэе. Если тебя волнует, заплатил ли этот человек за то, что плывет с нами, то не беспокойся – он заплатил.

– Надеюсь, этот старый поп не слишком зануден? – скривился Годфри.

Если кто здесь и зануден, подумала Эсме, так это сам Годфри, вечно чем-то недовольный, полный саркастической злобы на весь мир и к тому же настолько капризный и неприспособленный к бытовым неудобствам, что Эсме недоумевала, как вообще такому человеку могли доверить суровую работу дипломата. Ее бесило в нем буквально все – от пошловатой ухмылки до тщательно прилизанной огненно-рыжей шевелюры и завитых, нафабренных усов. Если внешность лорда Уинтропа внушала мысль о проницательном уме и недюжинной силе воли, то Годфри являл собой почти карикатурный образ изнеженного, пустоголового пижона.

Ужин уже подходил к концу, когда Годфри вдруг «выдал» нечто заставившее Эсме возненавидеть его еще сильнее.

– Послушай-ка, Гарольд, – начал он, – какую новость мне довелось узнать! Вчера я был у Майклза – знаешь его?

– Уильям Майклз, купец с большой лысиной?

– Он самый. Так вот, ты не поверишь – этот Майклз женится! Но и это еще не самое смешное – бьюсь об заклад, ты ни за что не угадаешь, на ком!

– На какой-нибудь вдове, полагаю?

– Черта с два! На Эсме Монтроуз – дочери учителя. Как тебе это нравится?

От взгляда Эсме не укрылось, что лорд Уинтроп, до сих пор не следивший за болтовней Годфри, после этих слов явно начал прислушиваться.

– Ты ничего не напутал? – нахмурился Гарольд. – Разумеется, я видел, как она танцевала с ним тогда на балу, но это еще ничего не значит… Он намного старше ее, и вообще… Ты, должно быть, что-то не так расслышал, старик!

– Уверяю тебя, истинная правда. Майклз клянется, что она приняла его предложение; он даже показал обручальные кольца, которые приготовил к свадьбе. – На лице Годфри опять заиграла пошловатая улыбка.

– Э нет, что-то здесь явно не так. – Достав табакерку, Гарольд отправил в нос щепотку табака. – Майклз богат, но мисс Монтроуз, насколько я могу судить, не та девушка, чтобы продать свою молодость слюнявому старику. Я, правда, почти не знаком с ней, но, как слыхал, она уже успела отвергнуть двух или трех женихов, хотя они были не менее богаты, чем этот Майклз…

– То было раньше. Теперь она уже не может позволить себе такую разборчивость.

Руки Эсме задрожали, и она едва не выронила чашку. Стало быть, гнусная сплетня дошла и до Годфри. Блайт как-то говорила ей, что этого Годфри хлебом не корми – дай только посплетничать…

– Почему не может? – поинтересовался Гарольд, отставляя в сторону табакерку.

– Так ты до сих пор ничего не знаешь? – Годфри, казалось, был искренне удивлен. – Весь город в последнее время только и судачит, что об этом! Я лично услышал это на балу от Джорджа Кортни…

– Что поделать, старик, – поморщился Гарольд, – видать, я и впрямь не, такой любитель слухов, как некоторые. Но ты, я чувствую, не успокоишься, пока все мне не расскажешь, так что валяй, выкладывай. Что за новая сплетня у тебя на этот раз?

В голосе Гарольда явно звучало презрение, но Годфри, казалось, этого не заметил, как не заметил и косого взгляда, брошенного на него лордом Уинтропом.

Сделав многозначительную паузу, словно собирался поведать миру нечто и впрямь сенсационное, Годфри изрек:

– Эта пташка – любовница самого Раштона!

На лице Гарольда отразилось удивление, но как он отнесся к сообщению Годфри, трудно было понять.

Эсме затрясло от злости. Как мог Раштон, которого Эсме всегда считала самым искренним другом, придумать столь гнусную клевету, да еще рассказать ее своему секретарю? И для чего ему это понадобилось? Или Раштон здесь все-таки ни при чем, и весь этот бред – выдумка Лоренса? Но Лоренс едва знаком с ней…

Эсме поспешно поставила чашку на стол, боясь, что не удержит ее в руках.

– И ты в это поверил? – усмехнулся Гарольд. – На каком базаре этот твой Кортни подхватил новую сплетню? У него есть доказательства?

Эсме готова была расцеловать Гарольда. Слава Богу, среди присутствовавших, на корабле нашелся хотя бы один разумный и порядочный человек!

– Кортни уверяет, что слыхал это от Лоренса, а тот – от самого Раштона. Еще нужны доказательства? Красотка Эсме часто ходит в его дом – якобы пообщаться с Блайт, – а Раштон, ты же сам знаешь, ни одной юбки не пропустит – он наверняка успел положить на нее глаз… Так что все сходится!

– Воля твоя, – устало проговорил Гарольд, – но я не верю. Я видел пару раз мисс Монтроуз – правда, мельком, но, как мне показалось, она девочка скромная и послушная… – Гарольд помахал рукой, словно отмахивался от сплетни, как от надоедливой мухи.

– Так ты не веришь? – не унимался Годфри. – Тогда стоит рассказать тебе еще кое-что об этой «скромнице». Я слышал от парня-сиамца, которого недавно приставили ко мне в качестве камердинера, нечто совершенно потрясающее. Впрочем, об этом тоже весь город судачит…

– Черт с тобой, – обреченно вздохнул Гарольд, – рассказывай.

Эсме готова была выть от злости. Сейчас этот тип наверняка начнет расписывать в красках ее несуществующий роман с лордом Уинтропом – еще одну гнусную выдумку неведомого клеветника… И откуда берутся такие мерзкие люди!

Обведя торжествующим взглядом своих слушателей, Годфри остановил его на Уинтропе:

– А впрочем, господа, лучше расспросите об этом его сиятельство – и вы услышите все подробности, так сказать, из первых уст…

Уинтроп кинул на болтуна ледяной взгляд:

– Не кажется ли тебе, Годфри, что ты начинаешь выходить за рамки приличия?

– Как скажешь, старик! – угодливо захихикал тот. – Прикажи молчать – и я замолчу!

– Нет уж, – сухо произнес посол, – раз начал – выкладывай. Я должен знать, что за сплетни распускают обо мне за моей спиной!

Эсме стоило невероятных усилий делать вид, что до всего этого ей нет никакого дела. Мрачные предсказания Мириам подтвердились – за ней уже успела прочно утвердиться репутация гулящей женщины. Девушка попыталась с беспечным видом отхлебнуть чаю, но ей снова пришлось поставить чашку на стол, чтобы никто не заметил, как сильно дрожат ее руки.

Поколебавшись с минуту, Годфри еще раз покосился на Уинтропа, но на лице посла трудно было что-либо прочесть.

– Короче, – начал он, – я слыхал, что однажды ночью наша крошка сбежала из-под родительского крова, чтобы отправиться с двумя тайскими подружками на какое-то местное празднество, причем одета была так же, как они, – полупрозрачные шаровары и полоска ткани, едва прикрывающая грудь, – вот и весь костюм!

– Не может быть! – удивился Гарольд.

– Еще как может!

– Ну, положим. И что? Это еще ничего не доказывает…

– Так ты слушай дальше, старик! На пристани наши красотки повстречали моряков, которые, естественно, приняли их за самых обычных шлюх – на их месте я бы, пожалуй, подумал то же самое. Одному Богу известно, что произошло бы, если бы Йен, случайно оказавшийся там, не спас их.

– И все? – Гарольд пожал плечами. – Что же здесь особенного? Я думал, ты и впрямь собираешься рассказать нам нечто пикантное….

Глаза Уинтропа сурово смотрели на Годфри, но ничто на свете, казалось, не могло смутить заядлого любителя сальностей.

– Сознайся, мой друг, – обратился он к послу, – разве она не отблагодарила тебя за свое спасение? Судя по тому, как живо ты расспрашивал о ней, когда вернулся, я решил, что именно это и произошло! О ваших похождениях уже весь город судачит! Так что – на самом деле между вами ничего не было? В таком случае ты не прав, упуская столь лакомый кусочек! Или ты предпочитаешь, чтобы ею лакомились всякие идиоты типа Раштона или Майклза?

– Закрой свою грязную пасть, болван! – проворчал посол.

– Ах, простите, ваше сиятельство, – Годфри осклабился, – я и забыл, что вы у нас истинный джентльмен и не выносите пошлости…

– Хочешь, чтобы тебе об этом напомнили? – Уинтроп прищурился. – Так ведь пистолетом я владею гораздо лучше, чем ты…

– Хорошо-хорошо, учту, – снова угодливо захихикал Годфри.

– Но ты, кажется, собирался рассказать о том, почему дочь Монтроуза собирается выходить за этого Майклза… – неожиданно произнес Уинтроп.

«Да вовсе я не собираюсь за него! – захотелось крикнуть Эсме. – Отец вынуждает меня, потому что после всех этих сплетен больше никто за меня не посватается… Неужели вы настолько глупы, ваше сиятельство, чтобы не понять этого?»

Впрочем, за нее тут же все сказал Годфри:

– Очень даже просто. О похождениях Эсме стало известно ее папаше, который тут же сообразил, что после этого к его сокровищу никто не посватается. А вот Майклз почему-то сватается, несмотря ни на что, – и раньше сватался, и теперь снова… Что еще остается несчастному старику?

– Но это же смешно! – не выдержал Уинтроп. – Я, правда, не имел с ней дела, несмотря на то, что обо мне рассказывают, однако, думаю, Раштон у нее наверняка не первый, а значит, и для папаши ее похождения давно уже не секрет. Тем не менее, раньше он не был настолько озабочен проблемой ее замужества. К тому же, кроме Майклза, у нее наверняка есть еще женихи – я наблюдал эту пташку тогда на балу и должен сказать, что, несмотря на свою репутацию, успехом у молодых людей она пользуется очень умело. Следовательно, должна быть еще какая-то причина, по которой ее отец вдруг принял предложение Майклза!..

– Воля твоя, – Годфри обиженно пожал плечами, – я рассказал все, что знаю. Не думаю, впрочем, что папаше и раньше было известно о ее проделках – она хорошо умеет скрывать свои похождения. Хотя, впрочем, был у нее один прокол – если мне не изменяет память.

Эсме инстинктивно напряглась. Какую новую гадость собирается рассказать про нее этот человек?

– С год назад, – продолжал Годфри, – она бегала надень рождения короля, не сказавши папаше, но об этом все равно потом стало известно…

У Эсме чуть не вырвался вздох облегчения. Убежать без спроса на день рождения короля – ничтожный грех по сравнению с остальными приписываемыми ей.

– Так ты хочешь сказать, – лорд Уинтроп прищурился, – что раньше у мисс Монтроуз не было репутации гулящей девицы?

– Ну да, – Годфри кивнул, – все эти слухи появились лишь недавно. Я, правда, не знаком с ней лично, но у нас известно все всегда и обо всех, так что если бы слухи появились раньше, от меня бы они не укрылись. Тем не менее, эта девица давно дружит с сиамками, а вы сами знаете, господа, что понятия сиамцев о морали… скажем так, несколько отличаются от наших.

«Да уж, отличаются! – со злобой подумала Эсме. – И этот тип еще смеет говорить о какой-то морали! Вот уж – ни стыда, ни, совести!» Она испытывала непреодолимое желание сказать этим людям, строящим из себя аристократов, все, что о них думает, но это означало бы полный провал ее планов.

Наконец разговор перешел на другую тему, и Эсме, перестав вслушиваться в каждое слово, погрузилась в свои невеселые мысли.

Лорд Уинтроп сам в какой-то мере виноват в появлении сплетен, подумала она, так что нечего теперь удивляться. Кто просил его рассказывать все Мириам? От тетки эта история наверняка стала известна служанке, от той – остальным слугам, а там уже и весь свет узнал… Размеренная, однообразная жизнь Бангкока небогата событиями – удивительно ли, что стоит здесь появиться какой-нибудь новой сплетне, как ее тут же принимаются обсасывать во всех подробностях?

Эсме хотелось плакать от отчаяния. Как могут люди быть столь несправедливы? Годфри едва знаком с ней, а наплел про нее с три короба, даже не задумываясь о том, что если для него эти разговоры всего лишь повод почесать языком, то для ни в чем не повинной девушки они означают навсегда разбитую жизнь…

Да и посол, по сути дела, оказался не лучше. Если он и пытался заткнуть этому сплетнику рот, то лишь для спасения собственной репутации. Россказням же о ее романе с Раштоном он, похоже, искренне поверил.

В эту минуту Эсме готова была убить лорда Уинтропа. Чем отчетливее она понимала, что в глубине души неравнодушна к этому мужчине, тем больше она злилась на него. Конечно, Эсме и раньше случалось принимать ухаживания от купеческих сыновей и знакомых молодых учителей, но они всегда были с ней вежливы, галантны и казались ей почти мальчиками.

Лорд Уинтроп вел себя совсем по-другому – он ни на секунду не сомневался в том, что имеет право все знать о ней, словно она – его собственность.

Впрочем, когда Эсме еще раз кинула осторожный взгляд на посла, ей показалось, что он испытывает нечто вроде раскаяния. В то время как все остальные как ни в чем не бывало продолжали оживленно о чем-то болтать, Уинтроп смотрел куда-то мимо них, рассеянно переводя взгляд с берега реки на уже начинавшее темнеть небо… Поскольку мужчины были уверены, что дам на пароходе нет, все сидели по-свойски, в одних жилетах, закатав рукава рубах и отбросив церемонии, – все, кроме посла. Тот, правда, тоже был без сюртука, и под пропотевшими рукавами рубахи обрисовывались хорошо натренированные мускулы, но вид его никак нельзя было назвать развязным – от остальных лорда Уинтропа отличала исполненная чувства собственного достоинства сдержанная суровость, а его густые каштановые волосы были аккуратно причесаны.

Взгляд лорда внезапно переместился на Эсме, и та поту пилась, лишь сейчас осознав, что слишком пристально его рассматривает. Нервно комкая в руках салфетку, она была не и силах поднять глаз – ей казалось, что взгляд ее тут же встретится с лукавой улыбкой Уинтропа, недвусмысленно говоря ей о том, что он с самого начала разгадал, кто она такая.

Когда Эсме все же подняла ресницы, взгляд посла был по-прежнему устремлен на реку, тем не менее, она чувствовала, что не в силах больше терпеть эту пытку. Ей невыносимо захотелось встать и уйти.

– Извините, – Эсме поднялась, – я, пожалуй, пойду. Я очень устал. И…

– Куда это ты, Лек? – Посол дружелюбно улыбнулся сиамцу. – Пока был только чай, сейчас подадут ужин…

– Спасибо, я не голоден.

Пробираясь к двери, Эсме чувствовала на себе любопытные взгляды мужчин, но ей казалось, что если она останется, то ляпнет что-нибудь такое, о чем ей тут же придется жалеть.

Оказавшись в своей каюте, она вздохнула с облегчением. Первый день плавания, слава Богу, прошел более или менее спокойно, но впереди ее ожидало еще много дней – путешествие обещало быть долгим.

Глава 8

Йен сидел в каюте, одновременно служившей гостиной, и рассеянно смотрел в пространство. Ужин уже давно закончился, и все разошлись, а он все вертел в руках бокал с недопитым бренди. На душе у него было муторно – как ни старался он забыть подробности недавнего разговора, они никак не выходили из головы.

Разумеется, он ни в чем не виноват, поскольку сдержал данное слово и не стал рассказывать мегере-тетушке, что ее племянница ходила на Лой Кратонг, пока та сама не передала ему извращенную версию происшедшего. И уж конечно, не он распустил сплетню о том, что они с Эсме любовники. Но отчего же тогда перед его глазами снова и снова вставал образ перепуганной девушки, уверявшей, что, если отец и тетка узнают о ее походе на праздник, случится нечто ужасное? Впрочем, поход этот и ее вымышленный роман е ним еще «цветочки». А вот связь с Раштоном…

Йен пытался уверить себя, что ему нет никакого дела до Эсме и до предстоящей свадьбы – в конце концов, до Майклза она уже была с Раштоном и, возможно, с другими. Или… Неужели все это чьи-то выдумки? Как утверждает Годфри, раньше Эсме не имела репутации гулящей девицы, да и Гарольд был немало удивлен, услышав все эти рассказы… Может быть, истории о похождениях дочери Монтроуза так же ложны, как и сплетня о его романе с ней, и кто-то распространяет эти вымыслы с некоей тайной целью?

Но кому подобное могло понадобиться и зачем? Ведь девчонка всего лишь дочка учителя: ни положения в обществе, ни большого приданого…

Но даже если все эти рассказы и правда, все равно ее жаль: стать женой нелюбимого человека, к тому же годящегося ей в отцы, только ради того, чтобы спасти свою репутацию, – незавидная, ужасная судьба… Правда, Майклза Йен почти не знал, но мог себе представить, о чем, вернее, о ком идет речь. Как может Джеймс Монтроуз, которого Йен видел всего один раз и который сразу ему понравился, так поступать со своей дочерью? Или во время их встречи Монтроуз просто не показал своего истинного лица?

А что, если девчонка на самом деле мечтает выйти за этого Майклза, хотя и клялась, что ненавидит его? В конце концов, брак с торговцем сулил ей богатство и возможность вырваться из-под всевидящего ока тюремщицы-тетки…

Но в этот вариант Йену верилось с трудом. Скорее всего Гарольд прав – Эсме не такая девушка, чтобы согласиться за деньги продать свою молодость. Впрочем, Кэролайн ведь он тоже не сразу раскусил, а дочь учителя, должно быть, еще лучшая актриса. Такие женщины способны разыграть любую невинность, чтобы добиться своего…

Перед глазами Йена снова встал образ той Эсме, которая танцевала с ним на балу. Каким неподдельным ужасом были полны ее глаза, когда он упрашивал ее о поцелуе! Йен хотел ее. Черт побери, он хочет ее и сейчас – хочет дотронуться до этих густых черных как ночь волое, распустить их, чтобы они каскадом легли по плечам… Ему вдруг вспомнились полные, чувственные, манящие губы Эсме. Может ли неискушенная девственница обладать такими? Раньше, во всяком случае, невинные девочки его не привлекали – от них слишком пахло чопорностью, и к тому же рядом всегда оказывалась пуританка-мамаша, бдительно следившая, чтобы кто-либо, не дай Бог, не покусился на невинность ее сокровища. Вот почему от молоденьких девочек Йен старался держаться подальше и, особенно после горького опыта с Кэролайн, предпочитал дам постарше.

И все-таки вряд ли Эсме – девственница. Ум у нее, может быть, и неразвитый, детский, но тело… Тело Эсме действовало на чувства Йена еще сильнее, чем тело Кэролайн. Как ни пытался он не думать о ней, перед ним снова вставал образ юной девушки, кружившейся по бальному залу в объятиях этого мерзкого торговца…

Пальцы Йена так сильно сжали ножку бокала, что чуть не раздавили ее. Черт бы побрал пошляка Годфри! Зачем ему вообще понадобилось упоминать о Майклзе? И как теперь избавиться от видений, в которых мерзкие старческие руки ласкают прелестное юное тело…

– Нет! – Йен яростно швырнул бокал об стену, а затем начал подниматься из-за стола. В этот момент он был готов развернуть пароход, чтобы вернуться в Бангкок и убедить отца Эсме не выдавать ее замуж столь поспешно.

Внезапно он усмехнулся. И что же делать потом? Жениться на ней и этим поставить крест на своей карьере? Эсме, как и Кэролайн, совершенно не умеет сдерживать своих эмоций, а для жены дипломата это одно из главных условий.

Впрочем, кроме практических возражений против этого брака, есть еще и личные аргументы… Жениться на женщине, известной всему свету как особа легкого поведения? Совершенно исключено! Это было бы повторением истории с Кэролайн…

Впрочем, подумал Йен, что Бог ни делает, все к лучшему. Пусть Эсме выходит замуж за торгаша. Правда, с ее извращенной логикой она, чего доброго, обвинит во всех своих несчастьях именно его, Йена, и, уж конечно, не захочет встречаться с ним, когда он вернется. Что ж, тем скорее он сможет ее забыть…

Еще некоторое время Йен пытался уверить себя в этом, сидя в одиночестве за столом с недопитой бутылкой бренди, пока наконец под утро не забылся неровным, тревожным сном.

– Черт побери, Чен, в последний раз спрашиваю – куда ты дел эти чертовы письма?

– Поищите на столе, сэр! – Китаец едва успел увернуться от тяжелой руки посла.

– Я уже сто раз все перерыл! – Йен в бешенстве поддел кучу бумаг, лежавших на столе, и они разлетелись по всей каюте.

Чен никак не мог понять, что вдруг нашло сегодня на лорда Уинтропа, зато он отлично знал: когда посол в таком состоянии, лучше не попадаться ему под руку, В конце концов Уинтроп обнаружит пропажу, и чем позднее это произойдет, тем больше шансов, что бешенство его успеет остыть.

Чен впервые встречался со столь сильным противником – раньше ему приходилось работать с простаками, которых ничего не стоило обвести вокруг пальца. Собирать информацию для Майклза было одно удовольствие. До сих пор Чена никто не раскусил, поскольку он всегда умело сваливал вину на других, подбрасывая им какое-нибудь вещественное доказательство. Впрочем, на этот раз его заранее предупредили, что лорд Уинтроп отнюдь не лыком шит. Пожалуй, решил Чен, это будет его последним заданием – уж больно велик риск. Закончить дело и скрыться куда-нибудь, в ту же Францию к примеру, пока британцы, не успели его раскусить, – вот единственное, чего ему теперь хотелось.

То, что Майклзу вдруг пришло в голову жениться на этой мисс Монтроуз, Чену оказалось отнюдь не на руку. Впрочем, если план удастся, ему не о чем будет беспокоиться: когда ее возьмут в оборот, девчонка вряд ли проболтается. Хотя – кто знает…

Чен еще раз покосился на посла: тот был настолько взбешен, что чуть не начал крушить, все вокруг. Нет, пора, пора завязывать с этим рисковым бизнесом и подыскивать себе занятие поспокойнее.

– А зачем вам понадобились эти письма, сэр? – спросил Чен, рассчитывая потянуть время. – Вы ведь уже читали их и одобрили…

– Да, но мне нужно еще раз кое-что проверить. – Посол достал из кармана ключ.

Чен изо всех сил пытался сохранить самообладание в то время, как Йен открывал сейф и доставал оттуда кожаный пакет с бумагами. Пакет действительно выглядел подозрительно тонким.

Вытряхнув бумаги на стол, Йен яростно стал рыться в них.

– И это все? А где остальные? – проворчал он, обращаясь не столько к Чену, сколько к самому себе.

– Не знаю, сэр. Ключ от сейфа есть только у вас.

– Да, но не для кого не секрет, где я храню его. Все видели, как я открываю сейф, – и ты, и Гарольд, и Годфри, и даже Лек…

– Вы хотите сказать, что кто-то из нас украл письма?

– А что еще, по-твоему, я должен предположить? Что я сам это сделал? Не с ума же я сошел, в конце концов! – Йен яростно захлопнул сейф. – Кто-то стащил и их, и карты…

– Тогда обыщите каюты, сэр, в конце концов, на нашем пароходе их не так много. Карты большие, спрятать такие нелегко…

«Ищи, ищи, – подумал про себя китаец, – бумаги твои давно уже в надежном месте…»

Чен действительно сработал на славу. Никто не заподозрит его – ведь подкупил команду, чтобы они остановились в этом месте, совсем другой человек. Сбегать ночью в деревню на берегу, где Чена ждал его агент, оказалось и вовсе несложно, так что сейчас документы уже находились за сто миль, отсюда…

Лорд Уинтроп продолжал что-то ворчать себе под нос.

– Что вы сказали, сэр? – угодливо переспросил Чен.

– Ты прав – придётся обыскать каюты. Но как я объясню это команде и пассажирам? Если они невиновны – а я уверен, что так и есть, – это их оскорбит… Особенно разозлится Годфри – он очень обидчив. Скорее всего, пока мы вчера беспечно ужинали, кто-то с берега пробрался на наш пароход…

– Но как это возможно – вокруг сплошные джунгли…

– Не такие уж и сплошные. В этом месте останавливаются многие суда, к тому же незадолго перед тем, как остановиться, мы проплыли мимо деревни…

«Черт побери этого неугомонного посла, заметил-таки чертову деревню!»

Чен поморщился.

– Честно говоря, – неуверенно произнес он, – я был тогда занят – вы же сами попросили меня разобраться с письмами…

– Да, разумеется, – Уинтроп с досадой ударил кулаком по столу, – я, конечно, сам виноват – впредь нужно быть внимательнее.

– Давайте сделаем так, сэр: я отвлеку пассажиров и экипаж, а вы тем временем произведете обыск.

– Чем же ты их отвлечешь?

– Ну, предложу сыграть в покер или что-нибудь в этом роде. Все соберутся на одном пароходе, а вы тем временем обыщете другой.

– А как быть с Леком? – нахмурился Уинтроп.

– Не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю.

Посол задумчиво почесал подбородок.

– Не уверен, – проговорил он, – что мне нравится твой план, но выбора все равно нет. Черт побери эти карты! Разумеется, у меня есть другие, но не столь точные. Впрочем, главное – письма: если они попадут в чужие руки, то это конец!

– Мы найдем их, сэр, и тогда найдем вора.

– Хотелось бы надеяться! Ладно, теперь иди… – Йен устало махнул рукой.

Покидая каюту, Чен мысленно поздравил себя. Ему удалось украсть бумаги, и главное – посол его не заподозрил. Теперь ему оставалось лишь ждать.

Йен с откровенным любопытством смотрел вслед китайцу. Итак, игра началась! Интересно, украдет Чен из сейфа еще что-нибудь или побоится? Он невольно усмехнулся, представив, как взбесится напарник Чена, когда убедится, что документы не представляют никакой ценности – именно поэтому они были положены в сейф демонстративно, на глазах у всех.

Чему достались лишь старые письма, в которых не содержалось никакой секретной информации, и карты редко используемых торговых путей северного Сиама.

Теперь Йену необходимо было понять, даст ли что-нибудь обыск обоих пароходов. До сих пор Чен, как правило, удачно скрывал украденное; при этом какую-нибудь малозначительную бумагу он подбрасывал кому-нибудь из сотрудников, чтобы отвести от себя подозрения. Фокус ему удавался до тех пор, пока некоторые детали смерти одного из подозреваемых не позволили британцам усомниться в том, что они имеют дело с самоубийством. К тому же ни один из обвиняемых, проходивших по аналогичным делам, до сих пор не извлек из краж секретных документов никакой выгоды, и никаких тайных связей этих людей с французами выявить не удалось. Именно эти странные обстоятельства заставили следователей по-новому взглянуть на уже закрытые дела… Поначалу количество подозреваемых исчислялось сотнями, но тщательное расследование сократило их число до трех, а теперь и до одного – китайца Чена.

Мало кто знал, что, кроме официальной миссии, с которой он отправлялся в Чингмэй, у посла Уинтропа была еще и вторая, тайная – поймать с поличным французского шпиона, а если удастся, то и его напарника, переправлявшего похищенные документы французам. Именно поэтому Йен в конце концов решил подыграть Чену и заняться обыском.

Оставшаяся часть дня пролетела незаметно. Все это время посол разбирался в своих бумагах, пытаясь выяснить, что же именно пропало. Затем ему пришлось улаживать незначительную перебранку, возникшую между членами команды. Глядя на бойко разговаривающего на двух языках Лека, Йен снова задумался о том, что где-то он уже видел этого парня – не зря же что-то в поведении, сиамца показалось ему знакомым. Но как ни напрягал он память, вспомнить что-либо более отчетливо ему так и не удалось, и в конце концов он бросил это занятие.

Наконец подошло время ужина. Пока Чен отвлекал всех игрой в карты, Йен решил начать поиски, тем более что Лек тоже присоединился к игре. Поначалу парнишка отнекивался, говоря, что не умеет играть, но Чен был настойчив, и в конце концов сиамец уступил.

Чувствуя себя чуть ли не вором, посол вошел в каюту переводчика, закрылся изнутри на крючок и, вооружившись небольшим фонарем, приступил к осмотру.

Начать он решил с сумки сиамца, и первое, что обнаружил в ней, – черепаховый гребень. Подивившись, откуда у парня-сироты из приюта такой роскошный гребень, Йен извлек из сумки новый предмет – кедровую шкатулку, на крышке которой был вырезан изящный орнамент в виде переплетающихся ирисов. Открыв ее, он обнаружил несколько монет, кое-какие женские украшения и мужской носовой платок. Каково же было его удивление, когда, порывшись в сумке, он извлек оттуда женское платье европейского покроя и нижнюю юбку! Откуда у Лека все эти вещи и зачем они ему?

Не успел Йен подивиться этой загадке, как обнаружил новую – женский саронг. Рассмотрев его, он заметил, что ткань порвана на плече в том месте, где ее скрепляла заколка.

И вдруг Йена словно что-то обожгло – он внезапно вспомнил, где уже видел саронг и эту заколку. Снова открыв шкатулку, он извлек оттуда платок. Так и есть – платок действительно принадлежал ему!

Он был поражен, и одновременно все вдруг встало на свои места – темные очки Лека, то, что он все время опускал глаза, общаясь с окружающими, и даже то, что жесты переводчика показались ему странно знакомыми… Вот тебе и мальчишка из приюта! А он еще проворочался вчера всю ночь с боку на бок, думая об этой девушке…

Черт побери, ну и хитра же бестия! А он-то еще сомневался, виновна ли Эсме во всем, о чем вчера так живо рассказывал Годфри… Разумеется, виновна, и не только в этом – с такой-то способностью к перевоплощениям! Целых два дня дочь учителя ловко дурачила его, а сама, видно, смеялась за его спиной. Что ж, ладно; но хорошо смеется тот, кто смеется последним…

Пальцы Йена инстинктивно сжали тонкую ткань саронга. Коварная красотка наверняка все продумала. Если Йен все-таки узнает, кто она такая, то отошлет ее обратно к отцу: тот будет зол на него не меньше, чем на нее, и заставит Йена жениться на ней. Наверняка папаша не поверит, что его чадо само проникло на пароход, а не было похищено.

Что ж, решил Йен, если план ее именно таков, то все равно этот номер у нее не пройдет – он не женится на малолетней шлюшке, какие бы интриги она ни плела, чтобы заполучить его в свои сети.

Чем больше Йен думал об этом деле, тем сильнее его душила злоба. И он еще сожалел вчера вечером, что бедняжке придется выйти замуж за мерзкого купца! Так ей и надо – не век же ей плести свои сети, заманивая в них ни в чем не повинных мужчин… Эх, был бы он ее отцом – задал бы упрямице хорошего ремня!

Когда первый приступ горячечной злобы прошел, гнев Йена уступив место холодному раздражению. Ремня он задавать ей не будет – есть способ и получше, чтобы отомстить этой пташке за все ее проделки.

Сунув платок в карман, Йен привел остальное содержимое шкатулки в изначальное состояние. Покидая каюту, он не без удовлетворения отметил, что дружная компания, должно быть, все еще режется в карты в гостиной, ибо на палубе никого не было видно, и второй пароход тоже не светился огнями.

Тщательно обыскав остальные каюты, Йен ничего заслуживающею внимания не выявил. Иного он и не ожидал – Чен, конечно же, позаботился о том, чтобы не оставить никаких улик. Впрочем, ему сейчас было не до Чена – злость на Эсме мешала послу сосредоточиться на чем бы то ни было еще, и в конце концов он, решив найти хоть какой-то выход своей досаде, направился в гостиную.

– Чен, можно тебя на минутку? – холодно произнес он.

– Ну как, сэр, нашли что-нибудь? – спросил китаец после того, как закрыл за собой дверь каюты. Йен отрицательно покачал головой.

– Тогда, возможно, бумаги и в самом деле уже покинули корабль?

– Возможно, но, черт побери, Чен, они мне нужны прямо сейчас! Пароход я уже обыскал – теперь придется обыскивать людей.

В глазах китайца мелькнул испуг, но он тут же поспешил взять себя в руки.

– Вы уверены, что это правильный шаг, сэр? Не стоит показывать вору, что вы обнаружили пропажу, – это может его спугнуть. Лучше подождать пару дней, и тогда уж…

– Я сам знаю, что мне делать! Начнем с переводчика. Будьте любезны, пригласите его сюда!

– Слушаюсь, сэр. – Послушно кивнув, китаец удалился.

«Ну погоди же, Эсме Монтроуз! – Молодой человек усмехнулся про себя. – Ты еще не знаешь, каково связываться с лордом. Йеном Уинтропом!»

Глава 9

С замирающим сердцем Эсме переступила порог уже знакомой каюты. Что понадобилось его сиятельству на этот раз?

Посол стоял в углу, боком к вошедшей, и в свете лампы она могла разглядеть лишь его силуэт.

– Оставь нас, – приказал он Чену.

Секретарь тут же удалился, но лорд Уинтроп не спешил начинать разговор – казалось, он был полностью погружен в чтение какой-то бумаги, лежавшей перед ним. Впрочем, Эсме не покидало чувство, что он притворяется занятым, а на самом деле пристально наблюдает за ней. Уж не разгадал ли посол ее загадку? Готовясь к побегу, Эсме наивно полагала, что ей придется общаться с ним не каждый день, но, как оказалось, она просчиталась. От того, что ей все время приходилось гнусавить, нос Эсме начал довольно сильно болеть, а от одной мысли о том, что их каюты разделяет всего лишь тонкая стена, ее бросало в дрожь.

И вообще ей до чертиков надоело жить в постоянном страхе. Одно дело – продумывать все в теории, и совсем другое – осуществлять столь дерзкий план на практике. Перед ней уже возникла масса непредвиденных проблем, а то, что, даже все узнав, лорд Уинтроп вряд ли сделает ей что-нибудь плохое, казалось теперь слабым утешением.

Зачем она понадобилась ему на этот раз? Снова в качестве переводчика? Но, кроме них двоих, в каюте никого не было… И почему он молчит, не задает никаких вопросов?

Наконец Уинтроп поднял взгляд… Эсме стало трудно дышать.

– Лек, – начал он, – из моей каюты исчезли кое-какие географические карты и важные бумаги. Скажи, вчера, когда ты был у меня, эти бумаги лежали на столе?

Эсме вздрогнула от неожиданности и тут же опустила глаза, чтобы посол не смог прочесть отразившийся в них ужас. Не хватало еще, чтобы ее заподозрили в воровстве!

– Я не обратил внимания, сэр. – Было заметно, что каждое слово давалось ей с трудом.

– Что ж, может быть, и так. Тогда позволь еще один вопрос. Как мне известно, ты много лет прожил во французском иезуитском приюте и наверняка говоришь по-французски так же бегло, как и по-английски… Может быть, ты связан с французами гораздо ближе, чем рассказывал мне?

Посол подошел к ней вплотную и скрестил руки на груди; при этом Эсме показалось, что она сейчас умрет от страха.

– Я не обманывал вас, сэр, – тихо проговорила она. – Французы плохо со мной обращались, поэтому я счастлив, что смог предложить свои услуги вам. – Эсме по крайней мере не лгала в одном: отцы-иезуиты действительно были известны чрезмерно строгим отношением к воспитанникам.

– Ты хочешь сказать, что не испытываешь благодарности к своим покровителям? К тем, благодаря кому ты не остался умирать от голода на улице?

Эсме молчала.

– Отвечай, я тебя спрашиваю!

– Разумеется, я благодарен им, сэр, но все равно они могли бы обращаться со мной помягче!

– И об отце Джозефе ты того же мнения?

Эсме снова замялась. Какого отца Джозефа он имеет в виду? Она несколько раз посещала иезуитский колледж, но не помнила никого, кто бы носил это имя. Впрочем, в последний раз она была там недели три или четыре назад – может быть, с тех пор в колледже появился кто-то новый?

От страха Эсме плохо соображала. Ей действительно что-то говорили о прибытии в их город нового священника – но, кажется, иезуитского, а не баптистского…

– Лек?

– Отец Джозеф, должен признать, в отличие от остальных был со мной довольно добр…

– Правда? А если я скажу, что никакого отца Джозефа в приюте никогда не было?

Эсме почувствовала прилив злости. Уинтроп явно хочет заманить ее в какую-то ловушку! Решив, что лучшая защита – нападение, она в упор посмотрела на посла:

– Тогда почему вы о нем спрашиваете, хозяин?

На мгновение в глазах Уинтропа мелькнул опасный огонек. Впрочем, скорее всего ей это только показалось: во всяком случае, в следующее мгновение лицо его снова стало отрешенно-суровым.

Йен наклонился к ней вплотную, и Эсме заметила, как напряглись его мускулы, словно он едва удерживал себя, чтобы не дать волю рукам.

– Лек, эти бумаги очень хотели бы заполучить французы. Признавайся, сколько они заплатили тебе? Тысячу? Две?

– Я не шпион, сэр! – От волнения Эсме заговорила своим обычным голосом. – Посудите сами – разве настоящий шпион пришел бы к вам из французского приюта? Он, я думаю, как мог скрывал бы свою близость к французам!

– Возможно, возможно… – Уинтроп смерил ее взглядом, от которого у Эсме чуть не подогнулись колени… Ей вдруг захотелось признаться этому человеку во всем и сдаться на его милость. Но, вспомнив, сколько неприятностей уже принес ей лорд Уинтроп, она гордо вскинула голову.

– Почему вы подозреваете меня, сэр? – спросила она. – Потому что я сиамец?

Уинтроп пожал плечами:

– Чен тоже в первую очередь заподозрил тебя – из всех, кто находится на этом пароходе, ты один связан с французами!

– И еще я самый бесправный из всех, сэр, поэтому вы и решили во всем обвинить меня!

– Послушай, Лек, – Йен стоял так близко к ней, что почти дышал ей в лицо, – это моя обязанность – проверить всех, и то, что ты пытаешься хитрить, лишь дает мне еще большее основание для подозрений. Теперь я должен обыскать тебя. Если ты не шпион, то, конечно, не будешь возражать. Раздевайся!

Эсме показалось, что сердце ее остановилось. Неужели Уинтроп знает? Еще за завтраком он вел себя как обычно, но с тех пор она с ним не общалась. Откуда он мог все узнать за столь короткое время?

– Вы не посмеете, сэр! – Голос Эсме задрожал.

– Почему же? Я твой хозяин, Лек, и могу приказать тебе все, что угодно. В данный момент мне угодно обыскать тебя. Ну же!

Никогда еще Эсме не чувствовала себя такой несчастной. Будь проклят тот час, когда ей пришло в голову переодеться мальчишкой!

– Я не буду раздеваться, сэр! Сперва предъявите доказательства, что бумаги украл я! – Эсме не знала, что еще сказать, чтобы заставить Уинтропа отказаться от его затеи.

– Что ж, – ледяным голосом ответил посол, – не хочешь раздеваться – я сам тебя раздену!

Эсме похолодела. Что, если он и впрямь посмеет прикоснуться к ней? Да она скорее умрет, чем позволит ему это! К счастью, Уинтроп не мог видеть выражения ее лица, так как в этот момент попытался зайти к ней за спину.

– Вы не посмеете, сэр! – уже не так уверенно повторила она.

– Неужели ты предпочитаешь отчитываться перед полицией? – Посол усмехнулся. – Что ж, я могу тебе это устроить! Не лучше ли сразу во всем признаться, Лек?

Похоже, шансов выкрутиться у нее и впрямь не осталось, подумала Эсме, да и сколько можно, в конце концов, продолжать эту игру? Но что ожидает ее, если она признается? А вдруг Уинтропу придет в голову, что она переоделась Леком как раз для того, чтобы проникнуть на пароход с шпионской целью? Что он с ней тогда сделает – сдаст полиции или расправится на месте?

– Лек, я жду! – Тон посла недвусмысленно говорил о том, что он и не думает шутить.

– У вас нет никакого права обыскивать меня!

– В таком случае, может быть, тебе будет интересно узнать, что я уже посмел обыскать твою каюту? Бумаг, правда, я там не нашел, так что придется тебе, дружочек, раздеваться…

От страха в голове Эсме все смешалось, и весь смысл слов Уинтропа дошел до нее не сразу. Но уже в следующий момент она с ужасом поняла, что он, собственно, имеет в виду. Наверняка среди вещей «Лека» он обнаружил и женское платье…

– Вы все знали! – прошептала она. – Вы догадывались с самого начала!

Пальцы Йена, уже начавшие развязывать ленту, скреплявшую косичку «Лека», вдруг остановились.

– Что я знал? – Одна его рука теребила косичку, другая легла ей на плечо.

– И вам не стыдно? – Эсме резко повернулась к нему. – Вы ведь все поняли с самого начала!

Глаза Йена округлились.

– Честно говоря, – нехотя признался он, – я раскусил тебя не раньше, чем обыскал твою комнату.

– И что вы там искали? Признавайтесь: у вас действительно пропали какие-то бумаги или вы все это придумали нарочно?

– То, что документы пропали, – чистая правда, как и то, что я по-прежнему собираюсь обыскать тебя.

– Вы не верите мне на слово? – Эсме на всякий случай поспешила встать с другой стороны стола.

Лицо Уинтропа покраснело от злости. Облокотившись на стол, он с яростью произнес:

– Поверить тебе? Поверить на слово девице, которая по части хитрости самому дьяволу даст сто очков вперед? Что за игру ты затеяла на этот раз? – Йен грохнул кулаком по столу так, что стол зашатался.

– И это говорит человек, который даже не знает, что такое честь! Кто обещал никому не рассказывать, что я ходила на Лой Кратонг? Ваша забава, сэр, стоила мне моего доброго имени, вы виной тому, что меня выдают замуж за этого мерзкого купца, из-за чего я была вынуждена бежать из дома… И вы еще смеете обвинять в чем-то меня!

Йен застыл на месте.

– Я ничего никому не рассказывал! – обескураженно пробормотал он.

– Если не вы, то кто же тогда?

– Кто? Да твои ненаглядные сиамские подружки! Нашла кому доверять! Во всем Бангкоке не осталось ни одного базара, где бы они не растрепали эту сплетню. Неудивительно, что история стала тут же известна служанке Харриет Бингэм, а от Харриет – твоей тетке. А вот я – Бог свидетель – свое слово сдержал!

– Почему я должна вам верить? – Эсме впилась в него глазами.

Йен лишь пожал плечами:

– Единственное, что я сделал, – это ответил твоей тетке Мириам на ее вопросы. Дело в том, что к тому времени рассказ о твоих подвигах уже успел обрасти самыми немыслимыми подробностями – вроде того, что ты и твои подружки якобы добровольно ходили ублажать моряков на пристани, а когда там появился я, решили заодно ублажить и меня. Мириам спросила меня, так ли это, и я, понятно, рассказал, как все было на самом деле. Она, разумеется, не поверила, но это уже ваше с ней дело, а моя совесть тут полностью чиста!

Эсме недоверчиво уставилась на посла. Неужели лорд Уинтроп говорит правду и предатель на самом деле не он, а Ламун и Мей? Не случайно, когда Эсме сказала им, что Мириам все известно, сестры переглянулись с виноватым видом! Эсме знала, что подружки любят посплетничать; да и сама она грешным делом иногда находила удовольствие в этом…

В голове Эсме вдруг мелькнула новая мысль, заставившая ее похолодеть. А вдруг подруги уже успели всем рассказать, что сейчас дочь. Джеймса Монтроуза, переодевшись парнем, плывет на пароходе лорда Уинтропа? Если это так, то Майклз, возможно, следует за ней по пятам… Да нет же, попыталась она уверить себя, подруги не могут так разболтаться – как-никак она взяла с них клятву на могиле своей матери; а духи, как считают сиамцы, клятвопреступлений не прощают…

Уинтроп задумчиво посмотрел на нее.

– Помнишь, – сурово проговорил он, – в ту ночь, когда мы встретились на пристани, я предупреждал тебя? И как оказалось, не зря. Я и сам тогда не мог представить, какие последствия может иметь этот рискованный поход на праздник…

От этих его слов Эсме разозлилась еще сильнее.

– Положим, – сказала она, – о моем походе на праздник всем стало известно от Ламун и Мей. Но о том, что мы с вами целовались на балу, они знать не могут. Об этом вы, я надеюсь, Мириам не рассказывали?

– Я что, в самом деле похож на самоубийцу? – усмехнулся посол. – Будь уверена – об этом твоя Мириам уж точно ничего не узнает.

– В том-то и дело, что знает!

– Каким это образом? – искренне удивился он.

– Самым простым – она нашла у меня ваш платок. Впрочем, и без платка она бы все равно что-нибудь заподозрила – не слепая же, видела, поди, как на балу мы вдруг куда-то исчезли… Уж наверняка Мириам обратила на это внимание – в последнее время она только и делает, что следит за каждым моим шагом… Тем более от нее не укрылось, где я была и с кем. Разумеется, богатое воображение тети мигом дорисовало соответствующие подробности, и теперь весь город судачит э том, что мы с вами предавались любовным утехам прямо на балу!

Глаза Йена сверкнули холодным огнем.

– Вот как? – сказал он. – Стало быть, во всем виноват я – не позаботился как следует, чтобы наше исчезновение осталось незамеченным! Что ж, может быть, в этом есть моя вина… Что замолчала, красавица? Продолжай! В чем ты еще меня обвинишь? Может быть, стать любовницей Раштона тебя заставил тоже я?

Эсме чуть не задохнулась от обиды.

– Вы… вы… – залепетала она. – Вы хотите сказать, что верите в эту мерзкую сплетню?

На лице Йена не дрогнул ни один мускул.

– Впрочем, – Эсме улыбнулась, – чего еще от вас можно ожидать? Вы ведь, кажется, с самого начала приняли меня за проститутку?

Неожиданно Йен сгреб ее медвежьей хваткой и прижал к стене, а взгляд его, казалось, пронзил Эсме насквозь.

– Ты, конечно, предпочитаешь, чтобы вместо этого я верил в твои сказки? Верил, что ты несчастная невинная овечка? Актриса ты и впрямь неплохая, но мой тебе совет – лги, да знай меру, иначе сама не заметишь, как перегнешь палку. Кто тебе тогда поверит? Невинным девственницам, красавица, незачем, переодевшись, проникать на чужие пароходы!

– Мне нет дела до того, верите вы или нет! – Эсме отчаянно пыталась вырваться. – Хотите, считайте меня проституткой, хотите – шпионом…

– Спасибо за напоминание! – Йен насмешливо посмотрел на нее. – А то я уже успел забыть, что собирался тебя обыскать… Теперь уж я точно тебя раздену – мне очень любопытно, каким образом тебе удалось замаскировать свои женские формы. Впрочем, один способ избежать позора у тебя есть – признаться, что весь этот маскарад затеян тобою с одной целью – принудить меня жениться на тебе, чтобы прикрыть все твои грехи. Ну же, сознавайся!

Прижатая к стене, Эсме чувствовала, себя совершенно беззащитной. И все же выудить у нее признание в том, чего она на самом деле даже не предполагала, ему не удастся!

Эсме гордо вскинула голову и резким движением стряхнула руки Йена со своих плеч.

– Что ж, – с вызовом проговорила она, – обыщите меня, если хотите, вы ведь все равно не откажетесь от этой затеи, сэр! Но оговорить себя вы меня все равно не заставите! – Черные глаза пристально посмотрели в небесно-голубые глаза Йена, и он невольно отвел взгляд, тем более что упрямство ловкой красотки начало выводить его из себя.

– Ты сама не оставляешь мне иного выхода! – сурово промолвил он.

Руки Йена коснулись ее подмышек. Усилием воли девушка заставила себя стоять неподвижно в то время, как он ощупывал ее бока. Коснувшись талии, руки на мгновение остановились. Во взгляде Йена, устремленном на лицо Эсме, явственно читалось, что он ждет от нее признания, но ответом ему был не менее презрительный взгляд, и он продолжил обыск.

Руки его, коснувшись девичьих бедер, снова задержались на минуту, словно давая последний шанс, но Эсме молчала. Тогда посол начал ощупывать ее ноги, и она закрыла глаза, в страхе ожидая того, что будет дальше. Взгляд Йена ни на минуту не покидал лица Эсме, словно удерживая ее на месте, в то время как руки медленно расстегнули верхнюю пуговицу куртки и стали расстегивать вторую.

Когда пальцы его коснулись четвертой пуговицы, Эсме почувствовала, что не в силах больше терпеть эту пытку. До сих пор едва сдерживаемые слезы хлынули градом из ее глаз. Одна из них, задержавшись на мгновение на покрасневшей щеке, повисла на дрожащем подбородке.

Вид ее слез, должно быть, несколько остудил Йена. Опустив руки, он отодвинулся на шаг и, вынув из кармана платок, протянул его «подозреваемой». Это был все тот же злополучный платок. Стало быть, посол действительно рылся в ее вещах.

Эсме молча отвела руку с платком.

– Не хочешь вытирать слезы? – усмехнулся он. – Еще бы, это ведь испортило бы эффект, не так ли?

Грубо вырвав платок, Эсме быстро привела лицо в порядок, после чего оба с минуту стояли молча друг напротив друга. Неровными, отрывистыми глотками Эсме вдыхала в себя воздух, словно Йен держал ее за горло.

Наконец посол заговорил снова:

– И долго ты собираешься продолжать эту игру?

– Пока мы не придем в порт назначения, – стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, ответила она. – А там я думаю устроиться в какую-нибудь школу учителем.

– И ты серьезно надеялась, что тебе удастся дурить меня до самого Чингмэя? – Йен прищурился.

– Я надеялась, что за время поездки мне не часто придется общаться с вами – что там особенно переводить, когда плывешь на пароходе…

– Стало быть, по приезде в Чингмэй ты собиралась оставить меня без переводчика? Ну и дела!

Эсме отвернулась – она не могла не признать, что с ее стороны это действительно не очень красиво.

– Да, моя идея, может быть, и впрямь не очень умна, – проговорила она. – Но что мне еще оставалось делать? Бог свидетель, я не могла оставаться в Бангкоке!

Йен дотронулся до подбородка Эсме, затем, обхватив за плечи, притянул ее к себе.

– Разумеется, ты хочешь, чтобы я вошел в твое положение? – хмыкнул он. – Пожалейте несчастную девушку, тиран-папаша выдает ее замуж за мерзкого старика!

– Говорю же – я не могла оставаться в Бангкоке, – повторила она, – потому что не могла выйти замуж за Майклза, который мне отвратителен! Он обещал обращаться со мной как с королевой, но я ему не верю. Сама не знаю что, но что-то в нем меня пугает, и я не выйду за него даже ради того, чтобы восстановить свое доброе имя. Честно говоря, не понимаю, почему он так хочет жениться на мне, несмотря на все те сплетни, которые ходят по городу.

– А вот я лично не удивляюсь, что он хочет жениться на вас. Не могу не признать, что вы красивая женщина…

– И к тому же неверная и взбалмошная. – Эсме горько усмехнулась. – Воистину, такая жена – мечта любого мужчины! Понимаю, вам нет дела до того, сэр, какие последствия может иногда иметь неосторожное слово или поступок. Буквально за один день для всего города и, хуже того, для родного отца я вдруг превратилась из порядочной девушки в шлюху…

– Ты хочешь сказать, – прищурился посол, – что на самом деле никогда не спала с Раштоном?

– Какое это имеет теперь значение? – Руки Эсме сжались в кулаки. – Если я скажу «нет», вы все равно мне не поверите…

– Рад бы не верить, – задумчиво произнес Йен. – Но не могла же, в конце концов, сплетня появиться совсем уж на пустом месте… Если только кому-то было выгодно вас оклеветать… но кому и зачем?

Этот же вопрос задавал Эсме и ее отец, но сколько она ни думала, ответ найти не могла…

– Сама не знаю, – призналась Эсме. – Отец говорит, что услышал это от Лоренса, а тому якобы сказал сам мистер Раштон… Но убейте меня, сэр, если я могу объяснить, для чего Лоренсу или Раштону могло понадобиться изобретать эту гнусную ложь!

– Точнее сказать, не можешь придумать убедительного объяснения, – усмехнулся посол. – А может быть, ты просто пытаешься выгородить своего любовника? Не выйдет, крошка, всему свету известно, какой ловелас твой мистер Раштон! Хотя, признаться, новость о вашей связи удивила даже самых отъявленных сплетников…

– Я не буду больше спорить с вами, сэр. – Эсме печально вздохнула. – Думайте что хотите, и Бог вам судья…

– Да, ну и задала ты мне хлопот – Тон Уинтропа вдруг стал усталым и даже немного растерянным. – Сказать по правде, мне твое присутствие на этом пароходе совсем ни к чему.

– Понимаю, сэр. Я надеялась, что никто так и не узнает, кто такой Лек на самом деле. Если бы мне удался мой план, то я обрела бы свободу, и никто бы от этого не пострадал, уверяю вас.

– Но зачем тебе понадобилось изобретать весь этот дешевый маскарад?

– То есть зачем я переоделась Леком?

– Вот именно.

– А был ли у меня другой выбор?

– Ну, ты могла бы прийти ко мне и рассказать все как есть. Если ты и впрямь невинна, то зачем тебе прятаться? Я был бы только рад помочь тебе!

Эсме горько усмехнулась:

– Я уже имела возможность убедиться, сэр, каково верить вашему слову, Разве не я умоляла вас никому не говорить о нашей встрече, говорила, что одно ваше неосторожное слово может мне дорого стоить? Вы поклялись ничего не рассказывать, но, как оказалось, грош цена вашим клятвам! Нет уж, видимо, мир и впрямь так устроен, что каждый в нем заботится только о себе, и мне, чтобы в нем выжить, приходится рассчитывать только на себя!

– Если твоя цель была только в том, чтобы сбежать от Майклза, то почему ты тогда села именно на мой пароход, а не на другой, где никто из пассажиров тебя не знает? Я ведь мог тебя раскусить, что, собственно, в конце концов и произошло… Что-то тут не сходится, верно? Остается одно – ты затеяла все эту игру, чтобы в конечном счете женить меня на себе. Теперь про нас ходят слухи, что мы любовники, а мне такая репутация вовсе ни к чему. Ты надеешься, что я, спасая свою репутацию, женюсь на тебе – и это спасет твою. Я угадал? Признавайся? Игра окончена, Лек!

– Больше не буду вас убеждать, думайте что хотите! – Эсме устало опустила взгляд, плечи ее поникли. – Если вы не желаете верить правде, здесь уже ничем не поможешь.

Йен молчал, пристально глядя на нее, но в его взгляде теперь уже читалось нечто совсем другое…

Неожиданно он снова притянул ее к себе.

– Ты хочешь уверить меня, что и впрямь рассчитывала добраться до Чингмэя неузнанной? – горячо прошептал он ей в ухо. – Неужели ты и впрямь так наивна? Да я узнал бы тебя под любой маской!

Руки его, скользнув под куртку Эсме, принялись ласкать ее кожу.

– Не надо! – промолвила она.

Вместо ответа Йен склонил голову, потянувшись губами к ее губам, и Эсме почувствовала, что уже не сможет противиться его поцелую. Еще при первом поцелуе – тогда, на балу, – она поняла, что если когда-нибудь ей суждено поцеловаться с лордом Уинтропом во второй раз, то после этого второго неизбежно последует и третий, и четвертый, и пятый… и вряд ли она сможет с этим бороться!

Властные мужские губы ласкали ее губы. Эсме, поддаваясь инстинкту, невольно приоткрыла рот… И тут Йен вдруг превратился в подобие страстного, грубого животного. Держа Эсме за талию, он притянул ее к себе. Язык его хозяйничал у нее во рту, проникая в самые сокровенные уголки, и девушке казалось, что с этим поцелуем душа ее переливается в Йена, что все ее существо размякает, лишается воли. Теперь ею правили, уже не воля, не разум, даже не эмоции, а телесные инстинкты, о существовании которых она до сих пор даже не подозревала.

Рука Йена скользнула под куртку Эсме, лаская ее разгоряченную спину. Но, коснувшись бинтов, стягивающих грудь Эсме, Йен вдруг прервал поцелуй.

– Ты перетянула грудь? Но разве тебе не говорили, что это вредно для здоровья?

Сквозь тонкий материал, Эсме чувствовала, как рука Йена искала булавки, которыми была скреплена ткань. Ее вдруг охватила паника – она знала, что должна остановить его, ибо потом уже не сможет остановиться сама.

Вырвавшись резким движением, она встала у стены, с трудом переводя дыхание; однако взгляд, которым она смотрела на Йена, по-прежнему был полон желания.

Расценив это как приглашение к новым действиям, он потянулся к ней, но Эсме отступила от него настолько далеко, насколько позволяла узкая каюта, и опустила взгляд, чтобы только не смотреть на Йена.

Когда же она наконец осмелилась поднять глаза, то увидела, что Йен стоит, облокотившись о стену, в том месте, где только что стояла она.

Почувствовав ее взгляд на себе, Йен обернулся.

– И что же мне теперь прикажешь с тобой делать, красавица? – спросил он не столько Эсме, сколько самого себя.

– Не знаю, – честно призналась она. – Думаю, у вас есть полное право высадить меня, как только мы остановимся.

Лицо Йена потемнело.

– Не говори глупостей, – угрюмо произнес он. – Я все-таки не такое чудовище, чтобы бросить тебя одну посреди незнакомой страны.

– Это для вас Сиам – чужая страна, для меня же он – родина!

– Да, верно, но сейчас вокруг нас, как ты, может быть, успела заметить, джунгли на сотни миль, и ничего кроме. Одна в джунглях ты не протянешь и пару дней, и даже если набредешь на какую-нибудь деревню, тебе все равно придется туго – сиамцы очень подозрительны к чужакам, особенно сейчас, когда назревает война с французами. Нет уж, видно, мне теперь придется терпеть тебя до самого Чингмэя!

– А что я буду делать все это время, сэр? – Эсме напряглась, готовясь к какому-нибудь каверзному ответу.

– Зови меня Йен. – Посол обреченно махнул рукой. – Все равно рано или поздно нам придется перейти на ты. Так о чем ты спрашиваешь? Ах да, о том, что тебе делать во время плавания. Не знаю, красавица! Честно говоря, я не горю желанием слишком часто с тобой общаться, думаю, и ты тоже.

– Вы угадали, сэр… то есть Йен.

– Чего и следовало ожидать. Во всяком случае, пока во избежание сплетен, думаю, тебе лучше оставаться Леком. Когда мы прибудем в Чингмэй, я попрошу консульство, чтобы они подыскали мне другого переводчика – не вечно же продолжаться нашему маскараду! Тебя я думаю тоже сдать в консульство – полагаю, они найдут куда тебя пристроить. Потом, вернувшись в Бангкок, я расскажу о тебе твоему отцу – пусть забирает тебя, если, конечно, сочтет это нужным.

– Отличный план! – Эсме, не выдержав, всплеснула руками. – Чего и следовало ожидать! В результате я получу в точности то, от чего пыталась убежать, – вернусь к отцу, стану женой Майклза…

– Ты зря так волнуешься. В конце концов, ничто не помешает тебе найти место учительницы в Чингмэе, как ты и хотела. К тому времени как твой отец туда доберется, ты уже обретешь работу и с ней стабильное положение. А что до Майклза – вряд ли он по-прежнему горит желанием жениться на тебе после того, как ты от него убежала, как считают все эти сплетники, со мной – твоим любовником. Так что я не думаю, что впереди тебя ждут какие-либо серьезные неприятности.

Эсме пристально посмотрела на посла. Судя по выражению его лица, он был искренне уверен, что ей ничто не грозит; однако на душе у нее от этого отнюдь не стало спокойнее.

– Это ты веришь, что все для меня позади, но не я. Сомневаюсь, что отец, узнав, где я, не захочет вернуть меня домой. Да и Майклз не оставит своей затеи, судя по тому, как упорно, несмотря ни на что, добивался нашего брака. – Голос Эсме был полон отчаяния.

– Что ж, возможно, ты права, – Уинтроп пожал плечами, – об этом я как-то не подумал.

– Вы, мужчины, всегда извиняетесь – и продолжаете гнуть свое! А ведь все мои беды, между прочим, начались из-за тебя!

Йен нахмурился и отступил на шаг назад.

– Ты просто злишься, что твой секрет раскрыт, потому и готова обвинять меня во всех смертных грехах, не заботясь о том, логично это или нет! Да, мне не хочется портить себе карьеру из-за какой-то взбалмошной девицы – и кто же меня за это обвинит? – Он замолчал и оперся рукой о стол.

– Это все? – Эсме подобралась, словно перед прыжком. – Я могу идти, ваше сиятельство, или вы по-прежнему желаете обыскать меня, чтобы убедиться, что я не только неблагодарная дочь, но и шпионка?

– Нет, красавица, обыскивать тебя я не собираюсь, поскольку и прежде ни минуты не верил в твою виновность. Иди, только сначала приведи себя в порядок, иначе о нас бог знает что подумают!

Кинув на него убийственный взгляд, Эсме быстро поправила одежду; но когда она потянулась за очками, лежавшими на столе, Йен вдруг перехватил ее руку.

– Я должен еще кое-что сказать тебе, красавица, – медленно проговорил он. – Покинув отчий дом, ты оказалась одна в целом свете. И только одному Богу известно, что еще может с тобой произойти. Раз уж так вышло и на данный момент я единственный человек, которому выпало о тебе заботиться, вот мои условия. Продолжай изображать из себя Лека. Если кто-нибудь пронюхает, что сбежавшая от отца девица плывет со мной на одном пароходе, да еще переодевшись парнем, сама понимаешь, что обо мне подумают все эти идиоты… Да и тебе от этого не будет никакой пользы.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, – фыркнула Эсме, – я как-нибудь сама о себе позабочусь!

– Верно, зачем мне беспокоиться: если что, я просто объявлю, что ты шпионка, и отправлю тебя обратно в Бангкок под конвоем…

– Так ты воображаешь, – скривилась Эсме, – что в моем положении можешь диктовать мне любые условия?

– Возможно, но не мечтай, что я заставлю тебя спать со мной – подобное у меня не в обычае. Во всем остальном твоя задача – беспрекословно следовать моим приказам. Вот первый из них – выметайся сейчас же из моей каюты!

– С превеликим удовольствием! – Эсме независимо вскинула подбородок. – Я сделала бы это и без твоих приказов! – Выдернув свою руку из руки Йена, она пулей вылетела из каюты, яростно захлопнув за собой дверь.

Глава 10

Тревожный сон Эсме был прерван повторяющимися звуками, доносившимися с реки. Сев на постели, она прислушалась. Обычное дело – так резвится выпрыгивающая из воды рыба. У себя дома Эсме привыкла слышать подобные звуки едва ли не каждую ночь и давно уже перестала на них реагировать. Почему же сейчас они разбудили ее? Может быть, потому, что всю ночь она проворочалась на постели в тревожном полусне? Но что было причиной тревоги?

Эсме вдруг с предельной ясностью вспомнились события вчерашнего дня. Сначала унизительный разговор с послом в его каюте, потом ужин. Посол, сидя напротив, бросал на нее двусмысленные взгляды – настоящая пытка… Эти взгляды не укрылись от остальных, и те, в свою очередь, сами начали смотреть на нее с подозрением…

Эсме снова легла – судя по тому, что с берега не доносилось пения птиц, до рассвета было еще далеко, но сон упорно не шел к ней. Она угрюмо глядела на полог, защищавший ее кровать от комаров, и ей казалось, что она находится в каком-то коконе, сплетенном Уинтропом, чтобы отрезать ее от остального мира.

Наконец, отчаявшись заснуть, Эсме поднялась и, отодвинув полог, оглядела свою каюту. То, что еще недавно казалось путем к свободе, обернулось новой тюрьмой! Не в силах оставаться в душной каюте, Эсме вышла, не заботясь о том, что на ней всего лишь просторная сиамская ночная рубашка, а волосы свободно лежат по плечам, – вряд ли кто-нибудь в такой час увидит ее.

Пройдя на корму, девушка уселась в плетеное кресло и задумалась о том, что ожидает ее впереди. С мечтой обрести в Чингмэе работу учительницы, возможно, придется распрощаться – как только в английском консульстве узнают, что она убежала из дома, ей вряд ли станут помогать, пока не известят о местопребывании блудной дочери ее отца и не получат от него ответ. А на пароходе она теперь пленница Йена и может уповать лишь на его милость. Вот если бы ей удалось убедить его никому не рассказывать о ее секрете… Все-таки он не чудовище, в конце концов, и должен понять, как плачевна ее ситуация…

Тем не менее он почему-то предпочитает верить не ей, а всем этим мерзким сплетням… В глазах посла Эсме по-прежнему остается взбалмошной, избалованной, инфантильной девицей. Как же ей добиться, чтобы Йен сумел разглядеть ее истинное лицо? Пожалуй, остается одно – исполнять свои обязанности переводчика как можно лучше, подходить к ним со всей ответственностью. Тогда посол поймет, что Эсме не ребенок, а достаточно зрелый человек и может сама позаботиться о себе в чужом городе, и после этого наконец оставит ее в покое.

Эсме стало немного легче. Да, она знала, что ей придется сдерживаться и не перечить Йену… но другого способа у нее, кажется, нет. Нужно проглотить гордость и беспрекословно подчиняться во всем, кроме, разумеется, одного. На это она никогда не пойдет!

Эсме подумала о том, что, пожалуй, ей стоит вернуться в свою каюту; однако южная ночь казалась такой мирной, такой торжественно-спокойной, что уходить не хотелось.

Она рассеянно глядела на берег – и вдруг ее поразило неожиданное зрелище. На одном из деревьев одновременно зажглись мириады маленьких огоньков, Эсме уже не раз приходилось видеть подобное, но она всякий раз удивлялась, как целой колонии светляков удается столь дружно зажигать и гасить свои огни. Погорев с пару минут, огоньки вдруг исчезли, затем снова осветили дерево волшебным светом… и так продолжалось несколько раз.

Эсме посмотрела на противоположный берег, надеясь и там увидеть дерево со светляками, но на этот раз взгляд ее уперся в кромешную мглу. Впрочем, глаза ее вскоре привыкли к этой темноте, и она начала различать силуэты раскидистых деревьев на фоне фиолетового до черноты ночного неба. Пароход тихо покачивался на волнах, ветви деревьев словно сплетали полог над головой Эсме, и она чувствовала себя уверенно и спокойно. – Ресницы ее против воли сами начали опускаться…

Из забытья Эсме вывел какой-то скрип. Ей казалось, что она закрыла глаза всего лишь на мгновение, но по начинавшему розоветь небосводу тут же определила, что на самом деле прошел уже не один час. В то же мгновение она поняла и причину скрипа – это пошевелился Йен, сидевший в кресле напротив нее. Судя по всему, они находились в кают-компании, смежной с каютой посла.

– Готов согласиться, – насмешливо произнес Йен, – что койки у нас в каютах жестковаты, но, по-моему, спать на этих креслах еще неудобнее!

– Поверьте, я заснула совершенно случайно, я не хотела… – Эсме попыталась встать с кресла.

– Спи, спи! – улыбнулся посол. – Не стану скрывать, смотреть на тебя, когда ты спишь, – весьма приятное зрелище!

Эсме покраснела.

– И давно вы… ты так смотришь на меня? – спросила она.

– Достаточно, чтобы заметить, какой у тебя невинный вид во сне. Не женщина, а ангел во плоти!

– Но мы-то отлично знаем, – усмехнулась Эсме, – как обманчив этот вид. Я умею быть отличной актрисой, верно?

– Да уж, – Йен покачал головой, – актриса ты и впрямь неплохая, если умудряешься проявлять свои способности, даже когда спишь! Вот только не знаю, поможет ли тебе весь твой талант, если кто-нибудь еще увидит тебя в таком виде.

Эсме изумленно посмотрела на него:

– Что ты имеешь в виду?

– То, что под рубашкой у тебя, кажется, ничего нет…

На этот раз Эсме изо всех сил постаралась не покраснеть, поскольку именно на эту реакцию и рассчитывал Йен. Не дождется!

– Я надеялась, ваше сиятельство, – вежливо проговорила она, – что меня никто не увидит. Разве что вы – но вы же не станете трубить об этом на весь пароход? И вообще, я думала, что вряд ли кто-либо станет шпионить за мной в столь ранний час…

Эсме поднялась, намереваясь вернуться в свою каюту; однако едва она шагнула к двери, как рука Йена обхватила ее за талию, и в следующее мгновение девушка оказалась у него на коленях. Легкое плетеное кресло жалобно заскрипело.

– Опять на вы! – Йен с притворным неудовольствием посмотрел на нее. – Послушай, красавица, тебе вообще не следовало бы садиться на один пароход со мной!

Эсме попыталась вырваться, но хозяин каюты держал ее словно в тисках.

– Отпусти! – вскрикнула она, ударяя его по рукам, но для Йена ее удары были все равно что комариные укусы для буйвола.

– Тише! – Ухватив ее за запястья, он прижал их к бокам Эсме. – К твоему сведению, на реке звук распространяется даже лучше, чем на суше! Или ты хочешь, чтобы сюда весь народ сбежался?

В глазах Йена играли задорные огоньки, будто для него все это было не более чем забавой, что еще больше взбесило Эсме.

– Если ты не хочешь устроить спектакль у себя в каюте, – буркнула она, – тогда отпусти меня!

Вместо ответа Йен лишь усилил хватку. Губы его закусили мочку уха Эсме, затем стали ласкать ее шею… Рука, державшая ее, находилась высоко, под самой грудью, и от этого прикосновения Эсме начала испытывать странное возбуждение…

Сидя на коленях посла в одной тонкой рубашке, она вдруг почувствовала, что в этот момент происходило с Йеном. Сомнений не было – он возбудился до крайней степени. Об этом же красноречиво говорил и устремленный на нее взгляд, полный желания.

Эсме покраснела до корней волос.

– Не знаю, – сдавленно проговорил посол, – как я переживу эти несколько недель, которые нам с тобой предстоит быть рядом. Если ты отказываешь мне в том, что могло бы стать для нас обоих величайшим удовольствием, то, по крайней мере, хотя бы не попадайся мне на глаза в таком виде, иначе я могу не сдержаться и унести тебя на руках в свою каюту, даже несмотря на то что это, безусловно, повредит моей карьере.

– Удивительно, но в мои планы это тоже не входит! – фыркнула Эсме.

– И очень жаль, черт побери!

Губы Йена потянулись к ее губам, но внезапный стук снаружи заставил его остановиться.

Стук повторился. Сомнений не было – кто-то пытался войти в дверь.

– Ваше сиятельство! Милорд, вы спите?

Голос принадлежал Чену.

Эсме с ужасом посмотрела на посла – вернуться в свою каюту и остаться при этом незамеченной она теперь вряд ли бы смогла.

Йен разжал объятия, прижал палец к губам и жестом велел Эсме отойти подальше в тень.

– Да! – отозвался он. – Сейчас иду!

Из своего укрытия Эсме продолжала напряженно прислушиваться.

– Простите, сэр, что беспокою вас в столь ранний час, – и голосе китайца звучало необычное возбуждение, – со мной здесь кок, он желает поговорить с вами. Этот человек говорит, что, нужно найти на берегу какую-нибудь деревню, если вы желаете запастись свежими фруктами перед тем, как мы двинемся дальше. Каковы будут ваши распоряжения, сэр?

– Я сказал ему, – раздался еще один голос, – что не стоит беспокоить вас, сэр. Правда, нам нужен переводчик, а на это требуется ваше разрешение, сэр.

У Эсме вдруг кровь застыла в жилах – она узнала этот голос. «Я покажу тебе, шлюха, как распускать коготки!» – мгновенно вспомнилось ей. Могла ли она подумать, что коком на пароходе окажется тот самый тип, который тогда приставал к ней на пристани?

– Хенли? – Судя по всему, посол тоже впервые узнал об этом. – Не ожидал тебя встретить! Чен, откуда здесь взялся этот человек?

– Так вы его знаете? – Китаец, очевидно, был удивлен не меньше Йена. – Я его нанял, сэр. Что-то не так?

– А тебе известно, – произнес Йен, – за что он был уволен с предыдущей работы?

– Послушайте, – перебил его Хенли, – если вам до сих пор не дает покоя то, что мы с дружком приставали к этим девчонкам, то я готов признать свою вину, сэр. Обещаю – подобное больше не повторится. И еще смею заверить – я отличный повар. Вы же не хотите оставить меня без работы, сэр? Я буду тише воды ниже травы – мне самому не нужны лишние проблемы…

– Что ж, Хенли, ловлю тебя на слове! – сурово промолвил Йен.

– Клянусь, впредь вы меня больше не увидите – я вообще не буду выходить из камбуза, сэр!

– Сказать по правде, Хенли, у меня действительно нет желания лицезреть твою физиономию, но повар нам все-таки нужен. Имей, однако, в виду: чуть что не так, и я не стану с тобой церемониться – на первой же остановке оставлю на берегу! Так чего ты хочешь от меня теперь?

Эсме почувствовала, что присутствовать дальше при этом разговоре просто выше ее сил. Казалось, еще немного – и она, не сдержавшись, выскочит из своего укрытия и совершит какую-нибудь непростительную глупость. В конце концов, она решила скрыться в каюте Йена, где наконец ощутила себя в относительной безопасности. Но сердце ее по-прежнему отчаянно билось. От одной мысли, что ее обидчик находится с ней на одном пароходе, девушку начинало трясти. А если этому типу вдруг удастся пронюхать, кто она на самом деле, – Йену ведь в конце концов удалось это сделать… Наверняка Хенли захочет взять реванш за свой тогдашний позор… И все-таки посол оставил на пароходе того человека!

Едва Эсме в изнеможении опустилась на койку, как снаружи послышались приглушенные голоса, затем шаги… Дверь каюты отворилась… Сердце ее замерло, но она тут же с облегчением вздохнула, увидев, что посол вошел в каюту один.

Глаза Йена округлились – должно быть, он не ожидал увидеть ее здесь.

– Неужели ты ждешь меня, чтобы добровольно продолжить то, что мы не успели на палубе? – изумился он.

Не обращая внимания на его тон, Эсме сразу перешла к делу:

– Надеюсь, ты все же не собираешься оставить этого человека на нашем пароходе?

– А я-то думал, – игриво продолжал посол, – ты ждешь меня совсем не за этим…

– Я, между прочим, серьезно спрашиваю!

– Неужели? И что прикажешь мне делать? Высадить его на берег, бросить одного посреди джунглей? Не кажется ли тебе, что это до некоторой степени жестоко? К тому же у меня нет на то серьезной причины – не считать же таковой его прошлые грехи. Вышвырнуть этого типа за борт только за то, что когда-то в Бангкоке он позволил себе приставать к девушке, и тем вызвать подозрение у остальных? Вряд ли тебе это будет на руку, если только ты хочешь и дальше продолжать свой маскарад.

– Но вдруг он узнает меня?

– Сомневаюсь. Скорее всего, Хэнк смотрит на Лека и на всех сиамцев как на пустое место – для него все азиаты на одно лицо. Да и с чего бы он вдруг стал отождествлять переводчика-сиамца с девушкой, к которой когда-то приставал в порту?

– А если он все-таки узнает?

Йен лукаво посмотрел на нее:

– Ну и что? Ты же такая умная, сумеешь как-нибудь обвести его вокруг пальца. Меня вон сколько дней водила за нос…

На этот раз тон посла показался Эсме донельзя оскорбительным. Поднявшись, она с гордым видом прошла мимо него к двери, но на пороге обернулась:

– Если я, по-твоему, такая умная, что сумею выпутаться из любого положения, почему же ты тогда пришел мне на помощь, когда он ко мне приставал?

Йен не спеша подошел к ней и взял ее сзади за плечи.

– Извини, детка, – сказал он, – я сейчас очень занят: голова идет кругом от дел и нет сил спорить с тобой. К тому же мне трудно сочувствовать твоим проблемам – ты сама навлекла их на свою голову, а заодно втянула в них и меня… В общем, от компании Хенли тебе не отвертеться – придется нам всем вместе пойти за провизией.

– Как, и мне? Но зачем? – От одной мысли, что ей предстоит идти куда-то с Хенли, пусть даже в сопровождении посла, Эсме становилось дурно.

– Видишь ли, нам потребуется переводчик…

Эсме обреченно опустила голову – выбора у нее не было. И тут ей пришло в голову, что сопровождение Йена Хенли новее не нужно.

– А почему ты идешь с нами? – спросила она. – Боишься, что кок без тебя не справится?

– Ну, скажем, мне просто любопытно посмотреть на восточный базар.

Разумеется, Эсме ничуть не поверила в это объяснение. Как ни старался посол показать, что ему нет до нее никакого дела, – на самом деле это было не так – видимо, он все же хотел обезопасить ее.

– Иди оденься, – произнес Йен, не поднимая головы. – Встречаемся на палубе.

– Слушаюсь и повинуюсь, ваше сиятельство! – с шутливой покорностью откликнулась Эсме.

Когда она вернулась в свою каюту, настроение у нее было намного лучше.

Время от времени Эсме исподтишка кидала подозрительные взгляды на Хенли, но Йен, видимо, оказался прав – большую часть времени кок просто игнорировал Лека. Если он и спрашивал совета по поводу того, что именно им следует купить, то только у Йена. Роль Лека сводилась исключительно к переводу, да еще к тому, чтобы, торгуясь с продавцами, сбивать цену.

– Спроси у него, почем эти штуки. – Легонько тронув Эсме за локоть, Йен указал на убеленного сединами почтенного сиамца, сидевшего с отрешенным видом рядом с корзинами, в которых лежало нечто вроде больших орехов с шипами. От плодов исходил незнакомый резкий запах.

– Неужели вы хотите купить их, ваше сиятельство? – удивился Хенли. – Я знаю этот плод, он называется дуриан. Вкус как у тухлого лука. Белому человеку такое вряд ли понравится.

– Мистер Хенли прав. – Эсме говорила с акцентом, которого придерживалась, изображая Лека. – Для европейцев этот фрукт действительно слишком экзотичен.

– А сам-то ты его ел? – поинтересовался Йен.

– Ел, конечно, и даже нахожу вкусным. Но я же не европеец!

– Ну разумеется. – Йен кивнул. Взгляд его красноречиво говорил о том, что ему нравится поддерживать эту игру. – Хорошо, Лек, – продолжал Йен тем же шутливым тоном, – пожалуй, не будем брать это дуриан или как его там… Полагаю, здесь все же найдутся какие-нибудь фрукты, которые придутся по вкусу европейцу. Я хотел бы их попробовать! Ты мне поможешь?

Не обращая внимания на его тон, Эсме указала на небольшой шар цвета баклажана, называемый мангостан.

– Идет, – кивнул Йен. – Поторгуйся!

Эсме уже хотела заговорить с продавцом, но ее прервал Хенли:

– Неужели вы, ваше сиятельство и впрямь станете слушать этого парня? Вы не знаете сиамцев – они отравят вас за милую душу!

Поскольку слова эти явно предназначались не для Йена, а для переводчика, Эсме резко обернулась.

– С чего бы я стал отравлять его сиятельство? – обиженно спросила она. – Господин посол всегда был так добр ко мне! Если бы я знал толк в ядах, я тогда уж отравил бы кого-нибудь другого!

Эсме рассчитывала, что Хенли поймет ее намек, но сама не ожидала, что он воспримет эти слова как реальную угрозу. Теперь она и сама была не рада, что подобное сорвалось с ее языка – нажить себе врага, тем более в лице кока, ей вовсе не улыбалось.

– Ты слышал, Хенли? – шутливо произнес Йен. – Не советую тебе связываться с этим парнем, если только не хочешь однажды, выпив чаю, отправиться к праотцам!

Неожиданно Хенли так посмотрел на Эсме, что девушка похолодела. Внезапно охвативший ее страх перед этим человеком был так велик, что она едва могла стоять рядом с ним.

Она перевела взгляд на посла, словно ища защиты, но тот никак не отреагировал и двинулся дальше; Хенли же, чуть задержавшись, взял ее под руку и оттащил в сторону.

– Послушай, парень! – угрожающе прошипел он ей в ухо. – Я дорожу этой работой и не позволю тебе выставить меня дураком перед его сиятельством, ты понял?

Эсме похолодела еще больше. Неужели Хенли намекает еще на то, что знает ее секрет, или это ей просто кажется?

–. Хорошо, – покорно кивнула она. – Думаю, мы поняли друг друга, сэр.

Протащив Эсме за собой еще несколько шагов, кок наконец отпустил ее, и она поспешила присоединиться к послу. Может, сказать ему, чтобы он был построже с этим типом? Но ноль она уже пыталась поговорить об этом с Йеном, а он даже не обратил внимания на ее слова. Очевидно, для него Хенли был не более чем безобидным пьяницей. Эсме уже в который разубеждалась, что посол, продолжая считать ее прожженной авантюристкой, готов верить кому угодно, только не ей; так что, пожалуй, не стоит говорить ему, что она боится кока – он снова посмеется над ней, и только.

Но и терроризировать себя Хенли она не позволит! Пусть этот идиот действительно думает, что Лек способен его отравить, и держится от нее подальше…

В этот момент словно сама судьба помогла Эсме, приведя ее к прилавку торговца травами. Она остановилась в нерешительности.

– В чем дело, Лек? – удивленно спросил Йен.

– Хочу купить здесь кое-что, сэр, если вы не возражаете.

Посол с любопытством посмотрел на прилавок.

– Травы, сэр. Разумеется, неядовитые! – Эсме усмехнулась. – На случай, если кто-нибудь, не дай Бог, заболеет.

Глаза Хенли сузились.

– Как знаешь, Лек. – Посол пожал плечами и еще раз взглянул на прилавок.

В травах Эсме на самом деле ничего не смыслила, но она надеялась, что и Хенли тоже не является в этом большим специалистом. Делая вид, что выбирает нужные растения, девушка набрала каких-то корешков и для виду поторговалась с продавцом. Добиться своей цели – припугнуть Хенли – ей, судя по всему, удалось: когда они покидали рынок, тот явно чувствовал себя не в своей тарелке. Теперь этот тип еще десять раз подумает, прежде чем переходить ей дорогу!

Возможно, поход за провизией обошелся бы без особых инцидентов, если бы не камень, на беду попавшийся под ноги Хенли. Споткнувшись, кок рассыпал монеты, которые держал в кулаке, и, заметив тут же собравшегося подобрать их мальчишку лет семи, наступил на монеты ногой.

В тот же момент двое сиамцев, наблюдавших за этой сценой, потянулись за своими заткнутыми за пояс ножами и с угрожающим видом шагнули навстречу Хенли.

– Уберите ногу с монет! – прошептала Эсме на ухо коку. Тот ничего не понял, но все же поспешил убрать ногу.

Быстро подобрав монеты, Эсме уже собиралась последовать за послом, но Хенли, похоже, и не думал уступать воинственным чужакам. Несмотря на то что ни та ни другая сторона не понимала языка друг друга, кок начал перебранку с сиамцами.

– Заткнись, идиот! – обернувшись, прикрикнула на него Эсме.

Выступив вперед и сложив перед собой ладони в знак почтения, она несколько раз поклонилась сиамцам до земли.

– Прошу извинить нашего друга, – вежливо сказала Эсме. – Он чужестранец и не знает местных обычаев. – Она протянула им монеты. – Уверяю вас, он нисколько не хотел оскорбить его величество. Этот высокий господин, его хозяин, позаботится о том, чтобы нарушитель был как следует наказан.

Эсме замолчала, с тревогой ожидая, что будет дальше. Она боялась, как бы воинственные сиамцы не схватили их, но те, очевидно, удовлетворились ее объяснением.

Посол тем временем успел вернуться и оттащить Хенли подальше.

– Спасибо за понимание, господа. – Эсме еще раз почтительно поклонилась сиамцам и поспешила вслед за Йеном.

– Быстрее, – шепнула она ему, – пока они не передумали!

– Да что случилось? – проворчал Хенли. – Почему эти придурки ни с того ни с сего так взъелись на нас?

– Потому, – съехидничала Эсме, – что кое-кому не мешало бы получше узнать местные обычаи, прежде чем во что-то ввязываться!

– Очень мне надо знать обычаи этих идиотов! – Хенли был настроен столь воинственно, что, возможно, даже готов был вернуться и выяснить отношения с этими двумя. К счастью, в этот момент они уже поднялись на пароход, и посол, желая поскорее покинуть опасное место, начал отдавать приказы команде так быстро, что Эсме едва успевала переводить. Со второго парохода доносились недоуменные голоса, спрашивавшие, что случилось, но было не до них.

Лишь отойдя от злополучного места на значительное расстояние, посол немного успокоился.

– Лек, ты должен мне кое-что объяснить. – Схватив Эсме за руку, он почти силой затащил ее в свою каюту и усадил на стул. – Что, собственно, произошло? Я ничего не понимаю! Почему эти двое ни с того ни с сего стали угрожать нам?

Вместо ответа Эсме протянула Йену местную монету.

– Ты знаешь, кто изображен на ней? – резко спросила она.

– Король Чулалонгкорн. Ну и что?

– Вспомни о том, что я тебе рассказывала, – нога у сиамцев считается самой низменной частью тела, Хенли наступил ногой, на изображение короля!

– Теперь понятно. Признаться, я сразу догадался, что здесь что-то нечисто, но об изображении короля не подумал.

– Для сиамцев король – все равно что Бог, и не в переносном смысле, а в самом прямом. Тебе, возможно, приходилось видеть, как на приемах у короля сиамцы падают перед ним ниц, иначе будет считаться, что они проявили непочтительность. Портрет короля вешают в каждом доме на самом высоком месте – ничто не должно находиться выше его. Разумеется, когда эти двое сиамцев увидели; как какой-то англичанин посмел попирать ногой изображение короля… Попробуй представить себе, что какой-нибудь индус вдруг плюнул на портрет английской королевы, – как воспримут это законопослушные англичане? Здесь примерно то же самое – для сиамцев это все равно что ударить по лицу самого короля. Благодари Бога, что нам удалось унести ноги!

С минуту посол молча перекатывал в пальцах монету.

– И что ты им сказала? – спросил он наконец.

Эсме пожала плечами:

– Ну, что этот человек – иностранец и не знает, местных обычаев, что он не хотел оскорбить короля и мы приносим свои извинения… Что я еще могла сказать?

Брови посла, до сих пор сурово нахмуренные, удивленно поднялись.

– А.ты неглупа! – Он покрутил головой. – Черт побери, девочка, я уже начинаю думать, что мне, возможно, не так уж и не повезло – от тебя, оказывается, порой может быть определенная польза!

Эсме молчала.

– Зато ты, должно быть, считаешь нас всех дураками? – Он усмехнулся.

– Сказать по правде, сэр, я считаю, что не очень умно ехать в странах важной дипломатической миссией, ничего не зная о ее обычаях.

– Тут я не могу не согласиться. Но видит Бог, Эсме, у меня не было времени изучать сиамские обычаи: я человек подневольный, меня послали – я и поехал…

Эсме кинула быстрый взгляд на посла: в этот момент он и впрямь выглядел очень усталым – черты его лица заострились, в уголках рта образовались морщинки, отчего он стал казаться заметно старше.

– А почему они не послали мистера Раштона? – осторожно спросила она. – Ведь министр-резидент много лет прожил в Сиаме и знает его как свои пять пальцев…

– Ну разумеется, – посол скривился, – ты бы предпочла поехать с Раштоном! Сколько времени вы смогли бы проводить вместе! Тогда тебе даже не понадобилось бы переодеваться…

Эсме вспыхнула, однако не произнесла ни слова.

– Впрочем, ты права, – Йен внезапно сбавил тон, – послать человека, который хорошо знает местные обычаи, было бы логичнее. Но видишь ли, когда выбирали кандидатуру, были и другие соображения – какие именно, сказать не могу, это секрет. Разумеется, я и сам вижу, что знать местные обычаи не мешало бы – без этого я во все тыкаюсь носом как слепой котенок… Если бы не ты, не знаю, что бы сегодня со мной стало!

– Ну, к примеру, тебя могли убить…

– Вот как? Нет, это уж вряд ли! Скорее я убил бы их. – Йен вынул из жилетного кармана ножны, а из них – небольшой восточный кинжал с лезвием необычной волнистой формы. – Правда, тогда пришлось бы объясняться с местными властями, а это мне уж точно ни к чему.

Эсме не без страха посмотрела на кинжал:

– И ты всегда его носишь с собой?

– Всегда. Может быть, я действительно мало знаю о Сиаме, но кое-что понял сразу – если не носить с собой оружие, то рискуешь в один прекрасный день попрощаться с жизнью. Тем более здесь столько тонкостей этикета, что не дай Бог чихнуть не так, как положено! Я много жил в Китае, знаю китайские обычаи, свободно разговариваю на трех китайских диалектах… но сиамцы – это совсем другой народ. В отличие от Китая Сиам никогда не был нашей колонией, и сиамцы не испытывают пиетета перед британской короной. К тому же у них очень странная логика, весьма отличная от европейской. Все это вместе создает немалые трудности.

– Не переживай так, я помогу тебе чем могу, – искренне пообещала Эсме.

– Сказать по правде, – усмехнулся посол, – когда я узнал, что Лек и ты – одно и то же лицо, мне захотелось запереть тебя в твоей каюте от греха подальше! Но мне был нужен переводчик…

– Зато теперь, если ты пожелаешь, я смогу принести тебе немало пользы! Все равно нам предстоит плыть еще пару недель – почему бы мне за это время не рассказать тебе побольше о сиамских обычаях? Я могу сообщить тебе кое-что, чего ты ни в одной книге не прочтешь, так как почти всю жизнь прожила в Сиаме…

Лицо посла оживилось.

– Что ж, не скрою, это бы мне здорово помогло! Хотя… С чего это ты решила мне помогать? Возможно, опять с какой-нибудь своей тайной целью?

Эсме потупилась, но тут же снова подняла на него глаза:

– Честно говоря, я действительно хотела попросить у тебя кое-что… в качестве платы за мои уроки. Для тебя, я думаю, это ничего не будет стоить…

– И что же конкретно ты от меня хочешь?

– Всего лишь самую малость – то, чего хотела с самого начала. Как только мы прибудем в Чингмэй, ты отпустишь меня на все четыре стороны, и не станешь ничего сообщат моему отцу.

– Так это и есть твои условия? – Йен прищурился.

– Поверь, я не скажу и не сделаю ничего, что могло бы каким-либо образом тебе повредить. И я даже не упомяну, что плыла с тобой на одном пароходе, – мне самой это вовсе ни к чему. После того как мы расстанемся, ты больше не увидишь меня, если сам этого не захочешь.

– Пойми, Эсме, – с неожиданной горячностью проговорил посол, – тебе, должно быть, трудно в это поверить, но на самом деле я лишь пекусь о твоем же благе. Оставаться одной в чужом городе женщине отнюдь не безопасно. Я правда, никогда не жил в Чингмэе, но не думаю, чтобы там было безопаснее, чем в Бангкоке. Моя совесть не будет спокойна, пока я не уверюсь, что о тебе позаботятся в консульстве, а уж они – хочу я того или нет – обязательно сообщат о тебе твоему отцу.

– Довольно болтовни! – резко оборвала его Эсме. – Если бы ты только знал, как мне надоели все эти сказки! Все до одного хотят моего благополучия – отец, Майклз, а теперь вот ты… Только почему-то всякий раз забывают спросить у меня, что я сама считаю для себя благом! – С минуту Эсме молчала, а когда она заговорила вновь, тон ее был уже совершенно другим. – Нам нет нужды притворяться друг перед другом. Судя по всему, я на самом деле для тебя слишком много значу, чтобы ты мог бросить меня на произвол судьбы. Так вот, мои условия таковы – если ты не оставишь меня в покое, я перестану рассказывать тебе о Сиаме. И переводить для тебя не буду – выкручивайся как знаешь!

Медленно поднявшись из-за стола, посол подошел к креслу, в котором сидела Эсме, и, наклонившись к ней, взялся за оба подлокотника так, что девушка невольно оказалась в плену его рук.

– Что-то уж очень ты расхрабрилась! – с притворной угрозой произнес он. – Вот возьму и высажу тебя на берег прямо сейчас, где-нибудь посреди джунглей – не уверен, что после этого тебе удастся сохранить твою храбрость!

Эсме гордо посмотрела на него, словно принимая вызов:

– Тебе меня не запугать! Если бы ты хотел высадить меня на берег, то уже давно бы это сделал. И запирать меня в каюте ты тоже не будешь – какой в этом смысл, если я могу принести тебе пользу?

Внезапно лицо посла приняло столь свирепое выражение, что Эсме сама испугалась собственной дерзости. Взяв ее за плечи, он до боли сжал их. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем гнев Йена отступил и он отпустил руки. И тот же миг Эсме бессильно рухнула прямо на него. Едва успев подхватить ее, Йен постоял в нерешительности, а затем, медленно и осторожно поставив на ноги, отошел от нее на шаг, словно не желая поддаваться искушению.

– Послушай, Эсме, – не слишком уверенно проговорил им, – мне до чертиков надоели твои игры. Одно из двух – или ты помогаешь мне, или нет, дело твое. Только не надо меня шантажировать. На твоем месте, красотка, я бы, прежде чем ставить условия, призадумался кое о чем. Во-первых, если ты вдруг перестанешь переводить для меня, то как объяснишь это всем остальным? Объявишь о том, кто ты на самом деле? Вряд ли. Так что тебе остается только одно, красавица: продолжать играть роль Лека и оттягивать время в надежде, что твой отец передумает выдавать тебя за этого твоего Майклза. Ты, должно быть, все еще думаешь, что я шучу? Так вот, говорю последний раз, красавица: церемониться я с тобой не буду. Малейшее неповиновение – и я отправляю тебя домой, прямо в руки к твоему ненаглядному Майклзу!

– Ты этого не сделаешь! – в запальчивости крикнула она.

– Хочешь проверить? – усмехнулся он.

С минуту оба пристально смотрели друг на друга. Эсме уже готова была пойти на то, что Йен называл шантажом, – ей до смерти надоел весь этот маскарад… Но… не посмела.

– Что ж, – проговорила она, – ты не оставляешь мне выбора.

– А разве ты оставила мне выбор, когда села на пароход? То, что я чувствую себя ответственным за тебя, мне вовсе не по вкусу, но я не из тех, кто привык заслоняться от своих обязанностей.

– Зато ты настоящее чудовище! – выкрикнула она.

– И слышу это от тебя не в первый раз… – как ни в чем не бывало парировал посол.

Эсме очень хотелось поставить Йена на место, но она не могла не признать, что он прав. Выбора у нее действительно не было – если он отошлет ее обратно (благородно это будет с его стороны или нет – другой вопрос), то она сразу попадет в лапы к Майклзу, который, возможно, все еще не передумал жениться на ней. Уж лучше приехать в Чингмэй и дождаться отца там. Чем дольше она протянет время, тем больше шансов, что и отец, и Майклз откажутся наконец от этой нелепой затеи с браком.

И тут Эсме вдруг пришла в голову новая идея.

– Ладно, так и быть, – примирительно сказала она, – я помогу тебе, но все же не за просто так. Думаю, однако, что это мое условие ты уж точно найдешь несложным.

– Сомневаюсь. – Посол недоверчиво покачал головой. – Но все же говори, что еще пришло тебе в голову.

– Условие мое такое: за все время плавания ты ни разу не прикасаешься ко мне – даже пальцем. Только тогда я смогу быть для тебя переводчицей, иначе…

На мгновение Эсме показалось, что подобное заявление огорчило Йена, но уже в следующее мгновение лицо его приняло прежнее насмешливое выражение.

– И этого я тебе не могу гарантировать, крошка, потому что… – он выдержал многозначительную паузу, – потому что ты сама в глубине души этого не хочешь!

– Пожалуйста, Йен, я не шучу! Иначе в следующий раз, когда тебе будет угрожать смерть, я не стану тебя спасать!

– Ох как напугала! – поддразнил он.

– И ничего смешного! – Эсме на всякий случай поспешила ретироваться к двери. – Если ты в своей самоуверенности думаешь, что мне нравится, когда ты меня трогаешь, то можешь не тешить себя этим! Я тебя ненавижу, вот!

– Ой ли? – В глазах Йена зажглись насмешливые огоньки. Одним шагом покрыв разделявшее их расстояние, он преградил ей путь к отступлению и, приподняв одной рукой ее подбородок, другой притянул Эсме к себе. – Ну что ж, – хрипло проговорил он, – могу сказать одно: если то, как ты реагируешь на мои прикосновения, называется ненавистью, мне такая ненависть нравится!

Несмотря на столь стесненное положение, Эсме все же попыталась вырваться, одновременно думая о том, что этим лишь показывает, насколько его прикосновения выводят ее из себя.

И тогда, уже не вполне владея собой, она инстинктивно применила другую тактику.

– Что ж, если ты по-прежнему не веришь в мою ненависть, может быть, это тебя образумит! – Произнеся эти слова, она влепила Йену самую увесистую пощечину, на какую у нее хватило сил… Увы, вопреки ожиданиям это лишь раззадорило ее мучителя, словно он поставил себе цель сексуально возбуждаться от всего, что бы она ни сделала.

Вдруг лицо посла посуровело.

– Так и быть, – решительно произнес он. – Клянусь, что я не трону тебя против твоей воли. Тем не менее, я по-прежнему пребываю в уверенности, что вскоре ты сама потребуешь от меня нарушить клятву.

– Ну, это мы еще посмотрим! И не забудь: хорошо смеется тот, кто смеется последним! – И Эсме гордо вскинула голову и покинула каюту.

Глава 11

Глядя, как уходящее солнце рассыпает вокруг себя последние лучи, словно пальцы, которыми оно пытается еще хотя бы ненадолго удержаться за небо, Эсме задумчиво вздохнула.

– Эй, Лек, – вежливо поинтересовался сидевший рядом с ней преподобный Хорэйс Тэйлор, – может быть, ты хочешь присоединиться к компании за чаем?

– Вовсе нет, мне куда больше нравится разговаривать с вами, – не колеблясь ответила она.

Эсме не кривила душой. Его преподобие действительно оказался очень симпатичным старичком, который сразу понравился всем участникам экспедиции. На первый взгляд он мог показаться типичным пуританским проповедником, строгим и чопорным – длинная, угловатая фигура, огромный лоб, жидковатые пряди зачесанных назад седых волос… но открытый, не по возрасту энергичный взгляд карих глаз лучился мудростью и добротой, а улыбка, временами игравшая на его устах, могла подкупить любого. К тому же, как оказалось, преподобный Хорэйс был весьма начитан не в пример многим своим коллегам-проповедникам, а манеры его не уступали манерам самого изысканного светского джентльмена.

Преподобный Тэйлор сразу пришелся Эсме по душе. Возможно, его преподобие видел в ней просто Лека, сиамского мальчишку-сироту, чувствовавшего себя неуютно в этой компании, где он был чужим, и искренне жалел его. Священник казалось, готов был на все, чтобы скрасить несчастному пар ню тяготы путешествия. Тем не менее, Эсме не покидало чувство, что он в глубине души догадывается – Лек на самом деле не тот, за кого себя выдает. Эсме было стыдно дурачину этого милого старичка, и в иные моменты она уже почти была готова признаться ему во всем, но ее удерживал страх перед Йеном.

– Что-то ты сегодня грустный, дружище! – дружелюбно улыбнулся священник. – Надеюсь, у тебя все в порядке?

– Спасибо, ваше преподобие, все хорошо. – Эсме старалась не подавать виду, что на самом деле ее действительно одолевают невеселые мысли.

– Может быть, я успел надоесть тебе своими вопросами? Прости старика – я не был в Сиаме целый год, и за это время политическая ситуация здесь сильно изменилась…

– Ну что вы, ваше преподобие, я всегда к вашим услугам!

– Возможно, тебя чем-то обидел глава нашей экспедиции? – поинтересовался старик, устраиваясь поудобнее в плетеном кресле.

– Лорд Уинтроп? – Эсме была искренне удивлена. – Что вы имеете в виду, сэр?

– У меня сложилось впечатление, – проговорил тот, – что он тебя, ну, скажем так, недолюбливает. Во всяком случае, он предпочитает общаться с тобой по возможности официально.

Эсме не могла не признать, что преподобный Хорэйс, тонкий знаток человеческих душ, все подметил верно. Йен действительно держался с ней отстраненно – причем не только на людях, но и наедине. Впрочем, сие девушку мало заботило – лишь бы он соблюдал свое обещание не прикасаться к ней.

– Пожалуй, вы правы, сэр, – кивнула она.

– Надеюсь, он тебя не обижает, Лек?

Эсме с недоумением посмотрела на проповедника.

– Я склонен думать, что вряд ли, – пояснил тот, – и спросил так, на всякий случай. Мне кажется, он заставляет тебя слишком много работать.

На минуту Эсме задумалась.

– Ничуть, сэр, – сдержанно улыбнулась она. – Большую часть того времени, что я провожу с его сиятельством, я просто рассказываю ему о сиамских обычаях. Как правило, этим мы занимаемся по утрам, а всю оставшуюся часть дня я совершенно свободен. Вся моя работа в качестве переводчика сводится к тому, что я помогаю его сиятельству общаться с капитаном и командой, а это происходит нечасто.

– Тем не менее, – прищурился проповедник, – мне все-таки кажется, что в твоих отношениях с лордом Уинтропом есть нечто беспокоящее тебя.

Эсме вздохнула и опустила глаза, раздумывая, в чем она может признаться его преподобию, а в чем нет.

– Ну, пожалуй… – протянула она, – его сиятельство считает, что я слишком молод, и чувствует ответственность за меня…

– И это тебя беспокоит? Эсме кивнула:

– Я достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно, и вовсе не нуждаюсь в том, чтобы его сиятельство указывал мне, что делать.

– Разве это не его право – ведь ты служишь у него…

– Только в том, что касается работы. Но когда его сиятельство начинает поучать меня, как я должен жить и все такое… Может быть, я чего-нибудь не понимаю, но, по-моему, тут у него никакого права нет! – Эсме гордо расправила плечи.

– Никогда бы не подумал, – рассмеялся священник, – что лорда Уинтропа волнует личная жизнь какого-то сиамского парня! Насколько я знаю его сиятельство, это совершенно не в его духе! Возможно, ты хочешь сказать, что тебе не нравится снисходительно-покровительственный тон его сиятельства. Но пойми, лорд Уинтроп старше тебя, у него больше жизненного опыта… Уверен, он желает тебе только добра!

– Да, он так говорит, – рассмеялась Эсме. – Дело тут, должно быть, в том, что мы с лордом Уинтропом не сходимся характерами.

– Возможно, – кивнул Тэйлор, – возможно… Но пусть это досадное обстоятельство не мешает тебе наслаждаться путешествием. Оглянись вокруг – какие чудесные места! Мой тебе совет, Лек, – смотри на все происходящее как на волю Божью, тогда ты будешь чувствовать себя гораздо счастливее.

Эсме молчала. Преподобный Тэйлор был ей очень симпатичен – если бы не он, вряд ли она без приключений пережила бы эти две недели. Разумеется, дело было не в том, что ей что-то не нравилось в ее утренних беседах с Йеном; более того – иногда, увлекшись ими, Эсме сама не замечала, как летело время. Она уже успела рассказать послу практически все, что знала о сиамских обычаях, уделяя особое внимание поведению в присутствии августейших особ. При этом ей очень нравилось слушать остроумные комментарии Йена, которому эти обычаи порой казались весьма странными.

Тем не менее в обществе посла Эсме все-таки чувствовала себя не совсем уверенно. Что именно ее угнетало, она и сама не смогла бы сказать. Йен сдержал свое слово – с тех пор как Эсме попросила его не прикасаться к ней, он действительно ни разу не предпринял попытки это сделать и все время держался с ней отстраненно-вежливо, словно Эсме была каким-нибудь чопорным «синим чулком». Иногда, впрочем, бывали моменты, когда его вежливость уступала место откровенной враждебности. Эсме хотелось броситься на него с кулаками; но, к счастью, такие моменты были редки.

Эсме знала, что посол по-прежнему неравнодушен к ней. Порой она ловила на себе его откровенно похотливый взгляд, от которого ей становилось не по себе; иногда, когда руки их случайно соприкасались, она чувствовала, что лишь недюжинная сила воли помогает Йену удержаться от искушения.

Искушение… Эсме задумалась. На самом деле еще не известно, для кого это было большим искушением. Как ни старалась она уверить себя, что рада сдержанности посла, сердце упорно говорило ей другое. Взаимная привязанность их росла день ото дня, и бороться с этим было бесполезно – чем яростнее Эсме старалась потушить этот огонь, тем сильнее он разгорался. Несомненно, что касается внешности, Йен был весьма привлекательным мужчиной. Можно ли было устоять перед этими глазами – небесно-голубыми в минуты спокойствия, серыми, словно свинцовая туча, в моменты гнева? Он обещал не прикасаться к ней… Но обещания не смотреть на нее Эсме, разумеется, не могла с него взять, поэтому взгляды, которые посол порой бросал на нее, были красноречивее всяких слов.

Проведя с Йеном две недели, Эсме уже успела изучить наизусть каждую черточку его лица: широкий лоб, на котором часто залегали морщины усталости, тонкий аристократический нос с едва заметной горбинкой, квадратный, немного тяжеловатый подбородок, который, когда посол был сердит, придавал ему свирепый вид. Затемненные очки позволяли Эсме пристально разглядывать его сиятельство, не боясь того, что он это заметит, и она чувствовала, что с каждым днем внешность Йена начинает нравиться ей все больше. Бри этом Эсме не могла не отметить его тонкий, проницательный ум, а также легкость и быстроту, с которой он вникал в особенности сиамского образа мыслей. Как отмечал сам посол, между китайским и сиамским мировоззрением оказалось гораздо больше общего, чем ему представлялось раньше. За восемь лет общения с восточными людьми – в Гонконге, Сингапуре и Сайгоне – Йен успел многое узнать об их образе мышления, сильно отличавшемся от европейского, и это помогало ему понять поведение сиамцев.

В целом Эсме не могла не признать, что путешествие оказалось для нее куда более интересным, чем она предполагала. Утро они проводили вместе с Йеном; затем посол отправлялся работать со своими бумагами, а Эсме была предоставлена самой себе. Чаще всего она проводила весь остаток дня на палубе, любуясь пейзажами. Бескрайние низины рисовых полей сменялись поросшими бурной тропической растительностью холмами, порой переходившими в высокие горы.

Иногда, взяв с собой какую-нибудь из книг Тэйлора, Эсме беспечно располагалась с ней где-нибудь в тени, и это были лучшие ее часы; а самым тяжелым временем дня для нее оставались, пожалуй, обеды. В разговоры она старалась вступать как можно реже, опасаясь какого-нибудь подвоха. К чести Йена, понимая это, он старался оберегать ее от чьих-либо посягательств; что же до Годфри и Чена, то они и вовсе смотрели на Лека как на существо низшего сорта. Гарольд же, напротив, всячески пытался ободрить молодого сиамца и втянуть его в дружеский разговор, не подозревая, что тем самым оказывает Эсме медвежью услугу. Чаще всего в таких случаях она просто отмалчивалась, а порой даже находила некоторое удовольствие в том, чтобы шокировать Гарольда, пересказывая какие-нибудь пикантные подробности из жизни сиамцев, о которых ей приходилось слышать от Ламун или Мей.

Как бы то ни было, Эсме находила, что на корабле «Леку» жилось не так уж и плохо: например, он мог, не краснея, позволить себе такие вопросы, которые Эсме Монтроуз никогда не осмелилась бы задать. К тому же мужчины не стеснялись обсуждать при Леке некоторые темы, которые никогда бы не затронули при женщине, и благодаря этому Эсме узнала много такого, о чем никогда бы не услышала от отца.

Маскарад предоставлял ей еще одно преимущество – мужские брюки оказались гораздо более удобной и практичной одеждой, чем обтирающие пол и вечно задевающие за все юбки. Разумеется, рано или поздно Эсме снова придется облачиться в женскую одежду, но, пока этого – не произошло, она вовсю наслаждалась этим удобством.

Единственная, проблема состояла в том, что ей приходилось туго перебинтовывать грудь. А еще ее существование омрачала постоянная холодность Йена, но с этим ей оставалось лишь смириться. Сколько раз девушке хотелось, забыв обо всем, отдаться взаимной страсти, но она понимала, что это будет ошибкой, о которой ей потом придется жалеть всю жизнь. Для Йена она была девицей легкого поведения, и все влечение, которое он испытывал к ней, сводилось к чисто сексуальному моменту, а отдаться мужчине, который не видел в ней ее настоящей личности, Эсме никогда не смогла бы. К тому же посол вряд ли сделал бы ее своей женой, в лучшем случае она могла рассчитывать на роль содержанки.

Тем не менее, Эсме чувствовала, что с каждым днем противостоять искушению ей становилось все труднее. Вот и сейчас она рассеянно смотрела на воду реки, словно пытаясь прочитать на ее глади ответ на вопрос, как долго ей удастся выдержать эту пытку.

Эсме, возможно, очень удивилась бы, узнав, что бесстрастное отношение к ней посла тоже своего рода маска. Сидя за чаем, он то и дело бросал взгляды в ее сторону, пытаясь понять, что общего может быть между юной авантюристкой и почтенным священником. «И что она только нашла в этом Тэйлоре? – думал Йен. – Скорее всего, просто хочет втереться к нему в доверие, чтобы использовать его для каких-то очередных махинаций… Неужели Тэйлор знает, кто она на самом деле такая? Нет, вряд ли, иначе он не был бы так ласков с нею…»

Потянувшись за бутылкой, Йен налил себе изрядную порцию виски.

«Кажется, наша красотка отнюдь не собирается грустить из-за того, что ей приходится разыгрывать из себя Лека! – подумал он. – Более того – она пытается извлечь из своего положения как можно больше выгоды… Что ж, к чести ее, надо сказать, что со своей ролью девчонка справляется неплохо!»

Как ни удивительно, но именно это почему-то больше всего раздражало Йена. Раньше он был уверен, что Эсме не хватит ума продумать все мелочи и рано или поздно у нее неизбежно случится какой-нибудь прокол; но время шло, а никто, кроме него, по-прежнему даже не подозревал, что мальчишка-переводчик на самом деле совсем не тот, за кого себя выдает. И еще Йена бесила та выдержка, которую проявляла Эсме в его присутствии. После того бурного разговора, когда они заключили сделку, Эсме держалась с ним как с посторонним, хотя Йен готов был поклясться, что на самом деле она отнюдь не так равнодушна к нему, как пытается показать. Эсме просила его не прикасаться к ней, и. он держал свое слово, хотя это требовало от него невероятных усилий; ей же это, очевидно, доставляло садистское удовольствие. И все же он должен был держаться. Держаться потому, что переводчик ему нужен, а выбора у него нет. Впрочем, в глубине души Йен понимал, что вовсе не это заставляет его принимать условия игры. Как часто, склонившись над своими бумагами или сидя вечером за чаем, он ловил себя на том, что с нетерпением ожидает утра, чтобы снова оказаться с Эсме в каюте и слушать ее повествование о сиамских обычаях…

Йен понимал, что девушка по-прежнему надеется после прибытия в Чингмэй исчезнуть из его жизни, – какой-то частью своего существа он и сам хотел этого… Сдать бы ее в консульство, чтобы больше не связываться с этой пташкой, и пусть возвращается Бангкок. Тогда он сможет раз и навсегда вычеркнуть ее из своего сердца…

Так говорил Йену его разум; но сердце упрямо твердило другое.

– Черт побери, Эсме, я не перестаю тебе удивляться! Твоим историям нет конца! Интересно, откуда ты столько знаешь о Сиаме?

Как и все предшествующие дни, утром они сидели в каюте посла, обсуждая сиамские обычаи.

– Честно говоря, все мои познания идут от отца. Много лет назад, приехав в Сиам, чтобы учить местных детей, он решил, что должен узнать как можно больше о стране, в которой ему предстояло жить и работать. О Сиаме написано не так уж много, поэтому большую часть сведений ему пришлось раздобывать, непосредственно общаясь с сиамцами. Иногда в «походы за знаниями» он брал с собой и меня…

– И твоя мать разрешала ему это делать?

– А почему бы нет? – Эсме помолчала, вспоминая те далекие времена. – Она считала, что чем больше я знаю о мире, тем лучше.

– Должно быть, твоя мать была очень необычной женщиной!

– Можно сказать и так. – В голосе Эсме сквозила какая-то тихая, торжественная грусть. – Казалось, она спешила жить, спешила узнать о мире как можно больше, словно чувствовала, что судьбой ей отмерено не так уж много лет. Своей жаждой жизни она заражала всех, кто знал ее и любил. Кроме того, она была самой красивой и самой доброй женщиной из тех, кого я когда-либо знала.

– Вероятно, ты пошла в нее!

– Не надо мне льстить! – Эсме зарделась, но тут же попыталась преодолеть свою слабость. – Сама я никогда так не думала, хотя отец часто уверял меня, будто я такая же красавица, как и мать. Во всяком случае, на него я нисколько не похожа – уж это точно!

– Верно, не похожа. – Лицо посла вдруг посуровело. – Кстати, о твоем отце. Он, должно быть, очень беспокоится сейчас о тебе… А ты… Тебя это не беспокоит?

В глазах Эсме заблестели слезы.

– За кого ты меня принимаешь? – выдохнула она. – Конечно же, это не может меня не тревожить! Если бы ты знал, какого труда стоило мне принять решение о побеге – я отлично понимала, какую боль причиняю отцу! Но он хотел выдать меня замуж за Майклза, а это значит лишиться всего – настоящего, будущего… Ты хоть это понимаешь? – Эсме не могла дольше сдерживать слезы, и они ручьем хлынули из ее глаз.

Поднявшись с кресла, Йен, словно вдруг позабыв о своем обещании не прикасаться к ней, подошел к Эсме и обнял ее.

– Прости, – проговорил он, – я не хотел… Мне вообще не следовало поднимать эту тему!

– Ты все еще на стороне моего отца! – Эсме попыталась вырваться. – И ты все еще считаешь, что он вправе выдать меня за этого Майклза, чтобы я не натворила новых фокусов!

Посол молчал, не разжимая объятий, и Эсме посмотрела на него взглядом, говорившим о том, что она не собирается сдаваться.

– Поверь, я сама не ожидала от себя такого поступка. Если бы ты знал, как тяжело все время лгать, выдавать себя за Лека, дурачить этого милого старичка Тэйлора и всех остальных… Но самое неприятное в моей теперешней жизни то, что ты упорно продолжаешь считать меня девицей легкого поведения!

– А, понимаю: ты хочешь всю ответственность за свои неприятности свалить на меня, верно? – Йен усмехнулся.

Эсме чуть не заскрипела зубами от злости.

– Ты… ты самый мерзкий человек из всех, кого я когда-либо встречала! Благодари Бога, если по пути до Чингмэя я не выброшу тебя за борт! Клянусь, ты еще пожалеешь, что связался со мной!

– Ого! – Брови посла изумленно приподнялись, и он разжал руки. – Каким же образом ты заставишь меня об этом пожалеть?

– Пока не знаю… – Эсме вдруг замялась. – Ну да что-нибудь придумаю! – Она устало опустилась в кресло. – Например, скажу в консульстве, что ты похитил меня! Думаю, это сработает!

К досаде Эсме, ее угрозы не произвели на Йена никакого впечатления.

– А вот и не сработает, красотка! У меня есть куча свидетелей, которые с удовольствием подтвердят, что ты сама проникла на пароход, переодевшись мальчишкой из приюта.

– Вряд ли эти свидетели тебе помогут! Никто из них и не догадывается, что Лек и я – одно и то же лицо. Тебе же, по твоим собственным словам, говорить им об этом невыгодно…

– Но тогда получается, что это невыгодно и тебе. Раз никто не догадывается, кто такой Лек, значит, никто на пароходе тебя не видел. Так или иначе, получается, что я тебя не похищал!

– Ты мог спрятать меня где-нибудь…

– И где же, интересно? Под этим столом? Или, может быть, под койкой? – Йен плюхнулся на койку, демонстрируя, что он сам едва на ней помещается.

Эсме невольно фыркнула.

– Итак, никто тебе не поверит, красавица. Ты великая лгунья, только вот лжешь не всегда складно. Это, между прочим, относится и к твоему заявлению, будто ты села на пароход, спасаясь от брака с Майклзом. Не так уж ты и ненавидишь его, как расписываешь. Сначала переоделась Леком, потом, когда я тебя раскусил, придумала себе новую историю… Что ты придумаешь на этот раз? Ты уверяешь, будто все, что о тебе рассказывают, – сплетни, будто кто-то хочет тебя очернить, но я ни на йоту не верю в эти твои сказки. Кому могло понадобиться преследовать тебя и зачем?

Лицо Эсме потемнело от гнева.

– Я не лгу тебе! – только и сумела выговорить она.

– Да уж, – усмехнулся посол, – ты никогда не лгала. И ты действительно парень-сирота из приюта, сын сиамки и французского моряка…

– Но это же совсем другое!

– Ну конечно… – Голос Йена был сух и холоден.

– Послушай, – Эсме решила предпринять последнюю, отчаянную попытку убедить его, – я действительно придумала эту историю с Леком потому, что мне ничего больше не оставалось. Но это единственная моя ложь, а все остальное – сущая правда. Заявлять на тебя я вовсе и не думала – забудь, я сказала это сгоряча, но никогда бы этого не сделала!

Йен подошел к ней вплотную – так близко, что Эсме пришлось немного отодвинуться, чтобы видеть его лицо. На губах его играла улыбка, но глаза не улыбались.

– Вот насчет последнего я как раз не уверен, – сурово проговорил он. – Впрочем, сейчас меня пугает не это.

– А что же? – робко спросила она.

– А то, что день ото дня мне становится все труднее противостоять твоим чарам. Я хочу тебя, Эсме, хочу так сильно, что готов все простить – твои выходки, твою ложь и даже то, что, отдайся я этой страсти, моей карьере дипломата наверняка пришел бы конец…

Эсме попыталась что-то сказать, напомнить ему о его обещании не трогать ее, но внезапно палец Йена коснулся ее губ, словно преграждая путь потоку слов. Она замерла. Палец очертил линию подбородка, прошелся по шее… Эсме нервно поежилась, но даже не попыталась вырваться. Другой рукой Йен притянул ее к себе…

До сих пор Эсме не противилась, но как только губы Йена потянулись к ее губам, она отпрянула от него. При этом ей вдруг показалось, что у ног ее что-то звякнуло.

– Ты, верно, уронил какую-то вещь! – прошептала она.

– Ну и черт с ним! – Йен снова попытался заключить ее в объятия, но Эсме, высвободившись, быстро наклонилась и подобрала оброненный предмет.

– Смотри, ключ! – удивилась она. – Откуда он у тебя выпал?

– Да черт с ним! – Йен, нетерпеливо вырвав ключ, бросил его на стол… и вдруг лицо его побледнело.

– Что-то случилось? – насторожилась Эсме.

Посол молча взял ключ со стола и протянул ей. На вид ключ был самым обыкновенным, с продетой в кольцо цепочкой – тоже самой обыкновенной, только порванной.

– Ты носишь его на шее? – удивилась она.

Вместо ответа Йен извлек из кармана другой ключ и поместил оба ключа у себя на ладони. Ключи выглядели совершенно одинаково.

– Где ты его подобрала? – подозрительно спросил он.

– Здесь, под стулом. Что-то не так? И что открывает этот ключ?

– Мой сейф. – Йен бросил ключи на стол.

– А что в нем?

– Там были пропавшие бумаги, – не глядя на нее, произнес он.

Эсме похолодела.

– Каким же образом ключ оказался под моим стулом? – растерянно произнесла она.

Подойдя к ней, посол взял ее за плечи; при этом его пронзительный взгляд приковал ее к месту даже сильнее, чем железная хватка его рук.

– Слушай внимательно, Эсме, – стальным голосом произнес он, – очень внимательно. И то, что я скажу, не говори никому. Ты поняла? Никому! Ни его преподобию, ни Годфри. И уж тем более не говори моему секретарю! Я сам с этим разберусь. Только учти – возможно, придется открыть Чену, кто ты на самом деле.

Поскольку Йен не стал обвинять ее в похищении ключа, все остальное поначалу показалось Эсме малозначимым. Но уже в следующее мгновение до нее дошел смысл его слов.

– Объясни наконец, что случилось? – взволнованно спросила она.

С минуту посол колебался, задумчиво глядя на лежавшие на столе ключи.

– Думаю, – проговорил он наконец, – при данных обстоятельствах ты имеешь право знать все. Но сперва поклянись, что никому об этом не скажешь.

– Если ты во мне сомневаешься, то можешь не говорить, я пойму…

На мгновение Эсме показалось, что на губах посла мелькнула улыбка, но она исчезла так же быстро, как и появилась.

– Видишь ли, девочка, – начал он, – у английских властей имеется подозрение, что Чен давно шпионит в пользу французов. Ты спрашивала, почему власти выбрали меня, несмотря на то что я мало знаю о Сиаме. Так вот, частью моей миссии – разумеется, секретной, – является выявление связей хитрого китайца.

– И ты надеешься, что тебе это удастся?

– Если бы у нас были конкретные доказательства, мы тут же прижали бы негодяя, и он, безусловно, выдал бы своих сообщников в надежде выторговать снисхождение. Собственно, теперь уже сам Чен нам малоинтересен – этот человек просто выполняет работу, за которую ему платят. А вот кто именно платит – это мы и хотим выяснить.

Эсме откровенно польстило, что Йен ей доверяет. Стало быть, в глубине души он все-таки лучшего мнения о ней, чем пытается изобразить… Тем не менее, девушке еще далеко не псе было ясно.

– И какое же отношение ко всему этому имеют ключи? – осторожно спросила она.

Йен нахмурился:

– Мы уже достаточно изучили почерк Чена: как правило, украв документы, он все обставляет так, будто в краже виноват кто-то другой. В результате под подозрением оказывается совершенно непричастный к краже человек, а Чен тем временем убирается подальше с теми бумагами, которые действительно представляют интерес для его хозяев.

– Но каким же образом… – начала Эсме и вдруг осеклась. До нее только сейчас дошел смысл сказанного. Чен – если, конечно, это действительно дело рук Чена – подбросил ключ под ее стул. Стало быть, он хочет, чтобы подозрение пало именно на нее!

– Я думаю, – Йен словно прочитал ее мысли, – ключ – это только начало. Китайцу, в ловкости не откажешь. Сначала он заронит в меня лишь небольшое подозрение, затем, немного выждав, подкинет в твою каюту или к тебе в карман что-нибудь уже более существенное, чем ключ, сумеет это сделать так, что ты не заметишь…

Эсме невольно вздрогнула.

– Но почему он выбрал именно меня? – прошептала она.

– Ты хочешь сказать: Лека? – уточнил посол. – Эх, красавица, знала бы, ты, какую кашу заварила, садясь на этот пароход… Для Чена Лек – идеальный кандидат на роль козла отпущения! Мальчишка-сирота, за которого никто в целом свете не захочет заступиться…

– И что ты теперь собираешься делать? – упавшим голосом спросила девушка.

Йен пожал плечами:

– Выход один – сказать Чену, кто ты такая на самом деле. Нравится тебе это или нет, я не позволю китайцу сыграть с тобой в эту грязную игру.

Так вот оно что! Оказывается, посол с самого начала знал о том, что Чен собирается «подставить» именно ее.

– Но почему ты не сказал ему об этом раньше? – набросилась она на Йена.

– Как я мог это знать? До сих пор он и виду не подавал, что выбрал в качестве жертвы тебя!

– Но ведь это он подстроил все так, что тебе пришлось обыскать меня!

Йен отвернулся, явно чувствуя себя не совсем уютно.

– Я тогда солгал тебе, Эсме, – нехотя признался он. – Просто хотел заставить тебя понервничать. Честно говоря, до сих пор я подозревал, что Чен выберет жертвой Хенли или кого-нибудь из матросов-сиамцев…

– Пусть так, – Эсме вздохнула, – но вдруг, если ты расскажешь про меня Чену, это будет иметь для нас какие-нибудь дурные последствия?

Йен пожал плечами:

– Я думаю, в этом случае Чен вообще откажется от своей затеи. Менять «козла отпущения» для него будет слишком накладно – если он уже начал намекать на тебя, то для него чрезвычайно опасно вдруг ни с того ни с сего подставлять кого-нибудь другого.

– Но если Чен откажется от своей затеи, тогда и ты не сможешь поймать его с поличным! Может быть, мне все-таки лучше сыграть свою роль до конца? Да, это связано с риском, но зато в конце концов позволит нам обезвредить шпиона. Ради родины я готова.

– Ты, но не я. Я не могу позволить, чтобы ты рисковала жизнью!

– Жизнью? – Эсме похолодела. – Ты хочешь сказать, что это может как-то угрожать моей жизни?

Йен пристально посмотрел на нее.

– К твоему сведению, – медленно проговорил он, – все, кого когда-либо посадили по любому из дел, подстроенных этим китайцем, умирали в тюрьме. Как правило, они накладывали на себя руки, но скорее всего они делали это в результате чьего-то шантажа.

Какое-то время Эсме пребывала в нерешительности; но неожиданно у нее созрело решение.

– Все они умерли после того, как их посадили в тюрьму? – уточнила она.

– Да, а что?

– А то, что мне эта опасность не грозит.

– И почему же?

– Все очень просто. Я буду продолжать изображать Лека, чтобы дать тебе возможность обезвредить этого шпиона, а когда мы доберемся до Чингмэя, Лек исчезнет, и сажать в тюрьму будет некого, кроме разве что самого Чена.

– Ты с ума сошла! – пробормотал он. – Ну почему ты с таким упорством лезешь в это дело, скажи на милость?

– Потому что я вовсе не сошла с ума, – тихо, но решительно проговорила Эсме. – Ты не раз говорил, что, сев на этот пароход, я тем самым создала тебе кучу проблем. Признаться, изначально у меня действительно было такое желание, но… Когда речь идет о столь важной для Британии акции, как разоблачение шпиона…

– У тебя нет выбора, – сухо сказал посол, – и я запрещаю тебе совать нос в это дело!

– Выбор всегда есть. – Эсме мрачно усмехнулась. – Я могу сказать Чену, что ты все про него знаешь, и сделаю это, если ты не позволишь мне действовать, как я хочу. Думаю тогда он придет ночью и зарежет нас обоих. Ты этого добиваешься?

Йен посмотрел на Эсме так, будто она и впрямь сошла с ума. Ответом ему был взгляд, который словно говорил: «Я, дружок, тоже не лыком шита!»

– А если он все-таки пронюхает, кто ты, что тогда?

– Не знаю. Будем действовать по обстоятельствам. Все равно он рано или поздно выведет тебя на своего напарника. Если Чен продолжит считать меня Леком, все сложится как нельзя лучше. Когда Лек исчезнет, власти начнут разыскивать его, но, разумеется, не найдут: вот тогда-то Чен и забеспокоится! Он свяжется со своим хозяином, и тут ты сцапаешь обоих!

– Ну да, если бы все было так просто, как представляется дилетантам вроде тебя! – хмыкнул Йен. Впрочем, от взгляда Эсме не укрылось, что, как ни пытался он напустить на себя беззаботный вид, в глазах его сквозила усталость.

– По крайней мере, – не сдавалась Эсме, – мне лично этот план кажется надежнее, чем решение открыть Чену, кто я на самом деле…

Йен задумался. Судя по выражению его лица, он почти готов был принять план Эсме.

– Есть лишь один способ обезопасить тебя, – наконец произнес он.

– Направить Чена по иному пути, заставить его выбрать другую жертву – Хенли, например.

– А что, – задорно произнесла Эсме, – наказать этого индюка Хенли было бы, пожалуй, даже справедливо!

Улыбка Эсме, казалось, изменила мрачное настроение Йена, и он осторожно дотронулся до ее щеки:

– Ты уверена, что сумеешь сыграть свою роль до конца, госпожа актриса?

– Ну да, разумеется. Во всяком случае, до сих пор я, кажется, справлялась неплохо!

– Нужно признать, в этом ты права… – Прежде чем она успела остановить Йена, их губы соединились в поцелуе. Умом Эсме понимала, что должна сопротивляться, но она и так уже на протяжении двух недель боролась с собой… Видимо, из-за этого она позволила рукам Йена крепко прижать ее к его груди, а его языку – проникнуть в самые сокровенные глубины ее рта.

Машинально, не отдавая себе отчёта, Эсме дотронулась до поросшей щетиной щеки Йена…

– Ага! – усмехнулся он. – Ты тоже скучала по мне, крошка? – Руки его скользили все ниже, лаская вначале спину, а затем бедра Эсме.

– Да! – едва слышно выдохнула она, чувствуя, что в этот момент готова забыть все – и то, что взяла с Йена обещание не трогать ее, и клятвы самой себе противиться искушению, лишь бы поскорее отдаться этим восхитительным, ни с чем не сравнимым ощущениям.

Глаза Йена сияли радостью победы. Губы его ласкали шею Эсме, целовали волосы… Она с удивлением отметила, что его большие, сильные руки, оказывается, могут быть и удивительно нежными. Не отдавая себе отчета в том, что действует, доверяясь лишь инстинктам, Эсме крепко прижалась к Йену, что лишь еще сильнее возбудило его. Рука Йена слегка сжала ее грудь, и с губ Эсме сорвался невольный стон. Когда их губы слились в новом, еще более страстном поцелуе, руки Йена скользнули под куртку Эсме…

Неизвестно, что произошло бы в следующий момент, если бы не раздавшийся внезапно за окном странный звук. Отпустив Эсме, Йен подошел к окну, и лицо его вдруг стало напряженно-тревожным.

– Думаю, на сегодня достаточно, – сухо произнес он. – Увидимся позже, за обедом.

Внезапная холодность Йена обрушилась на Эсме словно ушат холодной воды. Все ее существо жаждало новых ласк…

– Но послушай… – начала она, однако посол резко прервал ее:

– Увидимся за обедом, Лек.

Лишь после того, как Эсме покинула каюту, до нее дошло, что Йен неспроста назвал ее Леком.

После того как Эсме удалилась, Йен осторожно покосился на окно каюты, в котором всего минуту назад заметил одного из матросов-сиамцев. Если этот человек действительно шпионил за ним, то как долго? Слышал ли он их разговор с Эсме? А может, он даже видел, как они целовались?

Йен вдруг почувствовал, как по его телу пробежал озноб. Слава Богу, до сих пор он не открыл никому, кем является Лек на самом деле, и не откроет до конца путешествия – слишком многое теперь поставлено на карту. Тем более он должен держать себя в узде и не распускать руки, даже находясь наедине с Эсме; но именно это было для Йена едва ли не самой трудной частью задачи. Несмотря на то что мешковатые штаны и мужская куртка скрывали женские формы Эсме, воображение его живо рисовало ему юное бронзовое тело, возбуждающее и манящее, ласкающие его тонкие девичьи пальцы, полные груди… Йен никогда не видел Эсме нагой, но ему почему-то казалось, что он уже давно знает каждый дюйм ее тела.

Посол в бессилии стукнул кулаком по деревянной стене каюты. Ему хотелось забыть обо всем – о Чене, об интересах Британской империи, о проблемах Эсме – и ласкать, целовать это восхитительное юное тело, чувствуя, как оно отвечает на прикосновение его губ…

Однако пока проклятый китаец находился на свободе, о личном счастье ему оставалось только мечтать. Чен, судя по всему, не случайно выбрал в качестве жертвы Эсме – ведь именно с Леком его шеф проводил больше всего времени. Если бы Йен понял это заранее – непременно держался бы подальше от нее…

Ну а теперь делать нечего – придется сказать китайцу, что он обнаружил ключ. Разумеется, сделать это надо как-нибудь невзначай, не упоминая при этом сиамца-переводчика.

Йен устало опустился в кресло… и тут вдруг почувствовал, что в его уме начинает созревать новая идея…

Ближе к обеду решено было сделать остановку. Место, для этого выбрали как нельзя более подходящее – небольшая тихая заводь, где гроздья винограда сплетали над головой густой покров.

Йен постучался в дверь каюты атташе, чем немало его удивил.

– Годфри, – произнес он нарочито громко, – мне нужно с тобой кое о чем посоветоваться. У тебя найдется пара минут? Если да, то не зайдешь ли ты ко мне?

Пожав плечами, атташе покорно последовал за послом, и Йен продержал его в своей каюте до самого обеда, разговаривая о политике. После обеда он пригласил к себе Хенли, чтобы отдать ему необходимые распоряжения относительно того, какую провизию следует закупить. Они с Хенли советовались подобным образом и раньше, так что со стороны это не должно было вызвать подозрений.

После того как Хэнли удалился, Йен уселся за свой стол и стал ждать. Он совершенно не удивился, когда через несколько минут на пороге возник его секретарь. От взгляда посла не укрылось, что глаза китайца возбужденно бегают по сторонам.

– Ты хотел что-то мне сказать? – спросил он, стараясь, чтобы голос его звучал непринужденно.

– Да, ваше сиятельство, – произнес тот, неловко садясь в кресло. – Я хочу предупредить вас, что вряд ли мы прибудем в Чингмэй к сроку.

– Почему ты так думаешь?

– Я слышал, Лек говорил что-то в этом роде…

– Ты, должно быть, ошибся, Чен. Если верить нашему капитану – а я не вижу оснований ему не верить, – все идет строго по плану и через несколько дней мы уже будем и Чингмэе…

Йен перевел взгляд на лежавшие перед ним бумаги, давая понять что разговор окончен. Однако китаец не уходил.

– У тебя все? Если да, ты свободен. Прошу меня извинить, я чертовски занят!

– С вашего позволения, сэр. – Чен начал подниматься, но тут под его ногой вдруг что-то скрипнуло.

Наклонившись, китаец поднял с пола злополучный ключ (Йен, разумеется, заранее позаботился, чтобы его нельзя было не заметить). На лице Чена отразилось неподдельное удивление.

– Как здесь оказался этот ключ?

– Да Бог его знает, – равнодушно бросил Йен, – должно быть, лежал на столе, я задел его и уронил…

– Вряд ли, сэр. Судя по виду, это какой-то важный ключ, он на цепочке… Не думаю, что вы оставили бы его на столе!

– Дай-ка сюда! – Йен небрежно взял ключ у китайца. – Кажется, он от моего ящика, где я храню бумаги! – Вынув из кармана еще один ключ, Йен недоверчиво прищурился: – Никак это его точная копия…

– Должно быть, тот, у кого он был, носил его на шее. Видите, цепочка порвалась… Тогда ключ оказался под креслом…

– Скорее всего, – нахмурился Йен, – все именно так и было. Черт побери, Чен, я должен выяснить, кому вдруг захотелось получить доступ к моим бумагам!

– Насколько я могу судить, переводчик чаще остальных посещает вашу каюту. Он ведь заходит к вам каждое утро, не так ли?

Йен повертел ключ в руке, делая вид, что напряженно ищет ответ, а на самом деле желая потянуть время и заставить Чена понервничать.

– Лек был не единственным, кто заходил сегодня ко мне, – задумчиво проговорил он. – Кроме него, сегодня у меня были еще Годфри и Хенли – возможно, это кто-то из них… а может быть, и ты. – Посол выразительно посмотрел на китайца, но на лице Чена не дрогнул ни один мускул.

– Разумеется, – сказал он, – ваше сиятельство имеет право в равной степени подозревать и меня, но зачем в таком случае я стал бы обращать на это ваше внимание?

Йен кивнул:

– Тебя я подозреваю в последнюю очередь, Годфри тоже вроде бы ни к чему красть у меня ключ, а вот Хенли есть все основания проверить: кок определенно недолюбливает меня за то, что я лишил его работы на пароходе, где он служил раньше. А поскольку именно на этом пароходе я приплыл в Бангкок, то он, возможно, еще тогда снял копию с моего ключа.

Хенли ни разу не видел, как вы пользовались этим ключом, – продолжал гнуть свое китаец. – А вот переводчик видел.

– Да, но Лек появился на нашем пароходе едва ли не за пару минут до того, как мы отчалили, – где же он мог сделать копию ключа? Я не уверен, что в какой-нибудь из прибрежных деревень найдется достаточно искусный мастер, чтобы изготовить подобный ключ.

– А что, если у сиамца есть сообщник? Не случайно он, как вы сами справедливо заметили, появился на нашем пароходе за пару минут до отплытия. Обратись он к нам раньше, вы бы успели проверить его, а так на это просто не оставалось времени. Копию ключа он, должно быть, изготовил заранее…

– Ишь как оно ловко у тебя выходит, – рассмеялся Йен, – что бы я ни сказал, на все готово объяснение! Создается впечатление, что многие свои ответы ты обдумал заранее…

– Не скрою, ваше сиятельство, я давно приглядываюсь к этому сиамцу. Боюсь, вы чересчур ему доверяете…

Йен задумчиво почесал затылок.

– Наверное, ты прав, – наконец кивнул он, – мне и впрямь не мешает быть повнимательнее. Я еду к принцу с важной миссией, и шпионы мне ни к чему, верно?

– Именно так, ваше сиятельство.

– Но пока нет доказательств, утверждать, что это сиамец, рано. Есть ведь и другие подозреваемые!

– Разумеется, вы правы. Я лишь призываю вас быть осторожным, сэр!

– Спасибо, Чен, я буду начеку. У тебя все? Если да, то почему бы тебе не отправиться на палубу – кажется, сейчас там как раз собралась вся компания?.. – Эти слова Йен произнес тоном, не терпящим возражений.

Немного поколебавшись, Чен покинул каюту.

С минуту посол рассеянно вертел ключ в руке, затем поднялся и убрал его в потайное место. Возможно, теперь Чен наконец отступится от своей затеи… И все же на сто процентов утверждать этого было нельзя. Тем не менее решимость Эсме довести свою роль до конца восхищала его так же сильно, как раздражало ее упрямство.

«Дай-то Бог, – подумал он, – чтобы история с ключом оказалась единственным инцидентом за все время плавания. Если все пройдет гладко, то по прибытии в Чингмэй Лек исчезнет навсегда, вернув миру Эсме Монтроуз».

Увы, при проведении столь опасных операций всегда возникают непредвиденные обстоятельства, и Йену оставалось только молиться, чтобы на этот раз неприятности обошли его и Эсме стороной.

Глава 12

Эсме проснулась от того, что пароход неожиданно дернулся и остановился. Быстро вскочив, она заплела волосы в косичку и потуже перебинтовала грудь. Едва она успела натянуть куртку, как раздался стук в дверь.

– Выходи немедленно! – Голос принадлежал Йену.

Девушка рывком открыла дверь. На этот раз посол предстал перед ней в совершенно необычном виде – жилет его был расстегнут, волосы растрепаны… Судя по всему, Йен еще не отошел ото сна.

Не говоря ни слова, он потащил ее на палубу, где капитан-сиамец отдавал какие-то приказания двум матросам.

– Что происходит? – спросила Эсме капитана по-сиамски. – Почему мы остановились?

– Напоролись на мель. – Капитан чертыхнулся. – А тут еще, как на грех, подвернулось бревно и повредило руль. До берега я кое-как дотянул, но теперь придется разбить лагерь и заняться починкой.

Эсме перевела слова капитана.

– И сколько это займет времени? – недовольно спросил посол.

– Нужно заделать дыру в корпусе и поставить новый руль, – ответил капитан. – На это потребуется два-три дня.

– Три дня?! – взревел Йен. – Этого еще не хватало! – Он нервно забегал по палубе, а затем, схватив Эсме за руку, потащил ее в свою каюту.

Как только они вошли внутрь, Йен поспешно запер за собой дверь.

– Садись! – приказал он.

Эсме покорно опустилась с кресло, отлично зная, что в те моменты, когда посол был не в духе, спорить с ним означало навлечь на себя лишние неприятности.

Лорд Уинтроп возбужденно мерил шагами узкое пространство каюты; губы его сжались в тонкую линию.

– Послушай, красавица, – неожиданно спросил он, поворачиваясь к ней, – о чем ты разговариваешь с членами команды, когда не переводишь для меня?

Эсме показалось, что в голосе посла прозвучала скрытая угроза.

– Ну, расспрашиваю их, какие места мы сейчас проплываем. А что?

Посол нервно взъерошил и без того растрепанные волосы. Прошло не меньше минуты, прежде чем он снова заговорил:

– Припомни хорошенько: не говорил ли кто-нибудь из членов команды, что мы, возможно, не сумеем прибыть в Чингмэй вовремя?

Эсме невольно напряглась.

– Нет. Кажется, ничего, такого не было, – нерешительно ответила она.

Брови Йена сошлись на переносице, и некоторое время он пристально вглядывался в лицо Эсме.

– И ты сама никому не говорила, что мы, возможно, не уложимся в срок? Припомни хорошенько…

– Разумеется, я никогда не говорила ничего подобного! – Эсме никак не могла понять, для чего посол затеял весь этот разговор.

Йен молча продолжал мерить шагами каюту.

– Да в чем, наконец, дело? Что-то случилось? – не выдержала она.

– Если бы я сам знал точно, что происходит! Возможно, ничего страшного и не случилось, однако…

Йен остановился и, облокотившись на стол, долго вглядывался в лицо своей юной собеседницы.

– Послушай, Эсме, – произнес он наконец, – я должен кое о чем тебя попросить. Бог свидетель, я не стал бы этого делать, если бы не мое плохое знание языка… Мне нужно, чтобы ты расспросила кое о чем членов команды. Сделай вид, что интересуешься этим лишь из любопытства, и никоим образом не давай понять, что выполняешь мое поручение.

– Что именно я должна узнать?

– Все, что сможешь, об этой аварии – как она произошла, почему они не разглядели эту чертову мель, какой нанесен ущерб, как часто случаются подобные аварии… Постарайся выведать все как можно подробнее!

– Но зачем тебе это?

– Так ты выполнишь мою просьбу или нет? – На скулах посла заходили желваки.

– Разумеется, хотя я не понимаю…

Йен молчал. Судя по его лицу, в нем сейчас совершалась какая-то внутренняя борьба. Таким Эсме его еще не видела – обычно он принимал решения быстро и без колебаний.

– Дело в том, – произнес он, – что авария вряд ли произошла случайно. Точных доказательств у меня нет, зато есть основания подозревать, что это дело рук проклятого китайца.

– Так ты полагаешь, что это Чен подстроил аварию? Но каким же образом?

Йен на мгновение задумался.

– Возможно, – наконец проговорил он, – этот негодяй подкупил кого-нибудь из матросов, а может, и самого капитана.

– Пожалуй, ты прав. – Эсме согласно кивнула. – Полагаю, французы крайне заинтересованы в том, чтобы задержать твое прибытие в Чингмэй.

– А ты не по годам догадлива, – усмехнулся посол. – Все обстоит именно так! – Он устало опустился в кресло. – Вот почему мне нужна твоя помощь.

– Я сделаю все, что в моих силах, поверь. – Эсме зарделась от сознания того, что Йен доверяет ей и нуждается в ее помощи, пусть услуга, о которой он ее просит, и невелика. Ей хотелось поблагодарить его за доверие, но в этот момент дверь распахнулась…

Через мгновение каюта наполнилась людьми. Гарольд, Годфри и Чен пришли с одной целью – узнать, чем была вызвана внезапная остановка парохода.

– Черт побери! – Годфри в сердцах хлопнул рукой по матрасу Йена. – Чует мое сердце – застряли мы надолго. Эти идиоты-матросы утверждают, что всего на пару дней, но когда сиамцы говорят «пара дней», это означает как минимум две недели!

– Я спросил капитана, – уверенно заявила Эсме. – Он поклялся мне, что через два, максимум три дня ремонт будет закончен!

– Даже если так… – Гарольд поежился, – посреди этих чертовых джунглей, да еще в таком месте, где на сто верст вокруг ни одной деревеньки, я чувствую себя не слишком комфортно. Завтра Рождество – как, скажите на милость, мы будем его праздновать?

– Рождество? – Все переглянулись.

– Нуда, – подтвердил Гарольд, – вы что, забыли? Понимаю, в нашем положении не до разносолов, но хотя бы индейку к Рождеству я должен отведать? Кто как, а лично я собираюсь праздновать, и баста!

– Черт побери, Гарольд, – проворчал Йен, – ты серьезно или шутишь? Что это за удовольствие пировать во время чумы?

– Так ты, старина, предлагаешь нам пропустить Рождество? Не думал, что ты такой зануда!

– До того ли нам сейчас…

– Гарольд прав, – неожиданно вступила в разговор Эсме. – Если уж мы все равно должны торчать здесь несколько дней без дела, то почему бы не повеселиться? Не вижу смысла портить себе праздник! Пусть лорд Уинтроп велит Хенли зажарить поросенка – среди его запасов ведь есть свинина…

Йен невольно усмехнулся – ишь как раскомандовалась, пигалица! Но Эсме, не обращая на него внимания, продолжала:

– Годфри пусть руководит нашим хором – он споет рождественские песенки… забыл, как они называются по-английски…

– Хоралы, – подсказал Гарольд.

– Да, хоралы. Тем временем мы с Гарольдом подыщем в лесу какое-нибудь деревце, которое заменит нам елку, – вместо игрушек на него можно повесить ягоды…

– Господи, зачем, все это? – скривился Йен. – От поросенка я, пожалуй, не откажусь, но прочее просто ни к чему.

– Не глупи, старик! – Годфри вальяжно прислонился к стене каюты. – Что за Рождество без елки? Разумеется, настоящей елки здесь не найдешь, но пусть будет что будет…

– Ладно уж, – Йен вздохнул. – Вас больше, так что я сдаюсь. Только тебя, Лек, в лес я все равно не отпущу – ты мне нужен здесь, а за «елкой» пойдут Гарольд и Годфри.

– Почему вы мне не доверяете, ваше сиятельство? – обиженно произнесла Эсме. – Я тоже хочу пойти!

– Йен, – Годфри осклабился, – по-моему, ты не рабовладелец, и Лек не твой раб! Что до меня, я буду чувствовать себя в большей безопасности, если рядом со мной будет настоящий сиамец! – Он похлопал Эсме по плечу. – Ты пойдешь с нами, приятель, и точка!

На этот раз Йен не стал возражать, но по тому, как заиграли желваки на его щеках, Эсме поняла, сколь неохотно он отпускает ее.

– Тогда, – она поднялась с кресла, – мы отправимся прямо сейчас! – Решительно повернувшись, Эсме вышла из каюты. Йен хотел последовать за ней, но оба атташе, преградив ему путь, взяли Эсме с двух сторон под руки. Послу ничего не осталось, как только покориться; тем не менее когда сходили на берег, она чувствовала, что его глаза неотступно следят за ними. Не выдержав, она обернулась, но Йена на палубе уже не было.

Раздвинув густо сплетенные ветви, Годфри вдруг испуганно вскрикнул – стремительно метнувшись из-под его ног, огромная змея быстро проползла мимо них и скрылась в кустах.

– Черт, а ведь посол прав, – прошептал Годфри, – может, не надо нам никакой елки?

– Что, испугались? – поддразнила его Эсме. Она не сомневалась, что больше всего на свете атташе боится прослыть трусом.

– Испугался? Я? – Годфри картинно расправил плечи. – Ничуть не бывало! Просто… Ведь в этом лесу можно и заблудиться!

– Мы не заблудимся, если не будем отходить далеко от реки, – успокаивающе проговорила Эсме. – А теперь идемте!

– Откуда тебе известно о Рождестве, Лек? – спросил Годфри. – Вы, сиамцы, кажется, Рождество не празднуете!

– Я не чистый сиамец, а наполовину француз. К тому же я вырос в иезуитском приюте – там Рождество всегда праздновали!

– Да, понимаю, – хмыкнул Годфри, – воспоминания детства и все такое…

– Чего пристал к парню? – недовольно проворчал Гарольд. – Захотелось ему вспомнить детство – и пусть, это его право. Пошли, Лек, вперед! – Гарольд вскинул голову. – Посмотрим, что за елки растут в этом лесу…

Годфри, который, казалось, все больше сомневался в разумности этой затеи, тем не менее в конце концов тоже последовал за ними.

Поиски не отняли у них много времени – почти сразу же они набрели на небольшое деревце, которое отчасти напоминало елку.

Гарольд сбегал на пароход за топориком и, вернувшись, принялся рубить «елку», а Эсме тем временем оглядывала близлежащие кусты в поисках того, что могло бы послужить в качестве украшений.

– Смотрите, – она указала на куст, усыпанный красными ягодами, – кажется, это подойдет… Из них можно сделать гирлянду!

Ее спутники удивленно переглянулись. Эсме не сразу поняла, что, увлекшись, ведет себя слишком по-девичьи, а поняв, сразу же постаралась исправить ошибку.

– И кто поможет нам сделать эту гирлянду? – со скучающим видом поинтересовался Годфри. – Я лично совершенно не умею управляться с иголкой и ниткой!

– Думаю, я смогу, – отозвалась Эсме. Годфри недоверчиво посмотрел на нее.

– В приюте нас учили шить, – объяснила она. – Кто, если понадобится, пришьет сироте пуговицу или заштопает носки? Он сам должен это уметь!

Годфри это объяснение, судя по всему, не убедило, но спорить он не стал.

Вскоре дерево было срублено, и все трое принялись набивать карманы красными ягодами. Затем атташе двинулись в обратный путь, но Эсме не торопилась.

– Ты что, не идешь с нами, Лек? – удивился Гарольд.

– Отнесите дерево в мою каюту, – проговорила она, – я скоро. Хочу еще немного побродить по лесу.

Как только мужчины скрылись из виду, Эсме побежала туда, откуда доносились звуки журчащей воды – она различила их сразу же, как только они вошли в лес. Чутье не обмануло ее – вскоре перед ней предстал журчащий по камням ручей с чистой, прозрачной водой.

Эсме так ждала этой минуты – ей давно хотелось искупаться по-настоящему! Мужчины каждый день купались в реке, но она, разумеется, не могла к ним присоединиться и довольствовалась умывальником в своей каюте.

Девушка отлично знала, что расслабляться ей не следует: джунгли могут угрожать многими опасностями – тигры, ядовитые змеи, разбойники, охотящиеся за случайным путником… Но ручей так манил ее своей прохладой, своей первозданной чистотой… Когда еще представится такой случай? Мутноватые воды реки, по которой они плыли, разумеется, не могли сравниться с этими прозрачными, переливающимися на солнце струями…

Пройдя вдоль ручья в глубь леса, чтобы никто не заметил ее с парохода, и увидев небольшой водопад, Эсме решила, что это место идеально подходит для купания, и поспешила скинуть надоевшую ей приютскую форму. Собственная нагота в условиях, когда кто-нибудь все же мог за ней подсматривать, смущала ее, и она уже подумывала, не отказаться ли от этой затеи, но желание окунуться в прохладные воды и смыть наконец с себя многодневный пот оказалось сильнее. По большому счету не мешало бы также постирать одежду, но это отняло бы слишком много времени.

Внезапно Эсме прислушалась – ей показалось, что рядом в кустах что-то хрустнуло… Она замерла, вглядываясь в глубь леса. Нет, кажется, все тихо. Должно быть, ей просто померещилось – сказалось нервное напряжение последних дней…

Аккуратно сложив одежду и положив ее на камень, Эсме расплела волосы. Зажмурившись, она вошла в воду, которая оказалась холоднее, чем ей представлялось поначалу. Ручей, должно быть, стекал с вершины горы, выходя из ледника, и, несмотря на жаркое солнце, не прогревался как следует, но теперь уже ничто не могло остановить Эсме.

Она осторожно ступала по перекатывавшимся под ее ногами камушкам на дне, пока в том месте, где ручей стекал с холма водопадом, ей не встретилось озерцо, достаточно глубокое для купания и с более теплой водой.

Эсме отважилась разок нырнуть с головой, затем с наслаждением подставила тело хрустальным струям водопада. Ей нравилось проводить время наедине с первозданной красотой природы, смотреть в лазурное небо, забыть хотя бы на миг обо всех своих проблемах… Тугие, упругие струи омывали все ее тело, и ей казалось, что вместе с телом очищается ее ум, становится таким же светлым и прозрачным, как эта вода…

Но Эсме не могла позволить себе долго нежиться в покое. Чего доброго, Гарольд и Годфри начнут ее искать и обнаружат, что Лек на самом деле вовсе и не Лек…

Эсме направилась к камню, где лежала ее одежда, как вдруг, краем глаза заметив какое-то движение, замерла на месте. Кровь заледенела в ее жилах. Из кустов, отвратительно ухмыляясь, на нее смотрел Хенли. Эсме поспешила пригнуться, но ручей был слишком мелок и не скрывал ее от похотливых взоров моряка.

– Вот так штука! – Хенли мерзко осклабился. – Оказывается, наш маленький Лек вовсе и не мальчик, а девочка! Я должен был об этом догадаться, хотя бы по тому, как часто его сиятельство уединяется с тобой в каюте! Хитер же он, однако, – везет с собой свою любовницу, да еще замаскировал ее так, что не подкопаешься…

– Как вы нашли меня? – спросила Эсме, лихорадочно оглядываясь по сторонам, чтобы найти путь к отступлению.

– Когда ты и эти два франта отправились в лес, я последовал за вами – решил, что мне предоставляется хороший случай расквитаться с Леком за то, что он тогда выставил меня идиотом на этом чертовом базаре. Но когда ты разделась, я понял, что расквитаться с тобой я могу даже лучше, чем предполагал. – Хенли подошел вплотную к воде.

Эсме вдруг с ужасом поняла, что все время, пока она купалась, Хенли подглядывал за ней из кустов. Впрочем, то, что он видел ее обнаженной, могло еще оказаться цветочками по сравнению с тем, что этот тип готовится сотворить с ней. Но куда же бежать? На одном берегу – Хенли, другой слишком крут, чтобы на него взобраться… Остается только идти ио ручью…

Эсме попыталась бежать, но Хенли, мигом поняв ее замысел, бросился за ней, и уже через минуту его ручищи вцепились ей в плечи.

– Что, попалась, пташка? – Кок грубо повернул ее лицом к себе и, приподняв, словно перышко, взвалил на плечо. Эсме отчаянно колотила кулаками по спине негодяя, но тот не обращал на это ни малейшего внимания.

Выйдя на берег, Хенли швырнул ее на траву так резко, что у Эсме перехватило дыхание. – Не успела она вскрикнуть, как он уже навалился на нее всем телом, зажав ей рот своей мясистой ручищей. Рванув Эсме другой рукой за волосы, он заставил ее смотреть прямо в его холодные, безжалостные глаза.

– Погоди-ка, крошка… – прищурился моряк. – Уж не та ли ты девчонка, что отказала мне когда-то на пристани? Черт побери, та или не та? Кивни, если я угадал!

Разумеется, Эсме не стала выполнять его просьбу, но страх, отразившийся в глазах, выдал ее.

– Готов поспорить, что я прав! Черт побери, у меня давно чешутся руки отомстить лорду Уинтропу за то, что он помешал мне тогда с тобой позабавиться! Я уговорил его секретаря-китайца нанять меня на чертов пароход лишь для того, чтобы получить возможность это сделать, но не ожидал, что случай сам приплывет ко мне в руки! Думаю, его сиятельство не станет возражать, если я как следует с тобой позабавлюсь, – не все же ему одному, в конце концов! А если даже что-то его не устроит, не важно – все равно ему не суждено тебя больше увидеть!

Дрожь Эсме от этих слов только усилилась. Подонок, судя по его словам, не собирался ограничиваться одним изнасилованием. Но что еще он может предпринять? Убить ее? Или похитить? Еще неизвестно, что хуже. Разумеется, в случае похищения она останется жива, может быть, впоследствии даже сумеет освободиться, но то, что ей придется пережить, возможно, окажется хуже самой смерти…

Поскольку Эсме молчала, Хенли убрал руку с ее рта, и в тот же миг громкий пронзительный вопль Эсме дал ему понять, что он ошибся. Хенли поспешил вернуть руку на прежнее место.

– Кричи не кричи, крошка, – вновь осклабился он, – никто тебя здесь не услышит!

Эсме с ужасом поняла, что он прав – неумолчный шум водопада перекроет любой крик! В отчаянии она начала колотить Хенли кулаками, пытаясь вырваться, но кок лишь ухмылялся, держа ее словно в тисках.

– Вот тебе мой совет, крошка: лучше побереги силы. Будешь вести себя смирно – глядишь, я отпущу тебя!

По усмешке, с которой моряк произнес последнюю фразу, Эсме поняла, что отпускать ее он не собирается. Тем не менее, поскольку терять ей было нечего, она решила попытаться уговорить его.

– Я никогда не была любовницей лорда Уинтропа, – прохрипела Эсме, как только Хенли освободил ее рот. – Тем не менее, ему известно, кто такой Лек на самом деле. Если я не вернусь из леса, он непременно пойдет меня разыскивать, так что не безопаснее ли вам отпустить меня?

– Отпустить тебя? – Хенли злобно захохотал, обнажив гнилые зубы. – Ну уж нет, крошка! По милости твоего придурка я остался в этом чертовом Бангкоке без гроша в кармане, и все из-за тебя, шлюха вонючая! Будь моя воля, самой лучшей местью ему было бы, если бы я трахнул тебя у него на глазах, а он смотрел бы и ничего не мог сделать!

Кок, резко дернувшись, достал что-то из кармана; Увидев и его руке огромный нож, девушка похолодела.

– Не дрейфь, это всего лишь на всякий случай. – Хенли ухмыльнулся. – Если твой любовничек действительно придет за тобой, я выпущу ему кишки этой маленькой штучкой – пусть подыхает, глядя, как я трахаю его шлюху! Вот это было бы зрелище! Не думаю, однако, что он отважится спасать твою шкуру, – должно быть, его сиятельство сейчас дрыхнет вовсю или сидит за своими бумагами!

Эсме вспомнила, что, когда она покидала пароход, Йен действительно выглядел каким-то сонным, что, впрочем, и немудрено – от ответственности, навалившейся на него в последнее время, и впрямь будешь чувствовать себя усталым…

– Так что никто тебе не поможет, крошка. – Хенли приставил нож к ее шее. – Пока тебя хватятся, я окажусь уже далеко отсюда, и только твой трупик расскажет им, что моя месть удалась!

– Если это и произойдет, – пересохшими губами прошептала Эсме, – покоя тебе не будет! Йен разыщет тебя и за тридевять земель!

– Твой дружок не станет этим заниматься – у его сиятельства есть дела поважнее. Станет он горевать из-за какой-то шлюхи! Да таких, как ты, у него пруд пруди! Впрочем, довольно болтать – мне уже не терпится испробовать, какова ты в деле!

Рука, державшая Эсме за волосы, в одно мгновение перехватила оба ее запястья, заломив их у нее над головой, в то время как другая рука продолжала держать нож у горла. Приподнявшись на одно колено, Хенли оглядел ее похотливым взглядом. Эсме показалось, что она сейчас умрет от стыда и унижения. Она закрыла глаза, не в силах видеть это грубое, отвратительно ухмыляющееся лицо.

Влажные, слюнявые губы жадно впились в ее губы. Эсме дернула головой, пытаясь избежать поцелуя – если эту мерзость вообще можно было назвать поцелуем.

И тут она неожиданно почувствовала, что Хенли больше не наваливается на нее. Эсме не знала, в чем причина, но гадать, что произошло, ей было некогда. Вскочив, она собралась бежать – и вдруг застыла на месте.

Йен, держа Хенли за ворот, неподвижно стоял прямо перед ней и держал нож у горла кока.

– Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас зарезал этого придурка? – Голос Йена был на удивление спокоен, но для Эсме он прозвучал как гром среди ясного неба.

Лицо кока было мертвенно-бледным, но сдаваться он явно не собирался. Его рука с зажатым в ней ножом чуть приподнялась…

– Берегись! – вскрикнула Эсме, но было уже поздно – нож Хенли вонзился в руку посла, заставив его отпустить негодяя.

Получив долгожданную свободу, Эсме бросилась бежать, и Хенли тут же рванулся за ней – очевидно, надеясь поймать ее и использовать в качестве заложницы. Неожиданно нога девушки попала в какую-то выбоину, и она, падая, почувствовала, как резкая боль пронзила ее – должно быть, поскользнувшись, она повредила щиколотку. Краем глаза Эсме все же успела заметить блеск ножа, разрезавшего воздух.

В следующий момент ее чуть не оглушил дикий крик Хенли, а затем его грузное тело со всего маху свалилось на нее. Девушка инстинктивно оттолкнула его и тут заметила кровь на своем плече.

Превозмогая боль и тяжело дыша, она поднялась. Хенли лежал на земле со странно повернутой головой и, казалось, смотрел на Эсме невидящим, остекленевшим взглядом; из спины его торчала ручка ножа.

Йен с презрением взглянул на мертвеца. Рука его, по которой полоснул кож Хенли, была вся в крови. Выдернув из спины кока нож, он вытер его о траву и сунул обратно в ножны.

– Этот тип правда мертв? – на всякий случай уточнила Эсме.

– Думаю, да, – кратко ответил посол.

В этот момент нервы Эсме не выдержали, и она разразилась рыданиями.

Обняв, Йен прижал ее к себе.

– Успокойся, родная, успокойся! – прошептал он. – Куну, все уже прошло!

Йен говорил еще что-то, но слова его почти не касались сознания Эсме. Перед глазами ее все еще стояли ужасные картины – искаженное лицо Хенли, нож, сверкнувший в руке Йена… Лишь после того, как она немного успокоилась, до нее начал доходить смысл сказанного.

– Ну да, – продолжал Йен, – ты действительно предупреждала меня, что этот тип опасен… Мне следовало прислушаться к твоим словам!

Эсме подняла на него полные слез глаза.

– Ты ведь не сердишься на меня? – жалобно проговорила она. – Я всего лишь собиралась искупаться, потому что так давно не мылась по-настоящему… Надеюсь, ты не думаешь, что я добровольно хотела отдаться этому негодяю?

– Господи, Эсме, конечно, нет! За кого ты меня принимаешь? – Взгляд Йена ясно говорил ей, что в случившемся он винит только себя. – Черт побери, если бы не твой крик, я бы мог тебя никогда не найти!

При мысли о том, что Йен разыскивал ее, сердце Эсме учащенно забилось. Она лишь сейчас осознала, что стоит перед послом в чем мать родила. К чести Йена, нужно было признать, что он не разглядывал ее, хотя прежде никогда не скрывал, что испытывает к ней сексуальное влечение.

Мгновенно покраснев, Эсме попыталась прикрыть грудь, и Йен, заметив ее смущение, отпустил ее и вернулся по ручью к неведомо откуда взявшейся на берегу корзине. Достав из нее полотенце и перебросив его через плечо, он подошел к Эсме и молча накинул полотенце ей на плечи.

– Но как тебе удалось найти меня? – робко спросила она, кутаясь в полотенце.

– Когда оба атташе вернулись без тебя, я, разумеется, поинтересовался, что с тобой случилось. Они ответили, что Лек просил его не ждать – дескать, он хочет какое-то время побыть один. И тут я решил… точнее, подумал…

– Ты решил принести мне поесть? – усмехнулась она. – Не очень удачное время для пикника!

– Да, пикничок получился тот еще… – Йен покосился на труп Хенли. – Думаю, нам с тобой пора вернуться на пароход и рассказать команде о том, что здесь произошло.

Кивнув, Эсме попыталась подняться, но резкая боль в ноге заставила ее вновь опуститься на траву.

– Что с тобой? Этот негодяй тебя ударил?

– Нет, но, должно быть, я подвернула ногу, когда упала. Встав на колени, Йен тщательно осмотрел щиколотку.

– Должно быть, это просто вывих, – в конце концов заявил он, а затем, поднявшись на ноги, легко подхватил Эсме на руки.

– Не надо, – попыталась она протестовать. – Думаю, я дойду и сама. Ну, разве что ты мне немножко поможешь…

– По-моему, я как раз это и делаю! – усмехнулся посол.

– Но ведь ты тоже ранен!

– Ерунда! – фыркнул он. – Пара царапин…

– Йен, ей-богу…

– Упряма же ты, однако! Ладно, как хочешь, только постарайся идти осторожно. К тому времени как мы прибудем в Чингмэй, ты должна быть абсолютно здорова!

Слова Йена неожиданно напомнили Эсме о главной цели их путешествия… и еще о том, что ее куртка и штаны остались на камне.

– Подожди! Моя одежда! Она осталась у ручья, а другой у меня нет…

– К черту одежду! Если она тебе так уж нужна, я вернусь за ней позже. У тебя, насколько мне известно, есть с собой какое-то платьишко, так что пока походишь в нем. Теперь уж нам не удастся отвертеться и придется раскрыть все карты. Не думаю, что мне кто-то поверит, если я скажу, что убил Хенли, который пытался изнасиловать Лека. Хенли, конечно же, извращенец, но все-таки не до такой степени.

Эсме не могла не заметить, что лицо посла помрачнело.

– Послушай, – осторожно сказала она, – если ты расскажешь все им, это может повредить твоей карьере…

Йен задумался.

– Сказать по правде, – наконец проговорил он, – в тот момент, когда я вонзал нож в Хенли, то меньше всего думал о карьере. Впрочем, если уж на то пошло, вряд ли кто-нибудь осудит меня за это убийство. Спасти даму от насильника – разве это не благородный поступок! А вот твое присутствие на пароходе уж точно никто не одобрит.

Эсме была шокирована тем, каким сухим, бесстрастным тоном были произнесены эти слова.

– Но ведь тогда и Чен узнает, кто я такая! – воскликнула она.

– Что ж, посмотрим, как он среагирует, и будем действовать исходя из этого.

Она тяжело вздохнула, понимая, что лорд Уинтроп имеет полное право сердиться на нее.

– Прости меня! – Она невольно опустила глаза. – Если можешь, прости… Я постоянно доставляю тебе одни проблемы!

– Да уж, – невесело усмехнулся посол, – устроила ты мне сладкую жизнь! – Он молча двинулся через лес, продолжая держать ее на руках. Судя по выражению боли, которое заметила Эсме на его лице, на самом деле он был ранен куда серьезнее, чем это казалось вначале.

Когда они уже подходили к пароходу, то на палубе заметили Гарольда, который задумчиво что-то насвистывал. Увидев посла с девушкой на руках, атташе поспешно подошел к борту.

Не произнося ни слова, Йен протянул ему свою ношу, а через минуту и сам поднялся на палубу.

Стоя с девушкой на руках, Гарольд, откровенно ничего не понимая, растерянно крутил головой.

– Привет! – усмехнулась Эсме.

– Лек? – Удивлению Гарольда не было предела. – Послушайте, что здесь происходит? В чем дело?

– Объяснения потом. – Йен решительно подхватил девушку, освободив руки Гарольда. – Сначала я должен позаботиться об Эсме.

– Эсме? – Челюсть у Гарольда отвисла. Толкнув плечом дверь, посол вошел в каюту Эсме.

– Черт побери! – проворчал он, едва не споткнувшись о дерево, стоявшее посреди каюты и мешавшее подойти к койке. – Это еще что такое?

Неожиданно его реакция безумно рассмешила Эсме. Ситуация была самая неподходящая, но Эсме никак не могла остановиться и смеялась все громче.

– Кто притащил сюда эту дрянь? – Йен готов был пнуть дерево ногой, но Эсме остановила его:

– Это же наша рождественская елка! Не трогай ее, она такая красивая…

Ворча что-то себе под нос, Йен выглянул в дверь каюты.

– Гарольд! – закричал он гораздо громче, чем это было необходимо. – Убери, черт возьми, с прохода проклятое дерево. Я не могу подойти к кровати!

Гарольд поспешно выполнил приказание, и Йен осторожно положил Эсме на кровать.

– Скажи всем, чтобы через полчаса собрались на палубе, – бросил он Гарольду через плечо. – И закрой за собой плотнее дверь!

Атташе медлил, видимо, желая узнать о происшедшем побольше.

– Ты что, не понял? Оставь нас!

В конце концов, Гарольд решил, что ему лучше подчиниться, и покорно удалился.

Смочив в кувшине с водой, стоявшем в углу, первый попавшийся ему на глаза кусок материи, посол подошел к Эсме.

– Что ты хочешь делать? – удивилась она.

– Посмотри, ты же вся в крови!

– О, Йен, не надо! Дай мне эту тряпку – я справлюсь сама…

– А спину кто тебе потрет?

Несмотря на протесты Эсме, Йен повернул ее лицом к стене и стал стаскивать с нее полотенце.

– Я прошу, не надо! – Пальцы ее вцепились в полотенце.

– Брось, детка, – Йен усмехнулся, – я уже лицезрел тебя сегодня голой и при этом, кажется, вел себя прилично! К тому же, во-первых, я увижу лишь твою спину, а во-вторых, в моем состоянии я не смогу причинить тебе вреда, даже если бы и захотел…

Эсме ничего не оставалось, как только покориться. В конце концов, лучше уж позволить послу снова увидеть тебя голой, чем быть перепачканной в крови этого мерзавца Хенли.

Бережно дотрагиваясь до ее кожи, Йен начал вытирать влажной тряпкой спину Эсме. Прикосновения его пальцев были удивительно нежными, и от них у Эсме перехватывало дыхание.

Протерев плечи и спину девушки, Йен повернул ее лицом к себе и продолжал вытирать ее даже в тех местах, куда она отлично могла бы дотянуться сама, однако Эсме не сопротивлялась: глядя в глаза Йена, она не видела в них ничего, кроме нежности. В этот момент она забыла все – и то, что ей пришлось перетерпеть от Хенли, и свое чувство вины перед Йеной, и все нервное напряжение последних дней… Эсме хотелось, чтобы этот момент длился вечно и она могла вечно наслаждаться прикосновениями его рук – сильных и одновременно удивительно нежных.

Йен смотрел на Эсме, и она казалась ему такой хрупкой, такой беззащитной… Он посмотрел на руку, придерживавшую полотенце на груди, и этот жест его очень тронул. Тем не менее в следующий момент рука Йена деликатно, но настойчиво потянулась к полотенцу….

Он уже видел Эсме нагой, но, разумеется, ни во время борьбы с Хенли, ни тогда, когда он утешал ее, у него не было времени, чтобы любоваться ею. Теперь же он мог позволить себе полную свободу. О, сколь прекрасным предстало перед ним это бронзовое юное тело, эти молочно-белые груди, высоко вздымавшиеся при каждом вдохе…

Заметив на плече Эсме небольшое красное пятно, которое он пропустил, Йен поспешил стереть его. Да, он хотел эту девушку так, как никого прежде, но мог ли он позволить себе овладеть ею сейчас, сразу же после того, как она едва не стала жертвой отвратительного похотливого чудовища?

Отвернувшись, Йен бросил пропитавшуюся кровью тряпку в кувшин и направился к выходу из каюты.

– Спасибо тебе! – устало прошептала Эсме как раз в тот момент, когда рука Йена коснулась двери.

– Отдыхай спокойно, девочка, и ничего не бойся! – только и смог проговорить он перед тем, как выйти из каюты. За последние несколько часов ему пришлось многое пережить, и при этом ничто так не бесило его, как собственная неудовлетворенная страсть.

Глава 13

Выдержав паузу, Йен обвел взглядом членов команды, собравшихся за столом.

– Итак, джентльмены, – уточнил он, – полагаю, можно считать, что мы договорились – никто из вас не станет передавать кому-либо сведения о том, что мисс Монтроуз плыла с нами на пароходе…

Его слова были встречены настороженным молчанием. Гарольд оказался единственным, кто сразу же согласно кивнул, остальные, напротив, пребывали в задумчивости.

– Прежде всего, я хотел бы услышать ответ от вас, ваше преподобие, – обратился посол к проповеднику. – Надеюсь, вы не останетесь безучастным к судьбе бедняжки? Для тоги чтобы найти работу в Чингмэе, ей, разумеется, нужна хорошая репутация… Сами понимаете, что о ней подумают, если узнают, что девушка ехала на пароходе одна в компании шестерых мужчин!

– Разумеется, – живо откликнулся священник, – я помогу ей – если только смогу помочь. И я никому не скажу, что она плыла с нами, но если кто-нибудь спросит меня об этом напрямую, мой сан – простите, сэр! – не позволит мне солгать. Надеюсь, вы поймете меня правильно, ваше сиятельство!

– Вы, безусловно, правы, ваше преподобие… – нетерпеливо перебил его Йен. – Но сами посудите, кто вас спросит, если никому, кроме нас, неизвестно, что Эсме плыла с нами? Поклянитесь, что по своей инициативе вы никому об этом не расскажете, и этого будет вполне достаточно.

– Считайте, что уже поклялся! – Отец Тэйлор кивнул.

– Благодарю вас, ваше преподобие. Годфри, а как насчет тебя?

– Когда речь идет о репутации, – судя по выражению лица, атташе, как всегда, воспринимал все происходящее как игру, – я, как джентльмен…

Йен кинул на него сердитый взгляд, словно говоря: «На этот раз я не шучу, приятель!»

– Ладно-ладно, согласен, а как нам быть с Хенли? Как объяснить его смерть, не упоминая мисс Монтроуз?

Йен прекрасно понимал: Годфри прежде всего бесит то, что какая-то девчонка несколько недель водила его за нос, выдавая себя за парня-сиамца. Но законность вопроса он все же не мог отрицать.

– Стойте, почему, мы вообще должны упоминать о Хенли? – неожиданно вмешался Гарольд. – Скорее всего, кроме нас, никто и не знает, что он плывет с нами! К тому же я сомневаюсь, что во всем мире найдется хотя бы один человек, которого стала бы сильно заботить судьба этого болвана.

Во время произнесения этой краткой речи Йен заметил, что преподобный Тэйлор нахмурился. Очевидно, старик, помня о своей роли проповедника, начнет сейчас говорить, что покойный, хотя и был большим грешником, тоже дитя Божье и все такое… Чтобы в корне пресечь эти никому не нужные разглагольствования, Йен, не дав священнику раскрыть рот, энергично произнес:

– Полагаю, эпизод с Хенли все-таки лучше не замалчивать, как бы нам этого ни хотелось. Представьте себе, что сначала мы промолчим, а потом мисс Монтроуз или кто-нибудь из вас невзначай проболтается, а может, сомнительный эпизод «всплывет» еще каким-нибудь образом. Реакция понятна: все сразу подумают: «А что, собственно, они хотели скрыть? Не иначе, здесь что-то нечисто!» Я же, если сразу сознаюсь, что прикончил негодяя, пытавшегося отомстить мне и первым напавшего на меня, абсолютно ничем не рискую. О том, что здесь замешана еще и мисс Монтроуз, мне нет нужды упоминать. Итак, Годфри?

– Вроде бы возражений нет.

Йен повернулся к Чену – на самом деле именно китаец интересовал его больше всего. Какую позицию займет его секретарь теперь, после того как он узнал, что тот, на кого он собирался «повесить» свое преступление, на самом деле является женщиной?

– Хотелось бы услышать твое слово, Чен!

– Ну конечно, я – как все и не стану вредить репутации девушки. А насчет того, кто украл бумаги… Теперь я склоняюсь к мысли, что это был Хенли.

– Какие бумаги? – вскинулся Годфри. – Не те ли, ради которых Йен тогда нас всех обыскивал?

– Именно, – подтвердил китаец, – те самые. Но теперь, слава Богу, мы избавились от этого типа! Кстати, надо бы расспросить мисс Монтроуз – пусть припомнит все подробности поведения Хенли, когда он напал на нее, и все, что он ей говорил. Возможно, это поможет нам установить, на кого он работал…

– Верно, расспросить не помешает. – Йен кивнул. Ну и хитер этот Чен – повесил свои грехи на человека, которого уже нет. Впрочем, больше всего его радовало то, что Эсме теперь в относительной безопасности, у Чена больше нет оснований для причинения ей вреда, если только он не придумает что-нибудь новенькое.

– Но мы ведь не знаем точно, шпионил он или нет! – неожиданно подключился к разговору Годфри. – У нас нет никаких доказательств, и в таком случае тебе все-таки придется отвечать за убийство!

– Во-первых, не забывай, что у меня дипломатическая неприкосновенность. Во-вторых, насколько я знаю сиамцев, смерть иностранца их, как правило, вообще не тревожит. Английские власти скорее всего тоже не станут особенно волноваться по поводу смерти какого-то моряка. К тому же я убил его, осуществляя свое право на самооборону, а значит, ни карьере моей, ни репутации ничто не грозит…

– Вы говорите о мистере Хенли, словно о кошке! – поморщился преподобный Тэйлор. – Безусловно, покойный был большим грешником, но все-таки он тоже человек!

– Если вы полагаете, ваше преподобие, – с достоинством ответил Йен, – что я не сожалею о случившемся, то это не так. Надеюсь, вы все-таки не считаете, что я нахожу удовольствие в убийстве? А вот насчет того, что Хенли достоин называться человеком, я сильно не уверен. Не знаю, как по вашей морали, преподобный, но если вы спросите меня, то, по-моему, этот негодяй вполне заслужил свою смерть!

Однако Тэйлор не спешил сдаваться под напором Йена:

– И все равно мы должны похоронить покойного по-христиански – не оставлять же его тело на растерзание диким зверям!

– Ну, против этого и я не возражаю, – примирительно протянул Йен.

– Как проповедник, я должен буду произнести над могилой заупокойную речь…

– Это как вам угодно, ваше преподобие.

«Надеюсь, – с усмешкой подумал Йен, – святоша по крайней мере не станет настаивать на том, чтобы поставить надгробный памятник негодяю?»

– Что ж, – видимо, изрядно устав от прений, произнес Годфри, – с Хенли дело решенное. Остается главный вопрос – что делать с девушкой. – Губы Годфри сложились в сальную улыбку. – Ну и хитрец же ты, Йен! Держу пари, ты сразу раскусил, кто она такая, – не зря же вы постоянно запирались с этим «парнем» в каюте. Сказать по правде, приятель, я тебе завидую: пташечка что надо – я бы и сам от такой не отказался. Черт побери, везет же тебе на баб! Впрочем, неудивительно – перед твоим мужским обаянием не устоит и самая чопорная особа: что уж говорить о такой податливой штучке, как эта!

Йен уже собирался было без обиняков сообщить Годфри, что он о нем думает, как вдруг рядом раздался звонкий женский голос:

– Представьте себе, господин атташе, я устояла, хотите – верьте, хотите – нет. – Шагнув от двери, где она, очевидно, стояла в течение всего разговора, Эсме продолжала: – И я бы настоятельно попросила вас, господин атташе, не раздражать меня лишний раз. Я, между прочим, еще не простила вас за все те сплетни, что вы распространяли обо мне, даже не потрудившись проверить, являются они правдой или ложью!

Атташе покраснел так сильно, что лицо его сделалось почти одного цвета с огненно-рыжей шевелюрой. Впрочем, сие обстоятельство осталось никем не замеченным, ибо взгляды всех присутствующих устремились на Эсме.

После того как Йен за много дней плавания привык видеть ее в мешковатой мужской одежде и закрывающих половину лица черных очках, вид девушки в ее подлинном обличье кружил ему голову. Хотя платье Эсме – простенькое, со скромным кружевным воротничком и кружевными манжетами в качестве единственного украшения – не выглядело особо привлекательным, тем не менее узкий лиф соблазнительно подчеркивал тонкую талию и аппетитные груди, а под мягко спадающей юбкой угадывались очертания грациозных девичьих ног.

Лицо Эсме тоже изменилось. Тени под глазами исчезли, да и сами глаза перестали казаться по-азиатски раскосыми, – очевидно, все это было лишь результатом умело наложенного грима. Теперь огромные черные как ночь глаза девушки широко распахнулись навстречу миру, словно неведомый волшебник стер с ее лица усталость. Это было уже не лицо заморенного непосильной работой щуплого мальчишки, а румяное, пышущее здоровьем личико юной красавицы. Но главным, что привлекало внимание мужчин в новой, преобразившейся Эсме, были, пожалуй, ее волосы. Она не заколола их и не заплела в косичку, как прежде, а распустила по плечам великолепным, пышным каскадом. Глядя на Эсме, Йен вдруг вспомнил, что один раз уже видел ее с распущенными волосами, когда она сидела ранним утром на палубе в ночной рубашке.

Невероятным усилием воли он заставил себя отвести глаза. Впрочем, как заметил посол, он был далеко не единственным, кому пришлось сдерживать, себя, – Гарольд тоже смущенно прятал взгляд, а Годфри, напротив, бесстыдно пялился на Эсме, словно шестнадцатилетний подросток, и весь изъерзался в своем кресле, не отдавая себе отчета в том, что со стороны выглядит весьма глупо. Даже Чен был явно поражен переменой, произошедшей с Эсме, и, глядя на нее, не мог скрыть своего восхищения. Его преподобие был единственным, кто – не столько в силу своего сана, сколько в силу возраста – смотрел на Эсме не как на женщину, а как на свою временно заблудшую подопечную с доброй отеческой улыбкой.

Сама же девушка, казалось, не замечала устремленных на нее восхищенных взглядов – ей все еще не давало покоя замечание Годфри. Эсме, разумеется, отдавала себе отчет в том, что должны подумать мужчины, увидев вместо парнишки-переводчика, на которого мало кто обращал внимание, ту самую Эсме Монтроуз, которой они не раз за чаем перемывали косточки. Теперь, разумеется, не один только Годфри решил, что переодетая парнем красавица путешествовала с лордом Уинтропом в качестве его любовницы.

В свою очередь, Эсме, безусловно, понимала, что Йен спас ее от расправы со стороны Хенли не просто по обязанности: он действовал как джентльмен. И к тому же он был неравнодушен к ней – в этом Эсме готова была поклясться. Но что толку сейчас думать об этом – ни к чему хорошему это все равно не приведет…

– Я, кажется, велел тебе отдыхать, – решительно произнес Йен. В голосе его, однако, звучало скорее не осуждение, а забота. – Чем меньше ты будешь разгуливать по палубе, тем скорее заживет твоя нога!

Почувствовав внезапную слабость, Эсме прислонилась к стене, и тут же Гарольд, до которого только сейчас дошло, что даме, которая к тому же не совсем здорова, следует уступить место, поспешно вскочил:

– Пожалуйста, мисс Монтроуз!

Кивком поблагодарив молодого человека, Эсме села.

– Насколько я поняла, джентльмены, – официальным тоном проговорила она, – его сиятельство собрал вас, чтобы обсудить интересующий всех вопрос: что же со мной делать дальше. Поэтому прежде всего я хочу спросить господина посла, каковы его планы. Когда-то вы, ваше сиятельство, сказали: если Лека разоблачат, вы при первой же возможности отправите меня обратно в Бангкок. С тех пор вы не передумали?

Мужчины с любопытством следили за происходящим. Еще бы – на их глазах мисс Монтроуз подтвердила, что посол давно знал, кто такой Лек. Как заметила Эсме, из всех присутствующих больше всего интереса к ее словам проявил секретарь посла. Не зря ли она ляпнула, что посол знал секрет Лека почти с самого начала? Но уж очень ей надоело все время хитрить, оценивать ситуацию, взвешивать каждое слово!

Что касается Йена, то, судя по его беспечному виду, ее заявление нисколько не смутило его.

– Как ты думаешь, Годфри, – с преувеличенной серьезностью спросил он, – что нам теперь делать с мисс Монтроуз? Отправить ее обратно? С этим я не вижу проблем – мимо нас все время проплывают встречные баржи, посадим ее на одну из них, и… Или лучше подождем, пока ее ненаглядный мистер Майклз сам явится за ней?

– Ты не посмеешь! – выкрикнула Эсме.

– Разумеется, не посмеет. – Отец Тэйлор кинул на посла суровый взгляд. – Иначе он будет держать ответ перед нами!

– Так его, так! – раззадорился Годфри. – Велите этому обольстителю, ваше преподобие, чтобы он оставил девушку в покое! Припугните его адскими муками или чем-нибудь еще пострашнее…

– Сдаюсь, сдаюсь! – Йен шутливо поднял вверх руки. – Впрочем, думаю, наша красавица будет неплохой женой этому купцу, не так ли, Годфри?

Чем больше мужчины веселились, тем ниже склонялась голова Эсме. Она, уж конечно, не видела в происходящем ровно ничего смешного и опасалась, что посол, чего доброго, и впрямь отправит ее обратно к Майклзу. Но даже этот путь может оказаться небезопасным – лишь после случая с Хенли девушка окончательно осознала, какими бедами может грозить путешествие в одиночестве.

Наконец, не выдержав нервного напряжения, Эсме решительно поднялась. Трудно иметь гордый и независимый вид, когда боль в щиколотке не дает тебе покоя, однако усилием воли она постаралась взять себя в руки.

– Как я вижу, – с достоинством проговорила она, – в данный момент разговаривать с вами, господин посол, совершенно бесполезно. Когда вы снова будете способны вести себя как джентльмен – смею надеяться, что это произойдет достаточно скоро, – тогда мы и поговорим. А до тех пор я буду ожидать вас в своей каюте. – Эсме повернулась, давая понять, что собирается удалиться…

– Немедленно сядь обратно, – приказал Йен, но она и не думала подчиняться. – Послушай, ну я прошу тебя, останься! – уже мягче попросил он.

Немного поколебавшись, Эсме села.

– Так вот, знай: в планах моих ничего не изменилось. Как только мы прибудем в Чингмэй, я сдам тебя в консульство.

Эсме хотела снова возмутиться, но затем решила сперва послушать, что еще скажет посол.

– Значит, в консульство? – Годфри недоверчиво усмехнулся. – А разве они не станут тебя расспрашивать, что, как и почему? Что ты им тогда ответишь?

– А почему я вообще обязан что-то им рассказывать? – Йен заговорщицки подмигнул Эсме. – Пусть сама мисс Монтроуз с ними объясняется. Не знаю, станет ли она говорить правду, – это ведь может испортить ее репутацию, а она, как я понял, хочет найти работу в Чингмэе. Возможно, она придумает какую-нибудь очередную ложь – мне нет до этого дела. Но как бы то ни было, о том, что она сбежала от отца, я в любом случае сообщу и прослежу за тем, чтобы консульские работники послали ему телеграмму и держали ее при себе, пока он за ней не явится.

– Они не посмеют! – воскликнула Эсме, – Я совершеннолетняя и вправе сама распоряжаться своей судьбой!

– Прежде всего, моя красавица, – скучным тоном произнес посол, – я готов поклясться, что с твоей репутацией тебя ни в одну школу преподавать не возьмут. Во-вторых, люди из консульства скорее встанут на сторону твоего папаши, тем более что он близкий друг министра-резидента, чем на сторону какой-то взбалмошной кокетки, сбежавшей из дома. Сколько тебе лет? Восемнадцать? Юридически ты, конечно, совершеннолетняя, но никто тебя всерьез не воспримет.

На этот раз Эсме не могла не признать, что в словах Йена есть значительная доля правды.

– Впрочем, – продолжал посол, – если ты скажешь им, что ехала на обычном пассажирском пароходе, купив билет, как все нормальные люди, тогда я не вижу проблем. Мне, как дипломату, ничего не стоит проводить тебя в консульство. Если они всему этому поверят, то тогда, пожалуй, проблем с работой у тебя не будет и тебе останется надеяться, что те сплетни, которые ходили про тебя в Бангкоке, не доберутся до Чингмэя слишком скоро. Со своей стороны я готов поклясться, что распространять их не буду. За Годфри и Гарольда говорить не могу, но, думаю, они согласятся сделать то же, что и я.

– Но, если все пойдет по этому плану, ты все равно сообщишь моему отцу, где я? – уточнила Эсме.

– Разумеется. Конечно, я постараюсь убедить его не выдавать тебя за Майклза…

– Не думаю, – вздохнула она, – что тебе это удастся.

– Верно, отец твой вряд ли переменит решение, но ради очистки совести я все же попытаюсь.

Эсме готова была выть от злости. Ей казалось, что за время путешествия они с Йеном достаточно близко сдружились; к тому же она оказала ему немало важных услуг – рассказывала о сиамских обычаях и все такое, – и вдруг выясняется, что он по-прежнему желает вернуть ее отцу, чтобы тот выдал ее за проклятого Майклза! Боже, как она устала от всего этого! Эсме ничего не оставалось, как только молча следить за Йеном в надежде все-таки заставить его переменить столь жестокое решение.

Первым нарушившим тишину был проповедник.

– Вынужден извиниться перед вами за всех, дитя мое, – он дружелюбно посмотрел на Эсме, – никто из нас так и не спросил, как вы себя чувствуете. Вы все-таки пережили такой шок!

Она облегченно вздохнула – нашелся-таки хотя бы один человек, который вполне искренне симпатизирует ей…

– Спасибо, ваше преподобие, – робко улыбнулась она. – Не могу сказать, что я уже окончательно оправилась, но чувствую себя все же неплохо.

На мгновение Эсме показалось, что в глазах Йена промелькнуло что-то вроде ревности. Неужели он ревнует ее к старому проповеднику только из-за того, что она дружески улыбнулась ему? Впрочем, скорее всего это просто ее воображение. Йен всегда смотрел на нее лишь как на обузу. А она еще тешила себя надеждой, что этот человек к ней неравнодушен! Да, провести с ней ночку-другую он был бы не прочь – но разве об этом она мечтала?

– Эсме, – произнес отец Тэйлор, – если вы чувствуете потребность рассказать, что произошло сегодня утром, то я готов вас выслушать. В конце концов, выслушивать исповеди – моя профессия!

Эти слова словно вывели Эсме из оцепенения. Ум ее был так занят, что она почти успела забыть, что же, собственно, произошло этим утром, и до нее не сразу дошло, что проповедник имеет в виду нападение Хенли. Она не сомневалась, что Тэйлор лишь искренне желал помочь ей, но его слова вызвали обратный эффект. До ее сознания только сейчас дошло главное: собравшиеся на палубе знают о том, что этот мерзавец едва не изнасиловал ее. Никогда еще Эсме не чувствовала себя такой подавленной. Если бы Хенли восстал из гроба и снова дотронулся до нее своими грязными лапами, это для нее было бы, пожалуй, меньшим унижением, чем отчитываться сейчас перед целой толпой мужчин о том, о чем Эсме меньше всего хотелось бы вспоминать даже наедине с собой.

Очевидно, отец Тэйлор уловил ее смущение, и на его лице отразилось сожаление, вызванное тем, что он, не подумав, предложил ей эту исповедь.

Йен тоже заметил, как притихла Эсме.

– Пожалуй, – произнес он, – не стоит заставлять мисс Монтроуз лишний раз вспоминать о случившемся, ваше преподобие. – Посол поднялся из-за стола. – Тебя проводить в твою каюту, красавица?

Эсме огляделась вокруг. Мужчины взирали на нее с явным сочувствием. Знали бы они, как унижают ее своей жалостью!

«Если они и дальше будут продолжать так смотреть на меня, – подумала она, – то как я смогу избавиться от воспоминаний об этом отвратительном эпизоде?»

Желая загладить свою вину и решив, что Эсме лучше сейчас отвлечься на что-то другое, священник бодро произнес:

– Мисс Монтроуз, давайте считать, что наше празднование Рождества не отменяется. А если так, то не пора ли начать украшать нашу елку?

Эсме уже готова была отказаться – как можно веселиться после всего, что случилось? – но затем решила, что Тэйлор прав: в такой ситуации действительно лучше всего переключиться на что-нибудь веселое!

– Разумеется, – она благодарно кивнула проповеднику, – кто сказал, что праздник отменяется?

Неожиданно Эсме заметила, что посол по-прежнему выжидательно смотрит на нее.

– Ты что-то хотел сказать? – нахмурилась она.

– Да так, ничего… – Йен обвел взглядом всю компанию. – Веселитесь, господа, наряжайте елку, но если вздумаете нарядить меня Санта-Клаусом, то я – пас!

Эсме поднялась и тут же невольно вскрикнула от резкой боли в ноге. К счастью, Гарольд вовремя успел подхватить ее. Поддерживаемая с двух сторон атташе и священником, Эсме кое-как добралась до каюты. Но, даже покидая палубу, она чувствовала, что глаза Йена неотступно смотрят ей вслед…

Проснувшись, Эсме первым делом вспомнила о том, что сегодня Рождество. Даже несмотря на случившееся накануне и на то, что она сейчас находилась за сто верст от цивилизации, Эсме не могла не радоваться Рождеству и тому, что ей все-таки удалось уговорить мужчин его отпраздновать. Ей хотелось праздника – хотя бы ради того, чтобы лишний раз убедиться: жизнь все-таки не составляют одни лишь однообразные будни, которые порой убивают волю к жизни даже сильнее, чем любая опасная ситуация, и человечество не состоит из одних грубых животных вроде этого Хенли… Преподобный Тэйлор и Гарольд, видимо, постарались понять ее желание праздника, и Эсме не могла не чувствовать к ним благодарности.

Она отодвинула полог, защищавший ее ночью от комаров, и осторожно потрогала щиколотку. К счастью, бинт, которым ее накануне перевязал Гарольд, не развязался, и Эсме легко спрыгнула с кровати, радуясь тому, что нога уже почти не болит. Должно быть, она просто преувеличила серьезность своей травмы – у страха, как известно, глаза велики.

Одеться для Эсме тоже не составило труда. Единственной сложностью оказалось то, что платье ее имело застежку в виде ряда мелких пуговичек на спине. Ей пришлось немало помучиться, пока она наконец не застегнула их все.

Эсме взглянула в зеркало на свои волнистые волосы, спускавшиеся до плеч, ко ни закалывать, ни заплетать их не стала, поскольку единственную ленту из косички «Лека» она оставила у злополучного ручья.

Осторожно выскользнув из каюты, Эсме огляделась вокруг. Никого. Стараясь не шуметь, она прошла на палубу, туда, где стояла «елка», словно опасаясь, что за ночь ее кто-то мог украсть. Но все по-прежнему было на своем месте. Ей вспомнилось, как вместе с Гарольдом и с его преподобием она накануне украшала «елку». Сначала ей пришлось подрезать ветви, чтобы придать деревцу более аккуратный вид; затем она занялась изготовлением гирлянд из набранных в лесу красных ягод, а Гарольд и преподобный отправились в свои каюты в поисках чего-нибудь, что можно было использовать в качестве елочных игрушек. Эсме от души рассмеялась, когда они предложили в качестве таковых свои носовые платки; но Годфри перещеголял и их, предложив повесить на елку роскошные булавки для галстуков, к которым он имел явную слабость. После празднования Годфри предполагал сразу же снять их, ибо опасался, что в противном случае булавки кто-нибудь прикарманит.

Все эти приятные хлопоты, сопровождаемые шутками и смехом, заставили Эсме забыть ужасы вчерашнего дня. Даже когда посреди всего этого веселья возникла мрачная физиономия Йена; потребовавшего, чтобы Эсме с ее травмой немедленно ложилась в постель и не занималась всякой ерундой, это ничуть не испортило ей настроение, и она по-прежнему продолжала веселиться, глядя на весело блестевшие на «елке» булавки Годфри и на развевающиеся на ветру носовые платки.

Впрочем, для того чтобы любоваться елкой, у Эсме оставалось не так много времени: ее еще ждали хлопоты на кухне, ведь после смерти Хенли экипаж остался без кока. Йен собирался нанять нового кока в ближайшей деревне, но Эсме не хотелось ждать. В конце концов, что за Рождество без роскошного обеда!

Впрочем, особо готовить ей не пришлось. В кладовой Хенли оказалось два больших копченых окорока, которые не требовали дополнительной обработки – их оставалось только порезать.

Среди запасов Хенли Эсме также обнаружила печенье, свежие фрукты и даже спелое манго, хотя для него был еще не сезон. Закатав рукава, она энергично принялась за сервировку.

– Доброе утро, – раздался рядом знакомый голос. Увлекшись работой, Эсме не заметила Йена, который, стоя за ее спиной, с неподдельным интересом наблюдал за ней.

Судя по его виду, он только что искупался, скорее всего, в том же самом ручье. На Йене не было ни сюртука, ни жилета, лишь намокшая рубаха, распахнутая на могучей груди. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки, покрытые золотистым пушком.

– Я.принес твою одежду, – небрежно сообщил он и протянул ей аккуратный сверток. Куртка, штаны и даже лента для косы – все это было немного запачкано, но еще вполне годилось для употребления.

– Что ж, спасибо! – Отвернувшись, Эсме снова принялась резать фрукты, но пристальный взгляд Йена не давал ей сосредоточиться.

– Чем это ты тут занимаешься, красавица? – как бы невзначай спросил он.

– Обедом, ваше сиятельство, – съязвила она. – И если желаете, чтобы он удался, я попросила бы вас не мешать мне!

Йен отодвинул тарелку с манго подальше от Эсме и вынул из ее руки нож. Подхватив девушку точно пушинку, он повернул ее лицом к себе.

Эсме недоуменно взглянула на него.

– Послушай, детка, – Йен прищурился, – нам вовсе нет нужды делать из тебя кухонную рабыню. У нас много консервов – обойдемся ими!

– Питаться консервами, когда мы вполне можем устроить роскошный праздничный стол? Поверь, мне это совсем не сложно! Или, может, ты боишься, как бы я тебя не отравила?

– После того, как я спас твою жизнь? Это было бы черной неблагодарностью! – Йен взял липкую от сока, руку Эсме и поднес ее к губам, но не поцеловал, а начал по очереди слизывать сок с ее пальцев.

Когда он дошел до мизинца, Эсме решительно выдернула руку, и Йен добродушно усмехнулся:

– Все еще дуешься на меня за то, что я по-прежнему собираюсь сдать тебя в консульство и сообщить о тебе твоему папаше? – Ловким движением, словно фокусник, он выудил из-за спины букет диких орхидей и с шутливым поклоном протянул их Эсме.

Глаза ее изумленно расширились.

– Извини, дорогая, в наших походных условиях это единственный подарок, который я смог найти!

Как ни старался Йен придать голосу шутливый оттенок, Эсме без труда уловила в нем нотки нежности. Дрожащими от волнения руками она взяла букет и, уткнувшись в него носом, ощутила слабый запах.

Осторожно положив букет на стол, Эсме благодарно посмотрела на посла. От насмешки в его взгляде не осталось и следа – теперь он был полон теплоты и сочувствия.

– Ты знаешь, что это самый лучший рождественский подарок, который мне когда-либо дарили? – невольно вырвалось у нее.

Йен осторожно обнял ее за талию, но даже этот невинный жест не на шутку напугал Эсме.

– Не дергайся так, я ведь не кусаюсь! Может быть, ты все-таки отблагодаришь меня за подарок?

Стоило Эсме услышать эти слова, как все ее чувство благодарности мгновенно испарилось.

– Так вот зачем ты принес мне эти цветы? – Она попыталась вырваться, но руки Йена крепко держали ее. – Можешь забрать их обратно!

– Черт побери! – Йен недовольно поморщился. – Я, кажется, и не стар, и не урод – во всяком случае, по сравнению с твоим Майклзом… Почему же ты мне тогда отказываешь в том, в чем не отказываешь ему? Неужели я так тебе противен?

Резко отстранившись от него, Эсме снова попыталась освободиться, но Йен, еще крепче прижав ее к себе, коснулся губами ее губ. Эсме заставила себя не отвечать на этот поцелуй, несмотря на то что ей хотелось, забыв обо всем, простив Йена за все его колкости, как можно дольше ощущать кружившее голову прикосновение его сильных рук и дерзких, умелых губ…

Тряхнув головой, она таки сумела оторвать свои губы от губ Йена.

– Да, ты хуже Майклза! – прошипела. Эсме. – Майклз хотя бы готов сочетаться со мной законным браком, ты же не предлагаешь и этого – ты вообще ничего не предлагаешь мне и ведешь себя так, словно имеешь полное право обладать мною! Но право твое ни на чем не основано, кроме твоей собственной похоти – кроме нее, ты ничего не знаешь и не хочешь знать! А это твое мнение обо мне как о женщине с опытом… Не стану уверять, что все это сплетни, – переубедить тебя все равно невозможно, но, будь я и такой, какой меня хотят выставить мои недоброжелатели, я все-таки не вещь, а человек со свободной волей и, значит, хочу – уступаю тебе, хочу – нет! – Слезы градом катились по щекам Эсме, и остановить их она уже не могла, как и прервать свою гневную тираду: – Конечно, я благодарна тебе за цветы и за то, что ты спас мне жизнь, но за такую плату я бы, пожалуй, не стала звать тебя на помощь!

– Послушай, девочка… – Рука посла протянулась, чтобы смахнуть с ее щеки слезу, но Эсме отпрянула от нее, словно от ядовитой змеи.

– Не прикасайся ко мне! Нам осталось провести вместе всего несколько дней – когда мы прибудем в Чингмэй, ты сдашь меня властям, словно преступницу. После этого мы расстанемся навсегда, но, пока у меня нет выбора, я настоятельно прошу тебя оставить меня в покое. Ты хочешь отослать меня обратно к жениху, которого я презираю, и одновременно хочешь добиться моей взаимности – разве это не мерзко? Неужели ты всерьез веришь, что после этого я способна уступить твоему желанию по своей воле?

– Да пойми же, наконец! – Приподняв рукой ее подбородок, Йен заставил Эсме посмотреть ему в глаза. – С тех пор как ты ступила на этот пароход, я считаю своим долгом оберегать тебя и не могу позволить, чтобы ты оказалась в Чингмэе без родных и без гроша в кармане… Неужели тебе это не ясно?

Подняв взгляд, Эсме с удивлением увидела в глазах Йена искреннее сочувствие. Усилием воли она постаралась отогнать наваждение. Разумеется, послу не хочется расставаться с ней, но не надо тешить себя иллюзиями. Вряд ли лорд Уинтроп испытывает к ней хоть что-то, кроме сексуального влечения.

– Я все время пытаюсь понять тебя, Йен, – тихо проговорила она, – но пока вижу лишь одно: ты упорно хочешь вернуть меня Майклзу! Не важно, что ты не собираешься передавать меня ему лично, так сказать, «из рук в руки». Если ты сдашь меня в консульство, они непременно свяжутся с моим отцом, и он снова начнет настаивать на этом браке. И после этого ты хочешь, чтобы я не презирала тебя?

Рука Йена отпустила подбородок Эсме, и он, выпрямившись во весь рост, напоминал теперь одну из огромных статуй Будды, каких было много в Бангкоке. Рука его резко вытянулась, словно говоря: «Убирайся вон!» Эсме поняла, что сейчас он выплеснет на нее новый поток обвинений, и уже приготовилась к словесной атаке, но тут за спиной посла раздались чьи-то шаги. Хотя Йен, казалось, занимал собой всю кухню, Эсме все же смогла разглядеть за ним щуплую фигуру проповедника.

– Доброе утро, ваше преподобие! – громко произнесла она. Несмотря на то, что Йен сразу все понял, он даже не сдвинулся с места.

Отец Тэйлор с некоторым подозрением посмотрел на взволнованное, раскрасневшееся лицо девушки. Лица лорда Уинтропа он не видел, но по его позе мог догадаться, что посол находится далеко не в лучшем расположении духа.

– Доброе утро, дитя мое! – Улыбка проповедника лучилась добротой. – Вот пришел узнать, не нужна ли вам помощь по кухне…

– Я была бы очень признательна вам, ваше преподобие! Эсме не мешкая направилась к Тэйлору; но, чтобы подойти к нему, ей нужно было сперва миновать посла. Когда она проходила мимо него, тот протянул руку, чтобы перехватить ее запястье, но Эсме с таким презрением взглянула на него, что Йену пришлось оставить свою затею – в присутствии проповедника он не мог позволить себе слишком распоясываться.

– Нужно сходить на другой пароход и принести кое-что оттуда, – как ни в чем не бывало обратилась Эсме к священнику, – но для этого мне потребуется помощь.

– Немедленно сядь! – приказал Йен. – Я принесу все, что надо, а его преподобие, думаю, не откажется помочь тебе здесь.

– Хорошо, спасибо. – Стараясь, чтобы голос не выдал ее, Эсме перечислила все, что могло ей понадобиться.

– Похоже, я не ошибся, – покачал головой Тэйлор, когда Йен удалился, – лорд Уинтроп явно неравнодушен к вам, хотя и пытается уверить всех – и себя в том числе – в обратном!

– И да, и нет. – Эсме печально улыбнулась. – Его сиятельство, может быть, и питает ко мне определенный интерес, но не больше, чем все остальные мужчины.

Священник взял ее ладонь в свои узловатые руки:

– А вам поначалу казалось, что больше?

– Ну… – Эсме запнулась, сама толком не зная, что именно ей казалось. Что Йен смягчится? Да, она надеялась на это… Он спас ее от Хенли, но потому ли, что был неравнодушен к ней? Хотелось бы верить…

– Не важно, что мне казалось, ваше преподобие, – проговорила она наконец.

– Еще как важно, дитя мое. – Тэйлор дружески сжал ее руку. – Уверяю, его сиятельство очень сильно заботится о вас. Конечно, он еще сам не свыкся с этой ролью. Лорд Уинтроп привык чувствовать себя ответственным за политику, за страну, за то, чтобы все, как говорится, могли спокойно трудиться под мирным небом, но не за конкретных людей и уж тем более не за молодых женщин. Поверьте, Эсме, ему трудна эта роль – бороться с собой, когда вы, дитя мое, так восхитительно прелестны!

Эсме с удивлением посмотрела на священника.

– Не удивляйтесь, дитя мое! Вы считаете, что если я стар и к тому же служитель Божий, то не замечаю подобных вещей. У меня ведь когда-то была жена, Эсме… – Глаза старика затуманились. – Красивая, гордая женщина… Если бы не нелепый случай… И вот с тех пор я один – никто так и не смог заменить ее в моем сердце.

– Так она погибла? – вырвалась у Эсме. – Какая жалость! Я и не знала, ваше преподобие…

– Это было так давно… – Тэйлор покачал головой. – Но я отлично помню, каково любить прекрасную молодую женщину – и бояться своей любви. Именно это сейчас происходит с его сиятельством…

Опустив взгляд, Эсме нервно теребила салфетку на столе.

– Но Йен… лорд Уинтроп… Он не любит меня… Он считает, что я… Я даже не решусь повторить, что он думает, ваше преподобие!

– Простите, дитя мое, но Гарольд уже рассказал мне, что заставило вас покинуть Бангкок…

Эсме сверкнула глазами:

– Все эти сплетни обо мне и мистере Раштоне – как и обо мне и его сиятельстве – наглая ложь!

– Уверяю вас, ни я, ни господин атташе не склонны им верить. Мой жизненный опыт подсказывает мне, что вы невинны – иначе бы не сопротивлялись так лорду Уинтропу!

– Хотелось бы мне, чтобы и Йен в это верил, вместо того чтобы верить всяким грязным сплетням! Он хочет… он только хочет…

Эсме запнулась: как сказать проповеднику, что Йен не испытывает к ней ничего, кроме сексуального влечения? Впрочем, скорее всего ее проницательный собеседник и так уже все понял.

– Поверьте, мужчине часто бывает сложно отличить любовь от плотского влечения, – мягко заметил отец Тэйлор, – но я уверен, что со временем его сиятельство сумеет разобраться в себе…

– Может быть, со временем он и разобрался бы, да вот времени-то как раз и нет, – фыркнула Эсме. – Скоро мы прибудем в Чингмэй, а дальше посольство вернет меня отцу, и затем свадьба. Я должна буду выйти замуж за человека, которого презираю!

На лице проповедника отразилось искреннее сочувствие.

Не волнуйтесь так, дитя мое! Я уверен, что лорд Уинтроп еще удивит вас!

Удивит? Эсме задумалась.

– Хотелось бы верить, – наконец проговорила она. – Но пока я вижу совсем другое.

Отец Тэйлор, молчал. Впервые ему, выслушавшему за свою жизнь не одну сотню исповедей и всегда находившему слова утешения, нечего было сказать.

Глава 14

Праздничный обед получился даже еще более роскошным, чем ожидала Эсме. Слегка поджаренная ветчина была мягкой и сочной, а с картошкой и салатом из экзотических фруктов она и вовсе казалась пищей богов.

Эсме думала, что за обедом Йен будет сидеть все с той же мрачной миной на лице, но он, если и был не в духе, отлично это скрывал. Хотя на столе не было традиционных индейки и сливового пудинга, все веселились от души. При этом мужчины упорно не снимали строгих черных фраков, в которые облачились по случаю праздника, несмотря на то, что это заставляло их изрядно потеть.

Увы, всему когда-нибудь приходит конец. Когда застолье было закончено и тарелки вымыты, Эсме устало присела в стоявшее на палубе кресло, радуясь тому, что ее спутники ушли на охоту и она осталась одна.

Она лениво наблюдала за тем, как на одном из росших на берегу деревьев шумно верещала, очевидно, что-то не поделив, стая обезьян. Их забавные ужимки заставляли Эсме, забыв обо всем, громко смеяться.

– Забавные создания, верно? – раздался за спиной Эсме чей-то голос. – Надо сказать, весьма сообразительные…

От неожиданности Эсме чуть не подскочила. Обернувшись, она увидела Чена.

– Я думала, вы пошли вместе со всеми… – проговорила она, стараясь не выдать своего испуга. После всего, что посол рассказывал о своем секретаре, Эсме начала побаиваться этого человека.

– Я не любитель охоты, мисс, так как вырос в городе и нечасто общался с дикой природой.

Эсме молчала. Интересно, что нужно от нее этому китайцу?

Наконец Чен заговорил снова:

– Сказать по правде, вы очень ловко провели меня, мисс, переодевшись Леком! Я бы ни за что не догадался, что на самом деле нанимаю на пароход женщину!

– Надеюсь, вы уже простили меня, мистер Чен? Обманывать, конечно, нехорошо, но у меня не было другого выхода…

– О, разумеется, я не сержусь на вас… но… Честно говоря, – Чен прищурил свои и без того узкие глазки, – меня очень интересует один вопрос: как долго вам удавалось водить за нос лорда Уинтропа? Или он сразу вас раскусил?

Эсме отлично понимала, что Ченом сейчас движет нечто куда большее, чем праздное любопытство, но намекать на это Чену было отнюдь не в ее интересах.

– Его сиятельство все понял в тот момент; когда обыскивал мою каюту и обнаружил в ней женское платье. У его сиятельства пропали какие-то бумаги – вы ведь помните тот случай?

– Конечно помню. – Выражение лица Чена оставалось непроницаемым, но Эсме чувствовала, что эта бесстрастность напускная. – И я по-прежнему склонен подозревать Хенли. Его сиятельство что-нибудь говорил вам об этих бумагах?

– Да Бог с ними, с бумагами! Насколько я могу судить, его сиятельство не слишком расстроен – бумаги, как он говорит, не очень важные…

Эсме рассмеялась, и китаец угодливо захихикал ей в ответ. Потом снова воцарилась тишина.

– Сказать по правде, – в голосе Чена зазвучало сочувствие, – я ведь вполне понимаю, почему вы не спешите замуж за этого Майклза.

– Так вы знаете его?

На мгновение Эсме показалось, что самообладание изменило китайцу, и в его глазах мелькнул тревожный огонек. Впрочем, уже в следующее мгновение лицо его снова обрело бесстрастное выражение.

– Лично не знаком, – равнодушно произнес он, – но наслышан. Молодой красивой девушке идти замуж за такого старика…

– Не так уж он и стар… И вообще дело вовсе не в этом…

– Так в чем же?

– Видите ли, мистер Майклз пугает меня… сама не знаю чем. К тому же я не люблю его. Возможно, вам это трудно понять – у вас, китайцев, браки обычно заключаются родителями, но у нас, европейцев, все не так… Во всяком случае, мои отец и мать – я это знаю точно – женились по любви!

– Отчего же, я вполне могу понять… Кстати, о вашей матери: я заметил, что ни вы, ни другие почему-то ни разу не упоминали ее в разговорах – только вашего отца… Почему?

Столь откровенное любопытство Чена показалось Эсме бестактным.

– Моя мама умерла. – Тон, которым она произнесла эту фразу, словно просил избавить ее от дальнейших расспросов. Чен как будто хотел прибавить что-то еще, но передумал.

Вновь воцарившаяся тишина казалась Эсме невыносимой, но, к счастью, она продлилась недолго. За спиной ее словно призрак возник Йен – это произошло так неожиданно, что Эсме даже вскрикнула:

– Черт побери, ты меня напугал! Я-то думала, вы все ушли на охоту…

Лишь после того, как Эсме произнесла эти слова, до нее дошло, что не стоило, пожалуй, в присутствии Чена обращаться к лорду Уинтропу на ты, да к тому же так фамильярно…

– Почему я не на охоте? – Посол улыбнулся. – Этот же вопрос я хотел бы задать моему секретарю! – Голос его звучал беспечно, но стальной блеск в глазах заставил Эсме насторожиться.

– Я не люблю охотиться, ваше сиятельство, – ответил Чен, – и надеялся, что мисс Монтроуз составит мне компанию…

– Вынужден разочаровать тебя, друг мой. Как раз сейчас я собираюсь пригласить мисс Монтроуз на прогулку в лес.

– Как – в лес? – удивилась Эсме. – Но я тоже не люблю охоту!

– А. я и не зову тебя на охоту. Я хочу преподать тебе несколько уроков самообороны и научить управляться с ножом.

Удивление Эсме росло с каждой минутой.

– Разве ты еще не поняла, – Йен прищурился, – что тебе не мешало бы уметь защищаться от типов, подобных Хенли?

Эсме вовсе не хотелось, идти с Йеной в лес, но оставаться с Чеком ей хотелось еще меньше. К тому же если ей предстоит жить в этом жестоком мире совсем одной, то, возможно, когда-нибудь навыки, преподанные Йеном, она и впрямь сможет применить на деле!

– Что ж, ты прав, мало ли что еще может случиться! – Эсме поднялась с кресла. – Только одно условие, Йен…

– И какое же?

– Обещай не смеяться надо мной, если на первых порах у меня будет не все получаться.

– Обещаю. – Губы посла чуть изогнулись в улыбке. – Обещаю, как бы неуклюжа ты ни была! – Он взял ее под руку.

– Погоди… Есть еще одно условие.

– Что на этот раз?

– Обещай, что не будешь целовать меня.

– Хорошо. Клянусь могилой моей матери и призываю Чена в свидетели!

Негодуя на Йена за его вечную несерьезность, Эсме тем не менее отправилась с ним на берег и даже разрешила поддерживать ее за талию – впрочем, потому лишь, что нога ее еще побаливала и ходить без посторонней помощи ей было сложно.

– Скажи-ка мне, красавица, о чем так увлеченно разговаривал с тобой Чен? – поинтересовался Йен, как только они отошли от парохода на достаточное расстояние.

– Ну, он спрашивал, кого ты подозреваешь в краже бумаг…

Йен нахмурился:

– И что ты ему сказала?

– Что ничего не знаю об этом.

– И все? Больше Чен не задавал никаких вопросов?

– Нет, не все. Еще он спрашивал про моих родителей…

– А. почему он вдруг ими так заинтересовался?

– Понятия не имею! Хотя… – Эсме напрягла память. – Помнишь, ты упоминал о том, что Чен устраняет тех, кто по его милости попал под подозрение, обставляя их смерть как самоубийство? Так вот, с тех пор я все время думаю о своей матери…

– Ничего не понимаю! Она-то здесь при чем?

– Дело в том, что смерть матери вроде бы была самоубийством – об этом сказал мне отец. Он даже показал мне предсмертную записку, написанную ее рукой… Тем не менее, я все равно в это не верю! Зачем было моей матери убивать себя? С какой стати?

– Ты полагаешь, что знаешь о ней все? Родители порой умеют хорошо скрывать от детей свои секреты!

– То же самое, почти слово в слово, мне говорил отец, но я все равно не верю. В записке было сказано, что она любит другого человека, но… Мама всегда любила только отца. Она никогда не предала бы его, это на нее совсем не похоже!

Йен прищурился:

– А твой отец, он тоже не верит в измену жены?

– Он-то как раз верит. Но никакой измены быть не могло!

– Это ты так думаешь. Мистер Монтроуз, конечно же, хорошо все проверил.

Эсме на мгновение задумалась. Возможно, Йен прав, и она просто привыкла идеализировать свою мать? Нет, не может быть! Ее мать не была на это способна. Кто угодно, только не Рене Монтроуз!

– И все-таки я не верю, – настойчиво проговорила она. – Уверяю тебя, моя мать была незаурядной женщиной!

– Иногда люди оказываются способны на самые неожиданные поступки…

«Что верно, то верно! – подумала Эсме. – Взять хотя бы моего отца: мне всю жизнь казалось, что я хорошо знаю его, и вдруг в одночасье он совершенно изменился. Раньше мне раз решалось все, а теперь он вдруг решил держать меня в ежовых рукавицах… Или, может быть, мне лишь казалось, что я его знаю?»

Погруженная в свои невеселые мысли, Эсме не заметили, как они вышли на полянку, похожую на ту, где на нее нашел Хенли. Это сразу заставило ее выйти из забытья – в памяти снова ярко ожили события того злополучного утра…

Она покосилась на посла. Тот пристально наблюдал за нем, словно знал, о чем она думает. Хотя эта способность Йена проникать в ее мысли, догадываться о любом ее настроении по-прежнему раздражала Эсме, на этот раз она решила сдержаться.

– Ну что ж, – громко произнес он, – начнем?

Эсме кивнула.

Взяв руку девушки, Йен вложил в нее рукоятку кинжала, сделанную из слоновой кости и украшенную изящной резьбой. Кинжал был так тяжел, что Эсме едва не уронила его. Впрочем, возможно, причиной тому была не тяжесть, а то, что в кинжале Эсме узнала то самое оружие, которым был убит Хенли. Она вдруг живо представила окровавленный кинжал, торчащий из его спины…

– Извини, дорогая, – Йен словно прочитал ее мысли, – я мог бы предложить тебе какой-нибудь другой из своих кинжалов, но этот самый легкий из всех, какие мне удалось найти. Я думаю, ты вполне сможешь носить его в кожаных ножнах, прикрепленных к ноге.

– Ты что, даришь его мне?

– Разумеется, дарю! У меня есть другие, и я могу себе купить еще кинжал, если понадобится. Просто я хочу, чтобы ты чувствовала себя защищенной…

– Ну да, сейчас опять начнешь говорить, что несешь за меня ответственность и все такое… – поморщилась она.

– В общем-то ты права. – Он пристально посмотрел на нее, и Эсме поежилась. И почему это взгляд Йена всякий раз заставляет ее напрягаться?

– Так начинаем или нет? – с вызовом спросила она.

– Начинаем!

Встав за спиной Эсме, Йен правой рукой взял ее за запястье, левую же положил ей на талию, словно она уже много лет была его женой или любовницей и обнимать ее для него было делом привычным.

Эсме невольно подобралась.

– Не напрягайся, – скомандовал он. – Ты не сможешь как следует владеть кинжалом, если тело у тебя будет как деревянное!

Она постаралась расслабиться, хотя от близости этого мужчины у нее перехватывало дыхание. Вскоре, однако, она уже не вспоминала о своей неловкости – Йен оказался прекрасным тренером, и урок целиком захватил ее, заставив забыть обо всем остальном. Ее учитель отдавал ей резкие, отрывистые команды, словно она тоже была мужчиной; он манипулировал ее рукой, показывая, как надо наносить тот или иной удар, так что, в конце концов, у Эсме начало болеть запястье. Посол не скупился на похвалу, если ей что-то удавалось, но беспощадно критиковал ее, когда она совершала промахи.

Девушка снова и снова направляла нож в стволы деревьев, в бревна, лежавшие на земле, и даже в землю, стараясь, чтобы он воткнулся. Ей казалось, что урок длился уже не один час; рука ее устала бросать нож, а от наставлений Йена болели уши… однако успехи были налицо.

– Ну что ж, неплохо для начала! – деловито резюмировал посол, когда совершенно обессиленная Эсме отбросила кинжал в сторону и рухнула на траву. – Но тебе надо еще много работать.

– Поработаю, Йен, поработаю! – с трудом выдохнула она. – Но только не сейчас – у меня уже все тело болит и в глазах темно!

Лорд Уинтроп огляделся вокруг и кивнул.

– Ты права, – проговорил он, – урок и так уже занял гораздо больше времени, чем я изначально планировал. Передохнем немного, и в обратный путь – скоро уже начнет темнеть!

– Я согласна, – пробормотала Эсме, массируя затекшее запястье.

– То, чем мы с тобой занимались сегодня, – это самое простое. Теперь тебе надо научиться вонзать нож в противника, – продолжил Йен. – Будь у тебя при нападении Хенли нож и умей ты с ним обращаться, моя помощь тебе вряд ли понадобилась бы. Нож, кстати, лучше всего направлять под ребра…

– Какой ужас! – Эсме поморщилась. – Не думаю, что я когда-нибудь смогу…

– Ты хочешь сказать, что, защищаясь, не стала бы убивать Хенли, даже если бы у тебя был нож?

Эсме вспомнила то отвращение, которое ей пришлось испытать, когда кок навалился на нее. В ту минуту она действительно убила бы его, если бы могла.

– Пожалуй, – кивнула она, – все-таки смогла бы.

– Вот и хорошо, – подытожил Йен, хотя Эсме не была уверена, что это действительно хорошо.

Расстегнув жилет, лорд Уинтроп извлек из-под него ремень с кожаными ножнами. Вложив в них подаренный Эсме кинжал, он подогнал ремень так, чтобы его можно было легко закрепить, и дотронулся до ноги Эсме.

– Не надо, я сама, – запротестовала она, но Йен быстро задрал ей юбки и пристегнул ремень к ноге. Вынув перочинный нож, он принялся обрезать лишнюю часть ремня…

– О нет! – воскликнула Эсме.

– Но почему? Будет болтаться, мешать.

– А вдруг ты потом захочешь снова взять ремень себе?

– Зачем? Я уже сказал – это подарок.

В самой фразе, а может быть, в тоне, каким она произносилась, Эсме почудился намек на то, что Йен собирается с ней расстаться, и она обиженно замолчала.

Тем временем Йен не спешил оправлять ей юбки: вместо этого он начал гладить ее ногу. Каждое его прикосновение заставляло Эсме вздрагивать, но она была не в силах противиться – не оттого что искушение было так уж велико, просто она слишком устала, и ей не хотелось шевелиться.

Наконец Эсме все же нашла в себе силы остановить руку Йена.

– Уже поздно, – прошептала она. – Нам пора возвращаться!

Вопреки ее ожиданиям Йен не стал спорить и помог ей подняться на ноги.

Весь обратный путь они прошли молча. Эсме опиралась на руку Йена, и его близость кружила ей голову, хотя она и не хотела признаваться себе в этом. Через несколько дней он отдаст ее Уильяму Майклзу, но сейчас ей это было безразлично, и она даже не ругала себя за это.

После своего внезапного разоблачения Эсме уже не могла, не вызывая подозрения, расспрашивать членов команды о причинах аварии: те и так уже считали себя посрамленными, ибо, несмотря на то что они довольно много общались с Леком, ни у кого из них не возникло ощущения, что этот парень на самом деле женщина, целых две недели ими командовала женщина, и, разумеется, сиамцы сочли это для себя унизительным. Эсме продолжала исполнять работу переводчика, и матросы слушались ее, как прежде, но теперь она постоянно ощущала возникшее между ними напряжение.

Впрочем, во всем этом был еще и другой момент: полагая, что Эсме, возможно, не единственный тайный агент посла, сиамцы качали побаиваться Йена. Во всяком случае, если кто-то и заплатил им за то, чтобы они устроили аварию, последствия ее они устранили в два счета, и на следующий день после Рождества пароход, весело дымя трубой, уже продолжал свой путь. Теперь для Эсме дни пролетали быстро, один за другим. Как и обещал посол, его уроки по-прежнему продолжались. Йен настаивал на том, чтобы Эсме овладела искусством защиты в совершенстве, и каждый день по нескольку часов она посвящала тому, чтобы научиться обращаться с кинжалом с требуемым мужеством и хладнокровием. Правда, теперь эти уроки проходили не на лесной поляне, а на пароходе; палуба качалась постоянно, и это мешало сосредоточиться, но Эсме понимала, что ей, возможно, придется обороняться и в таких условиях. Чтобы она никого не поранила, вместо кинжала Йен дал ей костяной нож для разрезания бумаги.

Уроки продолжались по многу часов, пока все тело Эсме не начинало ломить от усталости. Йен же, казалось, совершенно не чувствовал утомления. В конце концов она научилась мгновенно выхватывать кинжал из ножен, перехватывать руку противника, узнала, какие места на теле человека наиболее уязвимы. Йен порой наполовину в шутку, наполовину всерьез говорил ей, что она уже научилась так ловко обращаться с оружием, что ему не хотелось бы встретиться с ней на узенькой дорожке…

Наконец настал день прибытия. Эсме стояла на палубе, когда на другом ее конце появился Йен.

– Я думаю, красавица, – заявил посол, подходя к ней вплотную, – на какое-то время тебе лучше снова переодеться Леком.

– Но зачем? – удивилась она.

– А зачем лишний раз привлекать к тебе внимание? Я обсудил этот вопрос с отцом Тэйлором. Он считает, что это лучший способ не вызвать подозрений, когда мы прибудем в порт. Если ты снова облачишься в эту мешковатую робу, закроешь глаза очками и будешь ходить ссутулившись, на тебя никто не обратит особого внимания. Можешь даже не гримироваться и не утягивать грудь…

И тут Эсме решилась наконец задать вопрос, который в последнее время мучил ее больше всего:

– А что ты собираешься делать со мной дальше?

– Мой план таков: когда мы сойдем с парохода, Годфри отвезет тебя в гостиницу и снимет тебе номер. Там ты проведешь ночь, а наутро снова «превратишься» в женщину. На следующий день мы сделаем вид, что я якобы случайно встретил тебя за обедом. Затем я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы в консульстве тебе помогли подыскать место учительницы и позаботились о тебе, пока ты не обустроишься как следует. Надеюсь, возражений нет?

Эсме помотала головой: подобный расклад ее вполне устраивал. Если все сложится именно так, это предоставит ей большую степень свободы, и она наверняка сможет найти себе в Чингмэе работу по душе. Может быть, к тому времени, когда Йен вернется в Бангкок, настроение его изменится и он не станет раскрывать отцу ее местонахождение.

Впрочем, уже следующая фраза посла пошатнула ее надежду.

– Когда я вернусь в Бангкок, – сурово произнес он, – то сразу свяжусь с твоим отцом и сообщу ему, что с тобой все в порядке.

Эсме молчала, понимая, что спорить в данном случае абсолютно бесполезно.

– Итак, я жду тебя, то есть Лека, в своей каюте. Не произнеся больше ни слова, Йен удалился.

Когда Эсме, закончив все приготовления, постучалась в каюту посла, время уже близилось к полудню. Сердце ее замирало от нетерпения – ей хотелось узнать, для чего лорд Уинтроп устроил ей эту последнюю встречу.

– Да, входи, – послышался изнутри знакомый голос.

Осторожно, словно чего-то боясь, Эсме приоткрыла дверь. Посол сидел за столом и вертел в руках костяной нож для: разрезания бумаги.

– Садись, – небрежно кивнул он на плетеное кресло. – Должен признать, – произнес Йен, когда девушка села, – ты неплохо научилась защищать себя. Настало время нашего последнего урока! – Он расстегнул жилет, под которым обнаружился кожаный ремень с ножнами и кинжалом, похожим на подаренный Эсме. – До сих пор ты училась отбивать атаки лишь безоружного противника. Но ведь он вполне может быть вооружен. – Йен поднялся. – Где твое оружие?

Задрав брючину, Эсме показала свой нож, пристегнутый к ноге.

– Отлично, – кивнул он. – Итак, я буду нападать на тебя, а ты постарайся меня разоружить. Задача ясна?

Эсме встала, с опаской поглядывая на Йена.

– Если победа будет за мной, – усмехнулась она, – могу я тебя попросить кое о чем – скажем так, в награду?

Посол пристально оглядел ее с головы до ног:

– Какую именно награду ты хочешь? Собравшись с духом, Эсме произнесла:

– Если мне удастся тебя разоружить… обещай, что не станешь сообщать моему отцу, где я!

Йен усмехнулся:

– Так ты все еще надеешься? Ладно, я подумаю… Ну, а какова будет награда, если выиграю я?

Эсме посмотрела на него не без удивления – она не ожидала, что лорд Уинтроп может что-то попросить у нее.

– Но ты ведь уже много лет умеешь обращаться с ножом, и шанс, что выиграю я, ничтожно мал!

– Не имеет значения, – тем же тоном произнес он. – Л теперь выслушай, что я прошу в качестве награды…

Эсме похолодела – она, конечно, догадывалась, чего по просит Йен. Страх, должно быть, отразился на ее лице, и посол тут же добродушно усмехнулся:

– Расслабься, это не то, о чем ты подумала! Я прошу лишь об одном поцелуе!

Эсме наконец успокоилась. Поцелуй – не такая уж большая услуга, тем более что он будет для них не первым. Но главное даже не это – если она выиграет, то получит свободу! Ради такого стоило рискнуть…

– Хорошо, – кивнула она. – Я принимаю твои условия, если ты принимаешь мои.

– Можно считать, сделка состоялась. Защищайся!

Неожиданно Йен оказался за ее спиной, но и Эсме была не промах – в мгновение ока она выхватила свой кинжал из ножен.

– Эй, поосторожнее, я еще помирать не собираюсь! – со смехом выкрикнул Йен и сделал еще один круг, пытаясь увернуться от кинжала Эсме; но она не давала ему проходу. Девушка отлично помнила один из главных уроков – не нападать первой и начинать обороняться лишь тогда, когда противник подойдет почти вплотную. Мужчина-насильник вряд ли будет ожидать от своей жертвы, что она владеет кинжалом, и внезапное сопротивление застанет его врасплох.

– Так, хорошо… – В глазах Йена горел азарт. – Подпусти меня ближе и защищайся.

Взмахнув кинжалом, Эсме заставила Йена резко увернуться, однако лезвие успело задеть его рукав.

– Так, так, отлично!

Словно сцепленные неведомой силой, они сделали еще несколько кругов в тесноте каюты, и тут, споткнувшись о койку Йена, Эсме на мгновение потеряла равновесие. Воспользовавшись этим, посол бросился на нее, но Эсме вовремя увернулась, и клинок Йена лишь полоснул по ее куртке, прорезав и ней дыру.

– Постарайся сконцентрироваться на том, что тебе действительно нужно в данный момент, и забудь обо всем остальном, – подзадоривал ее Йен. – И держи в голове все препятствия. Извини за куртку, – добавил он не без иронии.

Разумеется, Эсме не осталась в долгу.

– Ты еще пожалеешь о том, что испортил мою куртку – чинить ее я заставлю тебя. У меня нет времени – скоро мы прибудем в Чингмэй, а мне еще нужно собрать кое-какие вещички.

Совет Йена подоспел как раз вовремя – три или четыре раза Эсме снова оказывалась в такой же ситуации, но при этом ловко уворачивалась, чувствуя, куда можно отступить.

– Черт побери, а ты делаешь успехи! – В тоне посла почти не было насмешки.

– Еще бы! – с победным видом заявила она. – Я уже чувствую запах свободы!

Йен предпринял новую атаку, но Эсме, взмахнув кинжалом, распорола ткань его жилета.

– Извини за жилет, – усмехнулась она, копируя его «Извини за куртку»; но эта насмешка дорого обошлась Эсме – она всего на несколько мгновений потеряла бдительность, но их вполне хватило Йену для того, чтобы оказаться за ее спиной. И в тот же момент Эсме почувствовала железную хватку его руки, обхватившей ее талию, и холодную сталь клинка, коснувшуюся горла.

– Не расслабляйся ни на секунду, – жестко произнес Йен. – Эта секунда может стоить тебе жизни!

Теперь ей ничего не оставалось, как только, признав его правоту, горестно вздохнуть.

– Бросай оружие!

Эсме разжала руку, и кинжал упал на палубу.

– Что ж, – обреченно вздохнула она, – твоя взяла! Жаль, что это наша последняя схватка, а то я бы показала тебе, на что способна женщина, доведенная до крайности…

Эти слова напомнили обоим, что это не только их последняя схватка, но вообще их последний день вместе. Эсме чувствовала, как крепко рука Йена сжимает ее, чувствовала его горячее, неровное дыхание на своей щеке. Убрав кинжал от ее шеи, Йен отбросил его прочь. Эсме услышала звук падения, но никак не среагировала – рука Йена, только что державшая опасное оружие, теперь ласкала ее щеку.

– Пришла пора получить награду! – удовлетворенно произнес он.

Сердце Эсме отчаянно забилось, но она по-прежнему оставалась неподвижной. Притянув ее к себе, Йен, словно желая продлить наслаждение, задержал взгляд на дразнящих губах, коснулся нежных щек, от чего те сразу же вспыхнули…

Развязав ленту, стягивавшую волосы Эсме, Йен отбросил ее прочь и с наслаждением погрузил пальцы в волнистое море переливавшихся в ее руке, словно шелк, волос. Сжав их в ладони, он словно взял ее в плен и приблизил ее губы к своим.

Заключая эту необычную сделку, Эсме поклялась себе, что не станет отвечать на его поцелуй, но стоило Йену коснуться губами ее губ, как она тут же забыла свою клятву. Теперь она уже не только не хотела противиться ласкам Йена, но и не могла – все словно происходило помимо ее воли.

Рука Йена еще крепче обхватила Эсме – в этот момент он, должно быть, ощущал каждый изгиб ее тела. Во всяком случае, сама она безошибочно чувствовала, что Йен сейчас возбужден до последней степени. Сомнений в этом быть не могло – отбросив стыд, он слишком плотно прижимался к ее телу, чтобы Эсме не могла не заметить, как он напряжен.

Почувствовав отсутствие сопротивления, Йен стал действовать еще настойчивее. Язык его задержатся во рту Эсме, проникая в самые интимные его уголки. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Эсме обхватила его за шею. Желание переполняло ее, новые, неведомые доселе ощущения словно обжигали все ее тело огнем.

На мгновение Йен отодвинулся от нее, чтобы Эсме могла увидеть выражение триумфа в его глазах. Затем он погрузил свое лицо в ее волосы и начал целовать шею, потом место за ухом… и вот наконец новое слияние губ… Руки Йена начали одну за другой расстегивать пуговицы ее куртки. Закончив с курткой, он так же медленно расстегнул корсет…

– Черт побери, это самая сладкая награда, о которой я только мог мечтать! Впрочем, есть еще кое-что, послаще… – Он подхватил Эсме на руки. Слабый протест тут же был заглушён новым поцелуем. Эсме сама не заметила, как оказалась на его койке – так бережно он ее туда опустил.

Эсме отлично понимала, что произойдет, если она сейчас же не остановит его, но ей так не хотелось останавливать… Раздвинув куртку и корсет, Йен покрыл ее трепещущее тело поцелуями. Глядя, как набухают от желания ее округлые груди с маленькими розовыми сосками, он осторожно коснулся губами сначала одного соска, затем другого. Ощущения Эсме были не сравнимы ни с чем: в этот момент она готова была застонать от удовольствия.

Йен осторожно поднял голову и посмотрел на нее жадным взглядом. Ответом ему был не менее выразительный, полный нескрываемого желания взгляд.

Заметив, что он все понял, Эсме смущенно отвела глаза, но нежное прикосновение Йена к ее груди заставило ее снова посмотреть на него… И тут ей вдруг стало стыдно за свою наготу.

– Остановись, Йен! – прошептала она. – Прошу тебя…

– Остановиться? Но почему? Можно подумать, я не вижу, что ты сама этого хочешь! К тому же разве я не заслужил свою награду в честном бою?

– Награду? Ты просил всего лишь о поцелуе! – проговорила она, ощущая, как Йен целует ее в оголенное плечо.

– Черт побери, детка, неужели я не заслужил гораздо большей награды за столько недель воздержания, за все эти бессонные ночи, которые проворочался с боку на бок, грезя о тебе?! Можно подумать, я не знаю, что ты сама мечтаешь об этом!

Эсме готова была возразить, сказать, что это вовсе не так, но все ее существо словно кричало ей: «Кого ты, милая, пытаешься обмануть?»

Йен поцеловал ее в живот, щекоча языком пупок, а потом начал развязывать сложный узел, стягивающий брюки. Наконец узел поддался, и вскоре девушка уже лежала перед ним совершенно обнаженной.

Эсме словно застыла, не чувствуя сил даже на то, чтобы пошевелиться. Склонившись над ней, Йен коснулся губами самой интимной части ее тела…

И в этот момент в коридоре раздались шаги.

Йен поднял голову:

– Проклятие! Кого еще там черт принес?

Несмотря на то, что руки Йена упорно не хотели отпускать ее, Эсме начала быстро приводить одежду в порядок; и тут в дверь энергично постучали.

– Кто там? – недовольно откликнулся посол.

– Моя хотела поговорить с вами, – раздался из-за двери голос капитана-сиамца.

Йен молчал, и тогда капитан начал что-то быстро лопотать по-сиамски.

– Он говорит, минут через двадцать мы уже будем в порту, – пояснила Эсме.

Йен нахмурился.

– Хорошо, – бросил он, – скажи, что я сам подойду к нему.

Эсме перевела. Теперь, когда ей предстояло навсегда расстаться с командой парохода, она не боялась обнаружить свое присутствие в каюте Йена – ей было попросту безразлично, что этот человек подумает о ней.

За то короткое время, пока Йен и капитан обменивались репликами, Эсме успела полностью привести свою одежду в порядок и уже начала подниматься с койки, как вдруг Йен остановил ее:

– По-моему, мы еще не закончили…

– А по-моему, – сухо проговорила она, – как раз закончили, ваше сиятельство! Скоро мы будем в порту, и с этого момента наши пути расходятся! – Осторожно, но настойчиво отбросив его руку, Эсме решительно выпрямилась.

В глазах Йена мелькнула обида.

– Ты действительно хочешь, чтобы мы расстались? – Он дотронулся до ее щеки. – Неужели все, что было между нами, можно так легко зачеркнуть? – Рука Йена погладила ее волосы.

Эсме молчала.

– Не знаю, – проговорила она наконец. – Да, нам будет нелегко забыть друг друга… но мы должны, понимаешь, должны! Иначе это приведет Бог знает к чему, к катастрофе…

– Но напоследок… хотя бы один только раз… Это, я надеюсь, не приведет к катастрофе?

– Не надо, прошу тебя…

– Приему? Ради всего святого, Эсме, почему?

– Потому что… Потому что мы оба – и ты, и я – слишком этого хотим…

Йен понимал, что она имеет виду. Руки его, ласкавшие Эсме, безжизненно повисли.

– Клянусь тебе, – проговорил он, – я не уеду из Сиама, пока ты не станешь моей, Эсме Монтроуз!

– В таком случае, – усмехнулась она, – как бы тебе не пришлось провести здесь всю жизнь!

Быстро повернувшись, Эсме решительно вышла из каюты.

Глава 15

Ознакомительная лекция длилась второй час, и Йен уже начал скучать. Помощник консула Джозеф Лангленд – вертлявый человечек такого маленького роста, что напоминал гнома, – очевидно, задался целью не упустить ни одной подробности, посвящая лорда Уинтропа в текущую политическую ситуацию в Чингмэе. Впрочем, из его речи Йен узнал мало нового – с тех пор как он покинул Бангкок, в отношениях между французами и сиамцами практически ничего не изменилось: французы по-прежнему время от времени производили вылазки на территорию Сиама, пытаясь спровоцировать сиамцев на объявление войны; англичане же всеми силами пытались убедить последних, что сие им вовсе ни к чему.

– Принц Матайя очень озабочен французским присутствием в Сиаме, – тараторил Лангленд. – На прошлой неделе он хотел послать войска против французской экспедиции в Монг-Сай, и нам потребовалось немало усилий, чтобы отговорить его от этого. – Лангленд нервно потеребил свои крысиные усики. – Меня его высочество слушать не хотел, потому что я, видите ли, всего лишь вице-консул. Я пытался объяснить ему, что консул болен, но это не убедило его. В конце концов, мы остановились на том, что принц будет дожидаться вашего прибытия.

– Когда состоится моя встреча с принцем? – нетерпеливо спросил Йен.

– Уже сегодня вечером. Люди его высочества видели вас в порту, и вам незамедлительно пришло приглашение на ужин.

Йен мысленно выругался – этот вечер он намеревался провести с Эсме. После того, что случилось утром, он чувствовал настоятельную необходимость довести дело до конца, так что ему была невыносима сама мысль о том, что он должен, по крайней мере, на время, расстаться с ней. Оставлять девушку в консульстве ему тоже не хотелось, ибо тогда он не сможет общаться с ней всякий раз, когда захочет. После того как утром Эсме проявила заметную уступчивость, посол еще больше укрепился в мысли, что ему удастся уговорить ее стать его любовницей и, может быть, даже жить с ним постоянно – во всяком случае, до тех пор, пока он будет находиться в Чингмэе.

– Простите? – переспросил он, так как, погрузившись в свои мысли, не расслышал вопроса, заданного ему Ланглендом.

– Я спрашиваю, где тот парень-сиамец – ну, вы понимаете… Возможно, вы уже успели подыскать ему какое-нибудь жилье?

Йен насторожился.

– О каком это парне вы говорите? – с притворной рассеянностью переспросил он.

– Да о том, что прибыл с вами – Лек или как его там… Он, кажется, ваш переводчик?

Вот так дела! Откуда, интересно, Лангленд узнал о Леке? Йен терялся в догадках.

– А почему вы о нем спрашиваете?

С минуту Лангленд молча теребил усики, затем извлек из ящика своего стола какую-то бумагу и молча протянул ее послу.

Йен не спеша взял бумагу. Это была телеграмма, адресованная чингмэйскому консульству и посланная, судя по дате, дня через три после того, как они отплыли из Бангкока.

«Уважаемые господа! Просим задержать некоего Лека Хантачанабуна, сопровождающего его сиятельство лорда Йена Уинтропа в качестве личного переводчика, до прибытия мистера Джеймса Монтроуза, который и предоставит необходимые разъяснения».

Телеграмма была подписана Генри Раштоном.

Как ни пытался Йен сохранить самообладание, это удалось ему с большим трудом. Труднее всего ему было поверить и то, что отец Эсме, должно быть, сейчас уже направляется в Чингмэй. Неужели он хочет насильно вернуть блудную дочь в Бангкок и выдать ее замуж за этого мерзкого Майклза? Каким образом ему удалось обнаружить, что Эсме находится на пароходе Йена под видом парня-переводчика?

Впрочем, ответ здесь лежал на поверхности – подружки Эсме наверняка сразу же разболтали все ее папаше. И что теперь ему делать с беглянкой? Во всяком случае, отдавать Эсме Лангленду, не объяснив прежде все как следует, ему откровенно не хотелось.

– Ваше сиятельство? – Лангленд нетерпеливо поднял бровь.

– Я думаю, сэр. В конце концов, мне нет нужды отдавать парня вам – со мной он будет в целости и сохранности.

– Но простите, ваше сиятельство…

– Не понимаю, мистер Лангленд, в чем здесь, собственно, проблема… Я готов поклясться, что по прибытии мистера Монтроуза отдам ему Лека прямо в собственные руки, а пока… Какая разница, где парень будет находиться до этого?

– Но, сэр, речь идет об ответственности.

– Считайте, что я беру эту ответственность на себя.

Йен знал, что на самом деле Джеймсу Монтроузу небезразлично, где все это время будет находиться его чадо – в консульстве или у него. Очевидно, учитель надеется, что секрет до сих пор не раскрыт – иначе в телеграмме Эсме была бы названа своим подлинным именем. И уж конечно, он не будет в восторге, узнав, что британский посол вступил с его дочерью в интимные отношения. Кстати, телеграмма была подписана Раштоном. Не потому ли этот господин так обеспокоен судьбой своей малолетней любовницы, что собирается бросить жену и жениться на Эсме? Впрочем, вряд ли он поведал об этих своих планах ее папаше – того наверняка хватил бы удар, узнай он правду.

Йен смял телеграмму в руке. До сих пор он слабо верил, что Джеймс Монтроуз действительно постарается любыми путями выдать Эсме за Майклза, хотя девушка неоднократно уверяла его, что отец от этой идеи не отступится.

Ну уж нет, этому браку не бывать! Он еще не знал, что именно сделает, но зато готов был приложить все свои силы, лишь бы Эсме Монтроуз не вышла замуж за Уильяма Майклза. От одной мысли, что это может свершиться, у него крот стыла в жилах.

Впрочем, ему было жаль и Лангленда – этот человек и так слишком устал исполнять обязанности консула, а теперь еще новые заботы. Но Йен не мог позволить, чтобы судьбой Эсме занимался кто бы то ни было, кроме него. Он не отпустит ее от себя, по крайней мере до тех пор, пока не узнает, что именно собирается сделать с ней ее отец.

– Разве вы сами не знаете, почему мистер Монтроуз так заинтересовался этим парнем? – с надеждой спросил Лангленд.

– Кое-какие предположения у меня есть, – уклончиво ответил Йен.

Поняв, что посол не склонен посвящать его в подробности, Лангленд решил переменить тему.

– Что ж, – произнес он, – если вы ручаетесь за этого парня, надеюсь, проблем не будет.

– Вот и отлично, – поднявшись, Йен сунул телеграмму в карман жилета, – я займусь им прямо сейчас.

– Прямо сейчас? Но вы не должны забывать, что сегодня вечером вам предстоит прием у принца…

– Помню, помню… – Йен вздохнул. – Но ведь до вечера еще уйма времени… Меня кто-нибудь проводит на мою квартиру?

Выйдя из-за стола и подойдя к двери, Лангленд распахнул ее.

– Прасерт – крикнул он кому-то в коридоре. Мгновенно из-за колонны появился парнишка-сиамец лет тринадцати в сиамском военном мундире с чужого плеча. И без того потешный вид, который придавал ему мешковато сидевший на его щуплой фигуре мундир, усугублялся кривой восточной саблей, висевшей у него на боку.

Поглядев на парнишку, Йен едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Я здесь, господин Лангленд, – бойко отрапортовал подросток, выпячивая грудь. – Прасерт к вашим услугам!

Вице-консул повернулся к Йену:

– Ваше сиятельство, на данный момент это ваш денщик. Он проводит вас на квартиру.

Йен недоверчиво поднял бровь.

– Могу понять ваш скепсис, – усмехнулся Лангленд, – но, увы, других вариантов предложить не могу. Из сиамских простолюдинов почти никто не говорит по-английски, а кто познатнее, не пойдут в слуги. Не волнуйтесь, для своего возраста этот малый весьма толков. Советую тем не менее держать с ним ухо востро – все сиамцы спят и видят, как бы что-нибудь украсть.

Йен окинул своего проводника пристальным взглядом – тот старался сохранять гордый вид, даже несмотря на унизительную характеристику Лангленда.

– Скажите, – Йен пошевелил бровями, – этот конкретный сиамец что-либо украл?

– До сих пор не замечен, но…

– В таком случае, – прервал его Йен, – он мне подходит.

На лице паренька отразилось явное облегчение.

– Помни, о чем я тебе говорил! – Лангленд погрозил ему пальцем.

– Слушаюсь, господин! – Прасерт вытянулся в струнку. Лангленд хотел еще что-то добавить, но Йен, не дожидаясь, когда он заговорит, обратился к парню:

– Так мы идем или нет?

– Конечно, идем, сэр. – Прасерт сделал поворот кругом и направился к двери. Посол последовал за ним.

Как только они вышли из консульства, Прасерт явно почувствовал себя свободнее.

– Какой вы высокий, сэр! – произнес он, с восхищением рассматривая Йена. – Совсем не как господин Лангленд!

Йен едва удержался от того, чтобы не рассмеяться, – это наверняка обидело бы парня.

– Отведи меня в гостиницу для иностранцев, Прасерт, – сказал он. – А потом забери мои вещи из порта.

Глаза парня округлились.

– Вы пойдете со мной в порт, сэр?

– Думаю, это ни к чему. Разве ты один не справишься?

– Еще как справлюсь, сэр! – Лицо сиамца засияло. В этот момент он был совсем не похож на того забитого юнца, каким предстал в кабинете Лангленда.

– О чем господин Лангленд просил тебя помнить? – спросил Йен.

Прасерт замялся.

– Отвечай! – потребовал Йен. – Ты ведь теперь работаешь на меня, не забывай об этом…

– Господин говорил, – гордо вскинул голову подросток, – что вы, сэр, очень важный человек, почти такой же важный, как его высочество. Он велел Мне во всем угождать вам и ничем вас не сердить. «Иначе, – сказал он, – пеняй на себя!» – Лицо парня помрачнело. – Вообще-то господин хотел подыскать вам слугу-англичанина, потому что не доверяет сиамцам, но, во-первых, ни один англичанин здесь не понимает по-сиамски, а во-вторых, никто из них не пойдет в слуги.

– Не беспокойся, приятель! – подбодрил его Йен. – Пока у меня нет причин не доверять тебе, а там посмотрим…

– Я никогда ничего не украл! Вы можете доверять мне, сэр! Я буду делать все, что прикажете!

– Вот и отлично. – Йен пристально посмотрел в глаза сиамцу. – Дело в том, что я хочу сообщить тебе один секрет.

– Секрет, сэр? – насторожился тот.

– Видишь ли, Прасерт, – лицо Йена стало серьезным, – вместе со мной сюда прибыла одна девушка. Она попала на мой пароход, переодевшись парнем-сиамцем…

– Должно быть, она очень глупая! – немедленно решил Прасерт.

– Ну почему сразу глупая? Хотя, конечно, это было не очень умно с ее стороны… Так вот, господин Лангленд до сих пор не знает, что она девушка, – думает, что парень, и я бы предпочел, чтобы он продолжал так думать. Могу я на тебя положиться?

– А девушка красивая? – деловито осведомился Прасерт.

– Красивая. – Йен улыбнулся, вспомнив, как Эсме лежала нагой на его койке.

– Хорошо, сэр, – кивнул Прасерт, – я сохраню ваш секрет. Господин Лангленд ничего не узнает!

– Ну, спасибо, дружок!

Вскоре сиамец уже вел Йена к гостинице, по дороге отвечая на его вопросы о Чингмэе, которым, казалось, не было конца.

В вестибюле гостиницы они обнаружили Эсме, понуро сидевшую у стены, и Годфри, нервно расхаживающего взад и вперед.

– Черт побери, – набросился он на посла, едва увидев его, – наконец-то ты пришел! Дело в том, что в этой проклятой гостинице совершенно нет мест!

– Я это вижу. – Йен окинул взглядом переполненный холл.

– Придется тебе везти мисс Монтроуз в консульство. Кстати, она уже спрашивала, не найдется ли где-нибудь место школьной учительницы, и ей сказали, что учителя здесь пока не требуются. Это ее очень расстроило. Я бы уже отвез ее в консульство, но она заявила, что никуда не пойдет, пока не дождется тебя…

Йен кинул взгляд на склоненную голову Эсме – судя по ее виду, она действительно никогда не собиралась.

– Эй! – тихо позвал он.

Когда Эсме повернула голову, во взгляде ее угадывалась плохо скрываемая враждебность. Быстро поднявшись, она подошла к Йену.

– Как я поняла, ты до сих пор не отказался от своего плана? – с сарказмом проговорила она. Лицо ее казалось усталым, черты заострились, но подбородок был гордо поднят. Не такой встречи с ней хотел Йен, но выбирать не приходилось…

– На этот раз ты ошиблась, – он усмехнулся, – мои плавны изменились, и очень сильно. Если не возражаешь, мы с моим юным помощником отведем тебя на твою квартиру.

Годфри с удивлением посмотрел на посла, затем лицо его расплылось в понимающей улыбке, словно говорившей: «Знаем мы эти квартиры…» Но когда Йен кинул на него угрожающий взгляд, улыбка Годфри тут же погасла.

– Честно говоря, – обратилась Эсме к Йену, – я спросила скорее не о том, не передумал ли ты сдавать меня в консульство, а о том, собираешься ли сообщить моему отцу, где я…

– Возможно, но позже. Обстоятельства изменились. Теперь ты не можешь оставаться ни в консульстве, ни здесь, в гостинице.

Из его слов Эсме поняла лишь, что произошло нечто меняющее не только ее место жительства, но и статус.

– И в чем же, собственно, дело? – поинтересовалась она.

– Я все тебе объясню, когда мы прибудем на твою квартиру. – «Нашу квартиру», – добавил он про себя.

Эсме скрестила руки на груди:

– А я не сдвинусь ни на шаг, пока не узнаю правду!

– Что ж, в таком случае, – осклабился посол, – мне придется тащить тебя на веревке…

– Ты не посмеешь!

– Еще как посмею. И учти – никто меня не остановит, поскольку все будут думать, что ты парень-сиамец. Я скажу, что ты мой раб, и после этого никто не задаст мне ни одного вопроса.

Эсме ничего не оставалось, как признать свое поражение. Она знала, что хотя рабство в Сиаме официально запрещено, на деле оно встречается сплошь и рядом, особенно за пределами столицы. Плечи ее поникли…

– Возьми вещи, – приказал Йен Прасерту, указывая на лежащую на полу сумку.

Подросток даже не пошевелился. Йен повернулся к нему, чтобы повторить приказ, и увидел, что сиамец с изумлением смотрит на Эсме.

– Это и есть та девушка? – неловко спросил он.

– Да, а что?

– Она выглядит очень… очень…

– По-сиамски? – усмехнулся Йен.

– Нет. Я знаю, что она не сиамка.

Уже в следующее мгновение, осознав, что Йен дал ему приказ, Прасерт потянулся за сумкой, но Эсме опередила его. Вскинув сумку на плечо, она что-то произнесла по-сиамски.

– В чем дело? – подозрительно спросил Йен.

– Она сказала, что понесет сумку и будет похожа на слугу-сиамца, – перевел Прасерт, хотя знал, что Эсме и сама способна ответить. Видимо, он был удивлен логичностью слов девушки, по еще больше тем, что она так бойко говорит по-сиамски.

– Пусть делает что хочет. – Посол пожал плечами. – Так мы идем? – спросил он, обращаясь к сиамцу.

– Как прикажете, сэр.

Йен попытался взять Эсме за руку, но девушка отстранилась.

– Не бойся, – ядовито усмехнулась она, – я от тебя не сбегу!

Наконец они тронулись. Возглавлял процессию Прасерт – ведь именно он был проводником. За ним шла Эсме, гордо распрямив спину, словно ей было все равно, за кого ее примут – за парня-сиамца или за кого-нибудь еще. Йен шел позади, не в силах оторвать взгляд от ее бедер, подрагивающих при каждом шаге, и чертыхался про себя. Бог свидетель, ему не хотелось возвращать Эсме отцу и еще меньше хотелось, чтобы она вышла замуж за этого мерзкого Майклза. Но даже если отец Эсме все-таки решит расторгнуть ее помолвку – что тогда? Сможет ли Йен спокойно отпустить ее домой, понимая, что ему никогда больше не придется увидеть ее? Он знал, что не простит себе этого в течение всей оставшейся жизни. Однако на то, чтобы убедить Эсме ответить ему взаимностью, у него в запасе всего несколько дней…

Эсме не раз уже заявляла ему, что никогда не станет его любовницей. Но может быть, мелькнуло вдруг в его голове, она согласится стать его женой? Йен был готов и на это. Он осознавал, что его страсть к Эсме не сводится к одному лишь сексуальному влечению. Он хотел ее всю – не только ее тело, но и ее душу, ее любовь… И он уже успел понять, что Эсме вовсе не так доступна, как ему представлялось вначале. Вот если бы она испытывала к нему хотя бы половину той страсти, которую, вероятно, испытывает к Раштону…

Руки Йена машинально сжались в кулаки. Раштон! Эсме сделала ложный выбор – француз явно не заслуживает ее. Что еще можно сказать об этом человеке после того, как он решил помочь отцу своей любовницы выдать ее замуж за человека, которого она презирает? На такое способен лишь тот, кто напрочь лишен чести и совести. Впрочем, как знать, может быть, вся эта история с Раштоном не более чем чей-то гнусный вымысел и девушка на самом деле чиста, как первый снег…

Но возможно ли, чтобы Эсме действительно была невинна? С одной стороны, ухаживания Йена вроде бы шокируют ее, с другой – порою она на них отвечает совершенно откровенно… Может ли быть такая чувственность у девственницы, которой ни разу ни касался мужчина?

Он вспомнил их первый поцелуй и то, как она пыталась вырваться из его объятий. Тогда Эсме действительно произвела на него впечатление невинного, неискушенного создания. Впрочем, теперь он знал, что эта актриса умеет, если надо, разыграть какой угодно спектакль…

Эсме вдруг обернулась, и это прибавило Йену решимости. Черт побери, он овладеет ею во что бы то ни стало! Какой смысл ему отказываться от такого блаженства? Если она и не любит его сейчас, то полюбит со временем… Но конечно, слишком увлекаться этой красоткой не стоит – кому, как не ему, знать, насколько опасна бывает порой безоглядная страсть… Не успеешь опомниться, как окажешься в силках женщины, которая превратит твою жизнь в ад!

Злость Эсме нарастала с каждой минутой, и к тому времени, когда они, достигнув пункта назначения, остановились перед каким-то высоким забором, она была уже не в силах сдерживать себя. Причиной столь непомерной злости была клятва посла, из которой следовало, что он не уедет из Сиама, пока она не станет его женщиной. Если бы не эта фраза… Она уже начала привязываться к Йену и даже простила ему то, что он упорно продолжает считать ее любовницей Раштона. Но теперь же его слова живо напомнили ей о том, что в отношении к ней посла, по сути дела, ничего не изменилось – он по-прежнему считал, что имеет право на нее и без вступления в законный брак.

Когда посол упомянул некое новое обстоятельство, Эсме подумала, что он собирается оставить ее в Чингмэе; но даже это ее не слишком обрадовало: как она успела узнать от гостиничного клерка, спрос на учителей английского в Чингмэе катастрофически падал – антифранцузские настроения среди сиамцев стали настолько сильны, что они в результате стали смотреть с подозрением на любого иностранца.

Тем не менее, Эсме не отчаивалась: она могла, к примеру, попытаться устроиться к кому-нибудь гувернанткой… И если и это не получится, то, в конце концов, она ведь умеет стирать и готовить…

Эсме огляделась вокруг – как раз в этот момент они входили в неказистые ворота, за которыми скрывался большой вполне респектабельный дом с аккуратным садиком перед ним. Дом, очевидно, раньше принадлежал человеку весьма небедному, ибо в отличие от большинства домов в Сиаме, стоящих на сваях, чтобы спастись от частых здесь наводнений, он располагался на специально насыпанном ради этой цели холме. Верх окружавшего дом каменного забора был засыпан битым стеклом – защита от воров, к которой в здешних краях прибегали лишь самые богатые жители.

Эсме с подозрением покосилась на Йена, но тот не проронил ни слова. Тем временем Прасерт, открыв дверь, повел их через прихожую и коридор в гостиную.

Эсме шла за ним с замирающим сердцем. Уж не собирается ли посол поселить ее здесь и сделать своей любовницей, и не поэтому ли он не повез ее в консульство? Интересно, кто платит за эти хоромы? Сам Йен, очевидно, будет жить при консульстве в здании, наверняка таком же большом и роскошном, как в Бангкоке, а ее оставит здесь. Оно и понятно – зачем ему лишний раз подчеркивать, что у него есть любовница?

«Что ж, если таковы его планы, – думала Эсме, – пусть приготовится к войне! Как только он покинет эту комнату, я запрусь изнутри на ключ и больше никогда не пущу его!»

Приняв столь кардинальное решение, она внимательно оглядела комнату, в которой собиралась совершить этот подвиг. Изысканная мебель из красного дерева, роскошные персидские ковры во всю стену…

Эсме устало опустила свою сумку на пол. Дорога к новому дому оказалась долгой, и Эсме едва держалась на ногах, но она не хотела, чтобы Йен или Прасерт помогали ей. Впрочем, что до Прасерта, то Эсме успела даже немного привязаться к этому смышленому парнишке, который всю дорогу развлекал ее забавными историями из жизни и быта Чингмэя.

– Теперь я пойду за вашими вещами, – сказал Прасерт Йену.

– Зачем? – обратилась Эсме к парню по-сиамски. – Лорд Уинтроп здесь жить не будет!

Несмотря на то что Йен не знал сиамского, он, очевидно, догадался, что сказала Эсме, и глаза его вспыхнули; но они по-прежнему не обращала на него внимания.

Она сказала, сэр, – конфузясь, перевел Прасерт, – что вы не будете здесь жить!

В ответ Йен неожиданно рассмеялся.

– Она не права, – так же неожиданно прервав смех, твердо заявил он.

Эсме с испугом посмотрела на посла.

– В таком случае, – сказала она Прасерту по-сиамски, – если его сиятельство действительно намерен, здесь жить, отсюда ухожу я! Будь любезен, Прасерт, подыщи мне какую-нибудь другую квартиру. Не волнуйся, я тебе заплачу…

Для того чтобы прожить недельку-другую, денег у Эсме должно было хватить: во-первых, из того, что она взяла с собой, ей удалось не потратить ни копейки, во-вторых, во время путешествия Йен, несмотря на ее протесты, исправно платил ей за услуги переводчика.

Чем дальше сиамец переводил ее ответ, тем больше мрачнело лицо Йена.

– Зарубите себе на носу, молодой человек, – он гневно сдвинул брови, – в моем присутствии – ни слова по-сиамски, понятно?

Глаза парня удивленно округлились, но он тем не менее покорно кивнул.

– Теперь повтори, что она тебе сказала.

– Она сказала… – начал сиамец, но Эсме перебила его: – Не надо, я сама скажу. Я попросила Прасерта помочь мне забрать отсюда мои вещи, потому что, если ты остаешься здесь, то я – нет.

Некоторое время посол молчал, затем кивком головы он указал сиамцу на дверь, и тот, явно не желая присутствовать при ссоре, поспешил удалиться.

Йен сделал шаг по направлению к Эсме, но она, подняв руку, решительно остановила его:

– Ты не можешь заставить меня! Если так, то я лучше пойду в консульство!

– Между прочим, – взгляд Йена стал жестким, – твой отец уже едет сюда!

– Ты послал ему телеграмму! – Эти слова прозвучали не кик вопрос, а как обвинение.

– Вовсе нет, – поспешил уверить ее посол. – Но вот почти несколько недель назад получили в консульстве. – Порывшись в кармане, Йен извлек измятый листок бумага и протянул его Эсме.

Трясущимися руками она развернула листок. Это была телеграмма от Раштона, посланная из Бангкока. Она попыталась читать, но строчки плыли перед ее глазами, и в результате слова казались лишенными всякого смысла. Однако когда в конце концов до нее дошел смысл написанного, Эсме не поверила своим глазам – ее отец просил задержать в консульстве Лека! Но если ему каким-то образом удалось узнать имя, под которым она путешествовала, стало быть, он знает все! Сердце ее замерло. И кто же предал ее? Не иначе «верные» подруги!

– Обрати внимание на дату, – уже мягче произнес посол. – По ней можно заключить, что твой отец будет здесь через пару дней, максимум через неделю.

– Через неделю! – чуть слышно прошептала Эсме. Отчаяние ее не знало границ. Увы, все было напрасно – переодевание, побег из дома, а главное – попытка начать самостоятельную, независимую жизнь. Неужели ей и впрямь не суждено избежать брака с Майклзом? Слезы ручьем полились по ее щекам. Она вдруг представила, как Майклз целует ее. В отличие от поцелуев Йена ласки этого мерзкого купца не могли вызывать ничего, кроме отвращения…

Когда Йен, обняв, прижал ее к себе, Эсме не противилась – теперь ей было все равно…

– Успокойся, девочка, – шепнул он ей на ухо, – все будет хорошо…

– Я не хочу за Майклза, не хочу!.. – повторяла Эсме сквозь душившие ее слезы.

– И этого не будет, – твердо произнес посол.

Подняв голову, Эсме посмотрела в глаза Йена. Из них как будто исходила магическая сила, наполнявшая все ее существо ответным желанием. Но когда он склонился, чтобы но целовать ее, Эсме опустила голову. Йен не стал настаивать, но не выпускал Эсме из своих объятий. И все же она не мог не позволить себе ответить на молчаливый призыв растворится в его поцелуе – по крайней мере, до тех пор, пока ей не станет ясно, что он имеет в виду, говоря, что она не станет женой Майклза.

– Так ты действительно не собираешься говорить моему отцу, где я? – с надеждой спросила она.

– Женой Майклза тебе не быть, – вместо ответа повторил он.

– Но почему?

– Потому что я этого не допущу. Если твой отец едет сюда с целью выдать тебя за Майклза, ему придется сначала иметь дело со мной. Клянусь, я тебя никому не отдам.

– Что значит «не отдам»? – Пальцы Эсме нервно теребили пуговицы на рубашке Йена. – Ты собираешься жениться на мне?

Посол молчал.

– Понимаю… – Голос Эсме задрожал. – Конечно, сын графа не женится на такой, как я! Вот «взять под покровительство» – или как там выражаются у вас в Англии? – другое дело…

– А разве ты сама этого не хочешь? – Йен легонько поправил пальцем упавшую на ее лоб прядь волос. – Неужели это так ужасно?

Эсме задумалась. Хочет ли она этого? Ей казалось, что теперь уже она не уверена ни в чем. Стоило Йену всего лишь прикоснуться к ней, как она забывала обо всем и готова была все ему простить, и не потому, что он был чертовски привлекательным мужчиной, просто Эсме уже успела сродниться с ним. Ей нравились его быстрый ум, его обширные познания, его темперамент – Йен умел быть и страстным, и нежным… Во всяком случае, как мужчина он был бы для нее весьма неплохим вариантом…

И все же она чувствовала, что стать любовницей посла для нее мало. Ей хотелось стать его законной женой, взять его фамилию – как символ того, что Йен предпочитает ее всем остальным женщинам. Ей хотелось любви.

Эсме словно посмотрела вокруг себя другими глазами. Лишь в этот момент она впервые осознала в полной мере, что любит Йена и хочет его любви, и это осознание явилось для нее шоком.

Внутренняя борьба, должно быть, отразилась на ее лице, ибо Йен встревоженно посмотрел на нее.

– В чем дело, девочка? – осторожно спросил он. – Надеюсь, я тебя ничем не обидел? Я, кажется, никогда не делал секрета из того, что хочу тебя!

«То-то и оно, – с горечью подумала Эсме. – Хочешь, но не любишь. А я хочу твоей любви больше всего на свете…» Как ни сердилась она на Йена за то, что он считал ее едва ли не последней шлюхой, как ни пыталась бороться со своим чувством, чувство это, очевидно, было сильнее ее. В этот миг она смотрела на человека, который держал ее в объятиях, так, как будто видела его впервые. Да, она любит его… но не смеет сказать ему об этом, боясь услышать отказ, боясь, что он снова решит, будто она обманывает его ради каких-то своих тайных целей… Кроме того, Эсме чувствовала, что не может оставаться с Йеном в одном доме теперь, когда окончательно определила свое чувство к нему.

– Пусти! – Она попыталась вырваться из цепкого кольца его рук. – Прошу тебя! Я никогда не стану твоей любовницей, и не буду жить с тобой в одном доме! Лучше уж я поеду в консульство и буду ждать прибытия отца!

– Не пущу!

Йен по-прежнему не сводил с нее глаз, но для Эсме этот взгляд был как пытка, и она хама отвернулась от него.

– Не пущу, – повторил он. – Почему ты все время стараешься покинуть меня, Эсме? Неужели ты по-прежнему меня ненавидишь?

– Нет. – Она не могла больше лгать ему. – Этого не было никогда.

– Тогда, может быть, ты все-таки скажешь, какое чувство ко мне испытываешь? – В голосе Йена звучала неподдельная мука.

Эсме молчала, по-прежнему избегая его взгляда. Взяв за подбородок, он повернул ее голову и заглянул в глаза.

– Черт побери, Эсме, ты хотя бы выслушай меня!

Она притихла, ожидая, что он скажет на этот раз.

– В телеграмме Раштон просит задержать в консульстве Лека – Лека, а не Эсме Монтроуз. Как, очевидно, надеется твой отец, никто не знает, что Лек и ты – один и тот же человек, и он не хочет, чтобы кто-нибудь это узнал. Разве ты не готова пощадить его чувства? К тому же, я думаю, не и твоих интересах сообщать всем, что ты провела больше месяца на пароходе одна в компании шестерых мужчин. Зачем тебе лишние сплетни? Или ты настолько не дорожишь своей репутацией, что тебе уже все едино?

– Хорошо, – Эсме кивнула, – если ты так хочешь, я могу поехать в консульство под видом Лека.

– Но я же сказал, что не допущу этого! Они, возможно, посадят тебя под арест, а тебе это вряд ли нужно. Уж лучше тебе остаться здесь. В консульстве уже знают, что Лек прибыл со мной и я сам о нем позабочусь до прибытия мистера Монтроуза.

Эсме, конечно же, предпочла бы остаться с Йеном, чем сидеть под арестом в посольстве, но боялась, что, оставшись с ним, не сможет противостоять своей страсти. Лучше бы ей сейчас найти хоть какой-нибудь уголок, где бы у нее была возможность побыть наедине с собой и попытаться придумать какой-нибудь способ избежать брака с Майклзом.

– Извини, Йен, – твердо заявила она, – я не буду жить с тобой в одном доме!

– Но должна же ты где-то жить по крайней мере до приезда отца! Или ты предпочитаешь улицу?

– Хорошо, – она вздохнула, – но что ты скажешь моему отцу, когда он приедет?

– Ничего. Просто спрячу тебя, и не буду говорить ему, где ты, пока он не откажется выдавать тебя за Майклза.

– Допустим, он и в самом деле откажется. Что потом?

– Дальнейшее зависит только от тебя. – Йен еще крепче прижал Эсме к себе. – Ты можешь остаться со мной…

– И стать твоей любовницей? – усмехнулась она.

– А чем это, собственно, плохо? Уверяю тебя…

– В чем? Что ты будешь верен мне и никогда не променяешь на другую женщину? Станешь таскать меня с собой всюду, куда бы тебе ни довелось поехать?

«Что ты всегда будешь любить меня?» – хотелось услышать ей, но Йен молчал. Эсме не сомневалась, что зашла слишком далеко и требует от него слишком многого. Как он может обещать все это, если до сих пор не доверяет ей до конца? Она понимала, что, если бы посол сейчас поклялся ей во всем том, что она от него хотела, для него это означало бы на всю оставшуюся жизнь связать себя клятвой с какой-то сомнительной девицей лишь ради того, что в данный момент он испытывает насущную потребность удовлетворить свою страсть…

– Вот, значит, настоящая причина того, что ты не хочешь вести меня в консульство? – усмехнулась она. – Ты надеешься затащить меня в постель в обмен на то, что поможешь мне убедить отца не отдавать меня замуж за Майклза?

Йен вздрогнул, словно от пощечины.

– Я надеялся… – проговорил он, – и все еще надеюсь… что ты перестанешь наконец противиться той страсти, которую сама – я знаю это! – испытываешь ко мне. Но это не единственная причина…

– И в чем же другая?

Йен резко, почти грубо приподнял подбородок Эсме.

– Черт побери, неужели не понимаешь, что ты мне нужна – нужна как воздух! Если ты останешься в консульстве, я просто не переживу этого. Заявись ты туда как Эсме, к тебе приставят кучу мамок и нянек, а представься Леком – тебя посадят под арест. В обоих случаях мы не сможем быть вместе. А мне нужно каждый день видеть тебя, говорить с тобой… Зови меня идиотом, но я не могу без тебя!

Глядя в возбужденно блестевшие глаза молодого человека, Эсме не могла не догадываться, каких усилий стоило ему это признание. Губы Йена были так близки к ее губам, одного соприкосновения их было бы достаточно, чтобы она забыла все на свете, забыла самое себя… Кровь бешено билась в висках Эсме, и ей казалось, что дразнящий голос шепчет ей: «Сдавайся, сдавайся! Прекрати эту бессмысленную борьбу с собой, уступи тому, чего ты хочешь больше всего на свете…»

Но девушка прекрасно знала, что, если бы она и прислушалась к этому голосу, все равно не получила бы желаемого, а получить только часть было бы, пожалуй, еще большей пыткой, чем не получить ничего.

– Воля твоя, Йен, – еле слышно проговорила она, – я не могу остаться с тобой.

Едва она произнесла эти слова, как Йен тут же отпустил ее. Эсме испуганно посмотрела на него – лицо его теперь казалось каменным, словно и не светилось нежностью всего минуту назад…

– Так ты предпочитаешь выйти за Майклза, а не принадлежать мне? – В голосе Йена слышалось страдание.

– А почему ты решил, – выпалила она, – что третьего мне не дано?

– Ах вот оно что! – Посол усмехнулся, – Ну разумеется, ты задумала еще какой-нибудь план, чтобы убежать от отца! И что же ты собираешься делать? Просить милостыню на улицах? Торговать собой? Снова переоденешься Леком?

– Пока не знаю. И вообще, тебе-то что до этого? – огрызнулась она. – Не беспокойся, я не пропаду – найду себе какую-нибудь работу…

– Ну уж нет, – брови Йена решительно сошлись к переносице, – я не позволю тебе пропадать на улице. Ни за что! Ты останешься здесь, пока не приедет твой отец!

– Никто не посмеет держать меня где бы то ни было против моей воли!

– Никто? Я посмею! – Круто повернувшись, посол направился к двери.

– Ты еще пожалеешь об этом!

Задержавшись на мгновение, Йен обернулся:

– Возможно. Но я пожалею еще сильнее, если брошу тебя одну в незнакомом городе!

Он вылетел из комнаты словно пуля, нарочито громко хлопнув дверью, и через мгновение Эсме услышала звук поворачивающегося в замке ключа.

Глава 16

Эсме исступленно колотила кулаками в дверь, пока наконец окончательно не обессилела. Как мог Йен так поступить с ней? Кто ему дал право? Впрочем, она сама виновата – кто велел ей отказываться идти в консульство? Впрочем, возможно, и это не помогло бы, раз посол все равно вознамерился оставить ее у себя.

Эсме еще раз окинула взглядом комнату. Ни окон, ни еще одной двери. Как долго он собирается продержать ее здесь?

Неужели всю оставшуюся жизнь? Если так, то пусть, приготовится к бою – она сделает все, чтобы превратить его жизнь и ад, и рано или поздно он таки пожалеет, что связался с ней!

Интересно, здесь ли он сейчас или покинул дом? Приложив ухо к двери, Эсме прислушалась, но так ничего и не услышала.

Не зная, что предпринять, она начала нервно ходить взад и вперед по комнате. Она и сама не могла сказать, сколько времени прошло до того момента, когда наконец послышался звук открываемой калитки. Должно быть, это вернулся сиамец с вещами Йена.

Прошло еще несколько минут, и дверь гостиной вдруг отворилась. На пороге стоял посол в сопровождении Прасерта. Когда он протянул ей одежду, Эсме узнала в ней свой злополучный саронг.

– У тебя пять минут на то, чтобы переодеться, – сухо произнес Йен. – Если за это время ты не будешь готова, я сам тебя переодену – церемониться не буду!

Он уже собрался выйти из комнаты, как вдруг Эсме стремительно бросилась к нему и схватила его за руку.

– Погоди! Чего ты собираешься всем этим добиться? – требовательно спросила она.

– Всего лишь того, чтобы ты не делала глупостей. Чингмэй – небезопасное место для молодой девушки. Не думаю, что тебе удастся улизнуть после того, как я запру дом и оставлю Прасерта сторожить тебя, но на всякий случай осторожность не помешает. Без мужского костюма и без своего серого платья ты, полагаю, вряд ли сможешь уйти далеко, а в саронге тебе будет труднее перелезть через стену.

Эсме сжала руку Йена так сильно, что ногти ее впились и его кожу.

– Негодяй! Как ты смеешь издеваться надо мной?!

– Ты сама не оставила мне выбора! – Он покачал головой. – Скажи спасибо, красавица, что я вообще оставил тебе хоть что-то из одежды! Когда переоденешься, перед;m свой мужской костюм Прасерту. А ты, – обратился он к сиамцу, – возьми все остальные пожитки госпожи и не отдавай их ей, как бы она ни просила, пока я сам тебе не велю. Ты все понял?

– Да, хозяин.

– Так ты собираешься постоянно держать меня запертой, в этой комнате? – изумилась Эсме.

– Отчего же? После того как ты переоденешься, весь дом в твоем распоряжении, тем более что я сейчас уйду, так как мне необходимо подыскать кого-нибудь, кто бы следил за нашим другом Ченом. Потом мне еще нужно будет успеть на ужин к принцу Матайе, и оттуда я скорее всего вернусь только за полночь.

После этих слов Йен дал знак Прасерту покинуть комнату и, выйдя вслед за ним, закрыл дверь на ключ.

Эсме неподвижно уставилась на дверь, словно сомневаясь, действительно ли все случившееся произошло именно с ней. Да, Йен часто говорил про свое чувство ответственности за нее, но Эсме не предполагала, что ради этой ответственности он готов пойти на столь радикальные меры.

Взглянув на саронг, Эсме задумалась: а что будет, если она все-таки откажется переодеваться? Впрочем, она не сомневалась, что ее тюремщик действительно способен раздеть ее насильно.

Эсме в гневе топнула ногой. Что ж, на данный момент ей ничего не остается, как только признать победу Йена. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, – как знать, может, ей все же удастся каким-нибудь образом обмануть его и обрести свободу, которая всегда была для Эсме самой большой ценностью. Йену еще предстоит узнать, что ради свободы она готова на все.

Когда через пять минут Йен, даже не соизволив постучаться, вошел в ее комнату, Эсме встретила его уже в саронге. Правда, для того чтобы привести порванный Хенли саронг в порядок, ей пришлось использовать едва ли не с полдюжины булавок, но результат оказался довольно сносным. Тем не менее, Эсме чувствовала себя неловко, ибо ей пришлось надеть саронг на голое тело. Слава Богу, вопреки ее ожиданиям Йен не стал отпускать свои обычные шуточки, рассказывая, как соблазнительно она смотрится в столь экзотическом одеянии, – что заставило бы Эсме покраснеть еще сильнее. Посол лишь окинул ее фигуру быстрым взглядом и одобрительно кивнул, а затем, подхватив костюм Лека, вышел из комнаты, так и не проронив ни слова.

Поскольку на этот раз он не стал запирать за собой дверь, Эсме вышла вслед за ним в коридор. Отдав костюм Прасерту, Йен что-то приказал ему, причем сделал это так тихо, что девушка не смогла ничего расслышать. Затем он удалился, чему Эсме была искренне рада – ей не хотелось, чтобы в столь печальный для нее момент он был рядом и наслаждался плодами своей победы.

Прасерт покосился на босые и довольно грязные ноги Эсме.

– Хозяин приказал приготовить вам ванну, госпожа, – вежливо произнес он, – если вы этого пожелаете.

Эсме невесело усмехнулась – для тюремщика посол оказался довольно-таки заботливым типом.

С одной стороны, ей вовсе не хотелось пользоваться подачками Йена, с другой – она так давно не принимала настоящую ванну… Правда, после своего разоблачения во время путешествия Эсме каждый день купалась в реке, но разве это может сравниться с горячей ванной, наполненной приятной мыльной пеной…

– Что ж, ванна – это замечательно! – Она подмигнула Прасерту.

Поклонившись, сиамец удалился, и тогда Эсме решила устроить себе небольшую экскурсию – до сих пор, слишком поглощенная своим горем, она не обращала внимания на обстановку дома, в который ее забросила судьба. Стены его из красного дерева были отполированы до блеска, и это делали дом светлым и просторным. За исключением гостиной, во всех комнатах имелось по нескольку больших окон, выходивших к цветущий сад. Сияющие паркетные полы были покрыты огромными персидскими коврами. Полированная мебель из красного дерева, инкрустированная перламутром, завершала кар тину. Вряд ли Йен снимал этот дом – должно быть, он бы и предоставлен ему самим принцем.

Перед Эсме снова возник Прасерт.

– Ванна готова, госпожа! – отрапортовал он.

Эсме последовала за ним в другую комнату, где с удивлением обнаружила огромную чугунную ванну. Дома она мылась в деревянной лохани, где ей с трудом удавалось вытянуть ноги. По сравнению с лоханью ванна, стоявшая сейчас перед ней, выглядела царской роскошью. Эсме заметила, что Прасерт также позаботился о мыле и полотенцах для нее.

– Я буду в комнате для слуг, – сообщил сиамец. – И если вам понадоблюсь, вы всегда можете позвать меня.

Когда подросток удалился, Эсме поспешно скинула саронг и с наслаждением погрузилась в теплую воду. Вытянувшись в ванне, она долго нежилась, не торопясь воспользоваться мылом.

В уме ее снова и снова прокручивались события этого дня. Она ни на минуту не сомневалась, что посол намеренно поставил ее в ситуацию, в которой ей ничего не остается, как только уступить его страсти. Что ж, посмотрим, еще не вечер! Эсме знала, что ей предстоит трудная борьба, причем не столько с лордом Уинтропом, сколько с самой собой. Стоило Йену обнять ее, как она тут же готова была все забыть и все простить, лишь бы отдаться этой всепоглощающей страсти… и все же не могла себе этого позволить! У нее просто не было права сдаваться. Рано или поздно Йену придется понять, что она не останется навсегда в этом доме! Скоро в Чингмэй приедет ее отец, и тогда, возможно, посол сумеет отговорить его выдавать дочь за Майклза; но чего это будет стоить ей? В отличие от Мириам ее отец, кажется, не склонен верить в связь дочери и лорда Уинтропа, но после того, как Йен начнет заступаться за нее, он может подумать, будто Эсме и в самом деле стала его любовницей. В этом случае Джеймс Монтроуз непременно станет настаивать на том, чтобы посол женился на его дочери; тот, разумеется, откажется, и для Эсме это будет еще большим унижением, чем все предыдущее. После этого отец наверняка придет в ярость и попытается испортить Йену карьеру, в чем, возможно, и преуспеет, даже несмотря на обширные связи лорда Уинтропа в кругу сильных мира сего. Несмотря на то, что ее отец считает Раштона любовником дочери, он не погнушается использовать влиятельность французского атташе в борьбе против британского посла; телеграмма тому явное свидетельство. А если Раштон встанет на сторону Джеймса Монтроуза, на карьере Йена можно будет поставить жирный крест.

А может быть, так ему и надо? Эта мысль как-то сама собой пришла ей в голову; но уже в следующее мгновение Эсме решила, что явно погорячилась. Он все-таки пытается – пусть по-своему – помочь ей. Уж лучше страдать, выйдя замуж за Майклза, чем жить с сознанием того, что Йен все потерял из-за ее желания отомстить.

Эсме вдруг снова живо представила себя в отвратительных объятиях Майклза. Выйдя за него, она стала бы несчастной на всю оставшуюся жизнь. Ее тошнило от одной мысли о том, что ей придется отдать этому отвратительному типу свою девственность и уже никогда в жизни не знать иных мужских ласк, кроме постылых ласк нелюбимого мужа.

Но есть ли у нее выбор? Йен недвусмысленно заявил, что ни за что на свете не позволит ей начать самостоятельную жизнь в чужом городе, и единственный способ покинуть дом посла – это уверить его в том, что она не пропадет и без его опеки, или попытаться уговорить его отпустить ее в консульство. Если Эсме распишет ему в красках, что может сделать ее отец с его карьерой, Йен скорее всего сам поспешит избавиться от нее.

Она печально вздохнула. Угораздило же влюбиться в человека, который готов ответить на ее любовь, заботиться о ней, обеспечивать, но сделать ее своей официальной женой не хочет! И тут же она попыталась прогнать эту мысль. Нечего вздыхать о Йене, – ей все равно придется забыть его, и чем раньше она сумеет это сделать, тем лучше.

Погрузившись в ванну, Эсме постаралась сосредоточиться на пробудившихся в ее теле приятных ощущениях. Все образуется, уверяла она себя. Может быть, Майклз передумает жениться на ней, и ей вообще незачем будет защищаться от него. А может, отец будет так рад встрече с дочерью, что прислушается наконец к голосу разума. Все может быть…

Эсме и сама не заметила, как уснула: в ванне.

Очнувшись от скрипа двери где-то на верхнем этаже, она поежилась – вода уже успела остыть, стало быть, она просила в ванне достаточно длительное время. Эсме поспешно выбралась из ванны, наскоро вытерлась полотенцем и быстро оде ась.

Оставляя влажные следы на паркете, она отправилась искать Йена и вскоре обнаружила его в коридоре. В руках посол держал шелковый цилиндр, черный фрак и белоснежная манишка эффектно подчеркивали бронзовый загар на его лице, а густые каштановые волосы были небрежно откинуты назад. Эсме снова захотелось, забыв обо всем, погрузить пальцы в эти мягкие роскошные волосы. В этот момент Йен больше всего напоминал ей того таинственного незнакомца, каким он предстал перед ней в ночь их первой встречи, но только теперь во взгляде его она явственно читала ответное желание.

С минуту оба стояли молча, словно прикованные к месту, не в силах отвести глаз друг от друга, пока Эсме вдруг не осознала, что влажный саронг, под которым ничего нет, плотно охватывая тело, весьма откровенно подчеркивает ее формы.

– Долго же ты принимаешь ванну! – В голосе Йена Эсме уловила тщательно скрываемую нежность.

– Просто я задремала, – призналась она.

– Тем более тебе следует отдохнуть, детка, – заботливо произнес он. – У тебя сегодня был трудный день…

Эсме снова напомнила себе, что она не должна поддаваться чарам Йена, если хочет сохранить свою свободу.

– Нам нужно поговорить, – стараясь, чтобы ее голос звучал сухо и бесстрастно, проговорила она.

– Извини, но… мне сейчас не до этого. – Йен обнял ее за талию. – Через час меня ждут в консульстве.

От его прикосновения у Эсме закружилась голова…

– Что ж, – с трудом проговорила она, – раз так – иди. Но когда вернешься, я все же хотела бы выяснить кое-что… – Эсме попыталась высвободиться из объятий Йена, но он по-прежнему крепко держал ее.

– Минут пять у меня еще есть в запасе… – пробормотал он, целуя ее в плечо.

– Пять минут ничего не решат: это долгий разговор, я не хочу, чтобы ты опаздывал.

– Можно и опоздать, ничего страшного. – Йен еще крепче прижал ее к себе, и она почувствовала, что окончательно теряет способность мыслить здраво… – Бог свидетель, мне так не хочется покидать тебя!

Внезапно Эсме осенила идея.

– Может быть, тебе стоит взять меня с собой? – с энтузиазмом воскликнула она. – Тебе ведь понадобится переводчик!

Йен, пожалуйста! К тому же я никогда не была в королевском дворце…

Однако посол и не думал поддаваться на ее уловку.

– Где так легко убежать, стоит мне замешкаться? – усмехнулся он. – Кого ты хочешь обмануть, красавица?

Он протянул руку, чтобы дотронуться до ее щеки, но девушка резко отстранилась от него. Тогда Йен, снова притянув ее к себе, коснулся губами ее губ. Эсме твердо решила не отвечать на поцелуй, но губы Йена так нежно ласкали ее губы, язык так настойчиво пытался проникнуть внутрь, что противиться с каждой минутой становилось все труднее. Эсме раздвинула губы, словно цветок, распускающийся навстречу солнцу. Рука Йена, лаская ее плечи, спину, опускалась все ниже, бедра его плотно прижались к ее бедрам, и Эсме почувствовала его крайнее возбуждение…

– Господи, – простонал он, – я отдал бы весь мир за то, чтобы провести эту ночь с тобой!

– И я. Оставайся! – Эти слова сорвались с губ Эсме помимо ее воли, и она поспешила добавить: – Нам действительно надо поговорить.

– Если я останусь, – усмехнулся он, – то, боюсь, нам будет уже не до разговоров… – Йен, казалось, больше не сомневался, что его талант соблазнителя должен подействовать безотказно, и эта его самоуверенность мгновенно отрезвила Эсме.

– Ты, кажется, собирался идти в консульство! – напомнила она.

– Что ж, – Йен вздохнул, – придется! Ты ведь будешь меня ждать, да? Я скоро вернусь, и тогда мы наконец поговорим, если ты этого так хочешь!

– Хорошо, я буду ждать, – проговорила Эсме, опуская глаза. – Обещай только… хотя бы во время разговора… не трогать меня!

– Ладно, обещаю. Я буду сидеть на достаточном расстоянии от тебя, так что ты можешь не опасаться. Но если ты снова попросишь отпустить тебя – а именно об этом, как я подозреваю, нам предстоит разговаривать, – то знай – от своего решения я не отступлюсь!

– Что ж, я все равно буду ждать тебя…

– А я постараюсь вернуться, как только смогу!

Эсме усмехнулась про себя – на этот раз слова лорда Уинтропа прозвучали так обыденно и деловито, словно он уже давно был ее мужем.

После того как Йен наконец ушел, Эсме решила осмотреть дом получше. Как выяснилось, в нем было целых четыре огромных спальни. Одну из них, очевидно, уже облюбовал себе Йен, ибо в ней стоял его чемодан. Эсме решила осмотреть остальные три, чтобы выбрать для себя самую подходящую. Все спальни, впрочем, оказались обставленными на один манер – огромные кровати из красного дерева с пышными парчовыми балдахинами, изящные тумбочки и зеркала во всю стену.

Эсме не стала ломать голову над тем, какую из спален выбрать, ибо для нее, в сущности, был важен лишь один критерий – чтобы эта спальня находилась как можно дальше от спальни Йена. Впрочем, самая дальняя спальня одновременно оказалась и самой симпатичной – сочетание белых и темно-красных тонов сразу пришлось ей по вкусу.

Внезапно взгляд Эсме задержался на ее отражении в одном из зеркал: в сиамском наряде она и впрямь казалась весьма соблазнительной. Тонкий шелк шаровар весьма откровенно обрисовывал изящные формы бедер; узкая полоска ткани едва прикрывала грудь – богатому мужскому воображению вряд ли понадобились бы много усилий, чтобы дорисовать то, что было скрыто…

Эсме попыталась повязать шарф так, чтобы он смотрелся более скромно, но у нее ничего не вышло.

«Черт побери! – возмутилась она. – Как я смогу противостоять настойчивости Йена, когда из всех моих немногочисленных одежек он выдал мне едва ли не самую сексуальную? Нет, надо бежать отсюда, и бежать немедленно!»

Неожиданно в дверях послышался негромкий кашель. Обернувшись, Эсме увидела Прасерта. Сиамец протягивал ей расческу.

– Господин не велел возвращать вам что-нибудь из ваших вещей, госпожа, – произнес он, – но, думаю, он не станет возражать, если я отдам вам это. Расческа может вам понадобиться.

Прасерт! У Эсме вдруг мелькнула неожиданная мысль – не согласится ли смышленый подросток помочь ей, тем более что он, кажется, сам этого хочет… Если Йен не слушает никаких доводов, то у сиамца, надо полагать, все-таки имеется здравый смысл.

– Спасибо, – проговорила она, подбодрив парнишку дружеской улыбкой. – Ты очень заботлив!

Прасерт густо покраснел – видимо, он не привык к таким комплиментам.

– Не желаете ли поужинать, госпожа? – смущенно пробормотал он.

– Пожалуй, не откажусь, – кивнула она.

– Тогда извольте немного подождать, я мигом!

Когда Прасерт ушел, Эсме принялась расчесывать все еще мокрые волосы, и через несколько минут они уже отливали великолепным блеском. Посмотрев в зеркало, она с, удовлетворением отметила, что ресницы ее действительно уже успели отрасти.

Эсме еще раз глянула в зеркало. Интересно, что бы сказала тетя Мириам, увидев ее сейчас? Наверняка не одобрила бы! А ведь это по милости Йена начались все ее злоключения!

И Эсме отправилась вниз искать Прасерта. Она рассеянно бродила по комнатам, пытаясь отыскать кухню, пока наконец сквозь открытую дверь черного хода не увидела сиамца – тот о чем-то оживленно разговаривал с мальчиком лет семи, а затем сунул ему несколько монет, и тот побежал прочь. Должно быть, Прасерт послал его за продуктами для ужина. Это показалось Эсме странным – она думала, что в доме наверняка есть запасы и идти за ними в лавку нет нужды.

Покачав головой, Эсме направилась в столовую, которую заметила еще раньше, во время первого осмотра дома. Ей предстояло провести в одиночестве несколько часов, и она не знала, как сможет пережить их, не умерев от скуки. Впрочем, зачем ей дожидаться Йена – не лучше ли просто лечь поспать? В конце концов, их разговор может состояться и завтра!

Размышления Эсме были прерваны появлением Прасерта. Он торжественно поставил перед ней тарелку с дымящим lj мясом под соусом карри с гарниром из риса и блюдо с красиво нарезанными ананасами и папайей. Затем на столе появилась бутылка красного вина и бокал.

– А чаю не будет? – разочарованно протянула Эсме, глядя на вино.

– Госпожа предпочитает чай? – удивился сиамец. – Я-то думал, все англичане пьют вино… Это очень хорошее вино, присланное его высочеством в подарок лорду Уинтропу. Попробуйте, вам непременно понравится!

– Спасибо, Прасерт, я как раз очень люблю красное вино! – Эсме не хотелось обижать паренька, хотя на самом деле она предпочла бы чай.

Она налила вина в бокал, но, когда Прасерт повернулся, собираясь идти, вдруг почувствовала, что ей ужасно не хочется ужинать в одиночестве в этом огромном доме…

– Прасерт, – попросила она, – ты не мог бы составить мне компанию?

– Как прикажете, госпожа! – Сиамец осторожно присел за стол.

– Это не приказ, Прасерт. – Эсме улыбнулась. – Считай это дружеским приглашением.

Подросток смущенно опустил взгляд:

– Такая большая честь для меня, госпожа…

– Вот и хорошо. Найди себе какой-нибудь бокал и выпей со мной. И ради Бога, не называй меня «госпожа»! Меня зовут Эсме!

– Эсмей? – попытался повторить он. – Красивое имя!

– Спасибо! – зарделась она.

Прасерт покинул комнату и через пару минут, вернувшись с бокалом, налил вина себе и своей хозяйке. Эсме с наслаждением принялась за мясо под соусом. В доме ее отца это блюдо не готовили, и ей случалось есть его только в гостях у Ламун или Мей.

Время тянулось медленно, однако присутствие Прасерта помогало Эсме скрасить скуку. Убедившись, что молодая хозяйка расположена к нему вполне дружески, Прасерт начал засыпать ее вопросами о том, почему она убежала из дома, да еще переодевшись парнем-сиамцем, и она принялась рассказывать свою историю во всех подробностях, не видя смысла молчать или лгать. К тому же разговор позволял ей отвлечься от мучительного ожидания. За разговором девушка даже не заметила, что выпила слишком много вина, и поняла это, только когда у нее начала кружиться голова.

Наконец Прасерт поднялся, заявив, что ему пора идти.

– Вы тоже пойдете спать, Эсме? – спросил он.

– Я? Нет. Мне необходимо дождаться Йена… то есть господина посла. Ты ложись, Прасерт, а я, пожалуй, отправлюсь в библиотеку и немного почитаю. – Эсме была уверена, что видела библиотеку где-то рядом со столовой.

Сиамец пристально посмотрел на нее:

– Вы выглядите такой усталой! Я думаю, вам лучше прилечь…

– Не волнуйся, со мной все в порядке! – Эсме начала подниматься, как вдруг почувствовала, что ноги не слушаются ее.

– Я помогу вам. – Прасерт попытался поддержать ее.

– Не надо, я и сама дойду! Все равно тебе не удержать меня – ты слишком маленький! – Эсме рассмеялась, сама не зная чему.

Тем не менее, Прасерт решил действовать по-своему и повел ее в библиотеку, которая действительно оказалась рядом со столовой. Добравшись до стоявшего там мягкого дивана, Эсме в изнеможении плюхнулась на него. Собственное тело казалось ей словно развинченным на составные части, а голова упорно склонялась на грудь.

Сиамец с сочувствием посмотрел на нее:

– Вам лучше лечь в постель, госпожа!

– Уйди! – проворчала она. – Ради Бога, уйди! Я посплю всего минутку…

Пожав плечами, Прасерт потушил свет в библиотеке, оставив только лампу на тумбочке рядом с Эсме, и удалился.

– М-м… – пробормотала Эсме, прижимая к себе подушку. – Какая мягкая…

Через минуту из библиотеки доносилось лишь тихое сонное сопение.

Йен чувствовал, что еще немного – и его терпение лопнет. Прием у принца продолжался уже не один час, а конца ему все не было видно. После того как принц Матайя заявил, что не склонен в настоящий момент обсуждать политические дела и переносит разговор на завтра, Йен и вовсе не видел смысла торчать здесь, болтая о всякой ерунде. Годфри и Гарольд также откровенно зевали; даже Лангленд и его жена приумолкли.

Йен меланхолично потягивал из своего бокала вино, к слову сказать, преотменное, и продолжал скучать. Ничего не поделаешь: приемы у восточных властителей всегда долгие и нудные. Таков уж менталитет восточного человека – целый час он будет ходить вокруг да около, пока наконец не перейдет к сути. Впрочем, порой Йен даже находил удовольствие в подобной болтовне ни о чем, но только не на этот раз: ему слишком надоел этот спектакль, все эти сплетни, этот пустой обмен любезностями, и он готов был продать душу дьяволу, лишь бы провести предстоящий вечер с Эсме. Это казалось удивительным ему самому – никогда еще он не испытывал страсти к женщине настолько сильной, чтобы ему не хотелось разлучаться с ней ни на минуту. Как случилось, что он так легко поддался очарованию едва оперившейся девицы – он, давно уже привыкший к холостяцкой жизни и вовсе не горевший желанием попасть под каблук к какой-нибудь стерве? Вот и сейчас он думает о том, каково будет каждый день просыпаться рядом с Эсме, заботиться о ней и принимать ее заботу, знать, что всякий раз, когда ему случится отлучиться из дома, она будет с нетерпением ждать его возвращения…

Йен не сомневался, что Эсме сможет понять все трудности его работы и оценить затрачиваемые им усилия. Для нее не секрет, как внимателен должен быть европеец, общаясь с восточным человеком. Ему необходимо соблюдать крайнюю осторожность в словах и жестах, иначе он рискует быть неправильно понятым. Йену не терпелось поскорее вернуться домой и рассказать Эсме о сегодняшнем вечере, тем более что кое-что в поведении принца он не вполне понимал и надеялся услышать от нее необходимые разъяснения. Интересно, ждет ли она его?

Наконец, к великому своему облегчению, Йен заметил, что слуги уносят тарелки, а вместо них на столах появляются бутылки с портвейном и бокалы – стало быть, принц решил закончить ужин на европейский манер – вином, и, значит, вскоре гости смогут откланяться.

– Ну, слава Богу, – шепнул ему на ухо Лангленд, – конец спектакля уже недалек…

Йен кинул взгляд на принца. Его высочество – худощавый человек со смуглой до черноты кожей – о чем-то разговаривал с переводчиком из консульства. Переводчик что-то ответил ему, но принц, судя по всему, хотел, чтобы тот перевел его слова для всех.

– Ваше сиятельство, – неожиданно обратился переводчик к британскому послу, – его высочество желает знать, почему вы находитесь здесь без жены. Его высочеству известно, что в момент прибытия в Чингмэй с вами была некая женщина. Принц желает знать, является ли она вам женой или любовницей.

Взгляды Гарольда, Годфри и Лангленда тотчас устремились на Йена, причем первый выражал тревогу, второй – ехидство, третий – удивление. И тут же Йен поймал на себе пристальный, хотя и явно дружелюбный взгляд принца. То, что принц уже осведомлен об Эсме, его не удивило – поскольку дом был предоставлен Йену именно им, среди слуг наверняка находились его личные осведомители. Вполне возможно, что принц уже знает все – даже то, что Эсме приехала, переодевшись мальчишкой. Но почему он именно сейчас задал этот вопрос – ведь сиамцы, по уверению Эсме, вообще стараются избегать любого рода конфликтов? Не иначе как его высочество решил предложить британскому послу некий тест на честность и порядочность.

Некоторое время Йен молчал – да и что он мог ответить? На этот раз ложь абсолютно исключалась – во-первых, потому, что она недостойна джентльмена, а во-вторых, лгать здесь было крайне опасно, ибо Йен не знал, что именно известно принцу, а что нет. Уйти от ответа, храня честь мундира, также не представлялось возможным, так как это поставило бы его в довольно двусмысленное положение…

Йен решил ответить так, чтобы, не говоря всей правды, и то же время солгать как можно меньше.

– Ваше высочество. – Он обратился непосредственно к принцу, хотя знал, что тот ни слова не понимает по-английски. – Эта женщина мне не жена и не любовница. Она… моя служанка.

Переводчик тут же перевел слова Йена, но, судя по выражению лица его высочества, он не очень-то поверил услышанному.

– Мне доложили, – заговорил вдруг принц на весьма сносном французском, – что эта ваша служанка – очень красивая девушка. Она англичанка, но одевается по-сиамски и очень хорошо знает наш язык. Я просто сгораю от нетерпения – так мне хочется познакомиться с ней! Послезавтра вечером у нас будет театральное представление. Не соизволите ли бы, ваше сиятельство, привести ее сюда?

Не только Йен, но и все присутствующие были удивлены, узнав, что принц весьма неплохо говорит по-французски.

– Если это угодно вашему высочеству… – Йен поклонился. У него тут же возникло острое желание спросить, откуда принц знает французский, и почему ему так не терпится встретиться с Эсме… но переводчик уже объявил, что аудиенция окончена, и принц, раскланявшись с гостями, удалился.

Как только они оказались на улице, Лангленд дернул Йена за рукав:

– Простите мое любопытство, милорд: о чем это вы разговаривали с принцем по-французски? Я.мало что понял, поскольку французским владею довольно паршиво…

– Да так, – Йен небрежно пожал плечами, – ничего особенного Его высочество вдруг заинтересовался одной служанкой, которую я недавно нанял, и желает познакомиться с ней.

– Но почему? – удивился вице-консул.

– Откуда же мне знать? Должно быть, просто очередное чудачество. Впрочем, если его высочество хочет увидеть ее, то мне не составит особого труда познакомить их, не так ли?

– Разумеется. И это все, о чем вы говорили?

– Да, все.

– Я-то думал, тут что-нибудь серьезное… Ну, мы с женой, пожалуй, пойдем – нас ждет экипаж, так что, если желаете, можем вас подбросить…

– Спасибо, я лучше прогуляюсь пешком. Здесь совсем недалеко – его высочество, должно быть, специально предоставил мне дом всего в пяти минутах ходьбы от своего дворца.

– Ну, как вам угодно. Встречаемся завтра ровно в десять, вы не забыли?

– Разумеется. – Посол кивнул. Но не успел он избавиться от Лангленда и его супруга, как его место тотчас же занял Гарольд.

– Я желал бы поговорить с вами, лорд Уинтроп! – как-то странно проговорил он.

– Друг мой, я спешу. Нельзя ли подождать до завтра?

– Нет, нельзя.

– Ладно, – Йен вздохнул, – говори, только короче.

– Итак, сначала мне удалось выяснить во время случайного разговора, что ты не стал помещать мисс Монтроуз в гостиницу. Я попытался вытянуть у Годфри, где она, но он отказался отвечать. И вот теперь я узнаю, что она живет в твоем доме. Я позволю себе усомниться, что она сама сделала такой выбор – судя по всему, эта девушка явно тебя недолюбливает.

Йен бросил на атташе холодный взгляд.

– Не вмешивайся в это, Гарольд! – сурово проговорил он. – Это не твоего ума дело! Уверяю тебя, ничего плохого с твоей мисс Монтроуз не случится. Возвращайся домой и забудь о ней! – Посол отлично знал, что Гарольд не из тех, кто готов идти на конфликт, но на всякий случай решил обезопасить себя, поэтому и не стал с ним особо церемониться.

– Видишь ли, старик, – Гарольд сдвинул брови, – мне вовсе не все равно, что станет с Эсме! И еще скажу тебе – что бы ни рассказывали о ней все эти сплетники, что бы ты сам ни думал о ней – она совсем не такая, и я не позволю тебе…

Йеном вдруг почувствовал прилив бешенства и – чего он меньше всего ожидал от себя – ревности.

– Стало быть, она для тебя уже не мисс Монтроуз, а Эсме? Мой тебе совет, Гарольд, – если ты имеешь на нее виды, то считаю своим долгом предупредить – это дохлый номер. Эсме вовсе не такая невинная барышня, какой ты пытаешься изобразить ее; она нормальная женщина из плоти и крови, и ей нужен не воздыхатель-романтик, а нормальный мужчина, способный удовлетворить ее страсть. Сейчас она, к твоему сведению, ждет моего возвращения, так что разреши откланяться!

Он прибавил шаг, но Гарольд все не отставал. Через несколько минут они уже были у калитки дома, в котором остановился посол.

– Здесь мы прощаемся! – недвусмысленно заявил Йен.

– Согласен. Но сперва я должен увидеть ее, – упрямо ответил атташе. – Я хочу убедиться, что Эсме находится с тобой не против своей воли!

Прасерт, очевидно, услышав голос хозяина, уже открывал калитку…

– Ты сможешь увидеть ее завтра!

– Нет, сегодня! Я должен…

– Завтра! – Йен в бешенстве захлопнул калитку.

Видя, что хозяин явно не в духе, Прасерт отступил в сторону.

– Постой, я должен поговорить с тобой, приятель! – набросился на него посол.

– Слушаю, хозяин.

– Я, кажется, взял с тебя обещание никому не говорить, что девушка здесь!

Сиамец опустил голову.

– Вы просили не говорить господину Лангленду, – пробормотал он. – Я ему и не говорил…

– Но ты все рассказал принцу. Да или нет? Смотри мне в глаза!

– Да, хозяин, я рассказал ему все. Вы очень важный человек, хозяин, но его высочество еще важнее. Он мой главный хозяин. Если он пожелал знать о вас все, я должен был ему рассказать.

На самом деле Йен не осуждал Прасерта – для парня его принц действительно был самым главным хозяином. Прасерт не сделал ничего, кроме того, что велел ему его долг.

– Послушай, Прасерт, – помедлив, спросил посол, – твоя верность его высочеству позволяет тебе ответить мне на один вопрос?

– Думаю, да, хозяин, – неуверенно пробормотал сиамец.

– Откуда его высочество знает французский?

– Его высочество – неглупый человек. – Прасерт неожиданно улыбнулся. – Он не знает, кому суждено победить в этой войне – сиамцам или французам, и на всякий случай решил обезопасить себя, так как несет ответственность за вверенную ему Богом страну. Умно, не правда ли?

– Можно даже сказать, мудро. – Йен вздохнул. – Что ж, на сегодня ты свободен.

Отпустив слугу, он направился в дом. Кровь бешено стучала у него в висках. Сейчас он наконец-то сможет остаться наедине с Эсме.

– Сэр! – окликнул его Прасерт. – Да?

– Госпожа ждет вас в библиотеке.

– Спасибо, приятель!

Сиамец отправился во флигель для слуг, а Йен поспешил в библиотеку.

Девушка лежала на софе, свернувшись калачиком.

– Эсме!

Ответа не последовало. Склонившись над ней, Йен легонько потормошил ее.

– Я так устала… – невнятно пробормотала она.

Он улыбнулся. Судя по голосу Эсме и по запаху, исходившему от нее, за ужином она выпила явно больше нормы. Неудивительно, что после этого у нее такой крепкий сон!

– Я должна дождаться посла… – пробормотала она сквозь сон. – Он освободит меня!

Эсме перевернулась на другой бок – и скатилась бы с дивана, если бы Йен ее не подхватил. Он поднялся на ноги, держа Эсме на руках и не отрывая от нее глаз. С сомкнутыми ресницами она казалась такой невинной, что он снова усомнился в своих подозрениях по поводу ее связи с Раштоном.

Крепче прижав Эсме к себе, Йен понес ее наверх, в свою спальню. О чем это она там бормотала? Хотела, чтобы он отпустил ее? Что ж, завтра он предоставит ей слово и скажет свое – вот тогда наконец-то и выяснится, что значит для нее Раштон. В конце концов, он имеет право это знать.

Когда посол поднимался по ступенькам, Эсме инстинктивно обняла его. Саронг ее сбился, обнажив одну грудь, и Йен тут же почувствовал, что начинает возбуждаться. Пожалуй, не стоило все же заставлять ее ходить в этом саронге, если он так на него действует; но, черт побери, раньше он никогда так бурно не реагировал ни на одну женщину! Йен чувствовал, что от него потребуется недюжинная сила воли, чтобы удержать себя и не овладеть Эсме этой ночью.

Поднявшись наверх, он отнес девушку в спальню, примыкавшую к его собственной, и положил ее на кровать, но раздевать не стал – иначе бы он просто не смог сдержаться. Ничего страшного, поспит и одетой. На всякий случай он накрыл ее одеялом. Эсме не протестовала – свернувшись калачиком и положив голову на подушку, она лишь что-то пробормотала в полусне.

С минуту Йен стоял неподвижно, не в силах оторвать глаз от пышного каскада волос, разметавшихся по подушке, – до сих пор он привык видеть волосы Эсме заплетенными в косичку. Пухлые девичьи губы цвета вина были полуоткрыты, словно приглашая к поцелую. Наклонившись, Йен легко поцеловал губы Эсме. Ресницы, ее распахнулись, огромные карие глаза глянули на него с изумлением.

– Я ждала тебя, дорогой мой! – еле слышно прошептала она в подушку.

Через мгновение ее дыхание снова стало ровным, и Йен понял, что Эсме снова погрузилась в сон.

Глава 17

Эсме приоткрыла глаза, но солнечный свет-тут же заставил ее снова закрыть их. Однако уже в следующее мгновение, сев на кровати, она принялась озираться по сторонам.

«Где это я?» – подумала Эсме, но, увидев вокруг роскошную обстановку спальни, сразу же все вспомнила. В Чингимэе, в доме Йена, в одной из спален. Но, кажется, вчера она заснула в другой комнате… Как же она попала сюда?

Эсме попыталась восстановить в уме картину вчерашнего вечера. Она ужинала и, должно быть, выпила слишком много вина, а потом попросила Прасерта отвести ее в библиотеку, где и уснула. Ей снилось, как Йен взял ее на руки и понес наверх по ступенькам…

Эсме блаженно улыбнулась, но улыбка сразу погасла, когда она вдруг поняла, что это не сон. Если она заснула в библиотеке, а проснулась в спальне, значит, кто-то действительно перенес ее сюда – и не кто-то, а Йен! Но если это так, то что было потом? Господи, неужели она спьяну отдалась ему?

Эсме осторожно осмотрела себя. Ее саронг на ней. Стало быть, между ней и Йеном ничего не было!

Она поднялась на ноги; голова ее болела и кружилась. В таком состоянии трудно было разговаривать с кем бы то ни было, но Эсме знала – теперь или никогда.

Хорошо бы Йен был дома – иначе их разговор снова откладывался на неопределенное время.

Эсме вышла в коридор. Посмотрев на часы, она с удивлением обнаружила, что уже полдень. Вернувшись в спальню, которую облюбовала накануне, она нашла на туалетном столике свой гребень и привела волосы в порядок, а затем, осторожно держась за перила, спустилась вниз.

Йена она обнаружила в столовой – посол о чем-то беседовал с Прасертом. Впрочем, судя по тому, что рядом со стулом Йена стоял саквояж, а на соседнем стуле лежал цилиндр, он уже собрался уходить.

Когда Эсме вошла в столовую, мужчины обернулись.

– Ну, как ты себя чувствуешь после вчерашнего, красавица? – Йен окинул ее насмешливым взглядом, видимо, удивляясь столь помятому виду. – Готов спорить, что неважно! Садись, этот молодой человек сейчас принесет тебе один коктейльчик, который очень помогает с похмелья, – я только что объяснил ему, как приготовить этот напиток. – Посол кивком отпустил слугу, и Прасерт поспешил покинуть комнату.

Когда Йен упомянул о ее состоянии, Эсме покраснела. Стараясь сохранить выражение достоинства на лице, она осторожно присела на кресло.

– Извини, я вовсе не собиралась так напиваться…

– Ничего страшного, – отрывисто произнес он. Затем повисла долгая, напряженная пауза, во время которой Эсме пыталась собраться с силами для предстоящего разговора.

– Наконец-то мы можем поговорить без помех, – как можно тверже сказала она.

Йен пристально посмотрел на нее:

– И о чем же ты хочешь со мной говорить?

– Ты сказал, что ни за что не оставишь меня, – начала она, – и сделаешь все, чтобы воспрепятствовать моему браку с Майклзом… но мне кажется, ты так до конца и не понял всей опасности, которая может тебе при этом грозить.

– Вот как? – Он удивленно вскинул бровь.

– Поверь, я не шучу! Выслушай меня и не перебивай! Если мой отец приедет сюда и узнает, что все это время я жила в твоем доме, то сам можешь представить, что он подумает, вне зависимости от того, было это на самом деле или нет. А если ты затем заявишь, что не собираешься жениться на мне, он постарается сделать все, чтобы разрушить твою карьеру. С таким влиятельным другом, как мистер Раштон, он может все…

Скороговоркой выпалив эти слова, Эсме призадумалась: может быть, ей не следовало говорить все так прямо, а стоило только намекнуть? Но в таком случае Йен мог и не понять грозившей ему опасности. Эсме была уверена, что после такого аргумента посол уж точно будет морально подавлен, но, посмотрев на него, с удивлением обнаружила все тот же самоуверенный стальной блеск в его глазах.

– Это что, шантаж? – прищурился он. – Тонкий намек на то, что, если я не женюсь на тебе, ты натравишь на меня своего любовничка?

На мгновение Эсме потеряла дар речи; но ее растерянность тут же сменилась всепоглощающей яростью.

– Как ты смеешь?! – быстро поднявшись, с презрением проговорила она. – Держишь меня в плену и при этом пытаешься изобразить себя моей жертвой? Ты, видно, действительно полный идиот, да к тому же еще и не в меру самоуверен, иначе не решил бы, что я собираюсь женить тебя на себе. Выйти замуж за человека, который не верит ни единому моему слову и думает, что я переспала едва ли не со всеми мужчинами на свете! Неужели ты полагаешь, что я уж настолько не уважаю себя?

На этот раз Йен, кажется, действительно испугался. Вскочив, он бросился к Эсме:

– Да Бог с тобой, девочка моя, я ничего такого не имел в виду! Прости меня, прости!

Но Эсме даже не слышала его извинений – так велико было ее горе. Ну почему он все время думает о ней только самое худшее? Вот и сейчас он снова решил, что все ее слова – обычный шантаж…

Йен попытался обнять Эсме, но она оттолкнула его.

– Если ты так сильно ненавидишь меня, – проговорила она сквозь слезы, – считаешь шлюхой и шантажисткой, почему тогда держишь меня при себе? Почему бы тебе не вышвырнуть меня на улицу, тем более что я сама все время прошу тебя об этом?

– Если бы я ненавидел тебя, – в голосе Йена зазвучало отчаяние, – я бы, наверное, так и поступил; но Богом клянусь – пусть меня разразит гром на этом самом месте, если это правда! И я не отпущу тебя – нам с тобой предстоит еще очень многое обсудить…

– Нам предстоит? Да я вообще не хочу иметь с тобой ничего общего!

– Погоди, Эсме, – Йен поправил ее сбившуюся на лоб прядь, – я понимаю твою обиду. Возможно, мы действительно наговорили друг другу много лишнего, но, черт побери, почему каждый раз между мною и тобой встает этот Раштон? Ты так и не ответила мне, что он значит для тебя!

– Неправда, я сто раз говорила тебе – с Раштоном у меня ничего не было и быть не могло!

– Извини, но я позволяю себе в этом усомниться. Почему пришедшую сюда телеграмму послал он, а не твой отец?

– Не знаю, Йен, ей-богу, не знаю, хочешь – верь, хочешь – нет! – Руки девушки от отчаяния сжались в кулаки.

– Не знаешь? Эх ты! А я-то думал, у тебя уже готово какое-нибудь объяснение! Что, фантазия кончилась?

Эсме сверкнула на него глазами:

– Я ненавижу тебя! Ты бессовестный, мерзкий, ничтожный тип! Ты…

– Послушай, дорогая, – Йен невесело усмехнулся, – мне некогда выслушивать все эпитеты, которыми ты собираешься наградить меня. Через час, – он кинул взгляд на часы, – меня ждет принц. Я, между прочим, уже два часа как должен быть в консульстве, но ты сказала, что тебе нужно поговорить со мной, а я не хотел тебя будить. Могла бы, кстати, хоть поблагодарить меня за это! А вот на встречу с принцем я не могу не явиться и поэтому ухожу. Но не думай, однако, что наш разговор окончен: когда я вернусь, то рассчитываю услышать от тебя подробный отчет о том, что у тебя было с Раштоном. – Поспешно нахлобучив цилиндр и подхватив саквояж, Йен пулей вылетел из комнаты.

Эсме вся тряслась от злости. И он еще смеет обвинять ее, словно она ему жена или любовница! Было у нее что-нибудь с Раштоном или не было – она не обязана давать ему отчет о своей личной жизни! Она уже сто раз пыталась уверить Йена, что все эти рассказы – всего лишь гнусная ложь, но он так и не соизволил ее выслушать! И что ей теперь остается? Ждать возвращения своего мучителя для нового разговора? Стоит ли? Нет, пора бежать из этого сумасшедшего дома!

– Госпожа! – послышался из-за ее спины голос Прасерта.

Эсме обернулась. Сиамец протягивал ей стакан с какой-то резко пахнущей жидкостью.

– Хозяин велел дать вам выпить это, и тогда вам обязательно полегчает!

– Мне полегчает, – в сердцах выпалила Эсме по-сиамски, – когда я выберусь наконец из этого проклятого дома!

Прасерт опешил.

– Извини, – смягчилась она, – я, возможно, погорячилась.

– Ничего страшного, госпожа.

– Послушай, Прасерт, – Эсме прищурилась, – мне нужна моя одежда. Где она? Что ты с ней сделал?

Сиамец отвел глаза:

– Я не могу, госпожа. Лорд Уинтроп не велел давать ее вам.

– Хорошо, – продолжала настаивать она, – тогда дай мне свою!

Прасерт молчал.

– Или этого он тебе тоже не велел? – усмехнулась она.

– Я не стану помогать вам бежать, госпожа. Я не могу пойти против воли хозяина. Он мне доверяет.

– И ты считаешь, что он имеет право держать меня здесь? Паренек явно чувствовал себя очень неловко.

– Простите, госпожа Эсме, – забормотал он. – Мне действительно вас жаль и… вы мне нравитесь. Но я не могу нарушить приказ хозяина, как и приказ моего принца, а они оба велели мне не выпускать вас из дома. Удивлению Эсме не было границ.

– И принц тоже? Ему что-то известно обо мне?

Прасерт молчал.

В течение целого часа Эсме не давала Прасерту покоя – она упрашивала его, умоляла, угрожала, пробовала и так и эдак, но на сиамца ничто не действовало.

Перепалка была в самом разгаре, когда вошедший слуга прошептал Прасерту что-то на ухо, и тот, кивнув, повернулся к Эсме:

– Он сказал, госпожа, что вас желает видеть некий джентльмен.

Эсме была не на шутку удивлена. Кто бы это мог быть? Неужели ее отец уже здесь?

– Джентльмен? – переспросила она.

– Да, госпожа. Некий мистер Тервуд.

Гарольд! Эсме просияла. Вот кто поможет ей – уж он-то должен найти способ…

– Проси, пусть войдет.

Сиамец колебался.

– Пошевеливайся же! Или хозяин не велел тебе даже принимать посетителей?

Когда Прасерт наконец удалился, Эсме поспешила к зеркалу, чтобы привести в порядок прическу. Глянув на себя, девушка поморщилась. Боже, что подумает Гарольд, когда увидит ее в доме Йена в сиамском костюме! Но выбора у нее все равно не было – или принимать его в этом саронге, или не принимать вовсе.

Как только Гарольд вошел, Эсме сразу заметила, что он имел мрачный, озабоченный вид. Она опустилась в кресло, предложив гостю сесть напротив.

– Простите меня, Эсме, – начал он, – что я явился только сейчас, но раньше никак не получалось. Я хотел зайти еще вчера вечером, однако лорд Уинтроп наотрез отказался впустить меня. Сегодня утром я был в консульстве, и мне только что удалось освободиться… – Он окинул взглядом ее необычный костюм. – Надеюсь, с вами все в порядке?

– Да, если не считать того, что меня держат здесь взаперти. – Эсме вздохнула.

– Он не… то есть я хочу спросить, вы…

– Нет-нет, Гарольд, – поспешно произнесла она, хотя даже намек на это заставил ее покраснеть, – лорд Уинтроп не сделал меня своей любовницей, если вы об этом хотели спросить. Но, как вы сами понимаете, больше оставаться в этом доме я не могу!

– Разумеется. – Он покачал головой. – Может быть, мне стоит отвезти вас в посольство?

– Простите, Гарольд, но в посольстве я тоже предпочла бы не появляться. – Эсме вкратце объяснила, что со дня на день в Чингмэй должен прибыть ее отец, который, разумеется, вполне мог решить, что его дочь стала любовницей британского посла.

– Вы хотите сказать, – атташе прищурился, – что этот шут гороховый отобрал вашу одежду? Но кто дал ему право?

– Не спешите обвинять Йена. – Эсме вздохнула. – У него есть на то свои причины.

Стоит ли говорить Гарольду, что Йен не желает оставлять ее одну в незнакомом городе? Пожалуй, нет, решила она. Не стоит вызывать у атташе симпатию к послу, если она действительно хочет избавиться от его опеки.

– Может быть, я чего-то не понимаю, – начал Гарольд, – но, по моему разумению, вы Йену ничем не обязаны. К вашему сведению, пока вы его здесь выгораживаете, этот нахал рассказывает всему свету, что вы находитесь в его доме.

– Что? – Эсме недоверчиво уставилась на Гарольда, но, судя по выражению его лица, он говорил чистую правду.

– А вы что думали, откуда, по-вашему, я мог узнать, что вы здесь, как не от его сиятельства? Вчера вечером принц Матайя спросил Йена о некой женщине, находящейся в его доме, и посол пытался уверить его, что это просто служанка. Должно быть, его высочество узнал о вас, потому что кто-то из слуг в этом доме работает на него. Он даже изъявил желание лично вас увидеть, и Йен обещал ему это устроить.

Вот оно что! Так, значит, Прасерт действительно служит принцу…

– Час от часу не легче! – прошептала она. – И зачем Йену понадобилось всем рассказывать, что я нахожусь здесь? Про меня и без того ходит столько мерзких сплетен, но он, кажется, задался целью, чтобы все думали обо мне как можно хуже! Теперь уж мой отец ни за что не откажется выдать меня за Майклза! – Не в силах вынести такое предательство, Эсме разразилась рыданиями.

– Послушайте, я знаю, как вам избежать брака с мистером Майклзом. – Гарольд взял ее за руку. – Вы ведь можете выйти за кого-нибудь другого…

– Так вы полагаете убедить Йена жениться на мне? Предупреждаю сразу, это пустое занятие – посол уже неоднократно давал мне понять, что не собирается этого делать.

Резкость Эсме немного обескуражила Гарольда, но он по-прежнему не выпускал ее руки.

– Честно говоря, я не имел в виду его сиятельство. Я говорил о себе.

Решив, что ослышалась, Эсме испуганно подняла глаза и тут только заметила, что молодой человек страстно, почти благоговейно смотрит на нее.

– Но… но почему? – смущенно пробормотала она. – Жениться на мне? С моей репутацией?

– Дорогая Эсме, я ни на минуту не усомнился в вас и никогда не верил во все эти сплетни! Я достаточно хорошо знаю вас, знаю, что вы порядочная, милая, добрая…

Эсме улыбнулась ему сквозь слезы. В этот момент она была готова расцеловать Гарольда за то, что он так искренне верит в нее. Более того, она была почти готова принять предложение этого милого человека, тем более что это сразу решило бы все ее проблемы – спасло от брака с Майклзом и заставило Йена оставить ее в покое. Не станет же он, в конце концов, отбивать жену у друга!

И все же внутренний голос упорно говорил ей, что это невыход. При всем уважении к Гарольду Эсме не могла выйти за него замуж, потому что… потому что она любила другого. Да и Гарольд, в конце концов, заслуживал большего, чем обрести жену, которая будет уважать его и навсегда останется ему верна, но любить будет другого.

– Я искренне благодарна вам, Гарольд. – Эсме тоскливо вздохнула. – Но все же вынуждена отвергнуть ваше предложение. Столь искренний человек, как вы, безусловно, заслуживает большего – он заслуживает такую Жену, которая любила бы его. А я… я очень уважаю вас, но не более того.

Только после этих слов Эсме удалось наконец высвободить свою руку из руки Гарольда. Горло ее сдавили рыдания.

– Но я же люблю вас, – настаивал Гарольд. – И вы не станете отрицать, что вам я тоже вполне симпатичен. К тому же это все равно лучше, чем брак с Майклзом!

Эсме понимала, что Гарольд прав – союз их был бы весьма неплохим вариантом, в этом браке были бы и взаимное уважение, и взаимопонимание, и забота друг о друге… Но разве этого достаточно? Возможно, и сам Гарольд через какое-то время понял бы, что совершил ошибку.

– За Майклза я выйду лишь при одном условии, – решительно заявила она, – если меня выдадут за него насильно и мне будет некуда деться. Но в любом случае я буду противиться этому браку всем существом своим! А если все же мне суждено выбрать себе мужа по доброй воле, то это будет только тот, кого я люблю!

– И вы уже встретили такого человека? – напрямую спросил Гарольд.

Эсме молча отвела взгляд.

– Черт побери, вы что, хотите сказать, что любите его? Как вы могли?! Я всё-таки считал вас умной женщиной! Да всему свету известно, что лорд Уинтроп – отъявленный ловелас, способный лишь на то, чтобы позабавиться с девушкой некоторое время и бросить ее, разбив ей сердце! Как вы могли оказаться так слепы, Эсме?

– К вашему сведению, я и сама уже много раз пыталась уверить себя, что Йен именно такой, каким вы его сейчас описали. Но именно сердце упрямо говорит мне другое…

– Он недостоин вас, Эсме, я же могу подарить вам любовь! Я буду обращаться с вами как с королевой, тогда как все, что нужно вашему Йену, – это…

– Я отлично знаю, что нужно Йену! Простите, но я просто хочу сказать – сердцу не прикажешь. Разумеется, ваше предложение дало бы мне свободу, но мне все-таки хотелось бы большего – не только для себя, но и для вас.

Гарольд снова начал уговаривать ее, но Эсме оставалась непреклонной, и чем сильнее он настаивал, тем больше она злилась. Хотя у нее не было сомнений в том, что брак с человеком, который уважает ее и готов окружить всяческой заботой, гораздо надежнее и солиднее, чем бурная страсть к отъявленному ловеласу, она так же хорошо знала и другое – у ее сердца есть свои доводы, о которых разум ничего не знает… Йен часто обижал ее своим недоверием, но по большому счету по отношению к ней он всегда вел себя порядочно. Даже прошлой ночью, когда она была пьяна до бесчувствия, и ему ничего не стоило овладеть ею, он не стал этого делать. Эсме прекрасно знала, каких усилий это ему стоило, какова была его страсть к ней. Да, он не испытывает к ней любви, но, с другой стороны, и не пытается делать вид ради того только, чтобы заманить ее в постель. Йен никогда ни в чем не обманывал ее и вообще вел себя по-джентльменски.

– Хорошо. – Гарольд наконец признал свое поражение. – В конце концов, вам не обязательно выходить за меня замуж. Вы можете просто уехать со мной куда-нибудь, где я подыщу вам приличное место. Вы, кажется, сами хотели убежать из этого дома? Почему бы не сделать это прямо сейчас, пока наш посол находится на аудиенции у принца…

Неизвестно, что произошло бы в следующий момент, если бы в дверях вдруг не послышался какой-то шум. Обернувшись, Эсме увидела Йена – тот был хмур, словно осенний день.

– Вынужден разочаровать тебя, дружок, – мрачно изрек он, – но аудиенция уже закончилась. Будь любезен, покинь мой дом немедленно, иначе я церемониться не стану! – В голосе Йена звучало такое откровенное презрение, что Эсме невольно поежилась.

Сняв фрак, Йен демонстративно швырнул его на стул.

– Послушайте, Гарольд, – прошептала Эсме, – я думаю, сейчас вам действительно лучше уйти!

– Без вас я никуда не пойду! – Атташе картинно выпятил грудь. Однако несмотря на всю его браваду, от взгляда Эсме не укрылось, что он действительно побаивается Йена.

– Прости, но здесь командую я! – Зайдя за спинку кресла Эсме, Йен положил руки ей на плечи.

– Гарольд, я прошу вас… – невольно воскликнула Эсме.

– Ты слышал, что она сказала? – Пальцы Йена крепче сжали ее плечи.

Гарольд посмотрел на Эсме – в лице ее не было ни кровинки. Тогда он перевел взгляд на Йена:

– Скажу тебе по дружбе, ну и дурак же ты, раз сам не понимаешь, какое сокровище держишь в руках! Разумеется, скорее всего, ты позабавишься с этой девушкой и бросишь ее, когда пресытишься, а пресытишься, понятно, очень быстро. Но может быть, ты готов предложить Эсме законный брак, как только что сделал я?

– Это правда?

Не в силах ответить словами, Эсме лишь кивнула.

– И, я полагаю, ты приняла его предложение? Ты же сама говорила, что готова на все, лишь бы избежать брака с Майклзом!

Эсме понимала, что сейчас Йеном движут гнев и ревность, но его слова были слишком жестоки. В глазах ее, должно быть, отразилась боль, ибо лицо Гарольда покраснело от гнева.

– К твоему сведению, – надменно произнес он, – Эсме мне отказала. Судя по всему, она любит другого, но я продолжаю надеяться. Очень скоро она поймет, что этот «другой» недостоин ее…

Эсме почувствовала, что хватка Йена немного ослабла.

– Уходите, Гарольд, прошу вас! – умоляющим голосом проговорила она. – Вы же сами видите, что этот разговор бесполезен…

В последний раз с нескрываемым презрением посмотрев на посла, Гарольд резко повернулся и быстро покинул комнату, в то время как Йен продолжал стоять неподвижно, держась за спинку кресла. Он не сдвинулся с места, даже когда за Гарольдом захлопнулась калитка.

Так прошла, казалось, вечность.

– Почему ты отвергла его предложение, Эсме? – произнес он наконец.

– Не думаю, что это…

Йен обошел вокруг кресла и, встав напротив Эсме, скрестил руки на груди.

– Еще как важно! – В этот момент в облике Йена не осталось ничего от того грозного, неколебимого победителя, каким он выглядел всего лишь несколько минут назад. В-голосе его слышалась такая боль, что Эсме вдруг захотелось плакать.

– Дело в Раштоне, да? – тем же угрюмым голосом проговорил он. – Ты по-прежнему любишь его?

Эсме так резко поднялась, что Йен даже отступил на шаг. Но, поскольку этого ей показалось мало, следом она влепила ему звонкую пощечину.

– Гарольд прав, – с горечью произнесла Эсме, – ты действительно полный идиот. – Выскочив из комнаты, она бросилась вверх по лестнице; посол столь же стремительно последовал за ней. Еще секунда – и дверь, захлопнувшись, разделила бы их, но еще прежде Йен успел поймать Эсме за талию.

Она отчаянно пыталась вырываться, но Йен, конечно же, оказался сильнее.

– Отпусти меня! – в бессильной ярости выкрикнула она.

– Не спеши, красавица, – вкрадчиво ответил он. – Сначала мы должны кое-что выяснить.

– Стоит ли? – прошипела Эсме. – Я уже сто раз пыталась с тобой поговорить, но ты не хотел слушать! Я не изменю своего решения и не стану жить в твоем доме, если даже мне придется ночевать на улицах и просить милостыню! – Она принялась бить Йена босыми пятками, но эти удары, казалось, причиняли ему не больше боли, чем каменной скале.

– Ну, давай, – подзадорил он, – визжи громче! Чем сильнее ты отбиваешься, милочка, тем сильнее распаляешь мою страсть!

Поняв, что борьба бесполезна, Эсме вдруг обмякла и, пожалуй, упала бы, если бы Йен не держал ее за талию.

– Послушай, красавица, пора бы тебе наконец понять, что я не насильник! Если бы я был способен сделать это против твоей воли, то уже давно овладел бы тобой! Ну как ты не видишь, что все мои действия продиктованы лишь заботой о тебе!

– Возможно, но я тебе не верю! – прошептала она, с трудом соображая, что означают эти слова, – сексуальное возбуждение Йена начало передаваться и ей.

– А по-моему, ты себе не веришь, – уточнил он, – и поэтому все время пытаешься убежать от самой себя…

Раздвинув волосы Эсме, Йен коснулся губами ее шеи. Нарочно или случайно, но своим поцелуем он попал в самую чувствительную точку, словно оставив метку на ее коже.

– Не надо, прошу! – поморщилась она.

Йен резко повернул Эсме лицом к себе.

– Так кого ты все-таки любишь, из-за кого отказала Гарольду? – Зрачки его сузились. – Отвечай! Я все равно это узнаю!

Взгляды их встретились – и словно молния пронзила все существо Эсме. Она опустила глаза, чувствуя, что теперь не сможет солгать.

– Ты это уже знаешь, – прошептала она.

Лишь проговорив это, Эсме смогла снова поднять глаза и сразу заметила, что во взгляде Йена больше нет боли, – теперь этот взгляд стал открытым и словно бы просветленным.

Йен крепко прижал Эсме к своей груди, и их губы слились в поцелуе. Не желая больше противиться его ласкам, Эсме вложила в поцелуй всю накопившуюся страсть, ощущая, как поцелуй Йена проникает в самую ее душу.

– Я так долго ждал этого момента! – растроганно произнес он, когда поцелуй наконец закончился. – Надеюсь, ты в самом деле хочешь меня?

Эсме была просто не в силах ответить «нет».

– Да, – прошептала она.

Их губы слились в новом поцелуе – таком страстном, что все прежнее показалось Эсме совершенно незначительным. На этот раз она вся была охвачена огнем, в котором душа ее таяла, словно восковая кукла. Ничто на свете не могло сравниться с этой сладкой, мукой…

– Ты правда хочешь меня, детка? – повторил-Йен свой вопрос. – На этот раз ты не откажешь мне?

– Нет, Йен, нет… Нет, любимый!

«Любимый»… Это слово заставило Йена застонать от счастья. В его объятиях Эсме чувствовала себя так спокойно и уютно, что сама удивлялась, как могла она столь долго противиться этому. В глубине души девушка понимала, что это безумие, за которым настанет момент трезвости, но сейчас потребность в ласках Йена явно брала верх.

Губы Йена ласкали ее шею, лоб, глаза, и Эсме чувствовала, как в ней непреодолимой волной поднимается желание. Малейшее прикосновение этих губ словно зажигало в ее теле мириады искр, и все же к ее желанию примешивалась и некая толика страха – ведь Йен до сих пор не верил, что она девственница, и считал ее умелой, опытной женщиной, которая сама едва ли не лучше партнера знает, что делать. Ламун и Мей, разумеется, посвящали Эсме в тайны супружеского ложа, но, как правило, в весьма туманных выражениях, так что она понимала их лишь наполовину. Помнится, они говорили, что вначале чувствуешь боль, а уж потом…

Йен, очевидно, заметил, что Эсме одолевают какие-то сомнения, однако он продолжал не переставая целовать ее. Затем он легко, как перышко, подхватил ее на руки и понес в свою комнату.

Заходящее солнце наполняло спальню Йена пожаром лучей, окрашивая шелковый балдахин над кроватью и огромный ковер на стене в оранжевые тона, так что Эсме казалось, будто она тонет в море оранжевого огня.

Йен осторожно положил ее на кровать; глаза его напоминали мерцающие угольки, при этом в любой момент готовые разгореться пожаром. Опустившись рядом с Эсме, он осторожно коснулся пальцами ее щеки, словно не веря, что она находится рядом с ним.

– Поцелуй меня, – ласково произнес он.

Эсме удивилась тону, которым была произнесена эта фраза. Заглянув в глаза Йена, она увидела в них такую нежность, какой ей никогда не приходилось видеть раньше, но у нее не хватало решимости ответить что-нибудь словами, словно слова могли разбить хрупкую гармонию, которая наконец установилась между ними. И все же выразить, что она чувствует, Эсме могла. Она несмело коснулась губами его губ – и сразу же природные инстинкты, дремлющие в каждой женщине, ожили в ней. Позабыв обо всем, она принялась жадно целовать Йена. Язык ее скользил у него во рту, заставляя Йена стонать от удовольствия, а тонкие девичьи пальцы погрузились в густую массу его кудрей.

Руки Йена потянулись к булавке, стягивающей саронг Эсме, и через мгновение легкая шелковая ткань полетела на пол. Но когда одна грудь Эсме легла в ладонь Йена, словно в чашу, Эсме вдруг смутилась и прекратила поцелуй.

– Не бойся, девочка, – нежно проговорил Йен. – Твое тело не противится, позволь и своему уму не смущаться…

Он прав, подумала Эсме, тело ее действительно не противилось его ласкам. Впрочем, «не противилось» – это еще слабо сказано, ибо ей казалось, что ничто на свете не может быть восхитительнее этих прикосновений. Но все прежние ощущения показались ей ничем, когда Йен коснулся губами ее соска. Эсме с удивлением почувствовала, как соски ее влажнеют и набухают. Горячие волны желания охватили все ее существо. Эсме еще глубже погрузила пальцы в волосы Йена, казавшиеся золотыми в последних лучах заходящего солнца. За день его щеки уже успели покрыться небольшим налетом щетины, которая возбуждающе щекотала ее кожу.

Пока одна рука Йена обнимала Эсме, другая начала ловко и настойчиво развязывать узел ее шаровар. При этом губы его продолжали ласкать нежную девичью грудь, доводя Эсме почти до умопомрачения.

Йен медленно стянул с Эсме шаровары и отстранился, любуясь ее наготой. Смутившись, девушка потянулась за простыней, но сильная рука перехватила ее запястье.

– Не надо, – негромко проговорил он. – Дай мне вдоволь полюбоваться тобой!

На этот раз Эсме не стала противиться его желанию. Йен снова погладил сначала одну ее грудь, потом другую… Наконец рука его опустилась ей на живот. Он поцеловал ее пупок, затем губы его скользнули ниже. Раздвинув ноги Эсме, Йен коснулся губами трепещущей розовой плоти.

Эсме вдруг стало невыносимо стыдно. Как случилось, что она позволяет ему подобные вещи, словно последняя проститутка?

– О, Йен! – прошептала она.

Подняв голову, Йен посмотрел на нее, а затем вновь приник к ней.

– Йен!

Он снова поднял голову:

– Неужели Раштон никогда с тобой такого не делал?

Ревность, прозвучавшая в его голосе, больно кольнула Эсме.

– Никто никогда со мной такого не делал! – резко заявила она.

– Рассказывай! Может, еще скажешь, что ты девственница?

– Может быть!

– И у тебя хватает духа рассказывать мне сказки даже сейчас, за минуту до того, как я узнаю правду?

Эсме захотелось наотмашь ударить его, но у нее уже не было сил.

– Или, может быть, ты лгала мне, когда совсем недавно сказала, что хочешь меня?

– Я хочу, чтобы ты доверял мне! – Видя, что Йен не оставляет своих насмешек даже в такой трепетный момент, Эсме готова была разрыдаться.

Неожиданно Йен снова начал яростно целовать Эсме, и тело ее ответило на ласки помимо воли. От Йена пахло коньяком, сигарой и еще каким-то терпким мужским запахом. Он еще не был раздет, и Эсме вдруг захотелось увидеть его голым. Пальцы ее потянулись к пуговицам его жилета. Встав на колени, Йен помог ей избавить себя от жилета, а потом и от рубахи и отбросил их в сторону.

Мужчин, обнаженных по пояс, Эсме приходилось видеть и раньше – сиамцы часто разгуливали по улицам без рубашек. Но сиамские мужчины, как правило, были весьма щуплыми в отличие от рослого, мускулистого английского лорда. Девушка не могла оторвать взгляда от широкой сильной груди, покрытой золотистым пушком, от налитых силой плеч…

Поймав ее восхищенный взгляд, Йен улыбнулся и, взяв ее руки в свои, положил их на ремень своих брюк.

Смутившись, Эсме отняла руки и опустила взгляд.

Заметив ее смущение, Йен дружески усмехнулся.

– Посмотри на меня, детка! – потребовал он.

Эсме с трудом заставила себя поднять глаза. Не без волнения наблюдала она, как Йен начал расстегивать брюки. Наконец он одним ловким движением избавился от брюк, предстал перед Эсме в первозданном виде. Она вновь смущенно отвела глаза.

– Придется тебе привыкать к моему виду, скромница, – снова усмехнулся он, – ибо я надеюсь, что это далеко не последняя наша ночь!

Губы его коснулись соска Эсме, наполняя все ее существо желанием. Ощущения были запредельными, но Эсме знала, что это еще не все и сейчас должно произойти самое важное.

Она приняла позу, в которой, как ей казалось, Йену будет удобнее всего. Пальцы его начали ласкать самые интимные ее места, но Эсме уже не стеснялась этого. Вдруг она ощутила на себе весь вес тела Йена, и его лицо оказалось рядом с ее лицом.

– Скажи мне, какого мужчину ты хочешь? – прошептал он.

– Тебя, только тебя!

И тогда Йен вошел в нее. Эсме отчетливо чувствовала каждый дюйм его тела. Ей казалось, что он наполняет ее чем-то таким, чего она давно ждала, чего ей так не хватало… Это было так естественно, словно они были созданы друг для друга.

Вдруг Йен остановился, и в лице его что-то изменилось. Эсме поняла, точнее, почувствовала, как он натолкнулся на преграду, свидетельствующую о том, что она девственница.

– Черт побери! – воскликнул он. – Господи! Черт побери!

На мгновение у Эсме мелькнула горькая мысль, что Йен мог бы поверить в ее девственность до того, как убедился в ней на практике… И тут же все в ее голове смешалось под напором всепобеждающего желания.

Эсме осторожно дотронулась до щеки Йена, и он, открыв глаза, поцеловал ее.

– Ты говорила мне… – со скорбью в голосе произнес он. – Ты говорила мне тысячу раз, но я не верил… Можешь ли ты простить меня?

Пальцы Эсме гладили его щеку, в то время как в глазах ее промелькнула светлая грусть.

– Могу, – проговорила она. – Должна простить. Точнее, не могу не простить…

– Я недостоин тебя, Эсме… Еще не поздно, может быть, я…

– Что ты хочешь сказать? – испугалась она.

– Может быть, мы теперь прекратим это?

Эсме его слова полоснули словно нож по сердцу. Потерять любимого в тот момент, когда она наконец обрела его? Об этом не могло быть и речи!

Йен попытался выйти из нее…

– Нет, только не это! Я хочу тебя! Не прекращай, ради Бога, не прекращай!

– Ты уверена?

– Да! Йен, я прошу тебя…

– И ты не пожалеешь! Я никогда не покину тебя, родная! – Новый резкий толчок – и острая боль вдруг, пронзила все тело Эсме. Она невольно вскрикнула.

– Потерпи еще немного, – шептал Йен, – потерпи, больно лишь в первый раз…

Он остановился – должно быть, для того, чтобы дать Эсме передохнуть, – и действительно, боль в скором времени уступила место восхитительному ощущению; полноты. Затем Йен начал двигаться внутри ее – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и с ускорением ритма нарастали ощущения Эсме.

Она бессознательно притянула любимого к себе, наслаждаясь его близостью. Для нее эта близость означала нечто большее, чем просто плотское удовольствие: непонимание между нею и Йеном ушло, как ей казалось, навсегда, уступив место полной гармонии. Наконец-то он получил полное доказательство ее невинности и теперь уж наверняка перестанет верить всем этим мерзким сплетням!

Влюбленные долго лежали молча – им было так хорошо друг с другом, что слова просто не требовались. Наконец, приподнявшись на локте, Йен лукаво посмотрел на Эсме:

– Оригинальный ты придумала способ, чтобы доказать мне свою невинность, нечего сказать! – И тут же улыбка сошла с его лица, глаза затуманились. – Прости меня, Эсме! – В его голоса зазвучала скорбь. – Ты была права – я оказался слеп, как последний идиот! Теперь ты имеешь полное право презирать меня…

Эсме приложила палец к губам Йена, словно преграждая путь потоку слов:

– Я не могу презирать тебя – не могу и не хочу! Я люблю тебя! – Она подтвердила свои слова горячим поцелуем.

– И все-таки, – робко улыбнулся он, – я был не совсем не прав, когда считал тебя соблазнительницей! Ты жутко соблазнительная женщина, Эсме!

– Да, любимый, да… – Эсме погладила его небритую щеку. – Но будь спокоен – я навсегда останусь соблазнительницей только для тебя.

Последняя фраза прозвучала уже невнятным бормотанием – устав от полного событиями дня, Эсме погрузилась в сон.

Глава 18

Лорд Уинтроп вздрогнул, когда его груди вдруг коснулась чья-то рука, но тотчас же вспомнил, кто находится в постели рядом с ним. Пробудившись, он полежал еще с полчаса в надежде снова заснуть, но сон не шел к нему. Осторожно, чтобы не разбудить подругу, он выскользнул из-под одеяла и опустил босые ноги на пол, а потом еще с минуту стоял неподвижно, любуясь нагим телом блаженно улыбавшейся во сне Эсме. Пробормотав что-то и прижав к себе подушку, она поменяла позу, свернувшись калачиком, и он, глядя на нее, тоже улыбнулся. С неожиданной нежностью Йен поправил сбившееся одеяло. Один раз он уже просыпался и ходил за теплой водой и полотенцем, чтобы отереть от крови ноги Эсме. Несмотря на то, что он все делал крайне осторожно, она все-таки проснулась, и они снова занимались любовью.

Вспомнив об этом, Йен вдруг почувствовал, как опять начинает возбуждаться. Во второй раз Эсме отдалась ему с такой страстью, словно никогда и не противилась этому. Судя по всему, она никогда не перестанет удивлять его какой-нибудь новой гранью своего характера. Но пожалуй, самой восхитительной из этих граней была та, что открылась ему этим вечером.

Впрочем, во сне Эсме снова выглядела невинной девушкой, а ее юное лицо с полуоткрытыми губами казалось почти детским. Если бы Йен на себе не испытал страсть Эсме этой ночью, сейчас, глядя на нее, он решил бы, что перед ним самая целомудренная женщина на свете.

Отыскав в шкафу свой халат и надев его, он еще раз кинул взгляд на спящую Эсме, а затем, спустившись в библиотеку, зажег лампу, налил себе преизрядный бокал бренди и погрузил свое могучее тело в огромное кожаное кресло.

Ему по-прежнему не давала покоя его ошибка. Как мог он поверить всем этим отвратительным сплетням об этой чудесной девушке?! Если бы он уже в постели не столкнулся с неопровержимым доказательством ее девственности, то, пожалуй, до сих пор продолжал бы в них верить! Надо же оказаться таким ослом! Впрочем, главным, что дезориентировало его, были, – пожалуй, не сплетни – он ведь отлично знал им цену, – а то, с какой хитростью Эсме переоделась сначала сиамкой, а потом сиамцем-переводчиком – и все лишь для того, чтобы достичь своих целей. Подобная изобретательность была полностью в духе Кэролайн, вот он и решил…

Кэролайн! Вспомнив о ней, Йен едва не застонал. Разве можно сравнить мотивы действий Эсме с дьявольской изощренностью когда-то влюбившей его в себя красавицы? Переодевание девушкой-сиамкой было весьма невинной ложью, а переодевание Леком – всего лишь вынужденным шагом ради спасения собственной свободы. Увы, после горького опыта с взбалмошной Кэролайн Йен уже привык смотреть на всех женщин как на прожженных интриганок… А ведь никто из его окружения не верил в эти гнусные сплетни! Преподобный Тэйлор всегда стремился доказать невинность Эсме, да и Гарольд тоже пытался раскрыть Йену глаза на то, что он и сам должен был видеть в первую очередь…

Йен в отчаянии обхватил голову руками. После всего случившегося достоин ли он Эсме, этой столь незаурядной женщины? Не каждая смогла бы с такой смелостью и изобретательностью бороться за свое достоинство, за то, чтобы избежать брака с нелюбимым человеком. А он до последнего времени только и делал, что всячески унижал эту гордую, независимую девушку! И все же, несмотря ни на что, она продолжала любить его…

Нет, теперь уж он ни за что не потеряет ее. Он сделает все, что в его силах, чтобы загладить свою вину, и в первую очередь завершит то, что начал, лишив Эсме девственности, – женится на ней.

Перед мысленным взором-Йена одна за другой начали сменяться радужные картины – Эсме в роскошном вечернем платье рядом с ним на каком-нибудь дипломатическом приеме и она же в восхитительной наготе распростертая на постели; Эсме, носящая под сердцем его ребенка… Каким же все-таки идиотом он был до сих пор, не доверяя единственной женщине, которая, став его женой, наполнит всю его жизнь смыслом и очарованием… Но сейчас он, слава Богу, прозрел – и правда, лучше поздно, чем никогда…

Йен сжал кулаки. Если бы только он тогда не поверил в нелепые россказни этого болтуна Годфри! Но ведь, в конце концов, сплетня о том, что Эсме – любовница Раштона, была распущена не Годфри – этот пустоголовый тип лишь пересказал то, что слышал от таких же сплетников, как он… Но кто же тогда пустил эту сплетню первым, кому вдруг понадобилось опозорить невинную девушку безо всякой на то причины? Или причина все-таки была?

Поставив на стол недопитый бокал, Йен решительно встал и, поднявшись наверх, взглянул на часы. Время не такое уж позднее – всего лишь полночь, и Годфри скорее всего все еще находится там же, где был и – вчера в это же время, – в гостиничном баре. Теперь только нужно найти его и добиться от него всей правды, даже если для этого придется его пытать!

Йену потребовалось всего несколько минут, чтобы одеться, но у кровати Эсме он снова замешкался. Стоит ли будить ее, чтобы сказать, куда он пошел? Пожалуй, все-таки нет. Она спит так крепко, что скорее всего не проснется до утра, а значит, вообще не заметит его отсутствия.

Наклонившись, Йен нежно коснулся губами ее щеки.

– Я скоро вернусь, любимая! – прошептал он ей в ухо.

Эсме улыбнулась сквозь сон. Улыбка ее была такой невинной, что Йен еще сильнее укрепился в своем желании разузнать, кто же первым пустил эту гадкую сплетню.

Спустившись вниз, он обнаружил Прасерта, ужинавшего в столовой в компании одной из девушек-служанок. Сказан ему, куда идет, Йен покинул дом и едва ли не бегом устремился к гостинице.

Годфри действительно оказался там, где он ожидал его найти, – в одной руке у гуляки был бокал с виски, другой он сжимал веер из пяти игральных карт.

– Старик! – заорал Годфри на весь зал. – Черт побери, ты как раз вовремя – нам для игры не хватает еще одного партнера…

– Мне сейчас не до карт, – сурово произнес Йен, даже не поздоровавшись с присутствующими. – У меня к тебе серьезный разговор…

– Так пусть твой разговор подождет до завтра, – поморщился атташе. – Не хотелось бы бросать игру – сегодня мне чертовски везет…

– Боюсь, этот разговор не терпит отлагательства. – Йен взял бокал из руки Годфри. – Я хочу покончить с этим делом раз и навсегда, и так уже все зашло слишком далеко, а в результате страдал невинный человек…

– Какой еще человек? Черт побери, Йен, не будь ты таким занудой! Сел бы лучше, поддержал компанию…

– Послушай, – лицо посла сделалось мрачнее тучи, – если ты сейчас же не пойдешь со мной, я расскажу твоим дружкам, как именно ты жульничаешь в игре!

– Хорошо, хорошо, будь по-твоему… – нехотя пробубнил Годфри. – Надеюсь, разговор не затянется надолго?

– Я тоже на это надеюсь. У меня вовсе нет желания торчать здесь с тобой, тем более что я мог бы провести эту ночь в гораздо более приятной компании.

Годфри ухмыльнулся, видимо поняв, что он имеет в виду. Йен готов был убить его за это, но все же постарался взять себя в руки. Выбрав одинокий столик подальше, они сели.

– Я хочу знать, – сурово произнес посол, – кто и, главное, почему пустил сплетню о том, что Эсме Монтроуз – любовница Раштона.

Подозрительно покосившись на него, Годфри поцокал языком:

– Ты хочешь сказать, что наконец получил доказательства и это неправда? Поздравляю, старик!

Руки Йена сжались в кулаки.

– Послушай, Годфри, – начал он, – я прощаю тебя лишь потому, что ты мой старый друг. Но если ты еще раз начнешь распространять мерзкие слухи о моей невесте, даже не удосужившись проверить, правдивы они или нет, считаю своим долгом предупредить: ты об этом сильно пожалеешь!

– Невесте? – На минуту у атташе отвисла челюсть, но затем лицо его расплылось в улыбке. – Черт побери, старик, это нужно отметить! Человек, шампанского!

– Не надо шампанского. Я, разумеется, собираюсь отпраздновать это, но позже. Сейчас меня интересует лишь одно – кто распустил эту чертову сплетню!

Годфри пожал плечами:

– Но я, кажется, уже говорил тебе: насколько мне известно, тут замешан Лоренс. Для чего ему это понадобилось? А черт его знает – должно быть, просто для шутки…

– И ты болтал тоже просто для шутки, даже не думая, что своим длинным языком губишь репутацию невинной девушки?

Годфри передернул плечами:

– При чем тут я? Даже папаша Монтроуз верит в эти слухи, иначе не стал бы выдавать дочь за Майклза…

– Я полагаю, – прищурился Йен, – тот, кто пустил сплетню, добивался именно этого – чтобы девушка не смогла выйти замуж. К тому же я сомневаюсь, чтобы Раштон стал рассказывать своему секретарю небылицу о том, что Эсме – его любовница. Ее отец – близкий друг Раштона, и подкладывать ему такую свинью…

Годфри усмехнулся:

– Извини, старик, но ты ведь сам купился на эту басню! Эсме сто раз уверяла тебя, что невинна, и что же – ты поверил ей?

Лицо Йена помрачнело.

– Да, приятель, – произнес он, – это была страшная ошибка. Но, во-первых… кое-какие обстоятельства моей прошлой жизни заставляли меня смотреть на некоторые вещи предвзято, а во-вторых, я был слишком зол, и это мешало мне мыслить спокойно и взвешенно. Но теперь, чтобы загладить свою вину, я обязательно должен узнать истину!

– Что ж, – изрек Годфри, – разгадка, полагаю, проста. Если ты не веришь, что сплетню придумал Раштон, тогда остается Лоренс – это он клятвенно уверял меня, что у его хозяина с мисс Монтроуз бурный роман!

Губы Йена скривились.

– Разумеется, – поспешил добавить Годфри, – этот негодяй должен быть примерно наказан за распространение ложных слухов!

–. Не пойман – не вор. – Йен почесал затылок. – Сперва нужно еще доказать, что сочинитель сплетни действительно Лоренс.

Годфри угодливо улыбнулся – в этот момент он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Тогда мы снова возвращаемся к вопросу о том, почему была распущена сплетня, – медленно произнес он. – Я лично не представляю, зачем это нужно Лоренсу. Насколько мне известно, до сих пор он ничего не имел ни против девушки, ни против ее отца…

– Тогда, возможно, его заставил кто-то другой. Но кто? У тебя есть какие-нибудь предположения?

– Не думаю. Хотя, впрочем…

– Что? – насторожился Йен.

– Видишь ли, Лоренс – заядлый игрок. Что, если он проиграл кому-то крупную сумму денег и тот, кому он должен, заставляет его…

– А кому именно он должен, тебе известно?

– Да, причем от самого Лоренса. Этот горе-игрок как-то говорил мне, что срочно нуждается в деньгах, и предлагал провернуть некую сомнительную махинацию, чтобы наварить денег. Слава Богу, у меня тогда хватило ума, чтобы отказаться. Должен он, почитай, едва ли не половине Бангкока – мне, Раштону, кое-кому из купцов, включая, кстати, того, за которого Эсме собиралась замуж…

– Майклза? – удивился Йен.

– Ну да, Майклза. Ты полагаешь, сплетню распустил он? Вряд ли, старик. Сам посуди – зачем ему позорить девушку, на которой он собирается жениться? А намерения у него, судя по всему, серьезные – этот тип сватался к ней уже дважды…

С минуту Йен сидел задумавшись.

– Вот в том-то и дело, – проговорил он наконец, – Девушка дважды отказала Майклзу. Не кажется ли тебе, что он решил отсечь остальных женихов, чтобы у Эсме просто не осталось выбора?

– И для этого заставил Лоренса распустить известный нам слух, обещая простить ему долг? Так ты полагаешь, старина?

– Единственное, что меня здесь смущает, – поморщился Йен, – это нелепость положения самого Майклза. Жениться на девушке, о которой ходят подобные сплетни и которая к тому же презирает тебя? Этот Майклз, судя по всему, полнейший идиот, если рассчитывает получить Эсме таким путем! Но идиот он или нет, я этого так не оставлю и достану его хоть из-под земли! Он должен быть и будет наказан!

– Что ж, – Годфри вальяжно откинулся в кресле, – тут я с тобой солидарен. Этого типа давно пора…

Обличительный пассаж атташе был прерван неожиданным образом.

– Лорд Уинтроп! Лорд Уинтроп! – Кто-то у входа пытался разглядеть Йена среди присутствующих.

Обернувшись, посол заметил в дверях Прасерта, а рядом с ним малорослого китайца, Вонга – человека, которого он нанял, чтобы следить за Ченом.

– Вижу его, – произнес Вонг. – Спасибо, приятель, ты свободен.

Китаец направился к столику Йена. Прасерт последовал за ним.

– Кто это? – спросил атташе, глядя на подошедших.

– Не важно, – поспешно ответил Йен, – теперь ты свободен и можешь вернуться к своим картам. Договорим завтра.

– Что ж, – Годфри пожал плечами, – хотя мне не терпится узнать, как тебе удалось уломать эту недотрогу…

Но Йен уже не слушал болтовню приятеля – все его внимание переключилось на Вонга.

– Возвращайся домой, Прасерт, – скомандовал он и, когда сиамец удалился, взяв Вонга под руку, вышел с ним на улицу.

– Что вы делаете? Я кажется, ясно сказал вам: никто не должен знать, что мы с вами знакомы! – Это были первые слова, с которыми он обратился к китайцу.

– Не время соблюдать конспирацию, сэр, – нимало не смутившись, ответил тот. – Мистер Чен, за которым вы мне велели следить, сейчас сидит в компании какого-то подозрительного типа – возможно, того самого, которого вы разыскиваете.

– Как, здесь, в Чингмэе? – удивился Йен. – Странно. Напарник Чена не стал бы так светиться!

– Разумеется, сэр, я не могу быть уверен, что это точно тот человек, которого вы ищете, но у него европейская внешность, и он говорит по-английски… Если мы с вами поторопимся, то, возможно, еще застанем их вместе.

– Пожалуй, тут вы правы – не стоит упускать шанс. Скорее всего, это все-таки он – не думаю, что у Чена много знакомых англичан.

Через несколько минут они уже были в порту, где на воде покачивалось множество плавучих домов. Как и предполагал Вонг, Чен с неизвестным находились в одном из них.

Осторожно зайдя в соседний плавучий дом, Йен и Вонг прислушались. Двое мужчин действительно о чем-то довольно громко переговаривались по-английски, и в одном из них Йен без труда узнал по голосу Чена.

– Слава Богу, – шепнул Вонг, – англичанин еще здесь.

– Я не хочу арестовывать Чена сейчас, – так же шепотом ответил Йен, – сперва мне хотелось бы узнать, что за человек его сообщник. Для этого мне надо получше разглядеть англичанина – вдруг это кто-нибудь, кого я знаю?

– Я буду следить за дверью, – решил Вонг. – Отсюда мне все видно. Как только англичанин выйдет, дайте знак, сэр, что я должен делать. Возможно, вы хотите, чтобы я проследил за ним до дома? В таких случаях медлить нельзя, но нужно все оставить так, чтобы он не догадался, что я за ним слежу.

– Стало быть, вам известно, кто этот англичанин?

– Нет, сэр. Я знаю только, что действительно этот человек приехал из Бангкока сегодня поздно вечером – он сам это сказал, когда мистер Чен открывал ему дверь. Мне показалось, что Чен был очень удивлен и даже зол, увидев его. Затем англичанин вошел внутрь, и мне больше ничего не удалось услышать.

– Ну что ж, – подытожил Йен, – теперь нам остается только ждать.

Кивнув, Вонг сел, не отрывая взгляда от двери, за которой находился Чен. Йен же продолжал стоять, прислонившись к стене, – со своей позиции он тоже достаточно хорошо мог видеть эту дверь.

Мысли Йена снова вернулись к Эсме. Должно быть, она все еще не проснулась, по крайней мере он надеялся на это. Ему не хотелось, чтобы Эсме, проснувшись, обнаружила, что он исчез неизвестно куда – особенно после того, как он признался ей, что любит ее.

Да, Йен любил ее, хотя, как ему казалось, окончательно понял это только сейчас. Подобное открытие явилось для него шоком – ведь до сих пор он не признавался в этом даже себе, хотя и подумывал о браке с Эсме. Впрочем, это чувство, очевидно, жило в нем едва ли не с того дня, когда он впервые увидел ее, иначе бы он не готов был поставить на карту ради того, чтобы овладеть ею, репутацию, карьеру и тот свой образ, который привык культивировать в собственном сознании. Если бы им двигало не чувство, а разум, он, очевидно, оставил бы мысли об Эсме сразу после того вечера на балу, когда узнал о ней все эти ужасные вещи. Тем не менее было же что-то, что заставило его на следующий день пойти в ее дом, а потом за все время путешествия стараться под тем или иным предлогом быть как можно ближе к ней…

Гордость Йена сопротивлялась этому чувству – глупое, упрямое мужское самолюбие и боязнь снова попасть в сети женского коварства – воистину, обжегшись на молоке, начинаешь дуть на воду… Он словно мстил Эсме за грехи Кэролайн, как будто в ее лице хотел отомстить всем женщинам вообще. Слава Богу, что он все-таки не полностью доверял разуму и порой неосознанно прислушивался к голосу интуиции…

И вот наконец все позади. Эсме теперь его женщина, и для него главное – поскорее закончить свою миссию и вернуться к ней…

– Дверь открывается! – Шепот Вонга вернул Йена к действительности.

Теперь он и сам заметил черный силуэт, отделившийся от стены дома.

– И не смей возвращаться! – послышался сердитый голос Чена. – Я сделал все, что мог, и в новом деле помогать тебе не буду! Теперь за девчонкой ты будешь охотиться сам!

Англичанин стоял спиной к Йену, но что-то в его фигуре показалось послу до боли знакомым…

– Я еще доберусь до тебя, Чен! – воскликнул собеседник Чена. – Я тебя из-под земли достану! Еще никто из тех, кому случалось переходить мне дорогу, не оставался в живых! Вместо ответа китаец яростно захлопнул дверь. Йен ни минуты не колебался в своем решении. Он был уверен – с Ченом разговаривал тот самый французский шпион, которого он ищет. Судя по всему, англичанин собирался расправиться с Ченом, и тот, возможно, чтобы избежать смерти, поспешит покинуть город, так что другого шанса арестовать сразу обоих скорее всего уже не представится…

– Будем брать их. – шепнул Йен Вонгу. – Ты займись этим неизвестным, а я постараюсь справиться с Ченом.

– Есть, сэр! – с готовностью откликнулся Вонг и бросился преследовать англичанина.

Подождав с минуту, Йен осторожно перебрался на настил соседнего плавучего дома и постучал в дверь левой рукой, поскольку в правой он сжимал кинжал.

– Уходи, Майклз! – послышался голос китайца. – Я сказал, уходи!

Майклз?

Йен застыл на месте. Так вот оно что! Значит, напарник Чена – Майклз! Впрочем, ничего удивительного.

Поскольку Майклз был купцом, он имел возможность свободно перемещаться и общаться на равных как с англичанами, так и с французами. Это-то и помогало ему выкрасть у первых секретные документы и передать их вторым. Но за какой «девчонкой» охотится Майклз? Не за Эсме ли?

Йен снова постучал, и дверь резко распахнулась.

– Чего тебе? Я сказал, уходи… – Чен вдруг осекся. – Лорд Уинтроп? Простите, ваше сиятельство, вас я никак не ожидал…

– И неудивительно! – Йен мрачно усмехнулся. Втолкнув китайца обратно в комнату, он вошел вслед за ним и тут же подметил кипу каких-то бумаг на столе.

Чен побледнел как смерть, но все еще пытался сохранить самообладание.

– Уже поздно, ваше сиятельство, – вкрадчиво проговорил он. – Может быть, мы поговорим утром?

– Нет, приятель, – Йен смерил его ледяным взглядом, – этот номер у тебя не пройдет, иначе завтра ты наверняка уже будешь далеко отсюда, там, где никто не догадается, что ты шпион! Ну как, я угадал?

Хотя Чен и выглядел растерянным, но Йен успел заметить, что рука китайца потянулась за отворот его куртки.

– Сопротивление бесполезно! – В одно мгновение лезвие кинжала оказалось у горла Чена. – Сказать по правде, у меня давно руки чешутся прикончить тебя – еще с тех пор, как ты пытался обвинить Эсме в краже документов.

– Обвинить Эсме? О чем это вы, сэр? – Китаец явно пытался разыграть из себя невинность, но вдруг взвыл от боли – схватив Чена за руку, Йен резко заломил ее ему за спину. Затем он обыскал его куртку и отобрал у него кинжал.

– На этот раз тебе не отвертеться, негодяй, – Йен еще сильнее прижал лезвие к горлу Чена, – мне известно все о твоей шпионской деятельности. Бумаги, которые ты украл, я сам же тебе и подбросил, и цена им – ломаный грош. Я бы давно арестовал тебя, приятель, но сперва мне нужно было выяснить, на кого ты работаешь. Теперь я знаю, что это Майклз, так что все, что тебе остается, – это чистосердечное признание.

– Поверьте, ваше сиятельство, мне не в чем признаваться, – пролепетал Чен, дрожа всем телом.

– Что ж, как хочешь. Хотя мне противно насилие, я сделаю все, чтобы защитить мою родину и близких мне людей. Впрочем, в данный момент меня больше всего беспокоит Эсме Монтроуз. Почему Майклз ищет ее? Что он задумал?

Китаец молчал.

– Мне кажется, ты меня плохо понял! – Йен еще сильнее вдавил кинжал в кожу Чена, так что из-под его острия показалась кровь. – Мне ничего не стоит сказать, что ты был убит при попытке к бегству…

– Какая разница – теперь меня так или иначе повесят, – неожиданно буркнул Чен.

– Возможно. Но, во-первых, пока они это сделают, у тебя, может быть, и правда появится шанс сбежать, а во-вторых, чистосердечное признание, может облегчить твою участь. Но ни того, ни другого шанса у тебя не будет, если я тебя сейчас прирежу. Выбирай! – Йен снова надавил на кинжал.

– Хорошо, я скажу, – нехотя ответил китаец.

Йен ослабил хватку.

– Майклз когда-то хотел сделать Рене Монтроуз своей любовницей, но она отказала ему. Неудивительно, что теперь он увлечен дочерью, которая очень напоминает мать…

Понимая, что это еще далеко, не все, Йен снова прижал нож к горлу Чена.

– Не надо пыток, я и так все скажу, – забеспокоился тот. – Мать Эсме не совершала самоубийства – ее убил Майклз, потому что она видела, во-первых, как он украл из консульства какие-то бумаги и, во-вторых, как он передал их французскому шпиону. Эсме также видела встречу Майклза с французом…

Йен похолодел.

– Но неужели он считает, будто Эсме все тогда поняла – что он передает и кому? Я лично так не думаю, иначе бы она уже давно кому-нибудь об этом рассказала.

– До недавнего времени Майклз действительно был уверен, что Эсме Монтроуз ни о чем не догадывается, но с некоторых пор девушка вдруг начала проявлять повышенный интерес к смерти матери: она даже пыталась расспросить Раштона о том, что ему об этом известно. Тогда Майклз решил, что, если даже девчонка действительно ничего не знает, лишний раз привлекать интерес к этой истории не в его интересах. Убить Эсме он не может – две эти смерти выглядели бы слишком подозрительно…

Йен нахмурился. И как ему самому все это до сих пор не пришло в голову? Эсме не раз говорила о своих подозрениях, и если бы он тогда задумался об этом… Впрочем, клубок действительно оказался слишком запутанным!

– Продолжай. – Он бросил на китайца взгляд, не обещавший тому ничего хорошего.

– Ну вот, теперь Майклз хочет жениться на Эсме, чтобы заставить ее помалкивать, – так, во всяком случае, он говорит. Но я думаю, завладеть ею он мечтает с той же страстью, с какой когда-то хотел заполучить ее мать.

– Похоже на то, – кивнул Йен. – И что он задумал теперь?

Немного поколебавшись, китаец произнес:

– Он хочет похитить ее. После побега дочери ее отец каким-то образом узнал, что сплетню про нее пустил именно Майклз, и отказал ему в третий раз. Я думаю, теперь Майклз собирается убить ее.

Эти слова настолько обескуражили Йена, что, возможно, не одерни он себя, Чену удалось бы улизнуть. К счастью, Йен быстро сумел взять себя в руки.

– А что он хотел от тебя?

– Я должен был сказать ему, где она. За это он обещал хорошо заплатить.

Йен похолодел.

– Так ты сказал?

– Разумеется, нет! Если Майклз убьет девушку, уже никто не поверит, что это самоубийство. А если его арестуют, то он выдаст и меня. Я ведь не враг самому себе!

Йен облегченно вздохнул – он не исключал, что Чен все-таки сказал правду. Возможно также, что Вонг уже успел задержать Майклза. Но все это были только предположения, и, пока они не подтвердились, он не мог считать, что Эсме Монтроуз находится в безопасности.

Глава 19

Эсме открыла глаза и удивилась: она уже давно не чувствовала себя так хорошо. Внезапно вспомнив, что произошло ночью, она покраснела. Или, может быть, все это приснилось ей во сне?

Приподнявшись, Эсме огляделась. Она находилась в спальне Йена, и, видимо, это все-таки был не сон. Правда, когда-то она поклялась противиться Йену до последнего, но если бы ей тогда было известно, какой восхитительной будет их близость, она бы давно уступила ему – и своему сердцу…

Эсме вдруг заметила кровь на простыне – свою собственную кровь. Теперь-то Йен точно убедился, что все эти россказни о ее романе с Раштоном не более чем глупая сплетня… Но означает ли это, что он захочет сделать ее своей постоянной любовницей?

От этой мысли Эсме вдруг бросило в жар. Любовница… Как она пойдет на это, зная, что в любой момент Йен может пресытиться ею и бросить, променяв на другую женщину, или – что еще хуже – жениться на другой и продолжать, держать Эсме в качестве своей любовницы? А если ему вдруг придет фантазия заняться любовью одновременно с ними обеими? Эсме знала, что некоторым мужчинам нравятся подобные вещи – тому же Раштону, если верить слухам…

Она тут же поспешила отогнать от себя эти мысли. Что за нелепость! Конечно же, Йен женится на ней и никогда не променяет ни на кого другого… В конце концов, он сам поклялся ей в этом!

Но стоит ли верить клятвам, произнесенным в порыве страсти? Йену наверняка нужна совсем не такая жена – светская красавица, с которой не стыдно показаться на балу у самого короля… Он сын графа, вращается в самых высоких кругах, а кто она? Дочь простого школьного учителя, которая сбежала из дома… К тому же она совершенно не знает света, так как почти всю жизнь прожила в Бангкоке…

Впрочем, что толку гадать – нужно сперва поговорить с Йеном, заставить его дать недвусмысленный ответ, чего же он хочет, и только потом принимать решение…

Но где же сам Йен? Эсме огляделась вокруг. Она вспомнила, что вчера в порыве страсти он бросил свою одежду на пол, однако сейчас ее там не было.

Откинув одеяло, Эсме решительно поднялась. Она не собиралась нежиться все утро в постели, ожидая, когда Йен придет к ней, – напротив, ей хотелось поскорее найти его и поговорить с ним.

Нагнувшись, Эсме подобрала с пола свою разбросанную одежду. Она была уверена, что теперь-то уж Йен вернет ее вещи, но в данный момент ей было нечего надеть, кроме все того же саронга.

Спустившись вниз, она прошла в столовую, надеясь обнаружить Йена, но его там не оказалось. Не было его и в библиотеке, и в гостиной. Эсме невольно начала беспокоиться. Неужели Йен ушел в консульство, ничего ей не сказав? И неужели прошлая ночь для него ничего не значила?

Эсме поспешила отбросить эти мысли. Должно быть, он просто отлучился куда-нибудь не более чем на пару минут. Может быть, он в саду? Неплохо также расспросить сиамца – уж Прасерт-то наверняка знает, где его хозяин…

Но и в саду Йена не оказалось. Зайдя во флигель для слуг, Эсме увидела Прасерта – тот был уже одет и сидел за чашкой рисового супа. Увидев молодую хозяйку, он поднялся:

– Доброе утро, госпожа! Желаете позавтракать? Я сейчас распоряжусь.

Эсме дружески тронула его за плечо:

– Спасибо, Прасерт, не надо. Я только хотела узнать, где лорд Уинтроп.

– А разве он еще не вернулся? – удивился сиамец. – Но господин посол ушел еще вчера в полночь…

Сердце Эсме замерло. Так, значит, Йен все-таки решил бросить ее, ничего ей не сказав? Однако Прасерт, судя по всему, был озабочен исчезновением хозяина не меньше, чем она сама. А вдруг Йен попал в какую-нибудь беду?

– И куда он ушел? – испуганно спросила она.

– Не волнуйтесь, госпожа, – поспешил успокоить ее Прасерт, – в последний раз я видел его в гостинице для иностранцев.

– В гостинице? – Эсме даже не пыталась скрыть удивление. С чего это Йен вдруг отправился в гостиницу? Уж не приехал ли в Чингмзй ее отец?

– Уже после его ухода к нам в дом пришел китаец и сказал, что хочет, – словно оправдываясь, пояснил Прасерт, – видеть его сиятельство. Я повел китайца в гостиницу – там его сиятельство сидел с каким-то англичанином. Кажется, они выпивали…

У Эсме отлегло от сердца – если так, то, должно быть, с Йеном все в порядке. И все равно ей было неприятно, что он покинул ее, ничего ей не сказав, и отправился пьянствовать с одним из друзей.

– А что за англичанин? – спросила она.

– Раньше я никогда не встречал его, госпожа, потому что если бы встречал, то наверняка бы запомнил.

– Ну, хотя бы как он выглядел?

– Очень странно, госпожа! У него оранжевые волосы! Я еще ни у кого таких не видел! Разве у англичан бывают оранжевые волосы?

– Иногда бывают, – рассеянно ответила Эсме. Ей был известен лишь один рыжеволосый англичанин – Годфри. Так, значит, Йен отправился выпивать именно с Годфри – этим прожженным пошляком и сплетником!

Первой реакцией Эсме, разумеется, была злость. Но может быть, у британского посла имелись серьезные причины для встречи со своим атташе?

– Я думаю, лорд Уинтроп встречался с этим рыжеволосым по какому-то делу, – словно прочитав ее мысли, заметил Прасерт.

– По делу? – рассеянно переспросила она.

– Да. Рыжеволосый еще сказал… сказал вот что: «Завтра расскажешь, как тебе удалось уломать эту недотрогу». Я запомнил эти слова, хотя и не знаю, что такое «уломать» и «недотрога». Неужели лорд Уинторп что-то сломал?

И тут Эсме не выдержала.

– О том, что значат эти слова, спроси лучше самого лорда Уинтропа! – рявкнула она. – Я думаю, он будет счастлив тебе их объяснить!

«И он, конечно, объяснит. Если уж Йен готов хвастаться своими постельными победами перед таким типом, как Годфри, то наверняка поделится и с Прасертом!»

– Позвольте, я принесу вам завтрак, госпожа. – Сиамец был явно удивлен ее странным поведением, хотя так ничего и не понял.

Но Эсме молчала. Она даже не заметила, как Прасерт удалился. Горе ее было столь велико, что она не видела и не слышала ничего вокруг. Ей хотелось выть от отчаяния, кусать губы в кровь, Ну как можно быть такой идиоткой?! Пока она беспокоится за него, он преспокойно расписывает этому ничтожеству, как ему удалось уломать очередную дурочку! Сейчас они, должно быть, оба смеются над ней. Угораздило же ее полюбить человека, для которого она является всего лишь очередным приключением!

Всему виной ее глупая страсть к Йену, решила Эсме, ведь она с самого начала знала, что британский посол был отъявленным ловеласом! Да и сам Йен никогда не делал секрета из того, что она для него не более чем очередная игрушка. Он ни разу не сказал ей, что любит ее, зато недвусмысленно заявил, что никогда на ней не женится… Станет ли графский сынок жертвовать карьерой ради дочери учителя!

Эсме вспомнились слова любви, которые она шептала Йену, и то, как бурно отвечало ее тело на его ласки, когда она отдалась ему во второй раз, полусонная…

Скорее всего Йен явится домой пьяный и полностью уверенный в том, что оставленная им ненадолго добровольная пленница готова ублажать его до тех пор, пока он сам не пресытится ею и не бросит ее…

У Эсме все горело внутри от возмущения. Йен означал для нее так много, а сам он смотрел на нее как на проститутку! Да как он смеет?!

И что же ей теперь делать? Дождаться его и высказать ему все, что она о нем думает? Но какой смысл? Йен скорее всего подыщет подходящее объяснение своему поступку, затем начнет говорить ей нежные слова целовать ее, и она снова не сможет устоять… и что потом? Можно, конечно, потребовать, чтобы он, отняв у нее девственность, женился на ней… Но даже если Эсме и удастся настоять на этом, не обернется ли позже этот брак кошмаром? Не станет ли лорд Уинтроп все время попрекать ее, что женился на ней только потому, что у него не было выхода?

Нет, решила Эсме, ей нужно как можно скорее бежать из этого дома. Но куда? В консульство? Там наверняка уже в курсе всех сочиненных про нее сплетен. Можно, конечно, обратиться за помощью к Гарольду, но и тут все не так просто. Он, разумеется, будет думать, что она решила принять его предложение, а выйти замуж за человека, к которому она не испытывала, любви, Эсме не позволяла гордость.

Присев на грубое деревянное крыльцо, Эсме напряженно размышляла, куда же ей теперь идти. В Чингмэе ей практически никто не был известен, кроме Йена, Годфри, Гарольда, и Чена. Ах да, есть ведь еще преподобный Тэйлор – как это она о нем забыла? Уж он-то наверняка ей поможет – старик всегда был так добр к ней и всегда верил в нее…

Эсме решительно поднялась, но ее вдруг остановило новое сомнение. Не прогонит ли просительницу его преподобие, узнав, что Йен все-таки сумел соблазнить ее? Нет, если кто ее и осудит, то только не преподобный Тэйлор! Как знать, может быть, он даже сможет что-нибудь придумать, чтобы помочь ей избежать брака с Майклзом…

Вот только как уйти, когда бдительный Прасерт наблюдает за каждым ее шагом и уж наверняка не отдаст ей вещи? Впрочем, сиамца нигде не было видно – очевидно, погруженная в свои невеселые мысли, она и не заметила, как он за это время куда-то отошел.

Оглядевшись еще раз вокруг для пущей безопасности, Эсме проскользнула в комнату Прасерта. Обыск небольшой клетушки не занял у нее много времени: буддистская религия, которую, как правило, исповедуют сиамцы, предписывает человеку иметь лишь самое необходимое из вещей. Не прошло и минуты, как Эсме уже обнаружила в углу узел со своей одеждой.

«Теперь, – подумала она, – мне нужны ключи от калитки! Впрочем, возможно, они тоже где-нибудь здесь».

Удача снова улыбнулась ей – на вбитом в стену гвозде она действительно обнаружила связку ключей. Прижав к груди узел с одеждой, Эсме вернулась в дом и спрятала узел и ключи в дальнем углу кладовки. Все оказалось настолько до смешного просто, что она сама удивилась, почему не попыталась убежать раньше. Впрочем, решила Эсме, поразмыслив, дело вовсе не в этом: просто в глубине души она все время надеялась остаться с Йеном навсегда… Теперь ей необходимо было подавить в себе эту надежду и честно признать, что дальнейшее промедление ни к чему хорошему не приведет…

Прасерта Эсме нашла на расположенной отдельно от дома кухне, где подросток весело болтал с поваром-сиамцем, который что-то жарил на большой сковороде.

– Послушай, Прасерт, – проговорила она жалобным голосом, – я, пожалуй, не буду завтракать: мне что-то нездоровится. Лучше я полежу до прихода лорда Уинтропа…

Глаза сиамца тревожно округлились.

– Чем я могу вам помочь, госпожа?

– Спасибо, мне ничего не надо. – Эсме не хотелось обманывать ни в чем не повинного подростка, но выхода у нее не было. – Я только немного полежу, и все пройдет.

– Да уж, – Прасерт покачал головой, – прилечь вам не мешает. А если что-то понадобится, вы всегда можете позвать меня.

– Спасибо тебе! – Эсме изо всех сил старалась выглядеть непринужденно. – Но я все же предпочла бы, чтобы ближайшие несколько часов ты меня не беспокоил. – Сказав это, она медленно заковыляла к дому.

Однако, как только дверь за ней закрылась всю ее «болезнь» тут же как рукой сняло. Эсме быстро переоделась в костюм Лека и заплела косичку. Под брючину она на всякий случай пристегнула свой кинжал. Хотя ей не очень хотелось брать с собой этот кинжал, чтобы он не напоминал ей о Йене, но после печального опыта с Хенли она знала, что оружие никогда не может оказаться лишним.

После того как недолгие приготовления были закончены, Эсме осторожно выглянула в сад. Никого. Она выскользнула из двери и еще раз окинула взглядом дом, в котором волею судьбы познала тайны любви. Подойдя к калитке, она дрожащими руками перепробовала несколько ключей, пока наконец не нашла подходящий. Стараясь шуметь как можно меньше, Эсме отперла калитку и оказалась на улице. Связку ключей она решила оставить на гвозде, торчавшем с внутренней стороны калитки. Сердце замирало: а вдруг Прасерт услышал ее шаги? Однако сиамец, по-видимому, был слишком занят разговором с поваром…

Подойдя к дому, Йен постучал в калитку. После нескольких изнуряющих часов, проведенных с Ченом, он чувствовал себя очень усталым. Возможно, ему следовало бы сдать Чена в консульство, но он предпочел пока этого не делать – а вдруг Чен и Майклз не единственные, кто замешан в деле' о шпионаже? Вот почему Йен допрашивал Чена на том самом месте, где задержал его, – в плавучем доме, поджидая, когда Вонг вернется с Майклзом. Однако когда Вонг наконец появился, он был один – Майклз успел скрыться. Передав Чена своему агенту, Йей поспешил домой – вряд ли Майклз за столь короткое время успел узнать, где прячется Эсме, но на всякий случай ему следовало поторопиться.

В первую очередь Йен хотел убедиться, что с Эсме все в порядке; затем он собирался принять ванну и лечь спать. «Лучше всего, если она при этом будет рядом!» – улыбнулся он про себя.

Калитку долго никто не открывал, и Йен снова постучал. Никакого ответа. Тогда он дернул калитку – и та подалась неожиданно легко. Стало быть, калитка не была заперта! Это сразу насторожило Йена – Прасерт никогда бы не допустил такого! Неужели что-то пошло не так и Майклз все же успел пронюхать, где скрывается Эсме?

Достав из ножен кинжал, Йен медленно пошел к дому, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть чужака, если таковой действительно находится внутри.

Войдя в дом, Йен начал осторожно подниматься по лестнице. «Самым лучшим, – подумал он, – было бы обнаружить Эсме мирно спящей в своей постели…»

Однако кровать, в которой Эсме спала, когда он ее покинул, оказалась пуста. Он осторожно обошел все спальни – никого. Вдруг за спиной ему почудились чьи-то шаги… Йен мгновенно обернулся, но тут же с облегчением вздохнул – это был Прасерт.

– Лорд Уинтроп? – При виде кинжала паренек, судя по всему, здорово перепугался.

Йен поспешил опустить руку с зажатым в ней оружием.

– Где Эсме? – требовательно спросил он.

Сиамец, судя по его виду, все еще не оправился от испуга.

– Очень странно, хозяин, – пролепетал он. – Госпожа только недавно спрашивала меня о вас, а вы спрашиваете о ней…

– Так ты видел ее сегодня утром? – уже тише, чтобы снова не напугать сиамца, произнес Йен.

– Конечно, хозяин. – Голос Прасерта наконец обрел прежнюю силу. – Она пришла во флигель для слуг и спросила, где вы. Я сказал, что вы ушли еще в полночь и до сих пор не возвращались, и это, как мне показалось, ей не понравилось. Потом она сказала, что ей нездоровится и хочется полежать и чтобы я ее не беспокоил. Я и не беспокоил… А потом она исчезла… Вы обошли все спальни, хозяин?

– Да. – Йен мысленно обругал себя за то, что, уходя, не дал Прасерту указаний построже следить за Эсме. Но мог ли он знать, что ему придется отсутствовать столько времени? Ему предстоял лишь разговор с Хенли, а пришлось еще долгое время возиться с Ченом…

– Все это очень странно, хозяин, – произнес Прасерт. – Госпожа очень беспокоилась, куда вы делись. Я сказал ей, что вы в гостинице, пьете вино с этим рыжим джентльменом, но от этого она почему-то еще сильнее забеспокоилась.

Йен похолодел. Если Прасерт сообщил Эсме, что он отправился выпивать с Годфри, то нетрудно догадаться, что она в таком случае подумала, и что после этого могло прийти ей в голову. Нужно поскорее объяснить ей, что произошло на самом деле, но для этого сначала придется ее найти…

– Пожалуйста, Прасерт, – Йен нахмурился, – постарайся припомнить все слово в слово: что ты сказал, что она ответила – все детали…

Прасерт, пересказывая все подробно, дошел до слов атташе «расскажешь, как ты сумел уломать эту недотрогу». Йен мысленно принялся ругать Годфри на чем свет стоит. Из-за этого идиота он, возможно, навсегда потерял свою любовь!

Не теряя ни минуты, Йен спустился вниз и обошел комнаты нижнего этажа, но его поиски не увенчались успехом. Не обнаружил беглянку и Прасерт.

– Постарайся припомнить, – попросил Йен, когда они снова встретились в доме, – во что была одета госпожа, когда приходила к тебе?

– В тот же саронг, что и всегда…

Йен задумался. Вряд ли Эсме отважилась бы снова выйти на улицу в саронге после случая в бангкокском порту. Скорее всего она нашла что-то другое.

– Ты не возвращал ей ее одежду? – поинтересовался он у Прасерта.

– Нет, хозяин, вы же приказали мне не делать этого! Я всегда выполняю приказы моего господина…

– А где узел с ее вещами? Принеси его мне!

Сиамец поспешно вышел и долго не возвращался. Потеряв терпение, Йен сам отправился на Поиски и вскоре обнаружил подростка в его каморке – Прасерт лихорадочно и, судя по всему, уже не в первый раз перерывал свои вещи.

– Так, значит, она все-таки взяла его? – Голос Йена выдавал его испуг, но ему сейчас было не до того, чтобы скрывать свои эмоции.

– Не знаю, кто взял. – Прасерт сам был перепуган до смерти. – Но мешка нет!

Йен в растерянности вернулся в дом. Сомнений не было – Эсме сбежала. Сбежала в тот момент, когда в городе находился Майклз, который, возможно, хочет ее убить! Теперь рядом с ней нет никого, кто мог бы ее защитить, и виной тому не кто иной, как он сам, – он ведь так ни разу и не сказал ей, что любит ее и собирается жениться на ней…

Опустив голову, Йен поплелся в библиотеку. Он понимал, что все случившееся – всего лишь расплата за его упорное нежелание понять, какой была Эсме на самом деле. И все же он вовсе не собирался сдаваться и рассчитывал найти Эсме раньше, чем это сделает Майклз, даже если для этого ему придется обыскать весь город дюйм за дюймом!

– Простите, хозяин, – подойдя к нему, сконфуженно пробормотал Прасерт, – это моя вина. Я должен был следить за госпожой Эсме и не оставлять ее одну, но… Она так беспокоилась о вас – кто же мог догадаться, что она вдруг решит вас покинуть!

– Ладно, Прасерт, что сделано, то сделано. Теперь надо подумать, как поскорее ее вернуть! В этом городе ей может грозить опасность…

– Не волнуйтесь, хозяин, мы ее обязательно найдем! Девушки-англичанки нечасто ходят по улице в одиночестве, так что на нее обязательно обратят внимание!

– Не уверен, что все так просто, – Йен вздохнул, – скорее всего Эсме снова нарядилась парнем-сиамцем.

Прасерт на минуту задумался, но затем лицо его обрело прежнее выражение.

– Все равно ее заметят. Во-первых, у нее лицо европейской женщины, во-вторых, прическа скорее китайская, чем сиамская. Мы точно ее найдем, хозяин!

– Что ж, хотелось бы верить, приятель! – Сделав знак Прасерту следовать за собой, Йен решительно направился к двери.

Однако несколько часов поисков не прояснили ровным счетом ничего. Наняв человека охранять Чена, Йен послал Вонга на розыски Майклза, но и это предприятие не увенчалось успехом. В любой момент Эсме и Майклз могли случайно встретиться, и Йену оставалось лишь молиться, чтобы это случилось как можно позже. Если ему все же суждено найти Эсме, он сделает все, чтобы не потерять ее снова, – пусть даже для этого ему придется связать ее по рукам и ногам. Слава Богу, Майклзу никогда не приходилось встречать Эсме переодетую Леком, и есть шанс, что он ее попросту не узнает. Но с другой стороны, в образе парня-сиамца Эсме легче навсегда затеряться в огромном городе.

– Куда теперь, хозяин? – устало спросил Прасерт.

– Домой. – Йен вздохнул. – Мы, кажется, обшарили все, что можно… а через пару часов я уже должен быть на приеме у его высочества. Кстати, думаю, он сможет нам помочь – у него ведь много шпионов в городе…

– Я в этом уверен, хозяин. – Прасерт с энтузиазмом кивнул. – Его высочество очень высокого мнения о вас, потому что вы не похожи на других английских дипломатов. Те только разглагольствуют о нашей дружбе, а на самом деле презирают Сиам, считают его диким и отсталым. А вот вы много знаете о нашей стране…

Йен, не выдержав, улыбнулся – как-никак своими знаниями о Сиаме он был обязан именно Эсме. И тут же улыбка сошла с его лица – ведь теперь он потерял ее, и, кажется; навсегда. Впрочем, никогда не стоит унывать раньше времени – возможно, его высочество все же сумеет ему помочь…

Лежа на кровати, Эсме неторопливо обвела взглядом спартанскую обстановку комнаты. Она оказалась права – его преподобие отец Тэйлор действительно был с ней весьма учтив и принял в ней самое горячее участие, хотя иные из его коллег-миссионеров поглядывали на нее косо – девица, явившаяся неизвестно откуда, да еще и в мужском сиамском платье, им пришлась явно не по вкусу. Разумеется, женщины отнеслись к ней с еще большей подозрительностью. Но Эсме повезло хотя бы в том, что в школе при миссионерской организации преподавала миссис Калверт – пожилая вдова, с которой девушка была знакома еще в Бангкоке. Миссис Калверт встала на сторону отца Тэйлора и предоставила беглянке комнату в своем доме. Правда, это была всего лишь крохотная каморка для слуг – домик старой вдовы вообще был очень скромным, – но Эсме обрадовалась и этому. Слава Богу, ее побег удался, а с остальным она разберется потом… Если бы только не Йен…

Снова вспомнив о нем, Эсме уткнулась лицом в подушку, которая и так уже была мокра от слез. Почему каждый раз, когда она вспоминает о Йене, ее сердце сжимает щемящая боль? Ей нужно забыть этого человека как можно скорее, ведь он был всего лишь незначительным эпизодом в ее жизни, и все нежные слова, которые он говорил ей, всего лишь ложь и обман, обычные слова, которые шепчет мужчина женщине в минуту страсти, даже если эта женщина ублажает его всего одну ночь. Эсме против воли приписывала ему то, что хотела в нем видеть. Если бы он любил ее, то сказал бы ей об этом. Йен не робкий юноша, чтобы краснеть и смущаться, и, если бы она хоть что-нибудь для него значила, он не пошел бы сразу же после своей «победы» хвастаться ею перед Годфри! А ведь какие нежные слова шептал, как искренне клялся…

Да, решила Эсме, то, что произошло, было ошибкой, о которой, возможно, ей придется еще долго жалеть… В дверь постучали.

– Входите! – откликнулась Эсме. Радуясь тому, что хоть кто-то наконец отвлечет ее от мрачных мыслей, она приподнялась и села на кровати.

На пороге появился преподобный Тэйлор, и следом за ним на цыпочках вошла миссис Калверт.

Когда Тэйлор заметил, что Эсме снова переоделась в женское платье, взгляд его потеплел.

– Как вы себя чувствуете, дитя мое? – вежливо осведомился он.

– Спасибо, ваше преподобие, совсем неплохо. Не знаю, как благодарить вас и миссис Калверт за то, что не прогнали меня. Йен… то есть, я хочу сказать, лорд Уинтроп, обещал уговорить моего отца не выдавать меня за мистера Майклза, но мне не хочется быть обязанной его сиятельству.

Придя к преподобному Тэйлору просить о помощи, Эсме, разумеется, не стала рассказывать ему подлинной причины своего ухода от Йена – она сказала лишь, что хочет избежать брака с Майклзом и предпочитает жить своим трудом. Тэйлор, разумеется, понял, что она рассказала ему далеко не все – еще на пароходе проницательный священник не мог не заметить, какие отношения сложились у нее с лордом Уинтропом.

– О, разумеется, – улыбнулась миссис Калверт, – мы с Хорэйсом все понимаем… Не смущайтесь, дитя мое, вы правильно сделали, что пришли к нам.

Эсме заметила, как потеплел взгляд миссис Калверт, когда она упомянула имя проповедника; да и он, кажется, неравнодушен к этой милой вдове… Что ж, можно только порадоваться, если кто-то обрел наконец свое счастье, пусть даже на старости лет.

– Эсме, – смущенно глядя в пол, проговорил преподобный, – мы с вами должны кое о чем поговорить.

– Слушаю вас…

– Боюсь, дитя мое, – произнес он, – что лорду Уинтропу уже известно, что вы находитесь здесь.

– Известно?! – Эсме мигом соскочила с кровати. – Но откуда он узнал? И так быстро…

– Ума не приложу, дитя мое. Как бы то ни было, только что сюда пришел человек от принца Матайи и сказал, что хочет видеть вас. Откуда еще его высочество мог узнать, что вы здесь, как не от господина посла?

Сердце Эсме словно провалилось куда-то в желудок. И в самом деле, откуда? Ламун и Мей когда-то поведали ей, что едва ли не у каждого сиамского «отца города» имеется целая сеть шпионов, внедренных в дома всех более или менее видных горожан в качестве слуг. Возможно, что в данном случае его высочество тоже не обошелся без тайных осведомителей.

– Боюсь, что лорд Уинтроп здесь ни при чем. Его высочеству, должно быть, это стало известно от… ну… короче, другим путем. – Эсме не хотелось говорить его преподобию, что среди членов его маленькой общины могут находиться шпионы принца. – Как бы то ни было, я должна принять этого человека.

– Разумеется, – грустно проговорил проповедник. – Пойдемте, дитя мое.

Они вышли в соседнюю комнату – весьма скромную, но тем не менее служившую при необходимости гостиной.

Поздоровавшись с посланником принца, Эсме пригласила его сесть. Тот, казалось, нисколько не был удивлен тем фактом, что она знает сиамский язык. После обмена любезностями, предписываемыми традиционным этикетом, сиамец вынул из кармана аккуратный свиток и начал торжественно читать:

– «Его высочество принц Матайя имеет честь пригласить мисс Эсме Монтроуз посетить театральное представление, которое состоится сегодня вечером в королевском дворце».

Эсме недоуменно уставилась на посланника. Поскольку преподобный Тэйлор и миссис Калверт более или менее знали сиамский и поняли, о чем идет речь, оба были удивлены не меньше ее.

– Его высочество? – удивленно переспросила Эсме. – Приглашает меня? Но почему?

Сиамец был явно недоволен тем, что Эсме посмела спросить о причине волеизъявления принца, словно этим проявляла свое недоверие к нему, но он даже не подал виду – лишь плечи его едва заметно дернулись.

– Его высочество пожелал вас видеть, – отчеканил посланник, словно это было исчерпывающим ответом.

Мысли лихорадочно закрутились в голове Эсме. Что все это могло значить? Неужели лорду Уинтропу каким-то образом удалось уговорить принца выступить посредником в их примирении? Но пользоваться для своих личных нужд услугами венценосной особы, к тому же если ты еще и дипломат при дворе этой особы… Впрочем, на Йена это похоже. Если уж он готов обсуждать самые интимные детали их романа с пошляком Годфри, то стоит ли стесняться назначить самого принца на роль сводника? Ей вспомнился рассказ Гарольда о том, как Йен сообщил его высочеству, что Эсме у него, и принц пожелал ее видеть.

Она едва сдерживала злость. Сомнений не было – за всем этим мог стоять только британский посол. Но если он хочет унизить ее, оповестив об их связи весь свет, то она не собирается уступать ему победу. Отказаться от визита к его высочеству Эсме не могла – это поставило бы ее в неловкое положение. К тому же ей не хотелось дискредитировать миссионеров, которые были так добры к ней. И все же… Может, у нее все-таки есть возможность как-нибудь избежать этого?

Чтобы не задерживать посыльного, Эсме поднялась и, сложив руки, почтительно поклонилась ему, как того требовал сиамский этикет.

– Уважаемый господин, – проговорила она как можно вежливее, – я весьма польщена, что его высочество оказал мне такую честь. Тем не менее, рискуя навлечь гнев его высочества, я вынуждена отказаться. Это скромное платье и пара нарядов, еще менее подходящих для столь торжественного случая, – все, что у меня есть. Прошу его высочество не сердиться на меня. Если судьбе будет угодно обратиться ко мне при более благоприятных обстоятельствах, я обязательно засвидетельствую его высочеству свое почтение!

Посланник загадочно улыбнулся:

– Его высочество предупреждал меня, что вы, возможно, станете возражать, но проблему легко решить. Примите скромный подарок от его высочества!

Посланник энергично хлопнул в ладоши, и двое сиамцев внесли в комнату небольшой сундук. Открыв его, гость извлек на свет платье из роскошного сиреневого шелка – простого фасона, но очень элегантное. Сметливый женский взгляд Эсме сразу же оценил, что платье скорее всего придется ей впору.

Посланник принца с непроницаемым видом наблюдал за реакцией девушки.

– Это платье, – произнес он, – изготовлено специально для вас по заказу его высочества, после того как лорд Уинтроп позавчера дал согласие пригласить вас на сегодняшний спектакль.

Откуда его высочеству стало известно, что у нее нет подходящего платья? Только не от Йена – послу вряд ли пришла бы в голову мысль просить другого мужчину дарить ей платья. Впрочем, отгадка несложна – поскольку апартаменты Йена предоставлены ему принцем, Прасерт скорее всего являлся шпионом его высочества и мог без труда снять мерку с одежды Эсме.

Ее вдруг охватило щемящее чувство безысходности. Неужели ее стремлению начать наконец самостоятельную жизнь суждено терпеть провал за провалом? И куда бежать от всевидящего принца? Эсме готова была швырнуть проклятое платье в лицо рассыльному и, возможно, сделала бы это, если бы вдруг не поймала на себе вопросительный взгляд преподобного Тэйлора. Теперь она уже окончательно поняла, что выбора у нее нет – либо принять приглашение принца, либо дискредитировать его преподобие и других добрых к ней и ни в чем не повинных людей.

– Так вы принимаете подарок его высочества, мисс? – Слова посыльного прозвучали скорее как приказ, а не как вопрос.

– Да, разумеется. – Эсме выдавила из себя улыбку.

– Тогда в восемь часов за вами прибудет карета. Постарайтесь не задерживаться, мисс. Ровно в восемь.

– Как будет угодно его высочеству, – обреченно проговорила Эсме.

– Благодарю вас. – Далее последовали предписываемые этикетом раскланивания, на которые Эсме отвечала совсем уж без энтузиазма, и наконец посланник принца удалился.

– Как вам удалось удостоиться внимания столь высокопоставленной особы? – поинтересовался отец Тэйлор.

– Накажи меня Бог, – фыркнула Эсме, – если я хоть что-нибудь понимаю! Ума не приложу, зачем его высочеству вдруг понадобилось лицезреть такую скромную особу, как я. Логичнее предположить… Ну и, может, за этим все-таки стоит лорд Уинтроп, который преследует какие-то свои тайные цели… Но с другой стороны, зачем ему вообще сообщать принцу о моем существовании?

Священник опустился в кресло рядом с Эсме и дружески дотронулся до ее локтя.

– Признайтесь честно, дитя мое, – в глазах его мелькнул лукавый огонек, – вам действительно хотелось бы расстаться с его сиятельством? Простите меня, грешного, но я позволю себе в этом усомниться!

Миссис Калверт молча наблюдала за происходящим, но Эсме чувствовала, что вдова знает о ее ситуации больше, чем можно было представить на первый взгляд.

– Если бы я не сомневалась, что небезразлична Йену, я бы не стала от него уходить. – Она не стала упоминать тот факт, что посол переспал с ней. – На самом деле я для него слишком мало значу, и, Бог свидетель, жить с таким человеком мне было бы невмоготу!

Преподобный Тэйлор переглянулся с миссис Калверт, а затем взял Эсме за обе руки.

– Дитя мое, – горячо заговорил он, – я готов поспорить, что на самом деле вы значите для лорда Уинтропа гораздо больше, чем вам кажется!

Эсме затаив дыхание смотрела на отца Тэйлора, в надежде что он наконец даст ей какой-нибудь добрый совет.

– Я уверен, что лорд Уинтроп не из тех, кто способен позабавиться с девушкой и бросить ее. Просто он, как и большинство мужчин, сам не всегда умеет разобраться в своих чувствах, не привык говорить женщинам нежные слова… Но всему этому можно научиться – и он научится, Эсме, если вы соизволите подождать некоторое время. Дайте ему еще один шанс, дитя мое!

Пальцы девушки против воли горячо сжали руки проповедника. Сказать по совести, ей очень хотелось поверить тому, что говорил Тэйлор. Расстаться с Йеном означало бы утратить тот шанс обрести своего единственного, который выпадает всего раз в жизни. Эсме чувствовала, что никогда уже не сможет полюбить кого-либо так, как сейчас Йена, и не знала, как пережить эту потерю, если она все-таки суждена ей. И все же…

– Нет, ваше преподобие, – твердо заявила она, – своего решения я не изменю.

Однако в глубине души Эсме вовсе не была в этом уверена.

Глава 20

Королевская карета, подпрыгивая на ухабах, медленно продвигалась по пыльным улицам Чингмэя, и Эсме всякий раз машинально прижимала рукой свой кинжал, надежно закрепленный под юбками. Отправляться вооруженной на прием к его высочеству было весьма нелепо, но Эсме не знала, как придется возвращаться к преподобному Тэйлору – не исключено, что в одиночестве и пешком. Лучше заранее подумать о безопасности, чем, пробираясь по ночным улицам, вздрагивать от каждого постороннего звука.

Впрочем, Эсме надеялась, что возвращаться домой одной ей все-таки не придется, да и Чингмэй в отличие от Бангкока не являлся портовым городом, и шанс встретить на его улицах иностранного матроса был ничтожно мал. Проблема состояла в другом. Население Чингмэя отличалось большой пестротой – здесь можно было встретить сиамцев, лаосцев, китайцев, бирманцев и даже представителей горных племен – и каждый из них говорил на своем языке; так что найти кого-нибудь, кто понял бы тебя, представлялось весьма нелегкой задачей. Эсме уже знала, насколько непросто ходить по улицам в образе Лека, а уж возвращаться в роскошном вечернем платье ей было бы, пожалуй, еще сложнее.

Карета уже подъезжала к дворцу, и Эсме, вытянув шею, попыталась разглядеть его через окно. В Бангкоке ей так и не удалось побывать в королевском дворце, хотя она все время мечтала об этом, но, наверное, дворец принца в Чингмэе не уступает ему по роскоши. Как она и ожидала, вид аккуратных лужаек, кустов, искусно постриженных в форме животных и птиц, сразу поднял ей настроение. Очертания крыши дворца напомнили Эсме буддистские храмы Бангкока, крутые скаты которых резко взмывали вверх. Это делалось для защиты от злых Духов, которые, упав на крышу с неба, по представлению сиамцев, должны были взмывать по крутым склонам прямо туда, откуда пришли. Здание дворца окружали галереи с изящными колоннами, поддерживающими крышу.

Форма крыши была не единственной данью сиамской вере – перед дверями дворца находилась его миниатюрная копия, в которой, как считалось, обитают духи предков. В подобных домиках сиамцы регулярно оставляли еду и свежую воду, чтобы духи ни в чем не нуждались.

Стены дворца почти целиком состояли из окон, которые ярко светились в уже начинавшей сгущаться темноте. Дворцовый оркестру трудившийся вовсю, наполнял округу характерной восточной музыкой, состоявшей из звяканья колокольчиков и пронзительно-гнусавого завывания труб.

Неожиданно Эсме почувствовала себя очень важной особой – как-никак она приглашена во дворец самим принцем, – одновременно эта мысль заставляла ее изрядно нервничать. Впрочем, критически оглядев себя, Эсме осталась вполне довольна. Платье действительно оказалось ей впору; к тому же вместе с ним принц прислал пару вышитых шелковых туфель и две пышные нижние юбки, а миссис Калверт помогла Эсме уложить волосы и подарила ей совсем еще новые перчатки, так что о своем внешнем виде Эсме могла теперь не беспокоиться.

Вот только… Платье, конечно, отличное, но не слишком ли откровенное у него декольте? Оно, пожалуй, под стать зрелой женщине, а не невинной девушке… Тем не менее, в глубине души Эсме очень хотела выглядеть соблазнительной. Что, если Йен тоже приглашен на это представление? Впрочем, напоминала она себе, ей нужно держаться с Йеном как можно холоднее и сделать вид, будто он так же безразличен ей, как и она ему, чтобы он наконец отстал от нее.

Карета остановилась, и выскочившие на крыльцо как по команде слуги бросились к Эсме, чтобы помочь выйти. Она постаралась не хмурить лоб и держать голову выше. Когда вечер закончится и она снова вернется в дом миссис Калверт, Йен уже будет вычеркнут из ее памяти раз и навсегда. Приняв это решение, Эсме больше не колебалась: беспечно улыбаясь, она проследовала за слугами.

Проведя ее по коридору, эскорт остановился у одной из дверей, лакей докладывал о прибытии, называя ее почему-то «мисс Эсме». Это немало удивило ее: если Йен все-таки замешан в этом, то почему он тогда не назвал принцу ее полного имени? Скорее всего, решила она, входя в зал, британский посол здесь все-таки ни при чем и принц все выведал о ней через кого-нибудь из своих людей.

В приемной принца Матайи находилось с дюжину англичан, большинство из которых были не знакомы Эсме. Знакомых же – Гарольда и Годфри, – судя по их виду, весьма удивило ее появление. Впрочем, Эсме почти не замечала их, ибо ее внимание сразу переключилось на Йена.

От ее взгляда не укрылось, как элегантно он выглядел в облегающем черном фраке и белоснежном жилете. Окинув Эсме восхищенным взглядом, Йен двинулся к ней.

Понимая, что ей надо заранее подготовиться, Эсме твердо решила держаться с ним отстраненно-холодно.

– Где ты пропадала, черт тебя побери? – Йен до боли стиснул ее запястье.

– А, лорд Уинтроп! – нарочито громко произнесла Эсме. – Какая неожиданная встреча!

– Ты хотя бы представляешь, как я переволновался? – Лицо посла исказилось бешенством.

– С каких это пор, ваше сиятельство, вы начали так беспокоиться о какой-то ничтожной служанке?

Внезапно хватка Йена ослабла: очевидно, до него наконец дошло, что имеет в виду Эсме, – ведь он сказал принцу, что она его служанка. Все же он попытался оттащить Эсме к дверям, ведущим на галерею.

– Я знаю, что ты злишься на меня, – прошептал он, – и имеешь на это право. Но мы должны поговорить. Я должен многое сказать тебе, но не здесь, не при всем народе. Может быть, выйдем?

– Не думаю, ваше сиятельство, что нам есть о чем разговаривать! – Эсме постаралась, чтобы ее голос звучал как можно тверже.

На мгновение лицо Йена скривилось, как от боли, или ей это только показалось? Неужели этот столь бесчувственный человек способен на что-то обижаться? Вот говорить обидные слова другим – на это он действительно мастер.

– Эсме, я прошу тебя, ты должна меня выслушать! После твоего исчезновения я искал тебя по всему городу как сумасшедший! Послушай, прежде чем обвинять меня, ты все-таки должна позволить мне объясниться! Ты ведь не знаешь, почему я вдруг исчез той ночью!

В глазах Йена читалась такая мольба, что Эсме уже готова была уступить ему. Чтобы избежать соблазна, она начала мысленно повторять про себя: «Я не должна его слушать! Не должна!» Одновременно она попыталась высвободить руку, но Йен крепко держал ее, и ей ничего не оставалось, как только смириться, – не устраивать же, в конце концов, потасовку прямо во дворце сиамского принца!

Обводя глазами публику, Эсме лихорадочно искала хоть кого-нибудь, кто мог бы помочь ей, и тут взгляд ее упал на Годфри. Улыбаясь, тот отсалютовал ей бокалом. Эсме готова была убить его за эту шутку.

– Ты рассказал ему, что мы… прошептала она. – Ты все ему рассказал… – Эсме буквально трясло от негодования. – Отпусти меня! Не прикасайся ко мне! – Она снова попыталась вырваться – ей вдруг стало все равно, что на них все смотрят.

– Это совсем не то, что ты думаешь… – начал Йен.

– Какая разница, что я думаю! Разве тебя это когда-нибудь интересовало?

– Ах вот как! Ну держись! Я ни перед чем не остановлюсь…

– Леди и джентльмены! Его королевское высочество принц Матайя! – объявил, появляясь в зале, один из приближенных принца.

Эсме вздохнула с облегчением – и тут же поняла, что ее злоключения еще не кончились. Йен по-прежнему не собирался отпускать ее руку, и ей пришлось стоять рядом с ним словно в оцепенении.

Торжественный выход принца прошел для Эсме почти незамеченным: все, что она могла чувствовать в этот момент, это тело Йена, стоявшего так близко к ней, что рукав его фрака касался ее руки. Лишь после того, как принц занял почетное место в центре зала, Эсме наконец посмотрела на него.

Его высочество поверх рубахи в европейском стиле был облачен в просторный балахон, украшенный золотым шитьем. Дополняли костюм панунг – кусок материи, который сиамские мужчины носили вместо брюк, обернув вокруг талии и пропустив между ног, и туфли, украшенные бриллиантами, ярко блестевшими в свете свечей. Эсме отметила про себя, что принца, с его бронзовой кожей и выразительными, влажными, словно маслины, глазами, вполне можно было назвать привлекательным. Однако сейчас все помыслы ее были слишком заняты Йеном, чтобы обращать внимание на других мужчин. Он все-таки чертовски хорош в этом строгом фраке с роскошным белоснежным жабо!

От этой мысли Эсме вдруг стало грустно. Почему так вышло, что именно Йен целиком завладел ее сердцем, а не кто-нибудь другой, например Гарольд? Взгляд Йена словно прожигал ей спину, но она не находила в себе сил обернуться и продолжала молча смотреть на принца. От прикосновения пальцев, по-прежнему сжимавших ее запястье, словно жар разливался по всему ее телу, голова кружилась, и она уже почти перестала понимать, где находится и что происходит вокруг нее.

Невероятным усилием воли заставив себя сосредоточиться, Эсме увидела, что принц с величественным видом направляется в ее сторону. Однако как только он подошел к ней вплотную, выражение его лица стало непринужденным и дружеским.

Отпустив руку Эсме, Йен почтительно поклонился его высочеству, в то время как она, не сразу сообразив, что от нее требуется, промедлила с реверансом, и когда наконец отдала необходимую дань вежливости, она уже не была уверена, не обидится ли принц на подобную непочтительность. К счастью, его высочество, по-видимому, ничего не заметил и ласково улыбнулся ей.

– Рад снова видеть вас, лорд Уинтроп! – произнес принц на почти безупречном французском.

– Весьма польщен, ваше высочество! – Посол снова поклонился.

– А вы, милая леди, – принц улыбнулся еще шире, – не иначе мисс Эсме – та самая… м-м… служанка, которую его сиятельство так долго прятал?

Эсме хотела ответить принцу, что никакая она не служанка, но Йен опередил ее:

– Ваше высочество, я действительно сказал вам когда-то, что мисс Монтроуз – моя служанка. С тех пор обстоятельства изменились…

Эсме готова была провалиться сквозь землю. Неужели лорд Уинтроп сейчас во всеуслышание заявит, что она его любовница? Никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого стыда.

– Видите ли, ваше высочество, – с неожиданной торжественностью произнес Йен, – мисс Монтроуз – моя невеста. Поначалу мы хотели сохранить это в секрете, пока не приедет ее отец и я не смогу официально попросить у него руки дочери, но, пожалуй, будет лучше, если мы объявим об этом сейчас, не правда ли, дорогая?

Слова Йена так ошеломили Эсме, что она была абсолютно не в силах что-либо произнести и, глядя на принца, лишь слегка кивнула. В глубине души его высочество, должно быть, посмеивался над ее смущением, но лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым и выражало лишь вежливый интерес.

– В таком случае я должен извиниться, – улыбнулся принц. – Если бы я знал об этом раньше, то непременно послал бы вам, мисс Монтроуз, более подходящий подарок!

– Подарок? – удивился Йен.

– Ваше высочество, – бойко заговорив по-французски, Эсме, по-видимому, удивила принца, – подарок, который вы изволили сделать, просто великолепен! Это платье мне очень идет – не так ли, ваше сиятельство? – лукаво обратилась она к Йену.

– Разумеется. – Йен вежливо кивнул, но Эсме почувствовала в его голосе ревность.

Впрочем, какое ей до этого дело? Посол наверняка и не собирается жениться на ней – он сказал это, чтобы не портить ее репутацию. Что ж, спасибо и на том, что не стал ее позорить…

– Лорд Уинтроп не говорил мне, что его невеста – настоящая красавица! – произнес принц по-сиамски. – Одобряю его выбор!

– Вы мне льстите, ваше высочество! – Эсме зарделась. При этом от нее не укрылось, что Йен поморщился, очевидно, ему не понравилось, что принц и его невеста перешли на язык, которого он не знал.

– Надеюсь, – лукаво заметил принц, – что я не слишком затруднил вас, пригласив сегодня к себе? У вас и так, должно быть, мало времени – вам нужно готовиться к свадьбе… но я очень уважаю лорда Уинтропа – он приложил много усилий для сохранения мира в нашей стране, и я хотел бы выразить ему свою благодарность.

Прежде чем ответить, Эсме на мгновение задумалась. Она могла любить или не любить Йена, но разве справедливо, если из-за ее проблем пострадает процесс мирного урегулирования в целой стране…

– Вы очень щедры, ваше высочество! – проговорила она. – Думаю, лорд Уинтроп оценит ваше расположение!

– Как я могу теперь судить, господину послу повезло вдвойне – его будущая жена не только красива, но так же предана дипломатии, как и он! – Благосклонно кивнув, принц повернулся и направился к другим гостям.

– О чем вы с ним разговаривали? – подозрительно спросил Йен, больно сжав руку Эсме.

– Не скажу, – огрызнулась она, – во всяком случае, пока ты меня не отпустишь!

– Что ж, дело твое.

Эсме умоляюще посмотрела на него, но Йен оставался непреклонен; в глазах его, сурово смотревших на нее, не было и намека на улыбку.

Эсме все еще не могла решить, как себя вести в такой ситуации, и тут большой палец Йена начал ласкать ее запястье. Одного этого прикосновения было достаточно, чтобы в памяти ее живо всплыли картины тогдашней ночи. К тому же в сильно декольтированном платье Эсме чувствовала себя почти голой и, лишь оглядевшись вокруг, немного успокоилась, заметив, что ее наряд ничуть не отличается от наряда остальных дам.

Тем временем принц продолжал непринужденно беседовать с гостями, и это послужило сигналом остальным, что и они могут чувствовать себя свободно. Эсме снова попыталась высвободить руку из цепких пальцев Йена, но опять не достигла успеха.

– Отпусти меня! – вполголоса попросила она. Голос ее дрожал.

– Ладно, – прошептал посол, – если ты пообещаешь поговорить со мной потом!

– Но зачем? Я благодарна тебе за то, что ты сказал принцу, но ты ведь делал это лишь для того, чтобы не позорить меня, а на самом деле вовсе не собираешься на мне жениться…

– Представь себе, собираюсь, – серьезно произнес он. От этих его слов Эсме опешила куда сильнее, чем от всего, что уже произошло с ней этим вечером. Голос Йена был наполнен такой нежностью… Неужели он действительно решил жениться на ней? Но если так, то… Голова Эсме начала кружиться от счастья… и вдруг все сразу переменилось. Стоило ей посмотреть на вещи трезвее, и она сразу обнаружила, что радоваться было особенно нечему. Если Йен и женится на ней, то исключительно из благородства, из-за того, что она отдала ему свою девственность.

И все равно ей очень хотелось сказать «да», хотелось принять его предложение… Но она не могла. Не могла потому, что слишком любила Йена. Пусть сейчас ей кажется, что она готова выйти за него, смирившись с тем, что он не любит ее, – рано или поздно его показная вежливость все равно начнет ее раздражать. Девушка понимала, что она не сможет удовлетвориться меньшим, чем ответная любовь, иначе будет несчастна всю жизнь.

– Теперь ты выйдешь за меня? – с надеждой спросил Йен.

– Нет, – ответила она едва слышно.

На этот раз реакция Йена удивила ее. Она была уверена, что, услышав ее ответ, он почувствует облегчение, но в глазах его была только боль. Впрочем, возможно, ей это только показалось, ибо через минуту лицо Йена снова стало прежним.

– Почему нет? – удивился он. – Той ночью ты, кажется, говорила, что любишь меня. Разве с тех пор что-то изменилось?

Палец Йена снова стал ласкать ее запястье. Сам Йен стоял так близко к ней, что она чувствовала его запах. От него пахло мускусом, и это кружило ей голову, так что она с трудом могла сосредоточиться.

– Нет, ничего.

– Тогда в чем же дело?

Эсме очень хотелось сказать ему правду, сказать, что она согласна лишь на любовь Йена – ни больше ни меньше, даже согласна не выходить за него замуж; и всю жизнь быть его любовницей, только бы он ее любил…

– Дело в том, – проговорила она, – чего ты мне дать не можешь.

На этот раз Йен долго молчал. Эсме смотрела на него и не верила своим глазам. Самоуверенное выражение, которое она привыкла видеть на его лице, уступило место выражению полнейшего недоумения. Тем не менее в глазах его еще светилась надежда.

– Эсме, – негромко и как будто даже с угрозой проговорил он. Пальцы его сжали ее руку почти до боли. – Обещай… поклянись, что сегодня, как только мы сможем поговорить наедине, ты меня выслушаешь! Разговор нам предстоит серьезный…

Не ответить на такую мольбу могла лишь женщина, совершенно равнодушная к чарам Йена – и уж во всяком случае, не Эсме. В голове ее мгновенно одна за другой пронеслись так хорошо запомнившиеся ей картины: Йен несет ее через джунгли… а вот учит управляться с ножом… клянется заступиться за нее перед отцом… Нет, он определенно заслуживал того, чтобы быть выслушанным!

– Хорошо, – прошептала она. – Не думаю, однако, что тебе удастся заставить меня переменить решение.

Йен наконец отпустил ее руку.

– И все-таки я надеюсь, – уже спокойнее произнес он, – после моих слов ты его переменишь.

«Да, – подумала про себя Эсме, – у тебя есть слова, которые, если бы ты их произнес, действительно могли бы изменить все, но вряд ли ты их когда-нибудь скажешь…»

Тем не менее, раз уж она пообещала выслушать Йена, то обязательно сделает это, чтобы затем раз и навсегда вычеркнуть его из своего сердца.

А пока ей следует держаться от Йена как можно дальше – потому что если она будет сидеть рядом с ним, то просто утратит возможность рационально мыслить.

Заметив, что к ним направляется Гарольд, Эсме облегченно вздохнула…

– Вы сегодня просто обворожительны, мисс Монтроуз! – улыбнулся атташе. – Не правда ли, Йен, наша Эсме без труда затмит всех присутствующих здесь дам?

– Разумеется. – Йен произнес это таким тоном, словно Эсме уже безраздельно принадлежала ему.

– Спасибо, господа! – Эсме вежливо улыбнулась и сразу постаралась переменить тему: – Интересно, что за спектакль нам сегодня покажут? Мне приходилось несколько раз присутствовать на сиамских спектаклях, но еще ни разу я не видела их в королевском дворце!

– Готов поспорить, что вам понравится – сиамские пьесы всегда очень занимательны. – В глазах Гарольда, однако, читался явный вызов Йену. – Как я понимаю, нас уже приглашают в зал… Вы не составите мне компанию, мисс Монтроуз?

– Боюсь, что вы уже опоздали, Гарольд. – Даже не потрудившись для приличия придать голосу вежливую интонацию, Йен взял Эсме под локоть.

– Ваше сиятельство, – девушка решительно высвободила руку, – я дала уже вам сегодня определенное обещание и сдержу его. Однако сидеть на спектакле рядом с вами я не обещала и поэтому попросила бы вас предоставить мне возможность самой сделать выбор – в противном случае я просто возьму свое обещание обратно!

Губы Йена дернулись, но он постарался сдержать себя.

– Хорошо, – наконец кивнул он. – Но помни о нашем уговоре!

– Разумеется! – Эсме беззаботно улыбнулась.

К ее величайшему облегчению, Йен наконец удалился.

– Черт побери, – проворчал Гарольд, когда посол отошел на расстояние, с которого не мог их расслышать, – что это на него сегодня нашло? Я никогда еще не видел его таким сердитым! Уж не злится ли он на вас за вчерашнее?

– Скорее, он злится на вас.

– Вот как? Впрочем, – хмыкнул Гарольд, – сие меня мало заботит. Главное, что вы на меня не сердитесь.

Эсме почти не слушала его – глядя вслед удаляющемуся Йену, она чувствовала удивительную вещь: несмотря ни на что, ревность его была ей приятна.

Наконец, словно очнувшись, она поняла, что должна как-то отреагировать на реплику Гарольда.

– Ну что вы, я ни в коей мере не сержусь на вас! – Она не выдержала и вздохнула: – Я даже не побоюсь сказать, что вы мне вполне симпатичны!

– Тем не менее он, – Гарольд кивнул вслед удаляющемуся послу, – все-таки симпатичнее!

– О, прошу вас, не надо.

– Хорошо-хорошо, – заторопился атташе. – О лорде Уинтропе больше ни слова. Впрочем, позволю себе все же полюбопытствовать, почему вы с ним явились сегодня порознь. Означает ли это, что ваш отец нашел вас?

– Вы хотите сказать, что он уже здесь?

– А разве вы не знали? – Гарольд удивленно вскинул брови.

– Нет. – Эсме снова вздохнула. – Видимо, Йен решил, что мне это знать не обязательно…

– Возможно, ему об этом просто еще не сообщили – он уже ушел из консульства, когда там появился ваш отец. Переговорив с Ланглендом, мистер Монтроуз направился прямо в дом посла, но там не оказалось ни его, ни вас. Вечером он зарегистрировался в гостинице…

– Пожалуй, сразу по окончании спектакля мне стоит пойти в гостиницу и поговорить с ним, – решила Эсме. – Должна же я как-то его успокоить и сообщить, что он всегда может меня найти.

– Вы хотите сказать, – нахмурился Гарольд, – что все-таки ушли от Йена?

– Да, этим утром. И сейчас я нахожусь здесь исключительно по приглашению его высочества.

– Я правильно понял: вы ушли от Йена, ничего не сказав ему? – Судя по выражению лица, весть о том, что Эсме решила порвать с Йеном, явно пришлась Гарольду по душе.

– Совершенно верно, – кивнула она.

– Но почему? Еще вчера вы, казалось, любили его…

– Разве Годфри вам ничего не рассказывал? – удивилась Эсме. – Я-то думала, этот сплетник уже успел разболтать всему свету…

– Ничего не понимаю! При чем тут Годфри?

– Да так, ничего особенного… – Эсме потупилась.

– Эсме, что случилось? – В голосе Гарольда зазвучала озабоченность, и он, не выдержав, схватил ее за руку: – Они сделали вам что-то плохое? Говорите же!

– Давайте не будем, Гарольд. – Произнеся эти слова с невольным раздражением, она высвободила руку. – Вы, кажется, обещали: о Йене ни слова! К тому же спектакль вот-вот начнется!

– Что ж, как вам угодно. – Гарольд пожал плечами, и оба надолго замолчали.

Тем временем зал уже наполнился приглашенными. Последними вошли жены и дети его высочества – поклонившись с порога до земли своему повелителю, они прошли в первый ряд, состоявший из лежащих на полу циновок, и опустились на них. Что же до самого принца Матайи, то он расположился отдельно, в собственной ложе, в компании нескольких особо почетных гостей, с которыми иногда обменивался репликами. По правую руку от принца сидела женщина – очевидно, решила Эсме, то была его любимая жена.

Ложа британского посла вплотную примыкала к ложе его высочества. В тот момент когда Эсме, взглянула туда, принц, перегнувшись через ограждение, разговаривал с Йеном, указывая рукой в ее сторону. Посол что-то ответил принцу и пристально посмотрел на Эсме. Она поспешила отвернуться и услышала, как принц, заметив это, от души рассмеялся.

Пожалуй, подумала Эсме, зря она все-таки села рядом с атташе – взявшись играть роль невесты Йена, ей нужно было довести ее до конца, иначе все выглядело довольно глупо. Но теперь менять что-либо было уже поздно – свет в зале погас, и на сцену плавно, словно лебеди, выплыли танцовщицы в ярких сиамских костюмах. Впрочем, Эсме почувствовала облегчение уже от того, что неопределенность кончилась, и, усевшись поудобнее, стала смотреть на сцену.

Как она вскоре убедилась, представление мало чем отличалось от множества других сиамских пьес, которые ей приходилось видеть. Все роли – и мужские, и женские – исполнялись танцовщицами, размеренно двигавшимися под музыку небольшого оркестра. Хор излагал сюжет пьесы, в то время как танцовщицы разыгрывали его. Пожилая женщина, с важным видом сидевшая рядом со сценой со свитком в руках, выступала в роли суфлера, время о времени понукая танцовщиц, когда они начинали двигаться слишком уж медленно, Пожалуй, единственным, что отличало королевский театр от любого другого, были костюмы – шелковые, украшенные золотым шитьем наряды поражали своей изысканной роскошью, а любой из пышных головных уборов, искусно изготовленных из золота и серебра и богато усыпанных бриллиантами, мог бы посоперничать с короной самого могущественного монарха. Кроме того, у всех актрис были длинные, загибавшиеся накладные ногти из чистого золота.

Эсме забылась, поглощенная своеобразной, завораживающей сиамской музыкой и магической красотой танца… как вдруг спектакль снова напомнил ей о ее горькой судьбе. Сюжет пьесы – любовь молодого принца к прекрасной наложнице, как и соблазнительные движения танцовщиц, изображавших любовные игры, заставляли Эсме невольно ерзать в кресле, вспоминая руки и губы Йена, ласкавшие ее тело в ту роковую ночь. Помимо воли она несколько раз оборачивалась туда, где сидел посол, и всякий раз он, поймав ее взгляд, отвечал ей улыбкой. Только теперь Эсме поняла: то, что она не села рядом с лордом Уинтропом, вовсе не спасало ее – уже одно его присутствие в зале действовало на нее так же, как если бы он Находился рядом с ней. Сколько она ни повторяла себе, что во время предстоящего разговора с Йеном ей следует оставаться непреклонной, в уме ее снова и снова вставали красочные картины той бурной ночи…

Почувствовав, что кто-то тронул ее за плечо, Эсме невольно дернулась.

– Простите, – услышала она шепот человека, говорившего по-сиамски, – вы мисс Монтроуз?

Эсме обернулась к наклонившемуся к ней молоденькому слуге:

– Да, а что?

– Некий джентльмен на улице желает видеть вас, он говорит, что является вашим отцом.

Подтверждение слов Гарольда о том, что отец уже приехал и ждет ее, почему-то вызвало в душе Эсме облегчение. Объяснив сидевшему рядом атташе, в чем дело, она быстро поднялась, но затем вдруг снова опустилась на место.

– А его высочество не обидится, если я покину зал? – осторожно спросила она у слуги.

– Ничуть, мисс. Я уже все объяснил его высочеству, и он не стал возражать, так что вы можете идти…

– Спасибо. – Эсме поднялась и последовала за слугой, стараясь как можно меньше шуметь.

Путь по коридору показался ей бесконечным. Наконец они вышли в прихожую, где слуга, поклонившись, покинул ее. Прихожая была пуста. Где же отец?

– Папа!

Едва Эсме прошептала это слово, как чья-то сильная рука зажала ей рот.

– Молчи, крошка, если хочешь остаться в живых!

Хриплый голос явно не принадлежал ее отцу. В следующее мгновение Эсме вдруг почувствовала, как что-то холодное уперлось ей в спину. Вряд ли это кинжал, решила она, – предмет явно не был острым. Очевидно, ей угрожают пистолетом…

Девушка похолодела от ужаса, мысли лихорадочно заметались у нее в голове. Кому понадобилось направлять на нее пистолет? И зачем?

– Пошевеливайся! – Неизвестный подтолкнул ее в спину. Рот Эсме он, правда, освободил, но что в этом толку, если кричать все равно бесполезно?

То, что она не могла видеть лица нападавшего на нее негодяя, было для нее самым ужасным – в любой ситуации, как известно, больше всего пугает неопределенность. Впрочем, ей казалось, что где-то она уже слышала этот голос. Но где? Обладатель его явно был немолод… Эсме попыталась перебрать в уме всех знакомых мужчин, которые могли бы подходить по возрасту. Генри Раштон, преподобный Тэйлор, Уильям Майклз… Сомнений не было – голос принадлежал именно Майклзу!

– Господи! – вырвалось у нее.

– Я сказал, молчи, – прохрипел ее похититель. – Да пошевеливайся живее!

Все же Эсме старалась идти как можно медленнее, надеясь, что кто-нибудь заметит ее и придет ей на помощь, но никто не появился. Они вышли на крыльцо, и она увидела экипаж, очевидно, поджидавший именно ее.

Боковым зрением Эсме вдруг заметила Прасерта, который, стоя неподалеку, разговаривал с кем-то из слуг. Окликнуть его она не посмела, и ей оставалось лишь молча молиться про себя, чтобы сиамец заметил ее.

Словно почувствовав ее молчаливый призыв, Прасерт поднял глаза – и рванулся ей на помощь, но тут же был вынужден остановиться, поскольку Майклз не мешкая направил на него пистолет.

Втолкнув Эсме в экипаж, ее похититель на мгновение остановился перед дверью.

– Гони в порт! – крикнул он извозчику по-сиамски.

Воспользовавшись заминкой, Эсме потянулась за кинжалом, но не успела она задрать юбку, чтобы достать его, как кулак негодяя со всей силой обрушился на ее голову. В то же мгновение все вокруг покрылось темнотой.

Глава 21

В тот самый момент, когда Йен заметил, что Эсме исчезла, кто-то тронул его за плечо.

– Хозяин! – взволнованно прошептал, склонившись к его уху, Прасерт. – Какой-то человек посадил госпожу в экипаж!

Принц Матайя, сидевший поблизости от посла и слышавший все, казалось, был весьма удивлен.

– Это, должно быть, ее отец, правда, я позволил мисс Эсме встретиться с ним, но я не разрешал ей покинуть дворец!

Прасерт склонился в глубоком поклоне.

– Ваше высочество, – негромко произнес он по-сиамски, – я сомневаюсь, что это ее отец. Как мне показалось, госпожа Эсме шла с ним весьма неохотно, а в руке этот человек держал пистолет…

Йен нетерпеливо дернул Прасерта за куртку, и тот вкратце повторил свой рассказ по-английски, прибавив к нему описание внешности нападавшего:

– Не очень молодой, лысый и очень сильный. Госпожа пыталась вырваться от него, но не смогла.

Йен похолодел – он вдруг понял, кто похитил Эсме. Впрочем, догадаться, было несложно – похититель явно знал, что сможет заманить ее в ловушку, выдав себя за отца.

– Ваше высочество…

– Идите, – принц повелительно взмахнул рукой, – и найдите вашу невесту! Да благословит вас Всевышний!

– Благодарю, ваше высочество!

Выйдя из зала, Йен задержался у дверей, поджидая Прасерта, и, как только он появился, поспешно бросился к выходу из дворца.

– Хозяин, – произнес сиамец на ходу, едва поспевая за послом, – я слышал, как этот человек велел извозчику отправляться на пристань, что на реке Мепинг.

– И давно они отъехали?

– Несколько минут назад…

Йен нахмурился:

– В любом случае они успеют на пристань раньше нас, и, значит, мы не сможем узнать, на какой именно пароход они сели…

– Я хотел остановить его, хозяин, – залепетал Прасерт, – но побоялся, что он сделает что-нибудь плохое госпоже – у него ведь был пистолет… Если мы не найдем ее, то я не знаю, что со мной будет…

– Твоей вины здесь нет, приятель, и нечего хныкать – мы обязательно ее найдем! – Голос Йена звучал бодро, хотя сам он вовсе не был уверен, что это новое приключение закончится благополучно для Эсме.

Мысли Эсме постепенно прояснялись, хотя сердце ее по-прежнему отчаянно колотилось от страха. Когда она наконец открыла глаза, то заметила, что пол под ней немного покачивается. Стало быть, она находилась в каюте на пароходе.

Оглядевшись получше, Эсме поняла, что лежит в углу каюты со связанными руками и ногами и с кляпом во рту. Теперь она ясно вспомнила все. Но куда Майклз собирается ее везти и что он намерен с ней делать?

В груди у нее вдруг поднялась черная волна ненависти к Майклзу, но она тут же постаралась успокоиться: эмоции в таких ситуациях еще никогда никому не помогали, не помогут и ей. До слуха ее доносился шум с пристани – это означало, что они еще не покинули порт. Что ж, тем лучше. Прасерт скорее всего уже успел сообщить британскому послу о том, что с ней произошло, и теперь Йен спешит ей на помощь. Нужно только немного подождать…

В этот момент дверь отворилась, и в каюту вошел Майклз. Бросив на пленницу быстрый взгляд, торговец опустился на пол в футе от нее и начал снимать ботинки.

– Все идет отлично, моя пташки, – самодовольно усмехнулся он, – минут через пять сюда наверняка явится лорд Уинтроп – взять след ему не составит труда, а здесь, в порту, я нарочно велел повесить кусок твоего платья на самом видном месте. Полагаю, твой дружок не сможет его не заметить – скоро взойдет луна и станет достаточно светло.

Эсме покосилась на свой подол – куска платья действительно не хватало. Она похолодела, вдруг поняв, что задумал ее похититель.

– Да, да, моя красавица, – зловеще усмехнулся Майклз, – ты угадала: я действительно сам хочу, чтобы твой любовничек бросился за нами в погоню, и знаешь почему? Я скажу тебе. – Он отвратительно осклабился. – Я хочу убить его у тебя на глазах, но прежде использовать тебя как заложницу – это поможет мне заставить его написать перед смертью записку, которая снимет с меня все подозрения. Иначе у меня не будет времени убежать, а убежать я хочу вместе с тобой!

Теперь уже Эсме не сомневалась, что ей необходимо действовать, чтобы остановить Майклза еще до прибытия Йена. Но как это сделать со связанными руками и ногами, да еще и с кляпом во рту? Впрочем, если Майклз вынет кляп, то она попытается отговорить его от этой затеи…

Однако Эсме не была уверена, что у нее это получится: если Майклз собирается убить Йена для того, чтобы иметь возможность сбежать, стало быть, Йен ему каким-то образом мешает, и от своего намерения торговец вряд ли отступится. Слава Богу, ее кинжал остался при ней – Эсме чувствовала, что он все еще прикреплен к ноге. Вот только как его достать?

Она пошевелилась, словно желая усесться поудобнее, и Майклз тут же кинул на нее подозрительный взгляд.

– Понимаю, крошка, – мрачно усмехнулся он, – тебе не нравится сидеть связанной, словно гусыня… Ничего, потерпи – скоро я с лихвой все компенсирую. У нас с тобой впереди еще много лет счастливой жизни – дай только мне сбежать из этой проклятой страны! Как только мы сядем на пароход, идущий во Францию, тогда ты сразу увидишь, как я умею ублажать своих женщин. К. тому времени как английские власти узнают, что я и есть тот шпион, которого должен разоблачить лорд Уинтроп, мы будем уже за сто миль отсюда. А если еще я заставлю его написать в записке, что он оклеветал меня и Чена, то идиоты англичане наверняка этому поверят. Позднее, когда они узнают правду, им останется только локти кусать!

В то время как торговец произносил свой монолог, Эсме осторожно пыталась дотянуться до кинжала. Неожиданно Майклз покосился на нее, очевидно, желая проверить, какое впечатление оказали на пленницу его слова. Она в страхе замерла, но ее похититель, казалось, так ничего и не заметил.

– Ну как, – самодовольно подмигнул он ей, – что ты думаешь о моем плане?

Эсме презрительно посмотрела на него, и тогда он неожиданно подошел к ней и вынул из ее рта кляп.

– Зачем понапрасну мучить тебя, девочка, – усмехнулся Майклз, – все равно тебе уже никто не поможет! Впрочем, ты даже можешь кричать – твои крики лишь быстрее привлекут его сиятельство, а именно это мне сейчас и нужно. Человек, пытавшийся отнять у меня невесту, сам идет ко мне в руки, разве это не здорово?

Отбросив кляп в сторону, он довольно потер руки и тут же начал вынимать из волос Эсме булавки, которыми заколола ее прическу миссис Калверт. Эсме невольно передернулась, когда пальцы Майклза стали ласкать ее щеку.

– Так ты гораздо привлекательнее, красавица, – усмехнулся он, – С распущенными волосами у тебя такой невинный вид… Увидев тебя такую, твой Уинтроп готов будет умереть, только бы ты осталась в живых, и я заключу с ним маленькую сделку – я отпускаю тебя, а он пишет записку, в которой…

– Ничего не выйдет, – вздохнула Эсме. – Я не настолько дорога его сиятельству, чтобы он стал рисковать ради меня. Вчера вечером, не успев переспать со мной, он тут же отправился пьянствовать с одним из своих дружков.

Эсме ужасно не хотелось упоминать об этом, но, чтобы убедить Майклза, она была готова на все. Слова ее тем не менее вызвали у торговца весьма странную реакцию:

– Ты хочешь уверить меня, – ухмыльнулся он, – что твой любовничек здесь вовсе не с заданием обезвредить французских шпионов? Не выйдет, крошка, меня не так-то легко провести! Если ты действительно была прошлой ночью в доме его сиятельства, то не можешь не знать, что ходил он вовсе не пьянствовать с дружком, а ловить китайца Чена…

Эсме замерла. Неужели Майклз говорит правду? Так, значит, Йен вчера покинул ее вовсе не для того, чтобы похвастаться перед Годфри своими амурными похождениями, – он отправился обезвреживать опасного преступника! Если это действительно так, как же несправедливо она поступила по отношению к нему! Она даже не позволила Йену объяснить ей все…

Эсме охватило непреодолимое чувство вины. Когда-то она обвинила Йена в том, что он упорно продолжал думать о ней только самое плохое, и вот теперь сама поступила по отношению к нему точно так же…

Насколько можно было судить по виду Майклза, отчаяние Эсме раззадоривало его, заставляло чувствовать себя победителем.

– Разумеется, – самодовольно продолжил он, – твой Уинтроп хотел поймать нас обоих – меня и Чена, но он не учел, что мне удавалось все эти годы скрываться от англичан, а значит, удастся уйти и теперь. Чей оказался глупее – он попался, и после этого я, разумеется, не мог оставить его в живых. От меня еще никто не уходил безнаказанным!

Торговец замолчал, и взгляд его снова устремился на дверь. Эсме сидела ни жива ни мертва. Майклз, оказывается, и был тем самым напарником Чена, которого разыскивал лорд Уинтроп! Он уже убил Чена и теперь хочет убить Йена…

По щеке Эсме скатилась слеза. Это она во всем виновата! Дождись она тогда Йена, он смог бы с ней объясниться, и они были бы сейчас вместе, а значит, Майклз не смог бы заманить его в эту ловушку. Теперь же по ее вине единственному человеку, которого она любит, грозит смерть… Разумеется, девушка понимала, что план Майклза безумен и вряд ли сработает: англичане на самом деле вовсе не такие дураки, как ему кажется. Но ум негодяя сейчас ослеплен – желание убить британского посла, похоже, стало для него навязчивой идеей. Все, на что могла рассчитывать Эсме, – это ее кинжал, который, слава Богу, пока еще был при ней.

Украдкой взглянув на своего похитителя, она снова потянулась к кинжалу, но достать его незаметно ей никак не удавалось. В конце концов, она решила, что нужно дать Майклзу поговорить еще – возможно, тогда ей удастся, улучив момент, задрать юбку и выхватить нож.

– Как вы нашли меня? – спросила Эсме первое, что пришло ей в голову, одновременно загибая пальцами подол юбки.

– Как нашел? Да очень просто! Я все время наблюдал за домом, который принц Матайя предоставил британскому послу, и мои усилия, как видишь, очень скоро оказались вознаграждены.

– А вам не кажется, что вы сильно рисковали, назвавшись моим отцом? Что, если бы я вышла не одна, а с лордом Уинтропом? – Рука Эсме тем временем поднимала юбку все выше и была уже совсем близко от ножен с кинжалом.

– Тогда я бы просто скрылся и стал поджидать другого удобного случая.

– Вот как? – Пальцы Эсме уже сжимали рукоятку кинжала. Сердце ее замерло. Нужно еще что-то сказать, чтобы отвлечь Майклза…

– А откуда вы узнали, что я в Чингмэе? – небрежно спросила она.

Торговец рассмеялся, но глаза его по-прежнему были прикованы к двери. Быстро достав кинжал из ножен, Эсме поспешно спрятала его в складках юбки.

– За то, что это случилось, благодари своего отца, – хмыкнул Майклз. – Когда ты убежала, он пришел в ярость и так прижал беднягу секретаря Раштона, что тому пришлось рассказать всю правду о том, кто на самом деле начал распускать все эти сплетни о тебе. Когда твой папаша узнал, что это я…

– Вы? – Удивлению Эсме не было предела. – Так, значит, это вы придумали всю эту чушь?

– Ну разумеется. Как я еще мог добиться твоей руки? Так вот, когда твой папаша узнал, он готов был убить меня. Однако мне удалось задобрить его, торжественно пообещав, что я непременно выясню, куда ты скрылась. Это, впрочем, оказалось совсем не трудно. Доложу тебе, плоховато ты сработала, девочка, – оставила слишком много следов. Старый поп, у которого ты стянула очки, такую бучу из-за них поднял, что это стало всем известно. Появление в порту сироты-сиамца в очень похожих очках, который искал работу у лорда Уинтропа, разумеется, тоже не могло остаться незамеченным. Впрочем, по большому счету и это не понадобилось – твоему папаше стоило как следует потрясти твоих подружек-сиамок, чтобы они тут же во всем признались. Узнав столь шокирующие подробности, мистер Монтроуз, конечно, тут же рванул в Чингмэй, а через два дня за ним выехал и я.

– Через два дня? – На минуту Эсме даже забыла о кинжале. – Но ведь папа прибыл в Чингмэй совсем недавно!

Судя по реакции Майклза, в последней реплике Эсме было что-то, чего он никак не ожидал услышать. Что именно, Эсме не знала, но Майклз был взбешен.

– Идиоты! – прорычал он. – Я окружен одними идиотами! Он вообще не должен был сюда приезжать! Неужели эти придурки не могли ничего сделать, чтобы задержать его хотя бы на неделю?!

Теперь уже Эсме не знала, радоваться ей или огорчаться такому повороту событий.

Происходившая в ней внутренняя борьба, должно быть, отразилась на ее лице, ибо Майклз снова усмехнулся:

– Впрочем, красавица, теперь это уже не важно – вряд ли твой папаша тебя найдет, а если и найдет, я, будь уверена, уж как-нибудь с ним справлюсь…

Облегчение в душе ее снова сменилось ужасом.

«Господи, – помолилась она про себя, – прошу тебя, не дай, чтобы отец попал в лапы этого типа!» Однако на этот раз мысль об опасности, грозящей отцу, только придала ей решимости. Эсме крепче сжала кинжал в руке, обдумывая, что ей делать, – ведь теперь любая ошибка могла оказаться роковой для нее. Для начала, разумеется, лучше всего было попытаться разрезать связывавшие ее веревки, но Эсме боялась, что, если она начнет это делать, Майклз может все понять. Атаковать его одним броском тоже не получится, поскольку он сидит слишком далеко, от нее. Правда, она могла бы бросить в него нож, но со связанными руками это было почти нереально. Итак, пока ей ничего не остается, как только сидеть и ждать более благоприятного момента…

– Почему вы так упорно, несмотря ни на что, хотите жениться на мне? – решила она возобновить отвлекающий Майклза разговор. – Ведь обо мне ходит столько сплетен… Разумеется, вы знаете, что все они ложь, но как теперь убедить в этом остальных? И нужна ли вам жена с такой репутацией?

Этот вопрос заставил наконец Майклза оторвать взгляд от двери и перевести его на Эсме; и тут она увидела в этом взгляде, устремленном туда, где порванное платье глубоко обнажало ее грудь, что-то такое, от чего ей стало не по себе.

– Все очень просто, крошка, – отвратительно осклабился он, – я хочу тебя. Хочу даже после того, как этот вонючий аристократ поковырялся в тебе.

– Да как вы смеете?!

– Молчи! – рявкнул он. – Сейчас мне не до разговоров. Мы вволю сможем наговориться потом, когда я убью твоего любовника.

Майклз снова повернулся к двери. Поняв, что теперь он пресек бы любые попытки отвлечь его разговором, Эсме решила прибегнуть к иному способу – она начала громко плакать. Сначала это выглядело слишком искусственно, но затем, когда она подумала, что может навсегда потерять Йена, слезы сами хлынули из ее глаз в три ручья.

– Перестань реветь! – не оборачиваясь, потребовал Майклз.

– Не м-могу! – Эсме принялась усердно размазывать слезы по щекам. Впрочем, сквозь слезы она все же успела заметить, что ее плач раздражает Майклза. Хорошо это или плохо?

Неизвестно, что произошло бы дальше, если бы Майклз вдруг не прикрикнул на нее:

– Да тише ты! Кажется, кто-то хочет сюда войти! – Глаза его заблестели злорадным огнем. – Но сперва ему придется иметь дело с человеком, которого я поставил охранять нас!

Эсме прекратила плакать и начала прислушиваться. Судя по звукам, доносившимся снаружи, Йен – если это действительно он – вступил с охранником Майклза в потасовку. Потом шум драки затих.

– Черт побери, – присвистнул Майклз, – признаться, я недооценивал твоего любовничка – думал, он больше привык к шарканью по паркетам у всяких там принцев, чем к дракам… Похоже, моего человека он уже уложил!

Майклз в одно мгновение оказался рядом с Эсме. Посадив ее к себе на колени, он направил дуло своего пистолета прямо ей в висок.

В ожидании дальнейших действий своего похитителя она поспешила понадежнее спрятать свое оружие в складках юбки.

– Лорд Уинтроп! – нарочито громко крикнул торговец. – Заходите, ваше сиятельство, заходите! Да поторопитесь, если только желаете, чтобы ваша шлюшка осталась в живых!

Ответа не последовало.

– Черт побери! – недовольно пробормотал Майклз. – А ну-ка, позови его!

– Нет!

– Позови, или я пристрелю его прямо через дверь!

Эсме на мгновение задумалась. Может быть, действительно ей лучше позвать Йена? Впрочем, вряд ли Майклзу удастся исполнить свою угрозу – лорд Уинтроп не такой дурак, чтобы стоять у самой двери… Но что, если…

– Йен! – попыталась крикнуть Эсме, но с ее запекшихся губ сорвался лишь хриплый шепот. – Йен! – повторила она, откашлявшись. – Будь осторожен, не стой у двери!

– Ах ты сука! – Еще мгновение – и палец Майклза спустил бы курок, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился посол с кинжалом наготове.

Йену потребовалось всего мгновение, чтобы оценить ситуацию; его полный презрения взгляд устремился на Майклза.

– Уходи отсюда скорее! – Эсме постаралась вложить в эти слова всю свою любовь. – Он меня не тронет – ему нужен ты!

– Заткнись! – прикрикнул на нее Майклз. – Лорд Уинтроп отлично знает, на что я способен, не так ли, ваше сиятельство?

– Послушай, Майклз, – Йен прищурился, – если ты нанесешь Эсме хотя бы одну царапину, то умрешь куда более мучительной смертью, чем Чен!

– Уж не жалеет ли ваше сиятельство этого китайца? – Майклз усмехнулся. – Этот сопляк недостоин жизни – вот почему я отравил его! Надеюсь, он успел осознать свои ошибки, пока бился в агонии…

Крепко сжав кинжал в руке, Эсме замерла в нерешительности. Майклз по-прежнему держал Йена на прицеле – вдруг он успеет выстрелить раньше, чем она нанесет свой удар?

– Бросай оружие! – уверенно приказал Майклз, однако посол не торопился выпускать кинжал.

– Ну, что же ты, стреляй! – Неожиданно он усмехнулся. – Только чего ты этим добьешься, идиот?

– Молчи и не двигайся! – Свободная рука Майклза погладила Эсме по щеке, затем больно сжала ее грудь. – Твоя шлюха не обманывает, – сказал он Йену, – ее я убивать не собираюсь, а вот помучить – это совсем другое дело: должна же она, в конце концов, расплатиться за то, что заставила меня так долго бегать за ней! Если ты примешь мои условия и честно умрешь, то – даю тебе слово джентльмена – ничего твоей Эсме не будет. Ну а если нет, то я прямо сейчас прострелю ей руку…

Эсме содрогнулась.

– Бросай оружие! – внезапно рявкнул Майклз.

Йен выпустил нож, и он со стуком упал на деревянный пол.

– Какие еще условия? Чего ты хочешь? – презрительно спросил он.

– Всего лишь получить записку. Ты напишешь, что выдумал всю эту шпионскую историю про меня от начала до конца и что это Чен на самом деле работал на французов, а не я…

Реакция посла оказалась совершенно неожиданной – выслушав Майклза, он спокойно улыбнулся:

– Ты и впрямь идиот, Майклз, если веришь, что подобная записка сумеет ввести в заблуждение английские спецслужбы и что, получив ее, они не найдут тебя даже на краю света! Я слитком крупная фигура, чтобы моя смерть осталась незамеченной: узнав о ней, власти сразу начнут расследование, и тогда…

– Может быть, ты и прав. – Майклз на мгновение задумался. – Однако как все-таки красиво, черт побери, – записка, пистолет в твоей руке…

– Все понятно, – усмехнулся Йен. – Еще одно фальшивое самоубийство! Придумал бы что-нибудь поновее, в конце концов! Что, фантазия истощилась? Не обольщайся, английским властям правда давно известна – во всех этих загадочных смертях шпионов не обошлось без вас с Ченом. Вот и теперь тот же сценарий – не слишком ли подозрительно?

– Не важно, – упрямо заявил Майклз. – Пока девчонка моя заложница, никто меня не тронет!

От взгляда Эсме, однако, не укрылось, что пистолет в руке негодяя дрогнул, и она крепче сжала свой кинжал.

– Ну и как долго ты собираешься ею прикрываться? – поинтересовался Йен. – Я думаю, после того как Эсме узнает, что ты убил Рене Монтроуз, она не успокоится, пока не увидит тебя мертвым!

– Заткнись! Не приближайся, или я пристрелю ее!

– Так это вы убили мою мать? – Негодованию Эсме не было предела. – Но почему?

– Она узнала, что я работаю на французов. – Майклз недовольно скривился. – Просто случайно оказалась свидетельницей того, как я взял бумаги со стола Раштона, а потом видела, как на базаре я передал их человеку из французского консульства. Кстати, ты ведь тогда была с ней и тоже могла меня видеть!

Эсме попыталась вспомнить все подробности последнего дня жизни матери. В тот день они действительно ходили на базар, и мать сперва вела себя как-то странно, а потом ни с того ни с сего поспешила уйти…

– Господи! – вырвалось у нее, и тут же рука Майклза напряглась…

– Я хотел твою мать, – нехотя признался он, – ничуть не меньше, чем сейчас хочу тебя, но Рене Монтроуз меня презирала. К тому же я боялся, что она кому-нибудь расскажет о моей встрече с французом, и перед смертью Рене действительно намекнула на такую возможность. Сначала меня это не очень волновало, но затем почему-то ее дочь, то есть ты, неожиданно начала проявлять повышенный интерес к обстоятельствам смерти матери, стала расспрашивать Раштона…

Эсме закусила губу. Расспрашивая Раштона, могла ли она знать, к чему это в конце концов приведет?

– Я никогда не сомневалась, – прошептала она, – что предсмертная записка мамы поддельная, ведь мама никого не любила, кроме папы!

Казалось, слова Эсме разозлили Майклза до крайней степени.

– Записку действительно писала она, – злобно прошипел он, – но под мою диктовку! Ведь я пригрозил ей, что, если она этого не сделает, мне придется убить еще и тебя!

– Вам не нужно было убивать ее, – всхлипнула Эсме. – Она никому не сказала бы…

– Что ты понимаешь, дура?! – прервал ее Майклз. – Я любил ее, а она меня отвергла…

– Замолчи, Майклз! – Голос Йена сделался холодным как сталь. – Твоя игра окончена. Перед тем как войти сюда, я послал своего слугу во дворец, и скоро сюда прибудет целая армия. Так что сдавайся и отпусти девушку!

– Не отпущу!

По тону Майклза Эсме поняла – он действительно скорее умрет, чем отпустит ее.

Уже не отдавая себе отчет в своих действиях, она взмахнула кинжалом, и тот вонзился в бок Майклза. Вскрикнув, торговец отпустил ее, но пистолет по-прежнему оставался в его руке. В следующее мгновение Эсме услышала звук выстрела и затем увидела, как Йен упал… Не теряя ни минуты, она бросилась на Майклза и нанесла ему новый удар – на этот раз в грудь.

Пальцы Майклза разжались, и пистолет с грохотом упал на пол. Эсме поспешила отбросить его ногой, как вдруг Майклз, приподнявшись, ударил ее кулаком в живот. Охнув, Эсме согнулась пополам и выронила кинжал…

Корчась от боли, она все же успела заметить, что рука Майклза уже почти дотянулась до ее кинжала… и тут прогремевший выстрел отбросил негодяя к стене. Упав на спину, Майклз еще некоторое время пытался приподняться, пока наконец не затих окончательно.

Эсме поспешно обернулась к двери, и сердце ее радостно забилось. Йен, слава Богу, был жив – пуля, по-видимому, всего лишь задела его. Пистолет в его руке еще дымился.

– Все кончено, любовь моя! – устало произнес он. – И надеюсь, теперь уже окончательно!

Глава 22

Йен и Эсме неподвижно стояли друг напротив друга в каюте, откуда солдаты-сиамцы только что унесли мертвое тело. Охрана принца прибыла почти сразу же после того, как Майклз был убит, и все, что им оставалось, – это забрать труп. От Йена потребовали дачи официальных показаний, но, когда он пообещал, что непременно сделает это на следующий день, его и Эсме оставили в покое – люди принца, разумеется, отлично знали, что его высочество доверяет лорду Уинтропу и что тот сдержит свое слово.

Пока лорд Уинтроп объяснялся с сиамцами через прибывшего с ними переводчика, Эсме снова и снова прокручивала в голове подробности пережитого ею кошмара. Йен лишь чудом остался жив – и во всем виновата только она, она одна… Не сбеги она так поспешно из дома, у Йена была бы возможность изменить все…

Эсме покосилась на раненую руку своего спасителя, которую тот уже успел перевязать.

– Прости меня… – прошептала она. – Прости, если можешь!

– Простить? – Усмехнувшись, Йен обхватил ее здоровой рукой и притянул к себе. – Но за что? По-моему, стреляла в меня не ты, а Майклз, ты же, напротив, помогла мне уничтожить этого мерзавца…

Эсме подняла на него глаза:

– Если бы я тогда не сбежала от тебя, ничего этого не случилось бы… Такого легкомыслия я никогда себе не прощу!

– Перестань, Эсме, – взгляд Йена сделался серьезным, – если кто и должен здесь просить прощения, так это я. Из-за моей невнимательности ты оказалась втянутой в интриги Чена, и, кроме того, я столько времени упрямо предпочитал верить всем этим сплетням, а не тебе, был слеп и глух к тому, что давно уже поняли все вокруг… Наконец, я оставил тебя одну, хотя знал, что где-то в городе рыщет Майклз, который может сделать с тобой все, что угодно…

Эсме задумалась. Безусловно, Йен в чем-то прав – в случившемся была и его вина.

– Ладно, – вздохнула она и осторожно погладила его по плечу, – будем считать, что мы оба виноваты. – Она помолчала. – Одно мне ясно – ты приходишь ко мне на помощь вот уже третий раз, и к тому же научил меня управляться с кинжалом. Я прощаю тебя, Йен, потому что не могу не простить…

Внезапно их уста слились в долгом поцелуе. Когда же им наконец удалось оторваться друг от друга, в глазах Йена стояла боль.

– Я знаю, что недостоин тебя, любовь моя! – расстроенно проговорил он.

– Я тоже недостойна тебя, – усмехнулась Эсме. – Считай, что мы квиты!

Боль во взгляде Йена сменилась улыбкой, за которой последовал новый поцелуй, еще горячее прежнего…

Эсме прижалась к Йену всем телом, словно желая слиться с ним в одно целое…

– Я ведь так до сих пор и не объяснил тебе, для чего тогда покинул дом… – начал он.

– Не важно, я и так уже все знаю. – Эсме кивнула. – Ты ловил Чена, верно?

– Да, но сначала я пошел разыскивать Годфри…

– Надо полагать, на то у тебя были веские основания! – Эсме уже успела забыть, что тогда стало причиной ее разочарования.

– Да, но не те, о которых ты подумала. Я хотел выпытать у него, кто первый начал распускать эти мерзкие сплетни. Черт побери, надо было мне хотя бы подождать до утра, но мною тогда владели эмоции… и в результате я подверг тебя такой опасности! Разумеется, Годфри все воспринял «в меру, своей испорченности», и этой его проклятой фразе «Расскажешь, как ты уломал эту недотрогу» суждено было сыграть роковую роль… Но и это еще не все… Теперь я должен признаться, что сплетни, пожалуй, не главная причина моей слепоты – просто я не верил в женскую честность и порядочность. Когда-то я встречался с одной особой, на которой едва не женился, и эта женщина во многом была похожа на тебя…

Эсме с любопытством посмотрела на него.

– Да-да, она была такой же независимой и эмоциональной, как и ты, вот только в отличие от тебя в этом мире для нее вообще не было ничего святого…

– Ты хочешь сказать, она изменяла тебе?

– А ты на удивление догадлива! – Йен печально улыбнулся. – Именно это я и имел в виду.

– Но разве я такая? Тебе стоило бы сперва хоть немного узнать меня, а уж потом делать выводы…

– Вот именно, – губы Йена саркастически скривились, – стоило бы… В том-то и дело, что в глубине души я преотлично понимал, какая ты на самом деле, но боялся признать это из упрямства и из глупой гордости. Вот почему, родная, сейчас я говорю тебе: прости, если можешь!

Эсме с нежностью посмотрела на него:

– Я уже сказала тебе, что не могу не простить тебя! – Руки ее принялись ласкать его мускулистую грудь. – Мне только хотелось бы узнать одну вещь…

– Какую, любовь моя?

– Помнится, в тот вечер ты обещал открыть мне что-то и даже сказал, что это изменит все. Что именно ты имел в виду?

– Я полагаю, – лукаво улыбнулся он, – ответ тебе уже известен!

– Да. Но я так хочу услышать его из твоих уст!

Йен прижал ее руку к своей груди.

– Я люблю тебя! – торжественно произнес он. – Люблю так сильно, что даже не могу выразить это словами.

– Я тоже люблю тебя, Йен! – Глаза Эсме просияли. Йен коснулся губами ее шеи, рука его ласкала грудь Эсме, а его слова продолжали звучать в ее ушах волшебным эхом. Весь мир словно исчез для них, и поэтому они не сразу расслышали, как кто-то, поднявшись по сходням, ступил на палубу.

Очнулись они лишь тогда, когда дверь каюты громко хлопнула.

– Оставь мою дочь в покое, негодяй! – прогремел сердитый голос.

– Папа? Ты? – удивилась Эсме.

– Я к вам обращаюсь, сэр! – Пылающий взгляд Джеймса Монтроуза по-прежнему был устремлен на Йена. Посол решительно шагнул вперед.

– Мистер Монтроуз, – торжественно произнес он, – я прошу руки вашей дочери и надеюсь, что вы не откажете мне в этой просьбе!

Отец Эсме застыл в нерешительности, взгляд его упал на кровавое пятно на полу.

– Что здесь случилось? – подозрительно спросил он. Чтобы не дать ему вновь обрушиться на Йена с упреками, Эсме вкратце пересказала отцу историю своего побега, упомянув о Чене и о Майклзе и, разумеется, умолчав о том, что провела две ночи в доме Йена. Некоторые незначительные моменты ее повествования Джеймс воспринял скептически, но в целом рассказ дочери полностью вписывался в то, что он уже знал о Майклзе. Когда Эсме дошла до признания Майклза в том, что это он убил Рене Монтроуз, голос ее сорвался, ноги подкосились. Рыдая, она бросилась к отцу…

– Господи!.. – Голос Джеймса был полон горечи. – И я еще хотел выдать тебя за этого человека!

– Ты не виноват – это все тетя Мириам…

– Забудь о ней, дочка. Я отослал ее обратно в Лондон, так как был больше не в силах видеть эту женщину и терпеть ее ложь. А затем я сразу поспешил сюда…

– Все в порядке, папа, – прошептала Эсме. – Слава Богу, все уже закончилось…

– Когда я приехал сюда, лорд Уинтроп, – продолжал Джеймс, – то первым делом отправился в ваш дом, но там никто не пожелал мне сообщить, где моя дочь…

– Я велел слугам никому о ней не говорить, – пояснил Йен, – на тот случай, если Майклз начнет разыскивать ее.

Джеймс Монтроуз смерил лорда Уинтропа оценивающим взглядом и вдруг дружески улыбнулся.

– Я не знал, куда идти, – продолжал он, – пока наконец один сотрудник в консульстве не сказал мне, что вы во дворце. Я отправился туда, но не застал ни дочери, ни вас. Мне лишь передали какой-то невнятный рассказ о похищении, из которого я мало что понял. Вот почему я сразу поспешил сюда. – Джеймс ласково обнял дочь: – Слава Богу, Эсме, с тобой все в порядке!

– И все же, сэр, вы согласны на наш брак? – Йену хотелось получить согласие отца Эсме прежде, чем тот узнает об их близости.

Мистер Монтроуз пристально посмотрел на Йена, словно прикидывая, стоит ли ему доверять, а затем перевел взгляд на дочь: в ее глазах стояла такая мольба, что Джеймсу было трудно отказать ей.

– Хорошо, – кивнул он наконец, – если только она сама этого хочет. А то еще, чего доброго, снова сбежит – у нее ума хватит… Поверьте, второй раз я этого просто не переживу!

– Так ты хочешь этого, Эсме? – Йен затаил дыхание. – Ты станешь моей женой?

В глазах лорда Уинтропа Эсме читала невыразимую нежность и одновременно страх – по-видимому, он все еще боялся, что она откажет ему.

– Я полагаю, ответ тебе уже известен! – улыбнувшись, повторила она произнесенные им когда-то слова.

– Да, – нетерпеливо кивнул Йен, – но мне все равно хотелось бы услышать его из твоих уст!

Шагнув ему навстречу, Эсме встала рядом с Йеном, и он, взяв ее за руки, нагнулся и поцеловал ее в лоб.

– Да, любимый, – ласково произнесла она. – Конечно, да!

ЭПИЛОГ

Ноябрь 1896 года

Бангкок, Сиам

Огромная белая луна, взойдя на небо, осветила две одинокие фигуры, стоявшие на пороге дома. Взявшись за руки, Йен и Эсме смотрели на спокойные воды реки Чао-Фиа. Эсме упивалась красотой знакомого пейзажа. Какое это все-таки счастье – вернуться в Сиам после четырех лет путешествия – сначала с Йеном, а затем и с маленьким сыном, которому недавно исполнилось два года!

– Ричард быстро заснул? – поинтересовался Йен.

– Ты же знаешь, – улыбнулась она. – Когда мы приезжаем в новый город, в первый день он обычно так устает от впечатлений, что потом спит как убитый.

– Что ж, – кивнул Йен, – на этот раз он хотя бы имеет возможность поспать в удобной кроватке.

– А здорово все-таки, что его высочество предоставил нам этот симпатичный домик на берегу реки! – Эсме положила руку мужу на плечо.

– Скорее всего, – усмехнулся Йен, – его высочество просто подлизывается ко мне. В конце концов, он больше всех заинтересован, чтобы Англия и Франция подписали мирный договор. Франция в последнее время причиняет сиамцам достаточно неприятностей…

– Как бы то ни было, я рада, что выбор его высочества пал именно на тебя – это дало нам возможность снова побывать в Бангкоке. Мне так хотелось проведать отца!

– Еще бы! – согласно кивнул Йен. – Твой старик был несказанно рад, когда узнал, что ты снова готова сделать его дедушкой!

– Да папа меня уже замучил, он все никак не решит, какое имя лучше дать ребенку, и очень страдает от этого, хотя тот появится на свет уж никак не раньше чем месяца через четыре…

Раздвинув полы батистового халатика Эсме, Йен осторожно погладил ее внушительных размеров живот.

– Как ты себя чувствуешь, родная? – заботливо спросил он.

– Слава Богу, прекрасно.

Уголком глаза Эсме вдруг заметила нечто заставившее ее повернуть голову.

– Йен, посмотри! – возбужденно воскликнула она. Взгляд лорда Уинтропа последовал за взглядом жены, по реке медленно плыли разноцветные, переливавшиеся огни…

– Ах да, я и забыл, – от души рассмеялся он, – сегодня же Лой Кратонг!

В благоговейной тишине Йен и Эсме смотрели на множество покачивающихся на волнах маленьких корабликов, освещенных свечами; кораблики напоминали процессию пилигримов, шествующую к священным местам.

Откуда-то издалека до них донеслись веселый смех и праздничное пение.

– Хочешь узнать, как зародился этот праздник – Лой Кратонг? – лукаво спросила Эсме.

– С удовольствием послушаю.

– Произошло это, как полагают, семьсот лет назад. Красивая девушка-индуска стала любимой женой сиамского короля. Король был буддистом, девушка же продолжала втайне исповедовать свою индуистскую религию. Когда подошло время очередного индуистского праздника, юная королева, как обычно, изготовила кратонг – небольшую модель корабля с дарами для духа реки, чтобы задобрить его и получить отпущение грехов. Король увидел, как она спускает кратонг на воду в тот момент, когда садился на корабль со своей свитой. Он был так поражен тонкой работой и изяществом кратонга, что упросил жену отдать ему кораблик в качестве подарки. Как убежденный буддист, король не мог сам зажечь на нем свечи и пустить кратонг по реке, поскольку изначально он предназначался для духа индуистской религии, но ему так хотелось проделать все это, что в конце концов он нашел выход и посвятил его Будде. Кораблик поплыл, и король восславил Всевышнего, а также свою красавицу жену за то, что она изготовила такую прекрасную вещь. Другие, увидев это, сделали свои кратонги, зажгли их и пустили по реке. Королю так понравилось это празднество, что он приказал устраивать его каждый год в честь своей жены. Вот так и возник этот обычай…

Йен притянул Эсме к себе:

– Прекрасная легенда, любовь моя! Она свидетельствует о том, что есть мужчины, которые готовы на все ради любимой женщины. – Поднеся прядь ее шелковистых волос к своим губам, он нежно поцеловал их, и тут же в его глазах мелькнул лукавый огонек. – Я полагаю, юная супруга короля отблагодарила его потом за щедрость?

– Об этом легенда умалчивает, – рассмеялась Эсме. – Но если бы я была на месте супруги короля, я бы, уж поверь, нашла способ выразить ему свою благодарность!

– И как именно? – Йен крепче обнял жену.

– Хотите, чтобы я показала, ваше величество?

– Ну разумеется, моя очаровательная супруга!

Эсме поднялась на цыпочки, и губы их слились в страстном поцелуе. Смеясь, Йен обхватил жену за талию, увлекая ее за собой в дом, в то время как свет полной луны, словно провожая их, отражался в прозрачных водах реки, смешиваясь с огоньками множества изящных корабликов, мирно покачивающихся на волнах.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте