«Путь сердца»

Черил Холт Путь сердца

Любовь непременно отыщет свой путь…

Глава 1

Портсмут

Февраль 1812 года

Джейн Фицсиммонс остановилась у зеркала и внимательно посмотрела на собственное отражение. С минуты на минуту должен был появиться Грегори – кузен и зять, муж старшей сестры. Хотелось выглядеть как можно лучше. Из безупречно гладкой прически выбился непослушный локон, и Джейн уверенной рукой вернула его на место.

Утро, до отказа заполненное решением разнообразных, порою неотложных, организационных и коммерческих вопросов, выдалось нелегким, однако успехи вчерашнего дня окрашивали долгую, утомительную работу в радужные тона. Наконец-то удалось найти землевладельца, который согласился расстаться с небольшой делянкой лиственного леса и при этом весьма разумно оценил материальную сторону собственной жертвы. Выгодная финансовая операция заняла несколько месяцев: время ушло на нелегкие переговоры и сложные расчеты.

Конечно, непосредственное оформление сделки и подписание контракта легло на плечи мужчин – отца и Грегори. Им же, как обычно, предстояло получить многочисленные поздравления и огромные материальные выгоды. Упаси Господь женщине открыто проявлять деловую смекалку и склонность к математическим расчетам! Как всегда, участие Джейн в бизнесе оказалось тщательно замаскированным, ведь самолюбие продавца не должно пострадать ни при каких обстоятельствах.

И все-таки именно Джейн первой поняла потребность в новом источнике древесины. Джейн нашла этот небольшой лесной массив. Джейн определила его не сразу бросающиеся в глаза достоинства, оценила удобство расположения и доступность транспортировки. Она без ложной скромности могла приписать себе заслугу в решении множества сложных задач – таких как расчет стоимости, организация перевозки, уточнение тысяч мелких, но в то же время крайне существенных деталей, без которых прекрасные бревна не смогли бы попасть на верфь Чарльза Фицсиммонса. Роль отца и Грегори сводилась лишь к послушному выполнению рекомендаций да к нескольким дипломатическим штрихам на заключительном этапе работы.

Джейн подошла к окну и с удовольствием окинула многолюдную верфь внимательным всепонимающим взглядом, от которого не могла укрыться ни одна, даже самая мелкая, деталь: десятки людей торопливо сновали во все стороны, занятые своими делами. Строящиеся корабли находились в разных стадиях готовности. Два из них выглядели уже почти законченными и даже были спущены на воду, а с полдюжины других все еще оставались на стапелях, постепенно обретая форму.

Занятие бизнесом увлекало и захватывало. Современный мир не отличался спокойствием и стабильностью, а в опасной ситуации трудно было вообразить что-нибудь более актуальное и выгодное, чем корабельное дело в целом и строительство судов в частности. Казалось, корабли внезапно понадобились всем и каждому. Причем не какие-нибудь, а большие и хорошие. За большими и хорошими кораблями люди обращались в Портсмут, к Фицсиммонсам. Два века честного служения родной Англии прославили семейство на весь мир, а сама фамилия стала символом порядочности, надежности и высочайшего качества.

Джейн перевела взгляд на листки с громоздкими расчетами. Она крепко сжимала их в руке, словно опасаясь потерять. По континенту железной поступью шагала война. Она неумолимо влекла за собой все новые и новые нужды, постоянно расширяющиеся потребности. Необходимость в морских перевозках ощутимо росла. Джейн задумала положить начало новой отрасли семейного бизнеса. Она мечтала построить работу так, чтобы корабли Фицсиммонсов смогли отправиться в самые дальние уголки мира и по первому же приказу доставить отчизне все, в чем она так остро нуждалась.

Перспективы успеха поражали и слегка кружили голову. Джейн снова перевела взгляд на длинные столбцы цифр. Внезапно родилось чувство вины: может быть, одной единственной семье грешно зарабатывать такие огромные деньги? Ведь вокруг немало людей, изнывающих в бедности и даже в нищете. Однако на стороне успеха неизбежно оказывались ум, знания и неистощимая энергия, а им помогали новейшие инструменты и все более эффективные технологии. С давних пор Фицсиммонсы так упорно и самоотверженно трудились, что никто не смог бы попрекнуть их ни единым честно заработанным пенсом.

Дверь открылась, и в кабинет вошел сам Чарльз Фицсиммонс. При виде отца сердце девушки слегка дрогнуло. В это время в семье обычно обедали, так что контора была пуста. Именно поэтому Джейн и ждала здесь Грегори. Впервые за несколько последних недель молодым людям выдалась возможность хоть немного побыть наедине.

В свои пятьдесят шесть лет Чарльз Фицсиммонс выглядел крепким, здоровым и полным сил человеком. Невысокий, плотный, он до сих пор мог похвастаться прекрасными волнистыми, пусть и совсем седыми, волосами. Впечатление дополняли пышные усы и густые, тяжелые брови. Лицо казалось не просто свежим и румяным, а насквозь просоленным безжалостными морскими ветрами – хозяин верфи сам испытывал корабли и постоянно совершенствовал важнейшие детали и целые блоки, чтобы сделать их еще надежнее и удобнее в работе.

– Здравствуй, дочка. – Отец улыбнулся, и по комнате тут же прокатилась волна неистощимой энергии. – Честно говоря, думал, что все уже ушли.

Джейн незаметно, словно между прочим, сунула бумаги под тяжелое мраморное пресс-папье. Она уже успела поделиться своим планом с Грегори, и тот принял идею с искренним энтузиазмом. Однако отец еще ничего не слышал о перспективах расширения семейного бизнеса, а заводить разговор именно сейчас не было ни малейшего желания.

– Здравствуйте, отец. – Джейн подошла ближе. – От радости и волнения даже есть не хочется. После вчерашних успехов никак не могу отвести глаза от стапелей.

– Так оно и есть. – Отец кивнул, соглашаясь. – Все получилось очень быстро и совсем неожиданно, правда?

Джейн почувствовала, как горят щеки. Почему-то очень хотелось услышать комплимент, который, она знала, никогда не прозвучит. Отец не щедр на похвалы.

– Просто замечательно. – Чарльз подошел к окну.

– Да, девочка, картина действительно вдохновляющая.

– Конечно. – Джейн вздохнула и встала рядом с отцом. – Потому и смотрю.

Некоторое время отец и дочь молчали, погрузившись каждый в свои мысли. За те девятнадцать лет, которые Джейн прожила на белом свете, немало часов они провели вот так: рядом, но не вместе. Еще маленькой девочкой она словно зачарованная бродила по служебным комнатам отца, порой вызывая откровенное раздражение Чарльза. Рано овдовев, мистер Фицсиммонс приложил немало сил, стараясь воспитать дочку нежной избалованной барышней, однако старания так и не увенчались успехом. В отличие от старшей сестры, Гертруды, которая обожала тихие домашние радости, Джейн отвергала любое посягательство на собственную свободу, да так активно, что, в конце концов, отец оставил попытки удержать своенравную юную особу в тесных рамках домашнего уюта.

Жизнь дочери, как и жизнь отца, всецело сконцентрировалась на семейном бизнесе.

– Отсюда все кажется таким величественным, великолепным.

– А я так просто не могу насмотреться. Корабли поистине прекрасны.

– Да, действительно, очень хороши.

Чарльз взглянул в задумчивое лицо дочери и, как всегда, удивился ее сходству с покойной матерью. Нельзя сказать, что он испытывал к жене нежные чувства – просто потому, что считал любовь к женщине глупой сентиментальной затеей, – и все же за то недолгое время, которое супругам удалось провести рядом, она проявила себя надежной спутницей жизни. Джейн унаследовала внешность матери. Такая же миниатюрная. Густые каштановые волосы яркого, насыщенного оттенка были заплетены в две тяжелые косы и искусно уложены на затылке. Пухлые яркие губы казались накрашенными и привлекали внимание своей чувственной свежестью, а темные бархатистые брови то и дело поднимались вопросительно и удивленно, выдавая эмоциональность натуры.

Да, дочка выросла на редкость хорошенькой. И к тому же на удивление сообразительной. Как жаль, что все достоинства достались не парню, а девочке. Чарльз грустно покачал головой: будущее не сулило ярких перспектив даже самой умной и целеустремленной представительнице женского пола.

Джейн подняла яркие изумрудно-зеленые глаза:

– В чем дело, отец?

– Просто думал о том, как ты похожа на маму.

– Спасибо. Мама всегда казалась мне очень красивой. Джейн с удовольствием слушала рассказы о матери, которую почти не помнила.

– Она действительно была красивой женщиной. И очень обаятельной.

Мистер Фицсиммонс редко заводил разговор о покойной жене. Она отличалась спокойным нравом и хорошим воспитанием, а потому неизменно, в любых ситуациях оставалась ровной и сдержанной. Конечно, миссис Фицсиммонс трудно было назвать слишком горячей в исполнении супружеских обязанностей – она постоянно сохраняла спокойную покорность. Умная и рассудительная, жена прекрасно понимала увлечение мужа корабельным бизнесом и добросовестно выполняла обязанности мачехи по отношению к Гертруде, дочери Чарльза от первого брака. Гертруда никогда не отличалась легкостью и непринужденностью в общении, однако мать Джейн сумела найти общий язык даже с неуживчивой падчерицей.

Чарльз грустно вздохнул. Да, в неустанных трудах и заботах прошли долгие годы. Наследник семейного имени и состояния так и не появился. С первой женой Фицсиммонс прожил десять лет. Она подарила ему дочь и в родах умерла. Второй брак оказался еще короче – он продлился всего восемь лет. За это время появилась вторая дочка – Джейн. Так что главным итогом жизни оказались две молодые леди. Старшая не очень умна, сварлива и вечно всем недовольна. Младшая же хороша собой, прелестна, обаятельна, необычайно сообразительна… Родись она мужчиной, непременно достигла бы ярких успехов. Но увы… судьба распорядилась иначе, а это означало, что дочка даже не может рассчитывать на право занять место отца у штурвала семейного бизнеса.

Чарльз смотрел на жизнь вполне трезво. Он был уже не слишком молод, успел устать от забот, тревог и печалей, а потому прекрасно понимал, что рано или поздно придется подумать о передаче власти и состояния. Джейн ожидало неминуемое и глубокое разочарование.

Но ведь она всего лишь женщина. Едва дочка выйдет замуж и заведет нескольких детишек, мал мала меньше, как тотчас смирится и простит несправедливое решение.

Фицсиммонс повернулся и сделал шаг к двери, собираясь выйти, но остановился.

– О, я и забыл, зачем сюда зашел. Хотел взять очки. – Джейн тут же выдвинула верхний ящик стола, достала очки и протянула отцу.

Как только дверь закрылась, Джейн снова подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на собственное отражение. Как ужасно, что сейчас на ней скучное серое повседневное платье! Она всегда одевалась скромно и сдержанно. Отец считал, что незачем тратить деньги попусту. Волосы гладко зачесаны и стянуты в косы, воротник высокий, рукава длинные. А как бы хотелось предстать перед Грегори в открытом легком наряде, с распущенными по плечам пышными волосами!

В дверь негромко постучали, и дыхание невольно участилось. Грегори! Джейн негромко пригласила:

– Войдите.

В комнату быстрой бесшумной походкой вошел Грегори Фицсиммонс и сразу плотно закрыл за собой дверь. Ах, до чего же он хорош! Мягкие светлые волосы, золотистые, словно зрелая пшеница; сияющие лучезарной улыбкой голубые глаза, так замечательно подчеркнутые жилетом цвета сапфиров.

– Джейн, милая!

Молодой Фицсиммонс стремительно подошел и горячо сжал руки Джейн. Держась на расстоянии вытянутой руки, внимательно оглядел свояченицу с головы до ног. От пристального взгляда не укрылись ни изящно очерченные бедра, ни тонкая талия, ни нежная юная грудь. Словно убедившись в непреходящей сущности красоты, Грегори крепко сжал Джейн в объятиях и с наслаждением вдохнул знакомый тонкий запах лаванды.

– Я так соскучилась, Грегори!

– И я тоже, малышка.

– Не думала, что ты придешь так быстро.

– Я очень спешил.

Грегори не стал объяснять, где был. Он знал, что Джейн не любит задавать лишних вопросов, и искренне радовался этому обстоятельству. Его женитьба на Гертруде редко оказывалась предметом обсуждений, и Грегори ни за что не признался бы, что явился прямиком с супружеского ложа. Несколько недель он провел вдали от дома, а потому сейчас был просто вынужден заняться вопросом потомства – Чарльз с нетерпением ждал появления наследника. Но, черт возьми, окаянная жена, судя по всему, была бесплодной.

– Поцелуй меня скорее, милая!

Грегори нежно и легко прикоснулся губами к губам Джейн. Ее тело жило собственной жизнью и просило, требовало ярких событий. Каждое из блаженных, счастливых свиданий все-таки оставляло привкус постоянно растущей неудовлетворенности. О, как отчаянно хотелось внезапно перевоплотиться и из скромной непосвященной девушки превратиться в опытную светскую львицу, которой ведомы тайные пути к вершинам страсти.

– О, Джейн, – прошептал Грегори. – Боюсь, что умру, если желание не исполнится! Скажи же, что наконец приняла решение, что муки мои закончились.

Джейн уже успела вдоволь посекретничать с самой близкой подружкой, Элизабет Керью, и понимала, к чему именно стремится Грегори. Однако то сдержанное, полное, недомолвок и обиняков описание близости, которое удалось услышать, породило лишь растерянность: должна ли Джейн уступить желаниям любимого и пожертвовать ради него собственным целомудрием? Почему-то не верилось, что высший акт любви сможет успокоить бушующее в душе и теле пламя. Но ведь Грегори так мечтает о счастливом мгновении!

– Люблю тебя, Грегори.

– И я тоже люблю тебя, милая.

Джейн слегка нахмурилась и спрятала лицо на груди любимого. Так неприятно и жалко постоянно его разочаровывать, и все же согласиться на безумный шаг отчаянно трудно! Вновь, уже в который раз отложив решение, Джейн закрыла глаза, чтобы полнее ощутить вкус поцелуя. Погруженная в собственные мысли и чувства, она не услышала, как открылась дверь, и не увидела вошедшего отца. Тот остановился, наблюдая. В конце концов, поняв, что молодые люди ничего вокруг не замечают, мистер Фицсиммонс намеренно громко откашлялся.

Парочка виновато и испуганно оглянулась. В комнате повисло тяжкое молчание. Человек, соединяющий в одном лице любящего, но строгого отца и доброжелательного тестя, явно намеревался испепелить провинившихся взглядом. Помолчав и убедившись, что молодые люди в должной степени унижены, он наконец спокойно заговорил:

– Я вернулся напомнить Джейн о том, что ужинать сегодня придется несколько позже. Меня задержат неотложные дела. Вижу, вернулся не зря.

– Сэр, если мне будет позволено… – Грегори попытался что-то сбивчиво объяснить.

– Нет. Не будет позволено. Но если будет позволено мне, то я хотел бы поговорить с дочерью наедине.

– Во всем виноват только я, сэр. Готов нести всю полноту ответственности.

– Отлично, молодой человек. Ответственности вам не избежать, Джейн – невинная девочка. Вы же – взрослый мужчина. Так что немедленно избавьте нас от своего присутствия.

Не в силах поднять глаза, Джейн услышала, как закрылась дверь. И только сейчас, в удручающей тишине, осмелилась взглянуть на неподвижного, словно безжалостная каменная скала, отца.

– Простите, отец, – едва слышно пролепетала она. – Мне очень и очень стыдно.

– Хотелось бы думать, что так оно и есть на самом деле. Не припомню, чтобы хоть раз в жизни я испытывал столь глубокое разочарование.

Слова резали по живому словно нож, и Джейн снова виновато уставилась в пол.

– Извините, – повторила она слабым голосом.

– И как давно продолжается это безобразие? Конечно, можно было бы сказать неправду, но ведь отец все равно узнает истину от Грегори.

– Почти год, сэр.

– Ты сохранила девственность?

О Господи! Какой позор! Ему приходится задавать родной дочери такие вопросы!

– Да, сэр.

– Я чрезвычайно огорчен и разочарован твоим поведением. Посмотри на меня. – Джейн послушно подняла взгляд. – Сию же минуту отправляйся домой, в свою комнату, и не смей выходить до самого вечера. Понятно?

– Да, сэр.

– Выйдешь только к ужину, а потом мы продолжим разговор в библиотеке.

– Слушаюсь.

Чарльз возмущенно хлопнул дверью, оставив дочь в напряженной тишине просторного кабинета одинокой и растерянной.

Чарльз не спеша закончил ужин и откинулся на спинку стула, по-хозяйски властно оглядев собравшееся за столом семейство. Гертруда, старшая дочь, сидела справа от отца, рядом с мужем. Младшая, Джейн, как обычно, расположилась по левую руку. Глядя на дочерей, отец уже в который раз удивился их поразительной несхожести: да, сразу заметно, что этих молодых леди произвели на свет разные матери.

С самого детства дурной характер старшенькой накладывал заметный отпечаток на существование всей семьи. Холодность и неприветливость дочери казались настолько отвратительными, что мистер Фицсиммонс вполне понимал Грегори и в глубине души не слишком корил зятя за обращение к Джейн в поисках понимания, нежности и симпатии.

Да, одного лишь взгляда на младшую дочку казалось вполне достаточно, чтобы согласиться, что только полный и к тому же бесчувственный глупец мог устоять против очарования девочки. В четырнадцать Джейн казалась неловким, порой даже неуклюжим жеребенком, который изо всех сил старается не потерять равновесие и не упасть. Сейчас, в девятнадцать, она выглядела грациозной и прелестной юной дамой.

Природа подарила девочке обаяние и естественное расположение к людям. Она умела находить радость в работе и принадлежала к тому немногочисленному, но счастливому племени, которое обладает даром принимать жизнь в широко раскрытые объятия, но в то же время готово ринуться в бой и разрушить все возникшие на пути препятствия.

О, если бы только она родилась мальчиком!

Чарльз грустно покачал головой. Бесплодное восклицание мелькало в голове уже не одну тысячу раз. Что толку оплакивать несправедливое решение природы? Джейн – дочь, женщина, и отец не в силах что-нибудь изменить. Единственное, что ему дано, так это предотвратить надвигающуюся катастрофу.

Наконец все члены семьи закончили ужин. Трапеза оказалась долгой, вялой и скучной. Фицсиммонс негромко кашлянул и перевел взгляд со старшей дочери на младшую.

– Если вы не возражаете, леди, мы с Грегори выпьем по стаканчику портвейна.

– Конечно, папа, – послушно согласилась Гертруда и тут же встала из-за стола. Не поднимая глаз, Джейн последовала примеру сестры. Уже возле двери ее настиг голос отца:

– Джейн, мне необходимо поговорить с тобой наедине. Подожди, пожалуйста, в библиотеке.

– Конечно, сэр, – едва слышно пробормотала Джейн, выходя в холл.

Грегори снова сделал неуклюжую попытку извиниться и оправдаться, но тесть даже не захотел слушать беспомощные объяснения.

– Относительно Джейн я все устроил, – перебил он. – Очень скоро она нас покинет. Вы же должны дать мне обещание.

– К вашим услугам, сэр.

– Обещайте, что вплоть до ее отъезда ни разу не попытаетесь остаться с девочкой наедине. Никаких прощальных нежностей я не потерплю. Вы хорошо меня поняли?

– Разумеется, сэр.

– Она утверждает, что не утратила девственности. Это правда?

– Да, сэр. – При столь нескромном вопросе тестя Грегори счел необходимым благоразумно покраснеть.

– Невинность младшей дочери исключительно важна для осуществления моих планов, и ваше развязное поведение не должно их нарушить. Вы и без того уже причинили немало беспокойства и неудобств. Больше некуда.

Грегори выглядел таким несчастным, что Фицсиммонс решил сжалиться. Поначалу деловые качества зятя вызывали у него серьезные сомнения, но с годами молодой человек начал приносить семье все больше и больше пользы. Особенно заметной его роль стала именно сейчас, когда парень подал идею расширить дело и вступить в отношения импорта-экспорта с зарубежными партнерами. Предложенная схема оказалась просто великолепной. Если говорить откровенно, Чарльз даже не ожидал от Грегори подобной фантазии и смелости мысли. Как знать – возможно, у зятя все еще впереди.

Тесть с улыбкой откинулся на спинку стула. Выражение лица изменилось: теперь в нем читалась искренняя заинтересованность.

– Насколько успешно продвигается дело по производству наследника? Надеюсь, появились ободряющие новости?

– К сожалению, пока нет, сэр. Но я стараюсь изо всех сил.

– Не ленись. Внук мне просто необходим, причем как можно быстрее.

С этими словами Чарльз поднялся и вышел из комнаты, оставив обескураженного Грегори допивать портвейн в одиночестве. Пришло время положить конец тревожному ожиданию дочери.

Едва отец вошел в комнату, Джейн тут же встала. Он никогда не отличался несдержанностью и резкостью, и все же сейчас в душе поселился страх. Даже если Чарльз вдруг поднимет на нее руку, наказание нельзя будет назвать незаслуженным.

– Сядь, дочка. – Фицсиммонс подошел к стоящему возле большого письменного стола креслу с высокой резной спинкой и показал на стул напротив. Отпер верхний ящик и достал пачку бумаг, которую всего несколько часов назад принес поверенный. Джейн сидела неподвижно, в покорном ожидании сложив на коленях руки, и лишь бледность выдавала испуг и волнение. Что и говорить, такое развитие событий трудно было даже вообразить. – Конечно, я мог бы потратить немало времени, рассказывая о собственном огорчении, разочаровании и стыде – обо всех крайне неприятных чувствах, которые вызвало в душе твое неразумное поведение. Но поскольку не приходится сомневаться в том, что ты и сама все прекрасно понимаешь, слова я отдаю на откуп твоему богатому воображению. Уверен, оно без труда подскажет длинную лекцию относительно морали и ее полного отсутствия.

– Вы правы, отец. Я прекрасно знаю все, что вы скажете. – Оставалось лишь надеяться, что слова прозвучали с достаточной долей раскаяния. Конечно, оказаться пойманной на месте преступления просто ужасно, но куда ужаснее то, что встречаться с Грегори впредь окажется еще труднее. Что же делать с любовью, подчинившей и сердце, и рассудок? – И все-таки хочу еще раз попросить прощения.

– Прибереги извинения и сожаления, дочка, и позволь продолжить. – Мистер Фицсиммонс открыл папку, которую держал в руках. – Я решил, что тебе пора выйти замуж.

От неожиданности Джейн даже вздрогнула.

– Но, отец, вы наверняка шутите!

– Напротив – серьезен, как никогда. Если тебе интересно нежничать с Грегори в рабочем кабинете, значит, ты уже вполне созрела для брака.

Джейн уже трижды получала брачные предложения от джентльменов своего возраста и дважды – от мужчин постарше. Всякий раз мистер Фицсиммонс интересовался настроением дочери, после чего чрезвычайно любезно отказывал женихам. Замужество вовсе не входило в планы Джейн – ведь это неизбежно означало расставание с Грегори.

– Но ведь раньше… раньше вы всегда оставляли решение за мной.

– В то время такой подход казался оправданным. Ты была еще слишком юной. Но теперь обстоятельства изменились, а вместе с ними изменилась и моя точка зрения на брак. Тебе исполнилось девятнадцать. Самое время обрести спутника жизни.

– Но сейчас у меня даже нет постоянного поклонника, а потому говорить о свадьбе просто преждевременно…

Неожиданно в голову пришла страшная мысль: что, если выбор отца уже на ком-то остановился, причем даже без ее ведома и согласия? Джейн нервно прижала руку к груди, словно пытаясь унять лихорадочные толчки сердца, и с трудом закончила мысль:

– Если, конечно, вы не подобрали жениха по собственному вкусу.

Даже широкий стол не помешал отцу увидеть, как взволнованно расширились глаза дочери: да, он действительно нашел ей пару. Глаза выдали переполнявшие душу чувства: в них ясно читались обида, страх, гнев. Не поднимая глаз от бумаг, Чарльз разложил их на столе перед дочерью, стараясь вести разговор деловым тоном. Фицсиммонс не выносил женских истерик, и хотя Джейн еще ни разу в жизни не прибегала к столь сокрушительному оружию, все когда-то случается впервые.

Голос вершителя судьбы звучал спокойно и ровно.

– Благосостояние семьи позволяет тебе располагать прекрасным приданым. Не забывай и о том, что ты хороша собой, грациозна и обаятельна. Все эти качества делают тебя исключительно лакомой добычей. Любой мужчина был бы счастлив заполучить такой подарок. Я позволил себе отобрать пятерых. Теперь последнее слово за тобой.

Глядя на разложенные листы, Джейн изумленно рассмеялась. Что это такое – биографии, жизнеописания?

– Вы хотите сказать, мне предстоит выбрать будущего мужа вот по этим бумагам? Невероятно!

– Не беспокойся, все произойдет иначе. В пятницу ты отправишься в Лондон. Все джентльмены с нетерпением ожидают твоего приезда. Встретишься с каждым и только после этого сделаешь выбор.

Дочь пристально взглянула в глаза отцу.

– А если я откажусь?

– В таком случае выбор за тебя сделаю я сам.

Джейн ощутила, как по спине ползет предательский холодок. Неужели родной отец способен на подобный цинизм?

– А можно узнать, каким именно образом вам удалось разыскать этих превосходных джентльменов?

– Мой поверенный связался с неким адвокатом в Лондоне, и тот составил этот список.

– Понятно. А почему именно эти превосходные джентльмены так хотят на мне жениться?

Мистер Фицсиммонс не спешил с ответом, пытаясь отыскать самый деликатный и изящный способ открыть дочери правду. Однако она и сама очень быстро поняла, что к чему.

– О, дело в деньгах, не так ли? Всем этим людям срочно нужны деньги?

– Да.

В голосе отца не прозвучало даже тени раскаяния или стыда. Он действительно собирался сбыть младшую дочку самому несостоятельному из мужчин! Постаравшись вложить в голос как можно больше сарказма, Джейн поинтересовалась:

– И вы ничуть не сомневаетесь, что сможете всучить этим людям достойную презрения дочь дельца? Взгляните! – Она показала на один из разложенных на столе листов, потом на следующий. – Вот этот человек носит баронский титул. А этот – граф. Неужели вам кажется, что кто-то из них снизойдет до того, чтобы смешать собственную голубую кровь хотя бы с единой каплей моей, самой простой?

– Ты даже не представляешь, каким могуществом обладает фунт стерлингов, – холодно и угрюмо произнес Чарльз. Аккуратно сложив листы, он убрал их в папку и протянул ее дочери. Впрочем, она не изъявила ни малейшего желания взять бумаги, в которых заключалось ее будущее.

– И сколько же времени отводится мне на то, чтобы убедить одного из этих замечательных джентльменов просить моей руки?

– Две недели. За две недели тебе предстоит сделать выбор. А еще через две недели придется выйти замуж.

– А если не удастся уложиться в положенный срок?

– Я уже сказал: в таком случае выбор останется за мной. Тебе всего лишь девятнадцать, так что правом высказывать собственное мнение ты не обладаешь. И выбирать я тебе позволяю исключительно из милости.

Джейн все-таки не сдержалась и заплакала. Да, отец действительно тщательно взвесил все обстоятельства и теперь действовал именно так, как считал необходимым и разумным поступить с родной дочерью. Не желая показывать собственную слабость, Джейн проглотила слезы и снова заговорила:

– А как же моя работа на верфи? В качестве дочери я вам не нужна. Означает ли это, что я не нужна и в качестве помощницы в семейном деле?

Чарльз откашлялся. Неприкрытая ложь, которую он собирался высказать, ничуть не смущала.

– Если супруг позволит, через шесть месяцев ты сможешь возобновить работу.

Обещание не имело под собой ни малейших оснований. На самом деле Фицсиммонс вовсе не собирался возвращать дочь в семейный бизнес.

– Перерыв необходим для того, чтобы ты сумела как следует включиться в супружескую жизнь и привыкнуть к новой обстановке.

– Шесть месяцев? Целых полгода? – Джейн быстро вскочила, обежала вокруг стола и, упав к ногам отца, прижалась лицом к его коленям. – Пожалуйста, отец! Умоляю, не поступайте со мной так жестоко! Верфь – это моя жизнь. Ей отдано столько сил! Я же все время вам помогала! И у меня еще столько замечательных планов! Вот прямо сейчас могу изложить интересную идею!

Чарльз не хотел ничего слушать.

– Прекрати сейчас же, Джейн.

Он и сам прекрасно понимал, как она любит семейный бизнес. Но увы, что решено, то решено. Отец поднял Джейн с колен.

– Я ничего не изменю, и переубедить меня тебе не удастся. Если осмелишься ослушаться и поступить по-своему, просто выгоню. Тогда у тебя не останется ни дома, ни места в бизнесе. А сейчас отправляйся к себе и займись сборами и приготовлениями к отъезду в Лондон. Уверен: как следует поразмыслив, ты и сама поймешь, что все делается для твоего же блага.

Глава 2

Филипп Уэссингтон, граф Роузвуд, перевернулся на спину. Солнце светило с такой безжалостной настойчивостью, что пришлось прикрыть глаза ладонью. Дворецкий Джон Грейвз каждое утро являлся в спальню и, резко отдергивая плотные шторы, с особым злорадным наслаждением навязывал господину новый день. Казалось, мучения хозяина доставляют ему искреннее наслаждение. Сегодня он пылал особенным, ни с чем не сравнимым энтузиазмом. Филипп застонал и натянул на голову одеяло.

– Ни в коем случае, милорд, даже не пытайтесь. Пора вставать и заниматься делами.

– Убирайся, – проворчал граф.

– Не могу, сэр. Уже третий раз пытаюсь вас разбудить. С минуты на минуту должна состояться деловая встреча.

– Какая еще деловая встреча? С кем?

– С вашим адвокатом, сэр. С мистером Тамбертоном.

Филипп с отвращением поморщился. Поверенный никогда не приносил хороших новостей. Его появление на горизонте означало лишь новые неприятности.

– Почему же ты не предупредил заранее?

– Предупреждал, сэр. Вчера. Причем дважды. – Грейвз выразительно взглянул на сладко спящую рядом с графом весьма аппетитную белокурую особу. Судя по легкому посапыванию, жизнерадостный солнечный свет нисколько ей не мешал.

– Думаю, вы меня просто не слышали.

Грейвз даже не пытался скрыть антипатию к леди Маргарет Дауне. А та, в свою очередь, прекрасно чувствовала отношение заносчивого дворецкого и при каждом удобном и неудобном случае провоцировала конфликт. Филипп вовсе не желал продолжения спектакля, особенно сейчас, когда с минуты на минуту мог появиться Тамбертон.

Граф резко поднялся и быстро спустил ноги с постели. Движение оказалось чересчур неосторожным и откровенно губительным для изнеженного утомленного организма. От внезапной головной боли потемнело в глазах. Боже милостивый, разве можно столько пить?

Филипп шлепнулся обратно в постель, но затылком угодил прямо в живот Маргарет.

Та проснулась, от неожиданности пробормотав нечто не слишком ясное, но очень грубое.

– Только не двигайся!

Маргарет не послушалась и отодвинулась. В результате маневра голова графа оказалась на матрасе, и он снова страдальчески застонал.

Даже едва проснувшись, Маргарет выглядела очень и очень хорошенькой. Спутанная копна светлых волос разметалась по подушке, полные жизни голубые глаза ярко блестели, пухлые алые губки, казалось, были готовы в любой момент рассмеяться или предаться радости поцелуя. Разумеется, красотка не могла упустить удобной возможности подразнить Грейвза, а потому, убедившись, что дворецкий стоит достаточно близко и просто не сможет пропустить деталей предстоящего спектакля, как бы невзначай сдвинула одеяло до самой талии, обнажив при этом роскошный бюст.

Маргарет с удовольствием вытянула руки и замурлыкала, словно кошка.

– Сжальтесь над его сиятельством, Грейвз. Вы же прекрасно знаете, что он всю ночь трудился. – Она особенно подчеркнула слово «трудился». Заметив на лице слуги отвращение, довольно хихикнула: – Зачем вы так рано нас разбудили?

– Уже почти три часа, мэм. Если бы я считал, что дело хоть немного вас касается, то сказал бы, что через несколько минут его сиятельству предстоит важная деловая беседа. Но поскольку вы совершенно ни при чем, я даже не собираюсь упоминать о данном обстоятельстве.

Обиженно надув губки, Маргарет повернулась к Филиппу.

– Дорогой, просто не понимаю, с какой стати я должна терпеть такую грубость со стороны слуги. – Дамочка ненавидела Грейвза и его бесконечную власть над Филиппом, а потому постоянно пыталась убедить графа уволить самодовольного выскочку. – Я гостья, и этот человек просто не имеет права разговаривать со мной подобным тоном.

Граф закрыл глаза и потер виски. Никто, кроме Грейвза, ни за что не согласился бы работать без жалованья, а вдобавок терпеть дурные привычки хозяина. Впрочем, объяснять все эти обстоятельства белокурой красотке Маргарет никто не собирался. Пусть думает все, что душе угодно.

– Маргарет, – простонал Филипп. Обычно ее голосок казался слаще меда, но сегодня он скрипел подобно несмазанной телеге. – Ради Бога, сжалься. Сейчас я не в состоянии разбирать твои обиды.

Граф снова поднялся, на этот раз очень медленно и осторожно, и немного посидел, ожидая, пока комната не перестанет вращаться. Затем бережно придал собственному телу вертикальное положение и осторожно двинулся по направлению к двери. Ноги при этом двигались так, словно впервые выполняли возложенную на них задачу.

– А как насчет… леди? – Особенно выразительное ударение на слове «леди» ясно показывало отношение Грейвза к той, которая носила благородный титул.

– Покорми. Предложи принять ванну. – Филипп незаметно через плечо взглянул на любовницу. Вот уж кого точно не следовало показывать Тамбертону. – Оставайся здесь, наверху, – добавил он, обращаясь к Маргарет.

– Как долго? – жалобным голосом уточнила она.

– Пока не позову.

– О, какой же ты… – Дамочка попыталась было излить жалобы по поводу бессердечности возлюбленного, но тот уже скрылся в соседней комнате, а ненавистный Грейвз плотно закрыл дверь, тем самым автоматически прервав общение.

Восемь лет назад, впервые появившись в свете, Маргарет сразу завоевала всеобщее внимание и оказалась звездой сезона. Тогда ей только исполнилось семнадцать. Успех принес несколько выгодных брачных предложений, и молодая особа трезво выбрала в мужья пожилого джентльмена с весьма солидным доходом. Уже три года спустя джентльмен любезно скончался, оставив молодой красавице вдове солидное состояние, прекрасный дом и прочное место в свете.

Связь Маргарет с Филиппом продолжалась уже почти год, однако граф лишь с большой натяжкой мог назвать ее любовницей, поскольку само это понятие означало, что кавалер каким-то образом поддерживает свою даму материально, чего в данном случае не происходило.

Маргарет вполне сносно знала свое дело в постели, однако в последнее время поведение ее становилось все более утомительным из-за непрерывных эмоциональных всплесков и экстравагантных претензий. А недавно эта особа и вообще имела наглость намекнуть на желательность уз Гименея.

В свои тридцать лет граф Роузвуд еще не имел наследника, а это означало необходимость связать себя страшными узами брака во второй раз. Первый брак, который свалился на голову Филиппа двенадцать лет назад, оказался настолько ужасным, что несчастный граф с трудом мог представить повторение процесса. Однако даже в те редкие минуты, когда Филипп все-таки заставлял себя задуматься о необходимости создания семьи, Маргарет никоим образом не фигурировала в числе возможных кандидатур на роль матери его будущего сына, наследника графского титула и обширных поместий. Обстоятельства складывались не слишком благополучно. Поскольку отцом законного наследника можно было оказаться, только пройдя через обряд венчания, а граф дал зарок больше никогда в жизни не связывать себя ненавистной клятвой, шансы на счастливое отцовство практически отсутствовали.

Впрочем, если в ближайшее время положение чудесным образом не изменится, то скоро уже и наследовать будет нечего.

– Должен ли я побрить вас, милорд? – спросил Грейвз.

– Некогда. Надо как можно быстрее покончить с неприятной процедурой. – Граф вылез из ванны и, завернувшись в большое полотенце, подошел к зеркалу. Двухдневная щетина придавала лицу мрачный и устрашающий вид, однако приводить себя в порядок не было ни малейшего желания.

Воспользовавшись помощью верного слуги, лорд Уэссингтон торопливо оделся и устремился вниз, в библиотеку.

Дадли Тамбертон, невысокий коренастый пожилой джентльмен с объемистым животиком и огромными бакенбардами, сидел в глубоком кресле с видом терпеливой обреченности. Нервничать относительно медлительности и необязательности Филиппа не имело ни малейшего смысла. Он появится лишь тогда, когда появится, и ни минутой раньше. За полтора года, прошедших после смерти старого графа Роузвуда, состоялось немало деловых встреч, и уважаемый адвокат уже успел привыкнуть к не слишком приятным особенностям поведения Филиппа. Конечно, исправить их не представлялось возможным, а потому приходилось терпеть.

– Добрый день, сэр, – быстро поздоровался Филипп самым что ни на есть графским тоном. Быстро пройдя по комнате, он взял ладонь адвоката в свою, изобразил некое подобие рукопожатия и тут же шмыгнул за огромный письменный стол. Массивный предмет мебели казался хотя бы временной защитой от угрожающего присутствия сурового представителя юриспруденции.

Наметанным взглядом психолога-аналитика Тамбертон мгновенно оценил болезненный вид графа.

– Ради Бога, Филипп, неужели ты даже не в состоянии побриться?

Адвокат обслуживал уже третье поколение Уэссингтонов. Его клиентами были и отец, и дед молодого графа. Увы, джентльмену пришлось стать свидетелем не слишком удачного взросления умного, но избалованного ребенка. Результатом этого взросления стала жизнь, наполненная не трудами, а крепкими напитками и излишествами самого причудливого свойства. Так что не было никакого смысла любезничать с Филиппом.

– Я опаздывал. Просто решил, что вы предпочтете начать встречу вовремя. На все положенные утренние процедуры времени не хватило.

Не опасаясь показаться невежливым, Тамбертон взглянул на часы и выразительно воздел бровь, тем самым молчаливо напомнив, что время быстрым шагом приближается к вечеру. В эту минуту в коридоре весело зазвенел смех Маргарет. Судя по всему, красотка как раз проходила мимо комнаты.

– Тебе действительно необходимо продолжать отношения с этой потаскушкой? Подумай только, как выглядит ваша связь со стороны.

Филипп поморщился: оставалось лишь надеяться, что у дамочки не хватит нахальства сунуть нос в библиотеку. К счастью, голос удалился. Филипп с трудом подавил желание поерзать в кресле. В присутствии семейного адвоката он почему-то до сих пор ощущал себя ребенком. Конечно, было бы здорово уволить этого зануду и нанять нового поверенного, но такая смена неизбежно повлекла бы за собой необходимость платить жалованье, а Тамбертон работал бесплатно, просто из чувства преданности, ради памяти деда и отца.

Филипп откинулся на спинку кресла, изо всех сил пытаясь сделать вид, что слова юриста ровным счетом ничего не значат, хотя нескромность замечания возмутила до глубины души.

– Что привело вас ко мне, Тамбертон? Боюсь, опять дурные новости.

– Дурные новости действительно присутствуют. Но, кроме них, еще и предложение, которое, думается, может показаться вполне достойным внимания.

– Начнем с плохого.

– Кредиторы пытаются заполучить Роузвуд.

– Семейное поместье? – Смысл услышанного моментально лишил графа душевного равновесия.

– Что? Не может быть!

Тамбертон красноречиво пожал плечами.

– Я сделал все, что мог, мальчик мой. И не раз уже повторял тебе: долг настолько велик, что просто глупо надеяться на милость кредиторов. Они ни за что не отступятся. Ставка слишком высока. Эти люди будут добиваться своего любыми средствами.

Филипп ощутил, как в тяжелой голове молотом стучит ярость.

– Но почему же вы не сказали об этом раньше? Решили, что меня ничто не волнует?

– Филипп. – Пытаясь взять себя в руки, Тамбертон глубоко вздохнул. Спорить и доказывать собственную правоту в данном случае означало лишь попусту тратить время. – Переговоры тянутся уже несколько месяцев. И все это время я писал тебе одно письмо за другим. Если бы ты хоть раз потрудился прочесть мои объяснения и предупреждения, то наверняка осознал бы серьезность ситуации.

– Но я не получал никаких писем, – обиженно-упрямо настаивал Уэссингтон.

Тамбертон снова вздохнул, обошел вокруг стола и выдвинул верхний ящик. В глубине ждали своего часа несколько небрежно задвинутых в дальний угол запечатанных официальных конвертов. Взглянув на клиента, адвокат заметил, что тот слегка покраснел, чем проявил присутствие некоего количества странного невещественного субстрата, иногда называемого совестью. Вернувшись на свое место, опытный юрист подумал, что мальчик с детства проявлял немало обнадеживающих качеств и этим неизменно вызывал симпатию. Но разве были у него хоть сколько-нибудь серьезные шансы вырасти приличным человеком?

Сдержанным, ровным, почти ласковым тоном Тамбертон заключил:

– Тебе предстоит немедленно заняться решением проблемы.

К этой фразе сводилась почти каждая дискуссия. Беда заключалась в том, что молодой граф не проявлял ни малейшего интереса к делу. Ситуация казалась настолько безнадежной, а долг таким огромным, что руки опускались сами собой.

– Прошу вас, уладьте казус, сэр. Ведь вы так сильны в подобных делах, – просительно произнес Филипп.

Устало и безнадежно вздохнув, Тамбертон потер глаза, а потом почти молитвенно сложил руки.

– Мы столько раз вели все эти бесполезные разговоры! У меня не осталось ни сил, ни терпения! Тебе предстоит действовать самостоятельно.

– Как? Что вы предлагаете? Может быть, напечатать немного денег?

– Не ерничай, Филипп. Обстоятельства слишком серьезны. Отправляйся в Роузвуд. Проследи, чтобы поля были вовремя вспаханы и засеяны. Убедись, что все, кто должен оплачивать проживание, исправно вносят положенную сумму. Дай кредиторам увидеть, что для уплаты долга принимаются необходимые меры. Всели в их души надежду на будущее, на положительные перемены… вместо того чтобы проводить ночи и дни по примеру отца. Нельзя жить так, словно деньги никогда не иссякнут, а час ответа не настанет.

Филипп возмущенно поднял руку:

– Поселиться в деревне и заняться сельским хозяйством? Вы это мне предлагаете? Если я правильно понял, то выход в том, чтобы вернуться в Роузвуд и начать пахать землю?

– Не забывай, мальчик, что тебе принадлежат едва ли не лучшие земли всей Англии. Именно они веками служили основой благосостояния семьи. И если ты не сумеешь возродить дело, то, боюсь, катастрофы избежать не удастся.

– Катастрофа уже совсем близко.

– Согласен, – серьезно поддержал адвокат. – И все же пока ее можно предотвратить. Я пришел с невероятным предложением. Оно сможет моментально приостановить отчуждение и самого поместья, и другой собственности. Даст возможность расплатиться с кредиторами. Уже к концу месяца в твоем распоряжении окажется вполне достаточно средств, чтобы начать возрождение семейного бизнеса. Земля снова начнет кормить Роузвуд и всех его обитателей.

– Неужели мной заинтересовалась добрая волшебница?

– Почти угадал. Мне удалось связаться с одним весьма состоятельным судовладельцем из Портсмута, который не прочь найти дочке подходящего мужа.

Филипп замер.

– Мужа? Так вы собираетесь попросту сбыть меня с рук?

Мысль показалась настолько забавной, что молодой человек сначала усмехнулся, а потом принялся неудержимо хохотать. Способность говорить вернулась лишь через несколько минут. Вытирая слезы, все еще не в силах сдержать смех, он с трудом произнес:

– О, сэр, это поистине великая новость.

Наконец, несколько успокоившись и вновь обретя способность к здравому суждению, граф заглянул в глаза поверенному. Увы, в спокойном прямом взгляде сдержанного, воспитанного человека не теплилось даже искры сочувствия и расположения.

– Семья поистине превосходная. Думаю, ты и сам слышал фамилию Фицсиммонс. Эти люди уже двести лет строят корабли.

Разумеется, фамилия была хорошо знакомой. Только невежда мог не знать, кем были и чем занимались эти уважаемые, весьма состоятельные англичане.

– И что же? Такая почтенная семья с огромными деньгами не в силах найти дочке достойную партию? Что же в таком случае представляет собой молодая особа? Страшна? Уродлива? Крива? Глупа? Не бойтесь, говорите все, как есть на самом деле.

– Честно говоря, понятия не имею, с какой стати отцу понадобилось выдавать девушку замуж. Однако понадобилось, причем срочно. Свадьба должна состояться до конца месяца.

– И сколько же старикан платит за то, чтобы избавиться от своей драгоценности?

Тамбертон достал из папки несколько листков и положил на стол перед графом. Филипп внимательно прочитал и изумленно присвистнул:

– Да уж, папочке действительно отчаянно не терпится отправить малышку в свободное плавание!

– Не сомневайся, с таким приданым кораблик в порту не застоится.

– Но почему же счастливцем оказался именно я? Может быть, вы выставили меня на аукцион?

– Тебя еще не выбрали. Молодой леди предстоит встретиться с пятью джентльменами и самой принять окончательное решение. Впрочем, ни секунды не сомневаюсь, что, включив свое знаменитое обаяние и искусство общения с дамами, ты сможешь с легкостью завоевать ее руку.

– Везет мне! – Филипп недовольно нахмурился: почему-то мысль о необходимости соревноваться и участвовать в конкурсе вместе с четырьмя другими претендентами вызвала острое раздражение. Вот уже много лет молодой граф Роузвуд считался одним из самых завидных женихов Англии. Да что скромничать! Если не учитывать полного безденежья, он и сейчас не утратил почетного первенства! Уэссингтон откинулся на спинку стула и задумчиво потер глаза. До чего докатился мир!

– Все проблемы могут оказаться решенными еще до конца месяца. Кредиторы угомонятся. Сам ты окажешься солидным женатым человеком и сможешь подумать о продолжении рода. И вдобавок рядом окажется очаровательная супруга.

Тамбертон действительно считал, что женитьба на достойной женщине сможет избавить подопечного от множества пороков.

– Так все-таки она хороша собой?

– Во всяком случае, так утверждает отец.

– Еще бы он утверждал обратное! – Филипп показал на тапку: – Судя по всему, в этих венах не найдется ни капли голубой крови?

– Именно так, сэр. Эти люди – торговцы. Но, как я уже сказал, род старинный и весьма достойный.

– А как же все ваши разговоры насчет нового пристойного брака? Насчет почтения к графскому роду и прочей чепухи? Мнение изменилось?

– Ничуть. Просто обстоятельства настолько плачевны, что заботиться о благородном происхождении невесты не приходится. Главное сейчас – благородство ее кошелька.

Филипп внимательно посмотрел на того, кто уже не один год пытался его опекать словно родной отец. Единственный сын почтенного семейства пользовался всеми положенными привилегиями и почестями, но – увы – не мог похвастаться постоянным присутствием мудрого руководителя. Учителя бессильно воздевали руки и уходили. Слуги обливались слезами и убегали. Рано овдовевший отец проводил жизнь в нескончаемой череде пирушек и ночных увеселений. Тамбертон оставался одним из немногих, кто смотрел на молодого графа с симпатией и время от времени даже пытался вернуть его на путь истинный, хотя и редко в этом преуспевал. Вот и сейчас Филипп не хотел и не мог следовать совету преданного адвоката.

– Нет. Думаю, сделка не самая удачная. Тем более что у меня имеется другой план спасения.

– И что же ты запланировал, если не секрет?

– Недавно мне предложили очень выгодный контракт, и я склонен всерьез рассмотреть этот вариант. Достойный джентльмен желает быть помолвленным с Эмили и готов заплатить за руку девочки десять тысяч фунтов. Сумма немалая и сможет на некоторое время сдержать нападение варваров, а нам даст хорошую возможность отдышаться.

Тамбертон лишился дара речи, а это случалось с ним не часто. Эмили. Милая очаровательная малышка Эмили с пышной копной черных локонов и постоянно смеющимися ярко-голубыми глазами. Опытный, видавший виды адвокат не мог поверить, что граф готов так цинично поступить с собственной дочерью. Да, напрасно он считал, что после нескольких десятилетий общения с самыми богатыми и влиятельными семьями страны его уже ничто не сможет шокировать. Из последних сил пытаясь сохранить самообладание, Тамбертон ровным голосом поинтересовался:

– И когда же должен совершиться счастливый обмен брачными клятвами?

– Осенью, в день рождения Эмили. Ей как раз исполнится двенадцать.

– Могу ли я позволить себе дерзость узнать имя счастливого жениха?

– Лорд Фредерик Моррис. Он давно неравнодушен к девочке.

Тамбертон едва не задохнулся от гнева. Моррис был на четыре года старше Филиппа. Больше того – об этом человеке говорили, что он питает нездоровый интерес к девочкам-подросткам. Адвокату стало плохо. Этот извращенец и…

– Он сосед и друг, а кроме того, я знаю его всю жизнь, – прервал неприятные мысли граф.

Тамбертон все-таки не выдержал и закричал:

– Но он же ненормальный! Как только тебе в голову могла прийти столь недостойная мысль? Эмили – еще совсем ребенок. Твой единственный ребенок. А глядя на тот образ жизни, который ты ведешь, вполне можно предположить, что она так и останется единственным ребенком.

Слова Филиппа и его отношение к дочери казались настолько невероятными, что почтенный адвокат не удержался от слез и даже не пытался их скрыть.

– Мы уже не раз это обсуждали! – яростно взревел в ответ Филипп, всеми силами противясь влиянию старика. – Никто никогда не сможет убедить меня, что девочка – моя дочь!

– Ты прав. Мы действительно неоднократно возвращались этой щекотливой теме. И я уже сто раз повторял, что это твоя дочь, зачатая и рожденная в браке. В глазах Бога и закона ребенок твой. А потому именно тебе предстоит заботиться о ее здоровье и благополучии. Только ты в ответе за судьбу Эмили…

На этом слова и доводы иссякли. Все попытки убедить графа – пустая трата сил и нервов. Больше всего на свете адвокату хотелось уйти и впредь никогда не встречаться с этим пустым, бессердечным и никчемным человеком.

– Вы не можете отрицать, что все наши споры свелись к одному: за Эмили отвечаю я, а потому должен поступать так, сак считаю необходимым и справедливым. В данный момент девочка может принести огромные деньги и тем самым помочь в решении накопившихся проблем. Так что я намерен использовать ее для достижения собственных целей.

Филипп произнес тираду с напором, на едином дыханий. Однако он впервые говорил вслух о предстоящей помолвке и был вынужден признать, что собственные слова оставили в душе неприятный осадок.

– Прекрасно, ваше сиятельство.

Уэссингтон ясно понимал: если поверенный перешел на столь официальный тон, это означает, что клиент перегнул палку, и потому необходимо умерить пыл.

– Так что благодарю за намерение решить накопившиеся проблемы с помощью выгодного брака, но я просто не могу согласиться на подобный вариант. Пожалуйста, передайте молодой леди самые искренние извинения. Попытайтесь убедить мистера Фицсиммонса, что я глубоко расстроен отсутствием возможности познакомиться с его дочерью. Вы и сами прекрасно знаете, что следует говорить в подобных случаях.

Граф сложил листки в папку и протянул адвокату. Какое унижение! Тамбертон даже не пошевелился, чтобы взять бумаги.

Достойный адвокат минуту-другую молча смотрел в глаза бесчестному и безответственному аристократу, а потом встал.

– Простите, сэр, но вам следует поискать кого-то другого, кто согласится передать ваши слова мисс Фицсиммонс. Или же придется сделать это самому.

– В таком случае я приказываю, Тамбертон.

– Простите, сэр, но впредь я не хочу исполнять ваши распоряжения. Больше того, позволю себе считать, что долголетнее сотрудничество с семейством Уэссингтон подошло к концу.

– Боже милостивый! Неужели вы хотите сказать, что увольняетесь?

– Все касающиеся рода графов Роузвуд документы завтра же рано утром будут отправлены сюда с посыльным, после чего вы сможете передать их другому поверенному.

Филипп растерялся и испугался.

– Но я не приму никаких документов. Вы работали с моим дедом и отцом и вполне устраиваете меня.

– Беда в том, что вы не устраиваете меня. Доход от адвокатской практики стабилен и более чем достаточен, так что я нисколько не нуждаюсь в тех мизерных суммах, которые изредка поступают от вас.

Тамбертон повернулся, чтобы уйти. Однако планы бесчувственного графа относительно судьбы маленькой Эмили настолько потрясли его душу, что он едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не начать умолять о жалости к девочке.

– Я не позволю вам уйти.

– Ваше желание не имеет ни малейшего значения.

Тамбертон сделал шаг по направлению к двери, но Филипп оказался гораздо проворнее: быстро вскочив, он решительно преградил путь. Хотелось закричать, унизить старика, заставить его подчиниться, надавить весом титула и положения в свете. Однако холодный, полный решимости и презрения взгляд старого адвоката заставил одуматься. Филипп очень тихо попросил:

– Подождите, сэр. Пожалуйста, не уходите в таком гневе.

– Филипп… – Тамбертон на мгновение умолк, а потом заговорил снова: – Послушайте, Уэссингтон. Ваш отец слыл игроком и волокитой. Он обладал множеством недостатков и даже пороков, но при этом оставался добрым, благородным и щедрым человеком. За долгие годы знакомства я ни разу не видел и не слышал, чтобы старый граф намеренно обидел другого человека, а уж тем более беззащитную, не способную постоять за себя душу. – На сей раз старик не смог сдержать слез, а потому просто провел по глазам тыльной стороной ладони. – Я всегда искренне возлагал на вас большие надежды! Что бы вы ни делали, как бы ни поступали, какие бы неприятности ни доставляли мне лично и всем окружающим, я постоянно твердил себе, что в глубине сложной натуры кроются разум и доброта, которые непременно сумеют дать благотворные ростки. Однако, увы, тридцать лет ожидания оказались совершенно бесплодными. Намерение поступить с Эмили таким образом… – Голос сорвался. Адвокат отстранил Филиппа и направился к двери. – Больше я не в состоянии общаться с вами. Вынужден умыть руки и отойти от дел.

Сделав несколько быстрых шагов, почтенный адвокат действительно провел руками по фалдам сюртука, словно стремясь стряхнуть с ладоней налипшую грязь.

Филипп вернулся в библиотеку и снова уселся за стол. Унять нервную дрожь никак не удавалось. Нет, Тамбертон ни за что не оставит его в столь критический момент! Не бросит на произвол судьбы! Да еще из-за такой безделицы, как брачный контракт Эмили. Испокон веку девочек выдавали замуж по сговору. Таков заведенный порядок, и гневная вспышка Тамбертона совершенно неуместна.

Девочка жила далеко, в трех днях пути, в старинном родовом поместье Роузвуд – там она меньше мозолила глаза. И все же мысли о малышке не давали покоя. Мать Эмили, Энн, оказалась настоящей шлюхой. Разумеется, очень красивой и обходительной, с прекрасными манерами. Филипп встретился с ней в семнадцать лет и сразу без памяти влюбился. Энн была старше на три года и к тому же очень хитра и расчетлива. Красавица прекрасно знала, чего хочет, и раскладывала карты аккуратно, в полном соответствии с обстоятельствами. Филипп женился по любви и очень скоро обнаружил, что спутницу жизни он интересовал исключительно как носитель благородного титула и соответствующего положения в обществе.

Оглядываясь назад, граф вполне отдавал себе отчет, что в первую брачную ночь супруга вовсе не была девственницей. Тогда, правда, юношеская неопытность помешала это заметить. А к тому времени, когда всерьез зашла речь о ребенке, молодой муж уже застукал неверную в постели со своим лучшим другом, Ричардом Фарроу. А сколько было других любовников? Филипп отчаянно страдал на протяжении трех долгих лет несчастного брака, до тех пор, пока жена не сжалилась и не отпустила его на свободу, умерев от гриппа. Только смерть положила конец жестоким и бесконечным изменам.

Вот так, в итоге бурных событий необдуманного, скоропалительного и болезненного союза, молодой граф Роузвуд остался с ребенком на руках.

С гневом и отвращением качая головой, Филипп подошел к буфету, надеясь найти на полке что-нибудь покрепче. Увы, все бутылки оказались пусты; пришлось позвонить и вызвать Грейвза. Слуга появился значительно позже, чем хотелось бы, но упрекать его за медлительность вряд ли стоило. Джон был единственным, кто до сих пор находил в себе силы оставаться в доме.

– Где леди Маргарет?

– Она устала от долгого ожидания, сэр, и попросила передать, что встреча состоится вечером, в назначенное время.

Филипп вздохнул с облегчением. Каждый день, едва проснувшись, Маргарет требовала долгих и глубоких сексуальных радостей. Ему же сейчас было совсем не до ее фантазий.

– Отлично. Я как раз решил провести время в клубе. Прикажи подать экипаж.

Грейвз откашлялся и неторопливо обвел взглядом библиотеку, пытаясь подобрать слова.

– Если позволите, сэр… дело в том, что с экипажем возникла небольшая проблема…

– В чем дело?

– В то время как вы беседовали с адвокатом, пришли какие-то люди с официальными бумагами и забрали его в счет оплаты накопившихся долгов.

Филипп уныло покачал головой и безнадежно вздохнул. Что за напасть!

– Спасибо, Грейвз. Если что-нибудь понадобится, я позвоню.

Слуга едва заметно склонил голову, показывая, что все понял, и тихо удалился. Филипп почти упал в кресло и в безысходном отчаянии закрыл лицо руками. Всю жизнь молодой граф следовал примеру отца и вел привилегированную жизнь богатого аристократа. Кутил, играл в карты и развлекался с женщинами, проявляя отчаянную бесшабашность и нисколько не думая о финансовом состоянии семьи.

Никто не счел нужным поведать молодому человеку, что на протяжении всей своей жизни отец практически не занимался делами поместий и не распоряжался деньгами. С годами пристрастие к игре становилось все более неукротимым и захватывало все сильнее, так что после смерти старого графа от фамильного состояния остались лишь жалкие крохи.

Открыв наконец глаза, Филипп увидел оставленные Тамбертоном бумаги. Жена. Огромное приданое. Он попытался рассмотреть возможные последствия сделки со всех сторон. В том обществе, к которому принадлежал Филипп, браки по расчету были вполне обычным явлением. Граф Роузвуд вовсе не станет первым из мужчин, связавшим себя священными узами с той, которую практически не знает. Однако до сих пор еще ни разу не приходилось слышать ни о ком, кто женился бы на особе из совершенно иного мира, на представительнице иного, низшего социального круга.

– Какого черта! – решительно тряхнул головой Филипп. – Что, в конце концов, мешает встретиться с этой дочкой судовладельца? Если дело все-таки дойдет до свадьбы, то смелый шаг сразу решит все бесчисленные проблемы, а обращать на жену внимание никто не заставляет.

Филипп снова позвонил. Через некоторое, достаточно продолжительное, время появился верный слуга.

– Грейвз, необходимо отправить Тамбертону бутылку французского бренди.

– Непременно, сэр.

– А попутно следует передать мои нижайшие извинения и прочую чепуху, которая принята в подобных случаях. Да, и еще непременно надо сказать старому лису, что я все-таки решил принять во внимание его совет и изменил планы насчет Эмили.

Грейвз вопросительно поднял бровь. Если он и слышал сплетни слуг о нечестивом сватовстве, то не позволил себе ни единым намеком проявить осведомленность.

– Скажи также, что встреча с мисс Фицсиммонс доставит мне истинное удовольствие.

Глава 3

Джейн стояла на краю обрыва и отрешенно смотрела в бескрайнюю морскую даль. Безжалостно холодный зимний ветер трепал накидку.

Джейн оказалась в трех часах езды от отцовского дома и лишь немного в стороне от прямой дороги в Лондон. Она просто не могла не заглянуть в самый милый сердцу уголок на земле.

За спиной, у высокой скалы, приютился небольшой дом – то единственное на свете состояние, которое принадлежало ей и только ей. Домик достался в наследство от давно умершей матери. К нему прилагалась пенсия служанке-вдове, которая круглый год поддерживала в доме идеальный порядок. Все остальное, включая одежду на плечах Джейн, считалось собственностью отца, поскольку было приобретено на его деньги. Конечно, судовладелец платил дочери небольшое жалованье за усердную работу в семейном бизнесе, но назвать эту сумму иначе как карманными деньгами было трудно. Хватало лишь на ленты да на булавки.

Раньше Джейн даже не приходило в голову усомниться в справедливости заведенного порядка. Однако сейчас, оказавшись перед фактом коварного предательства, она горько жалела, что не настояла на получении настоящего жалованья. Она бы понемногу откладывала на черный день – такой, как сейчас, когда единственным выходом казалось бегство. Можно было бы уехать во Францию или в Италию. Или даже в далекие экзотические страны – например, на Ямайку или в колонии. Куда угодно, лишь бы подальше от безжалостной жесткости отца.

Джейн подняла камешек и бросила вниз, в море. Задумчиво покачала головой. Какой смысл оплакивать судьбу? Совсем скоро ей предстоит выйти замуж за незнакомого человека. Изменить что-нибудь не представляется возможным. Не будь решение отца столь абсурдным, она бы всласть посмеялась над иронией судьбы.

Всю жизнь, с самого детства, Джейн каждый вечер молилась и усердно благодарила Господа за то, что он послал ей такого замечательного отца.

Джейн рано осознала, что родилась не только для того, чтобы готовить, шить и рожать детей. Отец понимал, насколько младшая дочь отличается от других представительниц прекрасного пола, и Джейн с благодарностью воспринимала серьезное отношение к себе. Во всяком случае, ей самой всегда казалось, что так оно и было.

Истинное положение вещей открылось лишь сейчас. Чарльз по-своему любил дочку, терпел ее присутствие, позволял утолять любознательность участием в семейном бизнесе, однако едва присутствие Джейн оказалось обременительным, он тут же, ни секунды не сомневаясь, отмахнулся от нее. Джейн и представить не могла, что отец способен на подобную низость.

Заглядывая в будущее, романтически настроенная юная особа неизменно видела себя в работе рядом с отцом. Вот она помогает ему совершенствовать и развивать семейное дело – до тех пор пока, много-много лет спустя, Чарльз не уйдет на покой и она не окажется во главе предприятия, твердой рукой направляя успешный бизнес к новым свершениям. В шкале жизненных ценностей замужество всегда занимало самую низшую строчку.

Оглянувшись, Джейн увидела, что от дверей дома ей машет рукой лучшая и единственная подруга Элизабет. Невысокая, полненькая, с пышными, слегка вьющимися светлыми волосами и милыми ямочками на розовых щечках, миссис Керью походила на очаровательную, ярко раскрашенную куклу. Беременность лишь добавила лицу красок, а глазам – блеска. Небольшой срок, всего лишь четыре месяца, не помешал Элизабет воспользоваться прекрасной возможностью и вместе с подругой отправиться в Лондон, чтобы запастись приданым для будущего ребенка.

Как только Джейн подошла к двери, Элизабет схватила девушку за руку и буквально втащила в прихожую, тут же плотно закрыв дверь, чтобы укрыться от пронизывающего ветра.

Поначалу решение Джейн остановиться на пару дней в любимом доме вызывало сомнение: ведь в Лондоне ждали такие серьезные дела! Нельзя было терять ни минуты; каждое выигранное мгновение увеличивало срок, отведенный на принятие жизненно важного решения. Муж Элизабет, Эдвард, приходился Джейн дальним родственником. Эдварда и Элизабет обручили еще в колыбели. Конечно, Эдварда никак нельзя было назвать самым страстным и самым ярким из мужчин. Но, во всяком случае, он оказался разумным, добрым, а главное – абсолютно надежным. Немалые достоинства. Джейн могло повезти куда меньше.

– Ты гуляешь уже почти два часа. О чем можно столько думать?

– Ты и сама прекрасно знаешь, что занимает мои мысли.

– Успела прочитать бумаги джентльменов?

– Нет еще. Решила, что после обеда посмотрим вместе.

– Ой, это будет ужасно интересно! – Элизабет повела подругу в маленькую уютную кухню. Наливая горячий суп, она лукаво взглянула через плечо: – Интересно, найдется ли среди них кто-нибудь потрясающе красивый?

Джейн насмешливо закатила глаза.

– Право, Лиз, это вовсе не важно.

– Но ведь недостатки красивого мужа кажутся не такими уж страшными.

– Мне нет никакого дела до внешности будущего супруга. Честно говоря, я не планирую особенно тесно с ним общаться. Не имеет значения ни как он выглядит, ни чем занимается, ни куда направляется. Главное, чтобы не мешал мне жить так, как считаю нужным.

Элизабет со смехом уселась за стол.

– Но дело в том, что у мужа могут оказаться на этот счет совсем иные взгляды.

– Не забывай, – убежденно возразила Джейн, – что на свете нет и не может быть мужчины красивее, умнее и интереснее Грегори.

Элизабет отломила кусочек хлеба и взглянула на подругу сквозь полуопущенные ресницы. Девушки делились сердечными тайнами с раннего детства, и потому давняя влюбленность мисс Фицсиммонс в зятя вовсе не была для Элизабет новостью. Чувство возникло вскоре после появления Грегори в семье. В то время Джейн только исполнилось тринадцать, и в юной голове теснился целый сонм романтических мечтаний. Грегори умело играл на чувствах свояченицы, постоянно оказывая знаки внимания, выслушивая идеи и поощряя благородные устремления. Элизабет не могла не усмотреть в действиях молодого человека медленного, завуалированного, но тщательно спланированного совращения.

Сейчас Джейн шел уже двадцатый год, однако во многих отношениях она оставалась совершенно невинной и несведущей. Всю вину за неожиданный и печальный поворот событий Элизабет возлагала исключительно на Грегори и никак не могла понять, почему расплачиваться за содеянное приходилось Джейн, а не ему.

– Знаю, тебе кажется, что ты любишь Грегори, – наконец прервала молчание Элизабет.

– Мне вовсе не кажется, Лиз. Я твердо уверена в своих чувствах. А он любит меня.

– Допустим. Но сейчас необходимо как можно скорее забыть о Грегори и начать строить собственную семейную жизнь. На той дорожке, по которой тебя ведет муж старшей сестры, не встретится ничего хорошего.

Конечно, Чарльз Фицсиммонс выбрал не самый тонкий выход из запутанной ситуации, однако в глубине души Элизабет радовалась твердому решению отца вырвать дочку из когтей хищника. Что и говорить, Грегори вел себя как истинный негодяй и подлец. Он сумел до такой степени вскружить Джейн голову, что даже сейчас, когда девушку бесцеремонно и безжалостно выгнали из родного дома, она не видела в случившемся его вины. Искренне влюбленная, подруга хранила верность с почти фанатической убежденностью, но в данных обстоятельствах подобная преданность могла принести лишь вред.

Джейн отломила кусочек хлеба. Настойчивое стремление Грегори к физической близости становилось невыносимым и всерьез тяготило.

– Грегори с самого начала мечтает о том, чтобы мы стали любовниками. Вот мне и пришла в голову мысль отдать девственность мужу, чтобы потом, когда я наконец-то вернусь домой, возлюбленный мог получить то, к чему так упорно стремится.

Элизабет опрометчиво отправила в рот целую ложку супа. Услышав слова подруги, она едва не подавилась. С опаской оглянувшись, чтобы убедиться, что миссис Хиггинс не слышала скандального заявления, Элизабет снова перевела укоризненный взгляд на Джейн и предостерегающе прошептала:

– То есть ты хочешь сказать, что готова совершить измену, прелюбодеяние?

– Нет, – с некоторым сомнением ответила Джейн. Так не хотелось признавать справедливость слов подруги – Мой брак не будет настоящим супружеским союзом. Я вытерплю церемонию и все, что последует за ней, только для того, чтобы успокоить отца и завоевать право вернуться домой.

– Ах, Джейн, милая девочка… – огорченно вздохнула Элизабет.

Вскоре подруги закончили скромную трапезу и перешли в комнату, к уютно пылающему камину. Расчетливая невеста открыла роковую папку, в которой таилось неизведанное, полное неожиданностей и тайн будущее.

– Давай начнем вот с этого, – предложила она. – Филипп Уэссингтон, граф Роузвуд.

– Джейн. – Элизабет взяла подругу за руку, и та подняла глаза от листка, который начала читать. – Я желаю тебе только добра, а потому просто обязана высказать собственное мнение об этом странном плане.

– О каком плане?

– О каком плане? – уже возмущенно переспросила миссис Керью. – Да о сознательном и циничном намерении обманывать мужа и наставлять ему рога. Об измене!

– Разве можно считать изменой искреннюю любовь?

– По-моему, ты сошла с ума.

– С какой стати ты так решила? Всего лишь из-за того, что я отказываюсь покорно сдаться на волю жестокого и несправедливого отца? Грегори – единственный мужчина, которого я люблю и буду любить. Тебе прекрасно известно, как трудно жить с Гертрудой; она постоянно ворчит, брюзжит, обижает и даже оскорбляет мужа. Он не находит ни понимания, ни сочувствия, а потому отчаянно нуждается во мне и моем участии. Я просто не имею права оставить его на произвол судьбы.

– Но, милая Джейн, не забывай, что тебе придется спать в одной постели с мужем…

– Только в первую брачную ночь.

– Ты ничего не понимаешь. Прежде чем удастся вернуться домой, тебе предстоит провести с этим человеком целых полгода. Если он еще тебя отпустит… – Честно говоря, Элизабет не верила в такой поворот событий, но решила пока оставить эту скользкую тему в стороне. – Скорее всего муж захочет видеть тебя рядом каждую ночь. И не только видеть, но и сжимать в пламенных объятиях. Подобная жизнь изменит тебя до неузнаваемости… все это так интимно, так лично и тайно… я хорошо тебя знаю, а потому просто не могу представить, что ты сможешь заниматься этим сначала с одним мужчиной, а потом с другим…

– Но ты ведь сама говорила, что постель – это в лучшем случае обязанность, супружеский долг и ничего больше.

Элизабет слегка покраснела. Эдвард очень серьезно относился к брачным узам, но, не отличаясь особой эмоциональностью, а тем более пылкостью, вовсе не блистал в искусстве любви. Чрезвычайно преданный и в то же время очень религиозный человек, он честно исполнял завет Библии относительно воспроизведения потомства и каждую ночь приходил в спальню жены, но в глубине души продолжал считать наготу серьезным грехом. Супруги до сих пор не видели друг друга раздетыми.

– У большинства пар так и случается. Но поверь, за время замужества я успела наслушаться женских откровений. Оказывается, некоторые мужчины воспринимают любовь как искусство. Они дарят супруге огромное удовольствие и рассчитывают получить в ответ наслаждение. А что, если твой будущий супруг окажется как раз таким?

Джейн выразительно помахала бумагами перед носом подруги.

– Неужели ты искренне считаешь, что джентльмен, который согласен жениться лишь после того, как ему хорошо за это заплатят, может преуспеть в исполнении супружеских обязанностей? Ну же, Лиз, подумай как следует!

Наморщив хорошенький лобик, Элизабет на минуту задумалась, а потом без особенного энтузиазма согласилась:

– Да, наверное, ты права.

– Не сомневаюсь, что все эти жертвы безжалостной судьбы стремятся в брачное ярмо не больше, чем я сама. Так что, думаю, мы оформим, а затем скрепим супружество, и на этом семейный союз благополучно закончится.

– Тебе действительно удается упростить картину, однако не забывай об одном весьма существенном обстоятельстве.

– И что же это за обстоятельство?

Элизабет положила руку на слегка округлившийся животик.

– Что, если встречи с Грегори закончатся беременностью? Как ты объяснишь появление ребенка мужу, с которым даже не спала в одной постели? А некоторым из этих джентльменов, – Элизабет показала на лежащий сверху листок, – например, вот этому самому графу Роузвуду, непременно потребуется наследник. Неужели ты способна пойти на подобный риск? Измена благородному и самолюбивому мужу может стоить жизни!

– Хм… – Джейн задумчиво приложила палец к губам. Очень не хотелось показывать подруге, что эта мысль привела ее в замешательство. Неужели невозможно найти простой способ облегчить тупиковую ситуацию, в которой она так неожиданно оказалась? – Честно говоря, о ребенке-то я и не подумала. Отец ни за что не позволит вернуться к работе, если я вдруг забеременею.

Мысль привела в такое расстройство, что Джейн откинулась на спинку дивана и в отчаянии воскликнула:

– Но что же мне теперь делать?

Пытаясь хоть как-то успокоить мятущуюся душу, Элизабет нежно сжала руку Джейн.

– Все образуется, Джейн. Вот увидишь. – Миссис Керью постаралась беззаботно улыбнуться. – Давай-ка лучше еще немного почитаем, что написано об этом графе.

Филипп сидел за небольшим обеденным столом, накрытым в спальне Маргарет. Комната была выдержана в красных, золотых и черных тонах. Отделку закончили совсем недавно, и Маргарет считала ее вершиной художественного вкуса. Филиппу же сочетание цветов напоминало будуар Моники, его любимой проститутки в богатом салоне наслаждения, которым владела знаменитая на весь Лондон мадам Леблан.

Появление Маргарет оказалось чрезвычайно эффектным. Корсаж ее платья был настолько открытым, что стоило красотке немного наклониться, как граф невольно почувствовал восторг.

Филипп поцеловал любовницу в губы, а потом склонился к глубокому декольте.

Прелестная, хотя и не безупречно отвечающая вкусу графа особа относилась к числу тех немногих женщин, которым доставляло удовольствие непосредственное участие в его бурной, беспорядочной жизни. Маргарет пила, с азартом играла в карты, не чуралась случайных связей. Она могла быть столь же грубой, резкой и несдержанной на язык, как самый отчаянный из мужчин, и немногое в этом мире способно было удивить и расстроить ее. Как жаль, что Уэссингтон не мог на ней жениться!

Вместо этого приходилось терпеть унижение и искать расположения какой-то простушки, дочки торговца, к тому же наверняка тупой или страшной. Но еще страшнее, если эта кошка в мешке вдруг окажется молчаливой, забитой тихоней. Как правило, джентльмены его круга любили ухаживать за легкомысленными и недалекими дамами, но сам Филипп откровенно презирал не слишком умных, ограниченных особ. Вечер, проведенный с созданием, не способным издавать никаких звуков, кроме нечленораздельного верещания, вызывал у него резкое отвращение. А эта Джейн Фицсиммонс наверняка соединит в себе все самые неприятные качества.

К тому моменту как слуга принес второе блюдо, Маргарет уже не сомневалась, что Филипп полностью занят посторонними мыслями.

– Филипп, почему ты сегодня так рассеян? Терпеть не могу, когда ты не обращаешь на меня внимания.

– Прости, – тут же равнодушно пробормотал граф. – О чем ты спросила?

– Вчера вечером я встретила Морриса. Мы разговорились, и он просил узнать, принял ли ты окончательное решение насчет свадебного контракта Эмили.

Хотя Маргарет ни за что на свете не признала бы своей роли в готовящейся помолвке, но именно она вдохновила Морриса на бесстыдное сватовство.

Разумеется, сама красотка надеялась получить от циничной сделки немалую выгоду. Ей довелось всего лишь несколько раз побеседовать с девочкой, но и недолгого общения вполне хватило, чтобы почувствовать откровенную ненависть ребенка. После свадьбы с Филиппом она не намерена терпеть эту вопиющую грубость. Тем более что маленькая нахалка определенно хороша собой, а через несколько лет и вовсе станет настоящей красавицей. Маргарет готова была умереть, лишь бы не пришлось сопровождать падчерицу на светских раутах и видеть, что все молодые люди будут падать к ее ногам. Больше того, расходы на содержание молодой девушки поистине умопомрачительны! Если уж тратить деньги на наряды и драгоценности, то только на свои собственные. Так что как ни крути, а девчонке вовсе не место в их с Филиппом жизни!

С выражением искренней невинности интриганка заглянула любовнику в глаза.

– Ты принял решение насчет замужества Эмили?

– Не знаю. Сначала планировал, но вчера поговорил с Тамбертоном и заколебался. Старик считает…

– Фу! – нетерпеливо воскликнула Маргарет. – Старая змея! Понять не могу, с какой стати ты до сих пор его держишь.

«Потому что он работает бесплатно, из преданности». Филиппу очень хотелось прокричать эти слова, но он придержал язык и смолчал. Только пожал плечами.

– Он всегда дает дельные советы.

– Не сомневаюсь, милый – Маргарет почувствовала, что задела за живое. Несмотря на все недостатки Филиппа, этого необычного человека смело можно было считать ужасающе верным. Верным тем людям, которые на него работали. Граф решительно отказывался уволить хотя бы одного из нудных стариканов, которые доставляли ей столько неприятностей. Ну ничего, сразу после свадьбы новая хозяйка сама уволит их всех, причем с огромным наслаждением! И научит мужа нанимать прислугу, которая знает свое место, умеет держать язык за зубами и не демонстрировать собственного отношения к происходящему.

– Но ведь ты – отец девочки, а это означает, что никто, кроме тебя, не может знать, что для нее хорошо, а что плохо, – не удержалась Маргарет от нескромного комментария.

– И все же я решил подождать несколько недель, до тех пор пока решение не окрепнет. Торопиться некуда, впереди еще немало времени.

Филипп поднял бокал с вином и начал с удовольствием смаковать пурпурный напиток, показывая, что тема закрыта и дальнейшему обсуждению не подлежит. Слова Тамбертона оставили неприятный осадок в душе и даже во рту. Граф действительно не испытывал к девочке отцовских чувств, но ни в коем случае не стремился сознательно нанести ей вред.

– Послушай, дорогой, – снова прервала Маргарет не слишком приятные размышления, – сегодня с тобой просто невозможно разговаривать. – Она нервно бросила на стол салфетку. – Поедешь со мной в среду на поэтический вечер?

– Не получится. Оказалось, что именно в среду у меня важная встреча.

Поначалу граф намеревался держать в секрете предстоящую беседу с Джейн Фицсиммонс, но подобная информация почему-то всегда обладала неприятным свойством просачиваться.

– Какая встреча?

– Предстоит провести время с одной молодой леди.

– Филипп, я ведь уже не раз предупреждала: если тебе угодно поддерживать близкие отношения с кем-нибудь, кроме меня, то, пожалуйста, сделай милость, храни эти отношения в тайне. Тебе прекрасно известен мой пылкий нрав, а в последнее время вдобавок ко всему я стала страшно ревнивой. Так что, боюсь, просто не сумею совладать с нервами.

Филипп усмехнулся.

– Не волнуйся, дело совсем иного рода. Предстоит встреча с некой молодой леди из Портсмута. Ее отец готов рассмотреть предложения руки и сердца от нескольких джентльменов, и я намерен попытать счастья в качестве жениха.

Маргарет смерила гостя пристальным, изучающим взглядом. Что она должна ответить человеку, которого вот уже целый год считает своим постоянным любовником? Похоже, в словах нет ни доли шутки. Но как он мог подумать о подобном шаге? Негодяй! Подлец!

Устраивать сцену в данном случае вовсе не уместно. Самый разумный ход – встретить новость с обычной сдержанностью и привычным холодным самообладанием.

– Итак, ты надумал жениться? Филипп, какое великолепное решение! – Восклицание потонуло в искристом смехе. – Идея поистине восхитительна! И когда же она возникла?

– Встречу организовал Тамбертон.

– Ах как очаровательно! – Маргарет прищурилась, глядя на мерцающий в отблесках свечей бокал и обдумывая грядущие дни. – И кто же счастливица, позволь спросить? Дитя, только созревшее для представления в свете? А может быть, вдова? Я ее знаю?

– Сомневаюсь, что вы знакомы. Она дочка торговца. Во имя скрепления счастливого союза папочка готов расстаться с очень солидной денежной суммой.

Известие сразу успокоило тревогу и волнение Маргарет. Если Филипп все-таки решил жениться, деньги, несомненно, сыграли значительную, если не решающую, роль. Но уж если отец будущей невесты готов расстаться с огромным состоянием, то это означает, что дочка подобна камню на шее. Интересно, что за порок она таит?

Вопрос открывал поистине безграничные возможности для полета фантазии. Оставалось лишь выяснить слабости и недостатки соперницы, а потом как можно яснее и отчетливее продемонстрировать их будущему мужу. Нельзя позволить Филиппу заинтересоваться этой женщиной. Маргарет Дауне просто не допустит такого поворота событий.

Глава 4

Джейн прекрасно понимала: все, что она сейчас делает, – очень плохо, однако удержаться от эксперимента все равно не могла. Официальные собеседования с пятью кандидатами должны были состояться лишь через день. Необходимость сделать окончательный выбор на основе сухих, неестественных и напыщенных презентаций в маленькой квартирке, которую специально по этому случаю снял для дочери отец, приводила в ужас. Разговоры, вне всякого сомнения, окажутся страшно скучными и бесцветными. Претенденты будут вести себя так зажато и отвратительно благовоспитанно, что сказать что-нибудь об их истинной сущности будет просто невозможно. Следовательно, необходимо предварительно встретиться с каждым на его собственной территории.

Начать же следует с Филиппа Уэссингтона, графа Роузвуда.

Дрожа от собственного безрассудства, Джейн как можно громче постучала в дверь.

Вполне возможно, графа не окажется дома. А может быть, дерзкое появление молодой девушки без сопровождения старших вызовет такой гнев, что он не захочет даже разговаривать.

Всю жизнь Джейн поступала только так, как считала необходимым, подчинялась только собственным убеждениям и принципам. С детских лет самостоятельно принимала решения. И сейчас вести себя иначе было просто невозможно. Желание встретиться с графом пересиливало осторожность и благоразумие. Если же нескромное появление оттолкнет потенциального жениха, значит, так тому и быть. Ведь даже непосредственная реакция джентльмена на столь смелый шаг сразу поможет понять его характер и расскажет о человеке куда больше, чем назначенный на завтра тщательно спланированный визит.

Джейн еще раз глубоко вздохнула и снова постучала. Особняк графа располагался в весьма престижном квартале, в модном районе Мейфэр. Несколько проехавших мимо экипажей зримо доказывали склонность проживающих здесь господ к роскоши и изяществу. Ни уличных торговцев, ни разносчиков, заполнявших соседние кварталы, заметно не было.

Наконец, постучав в третий раз, Джейн услышала за дверью энергичные шаги. Открыл невысокий опрятный человек лет тридцати пяти с рано начавшими седеть волосами и гладко выбритым лицом. Джейн опустила руку в ридикюль, намереваясь достать визитную карточку, а человек тем временем быстро осмотрел посетительницу с головы до ног. Под этим пристальным взглядом Джейн внезапно ощутила себя плохо одетой, неухоженной дурнушкой.

Глубоко сожалея, что не уделила внешности побольше внимания, и раздумывая, не закроет ли человек дверь прямо перед ее носом, Джейн подняла руку и поздоровалась:

– Добрый день. Меня зовут…

– Перед вами Джон Грейвз, дорогая. Должен признаться, мы уже заждались.

– Заждались? – не понимая, о чем идет речь, смутилась Джейн.

Человек без лишних церемоний взял ее за руку и повел по длинному широкому коридору, больше напоминавшему холл. Путь оказался неблизким, и Грейвз всю дорогу, не умолкая ни на секунду, говорил. Чтобы не отстать, Джейн пришлось почти бежать.

– Друзья графа уже в сборе. Кухарка вне себя от ярости. А я, разумеется, отказался обслуживать бесцеремонных гостей. Ведь всякому терпению когда-нибудь приходит конец.

Грейвз остановился перед дверью, чтобы пропустить гостью вперед.

– Ну вот, пришли.

Они оказались в кухне. Пожилая полная женщина склонилась над столом, раскладывая что-то на подносе.

– Кухарка, – с привычной фамильярностью обратился Грейвз, – девушка уже пришла. – Взглянул на Джейн, он поинтересовался: – Как вас зовут, милая?

– Джейн. Простите, но, мне кажется, произошло какое-то недоразумение. Я…

Кухарка подняла голову и, в свою очередь, пристально осмотрела новенькую с головы до ног – с таким недвусмысленным выражением, что Джейн почувствовала себя раздетой.

– Ах, Господи, какая хорошенькая! Грейвз, ты забыл предупредить в агентстве?

– Сказал все, как положено.

Джейн не смогла сдержать любопытство:

– О чем предупредить?

На вопрос ответила кухарка:

– Не присылать хорошеньких молодых девушек. Дело заканчивается тем, что мы их теряем еще до того, как успеваем обучить, а потом, со следующей, все приходится начинать заново. Такая досада!

– И почему же вы их теряете? – поинтересовалась Джейн охрипшим от волнения голосом.

Вместо ответа кухарка лишь выразительно закатила глаза и вернулась к работе. Грейвз подошел поближе и ловким движением завязал на талии Джейн передник.

– Времени на переодевание не осталось, но ваше платье и так вполне сгодится. Граф вряд ли что-нибудь заметит, а если леди Маргарет сделает замечание, то просто извинитесь и возвращайтесь сюда. После того как отнесете эти несколько подносов, у нас будет немного свободного времени и я смогу показать вашу комнату.

С этими словами дворецкий вышел из кухни и быстро зашагал по коридору. Джейн поняла, что ее приняли за новую служанку, которую как раз в это время должно было прислать агентство. Требовалось немедленно, пока не поздно, исправить недоразумение. Однако спина Грейвза стремительно удалялась, и Джейн побоялась, что не успеет его догнать и просто заблудится в коридорах большого дома.

Она хотела отставить поднос в сторону, однако кухарка взглянула так сурово, что духу уйти с пустыми руками просто не хватило. Джейн решила, что отдаст поднос Грейвзу, как только сумеет найти дворецкого, и повернулась к выходу.

Остановил ее ворчливый голос кухарки:

– Учти, граф не пропускает ни одной хорошенькой мордашки. Не позволяй себе ничего лишнего.

Джейн растерянно остановилась.

– Вы хотите сказать, что… – Женщина понимающе кивнула:

– Просто постарайся не оставаться с ним наедине. Понимаешь, о чем я?

– Неужели граф не брезгует служанками?

– Очень даже не брезгует. Но только если те проявляют встречный интерес.

– О Господи! А почему же девушки…

– Наш хозяин дьявольски хорош собой. А кроме того, необычайно искусен в разговоре с дамами. – Кухарка жестом показала, что пора отправляться на работу. – Не теряй голову, и все будет в порядке. Уверена, ты непременно справишься.

Крепко держа поднос обеими руками и тщетно пытаясь унять легкое головокружение от внезапного шквала сведений о будущем муже, Джейн отправилась в путь по длинному незнакомому коридору. Так, значит, граф – негодяй, волокита и повеса, который не пропускает ни одной смазливой служанки? Куда же занесла ее судьба?

К счастью, дворецкий терпеливо ждал возле лестницы.

– Грейвз, мне кажется, будет лучше…

– Ты выглядишь огорченной и растерянной, девочка. Что, кухарка рассказала о маленьких слабостях графа?

– Всего лишь о том, что он… ну, неравнодушен к особам женского пола. Предупредила, чтобы я вела себя осторожно.

– Вот старая перечница… – Грейвз усмехнулся. – Не слушай ее. Граф никогда не совратит, если ты сама этого не захочешь.

– Да уж, поистине высокая оценка. – Джейн критически сморщилась.

Грейвз рассмеялся. Природа щедро одарила этого человека умом и проницательностью, а Джейн понравилась ему с первого взгляда, едва он открыл дверь и увидел ее на пороге. Девушка прекрасно держалась, а ведь именно этого качества недоставало в холостяцком доме. Дворецкий заговорщицки склонился:

– Не хочется пугать, но если тебе нужна постоянная работа, то лучше сразу узнать правду. Сейчас следует беспокоиться не столько о том, заинтересуется ли тобой его светлость, сколько о своевременности выплаты жалованья.

С этими словами Грейвз начал подниматься по лестнице.

Подойдя к закрытой двери, он остановился и прошептал почти в самое ухо спутницы:

– Запомни секрет. Старайся оставаться невидимой. Вежливо улыбайся графу. Держись как можно дальше от леди Маргарет.

Джейн открыла рот, чтобы в очередной раз попытаться исправить недоразумение, однако Грейвз не позволил ничего сказать, а просто распахнул дверь в гостиную и легонько подтолкнул молоденькую служанку вперед.

Джейн огляделась. Если в глубине души она ожидала, что все присутствующие дружно повернутся и начнут показывать на нее пальцами, тем самым развенчивая невольный и глупый маскарад, то глубоко заблуждалась. В белом кружевном переднике, с подносом в руках, она не привлекла к своей персоне ни капли внимания.

За столом сидели четыре джентльмена и две дамы, все чрезвычайно свободно и непринужденно одетые. Броская красота одной из женщин, пышной чувственной блондинки, производила особенно сильное впечатление. Экстравагантность леди подчеркивало платье с необычайно глубоким вырезом и такими тонкими кружевами на лифе, что роскошный бюст казался ничем не прикрытым и притягивал взгляд бесстыдной откровенностью. Женщина сидела на коленях одного из джентльменов и, запрокинув голову, громко смеялась.

Увидев целую компанию кричаще одетых людей, Джейн невольно смутилась. Все они пили вино и зачем-то постоянно прикасались друг к другу, порою очень нескромно. Выросшая затворницей Джейн даже представить не могла, что можно общаться так свободно и раскованно. На мгновение возник вопрос, не падшие ли это женщины, откровенно предлагающие себя мужчинам. Куда же она попала?

Джейн попыталась определить, кто из джентльменов – граф Роузвуд, и, определив, глубоко вздохнула. Да, кухарка оказалась права. Этот человек действительно был дьявольски красив. Особую необычность облику придавали густые и длинные черные волосы, схваченные кожаной лентой. Темная прядь спустилась на лоб. Из-под почти сросшихся бровей смотрели умные, но холодные и отстраненные глаза – такие же черные, как и волосы. А может быть, это просто игра света? Граф явно не брился уже пару дней, и темная щетина на щеках выразительной тенью подчеркивала точеный овал лица и аристократическую форму носа.

Плечи казались необычайно широкими, расстегнутая рубашка открывала сильную, покрытую густой растительностью грудь. На фоне тонкой белой ткани она казалась еще темнее. Талия и бедра выглядели узкими, а ноги – длинными и сильными. Красавец развалился в свободной позе, небрежно закинув ногу на ногу, и очень походил на пирата или разбойника с большой дороги.

Хозяин гостиной расположился отдельно от гостей, вдаль-нем конце комнаты, в огромном старинном кресле. Засученные рукава открывали руки. Как и грудь, они казались темными от густой растительности. Длинные, тонкие, изящные пальцы выдавали художественную натуру. Рассеянно сжимая бокал золотистого вина, граф равнодушно, без особого интереса слушал белокурую красавицу, восседавшую на коленях у одного из гостей.

Под звон серебра и хрусталя, гул мужских и женских голосов и взрывы смеха, казалось, совсем нетрудно прошмыгнуть незамеченной, а потому Джейн направилась к столу, чтобы поставить поднос. Для этого надо было сделать несколько шагов мимо кресла графа. Едва молодая служанка оказалась рядом, джентльмен протянул руку и сжал ее запястье. Остановив Джейн, он принялся неторопливо выбирать апельсин. Вблизи этот человек выглядел еще более привлекательным и необычным. Тепло сильной руки проникало даже сквозь плотный рукав платья.

Филипп с интересом заглянул в лицо Джейн. Новые служанки, которых время от времени нанимал Грейвз, долго не задерживались: преданности и верности к старинному графскому роду они не испытывали, а нерегулярно поступающее жалованье быстро заставляло их искать новое место.

Малышка оказалась чудо как хороша: гладкая нежная кожа, густые каштановые волосы, выразительные изумрудно-зеленые глаза. Правда, немного худа, да и прическа слишком скромная, хотя косы впечатляют. Как красиво, должно быть, эти каштановые волосы струятся по спине и плечам! Если девочка задержится в доме, то, возможно, ему удастся когда-нибудь увидеть ту восхитительную картину. Большим пальцем граф неторопливо погладил ладонь девушки и тут же почувствовал легкую ответную дрожь. Да, перспективы самые радужные.

Уэссингтон ласково и лукаво улыбнулся и прошептал:

– Ты молодец. Не нервничай.

Утонув в бездонном, словно темный омут, взгляде, Джейн чувствовала себя так, как, наверное, чувствует попавший в неожиданно яркий свет экипажа олень. Но в это мгновение джентльмен вдруг банально подмигнул, и чары тотчас рассыпались. О, как неприятно! Она в доме всего лишь десять минут, а хозяин уже заигрывает.

Настал самый подходящий момент, чтобы удалиться. Служанка направилась к двери, но случайно услышала, что белокурая красавица ведет речь о предстоящей встрече графа с некой мисс Джейн Фицсиммонс. Прекрасно сознавая собственную дерзость, Джейн отступила к стене и остановилась возле тяжелых оконных портьер. Разве можно упустить такой шанс?

– Ну же, Уэссингтон, милый, поделись секретом с друзьями. Новость украсит вечер.

Граф лениво пригубил вино.

– Послушай, Маргарет, наверняка существуют куда более важные и интересные темы.

– Вряд ли. – Маргарет не обратила внимания на возражение. Все внимание публики сейчас принадлежало только ей и никому больше. – Наш Уэссингтон задумал жениться!

Наступила долгая пауза: новость явно лишила слушателей дара речи.

Наконец один из джентльменов вышел из ступора и рассмеялся.

– Снова камень на шею? И кто же счастливица? Только не говори, что сумел заполучить дочку лорда Фартингтона.

В разговор вступил еще один приятель:

– Трудно представить, что старик отдаст свою драгоценность этому чудовищу.

Раздался дружный бесшабашный хохот. Третий джентльмен тоже не смог промолчать:

– А мне трудно представить, что это чудовище польстится на глупую занудную недотрогу.

Все снова рассмеялись, и Маргарет продолжила:

– О, картина еще более восхитительна, чем можно представить: Уэссингтон вовсе не собирается лишать невинности аристократическую лилию. – Блондинка выдержала эффектную драматическую паузу. – Он остановил свой благосклонный взор на дочке торговца.

Слова сопровождались таким злобным и порочным блеском красивых глаз, что Джейн в ту же секунду поняла, как отчаянно ненавидит эту безвкусную, развязную женщину. Опасаясь, что руки сами собой что-нибудь швырнут в ухоженное наглое лицо, она взяла поднос и принялась обходить гостей.

– Так, значит, купеческая дочка? Право, Уэссингтон, до меня дошли слухи о состоянии твоих дел, но насколько же низко ты готов пасть? Все-таки должен существовать определенный предел. Мы не имеем права безвозвратно портить голубую кровь, женясь на ком попало!

Вторая из женщин, одетая столь же вызывающе, как и леди Даунс, наклонилась, желая лучше рассмотреть графа.

– А ты хоть видел ее, Уэсс?

Ответ тут же прозвучал из уст все той же вездесущей Маргарет:

– О, ему вовсе незачем видеть свою суженую. Ее внешний вид не играет никакой роли. Единственное, что важно, – это размер кошелька.

– И все же, – вставил один из джентльменов, – даже в браках по самому горькому расчету иногда приятно наткнуться на хорошенькое личико.

Щеки Джейн пылали от унижения и стыда. Маргарет, явно общаясь с графом на каком-то недоступном окружающим языке, взмахнула рукой:

– Я уже навела кое-какие справки о девчонке. Худа и некрасива. Говорят, невзрачна, словно столб, с мышиными волосами и мышиной внешностью. – Глаза снова зловеще блеснули, сначала в сторону графа, а потом в направлении приятелей. – А еще говорят, что отец спешит сбыть ее с рук. Дома никто не в состоянии терпеть присутствие этой зануды.

В разговор снова вступила вторая гостья:

– Если с такой кучей денег девчонка не нашла себе мужа в родном городе, то ситуация действительно выглядит крайне подозрительной. Надо как следует проверить, в чем там дело.

– А кроме того, – подчеркнула Маргарет, намеренно затрагивая самую чувствительную для графа тему, – я непременно пригласила бы повитуху, чтобы та осмотрела невесту как положено; ведь никому не хочется заполучить чужого наследника. Правда, Уэссингтон?

Джейн остановилась возле пышущей ненасытной злобой распущенной дамочки, в глубине души ожидая от графа хоть единого доброго слова, способного смягчить грубость и жестокость.

Граф едва взглянул на Маргарет и ровным голосом прочнее:

– Насколько мне известно, деньги мисс Фицсиммонс ничем не отличаются от всех остальных.

Если бы девушка стояла возле Уэссингтона, то непременно уронила бы поднос прямо на него. Но она оказалась как раз напротив Маргарет. Все получилось исключительно удачно, словно по заказу: поднос сам собой опрокинулся, а все его содержимое вывалилось в декольте агрессивной красавицы и на подол ее нескромного платья.

Маргарет взвизгнула и, словно кошка, спрыгнула с колен развеселого джентльмена.

– Неуклюжая! – вопила она. – Дура! Идиотка!

С горящими ненавистью глазами красотка замахнулась, готовясь отвесить нешуточную оплеуху. К счастью, Джейн успела отреагировать и отскочила в сторону, избавившись от неминуемого синяка на щеке.

– Прекрати сейчас же, Маргарет! – закричал граф голосом, которому просто невозможно было не подчиниться. Все, кто оказался в комнате, невольно замерли. Хозяин подошел к растерявшейся служанке и крепко сжал ее руку.

– Все в порядке, милая? – тихо поинтересовался он. Чтобы скрыть обжигающие слезы гнева, Джейн склонилась как можно ниже.

– Покорно прошу простить, милорд.

Прежде чем кто-нибудь из присутствующих успел прореагировать, Джейн вырвала руку и выбежала из комнаты. Жестокие слова Маргарет молотом стучали в сознании, болезненным эхом отдаваясь в каждом шаге.

– Право, Уэссингтон, качество твоих слуг ниже всякой критики. Надеюсь, девчонку завтра же выкинут вон, а перед этим как следует отшлепают. Только взгляни, во что она превратила мое новое платье…

В полутемном коридоре маячила плотная фигура Грейвза. Дворецкого привлек доносившийся из гостиной шум, слишком громкий даже для этого много повидавшего дома. Джейн торопливо развязала кружевной передник.

– Было очень приятно с вами познакомиться, мистер Грейвз. Спасибо за предоставленную возможность испытать себя, но, боюсь, эта работа мне совсем не подходит.

Через секунду Джейн уже бежала по улице – так быстро, что никому не удалось бы ее догнать.

Глава 5

На следующий день Джейн чинно сидела на атласной софе, ожидая появления первого из претендентов, Филиппа Уэссингтона. Джейн встала рано и несколько часов провела в ванне и за туалетным столиком. Элизабет сначала удивилась такому прилежанию, но вскоре решила, что подруга одумалась и решила отнестись к замужеству серьезно, а потому хочет выглядеть как можно лучше. Предположение миссис Керью оказалось не слишком далеким от истины. Джейн действительно старалась предстать в наилучшем виде, но вовсе не по той причине, о которой думала наперсница.

Сейчас ею руководили обида и гнев. Негодяй собирался жениться на невинной жертве – в данном случае этой жертвой оказалась сама мисс Фицсиммонс, – а затем ввергнуть ее в пучину собственной разгульной жизни. Джейн невольно вздрогнула, представив, какую злую шутку могла бы сыграть судьба, не окажись она вчера в дорогом квартале Мейфэр. Впервые встретившись с графом в чинной гостиной, в такой приличной, сдержанной обстановке и под наблюдением верной Элизабет, она ни за что не смогла бы устоять ни перед очарованием красивой романтической внешности, ни перед привлекательностью мужественной силы. Опрометчивый брак оказался бы предрешенным.

Фиаско вчерашней авантюры определило новую цель беседы с человеком, которому с минуты на минуту предстояло появиться в небольшом доме. Бессонные ночные часы ушли на то, чтобы привести в порядок нервы и встретить посетителя во всеоружии. А вместе с рассветом явилось твердое, непреодолимое стремление отомстить за несказанную обиду и незаслуженное унижение.

Снизу донесся решительный стук в дверь. Нанятая в качестве временной прислуги и кухарки пожилая женщина впустила посетителей в прихожую. Послышался громкий разговор.

Элизабет наклонилась и сжала руку подруги.

– О, Джейн, как интересно, правда? А выглядишь ты просто прелестно, даже лучше, чем обычно!

Через пару минут служанка доложила о визите двух джентльменов, мистера Уэссингтона и его адвоката, мистера Тамбертона, который и организовал многообещающую встречу. Элизабет распорядилась пригласить обоих наверх, в гостиную. Джейн еще раз взглянула в зеркало, желая убедиться, что не упустила ни единой мелочи, и удовлетворенно улыбнулась: Лиз права, она действительно выглядит безупречно, как никогда.

Искусно собранные на затылке пышные каштановые волосы ниспадали мягкими волнами, обрамляя лицо нежными локонами. Платье, конечно, не соответствовало тем образцам, к которым привык граф, однако выглядело вполне стильным, хотя и слегка консервативным. Корсаж лишь слегка приоткрывал бюст, намекая на восхитительные тайны, а завышенная талия очень выгодно подчеркивала стройность и легкость фигуры. Тонкая ткань цвета свежей зеленой травы придавала изумрудным глазам особую яркость и живость и в то же время совершенно неожиданно зажигала в волосах золотые искры.

Первым в комнату вошел Тамбертон. Адвокат оказался приятным пожилым джентльменом. Внимательный и уважительный взгляд и едва заметная любезная улыбка сразу располагали собеседника и позволяли относиться к опытному юристу с доверием. Этот человек всем своим видом подчеркивал, что всего лишь выполняет долг, возложенный на него профессией. Джейн приветствовала гостя самой искренней улыбкой, а тот вежливо склонился над ее рукой.

Филипп появился в небольшой гостиной через пару мгновений. Верный Грейвз провел несколько часов в неустанной работе над внешностью хозяина. В итоге Филипп начал ощущать себя боевым петухом, которого готовят к схватке. «Или агнцем на заклание», – жалея себя, горестно подумал он.

Мысль о новой женитьбе казалась ужасной, поистине отвратительной. Невыносимо тяжело и страшно связать судьбу с той, которую даже не знаешь.

Силой воли отогнав печальные мысли, одолевавшие с того самого момента, как угораздило согласиться на эту глупую встречу, граф наконец-то заставил себя переступить порог скромной гостиной. В конце концов, никто не в силах заставить его жениться против воли. Не существует на свете такого камня, на котором начертано, что он чем-то связан с этой женщиной или чем-то ей обязан. Можно просто взглянуть и познакомиться – ничего больше.

Филипп оказался вовсе не готов к встрече с той молодой леди, которая спокойно сидела на широкой софе, любезно знакомясь с гостями и представляя подругу. Девушка оказалась поистине прелестна. Волнистая копна удивительных волос, каштановых с золотистым отливом, изящно обрамляла юное личико с пухлыми щечками и острым подбородком и придавала ему форму сердечка. Лучистые выразительные зеленые глаза сияли, словно изумрудная лужайка после ласкового летнего дождя. Маленький, задорно вздернутый носик и почти детские ямочки на розовых щеках создавали впечатление невинности и беззащитности. Изысканный покрой платья подчеркивал легкость и стройность фигуры. Глядя на неожиданно материализовавшееся волшебное видение, Филипп слегка вздрогнул, пытаясь отогнать целый сонм своевольных, слишком смелых желаний.

Нет, так не бывает. Какой-то изъян непременно должен существовать. Внешность действительно не просто безупречна, а восхитительна. Так, может быть, эта особа обладает голосом совы или нравом и манерами змеи? Граф вслушался в милую светскую болтовню юной леди с Тамбертоном и растерянно отказался от обоих предположений. Мелодичный голосок журчал и обволакивал, а манеры привлекали свободой, дружелюбной непринужденностью и сдержанной мягкостью.

Погруженный в глубокие сомнения и самые неожиданные размышления, граф едва не пропустил важнейший момент официального знакомства. Джейн Фицсиммонс протянула руку, и Филипп торопливо сделал предписанный кодексом приличия шаг вперед.

– Приятно познакомиться с вами, лорд Уэссингтон.

– О, прелестная леди! – Граф низко склонился и поцеловал маленькую мягкую руку. От безупречно гладкой кожи исходил слабый аромат сирени. Тонкие, изящные пальчики с идеальным маникюром снова навеяли мысль о несказанном наслаждении – да, он сумеет научить малышку доставлять удовольствие! Капризное воображение вызывало к жизни все новые и новые своевольные видения.

Судя по всему, так печально и безрадостно начавшийся день сулил куда больше интересных и приятных открытий, чем можно было ожидать.

Джейн внимательно смотрела на вежливо склонившегося над рукой молодого графа Роузвуда. До сих пор так близко оказывался лишь один мужчина – Грегори. От него неизменно исходил сильный запах слишком резкого одеколона, но Джейн старалась не обращать внимания на эту досадную деталь. Графа же окружал чистый мужественный дух, настоянный на тонких ароматах дорогого мыла, изысканного табака, хорошей кожи и чего-то еще, что никак не поддавалось описанию. Прямо перед глазами Джейн склонилась красивая темноволосая голова.

Уэссингтон прикоснулся к руке легким поцелуем. Влажное дыхание согрело кожу, а мягкие губы задержались гораздо дольше, чем того требовали обстоятельства. Джейн прекрасно понимала, что поведение продиктовано условиями флирта. Ради денег граф был готов делать все, что угодно, даже ухаживать за дочкой торговца, которую заведомо презирал. Ну что же, он непременно получит свою долю развлечений, а она – свою.

Наконец граф выпустил из ладони руку дамы и выпрямился. Джейн одарила претендента самой лучезарной из улыбок, и тот вопросительно поднял брови.

– В чем дело, милорд?

– Не хочу показаться нескромным, но когда вы вот так улыбнулись, мисс Фицсиммонс, мне показалось, что я вас знаю. Не доводилось ли нам встречаться раньше? Может быть, к своему стыду, я что-то забыл?

Сердце Джейн внезапно затрепетало. Нет, конечно, вчера, в собственной гостиной, граф никак не мог обратить на новую служанку столь пристального внимания, чтобы узнать ее черты в сегодняшней чопорной леди.

– Нет, сэр, абсолютно уверена, что мы ни разу не встречались. – Джейн снова ослепительно улыбнулась, и джентльмены уселись в предложенные кресла. – Должна признаться, что непременно запомнила бы даже случайную встречу.

Граф, в свою очередь, не собирался так просто сдаваться.

– Вы много времени проводите в Лондоне?

– Нет, сэр, чрезвычайно мало. За всю жизнь я приезжала в столицу лишь четыре раза. Причем последний визит состоялся почти три года назад.

– Ну, в таком случае, может быть, мы могли видеться в Нортгемптоне? Там сосредоточена немалая часть недвижимости моего семейства.

– Увы, ни разу не имела удовольствия побывать в тех краях. Скорее всего природа просто наградила меня одним из тех обычных лиц, которые часто кажутся знакомыми.

– Позвольте не согласиться. – Граф одарил новую знакомую коронной улыбкой, против которой не могло устоять ни одно женское сердце. – В вашем прелестном личике нет ровным счетом ничего, что можно было бы счесть обычным.

После официального знакомства Тамбертон без труда представлял все новые темы для обсуждения и с удовольствием наблюдал, как прекрасно держится Филипп, демонстрируя манеры, еще в детстве прочно заложенные в сознание, но впоследствии забытые за ненадобностью. Казалось, молодой граф искренне увлечен очаровательной мисс Фицсиммонс. Почтенный адвокат не мог не порадоваться успеху начинания. Девушка действительно оказалась прелестной и к тому же прекрасно образованной. Она наверняка сможет стать замечательной женой Филиппу и заботливой матерью Эмили.

Тамбертон ощущал радостное волнение, предвкушая скорое и благополучное развитие событий.

Элизабет наблюдала за Филиппом Уэссингтоном настолько внимательно, насколько позволяли законы приличия. Молодой человек оказался высок, темноволос и откровенно красив, а к тому же весел и забавен. С легкостью и удовольствием он поддерживал разговор на любую предложенную тему, в полной мере обладал уверенностью в себе и сдержанным спокойствием. Благодаря этим качествам казалось, что одним лишь своим присутствием граф создает в комнате особую, располагающую к приятному общению атмосферу. Несомненно, он обладал богатым светским опытом и прекрасно знал, как завоевать симпатию женщины. Взгляд, который Филипп обращал к Джейн, казался бездонным. Речи собеседницы он слушал с таким вниманием, словно в эти минуты земля на несколько мгновений приостановила свое вечное вращение и окружающий мир переставал существовать. Подумать только! Этот эффектный, неотразимый джентльмен воплотился из той самой стопки бумаги, которую почти силой навязал дочери мистер Фицсиммонс! Больше того – в ближайшем будущем он вполне мог стать ее супругом!

Филипп с полным правом мог назвать себя искусным мастером покорения женских сердец. Даже в давних юношеских воспоминаниях возникали образы красавиц, готовых превзойти самих себя ради возможности доставить удовольствие обходительному лорду. Вся жизнь состояла из непрерывной череды побед и покорений. Молодой граф прекрасно знал, как увлечь даму, умел заставить ее раскрыться. Беседуя с умным и обаятельным джентльменом, избранница ощущала себя интересной, остроумной, желанной и таинственной. Да, действительно, ни один другой мужчина не мог сравниться с ним в тонкой игре обольщения. И вот сейчас Филипп Уэссингтон плел паутину вокруг мисс Джейн Фицсиммонс, отдавая ей всю силу и энергию и с удовольствием наблюдая за результатами.

Внешность новой знакомой превзошла даже самые смелые ожидания. Это же в полной мере можно было сказать и о ее манерах. Если в душе девушки и крылись какие-то сомнения относительно замужества в совершенно ином социальном круге, внешне они никак не проявлялись. Большинство женщин казались подавленными и высоким статусом, и самой личностью графа Роузвуда. К Джейн это совсем не относилось. Эту молодую особу никак нельзя было назвать притворно стеснительной кокеткой, стреляющей глазками из-за томно поднятого веера.

Еще большее удивление и восхищение вызывал тот факт, что такая молодая девушка уже несколько лет по-настоящему работала в семейном бизнесе и, если верить ее собственным словам, занимала вполне ответственное место рядом с отцом. Признание прозвучало гордо и даже несколько вызывающе, словно этим она пыталась выяснить отношение будущего жениха к образу жизни и занятиям невесты.

Уэссингтон втайне восхищался сильными, образованными и энергичными женщинами, предпочитая их общество кругу пустых и никчемных сплетниц, воспитанных в тесных рамках бомонда. И в то же время он не мог не видеть в Джейн тех качеств, которые необходимы для счастливой семейной жизни.

Филипп ненавидел учет, цифры, планирование и подведение итогов, а Джейн с увлечением занималась подобными делами. Она вряд ли смогла бы высидеть целый день за пяльцами в кругу приятельниц; нет, ей требовалось настоящее, живое дело. Граф с огромным удовольствием предоставил бы молодой жене возможность вплотную заняться хозяйством в Роузвуде, тем более что в этом случае сам он вполне мог бы оставаться в Лондоне и вести ту самую разгульную, наполненную пирушками и азартными играми жизнь, к которой так привык.

Разумеется, некоторое время супругам придется проводить вместе, чтобы дать жизнь наследнику. Чем больше граф смотрел на Джейн, чем дольше с ней разговаривал, тем яснее ощущал, что с общением подобного рода проблем не возникнет. Разве могут обмануть зеленые глаза, пухлые губы, чувственная грудь? Одна лишь мысль о возможности ласкать это нежное тело разжигала воображение и возбуждала желание.

Джейн внимательно наблюдала за каждым движением лорда Уэссингтона, старалась не пропустить ни единого слова. Выражение лица графа не представляло особой тайны и ясно показывало, что с каждой минутой мысль о женитьбе казалась все менее неприятной и оскорбительной Джейн не удалось бы вспомнить точно, какие именно слова переломили ситуацию, но зато она могла без сомнения определить тот самый момент, когда граф решил, что союз может оказаться полезным и даже желанным. Еще не осознавая, что именно происходит, Филипп Уэссингтон стремительно шагал навстречу судьбе.

Как и все остальные участники встречи, Джейн тоже ощущала радостное волнение, предвкушая скорое и благополучное развитие событий по собственному сценарию, разработанному в тиши бессонной ночи.

Отведенные для встречи два часа близились к завершению. Тамбертон достал из жилетного кармана золотой «брегет», открыл крышку и с сожалением заметил стремительный бег времени.

– Увы, вынужден предупредить, что наша встреча неумолимо походит к концу. Признаюсь, мисс Фицсиммонс: знакомство с вами доставляет истинное удовольствие.

Адвокат заранее обсудил с Филиппом то предложение, которое должно было прозвучать в случае интереса к развитию отношений, и сейчас мальчик не разочаровал.

– Да, – поддержал он спутника, – признаюсь, беседа оказалась чрезвычайно приятной. Если у вас еще нет иных планов на вечер, то осмелюсь пригласить на ужин. – Филипп с улыбкой перевел взгляд на Элизабет. – Миссис Керью и мистер Тамбертон, разумеется, не откажутся составить нам приятную компанию.

Джейн не могла не радоваться столь стремительному продвижению по намеченному пути.

– Что ж, я вынуждена решать быстро и вовсе не намерена тянуть.

Ответ показался Филиппу хорошим знаком.

– Хотелось бы продолжить беседу и обсудить ваши взгляды и планы на будущее. – Он выдержал выразительную паузу. – И мои тоже. – Еще одна улыбка в сторону Элизабет. – У меня абонирована ложа в театре. Возможно, после ужина дамы пожелают развлечься.

– О, это было бы просто чудесно! – радостно воскликнула миссис Керью. – Только подумай, Джейн, театр! Разве не восхитительно?

– Право, не знаю, Лиз. – Джейн помолчала, наблюдая, как радость на лице подруги сменяется выражением молчаливого вопроса. – Если честно, лорд Уэссингтон, я немного подумала и пришла к выводу, что мы не слишком подходим друг другу.

Услышав эти слова, Филипп выпрямился, немало удивленный тем обстоятельством, что самодовольная купеческая дочка набралась смелости отвергнуть его благосклонное внимание. Но еще больше удивился мистер Тамбертон: глядя на него, можно было подумать, что сию минуту разбилось множество тайных надежд и мечтаний.

– Если позволите, мисс Фицсиммонс, – медленно, тщательно взвешивая каждое слово, заговорил адвокат; он чувствовал исходящие от Филиппа волны раздражения и хотел опередить возможное проявление недовольства. – Смею заметить, что столь ответственное решение лучше было бы принять в результате некоторого спокойного размышления. Возможно, вы могли бы провести сегодняшний вечер наедине с миссис Керью, а продолжение беседы и знакомства состоялось бы завтра.

– Право, не думаю, что дальнейшие размышления принесут ощутимую пользу. – Джейн встала и направилась к буфету. Наполняя вином бокал, словно невзначай взглянула через плечо. – Думаю, милорд, вы не станете возражать, что союз с дочкой торговца ниже графского достоинства. – Джейн слегка наклонилась и в точности повторила выражение одного из вчерашних гостей лорда: – Право, Уэссингтон, насколько же низко вы готовы пасть? Предел все-таки должен существовать. Аристократы не имеют права так портить голубую кровь, женясь на ком попало!

Щеки Филиппа вспыхнули от стыда. Он прекрасно знал, что многие в его кругу считали именно так. Больше того – когда-то он и сам разделял эту точку зрения. Правда, сейчас, после того как крайне неудачный первый опыт существенно охладил чувства к браку вообще, он уже не придавал большого значения тому, кто и на ком женится.

– О, мисс Фицсиммонс, если бы я придерживался подобных принципов, то никак не смог бы оказаться в этой гостиной.

Джейн рассердилась: оказывается, повеса даже не в состоянии узнать точные слова одного из собственных друзей! Вчерашняя встреча в гостиной явно выглядела столь незначительным эпизодом, что граф ее даже не запомнил. Гнев придал голосу новую силу:

– Понимаю, насколько вы разочарованы моим равнодушием к возможному замужеству, особенно если учесть степень вашей заинтересованности размером моего кошелька.

– Джейн, – не выдержав, зашипела Элизабет. – Где твои манеры?

– Манеры? Манеры я оставила дома, в Портсмуте. Сейчас речь идет о куда более важных вещах – о моем выборе и моей жизни. – Снова с яростью взглянув на графа, Джейн ловко сымитировала голоса его приятелей: – Даже в браках по самому горькому расчету иногда приятно наткнуться на хорошенькое личико. – Она дотронулась до собственной щеки.

– Джейн! – не выдержав испытания, почти взвизгнула Элизабет.

Филипп пораженно наблюдал, как спокойная, рафинированная леди, обществом которой он наслаждался на протяжении целых двух часов, внезапно превратилась в неукротимый ураган, безудержную мегеру. Он и представить не мог, чем вызвал подобное перевоплощение. Слова, которые вылетали из недавно столь прелестных губок, казались знакомыми, однако граф никак не мог вспомнить, где и когда их слышал.

Понимая, что и миссис Керью, и мистер Тамбертон напряженно ожидают его реакции на извержение вулкана, лорд Уэссингтон спокойно, ровным голосом произнес:

– Мисс Фицсиммонс, судя по всему, я каким-то образом вызвал ваше чрезвычайное недовольство, однако, право, не могу даже представить, чем именно его спровоцировал. Позвольте заверить, что никогда не планировал ни унижения, ни обиды. Я пришел в этот дом с открытым сердцем и чистым разумом, надеясь выяснить, возможен ли в принципе брак по расчету, однако…

– Неужели, лорд Уэссингтон? Неужели вы в состоянии всерьез думать о браке, когда ваши собственные друзья и подруги распускают грязные слухи обо мне? – Джейн подняла бокал и картинно выплеснула вино в камин; пламя эффектно зашипело. – А теперь немедленно убирайтесь отсюда, пока я совершенно случайно не уронила на вас поднос со сладостями, как сделала вчера с той самой шлюхой, которую вы развлекали в собственной гостиной.

– Вы! – взревел Филипп, вскакивая словно пружина.

– Джейн, о, Джейн, что же ты наделала? – изумленно воскликнула Элизабет.

Не отводя раскаленного взгляда от лица Уэссингтона, Джейн ответила подруге:

– Всего лишь очень удачно решила выяснить, что же в действительности представляет собой этот негодяй. С гордостью признаю, что таким способом избавила себя от жизни, полной унижения и сердечной боли.

В три огромных шага Филипп пересек комнату и, дрожа от гнева, угрожающе навис над Джейн.

– Вы позволили себе ворваться в мой дом…

Джейн не осталась в долгу. Сердито и воинственно сложив руки на груди, она закричала, пытаясь прервать обвинительную тираду:

– Я вовсе не ворвалась! Меня пригласили!

– …без приглашения и представления, – не желая слушать возражений, продолжал граф. – И после этого у вас хватает наглости обижаться из-за того, что пришлось увидеть и услышать?

Тамбертон подошел поближе и положил руку на плечо Филиппа, однако молодой граф возмущенно отстранился.

– Извините нас, Тамбертон, – попросил он тихо. Напряженный голос едва заметно дрожал от ярости.

– Уэссингтон, мне, право, кажется…

Граф резко повернулся к человеку, которому доверял больше всех на свете, и не столько попросил, сколько приказал:

– Уйдите! И возьмите с собой миссис Керью. Наш разговор продлится не дольше нескольких минут.

Джейн обрадовалась возможности остаться наедине с обидчиком. В душе накопилось немало горечи, которую требовалось выплеснуть как можно скорее.

– Да, пожалуйста, мистер Тамбертон, оставьте нас наедине всего лишь на пару минут.

Покраснев от смущения, Элизабет решила вмешаться в рискованную, почти неприличную ситуацию:

– Джейн, милая, тебе ни в коем случае не следует оставаться здесь наедине с графом.

Джейн выглянула из-за могучей фигуры неприятеля:

– Не стоит волноваться насчет вспыльчивости его сиятельства, Лиз. Ведь лорд Уэссингтон не привез сюда ни одну из своих шлюх, а это означает, что никто не ударит меня по лицу. А если ты опасаешься за мою честь, то на этот счет имеются вполне авторитетные свидетельства: его светлость лишает этого немаловажного достоинства только тех молодых служанок, которые сами того хотят.

– Чертово отродье! – Едва не взрываясь от безумной ярости, граф снова повернулся к не ведающей границ фурии.

– Сэр, не смейте ругаться в моем присутствии!

– Вот еще! Я буду говорить так, как считаю нужным!

Разъяренных молодых людей разделяли всего лишь несколько дюймов, и Филипп не мог не восхищаться необычайной выдержкой миниатюрной девочки. Она не собиралась отступать и отчаянно, до безрассудства храбро стояла на своем. Гнев малышки пылал так же ярко, как ею собственный, и каждому слову графа она была готова противопоставить десяток самых несдержанных возражений.

– Тамбертон, немедленно проводи те миссис Керью прочь. – Категоричный приказ был произнесен не терпящим возражений и промедления тоном. Филипп знал, что ни у одного из сопровождающих не хватит силы воли, чтобы ослушаться, а потому просто стоял спиной к выходу – до тех самых пор, пока не услышал удаляющиеся шаги. Наконец дверь захлопнулась. Граф сделал шаг вперед, однако Джейн не только не пошевелилась, но даже и бровью не повела.

Сквозь стиснутые зубы Уэссингтон прошипел:

– Отдаю вам должное как самой дерзкой и нахальной женщине в мире.

– А я отдаю вам должное как самому низкому из мужчин!

– Ха! – с нескрываемым сарказмом в голосе воскликнул Филипп. – Но ведь это вы пробрались на мою вечеринку. И по собственной злой воле оказались в кругу моих друзей! – Ему так хотелось схватить самоуверенную девчонку за плечи и посильнее встряхнуть! – Вы хотя бы отдаете себе отчет, с кем имеете дело?

– А вы, сэр? Я вовсе не принадлежу к кругу тех пустоголовых дурочек, с которыми вы привыкли общаться. И с теми шлюхами, что развлекают вас среди бела дня, у меня тоже нет ни капли общего.

– Не смейте оскорблять дам, которые приходят в мой дом!

– О, разумеется, вы правы, – согласилась Джейн самым снисходительным тоном. – Это занятие я вполне могу оставить вашим слугам. Ведь им прекрасно известно, что представляют собой эти гостьи. Скажите-ка лучше, вы с любовницей славно посмеялись, после того как она едва не набросилась на меня? Не сомневаюсь, развлечение оказалось хоть куда!

– Никто и не думал смеяться. Напротив, я очень расстроился. Что бы вам ни померещилось, мисс Фицсиммонс, на самом деле со слугами в моем доме обращаются весьма достойно.

Джейн не собиралась сдаваться.

– Разумеется! Особенно с теми из девушек, которые приходят девственницами, а уходят, простившись с этим недостатком.

– Да где же вы успели наслушаться этих диких глупостей?

– Отрицаете, милорд? Хотите сказать, что вы не посмеете совратить юное беззащитное создание? – Джейн решительно отвернулась к буфету, делая вид, что переставляет какие-то вещицы. – Убирайтесь отсюда. Не желаю даже видеть вас.

Снова это невозможное высокомерие! Ведет себя так, словно это в ее жилах течет голубая кровь, а он – простой мальчишка.

– Не смейте прогонять меня! – снова закричал граф. Схватив Джейн за руку, он повернул ее лицом к себе. – Последнее слово все равно останется за мной!

– Так говорите же скорее и уходите.

Филипп выпрямился и сразу стал на голову выше противницы. Но та даже глазом не моргнула. Ни капли смущения. Ни грамма уважения и почтения к титулу и древности рода. Полное пренебрежение всем, что представляет собой он, граф Роузвуд.

– Я пришел по доброй воле, чтобы выяснить, возможен ли между нами взаимовыгодный союз. Но теперь прекрасно понимаю, что адвокат ввел меня в весьма печальное заблуждение.

– Прошу, сэр, откройте, каким же образом это случилось? В чем заключается суть заблуждения? – наивно хлопая ресницами, поинтересовалась Джейн.

Милая, очаровательная, слегка насмешливая улыбка – это уж слишком! Настало время ответного удара.

– Мистер Тамбертон сказал, что нашел приятную, порядочную молодую леди из хорошей семьи, которая всерьез думает о браке. Действительность же выглядит очень далекой от его представлений. Увы, вы оказались грубой и крайне неприятной особой, подверженной необъяснимым вспышкам злобы. Отсутствие здравого смысла способно привести вас к самым невероятным, самым непредсказуемым и отчаянным действиям.

Никакой реакции на эти жестокие слова не последовало. Граф решил целиться в главную мишень – в женскую и семейную гордость.

– Ваша семья настолько утратила понятие о чести, что отец позволил дочери впутаться в коммерцию. Никогда в жизни я не смог бы назвать супругой столь низко опустившуюся особу.

– Да, просто ужасно, что я умею хорошо считать и разбираюсь в тонкостях торговли, – саркастически заметила Джейн. – Однако должна признаться, что, покидая Портсмут, оставила семейный бизнес в состоянии полного и несомненного процветания. А чем похвастаетесь вы?

Филипп понимал, что необходимо тотчас выйти из комнаты, иначе дело кончится плохо: он боялся, что не выдержит и ударит обидчицу. Неслыханное нахальство! Совершенно незнакомая женщина, да к тому же вовсе не аристократка, отваживается задавать такие вопросы!

– Пожалуй, я лучше пойду, мисс Фицсиммонс. Вам удалось оскорбить меня, мой титул и мою семью. Брак с вами оказался бы невозможным, даже останься вы единственной и последней женщиной на всем белом свете.

Граф повернулся к двери и, выходя, услышал:

– Вы правы. Я не вышла бы за вас замуж, окажись вы даже единственным и последним мужчиной в мире!

После этого замечания в дверь полетел стакан. Стукнулся и со звоном разбился. Однако лорд Уэссингтон словно и не заметил происшествия. Тамбертон и миссис Керью стояли внизу, возле лестницы, изо всех сил пытаясь расслышать, в чем заключалась суть громкого спора. Адвокат держал шляпу и трость графа. Филипп схватил их и стремительно направился к выходу.

– Пойдемте, сэр! Прочь из этого ужасного дома!

Глава 6

Джейн стояла возле окна, вглядываясь в холодную серую мглу и слушая, как спускается по лестнице пятый, и последний, претендент на ее руку и деньги. Улица казалась совершено пустой: лишь один-единственный смельчак отважился поспорить с погодой и отправиться по неотложным делам.

– Ушли? – шепотом поинтересовалась Джейн, едва Элизабет вернулась, любезно проводив посетителей до входной двери.

– Да, слава Богу.

Чувствуя, что настроение подруги вполне соответствует мраку дня, миссис Керью подошла и встала рядом.

– О чем думаешь?

– О том, что лучше всего сейчас выйти замуж за этого человека с улицы. Он наверняка окажется достойнее всех недоумков, так услужливо подобранных несравненным Тамбертоном.

Джейн негромко рассмеялась, и Элизабет тоже не смогла удержаться от улыбки. А через минуту подруги уже хохотали от души. Чем подробнее они вспоминали встречи двух последних дней, тем искреннее становилось веселье. Джейн отошла от окна и без сил шлепнулась на оттоманку.

– Ой, даже поверить не могу. Не помню, встречала ли я когда-нибудь раньше такого неприятного человека.

– Сам-то мистер Вайли еще ничего, но вот матушка – истинный подарок! Можешь представить жизнь рядом с ней, в одном доме?

Втайне мечтая выпрыгнуть из окна и бежать куда глаза глядят, Джейн лишь молча покачала головой. Два последних дня казались истинной катастрофой!

Все джентльмены, с которыми пришлось встретиться по рекомендации мистера Тамбертона, вызывали лишь отвращение. Бедный мистер Вайли, последний из соискателей, выглядел лишь одной из горошин в неудачном стручке. За исключением Филиппа Уэссингтона ни один из претендентов не мог похвастаться хоть сколько-нибудь привлекательной внешностью, обаянием или приятными манерами. Граф Роузвуд прекрасно умел поддерживать интересный разговор. Лишь он один поинтересовался жизнью в Портсмуте. Для всех остальных женихов личность потенциальной невесты представляла так мало интереса, что никто даже не подумал задать вопрос о том, что ей близко и дорого.

Печальные размышления нарушил мягкий, негромкий голос Элизабет.

– И что же ты собираешься делать, Джейн?

– Ума не приложу. Отец наверняка даже понятия не имел, каких джентльменов подыскал мудрый мистер Тамбертон. Как ты думаешь, что скажет отец, если я привезу одного из этих героев домой, в Портсмут?

– Если честно, то, по-моему, граф Роузвуд должен ему понравиться.

– Не упоминай о графе, Лиз. Одна лишь мысль об этом человеке делает картину еще более мрачной. Надо искать выход.

Папка со сведениями о пяти джентльменах лежала на столике рядом с софой. Джейн взяла ее и принялась рассеянно листать.

– Сам мистер Тамбертон вызывает искреннюю симпатию и, по-моему, производит впечатление очень рассудительного и даже проницательного человека. Ума не приложу, с какой стати почтенный адвокат решил, что кто-то из этих кандидатов имеет шанс завоевать расположение женщины. Можешь представить хоть одну несчастную, которая согласилась бы связать свою судьбу с кем-нибудь из этих болванов?

– Не могу, даже при огромном желании.

– Думаю, надо попробовать поговорить с Тамбертоном. Может быть, он сможет переубедить отца. Попробует объяснить сложность выбора. Попытается договориться об увеличении срока, чтобы поискать кого-нибудь более подходящего.

Элизабет печально улыбнулась.

– Милая, я вчера и так долго с ним шепталась. Адвокат уверял, что инструкции мистера Фицсиммонса не оставляют даже малейшей возможности что-нибудь изменить в принятом плане действий. Никогда и ни за что, ни при каких обстоятельствах данный тебе срок увеличен не будет.

– Ах, Лиз, ну что же мне делать?

– Одна идея у меня все-таки есть.

– И что же это за идея?

– Прекрасно понимаю, как ты сердита на графа, и все же постарайся хоть на минуту забыть о раздражении.

– С какой стати?

– Если не думать о той картине, невольной свидетельницей которой ты стала в доме в Мейфэре, то достоинства этого джентльмена весьма впечатляющи.

– Лиз, ради всего святого! – Джейн покраснела. Однако она ни за что не призналась бы, что румянец порожден странным, неведомым жаром, который захлестывал при одной лишь мысли о графе. Джейн всеми силами стремилась изгнать из души и сердца образ обидчика, однако сделать это почему-то никак не удавалось.

Элизабет заметила румянец и помахала рукой, словно отвергая все возражения.

– Нет-нет, не смущайся, пожалуйста. Он обладает титулом, поместьями, уважением в свете. Только представь себя супругой члена палаты лордов!

– Правильно, – фыркнула Джейн. – Вот только трудно вообразить, что ленивый и распущенный бездельник найдет в себе силы посетить хоть одно заседание.

– Ты согласилась меня выслушать. Тебя интересует то, что я скажу?

– Хорошо, хорошо. Продолжай.

– Ситуация выглядит вот как: если сравнить графа Роузвуда с другими претендентами, то сразу возникает предположение, что мистер Тамбертон намеренно устроил все именно так.

– Что ты хочешь сказать? Думаешь, адвокат специально выбрал четырех откровенно неподходящих кандидатов, чтобы у Уэссингтона не оказалось соперников?

– Подумай сама. – Элизабет принялась расхаживать по комнате. – Разумеется, так оно и есть. Разве не понятно? Хитрец сделал все, что мог, чтобы кандидатура графа выглядела единственным разумным выбором.

– Думаю, ты права. Но ведь Тамбертон – очень известный и почтенный адвокат. Так зачем же ему играть в такие игры?

– Только представь: не приди тебе в голову безумная идея отправиться на разведку, ты бы ничего не узнала об Уэссингтоне заранее и увидела бы его впервые вот в этой гостиной. Неужели в этом случае смог бы возникнуть вопрос о возможности иного решения?

– Разумеется, нет, – без тени сомнения призналась Джейн.

– Вот тебе и ответ. Я абсолютно уверена, что старый сводник действовал с тайным умыслом. – Элизабет присела рядом с подругой. – По какой-то причине мистер Тамбертон очень хотел, чтобы ты выбрала именно графа, и сделал для этого все, что было в его силах.

– Да, наверное, ты права. Ведь он и представить не мог, что я испорчу хитроумный план, проявив самостоятельность и взяв дело в свои руки.

– Конечно. Если честно, адвокат вызывает глубокую симпатию, а его суждения – искреннее доверие. Да и его сочувствие к графу наверняка имеет солидное основание.

– Да, теперь я все понимаю. Хитрый старый лис! – Элизабет крепко сжала руку подруги.

– Джейн, вынуждена признаться, что предлагаю горькое лекарство, и все же… тебе непременно надо поговорить с мистером Тамбертоном, причем не откладывая. Завтра же утром, первым делом. Подробно расспроси о графе. Не стесняйся узнать, почему адвокат оказывает ему очевидное предпочтение и так старается помочь выиграть нелепый конкурс. Возможно, у тебя еще остался шанс.

– Думаешь, граф теперь проявит ко мне хоть каплю интереса? О, Лиз, это просто смешно! Боюсь, я безнадежно проиграла!

– Неизвестно. Вполне вероятно, что обстоятельства Уэссингтона столь же чрезвычайны, как и твои, иначе он просто не появился бы в этой гостиной. – Элизабет придвинулась ближе. – Джейн, с самого детства я люблю тебя, словно родную сестру, и просто не смогу вынести, если такой чудесной девушке придется связать жизнь с одним из тех идиотов, которых притащил сюда Тамбертон. Понятно, что в твоих глазах граф обладает очень серьезными недостатками, но, может быть, он способен искупить их? Тебе просто необходимо выяснить все обстоятельства и узнать, в состоянии ли адвокат исправить положение. Если дорожишь нашей дружбой, то сделай это для меня. Прошу.

Джейн прекрасно понимала, что Лиз, как всегда, права. Обратиться к почтенному джентльмену с просьбой склонить Уэссингтона к новой встрече казалось невыносимо стыдным и унизительным. Однако иного выхода из тупика, судя по всему, просто не было. Секунду помолчав, она внимательно взглянула на подругу:

– Хорошо, Лиз. Утром отправлюсь в адвокатскую контору и поговорю с Тамбертоном.

Грейвз вошел в комнату и увидел, что Филипп стоит перед зеркалом и изо всех сил дергает неумело повязанный галстук. Отношения дворецкого с графом вовсе не походили на те, которые обычно связывают слугу и хозяина. Из-за плачевного финансового состояния Уэссингтон не имел возможности нанять нескольких слуг, а потому Грейвзу приходилось выполнять множество ролей: камердинера, секретаря, привратника, дворецкого.

– Позвольте мне, сэр. – Слуга протянул руку к галстуку. Несколькими ловкими движениями Грейвз привел галстук в образцовый порядок.

– Готово, сэр. Позвольте заметить, что сегодня вы выглядите просто потрясающе.

– Что ты задумал, хитрец? Если надеешься на повышение жалованья, то зря: ответ будет резко отрицательным.

Грейвз усмехнулся.

– Очень печально, сэр, если человек не имеет возможности сделать всего лишь скромное и невинное замечание относительно внешности.

– Еще ни разу в жизни не слышал от тебя ни единого невинного замечания. Так в чем же дело?

– Если позволите, сэр, то просто хотелось узнать, успели ли вы в достаточной степени остыть после вчерашнего неприятного… – Грейвз замолчал, подыскивая слово, способное адекватно описать встречу графа с мисс Джейн Фицсиммонс и не взбесить его снова. – Вчерашнего неприятного инцидента.

– Ах вот как? Значит, теперь это называется «инцидент»? Вчера вечером происшествие называлось катастрофой, а сегодня утром – поражением с какой стати столь заметное изменение оценки?

– Сейчас вы уже в значительной степени успокоились, и я подумал, что пора обсудить дальнейшие действия.

Филипп любил и высоко ценил минуты общения с Грейвзом. С первых же дней появления в доме этого умного человека стало ясно, что дворецкий имеет собственное мнение на все случаи жизни и намерен делиться им с хозяином вне зависимости от того, желает тот слушать или нет. Слуга отличался честностью, преданностью, живостью ума и весьма солидным запасом здравого смысла. Филипп нередко самокритично признавался в отсутствии оного, а потому был чрезвычайно рад узнать суждение Грейвза. Этот человек без труда находил единственно верное решение всех сложных и запутанных вопросов.

– Так что же мне делать дальше?

– Ну, мы обсуждали разнообразные возможности…

– Мы? Гром небесный, только совета слуг мне и не хватает! Понятно, что все вы любите посплетничать, но разве тебе никто до сих пор не объяснил, что выносить общее мнение из кухни не стоит?

– Право, сэр, кто сможет понять вас лучше, чем кухарка и те несколько человек, которые знают вашу светлость с раннего детства? Они всегда дадут единственно верный совет. Другое дело, понравится ли он вашей светлости или нет…

– Ну, ты мог бы немного подыграть мне и притвориться, что идея принадлежит тебе одному, а не рассказывать так откровенно и безжалостно, что я в очередной раз оказался предметом обсуждения. – Граф шутливо покачал головой. – Но все же очень интересно, к какому мудрому решению пришел кухонный совет?

– Вам непременно следует поговорить с мистером Тамбертоном и попросить его передать мисс Фицсиммонс самые искренние извинения. Необходимо получить возможность снова встретиться с этой достойной молодой леди.

Ни разу в жизни графу не доводилось совершать столь неприятных визитов и окунаться в такой бурный поток оскорблений и обвинений, а потому меньше всего он планировал новую встречу с непредсказуемой особой. Однако неожиданный вывод преданных домочадцев показался весьма интересным и даже вызвал острое любопытство.

– И в чем же, по-вашему, должна заключаться цель этой встречи?

– В том, чтобы возобновить переговоры о возможности брака и кухарка, и я просто влюбились в эту молодую особу.

Филипп выразительно поднял брови.

– Поскольку именно ты впустил в дом взбалмошную девчонку, даже не проверив, есть ли у нее рекомендация агентства, не стоило бы делать столь категоричных заявлений.

– Но она просто восхитительна. Мила, хороша, сообразительна и прекрасно воспитана.

– Не забудь о богатстве.

– Помню. Разумеется, возможны и более блестящие варианты но, к сожалению, нельзя исключать и куда более неудачные.

Грейвз выразительно взглянул в сторону кровати, на спинке которой все еще небрежно висел розовый шелковый пеньюар Маргарет, не желая вступать в препирательства по поводу любовницы, Филипп предпочел пропустить замечание мимо ушей.

– Итак, вы все дружно хотите женить меня на мисс Фицсиммонс? Но позвольте спросить, как должно выглядеть продолжение отношений после вчерашнего фиаско?

– Начать необходимо с цветов, причем в огромных количествах. Ну и, разумеется, непременно поможет какой-нибудь изящный презент. Нечто простое, но элегантное Вы же опытный дамский угодник. Уверен, что сможете придумать что-нибудь оригинальное.

– И какова же цель всех этих приношений?

– Показать, насколько вы сожалеете о печальном недоразумении.

Филипп направился к двери.

– В твоем плане есть одна небольшая неувязка.

– Какая же именно, милорд?

– Дело в том, что я нисколько не сожалею. Просто ни капли. Джейн Фицсиммонс – ненормальная, сумасшедшая женщина. Я уже однажды был женат на такой и ни за что не суну голову в петлю во второй раз. Единственный положительный результат вчерашней встречи заключается в том, что я выяснил правду и сделал соответствующие выводы.

– Так что же, не существует ни малейшего шанса на примирение?

Дворецкий выглядел до такой степени огорченным, что Филипп готов был пожалеть о том, что разбивает последнюю надежду.

– Прости, Грейвз, но шансы действительно равны нулю. – С этими словами он открыл дверь и вышел на крыльцо. Стоял отвратительный, отчаянно холодный и дождливый вечер.

– Плащ? – предложил Грейвз, прежде чем хозяин успел подумать о существовании теплой одежды.

Филипп улыбнулся. Появление в доме незаменимого Грейвза оказалось единственной удачей за несколько последних лет.

– Скорее всего вернусь очень поздно. Не жди меня. Приятного вечера, Грейвз.

– И вам того же, милорд.

Вызванный дворецким наемный экипаж ждал у ворот. Филипп отдал вознице несколько еще остававшихся в кармане монеток, без посторонней помощи поднялся на сиденье и с удовольствием откинулся на мягкие подушки. Через несколько часов предстояла встреча с Маргарет. Хотя красотка и провела ночь в его постели, после неприятного случая в гостиной отношения все еще оставались напряженными. Разумеется, любовница пришла в неописуемый восторг, узнав, что неуклюжая служанка и мисс Фицсиммонс оказались одним и тем же лицом.

Честно говоря, графу вовсе не хотелось встречаться ни с самой Маргарет, ни с ее развязными приятелями. Однако приглашение на ужин было принято уже несколько недель назад, так что избежать визита без нежелательных разговоров оказалось просто невозможно. Но ведь именно пересуды и страшили больше всего, будь то сплетни о финансовой несостоятельности, об отношениях с Маргарет или о том направлении, в котором эти отношения развивались.

Для поднятия духа граф намеревался провести пару часов в клубе. Несколько бокалов вина и партия в карты со старыми знакомыми наверняка смогут успокоить расшатанные нервы.

Войдя в клуб, Филипп отдал привратнику плащ и трость. Сквозь анфиладу переполненных посетителями комнат направился в самую дальнюю – туда, где стояли карточные столы. По пути пришлось несколько раз остановиться, чтобы поговорить со знакомыми или пропустить стаканчик с приятелями. Ощущая себя бессовестным вымогателем, граф в то же время не мог не радоваться угощению: каждый предложенный дружеский тост означал прямую экономию – ведь его не приходилось записывать на непомерно раздутый счет.

Каждый постоянный член клуба мог выбирать азартную игру по собственному вкусу. Филипп предпочел кости и направился к свободному месту за столом, откуда ему уже призывно махали. Пройдя через большую комнату, граф присоединился к разгоряченным игрокам, которые явно провели в пылу азарта уже не один час.

Усевшись, Уэссингтон жестом попросил билет, необходимый для того, чтобы провести вечер в кредит и получить возможность играть. Жест казался безукоризненно отточенным, ведь на протяжении целого десятилетия Филипп повторял его почти ежедневно. Слуга не спешил подходить, и Уэссингтон ощутил резкий укол самолюбия и раздражения. Он уже собрался встать и отправиться на поиски лентяя, однако в этот самый момент рядом возник посыльный.

– Прошу прощения, лорд Уэссингтон, но мистер Стивене хотел бы поговорить с вами без свидетелей.

Стивене владел клубом, причем заведение перешло к нему по наследству от отца и деда. Хозяин всегда необычайно вежливо разговаривал с клиентами, однако у Филиппа сложилось стойкое впечатление, что в действительности представители светского общества не вызывали у него ни малейшего интереса, а тем более уважения. Поскольку сам граф тоже нисколько не интересовался бомондом, подобное отношение в некоторой степени сближало.

Владелец нередко приглашал посетителей в свои частные апартаменты. Филиппу уже не раз приходилось там бывать, а потому он не заметил в случившемся ничего из ряда вон выходящего и спокойно направился вслед за лакеем.

– Уэссингтон. – Стивене приветствовал вошедшего наклоном головы, а потом обратился к слуге: – Закройте, пожалуйста, дверь. Не хочу, чтобы нашу беседу прерывали.

Слуга бесшумно исчез.

– Какой сюрприз вы приготовили мне сегодня? – игриво поинтересовался граф.

– Ничего особенного.

Стивене, молодой человек, почти ровесник Филиппа, был хорош собой. Этот голубоглазый блондин обладал внешностью, которую точнее всего можно было бы определить как слегка потрепанную. По какой-то непонятной причине налет бурного жизненного опыта действовал на дам неотразимо.

– Просто желательно поговорить еще до того, как вы начали играть. Возникли некоторые немаловажные обстоятельства.

Филипп мгновенно насторожился. Обычно темы для обсуждения в этой комнате ограничивались новыми развлечениями, которые можно было придумать, чтобы развеять собственную скуку и скуку товарищей.

– И что же это за обстоятельства? – с подозрением уточнил граф.

– В отличие от других клубов в моем заведении существуют определенные границы кредита для клиентов. Я установил их, чтобы внезапно не оказаться виновным в тот печальный момент, когда семью должника будут выкидывать на улицу.

– Мне это известно, и должен признаться, подобная принципиальность вызывает искреннее восхищение. Но при чем же здесь я?

– При том, что вы давно и очень серьезно превысили установленный лимит.

Внезапный гнев Филиппа мог сравниться лишь с его смущением. Однако прекрасное воспитание и гордость не позволили устроить скандал.

– И каковы ваши предложения? – поинтересовался он самым сдержанным и аристократическим тоном.

– Прошу прощения, Уэссингтон. Даже, несмотря на давнее знакомство, углублять вашу несостоятельность не представляется возможным.

– То есть вы хотите сказать, что лишаете меня членства в клубе?

– Правильнее будет сказать, что вас здесь больше не ждут и обслуживать не собираются. Ни еды, ни напитков, ни игр. Даже в качестве гостя кого-то из джентльменов.

Граф Роузвуд смерил Стивенса пристальным, несколько презрительным взглядом. Увы, наглец даже не стыдился собственного тона в разговоре с потомственным пэром королевства. Поистине бедность умеет уравнивать людей в правах.

Лорд встал.

– Наглый щенок! Мой дед был почетным членом этого клуба, а отец заседал в его совете.

– Знаю, Уэссингтон. Кроме того, оба всегда вели себя исключительно достойно и исправно оплачивали счета. Причем полностью и вовремя.

– Вы за это поплатитесь, помяните мое слово. – Едва произнеся опрометчивую фразу, Филипп сразу пожалел о том, что сказал. Не имея денег, он не обладал ни силой, ни властью, в то время как Стивене царствовал в одном из самых престижных и популярных клубов города.

– Пустая угроза, Уэссингтон. Вы ничего не сможете предпринять хотя бы потому, что в таком случае будете вынуждены объяснить, с какой стати вас попросили покинуть заведение. Готов обещать, что сохраню неприятный разговор в секрете. А если кто-нибудь из постоянных посетителей начнет интересоваться, почему вы больше не приходите, я постараюсь избавить вас от неловкости и просто отвечу, что не заметил отсутствия и ничего не знаю о его причинах. – Стивене тоже встал: смотреть на графа снизу вверх не хотелось. – Понимаю, что поверить мне вы все равно не сможете, но все-таки скажу, что делаю это для вашего же блага. Когда появятся средства, чтобы заплатить, возвращайтесь – добро пожаловать! С удовольствием снова увижу вас среди постоянных посетителей. Но до тех пор двери для вас будут закрыты.

Жалкий ублюдок! Грубые слова едва не вырвались сквозь плотно стиснутые зубы, но граф все-таки сумел сдержаться и не проявить слабости. Лишь резко повернулся и, не произнося ни слова, вышел из комнаты.

Привратник уже держал наготове вещи. Филипп молча накинул плащ. Ни в коем случае нельзя позволить окружающим догадаться о случившемся. Ведь сплетен и пересудов не избежать.

В самом мрачном расположении духа Уэссингтон вышел в темноту позднего ненастного вечера, втайне надеясь встретить кого-нибудь из знакомых. Тогда можно будет притвориться, что сел в экипаж просто так, за компанию, и проехать за чужой счет. Но, увы, следом так никто и не вышел, а стоять на крыльце, подобно нищему, не позволяла гордость.

По оживленной улице фешенебельного квартала быстро проносились многочисленные экипажи, развозя всех, кто стремился приятно провести вечер. Однако Филипп Уэссингтон, восьмой граф Роузвуд, шестой граф Рейвенвуд, пятый барон Эббисфорд растерянно и униженно стоял у негостеприимного подъезда того самого клуба, который еще совсем недавно считал своим. Карманы оказались совершенно пусты, нигде не завалялось ни единой монетки. Надвинув шляпу как можно глубже, чтобы никто из встречных не смог рассмотреть лица, обиженный и непонятый, развенчанный герой пустился в долгий, одинокий и безрадостный путь к дому.

Глава 7

Филипп и сам не смог бы объяснить, какой неведомый поворот судьбы привел его к подъезду небольшого особняка, в котором остановились мисс Фицсиммонс и миссис Керью. Обреченно покинув клуб, граф направился прямиком в сторону собственного дома, однако разум пребывал в таком смятении, что, неожиданно для себя самого пропустив нужный поворот, он продолжал идти прямо. На нескромный вопрос кого-либо из любопытных знакомых Уэссингтон ответил бы, что в этот сырой и туманный вечер просто решил прогуляться. Однако на самом деле граф твердо знал, куда именно держит путь.

До сих пор ему каким-то образом удавалось хранить в секрете масштаб собственных финансовых затруднений. Но сегодняшнее отлучение от клуба означало, что поток разговоров, сплетен и осуждений остановить уже не удастся. Стивенсу можно было доверять. Дав слово, этот человек ни за что его не нарушит. Однако всеведущие слуги, разумеется, не удержатся от пересудов и разнесут новость по всему Лондону. Сплетня начнет распространяться, обрастая пикантными подробностями, уже через пару дней весь бомонд будет знать, что лорда Уэссингтона выгнали из клуба за финансовую несостоятельностью. Понимая ненадежность тех, кто составлял так называемое высшее общество, граф предвидел нескончаемую цепочку разорванных отношений, унизительных ухмылок, оскорбительных перешептываний и даже откровенного, не прикрытого показной вежливостью выражения презрения. Чем закончится печальный спектакль, ведомо одному лишь Богу.

Перед внутренним взором неожиданно возникло лицо Джейн Фицсиммонс. Граф представил ее такой, какой увидел вчера: вот она стоит в гостиной арендованного дома, отвечая на слово словом, на крик криком, на оскорбление оскорблением. Руки воинственно сложены, щеки пылают от гнева, грудь высоко вздымается от безмерного волнения. Развязные друзья графа нещадно ранили, оскорбили молодую леди. В глубине души он и сам немало сожалел о том, что предстал в крайне неприглядном свете и позволил приятелям так безобразно вести себя в гостиной.

Уэссингтон протянул было руку, чтобы открыть узорчатую литую калитку, но в этот момент дверь парадного распахнулась. Филипп сделал еще несколько шагов и, оказавшись в тени, остановился, чтобы понаблюдать за происходящим. Мисс Фицсиммонс стояла возле двери с лампой в руке и провожала миссис Керью и еще двух знакомых. Джейн подождала, пока дамы сядут в экипаж и уедут, а потом вернулась в дом и заперла за собой дверь.

Филипп долго стоял в нерешительности, размышляя, что же предпринять. Мисс Фицсиммонс осталась одна – возможно, даже без горничной, так что трудно было представить более удобный для откровенного разговора случай. Через пару минут на втором этаже зажегся свет – может быть, в той самой гостиной, где вчера состоялась столь неудачная встреча.

Не позволив себе ни секунды промедления, Филипп снова подошел к калитке, бесшумно поднял щеколду и приблизился к крыльцу. Он вовсе не был уверен, что в столь поздний час ему откроют. А если и откроют, то вряд ли впустят в дом. В густой тьме граф медленно повернул ручку. Удивительно, но она с легкостью поддалась. Дверь тут же открылась. После отъезда подруг Джейн даже не сочла нужным ее запереть.

– Глупая деревенская девчонка, – осуждающе прошептал лорд Уэссингтон и шагнул в сумрак прихожей. Если этот вечер не принесет результатов, то, по крайней мере, графу удастся объяснить неосторожной особе некоторые из опасностей городской жизни.

Филипп остановился, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Как он и подозревал, в доме стояла тишина; из комнат, где, как правило, помещались слуги, не доносилось ни единого звука. Возможно, в арендованном особняке их просто не было, а может быть, все уже легли спать. На втором этаже, под дверью гостиной, теплилась полоска света. Скинув плащ, сняв мокрую шляпу и перчатки, граф положил их на маленький столик у входа и начал подниматься по лестнице. Все камины в доме, судя по всему, уже погасли, и вечер явно не сулил тепла.

На площадке второго этажа Филипп помедлил, напряженно прислушиваясь. Стояла полная тишина. Уэссингтон осторожно приоткрыл дверь гостиной. Небольшая комната освещалась одной-единственной лампой, а в старинном камине уютно горел огонь, даря тепло и покой. Мисс Фицсиммонс стояла у окна, глядя в сумрак холодной дождливой ночи и глубоко погрузившись в собственные мысли.

Зато время, пока граф медлил у калитки, размышляя о дальнейших действиях, Джейн успела переодеться: сейчас она была уже не в вечернем платье, а в домашнем халатике. Длинное одеяние простого покроя, туго перехваченное в талии узким пояском, подчеркивало изящество, почти невесомость тонкой девичьей фигуры, миниатюрность талии и плавный изгиб бедер. На ногах вместо атласных туфелек красовались толстые носки из мягкой шерсти. Длинные каштановые волосы пышной волной спускались вдоль спины, касаясь поясницы. Пламя камина окрашивало их в золотисто-красные тона. Неяркий свет лампы позволял рассмотреть чистую линию профиля, задумчиво нахмуренный лоб, сосредоточенно сжатые губы. Джейн выглядела невинно прелестной и такой одинокой, беззащитной и слабой, что Филипп едва не бросился через всю комнату, чтобы заключить ее в объятия.

Боясь испугать ее своим неожиданным появлением, граф переступил порог и остановился – так, чтобы, едва обернувшись, Джейн сразу его заметила.

– Если бы у меня в кармане завалялась хоть одна монетка, то я непременно сказал бы: «Пенни за ваши мысли». – С этими словами граф поднял руки в миролюбивом жесте, ладонями вверх. – Но поскольку денег нет, то лучше промолчать.

– Лорд Уэссингтон!

– Добрый вечер, мисс Фицсиммонс.

– Добрый вечер.

Странно, но неожиданное появление графа Роузвуда ничуть не удивило Джейн. На протяжении нескольких последних часов она так напряженно думала об этом человеке, что словно материализовала его подобно фокуснику.

В зыбких отсветах камина Филипп выглядел темным и опасным. Приглаженные ладонью, мокрые от дождя волосы спускались до плеч, но несколько непослушных прядей все-таки падали на лоб и закрывали глаза. Несмотря на безупречно выбритую, гладкую кожу, лицо казалось резко очерченным, даже угловатым. Плащ промок, и даже рубашка намокла. Тонкая ткань плотно облегала плечи и грудь. В маленькой комнате высокая, статная фигура выглядела слишком громоздкой.

Граф был без галстука. Несколько верхних пуговиц рубашки оказались расстегнуты, а рукава завернуты – почти так же, как в день злополучного визита в его особняк. Глазам открывалась живописная картина: руки и грудь, покрытые зарослями темных волос. Джейн неожиданно ощутила странное, доселе неведомое желание прикоснуться к ним ладонью – настолько острое, что кончики пальцев охватил легкий зуд. Пытаясь отогнать опасные мысли, Джейн тряхнула головой. Да, этот человек действительно был наделен невероятной, безмерной, даже излишней красотой и неодолимой мужской привлекательностью. Больше того, он прекрасно сознавал собственную силу.

– Позволите присоединиться? – скромно попросил разрешения Филипп, кивая в сторону камина. – В коридоре ужасно холодно. Если я не закрою дверь, то выпущу все тепло.

Понимая, что незваный гость разглядывает ее так же пристально, как и она его, Джейн старательно запахнула на груди отвороты халата, пытаясь спрятать ночную рубашку.

– Вам не следовало появляться, сэр. Я не одета. Это просто неприлично.

Уэссингтон улыбнулся и сделал еще один шаг, плотно закрывая за собой дверь.

– В доме никого нет, так что никто не узнает о позднем визите. Если, конечно, вы не расскажете. А уж я сумею сохранить тайну, не сомневайтесь.

– Миссис Керью может вернуться в любой момент.

– Я стоял на улице и видел, как она уезжала.

– О… – Джейн не привыкла появляться перед мужчиной в столь свободном наряде. Даже родной отец ни разу не видел ее без туфель, и вдруг совершенно неожиданно она предстала перед чужим человеком едва одетой и в этих огромных, бесформенных носках!

– И все же, несмотря на то, что подруги нет дома, я не могу позволить вам здесь остаться. Это в высшей степени неприлично.

– Но я промок до нитки. Неужели у вас хватит жестокости безжалостно вышвырнуть беднягу обратно под дождь, даже не дав согреться?

– Разумеется, не хватит. Горничной сейчас нет, но я сама приготовлю чай. Думаю, отказываться вы не будете.

– Спасибо, не стоит хлопотать. Просто позвольте немного постоять у огня и погреться.

– Как пожелаете.

Граф подошел к камину и, чтобы не упустить ни искры живительного тепла, раскрыл ладони навстречу огню. На фоне языков пламени этот прекрасный экземпляр сильной половины человечества выглядел еще красивее. Насколько разительно Филипп отличался от светловолосого голубоглазого Грегори! Зять всегда казался Джейн очень красивым, но если уж природа и не поскупилась на красоту, то щедрость осенила ее в тот самый момент, когда она отмеряла порцию, предназначенную графу Роузвуду.

– Что гонит человека на улицу в такую непогоду? Разве в детстве матушка не говорила вам, что так можно очень серьезно простудиться?

Граф взглянул на собеседницу через плечо:

– Если честно, то у нее просто не было возможности это сказать. Мама умерла, когда я был еще совсем маленьким – настолько маленьким, что почти ее не помню. А ваша матушка? Она предупреждала вас?

– Вполне вероятно. Но я не помню. К сожалению, я тоже потеряла ее в раннем детстве.

Молодые люди долго смотрели друг на друга в полном молчании. Они впервые затронули такую личную тему, бесконечно близкую душе каждого. Волны живой энергии наполнили не только комнату, но, казалось, и весь дом. Джейн первой нарушила глубокую тишину: подошла к буфету и открыла дверцу.

– Самая не пью ничего крепче красного вина. – Мисс Фицсиммонс наполнила бокал янтарной жидкостью. – Но, судя по всему, это французский коньяк. Он поможет согреться.

Джейн протянула бокал, и граф благодарно принял его. На какую-то долю мгновения пальцы соприкоснулись. Рука Филиппа оказалась холодной, а рука Джейн – теплой и ласковой. Каждый ощутил странное, острое желание сжать руку другого: он – чтобы попросить хоть каплю тепла; она – чтобы с готовностью им поделиться.

Граф залпом опустошил бокал и жестом попросил, чтобы Джейн снова его наполнила. На сей раз Филипп пил не спеша, смакуя каждый глоток.

– Спасибо. Действительно очень помогает.

Не выдержав пристального взгляда гостя, Джейн подошла к окну и остановилась возле широкого подоконника. Уэссингтон последовал за ней. Опершись одной рукой о стену, а другой все еще сжимая бокал, Филипп внимательно оглядел темную, почти пустую улицу.

– Когда я вошел в комнату, вы стояли в глубокой задумчивости. Что так занимало ваши мысли?

Джейн на мгновение замешкалась. Хотела солгать, но тут же осознала необходимость говорить искренне.

– Я думала о вас.

– И что же, позвольте узнать, вы обо мне думали?

– Пыталась решить, что именно скажу, если сумею убедить мистера Тамбертона организовать еще одну встречу.

– И к какому же выводу пришли? Что сочли нужным сказать в первую очередь?

Джейн помедлила, глядя в пол так внимательно, словно пыталась прочитать ответ.

– О, прежде всего, наверное, следовало бы попросить прощения за все неприятные и даже грубые слова, которые вырвались сами собой, просто от обиды. О вашей семье, о доме и друзьях.

– Вы сожалеете?

Джейн неопределенно пожала плечами, и губы изогнулись в едва заметной улыбке.

– Не могу сказать, что глубоко сожалею, однако считаю необходимым извиниться.

Филипп усмехнулся.

– Интересный взгляд на ситуацию, мисс Фицсиммонс. А что еще вы сказали бы, если бы Тамбертон согласился устроить новую встречу?

– Наверное, начала бы унижаться перед вами.

– Не представляю, что это получилось бы.

– И я тоже. Потому и хотела начать тренироваться.

– Уязвленная гордость – горькое лекарство, не так ли?

– Очень горькое. И я ненавижу его принимать.

Граф снова коротко рассмеялся, и от этого негромкого, не слишком радостного смеха в душе Джейн что-то оборвалось.

– А если бы вы, милорд, пришли на ту предполагаемую встречу? Какие слова показались бы вам своевременными?

– Думаю, прежде всего слова раскаяния. В том, что вам пришлось увидеть в моем доме, и в том, как там с вами обошлись.

– Так вы сожалеете обо всем, что случилось?

– Если честно, то да. Мне очень и очень жаль. – Филипп отвернулся от окна и в упор взглянул на Джейн. В полумраке комнаты его и без того темные глаза казались бездонными и полными чувства. – Надеюсь, вы согласитесь принять самые искренние извинения.

– Конечно, сэр. Благодарю. В свою очередь, надеюсь, что вы примете мои. Во-первых, за то, что явилась без приглашения, а во-вторых, за поведение, недостойное настоящей леди. Простите, пожалуйста.

– С удовольствием. – Филипп проглотил последнюю каплю крепкого, обжигающего напитка и поставил пустой бокал на широкий подоконник. Прислонившись плечом к стене, граф привычным жестом сложил руки на груди.

– Но ведь вы до сих пор не объяснили, с какой целью оказались в моем доме.

– Почему-то показалось, что поступить следует именно так. От меня требуют принятия крайне ответственного решения, причем в исключительно короткие сроки. Я не хотела делать выводы на основании лишь тех коротких встреч, которые организовал для меня мистер Тамбертон. Предпочла провести собственное расследование. Тогда мне казалось, что оно многое прояснит, но…

– Но все обернулось иначе.

– Позвольте заметить, что в дома других джентльменов я не заходила.

– А как прошли другие встречи? – Почему-то у Филиппа не возникло сомнений в том, что ничего хорошего из этих встреч не получилось.

– Если честно, то очень плохо. Вот почему завтра утром мне предстоит еще одна беседа с мистером Тамбертоном. Элизабет считает адвоката весьма достойным человеком. Соответственно если он расположен к вам, значит, вы должны обладать какими-то вескими достоинствами, с лихвой искупающими недостатки. Вот я и собиралась узнать, в чем же конкретно эти достоинства заключаются.

Джейн чувствовала себя неловко и неуютно: граф стоял слишком близко, смотрел слишком пристально, словно пытаясь заглянуть в душу и прочитать самые сокровенные помыслы. Джейн отвернулась к тускло мерцающему в камине огню.

– Как вы считаете, что ответит на мой вопрос мистер Тамбертон?

– О, думаю, начнет плести витиеватую паутину, рассуждая о моем благородном сердце и высоких моральных устоях, которые в силу жизненных обстоятельств оказались погребенными в глубине души.

– Но окажутся ли эти слова правдой? Вы действительно человек с благородным сердцем и высокими моральными устоями?

Филипп не спешил с ответом, явно раздумывая, не приукрасить ли реальность, но в итоге решил, что необходимо говорить чистую правду.

– Нет, к сожалению, должен признаться, что это не совсем так.

Неожиданная искренность немало удивила Джейн. Она подняла глаза, надеясь встретить глубокий печальный взгляд, но в глазах графа мерцали лукавые огоньки.

– Так готовы ли вы похвастаться положительными качествами?

Обдумывая ответ на озадачивающий прямотой вопрос, Филипп провел рукой по все еще влажным волосам, а потом присел на подоконник.

– Боюсь, мне не удастся придумать ничего существенного. Признание могло бы показаться забавным, не будь оно слишком откровенным и близким к истине.

– Уверена, что вы слишком суровы к себе. Наверняка можно обнаружить хоть искру благих намерений.

– Сомневаюсь. К сожалению, во время нашей неудачной встречи вы оказались совершенно правы. Я настоящий негодяй и хам. Пью без меры, без меры предаюсь азартным играм и чрезвычайно склонен к распутству. За всю свою жизнь ни дня не провел в труде. Не имею ни увлечений, ни серьезных интересов. Судьбе было угодно сделать меня единственным сыном титулованного семейства. Должен сказать, что во всем, что подразумевает благородное происхождение и высокое положение в свете, я преуспел. Стремлюсь получить все доступные и даже недоступные выгоды.

– То есть можно считать вас в некотором роде избалованным?

– Думаю, что даже не в некотором роде.

Сейчас лицо графа осветилось открытой улыбкой, и в суровую самооценку верилось с трудом. Ни разу в жизни Джейн еще не доводилось разговаривать с мужчиной так искренне.

– И смысл каждого дня вашей жизни состоит в постоянных развлечениях?

Даже не взглянув на собеседника, Джейн почувствовала, как энергично он кивнул. Молодые люди продолжали смотреть в пламя камина, однако Филипп усмехнулся. В его глазах снова сверкнула лукавая искра.

– Должен признать, что, будь в моем распоряжении достаточно денег, я сумел бы сделать собственную жизнь куда лучше интереснее. Чертовски сложно наслаждаться, едва сводя концы с концами. Ума не приложу, как решить проблему.

– А почему вы ходите пешком в такую ужасную погоду?

– Да все потому же. Последний из семейных экипажей недавно конфисковали кредиторы, а в кармане не найдется даже пенса, чтобы нанять кеб.

В душе Джейн боролись противоречивые чувства, однако самым сильным из них оказалась жалость к плачевному состоянию этого красивого и необычного человека. Легко ли гордому, независимому, привыкшему к известности и почестям графу утратить все свое состояние и оказаться униженным, едва ли не отверженным тем самым обществом, которое еще недавно видело в нем кумира? Его мир отклонялся от привычной оси столь же стремительно, как и ее собственный.

– У меня в ридикюле лежат кое-какие деньги. Уходя, напомните, чтобы я отдала их вам.

– Право, неудобно принимать столь откровенную помощь.

– Но для меня она вовсе не обременительна, поверьте. Куда больнее представлять, как одиноко и уныло вы шагаете по темным дождливым улицам.

Филипп вздохнул.

– Я жалок, правда?

– Вовсе нет. Просто сейчас у вас тяжелая полоса в жизни, и это вызывает сочувствие.

Граф покачал головой.

– Не сочувствуйте. Я сам во всем виноват и сам навлек все неприятности. – С этими словами Филипп взял Джейн за руку.

Неожиданно дружеское, интимное прикосновение заставило Джейн взглянуть в глаза собеседнику. Снова мелькнула отрезвляющая мысль об излишней близости. Джейн, конечно, не могла не осознавать некоторой неловкости и даже неуместности ситуации. Вот только почему-то сердце не соглашалось с разумом и решительно отказывалось признавать эту самую неловкость. Казалось вполне естественным сидеть рядышком на широком подоконнике, по-дружески держась за руки и ведя искреннюю беседу.

– Думаю, в наших судьбах немало сходства. Я тоже сама навлекла на собственную голову массу неприятностей.

– И в чем же заключаются эти неприятности?

– Да в том, что пришлось приехать в Лондон и заняться поисками мужа.

– И что же, замужество кажется вам ужасной проблемой?

– Видите ли, я как-то не планировала подобного поворота судьбы.

– Сейчас? Или вообще?

– Разумеется, в настоящее время. А впрочем, может быть, и вообще. Не знаю. Не могу сказать.

Филипп слегка придвинулся и взглянул на собеседницу. Джейн хотела отвернуться, однако они сидели почти вплотную и каждое движение делало их еще ближе.

– Можно, я буду называть вас Джейн?

Вопрос прозвучал совершенно неожиданно, а имя так прокатилось по губам, что Джейн едва не вздрогнула. Звук оказался нежным, чувственным. До этого еще никто не произносил короткое слово «Джейн» так выразительно и красиво. Конечно, правила приличия запрещали подобное обращение как чересчур фамильярное и не следовало допускать излишнюю вольность, но все же…

– Думаю… думаю, это вполне возможно.

– Джейн, вы так хороши собой, так прекрасно воспитаны. Наверняка дома, в Портсмуте, немало джентльменов искали вашей благосклонности. Так почему же до сих пор никто так и не смог получить согласия?

– Отец был настолько добр, что никогда не навязывал решение. В результате я, не раздумывая, отвергла несколько предложений.

– Почему же?

– Очень дорожила работой на верфи и опасалась, что будущий муж заставит ее бросить.

Джейн не добавила, что все без исключения молодые люди, просившие ее руки, казались слишком банальными, скучными и пресными. Ни один не заставил трепетать сердце, не зажег воображение. Джейн часто повторяла себе: если уж ей суждено выйти замуж, то необходимо сделать это лучше, ярче, чем удалось большинству подруг. Элизабет со своим нудным, внушающим тоску мужем являла яркий пример. Одна лишь мысль о столь бесцветном существовании навевала зевоту. Нет, такое замужество способно свести с ума. Лучше всю жизнь оставаться в одиночестве, но на свободе.

– В таком случае объясните, пожалуйста, почему понимающий, терпеливый отец внезапно заторопился?

– Ах, это… – Джейн на мгновение задумалась. Что можно рассказать, не вдаваясь в излишние подробности? С одной стороны, о любви к Грегори графу знать вовсе не обязательно. Но если Уэссингтон размышляет о возможности брака, то она просто обязана представить сколько-нибудь логичное объяснение нынешней напряженной ситуации. Джейн решила выбрать золотую середину и открыть далеко не всю правду, а лишь некоторую ее часть.

– Видите ли, я немного увлеклась одним молодым человеком, и отец решил, что мы не слишком подходим друг другу.

– О, разумеется, я понимаю. – Филипп задумался, кем именно мог оказаться этот парень. Моряком? Может быть, одним из корабельных плотников на верфи? – И вы готовы так покорно подчиниться отцовской воле?

– Это мой отец, и он приказал, так что особого выбора у меня нет. Но я делаю это и по собственным соображениям. – Джейн было просто необходимо узнать реакцию собеседника на свои дальнейшие слова. – Дело в том, что отец разрешит мне вернуться в семейный бизнес не раньше чем через полгода после свадьбы. Только тогда я смогу возобновить работу.

– Работа очень важна для вас?

– Да. Больше того, я ни за что не смогла бы связать судьбу с человеком, не способным понять, как много она для меня значит.

По лицу Филиппа промелькнула неуловимая улыбка. Если им все-таки суждено пожениться, то он ни за что не позволит молодой супруге вернуться в Портсмут. Если девочке так уж необходимо заниматься чем-то серьезным и значительным, то он готов немедленно предоставить ей массу важных и неотложных дел в обширных поместьях Уэссингтонов. О семейном бизнесе она даже и не вспомнит.

– Да, я прекрасно понимаю, как важно для вас серьезное и интересное дело. Просто нечестно было бы лишать человека того, что так ему дорого.

Ложь возникла без малейшего напряжения, словно сама собой, и граф ничуть не раскаялся. Обстоятельства складывались значительно благоприятнее, чем можно было рассчитывать.

Глава 8

Джейн опустила глаза и посмотрела на соединенные в крепком пожатии руки. Большой палец графа начал не спеша выводить круги на ее ладони. Казалось странным, что совсем простое, невинное движение способно вызвать целую бурю ощущений. Восприятие оказалось таким ярким, что даже мешало сосредоточиться. Джейн слышала, что собеседник продолжает что-то говорить, но легкое поглаживание ладони требовало столько внимания, что слова пролетали мимо сознания.

– Простите, милорд, что вы сказали?

– Сказал, что, возможно, между нами куда больше общего, чем казалось сначала. Так, может быть, стоит обсудить вероятность брака?

Оставалось выяснить лишь одно обстоятельство. Графский титул требовал появления на свет наследника, а это означало, что время от времени супругам придется спать в одной постели. Филипп вовсе не стремился заполучить чувственный ураган – подобными радостями он вполне мог наслаждаться вне супружеского ложа, – но в то же время неплохо было бы иметь рядом женщину, готовую порой доставлять мужу чувственное наслаждение. Так что игра с рукой мыслилась как начало эксперимента.

Джейн попыталась освободить ладонь, однако это оказалось не так-то просто.

– Не думаю, что мы сейчас ведем себя правильно.

– Почему?

Сила взгляда требовала немедленного ответа. Джейн под-1няла глаза и впервые заметила длинные пушистые темные ресницы. Очень красивые ресницы.

– Потому что это неприлично. Мы едва знакомы.

Она снова попыталась высвободить руку, однако граф не выпустил ладонь, а поднял к губам. Джейн застыла от удивления: изысканно-нежный поцелуй пришелся в самую середину. Губы оказались теплыми и мягкими.

Джейн проявила настойчивость, и, в конце концов, руку все-таки удалось освободить. Она решительно встала и отошла подальше, к камину. Одного лишь поцелуя, причем даже не в губы, вполне хватило, чтобы в душе поднялась буря. Утлое суденышко беспомощно трепетало среди бушующих волн, не ведая, как прибиться к берегу.

Филипп понимал стремление Джейн любым способом ослабить возникшее напряжение, однако не собирался этого допускать. Ему было просто необходимо понять, насколько глубоко можно увлечь эту благоразумную молодую леди и как она ответит на призыв. Он тоже подошел к камину и встал рядом.

Положив руки на плечи нареченной, Филипп спрятал лицо в густых длинных локонах, жадно вдыхая витавший в воздухе нежный аромат лилий.

– Зачем вы это делаете? – спросила Джейн чуть дрожащим голосом.

– Просто хочу прикоснуться. Понимаю, что вы невинны, но все же, очевидно, знаете, что после свадьбы нам придется прикасаться друг к другу особым, интимным способом.

– Об этом мне кое-что известно.

– Вот я и хочу узнать, какие ощущения дарит прикосновение. И мне самому, и вам. Нравится ли оно вам?

Шепот щекотал ухо. Граф подошел еще ближе – вплотную – и откровенно прижался к спине Джейн. Он почувствовал, как она напряглась, а потом, словно приняв решение, расслабилась и подалась навстречу.

Филипп убрал пышные волосы, обнажив шею и плечо, и снова прильнул губами к нежной шелковистой коже. Целуя и лаская, он провел ладонями по рукам Джейн и крепко обнял ее за талию, однако девушка или не обладала достаточным опытом, чтобы понять собственные ощущения, или же прикосновение просто не волновало ее.

– Выходите за меня замуж, Джейн.

– О, лорд Уэссингтон, – почти простонала она, – право, даже не знаю…

Горячие влажные губы, осторожные, но страстные прикосновения языка взбудоражили чувства.

Уэссингтон возбужден. Он вожделеет и вовсе не стремится скрыть возбуждение. Одна лишь мысль о возможности вызвать желание у такого человека породила смятение, волной прокатившееся по телу. Руки Филиппа дарили ласку и позволяли почувствовать себя красивой и желанной. Стремясь обострить блаженство, Джейн склонила голову набок, словно приглашая к новым поцелуям. Потом подняла руку и погладила все еще чуть влажные черные волосы графа.

Филипп негромко хмыкнул, однако тут же ответил на неожиданное проявление нежности, прижавшись к Джейн еще крепче, еще интимнее.

– Выходите за меня замуж, – повторил он.

Джейн закрыла глаза. Поцелуи, прикосновения – ощущения дарили сладкую, трепетную, блаженную муку. Чувства, которые рождались в душе, оказались столь противоречивыми, столь удивительными и столь чудесными, что было страшно их прерывать. Слабый, дрожащий голос вовсе не походил на обычный – уверенный и наполненный красками, – словно принадлежал кому-то другому.

– Что вы сможете дать мне в браке?

– Я дам вам свое имя.

– Имя моего отца известно и уважаемо в Британском королевстве и за его пределами.

– Но я могу дать еще и титул.

– Он мне совсем не нужен.

– Несколько домов.

– В Портсмуте стоит отцовский дом. Он прекрасен.

– В таком случае больше не остается ничего, кроме страсти.

Граф повернул девушку лицом к себе и не ощутил сопротивления. Нежно провел губами сначала по одному веку, потом по второму, по лбу, щеке, подбородку. Горячие губы оставляли на коже огненный след, и Джейн с нетерпением ждала того момента, когда они сольются с ее собственными губами. Однако уже через мгновение из груди вырвался легкий стон: увы, поцелуй не состоялся. Однако прикосновение волшебных губ к подбородку и шее подарило новое, доселе не испытанное ощущение.

На ласку Джейн ответила поцелуем, в свою очередь, нежно притронувшись губами к щеке, ко лбу. Набравшись храбрости, она запустила пальцы в густые волнистые темные волосы. Они оказались мягкими и пышными. Широкие сильные плечи дарили чувство защищенности, надежности. Джейн почувствовала себя целиком во власти большого, могучего, но нежного ласкового зверя, в теплом гнезде из рук, ног, груди… Одна ладонь Филиппа бережно гладила спину, а вторая согревала поясницу.

Наконец поцелуй состоялся. Вернее, пока еще не сам поцелуй, а приглашение к нему легкое прикосновение к уголку рта. Низкий, чуть хрипловатый соблазнительный голос маняще прошептал:

– Позволь поцеловать тебя, Джейн.

– Да, – выдохнула девушка.

Короткого согласия оказалось вполне достаточно. Филипп наслаждался свежестью и теплом, неумолимо ощущая, как растет и зреет желание. Удивительно, но подобного блаженства ему еще не доводилось испытывать. Юная, красивая и нетронутая девушка разительно отличалась от опытных, видавших виды женщин, наполнявших бурные ночи графа. Казалось, она первой из всех сумела подарить ему счастье поцелуя.

Особы, подобные Маргарет, в полной мере обладавшие изощренной техникой любовных утех и богатым опытом, приносили развлечение, а порой и разнообразие. Однако о свежести, а тем более о невинности говорить не приходилось. Светские львицы всех мастей давно утратили непосредственность восприятия, а каждое их слово и действие таило в себе скрытый мотив. Удивление Джейн поражало искренностью, неподдельность наслаждения дарила уверенность, а чистый, без тени фальши восторг заражал.

Губы Джейн оказались чувственны и прекрасны. В ответ на поцелуй они раскрылись, словно розовые лепестки, а сама она вздохнула и едва заметно затрепетала в объятиях. Да, малышка таила в душе скрытую страсть, готовую в любой момент вырваться на свободу. К собственному удивлению, графу очень хотелось оказаться тем самым человеком, которому предстояло выпустить птицу из клетки.

Словно поддразнивая, он осторожно провел языком по белоснежным зубам, а потом коснулся ее языка. Мгновенно пришло осознание удовольствия, и она с готовностью приняла своеобразную чувственную дуэль. Встала на цыпочки и, обеими руками обняв красавца за шею, прижалась как можно крепче. Теперь настала очередь Филиппа глубоко вздохнуть от наслаждения.

Граф привлек Джейн еще ближе. Халатик раскрылся, а тонкий батист ночной рубашки не мог помешать наплыву страсти. Быстро и возбужденно стучало сердце. Вкус губ, запах юного тела, ощущение пылкого объятия оказались столь всепоглощающими, что мысль о расставании пугала.

В последний год Грегори предоставил Джейн богатые возможности испытать радость объятий и поцелуев, однако ни одна из нежных встреч не подготовила ее к ласкам лорда Уэссингтона. Язык у нее во рту двигался в одном ритме с равномерным движением бедер, создававшим магический любовный круговорот.

Граф с такой силой, так страстно сжимал бедра Джейн, что жар желания неумолимо разгорался в груди, а потом искрами рассыпался по всему телу. Губы, бедра играли по собственным чувственным правилам, а в это самое время руки, не замирая ни на мгновение, ласкали тело, стараясь ощутить каждую клеточку.

Позволяя поцеловать себя, Джейн ожидала чего-то похожего на легкие объятия Грегори – приятные и в то же время не слишком обременительные, готовые в любой момент прерваться. Сейчас, с Уэссингтоном, ощущения оказались поистине необычайными по яркости, интенсивности и напряженности, неожиданными и острыми.

Казалось, в комнате уже не хватало воздуха. С трудом разорвав поцелуй, едва переводя дух, Джейн дрожащим голосом взмолилась:

– Лорд Уэссингтон, ради Бога… минутку, пожалуйста… – Филипп слегка отстранился, все еще не в силах вернуться к действительности. Влажные от поцелуев губы Джейн казались немного распухшими; широко раскрытые глаза сияли изумлением и восторгом.

– Будь моей.

На сей раз слова прозвучали как приказ. Губы легко прикоснулись к пульсирующей на шее жилке.

– Лорд Уэссингтон, – снова вздохнула Джейн, склоняя голову в слабой попытке освободиться. Легкое движение лишь сделало их еще ближе.

– Назови меня по имени.

– Уэссингтон… – Снова вздох.

– Нет, произнеси первое имя: Филипп. Хочу услышать, как оно звучит из твоих уст.

– Не могу… право, не могу… – Джейн неуверенно покачала головой.

Не в силах ждать, Филипп снова накрыл ее губы поцелуем.

Поцелуй этот продолжался бесконечно и воплотил в себе нежность, страсть, желание, соблазнение. Не успев осознать, что происходит, Джейн внезапно оказалась распростертой на софе рядом с искусителем. Его сильное бедро нескромно прижалось к ее ноге, двигаясь в ритме, который невольно повторяли ее собственные бедра. Пальцы ловко справлялись с тесемками на вороте ночной рубашки. Но только после того как горячая плотная ладонь всецело завладела ее грудью, Джейн встревожилась по-настоящему.

Она попыталась сжать запястье Филиппа, чтобы остановить наступление, и попробовала отстраниться. Удерживая страстную руку, прервав поцелуй, она едва слышно выдохнула:

– Пожалуйста, милорд. Пожалуйста, мы должны остановиться.

– Нет. Не сейчас. Позволь…

– Пожалуйста, – повторила Джейн.

– Не могу и не хочу останавливаться, любовь моя. Не в силах без тебя жить… ты так нужна мне…

Невозможно сопротивляться, когда такой человек, как граф Роузвуд, страстно признается в любви и вожделении. Несмотря на протесты разума, тело предательски стремилось навстречу, с готовностью принимая смелые, а порой даже дерзкие ласки. Спина Джейн выгнулась сама собой.

Филипп настолько погрузился в доселе неизведанные чувства, что полностью утратил способность здраво воспринимать происходящее. Ему хотелось утонуть, раствориться, растаять, взлететь, воспарить, унося вместе с собой Джейн. Поцелуи не ведали конца.

– Вы меня пугаете.

– Не бойся, – прошептал в ответ граф. – Ни за что на свете не сделаю тебе больно.

Какая-то часть Джейн стремилась к тому же, к чему рвалось тело Филиппа. В груди пылало всепоглощающее, почти нестерпимое пламя. Близость жадных губ казалась невыносимой. Почему-то хотелось просить, умолять продолжать и поцелуи, и самые сокровенные ласки. Однако разум упорно приказывал немедленно остановиться.

Джейн тревожно пошевелилась, пытаясь увернуться от жадных, требовательных губ.

– Пожалуйста, Уэссингтон, прошу…

И действия, и слова Джейн не сразу достигли цели, не сразу проникли в сознание. Единственное, что ощущал и знал Филипп, – это собственное горячее, неодолимое желание. Граф жаждал обладания этой прекрасной, притягательной юной женщиной, стремился проникнуть в сокровенные глубины ее существа здесь и сейчас, не сходя с широкой софы. Страстная потребность впитать хотя бы некоторую долю свежести, непосредственности, невинности подчинила и тело, и душу. Что-то неясное, но несказанно чудесное, поистине волшебное неотступно увлекало и настойчиво манило. Если бы Филипп мог изо всех сил прижать к себе нежное юное существо, то возможно, ему удалось бы разгадать секрет колдовских чар. Однако малышка не оставляла попыток освободиться, и трезвый голос рассудка все-таки возобладал.

Сейчас юная красавица смотрела на Филиппа снизу вверх глазами, полными поклонения, страха и удивления. Гораздо медленнее, чем следовало бы, граф убрал руку из-под рубашки, напоследок еще раз проведя ладонью по восхитительной округлости груди. Не медля ни мгновения, Джейн плотно запахнула ворот.

О Господи! Как же она прелестна! Слегка припухшие, алые от возбуждения и поцелуев губы; взволнованная грудь, неровно вздымающаяся под тонкой, почти прозрачной тканью сорочки; разметавшиеся по ярким подушкам пышные каштановые, с золотистым отливом, волосы.

– Ты так прекрасна, Джейн!

– Представляю, что вы обо мне сейчас думаете! – дрожащим голосом заметила Джейн. – Очень сожалею о случившемся.

– А я ни капли. – Лежа рядом с очаровательной красавицей, все еще тесно прижимаясь к ней всем телом, граф нежно провел рукой по изящной спине.

– Так всегда бывает, когда вы… когда вы…

Не зная, как продолжить столь интимную тему, Джейн не смогла найти достойных слов, чтобы внятно спросить о том, что так живо ее интересовало, а потому Филипп решил помочь.

– Нет. Так никогда не бывает. Сегодня совсем особый случай; потому-то мне и кажется, что мы прекрасно подходим друг другу.

Приняв окончательное решение, Филипп соскользнул с софы на мягкий ковер и, встав на колени, помог Джейн сесть. Не выпуская ее рук из своих, он заговорил вполне серьезно:

– Не могу говорить о вечной любви и преданности – просто потому, что мы слишком мало знакомы для столь сильных чувств, – однако обещаю неизменное уважение и почтение. Думаю, мне удастся стать хорошим мужем. Со временем же, надеюсь, наши отношения украсят дружба, доверие и взаимное расположение.

Филипп вовсе не считал, что хотя бы одно из названных красивых чувств в полной мере соответствует тесным супружеским узам, однако необходимость диктовала заведомую ложь, и ложь с легкостью слетала с языка.

– Джейн, согласишься ли ты оказать мне великую честь и принять предложение руки?

Ни единая женская душа в мире не смогла бы сохранить хладнокровие при виде стоящего на коленях неотразимого красавца, столь красноречиво и в то же время со скромным достоинством умоляющего выйти за него замуж. Разве нашлась бы на всей земле хоть одна жестокосердная и высокомерная дочь Евы, способная отказать тому, кто казался воплощением мужской притягательности?

– Да, думаю, я согласна.

– Вот и умница. – Граф нежно поцеловал невесту в лоб. – Утром встретимся с Тамбертоном и подпишем все необходимые бумаги. А свадьба состоится совсем скоро, уже в этом месяце. Согласна?

Разум Джейн смятенно метался. В безжалостной любовной осаде казалось трудно не только что-то планировать, но даже логично рассуждать.

– Да, – наконец ответила она. – Да, думаю, такой вариант вполне приемлем.

Граф поднялся с колен и помог встать Джейн.

– Думаю, мне лучше исчезнуть до возвращения твоей подруги.

Джейн поморщилась. И правда, в страстном круговороте последних минут она совсем забыла о существовании Элизабет. Как хорошо, что та еще не вернулась! Сейчас, когда разум все-таки возобладал, Джейн вновь обрела способность действовать и говорить так, как пристало молодой благовоспитанной леди.

– Не согласитесь ли принять несколько монет, лорд Уэссингтон? Чтобы вернуться домой с подобающим комфортом?

– С удовольствием. – Граф с улыбкой наблюдал, как Джейн достала сумочку и без малейшего смущения протянула деньги. – Хотя, должен признаться, чувствую себя так, словно только что сбросил с плеч тяжкий груз, а потому вполне мог бы прогуляться и подышать свежим ночным воздухом.

Джейн проводила Филиппа вниз, к выходу. На первом этаже оказалось прохладно, ведь здесь не было ни камина, ни жарких объятий лорда Уэссингтона. Удивляясь интимности так быстро сложившихся отношений, она помогла Филиппу накинуть плащ, протянула шляпу и перчатки. Странно, но внезапная близость приносила куда больше радости, чем можно было ожидать.

Надевая шляпу, граф неотрывно смотрел на невесту, но Джейн не поднимала глаз от его груди, не переставая думать о том, почему так тяжело на сердце в те самые минуты, которые должны принести лишь чистую, ничем не омраченную радость. Филипп не мог не заметить внутреннего одиночества избранницы, ее печального, почти отрешенного взгляда. Сердце снова непривычно дрогнуло. Странно, но рядом с Джейн ни на минуту не пропадало стремление защитить, успокоить, окружить заботой. Граф бережно приподнял лицо Джейн и заглянул в глубину зеленых глаз.

– Для женщины, только что давшей согласие на вступление в брак, ты выглядишь не слишком счастливой.

– Полагаю, что я вполне счастлива.

На самом же деле Джейн стояла с таким обреченным видом, что Филипп едва удержался от смеха. Множество женщин по всей Англии многое отдали бы за то, чтобы оказаться на месте этой девочки. Вот уже больше десяти лет толпы мамаш сватали за молодого графа незамужних дочек в расчете на титул и почести. Можно было смело утверждать, что каждая женщина, с которой он встречался, начиная с Маргарет, мечтала о возможности подобного момента. И вот сейчас, когда граф Роузвуд наконец-то решился сделать предложение молодой леди, та стоит рядом с таким видом, словно настал судный день.

– Тогда почему такое грустное лицо?

– Всегда надеялась выйти замуж по любви.

– Джейн… – Филипп дружески сжал нежную ладонь. Способность Джейн к прямому и открытому выражению мыслей и чувств завораживала. – Дело в том, что любовь – мимолетное переживание и со временем теряет яркость. Поверь. Для того чтобы брак оказался прочным, необходимо полагаться на иные, более основательные, более надежные условия.

– Неужели вас самого нисколько не расстраивает то обстоятельство, что приходится вступать в подобное соглашение?

Филипп пожал плечами.

– В том обществе, к которому я принадлежу с рождения, браки всегда заключались и заключаются по расчету, по соглашению сторон. Любовь в брачном союзе не играет даже малой роли.

– Но это же ужасно!

– И все же так принято в свете.

Джейн заметно дрожала – то ли от холода, то ли от волнения. Филипп крепко обнял только что обретенную невесту и, прижав к груди, провел ладонью по спине Джейн, словно пытаясь успокоить и согреть.

– Возвращайся в комнату, к камину.

– Да, пожалуй, пора идти.

– До завтра. – Граф легко прикоснулся губами к ее виску. – И ради Бога, не забудь запереть за мной дверь. Ведь с лондонской улицы может ввалиться кто угодно.

– Да уж, в этом вы правы. – Джейн улыбнулась. Проводив нежданного гостя, она плотно закрыла дверь и повернула в замке ключ. По темной лестнице поднялась на второй этаж, в гостиную. На сердце было и тяжело, и пусто. Пустой, холодной показалась и комната, в которой всего несколько минут назад столько всего произошло. Джейн печально, растерянно, даже обреченно опустилась на ту самую софу, где только что познала сладкую муку любовных ласк и неутоленной страсти.

– Что же я наделала? – грустно спросила она тишину и сумрак, но ответа не услышала. Что ж, выбор сделан. Что будет дальше?

Глава 9

Слегка притопывая в такт музыке, Маргарет внимательно оглядывала зал. Она ждала Филиппа. С его ростом и сложением трудно было затеряться в толпе. Граф неизменно оставался одним из тех немногих мужчин, одно лишь появление которых кружило дамам головы. Больше того, репутация повесы и сердцееда заставляла каждую женщину задавать себе вопрос, как она будет выглядеть, войдя в ярко освещенный зал под руку с таким блистательным джентльменом. Даже молодые девушки не могли удержаться от любопытных и томных взглядов – конечно, только тогда, когда удавалось улизнуть от матушки или дуэньи.

Филипп же, казалось, настолько привык к вниманию и обожанию, что едва обращал внимание на всеобщую суматоху.

– Можете не надеяться, глупые гусыни, красавец принадлежит мне, – едва слышно пробормотала Маргарет, снова взглянув в сторону двери. Как обычно, герой опоздал, и ставшая уже привычной необязательность немало рассердила красотку. Тем более что хозяин сегодняшнего бала позаботился о дополнительных смелых развлечениях – он и ожидали гостей на втором этаже. И хотя Маргарет оказалась в числе тех немногих женщин, которым путь наверх был открыт, она нуждалась в сопровождении Филиппа.

Однако Уэссингтона нигде не было видно, а вместо него сквозь плотную толпу гостей к неотразимой светской даме пробирался Фредерик Моррис. Невысокого роста, со светло-каштановыми волосами и холодными голубыми глазами, этот человек производил странное впечатление во многом благодаря по-женски гладкому лицу. Казалось, эти нежные бледные щеки даже не подозревали о существовании обычной для сильной половины человечества растительности.

Старше Филиппа на несколько лет, Фредерик выглядел значительно моложе. Издали же миниатюрная фигура, маленькие холеные руки и тонкие черты лица делали лорда Морриса похожим на мальчика-подростка. Лишь подойдя почти вплотную, можно было заметить на усталом лице следы прожитых лет.

Слухам о чересчур вольном образе жизни сэра Фредерика не было конца, и все же бомонд неизменно принимал этого человека. Разговоры о сексуальных странностях оставались всего лишь досужими пересудами. Маргарет вовсе не заботилась о том, насколько они соответствовали истине, да и других мало волновала излишне скользкая тема.

По мнению света, женщины существовали исключительно для удовлетворения мужских причуд, желаний и фантазий. Отец самой Маргарет распорядился судьбой дочери без особых церемоний: попросту сбыл с рук, выдав замуж за похотливого, развратного, но богатого старика, от одного прикосновения которого по спине молодой жены ползли мурашки. Когда-то, давным-давно, совсем юной девушкой, Маргарет верила в чистую любовь и возможность семейного счастья. Однако властный отец быстро и просто избавил дочку от лишних романтических заблуждений, в один прекрасный день объявил, что уже нашел для нее самого что ни на есть подходящего мужа. Реальность жизни дала о себе знать в первую же брачную ночь. Все разговоры о любви оказались настоящим обманом. Каждый человек, будь то мужчина или женщина, должен сам думать и заботиться о собственном благе, так как больше о нем позаботиться просто некому.

Секрет успеха заключался в необходимости как можно быстрее и точнее понять слабости любого мужчины, а потом научиться использовать их для достижения своих целей. Именно так всегда поступала Маргарет. Морриса чрезвычайно привлекали маленькие девочки, но особую нежность джентльмен неизменно питал к Эмили Уэссингтон. Стремление заполучить желаемое оказалось настолько велико, что он готов был заплатить целое состояние. Филипп отчаянно нуждался в деньгах. Сама же Маргарет мечтала убрать Эмили с дороги, чтобы девочка не мешала ее собственному счастью рядом с графом. Таким образом, союз между Моррисом и маленькой мисс Уэссингтон казался безупречным во всех отношениях. Каждый мог получить именно то, что хотел, – разумеется, за исключением Эмили. Но она была всего лишь ребенком, так что ее мнение никого особенно не интересовало.

– Леди Маргарет. – Моррис почтительно поклонился. – Какая приятная встреча! Сегодня вы просто неотразимы.

Маргарет прекрасно знала себе цену и понимала, что мало кто в зале мог оспорить ее красоту, но все же приняла комплимент вполне благосклонно.

– Спасибо, сэр. Как приятно, что вы это заметили. Несколько минут плавно текла ни к чему не обязывающая светская беседа, пока Моррис не отбросил ненужное притворство и не заговорил о том, что действительно вызывало острый интерес.

– Уэссингтон сегодня приедет?

– Давно должен быть здесь. Как всегда, опаздывает.

– Хотелось бы уточнить, как продвигается мое дело. Не знаете, что он решил?

– Все еще обдумывает предложение.

– И что же это означает?

– Это означает только то, что граф Роузвуд все еще обдумывает предложение лорда Морриса.

– Во время нашей последней беседы вы сказали, что сумели его убедить.

– Почти сумела, Фредерик. Но не окончательно. – Маргарет с трудом заставляла себя любезно разговаривать с этим отвратительно скользким типом. Ничего не поделаешь, порой выбирать собеседников не приходится. – Дайте мне еще немного времени.

– Куда уж больше? Я начал переговоры почти полгода назад. – Голос Морриса нетерпеливо, взволнованно зазвенел. Несмотря на нежный возраст, Эмили возбуждала его воображение далеко не первый год.

– Графу нелегко принять окончательное решение.

– Но долгое ожидание утомляет. Мне срочно необходим ответ.

– В библиотеке на письменном столе лежит готовый брачный договор. Я своими глазами видела бумаги. Судя по всему, необходим просто небольшой толчок в нужном направлении. Может быть, определенное увеличение денежной суммы.

– Я и так предлагаю десять тысяч.

– А как насчет двенадцати с половиной? Это вам под силу?

– Думаю, да, но на этом остановимся. Если Уэссингтон откажется, я не прибавлю больше ни фунта.

– Прекрасно. Думаю, небольшая прибавка вполне устроит графа. Возможно, его финансовые затруднения несколько серьезнее, чем мы представляем. Так что в момент принятия окончательного решения лишняя пара тысяч вполне может оказать серьезное влияние.

– Надеюсь, все обстоит именно так, как вы говорите. Я уже изрядно устал от неопределенности.

– Терпение, дорогой Моррис, и еще раз терпение. Награда приходит только к тем, кто способен ждать. А теперь… – В этот самый момент привратник объявил о приезде графа Роузвуда, и через несколько минут в зале показался Филипп собственной персоной. Он выглядел разгоряченным, даже взволнованным, щеки пылали от возбуждения. Маргарет любила подобное состояние Филиппа: оно означало, что наедине с ней граф воплотит накопившуюся энергию в пылкие любовные утехи.

– О, смотрите, вот и Уэссингтон. Я непременно сегодня же с ним поговорю и завтра напишу вам записку.

Моррис затерялся в толпе, а Маргарет стояла, внимательно наблюдая за приближением графа. Процесс оказался не слишком быстрым, так как каждую секунду Филипп останавливайся, чтобы поговорить с многочисленными знакомыми.

– Ты опоздал. – Маргарет хотела воздержаться от упрека, но слова вырвались сами собой.

– Да, признаю вину в последний момент возникло неотложное дело. Надо было непременно довести его до конца.

Оправдание звучало очень убедительно и казалось почти извинением, так что красотка решила не продолжать выяснение таинственных обстоятельств.

– Здесь ужасно скучно. Не могу дождаться, когда можно будет подняться наверх.

– Надо было идти без меня.

Маргарет промолчала. Отношения с Филиппом казались ей вполне серьезными – настолько, насколько вообще между людьми их склада могли завязаться серьезные отношения. Но Филипп постоянно отказывался поступать так, будто эти отношения что-то значили.

– Пойдем?

– Конечно.

Пара невозмутимо прошествовала сквозь анфиладу комнат и оказалась в дальней части дома. Перед дверью стоял слуга в парадной ливрее. Увидев графа и его спутницу, он с поклоном сделал шаг в сторону, уступая дорогу.

Лишь немногие избранные удостаивались права участвовать в неформальной части праздника. Большинство же приглашенных на бал испытали бы настоящее потрясение, узнай они о том, что происходило прямо над головами достойных джентльменов, почтенных матрон и молодых незамужних леди. Подобные развлечения оставались столь чуждыми общепринятым нравам, а тем более нравам воспитанных дам, что бомонд о них даже не слышал.

В полутемных комнатах собралось несколько десятков людей. Большинство составляли мужчины, но попадались и женщины. Все они выглядели пресыщенными и слегка скучающими. Те, кто желал заняться прелюбодеянием, могли утолить желание здесь же, на одной из нескольких широких постелей. Тем же, кто предпочитал туманное забытье, предлагался китайский опиум. Всю середину зала занимала небольшая сцена, на которой возвышалось обширное ложе. На этом ложе, прямо на глазах собравшихся, искусная жрица наслаждения ублажала известного джентльмена. В оргии могли принять участие все желающие – и поодиночке, и группами.

Маргарет любила наблюдать за любовными утехами после дозы опиума, а потому направилась не в центр зала, а в дальний его угол. В последнее время трубка манила все чаще и настойчивее, однако беспечная красотка не придавала пороку особого значения. Что бы ни говорили об опасностях излишеств, а утрата тех восхитительных ощущений, которые приносил сладкий дым, казалась слишком серьезной жертвой.

Однако сейчас Уэссингтон неожиданно придержал любовницу за руку.

– В чем дело? – недовольно оглянулась Маргарет. Как правило, граф не запрещал маленьких удовольствий.

– Хочу поговорить с глазу на глаз.

«Пока ты еще способна соображать», – добавил он про себя, однако вслух этого не произнес.

– Замечательно. У меня тоже есть для тебя новости. – Маргарет повернулась и направилась обратно в коридор. Пройдя мимо нескольких дверей, наконец увидела пустую комнату. Войдя, граф повернул в замке ключ. Расстегнул верхнюю пуговицу на воротнике рубашки, ослабил узел галстука и улегся на широкую кровать.

– Ты первая, – скомандовал он, устраиваясь поудобнее.

– Перед твоим приходом я разговаривала с Фредериком Моррисом.

– И что же ему нужно?

– Пожаловался, что от тебя ничего не слышно насчет договора.

– Это просто потому, что до сих пор я так и не смог принять окончательного решения.

– Именно об этом я и сказала. Он просил передать, что по-прежнему заинтересован в сделке. Больше того, готов увеличить сумму.

– Насколько?

– До двенадцати с половиной тысяч фунтов.

– Хм, похоже, парень не шутит.

– Ну… Эмили ведь действительно очень хороша.

В ответ Филипп лишь пожал плечами. Он ни разу не дал себе труда внимательно взглянуть на девочку. И все же… решение не приходило. Моррису придется ждать. Тем более что в настоящий момент сделка уже не казалась срочной и необходимой.

– Сейчас я не собираюсь ничего решать.

– Понимаю. – Маргарет подошла к кровати и легла рядом с графом. Положив руку ему на грудь, она заметила, что одежда его промокла. – Боже праведный, Уэссингтон, ты же абсолютно мокрый.

– Я шел пешком, а на улице дождь.

– Шутишь!

– Ничуть. Погода просто восхитительная. Очень захотелось продляться и проветриться. Наконец-то появилась хорошая новость. Завтра она уже облетит весь город. Поэтому я и решил сообщить ее тебе сегодня.

Попытка драматизировать ситуацию казалась наивной и забавной.

– Ну что же, выкладывай. Что это за хорошая новость?

– Я решил жениться.

Граф произнес короткую фразу без тени сомнения – так, словно речь шла не о будущем собеседницы, а о погоде. Слова были настолько далеки от всего, что ожидала услышать Маргарет, что поначалу показалось, будто они прозвучали на каком-то экзотическом восточном языке, который она не в состоянии понять. Резко поднявшись, красотка внимательно взглянула на Филиппа:

– Что ты сказал?

– Сказал, что женюсь. Сделал предложение и получил согласие.

– Это шутка?

– Нет, говорю вполне серьезно. Свадьба через две недели. А завтра утром предстоит подписать брачный договор.

Маргарет с трудом перевела дух. Пока она попусту тратила время, с нетерпением ожидая, когда же Уэссингтон явится на этот дурацкий бал, Филипп, оказывается, изволил сделать предложение и даже получил согласие! Изменник заслуживал немедленной смерти. А ей самой вдруг очень захотелось заплакать от обиды и одновременно засмеяться над абсурдностью ситуации.

– А как же мы? Как наши отношения?

– А что мы?

– Мне всегда казалось, что мы…

– Поженимся? Право, Маргарет, твоя наивность порой поражает.

Маргарет вспыхнула. Ну нет, она ни за что не позволит этому негодяю почувствовать, как больно ранят его слова.

– Мы прекрасно подходим друг другу.

– Как любовники – да, действительно подходим. Но ведь я уже не раз говорил о невозможности брака.

Граф заметил ее смятение.

– О, только, пожалуйста, без истерик.

– Не волнуйся, истерики ты не стоишь. – Маргарет встала с кровати и подошла к камину, чтобы совладать с чувствами и стереть с лица их отражение.

– И кто же счастливица?

– Та самая богатая наследница, о которой я уже говорил. – От неожиданности Маргарет резко обернулась и грубо, хрипловато рассмеялась.

– Брось! Ведь не та же, которая явилась к тебе домой в роли служанки?

– Та самая.

– Маленькая серая мышка? Да ты ее живьем проглотишь!

– Позволь усомниться. Больше того, пока мы обсуждаем мою новоиспеченную невесту, хотел бы попросить придержать мнение о ней при себе. Меня оно вовсе не интересует.

– Прекрасно. И все же не могу поверить, что ты всерьез обдумываешь подобный шаг.

– Я вовсе ничего не обдумываю. Все уже решено – окончательно, твердо и бесповоротно.

– На что же ты надеешься? Девчонке нужен муж. Настоящий.

– Из меня получится самый что ни на есть настоящий муж. Устроим церемонию, и все будет как у людей.

– Я не об этом, глупый. Она потребует, чтобы ты жил дома. Опекал ее, вывозил в свет, оставался на ужин и встречал за завтраком. Проводил вечера у камина в кругу любящей семьи. Жена захочет иметь от тебя детей, а тебя самого видеть заботливым отцом. – Маргарет потерла глаза и снова рассмеялась, на этот раз куда более злобно: – Представляю: светский лев Филипп Уэссингтон сидит в кресле у камина. На каждом колене у него по малышу, а третий ревнует, хнычет и тянет папочку за полу сюртука.

– Все будет иначе.

– Неужели? Откуда такая уверенность? – Красотка подошла к столу и налила себе полный бокал бренди. – А как же любовь? Молодая жена потребует любви и ласки. А еще верности и преданности. Ты ведь и понятия не имеешь о подобных вещах.

– Больше того, даже не намерен это понятие приобретать.

– Все начнется после свадьбы, в первую же брачную ночь, когда ты впервые уложишь девочку в постель. Да, твоя будущая супруга всего лишь девочка. Молодая чувствительная простушка, которая искренне считает, что спать в одной комнате с мужем – это чрезвычайно важно и серьезно. Ты начнешь ласкать ее, чтобы всего лишь получить то, что причитается по праву, а бедняжка решит, что так начинается величайший любовный роман на свете.

– Ты придаешь событию неоправданно большое значение.

– Неужели? Когда тебе в последний раз доводилось развлекаться с девственницей? – Маргарет чувствовала, что сумела завладеть вниманием циничного самца. – После этого она сразу воспылала к тебе любовью, так ведь?

– Они все пылали.

– Разумеется, пылали. На то они и девственницы. Живут в мире собственного воображения и не видят, не хотят видеть реальностей настоящей жизни.

– Так к чему же ты клонишь? По-твоему, я должен жениться, но не вступать в близкие отношения, так как жена может неправильно понять мои намерения?

– Нет, вовсе не так. Просто пытаюсь объяснить смехотворность затеи. Если тебе срочно нужны деньги, только скажи, и я тут же их дам. Причем дам без всяких условий. Спасу тебя от бесчисленных хлопот, а девочку избавлю от неминуемого разочарования и головной боли.

– Ты слишком щедра и излишне добра, – заключил Филипп, и в его голосе прозвучал куда более едкий сарказм, чем того требовал тон разговора. Как правило, Маргарет проявляла доброту и участие лишь в тех случаях, когда хотела что-то получить взамен. Что же касается предложения денег, то по сравнению с той суммой, которая требовалась на погашение долгов, наследство покойного мужа Маргарет выглядело всего лишь карманной мелочью.

Маргарет, в свою очередь, несмотря на стремление отговорить любовника от опрометчивого шага, ясно видела, что дальнейшие увещевания просто бесполезны. За то время, которое любовники провели вместе, она успела понять упрямство и несговорчивость графа: если этот человек пришел к какому-то решению, то уже не примет возражений и не задумается о последствиях. Так что сейчас следовало переключить внимание на более существенные вопросы.

– Итак, Уэссингтон, если ты все-таки осуществишь свою дурацкую затею, то что же будет с нами?

– В каком смысле?

– Что произойдет с нами, после того как ты опутаешь себя священными брачными узами?

– Ничего не произойдет.

Пытаясь совладать с ужасом, леди Дауне с трудом перевела дух.

– То есть мы больше никогда не увидимся?

– Разумеется, увидимся. Будем встречаться точно так же, как встречались до этого.

Филипп схватил подругу за руку и властно увлек к себе в постель. Мысль о предстоящих переменах вовсе не казалась ему отвратительной, ведь деньги Джейн Фицсиммонс должны сохранить привычный, свободный и приятный образ жизни.

– Я собираюсь жениться, но вовсе не намерен что-нибудь менять.

Глава 10

Джейн почему-то казалось, что этот день – день, сменивший собою вечер, в полумраке которого она приняла предложение титулованного, красивого и влиятельного джентльмена, – должен стать исключительным и необыкновенным. Во всяком случае, романтическим или наполненным необычайной, волшебной экзотикой.

Вместо этого невеста сидела в одиночестве и смотрела в окно своей новой спальни. Взгляду открывались бесчисленные сады, пышной гирляндой спускающиеся к берегу Темзы. Общее впечатление серости и уныния хмурой, ненастной поры нарушалось лишь несколькими красочными пятнами. В яркий летний день зрелище, очевидно, поражало размахом и пышностью, но сейчас пейзаж в рамке окна тонул в тусклой мгле тумана и низких, тяжелых облаков.

Джейн приехала в дом графа в пригороде Лондона всего лишь час назад, после того как Тамбертон весьма дипломатично сообщил о настойчивой просьбе жениха. Лорд Уэссингтон пожелал, чтобы невеста немедленно отправилась в пригородный особняк. В письме адвоката сообщалось, что граф владеет небольшим фамильным поместьем всего лишь в нескольких минутах езды от столицы, а потому Джейн представила в воображении уютный семейный дом, похожий на тот, в котором выросла сама. Когда же новый щегольской экипаж свернул в бесконечную извилистую ленту аллеи, она поняла, что в конце пути предстояло увидеть некий архитектурный шедевр, существование которого не могло предсказать даже ее богатое воображение.

Джейн увидела дворец необычной формы: больше всего он походил на огромную птицу, вольно раскинувшую широкие, слегка закругленные крылья. Руки флигелей изгибались так, словно хотели обнять долгожданную молодую хозяйку. Каждый из трех этажей импозантного фасада сверкал двадцатью пятью окнами. Представить общее количество комнат Джейн не могла просто потому, что посещать подобные особняки ей еще не доводилось.

Парадный двор оказался забит повозками. Рабочие разгружали мебель, ковры и самую разнообразную утварь. В воздухе стоял несмолкаемый гул, напоминавший гудение встревоженного улья. Судя по всему, лорд Уэссингтон уже занялся обустройством семейного гнезда.

Слуги вежливо встретили будущую госпожу и тут же поспешили проводить ее в отведенные апартаменты. Чувствуя себя одинокой, заброшенной и никому не нужной, Джейн тихо свернулась калачиком в кресле у окошка, чтобы не привлекать лишнего внимания. Правда, скоро возник вопрос, вспомнит ли кто-нибудь о ней, когда настанет время ужина.

Рано утром, едва проснувшись, она рассказала Элизабет, что приняла предложение лорда Уэссингтона. Теперь подруга вполне могла возвратиться домой. Немного, всего лишь для приличия, поколебавшись, та с явным облегчением приняла решение как можно быстрее упаковать вещи и отправиться в родной Портсмут. Теперь Джейн уже горько сожалела о том, что позволила ей уехать.

Джейн в сотый раз тяжело вздохнула и отвернулась от окна: в дверь постучали. Открыв, она увидела Грейвза.

– Ах, это же моя дорогая служаночка! – воскликнул дворецкий с дружеской и ласковой улыбкой.

– Значит, вы помните?.. Какой ужас!

– Неужели можно забыть молодую особу, у которой хватило мужества довести леди Маргарет до истерики?

– Лучше и не напоминайте, – с шутливой строгостью приказала Джейн, пожимая руку симпатичному приветливому человеку и увлекая его в комнату. – А если вас угораздит кому-нибудь рассказать о позорном эпизоде, то я прикажу немедленно четвертовать предателя.

– В таком случае обязуюсь молчать.

Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга, словно пытаясь прочитать мысли, а потом внезапно расхохотались. Грейвз насмешливо поклонился.

– Если позволите похвалу, то осмелюсь сказать: браво! Граф на крючке.

– Не спешите поздравлять. Боюсь, цвет моих денег оказался куда существеннее, чем цвет глаз и оттенок волос.

– Не скромничайте, леди Джейн. Уверен, что все богатства мира оказались бы излишними, не пожелай наш герой поступить именно так, как поступил.

– Вы так считаете? Хм… придется всерьез подумать. Да, кстати, зовите меня, пожалуйста, просто Джейн. Без всяких «леди». Так глупо звучит. Услышав это нелепое обращение, сразу начинаю оглядываться, чтобы увидеть эту самую «леди».

– Ну и прекрасно. Значит, Джейн. А вы зовите меня Джоном.

– Добрый день, Джон. Так приятно увидеть приветливое лицо. Что вы здесь делаете?

– Мне приказано организовать, – дворецкий произнес последнее слово подчеркнуто торжественно, и Джейн рассмеялась, — грядущие торжества.

– Очень рада. Как раз пребываю в полной растерянности.

– Не волнуйтесь. Я всегда рядом и готов помочь в нужный момент. А скоро приедет и сам мистер Тамбертон. Привезет необходимые бумаги и все подробно объяснит. Думаю, до появления адвоката вы не откажетесь освежиться с дороги и перекусить.

– Честно говоря, уже начала сомневаться, что кто-нибудь в этом доме обо мне вспомнит. Решила, что никому нет до меня дела, и приготовилась к голодной смерти. Уже смирилась с мыслью, что когда-нибудь, много-много лет спустя, в самой дальней комнате потомки обнаружат жалкий скелет.

– Величина дома кажется слегка угнетающей, не так ли?

– Что касается меня, то даже не слегка.

– Это что! Подождите, вам еще предстоит увидеть Роузвуд другие поместья.

– Очень опасалась, что вы скажете что-нибудь в этом роде.

– Приступим к делу. Я взял на себя смелость найти для вас иную камеристку, горничную. Граф сказал, что вы никого с собой не привезли.

– У меня никогда не было горничной, так что, боюсь, я буду чувствовать себя в высшей степени неловко.

– Но граф не примет отказа.

– Понятия не имею, что делать и как себя вести с личной прислугой.

– Камеристка прекрасно сама со всем справится. Женщину зовут Мег. Она моя близкая приятельница. На протяжении многих лет служит у знатных господ, так что прекрасно разбирается во всех тонкостях: сможет ответить на любые вопросы и всегда подскажет, как лучше поступить. Важно и то, что Мег получила хорошее образование. Так что, уверен, вы сразу найдете общий язык.

– И когда же я смогу с ней познакомиться?

– Если угодно, то прямо сейчас.

– Прекрасно.

Грейвз распахнул дверь и жестом пригласил того, кто, судя по всему, ожидал в коридоре. Через мгновение появилась Мег, хорошенькая пухленькая молодая женщина. Рыжеватые волосы и голубые глаза выдавали уроженку Ирландии. Присев в вежливом поклоне, новая горничная улыбнулась, и на нежных розовых щечках тут же появились милые ямочки. Грейвз так нежно взглянул на свою протеже, что госпожа невольно задалась вопросом, действительно ли этих двоих объединяют лишь приятельские отношения.

– Очень рада познакомиться с вами, леди Джейн.

– Не так официально, Мег. Лучше просто Джейн.

– Хорошо. – Горничная добродушно улыбнулась. – Теперь давайте подготовимся к встрече с адвокатом, и вы непременно покажете всем этим старым мышам, собравшимся внизу, с кем они имеют дело.

Не дожидаясь согласия новой хозяйки, решительная особа выпроводила Джона за дверь и, не забыв повернуть ключ, без промедления приступила к делу. Примерно через час Джейн спустилась по широкой, покрытой мягким ковром лестнице, чтобы встретиться с самим Дадли Тамбертоном. Мег искусно причесала молодую госпожу, сумев представить роскошные волосы в самом выгодном свете. Не забыла она и о платье: легкий яркий шарфик оживил скромное одеяние, а небольшая брошка слегка оттянула корсаж, кокетливо углубив вырез. Чарльз Фицсиммонс искренне считал, что покупка нарядов – пустая трата денег, что человеку пристало одеваться скромно и исключительно функционально. Поэтому даже небольшое изменение в привычном повседневном платье заставило Джейн чувствовать себя одетой хотя и мило, но в некоторой степени скандально.

Тамбертон ожидал в библиотеке. Войдя, Джейн увидела почтенного адвоката сидящим за огромным письменным столом в окружении папок и бумаг.

– Здравствуйте, мистер Тамбертон.

– А… мисс Фицсиммонс, – широко, словно доброй знакомой, улыбнулся поверенный и встал.

– Пожалуйста, зовите меня по имени, просто Джейн.

– Ну а вы в таком случае должны обращаться ко мне по фамилии, как это делают все клиенты.

Пожилой джентльмен встал и, обойдя вокруг стола, почтительно склонился над рукой Джейн.

– Должен сказать, что выглядите вы поистине превосходно. Помолвка, судя по всему, пошла вам на пользу.

– Сомневаюсь, сэр, что причина заключается именно в этом. Все произошло настолько быстро, что я до сих пор не верю в предстоящую свадьбу.

– Не дают даже дух перевести, так ведь?

– Ни единой секунды на размышления.

– В этом весь Уэссингтон. Стоит лишь графу принять окончательное решение, и он уже не терпит ни малейшего промедления. – Адвокат придвинул кресло. – Устраивайтесь, дорогая. Посидим, поговорим, обсудим важные и неотложные дела.

– Лорд Уэссингтон действительно энергично взялся задело. Жизнь в поместье бурлит. Неужели накануне свадьбы граф готов нести дополнительную финансовую нагрузку?

– Ну, видите ли… понимаете ли… да… Замешательство опытного адвоката искренне позабавило Джейн. Судя по всему, старый лис не привык к тому, что дамы интересуются финансовыми вопросами и вникают в действия супругов. Она слегка перегнулась через стол и ободряюще похлопала адвоката по руке.

– Все в порядке. Не волнуйтесь, Тамбертон. Думаю, что я уже сейчас разбираюсь в финансах лучше, чем когда-нибудь этому научится граф. Так что вам пора привыкать к многочисленным вопросам.

– Да, скорее всего вы правы. – Адвокат достал белоснежный носовой платок и промокнул отчего-то внезапно вспотевший лоб. – Наверное, это даже хорошо. Лорд Уэссингтон вовсе не склонен вникать в тонкости бухгалтерии.

– Позволю себе предположить, что в этом и кроется корень нынешних проблем.

– Полностью согласен.

С этими словами Тамбертон опасливо оглянулся, словно граф мог подслушать разговор, спрятавшись где-нибудь за шторой.

Заметив испуганное выражение лица собеседника, Джейн лукаво улыбнулась.

– Не волнуйтесь, сэр. Думаю, мы вполне можем позволить себе установить собственные деловые отношения и использовать их, чтобы незаметно направлять графа на верный путь.

– Каким образом?

– Мы можем откровенно обсуждать деловые вопросы и действовать согласованно – так, чтобы не возникало финансовых неурядиц.

Тамбертон вздохнул с облегчением. Да, девочка действительно оказалась именно такой, какой он ее представлял.

– Должен заметить, что идея чрезвычайно плодотворна. Поскольку в любом случае вам придется вести всю семейную бухгалтерию, то неплохо представлять картину в целом. Так вам легче будет решить, какие суммы и как именно тратить.

– Читаете мои мысли. – Джейн снова склонилась над столом и, желая скрепить договор, протянула руку, которую почтенный адвокат с готовностью пожал.

– Так скажите же: неужели, готовясь к свадьбе, граф влезает в новые долги? Если причиной трат оказалась я, то хлопоты просто излишни.

– Лорд Уэссингтон чувствует огромную ответственность перед родовыми поместьями. Долгие годы собственности не уделялось должного внимания. Думаю, потребуется вложить немало средств, чтобы исправить положение. Через некоторое время и вы начнете понимать те внутренние обязательства, которые его светлость испытывает по отношению к земле и живущим на ней людям, своим подданным.

– Я немного представляю, что такое чувство долга, а скоро непременно вникну в дела родовых поместий. Да и обязательства перед подданными нисколько меня не удивляют. А спросила я вовсе не об этом, а о том, каким образом граф расплачивается за весь этот огромный объем работ.

Тамбертон замялся, а потом почти смущенно ответил:

– Дело в том, что деньги вашего почтенного отца уже сменили владельца.

– Но я ведь еще даже не подписала бумаги.

– Ваша подпись и не требовалась. Мистер Фицсиммонс прислал мне подписанный брачный контракт достаточно давно, еще несколько месяцев назад.

– Несколько месяцев назад?

– Да. Так что требовалась лишь подпись самого графа.

– Позвольте посмотреть документ.

Адвокат немного подумал и кивнул в знак согласия:

– Думаю, это вполне возможно.

Джейн не спеша, внимательно прочитала исписанные страницы, не пропустив ни одного пункта, ни единого слова. До сих пор она считала, что отец поступил таким образом исключительно из-за Грегори, и вдруг неожиданно выяснилось, что он вынашивал вероломный план уже несколько месяцев! Оказывается, предательство было тщательно продумано и хорошо взвешено, а это обстоятельство делало поступок еще более подлым.

Тамбертон пристально наблюдал за выражением лица Джейн. Мудрый человек сразу все понял.

– Простите. Честно говоря, я думал, вы знаете насчет денег.

– Мне казалось, что нужно будет что-то подписать вместе с графом и что сегодня он будет здесь. Я смогу его увидеть?

– Нет. Скорее всего встреча состоится только в день свадьбы. С тех пор, как деньги поступили на банковский счет, его сиятельство исключительно занят.

– Неужели? Настолько занят, что даже не может выкроить несколько минут, чтобы перед церемонией повидаться с невестой? А ведь мы с графом разговаривали всего два раза в жизни.

Тамбертон изо всех сил старался ограничить общение молодых людей до заключения официального союза. Хотя контракт был уже подписан и пути к отступлению отрезаны, все равно существовала возможность, что мисс Фицсиммонс откажется от церемонии. Так что вовсе не имело смысла позволять ей лучше узнать жениха.

– Не принимайте это близко к сердцу, Джейн.

– Почему же? Речь идет о моей жизни. Когда должна состояться свадьба? Или мне незачем это знать?

Джейн полностью сознавала излишнюю резкость тона, однако у нее были все основания для обиды. Ведь в свадьбе участвуют двое: это и ее торжественная церемония, а не только парадный выход графа. Так, может быть, ему стоило посоветоваться с невестой относительно некоторых незначительных деталей? Например, конкретной даты венчания.

– Не тревожьтесь, пожалуйста, – мягко попросил адвокат, всеми силами пытаясь сохранить безоблачное настроение. – Филипп решил взять дело в свои руки лишь потому, что свадьба должна состояться в ближайшее время. Ровно через две недели, считая с сегодняшнего дня.

– Граф уже изволил выбрать для меня подвенечный наряд?

– Нет. Решение этого вопроса он оставляет вам.

– О, как мило!

– Но он нашел достойную мастерицу, которая сможет создать истинный шедевр. Она нанесет вам визит уже завтра и без отлагательства приступит к работе и над платьем, и над шлейфом. Это самая популярная из всех лондонских модисток. Лорд Уэссингтон хочет, чтобы вы выглядели безупречно.

– Очевидно, граф считает, что его невеста должна поразить всех присутствующих.

– Вы правы. Именно так он и полагает.

– Кажется, я понимаю ситуацию. – Джейн покачала головой. – Существует ли что-нибудь еще, что мне необходимо знать, прежде чем слепо последовать по извилистой дорожке?

– Да, к сожалению, есть еще одно немаловажное обстоятельство. Признаюсь, обсуждение этого вопроса не доставляет ни малейшего удовольствия – больше того, я с радостью уклонился бы от темы. Но, увы, что есть, то есть.

Адвокат откашлялся, потом вдруг внезапно покраснел, снова откашлялся и опустил глаза, делая вид, что перебирает бумаги.

– Хм… так вот… дело в том, что граф настаивает на безотлагательности проверки… считает, что вы непременно должны пройти испытание на…

Почтенный джентльмен окончательно утонул в смущении. Решающая встреча с Филиппом состоялась прошлой ночью. Граф бесцеремонно вытащил адвоката из постели и продиктовал несколько страниц самых неотложных поручений. Один весьма щекотливый вопрос стоял особняком и требовал пристального внимания; Филипп обязал поверенного любыми путями добиться согласия невесты. Тамбертон пытался отказываться, настаивая на неуместности и постыдности условия, но граф не хотел ничего слышать. Прошлое давило слишком тяжелым грузом.

Сидя на краешке кресла, Джейн терпеливо дожидалась конца безмерно затянувшейся паузы. Казалось, Тамбертон уже не найдет в себе сил закончить фразу.

– Какое же испытание, мистер Тамбертон?

Адвокат сидел, уставившись в стол, не в силах поднять взгляд и посмотреть в глаза собеседнице.

– Понимаете ли, замужество сопровождается весьма необычной спешкой, а потому граф просит, чтобы вы… – голос адвоката перешел в шепот, – чтобы вас осмотрела повитуха. Его светлости необходимо подтверждение девственности невесты. Ну и, разумеется, полного отсутствия предпосылок к скорому материнству.

– Что? – Услышав витиеватую тираду и осознав ее грубый, оскорбительный смысл, Джейн импульсивно вскочила.

– Пожалуйста, не заставляйте меня повторять. Боюсь, просто не найду сил снова объяснить щекотливую ситуацию.

– Так меня не оскорбляли еще ни разу в жизни! Поистине фантазия этого ужасного человека безгранична.

Джейн принялась нервно мерить шагами комнату, не зная, что делать с обидой и гневом.

– Нет, нет и нет! Ни за что не соглашусь на такое унижение! Мало того, что я вынуждена подчиниться жестокой воле отца, безжалостно сломавшего мою жизнь, и принять нелепый план грубо состряпанного замужества! Я покорно выполняю все, что от меня требуют, но не готова сидеть и терпеливо выслушивать, как порочат и поливают грязью мою собственную честь! Будь то граф Роузвуд или кто-то другой! Я понятно изложила свою позицию?

– Вполне понятно. Однако присядьте, дорогая, и, пожалуйста, успокойтесь.

Джейн замолчала и взглянула в расстроенное лицо собеседника. Этот человек всего лишь честно выполнял возложенную на него миссию, а потому заслуживал самого искреннего сожаления. Джейн подошла к креслу.

– Понимаю, насколько неприятно выслушивать подобные нескромные просьбы будущего супруга, – заговорил Тамбертон, – но уверяю, Филипп искренне считает, что имеет на это самые веские причины. Чтобы у вас не сложилось ужасного впечатления о моем клиенте и обо мне, готов изложить истинное основание просьбы. Однако должен заметить, что если граф узнает о том, что мы обсуждали этот вопрос, то чрезвычайно огорчится. Потому осмелюсь просить не упоминать о нашем разговоре.

– Хорошо, даю слово молчать.

– Дело в том, что лорд Уэссингтон уже был женат. Джейн едва не задохнулась. Почему-то известие показалось не только неожиданным, но и чрезвычайно неприятным, даже болезненным.

– Граф был очень молод, ему тогда только исполнилось семнадцать. Случилось так, что он влюбился в женщину на три года старше. И отец, и я сам всеми силами старались отговорить юношу от опрометчивого шага, однако он ничего не хотел слушать.

– И что же случилось с женой?

– Через несколько лет она тяжело заболела и умерла.

– Но при чем здесь я?

– Позволю себе заметить, что леди не проявила себя как исключительно верная супруга. Граф так страдал, что в итоге окончательно разочаровался в порядочности женщин и до сих пор не в состоянии побороть собственный скептицизм.

– На каком основании вы уверены, что все сказанное – правда?

– Филипп оказался свидетелем обмана. Когда же вскоре жена объявила о беременности, он так и не смог поверить, что будущий ребенок – его собственный, его кровь и плоть.

– А что случилось с ребенком?

– Ребенок родился – это ваша будущая приемная дочь. Джейн снова с трудом перевела дух. Какие еще новости принесет сегодняшний день?

– И как же зовут девочку?

– Эмили. Сейчас ей одиннадцать лет.

Тамбертон достал из кармана небольшой медальон. Открыл крышку, под которой скрывался миниатюрный портрет. Изображение оказалось таким маленьким, что составить ясное представление о внешности девочки было нелегко. Однако Эмили, несомненно, отличалась красотой – черноволосая фея с яркими голубыми глазами.

– И где же она сейчас?

– В Роузвуде. Живет в поместье круглый год.

– А на свадьбу приедет?

– Разумеется, нет. Филиппу и в голову не придет ее пригласить.

– Почему же?

Тамбертон задумался, пытаясь решить, стоит ли говорить правду. Вопрос об Эмили казался адвокату чрезвычайно важным, хотя и исключительно сложным. Девочка отчаянно нуждалась в старшей подруге и защитнице. Так хотелось верить, что этой защитницей окажется именно молодая мачеха, Джейн Фицсиммонс!

– Постараюсь говорить искренне, Джейн. Надеюсь, мои слова вас не шокируют.

– Не волнуйтесь, сэр. Просто скажите правду.

– Дело в том, что Филипп так и не смог поверить, что девочка – его родная дочь. Поскольку она родилась в законном браке, он должен формально признать отцовство и опекать ребенка. Но границу официальных обязанностей граф переступать не желает.

– И кто же растит девочку?

– Слуги в поместье любят ее и стараются помочь чем могут. Но гувернантки приходят и уходят. Сейчас, например у ребенка и вовсе нет наставницы. Честно говоря, будущее Эмили внушает серьезные опасения.

– Но ведь граф никогда не допустит ничего плохого!

Уйдя от конкретного ответа, адвокат наклонился к собеседнице и произнес:

– Знаю, что не имею права просить, но все же отчаянно хочу твердо, без сомнений и колебаний знать, что девочка обретет человека, способного искренне позаботиться о ее интересах. Эмили – очаровательное, милое, ласковое создание. Уверен, что она пробудит в вашем сердце искреннюю симпатию. Готовы ли вы заботиться о ребенке?

– Для начала, сэр, ответьте, пожалуйста, на один вопрос, – попросила Джейн, искренне тронутая чувствами почтенного адвоката. – Честно говоря, меня немало удивил выбор джентльменов, предложенных мне в качестве потенциальных женихов. Вы специально устроили так, чтобы выбор пал именно на графа?

– Боюсь, что вам удалось безошибочно разгадать уловку. После того как мистер Фицсиммонс обратился ко мне с письмом, я первым делом провел небольшое расследование и пришел к выводу, что Филипп окажется идеальной кандидатурой. Все, что я сделал, было сделано ради Эмили. Честно говоря, не имею ни малейших оснований для раскаяния. Сможете ли вы стать девочке верной подругой? Хотя бы ради меня, по моей горячей просьбе.

– Да, сделаю все, что смогу. Даю слово. – С этими словами Джейн встала, показывая, что встреча закончена. – Но что касается графа и его позорного, унизительного требования, можете передать, что скорее его светлость сгорит в аду, чем я соглашусь на осмотр. Все, что так стремится узнать лорд Уэссингтон, он сможет выяснить в первую брачную ночь. Ни минутой раньше.

Глава 11

Джейн покорно ждала на супружеском ложе. За спиной высилась гора тщательно уложенных подушек и подушечек. Тончайшее, невесомое пуховое одеяло слегка укрывало ноги. Белая кружевная сорочка – Мег назвала ее «неглиже» – вряд ли могла по праву носить название одежды. Едва заметные бретельки оставляли открытыми и плечи, и руки, а кружевной корсаж даже не пытался прикрыть грудь. Спереди вырез завязывался кружевной лентой, и Мег настолько ослабила бант, что он лишь подчеркивал соблазнительную свежесть кожи и заманчивость чистой линии груди. Полупрозрачная ткань не оставляла воображению ни капли свободы.

Джейн хотелось надеть что-нибудь более скромное, однако Мег даже слышать ничего не захотела, заявив, что лорд Уэссингтон – настоящий светский лев и обладает огромным опытом любовных утех, а потому молодая супруга должна с первой минуты учиться завоевывать и удерживать внимание и интерес к собственной персоне. Сердце неуемно трепетало, а тело горело от нетерпеливого предвкушения тех событий, которые должны развернуться, едва граф выйдет из своей комнаты и переступит порог супружеской спальни.

Мег старательно готовила госпожу к ответственному событию: заказала ванну, тщательно и любовно расчесала волосы. И сами приготовления, и сопутствующие разговоры ясно показали, что незамужняя камеристка далеко не понаслышке знает о тайном общении мужчины и женщины в тишине будуара. Расчесывая, припудривая, умащивая и освежая нежными духами, Мег ни на минуту не прерывала рассуждения о том, что именно может спросить Уэссингтон и какой ответ порадует его больше всего.

Джейн, однако, удалось уловить лишь половину сложных, витиеватых инструкций Мег, но зато она получила ценные сведения относительно собственных рук и губ. Теперь же, оставшись в одиночестве в тишине спальни и с трепетом ожидая появления супруга, Джейн поняла, что верная горничная старалась снять напряжение, облегчить груз неизвестности. Все происходящее оказалось куда серьезнее, чем можно было предположить.

– Ничто не проходит даром, – шепотом успокоила себя юная супруга. – Все, что случится, непременно принесет пользу.

Пока что замужество казалось лишь надежным билетом к возвращению домой.

Наконец ручка двери повернулась, и сердце забилось еще быстрее: Уэссингтон торжественно переступил порог спальни. Граф только что вышел из ванны. Свежий, одетый в новый халат, он выглядел таким высоким, таким красивым, таким представительным. И он был ее мужем! Казалось почти немыслимым, что этот импозантный мужчина связал с ней свою жизнь.

Темно-зеленое бархатное одеяние было схвачено в талии плетеным поясом. Ткань настолько плотно облегала фигуру, что трудно было ожидать под ней наличие белья. Судя по всему, граф предпочитал одаривать любовью без назойливой помехи, которую представляла собой одежда, а это означало, что уже после первой ночи Джейн предстояло узнать о нем больше, чем Элизабет узнала о супруге после двух долгих лет замужества. Смелая мысль показалась одновременно заманчивой и пугающей.

Граф вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Филипп пришел босиком, и Джейн почему-то вдруг подумала, что впервые видит мужские ноги – прежде перед ней никогда не открывались даже ступни. Однако, заметив, что муж поймал любопытный взгляд, Джейн скромно перевела глаза на одеяло.

Уэссингтон, в свою очередь, не отрываясь, смотрел на молодую жену. Сидеть в своей комнате, готовясь к первой встрече, оказалось поистине мучительно. Одна лишь мысль о девочке и предстоящей ночи рядом с ней волновала и возбуждала до безумия. И вот наконец миг настал!

Малышка оказалась несказанно прелестной.

Роскошные каштановые волосы свободными волнами спускались по спине и плечам и своевольно стекали на постель. Нежный румянец волнения согревал щеки, а молочно-белая кожа сверкала в отблесках свечи. Тонкая высокая шея плавно, женственно переходила в округлые плечи. Волшебно тонкая талия перетекала в стройные бедра, таинственно скрытые одеялом.

Глаза дарили изумрудный свет, и граф вспомнил, как мысленно сравнивал их с сияющей в солнечном свете летней лужайкой. Не находя в себе смелости поднять взгляд, Джейн смотрела на покрывало, нервно водя пальцами по гладкой шелковистой ткани. Красавица слегка дрожала, и трудно было сказать, чем именно вызвана дрожь – прохладным воздухом комнаты или волнением предстоящей встречи. Скорее всего подействовало и то и другое.

Филипп едва сдерживался. Хотелось застонать. Хотелось обнять, встряхнуть это чудное видение, как можно крепче прижать к себе. Хотелось ворваться в святая святых стремительно безжалостно глубоко, ни на мгновение не задумываясь о причиненной боли. И в то же время хотелось ласкать медленно и нежно, чтобы показать, насколько восхитительной, чудесной невообразимо сказочной может быть любовь. Хотелось снова и снова, всю ночь напролет постигать эту юную женщину Дерзко и смело. Мягко и нежно.

Даже прожив десять жизней, трудно было представить, что брак по расчету мог подарить столь прелестную подругу. Воздушное создание выглядело поистине безупречным. Любой нормальный мужчина, не утративший здравого рассудка, с восторгом ловил бы каждое мгновение встречи. Филиппа же мучил отчаянный страх, а это означало, что с рассудком далеко не все в порядке. Неужели так оно и есть?

– Здравствуй, Джейн, – негромко приветствовал граф, впрочем, в тишине, которую нарушало лишь потрескиванье поленьев в камине, голос показался Джейн оглушительным. Она едва заметно вздрогнула, на мгновение прикрыв глаза.

– Добрый вечер, лорд Уэссингтон. – Казалось, она не в силах даже посмотреть на супруга.

Сердце билось слишком сильно, нервы натянулись до предела. В последние несколько недель Джейн поддерживала самообладание, убеждая себя, что должна пройти весь назначенный Гименеем путь ради Грегори и отца. Но сейчас, когда настал ответственный момент, неожиданно для себя самой она осознала, что до сих пор не совсем верно оценивала ситуацию. Проблема заключалась в том, что обратного пути просто не существовало.

Уэссингтон стал ее законным мужем, и это означало, что отныне ему дано право делать с молодой женой все, что угодно, а ей оставалось лишь соглашаться. Разум утверждал, что необходимо пройти по опасной дороге до самого конца и узнать, что же, в конце концов, происходит в спальне под покровом ночи.

Мег уверяла, что Уэссингтон обладает богатым сексуальным опытом (правда, горничная не сообщала, откуда ей это известно, а Джейн стеснялась спросить), а потому нежно и искусно поможет ей перешагнуть порог между девственностью и женственностью. Джейн ждала важного шага с нетерпением и готовностью, надеялась, что утрата невинности окажется не испытанием, а радостью. Не сжиматься от страха перед неотвратимым, а приветствовать любимого с широко раскрытыми объятиями – вот что означала для нее ночь наедине с красивым, желанным супругом.

Тишина и уединение спальни сулили нескончаемые открытия и безграничные радости. Джейн вполне могла их получить, если бы удалось призвать к сотрудничеству собственное тело. Воздух в комнате почему-то внезапно исчез – даже дышать стало трудно. Привести в действие легкие удалось лишь усилием воли. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Внутренние команды должны были помочь восстановить темп дыхания, однако толку от них оказалось немного.

Филипп внимательно смотрел на юную жену. За две последние недели он сотни раз проигрывал в уме события сегодняшнего вечера. Что следует сказать. Что следует сделать. Как именно предстоит себя вести. Какие слова ободрения и симпатии необходимо произнести. Хотя детали подвергались бесконечным и безграничным изменениям, финал оставался одним: Джейн предстояло стать настоящей женщиной, истинной супругой; ему же предстояло получить несказанное наслаждение.

Ни один из витиеватых сценариев, которые бесконечно сменялись в богатом, изощренном воображении, не готовил графа к тому действу, которому предстояло произойти в ночной тишине. Он, Филипп Уэссингтон, опытный сердцеед и ненасытный любовник, испытавший страстные ласки женщин всех возможных нравов, характеров, возрастов, стилей и размеров, вовсе не собирался одаривать любовью собственную молодую и на редкость красивую жену.

Да, он познал немало юных, свежих женщин. Среди них попадались и девственницы. Некоторые пылкие особы воображали себя горячо влюбленными лишь потому, что раз-другой дарили ласки и получали ласки в ответ. Неопытные подруги просто не осознавали, как мужчины воспринимают интимную близость. Поэтому в глазах некоторых из них свидание приобретало невероятную важность и выходило за все разумные пределы. Молодые женщины начинали мечтать о любви, преданности и счастливом конце красивой истории.

Филипп не верил ни в одну из этих сказок и не хотел разжигать подобные чувства в молодой жене. Граф просто собирался спокойно продолжать заниматься собственными делами – без тех неизбежных глупостей, которые порождает так называемая «супружеская любовь». Джейн не обладала богатым жизненным опытом светских дам, а потому никогда не смогла бы понять, как мало на самом деле означал акт физической любви.

Если он будет ласкать молодую жену именно так, как должен и в глубине души страстно желает, если будет добр и мягок, любвеобилен и нежен, она непременно придаст его действиям слишком глубокий смысл. Это читалось и в смятенном выражении ярких зеленых глаз, и в легкой дрожи в плечах и руках – юная супруга с нетерпением и волнением ожидала приближения мужа-любовника.

Филиппу хотелось бы свалить тяжесть принятого решения на Маргарет, хотелось бы иметь возможность сказать себе, что все это делается лишь для того, чтобы избежать дальнейших скандалов с любовницей. Однако правда заключалась вовсе не в этом. Печально, но на сей раз взбалмошная Маргарет оказалась права: Джейн непременно воспылает самыми искренними чувствами. Близость и зависимость, которые она обязательно ощутит, перерастут собственные границы и превратятся в новое огромное переживание, способное затмить все на свете. Она непременно захочет получить настоящего мужа, истинного, любящего отца своим детям. Филипп же понятия не имел, как исполнить подобное экстравагантное желание, да и вовсе не стремился к этому.

Если даже где-то в самом дальнем уголке разума и притаилась мысль об опасной возможности самому влюбиться в молодую жену, лорд Уэссингтон решительно отказывался к ней прислушиваться. Джейн была прекрасна, казалась доброй, милой и искренней. Граф сознавал, что сочетание подобных качеств в одном образе – явление исключительно редкое. Позволь он себе хоть немного расслабиться, приблизиться к чистому сердцу и впечатлительной душе, прочная ледовая броня, в которую он с таким тщанием годами заковывал собственное сердце, начнет постепенно, капля за каплей, таять. Он боялся узнать, что же скрывает привычная ледовая оболочка.

Чтобы не испугать девушку, Филипп спокойно подошел к кровати и присел на самый край. Джейн все еще нервно перебирала покрывало. Чтобы остановить навязчивое движение, он крепко сжал маленькие изящные руки. Пальцы оказались холодны как лед. Едва ощутив прикосновение, Джейн подняла глаза. Изумрудный взор одарил Филиппа таким искренним, неподдельным чувством, что граф едва не застонал.

– Простите, – почти шепотом произнесла девушка. – Почему-то вдруг стало ужасно страшно.

– Не бойся. Все закончится очень быстро.

– Правда? – Признание показалось несколько странным Мег уверяла, что первая интимная встреча продлится всю ночь, а возможно, перейдет и в завтрашний день. – Сколько же?

– Всего лишь несколько минут. Будет немножко больно, но совсем недолго.

Джейн недоуменно кивнула. Странно. Получается, что кто-то из двоих – или горничная, или супруг – заблуждается относительно предстоящего события.

– Может быть, снять сорочку?

Искренне стремясь помочь, но не зная, как это лучше делать, Джейн потянула розовую ленточку на груди. Филипп тут же остановил:

– Не надо, так тоже очень хорошо.

Он снова взял жену за руку, не позволяя развязать бант. И вновь прикосновение к гладкой нежной коже отозвалось острой болью во всем теле и едва не вызвало стон. Сердце Джейн стучало так отчаянно, что на шее заметно пульсировала вена. Пришлось собрать всю волю, чтобы не наклониться и не прижаться губами к живой мерцающей точке. Граф выпустил руку Джейн из своей и на несколько мгновений прикрыл глаза, пытаясь обуздать волны всесильного желания. Джейн посмотрела на него прямо и пристально.

– Что-то не так?

– Нет-нет, Джейн, все замечательно.

– Так почему же вы так странно на меня смотрите? Может быть, дело все-таки в сорочке?

Граф молчал, не находя подходящих слов: как объяснить девочке, насколько она хороша, изысканна и привлекательна?

Расстроенная, в полном недоумении, Джейн попыталась встать с постели.

– О, я знаю, что неправильно оделась. Простите, сэр. Позволила Мег убедить себя в том, что следует выбрать именно эту ночную рубашку. Наверное, она слишком смела, слишком откровенна…

Филипп обнял Джейн за талию и бережно удержал, не позволяя подняться с кровати.

– Сорочка просто замечательная, Джейн. Очень красивая. И ты сама необыкновенно красива.

Джейн залилась румянцем. Разве могла она представить, что простой комплимент из уст джентльмена вызовет такое искреннее волнение, такой трепет?

Ее волосы разметались по подушке пышным каштановым веером. Все краски мгновенно проявились и засияли: губы пылали алым огнем, глаза светились изумрудными искрами. Кружева сорочки плотно облегали тело, изящно обрисовывая нежную округлость груди. Филиппу отчаянно хотелось склониться и вдохнуть исконный аромат женщины – хотя бы сквозь ткань. Однако Филипп не сделал и этого.

Единственное удовольствие, которое он себе позволил, – медленно провести рукой по лицу Джейн, чтобы почувствовать каждый выступ, каждую впадинку, каждую черточку. И в это время она легко прикоснулась губами к ладони. Зачем? Он не хотел поцелуев!

Рука спустилась ниже. Сначала на шею, задержавшись немного дольше, чем требовалось, чтобы почувствовать биение пульса.

Потом ладонь переместилась на грудь, гладя, повторяя линию за линией, наслаждаясь формой, размером и весом. Испытание продолжалось до тех пор, пока Джейн не осмелела настолько, что накрыла руку мужа своей – тепло маленькой руки лишь усилило напряжение.

Истинная дочь Евы. Под чутким руководством она очень скоро превратится в страстную, пылкую любовницу. Какое мучение сопротивляться этой непосредственной, самой природой дарованной привлекательности!

Мысль словно обожгла, и Филипп резко отдернул руку.

Джейн со страхом ждала предстоящих событий, однако и яркая внешность супруга, и удивительно деликатные манеры, и осторожные, но такие нежные ласки воспламенили живое воображение. Даже взгляд графа казался реальной, ощутимой силой и оставлял на коже след, подобный горячему прикосновению. От этого напряженного, требовательного созерцания становилось одновременно и жарко, и холодно.

В тот момент, когда ладонь мужа гладила лицо, Джейн ощутила характерный запах, присущий лишь одному-единственному мужчине на свете, и глубоко вдохнула. Какая-то древняя, почти звериная часть ее существа узнала этот запах. Казалось, она искала его всю жизнь и сейчас, едва обретя, не хотела и не могла отпустить. Ах, если бы можно было удержать ладонь и навсегда сохранить в себе волнующий аромат! Но увы, разве такая вольность допустима? Пришлось ограничиться одним лишь легким поцелуем в ладонь.

Филипп, казалось, заметил прикосновение губ и резко убрал руку от лица – всего лишь для того, чтобы одарить своим прикосновением шею и грудь. Да, грудь почти молила о внимании и ласке, готовая отдать всю женственность и чистую красоту. Джейн даже закусила губу, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся из сокровенных глубин существа чувственный стон.

Напряжение возросло до такой степени, что Джейн не выдержала и сжала запястье супруга, изо всех сил пытаясь оказаться еще ближе. Да, рука ответила на призыв, но лишь на мгновение. А дальше… дальше ничего! Это казалось поистине несправедливым.

Пальцы мужа легко скользили по животу, и Джейн пришлось бороться со страстным желанием снова нетерпеливо сжать лишившую душевного равновесия руку и вернуть ее туда, куда призывал внутренний огонь. Ничто не могло быть приятнее, чем прикосновение к груди теплой, чуть шершавой ладони.

Рука Филиппа скользнула по ее бедрам и ногам. Джейн сжала бедрами волнующую руку. Тело подсказало, что вот так, ответив на ласку, можно хотя бы немного снять напряжение.

И снова, так же как минутой раньше, стоило лишь Джейн показать, что прикосновение не оставляет ее равнодушной, рука отпрянула, словно испугавшись. Неужели супруг боится ответной ласки? Может быть, она ведет себя неправильно? Может, надо сидеть неподвижно и не позволять себе никаких нежностей, даже самых скромных? О, как нестерпимо осознавать собственное невежество, непонимание запутанных правил любовной игры!

Филипп поднял голову и снова встретил взгляд юной жены. Зеленые глаза смотрели печально, даже виновато. Не в силах отказать себе хотя бы в кратком наслаждении, граф коснулся губами живота. Поцелуй получился легким, почти невесомым. Потом Филипп потерся щекой о тонкое кружево, со сладким и в то же время мучительным удовольствием ощущая терпкий, чуть пряный аромат. Теплое прикосновение щеки не осталось без ответа: Джейн положила руку на темные волнистые волосы Филиппа и нежным, интимным движением пропустила густые пряди сквозь пальцы. Она сделала это так, словно ласка была хорошо знакома и повторялась тысячу раз; словно двое давно любили друг друга и безошибочно понимали язык нежности; словно их любовь оставалась единственной на свете.

Хватит! Филипп отодвинулся от жены стремительнее, чем сам того хотел, и резко выпрямился.

– Что случилось, сэр? Я поступила неправильно?

– Нет-нет, Джейн. Не волнуйся. Все прекрасно.

– Нет, все-таки что-то не так. Взгляд выдает ваши мысли. Если бы вы только подсказали верный путь, я тотчас бы все поняла.

Филипп вспомнил встречу в гостиной арендованного дома. Это случилось две недели назад. Джейн легко, естественно отзывалась на каждое движение, на каждое прикосновение! И сейчас все повторилось – она снова вела себя так, словно давным-давно знала и отлично понимала мужа. Иногда Филиппу казалось, что она осознает его настроение лучше, чем он сам. В глубине души Филипп остро переживал груз одиночества – наследство долгих лет, проведенных без близкого человека, печальный результат того горького времени, когда и он никому не был по-настоящему нужен, и его самого никто искренне не интересовал.

И вновь родилось ощущение важности происходящего. Вот здесь, прямо на глазах, возникало что-то свежее, живое. Если хватит смелости, можно попытаться поймать и чувство, и отношение.

А что, если все-таки сбросить искусственно созданную броню? Что, если позволить себе насладиться?

Нет, нет и нет. Лучше вернуться к исполнению долга и как можно быстрее покончить с неловким, щекотливым делом.

Джейн лежала тихо, едва дыша. Каждый звук казался многократно усиленным. Каждое движение супруга выглядело чрезмерным, преувеличенным. Ощущалась некая дисгармония, но ведь граф уверял, будто точно знает, что следует делать. Снова движение и прикосновение. Колено между бедер. Потом второе. Упругие волосы, чуть грубоватые на нежной коже. Ладони, осторожно раздвинувшие ноги.

Филипп прикрыл глаза, пытаясь справиться с мучительным вожделением. Даже тех скупых ласк, на которые он отважился, оказалось достаточно, чтобы тело юной супруги с готовностью раскрылось навстречу любви – оно почти требовало дойти до последнего предела.

Он перевернул Джейн на живот.

– Нет, Уэссингтон, нет. Пожалуйста, только не так. – Джейн задвигалась, заерзала, пытаясь освободиться из унизительного плена. Но ничего не получилось. Наступление неумолимо продолжалось. Тогда она взглянула через плечо.

– Я хочу вас видеть!

Графа неудержимо влекло исполнить просьбу. Неведомая сила приказывала перевернуть прелестное создание на спину. Любить так, как он мечтал с первой встречи, вот уже две недели. Целовать пухлые чувственные губы. Ласкать восхитительную юную грудь. Впитывать вкус и аромат тайны – бутона и лепестков женственности. Но позволить себе несказанное удовольствие он просто не мог, не имел права. Один-единственный поцелуй, одно-единственное ласковое прикосновение, и он пропал.

– Но так получится быстрее. И не слишком больно. Доверься мне.

Джейн не отводила изумрудных глаз. Казалось, мучительный, неотвратимый взгляд сверлил насквозь. Господи, как же он ненавидел эти прекрасные, внимательные, безжалостные глаза! Ненавидел за то, что они умели проникать в самую сердцевину его черной души.

– Ну что же, если вы так настаиваете… – все-таки согласилась юная супруга и наконец отвернулась, уткнувшись лицом в подушку. В тот же момент муж продолжил наступление. Давление в развилке ее бедер становилось все отчаяннее. Напряжение неумолимо росло.

– Расслабься, Джейн.

– Не могу. Простите, пожалуйста.

Разве можно расслабиться с таким ужасным ощущением между ног? Чего хочет от нее этот грубый человек?

– Не извиняйся. Ты ни в чем не виновата.

Филипп прижался еще сильнее и остановился, понимая, что достиг предела.

– Вздохни поглубже.

Сделал паузу, ожидая, когда можно будет продолжить атаку.

– А теперь медленно-медленно выдыхай.

Джейн послушалась. Воспользовавшись неизбежной свободой выдоха, муж совершил решающее, самое резкое движение и преодолел барьер. К чести юной жены, она даже не вскрикнула.

Филипп и сам не ожидал, что настолько возбудится. Женственная плоть оказалась узкой и скользкой. Жар страсти вышел из-под контроля, и Филипп уже не мог совладать с желанием.

Он начал движение медленно, постепенно повышая темп и ускоряя толчки. Напряжение возрастало до темноты в глазах, до умопомрачения. Наконец тело напряглось в последний раз.

Все это время Джейн лежала неподвижно и очень тихо, впитывая столь странные, непривычные, болезненные ощущения.

Неожиданно тело супруга обмякло, и Джейн почувствовала на себе его вес, тяжело вдавивший ее в постель. Поначалу казалось, что Филипп умер, но постепенно проявилось ровное, сильное биение сердца, странным образом пересекающееся с тем ритмом, который создавало ее собственное тело. Может быть, он просто уснул? Или потерял сознание от усталости? Дышать почти не удавалось, и Джейн внезапно испугалась, что задохнется, так и не дождавшись помощи. Собравшись с духом, Джейн ткнула локтем туда, где, по ее мнению, должно было находиться сердце Филиппа.

– Сейчас же слезьте с меня, негодяй! Быстро!

Филипп перекатился на бок. Однако едва он протянул к молодой жене руку, та отскочила на другую сторону кровати, в самый дальний угол. А потом сделала то, что так хотелось сделать все это ужасное время, показавшееся вечностью: прижала колени к груди и крепко-накрепко обхватила их руками. Едва заметно покачиваясь, беззвучно заплакала.

Безмолвие комнаты угнетало. Почему этот отвратительный человек не ушел сразу, как только покончил со своим грязным делом? Ощутив движение, Джейн вздрогнула: неужели он снова собирается напасть? Одно лишь резкое движение, одно прикосновение – и она его убьет! Да, убьет – прямо здесь, на этом мерзком брачном ложе. И если за преступление ждет казнь через повешение, рано утром с легким сердцем сама пойдет навстречу палачу. Сейчас графиня Джейн Уэссингтон чувствовала себя бесконечно обиженной, оскорбленной, поруганной, издерганной, избитой. И совсем-совсем заброшенной, одинокой, никому не нужной. Такой нелюбимой, какой она не чувствовала себя ни разу за всю свою девятнадцатилетнюю жизнь.

Обидчик коснулся ее спины, и Джейн резко вздрогнула.

– Не смейте ко мне прикасаться!

Филипп смотрел на сжавшееся в углу кровати жалкое создание. Пытаясь защититься, Джейн инстинктивно приняла позу еще не родившегося младенца. Плечи дрожали от беззвучных, бессильных слез. Он, конечно, принял правильное решение, сознательно отказавшись от эмоциональной любовной сцены. Но если это так, то откуда же взялось изнуряющее чувство вины и стыда? За все время тесного общения с женщинами еще ни с одной он не обращался так грубо, бесчувственно, безжалостно.

– Лучше было сделать это именно так.

– Для кого лучше? – уточнила Джейн и горько рассмеялась. – Я была уверена, что вы действительно знаете, как все должно случиться, и сумеете надежно провести меня по правильному пути. Да, я оказалась самой безнадежной дурочкой на свете.

Упрек в недостаточном владении техникой любви показался очень обидным.

– Поверь, Джейн, я знаю, как любить женщину. Но для нас обоих лучше не испытывать друг к другу нежных чувств.

– О да, лорд Уэссингтон. – Голос молодой супруги зазвенел от обиды. – Избави вас Бог проявить ко мне хоть каплю доброты и участия. Я всего-навсего ваша жена. Не удивительно, что мужчины так носятся с идеей сохранения девственности вплоть до этой ужасной брачной ночи. Неужели хоть одна девушка согласилась бы выйти замуж, если бы знала, какой жуткий опыт ее ожидает?

Слезы, еще недавно почти незаметные, превратились в бурный водопад, и сдержать их было уже невозможно. Но позволить этому зверю увидеть, как она плачет? Ни за что на свете!

– Оставьте меня.

– Джейн, мне кажется, нам необходимо кое-что обсудить.

– Сейчас у меня нет ни малейшего желания разговаривать, а тем более выяснять отношения. Если в вашей душе теплится хоть искра совести, то вы сию же минуту уйдете.

– Джейн… – Граф снова попытался взять бедняжку за руку, все еще не теряя надежды объяснить, почему сделал то, что сделал. Увы, слова казались бесполезным пеплом. Разум твердил, что поступок верен и логичен, однако сердце решительно отказывалось с этим соглашаться. Душа разрывалась на части. Да, он жалок и достоин презрения. – Я хочу… – Чего же он хочет?

– Уходите. Уходите быстрее. Прекратите эту пытку. – Немного поколебавшись, Уэссингтон встал.

– Может быть, позвонить и позвать Мег?

– Только не это! Невозможно допустить, чтобы кто-нибудь увидел меня в этом ужасном состоянии!

Филипп запахнул халат и шагнул к соединяющей спальни супругов двери. Малышка выглядела такой несчастной, одинокой и заброшенной! Такой обиженной и даже израненной! И все это натворил он, он один. Так хотелось сказать и сделать что-то единственно верное, но как же понять, в чем именно заключается это важное «что-то»?

– Спокойной ночи. – Не дождавшись ответа, граф Роузвуд вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь.

Напряженно и тревожно Джейн дождалась тихого щелчка – наконец-то муж ушел. Помедлила еще несколько минут, просто чтобы удостовериться, что он не вернется. Потом почти упала на пол, в тусклом мерцании свечи пытаясь нашарить ночной горшок. Он попался под руку в последний момент. Казалось, рвота будет продолжаться вечно. Не имея сил встать или хотя бы ползком добраться до постели, бедняжка стащила на пол одеяло. Вот так, забившись в самый дальний угол спальни, свернувшись калачиком, измученная, одинокая, брошенная и испуганная, она и заснула.

Глава 12

Мег лежала на животе, уютно устроившись в мягкой постели. Она так устала от ночных радостей, что не находила сил приоткрыть глаза, даже услышав, как повернулась ручка двери. Впрочем, она и так безошибочно узнавала эти мягкие шаги. Прошло всего лишь мгновение, и теплые губы легко коснулись уха. Под одеяло проникла дерзкая, но родная рука.

– Вставай, соня, пора осчастливить мир своим присутствием, – прошептал Грейвз.

– Уже? – удивленно вздохнула Мег. – Который час?

– Пять. Даже чуть больше. Граф вернулся к себе в комнату, а потом снова ушел.

– Наверное, все еще нежничает с молодой графиней.

– Вполне возможно. Не хочу совать нос. – Грейвзу приходилось видеть хозяина в самых разнообразных ситуациях, с множеством женщин, а в последние несколько месяцев рядом с ним по утрам неизбежно оказывалась леди Маргарет. – Сам-то хозяин вряд ли будет возражать, если я вдруг застану их вместе, но вот Джейн такая навязчивость скорее всего не понравится.

– Да, наверное, ты прав. – Камеристка откинула одеяло. – Лучше пойду я. Если граф уже ушел, девочке наверняка понадобится ванна. А может быть, и собеседница, чтобы излить душу. – Мег лукаво подмигнула; перспектива узнать кое-что о любовных талантах графа казалась заманчивой.

Быстро одевшись, она бесшумно вышла в коридор. Огромный дом еще спал, и будить никого не хотелось. Джейн так прелестна, а граф – крупный специалист по части любви, так что вряд ли супруги уже расстались. Если, конечно, девочка просто не заснула от усталости первой брачной ночи.

Горничная неслышно приоткрыла дверь спальни. Огонь в камине догорел, и в комнате стало прохладно. Свечи почти погасли, и воцарился мрак. Мег подняла над кроватью свечу, с которой пришла, и с удивлением обнаружила супружеское ложе пустым, а к тому же сохранившим почти первозданный вид. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что пара не развлекается на одном из кресел или на полу, Мег прошла по комнате и зажгла лампу. В дальнем углу испуганно остановилась.

Джейн свернулась калачиком возле стенки. Волосы ниспадали спутанной беспорядочной массой. Одеяло едва прикрывало ноги.

– Джейн… – Мег сначала присела на корточки, а потом встала на колени. Взяла госпожу за руку, приложила ладонь к щеке. Кожа юной графини казалась холодной и влажной.

– Да? – Джейн вздрогнула и открыла глаза, прищурившись от света. – О, Мег, как хорошо, что это ты.

– Что случилось? – Из всех возможных финалов, которые могло предложить самое богатое воображение, взгляду открывался наименее вероятный. – Дайте-ка я вас подниму, милая. И сколько же вы здесь пролежали?

– Наверное, всю ночь. Просто нечаянно уснула. – Мег помогла девушке подняться на ноги.

– Присядьте сюда, – кивнула Мег в сторону кровати. Джейн резко отшатнулась.

– Нет, только не на кровать. Видеть ее не могу. Никогда в жизни больше не подойду к этой ужасной постели.

– Ну хорошо, хорошо, тогда сюда, в кресло. – Камеристка придвинула кресло к потухшему камину, а потом подала госпоже руку и помогла сделать несколько шагов. Джейн слегка прихрамывала и морщилась при каждом шаге. Неужели негодяй вел себя настолько грубо? Мег огорченно и растерянно покачала головой. Зрелище совсем не соответствовало рассказам Грейвза о нежности и любовном искусстве графа.

– Сейчас найду кого-нибудь из слуг и попрошу, чтобы развели огонь в камине, а потом приготовили ванну.

– Пожалуйста, Мег. – Джейн сжала руку наперсницы. – Не хочу, чтобы меня видели в таком ужасном состоянии. Сама знаешь, пойдут разговоры…

Мег все прекрасно понимала, но ей требовалась помощь, а оставлять бедняжку в одиночестве она просто боялась.

– Что, если позвать Грейвза? Клянусь, он не проронит ни слова.

Джейн на секунду задумалась, а потом кивнула.

– Но пусть придет только он один.

– Разумеется. Сейчас вернусь.

Горничная действительно отсутствовала не больше нескольких минут. Вернувшись, она быстро разожгла огонь в камине, аккуратно заправила кровать.

Вскоре показался Грейвз. Того, кто помогал дворецкому нести все необходимое, в комнату не впустили. С помощью Мег Джон втащил глубокую ванну и наполнил ее горячей водой. Когда все было готово, Грейвз подошел к креслу, в котором обреченно сидела Джейн, и взглянул на нее с доброй, сочувственной улыбкой.

– Теперь я действительно навсегда связала себя с этим человеком, правда? – спросила она сквозь слезы. – Сделав все, что положено…

Грейвз бросил на Мег озабоченный взгляд, а потом крепко сжал руку молодой хозяйки.

– Не понимаю графа, Джейн. Действительно не понимаю. – Джейн перевела взгляд с Грейвза на Мег. В жестоком мире недоброжелателей и врагов эти двое оказались единственными настоящими друзьями.

– Сегодня произошло самое ужасное, что мне довелось вытерпеть в жизни. Неплохой рассказ молодой жены о первой брачной ночи, правда?

Мег опустилась перед креслом на колени и обняла госпожу, а Грейвз гладил Джейн по голове и шептал несвязные, но ласковые слова. Немного успокоившись, Джейн внезапно смутилась:

– Думаю, пора принять ванну.

– Сразу почувствуете себя намного лучше. – Мег помогла госпоже подняться, а Грейвз тем временем решительным шагом направился к двери.

– Где ты будешь?

– Займусь неотложными делами.

Выражение его лица подсказало Мег, что «неотложные дела» заключались в том, чтобы разыскать графа и высказать ему собственную точку зрения на происходящие события.

– Не смей спускаться вниз!

Неумолимый тон Мег заставил Джейн обернуться.

– В чем дело? Что произошло?

– Джон решил отправиться за графом. Неизвестно, к чему это приведет.

Джейн растрогалась. Она не могла припомнить случая, когда кто-то так самоотверженно стремился прийти ей на помощь.

– Грейвз, приказываю вам вернуться в свою комнату.

– Но у меня действительно есть неотложные дела, Джейн.

– Нет. Оставайтесь у себя, по крайней мере, до девяти часов. – Грейвз, казалось, едва сдерживался, чтобы не взорваться.

– Главное, в чем нуждается ваш муж, – слово прозвучало особенно презрительно и горько, – и я сказал бы, нуждался почти всю свою сознательную жизнь, так это в нескольких хороших оплеухах. – Дворецкий вежливо поклонился. – Прошу прощения за несдержанность выражений, леди.

– Да, скорее всего вы правы. Урок здравого смысла совсем не помешает. Но только не сейчас, не по столь деликатному поводу. И уж, разумеется, не от вас. – С этими словами Джейн подошла и протянула дворецкому руку. – Вы нужны мне здесь, чтобы помогать и направлять, а потому просто не имеете права предоставлять графу мотив для увольнения.

Мег подошла ближе.

– Девочка права, Джон Грейвз. Тебе придется подчиниться.

– Обещайте ничего не предпринимать. – Джейн серьезно взглянула на защитника. – Обещайте немедленно вернуться к себе.

Пылающий праведным гневом дворецкий проглотил все резкости, которые просились на язык, и стоял молча, испепеляя женщин огненным взглядом.

– Обещайте.

– Хорошо, вот вам мое слово. Обещаю ничего не предпринимать и ничего не говорить.

– Спасибо.

У Мег от облегчения даже закружилась голова; она едва устояла на ногах. Джейн повернулась к камеристке:

– Думаю, вам следует отправиться вслед за Грейвзом и проследить, чтобы он сгоряча не перегнул палку.

– Но я должна помочь с ванной.

– Если честно, то я предпочла бы остаться в одиночестве. Хорошенько вымоюсь, а потом выйду на свежий воздух. Нужно как следует проветриться и решить, как жить дальше.

– Если вы настаиваете…

Мег откровенно разрывалась между чувством долга перед госпожой и беспокойством за любимого. Джейн же с болью спросила себя, суждено ли ей самой полюбить так же горячо.

– Отправляйтесь, – с улыбкой распорядилась она. – И не волнуйтесь обо мне. Позвоню, как только возникнет необходимость. Лучше проведите эти утренние часы вместе.

Насколько Джейн мечтала о горячей ванне, настолько же опасалась, что граф появится именно во время беззащитной наготы и решит подтвердить неизменность супружеского права. Если только он появится сегодня снова, она непременно убьет его собственными руками.

Проведя в ванне немало времени и полностью расслабившись, Джейн надела удобное дневное платье, с неприязнью отложив в сторону корсет и другие излишества туалета. Вместе с ощущением чистоты и свежести вернулся вкус к жизни, и Джейн решила выйти из дома и прогуляться по расстилающимся за ажурной изгородью полям, а может быть, даже спуститься к реке. Очень хотелось встретить рассвет и решить, что делать дальше.

Джейн неслышно спустилась по лестнице. В доме стояла тишина. Скорее всего покой сохранится еще несколько часов. В холле никого не было. Джейн вошла в одну из нескольких больших гостиных, собираясь спуститься в сад через террасу, а потом свернуть в ведущую к реке укромную аллею.

Однако, едва приоткрыв дверь, она тут же остановилась. В комнате явственно слышался шепот. На одном из просторных диванов происходило страстное любовное свидание. Высокая спинка скрывала участников. Что же за люди эти друзья графа, если они могут совокупляться в общей комнате, куда в любую минуту может войти кто угодно? Женщина вздохнула, мужчина застонал. Джейн залилась краской и повернулась в надежде выскользнуть так же незаметно, как и вошла.

Однако в это мгновение распутница заговорила, и от неожиданности невольная свидетельница остановилась как вкопанная.

– Да-да, вот здесь… ты знаешь, как мне это нравится… Голос леди Маргарет.

Мужчина тихо рассмеялся.

– Ненасытная сластена.

Лорд Уэссингтон. Ее собственный дражайший супруг.

Ни разу в жизни Джейн не замечала за собой склонности к убийству. Да и вообще убийства случались очень редко. Всякий раз, услышав о подобном происшествии, Джейн спрашивала себя, каким же гневом надо пылать, чтобы отважиться на страшный шаг и лишить жизни человека.

Но вот сейчас, услышав, как муж шепчет слова любви в объятиях другой женщины, причем всего лишь через несколько часов после свадьбы, она поняла те чувства, которые толкают на страшную месть. Тихо, спокойно, но с твердым решением в душе Джейн вернулась в холл.

Дома, в Портсмуте, Джейн нередко приходилось оставаться на верфи в одиночестве, и мистер Фицсиммонс научил дочку пользоваться огнестрельным оружием. При ней всегда был пистолет, хотя, к счастью, воспользоваться им так ни разу и не пришлось. Здесь, в особняке, в библиотеке хранилась целая коллекция пистолетов разных размеров и видов. Каждый аккуратно лежал в обитом бархатом футляре. Уэссингтон владел несколькими типами популярных среди британских кавалеристов «драконов». Джейн выбрала один, с очень длинным дулом. Пистолет выглядел внушительным и устрашающим. Крепко сжав рукоять, она направилась обратно в гостиную.

Она ступала очень тихо, но все же, приблизившись к дивану и обогнув высокую спинку, заволновалась, что едва ощутимые звуки смогут выдать ее присутствие. Впрочем, любовники ничего не замечали – они всецело погрузились в наслаждение. Джейн спрятала пистолет в складках широкой юбки.

Леди Маргарет оказалась распростертой на спине, Уэссингтон – на ней. Он был без рубашки. Она – в удивительном экзотическом одеянии красного цвета с черной отделкой, даже в скромную минуту вряд ли способном прикрыть тело. Сейчас, в разгар любовной игры, верхняя часть наряда оказалась спущенной – так, чтобы бюст предстал во всей красе. Да, пришлось признать, что повод для гордости здесь присутствовал, и немалый.

Маргарет выгнула спину.

– Перестань дразнить, Филипп. Ты же знаешь, чего я хочу.

Мир медленно закружился: Джейн увидела, как губы мужа начали спускаться все ниже и ниже по телу зрелой бесстыдной женщины. Гнев выплеснулся через край.

– И то правда, Уэссингтон, вы же прекрасно знаете, чего она хочет! Перестаньте дразнить!

Любовники замерли, словно не в силах понять, откуда взялся третий голос. Потом оглянулись и увидели стоящую рядом с диваном Джейн. Филипп приподнялся на колени. Маргарет отчаянно взвизгнула и принялась беспомощно тянуть бретельки, пытаясь прикрыть грудь.

– Джейн… – Голос Филиппа больше всего напоминал скрип. Внезапное появление жены оказалось настолько удручающим, что граф с трудом мог произнести ее имя.

– Да, лорд Уэссингтон, перед вами именно Джейн. Новоиспеченная, возлюбленная супруга. Как мило, что вы до сих пор не забыли мое имя. – Гнев отзывался дрожью во всем теле. – Теперь не приходится сомневаться, что вы действительно умеете любить женщину. А то ночью очень трудно было в это поверить.

– Но что же ты делаешь здесь, внизу?

– Я вполне могла бы задать тот же вопрос вам, но ответ вижу собственными глазами.

Филипп наконец поднялся с дивана и встал на ноги.

– Джейн… я готов все объяснить…

– Сомневаюсь, что попытка увенчается успехом. – Маргарет все-таки удалось натянуть бретельки, а сверху даже накинуть абсолютно прозрачный халат. Теперь, в вертикальном положении и даже в некоем подобии верхней одежды, любовница вернулась в свое обычное нахальное состояние.

– Джейн, деточка, ты придаешь событию слишком большое значение. – Маргарет выглядела утомленной и раздраженной мелкими дрязгами. Губы искривились в легкой улыбке, которая должна была выразить истинное отношение к забавной ситуации. – Все прекрасно знают, что мы с Филиппом – близкие друзья.

Джейн ответила неожиданно уверенным, даже властным тоном, который немало удивил любовников:

– Вы не получали разрешения называть меня по имени! Не смейте! Никогда в жизни! – Потом перевела взгляд на супруга, который выглядел так, словно только что проглотил жабу. – Что она имеет в виду под «близкими друзьями»?

Маргарет хихикнула.

– Не ведите себя как безмозглая гусыня, молодая графиня. Как по-вашему, что я могу иметь в виду?

Филиппу удалось обрести некоторое подобие самообладания, а вместе с ним и голос, и видимость аристократического поведения.

– Замолчи, Маргарет. И оставь нас. Мне необходимо поговорить с женой наедине.

– Я не собираюсь с вами разговаривать, – возразила Джейн.

Филипп удивленно поднял брови, а Маргарет снова хихикнула. Удивительно, но на глаза почему-то снова навернулись слезы. Разве она не выплакала их раньше, перед Мег и Джоном? Нет, в обществе этих презренных людей она ни за что не позволит себе заплакать. Перед лицом собственной непростительной наивности – а ведь Джейн и в голову не приходило, что муж может иметь любовницу, – было слишком стыдно задавать вопросы. Но необходимо.

– Она ваша любовница?

Филипп грустно вздохнул, но потом собрался с духом и тихо ответил:

– Да, Джейн.

Непростительная грубость, бесстыдство, презрение и к ней самой, и к нормам приличия оказались нестерпимыми.

– И вы притащили эту женщину, эту шлюху в мой дом и пригласили ее остаться на время свадебных торжеств?

В ответ прозвучал насмешливый голосок Маргарет:

– Вообще-то, графиня, это дом графа. Очевидно, его сиятельству позволительно приглашать кого угодно.

– Замолчи, Маргарет! – одновременно воскликнули Филипп и Джейн.

Джейн неожиданно вытащила из складок юбки пистолет, и любовники застыли в изумлении и ужасе.

– Здесь всего лишь один заряд, и беда в том, что трудно решить, кто из вас двоих больше его заслуживает.

– Право, графиня, – первой пришла в себя отчаянная Маргарет. – Если вам угодно стрелять всякий раз, как муж приведет в дом любовницу, то лучше запастись целым арсеналом боеприпасов.

Грубое замечание оказалось последней каплей. Джейн подняла пистолет и выстрелила мужу прямо в грудь. К счастью графа, природа наделила его прекрасной реакцией в сочетании с ловкостью. Филипп мгновенно пригнулся, и заряд просвистел выше головы – там, где он только что стоял. Если бы не эта ловкость, сердце графа наверняка оказалось бы пробитым насквозь.

В наступившей неестественной, абсолютной тишине никто не двигался. Все трое до сих пор не могли поверить в реальность случившегося. Жена просто не имела права покушаться на жизнь супруга, тем более что супруг – пэр королевства. Голубоватый дым выстрела медленно оседал.

Первым очнулся Филипп. Он быстро вскочил на ноги и сделал шаг вперед, протянув руку к пистолету.

– Отдай немедленно, – решительно приказал он.

Джейн отшвырнула оружие и, подбежав к камину, схватила наперевес кочергу, словно это было боевое копье. Граф остановился.

В холле раздались торопливые шаги и громкие, взволнованные голоса. У открытой двери столпились несколько слуг и несколько разбуженных выстрелом гостей. Одетые во что попало, люди могли бы показаться комичной опереточной группой, не выгляди сцена настолько трагичной и шокирующей. Занятие графа и Маргарет не оставляло места для сомнений, а потому свидетели в ужасе замерли. Джейн уже почти слышала скандальные сплетни, которые непременно наводнят Лондон не позже чем к обеду.

На людях она не боялась реакции мужа, а потому решила взять инициативу в собственные руки и смело взглянула ему в лицо.

– С вами я поговорю наедине – позже.

Не дав возможности ответить, она повернулась к Маргарет воинственно подняла кочергу:

– А что касается вас, леди, то вам придется покинуть дом в ближайшие пятнадцать минут. Но если еще хоть раз мне выпадет несчастье заметить вас возле моего супруга, графа Роузвуда, то придется прикончить прямо на месте.

Не желая терпеть унижение перед посторонними, а тем более перед представителями бомонда, Маргарет фыркнула:

– Не покину дом до тех пор, пока об этом меня не попросит сам граф.

В эту минуту в гостиной показался Грейвз – босиком, но в брюках и в рубашке, которую на ходу торопливо заправлял.

– Какого черта!..

И тут он увидел красноречивую сцену: едва одетые любовники, пистолет на полу, витающий в воздухе пороховой дым…

– О нет… – Дворецкий в ужасе взглянул на Джейн.

– Грейвз, леди Маргарет нас покидает. – Джейн повернулась, объятая величественным гневом, и все тут же уступили ей дорогу. – Пойдемте со мной.

– И вы еще приказывали вести себя сдержанно, – озадаченно пробормотал дворецкий, направляясь вслед за госпожой в комнаты Маргарет. За ними последовали Мег и еще несколько слуг.

Джейн принялась методично вытаскивать чемоданы и картонки.

– Упакуйте. Немедленно упакуйте все это. Чтобы через пятнадцать минут все ее тряпки оказались на улице, перед подъездом. – Леди Уэссингтон яростно взглянула на Грейвза. – Немедленно прикажите, чтобы эту женщину отвезли в Лондон. При необходимости разрешаю применить силу. Сообщите об отъезде. Надеюсь услышать новость уже через двадцать минут.

– Слушаюсь, графиня. – Дворецкий слегка поклонился и вышел. Джейн последовала за ним. Пройдя через холл, поднялась к себе в комнату, не замечая одобрительных улыбок и ободряющих взглядов слуг. Отныне она стала их героиней.

Глава 13

Джейн сидела возле окна. Вот уже несколько часов от парадного подъезда то и дело отъезжали экипажи: многочисленные гости решили, что свадебные торжества неожиданно закончились.

Чтобы выдворить нахальную Маргарет, понадобился почти целый час. После отъезда соперницы Джейн тотчас ушла к себе в комнату и заперлась. Требовалось время, чтобы решить, что делать и как жить дальше. Стрелять в собственного мужа – дело вовсе не шуточное и без последствий не обойдется.

Как бы там ни было, а оставаться в Лондоне и существовать в дальнем углу разгульной жизни Уэссингтона означало постоянные страдания и опасения показаться на людях: ведь они сразу узнают в ней ту самую ревнивую мегеру, которая пыталась убить красавца мужа лишь за то, что застала его в жарких объятиях любовницы. Бомонд настолько привык к супружеским изменам, что наверняка просто не смог бы понять, из-за чего, собственно, так разнервничалась молодая леди.

Еще вчера Джейн и сама удивилась бы собственной несдержанности. В конце концов, совсем недавно она и сама по наивности собиралась изменять будущему мужу. Но сейчас, в полной мере осознавая всю интимность супружеской связи, о подобном поведении уже нельзя было и думать. С невольной гримасой отвращения Джейн вспомнила о многочисленных попытках Грегори увлечь ее на путь обмана. Судя по всему, он совсем не думал о том, как измена заденет Гертруду. Как же плохо представляла Джейн суть жестокого проступка, к которому склонял ее муж сестры! Страшно даже подумать – ведь она была почти готова согласиться!

Элизабет пыталась объяснить подруге глубину заблуждения, однако не слишком преуспела. Винить ее не имело смысла. Неужели хоть один человек на свете способен внятно и точно описать то, что происходит за плотно закрытой дверью супружеской спальни? Было очень больно представить только что обретенного мужа в столь тесном общении с другой женщиной, однако еще больнее оказалась горькая правда: лорд Уэссингтон вовсе не хотел интимной близости с молодой женой. Полное отсутствие уважения к женской душе, а еще точнее, откровенное пренебрежение и даже отвращение оказались жестоким ударом. Граф, несомненно, прекрасно владел всеми тонкостями брачного акта. Беда в том, что он не питал к супруге ни малейшего интереса и не считал нужным проявлять нежность и страстность. Мысль больно жалила и жестоко унижала.

Раздался легкий стук в дверь, и через секунду показался Грейвз. Уже не в первый раз за сегодняшний день Джейн невольно спросила себя, что удерживает такого хорошего человека, как Джон Грейвз, в доме развратного и бессовестного графа. Сейчас она наконец-то решилась задать волновавший вопрос:

– Что заставляет вас служить лорду Уэссингтону?

– Он в некотором роде меня спас.

– Правда? И каким же образом?

– О, просто возникли некоторые проблемы с последним работодателем.

Заинтересованная ответом, Джейн повернулась, чтобы внимательно взглянуть на собеседника. Грейвз стоял возле двери с толстой пачкой конвертов в руках.

– И что же именно произошло?

– Джентльмен обратил чересчур благосклонное внимание на гувернантку собственных детей. Это была очень милая особа. Молодая и одинокая. Он сломал девушке жизнь, а потом просто выкинул на улицу. Ей некуда было податься.

– А что сделали вы?

– Ну, можно сказать, что я попытался заставить его осознать собственную ошибку.

– Вы ударили этого джентльмена?

– Вернее было бы признаться, что избил до полусмерти. После чего меня посадили в тюрьму Ньюгейт. Лорд Уэссингтон каким-то образом узнал о случившемся. Подкупил кого следует и забрал меня к себе домой.

– А до неприятного события вы с ним были знакомы?

– Нет. Вот это свойство натуры графа и вызывает недоумение. Лорд Уэссингтон способен на самые удивительные поступки, и в то же время его словно подмывает сделать что-нибудь отвратительное и тем самым доказать случайность благородного порыва.

– А девушка? Что случилось с ней?

Грейвз не спешил с ответом, словно пытаясь решить, стоит ли раскрывать секрет. Однако Джейн казалась достойной доверия и наверняка умела хранить тайны.

– Девушку зовут Мег.

– Мег? – Джейн едва сумела скрыть изумление. Грейвз бросился защищать возлюбленную:

– Ее винить не в чем. Надеюсь, вы не подумаете плохого.

– Вы и сам прекрасно знаете, что этого не произойдет. Я просто удивлена, вот и все. А младенец? Понятия не имела, что у Мег есть ребенок.

– А его и нет. Ребенок родился мертвым.

– Каким же образом она начала работать у графа?

– Лорд Уэссингтон позволил мне привезти девушку сюда. Разрешил ей остаться на весь тяжелый период. А потом дал Мег работу.

– Невозможно поверить, что граф способен проявить такую доброту.

– Знаю. Особенно когда видишь, как он порой себя ведет. Иногда, кажется, что в Уэссингтоне уживаются два совершенно разных человека. В глубине души он прекрасно знает, как надо поступать. Просто нелегко заставить его следовать собственной совести. Но именно поэтому я и не бросаю графа. Если бы случай казался безнадежным, уже давным-давно ушел бы.

Джейн тяжело вздохнула. Да, Джон Грейвз верит графу Роузвуду, а вот она верить не способна. Больше того, считает, что спасти этого человека уже невозможно.

– Так что же, он послал за полицией?

– Нет. Заперся в гостиной после… после утреннего приключения… и до сих пор не показывается.

Внимание Джейн наконец-то обратилось к многочисленным конвертам, которые дворецкий держал в руках. Стопка выглядела толстой – наверное, не один десяток писем.

– Что это такое?

– Вы не поверите.

– Так что же?

– Приглашения. Для вас. Они поступают весь день – с тех самых пор, как дом покинула первая группа гостей.

– Приглашения? И куда же?

– На чай, на поэтические вечера, в музыкальные собрания. Некоторые касаются официальных раутов, на которые графа уже пригласили. Однако, судя по всему, самые благородные дамы Лондона хотят получить подтверждение вашего присутствия.

Джейн недоуменно покачала головой.

– И зачем же я им всем так внезапно понадобилась?

Грейвз снова пожал плечами.

– Вы много времени провели среди представителей высшего света?

Джейн лишь покачала головой.

– Это странные люди. Не знают, куда девать время. Не знают, куда девать деньги. Не знают, о чем тревожиться, волноваться и заботиться. А потому часто скучают.

– И мне удалось внести в их скучную жизнь нотку разнообразия?

– Думаю, примерно так оно и есть. Кроме того, вряд ли леди Маргарет пользуется особой популярностью. Так что все хотят поближе познакомиться с той, которая отважилась поставить эту бесцеремонную особу на место.

Джейн взяла стопку писем и бегло просмотрела некоторые из тех, что лежали сверху.

– Да я скорее выколю себе глаза острой палкой, чем соглашусь принять хоть одно из этих предложений.

– Мне они тоже кажутся отвратительными. – Грейвз усмехнулся. – Так что же вы намерены предпринять?

– Есть план.

– Он мне понравится?

– Сомневаюсь. – Джейн встала и направилась к вместительному платяному шкафу. Поскольку до сих пор было готово далеко не все приданое, в нем висело лишь несколько платьев и костюмов.

– Я собираюсь уехать, а для этого необходима ваша помощь.

– А что, если муж не позволит этого сделать?

– Все равно уеду. Он не сможет меня остановить.

Филипп сидел в углу гостиной, в глубоком кресле. За все время добровольного заточения в дверь постучали лишь однажды, когда одна из служанок набралась мужества спросить, не желает ли граф перекусить. Короткого и выразительного «нет» оказалось вполне достаточно, чтобы испуганная женщина тут же убралась восвояси. У всех остальных хватило здравого смысла оставить господина в покое. В противоположном углу комнаты на стене чернело ужасное пятно – выстрел опалил шпалеры и пробил стену.

Филипп подумал, что было бы куда лучше, окажись на месте стены его собственное сердце, однако мысль бесцельно и беспомощно повисла в воздухе.

Граф упорно пытался убедить себя, что нынешняя ситуация не имеет ничего общего с той, в которой оказался он сам в первом браке, однако совесть твердила обратное. Да, сейчас он вел себя точно так же, как некогда Энн. Единственная разница заключалась в том, что он действительно подстрелил любовника жены и покалечил его на всю оставшуюся жизнь. Даже сейчас, едва закрыв глаза, Филипп отчетливо видел перед собой отвратительную пару, чувствовал прилив страшной, нечеловеческой ярости и даже отчетливо ощущал в ладони тяжесть пистолета. Невозможно забыть и загнанный взгляд Ричарда, покорно принявшего неумолимую судьбу и готового умереть от руки лучшего друга.

Если бы можно было каким-то волшебным образом обратить время вспять и вернуться к тому судьбоносному дню! Граф нередко спрашивал себя, насколько иной оказалась бы жизнь, если бы жена и друг не предали и не обманули так подло, так отвратительно. Суждено ли ему было стать иным человеком – лучше, добрее, доверчивее? Теплилась ли надежда изменить характер, или Уэссингтон все равно остался бы таким, каким видит себя сейчас, – недоверчивым, одиноким, равнодушным ко всем и ко всему?

Горькие слова Джейн до сих пор звенели в ушах, не давая ни секунды покоя: «И вы притащили эту женщину, эту шлюху в мой дом и пригласили ее остаться на время свадебных торжеств?»

Граф искренне стыдился и той сцены, свидетельницей которой оказалась молодая жена, и собственного поведения. За последние годы ему довелось совершить столько ужасных поступков, что просто удивительно, как чувство стыда нашло путь к уму и сердцу. Однако это все-таки произошло.

Приглашение Маргарет на свадьбу казалось вполне естественным. Ведь брак выглядел скоропалительным, а клятвы – ничего не значащими. Филиппу церемония казалась лишь пышным празднованием по поводу окончания неприятного, угнетающего периода бедности. Следовательно, на ней непременно должны были присутствовать все друзья и знакомые. Маргарет находилась в их числе, причем давно.

Что же касается постыдного свидания, то Филипп ни в малейшей степени его не планировал. Случилось так, что, выйдя из спальни Джейн, граф несколько часов провел в одиночестве, не в силах отогнать мучительные воспоминания о прелести и нежной привлекательности той, над которой только что так жестоко надругался. Картина вызвала тяжкое, почти болезненное возбуждение. Чтобы хоть как-то облегчить страдания, винить в которых следовало лишь самого себя, Филипп спустился вниз. А через несколько минут дверь открылась, и в комнату вошла Маргарет – казалось, она предвидела встречу и специально ее дожидалась. Красотка появилась весьма кстати, чтобы облегчить нестерпимое напряжение, Филипп согласился бы на свидание с первой попавшейся уличной девкой. Так что отказывать давней подруге он не стал.

Однако невольной свидетельницей жаркой сцены оказалась молодая жена, и все сразу изменилось. Теперь уже ничто в жизни не могло остаться по-прежнему.

Необходимо сейчас же подняться наверх и поговорить с Джейн. Прошло вполне достаточно времени, чтобы спокойно и разумно обсудить и то, что произошло, и ближайшее будущее. Уэссингтон встал с кресла, в недрах которого провел несколько часов, и вышел в холл, уверенный, что за дверью наткнется на целую толпу слуг. Однако поблизости никого не оказалось, и граф беспрепятственно поднялся по лестнице в комнату жены. Он открыл дверь и нашел Джейн в полном одиночестве. Странно, но она паковала чемоданы.

– О, Джон, еще мне понадобится…

Джейн обернулась, явно надеясь увидеть Грейвза, и от неожиданности застыла на полуслове. К удивлению Уэссингтона, она присела в глубоком поклоне и не поднималась до тех пор, пока у того не лопнуло терпение.

– Ради Бога, Джейн, встань, пожалуйста.

Джейн очень не хотелось проявлять кротость и смирение, однако если граф до сих пор не остыл от гнева, ей могла угрожать серьезная опасность. Она собиралась уехать и вовсе не хотела выяснять, что произойдет в том случае, если супруг запретит это сделать.

– Что вам угодно, милорд? – Филипп взглянул на чемоданы.

– Чем это ты здесь занимаешься?

– Полагаю, это и так ясно, лорд Уэссингтон.

– Черт возьми, а ты никак не можешь звать меня по имени и на ты?

Судя по всему, Джейн не желала этого делать.

– Складываю вещи, чтобы уехать.

– Но я твой муж. Когда ты собиралась сообщить мне о принятом решении? Или отъезд должен был стать сюрпризом?

– Как раз готовлюсь спуститься вниз.

– Очень мило с твоей стороны подумать обо мне.

Трудно было не заметить резкого, язвительного тона. Уэссингтон привык отдавать приказания и встречать полное и безоговорочное подчинение. Грейвз предупредил госпожу, что трудно будет убедить графа принять ее план. Подойдя к письменному столу, Джейн взяла толстую стопку приглашений и протянула супругу.

– Что это?

– Приглашения. Весь день их получаю. Похоже, я внезапно превратилась в городскую достопримечательность – положение не слишком приятное. Ведь я вовсе не похожа на тех женщин, с которыми вы привыкли общаться. Мне ужасно неловко, – щеки Джейн зарделись алым румянцем, – и отчаянно стыдно из-за того, что произошло сегодня рано утром. А потому я просто не в силах предстать перед всеми этими любопытными людьми. Боюсь, не вынесу сплетен и пересудов за спиной. Вы и сами прекрасно понимаете, что, стоит лишь остаться в Лондоне, разговорам не будет конца.

Филипп хотел было возразить, однако знал, что Джейн права.

– И куда же ты собираешься уехать? Насколько мне известно, домой, в Портсмут, тебе дорога заказана на целых полгода.

– Хотелось бы отправиться в Роузвуд.

– Но я вовсе не собираюсь покидать Лондон прямо сейчас.

– Право, сэр, – Джейн скромно опустила глаза, – я не планировала ехать вместе с вами.

– Прекрасно. Тем более что у меня нет ни малейшего желания это делать.

– Я могла бы познакомиться с нашей дочерью и…

– У меня нет никакой дочери! – резко оборвал Филипп.

– О, до чего же я все-таки глупая! – Джейн намеревалась провести вежливую беседу, не разжигая гнева супруга, однако решительное отрицание отцовства не могло не вызвать сарказма. – Совсем забыла. Эмили – просто еще одно живое существо, до которого вам нет никакого дела. Печальная страница жизни, не правда ли?

Нужно было чем-то занять руки и куда-то деть глаза, чтобы не смотреть на мужа, а потому Джейн подошла к кровати и начала складывать платье.

– Так скажите же, сэр, есть ли на свете хоть что-то, что кажется вам важным и достойным внимания?

– В общем-то, нет. – Уэссингтон равнодушно пожал плечами, словно отбрасывая в сторону мир, полный возможных дружеских отношений. – Ведь еще до свадьбы я говорил, что совсем не обладаю положительными качествами. И если тогда ты решила, что это шутка, то извини. Дело в том, что так оно и есть на самом деле. И говорил я вполне серьезно.

Джейн через плечо взглянула на мужа. Изо всех сил пытаясь казаться бесчувственным и каменно-спокойным, он выглядел всего лишь неприкаянным и печальным.

– Должно быть, просто ужасно коротать жизнь в таком одиночестве. Мне вас очень жаль. Надеюсь, все-таки найдется что-нибудь, что сможет принести вам счастье.

Какая-то частичка сердца почти стремилась оказаться рядом и помочь. Почти. Джейн закрыла крышку последнего чемодана и повернулась к супругу.

– Если я отпущу тебя… – Филипп пытался сделать вид, что до сих пор размышляет, согласиться или нет, однако он прекрасно понимал, что Джейн ни за что не послушается и все равно сделает по-своему. Граф одновременно и огорчился, и обрадовался: молодая жена бежит от него прочь, но зато теперь он сможет без помех жить так, как считает нужным.

– Если я отпущу тебя, чем ты будешь заниматься в деревне, в Роузвуде?

– О, дел так много! Например, я разработала план развития семейного бизнеса Фицсиммонсов, расширения его в сторону импорта и экспорта. Осталось продумать целый ряд важных деталей, а это займет немало времени.

Филипп спросил себя, не намерена ли Джейн использовать свой план в качестве билета для возвращения в Портсмут.

– Ты разработала этот план самостоятельно?

– Не удивляйтесь, милорд. – Джейн обиженно надулась. – Можете не верить, но я действительно обладаю некоторой долей разума.

– Вовсе не хотел тебя обидеть.

– И, тем не менее, все-таки обидели. Над этим планом я упорно работала два последних года. А потому спокойствие и уединение лишь помогут его завершить. Кроме того, и Тамбертон и Грейвз говорили, что в поместье накопилась нескончаемая вереница дел. Все требует внимания и твердой руки. Так что я вполне могла бы заняться хозяйством.

Неожиданно что-то изменилось, и в комнате воцарилось удивительное, безмятежное спокойствие. Оно витало, побуждая поймать момент, не упустить импульс. Вдруг появился шанс заключить мир. Шанс пойти навстречу друг другу. Шанс шагнуть вперед, гораздо дальше. Никто из двоих не знал, как воспользоваться внезапной возможностью. Филипп заговорил первым.

– Мне очень стыдно за то, что произошло утром. Прошу трощения.

– Стыдно за что? За сам поступок или за то, что он открылся?

Филипп выглядел так, словно получил пощечину, и Джейн отвернулась, делая вид, что поправляет безукоризненно сложенные вещи.

– Если вам и следует за что-то просить прощения, то лишь за прошлую ночь. За то, что так успешно разбили все мои ожидания и надежды.

– Мне казалось, что следует поступить именно так.

– Мотивы не имеют значения. По крайней мере, теперь я точно знаю, что не захочу повторить опыт.

Стоя спиной к мужу, Джейн не могла утверждать наверняка, однако ей почудилось, что Филипп сделал шаг вперед. После всего, что натворил этот человек, мысль о прикосновении показалась отвратительной. Джейн выпрямилась и почувствовала, что граф остановился. Обращаясь к стене, она произнесла:

– У меня нет денег на почтовую карету, но если вы дадите в долг несколько фунтов, я расплачусь, как только смогу.

– Почтовая карета? Нет, ты поедешь в моем экипаже.

– Не хочу навязываться.

– Ты моя жена, так что это в порядке вещей. Не отказывайся.

– Мег поедет со мной. Она необходима в качестве горничной и компаньонки.

– Хорошо.

– И Джон Грейвз. В поместье много работы, а потому мне требуется надежный помощник.

– Нет, его я никак не могу отпустить.

Грейвз и сам говорил, что граф его не отпустит. Но как же увезти Мег без Джона? Надо срочно искать выход.

– Да, и еще одно немаловажное обстоятельство: если бы вы смогли пополнить какой-нибудь из счетов поместья Роузвуд, у меня появились бы средства, чтобы нанять слуг и купить то, что необходимо в первую очередь…

– Непременно.

– Постараюсь не проявлять расточительности.

– Джейн, не беспокойся, все в порядке. Я вполне доверяю тебе в материальных вопросах.

– Ну что же, тогда…

– Ну, тогда…

Джейн изумленно почувствовала, как глаза наполняются жгучей влагой. Откуда эти слезы? Она ведь сама захотела уехать, сама приняла решение. Бежать немедленно, как можно дальше, чтобы больше никогда не видеть мужа. Чтобы не смотреть ему в глаза, не разговаривать, не слышать его голоса. Так откуда же это внезапное одиночество? Наверное, дает себя знать напряжение двух последних недель.

И правда, усталость едва не пригибала к земле. Пытаясь совладать с собой, Джейн с трудом проглотила застрявший в горле комок и прижала палец к переносице, пытаясь остановить непрошеные слезы.

Преодолев себя, напоследок повернулась к мужу.

– Надеюсь, у вас все сложится удачно, сэр. Искренне надеюсь.

– Летом, если выдастся такая возможность, постараюсь на несколько дней остановиться в Роузвуде.

– Хорошо. Только непременно сообщите о своем прибытии заранее.

– Обязательно.

Филипп внезапно ощутил острую потребность встать на колени и умолять Джейн не уезжать, не покидать его. Если она исчезнет, ниточка тут же оборвется. Шанса к примирению не останется. Он уже ни за что не увидит ее рядом как подругу и любовницу. И им никогда не доведется делиться секретами, смеяться или просто болтать.

Но ведь все это лишнее. Графу Роузвуду вовсе не нужна жена, не нужна эта провинциальная девочка по имени Джейн. Он владеет ее огромными деньгами – всеми, вплоть до последнего пенни, и так крепко сжимает их в кулаке, что бедняжке нечем заплатить даже за поездку в деревню. Ничего, кроме денег, ему и не требуется. Только деньги. Собственная счастливая жизнь, полная красивых женщин, неумеренных возлияний, азартных игр и распутства, манит словно маяк. Он хочет наслаждаться днями и месяцами безмятежного счастья.

Но почему же сейчас на душе так тяжело, так темно?

– Если что-нибудь потребуется, сообщи.

– От вас мне ничего не потребуется, – решительно ответила Джейн.

«А если даже и потребуется, то все равно не попрошу», – добавила она про себя.

– Понятно. – Филипп ощутил укол ущемленной гордости: Джейн считает его настолько ничтожным, что даже отказывается обратиться за помощью. Увы, слишком поздно. Он сам хотел таких отношений. Теперь он их получил.

– Прощайте, сэр.

– Называй меня по имени.

Джейн молча покачала головой и вышла из комнаты.

Глава 14

Эмили Уэссингтон, одетая в юбку, которая покроем больше напоминала брюки, кубарем слетела с парадного крыльца. Миссис Смайт, домоправительница, посвятившая имению Роузвуд всю свою сознательную жизнь, заметила девочку лишь тогда, когда та прошмыгнула мимо лестницы. Эмили прекрасно понимала, что сейчас ее заставят вернуться – и это в разгар одного из первых теплых весенних дней! Пришлось немного увеличить скорость. Перспектива провести предвечерние часы в заточении классной комнаты казалась невыносимой, убийственной.

Миссис Смайт искренне переживала из-за отсутствия постоянной гувернантки: девочка росла, предоставленная сама себе. Но как ни переживай, а в сутках всего лишь двадцать четыре часа, и за это время приходится решать неимоверное количество жизненно важных вопросов, начиная со снабжения дома углем и заканчивая обеспечением его обитателей хлебом насущным.

Эмили весело кружилась в лучах ласкового весеннего солнца и радостно улыбалась, думая о том, как быстро миссис Смайт отказалась от мысли о погоне. Достав из кармана любимую мальчишескую кепку, Эмили нахлобучила ее на голову и принялась запихивать под козырек волосы. Осенью на ярмарке она увидела представление бродячих артистов. Особенно поразили ее воображение номера с лошадьми, и теперь Эмили мечтала стать наездницей.

Едва она успела заправить последнюю прядь, как из-за угла показался Ричард. Осторожно и неловко ковыляя на деревянной ноге, он вывел любимую лошадку мисс Уэссингтон. В маленьком мире Эмили этот человек оказался одним из немногих, на ком оставило заметный след медленно, но неумолимо текущее время. Глаза в окружении сети печальных морщин, поседевшие, почти белые волосы. И все же Ричард казался красивым.

Лошадка Эмили осталась чуть ли не единственной в поместье, хотя когда-то дед девочки мог похвастаться одной из самых богатых конюшен во всей Англии.

– Ну и ну, мисс, как вы сегодня хороши! Вот только как же вам удалось в таком наряде вырваться из рук миссис Смайт?

– Я убежала раньше, чем она смогла что-нибудь сказать.

Ричард рассмеялся, обрадовавшись, что экономка не успела огорчить Эмили. Ведь на долю малышки и так выпало немало испытаний. Когда Эмили родилась, Филипп едва взглянул на дочку и тут же умчался в Лондон. А Ричард в тот же день поклялся оставаться самым верным другом несчастному, ни в чем не повинному и никому не нужному ребенку. Лучшим другом в огромном пустом мире.

Ах, как же Эмили была хороша и забавна сейчас, когда стояла на солнце с копной непослушных черных кудрей, едва помещавшихся под смешной кепкой. Собрав волосы, девочка лишь подчеркнула изящную форму хорошенького личика: оно удивительно напоминало сердечко. Голубые, безоблачные, словно летнее небо, глаза весело сияли, а румянец щек и нежная припухлость алых губок выдавали радость детства. Да, через несколько лет малышка превратится в истинную покорительницу сердец. А если к восхитительной внешности добавить веселый ласковый нрав и приятные манеры, то можно с уверенностью предсказать, что кавалеры будут отчаянно сражаться за ее руку и сердце.

Для Ричарда оставалось вечной, неразрешимой загадкой, как Филипп мог идти по жизни, до сих пор не признав жемчужину, которую сам сотворил. Только невиданное упрямство и болезненная, уязвленная гордость не позволяли глупцу назвать Эмили своей родной дочерью. Об их сходстве даже не приходилось говорить: лишь слепец мог его не заметить. Ребенок во всем повторял черты отца, Филиппа Уэссингтона. А единственным напоминанием о матери оставались поразительные голубые глаза.

– Итак, чем же займемся сегодня, мисс Эмили? Прыжками в галопе? Или стойкой на руках?

– Ты же знаешь, что я до сих пор не умею делать ни то ни другое.

– О… ну хорошо. – Ричард улыбнулся. – Тогда как насчет путешествия стоя, без седла?

Эмили самостоятельно взобралась на лошадь. Однако Ричард поддержал ее, когда она начала подниматься на ноги. Потом он отпустил поводья, и умное животное медленно, крохотными шажками пошло по кругу, бережно неся на спине драгоценную ношу. Участники смелого трюка так увлеклись тренировкой, что даже не заметили, как в парадной аллее показался экипаж. Эмили шикарно завершила номер смелым сальто и приземлилась рядом с Ричардом, умудрившись устоять на ногах.

И тут Эмили и Ричард с удивлением услышали звонкий женский смех и аплодисменты. Оба застыли в искреннем недоумении. Гости наведывались в поместье нечасто. Иногда заезжал кто-нибудь из соседей. Время от времени появлялся мистер Моррис, якобы для того, чтобы проведать девочку по просьбе отца – во всяком случае, так он говорил. Вот, собственно, и все посетители.

Эмили сделала шаг вперед. Экипаж казался новым, элегантным, а на двери красовался фамильный герб Уэссингтонов. Сердце взволнованно забилось: неужели отец решил приехать без предупреждения?

Редкие визиты Филиппа действовали на Эмили как обоюдоострый меч, принося одновременно и счастье, и отчаяние. Счастье доставляла встреча с горячо любимым отцом; отчаяние возникало от несбывшихся надежд получить хотя бы малую толику внимания и доброты. Увы, ни того ни другого она никогда не видела.

Эмили тщетно пыталась понять, почему отец не пылает к ней любовью. Если бы хоть кто-нибудь сумел объяснить причину холодности, то ее непременно удалось бы устранить. Все вокруг утверждали, что Филипп прекрасно относится к дочке, но сама Эмили ясно видела, что это не так, что взрослые зачем-то обманывают. На самом деле отец ее ненавидит. Но почему?

Может быть, она разочаровала его уже в самом начале своей коротенькой жизни, родившись девочкой?

Дверь экипажа распахнулась. С подножки, не дожидаясь помощи лакея, спустилась женщина. Пышные каштановые волосы с рыжеватым отливом, заплетенные в толстые косы и красиво уложенные на затылке, скромное серое платье с белым воротником и белыми манжетами. Эмили внезапно охватил ужас. Неужели отец все-таки нанял новую гувернантку?

– Какой восхитительный трюк! – с горячим энтузиазмом воскликнула незнакомка. – В жизни не видела ничего подобного.

– Чем могу помочь? – вежливо поинтересовалась Эмили.

– Я приехала, чтобы встретиться с мисс Эмили Уэссингтон и домоправительницей миссис Смайт.

– Я – Эмили Уэссингтон, – представилась девочка и на всякий случай гордо подняла голову – а вдруг леди вздумает прокомментировать ее смелый наряд. Однако незнакомка, казалось, даже не заметила, во что одета юная хозяйка дома.

– Теперь я и сама вижу, кто ты. Сходство с отцом не позволяет сомневаться.

– А вы – моя новая гувернантка?

– Какой ужас! Разумеется, нет.

– Так кто же вы?

– Джейн Уэссингтон.

Эмили недоуменно нахмурилась:

– Но я не знаю родственницы с таким именем.

– Ах, Боже мой, неужели граф ничего не сообщил? – Джейн по наивности ожидала некоего подобия гостеприимства. Пусть и не раскрытых объятий, но, во всяком случае, определенного признания и от самой Эмили, и от слуг. Что же теперь делать?

В надежде хоть в ком-нибудь найти союзника, Джейн обратила внимание на седовласого инвалида, который стоял возле лошади. Издали этот человек казался пожилым. Сейчас же, при ближайшем рассмотрении, он оказался не старше ее супруга. Лишние годы наслаивались за счет седины и печальных морщин.

– А кем можете быть вы, сэр? – Эмили твердо знала, что ни в коем случае не должна говорить отцу или кому-то из его знакомых, что Ричард до сих пор остается в поместье. Его присутствие в Роузвуде относилось к тем секретам, которые старательно оберегали все обитатели дома. Никто и никогда не рассказывал Эмили, почему отец так ненавидит этого человека. Ясно было одно – упоминать о нем ни в коем случае нельзя. Если отец услышит, то непременно прогонит Ричарда. А Эмили не допускала даже мысли, что может потерять друга или каким-то образом причинить ему боль.

Она сделала шаг в сторону, тщетно пытаясь заслонить крупного мужчину своей хрупкой фигуркой.

– Это никто. Вернее, конечно, кто-то, но просто никто из тех, кто может вас заинтересовать. Он всего лишь… да… смотрел мою лошадь. Думает ее купить… Но как раз собирался уходить. – Эмили умоляюще взглянула на друга, надеясь, что тому не придет в голову возражать.

Джейн не могла понять, в чем дело. Эмили почему-то лгала, причем лгала открыто, отчаянно и дерзко. Она определенно не хотела, чтобы только что приехавшая молодая леди узнала, кто этот инвалид. Ну что же, пусть будет так.

– Возможно, у нас еще будет время познакомиться.

– Возможно, и будет, – сдержанно ответил инвалид, внимательно осматривая Джейн с ног до головы умными, острыми серыми глазами. – Так вы – новая учительница Эмили?

– Нет, я… О, это так трудно объяснить, а я очень устала с дороги. Если бы нашлось что-нибудь перекусить, то я смогла бы рассказать все более внятно.

– Объясните сейчас же, немедленно.

Он настаивал, но не грубо и не заносчиво. Ему удалось превратить слова в почти вежливую просьбу. И все же Джейн показалось, хотя она и не была в этом уверена, что он ни за что не впустит незваную гостью в дом до тех пор, пока она не расскажет о себе и не объяснит, зачем пожаловала.

– Ну что же, пусть будет по-вашему. Вообще-то я – леди Джейн Уэссингтон. Супруга графа Уэссингтона.

В воздухе повисла такая тишина, словно и ветер в деревьях, и птицы, и весенние кузнечики внезапно замолчали, пораженные неслыханным известием. Судя по лицам обоих слушателей, сообщение оказалось серьезной ошибкой.

По лицу Эмили пронеслась целая вереница разнообразных чувств – недоумение, сомнение, гнев, недоверие, удивление.

– Не верю.

– Это правда, Эмили. И мне очень жаль, что ты узнаешь об этом именно таким образом.

– Но папа никогда ничего не говорил.

– Он собирался послать сообщение о свадьбе.

В разговор вступил таинственный инвалид:

– Пожалуйста, не обращайте внимания на нашу неловкость. Мы всего лишь очень удивлены. Право, не получили ни строчки.

– Понимаю. Не волнуйтесь, я не обиделась. Все произошло так быстро, что я и сама иногда не верю.

– Но если вы вышли замуж за папу, то, значит, должны стать моей… моей… – У Эмили словно застревало в горле это отвратительное слово.

– Боюсь, что так. Я – твоя мачеха. Поверь, мне эта роль кажется настолько же странной, как и тебе.

Эмили провела рукой по воздуху, показывая на прическу и платье Джейн.

– Но вы такая… простая.

– Эмили! – резко оборвал девочку инвалид. – Что за манеры! Сейчас же попроси прощения!

– Нет-нет, все в порядке. – Не желая усугублять огорчение Эмили, Джейн постаралась не обижаться. – Так оно и есть. Я действительно выгляжу не самым лучшим образом. А это платье выбрала лишь потому, что оно удобно в дороге. Но я с удовольствием привела бы себя в порядок и немного отдохнула. А потом мы обязательно побеседуем, и я непременно отвечу на все вопросы.

– Конечно, леди Уэссингтон, – моментально согласился инвалид. – Пойдемте в дом. Миссис Смайт чрезвычайно удивится. – Он взглянул на Эмили, которая неожиданно побледнела и, казалось, едва дышала. – Почему бы тебе не побежать вперед, милая? Предупреди миссис Смайт о приезде гостьи. – С этими словами не пожелавший назвать себя незнакомец вновь обратился к Джейн, любезно предлагая руку.

– О, прошу прощения, я хотел сказать, о приезде нового члена семейства.

Эмили продолжала стоять, молча глядя на Джейн. Голубые глаза не выражали ни капли симпатии. Зато в них светились ненависть и ревность.

– Беги, Эмили, – тихо напомнила Джейн. – А я приду через пару минут, и тогда мы поговорим обо всем на свете.

– Я не желаю с вами разговаривать! Никогда! – Эмили резко развернулась и помчалась к дому. Через мгновение она уже исчезла из виду.

– Ну что же, надеюсь, я держалась достойно, как вам кажется? – вздохнула Джейн.

– Простите малышку, прошу вас. Не знаю, успел ли кто-нибудь вам рассказать, но отношения девочки с отцом не из легких. Думаю, она просто растерялась, не в силах определить свое место в новом жизненном укладе.

– Забавно, но я и сама пытаюсь решить тот же вопрос. Так что у нас с Эмили много общего.

Первые несколько дней Джейн провела, исследуя огромный дом; запоминая имена и лица тех немногочисленных слуг, которые все еще остались в поместье; вникая в тонкости распорядка обширного, хотя и заметно обедневшего хозяйства. Единственной недоступной пониманию тайной оставалась Эмили. Девочка упорно держалась на расстоянии, ни разу не села вместе с новой мачехой за стол и даже не хотела ни минуты побыть с ней наедине. Джейн решила не настаивать на сближении, прекрасно понимая, что всему свое время.

К началу второй недели жизнь в поместье уже выглядела привычной и обыденной. Приехали Мег и Грейвз. После того как граф отказался отпустить дворецкого в Роузвуд, тот предпринял решительный шаг и оставил службу. Вместе с миссис Смайт пара с энтузиазмом принялась за возрождение поместья. Сразу ощутив помощь толковых и преданных людей, Джейн наконец-то выбрала время для изучения финансового состояния огромного и сложного хозяйства. К ее искреннему удивлению, все бухгалтерские книги оказались в полном порядке: записи велись регулярно, отчетность предстала точной и подробной – вплоть до мельчайших деталей, подсчеты радовали дотошностью.

Проведя почти целый день в неустанных проверках, Джейн пришла к неоспоримому и не слишком утешительному выводу: поместье представляло собой огромное, почти фантастических размеров ненасытное чудовище, готовое сожрать все, что попадалось на пути. Затраты казались безмерными, а доход – мизерным. Так стоило ли удивляться тому, что граф задыхался в тисках денежных проблем?

Джейн прекрасно знала огромную сумму собственного приданого. И все же, если пустить дело на самотек, через несколько лет деньги просочатся сквозь пальцы и нужда снова заглянет в окна. Необходимо действовать, причем действовать быстро, энергично и толково. Вот только Джейн, к сожалению, не знала, что именно следует предпринять, и сомневалась, что граф способен подсказать выход. Но ведь кто-то должен знать, с чего начать возрождение хозяйства?

В эту самую минуту миссис Смайт проходила по коридору мимо библиотеки и заглянула, чтобы узнать, не нуждается ли в чем-нибудь госпожа.

Джейн подняла голову от стола:

– Я как раз просматриваю учетные книги и вижу, что они ведутся со всей тщательностью. Скажите, пожалуйста, кто ими занимался все эти годы?

– Мастер Ричард, миледи, – ни на секунду не задумавшись, ответила экономка.

О, сам таинственный Ричард Фарроу!

– А где же он сейчас?

– Думаю, в конюшне вместе с Эмили.

– Будьте добры, передайте, что мне необходимо срочно с ним повидаться.

Миссис Смайт прикусила губу, раздумывая, что сказать, и в то же время понимая, что не может не выполнить вежливый, но вполне определенный приказ.

– Немедленно передам, миледи, – наконец ответила она.

– Не беспокойтесь, мэм. Я всего лишь хочу поговорить с ним о деле.

Через некоторое время появился Ричард и остановился у двери, наблюдая за поглощенной бесконечной вереницей цифр леди Уэссингтон. Наконец Джейн подняла голову, и он почтительно выпрямился:

– Простите, миледи. Не думал, что состояние дел в имении сможет вас заинтересовать.

– Цифры показывают, что кому-то давно пора этим заинтересоваться.

Ричард пожал плечами.

– Стараемся делать все, что можем.

– Я вовсе не в осуждение. Присаживайтесь, прошу. – С этими словами Джейн показала на кресло по другую сторону стола, прекрасно понимая, что мастер Фарроу куда больше привык сидеть за столом, чем перед ним.

– Книги ведутся очень аккуратно. Больше того, заметно, что вы прилагаете немалые усилия, пытаясь удержать корабль на плаву. Ведь все это ваша работа, не так ли?

Ричард предпочел вежливо промолчать.

– Так скажите же, сэр, в чем заключается великая тайна? Вы работаете здесь, но вас нет. Живете здесь, но вас нет. Управляете финансовыми делами, но вас нет.

В ответ на откровенное недоумение Ричард наконец улыбнулся.

– Хорошо, я открою вам правду, миледи, только попрошу об одном: если вы решите рассказать обо всем мужу, то ни за что не упоминайте о знакомстве со мной Эмили.

– О знакомстве с вами?

– Да. То есть о том, что она знает о моем присутствии здесь.

– А почему вам нельзя здесь находиться?

– Потому что Филипп чрезвычайно огорчится. – Ричард неловко поерзал на стуле. – Мы с графом выросли вместе. Однако наши пути разошлись уже много лет назад.

– Так вы больше не дружите?

– Говоря откровенно, леди Джейн, ваш супруг отчаянно ненавидит меня. И если он узнает, что я до сих пор здесь, то тут же прогонит.

– И все же вы остаетесь здесь, помогаете в делах поместья, ухаживаете за животными, возитесь с Эмили?

Ричард пожал плечами.

– Мое семейство служило в Роузвуде в течение многих веков. Здесь мой дом, единственное место, где я жил и живу. Я люблю поместье, а Филипп давно его ненавидит. Если бы все это время я не занимался делами, то кто бы ими занимался?

– А о чем же думает муж? Кто, по его мнению, занимается хозяйством?

– Честно говоря, не думаю, что его очень заботит состояние дел. Он задерживается здесь всего раз в год на несколько дней – как правило, летом, по пути в другие поместья. Когда случается что-нибудь важное, я сообщаю мистеру Тамбертону, а он передает известие графу. Тот ни разу не поинтересовался источником информации. Думаю, полагает, что у Тамбертона здесь свой человек.

Джейн устало потерла глаза.

– Просто немыслимо.

– Простите, миледи. Вовсе не хотел вас огорчить.

– Не извиняйтесь. Я недоумеваю, как муж может вести себя настолько беспечно, когда дело касается такого огромного поместья, как Роузвуд. Неужели он ожидает, что все способно продолжаться само собой?

– Образ мыслей графа мне неведом, однако не приходится сомневаться в том, что необходимо немедленно предпринять самые решительные действия.

– Согласна. И надеюсь, что вы готовы приступить к работе. Мне необходим толковый наставник, чтобы докопаться до сути проблем.

– Так вы не скажете графу, что я здесь?

– Мастер Фарроу, – выразительно приподняла бровь Джейн, – я придерживаюсь того мнения, что если супруг чего-то не знает, то совсем не обязательно его в этом просвещать.

Ричард признательно улыбнулся:

– Леди Джейн, с огромным удовольствием объясню вам все, что знаю сам. Позвольте начать с главного: мы с вами живем на самых плодородных землях Англии.

Глава 15

Филипп с трудом натянул сюртук. Новый портной уже успел создать несколько прекрасных костюмов, но этот оказался тесноват в плечах. Граф оглянулся, надеясь увидеть готового помочь слугу. Увы, тот, как всегда, не спешил. Парень был поистине невыносим. В нужный момент неизбежно отсутствовал, но зато всегда путался под ногами, когда его не звали.

В очередной раз помянув недобрым словом Джона Грейвза, граф в досаде дернул галстук, и узел развязался. Пришлось мучиться снова. Процесс вызвал новый поток не слишком лестных выражений. Предатель Грейвз проработал всего лишь три года. Неужели можно за такой короткий срок всей душой привязаться к какому-то слуге? Неблагодарный негодяй. Едва дела пошли в гору, он тут же сбежал. Филипп пытался разыскать беглеца, даже унизился до того, что обратился за помощью к сыщикам, но ничего не помогло. Парень словно сквозь землю провалился. За все проведенное вместе время Филипп ни разу не удосужился поинтересоваться прошлым толкового дворецкого, его происхождением и семьей. Так и получилось, что Джон Грейвз материализовался из неизвестности и в неизвестности растворился. Единственное, в чем не приходилось сомневаться: неверный исчез, и, судя по всему, исчез навсегда.

– Надеюсь, что ты голодаешь где-нибудь на задворках, подлый отступник! – пробормотал Филипп, спускаясь по лестнице в самом дурном расположении духа. В холле остановился в праведном гневе: вокруг не было ни души. Куда же, черт возьми, все подевались?

Да, без Джейн некому было заняться всей этой морокой, некому было следить за хозяйством, нанимать порядочных слуг и руководить ими. Ведь это прямая обязанность супруги! Зачем человеку жениться, если жена уклоняется от исполнения долга? Она не пожелала остаться даже до тех пор, пока от модистки привезут картонки с новыми туалетами. А ведь сама их заказала и уже успела примерить. Никому не нужные тряпки заполнили несколько больших шкафов и постоянно напоминали о темной странице жизни графа.

Проклиная самого себя на чем свет стоит за то, что отпустил Джейн, и ругая ее еще красноречивее, чем предателя Грейвза, Филипп вошел в небольшую гардеробную и разыскал плащ, шляпу и трость. Едва граф направился к двери, как появился слуга.

– Могу ли я чем-нибудь помочь, милорд? – поинтересовался он скучающим голосом.

– Отправляйся вздремнуть пару часиков, – раздраженно махнул рукой граф и вышел из дома.

Экипажа перед подъездом не оказалось, хотя распоряжение было отдано заранее. Впрочем, через несколько минут раздались радующие слух звуки: стук копыт и скрип колес. На козлах сидел какой-то неизвестный тип – должно быть, новый возница.

Лорд Уэссингтон пытался вернуть поместье в состояние былого великолепия, а потому количество слуг резко увеличилось, что само по себе на каждом шагу создавало проблемы. Дом наполнился людьми, которых он совсем не знал. Ему не было дела до них, а им – до него.

Если бы Джейн осталась дома, все выглядело бы совершенно иначе. Трудно было сказать, откуда явилась такая уверенность, но сомнений почему-то не возникало. В тысячный раз граф помянул жену недобрым словом. Как могло случиться, что едва знакомая женщина, с самой первой встречи доставлявшая одни лишь неприятности, постоянно, и днем и ночью, заставляла вспоминать о ней? Светский сезон подходил к концу, и уже недели через две бомонд должен был покинуть Лондон и разъехаться по поместьям и загородным домам. Сама собой возникла мысль отложить намеченные визиты и направиться прямиком в Роузвуд. Следовало проявить власть и заставить жену вернуться в город, хотя граф весьма туманно представлял, что именно будет с ней делать, согласись она приехать.

Прошлой ночью почему-то не спалось, и Уэссингтон сидел в холодной, одинокой и безрадостной спальне, размышляя о собственной неудавшейся жизни. Да, каким-то образом ему удалось превратиться в истинного подлеца и хама, да такого, что даже собственная жена не хотела его видеть. Раньше это обстоятельство казалось совершенно не важным. Однако сейчас почему-то все изменилось, и отъезд Джейн приобрел куда большее значение, чем хотелось бы Филиппу. Брачные клятвы, произнесенные перед Богом и собравшимися в церкви людьми, оказались важнее, чем представлялось прежде. Уэссингтон подошел к экипажу.

– На бал Милтонов. Знаете, куда ехать?

– Разумеется, сэр, – с готовностью подтвердил возница, вежливо приподняв шляпу.

В этот вечер проходило сразу несколько балов, и каждый из них старался затмить остальные пышностью и блеском. Бомонд стремился не упустить ни секунды веселья и мечтал сполна насладиться оставшимся до закрытия сезона временем. Филипп решил начать вечер с бала у Милтонов просто потому, что там вряд ли можно было наткнуться на Маргарет.

С того самого злополучного утра после свадьбы граф упорно избегал встречи с бывшей любовницей. Стоило лишь подумать о бесцеремонной красотке, как перед глазами сразу вставал образ Джейн: растерянной, униженной и оскорбленной – такой, какой она выглядела в гостиной. Вынести регулярное напоминание о собственной подлости оказалось настолько трудно, что Уэссингтон написал бывшей возлюбленной письмо, в котором предлагал на некоторое время прервать отношения, чтобы не дать разгореться сплетням и пересудам. В действительности же он твердо решил расстаться навсегда.

Единственный недостаток принятого решения заключался в том, что отсутствие постоянно доступной женщины вносило неразбериху в сексуальную жизнь. Граф не привык сдерживать желания и порывы, а потому отныне нередко пребывал в состоянии неудовлетворенности и выглядел хмурым и вечно раздраженным. Бедняга начал всерьез задумываться о союзе с проституткой одного из дорогих борделей.

В данный момент Уэссингтон считал себя свободным. Это означало, что он мог показываться в обществе с разными женщинами – с единственным условием: не появляться с одной и той же подругой больше трех раз подряд. Это правило установил он сам. Сегодня пришла очередь одной известной русской графини.

Войдя в зал, Филипп прислонился к стене и оглядел собравшихся. Дамы нигде не было видно. Продолжая поиски, граф неожиданно вздрогнул: в дальнем конце зала он заметил пышные каштановые волосы. Особа казалась вылитой Джейн. Филипп даже спросил себя, не могла ли своевольная супруга вернуться в Лондон, даже не предупредив мужа, но в этот самый момент возмутительница спокойствия повернулась. Да, определенное сходство, конечно, присутствовало, но это оказалась вовсе не Джейн. Слишком полная, слишком некрасивая и откровенно недовольная и собой, и собственным окружением.

На незнакомке было простое платье, вышедшее из моды и чересчур скромное для подобного яркого вечера. Стоящий справа седой джентльмен красовался в кителе, который мог носить только морской офицер высокого ранга. Слева от дамы Филипп заметил рано начавшего лысеть молодого человека; единственный из троих, он казался прилично одетым. Глядя на даму, отрешенно и потерянно стоящую в окружении сопровождающих джентльменов, Филипп ощутил неприятное предчувствие.

Он подошел к леди Каррингтон, давней приятельнице и в прошлом любовнице. Светская дама отличалась одним очень ценным качеством: она умудрялась знать все обо всех, однако умела хранить информацию для близких друзей. Граф склонился, чтобы никто из посторонних не услышал вопроса:

– Видишь вон то странное трио?

– Разумеется. Разве можно не заметить этих чудаков?

– И кто же это?

– Ты действительно не знаешь или притворяешься?

Филипп молча покачал головой, а всеведущая сплетница весело рассмеялась – впрочем, совсем негромко, чтобы не привлекать внимания окружающих. Взяла бокал шампанского, предложенный проходившим мимо официантом.

– Выпей, – посоветовала она графу. – Тебе потребуется немалое самообладание. Люди смотрят, так что постарайся сдержать реакцию.

– Реакцию на что?

– На то, что я сейчас скажу. – Приятельница выразительно подняла бровь. – Это твои новые родственники.

Уэссингтону действительно понадобилась вся возможная выдержка, чтобы не поперхнуться на глазах собравшегося в зале бомонда.

Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, граф наконец справился с глотком шампанского и даже сделал еще один, побольше.

– Ты, должно быть, шутишь.

– Вовсе нет, милый. Мистер Чарльз Фицсиммонс собственной персоной в компании старшей дочери и зятя. Говорят, они богаче самого Всевышнего. – Дама замолчала, ожидая реакции.

– Да, я что-то об этом слышал, – подтвердил граф нейтральным тоном. – И что же они здесь делают?

– Старик явился в Лондон, чтобы объявить о новом направлении семейного бизнеса. Ну и, конечно, встретиться с нужными людьми – банкирами, адвокатами и так далее.

– И в чем же конкретно заключается это новое направление?

– Говорят, гениальный зять подал блестящую идею относительно создания экспортно-импортной ветви. Разумеется, с использованием собственного флота, доков и оборудования. Дело очень важное. Можно сказать, грандиозное.

Филипп нахмурился.

– Но ведь… идея принадлежит Джейн.

– Что?

– Нет-нет, ничего особенного, это я так. – Уэссингтон не имел ни малейшего желания вступать в рассуждения относительно деловой смекалки жены. Делая вид, что потягивает шампанское, он исподтишка рассматривал внезапно появившихся родственников, сознавая необходимость знакомства. Наверняка те из присутствующих, кто знал о его родстве с семейством Фицсиммонс, с нетерпением ждали интересной сцены. Пересилив острое внутреннее сопротивление, граф Роузвуд через весь зал направился к судовладельцу из Портсмута.

Правила этикета предписывали попросить хозяйку бала или кого-нибудь из гостей, знакомых с Фицсиммонсами, представить его новым родственникам. Но если леди Милтон узнает, что джентльмен до сих пор не знаком с семейством собственной супруги, сплетням не будет конца. Поэтому Филипп предпочел подойти прямо к Чарльзу – так, чтобы окружающие решили, будто они хорошо знакомы. Он остановился напротив и поклонился самым любезным образом.

– Сэр, прошу простить мое бесцеремонное поведение, но мне не терпелось познакомиться с вами. Меня зовут Филипп Уэссингтон.

– Уэссингтон?

Чарльз Фицсиммонс несколько секунд озадаченно смотрел на молодого графа, словно никак не мог вспомнить, где и когда слышал это имя. Боже милостивый! Он отдал родную дочь, а в придачу несколько десятков тысяч фунтов совершенно чужому человеку и даже не потрудился запомнить! В голосе графа прозвучал сарказм:

– Муж Джейн.

– А, Уэссингтон! Да, конечно! – Почтенный глава семейства радушно пожал зятю руку, не переставая, однако, нервно оглядывать зал.

– Очень приятно познакомиться, сэр, – произнес Филипп дежурную фразу.

– И мне тоже, мой мальчик, и мне тоже… – Торговец откашлялся. – А… Джейн с тобой?

– Нет, сэр. Она уехала в одно из моих родовых поместий.

– Понятно. Как жаль… очень жаль, что не удастся с ней повидаться, – произнес Фицсиммонс, хотя лицо любящего папочки вовсе не выражало особенного расстройства – напротив, отец выглядел так, словно известие об отсутствии дочери принесло ему огромное облегчение. – Позволь представить тебе старшую сестру Джейн, Гертруду.

– Мадам. – Филипп вежливо склонился над рукой леди, а Гертруда, в свою очередь, присела в легком поклоне, как того требовал этикет. Впрочем, на лице при этом отразилось полное и абсолютное презрение.

Чарльз продолжал церемонию знакомства:

– Хочу также представить супруга Гертруды и твоего свояка, Грегори Фицсиммонса.

Грегори внезапно побледнел.

– Так вы – муж Джейн?

– Так, во всяком случае, заявил священник в конце брачной церемонии, – ядовито подтвердил Филипп.

– Вовсе не хотел обидеть вас, сэр. Просто несколько удивился. До нас дошли сведения, что Джейн вышла замуж за графа, однако… – Грегори не мог подобрать слова, способные выразить смесь самых неприятных чувств, возникших при виде молодого красивого мужественного аристократа. Почему-то куда приятнее было представлять супруга Джейн маленьким толстеньким лысым старичком. И вдруг такой красавец! Это уж слишком! Грегори откашлялся и потянул за узел галстука, который внезапно оказался слишком тесным.

– Джейн – истинное сокровище. Надеюсь, вы понимаете, какую драгоценность получили.

– Поверьте, в полной мере осознаю собственное счастье. – Гертруда обожгла Грегори полным презрения и ненависти взглядом. Филипп посмотрел на родственников и почему-то испытал острое сострадание к Джейн. Как девочке удалось сохранить приветливость, доброжелательность и жизнерадостность рядом с этими неискренними, неприятными людьми?

Пересилив себя, Филипп произнес то, что должен был произнести:

– Позвольте пригласить вас на обед, в любой удобный день.

– Прости, Уэссингтон, – ответил Чарльз, – но завтра утром нам предстоит вернуться в Портсмут. Дела требуют моего постоянного присутствия.

– Как жаль, что не удастся познакомиться поближе, – вздохнул Филипп, страшно довольный тем, что удалось избежать крайне неприятного вечера.

– Но мне хотелось бы побеседовать с тобой наедине, – добавил тесть. – Ты хорошо знаешь этот дом? Здесь можно где-нибудь спокойно посидеть и поговорить без свидетелей?

– Конечно, – быстро ответил Филипп, направляясь к выходу. – Пройдемте в библиотеку.

Гертруда и Грегори явно собрались направиться следом, однако одного взгляда главы семейства оказалось достаточно, чтобы пара застыла на месте. Филипп же молча направился по коридору. Войдя в библиотеку, налил и тестю, и себе по стакану бренди.

– Как правило, я стараюсь воздерживаться от крепких напитков, – заметил Чарльз. – Сам понимаешь, алкоголь отрицательно действует на голову. Но сегодня случай исключительный.

С каждой минутой разговора Филипп все больше радовался, что судьба избавила его от тесного общения с тестем. Он никогда не доверял непьющим мужчинам. Чарльз явно чувствовал себя не в своей тарелке. Лоб покрылся испариной, щеки и даже шея заметно покраснели.

– Вы хорошо себя чувствуете, сэр?

– Честно говоря, весь день немного не по себе. – Фицсиммонс расстегнул воротник. – Возможно, виновато излишнее возбуждение: план Грегори претворяется в жизнь. А кроме того, дает себя знать непривычная обстановка. Никогда не любил путешествовать.

– Понимаю.

– Итак, как же поживает моя младшая дочь? Как Джейн?

– Прекрасно, – солгал Филипп.

– Свадебная церемония прошла гладко?

– Да.

– А деньги? Переведены своевременно?

– Разумеется, сэр.

Чарльз достал носовой платок и принялся вытирать лоб, с каждой минутой дискомфорт лишь усиливался.

– Я должен кое в чем признаться.

– В чем дело, сэр?

– Потребовав замужества Джейн, я сделал это для того, чтобы вывести дочь из семейного бизнеса.

– Неужели подобный шаг был столь необходим?

– Видите ли, она проявила необычайные способности к делу и огромную заинтересованность. В течение нескольких лет я баловал дочь, позволяя принимать участие в бизнесе, и должен сказать откровенно, привык полагаться на ее суждения. Однако моя вахта у штурвала подходит к концу, и я просто не мог позволить Джейн продолжить работу. Полагаю, она непременно захотела бы занять мое место.

Услышав признание напыщенного старого осла в бесстыдной манипуляции судьбой дочери, Филипп с удивлением обнаружил в собственной душе искреннее сочувствие и желание защитить Джейн. Заранее зная ответ, но желая вызвать раздражение, он все-таки поинтересовался:

– А почему бы и нет?

– Да просто потому, что она женщина, мальчик мой! – Чарльз взглянул на зятя так, словно тот задал самый нелепый на свете вопрос.

– О да, разумеется, – сухо согласился Филипп.

– Сыновей у меня нет, а потому уже несколько лет я готовлю себе преемника в лице Грегори. Правда, порой парень давал повод усомниться в деловых способностях, но последние планы развития бизнеса оказались настолько хороши, что не доверять ему просто грешно.

– Так, значит, вы полностью уверены в том, что Грегори – именно тот человек, который сможет успешно повести корабль вперед?

– Его план поистине великолепен. По-настоящему талантлив.

– Ну что же, прекрасно. Уверен, что, услышав новость, Джейн искренне обрадуется.

– Ее соображения меня мало волнуют. – Чарльз пожал плечами. – Но мне хотелось бы заручиться твоей поддержкой.

– В каком смысле?

– Когда я приказал Джейн немедленно выбрать себе мужа, то пообещал, что, выполнив все мои указания, она сможет вернуться домой через полгода семейной жизни. Может быть, она упоминала об этом условии?

– Да, пару раз.

– Я исходил из простого соображения, что шесть месяцев – срок вполне достаточный для того, чтобы женщина ощутила приближение материнства. В этом случае ни о чем ином она думать просто не сможет. Надеюсь, ты успешно работаешь в заданном направлении?

Филипп почувствовал, что неумолимо, предательски краснеет. Бесцеремонность тестя не знала границ.

– Это так важно, сэр?

– Разумеется, чрезвычайно важно. Ведь не позволишь же ты жене уехать в Портсмут!

– Нет. Я не собираюсь ее отпускать.

Филипп был искренне готов на все, лишь бы уберечь Джейн от тирании родственников.

– Отлично. Как бы там ни было, я все равно не приму ее обратно. Не хочу перекладывать проблему на твои плечи, но, видишь ли, Джейн чрезвычайно упряма и своевольна. А к тому же привыкла всегда и во всем поступать только так, как считает нужным. Полагаю, здесь моя вина. Всегда потакал ее желаниям. – Судовладелец отхлебнул бренди и неожиданно отчаянно откашлялся.

Еще совсем недавно болезненно красный, Фицсиммонс внезапно побледнел, с каждой секундой заметно слабея. Филипп не на шутку встревожился.

– Сэр, с вами действительно все в порядке?

– Присяду ненадолго. – Тесть сделал шаг к креслу, однако тут же остановился. С растерянным видом он начал хватать ртом воздух и вдруг рухнул на пол.

– Господи, Фицсиммонс! Что с вами?

Филипп в ужасе бросился в холл, чтобы позвать на помощь.

Глава 16

Джейн откинулась на спинку кресла, сцепила руки за головой и блаженно потянулась. Напряженная работа приносила удовольствие: так приятно заниматься тем, что действительно необходимо.

Выходя замуж, она даже представить не могла, что ее присутствие в Роузвуде окажется настолько важным и полезным. Все, кто жил и работал в огромном поместье, а вместе с ними и жители окрестных деревень, существование и благосостояние которых непосредственно зависело от процветания графского Дома, благодарно принимали и внимание, и руководство. Сама же Джейн с удивлением обнаружила, что тоже нуждается во всех этих людях; искренняя поддержка, живой интерес и неподдельное уважение трогали и привлекали.

Благодаря тактичным советам и мудрым предложениям Ричарда Фарроу огромное хозяйство постепенно вставало на ноги. Не пройдет и пяти лет, как оно начнет приносить солидный доход, а еще через десять снова станет одним из самых прибыльных в Англии.

Успехи и зримые результаты неустанной работы дарили странное, неожиданное удовлетворение. Крестьяне вернулись к исконному труду. Джейн очень скоро смогла найти для всех и каждого достойное, приносящее солидный доход дело. Люди снова обрели возможность кормить свои семьи и искренне благословляли молодую госпожу, постоянно заботившуюся об их достатке.

Странно, но, работая на отца, Джейн никогда не испытывала такого удовольствия от самого процесса труда. Ей не разрешали непосредственно общаться с теми, кто своими руками строил корабли, а потому круг знакомых ограничивался сидящими в конторе бухгалтерами и клерками. Все они были чрезвычайно любезны и вежливы, но никто не смотрел на Джейн с искренней благодарностью за хлеб насущный.

Что же касается отца… Джейн привыкла считать, что он ценит ее помощь, приветствует трудолюбие и восхищается способностями. Но теперь, оглядываясь назад, она поняла, что глубоко заблуждалась.

Верфь Фицсиммонса заполняла жизнь, воплощала мечты о будущем и честолюбивые устремления. Однако впервые в жизни мысль о возвращении домой не приносила радости. Порой, глядя на календарь, Джейн испытывала непредвиденное сожаление: вполне может случиться так, что уже через два месяца придется собираться в обратный путь, в Портсмут. И что же тогда? Что она обретет, возвратившись домой? Кто ее встретит? Резкий, требовательный и бесцеремонный отец. Прямолинейная, а порой и грубая сестра. Грегори… неужели зять снова начнет склонять ее к тому, на что она больше никогда и ни за что не согласится?

Лучше остаться в Роузвуде – если бы, конечно, не возникало сомнений в том, что ей здесь место. Эмили категорически отказывалась принимать неожиданно свалившуюся на голову мачеху. Поначалу Джейн решила оставить упрямицу в покое, чтобы та примирилась с женитьбой отца, однако сейчас такая тактика начинала вызывать сомнения.

Все остальные аспекты жизни наладились, так что пора было заняться и этим сложным вопросом. Но с другой стороны, разве можно склонить девочку одеваться как следует и прилично вести себя, если невозможно даже усадить ее рядом для покойной беседы?

Закрыв толстую конторскую книгу, Джейн подняла голову и увидела входившую в комнату Мег. В лучах ласкового деревенского солнышка горничная расцветала на глазах, кожа отливала нежным загаром и сияла свежестью, рыжие волосы блестели от мягкой воды и вольного ветра. Джейн улыбнулась:

– О, ты-то мне и нужна.

Мег принесла большую корзинку только что срезанных цветов и занялась их разборкой.

– Какой красивый букет! Сама собрала. Вам нравится?

– Прелестно. Вот эти – мои любимые.

– Так зачем же я вам понадобилась? – словно между прочим уточнила Мег, ставя цветы в вазу.

– Видишь ли, Грейвз когда-то вскользь упоминал о том, что ты одно время работала гувернанткой.

Пальцы Мег застыли, словно в оцепенении, а взгляд сосредоточился на букете. Наконец она вздохнула.

– Да, Джейн, это правда.

– Работа тебе нравилась?

– Если честно, то очень нравилась. – Мег с трудом перевелa дух. – Почему вы об этом спрашиваете?

– Постоянно думаю об Эмили. Почему-то кажется, что ты можешь стать для нее хорошей гувернанткой. Девочке срочно необходимо и руководство, и внимание. Никто не сможет справиться с задачей лучше тебя.

– О, Джейн! – Мег залилась пунцовым румянцем. – Как приятно, что вы такого высокого мнения обо мне!

– Конечно, а как же иначе?

– Боюсь, я не слишком подхожу на роль наставницы.

– Ничего подобного. Более подходящую кандидатуру даже невозможно представить.

– Но существует одно обстоятельство, о котором просто необходимо рассказать.

Джейн наклонилась и теплой ладонью накрыла руку Мег, которая уже успела стать верной подругой. Негромко, спокойно и уверенно произнесла:

– Ты вовсе не обязана ничего мне рассказывать. Я уже и так знаю все, что необходимо знать, а лишнее вовсе ни к чему. Воспаленное любопытство совсем мне не свойственно.

Мег пристально взглянула в глаза госпожи:

– Так вам известно о моем несчастье?

– Грейвз давно все рассказал.

– Негодяй!

– Не сердись. Он хотел помочь тебе, старался защитить.

– Но разве то, что со мной произошло, не окажется непреодолимым препятствием?

– Ни на йоту.

– Вы уверены? Я чувствую себя недостойной, падшей женщиной.

– Прекрати. Эмили поручена моим заботам, и лучшей помощницы, чем ты, я просто не могу представить.

– Спасибо, Джейн. – Глаза Мег наполнились слезами. – Огромное спасибо.

– Означает ли это, что ты принимаешь предложение?

– Конечно, принимаю. Но должна сказать, что дел у нас немало.

Настало время долгой, неторопливой беседы о судьбе Эмили: как воспитывать девочку, как ее успокоить, как безболезненно сгладить острые углы и при этом не лишить малышку ни энергии, ни детской непосредственности, ни дарованного природой очарования. Задача не из легких.

Наконец Мег ушла, а Джейн снова погрузилась в хозяйственные проблемы. Впрочем, скоро пришлось сделать перерыв: дверь приоткрылась и показалась голова дворецкого. Он разыскивал Эмили.

– К мисс Уэссингтон приехал мастер Моррис.

– А можно ли узнать, кто такой этот мастер Моррис? – Слуга неловко откашлялся и отвел взгляд.

– Это наш сосед, миледи, и близкий друг вашего супруга. Мастер Моррис регулярно посещает Роузвуд, чтобы удостовериться в том, что в отсутствие отца девочка благополучна и ни в чем не нуждается.

– Будьте добры, пригласите гостя в утреннюю комнату и предложите чаю.

– Уже исполнено, миледи.

– Благодарю. Извольте также предупредить о том, что я скоро спущусь, чтобы с ним встретиться.

Дворецкий поклонился и исчез. Джейн дочитала страницу, закрыла толстую конторскую книгу и встала. Обходя стол и направляясь к двери, она вдруг заметила, что из-под тяжелой портьеры выглядывают носки маленьких, покрытых пылью ботинок. Эмили, негодница! Сколько же она здесь прячется? Должно быть, она слышала весь разговор с Мег.

Джейн подошла к двери и прикрыла ее, притворившись, что ушла, а сама замерла рядом. Прошло не больше минуты. Портьера шевельнулась, и из-за нее тихо, как мышка, выскользнула Эмили. Она подошла к столу и начала копаться в бумагах Джейн.

– Подслушивать крайне неприлично!

Услышав голос мачехи, своенравная юная особа вздрогнулa от неожиданности.

– Леди Джейн, я не знала, что вы все еще здесь.

– Заметно. – Джейн решительно скрестила руки и для пущей убедительности постучала по полу носком туфли. – Итак, что же скажет мисс в свое оправдание?

Эмили неловко одернула подол платья – ужасного, бесформенного коричневого одеяния, из которого девочка же успела вырасти. Рукава казались слишком короткими, линия талии – высокой и неровной. Стараясь не встречаться с Джейн взглядом, маленькая хулиганка неуверенно предположила:

– Может быть, я заблудилась?

– Не убеждает. Попробуй еще.

– Может быть, я что-то искала?

– Дальше. – Джейн нетерпеливо взмахнула рукой, словно пытаясь ускорить поток лжи.

После пятой безуспешной попытки Эмили беспомощно воздела руки.

– Сдаюсь! Подслушивала. Теперь вы довольны?

– Если честно, то да. Больше того, счастлива. Очень хотелось бы верить, что отныне и впредь мы с тобой всегда будем говорить друг другу только правду.

– И для чего же?

– Для того чтобы я могла знать твои мысли и чувства.

– Зачем вам такое беспокойство?

– Затем, что – хочешь ты этого или нет – отныне ты моя дочь, и для меня это обстоятельство очень важно.

– Почему вы вышли замуж за отца?

Первой мыслью было уйти от ответа, однако Джейн решила, что тем самым покажет не самый лучший пример, а потому предпочла объяснить все искренне – так, как есть на самом деле.

– Мой отец решил, что пора выдать меня замуж. И приказал срочно выбрать жениха. А чтобы ускорить процесс, назначил огромное приданое.

– Так, значит, отец женился на вас только из-за денег?

– Да. Получается, именно так.

Признание горькой истины перед пытливой голубоглазой девочкой, дочерью мужа, оказалось труднее и болезненнее, чем можно было предположить. Джейн с трудом подавила внезапно подступившие слезы.

Искреннее огорчение Джейн, казалось, удивило Эмили. Все это время она считала, что мачеха заманила отца в свои сети хитростью или обманом. Ведь он так красив, так импозантен. Появляется в обществе самых красивых и шикарных женщин. А Джейн с самого начала показалась Эмили совсем обычной, скромной, незаметной! Отец ни за что не женился бы, не придумай она какую-нибудь хитроумную ловушку. И вдруг эти слезы. Эмили растерялась.

– Так что же, вы не хотели выходить замуж?

– Совсем не хотела. Очень жаль тебя расстраивать, но меня особенно и не спрашивали.

– А что думает о вас отец?

– Судя по всему, он вообще очень мало обо мне думает. Я уехала из Лондона сразу после свадьбы, на следующий день, и с тех самых пор не получила от него ни одной строчки, ни единого слова. Думаю, граф обрадовался праву распоряжаться моими деньгами, но еще больше – представившейся возможности избавиться от меня.

И снова предательские слезы. Признание, конечно, ужасно, однако пусть лучше Эмили узнает неприятную правду, чем будет питать бесплодные иллюзии относительно женитьбы отца.

– Но… но… но ведь это просто ужасно. – Эмили сама удивилась внезапно захлестнувшему сердце потоку сочувствия. Ведь она и сама прекрасно понимала, что значит стоять на задворках жизни отца и беспомощно заглядывать в окошко.

– Думаю, не стоит называть ситуацию ужасной. Все могло получиться гораздо хуже.

– Но если отец и вас тоже не любит, то что же случится с нами обеими?

Теперь настала очередь Эмили сдерживать нежданные слезы, и Джейн невольно спросила себя, как можно покинуть Роузвуд, когда это прелестное одинокое создание так отчаянно нуждается в поддержке.

– Надеюсь, нам с тобой удастся наладить отношения. Мы можем стать близкими подругами.

– Но захотите ли вы со мной подружиться? Ведь я так грубо с вами обращалась.

– Ты не причинила мне никакого зла. Просто пыталась как-то приспособиться к неожиданному и шокирующему появлению мачехи.

– Но теперь мне очень стыдно за свое поведение. Простите, пожалуйста.

– Конечно, милая, я все понимаю. – Джейн с улыбкой протянула руку. – Ну что, дружба?

– У меня еще никогда не было подруги. Наверное, это очень здорово! – С этими словами Эмили горячо сжала руку Джейн.

– Ну так, может быть, теперь ты расскажешь, зачем пряталась вот здесь, за портьерой?

Эмили не спешила с ответом, словно раздумывая, поймет ли Джейн ее слова.

– Хотела скрыться от мастера Морриса.

– Джентльмена, который приехал тебя навестить?

– Да. Ведь мне не обязательно идти вниз и сидеть с ним, правда?

– Если этот человек – сосед и дружит с твоим отцом, то с нашей стороны было бы невежливо не принять его.

– Но, может быть, вы хотя бы в этот раз обойдетесь без меня?

– Почему же тебе так не хочется встречаться с лордом Моррисом? Он чем-нибудь тебя обидел?

– Видите ли… дело вот в чем… – Эмили пунцово покраснела и, глядя в пол, заговорила торопливо и сбивчиво, словно не в силах сдержать рвущиеся на волю слова. – Дело в том, что мастер Моррис всегда заставляет меня садиться к нему на колени, даже если мне этого совсем не хочется. Заставляет целовать на прощание. В губы. Говорит, отец обещал, что мы поженимся. Но ведь мне не придется выходить за него замуж, правда?

– Замуж? – озадаченно переспросила Джейн. – Ты, должно быть, просто что-то не поняла или напутала.

– Нет-нет, он сказал именно так. Сказал, что свадьба состоится уже в этом году, в день моего рождения, и еще добавил, что это будет просто замечательно! А по-моему, это ужасно. Ведь если он вдруг станет моим мужем, то мне придется с ним уехать, так ведь? А я не хочу с ним уезжать. Хочу жить здесь – с вами, Ричардом и миссис Смайт. И со своей лошадью. И еще мечтаю о собаке, очень большой, доброй и лохматой.

Нет, это невозможно! Ведь Эмили всего одиннадцать! Неужели Филипп способен на такой низкий поступок? По спине Джейн пробежал холодок.

– Не бойся, Эмили. Тебе никогда больше не придется встречаться с этим человеком. Никогда! А с отцом я обязательно поговорю. Уверена, ты просто ошибаешься. Всего лишь неправильно поняла слова мастера Морриса, и ничего больше. Не переживай и не бойся. Обещай, что успокоишься и не будешь нервничать.

– Постараюсь. Но только в последнее время я постоянно об этом думаю.

– Еще бы! Но теперь все в прошлом. Беги!

– Спасибо, Джейн! – Эмили сделала шаг вперед и крепко обняла свою защитницу. Та, в свою очередь, ласково прижала девочку к себе.

– А правда, что Мег будет моей гувернанткой?

– Если ты согласна.

– По-моему, она добрая.

– Ну, значит, стоит попробовать и посмотреть, что получится. Почему бы тебе не разыскать ее? По-моему, нам всем нужно заказать несколько новых повседневных платьев и даже по парочке нарядных – для сентябрьской ярмарки. Уверена, там будет что посмотреть. Так что вы можете обсудить и фасоны, и цвета. У Мег прекрасный вкус, она знает все лондонские новинки. А за портнихой пошлем в деревню.

– Вы тоже закажете себе новое платье?

– Даже не одно.

Гость сидел в одиночестве, неторопливо потягивая чай. С первого взгляда, да к тому же в профиль, он казался вполне безобидным. Молодой, симпатичный, щеголевато одетый: темно-синий сюртук, бежевые бриджи, до блеска начищенные черные сапоги. Услышав шаги Джейн, лорд Моррис обернулся. Он гораздо старше, чем показался поначалу. Мысль о его сватовстве к Эмили показалась еще отвратительнее. Стоит ли удивляться, что девочка просила о помощи? Сколько уже продолжались эти сомнительные визиты, и что на самом деле известно о них графу?

Моррис явно ожидал увидеть Эмили. Разочарование оказалось настолько сильным, что голубые глаза угрожающе потемнели. Неожиданно в памяти Джейн мелькнуло детское воспоминание: вот она сидит на коленях дяди в полутемной комнате и изо всех сил пытается вырваться на свободу. Забавно, что образ ожил именно сейчас.

Трудно было точно определить, что именно вселяло недоверие к гостю. И все же хватило одного взгляда, чтобы принять твердое и бесповоротное решение: Эмили никогда больше не встретится с этим человеком.

– Лорд Моррис? Здравствуйте, я Джейн Уэссингтон.

– Рад познакомиться, леди Уэссингтон. Впрочем, зная, что граф все еще в Лондоне, не ожидал встретить вас здесь, в Роузвуде.

Посетитель встал и вежливо склонился над рукой хозяйки. Прикосновение оказалось крайне неприятным. Едва ладонь вернулась на свободу, Джейн незаметно вытерла ее о юбку.

– Слышала, вы приехали, чтобы повидаться с леди Эмили.

– Да, я давний друг графа. Наведываюсь в эти края куда чаще, чем он, а потому Филипп любит, когда я заезжаю навестить Эмили. Она очень мне дорога. Люблю малышку, словно родную дочь.

Слова падали в пустое пространство. Джейн едва удалось подавить внезапно нахлынувшее отвращение. Очень хотелось, чтобы непрошеный гость немедленно покинул дом и больше никогда не возвращался. Хозяйку дома вовсе не заботило, что подумает о ее поведении граф.

– Прошу извинить, но леди Эмили сейчас очень занята. Совсем недавно я наняла для нее новую гувернантку, и в настоящий момент у девочки урок.

Моррис понимал, что ему лгут. Он только что собственными глазами видел в окно, как Эмили побежала по дорожке сада. Моррис побагровел; глаза потемнели от гнева. Он ненавидел таких женщин, как Джейн, серьезных, уверенных и знающих себе цену.

– Думаю, что могу подождать. Граф наверняка захочет узнать, как дела у дочери.

– Но вам вовсе не стоит себя затруднять. Боюсь, я позволила себе несколько изменить распорядок дня Эмили, и теперь она чрезвычайно занята. До самого вечера у нее не найдется ни единой свободной минуты.

– Понимаю, – произнес Моррис, вставая.

Да, Джейн выразилась вполне ясно и четко. И хотя он изо всех сил сдерживался, в душе кипели злоба и обида.

– Спасибо за визит, – как можно любезнее поблагодарила Джейн, однако в словах не прозвучало ни капли искренности.

– Что передать графу при встрече?

– Передавать ничего не надо. Все, что необходимо, я скажу сама. До свидания, сэр.

Дворецкий услужливо поджидал у двери, держа в руках шляпу гостя, и тому пришлось без единого слова покинуть дом.

– Что-нибудь еще, миледи? – поинтересовался слуга.

– Да, есть небольшое поручение. Передайте, пожалуйста, всем в доме, что мастер Моррис больше никогда не должен навещать леди Эмили. Если ему будет угодно приехать, двери должны быть заперты. Чтобы избежать неприятностей, вы вправе сказать посетителю, что просто исполняете мой приказ и не смеете действовать вопреки распоряжению.

– А как же насчет указаний графа?

– Не беспокойтесь, с графом я все выясню сама. Как бы там ни было, а этому человеку нечего делать возле мисс Уэссингтон.

С этими словами леди Уэссингтон спокойно удалилась. Погруженная в собственные мысли, она, конечно, не слышала замечания дворецкого:

– Браво, леди Джейн, браво!

Глава 17

Филипп ехал по деревенской улице Роузвуда и не мог поверить собственным глазам. На протяжении многих лет его встречи в лучшем случае взмахом руки. Теперь же люди останавливались, кланялись, улыбались, даже бросали дела, чтобы поздороваться с господином. Приветствия продолжались всю дорогу, и граф с удивлением отмечал, что окрестные жители выглядят довольными, сытыми и полными сил.

Состояние здоровья Чарльза Фицсиммонса внушало самые серьезные опасения. Гертруда не послушала советов и решила везти отца обратно в Портсмут. Едва родственники Джейн уехали, Филипп тоже собрался в путь, чтобы сообщить жене печальную новость. Всю дорогу он упорно убеждал себя, что отправился только потому, что известие о тяжелой болезни отца должен привезти именно муж. Однако в те редкие минуты, когда удавалось быть честным с самим собой, Уэссингтон признавал, что просто хочет увидеться с Джейн и попросить прощения. Он не слишком отдавал себе отчет, откуда взялись подобные чувства и почему они настолько остры, однако сознавал, что не в силах им противиться.

Стояла та ласковая солнечная погода, которая радует Англию только в самый разгар лета, и Филипп решил отправиться в Роузвуд в одиночестве, чтобы никто не мешал спокойно поразмышлять о жизни. Пожалуй, так радоваться красоте окружающих пейзажей удавалось лишь в ранней юности, когда граф нередко отправлялся в дальние прогулки вместе с Ричардом Фарроу. Что и говорить, в душе жила тоска по счастливым временам. Невинность, беззаботные, наполненные чистой радостью жизни дни, близость единственного настоящего друга – Ричарда Фарроу.

Лорд Уэссингтон свернул с главной дороги и проехал сквозь литые чугунные ворота поместья. Мальчиком он очень любил это место и неизменно видел его – как бескрайнее, великолепное поле для игр и развлечений. Немного повзрослев, начал воспринимать поместье как богатое наследство, полное неисчислимых красот и благ. Рано или поздно предстояло принять на свои плечи ответственность за процветание родового гнезда.

И все же, возмужав и вступив в пору самостоятельной жизни, граф почему-то сосредоточился на самых горьких воспоминаниях. Упорное, но тщетное стремление добиться расположения и внимания отца. Слишком строгие, властные учителя, не пренебрегавшие унижениями и даже побоями. Огромная, отчаянная, неуместная в своей романтичности юношеская любовь к Энн, сломавшая жизнь и превратившая сердце в камень.

В конце аллеи показался жизнерадостный, ярко освещенный солнцем дом. Граф пустил лошадь шагом, чтобы можно было в полной мере впитать сентиментальные впечатления. Неподалеку раздался веселый женский смех. Ему ответил мужской хохот. К веселью присоединились еще несколько голосов. Заинтересовавшись и торопясь узнать, что происходит и кто смеет так дерзко наслаждаться жизнью в его отсутствие, хозяин поместья свернул с аллеи и углубился в лес.

Тропинка привела к большой поляне. С противоположной ее стороны протекала одна из многочисленных небольших речек, которыми так славилась местность. А на берегу речки расположилась увлеченная пикником компания. Никто не заметил приближения всадника, и несколько минут граф изумленно наблюдал за неожиданной картиной.

Мег и Эмили весело болтали босыми ногами в воде Джейн сидела на расстеленном на траве одеяле и выглядела еще красивее, чем прежде: простое голубое платье открывало плечи и откровенно намекало на прекрасную молодую грудь. Широкополая соломенная шляпа бросала легкую тень на свежее, румяное лицо. По одну сторону от красавицы восседал Грейвз, а по другую… Ричард Фарроу собственной персоной. Филиппу удавалось сдерживать нетерпение и оставаться в засаде лишь до тех пор, пока Фарроу не рассмеялся каким-го словам Джейн, а та в ответ не похлопала его по колену самым дружеским образом.

Рассвирепев, граф едва не ринулся на лужайку, однако в этот момент Грейвз поднялся и, взяв за руку Мег, помог встать и ей. Шепнул что-то на ухо, и Мег очаровательно зарделась.

– Сейчас, когда мы все в сборе, – лучезарно улыбаясь, провозгласил счастливый Грейвз, – хочу сообщить, что Мег наконец-то согласилась выйти за меня замуж.

Мгновение тишины взорвалось радостными криками Эмили и Джейн. Обе вскочили и бросились обнимать смущенную и счастливую парочку. Джейн крепко пожала Грейвзу руку:

– Видишь, я же говорила, что надо попросить еще раз!

– Очень рад, что последовал мудрому совету. Она все-таки сказала «да».

– Джон просто взял меня измором, – смеясь, слукавила Мег.

– Мы решили устроить свадьбу во время осенней ярмарки, – продолжал Грейвз, – чтобы усилить праздничную атмосферу.

– Замечательно, – оценила Джейн.

Уютная домашняя сцена искренней радости близких, любящих друг друга и счастливых своей любовью и дружбой людей окончательно раздавила графа. Почему-то он ощутил себя преданным всеми вместе и каждым в отдельности. Но особенно раздражало поведение Джейн. Ей полагалось оставаться одинокой, несчастной, неприкаянной – такой же, каким чувствовал себя он сам. А вместо этого молодая жена казалась вполне довольной жизнью, цветущей и счастливой.

Изо всех сил пришпорив испуганную лошадь, Филипп промчался по одеялу, по корзинам с едой, безжалостно разметая все вокруг. Веселая компания изумленно замерла, а через секунду послышались возгласы:

– Уэссингтон!

– Милорд!

– Папа!

Наверное, появись на лужайке сам Всемогущий, Джейн и то удивилась бы меньше. Иногда она пыталась представить встречу с мужем, и картина рисовалась совершенно иной. Джейн видела себя чинно сидящей в гостиной, в безупречном интерьере. Эмили прекрасно одета, слуги вышколены и готовы исполнить любое желание.

Однако все случилось иначе. Уэссингтон внезапно разъярился, словно бык, перед которым помахали красной тряпкой, Пытаясь любой ценой смягчить ситуацию, Джейн улыбнулась:

– Приветствую вас, супруг. Какой приятный сюрприз! Должно быть, вы только что приехали?

– Да, – свирепо процедил граф сквозь плотно стиснутые зубы.

– Значит, вы еще не успели побывать в доме. Очень рада. Я мечтала присутствовать при вашем возвращении, чтобы представить Роузвуд во всей красе.

Заметив на костюме Филиппа дорожную пыль, Джейн добавила:

– Наверное, вы устали и проголодались. Присоединяйтесь, перекусите с нами и отдохните. Полагаю, вы со всеми знакомы.

Словно не замечая нависшей над головой грозовой тучи, Джейн обвела рукой компанию.

– Садись ко мне в седло, Джейн. Мы уезжаем.

– Но мы только что пришли сюда, еще даже не успели толком расположиться. Пожалуйста, отдохните несколько минут, и потом я с удовольствием провожу вас в дом.

– Немедленно, Джейн!

Требовательный, командный тон стер с ее лица улыбку. Филипп чем-то отчаянно рассержен. Возможно, его вывело из равновесия присутствие Ричарда или Джона Грейвза. Но даже крайнее раздражение не дает права вести себя так грубо.

– Нет, я не собираюсь прерывать пикник.

– Жена, я не намерен спорить с тобой. Немедленно иди сюда.

Джейн решительно скрестила на груди руки. Сопротивление возрастало вместе с настойчивостью супруга.

– Не собираюсь. Я не видела и не слышала вас почти четыре месяца, и вот совершенно неожиданно вы врываетесь сюда и начинаете оскорблять меня и моих друзей. Поэтому я и говорю, что…

Закончить Джейн не успела, так как внезапно оказалась высоко в седле, на коленях у Филиппа. К тому же он крепко держал ее за талию. Шляпа слетела с ее головы и плавно опустилась на землю.

Граф сурово взглянул на потрясенную публику:

– Мег и Джон Грейвз, вы уволены.

– Ничего подобного! – закричала Джейн, отчаянно пытаюсь освободиться.

– Прекрати! – рявкнул Филипп над самым ухом, да так громко, что в ушах у Джейн раздался противный звон. Наконец безжалостный взор громовержца упал на Ричарда. – А ты немедленно убирайся с моей земли! Чтобы духу твоего здесь не было! И если еще хоть раз замечу тебя ближе чем за сто ярдов от жены, то отстрелю и вторую ногу!

Разгромив всех и вся но словно и не заметив присутствия Эмили, граф одним ловким движением развернул лошадь и стремительным галопом поскакал к дому. У подъезда небрежно бросил поводья выскочившему навстречу мальчику-конюху, спустил Джейн на землю, а потом спрыгнул сам.

– В дом! Немедленно!

– Не собираюсь повиноваться вашим крикам. Что с вами приключилось?

– Что со мной приключилось? – закричал Уэссингтон еще громче. – Что со мной приключилось?

Он и сам не понимал, почему так рассвирепел. Просто, увидев, как Джейн сидит рядом с Фарроу и смеется шуткам Грейвза, внезапно взорвался.

– Да! – голос Джейн сравнялся по силе с его собственным. – Что с вами произошло?

Не отвечая, граф схватил Джейн за талию и перекинул через плечо. Пораженный слуга успел открыть дверь как раз вовремя: Филипп ворвался в холл вместе с отчаянно брыкающейся и вопящей Джейн. Услышав шум, в холл спустился дворецкий. Уэссингтон обжег его взглядом, и тот счел за благо промолчать.

– Потрудитесь проследить, чтобы нас с женой не беспокоили!

В несколько прыжков преодолев лестницу, граф бросился к господским апартаментам в конце коридора. Ворвавшись внутрь, остановился возле огромной кровати и лишь здесь наконец-то опустил свою ношу. Затем бросился к двери и поспешно повернул в замке ключ.

– Вы сошли с ума?

– Чем ты там занималась?

– Святой Боже, это был всего лишь пикник.

– Что ты делала с этими мужчинами?

– Это мои друзья. Они работают на меня и помогают во всем.

– Не потерплю!

– Не потерпите чего? Того, что у меня есть друзья? Чего вы ждали? Что я уеду в деревню и запрусь в темном чулане? И больше никогда не выйду на белый свет?

– Я не об этом! Ты прекрасно понимаешь, о чем речь!

– Так о чем же? Прекрасный летний день. Мы все напряженно и добросовестно трудимся – вы непременно заметили бы это, если бы явились в здравом уме, а не ворвались, как бешеный зверь.

– Не позволю фривольностей… – Джейн рассмеялась:

– Фривольностей? Право, сэр, подумайте, что вы говорите!

– Не смей надо мной издеваться!

– А что случится? Вы меня ударите? Посадите под замок? Оставите без ужина?

– Не искушай!

Обойдя стороной не на шутку разбушевавшегося супруга, Джейн спокойно направилась к двери.

– И куда же ты собралась?

– Вам следует кое-что обо мне знать: во-первых, я очень плохо реагирую на приказы и угрозы, а во-вторых, никогда не испытывала особого пристрастия к спорам на повышенных тонах. А потому ухожу. Поговорить мы сможем и позже, после того как вы успокоитесь.

– Нет, мы поговорим сейчас.

– О чем же? О том, что вы застали меня во время невинного пикника с друзьями?

– В Фарроу нет ни капли невинности, и я не потерплю его присутствия рядом с тобой.

Тон графа удивлял. Не будь Джейн так осторожна, так осмотрительна в суждениях и выводах, она непременно решила бы, что муж ревнует.

– А как же насчет Грейвза? Или он тоже неприемлем – с шей точки зрения?

– Весь прошлый месяц я старательно платил сыщикам, пытаясь разыскать парня, а он, оказывается, все это время благополучно наслаждается жизнью здесь, в Роузвуде.

– Он вовсе не «наслаждается жизнью», как вы изволили выразиться, а работает. Причем работает много и добросовестно.

– Но я не давал ему разрешения отправляться к тебе.

– Джон прекрасно это понял, сэр. Потому и оставил службу.

Филипп не выдержал логики возражений и взорвался:

– Если Джон оставил службу, то скажи, ради Бога, что он делает здесь?

– Работает на меня.

– Больше не работает!

– Но, сэр, я в состоянии самостоятельно выбирать себе служащих. И вы не сможете уволить этого человека, потому что я не позволю.

– Может быть, я уснул и проснулся в Бедламе? – недоверчиво покачал головой Филипп. – Ты не расслышала моих слов, Джейн? Я только что уволил слугу Джона Грейвза.

– Прекрасно слышала вас, сэр. Но ваши действия бессмысленны и нелогичны, а потому я решительно отказываюсь подчиняться.

– Теперь совершенно ясно, что не следовало отпускать тебя в деревню в одиночестве. Тебе явно требуется сильная рука.

Слова мужа привели Джейн в ужас. Меньше всего на свете ее устраивало положение, при котором граф будет наблюдать за ходом повседневной жизни. Джейн попыталась обратиться к чувствам:

– Но, сэр, Грейвз любит Мег и собирается на ней жениться.

– Я слышал радостное брачное блеянье этого козла.

– В таком случае вы понимаете, что он не мог отпустить ее сюда одну.

– Парень – глупец! Променять службу у меня на женитьбу!

– А по-моему, просто прекрасно, что кто-то способен на такие глубокие чувства.

Взгляд Джейн высказал и продолжение мысли: Филипп отказывался верить в любовь других просто потому, что не мог любить сам. Обиженно, совсем по-детски граф выдвинул последний аргумент:

– Без Грейвза мне очень плохо. – Джейн не смогла сдержать улыбку.

– Что ж, милорд, понимаю: мы, наверное, расстроили вас.

– Что? – Дерзкое, унизительное предположение возмутило.

– Мы расстроили вас, а это значит, что в вашей душе все-таки теплятся чувства. – Джейн покачала головой. – Теперь, во всяком случае, что-то проясняется. – Она подошла к креслу и спокойно села, не забыв тщательно расправить юбку. – Так что постарайтесь, пожалуйста, успокоиться и потрудитесь наконец объяснить, в чем именно заключается наша вина.

Филипп что-то пробормотал, явно стараясь сохранить в душе гнев, однако злиться на невозмутимую, миролюбиво улыбающуюся красавицу оказалось очень трудно. Чтобы не смотреть в глаза супруге, граф принялся расхаживать по комнате.

– Что здесь делает Фарроу? Я оставил тебя одну на несколько месяцев, и этот змей уже успел поднять свою ядовитую голову.

– Мастер Фарроу постоянно здесь живет.

– Джейн, не лги мне! Я прогнал негодяя из Роузвуда много лет назад. А потому хочу узнать, каким образом он пробрался обратно.

– У меня немало недостатков, милорд, но привычки искажать правду среди них нет. Мне очень жаль разрушать ваши представления, но Ричард никуда не уезжал. Он всегда жил здесь.

– И чем занимался?

– Следил за поместьем, вел хозяйство. В то время как вы, ваше сиятельство, проводили время в Лондоне, предаваясь самым рискованным развлечениям, мастер Фарроу оставался здесь. И год за годом твердой рукой умело поддерживал шаткое, готовое в любой момент развалиться хозяйство. Если бы не он, трудно сказать, что могло бы случиться с семейным гнездом лорда Уэссингтона.

– И кто же знал о его присутствии?

– Все здешние обитатели. Мастер Тамбертон. Большинство торговцев и поставщиков. Деревенские жители. Наверное, даже кое-кто из соседей.

Филипп чувствовал себя одураченным. Все это время окружающие дружно водили его за нос. Как же, наверное, все они смеялись за его спиной! Смущение лишь подлило масла в огонь.

– Фарроу не может остаться в поместье.

– Разумеется, он останется.

Остолбенев от подобной дерзости, Филипп молча уставился на жену.

– Ричард любит поместье. Любит и людей, и землю. А кроме того, прекрасно разбирается во всех тонкостях хозяйства. Нам не обойтись без его наставлений и помощи.

– Не потерплю присутствия подлеца.

– Если вид этого человека оскорбляет вас, я позабочусь, чтобы он не попадался вам на глаза. – Ехидно улыбнувшись, Джейн поинтересовалась: – На какой срок следует удалить ненавистного человека, милорд? На день, на два? Или, может быть, вы решили уделить нам целую неделю?

Насмешливый тон покоробил. Филипп действительно планировал задержаться всего лишь на день-другой, не больше. Первое из загородных празднеств, на которые он был приглашен, начиналось уже на следующей неделе. Однако позволить жене одержать верх очень не хотелось.

– Учитывая сложившуюся здесь обстановку, я, возможно, и вообще не уеду.

Из разговоров с Ричардом Джейн знала, что за десять лет Филипп провел в Роузвуде всего несколько дней – их вполне можно было пересчитать по пальцам. Так что ответ мужа вызвал у нее серьезные сомнения.

– Поживем – увидим, – пробормотала она едва слышно.

– Что ты сказала? – взревел граф.

– Сказала, что было бы очень мило. Не могли бы вы прекратить топать?

– Должен признаться, Джейн, до свадьбы мне пришлось читать описание твоего характера, но в нем ни слова не говорилось об упрямстве.

– Об упрямстве? – Джейн подняла глаза. – Но всем вокруг известно, что я очень спокойная, сдержанная и миролюбивая. И если бы вы не провоцировали меня буквально на каждом шагу…

– Я? Провоцирую тебя? Так, значит, это я виноват в том, что, едва завидев мужа, ты сразу начала себя вести словно бестолковая крикливая торговка?

– Неужели вы всерьез ожидали, что я буду молча сносить грубость, бесцеремонность и высокомерие?

– Приведи же хоть один-единственный пример моего дурного обращения с тобой за все время нашего знакомства!

В тот самый момент, как эти слова слетели с губ, лорд Уэссингтон ясно понял, что спор проигран, и проигран окончательно. Да, он действительно обращался с Джейн очень плохо, очень грубо и несправедливо. Всю жизнь поступая только так, как заблагорассудится, граф даже перестал замечать, что кого-то обидел. А Джейн просто отказывалась молча сносить обиду.

– Я уже очень устала от бесконечных пререканий. А вдобавок у меня немало дел. Если позволите…

– Нет, не позволю…

– В таком случае, боюсь, должна попросить прощения за то, что покидаю вас. Право, пора вернуться к работе. Пикник мыслился всего лишь как короткий перерыв на ленч.

– Но разговор не закончен.

– Не знаю, как вам, а мне уже давно все ясно. Не желаю продолжать бесплодный спор.

Мысль о том, что Джейн сейчас уйдет и оставит его в одиночестве, тревожила. Филипп не хотел, чтобы у жены нашлись дела важнее общения с ним. Супруг претендовал на всю полноту внимания, и Джейн не следовало стремиться на свободу. Да, он действительно вел себя как тупой и упрямый болван. Но ведь он умен и, когда пожелает, может быть просто очаровательным. А настроение Джейн всегда можно изменить.

– Прекрасно. Тогда побеседуем о чем-нибудь другом. – Положив руки на спинку кресла и стараясь говорить как можно беспечнее, лорд Уэссингтон любезно поинтересовался: – Как поживаете, леди Джейн?

– Вы поистине непредсказуемы. – Джейн покачала головой и взялась за ручку двери. – Но мне действительно пора.

Привыкнув проводить время в обществе, среди светских условностей, Филипп не хотел признавать, что привычные, давно устоявшиеся рамки поведения порой помогали обуздать бушевавших в душе демонов. Перспектива внезапно оказаться наедине с самим собой, пусть даже и в собственном прекрасном доме, в огромном родовом имении, пугала.

– Если ты не останешься поболтать, чем же я буду заниматься весь день?

Граф улыбнулся, пытаясь обратить вопрос в шутку, однако тоску и неуверенность скрыть не удалось. Джейн взглянула на него с сожалением.

– Понятия не имею. Пейте, играйте в карты – что вы обычно делаете при свете дня? Я распоряжусь, чтобы ровно в девять вам подали ужин.

Дверь захлопнулась. И только сейчас, в полной тишине, граф Роузвуд вспомнил, что так и не передал то печальное известие, ради которого приехал.

Глава 18

Пережив невероятно длинный и скучный день и унылый вечер, без одной минуты девять лорд Уэссингтон вошел в гостиную, ожидая, что жена, а возможно, и дочь уже одеты к ужину и готовы торжественно сопровождать его к столу.

Однако комната встретила графа пустотой и молчанием. Решив, что плохо воспитанные дамы отправились к ужину без него, Филипп заглянул в столовую. Здесь его терпеливо ожидал квартет безупречно одетых, тщательно вышколенных слуг, готовых исполнить любую прихоть господина.

Под огромной хрустальной люстрой сиял длинный стол, за которым без труда уместилось бы человек тридцать. Однако сейчас на белоснежной скатерти скучал один-единственный прибор. Выглядел он тем более одиноко и жалко, что стоял во главе стола. Чувствуя себя так, словно поднимается на гильотину, граф пересек комнату. Слуга отодвинул резной, с высокой спинкой стул.

– Вино, сэр? – учтиво поинтересовался он.

– Да, пожалуйста.

Бульканье льющейся в хрустальный бокал жидкости гулким эхом отдавалось в пустой комнате. Горлышко бутылки коснулось края бокала, и в полной тишине звон показался настолько громким, что граф едва не подпрыгнул от неожиданности.

Трудно сказать, какого именно приема ожидал лорд Уэссингтон, отправляясь в Роузвуд без предупреждения, однако вряд ли воображение рисовало именно такую картину. Графу удалось выдержать три первых блюда, причем каждый звук, каждый скрип серебра о фарфор заставлял морщиться, словно от боли. Терпеть одиночество и дальше было просто невозможно. Едва отведав восхитительно приготовленную рыбу, Филипп резко отодвинул тарелку.

– Думаю, достаточно. Благодарю. Вы свободны.

Слуги переглянулись с нескрываемым огорчением, явно считая, что чем-то не угодили господину.

– Что-то не так, сэр? – набравшись храбрости, поинтересовался один из них.

– Нет, все прекрасно, просто слишком устал после долгой дороги.

– Не желаете ли, сэр, чтобы мы отнесли поднос в вашу комнату? Возможно, аппетит проснется позже…

Филипп знал, что аппетит не проснется, однако эти люди так хотели сделать приятное…

– Да, возможно. Спасибо.

Один из слуг взял тарелку, второй – бокалы, третий – сверкающее столовое серебро. Выстроившись в затылок, троица торжественно покинула комнату. Четвертая, женщина, направилась следом, обойдя стул господина. Слегка повернувшись, Филипп придержал ее за руку.

– Графиня не спустилась в столовую. Надеюсь, она здорова и уже отужинала?

– Миледи ужинала немного раньше.

– Понятно.

Однако дьявол не дремал:

– Госпожа ужинала в одиночестве?

– Нет, сэр. Присутствовало еще несколько человек. Миледи называет это рабочим ужином. В это время обычно строят планы на следующий день.

– И чего же именно касаются эти планы?

– Урожая, уборки полей и прочих дел.

– Хочу поговорить с леди Джейн. Не знаешь, где она сейчас может быть?

– Думаю, уже легла отдыхать. Госпожа очень устает, сэр. Ведь она поднимается чуть свет и работает с восхода и до заката. Никогда еще не встречала леди, подобную нашей, сэр. – Девушка очаровательно покраснела. – Если позволите сказать, сэр, мы все ее очень любим.

С этими словами служанка поспешила прочь, оставив Филиппа в задумчивом одиночестве. Налив стакан портвейна, он задумался о предстоящем долгом вечере и одинокой ночи. Наконец тяжело поднялся со стула и, не предвидя никаких радостей, медленно побрел по коридору. Коридор же в конце концов привел в библиотеку. Граф уселся за огромный письменный стол и начал перебирать листки. Потом от нечего делать взял блокнот с аккуратной надписью «План работ на ближайшие пять лет» и углубился в чтение.

Спустя два часа, едва пробило полночь, Джейн зашла в библиотеку и, увидев сидящего за столом мужа, несказанно удивилась. При неярком свете лампы тот с увлечением изучал один из ее ежедневников. Справа лежал лист бумаги, испещренный бесчисленными заметками. Сердце испуганно застучало. Чем он занимается? Критикует ее начинания? Вносит изменения? Отменяет и запрещает? Неужели вдохновенный, хотя и тяжкий труд окажется перечеркнутым?

Граф настолько погрузился в чтение, что даже не заметил прихода Джейн. Сейчас, в тишине библиотеки, вовсе не требовалось играть роль скучающего аристократа. Сидя в одиночестве за интересным занятием, Уэссингтон казался совсем другим человеком – мягким, вдумчивым, серьезным, глубоким. А главное, во всем облике сквозило одиночество.

Вечный материнский инстинкт толкал Джейн что-нибудь сказать – ведь сейчас гордый, самолюбивый человек стал доступен, даже уязвим. Однако она удержалась. Просто молча встала в дверях библиотеки в ночной рубашке и в халате – в той же самой одежде, в которой граф застал ее в Лондоне в ненастный дождливый вечер, когда сделал предложение. Нельзя представать перед ним в столь интимном виде – это может напомнить о супружеском долге.

Конечно, потребность в наследнике рано или поздно приведет к неизбежному возобновлению интимных отношений, однако торопить события Джейн не собиралась. Надеясь незамеченной вернуться в свою комнату, она сделала шаг назад. К несчастью, именно в этот момент граф поднял голову.

Долго, молча, напряженно они смотрели друг на друга. Взяв со стола стакан и сделав пару глотков, Уэссингтон первым нарушил натянутое, словно струна, молчание.

– Здравствуй, Джейн.

– Здравствуйте, милорд.

– Зови меня, пожалуйста, по имени.

– Не хотелось бы фамильярничать, милорд, ведь мы едва знакомы.

Филипп недовольно покачал головой.

– И с какой это стати ты ночью бродишь по коридорам?

– Не спится. Хотела немного поработать.

– Насколько мне известно, ты и так постоянно работаешь.

– Очень много дел, сэр. – Джейн пожала плечами. Так хотелось спросить, что он отмечает на листке, но вдруг Филипп не одобрит сделанного и осудит планы на будущее? После тревог и переживаний ужасного дня очень трудно будет принять критику.

– Надеюсь, за ужином вас обслужили достойно.

– Все было прекрасно, только, пожалуй, немного одиноко. Я ожидал, что ты составишь мне компанию.

– Простите, сэр, но после того бурного гнева, который вы излили днем, трудно было предположить, что мое общество окажется хоть сколько-нибудь привлекательным.

Что же, искренность достойна уважения.

– Ты прекрасно поработала и над самим домом, и над обучением слуг. Я очень доволен всем, что успел увидеть.

Джейн с удивлением почувствовала, как неудержимо краснеет от неожиданного комплимента.

– Спасибо, сэр. Я надеялась, что вы сумеете по достоинству оценить все, что сделано от вашего имени.

– Ценю. Очень ценю.

Разговор становился все более неловким. Казалось, графу хотелось сказать что-то еще – возможно, извиниться, хотя он и не знал, как это следует сделать. Джейн же едва не задыхалась от дурных предчувствий. Нужно как можно скорее уйти, пока супруг не разрушил хрупкое перемирие каким-нибудь грубым или нетактичным замечанием.

– Что ж, извините, что помешала. Желаю спокойной ночи.

Филиппу показалось, что на Джейн знакомый ночной халатик, в котором он застал ее в вечер помолвки. В тот самый неповторимый вечер, когда молодой граф оказался настолько увлечен и возбужден, что едва удержался и не переступил роковую черту. Интересно, помнит ли Джейн ту встречу так же ясно, как помнит ее он сам? Увы, она собралась уходить, а ему так не хочется снова оставаться в одиночестве…

Точно зная, чем можно задержать супругу, Филипп как бы между прочим заметил:

– Я просмотрел твои подсчеты на четвертый и пятый годы и, если честно, не очень понял, как именно ты получила конечную цифру ожидаемой прибыли.

Фраза заставила остановиться. Джейн обернулась, удивленная неожиданным вниманием к собственным трудам. Они с Ричардом постоянно спорили относительно тех самых результатов, о которых говорил Филипп.

– Честно говоря, я полагала, что вы ничего не понимаете в математике и бухгалтерии.

– Понимаю. Мне просто скучно копаться в цифрах. А тебе эта работа явно доставляет удовольствие.

Комментарий очень напоминал критику.

– Не думаю, что должна извиняться за интерес к анализу и подсчетам.

– А ты и не должна. Ты прекрасно справилась с трудной задачей. Я под впечатлением. Да и сама идея просто замечательна: начать с обустройства мелочей, а потом постепенно переходить ко все более крупным и серьезным проблемам. Мне бы такое даже в голову не пришло. Должен сказать, я тебе очень благодарен.

Джейн снова покраснела. Супруг говорил искренне. Высокая оценка тяжкого труда оказалась единственной хорошей новостью за долгое время.

– Должна признаться, что действовала по необходимости. Стоило изучить учетные книги, как стало ясно, что необходимо срочно принимать меры – пока не оказалось слишком поздно. Вот я и начала действовать.

– Разумное решение.

– Конечно, я взяла на себя слишком много, но не подумала, что вам интересно заниматься хозяйством. Раньше, во всяком случае, вас это не заботило.

– Ошибаешься. Роузвуд достался мне в наследство, так что забота о поместье – моя прямая обязанность. Хочется вникнуть в детали, и поэтому возникли некоторые вопросы. Не могла бы ты задержаться на несколько минут?

Встав, граф принес стул и поставил его рядом со своим креслом.

Джейн понимала, что заниматься делами в ночной рубашке и в халате не стоит, а потому следует отказать графу в его просьбе. Утром будет вполне достаточно времени для обсуждения денежных вопросов и нового плана развития поместья. Однако за все непродолжительное время знакомства с мужем он никогда не был столь расположенным к беседе. Жалко было упускать возможность спокойного делового общения, разговора без крика и взаимных обвинений.

– Если вам интересно, буду рада помочь. – Джейн подошла к столу и села рядом с мужем. Правда, при этом пришлось собрать все силы, чтобы не погладить его по щеке. Мужественно сдержавшись, Джейн опустила глаза в разложенные на столе книги.

Филипп заметил смущение жены и, улыбнувшись, спросил себя, сколько времени понадобится им обоим, чтобы залечить раны кошмарной брачной ночи. Первым делом необходимо найти ту твердую почву, на которой они могли бы существовать и работать без неизбежно возникающих эмоциональных вспышек.

– Я составил список вопросов. Можно их задать?

Следующие несколько часов прошли в плодотворной беседе. Филипп задавал вопросы, а Джейн обстоятельно на них отвечала, открывая нужные книги и блокноты, находя необходимые страницы в гроссбухе, показывая соответствующие колонки дебета и кредита. Напряжение, до предела раскалившее встречу, постепенно спадало. Тишина спящего дома, полумрак уютной, заставленной книжными шкафами комнаты, общий интерес к работе – все это создавало ту атмосферу спокойного общения, к которой оба в Душе искренне стремились.

Постепенно интерес Филиппа вышел за рамки делового.

Уэссингтон обнаружил, что не столько слушает жену, сколько смотрит на нее. Вот она рассеянно протянула руку к стакану портвейна и отхлебнула маленький глоток. Поставила обратно на стол. Филипп тут же взял стакан и, в свою очередь, прикоснулся к нему губами в том самом месте, откуда только что пила Джейн. Несколько раз он придвигал свое кресло – до тех пор пока рука не оказалась на спинке ее стула.

Джейн, в свою очередь, искренне удивлялась тому наслаждению, которое ей доставляло общение с мужем. Вопреки предубеждению он оказался умен, сообразителен и любознателен. Тотчас замечал малейший логический сбой и мягко, деликатно говорил о нем. Мог изменить общее направление мысли, предлагая собственные варианты, благодаря которым ситуация представала в более выгодном свете. Вдобавок Филипп оказался веселым и разговорчивым. И очень-очень милым. На мгновение в сердце закралась тоска по тем прекрасным отношениям, которые могли бы сложиться, начнись история иначе.

Джейн посмотрела на мужа и встретила пристальный взгляд.

– Что? – спросила она, желая понять его сокровенные мысли.

Уэссингтон молча склонился, преодолев разделявшее их расстояние в несколько дюймов, и нежно дотронулся губами до губ супруги. Прикосновение продолжалось всего лишь мгновение, но и его оказалось достаточно, чтобы ощутить мягкое тепло и сладость поцелуя. Джейн тут же отпрянула, словно в испуге, и приложила пальцы к губам.

Уголок рта Филиппа поднялся в легкой улыбке, а на щеке появилась дружелюбная ямочка – раньше Джейн ее не замечала. На лоб упал непослушный завиток, а подбородок слегка потемнел от щетины. На Джейн смотрел озорной, лукавый и очень симпатичный человек.

– Зачем вы это сделали?

– Просто не смог сдержаться.

Не позволяя одуматься ни себе самому, ни Джейн, граф снова склонился и положил руки на подлокотники кресла. Накрыв ее рот поцелуем, он с удовольствием ощутил вкус только что выпитого вина. Молча, без слов, одним лишь движением языка попросил раскрыть губы. И даже небольшой щелочки оказалось достаточно, чтобы воспользоваться появившимся преимуществом и углубить ласку, провести языком по ровным зубам. В следующее мгновение Уэссингтон приподнялся и навис над женой, внезапно оказавшись невероятно близко.

Джейн не успела понять, что произошло. Только что они спокойно и деловито обсуждали сельское хозяйство, и вот уже слились в поцелуе. Конечно, нельзя было принимать мягкое, но настойчивое приглашение, однако тело с готовностью отзывалось на те самые призывы, которые решительно отвергал разум.

Язык снова коснулся ее языка, и снова вспыхнул удивительный жар. Прекрасно зная, что произойдет, если ласки будут продолжаться, юная супруга не могла понять, с какой стати природа заставляет ее идти навстречу. Интимная близость – отвратительный, болезненный процесс, и она вовсе не хочет повторять неприятный опыт.

Поцелуй углублялся, становясь все более требовательным, а в душе неуклонно росла паника.

Джейн прижала ладонь к груди Филиппа и постаралась хотя бы слегка освободиться.

– Пожалуйста, Уэссингтон, – задыхаясь, пробормотала она, – пожалуйста, не надо.

Филипп заглянул в изумрудно-зеленые глаза. Всего лишь мгновение назад они казались растерянными, но готовыми принять ласку. Теперь же в них сквозила решимость и что-то еще… страх. Да, малышка откровенно боялась его.

Воспользовавшись минутой сомнения, Джейн отодвинула кресло, освободившись из цепкого кольца рук. Вскочила на ноги и, вцепившись в ворот халата, отчаянно взмолилась:

– Пожалуйста, сэр, не надо. Я не хочу!

Изумленно обнаружив, что внушает ужас собственной жене, Уэссингтон вытянул руку – так поступают, пытаясь успокоить встревоженную лошадь.

– Не бойся меня, Джейн. Я никогда не сделаю тебе больно, никогда не обижу.

– Лжете! Вы уже сделали мне больно. И очень обидели. Ни за что не соглашусь на подобный ужас еще раз.

С этими словами Джейн так быстро выбежала из комнаты, что Филипп даже не успел ее остановить.

Брачная ночь принесла Джейн страх перед актом любви. Страх этот порожден Филиппом. Он обладал богатейшим опытом и тонким искусством наслаждения, а значит, мог увлечь неопытную девушку в чудесную страну ласк, нежности и страсти. Не желая предаваться дальнейшим размышлениям, зная лишь то, что вожделеет и должен удовлетворить вожделение именно сейчас, граф направился вслед за супругой в ту комнату, которую она сделала своей, – одну из небольших спален для гостей, как можно дальше от апартаментов мужа.

Филипп бесшумно повернул ручку двери и переступил порог. В комнате было темно – в воздухе все еще стоял дымок только что задутой свечи. Уэссингтон на цыпочках подошел к кровати и остановился, пытаясь приглядеться, а потом склонился и положил руку на плечо Джейн, сквозь толстое одеяло едва ощущая формы ее тела.

Джейн слышала, как тихо открылась и тут же бесшумно закрылась дверь, однако решила, что это ей просто показалось: подвело не на шутку разыгравшееся воображение. Но внезапно на плечо легла рука. Что он задумал? Сердце учащенно забилось от страха.

– Что вы здесь делаете? – шепотом спросила Джейн. Прежде чем граф успел ответить, она приподнялась и снова зажгла свечу. Неверное дрожащее пламя вдохнуло жизнь в эфемерную фигуру. Свет принес ощущение реальности, а с ним и некоторую уверенность в себе.

– Меня терзает желание, – тоже шепотом ответил граф.

– Ни за что и никогда.

Одеяло спустилось к талии. Сквозь тонкую ткань ночной сорочки просвечивала нежная грудь. На шее пульсировала тонкая голубая жилка. Не в силах устоять против искушения, Филипп бережно дотронулся до нее пальцем и, склонившись еще ниже, потерся щекой о щеку жены.

– Не бойся.

– Не делайте этого, – в панике взмолилась Джейн, заметив, что супруг протянул руку к одеялу.

– Но я твой муж, Джейн, – ответил Филипп, не в силах скрыть раздражения. – Все будет хорошо. Клянусь, постараюсь быть нежным.

– Вы не поняли, – прошептала Джейн, отталкивая руку, – Рядом со мной Эмили.

– Что? – Уэссингтон невольно отпрянул и посмотрел на широкую кровать. Только сейчас он заметил сладко спящую девочку. – Но она же почти взрослая! Она должна спать в своей постели.

– Эмили сегодня очень расстроилась.

– Из-за чего?

– Из-за вашего к ней отношения.

– Из-за моего? Но ведь я не сделал ей ровным счетом ничего!

– В том-то и дело. Пробыли в Роузвуде целый день и не смогли уделить бедняжке даже пару секунд.

– Разбуди ее и отправь в детскую.

– Ни за что.

– Ну тогда я сам разбужу.

Филипп сделал шаг, намереваясь подойти к кровати с противоположной стороны, но Джейн стремительно вскочила и преградила путь.

– Сэр, вы испугаете девочку. Надеюсь, даже в самом закоснелом сердце не найдется места подобной жестокости по отношению к беззащитному ребенку, спящему под крышей вашего дома. Даже если этот ребенок – всего лишь глубоко презираемая дочь.

– Я не испытываю к Эмили презрения.

Джейн не возражала; она внимательно наблюдала за мужем, пытаясь предугадать, что он намерен делать.

– Идите, милорд. Отправляйтесь в свою постель. Здесь вам не место.

Филипп не отрываясь смотрел на жену. Он не помнил случая, чтобы женщина ему отказывала.

– Поговорим утром. Сейчас я тебя оставлю, но это в последний раз. Так что постарайся изменить настроение.

С этими словами граф Роузвуд повернулся и вышел из комнаты.

Джейн наконец-то позволила себе выдохнуть и без сил опустилась на кровать.

Глава 19

В комнату неожиданно ворвалась возбужденная, сияющая Эмили.

– Джейн, Джейн! – задыхаясь от быстрого бега, торопливо затараторила она. – Ты не поверишь, просто не поверишь!

– В чем дело, милая? – с трудом подавляя зевоту, переспросила Джейн. Она встала чуть свет и уже успела объехать поля и осмотреть сады.

– Нет, ты просто не поверишь!

– Успокойся, пожалуйста, Эмили. Если будешь так скакать, то не сможешь рассказать свою новость.

– Папа хочет меня видеть! Ровно в одиннадцать, в утренней гостиной!

Джейн встала и обняла девочку.

– Видишь, я же говорила, что вчера он просто был очень занят. Давай выберем самое красивое из новых платьев.

– Может быть, розовое? – предложила Эмили.

– А мне кажется, голубое. Оно прелестно подчеркнет оттенок глаз.

Вскоре к молодым леди присоединились две горничные и Мег. Весь следующий час прошел в подготовке к долгожданной и ответственной встрече с отцом.

Без нескольких минут одиннадцать Джейн вошла в гостиную следом за Эмили. Оставалось лишь надеяться, что Уэссингтон заметит перемены в облике дочери. Кудрявые волосы были аккуратно уложены вокруг хорошенького личика. Новое платье со множеством накрахмаленных нижних юбочек очаровательно шелестело при каждом движении. Эмили обладала естественной грацией и обаянием, редко свойственным столь юному возрасту.

Спокойно и уверенно она направилась прямо к графу и присела в безупречном поклоне.

– Здравствуй, папа. Добро пожаловать домой.

– Здравствуй, Эмили. Спасибо за пунктуальность. – Уэссингтон жестом пригласил дочь к креслу, а потом показал в сторону гостя: – Мастер Моррис приехал нас навестить.

В этот момент граф заметил стоящую в дверях Джейн и обратился к Моррису:

– Ты знаком с моей супругой, леди Уэссингтон?

– Да, уже имел счастье встречаться.

Встав, Моррис почтительно склонился сначала над рукой хозяйки, а потом и над рукой самой Эмили. Мужчины вели неспешный разговор о делах и людях Лондона. Время от времени Моррис обращался к Эмили с каким-нибудь вопросом, и девочка вежливо отвечала. Все остальное время она сидела с видом грустного оцепенения, не поднимая глаз от чашки.

Так прошел час. В конце его граф сообщил дамам, что они свободны и могут заняться собственными делами. Джейн и Эмили поднялись и чинно вышли из комнаты. За все проверенное вместе с дочерью время Уэссингтон ни разу не взглянул на Эмили, не обратился даже с самым пустячным вопросом, не сказал ни единого доброго слова ни о красивом платье, ни о прекрасных манерах.

Джейн не могла скрыть разочарования и даже ярости.

– Прости, Эмили, – обратилась она к девочке. – Знаю, что ты ожидала совсем иного.

До сих пор Эмили удавалось сдерживать слезы; зато сейчас они вырвались на свободу и потекли ручьями.

– Отец ненавидит меня, – тихо произнесла девочка сквозь рыдания. – Ненавидит всю жизнь. Как только я могла подумать, что все изменилось? – Она бегом, через две ступеньки, бросилась вверх по лестнице. – Бессмысленно… бессмысленно притворяться, что это не так…

С этими словами бедняжка повернула за угол и скрылась.

Джейн тяжело вздохнула, пытаясь предугадать, сколько еще неприятностей произойдет во время этого злополучного визита. Как только Моррис уехал, граф направился в библиотеку. Туда же пришла и Джейн.

Решительный взгляд жены слегка озадачил. В чем дело? Скорее всего она симпатизировала Моррису не больше, чем он сам. Этот человек казался ужасно скучным. Но в то же время он слыл богатым почтенным соседом, и было бы просто невежливо отказать в приеме.

Решив сохранить мир, граф постарался начать с хорошего:

– Даже и не помню, чтобы Эмили когда-нибудь производила столь благоприятное впечатление. Ты славно поработала.

– Она так надеялась, что вы обратите внимание… – Джейн устало покачала головой, не имея сил ни договорить опасную фразу, ни совладать с чувствами. Доведется ли ей когда-нибудь понять этого человека?

Взгляд случайно упал на разложенные на столе бумаги. Несколько слов, которые удалось прочитать, сразу не на шутку встревожили.

– Что вы пишете?

Джейн смотрела на мужа, и этот требовательный взгляд сразу вернул Филиппа в детство. Вот так же сверлил его глазами строгий учитель. И как только ей это удается? Филипп хотел было сложить листок, но Джейн решительно схватила его со стола.

– Так, значит, это все-таки правда? Вы действительно собираетесь выдать Эмили замуж за лорда Морриса? – Она быстро прочитала написанное. – Эмили рассказывала о ваших намерениях, но я не поверила и решила, что ребенок просто ошибся.

С этими словами, все еще держа бумаги в руке, Джейн без сил опустилась в кресло.

– Она говорила тебе о замужестве?

– Да.

– Но я никогда и ни с кем не обсуждал этот вопрос, кроме, разумеется, Тамбертона. Так откуда же Эмили знает?

– Моррис сам ей сказал. Новость страшно испугала девочку.

Филипп недовольно нахмурился.

– Но я ничего ему не обещал. Фредерик сделал предложение, а я ответил, что подумаю.

– Так он приезжал с этой целью? Хотел выяснить, приняли ли вы окончательное решение?

– Это один из поводов. Кроме того, он хотел просто повидаться с Эмили. Сказал, что ты запретила ему появляться в Роузвуде.

– Разумеется, запретила. Это просто неприлично.

Филипп показал на бумаги:

– Так что же, по-твоему, я должен делать?

– Решительно отказать. Эмили еще слишком мала. Филиппу ни разу не приходилось всерьез задумываться о судьбе Эмили, а потому он даже не подозревал, насколько глупо прозвучал встречный вопрос:

– А что, если девочка никогда не получит другого предложения?

Несмотря на усталость и огорчение, Джейн не смогла удержаться от смеха.

– Вы что, никогда на нее не смотрели? Да она же просто восхитительна, изысканна, очаровательна. Вы сможете выбирать из десятков предложений. Готова биться об заклад, что кавалеров придется отгонять палкой. Но это случится через несколько лет, в положенное время.

Не позволяя себе ни на секунду усомниться в правомерности замечания, Джейн продолжала:

– Знаю, что вы относитесь к девочке с огромным предубеждением, можно сказать, враждебно – и все из-за того, что произошло с ее матерью.

– Что ты сказала? – Мгновенно вспыхнув, Филипп даже приподнялся в кресле. – Кто посвятил тебя в столь личные переживания?

– Успокойтесь, пожалуйста. То, что произошло между вами Энн, вами и Ричардом, – вовсе не секрет. Скорее трудно об этом не услышать и не узнать.

– Мои отношения с Энн тебя вовсе не касаются.

– Ошибаетесь, милорд. Ее предательство очень изменило вас.

Филипп открыл было рот, пытаясь что-то возразить, но Джейн остановила мужа решительным движением руки.

– Ведь именно из-за нее, из-за ее измены, вы никому не доверяете, никого не любите. Она до сих пор отравляет ваши отношения и с Эмили, и со мной.

Граф яростно покачал головой:

– Ошибаешься.

– Неужели? – Пронзительный взгляд Джейн, казалось, пробивал броню, в которую Филипп так старательно заковал собственное сердце. Встав с кресла, Джейн обошла вокруг стола, опустилась на колени возле мужа и двумя руками крепко сжала его ладонь. – Прошу, не наказывайте Эмили лишь за то, что возненавидели ее мать. Если девочка кажется вам непомерной обузой, то поручите ее моим заботам. Я люблю малышку всем сердцем – наверное, больше, чем любила бы собственную дочь, – а потому прошу, нет, умоляю, не поступать с ней так жестоко. Если только вы сделаете мне это единственное одолжение, то, клянусь, больше за всю жизнь я никогда и ни о чем не попрошу.

Подобная преданность чужому ребенку не могла не тронуть сердце графа.

Филипп вздохнул. Как можно отвергнуть рвущуюся из глубины души мольбу?

– Я откажу Моррису.

– Пожалуйста, поклянитесь.

– Клянусь.

– Спасибо.

Филипп помог Джейн подняться.

– Мне необходимо поговорить с тобой о другом деле.

– Что случилось? – спросила Джейн, вовсе не уверенная, что хочет услышать ответ.

– У меня есть кое-какие новости о твоем семействе.

– О моем семействе? – Джейн растерялась. Меньше всего она ожидала от графа разговора о Фицсиммонсах.

– Так что же нового в Портсмуте?

– Речь пойдет о твоем отце, Джейн. С ним случился апоплексический удар.

Джейн замерла, не в силах произнести ни слова. Наконец с трудом проглотила застрявший в горле комок.

– Он еще жив?

– Был жив, когда я видел его в последний раз.

– О Боже! – Джейн опустила глаза.

– Я собирался сказать об этом еще вчера, но так и не выбрал подходящего момента. Именно ради этого я и приехал из Лондона.

– И в каком же он состоянии? – Лгать не имело смысла.

– В очень тяжелом. Доктора предупреждали о возможности трагического исхода.

Джейн подошла к окну и с печальной безнадежностью посмотрела вдаль – туда, где за садом скрывались тучные поля и богатые леса. Трудно было представить отца больным и немощным. Чарльз Фицсиммонс всегда казался энергичным, полным сил и совершенно неуязвимым. За всю жизнь он не провел в постели ни единого дня. Мысль о тяжелой болезни просто не укладывалась в голове.

– Так вы видели отца?

– Да, он был в Лондоне вместе с Грегори и твоей сестрой Гертрудой.

– Зачем они приезжали?

– Обсуждали некоторые деловые вопросы. Я встретил их совершенно случайно, на балу.

Филипп надеялся, что объяснение окажется достаточным; раскрывать истинную причину визита в Лондон вовсе не хотелось.

– Собственно, в печальный момент рядом с мистером Фицсиммонсом оказался именно я. Мы разговаривали с ним наедине, обсуждали кое-какие вопросы личного характера.

– Он… он спрашивал обо мне?

В эту минуту Джейн выглядела настолько юной и беззащитной, что у Филиппа не хватило духу ее разочаровать.

– Разумеется, спрашивал. – Филипп улыбнулся. – Хотел узнать о тебе как можно больше. Интересовался, как ты живешь, как я с тобой обращаюсь.

В это мгновение в глазах графа зажглась лукавая искра, которую Джейн довелось видеть всего лишь несколько раз.

– И что же вы ответили?

– Сказал, что во всей Англии трудно найти лучшего мужа, чем я.

– Вы просто невозможны! – Попытка Уэссингтона разрядить напряжение лишила остатков самообладания. На глаза навернулись слезы, и Джейн отвернулась, не желая их показывать. – Мне необходимо срочно уехать домой.

Филипп подошел кокну и сел на подоконник лицом к жене, положив руку на тонкую, стянутую пояском талию. Заглянул в полные слез изумрудные глаза – так хотелось осушить их поцелуями!

– Не думаю, что идея отправиться в Портсмут прямо сейчас окажется самой удачной.

– Почему? Он мой отец, и я должна быть рядом.

– Ты общалась с родными после свадьбы?

– Нет. Когда я уезжала в Лондон, отец просил не писать, пока не истекут положенные шесть месяцев. Так что я исполняла его распоряжение.

– Значит, ты и понятия не имеешь о том, ради чего они приезжали в Лондон?

– Вы сказали, их привели дела.

– Именно так. Они встречались с банкирами и объявляли о создании новой отрасли семейного бизнеса. Об импорте. – Филипп замолчал, внимательно наблюдая за ее реакцией.

Джейн взглянула на него удивленно:

– Но ведь я ни разу не обсуждала с отцом свою идею.

– А кто еще знал об этом плане?

– Грегори. – Джейн и сама удивилась тому чувству вины и неловкости, с которым произнесла это имя в присутствии мужа.

– А он мог рассказать отцу?

– Разумеется, нет. Он прекрасно знал, что я еще работаю над Проектом.

Филипп серьезно, оценивающе посмотрел Джейн прямо в глаза, словно призывая побыстрее понять то, что он боялся высказать словами. Не выдержав взгляда, Джейн опустила глаза.

– И что же вы имеете в виду? Что Грегори украл мою идею?

– Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это в словах мистера Фицсиммонса. А он сказал, что идея создания импортной ветви предприятия принадлежит Грегори.

Джейн побледнела и потерла виски. Почему-то вдруг страшно разболелась голова.

– Не может быть. Вы, наверное, что-то неправильно поняли.

Видя страдания жены, Филипп не хотел их усугублять.

– Возможно, – коротко согласился он и нежно привлек расстроенную Джейн к себе, и та доверчиво, словно ища зашиты, прильнула к его груди. В полной растерянности она, казалось, не замечала объятий или просто восприняла их как естественное проявление сочувствия. Через некоторое время Джейн подняла голову.

– Отец еще в Лондоне?

– Нет. Твоя сестра настояла на отъезде в Портсмут.

– Но в его состоянии это смертельно!

– Доктора в один голос возражали, но она ничего не хотела слушать. Я не решился вмешиваться.

– Так, значит, он дома? Мне необходимо срочно уехать в Портсмут. Пожалуйста, помогите!

– Джейн… вынужден сказать, что этого делать не следует.

– Но вы не понимаете! Он всегда был хорошим отцом. – Уэссингтон посмотрел так, словно сомневался в искренности услышанного.

– Это правда! – горячо настаивала Джейн. – Но беда в том, что расстались мы в плохих отношениях. И если не помиримся, мне придется и дальше жить с тяжестью в сердце.

Филипп был вынужден против воли согласиться.

– Хорошо, – вздохнул он. – Если для тебя это так важно, то я срочно организую все, что необходимо для поездки.

– Но я вовсе не хочу причинять вам беспокойство. Только скажите, что нужно предпринять, и я все сделаю сама.

– Ни за что не отпущу тебя в дорогу в одиночестве.

На самом деле Филипп искренне хотел отправиться в дальний путь вместе с женой, хотел оказаться рядом с ней в Портсмуте, чтобы в случае необходимости защитить от нападок корыстных родственников. Граф и сам не понимал, откуда взялось непреодолимое желание опекать и оберегать, но именно оно диктовало и слова, и поступки. Живое, почти осязаемое чувство преодолело и сомнения, и ставший уже привычным Цинизм. Да, необходимо ехать вместе.

– Нужно спешить.

– Неужели все так плохо?

– Боюсь, тебе надо приготовиться к худшему.

– Спасибо за искренность. Всегда лучше знать правду, пусть и самую горькую. С правдой легче жить.

– Да, я тоже так считаю. – Филипп улыбнулся и с радостью встретил ответную улыбку. – Можно отправиться в экипаже, но в этом случае путь окажется очень долгим. Верхом гораздо быстрее. Что ты скажешь о дальнем странствии в седле?

– Необходимо приехать в Портсмут как можно быстрее.

– Значит, едем верхом. – Филипп решительно выпрямился. – Отправимся рано утром, а до отъезда предстоит еще немало дел.

Глава 20

Ричард заметил, что Джейн вышла из библиотеки чрезвычайно огорченной. Горько и стыдно было сознавать, насколько грубо и бесцеремонно мог обойтись с женой Филипп. Его личные проблемы с Уэссингтоном зашли так далеко, что решить их казалось просто немыслимо. И все же Фарроу не мог и не хотел оставаться в тени, в то время как бывший друг оскорблял Джейн.

Гнев придал живость неровной походке, и Ричард почти ворвался в библиотеку, даже не удосужившись постучать. Впервые за десять с лишним лет предстоял разговор с тем, с кем рядом прошли детство и юность. Филипп сидел в глубоком кресле и, глядя в окно, неторопливо потягивал вино. Скорбная морщина на лбу, горькие линии возле губ – время оставило неизбежный и неизгладимый отпечаток даже на этом гордом лице. Задумчивый, печальный, Уэссингтон казался безнадежно одиноким.

– Что ты сделал с леди Джейн? – спросил Ричард. Слова прозвучали мягче, спокойнее, чем хотелось бы.

Филипп вздрогнул, услышав голос, который не слышал больше десяти лет. Он продолжал сидеть неподвижно, боясь вспугнуть воспоминания детства и юности. Рядом с Ричардом прошли лучшие мгновения жизни. То, что случилось с Энн, заставило вычеркнуть из ума, души и сердца все мысли, все воспоминания о друге. Теперь, оглядываясь назад, он не ощущал даже искры тепла или симпатии.

– О, ядовитый змей наконец-то поднял голову. – Филипп повернулся к двери. – Что ты здесь делаешь, Фарроу? Ведь, кажется, я приказал тебе убраться подальше.

– Я никуда не уезжал.

– Наслышан. И на каком же основании ты решил, что можешь остаться?

Ричарду было больно рассеивать последнюю из иллюзий графа, однако тому давно пора было узнать правду.

– Меня попросил остаться твой отец.

Филипп едва не поперхнулся глотком вина. Неужели даже отец предал его? Неужели он никогда и никому не был дорог и близок? Даже собственному отцу?

– Подлая ложь. Он прекрасно знал, как я тебя ненавижу.

– Ты вправе верить в то, что считаешь нужным, – пожал плечами Ричард. – Мой отец умер вскоре после твоего отъезда. За несколько лет старый граф сменил нескольких управляющих. Никто не знал поместье лучше меня, а потому в конце концов он предложил это место мне. Я согласился.

– И ни капли не устыдился? Остался здесь, подло втерся в доверие к моей семье, а теперь явился и ко мне?

Ричард понимал, что необходимо дать Филиппу возможность выплеснуть гнев и горечь, но сейчас требовали немедленного решения более важные, более неотложные дела.

– Я встретил Джейн в коридоре. Она выглядела совсем расстроенной, вот я и пришел узнать, что ты ей наговорил.

Филипп смерил друга детства ледяным взглядом.

– Все-таки очень интересно, Фарроу, чем тебя так притягивают мои жены?

– Не забудь и о дочери. Я в равной степени привязан и к Джейн, и к Эмили, а потому не дам в обиду ни ту ни другую.

– Должен сказать, что для человека, которого я готов в любую минуту убить, ты ведешь себя довольно смело. Послушайся доброго совета, придержи язык.

– Так, значит, ты готов меня убить?

– Ни на минуту не задумаюсь.

– Но если ты не смог сделать это десять лет назад, то почему я должен бояться сейчас?

Вопрос повис в воздухе. Оба прекрасно помнили, что Филипп целился Ричарду в сердце. Однако выстрелить так и не смог. Не желая оставить оскорбление без возмездия, опустил пистолет и выстрелил в колено. Нож хирурга спас раненому жизнь, но не ногу.

– Лучше смерть, чем то существование, на которое ты меня обрек, – негромко, со спокойной убежденностью в голосе ответил он.

– А какое существование оставил мне ты? – Неожиданная эмоциональность вопроса удивила обоих. Все вокруг видели, насколько изменился после трагического инцидента Филипп, однако до этого момента он еще ни разу не позволил себе открыто выразить причиненную лучшим другом боль.

– Мне так и не представилось случая сказать, насколько я жалею о случившемся. Прости.

– Жалкая попытка. Совсем ненужная и к тому же очень и очень запоздалая. – Со сверкающими от гнева глазами Филипп вскочил с кресла. Залпом проглотил недопитое вино и поставил бокал на стол, стукнув с такой силой, что тонкая ножка не выдержала и, жалобно хрустнув, сломалась.

На языке крутилось множество вопросов, которые мучили долгие годы. Однако гордость не позволила их задать и тем самым хоть немного облегчить тяготивший душу груз. Резким движением руки граф показал на дверь.

– Странное ты создание, Фарроу. Ни разу в жизни не встречал более нахального и бесцеремонного человека. Уйди, пожалуйста. Не могу больше выносить твое присутствие.

Все эти годы Ричард не терял надежды на примирение с Филиппом. Сотни раз он представлял решающую встречу, видя каждое движение, слыша каждое сказанное слово. И вот сейчас, когда ответственный момент наконец настал, он никак не мог найти аргумент, способный пробить броню, в которую бывший друг заковал сердце. Фарроу пожал плечами, признавая полное поражение.

– Давай помиримся, Филипп. Энн не стоила и сотой доли того, что случилось.

Граф и сам думал о том же, однако не мог признать правоту врага.

– Энн была моей женой, а потому только я мог решать, чего она стоила, а чего нет.

– Да, ты, конечно, прав. – Ричард решил сделать еще одну, самую последнюю попытку объясниться. – Но все эти годы я скучал по тебе. Мне так не хватало нашей дружбы.

Филипп тоже скучал по Ричарду и постоянно вспоминал и облик, и слова друга детства. Даже сейчас в мозгу внезапно пронеслась целая вереница ярких образов. Вот они в теплый летний день бегут к речке и ныряют в ласковую воду. А вот сидят в душистом стогу и отчаянно фантазируют, представляя себя бесстрашными благородными пиратами. Вдруг нестерпимо захотелось обойти вокруг стола и обнять стоящего у двери седого, много страдавшего человека.

Однако граф не позволил себе слабости и просто произнес:

– Жена говорит, что все это время ты очень толково управлял поместьем. Ричард принял комплимент с вежливым поклоном.

– Это было нелегко.

– Спасибо за то, что выдержал и справился.

Фарроу вздохнул с облегчением. Бывшие друзья, бывшие враги, они разговаривали, как совершенно чужие люди, но все-таки разговаривали.

– Отец жены серьезно заболел. Завтра утром мы уедем в Портсмут.

– Сколько времени займет поездка?

– Не могу сказать. Не уверен даже, что тесть еще жив. – Стараясь сохранять внешнее спокойствие, Филипп вернулся в кресло возле окна. В душе царило смятение. – Надеюсь, в наше отсутствие ты возьмешь заботу о хозяйстве на себя.

Граф хотел отдать распоряжение, может быть, даже приказать, однако слова оказались больше похожи на просьбу.

– Конечно, с удовольствием. Леди Джейн задумала немало полезных начинаний, и в ее отсутствие я не позволю заглохнуть ни одному из них.

– Хорошо. – Филипп подошел к столу и начал перебирать бумаги, показывая, что разговор закончен. – Пришли ко мне Грейвза.

Ричард тихо закрыл за собой дверь, а Филипп почти без сил опустился в кресло и долго сидел неподвижно, вслушиваясь в тяжелую, неровную походку Фарроу. Лицо горело, пылало от стыда, смущения, раскаяния и гнева. Необходимо срочно успокоиться, чтобы Грейвз не заметил слабости! Никто и никогда не видел графа Роузвуда в смятении; самообладание не покидало его даже в самых сложных обстоятельствах. Так неужели сейчас, в этот ответственный момент, не удастся призвать на помощь выдержку и силу воли?

Прошло совсем немного времени, и в дверь постучали. Грейвз имел дерзость войти с высоко поднятой головой, не проявляя ни малейшего раскаяния. Филипп смерил отступника внимательным взглядом. К сожалению, смутить упрямца оказалось не так-то легко. Грейвз стоял прямо и спокойно смотрел в глаза бывшему хозяину.

– Ну, самоуверенный негодяй, что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Вы останетесь на мою свадьбу? – Филипп фыркнул:

– Я должен был бы выпроводить тебя без рекомендации.

– Но вы этого не сделаете, сэр. – Грейвз улыбнулся и пожал плечами. – Ведь вы ужасно рады, что я здесь.

– Если бы ты потрудился объяснить, что тебе действительно необходимо уехать, я непременно понял бы и согласился.

– Я объяснял, сэр. Шесть раз. Но вы не захотели слушать. – Филипп показал на стул, и Грейвз спокойно расположился, положив ногу на ногу.

– Любовь – быстротечное чувство, Джон. Надеюсь, ты хорошо обдумал все, что собираешься сделать.

– Ваш цинизм приводит в ужас. – Грейвз заметил на столе разбитый бокал. Убрал в буфет, достал с полки новый и наполнил вином. – Надеюсь, вы проведете с супругой достаточно времени и позволите Амуру запустить в сердце стрелу. Учитывая толщину вашей кожи, готов предположить, что это будет совсем не больно.

– Вовсе не нуждаюсь в наставлениях относительно любви и брака, а в твоих – тем более. – Филипп взял предложенный Грейвзом бокал и сделал глоток.

Выразительно подмигнув, Грейвз поинтересовался:

– Как идут дела у вас с леди Джейн?

– Сволочь, – коротко отреагировал Филипп.

– Что вы сказали, сэр? Я что-то не разобрал.

– О Господи! Я сказал, что ты – отвратительный осел, но я действительно рад видеть тебя в Роузвуде. Мы с Джейн уезжаем в Портсмут.

– Надолго?

– Не знаю. Ее отец перенес апоплексический удар. Так что спешим к постели умирающего – если, конечно, эта постель еще существует.

– Дела настолько плохи?

– Хуже некуда.

– Чем я могу помочь?

– Займись делами в наше отсутствие.

– Конечно, сэр. Сделаю все, что потребуется.

– Значит, можно на тебя рассчитывать?

– Когда вы планируете вернуться? Дело в том, что Мег очень хочет видеть Джейн в роли подружки невесты. – Грейвз хитро улыбнулся. – Ну а я надеюсь, что меня жените вы.

– Я?

– Именно. Если, конечно, не сочтете миссию недостойной своего аристократического положения.

Филиппа еще никогда не просили выступить в качестве шафера. Просто потому, что у него не было близких приятелей. И сейчас Уэссингтон ощутил одновременно и смущение, и гордость. Голос почему-то внезапно охрип, и прежде чем ответить, пришлось как следует откашляться.

– Почту за честь.

– Не хочу, чтобы ты уезжала. – Эмили стояла у окна и смотрела на раскинувшиеся за садом поля.

Джейн застегивала пряжки вместительной дорожной сумки, которую предстояло приторочить к седлу. Чемоданы Уэссингтон уже отправил в небольшом легком экипаже.

– Мы ведь уже все обсудили, Эмили. И ты поняла, что ехать необходимо.

– А если с тобой что-нибудь случится?

– Не волнуйся, ничего плохого не произойдет. Ведь я поеду вместе с твоим папой. Он позаботится обо мне.

Эмили отвернулась от окна и посмотрела на Джейн. Она любила мачеху и даже не хотела вспоминать о прежней жизни без нее. Мысль об отъезде старшей заботливой подруги пугала и доставляла боль. Эмили очень хотелось задать простой вопрос: «А как же я?» – но одиночество приучило к сдержанности и потому она не осмелилась проявить эгоизм и спросила по-другому:

– А как же твоя работа?

– Все дела по хозяйству возьмет на себя Ричард. Джон присмотрит за домом. А Мег останется с тобой.

Джейн наконец-то справилась с непослушными пряжками и повернулась к Эмили. Та выглядела такой одинокой и потерянной, что сердце невольно дрогнуло.

– Тебя что-то пугает в моем отъезде?

– Да.

– Что же?

– Вдруг снова приедет мастер Моррис?

– Не волнуйся, его даже не впустят в дом.

– А если я заболею или нечаянно поранюсь, кто будет обо мне заботиться?

– Мег последит за тобой, милая.

Эмили наконец решилась задать главный вопрос:

– А если ты больше не вернешься?

– Глупышка. Что заставило тебя об этом подумать?

Впрочем, Джейн и сама прекрасно знала ответ. Эмили боялась остаться без подруги просто потому, что провела в одиночестве почти всю жизнь. Джейн обняла девочку за плечи и крепко прижала к себе.

– Обещаю обязательно вернуться к тебе.

– Поклянись, – потребовала Эмили, уткнувшись носом в грудь Джейн.

– Клянусь. Теперь тебе немного лучше?

– Да, чуть-чуть.

– Тогда пойдем. Пора.

Эмили тяжело вздохнула, но встала.

Филипп, одетый в бриджи и сапоги для верховой езды, только что закончил пристегивать к седлу сумку. Обернувшись, он увидел выходящих из дома Джейн и Эмили. Только сейчас граф заметил, насколько хороша дочь. Ярко-розовое платье оттеняло свежий румянец; в голубых глазах отражалось безоблачное небо; темные кудри танцевали в солнечных лучах в такт легким, грациозным шагам. Впрочем, Эмили не спускалась по лестнице, а, словно птичка, прыгала со ступеньки на ступеньку рядом с Джейн.

Джейн тоже казалась еще красивее, чем обычно. Зеленая бархатная амазонка идеально облегала стройную фигуру, подчеркивая точеный силуэт. Насыщенный цвет ткани оттенял изумрудное сияние глаз. Волосы отсвечивали каштановыми искрами. Выйдя на улицу, Джейн надела изящную шляпку и завязала под подбородком зеленые ленты.

Очаровательная пара притягивала взгляд, и Филипп внезапно ощутил себя самым счастливым человеком на земле.

– Готова? – задал он риторический вопрос, едва Джейн оказалась рядом. Взял у нее из рук дорожную сумку и отдал конюху, чтобы тот приторочил к седлу. – Тогда поехали. – Филипп протянул руку, чтобы помочь Джейн сесть в седло, однако она, словно не заметив, повернулась к Эмили.

– Я буду очень скучать. – С этими словами мачеха раскрыла объятия, и падчерица бросилась к ней.

– Не забудь о том, что обещала, – прошептала Эмили.

– Ни за что не забуду. – Джейн с улыбкой поцеловала девочку в лоб. – И постараюсь каждый день писать, чтобы ты была в курсе происходящего.

– А я непременно буду отвечать на каждое письмо. Эмили все-таки не выдержала и расплакалась.

Джейн и сама украдкой вытирала слезы – она так привыкла к своей маленькой подопечной!

– Ну-ну, давай не будем реветь, а то папа решит, что мы с тобой плаксы…

– Прости. Ничего не могу поделать. Без тебя мне будет так плохо…

– Люблю тебя, Эмили.

– И я люблю тебя, Джейн.

Снова пылкое объятие у Филиппа в горле застрял странный комок. Любовь казалась вполне материальной – настолько живой, что хотелось протянуть руку, чтобы ее потрогать, и вздохнуть поглубже, чтобы впитать хотя бы небольшую ее часть. Как должен чувствовать себя человек, которого эти красавицы примут в свой магический круг? – Одна лишь мысль заставила сердце биться чаще и сильнее.

Наконец Джейн выпустила девочку из объятий.

– Надо ехать. Попрощайся с папой.

Эмили повернулась и взглянула на отца полными слез глазами.

– До свидания, папа. Счастливого пути.

Слова прозвучали абстрактно, отстраненно, как формальная дань общепринятому ритуалу вежливости. В этот момент Филипп снова – далеко не в первый раз – с болью подумал о потерянных годах. Невозвратно ускользнуло что-то грандиозное, неизмеримое, и он не знал, как восполнить потерю.

– До свидания, Эмили.

Девочка внезапно подбежала и крепко-крепко обняла отца. Юное личико прижалось к груди, и Филипп вдохнул свежий аромат волос. Он не помнил, чтобы девочка хоть раз в жизни прикасалась к нему. Но сейчас сжал худенькие плечи и горячо привлек дочку к себе. Не в силах противостоять внезапно нахлынувшему чувству, дотронулся губами до кудрявой макушки.

– Я буду очень скучать по тебе.

Слова оформились сами собой и вырвались из глубины души. Удивительно, но стоило им прозвучать, и Филипп тут же почувствовал, как исчезает тяжесть, словно чья-то сильная рука медленно снимает с сердца камень.

– И я буду скучать, папа. – Эмили поднялась на цыпочки и поцеловала отца в щеку. Тут же быстро повернулась и, не дожидаясь ответа, побежала к дому.

Филипп продолжал стоять неподвижно, растерянно потирая щеку и удивляясь тому внезапному чувству тепла и любви, которое подарило неожиданное, стремительное объятие. По примеру Эмили Джейн тоже поднялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку.

– Это было просто удивительно, – прошептала она.

«Да, – подумал Филипп, – хорошее начало новой жизни». Не зная, что ответить, и не в силах произнести ни слова из-за застрявшего в горле комка, граф Роузвуд молча помог Джейн подняться в седло, и супруги отправились в дальний путь.

Глава 21

Филипп остановил коня возле знакомой гостиницы. Спешился, бросил поводья торопливо подбежавшему конюху и подошел к Джейн.

– Я уже думала, мы никогда не отдохнем, – с облегчением вздохнула Джейн.

Филипп с улыбкой поднял руку.

– Устала?

– Сама удивляюсь, как до сих пор не заснула.

– Давай помогу.

Поездка оказалась гораздо труднее, чем можно было представить, и усталость безжалостно валила с ног.

Филипп ласково и шутливо приподнял лицо Джейн за подбородок:

– В твоем характере немало забавных черт, но вот жаловаться ты совсем не склонна. Так что в следующий раз, как только почувствуешь, что устала, не терпи, а сразу говори.

Пара направилась к двери. Хозяин гостиницы сразу узнал гостя, и со всеми возможными почестями супругов немедленно проводили в смежные комнаты. На помощь Джейн тут же была послана лучшая горничная. Горячая ванна и ужин тоже не заставили себя ждать.

Джейн села на кровать, наконец-то позволив усталости одержать верх, а Филипп отдавал распоряжения. Однако, разговаривая со слугами и подробно объясняя, что и как необходимо сделать в первую очередь, он не сводил с жены внимательных глаз. Подошел к кровати и остановился. Никакой реакции. Тогда граф осторожно приподнял лицо Джейн за подбородок и встретил не слишком осмысленный взгляд.

– Сейчас будет готова горячая ванна. Она поможет справиться с усталостью.

– Это было бы просто восхитительно.

– Согласен. Я тоже приму ванну. А потом, примерно через час, вернусь к тебе, чтобы вместе поужинать.

Уэссингтон повернулся к двери, но именно в этот момент в усталой голове Джейн родилась внятная мысль.

– Сэр? Филипп взглянул через плечо.

– В чем дело, соня?

– Спасибо за сегодняшний день.

– Рад служить. – Граф шутливо поклонился и вышел из комнаты.

Джейн неподвижно сидела на кровати, не в силах шевельнуться. Она даже позволила горничной раздеть себя и с ее помощью залезла в большую ванну.

Через час в комнату вошел Филипп, свежий, но тоже чрезвычайно уставший. Джейн он застал в ванне – прекрасно обнаженной и сладко спящей.

Граф подошел поближе. Мыльная пена не могла скрыть изящных форм молодого тела. Доверчивая уязвимость, усталое спокойствие и простая, чистая красота рождали странные чувства. Филипп внезапно ощутил доселе неведомые порывы. Хотелось защищать, опекать, нежить, лелеять и бесконечно баловать этот невиданный яркий цветок.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – негромко ответил граф.

С подносом в руках вошла горничная. Поставила ужин на стол, а потом повернулась к Филиппу и с понимающей улыбкой прошептала:

– Несколько минут назад я пыталась ее разбудить, но ничего не получилось.

– Сегодня выдался нелегкий день.

– Но вода ведь остывает. Боюсь, это не пойдет на пользу затекшим мышцам.

– Согласен. Помогите мне, и мы положим госпожу в постель.

– Конечно, сэр. – Горничная откинула одеяло, поправила подушки, а потом взяла большое полотенце.

Филипп поднял спящую красавицу и подержал над панной, пока горничная торопливо ее вытирала Джейн так и не проснулась; лишь прижалась к груди Филиппа и потерлась щекой о его плечо, словно пытаясь впитать тепло.

Граф положил жену на кровать и бережно прикрыл одеялом. Во сне Джейн выглядела такой юной, такой доверчивой и беззащитной. Филипп нежно поцеловал полураскрытые губы, потом опустился на стул и принялся за ужин. Горничная вернулась через полчаса и застала графа в той же позе: он сидел за столом над пустой тарелкой и не сводил глаз со спящей жены.

– Убрать поднос, сэр?

– Да. Оставьте только сыр и хлеб.

Женщина аккуратно убрала со стола и бесшумно вышла из комнаты. Филипп проводил горничную взглядом и снова повернулся к Джейн. Просто удивительно, как распорядилась судьба, ниспослав ему это совершенное создание.

Зная, что следует оставить Джейн в покое и отправиться в свою комнату, но в то же время чувствуя, что не способен расстаться с красавицей даже под дулом пистолета, граф встал и начал медленно раздеваться. Чем меньше одежды оставалось на теле, тем острее становилось желание. Сняв все, он нагим прошел по комнате, задувая свечи и гася лампы. Подойдя к кровати, остановился и при свете полной луны долго смотрел, как равномерно приподнимается и опускается одеяло. Джейн чуть пошевелилась.

Едва не застонав от вожделения, Филипп поправил одеяло и лег рядом с супругой. Постель хранила тепло, а воздух наполнился свежим ароматом молодого тела и запахом пропитанных солнцем волос. Прикрыв глаза, Уэссингтон глубоко вздохнул, поцеловал жену в плечо и постарался придвинуться еще ближе. Да, ночь обещала быть бесконечно долгой.

Джейн снился удивительный сон, будто она родила прекрасное дитя – с лицом Уэссингтона и ясными голубыми глазами Эмили.

Сознание постепенно прояснялось, а вместе с ним приходила растерянность.

Сквозь шторы пробивался робкий свет дня. Это означало, что через час-другой горничная принесет завтрак. Поскольку Уэссингтон не представлял, как протянуть еще день, не дав волю накопившейся страсти, раннее утро казалось самым подходящим временем для подарка молодой жене: настала пора познакомить ее с истинными радостями любви. Ведь в брачную ночь он этого так и не сделал.

Снова, в который уже раз, граф мысленно назвал себя дураком. Сумей он вовремя обуздать накопившийся в душе цинизм, мог бы наслаждаться супружеским счастьем все эти долгие месяцы. А молодая жена, с ее природной склонностью к ярким эмоциональным переживаниям, сейчас уже стала бы опытной искусительницей.

Что же, как говорят, учиться никогда не поздно. И сейчас самое время начать занятия.

Филипп перевернул Джейн на спину. В тусклом свете утра темнел сосок. Мягко, нежно лизнув, муж начал ласкать его губами до тех пор, пока изюминка не превратилась в твердый камешек. Только теперь можно было полностью взять сосок в рот. Филипп дразнил, играл, облизывал, покусывал, ласкал и нежил. Осторожно прижимая зубами кожу, заглаживал дорожку поцелуями, а потом забирал сосок глубоко в рот и начинал дразнить языком.

Джейн едва слышно застонала во сне и прогнулась еще заметнее. Тело с радостью принимало ласку и стремилось обрести новое удовольствие. Радуясь возможности доставить наслаждение, супруг поцелуями пересек глубокую долину и с еще большей нежностью обратился ко второй груди, губами нащупывая шероховатую кожу вокруг другого, пока еще сладко спящего, соска. Принялся ласкать, лелеять и дразнить его так же, как и первый, дожидаясь того счастливого момента, когда наконец можно будет взять его в рот.

Пока губы творили чудеса с грудью, пальцы уверенно нашли путь к пушистой полянке. Желание уже увлажнило секретный уголок; жемчужные капли просвечивали сквозь кудрявые волоски и оставляли след на пальцах. С трудом подавив стон вожделения, Филипп поцеловал нежную ложбинку на груди.

Погрузив сначала один, а потом и другой палец в горячую, пышущую жаром влагу, он отдался восхитительному восторгу любовных поисков. Словно стремясь усилить наслаждение, Джейн бессознательно напряглась, сжав убежище восторга, удерживая пальцы, пытаясь завлечь их еще глубже. Филипп же вновь обратился к восхитительным изюминкам сосков и принялся дразнить их, ни на мгновение не прекращая ласкать женскую тайну. О, как же хотелось погрузиться в сладостную пучину!

Он позволил себе это сделать, всей душой желая, чтобы жена проснулась и дарила наслаждение осознанно. Физическая необходимость в совокуплении переросла в стремление к акту любви, в страстное желание обладать именно этой прекрасной женщиной.

Пронзившая тело восхитительная боль в конце концов заставила Джейн проснуться. Удивительно, но присутствие Уэссингтона в ее постели удивило Джейн гораздо меньше, чем можно было ожидать. И совсем не возмутило. Предательское тело существовало по собственным законам и откровенно радовалось опасной близости.

Филипп тотчас уловил момент возвращения к реальности и улыбнулся, глядя прямо в глаза жене. Эта улыбка, должно быть, растопила не одну сотню, если не тысячу, женских сердец, и Джейн, конечно, не могла не открыть сердце ей навстречу. Филипп наблюдал с любопытством, словно ожидал восклицания или даже крика, но, к немалому удивлению, его встретил лишь внимательный, изучающий взгляд изумрудных, немного заспанных глаз.

– Доброе утро, – наконец произнес граф.

– Что вы делаете в моей постели?

– Вообще-то я полностью осознаю, каким плохим учителем оказался.

Озорная улыбка могла бы принадлежать самому дьяволу – настолько порочным выглядел в эту минуту супруг. Разве можно противостоять желаниям этого немыслимого красавца?

– Но я не хочу.

– Неужели? Готов поклясться, что твое собственное тело вовсе не согласно с тобой.

Возражение жены звучало совершенно неубедительно. Но даже если бы она говорила вполне серьезно, отступать Филипп вовсе не собирался. Нежно, изысканно-бережно губы его вернулись к груди и застыли над соском, дразня влажным теплым дыханием.

В это же мгновение пальцы оставили горячее убежище, и бедра девушки ответили на утрату легким, но красноречивым движением, словно пытаясь поймать внезапно улетевшее наслаждение. Филипп легко провел влажным кончиком пальца по соску, а потом согрел напряженный камешек дыханием. Тело жены не осталось равнодушным к пикантному ощущению.

– Так повтори же, что не хочешь этого, Джейн! – Граф снова подул на сосок, едва ощутимо коснулся его губами и тут же отстранился, отказываясь дарить то облегчение, которого так жаждало юное тело. Потом переключил внимание на второй сосок и повторил ласку, так же увлажнив его, а потом раздразнив легким дуновением.

– Право, Джейн, разве не об этом давно мечтало твое тело? Не эти ли ласки ты часто видела во сне? Не набухала ли сладострастно грудь при одной лишь мысли о прикосновении моих губ? Ответь же, – едва слышным шепотом закончил Филипп.

Разве мог этот человек знать, как жаждала она любви, еще сама того не подозревая? Могли он предчувствовать?

Грудь ждала прикосновения. Тело словно угадывало сокровенные мысли, в которых Джейн боялась признаться самой себе. Вот и сейчас рука словно сама собой поднялась и прижала голову Филиппа к груди.

Он начал ласкать, дразнить, тревожить и успокаивать. Каждое прикосновение, каждое движение, каждый наклон головы вызывали живую реакцию возлюбленной. Какую восхитительную жемчужину он открыл!

Джейн уже не могла выносить сладкое и в то же время болезненное напряжение, которое так искусно нагнетал супруг. И горячее прикосновение языка, и легкое движение губ воспринимались телом почти как удар молнии. Руки и ноги горели, кровь едва не закипала в венах.

Неожиданно Филипп оставил грудь, и Джейн почти обиделась, потеряв источник наслаждения. Правда, обижаться было некогда. Супруг уже целовал шею, легко покусывал мочку уха – щекотно и отчаянно приятно! И вот наконец, оставив на коже влажный след поцелуев, добрался до рта и с нежной настойчивостью коснулся губ возлюбленной. Волнение возрастало с каждым мгновением. Хотя Джейн и не сознавала этого, тело само отвечало на каждое движение, каждую ласку мужчины. Если его руки блуждали по ее плечам и рукам, ее ладони гладили спину мужа. Стоило графу слега застонать от удовольствия, молодая жена ответила, словно эхо. Филиппу же снова, как это случалось при каждом прикосновении к нежной красавице, показалось, что ему всего лишь четырнадцать лет и он колдует над своей первой девушкой. Но ведь он обладал богатейшим сексуальным опытом. Почему же малышка возбуждала так сильно? Понимая, что необходимо хоть немного успокоиться, чтобы продлить собственное удовольствие и еще больше обострить наслаждение Джейн, Филипп короткими движениями языка заставил ее губы раскрыться.

– Ответь на поцелуй, Джейн, – так, как ты делала это в Лондоне.

Язык молил о гостеприимстве, просил снова и снова, до тех пор пока Джейн робко, но чувственно не ответила на мольбу.

– Вот так, умница.

Джейн приоткрыла рот, принимая возлюбленного, узнавая очертание и вкус его губ, форму языка, так настойчиво, в напряженном ритме, ласкавшего ее язык. Рука сама собой обняла любимого за шею, привлекая как можно ближе. Кончики пальцев ощущали стремительную пульсацию вены, красноречиво говорящую, что супруг возбужден так же, как она сама.

Джейн внезапно оказалась в вихре новых, доселе неизведанных ощущений. Напряжение можно было облегчить лишь единственным способом. Филипп начал медленно надвигаться до тех пор пока его тело не накрыло миниатюрную фигурку. Удивительно, но его вес воспринимался как что-то естественное и очень приятное. Ощущение чувственной силы, подчиняясь которой Джейн утонула в мягком матрасе, казалось новым и восхитительно приятным.

Уэссингтон уже не мог выносить напряжения страстного желания. Происходило нечто поистине удивительное – то, чего девушка никак не могла понять. Уэссингтон слегка приподнялся над возлюбленной. В этот миг Джейн впервые испугалась. Однако пугала вовсе не настойчивость Филиппа, а что-то иное. Джейн не хотела выяснять, что именно, но в то же время опасалась внезапно утратить, безвозвратно потерять ощущение.

– Что со мной происходит? – тревожно спросила она.

– Это наслаждение, любовь моя, – ответил супруг так сдержанно, что голос показался чужим. – Не пытайся его подавить.

– Но я не знаю… – Протест оказался прерван движением большого пальца, слегка нажавшего на спрятанный во влажных складках бутон. Прикосновение к странному месту, о существовании которого внутри собственного тела Джейн до сих пор даже не подозревала, мгновенно воспламенило кровь.

Филипп приподнялся на локте. Пересекая вместе с возлюбленной главную черту, он хотел видеть ее лицо, необыкновенные, не ведавшие притворства изумрудные глаза. Да, она уже была готова к полету, с нетерпением ждала его. Тело умоляло скорее отправиться туда, куда оно так жаждало попасть. Кончиком члена супруг прикоснулся к терзаемой нетерпением женской плоти, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ворваться стремительно и страстно, а потом вновь слегка нажал на бутон удовольствия. Он оказался твердым, готовым к действию. Джейн вздрогнула.

– Как меня зовут? – Филипп повторил волшебное движение.

Джейн взглянула в прекрасное, вдохновенное лицо Филиппа. На лбу выступили капельки пота, словно от острой боли. Дыхание вырывалось тяжело, затрудненно. В душе Джейн пушистым котенком шевельнулось какое-то удивительное чувство, подозрительно напоминающее любовь.

– Все так странно, – прошептала она.

В это мгновение в теле Джейн начала стремительно раскручиваться пружина. Движение возникло в огненной точке прикосновения и промчалось по животу и груди к рукам, ногам, словно стремясь вырваться из тесных оков тела. Джейн выгнула спину, не в силах сражаться с мощной, неукротимой стихией, готовой все смести на своем пути. На лбу появилась напряженная складка.

Джейн вырвалась за пределы реального мира, устремившись в космос – туда, где блистали звезды, где царила темная Вселенная, взрывающаяся тысячами удивительных огней. А потом вдруг пришло ощущение свободного полета, запредельного парения. Тело не выдерживало жажды, просило невозможного, того, что не мог дать возлюбленный. Душа умоляла прекратить сладкую пытку и в то же время надеялась, что истязание никогда, никогда не кончится.

Филипп поймал возглас удовольствия за мгновение до того, как он слетел с губ супруги. Едва тело Джейн напряглось от страсти, он приподнял ее бедра и мощно вонзился в самую сердцевину, впитывая волны любовного экстаза. Момент счастья не кончался: восторг продолжался, и Джейн безуспешно сражалась с охватившей ее агонией блаженства. Филипп едва сдерживался, чтобы не забыться рядом с любимой. Нет, он не мог позволить себе такой роскоши. Юная супруга переживала первый в жизни оргазм, и мужу предстояло уверенно провести ее по пути наслаждения.

Медленно, постепенно спазмы начали отступать. Тело Джейн расслабилось, разум обрел способность осознавать происходящее.

– Совсем не больно, – удивленно прошептала она.

– Больше никогда не будет больно. – Филипп улыбнулся и поцеловал возлюбленную в жадно раскрытые губы.

– Но почему-то кажется, что еще не все закончилось.

– Далеко не все. Двигайся вместе со мной. Вот так. – Учитель задал ритм, и ученица тут же восприняла его как свой собственный. Тело словно вспомнило секретный код и подсказало еще выше поднять бедра. С радостью, даже с гордостью услышала она вырвавшийся из груди Филиппа стон удовольствия и продолжала выгибаться и приподниматься, чтобы оказаться как можно ближе к супругу. Наслаждение, которое он подарил, казалось экзотическим, невероятным, однако не могло принести удовлетворения: ведь даже после того, как оно закончилось, чувство полноты не пришло ему на смену. Теперь Джейн понимала, что нуждалась именно в этой полноте, в жестком соприкосновении плоти, в мощном ритме, влекущем тела к завершению вечного обряда.

Напряжение Филиппа достигло такой высокой степени, что едва не выплеснулось через край, однако он сумел сдержаться, мечтая, чтобы супруга присоединилась в достижении главной вершины. Уэссингтон двигался в мощном, ровном ритме, помогая Джейн увидеть путь, которым он ее вел, стремясь слить два тела в единое целое. Давление нагнеталось до тех пор, пока в ушах не зазвенело, а в висках не начала стучать кровь. Никого и ничего, кроме Джейн, на свете не существовало, а она лежала распростертая, чувственно открытая и готовая на все.

Наслаждение супруга возрастало – Джейн ясно это чувствовала. Руки и ноги его напряглись, живот стал тверже, на шее выступили вены. Ее собственное тело начало странным образом отвечать на призыв, и от этого возникло волнующее чувство предвкушения. На сей раз Джейн очень хорошо понимала, что происходит и чем все закончится. Больше того: она нисколько не сомневалась, что не придется отправиться в путь в одиночестве – супруг непременно окажется рядом.

Ощущение абсолютного, совершенного слияния наполнило естество и породило новый всплеск удовольствия. Любящие обнялись, превратившись в единое и неразделимое целое.

Счастливые, расслабленные, они лежали, нежно и чутко лаская друг друга. Филипп легко касался губами лба супруги. Пульс обоих постепенно замедлялся, и вот наконец Джейн услышала, как сердце любимого бьется внутри ее тела, в унисон с ее собственным сердцем. Неожиданное и невообразимое ощущение, не похожее ни на что иное.

Изумрудные глаза наполнились слезами восторга и благодарности. Нежно погладив щеку мужа, Джейн прошептала:

– Люблю тебя!

Глава 22

Слова сорвались с губ сами собой – Джейн не знала, откуда они взялись, и жалела, что позволила вырваться внезапному признанию. Муж скорее всего принял его за невнятный лепет неопытной дурочки. Неожиданно вспыхнувшая страсть действительно притупила рассудок.

Слова удивили Филиппа. Казалось, сердце перевернулось; он с улыбкой взглянул на Джейн. Заветные слова звучали словно музыка.

– Прости. Не стоило этого говорить, – покачав головой, с сожалением произнесла Джейн.

Почему-то внезапно испугавшись, что сейчас она продолжит и скажет, будто на самом деле это всего лишь минутная слабость, плод воображения, Филипп поцеловал жену в щеку.

– Не извиняйся. Не проси прощения зато, что происходит между нами в такие минуты, как эта. Пока ты счастлива, все позволено.

Джейн бережно провела рукой по щеке мужа и тут же ощутила колючую шероховатость щетины.

– Так всегда бывает?

– Нет, такое блаженство приходит редко. Но думаю, нам удастся познать его не раз.

– Почему? Почему тебе так кажется?

– Честно говоря, я тоже задаю себе этот вопрос.

– А раньше у тебя появлялось такое чувство? – Джейн в полной мере осознавала рискованность вопроса: правдивый ответ мог доставить немалую сердечную боль.

К счастью, лгать не пришлось, и Филипп был рад этому.

– Нет, такого высокого наслаждения мне еще не доводилось испытывать.

В дверь тихо постучали, и граф позволил горничной войти. Та быстро поставила большой кувшин с горячей водой, положила полотенца и разожгла огонь в камине. Джейн еще ни разу в жизни не приходилось оказываться в подобной ситуации, и сейчас она лежала, прикрытая телом мужа, сгорая от стыда и пытаясь спрятать пунцово-красное лицо.

Филипп нежно поцеловал жену в лоб.

– Не смущайся. Через пару минут она уйдет. Услышав звук закрывающейся двери, Джейн вздохнула с явным облегчением. У Филиппа же очаровательная стеснительность вызвала лишь улыбку умиления. Он привык, что во время любовных свиданий рядом может оказаться кто угодно – начиная от горничных и дворецких и заканчивая бывшими и будущими пассиями, а то и незнакомцами. Какая разница, кто зашел в комнату?

– Ты просто восхитительна, милая, – шепнул он, целуя жену в висок.

– Еще никогда в жизни я не испытывала такого смущения. Что подумает обо мне эта женщина?

– О, скорее всего она сейчас просто отчаянно завидует. – Граф с улыбкой поцеловал руку жены, и сердце Джейн радостно подпрыгнуло. Почему-то вновь смутившись, она натянула одеяло на грудь, пытаясь прикрыться от взгляда любимого.

– Разве мы не спешим? Почему ты попросил горничную не торопиться с завтраком?

Филипп озорно сдернул одеяло и провел пальцем по соскам. Реакция не заставила себя ждать.

– Хочу любить тебя снова и снова – до того, как придет время вставать.

– Неужели ты способен делать это несколько раз подряд? Прозвучавшее в голосе удивление рассмешило графа.

– Если чувство диктует, я способен делать это множество раз подряд.

– Но ведь я просто лежу. Почему же ты так быстро возбудился снова?

– Новизна ощущений. Близость к тебе. Возможность смотреть на тебя, прикасаться. Но главное, конечно, – это твоя необыкновенная красота. – Уэссингтон на мгновение замолчал. – Прекрасное лицо. Роскошные волосы. Волнующая, прелестная грудь. Все разжигает страстные чувства. Ничего не могу с собой поделать. – С этими словами Филипп убрал внезапно оказавшееся серьезным препятствием одеяло и придвинулся ближе – так, чтобы ощущать каждую клеточку юного тела.

Волосы на его груди коснулись сосков, и Джейн удивилась мгновенному ответу собственного тела. Да, она тоже была готова к продолжению любовного восторга.

– А если случится так, что я перестану волновать и возбуждать тебя? Что делать тогда?

Филипп лишь рассмеялся и обнял любимую. Кинжал рвался в бой. Учитель показал прилежной и понятливой ученице, как она может приласкать его. Джейн впервые прикоснулась к источнику наслаждения, и на счастливом лице отразилось удивление и удовлетворение.

– Существует немало способов увлечь и взволновать, и я не собираюсь отказывать себе в удовольствии научить им тебя.

Горничная предоставила любовникам целый час – шестьдесят долгих минут. За это время они смогли в полной мере насладиться уединением. Джейн училась быстро, и физическая любовь вполне могла стать притягательной, захватывающей стороной жизни. Как она и предполагала с самого начала, супруг оказался пылким и искусным возлюбленным. К счастью, юное тело жены представляло для него чистый источник радости и наслаждения, а ей самой хотелось как можно больше узнать о тонкостях чувственной игры. Наконец двое разомкнули объятия и встали.

Пришла пора привести себя в порядок, позавтракать и отправиться в путь. Занимаясь обычными утренними делами, Джейн не переставала спрашивать себя, какие новые восторги принесет грядущая ночь.

Путь в Портсмут продолжался. Дни, проведенные в дороге, промелькнули быстро – в интересных разговорах и быстрой езде верхом. Наполненные любовью, страстью и нежностью ночи дарили блаженство, вдохновение и желание жить. Темнота приносила то, о чем двое мечтали, а порой и откровенно беседовали при свете дня. Спали они мало, но, казалось, совсем не замечали усталости: силы лишь прибывали. Безмерная радость дружеского общения, человеческого познания и любовного слияния окрыляла и вселяла веру в счастье.

Однако с каждой милей цель поездки приближалась, и молчание Джейн становилось все продолжительнее: она все чаще уносилась мыслями в отцовский дом – к тому, что ждало ее в некогда привычном мире. Приятные дни в пути и наполненные страстной любовью ночи порой заставляли Уэссингтона забывать о цели поездки. Для Джейн же она не отступала ни на минуту и постоянно грозила затмить все остальные стороны существования.

В последнее утро, когда супруги въехали в Портсмут, Джейн не проронила почти ни единого слова. Филипп не тревожил жену, позволив продолжать путь молча. Наконец на небольшом холме показался скромный, но с большим вкусом построенный особняк в стиле эпохи королевы Анны.

Ниже, на почтительном расстоянии, расположилась укромная бухта. Филипп смог рассмотреть мачты и корпуса кораблей – все они еще только строились и находились в разной степени готовности. Странно, но, несмотря на рабочий день, оживления вокруг заметно не было. Тишина показалась дурным предзнаменованием. Однако граф промолчал, не желая волновать жену, которая и без того заметно нервничала.

– Приехали? – негромко уточнил Филипп, боясь нарушить внутреннюю сосредоточенность спутницы.

– Да. Это мой дом.

Филипп слегка поморщился. Почему-то его покоробило, что Джейн до сих пор считает этот скромный уголок земли родным домом. Она не раз рассказывала о непритязательности отца, и все же трудно было поверить, что обладающий колоссальным богатством человек жил настолько скромно и экономно.

– Как ты думаешь, они получили наше письмо? – с тревогой в голосе спросила Джейн.

– Наверняка получили.

Неуверенность и растерянность сквозили во всем облике Джейн, и Филипп слегка наклонился в седле, чтобы накрыть ладонью ее руку.

– Все уладится, не бойся.

– Да, знаю.

Джейн попыталась улыбнуться, однако улыбка получилась жалкой – глаза оставались печальными. Она повернула лошадь и поехала по аллее, чтобы первой попасть во двор. Однако уже через несколько метров резко натянула поводья.

– О нет!

Филипп тоже заметил черный венок на двери и черные шторы на окнах.

Траур. Они опоздали.

Джейн проснулась и поняла, что близится вечер. Привычная маленькая комната выглядела совсем не такой, как прежде. Раньше она казалась гаванью, убежищем от ветров и бурь семейных неурядиц. Теперь это была просто убогая, тесная, жалкая лачуга. Почему же они так убого жили? Ведь все, даже самые предвзятые, подсчеты не могли скрыть огромного богатства…

Отец. Дело, конечно, заключалось в нем. Чарльз Фицсиммонс был трудолюбивым и экономным человеком. Иногда даже излишне экономным, а точнее, просто скаредным. Не важно, насколько хорошо шли дела, насколько огромной оказывалась прибыль – он всегда требовал строжайшей экономии. В родном доме Джейн не ведала ни помощи слуг, ни красивых платьев, ни изысканной еды – всего того, что способны подарить деньги. Отец считал, что раз он сам вел простую, почти бедную жизнь, то такую же жизнь должны вести и дочери.

Был ли он доволен своей судьбой? Познал ли счастье? На эти вопросы Джейн не могла ответить, однако твердо знала, что ни единого пенни из огромного, нажитого тяжелым трудом богатства не было потрачено впустую. Покупалось лишь самое необходимое. Никаких ленточек дочерям просто ради того, чтобы они выглядели еще лучше. Никаких сладостей в качестве приятного сюрприза. Никаких новых платьев в честь грядущего бала. Только работа, подсчеты прибыли, экономия и снова работа.

И вот отца больше нет. Умер три дня назад и похоронен за день до приезда младшей дочери. После случившегося в Лондоне удара Фицсиммонс так и не пришел в себя. Джейн почему-то задумалась о том, как бы он жил, если бы смог выздороветь. Решился бы что-нибудь изменить или нет? Может быть, позволил бы себе немного развлечений? Или научился меньше работать и больше отдыхать?

Джейн подошла к окну и посмотрела вдаль, туда, где располагалась верфь. Филипп сказал, что пойдет к морю. На верфи так интересно, что, наверное, он все еще там. Джейн улыбнулась, подумав о непредсказуемых поворотах жизни. Разве можно было представить, какое счастье принесет ей Филипп? Она ведь так не хотела, чтобы муж отправился в Портсмут вместе с ней.

Они приехали несколько часов назад, и Уэссингтон удивительно тактично и в то же время уверенно справился со сложностями появления в отцовском доме, где младшую из дочерей не ждали и даже не хотели видеть. Именно он любезно, но твердо поставил на место грубую и бесцеремонную Гертруду. Он успокоил Джейн. Он распорядился насчет ванны и уложил жену в постель. Да, граф Роузвуд вел себя как истинно преданный, любящий муж, стремящийся защитить и обогреть. Если не знать действительного положения вещей, то вполне можно было бы решить, что он искреннее заботится о молодой супруге.

Джейн улыбнулась, однако не позволила предательской мысли укорениться. Пока Филипп на берегу, самое время поговорить с Грегори. Когда они приехали, зятя дома не было. Но сейчас приближалось время ужина, так что, скорее всего он уже вернулся. Так хотелось разыскать его и выяснить кое-что без свидетелей. Ведь они не виделись целых четыре месяца!

Мысль о встрече с Грегори не слишком радовала. Ведь за это время воспоминания о том, кто еще недавно волновал сердце, изменились и приобрели совсем иную окраску. А может быть, изменилась сама Джейн? Теперь зять и настойчивый ухажер казался не милым и очаровательным, а попросту навязчивым. Не умным и рассудительным, а самовлюбленным и чересчур категоричным. Романтик превратился в хитреца. Непонятый и недооцененный герой стал жалким и никчемным интриганом. Даже воспоминания о внешней привлекательности померкли: черты, еще совсем недавно казавшиеся значительными и красивыми, теперь вспоминались как стертые и невыразительные. Стремление изменить жене с ее младшей сестрой вселяло отвращение и гнев – правда, эти чувства распространялись и на саму себя. О чем только она думала?

Джейн быстро оделась, даже не позвав горничную, которую Филипп потребовал для жены. Простое повседневное платье, коса – туалет занял всего лишь несколько минут. Джейн осторожно, стараясь не шуметь, спустилась по лестнице. В это время Грегори обычно сидел в библиотеке – если, конечно, бывал дома.

Сейчас комната оказалась пустой. Джейн подошла к столу и взглянула на беспорядочно раскиданные бумаги. Цифры показались странно знакомыми. Взяв листки в руки, Джейн внимательно просмотрела подсчеты. Страницы содержали не что иное, как ее собственную оценку начальной стоимости нового Подразделения, которому предстояло осуществлять импорт. Все рассуждения и вычисления принадлежали ей, однако записаны они были почерком Грегори. Да, к сожалению, Филипп не ошибся. Грегори оказался предателем, обманщиком и попросту вором.

В коридоре раздались знакомые шаги. Джейн провела несколько лет, вслушиваясь в приближающуюся походку этого человека, так что ошибиться не могла. Усилием воли стерев с лица выражение шока и разочарования, Джейн подошла к окну, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной и невозмутимой.

Грегори увидел свояченицу и широко улыбнулся.

– Милая, милая Джейн. Как хорошо, что ты с нами в это тяжкое время! Должно быть, горе раздавило тебя. – Слова прозвучали нарочито громко, чтобы их могли услышать оказавшиеся поблизости слуги. – Позволь выразить самое сердечное сочувствие.

Украдкой оглянувшись, он закрыл дверь, быстро подошел к Джейн, крепко сжал ее руки и прошептал:

– Дай я на тебя взгляну! Клянусь, хорошеешь с каждым днем!

Чтобы не рассмеяться, пришлось прикусить губу. Сколько лет она провела, жалея, что не может быть рядом с тем, кого считала истинным Адонисом! Неужели он всегда был таким коротышкой? А светлые волосы всегда были такими редкими? живот так же торчал? И водянистые глаза хитро щурились? Кожа была рыхлой, а дыхание несвежим? Джейн невольно отступила.

– Здравствуй, Грегори.

– Здравствуй, любовь моя. – Объятие оказалось неожиданным.

– Я пропадал, совсем пропадал в разлуке. Не могу поверить, что ты наконец вернулась.

Лицо Джейн оказалось прижатым к плечу Грегори. Снова подступил смех. Неужели она когда-то могла всерьез им увлечься?

Джейн сжала кулаки и с силой оттолкнула навязчивого ухажера.

– Я собиралась поговорить о… Грегори перебил:

– Да, милая, нам есть что обсудить, но прежде… – Он накрыл губы свояченицы поцелуем.

Джейн чувствовала, как приближается его лицо, но стояла словно под гипнозом. Она вовсе не хотела поцелуя, но в то же время не имела сил его отвергнуть, так как в глубине души стремилась сравнить с поцелуями Филиппа – человека, который действительно знал, что такое страсть.

После подаренных мужем райских полетов действия Грегори даже не заслуживали названия поцелуя. Закрыв глаза, он прижал сухие обветренные губы к ее губам и так замер – не дразня языком, не лаская.

Джейн смотрела на этого чужого человека широко раскрытыми глазами, не ощущая ни малейшей искры симпатии. Больше того, бесцеремонность вызывала отвращение: ведь они не виделись несколько месяцев, и за это время она очень изменилась, стала замужней дамой. Оттолкнув излишне настойчивого поклонника, леди Уэссингтон встала за кресло, надеясь, словно щитом, прикрыться им от дальнейших атак.

– Право, Грегори, не думаю, что это стоило делать. Пожалуйста, больше не пытайся, я все равно не позволю.

На лице Грегори быстрой чередой промелькнули сразу несколько чувств: удивление, обида, возмущение. Выражение изменялось с такой скоростью, словно он тщательно репетировал его возле зеркала специально для любимой родственницы.

– Я поражен, Джейн. Столько ждал, чтобы вновь оказаться наедине с тобой. Каждая минута, каждый день твоего отсутствия стали для меня истинной пыткой. Особенно после того, как Чарльз выдал тебя замуж за этого… этого…

– Кого «этого», Грегори? – Не то чтобы Джейн очень интересовало мнение зятя о муже, но просто было ужасно любопытно услышать, что он скажет.

– За этого… аристократа! – наконец выпалил Грегори с таким видом, словно произнес страшное ругательство.

Джейн рассмеялась:

– Но ты же его совсем не знаешь! Что тебе так не понравилось?

– Этот человек непозволительно властен и даже груб. Пока мы были в Лондоне, он приказал нам жить в его доме, спать в его постелях и есть его пищу. А потом обращался с нами так, словно мы недостойны сидеть с ним за одним столом. Его манеры поистине отвратительны. Командовал каждым нашим шагом.

– Да, когда Филипп захочет, он способен вести себя очень настойчиво и требовательно. Кстати, эта его черта мне очень нравится.

– Дорогая, не хочешь же ты сказать, что испытываешь к этому чудовищу глубокие чувства?

– Если честно, то так оно и есть. Чем дольше я замужем, тем полнее осознаю, что граф Роузвуд – лучшее, что произошло со мной за всю жизнь.

Удивительно, но едва Джейн услышала собственные слова, как поняла, что они идут из глубины сердца.

Грегори постигло глубокое разочарование. Раньше ему всегда удавалось одержать верх, заставить Джейн чувствовать себя виноватой или недостойной. А сейчас что-то определенно изменилось, и прежняя тактика перестала действовать. Хотелось обидеть гордячку, но как же это сделать?

– Не могу взять в толк, что заставляет тебя испытывать привязанность к человеку с такой репутацией. Единственное, что мы слышали в Лондоне, так это…

Джейн не позволила вылить на голову супруга ведро помоев.

– Кстати о Лондоне. Что вы с отцом там делали?

Грегори внезапно покраснел и, подойдя к столу, начал перекладывать листки, словно хотел что-то спрятать. Бедняга и не знал, что катастрофически опоздал. Джейн уже увидела улики собственными глазами.

– Мы приехали по делу.

– По какому делу? Что-то связанное с верфью?

– Как сказать… да, пожалуй, именно так оно и есть.

Джейн с удовольствием наблюдала, как червяк беспомощно извивается под острым, безжалостным взглядом, и намеревалась продолжить допрос. Но, в конце концов, выслушав несколько жалких и неудачных попыток объясниться, решила сжалиться.

– Муж сказал, что вы встречались с банкирами по поводу моего плана импорта.

Захваченный врасплох, Грегори мертвецки побледнел.

– Это вовсе не то, о чем ты думаешь…

– Неужели? А разве ты не украл у меня основную идею и все конкретные расчеты, чтобы представить их отцу как свои собственные?

Грегори беспомощно потер лоб.

– Ты не понимаешь сути дела, дорогая.

– О, во-первых, прекрасно понимаю, а во-вторых, я тебе вовсе не «дорогая». Ты же просто лжец и махинатор. Фальсификатор и обманщик. А короче говоря, настоящий вор. Больше того, бесчестный и низкий изменник, обманывающий жену с ее наивной младшей сестрой! – С каждым обвинительным заключением голос Джейн поднимался все выше и выше, а гнев раскалился настолько, что она испугалась, что не совладает с собой и ударит подлеца.

– Я ничего не забыла сказать?

– Дура, я делал это ради нас, – зло огрызнулся униженный подонок.

– Ради нас? И каким же образом все эти грязные манипуляции могли пойти мне во благо?

Грегори не осмелился упомянуть о тех секретных переговорах, которые вел с Чарльзом на протяжении всего последнего года. Несмотря на непомерное честолюбие, он сознавал собственные слабости. Чтобы поддерживать бизнес на прежней высоте, а уж тем более, чтобы развивать его, требовался светлый ум и спокойная обстоятельность Джейн. И поэтому надо было любыми способами убедить ее задержаться в Портсмуте хотя бы на некоторое время.

Просительно вытянув руку, Грегори заговорил самым умиротворяющим тоном:

– Джейн, дорогая, так неприятно спорить и ссориться после долгих лет нежной дружбы!

Не в силах скрыть негодование, Джейн резко возразила:

– Мы еще и не начинали ссориться!

С этими словами она отвернулась, пытаясь совладать с чувствами. Грегори многозначительно положил руку ей на плечо, и в этот самый момент дверь распахнулась.

Грегори моментально отскочил. Джейн, однако, даже не шевельнулась, а лишь слегка повернула голову. Взглянув через плечо, она увидела, как в библиотеку вошел Уэссингтон. Лицо мужа казалось спокойным и бесстрастным, однако в напряжении высокой сильной фигуры ясно ощущался гнев.

– Граф Роузвуд, – почтительно пропищал Грегори. – Как приятно снова встретиться с вами.

– Я искал жену. Вижу, вам удалось найти ее первым. – Филипп обратил горящий взор к Джейн, но она выдержала испытание, даже не моргнув.

Грегори откашлялся.

– Это вовсе не то, о чем можно было бы подумать, сэр. Я просто… просто утешал свояченицу.

– Неужели? А мне почему-то показалось, что вы целуете мою жену.

– Филипп, – подала голос Джейн. – Я могу все объяснить…

Граф вновь перевел взгляд на возмутителя спокойствия:

– Когда мне однажды довелось увидеть, как мою жену целует другой, я просто пристрелил негодяя.

Грегори заметно дрожал. С трудом проглотив застрявший в горле комок, он снова попытался оправдаться:

– Уверяю, сэр, ничего подобного не было даже в мыслях. Я просто выражал сочувствие.

– Запомните на будущее, Грегори: если моей жене понадобится сочувствие или утешение, она обратится ко мне. Иди сюда, Джейн. – С этими словами граф простер к супруге руки.

Джейн спрятала лицо на груди мужа.

– Прости, Филипп. Пожалуйста, не сердись.

– Все в порядке, – прошептал муж.

Джейн подняла голову, чтобы заглянуть в любимое лицо.

– Так ты не сердишься?

Граф покачал головой. Возвращаясь с верфи, он через окно видел все, что происходило в библиотеке. Заметив Джейн в объятиях Грегори, сначала рассвирепел, однако очень скоро заметил, что ей вовсе не нравится происходящее; больше того, она явно пыталась оттолкнуть настойчивого ухажера. А самовлюбленный болван даже не обратил внимания, что на его объятие не ответили.

Продолжая наблюдение, Филипп очень скоро увидел, что Грегори навлек на свою голову серьезные неприятности. Решив, что надо спасать идиота, пока Джейн его не прикончила, граф поспешил в библиотеку.

– Мы сможем обсудить происшествие позже, когда останемся одни.

Тон подразумевал, что наедине они займутся совсем другими делами, о которых Грегори мог только догадываться. Филипп вновь взглянул на пунцовую физиономию свояка.

– Осмелюсь предположить, что Джейн выяснила, зачем именно вы приезжали в Лондон вместе с ее отцом.

– Право, Уэссингтон, – Грегори откашлялся, – не думаю, что сейчас самое подходящее время для деловых разговоров. Чарльза похоронили совсем недавно.

В дверях появился слуга.

– Мастер Фицсиммонс, – обратился он к Грегори, – прибыл поверенный. Пригласить?

Грегори совсем растерялся. За дверью послышались тяжелые, мерные шаги – почтенный юрист не пожелал ждать и уже шел по коридору, приближаясь к библиотеке. Войдя в комнату и увидев супружескую чету, он занервничал не меньше Грегори, который неуклюже попытался его представить.

– Добрый вечер, Джейн, – приветствовал он. Этот человек несколько десятилетий оказывал семейству самые разные юридические услуги и знал Джейн с самого раннего детства. – Грегори сказал, что вы приедете лишь через несколько дней. Может быть, следует отложить дела?

– Конечно. Прекрасная идея. – Грегори направился к двери, чтобы проводить адвоката.

Однако властный взгляд Уэссингтона словно пригвоздил обоих к месту. Ситуация казалась весьма подозрительной.

– Что заставило вас покинуть город в столь поздний час, сэр? Какое дело не может подождать даже до утра?

Поверенный метнул на Грегори сердитый взгляд и пожал плечами. Джейн все равно все поймет и все узнает.

– Мы собирались читать завещание покойного мистера Фицсиммонса.

– И Грегори очень торопился сделать это до нашего приезда?

– Как сказать… – Адвокат замялся, явно ожидая помощи заинтересованного лица.

– Нам просто не хотелось лишний раз расстраивать Джейн, а потому мы и решили сами справиться с болезненной задачей, – нашел выход Грегори.

Филипп смерил поверенного многозначительным взглядом:

– Леди Уэссингтон упоминается в завещании? Тот откашлялся.

– Ну… то есть… да. Упоминается.

– Так в чем же дело? Входите, пожалуйста, и приступим к важному делу.

Глава 23

– «Я, Чарльз Фрэнсис Ксавьер Фицсиммонс-третий, находясь в здравом уме и твердой памяти, провозглашаю нижеизложенное в качестве своей последней воли и завещания…»

Адвокат поправил очки, исподтишка взглянул на Грегори начал читать вступительные параграфы. В них перечислялись несколько давних, испытанных временем работников, которым предстояло получить незначительные денежные суммы.

– «Моей дочери, Джейн Фицсиммонс Уэссингтон, завещаю шкатулку с драгоценностями ее матери, а также портрет матери, украшающий холл второго этажа».

Услышав это, Джейн улыбнулась, а Филипп еще крепче стиснул пальцы жены.

– «Остальную часть ее наследства составляет приданое, назначенное за ней супругу Филиппу Уэссингтону».

Филипп недоуменно поднял бровь. Сама же Джейн, казалось, не совсем поняла смысл только что оглашенного адвокатом параграфа. Кроме шкатулки с драгоценностями и портрета, она не получала ровным счетом ничего. Так с дочерьми обходились нередко, однако в данном случае все обстояло иначе: верфь была делом жизни Джейн, а Грегори Фицсиммонс вовсе не приходился покойному родным сыном. Поэтому завещание казалось непростительно жестоким и несправедливым.

Адвокат продолжал читать:

– «Моему зятю, Грегори Фицсиммонсу, в признание самоотверженной работы и преданности семейному бизнесу, оставляю все свое состояние…»

Далее следовало перечисление этого состояния: дом, в котором выросла Джейн, сама верфь, разнообразное имущество и капиталовложения. Адвокат читал несколько минут подряд. В конце завещания следовал короткий параграф, предписывающий Грегори заботиться о жене Гертруде и разумно управлять верфью, чтобы их будущие сыновья могли с гордостью носить фамилию Фицсиммонс.

Наконец чтение закончилось. В библиотеке повисло напряженное молчание. Джейн недоуменно уточнила:

– И что же, это все? Больше ничего нет?

– Да, больше никаких распоряжений. – В глазах пожилого джентльмена читалось сочувствие.

– Но ведь отец просто отдал все, что было – мой дом, мой бизнес, мою… жизнь, – все отдал Грегори!

– Чарльз считал, что, удачно выйдя замуж, вы непременно будете вести иную, самостоятельную жизнь.

Джейн взволнованно вскочила.

– Но ведь отец говорил, что обязательно позволит мне вернуться. Я выполнила все его распоряжения. Это мой дом, и здесь мое место! – Джейн горячо махнула рукой в сторону гавани. – Там стоят мои корабли! Я всю жизнь помогала отцу их строить!

Адвокат обреченно пожал плечами: момент оказался не самым приятным. Лично он никогда не симпатизировал и не доверял Грегори и отчаянно спорил с Чарльзом, противясь изменениям. Но увы, переубедить упрямца оказалось невозможно. Чтобы не молчать, адвокат беспомощно пробормотал:

– Он считал, что Грегори внес весьма существенный вклад в семейный бизнес.

– Ты! – Джейн в ярости повернулась к зятю, невольно вспомнив прошлое. Годы, проведенные в завершении брошенной Грегори работы, годы постоянных изменений и улучшений. Теперь все стало ясно. Этот человек просто водил ее за нос как последнюю дурочку. – Да ведь без моей помощи ты не в состоянии даже выстроить колонку цифр!

Грегори изобразил оскорбленное достоинство:

– Однако твой отец так не считал.

– Нет, не могу поверить… – Джейн в отчаянии покачала головой. – Столько лет я прикрывала тебя, выгораживала. Обманывала ради тебя, брала на себя твою вину. Все эти годы позволяла… – Нет, говорить о чувствах ни перед мужем, ни перед кем-то другим она не имела права. – Я доверяла тебе.

– Но я вовсе не надругался над твоим доверием, Джейн. Ты можешь продолжать работу на верфи любым способом – так, как позволит муж. – Грегори заискивающе улыбнулся Филиппу. Судя по всему, граф любит жену, так что есть надежда, что он разрешит ей развлекаться, играя в бизнес, – молодой Фицсиммонс от подобной снисходительности лишь выиграет.

– Отец сошел в могилу в полной уверенности, что идея импорта целиком принадлежит тебе, так ведь?

– Разумеется, это моя идея. Однако я несколько раз упоминал о твоем участии в ее разработке.

– Можно представить, что и как ты упоминал, негодяй! Надеюсь, благополучно потонешь в потоке долгов, который смоет тебя с лица земли!

Уверенность в провале очень рассердила Грегори. Ну, сейчас он покажет этой негодной девчонке! Фицсиммонс решительно встал.

– Не смей оскорблять меня в моем же собственном доме!

– О, не слишком ли поспешно ты назвал его своим собственным? – Джейн не знала, куда деваться от отчаяния и негодования. – Не могу здесь оставаться ни секунды, ни единого мгновения. – Повернувшись к мужу, она почти взмолилась: – Филипп, мы можем уехать? Пожалуйста…

– Конечно. Сию же минуту. – Граф встал и на прощание пожал адвокату руку – ведь того винить не за что. Пройдя мимо Грегори, намеренно толкнул негодяя. Одному Богу известно, что вытворял этот человек в течение многих месяцев, а может быть, и лет, чтобы склонить старика к несправедливому, позорному завещанию. К счастью для Грегори, вероятность новой встречи казалась мизерной.

Обняв жену за плечи, Уэссингтон вывел ее из комнаты. Чтобы избежать случайной встречи с сестрой или зятем, направился прямо к двери, заявил пораженной горничной о срочном отъезде и распорядился, чтобы все вещи немедленно были отправлены в лучшую гостиницу Портсмута. Потом пошел в конюшню и сам, не дожидаясь помощи слуг, оседлал лошадей.

Час спустя, уже в гостинице, Филипп присел на край постели жены и протянул бокал вина:

– Выпей. Это поможет успокоиться. Взяв бокал, Джейн вздохнула.

– Даже не помню, чтобы когда-нибудь еще приходилось так безумно злиться. Разве только… – Она покраснела.

– На меня?

– Да, – смущенно кивнула Джейн. Супруги ни разу не обсуждали печальные события первой брачной ночи. Казалось, обоим просто не хотелось тревожить неприятные воспоминания. Начать заново и жизнь, и любовь – вот к чему стремились оба. – Давай не будем вспоминать старое, Филипп.

Да, Уэссингтон действительно вел себя как последний подлец и едва не получил вполне заслуженную пулю, а потому ему вовсе не хотелось вдаваться в обсуждения. Так что граф просто сменил тему, задав вопрос, который вертелся на языке с той самой минуты, когда, заглянув в окно библиотеки, он увидел нежности Фицсиммонса:

– Ты была влюблена в Грегори?

Джейн с отвращением махнула рукой и, встав, подошла к жну.

– Всегда считала себя достаточно рассудительным человеком. Ума не приложу, что за затмение на меня нашло.

Филипп и сам непростительно ошибся, влюбившись в Энн, а потому мог лишь посочувствовать.

– Любовь творит с человеком странные, необъяснимые вещи. Сколько это продолжалось?

– Сохла по нему несколько лет. – Филипп рассмеялся:

– Джейн, но тебе всего двадцать.

– Он женился на Гертруде и переехал к нам, когда мне исполнилось тринадцать.

– Судя по всему, ловкач положил на тебя глаз, когда ты была еще совсем ребенком.

– Так оно и есть, – согласилась Джейн, вспоминая, как ей льстили внимание и комплименты, как увлекали тайные встречи и секреты. – Начал оказывать внимание почти с самого первого дня. Как ты думаешь, все эти годы он старательно планировал сегодняшний трюк?

– Вполне возможно.

– А отец?.. – Джейн не смогла закончить вопрос. Потребуется немало времени, чтобы смириться с предательством родного человека.

– Вот из-за него-то я и не хотел, чтобы ты возвращалась сюда. В Лондоне мистер Фицсиммонс был настолько увлечен Грегори и так рад, что не встретил тебя! Вполне можно было решить, что он боится смотреть тебе в глаза. Он отослал тебя из-за Грегори?

– В действительности Грегори оказался всего лишь удобным поводом. Отец увидел, как мы целуемся. – Джейн повернулась и посмотрела мужу в глаза. – Ничего другого и не было, поверь. С Грегори я только целовалась.

И по пути в Портсмут, и во время короткого пребывания дома, и в неприятной сцене с Грегори Филипп проявил себя надежным, внимательным, нежным, понимающим и тактичным. Так хотелось выразить признательность и любовь. Нет, не только хотелось, а настоятельно, остро требовалось.

– Поцелуй меня, Филипп, – прошептала Джейн.

И по взгляду, и по страстной нотке в голосе граф сразу понял, о чем мечтает супруга, и сам удивился собственной реакции: первой явилась мысль об отказе.

– Думаю, это не самая удачная мысль. Ты расстроена и обессилена. Давай лучше организуем ванну, а потом уложим тебя спать.

– Поцелуй. Немедленно. – Не дожидаясь согласия, Джейн подошла вплотную, всем телом прижавшись к мужу. Поднявшись на цыпочки и обняв любимого, она жадно прильнула к его губам, словно прося утешения и защиты.

Филипп, как всегда, проиграл. Ванна, конечно, помогла бы жене расслабиться, но он готов и счастлив использовать для той же цели совсем иные методы. Подняв голову, Джейн принялась целовать мужа в шею, прокладывая дорожку к уголку рта. Филипп нежно улыбнулся.

– Я сотворил чудовище.

– Не могу терпеть. Все, что ты делаешь, так восхитительно, что я полностью растворяюсь, теряю себя. А сейчас только это и необходимо.

Джейн принялась целовать мужа, иногда делая короткие паузы, чтобы произнести пару слов.

– Не думать. Не волноваться. Не строить планы.

В дверь постучали. Едва приехав, граф заказал ванну, и как раз сейчас ее принесли. Два дюжих слуги поставили ее возле камина и, выйдя, тут же вернулись с большими кувшинами воды. Горничная суетилась, устанавливая ширму и раскладывая полотенца.

– Хочешь вымыть волосы? – спросил Филипп слегка осипшим от страсти голосом.

– Нет. Просто хорошенько расчешу.

– Позволь мне.

Джейн не стала отказывать. Все, что делал любимый супруг, оказывалось восхитительно приятным и обещало чудесное продолжение. Сейчас он подвел жену к табурету возле зеркала. Прежде чем Джейн успела сесть, быстро расстегнул ей крючки на платье, и оно с легким шелестом упало к ногам. Шелк и кружева сорочки едва прикрывали тело Волна прохладного воздуха, нежные прикосновения супруга рождали восхитительное ожидание. Несмотря на острое разочарование, предвкушение блаженства захватывало.

Филипп развязал ленту и вынул из волос заколки. Тяжелая коса тут же упала на спину. Расплетая ее, муж разглаживал и встряхивал роскошную волну. Потом наклонился и едва слышно прошептал в самое ухо:

– Люблю твою косу.

Согревшее шею дыхание принесло новые восхитительные ощущения. Каждое прикосновение к волосам дарило изысканное удовольствие. Разве можно представить, что столь простое, незатейливое действие способно оказаться таким интимным и полным любви?

Филипп быстро закончил расчесывать волосы лишь потоку, что боялся, как бы не остыла вода. В сердце рождались неведомые, доселе незнакомые чувства. Так Филипп никогда не относился ни к одной из женщин и вовсе не был уверен, что готов учиться заново. Куда надежнее казалось вернуться на знакомую территорию простого, немудреного вожделения. Отложив в сторону расческу, он начал расстегивать рубашку. Джейн повернулась и увидела, что муж раздевается.

– Что ты делаешь?

– Решил, что мы можем принять ванну вместе. Джейн недоверчиво покачала головой:

– Ну и придумал! Это же неприлично!

– А мне идея как раз представляется чрезвычайно занимательной и возбуждающей.

– Как же мы поместимся в ванне вдвоем? – удивилась Джейн.

– Постараемся поместиться.

– Хочу помыть тебя.

Всего лишь несколько дней назад Джейн скорее умерла бы, чем осмелилась произнести эти слова. Но Филипп оказался хорошим учителем: он спокойно и методично освобождал молодую неопытную жену от затруднявших интимное общение комплексов, и теперь она уже не побоялась высказать даже такое смелое желание.

– Это было бы прекрасно.

Филипп разделся и предстал перед юной супругой-любовницей во всем великолепии цветущего мужского тела. Искренне желая доставить удовольствие, Джейн начала нежно ласкать уже готовый к бою клинок. Она гладила чувствительную кожу пальцами, прикасалась к ней прохладным краем тонкой шелковой сорочки и почему-то твердо сознавала, что ощущение окажется приятным. Вырвавшийся из груди мужа стон удовольствия подтвердил, что так оно и было.

Филипп сжал дарившую наслаждение руку и на шаг отступил. Удивительно, как его возбуждали даже самые простые действия любимой.

– Наверное, тебе лучше остановиться, а то до воды дело так и не дойдет.

Джейн засмеялась и слегка приподняла подол рубашки:

– Снять?

– Не надо. Мне нравится смотреть, как сквозь тонкий шелк просвечивает грудь.

Филипп погладил нежные груди и, желая подразнить, слегка нажал пальцем на плотные вершинки. Потом подошел к ванне и погрузился в горячую воду.

Джейн опустилась на колени рядом, раздумывая, с чего начать. Наконец взяла мочалку, окунула ее в воду и принялась тереть грудь мужа. Однако очень скоро мочалка превратилась в препятствие. Джейн отложила ее в сторону и начала действовать ладонями. Взбила густую мыльную пену и принялась энергично скользить пальцами по коже любимого.

Филипп расслабленно полулежал в ванне, согнув колени. Под правым коленом Джейн неожиданно нащупала странной формы родинку. Выпуклое пятно представляло собой ясно очерченную восьмерку. Еще и еще раз обведя пальцем хорошо заметный контур, Джейн подняла глаза:

– Что это?

– Знак старшего из сыновей в роду Уэссингтонов. Своего рода фамильная эмблема. Передается из поколения в поколение.

– Но это же символ бесконечности!

– Да. Он означает, что я вечно буду любить тебя. – Джейн улыбнулась.

Филипп привлек жену к себе и накрыл ее губы долгим, глубоким поцелуем. При этом слегка плеснул теплой водой на сорочку, и ткань тут же соблазнительно прилипла к груди.

– Кто мог бы подумать, что под рубашкой скрываются такие удивительные сокровища?

Джейн еще не научилась отвечать на подобные признания словами, однако природа безошибочно подсказывала естественный физический ответ. Ванна предоставила прекрасный повод исследовать все потаенные уголки, которые оказалось так приятно ласкать в ночной тьме. Из уроков Филиппа юная женщина уже поняла, что особенно нравится мужу, однако до сих пор ее сковывали робость и стеснение. Сейчас же она набралась храбрости и провела ладонью по внутренней стороне бедра, ощутила гладкую нежную кожу и добралась до притаившихся между ног мягких мешочков.

Возлюбленная впервые осмелилась на подобные ласки, и Уэссингтон таял на глазах. Еще одно подобное прикосновение, и… Он прикрыл глаза и тихо застонал.

– Ты меня убиваешь.

– Тебе хорошо?

– Хорошо – это ничто. Блаженство!

– Подумай только, какой распутницей я стала. И все это дело твоих рук.

– Всегда рад оказать услугу.

Джейн засмеялась и упустила мыло. Склонилась, тщетно пытаясь рассмотреть его в мутной воде. Всплеск снова намочил сорочку, и на сей раз ткань плотно прилипла к груди, ясно обозначив контуры и обрисовав каждую вершинку, каждое углубление.

– Встань на колени!

Филипп послушался и поднялся, опершись кулаками на край ванны. Теперь вода доходила лишь до середины бедра. Мужская сила предстала во всей своей гордой красе. Джейн поймала скользкое мыло, провела им по напряженному фаллосу, потом спустилась ниже, намылила между ног и перешла к расщелине между ягодицами. Положила мыло и принялась взбивать пену, одновременно лаская все самые нежные, самые чувствительные места и создавая тот ровный напряженный ритм, который так любил муж. Чудесные прикосновения дарили ей самой такое же наслаждение, как и ему.

– Все, – проворчал Филипп, едва нежные пальцы снова скользнули по напряженному, полному сил члену. – Хватит. Иди сюда.

Он сгреб жену в охапку и прямо в сорочке затащил в ванну. Стоя на коленях спиной к мужу, Джейн почувствовала, как он медленно стягивает промокшее одеяние: сначала обнажились бедра, потом ягодицы, живот, грудь. Стащив мокрый кусочек шелка через голову, Филипп бросил его на пол.

Джейн осталась нагишом и едва заметно задрожала. Филипп опустил руку в горячую воду, нашел кусочек мыла и начал нежно водить им по телу любимой – так же, как только что это делала она. Провел по бедрам, между ног, по животу и груди, по плечам, по спине. Намыливал, тер и ополаскивал до тех пор, пока Джейн не оказалась такой же чистой, горячей и скользкой, как он сам.

– Держись за край, – неожиданно осипшим голосом распорядился супруг. Сейчас уже возбуждение и желание казались болезненными, а потребность излить семя отказывалась подчиняться голосу рассудка.

Джейн слегка склонилась и крепко вцепилась в край ванны, ощущая за спиной страстное присутствие мужа. Именно так он овладел ею в первую брачную ночь и с тех пор больше ни разу не оказывался за спиной. Хотя ничто не напоминало обстоятельства печального и болезненного опыта, Джейн все же невольно напряглась. Тело вспомнило неприятные ощущения, а разум заставил еще раз пережить давнее унижение.

– Филипп, пожалуйста…

– Ты ведь доверяешь мне, правда?

Доверяла ли она? Джейн закрыла глаза, и истина явилась сама собой. Отношения изменились, став глубокими и искренними. Теперь, если потребуется, она отдаст в руки Филиппа даже собственную жизнь.

– Да, – прошептала она и для верности даже кивнула.

– Значит, расслабься и впусти. – Филипп положил руку на спину жены и слегка нажал, подталкивая вперед, а потом крепко схватил за бедра. Резкий толчок – и вот кинжал уже в ножнах по самую рукоятку.

Джейн едва сдержала изумленный возглас: такого острого ощущения полноты и близости ей не доводилось испытывать ни разу. Теперь Филипп одной рукой ласкал грудь, а второй нащупал притаившийся между ног бутон наслаждения.

И прекрасное юное тело любовницы, и собственные равномерные движения очень быстро потребовали полного освобождения, опустошения. Супруг прекрасно понимал, что не должен получать удовольствие, прежде не подарив его любимой, однако возбуждение достигло такой силы, что ожидание и терпение казались немыслимыми. Как можно крепче прижав к себе любимую, он совершил несколько решительных движений. Толчок, еще один, и вот наконец раздался рык наслаждения, достойный дикого зверя.

Джейн ясно ощутила события, происходящие в недрах собственного тела, всем своим существом почувствовала дарящее жизнь тепло извергающегося семени. Двое слились в неразделимое целое; объятие соединило их в вечном союзе. Тело супруга напряглось, но уже через мгновение напряжение заметно спало, хотя исполненное страсти горячее тяжелое дыхание обжигало спину. Да, он полностью удовлетворил желание и исчерпал силы. Но как же Джейн? Ей до сих пор не доводилось оказываться в подобной ситуации, а потому она не знала, что делать дальше. Тело сгорало от желания, кровь едва не закипала, грудь болезненно набухла, женская плоть молила об облегчении.

Не успела Джейн подумать о том, как слезть с того кола, на который посадил ее Филипп, как он сам вытащил занозу и энергичным движением повернул жену лицом к себе. Не зная, что последует дальше, Джейн неожиданно почувствовала, как муж заводит руку за бедра и приподнимает ее, одновременно поцелуями прокладывая дорожку вниз по животу. Когда губы впервые коснулись интимного уголка, она изумленно выдохнула:

– Филипп!

Сама не зная почему, юная женщина сопротивлялась несказанному удовольствию, рожденному быстрыми движениями языка.

– Наедине разрешается все. Не забывай этого, любовь моя… Язык проник еще глубже – туда, где раньше доводилось бывать лишь пальцам и орудию мужского вожделения.

– Закрой глаза. Позволь овладеть тобой вот так.

Джейн послушалась: прикрыла глаза и крепко ухватилась за край ванны. Язык возлюбленного творил чудеса, пронзая насквозь, лаская и дразня, высекая огонь, который тут же распространялся по всему телу, обжигая даже кончики пальцев. Напряжение неумолимо возрастало. Наконец Джейн оказалась на самом краю сладкой бездны, и в этот момент губы Филиппа страстно впились в бутон наслаждения. Пришло долгожданное блаженство избавления. Бездна разверзлась, и супруг отпустил возлюбленную, позволив взлететь на крыльях высшего любовного экстаза.

Джейн витала во времени и пространстве, и все это время Филипп крепко сжимал ее в нежных и властных объятиях, готовый безошибочно поймать в момент приземления. В этот раз приветственный поцелуй позволил познать вкус собственной тайной плоти.

– Люблю тебя, – второй раз в жизни самозабвенно прошептала возлюбленная в дарящие счастье солоноватые губы.

Филипп молчал, но сердце трепетало, едва не раскалываясь на части.

Прошло несколько часов.

Филипп внезапно вздрогнул и проснулся. Джейн рядом не было. Уэссингтон успел так привыкнуть к постоянной близости, что в одиночестве темнота показалась враждебной и угрожающей. Оглядевшись, он нашел беглянку: завернувшись в его рубашку, Джейн сидела возле камина и пристально смотрела в тлеющие, мерцающие таинственным красным светом угли.

Филипп поднялся и сел на край постели. Легкое движение привлекло внимание жены. Она обернулась и взглянула на любимого.

– Прости. Вовсе не хотела тебя будить, – тихо проговорила Джейн. Сейчас она выглядела одинокой и печальной.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. Просто задумалась.

– О чем, любовь моя?

– О том, что делать дальше. У меня нет ни дома, ни семьи, ни денег, ни работы. Ничего. Полная пустота. – Джейн снова повернулась к камину. – Ужасно дожить до двадцати лет и внезапно обнаружить, что не имеешь ни родного очага, ни близкого человека, способного помочь и поддержать. Страшно сознавать, что никто тебя не любит.

Искреннее отчаяние, прозвучавшее в последних словах, отозвалось в сердце странной тянущей болью. Филипп встал с постели и подошел к жене. Нежно погладил по спутанным волосам.

– Я люблю тебя.

Джейн подняла голову и взглянула прямо в темные глаза. В темноте ночи они казались непроницаемыми.

– Правда?

– Правда. Очень люблю. И Эмили тоже тебя любит. А еще у тебя есть верные друзья – Ричард, Джон, Мег.

Филипп опустился в кресло и посадил возлюбленную к себе на колени – боком, так что ее щека оказалась возле его плеча.

– Ты уже начала строить новую жизнь, и она сторицей восполнит все, что потеряно здесь.

Джейн печально, даже безнадежно пожала плечами.

– У меня нет пристани.

– Твоя пристань – я, Джейн. И твой дом рядом со мной.

Внезапно в голове родилась мысль, которая могла бы испугать самого Уэссингтона, имей он время подумать о последствиях своей просьбы.

– Твоей семьей станем мы с Эмили.

Джейн слегка отстранилась и заглянула в глаза удивительному, непредсказуемому человеку. Во взгляде безошибочно читалась любовь. Она уже успела многое узнать о графе Роузвуде, успела понять многое. Граф не умел доверять людям. Не умел любить. Не чувствовал душевной близости – просто потому, что никто и никогда не учил его этому искусству. Его слова казались ступенькой к счастливой, наполненной теплом жизни. Поворотом к дружбе, надежде на лучшее и вере в ценность искренних отношений. Если этот одинокий, отстраненный человек готов пойти навстречу, она с радостью его примет.

Джейн крепко обняла мужа и прошептала, уткнувшись лбом в теплое плечо:

– С радостью буду считать вас с Эмили самыми родными на свете. А вы примете меня в свою компанию?

Филипп пожал плечами, словно ответ не имел особой важности, хотя на самом деле от решения Джейн зависела вся его дальнейшая жизнь. Долгие годы граф Роузвуд убеждал себя в том, что способен прекрасно прожить без любви, однако в последнее время все чаще задумывался об обратном. Встретив Джейн, он с каждым днем все яснее чувствовал пустоту в душе, глубокую яму, выкопанную теми, кто должен был его любить и все же никогда не любил. А что, если постараться заполнить эту брешь искренностью, привязанностью и доверием? Хватит ли у него смелости на подобный шаг?

Уэссингтон прикоснулся губами к виску жены.

– Стань моей семьей, Джейн. Хочу этого больше всего на свете.

В ответ Джейн лишь молча обняла любимого, словно боялась снова потерять с таким трудом обретенную близость, и боль в его сердце начала понемногу слабеть и отступать.

Глава 24

Джейн и Эмили сидели на полянке возле речки. Три месяца назад, застав обитателей Роузвуда во время дружеского пикника на этом самом месте, Филипп устроил бурный скандал.

Стоял октябрь, но день выдался на редкость теплым и солнечным. Если бы кто-нибудь вдруг сказал, что сейчас всего лишь середина июля, то поверить в это было бы совсем не трудно.

За эти три месяца многое изменилось. Филипп стал совсем иным человеком. Конечно, и сейчас еще случались различного рода трудности и неурядицы, но все же ему удалось обрести утраченную много лет назад истину. К удивлению и восторгу Джейн, супруг решил отклонить многочисленные приглашения на рауты, садовые празднества и охотничьи сборища, которые изо дня в день поступали целыми пачками. Вместо этого он все свое время посвящал делам и нуждам поместья, разговорам со служащими, работниками и деревенскими жителями – теми людьми, предки которых поколениями работали в поместье Роузвуд.

Филипп обаятельно и элегантно исполнил роль шафера на свадьбе Джона Грейвза и Мег. С энтузиазмом и удивительным чувством юмора помогал в уборке урожая, а потом артистично возглавил пышный и радостный праздник. Неуклюже, но все-таки вполне успешно осваивал он неведомую доселе роль отца и сумел наладить близкие, дружеские отношения с Эмили. И даже ненависть к Ричарду постепенно слабела. Вчера днем Джейн случайно выглянула в окно библиотеки и увидела, что мужчины разговаривают возле конюшни. И – о чудо – Филипп улыбался!

В отношениях с молодой женой лорд Уэссингтон превзошел все возможные ожидания, даже самые смелые. Днем он был любезен, нежен, заботлив. Ночи же приносили безграничную страсть. Казалось, интерес и желание не знали границ.

Да, три месяца – поистине огромный срок.

Голос Эмили заставил отвлечься от размышлений.

– Что ты сказала, милая?

– Сказала, что ужасно жарко. Пойдем купаться.

– А если нас кто-нибудь увидит?

– Здесь же никого нет. Пожалуйста, Джейн, давай немножко поплещемся!

Джейн не купалась с самого детства. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что Эмили права. В укромном лесном уголке они были одни. А если в аллее вдруг кто-нибудь появится, то все равно не заметит их за деревьями.

– Почему бы и нет? – улыбнулась она в ответ.

– Ура! – радостно захлопала в ладоши Эмили.

Они помогли друг другу расстегнуть многочисленные крючки и развязать тесемки и уже через пару минут остались лишь в кружевных сорочках и панталончиках. Нижняя юбочка Эмили зацепилась за каблук, и Джейн опустилась на колени, чтобы освободить тонкое кружево. Случайно бросив взгляд на худенькие ножки девочки, под правой коленкой она внезапно заметила родовой знак Уэссингтонов – символ бесконечности!

Джейн недоверчиво дотронулась до родинки, словно боялась, что судьбоносное пятнышко вот-вот исчезнет. С удивлением и в то же время с досадой покачала головой. Неужели никто и никогда не удосужился внимательно посмотреть на девочку? Или все вокруг, как и сам Филипп, считали, что знак может появиться только на ноге старшего из сыновей, но никак не на ноге дочери? Сколько лет потрачено даром, сколько любви и нежности упущено лишь из-за того, что все эти годы Филипп считал, что неверная жена, словно кукушка, бросила на его попечение чужого ребенка!

Важность открытия затмила все вокруг. Стоя на коленях, мачеха взглянула падчерице в глаза.

– Эмили, а ты когда-нибудь показывала папе эту родинку?

– О чем ты говоришь, Джейн? Это же просто смешно! Неужели я могу показать папе голые ноги? – Эмили рассмеялась, словно услышала веселую шутку. – Ты иногда бываешь такой наивной!

Филипп медленно ехал по сельской дороге, наслаждаясь небывало теплым днем. Возвращаясь из деревни, куда он старался ездить как можно чаще, с удовольствием оглядывал поля и небольшие, но добротные, аккуратные, тщательно ухоженные сельские домики. Зима могла оказаться долгой и суровой, и потому неожиданно задержавшееся летнее тепло особенно радовало.

Случилось так, что Уэссингтон убедил себя, будто ненавидит поместье. Досадное заблуждение! Сейчас, свернув на ведущую к дому длинную аллею, он глубоко, всей грудью с удовольствием вдохнул ароматный, настоянный на согретых осенним солнцем травах воздух. С деревьев неторопливо и бесшумно слетали разноцветные листья, украшая землю живописными оттенками желтого, оранжевого и красного. Один листок опустился прямо на седло, и Филипп с удовольствием принял скромный подарок, осторожно сжав в пальцах тонкий стебелек.

Недавно ему довелось узнать истинность, осязаемость счастья. То, что долгие годы никак не удавалось обрести, явилось внезапно, само собой, словно требующий заботы и внимания драгоценный дар. Джон Грейвз оказался верным, надежным другом. Медленно, но верно устанавливались отношения с Эмили. И даже ненависть к Ричарду куда-то улетучилась, что несказанно удивило самого графа – такого поворота событий он никак не мог предугадать. Та связь, которая объединяла их с детства, пострадала от тяжких испытаний изменой и грехом, но все же не прервалась.

Жизнь изменилась благодаря Джейн, которая притягивала все лучи, все течения, наполняя вселенную смехом, дружбой и любовью. С каждым днем Уэссингтон все яснее понимал, что незачем бояться преданности и доверия. Эти чувства способны согреть душу и подарить уверенность. Филипп иногда спрашивал себя, что означала странная ноющая боль в груди, которую он нередко чувствовал в последнее время: может быть, это медленно оттаивало заледеневшее сердце?

Вдали показался всадник. Не успел Филипп повернуть к дому, как услышал собственное имя.

– Уэссингтон! – приветствовал Моррис, подъезжая.

– Моррис, – вежливо поклонился в ответ Филипп. – Давненько не виделись. «И слава Богу», – добавил он мысленно.

– Я был в Суссексе, на празднике в поместье Роберты. Честно говоря, надеялся встретить там и тебя.

– Слишком много дел. Не смог выбраться.

– Должен заметить, ты много потерял. В наши дни такой роскошный прием встретишь не часто.

Филипп покачал головой. Да, всего лишь за несколько месяцев жизнь человека способна измениться кардинальным образом. Когда-то увеселения Роберты притягивали словно магнит, а в этом году не вызвали ни малейшего интереса.

Всадники поравнялись со скрытой деревьями полянкой на берегу речки – той самой, где в разгар лета обезумевший от ревности граф Роузвуд застал жену в компании друзей. Да уж, тогда он вел себя как самый настоящий осел – глупый, напыщенный, упрямый… Если бы после этого Джейн отказалась с ним разговаривать, то наказание можно было бы считать вполне заслуженным.

Услышав женский смех и веселую болтовню, Моррис тут же остановил лошадь. Он сразу узнал голос Эмили и очень хотел выяснить, чем вызвано оживление. Все лето Моррис намеренно провел подальше от этих мест, надеясь, что расстояние сможет излечить вожделение. Однако никакие уловки не помогли.

Даже не взглянув на Уэссингтона, Моррис направил лошадь туда, откуда доносился манящий смех. Филипп лишь сейчас сообразил, кому принадлежат веселые голоса, и направился следом. Джейн и Эмили радостно плескались в прохладной воде, даже не подозревая, что издали, скрытые от глаз ветками деревьев, за ними пристально наблюдают двое мужчин. Тонкое батистовое белье давно промокло и прилипло к телу, не скрывая подробностей стройных фигурок – детской и женской.

Впрочем, зрители остановились на почтительном расстоянии и потому, конечно, не могли рассмотреть ничего слишком откровенного или нескромного. Филипп внимательно следил глазами за Джейн. Он знал каждый изгиб, каждую линию ее тела, и сейчас ему показалось, что грудь жены стала немного полнее, а живот едва заметно округлился. Сердце восторженно забилось: неужели зародилась новая жизнь, а влюбленные еще не успели осознать радостное событие? Но кто бы мог предположить, что открытие так взволнует?

Совсем забыв о присутствии Морриса, Филипп шепнул:

– Боже, до чего же она прекрасна!

Моррис наблюдал ту же сцену, однако для него главной героиней оставалась Эмили – юное существо без намека на женские формы. По фигуре ее можно было принять за мальчика-подростка. Вожделение взяло свое. Сгорая от желания, Моррис и сам не заметил, как ответил на невольное восклицание Уэссингтона:

– Да, необычайно хороша. Я не в силах ждать. Страсть, открыто прозвучавшая в словах Морриса, едва не свела графа с ума. Сначала он подумал, что комментарий относится к Джейн, и хотел поставить негодяя на место, однако очень скоро понял, что ошибся. Моррис видел одну лишь Эмили и больше никого. Распущенность и откровенная похоть несказанно взбесили графа.

Повернув лошадь, он коротко приказал:

– Возвращайся на дорогу.

– Что? – рассеянно переспросил Моррис, не в силах оторваться от восхитительного зрелища.

– Я сказал, немедленно возвращайся на дорогу. – Моррис не отреагировал, и Филипп нетерпеливо рявкнул:

– Тупица, ты смотришь на мою обнаженную жену и на мою обнаженную дочь!

И все-таки Фредерик никак не мог прийти в себя и оторвать глаз от восхитительного зрелища. Созерцание Эмили лишь разбередило болезненное желание, сжигавшее его день и ночь. Вожделение уже не поддавалось контролю, тем более что прошел почти месяц с тех пор, как ему удалось удовлетворить его в любимом лондонском борделе. Девочки соглашались на что угодно – всего лишь ради куска хлеба и крыши над головой, и Моррис никогда не упускал возможности воспользоваться их услугами. И все же маленькие проститутки не приносили полного удовлетворения. Он всегда выбирал брюнеток и говорил себе, что это Эмили. Увы, самообман не спасал: Фредерик мечтал только о настоящей Эмили Уэссингтон и вовсе не собирался отказываться от малышки.

Одна лишь мысль о счастье возносила на вершины блаженства, но в тоне графа послышались нотки, заставившие против воли вернуться к действительности. Моррис приказал себе отвернуться от речки.

– Прошу прощения. Вовсе не хотел показаться грубым.

– Разумеется, – язвительно согласился Уэссингтон. Теперь, когда всадники вернулись на дорогу и между ними и женщинами стеной встали деревья, он прямо взглянул Моррису в глаза.

– Давно хочу сказать тебе, что вовсе не готов выдать Эмили замуж. Девочка еще слишком мала.

Моррис не верил собственным ушам. И это после нескольких лет ожидания! Едва не плача, он попытался возразить:

– Но ведь ей уже почти двенадцать!

– Вот именно, почти. Рановато думать о свадьбе.

– Но когда же? – жалобно уточнил получивший отставку жених, тщетно пытаясь совладать с разочарованием и досадой. Он чувствовал себя обманутым, облапошенным, одураченным.

– Полагаю, не раньше восемнадцатого или девятнадцатого дня рождения. После того как девочка успешно проведет сезон-другой в Лондоне.

– Но я не могу столько ждать!

– А я вовсе и не предлагаю тебе ждать. – Помолчав, чтобы придать высказыванию вес, граф спокойно добавил: – Даже через несколько лет я все равно ни за что не соглашусь.

На щеках Морриса проступили красные пятна.

– Но ты позволил мне надеяться. Я так долго ждал и терпел, и вот теперь… теперь ты все разрушил!

– Уверен, что твои деньги непременно кого-нибудь привлекут.

– Готов повысить ставку.

Филипп с отвращением отвернулся. Он все больше жалел, что последние несколько лет провел в странном тумане, безжалостно искажавшем все вокруг. И лишь совсем недавно мрак начал рассеиваться.

– Уезжай, Моррис. И впредь не возвращайся. Чтобы больше я тебя здесь не видел!

Из-за деревьев явственно доносился голос Джейн. Да, всему виной эта женщина. До ее появления все шло так гладко. Маргарет даже подсунула Филиппу контракт. До обладания Эмили оставалась всего лишь одна подпись. Все испортила Джейн Уэссингтон, и он, лорд Фредерик Моррис, должен любыми способами с ней расквитаться, чего бы это ни стоило.

– Ты горько пожалеешь, – пробормотал негодяй, рывком поворачивая лошадь и направляясь к главной дороге. – Ты страшно пожалеешь!

Джейн заметила мужчин лишь в тот момент, когда Филипп повернул лошадь и практически вытолкнул Морриса обратно на аллею. Сердце едва не остановилось. Опять этот ужасный сосед рядом с мужем! Можно ли полагаться на здравомыслие и выдержку Филиппа?

К сожалению, Эмили тоже услышала шум и, повернувшись, увидела Морриса.

– До дня моего рождения осталось три недели, – произнесла она словно про себя – настолько тихо, что Джейн едва расслышала.

В последнее время Филипп так увлекся общением с дочерью, что трудно было поверить в отцовскую жестокость.

– Он не сделает этого, Эмили.

– Ты не можешь знать наверняка, – возразила девочка со странной для ее возраста печальной мудростью. – Да, в последние несколько недель отец действительно ведет себя иначе, но это вовсе не значит, что он изменился.

– Изменился, Эмили. Он любит нас обеих.

– Возможно… а может быть, и нет. Что, если он просто проводит здесь время, пока не найдет более интересного занятия?

– Кто тебе такое сказал? – Джейн попыталась возмутиться, но не смогла. Чувствуя угрызения совести, она и сама нередко задавала себе этот вопрос. Почему-то особенно остро он вставал по ночам, когда она лежала без сна и вслушивалась в ровное дыхание мужа.

– Я же слышу разговоры, – пожала плечами Эмили. – Все об этом рассуждают. Просто при тебе молчат, чтобы не расстраивать.

Джейн нетерпеливо сжала руки падчерицы.

– Он не сделает этого с тобой… с нами. Клянусь. Эмили молча выдернула руки и зашла поглубже в воду.

Джейн последовала за ней. Так они и стояли по грудь в прохладной ласковой речке, пока не услышали на поляне стук копыт. Филипп подъехал к аккуратно расстеленному одеялу и спрыгнул с седла. Платья милых сердцу дам небрежно валялись на траве, сброшенные явно впопыхах.

– Это тайное купание или можно присоединиться?

Не дожидаясь ответа, граф снял сапоги и медленно вошел в воду. На него пристально, подозрительно смотрели две пары глаз: изумрудно-зеленых и небесно-голубых. Зрелище показалось бы смешным, если бы обе леди не дрожали: Джейн – от негодования, а Эмили – от страха. В каком же ужасе жила девочка все эти долгие месяцы? Джейн заговорила первой:

– Зачем приезжал Моррис?

– Хотел выяснить, позволю ли я ему жениться на Эмили.

Раньше Филипп всегда воздерживался от проявления чувства, считая эмоции ниже своего графского достоинства. Но сейчас реакция близких доставила искреннюю боль. Он вовсе не хотел, чтобы они так на него смотрели. Улыбнувшись, Филипп продолжил:

– Но я решительно указал ему на дверь. Сказал, что считаю чувства к Эмили неуместными и вообще больше не желаю видеть в своем поместье его гнусную физиономию. Никогда в жизни.

Джейн наконец выдохнула.

– Правда?

– Разумеется, правда, глупышка.

– О, Филипп… спасибо. Такого подарка мне еще никто и никогда не преподносил.

Филипп шагнул навстречу и заключил жену в объятия. Через ее голову взглянул на Эмили. Дочь все еще дрожала.

– Ты правда прогнал его? – наконец почти шепотом уточнила она.

– Да. Причем навсегда. Больше он никогда тебя не побеспокоит.

Услышав о таком окончательном и бесповоротном избавлении, Эмили выпрыгнула из воды, словно лягушонок, и повисла на Филиппе, крепко обхватив руками за шею. Слезы неудержимо брызнули из глаз. Не замечая их, Эмили принялась целовать отца, ни на секунду не переставая невнятно бормотать:

– Спасибо, папочка… спасибо, спасибо… – Уэссингтон пытался одновременно обнять и жену, и дочь, но сделать это в быстром течении небольшой речки оказалось вовсе не легко. Потеряв равновесие, он шлепнулся в воду и увлек за собой растроганных женщин. Во время невольного пируэта свободные панталончики задрались, обнажив худенькие детские ножки. Джейн тут же нагнулась и, погладив правую, движением бровей привлекла внимание мужа.

Филипп проследил за взглядом жены и увидел, что она гладит нежную кожу под коленкой. Перевернутая восьмерка, знак бесконечности! Точно такой же, как и на его собственной ноге.

– И давно ты об этом знаешь? – одними губами спросил граф.

– Увидела несколько минут назад.

Так, значит, Эмили все-таки его родное дитя! Как же глуп он был, поверив оскорбительным словам Энн, когда та кричала, что зачала ребенка от другого! Из-за этого он все время держал Эмили на расстоянии. Обман дорого стоил!

Уэссингтон обнял дочку так крепко, что той едва удалось вздохнуть.

– Прости меня, милая, прекрасная девочка! Пожалуйста, прости!

Эмили, конечно, почувствовала, что произошло какое-то грандиозное событие, но в чем именно оно заключалось, понять не могла.

– Все в порядке, папа. Правда, все хорошо.

– Я был таким дураком. Самым глупым отцом в мире. Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

– Конечно. Я совсем на тебя не сержусь. И не обижаюсь. – Эмили растерянно посмотрела на Джейн.

Джейн молча наблюдала за удивительным событием. Этот момент не забудется никогда, останется в памяти на всю жизнь. Быстрая речка, весело бегущая по поляне. Щебет птиц в ветвях деревьев. Лошадь, мирно жующая траву. Теплое, ласковое солнце.

На нее смотрели два очень похожих прекрасных лица, растерянных и любящих. Муж и дочь одновременно потянулись к ней, и Джейн Уэссингтон раскрыла объятия обоим.

– Какой чудесный, восхитительный день!

Глава 25

Джейн стояла, прислонившись лбом к оконному стеклу, и смотрела на нескончаемый унылый ноябрьский дождь. Согретые солнцем, радостные дни октября давно прошли, освещая лишь память, а зима все настойчивее заявляла свои права.

Джейн понимала, что должна вернуться вниз, к гостям. Однако вынести нескончаемую болтовню незнакомых дам, разговоры о рукоделии и модных фасонах оказалось не так-то просто.

Пока другие развлекались, ей предстояло управлять несколькими поместьями. Даже вдали от дома, во время первого официального визита, приходилось ежедневно работать. Филипп не уставал дразнить и подшучивать, однако и сам прекрасно понимал необходимость регулярного контроля и учета. Джейн получала от работы истинное удовольствие. Ей нравилось чувствовать себя полезной, а успех в делах приносил истинное счастье.

Постоянное внимание к обширным владениям и инвестициям заметно увеличило капитал, но одновременно с благосостоянием возрастала и ответственность. Работа казалась бесконечной, но это обстоятельство не пугало, а лишь рождало новый интерес. Супруги гостили в поместье герцога, недалеко от Лондона. Отец Филиппа и старый герцог были добрыми приятелями.

Когда муж показал приглашение и сказал, что хотел бы поехать, Джейн вовсе не удивилась. В конце концов, до их встречи жизнь графа была полностью сосредоточена на раутах и увеселениях, составлявших смысл жизни лондонской аристократии. И вдруг он провел несколько месяцев в уединении Роузвуда, отклоняя многочисленные приглашения. Желание вернуться к привычному образу жизни казалось вполне понятным. Удивляло лишь то, что Филипп хотел ехать не один, а в компании жены и дочери.

Джейн согласилась с огромной неохотой. Ей очень не хотелось покидать уют ставшего родным поместья и погружаться в общество богатых скучающих аристократов, которые так не понравились ей весной, во время свадьбы. Но все же она предпочла оставить чувства при себе, ясно сознавая, что Эмили необходимо расширять представление о мире и приобретать опыт общения в том кругу, к которому она принадлежала по рождению. Да и Филипп настолько загорелся идеей совместного путешествия, что отказать было очень трудно.

Первые два дня в доме герцога пролетели быстро. Эмили подружилась с несколькими девочками своего возраста и выглядела по-настоящему счастливой. Филипп встретился со старыми приятелями и проявил себя таким интересным, компанейским человеком, что Джейн наблюдала за мужем с искренним восторгом. Еще ни разу в жизни ей не доводилось видеть его в подобной обстановке. Собственные страхи и неуверенность оказались совершенно необоснованными: жену известного и всеми любимого светского льва встречали радушно и уважительно. Если она и вызывала любопытство, то только как отважная женщина, сумевшая склонить закоренелого холостяка Уэссингтона к приятию матримониальных уз.

Джейн взглянула на лежавшую на столе солидную стопку писем. Она не успела прочитать их дома, а потому захватила с собой. Села в кресло и углубилась в чтение. Третье письмо заставило резко выпрямиться, и движение отозвалось внезапной болью в пояснице. Не отрываясь от чтения, Джейн потерла спину. Даже несмотря на боль, она с трудом сдержала смех. В этот самый момент за спиной послышался звук открывающейся двери. Не оборачиваясь, Джейн сразу узнала шаги мужа.

Филипп внимательно взглянул на сидящую за письменным столом Джейн, на множество разложенных перед ней бумаг. День уже угасал, и в комнате царил полумрак, Неярко горела лампа. В теплом свете волосы Джейн отливали медным блеском, а грациозная фигура казалась тоньше и стройнее. И как всегда, когда удавалось наблюдать за погруженной в собственные мысли супругой, граф невольно восхитился ее изысканной, благородной красотой. Заметил он и быстрое движение: Джейн потирала спину не впервые.

Филипп подошел и нежно коснулся губами обнаженного плеча.

– И над чем же ты смеешься в одиночестве? Джейн протянула мужу письмо:

– Смотри, кто мне написал.

– Грегори? – Филипп вопросительно поднял бровь. – Какого черта нужно этому болвану?

– Рассуждает о том и о сем, но все сводится к неудаче импортного бизнеса; он никак не может наладить бесперебойные поставки. Договоры уже просрочены. А в конце письма просьба: не могу ли я приехать на некоторое время и помочь с делами?

– Ишь хитрец! – Уэссингтон быстро прочитал письмо и бросил листок на стол. По-хозяйски сгреб жену в охапку, сел в кресло, а ее посадил к себе на колени.

– Надеюсь, ты не лишишь подонка возможности вариться в собственном соку?

– Ну конечно, я решила немного его помучить. Зато потом можно будет предложить хороший выход из положения и полностью выкупить импорт. Думаю, в такой ситуации приобретение окажется весьма выгодным.

Филипп задумчиво пожал плечами.

– Можно перевести дело в Лондон. Дешево приобрести старые склады и пустить их в дело.

– Читаешь мои мысли. – Супруги все чаще замечали, что думают одинаково и нередко принимают сходные решения.

– Судя по всему, удастся совершить выгодную сделку. – Джейн улыбнулась. – Возможно даже, и сама верфь сменит хозяина.

– Великолепная идея. Надо начать расчеты.

Джейн потянулась за ручкой, словно собираясь приступить к делу сию же минуту, но Филипп рассмеялся и шутливо схватил жену за руку.

– Может быть, не сейчас, дорогая графиня, а чуть позже? Все-таки мы на празднике.

Уэссингтон погладил жену по спине:

– Когда я входил, ты снова терла поясницу. Опять болит?

– Совсем чуть-чуть. А ты действительно считаешь, что я в положении? – Дискуссия на эту тему продолжалась уже несколько дней.

– Говорю тебе, что думаю об этом уже несколько недель.

– Но я не ощущаю особых перемен.

Заявление было не совсем правдивым. На самом деле Джейн начала быстрее утомляться, никак не могла стряхнуть накопившуюся усталость, часто страдала от головной боли. Да и спина нередко болела. От пищи и от запахов порой тошнило, а главное, то и дело возникало необъяснимое ощущение чуда.

– Как только вернемся в Лондон, немедленно пошлю за доктором. Тогда будем знать наверняка.

– А ты уверен, что хочешь знать правду? – Слова вырвались сами собой, прежде чем Джейн успела подумать.

– Разумеется, хочу. А почему должно быть иначе? – Джейн покачала головой и посмотрела в окно.

– Спросила просто так, не подумав.

– Посмотри-ка на меня. – Филипп повернул жену к себе. – Думаешь, мне не нужен наш ребенок?

Джейн едва заметно улыбнулась и прижалась к широкой груди любимого.

– Просто немного страшно. Прости, понимаю, что веду себя глупо.

– Послушай, Джейн. Для меня нет и не может быть ничего более прекрасного, чем знать, что ты носишь под сердцем мое дитя.

Слова прозвучали так искренне, так откровенно, что Джейн немного успокоилась.

– А если у нас будет девочка?

– Надеюсь, что у нас будет целая дюжина девочек, и непременно с твоими зелеными глазами и непосредственностью Эмили.

Этот человек умел говорить именно то, что необходимо, Джейн провела губами по чуть колючей щеке. Так хотелось доказать свою любовь!

– Плутовка, что ты творишь?

– Терпение, сэр. Уверена, что совсем скоро вы это поймете.

– О небеса! – Граф рассмеялся и еще крепче прижал к себе любимую. – Умираю и улетаю в рай!

«Я люблю тебя».

Чувство родилось в глубине души.

«Не молчи, скажи это вслух, глупец!»

Филипп жаждал открыть сердце, однако язык решительно отказывался подчиняться.

В эту минуту в коридоре послышались детские голоса и смех, Супруги тут же чинно выпрямились и привели в порядок одежду. В комнату ворвалась Эмили – очевидно, она играла с подружками в своей спальне.

От цепкого взгляда не ускользнул румянец на щеках взрослых. Оба покраснели так, словно занимались чем-то непозволительным.

– Вы что, опять целовались?

– Боюсь, что так, – с готовностью признался Филипп. – Дело в том, что Джейн настолько хороша, что я ничего не могу с собой поделать.

Эмили считала отца ужасно романтичным. То же самое думали и подружки. Еще бы! Отец постоянно держал Джейн за руку, улыбался так, словно знал какой-то ужасно важный секрет, и то и дело что-то шептал ей на ухо. Девочки постоянно обсуждали, что он может говорить в такие минуты. И конечно, все соглашались с Эмили в том, что ее папа и Джейн очень красивые – даже трудно сказать, кто из них лучше.

– А этим можно заниматься среди бела дня?

Филипп изумленно вытаращил глаза, и только большой глоток вина из стакана жены позволил сдержать смех. Джейн не могла поверить собственным глазам: граф определенно покраснел. Да и ее щеки недвусмысленно горели.

– Да, милая, все в порядке.

Стремясь как можно быстрее сменить тему, Джейн спросила:

– Тебе сегодня было весело?

– Да, очень. Просто прекрасно. И к тому же произошло кое-что удивительное.

– Неужели? И что же именно?

– Пенелопа Хитроу пригласила восемь самых близких подруг поужинать у нее в комнате, и представляешь, я оказалась в числе приглашенных!

– Боже мой! – Филипп с улыбкой взглянул на дочь. – Какое восхитительное событие!

– Вот именно. А потому мне необходимо немедленно начать готовиться. – Эмили озабоченно взглянула на Джейн: – Что же мне надеть?

Едва заметно подмигнув мужу, Джейн протянула руку:

– Пойдем посмотрим вместе, хорошо?

Следующие два часа прошли в хлопотах и подготовке. Семейство в полном составе спустилось в просторный холл. Филипп и Джейн хотели торжественно проводить девочку на ее праздник и лишь потом отправиться ужинать. Однако не успели они отойти от лестницы, как дверь открылась и появилась Маргарет.

Настало неловкое молчание. Маргарет, как всегда эффектная – в элегантном, хотя и смелом платье из голубого бархата, – в упор смотрела на всех троих, даже не пытаясь скрыть откровенную неприязнь.

– Лорд Уэссингтон. Леди Уэссингтон.

Титул Джейн прозвучал подчеркнуто презрительно. Маргарет определенно хотела показать, что супруга графа вовсе его не заслуживает. И уже почти грубо добавила:

– Леди Эмили, как интересно видеть вас в светском обществе!

Эмили тут же спряталась за спину Джейн, словно испугавшись, что Маргарет может сделать ей больно. У самой же Джейн оскорбительный тон и нескромный взгляд вызвали раздражение и негодование. Она была готова броситься в бой, и лишь рука Филиппа, крепко сжавшая ее ладонь, предотвратила неприглядную сцену.

– Леди Дауне, – коротко приветствовала Джейн, едва заметно кивнув.

– Привет, Маргарет, – холодно поздоровался Филипп. Он не видел бывшую подружку несколько месяцев и иногда ловил себя на мысли, что вдали от нее жизнь кажется куда более мирной и осознанной. И вот пожалуйста! Красотка является во время первого же их с Джейн совместного визита. Граф сделал шаг в сторону, показывая, что беседа окончена. – Ты извинишь нас? Как всегда, немного опаздываем.

– Разумеется. Не смею задерживать. – От внимания светской львицы не укрылось ни то, как крепко Филипп держит за руку жену, ни то, как другой рукой заботливо обнимает дочку. Значит, то, о чем судачили в салонах всезнающие сплетницы, оказалось чистой правдой. Семья удалилась, а Маргарет так и осталась стоять на месте, еще больше разозлившись оттого, что услышала слова Филиппа, обращенные к Джейн.

– Прости, любовь моя, – произнес он тоном, который ей самой не приходилось слышать ни разу в жизни. – Я и понятия не имел, что эта женщина здесь окажется.

– Не волнуйся, Филипп. Всего лишь досадная мелочь; вовсе не имеет значения.

– Еще как имеет! Тебе это неприятно. Интересно, о чем думала графиня, рассылая приглашения? Непременно с ней поговорю.

– Нет-нет. Ни в коем случае не делай этого. Лишь усугубишь неловкость. Она здесь, и мы здесь – ничего страшного. Я просто не позволю этой особе испортить нам настроение.

Голоса стихли, и дальнейших слов Маргарет уже не могла разобрать.

Она заперлась в своей комнате и попыталась успокоиться. Лицо так горело, что пришлось приложить мокрое полотенце. После того инцидента Филипп отмахнулся от нее словно от назойливой мухи. С тех пор она его даже ни разу не видела. И все-таки отчаянно хотелось вернуть бывшего любовника. Он единственный понимал ее. А кроме того, было ужасно больно и унизительно сознавать, что кто-то, а тем более Филипп Уэссингтон, бросил ее ради этой простушки, которую теперь с гордостью называл своей супругой и графиней. Выскочка еще поплатится за все неприятности, которые доставила своим появлением в Лондоне!

Несколько часов спустя веселье было в самом разгаре; бал шумел радостно и самозабвенно. Изящно одетые гости кружились в танце. Джейн внезапно почувствовала легкое недомогание и оперлась на руку мужа. Он склонился, чтобы лучше ее слышать.

– Все в порядке? – спросил граф.

– Как-то странно себя чувствую, – ответила Джейн.

– Голова кружится? – поинтересовался Филипп, с трудом пряча понимающую улыбку. Пара незаметно покинула круг танцующих, и граф усадил жену в кресло. Как ни старалась Джейн, а подавить зевоту ей все-таки не удалось. Усталость взяла свое.

– Да, наверное, все-таки пора отдохнуть.

– Может быть, уйдем к себе?

Джейн окинула взглядом веселую праздничную толпу. Музыка, смех, приятные разговоры. Гостей развлекали не одними лишь танцами. Рядом с бальным залом находились комнаты, где заключались пари, делались ставки. Можно было принять участие в карточной игре или с комфортом, в приятной мужской компании выкурить сигару. Для Филиппа это привычная, родная стихия, лишать его развлечений было бы слишком жестоко. Приступ головокружения прошел, и Джейн осторожно поднялась.

– Не хочу лишать тебя общества. А я, пожалуй, поднимусь в комнату.

– Мне и в голову не пришло бы отпустить тебя одну.

– Не будь глупым. Оставайся в зале и веселись. Филипп оглянулся. Уже давным-давно ему не приходилось участвовать в подобных праздниках. Здесь собрались люди, с которыми хотелось поговорить, обсудить новости и слухи; которым вполне можно было рассказать о собственных хозяйственных успехах. Оживление, блеск, изысканные напитки – все это неудержимо привлекало Да и почему бы не сыграть партию-другую в карты или кости? Граф с улыбкой перевел взгляд на жену.

– Ты уверена?

– Вполне. Но только, если позволишь, одно-единственное условие.

– Какое же?

Джейн поднялась на цыпочки и прошептала на ухо мужу:

– Разбуди меня, когда вернешься в спальню.

– Обещаю, леди Джейн. Непременно исполню.

В подтверждение своих слов граф любезно поцеловал руку супруги и с улыбкой стал наблюдать, как она направляется к выходу. Возле самой двери Джейн обернулась и, заговорщицки подмигнув, кокетливо взмахнула рукой. Уэссингтон в ответ слегка поклонился и спросил себя, заметил ли кто-нибудь из присутствующих молчаливое признание в любви. Впрочем, даже если и заметил, какая разница? Как только молодая графиня скрылась из виду, граф направился в игорную комнату.

Уже через минуту рядом появилась Маргарет. – Привет, милый, – томно прошептала она, награждая старого приятеля самой очаровательной из своих улыбок. – Готова поклясться, что ты меня избегаешь.

Филипп прекрасно понимал и выражение лица, и красноречивый взгляд, которым наградила его красотка. Ничего хорошего они не сулили.

– Чего ты хочешь, Маргарет?

– Как ты думаешь, чего я хочу? – Светская львица положила руку ему на грудь. – Так приятно, что ты наконец вернулся. Жизнь без тебя стала поистине невыносимой.

Словно между прочим Филипп убрал с груди нескромную и назойливую ладонь. Однако Маргарет крепко сжала его пальцы. Освободиться можно было лишь рывком. Устраивать сцену в чужом доме постыдно.

– Думаю, нам следует поговорить наедине.

– Прекрасно. В таком случае встретимся через полчаса у меня. Знаешь, где мои комнаты?

– Непременно приду.

Спустя ровно тридцать минут лорд Уэссингтон вошел в гостиную Маргарет. Комната была полностью готова к его визиту, словно хозяйка все спланировала заранее. В камине уютно горел огонь. Ароматизированные свечи создавали интимную, располагающую к откровенности атмосферу. На изящном столике стояли бокалы с пурпурным вином. Дверь в будуар оказалась слегка открытой, и оттуда доносилось негромкое пение: Маргарет переодевалась.

Филипп удобно устроился возле очага на небольшой софе. Дверь не скрывала облика красотки в различных стадиях нескромной и многообещающей обнаженности. Как всегда, приготовления к выходу длились долго, а потому у графа было достаточно времени, чтобы обдумать предстоящий разговор. Единственное, что он собирался сделать, – это высказать собственную точку зрения и уйти. Однако говорить через полуоткрытую дверь, а тем более заходить в спальню не хотелось. Потому он и решил дождаться появления Маргарет.

Наконец она впорхнула в гостиную, одетая в прозрачное неглиже. Наряд не только не скрывал, а даже подчеркивал женственные прелести. Да, эта дама всегда была очень красива. А если помножить внешнюю привлекательность на полное отсутствие скромности и даже малейших ограничений в интимных отношениях, то ее вполне можно было назвать воплощением мужской мечты. Впрочем, несмотря на это, Филипп искренне радовался избавлению от чар.

Маргарет по-своему поняла промелькнувшую во взгляде гостя высокую оценку и решила, что направление выбрано правильно. Несколько умелых движений – и этот роскошный представитель мужского племени снова окажется в ее постели. Ну а поймав его, она непременно сумеет позаботиться о том, чтобы новоявленная графиня услышала все самые пикантные сплетни.

Филипп решительно встал:

– Нам необходимо поговорить.

– Чуть позже, милый. Сейчас у меня на уме кое-что иное, куда более приятное.

Филипп не успел отреагировать на провокационное заявление, как красотка прижалась всем телом, накрыв поцелуем его губы. Граф отшатнулся, однако отойти на достаточное расстояние все-таки не сумел: избавиться от Маргарет оказалось не так-то просто.

– Покажи, как ты скучал без меня, – промурлыкала похотливая кошка.

Но Филипп не проявлял никаких признаков желания. Красотка на мгновение замерла, потеряв самообладание.

Склонив голову, Уэссингтон смотрел на красавицу, которой еще недавно удавалось так легко его увлекать. Сейчас он не испытывал ни малейшего намека на вожделение. Не желая показаться грубым, но в то же время ощущая потребность высказаться как можно яснее, он ответил на призыв к вниманию и ласкам прямо, без обиняков:

– К сожалению, ничего не могу тебе показать, так как совершенно не скучал. Ни капли.

– Не могу поверить.

– Прекрати, Маргарет. – Уэссингтон нетерпеливо смахнул со своей груди руки бывшей любовницы. – Мне необходимо вернуться в зал.

– Что? Что ты сказал? Но ведь твоя женушка уже отправилась спать, так что мы вполне можем провести время наедине.

– Прости, но дело в том, что мне вовсе не хочется оставаться наедине с тобой. Продолжение отношений меня не интересует, а потому тебе не стоит тратить время на напрасное преследование.

Это же просто невозможно! Еще ни одному мужчине не удавалось устоять против ее искусных ласк!

– Ты, наверное, шутишь!

– Вовсе нет. Сейчас на некоторое время отправлюсь в игорную комнату, а потом в собственную спальню, к жене.

Филипп сделал шаг назад, но обольстительница лишь прильнула еще откровеннее, отказываясь признавать поражение. Уэссингтону пришлось силой разорвать невольное объятие.

– Все, что между нами было, прошло и растаяло в воздухе. Новый раунд отношений меня вовсе не интересует и не привлекает, так что не трать зря свои силы. Я не позволю тебе расстраивать Джейн эксцентричными выходками и безумными прихотями.

От злости и унижения лицо Маргарет покрылось красными пятнами. Получить столь недвусмысленный отпор – и от кого? От самого Филиппа Уэссингтона! Эмоциональная привязанность всегда казалась светской львице самым никчемным переживанием, и партнер вполне разделял ее убеждения. Ядовитым тоном она заметила:

– Не зная тебя так давно и хорошо, как знаю я, вполне можно было бы подумать, что ты воспылал к женушке нежными чувствами!

– Больше того, готов открыто признать, что люблю миссис Уэссингтон.

На лице Филиппа появилась счастливая, даже чуть глуповатая улыбка. Слова легко слетели с губ и даже принесли чувство облегчения. Пусть Маргарет первой узнает о глубине его чувства к жене. А как только удастся вырваться из этой отвратительной комнаты, он немедленно направится к себе в спальню и скажет Джейн заветные три слова.

– Но этого просто не может быть! Посмотри на меня!

Отказываясь верить в окончательное и бесповоротное перерождение графа, в полное равнодушие к ее неотразимым прелестям, Маргарет распахнула пеньюар, полностью обнажив прекрасную грудь.

Филипп окинул ее равнодушным взглядом, а потом поднял руки к лентам, пытаясь привести одеяние в порядок.

– Нельзя ли провести беседу в более достойном стиле?

В это самое мгновение Маргарет заметила, как в зеркале отразилось какое-то движение. Дверь медленно открывалась. Филипп не мог заметить, что происходит сбоку, в отдалении, но куртизанка смотрела в зеркало и все видела. Она сделала решительный шаг вперед и заключила графа Роузвуда в цепкое кольцо своих порочных рук.

Глава 26

Лорд Моррис не сводил с графа и графини внимательного взгляда. Они стояли в длинной веренице танцующих пар, почти на противоположной стороне зала, и строго следовали сложному рисунку движений. Звучала приятная, красивая музыка, и танец обещал быть долгим. Зная графа, Моррис не сомневался, что за первым последуют еще – в танцах Филипп казался неутомимым. Супруги не скрывали удовольствия и от прекрасного бала, и от яркого, стройного звучания оркестра, и от общения друг с другом.

Настал самый подходящий момент.

Весь вечер Моррис старался вести себя так, чтобы на него обратили внимание все присутствующие. Никто не сможет сказать, уходил ли он из зала, а если уходил, то когда именно.

Фредерик немного постоял возле двери зала и начал неслышно подниматься по внутренней хозяйственной лестнице, которую разведал еще вчера, во время всеобщей суматохи и спешных приготовлений к празднику. Осторожно выглянув с площадки в коридор, удовлетворенно заметил, что он пуст и едва освещен. Все обстоятельства в точности соответствовали замыслу.

Бесшумно, словно ядовитая змея, Моррис подкрался к нужной двери и повернул ручку. Вздохнул с облегчением: да, дверь не заперта, так что не потребуется тратить время на возню с замком. Дрожа от нервного напряжения и обливаясь холодным потом, Моррис скользнул внутрь.

Несколько мгновений он стоял неподвижно, прислонившись спиной к стене. Необходимо было привести в порядок дыхание и привыкнуть к темноте. Совсем близко, всего в нескольких футах от него, из мрака выступила кровать. Спящий на ней человек дышал ровно и глубоко, и каждый вздох мерно вздымал одеяло. Одно лишь это мирное зрелище довело вожделение до предела возможного. Злоумышленник расстегнул брюки, одним-единственным молниеносным движением сдернул одеяло и бросился на кровать.

Эмили Уэссингтон, внезапно проснувшись, широко открыла глаза. В это же мгновение ее рот зажала тяжелая рука.

– Если пискнешь, тут же убью. Понимаешь?

Эмили лежала неподвижно. Испуганная до отчаяния, она не могла сообразить, что происходит.

– Понимаешь? – снова прошипел голос. Эмили с трудом кивнула.

– Отлично. Тогда выполняй все, что скажу, и я постараюсь не сделать тебе больно.

Моррис лгал. На самом деле он как раз собирался причинить как можно больше боли. Запустив руку под ночную сорочку, он добавил:

– Все кончится прежде, чем успеешь что-нибудь почувствовать.

Джейн вошла в тихую сумрачную спальню. Горничная уже приготовила постель, развела огонь в камине и зажгла одну-единственную свечку. Остановившись возле зеркала, Джейн хотела было распустить волосы, но усталость брала свое. Без сил опустив руки, молодая графиня подошла к кровати и присела. Подушка неудержимо манила, и все же нужно было обязательно зайти к Эмили и проверить, уснула ли девочка. Джейн решила, что лишь на минуту прикроет глаза и тут же обязательно встанет. Она склонила голову на мягкий пух и мгновенно уснула.

Разбудил ее странный шум. Не понимая, где она находится и что происходит, графиня обвела взглядом комнату. Сколько она спала – несколько минут или несколько часов? Пробуждение оказалось тревожным и заставило напрячься, прислушиваясь к ночным звукам. В безмолвии темной комнаты громко стучало сердце. Джейн слегка успокоилась.

Снова прикрыла глаза и в это мгновение услышала собственное имя.

– Джейн… – словно шепот привидения. От призрачного зова по рукам побежали мурашки. Джейн стремительно села и спустила ноги с кровати.

– Кто здесь? Молчание. Никого и ничего.

Рассердившись на собственную мнительность, графиня решила проведать Эмили. На всякий случай взяв висевшую на спинке кресла шаль и держа в вытянутой руке свечку, она направилась к двери соседней комнаты. Бесшумно приоткрыла ее и в ужасе замерла.

Эмили сопротивлялась изо всех сил. Отчаянная борьба пользы не принесла. Моррис оказался слишком большим, тяжелым и сильным. Одно резкое движение, и любимая рубашка – та, которую Джейн всего несколько недель назад подарила на день рождения, – разлетелась на куски и превратилась в тряпку. Эмили заплакала.

Насильник безжалостно ударил ее по лицу, пытаясь заставить замолчать и сознательно стремясь причинить боль.

– Заткнись! Слышишь? – Рука снова зажала рот. – Если кто-нибудь услышит, я убью тебя. Так что лежи тихо!

Пощечина оказалась настолько грубой и болезненной, что слезы брызнули фонтаном. Собрав остатки сил, Эмили отчаянно укусила закрывающую рот ненавистную руку, и давление немного ослабло.

– Джейн… – все-таки смогла пролепетать Эмили, прежде чем снова ощутила безжалостный удар по лицу. Она понимала, что звать бесполезно, ведь отец и мачеха внизу, на балу – в парадном, ярко освещенном зале, где громко играет музыка.

Несколько мгновений Джейн стояла неподвижно, не в силах понять, что происходит. Казалось, она видит какой-то страшный сон и почему-то никак не может проснуться. Нет, наверное, это все-таки правда. Кровать действительно трясется. На ней происходит безжалостная борьба. Джейн сделала шаг вперед и наконец поняла суть событий. Не в силах сдержать ярость, она бросила свечу на пол и, словно дикая кошка, прыгнула на насильника.

– Отпусти немедленно!

Моррис, казалось, не сразу заметил ее присутствие. Джейн схватила его за воротник и принялась тянуть что было сил.

– Отпусти! – Никакой реакции.

Тогда Джейн подняла кувшин для воды, который стоял на ночном столике, и замахнулась. Насильник заметил угрозу и повернулся, успев закрыться рукой.

– Моррис!

– Сука, – с убийственной, жестокой ненавистью прошептал негодяй. – Ты всегда все портишь!

Не теряя ни секунды, он бросился на Джейн. Та попыталась отскочить, но не успела. Злодей с силой стукнул ее по лицу. Удар оказался настолько безжалостным, что Джейн едва не потеряла сознание. Нет, этого нельзя допустить. Сначала необходимо освободить Эмили!

– Беги, Эмили! – закричала она, вовсе не надеясь, что Эмили сохранила способность понимать и реагировать. – Беги и громко кричи!

Джейн и сама хотела кричать как можно громче, однако Моррис двумя руками сжал ее горло и принялся душить. Разжать мертвую хватку не было никакой возможности. К счастью, в этот самый момент Эмили спрыгнула с кровати и что было сил ударила злодея по голове чем-то тяжелым.

– Отпусти! – отчаянно закричала она, продолжая наносить удары до тех пор, пока от боли Моррис не ослабил хватку. Джейн тут же оттолкнула окончательно потерявшего рассудок насильника и поднялась на колени, продолжая изо всех сил кричать и звать на помощь.

Преступник моментально оценил серьезность ситуации и вскочил на ноги. Взбешенный, взведенный, словно курок пистолета, испуганный до потери сознания, теперь он хотел лишь одного – исчезнуть. Он стремительно выскочил в коридор и побежал.

Джейн и Эмили так и остались стоять на коленях, прислушиваясь к трусливо удаляющимся шагам. Через несколько секунд из противоположного конца коридора донеслись другие торопливые шаги. На сей раз они приближались. Джейн с трудом поднялась на плохо подчиняющиеся ноги и поспешила к двери. Осторожно выглянула в коридор и увидела дворецкого – тот спешил на крик о помощи. Оглянувшись через плечо, она заметила, что Эмили забилась в угол и сжалась в комок. Назревал неслыханный скандалI. Чтобы хоть как-то оградить Эмили от нескромных глаз, Джейн провела рукой по платью, пытаясь расправить смятые складки, и быстро вышла в коридор.

– Миледи, все в порядке?

Вряд ли дворецкому удалось бы что-нибудь разглядеть в полумраке комнаты, однако на всякий случай Джейн прикрыла дверь. Усилием воли стерев с лица следы страха и гнева, она ответила как можно спокойнее и сдержаннее:

– Не могли бы вы послать кого-нибудь вниз, чтобы разыскать моего мужа?

– Разумеется, мадам.

Джейн на мгновение задумалась. Нет, такой вариант не пойдет. Если слуги будут ходить между гостями и разыскивать графа, сразу возникнет целый клубок сплетен, а их и без того хватает.

– Впрочем, лучше поступить иначе. Позовите моих слуг, Мег и Джона Грейвз. – Графиня объяснила, как найти их комнату в другом крыле особняка. – Да, и передайте, чтобы они поспешили.

Дворецкий с недоумением смотрел на испуганную и взволнованную гостью, не зная, предложить ли помощь или лучше предоставить дело ее собственным слугам.

– Приведу ваших людей как можно скорее, миледи. А до нашего возвращения, возможно, стоит запереть дверь.

– Да, наверное, так и следует поступить. Спасибо. Эмили казалась совершенно измученной, и Джейн крепко обняла ее за плечи.

– Милая, ты меня слышишь?

Бедняжка подняла испуганные, полные боли глаза.

– Да.

– Давай перейдем в мою спальню. Можешь встать?

– Не знаю… да, наверное…

Джейн хотела помочь, но Эмили жалобно прошептала:

– Очень плохо… очень тошнит…

Джейн гладила Эмили по спине и не переставала шептать ласковые слова, помогая девочке подняться. После жестокого нападения Эмили осталась обнаженной, но, к счастью, Джейн прихватила шаль – сейчас ей нашлось отличное применение. В соседней комнате Джейн осторожно посадила малышку на постель, заботливо укрыла теплым одеялом и направилась к двери.

– Не уходи, – полным ужаса голосом взмолилась Эмили.

– Нет-нет, не бойся. Просто запру дверь.

Джейн быстро повернула в замке ключ и прошла по комнате, методично зажигая все лампы и свечи.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плохо. Очень плохо, – шепотом пожаловалась Эмили. Джейн налила в таз воды из кувшина, смочила полотенце и протерла им лицо Эмили. Потом прижала к себе и начала качать, как маленькую.

– Все будет хорошо, все будет в порядке, – ласково ворковала она, хотя и сама не знала, что будет дальше.

– Хочу в ванну.

– Конечно, обязательно.

– Давай уедем. Я не могу больше здесь оставаться. Здесь страшно и опасно.

– Хорошо, хорошо. Давай только дождемся Джона и Мег. Они придут совсем скоро, через пару минут. Джон разыщет папу, и мы уедем все вместе.

Слова давались с трудом, горло саднило. Джейн дотронулась до шеи и ощутила болезненную ссадину. Дрожащей рукой она потерла лоб, пытаясь хоть немного успокоиться и взять себя в руки. Если бы Эмили не прыгнула на Морриса, тот вполне мог бы ее задушить в приступе безумной, безотчетной ярости.

– Спасибо, моя спасительница. – Она нежно поцеловала Эмили в висок.

Они сидели рядом, крепко обнявшись и вслушиваясь в мерное тиканье настенных часов. Время тянулось страшно медленно. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в коридоре послышались мягкие, приглушенные ковровой дорожкой шаги и в дверь осторожно постучали. Эмили сидела совершено неподвижно, так что Джейн решила, что бедняжка задремала. Однако при первом же звуке Эмили испуганно вздрогнула.

– Не бойся, милая, это Мег. Пойду открою. Сиди здесь. Однако Эмили не хотела разжать объятия даже на минуту, что встать удалось не сразу. Подбежав к двери, Джейн торопливо ее отперла и, впустив слуг, также поспешно снова повернула в замке ключ.

Мег в ужасе переводила взгляд с избитого лица Джейн на сжавшуюся под одеялом Эмили.

– Что случилось? – Ища объяснения и поддержки, Мег беспомощно обернулась к Джону.

Джейн едва слышно прошептала:

– Моррис напал на Эмили, когда девочка спала, хотел изнасиловать.

Джон, сам едва устояв на ногах от страшного известия, протянул руку, чтобы поддержать покачнувшуюся Мег.

– Ничтожество! Уэссингтон прикончит его на месте!

– Надеюсь, – с едва сдерживаемой яростью согласилась Джейн.

Мег осторожно дотронулась до лица Джейн.

– Вы пострадали? Кажется, негодяй вас ударил.

– Ничего страшного. Будет синяк, немного распухнет, а потом все пройдет.

– И что же будем делать? – спросил Джон.

– Думаю, надо как можно скорее и незаметнее увезти отсюда Эмили. Лучше всего поехать в город. Надеюсь, дом готов к нашему внезапному появлению. Да если даже и нет, какая разница? Оставаться здесь все равно опасно.

– Да, конечно. Пойду поищу Уэссингтона.

– И прикажи подать наш экипаж. Надо срочно одеться и как можно быстрее выехать. А вещи ты потом соберешь и пришлешь. После нашего отъезда проверь, пожалуйста, комнату Эмили – не осталось ли там следов случившегося.

– Неужели он?.. – От ужаса Мег даже не нашла сил договорить. Женщины одновременно оглянулись на безмолвно, словно в забытьи сидящую Эмили.

– Нет, ничего серьезного, к счастью, не произошло. И все-таки лишние разговоры и пересуды нам не нужны.

– Совершенно верно, – согласился Джон и отправился разыскивать графа, Мег помогла Эмили одеться и собраться в дорогу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Джон вернулся – увы, один.

– Никак не могу его найти, – пожаловался он.

– Не хочу больше ждать, – снова заплакала Эмили, – не могу здесь оставаться.

– Сейчас, милая, мы обязательно поедем, – успокоила ее Джейн. Завязывая ленты на шляпке Эмили, она с тревогой взглянула на Грейвза: – А ты посмотрел в игровых комнатах?

– Да, конечно.

Если бы графиня сразу отвернулась, то не заметила бы тех молниеносных взглядов, которыми обменялись Джон и Мег. Но она все же успела почувствовать неладное.

– Что случилось? – Вопрос прозвучал тревожно и требовательно.

– Ничего особенного, все в порядке.

– Говори немедленно.

– Видите ли, Джейн… – Не зная, как начать, Джон смущенно и нерешительно потер глаза и вздохнул. – Думаю, лучше оставить выяснение до утра.

– Нет уж, мы все выясним сегодня, сейчас же.

Скрестив руки на груди, Джейн приняла свою обычную воинственную позу. Джон понял, что отступать некуда, и виновато пожал плечами.

– В последний раз графа видели, когда он разговаривая с леди Маргарет.

– А потом?

– А потом они ушли.

Джейн едва не потеряла сознание. Казалось, сердце остановилось.

– Ушли вместе?

– Судя по всему, да.

– Давно?

Грейвз посмотрел на каминные часы, словно они могли подсказать ответ.

– Достаточно давно.

Джейн прикусила губу, пытаясь понять, что все это может означать. Неужели Филипп действительно покинул зал вместе с Маргарет, да еще сразу после ухода жены9 Нет, он просто не мог пойти на столь откровенное предательство! Произошла какая-то ошибка! Времени на раздумья не оставалось: прежде всего надо было немедленно заняться переездом.

– Что ж, поедем без Филиппа. Экипаж готов?

– Ждет во дворе. Но одних я вас не отпущу. Обязательно провожу.

– Пора. – Джейн крепко обняла Эмили за плечи и направилась к двери. – Мег, можно попросить тебя остаться пока здесь?

– Конечно. Уверена, граф скоро вернется, и я немедленно сообщу ему обо всем случившемся.

В тоне, которым были сказаны последние слова, ясно слышалось сомнение, однако все сделали вид, что ничего не заметили. Мег нежно поцеловала Эмили.

– Запри дверь, – строго приказал Джон вместо прощания.

Петляя по длинным пустынным коридорам, Джейн мысленно благодарила и тусклое освещение, и шумное празднество, из-за которого все гости собрались в зале. Так хотелось незаметно выйти из дома, сесть в экипаж и как можно быстрее уехать, пока никто не успел спросить, что означает поспешное ночное бегство.

До лестницы оставался всего лишь один поворот. Подходя к площадке, Джейн не могла не заметить дверь в апартаменты Маргарет. Казалось, эта дверь выросла прямо на глазах и постепенно затмила собой все на свете. Неужели Филипп сейчас там, за этой предательской, ненавистной дверью?

Джейн изо всех сил старалась смотреть прямо перед собой, на ковровую дорожку, и все же глаза отказывались повиноваться и сами выбирали направление. Сквозь узкий просвет незапертой двери явственно донесся женский смех, а вслед за ним – тихий мужской голос.

Эмили остановилась как вкопанная. Подняла на Джейн опустевшие глаза и мертвым, лишенным красок голосом произнесла:

– Это папа.

Джейн побледнела словно полотно. Сердце почти остановилось, а в ушах внезапно возник странный, пронзительный звон.

– Отсюда невозможно разобрать, – беспомощно возразила она.

– Это папа. Точно, – тихо и уверенно повторила Эмили. Джон встревожился:

– Что случилось?

– Это комната Маргарет, – ответила Эмили, видя, что Джейн не в силах сказать ни слова. – И там мой папа.

Все трое посмотрели на дверь так, словно, объединив усилия, могли пронзить взглядами преграду и увидеть то, что скрыто за ней.

Молчание становилось нестерпимым. Джейн поняла, что необходимо принять решение, или войти в комнату и выяснить правду, или идти дальше, к лестнице. Если в будуаре окажется Филипп, она не выдержит и умрет. Наверное, не сразу, на месте, а через несколько недель или даже месяцев: сердце просто постепенно перестанет биться. После того, что им с Эмили пришлось пережить этой ночью, жестокая правда окажется последней каплей.

Однако Джейн не успела сделать ни шагу. Эмили неожиданно, так быстро, что никто из взрослых даже не смог ее остановить, подошла к двери и легонько нажала на ручку.

Дверь распахнулась, и взорам потрясенных зрителей предстала леди Маргарет Дауне во всей своей великолепной, неповторимой и неотразимой красоте. Распахнутое прозрачное неглиже едва держалось на пышных плечах, обнажая роскошный бюст. А рядом, сжимая красотку в страстном, как показалось невольным свидетелям, объятии, возвышался граф Роузвуд собственной персоной.

Джейн окаменела.

Эмили улыбнулась странной, пустой, почти неживой улыбкой.

– Уэссингтон! – в бешенстве взревел Джон. Маргарет, вполне довольная произведенным впечатлением, лишь крепче прижалась к Филиппу.

Граф откровенно растерялся. Перед ним стояли одетые, готовые выйти на улицу Джейн и Эмили. Рядом с ними – Джон с большой дорожной сумкой в руке и пистолетом за поясом. Растерянность сменилась паникой. С силой стряхнув с себя прилипшую Маргарет, Уэссингтон шагнул к семье. Однако все трое тут же отступили, словно лорд нес с собой чуму или проказу.

– Джейн, в чем дело? Что случилось?

– Видишь, Джейн, – все тем же ровным, убитым голосом произнесла Эмили, – я же говорила, что он совсем не изменился.

Где-то в самом дальнем уголке сознания робкий, едва слышный голос напоминал, что нельзя принимать решение, не узнав всех обстоятельств. Но оскорбленные чувства громким хором кричали, что Джейн своими глазами увидела правду. Стоило Филиппу всего лишь на несколько минут остаться в одиночестве, без жены, как он тут же отправился в пылкие объятия давней любовницы. Как же наивно она поверила, что с Маргарет давно покончено!

С горящими от подступивших слез глазами Джейн обреченно покачала головой и спросила хрипловатым, севшим от боли в горле голосом:

– Неужели мы с Эмили не значим для тебя ровным счетом ничего? И ты никогда нас не любил?

Филипп протянул руку, словно хотел что-то ответить, что-то объяснить, но Джон вытеснил Джейн и Эмили в коридор, прежде чем граф успел открыть рот.

– Какая шлея попала тебе под хвост? – грубо, почти с отвращением выкрикнул он и, резко захлопнув дверь, повел подопечных вниз по лестнице, к ожидающему у подъезда экипажу.

Глава 27

Фредерик Моррис вздрогнул и проснулся. В горло мертвой хваткой вцепился какой-то зверь. В комнате стояла кромешная тьма, и рассмотреть согнувшуюся над кроватью фигуру никак не удавалось.

Низкий ледяной голос зловеще прошептал:

– Все эти месяцы я тебя не трогал. Хотел убедиться, что ты спокойно ложишься в постель и быстро засыпаешь, забыв о подлом замысле.

Моррис в ужасе схватил безжалостную руку за запястье, изо всех сил пытаясь ослабить железные тиски. Прохрипел:

– Кто ты? Что тебе надо?

– Я не буду вызывать тебя на дуэль. Достойной смерти ты не заслуживаешь.

Человек пошевелился, и мертвая хватка слегка ослабла. Послышался стук кремня, сверкнула искра, и через мгновение бесконечно большая комната осветилась тусклым мерцанием свечи. Не успел Моррис даже подумать о возможности спасения, как рука вернулась и снова сжала горло, одновременно с такой силой вдавив его голову в подушку, что он едва не потерял сознание. Человек снова склонился над постелью, в первый и в последний раз позволив Моррису увидеть себя. От ужаса глаза насильника едва не выкатились из орбит.

– Нет! О нет!

– Да, мерзкое ничтожество. Это я. Посмотри внимательно и назови имя человека, от рук которого сегодня умрешь. Пусть это имя станет последним звуком, который тебе удастся произнести в своей грязной жизни.

– Уэссингтон… – едва слышно прошипел подлец, взглядом умоляя о пощаде и из последних сил тщетно отбиваясь руками и ногами.

Без малейшего колебания Филипп приставил к груди негодяя пистолет и выстрелил, насквозь пробив холодное, не знавшее жалости и сострадания сердце.

Нисколько не заботясь о том, видел ли кто-нибудь, как он зашел в спальню Морриса и вышел из нее, Филипп медленно спустился по лестнице. Кто-то из слуг, услышав выстрел, высунулся было в коридор, однако одного лишь прямого, пристального взгляда оказалось вполне достаточно, чтобы свидетель тут же скрылся. Граф медленно вышел в ночную морось и бесследно исчез во мраке. Гнев и отчаянная ненависть к самому себе захлестывали и требовали немедленного освобождения. Бродя по пустынным улицам Лондона, Филипп почти желал, чтобы кто-нибудь на него напал: ведь тогда наконец можно будет выплеснуть накопившуюся в душе агрессию. Однако в ночной тиши спящего города не произошло ровным счетом ничего. До самого утра граф печально мерил бесконечные улицы шагами и лишь с рассветом направился к своему пустому дому.

Он принял ванну, оделся и отправился повидать Джона и Мег. Супруги поступили на работу в один из соседних домов. Прежде чем бесследно исчезнуть из Лондона, Джейн написала любимым слугам блестящие рекомендательные письма.

Граф настойчиво постучал. Дверь открыл новый, незнакомый лакей. Филипп протянул визитную карточку.

– Боюсь, в столь ранний час хозяин не сможет принять вас, лорд Уэссингтон, – любезно, но твердо произнес слуга.

– Я здесь вовсе не для того, чтобы встретиться с лордом Хитроу. Мне необходимо поговорить с Джоном и Мег Грейвз. Они наверняка давно встали. Не согласитесь ли вы их пригласить? – С этими словами граф переступил порог.

– Разумеется, сэр, – ответил слуга, вовсе не уверенный в том, что поступает правильно.

Ждать пришлось довольно долго. Наконец супруги появились.

– И что же вам угодно на сей раз, лорд Уэссингтон? – без обиняков поинтересовался Грейвз, даже не пытаясь скрыть неприязнь.

– Неужели не знаешь? Ты что-нибудь о них слышал?

– Нет. Но даже если бы и слышал, не сказал бы вам ни за что на свете. – Грейвз взял жену за руку, явно собираясь уйти. – Прошу прекратить эти нескромные визиты. В доме лорда Хитроу к нам хорошо относятся, и не хотелось бы лишиться рабочего места из-за ваших назойливых посещений.

Супруги удалились, оставив Филиппа наедине с безрадостными мыслями. Несколько минут он стоял неподвижно, уставившись в камин невидящим взглядом и раздумывая о жизни без Джейн и Эмили. Почему же судьба так несправедлива? Почему он должен потерять обеих прежде, чем удалось по-настоящему их обрести?

Как всегда происходило в последнее время, вопросы молнией промелькнули в мозгу. Все ли у них в порядке? Удастся ли ему их разыскать? И главное, даже если он их все-таки найдет, смогут ли они его простить?

Да и вообще, живы ли они? О нет, нет! По этой дороге он больше не позволит себе пойти. Вопрос постоянно возникал вместе с другими, но силой воли граф прогонял черные мысли, не позволяя им укрепиться ни на мгновение. Джейн где-то существует; это он чувствовал также ясно, как и торопливый стук собственного сердца.

Застонав от горя и разочарования, Филипп направился к выходу. Перед подъездом помедлил, решая, куда отправиться дальше. Медленно, словно старик, с трудом поднимая ноги, поплелся к экипажу и даже не услышал, как за спиной открылась дверь.

– Лорд Уэссингтон, минуточку, пожалуйста, – раздался голос Мег. Граф быстро повернулся. Надежда! Он уже много раз заходил в этот дом, чтобы узнать, нет ли вестей от Джейн, и до сих пор Мег не произнесла ни единого слова.

– В чем дело, Мег?

– Просто хотела сказать… хотела сказать, что очень сожалею о ваших неприятностях. – Мег спустилась по ступенькам. – Невыносимо видеть вас таким расстроенным. Могу я чем-нибудь помочь?

– Можете открыть секрет: куда она уехала?

– Не знаю, сэр. Честное слово, не знаю.

– Но ты же провела с Джейн столько времени. Куда она могла отправиться? Не может быть, чтобы она хотя бы не намекнула.

– Право, сэр, я и сама часто ломаю голову, но не могу придумать ровным счетом ничего. Если бы мы с Джоном хоть что-нибудь узнали, то и сами немедленно поехали бы к леди. Я так хочу помочь!

– Так пообещай же, что дашь мне знать, как только услышишь что-нибудь дельное.

– Честное слово, сэр. Если леди Джейн даст о себе знать, я тут же вам сообщу.

– Спасибо.

Не замечая ничего вокруг, Филипп поднялся в экипаж. Возница взял в руки поводья. Решение пришло внезапно. Надо ехать в контору Тамбертона.

Секретарь немедленно объявил о визите графа Роузвуда, и Филиппа тут же пригласили в кабинет. Адвокат перегнулся через стол и крепко пожал протянутую руку.

– Есть новости?

– Ни единого слова. А у вас? – Тамбертон покачал головой.

– Мне очень жаль, Филипп. А что говорит сыскное агентство?

– Молчит, – со вздохом признался Филипп. – Я даже снова послал человека в Портсмут, хотя и не верю, что они могли уехать туда.

– Не теряй надежды, Филипп. Рано или поздно все выяснится.

Филипп выглядел таким несчастным и разбитым, что адвокату захотелось подойти и сочувственно обнять беднягу. Однако на глазах клерков он не мог позволить себе подобную вольность.

Граф медленно, тяжело поднялся. В тридцать один год он ощущал себя дряхлым стариком.

– До свидания, сэр. Если что-нибудь узнаете, немедленно сообщите.

– Непременно.

Филипп вышел на улицу и удивился: солнце ярко светило, и день катился своим чередом, словно все вокруг оставалось в полном порядке. Но ведь в ту ужасную ноябрьскую ночь мир разрушился и жизнь полетела в пропасть. На следующий же день Уэссингтон вернулся в Лондон, однако Джейн и Эмили исчезли. Испарились. С собой они взяли лишь кое-какую одежду и немного денег. А Филиппу оставили короткую записку.

Граф опустил руку в карман и вынул письмо. Он давным-давно выучил его наизусть, но хотелось увидеть любимый почерк.

«Дорогой Филипп.

Покидаем тебя с величайшим сожалением. Мы с Эмили обсудили свое положение и решили, что остаться не можем. Ни в Лондоне, ни в Роузвуде. Мы обе никому не нужны. Никто нас не любил и не любит, и никому не приходит в голову о нас позаботиться. Так что, возможно, даже к лучшему, что в это отчаянное время мы останемся вдвоем и будем заботиться друг о друге.

Мне очень хотелось, чтобы отношения между нами сложились иначе. Боюсь, что полюбила тебя уже в самую первую нашу встречу, но, к сожалению, этой любви оказалось недостаточно. Сердце разбито! Иногда кажется, что оно может просто остановиться.

Надеюсь, тебе удастся найти то, что ты отчаянно ищешь всю жизнь и что ни я, ни Эмили так и не смогли тебе дать.

С любовью, Джейн».

– О, Джейн, где же ты? – прошептал Филипп и осторожно провел пальцем по строчкам, словно очертания букв могли подсказать, куда уехала любимая.

Дома графа встретили холодные, враждебные взгляды слуг. Никто из них не знал, почему леди так внезапно исчезла вместе с девочкой. Однако репутация лорда вовсе не исключала, что он вполне мог сотворить что-нибудь ужасное и оскорбить обеих. Филипп ни разу не пытался никого переубедить и ни разу ни перед кем не извинялся. Единственное, что имело для него значение, это мнение самой Джейн и ее отношение к случившемуся.

Войдя в кабинет, граф просмотрел стопку свежей корреспонденции. Первым попалось на глаза короткое, сухое сообщение Ричарда о состоянии дел в поместье. Управляющий был одним из тех немногих, кто знал, что именно произошло страшной ночью – возможно, со слов Грейвза. С тех пор сам тон обязательных регулярных отчетов ясно показывал, что ни о каком продолжении товарищеских отношений не может быть и речи.

Уэссингтон раздраженно отбросил письмо в сторону и бегло просмотрел остальную корреспонденцию. Самым последним оказался конверт, подписанный аккуратным женским почерком. Филипп с любопытством сломал печать и взглянул на ровные, по-ученически старательные строчки. Подпись гласила: «Элизабет Керью». Имя ни о чем не говорило, но граф все же начал читать:

«Лорд Уэссингтон.

Сомневаюсь, что вы меня помните, но я сопровождала Джейн во время ее визита в Лондон прошлой весной – тогда, когда состоялась помолвка. Недавно к нам приезжал ваш посыльный, который очень упорно пытался выяснить, где в настоящее время может находиться леди Уэссингтон. Думаю, мне удастся помочь в настойчивых поисках. Дело в том, что у Джейн есть маленький домик, который она унаследовала от матери много лет назад…»

От волнения сердце Филиппа едва не выскочило из груди. Вот это действительно нечто стоящее. Впервые за несколько месяцев безуспешных блужданий появилась пусть и тонкая, но вполне явственная нить.

Джейн помешивала суп. Попробовала и одобрительно кивнула:

– Очень даже неплохо.

Словно соглашаясь, младенец, так заметно увеличивший ее фигуру, ощутимо толкнул.

– И ты тоже так считаешь? – С рассеянной полуулыбкой Джейн слегка потерла то место, в которое только что угодила крошечная ножка. Малыш уже рвался из темноты материнского чрева на белый свет.

В последнее время Джейн полюбила работать на кухне и успела добиться заметных успехов. Приготовление даже самых незатейливых блюд дарило ощущение покоя и стабильности, уюта и домашнего тепла. Жаль, что раньше она никогда не занималась этим чудесным делом. Миссис Хиггинс обучила молодую госпожу основам домашнего хозяйства и поспешила к тяжело больной сестре. Так Джейн и Эмили и остались одни в маленьком уединенном домике на берегу моря, предоставленные самим себе и собственным заботам. Отъезд домоправительницы оказался лучшим из всего, что могло произойти.

Теперь дни были до отказа наполнены простыми житейскими занятиями: готовкой, уборкой, стиркой, шитьем. Бесконечные дела и постоянный физический труд заполняли все время и приносили здоровую усталость, так что на сожаления и размышления о правильности принятого решения не оставалось ни минуты.

Джейн и Эмили чувствовали себя вполне счастливыми – во всяком случае, настолько, насколько каждая из них верила в возможность счастья в тех условиях, в которых они оказались волей судьбы. И даже то обстоятельство, что после страшного события Эмили приходила в себя не так быстро, как хотелось бы, не играло особой роли. Дни текли словно бесконечная река. На полное выздоровление разума и души оставалось вполне достаточно времени. А если говорить о младенце, который должен был появиться на свет через пару недель, а может быть, и раньше, то его ждал любящий, согретый нежностью и заботой дом. Скорее всего этому ребенку предстояло расти в очень скромной обстановке, без особняков, слуг, собственных пони и дорогих нарядов, но зато каждый день жизни обещал принести ему счастье и ласковую заботу матери и старшей сестры.

Как всегда, мысль о том, что Филипп так и не узнает о рождении своего второго ребенка, наполнила душу сожалением и чувством вины. Джейн постаралась не думать о грустном. Что изменилось бы, если бы муж узнал о грядущем событии? Ему все равно ни до чего нет дела. Он отверг первую дочь, не чувствуя по отношению к ней ни симпатии, ни ответственности. И к этому ребенку холодный лорд отнесся бы точно так же.

В голове закружились терзающие безжалостной яркостью и откровенностью образы. Лондонский сезон был в полном разгаре: балы, приемы, театры, развлечения, женщины. Так много женщин… интересно, Маргарет все еще его постоянная любовница? А есть ли другие? Образы терзали душу и разбивали сердце. Джейн даже зажмурилась, всеми силами пытаясь прогнать жестокие видения.

Как мог Филипп вести себя настолько безжалостно и равнодушно? Как сама она могла оставаться такой наивной, слепой дурочкой? И как после всего, что произошло, можно до сих пор любить этого странного, ненадежного, непредсказуемого человека?

– Мутная вода, – раздражено пробормотала Джейн. – Хватит думать, хватит мучить себя.

Ребенок снова толкнул. Джейн глубоко вздохнула, медленно опустилась на стул возле небольшого кухонного стола и положила голову на руки. В эту минуту в дверь настойчиво постучали. Посетители появлялись редко, особенно в столь поздний час. Здесь, на морском берегу, соседей было мало, а деревня располагалась не близко. Стук повторился, однако Джейн не нашла в себе сил встать и подойти к двери.

– Эмили, будь добра, посмотри, кто там. Послышались быстрые шаги девочки, потом раздался скрип открывшейся двери, прозвучало короткое приветствие. От удивления и неожиданности Джейн едва не задохнулась.

– Здравствуй, папа. – Эмили бесстрастно смотрела на отца. В простой дорожной одежде он казался совсем иным: старше, серьезнее, печальнее.

– Здравствуй, Эмили. – Филипп с трудом проглотил застрявший в горле комок. Дочь так изменилась, что поначалу он даже не узнал ее. Взрослые, серьезные голубые глаза казались слишком большими на заострившемся бледном личике. Прекрасные темные волосы коротко острижены и зачесаны назад. В черной рубашке и черных штанишках Эмили выглядела словно худенький мальчик-подросток. Граф протянул было руку, чтобы погладить дочь по плечу, но Эмили тут же отстранилась.

– Эмили не выносит, когда к ней прикасаются, – объяснила подошедшая Джейн.

– Прости, Эмили, – пробормотал Филипп.

Такого он не ожидал. Черт возьми, ведь трагическое событие случилось несколько месяцев назад. Когда же Эмили придет в себя? Расстроившись, граф попытался начать разговор заново и перевел взгляд на Джейн.

Она выглядела невыразимо прекрасной. Стояла перед ним печальная, усталая, но со светящимся внутренней жизнью лицом, ясными изумрудными глазами, гладкой и нежной кожей. Граф хотел было протянуть к жене руку так же, как и к Эмили, однако мысль о том, что Джейн тоже может испуганно отшатнуться, казалась поистине невыносимой. Молча стоя перед дверью, Уэссингтон пытался вспомнить хотя бы некоторые из тщательно подобранных и отрепетированных слов, но ни одно из них почему-то не приходило на ум.

Не в силах вынести напряжение, Джейн первой нарушила молчание:

– Что ты здесь делаешь?

– А как ты думаешь?

– Понятия не имею.

– Приехал, чтобы забрать вас домой. – Эмили мгновенно вспылила:

– Я никуда не поеду! – Потом умоляюще взглянула на Джейн: – Он ведь не может нас заставить, правда?

Джейн не знала, что ответить.

– Иди в дом, милая. Мы с папой немного поговорим.

Эмили на секунду задумалась, но потом все-таки скользнула в глубину темного коридора, оставив Джейн наедине с незваным и нежданным гостем. Глубоко вздохнув, Филипп немного помолчал, а потом едва слышно произнес:

– Ты хоть когда-нибудь собиралась сообщить мне о ребенке?

– Не думала, что тебе будет интересно.

– Считаешь, что я не хочу ребенка? – Джейн пожала плечами.

– Не знаю, Филипп. Во всем, что касается твоих мыслей, чувств и поступков, я просто ничего не знаю и не понимаю.

– Но это мой ребенок. Возможно, мой сын…

– Почти уверена, что будет девочка. – Уэссингтон не смог скрыть раздражения.

– И, по-твоему, раз будет девочка, то, значит, все в порядке?

– У тебя уже есть одна девочка, которую ты даже знать не хочешь. Так что не вижу смысла вешать на твою совесть еще одну.

– Но я хотел и хочу ее. Я… – Не в силах обуздать нахлынувшие чувства, граф отвернулся и несколько секунд внимательно изучал дорогу. Лишь когда непрошеные слезы ушли, он снова смог разговаривать с женой спокойно и ровно. – Мне необходимо кое-что с тобой обсудить. Можно войти?

Филипп стоял у порога отчаянно одинокий и безнадежно несчастный. В душе Джейн материнский инстинкт вступил в безжалостную схватку со здравым смыслом. Так хотелось обнять это страдающее, потерянное существо, крепко прижать к себе и не отпускать до тех пор, пока из усталых глаз не исчезнет выражение утраты и боли. Нет, слабость к добру не приведет.

И в этот момент на помощь Филиппу пришла сама природа. Тяжелые серые тучи, которые весь день грозились пролиться дождем, наконец разверзлись и оросили землю холодными колючими струями.

– Неужели ты сможешь выгнать меня ночью, да еще в такую погоду?

– Увы, боюсь, что не смогу. – Джейн отступила, давая дорогу.

Филипп оглянулся, осматривая небольшую гостиную. Комната выглядела очень простой, но чистой и любовно ухоженной. Прилетевшие из кухни дразнящие запахи создавали домашнюю, уютную атмосферу. Однако камин не горел и в доме было холодно. Эмили одиноко сидела в углу на табуретке.

– Эмили, почему бы тебе не разыскать кого-нибудь из слуг и не попросить развести огонь?

– У нас нет слуг.

– Но кто же вам помогает? – Филипп удивленно повернулся к Джейн.

– Обычно здесь живет женщина, домоправительница, но ей пришлось отлучиться по неотложным семейным делам.

Уэссингтон выглядел настолько ошеломленным, что Джейн едва не рассмеялась.

– Право, Филипп, в этом нет ничего ужасного. Еще ни один человек на свете не умер оттого, что пришлось приготовить обед, убрать и постирать.

Граф растерянно провел рукой по волосам. Как же они обе должны ненавидеть его, чтобы предпочесть убогую жизнь в этом домишке комфорту и богатству дворца?

– Ну тогда я сам разведу огонь.

Рядом с камином лежала небольшая кучка мелкого хвороста, но дров видно не было.

– А где ваши дрова?

Эмили равнодушно пожала плечами.

– Дров нет. Закончились. – Филипп не сразу понял, о чем речь:

– Как закончились?

– Очень просто. Пока приходится жить без дров. Я очень плохо колю дрова, а Джейн последнее время и вообще не может держать топор. Так что мы немного подождем, а когда родится ребенок, снова пополним запас.

– Ах вот, значит, как? – Филипп отчаянно сжал руку жены. Пальцы оказались холодными и сплошь покрытыми жесткими мозолями. – Ты колешь дрова. Готовишь, стираешь и делаешь еще бог знает что – и это в твоем-то положении. Считаешь такое поведение разумным?

Джейн выдернула руку, стыдясь признаться самой себе в том, что даже простое прикосновение мужа оказалось удивительно приятным. Боже, почему же она так глупа? Неужели сама жизнь не учит уму-разуму?

– Ничего страшного. Я здорова и вполне в состоянии себя обслужить.

– Ты что, меня не слышишь? – Голос графа повышался по мере того, как росло нетерпение.

– Прекрасно слышу. Тебе нужен огонь. Сейчас ты его получишь.

Джейн шагнула к двери, собираясь ее открыть, но в это мгновение муж снова схватил ее за руку и остановил, повернув к себе лицом.

– Все, достаточно. Сейчас вы обе поедете домой вместе со мной. Сию же минуту. Эмили, отправляйся наверх и собери свои вещи.

– Я никуда не поеду, – почти шепотом упрямо заявила Эмили.

Джейн приняла свою обычную воинственную позу – с той лишь разницей, что сейчас скрестить руки на груди оказалось сложнее, чем обычно.

– Мало того, что ты ворвался сюда, так еще начинаешь нами командовать! Не смей!

– Неужели? Но я все-таки посмею. – Граф переключил внимание на дочку:

– Эмили, в последний раз тебе говорю: иди в свою комнату и собери вещи. Если ты этого не сделаешь, мы уедем без вещей.

Испуганный взгляд Эмили сразу смягчил Джейн.

– Мы не имеем права силой заставить Эмили вернуться в Лондон. К тому же, даже если бы я сама горела желанием отправиться с тобой, в моем положении это все равно невозможно.

Филипп беспомощно переводил взгляд с одной решительной женщины на другую. В этих удивительных, непредсказуемых красавицах заключался весь его мир, вся жизнь. Встреча приняла неожиданный оборот: такого развития событий он не мог даже представить. В уме рисовалась спокойная разумная беседа, за которой должны были последовать извинения, полное прощение и примирение. Ссора никому не нужна. Филипп так любил жену и дочь, что сердце едва не разрывалось на части. Однако они смотрели на него так, словно у лорда Уэссингтона совсем недавно выросла вторая голова.

– Что ж, пусть будет так. Если ты не в состоянии ехать, значит, мне придется остаться здесь до рождения ребенка.

Жена и дочь от удивления утратили дар речи.

– Из кухни доносятся удивительные запахи. Что у нас сегодня на ужин?

Глава 28

– Тебе нельзя здесь оставаться, – не сдавалась Джейн.

– Ну почему же? Очень даже можно. – Вспомнив, что с самого утра ничего не ел, Филипп жалобно посмотрел в сторону кухни. – Умираю с голоду. Скорее пойдемте ужинать.

Не дожидаясь, пока женщины придут в себя, граф вышел из комнаты. В кухне было тепло и уютно. Из кастрюли поднимался восхитительный пар, обещавший истинное блаженство. На столе стояли две глубокие тарелки. Филипп впервые в жизни попал на кухню, а потому даже не представлял, каким именно способом еда попадает в ту посуду, в которой оказывается на столе. Собираясь поднять кастрюлю и налить суп через край, он уже потянулся к ней, но в этот самый момент послышались шаги.

– Не трогай, горячо! – остановил раздраженный голос Джейн. – Я все сделаю сама. Лучше сядь, пока не обварился.

Филипп уселся на один из стульев и принялся с замиранием сердца наблюдать, как Эмили накрывает на стол, а Джейн заканчивает последние приготовления к ужину. Длинные тонкие пальцы ловко помешивали, резали, раскладывали – сразу чувствовалось, что в маленькой уютной кухоньке командует настоящая хозяйка. Простые, обыденные действия дарили душевный покой и умиротворение. Пища оказалась немудреной, но очень вкусной, суп, жаркое, свежий хлеб, молодая, только что принесенная с грядки зелень. Комнату наполнял восхитительный, дразнящий аромат. Первая же ложка показала, что Джейн – отменная повариха.

– Неужели ты сама все это приготовила? – удивился Филипп.

– Да, – быстро ответила Джейн, словно опасаясь критики.

– Невероятно вкусно.

Джейн помолчала, словно не расслышала оценки, но потом все-таки коротко поблагодарила:

– Спасибо.

Не проронив больше ни единого слова, Филипп быстро расправился с содержимым тарелки и попросил добавки. Джейн налила. Эта порция тоже моментально исчезла, за ней и третья. Филипп поглощал ужин с таким энтузиазмом, словно это занятие стало для него самым главным в жизни. А Джейн и Эмили едва притронулись к своим скромным порциям.

Граф не сводил глаз с жены. Она изо всех сил старалась сосредоточиться на еде, однако присутствие Филиппа гипнотизировало. Потребность посмотреть на мужа оказывалась непреодолимой, и всякий раз, как Джейн украдкой поднимала глаза, она встречала требовательный, прямой взгляд Филиппа. Глаза графа настойчиво требовали разговора, объяснения. Каких слов ожидал от нее этот полный неожиданностей человек?

Наконец Филипп прервал молчание. Заговорил он совсем негромко, и все же и Джейн, и Эмили вздрогнули, словно от внезапного крика Глядя на дочь, граф медленно, веско произнес:

– Думаю, вас обеих заинтересует новость, которую я услышал перед самым отъездом из Лондона.

Ответа не последовало. Уэссингтон ждал, но ни одна из слушательниц не реагировала. Опустив глаза, обе лишь рассеянно помешивали то, что давно пора было съесть.

Джейн не выдержала первой. Все еще не поднимая глаз, спросила:

– Так какая же новость?

– Фредерик Моррис мертв.

Едва услышав эти слова, леди Уэссингтон в упор посмотрела на мужа, словно пытаясь прочитать в его взгляде то, что не прозвучало вслух. Эмили же упорно продолжала изучать, из чего сварен суп, однако замерла и впервые за все время ужина прекратила бесконечное помешивание.

– Так что же с ним случилось? – наконец уточнила Джейн.

– Убит. Застрелен среди ночи в собственной постели. Пуля попала прямо в сердце.

– Как я рада, – едва слышно прошептала Эмили.

– Известно, кто это сделал?

– Нет. Но ходят слухи, что негодяй в конце концов нарвался на серьезную семью и на решительного человека.

Говоря это, Филипп так посмотрел в глаза Джейн, что уже те оставалось сомнений относительно силы его гнева.

– Так что больше он никому не причинит зла.

Джейн не спускала с мужа глаз. Твердость и решительность слов, прямота взгляда неопровержимо утверждали, что он сам убил Морриса. Наверное, при иных обстоятельствах, в другое время новость показалась бы страшной, шокирующей. Но только не сейчас. Немало ночей леди Уэссингтон провела, лежа без сна в одинокой постели и жалея о том, что сама не взяла в руки пистолет. Если Филипп сумел взять на себя суровую миссию отмщения, тем больше ему чести.

– Это лучшая новость, которую мне довелось услышать за долгое-долгое время, – призналась Джейн, а потом, удостоверившись, что Эмили по-прежнему смотрит в тарелку, добавила беззвучно, одними губами: – Спасибо.

Филипп молча кивнул в ответ.

Эмили, наконец, пошевелилась и, не поднимая глаз, тихо произнесла:

– Джейн, я почему-то очень устала и совсем не голодна. Можно мне сегодня не ужинать?

– Конечно, милая. Почему бы тебе не лечь пораньше?

– А ты скоро придешь?

– Очень скоро. Вот только немного наведу в кухне порядок и сразу поднимусь к тебе.

Эмили кивнула и встала. Хотя она и старалась казаться спокойной, дрожь выдавала отчаянное волнение.

– Пожелай папе спокойной ночи, – напомнила Джейн.

– Спокойной ночи, – выдавила из себя Эмили, не глядя на отца.

Джейн и Филипп сидели молча и вслушивались в удаляющиеся шаги девочки: вот она прошла через гостиную и начала подниматься по лестнице. В тихом маленьком доме гулко отдавался каждый шорох, так что они смогли уловить даже тот момент, когда Эмили вошла в спальню и начала готовиться ко сну. Лишь тогда супруги позволили себе заговорить.

– Она очень изменилась, – нарушил молчание Филипп. Джейн пожала плечами.

– Повзрослела.

Она встала и начала разбирать посуду. Тарелки постепенно перекочевали на кухонный стол, где уже ждала горячая вода.

– Давай помогу.

– Нет, спасибо. Работы всего на несколько минут.

Джейн постоянно ощущала на себе прямой, пронизывающий взгляд мужа. Его глаза неотступно следовали за каждым ее движением. Напряжение неуклонно росло – казалось, снять его можно только криком. Наконец она вымыла последнюю тарелку и поставила аккуратную стопку на полку.

Леди Уэссингтон повернулась лицом к супругу, она казалась совершенно спокойной. Даже взгляд не отражал невыносимой бури чувств, которая бушевала в душе. Голос зазвучал спокойно, ровно, дружелюбно:

– Если хочешь вымыться, в тазу горячая вода. Я пока погашу огонь в плите и задую лампы. Вот эта свеча поможет тебе подняться наверх.

– А где наша комната?

Подобной бесцеремонности Джейн не ожидала. Придумал тоже!

– Твоя комната в самом конце коридора, налево.

– А где спишь ты?

– Вместе с Эмили, по коридору направо.

– Но только не сегодня. Сегодня ляжешь со мной.

Иллюзия спокойствия, которую так старательно поддерживала Джейн, мгновенно разлетелась на мелкие кусочки. Если этот человек считает, что может вот так внезапно ворваться в ее жизнь и преспокойно, словно ничего не случилось, продолжить супружеские отношения, то он глубоко заблуждается.

– Я лягу вместе с Эмили, как всегда, – почти выкрикнула она. – Девочка до сих пор боится темноты и не может оставаться в комнате одна.

– Прости, Джейн, но, к сожалению, тебе не удастся меня переубедить.

– Как ты смеешь, негодяй! – не выдержав, взорвалась Джейн. – Как только у тебя хватает наглости явиться сюда и начать… начать…

В этот самый момент младенец, услышав или просто почувствовав крик матери, решил пнуть пяточкой посильнее. Сейчас пинок пришелся точно в ребро. Джейн даже застонала и согнулась.

Филипп мгновенно оказался рядом.

– Что случилось? Ребенок? Джейн прижала руку к животу.

– Нет… то есть да, – пробормотала она. – Толкается.

Граф взял жену за руку и осторожно усадил на стул.

– Успокойся, пожалуйста. Отдышись. – Джейн последовала совету.

– Вот так-то лучше. – Казалось, Уэссингтон уговаривает не столько ее, сколько себя самого. Он осторожно положил ладонь на живот и тут же был награжден еще одним отличным пинком. От неожиданности граф даже вздрогнул, глаза округлились. – Это он так толкается?

– Конечно.

Прикосновение казалось нежным, знакомым и долгожданным, а потому разум Джейн из последних сил сопротивлялся близости. Но Филипп выглядел настолько пораженным и счастливым, что трудно было отказать ему в возможности ощутить жизнь и движение собственного ребенка. Поэтому она взяла мужа за запястье и немного подвинула руку:

– И здесь тоже.

– Ой, это же нога! Крошечная ножка!

– Мне кажется, малышке уже надоело сидеть в темноте и тесноте. Готовится явиться на белый свет.

Словно подтверждая слова матери, ребенок снова толкнул, и Филипп светло улыбнулся.

– Судя по всему, характер заметен уже сейчас, как ты думаешь?

Они долго сидели в глубокой напряженной тишине, пока Филипп упоенно следил за разбушевавшимся младенцем. Наконец ребенок успокоился, и граф посмотрел жене в глаза, мечтая прочесть в них собственное будущее и будущее семьи.

– Мне так тебя не хватало, – прошептал он и, не в силах противостоять искушению, склонился, желая сократить и без того небольшое расстояние.

Взгляд, прикосновение, близость, само присутствие мужа завораживали, гипнотизировали. Тепло ладони, запах кожи. Даже после всего, что произошло, после всего, что натворил этот неудержимый, безрассудный человек, он оставался таким родным, любимым и желанным. И все-таки в самый последний момент, за мгновение до того, как губы мужа коснулись ее губ, Джейн отвернулась и твердо произнесла:

– Нет. Не могу.

– Можешь, – настойчиво возразил Филипп и уткнулся носом в щеку любимой. – Я очень скучал. Уверен, и ты тоже скучала.

– Нет-нет… – Джейн отодвинула стул. – Ошибаешься. Даже и не думала о тебе. – Встала и отошла к двери, радуясь, что Филипп не остановил. Обернуться Джейн не решалась: не хотелось встречаться с мужем взглядом. – Я отправляюсь спать. К Эмили, – добавила она на тот случай, если супруг все еще на что-то надеялся.

– Полежи с девочкой, пока она заснет, а потом приходи ко мне. Я буду ждать.

– Не приду. – Джейн поскорее вышла из комнаты и поспешила наверх.

Оказалось, что Эмили уже уснула. Во сне она выглядела совсем маленькой. Так хотелось наклониться и поцеловать малышку в лоб, однако Джейн сдержалась. Прикосновение может испугать, Вместо этого она легла рядом и попыталась устроиться поудобнее, что в нынешнем положении оказалось совсем не просто.

Сонным голосом Эмили пробормотала:

– Я так рада, что Моррис мертв.

– И я тоже.

– Теперь все будет гораздо лучше, я точно знаю.

– Конечно, милая.

– И мне больше нечего бояться.

– Это просто замечательно.

Эмили зевнула и надолго замолчала. Джейн уже решила, что девочка снова уснула, но та вдруг спросила:

– Думаешь, это папа его убил?

– Не знаю.

– Надеюсь, что так.

«И я тоже», – подумала Джейн, однако решила, что высказывать подобное предположение в присутствии Эмили нельзя.

– А папа может заставить нас вернуться домой?

– Не волнуйся об этом сейчас. Постарайся уснуть и как следует отдохнуть.

Глядя в потолок, Джейн вслушивалась в ровное, постепенно замедляющееся дыхание. Трудно сказать наверняка, что может произойти. Филипп – ее муж, отец Эмили, и это дает ему право делать с каждой из них все, что душе угодно. А если Джейн вдруг откажется возвращаться, Уэссингтон вполне может забрать обоих детей – и младенца и Эмили – и увезти их силой. Он имеет полное право развестись с непокорной супругой, оставить ее в полном одиночестве и даже не позволить встречаться с детьми. Встревоженный мозг отчетливо рисовал ужасную перспективу. Джейн представила все плохое, что может сотворить с ней Филипп, и на глаза сами собой навернулись слезы.

Она слышала каждое движение мужа. Вот он умылся, поднялся по лестнице, вошел в свою комнату, разделся и лег. Возможно, тоже лежит без сна, но только в полной уверенности, что, в конце концов, все получится именно так, как хочет он. Чем дольше Джейн думала о муже и его властных манерах, тем труднее становилось справиться с неумолимо растущим в душе гневом. Уже через несколько минут недавняя грусть сменилась откровенной, огненной яростью.

Как он смеет вмешиваться в их с Эмили жизнь, нарушать с болью обретенный покой!

Джейн сердито откинула одеяло и босиком, на цыпочках пошла по коридору. Впрочем, сейчас ее походку трудно было назвать легкой. Нарушитель спокойствия сидел в постели, опершись на подушки, по пояс голый, и листал книгу, которую нашел на ночном столике. Услышав шаги жены, Филипп тут же отложил чтение.

Зная привычку Уэссингтона спать обнаженным, Джейн запаниковала.

– Давай сразу договоримся: я не собираюсь спать с тобой.

Филипп изо всех сил пытался сохранить самообладание и внешнее спокойствие, хотя нервы едва выдерживали напряжение дня и ночи. Неизвестность, мучительные догадки относительно того, придет Джейн или нет, казались пыткой.

– Нет, ты будешь спать со мной. Отныне и впредь – каждый день до самого последнего вздоха. Больше я не намерен провести вдали от тебя ни единой ночи. – Филипп показал на кровать. – Иди скорее, а то мне холодно.

Судя по всему, этот человек ожидал немедленного повиновения! Джейн пришлось как следует откашляться, чтобы гнев не мешал высказать все, что накипело на душе:

– Подлец, негодяй! Грубый, бесчувственный, низкий, жестокий!

Словно не слыша, Филипп откинул голову на спинку кровати и сплел пальцы на затылке.

– Вижу, что ты не на шутку взволнована. Так почему бы не высказать все, что считаешь нужным?

– Высказать тебе? – почти прошипела Джейн. Спокойствие и равнодушие мужа лишь усиливали ярость. Очень хотелось начать топать ногами и кричать во весь голос, но разве можно доставить негодяю такую радость? – Ну что ж, пожалуй, я выскажу тебе все, что считаю нужным! Ты явился сюда без приглашения, начал жаловаться на неудобства той жизни, которую мы смогли для себя построить, заставил нас накормить тебя и устроить на ночь, принуждал немедленно вернуться в Лондон, а теперь требуешь, чтобы я легла с тобой в постель. Так вот, говорю тебе, что не потерплю такой наглости, просто не потерплю!

– И что же ты предлагаешь мне сделать, Джейн Уэссингтон? Оставить вас троих здесь, на произвол судьбы? Я с ума сходил от волнения, уже начал думать о худшем. Никогда не мог подумать, что ты способна на такой безрассудный поступок, как бегство. И теперь, когда я наконец-то всех вас разыскал, уже никогда и ни за что не отпущу от себя. Вы с Эмили поедете домой. Ты навсегда вернешься в мою постель. Так что приготовься к неизбежному. Учти, что от твоего отношения к происходящему во многом зависит способность Эмили найти свое место в жизни.

Джейн никогда и в голову не приходило, что Уэссингтон начнет поиски, а уж тем более что, в конце концов, все-таки сумеет отыскать отчаянных беглянок. Поэтому она никогда не считала нужным обдумать возможные варианты развития событий. Разумеется, он будет настаивать на возвращении семьи в Лондон или Роузвуд. Какой вариант, кроме полной и абсолютной покорности, может устроить этого человека?

Джейн безнадежно сложила руки и тяжело, почти ничего вокруг не замечая, опустилась на стул. Месяцы бесконечных переживаний и беспокойства, трудные дни, наполненные тревогой об Эмили, о еще не родившемся ребенке, страхом за Филиппа и горькой обидой на него, – весь тяжкий груз внезапно свалился на плечи. Из глаз потекли молчаливые беспомощные слезы. Боясь, что муж воспримет их как признание поражения, Джейн закрыла лицо руками.

– Чего ты от меня хочешь, Филипп?

– Хочу, чтобы законная супруга спала рядом со мной. Всегда. – Граф встал с кровати и опустился на колени. Сжав руки жены, он осторожно убрал их от лица. Непримиримая, гордая, упрямая, прекрасная воительница окончательно растаяла в слезах.

– Посмотри же на меня, Джейн.

– Ни за что. – Она отвернулась, пытаясь спрятать лицо, смущенная собственной непростительной слабостью.

Филипп осторожно погладил мокрую щеку. Ах, до чего же его любимая хороша и до чего несчастна!

– Неужели воспоминания о нашей любви настолько неприятны, что ты не хочешь даже думать о том, чтобы разделить со мной постель?

– Нет. То, что мне довелось познать с тобой, неповторимо и восхитительно. Великолепно. Грандиозно. Но ведь для тебя наша близость не значила ровным счетом ничего. Неужели ты относишься к тем животным, которые непременно сходятся с каждой встречной самкой? – Джейн обвела рукой комнату, словно тесная спальня вмещала неисчислимое множество женщин. – Ну и прекрасно. Отправляйся, поищи следующую. Уверена, что в деревенской таверне девушки встретят тебя с радостью. Любая почтет за счастье услужить блистательному графу Роузвуду.

– Но я не хочу девушку из таверны. Никого не хочу. Ты и только ты.

– Прекрати, пожалуйста, Филипп. Бесцеремонная ложь способна убить.

– Поверь, с тех самых пор как прошлым летом я приехал в Роузвуд, у меня не было ни единой женщины, кроме тебя.

Джейн невольно застонала и приложила руку к сердцу, словно оно вновь разбилось на кусочки.

– Только, пожалуйста, прекрати лицемерить. От этого становится еще хуже, еще противнее.

– Но я говорю чистую правду.

– Уж не хочешь ли ты, чтобы я поверила, будто все эти месяцы в Лондоне ты… ты… – Нужное слово никак не находилось.

– Воздерживался? Да, именно так оно и было. – Джейн удивленно вскинула голову:

– А как же Маргарет?

– Маргарет не значит для меня ровным счетом ничего. До несчастного вечера в доме герцога я не виделся с ней несколько месяцев. А уж после него и подавно.

– С какой стати я должна тебе верить? Филипп крепко сжал руки жены.

– Послушай, Джейн. Клянусь, что я отправился в комнату Маргарет с невинными помыслами и чистым сердцем. – Граф небрежно махнул рукой. – Все началось вполне безобидно, во всяком случае, с моей стороны. Она подошла ко мне в зале, а поскольку очень не хотелось разговаривать при целой сотне свидетелей, я решил подняться в ее комнату, чтобы побеседовать наедине и сказать, что между нами все кончено. Бесповоротно и навсегда.

– Интересный способ доказать женщине свое полное безразличие.

– Маргарет оказалась почти раздетой и определенно собиралась возобновить роман. Но я сам даже и не думал об этом. Ни единого мгновения.

– И все же я видела, как ты ее обнимал и целовал. Видела вас обоих…

– Я как раз сказал ей, что продолжение невозможно, так как я не хочу и не могу тебя обманывать. Однако Маргарет не пожелала поверить, что получила отставку, и бросилась мне на шею. Признаюсь, сцена оказалась ужасно безвкусной и пошлой. Ты как раз застала финальный эпизод. Почему-то мне кажется, что Маргарет увидела тебя и постаралась изобразить страстную любовную сцену. От этой особы можно ожидать любого коварства. – Уэссингтон обнял жену за плечи. – Клянусь, в тот злополучный вечер не произошло ровным счетом ничего серьезного.

Слова казались искренними, а сам граф выглядел несчастным и одиноким.

– Не знаю, Филипп. Ничего не понимаю. Совсем запуталась.

– Тогда позволь повторить то, о чем я сказал в тот вечер Маргарет, то, что привело ее в бурное волнение. Я люблю тебя, Джейн. Люблю всей душой и всем сердцем. Когда ты вошла в ту злополучную комнату, я как раз собирался уйти и отправиться к тебе, чтобы признаться в любви и постараться доказать глубину своего чувства. В тебе вся моя жизнь! Если не простишь и не примешь, мне конец. – Филипп обнял любимую и склонил голову. – Пожалуйста, сжалься, не прогоняй! Скажи, что готова простить!

Не в силах противостоять жалобным мольбам, Джейн ответила на объятие. Прижала к груди покаянную голову и принялась ласково гладить темные волосы. Многое так и осталось нерешенным, многое до сих пор терялось в неизвестности, однако самое веское, самое убедительное обстоятельство не подлежало сомнению: Филипп любит ее, и это главное. Он вовсе не тот человек, который способен произнести заветные слова впустую. Граф никогда не был идеальным мужем и вряд ли сможет им стать – у него масса слабостей и недостатков, – и все же он искренне любит ее.

Что же, оставалось решить лишь один вопрос. Джейн вздохнула:

– Тебе придется кое-что пообещать.

– С радостью.

– Обещай, что больше никогда не встретишься с Маргарет.

– Никогда и ни за что. Даю честное слово.

– Обещай, что никогда не разделишь постель с другой женщиной. Даже от мысли о возможной измене сердце разрывается на части. Поклянись.

– Это совсем не трудно.

Филипп слегка отстранился, чтобы смотреть любимой в глаза. Снова крепко сжал ее руки и медленно, торжественно произнес:

– Преклонив колени, всем сердцем клянусь, что отныне и впредь буду верным и преданным супругом прекрасной леди Джейн Уэссингтон. Поверь и прими.

– Ну что ж, раз так, я полностью тебя прощаю.

– Неужели это правда, любовь моя?

– Чистая правда. Я люблю тебя, Филипп, и это тоже чистая правда. Сама не знаю, почему и за что, но все же ничего не могу с собой поделать.

– О счастье! Возможна ли такая радость? Ты поистине прекрасна, Джейн! Такой красивой я еще никогда тебя не видел.

Позже, гораздо позже Джейн лежала рядом со спящим мужем и смотрела в любимое лицо. В голубоватом свете луны Филипп казался таким юным, беззащитным и прекрасным. Она нежно дотронулась до его щеки, провела рукой по волосам, по плечу, по груди. Она любила безмерно, безгранично, но вряд ли смогла бы объяснить свое чувство. Да и способен ли кто-нибудь проследить путь сердца?

Конечно, будущее таило немало трудностей: предстояло решить запутанные проблемы, обсудить спорные вопросы, уладить множество мелких и не очень мелких неурядиц. Но в минуты тихого блаженства обо всем этом думать не стоило.

Сейчас леди Уэссингтон лежала в постели возле любимого мужа и радовалась простому счастью понимания и близости. Ответы на все сложные вопросы можно будет найти и утром.

Джейн положила руку Филиппу на грудь: как ровно, спокойно бьется сердце! Так бывает только во время самого крепкого сна.

В это мгновение, словно услышав ее мысли, муж накрыл руку Джейн своей ладонью и сонным голосом, но абсолютно внятно прошептал:

– Обещай, что больше никогда меня не бросишь. Дай честное слово!

Он поднес пальцы жены к губам, нежно поцеловал и вновь погрузился в сладкий сон. Джейн ласково улыбнулась и тоже уснула.

Глава 29

Эмили лежала в своей постели, в спальне небольшого сельского домика, и смотрела в потолок. В соседней комнате о чем-то рассказывала на своем, пока еще никому не понятном, языке сестричка Мэри. Солнце еще не встало, но на востоке уже занималась заря. Мэри только что исполнилось пять часов от роду.

Джейн почувствовала приближение родов на следующее после приезда отца утро. Схватки продолжались два дня и почти две ночи. Полнолуние призвало к родам сразу нескольких женщин в округе, и поэтому повитуха успела прийти лишь к концу.

Папа ужасно нервничал и боялся, но она, Эмили, – ни капельки. Она точно знала, когда и что необходимо делать. Ее научила повитуха – на всякий случай: вдруг ребенок явится раньше, чем она сама? Так что, пока папа метался из угла в угол, стонал и охал, Эмили спокойно и методично приготовила все необходимое, помогла Джейн переодеться, заварила травы.

Через несколько часов отец все-таки успокоился и даже попытался поддержать Джейн. Когда же подоспела повитуха, все трое уже настолько втянулись в процесс, что едва заметили ее присутствие и помощь. Наконец на свет благополучно появилась крошечная девочка.

Джейн заплакала. Эмили заплакала. Отец тоже заплакал. Эмили до сих пор не могла справиться с впечатлением: сильный, смелый, властный, независимый лорд Уэссингтон рыдал перед всеми, словно малый ребенок. И постоянно повторял, как он их любит. Говорил громко, чтобы все слышали. Эмили никогда не забудет, как отец обнимал ее и целовал. Она позволила: ласки оказались искренними и сердечными. А в перерывах между слезами и объятиями отец говорил, что Эмили придется научить Мэри всему на свете, потому что она – старшая сестра, и для малышки это очень важно и необходимо – иметь такую замечательную взрослую сестру, которая все знает, все умеет и в любую минуту может о ней позаботиться.

На медленно бледнеющем небе сияла яркая звезда. Казалось, она светит прямо в окно. Эмили закрыла глаза и загадала желание: пусть всегда будет также замечательно, как сегодня.

Мэри снова зашевелилась. Джейн совсем недавно ее покормила, так что малышка не голодна. Эмили слышала, как папа вставал и брал кроху к себе в постель, а потом они с Джейн о чем-то тихонько шептались. Так почему же сейчас папа не встает? Наверное, и он, и уж тем более Джейн слишком устали и просто не слышат возню и кряхтение.

Повитуха сказала, что рождение Мэри далось Джейн очень тяжело, так что несколько дней ей придется провести в постели. Отцу эти два дня и полторы ночи тоже дорого стоили – за все время он не прилег ни разу, да и волнение не прошло даром. Глядя на него, можно было решить, что он сам подарил жизнь маленькой дочери. Эмили улыбнулась. Кто бы мог подумать, что ее суровый, сдержанный, серьезный папа внезапно проявит такую пылкость?

Едва слышно вздыхая от счастья, Эмили тихо встала с постели и на цыпочках прошла по коридору. Мэри лежала в своей маленькой колыбельке и таращила блестящие, словно чистые предрассветные звезды, глазенки. Сестры внимательно посмотрели друг на друга, и вдруг Эмили показалось, что она слышит то, что хочет сказать малышка:

«Возьми меня, пожалуйста. Мне так одиноко».

– И мне тоже, – шепнула в ответ Эмили. «Я боюсь темноты».

– И я тоже.

Отец и Джейн даже не пошевелились – они, должно быть, и не услышали, как Эмили тихо вынула сестренку из кроватки и отнесла к себе в комнату. Осторожно положила крохотный сверток на постель и уютно устроилась рядом. Глядя на очаровательную головку маленькой красивой девочки, нежно улыбнулась:

– Папа говорит, что я должна научить тебя всему на свете, – прошептала старшая сестра. – А на свете так много всего, что уже пора начинать уроки.

«Да, я хочу знать все, что знаешь ты».

Слова прозвучали так отчетливо, словно Мэри действительно произнесла их вслух. Эмили протянула малышке палец, и сестричка тут же крепко схватила его крохотной ручонкой.

Эмили смахнула с глаз слезы умиления.

– Давай начнем. Я расскажу тебе о папе и о Джейн. Расскажу о нашей семье…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Реклама на сайте